«Брачная ночь»

Софи Кинселла Брачная ночь

Sophie Kinsella

WEDDING NIGHT

© Sophie Kinsella, Mini Shopaholic 2012

© Гришечкин В., перевод на русский язык, 2013

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

Посвящается Сибилле

Пролог. Артур

Ох уж эта молодежь!

Суетливая, непоседливая, вечно спешащая, требующая немедленных ответов на свои вопросы… У некоторых и вовсе шило в одном месте. От этих надоед нет никакого спасения; они меня утомляют, и в то же время мне их жаль, бедняжек…

Никогда не возвращайтесь назад, говорю я им. Никогда!

Ваша юность навсегда осталась в прошлом, и там ей и следует быть. Все, что могло пригодиться вам на жизненном пути, вы забрали с собой.

Зачем оборачиваться назад?

Я твержу одно и то же вот уже двадцать лет, но разве меня кто-нибудь слушает? Как бы не так. Эти упрямцы лезут и лезут, в полной уверенности, что здесь их ждет зарытое невесть когда сокровище.

А вот, кстати, и еще один… Пыхтя и отдуваясь, он карабкается по тропе, ведущей на вершину утеса. На вид ему под сорок, и он довольно неплохо сохранился. Сразу видать, в юности был красавцем. Кто он? Политик? Крупный менеджер? Или даже известный актер? Впрочем, все равно…

Этого парня я не помню. Не помню его лица. Впрочем, это ничего не значит. В последнее время я порой и себя-то не сразу узнаю́, когда гляжу по утрам на свое отражение в зеркале. Взгляд пришельца блуждает по сторонам, пытливо вбирая все детали обстановки, потом останавливается на мне. Я сижу в кресле под своей любимой оливой и смотрю на него.

– Это вы – Артур?

– Виновен, ваша честь…

В свою очередь, я тоже окидываю его взглядом. Парень не из бедных: мой наметанный глаз сразу подмечает логотип известной – и дорогой – фирмы на темно-зеленой рубашке поло. Пожалуй, его можно раскрутить на хороший стаканчик скотча. Или даже на два…

– Не хотите ли промочить горло? – вежливо спрашиваю я. Всегда полезно с самого начала направить беседу в сторону бара.

– Я не хочу пить, – отвечает он. – Мне нужно узнать, что случилось когда-то…

Я с трудом подавляю зевок. Так я и думал! Ему нужно знать, что случилось… Очередной банковский менеджер, переживающий кризис среднего возраста, возвращается в места, где прошла его юность. «Оставь прошлое в покое!» – хочется сказать мне. Не буди его, не трогай, и пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Да, пусть мертвые хоронят своих мертвецов! Повернись лучше к своим сегодняшним проблемам, к своей нынешней, взрослой жизни, ибо того, что умерло, все равно не оживить.

Впрочем, вряд ли он мне поверит. Они никогда не верят.

– Ты хочешь знать, что случилось?.. – мягко переспрашиваю я. – Ты вырос – вот что случилось.

– Нет!.. – нетерпеливо перебивает он и вытирает вспотевший лоб. – Вы не понимаете. Мне нужно выяснить… Выслушайте меня!..

Он делает несколько шагов вперед. Он довольно высок, и на фоне солнца и света его фигура кажется огромной или, по крайней мере, внушительной. На его лице застыло выражение непреклонной решимости.

– Мне нужно узнать одну вещь, – снова говорит он. – Я не собирался вмешиваться, но обстоятельства сложились так, что я просто вынужден… Мне очень нужно знать, что произошло…

1. Лотти

Тремя неделями раньше…

Я купила ему обручальное кольцо. Скажете, зря? Скажете, я поступила глупо?

Но ведь это настоящее мужское кольцо – узкая полоска из белого золота с единственным небольшим бриллиантом. Продавец в магазине сказал, что это – именно то, что надо. К тому же если Ричарду не понравится бриллиант, он всегда может повернуть кольцо камнем внутрь.

Он может вообще не носить это кольцо, а хранить его, скажем, на ночном столике у изголовья кровати или еще где-нибудь.

А еще я могу спрятать это кольцо и никогда больше о нем не вспоминать. Честно говоря, с каждой минутой я все больше сомневаюсь, верно ли я поступила, когда купила для Ричарда эту безделушку. С другой стороны, мне казалось неправильным, что он ничего не получит. Мужчинам и без того нелегко приходится – чтобы сделать женщине предложение, они должны сначала подготовить почву, потом – выбрать подходящий момент, опуститься на колено и произнести Слова. К тому же им ведь тоже нужно покупать обручальное кольцо, тогда как от женщины требуется только сказать «да».

Или – «нет».

Интересно, спрашиваю я себя, сколько женщин говорит «да» в ответ на предложение руки и сердца, а сколько – «нет»? Я имею в виду – в процентах. Было бы любопытно это узнать. Я открываю рот, чтобы спросить, что думает по этому поводу Ричард, но успеваю вовремя прикусить язык.

Идиотка.

– Ты что-то хотела сказать? – Ричард вопросительно глядит на меня.

– Ничего. – Я улыбаюсь как можно шире. – Просто… здесь неплохое меню.

А кстати, он-то уже купил кольцо или нет? Меня, однако, это не особенно тревожит. С одной стороны – было бы очень романтично, если бы он преподнес его мне сегодня. С другой стороны – еще романтичнее было бы выбрать подходящее кольцо вместе.

И так хорошо, и эдак неплохо.

Я делаю крошечный глоток минеральной воды из бокала и с любовью смотрю на Ричарда. Мы сидим на веранде ресторана, за угловым столиком, над самой рекой. Это новый ресторан на Стрэнде, недалеко от «Савоя». Все здесь отделано черным и белым мрамором, на столах – подсвечники под старину, у обитых серой кожей стульев – мягкие спинки с пуговками. Все довольно элегантно и в меру скромно, без вычурной, показной роскоши. На мой взгляд, это место прекрасно подходит для романтического ланча вдвоем, во время которого мужчина намерен сделать своей избраннице предложение руки и сердца.

Я, как мне кажется, так же одета, как подобает женщине, которая вот-вот станет невестой. На мне – скромная белая блузка, юбка из набивного ситца и «несъезжающие» чулки – без резинок, с эластичным верхом. Я надела их специально на тот случай, если ближе к вечеру мы решим соответствующим образом скрепить нашу помолвку. Раньше я никогда не носила такие чулки. Впрочем, и предложений мне тоже еще никто не делал.

А вдруг Ричард забронировал для нас небольшой номер в «Савое», чтобы мы могли?..

Нет, вряд ли. Ричард не из таких. Он не мот и никогда не совершил бы столь экстравагантного поступка. Изысканный ланч вдвоем – сколько угодно, но номер в «Савое», за бешеные бабки – никогда. И я уважаю его за благоразумие. В конце концов, мы не дети, мы – взрослые люди, которым предстоит жить вместе еще очень долгое время. Я, во всяком случае, на это надеюсь.

Между тем Ричард заметно нервничает. Он то поправляет манжеты, то возится со своим мобильным телефоном, то принимается вертеть в руках бокал с минералкой. Заметив, что я за ним наблюдаю, он улыбается.

– Ну?.. – говорим мы одновременно.

Можно подумать, мы – два шпиона, которые обмениваются заранее оговоренными фразами, не имеющими видимого отношения к действительной теме разговора, хотя каждый понимает, что́ имеется в виду.

Я разглаживаю на коленях салфетку и ерзаю на стуле. Ожидание становится непереносимым. Почему бы ему не сказать наконец главное и не покончить со всем этим?!

Нет, не то чтобы «покончить»… Ведь это не прививка, не укол, когда нужно просто перетерпеть самое неприятное. Это нечто совсем другое. Первый шаг. Новая ступень. Начало новой, захватывающей жизни, в которой мы будем уже не по одиночке, а вместе. Рядом. Как команда. Как семья. Мы оба этого хотим. И ни один из нас не представляет себе жизни с кем-то другим, потому что мы любим друг друга. Я люблю Ричарда, а он любит меня.

Я чувствую, что впадаю в сентиментальность, но не могу ничего с собой поделать. Я безнадежна. Мечтательно-романтическое настроение владеет мною уже несколько дней – с тех самых пор, как я впервые поняла, что́ задумал Ричард.

Он довольно неловок, мой Ричард. В хорошем смысле слова, естественно. Зато он методичен и последователен: если уж он что-то решил, ничто не может сбить его с избранного пути. Еще он не любит ходить вокруг да около (и слава богу!), и не любит устраивать разного рода сюрпризы. Например, накануне моего предыдущего дня рождения он довольно долго и прозрачно намекал, что намерен подарить мне туристическую поездку, благодаря чему я сумела заранее собрать вещи, необходимые для короткого путешествия.

Впрочем, сюрприз все-таки получился, поскольку это оказался не обычный тур выходного дня по историческим окрестностям Лондона, а настоящее путешествие в Страуд, графство Глостершир, куда нужно было добираться на поезде. Билет посыльный доставил прямо мне на работу, поскольку в тот год мой день рождения выпал на середину рабочей недели. Поначалу я даже растерялась и не знала, что делать, но оказалось, что Ричард за моей спиной договорился с моим начальством, чтобы мне предоставили два отгула. Когда же я наконец приехала в Страуд, на вокзале меня ждала машина, которая в мгновение ока доставила меня в очаровательный коттедж в Котсуолде, где меня уже ждал Ричард, в камине горел настоящий огонь, а на полу была расстелена мягкая овечья шкура. Должна признаться честно, что секс на овечьей шкуре перед пылающим очагом – это что-то совершенно исключительное. И даже горячая искра, которая выскочила из камина и обожгла мне бедро, не смогла испортить настроение. В конце концов, что такое небольшой ожог по сравнению с полученным наслаждением?! Так, мелочь. Сущий пустяк.

И в этот раз, когда Ричард начал делать свои намеки, я сразу поняла, что́ он затевает, благо никакой особой тонкостью они не отличались. Ричард как будто расставлял на моем пути огромные дорожные указатели с надписью: «Внимание! В ближайшее время я намерен сделать тебе предложение!» – не заметить которые было невозможно. Начал он с того, что пригласил меня на этот ланч и при этом несколько раз назвал его особенным и важным. Потом он сказал, что намерен обсудить со мной один «очень серьезный» вопрос. При этом Ричард почти подмигнул (мне, разумеется, пришлось сделать вид, будто я ничего не понимаю), хотя на самом деле я сразу догадалась, к чему он клонит. Последние сомнения исчезли, когда он принялся в шутку допытываться, нравится ли мне фамилия Финч (это его фамилия, если что). Мне она, кстати, нравится. Это вовсе не значит, что мне не по душе быть Лотти Грейвени, просто я очень не прочь называться впредь миссис Лотти Финч.

Словом, я почти жалела, что Ричарду не хватило изобретательности и он так и не сумел сделать мне настоящий сюрприз. С другой стороны, я по крайней мере позаботилась о том, чтобы сделать к сегодняшнему знаменательному дню хороший маникюр.

– Ну, Лотти, что ты решила? – спрашивает Ричард с мягкой улыбкой, которая мне так нравится, и я чувствую, как внутри у меня все переворачивается. На мгновение мне даже кажется, что он уже сделал мне предложение, а я его почему-то прослушала.

– Гм-м… – Я опускаю взгляд, стараясь скрыть замешательство.

Разумеется, ответ может быть только один, и этот ответ – «да». Радостное и счастливое «да». Полное и безоговорочное согласие. Мне даже не верится, что мы с Ричардом дозрели до этой стадии наших отношений. До брака, я имею в виду… Мы вместе уже три года, и все это время я сознательно избегала темы брака – как, собственно, и любых других тем, которые могли навести его на мысль о семейной жизни (дети, дом, новый диван и прочее). Мы просто жили – и живем сейчас – в доме у Ричарда, но свою квартиру я сохранила. Многие считают нас парой, но на Рождество каждый из нас сам навещает своих родителей.

Такие вот отношения.

Примерно через год такой жизни, я убедилась, что нам хорошо вместе, что мы подходим друг другу, и главное – что я люблю Ричарда. Я видела его и в лучшие моменты (например, во время той самой деньрожденной поездки в Глостершир я нечаянно отдавила ему ногу, а он на меня даже не наорал), и в худшие (однажды по дороге в Норфолк у нас сломался навигатор, но Ричарду не хотелось спрашивать дорогу у прохожих, поэтому вместо двух часов мы ехали шесть). Несмотря на это, мне по-прежнему хочется быть с ним. Он – мой, и только мой, и я ни на кого его не променяю, хотя на первый взгляд в нем нет ничего особенного. Ричард нетороплив, сдержан, последователен и аккуратен. Иногда я уверена – он совсем меня не слушает, но это впечатление обманчиво: Ричард умеет так быстро переходить от кажущейся полудремы к самым активным действиям, что сразу становится ясно – он не пропустил ни одного слова. В такие моменты он напоминает мне льва, который нежится в теньке под деревом, но готов в любой момент вскочить и стремительно броситься на добычу, тогда как я больше похожа на газель, которая суетится и скачет, не зная ни секунды покоя. В этом отношении, кстати, мы тоже прекрасно дополняем друг друга. Мне видится в этом некий особый, заложенный природой, смысл. Не тот смысл, разумеется, что лев сожрет беспечную козочку, выплюнет кости, а потом отправится за новой жертвой, а другой – метафорический. Что-то насчет того, что, мол, противоположности притягиваются.

В общем, примерно два года назад я окончательно поняла, что Ричард и есть Тот Самый Мужчина. При этом я, однако, отлично знала, что может произойти, если я что-нибудь сделаю не так. Из личного опыта мне прекрасно известно, что само слово «брак» служит чем-то вроде катализатора, способного вызывать самые неожиданные реакции и влиять на отношения, причем главным образом это влияние почему-то оказывается крайне разрушительным и деструктивным. Взять хотя бы Джеми, моего первого более или менее постоянного бойфренда. Мы счастливо прожили вместе без малого четыре года, однако стоило мне оговориться (без всякого умысла!), что-де мои родители поженились как раз в нашем возрасте (мне тогда было двадцать три, а Джеми – двадцать шесть), как все сразу закончилось. Именно так и было, клянусь!.. Хватило одного, единственного, причем довольно невинного упоминания о браке, чтобы Джеми потерял контроль над собой и заявил, что нам придется расстаться. Почему «расстаться»? Почему «придется»? До этого момента у нас с Джеми все было в полном порядке, и вдруг все пошло прахом. Очевидно, мой бойфренд слишком боялся снова услышать слово «брак», боялся настолько, что предпочел больше никогда меня не видеть.

Довольно скоро я узнала, что он переехал жить к другой женщине, рыжеволосой красотке, которая, по-видимому, умела держать язык за зубами.

В отличие от меня.

Я, однако, почти не расстроилась, поскольку к этому времени уже вовсю встречалась с Шеймасом. Как ни странно, у него тоже были ярко-рыжие волосы и очень сексуальный ирландский акцент, который мне дико нравился. До сих пор не знаю, что с ним случилось. В течение года мы были безумно влюблены друг в дружку. Для нас не существовало ничего, кроме жаркого секса ночами напролет… пока однажды я не обнаружила, что вместо секса мы только и делаем, что спорим и бранимся. После этого наша страсть исчезла без следа за считаные дни, сменившись раздражением и усталостью. И то сказать: сколько можно обсуждать проблемы государственной важности, выясняя, куда мы идем и чего мы ждем от наших отношений? Каким-то чудом мы продержались еще месяцев шесть, однако теперь, когда я оглядываюсь назад, этот период моей жизни представляется мне одним сплошным темным пятном. То есть я абсолютно не помню, как мы жили, помню только, что все это время я была очень, очень несчастна.

Потом появился Джулиан. С ним мы были вместе что-то около двух лет, однако нашим отношениям с самого начала недоставало чего-то очень важного. Пожалуй, это были даже не полноценные отношения, а так – предварительная заготовка, зародыш, оказавшийся нежизнеспособным. Возможно, все дело было в том, что мы оба слишком много работали. Как раз в это время я перешла на работу в «Блейз фармасьютикл». Место оказалось очень неплохим, но поначалу мне пришлось долго доказывать свою полезность и незаменимость, разъезжая по всей стране. Что касалось Джулиана, то он пытался стать полноценным партнером в бухгалтерской фирме, в которой работал, и это отнимало у него слишком много сил, времени и эмоций. Я даже не могу сказать, что мы с ним «расстались». Скорее тут подошло бы слово «разошлись», как расходятся в океане вышедшие из порта корабли, когда каждый поворачивает в свою сторону. Впоследствии мы несколько раз встречались – уже просто как друзья, – но так и не выяснили, что случилось, как и не поняли, когда мы оба повернули не туда. Примерно год назад Джулиан предложил мне попробовать начать все заново и даже пригласил на свидание, но я сказала, что у меня уже есть другой мужчина и что я с ним счастлива.

Я имела в виду Ричарда. Мужчину, которого я люблю по-настоящему. Того самого мужчину, который сидит сейчас за столиком напротив меня, ощупывая в кармане аккуратную бархатную коробочку с кольцом (я, во всяком случае, очень на это надеюсь).

Что еще сказать о Ричарде? Он, бесспорно, красивее всех моих прошлых бойфрендов. Быть может, я пристрастна, но мне он кажется просто роскошным. Ричард много работает, он – рекламный аналитик, но работа для него – не главное. Он, конечно, не так богат, как Джулиан, но это не имеет особого значения. Ричард умеет шутить, а смеется так заразительно, что у меня сразу поднимается настроение, в каком бы состоянии я ни находилась. Однажды мы вместе ездили на пикник за город; там я сплела для него венок из ромашек и других цветов, и с тех пор он зовет меня Ромашкой. Да, порой он выходит из себя, когда общается с людьми, но я не вижу в этом ничего страшного. Никто из нас не идеален, правда? Главное, когда я вспоминаю историю наших отношений, эти три года не кажутся мне ни унылым темным пятном, как было с Шеймасом, ни пустым местом, как с Джулианом. Я как будто смотрю веселый музыкальный фильм, в котором есть все: голубое небо, яркое солнце, смех, улыбки, близость, счастье.

И вот теперь мы приближаемся к кульминации наших отношений. Впереди – я надеюсь – финальная сцена, в которой Ричард опускается на одно колено, набирает полную грудь воздуха и произносит…

Честно говоря, я даже немного за него волнуюсь. Мне ужасно хочется, чтобы все прошло гладко, как в кино. Мне очень хочется, чтобы впоследствии я могла бы сказать нашим детям, что снова влюбилась в их отца в тот день, когда он сделал мне предложение.

Да, я уверена, что у нас будут дети, собственный дом, своя жизнь…

Размышляя обо всем этом, я чувствую, как во мне что-то меняется. Я знаю, что нас, быть может, еще ждут трудности, но в глубине души я совершенно спокойна и готова к решительным переменам. Мне тридцать три года, и я абсолютно готова изменить собственную жизнь. До сих пор я старалась не думать о браке, о семейной жизни, и все мои подруги – тоже. Эта тема была для нас своеобразным табу – чем-то вроде полицейского ограждения вокруг места преступления, куда запрещен доступ посторонним. ВХОДА НЕТ! А кто пересечет запретную линию, тот накличет на себя несчастье и останется без парня…

Но сейчас я даже не думаю о подобной возможности. Я буквально ощущаю любовь – потоки любви, которые связывают нас накрепко, и мне хочется взять Ричарда за руки, хочется обнять и прижать к себе. Он просто замечательный! Самый милый и самый лучший! Как же мне повезло, что я его встретила. Лет через сорок, когда мы оба станем седыми и совсем, совсем старыми, мы, быть может, вместе пройдемся по Стрэнду, вспомним этот день и еще раз поблагодарим Бога за то, что он дал нам друг друга. В том, что это именно Он, у меня нет ни малейших сомнений, потому что как бы иначе мы нашли друг друга в мире, населенном одиночками – угрюмыми, не склонными к общению индивидуалистами? Любовь редка в нашем мире, слишком редка. И то, что мы обрели друг друга, – это самое настоящее чудо. Других слов я просто не нахожу.

Спасибо Тебе, Боже, за Ричарда!..

Я несколько раз моргаю, и Ричард, конечно, сразу замечает мои увлажнившиеся глаза.

– Лотти?.. – бормочет он. – Эй, Ромашка, что с тобой? Все в порядке?

Обычно я ничего не скрываю от Ричарда – ну, почти ничего, – однако сейчас мне кажется, что с моей стороны было бы неблагоразумно делиться с ним всеми своими мыслями. Моя старшая сестра Флисс утверждает, что мои мысли похожи на голливудские сентиментальные киношки и что мне надо иметь в виду: посторонние люди далеко не всегда слышат жизнеутверждающее скрипичное крещендо, сопровождающее счастливый финал, тогда как для меня эта музыка совершенно очевидна.

– Извини… – Я быстро смахиваю с глаз непрошеные слезинки. – Все в порядке, просто… Просто мне не хочется, чтобы ты уезжал.

Ричард уезжает завтра. Он летит в Сан-Франциско в командировку и будет отсутствовать почти три месяца. Что ж, могло быть и хуже, и все равно – мне будет ужасно его не хватать. По правде говоря, сейчас меня поддерживает только одно: пока его не будет, мне придется готовиться к свадьбе, а значит, тосковать будет особенно некогда.

– Только не плачь, милая! – утешает меня Ричард. – Я этого не выдержу. – Он наклоняется вперед и берет меня за руку. – Мы будем каждый день разговаривать по скайпу, о’кей?

– Я знаю. – Я слегка пожимаю его пальцы. – Знаю. Конечно, мы будем разговаривать каждый день, и все равно…

– Только не забывай, если ты звонишь мне в офис, тебя могут услышать окружающие… – Ричард слегка улыбается. – В том числе и мой непосредственный начальник.

Его лицо остается серьезным, но глаза слегка поблескивают, и я понимаю, что он меня дразнит. Когда в прошлый раз Ричард уезжал по делам, мы часто разговаривали по скайпу, и я попыталась дать ему несколько советов: как обращаться с его кошмарным боссом. К сожалению, я не учла, что Ричард работает в офисе открытой планировки и упомянутый начальник мог каждую минуту пройти мимо (к счастью, этого не произошло, и никто не пострадал).

– Спасибо за напоминание. – Я хладнокровно улыбаюсь и слегка пожимаю плечами.

– Кроме того, – добавляет Ричард, – мои коллеги смогут тебя увидеть, так что, пожалуйста, не забудь надеть хоть что-нибудь, когда будешь мне звонить. О’кей?

– О’кей, – соглашаюсь я. – На мне будут прозрачные трусики и такой же лифчик. Надеюсь, этого достаточно, чтобы соблюсти видимость приличий?

Ричард улыбается и крепче сжимает мою руку.

– Я очень люблю тебя, Лотти. – Его голос звучит негромко, но очень нежно и тепло, и я думаю о том, что мне не надоест слышать эти слова даже через сто лет.

– Я тоже, – говорю я и киваю.

– Честно говоря, Лотти… – Он слегка откашливается. – Я хотел кое о чем тебя спросить…

Я степенно киваю, хотя внутри у меня бушует настоящий ураган. Мне кажется – еще немного, и я просто взорвусь! Однако мне удается сохранить на лице выражение спокойной заинтересованности, хотя переполняющее меня торжество каждую секунду готово вырваться наружу. «Вот оно! – думаю я. – Наконец-то!.. Эта минута изменит всю мою жизнь. Соберись, Лотти Грейвени. Соберись и наслаждайся моментом, потому что такое бывает нечасто… Черт, а это еще что такое?!!»

Я опускаю глаза и с ужасом разглядываю свои ноги. Чулки с эластичным верхом, несомненно, изобрел заклятый женоненавистник, и сейчас я от души желаю, чтобы он провалился в ад. Один чулок все-таки съехал, и дополнительное крепление – длинная широкая «липучка» – болтается где-то в районе колена.

Кто б сомневался – общее впечатление ужасное, и я понимаю, что не должна выслушивать предложение руки и сердца в таком виде. В противном случае я всю жизнь буду вспоминать, как в столь ответственный и важный момент меня подвели чулки…

– Извини, Ричард, – перебиваю я. – Подожди секундочку, ладно?

Я наклоняюсь и пытаюсь подтянуть чулок, но тонкий нейлон ползет и рвется под моими пальцами. Только этого не хватало!.. Кто бы мог подумать, что некачественные чулочно-носочные изделия способны отравить столь важные для меня мгновения?! Надо было идти в ресторан с голыми ногами – так, по крайней мере, я ничем не рисковала.

– Что случилось, Ромашка?

Я выныриваю из-под стола и вижу, что Ричард глядит на меня вопросительно и немного встревоженно.

– Ничего, просто мне срочно нужно в дамскую комнату, – бормочу я. – Извини. Извини меня, ладно? Ты можешь капельку подождать?

– Могу, но… Что все-таки стряслось? Тебе нехорошо?

– Все в порядке, просто… – Я чувствую, что краснею. – Небольшая техническая проблема. Ты не мог бы отвернуться – я не хочу, чтобы ты это видел…

Ричард послушно отворачивается. Я отодвигаю стул, встаю и быстро ковыляю к дверям туалета, стараясь не обращать внимания на устремленные к моим ногам взгляды других посетителей. Скрывать что-либо бессмысленно, да мне бы это и не удалось. Сползший, да к тому же «побежавший» чулок не спрячешь.

Ворвавшись в туалет, я сбрасываю туфлю, сдираю с ноги злосчастный чулок и на мгновение замираю, глядя на свое отражение в зеркале. Мне не верится, что я только что поставила на паузу свою жизнь, точнее – самое главное событие в своей жизни.

Мне и в самом деле кажется, что я сумела ненадолго остановить время. Как будто мы в фантастическом фильме, и я – свихнувшийся профессор, который открыл способ, с помощью которого можно заставить окружающих жить как бы в замедленной съемке. Во всяком случае, теперь у меня появилась возможность подумать: хочу ли я выходить замуж за Ричарда?..

Впрочем, на самом деле думать мне вовсе не нужно, потому что я хорошо знаю ответ на свой вопрос.

Да. Конечно, хочу.

Молодая блондинка, волосы которой подвязаны широкой, расшитой бисером лентой, поворачивается и удивленно глядит на меня. В руке у нее контур для губ. Наверное, я действительно выгляжу странно – в руке драный чулок и туфля, неподвижный взгляд устремлен в зеркало.

– Мусорка вон там, – говорит блондинка, кивком головы показывая в угол комнаты. – С тобой все в порядке?

– Да. Спасибо. Все в порядке, – отвечаю я, с трудом выходя из транса. В следующее мгновение мною овладевает непреодолимое желание поделиться важностью момента хоть с кем-нибудь.

– Просто мой бойфренд собирается сделать мне предложение, – добавляю я и перевожу дух.

– Нет, правда? В самом деле?! – Теперь уже все женщины, которые красятся перед зеркалом, глядят на меня.

– Собирается сделать тебе предложение? Откуда ты знаешь? – Рыжеволосая худая девушка в розовом сосредоточенно хмурит брови, глядя на меня в упор. – Он уже начал или… Что он сказал?

– Он почти начал, но у меня некстати сполз чулок, – объясняю я. – Вот я и попросила его подождать.

– Подожда-ать? – недоверчиво переспрашивает кто-то.

– Я бы на твоем месте поскорее вернулась, – говорит рыжая, строго глядя на меня. – Не то он, чего доброго, передумает. Нельзя давать им ни единого шанса.

– Как это интересно! – ахает блондинка. – А можно нам посмотреть? Я бы хотела заснять вас на мобильный телефон. Ты не против?

– Мы могли бы разместить этот ролик на Ютубе, – поддакивает ее подруга. – А статистов твой приятель нанял? Ну, для массовки, чтобы получился настоящий флешмоб?..

– Не знаю. Вряд ли. – Я пожимаю плечами. Такая возможность мне в голову не приходила.

– Эй, кто-нибудь знает, как работает эта штука? – перебивает нас пожилая женщина с серебристо-стальными седыми волосами, уложенными в аккуратную прическу. Она сердито машет руками под соплом автоматического дозатора жидкого мыла, но тщетно.

– Хотела бы я знать, какой дурак придумал эти машины?! – негодует она. – Не проще ли было положить сюда кусок старого доброго мыла?

– Вы неправильно делаете, тетя Ди, – произносит рыжая примирительным тоном. – Надо вот так… Не подносите руки слишком близко, иначе датчик не сработает.

Я снимаю вторую туфлю и второй чулок и, раз я все равно в дамской комнате, тянусь к флакончику с бальзамом для рук. Мне не хочется, чтобы много лет спустя, вспоминая сегодняшний день, я сожалела о том, что в столь ответственный и романтический момент мои ноги напоминали «цыплячью кожу».

Потом я достаю мобильный телефон. Я просто обязана поделиться новостями с Флисс.

«Он вот-вот это сделает!» – быстро набираю я.

Секунду спустя приходит ответ.

«Ты что, попросила его подождать, пока ты пошлешь мне эсэмэс?»

«Я сейчас в туалете. Предвкушаю и наслаждаюсь».

«Потрясающе. Вы буд. отличн. парой. Поцелуй его от меня».

«Обязат. Поговорим позже».

– Который из них твой? – спрашивает блондинка, когда я убираю телефон. – Мне ужасно хочется взглянуть на него хоть одним глазком!

Она быстро выходит из туалета и через несколько секунд возвращается.

– Кажется, я его видела. Это тот брюнет за угловым столиком, да? Да он у тебя просто красавец! Э-э, постой, у тебя тушь размазалась!.. – Она протягивает мне специальный карандаш для снятия макияжа. – Вот, приведи себя быстренько в порядок и иди!

Я благодарно улыбаюсь и начинаю стирать крошечные черные точечки под глазами. Мои волнистые темно-каштановые волосы собраны на макушке узлом, и мне вдруг хочется распустить их по плечам. В конце концов, мне не каждый день делают предложения, и ради такого момента…

Но – нет. Это будет, пожалуй, чересчур эффектно. Во всем важна мера, думаю я, и все же высвобождаю несколько локонов, чтобы они обрамляли мое лицо. Одновременно я оценивающе разглядываю себя в зеркале. Помада у меня светло-красная, приятного кораллового оттенка; легкие серебристо-серые тени для век прекрасно сочетаются с голубыми глазами, а румяна… Вот румяна немного бледноваты, но я решаю не накладывать новый слой: от волнения я наверняка порозовею, так что, пожалуй, все и без румян будет в порядке.

– Как бы мне хотелось, чтобы мой бойфренд тоже сделал мне предложение! – завистливо вздыхает длинноволосая девушка, одетая в черное. – Что для этого нужно делать, ты не знаешь? Может, есть какой-то секрет?..

– Понятия не имею… – Я пожимаю плечами, хотя мне ужасно хочется чем-то помочь. – Быть может, все дело в том, что мы уже прожили вместе некоторое время и убедились, что подходим друг другу. И что любим друг друга, конечно…

– Но у меня с моим бойфрендом такая же история! – говорит девушка в черном. – Мы давно живем вместе, у нас отличный секс… и все остальное тоже в порядке, но…

– Только не вздумай на него давить, – советует блондинка. – Они этого страсть как не любят!

– Ну, иногда я ему намекаю… Не чаще одного раза в год! – У девушки в черном делается несчастное лицо. – Но он сразу начинает нервничать, раздражаться, и никакого разговора, конечно, не получается. Что же мне делать? Съехать от него? Но ведь мы уже шесть лет вместе, и…

– Шесть лет?! – Пожилая женщина, которая сушит руки под электрополотенцем, поворачивается в нашу сторону. – Да ты с ума сошла, милочка! – добавляет она, и девушка в черном краснеет.

– Ничего я не сошла! – возражает она. – И потом… вас это не касается. Это был… частный разговор.

– Частный разговор?! – Пожилая леди презрительно фыркает, коротким жестом обводя комнату. – В общественном туалете, где всем все прекрасно слышно?

– Тетушка Ди! – Рыжая девушка выглядит смущенной. – Прошу вас…

– Не затыкай мне рот, Эми!.. – снова фыркает пожилая леди, сердито глядя на девушку в черном. – Пора бы вам уже знать: мужчины – все равно что хищники в джунглях. Когда им удается поймать добычу, они сжирают ее без остатка, а потом дрыхнут, довольные. Ну а ты преподнесла себя своему хищнику на блюдечке с голубой каемочкой. Что, скажешь, не так?

– Ну, у нас не все так просто, – неуверенно возражает девушка в черном.

– В мое время мужчины женились, потому что хотели секса. И это было достаточной мотивацией. – Пожилая леди издает короткий, презрительный смешок. – А у вас все шиворот-навыворот. Вы живете с ними, спите с ними – и после этого вы хотите, чтобы они на вас женились? – Она берет в руки сумочку. – Идем, Эми. Что ты застыла как парализованная?

Эми взглядом просит у нас прощения и выходит из дамской комнаты следом за своей воинственной тетушкой. Мы многозначительно переглядываемся. Она просто психованная, эта тетя Ди!

– Не переживай, – говорю я и пожимаю руку девушке в черном. – Я уверена, у тебя тоже все получится.

На самом деле мне просто хочется поделиться с ней своей радостью – и не только с ней. Мне хочется, чтобы всем девушкам повезло так, как повезло мне с Ричардом! Я нашла человека, который мне подходит, и знаю это.

– Д-да, я тоже так думаю. – Длинноволосая девушка в черном с видимым усилием берет себя в руки. – Будем надеяться… В общем, я желаю тебе всего-всего!.. Ну, ты понимаешь.

– Спасибо. – Я возвращаю блондинке карандаш. – Ну, я пошла. Держите за меня пальцы крестиком.

Я выхожу из дамской комнаты и окидываю взглядом переполненный зал. Такое ощущение, что я только что нажала клавишу «воспроизведение». Ричард, во всяком случае, сидит практически в той же позе, в какой я его оставила. Он даже не возится со своим телефоном, проверяя сообщения, – должно быть, он, как и я, проникся важностью момента.

Самого важного момента в наших жизнях.

– Извини, пожалуйста, – говорю я, снова усаживаясь на свое место и одаряя его самой очаровательной и нежной улыбкой. – Так на чем мы остановились?..

Ричард улыбается в ответ, но я сразу вижу, что он несколько утратил свой пыл. Похоже, его не помешает немного подбодрить, привести в нужную кондицию.

– Сегодня совершенно особенный день, правда?.. – говорю я. – Необычный. Ты согласен?

– Конечно. – Он кивает.

– И место ты выбрал очень приятное, – я обвожу рукой зал. – Самое подходящее место для… для важного разговора.

Я кладу руки на стол, и Ричард, как я и ожидала, берет их в свои. Вот он набирает полную грудь воздуха и слегка сдвигает брови.

– Вообще-то, Лотти, я действительно хотел кое о чем тебя спросить…

Наши взгляды встречаются, и я вижу, как у него слегка подергивается веко. Это, конечно, от волнения, от чего же еще?

– Наверное, это не станет для тебя слишком большой неожиданностью, но…

Вот оно, думаю я. Ну же, ну?!..

– Что? – спрашиваю я, едва не срываясь на писк. Я, разумеется, тоже волнуюсь.

– Хлеба не желаете?

Ричард вздрагивает от неожиданности, я тоже вскидываю взгляд. Это официант. Он подошел совершенно бесшумно, и ни я, ни Ричард его не заметили. Не успела я вздохнуть, как Ричард уже выпустил мои руки. Он выбирает хлеб, спрашивает, есть ли серый, из пресного теста, а мне хочется наподдать корзинку так, чтобы куски полетели во все стороны. Неужели официант не видит, что здесь люди заняты важным разговором? Разве их не учат не мешать, когда человек вот-вот сделает предложение своей возлюбленной?!

Я вижу, что Ричард тоже слегка растерялся и отвлекся. Нет, это не официант, а просто идиот какой-то! Да как он только посмел испортить нам с Ричардом самые важные в нашей жизни минуты?!

– Итак, – ласково говорю я, как только официант удаляется. – Ты хотел меня о чем-то спросить.

– Я… Д-да… – Ричард снова сосредотачивается на мне, но уже в следующее мгновение выражение его лица снова меняется. Я оборачиваюсь и вижу, что к нам приближается еще один чертов официант. Что ж, будем справедливы: в хорошем ресторане чего-то подобного и следовало ожидать.

Мы оба выбираем какие-то блюда – лично я почти не соображаю, что́ заказываю, – и официант исчезает. Мне жаль Ричарда: ну как можно делать предложение в таких невыносимых условиях?! Просто удивительно, что мужчины вообще с этим как-то справляются…

Я не выдерживаю и говорю с кривоватой улыбкой:

– Сегодня явно не твой день.

– Не мой, – соглашается Ричард.

– Сейчас должен подойти сомелье[1], – замечаю я.

– Это не ресторан, а проходной двор какой-то! – сетует Ричард, с мученическим видом закатывая глаза, и я согласно киваю, чувствуя себя полноправной участницей тайного союза, направленного против всех официантов в мире. Союза, который состоит из меня и Ричарда. Мы уже вместе – а раз так, не имеет особого значения, как и когда он сделает мне предложение. Пусть это будет не самый торжественный, специально подготовленный момент, пусть!.. Главное, он это сделает, и наша жизнь сразу изменится.

– Может, закажем шампанского? – предлагает Ричард, и я, не сдержавшись, многозначительно улыбаюсь.

– А тебе не кажется, что это будет, гм-м… несколько преждевременно?

– Даже не знаю… – Он слегка приподнимает брови. – Как скажешь…

Скрытый смысл этих слов настолько очевиден, что мне хочется то ли рассмеяться, то ли просто обнять его покрепче.

– В таком случае… – Я делаю паузу, намеренно оттягивая сладостный момент. – В таком случае я говорю – «да»! Да, да, да!..

Лоб Ричарда слегка разглаживается. Я отчетливо вижу, как напряжение отпускает его, как расслабляются мышцы. Неужели он действительно думал, что я могу сказать «нет»? Впрочем, Ричард – он такой. Скромный, непритязательный и очень, очень милый.

О боже!.. Мы все-таки поженимся!

– Да, – повторяю я еще раз, специально для него. – Можешь не сомневаться, я говорю это совершенно искренне. Для меня это очень много значит и… – Тут мой голос начинает дрожать от волнения. – Просто не знаю, что тут еще сказать…

Он снова пожимает мне пальцы. Мы как будто разговариваем с помощью легких пожатий, взглядов, кивков. Это наш тайный код, и мне становится немного жаль другие пары, которым приходится проговаривать вслух даже самые важные вещи. У них просто нет такого тесного душевного контакта, как у нас!

Некоторое время мы блаженно молчим. Я буквально физически ощущаю, как счастье обволакивает нас, точно облако, и я хочу, чтобы оно никогда нас не покидало. Мысленным взором я проникаю в наше будущее и вижу: вот мы красим стены собственного коттеджа, вот идем по парку с коляской, а вот – украшаем с нашими детьми елку к Рождеству… Наверное, на праздник к нам захотят приехать его родители, и я совершенно не против: родители Ричарда мне нравятся. Быть может, первое, что мы сделаем, когда он наконец произнесет заветные слова, – поедем к его матери в Суссекс. Я уверена: миссис Финч будет рада помочь нам подготовиться к свадьбе. Моя сестра, разумеется, тоже меня не бросит, но родня Ричарда – это совсем другое.

Сколько возможностей, сколько планов на будущее! У нас будет целая жизнь, чтобы их осуществить.

– Ты рад? – спрашиваю я, нежно гладя его по руке. – Счастлив?

– Очень, – кивает он, тоже лаская мои пальцы.

– Я давно об этом думала, – признаю́сь я и вздыхаю с крайне довольным видом. – Но мне и в голову не могло прийти, что… Наверное, такие вещи – всегда неожиданность, правда? Никогда не знаешь заранее, как все будет… и что ты при этом будешь чувствовать.

– Я тебя хорошо понимаю, – Ричард снова кивает.

– Я, наверное, никогда не забуду сегодняшний день, этот зал и тебя… то, как ты сейчас выглядишь, – добавляю я и сильнее сжимаю его руку.

– Я тоже, – просто отвечает он.

Что мне нравится в Ричарде, так это то, как много он может выразить одним-единственным взглядом или легким движением головы. На самом деле ему вовсе не нужно много говорить – все, что он думает или хочет сказать, я с легкостью читаю по его глазам.

Краешком глаза я замечаю девушку в черном, которая наблюдает за нами с противоположного конца зала, и улыбаюсь ей чуть заметно. В моей улыбке нет ни капли торжества, потому что с моей стороны это было бы просто бесчувственно. Нет, я улыбаюсь ей скромной, благодарной улыбкой человека, которому негаданно привалило счастье.

– Сэр? Мадам? Какое вино желаете? – К нашему столику подходит сомелье, и я улыбаюсь и ему тоже.

– Думаю, мы выпьем шампанского.

– Absolument[2], – официант улыбается в ответ. – Какое именно? Есть фирменное шампанское, есть очень хороший «Рюинар» для особых случаев.

– Думаю, «Рюинар» – это то, что надо, – я просто не могу упустить возможности поделиться своей радостью с окружающими. – У нас сегодня совершенно особенный день. Ричард только что сделал мне предложение. Мы помолвлены! – с формальной точки зрения Ричард ничего такого не говорил, но кого интересуют формальности?

– Félicitation[3], мадам, – сомелье снова улыбается. – Сэр… тысяча поздравлений.

Мы оба поворачиваемся к Ричарду, но у него какое-то странное выражение лица, словно он еще до конца не понял, в чем дело. Во всяком случае, на меня он уставился так, словно увидел привидение. Что с ним? Почему он так напуган?

– Ч-что?.. – Его голос звучит сдавленно и глухо. – К-какое п-предложение?

Я вдруг понимаю, почему он так расстроился. Ну конечно! Я, как всегда, поспешила и все испортила.

– Прости, Ричард, прости меня, пожалуйста, – быстро говорю я. – Ты, наверное, хотел сначала сказать своим родным? – Я быстро пожимаю его руку. – Я тебя понимаю. Мы больше никому, никому не скажем. Обещаю!

– Не скажем – что? – Он глядит на меня с еще бо́льшим недоумением. – Лотти, мы вовсе не… не помолвлены!

– Но… – Я удивленно таращусь на него. – Как – не помолвлены? Но ведь ты только что сделал мне предложение, разве не так? И я сказала «да».

– Нет. Никакого предложения я тебе не делал, – он отнимает руку и, кажется, даже слегка отодвигается от стола.

О’кей, думаю я, один из нас сошел с ума. Сомелье тактично удаляется, и я замечаю, как он перехватывает официанта с хлебной корзинкой, который как раз направляется в нашу сторону.

Тем временем Ричард немного приходит в себя.

– Извини, Лотти, – бормочет он, запуская себе в волосы обе руки, – но я понятия не имею, о чем ты толкуешь. Я не имел в виду никакой помолвки. Ничего такого!..

– Но… я отлично помню, как все было. Ты предложил заказать шампанское, но сначала ты хотел узнать, что́ я отвечу. И я сказала «да». О, Ричард, это было так красиво! Ты не сказал ничего прямо, но я и так все поняла.

Я смотрю на него, и мне ужасно хочется, чтобы он кивнул. Мне хочется, чтобы он почувствовал то же, что чувствую я, но Ричард продолжает растерянно таращиться на меня, и я вдруг ощущаю беспричинный страх.

– Ты… ты не это имел в виду? – переспрашиваю я вмиг пересохшим горлом. Мне не верится, что все происходит на самом деле. – Ты не собирался… не собирался делать мне предложение?

– Я ничего такого не говорил, – твердо отвечает он. – И я абсолютно в этом уверен. Ты просто неправильно меня поняла!

Неужели нельзя было сказать это потише, думаю я с досадой. На нас начинают оборачиваться, и от этого мои смущение и растерянность становятся еще сильнее.

– Допустим, я действительно что-то поняла не так. – Я подношу к носу салфетку. – Вот только зачем кричать об этом на весь ресторан?

От стыда мне становится жарко. Кровь приливает к щекам, а сердце в груди бешено стучит. Как я могла так ошибиться?!

Главное, если Ричард и вправду не делал мне предложения, то почему?

– Это какая-то ошибка… – бормочет он себе под нос. – Я ничего такого не говорил… Откуда ты вообще это взяла?

– Ты говорил! – возражаю я, чувствуя, как мною овладевают горечь и негодование. – Ты сам сказал, что этот ланч – особенный.

– Но он действительно особенный, – возражает он. – Ведь завтра я уезжаю в Сан-Франциско, уезжаю надолго!

– Еще ты спрашивал, нравится ли мне твоя фамилия. Твоя фамилия, Ричард!

– Я не в этом смысле! – горячится он. – Мы в офисе устраивали шуточный опрос общественного мнения, хотели выяснить, чья фамилия лучше. Это была просто шутка, понимаешь? Ничего серьезного!

– А еще ты сказал, что хочешь обсудить со мной «один важный вопрос».

– Не «важный». Просто вопрос. – Он качает головой, но меня не проведешь:

– Нет, ты сказал – «важный».

Несколько секунд мы напряженно молчим. Ощущение вскипающего в жилах счастья покидает меня, мне становится холодно и зябко. Скрипки, звучащие в финале моей голливудской истории со счастливым концом, смолкают, поскольку никакого счастливого конца нет и в помине. Сомелье кладет на край стола карту вин и тактично исчезает. Может, мне напиться? Но сначала я должна узнать правду, какой бы горькой она ни была.

– Так что же ты все-таки имел в виду? – спрашиваю я наконец. – Что же это за «просто вопрос» такой, а?

Ричард затравленно озирается. Отвечать ему не хочется, но я не собираюсь отступать.

– Это действительно неважно, – бормочет он. – Не обращай внимания.

– Нет, ты скажи! – упрямо говорю я.

– Ну, хорошо, – сдается он. – Я собирался посоветоваться с тобой, как лучше распорядиться моими «авиамилями». Например, мы могли бы вместе куда-нибудь съездить.

– Распорядиться твоими «авиамилями»[4]?! – выпаливаю я. – Ты зарезервировал столик в хорошем ресторане и заказал шампанское, чтобы поговорить о твоих «авиамилях»?!

– Нет, не совсем так!.. – Ричард морщится. – Поверь, Лотти, я чувствую себя ужасно из-за… из-за этого недоразумения. Мне и в голову не пришло, что ты можешь подумать… вообразить, будто я…

– Из-за недоразумения?! Но ведь мы только и делали, что говорили о помолвке! – Я чувствую, как к глазам подступают слезы. – Я держала тебя за руку и говорила, как я счастлива и как давно мечтала о сегодняшнем дне. А ты со мной соглашался! И что, по-твоему, я должна была вообразить, как ты выразился?

Взгляд Ричарда начинает метаться из стороны в сторону. Он как будто мучительно ищет выход из сложного положения – ищет и не находит. «Неужели он что-то скрывает?» – мелькает у меня тревожная мысль.

– Я думал, ты просто… ну, болтаешь.

– Болтаю? – Я гляжу на Ричарда во все глаза. – Я болтаю?! Что ты хочешь этим сказать?

Его лицо делается виноватым и несчастным.

– Откровенно говоря, я далеко не всегда понимаю, о чем ты говоришь, – выпаливает он в неожиданном приступе откровенности. – Поэтому иногда я просто киваю… ну, чтобы не очень тебя расстраивать.

Я смотрю на него, не в силах справиться с потрясением. Хорош гусь! Он, значит, «просто кивает», хотя даже не знает, о чем идет речь! Я-то думала, мы прекрасно понимаем друг друга с полуслова – и даже вовсе без слов, – а он, оказывается, «просто кивает»!

Два официанта ставят на столик заказанные нами салаты и быстро исчезают. Они как будто чувствуют, что мы не расположены обсуждать меню. Я, правда, беру в руку вилку, но тотчас кладу ее обратно на стол. Ричард, похоже, и вовсе не заметил, что принесли еду.

– А ведь я купила тебе обручальное кольцо! – с горечью говорю я, первой нарушая тяжелое молчание.

– О господи!.. – Ричард прячет лицо в ладонях.

– Ничего страшного, я могу сдать его обратно в магазин, – говорю я.

– Лотти… – расстроенно бормочет он. – Давай не будем выяснять отношения сейчас, ладно? Завтра я уезжаю. Можем мы поговорить о чем-нибудь другом?

– Сначала ответь, ты вообще собираешься на мне жениться? Хоть когда-нибудь?.. – Эти слова даются мне нелегко. Внутри я ощущаю невероятную пустоту и усталость. Всего минуту назад я считала себя невестой, а теперь… Я как будто пробежала марафон и уже победно вскинула руки перед финишем – и вдруг снова оказалась на старте: в десятый раз проверяю шнуровку кроссовых туфель и гадаю: начнется ли когда-нибудь эта дурацкая гонка?..

– О господи, Лотти… Я не знаю… Честно!.. – в голосе Ричарда прорываются затравленные нотки. – То есть я хочу сказать… – Он снова начинает озираться по сторонам. – Наверное. Да… В конце концов.

Он мямлит, не договаривает, но я все поняла. Ричард высказался довольно ясно. В конце концов он, конечно, женится, но, наверное, уже не на мне. Наверняка не на мне.

Меня охватывает беспросветное отчаяние. Самое тяжелое – терять надежду. Я всем сердцем верила, что Ричард – мой Единственный Мужчина, но сейчас иллюзии развеялись. Как я могла так ошибаться? Неужели я не могу доверять даже самой себе?

– Понятно, – говорю я. Несколько мгновений я сижу, уткнувшись взглядом в свою тарелку; я смотрю на кусочки авокадо и алые гранатовые семечки и пытаюсь собраться с мыслями, но получается не очень хорошо.

– Дело в том, Ричард, – говорю я наконец, – что я-то хочу выйти замуж. Я хочу иметь семью, детей, свой дом… в общем, все, что полагается. И я хотела иметь все это с тобой, но… Брак – это дело не для одного, а для двоих. – Я замолкаю, чтобы перевести дух. Перед глазами все плывет, и я прилагаю невероятные усилия, чтобы сохранить самообладание. – В общем, наверное, хорошо, что я узнала правду… Лучше раньше, чем позже, верно? Спасибо за откровенность, Ричард.

– Лотти! – восклицает он с тревогой. – Подожди!.. Что ты?.. Ведь это ничего не меняет, правда?..

– Это все меняет, – говорю я. – Мне слишком много лет, чтобы я могла позволить себе ждать… Поэтому я и говорю: хорошо, что ты сказал мне все сейчас. Теперь я могу двигаться дальше и… – Я пытаюсь улыбнуться, но мои мимические мускулы отказываются работать, поэтому вместо улыбки выходит какая-то жалкая гримаса. – В общем, желаю тебе благополучно добраться до Сан-Франциско, Ричард. Ну а теперь я, пожалуй, пойду… – На моих ресницах дрожат слезы – мне действительно нужно уходить как можно скорее, чтобы не разрыдаться перед всеми. Поеду-ка я, пожалуй, на работу, проверю материалы для завтрашней презентации. Правда, на сегодняшний вечер я отпросилась, но теперь это уже не имеет значения. Все равно мне не нужно обзванивать подруг, чтобы сообщить им радостную новость, а раз так…

Я уже иду к выходу из ресторана, когда кто-то хватает меня за плечо. Я оборачиваюсь и вижу перед собой давешнюю блондинку из дамской комнаты.

– Ну, как дела? – взволнованно спрашивает она. – Он подарил тебе кольцо?

Ее слова ранят меня словно раскаленный нож, вонзенный в самое сердце. Нет, Ричард не подарил мне кольцо, и он больше не мой бойфренд, но я скорее умру, чем признаюсь в этом.

– Видишь ли… – Я решительно выпячиваю подбородок. – Он сделал мне предложение, но я сказала «нет».

– О-ох! – Блондинка потрясена. Она машинально прикрывает рот ладонью. – Правда?

– Правда. – Я перехватываю взгляд длинноволосой девушки в черном, которая сидит за соседним столиком и подслушивает. – Я ему отказала, – повторяю я громче специально для нее.

– Отказала? – недоверчиво бормочет она.

– Да! – Я смотрю на нее с вызовом. – Я сказала: «Нет, никогда». Честно говоря, мы не очень подходим друг другу, поэтому я решила покончить с этим здесь и сейчас, хотя он очень хотел на мне жениться, завести детей, собаку и все остальное.

Спиной я чувствую устремленные на меня любопытные взгляды и круто оборачиваюсь, чтобы посмотреть всем этим людям в глаза. Похоже, весь ресторан уже в курсе.

– Я сказала «нет»! – почти кричу я. – Нет! Слышишь, Ричард? – Теперь я обращаюсь уже непосредственно к нему. – Я не хочу выходить за тебя замуж! Прости, я знаю, что ты меня очень любишь и я, наверное, разбила тебе сердце, но это ничего не изменит. Мой ответ останется прежним: нет!

И, чувствуя себя капельку лучше, я с гордо поднятой головой покидаю ресторан.

* * *

Когда я возвращаюсь в офис, мой рабочий стол оказывается сплошь завален стикерами с номерами телефонов самых разных людей. Стоило только отойти на полчаса, как я всем срочно понадобилась! Я опускаюсь в кресло и тяжело вздыхаю. В следующий момент от дверей моего крошечного кабинетика доносится деликатное покашливание. Это Кайла, моя стажерка – совсем молодая, но на удивление толковая девица. На Рождество она прислала мне исписанную с обеих сторон открытку, в которой восхваляла мои деловые качества: я, дескать, служу ей «примером для подражания», и клялась, что, если бы не мое блестящее выступление в Бристольском университете, она вряд ли пошла бы работать в «Блейз фармасьютикл». (Должна признать, что речь, которую я произнесла в Бристоле, действительно вышла очень неплохой. Для тех, кто профессионально занимается набором персонала для фармацевтических компаний, она могла бы даже служить чем-то вроде образца.)

– Как прошел обед? – интересуется Кайла. Ее глаза любопытно блестят, а я чувствую, как мое сердце проваливается куда-то в желудок. И зачем я только раззвонила всем, что Ричард собирается сделать мне предложение?! Должно быть, я была слишком уверена в себе, к тому же мне было приятно видеть волнение и зависть коллег. В тот момент я чувствовала себя чем-то вроде суперженщины, а теперь…

– Нормально, – отвечаю я. – Я бы даже сказала – очень хорошо. Этот ресторан, в котором мы были, – он и правда довольно неплох. – Говоря все это, я принимаюсь перекладывать бумажки на столе, делая вид, будто разыскиваю какие-то важные документы.

– Значит, вы теперь помолвлены?

Эти слова действуют на меня точно лимонный сок, попавший на открытую рану. Я даже слегка ежусь. Похоже, Кайле все-таки не хватает душевной тонкости. Нужно быть тактичнее, особенно когда разговариваешь с собственной начальницей, тем более что Кайла не может не видеть – у меня на пальце нет новенького обручального кольца. Пожалуй, придется отразить это в ее характеристике, когда стажировка закончится. «Испытывает некоторые трудности в общении с руководством», или что-нибудь в этом роде.

– Ну… – Старясь выиграть время, я одергиваю блузку и проглатываю застрявший в горле комок. – Вообще-то, нет, я не помолвлена. Я… передумала.

– Правда? – Кайла удивлена.

– Да, – я несколько раз киваю. – Да, да. Я решила, что на данном этапе моей жизни это будет не самый разумный шаг. Сначала мне нужно позаботиться о карьере, а уж потом…

Кайла растерянно хлопает ресницами:

– Но… как же? Ведь вы были такой гармоничной парой!

Я принимаюсь еще быстрее перекладывать бумаги.

– Видишь ли, Кайла, все не так просто, как кажется на первый взгляд.

– Мистер Ричард, наверное, ужасно расстроился.

– Да, он очень расстроился, – подтверждаю я после небольшой паузы. – Он даже… заплакал.

Я могу говорить все, что мне угодно. Все равно Кайла больше никогда не увидит Ричарда. И тут до меня вдруг доходит: все действительно позади. Конец. Финиш. Я больше никогда не буду заниматься с Ричардом сексом, никогда не проснусь с ним рядом, никогда не обниму… Почему-то это последнее соображение действует на меня сильнее всего, и я почти готова разрыдаться.

– Господи, Лотти, это… это просто потрясающе! – говорит Кайла, и глаза ее сияют. – Наверное, нужно настоящее мужество, чтобы решиться на подобный шаг ради своей карьеры. Не каждый способен сказать: «Нет, я не стану делать то, чего от меня все ожидают!»

– Вот именно. – Я киваю, изо всех сил стараясь держать себя в руках. – И я сделала это не только ради себя, но и ради… всех женщин.

Мой подбородок начинает предательски дрожать, и я торопливо сворачиваю разговор. Не хватает и в самом деле разрыдаться на глазах у собственной стажерки!

– Было что-нибудь важное? – спрашиваю я, разглядывая – и не видя – записанные на стикерах номера телефонов.

– Звонил Стив насчет завтрашней презентации и еще какой-то Бен, – докладывает Кайла.

– Что за Бен?

– Просто Бен. Он сказал: вы знаете.

Я пожимаю плечами. Никаких «просто Бенов» я не знаю. Возможно, думаю я, звонил какой-нибудь нахальный студент, с которым я случайно разговорилась на одной из встреч для выпускников, выбирающих место работы, и теперь он надеется получить место. Сейчас, впрочем, мне не до потенциальных соискателей.

– О’кей. – Я снова киваю. – Надо и в самом деле еще разок просмотреть материалы к завтрашней презентации. – Я принимаюсь с крайне деловым видом щелкать «мышкой» и щелкаю до тех пор, пока Кайла не уходит.

Наконец-то…

Я глубоко вздыхаю и выпячиваю подбородок.

Незачем зацикливаться на прошлом – нужно жить дальше.

Дальше.

Звонит мой мобильный телефон, и я жму кнопку приема, даже не посмотрев на экранчик. А зря…

– Слушаю.

– Лотти, это я.

Мое первое желание – швырнуть телефон на пол и растоптать, но я ухитряюсь справиться со своим порывом. Звонит моя сестра Флисс.

– Привет, Флисс. – Я судорожно сглатываю. – Привет.

– Ну, как дела?

Я слышу в ее голосе игривые нотки и мысленно проклинаю себя за глупость. Не нужно мне было слать ей из ресторана эту глупую эсэмэску. И вообще… Дернуло же меня посвятить сестру в подробности моей интимной жизни! Зачем я только рассказала ей, что встречаюсь с Ричардом? Зачем я их познакомила? Во всяком случае, мне не следовало говорить ей, что Ричард намерен сделать мне предложение.

Когда я снова начну с кем-нибудь встречаться, я точно не скажу никому ни слова! Ни одного, самого маленького, словечка! Ну, может, я и расскажу что-нибудь Флисс, когда мы с моим избранником будем счастливо женаты уже лет десять, но не раньше. «Знаешь, – скажу я ей тогда, – я кое-кого встретила, и он, похоже, очень ничего».

– Нормально, – говорю я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и непринужденно. – А у тебя?

– У меня все хорошо, – отвечает Флисс. – Ну а как насчет?..

Она не договаривает, но я отлично понимаю, что имеет в виду моя старшая сестрица. «Ты небось угощаешься «Болянже» в роскошном отеле, да любуешься своим огромным обручальным кольцом, а Ричард чешет тебе пятки», – вот что хочет она сказать, и я испытываю еще один острый приступ боли. Я не хочу и не могу говорить о том, что случилось. Я просто не вынесу ее сочувствия и жалости. «Найди другую тему для разговора! – мысленно умоляю я Флисс. – Говори о чем хочешь, но только не об этом!»

– Нормально. Все прошло, как я хотела, – отвечаю я небрежно. – Кстати, я тут подумала… Может быть, я пойду на курсы повышения квалификации и получу наконец степень магистра в области теории бизнеса. Давно пора! Ты же знаешь, я всегда этого хотела, а тут такой случай… К чему откладывать? Я могу даже пойти на курсы при Беркбек-колледже, чтобы учиться в свое свободное время. Как ты считаешь, у меня получится?..

2. Флисс

О боже!.. Я готова заплакать и сдерживаюсь только чудом. Что-то пошло не так. Я не знаю – что, и не знаю почему, но мне совершенно ясно: что-то случилось.

Каждый раз, когда Лотти расстается с бойфрендом, она неизменно заговаривает о том, чтобы получить степень магистра. Это у нее чистый рефлекс, совсем как у павловских собачек.

– Быть может, я даже защищу диссертацию и получу степень доктора философии, – говорит сейчас Лотти, и голос ее почти не дрожит. – Я могла бы провести кое-какие научные исследования за границей, и…

Обычного человека она, пожалуй, и сумела бы провести, но не меня. Ведь я, что ни говори, ее родная сестра и сразу чувствую, когда Лотти по-настоящему плохо.

– Угу, – говорю я. – Да. Исследования за границей и степень доктора философии. Знаем, проходили.

Выпытывать у нее подробности нет никакого смысла, во всяком случае – сейчас. Лотти ничего не скажет. У нее выработан собственный способ борьбы с такими неприятными явлениями, как расставание с бойфрендом. Ее нельзя торопить, и тем более – нельзя демонстрировать ей сочувствие. Я убедилась в этом на собственном опыте, который, к несчастью, был не слишком приятным.

Лотти как раз рассталась с парнем, которого звали Шеймас. Она приехала ко мне совершенно неожиданно, с коробкой «Фиш-фуда» и с покрасневшими от слез глазами, и я, естественно, спросила, что стряслось. С моей стороны это оказалось ошибкой. Лотти взорвалась, словно граната.

«Черт побери, Флисс! – вскричала она. – Неужели мне нельзя просто прийти к родной сестре и угостить ее мороженым без того, чтобы мне устраивали допрос третьей степени?! И вообще, кроме бойфрендов, в мире хватает других важных вещей! Может, я хочу просто… пересмотреть свои жизненные приоритеты? Получить степень магистра, к примеру, тоже очень важно!»

Потом ее бросил Джеми, и я снова сделала промах, ляпнув что-то вроде: «Ах ты, бедняжка!» Думаю, если бы у Лотти оказалась под рукой бензопила, она бы устроила мне «техасскую резню».

«Это я – бедняжка?! – вопила она. – Что ты хочешь этим сказать? Может быть, ты жалеешь меня, потому что у меня нет мужчины? Я-то думала, ты убежденная феминистка, а оказывается…» Она говорила еще довольно долго и ухитрилась выплеснуть на меня всю свою обиду и боль, а мне под конец впору было заказывать слуховой аппарат, потому что от ее крика я едва не оглохла.

Вот почему теперь я только молча слушаю, как Лотти «давно собиралась» попробовать себя в теоретических исследованиях, потому что, дескать, кое-кто считает ее не слишком умной или, по крайней мере, не обладающей академическим складом ума, а это совершенно не так, потому что, еще когда она училась в университете, ее научный руководитель собирался представить работу Лотти на межуниверситетский конкурс, на котором она наверняка получила бы какую-то награду, потому что работа была очень, очень хорошей и глубокой, если я понимаю, что имеется виду. Я понимаю – главным образом потому, что Лотти подробно рассказала мне о своем дипломе в прошлый раз – сразу после того, как она рассталась с Джеми.

Наконец Лотти замолкает. Я тоже молчу и стараюсь даже не дышать. Похоже, мы наконец добрались до сути.

– Кстати, мы с Ричардом расстались, – говорит она нарочито небрежным тоном, и я машинально киваю. Я так и знала.

– Вот как? – говорю я в трубку точно таким же тоном. Можно подумать – мы с ней обсуждаем побочную сюжетную линию или мелкий эпизод из «Истэндеров»[5].

– Да, – отвечает Лотти еще более небрежно.

– Понятно.

– Что-то у нас было неправильно.

– Ну, если ты так считаешь… И все-таки это как-то… – Мой небогатый запас посторонних тем иссяк, и я не договариваю, но Лотти понимает меня:

– Да, жаль, – соглашается она. – Но, с другой стороны…

– Разумеется, – поспешно говорю я. – И все-таки, что́ он?.. – тут я явно вступаю на зыбкую почву. – То есть я хочу сказать…

«Какого черта вы вдруг разбежались, если меньше часа назад Ричард собирался сделать тебе предложение?» – вот что хочется мне спросить на самом деле.

Я не совсем доверяю сестре – в том смысле, что она не всегда способна разглядеть объективную картину. Она бывает излишне наивной, бесконечно романтичной и чересчур мечтательной и порой видит только то, что хочет видеть. И все же положа руку на сердце я была уверена, что Ричард сделает ей предложение, ничуть не меньше, чем сама Лотти.

Но теперь сестра утверждает, что они не только не помолвлены, но, напротив, расстались. Что между ними все кончено. И я, откровенно говоря, чувствую себя основательно потрясенной. За то время, что они были вместе, я успела довольно хорошо изучить Ричарда и пришла к заключению, что он – очень неплохой вариант. Во всяком случае, он определенно был лучшим из всех, с кем моя сестрица когда-либо встречалась. Таково мое мнение, и, я думаю, оно было прекрасно известно Лотти, хотя каждый раз, когда она звонила мне в расстроенных чувствах (часто – глубоко за полночь) после каких-то мелких размолвок с Ричардом, я просто не успевала высказать ей, что́ я о нем думаю, так как она неизменно меня перебивала и заявляла, что любит его, что бы я ни говорила. Ричарда и правда есть за что любить. Он – очень надежный, порядочный, добрый и сумел добиться успеха в жизни. Ричард не обидчив, не отягощен обязательствами перед бывшими женами и детьми и к тому же достаточно красив, но не тщеславен. А главное, он любил Лотти – так, во всяком случае, мне казалось до недавнего времени. Это действительно было главным, пожалуй, даже – единственным, что по-настоящему имело значение. Я буквально чувствовала, как от Ричарда и Лотти исходит то самое уютное… тепло – не знаю, как назвать, – которое отличает прочные, гармоничные пары. Между ними была связь. То, как они говорили, шутили, просто сидели рядом (при этом Ричард всегда клал руку на плечо Лотти и принимался играть ее волосами), то, как они вместе принимали решения, – от покупки суши на вынос до отпуска в Канаде, – все говорило о редкостном единодушии и взаимопонимании. И это было видно. Во всяком случае, я видела это достаточно отчетливо.

Но почему же этого не смог увидеть Ричард?!

Кретин, идиот, тупица! Что еще ему нужно? И что не так с моей сестрой? Или Ричард вдруг решил, что у него наклевывается роман с шестифутовой фотомоделью, а Лотти может ему помешать?

Мужики – дураки. Я всегда это говорила.

Чтобы выпустить пар, я яростно комкаю какую-то попавшую под руки бумажку и швыряю ее в мусорную корзину. В следующее мгновение я понимаю, что это была нужная бумажка. Черт!..

В трубке царит тишина, но я чувствую, как отчаяние и боль Лотти перетекают по телефонной линии ко мне. Этого я уже не могу вынести. Пусть она снова меня облает, но я просто обязана узнать больше. Как же так, недоумеваю я, только что они собирались пожениться, а через полчаса между ними уже все кончено? Просто бред какой-то!

– Мне казалось, ты говорила – он собирается обсудить с тобой какое-то важное дело, – осторожно начинаю я.

– Ну да, – откликается Лотти. Голос ее звучит неестественно равнодушно, и мне это совсем не нравится. – Сначала Ричард так и говорил, но потом сказал, что хотел обсудить со мной не важное дело, а просто дело.

Я невольно морщусь. Скверно. По-настоящему «важных» дел не так уж и много – можно по пальцам пересчитать.

– Так что у него был за вопрос?

– Оказывается, он просто хотел посоветоваться, что делать с накопленными «авиамилями». Как их потратить. – Голос Лотти остается совершенно невыразительным, и я начинаю тревожиться по-настоящему. «Авиамили»?.. Похоже, моя сестра пережила шок еще почище моего. «Авиамили»!.. И это – вместо предложения руки и сердца!

Внезапно я замечаю, что за стеклянной перегородкой, отделяющей мой кабинет от общего зала, стоит Иэн Айлворд. Он энергично машет мне рукой, и я сразу понимаю, что́ ему нужно. Он пришел за речью для запланированной на вечер торжественной церемонии.

– Все готово! – артикулирую я одними губами. Это наглая ложь, и я показываю ему на экран своего компьютера, пытаясь дать понять, что причины задержки – чисто технические. – Пришлю по электронной почте. По почте, понимаешь? – добавляю я все так же беззвучно.

Наконец Иэн уходит. Я бросаю взгляд на часы и слегка вздрагиваю. У меня остается всего десять минут, за которые мне нужно дослушать печальную повесть сестры, написать концовку речи и привести в порядок макияж.

Нет, уже не десять, а девять с половиной.

И снова я думаю о Ричарде с неприязнью. Если ему так хотелось разбить сердце моей сестре, почему он выбрал для этого именно тот день, когда у меня дел – выше крыши?!

Я открываю на экране документ с текстом речи и начинаю быстро печатать:

«В заключение мне хотелось бы поблагодарить всех, кто собрался сегодня в этом зале – и тех, кто получил награды и призы, и тех, кто теперь скрипит зубами от досады. Можете не прятаться, я прекрасно слышу этот звук…»

Здесь должна быть пауза, чтобы все успели посмеяться шутке.

– Послушай, Лотти, – говорю я в телефон, – у нас сегодня важное мероприятие – нужно вручить награды победителям нашего конкурса. Я должна быть в зале уже через пять минут, так что… Ты же знаешь, если бы я могла, я бы тотчас примчалась к тебе.

Я слишком поздно понимаю, что снова совершила свою извечную ошибку. Я выразила сочувствие, и теперь Лотти набросится уже на меня.

На этот раз я угадываю верно.

– Примчалась ко мне? – ядовито осведомляется Лотти. – А зачем, позволь тебя спросить? Ты думаешь, я расстроилась из-за Ричарда? Черта с два! Я не из тех, кто строит свою жизнь в зависимости от капризов мужчины. Да будет тебе известно, у меня есть и другие интересы. А о Ричарде я даже не думаю, понятно? Я только пыталась поделиться с тобой своими планами насчет учебы и магистерской диссертации, вот и все!

– Ну да, конечно, – быстро соглашаюсь я. А что еще мне остается?

– Надо выяснить, быть может, у нас есть какая-то программа по обмену студентами со Штатами. Хотелось бы попасть в Стэнфорд[6], там очень неплохо поставлено дополнительное образование.

Она говорит еще что-то, но я не слышу – я стремительно набираю текст моей речи. Не слишком трудная задача, поскольку эту речь я произносила уже раз пять или шесть. Слова все те же, нужно только расставить их в новом порядке:

«Гостиничный бизнес продолжает развиваться невероятно быстрыми темпами. И я не могу не выразить своего восхищения достижениями и новшествами, появившимися за последнее время».

Нет, не годится. Я нажимаю «стереть» и начинаю сначала:

«На меня произвели очень сильное впечатление успехи, которых вы достигли и которые мы с моей командой обозревателей и экспертов наблюдали в отелях по всему миру».

Вот так. «Наблюдали» – самое подходящее слово. Оно придает всему тексту оттенок серьезности. Можно даже подумать, будто мы весь год общались с учеными богословами и святыми пророками, а не с веселыми загорелыми девчонками из рекламных отделов гостиниц, демонстрировавшими нам последние достижения в области сушки пляжных полотенец.

«Как и всегда, я должна поблагодарить Бредли Роуза…»

Стоит ли ставить Бреда первым? Может быть, лучше начать с Меган? Или с Майкла?

Самое главное – никого не пропустить и не забыть, но, увы, подобное мне еще ни разу не удавалось. Похоже, это закон природы, который распространяется на все благодарственные речи в мире. Ты непременно забываешь кого-нибудь важного, потом снова хватаешься за микрофон и начинаешь в панике выкрикивать пропущенные имена, но тебя уже никто не слушает. В результате приходится разыскивать обойденных твоим вниманием и долго, униженно извиняться и благодарить их уже лично, и, хотя они при этом приятно улыбаются, осадок остается. «Ты забыла о моем существовании!» – так и кажется, что эти слова написаны крупными буквами на огромном транспаранте, колышущемся над головой той или иной важной персоны, о которой ты действительно позабыла в запарке.

«Кроме того, я не могу не выразить свою признательность тем, кто организовал сегодняшнюю праздничную церемонию, а также тем, кто ничего не организовывал, а просто пришел выпить шампанского на халяву, всем моим сотрудникам, всем их близким и дальним родственникам, всем восьми миллиардам людей, которые населяют эту планету, а также Богу, Аллаху, Будде, Кришне и кто там есть еще…»

– …Нет, я действительно считаю, что это было к лучшему. Честно, Флисс, я так считаю!.. Теперь у меня появилась возможность пересмотреть свою жизнь, что-то изменить, исправить. Я уверена, что мне это было необходимо, просто раньше я этого не понимала, но теперь…

Я снова переключаю свое внимание на телефон. У Лотти есть одна очень приятная черта – она никогда не признаёт, что у нее что-то не складывается, и ее беззаветная отвага трогает меня до глубины души. Мне хочется обнять сестру, и в то же время я готова дернуть ее за волосы и заорать: «Хватит трепаться о магистерской диссертации, которую ты никогда не напишешь! Просто скажи, что тебе больно, черт тебя дери!»

Я-то знаю, что будет дальше – это мы тоже проходили, и не один раз. После разрыва с очередным любовником Лотти сначала храбрится и буквально брызжет оптимизмом. Кажется, даже самой себе она не признаётся, что что-то не так. Проходят дни, недели, но Лотти держится молодцом, с ее губ не сходит улыбка, и тем, кто не знает ее близко, начинает казаться, что она успешно преодолела кризис и что самое страшное для нее позади.

Но это не так. В конце концов непременно наступает отложенная реакция. И во всех случаях эта реакция приобретает форму импульсивного, необдуманного, откровенно дурацкого поступка, который ненадолго ввергает Лотти в состояние легкой эйфории. Каждый раз она придумывает что-то новенькое и неожиданное. Это может быть татуировка на лодыжке, новая экстремальная стрижка или даже дорогущая квартира в Боро[7], которую Лотти купила, когда рассталась с Джулианом, и которую впоследствии вынуждена была продать – себе в убыток. Как-то Лотти вступила в секту, а в другой раз – сделала интимный пирсинг, который в конце концов загноился. Это был, пожалуй, самый серьезный случай… Впрочем, нет. Хуже всего было, когда Лотти попала в секту. Эти мошенники выманили у нее фунтов шестьсот, а она все толковала о Просветлении, которого ей непременно хотелось достичь под руководством весьма подозрительного гуру. Грязные мерзавцы! У меня сложилось ощущение, что сектанты специально прочесывают город в поисках несчастных наивных дурочек, которых только что бросил парень.

Состояние эйфории, впрочем, быстро проходит, и вот тогда Лотти наконец ломается. Начинаются слезы, пропущенные на работе дни, упреки. «Флисс, почему ты меня не отговорила?», «Флисс, мне не нравится эта татуировка, как я теперь пойду к врачу?!», «Флисс, что же мне теперь де-ела-ать?!..».

Сумасбродства, которые Лотти совершает после каждого расставания с очередным бойфрендом, я называю про себя Неудачный Выбор. Именно эти слова часто повторяла наша мать, пока была жива. Относиться они могли к чему угодно, начиная от вульгарных туфель, надетых на ком-то из зашедших в гости подруг, и заканчивая решением нашего отца развестись с ней и жениться на королеве красоты откуда-то из Южной Африки. «Неудачный выбор…» – бормотала мама, качая головой и бросая на нас пронзительный, стальной взгляд, а мы, дети, невольно трепетали, даже если пресловутый Неудачный Выбор совершили не мы.

По матери я почти не скучаю, но иногда мне очень хочется, чтобы у меня был еще один близкий родственник, которому можно позвонить – посоветоваться и попросить помощи. Отец не в счет. Во-первых, он теперь живет в Иоганнесбурге, а во-вторых, его интересуют только лошади (он их разводит) и ви́ски. Ко всему остальному – в том числе к собственным дочерям – он вполне равнодушен.

Сейчас, слушая, как Лотти продолжает лепетать что-то о продолжительном творческом отпуске, который она возьмет для ведения научной работы, я чувствую, как у меня холодеет в груди. Я уже предчувствую очередной Неудачный Выбор, только я пока не знаю, каким он будет. Мне даже хочется поднести руку к глазам и оглядеть горизонт: не показалась ли вдали грозовая туча или стая акул, которые схватят мою несчастную сестру за пятку?..

Честное слово, я бы предпочла, чтобы Лотти бушевала, бранилась, как сапожник, и швыряла вещи. В этом случае я могла бы вздохнуть свободнее, зная, что вместе с досадой она выплескивает из себя и очередное безумство. Когда я сама рассталась с Дэвидом, я ругалась без передышки две недели подряд. Допускаю, что наблюдать за мной со стороны было не слишком приятно, но, по крайней мере, я не пошла к сектантам.

– Лотти… – Я потираю лоб. – Ты в курсе, что завтра я на две недели уезжаю в отпуск?

– Да, а что?

– С тобой все будет в порядке?

– Конечно, со мной все будет в порядке, – отвечает она язвительно. – Я уже не маленькая. Например, сегодня вечером я закажу пиццу и бутылку хорошего вина. Мне давно хотелось спокойно посидеть перед телевизором, чтобы никто не мешал.

– В таком случае желаю тебе приятного вечера. Только не пытайся утопить боль, о’кей?

Утопить боль – еще одно мамино выражение. Я до сих пор помню, как она, одетая в свой бесконечно элегантный белый брючный костюм, с глазами, подведенным зелеными тенями, сидела в гостиной нашего дома в Гонконге, где мы тогда жили, и хлестала мартини, а мы с Лотти, одетые в одинаковые розовые пижамки, привезенные из Англии, удивленно смотрели на нее. «Что ты делаешь, мамочка?» – «Пытаюсь утопить боль». Когда она умерла, мы бессчетное количество раз повторяли эти слова друг другу по поводу и без повода. Они стали нашим заклинанием, нашей мантрой. Честно говоря, я долгое время думала, что это такой тост вроде «Поехали!» или «Вздрогнем!», поэтому пару лет спустя на ланче у школьной подруги я невольно шокировала ее родителей, когда, приподняв бокал с клюквенным морсом, сказала: «Ну, утопим боль!»

Теперь, впрочем, мы с Лотти используем эту фразу вместо вульгарного «нажраться в хлам».

– Я не собираюсь топить боль, – обиделась Лотти. – И вообще, кто бы говорил!..

Она была права. Когда мы с Дэвидом разбежались, я стала налегать на водку и однажды произнесла целую речь перед потрясенными посетителями индийского кафе. Что-то о мужской неверности и вселенской несправедливости…

– Ну, хорошо. – Я вздыхаю. – Еще созвонимся.

Я кладу трубку, закрываю глаза и секунд десять сижу совершенно неподвижно, давая мозгу возможность перезагрузиться. Мне необходимо забыть о личной жизни сестры и сосредоточиться на работе. А главное – закончить наконец мою речь. Ну… Три. Два. Один. Поехали!..

Я открываю глаза и быстро печатаю список тех, кого необходимо поблагодарить. Набирается полтора десятка человек, но это как раз тот случай, когда лучше перебдеть. Готовую речь я отправляю на мейл Иэну с заголовком «Речь! Срочно!» и выскакиваю из-за стола.

– Флисс! – не успеваю я выйти из кабинета, как меня перехватывает Селия. Она – одна из наших самых плодовитых журналисток-фрилансеров. В уголках глаз Селии я вижу тоненькие «гусиные лапки» – расходящиеся лучами морщинки, такие бывают у профессиональных обозревателей спа-салонов. Некоторые всерьез думают, будто спа-процедуры способны справиться с преждевременным старением кожи, вызванным избытком солнечной радиации, но, на мой взгляд, дело обстоит как раз наоборот. В таких местах, как, например, Таиланд, давно пора прекратить устраивать спа-салоны. Лучше открывать их в северных странах, где-нибудь вблизи Полярного круга, где дневного света катастрофически не хватает.

А что, мысль интересная…

Я хватаю свой «Блэкберри» и быстро набиваю текст: «Полярная ночь – спа?» Только после этого я поднимаю голову.

– Что-нибудь случилось?

– Хрючело здесь. И, похоже, он очень сердит. – Она нервно сглатывает. – Может быть, мне лучше совсем уйти?

Хрючело мы прозвали Гюнтера Бахмейера, который владеет десятью роскошными отелями, живет в Швейцарии и ужасно одевается. У него страшный «рыкающий» акцент и гигантский живот, похожий на пивную бочку. Я знала, что Хрючело тоже приглашен на сегодняшнее мероприятие, но надеялась, что он не придет. Я бы на его месте не пришла. Только не после того, как мы опубликовали обзор его нового спа-отеля в Дубаи. Кажется, он назвал его «Звездная пальма» или как-то в этом роде.

– Не бойся, – говорю я, – ничего он тебе не сделает.

– Только не говори ему, что это я писала рецензию, – молит меня Селия, причем голос у нее по-настоящему дрожит.

Я как можно мягче беру ее за плечи:

– Разве ты готова отказаться от того, что́ написала?

– Нет, конечно, но…

– Вот и отлично. – Мне ужасно хочется ее подбодрить, но Селия бледнеет на глазах и вот-вот грохнется в обморок. Просто поразительно, как человек, пишущий столь резкие, едко-остроумные профессиональные рецензии, может быть таким ранимым и деликатным!..

Парадокс? Парадокс, но в нем, похоже, что-то есть, и я снова хватаюсь за «Блэкберри».

«Организовать личную встречу читателей с обозревателями?» – пишу я, но почти сразу удаляю запись. Ни к чему хорошему это не приведет. Нашим читателям вовсе неинтересно встречаться с обозревателями и критиками. Их, в частности, ни капельки не трогает, что некая С. Б. Д. живет в Хэкни и на досуге пишет превосходные стихи. Единственное, что им хочется знать, это где за какую сумму они могут получить лучшее солнце или лучший снег, лучшие пляжи или горы, лучшие блюда высокой кухни или лучшие клубные сэндвичи, лучшее общение или, наоборот, уединение, египетские пирамиды, индейские вигвамы и прочие неотъемлемые атрибуты пятизвездочного отдыха.

– Все равно никто не знает, кто такая С. Б. Д., так что тебе ничто не грозит, – я легонько похлопываю ее по руке. – Ну, все, мне пора бежать.

И я действительно почти бегу по коридору, который ведет в наш центральный зал – внутренний атрий высотой в добрых два с половиной этажа. На сегодняшний день это самое просторное и светлое помещение в здании «Пинчер Интернэшнл». Каждый год наши младшие редакторы, работающие в невероятной тесноте, предлагают переоборудовать его в офисное помещение, разгородив на десятки крошечных кабинетов-клетушек, однако даже они признаю́т, что лучшего места для проведения наших ежегодных церемоний нельзя и придумать.

Я быстро оглядываю зал, проверяя, все ли готово. Огромный глазированный пирог в виде обложки нашего журнала – на месте. Официанты – на месте. Стол с наградами – на месте. Иэн из компьютерного отдела возится у сцены, настраивая планшет с «бегущей строкой», в который я буду подглядывать, произнося свою речь.

– Все в порядке? – спрашиваю я, приближаясь к нему.

– Все отлично. – Иэн быстро вскакивает на ноги. – Твою речь я уже загрузил. Хочешь проверить звук?

Я поднимаюсь на сцену, включаю микрофон и бросаю взгляд на «бегущую строку».

– Добрый вечер, – говорю я, и громче: – Меня зовут Фелисити Грейвени, и я – ведущий редактор журнала для путешественников «Пинчер ревью». Я очень рада приветствовать всех, кто присутствует сегодня на нашей двадцать третьей ежегодной церемонии вручения наград лучшим деятелям отельного бизнеса. Для всех нас это был непростой год, и все же рынок гостиничных услуг продолжал развиваться невероятно быстрыми… – Иэн насмешливо приподнимает бровь; по-видимому, он считает, что моему голосу не хватает воодушевления.

– Заткнись, – быстро говорю я. – Мне придется вручать целых восемнадцать наград!

Восемнадцать наград – это действительно очень много. Каждый год мы до хрипоты спорим, какую из номинаций следует убрать – и в результате все остается как есть.

– Бла-бла-бла… – говорю я в микрофон и добавляю специально для Иэна: – Все в порядке, все работает. – Я выключаю микрофон. – Ну, все, увидимся позже.

Я выбегаю в коридор и замечаю в дальнем конце нашего издателя Гэвина, который заталкивает Хрючело в лифт. Не узнать герра Гюнтера просто невозможно: он пыхтит, сопит, и на мгновение мне становится страшно: как бы он не сломал нам лифт. В это мгновение Хрючело оборачивается через плечо и угрожающе улыбается мне, потом поднимает руку, растопырив четыре толстых, как сосиски, пальца.

Я знаю, что означает этот жест. Мы дали его новому отелю четыре звезды вместо пяти, и теперь Хрючело очень на нас зол, но я его не боюсь. Сам виноват: нужно было не жадничать и насы́пать побольше кораллового песка на бетонное основание «отмеченного десятками наград рукотворного пляжа». Кроме того, сотрудники отеля – начиная от менеджера и заканчивая младшей горничной – оказались самыми натуральными снобами. Хрючело следовало нанять людей попроще, и тогда он был бы в шоколаде.

Я захожу в дамскую комнату, разглядываю в зеркале свое лицо и недовольно морщусь. Порой мое собственное отражение в зеркале меня просто пугает. Неужели я настолько не похожа на Анжелину Джоли? Откуда вдруг взялись эти синяки под глазами? Я вдруг решаю, что в моей внешности слишком много темных тонов – темные волосы, темные брови, землистого оттенка кожа. Покрасить, что ли, волосы в светлый цвет? А может, не только волосы, а все сразу? Наверняка где-нибудь есть такой особый спа-салон, где стоит бочка или бак со специальным отбеливателем. Залезаешь туда, быстренько окунаешься пару раз – и все. Надо только не забыть открыть рот, чтобы отбелить заодно и зубы.

Гм-м… Ценная мысль! Я вбиваю в «Блэкберри» слова «Отбеливающ. спа-процедуры!», потом вооружаюсь щетками и начинаю приводить в порядок все, что только можно. Наконец последний штрих: я щедро мажу губы нарсовской «Красной ящерицей». Помада мне идет, к тому же я умею ею пользоваться – у меня она никогда не размазывается. Быть может, даже на моей могиле будет написано: «Здесь покоится Фелисити Грейвени. Она умела красить губы».

Я выхожу из дамской комнаты, бросаю взгляд на часы и на ходу нажимаю на телефоне клавишу ускоренного набора, чтобы позвонить Дэниелу. Он должен ждать моего звонка – мы заранее условились, во сколько я позвоню, поэтому сейчас он просто должен снять трубку… Пусть только попробует не снять! Ну же, Дэниел, мысленно тороплю я его, давай, что ты там телишься?

Да где ты, черт тебя возьми?!

Телефон переключается на голосовую почту, и я вполголоса бормочу проклятья. Дэниел способен довести меня до кипения за считаные секунды.

Я слышу в телефоне сигнал и начинаю диктовать свое сообщение.

– Тебя нет на месте, – говорю я ледяным тоном, сворачивая к своему кабинету. – И очень жаль, потому что через несколько минут у нас начнется торжественная церемония, о которой я тебе говорила, и я буду очень занята…

Мой голос начинает дрожать, но я стараюсь не поддаваться гневу. Я не хочу, чтобы Дэниел доставал меня так легко. Наплюй на него, Флисс, говорю я себе. Из-за чего тут волноваться? Развод – это процесс, и жизнь – процесс, и все мы – часть дао, цзен или чего-то такого, о чем было написано в толстых книгах (я прочла их штук двадцать, честное слово!), и у каждой на обложке слово «Развод» было начертано над изображением круга или дерева. Ну, неважно…

– В общем… – Я делаю глубокий вдох. – Мне хотелось бы, чтобы ты дал Ною прослушать эту запись. Спасибо.

Я ненадолго закрываю глаза и напоминаю себе, что сейчас я буду говорить не с Дэниелом. Я пытаюсь выбросить из памяти его отвратительное лицо. Я буду говорить совсем с другим человеком – со своим маленьким семилетним сыном, чье личико с недавних пор одно освещает мою жизнь. Именно благодаря ему мой мир остается исполненным смысла. Мысленно я представляю себе его взлохмаченный чубчик, его серые глаза, его школьные гольфы (один спустился до лодыжки). Должно быть, сейчас он сидит на детском диванчике в квартире Дэниела и пьет чай, прижимая к себе Мистера Обезьяна.

– Мой дорогой мальчик, – говорю я в телефон, – надеюсь, ты хорошо проводишь время с папочкой. Не скучай, скоро увидимся. Я постараюсь перезвонить попозже, но, быть может, я не смогу. На всякий случай желаю тебе спокойной ночи…

Я почти дошла до своего кабинета. Меня еще ждут дела – много дел, – но остановиться я не могу и продолжаю говорить, пока повторный сигнал не извещает меня о том, что запись закончена.

– Приятных сновидений, пока-пока!.. – успеваю сказать я.

– Пока-пока!.. – раздается из-за двери знакомый голосок, и я едва не падаю от неожиданности. Это еще что такое?! Может, я брежу? У меня галлюцинации? Или мой сын успел в последний момент взять трубку и ответить?..

Я внимательно смотрю на свой телефон, несколько раз стукаю его о ладонь, потом снова подношу к уху и прислушиваюсь.

– Алло? – осторожно говорю я.

– Алло-алло-алло! – несется из-за двери.

О боже!..

Я врываюсь в кабинет и вижу своего семилетнего сына, который преспокойно сидит в кресле для посетителей. В моем кресле расположился Мистер Обезьян.

– Мама! – радостно вопит Ной.

– Вау! – Я почти лишаюсь дара речи. – Ты здесь? Ной, сыночек, откуда ты взялся?! Я не ожидала… Э-э, Дэниел? – Я поворачиваюсь к своему бывшему мужу, который стоит у окна, лениво перебирая старые выпуски нашего журнала. – В чем дело? Я думала, Ной уже в постели. У тебя. Как мы и договаривались, – добавляю я с нажимом.

– Я не в постели! – сообщает Ной радостно. – Еще нет!

– Да, дорогой, я вижу, – говорю я. – Итак, Дэниел, в чем дело?.. – И я улыбаюсь ему, улыбаюсь во весь рот. Уже давно я открыла для себя эту закономерность: чем больше я улыбаюсь Дэниелу, тем сильнее мне хочется его зарезать или придушить.

Эти деструктивные эмоции, впрочем, не мешают мне внимательно всматриваться в его лицо, хотя Дэниел больше не имеет ко мне никакого отношения. Похоже, за последнее время мой бывший набрал пару-тройку фунтов. На нем новая рубашка в тонкую синюю полоску. Кроме того, он перестал пользоваться накладками, а напрасно – без них его волосы выглядят слишком редкими и тонкими. Впрочем, мне-то какое дело? Быть может, Труди так больше нравится.

– Дэниел?! – снова окликаю я его.

Он ничего не отвечает, только небрежно поводит плечами, словно все и так очевидно и слова не нужны. Насколько я помню, эта идиотская манера пожимать плечами тоже появилась у него недавно – раньше Дэниел ничего подобного не делал. Пока мы были женаты, он постоянно сутулился, но теперь плечи его расправились, а на запястье болтается новенький золотой браслет с затейливыми каббалистическими символами. Все мои упреки отлетают от него, как горох от стенки, а чувство юмора давно вытеснено сознанием собственной правоты. Он больше не шутит – он вещает.

Я смотрю на него и не верю, что когда-то мы были близки. Я не верю, что Ной – наш сын. Можно подумать – я каким-то образом очутилась в «Матрице», и когда проснусь, окажется, что все эти годы я провела в саркофаге с физиологическим раствором, подключенная к мощному компьютеру с помощью проводов и электродов.

– Дэниел?! – повторяю я в третий раз, не переставая улыбаться.

Он снова пожимает плечами, и мне хочется стукнуть его по башке чем-нибудь тяжелым.

– Кажется, мы договорились, что сегодня Ной ночует у тебя, – говорит он как ни в чем не бывало.

– Что-о?!! – Я смотрю на него во все глаза. – Да ничего подобного! Сегодня твоя очередь.

– Сегодня мне нужно срочно лететь во Франкфурт. Я же послал тебе письмо на электронную почту…

– Ничего ты не посылал!

– Нет, посылал.

– Нет, не посылал. Я ничего не получала.

Но он меня как будто не слышит:

– …И мы договорились, что я подвезу Ноя к тебе на работу.

Дэниел совершенно спокоен – спокоен, как умеет только он. Что касается меня, то я уже балансирую на грани самой настоящей истерики.

– Но послушай… – Мне приходится прилагать невероятные усилия, чтобы не вцепиться ему ногтями в лицо, поэтому мой голос невольно дрожит. – Я просто не могла договориться с тобой ни о чем подобном, потому что как раз сегодня вечером мне нужно вести торжественную церемонию и… Сам подумай, как я могла взять Ноя, если весь вечер буду занята?

Этот идиот снова пожимает плечами.

– Мне пора в аэропорт, – заявляет он хладнокровно. – Ной поел, вот сумка с его пижамой и прочими вещами. – Он ставит на пол маленький рюкзачок. – Ну, малыш, пока. Сегодня ты ночуешь у мамочки.

Я ничего не могу поделать. Да и что тут можно сделать или сказать? Впрочем, сказать можно многое, но только не при ребенке.

– Вот и замечательно! Ты рад, Ной? – говорю я с фальшивым воодушевлением в голосе и улыбаюсь сыну, который с тревогой поглядывает то на меня, то на отца. В его возрасте любой конфликт между родителями воспринимается особенно остро. Если бы я могла, то, конечно, постаралась бы уберечь Ноя от лишних переживаний, но, к сожалению, в данном случае это зависит не только от меня.

– Я очень рада, – добавляю я и ерошу сыну волосы. – Подождите меня минутку, я сейчас.

Я выскакиваю в коридор и снова мчусь в дамскую комнату. Там никого нет, и это очень кстати, потому что я больше не могу сдерживаться.

– Он не присылал мне никакой гребаной почты! – ору я, и мой голос эхом отражается от кафельных стен и от перегородок кабинок. Потом я смотрю на себя в зеркало и перевожу дух. Мне немного лучше. Пожалуй, теперь я сумею дожить до конца церемонии.

Когда я возвращаюсь в кабинет, Дэниел уже натягивает куртку.

– Ну, пока. Счастливо тебе добраться, – говорю я небрежно и, пересадив Мистера Обезьяна на стол, достаю свою чернильную ручку и пишу на карточке, которая будет вложена в букет, предназначенный для главного победителя (новый курорт в Марракеше), коротенький текст: «Поздравляем! С наилучшими пожеланиями – Фелисити Грейвени и команда».

Дэниел не уходит. Я его не вижу, но чувствую, как он переминается с ноги на ногу у меня за спиной. Кажется, он собирается сказать мне что-то еще.

– Ты еще здесь? – я оборачиваюсь.

– Еще одна вещь, Фелисити, – он оглядывает меня с сознанием собственной правоты. – Я намерен добавить еще пару требований к нашему разводному соглашению.

Я настолько ошарашена, что даже не сразу реагирую на его заявление.

– Что-о-о? – выговариваю я наконец.

Какие еще требования? Мы оба уже сформулировали и согласовали все наши претензии друг к другу, осталось только подписать документ – и все! Судебное заседание прошло, апелляции поданы, адвокаты обменялись сотней-другой писем… Что, теперь все сначала?

– Я говорил с Труди, – величественно объясняет Дэниел. – И она привлекла мое внимание к нескольким спорным моментам…

К спорным моментам? Мне еще сильнее хочется его ударить. Какого черта он разговаривает со своей Труди о нашем разводе? Это дело касается только нас двоих, а если Труди хочется выдвигать дополнительные требования, пусть сначала выйдет за Дэниела замуж, а уж потом разводится с ним сколько влезет. Интересно было бы знать, как ей это понравится?

– Здесь всего пара пунктов. – Дэниел кладет передо мной на стол несколько листов бумаги. – Прочти на досуге.

На досуге! Можно подумать, он советует мне хороший детектив или дамский роман!

– Какие еще пункты, Дэниел?.. – Я чувствую, что начинаю закипать, как чайник на плите. – Дело сделано, мы развелись. Условия мы обговорили, и ты со всем согласился.

– Я просто хочу, чтобы все было правильно и ни у кого из нас не осталось никаких претензий.

В его голосе слышится упрек, словно мы развелись наскоро, второпях, но это далеко не так. Насколько я понимаю, наш развод – настоящее произведение юридического искусства. Не нечто сляпанное кое-как, на живую нитку, а штучная, уникальная работа.

– Мы обо всем договорились, – повторяю я, – и у меня нет никаких претензий. Я всем довольна. – «Довольна», конечно, не совсем подходящее слово. Как можно быть довольной, когда ты обнаруживаешь в мужнином кейсе (куда ты заглянула в поисках жевательной резинки) черновики его любовных писем к другой женщине?

Нет, вы не ослышались – я действительно сказала «любовные письма». Черновики любовных писем. Так сказать, наброски, и тем не менее… Скажу честно, ничего подобного я от Дэниела не ожидала. Это была довольно изысканная эротическая поэзия в прозе, к тому же – с собственноручно выполненными иллюстрациями, и когда я их нашла… Что ж, мне оставалось только пожалеть, что Дэниел не писал подобных писем мне. Тогда, быть может, я поняла бы, какой он эгоист и извращенец, до того, как вышла за него замуж.

– Это твое мнение, – говорит он, старательно изображая ангельское терпение. – Но мне кажется, что ты слишком концентрируешься на сиюминутных деталях и не учитываешь перспективу. Я же постарался заглянуть в будущее…

Это я-то слишком концентрируюсь на деталях? Но как я могу этого не делать, если речь идет о моем разводе?! Да и какая такая перспектива может быть у двух разведенных людей, которые расстались раз и навсегда? Он что, спятил?! Как может этот эмоционально кастрированный обладатель гуттаперчевой совести указывать мне на какие-то перспективы? Как вообще этот тип сумел стать частью моей жизни?

От злости и разочарования я дышу, как загнанная лошадь. Можно подумать, я только что бежала наперегонки с самим Усейном Болтом – и победила.

И тут это случилось. Я сделала это не намеренно и не осознанно, но тем не менее… Моя кисть с зажатой в ней ручкой совершает резкое стряхивающее движение – и на светлой сорочке Дэниела появляется цепочка из шести синих пятнышек. Мгновение уходит на то, чтобы понять, что же я натворила, и вот я уже готова вопить и скакать на одной ножке от радости.

– Что… что ты наделала?! – Дэниел смотрит на испачканную рубашку, потом поднимает взгляд на меня. – Это… это чернила? Ты стряхнула на меня ручку?

Я бросаю быстрый взгляд на Ноя – видел ли он, как его мать опустилась до мелкого дошкольного пакостничества, но он, к счастью, погружен в куда более взрослый мир приключений Капитана Подштанники[8].

– Извини, – говорю я с самым невинным видом. – Я не нарочно. Это как-то само…

– Не нарочно? Тебе что, пять лет?! – Дэниел свирепо скалит зубы и пытается промокнуть рубашку платком, но только размазывает одно из чернильных пятнышек. – Вообще-то я мог бы рассказать о твоем поведении своему адвокату. Клянусь, я так и сделаю!

– Расскажи. Заодно можешь обсудить с ним свой любимый вопрос о распределении родительских обязанностей.

– Не смешно.

– Не смешно, – соглашаюсь я. Эмоциональный подъем, который я только что испытала, как-то очень быстро проходит, и я чувствую страшную усталость. В самом деле, сколько можно мстить человеку, который причинил тебе боль, да еще и мстить так мелко, по-детски? Я снова смотрю на нашего сына, который склонился над своей книжкой. Его плечи трясутся от беззвучного смеха, школьные шорты подвернуты повыше, и я вижу на коленке Ноя нарисованное шариковой ручкой лицо и надпись неровными буквами: «Я – Супергерой!» И как только Дэниел смог оставить такого очаровашку?! Неужели он совсем его не любит? Я вспоминаю, что до сегодняшнего вечера Дэниел не виделся с сыном почти две недели, он даже ему не звонил! Можно подумать, Ной для него что-то вроде хобби – не живой человек, а тамагочи, которому он поначалу покупал еду и необходимые аксессуары, но потом разочаровался в этом занятии и решил заняться чем-нибудь другим вроде скалолазания или пешего туризма.

– Это действительно не смешно, – повторяю я холодно. – И… Я думаю, тебе лучше уйти.

Он уходит, но я даже не гляжу ему вслед. Вместо этого я придвигаю к себе бумаги, которые он оставил, и начинаю просматривать, но я так зла, что не в силах разобрать ни слова. Тогда я открываю на компьютере новый документ и яростно печатаю:

«Д. явился ко мне на работу, чтобы оставить со мной сына. Он меня не предупредил, что является нарушением нашей договоренности. Вел себя вызывающе. Хочет выдвинуть какие-то дополнительные требования к разводному соглашению. Обсуждать что-либо отказывается».

Я ставлю число и время, потом отцепляю карту памяти, которую ношу на шее на цепочке, и сохраняю компьютерный файл на нее. Эта крошечная флешка – мое стеганое ватное одеяло, которое греет меня в любых обстоятельствах. На ней хранится полное досье на Дэниела – все собранные мною компрометирующие материалы. Карту я вешаю обратно и с помощью кнопки ускоренного набора звоню Барнаби, своему адвокату.

– Барнаби, ты не поверишь! – кричу я в телефон, как только включается его «голосовая почта». – Дэниел снова хочет пересмотреть условия соглашения! Перезвони мне, пожалуйста, как можно скорее.

Тут я спохватываюсь: не слышал ли Ной мой крик души, но сын тихо хихикает над своей книжкой. Придется поручить его моей личной помощнице – она уже не раз выручала меня в подобных случаях.

– Ну, идем, – говорю я, вставая, и ерошу ему волосы. – Нам надо найти тетю Элис.

* * *

Уклоняться от разговоров с ненужными людьми на разного рода мероприятиях достаточно легко, особенно если ты – ведущий. Ты всегда можешь сослаться на неотложные дела и прервать разговор, как только увидишь, что на тебя надвигается огромное пивное брюхо, обтянутое рубашкой в тонкую розовую полоску. («Прошу прощения, но мне нужно поприветствовать маркетинг-менеджера отеля «Мандарин-Ориенталь», который только что прибыл из аэропорта. Задержался из-за погоды. Я вернусь через секунду».)

Церемония шла уже полчаса, и все это время я довольно успешно уклонялась от разговора с Хрючело. На мое счастье, он довольно неуклюж, и ему трудно маневрировать в заполненном людьми зале, я же вижу его издалека и успеваю произнести заветные слова. «Извините, но мне нужно срочно поприветствовать, переговорить, решить важный вопрос с…» Как говорится, впишите имя. И, прежде чем Хрючело успевает приблизиться ко мне на пару-тройку ярдов, я уже шагаю в противоположную сторону и покидаю зал через другую дверь, а если деваться уж совсем некуда – ныряю в дамскую комнату.

Но в конце концов я все же попалась. Только вышла из туалета – и сразу наткнулась на Хрючело. Оказывается, Гюнтер Бахмейер караулил меня у дверей.

– О, добрый вечер, Гюнтер, – говорю я как ни в чем не бывало. – Рада вас видеть. Я как раз собиралась с вами поговорить…

– Поговорр-рить? – рычит он. – Да вы весь вечер от меня бегать!

– Вам показалось. Кстати, как вам наша вечеринка? – Сделав над собой усилие, я дотрагиваюсь до его огромной, как баварский окорок, ручищи.

– Вы оклеветать мой новый отель! – Благодаря его чудовищному акценту, мне чудится раскатистое «р-р-р» даже в слове «оклеветать». Просто поразительно, что этот могучий толстяк – живое воплощение грубоватого тевтонского характера – знает подобные слова. Лично я затруднилась бы подобрать соответствующий немецкий глагол. Все мои познания в немецком языке сводятся к фразе: «Такси, битте?»

– Ну, Гюнтер, вы преувеличиваете! – Я приятно улыбаюсь. – Ведь мы все-таки присвоили вашему отелю четыре звезды – где же тут «клевета»? – Я чуть не сказала «оклеветание», так на меня действует общение с косноязычным Хрючело. – Поверьте, мне искренне жаль, что наш обозреватель не счел возможным присвоить вашей «Звездной пальме» пять звезд, но…

– Вы не побывать в моем отеле сами. Если бы поехать туда, вы убедиться, что с ним все в порядке! – Гюнтер буквально кипит от ярости. – Но вы послать любителя, фрилансера. Это быть большой неуважение! – Он завершает свою тираду еще одним гортанным рыком.

– Это ни в коем случае не быть большой неуважение, – парирую я на том же ломаном наречии, которое Хрючело именует английским (я просто ничего не могу с собой поделать). – То есть большое, – поправляюсь я и чувствую, что краснею. – Не есть… Не есть неуважение.

Я окончательно запутываюсь, и теперь у меня горит не только лицо, но и уши.

Мне вовсе не хотелось дразнить Хрючело – в конце концов, это опасно для жизни. Во всем виновата моя дурацкая привычка попугайничать: сама того не желая, я начинаю пародировать чужой акцент и манеру говорить, стоит мне только услышать, что кто-то произносит слова не совсем правильно или не в том падеже. Что ж, своего я добилась: Гюнтер глядит на меня с еще большей яростью.

– Как дела, Фелисити? – Это Гэвин, наш издатель, неслышно подходит к нам сзади. Я вижу, как он втягивает в себя воздух, и его тонкий, чувствительный нос слегка подрагивает. Ничего удивительного: в прошлом году Хрючело раскошелился на двадцать четыре двойных разворота чистой рекламы. Только благодаря таким, как он, нам до сих пор удается оставаться в бизнесе, и все же я не могу присвоить его отелю пятую звезду только на том основании, что он оплатил сколько-то там рекламных объявлений. Хороший отзыв в «Пинчер ревью» стоит гораздо большего – как-никак мы дорожим своей репутацией самого авторитетного в стране журнала для путешественников.

– Я только что объясняла герру Гюнтеру, что обзор его отеля делал наш лучший внештатный сотрудник, – говорю я. – Мне очень жаль, что отзыв ему не понравился, но…

– Вы должен делать обзор-р сама! – рычит Хрючело. – Где быть ваш пр-рофессионализм, Фелисити? Где быть объективность?!

Он сердито шагает прочь, а я вновь поворачиваюсь к Гэвину. По правде сказать, я основательно перетрухнула, и сердце у меня колотится, как у зайца. Тем не менее я стараюсь, чтобы мой голос звучал как можно непринужденнее.

– Он слишком остро реагирует, – говорю я, с трудом подавляя желание зарычать, как Хрючело. – Так нельзя!..

– А кстати, – хмурится Гэвин, – почему вы не занялись его отелем сами? Насколько мне известно, обзор новых проектов всегда делали вы. И никто другой.

– На этот раз я решила послать Селию Дэвидсон, – отвечаю я, уходя от прямого ответа. – Она очень хорошо пишет. Ярко. Художественно.

– Почему вы лично не сделали обзор «Звездной пальмы», Фелисити? – повторяет вопрос Гэвин.

– Я была, гм-м… очень занята. – Я слегка откашливаюсь. Мне не хочется об этом говорить, но выхода я не вижу. – У меня были… семейные проблемы.

До Гэвина вдруг доходит:

– Вы имеете в виду ваш развод?

– Ну да, – я киваю, радуясь, что он сам произнес неприятное слово. Одновременно я принимаюсь крутить часы на руке, делая вид, будто они меня вдруг очень заинтересовали. Я-то знаю, что последует дальше.

– Ваш развод?! – переспрашивает Гэвин, причем с каждым слогом тембр его голоса делается все выше. – Опять?!!

У меня снова начинают гореть щеки. Я знаю, что мой развод давно превратился в самую настоящую эпопею, вроде «Властелина колец», и что он отнимает у меня слишком много рабочего времени. Я уже много раз говорила Гэвину, что, мол, все, дело закончено – и каждый раз находились еще какие-то вопросы, которые необходимо было урегулировать.

Впрочем, никакого особенного выбора у меня не было. Да и сам развод не доставлял мне никакого удовольствия.

– Я обратилась к барристеру, который специализируется на разводах, – признаю́сь я откровенно. – Его контора находится в Эдинбурге, и мне пришлось лететь туда в середине рабочей недели. Он, видите ли, ведет очень много дел, поэтому я просто вынуждена подстраиваться к его расписанию.

– Послушайте, Фелисити… – Гэвин манит меня в укромный уголок коридора. При виде его напряженной улыбки мне становится по-настоящему нехорошо. Так он улыбается, когда урезает зарплаты и бюджеты, и сообщает сотрудникам о том, что они, к сожалению, попали под сокращение, так что «не будете ли вы так добры покинуть здание?». – Послушайте, – повторяет он, – я очень хорошо вас понимаю и всей душой сочувствую вашим проблемам, но…

Лжец, думаю я. Что он может знать о разводах? У Гэвина есть жена и любовница, обе знают о существовании друг друга, но, по-видимому, нисколько не возражают.

– Спасибо, Гэв, – киваю я. Я обязана его поблагодарить – этого требует общепринятый протокол вежливости.

– …Но ваш развод ни в коем случае не должен мешать вашей работе и влиять на репутацию «Пинчер ревью», – заканчивает он. – Понятно?

Тут я начинаю нервничать не на шутку. Мне прекрасно известно, что Гэвин заговаривает о репутации «Пинчер» каждый раз, когда у него руки чешутся кого-нибудь уволить – неважно, по необходимости или в назидание другим. Это фактически официальное предупреждение, и я чувствую, как по спине у меня бегут мурашки.

С другой стороны, я по опыту знаю, что иметь дело с Гэвином можно только одним способом, а именно – до последнего отрицать собственную вину. Если проявить достаточно упорства, он может и усомниться в правильности своих решений.

– Вот что, Гэвин, – говорю я и выпрямляюсь во весь рост, чтобы придать себе максимум достоинства. – Мне хотелось бы кое-что прояснить… – Тут я делаю паузу, словно я – Дэвид Кэмерон, который отчитывается перед Кабинетом. – Я никогда, никогда не делаю ничего, что могло бы помешать моей работе в журнале. На самом деле…

Меня прерывает пронзительный вопль.

– Ба-бах! Бумм! Лазерная атака! Падайте, вы убиты!

Я застываю точно парализованная. Не может быть… Нет!!..

Из-за угла коридора доносится знакомый треск. Воздух наполняется ядовито-оранжевыми пластмассовыми пульками, которые летят во все стороны, попадая в гостей и в бокалы с шампанским. Ной со всех ног мчится по коридору по направлению к залу и, торжествующе вопя, палит во все стороны из игрушечного бластера. Черт! И как это я позабыла проверить его рюкзачок?!

– Стой! Прекрати! – Я бросаюсь к сыну, хватаю за шиворот и вырываю оружие у него из рук. – Прекрати сейчас же! Гэвин, извините!.. – добавляю я, жадно хватая ртом воздух. – Это Дэниел… Сегодня была его очередь присматривать за Ноем, но ему срочно понадобилось лететь во Франкфурт, и он привез сына ко мне… Совершенно неожиданно, клянусь! А, черт!.. – Я нечаянно нажимаю какой-то рычажок, и бластер выпускает еще одну очередь оранжевых пулек, которые попадают Гэвину в грудь и в живот (сцена, безусловно, достойна Тарантино и его «Бешеных псов»[9]). «Я только что застрелила своего босса из игрушечного автомата, – думаю я. – Интересно, как это будет смотреться в моей служебной характеристике, когда меня уволят?» Между тем я продолжаю жать на спусковой крючок, и пули летят все выше. Они попадают Гэвину в лицо, и он в страхе что-то невнятно кричит.

– Извините! – я роняю игрушку на пол. – Я не хотела стрелять!

Совсем рядом я вдруг замечаю Гюнтера и вздрагиваю. В его клочковатых редких волосах застряли три оранжевые пульки, еще одна плавает в бокале.

– Гэвин… – Я судорожно сглатываю. – Даже не знаю, что сказать…

– Это я виновата, – перебивает меня Элис, которая тоже появляется на поле боя. – Я должна была присматривать за Ноем, но он…

– Ноя вообще не следовало приводить в офис, – быстро говорю я. – Так что это моя вина!

Мы обе смотрим на Гэвина, словно ожидая приговора, но он только глядит на нас и качает головой.

– Личная жизнь. Работа, – произносит он наконец, складывая пухлые ручки перед собой. – Вы должны решить, что для вас важнее, Флисс.

* * *

Мое лицо пылает от унижения, когда я вталкиваю упирающегося Ноя в свой кабинет.

– Но я почти победил!.. – протестует он.

– Мне так жаль, Флисс! – Элис, входя в кабинет следом за мной, сжимает голову руками. – Он сказал, что это его любимая игра, и…

– Ничего страшного, – я через силу улыбаюсь ей. – Запомни, Ной, у мамы на работе нельзя играть с бластером. Понятно?

– Я найду ему что-нибудь поесть, – говорит Элис. – А тебе, Флисс, нужно возвращаться в зал как можно скорее. Иди и не волнуйся, все будет в порядке. Идем, Ной, где-то здесь я видела конфеты…

Они уходят, и я в изнеможении опускаю руки. Элис права – мне необходимо как можно скорее вернуться в зал, собрать с пола оранжевые пульки, извиниться перед гостями, очаровать всех и таким образом снова превратить нашу вечеринку в сугубо профессиональное мероприятие, каким оно и должно быть. Увы, сейчас эта задача кажется мне непосильной. Больше всего на свете мне хочется свернуться калачиком на коврике, который лежит под моим креслом, и хоть на несколько минут закрыть глаза…

Не в силах справиться с усталостью, я все же опускаюсь в кресло, и тот же миг звонит телефон. Ладно, так и быть, отвечу… Быть может, это хорошие новости, которые помогут мне немного взбодриться.

– Алло?

– Фелисити? Это Барнаби.

– А, это ты… Привет. – Я сажусь прямо, чувствуя прилив адреналина. – Хорошо, что ты перезвонил. Ты просто не поверишь, что снова учудил Дэниел. Мы договорились, что Ной сегодня будет ночевать у него, но в последний момент этот тип передумал и привез мальчика ко мне на службу – буквально за пять минут до начала торжественной церемонии, которую я должна вести. Кроме того, Дэниел сказал, что он, видите ли, посоветовался со своей Труди и решил снова изменить условия нашего соглашения. Попомни мое слово, Барнаби, это кончится тем, что мы снова окажемся в суде!

– Флисс, успокойся! Остынь, ладно? – Неспешный и мягкий манчестерский выговор Барнаби действует на меня успокаивающе, хотя в большинстве случаев мне хочется, чтобы он говорил побыстрее. Это тем более актуально, что я плачу ему почасовой гонорар – и отнюдь не по самой низкой ставке. – Не беспокойся, мы во всем разберемся, все решим.

– Если бы ты знал, как он мне надоел!

– Я тебя хорошо понимаю, и все равно мне кажется, ты напрасно переживаешь. Постарайся не думать о том, что случилось, хорошо?

Он что, издевается?

– Я все записала, – говорю я. – Все, что он сделал. Я могу прислать тебе файл по электронной почте. – Я машинально нащупываю на шее карту памяти. – Хочешь, я сделаю это прямо сейчас?

– Я уже говорил тебе, нет никакого смысла записывать каждую мелочь, которая кажется тебе нарушением существующих договоренностей.

– Но я хочу… хочу, чтобы у нас были основания обвинить его в неподобающем поведении и злоупотреблении своими правами. Если собрать все материалы вместе, судья наверняка поймет, какая он эгоистичная свинья, и тогда…

– Судья уже знает, что представляет собой твой Дэниел.

– Во-первых, он давно не мой. Во-вторых…

– Флисс… – Барнаби тяжело вздыхает. – У тебя типичный случай Разводной Горячки. Помнишь, что я говорил тебе об этой болезни?

Я отвечаю не сразу. Барнаби хорошо меня изучил. Порой он буквально читает мои мысли, и мне это не всегда нравится. Когда-то мы вместе учились в колледже, и хотя его услуги – даже с учетом скидки, которую он сделал мне по старой дружбе, – обходятся мне очень и очень недешево, я ни разу не задумалась о том, чтобы обратиться к кому-то другому. Сейчас он ждет ответа – словно учитель, задавший школьнику какой-то очень простой вопрос, и я просто не могу его подвести.

– Разводная Горячка сопровождается бредом и видениями, которые не имеют никакого отношения к реальности, – отбарабаниваю я.

– Никакого отношения к реальности, – с нажимом повторяет Барнаби. – Это означает, что ни один судья не станет зачитывать в суде двухсотстраничный перечень проступков Дэниела, а зрители не станут свистеть, улюлюкать и показывать пальцами на твоего бывшего. И ни один судья не скажет: «Миссис Грейвени, вы – святая, а ваш муж – просто презренный негодяй и мерзавец, и на этом основании я готов признать законными все ваши претензии».

Я невольно краснею, потому что именно о чем-то в этом роде я мечтала. Только в моем воображении толпа не только тыкала в Дэниела пальцами, но и швыряла в него гнилыми помидорами.

– С другой стороны, Дэниел никогда не призна́ет, что был не прав, – безжалостно продолжает Барнаби. – Он не встанет перед судьей на колени и не скажет со слезами на глазах: «Дорогая Флисс, прости меня, пожалуйста!» И ни одна газета не поместит отчет о твоем разводе под заголовком: «Самый дерьмовый в мире муж признал свою дерьмовость в суде».

Я не выдерживаю и фыркаю.

– Я все понимаю, но…

– Понимаешь? – с сомнением переспрашивает Барнаби. – Ты уверена? Или где-то в глубине души ты все еще ждешь, что однажды утром Дэниел проснется и, осознав все свои ошибки, публично в них покается? Не надейся, Флисс. Дэниел никогда ничего не поймет и не осозна́ет, и никогда не признается в том, что он был плохим человеком и скверным мужем. Я могу заниматься этим делом еще много тысяч часов, но на подобное я не рассчитываю, потому что этого никогда не случится.

– Но ведь это чертовски несправедливо! – восклицаю я разочарованно. – Ведь Дэниел – настоящий двуличный негодяй!

– Я знаю. Твой Дэниел… прости, просто Дэниел – то еще дерьмо. Тем меньше у тебя оснований вспоминать о нем при каждом удобном и неудобном случае. Выбрось его из своей жизни, выбрось навсегда!

– Ну, это не так просто… – неуверенно бормочу я после небольшой паузы. – В конце концов, он отец моего ребенка.

– Я и не говорил, что будет просто, – отвечает Барнаби, заметно смягчаясь. Некоторое время мы оба молчим. Я смотрю на свои офисные часы – на тонкую секундную стрелку, которая бежит по круглому пластмассовому циферблату. Спустя примерно минуту я устало склоняюсь вперед, упираясь головой в сгиб локтя.

– Чертов развод!..

– Да, развод, – подтверждает Барнаби. – Величайшее изобретение человечества.

– Я хотела бы… даже не знаю… – Я тяжело вздыхаю. – Вот если бы можно было просто взмахнуть волшебной палочкой и сделать так, чтобы наш брак никогда не существовал!.. Разумеется, это не касается Ноя. Пусть он останется, а все остальное пусть исчезнет как дурной сон.

– Ты, вероятно, говоришь об аннулировании брака, – жизнерадостно заявляет Барнаби.

– Это еще что такое? – удивляюсь я.

– Признание брака недействительным или не вступившим в законную силу, – поясняет он.

– И что, такое бывает? – удивляюсь я.

– Бывает, – подтверждает Барнаби. – Суд объявляет семейный договор недействительным – и все. Должен сказать, что многие мои клиенты добиваются не развода, а именно аннулирования брака.

– А я могла бы аннулировать свой брак? – Эта идея внезапно захватывает меня целиком. Неужели существует какой-то неизвестный мне ранее способ обойти мучительную и долгую процедуру официального развода?! Ан-ну-ли-рование… Мне нравится, как звучит это слово! И почему Барнаби ничего не сказал мне об этом раньше?

– Нет, если только мы не выясним, что Дэниел был двоеженцем, – сухо сообщает Барнаби. – Или что он принудил тебя к браку. Или что вы фактически не вступили в супружеские отношения. Или что один из вас в момент заключения брака был недееспособен и не мог отвечать за свои поступки по причине душевного заболевания.

– Это была я! – быстро говорю я. – Я была недееспособна. Я отлично помню, что буквально сходила с ума при одной мысли о свадьбе.

– Все так говорят! – Барнаби смеется. – Но, боюсь, это не пройдет.

Вспыхнувшая было искра надежды медленно угасает. Черт! Сейчас мне почти хочется, чтобы Дэниел оказался двоеженцем. Я даже представляю себе почтенную матрону в мормонском капоре, которая вдруг появится как из-под земли и крикнет: «Он женился на мне раньше!» Подобный поворот сразу избавил бы меня от всех проблем и его дурацких претензий.

– Боюсь, нам придется и дальше придерживаться первоначального варианта с разводом, – говорю я наконец. – Спасибо, Барнаби. Ну а теперь я лучше пойду, пока ты не выписал мне счет еще тысяч на тридцать только за то, что мы просто поздоровались.

– Да, так действительно будет лучше, – спокойно соглашается Барнаби. Он никогда не обижается, что бы я ни говорила. – Но пока ты еще не умчалась, ответь-ка мне еще на один вопрос: ты все еще собираешься во Францию, верно?

– Да. Я лечу туда завтра.

Мы с Ноем летим на Лазурный Берег, на целых две недели. С его точки зрения, это пасхальные каникулы. Что касается меня, то это очередная работа. Мне предстоит оценить и подробно описать три отеля, шесть ресторанов и один тематический парк. Это означает, что каждый день мне придется по несколько часов работать за компьютером, но я не жалуюсь.

– Я тут снова созванивался со своим старым приятелем Натаном Форрестером. Кажется, я тебе о нем уже рассказывал… Он живет на Антибах. Было бы неплохо, если бы ты его навестила, о’кей?

– Хорошо, – я чувствую, как у меня поднимается настроение. – Я не против.

– В таком случае я пришлю тебе по электронной почте его точный адрес. Натан – неплохой парень. Правда, он слишком увлекается покером, но пусть тебя это не пугает.

Заядлый игрок в покер, живущий на юге Франции? Звучит довольно заманчиво.

– Спасибо, Барнаби. Постараюсь у него побывать.

– Не за что. Пока, Флисс.

Я кладу трубку на рычаги, и телефон тотчас принимается звонить вновь. Должно быть, это Барнаби забыл сказать мне что-то важное.

– Алло? Барнаби, это ты?

Нет ответа, но я отчетливо слышу, как кто-то громко и часто дышит в трубку. Неужто Барнаби решил трахнуть свою секретаршу и случайно нажал клавишу повторного набора?! Впрочем, уже в следующую секунду я узнаю́ это дыхание и даже слышу на заднем плане чуть слышную мелодию «Я стараюсь» в исполнении Мейси Грей. Лотти всегда слушает эту композицию, когда расстается с очередным кавалером.

– Алло? – снова говорю я. – Лотти, это ты?

Дыхание в трубке становится хриплым и прерывистым.

– Эй, Лотти? Почему ты молчишь?

– Ох, Флисс!.. – Сестра громко рыдает. – Я ведь думала, он и вправду хочет сделать мне предложени-е-е-е-е!

– Боже мой, Лотти! Ну, не плачь… – Я баюкаю в руках телефонную трубку, жалея, что не могу обнять Лотти, прижать ее к себе. – Не плачь, пожалуйста!

– Я думала, он меня любит и хочет иметь дете-е-е-ей!.. Но он не хочет. И не любит меня. Не любит! – Она жалобно всхлипывает, совсем как Ной, когда ушибет коленку или поцарапается. – Что мне теперь делать? Ведь мне уже тридцать три-и-и-и!.. – Лотти внезапно начинает икать и никак не может остановиться.

– Тридцать три – это ерунда, – быстро говорю я. – Это совсем мало. Ты еще долго будешь красивой и привлекательной, поверь!..

– А ведь я ему даже кольцо купи-и-и-ла…

Кольцо? Лотти купила Ричарду кольцо?! Я изумленно смотрю на телефонную трубку. Не ослышалась ли я?

– Какое кольцо? – спрашиваю я, не в силах сдержать любопытство, и представляю себе, как Лотти преподносит Ричарду огромный перстень с сапфиром в бархатной коробочке.

О господи!

– Ну, просто кольцо!.. – отвечает Лотти не без нотки раздражения и шмыгает носом. – Обычное обручальное кольцо… Мужское.

Просто кольцо? Мужское обручальное кольцо? Гм-м… Насколько я знаю, подобных колец не существует в природе.

– Послушай, Лотти, – начинаю я осторожно, – ты уверена, что Ричард из тех, кто… кто стал бы носить такое кольцо? Может, это его и… отпугнуло?

– Кольцо ни при чем! – Сестра снова начинает всхлипывать. – Он его даже не видел. И зачем я только купила эту штуку?! Но ведь я просто думала, что так будет справедливо. Я думала, что он купил кольцо мне, а значит, я тоже должна-а-а-а…

– О’кей, – говорю я. – Извини.

– Ничего. – Лотти немного успокаивается. – Это ты меня извини. Я не хотела тебя беспокоить, просто… просто мне не с кем было поговорить, вот я и вывалила все это на тебя.

– Не говори глупости. Для чего же еще нужны сестры?

Мне очень жаль Лотти. Она действительно расстроена, и мне ее жаль, но в глубине души я испытываю некоторое облегчение. Лотти больше не делает вид, будто все хорошо, все нормально. Она призналась, что ей плохо, и это хорошо. Это уже прогресс.

– Я уже решила, что мне делать, и теперь мне намного лучше. Мне кажется, у меня есть план. Есть цель, – говорит Лотти и шумно сморкается, а я снова настораживаюсь. Какая еще цель? Мой собственный развод научил меня с подозрением относиться к подобным словам. «План». «Цель». «Проект». «Новые перспективы» и «новый друг». Когда речь заходит о чем-то из перечисленного, добра не жди.

– Вот как? – говорю я. – Отлично. И в чем же она заключается, эта твоя цель?

Мысленно я уже перебираю все возможности. Только пусть это будет не новый пирсинг и не новая татуировка! Несколько раз Лотти собиралась бросить работу, и мне лишь с огромным трудом удавалось убедить ее не делать этого. А вдруг она снова задумала купить новую, дорогущую квартиру или еще какую-нибудь недвижимость? Нет, только не это!

Помимо перечисленных вариантов мне на ум приходят переезд в Австралию и новая диета. Но Австралия слишком далеко, что же касается диеты, то Лотти – а) и так довольно худая, и б) в последний раз, когда Лотти сидела на диете, она сделала меня своей «партнершей». Это означало, что я должна была звонить ей каждые полчаса, обзывать «жирной коровой» и напоминать о необходимости питаться только низкокалорийными продуктами. Я, естественно, отказалась, и Лотти на меня обиделась.

– Что же ты задумала? – интересуюсь я небрежно, хотя от страха у меня начинают ходить ходуном колени.

– Я вылечу в Сан-Франциско первым же рейсом, на какой смогу достать билет, и сама сделаю Ричарду предложение. То-то он удивится!

– Че-го?! – Я едва не роняю телефон. – Нет, Лотти, нет! Это… это плохой план!

Неужели, думаю я, она собирается ворваться в офис, где работает Ричард? Или будет дожидаться его у двери гостиничного номера? А когда он появится – встанет на одно колено и преподнесет ему это свое «мужское» обручальное кольцо?.. Нет, я этого не допущу. В конце концов ничего кроме нового унижения из этого не выйдет, а мне потом возиться с моей безутешной сестрой!

– Но ведь я люблю его! – почти кричит Лотти, и я понимаю, что она на грани истерики. – Я люблю его больше всего на свете! И если он не понимает, что мы просто созданы друг для друга, я обязана ему это доказать. Я должна сделать первый шаг. Слушай, Флисс, – добавляет она совсем другим тоном. – Я сейчас на сайте «Вирджн Атлантик»[10], в какой класс мне лучше взять билет – в первый или в экономический? Кстати, ты не можешь договориться, чтобы мне сделали скидку?

– Нет, не могу. И вообще, не вздумай покупать билет до Сан-Франциско, – говорю я самым твердым и самым властным тоном, на какой я только способна. – Выключи Интернет. А лучше – выключи компьютер и отойди от него подальше.

– Но…

– Послушай, Лотти, – говорю я чуть мягче. – У Ричарда был шанс, но он им не воспользовался. Значит, он просто не хочет на тебе жениться, в противном случае он бы уже давно сделал тебе предложение.

Я знаю, говорить так – жестоко, но я не сомневаюсь в своей правоте. Если мужчина хочет завести семью, он действует, а не мямлит. И женщине вовсе не надо ловить намеки и истолковывать те или иные поступки. Предложение руки и сердца – вот главный поступок.

Но Лотти меня не слышит.

– Ричард просто не понимает, чего он на самом деле хочет, – с горячностью возражает она. – Ему нужно объяснить, убедить, может, даже немного подтолкнуть.

Ну да, подтолкнуть, думаю я с иронией. Вот только то, что ты собираешься сделать, больше похоже на пинок в зад. На мгновение я представляю себе, как моя сестрица за волосы волочит Ричарда к алтарю, и мне становится противно. Я отлично знаю, чем все закончится. В конце концов и Лотти и Ричард окажутся в офисе Барнаби Риза («пятьсот фунтов за первую консультацию»).

– Слушай меня, Лотти, – говорю я, – и слушай внимательно. Я категорически не советую тебе выходить замуж за кого бы то ни было, если ты только не уверена на двести процентов, что из этого выйдет какой-нибудь толк. Нет, лучше – на шестьсот процентов, – мой взгляд непроизвольно устремляется на бумаги, в которых Дэниел изложил свои новые требования. – Потому что в противном случае ты не наживешь ничего, кроме очень большого… больших проблем. Я знаю это точно, причем по своему собственному печальному опыту. Поверь мне, это ужасно.

На том конце линии воцаряется тишина. Я хорошо знаю Лотти и могу представить, о чем она сейчас думает. Должно быть, как раз в эти минуты моя сестрица прощается со слащаво-романтической картиной, которую она успела нарисовать в своем воображении: она делает Ричарду предложение на мосту Золотые Ворота на фоне заката. Или рассвета – в зависимости от того, в какое время суток ей удастся его отловить.

– По крайней мере, сначала подумай, – добавляю я. – Не стоит совершать опрометчивые поступки, о которых ты будешь горько жалеть. Если вы любите друг друга, несколько недель ничего не изменят в ваших отношениях, а если нет…

Тут я задерживаю дыхание и суеверно скрещиваю пальцы. Подействует или нет?

– О’кей, – говорит наконец Лотти, но в ее голосе отчетливо слышатся унылые нотки. – Я… я подумаю.

Мне хочется завопить от радости. Я сделала это! Сделала! Впервые в жизни мне удалось убить болезнь в зародыше: помешать сестре совершить Неудачный Выбор. Не исключено, впрочем, что с возрастом Лотти сделалась чуть менее импульсивной – в то, что она научилась мыслить более или менее рационально, мне по-прежнему не верится.

– Давай-ка пообедаем вместе, ладно? – предлагаю я, чтобы немного ее подбодрить. – Я угощаю. Как только я вернусь из отпуска, так сразу и пойдем… В лучший ресторан, какой ты скажешь.

– Это… это неплохая идея, – жалобно бормочет Лотти. – Спасибо, Флисс.

– Ну, мне пора бежать. Будь умницей. Увидимся.

Лотти дает отбой, и я с шумом выдыхаю воздух. Я очень злюсь, только не знаю – на кого. На Ричарда? На Дэниела? На Гэвина? На Гюнтера? А может, на всех мужчин сразу? Нет, это было бы несправедливо. Среди мужчин тоже встречаются достойные экземпляры, тот же Барнаби, мой очаровательный молочник Невилл, далай-лама, может быть, еще папа римский…

Я поднимаю взгляд, вижу свое отражение в темном экране компьютера и в ужасе отшатываюсь. У меня в волосах застряла оранжевая пулька из игрушечного бластера Ноя.

То, что надо. Не хватает только накладного носа и рыжего парика.

3. Лотти

Я всю ночь не спала.

Когда люди заявляют нечто подобное, они чаще всего имеют в виду, что они пару раз просыпались, выпивали чашечку цветочного чая и снова ложились в постель, но я действительно не спала всю ночь. И считала каждый час, каждую проходящую минуту.

К часу пополуночи я решила, что Флисс совершенно не права. В час тридцать я нашла подходящий рейс до Сан-Франциско. К двум я написала превосходную, исполненную любви и страсти речь, которую я произнесу, когда буду делать Ричарду предложение (я даже включила в нее несколько цитат из Шекспира, Ричарда Кертиса и «Тейк зет»). К трем часам я записала видеоролик, на котором я произношу эту речь вслух и «с выражением», как говорили в школе (потребовалось одиннадцать проб, но я справилась). Я просмотрела этот ролик несколько раз и поняла (было без четверти четыре), что Флисс права: Ричард никогда не скажет мне «да». Он просто испугается, особенно если я таки произнесу свою речь! В пять часов я попила чаю с конфетами-пралине и с печеньем. К шести я доела конфеты, а заодно – съела весь запас мороженого «Фиш-фуд». Сейчас я сижу на пластмассовом стульчике перед своим столом, сражаюсь с тошнотой и жалею о потраченных усилиях.

В глубине души я еще сомневаюсь, правильно ли я поступила, порвав с Ричардом. Что, если я совершила самую крупную в жизни ошибку? Быть может, если бы я держала язык за зубами и даже не заикалась о браке, из наших отношений что-нибудь да вышло бы? Ну, хоть что-нибудь?..

Мой ум, однако, мыслит более рационально, и он напрочь отвергает эту возможность. Говорят, женщины руководствуются интуицией, а мужчины – логикой. Что за чушь! Я изучала логику в университете и хорошо знаю ее основные законы. К примеру, если А равно В, а В равно С, следовательно, А равно С… Но если взглянуть на мою ситуацию с позиций чистой науки, получается… смех на палочке получается. Судите сами: с одной стороны, Ричард не собирается делать мне предложение, он дал мне это понять совершенно недвусмысленно. С другой стороны, я хочу замуж, хочу семью и ребенка, а может быть, и не одного. Из этих двух предпосылок можно сделать следующее заключение: мне не суждено стать женой Ричарда, и таким образом, мне придется стать женой какого-то другого человека.

Это один вывод, а вот другой: я поступила совершенно правильно, когда рассталась с Ричардом.

Еще один вывод: теперь мне необходимо найти мужчину, который захочет на мне жениться и который не станет бледнеть от страха, покрываться испариной и беспомощно мямлить при одном упоминании о возможной свадьбе. Мне нужно найти мужчину, который хорошо понимает: если женщина прожила с кем-то три года, то она, возможно, мечтает о семье, о детях, о собаке… о том, чтобы всем вместе украшать елку под Рождество. В конце концов, что в этом такого плохого? Почему о браке нельзя ни мечтать, ни даже упомянуть? Ведь буквально все твердили нам с Ричардом, что мы очень гармоничная пара и прекрасно смотримся вместе, и нам действительно было хорошо. И даже его мать как-то намекнула, мол, было бы неплохо, если бы мы поселились где-нибудь поближе к ней.

Ну ладно, допустим, взглянуть на ситуацию с позиции чистой науки у меня не получилось, но это не значит, что я не права.

Я делаю глоток остывшего чая и пытаюсь успокоить разгулявшиеся нервы. Будем считать, что мне удалось сохранить объективность в той мере, в какой это возможно в моих обстоятельствах, а они таковы: я провела без сна целую ночь, и теперь мне нужно успеть на поезд в 7. 09 до Бирмингема, чтобы выступить там перед полусотней студентов с рекламной речью о наших вакансиях (я уже представляю себе пропахшую цветной капустой в сырном соусе аудиторию, серый свет из окон, скучающие или перевозбужденные лица наших будущих сотрудников). Что ж, видно, такова судьба современного рекрутера.

* * *

Мы с моим коллегой Стивом сидим в крошечной комнатенке, примыкающей к той самой пропахшей капустой и сыром аудитории. Стив пьет кофе из термоса. Вид у него такой же взъерошенный и невыспавшийся, как и у меня, но, я думаю – это вовсе не потому, что накануне у него тоже произошло неудачное объяснение с какой-то дамой. На самом деле Стив зашибает, однако это не мешает ему быть хорошим сотрудником, и я люблю с ним работать. Мы довольно часто выезжаем на подобные собеседования вдвоем: Стив занимается научной стороной, я изо всех сил рекламирую нашу «Блейз фармасьютикл» и отвечаю на общие вопросы. Иными словами, Стив отпугивает возможных кандидатов рассказами о том, как сложно и ответственно работать в нашем ультрапередовом исследовательско-инновационном отделе, а я заманиваю их обещаниями быстрой и блестящей карьеры, рассказываю о помощи, которую на первых порах они будут получать от более опытных коллег, а также уверяю в том, что они вовсе не продаются за «чечевичную похлебку», и что, работая у нас, каждый сможет не только получать достойную зарплату, но и сумеет реализовать себя как личность или как ученый. Ну и все в таком духе.

– Хочешь печенье? – Стив предлагает мне «Бурбон»[11].

– Нет, спасибо, – я вздрагиваю. За ночь я употребила, наверное, месячную норму трансжиров, Е-добавок и синтетических ароматизаторов.

Быть может, размышляю я, мне помог бы прийти в себя какой-нибудь тренировочный лагерь с жестким режимом и запредельными физическими нагрузками? Многие люди утверждают, что бег и фитнес позволили им взглянуть на жизнь по-новому, и если мне удастся отыскать такое место, где я с утра до вечера буду только бегать, поднимать штангу (небольшую) и пить изотонические коктейли, это позволит мне привести в порядок мои мысли и чувства. Было бы неплохо, если бы этот лагерь располагался где-нибудь в горах или в пустыне, где тяжело жить и выживать даже без ежедневных тренировок.

Впрочем, можно заняться и бодибилдингом по программе «Железная женщина». Это будет круто!

Я достаю «Блэкберри» и уже собираюсь вбить в поисковую строку Гугла слова «экстремальный тренировочный лагерь железная женщина бодибилдинг», когда в нашу комнатку заглядывает университетский консультант по профориентации. Мне еще не приходилось бывать в этом конкретном колледже, поэтому, до сегодняшнего дня, не встречалась с Деборой Франклин. Это довольно молодая женщина, но мне она кажется странной: держится чересчур напряженно и вздрагивает, даже когда обращаешься к ней с самым невинным вопросом.

– Все в порядке? – спрашивает Дебора и испуганно глядит на нас. – Через десять минут начинаем, только… Постарайтесь не слишком затягивать, о’кей?.. То есть я хочу сказать, что на вашем месте я не стала бы пускаться в подробности, – поправляется она. – Никто вас не упрекнет.

– Ну что вы, мы с удовольствием побеседуем с вашими студентами, – заверяю я, доставая из своей парусиновой сумки пачку рекламных брошюр под названием «Почему я работаю в «Блейз фармасьютикл»?»

– Ну да, ну да… – Дебора снова кивает. – Но все равно постарайтесь побыстрее, ладно?

Мне хочется на нее рявкнуть как следует! В конце концов, мы приехали сюда из Лондона не ради пятиминутной беседы с выпускниками. Большинство профконсультантов только радуются, когда студенты задают вопросы, на которые приходится отвечать подробно.

– Работаем как обычно? – говорю я Стиву. – Я начинаю, потом – ты, первый видеоматериал, я, ты, второй видеоматериал. О’кей?

Стив кивает, и я протягиваю Деборе наш DVD-диск:

– Вклю́чите по моей команде. Студенты сами все увидят.

На самом деле рекламный диск – едва ли не самое слабое место в нашем выступлении. Короткий фильм о «Блейз фармасьютикл» был снят в стилистике видеоклипов 80-х – плохой свет, скверная электронная музыка, неестественно элегантные прически статистов, которые пытаются изобразить производственное или научное совещание. К сожалению, диск обошелся компании почти в сотню тысяч фунтов, поэтому нам приходится его использовать.

Дебора исчезает, чтобы настроить DVD-проигрыватель, а я откидываюсь на спинку своего стула и пытаюсь расслабиться, но у меня ничего не получается. Я кручу в руках носовой платок, потом прячу его и начинаю нервно сгибать и разгибать пальцы. Предстоящая работа кажется мне ерундой, не стоящей ни времени, ни усилий.

Что будет со мной дальше? Какой будет моя судьба? К чему я иду и к чему приду?

Все это, кстати, не имеет никакого отношения к Ричарду. Абсолютно никакого. Я просто думаю о себе, о своей жизни. Мне нужно что-то в ней изменить, но что? Отыскать другую цель? Увы, на это тоже нужны силы…

На столе передо мной лежит какая-то книга, и я машинально беру ее в руки. Она называется «Поворот на 180°: как раз и навсегда изменить свою бизнес-стратегию и добиться успеха». Сразу под заголовком я вижу размашистую надпись другим шрифтом: «Продано 10 миллионов экземпляров!»

Глядя на название, я испытываю внезапный приступ досады. Ну почему я так редко читаю деловую литературу? Неудивительно, что моя жизнь пошла наперекосяк! Я не уделяла должного внимания своей карьере, и вот результат. Времени остается совсем мало, и я торопливо листаю книгу, пытаясь почерпнуть из нее как можно больше полезного. В книге много диаграмм со стрелками, которые показывают сначала слева направо, и тут же – справа налево. Ну, тут все более или менее ясно: необходимо изменить вектор движения на противоположный – и успех обеспечен! На то, чтобы понять это, у меня ушло не больше двух секунд. Должно быть, я ужасно способная.

Потом я ненадолго задумываюсь. Что мне делать? Попытаться самой прочесть все труды по деловому администрированию, чтобы в самое ближайшее время стать высококлассным специалистом, или лучше все-таки поступить в Гарвардскую школу бизнеса? На мгновение я представляю, как сижу в библиотеке, постигая законы и премудрости экономики, а потом с триумфом возвращаюсь в Англию, чтобы возглавить крупную фирму, занимающуюся подсчетами индексов Лондонской фондовой биржи или чем-то в этом роде. А что, было бы неплохо… Главное, я буду жить в высокоинтеллектуальном мире идей и глобальных стратегий, и поплевывать на мелкие житейские неурядицы.

Я уже набираю в Гугле слова «Гарвард прием иностранных студентов», когда в нашу комнатку снова заглядывает Дебора.

– Слушатели, кажется, уже собрались, – сообщает она и сглатывает. В глазах ее я вижу самую настоящую панику и не понимаю, чего она так боится. Быть может, Дебора – новенькая и это ее первая презентация, первая встреча с профессиональными кадровиками?

– О’кей, мы идем… – Я достаю карманное зеркальце и освежаю губную помаду, стараясь не замечать покрасневшие белки́ глаз и припухшие веки. Видок у меня, честно сказать, еще тот. Как говорится, краше в гроб кладут.

Тем временем Дебора выходит из комнатки через вторые, двойные, двери, которые ведут на преподавательское возвышение. Из аудитории доносятся гул и гомон, из-за которых почти не слышно, что́ она говорит. Примерно через минуту раздаются жиденькие аплодисменты, и я толкаю локтем Стива, который как раз запихнул в рот обсыпанный сахарной пудрой рогалик:

– Идем. Наш выход.

Поднимаясь на возвышение для преподавателей, я окидываю взглядом аудиторию и шестым чувством начинаю ощущать что-то неладное. Когда занимаешься набором персонала для исследовательской фармацевтической компании, привыкаешь иметь дело с плохо выбритыми, растрепанными студентами в грязных, прожженных реактивами халатах, но сегодня передо мной совсем другой контингент. Впереди сидит не меньше двух десятков потрясающе красивых, ухоженных девушек с длинными блестящими волосами, безупречным маникюром и отличным макияжем. Позади них я замечаю группу подтянутых, аккуратных юношей – накачанных, по-современному подстриженных, в белоснежных майках и наглаженных брюках. Студенты – в брюках!.. От изумления я не могу произнести ни звука. Хотелось бы мне знать, какие лабораторные они делают, какие эксперименты проводят? Неужто получают новые стероиды, которые тут же испробуют на себе в университетском тренажерном зале?

– Прекрасные студенты, – вполголоса бормочу я, обращаясь к Деборе. – Образцовые. Они выглядят просто… сногсшибательно.

– Мы… рекомендовали им одеться как следует, – шепчет она в ответ и почему-то краснеет. Я перевожу взгляд на Стива – он едва не облизывается, разглядывая девушек в первом ряду. Ну, попал в свою стихию!..

– Добрый день, – говорю я, делая шаг вперед, к самому краю преподавательской кафедры. – Спасибо, что проявили интерес к нашей компании и собрались сегодня здесь. Меня зовут Лотти Грейвени, и я представляю «Блейз фармасьютикл». О том, что мы можем вам предложить, я и хотела бы поговорить. Название нашей компании вам, безусловно, известно – мы производим и продаем немало всемирно известных наименований фармацевтических лекарственных средств, в том числе такие, как болеутоляющие таблетки «Пласидус» и популярный детский крем «Синерко». Мы, однако, не останавливаемся на достигнутом и постоянно ведем широкую научную и исследовательскую работу, создавая все новые и новые лекарственные формулы…

– Таким образом, работать в «Блейз фармасьютикл» не только престижно, но и очень, очень интересно… – Стив буквально отталкивает меня в сторону – так ему не терпится произвести впечатление на девиц. – Наши специалисты работают на переднем крае фармацевтической науки. Подчас они сталкиваются с весьма сложными проблемами, но, имея в своем распоряжении самое современное оборудование, успешно преодолевают любые трудности. Это, однако, не значит, что мы можем обойтись без вашей помощи, и сейчас я постараюсь поподробнее объяснить, чем вы будете заниматься, если решите стать членами нашей сплоченной команды…

Я бросаю на Стива недовольный взгляд. Мне кажется, он слишком актерствует, к тому же того, что́ он сейчас говорит, нет в нашем сценарии. И откуда только взялись эти соблазнительные переливы, этот сексуальный баритон?! Зачем он закатал рукава, словно он не аптекарь, а какой-нибудь Индиана Джонс? Я бы на его месте этого не делала – руки у него тонкие, белые, с выступающими синими жилами, и смотреть на них не слишком приятно.

– …и если вам по душе блистательные научные открытия, ежедневные вызовы и ежедневные победы… – Стив делает эффектную паузу, а потом практически выкрикивает: – тогда мы будем рады видеть вас в нашей «Блейз фармасьютикл»!

Ага, понятно, думаю я. Кажется, Стив нацелился на эффектную блондинку в первом ряду. Воротник ее белой блузки расстегнут на пару пуговиц, обнажая глубокую, загорелую ложбинку между грудями. То и дело откидывая с лица длинные волосы, она что-то строчит в тетрадке, словно записывая каждое слово, и лишь изредка поднимает на Стива большие глаза очень красивого лазоревого оттенка.

– Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Давай покажем им наш фильм, Стив, – предлагаю я и оттаскиваю коллегу в сторону, пока он не свалился с возвышения – прямо на колени к блондинке. Свет в аудитории меркнет, и на экране за нашими спинами начинается наш первый ролик.

– Отличные ребята, – горячо шепчет Стив, садясь рядом со мной за небольшой столик. – И очень толковые, сразу видно.

Что ему видно, недоумеваю я. Какие сиськи у этой девчонки?..

– Откуда ты знаешь, ты ведь с ними еще не разговаривал, – возражаю я вполголоса.

– Это видно по глазам, – объясняет он. – Я давно занимаюсь подбором персонала, и у меня есть опыт. Перспективных кандидатов я замечаю сразу. Например, вон та блондиночка в первом ряду… она кажется мне весьма многообещающей. Весьма! Нужно побеседовать с ней особо, и, если она согласится пойти к нам на работу, я постараюсь сделать так, чтобы компания оплатила ей последний год обучения… или хотя бы предложу ей нашу стипендию. Такими кадрами разбрасываться нельзя. Нужно хватать их, пока конкуренты не опередили.

О господи! Судя по его интонациям, Стив готов предложить блондинке контракт с шестью нолями – и себя в придачу.

– Мы сообщим им всю правду о нашей программе стипендий, – строго говорю я. – И еще… постарайся не пялиться на нее так откровенно, о’кей?

Зажигается свет, Стив снова выходит к краю возвышения. Рукава он закатал чуть не до плеч, словно лесоруб, которому предстоит тяжелая работа.

– Сейчас я хотел бы рассказать вам о наших новейших открытиях. Не скрою, чтобы сделать их, нам всем пришлось потрудиться, но, возможно, с вашей помощью дело пойдет веселее. – Он подмигивает блондинке, и та вежливо улыбается в ответ. На экране позади нас появляется схема сложной молекулы.

– Вам, безусловно, хорошо знакомы полионные фтороводороды… – Стив показывает на экран, потом спохватывается: – Прежде чем продолжить, я хотел бы знать, что конкретно вы изучаете. Среди вас наверняка есть биохимики… – Он с надеждой смотрит на блондинку, но тут вмешивается Дебора:

– Какая разница, что они изучают? – говорит она довольно резко и, вскочив со своего стула возле DVD-проигрывателя, решительно направляется к нам. – Ведь это не имеет значения, правда?

Она напряжена, как пружина, и это сразу бросается мне в глаза. Что происходит?!

– Всегда проще объяснять на конкретных примерах, – вежливо отвечает ей Стив. – Да и профессиональный контакт с аудиторией облегчает восприятие. Вот если бы все биохимики подняли руки…

– Но ведь вы принимаете на работу и студентов с других… направлений? – снова перебивает Дебора. – Так написано в ваших брошюрах. Поэтому мне показалось, что мы могли бы обойтись без конкретики…

Она выглядит основательно напуганной, и я окончательно убеждаюсь, что дело нечисто.

Стив поворачивается к студентам.

– Что, ни одного биохимика? – спрашивает он. Ни одна рука так и не поднялась, и это тоже странно. Обычно студенты этой специальности составляют на наших встречах бо́льшую часть аудитории.

Лицо Деборы становится серым, как зола.

– Могу я сказать вам пару слов? – выдавливает она и знаком приглашает нас отойти в сторонку. – Боюсь, что… – Ее голос начинает дрожать. – …Произошла ошибка. Я разослала мейлы не тем студентам.

Ах, вот оно в чем дело! Приглашая студентов на встречу по профориентации, Дебора почему-то забыла про биохимиков. Ну и дура, прости господи!.. У нее, однако, такой несчастный вид, что мне хочется ее подбодрить.

– Мы стараемся придерживаться широких взглядов, – говорю я. – И вы совершенно правы: нас интересуют не только биохимики. Мы принимаем на работу студентов, которые изучали физику, биологию, деловое администрирование. На чем именно специализировалась эта группа?

Тишина. Дебора яростно кусает губы. Наконец она бормочет чуть слышно:

– Большинство из них – театральные гримеры, стилисты, специалисты по макияжу. Есть еще несколько танцовщиков…

Гримеры и танцовщики? Я настолько потрясена, что не сразу нахожу, что ответить. Неудивительно, что все они так привлекательны внешне и пребывают в отличной физической форме. Я бросаю взгляд на Стива. Лицо у него вытягивается, и я едва удерживаюсь от смеха.

– Очень жаль, – говорю я наконец. – В самом деле, жаль. Моему коллеге ваши студенты показались довольно… гм-м… перспективными. Он даже собирался предложить некоторым из них специальные стипендии, не так ли, Стив?..

Стив злобно скалится в ответ, потом накидывается на Дебору.

– Что, черт побери, здесь происходит?! – злобно шипит он. – Вы что, шутки шутить вздумали? Зачем гримерам и плясунам лекция о перспективах карьеры в фармацевтической промышленности?

– Простите!.. Простите!.. – бормочет Дебора, и мне кажется, она вот-вот заплачет. – Когда я поняла, что ошиблась, исправлять что-либо было уже поздно. Моя задача состоит в том, чтобы привлечь к работе с выпускниками как можно больше престижных компаний, а ваша фирма очень популярна, и я… я не сумела устоять.

– Кто-нибудь в этом зале хотел бы работать в фармацевтической промышленности? – громко вопрошает Стив, глядя в зал. Никто не отвечает, никто не поднимает руку, и я не знаю, плакать мне или смеяться. Чтобы добраться сюда, я встала в шесть часов и… Нет, не то чтобы я не спала, но все же…

– Тогда что вы здесь делаете?! – судя по голосу, Стив готов взорваться.

– Нам нужно посетить десять семинаров по профориентации, чтобы получить баллы[12], – объясняет хрупкая брюнетка с коротким «конским хвостом».

– Господи помилуй! – Стив хватает пиджак, который он повесил на спинку стула. – Лично мне некогда заниматься всякой ерундой. – С этими словами он решительно покидает аудиторию, и мне хочется последовать за ним. Ох уж мне эта Дебора! Пожалуй, я еще никогда не сталкивалась с такой, как она.

Но что-то меня удерживает. Все эти студенты, которые сейчас смотрят на меня, хотят найти хорошую работу – пусть даже и не в фармацевтической промышленности. Они не виноваты, что им достался столь некомпетентный профконсультант, к тому же, если я сейчас уйду, получится, что я зря притащилась сюда из Лондона. Что ж, попробуем что-нибудь придумать.

– О’кей, – говорю я и, забрав у Деборы пульт управления, выключаю DVD-проигрыватель. – Давайте начнем заново. К сожалению, моя работа не имеет никакого отношения к индустрии красоты, как и к… к индустрии танцев. – Тут я улыбаюсь своей неуклюжей шутке и с облегчением замечаю насколько ответных улыбок. Главное – установить контакт с аудиторией, а там будет видно. – Вот почему я не смогу дать вам никаких конкретных советов. Однако я уже давно занимаюсь подбором персонала и, смею надеяться, кое-что в этом понимаю. Если хотите, я могла бы дать несколько общих рекомендаций… Для начала скажите, есть ли у вас какие-то вопросы, связанные с устройством на работу?

Некоторое время студенты молчат, потом девушка в кожаном пиджаке нерешительно поднимает руку:

– Не могли бы вы взглянуть на мое резюме и высказать ваше мнение?

– Конечно. Неплохая идея, кстати… У кого еще есть с собой резюме? Быть может, я смогла бы что-то посоветовать…

Поднимается целый лес рук. Пожалуй, я за всю свою жизнь не видела столько рук с безупречным маникюром.

– Ну, давайте по одному, – говорю я.

* * *

На то, чтобы просмотреть резюме трех десятков студентов, у меня уходит без малого два часа. Резюме производят тягостное впечатление (если они были написаны под руководством Деборы, ее следовало бы немедленно уволить). Кроме того, я ответила на множество вопросов, касающихся пенсий, налоговых льгот и законов об индивидуальной предпринимательской деятельности. Это тоже часть моей работы, и я щедро делилась своими познаниями в надежде, что они как-то помогут этим симпатичным ребятам. В процессе разговора я в свою очередь также получила немало любопытных сведений, касающихся некоторых специальных областей, в которых я до сего дня была полной невеждой. В частности, я узнала, как нужно гримировать человека для киносъемки, чтобы на экране он выглядел смертельно раненным, кто из известных актрис, снимающихся сейчас в Лондоне, ведет себя как настоящая стерва, хотя на публике притворяется очень милой, а также как правильно делать «гран жете́» (это балетное па я, правда, так и не сумела исполнить правильно).

Сейчас разговор идет уже обо всем. Бледная девушка с розовыми прядями в волосах вдохновенно рассказывает о том, почему шеллак-маникюр так дорог и как трудно получить прибыль, если открываешь собственный салон. Я внимательно слушаю и стараюсь помочь дельными (как мне кажется) советами, однако мое внимание приковано к другой девушке, которая сидит во втором ряду. За все время она не сказала ни слова. Веки у нее припухли и покраснели, руки нервно теребят мобильник, она то и дело сморкается и вытирает глаза.

Во время моей импровизированной сессии вопросов и ответов у меня тоже был момент, когда мне едва не понадобился платок. Я рассказывала о праве на отпуск и вдруг вспомнила, как сама копила выходные и отгулы, чтобы провести их с Ричардом. Я думала, у нас будет медовый месяц, и даже нашла очень хорошее местечко на Санта-Люсии…

Нет, одергиваю я себя, не надо об этом думать. Это в прошлом, а ты должна жить дальше, двигаться вперед…

Я часто моргаю и снова сосредотачиваюсь на том, что́ рассказывает девушка с розовыми волосами.

– …как вы думаете, может, мне лучше специализироваться на работе с бровями? – спрашивает она, с надеждой глядя на меня. Бедняжка ждет совета, а я… я даже не знаю, с чего это мы вдруг заговорили о бровях. Я как раз собираюсь попросить ее повторить свои основные тезисы для всех присутствующих (это очень полезный прием, он всегда помогает в случае, если ты по какой-то причине утрачиваешь нить разговора), когда девушка во втором ряду громко, в голос, всхлипывает. Этого я уже не могу вынести.

– Эй, – мягко окликаю я ее, – простите… С вами все в порядке?

– Синди недавно рассталась со своим парнем, – объясняет ее соседка, дружески обнимая плачущую девушку за плечи. – Можно… можно ей выйти?

– Конечно, – отвечаю я. – Что за вопрос?!

– А она получит свой балл? – с беспокойством осведомляется другая девушка. – Синди уже пропустила один курс, и…

– Это все он виноват! – сердито заявляет первая подруга, и несколько девушек согласно кивают. «Негодяй!» – доносится до меня с разных сторон. «Мерзавец! Он даже не умеет правильно сделать «глаза с поволокой»!»

– Мы были вместе два года, – Синди снова всхлипывает. – Целых два года! Я делала для него все курсовые, а недавно он вдруг заявляет: он, типа, должен сосредоточиться на своей карьере. А я-то думала – он хочет быть со мно-о-ой…

Она начинает плакать по-настоящему, а я чувствую, что еще немного – и я зарыдаю вместе с ней. Еще бы, ведь я испытываю ту же самую боль. Я знаю, каково ей сейчас.

– Разумеется, вы получите ваш балл, – говорю я как можно мягче. – Больше того, я особо отмечу то обстоятельство, что вы все-таки пришли на нашу встречу, несмотря на подавленное эмоциональное состояние.

– Правда?.. – Синди улыбается сквозь слезы. – Честное слово?

– Ну конечно, – киваю я. – И знаете что?.. Мне бы хотелось сказать вам пару слов, если вы позволите…

Я вдруг испытываю невероятно сильное желание побеседовать с этими наполовину детьми, так сказать, «за жизнь», не по теме. Я хочу передать им частицу универсальной истины, которая не имеет никакого отношения к пенсионному обеспечению, налогам и прочей ерунде. Я собираюсь поговорить с ними о любви. Или об отсутствии таковой. О том, похожем на ад, месте, в котором, по воле обстоятельств, очутились Синди и я, и в котором может оказаться любая или любой из присутствующих, если, конечно, он не бесчувственный чурбан. Правда, это не совсем моя компетенция, но Синди необходимо знать…

Мое сердце бьется сильно и ровно, а сознание благородства собственной миссии заставляет меня испытывать прилив самого настоящего вдохновения. В таком состоянии я, пожалуй, способна заткнуть за пояс и Хелен Миррен, и Мишель Обаму!

– Я хочу сказать тебе одну вещь, – говорю я, невзначай переходя на доверительное «ты». – Как женщина – женщине, как профессионал – профессионалу, как человек – человеку, в конце концов… – Я смотрю на Синди в упор. – Ты рассталась со своим парнем, и это очень, очень печально, но этот разрыв ни в коем случае не должен испортить, исковеркать твою жизнь, – твердо заявляю я и чувствую, как по моим жилам растекается какое-то новое электричество.

В эти мгновения я, как никогда прежде, уверена в себе, в своих силах. Всеми фибрами души я хочу донести до этой бедной девочки то знание, которым владею.

– Ты почти взрослая, – говорю я и начинаю загибать пальцы. – Ты самостоятельная и ни от кого не зависишь. Что бы ни случилось, у тебя есть своя жизнь, а значит, он тебе не очень-то и нужен, правда?

Я дожидаюсь утвердительного кивка и продолжаю:

– Мы все когда-то расставались со своими любимыми, – на этом месте я повышаю голос, чтобы меня слышали и остальные. – Как это пережить? Ответ может быть только один: не плакать. Не плакать, не обжираться шоколадом, не строить мстительные планы. Нужно двигаться дальше. Пусть мертвые погребают своих мертвецов, а мы будем жить так, словно ничего особенного не случилось. Знаешь, что я делала каждый раз, когда расставалась со своим бойфрендом? Я резко меняла всю свою жизнь: находила какое-то новое увлекательное занятие, экспериментировала со своей внешностью, переезжала на новое место, а один раз даже сделала себе новую татуировку… И знаешь, что мне это дало? Я поняла, что только я сама распоряжаюсь своей собственной жизнью! – Я ударяю кулаком по столу, чтобы подчеркнуть свои слова. – Я, а не какой-то там парень, который даже не умеет правильно делать «глаза с поволокой»!

Кажется, я имею успех. Две или три девушки аплодируют, а подружка Синди одобрительно свистит и улюлюкает.

– Я так ей и говорила! – кричит она. – Да на это ничтожество даже время тратить не стоит!

– Ты больше не будешь плакать! – повторяю я специально для Синди. – Выброси носовой платок – он тебе больше не понадобится. Перестань каждую минуту проверять звонки на своем телефоне и не налегай на шоколад, потому что от него толстеют. Твоя жизнь вовсе не кончена – она продолжается, и в ней еще будут и новые встречи, и, конечно, новые расставания, но ты справишься, потому что ты сама управляешь своей судьбой. Это, кстати, совсем не так трудно, как кажется. Если я сумела, ты и подавно сможешь.

Синди таращится на меня во все глаза, словно я только что прочла ее мысли.

– Но вы сильная, – бормочет она наконец. – Сильная и умная… Я, наверное, никогда не буду такой, как вы. Даже в вашем возрасте!..

Я невольно чувствую себя тронутой, хотя упоминание о возрасте пришлось мне не особенно по душе. В конце концов, мне тридцать три, а не сто тридцать три, и Синди вовсе не обязательно вести себя так, словно перед ней – говорящее дерьмо птеродактиля.

– Обязательно будешь, – уверенно говорю я. – Знаешь, ведь я тоже когда-то была такой, как ты – робкой, застенчивой, неуверенной в себе. Я не знала, что мне делать со своей жизнью, не знала, на что я способна на самом деле. Мне было всего восемнадцать, и меня несло течением. – Я чувствую, что настал самый подходящий момент для моей Универсальной Вдохновляющей Речи, вот только есть ли у меня на нее время? Я бросаю незаметный взгляд на часы. Времени в обрез, и я решаю обойтись сокращенным вариантом: – Я была растеряна, подавлена, как ты сейчас, и ничего не соображала. К счастью, мне пришло в голову взять небольшой отпуск перед поступлением в университет.

Я рассказывала эту историю уже много, много раз и на встречах со студентами, и на корпоративных мероприятиях по «сплочению коллектива», и на подготовительных семинарах для сотрудников, уходящих в продолжительный творческий отпуск, но она до сих пор мне не надоела. И каждый раз, когда я ее рассказываю, я начинаю заново собой гордиться.

– Итак, я взяла академический отпуск, – повторяю я, – и моя жизнь чудесным образом переменилась. Я сама изменилась, стала совершенно другим человеком. И произошло это в течение одной-единственной ночи, которая определила все мое дальнейшее поведение и отношение к себе. – Я делаю несколько шагов вперед и снова смотрю на Синди в упор. – У меня даже есть своя собственная теория на этот счет, – добавляю я. – Я почти уверена, что в жизни каждого человека есть особые моменты, которые определяют его дальнейший жизненный путь. Со мной это случилось в восемнадцать. Тебе, я думаю, еще предстоит пережить что-то подобное, но я уверена: ты примешь правильное решение!

– А что с вами произошло? – Синди глядит на меня во все глаза, да и остальные студенты не отрывают от меня зачарованных взглядов. Кое-кто даже выключил свой айпод, что кажется мне и вовсе удивительным.

– Я поехала отдыхать в Грецию, на остров Иконос, – начинаю я. – В мое время туда часто ездили вчерашние школьники, которым хотелось отдохнуть, посмотреть мир и, конечно, показать себя. Я остановилась в частном пансионе и прожила там все лето. Это было очень красивое место. Я бы даже сказала – волшебное, сказочное…

Каждый раз, когда я рассказываю свою историю, она будит во мне одни и те же воспоминания. Яркое греческое солнце, которое проникает даже сквозь сомкнутые веки и будит тебя по утрам. Ласковое прикосновение морской воды к обгоревшей коже. Теплая ткань бикини, которые сушатся на облупившихся деревянных жалюзи. Крупный песок, набившийся в стоптанные эспадрильи[13]. Вкус свежих сардин, зажаренных над костром прямо на пляже. Музыка и танцы каждую ночь.

– Короче говоря, однажды ночью в пансионе начался пожар… – Усилием воли я заставляю себя вернуться к настоящему. – Ужасный пожар. В доме было полным-полно жильцов, и все они очутились в ловушке. Большинство в панике бросились на верхнюю веранду, а спуститься уже не смогли. Люди кричали, звали на помощь, к тому же в пансионе не оказалось ни одного огнетушителя…

Каждый раз, вспоминая ту страшную ночь, я словно наяву вижу перед собой одну и ту же картину: перегоревшие стропила не выдерживают, и крыша проваливается внутрь, выбрасывая в небо столбы искр и длинные языки пламени. Грохот, крики… Даже сейчас я отчетливо ощущаю горький запах гари.

– В ту ночь я ночевала в домике, выстроенном на огромном дереве рядом. Оттуда мне было хорошо видно, как все, кого огонь запер на веранде, могли бы спастись. Им нужно было только перебраться через боковые перила, спрыгнуть на крышу каменной овчарни, а оттуда спуститься на землю, но никто этого не понимал. Люди в панике метались туда-сюда, кричали… – Мои слова звучат в полной тишине. – Я поняла, что еще немного – и они все погибнут, если не от огня, то от дыма. И решила им помочь. Мне пришлось кричать, чтобы меня услышали, кажется, я даже размахивала руками и подпрыгивала на помосте, как расшалившаяся обезьяна, и в конце концов меня заметили. Жестами и криками я пыталась направить людей в нужную сторону, и они послушались: один за другим перебирались через перила и прыгали на крышу овчарни, а потом слезали на землю. Все кончилось хорошо, никто не погиб, а я… впервые в жизни я поняла, что я что-то могу. Что в моих силах что-то изменить. Что я что-то значу.

В аудитории стоит гробовая тишина. Потом Синди шумно вздыхает:

– Какой ужас!.. А сколько там было человек? Ну, на веранде?..

– Примерно десять. – Я пожимаю плечами. – Может, чуть больше – двенадцать или пятнадцать.

– И вы спасли целых пятнадцать человек? – Она смотрит на меня с неподдельным восторгом, и я решаю немного разрядить напряжение.

– Кто знает, быть может, немного погодя они бы и сами нашли выход. Или их спас бы кто-то другой – дело не в этом. Главное, я поняла кое-что насчет себя… – Я прижимаю руки к груди. – Начиная с этого момента, я перестала сомневаться в себе, перестала бояться и научилась добиваться своего. Эта ночь изменила мои взгляды, характер, всю мою жизнь. Именно тогда, много лет назад, я стала взрослым, цельным человеком. Личностью. Такой же переломный момент будет и у каждого из вас – я ни секунды в этом не сомневаюсь.

Каждый раз, когда я рассказываю эту историю, я чувствую себя так, будто вновь переживаю те страшные события – заново испытываю чувство преодоления, победы над собой. А ночь действительно была жуткая. Я никогда не рассказываю о том, как сильно я испугалась сама и как близка я была к отчаянию, когда поняла, что из-за шума ветра и рева огня моих криков никто не слышит. Жизни моих соседей по пансиону зависели только от меня – я была уверена в этом и изо всех сил старалась их спасти. И я смогла… Благодаря мне полтора десятка человек остались в живых, и это означало, что я изменила мир. Хоть немного, но изменила. Мысль об этом не покидала меня все годы. И какие бы глупые или бессмысленные поступки я ни совершала в дальнейшем, все они не смогли перечеркнуть этого факта.

Я изменила мир.

Я сморкаюсь в салфетку и с улыбкой гляжу на лица студентов. Они долго молчат, потом блондинка в первом ряду встает и говорит:

– Вы лучший профессиональный консультант из тех, с кем мы когда-либо встречались. Правда, девчонки? – Она поворачивается к подругам и первой начинает хлопать в ладоши. К аплодисментам тут же присоединяются и остальные, а парочка девушек одобрительно вопит.

– Ну, наверное, есть и получше, – скромно говорю я.

– Нет, мисс Грейвени, вы самая лучшая. Просто супер, – настаивает блондинка. – И нам хотелось бы вас поблагодарить за… в общем, поблагодарить как следует.

– Не за что, – вежливо улыбаюсь я. – Мне тоже было приятно пообщаться с вами. Желаю вам всем найти себе хорошую работу и…

– Вы меня не поняли, – блондинка уже подступает ко мне, размахивая зажатой в кулаке пачкой толстых кистей. – Меня, кстати, зовут Джо. Сокращенно от Джоанны. Не хотите ли обновить макияж, мисс Грейвени? Мы могли бы создать для вас совершенно новый образ.

– Даже не знаю… – неуверенно отвечаю я. – У меня не так уж много времени. Конечно, я очень благодарна за предложение, но…

– Вы только не обижайтесь, – мягко говорит Джо, – но вам это необходимо. Я вижу, у вас немного припухли веки. Вы, наверное, не спали всю ночь…

– Вовсе нет! – Я непроизвольно напрягаюсь. – Я спала, много!..

– В любом случае вам необходимы другие тени для век. Те, которыми вы пользуетесь, совершенно не работают, – прищурившись, Джо впивается профессиональным взглядом в мои черты. – И нос покраснел! Вы плакали?

– Я? Плакала? Что за глупости! – Я очень стараюсь, чтобы мой голос звучал совершенно естественно, а не так, будто я оправдываюсь. – С чего бы это я стала плакать?!

Но Джо уже усаживает меня в пластмассовое кресло и начинает быстро массировать кожу вокруг глаз. При этом она негромко цокает языком и слегка покачивает головой, словно мастер-штукатур, разглядывающий чужую халтуру.

– Простите, что говорю такие вещи, но ваша кожа в ужасном состоянии, – она зна́ком подзывает еще пару девушек, которые тоже разглядывают мои припухшие веки и с беспокойством качают головами:

– Да-а, нехорошо!..

– И белки́ глаз тоже красные!

– Понятия не имею, что это со мной. – Я пытаюсь небрежно улыбнуться. – Абсолютно никакого понятия.

– По-видимому, у вас аллергия на… на что-то, – говорит Джо со знающим видом.

– Ну, наверное, – поспешно соглашаюсь я. – Безусловно. Аллергия.

– Какой косметикой вы пользуетесь, мисс Грейвени? Можете показать?

Я протягиваю руку к своей сумочке и пытаюсь на ощупь открыть «молнию», но замок заело, и у меня ничего не выходит.

– Позвольте мне, – говорит Джо и, прежде чем я успеваю возразить, выхватывает у меня сумочку. Черт!.. Мне вовсе не хочется, чтобы все увидели большой шоколадный батончик «Гэлэкси», который я купила утром на Уэст-Хай и успела наполовину сжевать, пока ждала Стива (не спорю, это была минута слабости, да).

– Нет, я сама, – говорю я и вновь завладеваю сумочкой, но Джо уже успела наполовину открыть «молнию». Из сумочки вываливается недоеденная половинка шоколадки, почти допитая мини-бутылочка белого вина (еще одна уступка с моей стороны) и разорванная на несколько частей фотография Ричарда (так ему и надо!).

– Ой, извините! – ахает Джо и бросается собирать обрывки. – Извините, пожалуйста. Я даже не знаю, как это получилось! – Она подносит к глазам один обрывок. – Это, кажется, фотография? Но как она могла порваться?

– Вот ваша шоколадка, – говорит другая девушка, поднимая с пола остатки «Гэлэкси».

– А это, кажется, старая «валентинка». – Ее подруга поднимает с пола обгоревшую половинку глянцевой открытки. – Что это с ней? Такое впечатление, будто ее…

«…Сожгли», – чуть не брякаю я. «Валентинку» от Ричарда я попыталась сжечь в пепельнице, когда сидела в кофейне «Коста» (ну да, я – слабая женщина, но ведь нужно же было чем-то заниматься?), но официантка попросила меня прекратить, пока она не вызвала полицию.

Глаз Ричарда (левый) с укоризной смотрит на меня с обрывка фотографии, и я чувствую, как во мне снова просыпается боль, которую я почти победила. Девушки начинают многозначительно переглядываться, а я никак не могу придумать подходящую ложь, которая позволила бы мне выйти из этой неловкой ситуации изящно и с юмором. Джо пристально рассматривает мои покрасневшие глаза с лопнувшими капиллярами, потом, видимо, приняв какое-то решение, начинает быстро заталкивать мое имущество обратно в сумочку.

– Короче говоря, – заявляет она, – сейчас мы сделаем так, что вы будете выглядеть просто сказочно, и тогда он поймет… – она подмигивает мне с заговорщическим видом. – В общем, неважно. На это, правда, потребуется некоторое время, но вы ведь не против? Скажите честно – не против?..

* * *

Да.

Именно это мне и нужно.

Я не знаю – зачем, но нисколько не сомневаюсь, что именно таким должен быть ответ на вопрос, который я не могу сформулировать. Я сижу в кресле и, закрыв глаза, купаюсь в океане блаженства, пока девушки во главе с Джо трудятся над моим лицом, пуская в ход то кисти, то карандаш, то ватные палочки. Они нанесли на кожу основу, накрутили волосы на бигуди и теперь спорят, какую форму придать моим глазам, но я их почти не слушаю. Мне хорошо. Мне наплевать, что я поздно вернусь на работу. Я отключилась от всего и почти дремлю. Перед моим мысленным взором вихрем проносятся яркие, фантастические образы, причудливые мечты, обрывки мыслей. Время от времени я вспоминаю и о Ричарде, но сразу стараюсь переключиться на что-нибудь другое. Не застревать на прошлом. Двигаться дальше. Сосредоточиться на чем-то новом, интересном, захватывающем. Все будет хорошо. Со мной все будет хорошо, я это знаю. Нужно только последовать своему собственному совету и решительно изменить свою жизнь. Как? Да очень просто. Сделать ремонт в квартире. Заняться боевыми искусствами. Записаться на курс атлетического фитнеса и привести себя в отличную форму. Коротко остричь волосы, накачать бицепсы, как у Хилари Суонк – чем не вариант?

Можно, впрочем, просто сделать пирсинг пупка. Ричард говорил, что терпеть не может, когда женщины прокалывают пупок. Решено, завтра же иду в салон!

Хорошо бы также отправиться путешествовать. И почему раньше я так редко куда-нибудь ездила?

Мои мысли снова возвращаются к Иконосу. Я нисколько не преувеличивала, когда рассказывала девушкам о своих последних каникулах. На острове мне действительно было очень хорошо – во всяком случае, до тех пор, пока не случился тот страшный пожар (после него отдыхать как-то расхотелось, к тому же на Иконос понаехала полиция). Я была молода. Я была очень стройной, почти худой, и носила только собственноручно крашенные шорты и лифчик от бикини. Я вплетала в волосы крупные голубые бусины и ела апельсины, грейпфруты и гранаты, которые срывала прямо с деревьев. И конечно, тогда у меня был Бен – мой первый настоящий бойфренд. Мой первый любовник. Темноволосый, с постоянно прищуренными голубыми глазами и гладкой загорелой кожей, от которой так приятно пахло потом, морской солью и лосьоном «Арамис». Мы с Беном постоянно занимались сексом – как минимум, три раза в день, а то и чаще, – а если мы случайно им не занимались, то мечтали о нем. Это было настоящее безумие. Наваждение. Наркотик. Бен был самым первым парнем, который настолько мне нравился, что я даже хотела…

Стоп. Минуточку.

Бен?..

Я резко открываю глаза, и Джо кричит:

– Что вы делаете?! Не шевелитесь!!

Не может быть, думаю я. Не может быть!..

– Прошу прощения… – Я моргаю, пытаясь сохранить спокойствие. – То есть… Можем мы на секундочку прерваться? Я только что вспомнила: мне нужно сделать один важный звонок.

Джо кивает. Я выуживаю из кармана мобильный телефон и нажимаю кнопку быстрого набора. Ну что за глупости, думаю я, ожидая, пока Кайла ответит. Это не может быть он! Ну конечно – не может.

– Привет, Лотти, – раздается в трубке приветливый голос Кайлы. – Что-то случилось?

С какой стати он стал бы звонить мне после стольких лет, думаю я. Ведь мы расстались пятнадцать лет назад, и с тех пор ни разу не виделись и не перезванивались. Пятнадцать лет… Что же случилось?

– Привет, Кайла, – говорю я в трубку. – Ничего не случилось. Мне просто нужен телефонный номер того парня, который звонил вчера… Бена… – я стараюсь говорить спокойно, словно речь идет о самых обычных вещах. – Кажется, я поняла, кто это может быть…

Интересно, почему я так сильно сжимаю свободную руку, что ногти вонзаются в ладонь, и мне становится больно?

– А-а, одну минуточку… – Кайла диктует мне номер. – А кто это?

– Один старый знакомый, – отвечаю я уклончиво. – Но, может быть, и нет. Я только предполагаю… Он точно не называл своей фамилии?

– Нет. Он сказал – Бен. Просто Бен, и все…

– Ну, ладно. – Я даю отбой и долго смотрю на номер, который я нацарапала на листке блокнота. «Просто Бен», значит?..

Это не тот Бен, говорю я себе решительно. Это просто предприимчивый студиозус, которому ужасно хочется работать в «Блейз фармасьютикл». Или кто-то из университетских профконсультантов, который вообразил, будто мы знакомы настолько хорошо, что я должна помнить его по имени. Или это Бен Джонс, мой сосед, который позвонил мне на работу по какому-то не слишком важному делу… Сколько человек в мире носят имя Бен? Тысячи. Сотни тысяч.

Просто Бен…

В том-то и дело, вдруг понимаю я. Мне вдруг перестает хватать воздуха, и я инстинктивно выпрямляю спину, чтобы выглядеть как можно привлекательнее. Кто из этих миллионов Бенов назвал бы себя «просто Бен», кроме моего первого бойфренда?

Я быстро набираю номер, закрываю глаза и жду. Гудки, гудки, гудки. Наконец я слышу щелчок соединения.

– Бенедикт Парр слушает…

Я молчу.

– Алло? Алло? – несколько раз повторяет мужской голос. – Бенедикт Парр у телефона. Кто говорит?

Но я ничего не говорю. Внутри у меня все переворачивается, сердце дергается в бешеном танце.

Это он.

4. Лотти

Ну что тут скажешь? Я действительно выгляжу сногсшибательно.

Просто сказочно.

Что еще сказать? А то, что я не собираюсь с ним спать. Нет, сэр. Ни за что.

Правда, весь день я думала именно об этом, что уж скрывать. Даже вспоминать о нашей близости было чертовски приятно. Как это было… Что́ я чувствовала… Что мы чувствовали. От всех этих мыслей у меня кружится голова, а перед глазами плывет цветной туман. Неужели я снова увижу его? Бен… Тот самый Бен.

Стоило мне услышать его голос, как пятнадцати лет словно и не бывало. В одно мгновение я проваливаюсь в прошлое и снова сижу напротив него за расшатанным столиком, который мы занимали каждый вечер. Темнеют на фоне закатного неба оливковые деревья. Мои босые ноги покоятся у него на коленях. Жестянка холодного спрайта на столе покрывается каплями влаги. Когда-то я очень любила спрайт, просто дня не могла без него прожить, но потом позабыла об этой привычке, а вот теперь – вспомнила.

И не только о ней. На протяжении всего дня прошлое возвращается ко мне – то маленькими фрагментами, то большими развернутыми картинами. Я вспоминаю его глаза. Его запах. А еще Бен был постоянно заряжен на действия, он был весь как сжатая пружина, и это я помню лучше всего. Он заражал меня своей энергией, и из-за этого я чувствовала себя, словно мы с ним играем заглавные роли в нашем собственном фильме. Словно у нас нет ничего, кроме друг друга и сегодняшнего дня. Весь мир для нас состоял тогда только из чувств, ощущений. Я чувствовала его. Чувствовала солнце и песок, соленый пот и соленую морскую воду. Чувствовала его руки на своей коже. Все вокруг было согрето солнцем, пронизано чувством и чувственностью и казалось… странным. Непривычным. Невероятным. Существующим в каком-то особом мире, где обретают реальность желания и мечты, а грубая материя, напротив, зыблется и тает в тумане обжигающей, как солнце, страсти…

Этот звонок, пятнадцать лет спустя, тоже кажется мне странным, но по-иному. Я не могу найти ему разумного объяснения, и все же мне чудится в нем что-то волшебное. Какое-то смутное обещание, расшифровать которое я пока не могу. Как бы там ни было, каждый раз, когда я бросаю взгляд на часы, чтобы посмотреть, сколько осталось времени, я испытываю легкую дрожь. Что это, волнение? Или, может быть, предвкушение? Я не знаю. Ну, хватит прятаться в магазинах. Пора.

Мы договорились встретиться в рыбном ресторане в Клеркенвелле. Говорят, ресторан очень неплохой. По-видимому, Бен работает где-то неподалеку. Чем конкретно он занимается, я не в курсе – почему-то я об этом не спросила, что было достаточно глупо с моей стороны. Приходится наскоро искать Бена Парра в Гугле: вернувшись в офис, я ввожу его имя и фамилию в строку поиска. На Фейсбуке я его так и не нашла, зато наткнулась на сайт какой-то бумажной компании. Бен значится ее генеральным директором или кем-то в этом роде, и меня это несколько удивляет. Насколько я помню, он всегда хотел стать актером, но, быть может, у него просто не получилось. Или он банально передумал. В те времена мы очень редко говорили о том, кто кем хочет стать. Секс интересовал нас гораздо больше, а если мы и заговаривали о будущем, то только в абстрактно-отвлеченном ключе. Разумеется, мы оба мечтали перевернуть мир, сделать его лучше, но конкретных планов не строили.

Нет, я до сих помню наши разговоры допоздна о Брехте, которого читал Бен, о Чехове, которого читала я, о глобальном потеплении, о благотворительности, мировой политике, эвтаназии и прочем. Сейчас, вспоминая эти споры, я удивляюсь, до чего наивны мы были. Аргументы, которые мы приводили, были достойны разве что школьного дискуссионного куба. Впрочем, я думаю, нас до некоторой степени извиняет то, что мы были честны и серьезны. А что тут можно еще сказать – мы оба только недавно закончили шестой класс[14].

Я иду к ресторану, слегка покачиваясь на высоченных каблуках новеньких туфель. Недавно подвитые волосы упруго подпрыгивают при каждом моем шаге. Мой маникюр безупречен, а макияж можно снимать для профессиональных журналов. Джо и ее подруги постарались на славу. Стоило им услышать, что я собираюсь на свидание с бывшим бойфрендом, они вцепились в меня, словно пираньи, и заявили, что никуда меня не отпустят, пока не приведут мою внешность в полный и образцовый порядок. Они сделали мне маникюр, подкрасили и выровняли брови и даже предложили эпиляцию зоны бикини.

Никакой эпиляции я, естественно, делать не стала. Три дня назад я побывала в салоне, чтобы как следует подготовиться к жаркому, радостному сексу с Ричардом, который должен был стать естественным продолжением нашей помолвки. Увы мне! Похоже, я только зря потратила целую кучу денег.

При мысли об этом я ощущаю еще один болезненный укол прямо в сердце. Надо будет выставить Ричарду счет за услуги салона. Вложить в конверт и отослать в Сан-Франциско. Можно даже написать ему исполненную сдержанного достоинства прощальную записку, которая будет начинаться такими словами: «Дорогой Ричард. Когда ты получишь это письмо…»

Нет. Прекрати! Не думай о Ричарде, приказываю я себе. Не нужно никаких писем. Просто живи дальше, словно ничего не случилось.

Я крепче прижимаю к себе элегантную сумочку без ручек и пытаюсь успокоиться. Все предопределено, твержу я себе. Предопределено свыше и исполнено значения. Вселенная движется по своим законам, о которых можно только догадываться, но которые невозможно постичь. Только недавно я тонула в пучине отчаяния – и вдруг мне позвонил Бен. Ни с того, ни с сего. Конечно, это судьба. Рок. Фатум. Что же еще?!

И тем не менее спать с Беном я не собираюсь.

Это точно.

Перед входом в ресторан я замедляю шаг и, выхватив из сумочки маленькое зеркальце, в последний раз рассматриваю свое лицо. Черт побери, я уже успела позабыть, как здорово я выгляжу! Моя кожа буквально светится, к тому же у меня теперь совершенно новые, четко очерченные скулы (ума не приложу, как Джо удалось добиться этого с помощью одних лишь румян и осветлителя[15]) и полные, блестящие, дьявольски соблазнительные губы. В общем, сегодня я выгляжу просто роскошно. По-настоящему роскошно, и это совсем другое дело. Неписаный закон, согласно которому все встречи с прежними бойфрендами происходят именно в тот момент, когда ты только что проснулась после вчерашней пирушки и на тебе нет ничего, кроме помятой пижамы, сегодня не работает. Сегодня все случится как в сказке! За всю свою жизнь я, пожалуй, еще никогда не выглядела лучше, и мне кажется – никогда не буду выглядеть лучше, если только не найму с десяток квалифицированных стилистов и гримеров. По части внешности сегодня я достигла вершины; повторить подобное мне вряд ли удастся…

Чувствуя прилив уверенности, я распахиваю двери ресторана. Меня сразу окутывает теплая, по-домашнему уютная атмосфера, в которой витают дразнящие запахи чеснока и морепродуктов. Кабинеты отделаны кожей, на столах стоят массивные подсвечники под старину. Посетителей хватает, но в зале совершенно не шумно, и я решаю, что ресторан мне, скорее, нравится. Его, конечно, нельзя назвать по-настоящему шикарным, но это и не второразрядная тошниловка. Все здесь устроено цивилизованно и со вкусом.

Мой взгляд падает на бармена, который смешивает за стойкой коктейли, и у меня, как у собаки Павлова, моментально возникает рефлекторное желание заказать холодный мохито.

Я не стану злиться на Бена, торопливо решаю я. Я не буду с ним спать, но и не стану сердиться, если он предложит что-то в этом роде. В конце концов, теперь мы оба взрослые люди и…

Ко мне приближается метрдотель. Ну, как говорится – с богом.

– Я должна встретиться здесь с… со старым другом, – говорю я. – Он должен был зарезервировать для нас столик. Его зовут Бенедикт Парр…

– Разумеется, мэм. Прошу за мной, – метрдотель ведет меня через весь зал. По пути мы огибаем не меньше десятка столиков, за которыми сидят мужчины, но ни один из них не глядит в мою сторону. Их лиц я не вижу, поэтому каждый раз мое сердце невольно замирает. Этот? Или вон тот? Господи, пожалуйста, только не этот…

Ах-х!.. Я с трудом сдерживаю рвущийся из груди крик. Конечно, я узнала его сразу – и вовсе не потому, что, завидев меня, он поднялся навстречу. Спокойнее, командую я себе. Держи себя в руках. Улыбайся. И все-таки, как странно снова увидеть его после стольких лет!..

Мой взгляд с невероятной скоростью скользит по его фигуре и лицу, словно я – участница телешоу под названием «Оцени Своего Бывшего Парня». Идиотское название, но я действительно фиксирую мельчайшие подробности – и тут же пытаюсь их оценить. Например, я вижу, что на нем рубашка со странным узором – что это может значить? Кроме того, он выше, чем я его помню, но за то время, что мы не виделись, он вряд ли мог существенно прибавить в росте. Значит, что?.. Значит, он похудел. Темные волнистые волосы, которые когда-то делали его похожим на юного греческого бога, подстрижены совсем коротко, и я гадаю, что это – дань традиции, моде, положению? Когда-то Бен носил в ухе серьгу, но сейчас ее нет и в помине – осталась только чуть заметная точка…

– Ну… в общем, привет, – говорю я.

Мне очень нравится, что я сумела произнести эти слова достаточно хладнокровно, без чрезмерного волнения, хотя при виде Бена я испытала самый настоящий восторг. Да он просто чудо! За все годы он нисколько не изменился. Пожалуй, он выглядит даже лучше, чем раньше, – взрослее, собраннее, серьезнее.

Бен слегка наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку. Это вполне взрослый, цивилизованный поцелуй. Потом он выпрямляется и окидывает меня внимательным взглядом.

– Потрясающе выглядишь, – говорит он. – Правда, потрясающе!

– Ты тоже неплохо сохранился.

– Да что я!.. – Он машет рукой. – Мне кажется, с тех пор, как мы виделись в последний раз, ты не постарела ни на один день!

– Как и ты.

Мы улыбаемся друг другу – радостно и немного удивленно. Наверное, так мог бы улыбаться человек, который сыграл в лотерею на деревенской ярмарке и получил в качестве приза тысячу фунтов вместо коробки просроченных конфет. Ни Бен, ни я просто не верим собственному везению.

А мне и впрямь повезло. С мужчиной после двадцати могут случиться самые разные вещи. Он может облысеть. Растолстеть. Обзавестись каким-нибудь нервным тиком или экземой. Слава богу, с Беном ничего подобного не произошло. Он, я уверена, тоже глядит на меня и думает: «Какое счастье, что она не обрюзгла, не поседела, не набрала шестьдесят фунтов и вообще – не превратилась в морщинистую старую ведьму».

– Прошу… – Бен гостеприимным жестом указывает на свободный стул, и я сажусь. – Ну, как ты жила все эти пятнадцать лет?

– Спасибо, неплохо. – Я улыбаюсь. – А ты?

– Грех жаловаться. – Он тоже улыбается – той самой озорной, немного лукавой улыбкой, которая так хорошо мне знакома. – Ну, считай, этот вопрос мы обсудили. Что будешь пить? Только не говори, что перешла на травяные чаи и ведешь здоровый образ жизни – я этого не вынесу.

– Смеешься?.. – Я открываю коктейльное меню. Похоже, вечер обещает быть крайне удачным. Я в этом почти не сомневаюсь, и мое настроение повышается еще на пару пунктов. – Давай-ка поглядим, что тут у них есть…

* * *

Два часа спустя я чувствую себя просто отлично. Я веселюсь напропалую, но главное даже не это. Я чувствую себя неофитом, обретшим истинную веру. Регбистом, который занес мяч в зачетную зону соперника. Это кайф, самый настоящий кайф. Вот оно, думаю я. Вот оно! Бен и я снова встретились, и нам хорошо и легко, как прежде.

Ну да, я не сдержала данное себе слово насчет алкоголя. Но сейчас мне совершенно ясно, что это было скоропалительное, необдуманное и не слишком умное решение. Когда ужинаешь с бывшим бойфрендом, которого не видела пятнадцать лет, неизбежны неловкость, напряжение, взаимное непонимание. Но если выпить несколько коктейлей, все острые углы сглаживаются сами собой, напряжение уходит, и ты начинаешь чувствовать себя свободно и непринужденно. Похоже, сегодняшний вечер способен стать одним из лучших в моей жизни – взрослой жизни, я имею в виду.

Что поражает меня больше всего, так это то, насколько хорошо мы с Беном понимаем друг друга. Словно и не было этих пятнадцати лет и мы расстались только вчера. Нам обоим снова восемнадцать, мы молоды, впечатлительны и предельно искренни. Нас не смущают ни глупые шутки, ни безумные идеи, которыми мы обмениваемся на полном серьезе, и, как и полтора десятилетия назад, мы снова готовы познавать удивительный и огромный мир. Новая пьеса, которую Бен видел на днях, выставка современного искусства, на которой побывала я (выставка была в Париже, и я ездила туда с Ричардом, но о нем я, разумеется, не упоминаю), – мы говорим об этом и о многом, многом другом. Нам есть, что сказать друг другу, есть, чем поделиться.

При этом мы не задаем друг другу банальных вопросов. Мы не говорим ни о работе, ни о бывших женах-мужьях, ни о прежних бойфрендах и подружках. Все это скучно и никому не интересно. До сегодняшнего дня я и не подозревала, как может быть приятно и… свежо, что ли, не слышать вопросов типа: «Где ты работаешь?», «Сколько получаешь?», «В каком доме ты живешь, в новом или в перестроенном?». Это не просто приятно – это раскрепощает. Я знаю, что сейчас Бен холост, он знает, что я – свободна, и это единственное, что имеет значение.

За ужином Бен выпил куда больше коктейлей, чем я. Несмотря на это, он больше помнит о наших греческих каникулах. То и дело он вспоминает тот или иной эпизод, который я давно позабыла. Например, я забыла о турнире по покеру, забыла, как совсем рядом с нашим островом затонула рыболовная шхуна, забыла тот вечер, когда мы с Беном играли в настольный теннис с двумя австралийцами и выиграли… Но стоит ему только напомнить мне о том или ином происшествии или забавном случае, как они тотчас предстают передо мной во всех ярких подробностях.

– Как же их звали?.. – Я пытаюсь вспомнить, и морщу нос от усилий. – Гай и… Ах да, Билл! Большой Билл!

– Точно! – Мы поднимаем ладони и с размаху хлопаем ими друг о друга. Бен смеется, а я удивляюсь, как я могла за столько лет ни разу не вспомнить Большого Билла. Он действительно было большим – настоящий медведь! Обычно Билл сидел в углу веранды, пил пиво и загорал. Его огромное тело было сплошь в пирсинге – ничего подобного я никогда не видела, причем все проколы он сделал сам с помощью толстой «цыганской» иглы. Еще у него была подружка по прозвищу Пи́нки – очень приятная девушка. Однажды Большой Билл делал ей пирсинг пупка, а мы все смотрели и подбадривали обоих одобрительными воплями.

– Каламари![16] – мечтательно говорю я и даже жмурюсь от удовольствия. – Я ничего подобного в жизни не пробовала! Они были великолепны!

– И закаты, – добавляет Бен. – Помнишь, какие там были закаты?

– Конечно, помню. Разве такое можно забыть?

– А Артура помнишь? – Он задумчиво улыбается, припоминая. – Оригинальный тип!

Артур был владельцем пансиона. Мы все буквально обожали его, ловили каждое его слово. Очень славный, спокойный, умный – таких людей встречаешь, наверное, раз в жизни. За свои пятьдесят с лишним лет Артур чем только не занимался: он учился в Гарварде, потом основал собственную фирму, прогорел, обошел на парусном судне вокруг света и в конце концов осел на Иконосе, где женился на местной девушке. Каждый вечер он сидел под оливами, которые росли рядом с пансионом, потихоньку сосал спиртное и вещал о том, как однажды он обедал с Биллом Клинтоном (Клинтон якобы приглашал его работать в своей команде, но Артур отказался). Было в его жизни и немало других приключений и интересных случаев. Лично мне Артур казался невероятно мудрым, какими бывают только очень старые люди. Помню, однажды вечером я напилась и рыдала у него на плече, а он рассказывал мне какую-то удивительную, почти сказочную историю (какую именно, я сейчас не помню, но не сомневаюсь, что все это было на самом деле).

– А лестницу помнишь?..

Помню ли я лестницу? Еще бы!..

– О-ля-ля! – говорю я. – Не представляю, как мы только по ней взбирались!

Пансион, где мы жили, стоял на вершине высокого утеса, и, чтобы спуститься на пляж или подняться обратно, нужно было преодолеть сто тринадцать высеченных в скале ступенек. Ступени были довольно крутыми, однако мы взбегали по ним и спускались обратно по несколько раз на дню. Неудивительно, что я была такая худая…

– А Сару помнишь? Интересно было бы узнать, что с ней случилось.

– Сару? А как она выглядела?

– Потрясающе. У нее было великолепное тело, гладкая, как шелк, кожа… – Бен мечтательно вздыхает. – Дочь Артура, неужели не помнишь?

– Довольно смутно, – говорю я. Мне не очень нравится слышать, как Бен описывает «гладкую, как шелк» кожу другой женщины. – То есть я помню, что у Артура была дочь, но вот как она выглядела…

– Ну, может быть, она отправилась путешествовать, до того как ты приехала на остров…

Бен слегка пожимает плечами и продолжает:

– А помнишь видео о приключениях Дирка и Салли? Сколько раз мы их смотрели, а?

– «Дирк и Салли»! – ахаю я. – Ну, конечно!

– «Вместе у алтаря, вместе на улице…» – цитирует Бен, подражая голосу актера, читавшего в том фильме закадровый текст.

– «…Вместе до самой смерти!» – подхватываю я и вскидываю руку в салюте, которым обменивались наши любимые герои.

Бен и я проглядели все серии «Дирка и Салли», причем не по одному разу – главным образом потому, что в пансионе других видеокассет не было, а за завтраком нам хотелось смотреть что-то, кроме программ новостей на греческом языке. «Дирк и Салли» – это полицейский детективный сериал 70-х примерно годов. В нем рассказывается о приключениях супругов, которые познакомились еще в полицейской школе, но решили скрывать свой брак от всех, пока они будут сражаться с преступностью на городских улицах. О том, что Дирк и Салли не только напарники, но и супруги, не знает ни один человек, кроме главного злодея – серийного убийцы, который угрожает их разоблачить. Гениальный фильм!

Внезапно я вспоминаю: мы с Беном сидим в столовой на старом диване; наши ноги в эспадрильях переплетены, в руках – тосты, глаза устремлены на экран ветхой видеодвойки. Мы смотрим «Дирка и Салли» вдвоем – все остальные гости завтракают на веранде…

– Помнишь серию, в которой Салли похитил ее сосед? – говорю я. – Это был, наверное, лучший эпизод из всех.

– Нет, – не соглашается Бен. – Мне гораздо больше нравилась серия, где брат Дирка приезжает в город, чтобы жить с ними, и становится главарем мафии. Помнишь, Дирк все время спрашивает у него: где он научился готовить, а потом в коктейле оказываются наркотики?..

– Боже мой, да! Конечно, помню!

Некоторое время мы молчим, погрузившись в воспоминания.

– Никто из моих знакомых, – говорит наконец Бен, – никогда не видел «Дирка и Салли». Я специально спрашивал. Никто даже не слышал о таком фильме.

– И из моих тоже, – киваю я, хотя на самом деле я сама почти забыла об этом сериале и вспомнила только сейчас, когда Бен мне напомнил.

– А помнишь нашу лагуну? – Его мысли уже мчатся дальше.

– Лагуну? Конечно! – Я смотрю на него, и меня с головой захлестывают воспоминания. Всего мгновение – и я вновь охвачена неистовым, подростковым желанием. Лагуна… точнее, небольшая, спрятанная в скалах бухточка – это то место, где мы в первый раз сделали это вместе. В первый, но не в последний. Мы бывали там каждый день. Попасть туда можно было только на лодке, поэтому там никогда никого не было – никого, кроме нас. По пути Бен управлял парусом и почти ничего не говорил, только изредка бросал на меня многозначительный взгляд, а я просто сидела, положив ноги на борт лодки, и не думала ни о чем, кроме того, что́ нам предстояло…

Сейчас я снова смотрю на него и вижу, что и Бен думает о том же самом. Мысленно он там, в прошлом, и по его лицу хорошо видно, что он опьянен воспоминаниями не меньше моего.

– А помнишь, как ты выхаживала меня, когда я заболел гриппом? – медленно спрашивает он. – Я никогда этого не забуду.

Гриппом?.. Хоть убей, не помню, как он болел гриппом. Впрочем, мои воспоминания о тех временах не слишком отчетливы и, по-видимому, далеко не полны. Если Бен говорит, что я ухаживала за ним, пока он болел, значит, так и было. В любом случае мне не хочется возражать и спорить, потому что это может испортить очарование нашего вечера вдвоем, поэтому я только киваю.

– Ты держала мою голову у себя на коленях, – продолжает он. – И пела мне колыбельные песни, чтобы я скорее уснул. Не настоящие колыбельные – что-то из «Битлов», кажется, но они все равно здорово успокаивали. Бо́льшую часть времени я бредил, метался, но даже сквозь жар слышал твой голос, который оставался со мной до са́мого утра… – Он делает еще глоток вина. – Ты была моим ангелом-хранителем, Лотти. Быть может, моя жизнь так сильно выбилась из колеи только потому, что тебя не было рядом.

Бен назвал меня своим ангелом-хранителем… Это звучит очень романтично, поэтому я не решаюсь спросить: как именно его жизнь выбилась из колеи, хотя мне очень интересно это узнать. Впрочем, какая разница? Каждый человек может совершить какой-нибудь неожиданный, экстравагантный поступок – и даже не один, – но проходит время, и все мы возвращаемся в свою колею. И тогда уже не имеет никакого значения, что мы делали до этого.

Бен бросает взгляд на мою правую руку.

– Кстати, как случилось, что ты не замужем?

– Не встретила подходящего парня, – небрежно отвечаю я.

– Не может быть! – удивленно говорит он. – Такая женщина, как ты… Тебе небось приходилось отгонять претендентов пинками.

– Что-то в этом роде, – смеюсь я, однако мое самообладание впервые за весь вечер дает трещину. На какое-то мгновение я утрачиваю контроль над собой и тут же вспоминаю нашу с Ричардом первую встречу. Мы познакомились в опере, что представляется довольно странным, поскольку я, откровенно говоря, не большая любительница этого искусства, да и Ричард бывает в опере достаточно редко. Но в тот день мы оба оказались там, чтобы сделать одолжение друзьям. Это был благотворительный спектакль, давали «Тоску», и Ричард был в смокинге и черном галстуке. Высокий, стройный, он выглядел на редкость элегантно и изысканно, и я от всей души завидовала стройной блондинке, которая с собственническим видом держала его под руку. Тогда мы были даже незнакомы, но я все равно подумала: как ей посчастливилось и как не повезло мне! Ричард смеялся и пил шампанское, а потом вдруг повернулся ко мне и сказал: «Прошу прощения, нас, кажется, не представили».

Этого хватило – я буквально утонула в его красивых темных глазах.

Так все начиналось. Все дальнейшее произошло само собой, точно в сказке. Как выяснилось, Ричард вовсе не был с той блондинкой, поэтому после антракта он поменялся с кем-то местами, чтобы сесть рядом со мной. В первую годовщину нашего знакомства мы снова побывали в опере, и я думала, что мы будем делать это каждый год, до конца наших дней, но…

Ну, хватит об этом. Хотя история, конечно, вполне достойна того, чтобы рассказывать ее, например, на приеме по случаю помолвки – и чтобы все гости ахали от удивления.

– Эй!.. – Бен пристально смотрит на меня. – Я, наверное, сказал что-то не то? Извини. Я не хотел тебя задеть.

– Ты меня не задел. – Я торопливо улыбаюсь и несколько раз моргаю. – Я просто задумалась о… о жизни. Ну и вообще…

– Да, конечно. Я понимаю. – Бен кивает с таким ожесточением, словно мои слова помогли ему решить какой-то невероятно сложный вопрос, ответ на который он не мог найти уже бог знает сколько времени. – Значит, ты тоже считаешь, что жизнь обошлась с тобой несправедливо?

– Еще как несправедливо! – Я тоже отпиваю глоток из своего бокала. – Конечно, я так считаю. Мне, наверное, пришлось даже хуже, чем тебе.

– Когда мне было восемнадцать и мы с тобой были там, на острове, – говорит Бен, мрачно глядя в пространство, – я знал, для чего и зачем я живу. Все было ясно и абсолютно прозрачно. Но когда начинаешь жить так называемой взрослой жизнью, эта ясность уходит. Все вдруг начинает идти неправильно, не так, как должно. Неприятности так и сыплются на тебя словно из рога изобилия, а ты… ты не можешь найти выхода из ловушки, в которой очутился. А главное, ты не можешь остановиться, чтобы просто перевести дух и разобраться, чего ты хочешь на самом деле. С тобой было то же самое?

– Ас… абсолютно. Да. – Я киваю с серьезным видом.

– Греция, Иконос, ты… Сейчас мне кажется, что это были лучшие месяцы в моей жизни. – Бен, похоже, целиком захвачен воспоминаниями. – Нас было двое, и все было просто и понятно… Все было по-настоящему, и не было никакого дерьма. А ты как считаешь? Кажется ли это время лучшим и тебе тоже?

Я мысленно перебираю прошедшее пятнадцатилетие. Да, за это время в моей жизни хватало счастливых часов и минут, но в целом я склонна с ним согласиться. Что может быть лучше юности?! Нам было восемнадцать, мы были полны сил и желания, мы могли пить всю ночь, а утром не мучиться с похмелья. Когда еще жизнь была такой беззаботной и счастливой?

Я медленно киваю:

– Да, это был лучший период в моей жизни.

– Тогда почему мы расстались, Лотти? Почему не продолжили наши отношения?

– Бат и Эдинбург. – Я пожимаю плечами. – География была против нас.

– Да, я знаю. Мы так думали, но, по-моему, это не причина, а так… ерунда! – Он сердито хмурится. – Мы были идиотами!

О проблеме географии мы в свое время действительно говорили достаточно много. Бен собирался поступать в Эдинбургский университет, а я – в Университет Бата. При таких условиях наши отношения непременно должны были рано или поздно прерваться – это был лишь вопрос времени. Вот почему мы оба решили, что нам не стоит усложнять себе жизнь и поддерживать то, что все равно обречено. Одного лета вместе вполне достаточно – так мы считали тогда.

Впрочем, наша жизнь на острове переменилась еще раньше. Сразу после пожара нас переселили в пансионы, расположенные в разных концах Иконоса, и прежняя веселая компания распалась сама собой. Кроме того, в Грецию в срочном порядке слетелись родители наших товарищей и соседей. Многие из них прибыли буквально следующим же пароходом, они везли деньги, одежду, новые паспорта взамен сгоревших в огне. Как-то в одной береговой таверне я наткнулась на Пинки, которая с печальным видом сидела там с родителями – очень дорого и модно одетой парой. По ее лицу было сразу видно: вечеринка закончилась.

– Постой, – внезапно вспоминаю я, – разве мы не планировали как-нибудь встретиться в Лондоне? Мы даже договорились, но… что-то не получилось. Кажется, тебе пришлось куда-то лететь с родителями… в Нормандию, что ли?..

– Совершенно верно, – Бен мрачно кивает. – Мне нужно было отказаться от этой поездки, нужно было перевестись в Батский университет… – Его взгляд устремляется на меня. – Я никогда не встречал такой, как ты, Лотти. Иногда я даже думаю: как глупо с моей стороны было надеяться, что я могу быть счастлив с кем-то, кроме тебя. Идиот!

От неожиданности я едва не поперхнулась вином. В глубине души я надеялась, что Бен скажет что-то в этом роде, но, когда заветные слова наконец прозвучали, я оказалась совершенно к этому не готова. В любом случае, я никак не ожидала, что он скажет их так скоро – всего через два с половиной часа после того, как мы возобновили наше знакомство.

Между тем его голубые глаза испытующе всматриваются в мои, и я начинаю чувствовать себя несколько, гм-м… неуютно.

– Я тоже… тоже часто думаю о чем-то подобном, – выдавливаю я наконец и торопливо отправляю в рот кусочек жареной камбалы.

– Только не говори, будто ты когда-либо проводила время лучше, чем мы тогда, – говорит Бен с непонятным мне пылом. – Потому что я тебе все равно не поверю. Мне, во всяком случае, ни с кем не было так хорошо! – От избытка чувств он даже стучит по столу кулаком. – Конечно, мы были слишком молоды и могли ошибиться, сделать неправильный выбор, – добавляет Бен. – Особенно под давлением родителей… Быть может, нам обоим следовало сказать: «К черту университет, останемся вместе, и будь что будет!» И кто знает, что могло случиться тогда?.. Я этого не знаю, но мне очевидно одно: нам было хорошо вместе, и сейчас я не могу не задать себе вопрос, не потратил ли я эти пятнадцать лет зря? Вместо того чтобы просто быть с тобой, я предпочел… неважно, что́ я предпочел. Важно, что все это оказалось ерундой, никому не нужной ерундой. А ты как думаешь, Лотти?

От его напора я даже слегка растерялась и не знала, как реагировать, поэтому отправила в рот еще кусочек рыбы.

– Сейчас мы уже могли быть женаты, у нас могли быть дети – и в моей жизни могли бы появиться смысл и цель. – Тут я понимаю, что Бен обращается уже не столько ко мне, сколько к самому себе. Внешне он выглядит почти спокойным, но глубоко внутри его вскипает и рвется наружу какое-то сильное чувство. Вот только какое, я разгадать не могу.

– А ты хотел бы иметь детей? – непроизвольно вырывается у меня.

Ну и дура же я – на первом же свидании спрашивать у парня, хотел бы он иметь детей! Этот вопрос как раз из тех, после которых большинство мужчин исчезает раз и навсегда. Вот только это не первое мое свидание с Беном. И даже не десятое. Пусть это было давно, но мы с ним встречались, наверное, сто или тысячу раз, к тому же он сам первый заговорил о детях, а значит, его это волнует. Наконец, это вовсе не свидание, а… В общем, что-то другое.

– Да, хотел бы. – Он снова окидывает меня пристальным взглядом. – Семья, пеленки, коляски, прогулки в парке и все остальное – меня это нисколько не пугает.

– Меня тоже. – Отчего-то мне вдруг хочется заплакать. – Я бы тоже хотела… завести семью.

Тут я снова вспоминаю Ричарда. Я не хочу этого делать, но все получается как будто само собой. Когда-то я мечтала о том, как мы с ним будем вместе строить на дереве домик для наших близнецов, которых назовем Артур и Эдди, но теперь мои мечты обратились в прах…

При мысли об этом мне еще сильнее хочется плакать, и я торопливо лезу в сумочку в поисках салфеток. Лить слезы я не собиралась. И думать о Ричарде тоже, но увы – не всегда все получается как планируешь.

К счастью, Бен ничего не замечает. Он доливает вина в мой бокал, потом наполняет свой. Бутылка уже почти пуста, замечаю я. Когда это мы успели?

– Помнишь наш уговор?..

Его голос застает меня врасплох. О господи!.. На мгновение у меня перехватывает дыхание, я теряюсь и едва не роняю свою сумочку. Неужели он помнит?.. Но он не может, не должен… Это была просто шутка, фантазия, пожелание!.. Да, мы дали друг другу слово, но ведь мы тогда просто дурачились. В конце концов, это просто смешно!

– Как насчет того, чтобы исполнить наше обещание? – Бен не смеется. Он глядит на меня серьезно, словно действительно ожидает, что я… что мы… Да нет, не может быть, чтобы он до сих пор хотел…

– Слишком поздно, – выдавливаю я наконец. – У нас было условие: если мы оба не будем состоять в браке к тридцати годам… Но мне уже тридцать три!

– Лучше поздно, чем никогда.

Что-то толкает меня под столом. Это его нога находит мою и сбрасывает с нее туфлю.

– Моя квартира совсем рядом, – шепчет Бен и берет меня за руку. По всему моему телу бегут мурашки. Это как мышечная память… нет, лучше сказать – сексуальная память. Я помню… знаю, что будет дальше.

Но… разве этого я хочу? Что вообще со мной происходит? Думай, Лотти, думай!

– Не желаете ли взглянуть на десертное меню? – Официант вырастает возле нашего столика как из-под земли, и его голос выводит меня из транса. Я резко вскидываю голову и, пользуясь случаем, высвобождаю руку из теплых пальцев Бена.

– Д-да… спасибо.

Я проглядываю десертное меню, а в моих висках пульсирует кровь. Щеки пылают, мозг лихорадочно работает. Что мне делать? Что??!..

Благоразумие подсказывает, что лучше сдержать коней. Что я все делаю не так. Что я совершаю ошибку за ошибкой. И я действительно испытываю ощущение дежавю – через что-то подобное я уже проходила, и не раз.

В самом деле все мои так называемые «отношения» начинались одинаково. Ужин в ресторане. Легкое пожатие рук. Кровь, пульсирующая в каждой жилке. Соблазнительное белье, отсутствие волос во всех нужных местах, страстный, изобретательный, сказочный секс… Или – ужасный секс. Как в тот раз, когда я познакомилась с врачом. Кто бы мог подумать!.. Мне всегда казалось, что врачи должны немного лучше разбираться в том, как устроено человеческое тело, но… Впрочем, этого недотепу я бросила довольно быстро.

К чему это я?.. Ах да… Я хотела сказать, что завязать отношения для меня никогда не было проблемой. Проблемы, как я убедилась, начинаются потом.

Сейчас я мучительно думаю о том, как избежать этого, как изменить порочную схему. Как разбить стереотип. Что мне нужно для этого сделать? Что??!

Тем временем Бен снова завладел моей рукой; он целует внутреннюю сторону моего запястья, но я почти не замечаю этого. Мне необходимо привести в порядок мысли и принять какое-то решение. Генеральное решение. Или, если угодно, стратегическое.

– Что-нибудь не так? – Бен смотрит на меня, не отнимая губ от моего запястья. – Ты напряжена… Зря. Не надо сопротивляться, Лотти, это должно случиться. Ты и я… Предопределение. Ты сама это знаешь.

Его взгляд становится томным, хмельным, невероятно сексуальным. Я хорошо помню этот взгляд – так он смотрел на меня когда-то. Невольно я начинаю возбуждаться и уже почти готова уступить… В конце концов, должна же я как-то вознаградить себя за страдания, которые причинил мне Ричард. Ночь изысканного, жаркого секса с моим первым бойфрендом подошла бы для этого как нельзя лучше. Я, во всяком случае, ни секунды не сомневаюсь, что заслуживаю чего-то в этом роде.

Но тут мне в голову приходит другая мысль. а вдруг у меня есть шанс превратить сегодняшнюю встречу с Беном в нечто большее, чем одна-единственная ночь великолепного секса? Мне кажется – это вовсе не исключено, но как этого добиться? Как лучше разыграть карты, которые у меня на руках?

Я уверена, что поняла бы это очень быстро, если бы моя голова не кружилась так сильно от вина и от его поцелуев.

– Послушай, Бен, ты должен понять… – я снова отнимаю у него руку. – Нам уже не по восемнадцать, и я не хочу просто спать с тобой. Мне нужно… нужны другие вещи. Брак. Семья. Дети. Я хочу строить свою жизнь с кем-то, кто мне близок, понимаешь?

– Но ведь и я хочу того же! – нетерпеливо перебивает он. – Ты что, меня совсем не слушаешь? Я тоже хочу быть с человеком, который мне дорог. С тобой. К сожалению, я слишком поздно понял, что мне нужна именно ты, но… Поверь, Лотти, все это время я любил только тебя, хотя и не сознавал этого.

Неужели он и правда меня любит?.. Слезы снова подступают к моим глазам, и сдерживать их становится все труднее. Я смотрю на Бена и понимаю, что я тоже никогда не переставала любить его. Как и он, я не сознавала этого, потому что моя любовь была приглушенной, неяркой, как музыка на заднем плане, но сейчас она вспыхнула с новой силой, превратившись во всепоглощающую страсть.

– Я тоже не переставала тебя любить, – говорю я, и голос мой дрожит от напряжения. – Я любила тебя все эти пятнадцать лет.

– Пятнадцать лет! – Бен стискивает мою руку с такой силой, что мне даже становится немного больно. – Мы совершили страшную глупость, когда расстались!

Как это романтично, думаю я. Вот какую историю нужно рассказывать гостям на собственной свадьбе и слушать их охи и ахи. «Мы расстались на долгие пятнадцать лет, но потом снова нашли друг друга». Нет, не «расстались», а «были разлучены». Это звучит гораздо лучше. Таинственнее.

– Мы потратили много времени зря, и теперь нам нужно наверстывать то, что мы потеряли, – говорит Бен и прижимает мои пальцы к губам. – Дорогая Лотти, любимая!..

Его слова словно бальзам, который льется на мои свежие раны. Прикосновение его губ к моей коже кажется невыразимо приятным. На мгновение я даже закрываю глаза, но тревожные сигналы продолжают звенеть у меня в голове. Нет! Я не должна допустить, чтобы и на этот раз все пошло прахом. Мне нельзя ошибиться, иначе…

– Нет! – говорю я вслух и в очередной раз отнимаю у него свою руку. – Остановись, Бен, не надо! Я знаю, чем все закончится, и я… я этого не вынесу. Я не хочу, чтобы все повторилось снова.

– О чем ты? – Бен, кажется, совершенно искренне недоумевает. – Ведь я только целовал твои пальцы!

Язык у него слегка заплетается. «Я т’лько ц’ловал…» Впрочем, моя речь, наверное, тоже звучит не слишком внятно. После целой бутылки-то!..

Я жду, пока официант сметет с нашего стола крошки, и продолжаю, слегка подавшись вперед и чуть понизив голос:

– Я не знаю, как складывалась твоя жизнь, но в моей жизни было много всего… разного, и я слишком хорошо знаю, что будет потом. Ты целуешь мои пальцы. Я целую тебя в ответ. Потом мы занимаемся сексом. У нас отличный секс, он нам нравится, и мы делаем это снова и снова, как одержимые. Нам кажется, что мы влюблены, и мы начинаем жить вместе. Изредка мы ездим на уик-энд в Котсволд, может быть, даже покупаем вместе диван. Или книжный шкаф в «Икее». Так проходит два или три года, и вроде бы нам пора пожениться и жить дальше, но… этого почему-то так и не происходит. Наши чувства остывают, отношения теряют остроту, мы все чаще ссоримся и в конце концов расстаемся. И это… это совершенно ужасно.

Мне так жаль наших отношений, которые я только что описала, что у меня снова перехватывает горло, и я не могу продолжать. Но я уверена, что права. То, о чем я говорила, неизбежно – и это очень, очень печально.

Бена, похоже, тоже расстраивает описанный мною сценарий.

– Допустим, ты права, – говорит он настороженно. – Ну а вдруг наши чувства не остынут? Что тогда?

– К сожалению, этого не избежать, – отвечаю я, глядя на него сквозь застилающие глаза слезы. – Это закон. Так случается всегда. Поверь мне, я знаю… За свою жизнь я много раз расставалась с парнями, и все всегда происходило одинаково.

– Ну а если мы не станем покупать этот диван? И не поедем в «Икею» за книжным шкафом? – Он пытается шутить, но я-то говорю совершенно серьезно. Мне вдруг приходит в голову, что на протяжении целых пятнадцати лет своей жизни я то сходилась с мужчинами, то расходилась и в результате осталась у разбитого корыта. Не стану спорить: когда живешь с кем-то, это может быть очень приятно, однако подобное сожительство ни к чему хорошему не приводит. Возьмем последний пример – Ричарда… Да, я встречалась с ним, жила с ним, и что теперь? Точнее, где теперь Ричард, и где – я?

– Ну, я-то знаю, почему ты расставалась со всеми мужчинами, которые у тебя были, – говорит Бен. – Они тебе просто не подходили. Но я – это совсем другое дело!..

– С чего ты взял, будто ты мне подходишь?

– Потому что… потому… Черт! Не знаю! – Он запускает обе руки себе в волосы и смотрит на меня жалобно. – О’кей, будь по-твоему. Давай сделаем все, как полагается. Скажи, Лотти, ты выйдешь за меня замуж?

– Молчи уж!.. – Я смеюсь. – Нет, правда, Бен, не обижайся. Я имела в виду вовсе не тебя, а вообще… общую ситуацию…

– Но я же серьезно! Выходи за меня, Лотти!

– Не смешно. – Я делаю глоток вина из бокала. Большой такой глоток…

– Нет, правда. Давай поженимся.

– Перестань, Бен.

– Выходи за меня замуж, Лотти! – На этот раз он произносит эти слова достаточно громко, и парочка за соседним столиком оборачивается в нашу сторону. Оба улыбаются, а я готова сквозь землю провалиться.

– Ш-ш!.. – раздражительно шикаю я на Бена. – Хватит уже!..

Но Бен не унимается. К вящему моему ужасу, он проворно вскакивает со стула, потом падает передо мной на колени и хватает мои руки. Теперь уже не только пара за соседним столом, но и бо́льшая половина посетителей ресторана глядит в нашу сторону.

Мое сердце стучит, как паровой молот. Нет, думаю я. Ни в коем случае. Ни за что.

– Шарлотта Грейвени, – произносит Бен и слегка покачивается. – На протяжении полутора десятков лет я гонялся за вашими бледными подобиями. Сейчас я здесь, с вами, и никуда вас не отпущу, пока вы не скажете мне «да». Без вас моя жизнь была унылой и мрачной, но сейчас передо мной вспыхнул свет надежды. Не погасите же этот маяк! Скажите, готовы ли вы оказать мне честь и сделаться моей женой?

Меня охватывает странное ощущение. Руки и ноги становятся будто ватными, в голове плывет туман, но, даже несмотря на это, я отчетливо понимаю: Бен говорит серьезно. Он на самом деле делает мне предложение. Настоящее предложение.

– Ты пьян, – слабо парирую я.

– Не настолько, чтобы не отвечать за свои действия. Так ты выйдешь за меня замуж? – повторяет он.

– Но ведь я тебя почти не знаю. Я имею в виду – нынешнего тебя. – Я через силу усмехаюсь. – Я не знаю, чем ты зарабатываешь на жизнь, не знаю даже, где ты живешь, не знаю, чего ты хочешь и к чему стремишься…

– Я зарабатываю на жизнь производством и продажей бумаги, а живу в Шордиче[17]. Что касается того, чего я хочу… Я хочу снова стать таким же счастливым, каким был, когда мы были вместе. Я хочу просыпаться по утрам и видеть твои глаза. Хочу заниматься с тобой любовью и иметь детей, у которых была бы твоя улыбка. Я знаю, прошло много времени, но я все тот же Бен… – Он прищурился, совсем как когда-то. – Выходи за меня, а?..

Я смотрю на него и не знаю, что сделать, что сказать. Я еле дышу, и в голове у меня звенит, но я не могу сказать, то ли это праздничный благовест, то ли тревожный набат.

Откровенно говоря, я даже не думала, что Бен может по-прежнему питать ко мне какие-то сильные чувства. То, что происходит сейчас, превосходит любые, самые необузданные фантазии и мечты. Мне и в голову не приходило, что он по-прежнему меня любит – спустя столько-то лет! И не просто любит, но хочет на мне жениться. Хочет иметь от меня детей…

Шум в моей голове становится несколько более упорядоченным, и мне начинает казаться, будто я различаю звуки скрипки. Почему бы и нет, внезапно думаю я. Вдруг это и есть то, о чем я мечтала? Ричард не смог дать мне того, что́ я хотела, но Бен сможет.

Бен!..

В моем бокале больше нет вина, поэтому я хватаю стакан с водой и осушаю его одним огромным глотком. Мне нужно срочно промочить горло и заодно привести в порядок взъерошенные мысли. Не нужно горячиться, уговариваю я себя. Нужно как следует все обдумать, взвесить, вспомнить… Ссорились ли мы с Беном, пока жили в пансионе? Нет. Было ли мне приятно с ним общаться? Да. Он мне нравится? Очень. Что еще мне следовало бы знать о потенциальном муже?

– А у тебя соски́ не проколоты? – неожиданно выпаливаю я и хмурюсь. – Терпеть не могу проколотые соски́ у мужчин.

– Нет. Вот, смотри!.. – Бен подчеркнуто театральным жестом распахивает ворот рубашки. Сыплются пуговицы, и мой взгляд почти помимо моей воли устремляется на его грудь – почти безволосую, мускулистую, покрытую ровным золотистым загаром. Гм-м… Похоже, Бен до сих пор не утратил своей юношеской сексапильности.

– Все, что от тебя требуется, это сказать «да»! – Бен широко разводит руки в стороны и едва не теряет равновесие. Все-таки мы оба порядочно выпили. – Скажи «да», Лотти, и ты никогда не будешь об этом жалеть. Мы слишком много теряем в жизни, потому что слишком много думаем, давай же хоть раз доверимся не разуму, а чувствам. Мы и так потеряли пятнадцать лет, Лотти, так давай же любить друг друга. Любовь – единственное, ради чего стоит рисковать. Не думай, просто скажи «да».

Он прав, конечно. Мы с ним действительно любим друг друга. Давно любим. И он хочет, чтобы у наших детей были мои глаза, моя улыбка… Еще никто и никогда не говорил мне ничего подобного. Даже Ричард.

В голове по-прежнему все плывет, но не от вина, точнее – не только от вина. Я стараюсь рассуждать здраво, но то и дело теряю почву под ногами. Главный вопрос по-прежнему состоит в том, насколько Бен серьезен. Действительно ли он хочет на мне жениться или попросту пытается уговорить меня с ним переспать? Или, другими словами, то ли сегодня – самый значительный день в моей жизни, то ли я просто идиотка?

– Ну, может быть… – бормочу я наконец.

– Может быть?

– Не торопи меня… дай мне минуточку… – я хватаю сумочку и удаляюсь в дамскую комнату. Мне действительно нужно подумать. Подумать как следует, и чтобы никто не мешал. Это довольно сложная задача, тем более что комната вокруг меня тихо вращается, а мое лицо в зеркале над раковиной почему-то двоится, и все же я стараюсь, стараюсь изо всех сил.

У нас может получиться, решаю я. Я в этом почти уверена. Но как сделать так, чтобы все складывалось именно так, как мне хочется, как не попасть на ту, не раз хоженную, стезю, которая в прошлом неизменно заканчивалась горьким разочарованием?

Расчесывая волосы, я вспоминаю все первые свидания с моими прежними бойфрендами. Как все начиналось тогда… Сколько раз в своей жизни я оказывалась в дамских комнатах ресторанов и, поправляя прическу или подводя губы, гадала: он или не он? Каждый раз я бывала полна самых радужных надежд – и каждый раз оказывалась в тупике. Что я делала не так? Что мне нужно сделать теперь, чтобы не ошибиться? Или – лучше – чего мне не следует делать из того, что я делаю всегда?

Внезапно я вспоминаю книгу, которую просматривала утром перед встречей со студентками Бирмингемского университета. Она называлась «Поворот на 180°…» Мне нравится, как это звучит. Похоже, это именно то, что мне нужно. Изменить бизнес-стратегию. Поменять вектор. Вот только как это сделать?..

И тут мне на ум приходят слова пожилой леди, которые прозвучали в тот злополучный вечер, когда Ричард… Нет, к черту Ричарда! Там было что-то важное, нужно только сосредоточиться как следует и вспомнить… Ага, вот! «Мужчины – все равно что хищники в джунглях. Когда им удается поймать добычу, они сжирают ее без остатка, а потом дрыхнут, довольные». Гм-м… в этом что-то есть. Определенно. Похоже, старушка не была такой уж сумасшедшей, как я тогда решила.

И вдруг на меня снисходит озарение. Я даже перестаю расчесывать волосы и опускаю руку со щеткой. Есть!.. Похоже, я – гений. Я, Лотти Грейвени, разверну свою бизнес-стратегию на сто восемьдесят градусов и добьюсь успеха! Как, оказывается, все просто – мне нужно только делать противоположное тому, что я делала со всеми своими предыдущими бойфрендами.

Я снова смотрю на себя в зеркало. Мое лицо перестало плавать и двоиться, но взгляд у меня немножечко дикий. Это, впрочем, вполне объяснимо. Я была взволнована, возбуждена, а сейчас и вовсе испытываю что-то вроде блаженной эйфории, и вино здесь ни при чем. Я нашла выход, нашла! Наверное, мою радость можно сравнить с восторгом ученого, который только что открыл новую элементарную частицу, способную перевернуть с ног на голову всю современную физику. Что касается меня, то я собираюсь изменить нечто гораздо большее, чем одну из отраслей современной науки. Наконец-то я смогу изменить собственную жизнь!

Все еще слегка покачиваясь, я возвращаюсь в зал и подхожу к нашему столику.

– Никакого секса, – говорю я твердо.

– Что-что?

– Никакого секса до свадьбы, – поясняю я свою мысль и сажусь. – Хочешь – соглашайся, не хочешь – как хочешь.

– Что-о?! – Бен выглядит ошеломленным, но я только безмятежно улыбаюсь. С каждой секундой моя идея нравится мне все больше. Блестящий ход! Если Бен действительно меня любит, он подождет. Кроме того, небольшое воздержание послужит гарантией, что наши чувства не успеют остыть или потерять остроту. Наоборот, с каждым днем мы будем хотеть друг друга все сильнее, и когда наконец соединимся в браке… В общем, нас обоих ждет просто сумасшедший медовый месяц – неистовый, блаженный, страстный. Словом, такой, каким и должен быть всякий нормальный медовый месяц.

Ворот рубашки Бена все еще расстегнут, и я представляю его голым, лежащим на огромной, засыпанной лепестками роз кровати в каком-нибудь роскошном отеле. При одной мысли об этом я начинаю трепетать как школьница.

– Ты шутишь? – спрашивает он, и лицо его слегка вытягивается. Еще бы, такой облом! – Но… Почему?

– Я хочу, чтобы с тобой у меня все было по-другому, – объясняю я. – Не как раньше, а по-другому. Ведь мы любим друг друга, так? Значит, мы оба должны постараться, чтобы у нас все получилось.

– Я любил тебя целых пятнадцать лет, Лотти. – Бен качает головой. – Мы с тобой потеряли пятнадцать долбаных лет, а теперь ты предлагаешь…

– Не ругайся, – перебиваю я его. – Да, я предлагаю подождать еще немножко. Всего несколько дней, Бен! Зато потом у нас с тобой будет настоящая брачная ночь. Сам подумай, как это будет здорово! Да мы с тобой будем просто задыхаться от желания!.. – Я сбрасываю с ноги туфлю, медленно веду ступней по внутренней поверхности его икры, и Бен застывает, словно в трансе. Этот прием никогда не подводит. Рекомендую – действует безотказно.

Довольно долгое время мы оба молчим, но это не значит, будто между нами ничего не происходит. Мы, так сказать, общаемся без слов.

– Вообще-то… – хрипло произносит он наконец, – это действительно может быть очень… приятно.

– Еще как приятно! – как бы невзначай я расстегиваю пару верхних пуговичек на своей блузке и слегка наклоняюсь вперед. Сегодня на мне надет лифчик пуш-ап, и открывающийся ему вид способен загипнотизировать любого, если только он не импотент и не гей. Моя нога под столом перестает гладить его бедро и поднимается выше, Бен окончательно лишается дара речи.

– Помнишь, как мы праздновали твой день рождения? – говорю я низким, проникновенным голосом. – Вечером, на пляже?.. Мы можем повторить это, если захотим.

Только для этого мне придется надеть специальные защитные наколенники, думаю я. В тот раз я здорово расцарапала кожу на коленях, а синяки не сходили почти целую неделю.

Бен как будто читает мысли. Закрыв глаза, он чуть слышно мычит.

– Ты меня просто убиваешь!

– Это будет волшебно! – говорю я и вспоминаю, как мы лежим, обнявшись, в моей комнате в пансионе, освещенные только дрожащим светом ароматических свечей…

– Ты хоть представляешь, насколько ты сексуальна? – бормочет он. – О, как бы мне хотелось сейчас забраться под этот стол и… – Он хватает меня за руку и начинает легонько покусывать кончик моего большего пальца. На этот раз я не убираю руку. Все мое тело мгновенно отзывается на прикосновение его губ и зубов, и мне хочется чувствовать их везде. Я помню, как это было тогда. Я помню… Как я могла это забыть?!

– Значит, ты хочешь, чтобы у нас была брачная ночь? – говорит Бен. Моя нога под столом все еще находится у него в промежности, и я чувствую ступней твердое доказательство того, что ему это нравится. Заодно я убеждаюсь, что его тело по-прежнему функционирует как надо.

– Да, – я киваю.

– А ты не боишься, что я до нее не доживу? Просто умру от желания?

– То же самое относится и ко мне, – уверяю я. – Но потом… Только представь, как мы оба взорвемся!

Он берет мой большой палец в рот целиком и начинает его посасывать, и меня как будто пронзает электрический ток. Пожалуй, пора уходить, пока официант не посоветовал нам не валять дурака, а просто снять комнату в ближайшем отеле.

А когда Ричард узнает!..

Нет. К черту Ричарда. Все это не имеет к нему никакого отношения. В конце концов, я встретилась с Беном вовсе не назло ему, а просто потому, что Бен мне нравится. Он – моя судьба, и наша с ним сегодняшняя встреча – это начало. Первая серия долгой, романтической саги со счастливым концом, в которой мы с Беном играем главные роли, а Ричард упоминается только вскользь и в прошедшем времени.

Я знаю, что пьяна. Знаю, что все происходит слишком быстро. И тем не менее у меня нет никаких сомнений, что все правильно, что именно так все должно быть. И если рана в моей душе еще не зажила окончательно, то отношения с Беном вполне способны стать тем живительным бальзамом, который поможет мне справиться с болью и начать новую жизнь. Расстаться с Ричардом мне было суждено. Мне суждено было страдать, чтобы очистить карму и получить в награду обручальное кольцо и самый горячий секс в моей жизни.

Я чувствую себя так, словно выиграла лотерею не тысячу фунтов, а, по крайней мере, миллион!

Глаза Бена уже совсем остекленели. Мое дыхание с каждой минутой становится все более частым и прерывистым. Я уже не могу это выносить! Пожалуй, нужно остановиться, пока я еще в силах себя контролировать.

– Так когда мы поженимся? – спрашиваю я хриплым шепотом.

– Скоро, – бормочет он невнятно. – Очень, очень скоро…

5. Флисс

Надеюсь, у Лотти все в порядке. Правда, надеюсь. Меня не было две недели, и за все это время она ни разу мне не звонила, не отвечала на мои звонки и эсэмэски. В последний раз мы с ней разговаривали в тот вечер, когда она собиралась лететь в Сан-Франциско, чтобы взять своего Ричарда, что называется, «с боем». С моей точки зрения, это уже не просто Неудачный Выбор, а вообще нечто из ряда вон… К счастью, мне удалось убедить ее не делать подобной глупости. Иначе Лотти было бы еще больнее.

Но с тех пор – ничего. Я не только отправляла сестре эсэмэски, но и оставляла пространные сообщения на ее голосовой почте, но ответа так и не дождалась. От беспокойства я не находила себе места и позвонила ее стажерке – Кайле, но та заверила меня, что Лотти, как обычно, появляется на работе каждый день, так что я, по крайней мере, знаю, что сестра жива и здорова. С другой стороны, так упорно отказываться от общения со мной совсем не в духе Лотти, и это меня беспокоит. Поэтому я решаю сегодня же навестить ее и убедиться, что с ней и правда все в порядке.

Я достаю телефон и отправляю сестре еще одну эсэмэс: «Привет. Как дела?» Потом я убираю телефон и окидываю взглядом школьный двор. Он полон родителей, детей, гувернанток, собак и дошкольников на самокатах и трехколесных велосипедах. Сегодня – первый день учебной четверти, и я вижу немало загорелых, улыбающихся лиц, новых причесок и сверкающих туфель. И это только матери, что же говорить об остальных?

– Флисс! – окликает меня кто-то, как только мы с Ноем выходим из машины. Это Анна, мать одного из Ноевых одноклассников. В одной руке у нее большой пластиковый «Тапперуэр»[18], в другой – туго натянутый собачий поводок, с которого рвется ухоженный лабрадор.

– Привет, Ной, дружочек, – говорит Анна слегка запыхавшимся голосом. – Слушай, Флисс, как насчет того, чтобы выпить кофе?.. Давно собираюсь тебя пригласить…

– Я не против, – соглашаюсь я. Вот уже два года мы с Анной чуть ни при каждой встрече собираемся выпить кофе, но все как-то не получается. Это, впрочем, совершенно неважно. По большому счету, дело вовсе не в кофе.

– Как у вас дела с последним школьным заданием? Я имею в виду проект «Путешествуем по миру», – спрашивает Анна, пока мы идем к школьным дверям. – Сегодня я встала в пять, чтобы все доделать. Впрочем, тебе, наверное, легче, ведь путешествия – это как раз по твоей части! – она смеется, а я хмурюсь.

– Что за проект? – спрашиваю я.

– Нужно было сделать своими руками какую-нибудь игрушку или модель, которая имела бы отношение к путешествиям, – она кивком показывает на свой контейнер. – Мы делали самолет, но… – она виновато улыбается. – Вышло не слишком удачно. Главное, у нас совершенно не было времени, поэтому мы просто купили в магазине игрушечный самолет и обклеили фольгой. Конечно, это не совсем самоделка, но, как я сказала Чарли, откуда миссис Хокинс знать, что там, внутри, готовая игрушка.

– Что за проект? – повторяю я. – Ты так и не сказала…

– Я же говорю: детям задали смастерить на каникулах какую-нибудь модель – машину, самолет, пароход… Потом их будут показывать на специальной выставке. Чарли, идем скорее! Звонок только что был!

Какой-то проект… Я так ничего и не поняла, поэтому просто пожимаю плечами.

Когда я подхожу к миссис Хокинс, то замечаю другую маму из нашего класса. Ее зовут Джейн Лэнгридж, и она держит в руках модель круизного лайнера из бальсового дерева и бумаги. У лайнера три дымовых трубы и несколько рядов иллюминаторов, аккуратно прорезанных в бортах. На верхней палубе я различаю вылепленные из пластилина крохотные фигурки людей, которые загорают вокруг выкрашенного голубой краской бассейна, и на несколько мгновений лишаюсь дара речи.

– Простите, миссис Хокинс, – говорит Джейн. – Краска еще не совсем высохла. Зато мы получили огромное удовольствие, пока собирали эту модель. Правда, Джошуа?

– Здравствуйте, миссис Фиппс, – приветливо кивает мне учительница. – Как отдохнули?

Миссис Фиппс… Каждый раз, когда ко мне обращаются подобным образом, у меня начинают ныть зубы. О моем разводе классная руководительница Ноя знает, но школьная администрация пока не в курсе, что я решила взять прежнюю фамилию и снова стать мисс Грейвени. И сообщать об этом я не спешу. Это может породить ненужные проблемы, к тому же мне не хочется расстраивать Ноя. Наверное, не очень хорошо, когда такому малышу приходится отказываться от отцовской фамилии, к которой он привык, и которой, возможно, гордится. С другой стороны, я считаю, что у меня и у моего сына должна быть одна фамилия. Это означало бы, что мы с ним по-прежнему семья…

Надо было дать Ною свою фамилию, когда он родился, думаю я. Специально на случай развода… Увы, тогда я, конечно, об этом не думала. Как говорится, и в мыслях не держала.

– Мама, а ты привезла мой воздушный шар? – с беспокойством спрашивает Ной. – Он у тебя в машине, да?..

Я смотрю на него и ничего не понимаю. Какой еще шар?

– Ной сказал, что будет делать воздушный шар, – поясняет миссис Хокинс. – Превосходная идея… – Она с улыбкой поворачивается к нам. Ей уже за шестьдесят, и она ходит только в строгом брючном костюме. Неторопливая, спокойная, рассудительная, мисс Хокинс мне очень нравится, хотя рядом с ней я порой чувствую себя суетливой, что-то бессвязно бормочущей пациенткой клиники для больных с острыми нервными расстройствами.

– Вы, конечно, его привезли?

Я неопределенно пожимаю плечами. Разве я похожа на человека, который держит в руках воздушный шар?

– Он сейчас не у меня, – слышу я свой собственный голос. – То есть…

– А-а… – улыбка миссис Хокинс меркнет. – Но я надеюсь, вы успеете привезти его сегодня, миссис Фиппс? Дело в том, что мы планируем выставку детских работ, и нам нужно правильно разместить все экспонаты.

– Безусловно, – я киваю и одаряю миссис Хокинс ослепительной улыбкой. – Мне нужно только… подправить кое-какие мелочи. Но сначала я хотела бы посоветоваться с Ноем. Вы позволите?.. – Я оттаскиваю сына в сторону и наклоняюсь к самому его уху.

– О каком воздушном шарике речь, дорогой?

– Не о шарике. О шаре. Это мой проект, – объясняет Ной с таким видом, словно я спрашиваю его о совершенно очевидных вещах. – Шар, который наполняют горячим воздухом, чтобы путешествовать. А внизу корзина… Мы должны были принести наши проекты сегодня.

– Понятно! – Я стараюсь, чтобы мой голос звучал весело и беззаботно, но мне это нелегко дается. Очень нелегко. – Я просто не знала, что ты должен сделать… проект. Ты мне ничего не говорил.

– Я забыл, – улыбается. – Но про это было написано в записке.

– В какой записке? И где она теперь?

– Папа положил ее в вазу, где апельсины.

Я испытываю острый приступ бешенства. Твою мать!.. Я так и знала!

– Все понятно, – повторяю я, впиваясь ногтями в ладони, чтобы не зарычать. – Папа ничего мне не сказал про проект. Очень жаль!

– Мы обсуждали, что нам лучше сделать, и папа сказал – давай сделаем много… многольфер, – в глазах Ноя вспыхивают оживленные огоньки. – Он сказал: мы возьмем воздушный шарик, покроем его папье-маше и раскрасим, потом сделаем корзинку и посадим в нее фигурки людей. И привяжем к шару веревками. А вместо пассажиров можно посадить в корзину Бэтмена – это я придумал! – Его щечки покрываются взволнованным румянцем. – Сам придумал, мама!.. Папа обещал, что все сделает. Ты привезла мой многольфер? Он в машине?

– Я сейчас… проверю. – Улыбка не сходит с моего лица, но скулы сводит от ярости. – Поиграй немного на горке, а я посмотрю… – Я подталкиваю сына к игровой площадке, а сама выхватываю телефон и нажимаю кнопку быстрого набора номера Дэниела.

– Дэниел Фиппс слу…

– Это Флисс, – перебиваю я. – Хочешь, я угадаю, где ты? Ты сейчас, наверное, мчишься в школу, чтобы успеть привезти сыну шар из папье-маше с Бэтменом в корзинке, правда?

Следует долгая пауза, во время которой я мысленно обзываю Дэниела самыми страшными словами, какие только знаю.

– О, черт! – говорит он наконец. – Извини. Я совершенно забыл.

Но в его голосе я не слышу ни озабоченности, ни раскаяния, и мне хочется его убить.

– «Извини» – это все, что ты можешь сказать? Как ты мог поступить так с собственным сыном?! Это нечестно, несправедливо и безответственно по отношению к нему, да и ко мне тоже…

– Флисс, успокойся! Ну, подумаешь, какой-то школьный проект!..

– Он не «какой-то». Для Ноя он значит очень много, а ты… ты… – Я не нахожу слов и умолкаю. Бесполезно, Дэниел все равно не поймет. Никогда не поймет. Бессмысленно что-то ему объяснять, лучше поберечь силы, коль скоро я оказалась предоставлена самой себе.

– Ладно, Дэниел. Пока. Я как-нибудь разберусь.

Я даю отбой, прежде чем мой бывший успевает что-то сказать. На смену бессильной ярости приходит решимость сделать все, чтобы не подвести Ноя. Чтобы он получил свой воздушный шар. Я могу. Я сделаю это, чего бы мне это ни стоило.

Я бросаюсь к машине, отпираю дверцы и лезу в свой кейс. Там среди рабочих бумаг у меня завалялся плотный подарочный пакет, оставшийся от какого-то званого обеда. Это будет корзина… цвет как раз подходящий. Шнурки из кроссовок, в которых я хожу на фитнес, сойдут вместо веревок. Я хватаю ручку, лист бумаги и машу Ною рукой.

– Я сейчас закончу наш воздушный шар, – говорю я, – а ты пока нарисуй Бэтмена, чтобы посадить в корзину, хорошо?

Ной садится на переднее сиденье и, высунув язык, принимается сосредоточенно рисовать, а я выдергиваю из кроссовок шнурки. От грязи они давно стали коричневыми, как самые настоящие манильские канаты, но меня это не смущает. Напротив, я только рада, что они уже не похожи на шнурки для обуви. В перчаточнице у меня есть моток липкой ленты – то, что надо, чтобы прикрепить веревки к корзине. Что касается самого шара…

Интересно, что тут можно придумать? Я, черт возьми, не разъезжаю по городу с полным багажником воздушных шаров! А что, если?..

Нет. Ни в коем случае. Это будет…

Но какие у меня варианты?

* * *

Минут пять спустя я уже иду к учительнице, держа в руках готовый проект. Другие матери, которые стоят вокруг миссис Хокинс, замолкают одна за другой. У меня такое ощущение, что не только они, но и все, кто собрался в школьном дворе, смотрят сейчас на меня.

– Вот Бэтмен! – с гордостью говорит Ной, показывая на фигурку в корзине. – Я сам его нарисовал.

Дети рассматривают Бэтмена, но их матери глядят только на воздушный шар. Ничего удивительного, ведь это – разрисованный моей губной помадой ультратонкий «Дьюрекс федерлайт». В надутом виде он оказался на удивление большим; только отстойник на макушке почти не изменился и кокетливо покачивается на ветру.

Кто-то громко фыркает. Кажется, это Анна. Я оглядываюсь, но ее лицо – как и лица остальных – выглядит совершенно непроницаемым.

– Вот это да, Ной! – несколько растерянно произносит миссис Хокинс. – Какой большой у тебя… воздушный шар!

– Это просто неприлично! – внезапно выпаливает Джейн и прижимает к груди свой круизный лайнер, словно пытаясь за ним укрыться. – В конце концов, это школа! Здесь дети!..

– И, с их точки зрения, это просто воздушный шар, – парирую я. – Точнее, монгольфьер. К сожалению, муж меня подвел, – извиняющимся тоном добавляю я, глядя на миссис Хокинс. – Пришлось импровизировать.

– Вы… хорошо потрудились, миссис Фиппс, – миссис Хокинс берет себя в руки. – И очень творчески подошли к… к выбору материала.

– А если он лопнет? – вмешивается Джейн.

– У меня есть запасные, – твердо говорю я и протягиваю миссис Хокинс весь свой запас, держа упаковки веером, словно игральные карты. Мгновение спустя до меня доходит, как это выглядит со стороны. Мои щеки пылают, и я тщетно пытаюсь прикрыть пальцем надписи на пакетиках. «Рифленые». «Для особой чувствительности». «Силиконовая смазка». «Дополнительная стимуляция». Мои пальцы движутся как щупальца морской звезды, но все тщетно – моя коллекция слишком велика, и пальцев не хватает.

– Я думаю, если что-то случится, мы сможем найти для Ноя подходящий шар в классе, – дипломатично замечает миссис Хокинс. – А эти шарики лучше оставьте себе. Они вам еще… – Она колеблется, подыскивая подходящее слово.

– Вы правы! – спешу я ей на помощь. – Они действительно пригодятся мне для… – Я пронзительно смеюсь. – То есть нет. Не пригодятся. Я не собираюсь ими пользоваться, хотя… как человек ответственный… Должна же я позаботиться о…

Я замолкаю. Кажется, я только что посвятила всю эту толпу (в том числе – учительницу собственного сына) в подробности своей сексуальной жизни. Ума не приложу, как такое могло получиться, но это именно так!..

– Ну, в общем, я их действительно заберу… – делаю я отчаянную попытку исправить положение. – И использую… или не использую, – я поспешно заталкиваю презервативы обратно в сумочку, роняю черный ароматизированный «Монплезир» и поспешно наклоняюсь за ним, пока его не поднял кто-нибудь из семилеток. Остальные матери глазеют на меня разинув рты, словно на их глазах только что произошла автомобильная авария.

– Надеюсь, выставка пройдет хорошо, – добавляю я. – Всего хорошего, Ной.

Я вручаю сыну воздушный шар, целую, потом поворачиваюсь на каблуках и быстро шагаю к машине. Мне не хватает воздуха, я почти задыхаюсь и обливаюсь по́том, хотя погода стоит довольно прохладная. Только на обратном пути я немного прихожу в себя и набираю номер Барнаби.

– Ты не поверишь, что мне сегодня устроил Дэниел! – бросаюсь я с места в карьер, как только он берет трубку. – В школе Ною задали сделать модель монгольфьера, но Дэниел не сказал мне об этом ни слова, и…

– Флисс, – перебивает меня Барнаби. – Успокойся.

– Как я могу успокоиться, если вместо воздушного шара мне пришлось вручить учительнице надутый презерватив?

Я слышу, как Барнаби хохочет, и снова вспыхиваю:

– Это не смешно! Совсем не смешно. Дэниел ведет себя как… как самая настоящая эгоистичная скотина. Он только делает вид, будто ему есть какое-то дело до сына, но на самом деле Дэниел думает только о себе, и…

– Флисс! – Сейчас в голосе Барнаби слышатся стальные нотки, и я замолкаю на полуслове. – Когда это прекратится?

– Прекратится – что? – переспрашиваю я, нервно облизывая пересохшие губы.

– Твои ежедневные звонки с жалобами на Дэниела – вот что. Скажу тебе на правах старого друга: если так будет продолжаться и дальше, ты сведешь с ума всех, и в первую очередь – саму себя. Жизнь не без дерьма – запомни это, о’кей?

– Но…

– Неприятности могут случиться с каждым, и они случаются, но нет никакого смысла снова и снова возвращаться к тому, что было. Прошлое есть прошлое, Флисс. Забудь о нем. Тебе нужно двигаться дальше, заново строить свою жизнь. Сходи, что ли, к кому-нибудь на свидание, только ради всего святого не надо рассказывать мужчинам про белье своего бывшего мужа.

– Что ты имеешь в виду? – притворяюсь я удивленной.

– Ты прекрасно знаешь, что!.. – фыркает Барнаби. – Это было свидание. Свидание! – (Судя по голосу, он действительно разочарован.) – Ты должна была флиртовать с Натаном, но вместо этого ты включила свой ноутбук и прочла ему свое досье на Дэниела.

– Я читала не все… только отдельные места! – пытаюсь я оправдаться, машинально нащупывая висящую на груди флешку. – Мы разговаривали, и я упомянула, что у меня, мол, все записано, а он… Мне показалось, ему будет интересно!

– Тебе именно показалось, – грохочет Барнаби. – Натан хотел быть просто вежливым, а ты… ты добрых пять минут зачитывала ему, какого числа твой муж разбросал по комнате носки, трусы и прочее.

– Не пять! – горячо возражаю я. – Это… преувеличение!

Но я чувствую, как мои щеки снова начинают гореть. Пять минут? Ну, может быть, и пять… К этому времени я уже порядочно выпила, так что… О привычке Дэниела как попало разбрасывать свое белье я действительно могу говорить бесконечно.

– Ты помнишь нашу первую консультацию, Флисс? – спрашивает Барнаби. – Помнишь, что́ ты мне говорила? Ты обещала, что не ожесточишься, что бы ни случилось. Не превратишься в мелочную, озлобленную стерву…

Услышав это последнее слово, я невольно ахаю:

– Я вовсе не ожесточилась. И не превратилась в ст… не озлобилась! – Я лихорадочно пытаюсь подобрать слова, чтобы выразить все, что я чувствую. – Мне просто очень… грустно. Я подавлена и растеряна, но пытаюсь подходить к вопросу философски!

– Натан сказал, что ты именно ожесточилась.

– Я не ожесточилась! – Я почти ору. – Уж мне-то лучше знать, ожесточилась я или нет.

На том конце линии воцаряется тишина. Я тяжело дышу, а мои ладони на рулевом колесе взмокли и стали скользкими. Мысленно я возвращаюсь к моему «свиданию» с Натаном Форрестером. Тогда мне казалось, что мой рассказ звучит достаточно отстраненно, даже с иронией, словно я сама подшучиваю над собственными несчастьями, однако мне и в голову не пришло, что Натану он ничуть не интересен. Он, во всяком случае, никак не дал мне понять, что ему что-то не нравится, что ему скучно. Что же получается – и Натан, и все остальные только и делают, что жалеют меня, убогую? Дают выплакаться в жилетку, потакают моим слабостям, и так далее?..

– О’кей, – говорю я наконец. – Спасибо за напоминание.

– Не за что, – добродушно откликается Барнаби. – И… не обижайся, ладно? Я – твой друг, и я тебя искренне люблю, но… Именно потому, что я твой друг, я вынужден говорить тебе неприятные вещи. Ну, пока. Я еще позвоню.

Он отключается, а я, закусив губу, мрачно гляжу на дорогу впереди. Ему легко говорить, мысленно твержу я себе. Ему легко… а мне?

Когда я приезжаю на работу, мой электронный почтовый ящик полон входящих сообщений, но я еще некоторое время сижу неподвижно, уставившись на экран компьютера невидящим взглядом. Слова Барнаби задели меня сильнее, чем я готова признаться даже самой себе. И ведь он прав, черт возьми! Я действительно превращаюсь в озлобленную, сварливую старуху. Еще немного, и я стану одеваться только в черное, ходить с палочкой, расталкивать прохожих и злобно шипеть вслед соседским детишкам, которые при виде меня будут разбегаться в ужасе. Бр-р!.. Упаси боже.

Так я сижу еще несколько минут, потом снимаю трубку телефона и звоню на работу Лотти. Быть может, мы сумеем хоть как-то поддержать друг друга.

На звонок отвечает Долли – младшая помощница Лотти.

– О, привет, – говорю я, представившись. – А Лотти там? Можешь ее позвать?

– Лотти пошла по магазинам, – отвечает Долли. – Я не знаю, когда она вернется.

Пошла по магазинам? Я озадаченно моргаю. Иногда Лотти настолько устает от своей работы, что ей просто необходимо немного отвлечься, но отправиться по магазинам в самый разгар рабочего дня, да еще открыто заявить об этом своей секретарше – это уже ни в какие ворота не лезет. Особенно учитывая нынешнее положение в экономике вообще и на рынке труда в частности.

– Разве она не сказала, когда ее ждать? – уточняю я.

– Нет. Лотти только сказала, что ей нужно кое-что купить для медового месяца.

Я вздрагиваю. Не ослышалась ли я? Действительно ли Долли сказала «для медового месяца»?..

– Ты… ты уверена?.. – Я сглатываю. – Разве Лотти выходит замуж?!

– Она что, ничего тебе не сказала?

– Я… я только что приехала. Из командировки… Я… – Язык меня не слушается, и я ненадолго замолкаю. – Ладно, передай ей, что я звонила и… что я ее поздравляю.

Я кладу трубку и широко улыбаюсь. Моего подавленного настроения как не бывало. Мне хочется прыгать, смеяться, танцевать. Лотти все-таки выходит замуж! Похоже, в мире вовсе не все обязательно заканчивается плохо, а значит, надежда еще есть.

Но… как это произошло?

Как, как, как?!

Неужели Лотти все-таки слетала в Сан-Франциско? Или, может быть, Ричард опомнился и вернулся? А может, они созвонились?

Я хватаю мобильный и быстро набираю:

«Ты помолвлена??????»

Честно говоря, я не особенно рассчитываю на ответ, но минуту спустя мой телефон коротко пищит, сигнализируя о входящем сообщении.

«Да! Да! Да! Мне не терпится тебе рассказать!»

«БМ. (Боже мой!) – торопливо печатаю я. – Как это случилось?»

«Оч. быстро. Самой не верится. Он снова ворвался в мою жизнь, пригласил в рестрн. и сделал ПРЕДЛОЖЕНИЕ. Я сама не знала, что так будет. Полн. Ураган».

Полный ураган… Я понимаю, что просто должна срочно поговорить с Лотти, и звоню ей на мобильник, но ее телефон занят. Черт. Ладно, выпью кофе, потом позвоню еще раз. Направляясь в наш местный киоск «Коста-кофе», я не перестаю улыбаться. На самом деле я чувствую себя настолько счастливой, что мне хочется плакать, но редакторы в «Пинчер Интернэшнл» не плачут на работе, поэтому я лишь крепко обхватываю себя за плечи.

Какой же Ричард все-таки молодец! Именно такого мужа я желала бы Лотти. Это, наверное, звучит несколько покровительственно, однако истина заключается в том, что я всегда испытывала к младшей сестре материнские чувства. В свое время наши собственные родители несколько подзабросили свои обязанности – тут и развод, и проблемы с алкоголем, и увлечение богатым бизнесменом с одной стороны и южноафриканской королевой красоты с другой… Короче говоря, мы с Лотти довольно часто оказывались предоставленными сами себе, а поскольку я была на пять лет старше, она начала обращаться ко мне в трудных ситуациях задолго до того, как наша мама умерла.

В общем, как старшая сестра, суррогат матери, а в перспективе – главная свидетельница и подружка невесты, я очень довольна тем, что в наш странноватый семейный круг войдет такой человек, как Ричард. Во-первых, он достаточно хорош собой, но вовсе не сногсшибательно красив. Я думаю, это важно. С одной стороны, конечно, очень неплохо, когда твоя сестра выходит замуж за Мистера Совершенство, но с другой – мне бы не хотелось, чтобы он был слишком совершенным. Я имею в виду – мне не хотелось бы самой увлечься собственным зятем. Только представьте, что бы я чувствовала, если бы Лотти привела к нам в дом, скажем, Джонни Деппа?!

Я пытаюсь хладнокровно разобраться с этой мыслью. Пожалуй, в такой ситуации мне все же не удалось бы остаться верной сестрой. Скорее всего, у меня «сорвало бы все стоп-краны», и я попыталась бы увести Джонни, чего бы это ни стоило.

Но, как я уже говорила, Ричард – вовсе не Джонни Депп. Он, конечно, не урод, но и не чрезмерно красив. С точки зрения внешности он уступает даже Джеми. Тот, впрочем, был похож на гея – смазливый, жеманный, самодовольный, он вечно охорашивался и не пропускал ни одного зеркала, чтобы не полюбоваться своим отражением. В отличие от него Ричард выглядит намного мужественнее. На мой взгляд, он похож на молодого Пирса Броснана[19], а в отдельные моменты – на молодого Гордона Брауна[20] (правда, мне кажется, что его сходства с Брауном никто, кроме меня, не замечает. Однажды я рассказала о своих наблюдениях Лотти, и она на меня страшно обиделась).

Кроме того, Ричард – крепкий профессионал в своем деле. Когда он только начал встречаться с Лотти, я расспросила о нем всех своих знакомых в Сити и получила массу положительных отзывов. Правда, он порой бывает вспыльчив. Однажды Ричард так облаял своих сотрудников, что ему потом пришлось вести всех в ресторан и извиняться. Но такое бывает с ним нечасто. По большей части Ричард довольно добродушен и снисходителен. Когда я впервые его увидела, он держал в руках любимое кресло Лотти, которое она непременно хотела взять с собой, когда переезжала к нему. Сама Лотти в это время кругами ходила по гостиной и бормотала: «Сюда… Нет, лучше сюда. Или вон туда, в угол, как ты считаешь?» И все время, пока она выбирала самое лучшее место, Ричард терпеливо держал это тяжеленное кресло на весу. Заметив, что я смотрю на него, он только улыбнулся, и я поняла: вот самый подходящий парень для моей сестры.

Вот почему сейчас я готова скакать на одной ножке и вопить от радости. И я действительно рада. Мой развод дался мне слишком большой кровью, и мне приятно сознавать, что хотя бы у моей сестры дела идут хорошо, а жизнь налаживается. Интересно, как все-таки они сумели помириться? Что сказал Ричард? Мне хочется знать все – все подробности, все мельчайшие детали.

Вернувшись в свой кабинет, я сразу же набираю номер Лотти, и – о, чудо! – она отвечает практически сразу:

– Привет, Флисс.

– Лотти!.. – От волнения я не сразу нахожу нужные слова. – Я тебя поздравляю. Это потрясающая новость! Просто не верится!

– Я знаю, знаю! Я и сама не могу поверить, что все это происходит на самом деле! – Судя по голосу, Лотти радуется сильнее, чем я ожидала. Должно быть, Ричард ее совершенно ошеломил своим любовным пылом.

– Когда же вы успели снова встретиться? – спрашиваю я и, усевшись на краешек стола, отпиваю глоток кофе.

– Две недели назад, практически сразу после твоего отъезда в отпуск. Или даже в тот же день – я уже не помню точно. Это было так неожиданно!.. Прямо как гром с ясного неба!

– Давай подробности, – требовательно говорю я.

– Ну, он позвонил мне на работу… – Лотти на другом конце радостно хихикает. – Разумеется, я ничего подобного не ожидала. Мне казалось, я больше никогда его не увижу… не говоря уже обо всем остальном.

Если Ричард сделал ей предложение две недели назад, размышляю я, значит, он был в отъезде максимум сутки. То есть получается, что не успел его рейс приземлиться в Сан-Франциско, как он тотчас пересел на самолет, идущий в обратную сторону. Что ж, мне остается его только поздравить. Отличная работа, Ричард!

– А что именно он тебе сказал? Он опустился на одно колено, когда делал тебе предложение?

– Конечно! Он сказал, что всегда любил меня и хотел быть со мной, а потом попросил меня стать его женой. Он повторил это не меньше десяти раз, и в конце концов я сказала «да»! – ее голосе снова прорываются нотки ликования. – Ну, можешь ты в такое поверить?

Я только с облегчением вздыхаю и делаю еще один глоток кофе. Если Лотти не преувеличивает, мне остается ей только позавидовать. Опустился на одно колено… как это романтично! Прямо как в кино! Я задумываюсь, как бы мне увернуться от участия в пресс-конференции «Бритиш эйруэйз» и отвести Лотти в ресторан, чтобы как следует отпраздновать ее помолвку.

– А что еще? – Я пытаюсь выудить у Лотти максимум подробностей. – Ты вручила ему кольцо?

– Нет. – Теперь голос Лотти звучит так, словно я на самом интересном месте вдруг заговорила о чем-то постороннем и к тому же не слишком приятном. – Разумеется, нет.

Ну, и слава богу, думаю я. Мне та ее идея с кольцом никогда не нравилась.

– То есть ты подумала и решила этого не делать? – уточняю я.

– Мне это даже в голову не пришло, – удивительно, но теперь в интонациях Лотти звучат печальные нотки. – Ведь кольцо предназначалось Ричарду.

– Что ты хочешь этим сказать? – Я озадаченно смотрю на телефонную трубку. Каким-то образом я ухитрилась потерять нить разговора, но вот в какой момент?.. Может, я просто чего-то недослышала?

– Я купила это кольцо, чтобы подарить Ричарду, когда он сделает мне предложение, – объясняет Лотти, и я больше не сомневаюсь, что она действительно чем-то глубоко расстроена. – И с моей стороны было бы, наверное, неправильно отдать его другому… А ты как считаешь?

Как я считаю? Да никак! Во-первых, кто этот «другой», о котором Лотти только что упомянула? Откуда он взялся, и вообще: что все это значит?! Я пытаюсь думать, но мой мозг заклинило, словно барабан стиральной машины, в которую случайно попал карандаш. Я открываю рот, чтобы что-то ответить, – и снова его закрываю. Что происходит? Или, может быть, это какая-то маловразумительная фигура речи, которую я в спешке не сумела расшифровать?

– То есть, – говорю я наконец, – ты купила кольцо для Ричарда, но ты его ему не отдала. Я тебя правильно поняла? – Я тщательно выбираю слова, словно составляю фразу на иностранном языке. Мне очень хочется разобраться, что же имела в виду моя малахольная сестрица, поэтому оказываюсь совершенно неготовой, когда она обрушивается на меня так яростно, словно я только что испортила ей самый замечательный, самый счастливый в ее жизни день:

– Да, Флисс, я не отдала ему кольцо. И я уже объяснила – почему. Что еще тебе непонятно?! – Ее голос с каждой секундой звучит все пронзительнее. – Не представляю, Флисс, как можно быть такой толстокожей?! Я начинаю жизнь заново, я пытаюсь построить счастливое будущее с Беном, а ты… Зачем тебе понадобилось снова вспоминать про это ничтожество – Ричарда?!

С Беном? Это что еще за персонаж?

Я окончательно теряюсь. То ли я сошла с ума, то ли в жизни Лотти действительно появился какой-то Бен. Кто он такой, в конце концов? И какое он имеет отношение к свадьбе моей сестры?

– Послушай, Лотти, не сердись… Но я правда не понимаю…

– Я только что послала тебе эсэмэску. Или ты не умеешь читать?

– Ты писала, что помолвлена!.. – меня охватывает крайне неприятное чувство. Похоже, тут имеет место одно очень большое недоразумение. – Или ты не помолвлена?

– Естественно, я помолвлена. Мы с Беном обручились.

– Да кто, черт побери, такой, этот твой Бен-с-Горы?! – кричу я намного громче, чем намеревалась, и в кабинет заглядывает встревоженная Элис. Я глазами показываю ей, что все в порядке, виновато улыбаюсь, и Элис исчезает.

Лотти молчит.

– Ладно, – произносит она после очень долгой паузы. – Извини. Я только что перечитала свою эсэмэс, и… Мне казалось – я тебе говорила. Я выхожу не за Ричарда, а за Бена. Ты его помнишь?

– Нет, я не помню никакого Бена, – говорю я. На меня вдруг накатывает невероятная усталость.

– Ну да, правильно… Ведь ты никогда с ним не встречалась. Он был моим бойфрендом, когда я после школы отдыхала в Греции. Он неожиданно объявился, ну и… и мы решили пожениться.

У меня такое ощущение, что я удерживаю на своих плечах потолок, который готов обрушиться и остается на месте лишь благодаря моим титаническим усилиям. Лотти мечтала выйти замуж за Ричарда… Это было логично, это было понятно, в этом был смысл. Но в ее жизни вдруг возник какой-то Бен, и теперь она готова выскочить за него. Черт знает что!.. Я растеряна и не знаю, с чего начать.

– Но, Лотти… Как ты можешь… То есть я хотела сказать… почему ты за него выходишь? – Мне в голову приходит совершенно дикая мысль. – Он что, грек? Неужели ему нужна виза?

– Он не грек, и виза тут ни при чем! – с негодованием отвечает Лотти. – Просто мы любим друг друга!

– И ты… ты любишь этого своего Бена достаточно сильно, чтобы выйти за него замуж? – Мне не верится, что я веду с собственной сестрой подобную беседу. Это больше похоже на театр абсурда, чем на разговор двух нормальных, взрослых женщин.

– Да.

– И когда именно он… снова возник в твоей жизни?

– Я же говорила!.. Две недели назад.

– Две недели назад… – повторяю я спокойно, хотя на самом деле я, как никогда, близка к истерике. – И сколько же времени вы не виделись?

– Пятнадцать лет! – с вызовом говорит Лотти. – С тех самых пор, как я ездила на Иконос. И кстати – я все обдумала. Ты ведь собиралась задать мне именно этот вопрос, не так ли?

– Что ж, поздравляю, – сухо говорю я. – Должно быть, этот твой Бен – самое настоящее чудо.

Но Лотти не замечает сарказма:

– О, он удивительный! Вот увидишь, Бен тебе понравится. Он очень красивый и веселый, и мы с ним просто созданы друг для друга.

– Отлично. Слушай, давай вместе пообедаем, о’кей? Пообедаем и поговорим обо всем.

Я слишком остро реагирую, твержу я себе. Слишком. А в этой новой ситуации нужно не нервничать, а приспособиться к ней. Быть может, этот парень – Бен – действительно прекрасно подходит моей сестре, и они будут счастливы, как никто. Правда, чтобы убедиться в этом, понадобится достаточно продолжительный срок. Собственно говоря, именно для этого и существует помолвка – чтобы как следует, не торопясь, все выяснить и обдумать.

– Может, встретимся в «Селфриджез»[21]? – предлагает Лотти. – Я, собственно говоря, уже здесь: выбираю белье для медового месяца.

– Да, мне так и передали, – не удерживаюсь я от еще одной шпильки. – Кстати, когда именно ты планируешь свадьбу?

– Завтра, – отвечает она как ни в чем не бывало. – Мы решили пожениться как можно скорее. Ты сможешь взять на завтра отгул?

Завтра?

Да моя сестрица просто спятила!

– Стой там, никуда не уходи! – велю я. – Я сейчас подъеду. Нам действительно нужно поговорить.

* * *

Ах, нельзя мне было расслабляться! Нельзя было никуда уезжать. Я должна была предвидеть, что Лотти не успокоится, пока не найдет способ как-то выплеснуть свою боль. И вот, пожалуйста! Моя сестра выходит замуж.

Наконец я добираюсь до «Селфриджез». Мое сердце буквально рвется из груди от беспокойства, в голове роится тысяча вопросов. Лотти встречает меня у касс с целой корзинкой нижнего белья. Нет, не просто белья, а сексуального нижнего белья. Я замечаю, что она задумчиво рассматривает прозрачные лифчики «Баска» с оборками, и бросаюсь вперед, едва не сбив по дороге вешалку с ночными сорочками «Принцесса». Заметив меня, Лотти слегка приподнимает свою корзинку:

– Что скажешь?

Я разглядываю сложенные в корзине покупки. Это не белье, а чистая провокация, другого слова я не подберу. Сплошные кружева, сквозь которые видно абсолютно все. А это еще что?.. Черная шелковая полумаска? Не хватает только меховых наручников, а так комплект на редкость полный.

– Ну, что скажешь? – нетерпеливо повторяет она и трясет у меня перед лицом прозрачной «Баской». – Это очень дорогая штука. Может, сначала примерить?

Послушай, хочется сказать мне, я приехала сюда не для того, чтобы обсуждать тряпки. Нам с тобой нужно решить куда более важную проблему. «Кто такой этот твой Бен, и почему ты выходишь за него замуж?» – вот что мне хочется выкрикнуть ей в лицо, но я сдерживаюсь, сдерживаюсь из последних сил. В конце концов, я хорошо знаю Лотти, и мне прекрасно известно: если я хочу чего-то от нее добиться, я должна действовать предельно осторожно и не торопясь. Орать на нее бесполезно. Выход только один – постараться как-нибудь потихоньку ее отговорить.

Ну что ж, попробуем.

– Значит, – говорю я как можно более бодрым тоном, – ты выходишь замуж за человека, которого я не знаю и никогда не видела.

– Ты увидишь его на свадьбе. Уверена, он тебе понравится. – Ее глаза блестят от радости. Небрежным жестом Лотти бросает в корзинку прозрачную «Баску», потом, немного подумав, добавляет крошечные стринги. – Даже не верится, что все сложилось так удачно. Я так счастлива, Флисс!

– Да, замечательно. Я тоже очень счастлива за тебя. – Я делаю крохотную паузу и добавляю самым доброжелательным тоном: – Послушай, я тут подумала… почему ты так спешишь с этой свадьбой? Я это к тому, что, будь ваша помолвка несколько более продолжительной, мы успели бы все как следует подготовить, спланировать…

– Тут нечего особенно планировать, – говорит Лотти. – Мы уже все обдумали. У нас все будет очень просто. Сначала мы зарегистрируемся в Бюро записей актов гражданского состояния, а потом пообедаем все вместе в каком-нибудь милом ресторане. Кстати, я хотела бы, чтобы на свадьбе ты была моей подружкой невесты. Надеюсь, ты не против? – Она пожимает мне руку и тотчас тянется за очередным полупрозрачным бюстгальтером. Что-то в ее поведении меня смущает, но я никак не пойму – что. Бьющая через край лихорадочная энергия, которую я подмечаю в ней чуть не с первой минуты, является (для Лотти) классическим симптомом глубокой душевной травмы, причиненной очередным расставанием с очередным бойфрендом, однако сегодня она что-то чересчур возбуждена. Глаза у нее блестят, движения резкие, почти дерганые, да и вся она – порыв и огонь. Может, этот Бен торгует наркотиками? Неужели Лотти что-то принимает?

– Значит, – снова говорю я, – Бен позвонил тебе совершенно неожиданно. Ты, наверное, очень удивилась?

– Сначала я даже не поняла, кто это был, – признается Лотти. – Звонок принимала Кайла, а Бен назвал ей только имя и номер телефона. Но потом я догадалась… Мы встретились в ресторане, и нам обоим сразу стало казаться, будто мы никогда не расставались и этих пятнадцати лет не было вовсе. Представляешь?! – Она мечтательно вздыхает. – Просто удивительно, как после стольких лет мы оба остались настроены на внутреннюю душевную волну друг на друга. Бен сказал, что все это время не переставал меня любить, а я поняла, что все эти пятнадцать лет я тоже любила только его, хотя и не понимала этого. Вот мы и решили пожениться как можно скорее, ведь мы и так потратили столько времени зря! – Последнюю фразу она произносит с драматической интонацией участницы телевизионного реалити-шоу. – И теперь нам нужно правильно распорядиться остатком наших жизней.

Я только пожимаю плечами. Смех, да и только! Я абсолютно уверена, что в течение последних полутора десятков лет моя сестра вовсе не была влюблена в неизвестного типа по имени Бен. Если бы что-то было, я бы наверняка это заметила. Наверняка!

– Ты любила его все последние пятнадцать лет? – уточняю я. – Странно, что ты никогда не упоминала ни о каком Бене.

– Я же говорю: я сама этого не понимала, но… Я продолжала любить его внутри. Вот здесь… – Лотти прижимает ладонь к груди. – Кроме того, с чего ты взяла, будто я тебе все рассказываю? Могут же у меня быть и свои тайны? – Она с вызовом глядит на меня, потом снимает с полки пояс для чулок и отправляет в корзину.

– У тебя есть хотя бы его фото?

– С собой нет, но он очень красивый, уж поверь! И такой сексуальный, что прямо дымится!.. – Она хихикает, потом добавляет ни к селу ни к городу: – Я хочу, чтобы на свадьбе ты произнесла речь. Ведь ты будешь главной подружкой невесты и главной свидетельницей! А свидетелем и шафером Бена будет его лучший друг Лоркан. На свадьбе нас будет всего четверо, – поясняет она.

– Лоркан – это имя или фамилия? – раздраженно спрашиваю я. Да, я хотела быть мягкой и тактичной и действовать незаметно, но это оказалось выше моих сил. Я просто не могу сдерживаться, когда моя собственная сестра сходит с ума буквально на моих глазах. – Он что, румын?..

Почему я сказала «румын»? Не знаю. Так, к слову пришлось.

– Лоркан – это имя, а насчет национальности… не знаю. Возможно, он шотландец. А какая разница?

– Лотти… – Я перехватываю несколько упаковок с кружевными чулками, которые она собирается отправить в свою корзину. – Остановись! Послушай меня! Я знаю, тебе будет неприятно это слышать, но ты должна… – Я жду, пока сестра оторвет наконец мечтательный взгляд от полок с колготками и трусиками и повернется ко мне.

– Ну, что еще?

– Ты собиралась замуж за Ричарда, – говорю я. – Ты даже купила ему обручальное кольцо, что говорило о серьезности твоих намерений, хотя обычно так не делается. Ты много раз твердила мне, что любишь его. Что-то у вас не срослось, вы расстались – так бывает в жизни, и достаточно часто. Чаще, чем нам бы хотелось, – сочувственно добавляю я. – Но не проходит и нескольких часов, как ты уже сидишь в ресторане с другим парнем, да еще утверждаешь, что, оказывается, любила его всю свою взрослую жизнь. Теперь ты хочешь выйти замуж за него, хотя, согласись, ты его почти не знаешь. Не слишком ли ты торопишься?

– Ну, во-первых, – тут же заявляет Лотти, и я понимаю, что заставить ее задуматься я так и не смогла, – это даже хорошо, что я рассталась с Ричардом. И не просто хорошо, а очень хорошо! – Она внезапно ощетинивается, словно рассерженная кошка. – И пожалуйста, не считай меня дурочкой! Я много думала, Флисс, и я поняла, что Ричард мне не подходит. Совершенно не подходит! Мне нужен человек, в котором есть романтическая жилка, человек, который умеет чувствовать, а не просто испытывать оргазм, человек, который пойдет для меня на все! Нет, Ричард по-своему тоже неплох, но я ошибалась, когда думала, будто люблю его. А теперь, когда я все про него поняла, он мне и вовсе противен.

– Что же ты про него поняла? – спрашиваю я.

– Что он – ограниченный тип, вот что!

– В чем же он ограничен? – Мне почему-то хочется защитить Ричарда, хотя он в этом – особенно в данный момент – вряд ли нуждается.

– Ричард – очень недалекий человек. И у него нет стиля, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Он, наверное, за всю жизнь не совершил ни одного безрассудного поступка, ни одного романтического безумства, даже просто красивого жеста – и того не сделал! Ричард не разыскал девчонку, которую любил пятнадцать лет назад, и не сказал ей, что без нее его жизнь была погружена во тьму, но сейчас он хочет повернуть выключатель, чтобы все изменить.

Она с вызовом приподнимает подбородок, и я мысленно морщусь. Неужели Лотти только что процитировала своего неведомого Бена? Если да, то я ей не завидую. «Повернуть выключатель» – это надо же!

Нет, я, разумеется, хорошо понимаю Лотти. После того как мы с Дэниелом расстались, у меня самой было целых два увлечения, но я все равно не собиралась выходить замуж ни за одного из своих партнеров, несмотря на острую депрессию, в которую вогнал меня развод.

Я решаю зайти с другой стороны.

– Я на своей шкуре испытала нечто подобное, – говорю я, – и знаю, что́ ты чувствуешь. Я знаю, на что это похоже. Ты растеряна, сбита с толку, глубоко уязвлена и… и тут откуда ни возьмись появляется бывший бойфренд, с которым тебе когда-то было очень хорошо. Естественно, тебе хочется с ним переспать – в этом нет абсолютно ничего странного. Я не понимаю только, зачем непременно нужно выходить за него замуж!

– Ты ошиблась, Флисс, – возражает Лотти, и на лице ее появляется улыбка торжества. – Ошиблась, ошиблась, ошиблась! Я вовсе не спала с Беном и не собираюсь. Я берегу себя для нашего медового месяца.

Было бы что беречь, едва не брякаю я, потом до меня доходит.

Сказать, что я удивлена, – значит, ничего не сказать. Я ошарашена, поражена, растеряна. Ничего подобного я не ожидала. Несколько мгновений я просто смотрю на Лотти, но… не узнаю́ ее. Где моя сестра? Что с ней сделал этот странный мужчина?

– Ты бережешь себя для медового месяца? – переспрашиваю я наконец. – Но… почему? Может, твой Бен – амиш[22]? – Тут мне приходит в голову, что амиш – это еще не худший вариант. – Или он принадлежит к какой-нибудь восточной тоталитарной секте? Он что, обещал, что с ним ты достигнешь просветления?

Только не говори, что ты отдала ему все свои деньги, мысленно умоляю я сестру. Потому что во второй раз я этого не вынесу.

– Он не амиш и не сектант, – говорит Лотти, и я чувствую, как у меня немного отлегло от сердца.

– Тогда… в чем дело?

– Мы так решили. Сто́ит потерпеть, чтобы в первую брачную ночь насладиться самым горячим, самым сладостным сексом, какой только можно себе представить, – изловчившись, Лотти все-таки хватает упаковку с чулками. – Мы давно знаем, что нам может быть очень приятно вместе, так почему не сделать наш секс еще лучше? Наша первая ночь должна быть совершенно особенной, чтобы мы могли запомнить ее навсегда. – Тут я замечаю, что Лотти начинает как-то странно извиваться, словно ее первая брачная ночь уже наступила. – Не сомневайся, – добавляет она, – мы знаем, что делаем, хотя нам обоим очень и очень нелегко сдерживаться. О, Флисс, он такой сексуальный! А мне как будто снова восемнадцать!

Я смотрю на нее, и постепенно у меня в мозгу начинает складываться общая – и довольно безрадостная – картина. Теперь я понимаю, почему у Лотти горят глаза и зачем ей целая корзина суперсексуального белья. Ей просто не терпится снова оказаться в постели со своим первым бойфрендом. Что касается их помолвки и – в особенности – желания «сберечь себя для первой брачной ночи», то и в этом ничего особенного нет. Эта помолвка – просто прелюдия любовной игры, растянутый на несколько дней форшпиль, единственное назначение которого – обеспечить любовникам повышенную остроту ощущений.

Клянусь, это уже попахивает извращением. Впрочем, как именно моя сестра и Бен собираются организовать свою сексуальную жизнь, меня не касается. Моя задача – предотвратить этот скоропалительный брак, который чреват очень серьезными последствиями, но это будет очень нелегко. Я вижу это совершенно ясно, как вижу и то, что моя сестра вовсе не нанюхалась кокаина, не наглоталась «колес» и не накурилась «травки». Просто она охвачена самой настоящей похотью, причем самой худшей ее разновидностью – неуправляемой подростковой похотью, справиться с которой не в силах никакие доводы рассудка и никакие советы посторонних (и не посторонних). Лотти сейчас выглядит точь-в-точь как школьница, самозабвенно целующаяся с одноклассником на автобусной остановке и не замечающая ничего вокруг. На мгновение мне даже становится завидно. Я бы тоже не возражала ненадолго поддаться подростковому вожделению, когда все ощущения так новы и остры, но, увы – я не могу себе этого позволить. Хотя бы ради сестры я должна оставаться холодной, разумной, предельно рациональной – голосом здравого смысла, который, будем надеяться, в конце концов, все же выведет заблудшую душу Лотти из тумана эротических грез.

– Лотти, послушай… – Я стараюсь говорить медленно и внятно, чтобы мои слова смогли пробиться сквозь транс, в котором она пребывает. – Тебе вовсе не обязательно выходить за Бена замуж. Возьмите номер в отеле пошикарнее, и…

– А я хочу замуж! – негромко мурлыча себе под нос, Лотти укладывает в свою корзину еще несколько весьма недешевых ночнушек, а я с трудом удерживаюсь, чтобы не заорать на нее. Ах, если бы только мне удалось заставить сестру взглянуть на ситуацию трезво! Быть может, Лотти призадумается, если я сумею втолковать ей, в какую сумму может обойтись эта бредовая затея? Белье. Свадьба с рестораном. Медовый месяц где-нибудь на курорте. Развод. Зачем тратить такие деньги всего за одну ночь сказочного секса, когда ее можно получить совершенно бесплатно?

– Я знаю, о чем ты думаешь, – внезапно говорит Лотти и смотрит на меня с легким презрением. – А я-то надеялась, что ты хоть немного обрадуешься!

– Я стараюсь… – Я слегка потираю лоб. – Но я не вижу в твоих поступках никакого смысла. Мне кажется, ты все делаешь неправильно.

– Вот те раз! Да кто тебе сказал, что это неправильно? – парирует она. – По-моему, как раз я все делаю правильно – как предписывается традициями предков и религиозными канонами. Помолвка, свадьба, первая брачная ночь – и ни в коем случае не наоборот.

– Лотти, это просто смешно! – Я начинаю злиться не на шутку. – Так делать нельзя, понимаешь? Выходить замуж вот так, с кондачка… Брак, если ты не в курсе, – это очень серьезная вещь…

– Я знаю, – перебивает Лотти. – Именно поэтому мне хочется, чтобы мой брак просуществовал как можно дольше, чтобы он приносил мне радость. Я не дура, Флисс!.. – Она складывает руки на груди. – И я все обдумала как следует. До недавнего времени мои отношения с мужчинами складывались совершенно ужасно, а главное – каждый раз я повторяла одну и ту же ошибку. Сейчас у меня появился шанс эту ошибку исправить, поменять стратегию, так сказать – изменить вектор. Любовь, брак, секс – думаю, такая последовательность принесет плоды. Больше того, я уверена – это единственный способ сделать так, чтобы все сработало.

– Чушь! – взрываюсь я. – Все твои рассуждения – чушь собачья. Удивительно только, как ты этого не видишь! Впрочем, ничего удивительного…

– А вот и не чушь! – с жаром возражает Лотти. – Это ты не видишь – не хочешь или не можешь увидеть, – что я нашла блестящее решение серьезной проблемы. Так поступали еще наши бабушки и дедушки, а значит, эта стратегия испытана и проверена временем. Разве королева Виктория занималась сексом с принцем Альбертом до того, как вышла за него замуж? Нет, но их брак может служить примером блестящего семейного союза. Любила ли она его? Безумно любила, и доказательством этому может служить мемориал, который она велела возвести в Гайд-парке в его честь. А Ромео и Джульетта? Разве они трахались до свадьбы?..

– Нет, но…

– Или, может быть, Элизабет Беннет и мистер Дарси[23] спали друг с другом, до того как пожениться?..

Ну, раз уж в ход пошли литературные герои, я сдаюсь.

– Ладно, – говорю я. – Ты меня убедила. Мистер Дарси… конечно!.. Как я могла забыть!

Лотти не улавливает моей иронии, и это, пожалуй, к лучшему. Сейчас мне нужно немного отступить, чтобы возобновить атаку с другого направления.

– Так ты мне так и не объяснила толком, кто такой этот Лоркан, – говорю я, когда меня осеняет еще одна многообещающая (с моей точки зрения) идея. – Ну, тот, который будет у Бена шафером…

На самом деле я отлично помню, что Лотти назвала Лоркана лучшим другом Бена, и мне почему-то кажется, что он – как и я – вряд ли будет рад этому скоропалительному браку. Такой союзник мне бы пригодился.

– А-а, не знаю… – Лотти неопределенно взмахивает рукой. – Какой-то его старый приятель. Они вместе работают.

– Где именно?

– В одной фирме… «Декри»… чего-то там…

– А чем конкретно занимается Бен?

– Я не спрашивала. – Лотти задумчиво берет в руки трусики с завязками на заду и рассматривает тесьму. – Чем-нибудь да занимается.

«Ты собираешься за него замуж, но даже не знаешь, где он работает и чем занимается? – хочется мне спросить. – Ты что, с ума сошла?»

Но я снова сдерживаюсь. Вместо этого я достаю «Блэкберри» и набираю в строке поиска: «Бен – Лоркан – «Декри»…»

– Как фамилия твоего Бена?

– Парр. Бен Парр. А я буду миссис Шарлотта Парр. Как тебе, нравится?

Поскольку ответа от меня не требуется (во всяком случае – ответа честного), я набираю в телефоне «Бен Парр», потом гляжу на экран и притворно ахаю.

– Боже мой, я совершенно забыла!.. Слушай, Лотти, у меня совсем нет времени, так что пообедаем в другой раз, о’кей? Приятного шопинга, – я быстро обнимаю сестру. – Поговорим вечером, ладно? Еще раз поздравляю!

Я сохраняю на лице радостную улыбку до тех пор, пока не покидаю бельевой отдел универмага. Едва добравшись до лифтов, я запускаю поиск в Гугле. Бен Парр, значит?.. Интересно, кто он на самом деле такой, мой потенциальный зять?..

* * *

К тому моменту, когда я возвращаюсь в офис, я успеваю (насколько позволяет мой телефон) обшарить весь Интернет в поисках сведений о некоем Бене Парре. Никакой компании под названием «Декри…» я не обнаруживаю, зато нахожу несколько ссылок, касающихся Бена Парра – эстрадного комика, выступавшего в разговорном жанре. Не слишком удачно выступавшего, если верить отчетам. Интересно, это тот самый Бен или просто однофамилец?

Только комика-неудачника мне не хватало для полного счастья.

Я продолжаю поиск и в конце концов нахожу упоминание о Бене Парре в статье, посвященной бумагоделательной компании под названием «Дюпри Сандерс». Согласно той же статье его должность в компании называется «стратегический консультант-обозреватель», что может означать и очень много, и очень мало. Я, впрочем, склоняюсь к тому, что этот пост был специально выдуман для мистера Парра. Чтобы проверить свою догадку, я набираю в поисковой строке «Дюпри Сандерс Бен Парр» – и получаю сразу несколько страниц ссылок. Похоже, компания с таким названием действительно существует. Больше того, это довольно крупная компания, а у нее должно быть что?.. Правильно, собственный сайт. Вот и он… Я захожу на домашнюю страницу, нахожу раздел «Руководство», открываю… На экране появляется небольшое фото Бена и его краткая биография. Я читаю:

«…В молодости Бен Парр работал в компании вместе с отцом, потом получил дополнительное образование за границей и в 2011 г. вернулся в «Дюпри Сандерс», чтобы занять один из руководящих постов… Проявил блестящие способности в области делового управления… После смерти отца полностью посвятил себя работе в компании…»

Я наклоняюсь к экрану и вглядываюсь в крошечную фотографию, пытаясь интуитивно понять, что за мужчина нацелился ко мне в родственники. Он действительно хорош собой, тут я вынуждена согласиться с Лотти. У него приятная, совсем мальчишеская улыбка и достаточно тонкие черты лица. Вот только рот… Почему-то мне кажется, что линия его губ свидетельствует о недостаточно сильной воле, но, быть может, я ошибаюсь – фотография слишком мала, чтобы судить наверняка.

Когда крупнопиксельное фото Бена начинает расплываться, я откидываюсь на спинку кресла и набираю в поисковике «Дюпри Сандерс Лоркан». Мгновение спустя открывается новая страница того же сайта, и в глаза мне бросается фотография совершенно другого человека. У него очень темные, даже на вид жесткие волосы и черные брови, лоб сурово нахмурен, губы решительно сжаты. Нос широкий и, кажется, слегка крючковатый. Это лицо производит несколько устрашающее впечатление, но… не так страшен черт, как его малюют. Я читаю, что написано под фотографией.

«Лоркан Адамсон, добавочный номер 310. …Занимался юридической практикой в Лондоне. Поступил на работу в «Дюпри Сандерс» в 2008 г. Внес несколько полезных предложений по оптимизации работы компании… Является соавтором-разработчиком новой почтовой бумаги «Пейпермейкер» сорта люкс… Сотрудничал с Национальным трестом[24] по вопросам расширения центра для посетителей… Считает охрану окружающей среды основным приоритетом для всех, кто занимается промышленным производством».

Юрист, значит?.. А заодно – эколог, промышленник и бог знает кто еще… что ж, будем надеяться, что мистер Адамсон относится к людям, которые умеют мыслить рационально и разумно, а не скачет по верхам… Я набираю номер компании, потом – добавочный номер мистера Адамсона. Одновременно я открываю свою почтовую программу, чтобы проверить входящие сообщения.

– Лоркан Адамсон слушает… – Голос в трубке оказывается настолько низким и раскатистым, что я едва не роняю «мышь».» «Не может быть у человека такого голоса! – думаю я в панике. – Наверняка это какой-то трюк!»

– Алло? – говорит Адамсон сердито, и я едва удерживаюсь, чтобы не захихикать. С таким грохочущим басом мистеру Адамсону следовало бы озвучивать рекламные анонсы фантастических картин или фильмов ужасов. Особенно внушительно такой голос звучит, наверное, в темном кинозале, когда ты сидишь в своем кресле в пятом ряду и жуешь попкорн в ожидании, когда же начнется фильм. «Мы считали наш мир безопасным. Мы считали, что Вселенная принадлежит нам, но потом пришли ОНИ…»

– Алло?! – в трубке снова раздается инфернальный рык, и я поднимаю с пола компьютерную «мышь», которую нечаянно смахнула локтем.

«В отчаянной схватке со временем отважная девушка должна разгадать ТАЙНУ, в противном случае погибнет все Человечество…»

– Э-э… здравствуйте. – Я пытаюсь собраться с мыслями. – Мне нужен мистер Адамсон… Лоркан Адамсон…

– Я слушаю, говорите.

«…В новом фильме знаменитого режиссера…»

Хватит Флисс! Соберись!

– Да-да… – Я поспешно беру себя в руки. – Мне очень нужно с вами поговорить. Меня зовут Фелисити Грейвени, и моя сестра Лотти…

– А-а!.. – говорит он несколько более живым тоном. – Бен мне только что звонил. Насколько я понял, он собирается жениться на вашей сестре. Извините за грубость, но… Какого хрена с ним творится?!

Из этих его первых слов я понимаю сразу две вещи. Во-первых, Лоркан явно не румын – у него довольно отчетливый шотландский акцент. Во-вторых, он, как и я, не в восторге от матримониальных планов своего близкого друга. Слава богу! Наконец-то у меня появился здравомыслящий союзник!

– Да, – подтверждаю я. – Они намерены пожениться завтра. Вы, как я понимаю, должны быть на этой свадьбе свидетелем, шафером и, возможно, шофером, – добавляю я, вспомнив о запланированном Лотти праздничном походе в ресторан. Должен же будет кто-то доставить бесчувственные тела в отель, или где они там собрались провести эту свою знаменитую Первую Брачную Ночь?.. – Я не знаю, как вышло, что они так быстро поладили, – продолжаю я, – но мне бы хотелось встретиться с вами и поговорить о…

– О чем? – Я еще говорю, но он легко перекрывает мое торопливое бормотание своим оглушительным сабвуферным басом. – О сервировке столов? О том, какие цветы лучше купить для новобрачных?.. Знаете, мисс Фелиция, я не знаю, как вашей сестре удалось уговорить Бена на ней жениться, но заверяю вас – я сделаю все, чтобы эта свадьба не состоялась. Вне зависимости от того, понравится ли это вам и вашей сестре, или нет.

Я удивленно смотрю на телефонную трубку в моей руке. Его слова проливаются на мою душу подобно бальзаму. На мгновение я даже забываю, что он переврал мое имя.

– Я работаю с Беном, – продолжает грохотать Лоркан. – Сейчас у него довольно непростой и ответственный период. Он не может и не должен просто взять и бросить все дела ради дурацкой свадьбы и не менее дурацкого медового месяца… В конце концов, у Бена есть определенные обязанности перед фирмой, которую он возглавляет, перед людьми, которые на него работают. Я не знаю, что понадобилось от него вашей сестре и какая у нее корысть, но…

– Чего-о?! Что ты сказал?!! – кричу я в ярости. Я так рассержена, что даже не знаю, что говорить дальше.

– Простите? – Лоркан со своей стороны весьма озадачен тем, что кто-то осмелился его прервать. Похоже, он из этих… из Ба-альших Руководителей, которые занимают место лишь чуть ниже самого Господа Бога (так, во всяком случае, кажется им самим), и считают, что все окружающие должны им благоговейно внимать. Молча. И лучше – почтительно преклонив колени. Возможно, впрочем, что этот Лоркан – просто мужской шовинист.

– Послушайте-ка, высокочтимый мистер Адамсон… – Я вдруг чувствую себя глупо из-за того, что назвала его высокочтимым, но слово – не воробей, поэтому мне остается только продолжать:

– Во-первых, у моей сестры не было никакой корысти, и она ничего не требовала от вашего Бена. Это он налетел на нее как коршун и на коленях упросил выйти за него замуж. Ну а во-вторых, вы совершенно напрасно считаете, будто я позвонила вам для того, чтобы обсудить «сервировку столов», как вы выразились. Напротив, я твердо решила, что не допущу этой свадьбы, и я добьюсь этого – с вашей помощью или без таковой.

– Поня-ятно… – с недоверием тянет он, но я не собираюсь отступать.

– Это Бен сказал вам, что Лотти уговорила его пожениться? – требовательно спрашиваю я. – Если так, то он попросту лжет.

– Нет, ничего такого он, кажется, не говорил, – отвечает Лоркан после небольшой паузы. – Но я знаю Бена. Порой он, как бы это сказать?.. Поддается влиянию.

– В данном случае никто на вашего Бена не влиял, – возражаю я. – Насколько мне известно, дело обстояло с точностью до наоборот. Как раз сейчас моя сестра пребывает в неустойчивом эмоциональном состоянии, она легко уязвима, и мне бы не хотелось, чтобы какой-то авантюрист… – Тут я понимаю, что, пожалуй, хватила через край, хотя в глубине души я по-прежнему уверена, что Бен принадлежит к тоталитарной секте или возглавляет что-то вроде финансовой пирамиды. – Я хотела сказать, – поправляюсь я поспешно, – что я совершенно ничего о нем не знаю. Кем он работает? Чем занимается?

– Теперь я вижу, что вы действительно ничего о нем не знаете, – заявляет Лоркан с мрачным удовлетворением в голосе, и я снова начинаю закипать. Как же он меня достал, этот Человек-Сабвуфер!

– Мне известно только, что пятнадцать лет назад ваш Бен и моя сестра отдыхали вместе в Греции и трахались, как сумасшедшие кролики, – говорю я. – Пару недель назад Бен снова возник на горизонте и заявил, что, оказывается, не переставал любить ее все это время – и тут же сделал ей предложение. Несомненно, затем, чтобы продолжить эту кроличью свадьбу… Свадьба, кстати, состоится завтра. Ну, и еще я знаю, что Бен работает в «Дюпри Сандерс»…

– Он является владельцем «Дюпри Сандерс», – поправляет Лоркан.

– Что? – тупо переспрашиваю я. Что конкретно представляет собой эта «Дюпри Сандерс», я так и не выяснила. Бумажная компания? Да по нынешним временам компанией может называться компания из двух человек, починяющая велосипеды в старом гараже.

– После того как в прошлом году умер его отец, Бен является держателем контрольного пакета акций компании «Дюпри Сандерс», которая занимается производством бумаги – типографской, почтовой и прочей. Кстати, активы «Дюпри Сандерс» оцениваются в тридцать миллионов фунтов. Учитывая все обстоятельства – я имею в виду смерть отца и необходимость взять на себя управление столь крупной компанией, – Бен в настоящее время также находится в неустойчивом эмоциональном состоянии, и мне бы не хотелось, чтобы какая-то авантюристка…

Он мастерски наносит ответный удар, но мне все равно. Я в ярости:

– Вы хотите сказать, что моя сестра – обыкновенная «золотоискательница»? И что она намеренно женила на себе этого вашего Бена?!

Еще никогда в жизни мне не наносили подобного оскорбления. Какое же наглое, самодовольное дерьмо этот мистер Адамсон! Ну, погоди у меня!.. Я бросаю уничтожающий взгляд на его фото, которое по-прежнему маячит передо мной на экране компьютера.

– Этого я не говорил, – спокойно парирует он.

– Но вы это подразумевали. Послушайте, мистер Адамсон, – говорю я просто-таки ледяным тоном, – давайте смотреть фактам в лицо. А факты таковы: ваш замечательный друг убедил мою сестру вступить с ним в брак – скоропалительный, необдуманный, поспешный брак. Уж поверьте мне на́ слово – дело было именно так, а вовсе не наоборот. А теперь скажите, откуда вы знаете, что моя сестра не унаследовала огромное состояние, по сравнению с которым ваши тридцать миллионов просто тьфу и растереть? Откуда вы знаете, что она не родственница Гетти[25]?

– Туше́, – говорит Лоркан после небольшой паузы. – А вы действительно родственники Гетти?

– Нет, но это неважно, – нетерпеливо говорю я. – Важно другое: вы слишком торопитесь с выводами. Для юриста это довольно серьезный недостаток, вы не находите?

Следует еще более продолжительная пауза, и у меня складывается впечатление, что я только что отыграла важное очко.

– О’кей, – произносит он наконец. – Извините. Я не хотел сказать ничего плохого о вашей сестре. Быть может, она и Бен созданы друг для друга и их брак – как раз из тех, что заключаются на Небесах, но… но это не отменяет того факта, что в настоящий момент наша компания переживает серьезную реорганизацию, и поэтому в ближайшее время Бен должен оставаться в Великобритании. Если он хочет куда-то поехать на свой медовый месяц, ему придется сделать это позднее.

– Или никогда, – добавляю я.

– Или никогда, – соглашается Лоркан. – Насколько я могу судить, вы не в восторге от Бена?

– Я никогда с ним не встречалась, – говорю я. – Поэтому наша беседа принесла мне определенную пользу: теперь я знаю все, что мне необходимо было знать, и могу начать действовать. Можете на меня положиться – я разберусь.

– Нет уж, лучше я сам разберусь, – возражает он. – Я поговорю с Беном, серьезно поговорю…

Господи, как же он меня раздражает, этот мистер Адамсон! С чего он взял, будто я доверю ему судьбу своей сестры?!

– В этом нет необходимости, – говорю я. – Я справлюсь. Мне нужно только побеседовать с Лотти, и тогда…

– Я уверен, что сумею переубедить Бена… – Опять он заглушает меня раскатами своего мощного баса. – Меня он послушает. Не сомневаюсь, что эта глупая идея с женитьбой пришла к нему в минуту слабости…

– Я все объясню сестре, – продолжаю я, не слушая его. – Она прислушивается к моему мнению. О ее решении я вам сообщу.

Несколько мгновений мы говорим вместе, потом одновременно замолкаем. Лоркан явно не собирается уступать, я – тоже.

– Ну ладно, – произносит он. – В таком случае до свидания.

– До свидания.

Я кладу трубку на рычаги, потом хватаю мобильник и набираю номер Лотти. Хватит разыгрывать из себя Добрую Старшую Сестру! Никакой свадьбы не будет. Только через мой труп!..

6. Флисс

Уже без малого сутки Лотти игнорирует мои звонки и не звонит сама. Ну и характер!..

Между тем решающий день давно настал; только что пробило полдень, и до регистрации брака остается час с небольшим, а я так и не сумела поговорить с Лотти. Каким-то образом ей удалось не ответить ни на один из моих звонков (я звонила ей раз сто, не меньше!). Несмотря на это, она ухитрилась оставить несколько сообщений на моем телефоне, в коих Лотти сообщила мне адрес Бюро записи актов гражданского состояния, время регистрации, адрес ресторана, куда новобрачные собирались отправиться после свершения «таинства», а также уведомила меня, что перед регистрацией мы четверо должны собраться в «Синей птице», чтобы пропустить по стаканчику за знакомство. В полдень запыленный курьер на мопеде привез мне прямо на работу платье подружки невесты из темно-вишневого атласа. Примерно в то же самое время на мою электронную почту пришло стихотворение (фактически – целая поэма из восьми строф) с просьбой прочесть его вслух во время церемонии. «Если ты сделаешь это, сегодняшний день станет для нас совершенно особенным!» – писала Лотти.

Все это, однако, меня не обманывает. Я знаю, что она не отвечает на мои звонки по вполне определенной причине: Лотти чувствует себя не слишком уверенно, а это значит, что у меня есть шанс. Я со своей стороны ни секунды не сомневаюсь, что сумею уговорить ее не совершать очередную глупость! Мне нужно только определить, где у нее самое уязвимое место, и использовать эту брешь в обороне на полную катушку.

Когда я приезжаю в «Синюю птицу», Лотти уже сидит там у стойки бара в кружевном кремовом мини-платьице. В волосах у нее розы, а на ногах – очаровательные туфли в винтажном стиле с ремешками на пуговицах. Выглядит она потрясно, да и лицо ее буквально лучится счастьем, и на мгновение мне становится не по себе при мысли о том, что я-то явилась сюда с целью разрушить ее тщательно взлелеянные планы и надежды…

Я, впрочем, быстро справляюсь со своей неуверенностью. Кто-то ведь должен сохранить трезвый ум и ясный рассудок, говорю я себе. Да и Лотти будет не до улыбок, когда она увидит счета от адвокатов за свой decree nisi[26].

Ноя со мной нет. Он отправился на вечеринку с ночевкой к своему школьному приятелю Себастьяну. Лотти я уверила, что это «совершенно особое» мероприятие и что мой сын очень сожалел, что не сможет попасть на свадьбу тетки. На самом деле все гораздо проще: я уверена, что никакой свадьбы не будет вообще, поэтому я и отпустила сына к приятелю со спокойной душой.

Лотти замечает меня и машет рукой, чтобы привлечь мое внимание. Я машу в ответ и направляюсь к ней. На моем лице играет невиннейшая улыбка, как и полагается подружке невесты. Хлыст и револьвер я до поры прячу за спиной – фигурально выражаясь. Между прочим, из литературы – да и из жизни – известно, что именно подружки невест впоследствии чаще всего оказываются Злыми Разлучницами. Не то чтобы я имела какие-то виды на ее неведомого Бена, однако в данном случае моя задача действительно состоит в том, чтобы не дать им соединиться брачными узами.

– Ты выглядишь просто потрясающе! – говорю я и крепко обнимаю Лотти. – Знаешь, я даже немного волнуюсь. Какой сегодня счастливый день!

Лотти, не отвечая, внимательно всматривается в мое лицо, и я еще раз убеждаюсь, что была совершенно права, предполагая, что она чувствует себя не слишком уверенно. Я продолжаю улыбаться, делая вид, будто ничего не замечаю.

– Мне казалось, ты была не в особенном восторге от моей… от моих планов, – говорит Лотти.

– Что?! – Я притворяюсь удивленной и немного обиженной. – Как ты могла подумать?.. Напротив, я ужасно за тебя рада. Просто я немного удивилась – ты своим сообщением застала меня врасплох. Кроме того, я совершенно не знаю Бена, но я уверена, что он – просто отличный парень, и что вы с ним будете очень, очень счастливы.

Тут я невольно задерживаю дыхание, но, кажется, у меня все получилось. Лотти на глазах успокаивается и забывает о необходимости защищаться.

– Да, – кивает она. – Мы обязательно будем счастливы. Ты садись, выпей шампанского. Вот, кстати, твой букет… – Она вручает мне небольшой пучок роз, туго перевязанных лентой.

– Какая прелесть! – почти искренне говорю я, разглядывая букет.

Лотти наливает мне вино, и я салютую ей бокалом. Одновременно я незаметно бросаю взгляд на часы. До начала регистрации осталось пятьдесят пять минут. Пора действовать.

– Кстати, какие у тебя планы на медовый месяц? – небрежно осведомляюсь я. – Ты вроде что-то говорила, но… Я уверена, вы не сумели заказать ни один из этих новых роскошных туров для новобрачных – на них обычно записываются заранее, а у вас просто не было на это времени. Жаль, очень жаль… – Я качаю головой: – Медовый месяц – это очень важный период, который должен пройти безупречно. Вот если бы вы немного отложили вашу свадьбу, я бы постаралась подобрать что-нибудь запоминающееся! А что, может, так и сделаем? – Я порывисто отставляю бокал, делая вид, будто меня только что осенила новая блестящая идея. – Давай отложим свадьбу хоть на немножко и спланируем роскошный свадебный тур! Это же будет память на всю жизнь! – говорю я с фальшивым энтузиазмом.

– Не волнуйся, – отвечает Лотти со счастливой улыбкой. – Мы уже спланировали наш медовый месяц. Сегодняшнюю ночь мы проведем в «Савое», а завтра… завтра нас уже здесь не будет…

– Вот как? – Я мысленно готовлюсь побить ее карту своим козырем. – Куда же вы направитесь, если не секрет?

– Не секрет, конечно. – Она слегка пожимает плечами. – Мы поедем на Иконос. Туда, где мы впервые встретились много лет назад. Скажи, разве мы не здорово придумали?

– На Иконос? В пансион для студентов?! – ахаю я.

– Нет, что ты! Мы остановимся в этом новом отеле с искусственным водопадом, в «Амбе». Кажется, ты сама недавно писала о нем рецензию.

Черт!.. Отель действительно хорош. Настолько хорош, что мне совершенно нечего ему противопоставить. Он открылся три года назад, и за это время мы оценивали его дважды – и оба раза «Амба» получала пять звезд. Пожалуй, это самое живописное место на Кикладах[27]. А хуже всего, что «Амбу» уже два года подряд признавали «Лучшим отелем для молодоженов».

Разумеется, подобная известность не могла остаться без последствий. Визиты «звездных» пар и регулярные фотосессии для журналов, типа «Хэлло!», сделали отель слишком модным, а современная мода, как известно, часто идет рука об руку с вульгарностью. Кроме того, в последнее время администрация отеля излишне откровенно делает ставку на репутацию «Амбы» как «райского местечка, чтобы провести ваш медовый месяц», но это уже мое личное мнение. Что же касается фактов, то «Амба» по-прежнему остается отелем люкс мирового класса.

Иными словами, мне придется очень постараться, чтобы Лотти поняла: там ей вряд ли понравится.

– «Амба», конечно, хороший отель, – говорю я, мрачно качая головой, – но тут есть одна загвоздка. Хорошие номера там приходится резервировать за несколько месяцев, а у вас было всего две недели… Если они там все же нашли для вас комнату, это, скорее всего, означает, что вас запихнут в это ужасное северное крыло. Там почти никогда не бывает солнца, к тому же в коридорах попахивает отельной кухней. Нет, вам там вряд ли понравится… – Я вдруг начинаю улыбаться как идиотка. – Но не беда, я знаю, что нужно делать! Отложите вашу свадьбу хотя бы на недельку. Управляющий «Амбы» мне кое-чем обязан. Я позвоню в отель и попытаюсь устроить вас в «Устричный номер». Это специальные апартаменты для молодоженов, очень роскошные. А какая там кровать! Она одна сто́ит того, чтобы немного потерпеть. Она огромная, как аэродром, а потолок над ней прозрачный, так что ночью вы сможете любоваться звездами. Нет, вы обязательно должны остановиться в «Устрицах»! – Я протягиваю Лотти свой телефон. – Позвони Бену, объясни ему все и скажи, что ты хочешь отложить ваше бракосочетание на пару недель, чтобы я успела все организовать.

– Но мы и будем жить в «Устричном номере»! – жизнерадостно перебивает меня Лотти. – Бен сам зарезервировал его для нас – и, кстати, без особых проблем. У нас будет просто сказочный медовый месяц, Флисс! Бен говорит: отель даже предоставит нам персонального дворецкого, который будет обслуживать только нас. Кроме того, там будет бесплатное угощение за счет отеля, культурная программа и суточная экскурсия на отельной яхте – только для нас двоих!

– В самом деле? – Моя рука с телефоном непроизвольно опускается. – Но… как?

– Кто-то отказался в последний момент, – Лотти буквально сияет. – Бен пользуется услугами какого-то консьерж-бюро[28], и они все устроили. Скажи, разве не здорово?!

– Замечательно, – говорю я упавшим голосом. – Просто супер.

– Иконос очень много значит для нас обоих, – продолжает счастливо лепетать Лотти. – Конечно, за пятнадцать лет он, наверное, очень сильно изменился. Представляешь, когда мы там жили, на острове не было даже аэропорта, и нам пришлось добираться туда на пароме. Кроме того, там наверняка понастроили новых, современных отелей, но для нас эта поездка – все равно, что путешествие во времени. Теперь ты понимаешь, почему мне не терпится туда попасть?

Что ж, похоже, мне придется попробовать что-то другое. Чтобы выиграть время, я подношу к губам бокал с шампанским.

– А вы заказали на сегодня «Роллс-Ройс»? – спрашиваю я, без особой, впрочем, надежды на успех. – Ты, помнится, хотела, чтобы на свадьбе вас вез винтажный «Роллс»…

– Нет. – Лотти пожимает плечами. – Мы не заказали даже такси. Но «Савой» ведь совсем недалеко, я прекрасно дойду туда и пешком.

– Но ведь это… нехорошо! – Я делаю вид, будто потрясена до глубины души. – Ты же всегда мечтала о классическом «Роллсе» и… Но если немного подождать, это можно будет устроить!

– Флисс… – Лотти глядит на меня с легкой усмешкой. – Тебя действительно беспокоят подобные мелочи? Ведь главное не какая-то машина, главное – любовь. Жизнь с человеком, которого любишь… Или ты считаешь иначе?

– Конечно, я тоже думаю, что главное – любовь. – Я улыбаюсь почти через силу. С машиной не вышло. Что же еще придумать? Платье неподходящее?.. Увы, у Лотти очаровательное платье. А как насчет гостей?.. Каких-нибудь очень важных гостей, которыми потом можно было бы похвастаться? Но нет, моя сестра никогда не была настолько тщеславной.

– Ну а как насчет праздничных гимнов? – спрашиваю я.

Лотти довольно долго молчит. Я смотрю на нее с надеждой и вижу, как ее лицо понемногу вытягивается.

– Никаких гимнов у нас не будет, – говорит она и опускает глаза. – В Бюро записи актов гражданского состояния не разрешают исполнять музыку, иначе процедура слишком затянется, а у них там… конвейер.

Есть!

– Не будет гимнов? – переспрашиваю я, словно не веря своим ушам, и даже подношу ладонь к губам, притворяясь, будто это известие совершенно меня сразило. – Но как можно жениться без гимнов, без музыки? А как же «Клянусь тебе, моя страна…»[29]? Ты всегда хотела, чтобы этот гимн звучал у тебя на свадьбе.

Когда мы учились в школе-интернате, Лотти занималась в хоре и даже пела соло. Музыка всегда значила для нее очень много, и я жалею, что сразу не попробовала этот вариант.

– Ну, это, наверное, тоже неважно. – Она пытается улыбнуться, но я вижу, как сразу изменилось ее настроение.

– А что по этому поводу думает Бен?

– Бену не очень нравятся гимны, – отвечает Лотти после еще одной паузы.

Бену не очень нравятся гимны!..

Я едва сдерживаюсь, чтобы не завопить от радости. Вот она, ее ахиллесова пята! Теперь Лотти станет глиной в моих руках – глиной, из которой я сумею вылепить то, что мне нужно.

– «Клянусь тебе, моя страна… – начинаю негромко напевать я. – Ведь ты земных вещей превыше…»

– Прекрати! – говорит Лотти довольно-таки резким тоном.

– Извини, – я примирительным жестом поднимаю обе ладони. – Я просто… думала вслух. Представляла, как все могло бы быть… С другой стороны, сама посуди – ну что за свадьба без музыки? Вагнеровский «Лоэнгрин», мендельсоновский марш из «Сна в летнюю ночь»… Прекрасная, волшебная музыка!..

На самом деле я вовсе так не думаю. На самом деле мне чихать на музыку, и если бы Лотти была поумнее, она бы давно поняла, что я специально ее накручиваю. К счастью, сейчас она способна думать только о своем – о том, что у нее на свадьбе не будет музыки. Мне даже начинает казаться, что ее глаза начинают как-то подозрительно блестеть.

– Знаешь, я всегда представляла себе, как ты преклоняешь колени перед алтарем в какой-нибудь уютненькой деревенской церкви, – добавляю я раздумчиво. – Ты вся в белом, играет орга́н… – Я пожимаю плечами. – Конечно, районное Бюро регистрации тоже сойдет, но… Мне все равно кажется, что это не лучший вариант.

– Наверное, – Лотти продолжает глядеть в сторону.

– Та-да, да-да, да-да та-да, – продолжаю я мурлыкать себе под нос мотив «Клянусь тебе, моя страна»… Разумеется, я не знаю всех слов, но мелодии вполне достаточно. Я не я буду, если не добьюсь своего.

Я ясно вижу слезы на глазах Лотти. Ну, теперь «контрольный в голову» – и дело в шляпе.

– Дело даже не в музыке, – говорю я, – а в том, что этот день для тебя действительно особенный. И нужно, чтобы все прошло безупречно – быстро и без заминок. Раз-раз – и готово. Вся эта музыка, церковный хор, колокола на деревенской колокольне – просто дань традиции. Это уже не современно, если на то пошло. В наш век главное – быстрота и функциональность. Зашли, расписались на документах, сказали пару слов – и все. С этого мгновения вы женаты на всю жизнь, – добавляю я.

У Лотти жалко дрожит нижняя губа, но я просто не могу позволить себе быть мягкосердечной. Ведь речь идет о благополучии и о судьбе моей родной сестры!

– Помнишь сцену свадьбы в «Звуках музыки»? – небрежно добавляю я. – Ну, когда Мария идет по центральному проходу, и монахини поют, и ее белая фата развевается и летит за ней словно облако?..

Не пережимай, Флисс!..

Я замолкаю и вновь обращаюсь к своему бокалу с шампанским. Я жду. Лотти задумчиво моргает. Мне совершенно очевидно, что внутри ее идет битва не на жизнь, а на смерть – сражение между романтическим складом характера и желаниями плоти. И романтика, кажется, побеждает: мне, во всяком случае, чудится, что скрипичный квартет начинает потихоньку заглушать барабаны джунглей. Еще немного, и Лотти примет окончательное решение. О, пожалуйста, выбери правильно!..

– Флисс, – говорит она, поднимая на меня глаза. – Флисс…

* * *

Я, кажется, уже говорила, что, по статистике, невестины подружки довольно-таки часто оказываются Злыми Разлучницами? Так вот, я, кажется, ухитрилась одним махом заткнуть за пояс всех этих патентованных стерв. Правда, цель у меня была благородная – я не собиралась уводить жениха у собственной сестры. Мне нужно было только спасти Лотти – в том числе и от нее самой, и я добилась своего. Причем сделала это мастерски.

Мы не спорили. Не ссорились. Я так ловко все повернула, что Лотти стало казаться: идея немного отложить свадьбу принадлежит ей. Мне оставалось только спросить:

– Ты уверена, Лотти?.. А Бен? Он не обидится, что ты решила перенести ваше бракосочетание? Нет? Правда?..

Лотти уверена. На сто процентов. Она слишком захвачена своей (то есть моей, но об этом – ни гугу!) идеей обвенчаться с Беном в настоящей деревенской церкви, и чтобы играл орган, хор исполнял псалмы, а на старенькой колокольне звонили колокола. Лотти уже отыскала в Интернете координаты нашего школьного священника и теперь вовсю мечтает о цветах перед алтарем, о прозрачной белой вуали и, конечно, о том, чтобы кто-нибудь исполнил (желательно – хором) «Клянусь тебе, моя страна».

Ну и отлично, думаю я. Несмотря на собственный, не слишком приятный, жизненный опыт, я не против брака. Я даже не против брака Лотти с Беном. Быть может, этот бумажный фабрикант действительно предназначен ей судьбой, и через много-много лет я буду нянчить их внуков и кусать локти, гадая, что же помешало мне найти мою половинку. Но сейчас речь идет вовсе не о том, плох или хорош Бен, а о том, чтобы дать Лотти время успокоиться, прийти в себя и взглянуть на вещи трезво. Я не собираюсь ничего решать за нее – пусть решает сама, что ей делать с собственной жизнью, но только не в таком состоянии, как сейчас. Быть может, пройдет всего несколько дней, и она поглядит на своего Бена и подумает: «Гм-м… Каждый день видеть этого типа на протяжении еще шести десятков лет? Да стоит ли оно того?»

Ну, вот и все. Лотти отправляется в регистрационное бюро, чтобы сообщить Бену о том, что планы изменились, а я заказываю себе коктейль покрепче. Как мне кажется, я вполне заслужила эту небольшую компенсацию за погубленные нервные клетки. Как бы там ни было, свое дело я сделала. Пожалуй, единственное, что мне остается, – это купить Лотти журнал «Для невест». Завтра мы с ней снова встретимся, чтобы выпить кофе и приятно поболтать о самых модных платьях, размерах вуали и прочем. Ну а вечером я наконец-то встречусь с трижды легендарным Беном Парром.

Интересно, какой он?

Я допиваю коктейль и выхожу на улицу, мысленно поздравляя себя с успехом. Мне нужно перейти через Кингс-роуд, и я останавливаюсь у светофора в ожидании, пока загорится зеленый. Внезапно на другой стороне я замечаю знакомое лицо. Нос крючком. Жесткие черные волосы. Роза в петлице. Высокий рост (в тот момент мне и вовсе показалось, что в нем не менее десяти футов). Он шагает по тротуару и свирепо хмурится – именно такое выражение человек обычно пытается придать своему лицу, когда лучшего друга вот-вот женит на себе злокозненная авантюристка-«золотодобытчица», а ему приходится быть шафером на их свадьбе. Пока я смотрю, роза вываливается у него из петлицы, и он останавливается, чтобы ее подобрать. При этом он глядит на ни в чем не повинный цветок с таким убийственным выражением на лице, что я с трудом сдерживаю желание расхохотаться.

Что ж, надо ему сказать… Интересно, какое будет у него лицо тогда? Как, бишь, его зовут?.. Ах да, Лоркан. Лоркан Адамсон.

– Эй!.. – кричу я, когда он уже трогается прочь, и машу рукой. – Лоркан! Подождите!..

Лоркан шагает так быстро, что мне никак не удается его нагнать, поэтому я окликаю его еще громче. Он останавливается, настороженно поворачивается на мой крик, и я снова машу рукой, чтобы привлечь его внимание.

– Эй, я здесь! Мне нужно с вами поговорить!

Я жду, пока он перейдет улицу, и начинаю двигаться к нему навстречу, помахивая букетом.

– Я Флисс Грейвени, – говорю я. – Мы с вами разговаривали вчера, помните? Я – сестра Лотти.

– А-а… – Его лицо ненадолго проясняется, потом на нем снова появляется сердитая «свадебная» гримаса. – Вы, наверное, тоже идете в Бюро регистрации?

Почему-то сейчас его голос звучит не так гротескно, как по телефону. Нет, он остался таким же низким и раскатистым, но теперь он кажется мне совершенно естественным. Должно быть, дело в том, что я сейчас имею дело не с бестелесным басом, а с живым человеком. И этот траурный бас как нельзя лучше соответствует суровому и напряженному выражению его лица.

– Нет, – отвечаю я не без некоторого самодовольства, – я не иду в бюро, потому что все изменилось. Никакой регистрации не будет.

Он пораженно рассматривает меня своими черными глазами.

– Что вы имеете в виду? – уточняет Лоркан.

– Лотти решила отложить свадьбу, – говорю я. – На время, а может, и навсегда. Это уж как сложится.

– Почему? – недоверчиво переспрашивает Лоркан. Не то чтобы он не верит мне, просто ему нужно знать все подробности. Уж такой он, наверное, человек – любит докапываться до са́мого корня.

– Лотти хочет предварительно убедиться, что капиталы Бена вложены именно таким образом, чтобы ей было легче прибрать их к рукам, – мстительно говорю я. – Да что́ я вам объясняю – могли бы и сами догадаться!

Лоркан чуть заметно улыбается уголком рта.

– О’кей, – говорит он, – я сам напросился на подобный ответ. И все-таки… что случилось? Почему ваша сестра решила отложить свадьбу?

– Потому что я убедила ее так поступить, – с гордостью объясняю я. – Я хорошо изучила свою сестру. Лотти легко поддается внушению, нужно только правильно выбрать тему для разговора… Словом, после нашего с ней разговора моя сестра грезит о романтическом венчании в маленькой деревенской церковке где-нибудь глуши. Вот почему она решила отложить… регистрацию. Что касается меня, то я подумала: любая задержка даст им обоим время все как следует обдумать и понять, действительно ли они созданы друг для друга.

– Ну, слава богу!.. – говорит Лоркан с большим чувством и, шумно выдохнув воздух, делает попытку пригладить свои жесткие темные волосы, которые до этого буквально стояли дыбом, совсем как шерсть на загривке у рассерженной собаки. Лицо у него тоже немного оттаивает, в глазах появляются живые искорки.

– Бену нельзя жениться, – говорит он все еще сурово, но уже не так, как в начале. – Во всяком случае, не сейчас. В его-то положении… С его стороны это было бы безумием.

– Полным, – соглашаюсь я.

– Глупый, непродуманный шаг!..

– Совершенно идиотский, – киваю я. – То есть нет, прошу прощения… – Я опускаю голову, чтобы бросить взгляд на свое платье: – Самым глупым было нарядить меня в темно-вишневый атлас. Этот цвет меня очень полнит.

– А по-моему, вам идет. – По его лицу вновь скользит тень улыбки, потом Лоркан глядит на часы. – Ну, и как мне теперь быть? – деловито осведомляется он. – Бен, наверное, уже ждет меня в бюро, как мы и договаривались, но после всего, что вы мне рассказали…

– Я думаю, сейчас нам лучше всего не показываться им на глаза.

– Согласен.

Несколько мгновений мы напряженно молчим. Довольно странно торчать на углу улицы, нарядившись как на свадьбу (впрочем, почему – как?), но, поскольку никакой свадьбы нет, идти нам некуда. Я перебираю в руках букет и думаю, не выбросить ли его в урну, но мне как-то неловко. Наконец Лоркан говорит:

– Вы позволите угостить вас бокалом вина или коктейлем? Мне, честно говоря, не помешало бы пропустить стаканчик.

– С удовольствием, – отвечаю я. – Если бы вы знали, как это выматывает – отговаривать родную сестру от свадьбы с человеком, которого она, как ей кажется, любит!

– В таком случае прошу за мной.

Я вижу, что Лоркан умеет быстро принимать решения, и мне это, пожалуй, нравится. Тем временем он уже ведет меня по ближайшему переулку к бару с полосатым навесом, под которым стоят французского вида столики и стулья. В дверях Лоркан, однако, останавливается и оборачивается ко мне:

– Ваша сестра точно решила перенести свадьбу? – спрашивает он. – Мне бы не хотелось получить от Бена эсэмэску – где, мол, меня носит.

Я машинально проверяю свой телефон.

– Лотти ничего такого не пишет, – говорю я. – Не беспокойтесь, я совершенно уверена, что она не передумает.

– Бен тоже пока не проявлялся, – Лоркан задумчиво глядит на экран своего «Блэкберри». – Думаю, мы свободны… – С этими словами он усаживает меня за угловой столик и открывает карту вин. – Какое вино вы предпочитаете?

– Я предпочитаю большой джин с тоником, – тотчас отвечаю я, и он глубокомысленно кивает.

– Думаю, вы это заслужили, – говорит Лоркан, и я вновь замечаю тень улыбки, тронувшую его мрачные черты. – Пожалуй, я закажу то же самое.

Он делает заказ подошедшему официанту, потом выключает свой телефон и прячет во внутренний карман. Мужчина, который способен оторваться от любимой игрушки?! Уважаю.

– Расскажите, почему Бену не следует жениться именно сейчас? – говорю я. – И заодно просветите меня, кто он вообще такой?

– Бен?.. – Лоркан на мгновение задумывается, словно не зная, с чего лучше начать. – Бен… – повторяет он и снова молчит, молчит так долго, что я начинаю гадать, неужели он позабыл, что представляет собой его лучший друг.

– Бен… довольно умен. Он изобретателен. Находчив… У него вообще много положительных качеств, – медленно произносит Лоркан, но все это звучит как-то не слишком убедительно. Я пристально смотрю на него и качаю головой.

– Судя по вашему лицу, в свободное время ваш друг убивает топором старушек, – говорю я.

– С чего вы взяли?

– Я же сказала: судя по вашему лицу. Когда вы описывали мне достоинства Бена, у вас было такое выражение… да и интонация тоже… Честно говоря, я еще никогда не слышала, чтобы человек пытался хвалить своего друга таким похоронным тоном: «Он был умен… Изобретателен. Талантлив во всем…» – пародирую я его слова. – «Покойся с миром, Бен Парр, талантливый убийца старушек».

– Господи! Неужели вы всегда такая… – Лоркан обрывает себя на полуслове и тяжело вздыхает. – О’кей. Наверное, подсознательно я действительно стараюсь его защитить. Бену сейчас очень нелегко. Недавно у него умер отец, и он оказался фактически во главе крупной компании – опять же в не слишком благоприятный момент, так как ему приходится решать, какую стратегию дальнейшего развития бизнеса следует выбрать. Бен – прирожденный игрок, он азартен, он любит и умеет рисковать, но ему – пока – недостает рассудительности. Он это отлично понимает, и оттого ему трудно вдвойне. Я бы сказал – в настоящий момент он испытывает нечто вроде сравнительно раннего кризиса среднего возраста…

«У Бена – ранний кризис среднего возраста? – думаю я. – Превосходно! Именно такого спутника жизни Лотти и не хватает для полного счастья!»

– Вы хотите сказать, что хорошего мужа из него не выйдет? – уточняю я, и Лоркан с иронией усмехается.

– Может, и выйдет – когда-нибудь, – говорит он. – Но прежде ему нужно собраться с мыслями, перестать метаться и решить наконец, чего он хочет от жизни. В прошлом месяце он носился с идеей купить хижину в Монтане, чтобы жить там отшельником. Потом ему вдруг захотелось приобрести океанскую парусную яхту, чтобы участвовать в гонках. Несколько ранее он собирался инвестировать значительные средства в покупку старинных мотоциклов… И кто скажет, что, какое новое безумие, придет ему в голову на будущей неделе?! Что касается женитьбы, то… Если хотите знать мое мнение, он развелся бы с вашей сестрой – да и с любой другой женщиной – уже через пять дней. Ну и кому это нужно?.. Полагаю – никому.

Я чувствую, как мое сердце начинает биться сильнее. Только сейчас мне становится ясно, от какой опасности я избавила Лотти.

– Что ж, слава богу, что эта свадьба не состоялась.

– Вы поступили совершенно правильно, – Лоркан кивает. – И ваш поступок принесет пользу не только вашей сестре. Именно сейчас Бен очень нужен всем, кто работает в его компании. Нельзя допустить, чтобы он снова исчез в неизвестном направлении.

Я поднимаю на него взгляд.

– А что, он уже исчезал в неизвестном направлении? – удивленно переспрашиваю я, и Лоркан вздыхает:

– Да, однажды такое случилось. Как раз тогда, когда тяжело заболел его отец, Бен исчез бесследно и отсутствовал целых десять дней. Конечно, мы его искали, подняли на ноги полицию, частных детективов… Потом Бен вернулся. Он ничего не объяснил, ни перед кем не извинился. Я, например, до сих пор не знаю, где он был все это время.

Официант приносит наши напитки, и Лоркан салютует мне своим бокалом.

– Ну, за брак, который не состоялся!

– Да, – с чувством говорю я и делаю большой глоток джина с тоником из своего бокала. Вот это настоящая вещь! Шампанское, которое я пила с Лотти, не идет с ним ни в какое сравнение. Божественный напиток!

– А почему вы сказали, что Бен переживает что-то вроде кризиса среднего возраста? – возвращаюсь я к нашему разговору.

Лоркан не отвечает. Он явно колеблется, не желая обмануть доверие друга.

– Валяйте, рассказывайте, – говорю я небрежно. – В конце концов, я без пяти минут свояченица вашему Бену.

– Ну ладно… – Он пожимает плечами. – Я знаю Бена с тринадцати лет – мы вместе учились в частной школе. Мои родители постоянно живут в Сингапуре, а других родственников у меня здесь нет. На каникулах я несколько раз ездил к Бену домой и там познакомился с его семьей. Особенно близко я сошелся с его отцом – мы оба любили пешие походы… – Он слегка выделяет голосом глагол в прошедшем времени, и я замечаю, как его пальцы чуть сильнее сжимают бокал. – Бен никогда не ходил в походы вместе с нами. Его это попросту не интересовало – как, впрочем, и отцовская фирма. Необходимость заниматься семейным бизнесом он рассматривал как бремя, как тяжкую обязанность, от которой все равно никуда не деться, поэтому и не спешил вникать во все тонкости. Разумеется, все ожидали, что он начнет работать в компании, как только закончит школу, но Бену хотелось этого меньше всего.

– А как получилось, что вы стали работать в фирме его отца? – спрашиваю я, и Лоркан как-то странно усмехается.

– Я поступил туда на работу всего несколько лет назад, – говорит он. – Да и произошло это, в общем-то, случайно. Я… мне пришлось решать кое-какие проблемы личного свойства, но это оказалось настолько непросто, что на каком-то этапе мне захотелось все бросить и хоть ненадолго уехать из Лондона. Я отправился к отцу Бена в Стаффордшир, чтобы побродить по холмам и долинам и привести в порядок мысли и чувства, но… Как-то само собой получилось, что я помог старику решить несколько юридических вопросов. Незаметно для себя я увлекся этой работой, и когда отец Бена предложил мне место, я не стал отказываться. С тех пор я работаю в «Дюпри Сандерс».

– Разве компания Бена находится в Стаффордшире? – перебиваю я. – Но ведь вы живете в Лондоне!

– Разумеется, у нас есть представительство в Лондоне, – Лоркан слегка пожимает плечами. – И мне довольно часто приходится ездить туда и сюда, но все же я предпочитаю Стаффорд. Это очень живописное место, его не портят даже наши бумажные фабрики, они гармонично вписываются в ландшафт. Все административные службы находятся в фамильной усадьбе Парров, которая, кстати, считается историческим памятником первой категории. Вы видели по Би-би-си сериал «Хайтон-холл»?.. Его именно там и снимали. Телевизионщики работали у нас в течение восьми недель и ужасно всем мешали, зато мы на этом неплохо заработали.

– «Хайтон-холл»? – Я изумленно смотрю на него. – Но ведь это просто огромное поместье! И очень красивое!

Лоркан снова кивает:

– Многие наши работники живут в коттеджах на территории поместья. Мы проводим экскурсии по дому, по окрестностям, приглашаем желающих на наши старинные фабрики, осуществляем мероприятия по охране природы… В общем, это совершенно особенное место! – резюмирует он, и глаза его сияют.

– Вот, значит, как… – говорю я, пытаясь переварить услышанное. – Значит, вы начали работать в «Дюпри Сандерс», но Бена отцовское предприятие по-прежнему не интересовало?

– Не интересовало до тех пор, пока его отец не заболел. Тогда Бену стало наконец ясно, что в самое ближайшее время ему придется унаследовать и поместье, и компанию, а главное – ответственность, – говорит Лоркан довольно резким тоном. – До этого он делал все, чтобы избежать какого-либо участия в работе фабрики. В частности, Бен учился актерскому мастерству и даже пробовал себя в качестве артиста разговорного жанра.

– Так, значит, это был он! – Я со стуком опускаю свой бокал на столешницу, потом замечаю удивленный взгляд Лоркана и спешу пояснить:

– Я пыталась отыскать Бена Парра в Интернете и наткнулась на несколько рецензий. Отзывы были… кошмарные. Он и в самом деле так скверно выступал?

Лоркан слегка раскручивает свой бокал, глядя, как тают в джине ледяные кубики.

– Ну, мне-то вы можете сказать!.. – говорю я, слегка понижая голос. – Только между нами… Бен действительно оказался плохим актером?

Лоркан не отвечает. Что ж, на его месте я поступила бы так же. Не очень-то хорошо критиковать друга за его спиной.

– Ну, хорошо… – добавляю я после небольшой паузы. – Скажите мне по крайней мере вот что: станет ли он пробовать на мне свои шутки, когда я с ним встречусь, и должна ли я делать вид, будто они ужасно смешные?

– Постарайтесь рассмеяться, когда он начнет отбивать чечетку и петь комические куплеты. – Лоркан наконец-то поднимает на меня взгляд. – Если вы не будете смеяться, Бен очень расстроится.

– Чечетку. Понятно… – Я мысленно завязываю узелок на память. – Спасибо за предупреждение. Ну а что-нибудь хорошее вы об этом парне сказать можете?

– Да, конечно! – Лоркан выглядит несколько скандализованным. – Конечно!.. Когда Бен, гм-м… в форме, вы не найдете собеседника приятнее. Он довольно милый человек, веселый, очаровательный, живой… Я, например, отлично понимаю, почему ваша сестра в него влюбилась. В Бена трудно не влюбиться. Впрочем, когда вы его увидите, вы сами все поймете.

Я делаю еще один большой глоток из моего бокала. Джин действует на меня благотворно – понемногу я начинаю приходить в себя.

– Что ж, быть может, когда-нибудь он и станет моим зятем, но, по крайней мере, это случится не сегодня. И слава богу.

Лоркан кивает:

– Я еще позвоню ему вечером. Надо же убедиться, что Бен не выкинет какой-нибудь номер!

При этих его словах я ощущаю мгновенный укол раздражения. Дело сделано, чего же еще ему надо?

– Мне кажется, в этом нет необходимости, – вежливо говорю я. – Я имею в виду – звонить Бену… Я обо всем позаботилась. Теперь Лотти ни за что не выйдет за него замуж, пока они не найдут уединенную деревенскую церковь, не наймут старинный «Роллс-Ройс» и не пошьют свадебное платье с во-от такой фатой! – я руками пытаюсь показать размер фаты и едва не сбрасываю на пол свой бокал. Впрочем, он все равно почти опустел. – Не надо ему звонить!

– Подстраховаться не помешает, – невозмутимо возражает Лоркан. – Надо же вбить ему в голову…

– Никто никому ничего вбивать не будет! – Я все-таки задеваю бокал, но он каким-то чудом не падает. – Я потратила добрый час, стараясь убедить Лотти, что отложить свадьбу – это ее идея! Я действовала тонко… умно́… осторожно. Я старалась на нее не давить и не перегибать палку, а вы… «вбить»! Молотобоец!

Его лицо остается неподвижным и… упрямым. Похоже, Лоркан любит держать ситуацию под жестким контролем, но я в этом отношении ничуть ему не уступаю.

К тому же речь идет о моей сестре.

– Не вздумайте звонить Бену и разговаривать с ним! – резко говорю я. – В данном случае это лишнее. Оставьте все, как есть.

Лоркан долго молчит, потом пожимает плечами – и допивает все, что осталось у него в бокале. Скорее всего, он понимает, что я права, но не хочет этого признавать. Я тоже допиваю жалкие капли, оставшиеся в моем бокале, и… тоже молчу. Почти затаив дыхание, я жду, что он предложит заказать еще по стаканчику. Мне, откровенно говоря, уже хватит, но, с другой стороны, ужасно не хочется возвращаться в пустую квартиру. Дома меня никто не ждет. Никаких планов на сегодняшний вечер у меня тоже нет. А если говорить совсем откровенно, мне нравится проводить время за почти что дружеской пикировкой с этим умным, но раздражительным и упрямым мужчиной.

– Вы не торопитесь? Хотите еще?.. – Лоркан смотрит на меня, и я чувствую, как в наших отношениях что-то неуловимо меняется. Первая порция просто завершала сложную интригу со свадьбой Бена и Лотти, а вот вторая… Это уже не эпилог. Это больше похоже на пролог, если только я что-то понимаю в мужчинах.

– Да, – говорю я. – Давайте выпьем еще.

– Вам то же самое?

Я киваю, и Лоркан подзывает официанта и повторяет заказ. Я смотрю на него. У него красивые руки. Красивый, мужественный подбородок. Неторопливые, сдержанные манеры. В целом живой Лоркан производит куда более приятное впечатление, чем его фото на домашней странице «Дюпри Сандерс».

– Ваша фотография в Интернете просто ужасна! – выпаливаю я, как только официант уходит. – Действительно, ужасна. Вам это известно?

– Ничего себе! – Лоркан слегка приподнимает брови. Похоже, мое замечание застигло его врасплох. – А вы, как я погляжу, не опускаетесь до комплиментов мужчинам. Слава богу, я не тщеславен.

– Дело не в тщеславии, – я трясу головой. – И даже не в том, что в жизни вы выглядите намного привлекательнее, чем на фото. Просто снимок плохо передает ваш характер. Сейчас я гляжу на вас и вижу перед собой человека, который умеет внимательно относиться к людям. Который способен отключить телефон и просто выслушать… Вы очень симпатичный человек, Лоркан. В каком-то смысле даже очаровательный.

– В каком-то смысле? – переспрашивает он с улыбкой, но я не даю себя отвлечь.

– Однако по вашей фотографии этого не скажешь. На снимке у вас такой вид, словно вы вот-вот зарычите. Человек смотрит на фото, и ему кажется, будто вы говорите: «Кто вы вообще такой? У меня нет времени заниматься вашими проблемами!»

– И все это вы вывели из одного-единственного снимка на нашем сайте?

– Мне кажется, вы уделили фотографу, который вас снимал, не больше пяти минут и при этом постоянно ворчали и проверяли свой «Блэкберри». С вашей стороны, мне кажется, это было как минимум непрофессионально. И просто грубо.

Лоркан на несколько секунд лишается дара речи. Он, похоже, не в состоянии поверить, что я могла зайти так далеко и… и в чем-то он прав. Я действительно зашла слишком далеко. В конце концов, я его совершенно не знаю, но пытаюсь критиковать его деловые и личные качества на основании одной-единственной неудачной фотографии.

– Извините… – бормочу я в отчаянной попытке хоть немного поправить дело. – Я иногда бываю чересчур… резка.

– Да что вы говорите? – он, прищурившись, глядит на меня.

– Можете отплатить мне той же монетой, – я смело смотрю ему прямо в глаза. – Честное слово, я не стану обижаться.

– Что ж, это справедливо, – тут же отвечает Лоркан, и у меня появляется смутное ощущение, что он поймал меня на слове. – Так вот, это темно-вишневое платье выглядит ужасно.

– Пятнадцать минут назад вы утверждали обратное, – парирую я.

– Я солгал. В нем вы похожи на вишневую пастилу.

Что ж, я сама напросилась…

– Ну, может быть, вы и правы, – говорю я. – Но я по крайней мере не фотографируюсь в таком виде и не помещаю снимок на своем веб-сайте.

Официант ставит перед нами еще два бокала с джином, и я быстро хватаю свой, чувствуя острую потребность немного перевести дух и остыть после нашего стремительного обмена «комплиментами». Одновременно я гадаю: когда это мы успели так далеко уйти от темы Бена и Лотти? Не пора ли вернуться к нашим баранам?

– Кстати, – непринужденно замечаю я, – вы слышали, что Бен и Лотти решили отказаться от секса до тех пор, пока не поженятся официально? По-моему, это просто нелепо!

– Бен что-то такое говорил, но я думал – это просто шутка.

– Это не шутка. Они берегут себя для первой брачной ночи, – я фыркаю. – Лично я считаю, что это просто безответственно – выходить замуж за человека, не переспав с ним. Поступать так – значит, самому напрашиваться на неприятности, но они решили иначе. Сначала брак, потом – секс. Так заявила мне сестра.

– Любопытная идея, – Лоркан пожимает плечами. – Хотя, на мой взгляд, несколько старомодная.

Я делаю глоток джина из бокала. Мне ужасно хочется поделиться с кем-нибудь своими мыслями, но Ной (по понятным причинам) для этого не подходит, а больше у меня никого нет.

– Если хотите знать мое мнение… – Я слегка подаюсь вперед. – Из-за этого у них и снесло крышу. Я имею в виду – из-за секса… Моя сестра просто вне себе от желания, и чем дольше она ждет, тем меньше она способна рассуждать здраво. Нет, я нисколько ее не осуждаю и даже понимаю. Бен, вероятно, действительно горячий парень, и ей не терпится станцевать с ним в постели рок-н-ролл и другие танцы, но… Неужели для этого обязательно нужно выходить замуж?

– Нет, конечно, – Лоркан кивает. – Это абсурд.

– Именно это я и говорю! Им нужно просто переспать друг с другом, вот и все. Провести в постели несколько дней, неделю, месяц, если им так хочется! Пусть они приятно проведут время вдвоем, а уж потом решают, нужно ли им заключать этот брак. – Тут я совершаю еще один налет на содержимое моего бокала. – По-моему, вовсе не обязательно портить себе жизнь только для того, чтобы иметь возможность заняться сексом. И вообще… – Мне в голову приходит новая мысль, и я забываю, что собиралась сказать. – Кстати, Лоркан, вы сами-то женаты?

– Я разведен.

– Какое совпадение – я тоже разведена. Ну, или почти разведена. В общем, мы с вами знаем…

– Знаем – что?

– Знаем, что такое секс… – Я понимаю, что сказала что-то не то, и быстро поправляюсь: – То есть, я хотела сказать: мы знаем, что такое брак и чем он кончается.

Лоркан некоторое время раздумывает, потягивая свой джин маленькими глоточками. Наконец он произносит:

– Чем больше я вспоминаю прошлое, тем сильнее мне кажется, что я ничего не знаю о браке. Что касается секса, то я надеюсь – тут я действительно кое-что понимаю.

Джин, который я выпила, ударяет мне в голову; в ушах у меня шумит, а язык развязывается.

– Ну, в этом я не сомневаюсь. – Мои собственные слова доносятся до меня как бы со стороны. Наступившая следом за этим тишина кажется мне особенно густой, плотной, и, в конце концов, до меня с грехом пополам доходит, что́ я только что сделала. Я сказала совершенно незнакомому мужчине, что, по моему глубокому убеждению, он должен быть очень неплох в постели. Ну и что мне теперь делать? Извиняться? Попробовать как-то объясниться?..

Ну, нет. Что сделано – то сделано, и единственное, что я могу, это как ни в чем не бывало продолжать разговор. Я пытаюсь придумать что-то такое, чтобы отвлечь его внимание от того, что́ только что ляпнула, но Лоркан успевает заговорить раньше, чем я отыскиваю подходящие слова.

– Коль скоро мы с вами беседуем настолько откровенно, – басит он, – мне хотелось бы знать, на каком именно основании вы решили, будто вам известно, что такое брак? Или вы опираетесь на опыт собственного развода? Несомненно, это был настоящий кошмар, не так ли?

Считаю ли я свой развод кошмаром? О, еще каким!..

Я набираю полную грудь воздуха и даже открываю рот, чтобы поведать ему о бесчисленных преступлениях Дэниела против человечества и против меня лично. Моя рука машинально нащупывает на шее крошечную флеш-карту… и тут же отдергивается.

Стоп, Флисс. Не так. Не надо озлобления и горечи! Цветы, карамель, духи́, кудрявые белые барашки, Джулия Эндрюс, сладкая вата – вот какими должны быть мои мысли и слова!

– Знаете… – Я улыбаюсь ему приторной сахариновой улыбкой. – Конечно, мне пришлось нелегко, но ведь в жизни по-всякому бывает. Ничего такого, что нельзя было бы пережить…

И я небрежно пожимаю плечами – дескать, пустяки!

– И давно вы развелись?

– Собственно говоря, процесс еще не закончился. – Я улыбаюсь еще шире. – Но я надеюсь, рано или поздно все как-нибудь решится.

– И вы… вы еще способны улыбаться? – он недоверчиво качает головой.

– А что мне еще остается? – я слегка качаю головой. – Спокойное созерцание ведет к просветлению, как говорят дзен-буддисты. Не тратить нервы понапрасну, не оглядываться на прошлое и смотреть в будущее с оптимизмом – вот мой девиз. Я стараюсь ему следовать, и вы знаете – это очень помогает.

– Завидую. – Лоркан смотрит на меня чуть не с уважением. – Я развелся с женой четыре года назад, но до сих пор не могу говорить об этом спокойно. Похоже, я набрал неприятных впечатлений на много лет вперед.

– Бедный вы бедный!.. – Я качаю головой. – Впрочем, я уверена, что на самом деле все не так страшно, как вы думаете. Все дело в подходе – в вашем личном подходе к проблеме.

Сейчас я особенно остро ощущаю фальшь своей приторно-сладкой улыбки. Мне хочется спросить, что произошло и почему ему до сих пор больно вспоминать о своем неудачном браке. Кроме того, я не прочь сравнить наших бывших партнеров, обсудить их недостатки и выяснить, почему в конце концов нам пришлось с ними расстаться. Я готова подробно говорить с Лорканом о своем неудачном браке до тех пор, пока не услышу от него то, что́ мне так хочется услышать, а именно – что я была совершенно права во всех отношениях, а Дэниел – ничтожество и неудачник, но я продолжаю улыбаться как ни в чем не бывало.

Что еще мне остается? Барнаби устроил мне выволочку именно за то, что я пыталась обсуждать бывшего мужа с посторонними мужчинами, и – вынуждена признать – был совершенно прав.

Он вообще всегда прав, мой адвокат.

Ублюдок!

– Может, еще по одной? – предлагаю я и, схватив сумочку, поспешно вытаскиваю оттуда кошелек.

Ч-черт!!!

Сумочка распахивается, и вслед за кошельком оттуда вываливается вся моя коллекция «Дюрексов». «Ребристый» падает на стол, «Особо тонкий, для лучшей чувствительности» плюхается в бокал Лоркана, а «Максимум естественного удовольствия» оказывается в мисочке с орешками.

– Ох, простите!.. – Я поспешно хватаю яркие пакетики и засовываю обратно в сумочку. – Это не то, что вы подумали… Они нужны мне для сына – для его школьного проекта.

– В интересной школе учится ваш сын, – говорит Лоркан, хладнокровно выуживая презерватив из своего бокала и протягивая мне. – Кстати, сколько ему лет?

– Семь.

– Семь?! – Лоркан явно шокирован.

– Это долго рассказывать… – Я виновато усмехаюсь и беру у него из рук пакетик, с которого еще капает джин. – Еще раз простите. Позвольте, я закажу вам новую порцию.

Я машинально вытираю «Особо тонкий» бумажной салфеткой.

– Я бы на вашем месте его выбросил, – говорит Лоркан, внимательно следя за моими манипуляциями. – Впрочем, если он вам очень нужен…

Я вскидываю на него взгляд. Лицо у него совершенно бесстрастное, но в голосе звучит что-то такое, отчего мне хочется рассмеяться.

– Расточительность – порок, бережливость – добродетель, – парирую я, пряча презервативы обратно в сумочку. – Так как насчет еще одной порции джина, на сей раз – без контрацептивов?

– Я закажу, – он откидывается далеко назад, ставя стул на задние ножки, и поднимает руку, подзывая официанта, а я ловлю себя на том, что любуюсь его длинным и гибким телом. Не знаю, то ли это джин виноват, то ли на меня так подействовали мои собственные слова (когда я сказала ему, что он должен быть хорош в постели), но я начинаю испытывать легкое возбуждение. Мысленно я уже примеряю себя к нему. Каково будет ощущать прикосновение этих рук? Приятно ли будет пропускать между пальцами эти волосы? Его упрямый подбородок уже обметало легкой синевой отросшей щетины, и я заранее представляю, как она будет тереться о мою кожу, но мне это даже понравится. Трение порождает искры. Именно они пробегают сейчас между нами, еще немного – и огонь окончательно разгорится!

Мне кажется, что в постели Лоркан должен действовать решительно, но не торопясь. Серьезно и вдумчиво. Несомненно, секс для него такое же важное дело, как необходимость заботиться о благополучии близкого друга.

Я сказала – «кажется»?.. Интересно… С какого перепуга мне вдруг стали казаться такие вещи?

Лоркан со стуком возвращает стул в нормальное положение и смотрит на меня. Его веки слегка подрагивают. Похоже, он тоже о чем-то сосредоточенно размышляет, прикидывает, оценивает. Вот его взгляд скользит по моим ногам, и я слегка сдвигаюсь в кресле, чтобы подол моего платья задрался чуточку выше.

Я уверена – в постели он любит кусаться. Не до крови, конечно, но так, чтобы на коже остались следы зубов. Не знаю, с чего я это взяла. Должно быть, я чувствую такие вещи на уровне инстинкта.

О чем говорить дальше, я не имею ни малейшего представления. Во всяком случае, мне не приходит в голову никаких легких, ни к чему не обязывающих слов. Надо выпить еще, решаю я про себя. Еще порции джина должно хватить. Ну а потом…

– Итак… – Я первой нарушаю затянувшееся молчание.

– Итак… – отзывается он, и добавляет без всякого перехода: – Кстати, вам нужно сегодня возвращаться к сыну?

– Нет. Сегодня он ночует у приятеля.

– Ага…

Это многозначительное «ага»… И взгляд в упор… И странное стеснение в груди… Наверное, я просто давно не была с мужчиной. Слишком давно. Ему я, конечно, об этом не скажу. Если он спросит, я отвечу, что, мол, недавно у меня был непродолжительный роман с одним известным спортсменом (телекомментатором, художником и т. п.), но продолжения не последовало. Почему? Как-то не сложилось… Именно так – небрежно, походя – нужно отвечать на подобные вопросы. И ни слова – об одиночестве, тоске, о пустых, ничем не заполненных вечерах, о растущем разочаровании, которое ни на что конкретно не направлено. Ни на что, если не считать собственной незавидной участи. Стресс… Это слово звучит в ушах, словно барабанная дробь, не умолкающая ни на секунду и не дающая ни минуты покоя.

Нет, на самом деле мне нужен вовсе не секс. Я мечтаю о ласке, уюте, о надежных мужских объятиях, в которых можно уснуть и проспать без сновидений хотя бы одну ночь. Или полночи. Или только ее четверть.

Но об этом я, естественно, не скажу ему ни слова.

К нашему столику подходит официант. Он приносит новые порции джина с тоником, потом его взгляд падает на букет у меня в руках, скользит по цветку в петлице Лоркана.

– Прошу прощения, – говорит официант, – у вас сегодня какое-то торжество? Годовщина свадьбы?

Я не могу удержаться и хохочу – может, чуть громче, чем следовало бы.

– Нет, что вы! Совсем нет!

– Нет, – подтверждает Лоркан. – А в чем дело?

– У нас есть особое шампанское, которое мы подаем в торжественных случаях: свадьба, годовщина свадьбы и так далее… Бюро регистрации браков находится буквально через две улицы, поэтому у нас часто бывают молодожены, – его лицо слегка проясняется. – А-а, я понял. Вы, вероятно, свидетели?.. В таком случае вы можете заказать наше особое шампанское для жениха с невестой. Они, как всегда, немного опаздывают, не так ли?

– Никакие мы не свидетели. – Я делаю страшное лицо. – Мы – связисты, понятно? За связь без брака – вот наш девиз.

– За это и выпьем! – Лоркан поднимает свой бокал, и по его глазам я вижу, что он смеется про себя.

Официант с недоумением смотрит то на него, то на меня, потом неуверенно хихикает и спешит отойти подальше. Я, в свою очередь, салютую Лоркану и делаю большой глоток. Примерно полминуты спустя моя голова начинает плавно кружиться, и я испытываю очередной прилив желания. Мысленно я представляю себе, как его губы прикасаются к моим, а руки расстегивают платье…

Прекрати, Флисс! Приди в себя! Бедняга Лоркан небось уже не чает, как от тебя избавиться, так что не раскатывай губы, понятно?..

Я отвожу взгляд и, стараясь выиграть время, размешиваю лед в бокале. Собственно говоря, кроме льда, в нем мало что осталось, но от талой воды еще немного пахнет можжевельником. Откровенно говоря, я терпеть не могу этот момент неопределенности, который неизбежно наступает во время каждой эмоционально заряженной встречи с мужчиной – момент, когда наши санки на «американских горках» свидания одышливо, медленно, на излете инерции карабкаются к верхней точке. В эти минуты отчетливо представляешь, как высоко ты находишься сама, но не знаешь, успел ли твой партнер подняться на ту же высоту – не знаешь даже, сидит ли он с тобой в тех же санях или отстал по дороге. На самом деле он может мысленно двигаться в прямо противоположном направлении, и, пока ты предаешься разнузданным сексуальным фантазиям, мужчина вполне способен прикидывать, когда ему нужно вежливо попрощаться, чтобы успеть на автобус, который отвезет его домой.

– Не хотела бы ты куда-нибудь пойти? – внезапно спрашивает Лоркан, и у меня внутри все переворачивается. Это интимно-дружеское «ты», это заманчиво-соблазнительное «куда-нибудь»… А в самом деле, куда бы нам пойти? Ведь не можем же мы заниматься этим прямо в баре?

– Это было бы неплохо. – Я с трудом заставляю себя говорить спокойно, почти холодно. – А куда?

Он свирепо хмурит свои густые черные брови и с удвоенной энергией принимается гонять соломинкой ледяные кубики в своем бокале. Можно подумать – он понятия не имеет, с какой стороны следует подойти к этому непростому вопросу.

– В принципе, можно сначала перекусить, – говорит он наконец, но в его голосе я не слышу никакого особого воодушевления. – Суси, китайская кухня, или, может быть…

– Или, может быть, лучше не перекусывать? – предлагаю я.

Он глядит на меня в упор. Вся его показная сдержанность куда-то пропала, и я чувствую, как меня охватывает блаженная дрожь. Я тоже смотрю на него, но вижу практически свое собственное отражение: жадный, голодный взгляд, отчаяние и пустота внутри. Он жаждет заполнить эту пустоту, но я уверена, что никакие суси его не спасут, даже если на их изготовление уйдет улов пары рыболовных траулеров.

– Можно и не перекусывать, – соглашается он и снова бросает непроизвольный взгляд на мои ноги. Похоже, Лоркан из тех мужчин, которых в первую очередь привлекают красивые женские ножки.

– А… где ты живешь? – спрашиваю я небрежно, тоже переходя на «ты».

– Недалеко отсюда.

Наши взгляды снова скрещиваются. Похоже, мы наконец-то добрались до вершины, и наши сани вот-вот рухнут с горы в головокружительную пропасть… Вместе. Я, во всяком случае, отчетливо вижу расстилающуюся внизу панораму постели и не могу сдержать восторженной улыбки.

Я не сомневаюсь, что у нас все получится как надо.

7. Флисс

Я почти наполовину проснулась и пытаюсь думать. Ох-х!.. Голова трещит после вчерашнего, но я не отчаиваюсь, хотя мыслей слишком много. С какой начать? Не знаю… Воспоминания о пережитых наслаждениях затопляют мозг подобно туману, сквозь который то там, то сям вспыхивают отчетливые, как укус лимонного сока на языке, картины наших вчерашних упражнений. Он… Я… Он сверху, я снизу. Потом – наоборот… Внезапно я ловлю себя на том, что мысленно твержу дурацкие стишки, которые прочла в одной из детских иллюстрированных книжек Ноя. «Взад-вперед, туда-обратно, и тебе и мне приятно». О чем это?.. Ах да, качели…

Но все это было вчера, а сегодня… Если судить по яркому свету, который гуляет по моим опущенным векам, уже наступило утро. Я лежу на кровати, высунув одну ногу из-под одеяла, и не смею открыть глаза. Он… Я… Мы?.. Туда-обратно. И еще много, много, много раз. О господи!..

Я все-таки приоткрываю один глаз и вижу уголок бежевого пухового одеяла. Ну да, я его помню… Можно подумать, бывшая жена забрала с собой все египетское хлопковое белье (белье, кстати, происходит от слова «белый»), и с тех пор Лоркан покупает пододеяльники и простыни исключительно в ближайшем магазине «Для разведенных мужчин».

Моя голова продолжает болеть с похмелья, бежевый край одеяла начинает подергиваться каким-то странным фиолетовым налетом, и я, зажмурившись, поворачиваюсь на спину. Переспать с одноразовым партнером – этого со мной давно не случалось. Настолько давно, что я успела позабыть, как полагается прощаться после того, как проведешь ночь со случайным мужчиной. Как?! Обменяться телефонами? Чмокнуть в щечку и выскочить за дверь? Или сначала все-таки выпить кофе, а уж потом…

Между прочим, кофе был бы весьма кстати.

– Доброе утро. – Рокочущий бас Лоркана заставляет меня вернуться к действительности. Он здесь. В одной комнате со мной.

– О-а… Гхм-м… – Я приподнимаюсь на локте и, стараясь выиграть время, тщательно тру глаза кулаком. – Привет…

Привет. Пока. Как мало времени порой проходит между этими двумя словами!

Завернувшись в бежевое одеяло, я сажусь на кровати и пытаюсь выжать улыбку, но лицо повинуется с трудом. Лоркан уже полностью одет – он в костюме и при галстуке, а в руке у него кружка с каким-то напитком. Несколько мгновений я тупо смотрю на него, пытаясь мысленно примирить этого безупречно и даже строго одетого мужчину со своим вчерашним любовником. Может быть, думаю я, наш разнузданный секс мне вообще приснился?

– Чаю?.. – Чашка, которую он мне протягивает, выглядит достаточно простой и дешевой. Несомненно, она тоже куплена в том же самом магазине «Для разведенных». Только там может продаваться посуда такой убогой расцветки – в сиротскую светло-желтую полоску.

– О нет, спасибо… – Я морщусь. – Я не пью чай. Уж лучше воды.

– А как насчет кофе?

– Кофе – отлично! И еще душ.

Хорошо бы еще получить смену белья, и заодно – служебные документы, которые я вчера оставила дома. И еще – подарок, который я купила Элис к ее дню рождения… Медленно, со скрипом, мои мозги все-таки включаются. Все-таки напрасно я поехала к нему – теперь придется нестись домой сломя голову. Вернуться на работу вовремя я все равно не успею, поэтому телефонное интервью, назначенное на девять часов, придется отложить… Я беспомощно оглядываюсь по сторонам в поисках своего «Блэкберри». Заодно нужно позвонить домой к Себастьяну, узнать, как там Ной.

Мой взгляд падает на темно-вишневое праздничное платье. Черт!.. Значит, еще и переодеваться придется.

– Ванная комната вон там. – Лоркан взмахом руки показывает куда-то в коридор.

– Благодарю.

Я поднимаюсь на ноги и пытаюсь как можно элегантнее задрапироваться в одеяло. Я миллион раз видела, как это делают героини комических сериалов в постельных сценах, но одеяло оказывается слишком тяжелым и плотным. С тем же успехом я могла бы попытаться завернуться в лист фанеры. Все же я кое-как стаскиваю его с кровати, делаю шаг в направлении коридора и, естественно, тут же налетаю на подвернувшееся под ноги бюро и больно ушибаю локоть.

– У-уй!..

– Халат?.. – Лоркан протягивает мне довольно красивый шерстяной халат с разноцветным орнаментом «пейсли». Это типично мужской халат; должно быть, именно поэтому бывшей жене не пришло в голову забрать его с собой.

Несколько мгновений я раздумываю, как поступить. Если я надену халат, то буду выглядеть довольно… глупо. «Позволь мне надеть твою большую мужскую рубашку – мне так нравится, когда рукава болтаются ниже колен!» – в общем, что-то типа того. С другой стороны, выбора у меня нет.

– Спасибо.

Пока я надеваю халат, Лоркан вежливо отворачивается, хотя особого смысла я в этом не вижу. Впрочем, так же поступают массажисты-мужчины в салонах – все они непременно отворачиваются, пока ты сползаешь с массажного столика и тянешься к простыне, хотя минуту назад они видели тебя всю.

– Ты, мне кажется, настоящая кофеманка, которая презирает все другие напитки. Я угадал? – спрашивает Лоркан, стоя у дальней стены комнаты.

«Ну что ты, я пью все!» – собираюсь ответить я, но вовремя прикусываю язык. Конечно, я кофеманка. А еще – кофе хорошо помогает с похмелья. Ну а если говорить совсем начистоту, то я предпочитаю обойтись вовсе без кофе, чем пить фигзнаеткакую бурду, приготовленную дилетантом. Говорят, некоторые заваривают кофе, как какой-нибудь чай!..

– Ну, вроде того, – соглашаюсь я. – Впрочем, я не хочу тебя затруднять. Дай мне только принять душ, и через пять минут меня здесь не будет.

– Пока ты принимаешь душ, я успею сходить за кофе. Это тут, рядом.

– Нет!

– Ну что ты, я как раз успею, пока ты будешь в ду́ше…

Он исчезает, а я оглядываюсь по сторонам в поисках сумочки. Там у меня должна быть щетка для волос. И крем для рук, который сойдет за увлажняющее средство. Пока мой взгляд рыщет по комнате и заглядывает под стулья, я внезапно задаюсь вопросом: нравится ли мне Лоркан? Сто́ит ли встретиться с ним еще раз? Может у нас получиться что-то или все ограничится приятным трахом?

Нет, решаю я. Что-то, может, и получится, но ни к чему хорошему это все равно не приведет. В конце концов, мой развод еще далеко не завершен, и было бы глупостью пытаться строить новые серьезные отношения. Что же касается Лоркана, то… Нет, что ни говори, а прошлой ночью он был на высоте. И даже если я не помню бо́льшую половину из того, что было, оставшегося вполне хватит, чтобы воспеть ему хвалу. Такого кадра просто жаль бросать, думаю я. Неплохо было бы устроить дело так, чтобы встречи, подобные нынешней, происходили регулярно. Скажем, раз в месяц, как рекламные акции книжного клуба[30].

Но где же, черт побери, моя сумка?! Я в задумчивости подхожу к электрокамину и вижу над ним на крюке сетчатую фехтовальную маску и шпагу – впрочем, не исключено, что это рапира или сабля. Я в этом не очень-то разбираюсь, хотя само фехтование, точнее – идея фехтования, мне нравится. Удержаться я, разумеется, не могу. Я снимаю маску, нахлобучиваю себе на голову и, вооружившись шпагой, поворачиваюсь к зеркалу на стене.

– Сдавайтесь, сэр Как-Вас-Там! – говорю я своему отражению. – Ки-а-а!.. – Я совершаю ногой движение из области кунг-фу, и мой роскошный халат распахивается снизу чуть не до пупа. – Сдохни, бесславный ублюдок!

Тут меня начинает одолевать смех. Интересно, с чего это я так развоевалась? Мне хочется рассказать об этой смешной фантазии Лотти, и, схватив свой телефон, который лежит тут же на каминной полке, я нажимаю кнопку быстрого набора.

Как ни странно, Лотти отвечает на первом же гудке.

– Привет, Флисс, – говорит она быстро. – Я тут зашла на сайт для невест… Как ты все-таки считаешь, нужна вуаль или нет? Я думаю – нужна… А шлейф? Он должен быть очень длинный или не очень?

Я слушаю ее, и мне снова хочется смеяться. Ничего удивительного в том, что Лотти с головой ушла в подготовку к предстоящей свадьбе, я не вижу. У моей сестры есть одно завидное качество: столкнувшись с жизненными затруднениями, она не дуется, не лелеет обиду, как некоторые. Вместо этого она просто разворачивается в другую сторону и движется по новому маршруту, устремив взгляд на заманчивый горизонт.

– Нужна, – говорю я.

– Что?..

– Вуаль нужна, – тут до меня доходит, что из-за шлема на голове Лотти плохо меня слышит, и сдвигаю его на затылок. – Вуаль нужна, она тебе очень пойдет, – повторяю я. – Ну а что сказал Бен когда узнал, что регистрация переносится? Он очень возражал?

– Мне пришлось долго его уговаривать, но все-таки он согласился. Он сказал, что хочет того же, что и я.

Гм-м… Опасный тип!..

– А в «Савой»-то вы ездили? – уточняю я.

– Что ты!.. – В голосе Лотти слышится неподдельный ужас. – Как можно?! Я же сказала: мы оба бережем себя для первой брачной ночи. Когда мы поженимся по-настоящему, вот тогда и…

Проклятье! Я-то рассчитывала, что они переспят друг с другом, и на этом все, более или менее, закончится, но Лотти, похоже, и не думает отказываться от своего идиотского плана. Во всяком случае, она по-прежнему глядит на свой грядущий союз с Беном сквозь розовые очки сексуального желания, а ведь именно этого я больше всего боялась.

– И как Бен отнесся к… к твоему плану? – осторожно спрашиваю я, стараясь ничем не показать своего скепсиса.

– Бен хочет, чтобы я была счастлива. – Голос Лотти приобретает хорошо мне знакомые сахаринно-сиропные интонации. – И знаешь что, Флисс? Я очень рада, что мы с тобой поговорили. Теперь моя свадьба будет гораздо более романтичной и красивой. И запоминающейся. Кроме того, ты успеешь познакомиться с Беном до того, как мы поженимся.

– Ты действительно хочешь познакомить Бена со своими родственниками до того, как предстанешь перед алтарем и навсегда свяжешь с ним свою жизнь? Ну и ну!.. Ты уверена, что это именно так делается?

Но Лотти, похоже, не видит в моих словах никакого подвоха. Счастье, которое она испытывает, окружает ее плотным защитным облаком, в котором мой сарказм полностью рассеивается, прежде чем достигает ее ушей.

– Кстати, вчера вечером я познакомилась с его другом Лорканом, – добавляю я. – Он кое-что рассказал мне о Бене.

– Правда? – в голосе Лотти слышится радостное воодушевление. – Ты встретилась с Лорканом? Здорово! И что он сказал о Бене?

Что он сказал о Бене? Ну-ка, подумаем… Насколько я помню, Лоркан сказал, что как раз сейчас Бену ни в коем случае нельзя жениться: во-первых, потому что он переживает ранний кризис среднего возраста, а во-вторых, потому что ему необходимо заниматься делами отцовской компании, а не личной жизнью. И еще он добавил, что моя сестра – то есть, Лотти – может пострадать ни за что.

– Да так, ничего особенного, – импровизирую я на ходу. – Я подумала – лучше я сама все увижу, когда мы встретимся. Кстати, когда ты собираешься меня с ним познакомить? Хорошо бы поскорее – мне не терпится взглянуть на твоего Бена. Может, сегодня вечером?

– Прекрасная идея! – радостно соглашается Лотти. – Давайте встретимся все четверо, выпьем по коктейлю и поговорим обо всем. Бен такой веселый, он обязательно тебе понравится! Знаешь, он был комедийным актером!

– Комедийным актером?! – притворно ахаю я. – Потрясающе! Теперь мне еще больше захотелось увидеть его своими собственными глазами… А кстати, знаешь, где я сейчас? У Лоркана дома!

– Правда?

– Ну да. Мы совершенно случайно столкнулись возле Бюро регистрации и… вроде как понравились друг другу. Лоркан пригласил меня в бар, пропустить по стаканчику, ну а потом… Короче, ты и сама знаешь, как это бывает.

Лотти все равно рано или поздно обо всем узнает, поэтому лучше, если я сама ей все расскажу.

– Да не может быть! – радостно восклицает Лотти. – Это… это просто превосходно, Флисс! Мы можем устроить двойную свадьбу.

Только Лотти способна сказать подобное! Только она – и никто другой.

– Точно, – говорю я. – Я и сама об этом подумала. У нас будут одинаковые белые платья, а к церкви мы подъедем на пони одинаковой масти.

На сей раз сарказм достигает ее ушей.

– Не говори так, – с упреком отвечает мне Лотти. – Кто знает, как может сложиться жизнь? Нужно быть готовой ко всему, к любым поворотам. Лично мне кажется, что это вполне вероятно… Возьми хотя бы нас с Беном: мы встретились совершенно случайно – и как мы теперь счастливы!

Счастливы, как бы не так, думаю я. Девчонка, которую бросил любовник, и парень, который в тридцать с небольшим переживает кризис среднего возраста! Ничего удивительного, что оба очертя голову бросились в этот скоропалительный, непродуманный брак, надеясь найти в нем универсальное средство от всех своих разочарований. По-моему, в каком-то из диснеевских фильмов была об этом забавная песенка: слова я не помню, зато уверена, что «поцелуй» рифмуется там с «разводом». Ну, или что-то вроде того.

– Мы с Лорканом просто перепихнулись, – терпеливо объясняю я. – Это была чистая физиология. Ничего больше.

– Кто знает, быть может, чистая физиология в итоге приведет вас к чему-то большему? Ты и сама знаешь, как это бывает, – говорит Лотти, и я мгновенно напрягаюсь, но все же решаю, что сестра вовсе не пыталась меня уколоть – для этого она слишком благодушно настроена. – Нет, Флисс, в самом деле, – продолжает щебетать Лотти, – вдруг Лоркан окажется главной любовью в твоей жизни? Ты сама только что сказала, что вы понравились друг другу. Он ведь тебе понравился, правда?.. Вам было хорошо вместе? Он красивый? Сексуальный?

– Да, да, да, – говорю я. – «Да» на все твои вопросы.

– Вот видишь! Так что не спеши сбрасывать его со счетов, – наставительно говорит Лотти, как будто это она моя старшая сестра, и тут же снова меняет тему: – Послушай, как ты думаешь, что лучше: торт из профитролей или просто много маленьких кексиков, сложенных в виде пирамиды?

Я устало закрываю глаза. Лотти, совсем как разогнавшийся паровой каток, не замечает препятствий и сокрушает все на своем пути.

– Такой торт из профитролей был на свадьбе тети Дианы, помнишь? – продолжает вещать Лотти. – Я отлично помню, он был очень большой. Огромный!

– Он был маленький, – говорю я. – Совсем маленький. Крошечный.

– Ты точно знаешь? А у меня сложилось впечатление…

Лотти тогда было не больше пяти лет. Немудрено, что пирамида из сладких глазированных кексов показалась ей огромной.

– Точно, – говорю я. – Да и вообще… Лично мне пришлось весь вечер притворяться, будто я прекрасно провожу время, тогда как на самом деле…

Глядя на себя в зеркало, я делаю страшное лицо. Я действительно до сих пор помню слишком тесное платье, которое меня заставили надеть, к тому же мне пришлось весь вечер танцевать со взрослыми приятелями тети Дианы, от которых разило пивом.

– Вот как?.. – Голос Лотти звучит озадаченно. – А мне казалось, что по крайней мере сама церемония была очень трогательная.

– Ничего подобного, вечер был ужасный, – твердо говорю я. – А потом стало еще хуже. Просто му́ка мученическая.

– Гляди-ка, Флисс, оказывается, торт тоже можно заказать с глазировкой! – Лотти, оказывается, меня даже не слушает. – Здесь и картинка есть! Хочешь, пришлю тебе ссылку?

– Ни в коем случае! – поспешно возражаю я. – Потому что меня сразу стошнит, и тогда Лоркан никогда меня не полюбит, и мы с ним никогда не поженимся, а главное – мы с тобой не сможем справить наши свадьбы в один и тот же день и не сможем подъехать к церкви на одинаковых пони…

Какой-то тихий звук заставляет меня обернуться. В одно мгновение моим щекам становится горячо, словно к ним приложили утюг. Черт! Черт!! Черт!!!

Лоркан здесь. Он стоит в дверях меньше чем в десяти футах от меня и внимательно слушает. Хотела бы я знать, как давно он вошел? Что успел услышать?

– Ладно, Лотти, мне пора, – быстро говорю я и выключаю телефон. – Мне только что звонила сестра, – добавляю я небрежно. – Мы немного поболтали о разных пустяках, пошутили, посмеялись… – Я вдруг вспоминаю, что на мне – фехтовальная маска. Теперь у меня горят от стыда не только щеки, но и уши и шея. Ничего себе картинка получается, думаю я. Особенно если взглянуть на нее его глазами: я стою́ перед его зеркалом, в его халате и с его шлемом на голове и толкую о какой-то «двойной свадьбе»!..

– Красивая… штучка, – бормочу я, стаскивая шлем.

– Я не знал, ты любишь с молоком или черный, – произносит Лоркан после довольно продолжительной паузы, которая кажется мне бесконечной.

– Ты о кофе?..

Вроде бы все нормально, но я чувствую – происходит что-то не то. Что?.. «Мне пришлось весь вечер притворяться, будто я прекрасно провожу время», – слышу я свой собственный голос. «А потом было еще хуже». Неужели Лоркан это слышал? И принял на свой счет?

«Просто му́ка мученическая!»

Неужели он подумал – я имею в виду…

Я холодею от ужаса. С губ срывается нервический смешок, и я поспешно прикрываю рот рукой, делая вид, что откашливаюсь. Нет! Нет!..

Может, попытаться как-то ему объяснить?.. Извиниться?..

Нет, я только все испорчу, хотя…

Положение просто УЖАСНОЕ.

Я осторожно смотрю на Лоркана. Его лицо ничего не выражает. Может быть, он ничего не слышал. Или… слышал?

Проклятье. Я никак не могу отыскать способ заговорить о том, что случилось, чтобы это не ударило бумерангом по мне же. Остается только одно – уйти. Свалить, да побыстрее.

– Гм-м… В общем, спасибо за все… – Я вешаю фехтовальную маску на место. – До свидания.

И с гордо поднятой головой я трусливо бросаюсь прочь.

* * *

Все утро меня преследуют стыд и ощущение неловкости.

К счастью, когда такси подъезжает к моей входной двери, все соседи уже ушли на работу, и никто меня видит. Дома я срываю с себя нелепое вишневое платье, стремительно принимаю душ (несомненно, установив мировой рекорд) и, включив телефон на громкую связь, звоню Ною. Разговаривая с сыном, я одновременно пытаюсь привести себя в порядок. К сожалению, я все время делаю одну и ту же ошибку: мне прекрасно известно, что, когда накладываешь тушь для ресниц, торопиться противопоказано, но тем не менее все время пытаюсь сделать это как можно скорее. В результате мне приходится хватать специальную салфетку и стирать черные комочки со щек, со лба и с зеркала (с зеркала??!). Зато поездка Ноя в гости, похоже, была в высшей степени успешной. Хотела бы я сказать то же самое о своем визите к Лоркану…

Заставить себя еще раз позвонить Лотти я не могу, да у меня все равно нет на это времени. Вместо этого я отправляю ей эсэмэс, предлагаю встретиться вечером в семь часов. Вместе с Беном, естественно…

И вот я наконец на работе – сижу за столом и стремительно читаю только что поступивший отчет о сафари-кемпинге в Кении. Отчет слишком велик – как минимум на две тысячи слов больше максимально допустимого размера. К тому же наш корреспондент, похоже, вообразил себя вторым Хемингуэем или Сидни Поллаком[31]: он не упоминает ни о бассейне, ни об обслуживании номеров или спа-процедурах, зато очень многословно описывает, как в легкой дымке встает над саванной солнце, как благородные антилопы приходят утром на водопой к реке и как колышутся девственные травы под ритмы масайских барабанов…

«Обслуживание номеров???» – корябаю я на полях манускрипта и делаю себе пометку задать этот вопрос автору по электронной почте. Потом я проверяю свой телефон. Странно, что Лотти до сих пор не отреагировала на мою утреннюю эсэмэску и не перезвонила. Я была уверена, что сестра непременно захочет сообщить мне, сколько журналов для новобрачных она просмотрела за сегодня.

Одновременно я смотрю на часы на экране «Блэкберри». Несколько свободных минут у меня есть, значит, я могу позвонить Лотти сама. Я нажимаю кнопку ускоренного набора ее номера, а сама откидываюсь на спинку кресла и сквозь прозрачную стенку своего кабинета показываю Элис условный знак, который на нашем тайном языке означает: «Как насчет кофе?» У нас выработана целая система жестов, с помощью которых я могу предложить Элис выпить по чашечке кофе, попросить ее сказать нежелательным посетителям, что меня нет на месте, а также отпустить ее после работы домой, когда мне больше не нужна ее помощь. Элис, в свою очередь, тоже может пригласить меня на кофе, показать, что посетитель пришел по важному делу, а также отпроситься в буфет за бутербродами.

– Флисс, ты?..

– Привет, Лотти. – Я сбрасываю с ног туфли и делаю глоток минеральной воды из пластиковой бутылочки. – Так как насчет того, чтобы встретиться сегодня вечером и выпить по коктейлю? Мне не терпится познакомиться с твоим Беном.

Лотти не отвечает, и это кажется мне странным. Похоже, что-то случилось. Моя сестра не из тех, кто способен долго молчать.

– Лотти, ты тут?..

– У меня есть одна новость… – голос ее слегка дрожит от волнения. – Угадай, какая?..

Похоже, я не ошиблась, и произошло что-то важное. Во всяком случае, Лотти чем-то очень довольна.

– Вы с Беном будет венчаться в нашей старой школьной капелле, хор будет петь «Клянусь тебе, моя страна», а колокола будут трезвонить на всю округу?

– Нет! – Лотти радостно смеется.

– Ты нашла рецепт свадебного пирога из профитролей и кексов, сплошь покрытый сверкающей сахарной глазурью?

– Нет, глупая, не то!.. Мы… мы поженились.

– Что-что? – Я тупо смотрю на телефон.

– Да, да, мы сделали это! Мы с Беном поженились. Только что, представляешь? В Бюро регистрации в Челси.

Я с такой силой стискиваю в руке пластиковую бутылочку, что вода из-под неплотно завинченной крышки брызжет на стол, на бумаги, на клавиатуру компьютера и мне на колени.

– Ну, что же ты меня не поздравляешь? – нетерпеливо добавляет Лотти.

Но я не могу ее поздравить. Я вообще не могу выдавить ни звука. Меня бросает то в жар, то в холод, а мой лоб покрывается липкой испариной. Как? Как это могло произойти?!

– Вот… это… да… – выдавливаю я. – Это просто… Но как?.. Ты же хотела отложить… То есть я думала – вы с Беном решили перенести свадьбу, чтобы как следует подготовиться. Мы договорились… Вы должны были…

ВЫ ДОЛЖНЫ БЫЛИ ОТЛОЖИТЬ ЧЕРТОВУ СВАДЬБУ!!!

Элис, которая входит в мой кабинет с чашкой кофе, глядит на меня с тревогой. «Все в порядке?» – беззвучно спрашивает она при помощи вопросительно-плавного движения руки. К сожалению, я не знаю, как без помощи слов сообщить помощнице, что моя идиотка сестра только что исковеркала себе жизнь, поэтому я только вымученно улыбаюсь в ответ и беру у нее чашку.

– Мы не могли больше ждать, – сообщает мне Лотти самым безмятежным тоном, и мне хочется ее придушить. – Бен не смог.

– Но ведь ты сказала, что сумела его уговорить, – я закрываю глаза и с силой тру лоб в надежде, что это грубое физическое действие поможет мне собраться с мыслями и найти выход. – А как же твои… журналы для невест? Сайты для новобрачных? Ты сама хотела венчаться в маленькой деревенской церковке, и чтобы музыка… и колокола… А, Лотти?

– Бен не против церкви и всего остального, – сообщает мне сестра. – Знаешь, оказывается, в душе он глубоко привержен традиционным ценностям, но…

– Что же в таком случае произошло? Почему он передумал? – я изо всех сил стараюсь сдержать рвущееся наружу раздражение. Столько усилий потрачено зря!.. – Почему, Лотти?!

– Это все Лоркан, – говорит она.

– Что?! – Я подпрыгиваю в кресле. – При чем тут Лоркан?

– Бен сказал: Лоркан побывал у него сегодня утром и заявил, что он совершает большую ошибку. Что он вообще не должен на мне жениться. Никогда. Естественно, Бен разозлился! Он примчался ко мне на работу, ворвался в офис и заявил, что хочет немедленно на мне жениться, а все остальные могут проваливаться в ад! В том числе Лоркан. А потом он у всех на глазах поднял меня на руки и вынес на улицу – совсем как в «Офицере и джентльмене»[32] – и все смотрели и кричали «ура!». Это было замечательно, Флисс! Совсем как в сказке!

Я глубоко дышу, пытаясь взять себя в руки. Идиот, думаю я. Кретин. Самонадеянный, тупой… болван! Имбецил. Я решила проблему. Я все устроила. Я все разыграла как по нотам, а он… он все испортил. Зачем ему понадобилось вмешиваться?! Он только разозлил Бена, и тот, конечно, помчался к Лотти, которой не могло не понравиться, что ее носят на руках у всех на глазах. Дешевый театральный жест, но она клюнула!..

– Нам повезло, – продолжает весело щебетать Лотти. – В Бюро регистрации было «окошко»… Кто-то отказался в последний момент, и они сумели втиснуть нас в очередь. Церковное благословение мы сможем получить и позже, – добавляет она беспечно, – так что наш брак будет заключен по всем правилам.

Я крепко стискиваю зубы. Сейчас мне больше всего хочется швырнуть чашку с кофе через всю комнату. Или вылить ее себе на голову, но я каким-то чудом сдерживаюсь. Я тоже, тоже виновата, думаю я. Я могла бы остановить Лотти, если бы рассказала ей все, что узнала от Лоркана.

«…У него ранний кризис среднего возраста. И твоя сестра может пострадать ни за что».

– Ты где? – глухо спрашиваю я в трубку.

– Дома, собираю вещи. Мы летим на Иконос. Здорово, правда?

– Здорово, – соглашаюсь я угрюмо. Что тут можно сказать? Ничего. И сделать тоже ничего нельзя. Лотти и Бен поженились. Все кончено.

– Может быть, у нас будет ребенок, – игриво добавляет Лотти. – Это же замечательно – зачать ребенка во время медового месяца, правда? Говорят, такие дети бывают самыми здоровыми и счастливыми. А ты будешь «тетя Флисс»! – Она смеется. – Как тебе это?

– Что-о?! – Я резко выпрямляюсь в кресле. – Лотти, послушай…

Но она не слушает:

– Извини, Флисс, мне нужно бежать. Такси уже ждет. Ну, целую. Пока.

И она дает отбой. Я лихорадочно набираю ее номер, но оператор сразу переводит меня на голосовую почту.

«У нас будет ребенок»… Ребенок? Да она с ума сошла! Неужели Лотти не понимает, насколько все осложнится с появлением ребенка?!

Моя собственная семейная жизнь обернулась кошмаром, и я не хочу, чтобы с Лотти произошло что-то подобное. Я не хочу, чтобы она озлобилась, ожесточилась и прокляла всех и вся. Я хочу, чтобы у нее все было хорошо – не так, как у меня. Чтобы все ее мечты и фантазии сбылись. Чтобы она была счастлива. Чтобы дом – полная чаша… Но для этого ей нужен нормальный муж, а не кандидат в нервнобольные, который почему-то решил пожить пару недель семейной жизнью, прежде чем продолжать коллекционировать свои подержанные мотоциклы. Ей нужен нормальный муж, иначе Лотти – как я – в конце концов непременно окажется в конторе адвоката по семейным делам Барнаби Риза и будет без конца вытирать заплаканные покрасневшие глаза, поправлять давно не мытые волосы и одергивать своего малыша, пробующего на зуб пыльные корешки юридических фолиантов.

Должно быть, по наитию я ввожу в поисковую строку Гугла слова «Отель «Амба». Мгновение спустя на экране появляются десятки рекламных снимков. Неправдоподобно голубые небеса, сказочные закаты, оформленный под природную пещеру знаменитый бассейн с тридцатифутовым искусственным водопадом, прогуливающиеся вдоль побережья безмятежно-счастливые пары, огромные кровати, засыпанные лепестками роз, и прочая, и прочая… Нет, тут и гадать нечего: Лотти и Бен сумеют зачать своего ребенка еще до того, как закончится их первая брачная ночь, так что на обратном пути в Англию ее будет без конца тошнить.

И если Бен действительно окажется безответственным летуном, если он все-таки бросит Лотти, тогда… Я крепко закрываю глаза и с силой тру лицо ладонями. Этого нельзя допустить. Я должна серьезно поговорить с Лотти. Очень серьезно поговорить. Один на один. Я должна заставить ее включить наконец мозги, отвлечься от карамельно-розовых фантазий и взглянуть в лицо реальности. И если отговорить Лотти от этого безумия мне не удастся, можно по крайней мере заставить ее задуматься о возможных последствиях.

Я сижу совершенно неподвижно, и только мои мысли мечутся, шмыгают туда и сюда, словно мыши в лабиринте. Я пытаюсь найти решение. Выход. И раз за разом оказываюсь в тупике.

В конце концов я поднимаю голову и с шумом втягиваю воздух. Я нашла… нет, не выход, но, по крайней мере, в конце тоннеля начинает что-то брезжить. Если я решусь, если отважусь… Это очень серьезный, я бы даже сказала рискованный, шаг, но у меня нет выбора. Я должна испортить Лотти и Бену их медовый месяц.

Это отвратительно, гнусно, просто подло, но мне все равно. Я знаю, что Лотти никогда меня не простит, если узнает, но меня это почти не трогает, потому что, если я не попытаюсь что-то предпринять, я никогда не прощу самой себе. Брак – это одно, а секс без соответствующих мер предосторожности – совершенно другое. Я должна быть там. Должна спасти сестру от нее самой.

Я снимаю трубку служебного телефона и набираю номер нашего отдела путешествий.

– Привет, – говорю я, когда Кларисса, начальник отдела путешествий и бронирования, снимает трубку. – У меня к тебе важное дело… Мне нужно срочно попасть на Иконос. Это греческий курортный островок. И я должна остановиться в «Амбе» – там меня хорошо знают. Когда будет ближайший рейс?

– Сейчас узнаем… – Я слышу, как она барабанит пальцами по клавиатуре компьютера. – К сожалению, прямой рейс до Иконоса отправляется только раз в день. Есть вариант с пересадкой в Афинах, но это потребует значительно больше времени.

– Я знаю. В таком случае добудь мне билет на ближайший прямой рейс, о’кей? Спасибо, Кларисса.

– Мне казалось, мы только недавно поместили очень лестный обзор об «Амбе», – удивленно говорит Кларисса. – Пару месяцев назад, что ли… Или там что-то случилось?

– Ничего не случилось, но… Необходимо кое-что уточнить, – находчиво лгу я. – У меня появилась новая креативная идея, и, чтобы ее обосновать, потребуются дополнительные материалы. Фотографии. Выборочная проверка отелей. Данные о сезонной заполняемости номеров, – добавляю я для пущего правдоподобия.

Все-таки в моем положении редактора есть свои плюсы. Никто не сомневается в моих решениях, никто не задает лишних вопросов. Кстати, идея, пришедшая мне в голову в последний момент, действительно неплоха. Я включаю «Блекберри» и набираю «Сезонная заполняемость…».

– Понятно. Как только что-то будет известно, я тебе перезвоню, – обещает Кларисса. – Думаю, я сумею добыть тебе место на завтрашний рейс, так что будь готова.

– Спасибо.

Я кладу трубку на рычаги и нервно барабаню ногтями по столу. Даже если я вылечу на Иконос завтра, на дорогу уйдет не меньше суток, а Лотти, наверное, уже сейчас мчится в аэропорт, чтобы попасть на единственный послеполуденный рейс. Вечером она будет в «Амбе» – в «Устричном номере», где огромная кровать усыпана розовыми лепестками, в джакузи пузырится ласковая вода, а из серебряного ведерка на столике подмигивает фольгой горлышко винной бутылки…

Интересно, сколько процентов женщин беременеет в первую брачную ночь? И можно ли отыскать подобную информацию в Гугле? Машинально я начинаю набирать запрос, но потом стираю написанное. Мало ли, что скажет Гугл!.. Дело не в процентах, а в Лотти. Ах, если бы я только смогла ее остановить! Уж я бы нашла способ ее остановить, если бы сумела каким-то чудом попасть в отель до того, как их брак, э-э-э… вступил в законную силу.

Я вспоминаю смешной термин, который как-то использовал Барнаби. «Консумировать брак»… Когда я спросила, что это значит, он объяснил: брак считается действительным с того момента, когда супруги вступили в фактические брачные отношения.

Это воспоминание тянет за собой другое: Барнаби объясняет мне, какие условия необходимы, чтобы брак можно было аннулировать, то есть признать недействительным, не существующим, как будто он вовсе не был заключен.

«Доказанное отсутствие фактических супружеских отношений является одним из оснований для судебного решения об аннулировании брака».

Аннулирование! Вот самое лучшее, самое прекрасное слово в английском языке! Это выход, решение всех проблем. Не будет никакого развода, никакой борьбы в суде, никаких взаимных претензий и споров. Р-раз – и все!

То, что надо.

Я знаю, что должна сделать это для Лотти. Ей необходим, так сказать, пожарный выход, но как этого добиться? Что мне следует предпринять, чтобы…

Тут новая идея, словно молния, сверкает в моем мозгу.

Я обдумываю ее тщательно, не торопясь, почти затаив дыхание, чтобы не спугнуть. Одновременно я чувствую себя потрясенной до глубины души своим собственным коварством. Это гнусный, опасный и в то же время куда более тонкий ход, чем мое первоначальное намерение испортить Бену и Лотти медовый месяц. И если я все сделаю правильно, если не совершу никакой ошибки, проблема будет решена!

Нет, в панике думаю я, нет! Я не могу! Ни за что. Это невозможно и неправильно. Я первая назвала бы чудовищем человека, который поступил бы так со своей родной сестрой, и тем не менее… Нет. Или все-таки да?..

Ладно, пусть я буду чудовищем.

Я тянусь к телефону и вижу, как дрожат мои пальцы. Я только не знаю, что это – страх или решимость. А-а, все равно!..

– Отель «Амба», отдел вип-обслуживания. Чем могу служить?

– Здравствуйте, – говорю я слегка дрожащим голосом. – Мне нужен Нико Деметриу. Скажите – это Флисс Грейвени из «Пинчер ревью». У меня к нему важное дело.

– Одну минутку, мадам.

Пока я жду, передо мной возникает мысленный образ Нико, каким я видела его в последний раз. Невысокий, пять футов и три дюйма, форменная отельная ливрея туго натянута на объемистом животе. Таким он был всегда – и когда работал в афинском «Мандарин-Ориенталь», и еще раньше – когда служил в «Сэндалз» на Барбадосе. Вся жизнь Нико была связана с отелями. Он начинал коридорным и постепенно поднялся до старшего менеджера по работе с вип-гостями в «Амбе». Я словно наяву вижу, как он спешит к телефону через отделанный мрамором вестибюль в своих блестящих туфлях из патентованной кожи, не забывая при этом зорко поглядывать по сторонам на случай, если кому-то из вип-постояльцев что-то внезапно понадобится.

Нико специализируется на «обслуживании чудаков». На нашем профессиональном жаргоне это означает, что ему приходится брать на себя исполнение любых прихотей высокопоставленных или знаменитых постояльцев. Никакой даже самый экстравагантный каприз не может застать Нико врасплох. Коктейль, составленный по особому рецепту, прогулка на вертолете, купание с дельфинами или «танец живота» в исполнении группы экзотических танцовщиц – он способен организовать все это и еще многое другое. Именно поэтому я решила, что Нико способен стать идеальным сообщником в задуманном мною преступлении.

– Флисс! – раздается в трубке его радостный голос. – Мне только что сказали: ты собираешься нанести нам визит! Это действительно так?

– Да. Если все сложится удачно, я буду на месте уже завтра вечером.

– Для нас большая честь снова принимать тебя в «Амбе», да еще так скоро. Или ты по личным делам?

В его голосе звучит невысказанный вопрос. И капелька подозрения. Почему я возвращаюсь? Что произошло?

– По личным, Нико. Более или менее, – говорю я, чтобы его успокоить. – Хотя… Я хотела просить тебя об одном одолжении. Сегодня в «Амбу» должна приехать моя сестра с мужем. Они только что поженились и намерены провести у вас медовый месяц.

– Это просто замечательно! – Нико грохочет так, что меня чуть не сбрасывает с кресла воздушной волной. Во всяком случае, на левое ухо я почти оглохла. – Не волнуйся, твоя сестра запомнит этот месяц на всю жизнь! Я приставлю к ней моего лучшего персонального дворецкого – надежного парня, который будет обслуживать только ее с мужем. Мы встретим их по высшему разряду, поднесем шампанское и сразу обсудим программу. Для начала я думаю предложить им изысканный ужин или пикник в горах. Кроме того, у нас есть…

– Нет, Нико, нет, ты не понял! – перебиваю я. – То есть изысканный ужин и прочее – все это замечательно, но я хотела попросить тебя о другом. – Я крепко стискиваю в руке трубку. – Это… не совсем обычная просьба, но…

– Я уже много лет работаю с вип-клиентами, Флисс, – мягко говорит Нико. – И меня очень трудно удивить. Ты хочешь приготовить сестре какой-то сюрприз? Поместить к ней в комнату какой-то особый подарок? Организовать для нее с мужем семейный массаж в отдельной кабинке на берегу?

– Не совсем… – Господи, как же помягче сформулировать то, чего я от него хочу? Ну, давай же, Флисс, не тяни!..

– Я хочу, чтобы ты не давал им заниматься сексом! – выпаливаю я.

На линии воцаряется тишина. Похоже, мне все-таки удалось удивить Нико.

– Флисс, – говорит он после очень долгой паузы, – повтори, пожалуйста, что́ ты сказала. Я не расслышал.

Я, однако, знаю, что он все расслышал правильно. И в этом-то как раз все дело.

– Я хочу, чтобы ты помешал им заниматься сексом, – повторяю я как можно отчетливее. – Никакого секса. Никакой свадебной ночи до тех пор, пока я не приеду. Делай что хочешь, только не давай им оставаться наедине друг с другом. Помести их в разные комнаты. Отвлеки чем-нибудь. Можешь даже похитить одного из них – все, что угодно, но только не давай им заниматься любовью.

– Но… но ведь у них медовый месяц, – озадаченно произносит Нико.

– Я знаю. Именно поэтому я и прошу тебя им помешать.

– Ты хочешь испортить первую брачную ночь собственной сестре? – почти ахает Нико. – Ты собираешься встать между мужем и его молодой женой? Между людьми, которых соединил сам Господь?

Я чувствую, что должна объяснить все поподробнее:

– Послушай, Нико, дело в том, что… Я уверена, что они поспешили. Кроме того, они еще не венчались, так что в этом отношении твоя совесть может быть спокойна. Лотти… Моя сестра совершила ошибку, огромную ошибку, и я должна поговорить с ней еще раз, поговорить до того, как… В общем, я прилечу в «Амбу» первым же рейсом, но, пока меня не будет, постарайся держать их подальше друг от друга. О’кей?

– Ей что, не нравится муж?

– Нравится, даже слишком, – я делаю кислую гримасу, хотя Нико не может меня видеть. – И ей ужасно хочется как можно скорее оказаться с ним в постели, так что задача у тебя будет нелегкая. Считай это вызовом своему мастерству и опыту.

И снова Нико долго молчит – так долго, что я успеваю во всех подробностях представить его озадаченное лицо.

– Извини, Флисс, – произносит он наконец, – но, боюсь, я не смогу выполнить твою просьбу. Если бы речь шла о том, чтобы предложить твоей сестре и ее супругу бесплатный эксклюзивный обед за столиком шеф-повара в нашем пятизвездочном рыбном ресторане, я бы в лепешку расшибся, но это…

– Нико, милый, пожалуйста… Послушай меня!.. – перебиваю я и с удивлением слышу, как в моем голосе звучит самое настоящее, неподдельное отчаяние. – Это моя единственная младшая сестра, понимаешь? Пару недель назад ее бросил человек, которого она любила, и она ринулась в этот брак ему назло, чтобы отомстить, сделать ему так же больно, как он сделал ей. Ну, ты понимаешь… Своего теперешнего мужа она почти не знает – в последний раз они виделись пятнадцать лет назад, когда были еще почти детьми. Но брак – это еще полбеды. Лотти всерьез намерена родить от него ребенка – от этого в высшей степени сомнительного, ненадежного, порой откровенно странного парня! Сама я, правда, его никогда не видела, но я разговаривала с его близким другом и… Представь себя на моем месте, Нико! Как бы ты поступил, если бы твоя дочь вышла замуж неизвестно за кого? Я уверена, ты сделал бы все, что в твоих силах, чтобы не допустить этого, ведь правда?

У Нико в самом деле есть дочь, Майя. Я видела ее несколько раз. Это очаровательное десятилетнее создание с яркими ленточками в пушистых черных волосах. Конечно, о замужестве ей думать еще рановато, но я не сомневаюсь, что нарисованная мною картина подействует на ее отца достаточно сильно.

– Если они не будут заниматься сексом, – быстро добавляю я, – этот брак можно будет без проблем ан-ну-ли-ро-вать, – последнее слово я специально для Нико произношу по слогам – так оно звучит гораздо внушительнее. – Ни один суд не призна́ет его вступившим в законную силу, – поясняю я. – Но если они переспят друг с другом…

– И все-таки это их личное дело, тебе не кажется? – судя по голосу, Нико пребывает в крайней степени волнения. – У нас отель, а не тюрьма! Кроме того, я физически не в состоянии постоянно следить за тем, где находятся наши гости и чем занимаются. Особенно если это молодожены, которые хотят уединиться…

– То есть ты хочешь сказать, что тебе не по силам удержать эту парочку от интима хотя бы в первые сутки? Что ты этого не можешь? – это уже прямой вызов, но мне все равно. Ради Лотти я готова на все, и это мой последний шанс. Я хорошо знаю Нико, знаю, как он гордится своей способностью решить любую проблему. То есть буквально любую, и это не пустое бахвальство. Он действительно может все. Сейчас Нико снова молчит, но почти уверена: мысленно он уже прикидывает, как лучше исполнить мое поручение.

– Если ты сделаешь это для меня, я буду тебе бесконечно благодарна, – я заговорщически понижаю голос. – Например, я могу написать отчет о вашем отеле и гарантировать ему пять звезд.

– Но ваш журнал уже дважды публиковал отчеты об «Амбе», и оба раза нам присвоили эту категорию, – возвращает меня Нико с небес на землю.

– Хорошо, пусть будет шесть звезд, – импровизирую я на ходу. – Я введу в обиход новую категорию специально для «Амбы». Например, «отель супер-люкс мирового класса». И помещу на обложке фотографию. Ты прекрасно знаешь, какая это реклама! Да все ваши управляющие и владельцы до небес будут прыгать от радости!

– Я тебя отлично понимаю, Флисс, – парирует он. – Но и ты пойми: я не могу вмешиваться в частную жизнь постояльцев. Ни при каких условиях, и в особенности – если они приехали в наш отель, чтобы провести здесь свой медовый месяц.

Его голос звучит достаточно твердо, и я понимаю, что должна достать из своего цилиндра что-то покрупнее кролика.

– Ладно… – Я почти шепчу:

– Слушай… Если ты поможешь мне с этим делом, я опубликую в нашем журнале эксклюзивный очерк о твоем трудовом пути и о твоих исключительных деловых качествах. Весь мир узнает, кто такой Нико Деметриу. Я могу даже назвать тебя главной причиной невероятного успеха знаменитой «Амбы»! Самым ценным сотрудником отеля. Уникальным специалистом по обслуживанию вип-клиентуры. Этот материал прочтут все, кто занимается гостиничным бизнесом, и тогда…

Я могу не договаривать. Нико и сам знает, что наш журнал распространяется в шестидесяти пяти странах. Все высшие должностные лица всех крупных (и не очень) отелей, по крайней мере, просматривают «Пинчер ревью», поэтому подобный очерк станет для Нико самой лучшей рекомендацией, какую только можно вообразить. После того, как материал будет опубликован, наш мистер Деметриу сможет успешно претендовать на любую вакансию в любом отеле мира.

– Я знаю, – негромко добавляю я, – ты давно мечтаешь работать в нью-йоркских «Четырех сезонах».

Мое сердце стучит так громко, что я невольно пугаюсь, как бы Нико этого не услышал. Никогда прежде я не злоупотребляла своим служебным положением, поэтому сейчас я волнуюсь, как, наверное, волнуются все преступники-новички. Вот так и начинаешь скользить по наклонной, отстраненно думаю я. Достаточно один раз оступиться – и готово. Через год я, наверное, буду переправлять за рубеж чемоданы наличных или приторговывать боеголовками от ракет «Трайдент».

Это был первый и последний раз, говорю я себе твердо. Первый и последний. К тому же у меня есть смягчающие обстоятельства.

Нико молчит. Совесть сражается в нем с профессиональными амбициями и карьерными соображениями, и я чувствую себя неловко от того, что поставила его в такое сложное положение. С другой стороны, в этой ситуации я тоже лицо страдающее. Не так ли?

– Ты же мастер, Нико, – говорю я льстиво. – Абсолютный гений. Если кто-то и может мне помочь, так это только ты.

Сумела ли я пошатнуть фундамент его лояльности? Или я просто полная дура? Что, если именно сейчас Нико набирает эсэмэску моему шефу?

Я уже почти готова сдаться, когда в трубке снова слышится его голос. На этот раз он какой-то свистящий, придушенный, но я все равно различаю каждое слово.

– Хорошо, Флисс, я попробую, но… я ничего не обещаю. О’кей?

Его слова звучат довольно неопределенно, но я готова буквально лопнуть от счастья.

– Я все понимаю, Нико, – отвечаю я, подделываясь под его тон и изо всех сил сдерживая рвущуюся наружу радость. – Но… ты ведь постараешься, правда?

– Я буду стараться, но… Только первые сутки, договорились? Двадцать четыре часа, и не больше. Как фамилия твоей сестры?

Готово! Он согласен!

– Лотти… Шарлотта Грейвени… – бормочу я. – То есть нет, теперь она, скорее всего, – Шарлотта Парр. Миссис Парр. А ее мужа зовут Бен, Бен Парр. Насколько я знаю, они зарезервировали «Устричный номер» и… В общем, пусть делают что хотят, но только не трахаются. – Я даже нахожу в себе силы пошутить:

– Я имею в виду, не трахаются друг с другом, договорились?

Следует еще одна весьма продолжительная пауза, потом Нико говорит:

– Это будет очень странный медовый месяц, Флисс…

8. Лотти

Наконец-то я замужем!

При мысли об этом мои губы сами собой складываются в торжествующую улыбку. Радость наполняет меня словно горячий воздух, так что кажется – еще немного, и я взмою в небо словно воздушный шар. Сегодняшний день был самым лучшим, самым удивительным и волшебным днем в моей жизни.

Я замужем! Замужем!!

Ура!!!

Собственно говоря, чудеса начались задолго до того, как я и Бен оказались в Бюро регистрации. Должна признаться – ужасно приятно вспоминать момент, когда я подняла глаза от разложенных на столе служебных документов и увидела Бена, который буквально ворвался в офис с огромным букетом роз. Глаза его сверкали, подбородок – упрямо вздернут, и я сразу поняла, что он настроен очень серьезно. Все, кто был в офисе, так и вытаращились на него. Даже мой босс Мартин выбрался из своего закутка, чтобы посмотреть, что будет дальше. А дальше было вот что: Бен остановился у двери и в полной тишине (все, естественно, молчали) сказал громко: «Лотти Грейвени! Выходи за меня замуж. Я хочу жениться на тебе сегодня же!»

А потом он подхватил меня на руки – меня! на руки! – и под дружные аплодисменты коллег понес к выходу. К счастью, Кайла догадалась догнать нас, чтобы отдать мне сумочку и телефон, а Бен вручил мне букет, и это было именно то, о чем я мечтала. Наконец-то я стала настоящей невестой.

Саму церемонию регистрации я помню довольно смутно. Должно быть, у меня наступило что-то вроде шока. Единственное, что я помню, это то, что Бен отвечал на все вопросы, которые нам задавали, практически мгновенно. Он не делал ни малейшей паузы, поэтому, когда чиновник спросил, согласен ли он взять в жены названную Лотти Грейвени (это меня, то есть), его «Да!» прозвучало почти агрессивно. Еще Бен захватил с собой несколько пригоршней экологически чистого конфетти (у него были полные карманы этого конфетти), и он осы́пал им нас обоих сразу после того, как нас объявили мужем и женой. После регистрации мы выпили шампанского в ближайшем кафе, а потом оказалось, что нам пора ехать в аэропорт, так что я даже не успела переодеться. В Грецию я лечу в том самом костюме, в котором обычно хожу на работу, но это пустяки, потому что и замуж я выходила все в том же деловом костюме (кто бы мог подумать!), а самое странное заключается в том, что меня это ни чуточки не волнует.

Я бросаю взгляд на свое отражение в зеркале над буфетной стойкой, и мне хочется засмеяться – такой у меня глуповато-счастливый вид, такие красные щеки и туманящийся взгляд. Я и вправду чувствую себя так, как выгляжу – очень счастливой и немного пьяной. Я с утра ничего не ела, но никакого голода я не чувствую – так бывает, когда происходит что-то важное и радостное и главная радость еще впереди. Мы сидим в зале ожидания в Хитроу и ждем, когда (уже совсем скоро!) объявят посадку на самолет, который унесет нас на Иконос – на остров нашей мечты.

Все же я съедаю несколько кусочков нарезанных фруктов и ломтик эмментальского сыра – просто для того, чтобы в желудке что-то было, и невольно вздрагиваю, когда чувствую у себя на бедре чью-то руку.

– Заправляешься? – раздается у меня над ухом голос Бена, и я снова вздрагиваю, на этот раз – в предвкушении. Когда я поворачиваюсь к нему, он целует меня в шею, тогда как его рука медленно ползет мне под юбку. О-о!.. Как это приятно!..

– Не могу дождаться!.. – горячо шепчет он мне на ухо.

– Я тоже, – также шепотом отвечаю я.

– Ты чертовски соблазнительна!

– А ты еще соблазнительней.

Мысленно я прикидываю, сколько нам еще ждать. Перелет до Иконоса занимает три с половиной часа. Думаю, на то, чтобы пройти таможенные формальности и добраться до отеля у нас уйдет еще не более двух часов. Десять минут на то, чтобы наш багаж доставили в номер. Еще пять минут пройдет, пока нам расскажут, где включается свет и как поворачивать кран… Тридцать секунд понадобится на то, чтобы повесить на дверь табличку «Не беспокоить».

В общем и целом получается почти шесть часов. Не знаю, как я выдержу, да и Бен тоже весь извелся. С каждой минутой он дышит все чаще, и вот уже вторая его рука оказывается у меня под юбкой. Ощущения настолько приятные, что мне никак не удается сосредоточиться на компоте из винных ягод.

– Прошу прощения… – какой-то пожилой толстяк протискивается мимо нас к буфетной стойке и начинает накладывать себе на тарелку ломтики «Эмменталера». На нас с Беном он поглядывает с нескрываемым неодобрением.

– Если вам так не терпится, – говорит он назидательным тоном, – найдите себе место поукромнее.

Я чувствую, что краснею еще больше. Не может быть, чтобы маневры Бена настолько бросались в глаза.

– У нас медовый месяц, – резко говорю я, но толстяк совершенно непробиваем.

– Поздравляю, – говорит он холодно. – Надеюсь, ваш молодой человек вымоет руки, прежде чем брать еду с общей тарелки.

Ну и зануда!..

Я бросаю на Бена красноречивый взгляд, и мы перебираемся к дальней стене, где стоят в ряд мягкие плюшевые кресла. Все мое тело тяжело, ритмично вздрагивает, кровь шумит в ушах, как прибой. Больше всего мне хочется, чтобы руки Бена вернулись туда, где они только что были, и продолжили свою сладостную работу.

– Э-э… сыра? – Я протягиваю Бену свою тарелку.

– Нет, спасибо. – Он мрачно хмурится.

Это просто какая-то пытка! Я смотрю на часы, и мне вдруг кажется, что они стоят. Я пугаюсь, но потом понимаю, что с часами все в порядке, просто на самом деле прошло всего две минуты. Две минуты из шести оставшихся часов! Это целая про́пасть времени, которое нужно чем-то заполнить. Может быть, разговором? Да, кажется, это то, что нам нужно. Легкая, непринужденная беседа на отвлеченные темы.

– Я очень люблю эмментальский сыр, – начинаю я. – А ты?

– Ненавижу.

– Правда? – Этот факт, думаю я, мне нужно непременно запомнить на будущее. Все-таки мы еще слишком мало знаем о привычках и предпочтениях друг друга, тут Флисс права на все сто. – А я и не знала, что ты не любишь «Эмменталер».

– Он надоел мне до чертиков, еще когда я жил в Праге.

– А ты жил в Праге? – спрашиваю я с любопытством. Я и в самом деле чувствую себя заинтригованной. Я не знала, что Бен жил за границей, как не знала, того, что он ненавидит эмментальский сыр. Вот, думаю я, в чем главное преимущество брака с человеком, с которым ты предварительно не прожил бок о бок несколько лет. Когда двое таких, как мы, становятся семьей, они еще долго продолжают узнавать друг о друге что-то новое. А значит, тем для разговоров у них только прибавляется. Мы с Беном – настоящие первооткрыватели, мы открываем друг друга, и это поистине захватывающее приключение, которое продлится всю жизнь. Наверное, нет ничего интереснее, чем узнавать чужие секреты, выведывать душевные тайны. Надеюсь, благодаря этому мы никогда не превратимся в уныло молчащих за ужином супругов, которым не о чем говорить, потому что все уже сказано, все изведано и у́знано.

– Правда, жил? – повторяю я. – А… зачем? Что ты там делал?

– Я уже не помню, – Бен пожимает плечами. – Это было в тот год, когда я учился цирковому искусству.

Цирковому искусству? Этого я не ожидала. Я как раз собираюсь спросить, чем еще он занимался в жизни, когда его телефон издает короткий двойной писк, сигнализируя о поступившем сообщении, и Бен вытаскивает его из кармана. Он быстро просматривает сообщение и недовольно хмурится.

– Все в порядке? – озабоченно спрашиваю я.

– Это от Лоркана, – нехотя объясняет Бен. – Как же он меня достал!..

Снова Лоркан… Мне ужасно хочется с ним познакомиться. Откровенно говоря, я испытываю к нему нечто вроде благодарности, ведь если бы вчера Лоркан не поговорил с Беном и не сказал ему… в общем, всего того, что́ он сказал, сегодня Бен не примчался бы ко мне на работу с предложением немедленно пожениться, и в результате я лишилась бы самого удивительного и романтического воспоминания в моей жизни.

Я сочувственно глажу Бена по плечу.

– Но ведь он, кажется, твой самый старый и самый близкий друг, – говорю я. – Не лучше ли вам помириться?

– Может, он и был моим другом, но теперь… – Бен неприязненно скалится, а я бросаю быстрый взгляд через его плечо и успеваю разглядеть часть текста на экране телефона.

«… тебе все равно не удастся убежать, спрятаться от необходимости принимать решение. Ты прекрасно знаешь, как много мы все работали, чтобы сделать это возможным, поэтому просто взять и исчезнуть – будет с твоей стороны…»

Бен поворачивает телефон обратной стороной ко мне, и я не осмеливаюсь спросить, можно ли мне прочесть остальное.

– А… о каком решении он пишет? – деликатно интересуюсь я.

– А-а, так… Ерунда, не стоит обращать внимание. – Бен смотрит на зажатый в кулаке телефон и злобно щурит глаза. – К тому же я ни от чего не убегаю. Я просто… Господи!.. Понимаешь, Лотти, проблема в том, что Лоркану ужасно хочется, чтобы я делал все именно так, как он считает нужным и правильным. Должно быть, он просто привык управлять всем и вся, пока работал с моим отцом. Тот его слушался, и я не могу не признать, что Лоркан часто давал ему действительно ценные советы, но теперь… Теперь все изменилось.

Он снова подносит телефон к глазам, набирает какую-то короткую фразу и резким движением пальца отправляет эсэмэс адресату. Буквально через несколько секунд приходит ответ, и Бен негромко бранится сквозь зубы.

– Приоритеты! Он говорит, что я должен правильно выбрать приоритеты! До него никак не дойдет, что речь идет о моем будущем! Ну как, как ему объяснить, что я просто сделал то, что должен был сделать еще пятнадцать лет назад?! А ведь если бы я тогда женился на тебе, сейчас у нас, наверное, было бы уже десять детей!

При этих словах я чувствую, как моя любовь вспыхивает с новой силой. Бен хочет иметь большую семью! Мы с ним об этом еще не говорили – просто не было времени, – но в душе я надеялась, что он, как и я, хотел бы иметь много детей. Четверых. А может быть, даже шестерых!

– Ничего, – говорю я, прижимаясь к нему. – Время еще есть, мы все наверстаем!

Пару секунд спустя Бен роняет телефон на сиденье и поворачивается ко мне.

– Знаешь, – говорит он, – с сегодняшнего дня для меня по-настоящему важно только одно – ты и я. Мы… И больше ничего!

– Правильно. Так и должно быть, – шепчу я в ответ.

– Я до сих пор помню момент, когда влюбился в тебя, – продолжает он, мечтательно прикрыв глаза. – Это было в тот день, когда ты впервые прошлась по пляжу колесом. Сначала ты загорала на скале посреди залива, потом прыгнула в воду и поплыла к пляжу. Я думал, ты хочешь вернуться в пансион, но на берегу ты вдруг сделала «колесо», а потом еще раз и еще… и так до самого подножия лестницы. Я думаю, ты просто не знала, что за тобой кто-то наблюдает… Меня это поразило!

Я киваю. Я тоже помню тот день, помню плотный, прохладный песок, в который я упиралась ладонями, помню, как развевались и лезли в глаза волосы. В те времена я была сильной, легкой и гибкой как тростинка, а живот у меня и вовсе был как стиральная доска…

И, разумеется, я знала, что он на меня смотрит.

– Ты сводишь меня с ума, Лотти! – говорит Бен, и его ладони снова начинают скользить вверх по моим бедрам. – Всегда сводила!..

– Нет, Бен, нельзя! – Я бросаю быстрый взгляд на пожилого джентльмена, который нет-нет, да и посматривает в нашу сторону поверх своей газеты. – Не здесь!

– Но я не могу больше ждать!

– Я тоже. – Мое тело снова начинает вибрировать в такт частым ударам пульса. Что же делать?!..

– Но нам придется, – добавляю я и смотрю на часы. Прошло всего десять минут. Не представляю, как мы оба выдержим эту пытку.

– У меня, кажется, идея! – Бен перехватывает мой взгляд и шепчет горячо:

– Ты бывала здесь раньше? В Хитроу довольно большие туалеты… Просторные кабинки…

Он делает паузу и добавляет:

– Туалеты для обоих полов. Унисекс.

Я подавляю желание захихикать.

– Ты предлагаешь…

– Угу. – Его глаза блестят, как у горячечного больного. – Ну, как тебе?

– Сейчас?

– А чего ждать? До посадки еще минут двадцать.

– Я… я не знаю. – Я и в самом деле не знаю, как поступить. Секс в общественном туалете… По правде сказать, я несколько иначе представляла себе свою первую брачную ночь, но, с другой стороны, мне и в голову не приходило, что я сама буду в таком возбуждении.

– А как же наша брачная ночь? – спрашиваю я, продолжая цепляться за свой первоначальный план. – Ведь мы хотели сделать ее особенной, романтичной…

– Мы все сделаем, как решили, – уверенно отвечает он и принимается играть моей мочкой уха, отчего приятные ощущения во всем моем теле только усиливаются. – А то, что мы задумали сейчас, это просто… просто прелюдия. Проба пера.

Его пальцы нащупывают бретельку моего бюстгальтера.

– Ну а если честно, то еще немного, и я просто лопну.

– Я тоже… лопну. – Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не застонать в голос. – Ладно. Только ты иди первый. Найди нам удобное место.

– Я пришлю эсэмэску.

Он поднимается и быстро идет к дверям унисекс-туалетов, а я откидываюсь на спинку кресла и стараюсь не расхохотаться. Просто не знаю, как у нас все получится. Впрочем, обстановка в зале ожидания кажется мне слишком респектабельной и скучной, и я не прочь внести в нее капельку экстрима.

В ожидании эсэмэс от Бена я достаю телефон и под влиянием настроения отыскиваю номер Флисс. Мы с ней столько шутили по поводу членства в клубе «Высокая миля»[33], что я просто не в силах удержаться.

«Ты никогда не занималась этим в общественном туалете аэропорта? Когда будет удобный случай, я расскажу, каково это☺»

Честно говоря, никакого ответа я не жду. Ведь это просто шутка – быть может, даже не слишком остроумная. Поэтому, когда пару секунд спустя приходит ответ, он застает меня врасплох.

«Остановись! Не смей! Ты сама все себе испортишь. Дождитесь хотя бы, пока попадете в отель!»

Несколько мгновений я тупо разглядываю буквы на экране телефона, потом перечитываю сообщение еще раз. Да что с ней, в конце-то концов, думаю я, и отбиваю новый текст:

«Не беспокойся, мы женаты☺»

Я успеваю сделать глоток воды, и тут приходит еще одно эсэмэс, на этот раз – от Бена:

«3-я каб. слева. Стукни 2 раза».

Теплая волна бежит по всему моему телу от головы до пяток, пока я набираю ответ:

«Иду».

Я беру в руки сумочку и вижу, что Флисс прислала еще одно сообщение.

«Я тебе серьезно говорю: вы должны подождать до гостиницы. Остановись, не то сама потом будешь жалеть!»

Ну, это уже чересчур. Я хотела пошутить, а в ответ получаю одни глупые нотации! И что это Флисс так волнуется? Может, она боится, что нас поймают и какой-нибудь особо пронырливый репортер сумеет связать меня с ней и с ее надутым журналом?

«Тебя это не касается!» – отправляю я Флисс сердитую эсэмэску и прячу телефон в карман. К туалетам я иду, дрожа от множества сладостных предчувствий. Внутри я дважды стучу в дверь третьей слева кабинки – и в одно мгновение оказываюсь в объятиях Бена, который уже наполовину раздет.

– О боже! Боже мой!..

Его губы прижимаются к моим, одной рукой он гладит (на самом деле больше ерошит) мои волосы, другой расстегивает застежку лифчика, пока я судорожными движениями пытаюсь избавиться от трусиков. В кабинке довольно тесно, но мне удается сделать это в рекордно короткое время. Я хочу, чтобы все произошло как можно скорее, чтобы все было быстро и яростно… Я хочу, как не хотела еще никогда в жизни.

– Ш-ш!.. – шикаем мы друг на друга, когда кто-то из нас задевает стенку кабинки локтем или коленом. К счастью, стенки здесь достаточно прочные, и на них можно опереться. Со всей поспешностью мы занимаем более или менее удобное положение – Бен прижимается спиной к стене, а я готовлюсь запрыгнуть на него, чтобы обхватить руками и ногами. Бен пыхтит, как паровоз, я тоже завелась не на шутку. Судя по стремительному началу, задуманное займет у нас не больше десяти секунд.

– Презерватив… нужно? – шепотом спрашиваю я.

– Нет, – быстро отвечает он, потом глядит на меня вопросительно. – Правильно?

– Правильно. – Мое возбуждение возрастает еще больше. Что, если мы зачнем ребенка? Это будет просто восхитительно!

Бен внезапно замирает.

– Слушай, – хрипло шепчет он, – может, с тех пор как мы были вместе в последний раз, ты выучилась каким-нибудь особенным штучкам? Если так, только скажи, что я должен делать.

– Потом, – шепчу я в ответ, поддергивая повыше юбку. – Я потом тебе расскажу… Ну, давай же!..

– О’кей.

Тук-тук-тук!!

Кто-то громко стучит в дверь кабинки, и от неожиданности со мной чуть не делается плохо. Оступившись, я больно бьюсь коленом о бачок. Что за черт?! Кто там?!

– Прошу прощения, – раздается снаружи женский голос. – Я – менеджер зала ожидания. Здесь кто-нибудь есть?

Проклятье!..

Я не могу пошевелиться. Не могу даже подать голос. В панике мы с Беном глядим друг на друга. Что делать??!

– Откройте, пожалуйста, дверь.

Одной ногой я стою на унитазе, другой успела обвить талию Бена. Где мои трусики, я понятия не имею, возможно, они утонули. Но хуже всего то, что я по-прежнему задыхаюсь от острого желания.

Может, просто не обращать внимания на эту тетку-менеджера? Послать ее к черту и продолжать в том же духе? В конце концов, что она нам сделает?

– Давай!.. – одними губами шепчу я Бену. – Только очень тихо! – На случай, если он не расслышал, я пытаюсь пояснить свои слова жестом – и сиденье унитаза под моей ногой громко скрипит. Вот досада-то!

– Если вы не откроете немедленно, мне придется открыть дверь универсальным ключом! – говорит тетка-менеджер.

Универсальный ключ-«вездеход»? Я слышала от Флисс о таких штучках. Обычно им пользуются дежурные в гостиницах, чтобы попасть в номер в случае пожара или при каких-то других чрезвычайных обстоятельствах, но я и представить не могла, что у смотрителя общественного туалета тоже может быть универсальный ключ от всех кабинок. Мы что, живем в полицейском государстве?!

Я все еще тяжело дышу, но теперь уже от разочарования. Я просто не могу соединиться со своим мужем, когда за тонкой дверцей в шести дюймах от нас прислушивается к нашей возне вооруженный универсальным ключом сортир-менеджер!

В дверь снова стучат. На этот раз стук такой сильный, что кабинка буквально ходит ходуном.

– Эй, вы меня слышите? – требовательно спрашивает женщина. – Открывайте немедленно!

Я криво улыбаюсь Бену. Ничего не поделаешь, придется открыть, пока хранительница санфаянса не вызвала полицейский спецназ.

– Сейчас! Одну минуточку! – кричу я в ответ, торопливо застегивая лифчик. – Извините, я просто… поправляла… голову.

Интересно, что это значит – «поправляла голову»? Приводила в порядок прическу или, может быть, сама себе вправляла шейные позвонки? А может, почувствовав скорый приступ, я принимала лекарство от какой-нибудь психической болезни? О, идея!..

– Мой муж должен был мне помочь, – быстро добавляю я, оглядывая пол кабинки в поисках трусиков. Бен тем временем застегивает брюки, затягивает ремень… Уф-ф! Наконец-то.

Но трусиков нигде нет. Что ж, придется их бросить. Я еще успеваю пригладить волосы, окинуть взглядом Бена и взять в руки сумочку. Наконец я открываю дверь и приветливо улыбаюсь сухонькой седовласой женщине, которая сердито глядит на меня поверх очков без оправы. За ее спиной я замечаю вторую женщину, помоложе – она брюнетка и одета в какое-то подобие униформы. Очевидно, это младший туалет-менеджер, а может, просто уборщица.

– Еще раз извините, – повторяю я. – Мне нужно было срочно сделать укол иммунной сыворотки, а муж мне помогал. Согласитесь, что делать это у всех на глазах не очень-то приятно.

Женщина окидывает меня подозрительным взглядом, но, по-видимому, решает, что я не похожа на наркоманку, которой срочно понадобилась доза.

– Хотите, я позову доктора? – предлагает она.

– Нет, спасибо. Теперь все в порядке. Спасибо тебе, дорогой, – добавляю я, обращаясь к Бену.

Взгляд женщины устремляется куда-то мне под ноги.

– Это ваши?

Проследив за ее взглядом, я обнаруживаю за унитазом свои трусики и мысленно чертыхаюсь. Ах, вот где они были!..

– Разумеется, нет, – отвечаю я с максимальным достоинством.

– Понятно. – Женщина оборачивается к помощнице. – Будьте добры, Лесли, вызовите уборщицу, пусть все здесь приберет.

Вот черт, думаю я. Это трусики от Абади, они обошлись мне в сорок фунтов. Кроме того, они прекрасно подходят к лифчику, который, к счастью, остался на мне. Нет, я не допущу, чтобы их швырнули в мусорную корзину!

– Собственно говоря… – я пристально всматриваюсь в трусики, словно они вдруг показались мне знакомыми, – возможно, это мои, – говорю я и, небрежно подняв трусики двумя пальцами, рассматриваю крошечную кремовую розочку впереди. – Точно, они!..

Под суровым взглядом туалет-менеджера я прячу трусики в карман.

– Большое спасибо. У вас просто замечательный туалет… и зал ожидания, конечно, тоже.

– И отличный «шведский стол», – добавляет Бен. – Но на вашем месте я бы все-таки заменил «Эмменталер» каким-нибудь другим сортом…

С этими словами он величественно берет меня под руку и ведет обратно в зал. Очень вовремя, потому что я готова истерически расхохотаться. Ничего особенно смешного он не сказал, но я пребываю на таком взводе, что мне много и не надо. Малейший повод, и я начну смеяться как безумная или, наоборот, – крушить все вокруг. «Как они нас застукали?» – думаю я. Как они узнали?

– Мы же совсем не шумели, – шепотом говорю я Бену. – Как они пронюхали?

– Я уверен, нас сдал тот старый зануда, – отвечает он. – Догадался, что́ мы задумали, и наябедничал.

– Вот сволочь!

Мы возвращаемся к креслам. Я сажусь и еще раз окидываю взглядом зал ожидания. Интересно, почему у них здесь есть и буфет, и выход в Интернет, и комната для инвалидов, но нет помещений для секса? Пусть не для всех, но хотя бы для молодоженов?!

– Давай выпьем шампанского, – предлагает Бен, слегка стискивая мое плечо. – Не расстраивайся. Ночью мы свое возьмем.

– Ночью?! Да! – соглашаюсь я и снова смотрю на стрелки часов. До того момента, когда мы наконец сможем вывесить на двери нашего номера табличку «Не беспокоить», нужно ждать еще почти пять с половиной часов. Что ж, остается только считать секунды. И миллисекунды.

Пока Бен идет к бару, я достаю телефон и пишу Флисс:

«Нас застукали. Кто-то нас сдал. Завистливые мерзавцы!!!»

Проходит довольно много времени, наконец я получаю ответ:

«Бедная, бедная Лотти!.. Приятного полета».

9. Флисс

Это будет познавательная поездка.

Познавательная.

Именно так, и никак иначе.

Я ни у кого не спрашивала разрешения. Никого не предупреждала. Не писала никаких заявлений и не сидела в директорском кабинете, выслушивая пространные рассуждения о том, как важно обеспечить непрерывность образовательного процесса. Мне кажется, что в данном случае решающую роль должен сыграть элемент внезапности. Кроме того, у меня просто нет времени на всю эту бюрократическую белиберду.

– Миссис Фиппс?.. – миссис Хокинс выглядывает из дверей класса. – Вы хотели меня видеть?

– А-а, здравствуйте… – Я улыбаюсь как можно увереннее. Уверенность и внезапность – вот ключ к успеху. – У меня к вам небольшое дело, миссис Хокинс. Меня на несколько дней отправляют в командировку в Грецию, и я хочу взять Ноя с собой. Думаю, для него это будет весьма познавательно.

– Вот как? – Миссис Хокинс растерянно хмурится. – Боюсь, вам придется получить разрешение у нашей директрисы.

– Я знаю, но… – Я качаю головой. – К сожалению, я улетаю уже завтра, а директрисы, насколько мне известно, сегодня нет.

– Завтра?! – ахает миссис Хокинс. – Но ведь учебная четверть началась только позавчера!

– Ах да, в самом деле… – Я делаю вид, будто мне это не приходило в голову. – Но командировка срочная, так что…

– А в чем, собственно, дело? Почему такая срочность?

«Я должна помешать сестре спать с мужем в ее медовый месяц», – хочется мне ответить, но увы – миссис Хокинс вряд ли поймет меня правильно. Приходится импровизировать на ходу.

– У нас есть подозрение, что один из только что открывшихся греческих отелей получил статус пятизвездочного не совсем правомерно, – говорю я. – И теперь я должна лично убедиться, что он действительно соответствует присвоенной ему категории. Или не соответствует. Дело важное, поскольку касается репутации нашей фирмы. Простой обозреватель с этой работой не справится, поэтому приходится ехать мне… Но, как я уж говорила, Ною эта поездка принесет только пользу. Мальчик сможет расширить свой кругозор, увидеть другую страну… Мне кажется, для него это будет очень познавательно… – повторяю я свой главный аргумент и даже развожу руки в стороны, словно показывая, насколько познавательной будет для семилетнего Ноя поездка в сомнительный греческий отель, который вполне может оказаться не пятизвездочным.

Однако миссис Хокинс не собирается капитулировать.

– Насколько я помню, в текущем учебном году вы уже трижды отрывали мальчика от занятий, – говорит она.

– В самом деле? – я картинно морщу лоб. – Мне кажется, вы ошибаетесь.

– Я знаю, вам в последнее время было… – Классная руководительница сконфуженно откашливается. – …Нелегко. Эта ваша разъездная работа и… и все остальное.

– Да.

Мы обе некоторое время глядим в потолок, словно пытаясь забыть о тех временах, когда Дэниел только-только нанял себе новых, чрезвычайно рьяных адвокатов, и я, приезжая в школу за сыном, буквально рыдала у нее на плече.

– Ну, ладно… – миссис Хокинс тяжело вздыхает. – Можете ехать. Директрисе я сама все скажу.

– Огромное вам спасибо, – благодарю я от души.

– У Ноя сейчас дополнительный урок, но, если вы зайдете, я отдам вам его портфель.

Я захожу в классную комнату, в которой приятно пахнет деревом, свежей краской и пластилином. Элен, помощница миссис Хокинс, моет над раковиной какие-то пластмассовые поддончики. Завидев меня, она приветливо улыбается. Муж Элен работает в банке и получает огромные деньги, поэтому она является большой любительницей пятизвездочного отдыха. Элен каждый месяц читает наш журнал и всегда расспрашивает меня, в каком отеле можно получить лучшие спа-процедуры и стоит ли в этом году ехать в Дубаи.

– Миссис Фиппс на несколько дней едет в командировку в Грецию и берет Ноя с собой, – говорит миссис Хокинс тоном, который в переводе на нормальный язык означает: «Эта безответственная мамаша собирается развлекаться и тащит с собой ребенка, которому нужно учиться, но я ничего не могу поделать».

– Это замечательно! – восклицает Элен, которая ничего не замечает. – Но… куда же вы денете вашего щенка?

– Кого-кого? – озадаченно переспрашиваю я.

– Ной рассказывал нам, что вы завели щенка кокер-спаниеля, – поясняет Элен.

– Кокер-спаниеля? – Я смеюсь. – Даже не знаю, с чего он это взял! У нас нет никакого щенка, и мы не собираемся его заводить… В чем дело? – спрашиваю я несколько другим тоном, заметив, что Элен и миссис Хокинс многозначительно переглядываются.

Следует долгая пауза, потом учительница говорит:

– Вот и мы тоже удивились… С вашей-то работой!.. А скажите, у вас… или у вашего мужа недавно умер отец?

– Нет. У нас никто не умирал. А что?..

– И Ною на каникулах не делали сложную операцию на руке? – спрашивает Элен. – В клинике на Грейт-Ормонд-стрит?

– Да нет же! – Я смотрю то на миссис Хокинс, то на ее помощницу. – Это все Ной вам рассказал?

– Только, пожалуйста, не волнуйтесь! – быстро говорит учительница. – Мы еще в прошлой четверти заметили, что у мальчика очень живое воображение. Он рассказывает множество историй, большинство из которых – явная выдумка.

Я с испугом смотрю на нее:

– Каких историй?

– В его возрасте совершенно естественно жить в стране выдумок, фантазий, – пытается отвлечь меня миссис Хокинс. – Ну и, конечно, домашняя обстановка тоже сказывается… Но я уверена – со временем Ной это перерастет.

– Что именно рассказывал вам Ной? – не отступаю я.

– Ну… – классная руководительница снова переглядывается с Элен. – Например, он рассказывал, что ему пересадили донорское сердце. Мы, разумеется, сразу поняли, что это выдумка. Кроме того, он упоминал, что у него появилась суррогатная младшая сестренка, что тоже показалось нам, гм-м… не слишком правдоподобным.

Донорское сердце? Суррогатная сестра? Да откуда Ной вообще знает о таких вещах?!

– Понятно, – говорю я. – Придется с ним побеседовать.

– Только будьте осторожнее, не перегибайте палку, – миссис Хокинс улыбается. – Как я уже говорила, в его возрасте это совершенно нормально. Возможно, мальчик, сам того не сознавая, всего лишь стремится привлечь к себе больше внимания, или… Как бы там ни было, я уверена, что со временем это пройдет.

– Один раз Ной даже сказал, будто вы выбросили в окно всю одежду вашего мужа и предложили соседям выбирать, что́ им понравится, – со смехом вставляет Элен. – Какое богатое воображение!

Я невольно вспыхиваю. Когда я выбрасывала Дэниелово барахло, я была на сто процентов уверена, что Ной крепко спит в своей комнате.

– Да, – говорю я как можно более естественным тоном. – Надо же такое придумать!

Мое лицо все еще горит от стыда, когда я спускаюсь в отделение Дополнительного специального образования. Каждую среду после уроков Ной посещает коррекционные занятия, потому что у него совершенно кошмарный почерк. Каждое занятие обходится мне в шестьдесят фунтов (как гласит официальный диагноз, у моего сына наблюдаются признаки «нарушения пространственной координации»). До конца урока остается еще несколько минут, и я, опустившись на миниатюрный диванчик в холле напротив коррекционного класса, коротаю время за разглядыванием стоящего у противоположной стены шкафа, битком набитого карандашами для левшей, ножницами с необычной формы кольцами и перекидными ежедневниками с надписью «Как я чувствовал себя сегодня?» на корешках. По полу разбросаны «бобовые мешки»[34], на стене негромко бубнит телевизор, идет какая-то специальная детская программа…

Было бы неплохо, невольно думаю я, если бы в нашем офисе тоже был такой «Отдел дополнительного образования», куда можно было бы зайти в перерыв, чтобы полчасика поиграть с «бобовыми мешками» и выбрать в ежедневнике карточку с текстом «Сегодня я чувствую себя плохо, потому что мой шеф – кретин».

«… Мне сделали операцию в клинике на Грейт-Ормонд-стрит… – доносится из телевизора невнятное бормотание, которое, однако, тотчас привлекает мое внимание. – После этого рука так сильно болела, что я не могла писа́ть, но…»

Я поднимаю глаза на экран и вижу азиатского вида девочку лет шести, которая произносит на камеру свой монолог:

«…Но Мария помогла мне снова научиться писать красиво».

Звучит музыка, и на экране появляется та же девочка, которая, сидя за партой, мучительно сражается с карандашом, а молодая женщина в оранжевом брючном костюме направляет ее руку. Последний кадр: сияющая девочка держит высоко над головой кривоватую картинку, которую она нарисовала. Потом изображение меркнет, и я озадаченно смотрю на пустой экран.

В клинике на Грейт-Ормонд-стрит?.. Что это? Совпадение?

«…У моей мамочки появилась суррогатная дочка, – звучит другой музыкальный мотив, и на экране появляется веснушчатый парнишка – ровесник моего Ноя. – Сначала мне казалось, что я – лишний и что она любит только ее, но теперь мне очень нравится моя сестренка…»

Что за бред??!

Я хватаю пульт и делаю звук погромче. На экране счастливый Чарли возится со своей суррогатной сестренкой. Сюжет кончается тем, что вся семья (Чарли, девочка и счастливая мать – отец почему-то остался за кадром) сидит за накрытым столом в неправдоподобно аккуратном саду.

Следующий фрагмент посвящен Роми, которому имплантировали улитку внутреннего уха. Его сменяет Сара, чья «мамоцка» сделала себе пластическую операцию (ну, это-то ладно!), и теперь выглядит как «принцесса Барби», а после нее некий Дэвид рассказывает, как ему пересадили донорское сердце, и теперь он снова может «бегать и играть».

Наконец я понимаю, что это никакая не передача, а DVD-диск (совершенно бесполезный, поскольку он является рекламой других DVD-дисков), и что проигрыватель, который я наконец-то замечаю на шкафу, настроен на бесконечное воспроизведение. Один душещипательный сюжет сменяет другой, и я едва удерживаюсь от слез, пока дети разных возрастов и с разным цветом кожи рассказывают свои трагические истории со счастливым концом. Впрочем, одновременно во мне нарастает некое подспудное раздражение, и спустя какое-то время я уже могу выразить его словами. Неужели, думаю я, никто из учителей не дал себе труда просмотреть этот диск перед тем, как включить его там, где его могут увидеть дети? Неужели никто из них не связал «фантазии» Ноя с содержанием этого диска, который мой сын, конечно же, видел?!

«Теперь я снова могу бегать и играть! – в очередной раз заявляет с экрана маленький Дэвид, жертва современной кардиальной трансплантологии. – Играть с Лю́си, моим новым щеночком!»

Лю́си оказывается щенком кокер-спаниеля. Как и следовало ожидать.

Дверь коррекционного класса неожиданно распахивается, и преподавательница миссис Грегори выводит в коридор Ноя.

– А-а, миссис Фиппс… Здравствуйте. – Она рассеянно кивает, как проделывает это каждую неделю, когда мы встречаемся. – Должна сказать, что дела у вашего Ноя идут все лучше и лучше. Он очень старается, и вот – результат.

– Рада это слышать. – Я вежливо улыбаюсь в ответ. – Ной, дорогой, одевайся скорее…

Пока сын бредет к вешалкам, я поворачиваюсь к учительнице и говорю негромко:

– Я только что посмотрела ваш DVD-диск, миссис Грегори. Он, конечно, очень любопытный, но… Как считает классная руководительница Ноя, у моего мальчика очень живое воображение, поэтому он принимает слишком близко к сердцу истории детей, о которых там рассказывается. Лично мне кажется, что Ной начинает отождествлять себя с ними, поэтому я бы попросила вас выключать проигрыватель хотя бы на то время, пока мой сын занимается на вашем этаже.

– Вы сказали – Ной отождествляет себя с этими детьми? – удивленно спрашивает миссис Грегори. – Каким же образом?

– Он рассказал миссис Хокинс, что на каникулах ему сделали трансплантацию сердца, – говорю я. – И операцию на руке в клинике на Грейт-Ормонд-стрит. Все это он почерпнул из этого видео. – Я жестом прокурора указываю на экран телевизора.

– А-а!.. – Лицо миссис Грегори вытягивается. – О боже!.. Я даже не думала…

«В следующий раз – думайте», – чуть не выпаливаю я, но мне не хочется портить отношения с учительницей, поэтому я только приятно улыбаюсь.

– Вряд ли эта программа успела причинить моему сыну вред, но… Может быть, все-таки вы поставите какой-нибудь другой диск? Или вовсе выключите проигрыватель? – Я снова улыбаюсь. – Буду вам очень признательна.

Некоторые дети играют в Гарри Поттера, но мой Ной, разумеется, вообразил себя главным действующим лицом драматических сюжетов, записанных на рекламном диске программы самопомощи. Может быть, у него действительно слишком богатая фантазия?

Когда мы выходим из школы, я слегка пожимаю сыну руку.

– Пока я ждала тебя в холле, – говорю я мягко, – я посмотрела DVD-диск твоей учительницы. Он ведь тебе нравится, правда? Ты любишь смотреть истории о других детях? – добавляю я, чтобы Ной лучше меня понял.

Сын долго, очень долго раздумывает над моим вопросом, потом произносит каким-то не своим, «взрослым» голосом:

– Если твоя мама сделала пластическую операцию, в этом нет ничего страшного. Пусть даже она выглядит иначе, ты должен думать о том, что теперь твоя мама стала гораздо счастливее.

Не сразу я опознаю цитату из сюжета о маленькой Саре. И тут же другая мысль сражает меня как молния. Неужели Ной сказал миссис Хокинс, что я сделала себе пластическую операцию и теперь «чувствую себя гораздо счастливее»?!

– Ты совершенно прав, – говорю я как можно спокойнее. – Но ведь, Ной… Ты же знаешь, что твоя мама не делала никаких операций?

Сын старательно избегает моего взгляда. О боже! Что он мог наболтать учителям обо мне?!

Я как раз собираюсь еще раз заверить Ноя в том, что я никогда не делала никаких пластических операций (пара инъекций ботокса не считаются), когда мой телефон разражается пронзительным электронным писком. Пришла эсэмэска от Лотти. Господи, этого еще не хватало! Неужели они с Беном сумели исполнить то, что задумали?

«Садимся на самолет. Так что ты все-таки думаешь о клубе «Высокая миля»? Может, назвать нашего будущего малыша Милсом или Майлсом? ☺»

«Не делай глупостей, – быстро отбиваю я. – Приятного полета».

Потом я нажимаю «Отправить» и несколько секунд смотрю на экран, прежде чем убрать телефон в сумочку. Вряд ли они попытаются сделать это в самолете, думаю я. С моей точки зрения, это весьма маловероятный сценарий, хотя чем черт не шутит?.. С другой стороны, сотрудники аэропорта должны были предупредить экипаж, что у них на борту находится перевозбужденная парочка молодоженов. За Лотти присмотрят, так что на ближайшие несколько часов я могу расслабиться.

Тут мой взгляд падает на часы, и я начинаю нервничать с новой силой. Для меня все складывается крайне неудачно. Ну почему, почему прямой рейс на Иконос бывает только раз в сутки? Экое невезение! Мне нужно срочно попасть на остров, но я вынуждена ждать до завтра, а ведь за это время может произойти слишком много всего.

Что ж, ничего не поделаешь, придется потерпеть. Ну а поскольку я все равно не могу оказаться на Иконосе раньше Лотти (это вряд ли было бы возможно, даже имейся у меня в резерве знакомый миллиардер с личным «Боингом»), нужно использовать оставшееся время с умом.

И я решаю провести одно небольшое расследование…

* * *

Я нахожу его именно там, где и рассчитывала: в обувной коробке под кроватью. Дневник Лотти… Она начала вести его, когда ей было пятнадцать, и теперь он представляет собой несколько довольно пухлых тетрадей. Насколько мне известно, сестра всегда придавала своему дневнику огромное значение. Время от времени она зачитывала мне оттуда кое-какие фрагменты и даже мечтала о том, что когда-нибудь сумеет его опубликовать. «Как я записала на днях в своем дневнике…» – подобные фразы я слышу от нее довольно часто, и они неизменно вызывают во мне глухое раздражение. Можно подумать, Лотти действительно считает свои мысли и чувства куда более значительными, чем мои. Еще бы, ведь ее каракули «не вырубишь топором», мои же мысли, оставаясь не записанными, навсегда исчезают во мгле времен. (Историки просто обрыдаются, ага!) Тем не менее я стараюсь с уважением относиться к тайнам частной жизни Лотти. Например, я никогда не читала ее дневниковых записей, если, как уже говорилось выше, она сама не посвящала меня в содержимое того или иного абзаца. Ну а если говорить совсем откровенно, они никогда меня особенно не интересовали – ее маленькие тайны, глупые девчоночьи секреты и более или менее глубокие душевные переживания. Теперь, однако, все изменилось. Я должна узнать как можно больше об этом странном Бене, и дневник Лотти остается единственным источником, из которого я могла бы почерпнуть хоть какие-то сведения. Порядочность, конечно, никто не отменял, но другого выхода я не вижу. Кроме того, я надеюсь, что о моем поступке никто никогда не узнает.

Ной смотрит на кухне «Десятилетнего Бена»[35]. Его от этой передачи за уши не оторвешь, поэтому я чувствую себя в безопасности. Для удобства я сажусь на кровать Лотти, и меня тотчас окутывает ее запах, поднимающийся от покрывала: чистый, сухой, цветочный аромат, напоминающий о летнем полдне где-нибудь у нас, в Англии. Кроме того, я хорошо помню, что в восемнадцать лет сестра пользовалась туалетной водой «Этернити», и сейчас я ощущаю и этот слабый аромат, который исходит от страниц дневника в моих руках.

Ну что ж, раз уж я здесь, придется идти до конца, думаю я и криво ухмыляюсь. В конце концов, я поступаю так не из пустого любопытства. Чтобы справиться с нерешительностью, я мысленно сравниваю себя с врачом-хирургом, который вторгается в человеческие внутренности, чтобы вырезать злокачественную опухоль. Чтение дневника, говорю я себе, послужит той же цели: спасению моей сестры, которой может угрожать очень серьезная опасность.

И все же мне не по себе. Я чувствую себя виноватой уже потому, что вторглась без спроса в квартиру Лотти, хотя она сама отдала мне ключ и попросила заходить почаще, чтобы поливать цветы и проверять, не протекли ли трубы в ванной комнате. Иными словами, у меня есть полное право находиться в ее доме. Что касается дневника, то я успею спрятать его под подушку, если кто-то все-таки войдет.

Ну, поехали…

Я наугад открываю дневник.

«Эта Флисс – просто стерва!..»

Че-го-о?..

– От стервы слышу! – машинально огрызаюсь я вслух.

Конечно, это не реакция взрослой женщины. К тому же в моих словах нет ни капли смысла (если не считать того, что я отвела душу и чувствую себя чуточку легче). Я не должна спешить с выводами, говорю я себе. Вряд ли Лотти думает обо мне подобным образом постоянно. Ее словам должно быть логическое объяснение, и сейчас я его найду. Я читаю текст всего абзаца. Ну, конечно!.. Я не дала Лотти свою джинсовую куртку, которую она хотела взять с собой в Грецию, и она на меня обиделась.

Минуточку, господа присяжные, говорю я себе. А с какой, собственно, стати, я должна была отдать ей любимую куртку, которую купила на свои честно заработанные деньги? Да и в любом случае мой отказ – вовсе не основание обзывать меня стервой! Сама того не замечая, я основательно завожусь, и вот уже моя рука тянется к телефону, чтобы позвонить Лотти и выяснить этот вопрос раз и навсегда. Про куртку-то она написала, но где написано про три пары разноцветных шлепанцев, которые я отдала ей без единого возражения и которые я никогда больше не видела? Где написано про мои солнечные очки от Шанель, которые Лотти у меня выклянчила, да так и не вернула?!

Внутренне кипя, я несколько секунд тупо смотрю в исписанную тетрадь, потом все-таки беру себя в руки и переворачиваю сразу несколько страниц. Сейчас не время выяснять отношения, не время считаться, кто у кого что-то «зажилил» пятнадцать лет назад. Я должна поскорее разобраться с Беном. Ну-ка, посмотрим, где он тут?..

Я быстро листаю страницы, просматриваю текст, и понемногу мне начинает казаться, будто я провела те каникулы вместе с сестрой. Вот мы летим в Париж, вот поездом добираемся до юга Франции, а оттуда морем – в Италию. Как говорится, автостопом по Европам, но мы еще молоды, наши впечатления – ярки и объемны, а мысли наивны и чисты, поэтому каждая короткая остановка там или сям делает нас намного богаче, чем раньше.

«…Подумываю о том, чтобы переехать в Париж, когда вырасту… Съела слишком много круассанов – просто не могла удержаться. Как бы не растолстеть! Это будет ужасно… Тед, который учится в университете, просто ПОТРЯСНЫЙ! Он занимается экзистенциализмом. Мне тоже нужно попробовать – Тед говорит, у меня получится. Тед говорит – у меня врожденный…

…Восхитительный закат. Восхитительный, волшебный, сказочный! У нас в Англии такого не бывает… Выпила слишком много рома с «Колой»… Черт, кажется, я здорово обгорела. Нужно купить какой-нибудь крем… Напрасно я переспала с этим Питом… Когда мне будет лет тридцать, хорошо бы перебраться жить на Лазурный Берег Франции. Говорят, здесь всегда весна…

…Жаль, что я так плохо говорю по-итальянски. Вот где мне хотелось бы жить всегда! Это просто сказка!.. Объелась мороженым, бр-р! Теперь меня будет тошнить от одного вида gelato[36]!.. Завтра еду в Грецию…

…Сказочное место! Восхитительное и веселое, словно мы все здесь – близкие друзья… Нескончаемый праздник… Я могла бы питаться одной фетой[37] – ничего вкуснее я в жизни не пробовала!.. Ныряли в подводные пещеры… Этот парень – Бен… Пикник с ребятами и Беном… Переспала с Беном… Это что-то восхитительное!..»

– Лотти?.. – Мужской голос вторгается в мои размышления. От неожиданности я так сильно вздрагиваю, что дневник подлетает в воздух на добрых два фута. Я пытаюсь его поймать, но в последний момент успеваю подумать, что это улика, и отдергиваю руку. Дневник падает на пол, я пинком отбрасываю его под кровать, и только потом поднимаю голову.

– Ричард?!!

Он стоит в дверях, в плаще и без шляпы, с чемоданом в руке. Волосы у него растрепались, лицо взволнованное, и я невольно думаю, что сейчас он куда больше похож на молодого Гордона Брауна, чем на молодого Пирса Броснана.

– А где Лотти? – требовательно спрашивает Ричард.

– Я пришла полить цветы, – бессвязно бормочу я и чувствую, что краснею. Из-под кровати предательски торчит уголок дневника, но подпихнуть его дальше я не решаюсь. – И еще трубы в ванной… Лотти просила меня следить за порядком.

Ричард смотрит на меня так, словно в моих словах нет ни капельки здравого смысла, и, в общем-то, он прав. Я настолько растерялась, что несу какую-то дичь.

– Где Лотти? – повторяет он громче. – С ней что-то случилось? Я был у нее на работе, но никто так и не сказал мне, где она. Я приехал сюда, а тут ты… Просто скажи, что с ней? – Ричард роняет свой чемодан на пол. – Она больна?

– Больна? – переспрашиваю я, подавляя желание истерично расхохотаться. – Нет, Лотти не больна. А что ты тут делаешь?

На его чемодане болтается голубая бирка авиакомпании. Должно быть, он примчался в город прямо из аэропорта, как настоящий рыцарь из романтического романа. Мне почти жаль, что Лотти не видит этого своими глазами.

– Я совершил ошибку. Ужасную ошибку, – глухо говорит Ричард и делает шаг к окну. Некоторое время он пристально смотрит на улицу, потом поворачивается ко мне. – Я не знаю, как много Лотти тебе рассказывает…

– Достаточно много, – дипломатично замечаю я. Почему-то мне кажется, Ричарду будет не слишком приятно услышать, что сестра рассказывает мне абсолютно все. В частности, мне прекрасно известно и о его склонности делать это с завязанными глазами, и о пристрастии самой Лотти к секс-игрушкам (она ужасно боится, что их может случайно найти уборщица).

– В общем, две недели назад мы расстались, – говорит он.

Вот уж новость так новость!..

– Я знаю, – киваю я с подобающей случаю гримасой. – Лотти была очень расстроена.

– И я тоже! – возражает он с неожиданной горячностью. Его грудь под плащом тяжело вздымается, глаза сверкают. – Это произошло так… внезапно. Мне казалось, что нам хорошо вместе, что мы счастливы… что Лотти счастлива!

– Она и была счастлива, – подтверждаю я. – Просто она не видела, так сказать, перспективы – к чему все это приведет и чем закончится.

– Ты имеешь в виду… – Он вдруг запинается посреди фразы. – …Брак?

Слушая его, я с трудом сдерживаю раздражение. Я и сама не большая сторонница семейных уз – с некоторых пор, – но мне кажется, Ричарду не стоит так явно демонстрировать свое отвращение к формальным атрибутам семейной жизни.

– В этом нет ничего противоестественного, – говорю я довольно прохладно. – Если люди любят друг друга, они рано или поздно вступают в брак.

– Я все понимаю, но… – У него делается такое лицо, будто речь идет о каком-то не совсем приличном занятии, которому с увлечением предаются участники реалити-шоу для мазохистов, и я начинаю злиться всерьез. Если бы Ричард с самого начала повел себя как мужчина и сделал Лотти предложение, мне сейчас не пришлось бы все это разгребать.

– Что тебе, собственно, нужно? – спрашиваю я.

– Мне нужна Лотти. Я хочу поговорить с ней – быть может, мне удастся все исправить. Я много раз ей звонил, но она не брала трубку и не отвечала на мои сообщения, поэтому я сказал своему боссу, что должен срочно вернуться в Англию.

В этом месте в его голосе отчетливо слышатся нотки гордости. Ричард, несомненно, уверен, что положил на алтарь любви достаточно богатую жертву, чтобы все проблемы разрешились сами собой, без каких-либо дальнейших усилий с его стороны.

– И что ты собираешься ей сказать? – уточняю я.

– Что мы созданы друг для друга, – перечисляет он таким тоном, словно зачитывает строки биржевого бюллетеня. – Что я люблю ее. Что мы можем обо всем договориться и что брак вовсе не исключен. Быть может, когда-нибудь мы действительно поженимся.

Брак не исключен. Когда-нибудь… Ух ты! Этот парень определенно знает, как добиться расположения женщины.

– Боюсь, ты опоздал, – говорю я не без чувства внутреннего злорадства, граничащего с садизмом. – Лотти уже вышла замуж.

– То есть как – вышла замуж? – удивленно переспрашивает Ричард. При этом у него делается такой вид, словно я вдруг заговорила по-японски.

– Как обычно выходят замуж? Обыкновенно. – Я слегка пожимаю плечами. – Это было сегодня утром. И как раз сейчас Лотти с мужем (картинный взгляд на часы.) летят в свадебное путешествие на Иконос.

– Что-о?! – Грозные морщины пересекают его лоб, отчего Ричард становится еще больше похож на Гордона Брауна во время его скандального выступления в парламенте. Еще немного, и он швырнет в меня ноутбук.

– Как это могло случиться?! Или ты меня разыгрываешь?

– Какой уж тут розыгрыш? – Я бросаю на него укоризненный взгляд. – Когда вы расстались, у Лотти был настоящий нервный срыв, она была вне себя и не соображала, что делает… И тут подвернулся этот парень – ее бывший бойфренд, который с ходу сделал ей предложение, и бедняжка сказала «да», потому что была очень, очень несчастна и не могла разглядеть, что это за тип. Так что, дорогой мой Ричард, ни о каком розыгрыше не может быть и речи хотя бы потому, что все это ни капли не смешно. – На этот раз мой взгляд мрачен и суров. – Вот так-то, Ричард.

– Но… кто он?

– Я же говорю: ее бывший бойфренд, с которым Лотти встречалась, когда отдыхала в Греции перед поступлением в колледж. Она не видела его лет пятнадцать или около того, но когда он ей вдруг позвонил… Словом, первая любовь, розовые сопли и все такое… Ну, ты понимаешь…

Ричард подозрительно глядит на меня. Я почти слышу, как скрипят его извилины в тщетной попытке постичь услышанное. Постепенно до него, однако, доходит, что это все-таки не дурная шутка и не розыгрыш. Я говорю правду. Лотти и в самом деле вышла замуж.

– Ёперный театр!!.. – Ричард в отчаянии лупит себя кулаком по голове.

– Вот именно, – говорю я холодно. – Не могу с тобой не согласиться.

Некоторое время мы оба удрученно молчим. В окна стучит холодный дождь, и я зябко обхватываю себя руками за плечи. Приятное возбуждение, которое я испытывала, пока тыкала Ричарда носом в его собственные глупости, прошло, и я не чувствую ничего, кроме опустошения. Ну и положеньице!

– Что ж, – вздыхает Ричард, – значит, она теперь замужем. Все кончено.

– Да.

Я пожимаю плечами. У меня нет никакого желания посвящать Ричарда в свои планы. Меньше всего мне хочется, чтобы он мне мешал или лез ко мне с дурацкими предложениями. Моя задача – помочь Лотти выпутаться из неприятной ситуации с Беном с наименьшими потерями, и если после этого Ричард захочет повторить свою попытку, что ж – флаг ему в руки.

– А… что еще тебе известно об этом парне? – Ричард внезапно выходит из ступора, в который погрузило его мое сообщение. – Как его зовут хотя бы?

– Бен.

– Бен… – повторяет он с таким видом, словно пробует слово на вкус, и его губы кривит гримаса отвращения. – Бен… Никогда не слышал, чтобы Лотти вспоминала о каком-то Бене.

– Это ничего не значит. – Я снова пожимаю плечами.

– Но я же знаю о ее предыдущем бойфренде… Джеми, кажется… И о Шеймасе. И о… забыл… Который бухгалтер…

– Джулиан, – подсказываю я.

– Точно. Но ни о каком Бене она никогда ничего не говорила. Даже не упоминала.

Ричард обшаривает взглядом комнату, словно пытаясь найти ключ к внезапному помешательству Лотти, и его взгляд (ну, разумеется!) падает на тетрадь, уголок которой по-прежнему торчит из-под кровати.

– Ты что, читала ее дневник? – Он смотрит на меня, словно не в силах поверить своим собственным глазам.

Черт, думаю я. Мне следовало знать, что Ричард сразу все поймет. Этот парень всегда все замечает, да и соображает гораздо лучше, чем кажется с первого взгляда. Лотти говорила: он как лев, который вполглаза дремлет в тени под деревом, но мне кажется, что Ричард больше похож на буйвола. Вот он мирно пасется на поляне, а секунду спустя уже мчится на тебя во весь дух, опустив к самой земле опасные рога и пуская пар из ноздрей.

– Я его не читала, – отвечаю я с максимальным достоинством, какое только возможно в подобных обстоятельствах. – Просто мне самой нужно было кое-что уточнить насчет этого Бена.

Ричард с тревогой глядит на меня:

– И что тебе удалось узнать?

– К сожалению, ничего особенного. Я пока добралась только до того места, когда они встретились на Иконосе.

Ричард внезапно наклоняется и подбирает дневник. Я, в свою очередь, тоже проявляю чудеса ловкости и успеваю ухватить тетрадь за край обложки. Некоторое время мы сопим, пытаясь вырвать дневник друг у друга. Ричард гораздо сильнее меня, но я не собираюсь уступать. Ни при каких условиях я не могу позволить ему читать дневник моей сестры. В конце концов, всему есть пределы!

– Не могу поверить, что ты сунула нос в дневник родной сестры! – пыхтит Ричард, пытаясь завладеть тетрадкой.

– А я не могу поверить, что ты готов прочесть дневник своей подружки. Бывшей подружки, – уточняю я. – Ну-ка, отдай!.. Отдай, кому говорю!..

И вот моя победа – я отнимаю у него дневник и крепко прижимаю к груди, чтобы предотвратить новые покушения.

– Я имею право, – ворчит Ричард, угрюмо глядя на меня. – Если Лотти предпочла этого парня мне, я должен знать – почему.

– О’кей, – говорю я. – Я прочту тебе те строки, которые относятся к Бену. Только потерпи немного.

И я снова листаю дневник. Мелькают французские и итальянские названия… ага, вот… Иконос. Дальше слово «Бен» встречается на каждой странице, и не по одному разу. Бен то, Бен се… Один сплошной Бен, и ни слова о закатах.

– Она познакомилась с ним в пансионе, в котором жила.

– В пансионе на Иконосе? – В глазах Ричарда вспыхивает огонек узнавания. – Про пансион я знаю. Она рассказывала мне о нем, наверное, тысячу раз! Я помню, туда вела высеченная в скале лестница, потом там вспыхнул пожар, и Лотти всех спасла. Она говорила, что этот случай изменил всю ее жизнь и что она стала такой, как сейчас, именно после него. Где-то у нее была даже фотография этого пансиона… – Он снова оглядывается по сторонам, потом уверенно показывает на простенок двойного окна. – Да вот же он!

В течение нескольких секунд мы молча созерцаем старую фотографию в рамочке. Лотти в до неприличия коротенькой юбочке с рюшами и в лифчике от бикини сидит на качелях. За ухом у нее цветок. На фотографии она выглядит очень худой, молодой, совершенно беззаботной. На заднем плане угадывается беленая стена какого-то здания. Очевидно, это и есть пансион.

– Вот, – медленно говорит Ричард. – Она много рассказывала мне про свои каникулы на Иконосе, но ни разу даже не упомянула о парне по имени Бен. Ни разу!

– Что ж… – раздумчиво отвечаю я. – Возможно, она не считала это возможным. По ряду причин.

– Понимаю. – Ричард с тяжелым вздохом опускается в кресло. Его лицо неподвижно и мрачно как у человека, который почти примирился с поражением… почти, но еще не до конца.

– Читай дальше, – требует он.

Я наскоро просматриваю несколько абзацев.

– В общем, они впервые увидели друг друга на пляже. Потом была какая-то вечеринка, они познакомились и, гм-м… поладили, – сообщаю я.

– Не надо реферировать, – говорит Ричард. – Читай!!!

– Ты уверен, что это… хорошая идея? – осторожно уточняю я.

– Читай, – повторяет он устало. – Хуже все равно уже не будет.

– О’кей, – кротко говорю я и, набрав в грудь побольше воздуха, читаю первый попавшийся абзац:

– «Утром наблюдала, как Бен катается на водных лыжах. У него здорово получается. Он вообще очень ловкий и сильный и много чего умеет. Например, Бен просто божественно играет на губной гармошке! А еще у него очень красивый загар.

Во второй половине дня мы уплыли на лодке в нашу бухту и несколько часов занимались сексом. Похоже, у меня на теле вовсе не будет белых следов от трусиков и лифчика, ха-ха! Купила на вечер несколько ароматических свечей и массажный крем. Я хочу только одного: быть с Беном и заниматься с ним сексом. Мне даже кажется, что, даже если мы расстанемся, я никогда, никогда не буду никого любить так сильно, как его!»…

На этом месте я смущенно замолкаю.

– Лотти меня просто убьет, если узнает, – говорю я.

Ричард не отвечает. Он сидит, спрятав лицо в ладонях, и вся его согбенная фигура выражает крайнюю степень отчаяния. Наконец он поднимает на меня взгляд, и я вижу, как глубоко он ранен.

– Это было пятнадцать лет назад, – бормочу я. – Лотти тогда была совсем девчонкой. Именно такие вещи обычно и пишешь в своем дневнике, когда тебе восемнадцать.

– Как ты думаешь… – Каждое слово дается Ричарду с огромным трудом. – Как ты думаешь, Лотти писала что-то подобное обо мне?

У меня в голове звучит отчетливый сигнал тревоги. Нет, думаю я. Ни в коем случае, Флисс!.. Даже смотреть не буду.

– Понятия не имею… – Я поспешно захлопываю тетрадь. – Ваши с ней отношения – это… другое. Когда человек вырастает, все меняется. Секс становится другим, любовь становится другой… Целлюлит опять же…

Я пытаюсь шуткой разрядить напряжение, но Ричард не реагирует. Он, похоже, меня даже не слышит. Уставившись на фотографию Лотти, он так сильно хмурится, что кожа у него на лбу собирается складками, как плиссировка на юбке. Резкая трель дверного звонка заставляет нас обоих вздрогнуть. В панике мы глядим друг на друга, и в наших взглядах читается одна и та же мысль: «Лотти?..»

Ричард первым выходит в узкий коридор, я поспешаю следом, с трудом сдерживая лихорадочно колотящееся сердце. Дверь распахивается… и я вижу на пороге какого-то сухонького старикашку.

– А-а, мистер Финч!.. – сварливо бубнит он. – Шарлотта дома? Она обещала привести в порядок террасу на крыше, но так ничего и не сделала, а ведь лето на носу…

Терраса на крыше. Даже я знаю об этом проекте Лотти. Как-то она позвонила мне и целый час рассказывала о своем новом увлечении садоводством. В частности, она упомянула, что намерена устроить на крыше дома «городской цветник» и уже заказала землю, горшочки, саженцы, совки, грабельки и прочие аксессуары.

– Я, конечно, все понимаю, – продолжает старик, – но обещание есть обещание. Не обещай, если не уверен, правильно? Мы все – я имею в виду жильцов нашего дома – внесли в это дело свою лепту, но теперь мне кажется…

– Лотти все сделает, но позже, – бросается в атаку Ричард. Его голос гремит так, что начинают дребезжать решетки, которыми забраны лампы дневного освещения на площадке. – Она планирует разбить на крыше настоящий сад, а не просто посадить несколько гераней в горшках. Это большой проект, который требует творческого осмысления, а такие вещи быстро не делаются, понятно вам? А если понятно, тогда – до свидания.

Старик в страхе пятится, а я слегка приподнимаю брови. Ничего себе!.. Я бы не отказалась, чтобы кто-нибудь с таким же пылом защищал мои интересы. Хотя бы время от времени.

Кроме того, я думаю, что не ошиблась, когда сравнила Ричарда не со львом, а с буйволом. Если бы он был львом, то уже сейчас беззвучно крался через подлесок, терпеливо выслеживая ничего не подозревающего Бена. Увы, для этого бедняжка Ричард слишком прямолинеен. Скорее он набросится на первую попавшуюся мишень, чтобы втоптать ее копытами в землю, и неважно, сколько дорогого фарфора он побьет при этом. Фигурально выражаясь, естественно…

Наконец дверь закрывается, и мы неуверенно переглядываемся. Похоже, непрошеное вторжение беспокойного соседа что-то изменило: атмосфера стала не такой напряженной, и все же безнадежность и уныние никуда не исчезли.

– Ладно, я, пожалуй, пойду, – говорит Ричард, застегивая плащ.

– Собираешься вернуться в Сан-Франциско? – спрашиваю я с легким презрением.

– А что мне еще остается?

– Но как же Лотти?!

– А что Лотти? Она теперь замужем, и я желаю ей всяческого счастья.

– Ричард… – Я замолкаю, не зная, что еще сказать.

– Я все понимаю. – Он грустно усмехается. – Ромео и Джульетта снова обрели друг друга после пятнадцатилетней разлуки. Что ж, по большому счету, именно так и должно быть. Мне же остается только пожелать им всего наилучшего и… удалиться.

Он расстроен, по-настоящему расстроен. Его упрямый подбородок слегка обмяк, затуманенный взгляд устремлен в пространство. Я смотрю на него и чувствую себя последней мерзавкой. Не нужно было читать ему дневник Лотти, но я поддалась худшим сторонам своей натуры, и вот к чему это привело! Теперь я должна что-то сделать, чтобы вышибить из него это псевдохристианское всепрощение и глупую покорность судьбе.

И я решаюсь.

– Они вовсе не Ромео и Джульетта, – говорю я твердо. – Если хочешь знать, то я уверена на двести процентов: эти двое просто потеряли контроль над собой, вот и ведут себя как идиоты. С Лотти все ясно – после того, как вы расстались, она была просто не в состоянии мыслить трезво и разумно; что касается Бена, то и он тоже не отдает себе отчета в своих… поступках. Как мне удалось узнать, как раз сейчас он переживает что-то вроде кризиса среднего возраста, и ему отчаянно нужна опора под ногами… хоть какая-то опора. Ричард… – Я кладу руку ему на плечо. – Выслушай меня, пожалуйста… – Я делаю небольшую паузу, ожидая, пока он переключится на меня. – Этот брак обязательно распадется. Я в этом уверена.

– Как ты можешь быть уверена в таких вещах?.. – Он судорожно кривит рот, словно ненавидя меня за попытку пробудить в нем надежду.

– У меня… предчувствие, – говорю я. – Интуиция, если угодно… Мы же все-таки родственники.

– Ну и что? – Ричард пожимает плечами. – Все равно это займет какое-то время.

Он слегка отстраняет меня и возвращается в спальню, чтобы забрать свой чемодан.

– Не займет! – Я нагоняю его и хватаю за плечо. – Все произойдет очень скоро… скорее, чем ты думаешь. Иными словами, на твоем месте я бы не принимала скоропалительных решений. Сдаться ты всегда успеешь. Лучше немного подождать и посмотреть, что будет.

Ричард молчит, пытаясь справиться с внезапно ожившими надеждами. Наконец он спрашивает:

– Когда, ты говоришь, они поженились?

– Сегодня утром. – Я мысленно морщусь: Ричард опоздал всего на несколько часов. Если бы он прилетел хотя бы вчера вечером, многих неприятностей можно было бы избежать.

– Значит, сегодня у них… – Он не договаривает, словно ему больно просто произносить эти слова.

– Да. Первая брачная ночь. – Теперь уже я надолго замолкаю и, низко опустив голову, принимаюсь внимательно разглядывать свои ногти. Мое лицо (я надеюсь!) ничего не выражает.

– Но это ничего не значит, – добавляю я после паузы. – Кто знает, как все пойдет?..

10. Лотти

Я больше не могу!

Не могу ждать!!!

Наверное, я стану первым человеком, который на самом деле умер от невозможности немедленно утолить свое сексуальное желание.

Вообще-то, я привыкла ждать. Я ждала всю жизнь, особенно в детстве – ждала дня рождения, карманных денег, каникул, Рождества, но еще никогда ожидание не было таким нестерпимым и мучительным. Пытка желанием – одна из самых страшных, и я больше не могу ее выносить. А время тянется так медленно… Осталось пять часов… четыре… три… Все время, пока мы летели на самолете и ехали на такси в отель, я мысленно твердила себе: «Скоро… скоро… скоро…» Это был, наверное, единственный способ не сойти с ума прямо на месте. Бен сидит рядом и ласкает мою ногу. Он глядит прямо перед собой, но я уверена – он тоже сдерживается из последних сил.

До отеля остается около мили, а значит, нам нужно потерпеть всего несколько минут. Ерунда, по сравнению с тем, что́ мы уже пережили! Таксист сворачивает с шоссе на подъездную дорогу, которая ведет к «Амбе», и мое нетерпение снова начинает нарастать. Эти последние минуты буквально убивают меня! Единственное, о чем я могу думать, это о Бене.

О моем Бене.

Все же полученное в юности воспитание заставляет меня проявить минимальный интерес к тому, что нас окружает. Я оглядываюсь по сторонам, но вижу только дорогу, которая петляет между заросшими кустарником холмами, да огромные яркие плакаты с рекламой греческих алкогольных напитков, названия которых нормальному человеку и выговорить-то невозможно. Насколько я могу судить, аэропорт и отель находятся на северной оконечности острова – довольно далеко от памятного пансиона, а значит, смотреть в окошко бесполезно: я все равно не увижу и не узна́ю некогда знакомые места, с которыми у меня связано столько приятных воспоминаний.

«Скоро… скоро… скоро… Теперь уже совсем скоро», – уговариваю я себя. Скоро мы оба окажемся на огромной двуспальной кровати в нашем номере для молодоженов. Наш багаж будет стоять у дверей, одежда – валяться на полу, а мы будем лежать лицом к лицу, тесно прижавшись друг к другу, и ничто, ничто не сможет нам помешать…

– Отель «Амба», – с гордостью объявляет таксист и выпрыгивает из салона, чтобы открыть для нас дверцу.

Снаружи меня окатывает теплый и ласковый, как оливковое масло, воздух.

Греция!..

Я вижу типично греческий портик с колоннами, четырех мраморных львов, стерегущих ступеньки, и каскад небольших декоративных бассейнов, больше похожих на чаши, над которыми взлетают в темнеющее небо струи фонтанов. Балконы отеля живописно заплетены цветущими бугенвиллеями, в массивных фонарях-«молниях» помаргивают толстые белые свечи, трещат сверчки и свиристят цикады, заглушая далекую музыку струнного квартета.

Мы поднимаемся по лестнице к дверям отеля, и я чувствую, как меня охватывает радостное, приподнятое настроение. Последние сомнения тают, я уверена, что нас ждет идеальный медовый месяц.

– Правда, здесь очень красиво? – говорю я, сжимая руку Бена.

– Потрясающе, – он обнимает меня за талию, потом его рука ползет выше, к застежке моего лифчика.

– Не смей! Это приличный отель! – Я смеюсь и слегка отстраняюсь, хотя все мое тело жаждет продолжения. – Нужно подождать. Еще пять минут!..

– Я не могу ждать. – Он томно глядит мне в глаза.

– Я тоже… – Я несколько раз сглатываю, сражаясь с внезапной сухостью в горле. – Еще немного, и я просто умру!

– Я умру раньше. – Его пальцы протискиваются сзади под пояс моей юбки. – Только не говори, что у тебя там надето что-то еще!..

– Ничего. Абсолютно ничего. Ни одной ниточки! – бормочу я в ответ.

– О господи!.. – Бен протяжно стонет и глядит в небеса. – Ладно. Сейчас возьмем ключ от номера, запрем дверь и…

– Мистер и миссис Парр?

Я поднимаю взгляд и вижу полного, широкоплечего, очень смуглого черноволосого мужчину, который проворно спускается по лестнице нам навстречу. Его начищенные туфли так и сверкают. Когда он подходит совсем близко, я вижу у него на груди карточку-бейджик, на которой написано: «Нико Деметриу, менеджер по обслуживанию вип-клиентов». В одной руке Нико сжимает гигантский букет цветов, который он и вручает мне со старомодной торжественностью.

– Добро пожаловать в «Амбу», – мягко рокочет он. – Мы очень рады, что вы решили провести свой медовый месяц именно в нашем отеле.

С этими словами он ведет нас сквозь большие стеклянные двери в просторный вестибюль с высоким сводчатым потолком, мраморным полом и «утопленным» бассейном в самом центре. В воде плавают горящие свечи, играет тихая музыка, а воздух насыщен приятным, чуть мускусным ароматом.

– Примите поздравления с днем свадьбы, – рокочет толстяк. – Прошу вас, присаживайтесь… – Он указывает на длинный диван с полотняной обивкой. – Позвольте предложить вам по бокалу шампанского с дороги.

Словно из-под земли рядом с нами появляется официант с двумя бокалами шампанского на серебряном подносе. Немного поколебавшись, я беру один бокал и вопросительно гляжу на Бена.

– Вы очень любезны, – говорит он, не делая, однако, ни малейшего движения в направлении завлекательного дивана. – Но мы хотели бы как можно скорее подняться в наш номер.

– Конечно, конечно… Я вас отлично понимаю. – Нико заговорщически подмигивает. – Ваш багаж уже везут наверх. От вас требуется только заполнить кое-какие бланки, пару анкет… – Он протягивает Бену ручку и довольно-таки толстый гроссбух в кожаном переплете. – Присядьте, сэр, так вам будет удобнее.

Бен нехотя садится, открывает талмуд и начинает что-то быстро строчить. Тем временем Нико вручает мне лист бумаги с набранным на компьютере текстом. «Добро пожаловать, мистер и миссис Парр!» – гласит шапка документа. Далее следует перечень предоставляемых отелем развлечений и услуг. Я пробегаю его глазами. Что ж, список довольно внушительный. «Погружение в акваланге с инструктором», «пикник на берегу с шампанским», «путешествие на принадлежащей отелю шестидесятифутовой яхте продолжительностью от одних до двух суток», «ужин на балконе по уникальному рецепту шеф-повара» и – специально для супружеских пар – «ночной сеанс массажа под открытым небом, ароматерапия по желанию».

– Мы рады предложить вам особую программу обслуживания молодоженов! – Нико так и сияет улыбкой. – В течение всего вашего пребывания в отеле вас будет круглосуточно обслуживать персональный официант-камердинер. Кроме того, вы сможете получать бесплатные спа-процедуры в отдельной косметической комнате, которая находится у вас в номере рядом с ванной. Если вам понадобится еще что-нибудь, так сказать, сверх программы, вы можете в любое время дня и ночи обратиться непосредственно ко мне, и я сделаю все, чтобы удовлетворить ваши желания. Вы наши гости, а желание гостя – закон.

– Спасибо. – Нико столь очарователен, что я не могу не улыбнуться.

– Медовый месяц – это совершенно особенный период в жизни каждой супружеской пары! – продолжает разливаться соловьем Нико. – И я лично готов сделать все, чтобы вы вспоминали это время с радостью, – он прижимает отмытые до розовости ладошки к сердцу. – Вы никогда, никогда не забудете счастливые и беззаботные деньки, проведенные под крышей нашего отеля!

– О’кей, готово… – Бен ставит последнюю точку и возвращает фолиант Нико. – А теперь скажите, как нам попасть в наш номер? Куда идти?

– Я сам вас провожу! – восклицает Нико. – Прошу сюда… Это ваш персональный лифт, на нем можно подняться только в ваш пентхаус – и никуда больше.

У нас будет свой собственный лифт? Я бросаю быстрый взгляд на Бена. Судя по его ухмылке, его посетила та же идея, что и меня.

Но Нико едет с нами, и, делая шаг в кабину, я стараюсь держать себя в руках. Бен тоже, но его взгляд то и дело устремляется на мою юбку. Я знаю, о чем он думает. Лифт поднимается наверх секунд тридцать – для первого раза этого времени хватило бы нам с лихвой. В номере мы могли бы проделать то же самое уже не торопясь, так сказать – со вкусом. Потом – ужин (возможность получать обслуживание прямо в номер мне очень понравилась), после чего мы смогли бы повторить все сначала, на этот раз – по-настоящему, медленно и вдумчиво.

– Ну вот, приехали.

Коротко звякает звонок, двери лифта открываются, и Нико с торжеством ведет нас по короткому коридору, стены которого отделаны темными деревянными панелями, а пол выложен блестящей мраморной плиткой.

– Вот наш знаменитый «Устричный номер». Буквально в прошлом месяце туристический журнал «Конде тревелер» назвал его лучшим номером для новобрачных. Прошу!..

Он распахивает перед нами широкую двойную дверь, и я невольно ахаю. Флисс была права – это не отель, а самый настоящий дворец из сказки! Весь номер оформлен под пещеру или грот, потолок которого поддерживают колонны и статуи греческих богов. Единственный недостаток, который тотчас бросается мне в глаза, заключается в том, что телевизор включен на полную мощность, и по каналу, на который он настроен, крутят «Телепузиков». Этих уродцев я ненавижу с тех пор, как мне пришлось посмотреть не меньше двадцати серий (в свое время я сидела с маленьким Ноем, пока Флисс работала). Кто, черт побери, включил эту муру?!

– Нельзя ли выключить телевизор? – говорю я.

– Разумеется, мэм. Но позвольте сначала познакомить вас с устройством вашего номера. Помимо входа, который ведет непосредственно к вашему лифту, здесь имеется отдельная парадная дверь на лестницу. – Нико быстро шагает по мраморному полу куда-то в глубь наших апартаментов (слово «номер» как-то не вяжется со всей этой роскошью). – Вот ванная комната с отдельной душевой кабинкой. Вот помещение для спа-процедур, кухня с отдельным входом для персонала, небольшая библиотека, гостиная с киноэкраном…

Нико показывает, как пользоваться DVD-проигрывателем, и я стараюсь сохранить на лице заинтересованное выражение, хотя в голове у меня по-прежнему мутится от желания. Наконец-то мы на месте. На самом деле – на месте! Мы – в нашем номере для новобрачных, и впереди нас ждет первая брачная ночь. Все, я думаю, произойдет через считаные секунды после того, как Нико закончит свой скучный инструктаж и уйдет. Бен сорвет с меня юбку. Я расстегну его рубашку и…

О, скорей бы уже, еще немного, и я просто лопну!

– …Мини-бар вы найдете вот в этом шкафчике. Охлаждение включается при помощи сенсорной кнопки, которая находится вот здесь…

– Да-да. Понятно, – я вежливо киваю, но все мое тело буквально содрогается от самой примитивной похоти. Мне плевать, как включается гребаный мини-бар. В конце концов, я приехала сюда не для того, чтобы глушить охлажденный джин с тоником. «Хватит трепаться! – мысленно молю я Нико. – Уходи скорее. Дай нам побыть наедине!»

– Ну, вот мы добрались и до спальни… – Нико отворяет еще одну дверь. Я делаю шаг внутрь – и останавливаюсь как вкопанная.

– А это еще что такое?! – пораженно восклицает позади меня Бен.

Спальня довольно большая, с куполообразным прозрачным потолком «чтобы смотреть на звезды», как говорится в рекламном проспекте. Похоже, только это нам и остается, поскольку вместо одного двуспального сексодрома в спальне установлены две довольно узкие односпальные кровати.

– А-а… э-э… – Я настолько ошарашена и сбита с толку, что только блею как коза. – К-кровати… – Я поворачиваюсь к Бену. – Кровати! – восклицаю я, беспомощно всплеснув руками.

– Да, мэм, это кровати. – Лицо Нико сияет гордостью.

– Я знаю, что это кровати… – Я все никак не могу найти подходящие слова. – Но почему их две? И почему они односпальные?

– На вашем веб-сайте помещена фотография большой двуспальной кровати, – вмешивается Бен. – Я видел ее своими собственными глазами. Где она? Куда она подевалась?

Похоже, вопрос Бена ставит нашего Вергилия в тупик.

– Мы предоставляем нашим клиентам возможность выбрать различные варианты для, э-э… сна, – говорит он. – Должно быть, пара, которая сначала забронировала этот номер, а потом отказалась, просила установить в спальне именно две отдельные кровати, что и было сделано, как видите. – Он подходит к одной из кроватей и легонько шлепает ладонью по матрасу. – Это очень хорошие кровати, – убежденно говорит Нико. – Превосходное качество. Или вы предпочитаете что-то другое?

– Да, предпочитаем, – злобно говорит Бен. – Нам нужна одна кровать. Одна, но двуспальная. Самая большая и самая лучшая из всех, что у вас есть.

– Ах, вот оно что! – Нико делает сочувственную гримасу. – Тысяча извинений, сэр. Я просто в отчаянии… Дело в том, что вы не обговорили эту опцию заранее, поэтому мы…

– Не понимаю, почему мы должны заранее заказывать двуспальную кровать? – рычит Бен. – У нас – медовый месяц, а это – номер для новобрачных. Какой дурак ставит в номер для новобрачных две односпальные кровати?

– Прошу вас, сэр, не волнуйтесь, – успокаивает его Нико. – Я вас понимаю. Сейчас я закажу двуспальную кровать. – Он достает мобильный телефон и произносит несколько быстрых фраз на греческом. Наконец он выключает телефон и снова широко улыбается. – Ну вот, все в порядке. Еще раз примите мои извинения… Ну, а пока проблема решается, позвольте мне предложить вам бесплатный коктейль в нашем вип-баре.

Мне приходится крепко сжать зубы, чтобы не выругаться. Я не хочу никаких коктейлей в вип-баре. Я хочу лежать в постели с Беном. Сейчас же!

– Сколько времени займет замена кроватей? – Бен хмурится и добавляет в сердцах: – Это просто дикость какая-то!

– Мы постараемся сделать все как можно скорее. Рабочие будут здесь… А-а, вот и они!

В дверь стучат, и Нико улыбается так, словно только что выиграл миллион.

В номер входят шестеро крепких парней в белых рабочих комбинезонах, и Нико что-то объясняет им по-гречески. Один из рабочих поднимает кровать справа за спинку и с сомнением качает головой. Потом он говорит несколько слов своему коллеге, но тот только пожимает плечами в ответ.

– Ну, в чем дело? – спрашивает Бен, глядя то на рабочих, то на Нико. – Что еще не так?

– Никаких проблем, сэр, – уверенно отвечает Нико. – Могу я предложить вам перейти в гостиную, пока мы будем работать?

И он ведет нас в гостиную. Телевизор по-прежнему включен на полную мощность, и я, направив на него пульт управления, пытаюсь сначала выключить аппарат, а когда это не удается – хотя бы сделать «Телепузиков» потише, но у меня снова ничего не выходит. «Может, батарейки сели?» – думаю я.

– Будьте добры, – кротко говорю я, – не могли бы вы выключить телевизор? Я не выношу эту передачу!

– К тому же здесь, кажется, холодновато, – добавляет Бен. – Где у вас регулируется кондиционер?

В гостиной действительно на редкость прохладно. Я это тоже заметила, но не отреагировала – «Телепузики» оказались для меня куда более сильным раздражителем, чем холод.

– Я сейчас вызову коридорного, – отвечает Нико, сияя своей ослепительной улыбкой. – Он вами займется. Позвольте напомнить, что он не только коридорный, но и ваш личный официант-камердинер, который будет обслуживать только вас все время, что вы проведете в нашем отеле.

Нико исчезает, а я смотрю на Бена круглыми от изумления глазами. По всем моим расчетам, к этому времени мы давно должны были лежать в кровати (или на полу перед камином) и заниматься сексом. Мы должны были переживать лучшие в нашей жизни минуты, а не сидеть на диване в холодной гостиной, размахивая бесполезным пультом, пока шестеро рабочих в соседней комнате двигают туда-сюда узкие односпальные койки.

Бен смотрит на меня и поднимает палец.

– Библиотека! – говорит он. – Там есть диван.

Секунду спустя мы уже там, и Бен закрывает дверь. Со всех сторон нас окружают полки с книгами (муляжи, скорее всего), но возле столика с гербовой бумагой отеля действительно стоит довольно уютный диванчик, задрапированный плотным коричневым покрывалом.

Бен проверяет, плотно ли закрыта дверь, и поворачивается ко мне.

– Наконец-то мы одни! – хрипло восклицает он.

– Ну, наконец-то! – эхом вторю я. – Это просто сумасшествие какое-то…

Мы в унисон вздыхаем. В следующую секунду Бен и я буквально набрасываемся друг на друга. Со стороны может показаться, будто мы участвуем в конкурсе, по условиям которого нам необходимо найти у партнера как можно больше эрогенных зон за минимальное время. Я обнимаю его. Он обнимает меня. Его руки ласкают, тискают, мнут, впиваются. Мой лифчик расстегнут, а блузка летит в сторону, пока я, ломая ногти, сражаюсь с пуговицами его новой рубашки, которые никак не желают протискиваться в еще нерастянутые петли. Но вот и это, последнее, препятствие устранено. Его кожа под моими пальцами кажется невероятно гладкой, горячей, аппетитной… Мне хочется хотя бы немного насладиться ощущениями от прикосновений к этой замечательной коже, но Бен лихорадочно оглядывается по сторонам.

– На диване? – предлагает он. – Или на столе?

– Все равно… – выдыхаю я.

– Я больше не могу ждать!

– Что, если они услышат?

– Они не услышат.

Он расстегивает крючки на поясе моей юбки, а я умираю от желания.

Вот оно, наконец-то! Да… да… да…

– Сэр? Мадам? – кто-то требовательно стучит в дверь. – Мистер Парр?..

– Не-е-ет!.. – тихонько шепчу я. – Не открывай!

– Какого черта?! – злобно ревет Бен. – Кто там?! Мы заняты, приходите в десять.

– Я принес вам небольшой подарок от администрации гостиницы, – доносится из-за двери. – Свежая выпечка, только что с кухни… Куда прикажете поставить?

– Все равно, – нетерпеливо отвечает Бен. – Поставьте куда-нибудь.

– Тогда на стол… вот сюда… – слышатся удаляющиеся шаги, но не успеваем мы с облегчением вздохнуть, как человек возвращается.

– Простите за беспокойство, сэр, но… Вы должны расписаться, что подарок доставлен.

На мгновение мне кажется, что Бен вот-вот взорвется по-настоящему и накинется на ни в чем не повинного официанта с кулаками, но он молчит и только тяжело дышит.

– Сэр?.. – Снова стук в дверь. – Вы меня слышите? Я принес горячее печенье, свежие булочки. Администрация нашего отеля просит принять этот небольшой знак внимания.

– Быстро распишись – и он уйдет, – шепчу я.

– Я ему сейчас голову оторву!..

– Я все понимаю, Бен, но… Иначе он не отстанет.

Мы оба пытаемся наскоро привести себя в порядок. Бен застегивает рубашку и делает несколько глубоких вдохов.

– Думай о своей налоговой декларации, – предлагаю я. – Это здорово отвлекает от любых других неприятностей.

Бен широко распахивает дверь библиотеки. На пороге стоит пожилой мужчина в превосходно пошитой серой тужурке с золотым галуном на лацканах и кармане. В руках у него серебряный поднос, накрытый куполообразной крышкой.

– Добро пожаловать в отель «Амба», мистер и миссис Парр, – говорит он с достоинством. – Я – ваш персональный официант-камердинер. Димитрий Георгиос круглые сутки в вашем полном распоряжении! – он склоняется в легком поклоне. – Вот, примите это печенье в знак внимания…

– …от администрации отеля, – подхватывает Бен. – Спасибо. Да поставьте уже куда-нибудь это дерь… этот поднос! – он быстро расписывается на квитанции, которую протягивает ему Георгиос.

– Благодарю вас, сэр.

Наш официант-камердинер бережно опускает поднос на кофейный столик.

– Сок сейчас принесет мой младший коллега.

– Сок? – Бен глядит на него во все глаза. – Какой еще сок?

– Свежий апельсиновый сок, – тотчас отвечает Георгиос. – К булочкам. Мой помощник Гермес доставит его прямо сюда. Если вам понадобится лед – вызовите меня, – он протягивает Бену небольшую визитку. – Вот мой номер. К вашим услугам, сэр.

Бен тяжело дышит.

– Вот что, любезнейший, э-э-э… Георгиос, – говорит он, быстро заглянув в карточку. – Мы не хотим никакого сока, понятно? Отмените его, о’кей? Мы хотим только побыть немного наедине, чтобы нас никто не беспокоил.

– Я вас отлично понимаю, – отвечает Георгиос, не моргнув глазом. – Вы не хотите, чтобы вас беспокоили, – он торжественно кивает. – Разумеется! У вас медовый месяц, и вам хочется побыть наедине. Для каждой супружеской пары это совершенно особое время, не так ли?

– Вот именно. И я бы попросил…

Бен хочет сказать что-то еще, но его отвлекают громкий стук и крики. Мы бросаемся в гостиную и видим там здоровенного парня в белом комбинезоне, который, стоя напротив дверей спальни, громко распекает рабочих. Мгновение спустя словно чертик из табакерки появляется Нико. Заламывая руки, он обращается к нам:

– Прошу принять мои извинения, господа: шум действительно ужасный. Мы не хотели вас беспокоить, но…

– Да что здесь, черт побери, происходит? – взгляд Бена становится совершенно диким, блуждающим. – Что это за грохот?

– Возникла небольшая проблема с кроватями, которые нужно вынести из вашей спальни, – вкрадчиво поясняет Нико. – Совсем небольшая. Просто крошечная!..

Из спальни появляется еще один гостиничный работяга, рукава его белого комбинезона закатаны, в руках – кувалда. Заметив Нико, он удрученно качает головой и произносит несколько слов по-гречески.

– В чем дело? – требовательно спрашивает Бен. – Что он говорит? Вы что, до сих пор не заменили кровати?

– И выключите кто-нибудь телевизор! – добавляю я. – Это просто невыносимо!

И в самом деле, стоит грохоту молотков ненадолго прерваться, как я снова слышу верещащих на полную мощь ненавистных «Телепузиков». Мне даже кажется, что телевизор работает громче, чем раньше, хотя это, наверное, только мое воображение.

– Сэр, мадам, еще раз примите мои глубочайшие извинения! – Нико склоняется в поклоне – на удивление изящном для его тучной фигуры. – Поверьте, наши сотрудники делают все, чтобы решить проблему кроватей как можно скорее. Что касается телевизора…

Нико хватает пульт и, направив его в сторону телевизора, с силой жмет какую-то кнопку, отчего звук тотчас делается вдвое громче.

– Не так! – кричу я, затыкая уши ладонями. – Не громче! Тише!!

– Виноват, мэм! – кричит в ответ Нико, но и ему приходится напрягаться, чтобы перекрыть адский рев телемонстров. – Сейчас попробую еще раз!

Он возится с пультом, но ничего не происходит. Нико стучит его о ладонь, трясет, но все тщетно.

– Заело! – объявляет он голосом, исполненным какого-то радостного изумления. – Я сейчас вызову инженера.

– Прошу прощения… – на сцене, и без того переполненной, появляется еще одно действующее лицо: мужчина средних лет в такой же, как у Георгиоса, серой тужурке с галунами.

– Дверь была открыта, – говорит он в свое оправдание. – Я принес мистеру и миссис Парр свежий апельсиновый сок – знак внимания от администрации «Амбы». Мадам, – обращается он ко мне, – куда прикажете поставить графин?

– Я… Я… – Мне не хватает слов. Больше всего мне хочется завизжать. Это должна была быть наша – моя! – брачная ночь, но вместо это мы с Беном торчим в гостиной среди рабочих и отельной обслуги, а из телевизора, впиваясь в мозг, доносятся дебильные голоса телепузиков.

– Мадам, – мягко говорит Нико, – мне ужасно неловко, что мы доставили вам столько неудобств. Не желаете ли пройти в бар – выпить коктейль за счет администрации?

11. Флисс

Я начинаю бояться сыплющихся на мой телефон эсэмэсок. Мне хочется закрыть глаза ладонями, чтобы не видеть их, не читать, что в них написано, – уж слишком это похоже на слежку, на подглядывание, – но я должна. Должна знать. Другого выхода нет.

Первая брачная ночь моей сестры и ее мужа напоминает ад. Собственно говоря, это и есть самый настоящий ад, иначе не скажешь. Никакая это не брачная ночь в том смысле, какой люди обычно вкладывают в это словосочетание. Это нечто совершенно иное – выматывающий нервы, отвратительный, бесконечный кошмар, который устроила своей родной сестре я. Да, это сделала я, и на мне лежит тяжкое бремя вины и греха. От этого мне просто физически плохо – плохо до спазмов в животе, плохо до едкого вкуса во рту. С каждым новым бюллетенем с театра военных действий мне становиться еще хуже, и я из последних сил утешаю себя тем, что это делается с самыми добрыми намерениями и ради благой цели.

Я открываю очередную эсэмэс и читаю:

«Заказали еще по «Маргарите». Этот парень умеет пить. Н.»

Нико держит меня в курсе, сообщая о каждом новом повороте событий. Его последние четыре сообщения содержат полный отчет о названиях и количестве бесплатных (якобы за счет администрации) коктейлей, которые Лотти и Бен успели пропустить в баре отеля. Количество впечатляет. В бар они спустились в начале одиннадцатого по местному времени. Сейчас на Иконосе уже за полночь, и, по моим расчетам, Лотти уже давно должна была набраться вдрызг.

А Бен?..

Я задумываюсь, машинально похлопывая телефоном по ладони. Кажется, Лоркан говорил что-то… Ага, вспомнила. По его словам, Бен – прирожденный игрок, но иногда он зарывается. Зарывается… гм-м… Я быстро набираю сообщение для Нико:

«Б. любит азартные игры».

Никаких пояснений. Нико сообразит, что и как ему нужно сделать.

Я отправляю эсэмэс, потом откладываю телефон в сторону, закрываю крышку чемодана и защелкиваю замки. Мне необходимо успокоиться, но самые противоречивые мысли продолжают метаться у меня в голове, словно острыми иглами покалывая мозг.

Я собираюсь испортить своей сестре медовый месяц, и это ужасно!

Но я делаю это только потому, что желаю ей добра.

Добра?!

Вот именно.

Ведь если я не вмешаюсь – Лотти забеременеет, и последствия могут быть ужасными. Вдруг они с Беном поймут, что не подходят друг другу, и разбегутся? Что тогда? Что?! Разве в этом случае я НЕ пожалею, что ничего не предприняла? Не стану ли я похожа на тех, кто много лет назад старательно делал вид, будто не замечает готовых вторгнуться на Британские острова германских фашистов?

Бен, конечно, не фашист, и тем не менее…

Но едва ли не больше всего я стыжусь своей идеи с «Телепузиками». Это жестоко. По-настоящему жестоко. Ведь я отлично знаю, что Лотти терпеть не может эту передачу…

Я выкатываю свой чемодан в прихожую и ставлю рядом с чемоданом Ноя. Мой сын спит в своей комнате, обняв Мистера Обезьяна, и дышит спокойно и ровно – я убеждаюсь в этом, когда заглядываю к нему в комнату. Известие о предстоящей поездке Ной воспринял совершенно спокойно и тут же отправился укладывать свой небольшой чемоданчик. Единственный вопрос, который он задал, – это сколько пар трусиков ему взять. Когда-нибудь, думаю я с гордостью, мой сын будет править миром.

Потом я отправляюсь в ванную комнату и наполняю ванну. В воду я добавляю ароматическое средство, купленное в дьюти-фри. Моя ванная битком набита ароматическими солями, шампунями, кондиционерами и прочими косметическими средствами, которые, как я недавно осознала, я покупаю исключительно в аэропортах. Одежду я примеряю перед посадкой в самолет, а плачу́ за нее, когда возвращаюсь. На борт я поднимаюсь с косметическим набором фирмы «Кларанс» в руках, а копченых испанских сосисок и «Пармезана» в вакуумной упаковке у меня скопилось столько, что я могла бы целый год питаться исключительно ими. Ими и, конечно, шоколадом «Тоблерон»…

Тут я задумываюсь. Горячая ванна, шоколадка и бокал вина… А что, это было бы очень неплохо.

После непродолжительной борьбы с собой я отправляюсь на кухню, где в специальном отделении буфета хранятся наши с Ноем вкусняшки: шесть больших треугольных плиток «Тоблерона» и огромная коробка конфет «Ферреро Роше», также купленная в дьюти-фри. Каждую субботу я даю Ною по три конфеты. Кажется, он теперь считает, что их так и продают – по три штуки. Похоже, ему и в голову не приходит, что конфеты можно покупать – и есть – в куда бо́льших количествах.

Что ж, на то они и вкусняшки.

Я как раз отламываю изрядный кусок шоколада, когда мой телефон начинает звонить. Я спешу ответить на вызов, полагая, что это Нико, однако, на дисплее высвечивается имя моей сестры.

Лотти?.. Я настолько потрясена, что роняю шоколад на пол. Сердце громко стучит, большой палец дрожит над телефонной клавиатурой, а глаза – я этого не вижу, но знаю наверняка – воровато бегают по сторонам. Я не хочу отвечать. Просто не могу!.. К счастью, пока я мешкаю, вызов переключается на голосовую почту. Со вздохом облегчения я кладу «Блэкберри» на полку буфета, но он тут же принимается звонить вновь.

Это опять Лотти, я чувствую это. Что ж, придется ответить, потому что в противном случае мне придется самой ей перезванивать, а это может оказаться еще тяжелее.

Я крепко зажмуриваю глаза и, задержав дыхание, вслепую жму на кнопку «Ответить».

– Это ты, Лотти? Мне казалось – раз у тебя медовый месяц, тебе должно быть не до меня, – я с ходу пытаюсь взять легкомысленный, шутливый тон, чтобы сестра ничего не заподозрила. – Или ты вспомнила, что забыла выключить утюг перед отъездом?

– Ф-ли-и-ис?!..

Мне не нужно много времени, чтобы проанализировать развязно-просительную интонацию и неуверенную артикуляцию согласных. Все ясно. Во-первых, моя сестрица здорово пьяна. Еще раз – во-первых, она вот-вот расплачется. Ну и, в-главных, Лотти даже не подозревает, что я замешана в каких-то направленных против нее интригах, иначе откуда бы взялся вопросительный знак в конце?

– Как дела? – интересуюсь я небрежно.

– Слушай, Флисс, я просто не знаю, что делать! – доносится в ответ самый настоящий крик души. – Бен совершенно пьян! В хлам, в дым, в дрова. Как мне его… пртр… протрезвить? Только поскорее! Может, ты знаешь какой-нибудь способ?

Способ я знаю. Это хороший, испытанный способ. Он включает в себя очень много крепкого кофе, кубики льда (отнюдь не для приема внутрь) и дезодорант поядренее, который необходимо впрыскивать пациенту непосредственно в ноздри, однако я не собираюсь делиться с Лотти своим рецептом. Не в этот раз.

– Господи! – бормочу я, талантливо изображая сочувствие. – Бедная ты моя, бедная… Даже не знаю, что тебе посоветовать. Попробуй дать ему кофе покрепче.

– Да он даже сидеть прямо не может! Бен выпил все эти дурацкие бесплатные коктейли, после чего мне пришлось буквально тащить его на себе в наш номер. Здесь он рухнул на кровать и не шевелится, а ведь это должна была быть наша первая брачная ночь!

– Господи помилуй! – притворно ахаю я. – Неужели вы даже не…?

– Нет, – мрачно отвечает Лотти. – Мы не успели.

Я не в силах сдержать вздох облегчения. Нет, я вполне доверяю мастерству и интуиции Нико, но эти молодожены – такие хитрые бестии! Лотти и Бен вполне могли потихоньку перепихнуться так, чтобы этого никто не заметил.

– Нам постоянно кто-то мешал! Кто-то или что-то, представляешь?.. – продолжает скорбно стенать Лотти. – А ведь ты сама рекомендовала мне этот отель, Флисс! Ты говорила, что он очень хороший, но на самом деле это просто какой-то кошмар! Знаешь, я даже собираюсь пожаловаться на плохое обслуживание! Я, может быть, даже буду писать в прессу! Это безобразие! Они… в общем, они испортили нам медовый месяц. Во-первых, они зачем-то установили в нашем номере две односпальные кровати, а потом заявили, что не могут их убрать! В результате я сейчас сижу на одной односпальной кровати, а на другой храпит Бен! – Голос Лотти поднимается до пронзительно-истерических высот. – Нет, ты представляешь?! Две односпальные кровати в номере для новобрачных!!!

– Не представляю, – соглашаюсь я поспешно. – Действительно, кошмар!

С каждой минутой мой голос звучит все более фальшиво, но Лотти настолько взвинчена, что ничего не замечает.

– В общем, администрация ужасно извинялась и даже предложила нам в качестве компенсации бесплатные коктейли. Мы пошли в бар, и там наш персональный камердинер поспорил с Беном, что он не сможет выпить какой-то особый греческий ёрш! Бен, естественно, выхлебал его просто залпом и сразу окосел… Уж не знаю, что они там такого намешали, эти греки. Может, абсент с пивом?.. Я знаю, абсент действует похожим образом.

Я издаю какой-то неопределенный звук. О том, что́ на самом деле могло быть в чаше, которую поднес Бену Нико, мне страшно даже подумать. Некстати вспоминается, что они там, в Греции, любили преподносить друг другу сок цикуты.

– В лифте – у нас, кстати, свой персональный лифт, – с пьяной непоследовательностью хвастается Лотти, – мы немного пообнимались, и я подумала: наконец-то происходит что-то, ради чего мы сюда приехали, но к тому моменту, когда мы добрались до верхней площадки, Бен отрубился и повис на мне мертвым грузом! Он обнимал меня и заснул, представляешь?! Мне пришлось волоком затаскивать его в комнату и взваливать на постель, а он, знаешь ли, довольно тяжелый!..

Мне кажется, она начинает всхлипывать, и я яростно чешу в затылке, пытаясь в срочном порядке найти способ правильно разыграть попавшие мне в руки козыри.

– Знаешь, Лотти, мне кажется, что, по большому счету, все это просто мелочи. Завтра вы оба проснетесь свежими и бодрыми и попробуете наверстать упущенное. Или ты не согласна?

Но Лотти не то чтобы не согласна – она меня просто не слушает.

– Клянусь, я подам на отель в суд! – возмущается она. – Не знаю, какой идиот назвал его идеальной гостиницей для новобрачных. По-моему, хуже этого ничего и быть не может. Во всяком случае, в этой «Амбе» нашему медовому месяцу настал самый настоящий амбец.

– Послушай, ты ужинала? – торопливо спрашиваю я, пытаясь отвлечь Лотти от мыслей о возмездии – подрыв репутации отеля вообще и Нико в частности в мои планы никоим образом не вписывается. – Закажи что-нибудь в коридорной службе. У них там готовят отличные суси и превосходную пиццу.

– О’кей, я подумаю. Все равно ничего другого мне просто не остается, – печально говорит Лотти. Ее гнев как-то внезапно угас, а вздыхает она так жалобно, что у меня разрывается сердце. – Извини, что взвалила все это на тебя. Я знаю, ты ни в чем не виновата, просто…

Ответить мне нечего. Лотти, сама того не подозревая, просто режет меня без ножа. Мне приходится еще раз напомнить себе, что я поступаю правильно. «Что лучше, – мысленно спрашиваю я себя, – одна испорченная ночь или одна испорченная жизнь и незавидная участь матери-одиночки в придачу?»

– Флисс? Ты где? Тебя совсем не слышно!

– Я здесь… – прежде чем ответить, мне приходится сглотнуть застрявший в горле комок. – Слушай, попробуй все-таки поспать, хорошо? Вот увидишь, завтра будет легче.

Почему я сказала «легче», а не «лучше»? Не знаю… Оговорка, впрочем, получилась знаменательная.

– Спокойной ночи, Флисс.

– Спокойной ночи, Лотти.

Я первой прерываю соединение и некоторое время смотрю в пространство перед собой, пытаясь усилием воли избыть давящее чувство вины.

«Вот увидишь, завтра будет легче».

Ложь! Я уже поговорила с Нико и дала ему новые указания.

Завтра не будет ни легче, ни лучше.

12. Лотти

Терпеть не могу говорить о чем-то, чего не случилось, не произошло, особенно если этого «чего-то» я ждала с большим нетерпением. Но если бы меня спросили, как я представляю себе утро после моей первой брачной ночи, я описывала бы его совсем другими словами.

Совершенно другими!

Например, я всегда думала, что мы с моим мужем будем лежать в огромной постели, утопая в белоснежных простынях и подушках, похожих на горы мыльной пены с рекламы стирального порошка. За окном будут весело петь птицы, и первые солнечные лучи, пробившись сквозь щель между шторами, нежно коснутся наших лиц. Еще не до конца проснувшись, мы снова потянемся друг к другу, поцелуемся и сразу же вспомним блаженное волшебство только что прошедшей ночи, когда мы были вместе, и мы были – одно. Еще некоторое время мы будем лежать, шепча друг другу маленькие смешные глупости, обмен которыми плавно перейдет в неспешный утренний секс.

И уж конечно, я меньше всего ожидала, что проснусь на узкой односпальной койке – с затекшей шеей и гадким вкусом во рту, а в комнате будут витать запахи вчерашней пиццы, и Бен будет стонать и хвататься за виски́ на кровати рядом.

– Ты как, живой? – спрашиваю я.

Я стараюсь проявлять сочувствие, хотя больше всего мне хочется пнуть его как следует.

– Не знаю. Наверное… – Он с усилием приподнимает голову и смотрит на меня мутным взглядом. Лицо у него странного зеленоватого оттенка, к тому же Бен так и не снял свой дорожный костюм.

– А что, собственно, произошло?

– Ты выиграл пари, – говорю я. – Молодец!

Взгляд Бена устремляется куда-то мимо меня – сквозь меня. Кажется, он пытается сложить сохранившиеся в памяти обрывки и фрагменты во что-то более или менее целое.

– Похоже, я тебя разочаровал, – произносит он.

– Так, самую малость, – отвечаю я.

– Прости.

– Ничего страшного. Со всяким может случиться.

– Нет, мне действительно жаль!

– Я так и поняла.

– Слушай, Лотти, я говорю совершенно серьезно! – Он спускает ноги на пол и встает, театрально покачиваясь. – Глубокоуважаемая миссис Парр, примите мои самые горячие, самые искренние сожаления… и извинения. Скажите, как я могу возместить причиненный ущерб? – Он низко кланяется и едва не падает. Я знаю, что все это чистой воды театр, и все-таки мне смешно. На Бена просто невозможно сердиться долго.

– Даже не знаю… – Я продолжаю недовольно хмуриться, но это уже игра, и мы оба это отлично знаем.

– Вот если бы в кроватке миледи нашлось немного места, я бы доказал ей…

– Что ж, попробуем уместиться здесь вдвоем.

Я наполовину сажусь на кровати, упираясь спиной в изголовье, и приглашающим жестом отворачиваю край одеяла. Это очень хорошее, теплое и мягкое одеяло на натуральном гусином пуху, поэтому оно совершенно ничего не весит. Мы могли бы выбрать любой материал и набивку подушек, а также различные матрасы – отель предлагал не менее двух десятков вариантов устройства супружеской постели (все это я узнала из проспекта, который от нечего делать листала вчера вечером, давясь пиццей и слезами). Мне, однако, все равно, чем набиты наши подушки – гусиным пухом или гречневой крупой, гипоаллергенным пластиком или тривиальной соломой. Главное, мой муж сейчас лежит рядом со мной, и он не спит непробудным пьяным сном, а все остальное неважно.

– У-м-м… – Бен зарывается лицом в мою шею. – Ты такая… ужасно уютная!

– Ты хотя бы снял костюм, – говорю я со смехом. – Я уже не говорю о запахе… Я понимаю, у тебя похмелье после вчерашнего, но это не повод, чтобы уклоняться от обязанностей, которые ты добровольно на себя взвалил.

– Не повод! – Бен смеется и, одним движением стащив с себя одновременно пиджак и рубашку, усаживается на меня верхом. – К исполнению супружеских обязанностей готов! Здравствуй, жена!

– Привет, идиот!

– Как я уже говорил, ты ничего не потеряешь. За то, что мы пропустили вчера, тебе воздастся сторицей. – Он проводит кончиками пальцев по моей щеке, потом его рука просовывается под одеяло и нащупывает кружевную отделку моего невероятно дорогого гарнитура, состоящего их коротенькой комбинации и микроскопических трусиков. – У нас впереди все утро!

– И весь день. – Я поднимаю руки, обвиваю ими его шею и заставляю наклониться, чтобы поцеловать.

– Мы это заслужили… – бормочет он. – О, Лотти!.. Лотти! Ах… – Его руки уже стаскивают с меня трусики. – Знаешь, оказывается, я тебя помню! Мои руки помнят!..

– Я тоже тебя помню. – От сильного желания язык едва ворочается у меня во рту, и слова звучат незнакомо и странно. Это, однако, сущие пустяки, на которые ни Бен, ни я не обращаем внимания. Главное, он по-прежнему чертовски сексуален; это очень приятное открытие, и я не сомневаюсь, что дальше будет еще приятнее. Дальше начнется настоящая сказка, волшебство, осуществление давнишней мечты, и никто, никто не скажет мне…

– Мадам?..

Мне кажется, я узнаю голос Георгиоса. Сначала, правда, я решаю, что это Бен меня дурачит, но тут же понимаю, что он тут ни при чем. Значит, это наш лакей, дворецкий, мажордом… забыла, как именно называется его идиотская должность. Но откуда он здесь взялся? Как попал в наш номер?!

Мое сердце едва не выскакивает из груди, когда я резко сажусь, прикрываясь уголком одеяла.

– Д-доброе утро, – бормочу я невнятно.

– Прикажете подавать завтрак? – доносится из-за двери.

Так и есть – Георгиос каким-то образом попал в номер, и теперь хозяйничает в гостиной, прямо за дверью нашей спальни.

Но… Какого черта?!

Я смотрю на Бена, который выглядит как человек, готовый совершить убийство с последующим расчленением трупа.

– Ты ведь повесила на дверь табличку «Не беспокоить», правда?! – озадаченно шепчет он, и я киваю.

– Конечно, повесила. Во всяком случае, я думала, что повесила, но…

– Но?..

Я пожимаю плечами:

– Даже не знаю…

Георгиос вежливо стучит в дверь нашей спальни, которая стоит полуоткрытой, а еще через мгновение его фигура в серой тужурке появляется в поле нашего зрения.

– Сэр, мадам… Я взял на себя смелость заказать для вас наш фирменный завтрак, о котором большинство молодоженов, останавливавшихся в нашем отеле, отзываются с неизменной похвалой. Это Особый Завтрак с Шампанским и Музыкой. Смею надеяться, вам он тоже понравится.

Я смотрю на него, не в силах произнести ни звука от удивления. Особый завтрак? С шампанским и музыкой? Что бы это могло значить? Что за… О, нет!! Мое потрясение настолько глубоко, что я едва не выпускаю из рук край одеяла, которым прикрываюсь. В дверях появляется изящная блондинка в белоснежной греческой тунике, которая с неженской силой вкатывает в спальню громоздкую арфу.

В отчаянии я смотрю на Бена. Что делать? Как прекратить этот идиотизм? Или, может быть, мы оба просто бредим?

– Мистер и миссис Парр, позвольте еще раз поздравить вас с бракосочетанием и пожелать долгой и счастливой семейной жизни, – церемонно произносит девица, усаживаясь перед своим инструментом на крошечный складной стульчик. – Сегодня за завтраком я исполню для вас самые популярные романтические мелодии, которые помогут вам скорее адаптироваться к новой обстановке.

И она принимается ловко перебирать струны арфы, а Георгиос и присоединившийся к нему Гермес уже ставят на столики подле наших кроватей подносы со снедью, наливают шампанское, очищают фрукты и подносят изящные полоскательницы, чтобы мы могли освежить руки перед едой.

Я так и не сумела издать ни звука. Все происходящее слишком сюрреалистично и слишком сильно на меня действует, чтобы я осмелилась возразить. Минуту назад я мечтала о самом приятном сексе в своей жизни – о сексе, который означал бы фактическое начало нашего с Беном семейного существования, но вместо этого я жеманным движением подношу к губам зеленоватый киви, который с поразительной ловкостью очищает для меня пожилой служащий гостиницы. Девица в тунике наяривает на своей арфе «Любовь меняет все». Я человек довольно музыкальный, но арфы я всегда недолюбливала. А сейчас мне и вовсе хочется швырнуть в инструмент блюдо с горячими мини-круассанами.

– Пожалуйста, возьмите в руки бокалы и поздравьте друг друга с началом семейной жизни, – говорит Георгиос, с умилением глядя на нас, и мы послушно чокаемся. Не успеваем мы пригубить напиток, как наш официант-камердинер без всякого предупреждения бросает в нас изрядную пригоршню розового конфетти. Оно застревает у меня в волосах, сыплется в бокал, а главное – от неожиданности я чуть было не поперхнулась и не выплюнула шампанское на одеяло. В последний момент я сдерживаюсь – и тут меня ослепляет вспышка: это Георгиос сделал наше первое семейное фото.

– Снимок на память, – подтверждает он мою догадку. – Мы будем еще не раз вас фотографировать, так что в конце вашего пребывания в нашем отеле вы получите в подарок от администрации целый альбом с памятными фотографиями.

– Что-о?! – выдавливаю я. Мне вовсе не хочется, чтобы служащие отеля фотографировали нас с Беном каждый раз, когда им удастся застичь нас врасплох!

– Ешь, – шепчет мне на ухо Бен. – Как только мы закончим, они уйдут.

В его предложении есть смысл, и я протягиваю руку к чайнику, но Георгиосу удается меня опередить.

– Позвольте мне, мадам… – Он наливает мне в чашку чай, и я делаю несколько глотков. Потом я съедаю пару киви и банан, и, прижав руки к животу, откидываюсь на подушку.

– Все ужасно вкусно, но я уже наелась, – говорю я.

– Я тоже, – кивает Бен. – Завтрак был замечательный, я думаю, теперь вы можете убирать посуду.

Но Георгиос явно колеблется; по-видимому, он еще не исчерпал свою программу. Так оно и оказывается:

– Прошу прощения, сэр и мадам, но в меню нашего Особого Завтрака предусмотрено специальное блюдо из отборных яиц с двойным желтком, приправленное рыльцами лучшего болгарского шафрана и приготовленное по традиционному греческому рецепту в особой печи…

– Нет, спасибо. Никаких яиц, – Бен смотрит на Георгиоса в упор. – Никаких яиц, к тому же на шафран у меня аллергия. Спасибо, – повторяет он со значением.

Он и Георгиос довольно долго глядят друг на друга чуть ли не с вызовом. Наш персональный камердинер сдается первым.

– Как вам будет угодно, сэр, – говорит он и кивает девице. Та поспешно переходит к завершающим аккордам, потом встает, кланяется и катит свою арфу к выходу. Георгиос и его помощник составляют посуду обратно на подносы и переносят на стоящую в коридоре тележку. Минуту спустя Георгиос как ни в чем не бывало снова появляется в нашей спальне.

– Надеюсь, мистер и миссис Парр, вам понравился наш Особый Завтрак с Шампанским и Музыкой. Если желаете что-нибудь еще – я полностью в вашем распоряжении. Мы постараемся исполнить любую вашу просьбу, любое ваше желание. Смею вас заверить – в том, что касается организации досуга наших гостей, у отеля довольно широкие возможности.

– Отлично, – небрежно кивает Бен. – Знаете что? Когда мы что-нибудь придумаем, мы вас позовем. О’кей?

– Жду ваших распоряжений, – повторяет Георгиос и, пятясь задом, покидает спальню. Наконец он с последним глубоким поклоном закрывает двери, и мы с Беном ошалело переглядываемся.

– О господи! Ну и ну!..

– Дьявольщина! – Бен закатывает глаза. – А ведь это только первый день!

– Разве ты не жалеешь, что не попробовал яичницу по-гречески? – поддразниваю его я. – Да, кстати, что там насчет твоей аллергии на шафран? Я же должна знать, класть его тебе в суп или нет.

– Я готов был признаться, что болен чахоткой и проказой, лишь бы он поскорее убрался, – ухмыляется Бен. – А жалею я только о том, что Георгиос со своим завтраком помешал мне довести до конца одно очень важное дело…

С этими словами Бен спускает с моих плеч бретельки ночной рубашки. Одного прикосновения его рук достаточно, чтобы желание снова пронзило меня словно электрический ток.

– Надеюсь, это не повторится, – я, в свою очередь, тянусь к нему, и Бен вздрагивает от вожделения.

– Так на чем мы остановились? – спрашивает он внезапно севшим голосом. Его руки ныряют под одеяло. Они движутся медленно, но весьма целенаправленно, и я начинаю негромко стонать от удовольствия. Наше возбуждение нарастает, глаза Бена полны желания, дыхание становится хриплым и прерывистым. Я прижимаю его к себе, и он начинает меня целовать. Я чувствую его губы везде, и это так приятно, что мысли начинают покидать меня одна за одной. Очень скоро в голове становится совсем пусто, но мои инстинкты не дремлют, а тело очень хорошо знает, что ему нужно. Наконец-то мы вместе. Наконец-то!.. Бен негромко мычит, я тоже издаю какие-то звуки. Еще немного, и это случится. Еще немного, и… Ну, Бен, давай!..

Внезапно до моего слуха доносится какой-то звук, и я замираю, точно парализованная. Показалось?.. Нет, я уверена – прямо за дверью спальни что-то негромко шуршит.

Рефлекторно я отталкиваю Бена прочь и резко сажусь, напряженно прислушиваясь к происходящему в гостиной.

– Что это? Слышишь?.. Там кто-то есть!

Мне трудно выражаться яснее, да и Бена не так-то легко остановить. Его лицо искажено желанием, и я вовсе не уверена, что он меня понимает.

– Он все еще здесь! Георгиос!.. – Бен все еще тянется к моей груди, но я отвожу его руки в сторону. – Неужели ты не слышишь? Он никуда не ушел!

– Ну, сейчас я ему покажу! – Бен вскакивает с кровати и голышом бросается к двери.

– Стой! – успеваю пискнуть я. – Надень хотя бы халат!

Злобно оскалившись, Бен кое-как напяливает гостиничный халат и широко распахивает двери. Это действительно Георгиос. Он занят тем, что аккуратно расставляет бокалы на полке коктейль-бара, но, увидев Бена, сразу поворачивается в его сторону.

– А-а, это вы, Георгиос… – говорит Бен. – Мне кажется, вы плохо меня поняли. Я сказал, что мы позовем вас, как только нам понадобятся ваши услуги.

Консьерж-камердинер серьезно кивает.

– Я понял, сэр. Жду ваших распоряжений, – отвечает он с легким поклоном.

– Хорошо же, – говорит Бен, и по его тону я понимаю, что он готов окончательно потерять терпение. – Вот вам мое распоряжение: отправляйтесь к себе. Покиньте наш номер. До свидания. Адье, – он взмахивает руками, словно прогоняя забредших в дом кур или гусей. – Оставьте нас в покое. Дайте нам побыть одним.

– А-а!.. – Лицо Георгиоса озаряет понимающая улыбка. – Так бы сразу и сказали. Очень хорошо, сэр. Вызовите меня, если вам что-нибудь понадобится.

Он снова кланяется, а затем направляется к кухне. Бен следует за ним, чтобы удостовериться, что Георгиос и в самом деле ушел.

– …Вот именно, – слышу я решительный голос Бена. – Ступайте к себе и отдохните немного, а о нас не беспокойтесь. Нет, спасибо, но мы оба в состоянии сами налить себе минеральной воды, если нам захочется пить. Все, до свидания… До свидания, я сказал!..

Бен ненадолго скрывается в кухне, но почти сразу же возвращается.

– Наконец-то ушел! – выдыхает он с облегчением.

– Отличная работа, Бен.

– Интересно, все греки такие упрямые?

– Он просто честно исполняет свои служебные обязанности, – пожимаю я плечами. – Должно быть, у него очень развито чувство профессионального долга.

– А ведь он очень не хотел уходить!.. – замечает Бен, недоуменно качая головой. – Я-то думал, Георгиос с радостью ухватится за возможность немного побездельничать, в конце концов, он уже немолод – на мой взгляд, ему где-то под шестьдесят, но не тут-то было! Представь себе, этот тип на полном серьезе уверял меня: мы, мол, не сможем себя обслужить, даже если нам захочется просто напиться. Мне пришлось ему объяснить, что мы – не какие-нибудь богатые лентяи. Хотел бы я знать, что за люди останавливаются в «Устричном номере», если Георгиос так уверен… – Бен не договаривает. Я вижу, как у него отвисает челюсть. Я оборачиваюсь – и мой рот тоже открывается сам собой.

Нет.

Этого не может быть.

Бен и я с изумлением смотрим на второго официант-камердинера, помощника Георгиоса, который преспокойно входит в нашу гостиную и слегка кланяется.

– Доброе утро, мистер и миссис Парр, – приветливо говорит он и, подойдя к коктейль-бару, начинает переставлять с места на места все те же стаканы, которыми занимался Георгиос до того, как Бен его выгнал.

– Если хотите, я мог бы смешать вам по коктейлю, – предлагает Гермес, не прекращая своей работы. – Или, может быть, желаете перекусить? Вы уже решили, чем займетесь сегодня? Я мог бы порекомендовать вам множество приятных развлечений.

– Ч-что… ч-чт-то… – Бен буквально трясется от ярости, во всяком случае, язык его не слушается. – Что, черт побери, вы здесь делаете?

Похоже, этот сравнительно простой вопрос ставит Гермеса в тупик.

– Я ваш второй официант-камердинер, – отвечает он наконец. – Пока Георгиос отдыхает, я обязан исполнять все ваши распоряжения. К вашим услугам, господа…

Он снова кланяется, а я начинаю чувствовать себя словно в аду, где вместо чертей – навязчивые официанты и коридорные. Неужели, думаю я, именно так живут по-настоящему богатые люди? В таком случае, вовсе неудивительно, что большинство знаменитостей выглядят такими несчастными. Они, наверное, мечтают заняться сексом, но многочисленные слуги им то и дело мешают.

– Прошу вас, уходите… – говорит Бен каким-то не своим голосом. – Уходите, сейчас же! Немедленно! – и он начинает подталкивать Гермеса к двери.

– Но, сэр!.. – протестует тот. – Мне не полагается пользоваться главным входом, он предназначен для гостей! Мне можно входить только через кухню!

– Мне наплевать, какой дверью ты входишь! – Бен уже почти кричит. – Мне нужно, чтобы ты как можно скорее вышел отсюда, понятно?! Давай, проваливай! Брысь!

Он продолжает толкать Гермеса к двери, бедняга в ужасе пятится, а я смотрю на все это, завернувшись в одеяло. Внезапно раздается звонок на входной двери, и мы все вздрагиваем от неожиданности, причем у Бена делается такое лицо, словно он подозревает какую-то военную хитрость, подстроенную коридорной службой. Гермес, напротив, сразу берет себя в руки.

– Прикажете открыть, сэр? – вежливо осведомляется он.

Бен долго не отвечает. Он тяжело, с присвистом дышит, на щеках проступили красные пятна, на скулах играют желваки. В какой-то момент он бросает взгляд в мою сторону, но я только беспомощно пожимаю плечами.

Звонок повторяется.

– Прикажете открыть? – снова спрашивает младший официант-камердинер.

– Валяй. – Бен пропаще машет рукой. – Открывай. Но берегись, если это снова завтрак с шампанским и плясками под русские балалайки или еще какая-нибудь мура́! Я этого не потерплю.

– Как скажете, сэр, – кротко соглашается Гермес и, протиснувшись мимо Бена в прихожую, открывает входную дверь. В нее тут же вваливается Нико и вчерашняя ватага рабочих.

– Доброе утро, мистер и миссис Парр! – жизнерадостно грохочет наш вип-менеджер. – Надеюсь, вы хорошо спали? Тысяча извинений за вчерашнее недоразумение, сэр. У меня отличные новости – мы пришли, чтобы заменить вашу кровать.

13. Лотти

Этого не может быть.

Я не верю, что такое может быть, но факт остается фактом: нас с Беном попросту выставили из нашего собственного номера для молодоженов.

Нет, ни одного грубого слова, разумеется, сказано не было, но оставаться там мы больше не могли. Присутствие посторонних неприятно само по себе, но тяжелее всего было смотреть на беспомощную возню этих так называемых «специалистов»! Такой непрофессиональной команды я в жизни не видела! Рабочие начали с того, что стали разбирать одну из кроватей и даже отвинтили изножье, но оставшаяся часть все равно не прошла в двери. Когда они попытались отсоединить изголовье, дело почему-то застопорилось, и Нико посоветовал им снова собрать кровать, и… и все это время Бен буквально кипел. В конце концов, он дошел до того, что начал буквально орать на рабочих, так что они в страхе попрятались за спину Нико.

Надо отдать ему должное – вип-менеджер не испугался и не потерял самообладания, даже когда Бен начал размахивать электрическим феном. Очень спокойно и вежливо Нико предложил нам позавтракать на веранде «а-ля карт»[38], пока специалисты решают сложный технический вопрос с нашими кроватями.

Делать нечего, мы были вынуждены согласиться. И хотя наш второй завтрак снова был бесплатным («За счет администрации», – заверил нас Нико), брюхо, как говорится, не мешок, в запас не ест, а то я уже подумывала о том, как бы наказать пресловутую и неуловимую «администрацию», выпив, к примеру, весь имеющийся в гостинице запас апельсинового сока. После завтрака мы зашли в номер, чтобы взять наши пляжные принадлежности, но рабочие все еще были там. Они стояли вокруг двух наших кроватей и чесали в затылках, вся комната была завалена инструментами, кроватными ножками и боковинками, а к стене был прислонен огромный двуспальный матрас. Увидев его, я было понадеялась, что дело сдвинулось с мертвой точки, но в ответ на мой вопрос Нико туманно объяснил, что это, мол, «не тот» матрас. Что бы это могло значить, я уточнять не стала.

– Хотел бы я знать, почему вынести из номера две маленькие кровати и поставить одну большую – такая сложная задача? – спросил меня Бен по дороге на пляж. – Одно из двух: или все эти люди – идиоты, или идиоты – мы.

– Мы с тобой вроде нормальные, – осторожно говорю я.

– А я думал – наоборот! – горячится Бен. – Это просто нелепо!

– И смешно, – добавляю я, надеясь хоть немного его успокоить.

– Знаешь, – качает головой Бен, – мне как-то не до смеха.

Я не отвечаю, хотя в глубине души не могу с ним не согласиться.

У входа на пляж мы невольно замедляем шаг. Открывшийся вид действительно впечатляет. Голубое море, золотой песок, ряды удобных шезлонгов, белые зонтики надуваются на ветру, а вдоль прибоя снуют разносящие напитки официанты в белоснежных куртках. В любой другой день я бы слюной изошла от такого, но сейчас… сейчас мне хочется только одного, и это вовсе не идеальный загар.

– Отель обязан предоставить нам другой номер, – вторит моим мыслям Бен. – Нам следовало бы подать на них в суд и потребовать возмещения ущерба!

Он уже говорил это, когда Нико предложил нам покинуть номер, и поначалу мне даже показалось, что уловка сработает. Вот сейчас, думала я, наш вип-менеджер еще раз извинится и предложит на выбор несколько вариантов, один другого лучше, после чего нам останется только перейти в свободную комнату, где нам уже ничто не помешает провести вдвоем несколько незабываемых часов. Увы, меня ждало разочарование. Нико беспомощно шевелит губами, в отчаянии заламывает руки, смотрит в прозрачный потолок спальни, словно надеясь увидеть на безоблачном небе знамение свыше (например, голубя с ключами от нового номера), и в конце концов со скорбью в голосе сообщает, что отель, к несчастью, переполнен и что в качестве компенсации он может предложить нам только полет над островом на воздушном шаре.

Полет на воздушном шаре! Я думала, Бен просто придушит его на месте, но он не стал опускаться до рукоприкладства и только поскрипел зубами…

Мы подходим к киоску, чтобы взять пляжные полотенца. Внезапно я замечаю фигуру, которая уже некоторое время держится на краю моего поля зрения. Приглядевшись, я узнаю́ Георгиоса. И откуда он только взялся? Неужели он следовал за нами от самого отеля? Но зачем?.. Или это тоже входит в программу вип-обслуживания?

Я незаметно толкаю локтем Бена, он оборачивается, и его брови сами собой ползут вверх.

– Мадам, – говорит Георгиос торжественно, – позвольте помочь вам с полотенцами.

– Гм-м… спасибо… – растерянно бормочу я. Никакой помощи мне не нужно, но прогнать его было бы невежливо, не так ли?..

Тем временем Георгиос завладевает нашими полотенцами, и мы следуем за ним к двум шезлонгам, которые установлены почти у самой кромки прибоя и развернуты к морю. На пляже уже довольно много отдыхающих, в воздухе пахнет различными лосьонами и кремом для загара. Волны мерно плещутся о прибрежный песок, и я начинаю невольно успокаиваться.

Тем временем Георгиос и пришедший ему на помощь пляжный распорядитель аккуратно застилают шезлонги полотенцами и раскрывают большой зонт от солнца.

– Прошу вас, минеральная вода… – Георгиос ставит на наш столик контейнер-охладитель. – Если угодно, я могу открыть бутылку для мадам…

– Не беспокойтесь, я не хочу пить. Может быть, позже, – говорю я. – Спасибо, Георгиос. Нам больше ничего не нужно, можете идти.

Я сажусь в шезлонг, Бен тоже занимает свое место. Я сбрасываю с ног шлепанцы, снимаю пляжный халат и, откинувшись на спину, закрываю глаза в надежде, что Георгиос правильно истолкует мое поведение. Мгновение спустя на мое лицо падает какая-то тень, я открываю глаза и вижу… Георгиоса, который, низко наклонившись, ставит шлепанцы рядом с моим шезлонгом и укладывает на них аккуратно сложенный халат.

Черт побери, думаю я, он что, намерен сопровождать нас весь день?

В недоумении я поворачиваюсь к Бену и по его лицу вижу, что он думает примерно то же самое.

Заметив, что я открыла глаза, Георгиос тотчас выпрямляется и преданно глядит на меня.

– Мадам желает поплавать? Или немного пройтись по песку? – Он хватает шлепанцы, словно собираясь надеть их мне на ноги, но я только качаю головой. Подобного идиотизма я еще не видела. Похоже, в борьбе за клиента нынешние пятизвездочные отели готовы буквально на все. Да, я приехала сюда отдыхать, да, я вовсе не возражаю против того, чтобы кто-то обслуживал лично меня, но это вовсе не значит, что я не в состоянии сама застелить шезлонг полотенцем или надеть пляжные тапочки.

– Нет, спасибо, – говорю я. – Чего бы мне на самом деле хотелось, это… – Я пытаюсь придумать задание, которое потребует значительного времени и удалит Георгиоса с пляжа. – Я бы хотела стакан свежевыжатого апельсинового сока с капелькой меда. И конфет «Эм-энд-Эмс», но только коричневых… Других не надо. Будьте так добры, Георгиос, принесите мне все это сюда, если, конечно, вам нетрудно…

– Разумеется, нет, мадам.

К моему огромному облегчению, он кланяется и уходит.

– Коричневые «Эм-энд-Эмс»?.. – ухмыляется Бен. – Ну, ты и привереда, Лотти!

– Я просто хотела убрать его отсюда, – оправдываюсь я вполголоса. – В противном случае он от нас не отвяжется – так и будет ходить за нами повсюду. Не знаю, может быть, персональный официант-камердинер и обязан это делать, но мне почему-то не слишком нравится это повышенное внимание.

– Мне тоже оно не нравится… – отвечает Бен довольно рассеянным тоном. Его взгляд прикован к верхней части моего бикини. – Этот Георгиос слишком… навязчив. Знаешь что, – добавляет он без малейшей паузы, – давай-ка я намажу тебе спину кремом от ожогов. Эту работу я не доверю никакому камердинеру, будь он трижды персональным!

– О’кей, – тут же соглашаюсь я и протягиваю ему пластиковую бутылочку. Бен выдавливает на ладонь изрядную порцию крема и начинает наносить его мне на плечи. Секунду спустя я слышу, как он резко втягивает воздух.

– Скажи, если тебе неприятно, – бормочет Бен. – Или наоборот – если приятно…

– Послушай, – шепотом отвечаю я, – собственно говоря, я имела в виду свою спину, а не ключицы… и не то, что находится ниже.

Но Бен, похоже, ничего не слышит, и не потому, что я тихо шепчу. Во всяком случае, он не останавливается; его руки опускаются все ниже, и женщина на ближайшем шезлонге начинает смотреть на нас как-то странно. Тем временем Бен набирает на ладонь еще одну порцию крема и начинает втирать его в мою кожу под верхней частью бикини, причем делает это обеими руками. Дыхание его становится еще более громким и хриплым, и теперь сразу несколько человек начинают коситься в нашу сторону.

– Бен!..

– Медленно и методично, чтобы ничего не пропустить… – бормочет он словно в сомнамбулическом трансе.

– Бен, прекрати! – Я решительно отстраняюсь. – Спину!.. Намажь мне спину!

– Ну да… – Он несколько раз моргает, пытаясь сосредоточиться на смысле моих слов. – Спину? Ты хочешь, чтобы я намазал тебе спину?

– Давай-ка лучше я сама. – Я отбираю у него крем и начинаю втирать его в кожу на бедрах. – А ты сам не хочешь воспользоваться?.. – я машу бутылочкой у него перед носом, но Бен не реагирует. Похоже, он никак не придет в себя.

Впрочем, через пару секунд Бен, словно опомнившись, говорит:

– Слушай, Лотти, у меня идея!..

– Какая именно? – осторожно осведомляюсь я.

– Замечательная идея. Гениальная!

Он встает и решительным шагом направляется к супружеской паре, которая загорает на лежаках поблизости. Этих двоих я заметила, еще когда мы завтракали на веранде ресторана. У обоих ярко-рыжие волосы, бледная кожа – уже кое-где обгоревшая – и россыпи веснушек по всему телу. Помнится, я еще подумала, не вредно ли им жаркое греческое солнце.

– Здравствуйте. Отличная погода, не правда ли? – Бен непринужденно улыбается женщине. – Как отдыхаете? Кстати, меня зовут Бен. Мы только вчера приехали.

– Привет, Бен, – в голосе женщины звучит легкое подозрение.

– У вас очаровательная шляпка. – Он указывает на ее голову, которую венчает некое подобие вороньего гнезда из яркой синтетической соломки. Я бы такое безобразие ни в жизнь не надела. Интересно, что он задумал?

– Я, собственно, хотел кое о чем вас попросить, – продолжает Бен как ни в чем не бывало. – Дело в том, что я оказался в довольно затруднительном положении. Мне нужно сделать очень важный звонок, а телефон в нашем номере почему-то вышел из строя. Вы не позволите мне воспользоваться вашим аппаратом? Уверяю вас, это не займет много времени. Мы с женой только позвоним и сразу же вернемся, – добавляет он небрежно. – Вы и оглянуться не успеете.

Женщина озадаченно глядит на него.

– Вам нужно позвонить? – переспрашивает она.

– Да, это важный деловой звонок. Сугубо конфиденциальный, – поясняет Бен. – Обещаю, это займет от силы минут пять.

Обернувшись, Бен незаметно подмигивает мне одним глазом. Я пытаюсь улыбнуться в ответ, но желание уже овладело мною с новой силой, и мышцы лица мне не повинуются. Комната! О, нам так нужна свободная комната!..

Между тем рыжеволосая женщина вовсе не торопится вручить Бену ключи от своего номера. Вместо этого она поворачивается к мужу, который лежит на топчане рядом, и слегка толкает его в бок.

– Эти люди хотят позаимствовать наш номер, – говорит она. – Что скажешь, дорогой?

Муж садится на топчане и глядит на Бена снизу вверх, прикрыв глаза рукой, словно козырьком. Он намного старше своей жены; рядом с ним на песке я замечаю номер «Таймс» с наполовину разгаданным кроссвордом.

– Позаимствовать наш номер? А зачем, хотел бы я знать?

– Мне нужно сделать важный деловой звонок, – терпеливо повторяет Бен. – Это ненадолго.

– Почему бы вам не воспользоваться телефонами, установленными в конференц-центре отеля? – спрашивает муж. – Там, кажется, и Интернет есть…

– Как я уже объяснял, мой звонок носит конфиденциальный характер, – говорит Бен. – В конференц-центре слишком много посторонних глаз… то есть я хотел сказать – ушей, – поправляется он. – Передавать моему партнеру важную деловую информацию в таких условиях было бы неразумно, вот почему мне необходимо уединенное место, где меня никто не подслушает.

– Но…

– Я даже готов преподнести вам небольшой подарок, если вы окажете мне эту важную услугу, – быстро говорит Бен. – Скажем… пятьдесят фунтов, о’кей?

– Что-о?! – Муж выглядит пораженным. – Вы намерены заплатить нам пятьдесят фунтов за то, что воспользуетесь нашим номером? Вы это серьезно?!

– Я уверена, что отель подберет вам что-нибудь подходящее, причем совершенно бесплатно, – вмешивается жена.

– Не подберет, – довольно резко отвечает Бен, чье терпение начинает истощаться. – Мы уже пробовали, но… Именно поэтому я прошу вас об этой небольшой услуге.

– Пятьдесят фунтов… – Муж задумчиво морщит лоб. – Что, наличными?

– Наличными, чеком… как вам будет удобнее. Я могу даже внести эту сумму в качестве частичной платы за ваш номер. Мне все равно. – Бен слегка пожимает плечами.

– Нет, постойте!.. – Муж тычет в Бена пальцем с таким видом, словно ему вдруг стало все ясно. – Это какая-то афера, верно? Вы небось наговорите на тысячу фунтов, а мне заплатите пятьдесят?

– Вовсе нет. Мне просто нужна ваша комната.

– Но в гостинице хватает свободных номеров. Почему вам приглянулся именно наш? – удивленно спрашивает жена. – В конце концов, вы можете сделать свой звонок даже из вестибюля – днем там никого не бывает, а если к тому же найти уголок подальше от стойки… Почему вы непременно хотите звонить из нашего номера?

– Да потому, что я хочу заняться там сексом с моей собственной женой! – неожиданно взрывается Бен, и в нашу сторону сразу поворачивается десятка два голов. Все, кто загорает в шезлонгах или сидит под зонтиками в непосредственной близости от нас, несомненно, слышат этот крик души. Да что там – на нас пялится уже добрая половина пляжа!

– Вы намерены заниматься сексом в нашем номере?! – Рыжеволосая женщина пытается отодвинуться от Бена подальше, словно он болен какой-то опасной болезнью. – В нашей постели?!

– Это не ваша постель, – нетерпеливо объясняет Бен. – Она принадлежит отелю. Но если хотите, мы можем попросить, чтобы вам сменили белье. Мы можем даже заняться этим на полу… – Бен поворачивается ко мне, словно ища подтверждения. – Ты не против, дорогая?

От стыда у меня начинает щипать все лицо. Не могу поверить, что Бен втянул меня во что-то подобное, просто не могу! Это же надо – объявить всему пляжу, что мы собираемся трахаться на полу!

– Эндрю! – Рыжеволосая женщина поворачивается к своему не менее рыжеволосому супругу. – Что же ты молчишь? Скажи что-нибудь!..

Эндрю некоторое время сосредоточенно хмурится; веснушчатая кожа собирается гармошкой у него на лбу, за которым идет какая-то сложная мыслительная работа. Наконец он поднимает взгляд.

– Пятьсот, и ни пенни меньше! – изрекает он.

– Что-о?!! – На этот раз уже жена Эндрю выглядит глубоко шокированной. – Ты с ума сошел! Это наш номер, к тому же у нас медовый месяц, и я не хочу, чтобы посторонние занимались в нашей постели… Черт знает чем занимались! Вы просто больной! – Это относится уже к Бену. – И вы, и ваша жена!

Теперь уже весь пляж глядит на нас и прислушивается. Отлично. Просто отлично!

– Ну ладно, – говорит Бен и разочарованно вздыхает. – Извините за беспокойство.

Бен возвращается ко мне, но на полдороге какой-то рослый, сплошь поросший густым курчавым волосом парень вскакивает с одного из шезлонгов и дружески хлопает Бена по плечу. Я нахожусь достаточно близко, и до меня доносится не только приторно-сладкий запах его одеколона, но и то, что́ он говорит.

– Эй, у меня есть свободная комната, – произносит он с сильным русским акцентом.

– В самом деле? – заинтересованно переспрашивает Бен.

– Ну да… – Русский кивает. – Давайте развлечемся вчетвером: ты, я, твоя жена и моя жена Наталья. Что скажешь?

Бен ненадолго задумывается, потом глядит на меня, вопросительно приподняв брови. Я чувствую себя возмущенной до глубины души. Он что, действительно хочет знать, согласна ли я? Чтобы до Бена лучше дошло, я резко качаю головой. «Нет, ни в коем случае! Ни за что!» – артикулирую я одними губами.

– Не сегодня, – отвечает Бен с сожалением, к моему ужасу – совершенно искренним. – В другой раз.

– В другой раз – значит, в другой раз. – Русский еще раз хлопает его по плечу своей волосатой лапищей, и Бен возвращается на свой шезлонг рядом со мной. Опустившись на полотенце, он пристально глядит в сторону моря, потом с ожесточением сплевывает на песок.

– Упустить такой случай!.. – бормочет он. – Тьфу!

Я наклоняюсь к нему и довольно сильно тыкаю пальцем под ребра.

– Эй, в чем дело? Ты в самом деле хотел согласиться на предложение этого русского?

– Ну, по крайней мере, это было бы хоть что-то…

Что-то?.. Я пристально смотрю на Бена, пока он, почувствовав мой взгляд, не поднимает голову.

– Но ведь это действительно была единственная реальная возможность, – виновато бормочет он.

– Ну, извини, что испортила тебе удовольствие, – говорю я с прохладцей. – Конечно, я должна была согласиться! Знаешь, я всю жизнь мечтала провести первую брачную ночь в компании с волосатым орангутангом и его подружкой с пневматическими сиськами!

– Не пневматическими, – поправляет Бен.

– Ты, разумеется, уже все высмотрел!

– Это силикон. Точно тебе говорю.

Я не выдерживаю и громко фыркаю. Бен встает, берет свое пляжное полотенце, потом вытаскивает полотенце из-под меня и развешивает их на нашем зонтике от солнца. Интересно, что он опять задумал?

– Немного загородиться от… любопытных. – Бен хитро мне подмигивает и втискивается в шезлонг рядом со мной. В следующее мгновение он обхватывает меня руками и ногами словно осьминог. – Какая ты сексуальная! – шепчет он. – Я просто не могу спокойно на тебя смотреть!.. Слушай, твои трусики случайно не расстегиваются в промежности?

Он что, серьезно?..

Впрочем, купальные трусики с отстегивающейся перемычкой были бы сейчас весьма кстати.

– Я даже не знаю, бывают ли такие в продаже, – шепчу я и вдруг замечаю двух детей, которые с любопытством заглядывают в наш импровизированный шалаш.

– С-стой! – шиплю я, как заправская змея, и извлекаю его руку из своего лифчика. – Если мы будем заниматься этим на пляже, нас арестуют!

– Сладкий лед, мадам? С лимонным ароматом?.. – Гермес просовывает голову в щель между полотенцами, и мы подпрыгиваем от неожиданности чуть не на целый фут. В руке у него поднос, на котором стоят две вазочки с дробленым лимонным льдом. Я смотрю на них и думаю: «Еще немного такого пятизвездочного сервиса, и со мной случится самый настоящий инфаркт».

Некоторое время мы с Беном молча уплетаем наш лед, прислушиваясь к гудению голосов отдыхающих и неумолчному шелесту прибоя.

– Послушай, – говорю я, – ситуация, конечно, дурацкая, но мы все равно ничего не можем сделать! Нам остается либо сидеть здесь и злиться друг на друга, либо попытаться найти какое-нибудь занятие, пока наш номер не приведут в порядок.

– Какое, например?

– Ну, – говорю я, надеясь, что мой голос звучит достаточно оптимистично, – мало ли других приятных занятий? Теннис, катание на веслах или под парусом, пинг-понг… да в таком отеле должно быть множество способов провести время!

– Пинг-понг – это здорово, – мрачно кивает Бен. – Всю жизнь мечтал.

– Тогда давай просто прогуляемся по окрестностям, все как следует разведаем. А там, глядишь, что-нибудь и подвернется.

На самом деле я изначально не очень-то верю, что мне удастся соблазнить Бена пинг-понгом или теннисом. Я просто хочу поскорее уйти с пляжа, где на нас продолжают поглядывать. У меня нет ни малейших сомнений, что отдыхающие вовсю сплетничают на наш счет, к тому же этот ужасный русский то и дело мне подмигивает, отчего меня каждый раз бросает в дрожь.

Бен первым приканчивает свой фруктовый лед и наклоняется, чтобы поцеловать меня. Губы у него холодные, чуть солоноватые и пахнут лимоном.

– Нельзя, Бен, пожалуйста! – бормочу я, когда его ладонь ложится мне на грудь. – Перестань. – Я отвожу его руку в сторону. – От этого мне еще тяжелее, да и тебе, наверное, тоже. Давай не будем прикасаться друг к другу, пока наш номер не приведут в порядок, о’кей?

– Не будем прикасаться? Совсем?! – Бен смотрит на меня недоверчиво.

– Совсем, – решительно киваю я. – И давай уговоримся: сейчас мы займемся тем, что первым нам подвернется, ладно? Ну, чтобы не спорить, какое занятие лучше… Согласен?

Я жду, пока Бен встанет и сунет ноги в шлепанцы. Потом мы идем к отелю и на полдороге встречаем Георгиоса. Он спешит нам навстречу с подносом, на котором стоит высокий бокал со свежевыжатым апельсиновым соком и – я не верю своим глазам! – хрустальная вазочка, полная коричневых «Эм-энд-Эмс».

– Мадам…

– Ух, ты, вот это да! – Я залпом выпиваю сок и отправляю в рот несколько конфет. – Замечательно!

– Наш номер уже готов? – требовательно спрашивает Бен. – Сколько можно возиться?!

– Увы, сэр… – Лицо Георгиоса выражает глубочайшее сожаление. – Насколько мне известно, возникли какие-то неполадки с пожарной сигнализацией.

– С пожарной сигнализацией?! – удивленно переспрашивает Бен. – А где вы раньше-то были?

– Раньше все было в порядке, – доброжелательно объясняет Георгиос. – Но когда выносили одну из кроватей, случайно повредили датчик. К сожалению, мы не можем позволить вам вернуться в номер, пока поломка не будет устранена. Примите мои глубочайшие извинения, сэр, но эксплуатация номеров, не оборудованных системой пожарной сигнализации утвержденного образца, строжайше запрещена. Мы обязаны заботиться о безопасности наших гостей.

Бен хватается за голову. У него такое лицо, что я начинаю бояться, как бы инфаркт не хватил его.

– Ну, и сколько времени вам еще понадобится?

Георгиос разводит руками:

– Простите, сэр, я могу только предполагать…

– Короче, ты не знаешь, – перебивает Бен довольно резким тоном. – Разумеется, не знаешь. Да откуда тебе знать-то?!

Тут мне начинает казаться, что еще немного – и он не выдержит и пошлет Георгиоса в нокаут. На всякий случай, я делаю крошечный шаг вперед, чтобы встать между мужчинами и помешать потасовке. Одновременно я говорю:

– На самом деле это не так уж важно, правда, Бен? Мы все равно собирались немного развлечься.

– Это совершенно правильное решение, мадам. – Георгиос величественно кивает. – Могу ли я быть вам чем-нибудь полезен?

– Ты можешь пойти и… – начинает Бен, но я успеваю его перебить.

– Принесите мне, пожалуйста, еще сока, ладно? – говорю я, одновременно опуская руку на плечо Бена, чтобы не дать ему сказать что-нибудь по-настоящему оскорбительное. – Только не апельсинового. Мне бы хотелось…

Я лихорадочно соображаю, какой сок готовить дольше всего. Ага, вот!..

– …Свекольного, – говорю я. – У вас есть свекольный сок?

По бесстрастному лицу Георгиоса быстро скользит какая-то тень. Я не уверена, но мне кажется – он разгадал мою хитрость.

– Хорошо, мадам.

– Так я буду ждать, – говорю я, и мы с Беном идем дальше по тропе, которая пролегает между высокими белыми стенами, увитыми ползучими стеблями бугенвиллей. Солнце шпарит вовсю. Ветра здесь уже почти не чувствуется, вокруг стоит полная тишина, и я отчетливо слышу крадущиеся шаги. Георгиос, разумеется, следует за нами, однако я не собираюсь ничего ему говорить, иначе он вообще никогда не уйдет.

– Бар – сюда, – говорит Бен, когда на повороте тропы мы натыкаемся на соответствующий указатель. – Может, заглянем на минутку?

– После вчерашнего? – Я сардонически улыбаюсь.

– По капельке. Чисто символически, – предлагает он. – Надо же мне полечиться.

– О’кей. – Я пожимаю плечами. – В самом деле, почему бы не промочить горло?

Бар, расположенный в двух шагах от берега, представляет собой просторный павильон с круглой стойкой в самом центре. Стен нет, их функции выполняет невысокая каменная оградка. Под полотняной крышей царят густая тень и приятная прохлада, из колонок доносится негромкая греческая музыка. Здесь довольно уютно, и мы с удовольствием устраиваемся на высоких барных табуретах.

– Добро пожаловать. – Бармен в белоснежной курточке уже спешит к нам с широкой улыбкой на лице. – Поздравляю с бракосочетанием! – Он протягивает нам заламинированную карточку меню, а сам отступает к охладителю.

– Как он узнал, что мы недавно поженились? – Бен, прищурясь, провожает бармена взглядом.

– Наверное, он увидел наши новенькие обручальные кольца, – говорю я. – Ну, что будем пить? – Я начинаю изучать меню, но Бен, похоже, снова задумывается о чем-то своем.

– Глупая рыжая сука! – негромко бормочет он. – Если бы не она, сейчас бы мы с тобой резвились в их постели!

– Надеюсь, пожарную сигнализацию скоро починят, – отвечаю я, впрочем, не слишком уверенно. – Сигнализация обязательно нужна, вдруг от наших, гм-м… действий что-нибудь загорится? – добавляю я, надеясь подбодрить Бена хотя бы таким образом, но он продолжает хмуриться.

– Но ведь у нас медовый месяц, черт побери! – ворчит он.

– Да, конечно, – поспешно соглашаюсь я. – Поэтому нам тем более не сто́ит портить себе настроение и переживать из-за пустяков. Давай-ка лучше выпьем как следует, – добавляю я, думая о том, что хорошая порция спиртного мне действительно не помешает.

– Вы, кажется, сказали, что у вас медовый месяц? – окликает нас крашеная блондинка, которая бесшумно подходит сзади (когда мы вошли, она сидела за одним из столиков).

На ней просторная оранжевая туника с помпончиками на рукавах и украшенные стразами босоножки на высоченном каблуке, и я невольно думаю, что ни за что не вырядилась бы так вульгарно.

– Ну, конечно! – добавляет она, не дожидаясь нашего ответа. – Сюда многие приезжают на медовый месяц. Когда вы поженились?

– Вчера. И сразу прилетели сюда.

– А мы поженились в субботу, в церкви Святой Троицы в Манчестере. Я была в платье от Филиппы Липли – это что-то божественное! Потом мы устроили прием для ста двадцати гостей – с фуршетом и прочим. Вечером приехало еще пятьдесят гостей, и были танцы под оркестр. – Она смотрит на нас вопросительно, и я слегка пожимаю плечами.

– У нас все было… скромнее, – говорю я после паузы. – Намного скромнее, но церемония все равно была очень красивая.

«Лучше, чем у тебя, крыса крашеная!» – добавляю я мысленно и поворачиваюсь к Бену в поисках поддержки, но он, оказывается, все это время беседовал о чем-то с барменом.

И как раз в этот момент я впервые замечаю, что у Бена есть нечто общее с Ричардом, а именно – полное нежелание и неумение общаться с новыми людьми. Сколько раз я заводила разговор с человеком, который казался мне интересным и приятным, но Ричард ни разу меня не поддержал, ни разу не принял участия в беседе (если не считать угрюмого «здравствуйте» и не менее угрюмого «до свидания»). Взять хотя бы случай в Гринвиче, когда я познакомилась с поистине удивительной женщиной, но когда я захотела представить ей Ричарда, он отказался наотрез. Ну да, в конце концов эта тетка попыталась уговорить меня вложить десять тысяч фунтов в переоборудование какой-то старой баржи под плавучий дом для бомжей, но ведь не мог же Ричард заранее знать, что наше общение примет именно такой оборот?!

– Смотри, какое у меня кольцо! – Блондинка вытягивает руку, и я замечаю, что ее ногти тоже покрыты оранжевым лаком, в тон тунике. Интересно, спрашиваю себя, у нее вся одежда оранжевая или она каждый вечер перекрашивает ногти в какой-то другой цвет? – Кстати, меня зовут Мелисса, – сообщает блондинка.

– Прекрасное кольцо! – Я в свою очередь демонстрирую ей свою левую руку, и мое платиновое кольцо, украшенное россыпями мелких бриллиантов, ярко сверкает даже в полумраке бара.

– Какое милое!.. – Мелисса слегка приподнимает брови – по-видимому, мое кольцо произвело на нее впечатление. – А правда носить обручальное кольцо очень приятно? – добавляет она. – Это совершенно новое и совершенно особенное чувство… – Мелисса с заговорщическим видом наклоняется ко мне: – Знаешь, каждый раз, когда я смотрю на себя в зеркало и вижу на пальце кольцо, я думаю: «Черт возьми! А ведь я замужем!!»

– Да, это просто удивительно, – киваю я и вдруг ловлю себя на мысли: как же мне не хватает именно этого – банальной девчачьей болтовни о браке и обо всем, что ему сопутствует: о нарядах, приемах, гостях, танцах. Что ж, видимо, такова плата за нашу с Беном сверхбыструю регистрацию, ведь даже в свидетели нам пришлось позвать совершенно посторонних людей! – А еще мне очень непривычно, что ко мне теперь обращаются «миссис Парр», – говорю я. – Непривычно и странно.

– Я тоже никак не освоюсь с тем, что я теперь «миссис», – соглашается Мелисса. – Миссис Фолкнер… – добавляет она, мечтательно закатывая глаза. – Мне ужасно нравится мое новое имя, оно такое… красивое!

– «Миссис Парр» нравится мне больше, – улыбаюсь я.

– Кстати, ты в курсе, что этот отель был построен специально для молодоженов? – спрашивает она. – Сюда даже знаменитости приезжают – ну, когда в очередной раз поженятся. Номера здесь и в самом деле умереть – не встать. Наш номер, во всяком случае, выше всяких похвал! А завтра вечером мы будем обновлять обеты на Острове Любви… Конечно, это не совсем остров, просто он так называется…

Мелисса жестом указывает на длинный деревянный пирс, который начинается от берега и уходит довольно далеко в море, заканчиваясь большой прямоугольной площадкой, укрытой неким подобием шатра из полупрозрачного тюля. Я уже видела это сооружение, но решила – оно предназначено для причаливания прогулочных судов, которые не могут подойти близко к берегу.

– Сначала обновление обетов, потом – коктейли, – говорит Мелисса. – Вы с мужем обязательно приходите, быть может, вам тоже захочется обновить обеты.

– Нам, наверное, еще рановато обновлять обеты, – усмехаюсь я. Мне не хочется показаться грубой, просто ничего более странного я в жизни не слышала. В конце концов, мы с Беном только вчера поженились, зачем же нам повторять клятвы, которые мы принесли друг другу чуть больше суток назад?

– Мы с мужем уже решили, что будем обновлять наши обеты каждый год, – хвастливо заявляет Мелисса. – В будущем году мы планируем сделать это на Маврикии. Я уже присмотрела платье, которое хотела бы надеть на нашу первую годовщину. Ты, наверное, видела «Журнал для невест» за прошлый месяц? Там, на пятьдесят третьей странице… Модель от Веры Вонг. Неужели ты не обратила внимание, это же просто сказка!..

Мелисса, похоже, собирается описа́ть мне платье во всех подробностях, но как раз в эту секунду звонит ее мобильник. Извинившись, она подносит аппарат к уху.

– Мэтт? Ты где? – Ее брови недовольно подрагивают. – Куда ты пропал?! Я?.. Я в баре, как мы и договаривались. Нет, не в спа-салоне, а в баре. Да, жду.

Она дает отбой, прячет аппарат и снова улыбается мне.

– Я думаю, – заявляет Мелисса, – вы с мужем просто обязаны пойти сегодня вечером на Конкурс Молодых Пар!

– Это еще что такое? – удивляюсь я.

– Ну, это что-то вроде того телешоу… «Викторина для новобрачных», помнишь? Молодожены должны отвечать на всякие вопросы друг о друге. Побеждают те, кто изучил своего партнера лучше других. Да вот, смотри сама… – Мелисса жестом указывает на большой плакат, на который я поначалу не обратила внимания. На плакате написано:

«СЕГОДНЯ В 16:00 НА ПЛЯЖЕ СОСТОИТСЯ КОНКУРС МОЛОДЫХ ПАР! ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЕ ПРИЗЫ! ВХОД СВОБОДНЫЙ!»

– Насколько я знаю, в конкурсе примут участие буквально все, – добавляет Мелисса, потягивая через соломинку свой коктейль. – Администрация отеля постаралась привлечь как можно больше молодых супругов, которые проводят здесь свой медовый месяц. Все это, конечно, просто ловкий рекламный ход, – добавляет она снисходительно. – Они тут пытаются превратить семейную жизнь в развлечение, в некое подобие спорта… А ведь брак – это очень серьезное дело. Серьезное и ответственное!

Эти слова едва не заставляют меня расхохотаться. Мелиссе ужасно хочется победить – это буквально написано на ее лице, но она пытается делать вид, будто успех ее не интересует.

– Так вы будете участвовать? – Она смотрит на меня поверх своих солнечных очков от Гуччи. – Я советую вам попробовать. Это может оказаться забавно.

Я машинально киваю. Мелисса права – в том смысле, что нам все равно нужно как-то убить время.

– О’кей, запиши нас.

– Янни! – кричит Мелисса, зна́ком подзывая бармена. – Я тут нашла тебе еще одну пару для Конкурса!

– Что? О каком конкурсе речь? – Бен, нахмурившись, поворачивается ко мне.

– Мы с тобой будем участвовать в состязании, – объясняю я. – В Конкурсе Молодых Пар. Ведь мы же с тобой условились, что займемся первым, что подвернется? Вот он и подвернулся – этот Конкурс.

Тем временем Янни уже протягивает нам два пригласительных билета, а также два бокала и бутылку вина, которую Бен успел заказать. Что касается Мелиссы, то она снова говорит по телефону, причем голос ее звучит еще более раздраженно:

– …Нет, не в том баре, который в вестибюле, а в том, который на берегу… Да, практически на пляже. Да!.. О’кей, стой там и никуда не уходи, я сейчас подойду… Ну, до вечера, – вполголоса прощается она со мной и, развернувшись так круто, что ее туника на мгновение становится похожа на облако оранжевого огня, быстро шагает прочь.

Мы с Беном некоторое время молчим, внимательно изучая пригласительные открытки. «Считаете себя идеальной парой? Докажите это! Продемонстрируйте всем вашу любовь!» – напечатано на них.

Несмотря на то что это действительно маркетинговый ход, я чувствую, как во мне неожиданно вспыхивает азарт. Нет, я вовсе не испытываю никакой потребности что-либо доказывать, просто я абсолютно уверена, что из всех постояльцев отеля именно мы с Беном являемся самой гармоничной, самой дружной и любящей супружеской парой. Чтобы понять это, достаточно просто сравнить нас с остальными.

– Эх, чувствую, сядем мы в лужу с этим конкурсом! – говорит Бен и усмехается.

Сядем в лужу?!

– Ничего подобного! – возражаю я, впрочем, не слишком уверенно: слова Бена привели меня в некоторое замешательство. – С чего ты взял?

– Чтобы участвовать в таком конкурсе, нужно хорошо знать друг друга, – поясняет он. – А мы… знаем очень мало.

– Мы знаем друг друга лучше, чем кто бы то ни было! – с горячностью возражаю я. – В конце концов, мы знакомы с восемнадцати лет и… Нет, я совершенно уверена, что мы одержим победу.

Бен слегка приподнимает одну бровь.

– Ну, может быть… – тянет он. – Смотря какие вопросы там задают.

– Я не знаю. Никогда не участвовала в подобных шоу. Впрочем… – Я с торжеством поднимаю палец. – У Флисс была такая настольная игра – «Узнай своего супруга» или что-то в этом роде… Сейчас я ей позвоню.

14. Флисс

Мы уже стоим у выхода на летное поле, когда мой телефон начинает звонить. Прежде чем я успеваю отреагировать, Ной выхватывает аппарат из бокового кармана моей сумки и внимательно разглядывает дисплей.

– Это тетя Лотти звонит! – радостно сообщает он. – Можно я скажу, что мы едем, чтобы устроить ей сюрприз?

– Нет, – быстро говорю я и выхватываю у него телефон. – Сядь, посиди минутку спокойно, ладно? Я же купила тебе новый журнал с наклейками, почему бы тебе не посмотреть его еще раз? Может быть, там есть новые динозавры. – С этими словами я нажимаю клавишу «Ответить» и одновременно отхожу на пару шагов в сторону, чтобы Ной меня не слышал.

– Привет, Лотти, – говорю я в аппарат. – Как дела?

– Ну, наконец-то! – слышу я голос сестры. – Я никак не могла тебе дозвониться! Ты где?

– Да… тут, – уклончиво отвечаю я и после небольшой паузы (во время которой я прилагаю просто невероятные усилия, чтобы полностью овладеть своим голосом) добавляю как можно непринужденнее: – Как там с вашим номером? Все в порядке?

От Нико я знаю, что Лотти и Бен все еще скитаются без приюта. Известно мне и то, что на пляже Бен пытался снять комнату у кого-то из постояльцев, но потерпел неудачу. Тем не менее, я чувствую, что с этим пронырой следует держать ухо востро.

– Какое там!.. – отвечает Лотти. Голос у нее такой, что мне не нужно делать никакого усилия, чтобы представить себе, как она обреченно машет рукой. – У них там – то одно, то другое, я потом тебе расскажу. Впрочем, надеюсь, к вечеру все будет готово. Ну а мы пока решили немного отдохнуть и развлечься.

– Вот это разумно, – говорю я и испускаю небольшой вздох облегчения. – Как погода? Не слишком жарко?

– Очень жарко, – отвечает Лотти, – но, быть может, мы просто еще не привыкли… Слушай, Флисс, помнишь передачу «Викторина для новобрачных»?

Я на мгновение задумываюсь.

– Ты имеешь в виду то ублюдочное телешоу?

– Ну, да. У тебя еще была такая настольная игра. Ты не могла бы подсказать, какие там были вопросы?

– А зачем тебе? – Я и в самом деле теряюсь в догадках.

– Сегодня отель устраивает Конкурс Молодых Пар, и мы с Беном решили в нем участвовать. Вот я и хочу узнать, очень ли будет сложно.

– Сложно? Нисколько! Вопросы в основном дурацкие – ответить на них вовсе нетрудно. Супруги, которые хорошо изучили друг друга, справятся с этим без труда.

– Ну, задай мне хоть один! – Голос Лотти звучит несколько напряженно. – Нужно же мне попрактиковаться.

– Ну, хорошо… – Я на секунду задумываюсь. – Вот скажи, какой зубной пастой пользуется твой Бен?

– Я… не знаю, – отвечает Лотти после небольшой паузы.

– Как зовут его мать?

– Не знаю.

– Какое его любимое блюдо? Ну, что ты для него готовишь?

Следует еще одна, куда более продолжительная пауза, наконец Лотти произносит почти с отчаянием:

– Не знаю! Я еще ничего для него не готовила.

– А что бы он предпочел, если бы вы пошли в театр: классическую постановку Шекспира, какую-нибудь современную пьесу или мюзикл?

– Да откуда же я знаю! – Лотти почти кричит. – Я еще ни разу не ходила с ним в театр. Бен прав: мы проиграем!

Интересно, на что она рассчитывала? Конечно, они проиграют.

– А Бен – он знает о тебе хоть что-нибудь? – спрашиваю я как можно мягче.

– Конечно, нет! Ни мне, ни ему просто неоткуда знать все эти мелочи!

– Но в таком случае…

– Я не хочу, не хочу проиграть! – перебивает меня Лотти. Ее голос звучит напряженно и яростно, и я догадываюсь, что моя сестра, что называется, «уперлась». – Здесь есть одна девчонка – она тоже недавно замужем и все время хвастается, какая роскошная у нее была свадьба… Я просто обязана доказать ей, какая мы с Беном отличная пара, хотя у нас все было намного скромнее. Но если выяснится, что я ничего не знаю о своем муже, а он обо мне…

«А не надо было жениться очертя голову!» – хочется заорать мне, но я сдерживаюсь.

– Может быть, вам стоит хотя бы немного поговорить друг с другом? – предлагаю я наконец. – Глядишь, что-нибудь и запомнится!..

– Да-да, это отличная идея! – кричит Лотти так, словно я только что разгадала какой-то сложный шпионский шифр. – Мы все выучим, чтобы от зубов отскакивало. Вот что, ты продиктуй мне вопросы, ответы на которые нужно знать в первую очередь, ладно? Я уже записала: любимая зубная паста, имя матери, любимое блюдо… что еще?

– Я не могу диктовать, это займет уйму времени, – пытаюсь сопротивляться я.

– Тогда пришли мне их эсэмэской, о’кей?

– Не о’кей, – твердо отвечаю я. – Я сейчас очень занята. И вообще, Лотти, я не понимаю, зачем ты в это ввязалась? Что, нельзя было просто загорать на пляже и никуда не лезть?

– Ну, нас вроде как уговорили, – объясняет Лотти. – А теперь мы не можем отказаться, потому что тогда все начнут думать, будто у нас проблемы и мы вовсе не идеальная пара, понимаешь? Флисс, пожа-алуйста!.. – канючит она. – Здесь так здорово! Этот отель – просто райское место для молодоженов, мы с Беном от него в восторге! Нам бы еще победить в конкурсе, и мы были бы совершенно счастливы!

Я слегка пожимаю плечами.

– Ты ведь с самого начала знала, что в «Амбе» уделяют особое внимание парам, которые приезжают провести медовый месяц. Что же теперь удивляться?

– Я знала, но… – Лотти явно подбирает слова. – Мне и в голову не приходило, что все будет так… празднично. Все для молодоженов!.. Здесь повсюду ходят парочки, которые только что поженились, а персонал всех поздравляет и осыпа́ет конфетти. Эта девчонка, о которой я тебе говорила, – они с мужем завтра возобновляют обеты, представляешь? На берегу будет специальная церемония, которую тоже устраивает отель. Она и меня хотела уговорить, но я подумала: нам с Беном еще рановато возобновлять наши клятвы.

На несколько мгновений я забываю, где я нахожусь, куда и зачем я лечу, и просто болтаю с сестрой как ни в чем не бывало.

– На мой взгляд, со стороны отеля этот конкурс – просто рекламный ход, – говорю я.

– Ну, есть немного, – соглашается со мной Лотти.

– В таком случае вы ничего не потеряете, если не станете в нем участвовать.

– Я не могу, – решительно говорит она. – Не могу давать задний ход после того, как согласилась. Ты лучше скажи: нужно мне знать, в какой Бен учился школе и все такое?.. А хобби? Должна ли я выяснить все про его любимые занятия?

Разочарование, недовольство, горечь и тревога возвращаются ко мне в одно мгновение. Это же просто смешно, думаю я. Лотти ведет себя, словно неопытный контрабандист, собравшийся обмануть таможенную службу. Мне даже хочется высказать ей все, что́ я думаю, но я снова сдерживаюсь – главным образом, потому, что интуиция подсказывает мне: такие вопросы бесполезно решать по телефону. Если я попытаюсь что-то втолковать сестре сейчас, это приведет к скандалу, ссоре и глубокой обиде. В конце концов Лотти просто бросит трубку, а потом отдастся своему Бену там, где стои́т (не исключено, что это произойдет прямо на пляже, у всех на глазах), чтобы назло мне зачать ребенка, который очень и очень осложнит дело и сделает положение практически безвыходным.

Вот почему мне так надо поскорее попасть на Иконос! Я сделаю вид, будто хотела просто устроить ей сюрприз. Пусть Лотти расслабится, а я тем временем разведаю обстановку и оценю силы противника. А когда выдастся удобный момент, отведу ее в сторонку, и мы обо всем поговорим как следует – серьезно, обстоятельно и откровенно. Тогда она не сможет ни прервать разговор, когда ей захочется, ни выкинуть какую-нибудь глупость, потому что я не позволю ей сделать ни того ни другого до тех пор, пока Лотти не уяснит себе положение дел. Реальное положение дел, если на то пошло.

С этой точки зрения Конкурс Молодых Пар мне даже на́ руку. Лотти предстоит потерпеть горькую неудачу, да еще у всех на глазах. Да, ей придется пережить несколько неприятных минут, но, быть может, это заставит ее прислушаться к голосу разума.

Диктор объявляет посадку на какой-то рейс, Лотти слышит доносящийся из громкоговорителей голос и тут же спрашивает:

– Что там у тебя происходит? Ты где?

– На вокзале, – хладнокровно лгу я. – Ладно, мне пора. Удачи.

Я выключаю телефон и оглядываюсь по сторонам в поисках Ноя. Я оставила его сидящим в пластиковом кресле в двух ярдах от меня, но, пока я болтала с сестрой, мой сын пробрался к стойке авиакомпании и разговаривает о чем-то с хорошенькой стюардессой, которая присела на корточки и внимательно его слушает.

– Ной! – кричу я, и оба тотчас поворачиваются в мою сторону. Стюардесса легко выпрямляется и, махнув мне рукой, подводит Ноя ко мне. Она очень стройная и загорелая, с большими голубыми глазами и светлыми волосами, собранными на затылке в гладкий тугой пучок. Когда стюардесса подходит ко мне, я улавливаю исходящий от нее запах дорогого парфюма.

– Извините, – говорю я с улыбкой. – Ной, сиди здесь. Никуда не уходи, нас вот-вот позовут на посадку!

Стюардесса как-то странно глядит на меня, и я машинально поднимаю руку к подбородку в полной уверенности, что к нему прилипли крошки или кусочек салатного листа.

– Я только хотела сказать, – поспешно говорит стюардесса, – что восхищаюсь вашим мужеством. Ваш сын рассказал мне о том, что случилось, и я… Нет, я просто не нахожу слов!

На мгновение я теряюсь. Что, черт побери, наболтал Ной этой симпатичной женщине?

– И еще я думаю, – добавляет стюардесса дрожащим голосом, – что санитара «Скорой помощи» следовало бы наградить медалью!

Я сердито смотрю на Ноя, который отвечает мне безмятежным и совершенно невинным взглядом. Черт, что же делать?! Если начать объяснять, что мой сын – просто фантазер, я буду выглядеть довольно глупо. Не проще ли сделать вид, будто все, что он рассказывал (что бы это ни было!) – чистая правда? В конце концов, нам скоро улетать, и мы никогда больше не увидим эту женщину, а она не увидит нас.

– На самом деле все было совсем не так страшно, – говорю я наконец. – Ну а теперь нам пора… До свидания. Весьма признательна вам за… – За что я ей признательна? За то, что она поверила в Ноево вранье? За искреннее восхищение чем-то, чего никто из нас на самом деле не совершал?

– Не так страшно?! – восклицает стюардесса, и ее большие глаза делаются еще больше. – Но ведь это был… самый настоящий кошмар!

– Ну… в общем – да… Более или менее. – Я вздрагиваю. – Ной, пойдем, дружочек, купим в дорогу минеральной воды. Что-то в горле пересохло.

И я поспешно тащу сына к ближайшему торговому автомату.

– Ной, – строго говорю я, как только мы оказываемся достаточно далеко и стюардесса не может нас услышать, – что ты рассказал тете?

– Я сказал, что хочу выступать на Олимпийских играх, когда вырасту, – послушно отвечает он. – Я хочу прыгать в длину. Вот так… – Он вырывает ладошку из моей руки и прыгает с места. – Ну как? Смогу я попасть на Олимпиаду?

Я сдаюсь. С сыном я обязательно поговорю, но не сейчас – позже.

– Очень может быть, – говорю я и ерошу ему волосы. – Я только вот о чем хотела тебя попросить: больше не разговаривай с незнакомыми людьми, хорошо? Ты ведь знаешь это правило, не так ли?

– Эта тетя была вовсе не незнакомая, – резонно возражает Ной. – У нее на груди висит такая табличка, на которой написано, что ее зовут Черил.

Это звучит настолько логично, что мне просто нечего возразить. Мы покупаем бутылку минеральной воды и возвращаемся к своим местам. Там я снова усаживаю Ноя на сиденье.

– Займись своей книжкой с наклейками и никуда не уходи.

Достав свой «Блэкберри», я одно за другим отправляю несколько коротких сообщений. Не успеваю я дать свое согласие на включение дополнительных туров в программу «Отпуск в Арктике», как вдруг мое внимание привлекает что-то смутно знакомое. Оторвавшись от мобильника, я поднимаю глаза и вижу торчащую из-за газеты мужскую макушку, заросшую жесткими черными волосами. Худые, длинные пальцы, которые переворачивают газетные листы, я тоже определенно видела, и не так давно.

О, мать моя женщина, не может быть!..

Я всматриваюсь внимательнее, и, когда пассажир в кресле переворачивает очередную страницу, успеваю разглядеть висок и часть скулы. Ошибки быть не может. Это он! Лоркан сидит в пяти ярдах от меня и читает какой-то дурацкий репортаж или отчет, а у его ног стоит на полу легкая дорожная сумка.

Какого черта он здесь делает?!

Лоркан преспокойно перелистывает очередную страницу своей газетенки, и я начинаю закипать. Это он во всем виноват! Мне пришлось перекроить свое расписание и сорвать ребенка с занятий в школе (не говоря о том, что я всю ночь ворочалась с боку на бок, пытаясь решить, что еще предпринять), и все потому, что кое-кто не умеет держать рот на замке! Это он вмешался в ситуацию, которую я считала если не исправленной окончательно, то, по крайней мере, движущейся к благополучному разрешению. Это он заварил всю эту кашу! И после всего, что он испортил и запутал, он смеет сидеть здесь, такой спокойный и умиротворенный, словно просто едет в давно заслуженный отпуск?!

Звонит его телефон, и Лоркан откладывает газету, чтобы ответить.

– Да, конечно, – слышу я его бас. – Я все сделаю… Мы обязательно обсудим все эти вопросы… Да, я знаю, что времени мало… – Выражение его лица делается чуть более напряженным. – Нет, я отдаю себе отчет, что положение далеко от идеального, но я сделаю все, что от меня зависит… – В течение нескольких секунд он внимательно слушает, что́ говорит ему невидимый собеседник, потом качает головой: – Нет… Ни в коем случае… Только тем, кого это непосредственно касается… Пойдут слухи, а нам это может только повредить. О’кей. Хорошо. Я позвоню, когда буду на месте.

Лоркан дает отбой и снова берется за газету, не замечая моего презрительного взгляда. Похоже, он абсолютно не чувствует себя виноватым. Не испытывает ни тени сомнения, что что-то может быть не так. Он абсолютно спокоен, расслаблен и даже, кажется, пару раз улыбнулся, пока разговаривал по телефону. Почему бы и нет?! У него-то нет ровным счетом никаких проблем!

Мой взгляд излучает столько презрения и гнева, что кажется – еще немного, и я смогу прожечь дыру в его дурацкой газете. Пожилая женщина, которая сидит рядом с Лорканом, натыкается на этот взгляд и начинает нервно ерзать на своем кресле. Я мимолетно улыбаюсь ей, дескать, все в порядке, я вовсе не на вас сержусь, но ее это, кажется, пугает еще больше.

– Прошу прощения, – бормочет она, – но… Что-то случилось?

– Случилось?.. – Лоркан слышит эти слова и, вообразив, будто они относятся к нему, поворачивается к своей соседке. – Нет, ничего не случилось…

Тут он замечает меня и вздрагивает от неожиданности.

– О-о, это ты! Привет!..

Я жду, что Лоркан начнет униженно и многословно извиняться, но он, видимо, считает, что простого «привет» вполне достаточно. Его темные глаза встречаются с моими, и в одно мгновение я вспоминаю предыдущую ночь – руки, губы, прикосновение обнаженных тел, его горячее дыхание на моей шее… Моим щекам сразу становится горячо, и, чувствуя это, я бросаю на него еще один уничтожающий взгляд.

– Это все, что ты можешь сказать? – едко осведомляюсь я. – Просто «привет»? Больше ничего?

Лоркан самодовольно хмыкает.

– Мы, по-видимому, направляемся в одно и то же место. – Он откладывает газету и, слегка подавшись вперед, впивается в меня пристальным взглядом.

– Слушай, Флисс, – говорит Лоркан (слава богу, он все-таки помнит, как меня зовут!), – ты можешь им позвонить? Мне нужно срочно связаться с Беном. Он должен подписать кое-какие документы, и я бы хотел, чтобы, когда я прилечу, он был в отеле, а не неизвестно где, но на мои звонки он не отвечает. Бен избегает меня, избегает ответственности, избегает всего…

Я смотрю на него во все глаза. Похоже, единственное, что его сейчас беспокоит, – это какие-то рутинные деловые вопросы, вопросы бизнеса. Неужели ему все равно, что его близкий друг женился на моей сестре под влиянием сиюминутного импульса, практически рефлекса, который Лоркан сам же и спровоцировал своими неуклюжими действиями?!

– Я могу позвонить Лотти, но не ему.

– Вот как? Гхм-м… – Он хмурится и снова берет в руки газету.

Каким же бесчувственным поленом нужно быть, чтобы читать в такую минуту? Лично я чувствую себя смертельно оскорбленной подобным поведением. Как он может спокойно читать отчет о последнем футбольном матче после того, как устроил такую катавасию?

– Ты в порядке? – неожиданно спрашивает Лоркан, отрываясь от газеты. – Ты выглядишь немного… расстроенной.

Расстроенной? Как бы не так! Я в ярости. Кровь стучит у меня в висках, кулаки сжимаются сами собой, да с такой силой, что ногти впиваются в ладонь.

– Нет, – выдавливаю я. – Как ни странно, но я не в порядке.

– Я так и подумал. – Он кивает и отворачивается с намерением снова сунуть нос в свою кретинскую газету. Этого я уже не в состоянии вынести.

– Хватит читать всякую ерунду! – Я подскакиваю к Лоркану и, почти не отдавая себе отчета в своих действиях, вырываю газету у него из рук. – Прекрати сейчас же! – Я яростно комкаю ни в чем не повинное издание и швыряю на пол. Мои щеки пылают, дыхание с хрипом вырывается из груди.

Лоркан ошеломленно смотрит сначала на газету, потом на меня.

– Мамочка! – возмущенно вопит позади меня Ной. – Здесь нельзя мусорить!

Все пассажиры, ожидающие рейса на Иконос, тоже глядят на меня. Ну и пусть! Сама я вижу только Лоркана – его блестящие темные глаза, густые сдвинутые брови и озадаченную гримасу. Притворяется, думаю я. Не может быть, чтобы он не понимал, в чем дело.

– В чем дело? – спрашивает он, словно подслушав мои мысли. – Ты на меня сердишься?

Ну, это уже самая настоящая наглость!

– Еще как! – выпаливаю я. – Я все устроила, все организовала, я сделала так, что Бен и моя сестра перенесли свадьбу на неопределенный срок, а ты взял и все испортил! Кто тебя просил вмешиваться?!

Его лицо выражает целую гамму чувств, в которых я не в силах разобраться. Одно мне ясно – никакого раскаяния Лоркан не испытывает, но ведь должен же он понимать, что́ натворил?!

И он, кажется, начинает понимать…

– Значит, в том, что случилось, ты обвиняешь меня? – медленно спрашивает он.

– Тебя, кого же еще? Если бы ты не влез, они бы не стали так спешить с регистрацией.

– Ты серьезно так думаешь? – Лоркан упрямо качает головой. – Боюсь, мне придется тебя разочаровать. Бен хотел жениться на твоей сестре как можно скорее, вот он и женился. Я здесь ни при чем.

– А Лотти сказала, что Бен решил поспешить со свадьбой из-за тебя – из-за того, что́ ты ему наговорил.

– Лотти все поняла неправильно.

Ах, ты, упрямый козел, думаю я. Виноват, и еще споришь?

– Мне известно только одно: я урегулировала эту проблему с немедленной женитьбой, – холодно говорю я. – В конце концов я бы наверняка добилась, чтобы этот брак никогда не состоялся. Но потом…

– Ты думала, что решила проблему, – поправляет Лоркан, – но на самом деле ты ошибалась. Я хорошо знаю Бена, знаю, как быстро он умеет менять решения. Сейчас он думает одно, а через пять секунд – прямо противоположное, и никакие предварительные договоренности для него ничего не значат. Это касается и личной жизни, и деловых вопросов. Например, сейчас мне приходится самому лететь на Иконос только затем, чтобы Бен подписал несколько срочных бумаг, и тем не менее у меня нет никакой уверенности, что он их подпишет, – говорит он с внезапным раздражением. – Его нельзя заставить делать то, чего он не хочет, нельзя загнать в угол. Бен все равно выскользнет.

– Значит, вот почему ты здесь?! – Я бросаю быстрый взгляд на черный кожаный кейс, который лежит у него на коленях и который я не разглядела за газетой. – Ты везешь ему на подпись какой-то важный договор?

– Если Магомет не идет к горе, гора должна бросить все дела и лететь на Иконос первым же рейсом. – Его телефон сигнализирует о поступившем сообщении, Лоркан внимательно читает высветившиеся на экране строки и тут же начинает набирать ответ. – Кроме того, – добавляет он, не отрываясь от своего занятия, – мне очень нужно поговорить с Беном. Это решило бы несколько довольно сложных проблем. Ты не в курсе, чем они там занимаются?

– Готовятся к Конкурсу Молодых Пар, – говорю я мстительно.

Лицо Лоркана выражает некоторое недоумение, но он продолжает тыкать пальцами в экранную клавиатуру. Я медленно опускаюсь на свободное кресло. Ной уже сидит на полу и мастерит себе шляпу из Лоркановой газеты.

– Ной, – говорю я нерешительно, – не надо бы тебе… Впрочем… Это мой сын, – объясняю я Лоркану.

– Привет, – говорит он и кивает Ною. – Отличная шляпа. – Лоркан поворачивается ко мне. – Кстати, что вы оба тут делаете? Хотите присоединиться к нашим молодоженам? А они в курсе?..

Его вопрос застает меня врасплох. Чтобы выиграть время, я делаю большой глоток воды из бутылки, а сама тем временем пытаюсь придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение.

– Лотти просила меня к ней приехать, – выдаю я. – Правда, я не знаю, говорила ли она об этом Бену или нет, так что не рассказывай ему, что видел нас, хорошо?

– Хорошо, не буду. – Он пожимает плечами. – Вообще-то, странно, что сестра просит тебя приехать – у нее ведь сейчас медовый месяц, правда? Я уверен, что она и так прекрасно проводит время.

– Они планируют обновить обеты, – говорю я в приливе вдохновения. – Лотти хотела, чтобы я стала ее свидетельницей.

– Ну ладно, мне-то можешь лапшу на уши не вешать. – Лоркан пренебрежительно кривится. – Что за дурацкая идея: возобновлять супружеские клятвы на второй день после свадьбы?

Его голос звучит столь высокомерно, что я против воли снова начинаю раздражаться.

– А мне, напротив, кажется, что это прекрасная идея, – возражаю я. – В Лондоне была регистрация, а Лотти всегда хотела настоящую свадьбу – торжественную и пышную церемонию на фоне волн и заката. Она у меня довольно романтически настроенная личность, так что для нее это просто подарок судьбы.

– Ну, допустим… – Лоркан некоторое время переваривает услышанное, потом поднимает на меня взгляд. – А пони? Какой масти у них будут пони?

Пони? Какие, к чертям, пони?! Несколько мгновений я смотрю на него, ничего не понимая, потом до меня доходит. Значит, Лоркан слышал, что́ я говорила Лотти вчера утром о двойной свадьбе и о пони одинаковой масти! О господи!.. Кровь снова бросается мне в лицо, и на один краткий миг я почти полностью утрачиваю самообладание.

К счастью, это продолжается не слишком долго. Я довольно быстро понимаю, что существует только один способ справиться с неловкой ситуацией. В конце концов мы оба вполне взрослые, самостоятельные люди, мы можем говорить друг с другом прямо, без обиняков, и никакое уязвленное самолюбие не должно помешать нам двигаться дальше, не застревая на разного рода неловкостях и неприятных моментах.

– А-а… гм-м… – Я слегка откашливаюсь. – Ты имеешь в виду, э-э… вчерашнее утро, да?

– Допустим. – Он слегка подается вперед и глядит на меня с насмешливым любопытством. Похоже, Лоркан не собирается облегчать мне задачу.

– Не знаю, что именно ты подумал, но… – делаю я еще одну попытку. – Вообще-то, когда ты вернулся, я разговаривала по телефону с Лотти, поэтому фраза, которую ты слышал, не относилась к… ни к чему особенному не относилась. Я думала, ты уже забыл мои слова, но поскольку теперь мне очевидно, что ты не только их не забыл, но и превратно истолковал, – что вполне простительно, так как ты не знал, в каком контексте они были сказаны, – я хотела бы…

Я хотела бы что?.. Объясниться? Познакомить тебя с этим самым контекстом? Я не знаю, что́ говорить дальше, но, к счастью, вовремя замечаю, что Лоркан меня совершенно не слушает. Он достал из кейса блокнот и что-то в нем пишет. Фу! Какая невоспитанность! Впрочем, я рада, поскольку это, по-видимому, означает, что Лоркана не интересуют мои оправдания и я могу вздохнуть свободно. Я потихоньку вздыхаю с облегчением и делаю несколько жадных глотков воды из бутылки. Потом я предлагаю бутылку Ною, но он слишком поглощен своей бумажной шляпой и пьет чисто машинально. «Уф-ф, кажется, пронесло…» – думаю я. Увы, моя радость оказывается преждевременной. Лоркан легонько стучит меня по плечу и протягивает блокнот, раскрытая страница которого почти сплошь исписана его четким, решительным почерком.

– У меня довольно хорошая слуховая память, – вежливо говорит он. – Но прошу тебя, не стесняйся, поправь меня, если я что-то забыл.

Я беру блокнот в руки, читаю… и чувствую, как мой рот сам собой открывается все шире.

«Он был маленький. Совсем маленький. Крошечный…

…Да и вообще… Лично мне пришлось весь вечер притворяться, будто я прекрасно провожу время, тогда как на самом деле…

…Ничего подобного, вечер был ужасный. А потом стало еще хуже. Просто му́ка мученическая…

…Ни в коем случае! Потому что меня сразу стошнит, и тогда Лоркан никогда меня не полюбит, и мы с ним никогда не поженимся, а главное – мы с тобой не сможем справить наши свадьбы в один и тот же день и не сможем подъехать к церкви на одинаковых пони…»

– Послушай, – говорю я, не зная, куда деваться от стыда, – я вовсе не имела в виду… это.

– Что конкретно ты не имела в виду? – Лоркан вопросительно приподнимает брови. Сволочь! Он думает – это смешно?!

– Ты, как и я, прекрасно знаешь, что все эти слова вырваны из контекста, – отвечаю я ледяным тоном. – И ни в коем случае не относятся к…

До моего слуха доносится какой-то шум, он быстро нарастает, и я обрываю себя на полуслове. Похоже, возле стойки регистрации разгорается скандал. Две стюардессы препираются с мужчиной в полотняной рубашке и коричневых твидовых брюках, который тщетно пытается втиснуть объемистый чемодан в рамку для измерения ручной клади. Его гневный голос кажется мне смутно знакомым.

В следующую секунду мужчина оборачивается, и я невольно ахаю. Так и есть! Это Ричард.

– Прошу прощения, сэр, но ваш чемодан слишком велик, чтобы его можно было взять в салон, – терпеливо объясняет ему представительница авиакомпании. – А сдавать его в багаж уже слишком поздно – вот-вот начнется посадка. Может быть, вам лучше немного подождать и вылететь следующим рейсом?

– Следующим рейсом?! – Ричард, несмотря на свое «львиное» имя, трубит, как обиженный слон. – Следующий рейс в эту проклятую дыру отправляется только завтра! Один самолет в сутки! Это просто издевательство какое-то!

– Но, сэр, поймите: правила…

– Плевать мне на правила! Я должен попасть на этот рейс.

– Послушайте…

Ричард внезапно приподнимается на цыпочки и всем телом наваливается на высокую стойку, так что его лицо оказывается на одном уровне с лицом стюардессы.

– Нет, это вы послушайте, мисс… Женщина, которую я люблю, уехала с другим мужчиной, – говорит он с горячностью, которой я никак от него не ожидала. – Я, конечно, сам виноват – я промедлил, и я никогда себе этого не прощу. И тем не менее я должен хотя бы сказать ей, как я отношусь к ней на самом деле. Я должен сказать ей, что я люблю ее! Раньше я старался этого не показывать, я, как последний дурак, скрывал свои чувства, – да я, наверное, и сам не понимал, что я чувствал, но теперь… Поймите, это мой последний и единственный шанс!

Я смотрю на него, разинув от удивления рот. Это – Ричард? Это – Ричард?! Никогда бы не подумала, что он способен во всеуслышание признаться в своей любви. Жаль, Лотти этого не слышит и не видит. Да она бы просто разревелась от восторга!

К сожалению, на стюардессу сердечные излияния Ричарда не производят никакого эффекта – она по-прежнему выглядит совершенно спокойной и равнодушной, во всяком случае, ее бледное, словно вылепленное из сырого теста лицо не выдает никаких эмоций.

– И все-таки, уважаемый сэр, – говорит она, – ваш чемодан слишком велик, и его нельзя брать в салон. Отойдите, пожалуйста, в сторону, не мешайте другим пассажирам.

Вот стерва! Я-то знаю, что пассажиры часто берут с собой в салон багаж и побольше, и не понимаю, почему стюардесса так придирается. Мне хочется подойти к ним и помочь Ричарду уговорить ревнительницу правил воздушных перевозок, но еще сильнее мне хочется посмотреть, что будет дальше, и я остаюсь на месте.

– Хорошо! – ревет Ричард (наконец-то в его голосе прорезаются «львиные» нотки). – Я не стану брать этот чемодан в салон. – Бросив на женщину презрительный взгляд, Ричард слезает со стойки и открывает замки чемодана. Выхватив оттуда майку, дорожный футляр с туалетными принадлежностями, трусы и пару носков, он ставит чемодан на пол и пинком отправляет к ближайшему ряду кресел.

– Вот моя ручная кладь! – кричит он, размахивая бельем перед лицом стюардессы. – Ну, теперь вы довольны?

Стюардесса продолжает скользить по нему равнодушным взглядом.

– Вы не можете бросить ваш чемодан посреди зала, – говорит она.

– Не могу? Отлично! – Ричард застегивает замки, потом поднимает чемодан за ручку, несет в угол и водружает поверх урны для мусора. – Теперь все в порядке?

– Нет, сэр, не в порядке. Вы не можете оставить его здесь. Правила безопасности это запрещают. Мы же не знаем, что в нем.

– Нет, знаете!

– Не знаем. – Она отрицательно качает головой.

– Но я же только что его открывал! Перед вами открывал!

– И тем не менее, сэр…

Все, кто есть сейчас в зале ожидания, уже давно наблюдают за этой сценой. Ричард тяжело дышит, его широкие плечи приподняты, а голова опущена. Нет, решаю я, все-таки не лев, а скорее бык. Африканский буйвол, который атакует яростно и в лоб.

– Дядя Ричард!.. – Это Ной внезапно замечает старого знакомого. – Ты тоже летишь в отпуск с нами?

Ричард оборачивается и удивленно вздрагивает, когда видит сначала Ноя, а затем меня.

– Флисс? – Он роняет на пол трусы и нагибается, чтобы поднять их. Сейчас он чуть меньше похож на разозленного быка, и я тихонечко вздыхаю. – Как вы здесь очутились?

– Привет, Ричард, – говорю я как можно небрежнее. – Мы… едем к Лотти. Но что ты… – я развожу руками, что должно означать недоумение и вопрос: – Что ты здесь делаешь?

Собственно говоря, я уже знаю, что Ричард делает в аэропорту – он сам только что сообщил это и мне, и всему залу, но меня интересуют подробности. Точнее – детали. «Есть ли у вас план, мистер Фикс?..»

– Я не мог сидеть и ничего не делать, – угрюмо отвечает Ричард. – Я вдруг понял, что не могу позволить себе ее потерять – не могу отпустить ее, не сказав, как сильно я ее… – Он не договаривает, и его лицо внезапно искажается неподдельной мукой. – Я должен был сделать ей предложение, когда у меня была возможность! – заявляет он внезапно. – Мне следовало дорожить тем, что́ у меня было. Я должен был на ней жениться!

Его горестный вопль звучит в притихшем зале неожиданно громко. Пассажиры глядят на нас во все глаза, и я, откровенно говоря, начинаю чувствовать себя довольно неловко. Но удивление, которое я испытываю, намного сильнее. До сегодняшнего дня я и представить себе на могла, что Ричард способен на подобные латиноамериканские страсти. Интересно, а Лотти знала?..

Тут я начинаю жалеть, что не записала сольное выступление Ричарда на камеру своего телефона.

– Будьте добры, сэр, достаньте свой чемодан из мусорного контейнера, – говорит стюардесса. – Как я уже сказала, это запрещено правилами безопасности.

– А это больше не мой чемодан, – заявляет Ричард, размахивая своими трусами словно флагом. – Я даже не знаю, чей он. Вот моя ручная кладь, видите?

Тестообразное лицо стюардессы неприятно кривится.

– Вы хотите, чтобы я вызвала сотрудников службы безопасности и они уничтожили ваш чемодан? Я могу это сделать, но в таком случае рейс будет задержан не меньше, чем на шесть часов.

Половина пассажиров – я в том числе – дружно ахает. Минуту спустя в зале все еще слышен возмущенный ропот и довольно ядовитые замечания. Судя по ним, Ричарду вряд ли достанется титул Самого Симпатичного Пассажира рейса Лондон – Иконос. Напротив, еще немного, и его освистают и обшикают…

– Дядя Ричард, ты правда едешь с нами в Грецию? – Пожалуй, один только Ной по-прежнему рад и счастлив. – А мы будем играть в борьбу? А можно в самолете я сяду рядом с тобой? – С этими словами он бросается к Ричарду и обнимает его за колени.

– Никуда я не поеду, если только тебе не удастся уговорить эту леди. – Ричард криво улыбается.

– А этот мистер действительно твой дядя? – Подруга Ноя Черил, которую я не сразу заметила, поднимается из-за соседней стойки. – Тот самый дядя, о котором ты мне рассказывал?

– Да, это дядя Ричард, – жизнерадостно подтверждает Ной.

Напрасно я разрешила Ною называть Ричарда дядей, думаю я. Это произошло, когда мы все вместе встречали позапрошлое Рождество, но тогда нам с Лотти казалось, что это довольно мило. Ни я, ни она не предвидели внезапного разрыва их отношений. Казалось, Ричард прочно вошел в семью, и не было ничего особенного в том, что Ной называет дядей потенциального мужа своей родной тетки.

Внезапно я замечаю, что Черил буквально задыхается от волнения.

– Марго! – выпаливает она, обращаясь к своей тестолицей коллеге. – Пропусти этого мужчину на самолет, пожалуйста. Он настоящий герой и спас своему племяннику жизнь.

– Что-что?.. – переспрашивает Марго.

– Как это? – удивленно ахает Ричард.

– Я знаю, вы – скромный человек, – произносит Черил, и ее голос дрожит от волнения, – но ваш племянник рассказал мне о том, что случилось! Марго, ты даже не представляешь, какой это был кошмар! Все эти люди… вся эта семья… они так много пережили.

Она покидает свой пост за стойкой регистрации и подходит к Ричарду:

– Будьте добры ваш посадочный талон, сэр.

Я вижу, что Ричард основательно сбит с толка и растерян. Он с подозрением косится сначала на Ноя, потом на меня. Я слегка опускаю веки и чуть заметно киваю: мол, не возражай, делай, что она говорит, я потом тебе все объясню.

– И вы тоже. – Черил поворачивается ко мне. – Просто не представляю, как вы все это пережили – ведь вашему малышу выпало такое, что не каждый взрослый выдержит.

– Мы привыкли благодарить Господа за каждый новый день, – бормочу я уклончиво.

Этот ответ, впрочем, вполне устраивает Черил, она берет наши посадочные талоны и отходит. Ричард все еще стоит, сжимая в руках свое белье. На лице его написано глубочайшее недоумение, но я даже не пытаюсь ему что-то объяснить.

– Давай-ка присядем, – говорю я ему. – Нечего торчать посреди аэропорта, как пизанская башня. Кофе хочешь? Я сейчас принесу…

– Зачем ты едешь к Лотти? – спрашивает он, не двигаясь с места. – У нее что, проблемы?

Что́ ему ответить, я не знаю. Честно, не знаю. С одной стороны, мне не хочется подавать ему лишние надежды, но с другой… Может, все-таки намекнуть ему, что в греческом эдеме не все ладно?..

– Они собираются возобновить свои клятвы, разве не так? – уточняет Лоркан поверх своей газеты, и Ричард опасно скалится.

– Это еще кто такой? – спрашивает он с подозрением. – Вы кто, мистер?

– Все в порядке, – быстро вмешиваюсь я. – Познакомься, это Лоркан, лучший друг Бена. Его несостоявшийся шафер. В общем, он тоже летит на Иконос.

Инстинктивно Ричард снова принимает позу готового броситься в атаку быка.

– Ага, понятно… – Он кивает.

Я уверена, что ему ничего не понятно, но Ричард настолько напряжен и перевозбужден, что объяснять ему что-либо бесполезно. Поэтому я не рискую вмешиваться, чтобы не попасть под горячую руку. Вот Ричард расправляет плечи, сжимает кулаки, делает шаг вперед и…

– С кем имею честь? – вежливо осведомляется Лоркан.

– Я – тот идиот, который позволил Лотти уйти, – отвечает Ричард с неожиданной откровенностью. – Я был слеп, как крот, и не сумел разглядеть счастье, которое она мне предлагала. Мне казалось, Лотти витает в облаках… мечтает, как мечтают все девушки, но она оказалась куда умнее и дальновиднее, чем я. Увы, я прозрел слишком поздно, и теперь мне самому остается только мечтать. Мечтать и надеяться, что произойдет чудо!

Голову готова отдать на отсечение, что все женщины в зале слушают Ричарда как завороженные. Интересно, где он научился так говорить? Лотти бы эта речь понравилась – особенно та часть, где Ричард говорит о ее уме и дальновидности. Моя рука сама собой лезет в карман за телефоном, но я слишком долго мешкала.

– Что это ты делаешь?

– Ничего. – Я быстро засовываю телефон обратно в карман.

– Не знаю, может быть, все это – не такая уж блестящая идея, – внезапно говорит Ричард. Такое ощущение, что он немного пришел в себя и понял, что, потрясая зажатыми в кулаке трусами, обращается с речью к целой толпе пассажиров. – Быть может, самое лучшее для меня – просто выйти из игры.

– Нет! – поспешно возражаю я. – Не сдавайся. Еще не все потеряно.

Ах, если бы только Лотти могла видеть его сейчас, думаю я про себя. Если бы она только узнала о его истинных чувствах! Она бы сразу поняла, что Ричард не лжет, не притворяется, и тогда…

– Кого я пытаюсь обмануть? – плечи Ричарда разочарованно никнут. – Дело сделано – Лотти вышла замуж. Я поздно спохватился.

– Фактически она еще не замужем! – выпаливаю я прежде, чем успеваю прикусить язык.

– Что-о?! – Ричард и Лоркан глядят на меня с изумлением, да и пассажиры вокруг тоже прислушиваются с явным интересом.

– Я хотела сказать, Лотти замужем только с формальной точки зрения, – бормочу я невнятно. – Но они с Беном еще не пере… В общем, их брак пока не вступил в законную силу, а это означает, что он еще может быть аннулирован как не имевший места в действительности.

– Ты говоришь правду? – В глазах Ричарда вспыхивает огонек надежды. Что касается Лоркана, но он, будучи юристом, сразу ухватывает суть.

– Ты хочешь сказать, что они до сих пор не вступили в фактические супружеские отношения? – недоверчиво спрашивает он. – Интересно, почему? И откуда тебе это известно?

– Лотти – моя сестра, и у нас нет секретов друг от друга, – произношу я фразу, которая мне самой кажется штампованной и насквозь фальшивой. – Что касается того, почему они не вступили… в отношения… – Я слегка откашливаюсь. – Просто им немного не повезло. Сначала отель что-то напутал с постелями – поставил в их номере две кровати вместо одной. Пока они ждали, что администрация исправит ошибку, Бен напился и заснул… В общем, в первую ночь у них ничего не получилось.

– Как-то подозрительно много подробностей, – замечает Лоркан и начинает укладывать в кейс свои бумаги. Ричард молчит. Его лоб сосредоточенно нахмурен, словно он пытается усвоить услышанное. Наконец он садится на ближайшее кресло, его руки яростно комкают трусы, превращая их в неопрятный комок. Я внимательно наблюдаю за ним, дожидаясь, пока он опомнится и сумеет рассуждать здраво.

– Знаешь, Ричард, – говорю я, – ты, наверное, слышал фразу «Сделано слишком мало и слишком поздно»? Ты сделал много: прилетел из Сан-Франциско, бросился в аэропорт, произнес целую речь перед пассажирами… но почему ты не сделал всего этого раньше?

Ричард мрачно глядит на меня.

– Ты хочешь сказать, что я все равно опоздал?

Отвечать на этот вопрос мне категорически не хочется, поэтому я говорю:

– Это просто выражение, оно ничего не значит. Я думаю, еще не все потеряно, Ричард… – Я ласково треплю его по колену: – Идем. Пора садиться в самолет.

* * *

Примерно через полчаса полета Ричард перебирается из хвоста салона к нам с Ноем. В нашем ряду все кресла заняты, поэтому я сажаю сына на колени, и он опускается на освободившееся место рядом со мной.

– Какого он роста, этот Бен? – с ходу спрашивает Ричард.

– Понятия не имею. Я никогда его не видела.

– Но ты наверняка видела его фотографии. Неужели ты не можешь сказать, хотя бы приблизительно? Пять и восемь? Пять и девять?..

– Я не знаю, Ричард!

– Допустим, пять футов и девять дюймов. Значит, он намного ниже, чем я! – добавляет Ричард с мрачным удовлетворением.

– Многие люди намного ниже тебя, – говорю я. В Ричарде шесть футов и два дюйма, и он действительно выше многих мужчин.

– Никогда не думал, что Лотти выйдет замуж за коротышку.

На это мне нечего ответить, поэтому я только закатываю глаза и возвращаюсь к чтению купленного в аэропорту журнала.

– Я поискал о нем информацию в Гугле, – говорит Ричард, комкая в пальцах гигиенический пакет. – Он – мультимиллионер, владелец бумажной компании.

– Мм-м-м… Я знаю.

– Я пытался выяснить, есть ли у него собственный самолет, но в Сети об этом ничего не сообщается. Но я почти уверен, что есть!

– Ричард, перестань себя мучить! – Я поворачиваюсь к нему. – И вообще, дело не в том, есть ли у Бена собственный самолет или нет? И не в росте. Не нужно сравнивать себя с ним, понимаешь?

Несколько долгих секунд Ричард молча глядит на меня. Потом, словно он вовсе не слышал моих последних слов, Ричард говорит:

– А ты видела, какой у него дом? Это настоящая старинная усадьба, в ней даже снимали сериал – «Хайтон-Холл». Значит, он не только мультимиллионер, но и владелец роскошного поместья… – Он злобно скалится. – Сволочь!..

– Ричард…

– На фотографиях, которые я видел, он выглядит довольно хилым. Разве ты не заметила? – Ричард методично рвет гигиенический пакет на узкие полоски. – Настоящий дистрофик!.. Не понимаю, что Лотти в нем нашла?!

– Ричард, прекрати сейчас же! – говорю я резко.

Если он будет продолжать в том же духе, то до посадки на Иконосе я просто сойду с ума.

– Это вы – наш особый гость? – раздается над нами приторно-сладкий голос. Мы дружно поднимаем головы и видим белокурую стюардессу с французской косичкой, которая склоняется к нам с широкой улыбкой. В руках она держит игрушечного медвежонка, поднос с карамельками, небольшой бумажник с эмблемой авиакомпании и большую коробку конфет «Ферреро Роше». – Черил все нам о тебе рассказала, – говорит стюардесса Ною, – и мы приготовили для тебя подарок.

– Ух, ты! Спасибо! – Ной хватает подарки прежде, чем я успеваю вмешаться. – Смотри, мамочка, мои любимые конфеты, большая коробка! Теперь ты тоже сможешь их попробовать!

– Большое спасибо, – благодарю я, чувствуя себя крайне неловко. – Но, право же, это совершенно ни к чему…

– Это самое малое, что мы можем сделать! – уверяет стюардесса и поворачивается к Ричарду: – А вы, значит, и есть тот самый знаменитый дядя?

Стюардесса в восторге хлопает ресницами, а Ричард недоуменно хмурится.

– Дядя Ричард знает три языка! – с гордостью заявляет Ной. – Он умеет говорить даже по-японски.

– Значит, вы не только хирург, но и полиглот?! – Глаза стюардессы широко распахиваются в неподдельном восхищении, и я успеваю крепко сжать пальцами локоть Ричарда, чтобы он, не дай бог, не вздумал возражать. Меньше всего мне хочется, чтобы мой сын был публично уличен во лжи.

– Это так, – быстро говорю я. – Ричард – очень талантливый человек. – Я улыбаюсь стюардессе до тех пор, пока она, дружески потрепав Ноя по щеке, не отправляется по своим делам.

– Флисс, что происходит? – требовательно спрашивает Ричард, когда стюардесса уходит. К счастью, ему хватает ума не орать на весь салон, но я все равно предпочла бы, чтобы он говорил потише.

– Мама, а я могу завести кредитную карточку, чтобы класть в мой кошелечек? – вступает Ной, разглядывая свой подарок. – Я хочу карточку «Америкэн экспресс»! Мне будут начислять на нее бонусные баллы[39]?

О боже!.. Мой семилетний сын знает о программе бонусных баллов компании «Америкэн экспресс»! Это просто ужасно. Бо́льшую неловкость я испытывала, пожалуй, только когда в прошлом году мы с сыном останавливались в одной римской гостинице. Тогда, прежде чем я успела наскрести мелочь для чаевых, Ной уже попросил показать нам другой номер.

Ну да ладно… Я достаю свой айпод и вручаю его Ною, который издает радостный вопль и тут же втыкает в уши наушники. Все, теперь можно разговаривать спокойно.

– Ной рассказал сотрудникам аэропорта какую-то выдуманную историю, – начинаю объяснять я Ричарду. Теперь мне есть с кем поделиться своими тревогами, и я испытываю огромное облегчение. – Я понимаю, что все дети фантазируют, но должны же быть какие-то границы! В школе, к примеру, он говорит учителям, что ему сделали пересадку сердца и что у него теперь есть суррогатная сестренка.

– Что-о? – у Ричарда вытягивается лицо.

– Вот именно.

– Хотелось бы мне знать, где он всего этого набрался. – Ричард качает головой. – Суррогатная сестра! Это надо же такое придумать!

– Где Ной этого набрался, я знаю, – говорю я. – Все эти истории есть на DVD, который крутят в коррекционном отделении в его школе.

– Ну, допустим… – Ричард слегка пожимает плечами. – Но что он мог наплести этим людям? – Он указывает в направлении пилотской кабины.

– Понятия не имею, – честно говорю я. – Одно мне очевидно: в этой его выдумке главная роль принадлежит тебе – героическому кардиохирургу-полиглоту.

Мы смотрим друг на друга и начинаем хихикать. Потом Ричард говорит:

– Это совершенно не смешно.

– Это ужасно!

– Бедный малыш. – Ричард ерошит Ною волосы, и тот, на мгновение вынырнув из транса, в который погрузило его временное обладание айподом, одаривает нас улыбкой, исполненной неземного блаженства. – Как ты думаешь, может быть, он начал сочинять все эти истории из-за твоего развода?

При упоминании о разводе мне сразу становится не до смеха.

– Может быть, и из-за развода, – говорю я. – А может быть, из-за своей эгоистичной матери-карьеристки.

Ричард слегка морщится.

– Извини. Кстати, как у вас дела с Дэниелом? – уточняет он после небольшой паузы. – Вы подписали разводное соглашение?

Я открываю рот, чтобы все подробно ему рассказать, но успеваю вовремя прикусить язык. Я уже много раз надоедала Ричарду своими жалобами на Дэниела. Вот и сейчас я отчетливо вижу, как он внутренне напрягся, готовясь к потоку желчных обвинений и призывов к сочувствию. И как я раньше не замечала, что люди, которым приходится часто выслушивать мои жалобы, всегда напрягаются, как в кресле у дантиста?

– Дела хорошо, – говорю я, награждая Ричарда сладкой, как сироп, фальшивой улыбкой, которую я так недавно научилась пускать в ход. – Все просто отлично.

– Н-да? – Ричард слегка озадачен. Он явно ждет продолжения, но я молчу, и он качает головой. – В таком случае… поздравляю. Нет, я действительно за тебя рад! Слушай, а может, у тебя появился кто-то еще?

Его последние слова звучат неожиданно громко, я непроизвольно морщусь и бросаю быстрый взгляд в направлении Лоркана, который сидит в том же ряду, но через проход от нас и к тому же у окна. Лоркан что-то набирает на своем ноутбуке, и я потихоньку вздыхаю с облегчением. Кажется, он ничего не слышал.

– Нет, – говорю я. – У меня никого нет.

Только не смотреть на Лоркана, приказываю я себе. Не смотреть и даже не думать о нем! Увы, эта задача оказывается мне не по силам. Очень трудно – почти невозможно – не думать о белой обезьяне, и, прежде чем я успеваю справиться с собой, мой взгляд снова устремляется в сторону Лоркана. И на этот раз Ричард успевает заметить это почти рефлекторное движение моих глазных яблок.

– Что?.. – спрашивает он, удивленно глядя на меня. – С ним?..

– Тсс!

– Вы что, встречаетесь?

– Нет. То есть… да. – Я краснею. – Один раз.

– С ним? – На лице Ричарда появляется оскорбленная гримаса. – Но ведь он лучший друг этого самого… Бена, значит, он не на нашей стороне!

– Здесь нет никаких сторон, Ричард!

Некоторое время Ричард, прищурившись, разглядывает Лоркана. Как раз в этот момент Лоркан поднимает голову и поворачивается в нашу сторону. Увидев, что мы оба на него смотрим, он удивленно поднимает брови, а я чувствую, как меня захлестывает волна стыда.

– Перестань! – шепчу я, поспешно отворачиваясь. – Не пялься на него!

– Ты тоже на него смотрела, – парирует Ричард.

– Потому что ты смотрел!

– Слушай, Флисс, давай не будем ссориться.

– Я не собираюсь с тобой ссориться, – отвечаю я с достоинством. – Просто я пытаюсь вести себя как взрослый человек, и… Ну вот, опять ты на него уставился! – Я толкаю его под локоть. – Прекрати!

– Кто он вообще такой?

– Я же тебе говорила – самый старый и, кажется, самый близкий друг Бена. Он юрист, работает в его компании… – Я пожимаю плечами.

– И у тебя с ним?..

– У меня с ним ничего нет. Мы случайно встретились, ну, и… вроде как понравились друг другу. А потом…

– Разонравились?

– Именно.

– Странно. На мой взгляд, так он просто красавец. И притом – настоящий душка, – Ричард окидывает Лоркана еще одним критическим взглядом. – Это я иронизирую, – поясняет он после паузы.

– Угу. – Я киваю. – Я догадалась.

Лоркан снова поднимает голову – и снова обнаруживает себя в центре пристального внимания. Действует он решительно. Не успеваю я и глазом моргнуть, как Лоркан уже отстегивает ремень безопасности и движется к нам.

– Отличная работа, Ричард. Ты своего добился! – негромко бормочу я и, подняв взгляд, приятно улыбаюсь Лоркану. – Как дела? Как ты переносишь полет?

– Отлично переношу. Как и всегда. Мне нужно поговорить с тобой, Флисс… – Взгляд его темных глаз абсолютно непроницаем, но я все равно начинаю испытывать беспокойство.

– Конечно, – с готовностью киваю я. – Но, быть может, здесь тебе не слишком удобно?..

– Мне нужно поговорить с вами обоими, – перебивает Лоркан. – Лично я лечу на Иконос по важному делу: мне необходимо обсудить с Беном несколько не терпящих отлагательства деловых вопросов. Именно поэтому мне хотелось бы, чтобы он был адекватен и мог сосредоточиться на делах. Если вы собираетесь на него наорать, похитить у него жену или даже избить… – Тут Лоркан косится на Ричарда. – Словом, у меня к вам большая просьба: сделайте это после того, как я с ним поговорю, о’кей?

Эти слова он произносит вполне мирным тоном, но у меня они вызывают мгновенный приступ острого раздражения.

– Это все, что ты хотел сказать? – спрашиваю я, презрительно вздернув подбородок.

– Да, – коротко отвечает Лоркан.

– Тебя, я вижу, интересует только бизнес. То, что ты сам стал виновником этого брака, тебя не беспокоит?

– Разумеется, бизнес меня интересует в первую очередь, – спокойно возражает он.

– «Разумеется»?! – тут же вспыхиваю я. – Значит, бизнес для тебя важнее, чем личное счастье твоего близкого друга? Любопытная точка зрения!

– В настоящий момент дела обстоят именно так. И «личное счастье» Бена тоже во многом зависит от того, сумеет ли он принять правильное управленческое решение.

– Ладно, можешь не беспокоиться, мы не будем его бить, – говорю я презрительно.

– Как это не будем? – неожиданно возражает Ричард. – С какой это стати ты даешь обещания вместо меня? Я, к примеру, так очень не прочь, и, может быть, я так и сделаю! – И он с такой силой стучит кулаком по подлокотнику кресла, что пожилая женщина, сидящая третьей в нашем ряду, испуганно подпрыгивает.

– Прошу прощения, – говорит она Лоркану. – Если вам нужно поговорить с вашими друзьями, я могла бы пересесть на ваше место.

– Нет, благодарю вас… – начинаю я, но Лоркан меня перебивает:

– Большое спасибо, мэм, я очень вам признателен.

Минуту спустя Лоркан уже сидит в кресле слева. Пока он застегивает ремень безопасности, я пристально смотрю прямо перед собой, но от его близости моя кожа покрывается мурашками. Я ощущаю его тепло, чувствую запах его одеколона и начинаю – совершенно в прустовском духе – вспоминать самые яркие фрагменты позапрошлой ночи, что оказывается совершенно некстати.

– Ну… – говорю я, когда Лоркан наконец устраивается. Это очень короткое слово, но оно – вкупе с интонацией – довольно успешно передает все, что я хотела бы ему сказать.

«Ты абсолютно не прав и в вопросе по поводу того, кто виноват в браке Бена и Лотти, и в своей интерпретации того, что́ я говорила тем утром у тебя в квартире, – не говоря уже о твоих неправильно выстроенных приоритетах».

Вот примерно, что́ я имею в виду.

– Да, – отвечает Лоркан с самодовольным кивком, причем у меня складывается впечатление, что на самом деле он и не думает со мной соглашаться – что́ бы я себе ни думала. После этого мне остается только неопределенно пожать плечами и демонстративно вернуться к отложенному журналу. Пусть видит, что я твердо решила не обращать на него внимания до конца полета.

* * *

Увы, это очень трудно – практически невозможно – не поглядывать одним глазком на экран ноутбука, который Лоркан пристроил у себя на коленях, и не читать появляющихся на нем слов и фраз. Ричард и Ной вместе слушают айпод и совершают набеги на запас принесенных стюардессой карамелек, поэтому мне совершенно не с кем поговорить. Приходится обращаться к соседу слева, пусть даже он – самодовольный умник, который к тому же играет за чужую команду.

– Ну, как дела? – спрашиваю я, старательно делая вид, будто меня это нисколько не интересует.

– Мы затеяли в нашей компании большую перестройку, – не сразу отвечает Лоркан. – Расширяем одни отделы, сокращаем другие, вкладываем дополнительные средства в одни направления деятельности и сворачиваем другие. Подобная рационализация в наши дни – вещь абсолютно необходимая. Современная целлюлозно-бумажная промышленность…

– Кошмар! – соглашаюсь я, прежде чем он успевает полностью развить свою мысль. – К тому же бумага постоянно дорожает, а нас это тоже касается.

– Ах да! – Лоркан кивает. – Я и забыл – ты же работаешь в журнале. В таком случае ты меня понимаешь.

Похоже, мы с Лорканом снова «законтачили». Не люблю это слово, но другого мне на ум не приходит. Не знаю, быть может, я совершаю ошибку, однако ничего с собой поделать не могу. Оказывается, это может быть чертовски приятно – просто поговорить с совершенно посторонним человеком, который не является твоим начальником, коллегой, адвокатом, сыном, бывшим мужем или чокнутой младшей сестрой. Главное, Лоркану ничего от меня не нужно, и это все меняет. Он кажется таким спокойным и собранным, словно ничто из того, что происходит вокруг, его не касается – не может коснуться. Иметь дело с таким человеком… приятно, особенно когда ты сама взвинчена донельзя и не знаешь, на кого опереться.

– Я читала на сайте, что это ты изобрел открытки «Пейпермейкер», – говорю я. – Это действительно был ты?

– Идея моя, верно. – Он слегка пожимает плечами. – Ну а разработка, дизайн – над этим трудились люди гораздо более талантливые, чем я.

– Мне нравятся ваши открытки, – говорю я осторожно. – Они очень красивые. Хотя и дорогие.

– Но ты тем не менее продолжаешь их покупать. – Лоркан чуть заметно улыбается.

– Пока покупаю, – признаю́сь я и сразу же наношу ответный удар: – Но как только появится другой, более дешевый бренд…

– Туше́[40]. – Он слегка морщится, и я спохватываюсь, что, возможно, я допустила бестактность.

– А что, дела в вашей компании действительно обстоят не лучшим образом? – спрашиваю я и тотчас понимаю, что этот вопрос еще хуже – хотя бы потому, что он лишен смысла, и это еще очень мягко сказано. Экономическая ситуация в стране и в мире оставляет желать много лучшего, и я не знаю компаний, которые не испытывали бы трудностей. – То есть, – поправляюсь я, – все действительно плохо или примерно так же, как у других?

– Мы, если так можно выразиться, стоим на распутье, – говорит Лоркан и негромко вздыхает. – Отец Бена умер внезапно, и теперь мы вынуждены действовать предельно осторожно. К сожалению, экономическая обстановка не благоприятствует долгим раздумьям: в самое ближайшее время нам придется принять несколько непростых решений. Я бы сказал – смелых решений. Ну и, конечно… – Он слегка колеблется. – Было бы неплохо, если бы эти решения в итоге оказались правильными.

– Ага… – Я некоторое время раздумываю над услышанным. – То есть ты хочешь сказать – это Бен должен принять непростые, но правильные решения?

– Верно. Ты быстро соображаешь.

Я не знаю, комплимент это или насмешка, но сейчас меня занимает другое.

– А он… способен их принять? – спрашиваю я осторожно. – Мне ты можешь сказать, дальше меня это не пойдет. Компания Бена… стоит на грани разорения? – еще один бестактный вопрос, но мне плевать.

– Вовсе нет! – Лоркан реагирует так живо и горячо, что мне сразу становится ясно: своим вопросом я попала в больное место. – Банкротство нам не грозит. Компания остается стабильной, несмотря ни на что, она приносит прибыль, а может приносить еще больше… Для этого у нас есть все: ресурсы, преданные работники, несколько популярных торговых марок, которыми мы владеем… – Он говорит это так, словно пытается убедить в своей правоте каких-то воображаемых слушателей. – И все же нам приходится нелегко. В прошлом году компанию уже пытались купить, мы с трудом отбились…

– Но, быть может, продажа хотя бы части акций – это и есть решение?

Лоркан качает головой:

– Если мы сделаем что-то подобное, отец Бена перевернется в гробу. Компанию хотел купить Юрий Жернаков.

– Ух ты!.. – Я действительно поражена. Юрий Жернаков – один из тех русских парней, о которых каждый день пишут в газетах с приставкой «олигарх» и «миллиардер» перед фамилией.

– Зачем ему понадобились ваши бумажные фабрики? – спрашиваю я.

– Не фабрики, – сухо объясняет Лоркан. – Жена Жернакова увидела по телевизору усадьбу, и она ей очень понравилась. Теперь они хотят купить дом, чтобы каждый год проводить несколько недель «на природе».

– Но ведь в этом, наверное, нет ничего плохого, – говорю я неуверенно. – Наверное, есть смысл продать дом, пока за него предлагают солидный куш.

Лоркан долго не отвечает. На меня он не смотрит – взгляд его устремлен на экран ноутбука, на котором появился скринсейвер – прыгающий по экрану товарный знак «Пейпермейкера», который хорошо мне знаком.

– Может, Бен и продаст усадьбу, – произносит он наконец. – Но только не Жернакову.

– Почему нет? – со смехом возражаю я. – Что не так с этим русским? Или вы снобы, которые не одобряют русских нуворишей?

– Нет, я не сноб, – резко возражает Лоркан. – Однако мне небезразлична судьба компании. Такие парни, как Жернаков, не потерпят, чтобы какая-то паршивая бумажная фабрика портила им вид из окна. Он закроет половину бизнеса, а другую переведет в другое место, возможно – за границу, в Китай или в Юго-Восточную Азию, и это будет означать конец сообщества, которое успело сложиться вокруг усадьбы и вокруг фабрик. Если бы Бен чаще бывал дома, он бы понял… Да и условия сделки нам не подходят, – говорит он, коротко вздохнув.

– А что думает по этому поводу Бен?

– Бен?.. – Лоркан делает глоток минеральной воды из поданного стюардессой бокала. – К сожалению, он слишком наивен и доверчив. У него нет отцовского делового чутья, хотя сам-то он считает себя достаточно хватким бизнесменом. А это довольно… опасно.

Я бросаю короткий взгляд на кейс Лоркана, который он не положил на полку, а продолжает держать на коленях, в качестве подставки для ноутбука.

– То есть ты хочешь добраться до Иконоса и убедить Бена подписать контракты и распоряжения о реструктуризации компании, пока он не передумал?

И снова Лоркан отвечает не сразу. Некоторое время он задумчиво барабанит пальцами по подлокотнику кресла, а потом говорит:

– Я хочу, чтобы Бен наконец собрался с мужеством и взял на себя ответственность за то наследство, которое ему досталось. Он просто не понимает, как ему повезло.

В свою очередь я делаю несколько глотков шампанского, которое я предпочла минеральной воде. Кто-то сказал мне, что шампанское помогает от воздушной болезни, и, хотя я обычно хорошо переношу полеты, в самолетах я всегда пью шампанское, благо это входит в стоимость билета. Шампанское на этот раз довольно теплое, но я все равно его глотаю, используя паузу, чтобы подумать над услышанным. Кое-что мне понятно, а кое-что – нет, но я решаю, что сейчас мне нужно думать о другом.

– Ну ладно, – говорю я. – Скажи мне только, почему все это так много значит для тебя? В конце концов, это не твоя компания, ты просто наемный работник. Какое тебе дело, продаст Бен усадьбу или нет?

И снова я чувствую, что задела какую-то очень чувствительную струнку, хотя Лоркан очень старается этого не показать.

– Отец Бена был очень хорошим человеком, – произносит он после долгого молчания. – И я хочу, чтобы его компания работала именно так, как ему бы хотелось. В этом нет ничего невозможного! – добавляет он неожиданно энергично. – Бен умен, у него есть способности к творческому мышлению, он мог бы стать превосходным лидером команды, просто ему нужно перестать валять дурака и почем зря оскорблять людей!

Мне очень хочется спросить, каких людей и как именно Бен оскорблял, но я – хоть и с трудом – справляюсь со своим любопытством, которое, как известно, ни к чему хорошему не ведет. И вообще, кажется, пора сменить тему.

– Ты ведь был адвокатом, не так ли? – спрашиваю я. – В Лондоне?

– «Фрешфилд и Компания», наверное, до сих пор гадают, куда я подевался, – отвечает Лоркан, и по его тону я догадываюсь, что на этот раз он едва сдерживает улыбку. – Я как раз был в неоплачиваемом отпуске – формально я еще числился в одной юридической фирме, но на работу не ходил, так как собирался поступить к «Фрешфилду», и тут отец Бена пригласил меня пожить у него… Это было четыре года назад. Мне до сих пор изредка звонят рекрутинговые компании, но я ничего не хочу менять. Я счастлив.

– Раз ты адвокат, значит, ты сможешь добиться аннулирования брака? – выпаливаю я, в очередной раз не сумев вовремя прикусить язык.

– Аннулирования брака? – Лоркан внимательно смотрит на меня. У него такое озадаченное лицо, что я едва удерживаюсь от смеха. – А-а, понимаю… У вас макиавеллиевский ум, мисс Грейвени, – говорит он после паузы.

– Просто я люблю смотреть на вещи с практической точки зрения.

– Значит, Бен и твоя сестрица действительно до сих пор не… Эй, что там происходит?!

Проследив за его взглядом, я вижу, что пожилая женщина в нашем ряду – та самая, с которой Лоркан поменялся местами, – держится за сердце и жадно хватает ртом воздух. Какой-то подросток рядом с ней испуганно озирается по сторонам.

– Эй, есть здесь врач? – кричит он. – Позовите скорее врача!

– Я врач-терапевт. – Мужчина в простом полотняном костюме спешит по проходу. – Это твоя бабушка?

– Нет. Я никогда прежде ее не видел! – В голосе подростка звучат панические нотки, и я его хорошо понимаю. Пожилая леди рядом с ним выглядит, мягко говоря, не слишком здоровой. Правда, говорить она еще может: доктор ее негромко о чем-то спрашивает, а она отвечает. Потом он тянется к ее руке, чтобы проверить пульс… и тут рядом с нами появляется стюардесса с французской косичкой.

– Сэр, – говорит она, слегка задыхаясь от волнения, – не могли бы вы помочь?..

Помочь? Черт побери, да ведь она к Ричарду обращается!

Ричард понимает это одновременно со мной, понимает он и причину. Стюардессы на борту (спасибо Ною!) думают, что он врач, тогда как на самом деле в медицине Ричард разбирается еще хуже, чем я. Ситуация складывается, откровенно говоря, неприятная, и мы с Ричардом испуганно переглядываемся.

– У нас здесь есть специалист по сердечным болезням, – сообщает стюардесса Полотняному Костюму. – Леди и джентльмены, прошу вас сохранять спокойствие и не покидать своих мест, – добавляет она, обращаясь ко всем пассажирам. – У нас на борту находится знаменитый кардиохирург, ведущий врач лондонской клиники на Грейт-Ормонд-стрит. Он окажет пассажирке всю необходимую помощь.

Ричард умоляюще глядит на меня.

– Нет!.. – шепчет он. – Правда… Я не могу!..

– Давай, дядя Ричард! – звонко кричит Ной. – Вылечи скорей эту старую леди!

Врач-терапевт выглядит оскорбленным в лучших чувствах.

– На мой взгляд, у пациентки банальный приступ стенокардии, – едко говорит он, выпрямляясь. – Моя медицинская сумка со мной, поэтому, если вы не против, я готов оказать ей посильную помощь. Впрочем, если вы считаете, что мой диагноз неверен…

– Нет, нет, все правильно! – испуганно бормочет Ричард. – Это она… Как вы сказали? Сте… стенкокардия. Я узнаю́ симптомы.

– Я дал больной таблетку нитроглицерина под язык. Вы не возражаете?

О господи! Ричард выглядит совершенно растерянным и подавленным.

– Я… – бормочет он. – Я…

– Мистер Финч никогда не практикует на борту самолета, – спешу я прийти к нему на помощь. – У него, э-э… фобия!

– Да-да! – кивает Ричард, бросая в мою сторону благодарный взгляд. – Именно… Я никогда… У меня страх перед полетами…

– С тех пор как мистер Финч попал в авиакатастрофу, он боится летать, – продолжаю я сочинять на ходу и даже вздрагиваю, словно мне тоже страшно вспоминать пережитый кошмар. – Вы, наверное, помните? Рейс 406 в Бангладеш…

– Пожалуйста, не напоминай мне!.. – удачно подыгрывает Ричард.

– Извини. – Я мрачно киваю. – Мистер Финч до сих пор вынужден посещать психолога.

Врач-терапевт смотрит на нас так, словно нам обоим нужен психолог, а лучше – психиатр.

– Что ж, удачно, что я оказался под рукой, – резюмирует он и снова поворачивается к пациентке, а мы с Ричардом дружно вздыхаем. Его лоб блестит от испарины, а у меня дрожат коленки. Стюардесса разочарованно качает головой и движется вдоль прохода дальше.

– Слушай, Флисс, ты должна поговорить с Ноем! – горячо шепчет мне на ухо Ричард. – Это черт знает что! Если он и дальше будет выдумывать обо мне невероятные истории, это рано или поздно закончится крупными неприятностями!

– Извини, – шепчу я в ответ. – Поговорю. Обязательно.

Тем временем пожилую леди поднимают с кресла и уводят куда-то в хвост самолета. Помогавший ей врач и член экипажа, которого я раньше не видела, что-то напряженно обсуждают. Через пару минут оба исчезают за занавеской, отделяющей наш салон от самолетной кухни. Некоторое время ничего не происходит, но Ричард продолжает напряженно смотреть перед собой. Должно быть, благосклонно думаю я, он искренне беспокоится о пожилой леди, которой не смог помочь, и корит себя за то, что в юности не избрал карьеру кардиохирурга. Впрочем, до этого он, быть может, и не доходит, но в том, что ему жаль старушку, я не сомневаюсь. Ричарда я хорошо изучила и знаю, что у него доброе сердце.

– Слушай, скажи мне… – Ричард поворачивается ко мне. – Ты точно знаешь, что они этого еще не сделали? Ну, ты понимаешь, о чем я?..

В первую секунду я ничего не понимаю: ни кто такие эти «они» и что они должны были сделать, но потом до меня доходит. Да-с. Глупо с моей стороны. В конце концов, Ричард – всего лишь мужчина, а мужчины способны думать только об одном.

– Нет, насколько мне известно.

– Наверное, у Бена просто не стои́т, – глубокомысленно заключает Ричард, и его лицо озаряется улыбкой торжества.

– Боюсь, причина в чем-то другом, – улыбаюсь я, но он меня не слушает.

– Это единственное объяснение, – заявляет Ричард. – У него не стои́т!

– Что не стои́т? У кого? – с интересом спрашивает Ной.

Только этого не хватало! Я бросаю на Ричарда предостерегающий взгляд, но он целиком поглощен своим триумфом и ничего не замечает. Глядя на него, я думаю, что в психоанализе наверняка есть длинный, как поезд, немецкий термин, означающий «сугубую радость, которую мужчина испытывает, узнав о половом бессилии соперника». Именно такую радость переживает сейчас Ричард. Без вопросов.

– Вот бедняга!.. – лицемерно добавляет он, заметив, что я гляжу на него с глубоким неодобрением. – Нет, Флисс, я действительно ему сочувствую. Надо же, как не повезло бедолаге!

– С чего ты вообще это взял? – спрашиваю я.

– У него же медовый месяц, так? А какой мужчина не может заниматься этим в свой медовый месяц? Только полный импотент!

– Чем заниматься, дядя Ричард? – снова встревает Ной.

– Ничем, дорогой, – говорю я спокойно (иногда у меня бывает просто ангельское терпение). – Это все скучные, взрослые вещи. Тебе это будет совершенно неинтересно.

– А полный импотент – это какой? – продолжает допытываться мальчуган. – Такой очень толстый дядька, у которого не стои́т скучная, взрослая вещь?

– У него не стои́т! – Ричард продолжает праздновать победу и, словно глухарь, не слышит ничего вокруг. – Все сходится. Бедная, бедная Лотти!..

– У кого не стои́т? – спрашивает Лоркан, поворачиваясь к нам.

– У Бена!!! – отвечает Ричард, не в силах сдержать свое ликование.

– Правда? – Лоркан выглядит застигнутым врасплох. – Вот черт!.. – Он сосредоточенно хмурится. – Что ж, это многое объясняет, – произносит он, а я готова завизжать от досады и разочарования. Вот так, думаю я, и рождаются слухи, слухи ведут к недоразумениям и недопониманию, а потом – бац! Какой-нибудь кретин из лучших побуждений стреляет в эрцгерцога, и готово: получите очередную мировую войну.

– Эй, послушайте, вы, оба! – свирепо шепчу я. – Лотти ничего не говорила мне относительно того, у кого что стои́т… или лежит.

– У меня стои́т, как полагается! – сообщает Ной, и я невольно ахаю от ужаса.

Стоп, Флисс, говорю я себе. Главное – спокойствие. Нельзя показывать ребенку, насколько ты шокирована. Напротив, нужно быть современной, просвещенной матерью и демонстрировать широту взглядов. Только в этом случае твой сын не станет слишком концентрироваться на своей проблеме… или, как в случае с Ноем, отсутствии таковой.

– Правда, милый? – говорю я дрожащим голосом. – Гм-м… очень хорошо. – Я подношу ладони к пылающим щекам. Оба моих спутника наблюдают за мной не без некоторого злорадства – как-то, мол, она вывернется?

– Очень хорошо, Ной, – повторяю я. – Только давай поговорим об этом потом, ладно? Ты и сам знаешь, что наши тела способны на самые удивительные вещи, но об этом не принято разговаривать во всеуслышание. – С этими словами я бросаю на Ричарда многозначительный взгляд.

Ной выглядит озадаченным.

– А тетя говорила, – отвечает он. – Тетя-стюардесса. Она сказала, что он должен стоять вер-ти-каль-но.

– Что?!.. – Ной мешкает на трудном слове, но все же произносит его правильно, и мое материнское сердце исполняется гордости за сына. Я, однако, по-прежнему ничего не понимаю.

– Складной столик, – поясняет Ной. – Его нужно поднять, пока самолет взлетает. Чтобы он стоял вер-ти-каль-но, – с гордостью повторяет он.

– Ах, вот оно что… Понятно.

Мне хочется рассмеяться, но я только откашливаюсь.

– У бедного дяди Бена столик не поднимается, – хладнокровно припечатывает Ричард.

– Прекрати! – Я намерена сделать ему замечание, но меня душит смех. – Я уверена, что…

Меня прерывает голос бортпроводницы, который доносится из динамиков системы оповещения.

– Леди и джентльмены, прошу внимания. Прослушайте важное объявление…

О господи!.. Внутри у меня все холодеет при мысли, что, пока мы тут хихикали, пожилая женщина могла… Нет, не хочу об этом думать!

– К сожалению, из-за серьезной болезни одной из пассажирок, – продолжает стюардесса, – наш самолет вынужден совершить незапланированную посадку в ближайшем аэропорту, где ей смогут оказать необходимую медицинскую помощь. Командир экипажа принял решение садиться в Софии, столице Болгарии. О предполагаемом времени нашего прибытия на Иконос будет объявлено дополнительно.

Всю мою веселость как ветром сдувает. Получается, мы сейчас летим вовсе не на Иконос? О, дьявольщина!

– …Приносим наши глубочайшие извинения за причиненные неудобства. Спасибо.

Пассажиры в салоне начинают недовольно ворчать, но я не прислушиваюсь к протестующим возгласам. Я их почти не слышу. Все мои планы пошли прахом, и я ничего, ничего не могу сделать.

Лоркан поворачивается ко мне.

– Значит, мы будем садиться в Софии? На сколько часов это нас задержит? – спрашивает он.

– Не знаю.

– Что случилось, мама? – Ной в тревоге глядит то на меня, то на Лоркана. – Кто это – София?

– Это не кто, а что… Такой город, – с трудом выговариваю я мгновенно пересохшим горлом. – Похоже, нам придется побывать в Болгарии. Разве это не здорово? – Я смотрю на Ричарда, который тоже растерял всю свою веселость. Плечи его поникли, исполненный отчаяния взгляд упирается в спинку переднего кресла.

– Теперь мы наверняка опоздаем, – произносит он безнадежным тоном. – Мне казалось, у нас есть шанс попасть на Иконос до того, как они… ну, ты понимаешь… Но теперь… – Он слегка разводит руками. – Все кончено.

– Ничего не кончено, – с горячностью возражаю я, пытаясь убедить не только себя, но и его. – Ричард, послушай… дело в том, что этот, с позволения сказать, брак уже разваливается. Он с самого начала был за́мком на песке, а теперь и подавно…

– Откуда тебе это известно? – уныло возражает Ричард.

– Значит, – известно! Ты просто не знаешь Лотти так, как я. Каждый раз, когда моя сестра расстается с бойфрендом, с которым прожила сколько-то времени, она совершает… нечто подобное.

– Выходит замуж?! – Ричард явно скандализован. – Что, каждый раз?.. Не может быть!

– Да нет же! – У него такое лицо, что мне снова хочется смеяться. – Просто под влиянием стресса Лотти начинает делать всякие… глупости. Необдуманные, поспешные поступки. Ну а спустя какое-то время она приходит в себя и начинает жалеть о том, что́ натворила. Я почти уверена, что, как только мы прилетим в Софию, я получу от нее эсэмэску: мол, Флисс, помоги, я сваляла дурака.

Ричард глубоко задумывается.

– Ты действительно так считаешь? – спрашивает он.

– Уж поверь, – говорю я самым проникновенным тоном, – так всегда бывает. Я даже почти привыкла. То Лотти вступит в секту, то сделает себе татуировку или пирсинг… Я называю эти ее поступки Неудачный Выбор, потому что назвать их просто дуростью будет, наверное, не совсем политкорректно по отношению к родной сестре, но… В общем, не сомневайся, этот брак – такой же Неудачный Выбор, как и остальное. – Я бросаю взгляд на часы. – Как раз сейчас, в эту самую минуту, они участвуют в Конкурсе молодых пар, – говорю я, чтобы его подбодрить. – Представляешь, чем это кончится? Они ведь не знают друг о друге абсолютно ничего! Надеюсь, когда Лотти увидит это, она начнет мыслить здраво и поймет…

– Конкурс молодых пар? – переспрашивает Ричард. – Кажется, было такое телевизионное шоу…

– Совершенно верно. Ты наверняка помнишь, какие простые вопросы там задают участникам. Например, какое любимое блюдо твоего партнера?..

– Спагетти в соусе карбонара, – без запинки отвечает Ричард, и я пожимаю ему руку.

– Вот видишь? Если бы в этом конкурсе вместе с Лотти участвовал ты, вы наверняка отхватили бы главный приз, но Бен не знает о ней ничего – как и она о нем. Они опозорятся, как пить дать, и тогда Лотти наконец спросит себя: кто этот незнакомый мужчина, за которого она так поспешно выскочила замуж?! Так и будет, Ричард, я уверена. Потерпи немного, и ты сам в этом убедишься…

15. Лотти

Это игра. Просто игра. От ее результатов ничего не зависит. Как говорится, не корову проигрываем!

И все равно с каждой минутой я раздражаюсь все сильнее. Почему, черт побери, я никак не могу запомнить все эти мелочи? Это же такой пустяк! А главное, почему все эти сведения никак не может запомнить Бен? Разве его не интересуют мои привычки, пристрастия, склонности?

До начала Конкурса молодых пар остается всего минут десять, но мы все еще сидим в саду отеля и переживаем. Точнее – я переживаю. Лично я еще никогда не приступала к испытанию – любому испытанию, будь то школьная контрольная или собеседование при приеме на работу, – такой неподготовленной, и это меня просто бесит. Что касается Бена, то он раскачивается в гамаке, дует пиво и слушает на своем айподе какую-то новую рэповую композицию, что тоже не улучшает моего настроения.

– Давай сначала, – командую я. – И постарайся сосредоточиться, о’кей? Каким шампунем я обычно пользуюсь?

– «Лореаль».

– Неправильно!

– Экстрасильным «Хед энд шолдерс» против перхоти? – Он самодовольно ухмыляется.

– Нет, – изловчившись, я шутливо пинаю его в ногу. – Я же тебе говорила, мой любимый шампунь – «Керастаз». А твой – «Пол Митчелл».

– Разве? – хладнокровно переспрашивает он, и мне хочется пнуть его уже по-настоящему.

– Что значит это твое «разве»? Ты сам сказал мне пять минут назад, что пользуешься именно этой маркой. Мы должны отвечать одинаково, Бен, и раз уж мы договорились, что это будет «Пол Митчелл», значит, так и нужно говорить!

– Силы небесные! – Бен делает большой глоток пива. – По-моему, ты относишься к этому конкурсу слишком серьезно, Лотти. В конце концов, это же развлечение, игра… – Он увеличивает громкость своего айпода, и я морщусь. Не выношу эту обезьянью музыку! И как только Бен может такое слушать?!

– Ладно, поехали дальше. – Я пытаюсь справиться с раздражением. – Какой мой любимый алкогольный напиток?

– «Бейбишам»[41]. – Он ухмыляется.

– Смешно, – вежливо говорю я.

Ничего удивительного, думаю я, что из него так и не получилось порядочного комика. Эта стервозная мысль возникает у меня в мозгу непонятно откуда, и я крепко сжимаю зубы, молясь, чтобы Бен не смог ничего прочесть по выражению моего лица. Я не хотела так думать… Честное слово – не хотела!

«Ричард, по крайней мере, постарался бы запомнить все, что нужно!»

Еще одна мысль заполняет мою голову, и я начинаю чувствовать, что мне не хватает воздуха. Кровь приливает к лицу, и я как можно ниже склоняюсь к своей шпаргалке. Я не должна думать о Ричарде. Не должна и не буду!..

«Скорее всего, Ричард тоже посчитал бы конкурс ерундой, но он бы сделал все, чтобы мы победили, потому что это важно для меня. Вот в чем разница! То, что важно мне, важно и ему!..»

«Прекрати!» – командую я себе, но не тут-то было.

«Взять хотя бы тот раз, когда на корпоративной вечеринке в нашем офисе он разгадывал шарады. Тогда Ричард всем ужасно понравился…»

«Послушай-ка ты, идиотка! – снова одергиваю я себя. – Ричард предпочел бросить тебя, лишь бы не жениться. Сейчас он, скорее всего, преспокойно дрыхнет в роскошной квартире в своем Сан-Франциско и даже не думает о тебе! А Бен – твой муж. Ну-ка, повтори: муж…»

– …«Алмазная тропа»[42]? Правда, что ли? – доносится до меня, как сквозь туман, голос Бена.

– А? Что?.. – Я так глубоко ушла в свои мысли, что не заметила, как Бен достал вторую шпаргалку, которую я приготовила для него. Сейчас он читает ее с таким видом, словно видит впервые в жизни.

– Что ты сказал? – переспрашиваю я, когда мое дыхание немного успокаивается.

– «Алмазная тропа» действительно твоя любимая книга? – Он поднимает голову и глядит на меня. – Не может быть! Скажи, что ты пошутила!

– Я не пошутила, – возмущаюсь я. – Ты сам-то ее читал? Она блестяще написана и…

– Я потратил целую минуту своего драгоценного времени на то, чтобы загрузить ее из Интернета и просмотреть первую главу. – Бен делает гримасу, словно только что съел что-то горькое и донельзя противное. – Целая минута моей жизни выброшена зря! Кто мне ее теперь вернет?

– Ты, наверное, ничего не понял. – Мне становится обидно, что Бен только что охаял мою любимую книгу. – Она прекрасно раскрывает самую суть вещей, надо только читать ее внимательно.

– Обычная компиляция модерновых идей, доморощенного мистицизма и феминизма. – Бен презрительно фыркает. – Полная чушь!

– Ее прочли восемьдесят миллионов человек! По-видимому, им она не показалась чушью. – Я сердито гляжу на него.

– Что ж, идиотов в мире всегда было больше, чем нормальных людей.

– Ладно, скажи тогда, какая твоя любимая книга? Небось «Гарри Поттер»!.. – Я хватаю листок и ищу взглядом соответствующую строку, но мои глаза сами собой останавливаются на другой строчке. Я ахаю и потрясенно подношу ладонь к губам.

– Не может быть, чтобы ты голосовал за… – выговорить название партии конкурентов я просто не в силах.

– А разве ты голосовала иначе?

– Конечно! – отвечаю я, вкладывая в это слово всю силу собственной убежденности в правильности своего выбора.

Некоторое время мы глядим друг на друга, словно чужие. Потом я снова смотрю в список.

– О’кей, – говорю я, стараясь не выдать своего огорчения и разочарования. – Значит, нам нужно повторить самое основное… С политическими пристрастиями мы разобрались. Твой любимый вид спагетти?

– Глупый вопрос, – тут же говорит Бен. – Тут все зависит от соуса.

– А я предпочитаю тальятелли[43]. Ты тоже говори тальятелли, хорошо? Твоя любимая телепередача?

– «Дирк и Салли».

– Согласна. У меня тоже.

Бен улыбается, и я немного успокаиваюсь. Наконец-то у нас нашлось что-то общее!

– А какая твоя любимая серия? – не удерживаюсь я.

– Дай подумать… – Его лицо тоже заметно разглаживается. – Наверное, про омаров. Да, точно! Это же просто классика…

– А мне больше нравится свадьба, – возражаю я. – Не может быть, чтобы тебе не нравился этот эпизод! «Клянусь моим «смит и вессоном» № 59, что буду любить тебя в горе и в радости… пока смерть не разлучит нас!» – цитирую я.

Эту серию я смотрела, наверное, раз сто. В ней Дирк и Салли женятся во второй раз – после того, как они развелись и ушли из полиции, но впоследствии, в четвертой серии, снова поступили на службу. До сих пор я уверена, что из всех телевизионных свадеб эта – самая лучшая.

– А серия про двойное похищение еще лучше! – Бен спускает ноги на землю и, обхватив колени руками, мечтательно глядит на меня. – Это вообще улет!.. Слушай, у меня идея! – Его глаза ярко вспыхивают. – Давай разыграем Дирка и Салли.

– Как так? – Я не совсем понимаю, что́ он имеет в виду.

– На конкурсе! Я все равно не могу запомнить все это дерьмо… – Бен пренебрежительно кивает на памятку-шпаргалку, которую держит в руках. – Зато я хорошо знаю, что любит Салли, а ты знаешь, что любит Дирк. Если на конкурсе мы будем говорить не о себе, а о наших любимых героях, то не ошибемся.

Не может быть, чтобы он говорил всерьез. Или… может? Не сумев сдержаться, я несколько раз неуверенно хихикаю.

– Хуже все равно не будет. – К Бену, похоже, разом вернулось хорошее настроение. – А так, глядишь, мы даже выиграем. О Салли я знаю все. Хочешь, проверь меня.

– О’кей, каким шампунем пользовалась Салли? – спрашиваю я. Это трудный вопрос, и Бен задумчиво щурится.

– Я знаю, знаю, только не могу сразу вспомнить, – говорит он. – Ага, вот! «Силвекрин». Это было в первых сериях. А теперь ты скажи, какой любимый напиток Дирка?

– Бурбон, конечно. Безо льда, – мгновенно отвечаю я. – Это было просто. А вот скажи, когда у Салли день рождения?

– Двенадцатого июня. В этот день Дирк всегда покупает ей белые розы. Кстати, а у тебя-то когда день рождения? – внезапно спрашивает он с беспокойством. – Надеюсь, не слишком скоро?

Он прав. О жизни и привычках выдуманных телегероев мы знаем куда больше, чем друг о друге. Это кажется мне настолько забавным, что я улыбаюсь.

– Ладно, Дирк, так и сделаем. – Я киваю и вижу, что к нам приближается Нико, за которым следуют Георгиос и Гермес. Наши «Три комика»[44], как прозвал их Бен. Мы специально уселись в самом укромном уголке гостиничного сада, но им все равно удалось нас выследить. «Несвятая троица» преследовала нас весь день, то вместе, то поочередно, навязчиво предлагая разнообразные напитки и закуски, а Гермес даже притащил нам две довольно уродливые на вид соломенные шляпы (зато с надписью «Иконос» голубым по желтому), чтобы мы с непривычки, не дай бог, не заработали солнечный удар.

– Прошу прощения, мистер и миссис Парр, – говорит Нико, – насколько мне известно, вы изъявили желание принять участие в нашем Конкурсе молодых пар. Он начнется на берегу через пять минут.

С тех пор как я видела его в последний раз, Нико успел переодеться в некое подобие фрака. На груди у него сверкает толстый золотой аксельбант, и я спрашиваю себя, уж не он ли будет ведущим конкурса?

– Хорошо, мы как раз собирались идти.

– В таком случае Георгиос вас проводит.

Нам не нужны никакие провожатые, но я только прикусываю губу и улыбаюсь:

– Что ж, показывайте дорогу!

– Держись, Салли! – шепчет мне на ухо Бен, и я негромко хихикаю в ответ. Быть может, участвуя в этом конкурсе, мы все-таки получим удовольствие…

* * *

Конкурс организован умело и с размахом. На пляже я вижу довольно большой деревянный помост, украшенный полосками красной фольги, гроздьями надутых гелием воздушных шаров в форме сердечек и прочей праздничной мишурой. Легкий бриз колышет плакат с надписью «Конкурс Молодых Пар», а инструментальное трио исполняет «Любовь вокруг нас»[45]. Мне, кстати, всегда нравилась эта вещь, хотя кто-то, возможно, считает ее старомодной. Перед помостом расхаживает по песку Мелисса в своей оранжевой тунике, в двух шагах за ней следует ее муж в цветастых шортах до колен и голубой рубашке поло. То, что это именно муж, я заключаю из того, что у обоих на груди болтаются карточки с именами и надписью «Пара № 1».

– Стелла Маккартни, – яростно шепчет Мелисса когда мы подходим. – Запомни: Стелла Маккартни!.. А-а, привет! – восклицает она, завидев нас с Беном. – Все-таки решились?

– Да. А вы готовы с нами сразиться? – Бен лукаво улыбается.

– Это же просто развлечение! – отзывается Мелисса довольно-таки агрессивным тоном. – Не так ли, Мэтт?

Я машинально поворачиваюсь к Мэтту и вдруг замечаю, что он держит в руках толстую брошюру под названием «Шоу молодоженов. Официальный список вопросов». Неужели они специально привезли ее с собой?!

– О, эта штука оказалась у нас совершенно случайно! – спешит пояснить Мелисса, заметив, что я смотрю на брошюру. – Спрячь книжку, Мэтт. Все равно сейчас уже поздно ее читать! – добавляет она яростным шепотом. – Нужно было делать это раньше!.. О-о, добрый вечер! Вы тоже будете участвовать? Это замечательно! – приветствует она еще одну супружескую пару, которая подходит к нам. Эти двое держатся за руки и кажутся несколько озадаченными происходящим. В целом оба производят впечатление людей достаточно зрелых – их волосы уже начинают седеть, хотя они еще в достаточно хорошей форме. Одеты они в бежевые слаксы одинакового цвета и гавайские рубашки с короткими рукавами; кроме того, мужчина обут в кожаные сандалии и носки.

– Мистер и миссис Парр, вот ваши карточки участников. – Нико вручает нам таблички с надписью «Пара № 3». – А вот ваши карточки, мистер и миссис Кенилворт… – Он вручает такие же беджи Бежевым Слаксам.

– Вы тоже приехали сюда на медовый месяц? – не в силах совладать с любопытством, спрашиваю я у миссис Кенилворт, которую, как выясняется, зовут Кэрол.

– Бог с вами, нет, конечно! – Кэрол теребит тонкими пальцами воротник рубашки. – Мы выиграли эту поездку на аукционе в нашем бридж-клубе. Вообще-то, мы не большие любители путешествий, но клуб нуждался в средствах… Ну а когда мы узнали о конкурсе, то решили попробовать. Думаю, это будет забавно…

Тем временем нас приглашают на сцену-помост, перед которой уже собралась небольшая толпа зрителей в саронгах и майках, с коктейлями в руках.

– Леди и джентльмены! – Нико вооружается радиомикрофоном, и его голос разносится далеко над пляжем. – Добро пожаловать на наш Конкурс молодых пар!

Я ловлю себя на том, что происходящее мне нравится. Все совсем как в телевизоре! После представления участников нас, женщин, уводят в небольшую беседку и велят надеть наушники, которые глушат нас громкой музыкой, чтобы мы не слышали, как мужчины на сцене отвечают на задаваемые вопросы. Потом настает наша очередь. Я записываю ответы на листок и переживаю. Продолжает ли Бен держаться нашего плана и отвечать как Дирк? Что, если он испугался или что-то напутал?

Впрочем, изменить я все равно ничего не могу, поэтому к тому моменту, когда написан последний ответ, я почти успокаиваюсь.

– А теперь, – возглашает Нико под барабанную дробь маленького оркестра, – наши пары молодоженов соединятся вновь. Только не переговариваться! – Он взмахивает рукой, и мужчины под аплодисменты зрителей возвращаются из беседки на сцену. Теперь все трое стоят по одну сторону от Нико, а женщины – по другую, и я вижу, как Мелисса пытается что-то показывать Мэтту руками, но тот решительно отворачивается.

– Итак, первый вопрос: без чего ваша жена не выходит из дома? Джентльмены, прошу вас – отвечайте быстро и четко, говорите в микрофон, чтобы всем было слышно. Пара номер один?

– Без сумочки, – тут же отвечает Мэтт.

– Ваша жена написала… – Нико заглядывает в список ответов. – Правильно! Десять очков паре номер один. Пара номер два, тот же вопрос.

– Без пастилок для освежения дыхания, – говорит Тим Кенилворт после непродолжительного колебания.

– Ваша жена написала… без мятной жевательной резинки. Близко. Десять очков. – Нико кивает. – И пара номер три?

– Это просто, – отвечает Бен. – Моя жена никогда не выходит из дома без своего «смит и вессона», модель 59.

– Это что, револьвер? – с беспокойством спрашивает Мелисса.

– Пистолет, – поправляет Бен.

– Ваша жена написала… – Нико смотрит в мой листок. – «Без моего «смит и вессона», модель 59». Поздравляю, десять очков!

С этими словами он поворачивается ко мне и спрашивает, слегка приподняв бровь:

– Надеюсь, сюда вы пришли без оружия? Нам бы хотелось избежать жертв среди конкурсантов.

– Я никогда не выхожу на улицу без своего «смит и вессона». – Я подмигиваю Нико.

– Ты слышал, Мэтт?! – продолжает волноваться Мелисса. – Оружие! Она везде ходит с пистолетом!

– Следующий вопрос! – объявляет Нико. – У вас в кладовой неожиданно кончились продукты. Куда вы пойдете, чтобы перекусить? Джентльмены, это снова вопрос к вам. Отвечаем в той же последовательности. Пара номер один?..

– В кафе? – неуверенно говорит Мэтт. – В закусочную?

– В закусочную?! – вопит Мелисса, с угрозой глядя на мужа.

– А что такого, это просто и быстро… – При виде выражения ее лица Мэтт вздрагивает. – А ты что ответила?

– Я написала «Ле Пти бистро»! – сердито говорит Мелисса. – Мы всегда туда ходим, когда хотим быстро перекусить. Ты что, забыл?

– Я иногда хожу в закусочную, – несмело возражает Мэтт, но слышу его только я.

– Ноль очков, – сочувственно констатирует Нико. – Пара номер два?

– В паб, – говорит Тим после почти получасового раздумья. – Обычно мы ходим в паб.

– А ваша жена написала… – Нико напряженно щурится. – Прошу прощения, мэм, я никак не могу разобрать ваш почерк.

– Честно говоря, я не знала, что написать, – смущенно объясняет Кэрол. – У нас в холодильнике всегда что-нибудь есть… Консервированный суп или полуфабрикаты… правда, дорогой?

Тим кивает.

– Ну да, – говорит он. – Мы закупаем продукты в оптовом магазине. Каждое воскресенье мы ездим туда, пока по телику идут «Убийства в Мидсомере»[46]. Гороховый суп с беконом…

– Или фасолевый с чорисо, – добавляет Кэрол.

– Или старый добрый томатный «Кэмпбелл».

– Еще мы замораживаем булочки, – говорит Тим. – Чтобы разогреть их в микроволновке, требуется всего пара минут.

– С отрубями или белые, с хрустящей корочкой, – мечтательно говорит Кэрол. – И тех, и тех мы берем поровну, потому что… – Она смущенно замолкает, не договорив. Перечень хозяйственных забот семейства Кенилворт буквально заворожил не только зрителей, но и Нико. Он, впрочем, довольно быстро сбрасывает с себя оцепенение и возвращается к жизни.

– Большое спасибо за столь подробный, развернутый ответ, – говорит он, ослепительно улыбаясь Кэрол и Тиму. – Но, к сожалению, я не могу дать за ваш ответ никаких очков. Пара номер три?

– В настоящее время мы ходим в дайнер[47] «У Дилла», – говорю я. – Ну что, правильно?

– Не совсем, – отвечает Нико. – Ваш супруг…

– Погодите, я не закончила! – перебиваю я его как раз в тот момент, когда по лицу Мелиссы расплывается довольная улыбка. – Я сказала, что мы ходим к «Диллу» сейчас, а это сравнительно недавно. Возможно, Бен написал стейкхаус «Джерри и Джим» – мы часто там бывали, пока его не сожгли гангстеры. – Я бросаю быстрый взгляд на Бена, и он чуть заметно кивает.

Нико глядит в листок с ответами.

– Мистер Парр написал буквально следующее: «Мы ходили в стейк-хаус «Джерри и Джим», пока его не взорвали люди Карло Деллалуччи. Сейчас мы ходим в обычную забегаловку «У Дилла».

– Где это? – спрашивает Мелисса с подозрением. – Где вы вообще живете?

– Блок 43-Д, 80-я Западная улица, – хором отвечаем мы с Беном. Этот адрес всегда упоминается в титрах, которые идут в начале каждой серии.

– Ах, в Нью-Йорке!.. – произносит Мелисса таким тоном, словно речь идет о мусорной куче.

– А этот… стейк-хаус, его сожгли или взорвали? – уточняет Мэтт. – Кто-нибудь пострадал?

– При взрыве погиб начальник полиции, – отвечаю я сурово. – И его десятилетняя дочь, которую он только недавно обрел после долгой разлуки. Она умирает у него на руках.

Это был финал первого сезона. Нет, все-таки потрясающий сериал! Сейчас таких уже не делают. Мне даже хочется порекомендовать всем присутствующим найти его на кассетах или в Сети, но я боюсь, что в этом случае мы можем лишиться очков.

– Конкуренция обостряется! – громко заявляет Нико. – Переходим к третьему вопросу…

* * *

К вопросу номер восемь мы более или менее подробно пересказали содержание первого, второго и специального рождественского сезонов нашего любимого сериала «Дирк и Салли». Мелисса откровенно раздражена – она и Мэтт отстают от нас на десять очков.

– Это не может быть правдой! – заявляет она, когда Бен заканчивает описывать наш «самый памятный день вдвоем» (захват вооруженных преступников, полицейская погоня в зоологическом саду Центрального парка и праздничный торт в тюремной камере). – Я заявляю протест! – И Мелисса начинает стучать по микрофону словно судья молотком. – Нормальные люди не могут вести такую жизнь!

– Почему нет? Дирк и Салли могут… – говорю я и лишь чудом удерживаюсь от смеха, встретив взгляд Бена.

– Кто такие эти Дирк и Салли? – требовательно спрашивает Мелисса и с подозрением смотрит то на Бена, то на меня. Она чувствует подвох, но в чем дело – догадаться не может.

– Так мы с Лотти называем друг друга между собой, – не моргнув глазом, заявляет Бен. – И вообще, я никак не пойму, к чему вы клоните? Уж не хотите ли вы сказать, будто мы с женой заучили наизусть целую кучу фальшивых подробностей о каких-то несуществующих людях специально для этого конкурса? Мы что, по-вашему, похожи на идиотов? Или на актеров-неудачников?

– Да бросьте вы! – Глаза Мелиссы гневно сверкают. – Не станете же вы уверять, будто и в самом деле познакомились в морге!

– Вы же утверждаете, будто ваше первое свидание прошло в «Плюще», – тотчас парирует Бен. – А между тем первое свидание в «Плюще» можно устраивать, только если заранее знаешь: будет так скучно, что придется разглядывать публику. Прошу прощения, если я задел чьи-то чувства, – вежливо добавляет он и слегка кланяется Мэтту. – Впрочем, я уверен, что вы прекрасно провели время.

Я не выдерживаю и весело хохочу. Мелисса, напротив, мрачнеет еще больше, и я ее отлично понимаю. Бен здорово ее отбрил, да и публике, которая продолжает прибывать, его шутка пришлась по вкусу.

– Вопрос номер девять! – Нико повышает голос, пытаясь вернуть себе контроль над ситуацией. – В каком самом необычном месте вы имели… близкие отношения? Пара номер два, начнем с вас, если не возражаете.

– Ну… – Кэрол на глазах розовеет. – Это очень личный вопрос. Я даже не знаю…

– Совершенно с вами согласен, – кивает Нико. – И все-таки?..

Кэрол неловко переступает с ноги на ногу.

– Кажется, – произносит она, – по-научному это называется дефе… фелляция.

Публика буквально взрывается, я тоже зажимаю себе рот, чтобы не прыснуть. Кэрол делала Тиму минет? Да не может этого быть! Подобное просто невозможно себе представить!

– Ваш муж написал «коттедж на Энглси[48]», – говорит Нико и ухмыляется. – Ноль очков, к сожалению, хотя вы честно старались.

Кэрол краснеет так, что кажется – еще немного, и она вспыхнет ярким пламенем.

– Я перепутала… – лепечет она. – Я увидела «самое необычное место», ну и решила, что… Я подумала – имеется в виду место, в которое…

– Понятно, понятно. – Нико сочувственно кивает. – Пара номер один?

– Гайд-парк, – сразу же отвечает Мелисса.

– Верно. Десять очков. Пара номер три?

Я задумываюсь. Тут могут быть варианты – несколько вариантов. Интересно, какой из них вспомнил Бен?

– Дощатый променад на Кони-Айленд[49]? – я смотрю на Бена и сразу вижу, что не угадала.

– Увы, вашему мужу запомнился кабинет окружного прокурора, – говорит Нико, качая головой.

– Кабинет окружного прокурора? Что за чушь! – сердито замечает Мелисса.

– Ноль очков! – спешит вмешаться Нико. – Итак, в нашем состязании наступает решающий момент. Теперь все зависит от того, как наши участники ответили на последний вопрос викторины. И надо сказать, что это самый личный, я бы даже сказал интимный, вопрос… – Он выдерживает длинную театральную паузу. – Итак, когда вы поняли, что влюбились в свою жену?

Зрители смолкают – они тоже захвачены драматизмом минуты, и только со стороны оркестра доносится глухая барабанная дробь.

– Пара номер три?

– Это было, – задумчиво начинает Бен, – когда нас обоих привязали к железнодорожным рельсам и вдали уже показался поезд. Лотти потянулась ко мне, поцеловала в щеку и сказала: «Даже если все закончится здесь и сейчас, я умру счастливой». Ну а потом она освободила нас обоих с помощью пилочки для ногтей.

– Ответ правильный!

– Привязали к рельсам?! – вопит Мелисса. – Я протестую! Этого не может быть!

Нико качает головой.

Я улыбаюсь Бену и даже поднимаю сжатый кулак в победном салюте, но он никак не реагирует. Его лицо остается задумчивым, а взгляд – рассеянным, словно он все еще вспоминает.

– Пара номер два?

– Погодите, – внезапно говорит Бен. – Я еще не закончил свой ответ. В тот раз, на рельсах, я понял, что влюбился в свою жену… Но то, что я ее люблю, я понял гораздо позднее… – И он бросает на меня взгляд, значение которого мне не удается расшифровать.

– Да какая разница? – сварливо замечает Мелисса. – Или вы пытаетесь снова нас разозлить?

– В человека легко влюбиться, но так же легко и разлюбить, – задумчиво говорит Бен. – Но когда любишь – это уже навсегда.

Я никак не могу вспомнить эту фразу и слегка теряюсь. В какой серии это было? И вообще, о чем это он?!

– Я полюбил свою жену, здесь, на Иконосе, пятнадцать лет назад. – Бен наклоняется к вплотную микрофону, и его голос разносится над морем, как раскаты грома. – Тогда я заболел. У меня был сильный жар, и она сидела со мной всю ночь. Она была моим ангелом-хранителем. Я до сих пор помню, как она утешала меня, говорила, что я непременно поправлюсь. Именно тогда я полюбил ее – крепко и на всю жизнь. К сожалению, мне потребовалось полтора десятилетия, чтобы это понять, но теперь мы вместе и никогда не расстанемся.

Он замолкает. Почти минуту над берегом стоит полная тишина, которую нарушает лишь мерный рокот прибоя. Потом слышится чей-то одобрительный возглас, и публика, словно по сигналу, взрывается громкими и дружными аплодисментами.

Я настолько захвачена своими переживаниями, что почти не слышу, что́ отвечают другие. Бен говорил о нас. Не о Дирке и Салли – о нас! На сердце у меня становится легко-легко, и я улыбаюсь, улыбаюсь без конца и никак не могу остановиться. Бен любил меня целых пятнадцать лет! И он признался в этом перед всеми. Ничего более романтичного со мной еще никогда не происходило.

Только одна мелочь немного меня смущает. Одна крошечная деталь… Я не помню, как Бен болел. И я не помню, как сидела с ним всю ночь. Но, с другой стороны, это было очень давно, и я действительно многое подзабыла. Например, у меня из головы совершенно вылетели и Большой Билл, и турнир по покеру, и многое другое. Быть может, и воспоминание о болезни Бена тоже погребено где-то в глубинах моей памяти, заслоненное другими, более поздними событиями.

– …Ты же знаешь, что это было на пикнике! Ты сам всегда так говорил!

Я рывком возвращаюсь к действительности и понимаю, что Мелисса и Мэтт спорят из-за его ответа.

– Это было не на пикнике, – упрямо возражает он, – а в Котсволде. Я полюбил тебя, когда мы ездили в Котсволд, но сейчас, Мел, я почти готов об этом пожалеть. Ты ведешь себя просто безобразно!

Мелисса резко втягивает воздух сквозь стиснутые зубы. Этот звук слишком похож на змеиное шипение, и я невольно вздрагиваю.

– Я отлично знаю, когда мы полюбили друг друга, Мэтт! И это было вовсе не в гребаном Котсволде! Я…

– Наш конкурс завершен! – поспешно произносит в микрофон Нико. – Победила пара номер три! Бен и Лотти Парр получают приз – сеанс массажа для супружеских пар на открытом воздухе. Кроме того, завтра вечером на специальной праздничной церемонии им будет вручен памятный подарок. А сейчас давайте еще раз поприветствуем победителей! – Он первым начинает аплодировать, подавая пример, и Бен мне подмигивает. Потом он берет меня за руку, и мы подходим к краю сцены, чтобы поклониться зрителям.

– Мне нравится их идея с массажем на открытом воздухе, – шепчет он мне на ухо. – Я читал об этом в проспекте «Амбы». На берегу устанавливают специальный шатер, дают каждому по бокалу шампанского, массажисты используют разные ароматические масла… А когда сеанс закончен, они уходят, чтобы дать молодоженам побыть наедине.

Наедине?..

Я смотрю на него. Наконец-то мы с Беном останемся совершенно одни в палатке на берегу, и волны будут шуметь, и шампанское будет пузыриться в бокалах, а наши обнаженные тела, разгоряченные массажем и скользкие от масла, будут…

– Давай попросим устроить нам этот сеанс как можно скорее, – говорю я сиплым от возбуждения голосом.

– Сегодня вечером.

Его рука чуть касается моей груди, и я чувствую, как от вожделения у меня начинает кружиться голова. Бен, по-видимому, решил нарушить наш уговор не прикасаться друг к другу, но я не возражаю. В конце концов, до того момента, когда нам никто не помешает, остаются считаные часы, может быть, даже минуты…

Мы кланяемся еще раз и спускаемся с помоста на песок.

– А теперь – в бар! – командует Бен. – Я намерен предварительно как следует накачать тебя спиртным.

* * *

Оказывается, в том, чтобы иметь личного официанта-камердинера, есть свои преимущества. Стоило нам только намекнуть, что мы намерены отпраздновать нашу победу, как Георгиос тут же начинает действовать. Он резервирует нам угловой столик в роскошном ресторане на побережье, заказывает для нас охлажденное шампанское и специальные канапе с омарами, которые готовят и доставляют сюда с кухни ресторана в отеле. Пожалуй, впервые за все время, что мы провели в «Амбе», я не возражаю против того, что все трое – Нико, Георгиос и Гермес – постоянно находятся рядом и готовы по первому знаку исполнить любой наш каприз, любую прихоть. Все правильно, думаю я. Сегодня нас полагается холить и лелеять – в конце концов, мы же победили в их дурацком конкурсе!

– Итак, – говорит Бен, когда наши камердинеры удаляются, предварительно убедившись, что мы ничего больше не хотим, – сегодняшний день в конечном итоге оказался не таким уж плохим.

– Я бы даже сказала – отличный денек! – Я улыбаюсь.

– До нашего супружеского массажа еще целых два часа. Ох и помассирую я тебя! – Его губы тоже изгибаются в улыбке.

– А я-то!.. – говорю я. – Ты у меня еще запросишь пощады!

– Я?! – Бен делает обиженную гримасу. – Да ни за что!

Да, до заветной минуты остается еще два часа, но я нисколько не возражаю против ожидания. Предвкушать наш экзотический сексуальный марафон на берегу ужасно приятно…

Я делаю глоток шампанского и откидываюсь на спинку кресла так, чтобы лучи низкого солнца ласкали мое лицо. В эти минуты жизнь кажется мне прекрасной. Она настолько близка к идеалу, насколько это возможно, не хватает только самой малости… Пустяка. Это и в самом деле пустяк, говорю я себе. Не стоит обращать внимания. Я не должна обращать на него внимание и не буду!

Я продолжаю потягивать шампанское и хрустеть подсоленным миндалем, и все-таки беспокойство занозой сидит в мозгу, не давая мне расслабиться полностью. К чему обманывать себя: сколько бы я ни закрывала глаза на проблему, от этого она никуда не исчезнет. А хуже всего то, что чем дольше я буду ее игнорировать, тем сильнее будет становиться мое беспокойство. Быть может, у других людей дело обстоит иначе, но я-то себя знаю! Пытаясь перепрыгнуть через препятствие, я только осложню себе жизнь.

Проблема заключается в том, что я совсем не знаю Бена. Не знаю его как следует. Он мой муж, но для меня он практически терра инкогнита. Пусть на выборах Бен голосует не так, как я; дело не в этом. Дело в том, что об этом я не имею ни малейшего понятия. Мне казалось, что за прошедшие несколько дней кое-что друг о друге мы все-таки узнали, но теперь я вижу, что белых пятен остается еще порядочно. Какие еще неожиданные открытия поджидают меня в будущем?

Когда речь идет о подборе персонала для фирмы, можно довольно быстро выяснить, что на самом деле представляет собой тот или иной кандидат. Достаточно задать ему один простой вопрос: «Какое положение вы хотели бы занимать через год? Через пять лет? Через десять?» Что ответил бы на подобный вопрос Бен? Я не знаю.

– О чем задумалась? – Бен шутливо дергает меня за нос. – Вернись на землю, Лотти!

– Кем бы ты хотел быть через пять лет? – спрашиваю я.

– Прекрасный вопрос, – тут же говорит он. – А ты?

– Не увиливай, – я улыбаюсь. – Мне хочется знать официальный план действий мистера Бена Парра на пятилетнюю перспективу.

– Может быть, у меня и был такой план. – Его взгляд встречается с моим, и я вижу в его глазах самую настоящую нежность. – Но теперь, когда у меня есть ты, в нем многое изменилось.

Я настолько обезоружена его ответом, что все мои сомнения тотчас исчезают. Бен смотрит на меня с улыбкой, которая придает его лицу выражение мечтательной задумчивости. Можно подумать, в этот момент он пытается представить себе наше совместное будущее.

– Я… я чувствую себя так же, – говорю я. – Мне кажется, моя жизнь круто изменилась, и теперь меня ждет совершенно другое, более счастливое будущее.

– Счастливое будущее вдвоем, – подхватывает Бен. – В любом месте – лишь бы вместе. – Он со смехом разводит руками. – Где бы ты хотела жить, Лотти? Расскажи мне, быть может, я мечтаю о том же самом.

– Даже не знаю… Может, во Франции? – неуверенно говорю я. – Где-нибудь в провинции, на собственной ферме…

Я действительно частенько мечтала о том, чтобы перебраться во Францию, но впервые мне приходится говорить об этом как о чем-то осуществимом, так сказать, строить свой собственный «официальный план» на будущее.

– А что, – говорю я, – поселимся в Дордони или Провансе, купим по дешевке дом, отремонтируем, найдем занятие по душе…

– Мне нравится твоя идея! – с воодушевлением перебивает Бен, и я вижу, как загорается его взгляд. – Купим руину и превратим ее в нечто совершенно сногсшибательное – в сказочный за́мок, где всем хватит места. Друзья будут гостить у нас неделями, месяцами, а по вечерам мы будем собираться в большом каминном зале за неспешной, обильной трапезой!..

– Именно! У нас там будет стоять длинный-предлинный стол со свежей, экологически чистой едой, а наши дети будут помогать готовить салаты для гостей! – Я с удивлением замечаю, что мы с Беном говорим одновременно, но это не мешает нам слушать и понимать друг друга.

– Заодно наши дети выучат французский как родной, – поддакивает он.

– И сколько их у нас будет? Ну, детей?..

Мой вопрос заставляет Бена замолчать на полуслове, и я невольно затаиваю дыхание.

– Не знаю… Столько, сколько получится, – говорит он наконец. – Я согласен и на десять, если только они будут хоть немного похожи на тебя.

– Десять так десять, – смеюсь я с облегчением. Напрасно я так переживаю – похоже, мы с Беном настроены на одну душевную волну, а ведь в браке это самое главное! Мне даже хочется вытащить телефон и подключиться к Интернету, чтобы получше познакомиться с французским рынком загородной недвижимости. Конечно, сейчас мы ничего не решим, но почему бы не помечтать? К тому же, кто знает – вдруг нам попадется какой-нибудь уютненький недорогой за́мок (что бы там Бен ни говорил, но покупать руины мне не очень хочется), в который мы сразу влюбимся? И тогда ничто, абсолютно ничто не помешает нам сделать первый совместный жизненный выбор, первый шаг в правильном направлении!

– Ты действительно так хочешь переехать во Францию? – спрашиваю я на всякий случай.

– Чего я действительно хочу, это прочно осесть на одном месте и жить как все нормальные люди, – серьезно отвечает он. – Найти тот стиль жизни, который мне больше всего подходит, а во Франции или нет – не так уж важно. Впрочем, вру: важно! Дело в том, что Франция мне давно нравится, поэтому я думаю – там я скорее стану счастливым.

– А ты говоришь по-французски?

– Дай-ка… – Бен хватает напечатанное на стандартном бумажном листе десертное меню, достает откуда-то карандаш и что-то пишет на обороте. Потом он показывает написанное мне:

L’amour, c’est toi, La beauté c’est toi, L’honneur, c’est toi, Lottie, c’est toi[50].

Я поражена и ужасно счастлива. Мне еще никто никогда не писал стихов, тем более – по-французски.

– Большое спасибо, Бен! – говорю я искренне. – Мне очень нравятся эти стихи.

Я перечитываю их еще раз, потом подношу лист бумаги к лицу, словно собираюсь понюхать какой-то редкостной красоты цветок, а затем кладу его на столик перед собой.

– А как же… твоя работа? – Мне так хочется, чтобы наш совместный план осуществился, что я просто не могу удержаться, чтобы, не сходя с места, не устранить последние сомнения и вопросы. – Ты же не сможешь ее бросить!

– Мне ведь не нужно постоянно присутствовать на рабочем месте. Я могу приезжать и уезжать, когда вздумается.

Я киваю, хотя почти не представляю себе, в чем заключается работа Бена. То есть я, конечно, знаю, что его компания занимается производством бумаги, но что конкретно делает лично он? Бен так и не объяснил мне этого подробно, а расспрашивать его сейчас было бы не слишком уместно. Да и поздновато, честно говоря.

– У тебя, наверное, есть человек, который мог бы управлять делами в твое отсутствие? Например, этот, как его… Лоркан. – Я с трудом вспоминаю имя близкого друга Бена, которого так ни разу и не видела. – Он ведь работает вместе с тобой, да? Разве он не сможет тебя заменить?

– О, я уверен – ему бы этого очень хотелось. – В голосе Бена звучат горькие нотки, и я мысленно себя одергиваю. Кажется, я наступила на больную мозоль. Нет, подробностей я, разумеется, не знаю, но реакция Бена мгновенно заставляет меня вообразить напряжение, витающее над столом в зале заседаний, захлопнутые в сердцах двери и мейлы с извинениями на следующее утро.

– Ты хотел, чтобы Лоркан был шафером на нашей свадьбе, – осторожно замечаю я. – Разве он не твой самый лучший друг?

Бен отвечает не сразу. Довольно долго он над чем-то сосредоточенно раздумывает, потом нехотя говорит:

– Честно говоря, я не совсем хорошо понимаю, как Лоркан появился в моей жизни и какое место он в ней занимает. Это произошло довольно внезапно… ну, как если бы я обернулся, а Лоркан уже стоит рядом.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я, кажется, уже говорил: мы знаем друг друга еще со школы, но никогда не были особенно дружны, хотя и продолжали поддерживать знакомство. Четыре года назад Лоркан развелся. Развод дался ему нелегко, и, чтобы немного прийти в себя, он приехал в Стаффордшир, пожить у моего отца. Вот с ним Лоркан всегда был достаточно близок. Это началось еще в школьные времена, и уже тогда мой отец ставил его довольно высоко. Никто не успел и глазом моргнуть, как Лоркан уже сделался советником отца в юридических и деловых вопросах. Он получил в компании высокий официальный пост и с тех пор заправляет практически всеми делами. Видела бы ты, как он и папа вместе расхаживают по территории поместья и строят планы на будущее – планы, в которых для меня почему-то не нашлось места.

– Это звучит ужасно, – сочувственно замечаю я.

– Года два назад этот абсурд достиг своего апогея… – Бен залпом допивает свое шампанское. – Я тогда почувствовал, что сыт всем этим по горло, сорвался с места и уехал – просто уехал куда глаза глядят. Мне нужно было разобраться в себе, понять, кто я такой… Моя выходка их настолько напугала, что они даже обращались в полицию, но… – Бен разводит руками. – Я так и не дал о себе знать, не сообщил им, где я и что со мною. Когда я вернулся, отец и Лоркан обращались со мной, как с сумасшедшим в период ремиссии, когда каждое неосторожное слово или поступок могут спровоцировать новый приступ заболевания. Впрочем, за время моего отсутствия они еще больше сблизились. Ну а потом… потом мой отец взял и умер.

В его голосе звучит такая боль, что моя кожа покрывается мурашками.

– Но… Лоркан остался работать в фирме? – спрашиваю я осторожно.

Бен пожимает плечами:

– Куда он денется? Лоркан вытянул свой счастливый билет: он занимает высокий пост, у него большая зарплата, собственный коттедж на территории поместья… Как говорится, от добра добра не ищут.

– А дети у него есть?

– Нет. Он был женат не слишком долго, так что они с женой не успели завести ребенка. А может, просто не захотели.

– Если дела обстоят именно так, как ты говоришь, почему бы тебе потихоньку не избавиться от Лоркана? Ведь есть же способы… – Я почти готова порекомендовать ему одну хорошо мне известную юридическую компанию, которая избрала своей специализацией поиск легальных способов увольнения неугодных работников, но Бен меня больше не слушает. Он говорит и говорит, и каждое его последующее слово отдает все более сильной горечью и обидой:

– Лоркан уверен, что он все лучше всех знает! И уж во всяком случае – лучше меня. Он знает, что мне делать с моей жизнью и с моей компанией. Лоркан советует мне, в какую рекламную фирму лучше обратиться, сколько нужно платить уборщикам, какой тип бумаги лучше подходит для… ну, не знаю… для настольного календаря, к примеру! – Бен резко выдыхает воздух. – Лоркан задает мне тысячи и тысячи вопросов, а поскольку ни один человек не в состоянии ответить на все вопросы, Лоркан неизменно оказывается победителем.

– Почему ты говоришь о победе? Разве между вами идет война? – робко спрашиваю я, но Бен не обращает на меня внимания.

– Однажды Лоркан при всех отобрал у меня мой старый мобильный телефон, поскольку, по его мнению, главе фирмы неприлично пользоваться такой несовременной и дешевой моделью!

– На мой взгляд, это уже оскорбление! – от души возмущаюсь я. – Надо его как-то остановить. Слушай, разве у тебя в компании нет квалифицированного начальника отдела кадров?

– Есть. – Бен кисло улыбается. – Но она увольняется. Впрочем, Лоркану она в любом случае ничего бы не сказала. И никто не скажет. Они все его просто обожают.

Сейчас я слушаю Бена не просто как жена, но и как профессионал кадровой службы, поэтому услышанное повергает меня в самый настоящий ужас. Похоже, в его фирме работа с персоналом поставлена из рук вон плохо. Мне даже хочется схватить лист меню, который по-прежнему лежит передо мною, и прямо под стихами на французском набросать для Бена план срочных мероприятий (пунктов эдак из пяти-шести), которые позволят ему обуздать Лоркана, но я вовремя спохватываюсь. Все-таки в медовый месяц делами лучше не заниматься.

– Скажи, – говорю я как можно сочувственнее, – а куда ты ездил, когда, как ты говоришь, сорвался с места и умчался куда глаза глядят?

– Тебе действительно хочется знать? – Бен глядит на меня с веселым любопытством в глазах. – Боюсь, это не самые славные страницы в моей безупречной биографии.

– И все-таки, расскажи!..

– Я ездил обучаться комедийному жанру у Малькольма Робинсона.

– У самого́ Малькольма Робинсона?! – Я изумленно таращусь на Бена. – Правда?!

Малькольма Робинсона я просто обожаю. Он очень веселый и действительно смешной. Мне ужасно нравилось его «Шоу комических миниатюр», которое передавали по телевизору; кроме того, однажды в Эдинбурге мне посчастливилось побывать на его «живом» выступлении. Это оказалось так смешно, что я запомнила этот концерт на всю жизнь.

– Я анонимно приобрел место в мастер-классе на благотворительном аукционе. Занятия были рассчитаны всего на один уик-энд, но, в конце концов, мне удалось уговорить старину Малька продолжить обучение до следующих выходных. Это, кстати, обошлось мне в небольшое состояние… Ну а когда неделя истекла, я попросил сказать мне прямо и без обиняков, есть ли у меня хоть какие-то комические способности…

Бен замолкает. Я смотрю на выражение его лица, и мне заранее становится неуютно и больно за него.

– И что он… – Я откашливаюсь. – Что он сказал?

– Он сказал «нет». Никаких способностей, – говорит Бен почти без всякого выражения. – Малькольм не стал ходить вокруг да около и выложил мне все. Посоветовал никогда не пытаться кого-то смешить. Собственно говоря, он дал мне очень хороший совет. С тех пор я стараюсь не шутить.

– Наверное, тебе было очень нелегко выслушивать этот… этот приговор, – сочувственно говорю я.

– Да. Это был жестокий удар по моему самолюбию.

– Как долго ты пытался?.. – Я никак не могу сформулировать свой вопрос, но Бен, к счастью, понимает меня с полуслова и приходит на помощь:

– Почти семь лет.

– И ты нашел в себе силы, чтобы просто взять и все бросить?

– А что мне еще оставалось?

– Но почему ты никому ничего не сказал? Ни отцу, ни… Лоркану?..

– Раньше я всегда пытался отпускать шуточки по любому поводу, веселить всех, а теперь вдруг перестал. Я думал – они заметят. Нет, не заметили. – В его голосе явственно слышна горечь. – А кроме них, у меня не было никого, кому я мог бы рассказать… поделиться…

– Бедный ты, бедный!.. – Я порывисто хватаю его за руку и крепко сжимаю. – Зато теперь у тебя есть я. Ты можешь рассказать мне…

Он внимательно глядит на меня, и мгновение спустя я ощущаю ответное пожатие. Не очень сильное, но я уверена, что не ошиблась. В течение некоторого времени я чувствую, что мы с Беном действительно одно. Одна плоть, как написано в Библии. К сожалению, наш момент единения нарушают официанты, которые приходят забрать блюда из-под канапе и пустые бокалы. Мы расцепляем руки, и волшебство сразу куда-то уходит.

– Странный у нас медовый месяц, правда? – говорю я с мрачным юмором.

– Не знаю… – Бен пожимает плечами. – Мне он даже начинает нравиться.

– Мне тоже. – Я невольно смеюсь. – Я почти рада, что у нас все складывается так… словом, не так, как у других. По крайней мере, это время мы не скоро забудем.

В эти минуты я сама верю в то, что говорю. Ведь если бы с самого начала не случилось этого недоразумения с кроватями, мы бы сейчас, наверное, здесь не сидели и я никогда не узнала бы о Бене того, что́ он мне только что рассказал. Просто поразительно, как самые неблагоприятные на первый взгляд обстоятельства, в конце концов оборачиваются тебе во благо!

И, подвинувшись на стуле чуть вперед, я цепляю своей ногой ногу Бена и начинаю потихоньку подниматься от пальцев к колену, потом все выше и выше. Это, можно сказать, мой «фирменный» прием, который еще никогда меня не подводил, но сейчас Бен только яростно качает головой.

– Не делай этого, – коротко говорит он. – Иначе я просто не выдержу.

– Как же ты собираешься выдержать супружеский массаж? – поддразниваю я.

– Я собираюсь дать массажистам по сотне евро и попросить, чтобы они сократили сеанс до десяти минут, а потом оставили нас одних, – серьезно отвечает он. – Или даже по сотне фунтов!..

– Еще час остался! – Я смотрю на часы. – Интересно, какое масло они используют для массажа?

– Главное, чтобы не машинное. – Бен страдальчески морщится. – И вообще, давай поговорим о чем-нибудь другом, я и так слишком возбудился.

Я снова смеюсь – такой у него забавный вид.

– Ладно, – говорю я, – вот тебе другая тема: когда мы с тобой поедем в наш старый пансион? Завтра?

Мне очень хочется поскорее там побывать, и в то же самое время мне немного страшно. Там мы с Беном встретились. Там случился тот страшный пожар, который перевернул всю мою жизнь. Там вообще многое случилось, можно даже сказать – все. Просто поразительно, как маленький, старый пансион смог вместить столько событий, переменить, соединить столько судеб…

– Завтра, – Бен кивает. – Только тебе придется снова пройтись по песку колесом. Сделаешь это для меня?

– Обязательно. – Я улыбаюсь. – А ты должен будешь снова прыгнуть в море со скалы.

– Хорошо бы снова побывать в той бухте, куда мы так часто ездили. Ты помнишь?..

– Разве такое забудешь?!

Мы погружаемся в туманную дымку воспоминаний, мечтательно улыбаясь друг другу.

– Ты тогда ходила в таких крошечных шортиках-самокрасах, – говорит Бен. – Они меня просто с ума сводили.

– Я захватила их с собой, – признаю́сь я.

– Не может быть! – В его глазах вспыхивает огонь.

– Я их сохранила – сама не знаю почему. Впрочем, теперь-то знаю… Подумать только, что все эти пятнадцать лет они пролежали у меня в шкафу в чемодане и вот теперь пригодились!

– Ты просто ангел, Лотти!

Я улыбаюсь, чувствуя, как нарастает во мне сексуальное томление. Господи, дай мне силы пережить этот оставшийся час!

– Надо сообщить Флисс, как у нас дела, – быстро говорю я и хватаю телефон, чтобы набрать короткую эсэмэску.

«У меня отличные новости: МЫ ВЫИГРАЛИ!!! Все было просто отлично. Мы с Беном оказались замечательной командой. Я очень, очень счастлива ☺»

Я ставлю смайлик и сама улыбаюсь во весь рот. Флисс просто не поверит своим глазам! Надеюсь, мои новости ее немного подбодрят – когда мы разговаривали в последний раз, она, кажется, была чем-то очень расстроена. Интересно, в чем там дело?

И я добавляю к тексту послания еще несколько слов:

«Надеюсь, у тебя тоже все хорошо. Как твои дела? Любящая тебя Л.».

16. Флисс

София, столица Болгарии, мне в общем нравится. Я бывала здесь уже много раз и могу сказать только одно: это уютный, красивый и радостный город. Здесь много музеев, театров, прекрасных церквей в византийском стиле и роскошный книжный развал под открытым небом. Тем не менее сейчас мне не до местных достопримечательностей. Вспотевшая, злая и раздражительная, я стою́ у багажной карусели, ожидая, пока появятся наши чемоданы. На часах шесть вечера. По моим расчетам, я давно должна была быть на греческом Иконосе, но вместо этого застряла в Софии неизвестно на сколько часов.

Единственный плюс, который я нахожу в нынешней ситуации, заключается в том, что в данном случае Дэниел совершенно ни при чем. В том, что меня занесло в Болгарию, он абсолютно не виноват. Мне просто не повезло, хотя, возможно, такова была кара Божья. (Неужели Ты решил таким образом наказать меня за те глупые слова, которые я произнесла в школе на уроке религиоведения, когда мне было одиннадцать лет? Но ведь, Господи, я тогда просто пошутила!) Впрочем, сейчас мне хотелось бы обвинить во всем Дэниела. Больше того, мне хочется как следует его пнуть, но, поскольку Дэниела нет рядом, я пинаю свою ни в чем не повинную багажную тележку.

Пассажиры стоят вокруг карусели не меньше чем в пять рядов. Здесь люди не только с нашего самолета. Дожидаются своего багажа пассажиры других рейсов, и, надо сказать, настроение у большинства далеко не самое радостное. Но мрачнее всех выглядят наши товарищи по несчастью с рейса номер 637, который так и не долетел до солнечного курортного Иконоса. Они совершенно не улыбаются и не шутят; напротив, их нетерпение с каждой минутой делается все острее, реплики – все раздраженнее, движения – резче.

Черт нас сюда занес! (Я имею в виду Софию.)

Я давно летаю в служебные командировки и научилась относиться с философским спокойствием к ненавязчивому сервису, постоянным отменам и задержкам, а также путанице и бардаку, которые свойственны всей современной системе воздушных перевозок, но сегодняшнее безобразие переходит всякие границы. Я, например, не понимаю (думаю, и остальные пассажиры тоже), почему мы не могли продолжить наше путешествие сразу после того, как больную женщину увезли на «Скорой помощи» в местную больницу. Увы, сначала представители авиакомпании долго искали багаж бедняжки, потом мы никак не могли получить разрешение на взлет, а в итоге выяснилось, что у нас какие-то проблемы с двигателем. В результате нам всем пришлось остаться в Софии на незапланированную ночевку. Правда, авиакомпания разместила нас в довольно неплохом отеле в городском центре (я его знаю: четыре звезды, уютные номера и отличный бар на крыше), но в данном случае я предпочла бы лететь дальше, даже если бы мне предложили президентский люкс в «Ритце».

– Вон наш!.. – кричит Ной в пятьдесят первый раз. Он упрямо пытается присвоить каждый черный чемодан, проезжающий рядом с ним по транспортеру, хотя ему прекрасно известно, что наш черный чемодан отличается от других хорошо заметной красной ручкой. (Лично я вообще уверена, что в данную минуту наш багаж летит куда-нибудь в Белград.)

– Нет, Ной, это не наш, – терпеливо говорю я (тоже в пятьдесят первый раз). – Смотри внимательнее!

Какая-то женщина пребольно наступает мне на ногу, и я изо всех сил пытаюсь припомнить все немногие известные мне болгарские ругательства, но тут в моем кармане оживает телефон, сигнализируя о поступившем сообщении.

«У меня отличные новости: МЫ ВЫИГРАЛИ!!! Все было просто отлично. Мы с Беном оказались замечательной командой. Я очень, очень счастлива ☺ Надеюсь, у тебя тоже все хорошо. Как твои дела? Любящая тебя Л.».

Я настолько поражена, что не в состоянии пошевелиться. Как это они выиграли?! Почему?! Кто допустил?!!

– Это от кого? – спрашивает Ричард, увидев, что я читаю эсэмэс. – От Лотти?

– Д-да… – Я настолько растерялась, что не могу даже солгать.

– Что она пишет? Она уже поняла, какую сделала ошибку? – Его взгляд полон надежды, и я мысленно чертыхаюсь. – Как прошла эта их викторина? Они опозорились, конечно?

– Вообще-то… – Я ненадолго задумываюсь. Как сообщить ему новость, в которую я и сама едва поверила?

– Вообще-то наоборот. Они выиграли.

Лицо Ричарда вытягивается:

– Выиграли? Ты шутишь!

– Нисколько.

– Но как же?.. Они же ничего не знают друг о друге!

– Не знают. И тем не менее…

– Ты сама говорила, что они непременно сядут в лужу! – В голосе Ричарда начинают звучать обвиняющие нотки, и мне это совсем не нравится.

– Говорила, – огрызаюсь я. – Ну и что? По-видимому, есть какое-то разумное объяснение… Может быть, это я что-то не так поняла. Сейчас я ей позвоню…

С помощью клавиши быстрого набора я звоню Лотти и поворачиваюсь к Ричарду спиной.

– Флисс?! – С первого же мгновения я понимаю, что моя сестрица вне себя от восторга.

– Поздравляю, дорогая! – говорю я, пытаясь подделаться под ее радостный тон. – Вы и правда выиграли? Как вам удалось?

– Слушай, это что-то совершенно невероятное! – восторженно кричит Лотти. – Жаль, тебя не было. Мы все разыграли как по нотам. Мы были Дирк и Салли из того старого телесериала… Ну, помнишь, который мы постоянно смотрели на Иконосе?

– Ну да… – растерянно бормочу я. – Молодцы.

– Мы сейчас празднуем – пьем шампанское и едим замечательные канапе с омарами. Завтра мы решили побывать в нашем пансионе… А еще Бен сочинил для меня стихи на французском. – Она блаженно вздыхает. – У меня просто чудесный, чудесный медовый месяц!

Я в ужасе смотрю на зажатый в руке «Блэкберри». Шампанское? Стихи на французском? Чудесный медовый месяц? Как прикажете это понимать?!

– Значит, все замечательно… – говорю я, пытаясь сохранить спокойствие. – Просто я немного удивлена. Не понимаю, как вам удалось?..

«Где Нико, черт его возьми? – думаю я в панике. – Почему он ничего не предпринимает?»

– Ты права, мы с Беном прекрасно проводим время. – Лотти радостно смеется. – Ты не поверишь, но мы еще ни разу… ну, ты понимаешь?.. Но мне почему-то кажется, что это не так уж и важно. – Ее голос звучит как у классической влюбленной дуры. – Все эти мелкие неприятности… из-за них мы с Беном стали как будто еще ближе, понимаешь?

Все эти мелкие неприятности, мысленно повторяю я за ней. Неприятности. Которые устроила ей я. Что же это получается? Что благодаря мне Бен и моя сестра стали еще ближе друг другу? Как же так, ведь я хотела добиться прямо противоположного результата!

– Это очень хорошо! – говорю я каким-то не своим, пронзительно-истерическим тоном. – Значит, ты не жалеешь, что вышла за Бена?

– Что ты, конечно, нет! – отвечает Лотти с таким искренним восторгом, что я на мгновение теряюсь.

– Ну и отлично, – говорю я. – Только, знаешь… – Я снова задумываюсь, пытаясь на ходу решить, какой лучше сделать ход. Впрочем, вариантов у меня немного. – Я тут вспоминала твоего Ричарда… Интересно, как у него дела? Ты ему не звонила?

– Я?!! Я звонила Ричарду?! – Ее интонация так резко меняется с блаженного лепета на саркастически-злобное рычание, что от неожиданности я едва не роняю телефон. – С какой стати я стала бы ему звонить? Этого человека для меня больше не существует, понятно? И вообще, я хотела бы никогда, никогда его не встречать!

– Ага… – Я тру переносицу, стараясь не смотреть на Ричарда. Надеюсь, он ничего не слышал.

– Мне теперь и самой не верится, что ради него я готова была лететь в другую страну, на другой континент! – продолжает возмущаться Лотти. – Он бы точно ничего такого не сделал. Ричарду недоступны настоящие чувства. Самодовольный эгоист и ничтожество – вот кто он такой!

От ее резкого голоса и исполненных горечи слов мне становится не по себе.

– Откуда ты знаешь, может быть, Ричард и совершил бы что-то подобное, – возражаю я, на мгновение позабыв об осторожности.

– Да никогда! – тут же парирует Лотти. – Разве он знает, что такое подлинная романтика? А еще мне кажется, что Ричард никогда не любил меня по-настоящему. Я, например, абсолютно уверена, что он уже забыл о моем существовании!

Я снова смотрю на Ричарда – красного, потного, взъерошенного и решительного, и мне хочется закричать. Ах, если бы только Лотти знала!..

– И вообще, Флисс, тебе не кажется, что это бестактно – напоминать мне о Ричарде? – сердито добавляет сестра.

– Извини. Я не напоминала – просто подумала вслух, вот и все… – Я спешу сменить тему: – На самом деле я очень рада, что у тебя все хорошо.

– Не просто хорошо, а превосходно! – поправляет Лотти. – Знаешь, мы с Беном много разговаривали, строили планы… Кстати, насчет парня, на которого ты запа́ла… Лоркан, кажется?

– Ну, да. А что с ним такое?

– Будь с ним поосторожнее. Судя по рассказам Бена, он просто чудовище – хитрый и подлый… интриган. Надеюсь, ты с ним больше не виделась?

Я машинально бросаю взгляд в сторону Лоркана, который как раз посадил Ноя к себе на плечи.

– Виделась, но так… мельком, – импровизирую я на ходу. – Чем же он так страшен?

– Абсолютно двуличный тип! – уверенно заявляет Лотти. – Ты же в курсе, что он работает в компании Бена? Так вот, сначала Лоркан уговорил отца Бена принять его на работу, а теперь пытается подчинить самого Бена и прибрать к рукам всю фирму.

– Вот как? – в замешательстве бормочу я. – Я не знала. Мне казалось, они друзья.

– Я тоже так думала, но Бен открыл мне глаза. На самом деле он его терпеть не может, этого Лоркана. Однажды он при всех отобрал у Бена мобильный телефон, потому что ему показалось – аппарат у него недостаточно престижной марки! – негодует Лотти. – Как будто он учитель в школе, а Бен – ученик начальных классов! Я считаю, с его стороны это было отвратительно. Лоркан совершал и другие похожие вещи, поэтому я сказала Бену – он должен обвинить его в нарушении субординации и уволить. В общем, обещай, что не будешь больше с ним встречаться, о’кей?

Ха-ха-ха три раза. Мне хочется сардонически расхохотаться, но я ограничиваюсь тем, что говорю:

– Ладно, я постараюсь. А ты обещай, что… что будешь и дальше прекрасно проводить время. – Последние слова даются мне с трудом. – Кстати, какие у вас планы на ближайшее время?

– Сеанс массажа для молодоженов, – говорит Лотти. – Это главный приз, который полагается победителям Конкурса молодых пар. Специально для нас с Беном на берегу поставят шатер и…

Не в силах справиться с охватившей меня тревогой, я почти кричу, перебивая сестру на полуслове:

– Когда?.. Когда это будет?!

Нико… я его просто прибью! О чем он только думает?! Как он допустил, чтобы Лотти и Бен пили шампанское и угощались омарами? Почему он не помешал Бену написать для моей сестры любовные стихи на французском? Хотя бы догадался подскочить и вырвать у этого типа карандаш, если на большее у него не хватает ума!

– Через полчаса, – говорит Лотти. – Нас будут массировать с ароматическими маслами, а потом оставят на некоторое время одних. Честно говоря, Флисс… – тут Лотти доверительно понижает голос: – Мы с Беном уже просто извелись…

В ответ я бормочу какие-то сочувственные слова, хотя сама начинаю подпрыгивать на месте от беспокойства. Пока все идет совершенно не так, как я задумала. Я застряла в этой долбаной Софии, а тем временем Лотти собирается зачать ребенка во время сеанса массажа для молодоженов (если будет мальчик, они, несомненно, назовут его Иконос, а потом будут сражаться за него в суде, когда их брак рассыплется как карточный домик). Нет, я этого не допущу, иначе какая же я сестра?!

Как только Лотти прощается, я сразу же набираю номер Нико.

– Ну? – спрашивает Ричард. – Какие новости? Каково положение дел?

«Положение таково, что моя сестра вот-вот окажется в положении», – чуть не брякаю я, но успеваю прикусить язык.

– Все под контролем, – коротко отвечаю я, а тем временем мой вызов попадает на голосовую почту Нико. – Привет, это я, Флисс, – говорю я в микрофон. – Нужно поговорить, срочно. Перезвони. Пока.

– Что сказала Лотти? – не успокаивается Ричард, когда я выключаю телефон. – Они действительно выиграли?

– Похоже, что так, – говорю я нейтрально.

Ричард тяжело дышит и сжимает кулаки.

– Сволочь! – с чувством говорит он. – Что такого он знает о Лотти, чего не знаю я? Чем он лучше меня? Да ничем, если не считать отцовского поместья!..

– Ричард, прекрати! – Я очень стараюсь держать себя в руках, но получается не слишком хорошо. – Это не соревнование, не конкурс на лучшего жениха. Это… жизнь! – Я чуть не сказала – «любовь», но он бы меня точно не понял.

– Ну и что? – Ричард смотрит на меня как на круглую идиотку. – Что такое жизнь, как не соревнование, конкуренция?

– Ты еще скажи – естественный отбор! – презрительно фыркаю я. – Кроме того, женщины устроены не так, как мужчины. Или ты никогда не слышал о женской логике?

– Не знаю, как у вас, женщин, но жизнь мужчины – это состязание, борьба за главный приз! – С каждой секундой Ричард все больше теряет над собой контроль. – И борьба эта начинается в тот самый момент, когда в три года ты с приятелем пи́саешь на забор и думаешь: у кого больше? Ну а дальше – кто сильнее, кто выше ростом, кто добился большего успеха, у кого жена красивее… Когда какой-нибудь ферт с частным самолетом и счетом в банке женится на девушке, которую ты любишь, тебе остается только одно: бороться до последнего, так что не надо мне заливать, будто жизнь – это не соревнование!

– Ты же сказал, что не знаешь, есть ли у Бена частный самолет, – тут же возражаю я.

– Да почти сто процентов – есть!.. – горячится Ричард, но я вижу, что он немного сбит с толку моими словами. При чем тут частный самолет? Да ни при чем. Вот тебе пример женской логики, дружочек. Учись, пока я жива.

Ричард молчит. Я смотрю на него и непроизвольно начинаю сравнивать его с Беном. Что ж, если бы мне пришлось выбирать, я бы, пожалуй, предпочла Ричарда. С другой стороны, Бена я еще никогда не видела. Я с ним даже ни разу не разговаривала, так что…

– Ладно, допустим, ты прав, – говорю я, убедившись, что агрессивный запал Ричарда прошел. – Пусть жизнь – это гонка за призом, но где проходит финишная черта? Ведь если твоя девушка выходит замуж за другого, не означает ли это, что ты проиграл?

Мне не хочется причинять ему лишнюю боль, но таковы факты.

– Когда я расскажу Лотти, как сильно я ее люблю, а она все равно ответит «нет», вот тогда я действительно проиграл. Но не раньше, – твердо говорит Ричард.

Я сочувственно качаю головой. Мне жаль Ричарда, который поставил на карту многое, хотя шансов у него, прямо скажем, почти нет. Вместе с тем я не могу не отметить, что этот парень точно не ищет легких путей! Если бы он с самого начала не свалял дурака, нам всем не пришлось бы сейчас лезть из кожи вон, стараясь исправить положение.

– Ладно, – говорю я, – по крайней мере, ты знаешь, что я всегда буду на твоей стороне. То есть на стороне Лотти, но ведь это почти одно и то же… – Я слегка похлопываю его по плечу, и Ричард кивает.

– Чем они занимаются? – спрашивает он, выразительно поглядывая на телефон в моих руках. – Лотти наверняка тебе рассказала…

– Они только что перекусили шампанским с омарами, – нехотя говорю я, прекрасно понимая, как это звучит. – И Бен написал для Лотти любовное стихотворение на французском.

– На французском? – У Ричарда делается такое лицо, словно у него схватило живот. – Льстивый ублюдок!

– А завтра они собираются съездить в пансион, где познакомились, – сообщаю я, замечая Ноя и Лоркана, которые движутся в нашу сторону, катя́ за собой три чемодана. – Отличная работа, ребята! – говорю я им. – Я уж думала, мы никогда не получим наш багаж.

– Отличная работа, дядя Лоркан! – солидно вторит Ной и с удовольствием шлепает ладошкой по подставленной пятерне Лоркана.

– В пансион?! – потрясенно ахает Ричард. – В тот самый?! О господи! Лотти все время мне о нем рассказывала. Там и кальмары были вкуснее всех кальмаров в мире, и песок на пляже лучше, чем в других местах, и… Однажды мы с ней ездили на Кос[51], так она сказала, что там все равно не так здорово, как возле ее любимого пансиона…

– Я тоже не раз слышал от Бена об этой его поездке, – добавляет Лоркан. – Иногда мне казалось: если он опять начнет расхваливать иконосские закаты, я просто не знаю, что сделаю! Они, мол, «изменяют тебя изнутри», «очищают мысли», «заставляют думать по-другому» и так далее…

– О закатах Лотти тоже говорила, – мрачно кивает Ричард.

– И о том, как они вставали на рассвете, чтобы заниматься чертовой йогой на берегу!

– …И о людях…

– …И о «волшебной атмосфере»!..

– И о самой чистой, самой бирюзовой морской воде, какой нет больше нигде в мире! – вношу я свою лепту.

– Кошмарное место! – подводит итог Лоркан.

Мы переглядываемся, чувствуя, как поднимается у нас настроение. Ничто так не объединяет, как сознание того, что у нас – общий враг.

– Ну, пора ехать в отель, – говорит Лоркан, придвигая ко мне мой чемодан. Я уже собираюсь схватить его за нелепую красную ручку, когда звонит мой телефон. Это Нико. Наконец-то!..

– Нико, куда ты пропал?!

– Я не пропал, Флисс. Я все знаю, и, поверь, я сам очень огорчен, но… – Он начинает бормотать какие-то извинения, но я решительно его перебиваю:

– У нас нет времени на оправдания, – говорю я. – Еще немного, и они своего добьются. Этого ни в коем случае нельзя допустить. Слушай, что́ ты должен сделать…

17. Лотти

Трудно представить что-то более романтичное, более подходящее для первой брачной ночи, чем собственный пляж. А вы как считаете?

Этот пляж находится на берегу уединенной бухточки, сравнительно недалеко от отеля.

В обычные дни туда можно попасть с главного пляжа по высеченной в скале лестнице, но сейчас на ступеньках стоит знак «Не беспокоить».

Мы отправляемся в путь в сопровождении двух отельных массажисток, а также Георгиоса и Гермеса, которые несут шампанское и большой поднос с устрицами на льду. Когда минут через десять мы оказываемся на месте, я вижу, что никакого шатра здесь нет – только несколько ширм, которые огораживают широкий, рассчитанный на двоих массажный стол. Мы с Беном ложимся на этот стол, и обе массажистки – Ангелина и Кларисса – начинают втирать в наши тела душистое масло. Белые полотнища ширм слегка колышутся на ветру, вечернее небо над нашими головами постепенно приобретает тот насыщенный синий цвет, какой бывает только в сумерках в далеких, теплых странах. Ароматические свечи, воткнутые прямо в песок, распространяют густой, сладкий запах цветущего жасмина. В роще на горе перекликаются птицы, негромко шумят волны, и я ощущаю на языке легкий привкус морской соли. Даже не верится, что все это происходит с нами наяву. Можно подумать, мы с Беном каким-то чудом попали в один из рекламных клипов, которые частенько показывают по телевизору.

Бен берет меня за руку, я отвечаю легким пожатием – и тут же морщусь, когда Кларисса пытается размять какую-то чрезмерно упрямую мышцу в моем плече. М-м-м… Мне немного больно и в то же время приятно. Скоро массаж закончится, и мы с Беном переберемся со стола на стоящую тут же кровать с балдахином, которая на целых два часа будет в полном нашем распоряжении. Массажистки несколько раз подчеркнули это. «Два часа, два часа, – твердит Ангелина. – Это очень много, к тому же сначала мы сделаем вам массаж. Ваши мышцы расслабятся, чувства обострятся… Здесь вас никто не побеспокоит, это абсолютно точно!»

Даже если бы в этот момент она подмигнула, я бы не стала ее осуждать. Мне совершенно ясно, что выигранный нами на конкурсе сеанс «массажа для молодоженов» – на самом деле является одной из услуг, которую отель частенько предоставляет постояльцам. По-видимому, в «Амбе» существует даже отдельная служба, отвечающая за организацию Секса На Открытом Воздухе. В рекламных проспектах гостиницы об этой услуге, правда, не упоминается, но, я думаю, исключительно из соображения приличий. Или из ложной стыдливости…

Кларисса заканчивает возиться с моим плечом, и обе девушки переходят к изголовью массажного стола, чтобы начать одновременный массаж наших воротниковых зон. Я действительно расслабляюсь все больше – быть может, я бы даже заснула, если бы не пылающий внутри меня костер жгучего желания. Одного взгляда на обнаженное, блестящее от масла тело Бена мне достаточно, чтобы костер превратился в пожар. Не знаю, как кому, а нам этих двух часов едва-едва хватит. Мы, во всяком случае, намерены полностью использовать каждую из положенных нам ста двадцати минут. В конце концов, мы заслужили этот секс; нам слишком долго пришлось ждать, и теперь – стоит Бену хотя бы дотронуться до меня – я просто взорвусь…

Динь-динь-динь!

Странный металлический звук выводит меня из задумчивости. Ангелина и Кларисса достали откуда-то крошечные железные колокольчики, которыми они теперь трясут над нашими головами, словно исполняя какой-то неведомый ритуал.

– Мы закончили, – говорит Кларисса и закутывает меня в простыню. – Теперь можете расслабиться и отдохнуть.

Я слышу эти слова и едва сдерживаюсь, чтобы не завопить от восторга. Наконец-то мы останемся одни на целых два часа. Какое богатство, если подумать!..

Сквозь полуопущенные ресницы я слежу за тем, как Ангелина и Кларисса собирают свои вещи и бесшумно покидают наше огороженное ширмами убежище. Я не слышу даже их шагов – только шум волн и шорох раздуваемых ветром полотнищ, похожих на паруса сказочной шхуны. Некоторое время я просто молча смотрю в ультрамариновое небо над собой, не в силах пошевелиться, не в силах произнести ни слова. Расслабляющий массаж и ожидание вожделенной близости сделали свое дело – я впадаю в подобие блаженного ступора, из которого мне никак не удается выйти – да и не особенно хочется, если честно.

– Ну вот!.. – Бен снова пожимает мне руку. – Наконец-то!

– Наконец-то!.. – эхом отзываюсь я и приподнимаюсь на локте, чтобы поцеловать его, но Бен действует слишком быстро. Одно мгновение – и он уже сидит на мне верхом, сжимая в руках бутылочку с маслом. Должно быть, он принес ее с собой втайне от массажисток. Какой он все-таки молодец, обо всем подумал!

– Мне не нравится, когда тебя массирует кто-то, кроме меня, – заявляет Бен и тонкой струйкой льет масло мне на плечи. Что это за масло, я никак не пойму, но пахнет оно совершенно роскошно. Такой же чуть мускусный, чувственный аромат начинает исходить и от моей кожи, в которую Бен щедрыми, уверенными движениями втирает этот божественный эликсир. Несколько раз я вздрагиваю от удовольствия, но Бен понимает меня правильно: он не задает вопросов и продолжает быстрыми взмахами рук покрывать маслом все мое тело.

– Знаете, мистер Парр, – негромко мурлычу я, – вы весьма талантливый массажист. На вашем месте я бросила бы производить любую бумагу, кроме туалетной, и открыла собственный спа-салон. От клиенток отбоя бы не было!

– Мне нужна только одна клиентка. – Бен втирает масло в мои восставшие соски́, в живот, потом спускается ниже… Проходит совсем немного времени, и я начинаю корчиться и скулить от желания. Я так давно, так сильно его хочу!..

– Нравится? – спрашивает Бен и впивается в мое лицо пристальным взглядом.

– Еще бы! У меня все тело буквально горит. Я просто не могу этого вынести…

– Я тоже. – Он наклоняется, чтобы поцеловать меня, тогда как его руки медленно и целенаправленно движутся к моему венерину бугорку.

– Уя! – вскрикиваю я. – А ведь и вправду жжет! И даже щиплет!

– Это любовный жар…

– Ай!..

– Я отлично помню, тебе не нравилось, когда я слишком с тобой деликатничал, – Бен усмехается, но мне уже не до смеха. Моя кожа горит и чешется, и я понимаю – что-то не так.

– Подожди секундочку. – Я слегка отталкиваю Бена. – Мне… немного больно!

– Больно?! – Бен самодовольно ухмыляется. – Да мы ведь еще даже не начали!

– Все равно, погоди… – Я с ужасом смотрю на свою руку. Она краснеет буквально на глазах, но почему? В чем дело? Бен снова наклоняется ко мне и нежно целует в шею; я стараюсь реагировать соответственно, но, если честно, стон, который срывается с моих губ, вызван вовсе не удовольствием, а болью, причем довольно сильной.

– Нет! Пусти! – не выдерживаю я. – Тайм-аут! Я вся горю!..

– Я тоже, – отвечает Бен, часто-часто дыша.

– Я серьезно. Посмотри на меня, я стала вся красная!

Бен слегка приподнимается на руках и окидывает меня блуждающим, расфокусированным взглядом.

– Ты прекрасна! – отвечает он невпопад. – Я хочу тебя, Лотти!

– Нет-нет! – Я с нарастающей тревогой разглядываю свои покрасневшие руки и плечи, а также красные пятна на животе и груди. – Смотри, у меня все руки распухли!

– Пусть ты даже распухнешь вдвое, мне все равно будет мало! – Бен принимается ласкать мою грудь. Он что, совсем меня не слушает?!

– Прекрати! – рявкаю я уже всерьез. – Это не шуточки! Мне кажется, это аллергическая реакция. Что это у тебя за масло? Надеюсь, не арахисовое? Ты же знаешь, у меня сильнейшая аллергия на арахисовое масло.

– По-моему, это просто масло, – уклончиво отвечает Бен. – Ароматизированное. Не все ли равно, из чего его делают?

– Нет, не все равно! Нужно было посмотреть на этикетку, прежде чем покупать!

Несколько мгновений мы неловко молчим. Бен, кажется, даже немного скис, словно я застукала его на экзамене со шпаргалкой.

– Я его не покупал, – признае́тся он. – Мне его дал Нико – как всегда, бесплатно, в качестве подарка от администрации отеля. Это их фирменный состав или что-то в этом роде…

– И ты не проверил, что они там намешали? Не проверил, есть ли там арахисовое масло, хотя знал, что у меня на него аллергия? – спрашиваю я, на этот раз довольно разочарованным тоном.

– Я забыл, – раздраженно огрызается Бен. – Не могу же я держать в голове подобные мелочи!

– Если у твоей жены аллергия – это никакие не мелочи! – заявляю я сварливо. Мне даже кажется – я способна его ударить. Все шло так хорошо, просто отлично – и вот Бен все испортил! Какого дьявола ему вздумалось мазать меня именно арахисовым маслом? Ведь всему миру известно, что от него бывают рак и язва, не говоря уже о сильнейших аллергических реакциях, которые могут даже привести к смерти!

– Слушай, – миролюбиво предлагает Бен, – может, тебе будет не так больно, если мы найдем подходящую позицию? – Он торопливо оглядывается по сторонам и сдвигает в сторону ближайшую ширму. – Например, если ты встанешь на этот камень…

– Хорошо, сейчас попробую.

Мне тоже хочется, чтобы наш брак стал наконец чем-то настоящим, реальным. Быть может, думаю я, если свести к минимуму непосредственный контакт, то… И я начинаю карабкаться на небольшую груду камней, стараясь при этом не слишком морщиться и не шипеть от боли.

– Ай!..

– Не так. Сдвинься в сторону.

– Ой! Нет! Не надо!

– Давай попробуем иначе…

– Вот если бы ты сам попробовал немного повернуться… О-ох!

– Что это было? Твой нос?!

– Нет, ничего не получается! – с отчаянием говорю я после того, как мои ноги в третий раз срываются с камней. – Я могла бы попытаться встать на колени, если ты найдешь, что подложить.

– А на краю кровати не получится?

– Нет, давай лучше я сверху! Уф-ф, нет!.. Прости, но мне действительно больно.

– А ты не могла бы закинуть ногу за голову?

– Нет, – презрительно говорю я. – А ты?

Мы пробуем одну акробатическую позицию за другой, но все тщетно, и наше настроение начинает неуклонно падать. Я ахаю и охаю, но вовсе не в эротическом ключе – все мое тело саднит и чешется, а на покрасневшей коже начинают вздуваться белые волдыри. Это типичная крапивница, что меня несколько утешает. (Я видела подобное несколько раз и могу быть уверена, что у меня именно аллергия, а не рак и не проказа, что, конечно, следует считать положительным моментом.) Увы, с каждой минутой я чувствую себя все хуже. Чтобы снять болевые ощущения, мне нужен какой-нибудь успокаивающий крем на водной основе, причем срочно. Но если я отправлюсь за ним или пошлю Бена, это будет означать, что я снова останусь без секса, а этого я тоже не смогу вынести. Что же делать?! Проблема кажется неразрешимой, и я почти готова разрыдаться от безысходности.

– Подожди немного, я сейчас соберусь! – отрывисто говорю я. – Мне как-то лечили зубные каналы без наркоза, и я выдержала. Выдержу и это!

– Секс со мной для тебя – все равно что лечение зубных каналов? – У Бена такой голос, словно он смертельно обиделся. – Знаешь, тогда уж лучше не надо!

– Я вовсе не это хотела сказать!

– Все эти дни ты избегала близости со мной! – рычит он, неожиданно теряя самообладание. – Хорошенький же у меня получается медовый месяц!

Его обвинение кажется мне настолько несправедливым, что я не сразу нахожу, что сказать.

– Я тебя вовсе не избегала! – почти кричу я. – Мне очень хочется быть с тобой, но… Мне просто больно, пойми! – Теперь уже я озираюсь по сторонам в поисках чего-то такого, что помогло бы нам решить проблему. – Может, попробуем тантрический секс? – предлагаю я в отчаянии.

– Почему не секс по телефону? – презрительно цедит Бен. – Скажем, ты позвонишь мне на мобильный, и мы…

– Стинга тантрический секс устраивает, – говорю я, проглотив обиду.

– Слушай, а губы у тебя тоже болят? – спрашивает он с внезапной надеждой.

– Да. На них тоже попало масло, – говорю я виновато, когда до меня доходит, что он замыслил. – Извини.

– Ладно… – Бен освобождает мою ногу, которую он пытался обвить своей ногой, и садится на край кровати, куда мы в конце концов вернулись, перепробовав немало других, куда менее подходящих для первой брачной ночи мест. Плечи у него уныло сутулятся, отчего Бен становится чем-то похож на нахохлившегося воробья. Я, напротив, чувствую себя несколько бодрее – главным образом потому, что он больше не прикасается к моей коже, по которой словно прошлись крупным наждаком. Честно говоря, его ласки были для меня довольно мучительны, и теперь я потихоньку вздыхаю с облегчением.

Довольно долго мы сидим молча, с головой уйдя в невеселые размышления. Мои руки и ноги распухли еще сильнее, кожа сплошь сделалась ярко-красной, так что со стороны я, наверное, напоминаю гигантскую глазированную вишню, какими украшают верхушку праздничного пирога. Потом из моих глаз выкатывается слезинка, за ней – еще одна.

Бен даже не спросил меня, насколько опасной может быть моя аллергия, думаю я. Она не опасна, но дело не в этом. Дело в том, что он не поинтересовался, значит, ему все равно. Вот Ричард, когда впервые увидел, как я на глазах багровею и покрываюсь волдырями, сразу хотел везти меня в больницу. С тех пор он всегда проверял ресторанные меню, читал этикетки на полуфабрикатах и прочем. Ричард обо мне заботился, а Бену нужен от меня толь секс!

– Лотти… – Голос Бена заставляет меня виновато подпрыгнуть. Как я могу думать о бывшем бойфренде, когда у меня медовый месяц с моим мужем?

– Что? – Я быстро отворачиваюсь, боясь, как бы он не угадал мои мысли по выражению моего лица. – Извини, я что-то задумалась… так, ни о чем в особенности.

– Извини ты меня, ладно? – Бен примирительным жестом разводит руки в стороны. – Я не хотел причинить тебе… неприятности. Просто ты мне очень нужна!

– Ты мне тоже очень нужен, Бен.

– Опять нам не повезло, да?

– Что-то многовато нам выпадает этого невезения, – говорю я. – Хватит, наверное, на десять супружеских пар.

– Не медовый месяц, а кошмарный месяц, – невесело шутит он, и я улыбаюсь. Не то чтобы мне было смешно, просто я считаю нужным немного его подбодрить.

– Наверное, это просто судьба, – замечаю я. На самом-то деле я не очень верю в предопределение и всякое такое, но Бен неожиданно хватается за эту идею.

– А что, – говорит он, – сама подумай… Завтра мы с тобой хотели побывать в пансионе, где мы впервые увидели друг друга. Быть может, именно там нам суждено положить начало нашему браку?

– Это было бы очень… романтично, – говорю я и задумываюсь. Его слова неожиданно увлекают и меня. – Можно даже отправиться на наше с тобой место, в ту маленькую бухточку…

– Ты до сих пор помнишь?..

– Я всегда буду помнить наш с тобой первый раз. До самой старости, – прочувственно отвечаю я. – Это всегда было одно из самых дорогих моих воспоминаний.

– Что ж, давай попробуем начать сначала еще раз, – говорит Бен, к которому понемногу возвращается хорошее настроение. – Как ты думаешь, до завтра твоя аллергия пройдет?

Я с сомнением смотрю на свою неровную, красную, как у рака, кожу.

– Реакция довольно сильная, – говорю я. – Но завтра все должно быть в порядке.

– О’кей. Значит, пока поставим наш брак, так сказать, на паузу. Ты не против?

– Хорошо.

– А завтра снова нажмем «Воспроизведение».

– А потом – «Перемотка назад» и снова «Воспроизведение»! И еще раз, и еще… – Я похотливо облизываюсь.

Этот новый план оказывается как нельзя кстати. Во всяком случае, мы оба понемногу приходим в себя после кошмарного облома с арахисовым маслом. Некоторое время мы сидим на песке, глядя на волны, мерный, ленивый бег которых успокаивает нас еще больше. Ни один звук не нарушает окружающую тишину, лишь изредка над морем вскрикивает чайка, да порыв ветра доносит обрывки музыки с общего пляжа. Сегодня там играет оркестр. Быть может, немного погодя мы отправимся туда, чтобы выпить по коктейлю и послушать местных музыкантов…

Я больше не злюсь на Бена, да и он, похоже, тоже забыл о своих обидах. Вот он заводит свою руку мне за спину – словно обнимает, хотя на самом деле не касается меня даже пальцем. Это призрачное объятие кажется мне очень приятным; я отчетливо ощущаю тепло его руки, и от этого кожу начинает покалывать, но я нисколько не возражаю. Все мое недовольство и раздражение куда-то испаряются, я даже недоумеваю, с чего это я так разошлась.

– Завтра… – произносит Бен мечтательно. – Никакого арахисового масла, никаких арф и личных официантов. Только мы.

– Да, только ты и я.

В конце концов, быть может, Бен прав, и нам действительно с самого начала суждено было сделать это в пансионе.

– Я люблю тебя, – добавляю я импульсивно. – А после того, что случилось, я люблю тебя еще сильнее!

– Я чувствую то же самое. – Он улыбается мне своей очаровательной улыбкой, и мое сердце наполняется нежностью. В эти минуты я абсолютно счастлива, даже несмотря на саднящую кожу, сексуальное разочарование и ноющую лодыжку, которую я подвернула, когда карабкалась на груду камней. Главное, думаю я, мы снова на Иконосе и по-прежнему любим друг друга, хотя со дня нашей первой встречи прошло целых пятнадцать лет! Завтра мы завершим полный круг и начнем новый, ничем не омраченный этап наших отношений. Завтра мы вернемся в то место, которое навсегда изменило наши жизни. Мы вернемся в дом, где мы нашли любовь – и свою судьбу.

Бен протягивает руку, словно хочет взять мою ладонь в свою, и я с готовностью сжимаю пальцы, не касаясь его (мои пальцы тоже распухли и покрылись волдырями). Мне не нужно говорить ему, как важна эта завтрашняя поездка в пансион, как много она может для меня значить. Бен все знает и все понимает – понимает лучше, чем кто-либо. И, думая об этом, я еще раз убеждаюсь, что мы с самого начала были предназначены друг для друга.

Как же иначе?

18. Флисс

Нет. Не-ет!.. Не может быть! Это просто бред. Бессмыслица. Чушь собачья!

«Бен и я оч. хор. понимаем друг друга. Он считает – это Судьба, и я с ним согласна. Еще мы строили планы на будущее, и оказывается, он мечтает о том же, что и я. Возможно, мы, в конце концов переедем жить во Францию на ферму…»

Я быстро нажимаю на клавиши, чтобы просмотреть следующие эсэмэски, но моя тревога только растет.

«…замечательное место, огороженное ширмами прямо на берегу. Правда, нам опять не удалось совершить задуманное, но это неважно…»

«…Мы не прикасались друг к другу – то есть физически не прикасались, но я все равно его ЧУВСТВОВАЛА. Это значит, что между нами существует глубокая душевная связь…»

«…Еще никогда я не чувствовала себя такой счастливой!..»

Так, интересно. Они так и не трахнулись, но Лотти «еще никогда не чувствовала себя такой счастливой»! Что же получается – я так старалась их развести, но вышло наоборот, они только еще больше сблизились? Молодец, Флисс. Отличная работа.

– Все в порядке? – озабоченно спрашивает Лоркан. Должно быть, он увидел, какое у меня лицо.

– Все отлично, – довольно злобно откликаюсь я, яростно листая переплетенное в дерматин коктейльное меню. С тех пор как мы приземлились в Софии, я пребываю не в самом лучшем настроении, а теперь еще и это… Все мои усилия не просто пошли прахом – они дали совершенно обратный результат, к тому же я зверски устала, а в мини-баре гостиничного номера не оказалось тоника. Пришлось подняться в бар на крыше, где я сразу оказалась посреди толпы болгарских проституток.

О’кей, быть может, не все эти женщины – проститутки, думаю я, еще раз обводя взглядом интерьер бара. Быть может, некоторые из этих женщин – гламурные болгарские супермодели или преуспевающие бизнесменши. Свет в баре, как и полагается, не слишком яркий, однако его хватает, чтобы рассмотреть в полутьме россыпи сверкающих бриллиантов, блеск подозрительно белых зубов и бликующие стразы на пряжках дамских сумочек от Луи Вуиттона. Похоже, этот отель – довольно модное местечко, даже несмотря на свои четыре звезды. К счастью, мое имя здесь неплохо знают – мне даже не пришлось просить, чтобы меня перевели из предоставленного авиакомпанией номера в один из люксов. В результате я оказалась в роскошном номере с двумя спальнями, гостиной с телеэкраном во всю стену и отделанной в стиле ар-деко ванной комнатой. Быть может, несколько позднее я даже похвастаюсь перед Лорканом тем, как я устроилась, но пока…

При мысли о Лоркане я чувствую, как внутри у меня что-то сжимается в предвкушении, хотя спроси у меня кто, каковы наши отношения, и я бы затруднилась ответить. Впрочем, сдается, что после пары коктейлей я это очень скоро выясню…

Бар на крыше тоже выглядит довольно роскошно или, лучше сказать, стильно. Особенный шик придают ему высокие – от пола до потолка – зеркальные окна и узкий, изогнутый змейкой плавательный бассейн, выложенный черной плиткой. Впрочем, проститутки, модели и бизнесменши высокомерно им пренебрегают, чего не скажешь о Ное, который сразу же начинает подскакивать на месте и требовать, чтобы ему разрешили искупаться.

– Твой купальный костюм остался в чемодане, – в пятый раз говорю я ему, но Ной не сдается.

– Пусть поплавает в трусиках, – встает на его сторону Лоркан. – Что тут такого?

– Да! – вопит Ной, которому эта идея приходится по вкусу. – В трусиках, в трусиках!

Он продолжает возбужденно подпрыгивать, и я сдаюсь. Быть может, купание поможет ему немного успокоиться после перелета.

– О’кей, – говорю я, – можешь купаться в трусах, только осторожнее, смотри, никого не забрызгай.

Ной начинает быстро раздеваться, разбрасывая свою одежду во все стороны.

– Присмотри, пожалуйста, за моим кошелечком, – говорит он со взрослой серьезностью и протягивает мне бумажник с эмблемой авиакомпании, который ему подарили в самолете. – Кстати, ты не забыла, что мне нужны кредитные карточки? Я буду хранить их в моем кошелечке.

– Ты еще слишком мал для кредитных карточек, – отвечаю я и, подняв с пола его штанишки, аккуратно укладываю их на обтянутую бархатом скамью.

– Вот тебе карточка, – неожиданно говорит Лоркан и протягивает ему карточку постоянного клиента «Старбакса». – Срок действия закончился, – объясняет он мне.

– Ух, ты! Здорово! – восклицает Ной и запихивает карточку в специальное отделение бумажника. – Я хочу, чтобы мой кошелечек был битком набит всякими карточками, как у папы!

Я как раз собираюсь отпустить едкое замечание по поводу набитого всякой дрянью бумажника Дэниела, но бросаю взгляд на Лоркана и сдерживаюсь. Не стоит демонстрировать озлобленность и обиду, вспоминаю я наставления своего адвоката. Придется и дальше разыгрывать из себя фею добра и света.

– Папе приходится много трудиться, чтобы заработать побольше денег, – говорю я с фальшивой улыбкой. – Мы должны гордиться им, Ной.

Но сын меня уже не слышит. С пронзительным «Джеронимо!!!![52]» он со всех ног несется к бассейну и солдатиком прыгает в воду. Брызги, естественно, летят во все стороны и попадают на стоящую чересчур близко к краю бассейна блондинку в мини-платье. Блондинка с негодованием отшатывается, стряхивая с ног капли.

– Прошу прощения! – дружелюбно кричу я ей. – Впредь будьте осторожнее, не стойте у воды, иначе вас непременно кто-нибудь обрызгает.

Ной тем временем плывет кролем (как он его себе представляет). Брызгается он ужасно, поэтому и посетители, и официанты недовольно на него косятся.

– Готов спорить на что угодно: Ной – первый человек, который когда-либо купался в этом бассейне, – с усмешкой замечает Лоркан.

Пока мы наблюдаем за Ноем, в бар заходят Ричард и еще несколько человек, которые летели с нами на Иконос. Выглядит Ричард не лучшим образом – он побледнел, осунулся, щеки ввалились, и мне становится его жалко.

– А-а, вы здесь, – говорит он и тяжело опускается на скамью. – От Лотти есть что-нибудь?

– Да. И хорошая новость заключается в том, что их брак все еще может быть аннулирован без всяких проблем, – говорю я, чтобы немного его подбодрить.

– Ка-ак?! – удивляется Лоркан, со стуком опуская свой бокал на столешницу. – Они до сих пор не… Да что с ними такое?!

– У Лотти был приступ аллергии, – я с беззаботным видом пожимаю плечами. – Какой-то бестолковый массажист использовал арахисовое масло или что-то в этом роде, и Лотти вся распухла.

– Арахисовое масло? – Ричард в тревоге вскидывает на меня глаза. – Надеюсь, все обошлось? Она хотя бы показалась врачу?

– Думаю, с ней все в порядке, не волнуйся, – говорю я, но Ричард не успокаивается.

– Аллергические реакции могут быть очень опасны, – говорит он. – И Лотти отлично это знает. Почему она не предупредила персонал, что ей нельзя употреблять арахисовое масло ни в каком виде?

– Не знаю, – уклончиво отвечаю я. – А что это у тебя? – добавляю я, спеша переменить тему и показываю на листок бумаги, который Ричард держит в руках.

– Ничего, – так же уклончиво отвечает он и пытается спрятать бумагу за спиной. – Так… ничего особенного.

– А все-таки? – к нам вприпрыжку подбегает Ной, закутанный в шикарное черное полотенце, и я опускаю руки ему на плечи.

– Вообще-то… – Ричард свирепо смотрит сначала на меня, потом на Лоркана – мол, только попробуйте засмеяться. – Я начал сочинять для Лотти поэму. На французском.

– Ну и молодец, – говорю я и одобрительно киваю. – А можно посмотреть?

– Я, собственно, еще не закончил. – Ричард нехотя протягивает мне свое творение.

– «Je t’aime, Lottie, Plus qu’un zloty»… – читаю я и растерянно смотрю на Ричарда, не зная, что сказать. – Что ж, начало неплохое…

– «Я люблю тебя, Лотти, люблю больше чем зло́тые[53]», – переводит Лоркан. – Ты это серьезно?

– К «Лотти» очень трудно подобрать рифму, – обиженно говорит Ричард. – Сам попробуй.

– Бегемотти, – тут же предлагает Ной. – Это же так просто, дядя Ричард!.. Я люблю тебя, Лотти, ты моя бегемотти… Или – обормотти.

– Спасибо, Ной, – ворчит Ричард. – Неплохо, но… Лучше я все-таки подумаю еще немного.

– Нет, правда, у тебя получились очень хорошие стихи, – поспешно говорю я. – И вообще, главное – намерение…

Ричард одной рукой выхватывает у меня свое творение, а другой тянется к барному меню. На титульном листе крупным шрифтом напечатано «Изысканные болгарские блюда», внутри на отдельных листках помещены списки легких блюд и закусок.

– Это ты правильно придумал – нам всем не помешает немного подкрепиться, – говорю я. – А там, глядишь, и рифма подходящая найдется!

Ричард быстро пробегает глазами меню, потом знаком подзывает официантку.

– Что будете заказывать, сэр? – спрашивает она с улыбкой.

– У меня к вам несколько вопросов относительно «изысканных болгарских блюд», – говорит Ричард, строго глядя на девушку снизу вверх. – Вот у вас тут значится «Салат Триколор». Разве это болгарское блюдо?

– Сейчас узнаю, сэр, – улыбка официантки становится еще шире.

– А «Шаурма из курицы» – разве это национальная болгарская еда?

– Я уточню, сэр. – Официантка что-то быстро черкает в своем блокнотике.

– Ричард! – я незаметно пинаю его в лодыжку. – Перестань.

– А вот еще – клубный сэндвич. Это что, тоже традиционное блюдо местной кухни?

– Но, сэр…

– «Картофель фри фигурный»… В какой части страны его выращивают?

Официантка перестает писать и озадаченно глядит на него.

– Перестань, пожалуйста! – шепчу я ему и улыбаюсь официантке. – Извините, пожалуйста, нам нужно еще немного посовещаться.

– Я же просто спросил! – возмущается Ричард, когда официантка уходит. – Хотел прояснить ситуацию. Есть у меня право знать, что́ я ем?

– То, что ты не можешь писать стихи по-французски, вовсе не повод вымещать свою досаду на ни в чем не повинной официантке, – строго говорю я. – Что касается болгарских блюд, вот, пожалуйста, – «сырная тарелка».

Я указываю ему на соответствующую строчку в меню.

– Это интернациональное блюдо, – хмуро возражает Ричард.

– Но сыр-то все равно болгарский!

– Ты, конечно, лучше всех все знаешь. – Он еще некоторое время разглядывает список блюд, потом захлопывает меню. – Пойду-ка я лучше спать.

– Ты так и не поешь?

– Если проголодаюсь, закажу что-нибудь в коридорной службе. До завтра.

– Спокойной ночи! – кричу я ему вслед, и Ричард, полуобернувшись, мрачно кивает.

– Бедный парень, – говорит Лоркан, как только Ричард скрывается из вида. – Он действительно ее любит!

– Думаю, да.

– Только человек, влюбленный настолько, что его умственные способности оказываются временно парализованными, способен написать подобное стихотворение, да еще по-французски…

– «Больше, чем зло́тые…» – цитирую я с улыбкой.

– «Ты моя бегемотти» звучит гораздо лучше. По крайней мере, рифма не хромает. – Лоркан слегка приподнимает брови. – Знаешь, Ной, быть может, со временем из тебя выйдет знаменитый поэт!

Ной кивает. Через минуту он снова бросается в бассейн, а мы молча наблюдаем за тем, как он шумно барахтается в воде.

– Славный мальчуган, – замечает Лоркан. – Развитый. Уравновешенный.

– Спасибо. – Мне приятно слышать эти слова, и я улыбаюсь. – Ной действительно умница, но… насколько он уравновешен? Разве уравновешенные дети рассказывают каждому встречному, что им якобы сделали пересадку сердца?..

– Не знаю. Мне он кажется вполне счастливым ребенком, – Лоркан отправляет в рот гость орешков. – Кстати, как у вас с правом опеки? Вы с бывшим мужем сумели договориться или?..

При слове «опека» я мгновенно напрягаюсь: в кровь вбрасывается адреналин, сердце начинает биться в учащенном ритме, как у солдата перед сражением, а руки сами собой тянутся к флеш-карте на шее. В голове один за другим всплывают варианты давно заготовленных речей – продолжительных, напичканных неопровержимыми аргументами и напоенных ядом убийственного сарказма. Кроме того, мне хочется что-нибудь сломать…

– Кое-кому из моих друзей пришлось судиться за право опеки над собственными детьми, – говорит Лоркан. – И должен сказать, это было очень нелегко.

– Да, – я стараюсь сохранить душевное равновесие. – Так часто бывает. Наверное.

Нелегко? Я могла бы кое-что порассказать о том, что такое «нелегко» на самом деле, но у меня в ушах снова начинает звучать голос Барнаби: «Говори, что хочешь, только не позволяй себе озлобляться».

– Но у тебя было не так? – уточняет Лоркан.

– Не так.

Эти слова даются мне с невероятным трудом, но я все же ухитряюсь их произнести, да еще и улыбнуться, чтобы замаскировать собственную ложь.

– У нас было не так. Мы договорились обо всем практически сразу. Были кое-какие нюансы, но их тоже удалось достаточно быстро урегулировать, – добавляю я для пущего правдоподобия. – В общем, все прошло достаточно быстро.

– Тебе повезло.

– Очень повезло.

– То есть ты и твой бывший… У вас нормальные отношения?

– Вот такие! – Я показываю ему оттопыренный большой палец.

– Невероятно! – говорит Лоркан с искренним восхищением и, кажется, даже с завистью. – А ты… ты уверена, что правильно поступила, когда с ним развелась?

– Я просто очень рада, что он нашел свое счастье с другой женщиной. – Я улыбаюсь во весь рот, хотя моя способность лгать начинает пугать меня самое. В моих словах нет ни слова правды, но, возможно, именно это и облегчает мою задачу, делая все происходящее похожим на игру или на театральную постановку.

– И ты ладишь с его новой… спутницей жизни?

– Еще как! Она отличная девчонка, я ее просто обожаю.

– А Ной?

– Мы все – как одна большая, дружная и счастливая семья.

Лоркан пристально глядит на меня.

– Хочешь еще выпить? – спрашивает он.

– Нет, не хочу. – До меня вдруг доходит, что Лоркан даже не подозревает о роли, которую я блестяще играю у него на глазах. – То есть – да, хочу, – быстро поправляюсь я.

Пока он подзывает официанта, я съедаю пару орешков и пытаюсь придумать еще какую-нибудь убедительную ложь о своем разводе. Но пока я мысленно перебираю варианты («Мы вместе играем в теннис!», «Дэниел хочет назвать своего будущего ребенка в мою честь!»), перед глазами у меня встают совсем другие картины, а пальцы все активнее теребят висящую на шее флеш-карту. Спектакль, который я разыгрываю, почему-то перестает мне нравиться, да и Добрая фея внутри меня уже исчерпала последние аргументы и окончательно стушевалась. Зато у Злой феи, которая приходит на ее место, явно есть что сказать.

– Похоже, твой бывший муж – отличный парень, – говорит Лоркан, отдав официантке последние указания. – Такие отношения, как у вас, большая редкость.

– Да, – цежу я сквозь стиснутые зубы, – Дэниел – очень хороший человек.

– Не сомневаюсь.

– Он очень заботливый и внимательный, – добавляю я, сжимая кулаки. – Добрый. И умный. В нем нет ни капли эгоизма. Дэниел всегда думает о том, как будет лучше для других. Ради нас с Ноем он даже готов жертвовать своими интересами. А еще он… – Я замолкаю, потому что мне просто не хватает воздуха. Я задыхаюсь, в ушах шумит, а перед глазами вспыхивают яркие огни. Нет, хвалить Дэниела перед посторонними просто вредно для моего здоровья. Я больше не могу!..

– А еще он… он… он… – Я хватаю воздух широко открытым ртом, как человек, который собрался чихнуть. – А еще он сволочь! – выпаливаю я.

Должно быть, я сказала это слишком громко. Во всяком случае, несколько мужчин за соседним столиком с любопытством косятся в мою сторону.

Лоркан некоторое время озадаченно молчит, потом все-таки решается:

– Я что-то не понял, он хороший человек или?.. – Он видит выражение моего лица. – Ага, понятно.

– Ничего тебе не понятно! – огрызаюсь я. – Просто… просто Дэниел эгоист до мозга костей и думает только о себе. Он из тех мужчин, развод с которыми превращается в кошмар наяву! Вот тебе вся правда, и можешь считать меня озлобленной стервой, – заканчиваю я, чувствуя невероятное облегчение от того, что я произнесла все это вслух. Потом мне в голову приходит кое-что еще.

– Постой-ка!.. – говорю я. – Ты же спал со мной и должен знать, какая я стерва!

Лоркан просто обязан был это понять: все время, что мы провели вдвоем, я была очень напряжена и постоянно бранилась.

– Да, – кивает Лоркан. – Что-то такое я действительно подумал.

– А скажи, разве я не вопила: «Вот тебе, Дэниел, подавись!», когда кончала? – не удерживаюсь я, но тут же поднимаю руку в примирительном жесте: – Извини, я просто неудачно пошутила.

– Можешь не извиняться, – невозмутимо отвечает Лоркан. – Потому что единственный способ пережить развод – это шутить. Удачно, неудачно – неважно. «Скажите, что вы будете делать, если вам будет не хватать вашей бывшей жены? Буду хватать какую-нибудь другую женщину».

– «Почему развод так дорого обходится? Потому что дело того сто́ит», – я отвечаю прибауткой, которую, кстати, впервые услышала от Барнаби.

– «Почему разведенные мужчины снова женятся? Потому что у них короткая память».

Он ждет, чтобы я рассмеялась, но я неожиданно задумываюсь. Прилив адреналина пошел на спад, и я невольно возвращаюсь к привычным, не раз передуманным мыслям.

– Дело в том, что… – Я с силой тру переносицу. – Говорят, развод надо пережить, но я не могу сказать этого о себе. Ведь «пережить» – означает остаться таким же, как раньше. Разве не так?

– Какой же ты стала после развода? – спрашивает он мягко.

– Не знаю, – отвечаю я после долгой паузы. – Я… Просто я чувствую себя так, будто у меня внутри ожог третьей степени, но этого, естественно, никто не видит.

Лоркан страдальчески морщится, но ничего не говорит. Я уже заметила: он – из тех редких мужчин, которые умеют слушать и умеют ждать.

– Одно время мне даже казалось, что я схожу с ума, – продолжаю я, пристально глядя в свой бокал. – Неужели, думала я, Дэниел и в самом деле видит мир именно таким образом? Как он может на самом деле произносить все эти ужасные слова, и как окружающие могут ему верить? Но самое страшное, это ощущение полного одиночества и бессилия. Кажется, будто ты осталась совершенно одна в эпицентре взрыва, а все люди лишь наблюдают со стороны, как тебя выворачивает наизнанку и разрывает на куски. Им ничего не делается, и только ты страдаешь.

– Да, да, именно так! – Лоркан яростно кивает. – Ты страдаешь, а окружающие с любопытством следят за твоими мучениями, да еще уговаривают: мол, постарайся не думать о том, что происходит. Ну, скажи, как не ненавидеть этих равнодушных ублюдков?

– Мне это знакомо, – подхватываю я. – Но еще хуже, когда тебе советуют искать в случившемся «положительные моменты». Типа, пусть ты потеряла семью, но ведь ты жива и здорова – ты не погибла и не стала калекой в результате какого-нибудь стихийного бедствия или аварии на производстве.

Лоркан смеется:

– Да мы с тобой, похоже, говорим об одних и тех же людях!

– Я хочу только одного: чтобы Дэниел исчез из моей жизни бесследно и навсегда! – устало выдыхаю я, на мгновение пряча лицо в ладонях. – Как жаль, что современная наука еще не знает методов безболезненного удаления воспоминаний о бывшем муже.

Лоркан одобрительно кивает, и я залпом допиваю все, что остается в моем бокале.

– А у тебя как все прошло?

– Крайне неприятно. Почти так же, как у тебя. Правда, мы долго не могли разобраться с дележом имущества, зато у нас, по счастью, не было детей. Это сделало всю процедуру намного проще.

– Да, тебе повезло, что у тебя не было детей, – говорю я.

– Это как сказать…

– Повезло, повезло! – не уступаю я. – Когда добиваешься права опеки над собственным ребенком и при этом оспариваешь это право у его отца…

– Нет, мне не повезло! – В голосе Лоркана звучат горькие нотки, каких я у него никогда прежде не слышала, и я внезапно вспоминаю, что ничего толком о нем не знаю. – Мы не могли иметь детей, – добавляет он после коротенькой паузы. – Из-за меня. И, надо сказать честно, это и послужило основной причиной нашего развода. Может быть, даже – единственной причиной, – он делает большой глоток виски.

Я настолько потрясена, что даже не сразу нахожу, что́ сказать. Лоркан не посвятил меня в подробности, но за его скупыми словами стоит такая трагедия, что мне становится неловко. Кому из нас больше пристало ныть и жаловаться? У меня, по крайней мере, есть Ной, а у него?..

– Извини, – бормочу я. – Мне очень жаль…

– Мне тоже, – он улыбается явно через силу, но по-доброму, и я понимаю: он угадал, что́ я чувствую. – Хотя, как я уже сказал, это могло серьезно осложнить всю ситуацию.

– Я… я не думала… – начинаю я.

– Не переживай. – Он поднимает ладонь. – Все нормально.

Мне знаком этот тон. Я и сама нередко к нему прибегаю. Ничего нормального тут нет, просто так сложилось – вот, что означают его слова.

И снова мы довольно долго молчим. В моей голове роятся самые разные мысли, но я не осмеливаюсь произнести их вслух. Для этого я недостаточно хорошо его знаю и боюсь ненароком сделать ему больно.

В конце концов я решаю вернуться к исхоженной теме Бена и Лотти.

– Понимаешь… – Я набираю в грудь побольше воздуха. – Я хотела бы избавить сестру от того кошмара, через который довелось пройти мне и тебе. Вот и все, никаких других мотивов у меня нет. Именно поэтому я сейчас здесь.

– У меня только одно «но», – возражает Лоркан, и я вижу, как слегка приподнимаются уголки его губ. Я знаю, что́ это означает: он хочет произнести какие-то легкие слова, быть может, даже пошутить, чтобы слегка разрядить атмосферу, сделать ее чуть менее гнетущей. – Ты ничего не знаешь о Бене. Ты даже ни разу его не видела! Почему ты так уверена, что их обязательно ждет развод?

– Я не видела Бена, зато я знаю свою сестру, – тотчас возражаю я. – Ты просто не в курсе, но с Лотти уже не раз такое бывало. Каждый раз, когда она расстается с бойфрендом, ее так и тянет совершить какую-нибудь… какое-нибудь безрассудство, о котором она впоследствии горько жалеет. Неудачный Выбор – вот как я обычно называю эти ее поступки, хотя порой, не скрою, меня так и тянет выразиться покрепче.

– Неудачный Выбор?.. – медленно повторяет Лоркан, словно пробуя эти слова на вкус. – А что, мне нравится… – Он слегка приподнимает бровь. – Значит, Бена ты считаешь ее Неудачным Выбором?

– А ты разве думаешь иначе? – бросаюсь я в атаку. – Нет, скажи честно – считаешь? Пожениться через пять минут после того, как они фактически заново познакомились – это что, разумно? А их решение перебраться во Францию и купить ферму?..

– Ферму? – перебивает меня Лоркан. – Это что еще за новости? Кто это придумал?

– Лотти, кто же еще. У нее голова просто набита разными фантастическими идеями. Они будут жить во французской провинции, разводить коз и цыплят, а мы будем навещать их раз в году и есть багет с козьим сыром и куриные рулеты…

– Коз?.. Цыплят?.. – недоуменно переспрашивает Лоркан. – Ты уверена? Вряд ли Бен на это согласится. На него это совершенно не похоже!

– Да, я уверена. К сожалению, подобный романтический бред вполне в духе моей сестрицы. Она обожает строить воздушные замки, но кончится это вполне реальным разводом, переживаниями, озлобленностью… как у меня, в общем, – я слишком поздно замечаю, что снова говорю во весь голос, привлекая к себе всеобщее внимание. – Как у меня, – повторяю я гораздо тише. – И это будет катастрофа.

– Ну, быть может, все не так плохо, – говорит Лоркан, но я знаю – он просто хочет быть вежливым.

– Не надо меня утешать! – говорю я резко. – И потом, откуда ты знаешь, как все будет? Может быть, все кончится еще хуже. Если у Лотти будет ребенок от Бена, тогда… Я люблю свою сестру, и не хочу, чтобы ей, как мне, пришлось пройти через ад развода. Думаю, ты на моем месте чувствовал бы то же самое и сделал бы все, чтобы предотвратить подобный вариант.

– То есть ты собираешься поговорить с сестрой и убедить ее немедленно аннулировать брак с Беном, чтобы выйти замуж за Ричарда? Для этого ты летишь на Иконос? И ты думаешь, она тебя послушает?

Я отрицательно трясу головой:

– Нет, конечно. Ричард – отличный парень и, на мой взгляд, прекрасно подходит для Лотти, но на Иконосе я не собираюсь выступать на его стороне. У Ричарда своя цель, а у меня своя, и заключается она в том, чтобы не дать Лотти самой исковеркать себе жизнь.

– В этом смысле тебе очень повезло, что их медовый месяц с самого начала превратился в сущий кошмар, – с делано невинным видом замечает Лоркан, и я мгновенно настораживаюсь. Неужели он что-то почувствовал? О чем-то догадался? Не рассказать ли ему о моих секретных операциях, думаю я, но потом решаю промолчать. Черт его знает, как он ко всему этому отнесется?!

– Да, – говорю я как можно небрежнее. – Повезло.

Оставляя на сером ковролине мокрые, темные следы, к нам снова подходит Ной. Он взбирается ко мне на колени, и я тотчас начинаю чувствовать себя намного лучше. От моего сына как будто исходит аура надежды, и каждый раз, стоит мне только к нему прикоснуться, ее частичка передается и мне.

– Эй, сюда! – внезапно кричит мальчуган и машет кому-то рукой. – Я здесь!

– А вот и я, малыш! – К нашему столику подходит официантка, на подносе она несет большой сандей – праздничный пломбир с фруктами, вареньем, орехами и сиропом. – Это для нашего храброго маленького солдата, – говорит она, ставя поднос на стол. – Вы, должно быть, очень гордитесь сыном, правда? Я бы на вашем месте тоже гордилась.

О господи!.. Опять! Я машинально улыбаюсь, стараясь скрыть свое замешательство. К чему все это может привести, я понятия не имею. Ясно только, что добром дело вряд ли закончится. Интересно, какую выдумку Ной пустил в ход на этот раз? Опять пересадка сердца? Или костного мозга? А может, речь шла о суррогатной сестренке?

– Тренироваться три раза в день, на это не каждый способен! – говорит официантка и гладит Ноя по голове. – Как не восхищаться подобной целеустремленностью, да еще в столь раннем возрасте! Ваш сын рассказывал мне о своих спортивных занятиях, – поясняет она. – Он сказал – вы рассчитываете попасть на Олимпиаду 2024 года. Это действительно так?

Улыбка застывает у меня на губах. На Олимпиаду? Три тренировки в день? О, нет, подобное нельзя оставлять без последствий. Мне придется Очень Серьезно Поговорить с Ноем, причем здесь и сейчас.

– Большое спасибо, вы очень любезны, – кое-как выдавливаю я. – Такой чудесный торт! Спасибо!

Официантка уходит, а я поворачиваюсь к Ною.

– Вот что, дорогой мой, – начинаю я, – это уже не шуточки, это серьезно. Ответь мне на один вопрос, Ной: ты ведь знаешь разницу между правдой и ложью?

– Конечно, знаю. – Мой сын уверенно кивает.

– И тебе известно, что люди не должны лгать друг другу?

– Не должны, если только этого не требует вежливость. Например, нужно всегда говорить: «Мне очень нравится твое новое платье» и всякие другие подобные вещи.

Этот урок Ной вынес из нашей предыдущей Очень Серьезной Беседы, которую мне пришлось провести с ним после того, как он абсолютно честно высказался по поводу умения своей крестной матери готовить.

– Правильно. Но в целом…

– И еще надо говорить: «Какой вкусный яблочный пирог!» – добавляет Ной. – А еще: «Я бы съел еще кусочек, но в меня больше не лезет».

– Ты совершенно прав, дорогой, – перебиваю я. – Но в большинстве случаев мы должны говорить только правду. Например, нельзя рассказывать, будто тебе сделали пересадку сердца, потому что это будет неправдой.

Говоря это, я пристально слежу за реакцией сына, но он совершенно спокоен.

– Тебе ведь не пересаживали донорское сердце, дорогой, не так ли? – спрашиваю я как можно мягче.

– Нет, – соглашается Ной.

– Но стюардессе в Хитроу ты сказал, что тебе сделали эту операцию. Почему ты так поступил?

Он ненадолго задумывается.

– Потому что людям нравится, когда им рассказывают что-нибудь интересное.

– Согласна, но… В общем, постарайся впредь рассказывать людям об интересных вещах и быть правдивым, хорошо? Я хочу, чтобы, начиная с этой минуты, ты говорил только правду, договорились?

– Договорились, мама. А теперь можно мне съесть мой сандей? – Он хватает ложку и с таким азартом атакует десерт, что орехи и шоколадная крошка разлетаются во все стороны.

– Отличная работа, Флисс, – вполголоса говорит Лоркан.

– Не знаю… – Я пожимаю плечами. – Просто не понимаю, что с ним творится. Почему он все это выдумывает?

– Просто у него развитое воображение, – теперь уже Лоркан пожимает плечами. – Я бы на твоем месте не особенно беспокоился, со временем это пройдет. К тому же ты прекрасная мать, – добавляет он таким сухим спокойным тоном, что в первое мгновение мне кажется, что я ослышалась.

– Ох… – как на это реагировать, я понятия не имею. – Спасибо.

– Насколько я успел заметить, ты и к Лотти относишься скорее как мать, а не как старшая сестра. Я прав?

Я киваю. Лоркан чертовски наблюдателен, и меня это немного нервирует.

– Наша родная мать не слишком за нас переживала. Мне часто приходилось брать часть ее работы на себя и присматривать за сестрой… особенно когда в силу тех или иных причин Лотти не могла сама о себе позаботиться.

– Или делала Неудачный Выбор…

– Или так… – Я внимательно смотрю на него. Неужели он догадался? – А как ты… относишься к тому, что́ я сейчас делаю?

– Что конкретно ты имеешь в виду?

– Да все… – Я слегка развожу руками. – Все это… Моя сестра вот-вот совершит самую серьезную в своей жизни ошибку, а я стараюсь ее от этого уберечь. Я правильно поступаю, или… или я просто дура набитая и ничего не понимаю в жизни?

Лоркан некоторое время задумчиво молчит.

– Ты очень внимательная и заботливая сестра, и ты верный друг, и я уважаю тебя за это. Но, с другой стороны ты, похоже, действительно свихнулась.

– Заткнись! – Я шутливо пихаю его в плечо.

– Ты спросила, я ответил. – Он толкает меня в ответ, и я чувствую как будто легкий удар тока. Одновременно я вспоминаю нашу ночь вдвоем. Картины, которые проносятся перед моим мысленным взором, настолько подробны и отчетливы, что я невольно краснею.

Судя по тому, как сжимаются губы Лоркана, он тоже вспомнил кое-какие из наших совместных упражнений.

Я продолжаю смотреть на него и чувствую, как по коже бегут приятные мурашки, а сердце начинает биться чаще. Вот Лоркан, вот я, мы вдвоем в отеле в чужой стране… Что произойдет дальше, совершенно очевидно. Кроме того, я считаю, что хороший секс – это божий дар, пренебрегать которым просто преступно. Такова моя теория, а кто не согласен, тот просто зануда и ханжа.

– У тебя большой номер? – Лоркан как будто читает мои мысли.

– В нем две спальни, – отвечаю я небрежно. – Одна для меня, другая – для Ноя.

– Ага…

– Места полно…

– Понимаю.

Теперь он глядит мне прямо в глаза. В его взгляде я вижу обещание и невольно вздрагиваю. Нет, мы, конечно, далеки от того, чтобы сорваться с места и бегом броситься в мой номер, на ходу срывая одежды друг с друга. Мы – люди цивилизованные и умеем контролировать свои желания, какими бы сильными они ни были. Кроме того, есть небольшая проблема: нужно что-то делать с Ноем.

– Может… поедим? – предлагаю я.

– Да! – Ной уже расправился со своим сливочным сандеем и немедленно вступает в разговор. – Я хочу большой гамбургер и картофельные чипсы.

* * *

Примерно за час мы втроем съедаем один клубный сэндвич, один большой гамбургер, порцию обычного картофеля фри, порцию сладкого картофеля фри, порцию обжаренных в тесте креветок, три шоколадных пирожных с орехами и целую корзинку хлеба. К концу ужина Ной уже практически спит за столом. Следует, однако, заметить, что этот час он потратил с большим толком. Ной не только съел все, что я для него заказала, но и успел несколько раз обежать бар, перезнакомиться со всеми болгарскими проститутками и получить в подарок несколько банок колы, с десяток пакетиков хрустящего картофеля и даже несколько мелких болгарских купюр и монеток, которые – к его огромному неудовольствию – я велю немедленно отдать назад.

Сейчас на эстраде играет небольшой оркестр. Свет, и без того неяркий, почти совсем погас, и я блаженствую, сидя в темноте и прислушиваясь к игре музыкантов. После трех бокалов вина я немного опьянела. Рука Лоркана то и дело касается моей, и я думаю о долгой, приятной ночи, которая ждет нас впереди. Потом я наклоняюсь к столу, чтобы взять с блюда последний ломтик сладкого картофеля, и вдруг замечаю на скамье рядом с Ноем его драгоценный «кошелечек», который битком набит чем-то весьма похожим на кредитные карточки. Откуда, черт побери, он их взял?

– Ной? – Я легонько толкаю сына, чтобы разбудить. – Что у тебя в бумажнике?

– Кредитные карточки, – сонно отвечает он. – Я их нашел.

– Ты нашел кредитные карточки?! – Я буквально холодею от ужаса. О господи, неужели Ной стащил у кого-то кредитки? Я хватаю кошелек и вытаскиваю оттуда… Нет, это не кредитные карточки. Это…

– Это ключи от номеров, – говорит Лоркан, когда я вытаскиваю из бумажника сразу семь пластиковых карт, но это еще не все. В бумажнике их по меньшей мере два десятка.

– Ной! – Я снова трясу сына. – Где ты это взял, дорогой?

– Я же сказал – я их нашел! – возмущается Ной. – Они валялись на столах и в других местах тоже, а мне нужны были кредитные карточки для моего кошелечка… – Он широко зевает, и я вижу, что глаза у него закрываются сами собой.

Я поворачиваюсь к Лоркану. Ключи я по-прежнему держу в руке, расположив их веером, словно игральные карты.

– Ну и что мне теперь делать? Я должна их вернуть!

– Выглядят они совершенно одинаково… – Лоркан качает головой и фыркает. – Могу только пожелать тебе удачи.

– Не смешно! – резко говорю я. – Ты не представляешь, что будет, когда все эти люди поймут, что не могут попасть в свои комнаты… Столпотворение. Катастрофа.

Я снова смотрю на электронные ключи и вдруг сама начинаю смеяться.

– Просто положи их на прежнее место, – советует Лоркан.

– Я же не знаю, где чей ключ! – Я оглядываюсь на посетителей, которые продолжают наслаждаться игрой оркестра. На меня пока никто не обращает внимания, никто не замечает, насколько я взволнована и растеряна.

– А выяснить это я могу только внизу, у портье, – добавляю я уныло.

– Вот что мы сделаем, – решительно говорит Лоркан. – Разложим их в произвольном порядке, как пасхальные яйца. Не бойся, никто не заметит, все слушают оркестр.

– Но как мы узнаем, где чей ключ? – повторяю я. – Они же совершенно одинаковые!

– А мы догадаемся. Используем наши экстрасенсорные способности, – Лоркан откровенно веселится. – Хочешь, я тебе помогу? Давай сюда половину.

И он принимается выгребать из бумажника оставшиеся ключи.

Потом мы оба медленно, осторожно встаем из-за стола. Свет в баре по-прежнему пригашен, оркестр продолжает играть, и на нас никто не обращает внимания. Я вижу, как Лоркан уверенно шагает к барной стойке, потом вдруг наклоняется в сторону и кладет один ключ на барный табурет.

– Прошу прощения, – доносится до меня его бас. – Кажется, я оступился.

Следуя его примеру, я подхожу к ближайшему столику и, притворившись, будто меня вдруг заинтересовал затейливый светильник на стене, роняю на него три карточки. Падая на зеркальную столешницу, они довольно громко стучат, но музыка почти полностью заглушает этот звук.

Лоркан тем временем движется вдоль главной стойки, ловко раскладывая карточки рядом с клиентами.

– Мне кажется, вы уронили… – говорит он, когда какая-то девушка удивленно поворачивается в его сторону.

– О, большое спасибо! – Она берет у него ключ и прячет в сумочку, а я вытираю со лба выступившую испарину. Мне и страшно, что мы можем попасться, и немного смешно – я уверена почти на сто процентов, что этот ключ не подойдет к электронному замку в ее номере. Да, все это напоминает розыгрыш, но розыгрыш довольно жестокий: примерно через час или полтора в отеле вдруг появится очень много рассерженных постояльцев.

Лоркан тем временем успевает добраться до са́мой сцены. Там за вип-столиком сидит какая-то очень красивая блондинка. Перегнувшись через ее плечо, Лоркан почти в открытую бросает карточку-ключ на столик перед самым ее носом и, перехватив мой взгляд, залихватски подмигивает, и мне снова хочется расхохотаться.

Избавившись от своих карточек, я возвращаюсь на наше место. Ной крепко спит, и я подзываю официантку. Подписав счет, я беру сына на руки и жду, пока вернется Лоркан.

– Если кто-то узнает, что́ я сделала, мое имя смешают с грязью, – говорю я. – Меня просто проклянут!

– В Болгарии живет всего семь с половиной миллионов человек, – говорит Лоркан. – И если все они тебя проклянут… Это будет примерно то же самое, как если бы тебя прокляли жители такого города, как… как Богота, к примеру.

– Ну, мне бы вообще не хотелось, чтобы меня проклинали, а кто и где – не так уж важно.

– Может быть, в Боготе ты уже известна как коварная похитительница ключей, – улыбается Лоркан. – Кстати, ты там была?

– Представь себе, была! – говорю я. – И никто меня не проклял.

– Просто в Боготе живут очень вежливые люди.

Этот разговор выглядит настолько нелепым, что я невольно улыбаюсь.

– Пойдем скорее, пока на нас не налетели разозленные владельцы ключей.

Когда мы выходим из бара, Лоркан неожиданно протягивает ко мне руки.

– Давай я его понесу. Он, по-моему, довольно тяжел.

– Не беспокойся, – машинально отвечаю я. – Я привыкла.

– Но это не значит, что он легкий.

– Ну… ладно.

Я чувствую себя немного странно, передавая Ноя Лоркану; все-таки мы с ним едва знакомы, однако, если говорить откровенно, я рада, что он предложил свою помощь. Ной и вправду весит порядочно, к тому же у меня в последнее время слегка побаливает растянутое на теннисе плечо.

Мы поднимаемся на лифте в мой номер, и Лоркан сразу укладывает Ноя в постель. Мальчик спит так крепко, что даже не шевелится, когда я стаскиваю с него ботинки. Остальную одежду я, впрочем, трогать не решаюсь. Почистить зубы и переодеться в пижаму он может и завтра, а сегодня пусть спит так…

Потом я выключаю свет и иду к дверям спальни. Несколько мгновений мы с Лорканом стоим на пороге, словно двое счастливых родителей, но вот дверь плотно закрыта, и мы поворачиваемся друг к другу.

– Итак… – говорит Лоркан, и я снова чувствую, что, несмотря на усталость от длинного перелета и раздражение от того, что мы так и не добрались до цели, во мне снова нарастает сладостное желание. Я даже ощущаю, как вибрируют в предвкушении все мои мускулы – точь-в-точь как у спортсмена перед стартом. «Похоже, в области секса мне везет куда больше, чем Лотти», – невольно думаю я, и сразу же ощущаю укол совести, впрочем – совсем легкий укол. Пока все складывается удачно. Что касается медового месяца, то он у нее еще будет – не сейчас, так потом, не с Беном, так с кем-нибудь еще.

– Как насчет пропустить по стаканчику? – предлагаю я. Мне не столько хочется выпить, сколько продлить приятные минуты. Мой люкс представляет собой идеальное место для секс-фестиваля – особенно хороши слегка тонированные зеркала, мягкие ковры и создающий ощущение уюта камин, за решеткой которого мерцает и колышется фальшивое пламя. Мебель здесь тоже очень удобная и мягкая (я уже присмотрела диван и пару кресел, которые сгодятся для наших целей). Не хватает только сверчка. Впрочем, если гостиничная индустрия и дошла до фальшивых (а кое-где и настоящих) каминов, то электронные сверчки в моду пока не вошли.

Я наливаю Лоркану виски и сажусь со своим бокалом вина в роскошное кресло у камина. Кресло действительно шикарное – настоящий шедевр, а вовсе не прозаический, чисто функциональный предмет обстановки, предназначенный для того, чтобы сидеть. Оно обито темно-красным бархатом, мягкие подлокотники изогнуты в виде широких валиков, сиденье в меру глубокое, а спинка может похвастаться весьма эротичным изгибом как раз в районе моей поясницы. Откидываясь на эту спинку, я слегка опираюсь на один из подлокотников и закидываю ногу на ногу, чтобы подол платья приподнялся повыше. Надеюсь, в этой позе я представляю собой весьма лакомый кусочек, на который Лоркан не сможет не отреагировать должным образом. Сама я, впрочем, с каждой минутой возбуждаюсь все сильнее, однако торопить события мне не хочется. Сначала можно немного поговорить – или просто посидеть молча, глядя друг на друга с неутоленной страстью во взоре (а что, тоже неплохо и даже романтично!).

– Интересно, что поделывают Бен и твоя сестра… – Лоркан первым нарушает молчание. – Надеюсь, они не… – Он многозначительно поводит плечами.

– Нет, – твердо отвечаю я.

– Бедняги! – Он вздыхает, похоже – совершенно искренне. – Что бы ты ни думала, подобного невезения и врагу не пожелаешь.

– Наверное, – говорю я как можно индифферентнее.

– Оказаться без секса в медовый месяц!.. – продолжает Лоркан.

– Да, уж… Действительно, ужасно.

– А как они этого ждали! – Он слегка морщится, вспоминая. – Как хотели! Можно было подумать – они готовы трахаться где угодно, даже в общественном туалете, лишь бы это поскорее произошло!

– Они и пытались трахаться в туалете, – говорю я. – Но ничего не вышло – их застукали.

– Да не может быть! – Лоркан удивленно глядит на меня. – Ты это серьезно?

– Серьезно. В Хитроу, в туалете зала ожидания…

Лоркан запрокидывает голову и начинает хохотать.

– Вот это да! – басит он. – Бену я это еще припомню – грех не пошутить над подобным приключением! А твоя сестрица, значит, действительно тебе все рассказывает? Включая подробности своей сексуальной жизни?

– Мы довольно близки, – говорю я скромно.

– Бедная, бедная Лотти! Такой облом!.. А она-то небось думала, что ее медовый месяц начнется еще на английской земле – пусть это и будет общественный туалет в Хитроу!

Я отвечаю не сразу. Вино, которое я себе налила, намного крепче того, что я пила в баре. Я сделала всего пару глотков, но оно уже ударило мне в голову. Во всяком случае, мои мысли начинают путаться, внимание ослабевает, и я начинаю ощущать не вполне свойственную мне тягу к непродуманным поступкам. Лоркан продолжает талдычить о «невезении», но он ошибается. «Везение» или «невезение» здесь совершенно ни при чем. Брак Бена и Лотти до сих пор не вступил в законную силу благодаря мне, моему уму и влиянию! И внезапно мне ужасно хочется похвастаться перед ним своим гениальным планом. В глубине души я по-прежнему понимаю, что это будет не самый разумный шаг, но тщеславие, обильно сдобренное вином, берет верх, и я говорю:

– Везение, дорогой мой Лоркан, здесь совершенно ни при чем!..

Я нарочно недоговариваю, прекрасно зная, что Лоркан заинтересуется подробностями и начнет меня расспрашивать (а я буду этак нехотя, снисходительно объяснять ему, в чем тут суть), и он, конечно, не обманывает моих ожиданий.

– Что ты хочешь этим сказать? – спрашивает он.

– Я хочу сказать: Бен и Лотти вовсе не случайно до сих пор не сделали того, ради чего они заключили этот дурацкий брак, – важно говорю я. – Я об этом позаботилась. Я все продумала и спланировала… и организовала. Они-то, конечно, ничего не подозревают, но это я сделала все, чтобы моя сестра получила возможность как следует подумать и исправить совершенную ошибку.

С этими словами я величественно откидываюсь на спинку своего роскошного бархатного кресла – ни дать ни взять всемогущая владычица, которая с помощью одной лишь силы воли способна управлять ходом чужого медового месяца.

– Что-о?!.. – Судя по выражению его лица, Лоркан изумлен до глубины души, и я испытываю новый прилив гордости.

– Разумеется, – скромно поясняю я, – в гостинице есть человек, который мне помогает, но он всего лишь исполнитель. Я отдаю приказы, а он воплощает их в жизнь.

– Какой еще помощник? О чем ты?!

– Сотрудник отеля, – говорю я. Честно говоря, я рассчитывала, что Лоркан поймет меня с полуслова. Юрист просто обязан быть сообразительным. – Он сделал все, чтобы у Лотти и Бена не было возможности уединиться до тех пор, пока я не прибуду на Иконос. Он был моими руками и глазами, и, как видишь, все получилось. Лотти и Бен, как и сутки назад, все еще мечтают о первой брачной ночи!

– Но как… что?.. – Лоркан озадаченно потирает лоб. – Как тебе удалось помешать Бену и Лотти заняться сексом?

Да-а, думаю я, похоже, он туповат. А ведь поначалу Лоркан производил впечатление сообразительного парня.

– Очень просто. Путаница с постелями, дополнительная порция водки в коктейлях, навязчивое внимание со стороны персонала, который следовал за ними по пятам, куда бы они ни пошли… Наконец, массаж с арахисовым маслом…

– Так это ТЫ?! – Лоркан почти кричит, так он поражен.

– Да, я. Это я подстроила все это, чтобы Лотти и Бен не смогли переспать друг с другом. – Я достаю свой телефон и кручу им у него перед носом. – Видал? Здесь всё – все мои эсэмэски с инструкциями и указаниями. И знаешь, по-моему, я неплохо справилась.

Лоркан долго молчит. Я жду, чтобы он меня похвалил, сказал, что это был гениальный план, но он молчит и не издает ни звука. Наконец он все-таки открывает рот.

– Ты хочешь сказать, что специально испортила своей сестре медовый месяц?

В его интонациях звучит что-то такое, отчего мне становится не по себе. И вообще, при чем тут «испортила»? Ну да, может быть, я помешала Лотти провести медовый месяц так, как ей хотелось, но зато я не дала ей испортить себе жизнь.

– Это был единственный способ, – говорю я сухо. – Что еще мне оставалось делать? Слушать меня Лотти все равно бы не стала, так что…

Я замолкаю на полуслове. Что-то в нашем разговоре идет не так. Мне не нравится выражение его лица, не нравится, что я ни с того, ни с сего вдруг начала оправдываться.

– Я должна, должна была их остановить! – добавляю я. – Неужели ты не понимаешь?.. Если бы они вступили в фактические супружеские отношения, тогда об аннулировании брака не могло бы быть и речи, поэтому мне пришлось срочно предпринимать… определенные шаги. Я сделала все, что могла, и…

– Ты что, спятила? Ты хоть понимаешь, что ты натворила?! – На этот раз его тон заставляет меня вздрогнуть. – И уж конечно, это был не единственный способ…

– Зато это был лучший способ! – Я с вызовом гляжу на него.

– Нет, не был! – сердито говорит он. – Ни в коем случае! Что, если Лотти узнает?..

– Она не узнает.

– А вдруг?

– Ну… – Я судорожно сглатываю. – Ну и что же? В конце концов, я действовала в ее интересах. И не из каких-то корыстных побуждений, а от всего сердца…

– Это твое сердце подсказало тебе пустить в ход арахисовое масло, хотя ты и знала, что у твоей сестры на него аллергия? А если бы ее реакция оказалась слишком сильной? Если бы она умерла?

– Не умерла же… – неуверенно возражаю я.

– Не умерла, – соглашается он. – Но разве тебе наплевать, что твоя сестра будет всю ночь мучиться от боли?

– Не будет она мучиться.

– Как ты можешь знать такие вещи? Ты что, врач?.. – Он на мгновение прячет лицо в ладонях, потом снова поднимает голову. – Ладно, допустим, ты знаешь, что делаешь, и на этот раз все обойдется – по крайней мере, физически твоя сестра не пострадает. Но… неужели ты готова рисковать вашими с нею отношениями? А ведь именно это случится, если Лотти все-таки узнает, какую грязную шутку ты с ней сыграла!

И снова в комнате повисает тишина, хотя сказанные им слова как будто все еще мечутся в пространстве, отражаясь от дымчатых зеркал. Это резкие, обвиняющие слова, и я чувствую себя так, словно оказалась вдруг на ледяном сквозняке. Обволакивающая, теплая атмосфера тонкого эротизма, в которой я купалась всего минуту назад, исчезла, и я оказалась одна в холодном и пустом пространстве. Я еще пытаюсь отыскать какие-то аргументы, чтобы возразить Лоркану, но ничего не нахожу: пусто и холодно не только вокруг, но и внутри меня. В этой пронзительной пустоте нет ничего, на что можно было бы опереться, и я испытываю… нет, не стыд и даже не досаду, а одно лишь бесконечное разочарование. Я так рассчитывала, что он меня поймет. Одобрит. Может быть, даже похвалит. А вместо этого…

– Что это за чушь с Неудачным Выбором? – внезапно спрашивает Лоркан. – Помнишь, ты говорила?.. Что это за глупости?

– Почему – глупости? – спрашиваю я довольно враждебным тоном. Что он в этом понимает?! В конце концов, Неудачный Выбор – это наша семейная мантра, чужакам в это лезть не сто́ит.

– Конечно, глупости! Сама посуди: ты только что пережила весьма болезненный развод, и теперь пытаешься испортить своей сестре медовый месяц, чтобы спасти ее от чего-то подобного. Это либо глупость, либо… Неудачный Выбор, – припечатывает он с торжествующим видом, и мне хочется залепить ему звонкую оплеуху. Да как он смеет?!

– З-заткнись! – бормочу я срывающимся от ярости голосом. – Лучше заткнись, слышишь? Ты ничего не знаешь!

Но Лоркан и ухом не ведет. Во всяком случае, моя вспышка не производит на него никакого впечатления.

– Ее жизнь – это ее жизнь, – продолжает он как ни в чем не бывало. – И ты совершаешь очень большую ошибку, когда пытаешься вмешиваться. Ошибку, о которой – если что-то пойдет не так – ты будешь сожалеть до конца своих дней.

– Аминь, – мрачно говорю я. – Ну что, закончил проповедь?

Лоркан залпом допивает свое виски, и я понимаю, что это конец. Не в смысле – конец проповеди, а конец нашим отношениям. Сейчас он уйдет и больше никогда не вернется. Лоркан и правда встает и идет к двери, но на пороге останавливается. Я вдруг замечаю, как он скован. Должно быть, ему так же неловко, как и мне.

А мне очень неловко. На меня вдруг наваливается множество мыслей и чувств, от которых меня бросает в жар. Под ложечкой сосет, словно от голода, но мне кажется, что это – чувство вины. И хотя я вовсе не собираюсь признаваться в этом ему, что-то сказать я должна. Сказать, объяснить, объясниться…

– На случай, если тебе интересно… – говорю я независимым тоном. – Я очень люблю свою сестру и не желаю ей зла. Я… – Тут мой голос начинает предательски звенеть. – Она мне не только сестра, но и самая близкая подруга, и все, что я сделала, я сделала ради нее, вот!

Лоркан оборачивается ко мне, но по его лицу совершенно невозможно понять, о чем он думает.

– Я знаю, – произносит он, – что ты действовала из самых добрых побуждений. К тому же недавно ты испытала сильную боль, от которой тебе очень хочется избавить сестру, но… Ты думаешь правильно, а поступаешь неправильно. Совершенно неправильно. И ты сама это понимаешь, Флисс. В глубине души ты сама это понимаешь.

Его взгляд становится теплее. Он жалеет меня, понимаю я. Он. Жалеет. Меня. И этого я уже не могу вынести.

– Что ж, спокойной ночи, – говорю я довольно сухо.

– Спокойной ночи, – отвечает он, в точности копируя мой тон.

И, не прибавив больше ни слова, Лоркан выходит за дверь.

19. Лотти

Так должно было случиться! Именно об этом я мечтала, именно об этом грезила во сне – и вот, это происходит наяву. Мы с Беном снова в лодке, которая плавно скользит по волнам Эгейского моря, неся нас навстречу долгожданному блаженству…

Я рада, что мы покинули «Амбу». Это, конечно, роскошный отель (пять звезд, и все такое), но это не настоящий Иконос! Это не наше прошлое, не наша жизнь, не мы. Я поняла это в ту самую минуту, когда грязноватый паром высадил нас в небольшом порту у дальнего побережья острова. Именно тогда в моей душе начало оживать что-то такое, что хранила моя память, и что спало́ во мне все эти пятнадцать лет.

Это что-то – наш Иконос. Таким я его запомнила. Старые беленые домишки, деревянные жалюзи на окнах, тенистые улочки, зелень садов, старухи в черном на углах и перекрестках, поскрипывающие при каждом шаге доски причала. В гавани не протолкнуться от рыбацких шаланд и водных такси, кричат чайки, а в воздухе так крепко пахнет водорослями и сырой рыбой, что у меня начинает кружиться голова. Я помню, помню этот запах, помню плеск воды о сваи и крики птиц. Ошибки быть не может – дряхлый паром привез нас прямиком в наше прошлое…

Солнце сверкает в безоблачном небе и слепит глаза даже сквозь сомкнутые веки. Я полулежу на сиденье водного такси и чувствую себя так, словно мне снова восемнадцать. Мои ноги покоятся на коленях у Бена, который рассеянно перебирает и гладит мои пальцы, но я знаю, о чем он думает.

Я и сама не могу думать ни о чем другом.

Аллергическая сыпь с моей кожи сошла довольно быстро, и Бен уже несколько раз намекал, что с нашей стороны было бы глупо зря терять время, но я сумела убедить его, что нам сто́ит потерпеть еще немного. Глупо, сказала я, начинать нашу настоящую семейную жизнь в номере скучного отеля, когда у нас есть возможность сделать это на нашем месте – там, где мы впервые стали близки пятнадцать лет назад. Мне и правда кажется, что это будет единственно правильным и бесконечно романтичным шагом с нашей стороны. Снова вернуться в те места, где мы впервые увидели и полюбили друг друга! Снова увидеть наш старый пансион и войти в его прохладный вестибюль, но уже в качестве молодых супругов, у которых впереди – долгие, счастливые годы совместной жизни. Интересно, застанем ли мы там старого Артура? Узна́ет ли он нас? Мне кажется – с тех пор я не слишком изменилась, к тому же на мне все те же старые, давно вышедшие из моды короткие шорты-самокрасы, в которых я щеголяла пятнадцать лет назад. Правда, сегодня я натянула их с некоторым трудом, так что мне остается только надеяться, что ветхая ткань не разойдется по шву, и все-таки мне и в голову не пришло надеть что-то другое. Не зря же я берегла их столько лет, не зря же привезла их с собой из Англии!

Водное такси подпрыгивает на волнах, и в лицо мне летят соленые брызги. Я слизываю их с губ, а сама жадно впиваюсь взглядом в близкий берег. Я стараюсь узнать – и узнаю́ – все маленькие деревеньки, все маленькие бухточки и рощи, которые мы когда-то исследовали с восторгом первооткрывателей. Вдоль этих берегов, по этим извилистым каменистым тропам мы бродили, взявшись за руки, натыкаясь то на руины античных храмов, то на остатки древней каменной мостовой, то на полупогребенную в песке и щебне древнюю статую, и нам казалось, что юность будет длиться вечно, мы будем длиться вечно и никогда не расстанемся. Мы расстались, но чудо все-таки произошло: мы снова вместе, и мы снова вернулись туда, где мы были так молоды и так счастливы.

Я поднимаю голову, чтобы поделиться этими мыслями с Беном, но он возится со своим айподом. Я слышу доносящийся из крошечных наушников рэп и испытываю легкий укол раздражения. Как он может слушать эту дрянь – и именно сейчас?!

– Как ты думаешь, Артур еще там? – спрашиваю я. – Артур и старик-повар, который так вкусно нас кормил?

– Это вряд ли…

Мне все-таки удается привлечь его внимание: Бен выковыривает из уха один наушник и поворачивается в мою сторону.

– А вот мне было бы интересно узнать, что сталось с Сарой…

Опять эта Сара! Никакой Сары я не помню, хотя раз Бен ее знает, я тоже должна была с ней сталкиваться, и не один раз.

По идее…

Музыка из айпода становится громче, и Бен начинает подпевать. Он совершенно не умеет исполнять рэп, но берет энтузиазмом, и я начинаю раздражаться. Приходится, однако, держать себя в рамках и в меру сил разыгрывать любящую, снисходительную жену, готовую бесконечно терпеть мальчишество супруга.

– Как здесь спокойно и тихо, правда? – все же говорю я, но Бен не слышит намека. – Может, все-таки ненадолго выключим музыку?

– Это же диджей Крэм, детка! – отвечает он и еще немного прибавляет громкости. «Твою мать, братан, я тебе говорю – заткни свой фонтан!..» – разносится над безмятежными лазурными волнами косноязычный речитатив, и я невольно морщусь.

«Заткни наконец фонтан, эгоистичный придурок!» – думаю я и сама же пугаюсь своей мысли. Нет! Я вовсе не считаю Бена эгоистичным. И придурком, конечно, тоже. Все хорошо. Все нормально. Я очень люблю рэп. В конце концов, можно разговаривать и так, музыка нам не помешает.

– Даже не верится, что я возвращаюсь туда, где моя жизнь так круто переменилась! – кричу я ему. – Помнишь пожар? Для меня он стал поворотным пунктом в моей жизни!

– Слушай, может, хватит, а? Надоело слушать про твой дурацкий пожар! – раздраженно откликается Бен, и я обиженно замолкаю. Впрочем, я тут же начинаю его оправдывать. Бен не виноват, что пожар не произвел на него столь сильного впечатления. Когда это случилось, он как раз уехал на дальний конец острова, чтобы нырять за губками, поэтому ему, конечно, немного обидно, что столь важное событие произошло без него. С другой стороны, это не дает ему никакого права спускать на меня всех собак. В конце концов, он не может не знать, какое значение события той ночи имели для меня!

– Смотри-ка! – внезапно окликает меня Бен. Я поднимаю голову и вижу, что он уставился на свой айпод – ему только что пришла эсэмэска. Телефоны, как правило, не ловят сигнал в открытом море, но мы как раз подошли достаточно близко к берегу, чтобы оказаться в зоне действия одного из ретрансляторов.

– От кого это?

Судя по выражению лица Бена, он вот-вот лопнет от радости и гордости. Может, он выиграл какой-то крупный приз?

– Ты знаешь, кто такой Юрий Жернаков? Он хочет встретиться со мной, чтобы обсудить одно важное дело.

– Юрий Жернаков? – переспрашиваю я. Конечно, я знаю, кто это такой. – И что у него за дело к тебе?

– Он хочет купить мою компанию.

– Потрясающе, – говорю я. – А ты ее продашь?

– Пока не знаю, но… почему бы и нет?

Я чувствую, как от радости у меня начинает кружиться голова. Это будет замечательно, думаю я. Бен продаст свою фирму, получит за нее кучу денег, и мы сможем купить ферму во Франции.

– Юрий хочет поговорить со мной лично, – важно говорит Бен. – Он приглашает меня на свою суперъяхту.

– Это же здорово! – вполне искренне говорю я и от избытка чувств пожимаю ему руку.

– Я знаю. Это очень здорово, а Лоркан пусть утр… – Он замолкает на полуслове, потом добавляет мрачно: – В общем, это мое дело.

В его упрямо сдвинутых бровях, в этом мрачном тоне мне чудится нечто такое, чего я не понимаю, но сейчас мне все равно. Мы все-таки поедем жить во Францию! И еще мы вот-вот займемся сексом!.. Это так чудесно, что я совершенно забываю о своем недавнем раздражении; мир снова окрашивается для меня в яркие, радужные цвета. Я тянусь за банкой колы, чтобы промочить горло, и вдруг вспоминаю об одной вещи, о которой мне давно хотелось сказать Бену.

– Слушай, – говорю, – в прошлом году в Ноттингеме я познакомилась с учеными, которые разрабатывали новый, более экологичный способ производства бумаги. Насколько я поняла, там все дело было в новом методе фильтрации… Ты что-нибудь об этом слышал?

– Нет. – Бен пожимает плечами. – Впрочем, Лоркан наверняка в курсе. А что?

– Я думала, ты обязательно должен связаться с этими ребятами, может быть, даже частично профинансировать их исследования. Но если ты все равно продаешь компанию, тогда, конечно…

– В данном случае это как раз неважно, – говорит Бен, дружески подталкивая меня локтем. – Отличная идея, Лотти! И много у тебя таких?

– Полно́. – Я ухмыляюсь.

– Надо срочно сообщить Лоркану… – Бен начинает набирать на своем айподе текст эсэмэски. – Он постоянно собирает информацию о новейших научных разработках в этой области – хочет расширить и модернизировать производство. Он думает, что меня это не интересует, так во́т, получи́те!..

– Сообщи ему и о предложении Жернакова, – советую я. – О том, что он предложил тебе встретиться. Может быть, Лоркан что-нибудь тебе посоветует.

При этих словах лицо Бена снова становится хмурым и сосредоточенным, а пальцы замирают над клавиатурой.

– А вот это уж не фиг, не буду я ему ничего сообщать, – говорит он и бросает на меня предостерегающий взгляд. – И ты тоже молчи. Никому ни слова, слышишь?! Ни единой живой душе!..

20. Флисс

Говорю вам как эксперт: утро после любой вечеринки – сущий ад.

Но если вместо райского греческого острова ты очутился в столице Болгарии, если накануне выпил лишнего, потом имел нелицеприятный разговор и к тому же не потрахался, это ад вдвойне.

Уж поверьте на слово.

Судя по выражению лица Лоркана, он чувствует себя нисколько не лучше. И сейчас я сижу с ним за одним столом вовсе не потому, что мне так захотелось, а потому, что, как только мы поднялись в ресторан, Ной сразу бросился к нему, и мне волей-неволей пришлось последовать за сыном, чтобы не показать себя безнадежной невежей или заносчивой гордячкой.

Лоркан яростно намазывает маслом тост, я отщипываю крошечные кусочки от круассана. Мы почти не разговариваем, а только обмениваемся короткими репликами, из которых следует, что мы оба спали отвратительно, что кофе в отеле ужасный, что за один британский фунт дают 2,4 болгарского лева и что, если судить по веб-сайту авиакомпании, наш вылет на Иконос, слава богу, пока не откладывается.

О чем мы не говорим, так это о Бене и Лотти, об их браке, об их сексуальном поведении, о болгарской политике, о состоянии мировой экономики и о моих попытках испортить родной сестре долгожданный медовый месяц. Ну и о многом другом тоже.

Ресторан, в котором нам подали завтрак, примыкает к бару, в котором мы кутили накануне вечером, и сквозь стеклянные двери я вижу, как работник отеля чистит бассейн, окуная фильтровальную сетку в почти стерильную воду. Зачем он это делает, я понятия не имею. Насколько я могу судить, за прошедший год Ной – единственный человек, который в нем купался, хотя, быть может, один-два слишком пьяных посетителя все же упали в него на Рождество. Конечно, я не исключаю, что Ной мог пописать в бассейн, но фильтровальная сетка в этом случае вряд ли поможет.

Ной как будто читает мои мысли.

– Можно мне поплавать? – спрашивает он.

– Нет, – коротко отвечаю я. – Разве не видишь, бассейн закрыт на профилактику, к тому же нам скоро ехать в аэропорт, чтобы лететь дальше.

Пока я объясняю сыну, что такое профилактика, Лоркан сидит, прижимая к уху свой «Блэкберри». В продолжение всего завтрака он несколько раз кому-то звонил, но, похоже, так и не получил ответа. Мне кажется, я догадываюсь, кого Лоркан так настойчиво вызывал (он к тому же пользовался быстрым набором, значит, на этот номер он звонит достаточно часто). Какое-то время спустя он подтверждает мою правоту, когда с возгласом: «Бен?! Ну, наконец-то!..» – отодвигается от стола. Я с негодованием наблюдаю за тем, как он отходит почти к са́мому бассейну и останавливается у дверей сауны. Как, скажите на милость, мне теперь узнать, о чем они будут говорить?

Чтобы немного успокоиться, я начинаю чистить для Ноя яблоко, но мое волнение не проходит, поэтому, когда Лоркан наконец возвращается к столу, мне приходится сделать над собой колоссальное усилие, чтобы не схватить его за лацканы пиджака и не вытрясти из него необходимую информацию. Вместо этого я просто спрашиваю довольно небрежным тоном:

– Ну как, удалось им или?..

Лоркан глядит на меня с недоверчивым недоумением:

– И это все, что тебя интересует?

– Да, – говорю я честно.

– В таком случае… Нет, не удалось. Но они только что приехали в пансион. Думаю, они планируют сделать это там.

В пансион?! Я в ужасе смотрю на него. Там я бессильна. Там я не смогу их достать, и никакой Нико мне не поможет. События вырвались из-под контроля, и я ничего не могу! Черт! Черт! Черт! Теперь я точно опоздаю, и… Что же делать?!

– Твоя сестра, оказывается, довольно интересный человек. И разносторонний, – продолжает Лоркан с несвойственным ему оживлением. – Она только что сделала предложение, которое может оказаться очень полезным для компании. У нас, честно говоря, неважно обстоят дела с новыми разработками. Я давно это знаю, но до сих пор у меня не было возможности изменить что-то в этой области. Твоя сестра посоветовала нам связаться с исследовательской группой в Ноттингеме – насколько ей известно, это молодые, перспективные ученые, которые нуждаются в финансировании, а нам, возможно, пригодятся их открытия. Группа довольно маленькая – должно быть, именно поэтому я о ней никогда не слышал, но если твоя Лотти ничего не перепутала, они специализируются как раз в той области, которая имеет непосредственное отношение к нам. В общем, идея довольно удачная, и если все получится…

– Получится. Лотти знает, о чем говорит, – отвечаю я несколько рассеянно, поскольку все еще думаю о своем, о своих – и Лоттиных – проблемах. – Она работает в крупной фармацевтической компании и постоянно имеет дело с учеными.

– А чем конкретно она там занимается?

– Подбором персонала.

– Подбором персонала?! Это же просто великолепно! – Его глаза вдруг вспыхивают. – Нам как раз нужен новый руководитель кадровой службы!

– Что-что?

– Твоя сестра могла бы возглавить отдел кадров в компании Бена, подавать новые замечательные идеи, заниматься поместьем… – Он сосредоточенно морщит лоб. – Именно это Бену и нужно. Жена и деловой партнер! Помощница и единомышленница. Человек, который мог бы встать с ним рядом и…

– Стоп! Ни слова больше! – решительно прерываю я. – Уж не собираешься ли ты вынудить мою сестру отправиться в этот ваш Стаффордшир, чтобы разыгрывать там Счастливое Семейство?!

– Почему нет? – требовательно спрашивает Лоркан. – Что тебе не нравится?

– Мне все не нравится, – говорю я. – Потому что это нелепо. И смешно!

Лоркан пристально смотрит на меня, и я невольно вздрагиваю под его взглядом. Совсем чуть-чуть, и все же…

– Мне кажется, – произносит он, – тут ты хватила через край. Что, если у твоей сестры настоящая, большая любовь? Неужели ты не боишься погубить это чувство? Не боишься лишить Лотти возможности обрести счастье и благополучие?

В ответ я только насмешливо качаю головой. Настоящая, большая любовь? Ха!.. Вопрос Лоркана настолько глуп, что я даже не хочу на него отвечать.

– А вот я считаю, что у Бена и Лотти есть все шансы создать дружную, счастливую семью, – твердо говорит Лоркан. – И становиться им поперек дороги я не собираюсь. Напротив, начиная с этой минуты, я буду им всемерно помогать.

– Но ведь еще вчера ты был на моей стороне! – возражаю я. – Это беспринципно, вот так запросто взять и поменять взгляды на противоположные.

– Я никогда не был на твоей стороне, – парирует Лоркан. – Потому что поступать так, как поступаешь ты, может только окончательно свихнувшийся человек.

– Мама свихнулась! Мама свихнулась! – весело подхватывает Ной. По-видимому, слова Лоркана показались ему забавными. Мальчуган смеется, но мне не до смеха – это неожиданное предательство возмущает меня до глубины души.

Я бросаю на него негодующий взгляд и принимаюсь яростно размешивать в чашке свой остывший кофе. Изменник чертов!

– Доброе утро. – К нашему столику подходит Ричард. Бедняга старается держаться, но выглядит он паршиво. Не лучше нас, во всяком случае.

– Доброе утро… – ворчливо откликаюсь я. – Как спалось?

– Скверно. – Ричард криво улыбается и наливает себе кофе. Потом его взгляд падает на мой телефон, который я положила на край стола. – Ну как, они уж сделали это?

– Ради бога, Ричард!.. – Я не выдерживаю и вымещаю на нем все свое разочарование. – Неужели ты не можешь думать ни о чем другом?

– Кто бы говорил… – вполголоса вставляет Лоркан.

– А почему ты все время спрашиваешь, сделали они это или нет? – любопытно интересуется Ной. Похоже, мальчуган у меня растет довольно внимательным. И пытливым.

– Тебя, как я погляжу, это тоже интересует. Едва ли не больше всего, – парирует Ричард мой выпад.

– Во-первых, не больше всего. А во-вторых, нет. Они это еще не сделали.

– А что – «это»? Что? – не успокаивается Ной. – Что они не сделали?

– Не положили, гм-м… сосиску в пирожок, – объясняет Лоркан, допивая свой кофе.

– Не смей говорить подобные вещи! – взрываюсь я, но уже поздно. Ной хохочет.

– Сосиску в пирожок! Не положили сосиску в пирожок! – выкрикивает он радостно.

– Ну, видишь, что ты наделал? – Я пытаюсь взглядом уничтожить Лоркана, втоптать его в грязь или точнее – в палас, но он только пожимает плечами.

– Предложи другую… аналогию, – говорит он, и я машинально задумываюсь. Сосиску?.. Это он о члене, что ли?..

– Тебя, я вижу, это забавляет? – вступает Ричард. – Ну, конечно, ведь для тебя все это – просто забава!..

– Ничего подобного! – Лоркан поворачивается к нему. Кажется, он тоже начинает терять терпение. – Ведь это не я, а ты разыгрываешь тут рыцаря на белом коне, вот только ради чего? Все хорошо в меру, сэр Ланселот. Послушайте доброго совета, отступитесь – ни одна женщина на свете не стоит таких усилий!

– Лотти стоит вдесятеро бо́льших усилий! – Ричард свирепо смотрит на Лоркана. – И я не отступлю. Во всяком случае, не отступлю до тех пор, пока она сама не скажет мне, что никакой надежды нет. Я все рассчитал – через шесть часов мы увидимся, и тогда… тогда все решится.

Он хватает с подноса тост и тоже начинает намазывать на него масло.

– Мне очень жаль, Ричард, – говорю я, опуская руку ему на плечо. – Но я думаю – ты должен знать… Лотти и Бена нет в отеле. Они поехали в пансион.

Ричард смотрит на меня, и в его глазах проступает самый настоящий ужас.

– В пансион? – переспрашивает он упавшим голосом. – О, дьявольщина! Это конец.

Я сочувственно киваю.

– Там они наверняка трахнутся, а это значит…

– Может быть, и нет. – Я пытаюсь успокоить не только его, но и себя, но мои слова звучат не слишком убедительно. – И вообще, Ричард, выбирай, пожалуйста, выражения… – я взглядом показываю на Ноя.

– Я знаю, они… они обязательно… – Ричард мрачнеет на глазах. – Ведь для Лотти пансион значит очень много. Это ее волшебная страна, зачарованное место, в котором сбываются все мечты, все фантазии. И она, конечно… – он успевает вовремя остановиться. – В общем, сосиска попадет в кекс…

– В пирожок, – поправляет Лоркан.

– Ах, помолчи, пожалуйста! – говорю я в сердцах.

Некоторое время мы сидим молча, потом к нашему столику подходит официантка. Она протягивает Ною альбом для раскрашивания и коробочку с цветными мелками.

– Вот, – говорит она, – нарисуй свою маму или папу.

– Спасибо, – вежливо говорит Ной, – только моего папы здесь нет. Это не мои папы, – добавляет он, показывая на Ричарда и Лоркана.

Превосходно! Интересно, что теперь подумает о нас эта женщина?

– Мы вместе летим в служебную командировку, – быстро объясняю я и на всякий случай улыбаюсь.

– Мой папа живет в Лондоне, – продолжает увлеченно рассказывать Ной. – Но скоро он переедет в Голливуд.

– В Голливу-уд? – переспрашивает официантка несколько недоверчивым тоном, но Ной ничего не замечает:

– Ага. Он будет жить там по соседству с кинозвездами, – простодушно поясняет мальчуган, а я чувствую, как у меня от раздражения сводит скулы. Опять он за свое! Ведь только вчера я объясняла ему, что говорить неправду – нехорошо, а сегодня все повторяется!..

Как только официантка уходит, я поворачиваюсь к сыну и говорю, стараясь сдержать волнение:

– Ной, дружочек, помнишь, что́ мы с тобой вчера говорили про правду и про… про выдумки?

– Конечно, – спокойно отвечает он.

– Тогда зачем ты сказал тете, что твой папа переезжает в Голливуд? – держать себя в руках невероятно трудно. Мне это не вполне удается, и я невольно повышаю тон:

– Получается, ты ее обманул?! Зачем ты это сделал?

– Но это правда!

– Какая же это правда? Ведь твой папа вовсе не собирается в Голливуд. Он…

– Нет, собирается. Вот смотри, это его адрес: здесь написано «Беверли-Хиллз», а папа сказал – это все равно что Голливуд. Именно там живут всякие знаменитые актеры и актрисы, и у каждого – огромный дом с бассейном, в котором они купаются. У папы тоже будет дом с бассейном, и, когда я к нему приеду, я смогу там плавать…

К моему ужасу, Ной достает из кармана листок бумаги, на котором что-то написано почерком Дэниела. Я беру листок в руки, подношу к глазам, читаю: «Папин новый адрес: США, Калифорния, 90210, Беверли-Хиллз, Обри-роуд, 5406. Дэниел Фиппс и Труди Вандервеер».

Несколько мгновений я ошарашенно моргаю. Что-о?.. Беверли-Хиллз?.. Какого черта?!!

– Подожди минуточку, Ной, – говорю я каким-то не своим голосом, в то время как мои пальцы сами собой набирают номер мобильного Дэниела. – Я сейчас…

Я отодвигаюсь от стола вместе со стулом, но отойти подальше не успеваю – Дэниел берет трубку.

– Да, Флисс?.. – произносит он тем самым тоном, который меня просто бесит. «Что тебе нужно, я занят, какого черта ты отрываешь меня от важных дел?» – вот что подразумевает этот тон, хотя на самом деле Дэниел может быть вовсе не занят или занят какой-нибудь ерундой.

– Что там насчет Беверли-Хиллз? – Я так волнуюсь, что моя речь звучит на редкость невнятно. – Ты переезжаешь в Беверли-Хиллз?

– Ради бога, детка, успокойся!.. – говорит он.

Детка? Это что-то новенькое.

– Так это правда?!

– Значит, Ной тебе рассказал…

Я чувствую, как у меня обрывается сердце. Это правда. Дэниел едет в Лос-Анджелес, а я ничего не знаю. Он об этом ни словом не обмолвился, даже не намекнул.

– Труди будет там работать, – объясняет Дэниел. – Ты же знаешь, она специализируется на той области законодательства, которая касается шоу-бизнеса: актерские контракты, авторские права и так далее… Для нее это отличная возможность сделать себе имя. А поскольку у меня все равно двойное гражданство, я…

Он еще что-то говорит, но все его дальнейшие слова я воспринимаю как шум, как бессмысленные звуки – ну, словно далекий собачий лай или лягушачий хор на пруду. Сама не знаю почему, но в этот момент мне почему-то вспоминается наша с Дэниелом свадьба. У нас была шикарная свадьба со всеми положенными наворотами – вплоть до сделанных на заказ коктейлей по уникальным рецептам. Стараясь угодить гостям, я сама занималась всеми деталями, я взвалила на себя все организационные вопросы и в результате упустила из вида один пустяк – позабыла удостовериться, что выхожу замуж за того человека.

– …Совершенно замечательный риелтор, который и предложил нам этот особняк за смешную цену!

– Но, Дэниел! – перебиваю я его восторженные излияния. – Как насчет Ноя?

– Насчет Ноя? – Его голос звучит удивленно. – Разумеется, он сможет ко мне приезжать.

– И как ты это себе представляешь? Или ты забыл, что ему всего семь лет и он учится в школе?

– Значит, на каникулах, – беззаботно уточняет Дэниел. – Так будет даже лучше. Он сможет жить с нами несколько дней. Ну а насчет переездов… что-нибудь придумаем.

– И когда ты отбываешь?

– В понедельник.

В понедельник? Я крепко закрываю глаза и стараюсь унять рвущееся из груди тяжелое дыхание. Я даже не могу описать, как мне обидно за Ноя. Наверное, это вообще невозможно описать. Я чувствую обиду, как физическую боль, от которой хочется сжаться в комок, зажмуриться и заткнуть уши, чтобы ничего не видеть и не слышать. Дэниел собирается в Лос-Анджелес. Теперь он будет жить там. О том, как именно он собирается поддерживать отношения со своим единственным сыном, с нашим общим ребенком, Дэниел даже не задумался. «Что-нибудь да придумаем», – вот как он сказал, но я не сомневаюсь, что придумывать придется мне. А потом еще давить на Дэниела, чтобы он в конце концов согласился с моими предложениями. Нет, не могу сказать, чтобы мой бывший муж совсем не любил нашего очаровательного, непосредственного и искреннего ребенка, однако его чувства – какими бы они ни были – не помешали ему уехать от нас с Ноем за пять тысяч миль, на другую сторону земного шара.

– Понятно… – Я пытаюсь взять себя в руки, хотя мне и так ясно, что говорить больше не о чем. – Ну ладно, Дэниел, мне пора. У меня уйма дел. Я тебе еще позвоню.

Я даю отбой и вновь поворачиваюсь к столу, чтобы присоединиться к остальным, но… Со мной творится что-то странное. Глаза начинает щипать, в голове плывет пугающе плотный туман, к тому же с моих губ срывается какой-то непривычный звук. Примерно так скулит собака, которую отшвырнули прочь грубым пинком.

– Флисс?.. – сквозь застилающую глаза пелену я вижу, как Лоркан вскакивает со своего места. – С тобой все в порядке?

– Что с тобой, мамочка? – вторит ему Ной. Он тоже встревожен и напуган.

Лоркан бросает быстрый взгляд на Ричарда, и тот понимает его без слов.

– Знаешь что, дружище, – говорит он Ною, – нам совершенно необходимо взять с собой в самолет запас жевательной резинки. Пойдем-ка, поможешь мне выбрать самую лучшую.

Ноя не нужно просить дважды.

– Жувачка! – радостно вопит он, и они с Ричардом уходят.

Я снова издаю все тот же звук, и Лоркан берет меня за локти:

– Флисс, ты… плачешь?

– Нет! – сразу же отвечаю я, хотя мои губы безвольно разъезжаются. – Я никогда не плачу днем. Это один из моих главных принципов. Я никогда не пла-а-а-а… – Последнее слово помимо моей воли превращается в прерывистый всхлип, и я чувствую, как по моим щекам течет что-то горячее и соленое. Что это, неужели слезы?

– Что сказал тебе Дэниел? – спрашивает Лоркан неожиданно мягким тоном.

– Он переезжает жить в Лос-Анджелес, а нас бросает… – Краем глаза я замечаю, что посетители за соседними столиками начинают поглядывать в нашу сторону. – Он… О боже!.. – Я прячу лицо в ладонях. – Я не могу… Подожди немного, я сейчас… сейчас успокоюсь.

Но вместо этого я снова всхлипываю. Похоже, еще немного, и я разрыдаюсь по-настоящему. Меня как будто распирает изнутри – что-то большое, болезненное, неостановимое и яростное. Насколько я помню, в последний раз я испытывала нечто подобное, когда рожала Ноя.

– Тебе нужно немного побыть одной, – говорит Лоркан. Все-таки он на редкость быстро ориентируется. – Посидеть, успокоиться… Иначе у тебя запросто может быть нервный срыв. Куда тебя отвести?

– Не знаю, я уже выписалась из номера, – бормочу я в перерывах между судорожными вздохами. – Я считаю, в каждом отеле должна быть «плакательная комната»… наподобие курительной. Надо будет подать им такую идею.

– Понятно. – Лоркан берет меня за руку и ведет между столиками по направлению к бассейну. – Ну, за неимением «плакательной комнаты» придется пойти в парилку…

Не дожидаясь моего ответа, он отворяет стеклянную дверь и вталкивает меня в баню.

Даже в предбаннике стоит такая жара и так душно, что я испытываю непроизвольное желание куда-нибудь присесть. Только опустившись на подвернувшуюся мне под ноги скамью, я чувствую, что кроме пара, из-за которого я едва различаю лицо Лоркана, воздух в парилке насыщен приятным травяным ароматом.

– Плачь! – велит мне Лоркан из облаков пара. – Никто тебя не видит и не слышит. Плачь, Флисс, плачь!

– Не буду. – Я с трудом сглатываю вставший в горле комок. Плакать по-прежнему хочется ужасно, но при мысли о том, что я буду лить слезы из-за Дэниела, все во мне восстает. Время от времени мои плечи судорожно вздрагивают, но плакать я себе запрещаю. Принципы на то и принципы, чтобы держаться их, покуда хватает сил.

– Тогда… расскажи мне, в чем дело. Значит, Дэниел едет в Лос-Анджелес, так?.. – подсказывает Лоркан.

– Ну, да! Он уедет, и ему наплевать, что он больше не увидит Ноя – по крайней мере, до тех пор, пока наш сын не вырастет! – Мне удается сдержать рыдание, и я только громко шмыгаю носом. – А главное, Дэниел ничего мне не сказал, не предупредил!

– Мне казалось, ты хотела как можно скорее его забыть, выкинуть его из своей жизни. Так, во всяком случае, ты говорила.

– Говорила, но… – Я теряюсь, но лишь на мгновение. – Говорила и говорю! И до сегодняшнего дня мне казалось, что это правда, но когда я узнала, что он уезжает, да еще в Лос-Анджелес… В этом есть что-то завершенное, окончательное, понимаешь?.. К тому же я не ожидала, что Дэниел с такой легкостью отречется от нас обоих, и… – во мне снова начинает подниматься, набухать что-то темное, могучее, беспросветное. Оно обжигает, и в то же время я ощущаю леденящий душу холод. Что это – горе? Отчаяние? Или и то и другое вместе?..

– Все кончено, – говорю я с горечью. – У нас была семья, но теперь ее больше не существует. Нашей семьи больше не существует!

Отчаяние и безысходность захлестывают меня с головой, и я готова завыть.

– Вот моя жилетка, Флисс, – негромко говорит Лоркан и слегка прижимает меня к себе. – Можешь плакать в нее сколько угодно. Я даже отвернусь, если хочешь.

Почувствовав его прикосновение, я немедленно отшатываюсь.

– Я не могу плакаться в жилетку чужому человеку, – произношу я срывающимся голосом. – Не могу!

– Какие же мы чужие? – мягко возражает Лоркан. – Ведь мы спали вместе, и не так уж давно. – Он смеется. – Или ты забыла?

– Это был просто секс, – говорю я. – Заниматься с мужчиной сексом и плакать у него на плече – это две совершенно разные вещи. Неужели ты этого не понимаешь? И вообще… уйди, ладно? Дай мне побыть одной.

– Лучше я просто отвернусь, – отвечает он спокойно, но твердо. – Ну вот, я уже не смотрю. Давай, плачь спокойно.

– Я не могу!! – почти кричу я.

– Да плачь же!

Внезапно прямо перед моими глазами оказывается плечо его пиджака, и я вижу, как на плотной ткани осели капельки влаги, похожие на крошечные жемчужинки. И тут что-то во мне ломается. Я вцепляюсь в это плечо мертвой хваткой, утыкаюсь в ткань лицом и пла́чу, пла́чу без конца…

Мы сидим в предбаннике довольно долго. Мои плечи трясутся от рыданий, я громко всхлипываю, кашляю и шмыгаю носом, а Лоркан потихоньку массирует мне спину. По какой-то не совсем понятной для меня причине я все время вспоминаю, как рожала Ноя. Роды были сложными, потребовалось кесарево сечение, и я была основательно напугана, но все время, пока длилась операция, Дэниел не отходил от меня ни на шаг и до самого конца держал меня за руку. Тогда я в нем не сомневалась, и, если бы меня спросили, я ответила бы, что уверена в нем не на сто, а на тысячу процентов. Когда же все изменилось? Когда он изменился и почему я этого не заметила?

От этих мыслей мне становится еще горше, и я снова начинаю всхлипывать. Это продолжается довольно долго, но наконец я выпускаю пиджак Лоркана и откидываю назад волосы, прилипшие к моему распаренному, мокрому от пота и слез лицу. Я совершенно уверена, что кожа у меня покраснела, а нос и глаза распухли, но мне почему-то все равно. Вместе со слезами пришло облегчение, и это довольно приятно… хотя так, как сегодня, я не плакала, наверное, с десятилетнего возраста.

– Извини, ладно?.. – говорю я, но Лоркан останавливает меня движением поднятой ладони.

– Т-ш-ш… Не надо ничего говорить, и извиняться тоже не надо.

– Но твой костюм… он испорчен! – Своими слезами я, наверное, промочила его пиджак насквозь. Кроме того, мы почти полчаса сидим одетые в предбаннике, в котором так же жарко, как в парилке. Просто удивительно, как мы до сих пор не сварились заживо!

– Развод всегда сопряжен с потерями, – спокойно говорит Лоркан. – Можешь считать мой костюм одной из таких потерь… если, конечно, это потеря. Я слышал, что пропаривание полезно для ткани.

– Да и мы сами, я думаю, стали значительно чище. – Я уже почти улыбаюсь.

– Вот видишь! Кругом одни плюсы, и их значительно больше, чем минусов.

Между тем пар из парилки продолжает проникать в предбанник даже сквозь закрытую дверь, его облака становятся настолько плотными, что сквозь них почти невозможно различить выражение лица Лоркана – я и его-то самого вижу лишь как расплывчатое, темное пятно. Жара стоит невыносимая, но мне по-прежнему не хочется никуда идти. Я немного успокоилась, и теперь мы с Лорканом разговариваем с полным доверием, как старые друзья. Правда, за па́ром я совсем не вижу его лица, но это даже хорошо, ибо создает некоторую иллюзию уединения.

– Когда я выходила замуж, – говорю я в туман, – я знала, что жизнь не будет состоять из одних лишь радостей. И я вовсе не ожидала райского блаженства в сказочном розовом саду. Когда я разводилась, я тоже не рассчитывала на беззаботную, радостную жизнь, но… я ожидала… надеялась, что теперь-то у меня будет пусть не сад, но… Хотя бы что-то вроде патио.

– Патио?

– Ну, ты знаешь… Такой маленький палисадничек, где я могла бы посадить несколько растений, любить их, поливать, заботиться – и смотреть в будущее с оптимизмом. Но мне достались лишь руины да обугленные головешки. Выжженная пустыня, как после Третьей мировой…

Лоркан тихо смеется.

– Ну и сравнения у тебя!..

– А что получил ты после своего развода? Небось тоже не райские кущи!

– Пустынный лунный пейзаж, – тотчас отвечает он. – Пыль, холод, кратеры от ударов метеоритов, обломки породы.

Несмотря на облака пара, наши взгляды встречаются, и мы оба понимаем, что слова больше не нужны. Мы и так понимаем друг друга. До конца.

Горячий пар клубится, закручивается спиралями, оборачивается вокруг нас, словно душное ватное одеяло. Как ни странно, он не обжигает, как в начале; напротив, его влажный жар кажется целебным. Пар изгоняет тревожные мысли, очищает душу и разум, и с каждой минутой я начинаю видеть вещи отчетливее и яснее. Это очень приятная ясность, хотя теперь я и понимаю, что Лоркан был прав, когда сказал, что я совершила ошибку и что ошибка эта может быть чревата очень серьезными последствиями лично для меня.

Я должна отказаться от своей затеи. Мой план никуда не годится. Не в том смысле, что я что-то плохо продумала; напротив, я продумала все очень хорошо, самым оптимальным образом использовав все возможности, которые были в моем распоряжении, но это-то и есть самое страшное. Что, если мой план удастся? Нет, нужно остановиться, пока не поздно, иначе я действительно могу потерять Лотти, а этого я не вынесу.

Да, я по-прежнему хочу уберечь сестру от той боли, которую довелось испытать мне, но… В конце концов, это ее жизнь. Я не могу делать выбор и принимать решения за нее. Если Лотти суждено расстаться с Беном, что ж, пусть так и будет. Если ее развод окажется таким же болезненным, как мой, – пусть, ведь это ее развод. И если им с Беном суждено прожить семьдесят лет в счастливом браке и воспитать два десятка внуков – да будет так. Я могу только желать своей сестре всяческого счастья, могу даже помогать ей в сложных ситуациях, но вмешиваться я не имею права. Решения должна принимать только она сама.

Новая мысль поражает меня как молния. А что, если я все это затеяла не из-за Лотти, а из-за себя и Дэниела? Что, если и тут Лоркан прав, и это я совершила Неудачный Выбор? О господи, что я наделала!.. Что натворила!..

Я вдруг осознаю, что последние слова я произнесла вслух.

– Извини, – быстро добавляю я. – Я просто… поняла…

Я поднимаю голову и смотрю на него. Чувствую я себя ужасно.

– Ты сделала все, что было в твоих силах, чтобы помочь своей младшей сестре, – говорит Лоркан в ответ. – Твоя цель была возвышенной и благородной, но достичь ты ее попыталась с помощью интриг, обмана и причинения прямого вреда… я имею в виду твою «блестящую» идею с арахисовым маслом, – поясняет он, заметив мое протестующее движение.

– Но что… – Я в испуге подношу ладонь к губам. – Что, если Лотти и в самом деле узна́ет?..

Эта мысль кажется мне настолько ужасной, что я впервые в жизни чувствую себя на грани обморока. Мне так хотелось добиться своего, что я не подумала об обратной стороне своего плана. Ну и идиотка!..

– Может, она еще и не узнает, – говорит Лоркан спокойно. – Я бы сказал – она наверняка ничего не узнает, если ты откажешься от дальнейших действий и прямо отсюда отправишься домой. Лично я ничего твоей сестре рассказывать не собираюсь и тебе советую сделать то же самое.

Я киваю.

– Нико тоже не проболтается, это не в его интересах… Нико – это мой помощник в отеле, – поясняю я и глубоко вздыхаю, словно человек, чудом избежавший смертельной опасности. – Я, конечно, тоже буду молчать, так что… пожалуй, все в порядке. Лотти ничего не узнает.

– Значит, партизанские действия против собственной сестры и зятя закончены? – Лоркан слегка улыбается.

– С этой минуты – да. Я немедленно звоню Нико и говорю ему, что больше ничего делать не надо. Думаю, он будет рад. – Я пристально смотрю на Лоркана. – Я больше никогда не стану вмешиваться в жизнь моей сестры и пытаться как-то ее изменить, – твердо говорю я. – Я клянусь. А ты будешь свидетелем моей клятвы.

– Хорошо. Но что ты собираешься делать теперь?

– Понятия не имею. Сначала нужно попасть в аэропорт, а там видно будет. Может, мне повезет взять билеты на обратный рейс. – Я машинально поправляю волосы и сразу вспоминаю, что сижу одетая в душном и па́рком помещении, что волосы у меня пропитались по́том, а одежда – влажная и липнет к телу. – Ну и видок у меня, наверное! – говорю я.

– Не могу не согласиться, – серьезно говорит Лоркан. – В таком виде тебя, пожалуй, и в самолет не пустят. Для начала я бы рекомендовал холодный душ, а потом…

– Холодный душ? – удивленно перебиваю я.

– Ну да. По́ры на коже закроются, кровообращение улучшится, к тому же холодная вода отлично помогает от слез и соплей.

Он меня дразнит, думаю я. Или… нет?

– Я пойду в душ, если ты пойдешь, – пускаюсь я на хитрость.

– С удовольствием. – Лоркан пожимает плечами, а я чувствую, как меня начинает разбирать несколько нервный смех. Не может быть, чтобы мы собирались сделать это на самом деле!

– Что ж, идем…

Я открываю дверь из предбанника в душевую кабинку и вежливо придерживаю ее для Лоркана.

– После вас, мэм… – Он делает широкий приглашающий жест. – Если хотите, я могу включить воду.

– Валяй, включай!

Я смеюсь и шагаю в кабинку. В следующее мгновение Лоркан нажимает на педаль, и меня окатывает потоком ледяной воды. Я невольно взвизгиваю, но ощущение и впрямь божественное.

Лоркан бесстрашно встает рядом со мной и поднимает лицо вверх, к лейке душа. Нога его нажимает на педаль, и нас снова окатывает ледяной водой – на этот раз уже обоих.

– Ну вот, – произносит он, отряхивая насквозь промокший рукав костюма. – Не правда ли, освежает? Да и жизнь кажется лучше после холодного душа.

Несколько мгновений я молчу, собираясь с мыслями. Мне хочется ответить честно. Наконец я говорю:

– Да. Намного лучше. Большое тебе спасибо, Лоркан.

21. Лотти

Наконец-то мы в пансионе.

Он такой же, каким я его помню.

Ну, почти такой же.

Все здесь кажется знакомым – вплоть до последнего камешка, и все же я чувствую себя немного растерянной и не знаю, что делать, как себя вести.

Как только мы высадились из водного такси на пристань, Бену позвонил Лоркан, и он ответил на звонок, что, по совести сказать, меня разозлило. В конце концов, эти минуты должны были стать самыми романтичными, самыми памятными для нас обоих, а он треплется по телефону о каких-то скучных делах! Насколько я помню, в одном из фильмов с Хэмфри Богартом[54] есть похожий эпизод: герой объясняется героине в любви. «Мы всегда будем… – говорит он, и тут звонит телефон. – Прости, любимая, но я обязательно должен ответить», – добавляет Хэмфри. На экране это выглядело смешно, но сейчас мне не до смеха.

Ладно, Лотти, говорю я себе, не забывай о пользе позитивного подхода. На вещи нужно при любых обстоятельствах смотреть с оптимизмом. Ты хотела вернуться – и вот, пожалуйста, ты здесь. Наслаждайся моментом и не обращай внимания на мелочи.

А я действительно здесь. Я вернулась, пятнадцать лет спустя, и старый пансион оказался именно таким, каким я его запомнила. Охваченная ностальгией, я стою на некрашеной деревянной пристани и жду просветления. Может быть, я запла́чу, может быть, мне придут на ум какие-нибудь возвышенные или трогательные слова… Но – вот странно! – плакать мне совершенно не хочется, и никакие слова тоже не придумываются. Что я ощущаю на самом деле – это какую-то пустоту, какую испытываешь порой, когда заканчиваешь наконец долгую и тяжелую работу и понимаешь, что на радость сил уже не осталось.

Пансион стоит наверху, на вершине утеса. Отсюда он кажется меньше, чем на самом деле (точнее, меньше, чем я его помню), но я хорошо различаю старый желтоватый камень, из которого сложены его стены, различаю ставни на окнах (один ставень наполовину оторван и болтается на нижней петле). От пансиона по-прежнему сбега́ют к морю высеченные в скале ступени; примерно на половине высоты утеса эта лестница раздваивается – один ряд ступеней ведет к причалу, где мы сейчас стоим, второй спускается на пляж. Я замечаю, что теперь вдоль лестницы тянутся ржавые металлические перила – раньше этого не было, и я решаю, что они, пожалуй, немного портят общий вид, который так нравился мне своей грубоватой первобытностью. Появилось ограждение и на вершине утеса, а в том месте, где начинается спуск, стоит предупреждающий знак. Только подумать – предупреждающий знак! Пятнадцать лет назад нам не нужны были никакие предупреждающие знаки!

Стоп, Лотти. Смотри на вещи проще и позитивнее.

Бен подходит ко мне, и я беру его за руку. Каменный выступ утеса скрывает бо́льшую часть пляжа, и мне не видно, изменился ли он и насколько. Но с другой стороны, пляж есть пляж, как он может меняться?

– Ну, куда сначала? – негромко спрашиваю я. – В дом или на пляж? Или в наше потайное место?

Бен несильно сжимает в ответ мою руку.

– Конечно, в наше потайное место, в нашу лагуну.

Только сейчас я начинаю наконец испытывать что-то похожее на волнение. Наше место – это узкая полоска песка вокруг спрятанной в скалах бухточки, где никогда не было ни единой живой души… Там мы впервые раздевали друг друга, дрожа от ненасытного юношеского желания. Там мы делали это три, четыре, пять раз в день! Одной мысли о том, чтобы снова побывать на нашем месте – вернуться назад не только в пространстве, но и во времени, – оказывается достаточно, чтобы я снова почувствовала, как кровь приливает к щекам, а кожа от возбуждения покрывается мурашками…

– Нам придется нанять лодку.

Я знаю – мы снова пойдем под парусом, держа курс на наше секретное место, и я буду полулежать на скамье, закинув босые ноги на нагретый солнцем деревянный борт лодки. В бухте мы вытащим лодку на берег, а сами устроимся на крошечном песчаном пятачке и…

– Да, надо нанять лодку, – хрипло отвечает Бен, и я понимаю, что он взволнован не меньше моего.

– Как ты думаешь, прокат все еще там, на пляже?

– Я не знаю, зато я знаю способ это выяснить. Идем скорее.

Радость вскипает и пенится в моем сердце, словно шампанское в бокале, пока я веду Бена к лестнице. Сейчас мы спустимся на пляж, наймем лодку и… и все снова будет, как когда-то.

– За мной! – кричу я, прыгая со ступеньки на ступеньку и чувствуя, как колотится сердце. Вот мы уже почти у того места, где лестница раздваивается – еще немного, и мы увидим так хорошо знакомую нам полосу прекрасного золотого песка, который столько лет дожидался нашего возвращения.

– О боже!..

Я резко останавливаюсь и едва не падаю. Что это? Что случилось с пляжем? Откуда взялись все эти люди?!

Много лет назад, когда мы здесь жили, пляж казался – да и был – совершенно безлюдным. Нас, обитателей пансиона, было всего-то человек двадцать, поэтому, даже когда мы все выходили на пляж, огромное песчаное пространство выглядело пустынным. Теперь передо мной расстилается самый настоящий человеческий муравейник. На пляже расположилось не меньше семидесяти или даже ста человек, которые сидят и лежат на песке разномастными группами, причем некоторые еще не выбрались из спальных мешков. Можно подумать, что ночью здесь проходил какой-то фестиваль хиппи. Я различаю на песке следы костров, вижу пару палаток и груды мусора. Студенты, думаю я, разглядываю эту компанию. Возможно, вечные студенты…

Пока мы стоим, не зная, что предпринять, по лестнице поднимается какой-то парень с козлиной бородкой (сам он, несомненно, предпочитает называть ее вандейковской). Поравнявшись с нами, он приветствует нас с сильным южноафриканским акцентом.

– Привет. Вы что, заблудились? – спрашивает он.

«Это вы все заблудились и попали туда, где вам не место», – хочется ответить мне, но вместо этого я через силу улыбаюсь.

– Нет, мы просто… смотрим.

– Да, – подхватывает Бен небрежно. – Просто смотрим. Мы здесь когда-то отдыхали, но это было довольно давно. Похоже, за прошедшие годы здесь многое изменилось.

– А-а, вы из тех… – Огонек в глазах парня гаснет. – Из Золотого Века…

– Из какого Золотого Века?

– Так мы называем старичков… – Парень смеется, и мне хочется дать ему в зубы. Кажется, он улавливает мое намерение, поскольку быстро поправляется: – Я имею в виду людей в вашем возрасте, которые приезжают, чтобы рассказывать нам, как здо́рово здесь было до того, как построили эту общагу. Иногда их забавно слушать, но чаще – скукота. Видите ли, стар… люди в вашем возрасте постоянно хнычут и жалуются: мол, раньше было лучше, а теперь это прекрасное место загублено. Нами, ясен пень, загублено… – Он несколько агрессивно скалится, но быстро берет себя в руки. – Хотите, я провожу вас на пляж?..

Мы идем за ним, а я все вспоминаю, как он назвал нас стариками. Старичьем, фактически. Ему самому на вид не больше двадцати, так неужели же мы кажемся ему такими древними? Нет, мы, конечно, старше, но только формально – в душе-то мы остаемся молодыми. И не только в душе́, а вообще… Нас в любом случае еще не возят в коляске! Не знаю, как Бен – лично я чувствую себя лет на двадцать или около того.

– О какой общаге речь? – интересуется Бен, когда мы оказываемся на берегу. – Разве вы все не живете вон в том пансионе, на горе́?

– Некоторые живут. – Парень пожимает обгоревшими на солнце плечами. – Но немногие, очень немногие – уж больно он древний, и там не слишком удобно. К тому же, я слышал, старый хозяин его недавно продал или вот-вот продаст. Нет, мы живем не в пансионе… Ярдах в ста за ним – отсюда не видать – построили студенческую гостиницу, очень недорогую, кстати. Это было лет десять назад, насколько я знаю… Ну, конечно, началось все с мощной рекламной кампании, а дальше само пошло… Народ как узнал, так от желающих отбоя не стало. Здесь все-таки очень красивое место. А какие закаты – сказка!.. – добавляет он и, повернувшись, шагает прочь. – Ну, пока. Еще увидимся.

Бен машинально улыбается в ответ, но я не в силах заставить себя быть вежливой с этим парнем, хотя он-то, конечно, ни в чем не виноват. Кто посмел построить здесь студенческую гостиницу, думаю я вне себя от ярости. Кто посмел испоганить этот заповедный уголок, выстроив дешевую, вонючую общагу для сотни неопрятных, шумных гамадрилов, которые называют себя студентами? Кто посмел ее рекламировать? Ведь это было наше место! Наше!!!

Нет, вообще-то, я хорошо отношусь к студентам. Но одно дело – студент, который приходит на собеседование, чтобы поступить на работу в крупную компанию, и совсем другое – толпа юных, безответственных сорвиголов, которым недосуг задуматься о завтрашнем дне и которые живут только здесь и сейчас! Неудивительно, что они относятся к окружающим и окружающему столь потребительски, без какого-либо уважения. Я говорю не о том, что меня назвали старухой, хотя мне всего тридцать три и мне обидно слышать подобные вещи. Я говорю о том, что́ они сделали с пляжем, во что превратили! Песок завален пустыми бутылками, ржавыми консервными банками и пакетами из-под чипсов. Среди мусора я замечаю даже пару использованных презервативов и чувствую, как во мне нарастает отвращение. Они что, занимались здесь сексом? На этой помойке? Кем же надо быть, какой свиньей, чтобы предаваться этому среди вонючего мусора?!

Нет, в свое время мы тоже занимались сексом на пляже, но тогда это было совершенно иначе. Это было романтично и даже возвышенно, теперь же все свелось к самой примитивной физиологии. Как у животных.

– Где же этот парень, у которого мы брали лодки? – говорю я и оглядываюсь по сторонам. В наше время на берегу каждый день появлялся худой, дочерна сожженный солнцем, очень подвижный мужчина, чем-то похожий на ящерицу. Мы его так и звали – Непоседа. У него было две лодки, которые он давал напрокат всем желающим, но сейчас я его нигде не вижу, зато замечаю рослого, крепкого парня, который как раз сталкивает в воду маленькую гребную шлюпку. Бросив Бена, я бегу к нему:

– Здравствуйте! Прошу прощения, не могли бы вы минутку подождать?! – кричу я на бегу, и парень, обернувшись, улыбается мне широкой, белозубой улыбкой.

– Скажите, пожалуйста, где здесь можно взять напрокат лодку? – спрашиваю я. – Это ведь прокатная лодка, правда? – Я опускаю руку на широкий деревянный борт.

– Да, – кивает парень, – здесь сдают лодки напрокат, но сейчас, боюсь, уже поздно. Все разобрали. Попробуйте завтра встать пораньше, может, вам повезет. Или запишитесь в список у коменданта на первом этаже гостиницы.

– Понятно. Видите ли, проблема в том, что я и мой муж приехали сюда только на один день. У нас медовый месяц и… нам очень нужна лодка!

Мне очень хочется, чтобы парень проявил галантность и предложил нам воспользоваться его лодкой, но он преспокойно продолжает толкать ее на глубину.

– Да, не повезло! – произносит он, вроде как даже с сочувствием.

– Понимаете, – торопливо объясняю я, шлепая по воде следом за ним, – для нас это очень важно. Нам обязательно нужна лодка, иначе мы не сможем попасть в нашу любимую маленькую бухточку, которая находится здесь неподалеку. Это было наше потайное место, оно для нас очень много значит.

– А где находится ваша бухточка? Вон там? – Парень рукой показывает направление, и я киваю.

– Да. Разве вы ее знаете?

– Знаю, только если это она, туда вовсе не обязательно плыть, можно добраться и по суше. Видите вон там пешеходную дорожку?

– Пешеходную дорожку?!

– Ну да… – Он машет в дальний конец пляжа. – Ее соорудили лет пять назад, чтобы открыть доступ в новый район туристам и спортсменам, и даже вымостили досками.

Я смотрю на парня в немом ужасе. В нашу потайную бухточку теперь ведет деревянный тротуар? И по нему ходят… все, кому не лень? Мне это кажется святотатством. Даже хуже – извращением. Нет, я этого так не оставлю, я напишу письмо с протестом и отправлю… не знаю кому. Кому-нибудь. Это было наше секретное место, и оно должно было оставаться недоступным для посторонних. Как же теперь мы будем заниматься там сексом?

– И что, многие там бывают?

– Да, это весьма посещаемое место. – Парень усмехается. – Между нами, многие специально ходят туда, чтобы ширнуться или закинуться.

Ширнуться?! Мой ужас становится еще глубже. Наша прекрасная, спокойная, романтическая бухта меж скал превратилась в наркоманский притон!

Я с силой тру лицо, пытаясь приспособиться к новой, унылой реальности.

– Значит… значит, и сейчас там кто-то есть?

– Конечно! Вчера там зажигала крутая вечеринка. Думаю, те, кто не сумел вернуться, спят прямо там. Ну, пока… – Он прыгает в лодку и берется за весла, а я стою по колено в воде и смотрю ему вслед. Вот, значит, как… Наркоманская вечеринка в нашем священном месте. Похоже, наши планы потерпели крушение, и тут уж ничего не поделаешь.

Медленно я бреду по мелкой воде туда, где стоит Бен.

– Там было так хорошо! – говорю я и чувствую, как сердце щемит в груди. – Наша бухта… они ее погубили! Даже не знаю, как я это переживу. Ты только посмотри!.. – Широким жестом я обвожу пляж. – Это ужасно, разве нет?

– Ради бога, Лотти, успокойся! Не надо делать из мухи слона! – отвечает Бен несколько нетерпеливым тоном. – Мы и сами устраивали вечеринки на берегу, жгли костры и пили пиво, а кое-кто и забивал косячок с «травкой». Артур постоянно жаловался, дескать, мы опять намусорили на пляже.

– Но мы не оставляли на виду использованные презервативы! – с негодованием парирую я.

– Ну, не знаю… – Бен пожимает плечами. – Я, правда, ничего такого не помню, но ведь должны же мы были куда-то их девать!

– Ты действительно все позабыл! – Я смеюсь, хотя слышать эти слова мне не очень-то приятно. – Мы не пользовались резинками. Я была на таблетках.

– Ах да! Конечно! Извини, я и правда забыл.

Как можно забыть подобные вещи, если речь идет о девушке, которую ты, по твоим же собственным словам, любил больше всего на свете, думаю я. «Если бы ты действительно меня любил, – хочется сказать мне, – ты бы вспомнил, что я принимала противозачаточные таблетки». К счастью, я успеваю вовремя остановиться. Не стоит отравлять медовый месяц ссорой из-за того, кто из нас лучше помнит, к какому способу контрацепции мы прибегали пятнадцать лет назад. Тем не менее мое настроение изрядно подпорчено, и я, отвернувшись от Бена, мрачно всматриваюсь в безмятежную морскую даль. Мне хочется плакать, но причина, конечно, не в забывчивости Бена, а в разочаровании, которое я испытываю. Ничего подобного я, разумеется, не ожидала. Почему-то я не сомневалась, что, когда мы сюда приедем, на берегу не будет ни единой живой души, и этот пляж, это море и солнце будут принадлежать нам одним, и мы снова сможем бегать по песку, барахтаться в пенных морских волнах и обнимать друг друга под звуки невидимых скрипок. Возможно, с моей стороны было глупо надеяться увидеть знакомый пляж совершенно неизменившимся, но и смириться с тем, что за пятнадцать лет он превратился в свалку, я не могу.

– Ну, что будем делать? – спрашиваю я.

– Получать удовольствие, конечно. – Бен крепко обнимает меня и целует. – Ну и пусть кое-что здесь изменилось, вернуться все равно приятно, не так ли? Ведь море и песок остались теми же.

– Да.

Я с благодарностью целую его в ответ.

– И Лотти тоже не изменилась, – добавляет он лукаво. – Она все так же хороша и соблазнительна в этих своих мини-шортиках. – Его рука опускается на мой зад, а я вдруг испытываю сильнейшее желание осуществить хотя бы часть из того, о чем я так долго думала и мечтала.

– Подержи-ка!..

Я отдаю ему свою сумку, а сама набираю в грудь побольше воздуха, разбегаюсь и, оттолкнувшись ногами от песка, подпрыгиваю, чтобы сделать безупречное «колесо». Когда-то мне это удавалось, и я уверена, что в этот раз у меня тоже все получится.

Ах ты, ч-черт!..

Мои руки не выдерживают мой вес, локти подгибаются, и я довольно чувствительно приземляюсь на голову. Я еще не понимаю, что произошло и только чувствую, что лежу на дорожке задрав ноги и что у меня полный рот песка. Потом до меня доносятся чьи-то встревоженные голоса. Подвернутая рука болит, а сама я буквально сгораю от стыда и унижения. Неужели я больше не могу делать «колесо»? Но как, когда я этому разучилась? Или я просто… растолстела?

– Как ты себя чувствуешь, дорогая? Ты не ушиблась? – Это Бен. Он подходит ко мне и опускается рядом со мной на корточки. Взгляд его перемещается с моего лица на мои шорты. – У тебя, кажется, небольшая авария…

Проследив за его взглядом, я чувствую новый приступ жгучего стыда. Мои шорты разошлись по шву, да еще в таком месте… В это мгновение мне хочется просто умереть, чтобы избавиться от кошмара.

Бен помогает мне подняться. Я морщусь от боли и тру руку. Должно быть, я слегка растянула связки, но это пройдет. Но что делать с шортами? Нельзя же расхаживать по острову в таком виде!

Пока я вставала, вокруг нас уже собралась небольшая толпа зевак.

– С вами все в порядке? – спрашивает меня девчушка лет пятнадцати, одетая в выгоревшие добела джинсовые шорты и лифчик от купальника. – Вам нужно было оттолкнуться посильнее, – добавляет она, не дожидаясь моего ответа. – Примерно вот так… – Она подпрыгивает и исполняет безупречный переворот боком, за которым почти без паузы следует обратное сальто.

– Спасибо… – бормочу я. – Буду иметь в виду. – Я забираю у Бена свою сумку. – Ну… что дальше? – спрашиваю я после довольно продолжительной паузы. – Пойдем в бухту или?..

Даже в мыслях я не решаюсь назвать оскверненную наркоманами бухту «нашей». К счастью, Бен тоже не горит желанием отправиться туда, где берег завален шприцами, окурками, пустыми упаковками от таблеток и, возможно, бесчувственными телами.

– Я хочу выпить кофе, – говорит он твердо. – И побывать в пансионе.

– Хорошо.

В моем сердце вспыхивает последняя искорка надежды. Пляж безнадежно испорчен, но, быть может, хотя бы пансион остался прежним.

– Только ты иди первым, – добавляю я. Мои шорты лопнули и сзади тоже, и я не хочу, чтобы Бен шел за мной.

Не знаю, то ли причина в моей неудачной попытке пройтись «колесом», то ли кардиомонитор в тренажерном зале нагло мне врет, но я определенно пребываю не в лучшей физической форме. Как бы там ни было, сто тринадцать ступенек каменной лестницы оказываются для меня нелегким испытанием, так что уже на половине подъема я начинаю хвататься за перила. Бен по-прежнему идет впереди, и я рада, что он меня не видит. Мое лицо раскраснелось, выбившиеся из-под резинки волосы липнут к покрытому испариной лбу, а дыхание становится частым и громким, но отнюдь не сексуальным. Солнце припекает уже по-настоящему, и я стараюсь не смотреть вверх, чтобы не видеть, сколько еще нам осталось. Но вершина уже близко. Я чувствую это и рискую бросить взгляд на верхнюю площадку лестницы. Там кто-то стоит. На фоне яркого солнца мне виден только силуэт, но я сразу понимаю, что это девушка.

– Эй, здравствуйте! Вы – гости? – кричит она нам на чистейшем английском языке.

Я поднимаюсь еще на несколько ступенек и вижу, что девушка очень красива. У нее потрясающая грудь, при виде которой я сразу вспоминаю все вычитанные в книжках клише. Ее груди похожи на две смуглых луны… нет, на двух пухлых коричневых щенков, которых она ради шутки засунула под свою тонкую полосатую майку. Я в таком восторге, что даже мне хочется их потрогать. Чтобы было удобнее разговаривать с нами, девушка перегибается через ограждение, и мой взгляд упирается прямо в глубокую ложбинку между ее грудями.

Бен, без сомнения, видит то же, что и я.

– Ну, вы молодцы!.. – с искренним восхищением говорит девушка, когда мы наконец поднимаемся на площадку. Я с трудом дышу – только что язык не свесила. Бен, по-видимому, тоже не в состоянии произнести ни слова, но если судить по выражению его лица, ему очень хочется что-то мне сказать.

Или не мне, а этой потрясающе красивой девушке?..

Все-таки – девушке.

– Черт меня возьми! – потрясенно выпаливает Бен, едва отдышавшись. – Сара!.. Это ты?!

22. Лотти

У меня в голове полная каша. Я не знаю, на чем сосредоточиться, не знаю даже, с чего начать… Попробую все же начать с пансиона. Мне абсолютно непонятно, как каменное здание может стать совершенно другим. А между тем пансион действительно выглядит иначе, чем я его помню. Все здесь сделалось каким-то маленьким, ветхим и совсем не иконосским, если вы понимаете, что́ я хочу сказать.

Сейчас мы все сидим на веранде, которая кажется не такой просторной, как мне запомнилось, к тому же когда-то – но уже после нас с Беном – ее пытались выкрасить в совершенно отвратительный желтовато-бежевый цвет (цвет детской неожиданности, как говорили мы в колледже). Попытка не удалась, и теперь мы имеем сомнительное удовольствие любоваться тем, как отставшая краска длинными полосами свисает со стен и деревянных перил балюстрады. Оливковая роща за ограждением веранды поредела – теперь это просто поросшая мелким кустарником грунтовая площадка, на которой сохранилось всего несколько деревьев. Правда, вид на море по-прежнему хорош, но он почти ничем не отличается от видов, которые можно наблюдать в Греции буквально везде.

Артур… Когда-то я перед ним почти благоговела, а сейчас никак не могу понять – почему. Что в нем было такого особенного? Что заставляло меня – в буквальном смысле – сидеть у его ног, ловя драгоценные жемчужины высшей мудрости, которые он ронял со своих уст? Теперь я ясно вижу, что он не мудр и даже не особенно образован. На самом деле это просто старый алкаш (Артуру, наверное, уже за семьдесят) и старый козел (он уже дважды пытался меня облапать, когда Бен не смотрел).

– Никогда не возвращайтесь, – говорит он сейчас, размахивая в воздухе чудовищных размеров самокруткой (что у него там, «трава» или табак, я даже не спрашиваю. Пахнет оно, во всяком случае, сырой паленой шерстью). – Никогда! Я говорю это всем молодым людям, которые бывают у меня в пансионе. Настанет день, когда ваша юность останется в прошлом, и там ей и следует быть. Все, что может пригодиться вам на жизненном пути, вы возьмете с собой. Так зачем же оборачиваться назад?..

– Папа!.. – Сара закатывает глаза. – Достаточно. Все равно, они уже вернулись, и, честно говоря, я рада. – Тут она подмигивает Бену. – Вы успели вовремя, мы как раз продали эту старую развалюху. В будущем месяце мы уезжаем. Еще кофе?

Когда она наклоняется, чтобы налить нам кофе, я просто не могу удержаться, чтобы не рассмотреть ее более внимательно. Вблизи Сара так же хороша, как мне и показалось вначале, когда я впервые увидела ее на верхней площадке лестницы. Точеная фигурка, гладкая, смуглая кожа, блестящие волосы, но лучше всего, конечно, ее большие, упругие груди, которые так и рвутся на волю из-под тонкой майки…

В этом и заключается одна из причин моего смятения и растерянности. И даже не одна, а сразу несколько. Во-первых, Сара – настоящая красавица, сексуальная и чувственная. Во-вторых, мне совершенно очевидно: до того, как я приехала в пансион пятнадцать лет назад, между Беном и Сарой что-то было. Оба постоянно ссылаются на какие-то события и забавные случаи, о которых я не имею ни малейшего понятия, и смеются, как могут смяться только старые и близкие друзья. Ну а в-третьих, я чувствую, что какие бы чувства ни связывали их когда-то, они не остыли до сих пор. Между этими двоими то и дело проскакивает искра, и если даже я это вижу, сами они просто не могут этого не ощущать. Интересно, что между ними происходит? И что вообще происходит?!

Я принимаю из рук Сары чашку с новой порцией кофе. Пальцы мои дрожат. Еще недавно я была уверена, что возвращение в пансион станет кульминационным пунктом нашего медового месяца, что все, соединяющие нас с Беном спутанные ниточки воспоминаний наконец распутаются и снова свяжутся в надежный и прочный узел взаимной нежности и любви, но этого отнюдь не происходит. Напротив, я чувствую, как вокруг меня новые нити сплетаются в новый клубок, но они почему-то не касаются ни меня, ни Бена. Особенно – Бена. С каждой минутой он как будто отдаляется от меня. Он почти не глядит в мою сторону, а когда я кладу руку ему на плечо, сбрасывает ее нетерпеливым, почти раздраженным движением. Сара это тоже заметила. Я в этом уверена, потому что в такие моменты она тактично отворачивается, делая вид, будто ничего не видит.

Артур между тем продолжает свои разглагольствования.

– Мы взрослеем, а потом стареем, – вещает он. – Реальная жизнь становится непреодолимой преградой на пути нашей мечты. Мечта без остатка растворяется в жизни. Так было и так будет всегда, ибо таково устройство мира. Кто-нибудь хочет виски? – Его мрачное лицо неожиданно проясняется. – Как говорят в Греции, если солнце стои́т над нок-реей, пора промочить горло.

– Я бы выпил стаканчик скотча, – к моему огромному неудовольствию, отвечает Бен. Что он делает?! На часах еще нет одиннадцати, а он уже пьет! Меньше всего мне хочется, чтобы мой муж начал заглядывать в бутылочку в такую рань, поэтому я бросаю на него предостерегающий взгляд. «Ты уверен, дорогой, что это хорошая идея?..» – вот какую мысль хочется мне ему передать. «Да кто ты, вообще, такая, чтобы командовать?!» – именно это означает его ответный негодующий взгляд.

И снова Сара тактично отворачивается, чтобы не смущать нас, или, точнее, меня. Мне, однако, от этого не легче. Это самая настоящая пытка – видеть, как другие женщины стараются не замечать язвительных, раздраженных взглядов, которыми ты обмениваешься со своим мужем. Пожалуй, это даже хуже, чем слишком узкие шорты, которые с треском рвутся на твоей толстой заднице, когда ты пытаешься ходить перед своим новым мужем на руках (так, я думаю, мои гимнастические упражнения выглядели со стороны, хотя на самом деле я пыталась сделать «колесо» не столько для Бена, сколько для себя).

– Вот, сразу видно понимающего человека, – одобрительно гудит Артур. – Ну, идем, выберем самый лучший виски. Если, конечно, в баре еще что-нибудь осталось…

Они уходят вдвоем куда-то в глубь пансиона, а я остаюсь на веранде с Сарой. Мы обе чувствуем себя довольно неловко. Я, во всяком случае, не представляю, о чем говорить, с чего начать, хотя мне ужасно хочется знать… А что, собственно, мне так хочется узнать?

– Вкусный кофе, – вежливо говорю я, когда молчание становится невыносимым.

– Спасибо. – Сара так же вежливо улыбается мне, потом вздыхает. – Лотти, я должна сказать тебе… – Она разводит руками. – Ты, наверное, не в курсе, что я и Бен… Бен и я…

– Теперь – в курсе. – Я слегка выделяю голосом первое слово.

– Мы были вместе очень недолго. Я приезжала навестить отца, а тут появился он, и мы… Нас словно закоротило, понимаешь? Все это и продолжалось-то недели полторы, не больше, так что ты, пожалуйста, не думай… – Сара ненадолго замолкает. – Я бы не хотела, чтобы вы…

– Я ничего такого не думала, – перебиваю я самым жизнерадостным тоном, на какой только способна. – Ничего, правда!..

– Вот и отлично. – Сара улыбается, демонстрируя превосходные зубы, которые на ее смуглом лице кажутся особенно белыми. – Это просто замечательно, что вы вернулись. Надеюсь, вас привели сюда только хорошие воспоминания?

– Да, разумеется. Когда-то мы оба были здесь очень счастливы.

– То лето было, наверное, самое лучшее. – Сара наливает кофе себе и делает из чашки крохотный глоток. – В тот год к нам приезжал Большой Билл. Ты его помнишь?

– Конечно, я помню Большого Билла. – Ко мне понемногу начинает возвращаться душевное равновесие. – И Пи́нки тоже.

– А двух Недов? Однажды, когда я была здесь, их обоих арестовали и посадили под замок. – Сара слегка улыбается при этом воспоминании. – Папе пришлось вносить за них залог.

– Я слышала об этой истории. – Разговор нравится мне все больше и больше, и я невольно сажусь прямее. – А ты помнишь, как прямо в заливе потерпела крушение и затонула рыболовная шхуна?

– Да, отличный был год! – Сара кивает. – Про шхуну мне папа рассказывал. И про пожар в пансионе тоже. В то лето вообще было много всяких событий и катастроф. Даже Бен, бедняга, ухитрился где-то подхватить грипп. Он действительно был очень болен; поначалу мы хотели отправить его в больницу, но потом ему стало лучше, так что все обошлось.

Она сказала – «грипп»?.. Я невольно настораживаюсь.

– Бен? – переспрашиваю я сдавленным голосом. – Заболел гриппом?

– Это было ужасно. – Сара подтягивает под себя стройную загорелую ногу и ставит ступню на сиденье. – Я очень за него беспокоилась. У него была очень высокая температура, он бредил, и мне пришлось сидеть с ним две или три ночи. Я пела ему песни Джони Митчелл[55], представляешь?

Сара смеется, но мне не до смеха. Честно говоря, я снова растерялась и не знаю, что делать. Так, значит, это Сара сидела с Беном, пока он болел, это она пела ему колыбельные?..

А он-то думает, что это была я!

И, как он говорил не один раз, именно тогда он «полюбил меня по-настоящему».

Но ведь с ним была не я, а Сара…

– Представляю, – говорю я как можно спокойнее. – В общем, ты молодец… Но, как сказал Артур, прошлое – это прошлое, и в прошлом оно должно остаться. Скажи лучше, сколько у вас сейчас жильцов?

Мне хочется уйти от скользкой темы, пока не вернулся Бен, но Сару не так-то просто отвлечь.

– В бреду Бен говорил очень смешные вещи, – произносит она задумчивым, «вспоминательным» тоном. – Например, ему вдруг загорелось покататься на водных лыжах. Я говорю: «Бен, ты болен! Тебе нужно лежать!», а он – ни в какую. Подавай ему водные лыжи – и все тут! А потом он стал говорить, что я – его ангел-хранитель. Он повторял это снова и снова, мол, я – его «ангел-хранитель».

– Кто здесь ангел-хранитель? Чей?.. – раздается позади нас бодрый голос Бена, который возвращается на веранду со стаканом в руке. – Твоему отцу позвонили, он сейчас поговорит и придет, – добавляет он для Сары. – Так чей ты ангел-хранитель?..

Мне становится почти физически плохо. Я чувствую, что должна немедленно прекратить этот разговор.

– Посмотри скорее на это старое оливковое дерево! – произношу я довольно громким, почти пронзительным тоном, но ни Бен, ни Сара меня не слышат.

– Разве ты не помнишь, Бен? – спрашивает она и заливисто смеется, запрокидывая назад голову. – Или ты забыл, как болел гриппом, а я сидела с тобой ночами напролет? Ты называл меня то ангелом-хранителем, то «сиделкой Сарой». – Она шутливо толкает его босой ногой. – Ну, вспомнил?.. Я еще пела тебе песни Джони Митчелл, и ты говорил, что у меня просто ангельский голос?

Бен застывает, словно на него напал столбняк. Он бросает быстрый взгляд в мою сторону, потом смотрит на Сару – и снова на меня.

– Но… – бормочет он растерянно. – Но ведь это была ты, Лотти, правда? Это ты сидела со мной, когда я болел!

Кровь бросается мне в лицо, щеки пылают, уши горят огнем. Что́ ему отвечать, я не знаю. И зачем только я говорила, будто это была я, зачем?!!

– Лотти?.. – удивленно переспрашивает Сара. – Но ее тогда здесь не было, она приехала позже. Это я нянчила тебя, как младенца, и, значит, это мне причитаются скаутские очки за все, что я сделала. Неужели ты действительно забыл, как я сидела с тобой до рассвета и прикладывала ко лбу лед, когда у тебя повышалась температура? Как ты мог, Бенни?! – добавляет она с шутливым упреком, и Бен машинально проводит рукой по лбу.

– Я не забыл, – говорит он, и в его голосе неожиданно звучит какое-то странное напряжение. – Господи, конечно, я не забыл! Я помнил эти ночи всю свою жизнь, просто… просто я кое-что перепутал. Все пятнадцать лет я думал, что это была… – Он с негодованием поворачивается ко мне: – …Ты, Лотти!

Меня трясет. Трясет с головы до пят. Я должна что-то сказать. Все ждут, пока я заговорю, но я не представляю, что тут можно сказать.

– Наверное, я… Я просто перепутала. С… с другим разом.

– С каким «другим разом»? – требовательно спрашивает Бен. – Я болел гриппом только один раз, и, похоже, что выхаживала меня вовсе не ты, а Сара. Ну, что скажешь? – Его голос звучит холодно и жестко, и я еще больше теряюсь.

– А в чем дело-то?.. – вступает Сара. Она только сейчас уловила нарастающее между нами напряжение, даже враждебность. – Разве это так важно?

– Еще как важно! – Бен с силой прижимает ко лбу сжатую в кулак руку. – Как ты не понимаешь! Это ты спасла меня, Сара! Это ты была моим ангелом-хранителем! А это значит, что все должно было быть… – Он не договаривает, но я догадываюсь, что хотел сказать Бен, и бросаю на него исполненный негодования взгляд. Что́ должно было быть иначе? И почему, собственно?.. Всего три минуты назад я была его ангелом-хранителем, и вот на́ тебе!.. Он намерен отправить меня в отставку и выбрать себе другого ангела. Но ведь так не делается. Нельзя менять ангела-хранителя только потому, что тебе так захотелось!

Увы, в глубине души я понимаю, что дело гораздо серьезнее, но пока не решаюсь себе в этом признаться.

– Ну, хватит вам! – Сара с улыбкой качает головой. – Бен, не заводись. Я же говорила, – добавляет она, поворачиваясь ко мне, – что Бен, когда бредил, болтал всякую ерунду об ангелах и всяком таком. Не сто́ит вспоминать об этом теперь и тем более придавать этому какое-то особое значение… – Сара слегка морщится, словно ей самой тоже хочется поскорее покончить с неприятным разговором. – Расскажите лучше, чем вы занимаетесь, где работаете. Ведь это так интересно – встречать старых знакомых и узнавать, кто кем стал, чего добился…

Бен бросает на меня еще один хмурый взгляд и делает большой глоток виски из своего бокала.

– Я выпускаю бумагу, – начинает он. – У меня своя фирма…

Пока Бен описывает свою бумажную компанию, я допиваю остывший кофе и пытаюсь унять дрожь в руках. Мне все еще не верится, что моя глупая ложь, которую я совершенно искренне считала вполне безобидной (а мне действительно казалось, что я могла забыть о болезни Бена), выплыла наружу и теперь грозит основательно подпортить наши отношения. Впрочем, точно так же я не могу поверить, что Бен воспринимает только что открывшиеся факты настолько серьезно. Ну, какая, в конце концов, разница, кто кого выхаживал во время болезни?! Это могла быть я, могла быть Сара, а могла быть какая-нибудь старая гречанка из ближайшей больницы – сухая, морщинистая, насквозь пропахшая душистым греческим табаком. Он что, и ее счел бы своим ангелом-хранителем и «полюбил на всю жизнь»?!

Я настолько глубоко погружаюсь в эти не слишком веселые размышления, что совершенно не слышу, о чем беседуют Бен и Сара, и прихожу в себя, только когда до моего слуха доносятся слова «уехать за границу». Их произносит Бен, и я, естественно, думаю, что речь идет о нашем плане поселиться во Франции.

Как бы не так!

– …Я тоже, – отвечает ему Сара. – Я бы тоже хотела отправиться куда-нибудь в тропики, совершить путешествие под парусом по островам Карибского моря. Правда, пока у меня не хватает денег – я ведь преподаю английский, а этим много не заработаешь, но деньги не проблема. Главное – решить, правда?

– Я давно мечтаю путешествовать в тропических морях, – оживленно кивает Бен. – Обожаю парусный спорт, это моя страсть. В ближайшие пару лет я планирую проводить как можно больше времени на моей яхте.

– А ты никогда не думал о том, чтобы пресечь Атлантику?

– Нет, но идея мне нравится. – У Бена вспыхивают глаза. – Нужно только собрать надежную команду. Тебя бы я включил в нее в первую очередь, если ты согласна.

– Конечно, согласна! Сначала – переход через Атлантику, а потом – круиз по Карибскому морю.

– Отличный план.

– Значит, договорились. – Они хлопают ладонью об ладонь и радостно смеются, а я чувствую себя несправедливо обойденной.

– А ты любишь ходить под парусом? – вежливо спрашивает меня Сара.

– Нет. Не особенно. – Я бросаю раздраженный взгляд на Бена. Мне он ничего не говорил о своем намерении пересечь Атлантический океан на парусной яхте, к тому же я не очень хорошо понимаю, как это сочетается с нашим планом купить ферму во Франции. А главное, я никак не возьму в толк, чему Бен так радуется. Мне хочется выяснить это как можно скорее, но только не при Саре. Что может быть пошлее семейного скандала? Только семейный скандал при посторонних.

И внезапно я начинаю жалеть, что мы вообще сюда приехали. Артур был прав, когда говорил – никогда не возвращайтесь туда, где вам было хорошо.

– Я слышала, вы продали пансион? – спрашиваю я у Сары.

– Да. – Она кивает. – Жаль, конечно, но тут уж ничего не поделаешь. Хорошие времена закончились. С появлением студенческой гостиницы наш бизнес стал разваливаться. Теперь ее владельцы купили нашу землю, чтобы построить еще один корпус.

– Сволочи! – злобно шипит Бен.

– Не могу не согласиться, но… Откровенно говоря, после того пожара мы так до конца и не оправились. До сих пор удивляюсь, как папа ухитрялся так долго сводить концы с концами.

– Да, пожар был ужасный, – поспешно вставляю я. Наконец-то речь заходит о чем-то хорошо мне известном. Кроме того, я надеюсь, что кто-нибудь упомянет и о том, как я проявила находчивость и спасла множество жизней. Увы, Сара всего лишь кивает в знак согласия.

– Насколько я знаю, все случилось из-за неисправной электроплиты, не так ли? – спрашивает Бен.

– О, нет! – Сара отрицательно качает головой, и ее серьги чуть слышно позвякивают. – Сначала все так и думали, но потом появилась другая версия. Говорили, что какой-то дурак оставил без присмотра горящие свечи. Ароматические свечи в спальне, – уточняет она и глядит на часы. – О, прошу прощения, я оставила в духовке запеканку. Пора ее доставать.

Она быстро уходит. Бен провожает ее взглядом, потом залпом допивает свой скотч и поворачивается ко мне.

– Что случилось? – Бен хмурится. – Что с тобой, Лотти, ты такая бледная! Все в порядке?

Ничего не в порядке, хочется сказать мне. Я чувствую себя раздавленной, разбитой, уничтоженной. Открывшаяся мне правда столь ужасна, что я не в силах ее принять.

– Это я… – шепчу я, с трудом превозмогая дурноту.

– В каком смысле – ты? – удивленно переспрашивает Бен. Он ничего не понимает.

– Я всегда держала в спальне ароматические свечи, – яростно шиплю я. Яростно – потому что мне очень плохо. – Ну, помнишь? Должно быть, однажды я забыла их потушить и… В пансионе больше ни у кого не было ароматических свечей, только у меня, а значит… значит, пожар случился по моей вине!

Я произношу страшные слова вслух, но легче мне не становится. Потрясение, растерянность, горе овладевают мною целиком. Мой триумф, победа, которой я так гордилась, обратились в прах, в ничто. Хуже того, я столько лет считала себя отважной героиней, но на самом деле – я была преступницей, беспечной и безответственной дурочкой, из-за которой могло погибнуть столько людей!

В это мгновение мне ужасно хочется, чтобы Бен обнял меня, утешил, сказал какие-то слова или спросил о чем-то. Мне хочется, чтобы он сделал хоть что-нибудь, но, похоже, мои переживания нисколько его не трогают.

– Это же было черт знает когда, – говорит он небрежно. – Теперь это уже неважно.

– Как это – неважно?! – Я изумленно таращусь на него. – Как – неважно?! Это важно, и еще это… ужасно. Я испортила всем отдых. Я испортила Артуру бизнес. Люди могли сгореть заживо из-за того, что я…

Тяжкий груз вины мешает мне говорить. Слезы наворачиваются на глаза, и лицо Бена расплывается и дрожит. Как он не поймет, что для меня сейчас рушится весь мой мир? Все эти пятнадцать лет я дорожила памятью о той ночи, когда, взяв на себя ответственность, я сумела спасти людей, и только теперь мне стало ясно, как глубоко я заблуждалась. Да, я спасла от смерти нескольких постояльцев пансиона, но ведь если бы не моя небрежность, никакая опасность им бы вовсе не грозила. Я забыла потушить свечи – и едва не стала убийцей. Я могла погубить два десятка человек, и то, что в итоге я их все-таки спасла, мало что меняет. Лично для меня самое страшное заключается в том, что я оказалась вовсе не такой, какой сама себя считала все это время. Я – другая. Я – глупая, самонадеянная, беспечная идиотка, с которой просто опасно иметь дело.

Внезапно я громко всхлипываю. Одно мгновение – и все пошло прахом. Мое прошлое оказалось не таким, как я думала. Мое настоящее тоже вот-вот рухнет, как дом, построенный на песке.

– Как ты думаешь, – шепчу я, – должна я им все рассказать, признаться?

– Ради бога, Лотти, не говори ерунды. – Бен досадливо морщится. – Кому нужны твои признания сейчас? Забудь. Все это было пятнадцать лет назад. Никто не погиб, никто не пострадал, а значит, всем, по большому счету, наплевать, из-за чего начался пожар.

– Мне не наплевать! – возражаю я, хотя для этого требуется все мое мужество.

– Да ладно, перестань… Честно говоря, я уже по горло сыт твоими рассказами об этом пожаре. Ты вспоминаешь о нем постоянно, к месту и не к месту.

– Неправда!

– Нет, правда.

Он говорит это так спокойно, что во мне словно срывает какой-то клапан.

– Зато ты все время болтаешь о каком-то плавании под парусами! – почти кричу я. – Хотя раньше ты об этом даже не упоминал. Откуда только что берется?!

Несколько мгновений мы смотрим друг на друга – довольно злобно и вместе с тем нерешительно, словно борцы, которые готовятся к схватке, но не уверены в правилах. Наконец Бен пускает пробный шар:

– Я вообще не знаю, как теперь верить тому, что́ ты говоришь, – произносит он с ноткой брезгливости в голосе.

– Что-о?!! – ахаю я.

– А то… Ты утверждала, что это ты сидела со мной, когда я был болен, а оказалось… – Он пожимает плечами. – Зачем ты это сделала, Лотти?

– Я… забыла. Извини, ладно?

Брезгливое выражение на его лице не смягчается ни на йоту. Вот лицемерный моралист! Ну, ладно, сейчас ты у меня получишь!..

И я бросаюсь в контратаку.

– Ну ладно, – говорю я, – раз уж мы решили говорить друг другу правду, объясни, пожалуйста, как ты собираешься пересечь Атлантику, а потом еще несколько месяцев плавать по Карибскому морю, если мы с тобой решили поселиться во Франции?

– Мы ничего не решали, – нетерпеливо бросает он. – Мы просто обсуждали такую возможность. Это был всего лишь один из вариантов, не самый худший, но и не самый лучший. Может быть, мы переедем во Францию, а может… сделаем что-то другое.

– Как это – «один из вариантов»? – Я смотрю на него с ужасом. – Это был план, совершенно конкретный план! Я надеялась… рассчитывала… строила свою жизнь, а ты!..

– Все в порядке? – Сара снова появляется на веранде, и Бен тотчас включает свою очаровательную, озорную улыбку.

– Все отлично! – говорит он таким тоном, будто ничего не случилось. – Мы прекрасно проводим время.

– Еще кофе? Или виски?

Я не могу ничего ответить – мой язык мне не повинуется. Только что мне открылась еще одна ужасная истина – я связала свою жизнь с мужчиной, который способен непринужденно улыбаться другой женщине, словно меня и нет рядом; с мужчиной, который казался самым близким, но за считаные минуты вдруг превратился в кого-то незнакомого, чужого, холодного, как гостевая спальня в доме дальних знакомых. Проходит еще несколько секунд, и мне становится совершенно ясно, что я его совершенно не знаю, не понимаю его мыслей и мотивов. А хуже всего то, что он мне не очень-то нравится.

Мне не нравится мой собственный муж!

Эти слова, хоть и не произнесенные вслух, отдаются в моих ушах похоронным звоном. Похоже, я совершила огромную и ужасную ошибку. Как и всегда в сложных ситуациях, я по привычке вспоминаю Флисс, хотя мне абсолютно ясно, что я никогда, никогда не смогу признаться ей в том, что сделала глупость. Придется мне оставаться женой Бена и до конца жизни притворяться, будто у нас все о’кей. Признаться, что между нами не все благополучно, мне слишком стыдно, и я знаю, что ни за что этого не сделаю. Что ж, значит, такова моя судьба, думаю я на удивление спокойно. Я вышла замуж не за того человека, и теперь мне остается только терпеть. Другого выхода просто нет.

– …Отличное место для медового месяца, – слышу я голос Сары, которая садится за стол вместе с нами. – Надеюсь, вам там нравится? – По-видимому, речь идет о нашем отеле, поскольку Бен отвечает довольно-таки саркастическим тоном:

– Ужасно нравится, ага… Отличное место. Просто супер.

Он бросает на меня недовольный взгляд, и я тут же ощетиниваюсь:

– Что ты хочешь сказать?

– Только то, что мы лишены возможности заниматься тем, чем обычно занимаются люди в медовый месяц, – говорит он холодно.

– Но я-то в этом не виновата! – возражаю я.

– Сегодня утром у нас была возможность побыть наедине, но ты сказала, что нужно подождать еще.

– Да, но я хотела сделать это в бухте, на нашем месте! И, между прочим, ты со мной согласился.

Я вижу, что Сара чувствует себя довольно неловко, но остановиться не могу. В эти минуты я готова выплеснуть на Бена все свое раздражение и разочарование.

– Ну да, предлог всегда найдется! – насмешливо замечает он.

– Я не ищу предлогов, и ты отлично это знаешь! – сердито кричу я. – Или ты думаешь, я не хочу… сделать это как можно скорей?

– Честно говоря, я даже не знаю, что́ думать! – яростно парирует Бен. Похоже, он тоже не на шутку разозлился. – Но факт остается фактом: мы женаты уже почти трое суток, но за это время мы ни разу не переспали. Вот только тебя это, похоже, нисколько не беспокоит! Ты другим занята – небось все вычисляешь да подсчитываешь!

Его слова кажутся мне такими несправедливыми и обидными, что я не обращаю внимания на его последнюю фразу.

– Меня беспокоит! – кричу я. – Очень беспокоит!

– Эй, постойте-ка… – вмешивается Сара, удивленно косясь то на Бена, то на меня. – Уж не хотите ли вы сказать, что вы до сих пор…

– Да! То есть нет. У нас просто не было такой возможности, – сквозь зубы цедит Бен.

– Вау! – Сара недоверчиво качает головой. – Для медового месяца это довольно, гм-м… необычно.

– Вот и я о том же, – замечает Бен.

– Когда мы приехали, – пытаюсь объяснить я, – наш номер оказался не готов. Дежурный администратор предложил нам спуститься в бар и выпить за счет отеля, пока коридорная служба все исправит. Ну, Бен и напился, и был уже ни на что не способен – я еле дотащила его до спальни. На следующий день нас буквально по пятам преследовали три личных официанта – просто не давали нам шагу ступить без надзора. Вечером мы выиграли на Конкурсе молодых пар сеанс супружеского массажа, но массажистки использовали арахисовое масло, а у меня на него аллергия…

– В общем, кошмар! – добавляет Бен, и на этот раз я с ним полностью согласна.

– Кошмар, – подтверждаю я с чувством. После этого мы оба некоторое время мрачно молчим. Настроение у нас по-прежнему скверное, но сил на то, чтобы ругаться, почти не осталось.

– Ну что же, – говорит Сара после небольшой паузы и подмигивает нам обоим. – В пансионе полно свободных комнат. Кровати есть. Белье я вам найду. И презервативы тоже.

– Ты это серьезно? – Бен поднимает голову. – Неужели здесь действительно есть большая двуспальная кровать и мы можем ею воспользоваться? – Он с шумом выдыхает воздух. – Ты даже не представляешь, как нам обоим хотелось услышать эти слова!

Сара улыбается.

– Свободных кроватей сколько угодно. Я же говорила – пансион заселен едва ли наполовину.

– Отлично! Превосходно! – Настроение у Бена стремительно поднимается. – Можно сделать это прямо здесь, в пансионе, где мы впервые встретились. Это будет, гм-м… символично. Идемте, миссис Парр, позвольте доставить вам удовольствие.

– Обещаю, что не буду подслушивать, – смеется Сара.

– Ты даже можешь к нам присоединиться, – отвечает Бен и быстро добавляет специально для меня: – Шутка, дорогая. Я просто шучу.

Он протягивает мне согнутую руку, чтобы я могла на нее опереться. Лицо у него снова становится таким же привлекательным и милым, как в тот день, когда я впервые увидела его после пятнадцатилетнего перерыва, но… но никакого волнения я не испытываю. Волшебство выдохлось, искра погасла, и я остаюсь неподвижно сидеть за столом.

– Ну, идем? – говорит Бен, но я не отвечаю. Неловкая пауза длится и длится, мы оба молчим, но в голове у меня бушует самый настоящий шторм. Что мне делать? Как быть? Чего я хочу на самом деле?

– Даже… не знаю… – бормочу я, и Бен резко втягивает воздух.

– Ты не знаешь? – судя по голосу, его терпению вот-вот придет конец. – Не знаешь?

– Я… я… мне нужно пройтись.

Я резко встаю, едва не роняя стул, и покидаю веранду, прежде чем Бен успевает сказать что-то еще.

* * *

Я огибаю пансион, направляясь к высокому, поросшему кустарником холму. Отсюда уже видна студенческая гостиница – уродливая коробка из бетона и стекла, стоящая на крошечной площадке, где пятнадцать лет назад ребята из пансиона гоняли мяч. Я решительно прохожу мимо и, перевалив через вершину холма, начинаю спускаться с другой стороны, пока гостиница снова не исчезает из глаз. С каждым шагом я ухожу все дальше и дальше от берега. Со всех сторон к тропинке подступают оливковые рощи, заросли кустов и покрытые сухой, пожелтевшей травой поляны. Потом я набредаю на развалины, которые смутно помню по прежним временам. Как и на пляже, здесь полно мусора: жестянки, пакеты, пластиковые бутылки, картонки от пиццы, дочиста обглоданные муравьями рыбьи кости и прочая дрянь. Я смотрю на все это и чувствую, как в моей груди растет ненависть к тем, кто устроил здесь свалку. Под влиянием минутного импульса я бросаюсь собирать мусор: обходя небольшую полянку, я подбираю разбросанные по ней банки и бутылки. Никаких мусорных контейнеров здесь, конечно, нет и в помине, и я сваливаю все, что попадает мне под руку, у подножия большого камня. Уж если я превратила в помойку собственную жизнь, думаю я, так хотя бы расчищу этот небольшой участочек земли!

Закончив работу, я сажусь на камень и долго смотрю в пространство. На полянке я навела относительный порядок, но разбираться в собственных мыслях у меня нет никакого желания: уж больно они запутанные и пугающие. Солнце палит вовсю, откуда-то издалека доносится тонкое блеяние коз. Этот звук заставляет меня улыбнуться. Кое-что все-таки не изменилось!

Еще какое-то время спустя я слышу неподалеку громкое пыхтение и поворачиваю голову. На гору карабкается полная блондинка в розовом сарафане. Заметив меня на камне, она улыбается и направляется прямо ко мне.

– Привет, – говорит она. – Можно мне?..

– Садитесь.

– Жарко сегодня… – Она вытирает пот со лба тыльной стороной ладони.

– Очень.

– Вы тоже хотели посмотреть древние развалины?

– Нет. – Отвечая так, я почему-то чувствую себя виноватой в чем-то. – Я просто… гуляю. Мы с мужем приехали сюда, чтобы провести медовый месяц, – поясняю я зачем-то.

Когда я отдыхала здесь пятнадцать лет назад, кто-то из соседей по пансиону действительно упоминал о каких-то античных руинах. Мы всё хотели как-нибудь пойти и посмотреть, что там такое, но так и не собрались. Да и то сказать – у всех нас хватало тогда более важных дел.

– У нас тоже медовый месяц. – Блондинка радостно улыбается. – Вообще-то, мы остановились в «Аполине», но муж притащил меня сюда, чтобы показать эти развалины. Правда, подъем оказался слишком трудным, и я сказала, что немного отдохну, а потом его догоню. Вы, кстати, его не видели?.. – Блондинка достает бутылку минеральной воды и делает несколько жадных глотков прямо из горлышка. – Он у меня такой, любит рассматривать всякие древности, – добавляет она, отдышавшись. – В прошлом году, еще до свадьбы, мы ездили отдыхать в Таиланд, так он чуть не каждый день водил меня по местным храмам. Я чуть концы не отдала – так это было утомительно, а главное, везде одно и то же… А потом я так ему и сказала – не желаю, мол, больше любоваться здешними достопримечательностями и расширять кругозор, хочу просто валяться на берегу и купаться. По-моему, нет ничего плохого в том, что мне хочется отдохнуть и загореть как следует. А вы как считаете?

– Совершенно с вами согласна. Когда мы с моим мужем были в Италии, он не вылезал из соборов, капелл, базилик и прочего, – зачем-то вру я.

– Как я вас понимаю! – Блондинка закатывает глаза. – По пути на Иконос мы ненадолго заезжали в Венецию – надо же было отметиться. Так за неделю он обошел, наверное, все венецианские церкви, а их там полно! В конце концов я даже спросила: ему что, мало церквей в Англии? Не понимаю, почему интерес к архитектуре просыпается у него, только когда мы едем куда-нибудь отдыхать!

– Именно так я и сказала Ричарду, – подхватываю я. – Слово в слово!

– Моего мужа тоже зовут Ричард! – смеется блондинка. – Забавное совпадение, правда? А как его фамилия? Может, они и однофамильцы тоже?

Она смеется, а я смотрю на нее во все глаза, потрясенная тем, что́ я только что сказала. Почему я вдруг упомянула Ричарда? Почему я сказала «Ричард», а не «Бен»?.. Что со мной такое творится?

– Вообще-то… – Я с силой тру лоб, пытаясь взять себя в руки. – Вообще-то, моего мужа зовут не Ричард.

– Да? – Блондинка глядит на меня с внезапным подозрением. Похоже, она принимает меня за сумасшедшую. – Но мне послышалось… – Она пристальнее всматривается в мое лицо. – С вами все в порядке? Может, вы перегрелись – все-таки солнце очень печет.

Нет, я не перегрелась, думаю я, но со мной определенно что-то не так. Непрошеные слезы катятся по моим щекам, я утираю их как могу и пытаюсь улыбнуться.

– Извините, – говорю я, – просто я недавно рассталась с бойфрендом и… и до сих пор не могу прийти в себя.

– С бойфрендом? – переспрашивает блондинка. – Но ведь вы только что сказали, что приехали сюда с мужем!

– Так и есть. – Я всхлипываю. – Я здесь с мужем, и у нас – медовый месяц.

И я начинаю плакать по-настоящему – горько, самозабвенно, как умеют плакать только дети.

– А которого из них зовут Ричард? – осторожно интересуется моя новая знакомая.

– Бойфренда! – выкрикиваю я с горечью. – Ричард… он мне не муж, понимаешь?! Он так и не сделал мне предложение. Он так и не сделал мне-е-е-е!..

– Наверное, вам лучше побыть одной. Я вас, пожалуй, оставлю… – окончательно пугается блондинка и, спрыгнув на землю, исчезает среди кустов, а я сижу на камне и реву, как школьница. Мне ужасно хочется домой. И еще мне ужасно хочется увидеть Ричарда. Когда мы расстались, он забрал с собой кусочек моего сердца. Поначалу я этого не чувствовала – слишком сильна была моя обида, но теперь… Все-таки Ричард очень сильно меня ранил, и дело вовсе не в уязвленном самолюбии. Я буквально содрогаюсь от острой душевной боли, и эта рана еще не скоро затянется. Может быть – никогда, но сейчас я не в состоянии об этом думать. Мне просто плохо без Ричарда. Я тоскую по нему, я скучаю, и… и мне его ужасно не хватает.

Да, мне не хватает его чувства юмора и здравого смысла. А еще мне снова хочется ощутить его рядом с собой в постели. Как было бы здорово оказаться с ним на какой-нибудь вечеринке, чтобы, случайно перехватив его взгляд, догадаться: мы с ним думаем об одном и том же. Мне не хватает даже его запаха, потому что от Ричарда пахнет, как должно пахнуть от настоящего мужчины. Мне не хватает его голоса, его поцелуев, даже его брошенных где попало маек и носков, но… но я замужем за другим.

Одной только этой мысли оказывается достаточно, чтобы я начала всхлипывать с новой силой. И зачем я только вышла за Бена? О чем я думала?! Нет, я знаю, что он очень сексуальный, красивый и обаятельный – этого у него не отнимешь, но почему-то меня это больше не волнует. То есть хорошо, конечно, когда твой муж – сексуальный и привлекательный, но это не главное. Совершенно не главное – теперь я это понимаю.

Не знаю я только одного: как мне теперь быть?

Я еще долго сижу на камне, закрыв лицо руками. Понемногу мое дыхание становится ровнее, но я далеко не спокойна. Я кручу на пальце обручальное кольцо и думаю о том, какого дурака я сваляла. В жизни мне приходилось ошибаться, но такой глупости – да еще с такими последствиями – я не совершала еще никогда.

И исправить уже ничего нельзя, подсказывает мне разум. Выхода нет, и виновата в этом только я сама.

Горячее греческое солнце продолжает ярко светить с безоблачного неба, и я машинально думаю о том, что мне следовало бы спрятаться в тень, пока в довершение всего со мной не случился солнечный удар. Но я просто не могу заставить себя пошевелиться. Про себя я твердо решила, что не слезу с этого камня, пока окончательно не разберусь со своими мыслями и чувствами.

Я знаю, что обязана найти выход.

* * *

Проходит почти час, когда я наконец спрыгиваю с нагревшегося валуна, наскоро отряхиваюсь и быстрым шагом направляюсь обратно в пансион. Про себя я отмечаю, что Бен не пошел меня искать, хотя я отсутствовала довольно долго, но меня это почти не волнует. Нужно что-то решить, на что-то решиться – вот о чем я сейчас думаю.

Я замечаю их раньше, чем они меня. Бен и Сара по-прежнему сидят на веранде, но если раньше их разделял стол, то теперь они оказались рядом. Бен положил руку на плечо Сары и слегка поигрывает проймой ее тоненькой полосатой майки. Смысл происходящего столь очевиден, что мне хочется завопить во весь голос, но вместо этого я бесшумно, как кошка, крадусь вперед, стараясь, чтобы меня не увидели.

Поцелуйтесь, мысленно прошу я их. Поцелуйтесь! Сделайте так, чтобы я удостоверилась в том, что и так знаю!

Вот я уже у са́мого ограждения веранды. Здесь я останавливаюсь и замираю, почти не дыша. Я смотрю на Бена и Сару и думаю о том, что примерно так же выглядели мы с Беном несколько дней назад, когда встретились в ресторане. Тогда мы вспоминали нашу юношескую любовь, и сейчас то же самое происходит на моих глазах. Можно подумать, я подглядываю за собой. Ощущение, надо признаться, довольно странное, зато я хорошо понимаю, что происходит и что чувствуют эти двое. Они просто не могут удержаться. Магия гормонов столь сильна, что я почти вижу обволакивающее Бена и Сару жаркое облако желания. Сара смеется каким-то словам Бена, который принимается играть с ее волосами. Оба выглядят настолько парочкой, что…

«Хьюстон», на грунте…»[56]

Их губы плотно смыкаются. Руки Бена ныряют под майку Сары и поднимаются все выше. Прежде, чем дело успевает зайти слишком далеко, я появляюсь из своего укрытия и решительно поднимаюсь на веранду, чувствуя себя как опоздавшая с выходом героиня «мыльной оперы».

– Что ты делаешь, Бен? Как ты можешь?!! – выкрикивая эти слова, я чувствую стоящую за ними неподдельную муку и страдание. В самом деле, как он мог привести меня сюда – на то место, где он был увлечен другой женщиной? Как он мог не сказать мне ни слова об этом увлечении? Я уверена – Бен знал, что Сара будет здесь, точнее, надеялся здесь ее застать. И точно так же он знал – не мог не знать! – что сто́ит им увидеть друг друга, как их юношеская страсть вспыхнет вновь. Неужели он все рассчитал? Неужели сделал все это намеренно?

По крайней мере, мне удалось их здорово напугать. Оба отскакивают друг от друга как ошпаренные, причем Бен больно стукается голенью о скамью и вполголоса бранится.

– Бен, нам нужно поговорить, – говорю я холодно.

– Д-да… – Он глядит на меня так, словно я испортила лучшие минуты в его жизни. – Нужно! – шипит он, и Сара предусмотрительно исчезает в доме.

Я сажусь за стол напротив Бена.

– Итак, – говорю я, глядя через перила на сверкающую голубую гладь моря, – ничего у нас с тобой не получается. – Я стараюсь говорить спокойно, хотя каждая клеточка моего тела ноет и болит. – К тому же ты, кажется, нашел себе другую…

– Да будет тебе!.. – раздраженно отзывается он. – Один поцелуй, вполне невинный, между прочим…

– У нас, вообще-то, медовый месяц, – напоминаю я.

– Вот именно! – яростно бросает он. – Чертов медовый месяц, который никак не может начаться! У нас был один шанс сегодня утром, но ты меня оттолкнула. Что прикажешь мне после этого делать? Я же все-таки мужчина, а не бревно бесчувственное!

– Я тебя не отталкивала, – машинально парирую я и тут же понимаю, что Бен прав: утром я действительно его оттолкнула. – О’кей, извини, – поправляюсь я. – Но ведь я объяснила, почему я это сделала, и ты согласился подождать до нашего места.

В этот момент меня посещает новое озарение. Я ничем не лучше Бена. Утром я солгала, потому что не хотела быть с ним. Я хотела быть с Ричардом, потому что он и есть тот единственный мужчина, которого я люблю. До сих пор люблю. Где ты, Ричард?.. Увы, я никогда больше его не увижу, и от этого мне снова хочется заплакать.

– Собственно говоря, сейчас речь не о том, – говорю я и часто моргаю, стараясь сдержать новое наводнение. – Речь не о нашем медовом месяце, а о нашем браке. Я думаю, мы оба слишком поторопились. Я думаю… – Я с трудом перевожу дыхание. – В общем, мне кажется – мы оба совершили ошибку. Я, конечно, виновата больше, – поспешно добавляю я, стараясь быть объективной. – Видишь ли, незадолго до нашей встречи я рассталась со своим бойфрендом, и… В общем, я была слишком взвинчена и не отдавала себе отчета в своих поступках. Я поторопилась, и вот… – Я развожу руками. – Извини.

– Нет, – тут же говорит Бен. – Я виноват больше.

На протяжение нескольких секунд я пытаюсь осмыслить его слова. Значит, мы оба считаем, что поступили неправильно? Я вновь чувствую себя жалкой неудачницей, которая не может сделать ни одного шага, чтобы не совершить грубой ошибки, и сознание этого тяжким грузом ложится на мою душу. И в то же время я испытываю огромное облегчение оттого, что раз мы оба так думаем, значит, что-то еще можно поправить. А ведь Флисс была права, приходит мне на ум новая мысль, и я невольно морщусь. Об этом мне сейчас думать совсем не хочется.

– Я не хочу жить во Франции, – внезапно заявляет Бен. – На самом деле я ненавижу эту гребаную страну. Напрасно я позволил тебе думать, будто она мне нравится.

– А мне не следовало слишком давить на тебя с переездом туда, – говорю я, ибо сейчас мне хочется быть справедливой и великодушной. – И с этой супружеской викториной тоже… – добавляю я.

– Я не должен был напиваться в ту первую ночь.

– А я не должна была отказываться, когда Сара предложила нам подняться наверх, – говорю я. – Это вышло… грубо. Извини.

– Ничего страшного. К тому же здешние кровати ужасно скрипят.

– Значит… между нами все кончено? – Эти слова даются мне с невероятным трудом. – Мы все выяснили и никто ни на кого не обижается?

– Пожалуй. – Бен выглядит совершенно спокойным. – Кстати, наш развод может стать самым быстрым… Не знаю, как насчет всего мира, но национальный рекорд мы точно поставим.

– Может, сказать Георгиосу, чтобы он оставил эту свою затею с памятным фотоальбомом? – Я усмехаюсь, хотя это все еще смех сквозь слезы.

– А как насчет завтрашнего вечера караоке для молодоженов? Мы будем в нем участвовать или?..

– Мы выиграли Конкурс молодых пар, – напоминаю я. – Может быть, объявим о нашем разводе на церемонии вручения памятных подарков?

Наши взгляды скрещиваются, и в следующую секунду мы оба начинаем истерически хихикать.

Впрочем, что еще нам остается? Только смеяться.

Когда мы немного успокаиваемся, я внимательно смотрю на Бена – на своего уже почти бывшего мужа.

– Скажи, наш брак… неужели он с самого начала был для тебя чем-то… ненастоящим?

– Даже не знаю. – Бен кривит лицо, словно у него внезапно разболелся зуб. – Понимаешь, в последние несколько лет в моей жизни почти не было ничего такого, что я мог бы считать настоящим. Смерть отца, необходимость оставить мечты об артистической карьере и взять на себя управление компанией – все это сильно на меня подействовало. Я думаю, мне нужно разобраться с собой, со своей жизнью, и выяснить, чего же я хочу на самом деле. Тогда я, возможно, перестану совершать ошибку за ошибкой.

– Боюсь, для меня этот брак тоже не был взаправдашним, реальным, – говорю я в приливе откровенности. – Скорее это была причуда, фантазия, каприз. Понимаешь, мне было очень плохо, и тут появился ты… красивый, сексуальный, почти такой же, как пятнадцать лет назад.

Говоря так, я нисколько ему не льщу, не пытаюсь подсластить пилюлю. Загорелый, поджарый, гибкий, Бен и правда очень хорош, однако сейчас я смотрю на него несколько иными глазами, и мне кажется – он что-то утратил, лишился части своего прежнего обаяния. Теперь мне чудится в нем что-то искусственное. Ну, это как сравнивать апельсиновую шипучку со свежевыжатым соком… Вроде бы шипучка такая же оранжевая, и пахнет апельсином, и утоляет жажду, вот только после нее на языке остается горьковатое послевкусие. Горьковатое и не слишком приятное.

– Ну, что будем делать?.. – Мне больше не хочется смеяться. Впрочем, мой гнев тоже остыл, и я чувствую спокойствие и отрешенность, словно наблюдаю за происходящим со стороны, а не являюсь непосредственной – и заинтересованной – участницей событий. Мой брак, похоже, прекратил свое существование, даже не начавшись толком, к тому же мы с Беном так и не успели переспать друг с другом. На что это похоже, спрашивается? И почему Судьба обошлась с нами так несправедливо? Быть может, мы с Беном не такие уж хорошие люди, но мне все равно кажется, что мы не заслужили ничего подобного. Но факт остается фактом: наш медовый месяц с самого начала обернулся форменной катастрофой, словно Кто-то там, Наверху, не хотел, чтобы мы оставались вместе и были мужем и женой.

– Не знаю. Наверное, раз уж мы все равно здесь, нужно отдыхать до конца. Представь, что мы оба в отпуске… – Бен глядит на экран своего мобильного телефона, который он только что достал из кармана. – К тому же я все равно не могу уехать, пока не встречусь с Юрием Жернаковым. Он ведь специально приплыл сюда на своей яхте, чтобы увидеться со мной.

– Да ты, оказывается, важная шишка, Бен! – Я шучу, но истина состоит в том, что я действительно потрясена. Всемирно известный мультимиллиардер и олигарх специально прибыл на Иконос, чтобы увидеть моего Бена! Стоп, поправочка… уже не моего.

– А то!.. – Бен, похоже, тоже слегка воспрял. – Пожалуй, я все-таки продам ему компанию. Это вполне логично… учитывая обстоятельства. Лоркан, правда, считает, что я не должен этого делать ни в коем случае, – добавляет он, мстительно прищурившись, – но его мнение – всего лишь еще одна причина уступить Жернакову.

Его лицо искажается уже знакомой мне раздраженной гримасой. Я знаю – Бен считает Лоркана человеком, который стремится держать всё под своим контролем, хитрым и циничным манипулятором и интриганом. Как-то он проговорился, что Лоркан отвратительно играет в настольный теннис, и в его устах это прозвучало, как последняя степень морального падения. Мне не очень хочется выслушивать все это еще раз, поэтому я спешу отвлечь Бена от Лоркана.

– То есть ты продашь фирму, получишь деньги и совсем не будешь работать? Никогда-никогда? – Почему-то мне не слишком нравится подобная идея, но кого волнует, что я думаю? Ведь я теперь уже почти что бывшая жена!

– Почему не буду? – Бен выглядит слегка уязвленным. – Юрий обещал, что я стану его специальным бизнес-консультантом. Возможно, мы даже запустим несколько совместных экспериментальных проектов, чтобы проверить кое-какие свежие идеи. Юрий – отличный парень, Лотти. Кстати, хочешь посмотреть его яхту?

– Конечно, хочу! – Я решаю пользоваться преимуществами своего положения, пока я все еще жена Бена. Потом мне в голову приходит еще одна мысль: – Ну а что ты намерен делать дальше? Будешь встречаться с этой своей… старой любовью? – Движением головы я показываю на дверь, куда скрылась Сара, и на лице Бена появляется покаянное выражение.

– Даже не знаю, что со мной случилось. Ты извини, ладно?.. – Он качает головой. – Я просто… Мне вдруг показалось, будто нам с Сарой снова по восемнадцать. В одно мгновение я вдруг вспомнил, как все когда-то было, ну и…

– Ничего, я понимаю. Нет, правда – понимаю. То же самое происходило и у нас с тобой, помнишь? – добавляю я, а сама думаю: сколько же неприятностей случилось только потому, что каждый из нас встретил свою первую любовь. Нет, решаю я, ни в коем случае нельзя видеться с теми, кого ты когда-то любил, особенно в юности, когда впечатления так остры и новы. Пожалуй, стоило бы даже запретить подобные встречи законодательно. Раз уж расстался со своей первой любовью – все, конец. Больше никаких встреч, никаких свиданий. А чтобы предотвратить случайные встречи, один из любовников обязан эмигрировать.

– Да мне, в общем, все равно, что́ вы с Сарой будете делать, – говорю я. – Отдыхай, развлекайся на всю катушку. Я и слова не скажу.

– Ты это серьезно? – Бен удивленно глядит на меня. – Но ведь мы с тобой… вроде как женаты!

У меня, конечно, много недостатков, но я не лицемерка и не ханжа.

– На бумаге, – говорю я. – Мы женаты только на бумаге, Бен. Да, мы подписали официальные регистрационные бланки и обменялись кольцами, но настоящими мужем и женой мы так и не стали. Мы поженились под влиянием минутного каприза, ни один из нас не принял это решение сознательно. – Я глубоко вздыхаю. – Мы с тобой даже не встречались толком, так что ты… ты ничем мне не обязан.

– Ты – потрясающая женщина, Лотти! – Бен смотрит на меня с восхищением и недоверием. – Умная, современная, умеющая широко и непредвзято мыслить.

– Ну, тебе виднее.

Откровенно говоря, я не в особом восторге от его комплимента, но показывать это мне не хочется.

Некоторое время мы оба молчим. Мне не хочется выглядеть слабой, поэтому я еще как-то держусь, хотя настроение у меня далеко не самое бодрое. Мои надежды разбиты, будущее не ясно, поэтому сейчас мне больше всего хочется уткнуться в чье-то сильное плечо и завыть. Бен только что назвал меня умной, и при этом, я думаю, говорил вполне искренне, но я-то знаю, что это далеко не так. Все, что я делала, – все оказалось неправильным. С Ричардом я порвала. Моему браку пришел конец. И тот, давний пожар тоже начался по моей вине. Кто я после этого, как не жалкая неудачница?..

И я продолжаю молчать, потому что слов у меня просто нет. Все тело сводит каким-то болезненным напряжением, больше похожим на судорогу, в голове клубятся мрачные бесформенные, похожие на косматые тучи мысли, сквозь которые лишь изредка пробиваются робкие лучики света. Как они ни слабы, они все же освещают мне вполне определенный путь. Ни о чем конкретном пока нет и речи, и все-таки я чувствую, как во мне созревает некое решение. Дело в том, что…

Дело в том, что Бен действительно очень сексуальный. И в постели он тоже неплох – я в этом ни секунды не сомневаюсь, хотя мне и приходится полагаться исключительно на впечатления пятнадцатилетней давности. Что касается меня, то я в полном отчаянии, я погрузилась на самое дно; глубже падать уже некуда, и поэтому… Да черт побери, что я теряю?! Быть может, близость с ним поможет мне хотя бы на короткое время забыть о моей главной неудаче, с которой начались все мои беды, – о том, как я по небрежности и легкомыслию едва не угробила два десятка ни в чем не повинных сверстников-студентов?

Бен тоже молчит. Взгляд его устремлен на оливковую рощу за ограждением веранды; я не вижу его глаз и не могу догадаться, о чем он думает. Внезапно он поворачивается ко мне, и по выражению его лица я сразу понимаю, что Бен снова что-то задумал.

– Слушай, у меня тут появилась одна новая идея! – говорит он.

– Вообще-то, у меня тоже, – отвечаю я.

– Перепихнемся в первый и последний раз? Тряхнем, так сказать, стариной? – предлагает он.

– Вспомним доброе старое время, – поправляю я (мне не очень нравится его выражение «тряхнем стариной»), но я киваю. – Именно это я и хотела предложить, вот только… Насколько я помню, здешние матрасы были довольно грязными еще пятнадцать лет назад. Страшно подумать, во что они могли превратиться за прошедшие годы…

– Значит, в отеле?

– Отличная идея. – Я киваю, начиная помимо своей воли ощущать, как по жилам струится веселое, бесшабашное возбуждение. Дело даже не в физическом удовольствии. После всех горестных откровений, обрушившихся на меня за последние полчаса, я отчаянно нуждаюсь в покое, в забвении. И не только я – оно необходимо нам обоим. Во-первых, наша близость станет своего рода финалом, полным и окончательным завершением того, что начиналось так хорошо, но закончилось слишком скоро и неожиданно. Во-вторых, я надеюсь, что она сможет если не излечить, то, по крайней мере, отвлечь меня от поселившейся в сердце ноющей боли. Ну и наконец, я мечтала переспать с Беном с того самого момента, когда увидела его после пятнадцатилетнего перерыва, так что я, наверное, просто сойду с ума, если мы этого не сделаем.

Быть может, думаю я, если бы мы натрахались досыта сразу после того, как встретились, ничего бы этого не было: я бы не наломала дров, не сделала бы больно себе, Бену, сестре… Что ж, надеюсь, урок пойдет мне впрок. Говорят, умные люди учатся на чужих ошибках, но, уверяю вас – собственные промахи запоминаются куда как лучше.

– Пойду скажу Саре, что мы уезжаем, и попрощаюсь за нас обоих, – говорит Бен и, поднявшись, уходит в дом. Как только он скрывается из вида, я выхватываю телефон и начинаю лихорадочно тыкать пальцами в клавиши. Пока я слушала последние слова Бена, на меня внезапно снизошло что-то вроде озарения. Без всякой видимой связи с его репликой, я вдруг вспомнила о Ричарде… нет, вернее сказать – почувствовала его. Никогда я не замечала за собой экстрасенсорных способностей, но сейчас у меня нет никаких сомнений, что в эти минуты Ричард – где бы он сейчас ни находился – подумал обо мне. Ощущение было настолько явственным, что я почти не сомневаюсь: Ричард позвонил мне или прислал эсэмэску. Увы, ни поступивших текстовых сообщений, ни пропущенных звонков, помеченных его именем, в телефоне нет, хотя я дважды просмотрела соответствующие разделы памяти. Что ж, этого и следовало ожидать. Я просто идиотка, если рассчитываю, что Ричард, который теперь устраивает свою новую жизнь в Сан-Франциско, станет вспоминать обо мне, а тем более – звонить. Если мне его не хватает, это вовсе не значит, что он так же сильно скучает без меня!..

Надежды мои рушатся, и настроение падает столь стремительно, что я готова снова зарыдать. Ну, что проку вспоминать о Ричарде? Его нет. Нет, понятно?! Он сам предпочел исчезнуть из моей жизни, так с какой же стати он станет слать мне эсэмэски и звонить? И уж конечно, ему и в голову не придет сесть на самолет и пересечь Атлантику в обратном направлении, чтобы признаться мне в вечной любви и тут же предложить руку и сердце (я, честно говоря, втайне об этом мечтала, что, разумеется, не делает чести моему уму).

Старясь успокоиться, я начинаю машинально просматривать прочие поступившие эсэмэски. Больше всего сообщений, конечно, от Флисс. Каждый раз, когда я вижу на экранчике ее имя, я слегка ежусь от неловкости и стыда. Она ведь предупреждала меня насчет этого брака, и оказалась права на сто процентов. Ну почему, почему моя старшая сестра всегда права, а я – нет?!

Несколько секунд я раздумываю, не сообщить ли Флисс всю правду, но этот подвиг мне пока не по силам. Я не могу перебороть собственные стыд и унижение и во всем ей признаться. Когда-нибудь потом я все ей расскажу и, может быть, даже попрошу прощения, но только не сегодня, не сейчас…

И я начинаю набирать новое, фальшиво-бодрое сообщение, чувствуя совершенно детское желание показать Флисс, что она ошиблась и у меня все в порядке.

«Привет, Флисс. У нас все отлично. Последняя новость: Бен решил продать свою фирму Юрию Жернакову. Этот русский уже здесь. В ближайшее время мы поедем к нему в гости на его суперъяхту».

Я смотрю на набранный текст, и мне кажется – каждое слово смеется надо мной. У нас все отлично, отлично, отлично. Ложь, ложь, ложь…

Между тем мои пальцы добавляют к сообщению новую строку:

«Я ужасно счастлива, что вышла за Бена».

Крупная слеза падает на экран моего «Блэкберри», но я продолжаю набирать:

«Нам очень хорошо вместе. Лучшего мужа не стоит и желать».

Слезы текут рекой, но я сердито смахиваю их рукой и продолжаю тыкать пальцами в виртуальные клавиши, хотя уже почти не различаю букв:

«Представь себе идеальный брак. Так вот, мой брак все равно лучше. Мы отлично понимаем друг друга и строим планы на будущее. По сравнению с Ричардом Бен просто чудо. А о Ричарде я теперь даже не думаю…»

23. Флисс

Еще никогда в жизни я не испытывала чувства столь глубокого и полного поражения. Наконец-то я прозрела и увидела истину. Узнала правду. Я ошибалась – блуждала в потемках, выдавала желаемое за действительное, считала себя непогрешимой. Как я могла быть такой дурой? Неужели моя интуиция, которая никогда прежде мне не отказывала, на сей раз меня подвела?

И как подвела!!

Я чувствую себя не просто проигравшей. Я раздавлена, уничтожена, сметена. Стоя в зале ожидания в аэропорту Софии, я читаю эсэмэску сестры и думаю, что после всего, через что я заставила ее пройти, мне впору застрелиться. Ну, или броситься под электрокар, который доставляет к самолетам багаж. Ведь это я превратила первые дни медового месяца Лотти в сущий ад, и тем не менее они с Беном по-прежнему вместе, а это значит, что они любят друг друга по-настоящему.

Да, пора признаться – весь этот глупый фарс я затеяла вовсе не из-за сестры. Подлинная причина была во мне и в Дэниеле. Я только делала вид, будто забочусь о Лотти (хотя поначалу я сама в это почти поверила), но в действительности я думала только о себе, о своих желаниях, о своем уязвленном самолюбии. Я смотрела на мир сквозь кривое стекло, и сестра едва не стала невинной жертвой моей слепоты и моего эгоизма. Единственное, что может меня сейчас утешить, это то, что Лотти ни о чем не подозревает, и слава богу. Надеюсь, она никогда не узнает о том, что я наделала, какое зло я ей причинила, иначе я потеряю ее навсегда.

Объявляют на посадку на рейс до Иконоса, но я не слушаю голос дикторши. Вместо этого я снова перечитываю эсэмэску Лотти. Я не полечу в Грецию, потому что так будет безопаснее и для моей сестры, и для меня. Пусть проведет спокойно и счастливо хотя бы остаток своего медового месяца. Я и так едва не поломала ей жизнь, причем, как выяснилось, действовала я отнюдь не из лучших побуждений и не из любви к ближнему, а совсем наоборот. Нет, в моем положении следует купить билеты на ближайший рейс до Лондона для Ноя и для себя, и изо всех сил молиться Богу, чтобы Лотти никогда ни о чем не узнала. Мое вмешательство способно только навредить, а раз так – лучше мне находиться подальше от нее и от ее мужа.

«Представь себе идеальный брак. Так вот, мой брак все равно лучше. Мы отлично понимаем друг друга и строим планы на будущее. По сравнению с Ричардом Бен просто чудо. А о Ричарде я теперь даже и не думаю. Не понимаю, что мне в нем так нравилось! У Бена столько планов на будущее, один другого лучше. Я думаю, в ближайшее время он и Жернаков будут работать над новыми совместными проектами. Еще мы хотим совершить кругосветное путешествие под парусами, а когда вернемся – купим сельский дом или ферму во Франции и станем там жить. Бен хочет, чтобы наши дети свободно владели обоими языками».

Читая все это, я начинаю невольно завидовать Лотти. Ее Бен, похоже, настоящий идеал мужчины, точнее – идеал мужа. Он заботлив, внимателен и достаточно дальновиден. Похоже, Лоркан серьезно заблуждается на его счет. Его оценки, во всяком случае, серьезно расходятся с тем, что мне известно о его приятеле.

«Единственная неприятность случилась в пансионе. Мы кое с кем поговорили и выяснили, что тот пожар, о котором я тебе столько рассказывала, начался из-за меня. Я оставила без присмотра горящие ароматические свечи и нечаянно подожгла дом, представляешь?! Слава богу, никто не погиб, но ты должна понимать, каково мне было узнать подобное! В остальном же у нас замечательный медовый месяц, о котором можно только мечтать. Похоже, мне очень повезло».

Я в ужасе смотрю на текст сообщения. Неужели Лотти действительно устроила тот пожар? Пожар, который, по ее же собственным словам, изменил всю ее жизнь! Я знаю, какое значение сестра всегда придавала своим смелым и решительным действиям, которые позволили ей спасти множество людей. Несомненно, теперь она должна переживать глубокую душевную травму, но… но по ее эсэмэске этого почему-то не видно.

Мое потрясение столь сильно, что я невольно ахаю и этим привлекаю внимание Ричарда, который вскидывает голову и пристально смотрит на меня:

– Что там такое?

– Ничего. Так, ерунда, – машинально отвечаю я. Похоже, вранье уже вошло у меня в привычку, и это мне не очень нравится, но, с другой стороны, не могу же я поделиться с ним содержанием глубоко личного послания, которое адресовано не ему. Или… могу?..

Да черт с ним! Я просто обязана обсудить новость с кем-то, кто способен ее понять.

– Лотти побывала в пансионе и узнала, что пятнадцать лет назад пожар начался по ее вине, – говорю я. К счастью, Ричарду ничего больше объяснять не нужно – он мгновенно понимает, о чем идет речь и что это может значить.

– Ты серьезно? – Его лицо вытягивается.

– Нет, это я так остроумно шучу, – неожиданно огрызаюсь я.

– Но ведь это же… С Лотти все в порядке? Как она это восприняла?

– Довольно спокойно, насколько я могу судить. – Я жестом показываю на экран мобильника, но Ричард решительно трясет головой.

– Она просто храбрится, – выносит он свой вердикт, и в глубине души я не могу с ним не согласиться. – На самом деле она, конечно, в отчаянии.

Выражение глубокой озабоченности на лице Ричарда сменяется гневом, который, насколько я знаю, сулит крупные неприятности любому, кто посмеет отнестись к Лотти и ее переживаниям без должного внимания.

– А этот субъект… Бен… Он хоть понимает, что́ это для нее значит? – спрашивает Ричард после непродолжительного раздумья. – Он сможет о ней позаботиться?

– Наверное. До сих пор у него это получалось.

– Можно мне прочесть все сообщение?

Я еще колеблюсь, но очень недолго. Мы все слишком далеко зашли, чтобы продолжать придерживаться условностей.

Ричард читает молча, но по тому, как он горбится, я понимаю, что он сражен. Вот он перечитывает эсэмэс во второй, затем в третий раз. Наконец Ричард поднимает глаза, и я вижу, что в них стоят слезы.

– Она любит его, – говорит он с необычно жесткой интонацией, словно казня самого себя за проявленную когда-то нерешительность. – А ты как думаешь? Лотти любит этого Бена, а я просто боюсь взглянуть правде в глаза. Ну и глупец же я!..

– Ричард…

– Не спорь, я – глупец, идиот, кретин. В каких облаках я витал? Я ведь всерьез рассчитывал, что прилечу за ней, расскажу о своих чувствах, и этого хватит, чтобы Лотти тотчас передумала и уехала со мной… – Он качает головой и болезненно морщится. – Размечтался!.. Но теперь все. Пора кончать этот балаган. Нужно смотреть на вещи реально.

Он говорит, а мне больно на него смотреть, больно видеть, как у меня на глазах Ричард теряет последнюю надежду и опускает руки. Впрочем, я и сама делаю то же самое, но за себя мне почему-то не так обидно.

– Не понимаю, почему все-таки не сказать Лотти, как ты к ней относишься? И потом… как же конкуренция, о которой ты говорил? – Я пытаюсь вновь разжечь в нем желание сражаться за свою любовь, но Ричард только качает головой.

– Сдается мне, Флисс, что это состязание я проиграл еще пятнадцать лет тому назад, – говорит он. – Разве тебе так не кажется?

– Не знаю, – отвечаю я после паузы. – Может быть, ты и прав.

– Лотти вышла замуж за человека, которого любила всю жизнь, – добавляет он. – Ее брак обещает быть вполне счастливым, так что мне остается только порадоваться за нее, пожелать ей всяческого счастья и… и пытаться строить свою жизнь заново. Не знаю, что́ у меня получится, но…

– Нам обоим нужно заниматься собственной жизнью и не лезть в чужую, – медленно говорю я. – Я ведь тоже виновата: зачем я тебя поощряла?

Мы смотрим друг другу в глаза, и внезапно мне становится очень грустно при мысли о том, что это – прощание. Если между Ричардом и Лотти все кончено, значит, и наша с ним дружба рано или поздно сойдет на нет. В конце концов, жизнь все равно разведет нас, раз уж нам не суждено было стать родственниками.

Дикторша вновь объявляет посадку на рейс до Иконоса, но я не двигаюсь с места.

– Пора, – говорит Лоркан, отрываясь от экрана своего «Блэкберри». Он сидит в кресле рядом с Ноем, который с увлечением читает вслух информационную брошюру о безопасности пассажирских авиаперевозок (брошюра напечатана на болгарском). Увидев наши потрясенные лица, Лоркан хмурится.

– Что-нибудь случилось? – спрашивает он.

– Я вел себя как идиот, вот что случилось! – с нажимом говорит Ричард. – Наконец я это понял!

– Я тоже чувствую себя круглой дурой. К сожалению, это дошло до меня только теперь.

– До нас обоих дошло, – поддакивает Ричард.

– Что ж, лучше поздно, чем никогда.

– Ага… – Лоркану требуется на удивление мало времени, чтобы разобраться в изменившихся обстоятельствах и сделать выводы. – Похоже, дальше мне придется лететь одному. Не так ли?

Ричард ненадолго задумывается, потом подхватывает на плечо купленную накануне сумку с эмблемой болгарского отеля.

– Не обязательно, – говорит он. – Пожалуй, я все-таки поеду с тобой. Другого шанса побывать на Иконосе у меня, наверное, не будет, а мне так хочется посмотреть закаты. Лотти много мне о них рассказывала, она говорила, что на Иконосе – лучшие в мире закаты. Я найду местечко поспокойнее, где можно любоваться садящимся солнцем без помех, а потом… – Ричард вздыхает. – Потом назад, в Сан-Франциско. Лотти и не узнает, что я здесь побывал.

– А вы с Ноем? Что вы решили? – Лоркан поворачивается ко мне.

Я собираюсь сказать, что теперь меня на Иконос и трактором не затащишь, но в этот момент телефон Лоркана пищит, сигнализируя о поступившем сообщении.

– Это от Бена, – говорит он. – Прошу прощения… – Лоркан начинает читать эсэмэс, и на его лице появляется какое-то странное выражение. – Не верю!.. – шепчет он.

– Что случилось?

Лоркан молча смотрит на меня. У него совершенно обалдевший вид, и я пугаюсь еще больше:

– Лоркан, что?! Что с Лотти?

– Бен… Я, наверное, никогда не пойму этого человека, – медленно говорит Лоркан, не отвечая на мой вопрос. – Никогда!

– Что с Лотти? – не отступаю я. – С ней все в порядке? Что случилось?

– С Лотти – ничего, – отвечает Лоркан, и его лицо на несколько мгновений приобретает страдальческое и вместе с тем чуточку брезгливое выражение. Впрочем, Лоркан быстро овладевает собой. – Это уже переходит всякие границы, – произносит он спокойно, словно рассуждает вслух. – Раньше я пытался его оправдывать, но теперь… нет, это нечто неслыханное! И абсолютно неприемлемое.

– Да в чем дело-то? Скажи же, наконец! – не выдерживаю я.

– Хорошо. – Лоркан делает короткий выдох. – Бен женат всего три дня, но он уже встречается с другой женщиной.

– Что-о?! – хором ахаем мы с Ричардом.

– Его личный помощник сейчас в отпуске, – объясняет Лоркан, – поэтому он просит, чтобы мой секретарь снял для него на уик-энд коттедж в Англии. Для него и для некоей женщины по имени Сара. Только не спрашивайте, кто она такая – мне это имя абсолютно незнакомо. Еще Бен пишет… вот, взгляни сама, что́ он пишет.

Лоркан протягивает мне «Блэкберри», я хватаю его и пытаюсь прочесть текст на экране. Я настолько взволнована, что понимаю едва ли одно слово из пяти, но общий смысл мне ясен.

«Мы встретились после стольких лет… У нее потрясающая фигура… Жаль, что ты не можешь ее увидеть».

– Вот мерзавец! – Мой возмущенный вопль разносится по всему залу ожиданий софийского аэропорта. В мою сторону начинают оборачиваться, но мне все равно – я вне себя от ярости. Кажется, еще немного, и я взорвусь как бочонок с порохом. – Моя сестра любит этого подонка, а он так с ней обращается!

– Да, даже для Бена это, пожалуй, чересчур, – хладнокровно соглашается со мной Лоркан.

– Она отдала ему свое сердце! Она отдала ему свое тело и душу, а он… – меня начинает трясти от гнева. – Как он только посмел?! Кстати, где они сейчас? – Я снова просматриваю сообщение. – Все еще в пансионе?

– По-видимому, да, но после обеда они планируют вернуться в отель, – обстоятельно объясняет Лоркан.

– Ну вот, Ричард… – Я поворачиваюсь к своему второму спутнику. – Это твой шанс. Мы должны спасти Лотти от этого лживого, развратного типа! Скорее в самолет!

– Эй, минуточку! – останавливает меня Лоркан. – Кажется, совсем недавно кто-то клялся, что больше никогда не станет вмешиваться в жизнь своей младшей сестры, и даже призывал меня в свидетели. Это случайно была не ты?..

– Это было до того, как Бен совершил подлость в отношении моей сестры, – парирую я. – Тогда я была не права и признала это. Но теперь обстоятельства изменились. Я должна действовать!

– Ничего не изменилось, Флисс, и ты по-прежнему не права.

– Нет, сейчас я все делаю правильно!

– Ты заблуждаешься. Поверь, это так. Ты снова утратила перспективу и увлеклась какими-то своими фантазиями. На какое-то время ты обрела способность мыслить здраво, но теперь… – Голос Лоркана звучит так рассудочно и спокойно, что я срываюсь с цепи.

– Твой друг – просто двуличный негодяй и бабник! – кричу я ему. – И это никакие не фантазии, а чистая правда!

Я окидываю его яростным взглядом.

– Не надо валить все на меня, – говорит Лоркан. – Я тут ни при чем. Бен взрослый, самостоятельный человек и сам за себя отвечает.

– Ты не был бы так спокоен, если бы прочел вот это… – Чтобы подчеркнуть свои слова, я стучу кулаком по экрану своего телефона. – Моя доверчивая младшая сестра просто очарована этим твоим Беном. Она мечтает совершить с ним кругосветное плавание, поселиться с ним во Франции и воспитать детей двуязычными вундеркиндами. И при этом Лотти не имеет ни малейшего понятия о том, что Бен успел закадрить еще одну свою старую знакомую с «потрясающей фигурой» и даже пригласил ее на уик-энд в Англию! – Тут мой голос начинает дрожать, а горло перехватывает судорогой. Похоже, еще немного, и я распла́чусь по-настоящему. – А ведь у них с Беном еще не кончился медовый месяц! Каким же нужно быть беспринципным мерзавцем, чтобы начать изменять собственной жене через считаные дни после свадьбы?

– Во-первых, Бен вовсе не «мой», как ты выразилась. Во-вторых, их медовый месяц не только не кончился – он еще даже не начался, и мы знаем, кого следует за это благодарить. Ну а в-третьих…

– Можешь умничать сколько угодно, – перебиваю я. – Возможно, ты в чем-то и прав, но я не собираюсь тебя слушать. Я должна спасти сестру – вот все, что я знаю. Ричард, ты готов?

– Готов?.. – К моему удивлению, Ричард отрицательно качает головой, и вид у него при этом преупрямый. (Интересно, почему все мужчины в самый ответственный момент ведут себя словно круглые дураки? Вот уж поистине, «тайна сия велика есть»!..)

– Нет, – говорит он. – Я не готов. У Лотти теперь своя жизнь, и я… я ей не нужен. Она объяснила это совершенно недвусмысленно.

– Разве ты не видишь, ее брак с Беном вот-вот рассыплется, как карточный домик! – кричу я в отчаянии.

– Я – не вижу, – отвечает Ричард. – Да и ты, по-моему, тоже не знаешь этого наверняка. Но даже если так… – Он скорбно глядит на меня. – Ты хочешь, чтобы я подбирал обломки? Лотти выбрала Бена, и с этим мне придется жить, как бы все ни обернулось. – Он вскидывает свою сумку на плечо. – Короче, ты можешь делать все, что тебе угодно, а я еду любоваться закатами. Буду смотреть на них и пытаться обрести подобие внутреннего мира.

Я смотрю на него и не верю своим глазам. И откуда он только такой взялся, буддист хренов?.. Или он не знает, что за счастье полагается бороться?

– Ну а ты? – Я поворачиваюсь к Лоркану.

– Это меня не касается, – говорит он. – Я еду на Иконос по делу. Как только Бен подпишет бумаги, касающиеся проекта реструктуризации компании, я оставлю его в покое и вернусь в Лондон.

– То есть вы меня бросаете? – Я окидываю обоих мужчин презрительным взглядом. – Отлично. Просто отлично! Обойдусь без вас. – Я беру сына за руку. – Идем, Ной. Едем к тете Лотти.

– Едем, – соглашается он. – А они сделали это? – добавляет он с самым невинным видом, собирая в кучу рекламные брошюрки, буклеты и информационные листки, которые он набрал на стойках разных авиакомпаний.

– Сделали что? – переспрашиваю я рассеянно.

– Тетя Лотти и дядя Бен засунули сосиску в пирожок?

– В кекс, – поправляет Ричард.

– В булочку, – уточняет Лоркан.

– Заткнитесь оба! – рявкаю я. У меня такое ощущение, будто я окончательно теряю контроль над окружающим. Может, я и впрямь должна заниматься сексуальным просвещением своего семилетнего сына в софийском аэропорту? Ну уж нет, не будет этого!

Впрочем, уже в следующую секунду до меня доходит, что Ной единственный, кто задал вопрос по существу дела. Сделали они это или нет?

– Не знаю, – говорю я и обнимаю сына за плечи. – Мы не знаем, дорогой. Никто этого не знает.

– Я знаю, – возражает Лоркан, отрываясь от своего «Блэкберри». – Только что пришла еще одна эсэмэс от Бена. По-видимому, они обо всем договорились и теперь возвращаются в отель, чтобы… – Он бросает быстрый взгляд на Ноя. – …Чтобы положить сосиску в булочку.

– Не-е-е-е-е-ет! – Мой вопль эхом отражается от стен зала ожидания, и пара аэропортовских охранников бросают распивать дармовой кофе и поворачиваются в мою сторону с намерением в кои-то веки отработать свое содержание. – Она же не знает, что этот мерзавец фактически уже изменил ей с другой женщиной! – добавляю я чуть тише, ибо мне вовсе не улыбается провести пару ночей в гостеприимной болгарской тюрьме или в не менее гостеприимном болгарском сумасшедшем доме. – Нужно их остановить! Помешать!

Я перевожу взгляд с Лоркана на Ричарда и обратно.

– Флисс, успокойся, пожалуйста, – говорит Лоркан.

– Помешать? – переспрашивает Ричард, и его лицо вытягивается.

– Ты просто не в курсе, – коротко говорит Лоркан. – С самого начала их медового месяца она только тем и занималась, что не давала… сосиске попасть туда, куда ей хотелось. Именно поэтому Бену и Лотти так зверски «не везло».

– Господи, Флисс!.. – Ричард растерян и бесконечно скандализован, но мне наплевать. Судьба сестры мне дороже собственной репутации, во всяком случае – сейчас.

– Мама, пойдем в самолет! – Ной тянет меня за рукав, но никто из нас не обращает на него внимания. Мужчины колеблются, я же полна решимости победить или погибнуть: ни дать ни взять – рыцарь-крестоносец, который идет отвоевывать у неверных Гроб Господень. Мальбрук в поход собрался… Смех на палочке!

– Я не позволю этому мерзавцу разбить моей сестре сердце, – холодно чеканю я, а сама быстро набираю номер Нико. – Ричард, ты обязан мне помочь… Ты же знаешь, что именно не нравится Лотти? Что вернее всего отбивает у нее охоту заниматься сексом?

– Идем в самолет, мама, нас зовут! – снова говорит Ной, но мы пропускаем его слова мимо ушей.

– Ничего я тебе не скажу! – возмущается Ричард. – Это… это очень личная информация.

– Я ее сестра и… – Я не договариваю, потому что в этот момент на Иконосе Нико берет трубку.

– Алло? Это ты, Флисс? – настороженно спрашивает он.

– Нико! Слава богу! Ты сейчас в отеле?.. Мы продолжаем, цель та же. Повторяю, цель та же, но действовать надо наверняка. Ты понял?

– Но, Флисс!.. – взволнованно отвечает Нико. – Я не могу!.. Мои коллеги… и прочий персонал уже начинают шептаться. Они не понимают, чего я добиваюсь. Все это может плохо кончиться…

– Все кончится очень плохо, если ты не доведешь дело до конца, – говорю я как можно тверже. – Они сейчас едут в отель. Я тоже скоро буду в «Амбе», так что… В общем, делай что хочешь, но продержись до моего приезда, о’кей? Не дай им переспать друг с другом. Если нужно, можешь сломать Бену ногу или руку, но помешай им любой ценой!

– Но…

– Любой ценой, Нико! Любой ценой!..

24. Лотти

В первое мгновение я просто не верю своим глазам. Неужели такое возможно? Как бы там ни было, наш номер – наш многократно разрекламированный «Устричный люкс» – совершенно пуст. Ни личных официантов, ни персональных камердинеров, ни девиц с арфами – никого. Я оглядываю молчаливую, изящную мебель, и мне начинает казаться, будто самый воздух вокруг чуть дрожит в предвкушении. Можно подумать, что эти комнаты давно ждут, когда мы вернемся и наполним их звуками, жаром и вздохами, которые сопровождают превосходный, самый лучший в мире секс.

В «Амбе» мы с Беном сразу поднимаемся к себе. Никто из нас не произносит ни слова, да и о чем тут говорить? Я вообще стараюсь не думать ни о чем – ни о своем странном браке, ни о Ричарде, ни о Саре. Стыд, унижение, горечь и пережитое разочарование – ничего этого для меня сейчас не существует. Я вся сосредоточена только на одном – на настойчивом жаре, который сжигает меня с тех самых пор, когда я впервые увидела Бена в ресторане. Я хочу его, а он хочет меня. И я уверена – сейчас мы оба заслуживаем того, чтобы соединить наши желания.

Бен поворачивается ко мне. Его голубые глаза темнеют, как вечернее небо, и я догадываюсь, о чем он думает. Как сделать первый шаг, с чего начать – вот вопрос, который он решает для себя. Когда-то мы довольно хорошо изучили друг друга, однако за полтора десятка лет и Бен, и я изменились, стали другими, более взрослыми, и сейчас каждому из нас предстоит открывать партнера заново. Этот восхитительный опыт лежит перед нами словно роскошная коробка шоколадных конфет-ассорти. Неудивительно, что мы оба слегка растерялись.

– А ты повесил табличку «Не беспокоить»? – шепчу я, когда его губы находят мою шею.

– А как же!

– И дверь запер?

– Конечно. За кого ты меня принимаешь?

– Значит, это наконец происходит! – Мои руки скользят по его спине вниз и ложатся на ягодицы, небольшие и очень твердые, и я мимолетно задумываюсь о том, как было бы здорово, если бы моя попа была такой же упругой.

– М-м-ммм!..

– М-мм… – Он высвобождается из моих объятий, но только для того, чтобы стащить с себя рубаху. Господи, как же мне нравится этот мужчина! Я знаю, что он бабник, что завтра он будет с Сарой или с какой-нибудь другой женщиной, но сегодня – сейчас! – Бен принадлежит мне, и только мне.

Бен тем временем расстегивает мою блузку. К счастью, утром я надела свой самый лучший, самый дорогой лифчик, украшенный кружевами, шелковыми бантиками и прочими финтифлюшками. Ричард никогда не замечал, что́ на мне надето – он лишь торопливо срывал с меня белье, спеша добраться до тела. Когда же я ему сказала, что подобное отсутствие внимания меня задевает, он впал в другую крайность и начал каждый раз бормотать что-то трогательное, вроде: «Шикарный лифчик!» или: «Трусики – улет!» Милый, милый Ричард!..

Стоп, Лотти. Никаких Ричардов, особенно сейчас. Забудь о нем!

Бен ласкает языком внутреннюю поверхность моего уха, и я издаю громкий стон наслаждения. Одновременно я нащупываю пояс его джинсов и торопливо расстегиваю пуговицу. В мечтах эта сцена всегда представлялась мне неспешной, растянутой во времени, наполненной вычурными ласками, о которых потом будет приятно вспомнить, но сейчас мне почему-то совсем не хочется мешкать. Я хочу Бена как можно скорее. Сейчас. Сию секунду. В конце концов, короткий и бурный секс ничем не хуже медленного и изысканного секса! В эту минуту я готова с легкостью и без сожаления променять второе на первое.

Ну, что он там копается?..

Впрочем, мне только кажется, что Бен не спешит. На самом деле он торопится не меньше моего. Мы оба тяжело дышим и путаемся в одежде, но дело двигается. Я как раз успеваю подумать, что еще никогда в своей жизни никого не хотела так сильно, как вдруг…

– Не желаете ли освежиться, мэм?..

Что за?..

Мы оба высоко подпрыгиваем, словно ирландские танцовщики, исполняющие па-де-де. Я наполовину одета. Бен наполовину раздет. А в каком-нибудь метре от нас стоит Георгиос с серебряным подносом, на котором я вижу бутылку вина и несколько бокалов.

– К-кто? Что?.. В чем дело?.. – заикаясь, бормочет Бен.

– Бокал вина? Или охлажденной минеральной воды? – как ни в чем не бывало осведомляется Георгиос. – В знак внимания от управляющего отелем…

– В гробу я видел такое внимание, и гребаного управляющего вместе с ним! – рявкает Бен. – Вы что здесь, ослепли, что ли? Я же повесил на дверь знак «Не беспокоить»! Какого черта вы врываетесь?! Или вы не умеете читать? Вы что, не видите, что мы заняты? Или в вашем долбаном отеле не имеют представления о том, что такое «частная жизнь»?

Георгиос растерян и смущен, он не в силах вымолвить ни слова. В замешательстве он делает шаг вперед и только что-то неразборчиво мычит, протягивая нам поднос.

– Отлично! – Бен окончательно выходит из себя. – Стойте здесь и никуда не уходите. Раз от вас все равно никуда не денешься, будете смотреть.

– Что-о?!.. – ахаю я.

– Раз он не может оставить нас в покое, пусть смотрит, как мы исполняем наши супружеские обязанности, – небрежно бросает Бен. – Думаю, ему понравится.

Он пытается расстегнуть мой лифчик, но я успеваю прикрыть грудь руками.

– Бен!..

– Не обращай на него внимания, – свирепо рявкает он. – Считай, что это тумбочка или ночной столик.

Он это серьезно? Неужели Бен действительно намерен заниматься со мной сексом на глазах у обслуживающего персонала? Но ведь это неприлично… и вообще противозаконно!

Бен прижимается лицом к ложбинке между моими грудями, и я бросаю быстрый взгляд на Георгиоса. Тот прикрывает глаза ладонью, но свободной рукой продолжает протягивать нам поднос.

– Может, вы предпочитаете шампанское? – в смятении спрашивает он. – Я мог бы принести…

– Почему бы вам просто не оставить нас в покое? – набрасываюсь я на него. – Уйдите же, наконец!

– Я не могу, – с отчаянием в голосе бормочет Георгиос. – Пожалуйста, мэм… Сделайте перерыв, выпейте хотя бы глоток воды!

– Но почему вы так… так настойчивы? – я отрываю от себя Бена и поворачиваю голову, чтобы еще раз взглянуть на Георгиоса. – Вы не даете нам побыть одним с самого приезда – с самого начала нашего медового месяца!

– Мадам! – раздается рядом другой голос, и я резко поворачиваюсь в противоположную сторону. – Прошу прощения! Срочное сообщение!

Это Гермес. Он тоже стоит от нас на расстоянии вытянутой руки и протягивает мне какой-то клочок бумаги. Я беру его, подношу к глазам и читаю на нем слова… «Срочное сообщение».

– Что это такое?! – требовательно спрашиваю я. – Что за сообщение? Вы что, издеваетесь?!

– Иди сюда, Лотти! – рычит Бен вне себя. – Наплюй на них, пусть смотрят. Пусть хоть весь персонал созовут – мы доведем дело до конца, и никто нас не остановит!

Изловчившись, он окончательно срывает с меня лифчик, и я невольно вскрикиваю.

– Бен! Прекрати!

– Мэм! – эмоционально восклицает Георгиос. – Я осмелился… Я пришел, чтобы… чтобы спасти вас!

Он отставляет поднос в сторону и профессиональным борцовским приемом прижимает Бена к кровати. В ту же секунду Гермес окатывает нас ледяной водой из стакана.

– Отпусти немедленно! – вопит Бен. – Мы вам не собаки какие-нибудь!..

– Я вовсе не хотела, чтобы он прекратил! – кричу я, тоже начиная злиться. – Я только хотела, чтобы он не трогал лифчик, пока… пока вы оба здесь, понятно?!

Мы с Беном тяжело дышим, но это не имеет никакого отношения к эротике. С нас обоих течет, но вовсе не потому, что мы слишком разгорячились. Должна сказать, что ледяной душ, который устроил нам Гермес – да еще в такой момент – далеко не самая приятная процедура.

После непродолжительного размышления, Георгиос отпускает Бена, и он садится на кровати, потирая шею.

– Так почему вы постоянно нам мешаете? – снова спрашиваю я, пристально глядя на обоих камердинеров. – Что у вас на уме?

– Ты права! – Бен внезапно настораживается. – Все это не может быть простым совпадением. Такая цепь случайностей не может быть… случайной. Здесь что-то кроется! Не удивлюсь, если выяснится, что за всем этим кто-то стоит!

Я невольно ахаю.

– Ну, говорите, кто заставил вас проделывать с нами все эти штуки? – спрашиваю я. Мое подозрение, впрочем, сразу же падает на Мелиссу Фолкнер. Быть может, она сама хотела жить в нашем номере, думаю я. Насколько я успела заметить, такой человек, как Мелисса, способен на самые грязные трюки. – Ведь вы с самого начала не давали нам… вы намеренно помешали нашей первой брачной ночи! – добавляю я решительно.

– Мадам… сэр… – Георгиос мнется и неуверенно переглядывается с Гермесом. Сейчас оба выглядят, как провинившиеся школьники, и мне волей-неволей хочется рассмеяться.

– Отвечайте, кто вас подучил! – кричит Бен.

– Отвечайте! – вторю я ему.

– Мистер Парр… – звучит знакомый голос, и в спальне появляется Нико. Он движется так уверенно и плавно, что я замечаю его, только когда менеджер по обслуживанию вип-клиентов останавливается в изножье нашей кровати. Он, разумеется, видит мою обнаженную грудь, но, как и подобает профессионалу, не подает вида, будто что-то заметил. В руках у него большой конверт, который он отработанным движением протягивает Бену. – Вам послание от мистера Жернакова, сэр.

Бен живо поворачивается к Нико и хватает конверт.

– От Юрия? Что он сказал?.. – Не дожидаясь ответа, Бен вскрывает конверт, а мы следим за ним с таким видом, словно в письме – ответы на все наши вопросы.

– Мне пора, – говорит Бен, прочитав вложенную в конверт записку, и начинает оглядываться по сторонам. – Где мои рубашки? – спрашивает он Гермеса. – Куда вы их засунули?

– Не беспокойтесь, сэр, я сейчас подам вам рубашку, – с достоинством отвечает тот. – Какого цвета?..

Похоже, получив возможность вернуться к своим непосредственным обязанностям, Гермес испытывает изрядное облегчение.

– Ты уходишь? – спрашиваю я у него. – Но… подожди! Ты не можешь просто взять и уйти!

– Меня ждет Жернаков. Он пишет, что ждет меня на борту своей яхты и что дело очень срочное.

– А как же… Ведь мы же… Мы собирались… – бормочу я, не в силах найти подходящие слова. – Какого черта, Бен?!!

Но он не слышит. Вместе с Гермесом Бен уходит в гардеробную и начинает греметь там плечиками и хлопать ящиками, а я в бессильной злобе смотрю ему вслед. Как он мог так поступить? Как он мог бросить меня в такой момент? Ведь мы же занимались сексом… то есть собирались заняться, но стоило какому-то олигарху поманить его пальцем, как Бен тут же обо всем забыл. Нет, он нисколько не лучше всех этих личных официантов и камердинеров, которые только и делали, что мешали нам побыть вдвоем!

Кстати о камердинерах… Интересно, куда девался Нико?

Я замечаю вип-менеджера в прихожей нашего номера и, прижимая к груди ночную рубашку (жест чисто символический), спешу догнать его, прежде чем он уйдет, чтобы сказать ему пару ласковых. Нико, однако, никуда не уходит. Выбежав в прихожую, я вижу, что он стоит в углу и что-то бубнит в свой мобильный телефон.

– …Нам удалось им помешать, – слышу я. – Не волнуйся, все под контролем. Они расстались – она все еще здесь, но он ушел по делам…

Я мгновенно настораживаюсь. Кто это «они»? Кто это – «она» и «он»? Мы с Беном? И с кем Нико разговаривает? С кем он, черт его дери, разговаривает?!! Я пытаюсь думать, хотя потрясение, которое я испытываю, слишком велико. У меня нет никаких сомнений, что Нико звонит человеку, который стоит за… за всем, что с нами случилось. Человеку, который не жалел сил, чтобы помешать нам с Беном быть вместе. Но кто это может быть? Конечно же – Мелисса. Кроме нее, я не знаю никого, кто мог бы до такой степени завидовать нам и желать зла.

В школе я занималась карате, и сейчас кое-какие приобретенные тогда навыки могут мне пригодиться. Я потихоньку подкрадываюсь к Нико сзади, одновременно поднимая руку для стремительного броска.

– …Да, я сейчас рядом. Можешь не сомневаться, никаких контактов в ближайшее время… Часа два или три у тебя точно есть… А-ах! – Нико ахает от неожиданности, когда я выхватываю телефон у него из руки. Не говоря ни слова, я прижимаю мобильник к уху и слушаю, слушаю изо всех сил, стараясь узнать голос.

– …Я почти на месте, Нико. Ты отлично поработал, осталось немного. Главное, держи их врозь во что бы то ни стало!

Я… знаю этот голос. Сейчас он звучит резко, властно, и тем не менее он мне хорошо знаком. Другое дело, что я вовсе не ожидала его услышать, поэтому в первые несколько мгновений мне кажется, что я брежу. Этого не может быть, думаю я, и чувствую, как мой рот сам собой приоткрывается от изумления, а в голове все плывет. Этого не может быть. Просто не может – и все!

Нико пытается вернуть себе аппарат, но я поворачиваюсь к нему спиной, и он вынужден отступить.

– Флисс?.. – говорю я в трубку. – Это ты?..

25. Флисс

Черт!..

О, черт!!!

Меня бросает то в жар, то в холод. Ничего подобного я не ожидала и оказалась совершенно не готова к тому, что случилось. И в самом страшном сне мне не могло привидеться, что правда выплывет наружу именно сейчас, когда все почти закончилось. Мы уже на острове. Мы почти на месте. Почти на месте.

На самом деле мы стоим на тротуаре у выхода из аэропорта. Рядом кучей свален наш багаж. Лоркан пошел на стоянку такси и уже договаривается с водителями, кто и за сколько доставит нас в отель «Амба», и я делаю ему знак, чтобы он приглядел за Ноем.

– П-привет, Лотти… – произношу я дрожащим голосом, но это все, на что я способна. Язык отказывается мне повиноваться, и я только судорожно сглатываю, пытаясь успокоиться и вернуть себе способность говорить. Впрочем, что́ говорить, я не знаю. Да и что тут можно сказать?

– Так, значит, это была ты!.. – Голос сестры режет меня как холодная сталь. – Ты пыталась помешать нам с Беном стать настоящими мужем и женой. Ты натравила на нас камердинеров во главе с Нико, ты придумала эту пакость с односпальными кроватями, ты посоветовала своим подручным испробовать на мне арахисовое масло, на которое у меня аллергия… Ну, конечно – это ты! Кто же еще!..

– Послушай, Лотти, я… – Я с силой тру лицо. – Все было не так. Вернее, не совсем так! Я просто…

– Скажи мне только одно, Флисс, – зачем тебе понадобилось портить первый в моей жизни настоящий медовый месяц?! – Ее голос поднимается до пронзительного визга, в котором смешались горечь и гнев. – Зачем, Флисс?! Ведь это был мой медовый месяц!

– Выслушай меня, пожалуйста!.. – произношу я умоляющим тоном. – Я думала… Я хотела, как лучше. Ты просто не понимаешь…

– Ты хотела, как лучше?! – Лотти уже не кричит, а плачет. – Лучше для кого?..

Да, думаю я, мне будет очень непросто объяснить сестре мои мотивы за те три с половиной секунды, которые остались у меня до того, как Лотти пошлет меня куда подальше.

– Я знаю, ты, наверное, никогда меня не простишь, – быстро говорю я, – но я действительно хотела тебе добра. Я очень испугалась, когда ты сказала, что вы с Беном хотите зачать ребенка как можно скорее. У меня не было никаких сомнений, что ты поспешила с этим браком, а ведь я хорошо знаю, что такое развод, особенно если замешаны дети. И еще я знаю, как чувствует себя женщина после развода. Это настоящий кошмар, Лотти, и я не хотела, чтобы тебе выпало что-то похожее на то, что довелось испытать мне. Я не хотела…

Но Лотти меня, похоже, не слушает.

– Секс с Беном мог стать лучшим в моей жизни! Самым лучшим! – кричит она. – Но из-за тебя мы так ни разу и не переспали!

– Мне очень жаль, правда! – говорю я, одновременно уклоняясь от какого-то толстяка, который катит прямо на меня аэропортовскую тележку, нагруженную двумя огромными чемоданами.

– Вечно ты вмешиваешься в мои дела, Флисс! Ты, наверное, считаешь себя умнее меня, вот и лезешь, куда тебя не просят. Всю жизнь ты командовала, указывала мне, что делать, помыкала мной…

Ее слова неожиданно больно меня ранят. Даже если я ей что-то советовала (а ни в коем случае не указывала и не командовала), я делала это вовсе не ради себя, не ради собственной выгоды или чего-то в этом роде. И, насколько я помню, в подавляющем большинстве случаев я оказывалась права. Вот только помнит ли об этом Лотти?

– Знаешь, – говорю я, – мне очень неприятно, что ты услышишь подобную новость именно от меня, но коль скоро речь идет о твоем браке… Бен вовсе не собирается хранить тебе верность. Я точно знаю, что он планирует изменить тебе с женщиной по имени Сара. Мне об этом сказал Лоркан, а уж ему-то нет никакого резона выдумывать подобные вещи.

На том конце линии воцаряется полная тишина. Я знаю, что Лотти потрясена до глубины души. Мне даже кажется, что она вот-вот сдастся и признает мою правоту, но не тут-то было!..

– Ну и что? – огрызается Лотти. – Что тут такого особенного? Может быть… – Она колеблется. – Может, у нас открытый брак? Слышала когда-нибудь о таком?

Теперь уже я надолго умолкаю и только хватаю ртом воздух, словно вытащенная из воды рыба. Я, конечно, знаю, что такое «открытый брак», но подобная возможность мне в голову не приходила – и не могла прийти. Все-таки я хорошо знаю свою сестру, и не сомневаюсь, что подобный способ устройства семейной жизни совсем не в ее характере. Открытый брак! Ну и ну!..

– И вообще, что может знать этот твой Лоркан? – продолжает набрасываться на меня Лотти. – Его, если хочешь знать, не интересует ничего, кроме возможности держать под своим контролем все, что происходит вокруг. Бен рассказал мне, как все было! Лоркан втерся в доверие к его отцу и получил тепленькое место в компании, а теперь он и вовсе хочет отнять у Бена его фирму и заправлять всем единолично. Разве можно верить такому человеку? У него свои цели, Флисс, и ради них он готов на все, на любую хитрость!

– Но, Лотти… – Услышанное окончательно сбивает меня с толку, и я в очередной раз не знаю, что сказать. – Насчет Лоркана… ты уверена?

– Так сказал Бен, а он его хорошо знает. И свою фирму он продает Жернакову только потому, что Лоркан советовал ему ни в коем случае этого не делать. Нет, Лоркану доверять нельзя, вот я ему и не доверяю.

Имя моего спутника она произносит таким тоном, словно речь идет о чем-то невероятно гнусном, и я помимо своей воли начинаю колебаться.

И снова мы обе довольно продолжительное время молчим. Я чувствую себя почти парализованной противоречивыми эмоциями, которые раздирают меня изнутри. Отчасти я все еще удивлена отзывом сестры о характере Лоркана, но это не самое сильное чувство, которое я испытываю. Сильнее всего – угрызения совести, которые накатывают на меня словно волны жидкого огня. Лотти права, я ничего не знаю толком и не ориентируюсь в ситуации так, как она. Слишком многое я предположила, и вот пришла расплата.

А главное, я, похоже, вовсе не знаю свою младшую сестру или знаю ее слишком плохо.

– Прости, – говорю я самым смиренным тоном. – Мне правда очень стыдно. Просто я думала, что ты… что ты, быть может, еще не совсем разлюбила Ричарда. И что Бен оказался для тебя не совсем подходящим, и ты жалеешь, что вышла за него. А еще я подумала, что если дело зайдет слишком далеко, и ты… и у тебя будет от него ребенок, тебе будет очень трудно выпутаться из создавшегося положения. Теперь я вижу, что ошиблась, и очень жалею… Пожалуйста, прости меня, ладно?..

Но Лотти продолжает молчать.

– Лотти!.. – кричу я в отчаянии.

26. Лотти

Я ее ненавижу. Почему она всегда оказывается права? Почему?!!

Слезы потоком текут из моих глаз. Мне хочется рассказать Флисс все. Что Бен оказался неподходящим мужем и что я по-прежнему люблю Ричарда, а еще – что никогда в жизни я не чувствовала себя такой несчастной и одинокой.

И все же простить я ее не могу. Во всяком случае, не могу сказать ей, что я ее прощаю, иначе она успокоится и снова будет командовать и лезть в мою жизнь. А я считаю, что Флисс заслуживает наказания. Быть может, этот случай научит ее хоть немного сдерживать свои покровительственные инстинкты и не принимать решений вместо меня.

– Оставь меня в покое, – выдавливаю я. – Просто оставь меня в покое… навсегда!

И я даю отбой. Мгновение спустя Флисс перезванивает, но я просто выключаю телефон – совсем выключаю, и возвращаю мобильник Нико.

– Вот, – говорю я. – Теперь я знаю все, и вы с Флисс можете больше не стараться. И вообще, перестаньте лезть в мою жизнь. Оставьте меня в покое!

– Миссис Парр, – отвечает Нико как ни в чем не бывало, – от лица отеля приношу вам глубочайшие извинения за все те недоразумения, с которыми вам пришлось столкнуться в течение вашего медового месяца. Позвольте в качестве компенсации предложить вам премиум уик-энд в одном из наших номеров люкс.

– И это все, что вы можете сказать? – с горечью говорю я. – Вы серьезно считаете, что какой-то премиум уик-энд способен компенсировать мне все, через что я прошла?

– Премиум уик-энд для двоих, – продолжает Нико, словно не слыша, – включает любые блюда из меню шеф-повара и подводную экскурсию с аквалангом. Кроме того, позвольте вам напомнить, что вы с мистером Парром являетесь победителями нашего Конкурса молодых пар, поэтому сегодня вечером вы должны принять участие в торжественной церемонии, где вам обоим будет вручен памятный приз и почетный диплом Самой счастливой пары недели. – Он слегка кланяется. – Примите мои поздравления.

– Почетный диплом Самой счастливой пары?! – Я почти кричу. – Да вы все здесь просто спятили! И перестаньте наконец пялиться на мою грудь! – добавляю я, замечая, что рубашка, которой я прикрывалась, соскользнула.

Нико незаметно исчезает, а я подбираю с пола лифчик и блузку и начинаю одеваться. В голове у меня творится настоящий сумбур, мысли путаются, эмоции переполняют душу, так что я даже боюсь, что не справлюсь с собой и что-нибудь сломаю. Или просто разревусь. Оснований и для того, и для другого у меня предостаточно. Бену не хватило терпения дождаться первой брачной ночи (не говоря уже об остальном). Мой брак приказал долго жить, даже не начавшись толком. Родная сестра тайно вмешивалась в мою жизнь, пытаясь устроить ее по своему вкусу. Еще мне очень не хватает Ричарда, к тому же я узнала, что пожар начался из-за меня. Это я, я подожгла пансион!..

Это последнее соображение терзает меня сильнее всего. На протяжении пятнадцати лет я вспоминала об этом пожаре, о своей находчивости и решительности каждый раз, когда моя жизнь сворачивала не туда и мне необходимо было собраться с мужеством, чтобы принять непростое решение. «Я смогла тогда, смогу и сейчас!» – эта мысль ободряла и поддерживала меня, помогая найти силы, но теперь я знаю: в тот день, пятнадцать лет назад, я не совершила никакого подвига. Напротив, я едва не совершила самую страшную ошибку в своей жизни и лишь чудом сумела исправить положение. Одно утешение, что из-за меня никто не погиб!..

– Как дела? – В спальню входит Бен. Он аккуратно причесан и полностью одет. Кажется, ему удалось даже наскоро принять душ.

– Нормально, – отвечаю я уныло. В первое мгновение мне инстинктивно хочется поделиться с ним своими переживаниями, но я понимаю, что это бессмысленно. Бен все равно меня не поймет или поймет не так. – Кстати, вечером мы идем на церемонию вручения призов за победу на конкурсе. Кажется, нас с тобой официально признали Самой счастливой парой недели.

– Ты что, шутишь? – Бен небрежно пожимает плечами. – Лично я отправляюсь на яхту Жернакова на переговоры, – добавляет он с важным видом. – Юрий обещал прислать за мной катер.

– Я с тобой, – сразу же говорю я. – Подожди меня немного, о’кей?..

Как бы плохо мне ни было, я не собираюсь упустить свой единственный шанс побывать на суперъяхте русского олигарха, которую я столько раз видела по телевизору. К тому же, думаю я, на суперъяхте должен быть супербар. Я найду его и утоплю все свои несчастья в холодном мохито[57].

– Я думал, теперь ты не поедешь. – Бен с легким недоумением качает головой.

– Я все еще твоя жена, – многозначительно отвечаю я. – К тому же мне хочется посмотреть яхту.

– О’кей, – нехотя соглашается он. – Я думаю, ты можешь поехать. Только, ради бога, – оденься поприличнее!

– Я и не собиралась ехать на прием в лифчике, – раздраженно парирую я.

Мы ворчим и спорим, точно старые супруги, прожившие бок о бок уже полтора десятка лет, хотя на самом деле нашему браку от силы трое суток, и мы, к слову сказать, даже ни разу не спали вместе. Боже мой, во что мы превратились за эти три дня? Во что я превратилась?..

27. Флисс

Открытый брак?..

Я чувствую себя настолько потрясенной, что опускаюсь прямо на свой чемодан посреди пыльного, залитого жарким солнцем тротуара. По тротуару движется поток пассажиров с вещами, им приходится меня обходить, но я не обращаю на них ни малейшего внимания. Открытый брак?..

– Ты готова? – спрашивает Лоркан, подходя ко мне с Ричардом и Ноем. Яркое солнце слепит ему глаза, и он слегка щурится. – Я договорился насчет платы. Можно ехать.

Но я настолько растерялась, что никак не реагирую.

– Флисс? Что с тобой? – Лоркан наклоняется ко мне.

– У них открытый брак, – бормочу я. – Можешь себе представить? Открытый брак!

Лоркан приподнимает брови и негромко свистит:

– Насколько я знаю Бена, ему это понравится.

– Открытый брак?! – Ричард удивленно таращится на меня. – У Лотти?

– Именно.

– Не может быть! Не верю!

– Это правда. Она сама только что мне сказала.

Ричард некоторое время молчит, и только грудь его тяжело вздымается.

– Ну вот, – произносит он. – Вот еще одно доказательство того, что я ее совсем не знаю. Как глупо было с моей стороны… Впрочем, теперь мне окончательно ясно: никакой надежды нет.

Он протягивает руку Ною:

– Прощай, дружище. Было очень приятно попутешествовать в твоей компании.

– Дядя Ричард, не уезжай! – Ной трогательным жестом обхватывает обеими ручонками колени Ричарда, и на одно короткое мгновение мне хочется сделать то же самое. Мне будет его очень не хватать.

– Желаю удачи. – Я обнимаю Ричарда на прощание. – Если меня занесет в Сан-Франциско, я тебя разыщу.

– Только не говори Лотти, что я прилетал, – внезапно говорит он. – Она не должна знать…

– Не скажу, – обещаю я. – Хотя… Будет очень жаль, если она так и не узнает, что ты любишь ее «больше, чем злотые», – добавляю я, стараясь сохранить серьезный вид.

– Не смей, слышишь?! – Он слегка пинает мой чемодан.

– Не беспокойся. – Я накрываю ладонью его широкую кисть. – Буду молчать как рыба.

– Удачи… – Лоркан тоже пожимает ему руку. – Было приятно с тобой познакомиться.

Ричард разворачивается и медленно бредет прочь. Я смотрю ему вслед и подавляю вздох. Ах, если бы только Лотти знала!.. Увы, сейчас я ничего не могу… Сначала я должна извиниться перед сестрой, а я уже чувствую, что это будет непростая процедура. Надо бы приобрести наколенники, чтобы, вымаливая прощение, не стереть колени до костей.

– Ну, идемте, – говорит Лоркан. Прежде чем подхватить наши чемоданы и погрузить в багажник подъехавшего такси, он проверяет свой мобильник и качает головой. – Бен не отвечает на мои эсэмэски, – говорит он. – Ты случайно не знаешь, где они сейчас могут быть?

– Понятия не имею. Они как раз собирались заняться этим, когда я, гм-м… вмешалась. – При мысли о собственном поступке я невольно хмурюсь.

Лихорадочное безумие, в котором я пребывала столько времени, постепенно отступает, и я вижу, что мое поведение было недопустимым – и это еще очень мягко сказано. Да, Бен и Лотти собирались заняться сексом, ну и что? И даже если бы после этого сестра забеременела, это ее жизнь – не моя.

– Как ты думаешь, Лотти когда-нибудь меня простит? – спрашиваю я, когда мы уже сидим в машине. В глубине души мне ужасно хочется, чтобы Лоркан сказал мне что-нибудь ободряющее. Он мог бы сказать, например, что сестринские узы слишком крепки, чтобы их мог разрушить подобный пустяк, и что Лотти, конечно, простит меня очень скоро, но Лоркан только слегка морщит нос.

– Она вообще легко прощает? – спрашивает он после небольшой паузы.

– Нет.

– Ну, тогда… Тогда – вряд ли.

Утешил, нечего сказать! Я сердито смотрю на него, но сердце у меня щемит. Я – самая скверная старшая сестра в мире, и Лотти будет совершенно права, если никогда больше не станет со мной разговаривать. И поделом мне. Сама виновата.

На всякий случай я набираю ее номер и сразу попадаю на голосовую почту.

– Лотти, – начинаю я в стотысячный раз, – мне правда очень жаль. Прости меня, пожалуйста. Если хочешь, я могла бы все тебе объяснить, но для этого нам нужно увидеться. Я сейчас еду в отель. Когда буду на месте, я тебе позвоню, ладно?

Потом я прячу телефон в карман и нетерпеливо барабаню пальцами по ручке двери. Такси уже выехало на главное шоссе, но, по греческим стандартам, мы едем довольно медленно.

– Нельзя ли побыстрее, мы очень торопимся? – говорю я, наклоняясь к водителю. Мне действительно нужно как можно скорее увидеть мою сестру. Быть может, от этого будет зависеть вся моя дальнейшая жизнь.

* * *

Я совсем забыла, что отель «Амба» находится довольно далеко от аэропорта. Мне, во всяком случае, показалось, будто мы добирались туда полдня (хотя на самом деле дорога заняла часа полтора). Наконец такси останавливается перед парадным входом, мы выходим из машины и, захлопнув дверцы, рысью взбегаем по широким мраморным ступеням.

– Отдадим багаж коридорному, – говорю я, отдуваясь. – Мы сможем забрать его позже.

– Хорошо. – Лоркан вызывает коридорного с тележкой и забрасывает на нее наши чемоданы.

Насколько я успеваю заметить, он тоже неспокоен и нетерпелив. Лоркан начал нервничать еще в машине: он постоянно смотрел на часы и пытался дозвониться до Бена, но ответа не получил. «Времени осталось совсем мало, – то и дело повторял он. – Я должен получить его подписи на документах, отсканировать и переслать в главный офис до конца рабочего дня».

Сейчас, когда мы оказываемся в просторном, отделанном прохладным мрамором вестибюле отеля, Лоркан поворачивается ко мне:

– Ну и где они сейчас, по-твоему?

– Откуда мне знать, – огрызаюсь я. – Может, у себя в номере?

Сквозь широкие стеклянные двери в дальнем конце вестибюля мне видно сверкающее на солнце море. Ной тоже его замечает.

– Море! Море! – радостно кричит он и пытается вырвать у меня руку. – Идем скорее! Купаться!

– Потерпи немного, дружок, – уговариваю я его. – Скоро пойдем. Еще минуточку, ладно?

– А можно мне молочный коктейль с фруктами? – тут же добавляет Ной. Оказывается, он заметил официанта, который несет на подносе несколько бокалов с напитками.

– Позже, – обещаю я. – Немного погодя мы сходим в буфет и возьмем каждому по молочному коктейлю, и ты сможешь поплавать в море, но сначала нам нужно найти тетю Лотти. Смотри внимательнее, вдруг ты первый ее увидишь.

– Бен?.. – коротко говорит Лоркан в свой телефон, и я резко поворачиваюсь в его сторону. – Я в отеле. Ты где?.. – Он прячет телефон и, глядя на меня, отрицательно качает головой. – Он не стал говорить. Где их номер?

– Там, наверху, если я все правильно помню. – Я быстро веду его за собой через вестибюль туда, где находятся отельные лифты. По пути я почти огибаю группу загорелых мужчин в светлых костюмах, когда меня останавливает чей-то знакомый голос:

– Флисс? Фелисити?..

Я оборачиваюсь и вижу Нико, который спешит ко мне от стойки регистрации.

– Здравствуй, Нико! – говорю я с наигранной бодростью. – Рада тебя видеть. И… спасибо за все.

– «Спасибо за все»?.. – У него такой вид, будто его вот-вот хватит удар. – Да я еще никогда… Я никогда не позволял себе участвовать в подобной… Страшно подумать, какой вред я нанес своей репутации и репутации отеля. О твоей сестре я уже и не говорю. Она…

– Я… я все понимаю, Нико. И очень ценю все, что ты сделал. Прости меня, пожалуйста.

– Твоя сестра просто в ярости, Флисс.

– Я знаю. Поверь, Нико, мне действительно жаль, что все так вышло, но… Тебя это не коснется. Я сделаю все, что обещала, – в ближайшем же номере нашего журнала ты увидишь статью о себе: очень подробную, хвалебную статью. На два разворота, не меньше. Два разворота сплошных комплиментов твоему опыту, твоей находчивости и лояльности. Я сама напишу эту статью, клянусь! А сейчас не мог бы ты помочь мне еще немного?

– Помочь? – с негодованием восклицает Нико. – Помочь?! – Он качает головой. – Извините, Флисс, но мне нужно готовиться к церемонии вручения призов. – Нико переходит на официальный тон: – Я и так уже опаздываю. Простите, но мне нужно идти, и… пожалуйста, больше не устраивайте в нашем отеле ничего такого.

Он гордо вскидывает голову и, круто развернувшись на каблуках, шагает прочь, а я ловлю на себя сочувственный взгляд Лоркана.

– Ничего не скажешь, Флисс, умеешь ты заводить друзей!

– Все будет в порядке, – виновато бормочу я. – Я напишу о нем и его отеле замечательную статью, и Нико смягчится. Вот увидишь, все будет о’кей.

Я озираюсь по сторонам, пытаясь вспомнить, как лучше попасть в «Устричный люкс». Насколько мне известно, эти апартаменты для молодоженов находятся на самом верхнем этаже, а значит…

– Нам сюда. В этот лифт, – быстро говорю я. – За мной!

Пока мы поднимаемся в лифте, Лоркан еще несколько раз пытается дозвониться Бену, но тот не отвечает.

– Он знал, что я приеду, – недовольно бормочет он. – Знал, что должен подписать важные документы, и вот – я вынужден разыскивать его по всему отелю. Какая безответственность!

– Мы будем в его номере через минуту, – возражаю я. – Так что не ворчи.

Как только лифт останавливается на верхнем этаже, я выскакиваю из дверей и одним прыжком пересекаю площадку, волоча за собой Ноя. Не обращая внимания на таблички на дверях, я бросаюсь к двери в дальнем конце коридора и начинаю колотить по ней кулаком.

– Лотти! Это я! Открой! – Тут я замечаю крошечную кнопку дверного звонка и со всей силы давлю на нее. – Открой, пожалуйста! Я хочу извиниться. Мне очень жаль, Лотти. Прости меня! ПРОСТИ!!! – Я стучу в дверь ногой, и Ной с восторгом присоединяется к забаве.

– Тетя Лотти, выходи! Тетя Лотти, выходи! – скандирует он.

Внезапно дверь распахивается, и я вижу на пороге совершенно незнакомого мужчину, закутанного в полотенце.

– В чем дело? – раздраженно спрашивает он. – Что вам нужно?

Я смотрю на него во все глаза. Это явно не Бен. Во всяком случае, он нисколько не похож на ту фотографию Бена, которую я видела.

– Вы… Бен? – растерянно спрашиваю я.

– Нет, – отвечает он коротко.

Я чувствую, как у меня холодеют внутренности. Лотти говорила, что у них с Беном открытый брак. Неужели… неужели они пригласили кого-то третьего? Вот кошмар так кошмар! А вдруг Лотти забеременеет неизвестно от кого? Тогда все запутается еще больше!..

– Простите, вы здесь с Беном и Лотти? – спрашиваю я почти робко.

– Нет! – отрезает мужчина. – Я здесь со своей женой. А вы кто такая?

– Это… это «Устричный номер»?..

– Нет, «Жемчужный». – Мужчина показывает на небольшую табличку на двери, которую я в горячке совершенно не заметила.

– Ах да, конечно… Извините за беспокойство… Простите, что помешала.

Я мелкими шажками пячусь от двери, которая с грохотом захлопывается перед моим носом.

– Кто-то утверждал, что знает этот отель как свои пять пальцев, – ехидно замечает Лоркан.

– Я знаю… То есть – знала. Я была уверена, что…

Я не договариваю. Совсем рядом со мной находится узкое окно, которое выходит на побережье. Сквозь это окно я вижу деревянный причал, украшенный связками воздушных шаров и цветочными гирляндами. В дальнем конце причала стоя́т две крошечных фигурки, которые кажутся мне очень, очень знакомыми.

– О боже, это они! Я их вижу. Они возобновляют обеты! Быстрее!..

Я снова хватаю Ноя за руку, и мы несемся по коридору в обратном направлении. Лифт опускается невыносимо медленно, однако какое-то время спустя мы оказываемся внизу и, не разбирая дороги, несемся через лужайки и газоны к морю. Вот впереди уже виден причал – груды цветов, воздушные шары, а в самом центре – они. Счастливые молодожены, которые стоят, держась за руки, лицом к безмятежному морю.

– Купаться! – радостно вопит Ной.

– Не сейчас! Попозже! – отдуваясь, бормочу я. – Сначала нам нужно…

Я резко останавливаюсь, пристально всматриваясь в парочку на причале. Несмотря на то, что молодожены стоят, отвернувшись от нас, я уверена, что молодая женщина – Лотти. То есть, я думаю, что это Лотти, хотя…

Стоп! Я тру руками глаза, стараясь разглядеть этих двоих получше. В какой-то момент я даже решаю обратиться к врачу, чтобы он выписал мне контактные линзы посильнее.

– Это они? – требовательно спрашивает Лоркан.

– Не знаю, – говорю я неуверенно. – Вот если бы они повернулись в нашу сторону…

– Это не тетя Лотти, – насмешливо говорит Ной. – Это совсем другая тетя.

– Да и парень не похож на Бена, – добавляет Лоркан, который, прикрыв глаза рукой от солнечного блеска, всматривается в силуэт мужчины. – Бен намного ниже ростом.

В этот момент женщина наконец поворачивает голову, и я вижу, что она совсем не похожа на мою сестру.

– Ах, ты, черт!.. Это и правда не они… – Я в изнеможении опускаюсь на ближайший шезлонг и поворачиваюсь к Лоркану. – Мне срочно надо выпить, – говорю я, – я больше не могу бегать туда и сюда. Времени уже много, сегодня ты все равно ничего не отправишь, никакие документы. Придется отложить дела на утро… В чем дело?

Я удивленно моргаю. Лицо Лоркана внезапно становится напряженным. Он пристально смотрит на что-то позади меня, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, что же привлекло его внимание. За моей спиной расстилается самый обычный гостиничный пляж с шезлонгами и зонтиками от солнца. Волны разбиваются о песок, среди пенных барашков мелькают головы купальщиков. Несколько парусных лодок рассекают воду за буйками, а вдали – там, где начинается настоящая глубина – стоит на якоре огромная океанская яхта. Именно на нее уставился Лоркан.

– Это яхта Жернакова, – говорит он, прежде чем я успеваю задать вопрос. – Хотел бы я знать, что он здесь делает?..

– Проклятье, я совсем забыла!.. – До меня вдруг доходит.

Совсем из головы выскочило… Теперь я знаю, где Бен и Лотти. Они – там, на яхте.

– Ты знала? – Его голос звучит так сурово, что я невольно смущаюсь.

– Ну да… Лотти мне писала, но я как-то упустила из вида… Бен собирался на яхту к Жернакову, чтобы обсудить условия сделки. Он решил продать свою фирму.

– Как это – «он решил»?! – Лоркан бледнеет на глазах, и я пугаюсь, как бы он не хлопнулся в обморок. – Он не может… Мы же договорились, что он не будет продавать компанию сейчас. И тем более – Жернакову!..

– По-видимому, Бен передумал.

– Что значит – передумал?! – Лоркан, похоже, вне себя от бешенства. – Так не делается! Зачем я тогда привез ему на подпись реорганизационные документы? Зачем летел сюда через пол-Европы? Зачем мы вообще планировали эту реорганизацию, разрабатывали проект, десятки раз обсуждали все детали? Мы потратили на это несколько месяцев и в конце концов создали великолепный проект, который позволил бы нам выйти на совершенно новый уровень производства! Продать компанию в такой момент, да еще Жернакову, которого интересует только поместье, это просто… – Лоркан пристально смотрит на меня. – Ты уверена? – внезапно спрашивает он.

– Вот, смотри сам… – Я разыскиваю в памяти телефона нужную эсэмэс и показываю ему. Лоркан читает, и его лицо сереет.

– Бен встречается с Жернаковым один, без помощников и консультантов. Чертов дурак! Да Жернаков в два счета обведет его вокруг пальца!

Что-то в его чрезмерно бурной реакции мне не нравится. То он советовал мне не волноваться из-за сестры, то вдруг приходит в неистовство из-за продажи компании, которая ему даже не принадлежит. Странно… По меньшей мере – странно.

– Подумаешь! – говорю я с наигранным безразличием в голосе. – В конце концов, это его компания, его деньги… Пусть делает что хочет!

– Ты не понимаешь! – сердито рычит Лоркан. – Это не просто сделка. Это катастрофа. Полная и окончательная катастрофа.

– Слушай, тебе не кажется, что ты немного преувеличиваешь?

– Нет, я нисколько не преувеличиваю. Это действительно очень важно!

– Для кого? – фыркаю я. – Знаешь, Лоркан, сейчас мне кажется, что это не я, а ты увлекся собственными фантазиями и утратил перспективу.

– Это. Совсем. Другое, – чеканит он.

– Ничего подобного, – возражаю я. – И вообще… С моей точки зрения, ты как-то уж очень переживаешь из-за чужой фирмы. Неудивительно, что Бену это не нравится. По-моему, ничем хорошим это не кончится.

Ну вот, я это сказала!

– Как Бену может не нравиться, что я делаю за него всю работу? – недоверчиво спрашивает Лоркан. – Я ему нужен, без меня производство сразу встанет. Разумеется, у нас бывают разногласия, но это совсем не…

– Ты просто не знаешь! – В волнении я сую ему под нос свой телефон. – Ничего не знаешь!.. Я знаю о твоих отношениях с Беном куда больше, чем ты сам. Лотти мне все рассказала!

– Что она тебе рассказала? – спрашивает Лоркан совсем тихо. Я смотрю на него, но его лицо не выражает никаких эмоций. Кажется, он вдруг перестал волноваться, чего не скажешь обо мне. То, что́ я собираюсь ему сказать, здорово меня нервирует, но я знаю, что должна это сделать. Лоркану необходимо открыть глаза на происходящее.

– Бен тебя терпеть не может, – говорю я. – Он считает, что ты обманом пробрался на руководящую должность и теперь хочешь прибрать всю компанию к рукам. По его мнению, ты держишь под контролем все, что происходит на фирме. Кроме того, тебе нравится демонстрировать свою власть. Насколько я знаю, однажды ты отобрал у него телефон, причем сделал это при посторонних. Это правда, кстати?

– Что-о-о?! Что ты несешь?!

– Я узнала об этом от Лотти. А ей, несомненно, рассказал Бен. Неужели он это выдумал?

Лоркан задумчиво морщит лоб, потом в его глазах проскальзывает какая-то мысль.

– А-а, вот ты о чем!.. – говорит он. – Это было, когда Бен приехал в Стаффордшир на похороны отца. Когда один из старейших рабочих говорил прощальное слово, Бен преспокойно болтал по телефону, и это выглядело, гм-м… крайне невежливо. Мне пришлось выхватить у него мобильник – только благодаря этому происшедшее мало кто заметил. Я, однако, понятия не имел, что за это Бен имеет на меня зуб. Ему следовало бы меня поблагодарить, а не…

– Как бы там ни было, он все еще злится.

Лоркан не отвечает. Его черты слегка подрагивают, и мне остается только догадываться, какая буря бушует внутри его. Взгляд его блуждает, но на меня он почти не смотрит.

– Значит, я обманом пробрался на руководящий пост? – произносит он после довольно продолжительной паузы. – А ты хотя бы представляешь, сколько я сделал для компании, для отца Бена, для него самого? Ради этого я наплевал на свою карьеру, отказался от нескольких очень выгодных предложений, которые делали мне самые крупные юридические фирмы в Сити. Если бы я тогда согласился, сейчас я был бы как минимум совладельцем одной из этих компаний, но я…

– Я не сомневаюсь в твоих словах, Лоркан, но дело в том, что…

– Я фактически дал жизнь проекту «Пейпермейкер», я разрабатывал и планировал реструктуризацию компании, благодаря чему она получила возможность оставаться на плаву даже в самых сложных экономических условиях, я отдал этой работе все…

Он хочет сказать что-то еще, но я больше не могу слышать его разглагольствования на тему «Я отдал все, что мог, и где же благодарность?».

– Почему? – перебиваю я. – Почему ты это делал?

– Что именно? – Лоркан смотрит на меня так, словно я вдруг заговорила на китайском языке.

– Я хочу знать, почему ты все это делал, – терпеливо повторяю я. – И в первую очередь я хочу знать, зачем ты отправился в Стаффордшир, как вышло, что ты близко сошелся с отцом Бена, и почему ради всего этого ты отверг столько выгодных предложений от крупных юридических фирм. Какой у тебя был интерес, ведь эта компания тебе не принадлежала и не принадлежит.

Лоркан внезапно начинает мяться, словно мои вопросы выбили почву у него из-под ног.

– Я… я должен был вмешаться, – начинает он. – Должен был взять на себя ответственность, потому что…

– Должен? – Я картинно приподнимаю брови. – Что и кому ты был должен, Лоркан?

– Ты не понимаешь, – мямлит он. – Фирма оказалась на грани банкротства, дела были ужасно запущены… ну и…

– А тебе-то что было за дело? – не отступаю я. – Мало ли фирм разоряется каждую неделю, каждый день… Неужели их все нужно спасать во что бы то ни стало? – Я перевожу дыхание и одновременно подыскиваю слова, которые как можно точнее передадут мою мысль. – В том-то и фокус, Лоркан, что ты мог не вмешиваться, но ты вмешался. И это было исключительно твое решение. Можно даже сказать – ты сам этого захотел. Что же тебя подтолкнуло? Мне кажется, я знаю ответ. Ты недавно развелся, а мы все хорошо знаем, как чувствует себя человек, когда рушится его личная жизнь, когда обрываются отношения с кем-то очень близким. Ты был зол, подавлен, ты был близок к отчаянию… – Мне тяжело продолжать, но останавливаться я не собираюсь. – В каком-то смысле, Лоркан, ты повел себя точно так же, как Лотти. И как я. Нам всем нужно было как-то унять боль своего разбитого сердца, и ты решил, что лучший способ сделать это – спасти для Бена его компанию. К несчастью, ты ошибся… – Я смотрю ему в глаза и добавляю мягко: – Это был твой Неудачный Выбор…

Лоркан тяжело дышит. Его крупные руки непроизвольно сжимаются в кулаки, словно он изо всех сил старается выстоять, не поддаться чему-то. На его лице проступает печать неподдельной муки, и я отчасти жалею, что причинила ему такую сильную боль, но только отчасти. Почему-то мне кажется, что после того, как я высказала ему в лицо правду, которую он столько времени не осмеливался признать, ему обязательно станет легче.

– Увидимся позже. Я сам тебя найду, – внезапно бросает Лоркан и, круто развернувшись, торопливо шагает прочь. Все происходит так быстро, что я не успеваю ничего ему ответить. Впрочем, говорить особо нечего; главное уже сказано, и я рада, что сумела сделать хотя бы это.

Потом я тепло улыбаюсь Ною, который все это время терпеливо ждал, пока мы закончим наши скучные взрослые разговоры.

– Ну, можно уже купаться? – спрашивает он. – Можно, а?..

Я вспоминаю, что плавки сына остались в чемодане, а чемодан – в отеле. Возвращаться в «Амбу», разыскивать чемодан и рыться в белье – такая морока, к тому же еще час или два – и солнце опустится слишком низко…

– Ты собираешься купаться в трусиках? – спрашиваю я, слегка поднимая брови. – Опять?!!

– В трусиках, ура! – радостно кричит Ной. – Купаться!

– Флисс!.. – Я поднимаю взгляд и вижу Нико, который идет ко мне по песку. Его сорочка, как всегда, накрахмалена, а туфли из патентованной кожи начищены до зеркального блеска. – Где твоя сестра? Мне нужно уточнить с ней кое-какие детали торжественного вечера. Она и ее муж стали Самой счастливой парой недели.

Я замечаю, что мы снова на «ты», и мне становится немного легче на душе.

– Боюсь, Лотти сейчас там… – Я жестом указываю на супер-пупер-яхту русского олигарха. – Попробуй с ней связаться, только, боюсь, из этого ничего не выйдет. В любом случае желаю удачи.

– А ты не могла бы сама ей позвонить? Тебе-то она наверняка ответит. У нас, видишь ли, была запланирована репетиция церемонии вручения призов, но миссис Парр так внезапно исчезла, что…

– Можно я искупаюсь, мам, ну, можно?.. – канючит Ной, который успел раздеться. Одежду он, естественно, побросал на песок там, где стоял, хотя рядом хватало свободных лежаков и шезлонгов.

– Можно, мам?

Я смотрю на его умоляющее маленькое личико и чувствую, как мое сердце сжимается от нежности. В одно мгновение я вдруг понимаю, что́ в жизни самое главное. Любые торжественные церемонии, первые брачные ночи, необходимость спасти сестру и, конечно, Дэниел – все это пустяки. Самое главное здесь, передо мной.

Потом я вспоминаю, что на мне простое черное белье без кружев и прочих архитектурных излишеств. Вполне может сойти за купальник.

– Извини, – с улыбкой говорю я Нико и начинаю раздеваться, – но сейчас мне некогда. Я давно обещала сыну искупаться.

* * *

Примерно полчаса мы с Ноем барахтаемся и плещемся в бирюзовых волнах Эгейского моря. Наконец мы возвращаемся на мелководье, и я – о, чудо! – снова чувствую себя в нормальных отношениях с окружающим миром и с собой. Низкое солнце приятно согревает мои мокрые после купания плечи, на губах ощущается горько-соленый привкус морской воды, а ребра слегка ноют от радостного смеха и непривычных плавательных движений.

– Я акула, мама! – кричит Ной. Он лежит на животе у самого берега и, упираясь руками в дно, изо всех сил молотит ногами по воде, поднимая тучу брызг. – Я страшная кусачая акула-брызгуля!

Он снова окатывает меня с головы до ног, я отвечаю тем же, и мы оба садимся, словно в ванну, на мягкий и ровный песок морского дна. «С ним все будет хорошо, – думаю я, обнимая маленькое, податливое тельце сына. – С нами обоими все будет просто отлично. Пусть Дэниел отправляется в свой Лос-Анджелес, если ему хочется. Пожалуй, в Америке ему будет даже лучше, они там очень любят «примитивных конформистов» – людей, чье поведение полностью определяется социальными правилами и биологической природой человека. Нет, никогда я не верила, что человек произошел от обезьяны, но, глядя на Дэниела, ничего другого в голову просто не приходит. В конце концов, и обезьяны, и люди, точнее – обезьяны и Дэниел – общественные животные.

И я улыбаюсь Ною, который слегка покачивается на волнах рядом со мной:

– Здорово, правда?

– Здорово, – соглашается сын и тут же спрашивает: – А где тетя Лотти? Ты говорила, мы едем ее навестить.

– Она сейчас занята, но позже мы непременно увидимся, – объясняю я, непроизвольно бросая взгляд в сторону белоснежной яхты. Хотела бы я знать, что там сейчас происходит. Впрочем, никакого особого волнения или любопытства я не испытываю. Странно, но когда я была в Англии, дела сестры казались мне ужасно важными (во всяком случае, я принимала ее проблемы очень близко к сердцу), но сейчас мне практически наплевать.

Нет, не в том смысле, что Лотти вдруг стала мне безразлична и мне все равно, что ней станет. Просто я поняла, что у каждого своя жизнь: у нее – своя, у меня – своя, поэтому стараться решать что-то за Лотти бессмысленно.

Как это ни печально, но единственный способ чему-то научиться в жизни – набить побольше собственных шишек и синяков.

Мне вдруг кажется, что меня кто-то зовет. Я оборачиваюсь и вижу, что у самой кромки прибоя стоит Лоркан. Откровенно говоря, его строгий деловой костюм и галстук выглядят на пляже довольно нелепо, и я невольно улыбаюсь.

– Мне нужно кое-что тебе сказать! – кричит Лоркан, поскольку мы хоть и сидим на мелководье, до нас довольно далеко.

– Не слышу! – кричу я в ответ, не двигаясь, однако, с места.

Я больше не буду торопиться, спешить, делать что-либо сгоряча. Клянусь, чем хотите, я и пальцем не пошевельну, даже если Лоркан намерен рассказать мне, будто Лотти только что родила двойню от Бена, который оказался беглым нацистским преступником. Какой бы срочной и занимательной ни была его новость, мир не перевернется, если я выслушаю ее через полчаса.

– Флисс! – снова кричит он.

– Ты что, не видишь? Я купаюсь!

Лицо Лоркана выражает целую гамму эмоций. Кажется, он даже бормочет нечто непечатное. В следующее мгновение он швыряет на песок свой кейс и – прямо в ботинках и в костюме – шагает к нам по мелководью. Через несколько секунд он уже рядом с нами. Вода достает ему почти до колен, но Лоркан этого, кажется, даже не замечает. Я в свою очередь настолько потрясена, что на время лишаюсь дара речи. И только Ной, который негромко ахнул, когда Лоркан шагнул в воду, заливается веселым смехом.

– Ты и вправду никогда не слышал о том, что существует такая вещь, как плавки? – спрашиваю я, стараясь сохранять хотя бы видимость спокойствия.

– Мне нужно кое-что тебе сказать, – повторяет он и сверлит меня взглядом, словно во всем, что произошло, виновата я одна.

– Нужно, так говори!

Но Лоркан молчит. С каждой секундой взгляд его становится все более напряженным и мрачным, к тому же он то и дело проводит рукой по волосам, словно пытаясь этим механическим движением привести в порядок мысли. Наконец он делает глубокий вдох, за ним еще один – но не произносит ни слова. Тишину нарушают только плеск волн, доносящиеся с пляжа голоса отдыхающих, крики чаек, да его хриплое дыхание.

Потом к нам подплывает ярко раскрашенная резиновая лодка, полная детей. Дети галдят, и на пару минут рядом с нами становится очень шумно, но волны проносят лодку дальше, голоса и смех стихают, а Лоркан все молчит. Ну что ж, думаю я, похоже, мне все-таки придется сказать это – что бы это ни было – за него.

– Что ж, попробую догадаться, в чем дело, – говорю я мягко. – Ты наконец понял, что я права. Это было очень нелегко, но ты все-таки осознал сложность и двусмысленность собственного положения. Ты, наверное, спросил себя, что ты тут делаешь и какого черта ты с маниакальным упорством разыскиваешь Бена, чтобы отдать ему на подпись важные документы, тогда как сам Бен только и делает, что предает все, что тебе дорого. Возможно, эта мысль помогла тебе взглянуть на собственную жизнь под иным углом, и ты решил, что должен что-то в ней изменить… – Я некоторое время молчу, потом добавляю: – Хотя, возможно, ты просто жалеешь, что не захватил с собой плавки.

И снова мы долго молчим. На щеке Лоркана дергается мускул, и я исполняюсь недобрых предчувствий. Не слишком ли далеко я зашла? В конце концов, мужчины не любят, когда им говорят правду, предпочитая доходить до всего «собственным умом».

– Ну да, кое-что ты угадала верно, – признает он наконец. – Кое-что, но не все… – Он делает шаг вперед, и набежавшая волна разбивается о его колени солеными брызгами. – Я еще никогда не встречал человека, который бы так хорошо меня понимал, понимал, что со мной происходит. И никогда общение с другим человеком не требовало от меня столь значительных душевных усилий. Ты была права насчет Бена, и вообще насчет всего. Ты была права даже насчет моего фото на сайте… Я специально зашел в Интернет, чтобы взглянуть на него еще раз, и знаешь, что я понял? Этот снимок и впрямь не слишком удачный. Он как будто говорит каждому, кто его увидит: «Ну, и кто ты такой? Что тебе здесь нужно? У меня нет времени заниматься ерундой!»

Тут я невольно улыбаюсь: Лоркан-таки признал мою правоту, но до полной капитуляции еще далеко. Это я тоже хорошо понимаю.

– И еще в одном ты права, – добавляет Лоркан, и выражение его лица становится жестче. – «Дюпри Сандерс» действительно мне не принадлежит. Пусть мне иногда и хочется, чтобы это было не так, однако факт остается фактом, и с этим ничего не поделаешь. Это фирма Бена, и если он хочет ее продать – пусть продает. Это его дело. Правда, Жернаков свернет производство уже через полгода, а может быть, и раньше, но… что будет, то будет. В конце концов, ничто не может существовать вечно.

– Разве тебе не будет обидно, если это случится? – не выдерживаю я. – Ведь ты так много вложил в развитие фирмы, ты с ней до некоторой степени сроднился…

– Может быть, – серьезно соглашается он. – И даже – скорее всего. Сначала мне, конечно, будет очень горько, но и горечь со временем выветривается, а обида – ослабевает. Я верю в это, потому что ничего другого мне просто не остается. Нам обоим приходится в это верить, не так ли?

Он глядит мне в глаза, и я ощущаю, как меня охватывает сочувствие к этому человеку. Ведь если хорошо понимаешь кого-то, невольно начинаешь ему сопереживать, что, впрочем, не всегда легко с эмоциональной точки зрения.

– И только в одном ты ошиблась, – говорит Лоркан неожиданно бодрым тоном. – Я рад, что не захватил с собой плавки.

С этими словами он снимает пиджак и швыряет его на берег. Пиджак, разумеется, не долетает, он падает в воду и качается на волнах, разбросав рукава. Еще немного, и он пойдет ко дну, однако Ной с радостным визгом уже бросается ему на выручку, а поскольку у берега совсем неглубоко, я не сомневаюсь, что спасательная операция пройдет успешно. И действительно, не проходит и пары минут, как пиджак уже спасен. Ной поднимает его на вытянутых руках.

– Вот! Поймал! – говорит он с гордостью, и я начинаю подозревать, что это была не спасательная, а охотничья операция. Что-то вроде охоты на китов или, может быть, даже на гигантских электрических скатов.

Между тем Лоркан снимает сначала один ботинок, потом другой. Их он также бросает вслед пиджаку, но поскольку руки у Ноя заняты, он действует уже не так успешно.

– Дядя Лоркан, они утонули! Твои ботинки утонули! – кричит сын.

– Что же ты стоишь? – отзываюсь я. – Ныряй скорее! Если ты настоящий Супермен, ты еще успеешь их спасти. Вытаскивай их на берег; когда будет время, мы сделаем им искусственное дыхание.

– Почему не сразу? – заинтересованно спрашивает сын. Я все-таки сумела озадачить его своим «искусственным дыханием».

– Потому что сейчас мы с дядей Лорканом будем купаться в трусиках, – говорю я и хихикаю.

– В трусиках, в трусиках! – радостно вопит Ной.

– Ага. – Лоркан подмигивает ему. – Ничего другого нам просто не остается, не так ли, малыш?

28. Лотти

Я смотрю на берег, но вижу только крошечные фигурки купальщиков, пляшущие в волнах. Солнце опустилось уже достаточно низко, и на песок пляжа ложатся длинные тени. Визжат и смеются дети, обнимаются парочки, взлетает над сеткой волейбольный мяч. И чем дольше я смотрю, тем сильнее мне хочется быть одним из этих простых людей с их простыми радостями, которые могут спокойно наслаждаться отдыхом, не испытывая необходимости что-то срочно сделать со своей жизнью. Увы, свалившиеся на меня проблемы не дают мне покоя – я просто не могу не думать о том, как быть. Мой скоропостижный брак, эгоистичный и эгоцентричный муж-бабник, а также последствия еще нескольких поспешно принятых решений – вот с чем мне приходится иметь дело. Я хорошо понимаю, насколько сложны свалившиеся на меня проблемы, вот только как их решать, я не имею ни малейшего представления.

Роскошную красавицу-яхту я возненавидела едва ли не с той самой минуты, когда мы поднялись на борт. Уж поверьте мне на́ слово – нет ничего ужаснее, чем яхта миллиардера. Вокруг слишком много светлого полированного дерева, белой кожи и хрусталя, так что постоянно боишься что-нибудь поцарапать, испачкать или разбить, и поэтому я чувствую излишнюю скованность, которая, в свою очередь, порождает неуверенность и чувство унижения. Очень неприятно, знаете ли, ощущать себя в положении бедной родственницы, которую пригласили на прием к Рокфеллерам. Кроме того, взгляд, которым при знакомстве окинул меня Жернаков, яснее ясного говорил, что я вряд ли подойду ему в качестве очередной по счету жены, поэтому мне с самого начала пришлось довольствоваться обществом двух «спутниц» олигарха – длинноногих блондинок с такими большими силиконовыми грудями и накачанными ботоксом губами, что обе напомнили мне надувные детские игрушки. Лично я никогда не испытывала никакого предубеждения к блондинкам, однако сейчас я начинаю склоняться к мысли, что широко распространенное мнение об ограниченности их интеллектуальных возможностей не лишено оснований. Не исключено, правда, что все дело в языковом барьере, поскольку обе дамы – русские и не слишком хорошо владеют английским языком. Как бы там ни было, за все время я не услышала от них ничего умнее вопроса о том, компакт-пудрой какого модного дизайнера я пользуюсь.

Мой компакт был куплен в «Боди-шоп»[58], поэтому дальше этого разговор как-то не пошел.

В общем, сейчас я коротаю время, потягивая ледяной мохито в надежде, что рано или поздно в нем растворятся все мои тревоги. Увы, вместо того чтобы улечься, мое беспокойство с каждой минутой растет, и я буквально не нахожу себе места. Я понимаю, что нужно что-то делать, что-то решать, но я не знаю – что. От этого ощущение катастрофы – не близкой, а уже свершившейся – овладевает мною все полнее. Положение кажется безвыходным, и мне хочется плакать, но плакать нельзя. Только не здесь, не на этой сверкающей суперъяхте, где всем полагается веселиться, шутить и демонстрировать силиконовые суперсиськи.

Я облокачиваюсь на ограждение верхней палубы, где меня бросил Бен, и, глядя вниз, гадаю, сколько футов до воды и что будет, если я прыгну за борт. Почему-то мне кажется, что прыгать все-таки не стоит, поскольку я могу сильно ушибиться о воду, к тому же таким образом мне вряд ли удастся привлечь к себе внимание Бена. Где он сейчас – я не знаю и, по правде сказать, не очень хочу знать, хотя Бен – мой единственный близкий человек на борту. Когда мы прибыли на яхту, его как будто подменили. Он стал невыносимо задаваться, важничать и хвастаться, пытаясь произвести впечатление на Жернакова. Так, он повторил не меньше пятнадцати раз, что тоже хочет приобрести себе океанскую яхту, но не такую, как у Юрия, а настоящую – с парусами, современной компьютерно управляемой оснасткой и всем прочим. Я чуть не брякнула, что эта яхта, скорее всего, будет бумажной, поскольку Бен все-таки владелец бумагоделательной компании, но сдержалась. А потом Жернаков его куда-то увел, и я осталась одна в компании этих кошмарных девиц.

Внезапно я ловлю себя на том, что моя рука сама собой оказывается у меня в кармане. Вот уже некоторое время меня не покидает одна очень простая мысль, которая, как самый терпеливый пациент на приеме у врача, сидит и сидит в уголке мозга, не желая сдаваться. Позвонить Ричарду, думаю я. Я могу позвонить Ричарду… На самом деле эта странная идея появилась у меня уже несколько часов назад, но я упрямо продолжала ее игнорировать, изобретая бесчисленные причины, почему я не должна этого делать. Сейчас я ни одной причины уже не помню, а вот мысль – мысль осталась, а главное – она уже не кажется мне ни безумной, ни дурацкой. Напротив, с каждой минутой мне все сильнее хочется просто взять и сделать это. Взять и позвонить. Прямо сейчас, сию же секунду.

И плевать, что у них в Сан-Франциско, может быть, уже глубокая ночь или раннее утро. Главное, услышать его голос…

Я знаю, Флисс посоветовала бы мне этого не делать, но ведь это моя жизнь, не так ли?

Меня пока удерживает только одно: я еще не знаю, что́ я ему скажу. На самом деле мне не хочется говорить ничего. Только установить с ним телефонное соединение, услышать его голос, его дыхание… В моем представлении это будет что-то вроде молчаливого рукопожатия. Да, я хочу пожать его руку в телефонном эфире. И если Ричард отдернет пальцы, я это сразу пойму.

На палубу снова поднимаются две русские блондинки, которые куда-то исчезали, и я поспешно прячусь за углом, чтобы они меня не заметили. Потом я достаю мобильный телефон, несколько секунд гляжу на него и… нажимаю клавишу быстрого набора (за всеми волнениями и беготней я как-то не успела стереть номер Ричарда из памяти моего телефона и теперь рада этому). В динамике раздаются гудки, и мое сердце вторит им, а голова начинает медленно кружиться.

– Здравствуйте, вы позвонили мистеру Ричарду Финчу. К сожалению, он сейчас не может вам ответить. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение после сигнала…

Мой звонок попал на голосовую почту, и я в панике нажимаю «Отбой». Я не хочу оставлять Ричарду сообщение. Голосовая почта – это совсем не то, что молчаливое рукопожатие через тысячи миль. Это просто безличный конверт, в котором может оказаться все, что угодно, а я пока не решила, что в него вложу.

Все еще держа в руке телефон, я пытаюсь представить, чем Ричард может быть так занят. Собственно говоря, я даже не знаю, чем именно он будет заниматься в Сан-Франциско. Кроме того, существует разница во времени. Если у нас сейчас вечер, во Фриско, наверное, уже наступило утро. Ричард встает, чистит зубы, принимает душ… Я не имею ни малейшего понятия, как выглядит его квартира – я не могу ее себе даже вообразить, и от этого мне кажется, будто Ричард уплывает, отдаляется от меня. Непрошеные слезы обжигают мне веки, и я с отчаянием смотрю сквозь их дрожащую пелену на зажатый в руке мобильник. Может, позвонить еще раз? А вдруг он подумает, будто я навязываюсь?..

– Лотти! Вот ты где! – Это Бен и Жернаков незаметно подошли ко мне с другой стороны. Я вздрагиваю и, торопливо пряча телефон в карман, поворачиваюсь к ним. Бен уже изрядно пьян, у него даже лицо покраснело, к тому же он слишком перевозбужден – совсем как ребенок, которому позволили долго не ложиться спать, и я чувствую раздражение и злость. В его возрасте пора научиться контролировать себя.

– Все в порядке, Лотти! Сделка фактически заключена, осталось только спрыснуть ее шампанским. Ну, чтобы все было по всем правилам… У Юрия есть настоящий выдержанный «Крюг». Не желаешь к нам присоединиться?..

29. Артур

Ох уж эта молодежь!

Суетливая, непоседливая, вечно спешащая, требующая немедленных ответов на свои вопросы… У некоторых и вовсе шило в одном месте. От этих надоед нет никакого спасения; они меня утомляют, и в то же время мне их жаль, бедняжек…

Никогда не возвращайтесь назад, говорю я им. Никогда!

Ваша юность навсегда осталась в прошлом, и там ей и следует быть. Все, что могло пригодиться вам на жизненном пути, вы забрали с собой. Зачем оборачиваться назад?

Я твержу одно и то же вот уже двадцать лет, но разве меня кто-нибудь слушает? Как бы не так. Эти упрямцы лезут и лезут, в полной уверенности, что здесь их ждет зарытое невесть когда сокровище.

А вот, кстати, и еще один… Пыхтя и отдуваясь, он карабкается по тропе, ведущей на вершину утеса. На вид ему под сорок, и он довольно неплохо сохранился. Сразу видать, в юности был красавцем. Кто он? Политик? Крупный менеджер? Или даже известный актер? Впрочем, все равно…

Этого парня я не помню. Не помню его лица. Впрочем, это ничего не значит. В последнее время я порой и себя-то не сразу узнаю́, когда гляжу по утрам на свое отражение в зеркале. Взгляд пришельца блуждает по сторонам, пытливо вбирая все детали обстановки, потом останавливается на мне. Я сижу в кресле под своей любимой оливой и смотрю на него.

– Это вы – Артур?

– Виновен, ваша честь…

В свою очередь я тоже окидываю его взглядом. Парень не из бедных: мой наметанный глаз сразу подмечает логотип известной – и дорогой – фирмы на темно-зеленой рубашке поло. Пожалуй, его можно раскрутить на хороший стаканчик скотча. Или даже на два…

– Не хотите ли промочить горло? – вежливо спрашиваю я. Всегда полезно с самого начала направить беседу в сторону бара.

– Я не хочу пить, – отвечает он. – Мне нужно узнать, что случилось когда-то…

Я с трудом подавляю зевок. Так я и думал! Ему нужно знать, что случилось… Очередной банковский менеджер, переживающий кризис среднего возраста, возвращается в места, где прошла его юность. Оставь прошлое в покое, хочется сказать мне. Не буди его, не трогай, и пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Да, пусть мертвые хоронят своих мертвецов! Повернись лучше к своим сегодняшним проблемам, к своей нынешней, взрослой жизни, ибо того, что умерло, все равно не оживить.

Впрочем, вряд ли он мне поверит. Они никогда не верят.

– Ты хочешь знать, что случилось?.. – мягко переспрашиваю я. – Ты вырос – вот что случилось.

– Нет!.. – нетерпеливо перебивает он и вытирает вспотевший лоб. – Вы не понимаете. Мне нужно выяснить… Выслушайте меня!..

Он делает несколько шагов вперед. Он довольно высок, и на фоне солнца и света его фигура кажется огромной или, во всяком случае, внушительной. На его лице застыло выражение непреклонной решимости.

– Мне нужно узнать одну вещь, – снова говорит он. – Я не собирался вмешиваться, но обстоятельства сложились так, что я просто вынужден… Мне очень нужно знать, что произошло здесь в ночь пожара…

30. Лотти

Когда я веду семинар на тему «Пусть твоя работа работает на тебя» для кадровых сотрудников «Блейз фармасьютикл», я всегда заостряю внимание на одной очень важной проблеме. Если хотите научиться чему-то новому, говорю я, не обязательно посещать специальные курсы повышения квалификации или поступать на вечернее отделение университета. Чтобы что-то узнать, достаточно повнимательнее присмотреться к тому, что происходит вокруг, добавляю я, после чего привожу в качестве примера какую-нибудь стандартную рабочую ситуацию, а мои слушатели пытаются решить, какие полезные уроки можно из нее извлечь.

После двух часов, проведенных на яхте Юрия Жернакова, у меня готов целый список полезнейших выводов и наблюдений.

– Я никогда не буду делать ботокс, особенно на губах.

– Я была бы не прочь иметь собственную яхту.

– «Крюг» – райский напиток!

– Юрий Жернаков настолько богат, что мне хочется зарыдать.

– Бен постоянно отпускает льстивые шуточки и вообще лебезит перед Жернаковым. Что бы это значило?

– Бену, по-видимому, невдомек, что Жернаков не заинтересован ни в каких «совместных проектах». Единственное, что ему по-настоящему нужно, – это сам дом, и ничего больше. Во всяком случае, только о нем он и говорит, и это ужасно.

– Я уверена, что Жернаков при первой возможности избавится от купленной у Бена компании. Может, продаст ее китайцам, может, еще что… Но Бен этого не понимает.

– Нам ни в коем случае не следовало возвращаться в отель через пляж!!!

Это была наша самая большая ошибка. На берег нас доставил катер с яхты, но нам и в голову не пришло попросить высадить нас за милю от «Амбы». А лучше – за две. Как бы там ни было, мы этого не сделали, поэтому, как только мы высадились, то сразу оказались в лапах Нико.

– Мистер и миссис Парр? Наконец-то! Торжественная церемония вот-вот начнется!

– Что? Какая церемония?! – Бен так и вылупился на него – довольно невежливо, между прочим. – О чем вообще, речь?

– Я же тебе говорила! – Я подталкиваю Бена локтем. – Нас признали Самой счастливой парой недели.

Увы, я не видела никакого способа избежать участия в торжестве, да, скорее всего, такого способа не существовало вовсе. Разве только Бен применил бы полученные когда-то уроки актерского мастерства и симулировал бы эпилептический припадок. Сомневаюсь, впрочем, что у него получилось бы как надо. Во-первых, после визита на яхту он был изрядно пьян, а во-вторых, он все-таки был комическим актером. В результате сейчас мы и еще десятка два гостей из отеля пьем коктейли и слушаем, как оркестр исполняет «Волшебный вечер». Все вокруг нас сплетничают по поводу яхты Жернакова, которая стоит на якоре в заливе. Бен, разумеется, не удерживается и рассказывает минимум пяти парам, что мы только что оттуда и что Жернаков угощал нас настоящим «Крюгом». Слушать его похвальбы мне неприятно, и я невольно морщусь, к тому же нас каждую минуту могут позвать на сцену для вручения главного приза, который полагается Самой счастливой паре недели.

В общем, полный кошмар.

– Как ты думаешь, сможем мы отсюда незаметно смыться? – тихонько шепчу я на ухо Бену, когда в общем разговоре возникает пауза. – Во-первых, нас с тобой едва ли можно назвать Самой счастливой парой, а во-вторых, мы с тобой уже почти не пара…

– Это почему? – Он смотрит на меня так, словно действительно не понимает, что́ я имею в виду. Впору хвататься за голову, честное слово!

– Да потому, что мы с тобой уже решили развестись! – яростно шепчу я.

– Но мы все-таки счастливы, разве нет? – недоуменно вопрошает Бен.

Я бросаю на Бена суровый взгляд. Сдерживаюсь я из последних сил – до того мне хочется его ударить. Он-то, может быть, и счастлив (еще бы, столько выпить!), но я – нет. Наш брак никогда для него ничего не значил; для Бена это было просто приключение, отдых, способ приятно провести время – или даже временное помешательство (совсем как у меня, когда я ненадолго увлеклась скандинавским вязанием и даже купила вязальную машину). Вот только брак – не вязальная машина, хочется мне выкрикнуть ему в лицо. Я выхожу из игры, выхожу прямо сейчас!

– Ах, миссис Парр!.. – Нико как будто почувствовал, что я готова сорваться с крючка, и поспешил принять меры. – Прошу вас, никуда не исчезайте. Мы сейчас начинаем. Вручение призов, помните?..

– Отлично. Я ужасно рада. – Мой сарказм попадает не в бровь, а в глаз, так что Нико, при всей своей выдержке, как-то странно кривится.

– Позвольте мне еще раз извиниться перед вами за все те неудобства, которые вам пришлось перетерпеть, – говорит он мне. – Как я уже упоминал, в качестве компенсации вы получите премиум уик-энд для двоих в лучшем номере нашего отеля, включая бесплатные блюда и экскурсию с аквалангами…

– Вряд ли экскурсия с аквалангами способна стать адекватной компенсацией за все, что я потеряла, – говорю я резко. – Кстати, что под этим подразумевают в вашем отеле? Настоящее подводное путешествие или часовую прогулку по пляжу в полном аквалангистском снаряжении? Не удивлюсь, если последнее – особенно после чехарды с нашими кроватями. Ваша некомпетентность испортила наш медовый месяц и в итоге погубила наш брак. А вы предлагаете нам просто понырять, да?

Нико низко опускает голову и глядит себе под ноги.

– Мадам, я в полном отчаянии, – говорит он серьезно. – Но… должен сказать… я этого не хотел. Это была не моя идея. Мне, конечно, не следовало соглашаться, но что поделать – все мы порой ошибаемся. Думаю, вы должны знать: все, что с вами произошло, было подстроено…

– Знаю. Моей сестрой, – перебиваю я.

Он молча кивает. У него такой виноватый и несчастный вид, что я невольно начинаю ему сочувствовать. Нико, конечно, не виноват, это Флисс его заставила. Она может, я свою сестрицу хорошо знаю. Когда она вобьет что-то себе в голову, переубедить ее способно только чудо.

– Послушайте, Нико, – говорю я, – давайте считать, будто… ничего не было, ладно? Я ни в чем вас не виню, это все Флисс. Я знаю, какая она бывает… Должно быть, она получила немалое удовольствие, когда сидела в Лондоне и, как опытный кукловод, дергала за ниточки…

– Да, ваша сестра была настроена весьма решительно. – Нико опускает голову еще ниже.

– Но я, к счастью, не она, – говорю я, протягивая ему руку. – Я не прощаю Флисс, но я прощаю вас.

– Мадам, ваше великодушие… Я не заслуживаю подобного снисхождения! – Он берет мою руку и подносит к губам. – Желаю вам всяческого счастья и удачи.

Потом он уходит, а я задаюсь вопросом, что сейчас поделывает Флисс. В своем сообщении, которое я обнаружила на голосовой почте, она упомянула о своем намерении приехать в отель. Должно быть, решаю я, Флисс прибудет завтра. Что ж, я всегда могу с ней не встречаться. Или наоборот – это уж как я захочу.

Я отпиваю глоток коктейля, о котором совершенно забыла, и беседую с какой-то женщиной в голубом платье о том, какие спа-процедуры наиболее полезны и эффективны. Одновременно я старательно избегаю Мелиссу, которая не оставляет попыток расспросить меня, чем именно мы с Беном зарабатываем себе на жизнь и не опасно ли постоянно носить в сумочке заряженный пистолет. Так проходит несколько минут, потом оркестр внезапно замолкает, и я вижу, как на сцену поднимается Нико. Он несколько раз стучит согнутым пальцем по микрофону, призывая собравшихся к вниманию. Устанавливается тишина, и Нико широко улыбается гостям.

– Добро пожаловать на нашу церемонию вручения призов, – объявляет он. – Мы очень рады видеть здесь столько красивых и счастливых пар. Как Афродита является богиней любви, так наш отель «Амба» может по праву считаться домом для настоящих влюбленных. Сегодня мы собрались, чтобы поприветствовать одну такую пару. Эти двое молодоженов приехали в «Амбу», чтобы провести здесь свой медовый месяц, поэтому мы решили вручить им наш приз Самой счастливой пары. Мистер и миссис Парр, прошу на сцену…

Собравшиеся, к которым присоединяется еще несколько зевак с пляжа, начинают дружно аплодировать, а Бен подталкивает меня в спину:

– Идем скорее.

– Да иду!.. – огрызаюсь я, шагая по песку к сцене. На мгновение меня ослепляет яркий луч прожектора, и я щурюсь.

– Примите наши искренние поздравления! – говорит Нико, вручая мне большое серебряное блюдо в форме сердца. – Позвольте надеть вам короны…

Короны?..

Прежде чем я успеваю возразить, Нико водружает нам на головы серебристые пластмассовые короны, ловко перекидывает через мое плечо широкую атласную ленту и, удовлетворенный, отступает на пару шагов назад.

– Поприветствуем наших победителей еще раз!

Собравшиеся снова аплодируют, и я вымученно улыбаюсь, глядя поверх голов. Происходящее кажется мне ужасным. Серебряное блюдо оттягивает руки, и я передаю его Бену, но пошлая пластмассовая корона на голове и атласная лента через плечо делают меня похожей на победительницу конкурса на звание королевы красоты, вот только лет мне уже немало, и никакой особенной красотой я тоже не блистаю.

– А теперь пусть наша Счастливая пара скажет несколько слов! – Нико протягивает микрофон Бену, а он передает его мне – а я зачем-то его беру. Что ж, делать нечего, придется говорить…

– Добрый вечер всем! – произношу я в микрофон. Мой голос, усиленный динамиками, гремит и грохочет, как железо на крыше, и я невольно стараюсь говорить тише: – Прежде всего я хотела бы поблагодарить… администрацию отеля и всех вас за… за оказанную нам честь, – продолжаю я. – Нас выбрали Самой счастливой парой, и мы действительно счастливы. Очень счастливы.

– Очень-очень счастливы, – добавляет Бен, наклоняясь к микрофону.

– И это правда! – Я вновь одариваю собравшихся фальшивой улыбкой.

– Мы проводим сказочный медовый месяц.

– Когда Бен сделал мне предложение, я и представить себе не могла, что буду… настолько счастлива… – Я с ужасом чувствую, как по моей щеке сбега́ет непрошеная слеза. Сдержаться я не в силах, и мне остается только надеяться, что собравшиеся решат, будто это слезы счастья. На самом деле никакого особого счастья я не испытываю. Больше того, мне совершенно ясно, что я не была счастливой, даже когда согласилась стать женой Бена. Тогда, в ресторане, когда он сделал мне предложение, я испытывала эйфорию и мстительную радость, но отнюдь не счастье. Я как будто сошла с ума; отдавшись стремительному водовороту событий, я совершенно не думала о том, чем это все может закончиться. Свадьба с Беном подействовала на меня как четыре двойные порции водки, выпитые залпом: она приглушила боль, и в течение нескольких дней я чувствовала себя отлично, но теперь наваждение рассеялось. Наступило похмелье, и мне стало даже хуже, чем было.

Я снова улыбаюсь и наклоняюсь ближе к микрофону.

– Мы очень счастливы, – повторяю я. – Наша совместная жизнь началась очень хорошо, и мне хотелось бы, чтобы так продолжалось и дальше. Скажу вам по секрету, за эти несколько дней мы не только ни разу не поссорились, но даже не повысили друг на друга голос. У нас не было никаких разногласий… не так ли, милый?

Я поворачиваюсь к Бену. Еще несколько слезинок выкатывается из моих глаз, но мне уже все равно, что подумают все эти люди.

– Мы провели в «Амбе» несколько замечательных, волшебных дней, – добавляю я, вытирая слезы согнутым пальцем. – Мы как будто побывали в раю. Нас прекрасно обслуживали, и мы были очень довольны, что мелкие бытовые проблемы не мешают нам любить друг друга. А еще…

Я вдруг осекаюсь, когда мой взгляд выхватывает невдалеке три фигуры, которые, не торопясь, приближаются к сцене со стороны моря. Свет низкого солнца бьет им в спины, я не могу разглядеть их лица, к тому же все трое набросили на себя полотенца, как делает после купания большинство постояльцев отеля, и все-таки… все-таки…

Неужели это?..

Нет, не может быть!

Бен смотрит в ту же сторону, что и я, и я вижу, как от изумления у него открывается рот.

– Лоркан?.. – бормочет он растерянно и вдруг выхватывает у меня микрофон. – Лоркан, какого черта ты тут делаешь?! – кричит он на весь пляж. – Когда ты приехал?

– Тетя Лотти! – откликается самая маленькая фигура. – Тетя Лотти, у тебя корона! Ты теперь корова?

Я не отвечаю. Разинув рот не хуже Бена, я смотрю на третью фигуру.

– Флисс?..

31. Флисс

На мгновение я застываю, словно парализованная. Все, на что я способна, это смотреть, смотреть во все глаза. Нет, не при таких обстоятельствах я хотела бы встретиться с Лотти.

– Флисс?! – снова спрашивает она, и на этот раз кроме изумления в ее голосе звучат резкие нотки.

Что мне ответить? Что я могу ответить? С чего начать?

Прежде чем я успеваю собраться с мыслями, Нико выхватывает у Бена микрофон.

– А вот и сестра счастливой молодой супруги! – громко объявляет он. – Позвольте представить вам миссис Фелисити Грейвени, ответственного редактора авторитетного журнала о путешествиях «Пинчер ревью». Она специально приехала на Иконос, чтобы еще раз убедиться: наш отель заслуженно считается одним из лучших мест отдыха. Как видите, миссис Грейвени даром времени не теряет: уже успела искупаться в нашем Эгейском море, равного которому в целом свете не сыщешь!

Аудитория вежливо смеется. Мне же остается только восхищаться профессиональной хваткой Нико. Этот парень не упускает ни одной возможности лишний раз прорекламировать отель, в котором работает.

– Попросим родственников нашей Счастливой пары тоже подняться на сцену, – говорит Нико, и не успеваю я оглянуться, как мы с Лорканом и Ноем оказываемся на деревянном помосте рядом с Лотти и Беном. – Ну вот, вся семья в сборе! – радуется Нико. – Встаньте-ка поплотнее, сейчас наш фотограф сделает общий снимок для семейного альбома о вашем медовом месяце.

– Что ты здесь делаешь? – сквозь зубы шепчет Лотти, и я вижу, как ее голубые глаза темнеют от гнева.

– Прости меня, пожалуйста! – смиренно бормочу я в ответ. – Мне действительно очень жаль, что все так вышло. Я только хотела… Вернее, я не хотела, чтобы ты…

Во рту у меня сухо, язык едва ворочается, но это еще полбеды. Впервые в жизни я не могу найти слова, чтобы выразить все, что я думаю. Работа со словами – моя профессия, но сейчас мои навыки мне изменили, и я просто стою и молчу.

Ной, пожалуй, единственный из нас, кто чувствует себя совершенно непринужденно.

– Привет, тетя Лотти! – говорит он радостно. – Мы приехали тебя навестить. Мама сказала: она хочет сделать тебе сюрприз, поэтому мы ничего тебе не сказали. Ты рада?

– Очень, – отвечает Лотти и добавляет свистящим шепотом:

– Я вижу, ты и ребенка использовала! И тебе не стыдно?

– Улыбочку! – кричит фотограф. – Смотрите на меня!

Я должна взять себя в руки и извиниться. Так или иначе, но должна. Другого выхода просто нет.

– Выслушай меня, пожалуйста!.. – быстро шепчу я, наполовину ослепленная фотовспышкой. – Мне очень жаль, что все так получилось. Я не собиралась портить тебе медовый месяц, я хотела только… даже не знаю, как сказать… позаботиться о тебе. Проследить, чтобы с тобой не случилось ничего плохого. Только сейчас я поняла, что мне не следовало так поступать. Ты – взрослая, самостоятельная женщина, и у тебя своя жизнь, вмешиваться в которую я не имею никакого права. Я признаю́, что совершила огромную ошибку, и мне остается только надеяться, что ты сможешь меня когда-нибудь простить. Поверь, я от души желаю тебе счастья. Вы с Беном – отличная пара, и я не сомневаюсь, что у вас все получится… – Я поворачиваюсь к Бену. – Привет. Я – Флисс, сестра Лотти и твоя свояченица. – Я неловко машу ему рукой. – Надеюсь, отныне мы будем часто встречаться как одна семья. Каждое Рождество, а может быть, и чаще…

– Теперь смотрим сюда!.. – командует фотограф, и мы послушно поворачиваемся в требуемую сторону.

– Значит, это ты пакостила нам с самого начала? – Лотти слегка наклоняет голову, чтобы лицезреть мою виноватую физиономию. – Хотела бы я знать – то, что нас застукали в Хитроу, тоже твоих рук дело? А твоя идея с арахисовым маслом – это вообще переходит всякие границы. Из-за тебя я чуть не умерла!

– Прости меня, – снова бормочу я, чувствуя, что еще немного – и я запла́чу. – Просто не представляю, что в меня вселилось. Я хотела только защитить тебя!

– Не надо меня защищать. Ты не моя мать, в конце концов!

– Я знаю. – Мой голос предательски дрожит. – Знаю!..

Мгновение спустя наши взгляды скрещиваются, и я чувствую, как между нами устанавливается тесная, недоступная посторонним связь, какая возможна только между родными сестрами. По этому невидимому каналу передаются наши общие воспоминания – о нашей матери, о нашем детстве, о том, кто мы такие… Это продолжается несколько секунд, потом Лотти словно закрывает заслонку или шлюз, и все кончается. Ее лицо снова становится надменным, беспощадным и злым, и я невольно ежусь под ее взглядом.

– Еще улыбочку! Все, все улыбаемся! – кричит фотограф и машет нам рукой. – Смотрите на меня!

– Ты простишь меня когда-нибудь, Лотти?.. – Затаив дыхание, я жду ответа. Она не отвечает, и это ее молчание – самое мучительное, что я испытывала в жизни. Теперь Лотти даже не смотрит в мою сторону, и я с замиранием сердца гадаю, в какую сторону качнется маятник. Торопить сестру я не осмеливаюсь – все-таки я хорошо ее знаю, знаю, к чему может привести любая попытка надавить или подтолкнуть Лотти в нужном направлении.

– Еще улыбочку! Шире, шире! – Отельный фотограф скачет вокруг нас, словно ученая обезьяна, но я не в силах выдавить из себя улыбку. И Лотти тоже не улыбается. В отчаянии я так крепко сжимаю кулаки, что ногти вреза́ются в ладонь, но я не чувствую боли.

Наконец Лотти снова поворачивается ко мне. Ее лицо по-прежнему выражает крайнее презрение, но ненависти в ее глазах я больше не вижу и потихоньку вздыхаю с облегчением. От этого движения полотенце, в которое я закуталась, падает на дощатый помост, и я наклоняюсь, чтобы подобрать его и снова обернуть вокруг себя.

Лотти окидывает меня неодобрительным взглядом:

– Ты что, купалась в белье?

Вопрос задан довольно ворчливым тоном, но я внутренне ликую. Мне даже хочется обнять Лотти при всех, ибо на нашем тайном языке это ворчание означает прощение. Конечно, до полного мира еще далеко, но у меня, по крайней мере, появляется надежда.

– Бикини давно вышли из моды, – отвечаю я с напускной небрежностью. – Разве ты не знала?

– Отличные трусики.

– Спасибо, дорогая.

– Трусики, трусики!.. – радостно подхватывает Ной. – Тетя Лотти, а можно спросить?.. – добавляет мой семилетний малыш самым светским тоном, на какой он только способен. – Вы с дядей Беном запихнули сосиску в пирожок?

– Что-о?.. – Лотти вздрагивает, будто ее ужалили. – Что за… Что он имеет в виду, Флисс?.. – Она пристально смотрит на меня, и я пытаюсь придумать какой-нибудь нейтральный ответ, но пока я лихорадочно подыскиваю слова, Ной повторяет свой вопрос:

– Так вы уже положили сосиску в пирожок или нет?

– Ной! Это… это тебя не касается. И вообще… Почему бы нет? Что мне может помешать? – Лотти, однако, выглядит настолько растерянной и смущенной, что я инстинктивно настораживаюсь. Судя по тому, как ведет себя сестра, она… Они с Беном… Неужели они так и не?..

– Лотти? – Я слегка поднимаю брови.

– Заткнись, ради бога, ладно?! – огрызается она.

О боже! Кажется, я знаю… Знаю! Лотти выдала себя – ей редко удавалось что-либо от меня скрыть.

– Лотти?.. – повторяю я несколько более настойчиво. Здесь что-то не так, думаю я. Неужели они с Беном так ни разу и не переспали друг с другом? Я почти уверена, что нет, но почему? Что им помешало? Что могло им помешать?

– Я не желаю об этом говорить! – свирепо шепчет Лотти, но я вижу, что она готова расплакаться. – Не лезь не в свое дело. Это мой брак, мой медовый месяц. Тебя это не касается.

– Лотти?! – говорю я в третий раз. Глаза у нее явно на мокром месте, губы дрожат, руки трясутся. – Ты… с тобой все в порядке?

– Разумеется, со мной все в порядке! – взрывается она. – Почему бы нет? У меня превосходный муж, и я – самая счастливая женщина на свете! Я очень, очень… – Лотти вдруг замолкает и принимается тереть глаза – совсем как человек, которому кажется, что зрение его подводит.

Я пытаюсь проследить за ее взглядом. Установленные по краям сцены софиты слепят, к тому же я еще не успела проморгаться после фотовспышки, но вот я начинаю различать, на что глядит Лотти. Это человек. Мужчина. Он идет к нам по песку со стороны пляжа уверенной, тяжелой походкой, не узнать которую невозможно. Лотти, конечно, ее узнала. Во всяком случае, она так сильно бледнеет, что я начинаю бояться, как бы она не хлопнулась в обморок (что, впрочем, было бы совсем неудивительно). Я и сама чувствую, как от удивления и неожиданности у меня подгибаются колени, но голова у меня, слава богу, продолжает работать. Откуда он взялся, думаю я. Ведь он поклялся, что не покажется Лотти на глаза. Что он здесь делает?!

32. Лотти

Мне кажется, со мной вот-вот случится сердечный приступ. Или приступ неконтролируемого, панического страха. Кровь то стремительно отливает от головы, то гремит в ушах, словно отбойный молоток. Я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Я почти задыхаюсь. Я…

Это Ричард.

Он здесь.

Не в тысячах миль от меня, не на другом краю земли, где, как я думала, он строит новую жизнь, в которой нет места даже для воспоминаний обо мне.

Он здесь, на Иконосе.

И он идет ко мне по песку. Он все ближе, ближе…

Я яростно моргаю, потому что перед глазами все расплывается. Я не могу издать ни звука. Что это – сон или бред? Ведь Ричард сейчас в Сан-Франциско. Должен быть в Сан-Франциско.

Раздвигая плечом собравшихся, он уверенно подходит к дощатому помосту сцены, и я начинаю крупно дрожать. В последний раз мы виделись в ресторане, когда я отвергла предложение, которого он не делал. Сейчас мне кажется, что это было миллион лет назад. Как Ричард вообще узнал, где меня искать?

Я бросаю быстрый взгляд в сторону Флисс, но она, кажется, потрясена не меньше моего.

А Ричард уже стоит внизу под са́мой сценой. Он глядит на меня снизу вверх большими темными глазами, которые я так сильно люблю, и мне начинает казаться, что я вот-вот сойду с ума. До сих пор я кое-как держала себя в руках, но когда Ричард так неожиданно появился…

– Лотти… – говорит он. Его голос звучит так же твердо и уверенно, как когда-то, и мне сразу становится тепло на душе. – Я знаю, что ты… – Ему нелегко произнести слово «замужем», но он пересиливает себя:

– Я знаю, что ты замужем, и я желаю тебе счастья… – Ричард ненадолго замолкает, и я слышу, как хрипло и тяжело он дышит (просто удивительно, как ему удается говорить так спокойно и внятно). Разговоры в публике стихли, все, кто собрался на пляже, смотрят на нас, точнее – на нас с Ричардом. – Я тебя поздравляю… – добавляет он и бросает быстрый взгляд на Бена, но тотчас отворачивается, словно перед ним какое-то отвратительное, уродливое существо, на которое он не в силах даже смотреть.

– С-спасибо, – машинально отзываюсь я.

– Я не отниму у тебя много времени, – говорит Ричард, и голос его крепнет. – Я скоро уйду, но прежде я должен сказать тебе одну вещь. Ты обязательно должна узнать…

Он переводит дух и произносит отчетливо и твердо:

– Пожар в пансионе случился не из-за тебя!

– Что? – Я таращусь на него, не в силах постичь смысл сказанных им слов. Кажется, я даже хлопаю ресницами, что со стороны выглядит довольно глупо.

– Пожар случился не из-за тебя, – повторяет он. – А из-за какой-то другой девушки.

– Но… как?.. Как ты узнал?

– Флисс сказала – ты думаешь, будто это ты нечаянно подожгла пансион. Я понимал, какой это для тебя удар, к тому же что-то подсказывало мне, что это не так. И вот сегодня я отправился туда, чтобы узнать правду…

– Ты был в пансионе? – изумленно ахаю я.

– Да. – Ричард кивает. – Я побывал там и поговорил с твоим старым приятелем Артуром. Я заставил его достать старые поэтажные планы и полицейские отчеты, мы разложили их на столе и внимательно просмотрели. Полицейские эксперты пришли к однозначному выводу: пожар начался вовсе не в твоей комнате, а в комнате над кухней.

В голове у меня творится что-то невообразимое, и я не сразу нахожу что сказать. Над пляжем стоит полная тишина, только хлопают на ветру развешанные по краям сцены флажки.

– Ты ездил в пансион? – запинаясь, повторяю я. – Но зачем? Ради… ради меня?

– Конечно. – Ричард кивает с таким видом, словно речь идет о чем-то само собой разумеющемся.

– Даже несмотря на то, что я вышла замуж за другого?

– Даже несмотря на это.

– Почему?!

Ричард бросает на меня недоумевающий взгляд. «И ты еще спрашиваешь?!» – словно хочет сказать он…

– Потому что я люблю тебя, Лотти, – говорит он спокойно и добавляет, повернувшись к Бену: – Извини, приятель, но так уж обстоят дела…

33. Флисс

Эти минуты я запомню на всю жизнь. Над пляжем стоит полная тишина. Люди у сцены взволнованно молчат, и я тоже затаиваю дыхание. Лотти как загипнотизированная смотрит на Ричарда, ее голубые глаза кажутся огромными на побледневшем лице. Пластмассовая корона сбилась набок, но она этого не замечает, как, похоже, не замечает ничего вокруг.

– Я… я… – бормочет она. Слова даются ей с огромным трудом, но Лотти справляется с собой. – Я тоже люблю тебя, Ричард. По-прежнему люблю! – Она швыряет на помост корону, срывает атласную ленту с надписью «Самая счастливая пара». – Я люблю тебя! – почти кричит она, и Ричард невольно вздрагивает.

– Но… – Ему тоже не хватает слов, и он просто показывает рукой на стоящего тут же Бена.

– Это была ошибка! – Лотти уже не кричит, а шепчет, перемежая свои слова громкими всхлипами. – Я сделала это от отчаяния. На самом деле я все время думала о тебе, но ты улетел в Сан-Франциско… То есть я считала, что ты улетел, но ты здесь, и я ужасно рада… – Она поворачивает ко мне заплаканное лицо. – Это ты привезла его с собой, Флисс?

– Ну да… То есть… что-то вроде того, – отвечаю я с осторожностью.

– Тогда я и тебя люблю! – Лотти заключает меня в объятия. – Я люблю тебя, Флисс!..

– Ох, Лотти!.. – Теперь и у меня защипало глаза. – Я тоже тебя люблю, только… Я просто хотела, чтобы ты была счастлива, понимаешь?

– Конечно, понимаю! – Лотти в последний раз обнимает меня, потом поворачивается и спрыгивает с помоста прямо в руки Ричарда, который так крепко прижимает ее к себе, что на мгновение мне становится страшно за сестру.

– Я боялась, что потеряла тебя навсегда! – громко шепчет она ему на ухо. – Мне казалось – ты уехал и никогда не вернешься, и от этого мне было очень плохо. Я не могла этого вынести. Просто не могла – и все!

– Я тоже не мог этого вынести, – отвечает Ричард и косится на Бена. – Но есть одна загвоздка… Ты замужем.

– Да, – соглашается Лотти с несчастным видом. – Я знаю… Но я больше не хочу быть женой этого человека.

Тут я спохватываюсь. Вот оно – то, ради чего я так старалась, ради чего интриговала и строила планы, рискуя потерять сестру! Это мой звездный час, и я не собираюсь его упускать. Вот только одно… Как сказал Ричард, есть одна загвоздочка…

Я тоже спрыгиваю со сцены и с силой трясу Лотти за плечо:

– Скажи мне одну вещь, Лотти! Это важно!

Она поворачивается ко мне, и я хватаю ее уже за оба плеча.

– Скажи, вы с Беном… – К счастью, я вовремя вспоминаю о присутствии Ноя. – Вы положили сосиску в пирожок? – кричу я. – Положили или нет?! Скажи правду, Лотти. Скажи!

34. Лотти

Какой мне смысл лгать, особенно теперь?

– Нет! – выпаливаю я чуть ли не с вызовом. – Мы этого не сделали. И вообще, мы только тем и занимались, что всех обманывали. Мы вовсе не Самая счастливая пара, мы вообще не пара. Вот, возьми!.. – Я поворачиваюсь к Мелиссе, которая, протолкавшись в первые ряды, с жадным любопытством наблюдает за скандалом, и протягиваю ей свою корону. – Возьми корону, возьми ленту, возьми приз… – Я забираю из рук Бена серебряное блюдо и сую ей. – Возьми все! Это не наше, потому что мы с самого начала всех обманывали.

Мелисса с жадностью хватает трофеи и прижимает к груди, но тут же спохватывается и с подозрением смотрит на меня:

– Обманывали? Ты хочешь сказать – во время викторины?.. А как же первое свидание в морге?

– Не было никакого свидания. Мы солгали.

– И вы не занимались сексом на столе в кабинете окружного прокурора?

– Нет.

– Я так и знала! – Мелисса с торжеством поворачивается к мужу: – Помнишь, я говорила – здесь что-то нечисто? Так и оказалось! – Она напяливает серебряную корону на голову и поднимает блюдо высоко над головой. – Значит, теперь мы – Самая счастливая пара недели, и это наш приз!.. Большое спасибо администрации отеля и всем, кто…

– Ради бога, Мелли! – одергивает жену Мэтт. – Перестань. Мы здесь вовсе не Самая счастливая пара. Найдутся люди и посчастливее нас…

Он совершенно прав, но я поняла это только много позднее.

Между тем Ричард продолжает впиваться в меня напряженным взглядом:

– Скажи, вы, правда… То есть ни разу?

– Нет.

– Ура-а-а-а!! – пронзительно вопит Ричард, выбрасывая над головой сжатую в кулак руку. Пожалуй, я еще никогда не видела, чтобы он вел себя столь несдержанно – даже когда забивала гол его любимая футбольная команда. – Ура-ура-ура! Утрись, ублюдок! – (Фи, мистер Финч!) – Ура-а!..

Его неистовый восторг выглядит даже несколько агрессивно, но я все равно его люблю. Боже, как же я его люблю!

– Ты пересек океан, чтобы увидеть меня!.. – говорю я, снова прижимаясь к его плечу.

– Ну да, – отвечает он.

– И ты отправился в путь, хотя я была замужем и у тебя не было почти никакой надежды?

– А как же иначе?

Даже не знаю, почему я была так уверена, что Ричард – сухой прагматик и в нем нет романтической жилки. Я до сих пор не знаю, почему мы вообще расстались. Я прижимаюсь к его груди и слышу знакомые глухие удары сердца. Именно там, в его сердце, мне хочется быть вечно. Эта мысль настолько захватывает меня, что я почти перестаю слышать окружающих, хотя над самым моим ухом Флисс талдычит об аннулировании брака («Понимаешь, Лотти, если вы не вступили в фактические супружеские отношения, брак может быть объявлен недействительным без лишних формальностей!»), а Лоркан объясняет Ною, что сосиски, запеченные в тесте, в Америке называют «хот-дог» или «горячая собака», но на самом деле – это не собака, а просто такой пирожок. Получается у него безумно смешно, но я никак не возьму в толк, при чем тут кулинарные рецепты? Ведь «сосиска в пирожке», точнее, ее отсутствие, – это нечто совсем, совсем другое. Это нечто такое, благодаря чему я могу получить свою свободу прямо сейчас.

35. Флисс

Надо признать, что насчет закатов Лотти была совершенно права. За всю жизнь я не видела ничего столь живописного и прекрасного. Огромное солнце медленно погружается в сверкающий, как расплавленное золото, океан, отбрасывая на небо и на все окружающее оранжевые, розовые, багряные отблески. Я как завороженная наблюдаю за стремительной сменой невероятно насыщенных красок и оттенков и думаю о том, что само слово «закат» вряд ли подходит к тому, что́ я сейчас вижу своими собственными глазами. Закат – это нечто спокойное, мирное, идиллически безмятежное, тогда как передо мной разворачивается драматическая, полная внутреннего напряжения борьба. Пожалуй, больше всего закат на Иконосе похож на взрыв, записанный на рапид и пущенный в обратную сторону, вот только ни одна самая совершенная техника съемки не способна передать сказочное мерцание света и цветов, которые улавливает мой глаз…

Потом я смотрю на Ноя, на его освещенное розовым закатным светом лицо, и снова думаю: «С ним все будет в порядке». Впервые за очень долгое время я не испытываю ни беспокойства, ни тревоги, ни гнева. С моим сыном все будет хорошо, он справится со всеми трудностями и займет свое место в жизни. И я тоже справлюсь со своими бедами и с собой и сумею построить новую, более счастливую жизнь. То, что случилось со всеми нами, пожалуй, пошло нам только на пользу. Прошедшие дни были наполнены самыми разными событиями – смешными и печальными, забавными и трагическими, и я надеюсь, что каждый из нас сумел сделать из них важные выводы, которые помогут ему в будущем.

Нико раздобыл для нас столик на веранде пляжного ресторана. Мы сидим за ним впятером и угощаемся сыром, брынзой, креветками, крошечными греческим бутербродиками со смешным названием, которое я тут же забыла, и приготовленной на медленном огне бараниной, которая так и тает во рту.

Еда в «Амбе» невероятно вкусна, и я мысленно завязываю узелок на память – не забыть отметить это в своей статье.

Но главное за столом, конечно, не еда, а разговоры, расспросы, ответы и поцелуи. Мы с Лотти… В общем, я думаю – мы почти помирились. Разумеется, обида еще не выветрилась до конца и раны еще саднят, но в целом, мне кажется, мы больше не питаем друг к другу зла. Больше того, наша ссора обернулась для нас чем-то вроде откровения, и теперь мы находимся на пути к тому, чтобы понять, кто мы друг для друга. Впрочем, я думаю, на выяснение этого вопроса уйдет немало лет, а пока каждая из нас вплотную займется собственной жизнью и собственными проблемами, которых у нас накопилось немало. Разумеется, мы будем по-сестрински помогать друг другу, но это вовсе не значит вмешиваться в чужую жизнь. Пережитое, я думаю, отвратило нас от этого надолго, а может, и навсегда.

Еще один сюрприз преподнес мне Лоркан. За столом он был совершенно незаметен, но на самом деле твердой рукой направлял беседу, разряжая атмосферу шуткой или подкидывая новую тему каждый раз, когда разговор делался чересчур неловким или неприятным для кого-то из нас. Кроме того, он заказал для нас великолепное вино и то и дело в шутку подталкивал меня коленом под столом, что мне очень нравилось. Он вообще нравится мне все больше и больше. И не просто нравится, а нравится, если вы понимаете, что я хочу сказать.

Что касается Бена, то он просто исчез. И это вполне понятно. Как только стало окончательно ясно, что его молодая жена публично от него отреклась, предпочтя ему другого мужчину, Бен бросился куда глаза глядят, и я его нисколько не виню. Надеюсь, он нашел себе утешение в каком-нибудь баре на побережье.

После ужина Ричард и Лотти отправились прогуляться по пляжу, Ной на берегу кидает в воду камни, стараясь сделать «блинчики», и мы с Лорканом остаемся одни. Мы сидим на низкой каменной стене, отделяющей ресторан от пляжа и, упираясь босыми ногами в песок, глядим на море. Аппетитные запахи с ресторанной кухни смешиваются с йодистой свежестью моря, но я все равно улавливаю легкий аромат его одеколона, который пробуждает во мне множество самых разных воспоминаний.

Он мне не просто нравится, а очень нравится. Очень-очень, правда.

– Слушай, совсем забыл. У меня для тебя кое-что есть, – внезапно говорит Лоркан.

– Вот как? Что именно? – Я удивлена и заинтригована.

– Так, небольшой сувенир. Подожди здесь, ладно?.. – Он спрыгивает со стены и возвращается в ресторан, а я провожаю его любопытным взглядом. Через минуту Лоркан уже возвращается, в руках он держит обливной глиняный горшок с каким-то растением. Это крошечное оливковое дерево, стройный молодой саженец с блестящими зелеными листьями.

– Для твоего патио, – в свойственной ему лаконичной манере поясняет Лоркан, и я изумленно смотрю на него.

– Это мне?.. Ты купил его для меня? – Я настолько тронута, что к глазам подступают слезы, а в горле встает комок. Мне уже тысячу лет никто ничего не покупал.

– Нужно же тебе с чего-то начинать, – говорит Лоркан серьезно.

Он прав. На тысячу процентов прав. Мне нужно с чего-то начать… чтобы больше не останавливаться. Я поднимаю на него глаза и натыкаюсь на такой теплый и нежный взгляд, что мне снова хочется плакать.

– У меня нет ничего для тебя.

– Ты мне уже кое-что дала. Благодаря тебе я яснее увидел мир вокруг… и себя в этом мире. – Он на мгновение замолкает. – Вот я и подумал, что должен подарить тебе мир. – Он осторожно касается оливкового деревца. – Что сделано, то сделано, – добавляет Лоркан без видимой связи с предыдущим, но я его понимаю.

Что сделано, то сделано… Эти слова эхом звучат у меня в голове, и внезапно я встаю. Я должна сделать кое-что еще, сделать прямо сейчас. Я снимаю с цепочки на груди флеш-карту и некоторое время смотрю на нее. Здесь, в этом кусочке металла, заключены все мои обиды, все мое разочарование и боль от развода с Дэниелом, и от этого мне кажется, что флешка отравлена, что она испускает какое-то губительное излучение, которое медленно убивает меня.

А раз так, пора от нее избавиться.

Я подхожу к линии прибоя и опускаю руку на плечо Ноя. Он оборачивается, и я улыбаюсь.

– Вот, – говорю я, протягивая ему флешку. – Попробуй кинуть это. Думаю, она прекрасно подойдет.

У Ноя округляются глаза:

– Но, мама, это же твоя компьютерная штучка!

– Да. – Я киваю. – Но она мне больше не нужна. Брось ее в море, Ной. Зашвырни как можно дальше.

Я смотрю, как мой сын берет флешку в руки, примеривается и, широко размахнувшись, запускает ее параллельно воде. Раз, два, три!.. Флешка трижды отскакивает от поверхности, потом зарывается в волну и навсегда исчезает на дне теплого Эгейского моря. И вместе с ней исчезает тяжесть, лежавшая у меня на сердце. Нет, кроме шуток, я действительно чувствую себя так, словно несколько месяцев кряду носила на шее мельничный жернов, зато теперь я могу наконец выпрямиться в полный рост.

Не спеша я возвращаюсь к Лоркану, наслаждаясь податливым теплом мелкого песка под моими босыми ступнями.

– Итак… – говорит он и берет меня за руку.

Я как раз собираюсь предложить прогуляться вдоль берега, когда позади меня раздается голос Бена.

– А-а, Лоркан, наконец-то! Я тебя ищу-ищу, а ты, оказывается, вот где!..

Мне не нужно даже оборачиваться, чтобы понять: Бен сильно пьян. На мгновение мне даже становится его жалко. В конце концов, ему тоже пришлось нелегко.

– Привет, Бен. – Лоркан поднимается на ноги. – Ты как, в порядке?

– Я сегодня встречался с Жир… с Жернаковым. На его яхте. – Бен с вызовом смотрит на нас, словно ожидая нашей реакции. – На яхте, да… – повторяет он. – Мы с ним распили бутылочку коллекционного «Крюга», поболтали о том о сем…

– Понятно. Значит, ты все-таки решил продать компанию?

– Может быть… Да, решил! – огрызается Бен. – Моя компания, что хочу, то и делаю. А ты что, против? – агрессивно осведомляется он.

Лоркан пожимает плечами:

– Жаль, ты не сообщил мне об этом раньше. Я бы не стал тратить время и ломать голову над планами реструктуризации и рефинансирования. Они ведь теперь ни к чему, правда?

– Нет. То есть да… – Бен, кажется, сам слегка запутался. – В общем, мы с Юрием заключили ж-ж-ж… жен-тель-мен-ское соглашение, – произносит он почти по слогам и вытирает ладонью покрытое испариной лицо. – Но пятнадцать минут назад Жернаков прислал мне мейл, которого я не понимаю. Вот, взгляни… – Бен достает свой «Блэкберри», но Лоркан не глядит на аппарат. Он смотрит на своего бывшего друга и начальника, выражение его лица остается непроницаемым, и мне никак не удается угадать, что Лоркан думает и чувствует.

– Значит, ты действительно решил… – негромко произносит он после небольшой паузы. – Решил продать фирму, которую твой отец создавал годами, буквально по крупице, по кирпичику…

– Ты ничего не понимаешь! Все не так!.. – шипит Бен. – Юрий сказал, что для компании ничего не изменится.

– Ничего не изменится?! – Лоркан невесело усмехается. – И ты поверил?

– Жернаков заинтересован в новых, перспективных проектах! – с горячностью возражает Бен. – Он считает, что у нас превосходная компания, пусть небольшая, зато мобильная.

– Неужели ты и правда думаешь, что Жернаков так сильно заинтересован в разработке новых сортов бумаги для среднего сегмента рынка? – Лоркан качает головой. – Если ты веришь в это, значит, ты еще наивнее, чем я думал. Ему нужен только дом, Бен. Только усадьба – и ничего больше. Надеюсь, ты сумел вытрясти из него хорошие деньги…

– Я не знаю… То есть я не уверен, что мы… – Бен снова вытирает потное лицо, и я вдруг вижу, что он похож на затравленного зверя. – Вот, посмотри… Ты должен…

Он снова протягивает Лоркану мобильный телефон, но тот поднимает руки и даже отступает на шаг.

– В настоящий момент я ничего не «должен», как ты выразился, – спокойно возражает он. – Мой рабочий день давно закончился.

– Но я даже не знаю, на что согласился! – вопит Бен с неподдельным отчаянием в голосе. От его бравады не остается и следа, и я вижу перед собой просто растерянного, испуганного и слабого мужчину. – Мне очень нужен твой совет, Лоркан! Разберись с этим, пожалуйста!

Лоркан довольно долго молчит, и я уже начинаю думать, что он вот-вот сдастся. Проходит минута, другая, потом Лоркан отрицательно качает головой.

– Нет, Бен. Я и так слишком много разбирался, советовал, решал. – Его голос звучит грустно и устало. – С меня довольно.

– Что-о?..

– С меня хватит, Бен. Я увольняюсь.

– Увольняешься?! – растерянно повторяет Бен. – Но… как же так? Ты же не можешь меня бросить… В такой момент!

– Очень даже могу. Считай, что заявление об уходе я тебе только что подал. Я и так проработал с тобой слишком долго. Твой отец умер… пора и мне уходить.

– А как же компания?! – со страхом восклицает Бен. – Ведь тебе так нравилась твоя работа… В конце концов, ты сделал для фирмы гораздо больше, чем я. Пусть эта компания принадлежит мне, но ты ее любишь. Любишь сильнее, чем я.

– Да, – кивает Лоркан. – В этом-то и проблема. – В его голосе звучат напряжение и боль, и я, ощупью найдя его руку, дружески ее пожимаю. – Я буду помогать тебе, покуда не истечет срок, положенный по закону между подачей заявления и увольнением. Потом я уйду. И поверь, так будет лучше для всех.

– Но… как же я? – Бен, похоже, не на шутку испуган. Даже хмель слегка повыветрился у него из головы. – Как я буду без тебя?

– Тебе придется управлять фирмой самому. – Лоркан делает шаг и оказывается с Беном лицом к лицу. – Ты можешь продать компанию Жернакову, положить в карман кругленькую сумму и жить припеваючи, ровно ничего не делая, но есть и другой вариант. Ты можешь возглавить компанию, взять на себя ответственность и контроль. Стать настоящим, а не номинальным главой фирмы. В конце концов, это действительно твоя компания, твое наследство, которое досталось тебе от отца. Попробуй его сохранить и приумножить. Поверь, дело того сто́ит.

Теперь Бен выглядит уже не просто испуганным, а каким-то пришибленным. Ему неуютно, страшно и… стыдно, и все же он пока не может найти в себе мужество, не может решиться на что-то определенное.

– Ты сможешь, – добавляет Лоркан. – Тебе это по силам, хотя, конечно, поначалу тебе придется нелегко. И все же я уверен, ты справишься. Нужно только захотеть.

– Но… Я даже не знаю… – Взгляд Бена беспомощно мечется из стороны в сторону. – О господи, что же мне делать? Ведь мы с Жернаковым заключили джентльменское соглашение, а теперь… Задний ход?.. Так не делается… наверное.

– Жернаков ни в коем случае не джентльмен, так что пусть эта сторона вопроса тебя на смущает, – насмешливо замечает Лоркан, потом проводит рукой по волосам. Его лицо по-прежнему остается непроницаемым, но в глазах горит упрямый огонек. – Вот что, Бен, у меня в портфеле лежат планы реструктуризации компании, очень хорошие планы. Завтра утром я введу тебя в курс дела, объясню, какие у тебя перспективы, какие подводные камни могут встретиться на пути, но… Но я не буду советовать тебе, что делать. Продавать или не продавать компанию, ты будешь решать сам. Только сам.

Бен несколько раз открывает и закрывает рот. Он, по-видимому, не в силах произнести ни слова. Наконец он круто поворачивается и идет прочь, на ходу засовывая телефон в задний карман брюк.

– Отличная работа, Лоркан. – Мы снова садимся на прежнее место на стене, и я еще раз пожимаю ему руку. – С твоей стороны это было очень… мужественное решение.

Лоркан не отвечает, только низко опускает голову.

– Как ты думаешь, у него получится? – спрашиваю я осторожно. – Я имею в виду – управлять компанией?

– Может, и получится, – вздыхает Лоркан. – Только он должен взяться за дело сейчас. Потом может быть поздно.

– А чем ты думаешь заняться, когда… когда уйдешь?

– Пока не знаю. Может, буду работать в Лондоне, в одной из тех фирм, куда меня звали.

– В Лондоне? – говорю я обрадованно. Я и в самом деле рада.

– Или в Париже, – смеется он. – Я довольно бегло говорю по-французски, а хорошие юристы нужны везде.

– Париж – отстой, – убежденно возражаю я. – Это всем давно известно.

– Тогда в Квебеке.

– Не смешно. – Я в шутку пинаю его в лодыжку.

– Я юрист, – говорит Лоркан, и на этот раз в его голосе нет ни намека на шутку. – И, смею надеяться, хороший юрист. Я сам выбрал этот путь, я много и хорошо учился и сделал неплохую карьеру, но потом что-то произошло, и я свернул в сторону. Наверное, я тоже сделал Неудачный Выбор… – Его глаза чуть поблескивают в полутьме, и я согласно киваю.

– А теперь настала пора возвращаться на правильный курс, – добавляет он.

– Растопить котлы, поднять пар и – вперед! – смеюсь я.

– Полный ход! – командует Лоркан и гудит, подражая пароходному гудку.

– Ты смотришь на жизнь как на морскую прогулку? – насмешливо говорю я. – Но ведь всем известно, что на жизненном пути встречаются и ухабы, и ямы, и всякие другие препятствия…

– А в море – штормы, ураганы, мели и подводные скалы, – парирует он.

– Нет, все-таки жизнь – это дорога, – упорствую я. – Трудная, извилистая, непростая, но все равно… сухопутная.

– Согласен. Потому что только на суше может встретиться такая опасность, как животные на дороге. Бараны, например…

Я не выдерживаю и фыркаю. Потом мы долго сидим молча, глядя, как в небе гаснут последние отблески заката. Солнце давно скрылось, но небо остается индигово-синим, а над горизонтом дрожит малиновое зарево, глядя на которое начинаю искренне жалеть, что я не художник.

Еще какое-то время спустя возвращаются с прогулки Лотти и Ричард. Они садятся на стене рядом я нами и тоже молчат. Я украдкой разглядываю их и думаю о том, как же все-таки хорошо они смотрятся вместе. Ричард и моя сестра очень подходят друг другу. Я всегда это говорила.

– Итак, я остался без работы, – говорит наконец Лоркан, поворачиваясь к Лотти. – И в этом виновата твоя сестра.

– Я-то тут при чем?! – немедленно возмущаюсь я.

– Если бы ты не заставила меня взглянуть на свою жизнь под другим углом, я бы никогда не подал Бену заявление об уходе, – говорит Лоркан, и уголки его губ чуть заметно подрагивают. – Так что ты очень даже при чем.

– Ты сам говорил, что я тебе очень помогла! – говорю я.

– И тем не менее это была ты, а не кто-то другой. Возможно, ты не предвидела последствий своего поступка, но факт остается фактом: я теперь безработный.

Его глаза снова поблескивают в темноте, и я догадываюсь, что он беззвучно смеется.

– Возражаю, ваша честь! – Я на секунду задумываюсь. – На самом деле виновата вовсе не я, а Лотти. Если бы она не выскочила замуж за Бена, я бы никогда с тобой не познакомилась, и мы бы не обсуждали с тобой твою жизнь.

– Ага. Возражения принимаются. – Он снова поворачивается к Лотти: – Ну а что вы можете сказать в свое оправдание?

– Я тоже ни при чем, – быстро говорит Лотти. – Это все Бен… Пожениться – это была его идея. Если бы он не сделал мне предложение, я бы не никогда не оказалась в таком дурацком положении, а ты не встретил бы Флисс.

– То есть это Бен – главный злодей? Так у нас получается? – Лоркан слегка приподнимает бровь.

– Да! – хором отвечаем мы с Лотти.

– Да, – подтверждает Ричард.

К этому времени небо над морем становится темно-багряным. От солнца осталось лишь призрачное розоватое зарево, и я представляю, что оно не опустилось за горизонт, а соскользнуло куда-то в другие миры, в другие края, чтобы светить другим Лотти и другим Флисс с их собственными бедами и радостями.

– Постойте-ка! – Я вдруг выпрямляюсь. – Во всем виноват вовсе не Бен, а Ричард. Ведь если бы он с самого начала сделал моей сестре предложение, ничего вообще бы не случилось!

– Вот как? – Ричард задумчиво потирает нос. – Так-так… Ага…

На одно короткое, безумное мгновение мне кажется, что Ричард вот-вот опустится перед Лотти на одно колено и исправит наконец свою ошибку, но секунды бегут, однако ничего не происходит. Все по-прежнему молчат, но молчат довольно неловко, и я начинаю жалеть, что вообще открыла рот.

– Погодите, я, кажется, знаю, что делать! – В глазах Лотти вдруг вспыхивает странный огонь. – Ждите здесь и никуда не уходите. Я сейчас. Мне нужна моя сумочка…

Она бросается обратно в ресторан, подбегает к нашему столику и начинает лихорадочно рыться в своей сумке. Хотела бы я знать, что опять затеяла моя сумасшедшая сестра?

Секунду спустя я невольно ахаю. О господи!.. Я догадалась… Идея кажется мне блестящей, и я с трудом сдерживаю охватившее меня ликование. Только бы Ричард не подкачал, думаю я с тревогой.

А Лотти уже возвращается. Подбородок ее решительно приподнят, и только я вижу, как от волнения у нее дрожат губы и трепещут ресницы. Теперь я твердо знаю, что́ она сейчас сделает, и мне бесконечно радостно от того, что я здесь и что все это произойдет у меня на глазах.

Решительный момент приближается. Лотти медленно подходит к Ричарду, опускается перед ним на одно колено и протягивает ему на раскрытой ладони кольцо (я с облегчением замечаю, что это очень красивое, настоящее мужское кольцо).

– Ричард… – говорит она, но голос ее срывается. – Ричард…

36. Лотти

В моих глазах стоят слезы. Мне не верится, что все это происходит на самом деле. Я должна была сделать это давным-давно, с самого начала, но… И все же лучше поздно, чем никогда.

– Ричард… – говорю я в третий раз. – Я знаю, что формально я все еще замужем за другим, но… ты женишься на мне?

На несколько мгновений воцаряется напряженная тишина. Последний отблеск заката гаснет на горизонте, и в темно-синем небе над нашими головами начинают одна за одной вспыхивать звезды. И вдруг…

– Конечно! Разумеется! – Ричард стискивает меня в крепких объятиях.

– Правда?

– Конечно! Ведь именно этого я хочу больше всего на свете. Жениться на тебе… Раньше я этого не понимал. Я был идиот. Болван. Кретин! – Он со всего размаха лупит себя кулаком по голове. – Я был…

– Я знаю, – мягко перебиваю я. – Итак… это означает – да?

– Конечно, это означает – да. Да, Лотти, я женюсь на тебе. Второй раз я не ошибусь. Я не хочу, чтобы ты снова ускользнула – исчезла неизвестно куда, неизвестно с кем… – Ричард с такой силой стискивает мою руку, что я боюсь, как бы он не переломал мне пальцы.

– Лотти! Поздравляю! – Флисс обнимает меня за шею. (Лоркан в это время энергично пожимает свободную – левую – руку Ричарда.) – Вы помолвлены. На этот раз – по-настоящему. Теперь нам всем нужно выпить шампанского!

– И аннулировать предыдущий брак, – сухо замечает Лоркан, но даже это напоминание о недавнем прошлом (впрочем, напоминание сугубо практического свойства) не может отравить мне радость. Наконец-то я помолвлена с Ричардом! Голова у меня кружится от счастья и сознания собственной смелости. Подумать только, я сама сделала Ричарду предложение! По идее, конечно, все должно было быть наоборот, но сейчас меня это ни капельки не волнует. Как говорится, если гора не идет к Магомету, то…

Одно меня удивляет: почему я не сделала этого раньше? Это ведь так просто!

– Молодец, Лотти! – говорит Лоркан и целует меня в щеку. – Поздравляю!

– Лотти, дорогая, я так счастлива! – Флисс обнимает себя за плечи. – Просто ужасно счастлива! Я так и думала… надеялась, что ты это сделаешь! – Она с легким недоумением качает головой. – После всего, что было… это просто потрясающе! – И она тепло пожимает мне руку.

– Да, после всего, что было…

Мимо идет официант, и Флисс подзывает его нетерпеливым щелчком пальцев:

– Принесите нам, пожалуйста, шампанского. Нам необходимо отпраздновать помолвку!

Наконец мы замолкаем, чтобы перевести дух – и тут же возникает какая-то непонятная пауза. Я замечаю, что все взгляды устремлены на кольцо, которое по какой-то непонятной причине осталось лежать у меня на ладони. Ричард его так и не взял. Может, я сама должна надеть кольцо ему на палец? Или достаточно просто отдать? Или… Что?! Я не знаю. Что полагается делать с обручальным кольцом, которое ты преподносишь мужчине?

– Э-э… Лотти… насчет кольца, – тянет Ричард. Я отчетливо вижу, как он пытается придать своему лицу восторженное выражение, но получается плохо.

– Прекрасное кольцо, – замечает Лоркан с видом знатока.

– Очаровательное! – поддакивает Флисс.

– Да, конечно… – быстро соглашается Ричард. – Оно такое… блестящее, и вообще… Просто шикарное кольцо, но…

– Тебе вовсе не обязательно его носить, милый, – поспешно говорю я. – Можешь держать его на своем ночном столике… или в сейфе. Или даже в ящике стола, словом – где хочешь.

На лице Ричарда столь явственно проступает облегчение, что я просто не могу не рассмеяться. Потом он снова обнимает меня, и я потихоньку опускаю кольцо в собственный карман. Думаю, мы оба тактично про него забудем.

Я так и знала, что кольцо – это лишнее…

Примечания

1

Сомелье – служащий ресторана, ответственный за ассортимент напитков, дающий советы по выбору вин, сервирующий их или следящий за их подачей клиенту вплоть до момента, когда тот покидает зал. (Здесь и далее – прим. переводчика.)

(обратно)

2

Absolument (фр.) – безусловно, конечно, само собой.

(обратно)

3

Félicitation (фр.) – поздравляю.

(обратно)

4

«Авиамили» – рекламный ход, к которому прибегают некоторые авиакомпании. Покупка товаров в определенных магазинах или проживание в отелях из заранее оговоренного списка обеспечивает бесплатный рейс на определенное количество миль по трассе авиакомпании. Например, покупка мужского костюма стоимостью в 100 или больше фунтов в магазине «Дебнемз» дает 250 «авиамиль».

(обратно)

5

«Истэндеры» – популярный британский телевизионный сериал о жителях одного из кварталов в лондонском Ист-Энде.

(обратно)

6

Стэнфордский университет – американский частный университет, один из лучших в мире по многим показателям. Ведет научно-исследовательскую работу в широком диапазоне гуманитарных и естественных наук.

(обратно)

7

Боро – разговорное название лондонского района Саутуорк.

(обратно)

8

Капитан Подштанники – герой серии детских комиксов для младшего возраста.

(обратно)

9

«Бешеные псы» – первый (1992 г.) малобюджетный фильм Тарантино, в котором переизбыток крови, жестокости, убийств и ненормативной лексики переводится в пародийный план.

(обратно)

10

«Вирджн Атлантик» – крупная британская авиакомпания.

(обратно)

11

«Бурбон» – сухое печенье с шоколадным кремом.

(обратно)

12

Балл, очко – условный балл, начисляемый за прослушивание какого-либо учебного курса. В течение года студент обязан посетить столько курсов, чтобы общее число баллов достигло определенного уровня.

(обратно)

13

Эспадрильи – сандалии на верёвочной подошве.

(обратно)

14

Шестой класс – последние два, иногда три класса в привилегированной частной средней и в классической школе Великобритании. Учащиеся шестого класса занимаются на каком-либо отделении для специализации в определенной области, а экзамены сдают на повышенном уровне. Иногда различают младший шестой и старший шестой классы.

(обратно)

15

Осветлитель – косметическое средство для моделирования формы лица и маскировки дефектов кожи.

(обратно)

16

Каламари – кальмары, нарезанные кольцами и обжаренные в тесте.

(обратно)

17

Шордич – бывший административный район в северном Лондоне, ныне является частью района Хэкни.

(обратно)

18

«Тапперуэр» – товарный знак разнообразных пластиковых контейнеров для хранения пищевых продуктов и других кухонных аксессуаров производства компании «Тапперуэр корпорейшн».

(обратно)

19

Броснан, Пирс – ирландский актер и продюсер, исполнитель роли Джеймса Бонда в четырех фильмах серии.

(обратно)

20

Браун, Гордон – шотландский политик, премьер-министр (2007–2010) Великобритании.

(обратно)

21

«Селфриджез» – крупнейший универсальный магазин Лондона на Оксфорд-стрит.

(обратно)

22

Амиши – религиозная секта, некогда являвшаяся частью течения меннонитов и отличающаяся крайним консерватизмом. Буквальное толкование Библии запрещает амишам пользоваться электричеством, автомобилями и проч. Они носят бороды, старомодную одежду с крючками вместо пуговиц, пользуются плугом в земледелии, строго соблюдают религиозные посты и семейные традиции. В частности, они уделяют особое внимание «чистоте» вступающих в брак молодых людей.

(обратно)

23

Элизабет Беннет и мистер Дарси – герои романа Дж. Остин «Гордость и предубеждение».

(обратно)

24

Национальный трест – организация по охране исторических памятников, достопримечательностей и живописных мест в Великобритании.

(обратно)

25

Гетти, Жан Поль – американский нефтяной магнат, миллиардер. По некоторым оценкам, был самым богатым человеком в США и в мире после Говарда Хьюза и Гарольда Ханта. Жил достаточно скромно и уединенно, владел богатейшей в США коллекцией произведений искусства. Умер в 1979 г.

(обратно)

26

Decree nisi (лат.) – постановление о разводе, вступающее в силу с определенного срока, если оно не будет отменено до этого.

(обратно)

27

Киклады – острова в Эгейском море, принадлежат Греции.

(обратно)

28

Консьерж-бюро – организация, обеспечивающая клиенту сервис наивысшего качества без ограничения набора услуг и места их предоставления.

(обратно)

29

«Клянусь тебе, моя страна…» – английская патриотическая песня (1921 г.). Стала популярным свадебным гимном, вероятно, после того, как ее впервые исполнили на бракосочетании принцессы Дианы и принца Чарльза (в 1981 г.).

(обратно)

30

Книжный клуб – коммерческая организация, вроде «Книги – почтой», стимулирующая регулярные покупки книг путем предоставления скидок, подарков и т. п. в обмен на обязательство покупать определенное количество книг. Как правило, книжный клуб регулярно информирует своих подписчиков о новых поступлениях и проводит иные коммерческие и рекламные акции.

(обратно)

31

Поллак, Сидни – один из крупнейших американских кинорежиссеров, часто выступает в качестве продюсера. Поставил, в частности, фильм «Из Африки».

(обратно)

32

«Офицер и джентльмен» – американский фильм 1980 г.

(обратно)

33

Клуб «Высокая миля» – сленговый термин, объединяющий людей, которые занимались сексом в самолете на высоте не менее одной мили.

(обратно)

34

«Бобовый мешок» – пуф с виниловым покрытием, набитый мелкими «бобами» (пластиковыми или резиновыми шариками), который принимает форму сидящего человека.

(обратно)

35

«Десятилетний Бен» – мультсериал про десятилетнего мальчика, который волею случая превращается в космического Супергероя.

(обратно)

36

Gelato (ит.) – мороженое.

(обратно)

37

Фета – традиционный греческий сыр, род брынзы.

(обратно)

38

«А-ля карт», меню à la carte – перечень блюд, которые могут быть приготовлены на заказ в ресторане.

(обратно)

39

Программа премиального членства компании «Америкэн экспресс» подразумевает систему баллов, которые начисляются клиенту за потраченные средства на дебитной карточке. Впоследствии бонусные баллы можно потратить при оплате путешествий, ресторанов и покупок, сделанных в специальных магазинах.

(обратно)

40

Туше́ – фехтовальный термин, означающий касание, попадание.

(обратно)

41

«Бейбишам» – фирменное название газированного грушевого сидра.

(обратно)

42

«Алмазная тропа» – книга американской писательницы Кэтрин Макдональд, посвященная поискам собственного пути в жизни.

(обратно)

43

Тальятелли – разновидность макарон в форме длинных и узких полосок.

(обратно)

44

«Три комика» – американская комедия, популярная в период с 1930-х по 1960-е гг. и основанная на примитивных комических приемах: падениях, подзатыльниках, пинках и проч.

(обратно)

45

«Любовь вокруг нас» – песня 1967 г. Впоследствии была не раз перепета различными группами. В качестве саундтрека к комедии «Четыре свадьбы и похороны» (1997 г.) в исполнении «Вет-Вет-Вет» стала мировым хитом.

(обратно)

46

«Убийства в Мидсомере» – британский детективный телесериал об убийствах в вымышленном графстве Мидсомер.

(обратно)

47

Дайнер – придорожный ресторан, часто размещается в снятом с колес вагоне-ресторане или его имитации; вдоль одной стены расположена стойка и подсобные помещения, вдоль другой – полукабины со столиками.

(обратно)

48

Энглси – остров в Ирландском море, у побережья Уэльса.

(обратно)

49

Кони-Айленд – район Нью-Йорка, излюбленное место летнего отдыха ньюйоркцев.

(обратно)

50

Ты – любовь, Ты – красота, Ты – радость, Все это ты, Лотти!.. (обратно)

51

Кос – остров в Эгейском море, принадлежит Греции.

(обратно)

52

Джеронимо – вождь племени чирикахуа, возглавивший сопротивление индейцев в 1885–1886 гг. Вынужден был сдаться, когда против 36 его соплеменников, включая женщин и детей, выступило 5 тыс. американских солдат. В годы Второй мировой войны его имя стало боевым кличем американских парашютистов.

(обратно)

53

Злотый – национальная денежная единица Польши.

(обратно)

54

Богарт, Хэмфри (1899–1957) – популярный американский актер. Играл в основном гангстеров и «крутых» героев.

(обратно)

55

Митчелл, Джони (Роберта Джоан Андерсон) – канадская популярная исполнительница и автор песен.

(обратно)

56

«Хьюстон», на грунте…» – фраза, переданная на Землю американскими астронавтами при посадке на Луну. Стала крылатой и обозначает долгожданный финал какого-либо дела, предприятия.

(обратно)

57

Мохито – напиток, который в классическом варианте изготавливается из рома, сока зелёного лимона, сахара и листьев мяты.

(обратно)

58

«Боди-шоп» – международная сеть популярных магазинов, торгующих недорогой косметикой, шампунями и проч.

(обратно)

Оглавление

Пролог. Артур

1. Лотти

2. Флисс

3. Лотти

4. Лотти

5. Флисс

6. Флисс

7. Флисс

8. Лотти

9. Флисс

10. Лотти

11. Флисс

12. Лотти

13. Лотти

14. Флисс

15. Лотти

16. Флисс

17. Лотти

18. Флисс

19. Лотти

20. Флисс

21. Лотти

22. Лотти

23. Флисс

24. Лотти

25. Флисс

26. Лотти

27. Флисс

28. Лотти

29. Артур

30. Лотти

31. Флисс

32. Лотти

33. Флисс

34. Лотти

35. Флисс

36. Лотти Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg