«Магия чувств»

Глава 1

— О нет, это уж слишком! Питер ден Ауден швырнул ручку и, нетерпеливо вздохнув, встал из-за стола, за которым уже не один час корпел над спецификациями на прецизионные винтовые механизмы — крупный заказ для французской аэрокосмической компании. Снизу, с лодки-дома, доносились громовые раскаты музыки; даже двойные стекла окон не могли их приглушить.

Небось и разрешения на швартовку у них нет, раздраженно думал он, опершись руками на раму и глядя на плавучую развалину. Все лодки, причалившие здесь раньше, пока на месте, а стало быть, швартовка новых не предполагалась. Это же корыто откуда ни возьмись появилось здесь несколько дней назад, и толпа молодых обитателей его гудит каждую ночь напропалую.

Повернув руку, он взглянул на часы: почти полночь. Неужели никто так и не вызвал полицию? А впрочем, ведь в этой части Херенграхт в основном банки и фирмы, жилые же дома можно по пальцам пересчитать; правда, кое-кто из деловых людей, как и он, предпочли обзавестись квартирами над своими офисами — удобство, надо сказать, немаловажное.

Уже почти полночь, а он все еще за работой. Ухмыльнувшись, Питер провел рукой по густым светлым волосам. Не иначе как он превращается в трудоголика. Не зря Жанина на днях пожаловалась, что чаще общается с его секретаршей, чем с ним самим.

А может, она права, честно признал он. Есть у него склонность частную жизнь, как и деловую, размечать по часам, включая ее в свой строгий рабочий график: Жанина — по понедельникам и субботам, Ингрид — по средам и через неделю по пятницам.

Но ему нравилось работать до упаду. Десять лет назад ему досталась по наследству небольшая конструкторская фирма «Ден Ауден»; его усилиями это не Бог весть какое предприятие внутреннего значения превратилось в мощную международную компанию. Как ни странно, он обнаружил в себе хватку бизнесмена, и то, что поначалу представлялось тягостной обязанностью, от которой он не знал, куда деться, постепенно стало для него едва ли не удовольствием.

Едва ли не…

Смех и музыка внизу не прекращались. Ребятня украсила свою посудину такими яркими разводами, что рябило в глазах. И это напомнило ему собственную юность. К тому же кто-то из ее обитателей, похоже, мечтал о карьере садовника — цветочные горшки с геранью и бегонией торчали из всех дыр и рядком выстроились на планшире в нескольких дюймах от мутных вод канала.

Он уже хотел было отвернуться, когда вновь увидел ту девушку. Она не покидала лодку со дня приезда, а значит, была одной из тех, кто на ней жил. Он поймал себя на том, что наблюдает за ней с каким-то необъяснимым восхищением. Она босиком танцевала на крыше лодки. Ее спутанная белокурая шевелюра, украшенная разноцветными ленточками, развевалась вокруг плеч; а одежда была, верно, приобретена на блошином рынке. Увидь ее на улице, Жанина сморщила бы свой точеный французский носик и перешла бы на другую сторону. Мысль эта слегка его позабавила.

Гром синтезатора неистовствовал в тишине летней ночи. Питер нетерпеливо тряхнул головой. Нет, он этого так не оставит; им, похоже, совершенно наплевать на других. Втиснув широкие плечи в пиджак серого делового костюма — вряд ли была в том необходимость в столь теплую летнюю ночь, — он выскочил из квартиры и без помощи лифта стремительно спустился по крутой узкой лестнице на улицу.

— Ух! Порезался!

— Ну что ж ты так неосторожен, Дункан? — засмеялась Чарли. — Кто собирает разбитое стекло голыми руками? Где-то есть совок с веником. Погоди, не вертись, сейчас приложу лекарство.

Пока она обрабатывала ранку на пальце, симпатичное лицо паренька морщилось от боли.

— Прости, Чарли, это была твоя любимая ваза. Завтра же куплю тебе новую.

— О, чепуха! — Ее фиалковые глаза улыбались. — Вот так, растяпа. Кровотечение остановлено, и думаю, швы накладывать не придется.

Свободной рукой он обнял ее за плечи и чмокнул в кончик очаровательного носика.

— Спасибо. Ты просто ангел. Пошли потанцуем.

Она окинула его строгим взглядом.

— Кажется, ты собирался пойти с Сарой, — с упреком произнесла она. Вот и танцевал бы с ней.

— О, Сара становится чересчур серьезной, — с досадой проворчал он. Ей все время слышатся свадебные колокольчики, а я пока к этому не готов. Мне хочется погулять. Ты для меня как раз то, что надо. — И заискивающе добавил:

— Никто не умеет так, как ты, по-настоящему, наслаждаться жизнью.

— Допустим, — признала она, решительно отстраняя его. — Но что значит наслаждаться жизнью? Боюсь, у нас разные представления на этот счет.

Он рассмеялся.

— А твой благочестивый предок не рассказывал тебе сказку о птичках и пчелках? Ведь ты красивый цветок, и неудивительно, что вокруг тебя жужжат пчелы, жаждая вкусить твоего нектара…

— Неужели? — сухо парировала она. — Только если пчелки подлетят поближе, они туг же учуют, что этот прекрасный цветок — венерина мухоловка. И вообще, музыка слишком громкая. Пора ее приглушить — уже за полночь.

— О, не переживай, — успокоил ее Дункан. — Вокруг только старые мрачные банки и ни одной живой души; о том, что мы здесь, никто понятия не имеет.

— Все равно. Ты же знаешь, что здесь нельзя было даже швартоваться. Тебе хорошо рассуждать. Случись что, расхлебывать придется мне, ведь в договоре об аренде стоит моя фамилия.

— Ну ладно, — нехотя согласился он, — коль ты настаиваешь. Твоя воля закон.

Она улыбнулась своей ослепительной улыбкой. Он всегда говорил «Твоя воля — закон», когда она на чем-то настаивала, правда, случалось это не так уж часто. Порой она даже спрашивала себя, не слишком ли часто люди пользуются ее покладистым характером. Поначалу, когда она, не завершив курс обучения в художественном колледже, объявила, что отправляется с друзьями в Амстердам, эта затея ей представлялась очень увлекательной. Но за шесть прошедших месяцев никто из всей компашки и пальцем не пошевелил, чтобы заработать деньги или навести на лодке чистоту и порадок, так что эта «развлекуха» ей уже слегка поднадоела.

Ах, да ладно. Какое это имеет значение? Надо вот поскорее вымести осколки, пока не порезался кто-нибудь еще. Разыскав веник с совком, она сгребла остатки вазы, отнесла их на палубу и выкинула за борт. На минуту остановилась, озираясь вокруг.

Чудесный теплый вечер. Небо будто темно-синий бархатный ковер и все усыпано звездами. В такой вечер грех быть чем-то недовольным.

И все же какая-то часть ее существа слегка пресытилась необустроенным, богемным бытом. Все бы хорошо — чем не жизнь на воде, среди бесконечных вечеринок?.. Но почему-то хочется иногда ощутить хоть какую-то почву под ногами.

Встряхнув головой, она рассмеялась. Вот был бы рад отец услышать такие рассуждения! Надежность и респектабельность — его жизненное кредо. Он не слишком докучал вниманием своей единственной дочери, на это ему всегда не хватало времени. Занимая высокий пост в комиссии Европейского Сообщества, он не уставал повторять ей, что чрезвычайно занят делами.

Она уже хотела было идти к себе в каюту, когда вдруг увидела, что кто-то опрокинул горшок с ее любимой бегонией. Маленькая морщинка прорезала ее гладкий лоб. Типичный случай! Конечно, сбили нечаянно, но могли бы по крайней мере ей об этом сказать. Она наклонилась, подняла цветок и принялась сгребать в горшок землю, как вдруг совсем рядом с собой обнаружила пару черных, очень дорогих, изготовленных на заказ, мужских ботинок.

— Вы владелец этой лодки?

Резкий голос принадлежал мужчине, привыкшему командовать; и она осторожно поднялась на ноги. Взгляд ее медленно скользил вверх по серому, безупречного покроя, деловому костюму, по синему шелковому галстуку символу консервативности — и наконец добрался до тяжелого подбородка.

— Я спросил, вы владелец яхты? — сквозь зубы повторил он.

— Ну да. В некотором роде, — подтвердила она неуверенным голосом.

— Тогда, будьте так любезны, приглушите музыку, и чем быстрее, тем лучше. Интересно, вы, молодежь, хоть иногда думаете об окружающих?

В другой раз она, пожалуй, извинилась бы, объяснила, что именно это она и собиралась сделать, но командный тон ее уязвил, и она стрельнула в него уничтожающим взглядом.

— С какой это стати? — возмутилась она. — Жалоб никаких не было. Вокруг никто не живет, одни офисы.

— Я тут живу, — сухо возразил он, — вон там, наверху. — И он указал на окна своей квартиры на четвертом этаже старинного аристократического здания, в котором размещался офис «Ден Ауден Энтерпрайзис».

— Ну уж извините, — парировала она, в ее тоне раскаянием и не пахло. Откуда мне было знать?

— Вот я вам сообщаю. И надеюсь, вы приглушите музыку до разумного уровня.

Не поднимая ресниц, Чарли осторожно его изучала. А он моложе, чем ей показалось вначале, но все же лет тридцать пять есть. Очень хорош собой: русые волосы, несколько длиннее, чем она могла бы предположить, высокий интеллигентный лоб, холодные серые глаза.

А вот рот вызвал у нее откровенное восхищение. Такой красивый, чувственный рот — и в таком подчинении у рассудка! Что же он держит под контролем? Она ощутила в себе прилив сладостного тепла. Случись его железной силе воли отпустить удила, и результат будет умопомрачителен.

Казалось, его забавляло это изучение.

— Ну и как? — спросил он. В ней проснулся бесенок, и ей захотелось слегка подзавести незнакомца.

— Что ж, поскольку вы один недовольны музыкой, — начала она дерзко и насмешливо и, соблазнительно покачивая бедрами, двинулась к нему, — почему бы вам не остаться здесь и не присоединиться к нам?

Приблизившись, она вынуждена была задрать голову вверх — в нем шесть футов роста, а она босиком. Она игриво дернула его за дорогой шелковый галстук:

— Ну, не будьте же старомодным занудой.

— Старомодным занудой? — Вид у него был крайне удивленный, и она едва скрыла победную улыбку. Но уже в следующую минуту, обхватив руками за талию, он крепко прижал ее к себе. — Что ж, прекрасно. Я остаюсь. При условии, что танцевать со мной будете вы. — Это был вызов.

Тут Чарли запаниковала. Предполагалось, что игру будет вести она — так было всегда. Но этот высокий незнакомец неожиданно перетасовал карты, и она растерялась. Непосредственная близость крупного мускулистого тела и легкий теплый запах его кожи привели ее в некоторое замешательство.

Она было дернулась назад, но безуспешно.

— Но уж вы-то наверняка не старомодная зануда и не откажетесь потанцевать с незнакомым мужчиной? — съехидничал он.

— Нет, я… — Это что же происходит? Неужели она позволит какому-то нудному, старому бизнесмену в костюме выбить ее из седла? — Естественно, я потанцую с вами, — отрезала она с вызовом, не только ему, но и себе самой. — Вы уверены, что сможете танцевать под эту музыку?

— О, я могу танцевать под любую, — заверил он ее. Плутовской огонек в его глазах предполагал некий скрытый смысл. — Хотя признаюсь, предпочел бы нечто более… романтическое. — Он наклонил голову, и она ощутила над ухом тепло его дыхания, что отозвалось в ее теле мелкой дрожью.

Усилием воли она сконцентрировала внимание на галстуке, лишь бы побороть в себе предательское возбуждение и не сомлеть в его объятиях. Галстук, черт возьми! Она знала только одного человека, носившего галстук, — своего отца. Уцепившись за этот образ, она вновь вскинула глаза на его лицо.

— Почему бы вам не снять это? — предложила она, потянув его за ненавистный аксессуар. — Или без него голова отвалится?

Он снова улыбнулся — улыбкой, от которой у нее замерло сердце.

— Вам не нравится мой галстук? — поддразнивая, осведомился он.

Она пожала своим худощавым плечиком, демонстрируя полное равнодушие.

— Не именно этот. А галстуки вообще, — ответила она с бесцеремонностью, какую обычно позволяла себе в разговорах с отцом. Галстуки носят только те, кому за сорок.

— Да неужто? — Казалось, ее шпильки его нисколько не трогают. — Ну, раз так, я непременно должен его снять.

Он потянул вниз узел, она попыталась отпрянуть, но он не отпустил. Во рту у нее вдруг пересохло. Процесс освобождения от галстука невольно вызвал в ее воображении картину полного стриптиза.

Так лучше? — продолжал посмеиваться он.

Она была ошарашена. Он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, приоткрыв островок русых кудрей на гладкой загорелой коже. Язык у нее прилип к гортани — первобытный, старый, как мир, инстинкт захватил ее в свою ловушку, и, как справиться с ним, она не имела понятия.

— Итак, не окажете ли любезность назвать свое имя? — Мягкий приглушенный голос усугублял действие его чар.

— Я… Чарли, — вымолвила она, не сумев подавить легкое дрожание голоса.

— Чарли, — сказал он так, что у нее по спине пробежали мурашки. — Это сокращенное от Шарлотты?

— Да.

— Прекрасное имя. Жаль, что приходится сокращать его до такого мужского варианта.

— Но иначе его не сократить, — заметила она, сдержанно усмехнувшись. Разве что Лотти.

Он засмеялся низким гортанным смехом, до неприличия сексуальным.

— Да уж, пожалуй, лучше пусть будет Чарли, — согласился он. — Итак, Чарли, лодка принадлежит вам?

Он начинал ей нравиться; воспротивиться этому можно было только волевым усилием, но из практики общения с отцом она вынесла единственное и, увы, не слишком надежное средство защиты — юношескую дерзость.

— Вы имеете в виду, есть ли у меня такая маленькая симпатичная бумажка со всякими печатями и подписями? — съязвила она так презрительно, как только могла. — Естественно, нет.

— Похитили чужую собственность? — Он явно забавлялся.

— Да. То есть нет. Я ее арендовала.

— А остальные, которые тут сшиваются? — продолжал он допрос.

Она снова пожала плечами.

— Это… друзья.

— И они живут на лодке?

— Некоторые из них. Плавучий народ, так сказать. Странники водной стихии. Он оценил ее юмор и улыбнулся.

— Ясно, — пробормотал он, его серые глаза поблескивали сарказмом. — И один из них ваш дружок, Чарли?

Щеки ее слегка зарделись. Хорошо, что в вечернем мраке этого не было видно.

— Не совсем так. — Она старалась придать тону непринужденность. — Мы не признаем моногамные отношения. — Когда ее отец услышал от нее такое заявление, его чуть не хватил удар. — Они сковывают творческую личность. Чтобы воспринимать новые впечатления, нужно быть свободным.

— О, несомненно, тут вы правы. Главное в жизни — быть свободным.

Не насмехается ли он над ней? Украдкой она разглядывала его лицо, но так и не смогла понять, что оно выражает. И вообще, что это на нее нашло? Танцует с каким-то типом в костюме. Видел бы ее сейчас отец! Наверняка это пришлось бы ему по вкусу. А поэтому не пора ли ей послать его к черту и возвращаться к друзьям? С ними у нее больше общего.

Но почему-то ее тело отказывалось повиноваться рассудку. Рука его медленно скользила по ее спине, прижимая к себе сильнее и сильнее, и она не противилась. Медленно покачиваясь, он вел ее в танце так, что даже ритмы тяжелого рока казались романтическими мелодиями Фрэнка Синатры. Машинально закрыв глаза, она погружалась в мир его чар.

Но вот его рука провела по ее волосам, она подняла голову и оказалась с ним лицом к лицу; сердце ее затрепетало, будто рвущаяся на волю птичка. Он медленно склонил голову, и, точно повинуясь безмолвному приказу, губы ее приоткрылись. Еще прежде, чем они слились в поцелуе, она знала: это будет что-то особенное.

И не обманулась в ожиданиях. Его чувственный язык не спеша обследовал нежные внутренние ткани ее губ, пробуждая в ней такое ответное желание, какого она прежде в себе и не подозревала. Кто бы мог подумать, а с виду такой чопорный и официальный, мельком подумала она. Однако вскоре все разумные мысли потонули в бурном потоке разливающейся в ней страсти.

Время и место уже перестали существовать. Только бы это никогда не кончалось. Они продолжали медленно покачиваться под музыку. Чарли беспомощно отвечала на его ласки, изгибаясь в его крепких объятиях. Она даже не заметила, что, танцуя, он провел ее вдоль узкого планшира в темный укромный уголок у носа лодки. Здесь не так слышались оглушающие звуки рок-музыки и голоса веселящейся молодежи; зато доносились ласковый плеск воды и тихий шепот выстроившихся вдоль канала вязов.

Ее руки как-то оказались у него под пиджаком и обхватили за талию, а голова опустилась на его твердую широкую грудь. Она впитывала в себя тепло мужского тела, легкий запах которого сводил ее с ума. И было уже неважно, что он старше всех ее приятелей, что на нем костюм и шикарные туфли. Она лишь ощущала рядом с собой мужчину, который довел ее до состояния полной беззащитности. И больше всего на свете ей хотелось, чтобы этот танец длился вечно.

Звезды медленно кружились над ними, музыка вела их куда-то, а они все более жадно целовались, все крепче обнимались. В какой-то момент они наконец остановились, перестав притворяться, что танцуют, и, нащупав стенку каюты, прислонились, забыв обо всем на свете.

У Чарли была уйма приятелей мужского пола — так, ничего серьезного, обычные отношения между студентами; однако, возможно, из-за ее страсти к развлечениям многие поначалу считали ее легкой добычей. И очень скоро убеждались в своем заблуждении. Куда же подевался ее защитный инстинкт на этот раз? Похоже, он спал, и высокому незнакомцу удалось проскользнуть незамеченным…

Не скоро он поднял голову, губы его чуть тронула ироничная улыбка.

— Что ж, — проговорил он низким приглушенным голосом. — Я рад, что остался.

Чарли взглянула на него и вдруг встрепенулась, словно очнувшись от забытья. Он продолжал держать ее возмутительно близко; блеск его темных глаз ее насторожил: уж не воспринял ли он ее приглашение присоединиться как нечто большее, чем танец и поцелуи?

Она было дернулась назад, но тиски стальных мускулов слегка сжались и сдавили ее еще сильнее; губы его чуть усмехнулись.

— Куда же вы? — Он опять дразнил ее. — Вы же обещали танцевать со мной.

— Я…

— Уж не боитесь ли вы новых впечатлений? — Он снова повел ее в танце все так же медленно, чувственно, лаская ее щеку теплым дыханием. — Вы, которая позарез хочет быть свободной?

— Для меня это не новое впечатление, — дерзко бросила она. — Я перецеловалась с десятками парней…

— Ах, парней, — с глубоким пониманием кивнул он. — Сдается мне, что вы совершали ошибку, подменяя качество количеством. — Большим пальцем он нежно провел по ее дрожащим, пересохшим от волнения губам. — Не стоит растрачивать поцелуи исключительно на юнцов. Вы же женщина, и удовлетворить вас могут только поцелуи мужчины. Иначе и быть не может.

Его слова и голос оплетали ее, точно паутиной. Над темной водой светила луна, легкий ветерок развевал волосы Чарли. И почему ей раньше не приходило в голову, что Амстердам самый романтичный город в мире?

Склонив голову, он вновь припал к ее губам и неторопливо, но настойчиво стал языком протискиваться внутрь, нащупывая все отзывчивые точки с такой дьявольской сноровкой, что противиться было выше ее сил. Рука ее наткнулась на гору налитых мускулов — его грудь; сердце ее замерло, и вся она затрепетала.

Он тотчас это ощутил. Еще бы, столь опытный в амурных делах мужчина ничего не упустит. Он целовал ее все нежнее, все сладостней — ничего подобного она еще не испытывала в жизни. Послушно изогнувшись, она прильнула к нему, готовая дать все, что он пожелает, и даже больше. Ей и в голову не приходило, к чему это может привести. Все ее мысли потонули в бездонной страсти.

А его руки бесцеремонно блуждали по ее телу, знакомясь с каждой извилинкой. На ней была шелковая шаль с бахромой, купленная на уличной распродаже всего за несколько гульденов. Спереди она скреплялась блестящей брошью, но во время танца брошь как-то незаметно расстегнулась, и шаль соскользнула с плеч.

А носила она эту шаль потому, что тоненькая хлопчатобумажная блузочка с излишней откровенностью обнажала ее нежные груди — больше, чем она могла себе позволить. Пожирая их испепеляющим взглядом, он наслаждался зрелищем в свое удовольствие.

Чарли была худенькой девушкой, и ее формам не требовалось лифчика, поэтому в своем полупрозрачном облачении она смотрелась почти как в костюме Евы. И ощущала, как под его пристальным взглядом ее соски, словно бутоны, набухают под тонкой паутиной ткани. Он коснулся ее рукой, и у нее перехватило дыхание.

Не будь сзади опоры, она бы, пожалуй, не удержалась на ногах. Она беспомощно прислонилась к стенке каюты, а его язык оказался уже в нежной раковине ее ушка, и ладони ласково поглаживали ей груди, кружа вокруг нежных сосков и разжигая в ней всепоглощающий пожар.

Она откинула назад голову, из уст вырвался прерывистый вздох. До ее сознания дошел его смех, торжествующий смех победителя. Он вновь припал к ее губам, будто они принадлежали ему по праву. Ей оставалось только покориться. Она не могла устоять против наглого вторжения его языка, а ее маленькие груди предательски обнажали все оттенки ее ощущений.

— Продолжать дальше здесь не место, — тихо произнес он низким хрипловатым голосом. — Мой дом в двух шагах отсюда, там наверху есть огромная двуспальная кровать. На ней мы могли бы недурно устроиться.

Его слова донеслись до нее как бы из другого мира. Опомнившись, она перепуганно раскрыла глаза.

— Нет!

— Нет? — Он мгновенно нахмурился. Ее с виду капризная выходка его ошеломила. — Это что еще за игра? — в гневе набросился он на нее. — После всего, что было, мы решили пококетничать? Пообещать все и ничего не дать?

— Пожалуйста, простите. — Она читала темные намерения в его взгляде и в растерянности пыталась высвободиться из его рук. — Пожалуйста, отпустите меня.

— Выходит, мы еще слишком маленькие и самоуверенности хватает только на то, чтоб водить за нос юнцов, — разъяренно зарычал он. — Пожалуй, мне следует преподать вам урок насчет того, как опасно морочить голову взрослым.

— Нет, пожалуйста, простите меня. — Теперь она и впрямь его боялась. На самом-то деле он прекрасно владел собой, весь его гнев был наигранным и, как ни странно, именно поэтому особенно пугающ.

Запустив пальцы ей в волосы, он притянул к себе ее голову; она сопротивлялась что было сил.

— Вам следовало бы вести себя поразумней, — рычал он ей в лицо. Разве мама не говорила вам, что опасно играть с огнем? Слишком опасно, можно здорово обжечься.

Навалившись всем весом, он прижал ее к стенке; было совершенно невозможно избежать его губ, впившихся в нее поцелуем. Она билась в его объятиях и колотила руками по груди, но ее жалкое трепыхание в непосредственной близости к нему лишь подливало масла в огонь. А этот человек в своем безупречном костюме принадлежал к племени сильных, еще каких сильных. Справиться с ним у нее не было ни малейшей возможности.

Да она была бы и не прочь сдаться без боя. Ох, как она этого хотела, как хотела провести с ним ночь на огромной удобной кровати, ощутить живительное тепло его обнаженного тела. Она тонула в зыбучем песке желания.

Он отпустил ее, да так неожиданно, что она чуть не покатилась кубарем, больно задев плечом о косяк. Его серые глаза глядели на нее с холодным отвращением.

— Пораскинув умом, я решил не пачкаться тем, что уже перебывало в постели у половины Амстердама, — с издевкой бросил он. Его голос обжигал ее презрением. — Бегите скорей к своим желторотым юнцам, а то они вас заждались. Лично я предпочитаю быть разборчивее в этих делах.

Развернувшись, он одним махом вскочил на тротуар и скрылся в тени высоких, стройных, окаймлявших небережную вязов. Она проводила его взглядом. Слезы унижения сдавили ей горло. Ей некого было винить, кроме себя; она сама дала повод думать, что готова лечь в постель даже с незнакомцем.

Дверь в дом отворилась, на мгновение высветился его силуэт и вновь исчез из виду. Усилием воли Чарли взяла себя в руки и, подняв упавшую шаль, аккуратно сколола ее брошью.

И вообще, плевать она хотела на то, что он о ней думает. Мужчин такого сорта она всегда недолюбливала. Нудные молодые дельцы и подающие надежды политики — разве не достаточно перезнакомил ее с ними отец, умоляя остепениться и найти себе приличного жениха?

Но все это ей было не по нутру. Она терпеть не могла мужчин, которые носят костюм.

Глава 2

Плавучий цветочный рынок на канале Сингел был излюбленным местом, где Чарли писала свои картины. Весенние нарциссы и тюльпаны уже уступили место розам, охапки которых всех сортов и оттенков, окутанные облаками белых крохотных цветочков, теснились в огромных ведрах. Яркие навесы стоящих вдоль берега барж укрывали их от осеннего солнца, купая в мягком золотисто-желтом мареве.

Невозможно было запечатлеть все детали, да Чарли никогда к этому и не стремилась. Она предпочитала изображать на холсте общее впечатление, то, что она увидела скорее внутренним зрением, нежели глазами.

Примостив велосипед у стены, она устроилась с табуреточкой и мольбертом на самом краю тротуара, дабы по возможности не мешать суетящейся вокруг толпе. Кое-кто из прохожих останавливался, восхищаясь ее работой; в ответ на их комплименты она улыбалась и про себя ухмылялась грубой лести тех, кто рассматривал ее картины слишком близко, не видя на них ничего, кроме яркой мазни.

Мелодичный звон колоколов на башне Мюнт только что известил об очередной половине часа, и Чарли было уже собралась сделать небольшой перерыв, чтобы выпить кофе, когда вдруг ее охватило какое-то странное предчувствие и по спине пробежали мурашки… Она старалась не озираться по сторонам, но разве могла ее сила воли сравниться с силой неумолимого притяжения?

Чутье ее не подвело — это был он. Он стоял за ее спиной в пяти футах от нее и изучал ее картину. На нем был тот же серый деловой костюм униформа преуспевающего бизнесмена, а именно таковым он и был. И все же… что-то не вписывалось в этот образ.

О, костюм сидел безупречно, точно влитой, на его могучей фигуре — ни морщинки, ни складочки. Но что-то все же было не так… Может, что-то в его движениях. Язык у нее мгновенно присох к гортани, в памяти отчетливо всплыли ощущения, которые она испытала, танцуя в его объятиях.

Со дня их встречи прошла почти неделя, но ей так и не удалось выкинуть его из головы. Сначала она просто пряталась, боясь попасться ему на глаза, но потом чувство собственного достоинства возобладало, она стала ждать случая разнести его в пух и прах за его оскорбительное обращение с ней. Однако он не показывался, и решимости у нее поубавилось, а в сердце поселилась тоска.

И вот он здесь, спокойно шагает к ней, улыбаясь, словно случайной знакомой. Она вся напряглась и, отвернувшись, стала перемешивать в палитре шафран с кадмием.

— Недурно, — с некоторым удивлением заметил он, кивнув головой в сторону мольберта; похоже, он и мысли не допускал, что у нее вообще может быть какой-то талант.

— Спасибо.

— И давно вы этим увлекаетесь? — продолжал он. Видно, его забавляло то, что она решила не обращать на него внимания.

Чарли безразлично пожала плечом: дескать, мне все равно, здесь вы или нет.

— О, давно. Лет с пятнадцати-шестнадцати.

— Ах, ну тогда действительно давно, — серьезно согласился он.

На его насмешку Чарли ответила свирепым взглядом. Уж не считает ли он ее ребенком?

— Мне уже двадцать два, — с достоинством сообщила она.

— Да неужели? — Он лукаво приподнял бровь. — Ни за что бы не подумал.

— Представьте себе. — Она знала, что выглядит моложе своих лет. Это все из-за волос. Сегодня они были убраны в высокий конский хвост и перевязаны желтой и розовой ленточками. Что бы она с ними ни делала, ей никогда не удавалось уложить их в элегантную прическу: слишком кудрявые.

Он наклонился и стал внимательно рассматривать картину. Боясь вновь сомлеть от запаха его мужского тела и исходящего от него тепла, она на своей низенькой табуреточке отшатнулась в сторону так, что чуть не потеряла равновесия.

— У вас профессиональная техника письма, — произнес он с видом человека, который знает в этом толк. — Вы учились в художественном колледже?

— Да, но я его бросила, — ответила она. В интонациях ее голоса проскальзывали воинственные нотки. — Перспектива стать конструктором-дизайнером или работать в рекламе меня не устраивала.

— Ну да. — Он опять принял насмешливо-серьезный тон. — Вы просто продаете свои картины?

— Естественно, нет, — с надменным презрением отрезала она. — Если они кому-нибудь по-настоящему нравятся, я их дарю. В жизни есть кое-что поважнее, чем делать деньги. — Она пренебрежительно взглянула на его портфель, он был из тонкой кожи. Ее папочка считал это основным признаком: чем тоньше кожа портфеля — тем важнее персона.

Он улыбнулся, прекрасно уловив ее намек.

— Тогда на что же вы умудряетесь жить? — осведомился он с притворной мягкостью.

— Деньги мне присылает отец… — Еще не закончив фразу, она осознала иронию и почувствовала, что начинает краснеть.

— Очень удобно. — Кажется, он решил вволю над ней поизмываться. Значит, вас содержит отец и, в отличие от многих других людей, вам ни к чему заниматься этим грубым и грязным делом, то бишь зарабатывать деньги.

— Да… но… я все их не трачу, — пробормотала она, разозлившись на себя, да и на него — за то, что поставил ее в глупое положение. И стала поспешно складывать художественные принадлежности в специальный деревянный ящичек.

Тон его тут же изменился.

— Вы уже уходите? — В его голосе чувствовалось раскаяние. Пожалуйста, не уходите, если это из-за меня. Вы же не закончили работу.

— Я хочу выпить кофе, — отрезала она, чего доброго, еще догадается, что порядком вывел ее из душевного равновесия.

— Тогда позвольте мне вас угостить, — вдруг предложил он.

— Нет, спасибо. Он ухмыльнулся;

— Вы на меня сердитесь, и у вас есть на это все основания. Кажется, той ночью я позволил себе лишнее и вел себя не по-джентельменски. Давно следовало бы извиниться, но я был в отъезде. Пожалуйста, примите мои извинения сейчас.

— О, нет… это тащить не надо, — как-то неуверенно возразила она. Обычно я оставляю все у стены, лоточник за этим присмотрит.

Он кивнул и помог пристроить ее принадлежности в стороне от прохожих. Кафе, где она обычно пила кофе, было совсем рядом. Следуя за ней, он спустился по крутым ступенькам и, пригнувшись под низкой притолокой, вошел внутрь.

Кафе было оформлено в традиционном голландском стиле: обшитые темной доской стены и простые деревянные столы со стульями. На пороге Чарли вновь одолели сомнения: не стоило с ним сюда идти. Здесь обычно собиралась богемная молодежь, которой был наводнен Амстердам. Строгий деловой костюм ее спутника только подчеркивал его принадлежность к совсем другому, чуждому ей миру.

Кое-кто уже заметил ее, поприветствовав улыбкой или махнув рукой. Она бросила осторожный взгляд на своего спутника.

— Может, мы… пойдем в какое-нибудь другое место? — поспешно предложила она. — Тут слишком людно.

— Вовсе нет, — возразил он; очевидно, его ничуть не волновало, что он выглядит белой вороной. — А вот и свободный столик.

Взяв ее за руку, он направился в конец комнаты, подальше от шумной толпы посетителей, собравшихся у высокой стойки, где пили кофе и пиво или играли в кости. В другой раз она бы возмутилась этой бесцеремонностью, но от его прикосновения ее окатило такой жаркой волной, что она уже не могла нормально соображать.

И Чарли послушно села за выбранный им столик. Краем глаза она заметила приближающуюся к ним официантку; это была Карин, студентка из Утрехта, подрабатывавшая в кафе во время летних каникул. Эта девушка за версту видела интересных мужчин, и, уж конечно, такой пустячок, как шелковый, с яркими крапинками галстук, ей был не помеха.

— Привет, Чарли! — тепло поприветствовала ее Карин, хотя сама была занята только тем, чтобы своими формами в облегающих джинсах сразить наповал красивого незнакомца. — Привет. — Ее интонации явно клонили к тому, чтобы их познакомили.

Чарли неожиданно попала в странную ситуацию. С этим человеком она танцевала, причем настолько близко, что слышала стук его сердца, целовалась и, еще бы чуть-чуть, оказалась бы на широкой двуспальной кровати, но до сих пор не знала, как его зовут. Он сразу смекнул, в чем загвоздка, и, улыбнувшись, сообщил:

— Меня зовут Пит.

— Ну… да. Карин — Пит, — промямлила она, едва оправившись от смущения.

— Привет, Пит. Что вам принести? — Карин изображала из себя вышколенную официантку, однако ее зазывная улыбка недвусмысленно давала понять, что она может обеспечить и другие услуги.

— Только два кофе, пожалуйста.

— Со сливками?

— Мне черный, — сказал он; и только насмешливый огонек в глазах дал понять, что он отлично видит ее откровенный флирт. Привык небось к таким заигрываниям, хмуро подумала Чарли. Неудивительно, что он так задается.

Он откинулся назад на стуле и посмотрел на Нее взглядом, который так смущал ее. Она никак не могла понять, насмехается он над ней или нет.

— Да, Чарли, похоже, в Амстердаме у вас много друзей, — непринужденно заметил он.

— Пожалуй что так.

— И давно вы здесь живете?

— Почти полгода. Наша лодка стояла на Маудерграхт, но на нас стали жаловаться из-за шума. Извините за прошлую ночь, — сказала она с застенчивой улыбкой. — С этим у нас бывает иногда… перебор.

Он тихо засмеялся.

— Но не будь такого шума, — слегка подтрунивая, продолжил он, — у меня не было бы повода спускаться вниз и высказывать претензии, правда же?

Растерявшись, Чарли вкось бросила на него робкий взгляд. Никогда не знаешь, чего от него ждать в следующую минуту. Она сделала привычный небрежный жест плечом.

— Ну, если б вы захотели, то могли бы спуститься без всякого повода. Она отчаянно старалась сохранить непринужденный тон. — У нас для всех открыта дверь. Мы не рассылаем официальных приглашений.

Он глубокомысленно кивнул.

— О да, похвальное великодушие. Значит, все вы живете весело и счастливо?

— Да. — Она почему-то не могла отделаться от ощущения, что он ее допрашивает.

— И между вами не бывает ссор? Мальчики и девочки никого не ревнуют друг к другу? Ну да, конечно. — В его голосе появились циничные интонации. — Вы же не признаете моногамные отношения?

И как ее угораздило ляпнуть такое? В тот вечер она вела себя возмутительно и, кажется, перестаралась на этот счет. Но отступать поздно, не станет же она теперь отрицать собственные слова, хотя сохранять прежний легкомысленный вид, когда он на нее так смотрит, не очень легко.

— Конечно, нет, — заявила она. — А кто признает в наше время?

— Многие молодые женщины предпочли бы большую определенность.

— Фу! Пережитки прошлого, — уверенно парировала она. — К тому же разве можно ждать от мужчины постоянства? Чем больше девочек перебывает у него в постели, тем ему лучше. Так почему женщина должна вести себя иначе?

— И это ваше жизненное кредо, Чарли? Наслаждаться свободной любовью с теми, кто случайно вам приглянется?

— Естественно. — Она вновь стала заливаться краской, но, несмотря ни на что, продолжала в том же духе:

— А что вы можете еще предложить? Быть безраздельной собственностью единственного мужчины? Стирать ему носки и готовить обед? И каждый раз в постели рассыпаться в комплиментах? Нет уж, благодарю.

Лучше б ей провалиться на месте! Зачем она несет эту чушь и строит из себя неизвестно кого? Зачем хочет казаться хуже, чем она есть? А может, так и надо? Чем хуже у него сложится о ней мнение, тем меньше вероятности, что он захочет продолжать их отношения. Интересно, что сейчас у него на уме, что скрывается за его спокойным, но цепким взглядом? У нее было такое чувство, что он видит ее насквозь и знает, что она лжет.

К счастью, появилась Карин, и это разрядило атмосферу; она поставила чашки с кофе на стол, как бы ненароком слегка задев Пита.

— Желаете что-нибудь еще? — вопрос прозвучал с глубоким подтекстом.

Пит отрицательно покачал головой.

— Спасибо, пока ничего, — ответил он сдержанно, чуть шутливо.

— Что ж, тогда… приятного аппетита. — Послав ему многозначительную улыбку, она направилась к следующему столику, оглянувшись по пути через плечо. Ее аккуратненькие задние полушария в тесных джинсах столь соблазнительно покачивались, что вызвали хищный блеск даже в холодных серых глазах Пита.

Подавив в себе всплеск ревности, Чарли засмеялась с видом искушенного в этих делах человека.

— Ну что я говорила? — с вызовом произнесла она. — Вот вам классический пример, далеко ходить не надо. Вы не одобряете мое поведение, а сами, бьюсь об заклад, не прочь по первому зову прыгнуть к Карин в постель.

Он покачал головой и посмотрел на нее очень серьезно.

— Вы меня не поняли, — мягко пояснил он. — Я не берусь оценивать ваше поведение. Это ваше сугубо личное дело. Просто я хочу сказать, что случайные связи мне не доставляют удовольствия.

Чарли еще сильнее покраснела — ее опять поставили на место. Но, в конце концов, она же все сделала, чтобы вызвать к себе презрение. Почему же тогда у нее глаза на мокром месте? Подняв чашку с кофе, она сделала глоток, надеясь, что он не заметит, как дрожат у нее руки. Прежде всего, зря она поддалась его уговорам и пошла с ним пить кофе. Нужно было не обращать на него внимания и в конце концов он бы ушел.

Он тоже пил кофе, и она чувствовала на себе его взгляд, державший ее в состоянии крайнего напряжения. Наконец он заговорил, решив сменить тему.

— Чарли, а почему вы решили приехать в Амстердам? — непринужденно поинтересовался он.

Чарли воспрянула, услышав нейтральный вопрос, и с готовностью ответила:

— О, потому что это так здорово. Я здесь могу писать картины. Это такой замечательный город, эти каналы, красивые старинные дома. Нигде нет ничего подобного.

— Вы всегда пишете маслом?

— О нет. Только когда предмет изображения того стоит. Обычно я пишу акварелью и акриловыми красками. Иногда я даже расписываю стены. Как, например, в торговом центре в Хилверсуме два месяца назад, — не без гордости добавила она.

— За вознаграждение? — Он лукаво поднял бровь.

— Ага, — с ухмылкой ответила она. — Время от времени я работаю за деньги.

— А, — чуть заметно кивнул он. — Значит, я могу когда-нибудь заглянуть к вам на лодку посмотреть на ваши работы и, может, даже сделать вам заказ?

— Ой! — У нее упало сердце.

— На оформление моего офиса. В приемных довольно мрачные стены, немного краски им не повредит — что-нибудь живенькое, в современном стиле. Что вы об этом думаете?

Она колебалась, ища предлог отказаться, но под прицелом его серых холодных глаз ее мозг был не в состоянии работать.

— М-может быть, — пробормотала она. — Посмотрим… если у меня будет время.

Он улыбнулся: чего-чего, а времени у нее хватало, он знал, что она больше ничем не занята. Казалось, он вполне спокоен и нисколько не реагирует на высокое напряжение, возникшее между ними.

— А скажите мне, Чарли, — непринужденно продолжал он, — где вы вообще живете?

— Везде и нигде. — Ей не удалось скрыть горечь. — Родилась я в Хэмпшире, но мой отец — он работает в комиссии Европейского Сообщества все время в разъездах. Поэтому я выросла в пансионах.

— А ваша мама?

— О, она исчезла, когда мне было пять лет. — Чарли небрежно махнула рукой; эта маленькая речь была частью ее защитного арсенала, и она произносила ее, не испытывая боли. — Я даже ее не виню. Иначе она бы умерла со скуки.

— Она вас бросила? — В его голосе слышалось явное неодобрение.

— Да нет, не бросила, собственно говоря, — сказала она, обрадовавшись, что он по крайней мере остановился на одной теме. — Она взяла меня с собой. Мы жили в одной коммуне в Уэльсе. Это было здорово. Так прошло три года, а потом мой Дорогой папочка решил, что она мне плохая мать, подал в суд и получил надо мной опеку. Не знаю, чего он добивался, я ему была не нужна. Что хорошего иметь на шее восьмилетнюю девчонку? Он не мог дождаться, чтобы поскорей пристроить меня в какой-нибудь престижный пансион, где его дочь обучили бы хорошим манерам. Только сделать из меня леди так и не удалось, прибавила она с явным удовлетворением. — Никому из них.

— А как же ваша мама? — вдруг спросил он с таким участием, что у нее на глаза чуть не навернулись слезы.

— Мама умерла. Через два года после того, как меня забрали. Она жила в старом фургоне; печка оказалась неисправной, и мама во сне отравилась угарным газом.

— Ясно. Мне очень жаль.

Чарли отвела от него взгляд. С чего это вдруг она с ним разоткровенничалась? Обычно она всем говорила, что мать ее бросила и ушла в коммуну к хиппи. И как только удается ему сводить на нет всю ее защиту, завоеванную с таким трудом?

Пит улыбнулся, но его глаза в улыбке участия не принимали.

— Во всяком случае, теперь можно понять вашу враждебность к отцу, вслух размышлял он. — Жаль, что вы не придумали ничего лучше, чем наказать его своим образом жизни.

Она заморгала: надо же, попал прямо в точку. Придется вести себя с ним поосмотрительней и держать дистанцию. Интересно, что еще он в ней разглядел? Она опять пожала плечом, изо всех сил стараясь напустить на себя беспечный вид.

— Благодарю, я уже неоднократно подвергалась психоанализу. Мой случай настолько плох, что могу вообще сойти за сумасшедшую. Мне это слышать не впервой.

Он слегка кивнул.

— Извините, — пробормотал он с легким подтруниванием в голосе.

— Итак, — пошла она в наступление, — я поведала вам историю моей недостойной жизни. Теперь ваш черед. Надо же установить равенство. Начинайте, а судить буду я, — О, моя жизнь гораздо проще, — заговорил он обычным тоном, но некоторая настороженность не осталась ею не замеченной. Отец получил в наследство небольшое дело и всю свою жизнь положил на его развитие. После смерти отца семейный бизнес перешел к брату — он был значительно старше меня, — а когда он умер, дело возглавил я.

Чарли украдкой наблюдала за ним. Хоть он и старался говорить о смерти брата как о рядовом событии, она почувствовала, что это была для него больная тема.

— Ваш брат был еще молод? — Она осторожно прощупывала почву.

— Ему было тридцать пять, — с горечью произнес он, — столько же, сколько сейчас мне.

— А отчего он умер? — спросила она, не сознавая, как смягчилось выражение ее глаз. — Несчастный случай?

Он качнул головой.

— Сердечный приступ. Переутомление.

— О… — Перегнувшись через стол, она импульсивно сжала его руку. Вы, верно, были очень к нему привязаны?

На какой-то момент он застыл, но потом отдернул руку и откинулся на своем сиденье.

— Не совсем, — оборвал он. — Между нами было десять лет разницы. Общего у нас было очень мало.

Тема была закрыта, он ясно дал это понять. Какая жалость! Перед ней опять сидел холодный и уравновешенный бизнесмен в костюме. Допив кофе, он взглянул на часы.

— К сожалению, мне пора идти. — Он встал и взял свой портфель. Приятно было провести с вами время. — С формальной вежливостью он протянул руку. — До свидания.

Сначала она смешалась, но все же подала руку и быстро ее отдернула, боясь, что он заметит, как дрожат ее пальцы.

— До свидания. — Ей приходилось контролировать каждое слово. Как-нибудь увидимся.

— Очень может быть, — улыбнулся он. — Если позволите, на днях загляну к вам. Хочу посмотреть на ваши работы.

Она пожала плечами и с напускным безразличием произнесла:

— Конечно. В любое время.

— И тогда мы обсудим все детали моего заказа, идет?

— Ладно. Просто скажете, что вам нужно.

— Спасибо. А пока до свидания.

— До свидания.

Она боялась смотреть ему вслед. Чего доброго, обернется, и она выдаст себя с головой.

Что с ней происходит? Рехнуться можно! Она не в силах держать себя в руках, не в силах выкинуть его из головы. Ничего подобного с ней прежде не случалось.

Конечно, прежде она вращалась среди людей ее возраста, студентов художественного колледжа, — среди тех, кто презирал действительность с ее обыденностью и нудными обязательствами и гнался за призрачными идеалами. Правда, большинство из них пошли на сделку с совестью и осели в рекламных агентствах и шикарных магазинах, сухо признала Чарли.

Надо сказать, большая часть их привлекательности заключалась в том, что они приводили в ужас ее отца своими длинными волосами, неопрятным внешним видом и анархическими взглядами. Он прочил ей в мужья человека внешне аккуратного, преуспевающего и с незапятнанной репутацией, но этот тип никогда ей не импонировал.

Чем же отличается от него Пит? Безусловно, он очень привлекателен, и деловые костюмы не могут скрыть красоты сильного мужского тела. А запах его кожи пробуждает в ней нечто доселе ей неведомое…

Она вдруг почувствовала, что во рту у нее пересохло, и опрокинула в себя остатки кофе. Опять тот же синдром — сердце выскакивает из груди, в голове полный разброд. При одной мысли о нем ее бросает в жар, и похоже, от этих мыслей ей не избавиться.

Интересно, что у него на уме? Вроде бы она вызывает у него презрение, но в то же время он ищет с ней встречи. Если бы он хотел просто извиниться, то не было никакой нужды угощать ее кофе. А тут еще разговоры о росписи стен в его офисе…

Ухмылка горького цинизма исказила ее нежные губы. Разве не понятно? Как большинству мужчин, что бы он там ни говорил, ему не устоять перед соблазном овладеть молодой девушкой, тем более что никаких преград он не видит. Придется ему охладить свой пыл, отчаянно клялась она себе. Пусть думает, что она та еще девушка, — но не с ним! Это в нем слегка поубавит спеси.

— Слушай, потрясный мужик! — Карин бочком пристроилась на стуле, который освободил Пит; глаза ее возбужденно светились. — Как ты с ним познакомилась?

Чарли пожала плечами. Не хватает еще рассказывать о нем Карин. Но она знала, что так просто от Карин не отделаешься.

— Ну… он живет на Херенграхт, рядом с тем местом, где мы пришвартовались, — кратко объяснила она. — Однажды ночью он спустился к нам пожаловаться на шум, ну и… мы вроде как разговорились.

— Ты имеешь в виду фирму «Ден Ауден»? — запросто спросила Карин.

Чарли, слегка удивленная, посмотрела на нее:

— Да, пожалуй. Кажется, у него там квартира или что-то в этом роде.

— Чарли, неужели ты не понимаешь, кто он? Это же Пит ден Ауден! Несмотря на то что Карин произнесла его имя с таким ударением, Чарли смотрела на нее без всякого выражения. — Я так и думала, что это он, но была не уверена. Вы, кажется, на дружеской ноге? — закинула она удочку. Собираетесь еще встретиться?

— Сомневаюсь. — Чарли безразлично пожала плечом. — И вообще, что он такое, если отбросить собственность ден Ауденов?

— А что, этого мало? — настаивала Карин. — Это крупнейшая компания в Европе. Кроме того, он был чемпионом в автогонках, кумиром моего брата. Вот брат обалдеет, когда узнает, что я видела Питера живьем!

— В автогонках? — удивленно нахмурилась Чарли. Это не вписывалось в образ, который она себе нарисовала.

— О, это было сто лет назад, — продолжала разглагольствовать Карин. Он ушел из спорта, не могу вспомнить почему. Все случилось так вдруг, никто этого не ожидал.

— У него умер брат, — пробормотала Чарли, сопоставив факты. — И ему пришлось возглавить семейное дело.

— О, неужели? — Карин, прихватив пустые чашки со стола, встала. — Ну да ладно, до вечера. Дункан говорил, у вас опять вечеринка, — в ответ на удивленный взгляд Чарли добавила она.

— Правда? Ну что ж, значит, встретимся, — согласилась она без особого энтузиазма.

Глава 3

— Нет, ты только взгляни на этих паршивых юнцов. Ну должен же хоть кто-нибудь что-то предпринять! Их корыто у всех как бельмо на глазу. Бьюсь об заклад, там черт знает что творится — и наркотики, и прочее.

Оторвавшись от изучения контракта, Пит отсутствующим взглядом посмотрел на Дирка ван Лейдена, одного из своих основных поставщиков, который, раздраженно прошествовав по комнате, остановился у окна.

— Да, Дирк, целиком с тобой согласен, — безучастно пробормотал Пит, не имея ни малейшего желания рассуждать о пестром плавучем доме и его обитателях. Они и так уже досадили ему дальше некуда.

И зачем он провел сегодня столько времени с этой девчонкой? Хотел ведь остановиться лишь на минуту, так сказать, соблюсти приличия — все же он должен был извиниться. Его собственное поведение на прошлой неделе поразило его самого. Да и она тоже хороша штучка. Но как он мог дойти до того, что едва не потерял над собой контроль?

И вот ни с того ни с сего он предложил ей выпить кофе и проторчал с ней жуть сколько времени, а в результате опоздал на важную встречу. Да еще сочинил предлог, чтобы увидеться с ней еще раз. Взбрело же ему в голову предложить ей расписать стены в офисе, оформленные и без того с большим вкусом. Глупее, пожалуй, не придумаешь. Кроме того, меньше всего ему хотелось иметь на виду любое напоминание о ней…

Проклятье, опять она засела у него в голове, как раз когда ему нужно максимально сосредоточиться. В чем дело, черт возьми? Никто не спорит, она прехорошенькая, ну и что? Разве мало у него было хорошеньких девиц за все эти годы? Может, его привлекает в ней сочетание уличной обывательской мудрости с детской беззащитностью?..

Но такой девушке не место в его взрослой жизни, твердо напомнил он себе. Нужно выбросить ее из головы. А не пригласить ли ему на завтрашний ужин Жанину? Вот это действительно красавица и одета всегда сверхэлегантно. Привести с собой такую девушку — мечта каждого мужчины.

Решительно настроившись, он перегнулся через стол и обратился по внутренней связи к секретарше:

— Леннеке, соедините меня, пожалуйста, с мадемуазель де Савари, попросил он твердым голосом.

— Хорошо, господин.

Кажется, Леннеке удивлена, да и Жанина, верно, тоже не ждет его звонка: она у него намечена на субботу. Неважно, небольшое отклонение от графика ему не повредит.

— Что ты об этом думаешь. Пит? — не унимался Дирк.

Пит вопросительно вскинул на него глаза: он совершенно потерял нить их разговора.

— Нужно вызвать полицию, чтобы выдворить эту лодку. За тем, чтобы найти причину, думаю, дело не станет. Не иначе как там все под наркотой.

Пит пожал своими широкими плечами.

— Возможно, ты прав, — нехотя отозвался он. — Я буду просто счастлив, если они уберутся подальше от моего дома.

— Я сообщу в комиссариат, — оживленно продолжал Дирк. — А знаешь, — в его голосе зазвучали похотливые нотки, — вот этот маленький конский хвост, эта блондиночка, я бы не прочь рассмотреть ее поближе.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — Чарли с ужасом остановилась у входа в маленькую каюту. В ней собралось около дюжины ребят, большинство из которых сидели на полу, и только полный идиот не догадался бы, чем они занимаются.

Один из сидящих на полу волосатиков, тот, что примазался к ним еще в Англии вместе с другими студентами колледжа, покосился на нее затуманенным взором.

— Чего ты дергаешься, детка Чарли? — с томным видом пробормотал он. Ну, оттянулись немного, и что с того? Лучше сама попробуй. Такой крутой кайф!

— Это я вижу, — бросила она, пренебрежительно посмотрев на мертвенно-бледные, бессмысленные физиономии, уставившиеся на нее остекленевшим взглядом. — А ну-ка, сейчас же убирайтесь вон! И чтобы я больше вас здесь не видела. Иначе я вызову полицию.

Он захохотал, не веря, что она всерьез.

— Ну, расслабься, — заплетающимся языком продолжал он уговаривать ее. — Всего-то немного транка…

— Знаю, что это такое, — оборвала она его. — Об этом я и говорю, Стю. У меня на лодке наркотики запрещены.

— Ну, брось же, Чарли. — Он схватил ее за руку и хотел притянуть к себе на колени. — Не порти нам удовольствие.

Чарли отдернула руку.

— И давно вы здесь сидите? — в ярости кричала она. — Знаете же, что я этого терпеть не могу.

— Ты же сама твердила, что я должен работать, — еле ворочая языком, препирался он. — Вот я и получил хорошенький бизнес.

— То есть ты взялся за распространение наркотиков? — Она в ужасе уставилась на него. На полу валялась старая жестяная коробка из-под табака, в которой лежал полиэтиленовый пакетик с белым порошком. Наклонившись, она подняла ее. — Стюарт, да этого хватит, чтобы отравить пол-Амстердама.

Он хихикнул:

— У одного моего дружка есть специальная установочка.

— Здесь ты продавать это не будешь, — твердо заявила она. — Если на счет «три» ты не выметешься отсюда, твоя дрянь окажется в канале. И если я еще когда-нибудь тебя увижу туг поблизости, обещаю, что вызову полицию. С пола раздались протестующие вопли:

— Чарли! Да брось же, детка, ну к чему это…

Сверху вдруг донесся громкий топот: кто-то мчался вниз к ним в каюту. Послышался крик «Полиция!», и началось столпотворение. Пинаясь и толкаясь, все кинулись к двери, и Чарли оказалась на полу. Откуда ни возьмись посреди толпы выросло с полдюжины крепких полицейских, они хватали всех подряд и тащили за собой.

Чарли в страхе забилась в угол, но неожиданно над ней возник какой-то верзила в полицейской форме и крепко вцепился ей в руку.

— Пит предложил внести за меня залог? — Чарли удивленно уставилась на адвоката. Та кивнула.

— Господин ден Ауден, — за ее профессиональной маской явно прослеживалась женская подозрительность, — человек очень обаятельный и, конечно, глубокоуважаемый. Почти уверена, что комиссар удовлетворит его просьбу. Поэтому, если вы окончательно решили не сообщать своему отцу…

— Нет, — наотрез отказалась Чарли, замотав головой. — Уж лучше сидеть в тюрьме.

— Что ж, — сухо согласилась адвокат. — Думаю, выбора у вас нет, только принять предложение господина ден Аудена. Вы же знаете, что наркотики очень серьезная проблема. Полиция ведет с этим решительную борьбу.

— Они были не мои. — Чарли не уставала повторять это, несмотря на то что все обстоятельно изложила в заявлении. — Я к ним никогда не прикасалась. Никогда.

Адвокат ухмыльнулась:

— Что самое странное, я вам верю, но убеждать надо не меня. А суда ждать, возможно, придется очень долго.

Чарли колебалась, сжимая в волнении руки. Она провела две жуткие ночи в камере предварительного заключения в полицейском участке на Эландсграхт, и этого было более чем достаточно. Достаточно, чтобы решиться на что угодно, лишь бы выбраться отсюда. На что угодно, только не обращаться к отцу.

Он, без сомнения, не отказал бы. Разве мог он позволить кому-либо усомниться в том, что он порядочный любящий отец, беспрерывно пекущийся о своей непутевой дочери, от которой одни неприятности? А теперь вот еще связалась с наркотиками! Чарли уже мерещился его размеренный укоризненный голос.

— Но почему Пит решил внести за меня залог? — размышляла она вслух.

— Насколько я поняла из разговора по телефону, он вас нанял для росписи стен в его офисе, — ответила адвокат. — Это так?

Чарли заморгала, вопрос застиг ее врасплох.

— Ну, я… Да, так, — поспешно подтвердила она. Из всех вариантов, которыми она могла воспользоваться, этот, пожалуй, был наименее неприятным. Уж коль, после всего, он предложил внести залог…

— Хорошо. — Адвокат захлопнула свою записную книжку и встала. — Вопрос об освобождении под залог решится завтра утром. Не думаю, что общественный обвинитель будет против поручительства такого уважаемого человека, как господин ден Ауден. Всего хорошего, мисс Хеллер.

Слушание дела в комиссариате не затянулось. Чарли сидела понурив голову, боясь встретиться взглядом с Питом. Что он теперь о ней думает? Ей не хотелось задаваться вопросом, почему он решил внести за нее залог. Интересно, что он надеется, для себя извлечь из этой истории?

Но как бы там ни было, все-таки здорово вновь оказаться на свободе! Она не могла сдержать свою радость. И с распростертыми руками, будто хотела обнять весь мир, зашагала по улице, весело пританцовывая.

— О, свобода, сладостная свобода!

— Ну хорошо, — сдержанно произнес Пит. — Поедем на моей машине или желаешь всю дорогу протанцевать?

Она искоса взглянула на него. Не то чтобы он на нее сердился, но и явного восторга тоже не испытывал. Что ж, ничего удивительного, ухмыльнулась про себя она. Спасибо уже на том, что избавил ее от мрачной перспективы ожидания суда в камере предварительного заключения.

— На вашей машине, — согласилась она, перейдя на чинную походку.

Кивнув, он повел ее к блестящему бронзовому «мерседесу», припаркованному на набережной канала, и, подойдя, открыл перед ней дверцу. Скользнув на кожаное сиденье, она облегченно вздохнула.

— Это не совсем то, к чему вы привыкли, да? — заметила она, когда он сел за руль. Он удивленно поднял бровь.

— Я имею в виду гоночный автомобиль. Тяжелый подбородок слегка напрягся. Похоже, лучше эту тему с ним не обсуждать.

— Это было очень давно, — отрезал он.

— Вы мне об этом не рассказывали. — Она решительно настроилась пробить стену, которой он от нее отгородился.

— Теперь это не имеет значения.

— И вам не жалко? — не отступала она. Он промолчал — лучший способ уйти от разговора.

Ехать до Херенграхт было недалеко, но утром на узких улочках с односторонним движением, пролегавших вдоль каналов в старом городе, машин было невпроворот. Чарли всегда поражалась, как в такой толчее грузовиков, легковых машин, трамваев и велосипедов люди вообще умудряются куда-то попасть.

Когда они наконец свернули на Херенграхт, Чарли так и ахнула. Ее дом-лодку баржа собиралась тащить на буксире.

— В чем дело? — возмутилась она, выскакивая из машины. — Что они делают с моей лодкой?

— Очевидно, ее увозят. — В его голосе сквозили ироничные интонации. И самое время.

Она с ужасом уставилась на него:

— Но,, это же мой дом. Куда же мне тогда идти?

— Пока, естественно, останешься у меня. Ее щеки залились густым румянцем.

— Останусь у вас? Но… я не могу! — возразила она нетвердым голосом.

— Это условие освобождения под залог, — спокойно напомнил он.

— Ну да, но… я не думала, что вы собираетесь его выполнять, — не унималась она, избегая его взгляда.

— Именно это я и собираюсь сделать, — произнес он тоном, не терпящим возражений. — Раз я обещал, значит, так и будет.

— Не может быть, чтобы вас это устраивало. — Ее все больше охватывала паника. — Я… я же буду вам мешать.

— Очень может быть, — с серьезным видом согласился он. — Тем не менее мы оба под этим подписались. Если ты передумала, можешь, конечно, вернуться обратно в камеру.

Она покосилась на него усталым взглядом. Несомненно, он слов на ветер не бросает.

— Значит, у меня нет выбора? — пролепетала она.

— Сожалею, что не могу предоставить других вариантов.

— А как быть с моими вещами, которые остались на лодке? — спросила она.

— Думаю, ты успеешь их собрать прежде, чем ее отбуксируют, предположил он. — Можешь перенести их ко мне.

Чарли вздохнула, осознав свое поражение.

— Спасибо, — неохотно буркнула она.

— Тебе нужна помощь?

— Да… Там есть несколько тяжелых вещей, — сказала она. — Мольберты и картины.

— Я попрошу секретаршу прислать кого-нибудь из сотрудников, — сказал он. — Леннеке покажет тебе квартиру. И вообще, если понадобится, обращайся к ней.

Быстро кивнув, он развернулся и ушел, а она еще долго не могла прийти в себя от удивления и смятения. Он запросто дал ей понять; что, хоть и помог ей выбраться из полиции, не собирается тратить на нее слишком много времени. И это, возможно, к лучшему, ухмыльнулась она. Раз уж ей придется жить в его квартире, то чем реже они будут видеться, тем лучше.

Сбор личных вещей не занял у нее много времени, гораздо больше пришлось потрудиться над художественными принадлежностями. У нее было два мольберта: маленький, складной, который она обычно брала с собой, когда работала на улице, и второй — побольше, стационарный. И ко всему еще картины всевозможных форм и размеров. За время ее пребывания в Амстердаме их скопилось более двух десятков; она не знала, как их упаковать.

Чарли невольно улыбнулась, когда к ней обратились двое розовощеких юнцов, которых прислал Пит. Они сгорали от любопытства, не зная, чем им предстоит заняться. Должно быть, теряются в догадках, подумала Чарли.

— Вот возьмите, пожалуйста, это. Спасибо, — бодро распорядилась она, протягивая им часть картин. Незаконченный портрет Сары, нагой, как Венера Милосская, неожиданно предстал их очам.

Оба были потрясены.

— Д-да, мисс. — Они переглянулись, красные от смущения, удостоверившись, что это не обман зрения.

Интересно, как бы отреагировал на эту картину Пит? — зловредно размышляла она. Может, оставить ее как бы случайно где-нибудь на виду? Вдруг удастся пробить брешь в его броне? И наверняка он придет в бешенство, когда ее вещи загромоздят его безупречную квартиру. Чарли наперед представляла, что она должна быть безупречной: современный дизайн, а также образцовая чистота и порядок.

Чарли задумчиво окинула взглядом свою уютную каютку. Откровенно говоря, здесь ей было не слишком удобно. И все же комнатка была премилая. Конструкция старой деревянной мебели не давала пустовать без дела ни единому дюйму площади. Простенькие аляповатые занавески и обивка мебели когда-то являли собой кричащий цветовой контраст, но со временем выцвели и теперь даже облагораживали обстановку своеобразной гармонией.

И, наконец, ее цветочные растения. Она заботливо их выращивала, собирая отростки где только можно; они были ей так же дороги, как картины. Не может же она их оставить?! Пит, правда, не предлагал захватить и их, довольно отметила она. Вряд ли они его слишком обрадуют.

Сотрудники «Ден Ауден» таращились изо всех окон. Когда же девушка вышла из каюты, все разом исчезли, но потом, вытянув шеи, вновь стали осторожно за ней наблюдать. Похоже, Питу еще долго придется это терпеть, с особым удовлетворением отметила она.

У двери, соседствующей со входом в офис, ее дожидалась строго одетая, подтянутая женщина, что называется, «неопределенного возраста». Чарли робко улыбнулась.

— Спасибо, — начала было девушка. — Надеюсь, я не оторвала вас от дел?

— Нет, ничуть, — заверила ее дама. Чарли догадалась, что ответ был бы таким же в любом случае. Секретарша протянула руку. — Я Леннеке. Пожалуйста, следуйте за мной.

И она препроводила Чарли в маленькую прихожую, очень строгую, с простыми белыми обоями и скромными, утопленными в потолке светильниками. Поднявшись на лифте на четвертый этаж, они оказались в такой же прихожей. Леннеке достала ключ и, отперев дверь, пропустила Чарли вперед.

Озираясь вокруг, девушка отметила, что именно так себе все и представляла. Шикарные, внушительных объемов апартаменты. Одна комната в длину равнялась трем стоящим напротив узким домам. Зеркальный паркет из букового дерева и белые обои на стенах создавали нейтральный фон для изысканной, очень дорогой, всего из нескольких предметов, мебели. Открытая планировка предусматривала рабочее место, место для обеденного стола и место для отдыха. Вертикальные жалюзи цвета слоновой кости закрывали окна. Единственной декоративной деталью обстановки была строгая современная скульптура из черного витого металла.

— Комната для гостей вот здесь. — И Леннеке направилась туда, минуя первую комнату. Позади у каждого дома имелся флигель — так строились все здания в центре Амстердама, чтобы максимально расширить внутреннее пространство при узком фасаде дома. Чарли оказалась в уютной спальне, при которой были свой туалет и шикарная ванная.

— Надеюсь, вас это устроит, — сказала Леннеке. — Если что-нибудь потребуется, телефон у кровати. Чтобы связаться со мной, просто наберите единицу, а выход в город — через девятку. Устраивайтесь, а я пойду.

— Спасибо, — сказала Чарли. — Постараюсь вам не досаждать.

На удивление, секретарша в ответ ласково улыбнулась.

— О, совсем наоборот, — сказала она. — Очень хорошо, что вы здесь оказались, хоть оживите этот дом.

— Спасибо. — Неожиданная доброжелательность обрадовала Чарли. — Не хочу вас больше отрывать от работы, а то Пит рассердится.

Леннеке отрицательно качнула головой.

— С ним довольно легко работать, — мягко заметила она. — Он больше рычит, чем кусается.

Эти слова вспомнились Чарли, когда она бросила усталый взгляд на свои вещи, которые принесли двое молодых людей. Придется немало потрудиться, чтобы найти им место. Но прежде всего душ. Хоть она принимала душ в полицейском участке, ей не терпелось смыть с себя противный запах антисептика, которым, казалось, пропиталась вся ее одежда.

Ванная была ослепительна — зеркальный черный кафель и золотые краны. С каким наслаждением она сорвала с себя одежду и встала под душ! Теплые струйки просочились в волосы и, лаская кожу, побежали вниз по ее стройной фигуре. Взяв с полки бутылочку с жидким мылом, она щедрой рукой плеснула его себе в ладонь и растерла по гладкой коже.

Как он ее целовал в тот вечер на ложе! Его ласковые, чувственные руки раскрывали в ней бездну неизведанных ощущений. Она помнила это так явственно, будто его прикосновения оставили несмываемый след. Своим друзьям-однокашникам она никогда ничего подобного не позволяла, но ему…

Он действительно хочет ее, иначе и быть не может, раз он так ее целовал. И даже сейчас при всем его внешнем безразличии она замечала тот самый блеск в его глазах. Даром, что ли, он внес за нее залог, когда мог попросту махнуть рукой и не вмешиваться в это дело?

Чарли закрыла кран и, взяв пушистое полотенце, принялась энергично растираться. Какое-то время она стояла у раковины и оценивающе разглядывала в большом, хорошо освещенном зеркале свое обнаженное тело. Любопытно, что бы подумал Пит, увидь он ее сейчас?

Не слишком ли она худа? Маленькие груди, узкие бедра, почти как у мальчика. Может, он предпочитает более зрелые, более женственные формы? Она повернулась к зеркалу спиной, вполоборота рассматривая свое главное достоинство — derriere — так, во всяком случае, не раз говорил ей Дункан…

Чарли резко встряхнула головой. И о чем она только думает? И без того все сотрудники наверняка решили, что их босс поселил у себя новую любовницу. А он тоже так считает? Пока она не раскусила его намерений, нужно держать с ним ухо востро.

Она наскоро обернула себя полотенцем и, придерживая его рукой, вышла из ванной. В спальне стоял Пит и небрежно просматривал ее картины.

— Что… что вы тут делаете? — Она чуть не задохнулась от негодования. — А стучаться здесь не принято?

— Я стучал, — невозмутимо отозвался он. — Но никто не ответил. Я решил, тебя нет дома.

— О-о… — Она заметила среди картин, которые он рассматривал, портрет Сары. До чего же глупо и наивно было думать, что это полотно повергнет его в шок! Нет, этим его не прошибешь, должно быть, он видал и не такое. И не раз.

— Не откажешь ли в любезности сложить свои вещички поаккуратней? — с подчеркнутой вежливостью обратился он к ней. — А то в моей гостиной теперь не повернуться.

Через дверь она бросила взгляд в соседнюю комнату. Да уж, тут он прав, честно признала она. Безупречная гостиная выглядела как поле после сражения.

— Извините, — скривившись, бросила она. — Постараюсь всему найти место. Вот только не знаю, что делать с цветами. — Она умоляюще посмотрела на него. — Им нужен свет, а здесь на подоконниках слишком мало места.

— Тогда оставь часть их в гостиной, — разрешил он.

— Спасибо.

Ее нервировало то, что он стоит здесь и наблюдает за ней, и она чувствовала, что кожа у нее начинает гореть. И это несмотря на то, что он все время умудряется держаться с холодком. Чем бы его пронять? Она кокетливо покосилась на него из-под длинных ресниц.

— Я очень благодарна вам за то, что вы позволили мне здесь пожить, пробормотала она, стараясь говорить поласковее. — Не боитесь, что я могу вас обокрасть или еще чего-нибудь?

— Ничуть, — спокойно ответил он. — Я распоряжусь, чтобы Леннеке дала тебе ключ. Прошу только об одном. Будь любезна, не злоупотребляй моей добротой и не приводи сюда своих дружков.

Ура!

— Ревнуете? — осмелилась она поддразнить его.

— Вряд ли это можно назвать ревностью, — сухо улыбнулся он. — Так обещаешь выполнить мою просьбу?

Чарли рассмеялась. Вовсе он не такой безразличный, каким хочет казаться, и блеск в его глазах тому доказательство.

— Ревнуете, — настаивала она, бессознательно приближаясь к нему. — Вы сами мечтаете заполучить меня к себе в постель.

Он тряхнул головой.

— Давай проясним обстановку, — сказал он решительно. — Я не собираюсь злоупотреблять положением, в котором ты оказалась. В этом можешь не сомневаться.

Но у нее не шло из головы то, как он ее ласкал, как целовал. И больше всего она жаждала вновь оказаться в его объятиях.

— Но вы же хотите меня. — Ее взгляд, устремленный к нему, затуманился. — Я знаю, хотите.

На какое-то прекрасное мгновение ей показалось, что он вот-вот сдастся. Но ее ожидания не оправдались. Его холодные глаза засверкали презрением.

— Весьма признателен за великодушное предложение, — произнес он с едким сарказмом. — К сожалению, должен от него отказаться. То, что слишком доступно, не представляет для меня особого интереса.

Чарли с ужасом осознала, что рука, которой она придерживала полотенце, соскользнула вниз, обнажив выпуклости ее маленьких, разгоряченных после теплого душа грудей с их аппетитными розовыми бутончиками. От стыда щеки ее побагровели.

— Думаете, я соглашусь с вами спать? — набросилась она на него в ярости от нанесенного ей оскорбления. — Да вы вообще мне в отцы годитесь.

Его надменная улыбка хоть кого с ума сведет.

— Не совсем так, — возразил он, — но, во всяком случае, ты слишком молода, чтобы пробудить у меня интерес. И, как я уже говорил, слишком доступна. Возможно, с возрастом ты наберешься опыта и станешь более соблазнительной, более привлекательной для мужчин. Но пока ты просто хорошенькая пустышка, которая надоест мне прежде, чем наступит утро.

Когда он повернулся и спокойно направился к выходу, ее взорвало. И первое, что попалось под руку, она швырнула ему вслед, промахнувшись всего на несколько дюймов. Одарив ее саркастическим взглядом, он посмотрел на кучу мусора на зеркальном полу.

— Какая жалость, — насмешливо ухмыльнулся он, — одно из твоих любимых растений. Но может, еще не все потеряно. Попробуй собрать землю в горшок. Увидимся вечером. К обеду меня не будет, а ты можешь пока навести здесь порядок.

И он ушел, закрыв за собой дверь. Чарли готова была разрыдаться. Так с ней не говорил еще никто. Ни один человек. Как ни горько ей было признать, но она это заслужила. У него сложилось о ней невысокое мнение, и она дала ему для этого все основания. Если он считает ее потаскушкой, то винить ей остается только себя.

Глава 4

И какое удовольствие люди находят в выпивке? Чарли на секунду закрыла глаза, но в голове все продолжало кружиться. На дискотеке было шумно и жарко. И зачем только она сюда пришла? В таких местах ей никогда весело не было.

— Эй, Чарли! Пошли потанцуем. — Она еще раз закрыла глаза. Дункан приложил немало усилий, чтобы довести ее до такого состояния. И теперь насильно тащил танцевать. — Ну давай. Надо же отпраздновать наше освобождение. Мы ведь ничуть не сомневались, что так и будет.

— А где Сара? — остановила его она; ее шатало, и ноги не слушались.

— О, она отвалила с каким-то старым хрычом из Дюссельдорфа, презрительно фыркнул он. — Похоже, решила заставить меня поревновать.

Чарли покосилась на него затуманенным взором:

— Так тебе и надо. Давно пора тебя проучить. Вечно уходишь с другими девчонками.

Он рассмеялся, делая вид, что ему безразлично.

— Но она же знает, что все это ерунда, никакого значения не имеет.

— Знает?

— Конечно, знает. Так, чтобы всерьез, меня никто не интересует. Я люблю Сару.

— А ты ей это когда-нибудь говорил? Он застенчиво ухмыльнулся.

— Ну, нет, — признал он. — Но зря, что ли, я с ней столько вожусь? Прежде я ни на ком так долго не задерживался. Ну да ладно, пошли. — Тема разговора его явно смущала. — Тут слишком жарко для танцев. Давай пропустим еще по стаканчику.

— Нет. — Он собрался было тащить ее сквозь танцующую толпу, но она воспротивилась. — С меня уже хватит. Я лучше пойду домой, — с кривой ухмылкой добавила она. — Уже слишком поздно. Пит взбесится, если я ему помешаю.

— Ну ладно, — неохотно согласился он. — Тогда я тебя провожу.

Она хотела потрясти головой, но от этого ее еще сильнее закачало.

— О нет, не надо, — протестовала она. — Все будет нормалек.

— Ну нет, со мной все же надежнее, — настаивал он с несвойственной ему галантностью. — Не стоит бродить по улицам в таком состоянии.

Она не стала спорить. К своему стыду, она понимала, что хватила лишнего, и перспектива угодить в канал по дороге домой ее вовсе не устраивала. Из двух зол Дункан все же был меньшим.

На свежем воздухе она задрожала, как тростинка на ветру. Дункан поддержал ее за руку.

— Может, лучше взять такси? — предложил он. — Уже за полночь. Трамваи не ходят.

— Нет, лучше я пройдусь, — настаивала она. — Меня это слегка протрезвит. К тому же тут недалеко.

И они двинулись нетвердой походкой — Дункан был не намного трезвее. Чарли кляла себя за безрассудность. У нее и в мыслях не было торчать там допоздна. Пит еще не вернулся с работы, когда она отправилась на очередную тусовку с друзьями, желая разузнать что-нибудь об остальных арестованных.

Она задержалась только потому, что не хотела оставаться в квартире наедине с Питом. Мысль немного выпить пришла к ней позже, из строптивого желания доказать Питу, что ей плевать на нелестное мнение, которое у него сложилось о ней. Но она слегка переоценила свои силы, возможно, потому что вообще редко пила.

Когда они повернули на Херенграхт, у них за спиной проурчал бронзовый «мерседес», который развернулся и остановился носом к каналу напротив фирмы «Ден Ауден».

— Это он, — прошипела Чарли. Она не ожидала, что Пит вернется в столь поздний час.

Пошатнувшись, она взмахнула руками, пытаясь восстановить равновесие.

Дункан тут же подхватил ее за талию и, затолкав в темный дверной проход, прижал к стенке всем весом своего тела.

— Ты пьяна, — объявил он непонятно с какой целью. — Никогда не видел тебя такой.

— Дункан… — Ей совсем не нравилось, как он ее держит, и она попыталась его отстранить. — Пусти меня… я лучше пойду.

— Куда тебе спешить? — настаивал он. От него так разило пивом, что ее чуть не вывернуло наизнанку. — Он ведь только что вернулся домой. Не ляжет же он сразу спать.

Чарли пыталась увернуться от настырного рта, ищущего ее губы.

— Дункан, прекрати, — возмущалась она, отталкивая его. — А как же Сара?

— При чем тут Сара? — возмутился он, стараясь ухватить ее поудобнее. Ее здесь нет.

— Дункан…

— Извините, что помешал. — Леденящий голос снизошел к ним с недостижимой высоты. — Я видел, как вы шли по дороге. Если вы уже распрощались, может, ты пойдешь домой?

Ощутив облегчение одновременно с унижением, Чарли оттолкнула Дункана и оправила свою смятую одежду.

— Да, иду, — пробормотала она, не в силах даже поднять вверх глаза. Спокойной ночи, Дункан.

Тот промычал что-то нечленораздельное и с гордым видом удалился.

Пит спокойно подошел к двери и стал отпирать замок.

— Сожалею, что не могу позволить тебе пригласить на ночь юного джентльмена, — произнес он. — Но мы ведь с тобой договорились.

Она косо взглянула на него.

— Уж не думаете ли вы, что я собираюсь провести ночь с вами? съязвила она, но тут споткнулась о порог, и запал пропал впустую.

Он презрительно захохотал.

— Видишь ли, в твоем теперешнем положении об этом не может быть и речи, — уверил ее он. — Я не питаю слабости к пьяным женщинам. Спать с ними — все равно что с мешком картошки, не говоря уж о крутом перегаре, которым от них несет.

Она сверкнула в него взглядом, не в силах придумать достойный ответ, и вдруг почувствовала приступ тошноты.

— Кажется, меня сейчас вырвет, — пробормотала она.

И ее вырвало. Да еще как. Точно сквозь туман она ощущала присутствие Пита, который терпеливо подбадривал ее, успокаивал мягким голосом, откидывал назад растрепавшиеся волосы.

— Извините, — бормотала она снова и снова. — Пожалуйста, извините.

— Ничего страшного, — уговаривал он ее. И откуда в нем столько сочувствия? — Ты не единственная в этом мире, кому случалось перебрать.

— Нельзя мне было… Я не хотела… Вы такой добрый. Спасибо. — И она прильнула к его широкой груди, утопая в волнах счастья, наслаждаясь теплом его сильных рук.

— Если тебе чуть лучше, может, ты пойдешь спать? — ласково предложил он.

— Да, пожалуй, — прошептала она. Ему пришлось практически тащить ее вверх по лестнице. Он включил свет, и она зажмурилась, безжизненно повиснув в его объятиях. Слегка усмехнувшись, он подхватил ее на руки и, как пушинку, отнес в ее спальню.

Чарли проснулась с тяжелой головой, на душе скребли кошки. Стоило ей вспомнить о прошедшей ночи, как ее начинали мучить стыд и угрызения совести. К счастью, похмелье оказалось менее ужасным, чем она заслуживала. О, какой кошмар! Под одеялом на ней не было ничего, кроме белых кружевных, едва прикрывающих ее прелести трусиков.

Она не помнила, что произошло после того, как Пит опустил ее на кровать. Она полностью отключилась. Естественно, сама она раздеться не могла. Значит, это сделал Пит. По ее телу пробежали горячие мурашки. Он, конечно, просто снял с нее одежду — его вчерашние слова она не забыла. Но при мысли, что он видел ее практически без всего…

Со стоном она перевернулась и уткнулась лицом в подушку. Она не хотела вылезать из постели, не хотела встретиться с ним лицом к лицу. Как она сможет взглянуть ему в глаза? Жуть берет уже оттого, что ее вырвало прямо ему на ботинки!

Короткий стук в дверь поверг ее в оцепенение. Она закрыла глаза, отчаянно надеясь, что он, увидя ее спящей, не станет ее будить и уйдет. Но он открыл дверь, и она услышала приближающиеся к ее кровати шаги. Он молчал. Это было ужасно. Притворством его не одурачишь, он знает, что она уже не спит.

И спящая красавица сделала вид, что возвращается к действительности. Медленно повернувшись, она как бы нехотя открыла глаза, с удивлением огляделась вокруг и наконец остановила взгляд на стоящем у кровати высоком мужчине.

— О… привет, — зевая, произнесла она. — Который час?

— Почти что полдень, — ответил он. — Я принес тебе стакан апельсинового сока. На мой взгляд, довольно неплохое средство от похмелья.

— Нет у меня никакого похмелья, — бросила она, подумав, что сам он тоже вряд ли когда-нибудь его испытывал.

— Тогда тебе крупно повезло.

Уж не улыбка ли мелькнула у него на лице?

— Прошу прощения за прошлую ночь, — с трудом выдавила она, слегка покраснев. — Я много всего перепакостила?

— Ничего такого, чего нельзя было бы отмыть.

— Спасибо за сок. — Она протянула руку из-под одеяла и взяла стакан. Сок был свежеприготовленным, в меру сладким и прохладным; с каждым глотком к ней возвращались силы. — Ммм… как вкусно! — выдохнула она, подавая ему пустой стакан.

— Обычно по субботам на ланч я предпочитаю что-нибудь холодное. Не желаешь присоединиться ко мне?

— С-спасибо. — И почему он к ней так добр? Она подозрительно на него посмотрела. Ведь прошлой ночью ничего не произошло. Или да? Нет… Иначе она бы знала…

— Если тебя интересует, что стало с твоей одеждой, которая была на тебе вчера, то я ее выкинул. Ее вряд ли можно было спасти.

— Спасибо. — От смущения она залилась краской и инстинктивно прибегла к привычной браваде:

— Было немного странно проснуться и обнаружить на себе одни подштанники. Уж не пропустила ли я чего-нибудь интересного?

Глаза его иронически блеснули.

— Поверь мне, будь что-нибудь интересное, ты бы этого ни за что не пропустила, — заверил он ее приглушенным голосом.

Ей захотелось сбежать, спрятаться… Но куда? Опять же в постель? Снова он оставил ее в дураках. А он, снисходительно улыбаясь, предложил:

— Я, пожалуй, выйду, а ты одевайся, — сказал он. — Ланч будет ждать тебя.

К ее облегчению, он удалился, и она осталась одна. Мигом соскочив с кровати, она стала рыться в своих вещах в поисках чего-нибудь такого, что могло бы ему понравиться. Однако выбирать особенно было не из чего. В основном джинсы, несколько пестрых юбок, футболок и хлопчатобумажных курточек. Все не то, что могло бы прийтись ему по вкусу.

А вот сама она ему очень даже по вкусу, и неважно, признает он это или нет. Как нежно он о ней заботился прошлой ночью, когда ей было плохо и ему пришлось взять ее на руки! Человек, умеющий проявлять такое терпение и такую снисходительность, чего-то стоит.

Она присела на край кровати, и вдруг ее осенило. Она его любит. Он та надежная скала, которую ее сердце долго искало в бурном океане жизни.

Нет, это смешно, рассуждала она, отчаянно призывая себя к благоразумию. Совершенно невозможно, чтобы она в него влюбилась. Она всегда недолюбливала этих нудных типов в костюмах и галстуках, которых не волнует ничего, кроме бизнеса и ответственности.

Но Пит вовсе не нудный, напомнила себе она, откинувшись назад в кровати и закрыв глаза. При одной только мысли о нем внутри у нее все переворачивается. Есть что-то особенное в его взгляде, в его редкой улыбке, от которой в уголках рта образовывались маленькие морщинки. В его широкоплечей мускулистой фигуре и потрясающем мужском запахе…

Она резко поднялась, изумленная своим разыгравшимся воображением. Не иначе как она и впрямь влюбилась. Подобные мысли о мужчине прежде ей вовсе не приходили в голову. Но как выудить у него признание в тех же чувствах к ней? Это еще вопрос.

Вскочив с кровати, она рванулась в ванную, чтобы быстренько принять душ. После этого натянула на себя полувыцветшие, потертые и тесно облегающие джинсы, а вслед за ними футболку, которая красочно извещала о ее приверженности к кампании по спасению джунглей. Она расчесала волосы, обмотав непокорные вьющиеся пряди узкой ленточкой в несколько оборотов, и, взглянув в зеркало, осталась вполне довольна своим видом. Ну, теперь этому хладнокровному автомату в соседней комнате придется быть начеку — она пробьет его броню.

Квартиру наполнил аромат свежесваренного кофе, и у Чарли разыгрался аппетит. На кухне Пит намазывал пышные булочки джемом. Когда она вошла, он на мгновение оторвался от своего занятия и с интересом посмотрел на нее. Она облокотилась о стойку и насмешливо произнесла:

— С ума сойти можно. Он еще и стряпать умеет!

Он сдержанно улыбнулся.

— По крайней мере намазать булочки мне всегда удается, — сухо уведомил ее он.

— И приготовить отменный кофе. Перед таким запахом не устоишь.

Она с восхищением оглядела кухню.

— Ммм… Образцовый порядок. А вы не боитесь нажать не ту кнопку и улететь в открытый космос? «Говорит капитан, космические координаты четыре-один-семь-девять-восемь и две десятых, — отчеканила она, играя глазками. — Нас атакует вражеский консервный нож в районе галактики Новая Центурия. Перехожу на прием».

А он и впрямь умеет смеяться, хоть и не хотел этого, судя по выражению его глаз. Но даже его железная воля не устояла. От смеха его лицо совершенно преобразилось. Она придвинулась к нему словно завороженная.

— Знаете, вам надо чаще смеяться, — сказала она, проведя пальцем по тонкой морщинке, отходившей от уголка его рта.

В глазах у него плясали насмешливые искорки. Он протянул ей булочку, держа ее между ними, как щит.

— Ешь, — сказал он, решительно отвергая ее заигрывания.

Она надула губки, но булочку взяла, после чего, подпрыгнув, уселась на кухонную стойку, болтая босыми ногами. В ней проснулся бесенок и стал ее подзадоривать. Она, нарочито выгнувшись, отвела рукой назад волосы, при этом под футболкой четко обозначились выпуклости ее маленьких грудей.

Серо-голубые глаза следили за ней, не выражая ни одобрения, ни осуждения.

— Ты всегда ходишь без лифчика? — спокойно осведомился он.

— Почти. — Значит, не такой уж он непробиваемый, каким хочет казаться. Но свои соображения она решила пока оставить при себе. На сегодня хватит. Одно дело — слегка подразнить его, а другое — пробудить в нем зверя.

— Кофе? — спросил он.

— Да, пожалуйста.

— Со сливками и сахаром?

— Только немного сливок.

Он приблизился к ней с кофейником, и мурашки побежали у нее по коже, но он тут же отошел от нее подальше, на безопасное расстояние.

— Ты еще мне не рассказала, где была прошлой ночью.

Она скорчила гневную гримасу. Уж не собирается ли он контролировать ее действия?

— А что? — дерзко бросила она. — Вы мне, кажется, не отец.

— Кто спорит? Конечно, я тебе не отец, — признал он с ухмылкой на лице. — И чрезвычайно рад этому обстоятельству. Тем не менее не забывай, что, пока ты находишься под следствием, за тебя отвечаю я.

Она безразлично пожала худеньким плечиком.

— Я не делала ничего такого, чего бы вы не одобрили.

Он сдержанно засмеялся.

— Откуда тебе знать, чего я не одобрил бы?

— Ну, например, вы не одобрите, если я приведу сюда друзей, — нехотя отвечала она: продолжать разговор в этом направлении было опасно.

— Не имею ничего против того, чтобы ты приводила сюда друзей, — ровным голосом разъяснил он. — Я не разрешаю приводить сюда парней. Если хочешь, продолжай вести беспорядочную жизнь, но за пределами моей квартиры.

Она метнула в него уничтожающий взгляд. Вовсе у нее не беспорядочная жизнь. Но пусть думает, как ему заблагорассудится. Что бы она ни говорила, все равно его не переубедишь. И она кокетливо взглянула на него из-под ресниц.

— Знаю, почему вам это не нравится, — заявила она. Взбудораженные эмоции не дали ей удержаться в седле. — Дело вовсе не в злоупотреблении вашей добротой. Просто вы ревнуете, потому что я скорей лягу в постель с Дунканом, чем с вами.

Опять ее занесло. Она поняла это сразу, едва сорвались с языка последние слова. Терпение его кончилось. Аккуратно поставив чашку, он направился к ней; блеск его глаз не предвещал ничего хорошего.

— Да неужели? Странно. Прошлой ночью, насколько я мог заметить, хоть ты и была пьяна, но не дала ему себя даже поцеловать.

Чарли инстинктивно отшатнулась назад, но было поздно. Сидя на высокой кухонной стойке, она оказалась в ловушке. И, ошеломленная, вся затрепетала, когда он, схватив за кисти рук, резко дернул ее к себе.

— Да будет тебе раз и навсегда известно, — проскрежетал он угрожающе, — если я действительно захочу заполучить тебя в постель, то так оно и будет. Можешь в этом не сомневаться.

Его глаза напоминали бушующее Северное море. Стоило ей в них заглянуть, как ее будто затягивало в пучину. Источая проклятия, он привлек ее к себе. Не успела она и ахнуть, как он впился поцелуем ей в губы и принялся жадно, настойчиво протискиваться меж них языком.

Вероломно проникнув внутрь, он стал искушать кончиком языка ее мягкий сладкий рот, не пропуская ни одного укромного и таинственного уголка. Страсть и ярость боролись в нем — одно другого опаснее, и она, повинуясь инстинкту самосохранения, покорно сдалась ему на милость: будь что будет.

Руки его ласкали ее тело с хозяйской бесцеремонностью. Их губы оторвались друг от друга, чтобы ухватить глоток воздуха, и на какой-то миг ей показалось, что он вот-вот опомнится, но он опять склонил голову и принялся неистовыми, горячими поцелуями торить дорожку от нежной ушной раковины вниз, к чувствительным ямочкам на шее.

Запустив пальцы в кудрявую шевелюру, он оттянул ее голову назад. Ее тело податливо изогнулось дугой, а из-под футболки выступили маленькие груди и соблазнительно набухшие почки сосков. С громким вздохом он припал к ним и через футболку принялся алчно их смаковать.

От острого наслаждения у нее вырвался стон. Она теряла ощущение реальности, да, впрочем, и он тоже. Что бы он там ни говорил, но он ее хочет. Во время их дикой схватки ей даже показалось, что он овладеет ею прямо здесь, на кухне. И она не сможет этому воспротивиться.

Неожиданно послышался звук отпирающегося замка. Затаив дыхание, они отшатнулись друг от друга и в ошеломлении уставились на дверь. Она отворилась. Пит молниеносно рванулся прочь, быстрым движением приглаживая взъерошенные волосы. Чарли, оправляя футболку, никак не могла скрыть предательского мокрого пятна и от этого залилась краской.

— Пит? — Французский акцент, дорогие духи, блестящие рыжие волосы, модными локонами свисавшие по плечам. — Я прошлась по магазинам и решила занести сюда платье, которое хочу надеть вечером. Мне удобнее переодеться здесь, чем возвращаться… — Совершенной формы рот раскрылся от удивления: какая-то девушка в странном прикиде сидит на кухонной стойке. — О!..

— Добрый день, Жанина. — Своим кислым приветствием Пит не смог исправить неловкость положения. Нехотя он подошел к ней и, чмокнув в щеку, взял у нее пакеты с покупками — все с фирменными знаками самых дорогих магазинов Амстердама. — Это Чарли, — кратко добавил он.

— Чарли? — Она перевела на нее взгляд, холодный, подозрительный.

Чарли включила механическую улыбку.

— Она здесь поживет некоторое время.

— Поживет здесь?

— Некоторое время. — Даже Пит знал, как нелегко объяснить этот факт. Давай присядем. — И, взяв Жанину под руку, повел ее к кожаному диванчику.

Но та гневно вырвала руку.

— Но кто она такая? — продолжала она, враждебно глядя на Чарли. — И что она здесь делает?

— Давай присядем, и я тебе все объясню.

— Не обращайте на меня внимания, я ухожу, — соскользнув с кухонной стойки, весело заявила Чарли. — И не беспокойтесь — вернусь не поздно. Застывшее выражение его лица вновь пробудило в ней бесенка. Она подхватила свою розовую нейлоновую сумку через плечо и короткую летнюю курточку, которую носила поверх футболки. Загадочно улыбаясь, она обернулась к сидящей на диване парочке. — Пока, Пит, — прощебетала она, посылая ему воздушный поцелуй.

Она еще успела услышать, как за дверью разразился скандал.

Возвращаться домой было страшно. Из-за нее Пит поссорился с подружкой. Она, конечно, не жалела об этом. Но вряд ли это привело в восторг Пита. Интересно, удалось ли ему все уладить? Когда она подошла к двери, сердце ее бешено колотилось, и отнюдь не оттого, что она одолела три пролета крутых ступенек.

Из чувства такта Чарли решила не пользоваться ключом, а постучать. Дверь открылась сразу, будто он ее ждал.

— Добрый день, — по-официальному холодно поприветствовал ее он. Хорошо, что вернулась.

— Привет. — Она выдавила из себя улыбку, озираясь вокруг. Ни француженки, ни ее покупок нигде не было, и даже запах духов почти выветрился. — Мне жаль, что так получилось, — ощущая неловкость, добавила она.

— Правда? — Он измерил ее непроницаемым взглядом и отвернулся. Удивляешь ты меня. Я-то думал, ты изо всех сил старалась доказать, что твое прелестное тело настолько неотразимо, что способно заглушить даже отвращение, которое возникает у меня при мысли, что им могут пользоваться все, кому не лень.

Она стрельнула гневным взглядом в его твердую спину.

— Я не об этом, — возразила она. — Я хотела сказать… мне жаль, что вы поссорились со своей подружкой… Но она ведь все равно не обрадовалась бы, встретив меня здесь, даже если бы ничего не произошло.

— Не произошло бы то, что произошло? — сухо переспросил он. — Вполне возможно. Так или иначе, но она жутко огорчилась, и ее можно понять. Короче, она ушла и больше не вернется.

— О-о… — Чарли опустила глаза на свои сомнительного вида тряпочные кроссовки, в которых шаркала по его начищенному до блеска полу. Что бы все это значило? Похоже… он не то чтобы расстроен, скорее раздражен. Простите, я не хотела разрушить ваши отношения, — пролепетала она.

Довольно долго он не сводил взгляда с ее понурой головы. Наконец, пожав плечами, переместился к своему рабочему месту, огромной чертежной доске из вязового дерева.

— Дело не в отношениях. По крайней мере не в том, о чем ты думаешь. Тем не менее в некотором смысле я оказался в затруднительном положении. Сегодня вечером мне нужно быть на одном благотворительном мероприятии, и я собирался туда пойти вместе с Жаниной. Теперь слишком поздно, чтобы найти кого-нибудь взамен.

Она подняла голову и осторожно внимательно посмотрела на него. Из-за нее у него произошел разрыв с подружкой, и ей следует хоть как-то загладить свою вину. Но после того, что случилось, смеет ли она предлагать?..

— Но… вы… вы могли бы вместо нее взять меня, — робко произнесла она.

— Тебя? — Его бровь поднялась в презрительной насмешке. — Не тот это случай, где ты могла бы повеселиться. Здесь все будет слишком официально.

— Я умею вести себя на таких приемах, — возразила она, чувствуя себя задетой. — Отец часто брал меня с собой. — И, вооружившись самой неотразимой улыбкой, добавила:

— Обещаю, я вас не подведу.

Он колебался.

— А у тебя есть хоть что-нибудь подходящее надеть?

— Кое-что есть… — Она скорчила гримасу, вспомнив, в каком виде, должно быть, ее единственное вечернее платье, засунутое на самое дно одного из чемоданов. — Только мне нужно будет погладить.

— Ну, это не проблема, — с облегчением вздохнул он:

— Что ж, прекрасно. Начало в восемь. Выйти нужно приблизительно через час. Успеешь подготовиться?

— Конечно.

— И надеюсь, ты будешь вести себя… в рамках дозволенного, — добавил он, и тень сомнения промелькнула у него на лице. — Среди гостей будут политики, банкиры, промышленники — люди, с которыми я делаю бизнес. У большинства из них довольно консервативные взгляды, их легко шокировать.

— Я буду паинькой, — торжественно поклялась она, но про себя уже пожалела о своем предложении. Вечер не обещал быть слишком увлекательным.

Но зато будет возможность произвести на Пита лучшее впечатление, напомнила она себе со свойственным ей оптимизмом. И она уж постарается, чтобы он остался ею доволен.

Глава 5

Скривившись, Чарли разглядывала себя в зеркале. Не доверяя выбору дочери, отец купил ей это платье сам, чтобы представить ее в достойном виде премьер-министру Великобритании на банкете, состоявшемся на Даунингстрит.

То было на редкость скучное мероприятие, и она не знала, куда скрыться от цвета общества; приходилось то рассыпаться в любезностях перед каким-то младшим финансовым чиновником, то выслушивать беседу двух захудалых государственных служащих, разглагольствовавших о стоимости рыбы. Но может, платье тут ни при чем и на этот раз все будет гораздо лучше?

Само по себе платье было прелестное — для тех, кто любит подобного рода вещи. Из темно-синего атласа. Украшенный рюшами лиф с глубоким декольте и такого же тона болеро, которое, слегка прикрывая вырез, придавало платью должную скромность. Зауженная книзу облегающая юбка сзади заканчивалась маленькой шлицей для удобства при ходьбе.

Волосы Чарли заплела в элегантную французскую косичку, крепко стянув на затылке непокорные кудри; в уши вдела изящные золотые сережки, которые отец подарил ей на восемнадцатилетие. Макияж ее был очень скромен, хотя слегка насыщеннее обычного: немного сине-зеленой туши, оттеняющей голубизну глаз, и бледно-малиновой помады.

Теперь это была совсем другая девушка. Скорее Шарлотта или даже мисс Хеллер. Только не Чарли. Босоножки на высоких каблуках делали ее выше и придавали облику достоинство и утонченность, несвойственные ей ранее. Понравится ли это Питу?

Когда она открыла дверь, он сидел в гостиной. Вид у него был сногсшибательный, если не сказать — опасный: изумительно сшитый черный смокинг и шелковая, ручной работы сорочка с галстуком-бабочкой, который по счастливой случайности был точь-в-точь такого же цвета, что платье Чарли. Черная пантера, сразу же подумала Чарли, когда он к ней обернулся.

Он недоволен. Но что не так? Может, волосы? Или платье слишком обтягивает ее худенькую фигуру?

— Вам… вам не нравится? — спросила она дрожащим голосом.

— О нет. Лучше и быть не может. — В глазах у него едва угадывался ироничный блеск. — Просто я слегка удивлен, вот и все. Ты… ты очень изменилась.

— О… и вы недовольны?

— Конечно, доволен, — с улыбкой поспешил он ее разуверить. — Ты сейчас очень красива. Ну что, пошли? Прием состоится в доме, что на другой стороне канала. Поэтому предлагаю пойти пешком. Нет смысла ехать на машине.

— Да… конечно.

Он открыл дверь, и по узкому, покрытому ковром коридорчику она прошествовала впереди него к частному лифту — на своих высоких каблуках она и помыслить не могла о том, чтобы спуститься вниз по трем пролетам крутой лестницы.

Все-таки она не была уверена, что ему понравился ее внешний вид. От его холодной, официальной манеры держаться ей всегда становилось не по себе. Если б только можно было с ним как-то сблизиться и научиться угадывать, что у него на уме. Может, сегодня вечером… может, если она хорошенько постарается и он останется ею доволен, он хоть немного смягчится.

К удивлению Чарли, мероприятие проходило в роскошном выставочном зале одного из ведущих алмазных торговых домов Амстердама, среди многомиллионных сокровищ — самых красивых драгоценных камней в мире. Но ни одному злоумышленнику не удалось бы пробраться сквозь охрану.

У входа два тяжелоатлета тщательно изучали пригласительные билеты гостей, лишь после этого пропускали их строго по два человека через первую пару стеклянных дверей. Чарли прошла вперед по маленькому вестибюлю и остановилась перед второй дверью, но та сразу не отворилась.

— Высокопрочное и пуленепробиваемое стекло, — кратко информировал ее Пит. — И видеокамеры.

Она вскинула глаза вверх и в углу под потолком приметила темные линзы; одновременно они проходили электронную проверку на наличие оружия. Ее так и подмывало сказать все, что она по этому поводу думает, но достоинство взяло в ней верх и усмирило внутреннего беса.

Наконец безликая машина была удовлетворена, и они, минуя вторую пару дверей, оказались в выставочном зале.

Сразу же к ним подскочил официант в белом кителе с серебряным подносом, на котором стояли элегантные тюльпанообразные бокалы с шампанским. Слегка пригубив его, Чарли с нескрываемым интересом стала разглядывать зал. За время пребывания в Амстердаме ей ни разу не приходилось бывать ни на одной из многочисленных выставок алмазов. Правда, иногда она останавливалась поглазеть через окно, за что Дункан обвинял ее в буржуазных пережитках.

Это был огромный выставочный зал: светлый мраморный пол, высокий потолок с многочисленными утопленными светильниками. Вдоль стен закрытые на замок витрины, на них сказочные ювелирные изделия, со вкусом разложенные на полосках темно-синего бархата.

Однако ювелирные украшения, сверкающие на шеях и руках присутствующих женщин, пожалуй, по стоимости не уступали выставленным в зале. Были среди них и знакомые Чарли не слишком знаменитые особы, переливающиеся дорогими бриллиантами и источающие ароматы лучших косметических фирм, тщащиеся перещеголять друг друга в блеске и изысканности.

— Великолепно, — тихо сказала она. — Только какой от всего этого толк?

— Собрать побольше денег в помощь голодающим, — сообщил Пит. — Разные благотворители сделали дорогие дары, которые сегодня вечером будут продаваться на аукционе.

Саркастическим взглядом Чарли окинула буфетный стол, ломившийся под тяжестью изысканных яств, приготовленных для банкета. Трюфели, копченая форель, перепелиные яйца в желе — всего этого хватило бы, чтобы потопить боевой корабль.

— Слегка сэкономив на банкете, пожалуй, можно было бы существенно увеличить фонд пожертвований, — язвительно заметила она. — Или они не способны выполнить свой филантропический долг, пока не заправятся хорошенько икрой?

Пит усмехнулся.

— Может, и так, — согласился он. — Но коль уж мы сюда пришли, пожалуй, стоит им в этом помочь. Что скажешь насчет кнелей?

— Пит, как хорошо, что ты оказал нам поддержку! — приветствуя его дружеским поцелуем, произнесла пожилая, исключительно элегантная женщина.

— Добрый вечер, Мария, — тепло отозвался он. — Мы рады, что нам удалось прийти. Разреши представить тебе мисс Шарлотту Хеллер. Чарли, это графиня фон Кудлих, как раз она и организовала сегодняшнее мероприятие.

Его предостерегающий взгляд был излишним. Естественное чувство такта да в придачу строгое отцовское воспитание в любом случае удержали бы ее от критических замечаний. Но про себя она не могла не отметить, что эти роскошные банкеты выливаются в кругленькую сумму.

— Здравствуйте, — тихо произнесла она, быстро пожав облаченную в перчатку руку княгини.

— Рада познакомиться, дорогая. Очень мило, что молодежь готова оказать помощь в этом добром деле. Мы получили в дар несколько очаровательнейших вещей. Послушай, Пит, идея с однодневным путешествием на твоем вертолете просто великолепна. Уверена, на аукционе твое предложение будет иметь огромный успех. Кстати, ты уже приобрел каталог? Всего пятьдесят гульденов. — Рядом тут же материализовалась бледная молодая женщина с кипой глянцевых каталогов. — Знаешь, мы можем добиться нашей цели практически на одной рекламе, — с удовлетворением добавила графиня. — Разве не замечательно?

— Да, конечно, — машинально подтвердил Пит, нащупывая в кармане бумажник. За их спиной прибывали новые гости.

— О, я приметила денежные мешки, — сообщила графиня, ее глаза весело заплясали. — Надо пойти к ним подлизаться. Хари, дорогая, дай господину ден Аудену каталог и следуй за мной.

Слегка изумленная Чарли проводила ее взглядом. Стоило ли тратиться на столь пышное празднество ради того, чтобы продать с молотка несколько даров? Не иначе как графиня отлично понимала иронию ситуации, и это не ускользнуло от Чарли.

— Оригинальная особа, — тихо заметила Чарли.

— Что есть, то есть, — усмехнулся Пит. — А как она поднимает цены на торгах! Ей невозможно ни в чем отказать. Пятьдесят гульденов за каталог настоящий грабеж!

Он засмеялся, и сердце Чарли затрепетало; он становился дьявольски привлекательным, когда смеялся. Стараясь не выдать своих чувств, Чарли решила осмотреть выставку и направилась к одной из стеклянных витрин. На большой многосекционной схеме было показано, как добывают алмазы из глубоких трубок кемберлитовой породы. А напротив на бархатной подушечке лежала горстка мелкой грязноватой кристаллической гальки.

— Это и есть алмазы? — удивленно спросила она.

Пит кивнул.

— Они еще не обработаны. Каждый из них может потянуть приблизительно на полкарата, в зависимости, конечно, от того, какие у них обнаружатся изъяны.

— А огранку тоже производят здесь?

— Конечно. Наверху есть мастерская…

— Ах, найдется ли в мире хоть одна женщина, которая устоит перед алмазами, да, Пит?

Скрипучий покровительственный тон заставил ее резко обернуться. К ним подошел невысокий пухлый мужчина в щегольском костюме. Чарли едва удержалась, чтобы не рассмеяться: его блестящую лысину тщетно прикрывало несколько прядей волос, зачесанных поперек головы. У нее уже было задергались от смеха губы, но Пит бросил на нее предостерегающий взгляд.

— Не представишь ли меня юной леди, Пит?

— Конечно. Чарли, это господин ван Лейден.

По его тону Чарли заподозрила, что отношения у них не вполне дружеские, хотя к Питу тот обратился по имени.

— Чарли? Но ведь это же мужское имя! — Он прыснул со смеху от шутки, которую ей с детства приходилось слышать миллион раз. — А вы определенно не мальчик.

Чарли выдавила из себя кислую улыбку. Не иначе как господин ван Лейден был какой-то влиятельной фигурой. Однако за время их разговора он не удосужился ни разу взглянуть ей в глаза, а вместо этого таращился плотоядным взором на ямочку между грудей над ее глубоким декольте.

— Мисс Хедлер интересуется огранкой алмазов, — вмешался Пит, голос у него звучал ровно.

— Ах, да. Конечно. Это очень тонкая работа. На огранку одного алмаза уходит несколько часов. — Он повелительно щелкнул пальцами вертевшемуся поблизости молодому человеку, вернее, безликому серому костюму, в чьи обязанности, похоже, входило держать наготове запасной ключ от витрины на случай, если потребуется ее открыть. — Прежде всего необходимо исследовать алмаз на дефекты. — Он достал из кармана лупу и, протягивая ей один из алмазов, предложил его изучить.

Разглядывая камень на свету, она обнаружила, что идеальная чистота камня нарушена мельчайшими включениями.

— Этот камень обозначен символом WS2, это третий класс, — пояснил господин ван Лейден. — А цвет исключительный — чисто-белый. Довольно ценный камень. — Он осторожно положил его на прежнее место и, закрыв витрину на ключ, переместился к следующей. — После того как камень отмаркирован — а эту работу выполняет опытный классификатор, — его помещают в восковую форму для резки. Естественно, нужно тщательно продумать, в какой плоскости лучше ее производить. Инструментом для резки служит высокоскоростной круг из бронзы. После чего алмаз помещают на гранильный станок, где с помощью другого алмаза обтачивают по форме — пятьдесят семь граней на каждом камне. Тут он наконец приобретает свой окончательный вид. — С этими словами толстяк торжественно достал из витрины перстень и положил его девушке на ладонь.

Чарли глядела на него с благоговением. Ультрамодерн, почти скульптурные линии; широкое кольцо из белого золота и единственный, гордо возвышающийся бриллиант. Но Чарли интересовала не его денежная стоимость, а совершенство камня, его чистота, твердость… словом, все, что делало бриллиант символом любви. Живо вообразив себе условия его роста — глубоко под землей, под давлением, при высоких температурах, — она ожидала, что и на ощупь он окажется горячим.

— Не хочешь ли примерить? — предложил Пит негромко, спокойным голосом, будто зная, что в ее мечтах он занимает не последнее место.

Она в замешательстве не решалась что-либо предпринять. Поэтому, взяв кольцо, он сам надел его ей на безымянный палец левой руки.

Она медленно подняла на него глаза, сердце у нее замерло. Перстень был ей как раз впору, словно для нее предназначенный.

Но все это только сказка, напомнила она себе. Она надела перстень, просто чтобы полюбоваться им. Когда Чарли подняла руку, казалось, алмаз вспыхнул своим вечным огнем. Тяжело сглотнув, она усилием воли заставила себя вернуться к реальности.

-..Очень красивое кольцо, — пытаясь улыбнуться, выдавила из себя она. — Даже жалко расставаться.

Маленький толстячок усмехнулся.

— Красивое кольцо — для красивой женщины, — выдал он очередную банальность, шаря по ней своими поросячьими глазками. — Может, какой-нибудь счастливчик когда-нибудь купит его для вас, а?

Чарли почувствовала, что вот-вот покраснеет, и поспешно сдернула кольцо с руки.

— О, сомневаюсь, — протянула она, небрежно пожав плечом. — Кому нужно обручальное кольцо? Это же символ женской дискриминации.

Господин ван Лейден слегка опешил, а Пит угрожающе стиснул ей руку.

— Спасибо, Дирк, — ровным голосом сказал он. — Извини, пожалуйста. Чарли, не желаешь ли вернуться к буфету?

Она осторожно подняла на него глаза, когда он решительно, но очень любезно вел ее по залу.

— Прости меня, — пробормотала она, — но он такой противный.

— Дирк ван Лейден очень богатый и нужный человек, мне в бизнесе часто приходится иметь с ним дело.

— Но согласись, у него такой смешной вид, — оправдывалась она, глядя ему в глаза. Он не смог сдержаться, и его губы предательски дернулись в усмешке. — Каждый раз, когда он шевелился, я думала, что эти пряди свалятся ему прямо на глаза, — не унималась она, стараясь убедить его в своей правоте.

— Ну да, — наконец неохотно признал он. — Но когда ты глава одной из самых престижных алмазных фирм в Европе, мало кто осмелится посоветовать тебе сменить парикмахера.

— Слава Богу, что мне удалось сохранить каменное лицо, — хихикнула она.

Пит окинул ее ироничным взглядом.

— Пожалуй, мне следовало бы хорошенько подумать, прежде чем брать тебя с собой, — признал он со вздохом. — Нетрудно было предвидеть, что ты можешь ляпнуть что-нибудь невпопад.

— Обещаю, больше этого не будет, — от чистого сердца заверила она, хотя глаза ее продолжали смеяться. — Вот вам крест!

Вскоре начался аукцион. Присутствующие охотно вступили в торги за преимущественное право занять частную ложу в театре Датского Национального балета, а также за возможность сыграть восемнадцать партий с известным игроком Амстердамского гольф-клуба.

Когда присутствующие собрались в буфете, где был накрыт стол а-ля фуршет. Пит представил Чарли своим бизнес-партнерам. Разговор шел преимущественно о финансах и уровне цен на бирже и ей казался страшно скучным — как раз то, чего она и боялась. Однако строгое отцовское воспитание в умении вести себя во время светской мужской болтовни ее не подвело, и она заслужила у Пита одобрительную улыбку.

Вечер длился бесконечно долго, и ноги Чарли начали ныть. Надевая красивые босоножки, она совсем забыла, что они ей жмут. Может, рискнуть их снять? Осторожно запихнуть их под длинную белую скатерть стола, так что никто и не заметит.

Пит в недоумении взглянул на нее, когда она вдруг стала на несколько дюймов ниже ростом.

— Простите, но больше нет сил терпеть, — шепнула ему она, с облегчением шевеля пальцами ног.

Он сжал губы, но, скорее всего, не от гнева, о чем недвусмысленно свидетельствовали искрящиеся смехом глаза.

— Я предупреждал, что тебе здесь не будет весело, — тихо напомнил он.

— А вам весело? — бросив на него лукавый взгляд, осведомилась она.

— Не очень, — признался он. В глазах у него едва угадывалась ирония. Но я пришел сюда не развлекаться. Видишь ли, время от времени мне приходится посещать такие мероприятия. Кроме всего прочего, еще и ради благих целей.

— Вы хотите сказать: кроме всего прочего, ради возможности сделать небольшой бизнес. — В ее голосе звучали саркастические нотки.

Он ухмыльнулся.

— Пожалуй. Ни для кого не секрет, что вечера эти ценны тем, что каждый участник имеет возможность прорекламировать свой товар. И хозяева не теряют времени даром. — Он метнул циничный взгляд в сторону Дирка ван Лейдена, который опять пустился в свои разглагольствования, но на этот раз по поводу ожерелья, выручки от которого хватило бы, чтобы кормить голодающих в течение месяца.

Чарли промолчала. Для нее было несколько неожиданно, что Пит в какой-то степени разделяет ее взгляды. Вначале она думала, что он такой же, как ее отец, — высокомерный и неприступный. Но вот оказалось, что они совсем не похожи. Правда, чувство ответственности у него было развито хорошо, даже слишком хорошо. И внешне он выглядит очень респектабельно.

Но только внешне. Ее охватило легкое беспокойство, когда она вспомнила, как всего несколько часов назад он ее целовал, как сквозь футболку его рот жадно лобзал ее груди. О нет, за этой респектабельной внешностью скрывается совсем другое содержание…

— А, мисс Хеллер! — над ее плечом склонился господин ван Лейден, вновь впившись хитрым взглядом в ложбинку между ее грудей. — Не скучаете?

Она слегка от него отпрянула.

— О… нет, спасибо. — Помня о предупреждении Пита, она изобразила легкую улыбку.

— Да вы почти ничего не ели, — закудахтал он, глядя на ее пустую тарелку. — Я уверен, что у такой прелестной молодой девушки должен быть отличный аппетит.

— Спасибо, обо мне не беспокойтесь…

— Не желаете попробовать паштет из гусиной печенки? Очень вам рекомендую.

Она отрицательно качнула головой, холодным пристальным взглядом давая понять, что он напрасно тратит время. Но чуткостью тот не отличался. И, подцепив кусочек хлеба, он толстым слоем намазал его маслянистой розовой пастой.

— Пожалуйста, — предложил он, тыча бутербродом прямо ей в рот.

Она резко отдернулась назад и отвернула голову.

— Нет, благодарю, — с усилием выдавила она, — я этого не люблю.

— Но откуда вам знать, если вы еще не пробовали? — Он сюсюкал с ней, словно с маленьким ребенком.

— Мне жутко представить уже то, как это делается, — начала она, изо всех сил стараясь сдерживаться. — Бедные гуси, их насильно откармливают на убой. Это так жестоко! — Она повысила голос, и кое-кто с удивленным видом обернулся. Она почувствовала, что краснеет, но отступать была не намерена. — Я считаю, — продолжала она, — что нельзя так обращаться с животными ради того лишь, чтобы ублажать свои извращенные вкусы.

На какое-то время все в недоумении замолчали. Она почувствовала, как рядом напрягся Пит, и уже пожалела, что опять нарушила свое обещание. Но тем не менее гордо вздернула подбородок: если она во что-то свято верит, то будет стоять за это горой.

Паузой воспользовалась жена одного банкира, с которым беседовал Пит.

— Так вы приехали из Англии, мисс Хеллер? — осведомилась она. — И как долго вы уже в Амстердаме?

Чарли слегка успокоилась, переходя на другую тему.

— Около шести месяцев, — ответила она, почувствовав, что обстановка вокруг разрядилась.

— Правда? Вы здесь работаете или отдыхаете?

— Пишу картины, — ответила она с робкой улыбкой, полагая, что ее непродуктивное занятие вряд ли встретит в этом обществе особое одобрение. Я художник.

— Да что вы говорите! Как интересно! Банкир прервал разговор с Питом и уставился на нее, будто на диковинного зверя в зоопарке.

— И что же вы пишете? — Его жена активно взялась развивать начатую тему.

— О, все, что угодно, — просто жизнь, натюрморты, пейзажи. Амстердам меня очень вдохновляет, — добавила она, надеясь услышать хоть какое-то одобрение. — Это такой красивый город.

— Да, конечно, — радостно поддержала ее собеседница. — Восхитительный.

— Значит, вы художник, — вновь оказался! рядом господин ван Лейден, продолжая разговор все в том же насмешливо-снисходительном тоне. — А вам удалось продать какие-нибудь из своих картин?

Чарли почувствовала толчок сзади по ноге, но предупреждение было излишним: все равно она бы коротко ответила «нет».

— Что ж, даже Ван Гогу при жизни не удалось продать некоторые из своих работ, — утешил ее он. — А теперь сколько они стоят! Более восьми миллионов долларов за автопортрет! Правда, стыдно подумать, что он отправился в Японию, — сказал он так, будто речь шла о другой планете. — Вот куда утекли теперь денежки.

— Честно говоря, — заметила жена банкира, — уж лучше, что он ушел за рубеж, чем эта отвратительная торговля, какая, к сожалению, произошла с его «Ирисами».

— Как же, как же, помню, — банкир счел своим долгом вставить слово, его приобрел тогда музей Геттисберга. Я считаю, музеи берут на себя большую ответственность, вступая в подобные сделки, — изрек он.

— Безусловно, и особенно выгодно иметь дело с современными художниками, — продолжал господин ван Лейден, самодовольно демонстрируя свои познания в этом вопросе. — Если, конечно, знать, на кого ставить. Стоимость Джаспера Джонса с того времени, как тот американский издатель заплатил за него… сколько там… восемнадцать миллионов, баснословно возросла. Конечно, он провернул очень хитрый маневр и стал обладателем одной из лучших коллекций Джонса, так что игра стоила свеч.

Терпение Чарли лопнуло.

— И это все, что вас интересует в искусстве? — взорвалась она. Рыночная стоимость? Бьюсь об заклад, вы даже не отличите Сислея от Сезанна. — Все в зале вытаращили на нее глаза, но ей было наплевать. — Могу поспорить, что, если я сейчас что-нибудь нарисую прямо здесь, на этой скатерти, никто из вас не разберется, стоит ли поместить ее в Государственный музей или бросить в стирку.

Коварный демон вновь овладел ею. Все это напыщенное общество с его светскими добродетелями и жаждой наживы — все эти люди были из той же породы, что и ее отец. Вцепиться бы им в худосочные шеи и отправить бы всех по очереди в канал! Но в одном удовольствии она сейчас не может себе отказать.

Она запрыгнула босиком на стол и принялась быстро раздвигать блюда в стороны, освобождая участок чистой белой скатерти — отличный холст для работы. Вместо красок в ход пошли закуски и соусы, а за неимением кистей сработали пальцы.

С каким удовлетворением она делала крупные, размашистые мазки красные, оранжевые, коричневые! В ней было столько ярости, столько остервенения, будто она решила излить в этом действе всю накопившуюся в душе злость.

— Вот! — Она взглянула вниз на шокированную толпу, и в особенности на противного толстячка с глупой лысиной. — А теперь положите это на свой банковский счет и ждите, когда вырастут проценты.

Пит не двинулся с места, молча наблюдая за ней. Но она, завершив широким жестом свой акт протеста, почувствовала, что Пит вот-вот взорвется. Да и сама, выпустив все пары, вдруг поняла, что ее дерзкая беспрецедентная выходка выглядит глупой и детской.

Взглянув на свое художественное творение с угрюмым пренебрежением, она решила, что ему чего-то не хватает. Еще несколько капель экзотической подливки — все равно скатерть уже испорчена, а Пит вряд ли сможет ее когда-нибудь простить.

Он шагнул вперед и, сжав ей руку мертвой хваткой, стащил ее со стола.

— Я должен принести свои искренние извинения, — проскрежетал он, слегка поклонившись остолбеневшей княгине. — Разумеется, я оплачу все убытки и возмещу причиненное гостям неудобство за счет денежного вклада в ваш комитет. А теперь, пожалуйста, извините нас…

Он выволок Чарли на улицу, не дав ей даже обуться. Он шел быстро, не замечая или не желая замечать, что ей приходится за ним бежать. Но она не проронила ни звука. Смела ли она протестовать, когда он в таком настроении?

— Ты соображаешь, что натворила? — в ярости прошипел он. — Ты что, пьяна? Или сумасшедшая? Сейчас же позвоню твоему отцу. Пусть тебя заберет и отправит в психушку. Никогда, никогда в жизни я не видел ничего подобного.

— Извините. — Она всхлипывала и едва переводила дух, стараясь поспевать за его шагом. — О, Пит, простите. Не знаю, что на меня нашло. Но он так меня разозлил своими рассуждениями о живописи, да еще всю дорогу шарил по мне глазами, что я наконец сорвалась.

— Считай, тебе крупно повезло, что я человек не злой, иначе задал бы тебе хорошую трепку — только этого ты и заслуживаешь. Или тебе именно этого и надо? — Он резко остановился и повернулся, так что она чуть было на него не наткнулась. — С момента нашей встречи ты только и делаешь, что провоцируешь меня. Так что, ты этого добиваешься? Чтобы я тебя выпорол?

— Нет! — Она в ужасе уставилась на него. — Я вовсе не хотела вас провоцировать. Честно, Пит. Я не хотела вас злить. — Она положила руку ему на твердую грудь и рядом с ним, невероятно сильным мужчиной, вдруг ощутила всю свою хрупкость и беспомощность. — Простите меня, Пит, — шепотом повторяла она, все ее чувства читались во взгляде. — Мне очень жаль.

Яростно притянув ее к себе, он сильно стиснул ее в объятиях.

— Считаешь, что все так просто? — Он весь кипел от гнева, но теперь еще и от возбуждения, что было совершенно очевидно. — Стоит тебе попросить прощения и уставиться на меня молящими глазами? И я все прощу и забуду, каким дураком ты меня выставила?

От быстрой смены чувств — ярость, разочарование, страх перед его гневом — ее сердце было готово выпрыгнуть из груди, и она с трудом переводила дыхание. Но все это уже позади. Сейчас… сейчас она мечтает только о том, чтобы он ее поцеловал. В ожидании ее рот приоткрылся, и когда он склонил голову, ее веки опустились…

Вдруг он резко отшатнулся.

— Нет. Извини, но я не позволю так легко обвести меня вокруг пальца, что, несомненно, тебе ловко удавалось со множеством других мужчин, падких на твое прелестное тельце. Я уже тебе говорил, что ходовой товар для меня не представляет интереса.

Она и не заметила, как они дошли до его дома, пока он не достал из кармана ключи и не стал отпирать входную дверь. После чего толкнул ее внутрь, так что она чуть не споткнулась. Но сам за ней не пошел, а повернулся и, засунув руки в карманы, гордо отправился прочь по улице.

— Вы куда? — растерянно спросила она.

— Прогуляться, — не поворачиваясь, рявкнул он.

— А что делать мне?

— Держаться от меня подальше, — прорычал он, — в противном случае я не знаю, что с тобой сделаю.

Глава 6

Спать в спальном мешке на голом полу было жестко. Чарли долго ворочалась, все никак не могла устроиться. Главное сейчас — не думать о том, кто водится в закоулках этого огромного склада: мыши, пауки и прочая дрянь… Она вздрогнула, но тут же покрепче зажмурила глаза, в надежде заснуть, стараясь не обращать внимания на ребят, сгрудившихся вокруг электрокамина. Они бренчали на гитарах и распевали песни протеста. — Эй, Чарли, иди к нам.

Стюарт — приятель Дункана, тот самый, что все время сшивался у нее на лодке и притащил наркотики, — подполз к ней в угол.

— Уходи, Стюарт, — процедила она сквозь зубы, не открывая глаз. — Я хочу уснуть.

— Зачем? Еще рано. — И, противно хихикая, он принялся расстегивать спальный мешок. — А впрочем, может, я посплю с тобой?

Подвинься и пусти меня.

— Убирайся! — Она со злостью отшвырнула его руку, которой он расстегивал молнию. — Оставь меня в покое, ладно? Не хочу я с тобой говорить, не то что спать в одном мешке.

— Ну что ты, Чарли, — склонясь над ней, настаивал он. — Это не по-дружески…

— По-моему, молодая леди предложила тебе убираться.

Чарли от удивления чуть не задохнулась.

Над ней склонился крупный мужчина.

— Пит! Что вы?..

— Что я здесь делаю? — сухо спросил он. — Я пришел за тобой.

— Но…

Стюарт вмиг испарился. Рядом с ней, опустившись на колени, стоял Пит. На нем был не костюм, а плотно облегающие потертые джинсы и короткая куртка на молнии поверх черной футболки. Лицо его было бесстрастно, но блеск в глазах настораживал.

— Как вы меня нашли? — чуть слышно спросила она.

— Навел справки у своих старых друзей. Я знаю места, где можно спрятаться, сам был молодым, — добавил он, слегка усмехнувшись. Его сегодняшний вид дал Чарли понять, что это было не так уж давно.

Она почти не надеялась, что он станет ее искать. После ужасной сцены прошлым вечером он вполне мог умыть руки. Как только он ушел, Чарли, поспешно собрав вещи, сбежала, скрывшись среди таких же, как она, на задворках города, рассчитывая, что там он ее не найдет.

Она села в своем спальном мешке, обвив руками колени. И знала, что выглядит не лучшим образом: в этом полузаброшенном складе негде было толком помыться.

— Я не вернусь, — дерзко заявила она. — Вы меня не заставите.

— Прекрати вести себя как капризный ребенок. — Судя по тону, терпение ему давалось не просто. — Позволь еще раз тебе напомнить, что по условиям твоего освобождения под залог ты обязана проживать в моем доме. Ты нарушила это условие.

— Ну и что? — Униженная его презрением, она воспользовалась единственным приемом защиты, которым владела в совершенстве. — Вам незачем беспокоиться. Я не собираюсь удирать из города или из страны. Денежки ваши никуда не денутся.

— Плевать мне на деньги. Для меня это слишком ничтожная сумма. К тому же я почти уверен, твой отец мне их компенсирует.

— Что вы знаете о моем отце? — с вызовом вздернув голову, сказала она.

— Я говорил с ним по телефону. Естественно, он обеспокоен твоим арестом и последующим исчезновением.

— О, в этом я не сомневаюсь. — Горькие слезы сдавили ей горло. — Я также не сомневаюсь, что вы премило побеседовали о том, какая своенравная у него дочь. И он, верно, решил все бросить и примчаться в Амстердам, чтобы разобраться во всем самому?

— К сожалению, нет.

— Ну конечно, нет. Он слишком занят. — Выражение ее лица сразу же изменилось. — Уходите, оставьте меня в покое, — взмолилась она, едва сдерживая слезы. — Простите, что доставила вам столько неприятностей. Вам лучше держаться от меня подальше. Не беспокойтесь, я явлюсь в суд, когда потребуется.

— Звучит убедительно, но это не совсем то, что надо, — спокойно возразил он. — Возможно, ты забыла, что мы оба дали обещание комиссару полиции. Или не придала этому большого значения. Лично я привык держать свое слово, это дело моей чести и моей репутации. А тебе, верно, на это наплевать?

Она вглядывалась в него из-под ресниц, ее мучили угрызения совести. Он вытащил ее на свободу, а она оказалась такой неблагодарной.

— Простите, — пробормотала она, понурив голову, — я не хотела поставить вас в неловкое положение.

— Все еще поправимо. — Он слегка смягчился. — Если ты сейчас вернешься ко мне и отныне будешь придерживаться условий договора, все будет в порядке.

Он протянул ей руку. Она колебалась, не решаясь взглянуть ему в глаза. Необходимость выполнить условия договора не самое главное; возвращение в его дом означает нечто большее, по крайней мере для нее. Жить с ним рядом слишком опасно для ее душевного состояния. Следовало бы знать это с самого начала.

Теперь же она в него влюбилась. Уму непостижимо: она, дикая, бунтарская натура, влюбилась в респектабельного бизнесмена в костюме! О Боже, вот отец будет в восторге! Но это сейчас неважно. Все, что когда-то было важным, уже ничего не значит.

Но жить с ним вновь под одной крышей теперь будет еще сложнее. Ведь на ответное чувство рассчитывать не приходится. Несомненно, он ее хочет, да и то не столь сильно, чтобы потерять над собой контроль. К тому же он о ней невысокого мнения, и тут уж ничего не поделаешь: она намеренно выставляла себя перед ним не в лучшем свете.

А если он узнает правду? Вряд ли такого, как он, привлечет неопытная девушка. Такие, как он, предпочитают зрелых, элегантных и утонченных женщин. Вроде той рыжеволосой француженки, что приходила к нему вчера.

— Чарли? Он ждал ее ответа. Она знала, выбора у нее нет. И дело вовсе не в условиях договора: просто она всегда поступала так, как хотел Пит. Неохотно подав ему руку и опершись на нее, она встала. Вещей у нее было мало. Откровенно говоря, Чарли с радостью покидала этот ужасный, грязный склад. Может, она начинает взрослеть? И ей уже не место среди толпы друзей? Все-таки что-то тут не так, подумала она, размышляя о дне, проведенном с ними вместе.

Она подняла сумку, перекинула ее через плечо и, взяв руку Пита, последовала за ним к выходу. Один из бывалых членов коммуны, уличный музыкант, глубокоуважаемый среди молодых хиппи, взглянул на Пита с Чарли, когда те проходили мимо.

— О, Пит? Все в порядке? Я вижу, ты ее нашел.

— Да, спасибо тебе за помощь, Вим. Как-нибудь увидимся.

— Конечно. В любое время. — И, помахав на прощание рукой, он опять заиграл на гитаре; самокрутка свободно повисла в уголке его рта.

— Откуда ты знаешь Вима Симонза? — с любопытством спросила Чарли, когда они спускались по темной лестнице.

— Он мой старый друг.

В глазах у нее изобразился вопрос.

— Вим твой старый друг?

— Я же говорил, что тоже был молодым, — как-то неохотно отозвался он. — У нас тоже был дом-лодка, вроде того, что у вас. Мы жили там с Вимом и другими ребятами. Хорошее было времечко.

— Это когда ты занимался гонками? — спросила она, ухватившись за возможность побольше о нем разузнать.

— Да, тогда, — согласился он.

— И прежде, чем ты занялся семейным бизнесом?

— Да.

Они вышли на улицу, где их ждала машина Пита. Чарли в задумчивом настроении уселась на пассажирское сиденье. Кажется, Пит не любит говорить о своей юности. Почему? Он сказал, что это было хорошее время, но оно кончилось, когда умер его брат, и ему пришлось заняться бизнесом, пришлось взвалить на себя большую ответственность. Интересно, он жалеет, что прошлая жизнь ушла безвозвратно? Но ясно без слов, что лучше об этом сейчас не спрашивать. Может, как-нибудь в другой раз.

Дорога до Херенграхт проходила по бойким улицам Амстердама и была недолгой. Когда их машина припарковалась у канала и они направились по мощенной булыжником улице к входной двери, ей показалось, будто она возвращается домой.

Свой дом. У нее никогда не было дома, вернее, по-настоящему своего дома. Бесконечная череда пансионов — череда грязных неуютных жилищ. Разве можно было назвать их домом? И, уж конечно, меньше всего она считала своим домом бездушные квартиры отца — в Брюсселе, Люксембурге и Страсбурге, там, где он часто бывал по служебным делам.

— Хочешь есть? — спросил Пит, когда они поднимались на лифте.

— Да, хочу. — Чарли вспомнила, что не ела весь день — ей не хотелось. — Только сначала я приму ванну.

Он кивнул.

— Иди в ванную, а я что-нибудь соображу на ужин.

Она рискнула взглянуть ему в глаза.

— Вы в самом деле умеете готовить?

— И вполне сносно, — с улыбкой подтвердил он. — Холостяк должен уметь все по хозяйству.

Ну конечно, он же холостяк. Ничего не скажешь, своевременный намек, отметила она, входя вслед за ним в квартиру. И почему только он не женился? От девушек наверняка отбоя не было. Но ему, очевидно, нравится жить так, как он живет. И ее пребывание у него в доме не более чем временное явление.

— Ну тогда… я пошла мыться, — пробормотала она и скрылась в своей уютной комнате.

Какое же это удовольствие — сорвать с себя одежду и погрузиться в теплую ласковую воду. Вылив полную пригоршню жидкого мыла, она взболтала его в воде в пышную пену и в окружении радужно переливающихся пузырьков ощутила себя кинозвездой. Взяв в руку горсть пены, она дунула на нее и весело рассмеялась: мыльные снежинки разлетелись по воздуху.

Раздался стук в дверь, она встрепенулась и резко повернула голову.

— Можно? — раздался голос Пита.

— О… — С трудом сглотнув, она глубже погрузилась в воду, чтобы пена прикрыла ей грудь. — Да.

Дверь открылась, и вошел Пит с кружкой, из которой валил пар.

— Я принес тебе горячего шоколада, — сказал он. — В складе было довольно холодно, хотя на улице теплынь.

— Да, — как-то неуверенно признала она. — Там было сыровато. Осторожно протянув руку, она взяла у него кружку. — Спасибо.

— Не стоило тебе там ночевать, — сказал он, присев на край ванны. Это небезопасное место.

Она постаралась усмехнуться. Его близость заставила ее сердечко биться слишком часто.

— О, ничего страшного, — заверила его она. — Я умею за себя постоять. Мне приходилось это делать не один год.

— Неужели? — Голос его звучал совершенно серьезно. — А как же тот парень, что хотел забраться к тебе в спальный мешок?

— Стю? О, он совсем безобидный. Уж с ним-то я справилась бы.

— Он из тех, кто принес наркотики к тебе на лодку?

— Да. — Она шевелила пальцами под водой, наблюдая за меняющимся узором из мыльных пузырей. — Но, клянусь, я ничего об этом не знала, Пит. — Она подняла глаза и оказалась под прицелом его гипнотического взгляда, который проникал прямо ей в душу.

— Он из тех, кто жил на лодке? — тихо поинтересовался он.

— Нет, но иногда оставался. — Она почувствовала, что кровь бросилась ей в лицо; правда, этот румянец с тем же успехом можно было объяснить теплой ванной.

— И ты с ним спала?

— Нет.

Он долго не отрывал от нее взгляда, будто хотел убедиться, что она говорит правду.

— Ладно. — Он наконец улыбнулся и, подцепив пальцем немного пены, посадил ее на изящный носик Чарли. — Наслаждайся ванной. — Он поднялся. — Я жду тебя к ужину.

Едва закрылась за ним дверь, как она опять глубже погрузилась в воду и закрыла глаза. Любопытно, почему его так интересует, спала она со Стю или нет? Уж не ревнует ли он? Ликующее тепло пронизало ее тело, и, улыбаясь, она в сладкой истоме потянулась руками вверх. Неужели мистер Айсберг наконец начал оттаивать?

Ужин, приготовленный Питом, вовсе не был романтическим ужином на двоих. Не было свечей на столе, и освещение было ярким, хотя не резким. Вместо романтической мелодии фортепьянного концерта Дебюсси из высококачественных динамиков звучала композиция «Обратная сторона луны» группы «Пинк Флойд».

От него не укрылось ее разочарование, и он вопросительно приподнял бровь.

— Нормально? — спросил он, кивая в сторону аппаратуры.

— О… да, прекрасно, — поспешно согласилась она, стараясь скрыть досаду. Похоже, навоображала лишнего.

— Садись. — Небрежным жестом он пригласил ее к столу. — Я принесу еду.

Приборы стояли на противоположных сторонах стола. Чарли села на один из стульев. От пикантного запаха южных пряностей у нее разыгрался аппетит. Пит вернулся с большим блюдом nazy goreng — искусно приготовленного жареного риса; вслед за этим принес поднос с жаренной на вертеле говядиной, острым стручковым перцем и, конечно, жгуче-перченым арахисовым соусом.

— Ммм… пахнет бесподобно! — оглядывая стол, радостно сказала она. Я умираю с голоду.

— Отлично. — Его серые глаза улыбались. — Пожалуйста, угощайся.

Отец всегда делал ей замечания, что она накладывает себе слишком много еды, но на тарелке у нее никогда ничего не оставалось. Другая бы на ее месте раздалась как бочка, но в Чарли бурлила неугасимая энергия, сжигая все без остатка, так что ее стройной фигурке опасность не грозила.

Пита по крайней мере ее аппетит нисколько не обеспокоил. Он только снисходительно улыбнулся, когда к горстке риса она добавила по хорошей ложке всех остальных блюд. Откусив белоснежными зубками кусочек жареной говядины, насаженной на деревянную шпильку, она, испустила вздох восхищения.

— Объеденье. А вы и впрямь повар что надо, — заявила она. — Может, у вас есть и другие скрытые таланты?

— Может, и есть. — Признание прозвучало не вполне серьезно. — Но все же их не сравнить с твоими. Я посмотрел кое-какие твои картины. Они очень и очень недурны.

— Спасибо. — Его похвала согрела ей душу. Любопытно, что он думает о портрете Сары? Но спросить у Чарли не хватило смелости.

— Ты обещала расписать стены первого этажа, — напомнил он ей. — Когда приступишь к работе?

— Вы что, серьезно? — удивилась она. — Я думала…

— Серьезнее не бывает, — заверил он ее. — Стена в длину порядка четырех-пяти метров, и днем там темновато. Какой сюжет ты бы предложила?

— Ну… А что бы вы хотели?

— Возможно… — он помолчал, раздумывая, — пожалуй, подошел бы вид Амстердама. Но не современного, а… скажем, средневекового.

— Идет! — Глаза у нее загорелись. — Амстердам в шестнадцатом веке. Улицы, дома, канал и люди — каждый при своем деле. Я схожу в музей запастись кой-какими идеями.

— Непременно. У нас хорошие экспонаты в Историческом музее. Там ты получишь бездну нужной тебе информации. До 1452 года дома в основном были деревянные. Но после большого пожара в городе вышел закон строить только из камня.

— В каком году были построены эти дома? — поинтересовалась она.

— На Херенграхт? Где-то в конце шестнадцатого столетия. Это был золотой век, когда голландские корабли плавали по всему миру. Тогда большинство состоятельных купцов жили здесь, на Херенграхт. И, естественно, каждый из них стремился выстроить самый красивый дом с самым замысловатым фронтоном. До сих пор сохранилось несколько превосходных образцов — увидишь сама. К сожалению, многие дома теперь не по карману частным владельцам, поэтому в основном их занимают офисы.

— Хорошо еще не додумались модернизировать центр города, как это делается в других местах, — заметила она.

— Не дай Бог! К счастью, большинство зданий защищены законом, стало быть, хочешь не хочешь, придется выполнять необходимые восстановительные работы, — ухмыльнулся он. — Есть даже один склад, где каждый может приобрести окна и двери в старинном стиле.

— Правда? — усмехнулась она. — Типичная голландская педантичность! Но меня больше волнует другое, — серьезно продолжала она. — Вдруг эти ужасные слухи о потеплении климата в глобальном масштабе окажутся правдой? Вдруг поднимется уровень моря, что тогда будет с Амстердамом?

Он слегка улыбнулся.

— В самом деле, это могло бы стать серьезной проблемой. И не только для Амстердама. В мире пострадает очень много других городов.

Она кивнула.

— Я недавно прочла, что некоторые острова в Тихом океане могут совсем исчезнуть под водой.

— Остается надеяться, что человечество, пока не поздно, найдет разумное решение проблемы, — резюмировал он. — Ты наелась или хочешь добавки?

— О нет, спасибо, я сыта. Все было очень вкусно. Вы готовите в сто раз лучше меня. Я толком яйца-то сварить не умею. Боюсь, хорошей жены из меня не выйдет.

Пит залился смехом.

— Да уж, для этой роли ты действительно не годишься, — охотно подтвердил он.

Чарли будто нож в сердце вонзили. Увлекшись, она невольно выдала глубоко спрятанную мечту. А он, сам того не подозревая, разрушил эту мечту. К счастью, он как раз встал, чтобы отнести пустое блюдо из-под риса на кухню, и поэтому не заметил, что ей с трудом удалось сдержать слезы.

Она инстинктивно прибегла к привычному способу обороны — мол, мне плевать.

— Супружество — грязь, — с циничным презрением заявила она. — Форма легальной проституции.

Войдя в комнату за остальными тарелками, он бросил на нее лукавый взгляд:

— И ты не намерена с этим связываться?

— Ни за что! — И быстро вскочила. — Требуется судомойка?

— К счастью, эту лакейскую обязанность мы можем без ущерба предоставить посудомоечной машине, — сообщил он, лукавая улыбка все еще не погасла в его глазах.

— А… прекрасно. — Уж не смеется ли он над ней? Или, что еще хуже, издевается. Он же видит ее насквозь. Стараясь скрыть смущение, она поднялась и подошла к окну, где стояли ее горшки с цветами. — А ты совсем неплохо выглядишь, — промурлыкала она одной из своих любимых янтарных бегоний. — Тебе нравится здесь? Хватает тебе солнышка?

— Ты всегда разговариваешь со своими цветами?

Она было отпрянула, обнаружив его совсем рядом.

— Конечно, — голос ее звучал неуверенно. — Это помогает им расти.

— Неужели?

Теперь она уже точно видела, что его глаза искрятся смехом. Он над ней подтрунивал.

— Между прочим, проводили научные тесты, — с достоинством произнесла она. — Было даже обнаружено, что африканские деревья между собой разговаривают. Некоторые виды акаций, предупреждая об опасности, посылают друг другу сигналы в виде мельчайших частиц, и кроме того, они вырабатывают дополнительное количество танина, чтобы их не ели антилопы.

— Да ну, впервые слышу! — Он откровенно рассмеялся. — Это лишний раз говорит о том, как удивителен наш мир.

Чарли уставилась на него, вновь зачарованная его странным, гипнотическим взглядом. Но тут уж она не уступит, не позволит ему подавить ее волю.

— Каждый день узнаешь что-нибудь новое, — небрежно бросила она, повернувшись к нему боком и переключив свое внимание на цветы.

— Во всяком случае, похоже, все, что ты для них делаешь, идет им на пользу, — заметил Пит. Не будь она начеку, то и не заметила бы в его тоне едва уловимую натянутость. — Они просто благоденствуют.

— Еще один из моих многочисленных талантов, — беззаботно произнесла она. — К тому же они оживили комнату, — добавила она, пренебрежительно окинув взглядом элегантную обстановку гостиной.

— Да, конечно. — Он подошел к ней почти вплотную. — Так же, как и ты сама, — проговорил он низким, глуховатым голосом, перед которым так трудно устоять. И словно во сне, протянул руку и дотронулся до ее волос. — Волосы у тебя как медовый ручеек, — пробормотал он, медленно пропуская между пальцами волнистую прядь.

От его прикосновения по ней пробежал электрический ток, но Чарли ни за что не хотела показать свою слабость. И решила отшить его, воспользовавшись проверенным приемом. Демонстративно развернувшись и прислонясь к подоконнику, она выпрямилась, так что под одеждой призывно выпятились ее формы.

— Хочешь со мной переспать? — без околичностей бросила она.

На миг он, казалось, остолбенел, но потом расхохотался с горькой насмешкой над самим собой.

— Да, хочу, — сквозь зубы бросил он. — Теперь ты довольна? Можешь потешить свое уязвленное самолюбие! Твоему отцу некогда было проявлять к тебе родительскую любовь, и ты решила заставить всех мужчин валяться у своих ног?

— Избавь меня от психоанализа, — яростно отрезала она, испугавшись его прозорливости. — Я — это я. И мне не нужен ни отец, ни ты.

— Возможно, и так. Но тебе нужен хороший урок. — Его серые глаза вспыхнули гневом. — Проклятье, ты хоть кого сведешь с ума.

Она в страхе ринулась было прочь, но он, крепко вцепившись ей в плечи, сильно прижал ее к себе. Она с ужасом поняла, что играла с огнем и зашла слишком далеко. Попыталась закричать, но было поздно: штурмом овладев ее губами, он вероломно вторгся внутрь, рыская языком по затаенным уголкам ее рта.

Как ни старалась она вырваться, все было напрасно. Его пальцы вцепились ей в волосы, грубо откинув ее голову назад. И она осознала свое полное бессилие, чувствуя, как ее хрупкое тело разбивается о вздыбившийся перед ней мощный утес мужской страсти и гнева.

Что же это такое? Она-то думала, что он с презрением от нее отвернется. Однако Пит, как всегда, оказался непредсказуем. И похоже, ему наплевать, что он делает ей больно. О Боже! Неужели он потащит ее в спальню и овладеет силой, расценив ее дурацкую болтовню как приглашение?

Пуговицы с ее блузки полетели прочь. На этот раз на ней был лифчик, но разве какой-то кружевной лоскуток мог быть ему помехой? Один рывок, и этой дамской детали как не бывало. И вот его руки беспрепятственно заходили по ее обнаженным грудям, изводя своими унизительными ласками.

Контролировать свои действия она больше не могла: кровь ее словно взбунтовалась. Под его ладонями ее груди изнывали от желания, нежные соски бесстыдно, предательски набухали. Она будто вся обмякла; чтобы удержаться на ногах, ей пришлось прильнуть к нему, после чего сомлевшее тело больше ей не повиновалось.

Он выпустил ее так резко, что она упала на колени.

— Сучка, — свирепо выдавил он. — Ты этого добивалась, да? Чтобы я опустился до такой, как ты? Ты опошлишь все, к чему ни прикоснешься. Тяжело дыша, он старался взять себя в руки. — Тебе незачем опять убегать, проскрежетал он сквозь зубы. — Я дал слово, что не воспользуюсь положением, в котором ты оказалась, и сдержу его. Можешь быть уверена, ничего подобного больше не повторится. — Тыльной стороной ладони он провел по губам, как будто стирая следы преступления. — Я ухожу.

Дверь захлопнулась с таким шумом, что она съежилась — казалось, от этого звука задрожал весь дом. Она села и, прислонившись к стене, принялась застегивать кофточку, но безуспешно. Половина пуговиц была оторвана и валялась на полу; ползая на четвереньках, она стала их собирать.

Глава 7

На следующее утро Чарли долго не решалась выйти из комнаты, не зная, что ее ждет. Когда она все же осмелилась, то застала Пита на кухне за чашкой кофе. Усмехнувшись, он сказал:

— Доброе утро.

— Goedemoigen,[1] - старательно выговорила она.

— Сегодня у меня несколько деловых встреч. Возможно, вернусь довольно поздно. Дом целиком в твоем распоряжении. Если захочешь начать работу над фреской, Леннеке даст тебе все, что нужно.

— Спасибо. — В его пространной речи не нашлось места для извинения за прошлый вечер, хотя по всему было видно, что он молит ее о перемирии. Она удостоила его подобием улыбки. — Вы серьезно хотите, чтобы я этим занялась?

— Конечно. — Он как будто удивился. — Почему ты спрашиваешь?

— О… — она слегка пожала своим худеньким плечом, — просто я… Видите ли, моя работа может оказаться не в вашем стиле, — робко начала она. — Я люблю яркие краски и размашистые мазки.

— Как раз то, что надо, — сказал он. Его серые глаза искрились смехом, смысла которого она толком не понимала. — Возможно, я попрошу тебя расписать все стены в офисе. Мне надоели бежевые тона.

— Ладно. — Она неуверенно засмеялась. — Сегодня же начну собирать материал, а через несколько дней постараюсь показать вам несколько эскизов.

— Прекрасно. — Закончив пить кофе, он взглянул на часы. — Мне пора. Увидимся вечером.

— До свидания, — кивнула ему она.

— До свидания.

Чарли не потребовалось много времени, чтобы целиком погрузиться в восхитительный средневековый мир Амстердама. Получив первое представление о нем в великолепном музее, находившемся в центре старого города, остальное время она провела, гуляя по древнейшим каналам и узким улочкам и снимая их «Поляроидом». Она так прониклась ощущением старины, что практически не воспринимала толпящихся вокруг нее туристов и вообще атмосферу района, где явно процветала древнейшая профессия на земле.

Чтобы перекусить сладким батончиком, купленным в уличном ларьке, она прислонилась к ограде моста одного из каналов старого города и мысленно перенеслась в далекое прошлое. Перед ее внутренним взором предстала мрачная, раздираемая религиозными войнами Европа. Она увидела груженные шелком и заморскими пряностями корабли, возвращавшиеся из дальних странствий, с берегов Явы и Молуккских островов; их возвращение домой в те времена было возвращением с другой планеты.

Картины этого мира настолько захватили ее воображение, что она даже не заметила наблюдающего за ней маленького толстяка, пока тот не подошел к ней ближе.

— Привет! Вы мисс Хеллер, не так ли? Чарли?

— О… да, — ответила она, невольно отстраняясь.

Он успокаивающе улыбнулся.

— Дирк ван Лейден, — протянув руку, напомнил он свое имя. — Я имел удовольствие познакомиться с вами в субботу на приеме, организованном благотворительным комитетом графини фон Кудлих.

— А… конечно. — Манеры его были безупречны, но что-то в нем ей все-таки претило. Вежливо пожав ему руку, она не без смущения вспомнила свою дерзкую выходку на том вечере. — Здравствуйте.

— Вы возвращаетесь на Херен? — заботливо поинтересовался он. — Если не возражаете, то я с вами.

— Да… конечно, — не очень охотно согласилась она. Ей пора было возвращаться, но идти вместе с этим типом не улыбалось. Однако отказаться было бы невежливо, и она пошла рядом, соблюдая некоторую дистанцию.

К счастью, приблизиться к ней он не пытался… И всю дорогу развлекал ее непринужденной беседой, так что, когда они добрались до офиса «Ден Ауден», она была почти готова переменить о нем мнение. Почти.

Пит вернулся после девяти и продолжал еще работать дома. Интересно, он всегда так трудится или только сейчас, пока она живет у него? Чарли приготовила ему чашечку кофе. В основном же вела себя тихо и держалась от него на расстоянии, целиком уйдя в работу над эскизами.

Несколько последующих дней она продолжала изыскания, посещая художественные галереи и библиотеки, знакомясь с бытом и одеждой средневекового города. Во время прогулок она делала наброски в альбом для эскизов, стараясь запечатлеть мимолетные образы — то, как отражается в мерцающей воде зубчатый конек крыши или как над каналом склоняют ветви высокие деревья. Ее взор привлек маленький бело-коричневый пес, разнюхивающий что-то на дороге, и она решила внести в альбом и его.

Конечно, канал и постройки займут большую часть картины, поэтому в ней будут преобладать голубые и коричневые тона, но Чарли прибавит ярких красок в одежду и товары, которые будут разгружать с барж и поднимать лебедкой на верхние этажи узких и высоких домов.

Пит продолжал каждый вечер работать допоздна. В их отношениях все еще ощущалась какая-то натянутость, особенно если им случалось оказаться слишком близко, но постепенно Чарли стала расслабляться.

Ее эскизы ему понравились. Леннеке показала девушке стену, которую следовало расписать, — основную стену помещения для приема посетителей на первом этаже здания. Даже если Леннеке или кто-то еще из штата сотрудников были шокированы этим новым веянием в строго деловой атмосфере офиса, они не показывали виду. Стулья отодвинули от стены, освободив место для работы; комнату целиком устлали бумагой, чтобы защитить паркет. Доски, стремянки, а также ванночки с краской — все необходимое ей было приготовлено.

Прежде всего нужно было выкрасить стену в белый цвет. Справившись с этой работой, она нанесла основные линии проекта карандашом, ориентируясь на эскизы или произвольно; уточнить детали предполагалось по ходу работы. Для картины был избран вид на канал с моста, при этом ракурсе смотрящий как бы оказывался в центре событий. Она создала несколько забавных сценок из жизни города: напыщенный, самодовольный купец в праздничной одежде, шествующий к своему магазину, вот-вот споткнется о маленькую собачонку; тучная торговка, прислонившись к тележке, судачит с приятельницей, не обращая внимания на малыша, который дергает ее за юбки, пытаясь предупредить, что под ее весом тележка скоро повалится и все апельсины полетят в канал. — А-а, вот и знаменитая роспись! Все тот же толстяк Дирк ван Лейден. Чарли выдавила из себя улыбку, хотя держаться с ним по-дружески ей удавалось с трудом: было в нем что-то отталкивающее. Возможно, его поросячьи глазки.

— Да, — отозвалась она. — Простите. Я… не люблю, когда во время работы за мной наблюдают. Это меня отвлекает.

Он усмехнулся.

— Что ж, придется подождать, пока все будет закончено, — примирительно сказал он. — Не обращайте на меня внимания. — Он отступил назад, извиняясь воздел руки. — Подглядывать не буду.

Чарли с облегчением вздохнула.

— Спасибо, — безразлично сказала она, довольная, что от него отделалась. Ей не хотелось обходиться с ним невежливо, ведь он был другом Пита и, насколько она заметила, довольно тесно связан с ним по работе, поставляя необходимые тому промышленные алмазы. Но он ей не нравился.

Работать над росписью стены Чарли могла всего по несколько часов кряду — остальное время приходилось ждать, пока высохнут краски. Да и скучно было беспрерывно заниматься одним делом. Часа два в день она просиживала с друзьями в парке Вондела или в каком-нибудь типично голландском «коричневом баре» за чашечкой кофе. Поскольку Пит разрешил ей хозяйничать в доме и даже приводить гостей, Чарли с чистой совестью пригласила Сару поработать натурщицей. В гостиной, окнами выходящей на север, было мягкое, подходящее для этой цели освещение.

— И я сказала ему: «Раз тебе можно, то и мне тоже». Знаешь, он весь вечер провел с Карин, той, что работает в кафе. На меня же ноль внимания.

Чарли ухмыльнулась. Она сочувствовала переживаниям Сары, но порой ей казалось, что подруга все излишне драматизирует.

— На днях он сказал мне, что очень тебя любит, — успокоила она ее. По-моему, он просто боится слишком к тебе привязаться. Тебе здесь не холодно раздетой? Если хочешь, я включу отопление.

— О нет, все нормально. Мне приходилось работать на таких сквозняках, что с этим и сравнить нельзя. — Сара в костюме Евы восседала на одном из современных кожаных кресел Пита. — Апартаменты что надо. — Она вздохнула. Должно быть, хозяин хорошо упакован?

— Сиди смирно, — предупредила ее Чарли, желая уйти от этой темы. — Ты двигаешь головой.

— Извини. Но все-таки расскажи мне, — настаивала Сара. — Какой он? Как выглядит?

— Ну… выглядит он неплохо. — Чарли с трудом подавила улыбку, которая чуть тронула ее нежные губы, и сосредоточилась на изображении плавной линии обнаженного плеча Сары.

Сара понимающе ухмыльнулась.

— Давай, давай, — подзадоривала ее она. — Карин мне все рассказала.

— Тогда зачем ты меня спрашиваешь? — парировала Чарли, переменив положение в кресле, где она сидела скрестив ноги, чтобы альбом для эскизов заслонил ее зардевшее лицо.

— Значит, внешне он интересный, — торжествовала Сара. — А вообще, как человек он приятный?

— Приятный? Ну да. — Искушение поговорить о любимом было слишком велико. — Порой он бывает холоден как лед, ну, например, когда перед его друзьями я сунула нос не в свое дело. А вообще-то он сама доброта. — Она задумчиво склонила голову набок. — Однажды, когда я выпила лишнего и меня вырвало, он мне помогал и даже ничуть не разозлился.

— За такого мужчину нужно держаться двумя руками, — заявила Сара. — А как он в постели? — озорно осведомилась она.

Чарли покраснела еще гуще.

— Не знаю, — смутилась она. — Я не…

— Ты до сих пор с ним не спала? — В вопросе Сары звучали удивление и уважение. — Почему?

— Я… я хотела подождать. Чтобы узнать его чувства ко мне.

— Не иначе как ты ему нравишься, — заверила ее Сара. — Даром, что ли, он внес за тебя залог?

— Да, конечно. По-моему, тоже, я ему нравлюсь. Только…

Услышав, что открылась дверь, они в испуге уставились друг на друга. Чарли даже тихонько вскрикнула при виде Дирка ван Лейдена. А тот впился плотоядным взглядом в стоявшую во всей красе Сару, на что девушка ответила холодным презрением.

— Я… Добрый день. Я не ожидал… — пробормотал он.

Показавшийся за его спиной Пит окинул немую сцену своими холодными серыми глазами.

— Извините нас, пожалуйста, — подчеркнуто вежливо произнес он. — Я не знал, что ты работаешь, Чарли. Мы пойдем вниз.

— О, из-за меня не беспокойтесь. — Сара потянулась за своей одеждой. Я сейчас оденусь.

— Я… все равно уже закончила, — выдохнула Чарли.

— Спасибо. — Если бы Чарли не знала его так хорошо, то решила бы, что он разозлился. Но она заметила, как дрогнули уголки его рта. Он едва сдерживал улыбку. — Дирк, давайте посмотрим спецификации за моим столом. И он повел своего низкорослого друга в другую часть комнаты, где сам обычно работал, по дороге блеснув на Чарли взглядом, что лишний раз подтверждало ее догадку: он не сердился, ситуация его позабавила.

Торговец алмазами не мог оторвать от Сары своих поросячьих глаз. Следуя за ней взглядом, когда та шла по комнате, он так вывернул шею, что наткнулся на низкий кофейный столик. Чарли едва сдержалась, чтобы не прыснуть со смеху.

— Не хотите ли кофе? — предложила она. — Или, может, мне лучше уйти?

— Спасибо, кофе было бы неплохо, — ответил Пит, его разбирал смех. Вы как, Дирк?

— О… да. — Тот прочистил горло. — Да, очень любезно с вашей стороны. Спасибо. — Глаза его не могли оторваться от того места, где недавно стояла Сара, будто надеясь, что божественное видение может в любой момент вернуться.

Чарли осторожно удалилась в кухню и поставила греться чайник. Спустя несколько минут пришла Сара, уже полностью одетая.

— Я ухожу, — шепнула она. — Увидимся завтра.

— Пока, Сара, — так же тихо отозвалась Чарли. — Жаль, что так вышло. Сара хитро усмехнулась.

— Да брось ты, не стоит переживать, — уверила она подругу. — Если у него так мало развлечений, что он стал на меня пялиться, то мне его просто жаль. Кстати, — глаза ее озорно заиграли, — твой — просто потрясающ! И если он от тебя не без ума, значит, я в этом деле ничего не понимаю.

Чарли залилась краской, но подруга уже скрылась за дверью. Приготовив кофе, она отнесла его мужчинам. Если Сара и права и Пит действительно от нее без ума, то по нему этого не скажешь. Он просто взял кофе, бросив короткое «спасибо». Чарли переместилась в другой конец комнаты и взяла альбом для эскизов.

Пит был прекрасной натурой. Сидел он возле окна, и свет четко очерчивал контуры его волевого лица. Раскрыв альбом на чистой странице, Чарли принялась делать наброски, стараясь несколькими штрихами передать его мужественные черты.

Подняв глаза, он догадался, чем она занимается, и улыбнулся ей. От смущения она покраснела и быстро перевернула страницу. Вскоре, закончив разговор с господином ван Лейденом, Пит проводил его до двери. Потом подошел сзади к ее креслу и заглянул через плечо.

Она работала над эскизом Сары, карандашом заштриховывая тени. Рассмотрев эскиз с профессиональным интересом, он заключил:

— Очень хорошо.

— Это для росписи, — пояснила она немного неуверенно.

— Правда? — Глаза его весело заиграли. — От зрителей не будет отбоя.

— Да нет. На росписи она будет в одежде. Просто я хочу сначала нанести контуры тела.

— Ясно.

— Я не думала, что вы кого-нибудь сюда приведете, — начала она. Иначе я бы… то есть…

— Бедняга Дирк, — усмехнулся он. — Боюсь, его давлению это пойдет не на пользу.

— Но вы не сердитесь? — сказала она. — Знаете, ведь могут пойти слухи. Мало ли что люди подумают.

— Ну, например, подумают, что у меня здесь гарем, — ехидно улыбаясь, предположил он. — Мне решительно наплевать, что обо мне подумают. И вообще, что они могут подумать? Дирк просто застал натурщицу за работой. Что здесь такого? Разве что у человека извращенное воображение.

Наклонившись, Пит перевернул страницу альбома и увидел собственное изображение. Чарли замерла, чувствуя, как кровь предательски хлынула ей в лицо. Догадается ли он, что она испытывала, рисуя его?

— Гм. Неужели я так выгляжу? — с веселыми нотками в голосе спросил он.

— Просто… таким я увидела вас в определенный момент. Я не…

Их разговор прервал резкий телефонный звонок, и она с облегчением перевела дух. Пит взял трубку. Он говорил по-английски:

— Да, да. Она здесь. Минуточку, я передам ей трубку.

Увидев, что он несет к ней телефон, Чарли удивленно подняла на него глаза.

— Это твой отец, — спокойно сказал он. Чарли вся внутренне сжалась: только этого не хватало! Но Пит уже протягивал ей трубку.

— П… привет, папа, — произнесла она дрожащим голосом.

— Значит, ты нашлась. Очень любезно с твоей стороны, что мне сообщила. Из-за тебя я тут весь извелся.

— Но не настолько, чтобы позвонить раньше и узнать, как у меня дела, съязвила она.

— Видишь ли, юная леди, мне некогда было разбираться с твоими выкрутасами, у меня были дела поважнее, — резко отрезал он. — Ты на самом деле этим занималась? Подумать только: распространение наркотиков — ни больше ни меньше! Каково, думаешь, мне было узнать, что за помощью ты обратилась к совершенно постороннему человеку?

— Я считала, что у тебя есть дела поважнее, — ответила она со злой иронией, которую он совершенно не воспринял.

— Тебе крупно повезло, что у тебя нашелся такой надежный друг, продолжал ее отец; увлеченный своим монологом, он не задумывался над ее ответами. — Я навел о нем кое-какие справки частным образом и, должен сказать тебе, был приятно поражен. Первый раз в жизни ты проявила благоразумие. Очень уважаемый молодой человек.

Чарли на мгновение закрыла глаза: оказаться бы сейчас где-нибудь далеко отсюда. Хорошо хоть Пит не слышит, что говорит ее отец.

— В общем, я звоню тебе, чтобы сказать: на следующей неделе я собираюсь выкроить несколько дней и приехать в Амстердам, — объявил он. В его тоне чувствовалось глубокое удовлетворение от сознания, что он выполняет отцовский долг. — Остановлюсь, конечно, в «Амстеле». Может, как-нибудь поужинаем вместе с господином ден Ауденом?

— Я спрошу его, — тихо отозвалась она. Меньше всего на свете она хотела, чтобы он сюда приехал, и все же… где-то затеплилась надежда, что на этот раз все будет лучше, что он будет меньше к ней придираться, что у них сложатся нормальные отношения дочери и отца.

— Мой секретарь позвонит тебе и уточнит дату, — деловым тоном произнес он; она даже представила, как он листает свой ежедневник, проверяя, не нарушит ли он при этом свой рабочий график. — До свидания, Шарлотта.

— До свидания, папа, — безрадостно ответила она, раздался щелчок, и связь оборвалась. Пит вопросительно на нее взглянул.

— Он приезжает на несколько дней, — ровным голосом сказала она. — И приглашает нас вместе пообедать.

Пит забрал у нее телефон и поставил на место. Его серые глаза смотрели на нее с сочувствием.

— Хорошо, — кивнув, сказал он. — Будет интересно… с ним познакомиться.

Сэр Стаффорд Хеллер был невысокого роста, и возраст уже сказался на его раздавшейся фигуре. Правда, сам он свято верил, что солидный вес в большинстве случаев помогает ему производить на других должное впечатление. Итак, он заказал лучший столик в ресторане с прекрасным видом на реку Амстел и был крайне доволен обслуживанием.

У Чарли возникли трудности с туалетом: пришлось покупать нечто приличествующее случаю. Платье она выбрала чуть прикрывающее колени, из темно-синего шелка с белым узором, в талии оно было схвачено красивым поясом. К нему она приобрела классических линий кожаную сумку и такого же типа туфли. Но отец, похоже, не оценил ее стараний: его слишком занимали вопросы финансовой политики, которые он и принялся обсуждать с Питом.

— Но бесспорным преимуществом свободного рынка, — рассуждал он, для вящей убедительности размахивая вилкой, — является то, что он неизбежно ведет к более тесной зависимости цены от основополагающего принципа спроса и предложения.

— Возможно, — сухо заметил Пит. — Но не сразу и только при идеальных условиях отсутствия всякого вмешательства. На деле же фондовые биржи работают иначе. Прибыль дилеров зависит не от правильности, а от скорости их решения — покупка и продажа совершается, едва успеет загореться табло.

— Вот здесь-то и подстерегает опасность, — с воодушевлением произнес сэр Стаффорд. — Умелое посредничество само по себе прекрасно, но, когда стимулирующая функция рынка себя исчерпает, оно может дать обратный результат. Правительствам для нормального функционирования в этой сфере необходимы международные соглашения, чтобы иметь возможность оказать давление на определенные структуры.

— Тогда это вряд ли можно будет назвать свободным рынком, не так ли?

— Но фондовый рынок существенно отличается от промышленного. — Сэр Стаффорд на минуту замолчал, пока официант разливал кофе. — Правительства всегда регулировали свои финансовые институты.

— Кажется, мы утомили Чарли своими разговорами, — сказал Пит, увидев, как она едва не зевнула.

— О! — Отец с удивлением на нее посмотрел, как будто забыл о ее присутствии. Не исключено, что так оно и было. Он снисходительно похлопал ее по руке, она крепко сжала зубы. — Прости, дорогая. Это был мужской разговор. Буду рад продолжить его с вами как-нибудь в другой раз, — добавил он, обращаясь к Питу. — Очень важно понять точку зрения промышленного сектора. Если вам когда-нибудь случится быть в Брюсселе или Страсбурге, мы могли бы вместе пообедать.

— Это было бы интересно, — подтвердил Пит тоном, подразумевающим многие «но», однако Чарли не сомневалась: отец, уверенный, что оказывает ему большую честь, этого не ощутил.

— И, конечно, я должен вас поблагодарить за то, что вы избавили мою дочь от последствий ее непутевого образа жизни. В самом деле, Шарлотта, стоит мне подумать, сколько денег я вложил в твое образование…

— Лучше б ты сберег свои деньги и оставил меня с мамой, — раздраженно бросила она. Он нетерпеливо фыркнул.

— Ладно. Но ничего хуже ты не могла придумать. Это же надо: связаться с наркотиками! Надеюсь, ты понимаешь, какой разразится скандал, если об этом узнает пресса?

— Никаких дел с наркотиками я не имела, — заявила она, не отрывая взгляда от скатерти. — Их просто нашли у меня в лодке.

— А разве этого мало? Значит, у тебя такие дружки. Я не раз, а тысячу раз тебя предупреждал…

— Пап, — она смущенно взглянула на Пита, — давай не будем на людях стирать свое грязное белье.

Сэр Стаффорд наградил Пита лучезарной отеческой улыбкой.

— Я не считаю Питера чужим, — заявил он. — После всего, что он сделал, я бы назвал его другом семьи.

Чарли почувствовала, что ее щеки густо покраснели. Еще чуть-чуть, и отец их благословит: похоже, он уверен, что наконец-таки нашел достойного кандидата ей в мужья.

— Я был рад оказать помощь. — Спокойный, ровный голос Пита слегка разрядил обстановку. — Ваша дочь очень талантливый художник.

— О… ну да. Я тоже так считаю. И конечно же, всегда поддерживал ее как мог.

Лжец, с горечью подумала Чарли, вспомнив, как ей пришлось с ним сражаться, когда он толкал ее на эти ужасные курсы дизайнеров интерьера, а она умоляла разрешить ей поступить в художественный колледж.

— А что представляет собой роспись, которую ты делаешь для Питера? весело поинтересовался он. — Надеюсь, это не обычная твоя неразборчивая мазня? Современное искусство мне совершенно непонятно, — признался он Питу, рассчитывая на его поддержку. — Я не могу разобраться, что там к чему.

— По-моему, Чарли изображает средневековый Амстердам, — сообщил Пит, ловко сумев поддержать Чарли и не вступить в спор с ее отцом.

— Правда? И когда же я ее увижу? — с сияющей улыбкой спросил тот.

Чарли охватила паника. Она терпеть не могла показывать свои картины отцу: они всегда ему не нравились.

— Она… она еще не вполне закончена… — попыталась она уклониться.

— О, это неважно, — усмехнулся сэр Стаффорд.

— Мне не нравится, когда смотрят картины, над которыми я еще работаю, — сказала она, не зная, как от него отделаться.

— Неужели это относится и ко мне? — возмутился он. — В конце концов, я твой отец.

Чарли взволнованно дышала, судорожно подыскивая убедительный ответ, но так ничего и не придумала.

— Зайду завтра, — решил он. — Я сгораю от нетерпения увидеть твою работу.

Да уж, ты сгораешь от нетерпения лишний раз меня растоптать и унизить, подумала Чарли, и горькие слезы сдавили ей горло. Точно так же ты поступил с моей матерью, только у нее была возможность тебя оставить. А отца оставить нельзя. С отцом человек связан на всю жизнь.

— Ты выпила кофе, Чарли? — вежливо обратился к ней Пит. — Если да, то, может, мы пойдем? Спасибо за приятный вечер, сэр. Буду рад встретиться с вами вновь.

— Конечно же. До встречи завтра утром, да? В час дня мне нужно уехать в Люксембург.

Мужчины встали и учтиво пожали друг другу руки, после чего Пит, поддерживая Чарли под руку, к ее величайшему облегчению, повел ее к выходу. Слеза скатилась по щеке Чарли, и она яростно стерла ее тыльной стороной ладони, не заботясь о том, что может размазать макияж.

— Теперь понятно, почему у вас с отцом такие сложные отношения, сказал Пит, когда ночная прохлада повеяла им в лицо.

Она недоверчиво взглянула на него.

— Да? — с вызовом спросила она.

— Да. Он хочет вылепить из тебя свое подобие, не учитывая твоих природных наклонностей. Это всегда большая ошибка.

— Откуда вам знать? — Хоть она с отцом и враждовала, ей не хотелось, чтобы его критиковали, даже если это был Пит. — Вы его первый раз видели.

Пит сдержанно засмеялся.

— О нет. Я знаю его всю свою жизнь. Он во многом похож на моего отца. И во мне также все восставало против него. Кончилось тем, что я взбунтовался и вся работа в бизнесе свалилась на плечи брата.

Какая-то нотка в его голосе сказала ей больше, чем слова.

— Но вы… вы же не виноваты в этом, — ласково сказала она.

— Конечно, виноват. Безмерная работа и стрессы погубили его. Если бы я взял часть работы на себя…

— Но вы тоже слишком много работаете, — сказала она. — Каждый вечер, когда я иду спать, вы все еще сидите за столом.

Он усмехнулся.

— Возможно. Это попытка искупить свою вину, — признался он. — Хотя уже поздно.

В приливе неосознанного сочувствия она обеими руками обхватила его локоть. И в этом молчаливом единении они прошли остаток пути.

Глава 8

— Ты что? — Чарли в изумлении уставилась на отца, распаляясь гневом. Как ты мог?

Сэр Стаффорд улыбнулся, терпеливо воспринимая негодование дочери.

— Просто я задействовал кое-кого из влиятельных людей, которые указали на недостаток улик у обвинения. Конечно, пришлось применить мои связи. У человека моего положения есть некоторые преимущества. Полагаю, у Питера не было возможности сделать нечто подобное. — Следующую милостивую улыбку он адресовал молодому человеку, которого уже воспринимал как будущего зятя.

— А я этого и не хотела, — бросила Чарли; в минуты ссоры с отцом ей неприятно было встречаться с Питом взглядом. — Как ты посмел это сделать? Хоть бы раз ты не вмешивался!

Тут уж удивился он.

— Но послушай, Шарлотта, неужели ты в самом деле хотела, чтобы дело дошло до суда?

— А почему бы нет? Неужели ты сомневаешься, что суд меня оправдал бы? Или ты думаешь, я виновна? — с вызовом бросила она.

Отец заколебался, и это говорило о многом, но он тут же спохватился и, стараясь скрыть свое замешательство, поспешил ее заверить:

— Конечно, нет. Я знаю, моей дочери такое никогда и в голову не придет, даже ты знаешь границы дозволенного. Так я и сказал комиссару: ты слишком молода и тебя легко можно втянуть…

— О, благодарю, — фыркнула она. — Очень здорово, что ты считаешь меня психически неполноценной.

— Кажется, вы, юная леди, не представляете, насколько это серьезно.

— Хорошо это или плохо, но что сделано, то сделано, — спокойно и рассудительно произнес Пит. — Не сомневаюсь, что твой отец хотел сделать как лучше, Чарли. — Прикоснувшись к ней твердой рукой, он укротил в ней разбушевавшегося зверя. — Может, хватит об этом, а?

У Чарли внутри все еще кипело, но она постаралась овладеть собой. Пит прав: что сделано, то сделано и, что бы она ни сказала, ничего уже не изменишь. И отец, верно, с гордостью думал, что ее осчастливил, хотя прежде всего наверняка беспокоился о том, чтобы дело не приняло огласки.

— Да, пожалуй… хватит, — согласился он и, взглянув на часы, добавил:

— Что ж, дорогая, у меня осталось мало времени — нужно успеть на самолет. А сейчас почему бы тебе не показать мне эту… как ее… твою картину?

Прежде чем ответить, она должна была глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться.

— Она еще не закончена, — напомнила она ему, цепляясь за последнюю надежду: вдруг он передумает и не будет смотреть на ее работу.

— Я же говорил, это не имеет значения, — благодушно повторил он. — Для меня это неважно.

— Ладно, — с большой неохотой согласилась она. — Пошли.

Спускаясь в лифте, сэр Стаффорд обратился к Питу.

— У вас тут отличное маленькое производство, — заметил он. — Большей частью опытное?

Пит кивнул.

— В основном прецизионная обточка и огранка алмазов.

Сэр Стаффорд кивнул с понимающим видом.

— Угу, внутри сектора этой промышленности ваше производство имеет большие перспективы. Но вы этим не ограничиваетесь, полагаю?

— В пределах нашей отрасли, — сказал Пит, — мы занимаемся оптикой, механическими устройствами и электроникой.

— Прекрасно, прекрасно. Не сомневаюсь, все это очень разумно.

Они приехали на первый этаж. Однако сэра Стаффорда больше заинтересовал офис, нежели роспись Чарли. Девушка намеренно не подавала голоса и держалась чуть позади отца, молясь про себя, чтобы он отвлекся и ему не хватило времени разглядывать ее труды.

— Хотите взглянуть еще на какие-нибудь помещения, сэр? — вежливо предложил Пит.

— С удовольствием, если вам не помешаю.

— Нисколько, — уверил его Пит. — Конечно, основное производство находится на наших заводах, разбросанных по всей Европе. Здесь же ведется проектирование и разработка образцов с использованием последних достижений компьютерной техники, и тут же, конечно, находится бухгалтерия.

И он повел гостя показывать свои владения, по дороге обмениваясь дружескими приветствиями с подчиненными. Судя по всему, с таким руководителем работать одно удовольствие. Атмосфера в фирме была самая благожелательная, и видно, что каждый относится к своему делу с душой и трудится продуктивно.

Чарли ощущала, что вызывает у сотрудников излишний интерес. Пока она работала над росписью стены, ее почти никто не видел. Однако теперь отступать и покидать экскурсию было слишком поздно. К тому же ей не хотелось оставлять отца: мало ли что он может наговорить Питу.

Руководитель каждого подразделения с готовностью предлагал свои услуги, несмотря на то что Пит знал всех сотрудников наперечет и прекрасно разбирался в тонкостях их работы, чтобы самому разъяснить все сэру Стаффорду. Правда, их разговор о международном праве и совместной деятельности европейских правительств Чарли слишком утомил. Ее больше занимали прыткие молодые люди в безупречных костюмах, которые, пользуясь случаем, старались произвести на босса впечатление.

Таких собралась вокруг них целая толпа, с ней они и вернулись в приемную. Чарли слегка от всех отстала и вдруг очутилась рядом с Дирком ван Лейденом.

— Привет! — Его поросячьи глазки так и рыскали по ней, будто это ее, а не Сару он недавно застал совершенно обнаженной.

— Привет! — осторожно откликнулась она.

— Что это тут происходит? — Высокомерные нотки в его голосе действовали ей на нервы. — А я и не знал, что Пит принимает делегацию.

— О… нет, — она замотала головой. — Просто мой отец пожелал все тут осмотреть, раз уж он здесь оказался.

— Ваш отец? — Он удивленно заморгал. — Вы имеете в виду сэра Стаффорда? Ну да, конечно! — Он расплылся в улыбке, обнажив пожелтевшие задние зубы. — Ну да, Хеллер! Как же мне раньше не пришло в голову? Большая оплошность с моей стороны. Простите.

Она слегка наклонила голову в знак того, что принимает извинения. Его вид недвусмысленно говорил, что как дочь своего отца она заслуживает большего уважения, чем как невесть откуда взявшаяся девушка, которая рисует картины. Но оттого, что она выросла в его глазах, любить его больше она не стала.

Отец Чарли стал прощаться, и она уже было обрадовалась, что он забыл о росписи. Но она плохо знала Дирка. Тот приблизился к ее отцу и, напомнив ему об их последней встрече, запанибратски похлопал сэра Стаффорда по спине.

— А что вы скажете о нашем новом произведении искусства, сэр Стаффорд? — И широким жестом он указал на стену, завешенную тряпками.

— Ну да. Я же еще не видел. — Отец огляделся. Чарли была готова испариться. — У меня осталась минута, не больше, — напомнил он ей, как будто удостаивал ее высокой чести.

Чарли вздохнула: она устала сопротивляться. Не стоило препираться с ним на глазах у всех этих людей. Собрав в охапку тряпки, она стащила их с веревки и отступила назад, не решаясь даже поднять глаз на свою роспись и прекрасно сознавая, что в незавершенном виде она слишком далека от ее первоначального замысла.

Овации не грянули. Кто-то от неловкости прокашлялся или прочистил горло. Толпившиеся вокруг босса сотрудники решили, что пора потихоньку смываться. Сэр Стаффорд с ошеломленным видом пялился на стену, наклоняя голову то вправо, то влево, пытаясь разобраться, что к чему.

— А это, вероятно, небо? — наконец спросил он. — А почему оно бирюзовое?

Мельком взглянув на свою работу, Чарли пожала плечом.

— Просто такого цвета, вот и все. Он, как обычно, пренебрежительно расхохотался.

— Такое впечатление, что рисовал ребенок, — изрек он. — Не понимаю, тебе представилась великолепная возможность проявить свои способности, а ты и не подумала воспользоваться.

— Но роспись еще не закончена, — робко попыталась она возразить.

— Три года в художественном колледже, и все коту под хвост. Я с самого начала знал, что это пустая трата денег. Лучше бы послушалась моего совета и закончила курсы дизайнеров интерьера. По крайней мере у тебя была бы специальность, которую ты могла бы применить. Не знаю, что думает об этом Пит, — добавил он, обернувшись к молодому человеку.

Все замерли, глядя на холодное и непроницаемое лицо Пита.

— Я вполне удовлетворен, — только и сказал он.

Чарли обвела взглядом всех присутствующих; у нее дрожала нижняя губа, и ей едва удавалось сдерживать наворачивающиеся на глаза слезы.

— Жаль, что никому из вас она не понравилась, — с трудом выдавила она. — Естественно, я не Грэм Руст. А роспись можно при желании закрасить. — Она бросила тряпки на пол и, прошествовав прямо по ним, вошла в лифт и нажала кнопку последнего этажа.

Чарли так и не заплакала. Долгие годы унижения и боли научили ее сдерживать слезы. Слишком живы были воспоминания детства, когда она показывала отцу свои ранние художественные опыты и ни разу не нашла у него поддержки. Он всегда выискивал в них какую-нибудь незначительную диспропорцию или не правильную перспективу. Живопись в его понимании — это идеализированная фотография; он всегда так считал и никогда не утруждал себя даже тем, чтобы прислушаться к мнению других.

Заказанное такси стояло у дома; Чарли наблюдала из окна, как отец в сопровождении чванливого Дирка пересек улицу и сел в машину. Она высунулась наружу, ища глазами Пита, но как раз в этот момент за ее спиной отворилась дверь и он вошел в комнату.

В недоумении она посмотрела на него: почему он не внизу и не провожает отца. В два шага Пит подошел к ней и заключил в объятия.

— Ну что ты, Чарли, не думай, что все тебя предали, — успокаивал он ее, целуя текущие по шекам слезы. — Я знаю, он твой отец, но не стоит позволять ему тебя распекать.

— Я знала, что так и будет, — всхлипывала она. — Моя работа никому не понравилась. А я ее даже еще не закончила.

— Успокойся. — Он ласково поглаживал ей волосы. — Возможно, отцу она и не понравилась, а мне наоборот. Это как раз то, чего мне хотелось. В ней столько радости, столько жизни, что, кажется, все это вот-вот выплеснется наружу.

Она подняла на него глаза, моргая, чтобы сквозь слезы разглядеть его лицо.

— Ты серьезно? — недоверчиво спросила она.

— Конечно. Я собираюсь заменить старую мрачную мебель чем-нибудь более современным и ярким под стать этой картине. И ковер тоже. Это придаст нашей компании совсем другой облик.

— «Ден Ауден» превращается в Диснейленд, — тихо засмеялась она.

— А почему бы и нет? — Он тоже засмеялся и, подняв ее, закружил в воздухе. — Кому охота быть старомодным занудой.

— Тебе в самом деле понравилось? — взволнованно осведомилась она. Мне показалось, ты был чем-то недоволен.

Он опустил ее на пол и серьезно посмотрел ей в глаза.

— Меня разозлил твой отец, — произнес он. — Пусть даже роспись ему не понравилась, зачем было так тебя критиковать, да еще в присутствии посторонних.

— Поэтому я и не хотела, чтобы он ее увидел, — объяснила она. Особенно до тех пор, пока я ее не закончу. Ему никогда не нравилась ни одна из моих работ. Даже когда на втором курсе я за свою работу получила приз, он не нашел ничего лучшего, кроме как съехидничать: дескать, другого и не ждал от людей, которые душу продадут за груду кирпича.

— У тебя, бесспорно, есть талант, — мягко, но уверенно произнес Пит. И если твой отец его не видит, то только из-за собственной слепоты. Я жду не дождусь, когда ты закончишь роспись. Ты ведь ее закончишь?

Она приблизилась и обвила руками его шею:

— О конечно, раз это то, чего ты хочешь.

— Это то, чего я хочу. — И в подтверждение своих слов он запечатлел на ее губах долгий и нежный поцелуй.

Она прильнула к нему своим хрупким телом и тотчас сомлела в его объятиях, позабыв обо всем на свете. Его чувственный язык обследовал потаенные уголки ее рта, и она ощущала, как разгорается в нем желание и все требовательней становятся его прежде нежные, успокаивающие ласки.

Жарко разгоревшаяся кровь бурлила в ее жилах. Их губы неохотно разомкнулись. Они перевели дыхание. Руками он продолжал крепко прижимать ее к себе, слегка потирая подбородком щеку. Она думала сейчас только об одном и, приподнявшись на цыпочки, умоляюще, шепотом вымолвила ему в ухо:

— Возьми меня, Пит.

Довольно долго, казалось, он не мог решиться, и у нее сердце уже сжалось от боли. Неужели он откажет ей даже сейчас?

— Пожалуйста, — молила его она, поднимая на него затуманенные глаза.

Молча он подхватил ее на руки и понес к себе в спальню.

Сквозь муслиновые занавески сочился солнечный свет. Стены и пол были однотонно-кремовые, кровать на четырех столбиках из гладкой черной стали была покрыта толстым пледом темно-синего, красного и белого тонов — вполне во вкусе холодного и бескомпромиссного нрава хозяина. Когда он опустил Чарли на свое спальное ложе, она вновь почувствовала себя маленькой и беззащитной. Она сама напросилась к нему в постель, а теперь растерялась перед тем, что ее ожидало. Безусловно, она ему доверяла, но все же… Иногда он так непредсказуем.

Но опасаться или раздумывать было слишком поздно. Он лег рядом, и она тут же оказалась наполовину под ним; их губы слились в глубоком, страстном поцелуе. Теперь у нее не осталось сомнений, что ее просьба будет непременно исполнена. Она встретила его жадными объятиями, старательно хватая легкими воздух, лишь бы он не догадался о ее неопытности и не разочаровался в ней после всего, что она из себя перед ним строила.

Ох, как он ее целовал! Жаркие объятия, потрясающее мускулистое тело и головокружительный мужской запах — от этого можно было сойти с ума. Охваченная его страстным порывом, она даже не заметила, как он расстегнул дюжину пуговок на ее бумажной кофточке, пока не почувствовала его руку на своих обнаженных грудях.

— Опять без лифчика, — прорычал он ей в ухо, как будто она сделала это нарочно для него.

Ей открылась бездна новых ощущений, когда его длинные, ласковые пальцы обхватили ее изнывающие от желания груди и стали играть с нежными сморщенными бутончиками, приведя ее в такое неописуемое возбуждение, что она застонала, выгнувшись ему навстречу, вспоминая, как недавно трудился там его жадный рот.

Он ей улыбнулся. В его серых глазах, когда он наслаждался созерцанием ее обнаженных прелестей, вспыхивал голубой огонек.

— Они чудо, — тихо произнес он. — Маленькие и изящные, а соски точь-в-точь как спелая малина. Так и хочется съесть.

Склонив голову, он слегка укусил их своими сильными белоснежными зубами. Она взвизгнула от восторга.

— Ммм… как вкусно. Я готов съесть тебя целиком.

Слегка ее приподняв, он припал к ее телу и принялся нежно, страстно и жадно причмокивая, покусывать плечи и груди; она хохотала, откинув голову на подушку. Однако эта игра продолжалась недолго, и он опять прильнул губами к ее соскам, искушая их алчущим языком.

Ей все было ново в этих восхитительных ощущениях. Откинувшись на подушку, она взирала на него, немножко испуганная той силой, которую она пробудила в нем. Любопытно, был бы Пит более осторожен, зная, что для нее это в первый раз? Но если она скажет, не остановит ли его это? А она желала всей полноты ощущений, желала дать ему все, что можно, желала принадлежать ему целиком.

На нем до сих пор был серый деловой костюм. Напустив на себя искушенный вид, она низким, с хрипотцой голосом произнесла:

— Может, ты снимешь хотя бы галстук? Он глухо засмеялся и сел. Глаза его светились торжеством победителя. Одной рукой он развязал галстук; ей невольно вспомнилось, как он проделал это в вечер их первой встречи. Тогда ей показалось, что вслед за галстуком он может снять и все остальное. На этот раз она точно завороженная следила за тем, как, освободившись от пиджака, он принялся расстегивать пуговицы сорочки.

В колледже она не раз рисовала мужчин на уроках натуры, поэтому вид обнаженного мужского тела был ей знаком. На тех мужчин она смотрела беспристрастно. Для нее они представляли собой лишь отвлеченное сочетание линий и теней, которое с помощью карандаша она старалась перенести на бумагу. Теперь же сердце ее готово было выскочить наружу.

У него было очень красивое тело. Она знала все мускулы человека и их научные названия, однако, когда они заиграли под его золотистой кожей, во рту у нее пересохло. В нем было столько силы… Островок золотистых волос на его широкой груди переливался под солнечными лучами. Погрузив туда кончики пальцев, она ощутила тепло его тела и сильные удары сердца.

С улыбкой, свидетельствовавшей о его решительном намерении, он взялся за пояс брюк и расстегнул его. От неожиданно нахлынувшей волны смущения она закрыла глаза, чувствуя, что лицо ее заливается краской. Еще несколько движений, и вот он вновь в ее объятиях, и на нем уже ничего нет.

Теперь он стал нетерпеливо срывать с нее все, что на ней еще оставалось. Она не знала, помогать ему или нет, но не хотела показаться слишком торопливой. И вообще было страшновато. Она лежала крепко зажмурившись, а он, расстегнув молнию у нее на юбке, сдернул ее вниз, потом слегка задержался, снимая с нее босоножки и белые кружевные трусики.

Ощущение собственной наготы рядом с сильным мужским телом вызывало трепет и волнение. Она живо ощущала себя женщиной, хрупкой, покорной и совершенно беззащитной; и едва его рука по-хозяйски прошлась по ее стройному телу, как она инстинктивно откликнулась, сознавая, что пути назад нет.

Она целиком отдалась магии его прикосновений. Казалось, он хотел попробовать на вкус каждый участок ее тела; по его безмолвному приказу она перевернулась на живот и уткнулась лицом в подушку, извиваясь от восторга, когда он обхватил руками ей груди и они распластались под весом их тел, а его горячий рот нащупал чувствительную ямочку в основании шеи.

— Ммм… можно мне войти к тебе отсюда? — весело промурлыкал он. Сзади, как любят профессионалки?

От возмущения у нее перехватило дыхание, она попыталась выскользнуть из-под него, на что он только рассмеялся.

— Ты никогда не пробовала? — продолжал он дразнить ее. — Ты даже не представляешь, что потеряла. Ладно, экзотикой мы займемся позже. — И он перевернул ее опять на спину. — Для начала я хочу взять тебя так.

Ее груди вновь оказались в плену его упоительных ласк. Соски набухли и пылали, а он продолжал медленно и нежно колдовать над ними языком и зубами, распаляя ее все сильнее и заставляя извиваться в такт его ритмичным движениям.

Она знала, что это еще не все. Его рука медленно направилась вверх по ее бедрам, слегка раздвигая их; трепеща, она уступила. Сердце у нее, казалось, остановилось. Он прижал ее к себе еще крепче, и его чуткие пальцы нащупали в ее сокровенных тайнах самый отзывчивый нерв. Она судорожно глотнула воздуха: теплая, сладостная волна захлестнула ее целиком. Это превзошло все ее ожидания. Она как будто оказалась во власти волшебных чар, которым могла лишь повиноваться.

Вдруг Пит в нерешительности остановился.

— Чарли? — в его голосе звучало недоумение.

Она перепуганно распахнула глаза: неужели она сделала что-то не так?

— Чарли, в чем дело? — мягко осведомился он. — Если бы я тебя не знал, то, пожалуй, решил бы… — Он запнулся, продолжая прощупывать ее взглядом; наконец его осенила догадка. — По-моему, ты не так опытна, как хочешь казаться, не так ли?

Она опустила глаза, в которых блестели слезы.

— Да, — убито прошептала она.

— Но зачем тогда ты несла всю эту чушь;? Чарли, объясни? — Он обнял ее, как ребенка, и стал гладить по волосам. — Зачем заставила меня думать, что ты неразборчива в партнерах?

— Я… я не знаю. Возможно, потому, что я боялась. Потому, что влюбилась в тебя.

— О, Чарли… — И его горячие поцелуи принялись вновь осушать ее слезы.

— Пит, пожалуйста. — Она наконец решилась поднять на него глаза. Возьми меня. Я… я этого хочу.

Он улыбнулся, нежно поглаживая кончиками пальцев ее щеку.

— Чарли, ты девственница?

Она лишь кивнула в ответ; все, что она была не в силах сказать словами, выражали глаза. Пауза затянулась, и в ней зашевелился страх, что он откажется и эти чудные мгновения закончатся ничем.

Наконец он криво усмехнулся, как будто признал свое поражение. И нежно раздвинул ей бедра.

— Надеюсь, ты понимаешь, что теперь должна выйти за меня замуж? пробормотал он каким-то непонятным, возможно, даже насмешливым тоном.

Она в изумлении заморгала, стараясь поймать его взгляд.

— Но… почему? — едва слышно прошептала она.

Лицо его осветилось странной улыбкой, значение которой она не могла постичь.

— Уж не думаешь ли ты, что я когда-нибудь позволю тебе уйти? — спросил он, приподнявшись над ней. — Отныне ты принадлежишь мне, и я хочу получить на тебя исключительные права — за всеми подписями и печатями. Я возненавидел всех мужчин, которые, как я думал, были с тобой в постели, а теперь, когда знаю, что таковых не было, хочу застраховать себя от них в будущем.

От смятения в голове у нее была полная неразбериха. Она не знала, можно ли всерьез отнестись к его словам. Но разве может она ему отказать, когда так отчаянно его любит? Какие бы ни были у него причины, выйти за него замуж для нее было пределом мечтаний.

Уставившись в его бездонные серые глаза, пронзающие ее магнетическим взглядом, она, собрав в себе все силы, прошептала:

— Да. О да, Пит, я выйду за тебя замуж, если ты действительно этого хочешь.

Удовлетворенный, он кивнул и одним плавным и сильным движением прижался к ней.

И она приняла его в себя. Боли она не почувствовала, хотя из груди ее вырвался прерывистый вздох. Пит дал ей время немного опомниться, после чего начал медленные и глубокие движения, уносившие ее в сладостный до боли мир.

— Нравится? — подтрунивая над ней, спросил он.

— О да…

— Это еще не все. — Его хрипловатый и чувственный голос звучал многообещающе. — Больше ты не будешь бунтовать, юная леди. Отныне, если вздумаешь мне перечить, я знаю, как тебя усмирить.

— И как же? — лукаво осведомилась она.

— А вот так.

Их словно подхватила штормовая волна, опасная и неукротимая. Подчиняясь ритму его движений, она с радостью предоставляла свое тело его силе и воле.

Что-то глубинное, животное пробудилось и все росло в ней, отвечая его страсти, и она стонала от счастья. Они жадно глотали воздух, их тела покрылись испариной. Изгибаясь, она льнула к нему, скользя ногтями по его спине.

Он, казалось, забыл о ее невинности, но это уже не имело значения. В ее сердце распускался цветок любви, будто сотворенный руками мастера из чистейшего и твердейшего алмаза. Наконец волна экстаза взорвалась и жарким потоком разлилась по их телам. С последним криком Чарли растворилась в его объятиях. Возродились к жизни они в спокойном солнечном мире, где белые муслиновые занавески развевал летний ветерок.

Глава 9

На пальце Чарли сверкал огромный бриллиант. Она подвигала рукой, ловя солнечные лучи, и драгоценный камень заиграл восхитительным блеском. Рядом с ней за рулем роскошного «мерседеса», слегка посмеиваясь, сидел Пит.

— Нравится?

— Он великолепен. — Она озарила его счастливой улыбкой. — Просто не верится, что это произошло на самом деле.

— Это произошло, — с улыбкой заверил он ее. — Пожалуй, моя мама будет удивлена еще больше, чем твой отец.

— О, отец уже предвкушал это с великим удовольствием. Он всегда прочил мне в мужья кого-нибудь вроде тебя, — с ехидцей заметила она. — По крайней мере мне впервые в жизни удастся ему угодить.

Они ехали по прямой и пустынной дороге. Оторвав руку от руля, Пит стиснул ее кисть.

— Надеюсь, это послужит лучшему взаимопониманию между вами, — сказал он. — Жаль, когда в отношениях между отцом и дочерью такая пропасть.

— Да. — На ее лице отразилось мрачное предчувствие. — Хочется верить, что твоя мама также одобрит твой выбор, — как-то натянуто добавила она. Она, наверное, решит, что тебя ловко обставили.

— Это исключено: она слишком хорошо меня знает. — В его серых глазах плясали веселые искорки. — Возможно, ей потребуется какое-то время, чтобы привыкнуть, но я уверен, ты непременно придешься ей по душе.

— Надеюсь. — Чарли повернулась и стала смотреть на пробегающий мимо окон пейзаж. По обеим сторонам дороги до самого горизонта простирались равнинные поля; время от времени попадались дома с островерхой крышей и редкие деревья; тут и там виднелись белые подъемные мосты, перекинутые через канавы с водой, которые делили поля на ровные прямоугольники.

Они ехали в гости к матери Пита. После смерти отца Пита она переехала жить в деревню в окрестностях Амстердама, где прошло ее детство. Пит сообщил ей по телефону о своем намерении жениться, и она пригласила будущих молодоженов на воскресный обед.

Судя по всему, эта новость немало ее удивила, с грустью отметила про себя Чарли. Она ни сном ни духом не ведала о юной англичанке, и вдруг сын на ней женится! Что она может подумать? Одобрит ли выбор Пита?

На Чарли было то же шелковое темно-синее с белым узором платье, которое она купила для встречи с отцом. Пришлось немало потрудиться над непокорными вьющимися волосами: она до блеска разгладила их щеткой, после чего зачесала назад и повязала темно-синим, в тон платью, шарфиком. Во всяком случае, этот цвет был ей к лицу: он подчеркивал ее голубые глаза.

Неужели она и впрямь выходит замуж за Пита? Просто не верится! Может, потому, что прошло еще так мало времени — он сделал ей предложение всего три дня назад? И она еще не успела это как следует переварить?

Но что толкнуло его сделать столь решительный шаг? Хоть этот вопрос и возникал у нее, но не слишком ей докучал. Уж наверняка он делает это не из чувства долга после того, как лишил ее девственности. Если, конечно, он не настолько старомоден. Но в то же время… он так и не признался ей в любви. И все же предстоящее замужество переполняло ее сердце радостью, и ей было не до того, чтоб задумываться над столь пустяковым упущением с его стороны. Хотя, возможно, задуматься все-таки следовало бы, а?

Украдкой она кинула на него взгляд из-под ресниц. Казалось, он целиком сосредоточился на дороге, как будто ее здесь и нет. Точно так же прошли и последние три дня — рассчитывать, что после помолвки он забудет о своих деловых обязанностях, означало заведомо обречь себя на жестокое разочарование.

Но зато минуты, проведенные с ним вместе, были сущим блаженством. Они занимались любовью с такой алчностью, будто впервые отведали ее вкус, впрочем, для нее это так и было. Что же касается его… тут сомневаться не приходится: он применил весь свой опыт, все свое искусство… Сколько же женщин у него было в жизни? Если не считать ту, рыжеволосую… Жанину?

Вспомнив красавицу француженку, она слегка нахмурилась. Что-то тут все-таки не так. Хоть Чарли была вовсе не дурнушка, но, по правде говоря, ей было далеко до этой эффектной и элегантной особы, которая гораздо больше подходила Питу.

Но почему же он все-таки предпочел ее рыжеволосой красавице? И, казалось, не слишком расстроился, когда француженка с ним внезапно порвала? Что он тогда сказал? Дескать, у них совсем не те отношения, какие Чарли себе вообразила. Что он имел в виду?

Ее продолжали глодать сомнения, когда машина свернула с шоссе на узкий проселок. Он тянулся вдоль канала; впереди показались красные крутые крыши домов; это было небольшое селение, утопавшее в тени деревьев.

Но, не доезжая до него. Пит свернул с дороги и, преодолев мост, поехал вдоль противоположного берега. Вскоре они подкатили к невысокому каменному забору, за которым возвышался красивый особняк из светло-красного кирпича, построенный в типично голландском стиле: крутая островерхая крыша, ступенчатый фронтон. За железными воротами открывался ухоженный цветущий сад.

— Вот мы и прибыли. — Пит припарковался на аккуратной, усыпанной гравием стоянке, выбрался из машины и, обойдя вокруг, с присущей ему благовоспитанностью открыл даме дверцу. Чарли вышла и с любопытством посмотрела на дом.

Вблизи он оказался гораздо старше, чем ей показалось вначале. При нем было несколько пристроек, сооруженных в разное время, но выполненных в едином стиле. Эти пристройки придавали крыше причудливые изгибы. Окна двух нижних этажей были весьма необычного вида: вверху свинцовая решетка, внизу деревянные лакированные ставни, распахнутые навстречу летнему солнцу. Входная дверь, довольно внушительного вида, была из старого полированного дуба.

Едва они поднялись по трем каменным ступенькам на крыльцо, как дверь резко распахнулась и на пороге показалась полная дама средних лет с пушистыми светло-каштановыми волосами. Она встретила их лучезарной улыбкой и затараторила на голландском языке, так что Чарли, не слишком хорошо им владевшая, ничего не могла разобрать.

Пит поблагодарил ее по-английски:

— Спасибо, Ханни. У меня все отлично. А это Чарли. Чарли — моя тетя Ханни. Она живет с мамой и помогает ей.

— О-о… — В какой-то момент Чарли уже решила, что это мать Пита, но тут же сообразила, что этого не может быть: дама слишком молода.

— Goedemorgen, — вежливо поздоровалась Чарли.

Ханни в свою очередь одарила девушку удивленным взглядом. Чарли догадалась: тетушка Пита то же самое подумала и о ней. Дама тепло ей улыбнулась.

— Очень рада вас видеть. Пожалуйста, заходите. Госпожа ден Ауден в саду. Проходите, а я принесу кофе, ja?

— Спасибо, Ханни.

Изнутри дом был со вкусом обставлен старинной голландской мебелью, несколько громоздкой и тяжеловатой, но прекрасно гармонирующей с деревянными панелями просторной квадратной комнаты. Над камином висел подлинный Вермеер — Чарли сразу узнала его.

Через распахнутую стеклянную дверь открывался вид на внутренний сад. Покрытая каменными плитами терраса завершалась ступеньками, ведущими к ухоженной лужайке, окаймленной очаровательными цветущими клумбами. Под тенистой липой стояло несколько шезлонгов, в одном из которых сидела и читала дама.

Пожилая женщина, но довольно моложавая. Одета она была скорее из соображений комфорта, нежели в угоду моде, однако достаточно элегантно. Услышав их голоса, она оторвалась от чтения и подняла на них глаза. Чарли готова была поспорить, что в ее взгляде промелькнуло недовольство.

Однако сына дама встретила тепло.

— О, милый, наконец-то. — Она протянула к нему руки, и он, взяв их, наклонился и поцеловал мать в щеку.

— Мама, я хочу представить тебе мою невесту, — сказал он, подтолкнув Чарли немного вперед.

— О да.

Чарли почувствовала себя объектом критического изучения и не могла отделаться от неприятного ощущения, что в этом доме ей не слишком рады.

— Доброе утро, дорогая, — несколько скованно произнесла дама. — Рада с вами познакомиться.

— Здравствуйте, — робко улыбнувшись, ответила Чарли.

— Пожалуйста, садитесь.

Пробормотав слова благодарности, Чарли села в шезлонг, прямая как палка, судорожно сцепив руки на коленях. Встреча была столь натянутой и официальной, что обе женщины почувствовали облегчение, когда Ханни принесла кофе.

— О, Ханни, прекрасно. Питер, принеси тот маленький столик, чтобы поставить поднос.

За суетой приготовлений обстановка стала более непринужденной. Ханни протянула Чарли чашечку кофе и кусок сладкого темного фрисландского торта к счастью, теперь ей хоть было чем занять руки. Когда все расселись по местам, госпожа ден Ауден, как хозяйка дома, вновь обратившись к невесте сына, начала разговор.

— Сын мне говорил, что вы художник, — вежливо произнесла она.

— Да, — ответила Чарли с некоторой опаской: вряд ли ее будущей свекрови эта профессия внушает доверие.

— Я мечтаю взглянуть на вашу роспись, когда она будет закончена. По описанию Питера мне трудно ее представить. К тому же я практически не знаю современного искусства.

— О, там нет никакой абстракции, — поспешила разуверить ее Чарли. Просто… просто я предпочитаю яркие краски.

— Понятно.

Наступила неловкая пауза. Чарли отхлебнула кофе и откусила кусочек торта. Только бы ей сегодня окончательно не потерять способность к светской беседе, вести которую обычно для нее не представляло труда.

— Я… Очень вкусный торт, — начала было она. — Вы сами пекли?

— Нет, дорогая. Я купила его в маленькой кондитерской у нас в деревне, — пояснила Ханни с добродушной улыбкой. — Их выпекают прямо на месте. Я покупаю там не первый год. У них всегда вкусная выпечка.

— Да, очень. — Чарли благодарно улыбнулась ей.

Опять воцарилась тишина. Наконец мать Пита предложила:

— Не желаете ли осмотреть наш сад, дорогая? Пит вас проводит.

— Спасибо, с удовольствием. — Чарли действительно с радостью ухватилась за предложение, лишь бы как-то скоротать время.

— Обед будет через полчаса. Счастливей вам прогулки.

По ее улыбке Чарли поняла, что старшая дама тоже чувствовала себя не в своей тарелке.

Сад был великолепен. Широкие, поросшие травой дорожки вились между клумбами с цветами, спускались к берегам канала, над которым тихо шелестел сухой камыш. Яркие пестрые бабочки порхали над сиреневыми лепестками хризантем. На плакучей иве, свесившей свои ветви в тихо текущие воды канала, распевала песню зеленушка.

— Как здесь прекрасно! — от души воскликнула Чарли.

В ответ Пит улыбнулся.

— Рад, что тебе нравится. Я частенько приезжаю сюда на уик-энд отдохнуть от городской суеты.

— О… — Не иначе как теперь он рассчитывает появляться здесь вместе с ней. — Твоя мама… кажется, она от меня не в восторге, — пробормотала Чарли, безотчетно провожая глазами маленькую стаю куропаток, скользящих по водной глади меж камышей.

— Я же говорил, что ей потребуется время, чтобы к тебе привыкнуть, спокойно напомнил он. — В конце концов, ей почти семьдесят, и последние годы ей не приходилось знакомиться с новыми людьми.

Все же его мать, скорее всего, разочарована, с горечью подумала Чарли. Она ожидала увидеть радом с сыном женщину постарше и более ему подходящую…

Взяв ее за подбородок, Пит приподнял ее лицо.

— Потерпи, — серьезно сказал он. — Уверен, она тебя полюбит, когда лучше узнает.

Ее дрожащие губы растянулись в улыбке. Стоит ему так на нее посмотреть, как меркнут все проблемы.

— Ну, конечно, потерплю, — шепнула она. — Я хочу ей понравиться.

— Вот и хорошо. — Едва его рот скользнул по ее губам, как они растворились, слившись с ним в глубоком нежном поцелуе. Он притянул ее к себе, и они надолго позабыли обо всем на свете.

Наконец Пит поднял голову и взглянул на часы.

— Кажется, пора возвращаться в дом, — сказал он. — Обед будет с минуты на минуту.

Чарли сделала медленный глубокий вдох, стараясь унять биение сердца. И как только ему удается сохранять хладнокровный вид, когда даже обычный поцелуй приводит ее чувства в полный разброд, с завистью думала Чарли.

Пит взял ее за руку, и они пошли к дому. Пройдя через террасу в гостиную, где было сравнительно прохладно и шаги их не были слышны из-за толстого ковра, они услышали голос матери Пита.

Она говорила по-голландски, и хоть Чарли толком не разобрала, о чем речь, зато отчетливо услышала имя Жанины. Похолодев, она тайком бросила взгляд на Пита.

Он слегка нахмурился и громко прокашлялся, чтобы предупредить о своем присутствии. Его мать тотчас отозвалась:

— О, Питер, это вы? Обед готов. Госпожа ден Ауден вышла из столовой. Вид у нее был слегка виноватый. Безусловно, она догадалась, что ее разговор слышали. Но что из него поняла Чарли?

— Вам понравился сад, дорогая? — с подчеркнутым радушием осведомилась она.

— Да, очень, — пробормотала Чарли, которой больше всего хотелось испариться. Можно было не сомневаться, что госпожа ден Ауден предпочла бы увидеть на ее месте Жанину, считая ту куда более подходящей парой для своего сына. Чарли и сама была бы не прочь узнать, почему все-таки он не женился на француженке.

В той же атмосфере неловкости прошел остаток дня. Разговор за столом не клеился, и все облегченно вздохнули, когда при первом же удобном случае Пит объявил, что им пора ехать.

Визит к матери Пита оставил неприятный осадок, и по дороге в Амстердам им еще долго не удавалось от него избавиться. Чарли не терпелось спросить Пита о Жанине, но она не могла собраться с духом, а потому сидела тихо, погрузившись в свои страхи и сомнения. Интересно, о чем он думает, так ловко ведя машину?

Почему он сделал ей предложение? Трудно представить себе более непохожих друг на друга людей, чем они, да и нельзя так просто вычеркнуть тринадцать лет разницы. Любопытно, были ли у него с Жаниной размолвки до того, как они окончательно разбежались? Может, его некоторым образом «отшили»? Возможно, Жанину не устраивало, что он уделяет ей мало внимания и времени; если он всегда работал так, как в последние недели, то у них вполне могли возникать стычки.

Или он счел, что молоденькую девушку, которая от него без ума, будет легче укоротить в требованиях? Особенно если хватает одного поцелуя, одного прикосновения, чтобы привести ее в состояние совершенной беззащитности. Она сочтет за счастье согреть ему постель и будет этим вполне довольна.

Неужели он все себе так представляет? Ее сердце сдавила щемящая грусть. Не желает она мириться с отведенным ей закутком его жизни. Она хочет разделить с ним ее всю, разобраться во всех его деловых проблемах и помочь, где сможет. А ведь Чарли всегда воротило от разговоров о бизнесе и финансах. Вот что значит любовь.

Однако стоит ей сунуть свой нос, куда ее не просят, как она рискует потерять все, что имеет. Если она будет ему мешать, вполне возможно, он решит от нее отделаться. Следует проявлять осторожность и прежде всего постараться убедить его уделять ей больше времени. В конце концов, ему самому порой требуется отдых. Для начала она могла бы ему в этом помочь.

Мало-помалу она принялась приводить свой план в исполнение. В Музее Ван Юга проходила выставка картин из фонда одного из музеев Парижа, и Пит охотно согласился ее посетить, но вскоре оказалось, что выкроить для этого время ему не так-то просто.

— В четверг днем. Обещаю, — поклялся он, однако в последний момент выяснилось, что у него горит важный контракт с итальянским правительством. — В пятницу в девять утра у меня важная встреча, но к одиннадцати я непременно освобожусь, и все остальное время мы проведем вместе.

Но встреча затянулась, за ней последовали срочные переговоры с банком, после чего ему пришлось ожидать жизненно важного звонка из Японии. Чарли не могла скрыть своего разочарования.

— Мне ужасно жаль, Чарли, — вздохнув, он обнял ее за талию и притянул к себе. — Но это важно.

Она надула губки: пусть видит, как она расстроена.

— А я для тебя не важна? — возразила она.

— Конечно, важна. — И он чмокнул ее в кончик носа. — Мы пойдем сразу, как я освобожусь. Музей работает до пяти часов.

— Но уже почти половина четвертого. Я хочу все посмотреть обстоятельно, а не нестись галопом по залам, — не унималась она.

— Мы обязательно пойдем при первой же возможности.

Его твердый тон внушал уверенность, и она нехотя сдалась. В субботу днем они наконец попали на выставку, и она не обманулась в своих ожиданиях. Гениальные творения художника привели Чарли в состояние совершенного экстаза. Готическая церковь в Овере, приобретшая под его кистью удивительные, причудливые очертания; трагическое мироощущение, вылившееся на холст при изображении крытых соломой лачуг в Кордевилле; смятение и отчаяние, которыми веяло от последнего автопортрета.

Крепко вцепившись в руку Пита, Чарли пожирала взглядом полотна истинного гения, создавшего столь невероятное творческое богатство. После музея они отправились в дом на Принсенграхт, где в последние годы войны еврейская девочка Анна Франк, скрываясь вместе с семьей, писала свой дневник. Не выпуская руки Пита, со слезами на глазах Чарли долго разглядывала фотографии кинозвезд, так трогательно приклеенные к стене, поражаясь невероятной жестокости убийц пятнадцатилетней девочки.

— Она была даже моложе меня, — прошептала Чарли, когда они собрались уходить.

Пит ласково обнял ее за плечи, прислонившись щекой к ее волосам, и она без лишних слов поняла, что он разделяет ее чувства.

После мемориального дома-музея они на прогулочном катере отправились на экскурсию по каналам Амстердама. Над городом уже сгущались сумерки, когда они медленно проплывали под ярко освещенными мостами, которые отражались в водной ряби. Пит показывал ей наиболее интересные виды панораму семи мостов, которые один за другим удалялись в перспективу, или как из-за угла возникал грациозный деревянный мост Магере Брух, перекинутый через широкую реку Амстел.

Настроение у нее значительно поднялось. Чтобы развеселить ее, Пит решил прогуляться с ней по шумным, переливающимся яркими огнями улицам, где била ключом жизнь ночного города. Раньше она здесь ходила только днем и ни разу вечером. Она хихикала при виде толп туристов, разевающих рот на откровенную рекламу ночных клубов или пытающихся тайком поглазеть на девочек в окнах, представительниц древнейшей профессии.

— Здесь это происходит так явно, — смущенно заметила Чарли, — не то что в Англии, где все шито-крыто.

Пит пожал плечами, кинув на нее насмешливый взгляд.

— Обычный бизнес, — ответил он.

— Хм! На днях я здесь встретила Дирка ван Лейдена, — неожиданно вспомнив, сказала она.

— Дирка? — удивился он. — Что он тут делал?

— Просто прогуливался. — Она вовсе не собиралась намекнуть, что Дирка сюда привела более подозрительная причина, чем ее. — Я делала здесь зарисовки для росписи, — пояснила она. — Мы вместе возвращались.

— А-а. — Разговор их оборвался, так как они стали осторожно пробираться сквозь толпу по мощенной булыжником мостовой, где мимо довольно быстро проносились машины, при том, что улица была узкой, а на пути то и дело встречались опасные, неогороженные входы в полуподвал.

Наконец, дойдя до тихой внутренней гавани, Чарли остановилась, любуясь суетой на водном пути; прохладный бриз шевелил ей волосы. Интересно, какой здесь был вид, когда не существовало этих искусственных островов, до того, как плотина, протяженностью в девятнадцать миль, не защитила собой местность от превратностей сурового Северного моря?

— Раньше отсюда уходили в плавание корабли? — вслух размышляла она. Трудно представить, что когда-то они отправлялись в путь и возвращались не раньше чем через год. А сегодня мы за полдня можем облететь полземли.

Пит рассмеялся.

— О да, определенно мир стал более досягаем. И это к лучшему. Мне не приходится тратить целый год, чтобы попасть на одно из моих предприятий в Джакарте.

— Нет! — при мысли о том, что она может так долго его не видеть, Чарли вздрогнула и крепко прижалась к нему.

— Ах, моя малышка Чарли, — улыбнулся ей Пит, — ты сердишься, что я слишком занят делами и не могу с тобой даже погулять по парку. А что бы ты делала, если бы пришлось стоять здесь и, провожая меня, махать вслед кораблю, как прежде делали девушки на Башне Слез?

— Я бы тебя не отпустила, — отчаянно заявила она. — Но не только потому, что я хочу гулять с тобой по парку. Я волнуюсь за тебя. — Она серьезно на него поглядела. — Ты слишком много работаешь. Ты же создал свои компании, так пусть они работают сами по себе, а ты хоть немного поживи в свое удовольствие.

— Ах, если б все было так просто! — Он покачал головой. — В бизнесе не бывает ни минуты покоя. Стоит остановиться, как тебя тут же вытеснят другие. Постоянно нужны новые идеи и изобретения, иначе конкуренции не выдержать.

— Такое впечатление, что бизнес — это монстр, который пожирает твою жизнь, — с возмущением проговорила она.

— Да. — Он криво усмехнулся. — В некотором смысле это так. Я работаю, целый год только затем, чтобы обеспечить себе работу на следующие два года. И кажется, мне от этого никогда не избавиться.

— Если захочешь — избавишься. Компанию можно продать.

Выпалив эти слова, Чарли затаила дыхание. Мысль пришла ей в голову неожиданно, и она, как обычно, ляпнула, не подумав. Она сразу же поняла, что разозлила его: он весь напрягся и резко выпустил ее из рук.

— Об этом не может быть и речи, — отрезал он и зашагал вокруг защитной полосы к улице Дамрак. — Бездельничать не имею ни малейшего желания.

Чарли кинулась за ним.

— Я вовсе не имела в виду совсем ничего не делать, — стала она уверять, стараясь избежать ссоры. — В жизни есть столько возможностей проявить себя вместо того, чтобы надрываться до полусмерти.

Неожиданно он остановился и посмотрел на нее тяжелым и холодным взглядом.

— Не смей даже говорить на эту тему, — процедил он. — Компания была смыслом жизни отца и брата, а теперь она моя.

— Она украла у них жизнь, — вскрикнула она, неожиданно осознав, что тема их разговора гораздо серьезнее, чем она могла себе представить. Унесет и твою, если так будет продолжаться.

— Упорный труд еще никого не убивал, — резко заявил он.

— Убивают переутомление и стрессы, которым ты себя подвергаешь. Зачем? Зачем ты это делаешь? Неужели тебе мало того, что случилось с твоим братом? Ты просто упрям!

— Я больше не желаю обсуждать этот вопрос. — Он повернулся и пошел дальше.

— Но почему? — Она была в отчаянии. — Я же твоя невеста.

— Вот именно. И когда я делал тебе предложение, ты знала, сколько мне приходится работать, чтобы иметь возможность покупать такие вещички, как этот бриллиант на твоем пальце. Так что теперь, будь любезна, не жалуйся.

— Я не жалуюсь…

Но он ее уже не слушал. Он пошел вперед, а ей оставалось только плестись за ним следом. Вот так все начинается, с горечью подумала она. Ясней ясного он дал ей понять, что вход в эту область его жизни ей запрещен. Раз она хочет быть с ним рядом, придется довольствоваться теми крохами, которыми он возжелает с ней поделиться.

Но она так сильно хотела быть с ним рядом, что приняла бы любые условия. Она всегда будет там, где он захочет, заполняя собой маленькие паузы между, несомненно, более важными событиями его жизни. Она будет забавлять его и согревать ему постель, никогда не требуя большего, чем он захочет ей дать. Несмотря даже на то, что до сих пор не услышала от него признания в любви.

Глава 10

— Неужели ты действительно счастлива, Чарли?

Чарли рассмеялась, и ее золотистые кудри запрыгали на плечах.

— Еще бы, Дункан. Жизнь так прекрасна и удивительна. Ты еще спрашиваешь.

— Ну… просто не могу поверить, что ты выходишь замуж, да еще за такого, как он. Я хочу сказать… видишь ли, он чересчур…

Чарли в шутку ткнула своего старого друга в грудь.

— Больше ни слова! — предупредила его она, стараясь за веселым взглядом скрыть свои сомнения. — К тому же Пит совсем не такой, каким кажется. Он такой сердечный, такой благородный, с ним не соскучишься и… я даже не могу объяснить.

Дункан криво усмехнулся.

— Ну хорошо. Я все отлично понял. Он супермен и Господь Бог в одном лице. Я только хочу, чтобы ты, дорогая, была счастлива. И если что, не забывала старых друзей.

— Спасибо, Дунк. — Она подняла глаза, услышав, как колокол на башне Мюнт пробил очередные полчаса. — Знаешь, мне пора. Хочу сегодня сама испечь торт.

— Испечь торт? Ты? — От удивления он вытаращил на нее глаза. — Тебе не кажется, что такой интерес к домашнему хозяйству уже небольшой перебор? Куда девалась наша прежняя Чарли, которая не умела сварить и яйца?

— Я умею варить яйца, — смеясь, возразила она. — И я прежняя Чарли. Просто… я выхожу замуж. Уж не думал ли ты, что это меня совсем не изменит?

— Гм… — Он явно сомневался. — Просто! мне бы не хотелось, чтобы твой Пит постарался загнать круглый стержень в квадратную дыру.

— Дыра круглая, — поправила она, наклонившись, чтобы чмокнуть его в щеку. — Да он меня и не загоняет, честное слово. Пока, Дункан. Увидимся.

Чарли толкнула велосипед и, проехав немного, остановилась на минуту на углу, пропуская желтый грохочущий трамвай. Стоял замечательный солнечный день, в плещущейся воде канала отражалось чистое голубое небо. Неужели в такой день еще можно в чем-то сомневаться или о чем-то беспокоиться?

Да и вообще, какие могут быть сомнения? Она влюблена и собирается замуж — в подтверждение этого у нее на пальце сверкает бриллиант, подаренный Питом. А то, что он уже женат на своей работе, не столь это и важно. Многим женщинам приходится куда хуже.

Просочившись сквозь толчею уличного движения, Чарли подъехала к величественному зданию «Ден Ауден». Ее все еще пугала его монументальность, несмотря на то что внутри красовалась ее яркая роспись, существенно изменившая вид приемной. Чарли увидела ее в окно, когда слегка нагнулась, чтобы закатить велосипед вверх по рельсам пандуса.

Работу она закончила два дня назад и очень ею гордилась. Правда, до сих пор ей не давал покоя вопрос, почему Пит решил внести такой диссонанс в строгий и элегантный внутренний облик здания, но это уже не ее дело…

— О, мисс Хеллер, доброе утро. Давайте мне покупки, я вам помогу.

Она резко обернулась, узнав елейный голос алмазного купца Дирка ван Лейдена. Ей никогда не удавалось держаться с ним на уровне, и на этот раз она инстинктивно отпрянула, с трудом выдавив из себя улыбку.

— О… нет, спасибо. Я справлюсь сама, — раздраженно кинула она. Спасибо. — Она вытащила сумки из корзинки велосипеда, стараясь сделать вид, что они ничего не весят.

— Ах, ну конечно! Эмансипированная и самостоятельная современная девушка, — усмехнулся он, расплывшись в улыбке, этакий добрый дядюшка. — Я видел вас за углом с вашим другом, — добавил он немного слащаво, — и хотел было предложить свои услуги, но… мне показалось, что вы были целиком увлечены разговором.

Чарли посмотрела на него брезгливо и недоверчиво. Он говорил о ее невинном разговоре с Дунканом так, будто это следует держать в страшной тайне. И она не могла просто не обращать внимания на похотливый блеск его поросячьих глаз всякий раз, когда он на нее смотрел. Она прекрасно понимала, что у него на уме. Может, стоит поговорить об этом с Питом… Но у него и без того забот невпроворот. Хоть он с ней и не делился, она знала, что возникли сложности с гарантиями экспорта по большому контракту с Таиландом.

Чарли зашла в коридор и нажала кнопку; двери открылись, и она села в лифт и насторожилась. Легкий запах духов… Дорогих, французских… но не тех, которыми она пользовалась. Мгновенная ассоциация — рыжие волосы, элегантность, шик… Жанина! Сердце Чарли заколотилось.

Нет, не стоит торопиться с выводами. Жанина не единственная девушка, у которой есть такие духи. Пусть даже она и была здесь, но наверняка по какому-нибудь невинному поводу, и Чарли узнает об этом от Пита. Надо ему доверять, а не давать волю воображению.

В квартире никого не было, но там стоял запах тех же духов, в том числе и в спальне. Напрашивался вполне определенный вывод, но Чарли выкинула его из головы. Вместо этого она пошла на кухню разбирать покупки. И, открыв книгу кулинарных рецептов, которую недавно купила, принялась тщательно отмерять продукты для торта.

Не успела она разбить все яйца, как дверь отворилась и вошел Пит.

— О, — смехом выразила она свое разочарование, — никак не думала, что ты придешь так рано. Я готовила тебе сюрприз.

— И какой же? — Он вошел в кухню и, приблизившись, обхватил ее сзади за талию.

— Я пеку торт.

— О! И все это для одного торта? — Он обвел взглядом поверхность рабочего стола, усеянного мукой, смородиной, а также заваленного вилками и ложками, которые были в работе.

— Ну, я еще не очень это умею, — объяснила она. — Первая попытка.

— И мне придется это съесть? — Подтрунивая над ней, он изобразил гримасу ужаса.

— Обязательно. Я хочу стать идеальной женой, а для этого мне нужно слегка попрактиковаться.

Он засмеялся низким приглушенным смехом. Она ощущала его дыхание над самым своим ухом.

— У меня есть идея получше, — промурлыкал он. — Мы пошлем за тортом, а тем временем ты проявишь свои наилучшие супружеские способности. — Его руки скользнули под ее свободную футболку и обхватили маленькие твердые груди. В этом деле у тебя большой талант.

— Пит! — воскликнула она дрожащим голосом, когда его руки заходили по нежным бутончикам ее грудей. Он умел так быстро ее возбудить. Однако запах духов все не шел у нее из ума, и она усиленно сопротивлялась.

— Я готовлю торт, — запротестовала она, словно кокетничая.

Он склонил голову и прильнул языком к чувствительной ямочке возле уха.

— Пошли в постель, — уговаривал он, продолжая искусно распалять ее до состояния полной беспомощности.

Откинув голову ему на плечо, она почувствовала, что млеет в его объятиях. Но ей не терпелось прежде узнать правду.

— Ты уже приходил сегодня домой? — осторожно закинула она удочку.

— Домой? — В его ответе прозвучала какая-то уклончивая нотка. — Зачем мне было сюда приходить?

— О… я просто спросила. — Она осторожно глянула на него из-под ресниц. — Ты был здесь?

На лице у него не дрогнул ни один мускул.

— Все утро я провел на скучнейшей деловой встрече, — ответил он ничего не выражающим тоном, переходя на хриплое рычание. — И все время думал только о том, что буду с тобой делать, едва мне удастся оттуда улизнуть, добавил он, в подтверждение продолжая теребить ее соски. Он прекрасно знал, как чувствительна она была к этой ласке.

Но ее не оставляли подозрения. Если они с Жаниной встречались просто так, то почему бы ему в этом не признаться? А он намеренно уводит ее от разговора. Чарли встряхнула головой, стараясь побороть в себе предательское возбуждение.

— Нет, Пит, — тихо произнесла она. — Я хочу испечь торт.

Его серые глаза вдруг загорелись гневом.

— Оставь свои дурацкие отговорки, — резко бросил он. — Ты ведешь себя как глупый ребенок, обиженный тем, что ему не уделяют достаточно внимания. Пора бы думать не только о себе. Не могу же я плясать перед тобой весь день напролет!

— Я не…

— К черту твой торт! — зарычал он и, прежде чем она сообразила, что он собирается сделать, поднял ее и, перекинув через плечо, понес в спальню.

— Пит, опусти меня! — Она задыхалась от ярости.

Он опустил, но только на постель, придавив сверху весом своего тела.

— Вот единственный супружеский талант, который меня интересует, насмешливо произнес он, схватив ее руки за кисти и подняв их над ее головой. — А торт приготовить может кто угодно.

Он задрал ей юбку и, не удосужившись даже спустить до конца ее кружевные трусики, овладел ею с такой нестерпимой жаждой, будто всю прошлую ночь они не занимались любовью. Часть ее существа безумно ликовала от этого доказательства его безудержной страсти, другая же восставала против потребительского отношения, будто единственное ее назначение — доставлять ему удовольствие, независимо от того, нравится ей это или нет.

Однако гнев только подогрел в ней желание; с дикими воплями они слились простейшим, природой завещанным способом.

Но вот Пит уже поднялся на ноги и с веселым огоньком в глазах улыбнулся растрепанной, распростертой на кровати девушке.

— Только не делай вид, что тебе этого не хотелось. Ты, как обычно, горела желанием. Она была готова испепелить его взглядом.

— И я тебе только для этого и нужна? — бросила она. — С таким же успехом мог бы сходить в бордель.

— Давай без глупостей, — резко оборвал он ее. — У меня нет времени для глупых сцен. Мне предстоит важная встреча.

— Что ж, не лучше ль тебе тогда спуститься вниз, — в голосе ее звучали горькие нотки, — и дать мне доделать торт?

Он сухо усмехнулся:

— Как угодно, — и ушел, по дороге поправляя галстук, который даже не удосужился развязать.

Когда за ним закрылась входная дверь, она, проклиная себя и его, схватила подушку и со злостью швырнула в другой конец комнаты. Он относится к ней… как к уличной девке, а вовсе не как к женщине, на которой собирается жениться. И при этом уходит от ответа на щекотливый вопрос, касающийся Жанины.

Гнев и ревность раздирали ее. Что, черт побери, происходит? Почему он до сих пор встречается с этой женщиной? Он говорил, что уже давно собирался порвать их отношения. Но если так, почему тогда Жанина была так разгневана, застав в его квартире другую женщину? Уж не намерен ли он обзавестись полным джентльменским набором — женой и любовницей? Тогда зачем вообще ему связывать себя браком?

Не имея другой возможности дать выход эмоциям, Чарли принялась изо всех сил взбивать тесто. Когда она перекладывала его в форму, в дверь постучали. Теряясь в догадках, кто бы это мог быть, она пошла открывать. На пороге стоял Дирк ван Лейден, его круглое улыбающееся лицо выражало извинение.

— Простите, что беспокою вас. Не позволите ли на минутку войти? Мне нужны кое-какие бумаги, а я не хочу отвлекать Пита, у него ответственная встреча.

— О да, конечно. — Открыв пошире дверь, она отступила назад, давая ему пройти. Войдя в комнату, он огляделся.

— Вы сегодня не рисуете? Разочарованные интонации вызвали у Чарли невольную улыбку.

— Нет, сегодня нет, — ответила она. — Честно говоря, я пеку торт.

— Торт? — У него загорелись глаза. — О, как я люблю домашний торт! Она засмеялась.

— Но он еще не готов. Я только собираюсь ставить его в духовку.

— Вы сами приготовили тесто? Можно попробовать? — закудахтал он. — Я знаю, это детская привычка, но ничего с собой не могу поделать.

— Конечно. — Улыбнувшись, она пригласила его на кухню; он прямо направился к форме и жадно зачерпнул ложку сырого теста.

— О, объедение! — одобрил он. — Питу здорово повезло.

Чарли не удалось скрыть своих чувств: она слегка нахмурилась, и Дирк сразу это заметил.

— Что-нибудь не так? — заботливо засуетился он.

— Да нет. — Она небрежно повела плечом. — Ничего особенного.

— Точно? — Он говорил так ласково, что у нее на глаза невольно навернулись слезы.

— Просто… он вечно занят делами, — пояснила она, не желая вдаваться в детали. — Мы с ним почти не видимся.

Дирк понимающе кивнул.

— Ну да. Боюсь, компания у него всегда будет на первом месте. Поэтому я был слегка удивлен…

Он резко запнулся, и она вопросительно на него посмотрела.

— Чем удивлен?

Он замешкался с ответом, как будто ему было неловко говорить.

— Тем, что он выбрал себе в жены… такую юную особу, — наконец изрек он. — Мне казалось, гораздо разумнее было бы…

-..жениться на ком-нибудь постарше, — закончила она его фразу. — На женщине более зрелой и опытной. — Его смятение убедило ее, что она на правильном пути. — Вроде той француженки, например. — Он не сразу нашелся, что ответить, но она его выручила:

— Я знаю, она была сегодня здесь.

— Он вам сказал? — Дирк в изумлении уставился на нее.

— Нет. — Значит, это правда! Сердце ее сжалось от боли. — Но я знаю. Он нежно обнял ее за плечи.

— Я бы предупредил вас раньше, но не знал точно. — Слезы хлынули ручьем, и он предложил ей свой носовой платок. — Мне больно видеть вас такой расстроенной. Если б я мог чем-нибудь помочь. — Он ласково погладил ее по голове.

— Не понимаю, зачем он сделал мне предложение, если намерен продолжать с ней встречаться. — Чарли совсем раскисла, ее речь то и дело прерывалась всхлипываниями. — Какой в этом смысл?

— Ах, боюсь, что есть, — пробормотал он, притягивая ее к себе. Видите ли, ваш отец… он может быть очень полезен для компании. Ошеломленная, она вытаращила на него глаза, а тот, кивнув, продолжал:

— Скажем, оказать небольшую поддержку, чтобы получить местные субсидии здесь или специальные концессии там…

— О нет… — Но она знала, он прав, и земля пошатнулась у нее под ногами. Какая же она дурочка! Наивная, восторженная дурочка! С самого начала, когда Пит сделал ей предложение, она знала: что-то тут не так, но намеренно отказывалась слушать голос рассудка, закрывала глаза на все, что вызывало сомнение. Он ловко ею манипулировал, привязав к себе узами любви, которые она сама же старательно сплела в своем глупом воображении.

Не сразу она осознала опасность. Дирк уже не утешал ее, он осыпал ее лицо жгучими поцелуями, бормоча что-то глухим страстным голосом. Задыхаясь от возмущения, она протестующе вскрикнула и вырвалась из его рук.

— Простите, я…

Неужели она дала ему повод так себя вести? И как только ее угораздило плакаться ему в жилетку!

Его поведение вмиг переменилось.

— О, простите, мисс Хеллер. — Взяв ее за обе руки, он начал рассыпаться в извинениях. — Я позволил себе увлечься. Но, пожалуйста, поверьте мне, я никогда не причиню вам зла. Я пекусь только о вашем благе. Если б я что-то мог для вас сделать… Я знаю, сейчас не время признаваться в своих чувствах, но, пожалуйста, если только вам понадобится друг, позвоните мне.

Его патетическая речь смутила Чарли, и она заколебалась.

— Я… спасибо, — с трудом выговорила она: у нее сдавило горло. — Все нормально. Просто я…

— Я знаю, для вас это большой удар. Лучше б я вам ничего не говорил. Она затрясла головой.

— Нет, я… я предпочитаю знать правду, — сказала она. — Но я буду вам очень признательна, если сейчас вы меня оставите. Мне хочется побыть одной.

— Конечно. Пожалуйста, поверьте мне: вы можете всегда рассчитывать на меня. — Голос у него дрожал от переполнявших его чувств. — Мое сердце всегда открыто для вас.

Она отступила, губы ее чуть тронула улыбка, и он, поняв намек, с изысканной галантностью поцеловал ей руки, после чего поспешно подошел к столу Пита и, отыскав там нужные бумаги, удалился. Чарли облегченно вздохнула и прислонилась к кухонной стойке.

То, что он сказал, не шло у нее из головы. Одно она знала твердо: нужно собрать в себе остатки мужества и под каким-то предлогом расстроить бракосочетание. Он не должен узнать, почему она на самом деле решила с ним расстаться: она сделает это с достоинством. Это не будет признанием поражения. Она оставит его по своим личным причинам.

Париж в ноябре был лишен весеннего романтизма — было сыро и грязно. Уже три месяца Чарли жила в маленькой художественной мастерской на чердаке одного из зданий Монмартра. За это время она не написала ни одной картины. Целыми днями она бродила под дождем по берегам Сены, а вечерами просиживала в прокуренном баре вблизи театра «Гранд-опера».

Организовать ссору с Питом не составило ни малейшего труда. Она ушла из дому и вернулась, когда было уже за полночь. На его резонный вопрос, где она была, Чарли, пожав плечом, ответила самым бесцеремонным образом. Он разозлился, она тоже не осталась в долгу и наговорила ему кучу дерзостей. Разразился громкий скандал: он упрекал ее в легкомыслии, она называла его скучным, как, впрочем, и саму идею замужества. С этими словами она сорвала с пальца кольцо и небрежно швырнула его Питу, после чего демонстративно собрала вещи и ушла.

Порой ей казалось, что лучше бы не знать правды. Тогда она вышла бы замуж за Пита и пребывала бы в романтическом блаженстве. Или, на худой конец, закрыла бы на все глаза. По крайней мере не глодало бы ее сейчас жуткое, мрачное одиночество, вытеснившее из ее жизни всю радость, все яркие краски, заменив их серыми тенями.

Еле волоча ноги, она взбиралась по крутой лестнице в свою квартирку, дождевые капли стекали с воротника плаща на шею, когда до нее донесся телефонный звонок. Наверняка ничего важного, ведь в Париже у нее нет друзей. И Чарли даже не прибавила шагу. Кроме отца, вряд ли кто знает, что она здесь.

Телефон надрывался, и когда она наконец подняла трубку, то услышала женский голос. Французский акцент нисколько ее не насторожил и не предвещал ничего неладного.

— Мадемуазель Хеллер? Не знаю, помните ли вы меня. Жанина де Савори. Друг Питера ден Аудена.

У Чарли подкосились колени, и ей пришлось сесть на пол.

— О-о, — только и смогла она выговорить, изо всех сил стараясь сохранить хладнокровие.

— Телефон мне дал ваш отец. Мне думается, вам следует знать: у Пита сердечный приступ, он в больнице.

— Что? — У нее самой едва не остановилось сердце. — Но что… как это?..

— Он слишком много и упорно работал. — В ее тоне слышалось осуждение. — Конечно, так было всегда, но в особенности после того, как от него ушли вы… Он не слушал советов врача. У него есть наследственная предрасположенность, и для него опасны большие потрясения.

Чарли была сражена, но в то же время ее бесило, что эта женщина, похоже, во всем винит ее.

— Так почему все-таки вы звоните мне? — холодно осведомилась она. Почему не сидите у постели больного и не вытираете ему платком лоб? Уж не думаете ли вы, что я поверю, будто это он попросил вас позвонить?

— Нет, — сдержанно продолжала француженка. — Он об этом не знает. Мы поговорили с его мамой и решили, что по крайней мере нужно дать вам знать. Он и сейчас не желает угомониться, и, если он будет продолжать в том же духе, это его убьет.

— С чего вы взяли, что мне удастся его переубедить? — возразила Чарли. Горечь захлестнула ее. — Это вас он должен послушаться. Разве вы еще не поженились? За чем же дело стало? Или его компании не будет от вас большой пользы? Ваш папочка не слишком преуспел в бизнесе?

После долгой паузы Жанина снова заговорила:

— Боюсь, мы с вами друг друга не понимаем. Пит никогда мне не делал предложения. Когда-то давно, несколько лет назад, возможно, я на это надеялась. Если у нас и была любовь, то со временем она переросла в обычные дружеские отношения, если не сказать — в привычку. Больше нас ничего не связывает.

— О, когда мы с вами встретились, мне не показалось, что вы просто друзья. Вы были слишком разъярены, застав меня в его квартире.

— Естественно. Я была потрясена, сочла это предательством с его стороны. Жаль, что тогда я не дала ему возможности все объяснить. Но позже, поразмыслив хорошенько, я поняла, что была не совсем справедлива…

— И вы решили вернуться и сделали это за моей спиной? — продолжала дерзить Чарли. — Позвольте дать вам маленький совет, Жанина. Если вы решите затеять тайную интрижку с женатым мужчиной или почти женатым, прежде смойте с себя запах ваших духов. Когда я вернулась, ими пропахла вся квартира.

— Да, я заходила к нему домой. — Теперь француженка говорила холодно и даже раздраженно. — Я договорилась с Питом, что заберу личные вещи. Меня впустила Леннеке, а у Пита в это время была деловая встреча.

— О, продолжайте. — Чарли отказывал голос. — Только не думайте, что я настолько наивна. Дирк ван Лейден мне рассказал…

Француженка фыркнула.

— Эта противная маленькая крыса! У него рук больше, чем у осьминога, и он не умеет держать их при себе. С вами он их тоже распускал?

— Нет… он… вел себя вполне прилично. — Чарли вдруг вспомнила, что она сразу невзлюбила Дирка, с их первой встречи, ей не понравился его плотоядный взгляд. Но она тут же отогнала эту мысль: к делу это не имело никакого отношения. — Он мне открыл глаза, — убежденно продолжала она. Меня интересовало, почему вдруг Пит ни с того ни с сего решил на мне жениться. А Дирк мне сказал, что мой отец, благодаря своему положению, может оказать компании большую поддержку.

— Если вы в эту чушь о Пите поверили, то вы действительно его не стоите! — возмутилась Жанина. — Раз вы с первого слова поверили Дирку, значит, вы гораздо наивнее, чем я предполагала. Он скажет что угодно, если из этого можно извлечь для себя какую-то выгоду. Поссорив вас с Питом, он, несомненно, метил на его место.

— О, не смешите меня, — презрительно отмахнулась Чарли. — Дирк?

— Вам может это показаться смешным, да и мне тоже. — Она говорила вполне убедительно. — Но у него слишком большое самомнение, и ему никогда не постичь, какой он на самом деле мерзкий гад. Хотя, конечно, есть девочки, которые смотрят на это сквозь пальцы, лишь бы водились денежки.

Чарли заколебалась. Она понимала, что француженка права.

— А почему Пит решил на вас жениться, — продолжала Жанина, — так вы же наверняка знали, что он вас любит?

— Нет, я не знала, — с затаенной обидой в голосе сказала Чарли. — Он никогда мне не говорил.

Жанина тихо засмеялась.

— Меня это не удивляет. Он из тех мужчин, кому трудно дается признание в чувствах. Видимо, предложение выйти за него замуж он считал вполне достаточным. Когда вы ушли… хоть он ни слова не сказал на эту тему, но я знала, он очень тосковал. Его мать и я пытались его уговорить не изводить себя так сильно работой, но он, похоже, надеялся таким образом отвлечься. Ночами он почти не спал и, едва проснувшись, опять хватался за дела. С месяц назад я заметила, что у него болезненный вид, но он не пожелал слушать моих предостережений. А теперь он, вопреки мнению врачей, рвется выйти из больницы. Пожалуйста, мадемуазель Хеллер, я знаю, что ехать вам слишком далеко и, быть может, вы заняты или у вас есть кто-то другой, но, если вы хоть когда-нибудь его любили, пожалуйста, сделайте что в ваших силах. Хотя бы позвоните ему. Убедите его оставаться в больнице, пока он окончательно не поправится.

По щекам у Чарли катились слезы.

— Где… в какой он больнице? — шепотом спросила она.

— Я дам вам адрес. Вы записываете?

Это была особая частная клиника. Длинное низкое современное здание, окруженное тенистыми деревьями, на окраине города. Чарли остановила такси у широкого стеклянного входа. Она вошла внутрь; сердце у нее сжалось от страха.

Большие бледно-серые ковры и множество домашних растений создавали в приемной расслабляющую атмосферу. Когда Чарли подошла к столу дежурной, девушка в розовой униформе подняла на нее глаза.

— Я хотела бы посетить господина ден Аудена, — несколько неуверенно начала она.

— Одну минуту. — Девушка запросила информацию на компьютере. — Вы родственница?

— Я… его невеста. Меня долго не было в городе… Я только что вернулась. Из аэропорта прямо сюда, — добавила она, чувствуя неловкость оттого, что словно оправдывается.

— Комната двести десять, — с улыбкой сказала девушка, — поднимитесь на третий этаж на лифте и поверните направо, вход через двойную дверь.

Кивнув в ответ, Чарли пошла в указанном ей направлении. Если бы не врачи в белых халатах и медсестры в серой и розовой униформе, клиника ничем не отличалась бы от дорогого отеля. В конце коридора третьего этажа открывался вид на уютный сад и тихое озеро — лучшего места для больного человека не придумаешь. Пройдя мимо нескольких дверей, Чарли в нерешительности остановилась у комнаты с табличкой «210».

Когда они с Жаниной говорили по телефону, все было очень просто; Чарли поверила, что он действительно ее любит. Но во время перелета из аэропорта Ле-Бурже в Схипхол ее вновь стали одолевать сомнения. Кроме того, во время их последней ссоры она столько ему всего наговорила… Однако сейчас его здоровье волновало ее больше всего, и все остальное отступило на второй план. Дрожащей рукой она постучала в дверь.

Изнутри бодрый, ничуть не ослабевший голос пригласил: «Войдите». Он сидел на кровати, его широкая загорелая мускулистая грудь была обнажена, и он выглядел настолько здоровым, что в болезни можно было усомниться. Правду выдавали только легкие тени под мрачными серыми глазами и монитор, подсоединенный к его сердцу.

Такой пустяк, как сердечный приступ, не мог заставить его забросить работу. Рядом с кроватью на тумбочке стоял телефон, на покрывале лежали разные бумаги. Она замешкалась в дверях. Ей так хотелось броситься к нему в объятия, но его серьезный взгляд ее остановил.

— П… привет, — нерешительно начала она.

— Что ты тут делаешь?

— Я… мне позвонила Жанина и сказала, что ты болен. Вот я и решила… заскочить и узнать, как ты.

— Мне гораздо лучше, чем считают доктора. А Жанина позвонила тебе совершенно напрасно. — Он говорил резко, если не сказать, грубо, но все же не потребовал, чтобы она немедленно убралась.

Она осторожно приблизилась к изножью кровати и крепко схватилась руками за спинку.

— Жанина сказала, что ты слишком много работаешь.

Он саркастически приподнял бровь.

— А ты думаешь, компания будет работать сама по себе, пока я торчу здесь?

Чарли разочарованно вздохнула: до чего же он упрям.

— А если бы ты умер? — Она сама содрогнулась, как от боли. — Тогда ведь им пришлось бы управляться без тебя.

Он хладнокровно пропустил ее слова мимо ушей.

— У меня есть чувство ответственности. Вот такое скучное понятие, как ты довольно точно заметила во время нашего последнего разговора. К сожалению, туг и заключается наше непримиримое противоречие.

Она затрясла головой; переполнявшие ее чувства хлынули из нее слезами.

— Все не так. Ты постоянно твердил, что я капризный ребенок, поэтому требую, чтобы ты проводил со мной больше времени, но я лишь хотела отвлечь тебя от работы, чтобы ты немного отдохнул. Я за тебя боялась — именно этого я и боялась. О Пит… — у нее срывался голос. — Когда Жанина позвонила мне, я… я просто…

Ну вот и все — больше сдерживаться у нее нет сил. Она бросилась ему на грудь и оказалась в его объятиях, таких же теплых и сильных, как всегда.

— Все, что я тогда наговорила, не правда, — всхлипывая, продолжала она, уткнувшись в укромную ямочку у него на плече. — Ты совсем не скучный и никогда не будешь мне скучен. Я… я просто хотела задеть тебя побольнее. Я думала… думала, ты все еще встречаешься с Жаниной. Я почувствовала запах ее духов в квартире, а когда ты сказал, что домой не приходил…

— Это правда, — мягко подтвердил он.

— Я знаю. Она мне все рассказала. В квартиру ее проводила Леннеке. Но тогда я думала… ты лжешь.

— Наверное, нам следовало объясниться, — согласился он. — Просто я боялся, ты не поймешь. Ты так молода, так импульсивна… Наверное, я был не прав. Нужно было тебе больше доверять. Прости меня.

— Это оттого, что я тебя безумно люблю и до конца так и не знала, любишь ли ты меня. — Голос ее зазвучал глухо, и он еще крепче стиснул ее в объятиях.

— Но как ты могла в этом сомневаться? — искренне удивился он.

— Но ты же никогда мне не говорил, — с укором напомнила она. — Порой я думала, а почему ты решил на мне жениться. Мне казалось… я тебе не подхожу; тебе нужна более утонченная женщина, которая никогда не вела бы себя как взбалмошный ребенок, ставя тебя перед друзьями в неловкое положение.

— О, зато какую свежую струю внесла ты В мою жизнь! — засмеялся он. Мне казалось, что я преждевременно состарился, и вдруг появилась ты и перевернула для меня весь мир.

Она недоверчиво взглянула на него из-под ресниц.

— Ты… ты не рассердился? — воспрянув духом, спросила она.

— Это самое лучшее, что случалось у меня в жизни. Но что произошло потом, моя радость? Почему ты вдруг решила меня бросить?

— Это Дирк, — призналась она.

Он нахмурился. Ее ответ вновь его озадачил.

— Дирк ван Лейден? Но какое он к этому имел отношение?

Она глубоко вздохнула, понимая, как глупо это теперь звучит. Жанина была права: она на удивление наивна.

— Он сказал, ты женишься на мне из-за моего отца. Потому что он сможет оказать компании поддержку, если станет твоим тестем. Это было в тот день, когда я ушла. Дирк поднялся наверх за какими-то бумагами, и… Пит, только не расстраивайся, — умоляла его она и, почувствовав, что он весь напрягся от гнева, приподнялась и положила руку ему на грудь, чтобы его успокоить. Тебе нельзя волноваться.

— Волноваться? — Он был готов скинуть простыню и выпрыгнуть из кровати. — Я убью его! Что еще он сделал? — Его глаза горели яростью. Скажи, он хоть пальцем до тебя дотронулся?

— Нет. — В данном случае разумнее было солгать, иначе его бы не успокоить. — Ничего не было, честное слово. — Она встревоженно взглянула на монитор, уже подумывая, не позвать ли медсестру — импульсы значительно участились.

Он усмехнулся и, откинувшись на подушку, притянул ее к себе.

— Все хорошо, не переживай, — уверил он ее. — Я не собираюсь снова свалиться из какой-то мелкой гадины. С ним я разберусь позже. — В его голосе звучали угрожающие нотки: не иначе как торгующему алмазами толстячку теперь несдобровать. Рукой он погладил ее по щеке. — А ты просто сумасбродная глупышка, — пожурил он ее. — Ты завладела моим сердцем с первого мгновения, как я тебя увидел. И сколько я ни старался держаться от тебя подальше, ничего из этого не выходило. Видишь, что ты натворила, когда меня бросила? — улыбнувшись, он кивнул головой в сторону монитора, который уже показывал относительно регулярный сердечный ритм. — Ты оставила в нем большую дыру, которую невозможно залатать.

— Я залатаю, — пообещала она, смаргивая слезы. — Мне нужен только ты. И я совсем не хотела тебя покидать, но я была так несчастна.

— Никогда больше не позволю тебе быть несчастной, — ласково поклялся он. — А вообще-то ты права. Зачем мне тратить всю жизнь на то, чтоб делать деньги? Пожалуй, это не самое главное, есть на свете и кое-что другое. И возможно, то, что я увидел в тебе, поможет мне это найти. Только моя постоянная занятость не дала мне пойти за тобой по цветущим лугам, куда ты хотела меня увести. Теперь мы непременно туда пойдем. — И он слегка чмокнул ее в кончик носа. — Отныне у меня всегда найдется для тебя время, это я обещаю, даже если ради этого придется бросить компанию.

— Бросить компанию? — Она удивленно захлопала глазами.

Он кивнул с совершенно серьезным видом.

— Ты была права. Она превратилась в монстра. Мария не раз предлагала мне место директора в своем благотворительном заведении, и я рад буду оказать помощь другим учреждениям подобного рода.

— Ну, это пахнет уймой работы.

— О нет, — усмехнулся он. — На первом месте у меня будешь ты. И наши дети, — добавил он, лукаво на нее поглядывая.

— Дети? — Сердце у нее чуть не выпрыгнуло из груди. — Ты серьезно?

— Конечно. — Он улыбнулся. — Можешь не волноваться. Мое дурацкое нынешнее положение — результат наследственности, но я ни на минуту не сомневаюсь, что все это пройдет. Кроме того, мы научим наших детей ценить каждое мгновение и никогда не опускаться до такой глупости, чтобы стать рабами часов и телефона.

Как раз в этот момент зазвонил телефон, как будто хотел проверить слова Пита на деле. Решительно протянув руку, Пит поднял его и бросил в кувшин с апельсиновым соком, стоявший на маленьком шкафчике. Поначалу Чарли изумленно воззрилась на него, но тут же радостно захохотала, крепко обняв его за шею.

— О, как я люблю тебя! — восторженно произнесла она.

— Я тоже тебя люблю. — Он еще крепче ее обнял, и его смех зазвучал приглушенно. — Проклятье, через десять минут сестра придет мерить мне давление. У нас мало времени, но все равно… — Его рука легко скользнула под ее шерстяной свитерок и уверенно обхватила ее маленькие соблазнительные груди.

— Пит! — возмущенно запротестовала она. — Разве тебе можно…

Но конец фразы потерялся в поцелуе.

— Даже нужно, — возразил он. — Доктор рекомендовал мне регулярную физическую нагрузку, а лучшей физической нагрузки, чем секс, и быть не может. Мы будем аккуратно выполнять предписания врача — в этом направлении.

— Но… — Однако его упоительный поцелуй и дьявольская сноровка, с которой он распалял ее, поглаживая ей грудь, заставили ее замолчать. — Нет, только не здесь, — переводя дыхание, произнесла она. — Вдруг войдет медсестра.

Засмеявшись, он неохотно ее отпустил.

— Наверное, ты права. Пойду сейчас же договорюсь, чтоб меня выписали.

— Нет! Пока не разрешит врач, — твердо настаивала она. — Я это имела в виду. Ты останешься в больнице, пока врач не решит, что ты вполне здоров.

Он иронично поднял брови.

— Ах ты, мисс Старомодная Зануда! И ты действительно считаешь, что сможешь выдержать все это время?

— Да.

Он было ринулся к ней, чтобы уверенности у нее поубавилось, но она ловко увильнула. Он усмехнулся.

— Тогда я поправлюсь очень скоро. В конце концов, со мной ничего особенного, обычный сердечный приступ. Просто впредь мне нужно будет быть более осторожным. Я хочу прожить с тобой долгую жизнь. Пожалуй, мне не хватит и сотни лет, чтобы рассказать тебе, как сильно я тебя люблю. Ммм. Он вновь прижал ее к себе, и она прильнула головой к его мускулистой груди.

— Что ж, кто знает, до чего дойдут достижения современной медицины. Вполне возможно, что мы проживем сотню лет. Тем не менее, если хочешь, вполне можешь приступить к рассказу прямо сейчас. Я не прочь услышать его лишний раз.

Примечания

1

Доброе утро (гол.).

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10 . .