А. О. и С. К. с искренней признательностью
Сашка стукнула каблучком по затянутой льдом лужице — не удержалась от старой забавы. Когда-то она любила по дороге в школу и обратно ломать первые льдинки, а до этого — ворошить носами туфель опавшую листву. Еще немного — от силы пару недель, — и в город войдет зима. Закружат метели, укроют под белым пологом грязь большого города. Впрочем, к тому времени она будет далеко отсюда. Командировка заканчивается, и уже через час Сашка сядет в поезд, который увезет ее из города детства в столицу.
Жаль, но в этот раз посещение родного дома оставило у нее не самые лучшие чувства. Досада, горечь, обида — и полное ощущение собственной беспомощности. А все из-за старшей сестры, Ксюши. Ну, и из-за матери, разумеется…
Началось все с того, что Сашка заинтересовалась, почему это Ксения все вечера напролет не поднимает головы от каких-то чертежей, ложась спать в начале первого ночи, с тем чтобы встать по будильнику в половине седьмого.
— Чем это ты занимаешься? — спросила она сестру.
— Да так, подработку дали, — нехотя отозвалась Ксюша.
— А отказаться никак нельзя было? У тебя уже глаза к переносице сходятся, так и зрение испортить недолго!
— А я не собиралась отказываться.
— То есть? Или ты хочешь сказать, что специально халтурку на дом взяла, чтобы подзаработать? Здорово! А на что вырученное потратить собираешься?
— Я ничего не планирую, — медленно, словно непонятливому дитятку, стала растолковывать ей Ксюша. — Это для мамы.
Слово за слово Сашка выведала у сестры, что мать какими-то неведомыми путями раздобыла для дочери эту надомную работу, и вот уже третий месяц подряд та каждый вечер чертит и чертит бесконечные схемы, пополняя тем самым семейный бюджет.
— Подожди, а свою зарплату ты что, полностью матери отдаешь? — дошло до Сашки.
— Ну да, — кивнула Ксюша.
— И ты считаешь само собой разумеющимся то, что, вместо того чтобы заниматься собственными делами или просто отдыхать после рабочего дня, ты прикована к кульману?
— Но ведь мама сказала… — начала Ксения, как Сашка взорвалась:
— Сейчас я сама матери много чего скажу… ласкового!
Конечно же, ничего этот разговор не дал, лишь спровоцировал грандиозный семейный скандал. Мать впрямую указала Сашке на то, что от нее семье никакого достатка, фактически обвинив в том, что именно из-за нее старшая сестра вынуждена подрабатывать черчением. Затем прочитала целую лекцию о том, что дети обязаны заботиться о родителях и поддерживать их — разумеется, материально, поскольку иной помощи от дочерей мать и не мыслила. В качестве последнего аргумента мать привела в пример свою давнюю знакомую, которой ее дети построили дачу, а на день рождения подарили машину. «Вот это детки! Не то что вы, мерзавки неблагодарные! Одни расходы с вами, корми вас тут, пои!..»
Сашка вспылила, и если бы не вмешательство отца, хлопнула бы дверью и в тот же вечер ушла из отчего дома в гостиницу.
В ту ночь ей долго не удавалось уснуть. Она ворочалась с боку на бок, вновь и вновь вспоминая обидные материнские слова и находя на них контраргументы. Хотя что она себя обманывает! Мать ее не услышит, все, что ей сейчас надо, — это деньги, деньги и только деньги, она и на мир теперь смотрит исключительно через прорезь кошелька. Даже на проблемы собственного первенца ей плевать! Ксении уже тридцатник скоро, а у нее никакой личной жизни нет! И во многом благодаря «заслугам» матери!
Странно, раньше ведь матушка такой не была. Семья их никогда не отличалась большим достатком, но на жизнь всегда хватало. В начале девяностых им, как и остальным, пришлось туго: от откровенного голода их спасал только приусадебный участок. Видимо, именно тогда мать и приобрела стойкую привычку делать заначки и копить-копить-копить… Не важно что: крупу, носки или мелочевку, отложенную с зарплаты, — лишь бы кубышка не пустовала. Сашке казалось, что рано или поздно это пройдет само собой — жизнь в стране потихоньку налаживалась, в магазинах стали появляться продукты, да и с одеждой стало попроще. Но мать медленно, но верно превращалась в скрягу Коробочку — если не внешне, то внутренне точно. И вот результат!
Кого в данной ситуации Сашка категорически не понимала, так это своего отца. Почему он позволял жене так обходиться с Ксенией и не вмешивался, даже когда мать откровенно перегибала палку, оставалось для нее загадкой. Разве он видит, что они своими собственными руками лепят из девчонки классический «синий чулок»? Ксения никуда не ходит, ни с кем не встречается — и все считают это абсолютно нормальным! Сашка пробовала поговорить с отцом на эту тему, но, как всегда, он ловко уклонился от разговора и сбежал куда-то «по делам». Миролюбец хренов! Не важно, что творится у него перед носом, лишь бы до крика не доходило. А то, что иной раз поскандалить полезно, ему и в голову не приходит. Нет, это не его методы, он базарную склоку не приемлет, интеллигенции это не с руки. Трус и приспособленец!
Хотя, если так по совести смотреть, Ксюша и сама виновата в том, что с ней происходит. Дала бы отпор зарвавшейся родительнице, объяснила той, что вмешиваться в ее личную жизнь и оставлять ее без средств к существованию строго возбраняется, — и никуда бы мать не делась! Поворчала бы да сдалась в итоге. А так она лишь вконец обнаглела и решила, что старшая дочь — нечто вроде домашнего слуги или того пуще — раба, всю жизнь обязанного отрабатывать неоплатный долг за свое появление на свет.
Но через два дня Сашка поняла, что сильно заблуждалась в отношении старшей сестры. Причем заблуждалась капитально. Когда в дверь позвонили и на пороге появился весьма приятный молодой человек с двумя букетами в руках, Сашка сначала решила, что парень просто ошибся адресом. Оказалось, ничего подобного. Евгений — так он представился — оказался Ксюшиным поклонником и пришел в гости специально ради знакомства с ее родителями.
Сашка, уяснив, в чем дело, с облегчением вздохнула: ну, слава Богу, оказывается, не все так безнадежно. Но радоваться она поспешила. Мать не вышла к парню вообще. Отец выскочил из своей комнаты на пару минут, сказал несколько ничего не значащих фраз и вновь исчез. Обескураженный Евгений в итоге попил на кухне чай и откланялся. Ксения проводила кавалера до двери, выйти с ним погулять отказалась, сославшись на большую занятость, на чем визит и был закончен.
— Ты что, совсем спятила? — спросила ее Сашка, когда раздосадованная Ксения вновь уселась за чертежи. — Такой классный парень — и симпатичный, и обаятельный! Так какого лешего ты торчишь здесь, а не идешь с ним, к примеру, в кино? Вот только не начинай старую песню о том, что тебе работать надо, умоляю! Потерпит твоя работа, никуда не денется!
Ксюша состроила трагическую гримасу.
— Зачем обнадеживать человека понапрасну? У нас с ним нет никакого будущего!
— Это еще почему? — опешила Сашка. — Как ты можешь такое говорить, не дав парню ни единого шанса?
— Иногда, чтобы понять, что еда испорчена, не обязательно ее пробовать. Запаха вполне достаточно, — многозначительно отозвалась Ксения.
— Что ты имеешь в виду? Он пьяница, наркоман или вор-рецидивист? А может быть, он машины угоняет? Что за такой страшный изъян в твоем Евгении?
— Он бесперспективен, — сказала Ксения как отрезала. — На его зарплату мы не сможем содержать нашу семью, а плодить нищету — сама понимаешь…
— Погоди, он что, зарабатывает меньше тебя?
Ксюша скривилась, но честно ответила:
— Нет, побольше. Но нам этого все равно не хватит!
— Слушай, но две зарплаты — это не одна, сложитесь вместе, и никаких проблем! Да и родители вам помогут на первых порах…
Ксения посмотрела на Сашку тем особенным взглядом, как глядят на умственно неполноценных детишек, за что Сашке тут же захотелось щелкнуть сестру по носу.
— Если я выйду замуж, то забеременею в первые же полгода и уйду с работы. Семью, в которой ожидается пополнение, должен содержать муж. А у Евгения нет на это средств, только и всего, — наконец снизошла она до объяснений, после чего снова отвернулась к кульману.
— А зачем тебе в таком случае уходить с работы? Там же тебе и декретный отпуск оплатят, и льготы тебе как молодой матери положены. Какая-никакая, а прибавка к бюджету!
— Если муж не может прокормить жену и ребенка, ему лучше вообще не заводить разговор о свадьбе, — с упорством заклинившей пластинки гнула свою линию Ксения, словно не слыша, что говорит ей сестра. — Кроме того, Евгению негде жить.
— Он что, иногородний, из общежития? — поинтересовалась Сашка.
— Нет.
— Но где-то он ведь сейчас живет?
— Ну да, со своими родителями в мелкокалиберной двушке.
— Тогда я вообще ничего не понимаю! Хотите — у него живите, если там тесно — здесь обоснуйтесь, места ведь навалом! Все равно я возвращаться не собираюсь, вон целая комната пустует! И вам, и детям вашим хватит!
— Если у мужчины нет отдельной квартиры, он так и будет приживалкой, а не хозяином дома, — высокомерно высказалась Ксюша. — Кроме того, рано или поздно нам потребуется дача, куда вывозить маленького, ну и машина, разумеется. Да и в отпуск хотелось бы на юг съездить, и не дикарями, а на нормальный курорт, чтоб отель не меньше четырех звезд был. И откуда он все это возьмет, если не способен даже на то, чтобы отыскать себе достойную работу?..
Сашка, уже понимая, откуда дует ветер, на всякий случай уточнила:
— Кажется, пару дней назад я уже слышала чьи-то мечты о даче. Сдается мне, это тебе мать мозги промыла? Это ведь ей дача нужна, а не тебе?
Сестра уставилась на нее немигающим взглядом и отчего-то в этот момент напомнила Сашке большую глупую золотую рыбку из аквариума, что стоял у нее на работе в кабинете начальства. Вот точно так же вылупится на тебя, губешками хлоп-хлоп, и только пузыри во все стороны.
— По-моему, ты совершаешь большую ошибку, отказываясь от Евгения потому, что тебе кажется, что он мало зарабатывает, — заключила Сашка. — Впрочем, дело твое. Хочешь всю жизнь материнским умом жить — вперед! Только не удивляйся, если в итоге останешься одна.
— Не везет мне! — вдруг прочувствованно выпалила Ксения, и лицо ее страдальчески скривилось, вмиг потеряв всю прелесть. — Ну почему как позарится на меня какой мужик, так обязательно с кучей проблем! Один вон в прошлом году клеился, у нас с ним все вроде ничего было, так познакомились поближе, оказалось — разведенный, ребенка воспитывает, уже восемь лет пацану! А зачем мне чужие дети, я своих хочу! До этого тоже был один парень, так он сюда из какой-то Тмутаракани приехал! «Бизнес, — говорит, — у меня развивается, вот жениться хочу!» А сам до работы на общественном транспорте добирается! Ага, как же, наверняка на квартиру позарился и на прописку! Фиг ему с маслом! Не мужики, а сволочи! И всем им одного надо!
— Это чего же, позволь полюбопытствовать? — с изрядной ехидцей осведомилась Сашка, уже предчувствуя, каким будет ответ.
— А то ты такая глупая и не знаешь! Под юбку залезть и свое получить! А больше их ничего и не волнует!
— Правильно ли я поняла, — начала Сашка, и в голосе ее зазвучали стальные нотки, — ты полагаешь, что мужчина, пожелавший стать твоим мужем, должен в обмен на доступ к твоему телу предоставить тебе полный набор материальных благ: дачу, машину, отдельную квартиру и энное количество денег, на которые ты сможешь осуществлять все свои прихоти? Но прости уж, на мой взгляд, это сомнительное удовольствие не стоит так дорого.
— Ты о чем это? — с подозрением осведомилась сестра.
— Ксюха, ты совсем сбрендила! Ты ведь рассуждаешь как проститутка и даже не осознаешь этого! Ты хочешь, чтобы мужчины только и делали, что дарили тебе те самые дачи с машинами, а что ты им дашь взамен? Только то, что у тебя между ног, потому что никакого иного капитала ты в себе не мыслишь! При таком раскладе любому мужику выгодно послать тебя по известному адресу, а затем пойти и заплатить шлюхе. Та по крайней мере хотя бы вложенные в нее затраты отработает на совесть. А в твоих выдающихся постельных качествах я, уж извини, сомневаюсь. Этому ведь тоже учиться надо или хотя бы иметь такое желание — учиться. И не надо на меня волчицей смотреть! Ты ведь ни разу не сказала: «Хочу стать хорошей женой и ласковой матерью», — ни разу!
— Это и так подразумевается! — вскинулась Ксения.
— Ой ли? — прищурилась Сашка. — Для того чтобы быть хорошей женой, надо как минимум любить мужа. А ты изначально потребительски относишься ко всем претендентам на твою руку и сердце, всех денежным аршином меряешь! И о какой большой любви тут может идти речь? Вот представь, случится чудо и явится к тебе тот самый пресловутый бизнесмен на черном «мерседесе», осыплет тебя подарками с ног до головы, матери отступного даст, чтоб не вякала и к вам не лезла. Ты его полюбишь?
— Конечно же! — уверенно ответила Ксюша.
— Лады, идем дальше. Живете вы с ним год, другой, третий, детишек уже завели — и тут на тебе! Полный финансовый крах, и имущество твоего бизнесмена распродают с молотка. Ты с ним останешься?
— А на хрен он мне тогда сдался?
— Подожди, но ты же его любишь и все такое! Сама ведь сказала!
— На «все такое» еды не купишь! Пока не решит свои проблемы, обо мне может забыть!..
Отчего-то у Сашки напрочь пропало желание дальше беседовать с сестрой, и она молча развернулась и отправилась в свою комнату.
— Эй, подожди! Мы же не договорили! — крикнула ей в спину Ксюша. — И вообще, нечего тут из себя королеву строить, а то я не догадываюсь, на какие шиши ты в своей драгоценной Москве торчишь!
— С этого места поподробнее, пожалуйста! — Сашка развернулась и в упор посмотрела на сестру.
— Об этом и так все знают, только молчат из вежливости! Крутишь задницей налево-направо, вот и катаешься как сыр в масле! И квартиру тебе любовники снимают! Это я, человек честный, на работу хожу и зарплату за труд свой получаю! А ты с шефом спишь! Постыдилась бы, развратница!..
Вопреки ожиданиям Ксении Сашка вдруг рассмеялась и покрутила пальцем у виска.
— Большей нелепицы я еще не слышала! Радость моя, а ты хоть в курсе, что мой шеф — женщина?
— С женщиной спишь! — в ужасе прикрыла себе ладонью рот сестра. — Извращенка!
— Полная клиника, — выдохнула Сашка. — Ксюха, ты хоть вслушиваешься в тот бред, который несешь? Я уже не спрашиваю, думаешь ли ты при этом, ответ и так очевиден, поскольку мозги у тебя за ненадобностью давно атрофировались. Я — менеджер по продажам, таких, как я, в моей конторе человек пятнадцать. Хочешь сказать, мы все нужны нашей шефине в интимном плане? Могу тебя заверить, порой ей даже до мужа дела нет, баба пашет за четверых и от нас того же требует. И зарплату я свою не за красивые глазки получаю, порой до дома только в начале двенадцатого добираюсь. А встаю в семь, иногда в половине седьмого. Плюс командировки по стране, минимум раз в месяц, а то и чаще. Это тебе не чаи в лаборатории распивать, тут реально трудиться надо, на совесть.
— Про совесть помолчала бы! — не унималась Ксения. — Получаешь миллионы, а нам коробку конфет привезешь и считаешь, что этого достаточно! А то, что тебя здесь кормят-поят, ты напрочь забываешь! А это, между прочим, денег стоит!
— Когда-то я считала, что это мой родной дом, в котором мне всегда рады. Оказывается, это не так. У вас здесь все в четком соответствии с рыночной экономикой свою цену имеет. И сколько я вам за проживание задолжала? Ну-ка, смелее! Во сколько ты оцениваешь собственное гостеприимство? Ты же человек бедный, но честный, а всякий труд должен быть вознагражден! Давай, я жду!..
На крик сбежались родители. Ксюша, наконец-то сообразив, что зашла слишком далеко, резко отыграла назад, мать укоризненно покачала дочерям головой, а отец философски подытожил все вечным «вот и славно».
Конечно же, повод для скандала у Сашки был превосходный, и она твердо знала, что права, да только откуда ни возьмись на плечи навалилась тяжелая усталость, а вместе с ней пришло четкое осознание того, что правды она здесь не добьется. Родные по крови люди стали друг другу чужими, и разговор их будет напоминать диалог глухого со слепым.
Странно все это. С последнего Сашкиного визита домой прошло чуть меньше года, а как все изменилось за это время! Или она прежде просто не замечала, что происходит что-то неладное? Врала самой себе, что все в порядке? Да, похоже на то. Мать ведь и раньше с порога встречала ее фразой: «Что ты для нас привезла?» — и жадно тянула ладошки к ее дорожной сумке, копаясь в ее вещах и выискивая гостинцы и подарки. Ксюша все больше отмалчивалась и на расспросы о личной жизни предпочитала не отвечать, очень трогательно при этом краснея. Тогда все выглядело как милая причуда самых близких тебе людей, не более. Да, вот и дочудились… Семейка монстров, да и только! Жадная до безобразия мать, глупая и завистливая Ксения и вечный приспособленец отец.
Что будет с ними дальше? Сашка была вынуждена констатировать, что прогнозы малоутешительные. Вряд ли до Ксении дойдет то, что пыталась ей втолковать младшая сестра. Значит, так и будет ждать прекрасного принца на белом коне, внимательно прислушиваясь к материнскому мнению и отвергая одного претендента за другим. У этого конек не той масти, у того камзол запылен — придиркам конца не будет. И на что только надеется, дурында? Или ей кажется, что она и через десять лет будет юна и свежа аки незабудка? Да с ее закидонами ни один нормальный мужик на нее не позарится! Впрочем, возможен и такой вариант, что рано или поздно мать спохватится и даст дочери высочайшее соизволение на брак, и тогда ее будущего мужа останется только пожалеть. Если он только не даст отпор теще и не заявит о себе как сильная и самостоятельная личность, мать на пару с Ксенией его в момент затерроризируют и высосут до последней копейки. Паучихи!
В итоге Сашка приняла трудное решение, что сюда она больше никогда не вернется, станет тем, про кого говорят «отрезанный ломоть». Даже если судьба снова забросит ее в город детства, в родной дом она больше ни ногой. В конце концов, гостиницы именно для этого и существуют. А приезжать туда, где тебя любят в прямой зависимости от того, на какую стоимость ты привезла в этот раз подарков, нет ни малейшего желания, равно как и выслушивать ахи и вздохи о том, что неплохо бы подбросить деньжат на бедность. Стяжательство любого рода и вида Сашке было противно по определению, а уж наблюдать за тем, как морально деградирует ее семья… Нет, лучше она свои нервы побережет, еще пригодятся.
Отца, конечно, жаль, он-то мужик неплохой, но, с другой стороны, он сам выбрал свой путь. Если считает, что быть подкаблучником удобно — пускай, это его выбор. В том, в какое чудовище превратилась Ксения, есть и его доля вины, и немаленькая. Политика невмешательства хороша на государственном уровне, а позволять кому-то глумиться над собственным ребенком — это уже сродни преступлению!
Эх, как все-таки хорошо, что она может позволить себе жить отдельно от родителей и сестры, к тому же за несколько сотен километров от них! Даже если захотят — просто так не доберутся!
Сашку не раз спрашивали: что она забыла в Москве? На этот случай у нее было припасено несколько вариантов ответов. Какой из них выбрать, зависело от того, кто именно задавал ей этот вопрос. Родителям она всегда заявляла, что только в столице она может наиболее полно проявить себя как личность. Звучало это гордо, пафосно и совершенно ненатурально, но они принимали все за чистую монету и как попугаи повторяли тот же бред своим знакомым, рассказывая им про младшую дочь. Одноклассникам и случайным приятелям Сашка стандартно отвечала, что в Москве больше возможностей устроиться и сделать карьеру. Но настоящая причина, разумеется, была совершенно иной…
На самом деле еще в классе восьмом Сашка поняла: если она не вырвется из-под родительской опеки, рискует повторить судьбу Ксении. Умница и отличница, та всегда поступала так, как велели ей взрослые, и ни в чем и никогда им не перечила. Наверное, даже мысли для себя такой не допускала — перечить. По окончании школы она поступила в институт, который указали ей родители, — там работали их хорошие знакомые, которые всегда могли присмотреть за девочкой. Без особых хлопот окончила его и, поступив в аспирантуру, осталась там же на кафедре в должности лаборанта.
Сашка знала, что Ксюша не в восторге от своего технического профиля, поэтому искренне удивлялась, почему та не выбрала для себя другую профессию. Но еще сильнее Сашку изумляло то, что и после окончания учебы сестра упорно продолжает придерживаться навязанной ей специальности и не собирается сменить ее на что-то более подходящее ей по характеру.
Добиться от Ксении внятного ответа на вопрос, почему она так поступает, Сашке так и не удалось, хотя задавала она его не единожды. Сестра упорно отводила глаза, смущалась, что-то мямлила насчет того, что не стоит метаться из стороны в сторону, и всеми силами переводила разговор на другое.
Сашка же такой судьбы для себя не желала ни за что. А уж уподобляться Ксении и молчать, когда кто-то решает за нее, как жить дальше, и вовсе считала для себя неприемлемым.
Впрочем, в отличие от старшей сестры Сашка всегда доставляла родителям огромное количество хлопот. Еще будучи в коляске, она не раздумывая тянула ручонки к соседским игрушкам, а когда возмущенные беззастенчивым грабежом хозяева поднимали крик, шлепала их ладошкой по носам. В детском саду она при всех задавала воспитателям неудобные вопросы, например, откуда берутся дети? А на попытки скормить ей байки про аиста или капусту аргументированно доказывала, что это не так. Аисты у них в городе не водятся — она лично еще ни одного не видела, хотя у их соседки ребеночек всего месяц назад родился. А что до капусты, то она растет только летом. Откуда же тогда берутся дети зимой?..
Разумеется, бегло читать Сашку научили еще до школы. Ни мать, ни отец — оба кандидаты наук — не могли позволить, чтобы кто-то называл их доченек безграмотными. Освоив азбуку и зачитав до дыр букварь сестры, Сашка тут же потянула руки к иллюстрированной медицинской энциклопедии и, пока старшие не спохватились, восполнила практически все пробелы в собственных знаниях. На сказке про аиста и капусту был поставлен окончательный крест.
Была у Сашки и еще одна, весьма неприятная для взрослых особенность. Она не признавала авторитетов. Демократическое воспитание, отработанное на старшей дочери, в случае с Сашкой обернулось полным фиаско. Сашка не понимала, как это можно делать то, что велит тебе другой человек, и только потому, что он старше тебя. Пусть сначала объяснит, зачем это ему нужно!
В итоге проблем с начальной школой было хоть отбавляй. Если Сашке казалось, что учительница рассказывает что-то не так, она без промедления тянула руку и выдавала собственную версию событий. Когда же родители укоряли Сашку за срыв урока, та недоумевала:
— Почему вы меня ругаете? Это же она все переврала, а я лишь поправила ее. Если не знает ничего, то пусть и не рассказывает! Тоже мне, учительница называется!
Вторым Сашкиным пунктиком было то, что она категорически не терпела насилия над собой, поэтому фразы «выйди вон из класса!» воспринимала как личное оскорбление и тут же топала прямым ходом в кабинет директора школы — требовать восстановить справедливость и вернуть ее в класс: каждый ребенок этой страны имеет право на образование!
— Вашей бы дочери лет сто назад родиться, точно бы революционеркой стала! — вздыхая, говорил родителям завуч.
Родителям революционеры в собственном доме были ни к чему, поэтому путем длительных уговоров Сашку убедили в том, что иногда стоит промолчать, а правила этикета распространяются даже на очень умных маленьких девочек. И этот урок она усвоила крепко.
Так что стоит ли говорить, что размеренная и наперед известная дорога, по которой шла старшая сестра, Сашку ни капельки не привлекала. Она хотела быть полновластной хозяйкой собственной жизни и по окончании школы, собрав всю волю в кулак, вырвалась-таки в столицу. Родители уговаривали ее остаться — насчет нее уже была договоренность с деканом местного института, в котором училась ее сестра. Мать плакала, не понимая, за что младшая дочь с ней так обошлась, отец взывал к логике — зачем ехать за тридевять земель и искать то, что уже ждет тебя рядом, только руку протяни. Но все бесполезно. Сашка заткнула уши и отправилась покорять столицу.
Завоевание прошло успешно — Сашка без особых проблем сдала вступительные экзамены в выбранный ею вуз, о чем и сообщила родным, вернувшись в начале августа обратно.
Повторный отъезд в Москву дался Сашке куда легче первого. Что отец, что мать смирились с неизбежным. Отец даже нашел в этом определенные плюсы и с гордостью рассказывал знакомым, что его дочь безо всякого блата пробилась в престижнейшее учебное заведение. Мать на перроне все-таки не удержалась и пустила слезу. Представить себе жизнь без неугомонной младшей дочери она не могла, хоть убей. А затем меньше суток под перестук колес — и здравствуй, студенческая вольница! Здравствуй, общага!
А дальше ничего особенного в Сашкиной жизни и не происходило. Учеба с утра до ночи, изредка — если хватало денег — походы в кино или театр и снова учеба. У Сашки сложились ровные отношения с однокурсниками, а вот найти среди них настоящих друзей не получилось. Впрочем, Сашка и не особенно к этому стремилась. На курсе ее считали замкнутой и довольно нелюдимой особой, и для этого были все основания. Дело в том, что при всей живости характера в определенный момент у Сашки возникли проблемы в общении со сверстниками — ей с ними было безумно скучно.
Еще в школе она поняла, что ей куда интереснее общаться со взрослыми людьми, нежели с себе подобными. Развитый не по годам интеллект сыграл с Сашкой злую шутку, результатом которой стало то, что она предпочитала проводить вечера за книгой, а не в веселой компании.
Когда наступила пора первых влюбленностей, девчонки наперебой шушукались о мальчишках, бегали на дискотеки и изводили на себя тонну материнской косметики. Сашка же искренне не понимала, что ее подружки находят в парнях-сверстниках. Она придумала себе идеал мужчины, в который все эти сопляки со жвачкой и самодовольные хлыщи не вписывались никоим боком. Она ждала и искала сильного, волевого человека, твердо знающего, чего он хочет от жизни. Но если таковые ей и встречались, то не спешили обратить внимание на невзрачную, еще не до конца оформившуюся девчушку.
Но в какой-то момент Сашке показалось, что она нашла того, кого так долго искала. Он был аспирантом — читал у них на третьем курсе лекции — и носил гордое имя Аскольд. Аскольд был ироничен, порой до цинизма и язвительности, но у Сашки каждое его слово отзывалось в ушах сладким набатом. Начитанный, с энциклопедическим складом ума, Аскольд не скрывал своего презрения к студентам, вечно норовящим сдать экзамен малой кровью, в идеале получить на халяву трояк и успокоиться. Кроме того, Аскольд обладал отличной фигурой, скорректированной на тренажерах практически до идеального состояния. Сашка не раз слышала, как томно вздыхают ему вслед сокурсницы, всеми доступными средствами норовя обратить на себя внимание молоденького аспиранта.
Сашка и представить себе не могла, что Аскольд заинтересуется ею, поэтому даже и не мечтала о подобном. Каково же было ее удивление, когда он ни с того ни с сего предложил обсудить ее курсовую не в душной аудитории, а пройтись по близлежащему парку. Курсовую она написала рано, других студенческих работ у аспиранта, вынужденно изображающего из себя преподавателя, не было, так что Сашка не усмотрела ничего предосудительного в том, чтобы немного погулять на природе.
О чем они тогда беседовали и как так получилось, что Аскольд стал ее первым мужчиной, Сашка и сама до конца не поняла. Первая влюбленность промчалась по ее судьбе бурным и веселым ураганом, закружив и завертев в водовороте доселе не испытанных чувств. Впрочем, счастье длилось недолго и закончилось ровно в тот момент, когда Аскольд демонстративно прошел мимо нее по институтскому коридору, делая вид, что в упор не помнит эту студентку. Осложнения в виде романа с подопечной ему были совершенно ни к чему, а как впоследствии узнала Сашка, на тот момент у него уже была невеста из богатой и влиятельной семьи. Разумеется, портить блестящее будущее из-за какого-то досадного мезальянса с бедной студенткой из провинции Аскольд не собирался.
Для Сашки это послужило жестоким уроком. Самое глупое, что ей действительно ничего не надо было от этого человека — ни хороших оценок (она и так знала предмет назубок), ни обещания навестить загс. Обиднее всего в этой ситуации было именно то, что Аскольд вел себя так, будто ожидал, что Сашка непременно будет приставать к нему, требуя для себя неких благ, и счел за благо заранее обеспечить себе пути отхода. Мол, ведать ничего не ведаю и на глупых девчонок внимания не обращаю.
Разумеется, такого удовольствия — унизиться до просьбы не бросать ее — она Аскольду не доставила, в свою очередь, сделав вид, что ничего особенного и не случилось. Подумаешь, лишилась девственности со смазливым парнишкой, с кем не бывает? Но кто бы знал, как тяжело при этом было у нее на сердце! Нет, слава Богу, она не успела влюбиться в этого типа, поэтому ни о каких «поруганных чувствах» и речи не шло. Просто женщине всегда горько, если мужчина, с которым она была близка, относится к ней как к базарной попрошайке. А уж если этот мужчина первый — то и подавно.
Когда же через месяц Сашка поняла, что боль, которую причинил ей Аскольд, и не думает утихать, она поступила самым радикальным образом, ударившись в бурный, хоть и краткосрочный загул, благо что в общаге недостатка в кандидатурах на роль любовника не было. Существенно расширила свои познания о сексе, попробовала, что ей нравится в постельных играх, а что нет, и окончательно наплевала на невесть что о себе возомнившего аспиранта.
Впрочем, нет: от маленькой мести Сашка все-таки не удержалась, и когда однокурсницы на перемене между парами вновь принялись шушукаться, какой же Аскольд душка и как было бы здорово хоть один-единственный разочек получить доступ к его телу, веско прокомментировала:
— Будете разочарованы. Техники никакой, кончает за две минуты. В постели полный ноль!
Барышни тут же с жаром принялись обсуждать свежие данные, а Сашка не без удовлетворения отметила, как запунцовели уши Аскольда, делающего вид, что не слышит, о чем болтают студентки.
С той поры у Сашки не было особых проблем с мужчинами. Можно даже сказать, что все было просто замечательно, если бы не одно «но». Найти того самого единственного и неповторимого, рядом с которым будет бешено колотиться сердце и подгибаться колени, Сашке так и не удалось. А без этого ей и секс казался пресным, и дружба — ненастоящей. О чем тут говорить, если людей связывает вместе только постель, а стоит всему закончиться, и отношения переходят на уровень «привет-привет, пока-пока»! Впрочем, со своими любовниками Сашка всегда расходилась мирно, безо всяких эксцессов. Обе стороны получили то, что хотели, никаких претензий нет. Возможно, именно поэтому многие из ее бывших кавалеров в итоге время от времени возвращались к ней, после чего роман на короткое время вновь возобновлялся. И вновь угасал…
Откровенно говоря, Сашка уже устала от такого образа жизни и всерьез считала, что с ней что-то не так. Другие девчонки в ее возрасте уже и семьями обзавелись, кое-кто даже ребенка, а то и двух успел родить, а ее все носит как перекати-поле от одного мужчины к другому безо всякой надежды, что когда-нибудь все образуется. Но поскольку маршрутом под названием «Где искать любовь» Сашка не располагала, то предпочитала не мечтать о несбыточном, а просто жить дальше, как придется, без особой надежды хоть когда-нибудь испытать ту самую волшебную дрожь в сердце. А когда тоска по сильному мужскому плечу становилась совсем уж невыносимой, с головой окуналась в работу, доводя себя практически до изнеможения. Если же и это не действовало, обзывала себя похотливой самкой и звонила кому-нибудь из любовников, пытаясь обмануть душу и тело суррогатом истинного чувства. И так по кругу.
Впрочем, до отчаяния Сашке было еще далеко. Ей всего двадцать шесть, и впереди еще если не целая жизнь, то половина уж точно! Значит, рано или поздно чудо случится, надо только терпеливо ждать и не прозевать тот момент, когда «свой человек» появится рядом с ней.
Но после оказанного ей дома «горячего приема» все горькие Сашкины мысли о собственном женском невезении сами собой отошли на задний план. Что ж, отчий дом перестал быть таковым, значит, отныне она может рассчитывать только на себя. Возвращаться нельзя ни в коем случае: мать с сестрой мигом придумают, как побольнее ужалить ее, и наверняка запишут в неудачницы. Впрочем, она обратно и не собирается…
От грустных размышлений Сашку отвлек чей-то смутно знакомый звонкий голос:
— Санечка, ты ли это?! Сколько лет, сколько зим!..
Сашка подняла глаза и узрела перед собой улыбающуюся во все тридцать два зуба Полину, бывшую одноклассницу.
— Полька, ты-то какими судьбами?
— Да просто иду по улице, смотрю — ты куда-то чешешь, серьезная вся такая. Еще засомневалась, ты это или не ты. Но на всякий случай подошла поближе, глянь — а ведь и вправду это Санечка!..
Полина что-то бойко тараторила, а Сашка, не успевающая вставить ни слова в ее монолог, лишь кивала в ответ как китайский болванчик. С Полиной они никогда не были подругами, хотя относились друг к другу вполне нормально. Легкомысленную Польку вечно интересовали только наряды, косметика и мальчики, а учебу она воспринимала как неизбежное зло, стараясь по максимуму не раскрывать учебники. В итоге перебивалась с тройки на тройку, не гнушаясь выклянчивать и списывать домашнее задание у менее ленивых одноклассников, хотя вполне объективно могла бы учиться и на четверки, если бы хотела. Но столь странного желания — грызть гранит науки — у Полины не могло быть по определению. Вот еще глупости! Тратить свое драгоценное время на такую ерунду!
— Слушай, столько лет не виделись, пошли — забуримся в какую-нибудь кафешку, посидим, потреплемся вдоволь! Ух, я столько хочу у тебя узнать — ты даже не представляешь!
— Поля, я бы и рада, но ничего не получится. У меня через сорок минут поезд отходит, я, собственно, на вокзал путь держу.
— Ой, а куда едешь?
— В Москву.
— В гости или просто так?
— Ни то и ни другое. Живу я там, а сюда на недельку в командировку приезжала.
— Суперски! А че, у мужа обретаешься, да?
— Нет, я не замужем. Просто снимаю комнату.
— Санька, мне тебя небо послало! — завопила на всю улицу Полина, припрыгивая вокруг обалдевшей от столь бурного выражения восторга Сашки. — Значит, так: побежали скорее ко мне домой, я прихвачу кое-какие шмотки и поеду вместе с тобой! Давно хотела в столице побывать, да все как-то оказии не было, а тут такой случай! Санечка, ты — прелесть! Какой же сегодня на редкость удачный день!..
— Полька, ты, наверное, не поняла: уже через сорок минут у меня поезд, если я сейчас с тобой отправлюсь, то точно никуда не успею. А мне опаздывать никак нельзя.
— Да тут рядом, всего два шага, и мы у меня дома! — Не слушая Сашкиных возражений, Полина подхватила ее за руку и потащила за собой.
Ошарашенная Сашка позорно капитулировала перед экспрессией Полины и позволила затащить себя на третий этаж какого-то старого дома, где и проживала ее бывшая одноклассница. Раньше она никогда не была у той в гостях, поэтому первые минуты три только и делала, что озиралась по сторонам, рассматривая убранство квартиры.
Бардак здесь стоял страшнейший. Фактически хозяева квартиры могли передвигаться по ней либо перепрыгивая с дивана на стулья и кресла, либо расчистив ногами в валяющемся на полу хламе некое подобие тропинки. Полина выбрала второй вариант, быстро подбежала к платяному шкафу, настежь раскрыла его, скинула вешалки и вывалила наружу содержимое всех полок, а затем принялась копаться в образовавшейся куче одежды, выхватывая из нее и кидая в объемную дорожную сумку то одну, то другую шмотку.
— Полька, я уже опаздываю! — Озабоченно поглядывая на часы, Сашка сделала попытку выйти на лестничную клетку.
— Санечка, лапочка, ну еще полминутки, пожалуйста! Ну что тебе стоит? — пронзительно заканючила Полина, мгновенно подскочив и загородив собой входную дверь.
— Полька, у тебя же все равно билета нет! И как ты собираешься ехать?
— Ничего, придумаем что-нибудь, — беспечно отмахнулась Полина и вновь принялась за паковку багажа. — Поезда сейчас все равно полупустые идут, уж как-нибудь договорюсь с проводником. Да и ты за меня попросишь, ведь так? Нет, Санечка, это просто самое настоящее чудо, что ты мне встретилась именно сегодня!..
У Сашки на этот счет было прямо противоположное мнение, но она предпочла промолчать, лишь скрипнула зубами в ответ. Угораздила же ее нелегкая нарваться на Польку!
Когда же и через пять минут Полина не прекратила сбор вещей, Сашка взорвалась:
— Все, ты как хочешь, а я иду! Мне только бега по рельсам за уходящим поездом ко всем моим неприятностям не хватало!
— Пять сек! — дежурно отозвалась Полина, но, как ни странно, на этот раз это оказалось правдой.
Как они добрались до вокзала и успели вскочить в уже тронувшийся состав, Сашка и сама не поняла. На ее взгляд, Полина сделала все возможное и невозможное, чтобы это не произошло. Всю дорогу она задерживала Сашку по самым идиотским поводам: то у нее нога подвернулась, то сумка расстегнулась, то кошелек из кармана выпал. Сашка, уже не сдерживая раздражения, ядовито заметила, что нечего было надевать ботфорты на шпильках, если было заведомо известно, что придется бежать, а кошелек нормальные люди носят в таком месте, где он ни при каких условиях никуда не денется. Полина же в ответ лишь трогательно и виновато улыбалась, хлопая ресницами.
Конечно же, возникли и проблемы с проводником, которого пришлось десять минут уламывать «нарушить правила». Проводник упрямо тряс головой, клялся-божился, что без разрешения непосредственно начальника поезда он на такую аферу не поддастся, но лишняя пара сотен рублей в итоге утихомирила его больную совесть. Впрочем, вагон действительно был полупустой, в том купе, куда взяла билет Сашка, кроме нее да «зайчихи» Полины, попутчики пока что отсутствовали как класс.
— Ну вот, видишь — все получилось! — как ребенок радовалась Полина. — А ты боялась, что опоздаем! Паникерша!
Сашка скрипнула зубами, но промолчала, поскольку доказывать что-либо Полине было совершенно бессмысленным занятием, сродни сотрясанию воздуха. Когда той было выгодно, она прикидывалась глухой и слепой к критике, а ее фирменная обескураживающая улыбочка довершала общую картину под названием «Don’t worry be happy»[1]. Сашка даже позавидовала ей немного: вот бы ей такое умение изображать из себя святую простоту в тот момент, когда начальница устраивает ей разнос! Случалось это, впрочем, редко, а если быть точнее, то всего лишь один раз, но все же…
Еще минут через десять, когда сумки были частично распакованы, а затем убраны с глаз долой и улеглась суматоха, Сашка заказала чаю с намерением улечься поудобнее с книжкой и потягивать в свое удовольствие горячий напиток, сопереживая героям, но не тут-то было! Полина решила, что раз радио в их купе неисправно, то исполнять функции сего неработающего устройства ее прямая почетная обязанность. И понеслось…
— Слушай, не поверишь, мне так с мужиками не везет — просто ужас какой-то! Обязательно какие-нибудь уродцы попадаются! Вот был тут один, я с ним аж полгода продержалась, едва замуж не вышла, дура! Сначала вроде такой представительный показался, костюм с иголочки, галстук шелковый — все дела! Как только свободная минутка в графике выдавалась, тут же за ружье хватался и на природу сматывался охотиться. Хобби у него такое, понимаешь! Мазал, конечно, без разбору, но все равно — типа охотник! Гордый профиль, благородная седина на висках. Такой брутальный мужчина, что прямо фу-ты ну-ты! Я на него запала сначала со страшной силой! Ну, он тоже не мальчик, понял, что к чему, мигом от жены избавился, чтоб не путалась под ногами…
— Это как? Прибил ее, что ли? — мрачно поинтересовалась Сашка, перевернув страницу.
— Да нет, нашел ей на скорую руку любовника и выпихнул к нему буквально через месяц. Тут же развод оформили, все честь по чести!
— Высокие отношения! — хмыкнула Сашка и вознамерилась вернуться к книжке, но безрезультатно…
— Так вот, от жены избавились, он тут же меня к себе жить пригласил, я, разумеется, согласилась, а потом…
— А познакомились-то вы где? — спросила Сашка, с тоской осознав, что почитать ей сегодня не дадут.
— Ой, а я не сказала? Да на работе! Мне в отдел нового начальника перевели, вот это он и был! Да, на чем я остановилась?
— На полуслове, — хмыкнула Сашка, но Полину было не так-то легко пронять.
— Ах да! Стали мы жить вместе, думаю — что-то с ним не то. Я ж девица видная, да и секс люблю, в общем, с этим делом все в порядке, а он на вторую неделю уже и не смотрит на меня. Начинаю его соблазнять — не поверишь! — берет и включает телевизор, сериал «Солдаты» туда-сюда по десятому кругу гоняет! Я к нему с расспросами, так, мол, и так, как это понимать изволите? А он мне в ответ: мол, ты же знала, с кем жить собралась, я мужчина в возрасте, на фронтах любви поистрепалея, так что довольствуйся, подруга, что есть, и дорожи тем, что вообще не на голодном пайке сидишь. Да еще и бывшую жену мне в пример приводил: мол, терпела такой график без писка и его попусту не тормошила, берегла его чуткую нервную систему. Ну, я сначала переживала, думала: если у человека проблемы со здоровьем, да еще столь интимные, надо ему помочь, витаминов каких-нибудь найти, врача соответствующего профиля присоветовать. А он, собака серая, оказывается, и не собирался лечиться! Это у него любимая отговорка была, понимаешь?
— Не-а, — искренне заявила Сашка.
— Ему что я, что другие бабы глубоко по барабану!
— Он втайне грезил о мускулистом юношеском теле в своей постели? — иронично предположила Сашка.
— Нет, он не педик, просто ему секс и даром не нужен! — отмахнулась Полина.
— А зачем он тогда тебя пригласил к себе жить?
— А вот тут-то и начинается самое интересное! Он меня к себе поселил для престижа!
— Извини, может быть, я что-то недопонимаю, но что в тебе такого престижного? — уже в открытую хамила Сашка, которая трижды прокляла тот день и час, когда безумная Полька углядела ее по дороге на вокзал.
— Как что?! Я — молодая красивая дама, он-то, паршивец, меня на пятнадцать лет старше. Он ведь в итоге всем своим приятелям уши прожужжал, что сменял старую жену на новую, да к тому же и красивую, и всю в него влюбленную до умопомрачения. Ну, это он, положим, для красного словца прибавил, поскольку любить такого кренделя — удовольствие ниже среднего. Да еще как назло жена его глаза мозолит — она тогда еще в соседнем отделе работала. Ходит, аж сияет вся, на меня снисходительно так поглядывает, вроде как даже с сочувствием, а на физиономии у нее такое написано! Тут и тупому ясно, что они с ее новым мужиком по ночам вовсю камасутру осваивают, а не сериалы смотрят, как этот юродивый! Вот тогда-то я и смекнула, что к чему.
— И?.. — обреченно поинтересовалась Сашка, с тоской глядя на начатую книжку.
— Да это же просто как дважды два! Был бы он и вполовину так хорош, как о себе рассказывал, фиг бы она от него налево ушла! Он и жену свою бывшую тоже на голодном пайке держал, я вообще без понятия, как она это столько лет вытерпела. Ну ладно, думаю, раз ты со мной так, то я с тобой эдак! Коль с сексом у тебя сплошные минусы, будешь со мной иначе расплачиваться! Ну и забила на работу болт! Хочу — в отпуск пойду, хочу — просто в Интернете по сайтам знакомств лажу, в общем, отрываюсь по полной! А тут стала замечать, этот кобелина начал глазки еще одной нашей коллеге строить, уже до букетов дело дошло! Думаю, надо это на корню пресечь, она ж меня на три года младше, выходит, по его понятиям, еще престижнее получается! Подкараулила ее после работы, да и разъяснила все по-простому. Ух, как я ей тогда все волосы не выдергала, не знаю!
— Ну и как, помогло?
— Да какое там! Как узнал он про то, что я его протеже едва без скальпа не оставила, наорал на меня. Ну, разругались мы с ним в дым и прах, а тем же вечером я свои вещи собрала и обратно уехала. Думаю, ну ничего, попляшешь без меня! Самое позднее через три дня на карачках приползешь и прощения просить станешь! Такие, как я, на дороге не валяются! А он — ну не мерзавец ли?! Взял и уволил меня с работы «за систематические прогулы»! Козел!
— И тем самым на вашем бурном, но недолгосрочном романе был поставлен жирный крест, — заключила Сашка и вновь потянулась к книге, сочтя, что наконец-то получила передышку.
— А вот и нет! — с торжеством в голосе возразила Полина. — Все было совсем не так! После того как меня из конторы выставил, я ему, конечно, такой скандал закатила — соседи до сих пор с ужасом вспоминают. Он где-то с месяц и носа не казал, но я от своих знакомых знала, что он все больше по кабакам кутит и со всеми бабами подряд заигрывает, рассказывает, какой он крутой. Да только все без толку, кому он нужен-то, петух общипанный! С той молоденькой коллегой у него тоже ничего не связалось. Она, с одной стороны, меня побаивалась, а с другой — он ей никуда не уперся, тем более что она на другую работу перевелась. Вот когда он понял, что остается один, тогда и притопал ко мне типа мириться. А я ему так строго и заявляю: мне от твоих извинений ни холодно, ни жарко. И вообще я в салон красоты собиралась, что-то мне моя прическа в последнее время разонравилась. Ну, он все понял правильно, поперся со мной и без звука четыре сотки зелени на салон отвалил. Вот с тех пор так и существуем: он мне регулярно звонит и в жилетку плачется, что никто его вокруг не понимает, даже жена бывшая, а я его на шмотки и косметику раскручиваю, барана.
— Ты ж вроде вначале сказала, что рассталась с ним?
— Ну да! Ты же видела, я отдельно живу! А встречаться до сих пор встречаемся. Ругаемся, конечно, не без этого. А потом все как по накатанной: он нюни распускает, а потом меня по кабакам да магазинам водит, расплачивается…
— Знаешь, я вот только одно не понимаю: ты все твердишь «расплачивается», а я вот никак не уразумею, а за что именно?
— Как за что?! За мои нервы! Или думаешь, мне этот кретин хоть капельку интересен? Да стоит мне только свистнуть, у моих ног будут такие мальчики, что закачаешься!
— Ну а раз неинтересен и тебя больше мальчики привлекают, зачем ты своей коллеге по работе шевелюру попортила? Или это и не ревность вовсе, а как-то по-другому называется?
— Санька, ну ты даешь, такая юморная, я аж не могу! — расхохоталась Полина. — Ну на хрена, скажи, мне нужна конкурентка? Она ведь тоже девочка с мозгами, быстро бы сообразила, что этого лоха педального на что угодно раскрутить можно, если притвориться, что обижена насмерть, и хотя бы пару часов послушать его излияния! А в итоге он, вместо того чтобы мне денег на тренажерный зал отвалить, возьмет и на ее наряды потратит! А он не Рокфеллер, да и в долгах по уши сидит, потому что кредитов в банках понабрал — до конца жизни расплатиться не хватит. Надо из него бабки по максимуму тянуть, пока жила не иссякла!
— А чего ж ты тогда в Москву намылилась, если у тебя такой роскошный спонсор образовался? Как я понимаю, в ближайший год долговая яма ему еще не светит?
Полина впервые за весь день нахмурилась.
— Ну, на самом деле не все так хорошо, как я тебе тут расписала. У козла моего новое поветрие, ему теперь кажется, что приятели и деловые партнеры безмерно его зауважают, если он себе целый гарем из любовниц заведет. Я кой-какие справки навела, выяснила, что он уже с тремя бабами сразу встречается, не считая меня. Сама понимаешь, такой расклад меня ни капельки не устраивает. Он и так не особо щедрый был, я у него вшивый ноутбук целых два месяца в подарок клянчила, а тут, чувствую, он на мои нужды окончательно забьет. Его нынче на свежачок тянет, а я уже отработанный материал. Эх, вот ведь не везет так не везет! — Полина тяжело вздохнула. — И вот, иду по улице, думаю, как мне дальше с этим нафталиновым Казановой быть, а тут ты навстречу! Меня тут же изнутри словно кольнуло, и я поняла: вот оно! Надо перебираться в Москву! Я в столице уж заведомо лучше устроюсь, чем в нашем захолустье! Тут ведь по вечерам делать нечего, в ночных клубах одно и то же, такая скукотища, аж с души воротит!
— А где ты в Москве жить собираешься? — осторожно поинтересовалась Сашка, с мрачной уверенностью предчувствуя, какой будет ответ.
— Как где? Ну, первое время у тебя потусуюсь, а потом…
— Не пойдет! — тут же возразила Сашка. — Моя квартирная хозяйка гостей не любит. Кроме того, когда я у нее комнату снимала, то отдельно обговаривала, что, кроме меня, там никто жить не будет. За это она мне солидную скидку дает. Уж извини, но я тебя к себе не пущу.
— Санечка, так это же всего на одну ночь, ну две максимум! — защебетала Полина. — А потом я найду себе жилье, обещаю!
— Полька, ты глухая или как? Ни на ночь, ни на полночи — никак! Я перед своей квартирной хозяйкой оправдываться не собираюсь!
— Да поговорю я с твоей хозяйкой, успокойся! Что ты вечно из-за всякой ерунды так беспокоишься? — пожала плечиками Полина и отвернулась.
Сашка почувствовала, как внутри ее все закипает от плохо сдерживаемого гнева. Вот ведь верно говорят, что простота хуже воровства! И как теперь втемяшить этой назойливой барышне, что она ее и на порог не пустит? Насчет квартирной хозяйки Сашка, конечно, слегка преувеличила: комнату она нынче снимала у весьма милой бабульки, вся радость которой, чтоб ей продукты прямо домой принесли и ей не пришлось на больных ногах по магазинам таскаться. Выгонять ее гостей бабуля, конечно же, не будет, но наличие в квартире громогласной неряхи Полины старушку сильно напряжет…
— Значит, так. Слушай меня внимательно, потому что дважды повторять не буду. Я тебе ничем не обязана — это раз. И то, что ты навязалась ко мне в попутчицы, ничего не значит. На вокзале мы распрощаемся и пойдем каждая своей дорогой. Если ты надеешься, что я выступлю для тебя в роли гида по столичной жизни, то сильно заблуждаешься. Я крайне занята, и у меня нет на это ни времени, ни желания, что характерно. Тебе все ясно?
— Санечка, золотце, но, кроме тебя, мне и обратиться-то не к кому! — На безупречно напудренную щеку Полины спрыгнула слезинка. — Одна, в огромном чужом городе, это же так страшно! Мне ведь нужно всего-то ничего — просто дружеская поддержка, не более! Обещаю, я буду вести себя как мышка! Тихо-тихо туда-сюда, твоя хозяйка ничего и не услышит! Чуть-чуть освоюсь и немедленно съеду от тебя, клянусь!
Но Сашку на подобные трюки было не так-то легко поймать. Работа торговым представителем крупной компании многому ее научила, в том числе и в плане личного общения, ведь от назойливых и морально нечистоплотных клиентов никуда не денешься, приходится порой жестко и последовательно отстаивать свою позицию. Именно так она и собиралась поступить с Полиной:
— Позволь спросить, о чем ты думала, когда приняла решение тащиться за мной в Москву? Я не давала тебе никаких обещаний, что помогу устроиться по приезде. И прошу, вот не надо слез, хорошо? Только макияж напрасно испортишь. На жалость меня не пробить, уж извини. И задабривать меня тоже не надо, впрочем, как и сюсюкать со мной. Прости, но я тебе ничем не обязана!
— Но мы же землячки, да еще и одноклассницы! — предприняла Полина отчаянную попытку «дожать» несговорчивую Сашку.
— И что с того? Помимо тебя, у меня в земляках еще несколько сот тысяч человек числится, выходит, я им всем помогать должна, если им вдруг приспичит в столицу мигрировать?
— Но как же… я думала… в память о нашем детстве… — Полина смотрела на Сашку с такой отчаянной мольбой в глазах, что если бы буквально пару минут назад та не выслушала циничный рассказ о неудавшейся женитьбе на «спонсоре», ее сердце наверняка бы дрогнуло.
— Нет, — подытожила Сашка и, отгородившись от Полины книгой как щитом, в один глоток выпила остаток остывшего чая, показавшегося ей вдруг абсолютно безвкусным и отдающим вениками.
До следующей станции они ехали молча. Надувшаяся Полина вовсю демонстрировала, как глубоко она оскорблена в лучших чувствах, и изредка принималась всхлипывать в расчете на то, что Сашка сменит гнев на милость. Сашка же, делая вид, что по уши увлечена книгой, грустно размышляла над тем, как удивительны бывают порой жизненные параллели. Между ее старшей сестрой и Полиной на первый взгляд нет ничего общего. Первая — умница, отличница, послушная дочь и примерная подчиненная. Вторая — легкомысленная и пустоголовая красотка, сердце которой начинает учащенно биться при виде шмоток с лейблами модных торговых марок. Но и та, и другая одинаково потребительски относятся к мужчинам, и даже не осознают, насколько уродливо и гадко это выглядит со стороны. Обе считают, что раз мужчина обратил на них внимание, он уже им обязан, а значит — даешь дачи, машины, красивые шмотки и курорты. Переспав с ним хотя бы единый раз, они свято уверены, что отдали «самое дорогое, что у них только было». И требуют немедленной оплаты услуг. Куда ни взгляни, кругом одна проституция, если не де-факто, то в мозгах — точно. Но в отличие от Ксении Полина хотя бы актерскими данными обладает, да и за внешностью своей следит о-го-го. Впрочем, вряд ли ей это сильно поможет: если так подумать, то кому нужна тухлятина в красивом фантике?
Поезд заскрежетал, затем дернулся и остановился. Сашка выглянула в окно. Станция, и большая. Значит, не меньше трех-четырех минут стоять. Сходить, что ли, купить себе у перронных торговцев какой-нибудь нехитрой снеди в дорогу? Да что-то аппетит пропал, ни капельки есть не хочется. Ладно, это не последняя остановка на пути, если проголодается — всегда успеет разжиться едой или на худой конец в вагон-ресторан сходит.
Пока Сашка размышляла, выйти ей на перрон и размяться или нет, Полина проскользнула к выходу. Мелькнула у ларьков ее яркая белая куртка и юбчонка из разряда «широкий пояс», вызвав у Сашки минутное раздражение. Вот ведь принесла ее нелегкая! А в итоге настроение, и так в меру минорное, окончательно испорчено. Хоть и знаешь, что трижды права, когда отделываешься от этакой нахалки, а все равно на душе неприятно, словно ботинком в дерьмо вляпался. И как только такие люди, как Полина, находят людей, которым можно сесть на шею? Ведь манипулятор, надо признать, она превосходный, без мыла в любую щель пролезет, даже Сашка поначалу под ее натиском слабину дала! А все остатки воспитания, черт его дери! Нельзя хамить людям, нельзя отказываться, когда тебя просят о помощи, — и так далее в том же духе. А Полина и иже с ней как раз на порядочности окружающих и паразитируют. И более того, Сашку здорово спасло то, что хоть внутри ее все кипело и бурлило от эмоций, отказывала она Полине спокойно и буднично, словно между делом. Ведь эмоции, причем любые эмоции, для манипуляторов все равно что рычаг, который легко обратить против его же владельца, а нет эмоций — нет и рычага.
Ну ничего, осталось не так уж и много: по приезде в Москву отбиться от компании бывшей одноклассницы, а то, что она попробует увязаться за ней следом, — это к бабке не ходи, — и можно будет перекреститься. Такой компаньонки, как Полина, Сашке не то что задаром, а и за очень большие деньги не надо. Подобные люди обладают непревзойденным даром впутывать тебя в свои сомнительные приключения, а Сашку ее размеренная жизнь более чем устраивала…
— Проходите сюда, здесь еще два места свободны, — послышался из тамбура голос проводника, и в купе появился мужчина лет двадцати семи — двадцати девяти, одетый в чистый выглаженный камуфляж с мягкими полевыми погонами, лычками в виде скрещенных щита и меча и эмблемой на рукаве, которую Сашка так и не успела разглядеть.
— Добрый день! — поздоровался он с Сашкой, и той неожиданно показалось, что земля поплыла у нее под ногами. Да нет, ерунда это, просто вагон качнулся, только и всего…
— День добрый! — кивнула она в ответ и со смесью удивления и ужаса поняла, что краснеет. Вот это номер! С чего бы вдруг?
Меж тем новый попутчик ловко забросил свою сумку на полку над дверью и принялся стелить постель на верхней полке. Сашка украдкой наблюдала за ним. Хм, а фигура у него что надо! В меру высокий, крепко сбитый, но не перекачанный. Стоит, правда, как-то неестественно прямо, может быть, проблемы со спиной? Был у нее один любовник, бывший парапланерист, так вот у него точно так же плечи были развернуты. Говорил, что это наследие после компрессионного перелома позвоночника. Если взять за исходную гипотезу, что и ее сосед по купе прыгал с парашютом, да добавить к этому то, как он одет — в камуфляж и высокие армейские ботинки, — получается, перед ней военный? Похоже на то.
Сашке было и стыдно, и неудобно от того, что она подглядывает за незнакомцем, но удержаться от этого занятия она тоже не могла. Русоволосый крепыш, сам того не зная, затронул потаенную струну в ее сердце. Бывает так, пройдет человек, а ты и не обернешься, даже толком-то его не заметишь, хоть и красавец, и семи пядей во лбу — а все равно мимо. Или наоборот случится, вот прямо как сейчас: она ведь этого парня знать не знает, а душа уже готова навстречу ему птицей нестись. Кому рассказать — на смех поднимут, классическая любовь с первого взгляда, да и только!
Любовь?! Сашка прислушалась к себе. Сердце стучало загнанным зайчонком и норовило выпрыгнуть из груди. Вот это да! С чего бы вдруг?..
Но тут в купе появилась Полина, бережно прижимающая к себе позвякивающий пакет с пивом. Узрев крепыша, она тут же призывно подобралась и спросила:
— О, да у нас, никак, пополнение? Меня, кстати, зовут Полина!
— Очень приятно. Станислав, можно просто Стас. А вас, девушка, как звать-величать? — обратился он к Сашке.
— А это Санька, моя школьная подруга! — мигом перехватила инициативу Полина, не дав Сашке и рта раскрыть. — Куда собираетесь, тоже в Москву? — спросила она, грациозно протиснувшись мимо Стаса на свое место у окна.
Сашка с неудовольствием отметила, что, проделывая этот маневр, Полина словно невзначай успела притереться грудью к спине Станислава. Вот дрянь-то!
— Да, возвращаюсь домой, — ровно ответил Стас, продолжая застилать постель.
Глаза Полины загорелись хищным огоньком. Сашка едва зубами со злости не скрипнула. Эх, ну зачем она не послала эту мерзкую девчонку сразу же, как только та раскрыла рот о совместном путешествии? Ехали бы сейчас вдвоем с этим парнем, беседовали о всякой ерунде, а там… глядишь, что-нибудь и срослось бы. А теперь можно и не мечтать: Полина своего шанса не упустит! Вон как она на Станислава смотрит, так и съела бы его с потрохами! Еще бы — москвич, да к тому же недурен собой. Грех упускать такую возможность!
— Дома небось жена с детишками вас ждут не дождутся? — улыбаясь, продолжила допрос Полина, напряженно ожидая ответа ничего не подозревающего Стаса.
— Да нет у меня никого, как раньше говорили — холостой и хозяйством не обремененный. Вот приеду в свою берлогу и рухну спать, а то умаялся за эту поездку — сил нет!..
Торжество в глазах Полины нельзя было спутать ни с чем иным. Ну все, сейчас начнется осада приглянувшейся ей жертвы. Черт побери, и ведь не сделаешь ничего! Вмешаться в их разговор — все равно что признать, что тебе тоже дорого внимание этого мужчины. Впрочем, это действительно так, но вот только Полине лучше оставаться по этому поводу в неведении. Да и со стороны глупо смотрится: две девушки ведут позиционные бои ради одного и того же парня. Нет, лучше сидеть в своем уголке, делать вид, что увлечена чтением, и не вылезать.
Но все же обидно до слез! Вот бы Полине немедленно, сию же минуту провалиться под землю!
Сашка, замаскировавшись книжкой, мысленно призывала на голову Полины всевозможные кары, земные и небесные, а та вовсю кокетничала с попутчиком:
— Ой, а вы мне не поможете бутылку открыть? А то, боюсь, опять ноготь сломаю. Кстати, хотите пива? Свежее, холодненькое, последнее из палатки забрала! Ну ничего, может быть, попозже?..
Полина щебетала со скоростью пулемета, и Сашке до одури захотелось заткнуть уши, лишь бы не слышать весь тот бред, который она несла. Хотя были у нее и иные желания: первое — расплакаться, второе — собственными руками придушить Полину. Сашка дико, до нервной дрожи ревновала попутчика к однокласснице и ничего не могла с собой поделать! Ну почему Полина запала именно на этого мужчину? Кто ей мешал познакомиться с кем-нибудь на перроне и свалить из этого купе?
Волевым усилием Сашка призвала себя держаться. В конце концов, что она так вцепилась в этого Стаса? Ну подумаешь, симпатичный парень в форме, лирический герой мегапопулярной некогда песни «а я люблю военных — красивых, здоровенных». Она же о нем ничегошеньки не знает! Может быть, у него, как любят говорить юмористы, тяжелый характер, сварливая мать и исходящая слюнями собака, пачкающая ковер?
Сашка во всех красках представила себе эту картину и даже улыбнулась уголком рта. Получилось и впрямь забавно.
Меж тем Станислав принялся расшнуровывать ботинки, намереваясь залезть на свою полку. Разумеется, у Полины были иные планы на этот вечер, нежели созерцать пятки мирно похрапывающего мужчины, поэтому она мигом сориентировалась, как поступить:
— Кстати, Стас, Санечка, а вы знаете, какой сегодня день?
— День как день. Среда, кажется, — пожал плечами Станислав.
— Санечка, а ты тоже не в курсе?
Сашка отрицательно помотала головой, гадая, что же придумала Полька.
— Даю подсказку: тридцать первое октября. Ну же, кто догадается?
— Я пас, — буркнула Сашка.
— Погодите, что-то такое в памяти бродит. Сейчас, минуточку… А, кажется, канун Дня всех святых? — догадался Стас.
— Правильно! — воскликнула Полина. — Или, иначе говоря, Хэллоуин — старый кельтский праздник. Кельты встречали новый год первого ноября, а днем раньше, по их поверью, повелитель мертвых и принц тьмы отпускал на землю всех тех, кто умер в этом году.
— А мне почему-то в связи с Хэллоуином только тыквы и ведьмы вспоминаются, — признался Станислав.
— Ну да, все верно! По кельтским легендам в эту ночь ведьмы устраивают свой последний в году шабаш и воруют тыквы с огородов. Поэтому рачительные хозяева должны убрать все со своих полей до Хэллоуина, иначе их урожай станет добычей ведьм.
— Как познавательно! — улыбнулся Стас и уже поставил ногу на нижнюю полку, с тем чтобы в следующее мгновение забраться к себе наверх, как Полина остановила его очередным вопросом:
— И что, мы так и будем скучать, когда у нас есть такой прекрасный повод для посиделок?
— А что вы предлагаете? — вежливо осведомился Станислав.
— Давайте рассказывать друг другу страшные истории! — выпалила Полина и жутко, с привыванием расхохоталась.
— А может быть, не стоит? — из чувства противоречия подала свой голос Сашка.
— Да, как-то у меня со страшными историями… не очень, — поддержал ее Стас.
— Ничего-ничего, — заверила их Полина. — Главное — начать, а там и не заметите, как вам понравится. Итак, предлагаю тянуть жребий. Кто вытащит короткую спичку, тому и водить. Кстати, Стас, а у вас, случаем, нет спичек?
— Где-то должен коробок валяться. Сейчас посмотрю, — с нотками обреченности отозвался Станислав и полез в сумку.
Сашка сидела как на иголках и не знала, радоваться ей или нет. С одной стороны, объект ее пристального внимания решил остаться, значит, чисто теоретически есть шанс, что он обратит на нее внимание. С другой стороны, учитывая то, что он устал и хочет спать, он сейчас из вежливости составит им компанию, а как только выпадет благоприятный момент, улизнет наверх, где и отключится в первые же пять минут. Неутешительно, м-да…
— Ну, кто первый тянет? — осведомилась Полина, показывая на три зажатые в пальцах спички.
— Ладно, начну, — вызвался Стас и дернул за крайнюю спичку справа.
— Так, покажи, что достал? Длинная, — разочарованно протянула Полина, после чего не глядя протянула ладонь со спичками Сашке.
Сашка выхватила ближайшую к ней спичку и едва не застонала от отчаяния. Короткая! И о чем ей сейчас рассказывать?
— О, вот теперь мы знаем, кто будет водить! Ну, Санечка, чем ты нас испугаешь? Только умоляю: качественнее пугай, чтоб до мурашек по коже, иначе неинтересно!
— Тогда один вопрос: это должна быть придуманная история или случай из жизни тоже сгодится? — нахмурилась Сашка, которой как назло, кроме Синей Бороды, ничего на ум не приходило.
— Да как угодно! Хочешь — давай из жизни, раз у тебя жизнь такая страшная! — промурлыкала Полина и захихикала, одновременно подмигивая Стасу.
Сашка с превеликим удовольствием залепила бы ей сейчас добротную плюху, но вместо этого лишь поджала губы, силясь вспомнить хоть что-нибудь подходящее моменту.
— Лучше всего что-нибудь этакое, с привидениями и мертвецами, — ехидно подсказала Полина, не без удовольствия наблюдая за мучениями Сашки. — Вампиры, вурдалаки…
— С мертвецами? — Сашка замерла, что-то прикидывая, а затем выдохнула. — Ну что ж, тогда расскажу вам одну быль про кладбище…
— О, я уже вся в нетерпении! — игриво сообщила Полина, словно невзначай подсаживаясь поближе к Стасу.
— Сейчас ты все услышишь. — Сашка пристально взглянула на собеседницу и предупредила: — А вот если будешь меня перебивать, то конец истории расскажешь сама. Идет?
— Умолкаю, умолкаю! — состроив серьезную мину, закивала Полина.
— Вот и славно, — отозвалась Сашка любимой отцовской приговоркой и начала свое повествование.
Как ни странно, этот случай и впрямь был самым что ни на есть подлинным; единственная сложность состояла в том, что все случилось очень давно и Сашке стоило определенных усилий припомнить подробности этой мрачной истории.
— …когда мне было шесть лет и еще была жива моя бабушка, мы летом всей семьей ездили к ней отдыхать. Бабушка жила в небольшом, но очень уютном городке, в пятиэтажном доме на левом берегу речки. А на правом берегу было кладбище, довольно старое. Иногда бабушка ходила туда присмотреть за могилками родных и друзей и брала меня с собой. Тогда в детстве мне казалось, что это кладбище огромное. Куда ни глянь — везде ряды могил, и конца-краю им нет. Пока бабушка убиралась внутри оградок, я бродила и смотрела на обелиски и фотографии умерших людей и пыталась понять, какими они были при жизни, и что с ними случилось.
— Небось боялась-то мертвяков? — не вытерпела Полина.
— Нет, напротив. На кладбище мне почему-то было очень спокойно и уютно. Впрочем, рассказ отнюдь не обо мне и даже не о моей бабушке. В то лето, когда все произошло, стояла очень жаркая и сухая погода. Все горожане двигались как сонные мухи, а самой заветной мечтой любого жителя была бутылка ледяной газировки. Надо отметить, что городок, в котором жила бабушка, был очень спокойным, и если уж в нем происходило что-то экстраординарное, об этом событии тут же становилось известно всем от мала до велика. Почему-то мне хорошо запомнился этот день, когда бабушка, вся бледная, вернулась с базара и сообщила, что на кладбище завелся упырь. По молодости лет я не знала, что такое упырь, и, конечно же, тут же пристала к бабушке с требованием рассказать, что это за зверь. Мама тут же зашикала на меня, и я поняла, что задала бабуле неправильный вопрос. Тогда я спросила иначе: чего она боится? Бабушке явно не хотелось говорить об этом при мне, но мало-помалу я вытянула из нее кое-какие подробности случившегося.
Оказывается, рано утром на кладбище обнаружили восставшую из могилы покойницу — при жизни завуча школы и вроде как жутко вредную тетку, ушедшую из жизни ровно четыре дня назад. Покойница сидела в раскрытом гробу, прислонившись спиной к разрытой могиле, и на лице ее была свежая запекшаяся кровь.
Городок, как это обычно бывает, тут же разделился на два противоборствующих лагеря. Одни требовали немедленно привести к могиле священника и изгнать дьявола из грешницы, другие указывали на то, что при жизни покойница была воинствующей атеисткой и, будь ее воля, вряд потерпела бы, чтобы ее отпевали по церковным обрядам. Ну а кое-кто не мудрствуя лукаво предлагал воспользоваться простейшим народным средством и вогнать ей в сердце осиновый кол, чтобы больше не колобродила по ночам и к живым людям не приставала.
Пока суд да дело, родственники покойницы быстро закопали ее обратно, тем более что на припекающем солнышке тело начало сильно благоухать, и уж понятно, что в воздухе пахло отнюдь не розами. Разумеется, фокус с осиновым колом не прошел. Сын покойницы решительно встал на защиту матери и заявил, что не даст узколобым фанатикам надругаться над телом самого близкого ему человека.
Но жители не успокоились. Поскольку никаких обрядов — ни церковных, ни народных — над телом проведено не было, поползли слухи, что вредная покойница непременно восстанет снова. Высказывались подозрения, что раз на ее лице была кровь, значит, она все-таки успела кого-то укусить, а раз так — жди проблем. И проблемы и впрямь последовали. Где-то дня через три на кладбище обнаружили еще одного восставшего — на этот раз им оказался почтенный старичок, генерал в отставке. На сей раз труп лежал так, словно дедок пытался выбраться из могилы наверх, да сил не хватило, вот он и упал ничком на глинистую осыпь. Но самое странное было в том, что на старичке, кроме исподнего, не было надето ничего. И это при том, что его, согласно последней воле, хоронили в форме и при всех регалиях!
Тут уж по городку поползли слухи один другого фантастичнее. Кто-то всерьез уверял, что и завуч, и генерал на самом деле не умерли, а заснули летаргическим сном, а очнувшись в гробу, предприняли отчаянную попытку вернуться обратно — и, надорвавшись от непосильной работы, умерли уже окончательно. Впрочем, это не объясняло, каким образом они выбрались из заколоченных гробов, да еще под гнетом полутораметрового слоя земли, зачем старичку приспичило раздеться и куда он дел форму. Детишки во дворе, помню, взахлеб рассказывали о том, что бабка-упырь по ночам бродит по кладбищу и пьет кровь у свежих покойников. Даже играли во что-то этакое: один бегал и кричал «укушу!», а другие с визгом разбегались от него в разные стороны.
Ну а закончилось все весьма прозаично. Кто-то в райцентре увидел, что на рынке из-под полы торгуют орденами и медалями, сообщил об этом в милицию. Торговца взяли с поличным, хорошенько тряханули, и он указал, кто принес ему награды. Схватили его поставщика, стали выяснять, откуда у него оказались регалии покойного генерала. Так вышли на одного кладбищенского рабочего, из новых. Оказывается, он примечал, когда хоронят богатых покойников, а ночью, пока никто не видит, разрывал могилу и мародерствовал. В общей сложности он так успел обчистить семь могил. А с завучем у него прокол случился — только он крышку-то снял, как услышал чьи-то шаги. Он от неожиданности об гвоздь-то рукой и поранился. Прикинув, что сейчас его засекут, усадил тетку в гробу, а сам дал деру. А пока ее пристраивал, случайно по лицу раненой рукой задел, отсюда и кровь.
— Что-то я не понимаю. А не проще ли ему было оставить все как есть и бежать? Зачем было так извращаться и сажать покойницу? — округлила глаза Полина.
— Ему тоже задавали этот вопрос. Он ответил, что разрытая могила, когда покойник на месте лежит, быстро на подозрения наводит, что кто-то на этом самом покойнике поживиться хотел. А вот если покойник вроде как погулять собрался, это можно на чертовщину списать, никто и не подкопается, пардон за каламбур. Кстати, единственное, о чем он жалел по поводу той тетки, так это о том, что не успел у нее толстенное обручальное кольцо с пальца снять. Собственно, именно на него он и нацелился. А пальцы-то распухли, кольцо не слезает! Пока он думал, отрубить его лопатой вместе с пальцем или не стоит, раздались шаги, и ему пришлось удирать не солоно хлебавши.
— Ладно, а с генералом с чего вдруг такой прокол вышел?
— А это уже всецело его собственная дурость! Дурость и жадность несусветная! Решил не таиться, а еще больше ажиотаж поднять. Тем более что обойти своим вниманием генерала он просто не мог: не каждый день в гроб такой иконостас из орденов кладут. Поэтому вместо того чтобы втихую разрыть могилу и унести все, до чего его загребущие ручки дотянутся, он специально тело генерала так положил, чтобы со стороны казалось, что покойник сам наверх полез. Еще гордился, какой он хитрый да умный. Мол, в городе только и слухов, что про моего упыря. Недалекий человечишко. Да и мерзкий притом. Что о нем говорить? Вот, собственно, и вся история. Ну, кто дальше Шахерезаду изображает?..
— Ну вот, а плакалась, что не сможешь! — шаловливо погрозила Сашке пальчиком Полина. — Знаю я тебя, все цену себе набиваешь! Ладно, теперь моя очередь…
— Барышни, а вы не возражаете, если следующим буду я? — вдруг спросил Станислав.
Сашка с удивлением посмотрела на него. Лицо Стаса было мрачным и взволнованным, как у человека, только что принявшего для себя крайне важное решение.
— Ну разумеется! — воскликнула Полина. — Просто замечательно! И какую историю вы нам расскажете? Надеюсь, пострашнее Санькиной? А то я, признаться, даже испугаться-то как следует не успела, как все закончилось!
Станислав вздохнул:
— Могу вас заверить, история будет просто кошмарной. И, как у Александры, это тоже случай из жизни, причем я был непосредственным участником тех давних событий. Собственно, если бы не Сашин рассказ про кладбище и восставших мертвецов, я бы, наверное, и не вспомнил про Тварь. А теперь вот чувствую, пока не поведаю вам о ней, не успокоюсь. Не могу больше держать это в себе, да и не хочу. — Стас горько усмехнулся. — Знаете, девушки, похоже, вы будете первыми, кому я решил открыться…
— Мы все внимание! — промурлыкала Полина и потянулась за следующей бутылкой пива.
— Что ж, слушайте…
Рассказ Станислава, часть первая
…Эта история произошла несколько лет назад, но я до сих пор помню все так отчетливо, словно все случилось не далее чем вчера. И не сказать, что я рад этим воспоминаниям. Если бы было возможно сделать так, чтобы этого кошмара в моей жизни не было, я бы дорого за это заплатил. Но увы: тот северный поселок стоит у меня перед глазами и, подозреваю, так и будет стоять до самой смерти.
Наша группа насчитывала восемь человек: три офицера и пять бойцов сопровождения. Одним из офицеров был я, Станислав Курганов, вторым — мой друг Алексей Одоевский, третьим — капитан Андрей Величко, командовавший полувзводом из пяти человек. Наше задание, которое я по понятным причинам вам не озвучу, подразумевало, что мы должны были проследовать в восточном направлении вдоль побережья Баренцева моря.
В очередном райцентре нам поступил приказ сопровождать курьера с важными документами — довести его до определенного пункта и передать другой группе, а самим продолжить выполнение основного задания. Но судьба внесла коррективы в наши планы.
После отказа местного начальства выделить нам вертолет я уже не надеялся, что у пристани нас будет ожидать судно на воздушной подушке типа «Тритон» или хотя бы средний сторожевик. Но то, что мы узрели у шестого причала, повергло всех нас в состояние глубокого уныния.
Когда-то, вероятно, задолго до моего рождения, это судно было малым рыболовецким траулером. После того как он доставил к причалам стахановское количество селедки и пришел в полную негодность, траулер подлатали, переоснастили и снова выпустили в море уже в роли судна каботажного плавания, способного пусть с небольшой, зато постоянной скоростью перемещаться от одного рыболовецкого поселка к другому, не отходя от береговой линии более чем на десять миль. Впрочем, с того момента тоже минуло немало лет.
Широкий и тупоносый, как калоша, корпус, сплошь покрытый ржавчиной, неровный, многократно латанный фальшборт, мутноватые, потрескавшиеся стекла в иллюминаторах обшарпанной надстройки — все это производило невероятно тягостное впечатление. Судно носило гордое имя «Помор»…
— Корабль-призрак… — буркнул кто-то из бойцов, столпившихся у нас за спиной.
— Р-разговорчики! — привычно, скорее по инерции, прикрикнул на него Величко.
— Ладно, пошли грузиться. — Лешка зло сплюнул. — Вон, кажись, и морячки нарисовались.
Команда данного конкретного плавсредства по виду ничем не уступала своему судну. Небритые и оборванные, одетые в разномастные бушлаты и телогрейки, они вполне соответствовали антуражу корабля смертников.
Капитан выделялся из общей массы только засаленной и давно потерявшей форму фуражкой на голове. Особенно нас не порадовал его лиловый нос заядлого алкоголика. Когда капитан подошел к нам поближе, у меня перехватило дыхание от разившего от него перегара. Судя по остекленевшим глазам и нетвердой походке, команда мало в чем уступала своему капитану…
— Блин! И как же они нас повезут? Первая же мель будет наша! — сокрушенно покачал головой Величко.
— Да ладно! Они же тут небось последние четверть века плавают! Знают фарватер назубок и могут провести судно даже в доску пьяными, — преувеличенно бодро отозвался Лешка.
Величко только вздохнул, подхватил свой баул и, бурча что-то под нос, отправился за бойцами вниз по трапу — размещаться в единственной наличествующей на этом суденышке каюте.
Наши опасения по поводу траулера и его команды подтвердились очень быстро — как только мы вышли из бухты. Видимо, прежде чем отдать швартовы, экипаж привычно принял по паре стопок за попутный ветер, за семь футов под килем и еще за что-нибудь. Судно шло каким-то странным галсом, виляло и раскачивалось. От титанических усилий единственной дизельной машины лихорадочно содрогалась палуба, но скорость оставалась крайне низкой — чуть более пяти узлов. Похоже, для нашего корыта это был предел.
Когда, выполнив несколько загадочных маневров, включая двойную петлю, мы наконец-то легли на курс, стало ясно, что кошмар еще только начинается. Широкий и плоскодонный корпус «Помора» совсем не сопротивлялся волне. Качка была такая, что через полчаса половина бойцов отряда прочно оккупировала борта, прощаясь с ужином. Мне, признаться, тоже было не по себе. В горле висел горький ком, а желудок неделикатно намекал, что еще немного, и он будет готов последовать примеру моих товарищей.
Как бы там ни было, но судно медленно и верно продвигалось вперед. Вспомнив, что лучший способ избавиться от морской болезни — лечь и уснуть, я отправился в каюту, забрался в спальник и, к собственному удивлению, почти сразу провалился в сон под судорожные вибрации двигателя и мерный скрип ржавого корпуса.
Следующий день принес некоторое облегчение. То ли мы притерпелись, то ли волна стала какой-то другой, но чувствовали мы себя гораздо лучше, чем вчера. И хотя пара бойцов все еще имела зеленоватый цвет лица, на бортах больше никто не висел.
Петляя как зайцы, мы пересекали бухту, изобиловавшую мелями и каменистыми банками. Недалеко справа по курсу виднелась полоска суши, являвшая собой мертвый и безрадостный сентябрьский пейзаж: чередовавшиеся с дюнами и редкими кустами сопки безо всяких следов жилья. Скалистый изрезанный берег напоминал собой бок покусанного и заплесневевшего пряника. Из облаков изредка проглядывало низкое холодное солнце и тут же пряталось обратно.
Команда пошатывалась, но вполне уверенно суетилась на палубе, вселяя в нас робкую надежду, что мы все-таки доберемся, куда нам надо. Впрочем, как оказалось, радоваться было рано…
Мы с Лешкой стояли у ограждения на баке, подставив лица ветру, и любовались унылыми видами побережья, когда к нам подошел капитан нашего корыта. Неловко коснувшись рукой мятого козырька своей фуражки и не озаботившись приветствием, он сразу перешел к делу:
— Двигатель перегревается, одна из помп вышла из строя. Завтра утром мы будем проходить мимо одного поселка — придется там причалить, чтобы поменять помпу.
— Это надолго? — напрягся Лешка. — Вы же знаете, мы спешим!
— Если машина встанет, мы вообще не дойдем до пункта назначения, — меланхолично пояснил капитан. — А так это займет максимум три часа.
— Что ж, хорошо. Действуйте, как сочтете нужным. Да, и еще один вопрос: почему мы перемещаемся такими странными зигзагами?
— Дык лоция такая! Сплошные мели да камни, только зазеваешься — и все, кирдык! — Капитан красноречиво провел рукой у себя под горлом. — Крайне опасный район!
— И еще одно: мы уже второй день на море, а других судов поблизости не наблюдается. Так и должно быть?
— Ну, этот район вообще для судоходства считается закрытым. Если кто и сможет здесь пройти — так это транспорт типа нашего, да и то только если знаешь залив как свои пять пальцев. — Капитан выразительно хмыкнул, давая нам понять, что он-то как раз относится к числу бывалых мореходов.
— А большие корабли?
— Ну, теоретически — может быть, но четко по фарватеру и во время прилива. Ну и лоцман должен быть толковый, без этого никак!
Лешка кивнул, после чего капитан молча козырнул и удалился, напоследок обдав нас еще одной волной крепкого перегара.
— Вот ведь попали! — Я в сердцах сплюнул за борт.
— Да уж! — Лешка был раздосадован не меньше меня. — Подсуропил нам тот майор в комендатуре, нечего сказать!
— Может, попробуем из этого поселка запросить вертушку? В связи с поломкой… Оттуда максимум три часа лету до базы.
— Сомневаюсь я, что начальство так расщедрится… Раз сразу не дали, значит, вряд ли дадут теперь. Но попытаться стоит. Особенно если ремонт затянется.
— Типун тебе на язык! Только этого нам еще не хватало!..
На следующий день где-то около полудня наш «фрегат» издал странный звук, после чего движок его захлебнулся и заглох. Суденышко по инерции еще некоторое время шло вперед, после чего со скрежетом влетело на мель и накренилось. Переглянувшись с Лешкой, мы пошли выяснять у команды, что же произошло.
Капитан, накануне еще державшийся на ногах, был пьян настолько, что не мог связать и двух слов, лишь мычал что-то нечленораздельное и размахивал руками. Отловленный и с пристрастием допрошенный помощник капитана сам, похоже, не до конца понял, что же они наделали. Пришлось отпускать его и спрашивать следующего члена команды, что же случилось.
В итоге выявилась следующая картина: то ли от старости, то ли не выдержав варварского обращения и постоянного перегрева, стуканул двигатель. Та часть команды, которая еще была способна самостоятельно передвигаться, кинулась в моторный отсек, предоставив суденышку плыть дальше по воле волн, поэтому заметить вольготно раскинувшуюся по курсу мель было просто некому.
Мы попали в довольно сложное положение, которое усугублялось наличием на борту курьера с секретной документацией. Наше собственное задание не было жестко привязано к каким-то срокам, а вот пакет следовало безотлагательно доставить на место. В итоге после длительных переговоров по радио с райцентром и консультации с нашим непосредственным начальством мы пришли к следующему соглашению. За курьером вылетает вертолет с группой охраны, а мы, поскольку все равно все в вертолете не поместимся, пока чинится наш несчастный траулер, расположимся на постой в ближайшем поселке. Досадная задержка, но два-три дня нам погоды не делали, поэтому мы не особенно и беспокоились.
На траулере обнаружился ветхий, но все еще действующий мотобот, на котором мы переправились в поселок. На наше счастье, авария произошла не так далеко от берега, милях в трех-четырех, не больше, поэтому добрались, что называется, с ветерком. Еще через пару часов мы сдали с рук на руки курьера, снабдив его на всякий случай радиостанцией, а сами отправились знакомиться с местными жителями.
Название этого поселка вам ничего не даст, поэтому, следуя традиции, я буду именовать его поселок N, или просто поселок. Он небольшой, в нем едва ли наберется сто пятьдесят домов. Поселок стоит на самом краю моря около дельты широкой, но относительно неглубокой и неспешной реки. Население в основном сплошь рыбаки да их семьи. Судя по всему, гости в поселке появлялись нечасто, и каждый раз для местных это становилось почти что событием, так что нас встречала целая делегация во главе со старостой — невысоким коренастым мужичком с обветренной физиономией и хитрющими раскосыми глазами.
Что меня поразило — это обреченное выражение, застывшее на их лицах. На нас эти люди смотрели с такой надеждой и мольбой, словно мы были для них посланцами с небес, не меньше. Я несколько смутился, но сделал вид, что все в порядке. Судя по гримасе, пробежавшей по Лешкиному лицу, ему тоже было не по себе от столь горячего приема.
— Здравствуйте, здравствуйте, вы надолго к нам? — заговорил староста, и я с удивлением поймал себя на мысли, что ожидаю от него, что он вот-вот начнет мелко и часто кланяться, как это принято на Востоке. Видимо, сработал стереотип восприятия: меня смутила его физиономия с узкими щелочками глаз и почти плоским лицом, как у китайца.
— Надеюсь, что нет, — ответил Лешка. — Вот только траулер отремонтируют, и отправимся дальше.
Староста ничего не ответил, только кивнул, внимательно изучая наш небольшой отряд.
— Милейший, не подскажете, где нам было бы удобнее остановиться? — на правах старшего спросил его Лешка. — А то вечереет уже, пора о ночлеге думать.
— Да-да, покажу, конечно! Идите за мной! — засуетился смешной староста и, развернувшись, бойко потопал в глубь поселка. Мы двинулись за ним, сопровождаемые почетным эскортом из зевак.
Староста привел нас к большому обветшалому дому, на поверку оказавшемуся местным клубом. Мы прошли за нашим провожатым через пустой, замусоренный актовый зал, оттуда попали в коридор с множеством дверей, ведущих в подсобки. Комнату нам выделили аккурат за самой сценой — с единственным наглухо заколоченным окном, зато большую и чистую, так что мы все без особых проблем в ней разместились.
— Ну, спасибо, отец, уважил! А не подскажешь еще: чем у вас народ по вечерам занимается, как отдыхает?
Староста дернулся, словно от удара, и быстро-быстро забормотал:
— Вечер — дурное время! Как стемнеет, дома сидеть надо, иначе Тварь придет, не спасешься!..
Староста произнес слово «Тварь» с таким значением, что у меня побежали по спине мурашки. Думаю, у остальных членов нашего небольшого отряда тоже.
— Тихо, отец! О чем это ты? — нахмурился Лешка.
— Не мастак я говорить, лучше пойду за шаманом пошлю, он вам все складно расскажет! — заторопился староста.
— Погоди, а может быть, не надо шамана? Ты уж как-нибудь в двух словах объясни, чего боишься-то?
— Нет-нет, шаман лучше! Он умный! Он вам все как надо растолкует! У меня так не получится! Пойду за шаманом, без него никак нельзя!..
Как ни силился Лешка вызнать, что это за Тварь, которую так боится староста, тот упорно отмалчивался и твердил о шамане, так что пришлось моему товарищу отступиться от несговорчивого мужика да отпустить его с миром.
Минут через десять к нам и впрямь явился самый что ни на есть настоящий шаман, разодетый в меховую куртку и в меховую же шапку, на которой болталось что-то непонятное, какие-то висюльки, веревочки… Шаман был весьма преклонного возраста, смуглое лицо его было сильно изборождено морщинами, но, судя по всему, он не утратил природной живости, и в глазах его то и дело мелькали лукавые искорки. Выбивающиеся из-под шапки длинные волосы были собраны в косицу на затылке. На шее старик носил ожерелье из клыков и ракушек. В правой руке шаман держал посох, на котором сверху был присобачен череп какого-то некрупного животного, возможно — песца. Под мышкой у него был зажат бубен.
При взгляде на бубен нас с Лешкой, да и бойцов разобрал дикий ржач. Мы изо всех сил давились смехом, пытаясь не расхохотаться, обидев тем самым шамана. Тот из деликатности дал нам полминуты, чтобы мы справились с эмоциями, после чего уселся и принялся рассказывать. В моем изложении, опуская все непременные воззвания к богам, старейшинам и предкам, эта легенда выглядит примерно так:
«…Давным-давно, много-много зим назад, в этих краях стоял не один поселок, а целых четыре селения: два на одном берегу реки и два на другом. Их жители относились к разным ветвям одного и того же рода, что не мешало им враждовать между собой. Впрочем, до открытых столкновений дело не доходило, мудрые старейшины, понимая, к чему это может привести, всеми силами старались не допустить междоусобицы.
Это шаткое равновесие продолжалось ровно до той поры, пока не пролилась первая кровь. Повздорила горячая молодежь, забыла про заветы старших да схватилась за ножи. В той драке погиб единственный сын шамана одного из селений. Беременная жена погибшего, узнав о трагедии, умерла преждевременными родами. Ее ребенок тоже не выжил.
По такому случаю был созван совет старейшин, который запретил мстить за смерть сына шамана. Нашлись свидетели, которые уверяли, что тот сам активно лез в драку, так что назвать его безвинно пострадавшим — погрешить против истины. Так ли это или нет, но старейшины сказали свое веское слово.
Обезумевший от горя отец, разом лишившийся всей семьи, решил пойти наперекор старейшинам. Обратившись к древнему запретному знанию, он призвал лютую Тварь, чтобы та покарала обидчиков. Но то ли он что-то напутал, то ли переоценил собственные возможности, да только первой жертвой Твари стал он сам. А затем началась кровавая жатва. Тварь, желающая лишь одного — убивать и убивать, — в короткий срок сократила население всех селений более чем наполовину. Оставшиеся в живых, забыв про распри перед лицом смертельной угрозы, решили объединиться и убить Тварь. У них не было другого выхода: либо погибнут вызвавшиеся на бой смельчаки, либо весь род. Бежать людям из селений было некуда, да и покидать землю предков они тоже не хотели. Становиться изгоями на чужбине — удел недостойных.
В той схватке полегло много славных воинов, но и Тварь не ушла от расправы. Ее труп оттащили на остров неподалеку и захоронили там, насыпав над ее телом высокий курган. Этот курган сохранился до сих пор. Остров объявили запретным. Шаманы сказали, что тот, кто потревожит или осквернит могилу Твари, поплатится за это: она может вернуться и отомстить тому, кто нарушил ее сон.
Совсем недавно, в марте, в поселок прибежали дети и рассказали, что курган выглядит так, словно из него кто-то выбрался наружу. Взрослые удивились, сходили посмотреть — да, действительно: кто-то разворошил курган, и теперь там посередине зияет огромная дыра. Особого значения происшествию никто не придал. Как-никак на дворе конец двадцатого века, а тут какие-то суеверия — смешно!
В начале апреля еще по снегу ушли из поселка и не вернулись двое молодых охотников. Розыски ничего не дали, а через несколько дней исчезли еще четверо. На сей раз искать пропавших поднялся весь поселок. К исходу дня удалось найти разрозненные останки двоих: одного парня из первой группы и одного — из второй. Тела были в ужасном состоянии, валялись вперемешку головы, руки, ноги, все вокруг было залито кровью. В поселке поползли упорные слухи, что Тварь вернулась и, согласно древнему пророчеству, мстит за свой нарушенный покой.
Милиция, обнаружив на телах следы огромных когтей, списала все на бешеного медведя-шатуна, забредшего с юга, либо на случайно попавшего на берег полярного медведя.
С той поры в поселке регулярно пропадают люди, в месяц примерно по два-три человека. Иногда их останки находят, иногда нет. Как правило, тела жертв растерзаны в клочья, а у тех немногих «счастливцев», кого нашли не в разрозненном состоянии, либо проломлены ударом когтистой лапы головы, либо перекушены шеи. Никаких следов Твари ни рядом с телами, ни просто в лесу не обнаружено — словно она и впрямь бесплотный дух.
Милиция, игнорируя полное отсутствие медвежьих следов рядом с жертвами, упорно придерживалась версии о диких зверях и никакой помощи поселку не оказывала. Люди, на глазах которых один за другим гибли их близкие, потихоньку впали в отчаяние…»
Мы с Лешкой несколько раз спрашивали у шамана, как же выглядит эта самая Тварь, но он не сказал нам ничего определенного. Бормотал про страшные клыки и когти да пару раз упоминал душераздирающий вой, с которым Тварь забирает с собой в ад души загубленных ею людей.
После ухода шамана мы долго веселились и выдвигали версии, какой крепости самогон гонят в этом поселке и какие экзотические северные травки используют при его изготовлении. Старик не был похож на алкоголика, но рассказанная им история была настолько нелепа, что наводила на мысль о водке либо ее производных. Так и сяк прикинув, что из этого правда, что ложь, мы сошлись во мнении, что милиция права, а местным стоило бы устроить большую облаву и вычислить своего лесного обидчика, вместо того чтобы вспоминать старые байки и пугать ими друг друга до потери пульса.
Проводив шамана, мы с Лешкой отправились изучать клуб. Оказалось, из коридора можно было выйти на задний двор к небольшому пустырю и стоящему на нем перекошенному дощатому сортиру. Рядом располагались огромный сарай и пара хозяйственных построек неизвестного назначения. Покрутившись там-сям и не найдя для себя ничего интересного, мы решили пройтись по поселку. До сумерек оставалась еще пара часов, так что мы в любом случае ничем не рисковали.
Наше с Лешкой внимание привлек один дом на краю поселка. Среди своих собратьев он выделялся словно лебедь в утиной стае. На фоне черно-серых, покривившихся, выглядевших неухоженными изб свежее деревянное строение казалось настоящим дворцом. Дом украшали резные ставни, причудливая резная вязь вилась по перилам крыльца. Сказочная избушка, да и только! Мы, не сговариваясь, постучали.
— Входите, не заперто! — раздался изнутри приветливый мужской голос.
Мы зашли и осмотрелись. Дом был настолько уютным, насколько это вообще можно себе представить. Повсюду на стенах были развешаны резные доски вперемежку с картинами маслом, в горнице высились очень удобные книжные полки, судя по украшающей их затейливой резьбе, выполненные тем же мастером, что поработал над внешним оформлением дома.
Хозяином оказался моложавый человек лет тридцати пяти — сорока с добрыми и чуть печальными серыми глазами, судя по всему, не местный уроженец. В отличие от прочих жителей он не имел ни широкого, словно из камня вытесанного лица, ни сощуренных глаз. Мужчина был одет просто, но не без изящества: мягкие шерстяные брюки и нечто вроде стеганого шлафрока.
— Добрый вечер! С кем имею честь?..
Мы представились. В ответ хозяин также назвал себя:
— Анатолий Борисович Кедров к вашим услугам. Работаю в поселке учителем, веду все: от ботаники до литературы с физкультурой и уроков труда. Глобальная нехватка кадров, сами понимаете, вот и приходится крутиться… Вы пока располагайтесь, а я пойду чайку поставлю! Давненько у нас гостей не было…
Словоохотливый хозяин вышел из комнаты, оставив нас с Лешкой осматриваться, благо что поглядеть и впрямь было на что. Казалось, здесь нет ни уголочка, которого бы не коснулась рука неведомого мастера. Филиал музея народного творчества, да и только! Деревянные статуэтки, пейзажи, резные барельефы окружали нас со всех сторон. Около стены расположилась старая швейная машинка «Зингер» на чугунной платформе без единого пятнышка ржавчины, словно только вчера с конвейера сошла. Видимо, хозяин, помимо всего прочего, занимался и портняжничеством. Я бы не удивился, если бы узнал, что наряд, в котором он нас встретил, изготовлен его собственными руками.
Лешку особенно заинтересовала мозаичная столешница, набранная из разных пород дерева со вставками из перламутра и моржового бивня. Он восхищенно зацокал языком, затем, чтобы получше рассмотреть узор, отодвинул в сторону лежащую на столе старую книгу в выцветшем коричневатом переплете. Я машинально посмотрел на ее обложку. Шарль Де Костер, «Легенда об Уленшпигеле». Что ж, у хозяина действительно богатая библиотека, это я уже отметил, так что неудивительно, что здесь есть даже этот раритет неведомого года издания. Анатолий не производит впечатления жмота, так что если станет особенно тоскливо, всегда можно будет прийти и попросить у него что-нибудь почитать. Впрочем, я надеялся, что в этом поселке мы надолго не задержимся. Наш поломанный траулер уже сдернули с мели и отбуксировали к берегу двумя рыболовецкими суденышками, и протрезвевший капитан клятвенно заверил нас, что в пределах трех, максимум четырех дней его посудина вновь будет на ходу.
— Вам какого чаю? Черного или с травками? — поинтересовался хозяин, ненадолго заглянув в горницу.
— Лучше черного, — быстро ответил Лешка и показал мне за спиной кулак, чтобы я не вздумал смеяться — после визита шамана мы все еще находились в несколько возбужденном состоянии, поэтому упоминание «травок» могло вызвать неадекватную реакцию.
Хозяин вновь исчез, чтобы через пару минут вернуться с подносом, на котором вольготно расположились пузатые чайники — большой и помельче, три чайные пары, сахарница, креманка с вареньем и ложки. Поблагодарив Анатолия и рассевшись вокруг стола, мы принялись прихлебывать горячий ароматный чай, подспудно приглядываясь друг к другу.
— Какими судьбами к нам? — начал разговор хозяин.
— Задание у нас, — нейтрально ответил Лешка. — А на траулере как назло с мотором проблемы. Так что ждем, пока починят.
— Понятно, понятно, — закивал Анатолий. — А то смотрю: люди в форме по поселку бродят, решил — по поводу нашей… хм… зверушки пожаловали.
— Да, мы уже в курсе, что у вас тут страшный монстр завелся, староста с шаманом предупредили. Сами-то что по этому поводу думаете?
— Да что-то странное и непонятное у нас творится, — пожал плечами хозяин. — Тут уж и не знаешь, куда бежать и что предполагать. Как начали с апреля люди пропадать, так и пропадают. Все как один порваны диким зверем. Я сам несколько тел осматривал, тут ошибки быть не может. Следы когтей и зубов я ни с чем не спутаю. Да и курган разрыт. Тут уж поневоле начнешь во всякую мистику верить.
— И все-таки?..
— То, что это зверь, сомнения нет. То, что эта Тварь умна, хитра и опасна, — тоже факт. Ее практически никто не видел, зато многие слышали…
— Стоп-стоп, с этого места поподробнее! Кто-то из местных все-таки видел Тварь? Я не ослышался?
— Ну, есть у нас один пьянчужка, Поликарпычем звать, утверждает, что чуть ли не в десяти метрах от него Тварь прошла, когда он по своей надобности в дюны отправился. Чудом, мол, уцелел. Спрятался за камнями и отлеживался там ни жив ни мертв. Подождал, пока она подальше отойдет, и в поселок побежал.
— И на что она похожа, по его словам?
— А вот здесь самое интересное начинается. Поскольку ничего внятного рассказать он не мог, привели этого товарища ко мне. Я ему давай книги с картинками зверей подсовывать, чтобы он хоть что-то похожее указал. Так что вы думаете — Поликарпыч наш выбрал в итоге гориллу и крокодила! Мол, и на того, и на этого похожа! Я уж ему каких только животных не подсовывал — уперся, и все тут!
— Да уж, действительно загадочный выбор. Даже представить не могу, как мог бы выглядеть подобный гибрид.
— Сдается мне, Поликарпычу эта зверюга с пьяных глаз померещилась. Кроме него, никто эту заразу даже издали не видел. Ну, за исключением тех, кому не повезло…
— Ладно, насчет ее внешнего вида — проехали. А что по поводу того, что ее слышали?
— Ну, с этим-то все проще. Повадилась эта дрянь по ночам выть. Не каждую ночь, но частенько мы ее концерты слышим. Скажу честно, когда мне ее вой первый раз по ушам ударил, волосы дыбом встали, хотя к числу трусов себя не отношу. Да, и еще одну вещь заметили: если Тварь ночью голосит — непременно утром кого-нибудь недосчитаемся, словно она своими воплями новую жертву предвещает. Шаман тут же сказал, что Тварь так загубленные души в ад провожает, ну и понеслось. Теперь уже все так в поселке считают от мала до велика.
— А почему ж вы тогда всех мужиков не соберете и не отправитесь на этот вой, не накостыляете вашей Твари по первое число?
— Ну, она все-таки не во всякую ночь воет, это во-первых. А во-вторых, и в главных, напуган народ очень. Как солнце за горизонт уходит, таятся по домам, как мыши, и собственной тени боятся. Может, с десяток человек и наберется из бывалых охотников, а может, и того не будет. Да и что это за облава получится? Ночью в лесу хоть глаз выколи, а стоит Твари хотя бы одного задрать, все тут же врассыпную бросятся.
— Смотрю, вы невысокого мнения об односельчанах? — проверяя реакцию хозяина, словно невзначай заметил Лешка.
— Эх, молодой человек! Скепсис хорош ровно до того момента, пока сам не столкнешься нос к носу с какой-нибудь чертовщиной и не окажешься на волосок от гибели. Как пела группа «Гражданская оборона»: «Не бывает атеистов в окопах под огнем». Мы здесь ровно в осаде находимся, и помощи ждать неоткуда. А впереди зима. И сколько она еще жизней унесет, одному лишь Богу ведомо…
Меня так поразило упоминание учителем старой панковской группы, что на некоторое время я просто потерял нить беседы. Отчего-то мне казалось: то, что иногда слушаю я, вряд ли придется по душе высокообразованному и начитанному педагогу. Неужели наши вкусы сходятся? Как странно…
— …поэтому я не могу обвинять их в том, что они вряд ли откликнутся на чей-то призыв и отправятся сражаться с Тварью.
— Но ведь однажды это уже произошло, если верить легенде. Почему же вы считаете, что это больше никогда не повторится?
— Алексей, вы не помните, сколько человек жило в тех четырех селениях, о которых говорит легенда?
Мы с Лешкой переглянулись.
— Нет, шаман нам об этом ничего не говорил.
— Я подробно изучил эту историю, поспрашивал местных старожилов, побеседовал с тем же шаманом и сделал кое-какие выкладки. Так вот: в каждом селении было не меньше пятисот — шестисот человек. Итого, по самым скромным подсчетам, имеем две тысячи на все селения. Пока жители не объединились и не поднялись на борьбу с Тварью, она унесла жизни примерно восьмисот — девятисот человек. В схватке из семисот вызвавшихся охотников выжили двести. Итого, осталось порядка шестисот человек, преимущественно женщины и дети. Поскольку почти все охотники погибли в последней битве с Тварью, а те, кто выжил, были серьезно покалечены, им пришлось несладко, и в последующие пять — десять лет число жителей сильно сократилось. Сначала обезлюдело одно селение, его жители перебрались к своим дальним родственникам-соседям. Затем второе. Еще через несколько лет третье. Недавно я нашел место, где стояло одно из них. Жуткое зрелище, уж поверьте мне на слово. Сейчас в нашем поселке проживает что-то около шестисот пятидесяти человек. И как вы думаете: есть ли у них шанс справиться с Тварью при таком раскладе?
— Да, мрачноватые прогнозы, — согласился Лешка. — А вы-то сами верите в эту легенду? Я не говорю о том, что творится в поселке сегодня.
— Скажем так — занимаю чисто исследовательскую позицию. Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть данную историю; все, что мне остается, — собирать хотя бы крупицы информации и пытаться воссоздать из них некую единую картину. Но, учитывая то, что творится с нами сейчас, я уже почти готов поверить в то, что Тварь реально существует.
— Что ж, спасибо за беседу и за чай! Пойдем-ка мы, пожалуй, к своим, пока они волноваться не начали. — Лешка встал, я последовал его примеру. — Кстати, если не секрет: а кто это тут такой искусный резчик?
— Вам понравилось? — оживился Анатолий. — Это я в свободное время развлекаюсь, ну и ребятишек тоже учу, кому это интересным кажется. Тут же ничего сложного нет, главное — рукам своим доверять, ну и дерево чувствовать, не без этого.
— А инструменты как достаете?
— Ну, когда бываю в райцентре, заказываю. Пару лет назад вот съездил друзей навестить, тоже много чего с собой оттуда захватил. В общем, верчусь помаленьку.
— Понятно. Ну что ж, бывайте!
— Заходите еще! Всегда рад! — улыбнулся нам радушный хозяин.
Когда мы вышли на улицу, над землей уже сгустились сумерки. Поскольку после рассказов о неведомой Твари нам было несколько не по себе, мы с Лешкой, не сговариваясь, ускорили шаг. Кто его знает, что за нечисть бродит в окрестных лесах, еще не хватало бесславно закончить свои дни в этакой глуши!
Слава Богу, в клубе было электричество, иначе бы пришлось добираться до нашей комнаты при помощи фонариков. Разумеется, у нас был с собой аварийный запас батарей и аккумуляторов, но расходовать их понапрасну тоже не стоило.
Перекусив на скорую руку приготовленным из полуфабрикатов ужином, мы легли спать, рассудив, что утро вечера мудренее…
* * *
…Стас закашлялся, и Полина тут же воспользовалась этим, чтобы вставить свою реплику:
— Какая отличная легенда! Обожаю всякие древние тайны! Вы такой замечательный рассказчик! У вас все так мрачненько, готичненько выходит, аж мурашки по коже!
Станислав еле заметно скривился от неуместной похвалы Полины, но та, не обращая никакого внимания на его мимику, продолжила заливаться соловьем:
— И знаете — вот эта ваша Тварь — я ведь даже не представляю, на что она могла бы быть похожа, но уже ее боюсь!
— Я тоже боялся тогда, как никогда в жизни. И нисколько этого не стесняюсь. Видите? — Стас показал седую прядку волос на виске. — Это я заработал после нашей первой ночи в поселке. Да и у остальных наших бойцов в шевелюрах ощутимо седины прибавилось.
— Боже мой, — охнула Полина. — Вот уж действительно наглядная иллюстрация того, как человек поседел за одну ночь от пережитого ужаса! Бедненький! Что же вам там довелось вынести!..
— А почему вы все время говорите «Лешка решил», «Лешка предложил», — перебив Полину, спросила Сашка. — У меня такое чувство, что вы постоянно принижаете себя, мол, мое дело маленькое, я тут вообще стороной проходил, а вот он-то…
— Да? Как странно, — отозвался Стас. — Никогда бы не подумал, что мои слова могут быть расценены подобным образом.
— Извините, я ни в коем случае не хотела вас обидеть. Просто у меня и в самом деле складывается такое впечатление, что вы постоянно выдвигаете вашего приятеля на первый план, а свою роль в тех событиях преуменьшаете.
— Ну это, наверное, потому, что формально именно он командовал тогда нашей группой.
— А как же Величко? Простите, я не очень-то в курсе вашей субординации, просто не поняла, кто же из вас троих был главным?
— Общее руководство группой осуществлял Лешка, а Величко командовал полувзводом и, в свою очередь, подчинялся нашим распоряжениям. Впрочем, вот уж не думал, что вас заинтересуют такие подробности!
— Видите ли, я всегда люблю представлять себе максимально полную картину, иначе начинаю что-то домысливать сама. Поэтому и спросила про Лешку и Величко. Извините, если чем-то огорчила.
— Да нет, что вы! Это вы меня простите, из меня действительно неважный рассказчик. Да я как-то и не рассчитывал, что когда-либо вспомню эту давнюю историю и, более того, буду делиться ею с кем-то…
Стас замялся, не в силах подобрать слово.
— Посторонним, вы хотели сказать? Ну да, две малознакомые попутчицы — это, пожалуй, не та аудитория, которой хочется открывать что-то сокровенное, — подсказала Сашка.
— Да что ты такое говоришь, Санька! — одернула ту Полина. — Стас, не обращайте на нее внимания, это она из вредности! Просто ее история вашей и в подметки не годится, вот она и бурчит!
Сашка почувствовала, как у нее начинают гореть щеки. Вот мерзавка, смогла-таки вывести ее из себя! Даже грязными методами не гнушается, лишь бы очернить ее в глазах попутчика! А сама-то меж тем все пододвигается и пододвигается к Станиславу! Наверняка уже прикидывает, как броситься к нему в объятия «от страха» в какой-нибудь особо драматический момент повествования. И наплевать ей по большому счету, что конкретно творилось с группой Стаса в том заброшенном северном поселке. Ей вообще до его истории как до фонаря. Лишь бы себя выгоднее преподнести.
— Полина, вы не правы, — возразил Станислав. — Просто история Александры — она, если так можно выразиться, бытовая. Да и особого вреда в итоге никому причинено не было — ну, разве что за исключением морального и материального. А мой случай — он довольно уникален по целому ряду моментов и, увы, реально страшен. Образно говоря, просто разная весовая категория, только и всего.
Стас пристально посмотрел на Сашку, чуть виновато улыбаясь уголками губ, и той отчего-то стало все равно, выскажет ли Полина еще какую-нибудь каверзу в ее адрес или нет. И тогда она тихо попросила его:
— А расскажите нам о вашем приятеле, пожалуйста!
— И что же вы хотите о нем узнать? — весело осведомился Станислав. — Вес, рост, цвет волос и глаз, любимые блюда?
— Все, что сочтете нужным нам сообщить. Я так понимаю, что вы поведали нам только самое-самое начало этой истории, а раз так, мне было бы гораздо легче слушать ее, представляя в лицах ее главных участников.
Полина вопреки обыкновению промолчала, видимо, сочла, что чрезмерная настойчивость может повредить ее имиджу.
— Ну, что я могу сказать о Лешке? Чуть ниже меня, подвижный как ртуть, темноволосый, но не брюнет. Цвет глаз? Хм, пусть будет серый, хотя радужка у него то отливает в зелень, то в голубизну — в зависимости от настроения. По характеру, как вы уже, наверное, поняли, — типичный холерик, пяти минут на одном месте не усидит. Отличный профессионал. Вот, пожалуй, и все вкратце.
— А Величко?
— Ну, это наш человек-гора. Крупный парень, выше меня на голову и примерно в два раза шире. Не хотел бы я с ним врукопашную сходиться — переломит тебя пополам и не заметит как. Если бы он был актером, то наверняка бы играл роли былинных богатырей. Когда волосы до плеч отпускает, сходство просто потрясающее! Тоже темноволосый, но светлее, чем Лешка. Глаза карие. Сам спокойный как слон. Ну как, этого достаточно?
— Да, спасибо, вполне, — ответила Сашка и уже собиралась задать следующий вопрос, как ее перебила Полина:
— Кстати, Стас, а как насчет пива? Давайте берите, я же вижу, у вас горло пересохло! Я угощаю! Конечно, это не чешское, но вполне приличное, уверяю вас! Я по крайней мере уже третью бутылку пью и еще не отравилась.
— Благодарю за заботу, но спиртного мне пока что не хочется.
— Ой, да не смешите меня, тут спирта меньше четырех градусов!
— И все равно: на ваше пиво я не претендую.
Станислав умудрился произнести это так, что проняло даже толстокожую Полину. Сашка не удержалась от кривой ухмылки: будет знать, как к человеку приставать!
— Ладно, девушки, я вас ненадолго оставлю, а когда вернусь, продолжим. Хорошо?
С этими словами Стас вышел из купе и аккуратно прикрыл за собой дверь. Полина выждала еще секунд пять, после чего набросилась на Сашку:
— Ты чего все время лезешь, а? Не можешь, что ли, заткнуться и помолчать в кулачок хоть немного?
— Ну ты, подруга, совсем совесть потеряла! — восхитилась Сашка, когда к ней вернулся дар речи. — Это кто еще к кому лезет! Докопалась до незнакомого человека, заставила его байки травить…
— Между прочим, он сам вызвался! — мгновенно парировала Полина.
— Он спать хотел, а не истории тебе на потеху рассказывать!
— А сейчас уже спать не хочет! И вообще, не переводи разговор на другое! А то я вся из себя дурочка такая и не понимаю, что ты затеяла!
— Ой как любопытно! И что же?
— Ты пытаешься разрушить мою личную жизнь!
Полина произнесла эту чушь с таким неизбывным пафосом, что Сашка даже обомлела: она что, серьезно так считает?
— Слушай, дорогая, я о тебе лет восемь ничего не слышала и сильно надеюсь, еще столько же не услышу и не увижу. Так какого ляда мне чего-то там у тебя разрушать?
— Из вредности и зависти! — как по написанному отбарабанила Полина. — Ты не можешь смириться с тем, что мужчины на меня западают, а тебя игнорируют!
— Закусывать надо! — веско сообщила Сашка и отвернулась, дав тем самым понять, что разговаривать с Полиной более не намерена.
Оставшиеся до возвращения Станислава четыре минуты прошли в гробовом молчании. Полина экстренно обновляла макияж, а Сашка невидящим взглядом смотрела в раскрытую книжку и обдумывала произошедшую с Полиной метаморфозу. Беспринципный флюгер, вот кто она! Пока ей что-то от тебя надо, она впивается в тебя как клещ и готова беспрестанно подлизываться и лебезить. А как только понимает, что ловить здесь больше нечего, тут же меняется и ее отношение. Теперь она считает Сашку врагом, и только потому, что…
Стоп! А ведь самое-то интересное в том, что в данном вопросе Сашка ей действительно соперница. И пусть она не будет кидаться на шею симпатичному попутчику или кокетливо подмигивать ему, многозначительно намекая на продолжение знакомства, все равно: Полина чувствует в ней угрозу. Иначе с чего весь сыр-бор?
Вот тут-то Сашка впала в самый настоящий ступор. С одной стороны, соперничать за внимание мужчины, да еще и с такой склочной и наглой бабенкой, как Полина, — это себя не уважать. И выглядит это по-идиотски, и чувствуешь себя круглой дурой, да и вообще — это не в ее стиле за мужиками бегать. Надо будет — сами придут и все скажут. Тем более если Стас и впрямь западет на Полину — ну и зачем ей сдался такой товарищ, который в женщинах ни капельки не разбирается? Тут ведь и слепому видно, что Полина на него виды имеет исключительно потому, что человек обмолвился о том, что живет в Москве в отдельной квартире и не женат.
Но с другой стороны, на душе отчего-то неспокойно и маленький чертик нашептывает в ушко: наплюй ты на приличия и лови судьбу за хвост, а то уйдет, будешь потом локти с досады кусать, что упустила свое счастье!
Как же глупо-то! И ведь если так посмотреть, даже в случае неудачи она ничего не теряет: что с Полиной, что со Станиславом она завтра на вокзале расстанется и никогда их больше не увидит, поэтому о ее возможном позоре никто и ничего не узнает. Так чего бояться-то? Но нет, все равно: пятую точку словно свинцом залили и намертво прикрутили к полке, чтоб и не думала дергаться в сторону попутчика.
А может, она себя обманывает? Ну мало ли с чего ее вдруг влечет к Станиславу? В конце концов, последний раз она с любовником была больше месяца назад. Вот у нее и образовался, так сказать, естественный голод, а тут — на тебе! — красивый парень, да как раз того типа, что ей всегда импонировал. А принять простое влечение за влюбленность — это вечная ошибка всех экзальтированных барышень, к которым она, между прочим, не относится. Ведь нет ничего более смешного и нелепого, чем, мучительно подбирая слова, пытаться объяснить человеку с горящим взором, что испытываешь к нему банальное сексуальное вожделение и ни о каких чувствах здесь и речи нет. А в ответ получать страдальческое «ты меня нисколечко не любишь!».
Попасть в подобную ситуацию Сашка категорически не желала. Открыться в своих чувствах Станиславу и поставить его тем самым в неловкое положение, а потом краснеть и ругать себя последними словами, слушая, как он деликатно пытается донести до тебя простую мысль, что ты ему и даром не нужна… Лучше промолчать! Опять же Стас ничего не говорил о том, что он одинок. А фразу «не женат» можно понимать и так, что у него есть девушка, а может, даже не одна. Просто он не торопится придавать своим отношениям официальный статус. А если это так, тогда шансы на благоприятный исход дела и вовсе падают до критической отметки.
Сашка искоса поглядела на Полину. Вот уж кому все нипочем! Даже если Станислав сейчас признается, что он не одинок, Полине на это ровным счетом начхать. Она в себе на двести процентов уверена, любую соперницу с лица земли бульдозером снесет, если понадобится. Главное — любой ценой заполучить путевку в новую жизнь, и Стас для этих целей подходит как нельзя лучше. Лишь бы только не сорвалась с крючка рыбка золотая, не вильнула хвостом, обманув возложенные на нее надежды.
Так что же делать? Позволить Полине и дальше вести свою игру или все-таки вмешаться?..
Станислав вернулся в купе, тем самым положив конец Сашкиным размышлениям. Завидев попутчика, Полина мгновенно убрала косметичку в сумочку и широко улыбнулась ему:
— А мы уже ждем не дождемся продолжения вашей истории!
— Знаете, девушки, я тут вот что подумал: а вы действительно хотите знать, что было потом? Предупреждаю: то, что я вам успел рассказать, — это так, цветочки. Дальше все было куда страшнее. Не боитесь, что после моих баек вам ночью кошмары привидятся? Может быть, прекратить это все, пока не поздно?
— У меня нервы крепкие, — хохотнула Полина. — А за Саньку не беспокойтесь, судя по тому, что за книгу она читает, ей никакие ужасы сон не испортят!
Сашка мысленно поставила еще одну галочку в списке пакостей Полины. Впрочем, в чем-то та, безусловно, была права: любители Стивена Кинга, как правило, на плохой сон и слабый желудок пожаловаться не могут.
— Саша, вам тоже интересно, что было дальше? — обратился к ней Стас.
— Мне? Очень, — искренне призналась Сашка. — Да и вам, как мне кажется, хочется выговориться, снять этот груз с души. Или не так?
— Саша, я вас боюсь! — по-доброму усмехнулся Станислав. — Вы меня насквозь видите! Неужели у меня все на лице написано? В таком случае пора менять работу!
— Да что вы, — смутилась Сашка. — Ничего подобного, просто…
— Саня, не отвлекай человека! А то так и будете всю дорогу в реверансах расшаркиваться, — процедила сквозь зубы Полина.
— Неужели вам так не терпится услышать продолжение истории? — с иронией спросил Станислав.
— Ну разумеется!
— Что ж, тогда приступаю. Но не говорите потом, что я вас не предупреждал…
Рассказ Станислава, часть вторая
…На следующий день нас разбудил истошный женский вопль, доносящийся с заднего двора клуба. Мы повскакали, на ходу впрыгивая в ботинки и хватая оружие, и выбежали наружу.
Нашим глазам предстала кошмарная картина. Стена сарая, земля вокруг и даже забор были обильно залиты кровью. «Что же за бойня здесь произошла?» — мелькнуло у меня в голове. И тут побледневший Лешка указал мне на валяющиеся в тупике у калитки, ведущей на пустырь, человеческие останки, в которых мы с ужасом узнали одного из наших бойцов!
Отделенный от туловища череп был размозжен страшным ударом, а то, что осталось от тела, выглядело так, словно побывало в гигантской мясорубке. И все-таки ошибки быть не могло: погиб парень из нашей группы. Кровавыми ошметками его камуфляжа был усеян весь двор.
— Кто? — одними губами спросил Лешка у Величко.
— Рыбалин, — ответил тот, не в силах отвести глаз от страшного зрелища.
Здесь я должен сделать небольшое отступление, правда, назвать его лирическим не рискну. Просто примите как данность: что я, что Лешка повидали в этой жизни много смертей. Поэтому нас не так-то просто смутить видом растерзанного или разложившегося трупа. Но этот случай был особенным. Мы столкнулись с какой-то чертовщиной, которая властно вторглась к нам и отправила на тот свет далеко не худшего бойца. Я знал Семена Рыбалина достаточно давно. Этот парень прошел через огонь и воду в двух локальных конфликтах, и я просто не мог себе представить, чтобы он безо всякого сопротивления отдал свою жизнь. Но то, что открылось нашим глазам этим утром, явственно доказывало: человек погиб, как баран на бойне. Такой смерти не хотел бы для себя ни один из нас.
О, я уже вижу — вы хотите сказать, что умирать вообще никто не хочет. Да, вы, безусловно, правы. Но для нас, людей, сделавших своим ремеслом войну и часто ходящих по грани, отнюдь не все равно, какую смерть принять. Погибнуть в бою почетно. А умереть в результате предательского нападения из-за угла, даже не успев нанести противнику ответный удар, горько и обидно. Обиднее этого может быть только смерть от запущенного гриппа или под колесами пьяного лихача.
В воздухе витал тошнотворный запах свежепролитой крови, и у меня сами собой сжались в кулаки руки. Оглянувшись на отряд, я заметил, что в глазах всех без исключения бойцов разгорается недобрый огонек. Кто бы там ни скрывался за образом неведомой Твари — теперь он стал нашим кровным врагом. А то, с какой наглостью и сноровкой действовал убийца, убеждало нас, что мы имеем дело с очень хитрым и крайне опасным противником, оснащенным, помимо когтей и клыков, еще и весьма развитым интеллектом. Ведь Тварь сумела подкараулить и убить одного из лучших наших бойцов практически мгновенно и совершенно бесшумно — мы все привыкли спать крайне чутко, но ночью никто ничего не слышал.
Опросив заведующую клубом, обнаружившую труп, и выяснив, что она ничего не видела, мы собрали то, что осталось от Семена, в мешок и отнесли его на ледник. А затем вернулись и стали подробно изучать место убийства.
Меня сразу смутило то, как выглядела кровь, залившая стену сарая. Да и количество крови было таким, словно здесь убили не одного, а трех-четырех человек за раз. Судя по всему, Лешку это тоже насторожило.
— Тебе не кажется, что кто-то хочет нас запугать? — спросил он меня.
— Ага. Складывается такое впечатление…
— Вот и у меня ощущение, словно присутствую на какой-то кошмарной постановке театра абсурда, и все, что я вижу вокруг, — декорации к этому спектаклю. Смотри, кровь легла не брызгами, как этого следовало бы ожидать, а широкой сплошной полосой с потеками, словно ее сюда из ведра плеснули.
— Значит, ищем кровавое ведро?
— Сдается мне, тот, кто против нас играет, наверняка позаботился о том, чтобы понадежней спрятать улики. Опять же: что мы должны были подумать, натолкнувшись поутру на труп бойца?
— Вышел ночью по нужде, по дороге в сортир на него напала Тварь.
— Ага, и эта Тварь настолько умна, что прихватила с собой его пистолет! Все, что мы обнаружили на теле Рыбалина, — это нож с бедра, так и оставшийся лежать в ножнах. Андрей уже проверил: оружие Семена в комнате отсутствует. И после этого кто-то будет утверждать, что парень просто неудачно сходил до ветру?!
— Неувязочка получается, и солидная…
— Мне так кажется, он что-то заметил или что-то его насторожило. Рыбалин покинул клуб уж точно не для того, чтобы посетить сортир. Скорее всего хотел что-то проверить или выяснить.
— Но тогда вопрос: где же его убили?
— Сдается мне, что все-таки не здесь. Подкараулили, грохнули, а затем подбросили нам под дверь.
— Лех, только честно: ты считаешь, Семена убили люди? Или это все-таки была Тварь, о которой нам талдычит каждый, кому не лень?
— Люди этого сделать не могли. Нелюди — запросто! А если серьезно, не знаю, Стас. Но факт остается фактом: тело Рыбалина изорвано когтями и клыками. Я даже не представляю, каких размеров должна быть зверюга, которая это сотворила. Одно лишь точно: Семен что-то заподозрил, поэтому и вышел из дома при полной амуниции. Разве что автомат решил не брать.
— А почему он никому ничего не сказал?
— Да мало ли! Может, счел это не стоящим внимания, решил, что нечего нас из-за всякой мелочи будить. А может быть, боялся след упустить, торопился сильно. Может, еще что-то — теперь уже не узнаем…
— Кстати, а ведь шаман вчера не говорил, что Тварь убивает в поселке! По его словам, трупы всегда находили либо в лесу, либо на побережье. Так с чего это она вдруг резко изменила свои повадки?
— Значит, вот тебе еще одно косвенное подтверждение того, что Рыбалин погиб не здесь.
— Слушай, а может, это чья-то дурная шутка? Что, если Семен и впрямь столкнулся с Тварью, а кто-то из местных, увидев труп, не поленился перетащить его к нам!
— Ага, а для пущего эффекта еще и стены кровью залил! Вот поставь себя на место этого «шутника»: вместо того чтобы при виде трупа драпать со всех ног в поселок, ты аккуратненько собираешь все ошметки, тащишь их до клуба, рискуя тем, что тебя увидит кто-то из своих же, затем где-то находишь пару ведер крови, заливаешь ею землю и забор… И это, между прочим, в то самое время, когда все твои односельчане предпочитают нос на улицу не казать и по домам отсиживаются, да и ты по логике вещей должен заниматься тем же самым. Столько сложностей… Для чего, спрашивается?!
— Кому-то очень хочется, чтобы мы побыстрее отсюда свалили. Да не просто свалили, а мчались со всех ног, — предположил я.
— Не катит. Это не объясняет, зачем тело Рыбалина подкинули к клубу.
— Тогда, напротив: кто-то хочет, чтобы мы остались и разобрались с Тварью…
Мы переглянулись и хором воскликнули:
— Староста!..
Вернувшись в клуб и отдав бойцам распоряжение не высовываться без нужды на улицу и быть бдительными, мы с Лешкой отправились к старосте. Имел ли он отношение к загадочному появлению истерзанного трупа Рыбалина возле клуба или нет, но нам в любом случае требовалось организовать связь с райцентром. Свою штатную рацию мы отдали курьеру, а запасной у нас не было. Корабельная же была сломана и демонтирована, видимо, еще в те времена, когда траулер не проржавел и наполовину.
Увы, у старосты нас ждало жесткое разочарование. Радиосвязи с райцентром у него тоже не было. На мой изумленный вопрос, как же они милицию вызывают, староста поведал, что в таких случаях высылается моторная лодка, которой в зависимости от погоды от шести до десяти часов ходу до поста береговой охраны на противоположной стороне бухты. Вот там-то и есть радиосвязь с райцентром.
— А что так долго идет моторка? — поинтересовался Лешка. — Тут ведь не такое большое расстояние от берега до берега, километров тридцать всего.
— Так вы сами видели: мели одни. Обходить надо, сильно не разгонишься. Опять же знать надо, как идти. И выходить засветло, а то заблудишься — и все, — затараторил мужик.
Выяснив у напуганного до липкой испарины старосты, кого можно попросить съездить к посту береговой охраны, мы отправились по указанным им адресам. Тут нас постигла вторая неудача: все владельцы моторок как один дружно отказались выходить в море, и никакими просьбами и угрозами нам так и не удалось вынудить их передать сообщение в райцентр.
— Ситуация, однако, — хмуро заметил Лешка, когда мы ни с чем возвращались к ребятам в клуб.
— Ага. Мало того, что без связи остались, так еще и зверюга эта…
— Или не зверюга…
— Ты это к чему?
— Давай рассуждать логически. Мы эту пакость не видели и не слышали. Большинство местных тоже не представляют, на что она может быть похожа. Единственный уснувший в кустах алкоголик не в счет. Зато у нас на руках труп Рыбалина, который кто-то не поленился приволочь и сгрузить к нам во двор, со следами когтей и клыков. Отсюда у меня возникают два вывода: либо кто-то из местных мародерствует, обирая жертв Твари, что ни в коей мере не объясняет, зачем этот субъект притащил тело нам и разукрасил кровью стены. Либо вывод номер два: кто-то из местных и есть Тварь.
— То есть?
— Смотри: самое главное — ухитриться завалить жертву. Затем расчленить, чтобы побольше ужаса нагнать. А удары когтями и клыками можно уже и сымитировать. Тем более что в такой мешанине уже и не определишь, какой удар был первым и смертельным и чем он был нанесен.
— Маньяк?
— Не обязательно. Опять же, возможно, Тварь — это не один человек, а несколько. Слишком уж много переменных факторов, которые стоит учитывать. Одному с этим просто не справиться. Могу лишь отметить: то, с какой силой был нанесен удар, раздробивший голову Рыбалину, говорит о том, что убийца — человек явно не хилого телосложения.
— И что же нам делать? Искать среди местных самого здоровенного бугая и указывать на него как на Тварь? А потом ждать визита его подельников?
— Стас, охота на ведьм нам ни к чему. Я просто выдвигаю гипотезы. Опять же: если принять на веру гипотезу о том, что здесь действует целая банда, то возникает закономерный вопрос: зачем им это надо? Что они скрывают и ради чего все это затеяли? Чем им помешали погибшие? И зачем они убили Рыбалина?
— М-да, ну ты и вопросы подкидываешь! Может, это браконьеры? Хотя такой размах… и ради чего? Нет, скорее уж поверю в банду беглых зеков. Но откуда тогда они так хорошо знают местные поверья?
— Ладно, две головы — хорошо, а восемь… то есть семь… Что ж, пошли к нашим: может быть, вместе до чего-то и докумекаемся.
Как и следовало ожидать, наши новости никого не обрадовали. Капитан, прихватив двух бойцов, пошел проведать, как продвигается ремонт траулера, и тоже вернулся раздосадованный. По его словам, двигатель разобрали почти что до основания, но заниматься собственно ремонтом никто из «морячков» и выделенных им в помощь в поселке мастеров явно не собирался и даже не скрывал этого.
— Да что ж это такое! Откровенный саботаж! — в сердцах высказался я.
— Думаю, кто-то из поселка настоятельно попросил команду не торопиться с ремонтом, — предположил Лешка.
— Так, может быть, пойдем возьмем кое-кого за грудки, встряхнем и выясним, кто это тут такой гостеприимный сыскался?
— Так они тебе и сказали! Тут же у каждого либо сват, либо брат живет, сплошная круговая порука.
— А чего тут искать? — вступил в разговор Величко. — Я итак скажу, кто это был, — староста. Аккурат нам навстречу попался, когда мы к траулеру подходили. Да еще так боком, боком от нас бросился, словно воришка на базаре.
— Вот оно, значит, как?! — озверел Лешка. — Ну все, сейчас кое-кому всерьез не поздоровится! Мужики, собирайтесь: нанесем старосте повторный визит, раз этот старый хрыч по-хорошему не понимает!
Через пять минут мы снова были у старосты. Он попытался притвориться, что его нет дома, не отвечал на наш стук, но Лешка церемониться не стал и дал команду бойцам. Спаренный удар ногами, и дверь криво повисла на одной уцелевшей петле.
Хозяина мы обнаружили забившимся в дальний угол и дрожащим так, словно он увидел перед собой по меньшей мере пресловутую Тварь.
— Что здесь происходит? — рявкнул Лешка, хватая старосту за шиворот и выволакивая его на середину комнаты. — Что все это значит? Ты хоть понимаешь, хрен моржовый, что никто из нас с тобой церемониться и сюсюкать не будет?! Кто и за что убил Рыбалина? Зачем ты, зараза, ремонт траулера затягиваешь, а? Почему никто из тех, у кого есть моторки, в море выходить не собирается — уж не с твоей ли подачи?! Колись, гнида!
В ответ на это староста залепетал что-то на своем наречии, быстро-быстро, с визгливыми интонациями.
— Говори по-русски, сволочь! Что за игру ты с нами затеял?! — Лешка схватил его за грудки левой рукой, отводя правую для удара.
Староста забормотал еще быстрее, прикрывая голову руками, уверенный, что сейчас его будут жестоко бить.
— Алексей, остынь! — Величко мягко перехватил его кулак. — Это бесполезно…
Сообразив, что ничего от него сейчас не добьется, Лешка отпустил трясущегося старосту, сплюнул ему под ноги и веско сообщил:
— Если завтра повторится то же самое и ни одна моторка в море не выйдет — пеняй на себя. Чем меня злить, лучше сразу в лес дуй и со своей Тварью встречайся, понял?! Только учти, я тебя в таком случае из-под земли достану, хоть живого, хоть мертвого! Так что даже не думай от меня прятаться, не поможет!..
От старосты мы отправились к траулеру, но никого там уже не обнаружили. Искать горе-ремонтников по всему поселку было равносильно тому, что объявлять местным открытую войну и выносить все двери по очереди.
— Что делать будем? — спросил Величко, когда мы, злые и усталые, вернулись в клуб.
— Для начала — сидеть на попе ровно. Одного уже потеряли, не хватало нам тут всю команду положить.
— Это-то как раз понятно. А в целом — что делать?
— Вот заладил, прям как Чернышевский! С одной стороны, драпать отсюда надо и побыстрее. Гнилой этот поселок насквозь, и люди в нем гнилые! И все бы ничего, да только сидим мы с вами, товарищи, в глубокой жопе — пардон за мой плохой французский! Связи у нас нет, транспорта мы тоже лишились. Мы можем тут хоть всех на уши поставить, но если никто на пост береговой охраны не отправится, наше дело труба.
— Как это — труба? — возразил Величко. — Жратвы у нас достаточно, боеприпасов тоже пока хватает. Займем круговую оборону, а там, глядишь, что-то и переменится!
— Ага, и как долго, хотелось бы знать, ты эту самую круговую оборону держать будешь? Месяц, два, год?
— Рано или поздно нашу группу начнут искать. В райцентре ведь знают, что мы сделали вынужденную остановку в этом поселке, так что через неделю-полторы самое позднее наше начальство нас хватится и станет выяснять, где мы находимся.
— Все бы хорошо, да только мы не на курорте, чтоб месяц груши околачивать! Нам еще задание выполнить надо — надеюсь, никто про это не забыл, случаем?
— Лех, не горячись, — положил я ладонь на плечо друга. — Мы все прекрасно понимаем. Но сделать все равно ничего не можем!
— Вот именно! — взвился Лешка, сбросив мою ладонь. — Где ж это видано, чтобы бывалых бойцов как кутят слепых резали! Позорище! Когда в штабе узнают, что мы даже не смогли убедить местных выслать моторку с сообщением, поразгонят нас на фиг! Или того хуже — под трибунал отдадут! И будут трижды правы, между прочим! Не офицеры, а кисейные барышни, да и только!
Величко нехорошо побагровел, и я понял, что, если тотчас же не вмешаюсь, не миновать ссоры.
— Тише, мужики! У всех нервы на пределе, так что давайте уже успокаиваться! Что толку, если мы друг на друга орать начнем, вместо того чтобы выход искать? Кстати, если принять за рабочую гипотезу, что Рыбалина убили не здесь, то где же в таком случае это произошло? Наверняка ведь где-то поблизости. Если отыщем место — поймем, как все произошло. Может быть, какую-нибудь улику обнаружим, ниточку к убийце!..
Расчет оказался верным. И Лешка, и Величко одновременно тряхнули головами, словно избавляясь от наваждения, после чего мой друг скомандовал:
— Действительно, мужики, — айда окрестности прочесывать! Особенно примечайте, вдруг где свежие капли крови засечете, может, около дома какого или на заборе. Не могли убийцы не наследить при таком раскладе!
Мы прошерстили весь поселок, вызвав дикое неудовольствие местных кабысдохов, рвавшихся с цепей и захлебывавшихся лаем при нашем появлении. Мы чуть ли не с лупой обшарили луговину, раскинувшуюся между поселком и лесом. Почти пять часов мы изображали из себя сыщиков, и все безрезультатно. Никаких находок, никаких следов.
Посмотрев на сумрачное небо, а затем на часы, Величко подошел ко мне:
— Надо сворачиваться. Ребята устали, да и время уже позднее. Если еще провозимся, рискуем возвращаться к клубу по темноте…
Величко не стал договаривать, но все было понятно и так. Мы до сих пор не выяснили, как погиб Рыбалин, и наш неведомый противник бродит на свободе, а значит, оставаться вне стен клуба, когда наступит ночь, крайне опасно.
Я кивнул ему и отправился к Лехе:
— Величко говорит, пора завязывать. Все, что мы сегодня могли сделать, уже сделано…
— Как — все?! — перебил меня Лешка. — Место, где погиб Рыбалин, ведь так и не нашли! А что мы вообще в эту луговину уперлись, будто медом здесь намазано? Кто нам сказал, что его убили непременно на луговине? А если он шел не к лесу, а к морю?! Надо срочно обшарить побережье и дюны!
— Лех, еще полчаса от силы, и начнет смеркаться. А рисковать и терять людей по собственной глупости и упрямству негоже. Предлагаю заняться этим завтра с самого утра.
— А если дождь? Смоет же все с камней на хер… Последнюю фразу Лешка произнес совсем тоскливо, уже сам понимая, что Величко прав.
Вечер прошел на самой минорной из всех минорных нот. Приготовили обед, он же ужин, помянули Семена. На душе было погано донельзя. Вот ведь не повезло! Сначала этот засранец майор, ни за какие коврижки не пожелавший выделить нам вертолет, потом поломка траулера и вынужденная остановка в глухом поселке, а теперь еще и Рыбалина лишились. И ведь какой дикой смертью погиб парень, врагу такого не пожелаешь. Что мы его родным скажем, когда вернемся? Эх…
На ночь мы выставили часовых, попарно сменявшихся каждые четыре часа. Я прилег на продавленную лежанку, укрылся спальником, и сон навалился на меня тяжелой мутной пеленой, словно только и ждал этого момента…
— Вы не возражаете, если мы ненадолго прервемся? — улучив момент, вклинилась Полина. — Мне надо на пару минут отлучиться, попудрить носик и все такое. Хорошо? Только без меня не начинайте! — кокетливо погрозила она пальчиком Станиславу и выпорхнула из купе.
— Хм, пиво — напиток быстрый, — усмехнулся ей вслед Стас. — А уж что до носика…
— А что в этом такого? — не поняла Сашка.
— Ну, вот уже как минимум столетие выражение «попудрить носик» означает в том числе «понюхать кокаин». Порошок часто остается на крыльях носа, словно белая пудра, отсюда и аналогия. В начале прошлого века было модно еще одно выражение на ту же тему — «навести марафет», — но сейчас оно вышло из обихода.
— Надо же, а я не знала! Сколько раз это слышала, но никогда не догадывалась, что у этих слов может быть двойной смысл. Больше никогда не буду так говорить! — обескураженно покачала головой Сашка. — Не хочу, чтобы меня приняли за наркоманку.
— Бог с вами! — рассмеялся Станислав. — С чего вы это взяли? Вот уж не рассчитывал, что вы так серьезно к этому отнесетесь! Думал, улыбнетесь, встряхнетесь немного. А то, боюсь, загрузил я вас своим рассказом, — сидите такая серьезная да бледная, что аж оторопь берет.
— Да нет, просто душно в купе, — смутившись, отозвалась Сашка и тут же спросила первое, что пришло ей в голову: — Простите, а кто вы по званию? Капитан, да? Я совершенно не разбираюсь в погонах.
— Да, все еще капитан. Впрочем, полагаю, что скоро уйду на новую должность, а там и повышение по службе должно подоспеть. Лешка вон уже год как майора получил, мы над ним по этому поводу ржем дружно.
— А почему это?
— Ну, есть старый анекдот про то, как юная барышня выбирает себе будущего мужа, причем непременно хочет, чтобы тот был военным. И вот пришла она за советом к мудрой маме с вопросом, какого жениха ей предпочесть? Мать ей и говорит, мол, смотри на погоны. Если звездочки маленькие, будет тебе женское счастье, а вот про деньги забудь. Если звездочки большие, в достатке будешь жить, зато безо всякой мужской ласки. Ну а если на погонах всего одна большая звезда — значит, перед тобой майор, у него переходный возраст. Вот от таких, доченька, беги без оглядки: ни денег, ни удовольствия. Лешка на нас ворчит по этому поводу, конечно…
— Я бы на его месте тоже ворчала! Обидно же!
— Так мы ж по-дружески, можно сказать — любя!
— Кого это любя? — возникла в дверном проеме запыхавшаяся Полина и с некоторым подозрением посмотрела что на Станислава, что на Сашку.
Те переглянулись и расхохотались. Полина фыркнула и уже собиралась сказать в адрес попутчиков нечто нелицеприятное, как тут Стас раскашлялся.
— По спине постучать? — деловито поинтересовалась Полина.
Станислав отрицательно помотал головой и закашлялся так, что у него выступили слезы на глазах.
— Стас, вам обязательно надо что-нибудь попить, иначе вы рискуете посадить связки, — обратилась к нему Сашка. — Может быть, я закажу у проводника чаю?
— Отличная идея! — воскликнула Полина. — И еще вот что, Санечка, ты уж попроси, чтобы он при тебе его сделал, а то иначе ждать придется полчаса, а то и больше!
Стас на это ничего не сказал, лишь закашлялся еще сильнее. Сашке ничего не оставалось, как подняться и отправиться за чаем. Дверь за ее спиной тут же закрылась. Можно даже не гадать, кто постарался, и так все понятно.
— Бедняжечка! Столько рассказывал, что горло заболело! — С притворной заботой Полина смотрела в глаза Станислава. — Ну ничего, сейчас чай принесут, легче станет.
Кое-как справившись с кашлем, Стас кивнул в ответ. Говорить ничего не стал, опасаясь нового приступа. Горло и впрямь драло так, словно изнутри его натерли наждачной бумагой. А все перенесенная на ногах простуда, будь она неладна! Ведь в самый неподходящий момент о себе напомнила. В командировке как-то не до нее было, главное — задание, а здоровье потом…
— Ой, совершенно забыла! Я же хотела посоветоваться с вами, узнать, какой район Москвы предпочтительнее в плане съема жилья. Сейчас, вот только карту достану. Где же она? Кажется, в боковом кармане…
Расправив обе лесенки, Полина встала на них в распор и потянулась к своей сумке, лежащей на верхней полке. Прятать вниз она ее не стала, сославшись на грязный пол, а забросить туда же, куда определил свои вещи Стас, ей было откровенно лень. Впрочем, сумка была лишь предлогом, как и просьба о помощи. На уме у Полины было совершенно иное…
Стас смотрел, как его попутчица роется в багаже, на полном автомате отмечая, что она стоит довольно опасно и ни за что руками не держится, так что если поезд сильно тряхнет на стыках рельсов, она рискует сорваться вниз. Но тут его взгляд скользнул по ее стройным и длинным ногам и дальше под короткую задорную юбчонку…
Стаса бросило в жар. На Полине не было нижнего белья! И когда только успела от него избавиться? Впрочем, это-то как раз не вопрос: сняла, пока бегала «носик пудрить», оттого и задержалась слегка. Мадемуазель имеет на него серьезные виды? Определенно. Иначе бы с чего вся эта провокация, рассчитанная на то, чтобы он вдоволь налюбовался ее прелестями? Сейчас она, улучив момент, обязательно должна «упасть», он, разумеется, успеет ее подхватить, заодно облапав ее бедра и то место, где спина теряет свое гордое название, ну а дальше — одно из двух. Либо стороны, временно потеряв голову от страсти, лихорадочно соображают, где бы уединиться, либо красотка включает режим «недотроги»: смотреть — смотри, а остальное не моги! И классическое «динамо» здесь ни при чем. Просто легкая победа не располагает мужчину к тому, чтобы он ценил доставшийся ему трофей сколь-либо высоко, а девушка, как истинный рыбак, не хочет, чтобы добыча раньше времени сорвалась с крючка.
Так как же поступить? Сделать вид, что принимаешь навязанные тебе правила игры, вдоволь подразнить провинциальную щучку, а затем красиво вильнуть, оставив ее ни с чем? Да, пожалуй, что так. Она, конечно, хороша собой, только вот искренности в ней ни на грош. Да и пьет Полина сильно, от бутылки с пивом просто не отрывается, как ребенок от соски. Может быть, это просто эпатаж, но подруга-алкоголик ему точно не нужна. «Плавали, знаем», — как любит повторять Лешка. Как и прочая человеческая глупость, алкоголизм практически неизлечим, а ему и своих проблем выше крыши хватает, чтоб на себя еще и чужие взваливать. Он не мать Тереза и не наставник молодежи.
Дальше все пошло, как он и ожидал. Полина сделала вид, что нога соскользнула с лесенки, он тут же поймал ее — правда, не за аппетитную задницу, а просто-напросто схватил под мышки и осторожно опустил на пол, не без удовлетворения успев отметить промелькнувшую на ее лице разочарованную гримаску.
— Кажется… я оставила карту дома. Собиралась в такой спешке, вот и забыла. И как же мне теперь быть? — растерянно промурлыкала его попутчица.
— Купите карту по приезде на вокзале, их там много продают на любой вкус и цвет. Да, и еще позвольте дать один совет?
— Да, конечно! — хлопнула ресницами Полина.
— За окном не май месяц, подхватить инфекцию — делать нечего. Так что вы бы надели на себя что-нибудь теплое под низ, а то застудитесь еще. Или транспортная милиция вас по ошибке за девушку легкого поведения примет — тоже весьма неприятный казус, знаете ли.
Полина выглядела так, словно она только что по ошибке съела целый лимон, и Стас искренне пожалел, что под рукой нет фотоаппарата. Похоже, она не ожидала встретить в его лице достойного соперника, слишком понадеявшись на действенность собственных чар. Впрочем, к данному случаю как нельзя лучше подходила фраза из фильма «Харлей Дэвидсон и ковбой Мальборо»: «Хорошая баба сама ноги не раздвигает». Даже если он и заблуждается на ее счет, то все равно действовать столь грубо, используя секс в качестве рычага давления, — это слишком. Хочет поиграть — пусть придумывает что-нибудь более тонкое. Впрочем, задница у нее действительно неплоха. В другом месте и в другое время он, пожалуй, еще подумал бы, не заполучить ли эту фифочку в постель. В конце концов, он не монах, да и свободен от каких бы то ни было обязательств, а здоровый секс еще ни одному мужику не навредил…
…Готового кипятка по закону подлости у проводника не оказалось, мол, выпили все, если хотите — ждите, дама, следующую порцию, вон пыхтит, минут через пять будет вам счастье.
В принципе ничего не мешало Сашке вернуться сейчас в купе, а через пресловутые пять минут снова подойти к проводнику, да только вот видеть сочащееся злобой лицо Полины не было ни малейшего желания. А своим преждевременным появлением она той наверняка всю малину попортит. С одной стороны, конечно, и надо бы так поступить, но с другой — надоела эта грязь по самое не могу! Если уж Полина так беззастенчиво рвется охомутать мужика, то и флаг ей в руки! Авось нарвется на резкий отпор — вряд ли Станиславу придется по душе то, что его столь бесцеремонно клеят.
Мысли Сашки скакнули к рассказу, который ей только что довелось выслушать. Да, вот уж действительно не повезло ребятам. И все ведь одно к одному: отсутствие радиосвязи и нормального транспорта, а тут такой форс-мажор нарисовался! Куда идти и что делать — не понятно. Места чужие, народ — тем более. Вон как их бодро отфутболили по кругу, а люди всего-навсего просили, чтобы хоть кто-нибудь из местных добрался на моторке до поста береговой охраны и сообщил в райцентр о том, что произошло. Даже представить жутко, что чувствовала бы она в такой ситуации! Одного бойца уже потеряли, следов никаких не найдено — и думается отчего-то, что следующим в очереди на свидание с костлявой можешь оказаться ты.
Так что немудрено, что Станислав поседел. После такой вот ночки, вернее утра, можешь и вовсе волос лишиться. Ведь если так посмотреть, убери седину из его волос — и лет пять долой, запросто за юношу сойдет! Хотя нет, не получится: выражение глаз-то не изменишь, а в них такое плещется, что и заглядывать как-то стремно…
И все-таки любопытно: кто же это в поселке хозяйничал? Пока до конца не понятно, была ли это та самая Тварь из легенды или это все-таки кто-то из жителей пакостил. Судя по тому, что пока рассказал Стас, скорее всего убийства — дело рук человеческих. Но даже если так, все равно интересно, как же их в итоге-то разоблачили? Зацепок пока практически никаких, от местного населения помощи ноль целых и столько же десятых. Неудивительно, если в итоге выяснится, что они сами эту Тварь и выдумали. Правда, неясно, зачем им это было надо, но все равно — чем не версия?
Эх, и все-таки как же ей не повезло нарваться сегодня на Полину! Ехали бы сейчас вдвоем в купе со Станиславом, болтали бы о всякой ерунде, присматривались друг к другу, отпускали веселые шуточки и — кто знает? — может быть, что-то и срослось между ними. А если бы сильно-сильно повезло, так бы и доехали до Москвы без попутчиков, словно в спальном вагоне. Ночь, дорога, двое в маленьком закрытом мирке купе — чем не предпосылка для начала красивого и долгоиграющего романа? А в итоге все пошло наперекосяк. И ведь не скажешь этой хищнице — отойди, не мешай! Какое там! Полина рычать будет, по всем твоим больным мозолям пройдет, если надо, но своего добьется.
Хотя… еще не вечер! Вполне вероятно, что еще до полуночи Стас будет бегать от притязаний Полины по потолку, а то и вовсе скажет ей открытым текстом, что ловить нечего. И тогда-то…
А что тогда? В глазах Станислава Сашка — подруга Полины, а значит, такая же охотница на мужчин, как и та. Ну, или почти такая же. Одного этого факта достаточно, чтобы окончательно подпортить себе реноме. Да и кто ей вообще сказал, что Стас ищет себе подружку или хотя бы просто думает на эту тему? Мужик всего лишь возвращается из командировки — усталый и задерганный, и все, о чем он сейчас мечтает, это поскорее добраться до горизонтальной поверхности и уснуть. А вместо этого две бабы его разве что на сувениры не рвут, да еще и шипят друг на друга исподтишка, словно кошки, подравшиеся из-за куска мяса! Дурдом на выезде, да и только! Логичнее всего предположить, что рано или поздно ему надоедят эти «странные танцы» вокруг его персоны, он цыкнет на обеих красоток, подхватит свои шмотки и переселится в другое купе, благо что свободные места в вагоне еще есть. И останутся они обе у разбитого корыта. Очень оптимистично, нечего сказать!
Сашка тряхнула головой. Хватит думать про плохое, так и накаркать недолго! Тем более что проводник уже разливает чай по стаканам, а значит, ей пора возвращаться в купе и спасать Станислава от притязаний Полины.
Последняя мысль развеселила ее. Подхватив два стакана обжигающе горячего чая (а Полина перебьется, нехай свое пиво глушит), Сашка отправилась назад. Постучала мыском сапожка о дверь и радостно улыбнулась открывшему ей Стасу:
— Держите! Свеженький, прямо при мне заварили!
Станислав с благодарностью принял из ее рук напиток, одновременно наблюдая за взглядами, которыми обменялись его попутчицы.
Вот это номер! Если только он не ослеп, то за него идет самая настоящая война! Полина, мгновенно сориентировавшись, ведет себя так, словно они за то время, пока ее подруги не было в купе, уже переспать успели или как минимум были к этому весьма близки. А Саша — та едва сдерживается, чтобы не высказать Полине все, что она про ту думает.
Забавно. Стас уже неоднократно попадал в ситуации, когда за него соперничали две, а то и три женщины сразу, но чтоб вот так, в замкнутом и тесном пространстве купе, когда вся троица как на ладони — это что-то новое в его практике. Лешке рассказать, так ведь наверняка ржать будет и подначивать, мол, поделись передовым опытом, как это ты сразу с двумя справился, и они при этом друг другу глаза не выцарапали.
Как-то так получалось по жизни, что он редко когда добивался внимания понравившейся ему женщины. Как правило, те сами находили Станислава, а он благосклонно принимал их дар. Стас по-доброму относился к каждой из своих любовниц и каждый раз, когда приходила пора расстаться, испытывал острое сожаление, что из короткого союза, принесшего много радости обеим сторонам, так и не выросло нечто большее. Возможно, во всем виновата его профессия. Мало кому понравится, если самый близкий твой человек не вылезает из командировок, причем каждый раз сопряженных с риском для жизни. Да и большими заработками он тоже похвастаться не мог. Вот и выходило на поверку, что роль донжуана соответствовала ему куда больше, чем скромная роль мужа и отца семейства. Впрочем, у Лешки ровно та же самая история творится. Видать, так обоим и суждено холостяками свой век маяться. Зато у Величко все путем. Виделся с ним месяц назад, так у мужика уже четверо по лавкам, пятого весной ждут. Но его пример, увы, скорее счастливое исключение из правил…
Задумавшись, Стас машинально отхлебнул чай, и кипяток тут же обжег ему небо. Он скривился, с трудом проглотив горячую ароматную жидкость, и тут же поймал на себе два взгляда: изучающий — Полины и обеспокоенный — Сашки.
Черт побери, вот вляпался так вляпался! И как ему теперь выбираться из этой ситуации? По-хорошему бы надо отдельно разобраться с одной, отдельно с другой девицей, в конце концов, попробовать загулять с обеими, а потом выбрать ту, что больше понравится, но как это сделать, когда они обе только и ждут малейшего знака с его стороны, чтобы ринуться в атаку, отталкивая соперницу локтями?
Впрочем, это он погорячился. Саша, судя по всему, вряд ли скатится до базарного выяснения отношений. Не тот тип. Будет страдать втихомолку, но на открытый конфликт не решится, потому что это некультурно и некрасиво. Встречал он таких. Эти готовы на горло собственной песне наступить, но от принципов не откажутся. Еще и убедят себя, мол, ничего особенного и не случилось. Живое воплощение басни «Лиса и виноград». Прямая противоположность Полине, которая ни перед чем не остановится, лишь бы добиться своего.
Но кого же в таком случае ему выбрать? Скромницу Сашу, которая до сих пор не разобралась в собственных чувствах и заведомо готова к поражению, или нахалку Полину? В первом случае многое не ясно, может быть, и не выгорит ничего. А во втором он гарантированно получит бурный и, вполне вероятно, качественный секс — а затем столь же гарантированный геморрой, поскольку девушке явно что-то от него надо, и очень надо, раз за это «что-то» она готова расплачиваться собственным телом. И ведь не скажешь: «Ну, девушки, вы тут разберитесь как-нибудь без меня». Эти двое, пожалуй, и впрямь воспримут это как сигнал к началу военных действий.
А может, послать их обеих к черту, залезть на свою полку и сделать вид, что спишь крепким сном? Ну зачем ему проблемы? В конце концов, он не давал ни малейшего повода думать, что хоть как-то заинтересован в этих девицах.
Эх, зря он историю про Тварь на белый свет вытащил. Лежала бы и дальше в потаенной ячейке его памяти, так нет же: бесхитростный Сашкин рассказ про лжеупыря пробудил в нем запретные воспоминания, и он понял, что, если сию же минуту не изольет душу хоть кому-нибудь, рискует остаться этой ночью один на один с тем давнишним кошмаром. А сейчас он понимает, что погорячился, открывшись этим двум озабоченным попутчицам, которым на самом деле глубоко фиолетово до его переживаний. Еще бы, они заняты, у них поединок, и приз в этом поединке — он сам! А рассказ для них — это так, нечто вроде фона или радио, мурлыкает себе что-то под нос, вот и отлично.
И что они только в него вцепились, словно изголодавшиеся собаки в сахарную кость? Или на свете мужиков мало? Совсем бабы рехнулись, глотку готовы друг другу порвать, и ради чего?
А вообще, странная из них парочка получилась. Слишком уж они разные, непохожие что по характеру, что по воспитанию и темпераменту. Одна предпочитает действовать нахрапом, не сильно выбирая методы, другая осторожничает и не идет дальше тонких намеков в его адрес и колкостей — в адрес соперницы. И вот что не понятно, почему они путешествуют вместе, если друг друга на дух не переваривают? Сплошные загадки, да и только.
Эх, ну почему ему так везет на приключения, а? Ведь никого себе не трогал, возвращался с задания домой, а тут на тебе — получи и распишись!..
Меж тем в Сашкиной голове носились мысли одна другой сумбурнее. Неужели эта похотливая сучка успела-таки соблазнить их попутчика? Нет, непохоже, хотя попытки наверняка предпринимала. Колготки ее волшебным образом исчезли в неизвестном направлении, доморощенная прелестница так и сидит в ботфортах на голую ногу. Очень эротично, нечего сказать! Интересно, от белья она тоже уже избавилась? Да скорее всего! Вот крольчиха!
Хотя нет, вряд ли события развивались столь стремительно, как она себе это представляет. Опять же, в воздухе нет специфического запаха любви, а проветрить купе они бы просто не успели, тем более что фрамуга намертво заколочена на зимний период. Значит, Полина все-таки обломалась.
Или эта дрянь решила пойти ва-банк и, чтобы добиться расположения Станислава, устроила тому французский поцелуй? Тьфу, как мерзко! И он-то, он как мог на такое согласиться? Неужели всем мужикам и впрямь лишь только этого и надо? Вот от Стаса она такого точно не ожидала!
Нет, зря она на него наговаривает. Стоит только посмотреть на его ироничный прищур, чтобы понять, что старания Полины пропали втуне. И вообще: спокойнее, Саша, спокойнее! Нечего становиться неврастеничкой из-за какой-то распущенной особы, считающей, что мужчина просто обязан клюнуть на то, что находится у нее между ног. Станислав не идиот, чтобы поддаться на старые как мир уловки Полины. И то, что она сейчас хорохорится, всячески давая понять, что у них со Стасом все на мази, это всего лишь отчаянная попытка избавиться от соперницы. А раз так — значит, у Сашки еще есть шанс! Вот только как им грамотно воспользоваться?..
Странно это все: еще сегодня утром она и думать не думала, что будет до слез злиться из-за того, что на мужчину, который ей приглянулся, положила глаз другая женщина. Ей всегда казалось, что если объект ее пристального внимания не счел нужным или не смог разглядеть с первого раза, какая же она, Сашка, симпатичная и хорошая, то это его личные трудности. Вот еще, гоняться за ним, доказывать что-то, глупости какие! В конце концов, так вести себя просто унизительно и во многом непорядочно!
А сейчас вот Сашка мечется от надежды к отчаянию и обратно к надежде, робко мечтая о том, как они со Станиславом останутся наедине и скажут друг другу единственно верные слова. Романтическая дурочка, вот она кто! Ей уже давно не семнадцать, так откуда же взялся этот трепет в душе и ощущение близкого чуда, словно в детстве на Новый год, когда ровно в двенадцать часов под елкой появляются подарки от Деда Мороза? Кто ей вообще сказал, что Стас обратит на нее внимание, ну кто?!
Хотя, а почему это он не может заинтересоваться ею? Она хоть и не красавица, но и не дурнушка, отнюдь. Русые волосы по лопатки, большие глаза, правильной формы рот. Конечно, в отличие от Полины она сейчас не накрашена, но если дать ей хотя бы десять минут, то еще вопрос, кто будет выглядеть симпатичнее при полном макияже, она или ее компаньонка? Впрочем, если Станислава в первую очередь интересует внешность девушки, а ее личные качества ему совершенно не важны, то пускай делает со своей Полиной что хочет! Сашке не нужен просто очередной любовник; если она захочет секса, то возьмет записную книжку, позвонит, и уже вечером у нее целый мужской гарем образуется, выбирай — не хочу. Просто… словами не объяснишь, но отчего-то ей вдруг показалось, что со Стасом они бы смогли остаться вместе надолго, может быть, даже навсегда. Пришло чувство, что вот это — настоящее, хватай и держи!
Ага, легко сказать, да только как вот это осуществить, когда поблизости маячит эта нахалка? Взять на вооружение ее методы и скинуть с себя всю «лишнюю» одежду? Станислав тогда точно пробкой из купе вылетит или, что куда хуже, решит, что они обе — сексуально раскрепощенные особы, и предложит им секс на троих. А вот это будет означать полный и бесповоротный конец сказке. Делить мужчину, который нравится тебе до дрожи в коленках, с другой женщиной Сашка не собиралась. Она не считала себя ханжой, но вариант шведской семьи никогда не был ей близок по духу.
Значит, надо действовать совершенно иначе. Лучше всего дать понять Стасу, что он может на нее рассчитывать, что она искренне сопереживает ему. Но как донести до него мысль, что она испытывает к нему нечто большее, чем простую человеческую симпатию или сексуальное влечение? Задачка, однако…
Стас отставил в сторону пустой стакан, осторожно повертел шеей, потрогал горло.
— Ну как, чуть-чуть полегче? — спросила его Сашка.
— Вроде бы, — неуверенно отозвался тот. — У меня такое частенько бывает во время простуды, вплоть до полной потери голоса. А я сейчас, как назло, только-только от нее оклемался. Боюсь, как бы по второму кругу все не началось.
— Может быть, тогда больше вас не мучить? Хотя, честно говоря, ужасно хочется знать, что же там было дальше? Я вот пока за чаем ходила, все прикидывала, кто же такая Тварь, и, должна признаться, теряюсь в догадках. С одной стороны, получается, что это дело рук человеческих, а с другой — слишком много неувязок, которые так просто не объяснишь.
— А что бы сказал по этому поводу старина Стивен Кинг? — ехидно осведомилась Полина, кивнув в сторону Сашкиной книги.
— Он бы стопроцентно свел дело к какой-нибудь чертовщине и на этом успокоился. — Сашка старалась говорить спокойно, но давалось ей это с трудом. — Что он, что Дин Кунц любят, чтобы у любого дела была некая мистическая подоплека, причем не всегда берут на себя труд обосновать, откуда же она взялась. Она просто есть в их произведениях, и все.
— Ну а вы, Станислав, чем нас удивите? Пойдете по излюбленному писательскому пути или все-таки сведете все к банальной уголовщине? Учтите, я очень разочаруюсь, если вы так сделаете! — Полина кокетливо надула губки, вызвав тем самым у Сашки острый приступ бешенства.
— Я не писатель, — спокойно ответил тот, — а эта история отнюдь не плод вымысла. Поэтому я просто расскажу вам все, чему стал свидетелем и участником. Если вы будете огорчены финалом — что ж, бросайте камень в рассказчика, я предупреждал, что это не та байка, которую стоит слушать на ночь. А корректировать историю на ходу, подстраиваясь под ваши вкусы, извините, не считаю нужным.
— А вот знаменитые гусляры никогда не брезговали приукрасить былину, если она казалась им чересчур пресной, — не унималась Полина.
— Простите, вы считаете, что я слишком скучен? — вежливо осведомился Станислав у Полины, и та поняла, что сболтнула лишнее.
— Нет, ну что вы! — заюлила она, пытаясь поймать взгляд Стаса. — Это я так, просто вот к слову пришлось…
— Стас, я не знаю, как там остальным, а мне ваша история очень интересна. И если только вам не сложно, я бы с удовольствием послушала, что сталось в итоге с вашей командой.
Сашка выдержала испытующий взгляд Станислава, и на какое-то мгновение ей показалось, что он видит ее насквозь, со всеми ее маленькими тайнами. Впрочем, стоило только ему моргнуть, как это чувство, к ее облегчению, бесследно пропало. Не очень-то приятно ощущать себя подопытным кроликом на столе в рентгеновском кабинете.
— Так я то же самое твержу! — тут же взвилась Полина, поняв, что Сашка ее переиграла. — Стас, умоляем, расскажите нам продолжение вашей чудесной истории!
— Если она и «чудесная», как вы выразились, так это от слова «чудовище», а не «чудо», — вздохнул Станислав.
— Не важно! Тем более что мы именно на это и рассчитывали! Не забываем, наша задача-максимум на сегодня — достойно встретить Хэллоуин! Чем страшнее истории за столом — тем лучше! И пока что у вас все шансы получить гран-при за лучшую страшилку!
— Вам бы, Полина, аниматором на курорте работать, — мягко заметил Стас. — У вас налицо замашки профессионального массовика-затейника.
— Я всегда знала, что я по натуре лидер, — польщенно склонила голову Полина. — Но только вы разглядели во мне это качество!
— Хм, я выразился несколько иначе, — безучастно сообщил Станислав, казалось бы, внезапно потерявший всякий интерес к предмету разговора. — Впрочем, не важно. Слушайте дальше, если уж так этого хотите…
Рассказ Станислава, часть третья
…Следующий день начался бурно. Едва мы успели умыться и одеться, как на улице раздался гомон. Мы переглянулись, и тут в комнату без стука ввалились староста и шаман, а за ними один из тех мастеров, что должны были заниматься ремонтом нашего траулера. Глядя на бледные, застывшие лица вошедших, мы поняли: случилось очередное несчастье.
— Беда, капитан! — не поздоровавшись, выпалил староста, выталкивая вперед мастера.
— Дочку мою… сегодня… Тварь порвала. Сейчас домой отнесли… а ей девятнадцать всего… было… месяц назад исполнилось… — Он нервным дерганым движением смахнул слезы со щек.
Кто-то из бойцов тихо и зло ругнулся у меня за спиной. Эту девчонку успели приметить все наши. Она была не то чтобы ослепительно красива, но свет в глазах, так несвойственный местным уроженцам, затюханным суровым бытом северного поселка, сразу же выделял ее из серой толпы.
На несчастного отца было жалко смотреть. На его лице застыла боль, смешанная с недоумением. Как же так? За что?! Чем провинилась юная девчонка, за что судьба так жестоко покарала ее и ее семью?
— Найдите эту гадину, слышите?! — поднял голос ремонтник. — Вы же власть, вы должны нас защищать! Или нас так и перережут здесь всех до единого?! И никому до этого дела нет! Милиция опять все на медведей спишет, да откуда ж здесь таким медведям-то взяться?! У доченьки моей уже и жених на примете был, в следующем году свадьбу бы сыграли, а что теперь?.. Жена умерла, дочь убили… Только в петлю.
И он заплакал, уткнувшись лицом в свою старую засаленную кепку.
Отчего-то мне было непереносимо стыдно перед этим отчаявшимся человеком, взиравшим на нас со смесью обиды и надежды. А ведь он прав: если мы не распутаем это дело, никто из райцентра и не подумает выслать сюда нормальную опергруппу, прочесать лес да расследовать череду этих странных убийств. Логика проста и прозрачна: поселок стоит в такой глухомани, что даже если он полностью исчезнет с лица земли, остальному народу от этого ни холодно, ни жарко. А терять время, расследуя то, что за версту отдает дешевой мистикой, густо замешанной на местных легендах, ни один сыскарь не захочет. У него своих забот полно, не хватало еще всякой чертовщиной заниматься да собственной шкурой рисковать. К тому же в райцентре уверены, что в поселке орудует медведь. Ну а раз так — охотников в деревне полно, пусть соберутся да выследят обидчика. А то, что за все это время никто не видел поблизости от поселка следов крупного зверя, не показатель. Сказано — медведь, значит — медведь!
После ухода скорбной делегации Лешка, ни к кому конкретно не обращаясь, заметил:
— Странное чувство. Отчего-то мне кажется, что это когда-то уже было.
— Никак, дежа-вю? — холодно осведомился я у него.
— Типа того, — кивнул он в ответ. — А вообще, братцы, могу нас всех поздравить: теперь мы отсюда точно никуда не двинемся, даже если всю душу из старосты вынем. Никто нам траулер ремонтировать не будет, это очевидно. Ничего не скажешь — вляпались как мухи в паутину! Вот уж подсуропил нам майор так подсуропил! А полетели бы вертолетом, ничего бы не случилось!
— Местных тоже понять можно, — возразил я. — Им ведь действительно больше надеяться не на кого. Милиции все по барабану, они здесь один на один со своим страхом, и тут вдруг ни с того ни с сего объявляемся мы. Естественно, они всеми силами пытаются нас задержать. Сами-то они с Тварью не справятся — слишком напуганы…
— Черт побери, а почему они так уверены, что кто-то должен решать за них эту проблему, пока они будут по своим хатам ховаться? Вот как бабам подолы задирать, так они небось разрешения властей не спрашивают!
— Леха, не будь таким циником! Они всего лишь рыбаки, причем по большей части малограмотные. А тут такое дело — люди пропадают, Тварь прямиком из легенды материализовалась…
— Знаешь, я вот, например, не уверен, что эта Тварь в природе существует! И есть у меня еще одно очень нехорошее предположение, которое, не дай Бог, подтвердится…
— И какое именно?
— Да то, что Рыбалина убили именно с той целью, чтобы мы озверели и попытались найти тех, кто орудует, прикрываясь легендой о Твари! Понимаешь?! Деревенские уже давно просекли, что у них в поселке завелась банда, да такая, которую ментами не переловишь, больно ловко та маскируется. Значит, надо кого-нибудь другого, опытного и умелого, на них натравить. А тут вдруг нате вам — подарочек в нашем лице!
— Но почему…
— Да потому что! — перебил меня Лешка. — Они ведь видели, как позавчера за курьером вертолет выслали, а вдруг и мы возьмем и улетим, как он?! Значит, надо нас задержать. А как? Только выведя из игры кого-то из нашей группы, чтоб это дело перестало быть их сугубо внутренней проблемой! Подождали, пока хоть кто-нибудь из бойцов из клуба до ветру высунется, выманили за околицу, а там навалились всем скопом и грохнули! Ублюдки!
— Но это уже слишком! Можешь считать это моими личными, ни на чем не основанными предположениями, но мне кажется, Рыбалина убила именно Тварь — ну, или те, кто прикрывается ею как надежной ширмой.
— Нет здесь никакой Твари и не было никогда! А есть группа каких-то отморозков, умело держащая в страхе весь поселок, — и больше ничего! И клянусь, я их всех до одного к ответу призову! И пусть не надеются на пощаду, ублюдки! Ладно, это все разговоры в пользу бедных. Пошли посмотрим, что на этот раз стряслось!
После расспросов выяснилось, что девушку нашли ранним утром в полукилометре от поселка у береговых скал. Ее лицо было искажено от ужаса, живот вспорот ударом когтистой лапы. На наш вопрос, что могла делать его дочь на берегу, отец ответил:
— Она всегда ходила туда на морские закаты любоваться. Уж сколько я с ней бился — все без толку! Упрямая была, ох упрямая. Вот и вчера тоже туда отправилась. И не вернулась. Я уж весь извелся, но по темноте какие поиски… А потом вой со скал услышал — так сердце и оборвалось. Думаю — все. Только-только рассвета дождался — и ходу на берег. А она там… лежит…
Другие жители тоже подтвердили, что девушку чуть ли не каждый вечер видели на скалах. Кто-то даже называл ее Ассолью.
— Это еще почему? — вцепился Лешка в сообщившего нам эту подробность вихрастого пацана, на вид сверстника погибшей.
Парень смутился, шмыгнул носом, но ответил:
— Ну, она прямо как в книжке — ходила к морю и принца на корабле ждала. Это ж все вокруг знали!
— А в какой книжке? — не унимался Лешка.
— Ну, этой, нам ее учитель читал. «Алые паруса» называется, вот! — вспомнил паренек и заулыбался. — Точно! Она из этой книжки целые куски наизусть шпарила, мы над ней так ржали…
Тут парень осекся и замолчал. Мы с Лешкой переглянулись и отпустили бывшего одноклассника погибшей. Все, что мог, он нам уже рассказал.
— Ну что, пошли посмотрим на место преступления? Есть у меня кое-какие подозрения по этому поводу.
— И какие же, если не секрет? — вяло отозвался я. Образ убитой девчонки не шел у меня из головы, я вспоминал, как она встречала нас позавчера вместе с остальными жителями. И в ее глазах, как и у прочих, тоже жила надежда, смешанная с обреченностью. Не знаю, как для кого, но для меня гибель молодой женщины всегда отзывается в душе особенной болью. Ей бы любить, рожать детей, качать колыбель и ждать мужа с работы, а вместо этого…
— Погибшая что-то заметила — то, что ей видеть не полагалось. За что и поплатилась. Ее убрали именно как свидетеля, понимаешь? И я хочу выяснить, что именно она могла видеть со скал!
— Море, что ж еще?
— А может, что-то в море, чего там быть по определению не должно?
— И что, например?
— Да хоть корабль! Или моторку, или еще что-то!
— Нелогично. Получается, она увидела некое судно, ее там тоже заметили, после чего причалили, убили и поплыли дальше? А она стояла и ждала, пока это произойдет?
— Стас, да очнись ты! Или окончательно соображать разучился? Если взять за основу предположение о том, что в этот момент в море было некое судно, о котором никто не должен был знать, то сам собой напрашивается вывод о том, что на берегу это судно кто-то встречал, кто-то его ждал. И именно этот неведомый «кто-то» убрал свидетеля, опять же не забыв сделать ложный выпад, обставив все так, словно девчонка стала очередной жертвой Твари. Именно поэтому она никуда не успела скрыться. Да и нападения она тоже не ожидала, это факт.
— Слушай, а может, не будем делать преждевременные выводы, пока место не изучим?
— Что-то во мне говорит, что я окажусь прав.
— Ладно, хорош гадать. Тем более что мы уже пришли.
Ничего особенного на месте гибели романтичной девушки мы не обнаружили. Забрызганные кровью серые камни, да и только. Но Лешку в большей степени интересовало, что именно можно разглядеть с этой точки. Он даже не поленился достать из кармана блокнот и сделать несколько пометок, после чего, возбужденный, подошел ко мне.
— Стас, я чувствую: все дело именно в этом! Если наблюдатель, находящийся в поселке, из-за скал и леса видит лишь небольшой участок бухты, то тому, кто стоит здесь, прекрасно видно море от побережья до горизонта, и не заметить приближающееся судно он просто не может, если, конечно, только не слеп на оба глаза.
— А что такого ценного или важного могло быть на этом гипотетическом судне, что его нельзя было видеть постороннему?
— Да мало ли чего — может, кто-то тут контрабандой промышляет? До ближайшего поста береговой охраны тридцать километров, сам слышал. Тут стадо слонов можно под носом у пограничников протащить — и никто ничего не заметит!
— Только не забывай, что здесь очень сложный донный рельеф. Стоит только зазеваться, как наши придурки позавчера, и вмиг на мель наскочишь!
— Сложно не значит невозможно. Среди местных наверняка найдется тот, кто неплохо знает фарватер и при необходимости сможет провести здесь судно, особенно если оно будет с высокой осадкой.
— Ладно, убедил: девушка увидела некий корабль и, пока она никому об этом не успела рассказать, ее убили. Что дальше делать будем?
— Нанесем очередной визит нашему глубокоуважаемому старосте и вежливо поинтересуемся, не созрел ли кто морально из его односельчан к путешествию до поста береговой охраны. А потом прочешем окрестности. Думаю, найдем много чего любопытного.
— Принимается! — ответил я.
С тем минимумом информации, которым мы располагали, пока нечего было и мечтать о том, чтобы вычислить того, кто убил Рыбалина и девочку по прозвищу Ассоль. Но Лешка был прав: к старосте надо было наведаться непременно. Куковать в этом поселке, не имея даже возможности подать о себе весточку, мы просто не имели права.
Видимо, наш вчерашний визит убедил старосту в серьезности наших намерений, потому что он без лишних вопросов, правда, под нашим конвоем, сам сбегал к какому-то мужику и в пять минут уломал его выйти в море. Значит, к вечеру в райцентре уже будут знать, что здесь происходит. Одной проблемой меньше.
Затем мы отправились обратно на берег и принялись методично прочесывать его от одного края до другого, держась в зоне прямой видимости и не забывая наблюдать друг за другом. Минут через двадцать один из бойцов подал знак: есть! Мы бросились к нему, гадая, что же он обнаружил.
Еще одно большое кровавое пятно на камнях. Кровь успела свернуться и побуреть, но пятно выглядело относительно свежим. Судя по всему, ее пролили два-три дня назад. Неужели именно здесь распрощался с белым светом Рыбалин?
Через пять минут нас ждала очередная находка, при виде которой в моей душе поднялись самые противоречивые чувства.
— Это его пистолет, — подтвердил Величко, глядя на протянутый ему «АПС», найденный в кустах неподалеку.
— Что же это тогда получается? Мы-то считали, что у него не просто так пропало оружие — его взял себе убийца. Значит, мы ошибались?
— Мне это видится следующим образом, — глухо начал Лешка. — Рыбалин что-то заподозрил, пошел выяснять или следить — уж не знаю, что именно. Здесь на него напали. Он успел выхватить пистолет, но воспользоваться им уже не смог, и после первого же удара — полагаю, смертельного — оружие отлетело в кусты. После того как Рыбалина убили, сделав вид, что над ним потрудилась Тварь, его тело подкинули к нам во двор.
— Чушь! Не верю, что он не успел нажать на курок! — заявил Величко. — У Рыбалина реакция была будь здоров!
— Все патроны на месте, Андрей. Он не стрелял. Однако один патрон в патроннике — значит, он готовился к бою, раз оружие оказалось взведенным.
— Леш, а почему ты так упорно считаешь, что Рыбалин был убит не зверем? Конечно, это звучит несколько по-идиотски, но мне кажется, что тот, кто подбросил его тело к клубу, не имеет прямого отношения к его убийству.
— Да потому что нет никакой Твари — нету! — рявкнул Лешка.
— А кто тогда охотников порешил? И всех остальных тоже — кто? Убиты ведь не только наш Семен и эта девочка, количество жертв уже за десяток перевалило. Я полагаю, что некий зверь здесь все-таки наличествует. Может быть и такой вариант, что кому-то очень удобно проворачивать свои грязные делишки, маскируя собственные жертвы под пострадавших от Твари, но все равно где-то поблизости бродит опасная зверюга. Найдем и шлепнем ее — и убийства прекратятся.
— А если нет?
— Если нет — это уже будет дело милиции, и пусть только попробуют и в этот раз отлынивать от своих прямых обязанностей!
— И как ты собираешься ловить Тварь?
— Мужики, я уже все обдумал, смотрите: вон тот остров, на котором был ее курган. Значит, скорее всего она приходит в поселок именно оттуда. Все убитые найдены между поселком и рекой, либо на островах, еще сколько-то в лесу. Вон там — дюны и непроходимые скалы. Вряд ли Тварь полезет через них. Значит, единственное место для засады — это на краю поселка со стороны реки. С наступлением сумерек расположимся в кустах, а как только она появится — снимем из автоматов, да и вся недолга! Сомневаюсь, что у нашего медведя шкура бронированная, чтобы он прямое попадание из «АКМ» выдержал!
— Если это, конечно, медведь! — хмыкнул Лешка.
— А кто — тираннозавр, что ли? Не смеши меня, еще «Парк юрского периода» вспомни!
— А ты уверен, что эта зараза сегодня ночью в поселок сунется, а не устроит себе выходной? — скептически поинтересовался Величко.
— Ни в чем я не уверен. Будем устраивать засады до тех пор, пока не обнаружим эту нечисть. Как вариант — прочесать лес, но у нас бойцов мало, на полноценную цепь мы никак не тянем. Опять же, в лесу нас могут поодиночке передушить. Так что засада, и только засада. Или у кого-то есть другие предложения?
— Есть! — воскликнул Лешка. — Предлагаю отправиться обратно в клуб и что-нибудь пожевать, а то даже не позавтракали толком. Еще не хватало, сидя в засаде, животом рулады на весь поселок выводить!
Против этого, разумеется, никто не возражал.
После обеда Лешка, толкнув меня в бок, спросил не составлю ли я ему компанию? Мол, хочет он прогуляться до учителя, расспросить его поподробнее о погибшей девушке. Честно говоря, я не знал, чем может помочь Лешке подобная информация, но сидеть в ожидании вечера и по сотому разу разбирать и собирать автомат — так недолго и умом тронуться. Поэтому мы, оставив Величко с бойцами, отправились в резной домик на краю поселка.
Навстречу нам попался шаман. В обычных поношенных джинсах и непритязательной болоньевой куртке, без посоха и бубна, он шел по поселку, таща в руке ведро с грибами.
— Не боязно в лес ходить? — полюбопытствовал у него Лешка.
— Куда как боязно, — признался шаман. — Но жить-то надо.
— Отец, а если Тварь встретишь, тогда как? — не отставал Лешка.
— Тогда одним старым глупым шаманом станет меньше, — пожал плечами старик, грустно улыбнулся и пошел дальше.
Лешка некоторое время глядел ему вслед, а затем произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Знаешь, смотрю я на местных и понимаю: все-таки человек — терпеливая скотина, ко всему привыкнуть может. Даже к тому, что его в любой момент могут в фарш превратить ни за что, ни про что.
— И что — это повод оставить людей один на один с их бедой? Тем более что после гибели Рыбалина это и наша беда тоже.
— Стас, я не об этом! — отмахнулся от меня Лешка. — По мне так, вместо того чтобы, как бараны на заклание, тупо ждать, когда придет твой смертный час, надо собраться всем вместе, да и вмазать этой Твари по первое число. Так нет же: будут хорониться по своим домишкам и дрожать поодиночке в надежде, что кто-то придет и все за них сделает. Между прочим, в легенде о милиции или спецназе ни слова не сказано! Своими силами обошлись и на помощь со стороны не рассчитывали!
— Э, Лех… Времена сейчас не те…
— Все, проехали! — оборвал меня Лешка и направился дальше к дому учителя.
Анатолий Борисович обрадовался нашему визиту, тут же засуетился, озаботился чаем. Я ради интереса бросил взгляд на столик — раскрытая книга Шарля Де Костера по-прежнему лежала корешком вверх на своем месте. Видимо, хозяин питает слабость к истории Нидерландов, а может быть, просто является поклонником похождений вечно юного Тиля и его друзей.
— Странный выбор для ежедневного чтения, — заметил Лешка мой взгляд. — Я еще в прошлый раз на эту книгу внимание обратил. Не самое веселое чтиво — не находишь? «Пепел Клааса стучит в мое сердце…» и далее по тексту.
— Равно как и «Проклятые короли» Мориса Дрюона, — указал я ему на оккупировавшие книжную полку тома. — Тоже по прочтении мурашками покрываешься. Сплошная смерть, интриги и предательство.
— Видимо, обстановка способствует для подобной литературы. Не знаю, я бы здесь точно жить не смог. Лето короткое и холодное, море это свинцовое — так на психику давит, сил нет! Жду не дождусь, когда мы задание выполним и вернемся.
— Нам бы еще с Тварью разобраться…
— Лучше молчи! А то я без тебя не догадываюсь, что нам делать надо!..
Отдав должное чаю, Лешка спросил у Анатолия:
— А вы девушку погибшую хорошо знали?
Тот печально вздохнул, отставил чашку в сторону.
— Я в своем поселке всех детей знаю — не так уж их тут много. Жаль Анечку — хорошая была девочка, земля ей пухом. Очень застенчивая, хотя и любознательная. Порой на уроке приходилось минут пять ее уговаривать, чтобы домашнее задание рассказала. Рисовала очень хорошо, вышивала. Как узнал, что ее больше нет, — сердце кровью облилось. Такая молоденькая, только-только жить начала… За что ж ее так…
Мы помолчали, каждый думая о своем.
— Нам тут сообщили, ее в поселке Ассолью звали?
— Да, все так. На внеклассном чтении решил их с творчеством Грина познакомить. Ну а с чего, разумеется, начать, как не с «Алых парусов»? Красивая романтическая повесть, высокие чувства. Остальные ребята эту историю так и восприняли, как сказку, а у Анечки что-то такое в душе отложилось, да… Вот с той поры она и начала на море бегать. Над ней и смеялись, и пальцем у виска крутили, а она все равно чуть ли не каждый вечер из дома уходит — и на берег. Не дождалась она своего капитана Грея…
— И давно у нее эта милая привычка образовалась — бродить перед сном по взморью?
— Сейчас скажу… Три, нет — четыре года назад я им Грина читал, точно!
— И каждый в поселке знал, что Анна по вечерам торчит на побережье?
— Ну да, наверное, — растерялся учитель. — Она как бы и не скрывалась ни от кого. А в чем дело, если не секрет?
— Да нет, ничего особенного, — отозвался Лешка, одновременно пнув меня под столом. — Просто пытаюсь выяснить как можно больше о ваших погибших односельчанах. Остальные пострадавшие, как я понимаю, все больше охотники были?
— Да, да, — закивал Анатолий.
— А тут вдруг раз — и девушка погибла! Между прочим, первая женщина, ставшая жертвой Твари. Вот мне и любопытно: с чего бы это вдруг ваша зверюга изменила своим пристрастиям?
— Нет, не совсем так! — замахал руками учитель. — В апреле у нас одна бабуля пропала, ушла на реку и не вернулась. Все считают, что ее тоже Тварь порвала.
— Тело нашли?
— Нет.
— Хм, значит, на реку отправилась? А может, утонула в полынье, и Тварь тут ни при чем?
— Может и такое быть, — совсем уж растерянно подтвердил Анатолий. — Просто один к одному все лепилось: сначала охотники пропали, потом она. И что нам было думать?
— Тогда еще один вопрос: помните, вы сказали в прошлый раз, что вой Твари всегда предвещает новую жертву?
— Ну да, есть такое совпадение.
— Сегодняшней ночью вой Твари слышали отец погибшей и еще несколько человек. А вот в ночь перед тем, как мы лишились бойца, было тихо. Это так?
— Да откуда ж мне знать! — всплеснул руками учитель. — Вроде как да, не было воя. Но учтите: я только за себя отвечаю, а я в ту ночь крепко спал!
— А я вот расспросил тут ваших односельчан, и выяснилось, что все они удивлены, почему в ту ночь было тихо. По их словам, это чуть ли не первое и единственное исключение из правил. Значит, у вас нет предположений, с чем это могло бы быть связано?
— Боюсь, что нет. Разве что…
— Ну, что вы хотели сказать? Смелее!
— Видите ли, Тварь не всегда воет в одном и том же месте. То она подходит к поселку почти вплотную, то ревет около скал. Может быть, в ту ночь, о которой вы меня спрашиваете, она тоже выла — только очень далеко? Поэтому ее никто и не услышал…
— Что ж, все, что хотел, я выяснил. Спасибо за гостеприимство, нам пора, — заторопился Лешка, и мы чуть ли не бегом покинули дом учителя.
— Ну и к чему такая спешка? — поинтересовался я у друга, когда мы шли с ним по улице в сторону клуба. — Или тебе не терпится поделиться с остальными своими выводами?
— Да нет у меня никаких выводов, — сердито огрызнулся тот. — Одни лишь разрозненные факты и невнятные догадки.
— Хм, и какие же?
— Допустим в порядке бреда, что мы имеем дело с ожившей Тварью из легенды. Да, не надо смотреть на меня, как на умалишенного, я же сказал — в порядке бреда! Итак, какие цели у Твари?
— Если я правильно понял шамана, то убить того, кто нарушил ее покой.
— И что она делает?
— Как — что?! Мочит направо-налево жителей поселка.
— А вот тут-то и начинается загвоздка! Меня это еще тогда насторожило, когда к нам шаман приходил, просто никак не мог для себя сформулировать, что же именно меня в его рассказе царапнуло. Твари ведь все равно, кто перед ней — мужчина, женщина или ребенок. Для нее каждый житель поселка виноват в равной мере. Так?
— Ну, так. А что?
— А на деле мы имеем, что она мочит исключительно здоровых мужиков, причем, как правило, вооруженных и отнюдь не слабаков. Сегодня фактически первый случай, когда женщина погибла. И вот скажи мне: с чего вдруг на Тварь такое гурманство напало?
— Тут дело не во вкусовых пристрастиях, — поморщился я. — Просто Тварь обычно скрывается в лесу и нападает соответственно на тех, кто в этот лес приходит.
— И кто тебе сказал, что бабы с ребятишками перестали по лесу шастать?
— Подожди, я что-то не улавливаю…
— Стас, с появлением Твари в поселке все продолжают жить так, как и раньше! Я уж не знаю, на что они там рассчитывают, на какой «авось» или местного бога, но как все в лес ходили, так и ходят! Разве что стараются до темноты домой вернуться. Опять же еще одна закавыка: в легенде ничего не говорится о том, что Тварь — ночной житель. Ей абсолютно все равно, когда утолять свою жажду убийства — утром ли, вечером, днем или ночью. Так с какого перепугу она вдруг переквалифицировалась в ночные хищники?
— Вот тут я с тобой, пожалуй, поспорю! Охотники, насколько я понял, погибли днем! Ну, сам посуди — какая ночью охота?!
— А я так считаю, что они погибли не днем, а в сумерках!
— Но даже если ты прав — что нам это дает?
— Не знаю, Стас! У меня уже голова кругом идет от всей этой чертовщины. Вот сейчас меня почему-то крайне смущает тот факт, что в ночь перед убийством Рыбалина в поселке было тихо.
— Но мы ведь и в минувшую ночь ничего не слышали!
— Мы — нет, а остальные — да. А до этого — полная тишина!
— И мертвые с косами… — неловко пошутил я, чем вызвал неодобрительный взгляд Лешки.
— Извини, что не смеюсь! — саркастически скривился он. — Что-то настроение не располагает!
— Это ты меня прости. Само с языка сорвалось, видимо, нервы шалят.
— Ладно, замяли для ясности, — пробурчал Лешка и продолжил: — А что до странностей, которых в этом деле полным-полно, так опять же сейчас мы имеем еще одно исключение, подтверждающее общее правило, — погибшую девчонку. Причем ее тело, в отличие от прочих, практически не изуродовано. И как увязать все это в единую картину, я никак не соображу. Должно же быть логичное объяснение всему происходящему!
— А если это и впрямь… ожившее проклятие?
— Даже привидения и прочие призраки ведут себя в соответствии с некими общими правилами. Если несколько сот лет назад эта нечисть драла всех без разбору круглосуточно, то с какой стати она вдруг перешла на ночной график, да еще и привередничает, старается мужичка какого-нибудь прихватить, а бабами брезгует?
— Слышало бы сейчас нас наше непосредственное начальство, — хмыкнул я. — Тварь, призраки, — впору нашу команду переименовывать в «охотники за привидениями»!
— Да уж, — согласился Лешка. — Но я бы лично на месте начальства нас либо на принудительное медицинское обследование направил, либо вовсе погнал со службы. На фига кому психи сдались?
— Но мы же не психи!
— Еще пара дней, проведенных в этой дыре, и нас можно будет смело относить к данной категории личностей, гарантирую!..
В клубе мне удалось пару часов поспать перед ночной вылазкой, так что, поднявшись, я чувствовал себя весьма бодрым и был готов встретиться хоть с чертом на кочерге, хоть с ведьмой на помеле. Остальные бойцы тоже были настроены весьма решительно, желая поквитаться с неведомым противником за смерть боевого товарища.
По дороге нам попался староста. Узнав, что мы идем ловить Тварь, он весь затрясся, замахал руками и заголосил на всю улицу:
— Ох, пропадете, ребятишки! Не надо туда ходить, возвращайтесь! Зарежет вас Тварь, на кусочки изорвет! Ночью дома надо сидеть!..
Мы с Лешкой переглянулись, а Величко не долго думая просто отодвинул кликушу в сторону. Но его вопли долго неслись нам вслед и после того, как мы вышли за окраину поселка.
— Вот зараза, ровно как о покойниках причитает! — выматерился Величко. — Все настроение изгадил!
— Ничего, вернемся — я с ним накоротке побеседую, — пообещал Лешка. — Чем дальше, тем больше мне его поведение не нравится. Чую, что-то этот перец от нас скрывает, свою игру ведет.
— Вот и мне то же мерещится, — буркнул Величко. — Или ему не хочется от своей Твари избавиться?
— Ладно, об этом завтра поговорим. А пока занимаем позиции, мужики!
Мы расселись по кустам в облюбованном еще днем месте. Сумерки быстро сменились непроглядной темнотой, даже звезд не было видно из-за низкой облачности. Мне на ум, как частенько бывало в подобных случаях, пришла фраза: «Нет ничего хуже, чем ждать и догонять». Честное слово, сейчас бы я с удовольствием предпочел второе…
И тут где-то совсем близко от нас раздался вой. От неожиданности я вцепился в автомат мертвой хваткой, судорожно пытаясь определить, откуда раздается этот страшный утробный звук.
Не сказать, чтобы я серьезно разбирался в зверях, но на охоте бывал не раз и, допустим, волчий вой от любого иного отличу запросто. Но кому принадлежит этот кошмарный голос, я просто не мог представить. Тварь выла совершенно по-особенному, с надрывом и переливами, да так громко, что от ее воя звенело в ушах, а по коже бегали мурашки.
Признаюсь честно: я был напуган до крайности. Тварь выла, не переставая, и казалось, что этот кошмарный звук идет отовсюду, со всех сторон сразу. Я призвал себя собраться, прислушаться и уловить шорох шагов Твари по осеннему лесу, но вместо этого был вынужден изо всех сил бороться с паникой. Больше всего на свете мне хотелось стать невидимым, зарыться в землю и не отсвечивать.
Сейчас это признание выглядит смешным, а мое поведение недостойным звания офицера. Но в тот момент я, сжимая потными руками «АКМ», истово молился, желая лишь одного — дожить до утра.
Иногда Тварь делала перерывы в своем сольном выступлении. Но нам от этого было не легче. Пока она воет — она находится там, откуда идет ее голос. Значит, она рядом с нами, но не настолько близко, чтобы броситься на кого-то из нас и порвать. А вот когда она молчит — пойди-ка разберись, где торчит эта сволочь? Тем более что, как я ни напрягал слух, не слышал ровным счетом ничего, кроме завывания ветра. Может, Тварь передвигается бесшумно? А может, она вообще не касается земли — именно поэтому никто никогда не видел ее следов? Значит, она подкрадывается беззвучно? А что, если она уже рядом?.. От подобных мыслей на душе становилось совсем уж кисло.
Как мы пережили эту жуткую ночь — не знаю. Никак не шли из головы слова учителя о том, что вой Твари непременно предвещает новые жертвы, и я еще сильнее, чем расстаться с собственной жизнью, боялся утром узнать, что мы потеряли кого-то еще. С рассветом, когда Тварь окончательно заткнулась и убралась подальше, мы пересчитали команду и с огромным облегчением убедились, что все живы. Оказалось, местная примета и впрямь срабатывает не всегда. Сначала было тихо в ночь перед убийством Рыбалина, а теперь вот напротив: Тварь часов шесть напролет рулады выводила, а мы все целы. И это здорово!
Несолоно хлебавши мы отправились в клуб, где попадали как подкошенные и заснули. Эта бесславная ночь, проведенная в засаде, измотала нас почище, чем марш-бросок с полной выкладкой. Даже у несгибаемого Величко под глазами залегли черные круги, а уж на нас с Лешкой и вовсе было страшно смотреть…
…Станислав прервался, потер горло рукой. Сашка испугалась, что его снова скрутит приступ жестокого кашля, но на этот раз обошлось.
— Вы уж извините, засиделся, не могу больше — хоть чуть-чуть размяться надо. Так что пойду в тамбур, покурю, пожалуй! — Стас поднялся, потянулся до хруста, а затем достал из своего дорожного баула черный кисет и переложил его в карман.
— Отличная идея! — оживилась Полина. — Я составлю вам компанию, а ты, Санечка, посторожи пока вещи, хорошо? А то, не ровен час, забежит какая-нибудь разносчица газет, да и прихватит наши кошельки!
Сашка даже возмутиться не успела, как наглая девица, забрав свою куртку, выскочила следом за Станиславом. Ну просто замечательно! Ее походя низвели до положения сторожевой собаки! Нет, все-таки Полина еще напросится на то, что ее за все выходки скопом вышвырнут из вагона на каком-нибудь безымянном полустанке! И она, Сашка, примет в этом самое активное участие, если потребуется! Сколько можно играть ей на нервах, это уже ни в какие ворота не лезет!
Сашка с тоской поглядела в окно, но безрадостный октябрьский — вернее, почти ноябрьский — пейзаж и наступающие сумерки, увы, нисколько не способствовали поднятию настроения. Будь ее воля, она бы сейчас, вместо того чтобы трястись в вагоне, сидела бы дома, закутавшись в любимый махровый халат, ела бы пирожные и запивала их крепким несладким чаем. И пусть журналы говорят, что это вредно для фигуры, главное, что это полезно для общего самочувствия.
Мысли Сашки сами собой скакнули к тому, что же сейчас происходит у Стаса и Полины. Наверное, целуются вовсю. А может быть, эта безумная особа уже раскрутила парня на спонтанный секс — белья-то на ней нет, а на прочих пассажиров ей плевать с высокой колокольни, поскольку ни стыда, ни совести у этой бабы отродясь не водилось.
Нет, нельзя об этом думать! Иначе тебя захлестывает такая черная ненависть, что самой страшно становится. Перед глазами все темнеет, и единственная мысль — схватить мерзавку и вытрясти из нее всю душу.
Усилием воли Сашка заставила себя переключиться на другое. В конце концов, какое ей дело до этой парочки? Пусть делают, что хотят…
А тем временем в тамбуре разворачивалась весьма двусмысленная сценка…
Начать с того, что Полина попала впросак, когда на ее просьбу поделиться сигаретой, Стас невозмутимо ответил, скрывая усмешку:
— Я сигареты не курю, только трубку. Полина не растерялась, тут же парировав:
— Как это здорово! Прямо как Шерлок Холмс! А я, кстати, всегда мечтала попробовать трубочку! Говорят, там и табак особенно ароматный, и ощущения совершенно иные, нежели от сигарет.
— Совершенно верно, — подтвердил Стас. — Но к сожалению, второй трубки у меня с собой нет, а свою персональную я никому не доверяю. Устоявшаяся привычка, видите ли. Так что, боюсь, вы напрасно пошли со мной.
— Ой, да ладно вам! — расхохоталась Полина. — Я могу и не курить, просто постою рядом, составлю вам компанию, чтоб вы не скучали!
— На одиночество не жалуюсь, но, впрочем, как вам будет угодно, — церемонно ответил Станислав, раскрыл кисет и принялся набивать трубку.
Некоторое время Полина не без интереса наблюдала за его манипуляциями, но затем ей это надоело, и она, сделав вид, что не устояла на ногах, упала на него. Стас свободной рукой ловко схватил девушку за воротник и отставил ее в сторону, прислонив к стене.
— Осторожно, держитесь крепче! В следующий раз я могу просто отойти, а приземляться вашей очаровательной, но совершенно голой задницей на грязный и холодный пол — сомнительное удовольствие.
— А почему это вы вдруг отойдете? Месье не джентльмен? — озадачилась Полина.
— Месье хочет курить. А вы всячески ему в этом препятствуете. Я из-за вас едва не просыпал табак — между прочим, редкий и довольно дорогой.
— Фи, как цинично! Променять тесные объятия с очаровательной женщиной на пару клубов дыма!
— Дорогая, а разве я давал вам понять, что меня в данный момент времени интересуют ваши прелести?
— А разве это не так? — с обезоруживающей наивностью осведомилась Полина, словно невзначай проведя руками по бедрам.
— Представьте себе!
— Что же вы меня обманываете! А то я не вижу и не чувствую, как реагирует на мои «прелести» ваше тело! Ваш дружок скоро дырку в штанах протрет, он-то в отличие от вас точно знает, чего хочет!
— Должен вас разочаровать: мой дружок, как вы выразились, мирно спит себе и ни о чем таком не помышляет. А то, что вы за него приняли, — это мой мобильный телефон. Забыл выложить в суматохе, — развел руками Станислав.
Но Полину было не так-то просто пронять или смутить.
— Как забавно — телефон! То-то ваш дружок показался мне слишком твердым и угловатым! Кстати, вы же офицер? Так вот, ответьте мне честно, как подобает офицеру: я вам нравлюсь?
— Вам какой ответ нужен — правдивый или политкорректный? — задал встречный вопрос Стас.
— Ой, ну это вам виднее, как надлежит отвечать офицеру! — напропалую кокетничала Полина.
— Смотря кому. Начальству я бы ответил политкорректно, а равному по званию — правдиво. И что вы выберете?
— В таком случае считайте меня равной по званию! — великодушно разрешила Полина.
— Смело, ничего не скажешь. Что ж, тогда попрошу вас подойти поближе. Не хочу, чтобы это слышали посторонние.
Полина тут же скользнула к Станиславу, едва не касаясь бедром его ноги, и подставила свое ушко к его губам.
Не ясно, что он ей поведал, но, судя по ошарашенному выражению лица Полины, она явно ждала другого ответа. Стас же с чувством выполненного долга глубоко затянулся и пустил несколько колец дыма, наслаждаясь наступившей в тамбуре тишиной.
— Вы… и впрямь… честный человек, — собравшись с духом, выдавила из себя Полина. — Впрочем, мне нравятся такие, как вы.
— Это какие же, позвольте знать? — осведомился Стас.
— Откровенные солдафоны!
— О как! Надо же, такой эпитет ко мне применяли нечасто. Впрочем, да, соглашусь, он весьма близок к истине.
Станислав вновь потянулся к трубочке. Полина, чувствуя, что инициатива уходит из ее рук, предприняла очередную отчаянную попытку завладеть его вниманием.
— Но раз уж вы признались мне, что мое тело будоражит ваше воображение, так что вам мешает перейти от слов к делу? — призывно заулыбалась она.
— Никак нет-с, — пародируя старые фильмы, отозвался Стас. — Антисанитария-с, — махнул он рукой на тамбур. — А я, извините великодушно, брезглив, да и к процессу сему привык относиться с чувством, толком, расстановкой, а не тяп-ляп, привет мадам.
— Думаю, это будет не так сложно устроить, — прищурилась Полина. — А то, по правде говоря, мне здесь тоже не слишком уютно. Видите ли, любовь в подворотне также не мой стиль.
Станислав ничего не ответил, лишь пожал плечами, что можно было трактовать как угодно.
— И все же: неужели вы не подарите мне даже простого поцелуя? В знак нашей обоюдной симпатии, так сказать, — продолжила Полина.
Стас иронично прищурился:
— Куда целовать? В щечку или в лобик?
— Фи, глупенький! Разумеется, в губы!
С этими словами Полина прижалась к Станиславу, обхватила его руками и подставила лицо, оставив несколько растерявшемуся мужчине минимум свободы для маневра.
На смену растерянности пришла злость. Эта сучка хочет, чтобы ее поцеловали? Что ж, сейчас она дождется «горячего поцелуя»!
Стас провел тыльной стороной ладони по щеке Полины, а затем, схватив ее за волосы и запрокинув голову назад, впился в ее губы требовательно и жадно.
Полузадохнувшаяся Полина тем не менее горячо отвечала ему, постанывала, извивалась телом, и Станислав с некоторым неудовольствием понял, что его тело помимо воли хозяина отвечает на поцелуй, взбудоражено и жаждет разрядки, а перед глазами так и стоит та картинка получасовой давности: стройные ноги, юбчонка и неведомо куда девшиеся трусики. Стоит только руку протянуть — и вот она, сокровенная добыча, изнывающая от еле сдерживаемого возбуждения…
Что же получается, эта маленькая дрянь обыграла его! Она добилась того, к чему стремилась. А он остался в дураках: решил ее наказать, а в итоге сам остался без сладкого.
Станислав неожиданно оттолкнул Полину и, тяжело дыша, спросил ее:
— Значит, ты этого хотела?
Полина томно облизнула губы, призывно глядя на Стаса.
— Так вот заруби на своем прелестном носике: это было в первый и последний раз! Я не любитель дорожных интрижек, и уж тем более не потерплю, если какой-то вертихвостке взбредет в голову манипулировать мной. Уясни себе это хорошенько!
— Разве тебе не понравилось? — хрипло спросила Полина. — Впрочем, я, кажется, уже понимаю, какие игры тебе по душе. Любишь, когда тебе подчиняются, не так ли? Когда женщина распростерта перед тобой и совершенно беззащитна, и в твоей власти сделать ей больно или приятно! Да ты у нас, оказывается, садист, милый…
— Замолчи!
— А с какой это стати? — осведомилась Полина, и в ее взгляде зажегся прежний хищный огонек. — Я говорю то, что есть. И не моя вина, если правда тебе глаза колет. Ты хочешь меня и бесишься из-за этого, потому это идет вразрез с твоими высокими моральными принципами. Хотя, скажу откровенно, все твои принципы — миф! Ты — самый обыкновенный мужик со стандартными мужскими тараканами в голове. И похоже, этот факт тебя жутко расстраивает. Еще бы, такой удар по самолюбию! Ты не крутой супер-пупер боец, спецназовец или кем ты там еще себя мнишь, ты такой же примитивный мужик, как все! Только позволь полюбопытствовать: перед кем ты выпендриваешься? Передо мной? Смешно, я тебя в первые же пять минут знакомства раскусила. Или перед этой идиоткой Санькой? Надеешься, что она предложит тебе то же, что и я? Зря. Это не в ее стиле, не удивлюсь, если она в своей жизни, кроме миссионерской позы, ничего и не пробовала.
— Она по крайней мере ведет себя прилично и не вешается мне на шею в отличие от некоторых.
— А с каких это пор мы интересуемся примерными девочками? — всплеснула руками Полина. — Вот только мне лапшу на уши вешать не надо, лады? Не на ту напал! Это вы только на словах все из себя правильные, а стоит вам только бабу посмазливее увидеть, вмиг штаны трещать начинают!
— Слушай, доморощенный психолог, я тебя не просил ко мне в душу лезть и рыться там своими наманикюренными коготками! К тому же это ты за мной охотишься и что-то там из-под меня хочешь, а не наоборот, так что не вали с больной головы на здоровую!
— Было бы желание! — фыркнула Полина. — Да и не смеши ты меня, Христа ради! Стоит тут, праведным гневом пышет, а была бы хоть единая возможность, тут же в койку бы завалил, чтобы свою крутость продемонстрировать. Хочешь доказательств? Да на, подавись!
Прежде чем Стас сообразил, что собирается сделать Полина, та рванула юбку вверх, насмешливо глядя на то, как пунцовеет его лицо. Затем медленно — очень медленно — опустила подол обратно и, покачивая бедрами, вышла из тамбура, насвистывая сквозь зубы какой-то веселый мотивчик.
Станислав едва не взвыл от бессильной злобы. Столь глупо он себя уже давненько не чувствовал. Похоже, эта дрянь твердо уверена в том, что он еще до прибытия в Москву зажмет ее в укромном уголке, и даже мысли не допускает, что может быть иначе. Сплошные провокации самого грубого толка, в расчете на то, что он доверится низменным инстинктам. И он ведь почти повелся! Но черт побери, чего она добивается? Если ей так хочется секса, то почему она выбрала именно его? Только потому, что его поселили в их купе? Или это делается исключительно назло второй попутчице, Саше? А может быть, всему виной переизбыток алкоголя? Полина играет с огнем, и то ли не отдает себе в этом отчета, то ли, напротив, смела до безрассудности. Авантюристка и циничная тварь, вот она кто!
Стас выбил трубку, осторожно сложил ее обратно в кисет. Чистить будет завтра дома, сейчас не до того. Странно, не ожидал, что его так просто вывести из себя, но Полине это удалось просто виртуозно. И как же ему быть дальше? Может, от греха подальше попросить проводника отселить его в другое купе?..
…Сашка, бездумно листающая страницу за страницей, нет-нет да и поглядывала на часы. Сколько они еще будут там возиться? Уже почти полчаса прошло, неужели можно так долго курить? Хотя и так понятно, это был лишь предлог, Чтобы избавиться от нее. Странно, неужели им ни капли не противно заниматься этим в тамбуре? Мало того, что там холодно и грязно, так еще и запашок стоит о-го-го!
Эх, еще и голова как назло разболелась. Стучит над бровями молоточком, намекает на повышенное давление. Таблетки пить неохота, да и помогают они не всегда. Тем более если рядом такой постоянный источник раздражения, как Полина.
Кстати, а вот и она! Явилась не запылилась! Прическа растрепана, помада на пол-лица размазана, губы истерзаны и разве что в кровь не искусаны, а в глазах такое торжество светится, что и без ее тошной ухмылки все ясно. Тьфу, кошка помойная!
Сашка демонстративно сделала вид, что не заметила возвращения Полины, впрочем, та и не рвалась общаться с попутчицей. Плюхнулась за столик, достала косметичку и принялась прихорашиваться. Сашка со злорадством подумала, что полыхающие кумачом бесформенные губы той придется приводить в порядок очень долго. А с таким подарочком на лице ее каждый столичный милиционер с распростертыми объятиями примет. Регистрации нет, работы и жилья нет, а ну-ка, докажи, подруга, что ты не проститутка? Авось призадумается после этого да сменит свои ботфорты с мини-юбкой на что-нибудь более пристойное.
Хотя какое ей, собственно, дело до того, как воспримут Полину столичные службы правопорядка?..
…Сочтя, что вновь выглядит на пять с плюсом, Полина убрала косметичку и бросила быстрый взгляд на дверь. Странно, чего он там копается? Ведь уже давно закончил курить, неужели так и торчит в тамбуре, обдумывает случившееся? Или нет, скорее всего в туалет побежал устраивать себе экстренный сброс. Ничего, ему полезно. А то корчит из себя невесть что, принципы свои выпячивает. Зато как гадостей исподтишка наговорить — это он в первых рядах. Разве что шлюхой ее не обозвал, а сам, между прочим, пусть про мобильник сказки не рассказывает, — а то она это с чем-нибудь перепутать может! Ну ничего, теперь не отвертится, козел! Вряд ли он сможет отделаться от мыслей, что какая-то баба его как щенка носом в лужу ткнула; наверняка захочет ей продемонстрировать, какой он крутой мужик. Вот и прекрасно — пусть и дальше демонстрирует, месяца два-три как минимум. За это время она в столице гарантированно освоится, можно будет присмотреть вариант поприличнее, чем этот солдафон-моралист.
А Санька теперь однозначно в пролете! Еще бы отделаться от нее, чтоб на ее кислую физиономию не любоваться, и можно считать, поездка удалась!
И все-таки: куда же он запропастился, придурок?..
Сашка, от которой не укрылось, с какой озабоченностью Полина посматривала на дверь, ожидая прихода Станислава, задумалась: с чего бы это? Если между ними все уже на мази, то почему Полина так нервничает? И почему она вообще вернулась одна, а не с ним? Неужели только ради того, чтобы Сашка вдоволь нагляделась на ее довольную мордашку? Но, пардон, если бы они явились, допустим, обнимая друг друга за талии, эффект был бы куда сильнее и означал бы, что Сашке можно и не мечтать о русоволосом крепыше. Нет, что-то здесь не так!
Сашка отложила книгу в сторону и встала.
— Куда это ты? — В голосе Полины зазвучали ревнивые нотки.
— Я тебе докладывать не обязана, а кошелек свой сама стереги, — дежурно отбилась Сашка и вышла в коридор, захлопнув за собой дверь, попутно пожелав, чтобы та стукнула Полину по ее длинному носу. Огляделась по сторонам. Станислав обнаружился у единственного во всем вагоне приоткрытого окна. Просто стоял и смотрел на бегущие мимо лесопосадки, и выражение его лица было отнюдь не радостным. Откровенно говоря, Сашку это несколько воодушевило.
— А почему в купе не идете? — поинтересовалась она, встав рядом с ним. — Честно говоря, после вашего рассказа моя книга какой-то скучной и надуманной кажется, попробовала читать и бросила. Не идет, хоть ты тресни. Теперь вот с нетерпением жду продолжения вашей истории.
Станислав взглянул на нее как-то особенно внимательно, затем отвернулся и вздохнул.
— Скажите, только откровенно: вы и в самом деле хотите узнать, что было с нами в том поселке? Если это просто дань вежливости, так и скажите, я пойму и не обижусь. Только не хитрите, не надо, прошу вас.
— А я и не собираюсь, — ответила Сашка. — И рассказ ваш мне очень нравится. Честно-честно.
— Тогда ответьте мне еще на один вопрос: вы с подругой на меня пари, что ли, заключили?
— Нет, ничего подобного. — У Сашки внезапно запершило в горле, и она еле сдержалась, чтобы не закашлять.
— А вы с ней давно знакомы?
— С детства. Учились вместе, а сегодня вот случайно встретились, ну она и навязалась вместе со мной в Москву. Откровенно говоря, я уже сильно об этом жалею.
— Хм, ну хоть что-то проясняется, — произнес Стас и снова замолк, глядя на полуразрушенное здание старой станции, у которого притормозил их поезд, пропуская встречный товарняк.
Сашка сочла за благо ни о чем его не расспрашивать, но и возвращаться в купе не решилась. Так они и стояли вместе у окна и молчали, думая каждый о своем.
Еле слышно лязгнула дверь, и в коридор высунулась Полина:
— Ну, долго вы там? Я уже соскучилась! В конце концов, Хэллоуин сегодня или нет?! И что, прикажете мне в одиночку его праздновать?
Станислав и Сашка тоскливо переглянулись.
— Ну же, я жду! — притопнула Полина, буравя глазами попутчиков.
— Пойдем, а то на ее вопли еще, чего доброго, проводник прибежит. А мне сейчас только скандала для пущего душевного спокойствия не хватало, — вполголоса сказала Сашка Стасу.
Тот неопределенно пожал плечами, но от созерцания осенних пейзажей оторвался и послушно отправился следом за Сашкой.
— Итак, на чем мы остановились? — громко спросила Полина, достав очередную бутылку пива.
— А вы уже и не помните? — не без язвительности поинтересовался у нее Станислав.
— Ну почему же: неудачная засада, вы до утра просидели в кустах, боясь собственной тени, а Тварь тем временем выла вам над ухом, вовсю демонстрируя свои вокальные данные, — тем же тоном парировала та.
Сашка физически ощущала напряжение, повисшее между этими двумя. Еще немного, и начнут сыпаться искры, как между шарами в школьном кабинете физики. Черт побери, как же противно выступать в роли третьего лишнего, когда ты и сама не против ввязаться в эту любовную баталию! А Стас… Она ведь до сих пор не знает, как он к ней относится. Те несколько реплик, которыми они обменялись за дорогу, были предельно нейтральными и пресными. Даже вопросы, которые он только что ей задал, касались в общем-то Полины, а не ее.
— Да, выследить Тварь в ту ночь нам так и не удалось. После засады мы доползли до клуба и рухнули спать. А утром…
Рассказ Станислава, часть четвертая
…Встал я с тяжелой головой, будто с похмелья. Было противно вспоминать, как я трясся вчера в кустах в ожидании неминуемой смерти от когтей Твари, да и в целом было как-то не по себе. Впрочем, другие бойцы выглядели не лучше. Наш маленький отряд бесславно пал жертвой уныния, и я прекрасно понимал: если не встряхнуться, не выйти из этого состояния, нас можно считать заведомо проигравшими. И даже то, что я был прав, когда доказывал Лешке, что Тварь и в самом деле существует, меня нисколько не радовало.
И тут я узрел в комнате еще одного персонажа, который явно не имел к нашей группе никакого отношения. Маленький смешной мужичонка в изрядно потрепанном жизнью ватнике корчил настолько уморительные гримасы, силясь изобразить из себя важную персону, что я не удержался от хмыканья.
— Леш, а это кто?
— Знакомься, это Поликарпыч!
— Тот самый, что…
— Да-да, гражданин начальник, это я Тварь видел, чтоб ей ни дна, ни покрышки! — перебил меня суетной мужичок и перекрестился. — Тут ведь как дело вышло: пошли мы с кумом моим, Колькой, на дюны за скальничек, чтоб литрушечку раздавить. Жена-то у кума того, строгая без меры, если только увидит, что мы с ним употребляем, может и сковородкой оприходовать. Вот мы и решили подальше от нее убраться, у нас и место облюбованное имеется между камней, если не знаешь, что там кто-то есть, ни за что не узреешь! Сидим, значитца, за жизнь разговариваем — ну, понятное дело, с устатку и закемарили прямо на песке. Сколько я там дрых — не знаю, но глаза открыл — смотрю, идет, окаянная! Огромная, жуткая, одно слово — Тварь! Я лежу ни жив ни мертв, только об одном и мечтаю, чтоб она в мою сторону морду свою не скосила, а то ведь никуда от нее не скроешься, мигом догонит и на тот свет отправит. Но Бог миловал, ушла Тварь в лесок и не показывается оттуда. Я для порядка еще минут пять подождал, потом Кольку растряс, объяснил ему, в чем суть-дело, мы ноги в руки подхватили, да ходу до дома! Бежим, а сердце от ужаса аж заходится! Никогда еще такого испуга не терпел, как в тот раз! После Твари кумова жена нам не страшнее комара показалась, хоть Кольке в тот раз изрядно от нее перепало. Как узнал, что вы у нас появились — все ждал, когда же вы меня на помощь позовете?! А тут смотрю из окошка — идут ваши! Ну все, точно, думаю, за мной! Так и оказалось! И когда отправляемся?
— Куда отправляемся? — Спросонья я туго соображал, поэтому адресовал вопрос Лешке, который явно встал задолго до меня и уже успел раздать бойцам кучу поручений. Вот ведь неугомонный человек!..
— Решил я, Стас, прочесать тот остров, на котором курган для Твари насыпан. Хочу посмотреть, нет ли там ее логова или еще чего-нибудь интересного…
Последние слова Лешка многозначительно выделил, быстро скосив глаза в сторону Поликарпыча. Ясное дело, при нем говорить не хочет. Ну да, тут самому себе не доверяешь, что уж говорить о каком-то неизвестном товарище с сизой физиономией завзятого любителя крепких напитков. Ладно, на остров так на остров. Давно пора своими глазами увидеть то место, откуда, по словам шамана, явилась в поселок Тварь.
На остров мы перебрались на двух лодках, которые Поликарпыч упорно звал ветками. Чем-то они мне неуловимо напоминали индейские пироги — такие же длинные и узкие. Впрочем, в поселке хватало и обычных речных плоскодонок, и поморских карбасов, но Поликарпыч авторитетно заявил, что лучше веток для такого путешествия нам и искать нечего: мол, легонькие да верткие и в управлении не чета железным будут. Лешка в ответ лишь махнул рукой: ветки так ветки, не всели равно.
До острова мы добрались быстро, минут за сорок, а может, и того меньше. Первым делом отправились смотреть на разоренный курган, в качестве гида выступал неугомонный и словоохотливый Поликарпыч:
— Да, да, вот тут ее и закопали, вражину проклятую! Специально грунт лодками с Большой земли возили и курган большой ей насыпали, чтоб не выбралась, гадина! Это он с годами осел, а раньше-то, поди, и вовсе огромный был! И вот когда последнюю лодку с землей высыпали, шаман тогда строго-настрого всем запретил здесь бывать, чтоб никто ее не тревожил и обратно не вызывал! А тут весной дети прибегают и говорят: там, мол, курган разворошили! Ну, им сначала и не поверили — кому он сдался-то, курган этот?..
Поликарпыч болтал не переставая, успев по третьему разу пересказать нам легенду, каждый раз с новыми подробностями, но в целом, как ни странно, не раздражал. Словно радио бормочет над ухом, а ты делаешь свое дело и не сильно прислушиваешься к тому, что тебе вещают.
Среди прочих островов, раскиданных по дельте реки, этот был самым крупным и сильнее всех прочих выступал в море. Издали он чем-то напоминал коготь — вытянутый и кривой. В длину остров навскидку составлял что-то около четырех километров, в ширину — более полутора. Практически весь остров зарос лесом — искривленными от постоянных ветров редкими соснами да невысокими елями. Серые камни, устилающие остров, были покрыты лишайниками, навевая мысль о том, что мы находимся в каком-то «больном» месте. Впрочем, для севера это совершенно обычный пейзаж, а требовать от меня непредвзятого отношения к данной местности в тот момент было просто глупо.
Берег острова был скалистым, кое-где сменявшийся галечными пляжами. С той стороны, где была дельта реки, на пляжи нанесло песок и ил. Мы же держали курс к северной оконечности острова, по словам Поликарпыча, курган располагался именно там, на возвышенности.
А я вновь и вновь переживал про себя события прошедшей ночи, думая о том, что в каждом из нас живет первобытный страх. Живет очень глубоко, до поры до времени ты вообще можешь не догадываться о его существовании, но это не означает, что его нет. И когда ты сталкиваешься с чем-то сверхъестественным, вроде этакого вот чудовища, терроризирующего мирный рыбацкий поселок, страх вылезает наружу и берет над тобой власть. И ты за считанные минуты превращаешься в дрожащее и скулящее существо, мечтающее лишь об одном — выжить любой ценой! С этим страхом очень трудно бороться. Он деструктивен, он мешает тебе сосредоточиться и дать отпор неведомому противнику — потому что когда ты боишься, ты уже заведомо проиграл. Он сковывает тебя по рукам и ногам, он лишает тебя способности связно и быстро мыслить. И в итоге оказывается куда более страшным врагом, чем то зло, с которым тебе пришлось столкнуться…
Состоящий из смеси земли и мелких камней курган и впрямь был немаленьким и довольно древним. На самой его вершине лежала плита, на которой еще можно было с трудом различить рисунок: странных очертаний зверь и фигурки людей вокруг. Память о той далекой битве… К сожалению, как я ни вглядывался в контуры зверя, никак не мог понять, на что же тот похож. Большой — это правда, если судить по размерам человеческих фигурок рядом с ним. Клыки из пасти вроде как торчат… Или не клыки это, а слюна течет? Нет, уже не разобрать…
А вот раскопу от силы можно было дать полгода, что соответствовало информации о том, что впервые разрытый курган заметили в апреле. В таком виде он чем-то напоминал мне потухший вулкан. А что — кратер присутствует, к тому же довольно глубокий; что там внизу деется — хрен его знает, но лезть и проверять почему-то не хочется.
Видимо, ровно те же самые мысли посетили и Лешку, поскольку, вдоволь налюбовавшись на уходящую вглубь дыру и, разумеется, не обнаружив поблизости ни единого следа крупного зверя, он приказал бросить в раскоп гранату. Так, на всякий случай. Вероятность того, что Тварь прячется днем в своем разоренном кургане, была крайне мала, но и ее не стоило сбрасывать со счетов. Взрыв сотряс курган, но на Тварь, если она и была внутри, не произвел ни малейшего впечатления.
После этого мы рассредоточились и отправились бродить по острову в надежде отыскать хоть что-то стоящее внимания. Увы, побаловать нас увлекательными открытиями островок не спешил. Сплошь камни, скалы, скрюченные деревца — и ни пещер, ни нор, ни тем паче схронов. Даже обычного человеческого мусора вроде смятых сигаретных пачек, ржавых консервных банок или обрывков газеты не было. Значит, и впрямь запретный остров, раз его до сих пор не изгадили…
Часа через два мы вновь сошлись на холме у подножия кургана подвести итог нашей вылазке.
— Все на месте? — первым делом осведомился Величко.
— Все, только вот наш гид-экскурсовод куда-то задевался.
— Где его черти носят?!
— Я его, кажется, видел, — сообщил один из бойцов. — Он минут двадцать назад к лодкам пошел.
— Никак у него там заначка припрятана?! — предположил Величко. — То-то он всю дорогу вертелся, как уж на сковородке. Видимо, ждал, пока мы все разойдемся и он сможет самогонку в одиночку оприходовать.
— Ладно, это его трудности. Честно говоря, уже жалею, что его взяли — никакого от него проку, зато шуму хоть отбавляй…
Резанув по нервам, от лодок раздался и тут же захлебнулся дикий вопль. Мы переглянулись и дружно бросились туда. Так мог кричать только человек, которому угрожает смертельная опасность.
Увы, мы опоздали. Незадачливый выпивоха Поликарпыч лежал с размозженным черепом в воде около разбитых ударами когтистых лап лодок. Весла тоже были переломаны, на них виднелись следы зубов. Мы тут же, не сговариваясь, встали спина к спине, надеясь высмотреть Тварь, только что забравшую с собой еще одну человеческую жизнь.
— Ну, и кто нас уверял, что днем эта гадина не нападает? — ни к кому конкретно не обращаясь, зло спросил Величко, ставя автомат на боевой взвод.
— Очередная сказка, — отозвался Лешка, — которая едва не стоила нам всем жизни.
— И как мы теперь назад попадем?
— Надо срочно ремонтировать лодки и валить отсюда до темноты, иначе хана.
— Ладно, не каркай! Эх, зачем мы только этого пьянчужку послушали — нет бы нормальный алюминиевый баркас взять, так ведь польстились на какие-то деревянные поделки, тьфу!
— Теперь поздно слезы лить. У кого какие мысли по поводу ремонта?
— Может, это… борта прутьями заплести, а для надежности затянуть плащ-палатками? Ну а грести не веслами, а шестами ото дна отталкиваться, тут не так уж и глубоко.
— А ты гений, Сапогов! Если живы останемся, не забудь мне напомнить тебе благодарность вынести! Итак, двое к кустам — резать ветки, двое к лодке — чинить, остальные держим оборону! Через полчаса сменимся!..
Выход, который предложил боец, и впрямь оказался неплох. Разрезав на куски одну из плащ-палаток, мы вполне качественно затянули ею поврежденные и заплетенные прутьями борта одной из лодок. Пробный спуск на воду показал, что ветка хоть и подтекает, но незначительно. Вторую лодку решили не восстанавливать, а взять с собой на буксир, используя ее для перевозки тела Поликарпыча. Покойник и так успел полежать в воде, так что промокнет ли тело больше или меньше — значения уже не имело.
Плохо было лишь то, что ремонт занял у нас куда больше времени, чем планировалось. День незаметно перетек в сумерки, а сумерки вот-вот должны были смениться полноценной ночью. Промедление же, говоря словами классика, для нас было «смерти подобно». Так что нервничали мы все изрядно, что и неудивительно при таком невеселом раскладе.
— Смотрите! Вон там! — громко крикнул вдруг один из часовых, указывая на верхушку скалы метрах в трехстах ниже по течению.
Мы повернули туда головы и увидели силуэт странного и очень крупного зверя. У него была непропорционально вытянутая морда с длинной пастью, чем-то отдаленно напоминающая крокодилью. Тварь — а мы уже не сомневались, что видим именно ее, — запрокинула морду вверх и завыла также тоскливо и протяжно, как и в прошлую ночь.
По правде говоря, в тот момент я оцепенел. Одно дело, когда ты не знаешь своего врага в лицо и строишь догадки, кто бы это мог быть и почему. Но совсем другое — получить более чем весомое подтверждение правдивости местной легенды. Такого зверя на земле не существовало, и если бы — я своими глазами не видел его сейчас на скале, ни за что не поверил бы в то, что он есть на самом деле. Я почувствовал, что схожу с ума, и вскинул автомат, целясь в сторону противника. То же самое проделал стоящий неподалеку от меня Лешка…
Нас всех опередил Величко, наугад полоснувший очередью по Твари. Вой оборвался, а сама зверюга мигом исчезла со скалы.
— Пуганая, сволочь! Боится свинца, хоть и нечисть! — сплюнул Величко себе под ноги.
Лешка, мотнув головой, словно стряхивая с себя наваждение, скомандовал:
— Ладно, нечего тут рассусоливать, живо все в лодку, пока эта дрянь к нам с ответным визитом не пожаловала!
Мы тут же принялись споро грузиться, и уже через пару минут отчалили от острова.
Пока двое бойцов шестами направляли ветки к поселку, мы, сжимая автоматы, заняли круговую оборону. После сегодняшнего дневного нападения Твари на Поликарпыча мы уже не могли верить ничему, что нам о ней рассказывали. Никто не говорил, что она умеет плавать — но факт остается фактом: она запросто добиралась со своего острова на материк и обратно. Значит, мы не были застрахованы от того, что она не набросится на нас, пока мы находимся на воде. А с учетом того, что наступила ночь — ее любимое время, — наши шансы на удачный исход дела резко таяли. Небо по-прежнему было затянуто облаками, только луна изредка пробивалась через мутноватый завес, чтобы через пару минут спрятаться обратно. Видимость была отвратная, но призывать народ к повышенной бдительности было ни к чему: все и так напряженно всматривались в темноту, стараясь не пропустить атаку чудовища.
На море как назло разыгрался ветер, поднимая высокие волны, так что соваться туда сейчас было бы форменным самоубийством. Нашу утлую протекающую ветку разбило бы или перевернуло в первые же пять минут плавания. Поэтому пришлось делать изрядный крюк и возвращаться в поселок по протокам, огибая острова по южной оконечности. Осознание того, что нам придется провести на воде лишний час, а то и все два, радости, мягко говоря, не приносило. Тварь с легкостью разнесла в щепы борта ветки там, на острове. А что, если она подкрадется сейчас к нам и проделает то же самое? В воде мы окажемся беспомощны, как новорожденные котята. Вода ледяная, до берега не сказать чтоб близко. Нет, лучше и не думать об этом!
Знаю, это прозвучит как оправдание, но могу сказать: не я один боялся Твари. Я четко слышал, как клацают зубы у сидящего со мной спина к спине Лешки. А уж заставить дрожать такого бывалого бойца, как он, — это надо очень сильно постараться. Но Твари это удалось.
— Кстати, в этот раз примета все-таки сработала, — сказал он, поймав мой взгляд, когда я обернулся посмотреть, все ли у него в порядке.
— Что ты имеешь в виду?
— Как там нам говорили? Воет — нового покойника предвещает? Вот все и случилось! Только мы думали, это она по нам воет, а оказалось — по Поликарпычу.
— И что из этого?
— Да ничего! Просто мысли вслух…
Как мы добрались до берега, я просто не помню. Нас встречали перепуганный староста и еще несколько мужиков. Мы, в двух словах описав, что произошло, передали им тело Поликарпыча, чтобы они отнесли его на ледник, а сами отправились к клубу, ставшему нам за это недолгое время почти домом. Заперлись изнутри и, по очереди дежуря, провели эту ночь словно в осаде. Многим из нас тогда привиделись кошмары, а кое-кого пришлось расталкивать не раз и не два, вырывая из плена тяжелых навязчивых сновидений, чтобы своими воплями не будили усталых товарищей…
На следующий день мы держали военный совет. Пришел ответ из райцентра, но, как мы и предполагали, ни о каком содействии оттуда говорить не приходилось. Нам пообещали выслать при первой же возможности подкрепление и транспорт, но, учитывая погоду, все это могло растянуться на чёрт знает какой срок. Низкая облачность, временами дождь и туман, но скажу по совести, для любого нормального пилота это были смехотворные трудности. Нам просто не хотели помогать и цеплялись за любой повод, лишь бы этого не делать. Значит, рассчитывать мы могли на себя, и только на себя.
— Не вижу другого выхода, кроме как снова попытаться ее выследить, — высказался Величко.
— Все бы ничего, да только что толку сидеть в засаде, когда, во-первых, не видно ни хрена, а во-вторых, если Тварь к кому-то из нас сунется, мы даже стрелять не сможем, иначе своих же положим в такой темноте?!
— И что предлагаешь, командир?
— Не знаю, сработает ли это, но мне кажется, вполне подходящим местом для засады мог бы служить маяк. Во-первых, мы там в безопасности — вряд ли Тварь настолько сильна, что сможет в одиночку вынести железные двери маяка. Во-вторых, там есть откуда наблюдать — и при этом оставаться незамеченными. На первом этаже окон нет, но они нам и не нужны. Достаточно будет окон на башне. Они, кстати, бойницы напоминают — узкие и высокие, так что огонь через них будет вести вполне удобно.
— Да, остается только надеяться, что эта Тварь не умеет ко всему прочему лазить по отвесным стенам или, того пуще, проходить через них, — хмуро отозвался Величко. — А что — она ж типа призрак! Значит, и не на такое способна!
— Вряд ли, — задумчиво произнес я. — Да и от очереди твоей она вчера шарахнулась — будь здоров, значит, уязвима, иначе бы вообще ничего не боялась. Нет, капитан, что бы это ни было — оно создано из плоти и крови, а значит, его можно убить!
— Кстати, а у кого какие мнения относительно того, с чем мы все-таки столкнулись в этом долбаном поселке? — спросил Лешка.
Мнения разделились. Кто-то считал, что мы имеем дело с неким реликтовым животным — сильным, опасным, но все-таки животным. Кто-то склонялся к мистической подоплеке, допуская, что раз Тварь не оставляет следов, она вполне способна и на более крутую демонстрацию своих возможностей, а значит, надо держать ухо востро.
Я наблюдал за тем, как выслушивал Лешка версии бойцов, и, судя по тому, как скептически кривятся уголки его губ, понимал: его не устраивает ни одно из объяснений:
— А сам-то ты что думаешь? — толкнул я его в бок, когда все по очереди высказались.
— Тварь тварью, но кто-то из поселка с ней заодно. Или даже, не так: он использует Тварь в собственных целях, ни больше ни меньше.
— И какие у тебя основания так считать? — поинтересовался я.
— Да много чего, — неопределенно отозвался Лешка. — Мы все вчера видели Тварь. Мы слышали ее вой. Но мы ни разу не видели ее в деле!
— То есть как?! — опешил я. — А Поликарпыч?..
— Давай отделим мух от котлет, ладно? Мы слышали крик Поликарпыча, мы видели его тело. Но мы не были свидетелями того, как все случилось! Следовательно, убить Поликарпыча мог кто угодно, не только Тварь.
— Подожди, что ты городишь? Мы же обшарили остров вдоль и поперек и никого там не нашли…
— Мы и саму Тварь проморгали, хотя она там была. И что мешает предположить, что она пряталась на острове не в одиночку, а в компании с кем-то? Знаю, ты скажешь, что я спятил, но этой ночью я лежал и просчитывал, насколько возможен вариант того, что Тварь кто-то приручил, а теперь манипулирует ею по собственному желанию. И пришел к выводу, что это вполне осуществимо. Вспомни, как погиб Рыбалин: его порвало крупное животное, но вот кровь на стенах сарая — дело рук человеческих. Да и принесла его с побережья к нам во двор явно не Тварь, а кто-то двуногий. Еще один довод в пользу моей гипотезы.
— Ладно, пускай помимо Твари и нас на острове был кто-то еще. Но как он туда добрался? Кроме наших лодок, на побережье никаких других плавсредств не было!
— Значит, мы что-то упустили, не слишком внимательно осмотрели остров. Я более чем уверен, что там был искусно замаскированный схрон!
— Предлагаешь скататься туда еще раз? — осведомился я у Лешки.
— Вот уж нет! Надо дать бой Твари на нашей территории и покончить с этим раз и навсегда. Выследим ее с маяка, снимем, а затем уж возьмемся за тех, кто Тварью прикрывался.
— Есть конкретные мысли?
— Пока что никакой конкретики. Слишком многие в поселке в курсе наших перемещений, а подозревать всех скопом — сам понимаешь, глупо. Так что основная наша задача — ликвидировать Тварь и заодно разобраться, что же она все-таки такое. А за ней настанет черед и дрессировщика.
Я был вынужден признать, что определенная логика в Лешкиной гипотезе присутствует. Действительно, без человека здесь не обошлось, и обстоятельства гибели Рыбалина лучшее тому доказательство. Но это никоим образом не объясняло, откуда взялась Тварь и что она собой представляет. Поликарпыч все-таки был прав, зря ему никто не верил: в Твари определенно было что-то и от крокодила, и от гориллы. Не сказать, чтоб я запомнил ее во всех деталях — все-таки далековато я от нее находился, да и видели мы только темный силуэт на фоне пасмурного неба, но все равно вытянутая зубастая пасть вкупе с крупным мохнатым телом не принадлежала ни одному из ныне живущих на земле животных.
Эх, знать бы, что увидел Поликарпыч в последние мгновения своей жизни!
— А может быть, гид наш и был этим самым дрессировщиком? — задал вопрос один из бойцов.
Мы с Лешкой и Величко переглянулись. А ведь действительно…
— Смотрите, — продолжал боец, — Твари лодка не нужна, она и так доплывет. Поликарпыч зачем-то пошел к лодкам, хотя мы договаривались встретиться на холме. Никаких заначек в лодках мы так и не нашли. Вопрос: зачем он туда отправился, если не за самогоном? Может быть, как раз для того, чтобы подозвать Тварь? Или он решил испортить лодки, а потом приманить Тварь — чтобы мы дружно на нее полюбовались — и свалить все на нее? Это он ведь настоял на том, чтобы мы взяли ветки — их куда легче сломать, чем все остальное…
— Тормози, — прервал бойца Величко. — А почему он тогда погиб, если он ее дрессировщик?
— Ну, мало ли чего, — пожал плечами боец. — Укротители тигров тоже, бывает, на тот свет по милости своих питомцев отправляются. Что-то Твари в этот раз не понравилось, вот она его и грохнула.
— Пусть так. Но зачем ему было портить лодки?
— Чтобы мы как следует испугались и окончательно поверили в то, что Тварь существует. Решил нам экскурсию в комнату ужасов организовать, да сам по дурости и поплатился.
— Но ведь лодки были разбиты ударами лап! Ты же не мог не видеть следы когтей! Да и весла тоже отнюдь не человеком прокушены, это как объяснить?
— А это уже сама Тварь постаралась. Убила Поликарпыча и в бешенстве порвала пахнущие им и нами лодки, а потом слиняла и уже до вечера на глаза не показывалась.
— Ладно, принимаем как еще одну гипотезу. Но вот что странно: если Поликарпыч каким-то образом сумел договориться с Тварью и хоть чуть-чуть ее приручить, то зачем он растрезвонил всем и каждому, как выглядит Тварь?
— Может быть, тщеславие? — предположил Величко. — Никто Тварь не видел, один лишь он сподобился. Теперь он в центре внимания и вообще знаменитая личность.
— Хм, возможно. Но зачем Поликарпычу вообще потребовалось это странное сотрудничество с Тварью? Он-то что от нее хотел? Какие такие далеко идущие планы могли быть у заурядного сельского алкаша? И зачем он подбросил к нам под дверь останки Рыбалина?
— Может быть, он по пьянке окончательно спятил и воспринимал все, что творилось в поселке, как личную забаву? Утратил чувство реальности, не различал, где добро, где зло. Вот и решил, чем больше народа будет вовлечено в эту историю, тем ему веселее. Не удивлюсь, если вдруг выяснится, что в тот вечер кто-нибудь видел Рыбалина в компании с Поликарпычем.
— Хочешь сказать, выманил и отдал на растерзание Твари?
— Почему бы и нет? Кто знает, что на уме у больного человека? А Поликарпыч впечатления здорового никак не производил, уж прости меня.
— Ладно, все наши измышления вилами по воде писаны. Так ли это или нет, потом узнаем. А пока собирайте-ка, парни, манатки, и отправимся на маяк. Пора новое место обживать. Чую, нам там с вами не одну ночь провести придется.
Раскрашенный в яркие красно-белые полосы маяк стоял на высокой скале на мысу, примерно в полукилометре от поселка и метрах в четырехстах от реки — фактически посередине между поселком и дельтой, — и для наших целей подходил как нельзя лучше. Крепкое каменное строение — одноэтажный дом и примыкающая к нему башня из крупных, в три кирпича, силикатных блоков — могло выдержать прямое попадание снаряда.
Открывший нам дверь сменный смотритель маяка удивился нашему визиту, а когда узнал, что мы собираемся пожить здесь некоторое время, обрадовался. Быстро показал нам свое немудреное хозяйство, пообещал зайти ближе к вечеру — включить маяк и отправился домой в поселок.
На маяке не было ни радио, ни метеостанции, только флюгер-ветряк, указывающий направление и силу ветра. Маяк не относился к категории приводных, он просто отмечал собой место, поэтому оборудования в нем было по минимуму. Работал маяк от собственного дизель-генератора, расположенного в одной из трех комнат домика. Во второй комнате располагался пульт управления, а также склад запчастей и оборудования. Третья комната была жилой, из нее можно было пройти в башню.
Башня условно насчитывала пять этажей, соединенных винтовой железной лестницей. Обозначали этажи решетчатые площадки, через которые до самого низа были видны внутренности башни. С уровня третьего этажа начинались окна — узкие и высокие, как бойницы, застекленные и забранные снаружи решетками. На пятом этаже была полноценная комната с каменным полом и потолком, около пяти метров в диаметре. По ее периметру шли большие круглые окна общим количеством десять штук. Мы сразу же окрестили эту комнату наблюдательным пунктом. Для удобства смотрителя маяка и его посетителей в ней стояли диванчик, стол и пара кресел.
Из наблюдательного пункта по лестнице можно было добраться до люка в потолке и через него выйти на галерею вокруг маяка. Там же наверху находились фонарь с зеркалами и поворотные механизмы, приводящие в движение всю конструкцию. Находиться на галерее во время работы маяка мог лишь откровенно безрассудный человек — яркий свет прожекторов вполне мог лишить зрения если не навсегда, то на несколько суток точно.
Немного постояв на галерее, мы с Лешкой вернулись в наблюдательный пункт.
— Тю, а моря-то отсюда и не увидишь! — присвистнул он, указывая на заколоченные фанерой пять окон, обращенных в сторону водной глади. — С чего бы это вдруг?
— Может, во время шторма повыбивало? — предположил я.
— Может быть. Да только что-то мне это подозрительно… Что ж это за маяк такой, с которого моря ни фига не видно?
— Ну так выйди на галерею и любуйся сколько влезет!
— А если я хочу ночью на море посмотреть, тогда что?..
Мы с Лешкой переглянулись.
— Ты действительно считаешь, что кто-то из местных балуется контрабандой? — спросил я, памятуя Лешкины выкладки относительно смерти дочери ремонтника.
— Стас, пока что все один к одному: по ночам никто на море любоваться не станет под страхом смертной казни, ибо Тварь не дремлет. И случай с девушкой лучшее тому подтверждение. Смотритель маяка тоже ничего не увидит — ему весь обзор ликвидировали. И, судя по тому, что фанера на окнах свежая, еще не успела почернеть, все случилось не далее чем полгода назад. Не слишком ли много совпадений, не находишь?
— Но Тварь…
— Я не знаю, кто она и откуда взялась. Но то, что кому-то крайне выгодно и удобно ее появление, — это факт. И я хочу найти эту мразь!
— И что ты предлагаешь? Расшить одно из окон и выслеживать через него корабль-призрак?
— Если придется, так и поступим! Но сначала покончим с Тварью. Она, конечно, может пробраться к поселку, минуя маяк, и зайти туда не с севера, а с юга, но мне отчего-то кажется, что ее маршрут пролегает где-то неподалеку. Сейчас попрошу ребят: пускай помудрят с зеркалами и прожекторами, чтобы они еще и побережье освещали. Потом вернем все обратно, как было. Вряд ли эта дрянь ожидает нападения с маяка, и в этом наше преимущество. Пусть в поселке считают, что мы перебазировались сюда исключительно из-за трусости. Я ж не просто так смотрителю восторги по поводу толщины стен маяка выказывал. Уверен, к вечеру уже каждый будет знать, что мы заперлись здесь и дрожим от страха после вчерашнего столкновения с Тварью. Вот и славно. А мы тем временем подготовим ей горячую дружескую встречу.
В ожидании вечера время пролетело неожиданно быстро. Все мы пребывали в нервно-возбужденном состоянии, мечтая о том, как буквально через несколько часов покончим с преследующим нас кошмаром.
После того как у нас побывал смотритель маяка и, включив его, ушел обратно в поселок, мы заняли позиции у окон и принялись выслеживать Тварь. Час, второй, третий… Я чувствовал, как по вискам и спине катится холодный пот, а в ушах размеренно грохочет «бу-бум, бу-бум». А вдруг это все напрасно и в эту ночь Тварь не появится? Что ей вообще делать в поселке в темное время суток? И сколько еще ночей нам придется провести в засаде, прежде чем мы снова ее увидим?
Стоило мне только подумать это, как я заметил Тварь, пробирающуюся вдоль побережья. Нахальная зверюга и не думала таиться, неспешно держа путь по дюнам. Теперь-то я смог разглядеть ее повнимательнее: прямоходящая, похожая на огромную бурую мохнатую обезьяну, которой по странной прихоти создателя прилепили голову не то крокодила, не то птеродактиля. Навскидку Тварь была огромна, но все-таки воображение не потрясала. Двести — двести пятьдесят кило живого веса, не более. Да, в бою с ней один на один не продержишься, можно и не пытаться. А вот насчет того, что у нее бронированная шкура, я бы поспорил. Одна автоматная очередь и…
Словно иллюстрируя ход моих мыслей, прозвучали выстрелы. Зверюга издала не то стон, не то короткий вопль, и тут же метнулась в сторону, а затем быстро-быстро скрылась в стометровой мертвой зоне вблизи маяка, куда не доставали прожекторы.
— Мать твою! — послышался голос Величко. — Кто стрелял?! Не могли, что ли, подождать, пока она поближе подойдет, чтобы наверняка бить?! Всю малину попалили, ироды!
Проштрафившийся боец и сам понимал, что виноват. Сдали нервы, палец, давно лежащий на спусковом крючке, привычно пошел вниз, и… что случилось, то случилось. Радовало лишь одно: судя по всему, ему все-таки удалось ранить Тварь. Но насколько серьезно? Понятное дело, что выходить на пустошь, где еще минуту назад разгуливала Тварь, никто не рискнул, поэтому, поторчав для порядка еще полчаса на позициях в тщетной попытке повторно выследить зверюгу, мы отправились спать. Осмотр местности решили оставить на утро.
Так бесславно окончился еще один день…
— Ой, станция! — прервала рассказ Станислава Полина. — И смотрите, вроде крупная! А у меня как раз пиво закончилось. Стас, вы не проводите меня на перрон? А то, знаете ли, темно уже, мало ли кто прицепится к одинокой девушке!
— Если одинокая девушка наденет недостающие детали туалета, то ей можно будет не опасаться за свою безопасность, — широко улыбнувшись, сообщил Стас. — Кроме того, чрезмерное количество пива вредит здоровью, поэтому будет разумно, если девушка перестанет глушить его, как портовый грузчик, и обойдется без очередной порции алкоголя.
— Фи, Стасик, не будьте таким букой! В конце концов, это ваш святой долг — защищать женщину, особенно если она о том попросит! Посмотрите на часы, уже одиннадцать! Мало ли какая шушера шляется по перрону! Что вам стоит сопроводить даму? Неужели вы настолько ленивы, никогда не поверю! Пойдемте же, проветримся хоть немного, а то вы наверняка засиделись!..
Сашка не стала слушать, чем закончатся их препирательства, а просто встала, взяла дубленку и вышла из вагона.
Морозец покалывал щеки и нос, недвусмысленно намекая, что зима не за горами. Сашка потянулась, посмотрела на небо. Очень ясная сегодня ночь, звезды видны как на ладони. Вон Большая Медведица свой ковш запустила, а вон и Полярная звезда сияет. Пронесся светящейся точкой спутник, вызывая острую жалость, что под рукой нет телескопа, чтобы разглядеть все это великолепие поближе.
— Долго стоять будем? — спросила Сашка у проводника.
— Двадцать пять минут. Здесь меняется локомотив, а к составу должны привесить прицепные вагоны. Так что гуляйте смело!
Что ж, двадцать пять минут — это значит можно пройтись без опаски, что вновь придется вскакивать на подножку уже тронувшегося поезда. Впрочем, гулять-то особо негде: перрон налево, перрон направо, а посреди торговые лотки, половина из которых уже закрыта, несмотря на гордые надписи «24 часа» и «Работаем круглосуточно». Придется наведаться в те, продавцы которых еще не отправились на заслуженный покой. Желудок уже впрямую намекает, что не желает оставаться без полноценного ужина и одним чаем довольствоваться не собирается.
Представленный в ларьках ассортимент энтузиазма у Сашки не вызвал. Пиво с газировкой да чипсы с сигаретами — вот и весь выбор. И как назло ни одной бабушки-лоточницы с расфасованной по пакетам домашней снедью. Эх, надо было на предыдущей станции этим вопросом озаботиться, а сейчас уже поздно сокрушаться. Да и вагон-ресторан тоже наверняка уже закрыт. Видимо, придется голодать до Москвы. Жаль, конечно, но ничего не попишешь. Сама виновата, прощелкала клювом. А ведь должна была предусмотреть такой вариант, чай, не в первый раз по железной дороге путешествует!
Сашка медленно двинулась к своему вагону, размышляя, выдержит ли она еще пять минут на морозце без шапки или лучше не рисковать и вернуться в купе. В конце концов, если она там кому-то помешает — это не ее проблемы! У Полины вообще билета нет, так что пусть молчит в тряпочку со своими претензиями, ну а Станислав…
У Сашки защемило сердце. Чем больше он открывался ей как человек, тем сильнее нравился. Понятно, конечно, что сам про себя гадости говорить не будешь, наоборот, что-нибудь да приукрасишь, но Стас, словно опровергая эту аксиому, старался рассказывать обо всем без утайки, не умалчивая даже о том, что дико боялся Твари. Хотя что ему стоило наплести семь верст до небес и поведать, как бывалые бойцы падали в обморок от ужаса, лишь он один не страшился никого и ничего. Такая откровенность весьма импонировала Сашке, которая терпеть не могла вралей и хвастунов, пускающих окружающим пыль в глаза. Стас же к этой неприятной категории граждан явно не относился.
Но увы, пока что он ни словом, ни намеком не давал понять Сашке, нравится ли она ему хоть капельку. А вести себя подобно Полине, навязчиво предлагая свою кандидатуру в спутницы жизни, — это как-то чересчур. Да она себя уважать перестанет, если так поступит!
Может быть, завтра на вокзале словно невзначай оставить ему свой номер телефона? Ага, а потом месяц изводить себя в ожидании звонка, который никогда не раздастся — вот уж не надо ей такого счастья! У Стаса своя жизнь, бурная, полная событий и приключений, пусть порой вынужденных — все равно! — и она в эту жизнь никак не вписывается. Ну кто она такая? Обычный менеджер-торгаш без особых перспектив. Конечно, она симпатичная, веселая — но разве этого достаточно, чтобы ею заинтересовался такой человек, как Станислав? Да у него небось таких, как она, целый десяток наберется, стоит только пальцем поманить!
Неудачница. Сашка повторила это слово еще и еще, катая во рту, словно пробуя на язык. Да, кажется, это все-таки про нее. Живет по каким-то устаревшим принципам, от которых временами никакой пользы, сплошной только вред. Ведь забила бы на приличия, послала бы она Полину еще тогда, когда та только заикнулась о совместной поездке, и все было бы иначе. Но нет же, ей ведь обязательно надо быть хорошей со всеми, даже с такими прохиндейками, как ее бывшая одноклассница! Вот и результат: дорога превратилась в сплошную нервотрепку, а уж если у Полины что-то там со Станиславом не заладится, можно и не спрашивать, кто в этом виноватым окажется.
Навстречу ей из вагона выскочила Полина, повертела головой и метнулась к ближайшему ларьку. Сашка отметила про себя, что Стас ее не сопровождал. Что ж, значит, все-таки не договорились. Видать, не все так безоблачно у этой парочки, как можно было бы подумать, глядя на физиономию Полины, когда та вернулась в купе после сеанса совместного курения. Пойти, что ли, поболтать со Станиславом, пока эта барышня пополняет пивные запасы? Ну и что она ему скажет? «На Полину не смотри, на меня смотри!» Но если она правильно поняла его мимику, Стасу успела осточертеть мышиная возня вокруг его персоны, затеянная попутчицами. Еще нарвется на грубость с его стороны, чего доброго. А плакать в кулачок от горькой обиды уже как-то не солидно в ее возрасте.
Сашка от нечего делать еще минут пять послонялась по перрону, быстро обнаружив, что она не в восторге от подобного времяпрепровождения. Кончики ушей уже ощутимо пощипывало морозом, да и под расстегнутую дубленку исподволь пробирался холодок. Ладно, решено — она возвращается. А там будь как будет.
Сашка встала одной ногой на ступеньку, как ее весьма бесцеремонно дернули обратно.
— Слышь, не торопись! Мне с тобой накоротке поболтать надо! — Полина поставила очередной пакет с пивом прямо на перрон и недружелюбно посмотрела на Сашку. Та сморщилась — от Полины ощутимо несло перегаром, и даже мятная жвачка нисколько не заглушала это мерзкое амбре.
— Представь себе, а я не горю желанием с тобой общаться. Кроме того, я замерзла.
— Ничего, потерпишь! Я тебя надолго не задержу. Значит, так, слушай внимательно, дважды повторять не буду. Стас — мой, чего бы ты там себе на этот счет ни думала. Будешь лезть в наши отношения — крепко пожалеешь.
— Ты мне, никак, угрожать вздумала? — осведомилась Сашка, машинально сжав кулачки.
— Что ты, Санечка, всего лишь дружеское предупреждение! — расплылась в предельно неискренней улыбке Полина. — Сама посуди: раз ты не собираешься помогать мне с жильем, значит, я должна сама как-то решить этот вопрос…
— И Станислав как нельзя лучше подходит тебе для этого! — перебила Сашка. — Ты именно это имела в виду?
— Вот видишь, ты сама все прекрасно понимаешь, — еще фальшивее пропела Полина. — Поэтому сделай милость, не строй ему глазки и не вздыхай многозначительно, как принцесса в изгнании. Все равно не поможет. Этот мужик мой, и только мой!
— Ну а если ты так в этом уверена, то какого черта развела передо мной этот цирк? — осведомилась Сашка. — Или это в тебе ревность взыграла?
— Ой, да не смеши меня! К кому ревновать — к тебе, что ли? Да ты на себя давно в зеркало смотрела, моль канцелярская? Ты мне никаким боком не конкурентка!
— Ну а раз так, то я иду в купе.
— Стой!
— Что еще?
— Запомни: будешь мне палки в колеса ставить, пеняй на себя. Я обид не прощаю! — Полина помахала пальцем прямо перед носом Сашки и пьяно икнула ей в лицо.
— Тогда и ты слушай меня внимательно, — вскипела Сашка и сгребла Полину за грудки, сильно тряхнув ее и едва не приложив спиной к грязному вагону. — В следующий раз я просто возьму твою же бутылку и расколочу о твою блондинистую голову! А потом попрошу проводника вышвырнуть тебя на ближайшей станции за пьяный дебош! Надо будет — до начальника поезда дойду, не проблема! Ты мне вот уже где сидишь! И лимит моего терпения исчерпала до донышка! Если полагаешь, что я так и буду беспрекословно сносить твои выходки, то глубоко заблуждаешься. И на испуг меня можешь не брать — не поможет! У меня таких борзых клиентов, как ты, на дню до пяти штук бывает! Хочешь доехать до Москвы — сиди тихо, как мышка, и не зли меня! Усекла?
Сашка выпустила куртку Полины и демонстративно вытерла руки, словно не желая, чтоб к ним пристала грязь.
Судя по ошарашенному виду барышни, та была явно не готова получить такой отпор от своей попутчицы. Да, выдержка вкупе с воспитанием порой дают обманчивый эффект, что перед тобой безответный и безропотный человек, готовый поступиться чем угодно, лишь бы не было скандала. Впрочем, Сашка и сама не ожидала от себя такой реакции. Но Полина таки сумела вывести ее из себя, за что и поплатилась.
Оставив растерянную одноклассницу на перроне, Сашка прошла в свое купе. Не застав там Станислава, мимоходом огорчилась, но рассудила, что ей все равно не о чем с ним говорить. Вот не было бы поблизости раздражающего фактора в виде третьей лишней — тогда может быть. А сейчас лучше не лезть к человеку. Ну что она ему скажет за те две-три минуты, пока они будут наедине? «Станислав, вы мне очень-очень нравитесь!» А то он слепой и не видит, как она на него смотрит! Но раз он никаких действий в ее сторону не предпринимает, значит, не сильно-то она его заинтересовала. Вот и весь расклад.
В купе появилась Полина. Стрельнула по сторонам глазами, выяснила, что они с Сашкой здесь одни и, осторожно прикрыв за собой дверь, промолвила:
— Санечка, ты меня извини, ладно? Сама не знаю, что на меня нашло! Видимо, и впрямь чуток пива перебрала, вот и болтаю невесть что. Санечка, умоляю, скажи, что ты на меня не сердишься? Просто вот пойми меня как женщина женщину: я ж как Стаса увидела, тут же поняла, что не могу без него! Ну и начала перед ним стелиться, заигрывать всячески. Да, да, я в курсе, что это, наверное, со стороны ужасно выглядит, но у меня словно помрачение сознания приключилось! Санечка, я влюбилась — как кошка влюбилась! Да я за один только поцелуй Стасика готова для него что угодно сделать. Мне бы хоть разочек с ним наедине оказаться, чтобы он как следует меня рассмотрел, оценил…
Полина и дальше несла восторженно-сентиментальный вздор, время от времени для пущего эффекта роняя слезы. А Сашка не знала, что ей делать — плакать или смеяться от столь резкого виража в поведении попутчицы. Не мытьем, так катаньем, не катом, так волоком! Нахрапом не сработало, значит, надо подлизаться, авось так пройдет. Так горячо и с чувством про свою любовь говорит, словно и не были ею же пять минут назад сказаны слова о том, что Стас ей нужен исключительно как плацдарм для освоения столицы.
И ведь надо отдать Полине должное, будь на месте Станислава любой другой мужчина, Сашка в итоге сказала бы: «Да подавись ты!» — и максимально самоустранилась бы из этого треугольника. Но сейчас нашла коса на камень; Сашке самой был нужен этот человек, и терять последнюю надежду, великодушно пожертвовав ею в пользу бывшей одноклассницы, она не собиралась. Но говорить об этом Полине она не стала — к чему? Пусть думает, как хочет, а делиться с ней самым сокровенным — себя не уважать.
Тихонько приоткрылась дверь, и в купе вернулся Станислав, судя по его виду, чем-то раздосадованный. Полина тут же замолчала, лишь многозначительно стрельнула глазами в Сашкин адрес, видимо, призывая помнить о ее слезной просьбе. Сашка на это никак не прореагировала; доморощенные игры в шпионов ей успели изрядно поднадоесть.
— Эх, заболтался я с вами и еду купить забыл, — грустно сообщил Стас. — А здесь ничего более пристойного, чем сухарики, я не обнаружил. Даже быстрорастворимых супов и бульонов не нашел, я уж не говорю про вторые блюда.
— Сухарями, как и чипсами, сыт не будешь, — подтвердила Сашка. — А я тоже как назло ничего в дорогу не прихватила, думала, по пути что-нибудь раздобуду. Теперь вот тоже сижу голодная.
— А вы рассуждайте об этой проблеме в позитивном ключе! — вклинилась Полина. — Считайте, что устроили себе разгрузочный день, это же так полезно! Один день без ужина — полтора килограмма минус!
— Видимо, у вас никогда не болел желудок, — оборвал ее Станислав, — иначе бы вы знали, что это такое. Да и корчить из себя веселого идиота, который радуется собственной глупости, — увольте. Это как-нибудь без меня.
— Может, совершить набег на вагон-ресторан? — предложила Сашка. — Вдруг они еще открыты?
— Нет, — покачал головой Стас, — сегодня они в половине одиннадцатого начали народ выгонять. Я случайно слышал, как один мужик из соседнего вагона плакался по этому поводу. Если ресторан и откроется, то не раньше завтрашнего утра.
— М-да, незадача. Что же делать?
— Ну, если я и на следующей станции ничего пристойного не увижу, значит, останусь голодным.
— Боюсь, мне придется последовать вашему примеру. Не думаю, что лоточницы будут торчать на морозе после полуночи.
— А хотите — у меня карамельки есть? — не унималась Полина. — Вкусные, с начинкой!
При упоминании карамелек Станислав страдальчески скривился, но на Полину это не произвело ровным счетом никакого впечатления.
— Ну так что, доставать? — спросила она и уже потянулась за сумкой.
— Карамельками сыт не будешь, — пришла на выручку Стасу Сашка. — А вот гастрит спровоцировать — это запросто. Так что предлагаю заканчивать разговоры о еде, только хуже себе делаем. Дождемся следующей станции, тогда и будет видно…
— А мне вот, между прочим, все равно: есть еда — нет еды! — Полина, словно не слыша Сашкиных слов, упрямо гнула свою линию. — Я иногда могу сутками ничего не есть и даже не замечаю этого! А в итоге — никакого лишнего веса и проблем с фигурой!
— Пиво, между прочим, напиток калорийный, — заметил Станислав. — Если им злоупотреблять, обмен веществ потихоньку идет вразнос, так что рано или поздно обнаружится, что желудок атрофировался и разучился принимать нормальную пищу. Поэтому и аппетита нет, и проблем с фигурой… впрочем, фигуры тоже…
— Ой, это вы меня пугаете, да? — захихикала Полина.
Стас неопределенно пожал плечами, мол, понимай, как хочешь. Сашка только вздохнула про себя. Как любит повторять их шефиня, это пластырем не лечится; если человек глуп, ему хоть кол на голове теши, — ничего не докажешь.
— Ну ладно, не нравятся карамельки — никто не неволит. А я, пожалуй, еще бутылочку открою. Кстати, Станислав, вы же сами только что сказали, что пиво — напиток калорийный. Не желаете заправиться жидкими калориями? Я специально с запасом взяла в расчете на вас!
— Благодарю за заботу, но если бы я хотел пива, то купил бы его сам.
— Фи, какой вы бука! — скривилась Полина. — Такое ощущение, что вы на меня за что-то сердитесь. Я права?
Сашка едва не застонала. Чувство такта у этой особы отсутствовало по определению. В итоге и Стаса поставила в неловкое положение, и Сашку — за компанию, так сказать. И чего, интересно, она ждет в ответ? Что Станислав будет долго оправдываться, что и в мыслях не имел сердиться на нее? Ну да, на умом обиженных и серчать-то грех. Впрочем, с таким определением сама Полина вряд ли бы согласилась…
— Полина, считайте, как вам заблагорассудится, — устало выдохнул Стас. — Могу лишь сообщить, что когда я, как вы выразились, «сержусь», те, кто меня знает, предпочитают находиться подальше от меня. Это вам так, в качестве предупреждения.
— Ой, вы все-таки меня пугаете! — залилась смехом Полина. — Это совершенно не вяжется с вашим образом, вы такой милый и обаятельный мужчина…
— Полина, вы хоть краем уха слушали мой рассказ или как? — мрачно осведомился Станислав. — Я за свою жизнь столько раз со смертью за ручку здоровался, что и не сосчитать, а уж сколько мрази на тот свет отправил — лучше промолчу. И если я говорю вам, что от меня в определенные моменты лучше держаться подальше, следует воспринимать это не как повод для умильного щебетания, а как информацию к размышлению. Поэтому повторюсь: я на вас не сержусь. Но если вы, несмотря ни на что, собираетесь вывести меня из себя, советую трижды подумать, стоит ли это делать.
Сашка подумала, что Стас выглядит весьма убедительным, хотя слегка и лукавит: если судить по тонкой жилке, бьющейся на его виске, Полина все-таки сумела нарушить его душевное равновесие. Лично она на месте Полины предпочла бы свернуть разговор на безопасные темы, а то и вовсе помолчать.
Разумеется, Полина поступила по-своему. Она вдруг вспорхнула со своего места у окна и весьма целомудренно поцеловала Станислава в щеку, после чего произнесла:
— Ну, извините вы меня, пожалуйста, только я вас все равно не боюсь! Я, наверное, слишком смелая для вас, вы к таким еще не привыкли!
После чего вернулась обратно и как ни в чем не бывало потянулась к открытой бутылке и сделала приличный глоток.
Сашка видела, что Стас едва не застонал от такой нарочитой непосредственности. И как же ей поступить в этой ситуации, вмешаться и одернуть Полину? Тогда потом не оберешься возмущенных криков с ее стороны о загубленной личной жизни. А в конце концов, Станислав — взрослый человек, уж как-нибудь сам разберется с навязчивой девушкой. Сочтет ли он нужным осадить зарвавшуюся особу или промолчит, это его дело. А она ему в няньки да телохранители не нанималась.
Поезд качнулся и плавно тронулся. Исчез за окнами перрон, поплыли огни большого города, готовящегося отойти ко сну.
— А чего молчим как рыбы? — поинтересовалась Полина. — Или продолжения истории не будет? Ну, я так не играю! Между прочим, Стас, это нечестно: заманили и бросили на половине дороги! Я теперь всю ночь спать не буду, и вообще: сказали А, извольте сказать и Б!
— Полина, вы — живая иллюстрация того, как раздуть спор на ровном месте, придумать и высказать за оппонента его доводы, а затем опровергнуть их. Разве я говорил вам, что история закончена? По-моему, нет, и Саша тому свидетель. Тогда с чего вы взяли, что я не собираюсь рассказывать ее дальше?
— Ну, вы молчите, дуетесь втихомолку — и не отрицайте! А то я не вижу! Вот я и решила, что продолжения не будет, но на всякий случай решила поинтересоваться, так ли это.
— Не так, успокойтесь.
— Да я спокойна как слон! — хохотнула Полина. — Но очень хочу понервничать и надеюсь, что вы расскажете нам что-то этакое, чтоб вся кожа мурашками покрылась и волосы дыбом встали!
— Что ж, слушайте. — Станислав ненадолго задумался, видимо, припоминая, на чем остановился…
Рассказ Станислава, часть пятая
…Я безвылазно сидел в наблюдательном пункте и смотрел на дюны. Настроение было не просто минорным, а я бы сказал — упадническим, поэтому, как только проснулся, я ушел ото всех, чтобы никого не смущать своим кислым видом. Я чересчур сильно был обнадежен Лешкиным планом, я просто не мог допустить возможности, что он не сработает! И зря: нелепая случайность, вызванная общей нервозностью и по большому счету совершенно предсказуемая, — и вот результат: Тварь по-прежнему жива и практически невредима. Капли крови, обнаруженные утром неподалеку от маяка, говорили о том, что Тварь ранена легко, и все, чего мы в итоге добились, — это лишь того, что еще сильнее разозлили ее.
— Хандришь? — раздался за моей спиной голос Лешки.
— Нет, блин, пейзажем любуюсь, — огрызнулся я.
— А головой поработать желания нет?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты мне нужен как аналитик. Хочу вывести некие закономерности относительно нашей зверюшки.
— Не думаю, что из меня выйдет хороший помощник — сам понимаешь, я не зоолог, в звериной психологии не разбираюсь.
— А я от тебя отнюдь не этого прошу. Просто хочу определить, по каким именно критериям Тварь отбирает свои жертвы. Так что собирайся, пойдем к старосте, будем выяснять, кто же именно погиб от ее лап. Авось накопаем что-нибудь интересное.
Я ничего не ответил, лишь пожал плечами в ответ и отправился вниз следом за Лешкой. Среди своих я действительно считался неплохим аналитиком, но сейчас у меня в мозгах была сплошная каша. Мне казалось, что грежу наяву в каком-то бесконечном кошмаре, и стоит мне только как следует напрячься, я проснусь и забуду все как страшный сон. Я ловил себя на том, что словно наблюдаю за всем происходящим со стороны, этакий бесчувственный чурбан с глазами. Нет, я боялся — боялся, как и все остальные, но даже собственный страх ощущал словно чужой, будто робот, выполняющий заложенную в него программу: «При возникновении угрожающей жизни ситуации включить режим паники…» Я по-хорошему завидовал Лешке, который умудрялся еще как-то сохранять ясность мысли и поддерживать в бойцах надежду на успешный исход дела. Впрочем, и моему несгибаемому другу приходилось несладко: под глазами его залегли темные круги, лицо осунулось, и четче обозначились идущие от уголков губ морщинки.
На этот раз староста неожиданно легко пошел на сотрудничество, с охотой и готовностью отвечая на наши с Лешкой расспросы. Даже помог нарисовать примерную карту поселка и его окрестностей и указал, где были обнаружены тела погибших.
Фактически поселок располагался на большом острове, образованном двумя протоками разлившейся реки. Рядом с ним, также разделенные протоками, находились еще несколько островов и полуостровов, поросших лесом — редким, но по большей части непролазным. Местные охотники промышляли дичью, изредка им удавалось взять забредшего с юга случайного оленя или лося. Зверье обходило поселок стороной, поэтому охотникам в поисках добычи приходилось уходить от жилья километров на десять — пятнадцать.
По большей части жертв Твари находили на островах ближе к скалам, при этом какой-либо системы в том, где и как они были убиты, я не заметил. Кресты, обозначающие печальные находки, хаотично усеяли карту с севера и с юга, кто-то был обнаружен практически на побережье, кто-то — в лесной чаще. Шансы нарваться на Тварь были одинаково велики как вблизи поселка, так и километров за двадцать от него.
Что до личностей покойных, то первые две пропавшие группы охотников были недавно вернувшимися в поселок шабашниками, искавшими на стороне лучшей доли. Судя по всему, погоня за длинным рублем ни к чему их не привела, и они предпочли возвратиться в родные пенаты. По словам старосты, им всем было где-то от двадцати пяти до тридцати пяти лет. Жаль, еще бы жить да жить ребятам…
Следующей жертвой, относительно которой у Лешки были самые большие сомнения, стала бабка, за каким-то бесом попершаяся весной на реку, где и сгинула бесследно. За бабкой последовала еще пара охотников, пропавших в разное время и в разных местах. На труп одного из них примерно через месяц после исчезновения наткнулись далеко влево от поселка, в лесу. Тело второго так и не было обнаружено, человек числился без вести пропавшим. После этого исчез ребенок — мальчик одиннадцати лет, дальний родственник старосты. Про него староста затруднился сказать что-либо определенное: никто не видел, куда тот пошел. Тело его тоже до сих пор не нашли.
Затем в поселок приехал навестить родных один мужчина, вот уже лет десять как переехавший отсюда на постоянное жительство в райцентр. Через пару дней он отправился рыбачить на острова и бесследно пропал. А еще через месяц в поселке появились мы, и следующей жертвой Твари пал Семен Рыбалин. За ним в мир иной отправились девушка Анна и пьянчужка Поликарпыч…
Выйдя от старосты, я честно признался Лешке, что мы фактически впустую потратили время. Как я ни старался, не мог найти хоть какие-то зацепки, позволяющие связать воедино все убийства, совершенные Тварью. Скорее уж представлялось, что она, не решаясь впрямую напасть на поселок, подкарауливала свои жертвы на его окраине или в лесу, никогда не нападая на большие группы людей.
— А тебе не кажется это странным? — тут же уцепился Лешка за мои последние слова. — Когда-то, чтобы утихомирить Тварь, потребовалась не одна сотня человек. А сейчас ей даже наша группа не по зубам. Она ведь могла напасть на нас тогда, когда мы устроили засаду в кустах, но не сделала этого. И я задаюсь вопросом: почему? Она ведь не могла не почуять нас! Но вместо того чтобы подкрасться и втихаря передушить нас поодиночке одного за другим, устроила образцово-показательный сольный концерт!
— Осторожничает?
— А с чего бы это вдруг?
— Ну, допустим, раньше не было огнестрельного оружия.
— А наша Тварь настолько продвинутая зверюга, что мигом сообразила, чем может для нее обернуться тесное знакомство с охотничьими ружьями?
— Видимо, именно так. Могу сказать наверняка: интеллект у этой гадины имеется, причем изощренный. За исключением Поликарпыча и нас, ее никто не видел, она крайне осторожна и предпочитает не попадаться на глаза — видимо, как раз из-за того, чтобы ее не сняли метким выстрелом. Помнишь, как она вчера после выстрелов тут же в тень бросилась? Ведь сразу просекла, что там она будет в безопасности. А что до ее замашек — очевидно одно: если она все-таки нападает, то нагло, не боясь ответных действий со стороны жертвы. Следовательно, либо нападает со спины, либо в тот момент, когда жертва просто не способна дать отпор.
— Рыбалин…
— Рыбалин успел ее заметить и даже выхватил оружие. А вот воспользоваться им уже не смог. Отсюда добавляем к прочим качествам Твари еще и отличную реакцию. В противном случае если бы Семен ее не убил, то шкуру бы он ей как минимум подпортил, и солидно подпортил.
— Но тогда я не понимаю, как это Поликарпыч перед смертью закричать успел? Меня еще тогда, позавчера, этот момент насторожил, но я так и не понял, что именно царапнуло. А сейчас вот четко вижу валяющегося в воде Поликарпыча с напрочь снесенным затылком и понимаю, что не мог он — просто физически не мог завопить!
— Но кто же тогда кричал? Крик-то ведь был человеческий! Может быть, Поликарпыч увидел Тварь, заорал, бросился от нее бежать, тут-то она ему по затылку и заехала?
— Может быть, — проворчал под нос Лешка. — Да только тогда еще один вопрос: куда бежал Поликарпыч? Я бы на его месте уж никак не в воду бы ломился, а пытался уйти по побережью.
— Скорее всего именно так он и поступил. А в воде оказался из-за сильного удара. Его просто подбросило и швырнуло от берега.
— Не знаю, вроде бы все логично выходит, да только все равно чувствую какую-то лажу, а в чем дело — не понимаю, хоть ты тресни, — признался Лешка. — Опять же есть у меня один такой вопрос, совершенно физиологического свойства. А чем питается наша зверушка? Да, она уродует тела своих жертв, но, судя по всему, она их не ест!
— Ягель жрет, как северные олени, — мрачно предположил я. — А вообще, Лех, без понятия. Кто знает, может, ее тошнит от человечины и вообще она — вегетарианка?!
— Тогда почему она нападает на жителей поселка, если на ее драгоценный ягель никто не претендует?
— Считает, что люди занимают ее территорию. Мстит за разоренный курган…
— Нет, Стас, месть — это предположение, возникшее из легенды. А я пытаюсь выяснить мотивацию Твари, исходя из того, что она все-таки зверюга. Странная, диковинная — но зверюга, живущая преимущественно рефлексами и инстинктами. Видишь ли, мне кажется, что мы имеем дело с неким реликтовым животным, возможно даже динозавром или одним из его ублюдочных потомков. Тут куда ни плюнь — вечная мерзлота, значит, эта зверюга могла без особого ущерба для здоровья храниться здесь не одну тысячу лет…
— Лех, подожди, но как же быть с легендой? Допустим, ты прав и некая ископаемая нечисть по каким-то неведомым нам причинам ожила и приперлась в поселок. Но ведь все твердо уверены, что Тварь убили, а тело закопали на острове. И каким же образом она снова вдруг жива и невредима?
— Есть как минимум две версии. Первая — мы имеем дело с необычайно живучей Тварью. Во время битвы ее здорово покалечили, но не убили до конца. Сочли мертвой и отволокли на остров. Пока она лежала в своем кургане, медленно, но верно регенерировала, пока вновь не пришла в норму. Выбралась наружу и тут же дала всем прикурить.
— А вторая версия?
— Кто тебе сказал, что Тварь непременно одна? Тогда, давным-давно, поселок сражался против некой нечисти, которую в итоге доблестно замочил. Опять же, это мы знаем исключительно из легенды, и как во всякой сказке, в ней может быть полно преувеличений. В любом случае проверить, как все было на самом деле, мы уже не можем. И на что была похожа та Тварь, тоже не знаем. Я долго рассматривал рисунок на кургане, но так и не понял, что хотел сказать художник. А сейчас мы имеем дело с совершенно другой зверюгой, которая знать не знала о своей предшественнице, просто появилась и стала терроризировать поселок.
— А кто тогда курган разрыл?
— Да кто угодно! Сам же слышал, как шаман говорил: мол, никто сначала этому значения не придал, на дворе конец двадцатого века, а тут такие махровые суеверия! Следовательно, табу на посещение острова уже практически не действовало. Кто-нибудь вполне мог позариться на некие сокровища, которые могли находиться зарытыми в кургане рядом с телом Твари. Не нравится эта версия — на тебе другую: на этот курган могли нацелиться какие-нибудь археологи и втихаря от местных, чтобы по шапке не получить, исследовали его. Да мало ли кто и почему это сделал?!
— А Тварь?
— Что Тварь? Если она действительно восстанавливала силы, отлеживаясь в кургане, то вылезла, сказала «спасибо» добровольным помощникам и отправилась бродить по островам. Этакая Несси из Лох-Несса, только в отличие от своей товарки эта оказалась крайне кровожадной особой.
— А если нет?
— Значит, мы имеем дело со случайным совпадением. Собственно, если бы не оно, народ скорее всего решил бы, что имеет дело с шалым медведем, да и завалил бы зверюгу. Потом, правда, долго бы удивлялся, но в любом случае жертв было бы меньше. А так — все дружно решили, что перед ними та самая Тварь, испугались и стали медитировать на тему апокалипсиса в отдельно взятом поселке. И разумеется, как только здесь появились мы, тут же сделали все возможное, чтобы переложить свои проблемы на наши плечи.
— Да, похоже на то, — согласился я.
— Как ни крути, гадать на тему «что было бы, если бы…» бессмысленно. Останавливать эту Тварь придется нам, это уж к бабке не ходи. Смерть Рыбалина я ей не прощу. Впрочем, думаю, как и любой из нас.
— Слова словами, но на самом деле нам просто некуда деваться, — поморщился я. — Вертолет за нами не пришлют, и траулер наш не отремонтируют, это уже и ежу понятно. Нас загнали в западню. Вернее, мы сами в нее угодили.
— А вот насчет траулера — это ты зря! Величко со своими ребятами уже вплотную занимаются этим вопросом. Я велел парням хоть из-под земли отыскать всю команду судна и ремонтников, после чего на доступном им языке объяснить, что если к сегодняшнему вечеру траулер не будет готов к выходу в море, про поимку Твари они могут даже не заикаться. Нам надо исследовать острова, а на чем мы будем это делать — на ветках, что ли? Вот уж на чем больше никогда в жизни в море не выйду, так это на них! А что, если Твари придет в голову запрыгнуть в лодку и устроить там резню? Стрелять мы в нее не сможем, потому что тогда точно по своим же попадем. Поэтому траулер, и только траулер! Да, и еще одно: я приказал обшить нос траулера стальными листами. Так, на всякий случай, нам лишняя защита от лап Твари не повредит. А то разнесет нам весь траулер в мелкие щепы и даже не заметит!
— Слушай, а ты не слишком круто с ними? И с чего ты взял, что ремонт займет от силы полдня?
— Так нам же об этом сам капитан сказал — помнишь? Мол, три-четыре часа, не больше. Так что пускай вертятся, как хотят, но уже к завтрашнему дню судно должно быть на ходу. Надеяться на то, что Тварь снова подойдет к маяку, глупо. Она уже доказала, что интеллектом не обделена. Значит, остается лишь одно: обшарить все окрестные острова. Сдается мне, разгадка где-то на них. Либо берлогу Твари найдем, либо еще на что-нибудь интересное наткнемся…
— Например, на истлевший труп очередного пропавшего без вести бедолаги, — предположил я.
— Стас, завязывай с пессимизмом! Нам всем трудно, однако сдаваться я не намерен. И вам не позволю, слышишь? То, что лежка Твари не может быть около поселка, — это факт. Иначе бы ее видели многие, а не только Поликарпыч. Днем эта пакость отсиживается на островах, а здесь появляется ближе к вечеру, с тем чтобы утром вновь убраться восвояси. Весь вопрос — куда именно?
— А что, идею насчет контрабанды ты решил пока не развивать?
— Как ни крути, но первым номером в программе у нас все-таки идет Тварь. Вот разберемся с ней, тогда и выясним, кто и какие делишки тут под шумок проворачивает.
Я промолчал. Идея обшаривать острова меня нисколько не прельщала, хоть я и понимал, что Лешка прав. Опять же нельзя было сбрасывать со счетов возможность того, что нам повезет и мы заметим Тварь в тот момент, когда она будет переплывать протоки. Церемониться мы с ней в таком случае точно бы не стали, а просто разорвали бы автоматными очередями в клочья. Значит, наш путь лежит на острова.
Как Лешка и говорил, уже к пяти часам траулер был отремонтирован. Впрочем, другого выхода у команды не оставалось: Величко церемониться не стал, выполняя вместе с бойцами роль надзирателей и погонщиков. Разумеется, никого из ремонтников подобный оборот событий не обрадовал, но идти с нами на открытый конфликт они тоже не решились. Слабые попытки саботажа — мол, запчастей не хватает, поломка сложная — Величко жестко пресек в самом начале, заявив, что, если к вечеру судно не будет способно к самостоятельному передвижению, он за себя не ручается, и изобразил самое зверское выражение лица из тех, на которые был способен. Запчасти тут же волшебным образом обнаружились. Проверять, насколько страшен в гневе наш капитан, никому не хотелось.
Вечером этого же дня мы уже спустили траулер на воду и устроили ходовые испытания. Пройдясь туда-сюда вдоль побережья, мы сочли, что в целях безопасности будет лучше оставить судно на рейде, не швартуясь к берегу. Мало ли что придет в голову нашему неведомому противнику?
Как и следовало ожидать, в эту ночь Тварь вблизи маяка не появилась. Впрочем, то ли чудесный ремонт нашего траулера так на меня подействовал, то ли нечто иное, но факт остается фактом: от уныния не осталось и следа. Я предвкушал, как завтра мы отправимся в рейд по островам и отловим гадину. С этими мыслями и уснул.
Но оказалось, мы недооценили упрямство наших «гостеприимных» хозяев, до крайности не желающих, чтобы мы покидали их. Кто-то ночью выбил дверь в ходовую рубку и разбил нактоуз, навигационное оборудование и машинный телеграф. Злоумышленники наивно надеялись, что мы решим, что здесь похозяйничала Тварь. Что ж, при определенном стечении обстоятельств мы бы, возможно, так и сочли, да только вот следы от ударов по навигационной панели приборов, нанесенных обухом топора, спутать с чем-либо иным было просто невозможно. Тем более что здесь же валялись щепки от топорища.
— Деревня непроцарапанная! — взорвался Лешка, глядя на изувеченную рубку. — Идиоты непуганые!
— Как раз пуганые, — возразил ему Величко. — Очень уж они боятся, что мы их здесь без помощи бросим.
— Ага, и как мы теперь на Тварь охотиться будем?! Или эти кретины считают, что мы аки супермены можем летать по воздуху? Им же вчера русским языком сказали, для чего траулер нужен, так нет же: решили все по-своему сделать! Они что думают — я с ними шутки шутить буду? Или у меня на стариков рука не поднимется? Придется их разубедить!
— Леха, стой! — схватил я приятеля за рукав. — Со старостой мы, конечно, поговорим. Но только и ты сгоряча не руби, ладно? Да, они несчастные, скудные умом люди. Но их тоже можно понять. Если вдруг мы их обманем и уедем, они вновь останутся один на один со своим страхом. Вот они и сражаются за себя и за своих близких как могут.
— Ага! Это называется — сражаются? Лучше бы вместо того чтобы траулер уродовать, взяли бы свои двустволки да карабины и шарахнули по Твари! Куда больше пользы было бы! И на чем прикажешь теперь острова исследовать? Опять на ветках?
— Зачем же? — мотнул головой Величко. — Кто нас без транспорта оставил, тот пускай теперь и думает, что нам взамен выдать. Я так полагаю, что моторки для похода на острова нам в принципе было бы вполне достаточно. Конечно, защита у нее не та, что у траулера, зато со скоростью все в порядке.
— А это мысль! — подхватил я. — Действительно, потребуем у старосты моторку, и пусть берет ее, где хочет. В конце концов, это уже не наши проблемы. Раньше надо было думать, когда он со своими сообщниками наш траулер ломал. И ведь только подумать: не побоялись ночью на корабль пробраться! И это при их нелюбви к прогулкам под луной! Куда только Тварь смотрела?!
— Сдается мне, — буркнул Лешка, — что все-таки нет никакой Твари. А есть нелюди, выдающие себя за нее. Когда я ее прошлой ночью в свете прожектора увидел, то подумал, что в принципе это вполне мог быть человек. Ходит на двух ногах, две руки, хвоста нет или его практически не видно.
— А череп зубастый и вытянутый?
— Профанация. Карнавальная маска, что угодно.
— Мне тоже так кажется, — поддержал Лешку Величко. — Да и слишком уж она умная для животного. Как ни верти, а не может такого быть.
— А вой ее? Человек ведь не может так выть!
— Не знаю, кто там за нее воет, но думаю, этому тоже есть разумное объяснение.
— А следы когтей и зубов на телах погибших?!
— Стас, не вынуждай меня повторяться. Мы ведь с тобой уже рассматривали возможность того, что это посмертные отметины, нанесенные именно для того, чтобы списать все на нападение Твари.
— Хорошо, а несколько снесенных черепов — это как?
— Тоже работа человека. Весь вопрос — чем били и какой силы был убийца.
— Полагаю, что немаленькой, — хмыкнул Величко.
— Кстати, мужики! — спохватился Лешка. — На всякий случай примечайте: есть ли в деревне люди крепкого телосложения. Где живут, чем занимаются. Шумиха нам не нужна, так что аккуратнее действуйте.
— Полагаешь, кто-то из местных решил в оборотня поиграть?
— Скажем так, практически в этом уверен.
— Может быть, тогда под благовидным предлогом обойдем все дома один за другим?
— Не глупи — из этой затеи вышло бы что-нибудь хорошее только в том случае, если бы нас было, скажем так, несколько больше чем семеро. Иначе мы деревню не оцепим, а раз не оцепим — наш злоумышленник может запросто ускользнуть у нас из-под носа. Пока мы в его дом стучимся — он уже у соседа отсиживается. Зайдем к соседу — а его уже и след простыл. Понимаешь, к чему я веду?
— Но ведь земляки его должны соображать, кого от нас прячут!
— Да откуда? Он что, так им и признается: «Это я, господа, народ потихоньку на тот свет спроваживаю!» Держи карман шире, его бы свои тут же на месте порвали за такие художества! Кроме того, на что угодно ставлю: его карнавальный костюм не дома хранится, иначе бы кто-нибудь уже засек Тварь в районе поселка, и не раз.
— А где?
— На островах, полагаю. Больше негде.
— Все упирается в эти проклятые острова!
— Ладно, хорош из пустого в порожнее переливать, — подытожил Лешка. — Сейчас идем проводить воспитательную работу со старостой, а дальше видно будет. Все равно, пока транспорта нет, нечего и думать на острова соваться.
Староста, как я и предчувствовал, вновь решил ломать перед нами комедию, изображая из себя убогого глухого старика, ни бельмеса не понимающего по-русски, но с Лешкой такие фокусы уже не проходили. Встряхнув его пару раз, Леха задушевно пообещал старосте, что если он, пень старый, будет вставлять нам палки в колеса и мешать расследованию — пусть пеняет на себя. Вызовем вертолет и улетим отсюда к чертовой матери, пускай он сам с Тварью разбирается. Если в течение получаса на траулере не появятся ремонтники, мы нанесем каждому из них личный визит, и запертые двери нас не остановят. А пока наше судно восстанавливают, в наше распоряжение должна поступить моторка — причем на ходу и с запасом топлива. Где и как возьмет ее староста нас не волнует. Раньше надо было думать, когда с подельниками траулер разносил.
Оставив старосту размышлять над ультиматумом, мы отправились обратно на маяк — обедать.
Ремонтная бригада на траулере появилась — правда, не через полчаса, как было условлено, а через полтора. Хмурые и угрюмые, они, не глядя на нас, принялись убирать следы собственного же беспредела.
— Все-таки наивные люди, — сказал Лешка, наблюдая с берега за тем, как велись работы по восстановлению траулера. — Даже до такой малости не додумались, что Тварь — кем бы она в итоге ни была — явно не радуется нашему присутствию в поселке. Значит, ей выгодно, если мы поскорее отсюда уберемся, — это первое. А второе — я просто хренею: как они, выдавая себя за нее, не нашли ничего лучше, чем взять в руки топор! На что рассчитывали — просто не понимаю! Или держат нас за таких же идиотов, как они сами?
— Лех, не суди ты их по себе! Тем более что сделано — того не воротишь. И новое навигационное оборудование здесь взять просто неоткуда — это ты сам прекрасно понимаешь. Значит, с траулером как таковым придется распрощаться. Отсюда мы однозначно только вертолетом улетим…
— Стас, вот только не надо меня, как сопливого пацана, уговаривать, ладно? — огрызнулся Лешка. — Тем более что пока мы с Тварью не покончим, никуда отсюда не денемся. Да и когда еще за нами соизволят выслать вертолет — тоже большой вопрос!
— Это точно.
— Ну а раз так — нечего из пустого в порожнее переливать! Кстати, гляди-ка, какая к нам делегация пожаловала!..
Честно признаться, при виде этой колоритной парочки в рясах я несколько опешил. Отец Георгий и дьяк Анфисий — так они нам представились — сообщили, что хотят побеседовать с нами накоротке.
— Проходите, что ж на ветру-то стоять? — пригласил их Лешка в домик при маяке.
Отец Георгий склонил голову в знак согласия и, поглаживая бороду, вошел внутрь. Смешной худосочный дьяк последовал за ним.
— Так с чем пожаловали к нам? — осведомился Лешка, когда гости расселись.
— Хотим помочь в борьбе с супостатом дьявольским, — с достоинством сообщил отец Георгий.
Помимо воли у меня перед глазами тут же возникла картинка — отец Георгий с крестом в руках выходит против Твари, говорит: «Изыди, сатана!» Тварь тут же трусливо драпает с поля боя, а отец Георгий на манер персонажа из фильма «Иван Васильевич меняет профессию» восхищается: «Вот что крест животворящий делает!»
Я потряс головой, чтоб избавиться от наваждения.
— И как же вы нам помогать думаете?
— А чем скажете — тем и поможем. Вам лишние бойцы в отряде не помешают, а мы с Анфисием — люди крепкие и духом твердые. Не можем мы в стороне оставаться, когда прихожане наши один за другим гибнут.
Я посмотрел на отца Георгия с невольным уважением. В его словах не было даже и тени позерства — только искреннее желание помочь и покончить с Тварью раз и навсегда.
— А что вы сами-то считаете — что это за зверь у вас орудует?..
Пока Лешка вел беседу, я исподволь рассматривал отца Георгия. Сколько ему навскидку? Лет тридцать — тридцать пять, не больше, хотя окладистая борода, безусловно, придает ему солидности. Широкоплечий и, кажется, даже повыше меня, хотя я на свой рост пожаловаться не могу. Под рясой не видно, но, судя по всему, весьма крепкого телосложения мужик. Против такого врукопашную идти — мало счастья. Буйные каштановые кудри до плеч, высокий лоб с намечающимися залысинами. Интересно, откуда он? Выговор чуть окающий, голос басовитый, хорошо поставленный. Наверное, выходец с юга России? Скулы широкие, сам румяный, пышет здоровьем. Насмешливые карие глаза за очками в тонкой стальной оправе. Ох, непрост батюшка!
Да и спутник его — Анфисий — тот еще кадр! Неопределенного возраста, где-то между сорока и шестьюдесятью годами, точнее и не скажешь, но, может быть, и старше. Некогда высокий, а теперь сгорбленный, тщедушный человечек с редкими седыми волосами и обширной лысиной. Жиденькая бородка, про которую обычно в народе говорят «козлиная», вытянутые в линию поджатые губы — настолько тонкие, что со стороны казалось, будто их и нет вовсе. Вытянутое желчное лицо с впалыми щеками и желтоватой кожей наводило на мысль, что у дьячка не все в порядке с печенью, а красноватые белки глаз непрозрачно намекали на то, что мужичок не прочь втихую приложиться к бутылочке. Впрочем, как я успел убедиться, эта особенность была присуща практически каждому без исключения жителю поселка.
Дьячок обладал крайне неприятной манерой — впиваться в тебя цепким взглядом водянистых глаз и ждать, пока ты первый сдашься и отвернешься в сторону. Со мной у него этот номер не прошел, но чувствовал я себя после нашей «дуэли» не в своей тарелке. Казалось, что он подозревает меня во всех смертных грехах, вместе взятых, и только и ждет повода, чтобы уличить меня в чем-нибудь этаком вельми непристойном.
Пока отец Георгий говорил, Анфисий все больше отмалчивался, но когда он все-таки раскрывал рот, мне тут же хотелось заткнуть уши — настолько визгливым и неприятным был его голос. Высокий фальцет с дребезжащими нотками звучал как старая циркулярная пила. По мне так подобный голосок запросто мог бы принадлежать базарной торговке, но уж никак не священнослужителю.
Когда Лешка задавал вопросы отцу Георгию, дьячок косился на него и бурчал что-то себе под нос. Я не большой мастак читать по губам, но слово «ироды» в его монологе явно присутствовало. Анфисий не был рад нашему обществу и не скрывал этого. Судя по всему, если бы не батюшка, он бы вообще обходил нас десятой дорогой. Чем мы заслужили такую горячую неприязнь дьячка, я не знал, но инстинктивно не доверял ему ни на йоту.
А вот что до отца Георгия — тут все обстояло с точностью до наоборот. Его негромкий и размеренный говор, а также чрезвычайно простая и подкупающая манера держаться выдавали в нем крайне харизматичного человека. Думаю, прихожане его очень любили — и было за что. Он излагал свою позицию столь красиво и продуманно, что его хотелось слушать еще и еще; батюшка, безусловно, был прирожденным лектором и проповедником. Опять же, как показала его реакция на некоторые провокационные вопросы со стороны Лешки, чужое мнение, веру и взгляды на жизнь он уважал. Когда тот поинтересовался, как они ладят с шаманом, отец Георгий ответил:
— Он — дитя природы, но и порождение Господа Бога нашего. А детям свойственно заблуждаться и считать, будто они знают все лучше родителей своих.
А затем добавил, ухмыльнувшись в бороду:
— Вы его больше слушайте, нехристя нетрезвого! Он у нас горазд сказки рассказывать, особенно когда пол-литрушечку осушит.
Дьячок с осуждением посмотрел на отца Георгия, но ничего не сказал, лишь громко вздохнул.
— Тебя, Анфисий, это тоже касаемо! А то я не знаю о грехе твоем! Опять намедни самогоном причащался, али не так?
Тот вздохнул еще громче и засопел, и я едва сдержался от того, чтобы не хмыкнуть — настолько комично выглядел пристыженный дьяк.
— И все-таки: что, по-вашему, есть Тварь? — вернулся Лешка к волновавшему всех нас вопросу.
Отец Георгий мгновение помолчал, а затем произнес:
— Может, это адское создание, а может, и происки злых людей — сие мне неведомо. Суть одна — и то, и другие дьяволу служат. А значит, это дело и церкви касаемо.
— Тварь — это прямое порождение сатаны, посланное на головы наши за грехи великие! — горячо высказался Анфисий.
— И что же теперь ждать и смотреть, как она по одному всех ваших односельчан вырежет? — Лешка в упор посмотрел на дьячка.
— Я человек маленький, но праведный и во служении Господу твердый! Если понадобится — жизнь свою положу, чтоб ее извести! Иначе бы и ноги моей тут не было!
Со стороны было видно, как отчаянно трусит Анфисий, до дрожи боясь Твари, но его искренний порыв не мог не вызвать у нас ответную симпатию.
— Если что — справитесь с такими? — спросил Лешка, передавая отцу Георгию свой автомат.
Тот взвесил оружие, привычно передернул затвор.
— «АКМ-74», калибр пять сорок пять — недурственно. Полагаю, что да, справимся. Заодно и молодость вспомню…
Мы с Лешкой переглянулись. А батюшка действительно непрост, видимо, и в армии послужить успел, да и навыки не растерял. Впрочем, нам это только на руку — бойцов у нас немного, каждый на счету. Не факт, что от Анфисия будет хоть какой-то прок, а вот в лице Георгия мы точно получили сильное подкрепление.
— Ну что ж, вот и договорились, — подытожил Лешка, забирая автомат обратно. — Где вас искать, если что?
— Вестимо где — в церкви, — улыбнулся отец Георгий. — В любое время дня и ночи мы в вашем распоряжении. Ну что ж, не будем вас отвлекать от важных дел. Пойдем, Анфисий. Благослови вас Господь, дети мои, — размашисто перекрестил он нас с Лешкой и вышел из дома.
Дьячок подпрыгнул со стула, словно поймал занозу в причинное место, и, не прощаясь, выскочил за батюшкой.
— Ну и что ты обо всем этом думаешь? — спросил меня Лешка, глядя вслед удаляющимся священникам. — У меня так лично такое чувство, что какое-то кино смотрю, причем уже по второму кругу. Не поверишь, еще как только их силуэты завидел, тут же понял, что это к нам попы пожаловали, хотя рясы тогда еще и не разглядел толком. Вот хоть режь ты меня — ну было это уже, было! Лютующая Тварь, погибшая в дюнах девушка, пришедший на помощь священник…
— А мне кажется, Леха, — только без обид, лады? Так вот, сдается мне, что ты просто устал, вот сознание у тебя чудит.
— Да? Может быть, — как-то неопределенно отозвался Лешка и тут же сменил тему: — Ну а как тебе наши визитеры, что думаешь о них?
— Прямо-таки церковный спецназ какой-то, — хмыкнул я. — Но Георгий мне понравился. Нормальный мужик, без закидонов. Не то что Анфисий.
— Да, у этого субъекта такой вид, что от него молоко надо прятать, иначе скиснет. Неприятный тип, да к тому же фанатик. Трудно с такими.
— В любом случае, если решим, что нам нужна их помощь, обуздывать дьячка будем не мы, а Георгий. Анфисий слушается его беспрекословно.
— Я заметил.
— Вообще такое впечатление складывается, что на весь поселок всего два нормальных человека — учитель да батюшка. Остальные все либо умом слабые, либо законченные алкоголики.
— Ну а что ты хотел? Такая глухомань! Неоткуда тут Ломоносовым взяться, а если бы вдруг и нашелся такой уникум — здесь бы и зачах на корню. Чтоб зверя да рыбу добывать, университет не требуется — были бы реакция да глазомер хороший. Все остальное вторично. А если и были у человека изначально какие-то особые умения, так самогонка их быстро под ноль изводит. Что батюшка, что учитель родом не отсюда, да и к спиртному довольно равнодушны — вот тебе и все объяснение, почему они так среди всех прочих выделяются. Цивилизация есть цивилизация, свой отпечаток на человека жестко накладывает. Кроме того, что один, что другой — люди сами по себе начитанные и образованные. Ладно, пошли, что ли, вопрос с моторкой проясним, а то что-то не вижу я, чтоб нам хоть какое-то корыто пригнали.
— Пошли…
…Поезд замедлил ход, и Станислав прервался.
— Никак, станция?
Сашка прильнула к вагонному стеклу, до боли всмотрелась в темноту.
— Не похоже. Огни не горят, да и рельсы на несколько путей не расходятся. Наверное, опять кого-то пережидаем.
— Жаль. А я уж было размечтался, что наконец-то дорвусь до нормальной пищи, — грустно улыбнулся Стас.
— Не травите душу! — отозвалась Сашка. — Сама о том же думаю, боюсь, скоро живот начнет на все купе рулады выводить.
— Значит, дуэтом выступим, — усмехнулся Станислав. — Мой тоже вот-вот запоет.
— Я на минуточку отойду! — сообщила Полина, которой явно пришлось не по душе то, что ее попутчики вновь нашли общую тему для разговора. — Смотрите тут без меня, ведите себя прилично, приду — проверю! — напоследок кокетливо погрозила она пальчиком Стасу и выскользнула в коридор.
Поезд качнулся, и под столом звякнули пустые пивные бутылки. Одна из них упала и выкатилась на середину купе, а затем, словно испугавшись, закатилась обратно.
— Надо намекнуть нашей соседке, чтоб вынесла, а то всю ночь будем под перезвон стеклотары ехать, — кивнул Стас в сторону пивной батареи. — Еще удивительно, как это она на ногах держится после такой дозы? Ведь бутылку за бутылкой глушит, я бы и то, наверное, с такого количества пива уже вырубился, а ей хоть бы хны!..
Сашка, у которой жарко забилось сердце и вспотели ладони, лишь пожала в ответ плечами. Вот она и осталась наедине со Станиславом, теперь все зависит только от нее. Но что же такого сказать? Признаться в том, что она и сама не знает, что чувствует к нему и никогда раньше с ней такого не происходило? Да нет, как-то глупо получится. А может, сделать вид, что ничего такого не происходит, и пусть он сам сделает первый шаг навстречу? Заманчиво, но вдруг этого заветного шага так и не последует? И откуда только навалилась такая глобальная робость, еще немного, и она от смущения заикаться начнет. Смешно, право слово, ведь взрослая баба, скоро двадцать семь исполнится…
Станислав разрешил ее сомнения, спросив:
— Саша, а вы, как я понимаю, из командировки возвращаетесь?
— Ну да, — подтвердила она. — В этот раз повезло, заодно и родителей с сестрой навестить удалось. Обычно я в свой родной город нечасто попадаю, все больше по стране километры наматываю.
— Трудная у вас работа?
— Да не особенно, я уже втянулась. Первое время, конечно, сложно было, да и в мозгах сидело, что я торгаш — сильно на психику давило, мне ведь с детства талдычили: будешь плохо учиться, в продавцы пойдешь! А потом я сама себе сказала: ну и что, что торгаш? Это тоже почетная и уважаемая профессия, да и непростая к тому же. Если я сама себя за это уважать не буду, то кто же станет? Вот с тех пор я и кручусь белкой. Пока что простым торговым представителем работаю, но в принципе есть перспективы роста. Шефиня в приватном разговоре намекнула, что, если не напортачу, в ближайший год отдаст под мой контроль весь уральский регион. А это и ответственность о-го-го, и одновременно такой простор для деятельности открывается! Впрочем, вам, наверное, это неинтересно, да?
— Было бы неинтересно, я бы не спрашивал, — поощрительно улыбнулся Станислав. — Кстати, как прошло свидание с родными? Наверное, сильно обрадовались, когда вы приехали?..
Сашка мгновение колебалась, а потом ее словно прорвало, и она рассказала Стасу все: и о своей обиде за сестру, которой родители исковеркали жизнь, заставляя придерживаться придуманных ими правил, и о том, что она больше никогда туда не вернется, потому что ей невмоготу видеть, во что превратились близкие люди. Сашке ужасно, до дрожи, захотелось выговориться, сбросить с себя этот нелегкий моральный груз и, паче чаяния, услышать слова одобрения, подтвердить, что она поступила правильно, и по-другому просто и быть и не могло.
Странно. Она ведь и в мыслях не держала, что когда-нибудь откроется и поведает о том, что ее гнетет. Сашка считала, что ее вопрос слишком личный, слишком болезненный, чтобы делиться им с окружающими.
Однако же на тебе: взяла и выложила все первому встречному, словно в исповедальню наведалась. И что теперь подумает о ней Станислав? Что она — моральная уродка, возомнившая себя лучше и умнее собственных родителей? Впрочем, и поделом. Нельзя взваливать на чужих людей груз собственных проблем, это некрасиво и непорядочно…
Впрочем, самоедство Сашки длилось недолго. Выслушав ее горячий монолог, Стас на мгновение задумался, а затем выдал резюме:
— Да, пожалуй, я бы от таких родственничков на другой конец страны сбежал, лишь бы подольше их физиономии не видеть…
Сашка подняла лицо. Неужели она не ослышалась, и Стас на ее стороне?..
— …у меня, впрочем, ситуация не лучше. Пока отец по белой горячке не окочурился, он мне столько хлопот доставил, что и вспоминать противно. Собственно, я именно из-за него в училище подался. Надоело каждый день его пьяную физиономию лицезреть. А уж когда он кулаками размахивать начинал, тут хоть вовсе из дома беги. Милиция к нам по нескольку раз на неделе наведывалась — соседи вызывали, когда отец орать начинал и нас по стеночке строить. Сеструха моя старшая, как только ей восемнадцать исполнилось, замуж выскочила и к новой родне свалила, ну а я один на один с папашей остался.
— А что сестра? Разве она вам больше не помогала?
— Сестрица была до чертиков рада, что отец больше у нее над душой не маячит, и даже ради меня встречаться с ним не собиралась. Впрочем, я ее не виню. Девчонке тоже несладко после смерти мамы пришлось, а тут еще и дебил этот в пьяный разгул ударился и окончательно совесть потерял. В общем, после замужества она про нас и знать-то не хотела. У нее своя семья, детишки и все такое, ну а я — это часть ее кошмарного прошлого со всеми вытекающими, как говорится.
— И что же, вы так больше и не виделись никогда? — ужаснулась Сашка.
— Ну почему же, я к ней после училища заехал как-то раз. Даже не узнал сперва: поправилась, раздобрела. Была худющая как доска, а стала вполне себе упитанная тетушка. Ну, почаевничали мы с ней, да и разошлись. У меня своя жизнь, у нее своя. И я в эту жизнь лезть не собираюсь.
— А отец?
— Что — отец? Пока я в училище обретался, он совсем под откос пошел. Едва квартиру не пропил, пришлось мне вмешаться, пока он бумаги не подписал. Ну, покупателя я в итоге под суд отдал — классический черный маклер, сдуру еще угрожать мне пытался, кретин. Говорят, его где-то на зоне пришили в итоге. Вот уж о ком не жалею, так это о нем! А отец — он еще полгода после того случая прожил и загнулся. Печень отказала. Я, когда его хоронил, все прислушивался к себе: екнет хоть что-нибудь внутри или нет? Так и не дождался. Словно чужого кого на тот свет провожаю, никаких эмоций на этот счет, пусто и глухо. А ведь когда мама умерла, несколько дней белугой ревел, сестра меня тогда валерьянкой отпаивала, чтоб хоть как-то в себя привести.
— Не знаю, я себя так неуютно сейчас чувствую, — призналась в ответ Сашка. — Ведь у меня родители вполне приличные люди, по крайней мере по сравнению с вашим отцом. И сестра вот тоже неплохой человечек, а на душе все равно тоска и одиночество, словно я в одночасье сиротой стала. Раньше я была уверена: что бы ни случилось, мне всегда есть куда вернуться и где мне будут рады. А сейчас понимаю, что, кроме как на себя, мне полагаться не на кого.
— Знакомо, — кивнул Стас. — Я ровно то же самое чувствовал после свадьбы сестры. Помню, сижу я в своей комнате, дверь закрыл и изнутри шкафом припер, чтобы отец ее спьяну не вышиб, а сам думаю, как же мне жить дальше. И в какой-то момент на меня словно озарение сошло: а ведь, кроме меня, никто мне не поможет! Не нужен я никому, кроме себя. Сначала огорчился: больно сознавать себя лишним человеком, который всем в тягость. А потом разозлился сильно и решил, что за других не в ответе, а вот себе я, пожалуй, еще как нужен! Значит, еще повоюю за себя, не дам отцу втоптать меня в грязь, сделать из меня такого же, как он. Прикинул варианты, получилось так, что лучше в военное училище определиться и желательно подальше от дома, чтоб отец до меня не добрался. Выждал пару лет, школу окончил. Разузнал, куда документы подавать, тесты прошел, ну и свалил из отчего гнезда.
— А отец не возражал?
— Он, по-моему, сначала и не понял, что произошло. Ему в тот момент вообще на всех начхать было, лишь бы на опохмел денег раздобыть, уже потихоньку мебель из дома распродавать начал. А так одним голодным ртом меньше стало, только и всего.
— А потом?
— Потом, конечно же, озверел, что я без его ведома свою судьбу решил. Пытался письма моему начальству писать, мне тоже на мозги капал, но я его уже нисколько не боялся и посылал по известному адресу. В скором времени с Лешкой познакомился, мы с ним на один курс попали, спали на соседних койках. Сначала подрались, затем сдружились, стали не разлей вода. Ну а когда у тебя есть друзья, ты уже не одинок.
— Везет вам.
— Это еще почему? — опешил Станислав.
— У вас есть такой друг, как Лешка. А у меня так друзей и не завелось. Знакомые — есть, хорошие знакомые — немного, но есть, а вот друзей-подруг нет. Сначала мне казалось, что это нормально, а сейчас вот и не знаю. Наверное, я какая-то неправильная. Но вот сколько уже раз так было: набивается кто-то ко мне в друзья, и все у нас так расчудесно и замечательно, а в итоге выясняется, что человеку просто было что-то нужно от меня, и стоит это «что-то» ему получить, как он тут же испаряется с моего горизонта. И так на душе обидно делается: зачем было обманывать и устраивать целый спектакль? Ну что стоило честно сказать: будь добра, окажи мне такую-то услугу?! Или я такая жадная, что у меня, кроме как «по дружбе», ничего не попросишь?
— И теперь, когда кто-то желает подружиться с тобой, ты подспудно боишься, что это очередная подстава?
— Где-то так, — согласилась Сашка, мимолетно отметив, что Стас перешел на ты.
— Даже и не знаешь, что тут посоветовать, — грустно улыбнулся Станислав. — Разве что ждать и надеяться, что когда-нибудь ты все-таки повстречаешь того, кто станет тебе верным другом.
— А как ты думаешь, мужчины и женщины могут дружить? — задала Сашка провокационный вопрос, на всякий случай тоже перейдя на ты.
— В каком смысле? — прищурился Стас.
— Я даже и не знаю, как бы это поточнее выразить. Просто иногда мне кажется, что я — романтичная идиотка, невесть что себе выдумавшая, а иногда мне кажется, что по-другому и быть нельзя. Вот жила я с одним парнем в гражданском браке. Долго жила, больше года. А друзьями мы с ним так и не стали! Ему было все равно, что у меня на душе, о чем я беспокоюсь, чем дышу. Все, что нас связывало, — это секс и жратва. Даже отдыхать мы предпочитали каждый в своей компании. И вот пришла я как-то вечером домой, вымотанная донельзя — у меня большой заказ сорвался, и шефиня по этому поводу на меня собак спустила. А он встречает меня с порога вопросом, где ужин? Он ведь прекрасно видел, что меня из стороны в сторону шатает, и глаза мои красные тоже не мог не заметить. Но спросить, что со мной стряслось, он не догадался. И ужин сам приготовить тоже поленился, хотя я чуть ли не на три часа на работе в тот день задержалась. В общем, расстались мы с ним. Он, правда, не понял, «какая меня муха укусила», удивлялся сильно, с чего это я его попросила шмотки собрать и валить из моего дома. А мне — не поверишь! — даже объяснять ему что-либо не хотелось. Я смотрела в его глаза и понимала: до этого типа мне не достучаться. Он все равно не осмыслит, что я от него ждала и не получила. Вот теперь думаю: это я чего-то нереального и редкого хочу или мне просто не везет в личной жизни?
— Полагаю, что второе. Правда, мое мнение по данному вопросу недорогого стоит; я ведь тоже одинок и свою вторую половинку так и не нашел. Хотя порой мне казалось, что вот оно, мое счастье, рядышком — ан нет! Очередная осечка. Значит, собираю себя по осколочкам и иду дальше — жить-то надо!
— А что так?
— Сложно сказать. Каждый раз по-разному. Но в основном барышни жалуются, что с такой профессией, как у меня, они еще до свадьбы вдовами станут. И начинают — кто давить, кто канючить, чтобы я со службы уходил и подыскивал себе что-нибудь иное. А я не хочу. Может быть, когда-нибудь я пойму, что пора на покой, что я свое уже отпахал и пора молодым дорогу давать, но до этого еще далеко. Да и, честно признаться, в роли бизнесмена я себя никак не вижу. Не мое это, увы, нет нужной жилочки.
— Видимо, каждому свое. Кому по роду быть солдатом, кому-то торгашом.
— Наверное, — согласился Станислав.
— Но все равно, ты уж извини меня, но я твоих подруг не понимаю. Мне всегда казалось, что менять человека, в которого ты влюбился, — последнее дело. Может быть, что-то со временем и получится, если действовать аккуратно и исподволь, да только это уже будет немного не тот мужчина, которого ты когда-то выбрала себе в спутники жизни. А требовать и шантажировать своей любовью — это и вовсе последнее дело!
— К сожалению, из женщин, что были мне близки, это мало кто понимал, — грустно усмехнулся Стас. — Впрочем, я не жалуюсь на судьбу. Того, что со мной за последние десять лет произошло, кому-то и за семьдесят лет не испытать. Одиночество — это закономерная расплата за тот образ жизни, который я веду, только и всего. Может быть, когда-нибудь найдется та, что примет меня таким, какой я есть, и полюбит меня не за что-то конкретное, а просто так. Ну а если нет — что ж, и такое бывает. Кому-то везет, кому-то нет. Так что, возвращаясь к твоему вопросу, возможна ли дружба между мужчиной и женщиной, особенно если они близки друг другу, — я считаю, что да, возможна. Более того, именно так и должно быть, если между этими двумя настоящая любовь, а не тот расчетный суррогат, который частенько за нее выдают. Иногда просто за голову хватаешься и хочешь крикнуть: люди, остановитесь, задумайтесь — что же вы делаете? Куда ни глянь, сплошные браки по расчету, книжные лотки ломятся от брошюр «как заарканить миллионера». А что, кроме миллионеров, достойные мужчины уже перевелись? Или они не стоят того, чтобы тратить на них свое драгоценное внимание?
— Знаешь, я иногда заглядываю на один форум — ну, самый обыкновенный женский, кулинария, наряды и все такое, — так вот, там у одной девушки в профиле надпись «Где же ты, мой принц?». Мне эти слова глаза мозолили-мозолили, так что я решила разузнать про эту девушку подробнее: как живет, чем интересуется. И не поверишь, в ужас пришла! Девчонке всего двадцать лет, но она твердо уверена, что российские парни и мизинца ее не стоят. Если уж выходить замуж, то непременно за иностранца. Поэтому она терпеть не может русские фильмы, русские книги и, подозреваю, вообще все русское. Ей кажется, что там, за бугром, медом намазано, птицы поют и ангелы летают. Сначала хотела ей личное сообщение отправить, а потом подумала: ну и чего я добьюсь? Она все равно ничего не поймет, только разозлится на меня.
— Вот-вот, именно то, о чем я и говорю, — подтвердил Стас. — Еще хуже, если такая вот фифочка, как эта твоя восторженная малолетка, на тебя глаз положит — туши свет, сливай воду! Была у нас одна операция, сидели мы в ночном клубе, связного ждали, впрочем, это несущественно. Соваться туда как есть — это сразу же запалиться, такой контингент, как мы, подобные места обходит стороной, поэтому было принято решение о смене имиджа. Надо сказать, загримировали нас с Лешкой весьма качественно, мы с ним больше шести часов в салоне красоты провели. Сама представляешь, на что стали похожи: зализанные да ухоженные, дорогие костюмы, родные швейцарские часы у обоих — в общем, лепили из нас преуспевающих топ-менеджеров, решивших со скуки спустить несколько сотен грина в дорогом ночном кабаке. И вот нацелилась там на меня одна барышня. Мигом мой прикид оценила, аж в глазах калькулятор зажегся, в общем, решила она, что я — выгодная партия. И тут такое началось! До сих пор ту историю с некоторым трепетом вспоминаю. Я тогда начальству сказал: да чтоб я еще хоть раз в подобное место отправился — никогда и ни за что! И ведь самое противное, что бабе реально от меня были нужны только бабки, а я сам для нее — пустое место. Вернее, не так: кошелек для ее денег! Даю ей понять, что она меня не интересует, так ведь еще настырнее лезет, чтоб никто из конкуренток поперек ее меня не захомутал и руку в мой карман не запустил. Не поверишь, я после этого даже слегка сочувствую тем мужикам, что сдуру в подобные места суются. Самые отвратные ощущения из всех возможных!
— Это в какие такие места? — раздался голосок Полины, и Сашка едва не застонала. Черт побери, приперлась и все испортила!
— В злачные, — ответил ей Стас, судя по хмурой физиономии которого, явление Полины народу он тоже к радостным событиям не причислял.
— Ну надо же, стоило ненадолго отлучиться, а тут уже такие интересные темы поднимаются! — всплеснула руками Полина. — Да, Санечка, золотце, выйди, пожалуйста, на минуточку — хочу с тобой посекретничать немножко. Станислав, вы уж простите меня, что краду вашу собеседницу, но поверьте, это ненадолго!
Сашке ничего не оставалось, как выйти в коридор, гадая, какую очередную пакость припасла для нее попутчица.
Убедившись, что дверь в их купе плотно закрыта, Полина, пошатываясь, оттащила Сашку в самый конец вагона и жарко зашептала, обдавая ту крепким перегаром, отчего у Сашки мгновенно подступила к горлу тошнота:
— Значит, так. Я только что договорилась с седьмым купе, сейчас берешь свои манатки и отправляешься туда спать…
— С какой это стати? — опешила Сашка. — Позволь тебе напомнить, это ты у нас зайцем едешь, а я занимаю место согласно купленного билета. И я, хоть ты тресни, не вижу причин, по которым мне надо переезжать, да еще так экстренно! «Хватай мешки, вокзал отходит!»
— Санька, ну не будь ты занудой! Пойми, мне просто жизненно важно остаться сейчас один на один со Стасиком. Ты бы знала, чего мне стоило найти и уболтать народ, чтобы они тебя пустили к себе переночевать! Десять минут перед ними соловьем пела!
— Слушай, если ты так хочешь, то иди и спи где угодно, а меня оставь в покое! — рассвирепела Сашка. — Ты хоть соображаешь, о чем меня просишь? Да мне начхать, сколько ты там усилий приложила, чтобы найти, куда меня сплавить! Я не собираюсь стеснять людей только из-за того, что у тебя в причинном месте засвербело!
— Ой, да успокойся: ты никого не стеснишь! Там семейная пара едет, я им семь верст до небес наплела, что у нас со Стасиком медовый месяц, очень хочется побыть вместе, а завтра ему на службу. Не поверишь, баба аж слезу от умиления пустила, говорит, себя в молодости вспомнила!
— Повторяю для особо глухих: мне нет дела до твоих выдающихся актерских и прочих качеств. Если ты считаешь, что своим враньем чего-то добилась, то глубоко заблуждаешься. Я из своего купе никуда не тронусь. Ищи себе дураков в другом месте! Надоела!
— Значит, придется мне стеснить твою квартирную хозяйку. — Полина сделала вид, что очень огорчилась. — Сама понимаешь, мне в столице податься не к кому; если ты мне расклад со Стасом поломаешь, придется мне воспользоваться твоим гостеприимством…
— Хватит меня шантажировать! — рявкнула Сашка, оттолкнув от себя Полину. — Я тебе русским языком сказала, что в моей квартире ты появишься только через мой труп! Я тебе ничем не обязана и ничего тебе не обещала. Поэтому, будь добра, отстань от меня со своими бредовыми идеями! Возьмешь завтра на вокзале обратный билет и отчалишь к своему спонсору, мужу, или кто он там у тебя! А мне больше на глаза не попадайся, по-хорошему предупреждаю! Ты и так мне за эту поездку все нервы измотала! Знала бы, что так выйдет, сразу бы тебя на три веселых буквы послала!
— Санечка, лапочка, умоляю: сделай так, как я тебя прошу! — заныла Полина, сообразив, что обычные методы давления уже не срабатывают. — Заклинаю тебя: уйди в седьмое купе, оставь нас со Стасиком вдвоем! Даже вещи можешь не брать, просто зайдешь за ними утром, и все, никуда они не денутся, мы ж люди честные.
— Нет, — ответила Сашка, не собираясь сдавать позиции.
— Ну, Санечка!
— Я же сказала — нет!
Сашка развернулась, намереваясь вернуться в купе, как тут Полина превзошла саму себя. Плюхнувшись на колени, она схватила Сашку за ноги и громко запричитала, не особенно стесняясь выглянувших на шум пассажиров из соседнего купе:
— Санечка, ну пожалуйста! Что тебе стоит, драгоценная ты моя! Только ты одна и можешь мне помочь, умоляю — спаси! Мое счастье — в твоих руках, солнышко! Что угодно для тебя сделаю, в ножки поклонюсь, землю целовать буду…
В более глупом положении Сашка уже давненько не оказывалась. Будь они с Полиной наедине, она бы нашла, что ответить наглой девке, упоенно размазывающей по лицу слезы и разыгрывающей театр одного актера. Но под недовольными взглядами пассажиров, которых подняли с постели вопли Полины, она стушевалась и невнятно буркнула:
— Хрен с тобой.
— Ура! — завопила Полина, подскочила и попыталась расцеловать в обе щеки уворачивающуюся от нее Сашку. — Ты не представляешь, как я тебе благодарна! Санечка, ты просто вернула меня к жизни! Пойдем же, я отведу тебя к новым попутчикам. Вот увидишь, они тебе обязательно понравятся! Такие милые люди — это просто что-то! Тебе с ними будет хорошо!
— Э нет, — замотала головой Сашка. — Сначала я зайду и захвачу свою сумочку. Я без нее никуда! У меня там и документы, и деньги, я ее ни за что не оставлю.
— Ой, да подумаешь — я тебе ее сейчас принесу! Уже бегу!
— Стой! — рявкнула ей вслед Сашка, так и не смирившаяся с мыслью, что Полина все-таки добилась своего. — Либо я сама забираю свою сумку, либо ты идешь к черту со своими идиотскими идеями! Или ты меня уже и в собственное купе впускать не хочешь?
По лицу Полины было видно, что именно этого она и желает, но, боясь, как бы ее задумка не сорвалась в тот момент, когда все уже, казалось, обговорено и согласовано, предпочитает промолчать.
В купе Сашка с мрачным видом сгребла сумочку, запихала туда томик Стивена Кинга и, не глядя на Стаса, сообщила ему:
— Счастливо оставаться, а я спать пойду.
— Куда же это? — искренне изумился Стас.
— В седьмое купе, — мрачно ответила Сашка. — Там вроде семейная пара готова взять меня на постой.
— Подожди, но разве ты не хочешь узнать, что было дальше? Выходит, я такой плохой рассказчик!
— Что ты! — встрепенулась Сашка. — Я бы с огромным удовольствием послушала продолжение, но…
— Так что же мешает тебе это сделать? В принципе развязка близка, так что я не отниму много времени. Ну а потом все дружно отправимся на боковую. Как тебе такой вариант?
— Неплохо, но…
— Ты так сильно хочешь спать?
— Я…
— Да, да, Санечка очень вымоталась, и ей пора на покой! — раздался от двери раздраженный голос Полины.
— А почему же она сама об этом не скажет? — иронично осведомился Станислав.
— Потому что стесняется! — не моргнув глазом заявила Полина.
— Я что-то не заметил, чтобы у Саши были проблемы с общением, — хмыкнул Стас. — К тому же мне кажется весьма странным, что мысли о скором отходе ко сну появились у нее ровно после вашей секретной беседы. Похоже, кое-кто мутит воду. Или я не прав?
— Конечно же, нет! Санечка…
— Вот что, Полина, завязывай! — устало попросил Станислав. — Хороший игрок умеет вовремя признать свое поражение. К тому же идея выгнать Сашу из купе — это уже перебор, как ни крути. Ты перебрала спиртного, остановись!
— Я так и знала! — всплеснула руками Полина, и лицо ее страдальчески скривилось. — Ты успел снюхаться с этой… с этой шалавой…
Еще секунда — и разъяренная Сашка ринулась бы в атаку, намереваясь задать Полине хорошую трепку, но Станислав опередил ее. Первым делом он втянул Полину в купе, а затем плотно закрыл дверь. Не выпуская ее руку, он заглянул в ее глаза и весьма проникновенно сообщил:
— Первое и последнее предупреждение. Еще одна подобная эскапада, и кое-кто всерьез пожалеет о своем поведении. Не знаю, есть ли в поезде вытрезвитель, но думаю, он обнаружится на ближайшей же станции. Или тебе так хочется продефилировать по вагону в сопровождении наряда милиции?
Полина открыла рот, намереваясь что-то возразить, но тут Стас еще сильнее сжал ее руку, одновременно выкручивая кисть. Полина пискнула и, кажется, впервые за все время по-настоящему испугалась своего попутчика.
— Отпусти ее, — устало попросила Сашка и плюхнулась на свое место у окна, сочтя, что ее переезд при таком положении дел уже точно не состоится.
Станислав тут же освободил кисть Полины от захвата и испытующе поглядел на стоящую перед ним девушку.
— Фашист, — со слезами в голосе выдохнула Полина. — Поднял руку на слабую женщину! Куда катится этот мир?!
— Слабой женщине не повредило бы, если бы в детстве родители не ленились охаживать ее ремнем, — поднял бровь Стас. — А пока пусть учится жить тихо, не доставляя неприятностей окружающим. И следит за своим поганым языком!
— Все вы одинаковые! — с неприкрытой злобой заявила Полина, не сводя глаз со Станислава. — Пока вам чего-то от нас надо, вы аж шелковые! А стоит только получить свое, тут же начинаете куражиться, подонки! Ну давай, бей меня — ты же всемогущий, тебе все можно! Пользуйся своим служебным положением, мерзавец! Тебе ведь все сойдет с рук, не так ли?..
Стас изменился в лице. Сашка видела, что ему стоит огромных усилий сдержаться и не встряхнуть Полину, от души приложив ее спиной к двери купе. А та, войдя в раж, продолжала, покачиваясь на нетвердых ногах:
— Как меня лапать да в тамбуре тискать — все в порядке! Едва из порток не выпрыгнул от усердия! А сейчас вдруг выясняется, что я ему рожей не вышла! Одну бабу завалил, теперь ко второй клинья подбивает! Да ты сравни ее и меня! Она ж на вареную медузу похожа!..
Полина говорила все громче и громче, едва не переходя на крик. Сашка обреченно подумала, что теперь-то уж половина вагона в курсе, что у них тут происходит. Господи, какой позор! За что ей это все?..
Сашка отвернулась, уставилась немигающим взглядом в окно, пытаясь внутренне отстраниться от этой безобразной сцены. На душе ее в этот момент было одно-единственное страстное желание: чтобы скандал как можно быстрее прекратился. Но увы, она прекрасно понимала, что заткнуть рот раздухарившейся Полине будет весьма и весьма сложно.
Вдруг поезд сильно дернулся, и в купе стало подозрительно тихо. Выждав несколько секунд, Сашка с опаской скосила глаза на попутчиков.
Полина безвольной куклой висела в руках Станислава, склонив голову на грудь.
— Что вы с ней сделали? — в ужасе спросила Сашка, прикрыв рот ладонью.
— Ничего. Барышня не устояла на ногах и впечаталась головой в дверной косяк. Не бойся, скоро придет в себя. Она не столько от удара, сколько от пьянства своего вырубилась. Лучше помоги мне ее положить, а то, боюсь, я ее случайно об стол задену. Тесно тут, не развернуться.
Сашка, действуя как сомнамбула, на полном автомате расстелила постель Полины и помогла Станиславу осторожно уложить ту под одеяло. Украдкой проверила — дышит, сердце бьется. Значит, и впрямь жива, не обманул…
— Да, вовремя поезд на стрелке подпрыгнул, — тряхнул головой Стас, — а то не знаю, что бы я с ней сделал! Просто чувствую — еще немного, и я ей точно шею сверну. Терпеть не могу пьяных баб с претензиями, но твоя Полина — это просто уникум какой-то! Инстинкт самосохранения у девки напрочь отсутствует! Несет сама не пойми что и ведь еще и верит в это!
— А что, разве в тамбуре между вами ничего не было?
Сашка не хотела задавать этот вопрос, но он сам, помимо ее воли, сорвался с губ.
Стас нахмурился.
— Извини, я не хотела! И вообще — не отвечай, это не мое дело, — затараторила Сашка, как Станислав предупредительно поднял вверх ладонь, призывая ее помолчать. Сашка осеклась.
— Я терпеть не могу стервятниц типа Полины, — медленно начал Стас, словно взвешивая каждое слово. — Особенно, когда они ведут себя так, словно все остальные для них — пешки, чье мнение не стоит того, чтобы с ним считаться. Единственное, о чем я жалею, что поддался на ее провокацию и поцеловал ее…
У Сашки екнуло сердце, но она призвала себя держаться и не показывать, как задело ее признание Станислава.
— …думал, что это оттолкнет ее от меня. Ан нет, не вышло. Более того, девушка решила, что теперь имеет на меня некие мифические права и может распоряжаться мной по собственному усмотрению.
— Извини, — осторожно вмешалась Сашка, — но я что-то не понимаю. Почему ты решил, что после твоего поцелуя она должна отказаться от тебя? Откровенно говоря, это нелогично.
— Я нарочно сделал ей больно. Разве ты не заметила, как опухли ее губы? Да, теперь ты знаешь, я — чудовище. Только умоляю — не смотри на меня с таким ужасом. Мне и так сейчас хреново, по совести говоря…
Стас отвернулся. Сашка, лихорадочно переваривая полученную информацию, пыталась сообразить, что же ей теперь делать? Ну, Полина допрыгалась и получила по заслугам. Вот уж кого нисколечко не жалко, так это ее. Но Станислав?! Он что, всерьез полагает, что его признание способно дискредитировать его в Сашкиных глазах? Похоже, что да. Иначе бы с чего он так переживал?
Но как ей после этого относиться к Стасу? Сашка прислушалась к себе и с некоторым удивлением констатировала, что ей все равно, что там произошло в тамбуре между ним и Полиной. Ей вообще не важно, сколько женщин было у него до нее. Все это пыль, мелочи, суета. Главное то, что он рядом, а все остальное ей безразлично.
Но как сказать ему об этом? Как отвлечь от нерадостных мыслей, вызванных последней выходкой пьяной попутчицы?..
— Стас, так ты расскажешь мне, что было дальше?
— Ты о чем? — не сразу врубился Станислав.
— О Твари. Или история так и останется оборванной на полуслове?
— Честно говоря, мне сейчас не до рассказов, — признался Стас. — Все никак не успокоюсь. Меня изнутри аж колотит всего, давненько я так из себя не выходил!
— А ты начни, попробуй! — предложила Сашка. — Все равно мы с тобой вряд ли уснем в ближайшие час-полтора. А так хоть какое-то развлечение. Да и ты на другое переключишься, меньше нервничать будешь.
— Думаешь? — с сомнением протянул Станислав. — Ну ладно, тогда слушай…
Рассказ Станислава, часть шестая
…Поскольку вопрос с моторкой был решен ближе к вечеру, то, само собой, мы в тот день с маяка так никуда и не выбрались. Ночное дежурство тоже оказалось безрезультатным: пуганая Тварь теперь обходила маяк дальней стороной, избегая появляться на освещенной территории.
Однако утро наглядно доказало нам, что успокаиваться было рано. Прибежавшие из поселка мужики, возбужденно жестикулируя, сообщили нам, что только что обнаружено тело еще одного погибшего от лап Твари. Мы отправились следом за ними.
Идти пришлось недалеко. Растерзанный труп лежал на опушке у перелеска, за которым начиналась широкая протока.
— Свежак, — заметил Лешка.
— Да, этот к числу пропавших без вести явно отношения не имеет, — согласился я, глядя на пробитую грудную клетку. — Кто-то новенький.
— Игнат это, — вступил в разговор один из мужиков. — Дружок наш. Ушел вчера засветло из дома, обещал еще до темноты возвратиться. А оно вона как обернулось…
— А куда он отправился? — спросил мужика Лешка.
— Да кто ж его знает? — пожал тот плечами. — Игнат в последнее время чудной был. Говорил, мол, тайну большую знает, а начинаешь его расспрашивать — молчит в ответ да улыбается хитро. Мы ему: ну хоть намекни-то! А он ни в какую! Только посмеивался над нами, и все.
— Похоже, кому-то очень хотелось, чтобы Игнат замолчал навеки, — вполголоса заметил я.
— Да, похоже на то, — безрадостно подтвердил Величко. — Кстати, судя по тому, как он лежит, его грохнули при выходе из леса.
— Полагаю, поплатился за длинный язык. Либо надо было молчать в тряпочку, либо уж не таиться и всем рассказать, что видел или что узнал. Еще бы понять, что он в лесу делал? Куда шел, с кем встречался или за кем наблюдал?
— Теперь-то уже хрен ты это выяснишь.
— Кстати — заметил? У него штанины выше сапог мокрые! Он что, через протоку на остров мотался?
— Вполне может статься. Там довольно мелко, можно и без лодки обойтись, вброд перейти.
— А на острове-то он что забыл?
— У него там, видимо, встреча была назначена, — предположил Величко.
— А к чему такая секретность? — замотал головой Лешка. — Я скорее уж поверю в то, что уходил он за кем-то следить, а на обратном пути ему не посчастливилось — столкнулся с Тварью. Кстати, а кто-нибудь этой ночью вой ее слышал?
Бойцы переглянулись и отрицательно покачали головами.
Лешка повторил свой вопрос, обращаясь к мужикам. По их словам, в эту ночь в поселке было тихо.
— Значит, меняем на ходу правила игры. Выть нынче опасно, можно и под выстрел угодить, поэтому откажемся от театральщины и будем народ втихаря резать! Офигенно умная скотина нам попалась — не находишь, Стас?..
Ответить на это было нечего. Хоть мы и видели Тварь собственными глазами, но то, что творилось в поселке, более всего походило на дело рук человеческих. Да, по всему казалось, что мы столкнулись с чем-то сверхъестественным, но это никоим образом не означало, что всем событиям нет какого-то предельно простого объяснения, а за действиями Твари не стоит чей-то злой умысел.
Само собой, вслух при мужиках мы ничего не сказали. Кто знает: может быть, убийца сейчас стоит среди них, старательно делая вид, что напуган до полусмерти, а сам уже наметил себе следующую жертву? Да и что тут было говорить! Мы понимали, что, если будем топтаться на месте и сидеть, как куры в загоне, рано или поздно нас передушат по одному.
Тщательный осмотр места преступления практически ничего не дал. Почва твердая, каменистая, если на ней и были следы, то различить их не представлялось возможным. Где-то мох чуть примят, веточка надломлена — и все. Если в детективах многоопытный следователь тут же на основании подобных мелочей выводит портрет преступника — рост метр восемьдесят семь, брюнет, прихрамывает на левую ногу, на носу большая бородавка — то в жизни, увы, это было за гранью фантастики.
По возвращении на маяк у нас состоялся военный совет, на котором мы единогласно постановили: кем бы там ни был наш противник — нежитью или переодетым мужиком, — мы объявляем сезон охоты на него открытым! В конце концов, кто круче — самопальная Тварь или вооруженный автоматами полувзвод тертых бойцов?! Лучший способ защиты — это нападение, поэтому завтра с рассветом мы решили отправиться на острова искать логово Твари или схрон ее дрессировщиков. Главное — сделать все максимально тихо, чтобы не привлекать к себе повышенного внимания местных. А то пока про наши перемещения только ленивый не в курсе!
Величко, взяв бойцов, отправился на траулер, откуда примерно через час вернулся с сообщением, что все, что подлежало ремонту, восстановлено, но команда в голос уверяет, что выходить на таком судне, в море — смерти подобно. Как и следовало ожидать, запасных навигационных приборов ни у кого не было, а починить старые было просто нереально. Величко для порядка сурово хмурил брови и всячески выказывал команде свое недовольство, запугав их до нервной икоты. Траулер как средство передвижения выбыл из игры окончательно и бесповоротно, и мы с этим смирились, но вот остальным про это знать было совсем не обязательно.
Пока суд да дело, я предложил Лешке предупредить отца Георгия о планирующейся вылазке. Кроме того, у меня возникло несколько вопросов к этому удивительному человеку, и я хотел бы пообщаться с ним, раз у нас выдалось несколько свободных часов. Лешка, нисколько не возражая, отдав необходимые распоряжения, присоединился ко мне, и мы отправились к батюшке.
Церквушка стояла на противоположном от маяка краю поселка. Фактически она и маяк были единственными яркими мазками на сером холсте этой местности. Маленькая, аккуратная, белокаменная — видимо, камень был привозной, нигде в округе подобного больше не наблюдалось, — на мой взгляд, она была построена не ранее середины девятнадцатого века. Что было здесь раньше — неизвестно, но могу предположить, что белокаменное строение просто заменило собой деревянное, как это часто случалось.
Единственный купол церквушки в отличие от богато украшенных сусальным золотом куполов храмов центральной России практически не блестел — медь, которой он был покрыт, позеленела от времени и осадков. И тем не менее было что-то в этой церкви домашнее, располагающее к себе.
Хоть рядом с церковью высилась колокольня, на моей памяти колокольный звон в поселке ни разу не раздавался. Видимо, звонаря не было, а может быть, всему виной был недокомплект колоколов — не знаю.
За церковью находилось кладбище, унылое и серое, как все вокруг. Просевшие холмики, покосившиеся кресты и плиты. И — отдельно — несколько свежих могил. Жертвы Твари…
Завидевший нас Анфисий изменился в лице и перекрестился. А когда мы зашли в церковь, воззрился так, будто мы намерились вытереть сапоги его рясой или уже это сделали. Пока нам навстречу не показался отец Георгий, Анфисий успел обругать нас в спину окаянными иродами и посланцами антихриста, но при появлении батюшки тут же примолк, лишь косился настороженно в нашу сторону.
— День добрый!
— И вам тоже, дети мои! С чем пожаловали?
— Хотим предупредить, что завтра засветло планируем совершить рейд по островам. Так что если не передумали — присоединяйтесь.
— Отличная новость! — просветлел лицом отец Георгий. — Слышишь, Анфисий, завтра выступаем против посланца нечистого!
На физиономии дьяка радости не отобразилось, скорее уж паника напополам с отчаянной решимостью. Мужик, видимо, и впрямь считал, что в неравном бою с Тварью непременно сложит голову.
— Кстати, хотелось бы с вами посоветоваться по одному вопросу, — начал я, — где бы это удобнее сделать?
— Пойдемте ко мне! У меня тут домик неподалеку, там и побеседуем, — ничуть не удивился нашей просьбе отец Георгий.
Оставив церковь на Анфисия, мы отправились в гости к батюшке. Откровенно говоря, избавившись от общества вредного дьяка, не забывшего плюнуть нам вслед и истово перекреститься, мы с Лешкой почувствовали себя гораздо свободнее.
— Вот здесь я и живу, — пригласил нас отец Георгий в небольшой серый домишко, ничем особенным не выделявшийся среди прочих изб.
— И давненько вы в поселке обретаетесь? — словно между делом поинтересовался Лешка, цепким взглядом изучая убранство жилья священнослужителя.
— Приход я принял шесть лет назад. Приехали сюда с Анфисием, посмотрели на церковь и поняли, что надобно руки приложить к ремонту. Полгода реставрировали ее, как могли, но с Божьей помощью справились. Да и прихожане нас не оставляли. Вот всем миром и подняли храм Божий.
— О, какая у вас богатая библиотека! — с уважением протянул Лешка, глядя на ряды книг преимущественно научного и научно-популярного содержания.
— Каюсь, грешен — люблю на досуге про тайны вселенной да прочие будоражащие загадки человечества почитать. Так что у вас за вопрос ко мне? Вижу ведь, гложет вас что-то, аж приплясываете на месте.
Леха хмыкнул, а я, застигнутый врасплох, пару секунд собирался с мыслями, прежде чем начать:
— Понимаете: среди всех прочих версий на тему, кто или что есть Тварь, было высказано предположение, что она — реликт древней эпохи. А что думаете по этому поводу вы — как священнослужитель и просто человек?
— Что я думаю… — повторил Георгий. — Что я думаю… А думаю я, что этого просто не может быть. Как я понимаю, вы Тварь видели?
— Да, правда, издали, но все-таки…
— Отлично! Минуточку, где-то это должно было стоять… Ага, вот оно!
Отец Георгий достал с полки и бережно разложил перед нами на столе хороший иллюстрированный атлас — определитель видов ископаемых животных, изданный где-то за границей.
— Сможете найти этого зверя? — спросил он нас.
Мы с Лешкой склонились над атласом. Через пятнадцать минут мы уверенно заявили, что ничего хоть отдаленно напоминающего Тварь здесь нет.
— А на что она была похожа?
Я по памяти сделал набросок и как смог изобразил гибрид человекообразной обезьяны с крокодилом и птеродактилем.
— Напоминает рептилию, — прищурился отец Георгий. — Но тогда перед нами тут же встает дилемма: появись такое вот чудо-юдо где-нибудь на широте Астрахани, это еще можно было бы объяснить. Но за Полярным кругом жизнь холоднокровного животного в принципе невозможна.
— А без вечной мерзлоты оно бы просто не сохранилось до наших дней!
Батюшка кивнул мне.
— Вот-вот. Получается, всевозможные рептилии отпадают как таковые.
— Да, мы ранили Тварь. Правда, легко, но все же, — упомянул Лешка. — Кровь у нее красная, как у всех нас.
— Значит, по всей видимости, это и впрямь теплокровное существо, — поощрительно улыбнулся ему Георгий. — Идем дальше. В условиях Крайнего Севера предположительно мог существовать этот зверь, — он ткнул пальцем в одну из картинок атласа с изображением махайрода — гигантской саблезубой кошки, — и этот, — показал он на нечто, более всего напоминающее собой гигантского волка. — Но ни к кошачьим, ни к собачьим наша Тварь отношения не имеет. Не то строение черепа, кроме того, передвигается она не на четырех конечностях, а на двух.
— Хм, а если Тварь — это некий неизвестный науке зверь? — высказал предположение Лешка. — И искать его в атласе просто бесполезно?
— Маловероятно, — возразил отец Георгий. — Так или иначе, кроме как в местной легенде о нем нигде ничего не говорится — случай-то единичный фактически. Да и в легенде практически ничего не сказано о том, на что похожа Тварь. Все, чем она характеризуется, — это огромными клыками и когтистыми лапами. Слишком размытая характеристика, чтобы всерьез на нее опираться.
— А что, если это снежный человек?
— То есть подразумевается одичавшая до первобытного состояния или изначально недоразвитая человеческая особь? Все бы ничего, но вы сами нарисовали ей такую пасть, которую вряд ли встретишь у представителей нашего рода.
— Согласен. А что, если мы имеем дело с неким мутировавшим персонажем?
— Из безобидного или умеренно опасного животного выросло чудище? Вы это имеете в виду? Боюсь, эту версию разовой мутации тоже придется отбросить. В абсолютном большинстве случаев подобные уродцы нежизнеспособны. А о длительной мутации эволюционного характера речи не идет, иначе бы новый вид уже давно бы заметили, отловили и изучили. Вы же знаете наших ученых — хлебом не корми, дай обнаружить что-нибудь этакое да еще и собственным именем назвать! Ну, и еще одно соображение относительно того, что Тварь — это не реликтовое животное и не мутант.
— И какое же?
— Ее предельно разумное поведение. Если бы перед нами был оживший древний зверь, он бы и вел себя как зверь — дикий, озабоченный лишь тем, как выжить и найти пропитание. А этот поступает в полном соответствии с легендой. И вы ведь наверняка уже заметили — он не ест своих жертв! Даже кровь не пьет, по всей видимости. А вот это уже, извините, ни в коня, ни в Красную Армию! Зачем-то он ведь их убивает! Но если не для еды, то тогда для чего или почему? Опять же в поселке подозрительно тихо. Барбосы и не думают поднимать тревогу, хотя матерого зверя-убийцу они должны были почуять в любом случае. Их-то не проведешь, животные опасность первыми улавливают. А здесь — молчат. Странно, не находите?
— Ну да, когда мы в первый раз появились в поселке, собаки гавкали до хрипоты, разве что с цепи не рвались, — припомнил я. — Так что списать все на то, что они попросту толерантны к чужим, не получится. А что, если предположить, что Тварь — нечто вроде зомби?
— Даже если Тварь — посланец не нашего мира, собаки ее мимо не пропустят. Не зря в фольклоре столько упоминаний о том, что при появлении нежити домашние животные беснуются, предупреждая хозяев об опасности, — добавил отец Георгий. — Отчасти так оно и есть. А в поселке тем не менее тихо!
— Значит, следует парадоксальный, но закономерный вывод: эти собаки с Тварью знакомы и ее не боятся. Отсюда тут же вытекает еще одно: это не Тварь, а кто-то из местных, — продолжил мысль батюшки Лешка. — Кстати, а как вы объясните отсутствие каких-либо следов рядом с жертвами?
Отец Георгий внимательно посмотрел на Лешку, поправил дужку очков.
— А откуда вы взяли, что рядом с телами погибших не было никаких следов? Были они, были — да только не те, что народ думал. Ведь когда мы говорим «Тварь», что ожидаем увидеть? Оттиск гигантской когтистой лапы на земле или снегу, не так ли? А вместо этого…
— …обычные человеческие следы, — перебил его Лешка. — Так ведь?
— Вот именно! — поднял вверх указательный палец батюшка. — Но поскольку все ищут зверя, то все следы априори полагаются следами самих жертв…
— …и след убийцы просто теряется среди них! А вы сообщили об этом своим прихожанам?
Отец Георгий посмотрел на нас с какой-то особенной печалью, потом тихо покачал головой:
— Не услышат. Они ж тут и впрямь как дети малые — через одного в сказки верят. Да еще и шаман воду мутит. Не со зла, конечно, но ему внимают. Даже Анфисий мой и тот считает, что на поселок бесовское отродье наслали, что уж про остальных говорить. Чтобы их всех переубедить, нужны факты, причем такие, которые можно своими глазами увидеть и руками потрогать.
— Вы имеете в виду притащить в поселок шкуру Твари и продемонстрировать ее всем желающим? — мрачно пошутил Лешка.
— Именно так, — вздохнул отец Георгий. — Все прочие доводы будут отвергнуты на основании того, что покойный Поликарпыч ее видел, а все остальные — слышали, и неоднократно.
— Ну и мы ее видели, и что из того? — спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Кстати, раз уж вам повезло ее наблюдать, не вспомните: а как именно она ходит? — оживился батюшка. — Может, есть у нее какие-то характерные особенности?
— Ну, разве что когда она не бежит, то идет как бы вразвалочку, — припомнил я. — А так вроде бы и ничего из ряда вон выдающегося.
— Вразвалочку? Примерно вот так?
Отец Георгий прошелся по комнате, довольно удачно сымитировав походку зверюги.
— Да, очень похоже! — оживился Лешка. — А что, есть какие-то мысли на этот счет?
— Видите ли, если на вас надето, допустим, трое штанов, то чтобы не тереться штанинами одна о другую, вы будете ставить ноги несколько шире, чем обычно. Соответственно изменится походка: перенося тяжесть тела с одной ноги на другую, вы станете слегка раскачиваться. Именно это я вам сейчас и продемонстрировал.
— Толстая шкура — все равно что лишние штаны, — развил я мысль батюшки. — Получается, мы все-таки имеем дело с карнавальным костюмом.
— И еще одно: вы упоминали, что Тварь убегала от вас. Как именно она это делала: на двух конечностях или на четырех?
— На двух! — уверенно ответил я. — На передние лапы она ни разу не оперлась.
— И это при том, что они у нее практически по колено длиной. Приматы, имеющие сходное строение туловища и конечностей, не преминули бы в подобной ситуации плюхнуться на все четыре лапы сразу: так бежать быстрее и удобнее. Меньше нагрузка на позвоночник, больше устойчивость. А вот человеку такой способ перемещения как раз свойственен. Тем более что под пулями особо не покрасуешься, успеть бы удрать. Так что нет никакой Твари — есть опасный и хитрый маньяк, преследующий свои цели, о которых мы можем только догадываться.
— Выходит, что так, — согласился с выводами батюшки Лешка. — Ничего, завтра мы все острова перероем, но найдем схрон этого мерзавца!
— Ну, помолясь, — поставил точку в нашем разговоре отец Георгий.
Мы условились о том, где и когда подберем завтра его и дьяка, после чего сердечно распрощались и вышли наружу.
— Как думаешь, — спросил я Лешку, когда мы немного отошли от дома батюшки, — а как он сюда попал? Спрашивать впрямую как-то неудобно было, сам понимаешь.
— Ну, либо он здесь по зову сердца и все такое, — легкомысленно отозвался Лешка, — типа подвижник от церкви.
— Либо?
— Либо отбывает здесь ссылку, наступив на мозоль высокому церковному начальству. У них же там дисциплина еще почище, чем у нас. Либо в ереси какой обвинили, а может быть, прихожанкам глазки строил — кто ж их там разберет? Но в любом случае молодец мужик: не скулит, не ноет, на жизнь не жалуется. Не то что его дьяк.
— О да! Этот, похоже, на весь свет обижен. Одного только не пойму: где мы ему дорогу перешли, что он так на нас зол? И плюется, и бурчит, и косится на нас — у меня такое сложное чувство, будто он считает, что это мы виноваты в том, что Тварь в поселок пришла.
— Скажу откровенно — чихать я хотел на его тонкие помыслы! Лишь бы под ногами не путался и с проповедями не лез.
— Ну, это как раз не в его стиле, по-моему. Он все больше отмалчиваться предпочитает, максимум под нос себе что-то бормочет и все.
Некоторое время мы шли молча, от нечего делать разглядывая поселок и его жителей, то и дело попадавшихся нам навстречу. Да, пожалуй, прав отец Георгий: они здесь все как дети. Простые радости, простые заботы. Не переводился бы зверь и рыба, да не иссякли бы запасы самогона, а больше ничего и не надо. Но кому-то даже этого показалось много, и он лишает людей их последнего и главного богатства — жизни. Кто-то, безусловно, коварный и хитрый, расчетливый и подлый…
Я не удержался и улыбнулся от пришедшей в голову глупой мысли.
— Что лыбишься? — немедленно поинтересовался Лешка.
— Да так, просто подумалось — есть еще одна версия относительно Твари, которую мы пока даже не затрагивали.
— Да ты что?! И какая же?
— А вдруг она посланец иных миров? Ну, инопланетная зараза то есть!
— Тьфу на тебя три раза! — закашлялся Лешка. — Я уж думал, действительно что-то стоящее из виду упустили, а ты — про инопланетян! Еще предложи нам ее летательную тарелку поискать, уфолог-самоучка!
— Да нет, я ж просто так — в порядке бреда…
— Добрый день! — вдруг раздалось за нашими спинами.
Мы обернулись и нос к носу столкнулись с Кедровым.
— И вам тоже здравствуйте! — ответили мы учителю.
— Спешите?
— А что такое?
— Да просто, если вы не сильно заняты, хотел вас в гости пригласить.
Мы с Лешкой переглянулись.
— Ну, почему бы и нет? — отозвался мой друг, бросив взгляд на наручные часы. — Где-то час-полтора у нас в запасе имеется.
— А что такое — собираетесь куда-то? — тут же оживился Анатолий.
— Хотим все-таки попробовать устроить траулеру повторные ходовые испытания. Может быть, все не так печально, как нам пытается это представить ремонтная бригада? — на голубом глазу сбрехал Лешка.
— А, ну да, я понимаю, — закивал Анатолий. — Дело важное, дело нужное. Ну, что же мы посреди улицы стоим, пойдемте!
Лешка хитро подмигнул мне за спиной учителя — впрочем, мог бы этого и не делать. Догадаться, что он собирается использовать Кедрова в качестве рупора для дезинформации, было несложно. В поселке должны были думать, что мы: а) собираемся драпать отсюда как можно скорее; б) единственное, что мы планируем предпринять, — это превратить маяк в неприступную крепость и забаррикадироваться там наглухо. Учитель для этой цели подходил как никто другой.
Так что последующие полчаса мы с Лешкой на все лады пели эти два мотива, сетуя на дремучесть местных жителей, изуродовавших наш траулер, и на то, как появление Твари расстроило наши планы — у нас ведь задание, мы уже должны были быть далеко отсюда, а тут все одно к одному, да еще и бойца потеряли…
Учитель ничему не удивлялся, в положенных местах тяжко вздыхал и лишь посетовал на то, что с нашим уходом поселок вновь останется без защиты.
— Мы бы и рады вам помочь — но служба! — дежурно отбоярился Лешка.
В этот момент меня отчего-то перекоробило. Мы действовали абсолютно верно, но то, что пришлось беззастенчиво врать именно этому человеку, наверное, единственному в поселке, кроме отца Георгия, с кем можно было поговорить по душам, било по нервам. Я обматерил себя кисейной барышней и призвал держаться. Вроде бы помогло, но неприятный осадок все равно остался.
— А вы в поселке сколько лет уже живете? — спросил я учителя, лишь бы заполнить повисшую над столом неловкую паузу, вызванную словами Лехи.
— Я? Да около десяти, пожалуй.
— А как вы сюда попали?
Анатолий выпрямился, провел рукой по лбу. Затем негромко начал:
— Можно назвать это стечением обстоятельств, можно судьбой. У меня ведь была семья: жена и дочка. Я в них души не чаял, и они меня очень любили. А потом пьяный придурок на «Жигулях» сбил моих девчонок и даже не остановился посмотреть, что с ними. Дочь умерла на месте. Жена — через три дня в реанимации. Тяжелая черепно-мозговая травма; впала в кому да так в себя и не пришла. Думаю, может, так оно и легче: не узнала, что доченьки нашей больше нет на свете. Я похоронил их и вознамерился наказать того мерзавца, что их убил. Но увы, я не Монте-Кристо, а подонок оказался сыном высокопоставленного папаши. Тот мигом повернул все дело так, что его сынок оказался ни в чем не виноват: оказывается, это мои девчонки переходили улицу в неположенном месте на запрещающий сигнал светофора. Надо ли говорить, что все было с точностью до наоборот?! Ну а чтобы я не дотянулся до его сынка и не наказал его лично, папаша быстро переправил его за границу учиться. И все, я оказался у разбитого корыта. Самому страшно вспомнить, какой я тогда был. Попадись мне этот урод — голыми руками бы его порвал, не преувеличиваю! Терять мне было нечего, а жизни без девчонок я себе просто не представлял.
Анатолий замолчал, видимо, вспоминая и заново переживая весь тот ужас. Затем продолжил:
— Какое-то время пил — не помогло. Потом решил бросить все и отправился путешествовать. Без цели, просто так — как фишка ляжет, в какую сторону в кассе билеты окажутся. Оказались на север. Долго ли, коротко ли я тут ошивался — занесло в райцентр. Ну а там познакомился с местными мужиками, они меня слезно упросили к ним в поселок учителем пойти. Старый учитель, мол, скончался скоропостижно, деток учить некому. Ну я и согласился. Считал, что полгода-год здесь перекантуюсь, приду в себя — и домой. Ан нет, не вышло. Прикипел я к этому месту, уже и не мыслю себе иной жизни. Меня здесь уважают, опять же — много времени на хобби остается. Я ж раньше резьбой по дереву баловался — так, несерьезно. А тут вдруг понял: мое это, душа просит. А от покойного предшественника мне еще и нежданный подарок достался — машинка вот эта швейная. Тут мне и приработок нежданно-негаданно привалил: кому порты пошить, кому куртку сладить. А еще года через три почувствовал, будто отпускает меня: была внутри туго свернутая пружина, и нет ее больше. Стал решать, как поступить — вернуться на родину? Так и не ждет меня там никто, кроме двух могил. А они, как известно, могут ждать вечно. Опять же встречу ненароком того ублюдка, ведь не удержусь, прибью. А у него у самого, может быть, уже мал мала меньше подрастают. Оставлю детей сиротами и сам за решетку загремлю. И что, кому-то от этого легче будет? Жену-то с дочкой не вернуть. А с другой стороны, на кого я местных детишек брошу? Если уеду, им ведь никто учителя не пришлет. Просто не поедет никто сюда, и точка! Власти поселок-то наш и вовсе закрыть пытались. Вижу, вы не в курсе? Да, было такое мнение: взять и переселить всех отсюда поближе к райцентру. Но местные на дыбы стали, кому ж охота ни с того ни с сего родного дома лишаться! Значит, если уеду, так мелкие неучами и будут расти. И пусть это не мое дело, но я за них вроде как ответственность несу. В общем, запутался окончательно, да так здесь и остался.
— А вы сильный человек, — заметил Лешка.
— Ой, да ладно вам, — замахал руками Анатолий, — это вы преувеличиваете. Как раз наоборот — неудачник и размазня. Я ведь, по совести говоря, мог успеть этого подонка кончить до того, как его от меня спрятали. Но все колебался, взвешивал, размышлял. В итоге дотянул до предела и опоздал. И даже какое-то облегчение в тот момент почувствовал оттого, что никого убивать не придется. А потом посмотрел на себя со стороны — и так мерзко стало, не передать…
Анатолий все говорил, говорил, а я поймал себя на том, что отлично понимаю его, несмотря на то что я солдат и со смертью знаком не понаслышке. Как писал полушутя, полувсерьез Роберт Бернс:
Я славлю мира торжество, Довольство и достаток. Создать приятней одного, Чем истребить десяток[2].Лишать жизни другого — противно человеческой натуре, какие бы высокие цели при этом ни преследовались. Тем более если такой целью становится месть. Месть всегда бесплодна, а восстановленная во имя ее справедливость — иллюзорна. И наверное, даже неплохо, что у Анатолия все вышло так, как вышло: возмездие сорвалось, зато у детишек Богом забытого северного поселка появился учитель. Зря он, конечно, на себе крест поставил, но тут уж ничего не попишешь: каждый волен сам выбирать свою судьбу. И если он решил, что больше у него никогда не будет семьи — что ж, его право. Хотя и грустно по большому счету — молодой ведь еще мужик.
Еще минут через десять мы распрощались с Анатолием и отправились на маяк.
— Чего такой понурый? — спросил меня Лешка.
Я не стал таиться и откровенно рассказал о том, какие мысли посетили меня во время разговора с учителем. Реакция Лешки была предсказуемой:
— Речь идет о жизни людей! И если ради этого требуется развесить тонны лапши на ушах — мы это сделаем! Честное слово, Стас, я тебя не понимаю!
— Ладно, забей. Просто накатило — и все. Я и сам не хуже тебя все это знаю, — оборвал я приятеля.
Как выяснилось, пока мы отсутствовали, Величко и ребята времени зря не теряли, изображая для отвода глаз бурную деятельность вокруг траулера. Ремонтную бригаду отпустили по домам: мол, раз вы ничего не можете, мы сами без вас все починим и сами в море выйдем. Разумеется, те не преминули повертеть за спинами у наших пальцем у виска: разбитое навигационное оборудование ремонту не подлежало, только замене, а уж плыть, не зная фарватера и не имея на борту лоции… Теперь точно по всему поселку весть покатится, как сильно мы отсюда уехать хотим, а вкупе с нашими «рассказками» у Кедрова все уверятся в том, что мы напуганы до печенок и к активным действиям не готовы. Вот и славно.
Спать сегодня решили лечь пораньше. Мы планировали отправиться на разведку на рассвете, с первыми проблесками зари, а как долго нам придется пробыть на ногах, не знал никто. Поэтому стоило как следует отдохнуть перед дальней дорогой.
Однако незадолго до ужина у нас нежданно-негаданно образовались гости.
Прибежавший на маяк староста и его приятель выглядели так, словно только что побывали на экскурсии в преисподней. Перебивая друг друга и яростно жестикулируя, они принялись лопотать что-то на своем наречии, так что Лешке и мне стоило больших усилий хоть как-то успокоить их и выведать, что же произошло.
Как выяснилось, они только что воочию видели Тварь — буквально в ста метрах от места гибели девушки, у самых скал вблизи берега. Мужики были перепуганы до нервной икоты и, похоже, сами не поняли, как остались живы. Куда и откуда направлялась Тварь, мы из их сбивчивых пояснений так и не поняли, поэтому, напоив перепуганных бедолаг чаем, отправили их домой, пока окончательно не стемнело. Выйдя с маяка, мужики задали такого стрекача, что подозреваю, в поселке они очутились буквально через пару минут после старта.
— И что на сей раз забыла здесь сия милая зверушка? Сдается мне, старосту она прекрасно заметила, да только виду не подала.
— А тут и думать нечего: очередная акция устрашения. А то вдруг мы передумаем драпать из поселка? Нам-то на глаза ей попадаться боязно, в следующий раз можем и не промахнуться. Значит, надо кого-то из местных качественно попугать, чтоб они непременно прибежали и нам нажаловались. Что, собственно говоря, и произошло. Ладно, пускай куражится и безнаказанностью упивается! Недолго ей осталось.
— Значит, завтра мы во что бы то ни стало должны найти ее логово — или схрон, без разницы. В противном случае вся наша конспирация летит коту под хвост. Ведь предупрежден — значит, опасен, сам знаешь.
— Вот-вот. Так что хватит ля-ля разводить, пошли-ка спать. Завтра у нас и впрямь трудный день…
…Стас замолчал, вглядываясь в окно.
— Никак, станция? Ну наконец-то! Ты пойдешь?
— Конечно! — засобиралась Сашка. — У меня такое ощущение, что я сейчас готова слона сожрать, причем с бивнями и хвостом!
— Надеюсь, мы обнаружим на перроне нечто более съедобное, чем слоновий хвост, — отозвался Станислав. — Кстати, проверь, как там наша попутчица поживает?
Сашка склонилась над Полиной.
— Дрыхнет без задних ног. Слушай, а она не слишком сильно головой ударилась? Что-то она долго в себя не приходит.
— Никак, соскучилась по ее обществу? Да ладно, не сверкай глазищами, шучу я. Нет, я думаю, что с Полиной все в порядке.
— А почему она тогда до сих пор не очнулась?
— Полагаю, она плавно перешла из отключки в обычный пьяный сон. Не забывай, сколько в ней пива плещется, таким количеством и здорового мужика с ног свалить запросто.
— Но как можно спать после удара? — не поняла Сашка.
— Как нечего делать, — заверил ее Стас. — У меня буквально недавно случай был, еду на машине, смотрю — авария. Иномарка с трассы сошла и вокруг фонарного столба намоталась. Я на всякий случай остановился, вдруг какая помощь нужна, у меня фельдшерское образование как-никак, да и аптечка всегда с собой. Гляжу — мужик водитель на руле висит, спрашиваю у народа, что вокруг собрался, — готов, что ли, клиент? Они мне в ответ, мол, нет, дрыхнет, скотина пьяная! Подхожу — и правда! Лежит на руле, чавкает во сне и слюни пускает. А от самого перегаром разит — будь здоров! Во время удара сознание потерял, а затем просто заснул — и даже не понял, что с ним произошло. Вот и с Полиной, думаю, ровно то же самое. Полагаю, она так до самого утра проваляется.
— Заодно и протрезвеет, ей полезно, — хмыкнула Сашка, без малейшего сочувствия глядя на бледное лицо Полины, и потянулась за дубленкой.
Сонный проводник открыл им дверь и сбросил вниз железную лесенку. Буркнул, что стоянка восемь минут, но сам на перрон спускаться не торопился.
— Слушай, а морозец-то крепчает! — заметила Сашка, когда Стас помог ей сойти вниз. — Не удивлюсь, если Москва — нас первым снегом встретит!
— Вполне возможно. Зима-то уже не за горами. Ты, кстати, как — не мерзнешь?
— Пока нет. У меня дубленка теплая. А вот сапожки придется по приезде прятать до весны и доставать зимние ботинки, а то уже почти не греют. Приходится все время джигу отплясывать, чтобы пальцы на ногах не заледенели.
— Минут десять продержишься? — озабоченно поинтересовался Станислав.
— Да конечно же!
— Ну, тогда пойдем искать провиант!
— Идем!..
Увы, единственная работающая на перроне торговая палатка по ассортименту оказалась еще беднее, чем на предыдущей станции.
— Как считаешь, если затолкать в рот десять клубничных жвачек за раз, желудок успокоится хоть на чуть-чуть или нет? — задумчиво спросила Сашка, разглядывая полупустую зарешеченную витрину.
— Полагаю, твой желудок быстро распознает обман и грязно выскажет все, что о тебе думает. Лучше уж чипсы возьми, и то меньше вреда.
— Да здесь даже чипсы фальшивые!
— То есть?
— Они не из поджаренных ломтиков картофеля, а из крахмального теста налеплены. Видишь — сбоку надпись «новый вкус по новой технологии»? Я уже пару раз с ними накалывалась, в третий — не хочу.
— Однако, — покачал головой Стас. — А что скажешь по поводу сухариков? — ткнул он пальцем в разноцветный пакетик за стеклом.
— Это не сухарики, а семечки, к тому же неочищенные. Извини, не люблю. Понимаешь, я их нормально грызть так и не научилась, у меня постоянно кожура от них в зубах застревает, а я потом мучаюсь ее доставать.
— Ох ты, и вправду семечки! Пардон, обознался. Что же тогда нам остается?
— А ничего! Разве что по примеру Полины жидкими калориями подзаправиться.
— Уволь, я пас!
— Не пьешь пиво?
— Пью, но, боюсь, после сегодняшнего вечера вряд ли притронусь к нему раньше чем через неделю. Неприятные ассоциации, знаешь ли.
— Понимаю, — вздохнула Сашка. — В таком случае могу нас с тобой поздравить: мы в пролете. Интересно, куда это все лоточницы подевались? Или они больше по ночам не работают? Раньше ведь, сколько себя помню, здесь постоянно рыбой торговали, пирожками, вареной курицей. А сейчас пусто, хоть шаром покати!
— Полагаю, что их просто шуганули отсюда. Пришли люди в сером и доступно разъяснили, что частная торговля с рук запрещена.
— Почему это? Кому лоточники мешали?
— Ну, точно я тебе сказать не могу, но пара предположений имеется. Первое — борьба с терроризмом, второе — профилактика пищевых отравлений у пассажиров.
— Ты считаешь, что если мы съедим эти паленые чипсы из палатки, у нас меньше шансов заработать язву с гастритом, чем после вареной картошки с соленым огурчиком, которую мы купили бы у местных бабушек?
— Я ничего такого не считаю. Между прочим, не забывай, я ведь тоже голодный остался, хотя с превеликим удовольствием сожрал бы что-нибудь домашнее и горячее. Не поверишь, я бы сейчас даже от самого завалящего хот-дога не отказался!
— Я тоже. Только никто нам его с тобой здесь не продаст, можешь и не мечтать, — мрачно заключила Сашка, оглядев стылый пустынный перрон.
— Хочешь, я на станцию метнусь? Вдруг повезет, и там что-то работает? — предложил Стас, глядя на хмурое Сашкино лицо.
— Еще чего не хватало! Хочешь, чтобы я нервничала и гадала, опоздаешь ты на поезд или нет? Ладно, перебьемся, в конце концов, подумаешь — без ужина остались!
— Ну, я еще и мимо обеда пролетел, — криво улыбнулся Стас. — Как-то не до того было, решил, что в пути перекушу.
— Сочувствую, — развела руками Сашка.
— Ну что, возвращаемся тогда в вагон?
— Ага, здесь ловить нечего.
Проводник посторонился, впуская их внутрь, выглянул, убедился, что больше никто из его пассажиров по перрону не курсирует, и с чувством выполненного долга поднял лесенку.
— Может быть, на следующей станции нам все-таки повезет, — тихо ободрила Сашка Стаса.
— Не думаю, — мотнул он головой. — Обычно если начинают порядок наводить и лоточников гонять, так сразу по всему направлению.
— Вот бы того, кто это все придумал, самого посадить на поезд и оставить без продуктов, чтоб помучился, как мы с тобой!
— Обычно те, кто принимает подобные решения, на поездах не ездят, — улыбнувшись, сообщил ей Стас. — А если и путешествуют по железной дороге, то в специальных литерных составах. Остальные им не по рангу.
Сашка пробормотала в ответ сквозь зубы замысловатое ругательство.
Открыв дверь в купе, Стас вдруг отшатнулся.
— Что такое? — обеспокоенно спросила его Сашка.
— Сама посмотри. Только нос зажми на всякий случай.
Последовав его совету, Сашка заглянула внутрь и пришла в ужас. Полина мирно дрыхла на своей полке, скинув с себя одеяло и повернувшись на правый бок, а пол купе, стол и частично Сашкина кровать были усеяны дурно пахнущими кусочками рвоты и лужицами желчи.
— Твою мать! — с чувством произнесла Сашка, еле сдерживаясь, чтоб не расплакаться. — И что мне теперь делать? Здесь же не то что спать — сидеть невозможно! И ведь не проветришь, так до утра и будет благоухать! Удружила нам Полина, нечего сказать! Мало она нам нервов попортила, так еще и ночлега лишила!
— Да, оставаться здесь нельзя, — подтвердил Станислав, что-то прикидывающий про себя. — Вот что, у тебя много вещей?
— Да нет, две сумки всего, — отозвалась Сашка, сокрушенно глядя на свою постель, безнадежно испорченную Полиной. — Вот эта, что у меня в руках, ну и большая дорожная. А что?
— Собирайся!
— И куда мы пойдем?
— Это моя забота. Давай пакуйся!
Сашка пожала плечами и принялась укладывать вещи.
Мерзкий запах становился все непереносимее, и когда Сашка закончила сборы, ей казалось, что она успела пропитаться им насквозь, и теперь только полная смена одежды и горячий душ избавят ее от напоминаний об этом кошмарном амбре.
— Готова? Вот и отлично, идем отсюда!
— А она? — кивнула Сашка в сторону Полины.
— Пускай сама с проводником отношения выясняет и убирает за собой этот свинарник! Я за нее краснеть не собираюсь, да и тебе, думаю, такого счастья и даром не надо.
— И куда мы теперь?
— Туда, — уверенно показал Станислав налево, а затем подхватил свой баул вместе с немудреным Сашкиным багажом и пошел. Сашка последовала за ним, гадая, что же задумал Стас.
Они миновали два вагона, после чего уперлись в закрытую дверь.
— Нам сюда, — сказал Станислав.
— Ты не ошибся? — робко поинтересовалась Сашка, которой с каждой минутой становилось все больше не по себе.
— Нет. Постой пока здесь с вещами, а я поболтаю кое с кем накоротке.
С этими словами Стас решительно забарабанил в дверь. Сашка лишь вздохнула. Похоже, их здесь вряд ли ждали и, уж совершенно точно, не были им рады.
Минуты через две дверь приоткрылась, Стас ловко махнул перед носом невидимого Сашке собеседника каким-то удостоверением и вошел внутрь. Еще через пару минут он вернулся к ней, подхватил сумки и на немой вопрос попутчицы ответил:
— Полный порядок! Сейчас заодно и поужинаем, я договорился!
— Так это вагон-ресторан? — догадалась Сашка. — Но он же закрыт на ночь?! И как ты смог…
— Это тот самый случай, когда я счел вправе использовать свои корочки сотрудника спецслужб. Не волнуйся, никто тебе и слова не скажет!
— Но как же, мы смутили людей, разбудили их…
— Ничего не попишешь, работа у них такая — пассажиров кормить! — весело отозвался Стас. — Так что нечего хандрить, айда за столик!
Официант, подавший им меню, явно был только что поднят с постели и потому двигался слегка заторможенно. У Сашки, случайно встретившейся с ним взглядом, теперь горели уши от неловкости, и она всячески избегала смотреть в его сторону.
— Ну же, что такое? — Станислав положил свою большую теплую ладонь на ее кулачок, нервно комкающий скатерть.
— Я… мне как-то не по себе, — призналась шепотом Сашка. — Они ведь не виноваты, что у нас Полина купе запачкала, а получается, что они из-за нее теперь отдуваются. Это неправильно!
— А ты смотри на это дело иначе, — спокойно предложил Стас. — Во-первых, кто сказал, что вагон-ресторан ночью должен быть непременно закрыт? Пассажир, купивший билет, имеет право пользоваться всеми доступными ему в поезде услугами в течение всего времени, пока действует его проездной документ. Просто повару и официантам так проще, они думают не о пассажирах, а только о собственном удобстве, ну а их непосредственное начальство глядит на все сквозь пальцы. Обычный пассажир перед их произволом беззащитен.
— И все равно, думаю, они бы с превеликим удовольствием избавились бы от нас!
— Хлопотно это, — подмигнул ей Станислав, копируя главного героя известного отечественного боевика. — Лучше думай, что заказывать будешь?
— Даже и не знаю, — растерялась Сашка. — Такое ощущение, что у меня аппетит начисто пропал!
— Это ты на себя наговариваешь! Лучше полистай меню и ткни пальцем, что тебе нравится, а то я сам за тебя выберу, и тут вдруг выяснится, что ты это ни за какие коврижки есть не будешь. Да, и еще одно: мы тут до самого утра обоснуемся, так что рекомендую сделать полноценный заказ: первое, второе, закуски-салатики, десерт. Все равно поспать нам не удастся, так что будем занимать друг друга разговорами и попутно отдавать дань местной кухне. Ты, кстати, как — сильно устала?
— Да нет вроде, — прислушалась к собственным ощущениям Сашка. — Даже странно. Уже второй час ночи пошел, а глаза не закрываются. Обычно я в это время десятые сны вижу.
— Вполне объяснимая реакция: слишком много эмоций за этот день, вот психика и взбудоражена. Полагаю, через час-другой начнется откат, и ты заснешь прямо за столиком.
— Издеваешься? — грустно спросила Сашка.
— Да нет, что ты, — растерялся Станислав. — С чего ты взяла?
— Ладно, проехали, не обращай внимания. Значит, рекомендуешь изучить меню?
— Скажем так: настоятельно советую это сделать!
Минут через десять Сашка определилась, остановив свой выбор на рассольнике, гуляше со сложным гарниром из отварного картофеля и зеленого горошка, салате по-гречески, фруктовом мороженом и кофе. Стас не долго думая продублировал ее заказ, присовокупив к нему бутылку шампанского, мясное ассорти и ассорти из солений.
— Гуляем? — усмехнулась Сашка, когда официант, записав все на клочке бумаги, оставил их наедине.
— Ага, — кивнул Станислав. — Давненько я не коротал ночь в поезде с прелестной девушкой. Вот и решил устроить по этому поводу небольшое торжество. Или ты против?
— Нет, что ты, — покачала головой Сашка. — Ничуть.
— Вот и отлично, — подытожил Стас. — Да, надеюсь, ты не возражаешь против шампанского? А то я с тобой не посоветовался, взял наобум.
— Ну что с тобой поделать? — усмехнулась Сашка. — И вообще ты ловкач и пройдоха, каких еще свет не видывал!
— Я?! Это еще почему? — весело изумился Станислав.
— Потому что! — веско припечатала Сашка, а затем тихо добавила: — Впрочем, мне это нравится…
— Неужели? — На лице Стаса заиграла лукавая улыбка. — Я же тупой вояка, только и умею, что морды бить да людей пугать.
— Сдается мне, что кто-то кокетничать изволит? — Сашка пристально посмотрела на собеседника.
— Да нет, Саша, это действительно так, — погрустнел Станислав. — Просто пока ты очень мало обо мне знаешь, и потому судишь, основываясь по первому впечатлению. Сколько раз уже так было: сначала женщина разве что на пьедестал тебя не возносит, а потом, сообразив, с кем ее свела судьба, начинает брезгливо морщить нос. Устал я от этого, Саша. Чертовски устал…
— Ну, на пьедестал я тебя, положим, просто не затащу — надорвусь по дороге, ты ж тяжелее меня раза в два! — Сашка сделала вид, что всерьез размышляет над его словами. — А вот план по брезгливо сморщенным носам я сегодня уже выполнила и перевыполнила — сам знаешь где. Так что тебе это точно не грозит!
— Саша, я не шучу.
— Я тоже. Поэтому давай не думать о том, «что будет, если…»! Никто наперед не знает, куда вывезет его судьба, так что давай просто проведем эту ночь вместе, а утром ты определишься, нужна я тебе или нет; идем мы дальше каждый своей дорогой или отныне у нас общий маршрут.
— А ты? Разве ты сама не хочешь принять решение, нужен ли я тебе?
— А я уже все для себя решила. — В голосе Сашки зазвенели пронзительные нотки, и она накрыла своей ладонью руку Станислава. — Теперь дело за тобой.
— Вот даже как? — Стас растерялся и задумался. — А ты не поторопилась? Еще раз повторю: ты ровным счетом ничего обо мне не знаешь. Я более чем уверен, что ты заблуждаешься на мой счет, полагая меня этаким суперменом, рыцарем без страха и упрека. А я — обычный офицер, каких у нас в службе сотни.
— Ну и я — обычный менеджер по продажам, каких тысячи. Дальше-то что? — осведомилась Сашка. — Так и будем пугать друг друга тяжелым детством и плохим характером? По-моему, бессмысленное занятие.
— В высшей степени! — подтвердил Станислав. — Ладно, замяли. Пожалуй, ты права, сейчас не время об этом рассуждать. Давай лучше поговорим о чем-нибудь приятном!
— Например, о Твари? — лукаво осведомилась Сашка. — Помнится, кто-то так и не поведал, чем там все закончилось.
— Не шути так больше, — схватился за сердце Стас, делая вид, что крайне взволнован. — И вообще, мне кажется, поминать такие истории к ночи не самое верное решение.
— Боишься накликать какую-нибудь чертовщину?
— Да нет, просто как-то не по себе. Я ведь, когда рассказываю про Тварь, словно заново переживаю все то, что тогда испытал, а это не самые приятные чувства, поверь.
— И что, прикажешь мне теперь ждать утра, чтобы услышать окончание? Учти, я буду протестовать! К тому же сдается мне, что ждать нашего заказа мы будем до первых петухов как минимум. И что, прикажешь все это время дырки в скатерти ковырять?
— Да уж, с тебя станется казенное имущество портить, — противным мультяшным голоском проскрипел Станислав, а затем продолжил уже нормальным тоном: — Ладно, так и быть расскажу. Тем более что самому уже хочется побыстрее с этой историей расквитаться…
Рассказ Станислава, часть седьмая
…Неурочный подъем дался мне довольно легко. На самом деле проснулся я минут за десять до того, как Леха принялся тормошить меня за плечо. В душе уже горел азарт погони, и от вчерашней депрессии не осталось и следа. Остальные ребята тоже были настроены весьма по-боевому, даже и мысли не допуская, что мы можем потерпеть неудачу в наших поисках. Вчера перед отбоем мы с Лешкой изложили им резюме нашего разговора с отцом Георгием, так что все знали: воевать придется с человеком, а не с нежитью или посланцем иного мира. А раз так — справимся, не впервой.
Быстро позавтракав, мы экипировались и вышли с маяка. Расселись — кто в моторке, кто в привязанной к ней ветке, бойцы взялись за весла. Мотор мы решили завести не раньше чем окажемся километрах в пяти-шести от поселка. В противном случае его рев разнесется далеко по окрестностям и на нашей конспирации можно будет ставить большой жирный крест.
Мы уже отчаливали, когда с берега раздался истошный крик:
— Стойте! Стойте!..
— И откуда его только черт принес? — сплюнул Лешка, глядя на приближающегося к нам отца убитой девушки. — Эдак он нам весь поселок перебудит своими воплями!
— Если вы на Тварь охотиться — то я с вами! — выпалил он, подбежав к нам. — Мне терять нечего, эта паскуда у меня самое дорогое отняла! Так что, берете?
— Залезай уж, — махнул рукой Лешка. Мужик тут же споро прыгнул в ветку к бойцам.
— Как ты нас нашел-то?
— Да я это, слежу за вами помаленьку, — смущенно, но не без гордости признался тот. — У меня бинокль есть, вот я и залезаю на крышу и смотрю через него на маяк. А сегодня меня ночью будто кольнуло что-то: вот как есть — сегодня за Тварью пойдете! Ну, только посветлело малость, я ходу на крышу. Смотрю, а вы уже грузитесь. Тут же к вам и бросился. Очень боялся, что не успею, без меня уйдете. Но повезло, да…
Лешка с непередаваемой гримасой сплюнул себе под ноги. Я прекрасно понимал его чувства. Ну да, если этот товарищ нас без особого труда вычислил, так что мешало сделать то же самое тем, кто выдает себя за Тварь?
— А в поселке еще у кого бинокли есть? — поинтересовался Лешка у нежданного помощника.
— Ну, парочка точно есть. Может, больше — не знаю. А что?
— Да так, ничего…
Мы отправились вверх по протоке, стараясь производить как можно меньше шума. Нам на руку играло и то, что над водой висел туман — довольно редкий и с каждой минутой таявший, но все-таки — туман.
Где-то через два с половиной километра мы причалили к берегу и подобрали отца Георгия и Анфисия.
Честно сказать, внешний вид батюшки нас потряс. Он явился в старом, застиранном добела и потертом камуфляже. Судя по пятнам краски, камуфляж за свою долгую жизнь использовался им еще и в качестве строительной робы. В ответ на наши недоуменные взгляды отец Георгий как ни в чем не бывало пояснил:
— Ну не в рясе же по камням прыгать!
— Логично, — признал Лешка и улыбнулся. Батюшка в долгу не остался и не без хулиганства подмигнул ему. Дьячок насупился, но сделал вид, что ничего не заметил.
Сверившись с самодельной картой, мы причалили у южной оконечности самого ближнего к поселку острова и принялись обшаривать его вдоль и поперек. Буквально через час мы обнаружили полуистлевшие человеческие останки. Определить причину смерти было затруднительно — местная живность изрядно обглодала бедолагу, да и лежал он здесь, судя по всему, давненько. Пустые глазницы черепа смотрели в небо, сквозь лохмотья, когда-то бывшие одеждой, просвечивали кости.
— Ну вот, кажется, один из пропавших без вести обнаружился, — заметил Величко.
— Да, похоже на то. Стас, сделай-ка отметку на карте, где мы его нашли. Потом местных сюда пошлем. А пока у нас другая задача, продолжаем рыть носом землю!
Увы, на этом наши находки и закончились. Мы обшарили этот остров, перебрались на соседний, затем еще на один… Безрезультатно. Ни схрона, ни логова, ни пещеры — ровным счетом ничего. Боевой задор ребят угасал на глазах, и подозреваю, многие уже подумывали про себя, что наша вылазка закончится ничем. Собственно, нечто подобное приходило в голову и мне самому. Лишь только Лешка упорно гнал нас вперед в надежде обнаружить потайное место, в котором лже-Тварь хранит свою шкуру и прячется от жителей поселка.
Когда начало смеркаться, мы были на одном из крайних островов, находящихся с противоположной поселку стороны дельты. За день скитаний мы изрядно устали, а продолжать поиски в темноте было слишком опасно: все мы знали, что ночь — время Твари. Если нас засекут, то попытаются перебить по одному. Поэтому, посовещавшись, мы решили, пока не поздно, выбираться с острова и несолоно хлебавши возвращаться в поселок.
Остров этот ничем таким не отличался среди прочих: камни, скалы, островки леса. По чести говоря, его мы просто не успели изучить как следует, встав перед выбором: либо галочка в графе «проверено, мин нет», либо безопасность членов нашего небольшого смешанного отряда. Не знаю, планировал ли Лешка вернуться сюда еще раз и осмотреть все как следует, но тут шедший впереди боец вдруг подал знак: внимание!
Мы замерли и прислушались. Откуда-то издали до нас донеслись голоса. Вот так номер! Значит, мы не одни на острове! Но кто бы это мог быть?!
На разведку решили отправиться втроем: Лешка, я и Величко. Остальным приказали занять круговую оборону и, если что, со всей мочи бежать к нам на помощь.
Соблюдая все меры предосторожности, мы доползли до небольшого, заваленного камнями мыска. Голоса доносились оттуда. Спрятавшись за огромным валуном, мы прислушались. Разговор вели двое. К сожалению, из-за шума прибоя нам удавалось различить не все слова, впрочем, тот же самый шум сыграл нам на руку и не позволил чужакам засечь наше приближение.
Выговор у собеседников был местный, со своеобразным акцентом, который было невозможно ни с чем спутать. Связав воедино долетевшие до нас разрозненные реплики, мы поняли, что они ждут какой-то корабль. Но ведь даже ребенок знает, что судоходство здесь крайне опасно, практически невозможно! Или мы что-то не так расслышали?
Но тут раздался возглас:
— Смотри, вот он!
Мы дружно повернули головы в сторону моря. Между скал и островов были видны проблески, будто кто-то подает сигнал прожектором.
Вот те раз — выходит, прав был Лешка, когда уверял, что кто-то безрассудный и отчаянный или, напротив, расчетливый и умелый может провести сюда судно! Но что такого важного стоит на кону, чтоб так дерзко бросать вызов природе?
Из-за скал раздался скрип лодочного днища по гальке, и мы почти тут же увидели силуэт вынырнувшей из-за мыса лодки с двумя гребцами, которая направилась в сторону огней. Убедившись, что лодка удалилась, мы решили, что Лешка идет за остальными бойцами, а я и Величко пока изучим окрестности.
— И все-таки я не понимаю: это же огромный риск! — вполголоса сообщил мне Величко, глядя в сторону моря. — Раз эта часть залива для судоходства вообще закрыта, то соваться сюда, да еще и ночью — чистое самоубийство. Я лично если бы и отважился выйти в море — так исключительно на моторке и то во время прилива.
— Этим молодчикам и моторка не потребовалась, обычной лодкой обошлись, — ответил я. — Кстати, заметил, какая низкая осадка была у их посудины?
— Думаешь, что-то перевозили на ней?
— Не исключаю такой возможности.
— Еще бы знать — что именно.
— Увы, я не ясновидец.
— Ну что, обнаружили что-нибудь? — возник за моей спиной вернувшийся с подкреплением Лешка.
— Ничего особенного, — отозвался я. — Следы вокруг исключительно человеческие. Никаких тебе оттисков лап и всего прочего. Окурки тоже вполне себе обыкновенные. Народ «Примой» балуется.
— Понятно. Ну что ж, в таком случае попытаем счастья, подождем в засаде.
— Думаешь, они сюда вернутся?
— Скажем так: надеюсь на это. Есть у меня к этим гражданам пара вопросов. Интересное кино получается, не находишь? Пока все ховаются по избам и дрожат от страха, даже до сортира нос высунуть боятся, эти как ни в чем не бывало ночные морские прогулки совершают — и сам черт им не брат! И это при том, что остров с курганом Твари — вон он! Отсюда рукой подать! Вот мне и любопытно, с чего это они вдруг такие смелые? Может, просто знают то, о чем другие не в курсе? И кто они такие, собственно говоря? Может быть, не местные — поэтому и не в курсе того, что здесь творится? Но раз они не из поселка, то откуда же они сюда явились? Где живут, чем дышат? И почему говорят с акцентом, как местные уроженцы? Сплошные загадки!
— Что ж, тогда будем ждать. Мне почему-то тоже кажется, что на корабле они не задержатся.
— Жаль, конечно, что у нас со связью проблемы, а то бы я этот «Летучий Голландец» тоже в покое не оставил, натравил на него погранцов. Что он делает в закрытом для судоходства районе? Почему встреча назначена в таком странном и глухом месте, а не, скажем, у поселковой пристани? Почему опять же все происходит ночью, а не днем? Что скрывают эти господа?..
Рассредоточившись и выбрав места для засады, мы затаились. Я то и дело поглядывал по сторонам, оценивая, насколько хорошо мы замаскировались и не заметят ли нас с моря.
Откровенно говоря, из всей нашей команды наибольшие опасения у меня вызывал дьячок. Дрожащий Анфисий, вцепившийся в берданку, в любом другом случае вызвал бы максимум улыбку, но мы играли в слишком серьезные игры, а этот ополоумевший от страха старец вполне способен перестрелять своих же. Одними глазами я спросил Лешку, что делать с Анфисием? Тот посмотрел на дьяка и отрицательно покачал головой. Что ж, не спорю — командиру виднее. Но я лично Анфисия в таком состоянии к огнестрельному оружию и на метр бы не подпустил. Ладно, будем надеяться на лучшее. Авось и обойдется.
Догадка Лешки подтвердилась: через полтора часа мы заметили, что лодка возвращается. Наблюдая затем, как она скользит над водной поверхностью, я отметил, что от прежней низкой осадки не осталось и следа. Если до этого в лодке, по всей вероятности, лежал какой-то груз, то теперь от него избавились.
Причалив, двое мужчин споро выскочили на берег, затащили туда же лодку и принялись забрасывать ее сухими водорослями. Ага, маскировкой занимаемся — значит, действительно не хотим, чтобы кто-то узнал про эти ночные прогулки! Лешка уже собирался было подать сигнал, чтобы окружить незнакомцев и вытрясти из них ответы на интересующие нас вопросы, как в некотором отдалении послышался хруст гальки и шаги. Эта парочка была на берегу не одна!
Через полторы минуты их стало пятеро. Судя по долетающим до нас обрывкам фраз и звукам, шайка-лейка занималась тем, что делила деньги. Покончив с этим, мужчины пришли в благодушное настроение и пустили по кругу бутылку дорогого виски, вероятно, привезенного первыми двумя с неизвестного корабля. Вот тут-то мы все и напряглись.
— А что слышно в поселке? Мусора убрались? — спросил вдруг тот, кого мы однозначно определили за старшего в этой компании.
— Да нет, все там же торчат, суки! Хотя и перепуганы насмерть. Так хотят сбежать, что пытались на своем дырявом корыте в море выйти. Ничего не получилось, конечно. Теперь ждут, когда за ними другой транспорт пришлют.
— Да, с судном их промашка вышла. Знали бы, что наши идиоты попрутся им навигацию портить, так шуганули бы, не вопрос. Пускай сматываются побыстрее, скатертью дорожка!
— Вообще-то все не совсем так, — вмешался в разговор третий. — По моим данным, они вечером куда-то свинтили, никто их не видел и не слышал. На маяке тихо, в клубе тоже.
— А потом?
— Откуда я знаю? Я сюда поехал, а за ментами следить не моя задача.
— Шавки легавые! — сплюнул под ноги старший. — Вот только их нам здесь и не хватало! Всю малину попортят, сволочи! А я ведь говорил: не надо было ментяру этого убивать! Они теперь озлобятся и землю носом рыть будут! Того гляди, и впрямь чего-нибудь раскопают!
— Ну, не было у нас выбора, — чуть гнусавя, произнес самый крупный в этой компании мужик. — Мусор ведь к нам практически вплотную подкрался, наверняка и меня, и напарника моего заметил. Вот и пришлось его убрать по-тихому, да и замаскировать все под Тварь.
— Вот ведь правильно говорят: заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет! А за каким хером надо было его к клубу подбрасывать? Пусть лежал бы, где лежал, — утром бы сами нашли. Хозяин говорит, ментам это подозрительным показалось, не поверили они нам до конца. Да и воем тоже облажались, Хозяин мне это отдельно на вид поставил.
— Ну, мы ж как лучше хотели! — прогнусавил здоровяк. — Зато вон с Поликарпычем все как на мази прошло!
— Это точно! Черепушку долой, лодки в расход, а потом крик: «А-а-а!», чтоб ментам икнулось, — вступил в разговор один из тех, кто плавал на корабль.
— Орать ты и впрямь мастер, — иронично заметил старший. — Этого у тебя не отнимешь! Скажи только спасибо, что Поликарпыч, когда тебя на берегу увидел, вместо того чтобы к ментам со всех ног бежать, решил подойти и поздороваться с воскресшим покойничком. Иначе бы плакала наша конспирация горючими слезами!
— Да что ты все гундишь! — обиделся парень. — Все ж путем, без накладок вышло. Никто из них так ничего не понял: стояли все кружком, как овцы, и дрожали! А уж когда им Тварь явилась, и вовсе в штаны наделали!
— Эх, все-таки не устаю я восхищаться нашим Хозяином! Вот ведь голова! Классно это он с Тварью все придумал! Теперь местные все по домам сидят, так что никто из них корабль не заметит. Идиотки этой малолетней тоже можно не опасаться, вредно это для здоровья — по вечерам на море глазеть! А что до ментов — то пускай роют! Если не уберутся из поселка, мы их поодиночке переловим!
— Ага, тебе хорошо говорить, а меня в прошлый раз едва не пристрелили! — проворчал бугай.
— Значит, осторожнее надо быть! Нечего под пули соваться — и сам пропадешь, и другим весь расклад попалишь!
— Да я что — я ж все понимаю!
— Ладно, нечего на ветру торчать, пошли отсюда. А то на дворе не май месяц. Не хватало еще простуду подцепить!
— Да, на больничный можешь не рассчитывать, — расхохотался старший. — Тебя ж вроде как и нет!
— Кому, может, и нет, а сам для себя я есть! И моя шкура мне дорога не только как память.
— Ладно, не ворчи! И впрямь, что мы здесь торчим? Пошли погреемся…
Компания развернулась и двинулась по берегу туда, откуда несколькими минутами ранее пришли трое.
Тут бы нам тихо проследить за ними, взять в кольцо, а уж потом решать, как поступить, но у отца погибшей девушки сдали нервы, и он с криком «убийцы!» выскочил из-за укрытия и понесся следом за мужиками, размахивая зажатым в руке дробовиком. Мы поневоле были вынуждены вступить в бой.
То, что творилось в последующие две минуты, можно охарактеризовать лишь одним простым словом — сшибка. Наши противники оказались вооружены и сдаваться были не намерены, отстреливаясь из револьверов. Первым погиб отец Анны, одновременно схлопотавший две пули — в грудь и голову. За ним — один из бойцов, заработавший смертельное ранение в шею. Когда наконец, смолкли выстрелы, на берегу лежало семь трупов: пять их, и два наших. Еще двое наших бойцов были ранены, слава Богу, легко.
— Тьфу ты, гадство! — сплюнул под ноги Лешка. — Ни одного живым взять не удалось! Что за непруха! Считай, полный провал операции!
— Ну, банду мы все-таки ликвидировали.
— А что толку-то? Слышал ведь, как они про какого-то Хозяина толковали? И где теперь его искать? Если бы хоть один из этих молодчиков жив остался, я бы его как липку тряс, но вызнал, кто у них главный. А теперь — концы в воду. И не найдем, и не докажем ничего. А эта гнида потихоньку новую команду себе подберет и за старое возьмется. Что головой трясешь? Выждет с полгода-год, и снова в поселке Тварь заведется или еще какой зверь пострашнее! Обидно до сопель зеленых! А этот чудик — вот куда полез, спрашивается? Я как чувствовал, что нам от него одни проблемы будут! Лучше бы дома сидел, неуловимый мститель! Глядишь — и вовсе без жертв обошлись бы! А так и сам погиб, и других подставил! Чтоб я еще хоть раз в жизни с дилетантами связался!..
— Лех, да не переживай ты так, все равно уже ничего не поправишь. Лучше давай думать, что делать будем?
Лешка глубоко вздохнул, потер ладонью лоб.
— Надо бы в поселок послать за народом и лодками, чтобы тела отсюда вывезти. Да и сказать, чтоб в райцентр весточку подали, чтоб немедленно сюда вертушку выслали. Думаю, на этот раз нам не откажут.
— Если не возражаете, этим можем заняться мы с Анфисием, — предложил отец Георгий.
— Отлично, — ответил Лешка. — Где моторка стоит, помните?
— Обижаете, капитан!
— Ну и славно. Тогда ступайте!
— Пойдем, Анфисий!
Дьяк, так и не выпускающий из рук берданку, с видимым облегчением отправился за батюшкой.
— А молодцом ведь держался, сдюжил дьячок! — с невольным уважением сказал, глядя ему вслед, Лешка. — Хоть и боялся до крайности.
— Такое ощущение, что он до сих пор боится. Видел, как у него руки трясутся?
— Это не страх, это шок. Он-то и впрямь в дьявольские порождения верил, а тут на тебе — нет никакой Твари, а есть банда нелюдей. Кстати, пора бы нам как следует изучить этот островок, не находишь? Они ведь куда-то собирались идти, весь вопрос — куда именно? Полагаю, основная база где-то неподалеку. А ты что думаешь?
— Аналогично.
— Тогда вперед!
Тщательно обшарив остров, мы обнаружили схрон банды — пещеру на побережье. Вход в нее был замаскирован камнями и ветками, но поскольку мы уже примерно знали, что ищем, этот нехитрый камуфляж нас с толку сбить не мог.
Войдя внутрь, мы тут же обратили внимание на огромную шкуру, лежащую около стены. Вот тебе и карнавальный костюм нашелся как по заказу!
— Из чего это она, интересно? — Лешка присел на корточки и принялся рассматривать шедевр неизвестного скорняка.
— Думаю, медвежья. Видишь, какой мех? Может быть, даже не из одного, а из пары мишек пошита, — предположил Величко.
— Качественно изготовлена. Даже если близко стоять будешь, не поймешь, что зверь-то поддельный!
— А морда, морда-то какая! Ты смотри — ее ж из дерева вырезали, а потом мехом обклеили! Конечно же, никто эту заразу с такой пастью опознать и не смог! И клыки, кроме самых длинных, самые что ни на есть настоящие! Только не разберу, чьи. Может, тюленьи?
— Похоже на то. А длинные — просто деревянные, да еще и крашеные. Оно и понятно: ни у одного местного зверя таких просто не добыть.
— И ведь не лениво было кому-то с этим возиться! Тут же работы на несколько недель, если не месяцев! Все вырезать, подогнать по размеру, вклеить, покрасить! Да и какой фантазией надо обладать, чтоб этакую страхолюдину придумать!
— Никак не пойму — а что у нее за глаза? От игрушки, что ли, какой? — Я потрогал белые пластмассовые полушария.
Лешка тут же выхватил голову Твари из моих рук и принялся ее изучать.
— Оба-на! Ну-ка, мужики, а как вам это?
Леха повернул морду Твари в нашу с Величко сторону, и я заметил, как светятся ее налитые кровью глаза. Сморгнул, чтобы прогнать жуткое видение, но безрезультатно: свечение никуда не делось. Судя по озадаченной физиономии Величко, ему привиделось ровно то же самое, что и мне.
— Это еще что за хрень? — спросил он Лешку.
— Гений инженерной мысли: красные светодиоды плюс светофильтры алого цвета. Батарейка на лбу под шерстью. Я всего-навсего вытащил кусок изоленты, которым был проложен ее контакт, вот все и заработало.
— Вблизи словно настоящая зверюга, глаза как настоящие смотрятся.
— На то и расчет.
— Ладно, выключай, а то аж мурашки по коже побежали. Давай-давай, хорош народ пугать! Глянь лучше, какая тут система управления лапами! Они ж по идее на уровне колен болтаются, ни у одного человека руки туда просто не дотянутся. Так здесь рычаги вставлены, чтобы лапы эти можно было поднять и чтобы со стороны не было видно, что они безвольно болтаются.
— Получается, тот, кто носил эту шкуру, не мог одновременно изображать из себя Тварь и убивать, у него просто рук на это не хватило бы! Да и вес такой на себе таскать — тоже не сахар, тут уже ни до чего остального.
— Я так это вижу: скорее всего работали командой. Один разгуливал, изображая из себя Тварь, в то время как его подельники набрасывались на жертву, убивали, а затем уже маскировали все под нападение зверя.
— Да, пожалуй, что так. Но все равно: чем-то они все-таки ее убивали?! Ведь на телах откуда-то взялись следы когтей и клыков. Значит, надо искать — чем именно они были сделаны.
— А что тут искать — вон все валяется! — подал голос Величко и указал на две тяжелые дубинки с острыми металлическими шипами, имитирующими когти, огромные клещи, выполненные в виде пасти с клыками, и прочие инструменты из мясницкого арсенала.
Признаюсь, мне стало несколько не по себе при виде этих изощренных орудий убийства. Каким же дьявольским хладнокровием надо обладать, чтобы, убив человека, затем целенаправленно увечить его тело с тем расчетом, чтобы никто не заподозрил, что истинная причина смерти отнюдь не в нападении мифической Твари. Нет, прав был отец Георгий, это нелюди и порождения нечистого. А таким не место среди живых…
И тут за моей спиной внезапно раздался рев Твари. Вздрогнув, я обернулся и увидел, что один из бойцов отнимает ото рта раковину с раструбом из бересты.
— Предупреждать надо! — рявкнул на бойца Лешка, которого тоже застал врасплох этот жуткий вой. — Дай сюда!
Боец послушно перебросил Лешке находку.
— Надо же какая конструкция! — произнес мой приятель, вертя раковину в руках.
— А главное — какие звуки издает! Аж мороз по коже! — с непередаваемой гримасой заметил Величко.
— Вот ведь додумались! Дешево и сердито!
— Еще добавь — неподражаемо.
— Это точно.
— Честное слово, если удастся, непременно оставлю себе эту штуку на память!
— Ага, и в минуты хандры будешь выходить на балкон и выть на луну, распугивая соседей? Нет уж, обойдешься, друг сердечный, а то доведешь добропорядочных граждан до инфаркта!..
Так, полушутя препираясь, мы продолжали обследовать пещеру.
Следующей нашей находкой стали самодельные, пошитые из шкуры бахилы.
— Кстати, вот тебе и разгадка: почему Тварь практически не оставляла следов, — сказал мне Лешка, указывая на гладкие подошвы размытого очертания. — Да и с походкой вопрос тоже плюс-минус ясен. Быстро бегать во всей этой амуниции, мягко говоря, затруднительно. Я бы по крайней мере в этих вот «тапочках» ноги едва-едва волочил бы.
— Надо будет тело самого крупного бандита повнимательнее осмотреть. Сдается мне, именно он в роли Твари выступал. Ему одному по силам такой груз на себе волохать. А раз так, должна у него быть отметина, когда мы его с маяка подстрелили.
— Должна, а как же: помнишь, как он своим плакался, что едва уйти успел? Впрочем, можно не торопиться, он от нас уже никуда не денется.
— Факт!..
Владевшее нами нервное напряжение несколько спало, хотя подспудно мы все еще продолжали ждать нападения. А вдруг там, на берегу, мы имели дело только с частью банды? Впрочем, что лично до меня, то чем дальше, тем больше я чувствовал облегчение оттого, что все, похоже, окончилось, причем самым обыденным способом — перестрелкой и трупами. Это были всего лишь люди. Не ожившие чудесным образом монстры, не пришельцы с того света — просто люди…
Но при мысли о том, какой дорогой ценой далась нам эта победа, у меня непроизвольно сжимались кулаки. Сначала Семен Рыбалин, сегодня еще один боец погиб. И кто знает, сколько бы еще смертей собрала эта кровавая жатва, если бы сегодня удача не улыбнулась нам. Да и обезумевшего от горя отца тоже жаль — хоть он нам операцию и подпортил изрядно. Все на этом свете можно исправить, лишь одного назад не вернешь — человеческую жизнь.
Впрочем, помимо всего остального, в душе моей жило еще и изумление от обнаруженных нами находок. Да, мы с Лешкой предполагали, что дела могут обстоять подобным образом, но получить столь наглядное подтверждение нашим логическим выкладкам, признаться, не ожидали. А уж качество «карнавального костюма» наводило на мысль о том, что перед нами всего лишь верхушка айсберга. Как-то не вязались между собой ликвидированные нами бандиты — тупые, примитивно жадные — и талантливо, можно сказать, с любовью изготовленная шкура Твари. Вряд ли кому-то из этих молодчиков было бы по силам додуматься до такого. Видимо, это дело рук загадочного Хозяина, которого они пару раз поминали. Еще бы знать, где его искать…
— А это еще что за мерзость? — поморщился Величко, глядя на ведра со следами крови и оленьи кости.
— А это декорации, мать их! — сплюнул под ноги Лешка. — Помнишь, когда нам тело Рыбалина подбросили, все стены в крови были? Вот тебе и разгадка — откуда. Подстрелят олешку, его самого схарчат, а кровь заботливо в ведерко сцедят, чтоб потом побольше ужаса на народ нагнать. Только вот не учли, что не с зашуганными рыбаками дело имеют, а с профессионалами.
— Ну да, потеки с брызгами даже при большом желании не перепутаешь, — согласился Величко. — В принципе местные и сами могли бы догадаться, в чем дело, если бы не были так напуганы.
— Если бы они не тряслись от страха каждый в своем углу, а собрались вместе и обшарили острова, как это сделали мы, они со своими обидчиками куда как раньше разобрались бы! — с горечью высказался Лешка. — А вместо этого… эх, чего уж теперь об этом!
— Еще бы понять, ради чего все это было затеяно? — подал я голос. — Мне кажется, что все дело в корабле и в том грузе, который отвезли на него бандиты. Судя по тому, что они говорили и как себя вели, подобная операция для них не первая. Да и Тварь была нужна им ровно для того, чтобы с наступлением сумерек все население поселка сидело по домам и на побережье не совалось. Вот и вопрос: что же такого секретного они передавали с берега? Ради чего так рисковали?
— А знаете что? — оживился Лешка. — Давайте перероем тут все снизу доверху! Ну не верю я, что здесь никаких следов этого таинственного груза не осталось! Ну должна же быть какая-то зацепочка — в конце концов, бандиты эти интеллектом не блистали, наверняка где-то что-то упустили!
Мы переглянулись и с утроенным азартом принялись искать. Что именно мы ожидали найти, никто из нас не знал, но найти это самое неизвестное было просто позарез необходимо. Ощущение, что разгадка тайны где-то близко, манила и будоражила нас, а давившая на плечи усталость последней недели побуждала выяснить это как можно скорее. Мы с Лешкой выстукивали стены в надежде обнаружить тайник, а Величко с бойцами ползали по пещере и длинными десантными ножами проверяли песчаный пол.
— Есть! — раздался через десять минут радостный голос одного из бойцов.
Мы все бросились к нему, гадая, что же он там обнаружил. Парень протянул ладонь, и мы увидели тускло поблескивающие камни неправильной формы.
— Тю, да это ж золото! — изумился Лешка.
— Ну да, золото, причем явно кустарной добычи, — подтвердил я, разглядывая корявые слитки. — Грамм на сто каждый, не меньше.
— Видать, для себя приначили. Никак, решили Хозяина своего обдурить!
— Вот тебе и ответ на все вопросы разом. Золото здесь могло взяться только с юга, с уральских приисков. Доставляли его сюда скорее всего с верховья реки на лодках или плотах и везли этот груз ночью, чтобы никто случайно этого не засек. Так как залив закрыт для судоходства, береговой охраны здесь нет, а ближайший пограничный пост — более чем в тридцати километрах к востоку. Просто идеальное место для провоза контрабанды! Особенно если капитан корабля — ас в своем деле.
— Ну, раз он все еще не отправился ко дну — значит, так оно и есть, — мрачно подтвердил Величко. — Тьфу, и из-за такой мерзости я двух парней лишился!
— Тот, кто все это задумал, пекся исключительно о собственной выгоде и безопасности. А на всех прочих ему наплевать. Заметь, с какой легкостью он пошел на убийство жителей поселка! Даже девчонку не пощадили — и всего лишь за то, что она любила смотреть на море! Сволочи!
— Я бы эту гадину собственными руками порвал! За всех разом — и за ребят, и за девчонку, и за остальных тоже…
— Дело за малым: узнать, кто этот самый Хозяин?
— Мысли есть?
Мы хмуро переглянулись. Увы, кто бы ни скрывался под маской Хозяина, он не допустил ни единой оплошности. Мы разгромили театр марионеток, но главный кукловод так и остался в тени…
— Наверное, он не местный, — предположил Величко. — Просто много мотался по стране, вот и вычислил, в каком месте будет удобнее всего организовать провоз контрабанды.
— А про Тварь он откуда узнал? Это же местная легенда, в том же райцентре про нее и слышать не слышали!
— Я ж говорю: много ездил, в том числе его и сюда каким-то ветром занесло. Кто-то по пьяни и рассказал ему местную страшилку, а он тут же придумал, как на этом сыграть.
— Получается, он должен был побывать в поселке никак не позднее прошлой осени, — быстро прикинув в уме сроки, сказал Лешка. — Иначе бы он просто не успел подготовиться. Сами посудите: одну только шкуру никак не меньше месяца готовить пришлось, а то и больше. Плюс найти подходящее судно, договориться с его капитаном, собрать банду — причем из местных уроженцев, не забывайте, какой у них выговор был. Да еще и поток золота с юга организовать. В общем, ему пришлось изрядно попотеть, это факт.
— Значит, надо порасспросить народ из поселка, не было ли у них в конце прошлого года какого-нибудь чужака. Вряд ли у них нет отбоя от гостей, место-то — глухомань преизрядная. Кому они интересны, кроме собственных родственников!
— Слушай, а если это все-таки не пришлый сработал, а кто-то из своих? Поэтому и легенда как нельзя лучше им на прикрытие легла, и фарватер им знаком…
— Ага, а ты внимательно на поселковый народ смотрел?
— А что такое?
— Не хочу сказать о них ничего плохого, но что есть — то есть. Они — простые работяги, недалекие и ни о каких прочих радостях жизни, кроме как о самогонке, думать не способны. Если и есть среди них хитрецы, то вся их хитрость исключительно в вопросах семьи и быта проявляется. А тут явно незаурядный ум поработал.
— М-да, неувязка, однако…
— Но все-таки местных стоит порасспросить — это правильная идея. Авось что и припомнят. Ну не может такого быть, чтобы эта паскуда нигде не наследила! Да и личности его приспешников меня очень интересуют. Вот про них точно кто-нибудь что-нибудь знает — значит, поднакопим сведений, проанализируем — откуда они, с кем общались, а там помаленьку-потихоньку и до Хозяина доберемся!
— Так-то оно так, да только это ведь уже не наше дело, а ментов. Мы и так уже все, что могли, сделали. И не забывай, что у нас еще задание висит!
— Стас, веришь — нет, а мне наплевать! И эту гадину я хоть из-под земли достану, без разницы — есть у меня на это приказ или нет! Или мы ему так и спустим убийство ребят?!
Я промолчал. Я прекрасно понимал чувства Лешки, но знал: если разрешится наша проблема с транспортом, мы будем обязаны покинуть поселок и отправиться на выполнение нашего непосредственного задания. Поскольку задачу-максимум мы уже выполнили — обнаружили и обезвредили банду, — то районному начальству уже не с руки удерживать нас здесь. Следовательно, завтра, самое позднее послезавтра мы будем держать курс на восток. А неведомый Хозяин так и останется на свободе. Насчет сыскных способностей местных органов я не обольщался, равно как и насчет их «горячего стремления» поймать опасного преступника. И честно говоря, как нам быть в подобной ситуации, я не знал…
…Официант ловко принялся снимать с подноса дымящиеся тарелки.
— Ну вот, не прошло и полгода, — тихо заметил Стас, когда официант удалился. — Всего лишь полчаса, пардон, сорок минут — и мы можем приступать к трапезе.
— Скажи спасибо, что нам вообще хоть что-то принесли, а не выгнали взашей за наглость.
— Ничего, пусть поработают, им полезно, — меланхолично отозвался Станислав. — Да и насчет наглости вопрос спорный. Они ведь сегодня в десять вечера закрылись, на час раньше, чем обычно. В половине одиннадцатого здесь уже ни одного пассажира не было. И как тогда прикажешь это расценивать, как не самую натуральную неприкрытую наглость?
— Ладно, не будем об этом, а то, боюсь, аппетит окончательно испортится.
— Вот те раз! С чего бы это?!
— Не знаю, — повела плечами Сашка. — Просто… твой рассказ… мне казалось, что он должен закончиться как-то иначе, ну, оптимистичнее, что ли! А в итоге такой тоской повеяло — не передать.
— Ну, на самом деле ровно те же чувства и меня тогда посещали, — признался Стас. — Банда обезврежена, тайна Твари раскрыта, поток контрабанды пресечен — а все равно кошки на душе скребут. И никакой радости, что все уже позади, одна лишь безмерная усталость. Спать хотелось просто безумно, да еще и апатия навалилась. Если бы не Лешка, который всех нас постоянно тормошил, мы бы вообще себя как зомби вели.
— Даже Величко?
— Да, даже его накрыло, — кивнул Станислав. — Сама понимаешь, такое страшнейшее напряжение, и вот вдруг бах — и развязка! А мы и так уже на последних резервах организма держались. Будь наша воля — несколько суток подряд проспали бы как убитые. На ребят и смотреть-то страшно было: лица осунулись, щеки ввалились.
— Да уж, не позавидуешь вам. Кстати, я что-то не так поняла, или один бандит все-таки остался на свободе? Ну, я имею в виду того, кого звали Хозяин. Просто ты сказал, что в перестрелке погибли те бандиты, которые были на берегу, то есть никто к ним больше не присоединился, ведь так? А если судить по их разговору, то о Хозяине они говорили так, словно его среди них не было.
— Верно, Хозяина мы тогда так и не взяли.
— Жаль, — вздохнула Сашка. — Получается, самый главный злодей безнаказанным остался.
— Ну, это еще как посмотреть, — прищурился Станислав.
— То есть? — оживилась Сашка. — Вы его все-таки нашли, да?! И кто это был?
— Тсс, не все сразу! — замахал руками Стас. — И вообще: пока не съешь суп, я тебе больше ничего рассказывать не буду.
— Это грязный и неприкрытый шантаж! — надулась Сашка. — Опять ты все самое интересное на потом оставил!
— А то как же! — подмигнул ей собеседник. — Иначе ведь так и останешься голодной, знаю я вас, трепетных барышень!
— Почему это сразу «трепетных»? — осведомилась Сашка.
— Потому что вы от ужаса трепещете. Отчетливо трепещете.
— Отчетливо — это вот так? — Сашка, словно в замедленном кино, затряслась, изображая якобы бьющую ее крупную дрожь.
— Примерно, — весело подтвердил Стас. — А теперь замолчала и взяла ложку в руку! И чтоб в ближайшие пять минут я с твоей стороны ничего, кроме чавканья, не слышал!
— Я не чавкаю, — с видом оскорбленной добродетели сообщила Сашка и потянулась за ложкой.
Рассольник, как ни странно, оказался выше всяких похвал, и Сашка сама не заметила, как заскребла по дну тарелки, подхватывая последние капли густого наваристого бульона. За рассольником настал черед салата вперемешку с гуляшом. Осилив по полпорции и того и другого, Сашка поняла, что объелась. Откинувшись на спинку обтянутой дерматином лавки, она решила немного передохнуть. Оставлять еду на тарелке ей не хотелось, но и осилить все за раз оказалось выше ее сил.
— Слушай, я идиот! — хлопнул себя по лбу Стас.
— Что такое? — встревожилась Сашка.
— У нас с тобой на столе шампанское греется, а мы еще не сделали ни глотка!
— Это все потому, что кто-то очень торопился поесть, пока еда не остыла, — ввернула шпильку Сашка.
— Признаю, моя вина, — вздохнул Станислав. — Но с другой стороны, пить шампанское никогда не поздно. Так что подставляй фужеры!
— На тебе бокалы, а я лучше пока пересяду, пожалуй. Что-то у меня опасения насчет того, что эту газированную бомбу нам удастся раскупорить без последствий для костюма.
— С чего это ты взяла?
— Сам посуди: поезд постоянно трясет, соответственно шампанское, которое в этом самом поезде всю дорогу ехало, тоже. Охлаждено оно абы как, вот и прикинь, что начнется, когда ты его вскроешь!
— Лучший способ это узнать — проверить все на практике! — С веселой решимостью Стас подтянул к себе бутылку и принялся обдирать фольгу с пробки.
— Ты это, предупреди меня на всякий случай, когда мне драпать, ладно? Душ из шампанского — это не то, чего бы мне хотелось в ближайшие пять минут.
— Успокойся. Или ты мне не доверяешь? — укоризненно покачал головой Станислав.
— Тебе — да, а шампанскому — нет! — упрямо стояла на своем Сашка, как завороженная наблюдающая за тем, как под пальцами Стаса пробка потихоньку пошла вверх.
Раздалось тихое шипение. Станислав еще секунд двадцать не позволял пробке покинуть горлышко, одновременно стравливая давление, и, наконец, сочтя, что опасность фейерверка миновала, снял пробку и разлил пенящийся напиток по фужерам.
— Кажется, кто-то здесь труса праздновал? — грозно осведомился он у Сашки, комично сдвинув брови к переносице.
Та лишь развела руками в стороны, мол, признаю, виновата.
— Ладно, лучше скажи, за что пить будем?
Сашка, ни на секунду не задумавшись, ответила:
— За нас!
— Хороший тост, — одобрил Стас и поднял бокал. — Что ж, за нас, красивых и смелых!
Они сдвинули фужеры, тихонько тренькнув краями, а затем, пригубив игристое вино, как-то очень естественно потянулись друг к другу.
Сашке показалось, что земля уходит у нее из-под ног. Вот это и случилось — они со Стасом целуются! Боже, какие же сладкие у него губы! Да еще и такие нежные вдобавок, словно два розовых лепестка. Наверное, он бы возмутился против такого сравнения, если бы узнал. Ой, надо же, какая ерунда приходит ей в голову в такой миг!..
Стасом же в этот момент владели крайне противоречивые эмоции. Он чувствовал, как его неудержимо тянет к этой девушке, и никак не мог разобрать, говорит ли это в нем обыкновенная страсть или же то, что принято называть любовью. Сашка чем-то неуловимо отличалась от всех его прежних подруг, быть может, своей искренностью и отчасти смирением перед выкрутасами судьбы. Ведь если бы он не вмешался, Полина выставила бы ее из купе, и Сашка бы так и не открылась ему в своих чувствах. Впрочем, тогда он действовал отчасти из-за стремления насолить Полине, а вовсе не потому, что ему так здорово приглянулась скромница Сашка. Или… он себя обманывает? Да какая в общем-то теперь разница! Случилось то, что случилось, и из этой командировки он возвращается, везя с собой домой нечто очень дорогое и важное — свою будущую половинку…
Половинку?!
— Слушай, — внезапно спросил он, прервав поцелуй, — а ты выйдешь за меня замуж?
— Да хоть завтра! — улыбнулась ему ошарашенная Сашка. — Скажу тебе по большому секрету, никогда еще там не была.
— Признаюсь — я тоже! — подмигнул ей Стас. — А не боишься быть женой офицера спецслужб? Вечные командировки, постоянная неопределенность, иногда по нескольку недель безо всякой связи…
— А ты не боишься быть мужем торгового представителя? Частые разъезды, переговоры до полуночи, регулярное отсутствие обедов и ужинов?
— Готовить я умею, по крайней мере местного шеф-повара я бы многому мог научить. Ну а что до поздних встреч да деловых поездок — знаю я одно действенное средство от этой напасти!
— Надо же! И какое? — оживилась Сашка.
Станислав огляделся по сторонам, словно боясь, что их могут подслушать, а затем поманил Сашку к себе и что-то шепнул ей на ухо. Сашка раскраснелась и, улыбнувшись, покачала головой.
— У тебя далеко идущие планы! Собираешься мне всю карьеру на корню загубить, да?
— Отнюдь! Просто предлагаю сменить одну карьеру на другую! И кто сказал, что домохозяйка и мать семейства — это хуже, чем торговый представитель?
— Наверное, об этом несколько преждевременно говорить. Но я подумаю над твоим предложением. Что-то в нем определенно есть!
— Я знал, что тебе понравится! — В голосе Стаса зазвенела нежность. — У нас с тобой еще вся жизнь впереди!
— Знаешь, я столько раз представляла себе этот момент, но никогда не думала, что все будет так одновременно просто и волшебно. Мне кажется, будто у меня за спиной крылья выросли, а еще страшно! Аж до оторопи, до паники страшно!
— Чего же ты боишься? — озадачился Станислав.
— Того, что это всего лишь сон, и он, как все сны, развеется к утру. Ты поцелуешь меня в щечку на вокзале, пообещаешь как-нибудь позвонить и уедешь, а я вновь останусь одна и буду гадать, пригрезилось мне все это или было на самом деле.
— Разве я дал тебе повод усомниться во мне?
— Нет. Просто никак не могу поверить, что это и в самом деле с нами происходит.
— Тогда предлагаю второй тост: за мою пугливую невесту! Чтобы все ее страхи оставались лишь страхами и никогда не сбывались!
После второго бокала шампанского Сашке было уже все равно, что думают о них работники вагона-ресторана, как воспримет их исчезновение из купе Полина и что скажет проводник. Все это показалось ей вдруг ничтожным, не стоящим внимания. Самое главное — отныне они со Стасом вместе. Долго ли продлится их союз или развалится при первой же крупной ссоре — это не важно. Будь что будет! Она постарается сделать так, чтобы этому человеку было уютно с ней, чтобы он с нетерпением ждал конца командировок и со всех ног летел домой — к своей верной жене. Им наверняка порой придется сложно, но разве есть на свете такая проблема, которую не могли бы решить два любящих сердца?..
— Да, представляю себе, как удивится Лешка, когда увидит нас вместе, — весело присвистнул Стас.
— Он что, завтра тебя встречает?
— Да, обещал быть. Заберет у меня кое-какие документы и уедет в управление.
— Здорово! Я узнаю, какой он на самом деле! — обрадовалась Сашка. — А Величко будет?
— Нет, Величко в другом подразделении работает, мы с ним в последнее время довольно редко пересекаемся. Что, хочешь всех участников той истории воочию лицезреть?
— Ага! — вздохнула Сашка. — Впрочем, это ведь все равно не получится, половина действующих лиц так и осталась на севере: батюшка с дьячком, учитель, майор из райцентра…
— А майор-то тебе зачем сдался? — изумился Станислав.
— Ну, он же тоже вроде как участвовал в тех событиях. Ведь если бы не он, вы бы в тот поселок не попали.
— Это точно, — хмыкнул Стас. — Не поверишь, очень хотелось ему за это низкую благодарность от всей группы выразить с занесением в печень.
— И как, выразили? — лукаво поинтересовалась Сашка.
— Да ты что! Смеешься, что ли? Вот не хватало только из-за всякой мрази под трибунал идти! И вообще давай ешь лучше! А то еще останешься у меня голодной!
— Это нереально! — расхохоталась Сашка. — У меня уже скоро щеки будут глаза подпирать! Лучше давай рассказывай, как вы Хозяина нашли!
— Вот доешь гуляш с салатом, тогда и услышишь!
— Нечестно! Между прочим, уговор был — рассказ после супа! А суп я уже давным-давно осилила!
— А я говорю — ешь!
— Первое слово дороже второго!
— Хватит пререкаться со старшим по званию!
— А верно ли я слышала, что у жен военных звание считается на одно выше, чем у мужа? — наивно округлив глаза, осведомилась Сашка.
— Вот ведь и на кривой козе не объедешь, все знает! — весело изумился Станислав. — И откуда только у тебя такие сведения?
— Ну, мало ли откуда, помоталась по стране, где-то слышала краем уха. А что, это не так?
— Так-то оно так, да только вот, позволь заметить, ты мне пока не жена, а невеста, поэтому…
— Значит, мы пока равные по званию? — тут же перебила Стаса Сашка. — Ну а раз так, ты все равно мной командовать не можешь, вот!
— Бунт на корабле? — грозно насупился Станислав.
— Ага, — кивнула Сашка. — Требую продолжения банкета, тьфу, рассказа!
— Ну, тогда подожди, пока я поем. А то, боюсь, все остынет, пока я тебе последние подробности перескажу.
— Ладно, уболтал, — вздохнула Сашка. — Давай есть…
Когда официант унес пустые тарелки и, вернувшись, поставил на стол креманки с мороженым и кофейные чашечки с дымящимся ароматным напитком, Сашка вдруг поняла, что силы потихоньку оставляют ее, как и предсказывал Станислав. Глаза то и дело норовили слипнуться, движения стали чуточку заторможены. Сочтя, что при таком раскладе мороженое, пожалуй, подождет, Сашка потянулась за кофе. Вот только не хватало заснуть в самый неподходящий момент!
— Что-то меня разморило, — признался Стас. — Наверное, когда до дома доберусь, сутки просплю, не меньше. А тебе как — уже завтра на работу?
— Нет, слава Богу, у меня еще целый день в запасе, чтобы отдохнуть.
— Это здорово, — отозвался Станислав и, не удержавшись, зевнул.
— Стас, не подавай мне дурной пример! Я, между прочим, тоже едва держусь. Лучше давай пить кофе, а то, боюсь, я так и не узнаю, кто же был Хозяином!
— А что, никаких предположений? — хитро прищурился Станислав.
— Постой, ты хочешь сказать, что Хозяин — это один из тех, кого ты уже упоминал в своем рассказе?
— Да, причем неоднократно!
— Хм, как любопытно! Ну, трудно, конечно, так, с бухты-барахты сказать, но может быть, это староста?
— А почему ты так решила?
— Он какой-то неприятный, скользкий тип. Вроде бы как он заинтересован в поимке Твари, а при всем при том реальной помощи от него не дождешься. Чуть что, сразу же притворяется, что по-русски не понимает и не говорит, да еще и односельчан против вас настраивает. Ведь это же он ваш траулер вместе с сообщниками поломал! Да и в самый первый день, когда у вас боец погиб, катер до поста береговой охраны высылать не хотел и другим отсоветовал.
— А зачем это все ему нужно было в таком случае?
— Не знаю, — покачала головой Сашка. — Ну, наверное, ради денег? Наверняка контрабанда — очень прибыльное занятие, а кому же лишние доходы помешают! А он, похоже, мужик жадный, за копейку удавится…
— А сама противоречий в своих доводах не видишь?
Сашка ненадолго задумалась, а затем вздохнула:
— Вижу. Судя по тому, как все было организовано, Хозяин — очень хитрый и умный человек. А староста — он всего лишь хитрый, но ума особого там нет. Поэтому все его уловки белыми нитками шиты. Стоило ему только что-нибудь против вас предпринять, вы практически сразу знали, чьи уши торчат из этого дела. Следы он так заметать и не научился.
— Совершенно верно, черт побери! Ну, кто тогда следующая кандидатура на роль Хозяина?
— Может быть… майор?
— Опа-на! А этого персонажа ты за что так приласкала? — развеселился Станислав.
— Ну, он тоже очень неприятный тип и столько вам гадостей сделать успел! Опять же: кто, как не он, знал, что в этом районе судоходства практически нет и пограничный контроль поэтому ослаблен? Может быть, он именно по этой причине не хотел вам вертолет выделять, чтобы вы случайно сверху не засекли корабль контрабандистов и не сообщили об этом кому-нибудь из начальства! Да и потом, когда он узнал, что вы в поселке застряли и уже потеряли одного бойца, он ведь палец о палец не ударил, чтобы вас оттуда эвакуировать, только одними обещаниями кормил! Наверняка надеялся, что Тварь успеет с вами разобраться и вы там кости сложите, а он опять спишет все на нападение диких зверей. Ну, я имела в виду, конечно, не Тварь, а бандитов, что ею прикрывались.
— Оригинальная версия, признаю! Ну а теперь попробуй сама же себя опровергнуть!
— Что, опять мимо? Эх, следователь из меня никакой, я даже в детективах никогда не могу заранее угадать, кто же убийца. Значит, почему майор — это не Хозяин? Ну, пожалуй, главный аргумент в его защиту, это то, что ему надо было непосредственно контролировать весь процесс и руководить бандитами, чтобы они ничего не напортачили; они же в отличие от Хозяина были глупые и самонадеянные. А от райцентра до поселка далеко. Если бы он регулярно навещал поселок на вертолете, то вы бы его обязательно засекли. Впрочем, может быть, он со своими сообщниками по рации связывался? Тогда рация скорее всего была служебная. Но как же он маскировался и держал в тайне от своих сослуживцев, что ведет регулярный радиообмен не пойми с кем? Раз там так близко граница, его вполне могли засечь и принять за шпиона!
— О, будешь и дальше такие логические цепочки выстраивать, прямым ходом у нас в аналитическом отделе окажешься, — ободрил Станислав Сашку. — Признаться, мы и сами с Лешкой грешили на майора, ровно по тем же причинам, которые ты указала. Но доказать что-либо было нереально, сама понимаешь. Даже если он и был замешан в этом деле, то весьма косвенно. А у нас не было полномочий припереть его к стенке и вытрясти из него всю душу. Тем более что вероятность ошибки была весьма и весьма велика.
— Получается, даже если майор и замешан, то он всего лишь один из банды, да? Ну, кто-то вроде крыши у контрабандистов. А Хозяином был кто-то другой?
— Именно так.
— Но тогда у меня вообще никаких догадок нет. Я вроде как всех гадов уже перебрала… — растерялась Сашка.
— А ты вспомни свои любимые детективы, — предложил Стас. — Хочешь сказать, главный злодей — это обязательно кто-то очень неприятный?
— Да нет, не всегда, — поразмыслив, отозвалась Сашка. — Когда как. Иногда бывает и так, что ты до последней страницы и думать не думаешь, что преступник — это вон тот обаятельный лапочка. Его все любят, он всем улыбается, а на самом деле мразь редкостная. И вину он на другого сваливает, и подставляет всех своих друзей через одного, а сам тем временем делает вид, что изо всех сил правосудию помогает.
— И?.. — Стас поощрительно взмахнул рукой.
— Хочешь сказать, Хозяин относился как раз к такому типу злодеев? — задумчиво спросила Сашка.
— Более чем, — кивнул Станислав. — Ну а теперь, когда круг подозреваемых еще сузился, можешь предположить, кто же это был?
— Неужели… отец Георгий?
Стас поперхнулся кофе и закашлялся.
— А батюшку-то ты за что так приласкала? Он-то чем тебе не угодил? — кое-как справившись с кашлем, спросил Станислав, в глазах которого носились лукавые искорки.
— Ну, я пошла от противного, раз он больше всего симпатий вызывает, значит, это и есть главный злодей, — совсем тихо пояснила Сашка, осознав, что в очередной раз попала пальцем в небо.
— А почему он тогда вызвался помочь и вместе с нами в рейд по островам отправился?
— Чтобы отвести от себя подозрения и окончательно вас запутать.
— А почему вступил в бой с бандитами, раз они его в лицо знали?
— Ну, наверное, решил, что в такой темноте они его вряд ли опознают. Опять же, он ведь не в рясе был, а в камуфляже, как и все вы. Боец и боец, ничего особенного. У него просто выхода другого не оставалось, иначе бы он себя запалил. Кроме того, когда он понял, что вы его банду засекли, ему было выгодно отправить всех их на тот свет, чтобы никто не смог свидетельствовать против него.
— Хорошо, пусть так. Но почему он тогда не стал опровергать наши с Лешкой подозрения, что Тварь — порождение рук человеческих? Почему терпеливо сидел с нами и рылся в атласах-определителях, ведь ему на руку было бы наше заблуждение, что Тварь — пришелец иного мира или что-то столь же сверхъестественное. Напустил бы тумана, намекнул, что это — порождение сатаны, мы бы от него и отстали, причем так ничего и не заподозрив. Что ты на это скажешь?
— Скажу, что он очень уверенный в себе человек, которому нравилось ходить по грани и испытывать окружающих. Он не боялся, что вы его разоблачите, а поэтому мог позволить себе поиграть с вами, продемонстрировать свои интеллект и начитанность.
— Все так, но есть еще один момент, который говорит против твоей теории.
— Да, и какой же?
— Если бы он и впрямь был Хозяином, то обязательно предупредил бы бандитов о том, что мы в этот день идем в рейд по островам — он ведь знал все заранее как минимум за день! А этого не произошло, нашего нападения бандиты точно не ждали. И как ты это объяснишь?
— Да запросто! Они уже не могли связаться с кораблем-призраком и отменить встречу, поэтому решили рискнуть. Хотя… да, ты прав, — нахмурила лоб Сашка. — Он бы тогда сделал все возможное и невозможное, чтобы задержать вас и вы не успели попасть на тот остров, где был схрон банды, иначе его присутствие в вашей команде теряло всякий смысл. Но тогда… кто же Хозяин?
— Ладно, хорош гадать на кофейной гуще, слушай, чем все закончилось…
Рассказ Станислава, часть восьмая
…Мы сидели в райцентре и пьянствовали вместе с местными ментами. Напряжение, владевшее нами все эти дни, потихоньку сходило на нет, оставляя после себя чувство горечи, досады и стыда. Ведь как дети малые купились! И чего боялись-то — клоуна в зверином обличье! А если бы не паниковали да как следует обшарили окрестности, непременно обнаружили бы наблюдательный пункт на дереве, стоящем неподалеку, с которого бандиты следили за всеми нашими передвижениями! Но как говорится, задним умом все мы крепки, да только вот погибших ребят не вернешь.
Люди из поселка опознали всех пятерых застреленных нами мерзавцев — четверо были из числа шабашников, якобы первыми погибших от лап Твари, а еще один все это время преспокойно торчал себе в поселке, вел ничем не примечательную жизнь и, разумеется, никаких подозрений со стороны односельчан не вызывал. После того как были установлены личности бандитов, менты проверили их по своей базе данных и выяснили, что никакие они не шабашники, а сидельцы, взятые с поличным за незаконную добычу золота. Отбыв наказание, они решили вернуться в родные края, но дома о своем позоре, ясное дело, предпочли не распространяться.
Надо признать — прикрытие они себе придумали грамотное. В такой глуши никто не будет досконально разбираться да копаться в изувеченных останках недельной, а то и месячной давности. Пропал человек без вести — и пропал. А куда именно делся, так кто ж его знает, лес большой! Растащили звери по косточкам, и следа не осталось. И ведь не дрогнула рука: не пощадили тех бедолаг, кто с ними за компанию на охоту пошел, — в расход пустили, да еще и сыграли на этом, страху на односельчан нагнали. Одно слово — нелюди!
Мы пили водку, закусывали нехитрой домашней снедью, выставленной кем-то из ментов, и — не хмелели. Страшная сказка благополучно закончилась, да только вот откуда взялось столь горькое послевкусие? Высшее милицейское начальство радовалось, не забывая подливать нам в стаканы, а мне, признаться, глядя на их улыбки, было тошно. Стоило только сообщить в райцентр о том, что загадка Твари раскрыта и бояться больше нечего, как к нам словно по мановению волшебной палочки был выслан вертолет с представителями власти на борту. И все вокруг — решительно все! — делали вид, будто все закончилось самым наилучшим образом! Лешка и так и сяк пытался втолковать, что среди застреленных нами бандитов нет главаря, того, кого они звали между собой Хозяином, но пройдоха майор — тот самый, из-за которого нам пришлось плыть на допотопном траулере, — ловко изображал из себя глухого и упорно тостовал «за успешное окончание дела».
В какой-то момент мне это изрядно прискучило, да и любоваться на ненавистную майорскую морду было уже невмоготу, и я вышел на воздух. Через полминуты ко мне присоединился Лешка.
Некоторое время мы молчали — все было понятно и без слов. Точку в этой истории никто ставить не собирается, а значит, мерзавец останется безнаказанным.
— Что делать будем? — спросил я Лешку, когда затянувшееся молчание стало действовать мне на нервы.
Лешка не ответил. Удивленный, я обернулся к нему и застал занимательнейшую картину: мой друг морщил лоб и шевелил губами, словно силясь что-то вспомнить.
— Лех, ты чего?
Он тряхнул головой, словно сбрасывая с себя наваждение.
— Да нет, так просто. Ну никак не могу избавиться от ощущения, что я где-то когда-то это уже видел, хоть ты тресни!
— Опять дежа-вю?
— Не опять, а снова! — огрызнулся Лешка. — С первого же дня, как я только про Тварь услышал, мне словно по мозгам кто-то ездит: было это! Уже было!
— Может, что-то из старых операций вспоминается?
— Да нет же! Я уже голову сломал, все перебирая. Такого в моей практике не случалось, это факт.
— Но раз не случалось, то откуда тогда такое чувство? Может быть, тебе кто-то рассказал это?
— Вполне вероятно, — без энтузиазма отозвался Лешка.
— Или того проще: ты какой-нибудь фильм соответствующей тематики посмотрел. Книгу прочитал… — принялся перечислять я, как Лешка перебил меня:
— Ну-ка, повтори, что ты сказал?!
— Э-э-э, — растерялся я, — ты фильм посмотрел, книгу…
— Точно! — воскликнул Лешка и аж притопнул от обилия эмоций. — Стас, ты — гений! А я — раззява, каких свет не видывал! Все это время разгадка была у нас перед носом, а мы как слепые кутята тыкались, вместо того чтобы схватить кое-кого за грудки и вытрясти всю правду! Рыбник! Понимаешь, это же Рыбник!
— Кого ты имеешь в виду? — опешил я. — Какого-то рыбака?
Лешка взглянул на меня как на полоумного.
— При чем здесь рыбак?
— Но ты же сказал…
— Я сказал — Рыбник, а не рыбак.
— А в чем разница?
— Стас, ты не запамятовал, какая книга лежала на столе у Кедрова, когда мы заходили к нему в гости?
— У учителя? Э-э, что-то старенькое… А! «Легенда об Уленшпигеле»! А что?
— Ты текст ее хорошо помнишь?
— Да не то чтобы очень, — признался я. — История нидерландской борьбы за независимость меня никогда особенно не прельщала. Да и роман этот нудный ужасно. По-моему, я его пролистал по диагонали, да и бросил.
— А я вот этой книгой в детстве зачитывался, что называется, до дыр. И есть там среди всего прочего глава о том, как Тиль разделался с убийцей своего отца. Вернее, не с убийцей, поскольку Клаас был казнен на костре, а с тем, кто донес на него за вознаграждение. Собственно, Рыбник и есть та самая мразь, которая, позарившись на полученные Клаасом денежки, не только его самого на тот свет отправила, но и вторично оклеветала его вдову с сыном и тех подвергли пыткам, после которых они едва оклемались.
— Хм, за такое я бы и сам этой сволочи навалял по первое число. А как Уленшпигель с ним поступил?
— О, это отдельная история! Видишь ли, весь фокус в том, что завистливый и жадный Рыбник, оказывается, все это время вел двойную жизнь. И во второй своей ипостаси он был оборотнем.
— Это как же?
— Да очень просто. Купил по случаю вафельницу и изготовил из нее подобие волчьей пасти. Потом подумал, убил двух волков и сшил их шкуры вместе, после чего спрятал в тайнике среди дюн. И принялся за разбой: подкарауливал одиноких путников, убивал их, перекусывая горло железной пастью, обкрадывал, унося все, вплоть до одежды, а затем сбывал награбленное. Ну и выл в дюнах, разумеется, чтобы никто и не заподозрил, что убийства — дело человеческих рук. Пять дней в неделю изображал из себя законопослушного гражданина, а по субботам выходил на промысел.
— И как его разоблачили? — заинтересовался я.
— Когда Уленшпигель вызвался поймать оборотня, священник подсказал ему, что лучше всего караулить волка на узкой дороге к кладбищу, где двум людям никак не разойтись.
— И что, кроме Уленшпигеля, больше смельчаков не нашлось?
— Нет, рыбаки были запуганы оборотнем так, что боялись лишний раз из дома выйти. Единственные, кто, кроме священника, пришел ему на помощь, — это родители и дяди погибшей в дюнах девочки. Остальные прибежали, когда уже все было кончено.
— Да, чертовски знакомо. — Меня пробрал холодок. — А откуда они вообще взяли, что это не волк, а именно оборотень? Его кто-то видел? Или он как-то особенно выл?
— Не совсем так. Лекарь осмотрел тело погибшей девочки и объявил во всеуслышание, что у обыкновенного волка таких зубов не бывает и эта жертва на счету преисполненного адской злобы вервольфа.
— Ну да, хоть и средневековый коронер, а грамотно сработал. И что было дальше?
— Банальная ловля на живца. Уленшпигель изобразил из себя крепко выпившего путника, не преминув при этом поставить на тропе капкан на крупного зверя. Когда он услышал, что капкан сработал, то выстрелил из арбалета, попав в ногу Рыбнику, и закричал чайкой. По этому сигналу семья погибшей девочки, ожидавшая в церкви, ударила в набат, и на кладбище сбежались все жители города. На допросе Рыбник признался, что затеял все по двум причинам: ради денег и ради того, чтобы потешить свое уязвленное самолюбие. Мол, бабы ему даже за деньги не давали, вот он и озлобился на весь белый свет, — несколько грубовато закончил Лешка свой рассказ.
— Да уж, прям мороз по коже, — резюмировал я. — Одно совпадение на другом! Волк, рвущий жертве горло, который на самом деле и не волк вовсе. Зашуганные, боящиеся своей тени рыбаки. Погибшая в дюнах девушка. Ее семья и священник — единственные, кто вызвался помочь в поимке оборотня…
— Прибавь еще золото, ради которого все было затеяно!
— Ну да, еще и золото, — задумчиво повторил я. — Неудивительно, что тебя так трясло!
— Сейчас меня трясет еще сильнее.
— С чего бы это?
— Стас, только не говори мне, что пьян до изумления! — рявкнул Лешка. — Ну-ка, быстро ответь, да или нет: случайно ли эта книга оказалась на столе Кедрова именно в тот момент, когда в поселке лютовала Тварь?
— Нет, — моментально отозвался я.
— А как ты объяснишь столь специфический выбор чтения? Он ведь эту книгу реально листал, она и в первый наш визит на столе лежала, и во второй тоже.
— Да все просто в общем-то, — несколько растерянно ответил я. — Его, как и тебя, изумило совпадение того, что творится в поселке, и того, что описано в книге. Вот он пытался найти какие-то параллели…
— Ой ли? — прищурился Лешка. — Стас, а тебе не кажется, что кое-кто воспринял историю Рыбника как инструкцию к действию? С поправкой на местный колорит, разумеется. Поэтому вместо банального оборотня на сцену вышла Тварь, доселе мирно дрыхнувшая в кургане. Да и на гоп-стоп с бытовухой размениваться не стали, решили играть по-крупному, наладив контрабандный вывоз золота. Договорились с капитаном, а чтобы никто ничего лишнего не заметил, аккуратно повыбивали стекла на маяке, зная, что достать новые просто неоткуда. Плюс нагнали страху на жителей, чтоб те по вечерам не шастали бесконтрольно. А девчонку-упрямицу, которая никак не могла отказаться от вредной привычки любоваться вечерами на море, и вовсе в расход пустили. Но схема-то задействована одна и та же!
— И что ты предлагаешь?
— Надо бы вернуться в поселок да прощупать Кедрова. Если он и есть Хозяин, в чем я уже практически не сомневаюсь, то могу сказать: нам достался сложный противник. Нахрапом его не возьмешь, надо тоньше действовать. Разговорить, успокоить, чтобы бдительность потерял. А затем огорошить неожиданным вопросом и посмотреть на реакцию. Ну не верю я в идеальных преступников, хоть ты тресни! Не может быть такого, чтобы эта падла никого и ничего не боялась! Наверняка нервишки-то шалят после того, как всю банду завалили. А заказчики небось уже с очередной партией золотишка торопят. Смекаешь, к чему я веду?
— Может, попросить ментуру, чтобы порыскали по своим каналам и предоставили нам данные по Кедрову?
— Ни в коем случае! Если он нигде раньше не наследил, а скорее всего так оно и есть, то они сведения будут до второго пришествия собирать. Пока запрос отправят, пока то да се. Да и не хочу я перед майором светиться, пусть думает, что мы согласны с тем, что дело закрыто. Не верю я ему, понимаешь? Не верю! Нутром чую, скользкий он человечек, ненадежный. А рисковать из-за продажной твари нам не с руки. И так двух бойцов потеряли, не хватало еще кого-нибудь лишиться.
— Но все же почему ты так уверен, что Кедров и есть Хозяин? Такой классный мужик, пожалуй, единственный из всего поселка, за исключением отца Георгия, с кем можно было по душам поговорить…
— Да потому что он на роль Хозяина вписывается просто идеально. Во-первых, он в поселке уже довольно давно осел, значит, окрестности хорошо изучил, да и с народом местным общий язык нашел. Во-вторых, живет бобылем, хоть сам по себе мужик видный, интересный. Вдов по домам хватает, наверняка не одна на него глаз положила. Но нет же: человек упорно предпочитает одиночество. Почему? А все для того, чтобы никто не мог его контролировать. В-третьих, помнишь, как шкура Твари изготовлена? Качественно и с выдумкой. Морда из дерева вырезана, в глазах светодиоды горят, мех так сшит, что ни единого шва снаружи не видно. А кто у нас в поселке на все руки умелец? И резчик умелый, и портной в одном лице?
— Учитель…
— То-то и оно! Прибавь к этому: несмотря на то что поселок, по слухам, вот-вот закроют, он на Большую землю не торопится. И это с его-то умом и способностями! Снова вопрос: что же такого он нашел для себя в этом затерянном селении, что ни за какие коврижки не хочет отсюда уезжать? Смотается летом на пару недель в неизвестном направлении и снова обратно тащится. Медом ему, что ли, тут намазано? Он ведь среди всех прочих жителей торчит, как самоцвет в породе. Самогоном брезгует, на рыбалку не ходит, с бабами не живет. Он чужероден для этого поселка, понимаешь?
— В таком случае могу назвать как минимум еще одну чужеродную поселку личность.
— Если ты про батюшку, Стас, то не стоит. Да, он тоже, как и Кедров, умный и начитанный человек, не замеченный в злоупотреблении спиртным. Но на этом все их сходство и заканчивается. Батюшка здесь служит, выполняя некий моральный долг. И я более чем уверен, что если высокое церковное начальство завтра прикажет ему переезжать, сделает это без особых сожалений.
— А как же церковь? Он же ее собственными руками реставрировал!
— Церковь церковью, но главное — это не здание, а приход, те самые обычные люди с их страхами и проблемами. Если поселок закроют, батюшка здесь станет никому не нужен. А такими подвижниками, как он, не размениваются, это факт. Значит, придет ему новое назначение, упакует он вещички, прихватит дьячка своего вредного и отбудет.
— Хорошо, а почему ты, признавая наличие некого морального долга у батюшки, отказываешь в том же праве Кедрову? Он ведь тоже своего рода подвижник, торчит тут в глухомани, детей учит. И никаких особых благ за это не имеет, между прочим.
— Да потому что разучился я в человеческую бескорыстность верить! Этого достаточно? Или ты на защиту Кедрова стать решил?
— Лех, не ори! Я просто пытаюсь разобраться во всем максимально беспристрастно. Да, ты прав: в свете последних событий его жизнь в поселке выглядит несколько странно. Но ничего особо криминального в том, что умный и не старый еще мужик добровольно торчит в такой глухомани, нет. А раз так, мы не можем ему ничего предъявить. И если он на нашу провокацию не поддастся…
— Значит, проколов быть не должно! — перебил меня Лешка. — У нас будет только одна попытка, и мы должны воспользоваться ею на все сто!
— Но позволь, а тебя не смущает то, что хитрый и коварный злоумышленник так глупо подставился, держа на столе книгу, из которой он черпал идеи для своих преступлений? Ведь мы ее видели, ученики его видели, может, еще кто из поселка заходил…
— Совершенно не смущает! Кто мы для него? Тупые служаки, которые только и знают, что под козырек отдавать да строем ходить. Чего перед нами таиться? Мы ж, кроме Устава, других книжек в жизни не читали! А на остальных он тем более с высокой колокольни чихать хотел! Вряд ли кто-то из поселка хоть раз в жизни вообще слышал, что жил на свете такой писатель — Шарль Де Костер.
— А батюшка?
— А с батюшкой учитель не общается. Вернее, общается лишь постольку поскольку и в гости к себе зазывать не торопится. Но даже если такой казус и случится, ему бояться нечего. История Рыбника в книге преподносится, что называется, между прочим, а уж про то, как он в оборотни подался, рассказа страниц десять от силы, не больше.
— Но если Кедров действительно преступник, а «Тиль Уленшпигель» послужил ему образцом, то зачем же ему вновь и вновь пролистывать одно и то же?
— А вот на этот вопрос я тебе не отвечу! Захочешь — попытай по приезде наших психоаналитиков, авось они тебе чего-нибудь умное скажут. Может быть, история Рыбника для него чем-то вроде справочника стала. Или он чтением себе нервы успокаивал — чем не вариант? Давай лучше обмозгуем, на какой кривой козе к нему подъехать? В поселке в курсе, что мы главаря так и не взяли?
— Да вроде как нет, — пожал я плечами. — По ходу все считают, что банда ликвидирована полностью.
— Отлично, просто замечательно! Значит, о том, что бандой руководил некто по прозвищу Хозяин, осведомлены только мы, менты да собственно сам главарь. Вот на этом и попробуем поиграть!
— Знаешь, у меня в итоге только один вопрос остался. Как мы в поселок-то снова попадем? Догадываешься ведь: если мы хоть словом майору обмолвимся, зачем едем, он нас вообще без транспорта оставит. Ему лишь бы побыстрее дело в архив сдать да перед высшим начальством выслужиться.
Лешка ненадолго задумался. Затем лицо его просветлело, и он хитро подмигнул мне:
— Есть одна идея! Отказать он нам не посмеет…
На следующий день наша команда грузилась в вертолет, занося с собой пустые цинковые гробы, выданные на местном военном складе, а майор с красными от вчерашнего перепоя глазами в сотый, наверное, раз повторял:
— Ну что ж вы так-то, а? Ну что ж вы…
Продолжать свою тираду он не рисковал. В том, что мы забыли забрать тела наших погибших с ледника, с тем чтобы отправить их на родину, была и его прямая вина. Когда майор узнал о том, что ликвидирована действовавшая в его районе банда контрабандистов, то едва не ополоумел от радости и так торопил нас с отлетом, что мы просто не вспомнили в устроенной им суматохе о наших парнях. Исправить эту оплошность следовало в любом случае и в самое ближайшее время.
Команду мы пока решили не посвящать в истинные цели нашего повторного визита в поселок. Я, признаться, не был до конца уверен в вине Кедрова, который чисто по-человечески был мне симпатичен, а уж какими мотивами руководствовался Лешка, когда сообщил мне, что пока держит ребят в неведении, я тем более не знал.
В поселке нашему появлению несколько удивились, но, узнав, ради чего мы прилетели, сочувственно поцокали языками, да и разошлись по своим делам. Покончив с печальными процедурами, Лешка отозвал в сторону Величко и минут пять о чем-то с ним говорил, затем подошел ко мне.
— Стас, полный порядок, капитан в курсе. Пошли к Кедрову. Скажем, что забежали попрощаться — а дальше действуем по ситуации. Если что — бежать ему некуда, разве что к реке прорываться да морем на моторке уходить. Ну а там мы его быстро повяжем, не уйдет, падла!
Я ничего не ответил ему, лишь кивнул.
Сумрачное серое небо, затянутое тучами, неожиданно расплакалось мелким и холодным дождем. Ничего не попишешь — осень. А до первого снега и вовсе меньше месяца осталось — в этих местах зима ранняя да затяжная. Север. Эх, как бы я хотел хоть на денек оказаться дома, в своей холостяцкой квартире, залезть в горячую ванну, по выходе из нее дерябнуть коньячку, заснуть перед телевизором и забыть про весь тот ужас, который нам довелось испытать за последнюю неделю! Только сейчас я понял, как чертовски устал — до полнейшей апатии, до отвращения к окружающим людям…
— Стас, соберись! — негромко приказал мне Лешка. — Потом будешь о высоком думать, сейчас работать надо!
Честное слово, в это мгновение мне хотелось его придушить! Особенно потому, что он, черт побери, был прав…
Учитель, безусловно, сильно удивился, когда узрел нашу троицу на своем пороге, но ни о чем расспрашивать не стал, а просто пригласил в дом.
Я чувствовал себя не в своей тарелке, да и собеседник сейчас из меня был аховый, так что инициативой в разговоре тут же завладели Лешка с Величко:
— Не возражаете, если мы ненадолго воспользуемся вашим гостеприимством? Право слово, вымотались как бобики, хочется хоть немного домашнего уюта!
— Да что вы! Всегда рад вас видеть. — Кедров улыбнулся, но как-то неискренне, да и улыбка вышла вымученной.
Я внимательно посмотрел на него. Нет, просто почудилось. В конце концов, позади рабочий день, уроки, общение с малолетними балбесами — а тут еще мы подвалили как снег на голову.
Машинально я бросил взгляд на столик. «Уленшпигеля» там не было. Впрочем, искомый томик быстро обнаружился на полке, лежащий поверх остальных книг. Ну да, все верно: почитал-почитал да на место поставил. Ничего необычного.
Почему я так страстно желал, чтобы Кедров оказался ни при чем, я до сих пор не могу объяснить. Личное обаяние этого человека было столь велико, что я не мог допустить и мысли о том, что он и есть та самая мразь, спланировавшая и организовавшая целую серию хладнокровных убийств. В то же самое время Лешкины доводы в пользу его теории заслуживали того, чтобы ее проверить. Но кто бы знал, как погано мне было от этого на душе!
Поставив чайник, учитель вернулся в комнату, сел рядом с нами.
— Вот и нет больше Твари, — преувеличенно бодро начал Лешка. — Разгромили мы банду подчистую. Ох и заваруха была!
— Как интересно! Расскажите, пожалуйста, как все случилось-то? В поселке разное толкуют, о вас уже целые легенды слагают, а толком никто ничего и не знает, — оживился Кедров, и на бледном лице его проступило подобие румянца.
— Ну, вышли мы на рассвете, тихо, чтоб никто не услышал, поехали острова обшаривать. Понимаете, не верили мы в доисторического монстра, не вязались концы с концами, как ни крути!..
Лешка красочно расписывал процесс поиска и поимки банды, умело изображая из себя слегка ослабившего самоконтроль и оттого разоткровенничавшегося вояку, Величко в нужных местах поддакивал и вставлял свои реплики, а я исподволь наблюдал за сменой эмоций на лице Кедрова. Держался он отменно, никакой нервозности ни в его взгляде, ни в том, как шевелились кисти его рук, заметно не было, так что сомнения мои всколыхнулись с новой силой. Нет, определенно мы тянем пустышку. Боже мой, как стыдно-то: подозревать человека только за то, что он слишком хорош для этого Богом забытого поселка!..
Сейчас, когда со времен этой истории прошло уже несколько лет, я могу твердо сказать, что вел себя как непрофессионал, забыв об одном из наших основных правил: не доверяй никому, кроме себя и боевых товарищей, не позволяй личным симпатиям брать над тобой верх. И лишь то может служить мне оправданием, что сомнения свои я оставил при себе и не стал портить Лешкину игру. А развязка меж тем была уже близка…
— Вот так мы их и завалили! — воскликнул Лешка и для убедительности прихлопнул кулаком о ладонь прямо перед глазами Кедрова. От неожиданности тот покачнулся в сторону, едва не сверзившись с табуретки, а затем улыбнулся нам — кротко и чуточку растерянно.
— Одно лишь жаль, — подал голос Величко. — Главаря их мы так и не достали. Залег на дно, сука, предпочел чужими руками жар загребать!
— То есть? — осведомился у него учитель, и я с изумлением отметил, что его левое веко дернулось в нервном тике. Хотя, может быть, это все из-за Лешкиной вольности? Мало кому понравится, когда у него перед лицом кулаками размахивают…
— Те, кого мы положили, — это так, мелочевка! За разменную монету пошли. А вот та гнида, которая все придумала да организовала, ускользнула!
— Ничего, — парировал Лешка, — от нас не уйдет. Я эту падлу хоть из-под земли достану, клянусь! Из-за нее я двух бойцов лишился! Буду торчать здесь, землю носом рыть, но найду Хозяина!..
Веко учителя дернулось еще и еще раз. Может, ветром надуло, глаз застудил? Или просто рассказ так подействовал: Лешка в подробностях не стеснялся и оставшееся после перестрелки кровавое месиво описал весьма реалистично. Даже у меня при воспоминании об этом к горлу подкатывал ком и начинал бунтовать желудок, что уж говорить о Кедрове с его тонкой нервной организацией?..
— Одно лишь плохо, — вздохнул Лешка. — Доказательств у нас против главаря — кот наплакал. Все его подельники уже на том свете, свидетелей тоже нет. Так что, боюсь, отыщем мы Хозяина, сдадим ментам с рук на руки, а те его возьмут и отпустят за недостаточностью улик. А он, не будь дурак, тут же смоется, пока за него всерьез не взялись. Места-то дикие, хрен потом заново его поймаешь.
— Не надо никаких ментов, я эту суку лично порву, — веско произнес Величко. — Вот этими самыми руками! — поднял он вверх свои пудовые кулачища. — Сначала кишки намотаю, а затем сердце его поганое вырву! Пусть на своей шкуре почувствует то, что Сема Рыбалин перед смертью вынес!
— Будем считать, что я этого не слышал! — насупился Лешка, и в голосе его зазвучали суровые нотки. — Мы свои руки об эту мразь марать не будем!
— Что?! Так и позволишь ему уйти? — Величко делал вид, что не верит своим ушам. Кедров же напряженно следил за их диалогом, и веко его дергалось все сильнее и сильнее.
— Зачем же? — лукаво подмигнул Лешка капитану. — Все значительно проще. Как думаешь, поселковые мужики сильно обрадуются, когда мы им скажем, кому они должны быть благодарны за явление Твари народу?
— А-а, вот что ты имеешь в виду! — понимающе протянул Величко. — Да, люди в здешних краях простые, им адвокаты не требуются. Заведут суку в лес да прихлопнут к растакой-то матери! Даже хоронить не будут, оставят зверью на растерзание.
— Или отдубасят всем поселком до полной потери товарного вида!
— Да не, камнями побьют, их здесь много!..
По вискам Кедрова сбежала крохотная капелька пота, хотя в доме было отнюдь не жарко. Я уже неотрывно смотрел на учителя и не верил своим глазам. Он нервничает! Более того, судя по тому, какую лезгинку отплясывают его пальцы, лежащие на коленях, он близок к панике! Неужели Лешка все-таки прав?..
— Ой, вот дурак — про чай-то я и забыл! — вдруг хлопнул себя по лбу учитель. — Заслушался вас, и угощение побоку. Сейчас схожу, заново чайничек поставлю, а то небось уже остыть успел!
Кедров поднялся, а вместе с ним встал и Лешка, подошел к книжным полкам и ловко выдернул злополучный томик «Уленшпигеля». Книга сама раскрылась на нужном месте и, когда учитель вернулся из кухни, мой друг принялся читать вслух:
— «Сатана — это я сам, таково мое естество. Я родился на свет уродцем, неспособным к телесным упражнениям, и меня все почитали за дурачка и часто били. Меня никто не жалел — ни мальчики, ни девочки. Когда я вырос, ни одна женщина не желала иметь со мной дело, даже за деньги. Тогда я возненавидел смертельной ненавистью все, что происходит от женщины. Я донес на Клааса, оттого что его все любили. Я любил только денежки — это были мои белокурые или же золотистые подружки. Казнь Клааса обогатила меня и доставила наслаждение. Но меня час от часу сильнее манило стать волком, мне до страсти хотелось кусаться. В Брабанте я увидел вафельницу и подумал, что из такой вафельницы можно сделать отличную железную пасть. О, если б я мог схватить вас за горло, кровожадные тигры, забавляющиеся муками старика! Я бы вас искусал с еще большим наслаждением, нежели солдата или же девочку…»[3]
Лешка замолчал и вопросительно посмотрел на учителя. Тот стоял в дверях, не в силах произнести ни слова, и лишь крупные бисерины испарины проступили на его лбу, выдавая истинные чувства.
— Вы же должны были узнать этот момент! Это монолог Рыбника на допросе, после того как его поймали в капкан и разоблачили.
— Д-да, кажется, припоминаю, — хрипло подтвердил Кедров.
— Вот те раз! — Лешка сделал вид, что обескуражен. — А я так полагал, что вы эту книгу наизусть можете цитировать, особенно те места, что касаются истории с Рыбником.
— С чего бы это? — Учитель все еще предпринимал отчаянные усилия, изображая спокойствие, но удавалось это ему неважно.
— Да ведь если так посмотреть, отбросив мелочи, — все одно к одному! Общая схема преступления Рыбника: воспроизведена как по нотам: тут вам и зверюга невиданная, которую все боятся и мало кто видел, зато все слышали, и жертвы покусанные, и рыбаки, которые по домам сидят и наружу высунуться боятся. Даже девушка, загрызенная в дюнах, — и то имеется! Полагаю, если пошарить по тайничкам Хозяина, то и золотишко обнаружится, ради которого все и было затеяно. Ни за что не поверю, что к его загребущим лапам ничего не прилипло!
— Ой, а ведь и правда! — фальшиво изумился Кедров. — Странно, что мне самому не пришло это в голову!
— Хм, действительно странно, — подтвердил Лешка, резко избавившись от игривых интонаций в голосе. — Особенно удивляет то, что это не вы мне, а я вам на это совпадение указываю! Ведь у меня не было возможности перечитывать эту книгу каждый вечер, как это делали вы, Анатолий Борисович!
— О, кажется, чайник вскипел! — прервал учитель неудобный для него разговор. — Подождите пару минут, сейчас чаю вам заварю по особому рецепту, с травками!
С этими словами он вновь исчез из комнаты, а наша троица обменялась вопросительными взглядами. Если бы можно было перевести их на обыкновенный язык, наш безмолвный разговор выглядел бы примерно следующим образом:
Лешка: «Ну что, кто-то из вас еще сомневается, что перед нами Хозяин?»
Я: «Леха, ты его вчистую расколол! Снимаю шляпу!»
Величко: «Когда брать будем?»
Тут-то мы и оплошали, недооценив резвость Кедрова, хоть могли бы и догадаться, что, загнанный в угол, он пойдет на все, лишь бы избавиться от нашего общества. Краем глаза я успел заметить, как в коридоре мелькнула серая тень, а затем хлопнула входная дверь.
— Уходит! — крикнул Лешка и бросился к двери, дернул за ручку — безрезультатно. Отбежал на пару шагов назад и с ходу ударил ее плечом — тот же самый эффект.
— Он на засов нас запер! — догадался Величко. — Мужики, айда через окно!
Окна в доме учителя были слажены на совесть, но перед напором Величко у них не было никаких шансов. Первым наружу выскочил он, затем последовал Лешка, а уж за ними кубарем вылетел я, отметив, что, пока мы сидели у Кедрова, вокруг стемнело и на небе взошла луна.
Вскочив с усыпанной осколками оконного стекла земли, я бросился вслед за Лешкой и Величко на улицу, ругая себя на чем свет стоит: «Идиот! Раззява! Кретин клинический! Купиться на такую простую уловку! Совсем думать разучился! А Лешка ведь предупреждал!..» Впрочем, как выяснилось позже, ребята также не скупились на эпитеты, ругая себя. И впрямь — трех опытных оперативников обдурил какой-то штатский! А все потому, что расслабились, недооценили противника. Куда он, мол, от нас денется, таких грозных да бывалых?!
Добежав до угла забора, мы встали как вкопанные: полого спускавшаяся к реке каменистая пустошь была озарена серебристым лунным светом, однако Кедрова мы там не увидели. Берег был пуст.
— Где он, черт подери? — взревел Величко.
— Выходит, мы снова ошиблись. — Лешка был на удивление спокоен. — Значит, не по реке он собирался удирать.
— А куда он тогда делся? Не в поселок же повернул! — заметил я. — Там ему не укрыться.
— Раз не к реке и не в поселок… К лесу! Быстрее!
Огибая двор Кедрова, мы кинулись назад, проломились сквозь кусты и выскочили на луговину, простиравшуюся между поселком и лесом. Как назло на луну набежало облако, и все вокруг погрузилось в непроницаемый мрак. Мы бежали к лесу, до боли напрягая глаза, пытаясь увидеть беглеца, но все без толку.
В какой-то момент непрерывно ругавшийся Величко отстал. Обернувшись, я заметил, как он достает что-то из планшета. Резкий хлопок, едкое шипение, и в небе зажглась яркая пульсирующая звезда осветительной ракеты. В ее неверном, призрачном свете мы разглядели далеко впереди и правее силуэт бегущего человека.
— За ним! — заорал Лешка. — Уйдет ведь, гад!
— Быстро бегает, сволочь! — Величко снова догнал нас, на ходу запихивая в планшет ракетницу. — В лесу мы его до снега искать будем.
— Наддали, парни!
И мы припустили изо всех сил, хотя уже было ясно, что Кедров скроется в лесу раньше, чем мы его нагоним. Но нас подстегивала злость на самих себя и жгучее желание наконец-то поквитаться с это гнидой.
Прикинув в уме направление, я вдруг понял, почему Кедров выбрал не прямой и короткий путь через луговину, а сильно уклонился вправо, что позволило нам засечь его. Там находилась широкая, но мелкая протока, отделявшая один из островов — довольно приличный по размерам и густо заросший лесом. Именно там было найдено тело Игната — незадачливого соглядатая, вызнавшего что-то «очень секретное» и разболтавшего об этом по всему поселку.
— Он на остров рвется! — прокричал я на бегу Лешке. — Там у него, видно, схрон и лодка.
— Ага, — немногословно отозвался Лешка, еще ускоряя бег.
С ходу пролетев перелесок, мы выскочили к протоке как раз вовремя, чтобы увидеть Кедрова, выбирающегося на ее противоположный берег.
Величко резко припал на колено, выхватывая пистолет. И… промазал — для прицельной стрельбы было слишком темно. Кедров исчез в зарослях прибрежных кустов.
— Вот черт! — Величко был вне себя от злости. — Упустили!
— Спокойнее, капитан. — Лешка стоял, наклонившись вперед и опершись руками о колени, восстанавливая дыхание после забега. — Он от нас не уйдет. Сейчас переправимся туда и прочешем все вдоль и поперек. До рассвета в принципе не так уж и долго ждать осталось…
— А если он до этого успеет добраться до лодки и свалить с острова? — Величко в гневе пнул небольшой булыжник, заставив его скатиться в воду.
— Тогда нечего время терять! — Лешка подхватил с земли длинную сухую палку. — Переправляемся аккуратно, след в след.
И первым шагнул в воду.
Переправа заняла у нас около семи минут — несколько больше, чем мы рассчитывали. Протока, хоть и широкая, была мелководна и особо сильным течением не отличалась, зато изобиловала ямами. Что я, что Лешка несколько раз едва не навернулись, поскользнувшись на камнях, и только отличная реакция боевых товарищей спасла нас от позорного купания. Да и луна, как назло, окончательно скрылась в облаках, лишив нас возможности разглядеть хоть что-либо дальше чем за два-три метра.
— Кедрову, похоже, сам черт помогает, — матерился сквозь зубы Лешка, когда Величко в очередной раз поймал его за шиворот после неудачного кульбита, — вон как пятками сверкал, по камешкам прыгая!
— Не забывай, это мы тут впервые, а он здесь все тропинки знает!
— В любом случае можно считать, что еще минуты три-четыре форы мы ему подарили! Тьфу, гадство!
— Ничего, это его не спасет, не переживай! Лучше под ноги смотри, а то, не ровен час, опять сверзишься!..
На берегу командование нашим небольшим отрядом негласно принял на себя Величко.
— Не разбредаться! Оружие держать наготове! — негромко приказал он нам и первым подал пример.
Мы с Лехой молча достали пистолеты, огляделись по сторонам.
— Вперед! — скомандовал капитан, и мы отправились выслеживать двуличного мерзавца Кедрова.
Никакого особого плана у нас не было. Мы просто углубились в покрывавший берег острова кустарник, прислушиваясь к каждому шороху и надеясь, что Величко, обладавший крайне тонким слухом, засечет учителя. Ну не мог Кедров при всей своей прыти передвигаться по лесу совершенно бесшумно!
По здравом размышлении выбор у него был небольшой — пробираться к собственному схрону, если таковой и в самом деле существовал, либо затаиться и попытаться переждать погоню. В первом случае мы бы его рано или поздно засекли по шуму, а во втором… Мы были твердо намерены перевернуть весь остров вверх ногами, но найти гада!
Но пока что мы не слышали ничего, кроме собственного дыхания. Окутавшая остров тишина была плотной как вата. И чем дальше, тем больше она казалась мне неестественной и зловещей. Не шумел ветер в зарослях кустов, а главное — не было слышно обычной возни и голосов ночных обитателей. Остров как будто вымер. Где-то на задворках разума вдруг всколыхнулся страх, казалось бы, давно и прочно изжитый. Он заставлял все крепче стискивать рифленую рукоять «стечкина», ставшую в одночасье мокрой от пота, и еще сильнее напрягать слух.
Тишина давила на нервы не только мне: рядом тихо лязгнул взводимый затвор Лешкиного пистолета. Мы брели во тьме, словно первобытные охотники, выслеживающие саблезубого тигра, но нас не покидало ощущение, что хищник сам в это время выслеживал нас. И имя этому хищнику было отнюдь не Кедров. Рядом бродил кто-то, стократ опаснее. Я бы сказал, что по нашим следам кралась сама ночь…
Душераздирающий, пронзительный вопль, полный ужаса и смертельной муки, больно резанул по натянутым нервам. Мы тут же остановились и прислушались — эхо вопля все еще звенело в ушах, и каждый из нас четко осознавал — такой крик может быть только предсмертным! Идти выяснять, что же там произошло, не было ни малейшего желания. Но Величко молча махнул рукой в ту сторону, откуда донесся кошмарный вопль, и тихо двинулся вперед. Мы с Лешкой последовали за ним, выставив перед собой табельное оружие.
Кустарник как-то очень внезапно закончился, и перед нами открылась небольшая песчаная прогалина, за которой уже плотной стеной стоял лес. Доселе манкирующая своими обязанностями ночного светильника луна наконец-то вынырнула из-за облаков и озарила все вокруг бледным мертвенным светом. Мы остановились и принялись осматриваться. Через несколько секунд Лешка что-то разглядел.
— Вон! — ткнул он пистолетом куда-то в сторону. Рука его при этом довольно заметно подрагивала.
Мы с Величко повернулись в указанном им направлении. Там в нескольких шагах от деревьев, на светлом песке, виднелось нечто темное и бесформенное.
Осторожно ступая и беспрестанно оглядываясь, мы приблизились. Вспыхнул луч карманного фонарика, и нашим глазам предстало жуткое зрелище. Кедров лежал на песке навзничь, запрокинув голову и подобрав колени. Его грудь и живот представляли собой одну сплошную рваную рану. Кровь все еще продолжала медленно течь и уже начала пропитывать песок вокруг тела. Меня начало крепко мутить, Лешка тоже как-то подозрительно позеленел. Или это лунный свет был всему виной?..
Величко, прошедший огни и воды нескольких локальных конфликтов и насмотревшийся на всякое, опустился на корточки подле тела и аккуратно повернул голову учителя, так что мы смогли рассмотреть его лицо. Выражение крайнего ужаса и боли исказило интеллигентные черты, глаза вылезли из орбит. Было ясно, что этот человек успел взглянуть в лицо своей смерти и безумно испугаться, прежде чем его грешный дух навеки распростился с телесной оболочкой.
— Ч-что это было? — сиплым шепотом спросил я.
— Н-не знаю! — Голос Лешки дрожал и срывался не хуже моего собственного…
Величко только нервно передернул плечами.
Глухой, утробный не то рык, не то стон прозвучал над прогалиной, леденя в жилах кровь. Такого голоса не могло, не должно было быть у живого существа! Казалось, он несется отовсюду сразу.
Страх, копошившийся доселе где-то на задворках сознания, обуял меня в полную силу. Я был готов броситься бежать куда глаза глядят, только бы оказаться подальше от монстра, скрывающегося в ночной тьме. Судя по ошалевшим глазам моего друга, он испытывал сходные эмоции. Еще бы чуть-чуть, и мы с Лешкой бросились в разные стороны, как испуганные зайцы — и это был бы конец.
Но, слава Богу, один из нашей троицы голову от страха не потерял. Пока мы с Лешкой не натворили глупостей, Величко сгреб нас за воротники и быстро поволок к кустам, — туда, откуда мы пришли.
Ощущение его сильных рук на моем загривке разорвало липкую паутину ужаса, и ко мне вновь вернулась способность здраво мыслить. Впрочем, единственное, о чем я тогда думал, — это как бы поскорее убраться отсюда подобру-поздорову.
Как мы преодолели кустарник и протоку, я не помню. Уже на другом берегу мы наконец остановились и, не сговариваясь, обернулись, напряженно вглядываясь в черную стену леса. Наши сердца стучали загнанными зверьками, липкий пот стекал по вискам, и одновременно в душе росла уверенность: то, что убило учителя, уже покинуло эту землю и вернется сюда очень нескоро. Если вообще вернется…
— Кажется, Кедров таки накликал Тварь на свою же голову, — хрипло прошептал Лешка. — Помните, в легенде говорилось, что Тварь покарает того, кто нарушит ее покой?
— Так и случилось… Он с лихвой заплатил за свои преступления… — тихо добавил Величко.
Я только молча кивнул, соглашаясь. Говорить мне сейчас не хотелось, да я и не был уверен, что смогу произнести хоть что-то членораздельное — так сдавило от страха горло.
— Пошли отсюда парни. Нам тут больше нечего делать. Да и ребята наверняка волнуются, куда мы пропали. — Величко хлопнул нас по плечам.
И мы отправились назад, туда, где у берега залива светились теплым светом окна поселка. Наконец-то там воцарятся мир и спокойствие…
…Сашка некоторое время завороженно молчала, а затем, с трудом разлепив пересохшие губы, спросила:
— Значит, Тварь из легенды и впрямь существовала?
— Получается, что так, — кивнул Стас. — По крайней мере иного объяснения случившемуся я просто не вижу. Это трудно передать словами, но мы действительно почувствовали, все трое, ее присутствие там, на опушке, где погиб учитель.
— А почему вы решили, что она после этого ушла навсегда и не будет терроризировать поселок?
— Опять же — ничего, кроме ощущения, что она больше сюда не вернется. По крайней мере в этой жизни. Отомстила обидчику и отправилась на заслуженный покой.
— Но где же она обреталась все это время? В кургане?
— Малыш, у меня нет ответа на твой вопрос. Сомневаюсь, что он вообще у кого-нибудь есть. Когда мы вернулись в поселок и рассказали, что случилось в лесу, все жители восприняли это как должное. Ну а что до кургана, то шаман сказал нам, что в самое ближайшее время он будет вновь засыпан по их местным обрядам, а остров опять станет запретным, как в былые времена. Шутить со сверхъестественным никому больше не хотелось, сама понимаешь. Мы ведь даже не знаем, была ли Тварь существом из крови и плоти или неким бестелесным духом. Утром, когда мы с подкреплением вернулись за телом Кедрова, никаких других следов около тела, кроме наших, мы не обнаружили, хотя очень тщательно все обыскали.
— А что сказал батюшка?
— Да ничего в общем-то. Покачал головой, перекрестился да промолвил: «Храни нас от нечистого».
— А как вы начальству своему объяснили, что произошло в тот вечер в лесу?
— Ну а что мы могли? Списали все на нападение дикого зверя, и все.
— Но ведь это неправда!
— Разве? — грустно прищурился Станислав. — Следы когтей и зубов в наличии, ни один коронер не подкопается, поскольку они настоящие. Ну а что до породы неведомого зверя, так мало ли какие медведи-переростки по тамошним лесам бродят? Ну не могли мы, понимаешь, написать в рапортах, что стали свидетелями нападения на преступника некой потусторонней силы, нас бы мигом в психушку на проверку крыши определили! Ну сама посуди: три офицера с горящими глазами в голос доказывают, что едва не стали жертвами страшилища из местной сказки — хороша картинка, не правда ли? И что бы сделала ты на месте нашего начальства, как не решила проверить, все ли у нас в порядке с мозгами?
— Да, пожалуй, — смутилась Сашка. — Но тогда я вот чего никак не соображу: почему Тварь так долго ждала, прежде чем покарать своего обидчика? Ведь больше полугода прошло с той поры, как учитель со своими сообщниками разворошили ее курган!
— Опять же все, что нам остается, — это одни предположения. Может быть, она долго набирала силу, прежде чем смогла наконец-то напасть на главаря шайки. Или никак не могла определиться, кто же именно виноват в том, что нарушил ее покой; наверняка ведь на ее кургане несколько человек поработали, одному просто не под силу такой котлован вырыть! Да и опасно это — в одиночку землепроходца изображать, могло и засыпать ненароком. Ну а когда Кедров остался один, тут уж Тварь заявила о себе, отомстила и ушла. Опять же, может быть, она не хотела ошибиться, а сил у нее было ровно на один удар. Ведь по легенде ее все-таки укокошили и упокоили, значит, вряд ли у нее были те же возможности, что и раньше при жизни, когда она одновременно четыре поселка в страхе держала. Так что гадать можно до посинения, все равно подтвердить или опровергнуть наши догадки некому.
— Слушай, а что с вашим заданием? Ну, с которого все началось, — вспомнила Сашка: — Вам удалось его выполнить в итоге?
— Не совсем. На выполнение задания было брошено параллельно несколько групп, и одна из них успела раньше остальных, так что в райцентре нас уже поджидал приказ возвращаться назад.
— Вы, наверное, рады были?
— Не то слово! — вздохнул Станислав. — Откровенно говоря, не было ни малейшего желания и дальше торчать в этой Богом забытой местности. Погода продолжала портиться с каждым днем, постоянный ветер с моря, дожди — крайне неприятно. Я, когда ту командировку вспоминаю, мне все время пушкинские строки в голову приходят.
— Это какие же?
— Из «Евгения Онегина»: «…там некогда гулял и я, но вреден север для меня…»
— Так это вроде бы о Петербурге написано?
— Да, но согласись, здорово подходит к ситуации!
— Не спорю, — улыбнулась Сашка. — Кстати, не хочешь как-нибудь вернуться в тот поселок?
— Нет, — тут же отозвался Стас. — Не испытываю ни малейшего желания. Слишком уж много неприятных чувств он во мне будит. Да и зачем посещать те места, где тебе когда-то было плохо? Или у нас такая маленькая страна, что уже и податься некуда?
— Резонно, — заметила Сашка и, не удержавшись, зевнула.
— Что, я тебя совсем заморил? — обеспокоенно спросил Станислав, глядя на утомленное Сашкино лицо.
— Да нет, что ты! Просто что-то усталость навалилась, да еще и ужин такой плотный был…
— Спать сильно хочешь?
— Ну… наверное… да, — призналась Сашка.
— Подожди меня немного, хорошо? Попытаюсь что-нибудь придумать!
С этими словами Стас резко поднялся, о чем-то накоротке переговорил с официантом, а затем вышел из вагона.
Сашка улеглась подбородком на сложенные руки и уставилась на пустую креманку. Так светло и спокойно на душе, что даже удивительно. Да и весь этот день оказался весьма необычным, такие, наверное, случаются раз в год, а то и реже. Ведь завидев Станислава, когда он только-только перешагнул порог ее купе, она мечтала разве что о том, что он согласится как-нибудь встретиться с ней в Москве. А в итоге совершенно неожиданно получила предложение руки и сердца. Рождественская сказка, да и только, даром что сегодня канун Дня Всех Святых…
Ждать возвращения Стаса пришлось довольно долго, минут пятнадцать — двадцать. За это время Сашка успела задремать, проснуться и снова задремать под мерный перестук колес. Когда Станислав осторожно затормошил ее за плечо, Сашке как раз снилось, что они плывут вместе на небольшом рыболовном траулере, и за бортом плещется свинцово-серое море.
— Рота, подъем! Пошли!
— Куда на сей раз? — протерла глаза Сашка, более всего похожая сейчас на потревоженного совенка.
— Идем, тебе понравится!
— А далеко?
— Нет, близко. Но если ты сильно устала, я могу понести тебя на руках, — вполне серьезно предложил Станислав.
Сашка представила себе картину, как Стас тащит в руках их сумки, а она висит у него на плече, согнувшись напополам, и ее разобрал смех.
— Нет, не стоит. Я еще вполне способна передвигаться самостоятельно.
— Вот и отлично!..
Они вышли из ресторана и вернулись на один вагон назад. Станислав кивнул поджидающему их проводнику, и они с Сашкой вошли в указанное им пустое купе.
— Ничего себе! — тихо присвистнула Сашка. — Только не говори мне, что каких-то бедолаг в ночи подняли с постелей, чтобы освободить нам территорию.
— Ничего подобного, обижаешь! Поезд ведь полупустой идет, свободных мест полным-полно. Так что никто из-за нас не пострадал, можешь не переживать. Лучше давай стелиться, а уже четвертый час ночи, не выспимся же!
— Если я не ошибаюсь, поезд приходит в Москву около одиннадцати. Так что все в порядке, отдохнуть успеем.
— По крайней мере попробуем! — подмигнул Стас.
Когда голова Сашки коснулась подушки, ей показалось, что она попала в рай. Вот и подошел к концу этот безумный день — такой нервный и такой замечательный! А ведь, если так посмотреть, сегодня — Новый год! Пускай не совсем настоящий, но все равно. И как в любой Новый год, сегодня можно загадывать самые невероятные желания, и они обязательно сбудутся. Хотя ей уже, наверное, нечего себе пожелать — все, о чем она только могла мечтать, вдруг взяло и исполнилось. А еще говорят, чудес не бывает…
С этой мыслью Сашка и уснула.
Когда она открыла глаза, уже разгорался рассвет. Приподнявшись на локте, она выглянула в окно, и обнаружила, что деревья, дома, поля — все-все вокруг спряталось под белоснежным покрывалом. Вот и первый снег пожаловал! Что-то он нынче рановато в этом году.
Оторвавшись от созерцания зимнего пейзажа, Сашка посмотрела на своего попутчика. Станислав спал, изредка трогательно причмокивая губами, и Сашке вдруг неимоверно захотелось погладить его по небритой щеке. Она уже потянулась к его лицу, и тут же отдернула руку. Нет, не надо. Человек устал, пусть поспит хоть немного.
Как ни странно, она чувствовала себя весьма бодро, и вновь ложиться не собиралась. Пришла шальная мысль, что ей так хорошо потому, что рядом нет Полины — вечного источника раздражения. Впрочем, вот уж до кого ей сейчас нет дела, так это до бывшей одноклассницы. Довольно и того, что та едва не испортила ей вчерашний вечер.
Сашка достала из сумочки многострадальный томик Стивена Кинга и начала читать, лишь бы хоть чем-нибудь занять себя в ожидании, пока Стас откроет глаза. Ее хватило ровно на пару страниц, как с противоположной полки раздалось:
— Уже проснулась, ранняя пташка?
Сашка отложила книгу в сторону и улыбнулась.
— Ага, сама себе удивляюсь! Думала, только перед самой Москвой от подушки оторвусь, а вон видишь, как все получилось. Я тебя, случаем, не побеспокоила, не нашумела?
— Да что ты! Я заметил, ты вообще делаешь все тихо, как мышка. Просто вдруг пришло четкое ощущение, что ты уже встала, и я решил проверить, так ли это. Оказалось, не ошибся.
— Выспался?
— Да, вполне, — потянулся Станислав. — Сейчас бы еще завтрак в постель — и можно сказать, жизнь удалась!
— Да ты что, какой завтрак! — рассмеялась Сашка. — Я до сих пор ужасно сытая, боюсь, только к обеду снова есть захочу.
— Ну, я в принципе тоже не голоден, — признался Стас. — Просто вдруг подумалось, как было бы здорово, если бы поезда были чем-то вроде гостиниц, только на колесах, и официанты приносили заказ прямо в номер, то есть в купе.
— Мечтать не вредно! — ухмыльнулась Сашка и по примеру Станислава села по-турецки, закутавшись по плечи в одеяло.
— О, нас можно поздравить с первым снегом? — заметил Стас кружащиеся за окном белые хлопья.
— Да, такая красотища — глаз не отвести! Представляешь, я, оказывается, успела соскучиться по зиме! А ведь она никогда не была моим любимым временем года. Я всегда с нетерпением ждала, когда же начнется первая мартовская капель, когда придет апрель и принесет с собой мать-и-мачеху, а следом за ним май и черемуха с сиренью. А сейчас вот смотрю на снег, а на душе так хорошо и спокойно, что и не передать.
— Аналогично, — подтвердил Станислав. — Хотя лето все-таки вне конкуренции!
— С этим не поспоришь! — кивнула Сашка.
— Интересно, сколько сейчас времени? — задумчиво почесал подбородок Стас.
— Сейчас на мобильник гляну, скажу точно.
— А ты что, наручные часы не носишь?
— Нет, когда поняла, что с появлением сотового телефона надобность в них отпала, тут же спрятала их в дальний ящик. О, начало восьмого!
— То-то я за дверью топота не слышу, похоже, все пассажиры еще спят и десятые сны видят.
— Ага, одни мы с тобой светские разговоры ведем! — не удержавшись, сладко зевнула Сашка. — О природе, о погоде…
— Сдается мне, что кто-то все-таки погорячился со столь ранним подъемом! — иронично заметил Станислав.
— Не-а, ничего подобного, просто сила привычки. Я обычно в это время на работу встаю, вот организм и привык к такому распорядку. Все бы ничего, но вот в выходные иногда так обидно становится: еще бы валяться и валяться в свое удовольствие, так нет же — глаза нараспашку и задремать заново не получается, хоть ты тресни! Да к тому же я не очень люблю спать в новых местах, мне там обычно неуютно. И подушка не той мягкости, и одеяло неправильное. В общем, привередничаю. Глупо, да? Столько мотаюсь по командировкам, пора бы уже и привыкнуть, а все равно каждый раз одна и та же история.
— Знакомо, — кивнул Стас. — Хотя я приучил себя спать где угодно и не привязываться к часам, все равно лучше собственной кровати нет ничего!
— А какая она у тебя?
— Большая! Люблю простор и ничего не могу с собой поделать! Кроме того, иногда я начинаю вертеться и тогда сплю поперек. Забавно бывает иной раз: проснешься, сам на постели, а голова и ноги свешиваются и в воздухе висят. Значит, опять либо дрался с кем-то, либо куда-то бежал…
— Выходит, ты — неспокойный сосед! — улыбнулась Сашка. — А ведь как замаскировался! Всю ночь по струночке спал, даже калачиком не пытался свернуться!
— Ну, если я свернусь здесь калачиком, то непременно окажусь на полу. Полка-то узкая! Так что это просто инстинкт самосохранения срабатывает, только и всего. Но, по правде говоря, не люблю я поездом путешествовать. Будь моя воля, исключительно самолетами бы летал, жаль, что не везде воздушное сообщение налажено.
— Да ты что! А я, наоборот, самолетов боюсь! То ли дело поезд — у него даже запах особенный! Сейчас уже не так остро это воспринимается, как раньше, а то стоило мне только занять свое место, и сразу же, откуда ни возьмись, такая радость на душе появлялась! Мне здесь буквально все нравится, даже и не знаю, как это словами передать! В дороге можно отдохнуть, можно подумать о чем-то важном, на что в городе времени не хватает. Да даже просто книжку почитать — и то приятно!
— Нет, для меня дорога — это дорога, и чем быстрее ты ее преодолеешь, тем лучше и для тебя, и для дела. Единственный вариант, когда я получаю от нее удовольствие, это если еду за рулем своего автомобиля. Вот это по мне! На спидометре километры отщелкиваются, движок урчит, а ты знай себе давишь на газ и несешься вперед. Кстати, — встрепенулся Стас, — а чего ты в одеяло кутаешься? Замерзла? Перебирайся ко мне, сейчас согрею!
На самом деле Сашке было хорошо и так, но устоять перед приглашением Станислава она не могла, поэтому послушно перелезла на соседнюю полку, и тут же очутилась в горячих мужских объятиях.
— Ну как, теперь не холодно?
— Не-а, ни капельки не холодно. Мне с тобой как в Сахаре!
— Ой, а ладошки-то у тебя ледяные! Ну-ка, давай их сюда!
Стас принялся массировать Сашкины ладони, не обделяя своим вниманием ни единый пальчик. Сашка жмурилась и разве что не мурлыкала от удовольствия, одновременно отмечая краешком сознания, что внизу живота растет знакомое возбуждение и по спине бегут сладкие судороги — предвестницы высшего наслаждения.
Станислав, судя по всему, прекрасно понял, что творится сейчас с Сашкой, поскольку от массажа ладоней перешел к довольно провокационным поглаживаниям бедер. Сашка, уже не скрываясь, извивалась под его руками и, словно кошка, терлась головой о его широкую грудь.
— Ты когда-нибудь занималась этим в поезде? — хрипло спросил Стас.
Сашка отрицательно мотнула головой, не в силах сказать ни слова.
— Хочешь попробовать?
Сашка вновь ничего не ответила, лишь из груди ее вырвался тихий стон.
Станислав расценил это единственно правильным образом…
Когда они, разгоряченные спонтанной любовной схваткой, лежали вместе в обнимку, вспоминая только что подаренные им судьбой счастливые мгновения, Стас осторожно поцеловал ушко попутчицы и спросил:
— Тебе понравилось?
— А что, по мне не заметно? — поинтересовалась Сашка, на лбу которой еще не успела высохнуть сладкая испарина.
— Ну, я на всякий случай, мало ли чего.
— Честное слово, я тебя стукну, — пообещала Сашка, еще крепче прижимаясь к Стасу.
— Боюсь тебя огорчить, но у тебя это вряд ли получится!
— Ничего, я как-нибудь улучу момент, — пробормотала Сашка, проваливаясь в дрему…
Их следующий подъем состоялся при помощи проводника, который пробарабанил в дверь, сообщив, что через сорок минут начнется санитарная зона и туалеты закроют.
— Кажется, сейчас нам действительно пора вставать! — вздохнул Стас, глядя на чуточку опухшее со сна лицо своей подруги.
— Эх, я бы не отказалась, если бы в этот раз поезд пришел с опозданием часов на пять! — потянулась Сашка. — Так не хочется вылезать из-под одеяла, это что-то!
— Ну что поделать, иногда железнодорожники бывают пунктуальными, — рассмеялся Стас. — Да, еще вчера хотел спросить, тебя кто-нибудь встречает?
— Нет. Собственно, единственный человек, кто хоть как-то обо мне беспокоится, это моя квартирная хозяйка. Но она уже давно привыкла, что меня частенько нет дома, да и с датами она путается. Ничего не скажешь, возраст такой! Поэтому я ей просто говорю, что уехала, буду через неделю. А уж во сколько эта неделя выльется — в три дня или полмесяца, — уже не важно. Она все равно не помнит, когда я уехала.
— Значит, если ты сегодня не появишься дома, она беспокоиться не будет? — уточнил Стас.
— Нет, а зачем ты спрашиваешь?
— Хочу уволочь тебя в свою берлогу и больше никогда от себя не отпускать! — сделав грозное лицо, поведал Станислав.
— Совсем не отпускать — не получится, — вздохнула Сашка. — Мне завтра на работу, шефиня будет отчет по командировке требовать.
— Представь себе, меня завтра ждет то же самое! — расхохотался Стас, а затем добавил, уже серьезно: — Не поверишь, жутко боюсь, что ты куда-нибудь исчезнешь и я вновь останусь один. Совершенно глупое чувство, со мной раньше никогда такого не было. Можешь себя поздравить, ты — первая женщина, заставившая меня потерять голову.
— Успокойся, никуда я от тебя не денусь, если только сам не прогонишь. — Сашка с нежностью посмотрела на обнимающего ее мужчину. — И все-таки мы с тобой сумасшедшие! Никогда бы не подумала, что за один вечер может произойти так много важного! Словно это все не по-настоящему, а в кино происходит, причем кто-то на ускоренную перемотку нажал!
— Тебе тоже не по себе?
— Да, немного, — призналась Сашка. — Но ведь если всего бояться, с тобой так ничего и не произойдет! Ни плохого, ни хорошего; жизнь будет правильной и безмерно скучной.
— Ну, со мной тебе скучать не придется, обещаю! Еще, пожалуй, проклянешь тот день и час, когда мы встретились в этом поезде.
— Не дождешься! — задорно пообещала Сашка. — И хватит меня пугать, лучше давай одеваться, а то так и выскочим на перрон, встрепанные да всклокоченные!
— Ну смотри, я тебя предупреждал!
— Стас, ты — ужасный пессимист, тебе никто об этом не говорил? — Сашка чмокнула Станислава в нос и потянулась за своими вещами. Тот, не найдя, что на это ответить, предпочел промолчать.
После десятиминутных поисков все пропавшие детали туалета наконец-то были обнаружены, причем отчего-то валялись они вперемешку по всему купе. Сашка так и не поняла, почему штаны Стаса обнаружились на верхней багажной полке, а ее носки оказались у него в бауле. Она была готова поклясться, что раздевались они и складывали вещи весьма аккуратно. Ну, или почти аккуратно…
Затем они по очереди посетили туалет, Стас побрился и причесался, а Сашка, пока ее приятеля не было в купе, достала зеркальце, походную косметичку и сделала себе отличный макияж. Критически оглядела себя со всех сторон и, сочтя, что лучше и быть не может, принялась ждать возвращения Стаса.
Результат превзошел все ее ожидания. Станислав, узрев ее, посвежевшую и сияющую, от избытка эмоций развел руками:
— Да ты у меня писаная красавица!
— А что, вчера не разглядел? — ехидно осведомилась Сашка.
— Ну, вчера ты была просто миленькая, — честно признался Стас. — А сейчас ты ослепительно хороша!
— Это комплимент или повод для драки?
— Подраться у нас с тобой не выйдет, даже не думай, так что — однозначно комплимент! — вывернулся Стас.
Сашка в ответ лишь счастливо рассмеялась.
Потом потянулись долгие минуты ожидания. Чем ближе поезд подходил к столице, тем сильнее замедлял ход, так что кольцевую автодорогу они миновали еле-еле, словно на цыпочках.
— Помнится, кто-то очень хотел опоздать? — озабоченно глядя на часы, заметил Стас. — Так вот, кажется, его желание близко к исполнению.
— Сколько там до прибытия?
— Десять минут.
— Ну, значит, успеем!
— Если мы будет так плестись, то попадем на вокзал как раз под ноябрьские праздники и профессиональный день штурмана.
— Это какой же? — озадачилась Сашка.
— День Ивана Сусанина.
— Что-то не припоминаю такого в календаре.
— Так это уже старая хохма, вместо седьмого ноября теперь у нас ведь празднуется освобождение столицы от польских оккупантов, ну а кто по истории сделал все, чтобы злые вороги сгинули в глухих чащобах?
— Сусанин!
— Вот именно поэтому в народе эту дату тут же окрестили днем Ивана Сусанина. Ну а мы еще иногда в шутку зовем это профессиональным днем штурмана. «Все за мной, я знаю короткую дорогу!»
— Да, такие интересные вещи мимоходом узнаешь! — покачала головой Сашка. — Кстати, заметил — поезд быстрее пошел?
— Ну наконец-то, — вздохнул Станислав. — А то уже весь как на иголках. И после этого ты еще спрашиваешь, почему я не люблю путешествовать по железной дороге?
— Не нервничай, все будет хорошо! — ободрила Сашка попутчика. — Теперь все зависит только от нас. Ну а мы уж постараемся сделать так, чтобы ни один из нас не пожалел об этом дне. Ведь правда?
Стас ничего не ответил, лишь пересел поближе к Сашке и крепко ее обнял.
— Откуда ты только взялся по мою душу, щегол?
— Ровно то же самое я могу спросить у тебя, — прошептала Сашка, прижавшись щекой к плечу Станислава.
По мере приближения вокзала Сашку все сильнее раздирали противоречивые желания. То ей хотелось, чтобы это путешествие продлилось как можно дольше, а лучше — вообще не кончалось. То ей не терпелось дождаться остановки и выскочить на перрон, полной грудью вдохнув воздух столицы. Может, ей передалось состояние Стаса или еще какая причина была тому виной — не понятно. Но она едва сдерживала себя, с удивлением обнаружив, что ей хочется расхохотаться, расплакаться, лечь спать — и все это одновременно! Несмотря на Сашкину браваду, начало новой жизни неожиданно оказалось для нее довольно тяжелым испытанием, хотя ничего особенного вроде как и не случилось. Поэтому, обругав себя трусихой, Сашка покрепче сжала руку Стаса, ощутив ответное пожатие. Все нормально, все хорошо — ее мужчина не даст ее в обиду…
Когда за окнами поплыл выложенный каменной плиткой перрон, Станислав коротко кивнул, мол, пора, и, подхватив их сумки, двинулся к выходу. Сашка отметила, что за ними тут же выстроился приличный хвост из пассажиров, торопящихся поскорее сойти с поезда.
— Знаешь, а я обычно после того как поезд остановился, еще минутку-другую жду в купе, и только потом покидаю вагон, — призналась она Стасу. — Все граждане с огромными рюкзаками и сумками уже успевают освободить проход, и я иду без риска, что кто-нибудь уронит мне на ногу свой тяжеленный чемодан или стукнет меня в бок тележкой. Терпеть не могу всю эту толчею!
— А я вот привык no-другому. Главное — вовремя выйти, тогда будешь первым, и никто тебе не помешает. О, а вон и Лешка уже нас встречает! — увидел Стас в окне лицо своего друга.
Сашка на это лишь нервно икнула, но тут поезд качнулся в последний раз, проводник открыл дверь и выпустил их наружу.
Разумеется, Лешка не мог знать, что Стас переселился в другой вагон, поэтому терпеливо ждал у того, номер которого сообщил ему при отъезде приятель. Конечно, можно было бы крикнуть, привлечь его внимание, но Станислав счел, что будет верным, если они с Сашкой сами к нему подойдут.
Сашка подумала, что описание, которое дал своему другу Стас, соответствует истине на двести процентов. Даже если бы ее попутчик не указал пальцем, кто именно их встречает, она бы все равно поняла, что Лешка — это вон тот коротко стриженный товарищ в ладно сидящем костюме с галстуком и неброской замшевой куртке, переминающийся с пятки на носок и обратно. Даже лицо было именно таким, как она его себе представляла. Надо же, вот и герои вчерашней истории обретают плоть и кровь! Как это странно и неожиданно…
— О, привет! — удивился Лешка, когда Стас похлопал его по спине. — Откуда ты здесь взялся? Ты же вроде из вагона не выходил, я бы тебя непременно заметил!
— Ниндзя секреты не раскрывают! — сурово отчеканил Станислав, а затем рассмеялся. — Кстати, знакомься, это Саша!
Лешка обернулся и в упор посмотрел на Сашку, после чего расплылся в вежливой улыбке:
— Алексей!
— Очень приятно! — отозвалась Сашка, чувствуя, как щеки ни с того ни с сего начинают предательски полыхать.
— Вот, нежданно-негаданно нашел свою вторую половинку, — продолжил Стас, не без удовлетворения отметив, как поползли вверх Лешкины брови. — Так что рекомендую в следующую командировку ехать тебе — глядишь, тоже себе невесту привезешь!
— Ну ты шутник, Стас! — Лешка, еще не до конца переварив полученную информацию, явно не знал, как реагировать на заявление приятеля. — И это говоришь мне ты, закоренелый холостяк?!
— Ага, Леха, именно я! Да, держи вот, — передал он Лешке темно-синюю папку с завязками. — Здесь все, что удалось разузнать. А теперь скажи: меня сегодня в управлении сильно ждут?
— Ну, если ты очень устал…
— Да, я чертовски устал и ужасно вымотался, — многозначительно подтвердил Станислав, обняв Сашку за талию и прижав к себе.
— Тогда хрен с тобой, завтра на службу выйдешь, — махнул рукой Лешка, еще раз изучающе взглянув на Сашку, чем окончательно вогнал ее в краску.
— О Боже мой, какие люди! — раздалось вдруг за их спинами, и Стас с Сашкой синхронно вздрогнули. Полина! Как они могли о ней забыть?!
Видимо, у Полины был богатый опыт по приведению себя в порядок после бурных вечеринок, поскольку выглядела она вполне сносно. О ее вчерашнем пьянстве напоминали разве что тени под глазами, да и те были искусно загримированы толстым слоем тонального крема. Помимо воли Сашка повела носом, пытаясь уловить, не пахнет ли от той чем-нибудь неприятным, но, кроме запаха духов с тяжелым цитрусовым ароматом, ничего не почувствовала.
— А это, как я понимаю, Леша! — уставилась она на брюнета, вплотную подойдя к нему. — Знаете, Стасик столько про вас рассказывал!..
Стас скрипнул зубами, и они с Лешкой обменялись весьма красноречивыми взглядами. Сашка могла на что угодно ставить, что теперь-то Станиславу точно не миновать разноса.
— Да нет, что вы, не бойтесь — никаких военных секретов он не выдал, — расхохоталась Полина, узрев выражение Лешкиного лица. — Всего лишь поведал, какой вы мужественный и отважный! Знаете, у меня аж мурашки по телу бегали от его рассказа, вот здесь! — Она схватила Лешку за руку и прижала ее к своей груди.
Лешка как ошпаренный отдернул руку обратно, с ужасом переводя взгляд то на Стаса, то на Полину. Сашка так и видела в его глазах немой вопрос: «Откуда это взялось на мою голову, может мне кто-нибудь объяснить?!»
— Полина уже торопится, — веско произнес Станислав, — ей пора покорять столицу. Все были очень рады с тобой пообщаться, а теперь прощай!
— А что, разве вы куда-то уходите? — Полина сделала вид, что в упор не понимает намека Стаса. — Мне так страшно в незнакомом городе, я надеялась, что Алексей возьмет на себя труд помочь одинокой девушке. Станислав не раз говорил, что вы — истинный джентльмен и тонкий ценитель женской красоты, — промурлыкала она, вновь приближаясь к Лешке и словно ненароком покусывая губы.
— Не знаю, с чего он это взял! — отчеканил тот, худо-бедно сориентировавшись в ситуации. — Я убежденный женоненавистник, поэтому совершенно — то есть абсолютно! — не горю желанием в чем-то там вам помогать. А теперь позвольте раскланяться, служба!
Но от Полины было не так-то просто отделаться. Вцепившись в рукав Лешки и волоча за собой сумку, она потащилась за ним по перрону, что-то тараторя со скоростью пулемета.
— Как думаешь, отобьется? — вполголоса поинтересовалась Сашка у Стаса, глядя вслед этой странной парочке.
— Этот? Отобьется, не впервой! — заверил ее Станислав. — Хотя, боюсь, несколько неприятных минут она ему все-таки доставит.
— Тебе сильно из-за нее попадет?
— Как фишка ляжет. Но сейчас мне лучше на Лешкины глаза не попадаться.
— Тогда пошли отсюда?
— Пошли! А то Полина, чего доброго, вернется и опять к нам прицепится.
— Ой нет, только не это! — расхохоталась Сашка.
— Ну что, невеста, вперед?
— Вперед, жених!..
Сашка впервые назвала так Станислава. Попробовала, и так и сяк покатала слово на языке и поняла, что оно ей, безусловно, нравится. Жених… Ее жених…
Примечания
1
«Не беспокойся, будь счастлив» (англ.).
(обратно)2
Перевод С. Маршака.
(обратно)3
Шарль Де Костер. «Легенда об Уленшпигеле и Ламме Гудзаке, об их доблестных, забавных и достославных деяниях во Фландрии и других краях». Пер. Н. Любимова.
(обратно)
Комментарии к книге «Хэллоуин по-русски, или Купе на троих», Валентина Седлова
Всего 0 комментариев