«Потери и обретения. Книга первая»

Линн Смитерс Потери и обретения Книга первая КАРНАВАЛ

Пролог

В тот день, когда Милдред Сэвидж хоронила своего единственного сына, дождь лил как из ведра. Холодный ветер, дувший со стороны покрытого белыми гребнями свинцового моря, напомнил всем о недавно прошедшей зиме. Но даже разгул стихии не мог удержать людей дома - казалось, все жители города явились сюда. Ряды черных зонтов, словно грибы, плотно заполнили все пространство вокруг травянистого холма, образовав арочные перекрытия.

Ничто так не притягивает толпу, как скандальные истории, подумала Милдред. Впрочем, не каждый ведь день убивают единственного наследника крупнейшей в Америке цепи универсальных магазинов «Сэвидж» вместе с женой.

Двойное убийство уже само по себе давало пищу любителям почесать языки, а то, что обе жертвы были хорошо известны всему городу, только подлило масла в разгоревшуюся вакханалию сплетен и слухов. Но мало этого, так еще и Элисон…

Мысль о пропавшей двухлетней внучке заставила сердце Милдред болезненно сжаться. Сквозь плотно стиснутые губы у нее прорвалось короткое рыдание.

- Вам плохо? - забеспокоился доктор Максвелл Стоун. Он крепко держал ее под руку.

- Разумеется, мне плохо! - резко ответила женщина. - Моего сына с невесткой вот-вот опустят в землю, а внучка словно исчезла с лица земли! Как бы вы себя чувствовали на моем месте?

- Черт знает как, - упавшим голосом ответил он. - Не забывайте, Астор был моим лучшим другом. А Элисон моя крестница.

Максвелл Стоун и Астор Сэвидж росли вместе. В дождевиках и блестящих резиновых сапожках они мальчиками ловили мелких моллюсков в морских бухтах. В старших классах школы Астор стал подающим в бейсбольной команде, а Максвелл - принимающим игроком. За четыре года они вывели школьную команду на три окружных чемпионата. Оставаясь неразлучными, они поступили учиться в университет штата, где приобщились к студенческому братству. И только четыре года спустя судьба разлучила их: Астор уехал в Гарвард получать юридическое образование, а Максвелл готовился стать врачом, что наполняло законной гордостью его отца, служившего у Сэвиджей старшим садовником. Наконец они вновь воссоединились в приморском городке, где прошло их детство, во Флориде.

В эти ужасные дни Максвелл стал для Милдред Сэвидж надежной опорой. Когда она, вконец обезумевшая, позвонила ему, не прошло и нескольких минут, как он уже примчался к ней, и с этого момента редко оставлял ее, поскольку она ждала сообщения от похитителей ребенка.

Слезы слепили ее, Милдред решительно смаргивала их, клянясь в душе, что не позволит себе дать волю слабости до тех пор, пока ее внучка не вернется домой в целости и сохранности.

Она поблагодарила священника за вдохновенный панегирик ее сыну, не показав и виду, что не слышала ни одного слова, отвернулась и пошла, тяжело ступая по мшистому торфянику.

Вдали над красными крышами городских домов величественно возвышались изумрудные склоны гор. Парочка каких-то одержимых играла в гольф на бархатистых газонах загородного клуба. В открытом море за мерцающей серой завесой из тумана и дождя виднелись высокие мачты рыбацкого судна, которое, преодолевая сопротивление волн, упорно держало курс на Сарасоту. На палубе стоял мужчина в непромокаемом плаще. Глядя на него, Милдред с болью осознала, что, несмотря на крушение ее собственного мира, люди продолжают жить повседневной жизнью и земля не остановилась в своем вращении.

Она дошла до лимузина, и тут же из припаркованной за ним полицейской машины в черно-белую шашечку выбрался начальник полиции города Сарасота и поспешил к ней. Вид его не предвещал ничего утешительного.

- Здравствуйте, господин Бентли. - Тени залегли вокруг ее глаз, но взгляд оставался прямым и твердым.

Шеф полиции поднес в знак приветствия два пальца к шляпе.

- Здравствуйте, миссис Сэвидж. - Он снял шляпу и принялся вертеть ее, перебирая пальцами. - Сотрудники Федерального бюро расследований нашли в Майами няню вашей внучки, Мэри Сандерс, которая зарегистрировалась в отеле под чужим именем.

- Слава Богу, все-таки ее нашли. - Милдред вздохнула с облегчением. - А где Элисон? С ней все в порядке?

- Это нам пока неизвестно.

- Как неизвестно? Что вы хотите сказать?

- Когда она регистрировалась в отеле, ребенка при ней не было.

- Но Мэри непременно сообщит вам, где находится девочка. Даже если она откажется сотрудничать с полицией, я думаю, у ваших людей найдутся средства заставить ее заговорить? - В голове у нее промелькнули мысли о резко направленном свете и резиновых палках.

- Боюсь, это невозможно, - нехотя произнес Бентли. Вид у него был обескураженный. - Няня мертва, миссис Сэвидж.

- Мертва?!

- Она повесилась.

- Но… Что же с Элисон? - Милдред почувствовала, как сжались пальцы Максвелла, державшего ее под руку.

- Нам ничего неизвестно, - выдавил из себя шеф полиции. - Со смертью няни свидетелей не осталось, похитители молчат… Мы зашли в тупик.

- Но вы продолжите поиск, - с настойчивой интонацией сказал Максвелл.

- Конечно. Только вынужден сообщить вам, миссис Сэвидж, - добавил шеф полиции, - что няня малышки оставила предсмертную записку, в которой просит прощения у Бога… и у вас. В Федеральном бюро расследований склонны рассматривать эту записку как свидетельство того, что ваша внучка… - он запнулся, вид у него был как у человека, идущего на эшафот, - умерла.

Нет! Впервые за всю свою жизнь Милдред почувствовала, что сознание готово покинуть ее. Она сделала глубокий вдох, втянув в себя резкий запах нефти, принесенный морским ветром от буровых вышек на побережье, и головокружение прошло.

Словно со стороны она услышала свой голос, которым благодарила шефа полиции за то, что он не оставляет стараний. Голос звучал странно, будто доносился из морских глубин.

Вернувшись в свою усадьбу Кармелито, она огромным усилием воли заставила себя сохранить внешнее спокойствие, так как пришлось принимать соболезнования людей, присутствовавших на похоронах. Наконец, и это было самое милосердное, все ушли, оставив ее наедине с Максвеллом.

- Вы уверены, что желаете остаться здесь на ночь? - Его красивое лицо выражало одновременно и профессиональное, и личное участие.

- Куда же я поеду? Мой дом здесь. - Не зная, чем занять руки, Милдред машинально начала переставлять белые лилии в фарфоровой вазе. Дом буквально утопал в цветах, густой настой ароматов, сладких и пряных, вызвал у нее сильную мигрень.

- Если не хотите оставаться в одиночестве, - заботливо предложил молодой человек, - я с радостью составлю вам компанию.

- Не надо. - Она покачала головой. - Ценю твою заботу, но, если не возражаешь, я бы предпочла одиночество, день был для меня трудным. - Увидев по его лицу, что он намерен спорить, она добавила: - Со мной все будет хорошо. Обещаю тебе, честно.

Он нахмурился.

- Если вы не сможете заснуть…

- Я приму одну из тех таблеток, которые ты мне прописал, - заверила она его, зная наперед, что ничего принимать не будет.

В ту первую ночь она уступила его врачебному предписанию и испытала на себе действие этих пилюль, от которых у нее осталось ощущение, будто ее голову укутали в вату. А для нее было жизненно важно не пропустить момент, когда позвонят из полиции и сообщат, что они разыскали Элисон.

Ей не удалось до конца убедить молодого врача, но он все-таки ушел. Милдред так и осталась сидеть в глубокой тишине и полном одиночестве. Весь день она провела на глазах у людей и теперь радовалась возможности расслабиться, дать свободу мышцам лица и плеч, облегчить душу.

Она не знала, сколько времени просидела так. Наконец, когда она почувствовала в себе достаточно сил, чтобы передвигаться без риска упасть, она встала на ноги и поднялась по изысканной лестнице, выполненной в английском стиле эпохи Карла I, в детскую, где и бодрствовала до глубокой ночи.

Глава 1

Не обращая внимания на грозившие ей со всех сторон опасности, Джоанна Лейк на всех парах пересекла обледеневшую мостовую, ловко разминувшись с двумя такси, серебристо-серым «мерседесом» и блестящим черным «феррари». Ее красная шерстяная накидка с капюшоном, словно оперение птицы кардинал, ярко выделялась на фоне серого зимнего парижского неба и летящего снега. Длинные ноги, обтянутые черными колготками, в красных ковбойских сапожках с задранными носами были отмечены короткой перекличкой автомобильных гудков и заставили оглянуться восхищенного водителя «феррари».

В Париже праздновали Рождество. Переливчатые гирлянды лампочек обвивали голые ветви городских деревьев, превратив авеню Монтеня и Елисейские поля в грандиозные сверкающие проспекты и напоминая всем и каждому, что Париж - это город света.

Но мысли Джоанны были далеки от ярких огней и праздничного веселья. Ее заботы носили личный и безотлагательный характер. Она держала путь к ателье Поля Бертье, чтобы еще раз попытаться отвоевать себе труднодоступное место в таинственном мире французского модельера. Разумеется, она понимала, что получить работу в знаменитом Доме моды почти так же невозможно, как собрать в ладонь лунную пыль, но еще больше, чем поражение, ее пугала перспектива состариться, так и не сделав этой попытки.

Впервые заявивший о себе десять лет назад элитный дизайнер почти сразу выступил в роли законодателя мод и был принят нуворишами с распростертыми объятиями.

Стиль знаменитости чувствовался во всем, что его окружало: им благоухал каждый закоулок его ателье, он отражался в сиянии лобового стекла его «ламборгини» и в искрящемся блеске хрустальных люстр его многочисленных домов.

Девицы из ночных клубов Америки заискивали перед ним. В Альпах он катался на лыжах с кинозвездами и был желанным гостем на президентских застольях в Риме, Вашингтоне и Париже.

Когда Джоанна училась в Институте моды в Майами, им показывали посвященный этому дизайнеру документальный фильм известного американского режиссера под названием «Мир Бертье». Она просидела целых три сеанса как очарованная.

Джоанна помедлила перед входом в салон, чтобы выровнять дыхание и успокоиться. Но при виде имени своего кумира, выведенного серебряными буквами на черном стекле, разволновалась еще больше.

Ты можешь это сделать, мысленно внушала она себе, чтобы взбодриться. Удача ждет тебя за этой дверью. От тебя требуется только протянуть руку и схватить ее.

Она отказывалась думать о том, что после многомесячных визитов в обменное бюро, где она обналичивала постепенно тающий запас дорожных чеков, осталась почти без средств к существованию. Она подрабатывала в ночном клубе на Монпарнасе, где подавала пиво и вино, и этих денег ей как раз хватало на оплату жилья. Зато, работая по ночам, позволяла себе весь день посвятить поискам какой-либо должности в модных салонах. И хотя нормальный сон стал для нее большой редкостью, она считала, что это мизерная плата за полученный шанс осуществить свою мечту.

Развернув плечи, Джоанна вытянулась во весь свой рост, равный пяти футам семи дюймам, и с привычной ей бравадой вошла в салон. Дверь за ее спиной захлопнулась с легким щелчком, что свидетельствовало о неизменном превосходстве продукции фирмы «Мерседес».

Переднюю комнату, где обычно принимали постоянных клиентов, заливал холодный серый цвет. Современная мебель в чехлах из ткани цвета олова располагалась на серебристо-сером ковровом покрытии, сливавшемся со стенами, обтянутыми серым шелком.

Вивьен, сестра Поля Бертье и директор модного салона, восседала за черным столиком, блестевшим лаковым покрытием. На ней было черное шерстяное джерси; волосы цвета платины, собранные в низкий пучок сзади на лебединой шее, разделял прямой пробор.

При виде Джоанны она нахмурилась.

- Я все помню, - сказала Джоанна, жестом затянутой в перчатку руки как бы предупреждая директора салона от выражения недовольства. Она откинула капюшон, высвободив буйную копну темно-рыжих волос. - За последние шесть месяцев вы неоднократно говорили мне, что у вас нет вакансий. Но если бы они и были, вы все равно не взяли бы американку. Но я подумала, что, взглянув на мои работы… - она протянула папку, - вы, может быть, решите показать их месье Бертье.

Джоанна вздернула подбородок, словно заранее готовилась с достоинством встретить очередной холодный отказ. Но кто не рискует, тот не выигрывает.

Она даже удивилась, когда Вивьен не дала ей сразу от ворот поворот, как это происходило во всех предыдущих случаях.

- Где, говорите, вы учились? - спросила директор салона таким же замороженным голосом, как и ее глаза.

- В Институте моды в Майами.

- Майами… - повторила Вивьен с таким презрением, будто Джоанна призналась, что в прошлом промышляла убийствами. - Вы слишком молоды… - заметила она, интонационно подчеркивая, что рассматривает ее молодость как губительный порок. - И когда вы закончили?

- Я не закончила. Сочла, что в учебной программе слишком много времени отводится изучению торговой стороны этого дела и слишком мало - технике. - Это было правдой, но не всей. - К тому же я не отличалась терпением. Поэтому отчислилась и уехала работать в Вашингтон.

Ей показалось излишней откровенностью признаваться в том, что причина, по которой она покинула институт, была куда более серьезной - у ее матери диагностировали рак. Сразу после звонка Маргарет Лейк, сообщившей о себе страшную новость, Джоанна отметилась в регистратуре, покинула институт и благодаря рекомендации одного из своих преподавателей устроилась на работу в фирму на Пятой авеню, которая занималась серийными поставками готового платья в магазины, торгующие со скидкой.

- В Вашингтоне? Кто модельер? Стетс? Грейс? Но уж, конечно, не Кроуфорд.

- Если честно, то я работала на фирму, поставляющую готовую одежду для универсальных магазинов.

Она снова вздернула подбородок - на тот случай, если Вивьен осмелится произнести хоть одно слово, оскорбляющее ее достоинство. Пусть это и не высокая мода, но она там чертовски много вкалывала. И хотя ее предложения, вносившие элементы новизны в разработку моделей готового платья, чаще отвергались, чем принимались, она гордилась тем небольшим вкладом в дело, который ей позволили внести.

После смерти матери восемь месяцев назад ее больше ничего не удерживало в Вашингтоне, и она последовала за путеводной звездой своей жизни - отправилась на родину и к жертвенному алтарю Высокой Моды.

- Но я продолжала работать над дизайном самостоятельно, - добавила она и вновь протянула свою папку.

Поскольку директриса по-прежнему проигнорировала предложенные ею наброски, Джоанна снова напряглась, ожидая отказа. Однако Вивьен легко поднялась со стула, продемонстрировав удивительную гибкость и изящество движений, которым могла бы позавидовать любая модель, работающая на подиуме, и сказала:

- Идите за мной.

Не желая вникать, что могло вызвать перемену в умонастроении этой женщины, Джоанна поспешила за ней по серебристому ковровому покрытию вдоль длинного коридора с серыми стенами.

Они вошли в маленькую, по-спартански обставленную комнату, похожую на закуток в полицейском участке, где ведется дознание, только в два раза больше, или на операционную. На металлических полках вдоль стен лежали рулоны тканей, кругом царила стерильная чистота - ни соринки, ни пылинки.

В центре комнаты стоял серый пластиковый стол с огнеупорным покрытием, который вполне подошел бы для хирургической операции на открытом сердце. Возле стола находился безликий манекен. Вивьен сняла с одной из полок рулон белого тюля, выхватила выкройку из папки черного переплета и положила все на стол рядом с ножницами.

- Давай посмотрим, умеешь ли ты кроить.

- Кроить? Но я пришла сюда, чтобы…

- Сегодня мне пришлось уволить одну из наших закройщиц. - Она небрежно прервала Джоанну резким взмахом руки. Ногти ее пальцев были покрыты белоснежным лаком, что очень шло к ее облику ледяной дамы. На правой руке вспыхнул бриллиант, отразив верхний свет и разбросав его по белым стенам радужными блестками. Только эти танцующие блики да красная накидка Джоанны нарушали цветовую безликость комнаты. - Я выяснила, что она спит с пресс-атташе «Сен-Лорана». - Вивьен поджала губы. - Этого, естественно, мы допустить не можем.

Испытывая внутренний неуют от мысли о возможном вмешательстве работодателя в личную жизнь работников, Джоанна тем не менее понимала, что паранойя - непременный спутник предпринимательства такого рода, где длину юбки нового сезона держат в такой же строгой тайне, в какой военное командование держит намеченный план вторжения.

- На следующей неделе у нас показ новых моделей, и нам все равно придется нанимать кого-то, - продолжала директриса. - Если вы умеете хорошо кроить, я могу подумать о вашей кандидатуре на место закройщицы.

Крой отнюдь не то же самое, что дизайн. Но Джоанна определенно находилась не в том положении, чтобы проявлять разборчивость.

Она опустила глаза на черно-белый карандашный набросок, и ее поразила строгость линий модели. Бертье всегда отдавал предпочтение геометрическим линиям, но это вечернее платье отличалось от предыдущих еще большей жесткостью формы.

- Что-нибудь непонятно? - ледяным тоном спросила Вивьен.

- Все понятно.

Джоанна сверкнула своей самоуверенной улыбкой, сняла накидку и небрежно бросила ее на стол, стянула красные перчатки и приступила к работе. Не прошло и пяти минут, как она выпрямилась и сложила руки поверх своего короткого прямого платья из шотландки.

- Готово, - сообщила она как можно спокойнее.

Вивьен достала из кармана черной юбки очки в серебряной оправе, надела их и начала детально, дюйм за дюймом изучать результаты.

Время как будто замедлило свой бег. Тишина навалилась оглушительная. До слуха Джоанны доносилось только ровное тиканье часов на стене.

- Ну как? - спросила она, когда тревожное ожидание стало для нее невыносимым. - Справлюсь я с этой работой?

Директриса не ответила, только повернулась к ней и подвергла ее неторопливому скрупулезному осмотру сверху донизу, что еще больше действовало на нервы.

- Где вы взяли этот экстравагантный фасон? - Лицо Вивьен скривилось, как если бы ей в нос ударила зловонная струя сигарного дыма.

Преисполненная чувства непоколебимой самоуверенности, отчасти врожденного, отчасти воспитанного в ней матерью и близнецом-братом, которые считали ее центром Вселенной, Джоанна не позволила себе дрогнуть под немигающим взглядом этой ледяной женщины.

- Сама придумала.

- Так я и поняла. - Тон ее не предвещал ничего хорошего. - Мой брат предпочитает, чтобы его служащие одевались в черное. Он полагает, что яркие цвета мешают сосредоточиться.

- Я где-то читала, что Шанель называет это сохранением сенсорно-спокойной обстановки, - весело сообщила Джоанна.

Директриса буквально отпрянула от нее.

- Вы что же, равняете гений Бертье с этой выскочкой.

Осознав, что оскорбить знаменитого дизайнера даже ненароком - значит распрощаться с надеждой на получение работы, Джоанна живо попыталась исправить положение.

- Ни в коем случае! - страстно воскликнула она. - Гению Бертье равных нет!

Вивьен еще раз пристально вгляделась в нее поверх серебряной оправы очков. Наконец она изрекла свое решение:

- Жду вас здесь завтра в девять утра. Если у вас нет подходящей одежды, можете приобрести какое-нибудь из тех платьев, которые мы держим специально для таких случаев. Что же касается вашего жалованья…

Сумма оказалась меньше той, что она получала в ночном клубе.

- Вы очень щедры, мадам, - промямлила Джоанна, с трудом выдавливая из себя эту лживую фразу.

- Каждый франк вам придется заработать.

Скрытая в ее словах угроза на Джоанну не подействовала, она поблагодарила директрису за предоставленную ей благоприятную возможность, пообещала быть вовремя, подхватила свою папку и вновь прошла лабиринтом коридоров.

Возвращалась она тем же путем по авеню Монтеня. Каблуки ее ковбойских сапог едва касались заснеженного тротуара. Пробив наконец брешь в, казалось бы, непреодолимых брустверах директрисы салона, Джоанна Лейк не шла, а плыла по воздуху. «Если пришел успех, то тебя он и впредь не оставит», - напевала она, цокая по ступеням станции метро. Ее звучное контральто вызывало улыбки на лицах людей, идущих навстречу. «Люблю Париж зимой, окутанный снегами и туманами… - на ходу сочиняла она. - Бог мой, как я люблю Париж!»

Спустя тридцать минут, когда она поднималась по лестнице к своей квартире, улыбка по-прежнему сияла на ее лице.

Войдя в квартиру, она первым делом устремилась к столу, накрытому красной атласной скатертью, которая вполне подошла бы исполнительнице канкана в «Фоли Бержер», и взяла в руки фотографию в старинной серебряной рамке.

- Ну вот, мои милые, - прошептала она, нежно поглаживая пальцем смеющиеся лица брата и матери. Жизнь брата трагически оборвалась два года назад, когда его машина на обледеневшем участке шоссе потеряла управление. - Я получила работу. Надеюсь, вы мной довольны.

Джоанна ужасно тосковала по ним. Она считала, что эта тоска вечно пребудет с нею. Мать и брат упорно верили в ее талант и возлагали на нее такие большие надежды. И она была полна решимости жить так, чтобы оправдать их высокие ожидания.

Через два дня после похорон матери она покинула Вашингтон в состоянии сильнейшего нервного стресса. В душе у нее было черно и пусто. Впервые в жизни она оказалась совсем-совсем одна, и, хотя ее готовили к самостоятельной жизни, все ее существо было охвачено ужасом.

Как только самолет набрал высоту тридцать тысяч футов над Атлантикой, у нее наступила разрядка, и она разрыдалась, к отчаянию стюардесс, делавших все возможное и невозможное в традиции «обслуживания от души» авиакомпании «Эр Франс», - они даже принесли ей коньяк, предназначавшийся исключительно для пассажиров первого класса.

Но теперь, пережив трудные времена, она достигла первой ступени на выбранной ею жизненной лестнице. Ей удалось проникнуть в мир Бертье за черной зеркальной дверью. Ей предстоит доказать знаменитому модельеру, что она достойна открывшейся перед нею возможности. Как только Бертье признает ее талант, она обязательно сделает себе карьеру.

Справится ли она?

Полные губы Джоанны раскрылись в широкой улыбке. Большие янтарного цвета глаза с золотистыми крапинками лучились неудержимой жаждой жизни.

- Конечно! - воскликнула она, чувствуя в себе новый прилив сил и врожденного оптимизма.

Глава 2

Колени Джоанны нестерпимо ныли. В тесной примерочной она простояла на них не один час, работая под бдительным взглядом холодных глаз Вивьен.

Она по- прежнему радовалась, что получила эту работу. За последнюю неделю после сезонной демонстрации моделей, проходившей среди позолоченного великолепия салона «Империал» в отеле «Интер-континенталь», Бертье внезапно испытал на себе последствия дурной привычки средств массовой информации мира моды разжевать и выплюнуть модельера.

«Мода для монахинь» - назвал американский «Вог» коллекцию одежды, решенной в черно-белых тонах. «Выверты дурного вкуса» - декларировала Жаклин Бразоль в «Интернэшнл Геральд Трибюн», обозвав стиль дизайнера «черное джерси» гермафродитским, поскольку он делал грудь плоской. «Гибрид между ведьмой и графом Дракулой» - насмешливо отозвалась ежедневная газета «Женская одежда». Родственное ей издание «Дабл-Ю» поставило коллекции оценку «У», то есть «убийственную», и заявило, что вызывающие депрессию саваны черного цвета как будто взяты прямиком из комического стриптиза «Загробные истории».

После злосчастной демонстрации светские дамы, обычно дважды в год совершавшие паломничество в этот священный для них салон, покинули французского модельера и устремились в Рим к самому ненавистному из всех соперников Бертье, к Рудольфо Манчини.

И на этом фоне было весьма удивительно, что Холли Уилсон, продюсер дневных передач на телевидении и жена голливудского магната Патрика Уилсона, не обратила внимания на происшедшие в мире моды перемены. Более того, она заказала шесть вечерних туалетов и дюжину костюмов для дневных приемов, чем привела в изумление даже невозмутимую Вивьен.

Поскольку каждый наряд должен сидеть на заказчике как влитой, миссис Уилсон и Джоанна провели вместе в тесной примерочной почти целую неделю.

- Кажется, это платье меня толстит. - Холли повысила голос, чтобы быть услышанной сквозь звучащую по всему зданию классическую музыку.

- Это только кажется из-за белого тюля, миссис Уилсон, - вкрадчивым голосом заверила ее Вивьен. - Стоит перевести модель в черный атлас, как вы убедитесь, что черный цвет очень стройнит.

- Вы так думаете? - Холли провела унизанными кольцами руками по своим выдающимся бедрам, натянув ткань. Джоанна едва сдержалась, чтобы не выругаться, так как повылетали булавки, которые она только что вколола. Твердую как кремень женщину слова директрисы не убедили. - А вы что думаете? - обратилась она к закройщице.

Джоанна не привыкла к тому, чтобы клиенты интересовались ее мнением. Она находилась на самом нижнем уровне профессиональной иерархии.

Но Холли Уилсон уже доказала свою принадлежность к числу наиболее эксцентричных клиентов Бертье. В первый же день она рассказала в примерочной, как добиралась до Парижа. Не желая принимать на веру утверждение, что человек рожден, как птица, для полета, она остерегалась пользоваться услугами воздушного транспорта, поэтому заказала персональный пульмановский вагон из Майами до вокзала «Гранд-Сентрал», затем на океанском лайнере «Королева Елизавета» до Шербура и оттуда до авеню Монтеня на «роллс-ройсе».

Возможно, дама и эксцентричная, подумала о ней Джоанна, но явно не дура.

- Мадам справедливо заметила, что черный цвет делает фигуру более стройной, - уклонилась она от прямого ответа.

- Значит, я не буду выглядеть толстой?

Джоанне не хотелось настраивать против себя Вивьен. Тех, кто осмеливался подвергать сомнению слова директора салона, рассчитывали в первую очередь во время летнего сокращения штата сотрудников. Причем без рекомендаций.

На шее у нее болтался выбившийся из пучка локон. Чтобы выиграть время, она неторопливо принялась заправлять его в прическу.

- Вы действительно не толстая, миссис Уилсон.

И это была правда. В определенном смысле. Если бы Джоанна могла быть честной до конца, то она высказала бы свое соображение о том, что Бертье не тот модельер, который нужен этой женщине не первой молодости.

Бертье исходил из того, что все женщины делятся на две категории - малорослых лошадок для игры в поло, то есть кругленьких коротышек, и породистых - высоких и стройных. Он гордился тем, что создает модели одежды для породистых. Если оценивать миссис Уилсон с точки зрения Бертье, подумала Джоанна, то он, вероятно, определил бы ее высокую крепкую фигуру как лошадь-тяжеловоз.

- Я всегда отличалась крупнокостностью, - как бы прочитав ее мысли, сказала Холли. - И все равно я думаю, что это платье меня толстит.

Врожденная честность боролась в Джоанне со здравым смыслом. И хотя она тряслась от страха, честность победила.

- Пожалуй, - произнесла она, избегая тяжелого, колючего взгляда Вивьен, - если мы используем более мягкую ткань вместо атласа, ну хотя бы матовое джерси… и скроим вот так… - Она заложила ткань по-другому, и сразу исчезли коротковатая талия и широкие бедра, зато выделилась четкая линия высокой груди.

Глаза Холли засветились одобрением.

- Именно то, что требовалось. - Она повернулась к директрисе. - Месье Бертье согласится внести изменения?

- Конечно. - Тон Вивьен был холодноватым, но по-прежнему услужливым. - Это ваше право, мадам, вносить любые угодные вам изменения.

- В таком случае мадам угодно. - Уладив это дело, Холли взглянула на свои ручные часы, усыпанные бриллиантами. - Мадам также умирает от голода.

- Мы сделаем перерыв, - уловив намек, прожурчала Вивьен. - Сочту за удовольствие принести вам ланч, мадам Уилсон.

- Не обижайтесь, Вивьен, - сказала Холли, - но я бы предпочла что-нибудь посущественней, чем ваша кроличья еда. - Она посмотрела на склонившуюся у ее ног Джоанну. - А вы как?

- Я?

От удивления Джоанна выронила коробочку с булавками, и те рассыпались по серому ворсу коврового покрытия. Вивьен мгновенно опустилась на колени и бросила три пригоршни булавок через плечо. Джоанна уже успела привыкнуть к царящим в мире моды предрассудкам. Сделаете наметку зелеными нитками - и считайте, что загубили сезон. Откажетесь бросить через плечо рассыпанные булавки - и вам обеспечен конфликт. Легендарная модистка Лили Даш устраивала показы своих моделей только по тринадцатым числам или отказывалась устраивать вообще. Коко Шанель дожидалась, пока администратор Антонио Кастильо составит расписание его выставок, а затем составляла собственное, назначая свои показы на те же дни. Ходили слухи, что обозленный модельер в отместку даже прибег к колдовству с использованием куклы, изображающей Коко, и булавок. О Бертье было известно, что он перед показом своих моделей не бреется.

- Я не привыкла есть в одиночестве, Джоанна, - заявила Холли. - Вас ведь зовут Джоанна?

- Да, миссис Уилсон, - ответила девушка, ползая по полу и собирая рассыпанные булавки.

- Ну тогда, - продолжала Холли категоричным тоном женщины, которая привыкла к тому, что все ей повинуются, - раз уж я ненавижу есть в одиночестве, а вам все равно надо поесть, почему бы вам не позволить мне оплатить ваш ланч?

Джоанна почти физически ощущала раздражение, исходящее от застывшей фигуры Вивьен.

- Благодарю вас, миссис Уилсон, но боюсь…

- Если вас беспокоит мнение вашего босса, то я уверена, что месье Бертье не стал бы возражать. - Холли бросила многозначительный взгляд на Вивьен. - Если принять во внимание ту сумму, которую я кинула в его сундуки на этой неделе.

Ледяная особа сигнал приняла - он прозвучал громко и отчетливо.

- Джоанна, почему бы тебе не пойти с мадам на ланч? - предложила она, будто именно ей эта идея только что пришла в голову. - У месье Бертье открытый счет у «Максима». Если, конечно, мадам одобряет русскую кухню. - С последней фразой она обратилась к Холли.

- Пусть будет «Максим», - грубовато согласилась та.

Через десять минут Джоанна уже восседала в кресле в банкетном зале знаменитого ресторана. Франко-русский ресторан, расположенный над магазином, где продавали икру, издавна был любимым местом клиентов кутюрье, когда им нужно было убить время между двумя примерками.

Там же, наискосок от них, сидела восхитительная Твигги в алом брючном костюме под цвет губной помады и увлеченно беседовала с Ив Сен-Лораном. Неподалеку пресс-атташе фирмы «Карден» изо всех сил пытался очаровать закупщицу магазина «Сакс», что на Пятой авеню. Знаменитая своим прямолинейно-деловым, без поблажек подходом к профессиональным вопросам, дама, представитель «Сакса», до этого ушла с показа моделей салона Бертье, не дождавшись его окончания.

- Ты американка, угадала? - спросила Холли, накладывая на теплый блин белужью икру.

- Да, мэм.

- Тогда чем ты, черт возьми, занимаешься в Париже? Втыкаешь булавки, подгоняя безумно дорогие платья на женщин, у которых больше денег, чем здравого смысла?

Не зная, как реагировать на вторую часть вопроса, Джоанна ограничилась рассказом о цели своего приезда в Париж.

- Сколько себя помню, я всегда хотела стать модельером. У моей матери какое-то время было собственное дело, связанное с пошивом одежды, но потом она осталась без мужа… Отец ушел от нее еще до нашего с братом рождения, мы с ним близнецы… Забота о двух детях отнимала у нее слишком много времени и не позволила ей заниматься дизайном, поэтому она ограничилась тем, что брала в переделку одежду из универсальных магазинов и от владельцев прачечных. - Она нахмурилась, машинально играя с ножом. - Из-за этого я постоянно испытывала чувство вины перед нею.

- О, я уверена, у твоей матери и в мыслях не было, что она приносит себя в жертву! - живо откликнулась Холли и сделала жест рукой, как бы снимая с Джоанны бремя вины. Ее полная рука была обременена очень крупными бриллиантами.

- Вот и она всегда так отвечала, если я заводила разговор на эту тему, - подтвердила ее слова Джоанна. - Между прочим, это она меня научила всему, что я знаю о пошиве одежды. Я была еще совсем маленькой, но уже придумывала фасоны и шила платья для своих кукол. А потом настолько наловчилась, что стала обшивать и маму.

- Счастливая леди! - заметила Холли. - А как она относится к твоей работе у Бертье?

- Она умерла раньше, чем я приехала в Париж.

- Извини.

- Она долго болела. В каком-то смысле смерть стала для нее избавлением от ужасных физических страданий. А я не закончила институт, но проработала несколько лет в Вашингтоне на Пятой авеню. - Джоанна вкратце описала свою работу в фирме по дизайну одежды.

- Бьюсь об заклад, что ты приехала во Францию совсем не для того, чтобы стать закройщицей, - бросила Холли, поливая черную икру сметаной.

Джоанна пожала плечами, не желая выдать свое нетерпение. Мать не раз предупреждала ее: не торопи судьбу! Ей было свойственно вечно спешить.

- Всю жизнь я стремилась к тому, чтобы найти свое место в дизайне одежды. А Париж - это дизайн. И Бертье в этом мире самый лучший.

Когда она еще училась в средней школе, она развесила возле кровати на стене фотографии Бертье, вырезанные из журналов мод. Она поклонялась ему, словно идолу, как другие девушки поклоняются рок-звездам. И хотя время тех фотографий ушло в прошлое, она по-прежнему хранила в душе тайную любовь к модельеру.

-  Был самым лучшим, - поправила ее Холли. - Но в этом сезоне его барахло навоняло до небес. Если говорить честно, то я бы скорее облепила себя грязью, чем появилась на людях в одном из платьев этого мужлана.

В глубине души Джоанна и сама была ошеломлена тем новым направлением в стиле, который выбрал ее кумир. Это обстоятельство помешало ей сказать хоть слово в защиту его последней коллекции.

- Зачем же тогда покупать то, что не нравится, да еще в таких количествах?

- Покупаю не я, а мой муж, который очень скоро станет бывшим, - уточнила Холли. - А поскольку твой босс самый дорогой из всех модельеров, выбор определился сам собой. Даже после провала его показа на прошлой неделе.

Джоанна поняла только одно - Холли Уилсон приехала в Париж за туалетами, на которые ей было в высшей степени наплевать. Клиентуру элитного законодателя моды традиционно составляли люди богатые, связанные между собой солидными денежными узами, протянувшимися через континенты, однако значительную часть завсегдатаев салона Бертье составляли любовницы денежных мешков и их сердитые жены в отставке.

Американские женщины имели дурную репутацию - они копировали модели во время показа. Всегда славившиеся своей бережливостью француженки покупали выкройки. Полную стоимость платили только японцы да державшиеся в тени жены южноамериканских наркобаронов и арабские невесты. Фактически от банкротства Дом моделей Бертье спас один заказ в связи с недавно состоявшейся свадьбой в Саудовской Аравии.

- Разумеется, весь этот гардероб я отдам в благотворительный комитет, как только вернусь в Майами. У меня на сердце легче становится, как подумаю, что мой лживый слизняк закупает модный гардероб для какой-нибудь голливудской старушенции. - Холли зло усмехнулась. - Хотя, знаешь, то, что ты проделала с тем вечерним платьем, совсем преобразило его. Пожалуй, только это платье я и оставлю себе. - Она задумчиво пожевала. - А если его выполнить в красном цвете, как ты считаешь?

Джоанна, обожавшая яркие основные цвета, улыбнулась.

- В красном оно будет смотреться изумительно! Коко Шанель говорит, что именно красный цвет, а не синий больше всего идет голубоглазым.

Холли кивнула, не скрывая удовольствия.

- Значит, красное.

Она явно не торопилась покидать ресторан. Наконец после третьей чашки кофе Джоанна, у которой нервы натянулись до предела, напомнила клиентке о дневной примерке.

- Но сначала я хочу увидеть твои рисунки, - заявила Холли.

- Мои рисунки?

- Разве у тебя нет собственных наработок?

- Конечно, есть. Только…

Честолюбие Джоанны вступило в борьбу с чувством осторожности. С одной стороны, она знала, что Вивьен ждет не дождется их возвращения. С другой - ей безумно хотелось услышать чье-нибудь, ну хоть чье-нибудь мнение о своей работе.

Папку с набросками она передала Вивьен в надежде, что они попадут в руки Бертье. Неделями она ждала хоть одного слова ободрения от мастера. Не дождалась. Не склонная к отчаянию, она приступила к новой серии рисунков.

Уступив просьбе новой подруги, Джоанна повела Холли в свою квартиру. Она находилась двумя этажами выше над булочной в доме, гордость которого составляли хоть и привычные для Парижа, но бесподобного изящества чугунные решетки, слуховые окна, крыша мансарды и красные глиняные трубы. Джоанна получила эту квартиру в субаренду от ассистента помощника редактора «Ле Тан Модерн», который взял положенный ему раз в семь лет годовой отпуск и уехал в Грецию писать роман.

В первые дни, переехав туда, она подолгу простаивала у окна спальни и, очарованная, не могла налюбоваться оградой Люксембургского сада на противоположной стороне улицы. Она считала, что эта панорама с лихвой компенсирует своенравность старомодного лифта, который заставлял жителей дома полагаться на собственные ноги чаще, чем им этого хотелось бы.

Вот и теперь Джоанне оставалось только проклясть собственное невезение, когда непредсказуемый лифт отказался тронуться с места. Но Холли проявила неординарные спортивные данные, хотя к тому моменту, когда они добрались до дверей квартиры, едва дышала.

- Ах! - воскликнула она, войдя в комнату и оглядевшись. - Да здесь просто великолепно!

- Я была так счастлива, когда нашла эту квартиру. - Осмотрев помещение как бы глазами своей спутницы - человека старше ее по возрасту, Джоанна увидела прежде всего не те следы, которые оставило на нем время, а его очарование.

Возле окна, выходящего в сад, стояло обитое ситчиком кресло, заваленное лоскутами ярких тканей. На столе рядом с ним возвышалась большая коробка карандашей всех цветов радуги и лежала папка. Швейцарские карандаши, те самые, которым отдавал предпочтение Пикассо, были расточительным подарком матери ей на день рождения. Через месяц Маргарет Лейк умерла. Но желание ее исполнилось - карандаши остались овеществленной памятью о ней, и Джоанна, приступая к работе над эскизами, мысленно всегда была с нею.

Холли сразу увидела папку и начала просматривать рисунки.

- Потрясающе!

Линии причудливо пересекались, чтобы подчеркнуть талию или выделить бедра; нарочито асимметричные клинья юбок сделали бы привлекательными любые женские ноги.

Джоанна лучилась радостью. Как давно она не слышала одобрительных слов о своей работе!

Холли заинтересовало облегающее вечернее платье из черного муслина с отделкой из черных кружев и заниженной линией спины.

- Такое подошло бы Сюзанне.

- Какой Сюзанне?

- Которая играла в фильме «Уходи, но возвращайся», - машинально ответила Холли. Теперь ее внимание привлекло облегающее серебристое платье, напомнившее о фильмах тридцатых-сороковых годов. - Бывшая уличная приставала, которая стала кинозвездой, а потом романисткой.

- А, вспомнила. Во время учебы в Институте моды я часто ходила на фильмы с ее участием.

- Видимо, тогда ты и насмотрелась старых лент, - догадалась Холли.

- Мне они нравятся.

- Это я уже поняла. Твой художественный вкус определенно тяготеет к кинематографу. А не пойти ли тебе работать ко мне, хотя, признаться, телевидение и большое кино далеко не одно и то же.

- К вам?

- Я недавно приняла в производство три мыльные оперы. Поскольку мои шоу прославились эффектным оформлением, мы держим трех костюмеров, которые закупают необходимые костюмы для каждой одночасовки. Подходящие вечерние туалеты и белье для дам найти труднее, так что я решила взять на работу человека, который будет создавать модели одежды специально для наших передач. Если судить по тому, что я вижу в этой папке, ты прекрасно подойдешь.

Предложение показалось Джоанне соблазнительным. Особенно после многомесячных поисков работы. Да и сама эта работа в последние недели не приносила ей никакого удовлетворения. Но Джоанна еще не созрела для того, чтобы расстаться со своей мечтой.

- Признаюсь, ваше предложение для меня очень лестно, - неторопливо ответила она, проявляя чрезвычайную осторожность в выборе слов. - Но видите ли, я…

- Но ты надеешься, что вот-вот у этого идиота Бертье откроются глаза и он поймет, какой талантливый дизайнер ползает на коленях прямо у него под носом.

Джоанна почувствовал, что заливается краской.

- Что-то вроде этого.

Холли пожала высокими плечами.

- Ну что ж, если этот сценарий не пройдет, помни, что ты всегда получишь работу у меня. - Она открыла сумочку и достала визитную карточку. - Вот здесь номера телефонов моего кабинета в студии и домашний. Звони мне иногда, даже если просто захочется поболтать, договорились?

Джоанна убрала визитную карточку в ящик письменного стола.

- С удовольствием! Спасибо.

Когда она в очередной раз многозначительно взглянула на часы, Холли вздохнула с нарочитым смирением.

- Ладно, наверное, нам лучше вернуться, пока Вивьен не отправила полицию разыскивать нас.

Они вернулись в салон. В примерочной их дожидался сам Поль Бертье. В сером рабочем халате, со стянутыми сзади в конский хвост черными волосами, что делало более выразительными его галльские скулы, он имел идеальный вид художника.

Диор и Баленсиага предложили традиционный белый халат, Ив Сен-Лоран и Живанши продолжили эту традицию. Бертье, всегда выступавший против всех традиций, заменил белый цвет на антрацитово-серый. Халат оживляло яркое пятно - красная ленточка кавалера Почетного легиона. Хотя он был невысокого роста, под халатом угадывались широкая грудь и плечи, мощные, как у быка с офорта Пикассо.

- О, мадам Уилсон! - воскликнул он, приветствуя Холли, по обычаю жителей континента, воздушным поцелуем в каждую щеку. - Какое удовольствие встретить столь проницательную женщину!

- Мне нравится ваша коллекция, - находчиво солгала Холли. - Впрочем, должна признаться, я колебалась в выборе между вами и Рудольфо Манчини.

В помещении мгновенно воцарилась гробовая тишина. Только из задней комнаты доносилась приглушенная музыка Вивальди. Вивьен, вечный образец хладнокровия, побледнела. Большие глаза Джоанны стали еще больше. Не могла миссис Уилсон не знать об антагонизме между этими двумя модельерами! Их взаимная ненависть породила множество сплетен. Бертье не только запретил произносить в своем присутствии имя соперника - поговаривали, будто он спустил какую-то свою клиентку с огромной лестницы парижской оперы за то, что на ней оказалось вышитое бисером облегающее вечернее платье от Манчини.

Взгляды всех присутствующих были устремлены на Поля. Вид у него был устрашающий: ходуном ходили желваки, зрачки сузились до темных точек, взгляд стал невыносимо тяжелым, на виске угрожающе билась жилка. И когда Джоанна уже подумала, что сейчас он взорвется гневной тирадой, на его сжатых губах заиграла слабая улыбка.

- Польщен, что выбрали меня, - с трудом проговорил он.

Этот эпизод, как ничто другое, раскрыл перед Джоанной ту бездну, в которой очутился ее работодатель. Случись такое до провального показа мод сезона, он наверняка уже выкрикивал бы что-нибудь по поводу мещанских вкусов и требовал, чтобы миссис Уилсон покинула священные залы его салона и никогда впредь не переступала их порог.

Холли как бы и не коснулось возникшее вокруг нее напряжение. Только Джоанна, заметив веселые огоньки в ее глазах, поняла, что эта эксцентричная женщина переживает свой звездный час.

- Ваша высокая репутация равняется только вашим ценам, месье, - сказала богатая заказчица. - Кстати, я надеюсь, вы понимаете, как вам повезло, что вы заполучили к себе Джоанну?

Поль перевел взгляд на закройщицу и словно впервые увидел ее.

- Чего не могу понять, - продолжала Холли, - так это почему она не работает у вас по своей специальности дизайнера. С ее талантом и опытом работы на Пятой авеню, как мне думается, вам ее творческий потенциал может пригодиться для подготовки новой сезонной коллекции.

- Дизайнер? - Поль Бертье перевел взгляд на сестру. - Ты не говорила мне, что мадемуазель Лейк дизайнер.

Вид у Вивьен был такой, словно она проглотила целую коробку острых булавок.

- Она работала над моделями повседневной одежды. Пустяковые американские платья из полистирола, - категорично отчеканила Вивьен, продемонстрировав способности своего языка колоть словно швейная игла.

- Может, они и были из полистирола, но если они хоть немного напоминали то, что я видела сегодня, они должны были раскупаться как горячие пирожки, - парировала Холли.

Бертье повернулся к Джоанне.

- Рисунки у вас есть?

- Поль… - запротестовала было Вивьен.

Модельер даже головы не повернул в ее сторону.

- Ну так есть или нет? - переспросил он.

Наконец- то Джоанна поняла, почему ее папка с рисунками не удостоилась его комментария. Бертье их не видел. Она коротко посмотрела в сторону Вивьен. Директриса ответила ей холодным вызывающим взглядом. Джоанна сразу сообразила, что, обвинив ее в вероломстве, она вряд ли завоюет симпатии ее брата, и прикусила язык.

- Папка у меня дома.

Нахлынувшие чувства - гнев и предвкушение - заставили ее сердце биться так часто и громко, что она не удивилась бы, если б и остальные услышали его шумное буханье.

- Завтра утром вы первым делом занесете рисунки в мой кабинет. Я их посмотрю.

Игнорируя неодобрительное молчание сестры, Бертье снова обратился к своей заказчице.

- Надеюсь, мадам, вы останетесь довольны своими новыми нарядами и временем, проведенным в Париже.

- Если оставшееся время я проведу хотя бы наполовину так же весело, как сегодняшний день, - улыбнулась Холли, - то, значит, мне предстоит чертовски здорово развлечься. - Она заговорщически подмигнула Джоанне.

Впервые та поняла, какое чувство испытала Золушка, когда фея, ее крестная мать, сотворила на ее глазах золоченую карету из обычной тыквы. Наконец-то ее кумир увидит ее рисунки! А когда он увидит их, ему придется признать, что именно она нужна ему, чтобы вдохнуть новую живую струю в его осеннюю коллекцию.

На мгновение Джоанна дала волю своей фантазии: Бертье и она работают вместе, бок о бок, проводя дни и ночи в напряженной работе под музыку Вивальди, объединив свои усилия в восхитительном творческом экстазе.

Она оглянулась на Холли Уилсон и увидела на ее лице ослепительную улыбку - точное отражение ее собственной.

Глава 3

Всю ночь Джоанна не могла уснуть. Собираясь на работу, она зацепила колготки, потом у платья оторвалась пуговица. Она нервничала, все валилось из рук, мысли были наполнены ожиданием приближающегося момента истины. Сегодня сам Бертье увидит ее рисунки!

Когда утром Джоанна вошла в салон, она первым делом натолкнулась на высокомерный недоброжелательный взгляд Вивьен.

- Бонжур, мадам, - поздоровалась Джоанна, изображая большую уверенность, чем ощущала на самом деле.

Та невозмутимо пропустила ее приветствие мимо ушей.

- Бертье ожидает в своем кабинете.

Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, и не достигнув результата, Джоанна поднялась по лестнице, ведущей к кабинету модельера, расположенному в пентхаусе. Перед эбонитово-черной дверью с надписью «Вход запрещен» она помедлила и подумала, что, наверное, такое же чувство испытывала Мария Антуанетта, когда ее везли к гильотине. Строго напомнив себе, что робкое сердце никогда ничего не добьется и что лишь об этом она мечтала столько времени, Джоанна постучала.

Тишина. Затем послышался низкий голос Бертье:

- Входите.

Вызывающе одетая в ярко-красный, сшитый ею самой жакет с прямыми плечами, который был накинут поверх черного платья, девушка вошла в святая святых прославленного модельера.

Бертье говорил с кем-то по телефону по-английски. Показав ей жестом на стул для посетителей возле своего стола, он развернулся вместе со стулом, отгородившись от нее высокой спинкой, и продолжал разговор. По его сдержанно-недовольному тону Джоанна поняла, что телефонный звонок принес ему не лучшие новости.

Воспользовавшись возможностью, она неторопливо оглядела кабинет. Как и в остальных помещениях салона, здесь все сверкало первозданной чистотой. На блестящей поверхности письменного стола был наведен такой глянец, что Бертье отражался в ней как в зеркале.

- Разумеется, понимаю, миссис Сэвидж, - говорил между тем модельер, - я понимаю ваше нежелание вкладывать свои средства именно сейчас.

Джоанна видела, как его пальцы теребят телефонный шнур, и ей пришла мысль, что этими пальцами Бертье с большей охотой схватил бы эту миссис Сэвидж за горло.

До нее дошли слухи о том, что, вероятно, Бертье возьмется за разработку модельных серий готового платья для фирмы «Сэвидж», располагавшей сетью престижных универсальных магазинов. По слухам, ходившим в салоне, после провала на прошлой неделе модельер оказался в столь отчаянном положении, что готов был заключить такой договор в расчете возместить понесенные убытки. Но, к несчастью, теперь, похоже, Милдред Сэвидж, как и все остальные, покинула его.

- Обязательно. Буду ждать вас на показе коллекции осеннего сезона в июле. Конечно, мы оставим за вами ваши постоянные места. Ну, разумеется, в первом ряду.

Последние слова означали, насколько серьезно он относится к владелице американской фирмы. Места на показах мод играли особую роль. Многие издатели модных журналов даже вели себя так, будто распределение между ними мест имело для них большее значение, чем сами моды.

- До свидания, мадам Сэвидж.

Модельер положил трубку и пробормотал какое-то замысловатое ругательство. Но когда он повернулся к Джоанне, выражение его лица было ласково-вежливым. Однако он сразу прореагировал на ее красный жакет, слегка приподняв бровь. От комментария он воздержался, и Джоанна сделала выдох, не заметив, что в какой-то момент перестала дышать.

- Американцы, - снисходительным тоном пояснил он, чтобы закрыть тему, - никак не могут понять, что постоянный риск - это то, на чем держится искусство высокой моды.

- Но ведь миссис Уилсон купила всю вашу коллекцию.

- Верно. Только я не понимаю, почему она предпочла мой стиль, он ведь совершенно не подходит ее фигуре.

- Она сказала мне, что ей нравится ваш стиль. - Джоанна не собиралась раскрывать истинную причину грандиозной покупки Холли. - И леди Сторм, кажется, в восторге от своего черного платья для коктейль-приемов.

Особенно эта покупка рассматривалась как хороший знак, поскольку Памела Сторм не только доводилась племянницей Милдред Сэвидж, но, если верить слухам, она и была тем посредником, который привлек к Бертье исключительное внимание фирмы «Сэвидж» как к персоне номер один. К сожалению, когда дело дошло до заключения договора, леди Сторм явно утратила свое былое влияние на могущественную тетушку.

- Что касается этой покупки, то мне было бы намного легче, если бы Памела Сторм на самом деле заплатила за это платье, - возразил он. - Не понимаю я Вивьен. Скидки, которые она предоставляет этим женщинам, равносильны тому, чтобы раздавать результаты моего труда даром.

Джоанна и не подумала подвергать критике столь значительную особу, как сестра Бертье.

- Я думаю, делу не повредит, если жена английского пэра будет щеголять в ваших моделях, - осторожно заметила она.

- Такие вещи никогда не вредят. Но ее англичанин чертовски скуп, и они редко покупают модную одежду. Средняя англичанка скорее вложит средства в бронзовое изваяние своих мерзких собачонок или потратится на новую полудохлую лошадь. Кстати, леди Сторм в ближайшее время собирается разводиться.

Джоанна припомнила услышанный ею только вчера разговор между Вивьен и закупщицей Памелы Сторм во Франции, обсуждавших брачный статус лица, занимавшего видное положение в обществе.

- Давайте скрестим на счастье пальцы, - вдруг предложил Бертье. - Возможно, все к лучшему и на этот раз ветреная леди обвенчается с кувейтским принцем. Они никогда не просят скидок.

Джоанна засмеялась, поскольку этого он от нее явно хотел.

Наконец дальнейшее ожидание стало для нее невыносимым.

- Я знаю, месье, что вы очень заняты. Но не могли бы вы посмотреть мою папку сейчас?

- Один момент. Сначала я хотел бы узнать, почему такая красивая женщина предпочитает трудиться за кулисами, когда она легко могла бы стать преуспевающей моделью.

- Я недостаточно худа для модели. И рост не тот. Кроме того, я всегда хотела стать модельером.

- Всегда? - переспросил он с легкой насмешливой улыбкой.

- Ну, с тех пор, как увидела Бетти Мелоун в «Колодце». Это один очень старый американский фильм, - пояснила Джоанна, заметив вопросительный взгляд Бертье. - Она в нем играет модельера. С первого раза, как увидела, втрескалась по уши.

- В Бетти Мелоун? - Он нахмурился.

- О нет. - Джоанна рассмеялась, уловив его мысль. - Не в актрису. Меня покорил волшебный мир этой профессии. А потом увлечение сменилось всепоглощающей страстью. - Она улыбнулась с трогательной застенчивостью. - Мои друзья сказали бы вам, что профессия модельера - единственное, что по-настоящему занимает меня.

- Неужели? - У Поля Бертье глаза были как у сестры, но не холодные. Он неторопливо разглядывал ее лицо. - В это трудно поверить. У красивой молодой женщины, как вы, должны быть и другие увлечения: вечеринки, танцы… мужчины. Или, может, один мужчина.

Теперь он настороженно следил за ней, голубизна его глаз почти исчезла, заполненная черными расширившимися зрачками. У Джоанны сжалось горло, она с трудом сглотнула.

- Позвольте, я покажу вам свои наброски.

Папка лежала у нее на коленях. Непослушными от волнения пальцами она пыталась развязать тесемки.

- Вероятно, я должна сразу признаться, что большинство преподавателей в Институте моды не одобряли мою манеру. И хотя я считаю, что это мои лучшие работы, я была бы в высшей степени благодарна, если бы по их поводу высказался мастер. - Слова вылетали у нее с такой скоростью, словно она торопилась от них избавиться.

- Не понимаю, почему Вивьен не сказала мне о вашем даровании, - размышлял вслух Бертье, пока Джоанна боролась с тонкими тесемками папки.

У нее были собственные соображения по этому поводу, но, зная, какая близость существует между братом и сестрой, она оставила эти соображения при себе.

- У нее так много дел. - Наконец-то! Джоанну прошибло холодной испариной, пока она развязывала этот взбесившийся узел.

Поль Бертье взял у нее листы и положил их на стол изображением вниз. Он достал из кармана пиджака золотой портсигар, закурил дорогую сигарету и лишь тогда обратил свое внимание на выложенное перед ним богатство красок.

Джоанна волновалась как никогда в жизни. Но она набралась терпения и ждала от него слов… каких угодно! Бертье все перебирал листы, смотрел их с начала до конца, потом возвращался к первому, перебирал листы в обратном порядке и вновь с начала до конца.

Нравятся ему эти модели или вызывают неприятие? На самом деле они интересны и современны или кажутся такими только ей? А может, прав тот преподаватель, который пришел в такую ярость, что обозвал ее модели одеждой для проституток?

Время тянулось черепашьим шагом. У Джоанны от напряжения пот заструился по спине.

- Вы чрезвычайно талантливы, - наконец произнес Бертье.

- Вам действительно понравилось?

- Эти модели самые новаторские из тех, что мне довелось увидеть за многие годы.

Джоанна лучезарно улыбнулась.

- Но они совершенно не годятся для продажи. - Эти слова произвели на нее эффект удара в спину, на какой-то момент она лишилась дара речи. - Вы плюете в лицо традиции, - продолжал он резко и категорично, не щадя ее чувств. - Ваши модели - это костюмы для театра, а не для реальной жизни.

Такое обвинение приходилось ей слышать и раньше, но никогда еще она не воспринимала его столь болезненно.

- Я пыталась стать новатором. Как Шанель в двадцатые годы со своими твидовыми костюмами, как послевоенный «новый взгляд» Диора. Как Ив Сен-Лоран, который совершил революцию, введя в моду женские брючные костюмы. И, конечно, как Куреж с его мини-платьем. - Она перевела дух. - Вы сами только что сказали - кутюрье всегда на грани риска. Все великие законодатели мод, да и вы сами, завоевали славу людей, добившихся права не изменять собственному вкусу.

- У вас есть талант, но вы не совсем ясно понимаете, в чем состоит задача модельера, - подытожил Бертье. - Модельер должен увидеть женщину такой, какой она хочет быть увиденной.

- Да, верно, - пошла на попятный Джоанна, хотя это утверждение противоречило ее идее: вместо того чтобы подсказывать женщинам, что им нужно, получалось, что модельеры обязаны спрашивать у них, чего они хотят.

«Терпение» - словно услышала она голос матери, предостерегающий ее.

- Вот, например, эта модель. - Он держал в руках набросок из числа ее самых любимых - вечернее платье из золотых кружев на черном шифоне, покроем напоминающее наряд танцовщицы фламенко. - Такой наряд подошел бы ряженой для вечеринки в честь американского праздника Всех Святых.

Его слова задели ее.

- Не понимаю, что плохого в том, если воспринимать жизнь как праздник. - «Терпение!» - послышалось ей. - К тому же я подумала, что оно еще и сексуально привлекательно.

- Первое, что вам нужно усвоить, Джоанна, это то, что мужья хотят видеть своих женщин одетыми как леди. Особенно отличаются этим американские мужья, которые имеют привычку менять жен и с каждым разом жениться на все более молоденьких, не узнав толком их родословной.

Он не дал ей вставить слово, хотя она уже набрала воздуха для очередного возражения, и продолжал:

- Поскольку именно мужья оплачивают счета, то мудрый дизайнер создает свою модель, ориентируясь на их вкус.

- Но это же неслыханный шовинизм!

- Пожалуй, тоже верно. У англичан есть выражение - молодящаяся старушка. Никогда не забывайте, мадемуазель Лейк, что нам платят именно за то, что мы учитываем такие вещи.

- А как же быть с торжеством женственности… - Джоанна не могла остановиться и продолжала спорить, - если ориентироваться в своей работе только на бесполых женщин, похожих на гермафродитов?

По его реакции она поняла, что сказала бестактность, задев самого Бертье. Ведь именно этот стиль в его новых работах доведен до предела. Застывшее выражение его лица заставило бы осторожную женщину отступить. К несчастью, Джоанна осторожностью никогда не отличалась.

- Вы считаете, что мы должны создавать модели для мужей, - горячо продолжала она, подавшись вперед. - Но я не могу поверить, что все мужчины так уж жаждут видеть своих любимых женщин похожими на страдающих от недоедания преждевременно состарившихся мальчиков.

- Не всем мужчинам это нравится, - признался Бертье, а его неотрывный взгляд, который он не спускал с мягких женственных линий ее черного платья и красного жакета, был еще откровеннее. - Но факт остается фактом, Джоанна, жены непременно должны быть похожими на леди. А не на сирен.

По мнению Джоанны, не было ничего дурного в том, чтобы днем выглядеть как леди, а ночью как сирена. В конце концов, времена меняются. Доказав, что они способны выполнять мужскую работу, женщины должны теперь снова выглядеть как женщины.

- Разрешите задать вопрос? - тихо произнесла она.

- Разумеется.

- Как вы можете считать меня талантливой, если все в моих моделях вам так ненавистно?

- Напротив, ничто в них не вызывает у меня ненависти. Мне нравятся ваша энергия, индивидуальность. Считаю, что вы изумительно владеете цветом, правда, кое-где с перебором.

- Ну, хоть что-то. - Джоанна позволила себе перевести дыхание.

- Это очень важно. - Он встал и, глядя на нее с высоты своего роста, улыбнулся. - Пора нам найти достойное применение вашим талантам.

- Вы хотите сказать…

- Я предлагаю вам работу помощника модельера, - подтвердил ее догадку Бертье. - Я сообщу Вивьен, чтобы вас перевели наверх. Немедленно.

Джоанну охватила бурная радость. Она с трудом удержалась, чтобы не броситься Бертье на шею. Она знала, что от широкой, до ушей, улыбки вид у нее, должно быть, самый нелепый, но не могла не улыбаться.

- Не знаю, как и благодарить вас, месье.

- Просто стараться. Вот и все, чего я от вас жду. - Бертье проводил ее до двери.

Ей удалось скрыть свои чувства от ледяного взгляда Вивьен, пока она переносила свои цветные карандаши и рисовальную бумагу в мастерскую дизайнеров, расположенную над демонстрационным залом.

Она уже вовсю работала за своей наклонной рисовальной доской, когда в тот же день Бертье зашел в мастерскую. Он медленно прошелся по комнате, делая замечания по работе каждого дизайнера. Не все замечания носили одобрительный характер, но ободрить он сумел каждого. Пока не дошла очередь до Джоанны.

- Молния здесь не подойдет, - заметил он достаточно громко, чтобы каждый в комнате услышал его слова. Пальцем он показал на спинку нарисованного ею вечернего платья. - Вашему платью не хватает живости. - Он выдернул грифельный сиренево-серый карандаш из мгновенно вспотевшей ладони Джоанны и ловкими изящными движениями изобразил завитками ряд пуговиц, обтянутых атласом. - Вот так. Теперь у нас здесь появилось чувство.

Длинный ряд пуговиц от ворота до подола смотрелся очаровательно. Но они были в высшей степени непрактичны. Джоанна невольно подумала о том, каким образом женщине удастся надеть такое платье без помощи служанки. А в конце вечера какая морока будет с раздеванием.

- По-моему, - кротко высказалась она, - необходимость справиться с этими пятью десятками скользких атласных пуговок, идущих сверху донизу по спине платья, может погасить любое чувство.

За соседними столами ахнули: эта новенькая осмелилась спорить с самим мастером. Бертье бросил на нее предостерегающий взгляд.

- Главное, что отличает модную одежду от готового платья, это декор, отделка, - ответил он. - Индивидуальность создается покроем и мастерством. Нужны украшения. Например, какая-нибудь кайма здесь. - Он охватил рукой ее плечи, провел вниз по лацкану ее красного пиджака. - Немного шитья из бисера вот здесь. Нам всем нужно есть, Джоанна. Кто из нас откажется от сочного куска мяса под соусом тартар в пользу вашего американского хот-дога? Или предпочтет воду стакану хорошего вина? А крем-брюле обменяет на диетическое желе из желатина?

- Вы ставите знак равенства между моделями Бертье и утонченной французской кухней? - осмелилась пошутить Джоанна.

- Вот именно. - Он одобрительно улыбнулся. Эта улыбка согревала ее потом до конца рабочего дня. - Я верю, что вы станете хорошей ученицей, Джоанна. - Он склонился над ней, и его рука как бы случайно легко коснулась ее груди. - А теперь давайте посмотрим ваш вариант обеденного костюма Бертье.

Глава 4

Дом, эффектно расположенный на самой вершине холма, окутывал туман. Внутри дома мерцали свечи в подсвечниках из веджвудского фарфора. Комната библиотеки дополнительно освещалась жарко пылающим огнем в камине с мраморной облицовкой. Возле камина, расположившись за столиком из красного дерева, сидели друг против друга две женщины - Милдред Сэвидж, в блузке из шелка цвета слоновой кости и в льняных брюках, и Берта Червински, в наряде, похожем на театрализованный костюм и состоящем из бледно-лилового тюрбана на голове и просторного длинного восточного халата из шифона радужной расцветки.

Берта долго копалась в большой сумке из декоративной гобеленовой ткани с цветным узором и наконец достала небольшой аметистовый шар.

- Удивительно, как он лучится сегодня положительной энергией, - сообщила она.

- Вы действительно верите, что этот… Ярлаф поможет нам найти Элисон?

Берта даже возмутилась.

- Ярлаф лишь проводник, Милдред, помогающий подняться на более высокий уровень, эволюционировать.

- Я бы предпочла, чтобы он пропустил всю эту чепуху с эволюцией и отыскал мою внучку, - проворчала пожилая леди.

Милдред всегда считала себя здравомыслящей женщиной. Она с усмешкой слушала всякие истории, в которых у фермеров неведомая сила каким-то таинственным образом похищала детей, а потом так же таинственно возвращала. Не верила она ни в Бермудский треугольник, ни в снежного человека, ни в Лохнесское чудовище. Вступив в брак, она стала равноправным партнером в деловом мире Сэвиджей, владевших цепью универсальных магазинов, в фирме, основанной ее мужем. Когда Майкл Сэвидж скончался от сердечного приступа - а с этого времени прошло вот уже почти тридцать лет, - она взяла бразды правления в свои руки и с тех пор не сделала ни одного ложного шага.

Несмотря на солидный возраст и то обстоятельство, что теперь она предпочитала вести дела из дома в Сарасоте, а не колесила, как прежде, по всему побережью до Майами, где находились их главные торговые центры и штаб-квартира правления, Милдред оставалась энергичной и продолжала работать, сохраняя за «Сэвидж» репутацию самых преуспевающих универсальных магазинов в мире.

Та же ее целеустремленность, что обеспечила фирме ведущую роль в сфере торговли модной одеждой, обусловила и другую, даже более ожесточенную, не ослабевающую с годами одержимость. Милдред поклялась во что бы то ни стало отыскать свою пропавшую внучку. И хотя прошло уже двадцать с лишним лет после ее похищения, она не оставляла своих попыток.

В дни годовщины исчезновения Элисон она помещала в многочисленных газетах, выходивших в больших и малых городах, объявления, в которых обещала щедрую награду за информацию, имеющую отношение к похищению ее внучки. Но до сих пор безрезультатно.

Менее упрямая женщина сдалась бы, тем более что все вокруг считали своим долгом убеждать ее в тщетности поисков. Но упорство было у Милдред в крови. К тому же подсознание подсказывало ей, что, если бы ее внучку убили, она бы это почувствовала. Элисон жива - в этом Милдред нисколько не сомневалась.

- Как всякая деловая женщина, вы больше используете левое полушарие мозга, управляющее логикой, - говорила Берта.

Милдред вернулась мыслями к предстоящему сеансу.

- Ярлаф поможет вам войти в контакт с вашей интуицией. Как только проход откроется, вы получите необходимый вам ответ.

Милдред отметила про себя, что голос медиума звучит неприятно, напомнив ей одного из тех телевизионных вещателей, который недавно выступал в передаче «Шестьдесят минут». Но, не желая упустить любую возможность, она внутренне решилась на все. Даже на это сомнительное занятие оккультизмом, от которого ее пресвитерианские предки, должно быть, перевернулись бы в своих гробах.

- Ладно, - сказала она охрипшим голосом, - давайте начнем.

Берта положила между ними на стол алфавитную гадательную доску и водрузила в ее центре кварцевый шар.

- Кварц тесно связан с энергией луны, - продолжала она. - Я считаю, он создает более сенсорный канал, чем обычные указатели. Аметистовый экран обладает исключительной мощью.

Милдред кивала головой и удивлялась - а такое с ней уже случалось, - почему она позволила себя уговорить на эту дурацкую затею.

- Теперь, - Берта подожгла палочку ладана, - вы должны очистить свои мысли. Прочь все сомнения!

Только свяжись с этим, нашептывал Милдред беспокойный дух отрицания. Она почувствовала дискомфорт и заерзала на месте.

- Чувствую в вас отрицательную энергию, - с упреком в ее адрес произнесла Берта и начала раскачиваться. - Ярлаф не придет, если его не ждут. Запишите искушающие вас отрицательные мысли на воображаемую черную доску. Теперь сотрите их.

Слава Богу, подумала Милдред, никто из знакомых не видит этой нелепой сцены. Она вздохнула и сделала новую попытку.

- Так, - кивнула Берта, - уже лучше. Расслабьте свое тело. Почувствуйте, как вас охватывает безмятежность. Откройте свои мысли. Позвольте вашему физическому и духовному началам обрести гармонию и слиться воедино, - нараспев произнесла она и положила пальцы на кварц. - Ярлаф, ты здесь?

Милдред увидела, как фиолетовый камень медленно заскользил по доске и остановился на слове «да».

- Мы приветствуем тебя, Ярлаф. Здесь присутствует мой большой друг Милдред Сэвидж. Ей нужна твоя помощь, Ярлаф. Очень нужна. Она пытается отыскать свою внучку Элисон.

Милдред знала, что такое невозможно, но, несмотря на жаркое пламя в камине рядом с ней, ей показалось, что воздух в комнате внезапно стал прохладнее. Она наклонилась вперед над столом.

- Спроси его, не видел ли он девочку.

- Терпение, - предостерегла ее Берта. - Ярлаф откроется в свое время. - Тем не менее ее следующими словами были: - Элисон с тобой?

Камень снова заскользил и остановился на слове «нет».

- Я знала это! - с радостным торжеством воскликнула Милдред. Проводник Берты сообщил ей то, что она и без него хорошо знала. Элисон жива!

Возникла длинная пауза. Затем мерцающий камень передвинулся на букву «Д». Затем на букву «Р», потом на «У». Вначале камень двигался медленно, потом все быстрее и быстрее. Составилась фраза: «Другой желает говорить». Язычки свеч эффектно склонились вправо, словно на них подуло ветром. Захваченная драматизмом момента, Милдред и думать забыла о своем недоверии.

- Кто с тобой? - вопросила Берта. - Кто желает говорить с Милдред Сэвидж?

На этот раз аметистовый камень рысью прошелся по доске. Огоньки свеч отражались в его гранях.

- Мертвый.

- Великий Боже! Наверное, Майкл. Или Астор. - Голос ее дрогнул при мысли о сыне. - Или Патриция. - Красавица, трагически погибшая, жена ее сына. Мать Элисон.

- Нет.

Берта недовольно посмотрела на Милдред, как бы напоминая ей, ради кого затеян сеанс.

- Тогда кто?

Молчание.

- Положите пальцы на камень рядом с моими, - посоветовала Берта. - Это увеличит приток энергии.

Милдред послушалась. Кварц неуверенно, то и дело запинаясь, снова стал передвигаться - от «М» к «Э». Казалось, аметист излучает тепло, потому что пальцы пожилой леди нагрелись. Камень остановился на букве «Р».

- Мэри! - ахнула Милдред. - Няня Элисон.

Подтвердив ее догадку, кристалл остановился на букве «И». У Милдред закружилась голова, в глазах заплясали какие-то пятна. Ярко вспыхнул огонь. Несмотря на безветренную погоду, громко задребезжали оконные стекла. Затем все погрузилось в темноту.

- Вы преувеличиваете, - настойчиво повторяла Милдред часом позже. Она по-прежнему находилась в библиотеке, и настроение у нее было далеко не лучшим. - Это просто легкий приступ тахикардии. Больше ничего!

Максвелл Стоун нахмурился, щупая пульс у женщины, чей возраст недавно перевалил за седьмой десяток.

- Это вы так считаете. Я и не знал, что у вас медицинское образование.

Вызванный сюда прямо со стоянки яхт, куда он только успел причалить свой кеч - небольшой двухмачтовый парусник, - Максвелл прибыл в чем был: в синей рубашке без ворота и в парусиновых брюках. Лицо у него обветрилось, волосы посветлели, выгорев на солнце за время прогулки на яхте вдоль побережья.

- Ты всегда был остер на язык, Макс, - парировала Милдред. - Я помню то лето, когда вам, мальчикам, только что исполнилось по семь лет и ты учил Астора ругаться плохими словами. Должна признаться, я отнеслась к этому сдержанно, как к забавному эпизоду, но Майкл не разделял моего мнения, и прошла целая неделя, прежде чем Асти смог сидеть.

- Это случилось зимой. И нам было по девять лет. - Из магнитофона на столике, стоявшем рядом с креслом, лилась индийская мелодия для флейты. Максвелл выключил его. - А если уж быть совсем точным, то это Астор учил меня плохим словам. - Он подошел к столу. - Я отправляю вас в больницу на обследование.

- Но это же нелепо! Я отлично себя чувствую.

- Давайте убедимся в этом, хорошо?

- В медицинском всех вас, докторов, учат быть такими сукиными детьми?

- Прямо с первого курса. Одновременно с тем, как подтасовывать списки на оказание медицинской помощи за счет правительства.

- Да, остер ты на язык, - холодно повторила Милдред, качая головой.

Ее волосы и осанка стойко отказывались поддаваться возрастным изменениям. Роскошная золотисто-каштановая грива сохранялась в прежнем виде еще с тех времен, когда она была девушкой, за исключением одной серебряной пряди, которая появилась у нее за одну ночь после трагедии - двойного убийства и похищения ребенка.

- Я думаю, вам следует прислушаться к советам Максвелла, Милдред, - со спокойным достоинством вступил в разговор второй мужчина, находившийся в комнате.

- Это нечестно. Вы вдвоем ополчились против меня одной.

- Что же делать, - живо ответил высокий брюнет, на которого явно не действовал ее гневный взгляд.

Редклифф стоял, прислонившись к стене, обтянутой кожей, скрестив на груди руки. В отличие от врача, одетого по-спортивному, на нем был традиционный черный костюм, белая рубашка и темно-синий галстук. Ботинки со шнурками выглядели слишком степенными даже для этой цитадели республиканцев.

- Как президент фирмы «Сэвидж» я обязан делать все возможное, чтобы оберегать ее интересы. Для нас, Милдред, вы значите больше, чем основной владелец фирмы, вы источник ее жизненной силы. Вы нужны нам. - Он говорил со специфическим легким французским акцентом, который свидетельствовал о том, что он родом с Юга. Его темные глаза, скорее черные, чем карие, лучились теплотой. Грубо очерченные, поистине мужские губы изогнулись в ласковой улыбке. - Вы мне нужны, - добавил он.

Возможно, ей и шел восьмой десяток, но все равно Милдред продолжала оставаться женщиной. А как могла женщина с таким темпераментом, как у нее, устоять перед откровенно соблазнительной улыбкой?

Она было собралась обвинить его в том, что он пускается во все тяжкие, лишь бы настоять на своем, как дверь библиотеки распахнулась, и в комнату влетела Берта Червински, а вместе с ней сильнейший запах фиалкового корня и гвоздики, исходивший из серебряного флакончика для духов, который она носила на шее.

- Милдред, дорогая! - С напором, которому позавидовал бы бульдозер, она практически смела оказавшихся на ее пути двух мужчин и рванулась к софе. - Я совершенно схожу с ума с тех пор, как твои телохранители выгнали меня отсюда. - Она стрельнула гневным взглядом сначала в Максвелла, затем в Редклиффа, который спокойно выдержал это. Раздражение, вызванное ее появлением, проявилось только в более жесткой линии его губ.

Тонкая изящная рука Милдред утонула в толстых ладонях этой огромной женщины.

- Я отлично себя чувствую, Берта. Правда, - заверила леди. - Легкий приступ обычной тахикардии. Нет причин для беспокойства.

- Конечно нет, - охотно поддержала ее Берта. - Не волнуйтесь, дорогая. У меня есть именно то, что вам нужно, - тонизирующее из оранжерейных трав. - И успокаивающе улыбнулась. - Оно просто творит чудеса.

- Полагаю, вы сегодня натворили уже достаточно чудес, миссис Червински, - высказался Максвелл.

Яркая краска залила лицо пожилой женщины, что совсем не шло к ее бледно-лиловому тюрбану.

- Я не фокусник, доктор, и чудес не творю.

- Разве? - Редклифф сердито посмотрел на алфавитную доску. - А по-моему, очень похоже на забавный вечерок у Гекаты.

- Ред, - с упреком произнесла Милдред. - Ты не должен так разговаривать. Берта моя подруга. И она очень помогла мне. Мы были на пороге откровения.

- Откровения? - Редклифф не мог сдержать насмешку в голосе.

- Мы чуть не вошли в контакт с Мэри, умершей няней Элисон.

Глаза Берты, глубоко спрятанные в складках розового жира, вызывающе смотрели на него: посмеет ли он теперь оспорить слова Милдред?

- Посредник Берты сказал, что Мэри желает говорить с нами, - продолжала Милдред.

- Ах да, тот самый лживый посредник. Как теперь его называют? Челюсти? - ехидничал Редклифф.

- Ярлаф! - злобно выкрикнула возмущенная Берта.

- Прекрасно! - Редклифф кивнул. - А нельзя выяснить у старины Ярлафа, нет ли у него возможности привлечь побольше покупателей в наши магазины?

- Ярлаф не занимается такими вещами, - со злостью ответила Берта. - Он духовный проводник, а не гадалка.

- Чертовски смахивает на колдовские штучки. - Редклифф снова обратился к пожилой леди, теперь уже не скрывая охватившего его гнева. - Черт побери! Милдред…

- Разве ты не понимаешь, Ред, - с полной убежденностью в серьезности своих слов прервала она его. - Мэри может сообщить нам, что случилось с Элисон.

Мужчины обреченно посмотрели друг на друга, как люди, утратившие былую самоуверенность и смирившиеся. Редклифф нервно провел рукой по своим черным волосам и тихонько выругался по-французски, на том французском, на котором говорили в тех местах, где прошло его детство.

- Милдред, - мягко, с неподдельной нежностью начал Максвелл, - прошло почти двадцать два года с тех пор, как Астор и Патриция… - Он замолчал, осторожно выбирая слова. - С тех пор, как исчезла Элисон, - поправился он. - Вам не кажется, что пора забыть?

- Я поклялась Астору, что найду его дочь. Никогда, пока был жив мой сын, я не нарушала данных ему обещаний, и будь я проклята, если сделаю это теперь.

- Я предлагаю всего-навсего провести несколько дней в больнице, - сказал Максвелл. - Пройти обследование. Получить давно необходимый отдых. В конце концов, для продолжения поисков вам необходимо быть в полном порядке. Если вы в самом деле настаиваете на этом.

- Да, настаиваю. - Но выражение непоколебимого упрямства на ее лице постепенно менялось. Она бросила взгляд на стол, возле которого они были так близки к контакту с няней девочки.

- Не мешает провериться перед тем, как мы поедем в Париж на сезонный показ мод в следующем месяце, - заметил Редклифф с той железной логикой, которой она всегда восхищалась.

Во многих отношениях этот молодой мужчина напоминал Милдред ее покойного Майкла. Несмотря на семейное богатство, доставшееся ее мужу по наследству, оба они - Майкл Сэвидж и Редклифф Морино - представляли собой, по существу, тот тип людей, которые добиваются успеха собственными силами.

Ред был ее личной находкой. Милдред следила за его стремительным взлетом с тайной готовностью. И хотя он еще об этом не догадывался, она готовила его к тому, чтобы сменить ее на посту руководителя всей цепи «Сэвидж» после ее отхода от дел. В случае ее смерти этот человек, о котором она привыкла думать почти как о сыне, получит солидный пакет акций, чтобы обеспечить контроль за группой «Сэвидж». Был в ее завещании и такой пункт, по которому большую часть личной собственности Милдред получала Элисон.

- Ладно. Но только на три дня, - окончательно решила Милдред, не обращая внимания на тщетные попытки разгневанной Берты отговорить ее. - И если через три дня вы меня не заберете оттуда, я позабочусь об этом сама.

Разумеется, она отдавала себе отчет в том, что Редклифф и без нее вполне справится с управлением их разветвленного предприятия, но упорно продолжала оставаться на этом посту. Слишком многие из ее коллег-мужчин, удалившихся от дел, просто умирали через полгода от сердечного приступа. Милдред не торопилась пополнить их ряды.

- Ладно, три дня, - согласился Максвелл. - Я только об этом и прошу.

- И я хочу, чтобы рядом с моей в палате стояла постель для Берты.

- Это невозможно! - вырвалось у Редклиффа, прежде чем успел ответить Максвелл. Его крупные суровые черты лица были словно высечены из гранита. - Никакого отдыха у вас не получится, если эта Сивилла-предсказательница будет кружить над вами, словно отвратительная ведьма из «Макбета».

Колючие глазки Берты потемнели. Она скрестила руки на своем необъятном бюсте и мрачно уставилась на него.

- Вам никто не говорил, мистер Морино, что у вас очень плохая аура?

- Постоянно говорят, - отрезал он.

- Милдред… - поспешил вступить в разговор врач. - Ред прав. Вам нужно отдохнуть, на время отвлечься от всего этого. - Он показал рукой на мистическое снаряжение, заполонившее комнату.

Милдред стояла на своем.

- Таковы мои условия, Макс, принимай их, или оставим этот разговор.

Профессиональная выдержка изменила ему, он и не скрывал, что потерпел поражение.

- Иногда я не могу решить, то ли вы самая упрямая женщина из всех, кого я когда-либо знал, то ли просто сумасшедшая, - тихо проговорил он, берясь за телефонную трубку, чтобы сделать необходимые приготовления.

Может, его слова и задели Милдред, только она не подала виду.

- Именно благодаря этим качествам я и надеюсь отыскать внучку.

Глава 5

Через два дня в больничную палату Милдред примчалась Памела Сэвидж Кардигос Сторм. Она была по моде худощава, щеголяла прямыми белокурыми волосами, которые, как и ее манера произношения, являлись внешними признаками принадлежности к верхушке британской аристократии, регулярно посещавшей скачки в Аскотте, близ Виндзора. Несмотря на возраст, а ей было уже сорок, кожа ее лица, благодаря специфике английского климата и умелым рукам специалиста по пластическим операциям, была гладкой и свежей, как у девушки в двадцать лет.

- Дорогая, дорогая тетя Милдред! - приветствовала она родственницу, едва прикоснувшись к ней напудренной щекой. - Я прилетела из Лондона на «Конкорде», как только узнала! Честно говоря, я не понимаю, как ты могла позволить, чтобы эта ужасная старая ведьма расстроила тебя до такой степени!

- Берта ничуть не расстроила меня, Памела, - мягко возразила пожилая леди.

- Но из-за нее у тебя случился сердечный приступ.

- Это был всего лишь приступ тахикардии. И Берта здесь ни при чем.

Памела достала сигарету из своей сумки крокодиловой кожи и собралась уже закурить, как увидела на стене за больничной кроватью надпись: «Не курить - подключен кислород».

- Эти штучки уже убили твою мать, - проникновенно сказала Милдред.

- Она вела жизнь престарелой распутницы, промотала деньги, полученные от моего отца, вместо того чтобы вложить их во что-нибудь надежное, например в акции с устойчивым курсом или в облигации, - вот что убило мою мать, - ответила Памела. - Ну как же, если бы она не спустила все деньги на этих чертовых сутенеров, мне не пришлось бы бороться с подступающей нищетой.

Отец Памелы, Нортон Сэвидж, младший брат и деловой партнер Майкла, был поклонником тенниса и сам заядлый теннисист-любитель национального масштаба. Сорок два года назад, когда он вернулся из поездки на Уимблдонский турнир, чтобы сообщить о своей новой любви к благородной дочери обнищавшего виконта, Майкл открыл отделение «Сэвидж» в Лондоне и сделал своего брата президентом новой, европейской ветви фирмы, где и работала в настоящее время Памела консультантом по моде.

- Ты далеко не нищая, милочка, - заметила Милдред. - У тебя более чем приличная зарплата. К тому же ты владеешь пакетом акций.

- При чем тут это? - Широкими шагами Памела начала расхаживать по палате, шурша изумрудным шелком своей юбки. - Мой поверенный доказывает мне, что предсвадебное соглашение останется в силе, а между тем Говард требует себе доли в лондонском отделении «Сэвидж».

Милдред нахмурилась. Она знала, что последний брак Памелы с лондонским финансистом-биржевиком находится в завершающей стадии, как раньше это случилось у нее с бразильским игроком в поло, - речь шла о разводе. Но ей ничего не сообщили о возникших в ходе судебного разбирательства осложнениях.

- Мы, разумеется, не можем пойти на это, - сказала она.

- Да я лучше убью Говарда, прострелю его черное сердце из какого-нибудь антикварного пистолета, которые он собирает, нежели позволю ему запустить свои жадные аристократические лапы в наше семейное дело, - мрачно согласилась с ней Памела.

- Недеюсь, мы сумеем разрешить эту маленькую проблему, не прибегая к насилию, - пробормотала Милдред. - А что, если я попрошу Редклиффа встретиться с твоим поверенным? Или даже с самим Говардом? У него блестящий дар убеждать людей. - Милдред знала это по собственному опыту, знала и о том, что президент фирмы «Сэвидж» не отказывался, когда это было необходимо, прибегнуть и к искусству наемных убийц.

Памела нахмурила свой гладкий лобик.

- Если ты считаешь, что это поможет… Я бы предпочла убить мерзавца. А может, подсыпать ему яд в херес? - Видимо, осознав неприглядность своего поведения, она сменила тему. - Впрочем, хватит о моих проблемах, надоело. Давай я поправлю подушки. Тебе нужно отдыхать, тетушка.

Притворная забота племянницы вызывала раздражение. Перед тем как Памела столь драматично появилась в палате, Милдред случайно подслушала ее разговор с Масквеллом в коридоре.

Макс говорил очень осторожно, в обычной успокаивающей манере, как и положено врачу. Да, разумеется, при соответствующем уходе ей суждено еще, может быть, прожить долго, но, если у нее откажет сердце, Памела вполне сможет обрести утешение в уверенности, что ее тетушка жила полнокровной жизнью. И, хотя всем ее будет очень не хватать, дело миссис Сэвидж навсегда останется благодарной памятью о ней.

Максвелл напоминал в этот момент человека, произносящего заупокойный панегирик. Елейные слова в свой адрес вызывали у Милдред бешеное желание делать все назло.

- Слухи об угрожающей мне смерти сильно преувеличены, - сказала она Памеле, перефразировав Марка Твена.

- Что вы, тетушка, конечно! - живо подхватила та. Слишком уж живо, подумала Милдред. - Мы все уверены, что вы будете жить вечно.

Ну, может, и не вечно. Но если Максвелл и Памела рассчитывают на ее смерть в ближайшее время, то им придется испытать разочарование. Потому что Милдред решительно отказывается покинуть этот мир до тех пор, пока Элисон не вернется в дом. В тот дом, который принадлежит ей по праву. И она ему.

- Памела, дорогая, не сделаешь ли мне одолжение?

- Конечно.

- Разыщи, пожалуйста, Берту. Наверное, она в кафетерии.

Натянутая улыбка племянницы мужа объяснялась ее недоброжелательным отношением к Берте, но Памела придержала язык.

- Хорошо, тетушка.

- Да, и еще…

Памела обернулась, стоя в дверях.

- Что, тетушка?

- Попроси ее принести карты таро для гадания. Когда я недавно задремала, мне приснилась внучка. Надо бы растолковать сон.

Уголок ярко накрашенных губ Памелы нервно дернулся.

- Как скажете, тетушка.

В уголке больничного кафетерия Редклифф доедал шведский сэндвич с ветчиной и сыром, запивая его кофе из картонного стаканчика. Кофе был кислым на вкус, сыр плавленым, а хлеб черствым.

Впрочем, Редклиффа меньше всего беспокоила больничная отвратительная еда. Он размышлял над тем, что ему делать с Милдред. Каждое утро он приходил на работу, где в его подчинении находились миллионные средства и тысячи служащих «Сэвидж». Он ведь умный, талантливый и так хорошо соображает. Так какого черта он не может сообразить, как ему справиться с настойчивыми попытками владелицы фирмы отыскать пропавшую внучку. Внучку, которая, видимо, уже двадцать два года назад была мертва.

Редклифф допил густой неаппетитный кофе и углубился в размышления, методично превращая кофейный стаканчик в груду рваных кусочков. Краем сознания он смутно отметил назревавший поблизости от него конфликт. Но, поскольку он находился в больнице, где всегда возможны какие-нибудь неприятности, он не обратил внимания на разговор в повышенных тонах.

В прошлом году Милдред также утверждала, что нашла Элисон. Женщина, крупье из казино в Канзасе, была откровенной самозванкой. Было также очевидно, что в авантюру женщину втянул ее дружок, гангстер худшего пошиба.

Сколько он доказывал, что «воспоминания» этой женщины о доме в Кармелито и родителях могли быть просто почерпнуты ею из газетных некрологов и модных журналов! Но Милдред, чью способность логически мыслить затуманило одержимое желание вернуть внучку, отказывалась его слушать.

Несмотря на его протесты, она поселила эту женщину с ее дружком в своем доме, обращалась с ними как с членами семьи. Ничего, абсолютно ничего не было достаточно хорошо для ее драгоценной «Эли». Редклиффу запомнился тот день, когда он приехал в Сарасоту с квартальным отчетом и встретил Милдред с «Эли», только что вернувшихся домой, в сопровождении слуг, несших огромное количество коробок и свертков. Это все были «необходимые» покупки - от белья и платьев на каждый день до элегантных вечерних туалетов, предназначавшихся для приемов, которые будет посещать «Элисон», как подчеркнуто заявила Милдред. Чуть позже в этот же день от местного агентства «Шевроле» был доставлен красный «корвет».

Как ни претила Редклиффу явная фальсификация, он уговаривал себя тем, что, в конце концов, Милдред нуждается в семейном окружении. А раз такой случай подвернулся, какое значение имеет то обстоятельство, что вновь приобретенный член семьи не связан с ней кровными узами?

Оказалось, имеет.

Через шесть недель своего пребывания в доме Милдред мерзкая парочка скрылась со всеми подарками, которыми она осыпала женщину, занявшую место ее внучки, и прихватила с собой несколько тысяч долларов с текущего счета на карманные расходы, чайный сервиз работы Поля Ревере, хранившийся в семье двести лет, и великолепное ожерелье из бриллиантов и жемчуга, оправленное в платину, которое Майкл преподнес Милдред по случаю рождения их сына Астора.

Если бы не это ожерелье, Милдред, пребывавшая в ужасном замешательстве из-за столь несвойственной ей ошибки, дело, скорее всего, замяла бы. Но романтическая ценность памятного для нее украшения перевесила страх перед публичным унижением. Она пустила в ход свои связи, и через две недели парочку обнаружили в Монтеррее, где они праздновали грандиозную удачу.

Хорошо понимая, что дело, на которое он пошел, называется взяточничеством, Редклифф поехал в Мексику с плоским чемоданчиком, набитым американскими долларами, чтобы смазывать обычно неповоротливую систему мексиканского правосудия. Миссия его увенчалась успехом. Беглецов выдали штату Флорида, где им было предъявлено обвинение и вынесен приговор. Хотя его несколько беспокоило, что он действовал на грани законности - взятка и завуалированные угрозы не были для него привычны, - Редклифф ни минуты не сожалел о содеянном.

Сын обедневшего траппера и владельца фирмы, где выращивали сахарный тростник, он проделал трудный жизненный путь. Он невероятно гордился, когда достиг положения служащего, так как понимал, что от накрахмаленной сорочки служащего до костюма члена правления дистанция куда меньше, чем от пропахшей потом футболки тех дней, когда он еще работал на грузовом причале новоорлеанского филиала «Сэвидж», до сорочки служащего.

Милдред Сэвидж дала ему все: возможность проявить свои способности, положение, богатство. Поэтому не было такой вещи, которой он не сделал бы для нее.

Голоса в кафетерии звучали все громче и постепенно вывели Редклиффа из задумчивости. Узнав голос Берты, он оглянулся, чтобы посмотреть, что еще натворила эта ведьма.

Берта увлеченно спорила с другой женщиной, в которой Редклифф узнал племянницу мужа Милдред. Леди Сэвидж держала на столе фотографию Памелы, на которой та улыбалась своему первому мужу - лихому вероломному бразильцу, игроку в поло.

Решив, что ему лучше вмешаться, пока эти две женщины не вцепились друг другу в волосы, он чертыхнулся и быстро поднялся со стула.

Круглое мясистое лицо Берты было малинового цвета и сливалось с цветом ее нового тюрбана; такого же цвета пятна выступили на скулах у ее противницы.

- Извините меня, - пробормотал он, встав за спиной Памелы, - но вы, леди, сейчас соберете толпу.

Памела резко обернулась к нему.

- А ты, черт возьми, кто такой?

Зеленые глаза сверкали на ее лице, словно изумруды, а кожа напомнила ему девонширские сливки, которые он впервые попробовал в то время, когда Милдред с намерением научить его правильным манерам за столом брала с собой в отель «Балтимор» на дневной чай.

- Если угодно, мистер Морино, - заявила Берта, посмотрев на него с обычной враждебностью, - мы беседуем.

- Мне кажется, ваша беседа больше похожа на ссору.

- Мистер Морино? - переспросила Памела, высоко подняв свои светлые брови. Ярость в ее блестящих глазах уступила место откровенному женскому любопытству. - Вы тот самый знаменитый Редклифф тетушки Милдред?

В ней было что-то от героинь Фрэнсиса Скотта Фицджеральда, от тех ярких неординарных женщин вроде Дейзи из «Великого Гэтсби».

Редклифф почувствовал, как в нем проснулось мужское тщеславие - ведь она знала о нем.

- Ну, не такой уж знаменитый…

- Совсем напротив. - Губы ее округлились, теперь она напоминала кошку, почуявшую в блюдце аппетитную сметану. - О чем бы тетя ни завела разговор, она непременно упоминает вас. Я знаю, вы из тех чудаков, что бесконечно заседают в правлении. Не знаю только, почему она никогда не говорила, какой вы… - Памела неторопливо окинула его откровенно оценивающим взглядом, - импозантный.

Когда она надолго задержала свой волнующий взгляд на его бедрах, Редклифф понял, что его оценили как мужчину. Явно заинтересовавшись, Памела снова посмотрела ему в лицо.

- Мне так жаль, - проворковала она. - Случившееся расстроило меня, и я повела себя некрасиво. - Она протянула ему тонкую руку с безукоризненным маникюром. - Памела Сэвидж. В недалеком будущем бывшая жена пэра, или миссис Говард-Пропади-Он-Пропадом-Сторм. - Ее серебристый с придыханием голосок, придуманный актрисой Джуди Холлидей и доведенный до совершенства Мэрилин Монро, носил безошибочный признак британского аристократизма.

- Я слышал о вашем разводе. - На ощупь ее рука была нежной и гладкой. - Сочувствую.

- О, не стоит сочувствия! - возразила Памела. - Лично я смотрю на развод как на знак будущего возрождения, а не конца.

Она одарила его откровенно непристойной улыбкой и повернулась к Берте.

- Моя тетя желает видеть вас. Да, еще она пожелала, чтобы вы захватили с собой карты таро.

- Так почему же вы не сказали об этом сразу? - возмутилась Берта. Подхватив свою сумку необъятных размеров, она вперевалку удалилась из переполненного кафетерия.

- Как вы думаете, - спросила Памела, - если Берту облить водой, она растает?

Редклифф рассмеялся, откинув голову назад. Его низкий раскованный смех снял возникшее было напряжение.

- Стоило бы попробовать.

- Почему бы не обсудить наш план действий за чаем? - Памела с пренебрежением оглядела кафетерий. - После проделанного путешествия я чувствую себя абсолютно измотанной. Только сомневаюсь, чтобы повар в этом убогом заведении знал, как надо правильно заваривать чай.

- Что за проблема, я знаю место, где умеют заваривать чай.

Он повел ее к выходу из больницы, придерживая за локоток. Десять минут спустя они уже сидели в салоне «Стар» отеля «Балтимор». Салон «Стар», с богатыми панелями полированного камня, с пышной зеленью, с упругими диванами и креслами, был самым уютным местом в городе.

- Я и в самом деле ужасно обеспокоена состоянием тети Милдред, - говорила Памела, глядя на Редклиффа поверх фарфоровых чашек с безупречно заваренным чаем «Эрл Грей». Исходящий от них специфический волнующий аромат стал ощутимее в теплом воздухе помещения, смешиваясь с запахом горевших в камине кедровых поленьев.

- Вы не одиноки, - сказал он, - но если это послужит вам некоторым утешением, то могу заверить, признаков старческого слабоумия у нее нет.

- Вы действительно исключаете такую вероятность?

- Разумеется. Ваша тетя здравомыслящая, практического склада женщина…

- За исключением тех случаев, когда речь заходит о ее драгоценной внучке.

- За исключением тех самых случаев, - согласился Редклифф. - Но, хотя, по общему мнению, ее заносит и она одержима навязчивой идеей, когда речь заходит о поисках ее внучки, тем не менее к спиритизму она решила прибегнуть только в последнее время.

- Это так эксцентрично! - пробормотала Памела. - Когда Берта переехала в дом тети Милдред, я поручила своему адвокату нанять частного детектива. - Она нахмурилась. - Вы знаете, что она вдова? Причем трижды. И что все ее мужья были богатыми людьми?

- Я тоже ее проверил. - Редклифф знал, что Милдред была бы вне себя от гнева, узнай она о таком расследовании, но это его не остановило: желание уберечь свою покровительницу пересилило. - Одна из ее соседок утверждала, что Берта травила своих мужей лекарственными травами.

- Какой ужас!

- Разумеется, если б это оказалось правдой. Но лейтенант полиции, с которым я побеседовал, сказал, что та же соседка неоднократно звонила в полицию после репортажей «Остановить преступника» в теленовостях и доказывала, что по соседству от нее скрывается преступник. Он также заверил меня, что не было никаких сомнений в естественной смерти мужей Берты.

- Вы хотите сказать, что верите в ее невиновность?

Редклифф пожал плечами.

- В данный момент я могу только сделать заключение, что Берте Червински, кажется, просто больше везло с растениями, чем с мужьями. Но я присматриваю за ней.

Памела наклонилась вперед и положила ладонь на его руку.

- Вы не представляете, Ред, какую тяжесть сняли с меня. Знать, что кто-то, кроме меня, заботится о безопасности тети Милдред!…

Она снова выпрямилась, намазала пшеничную лепешку взбитыми сливками, добавила каплю темно-красного смородинового джема и откусила.

- Грандиозно! - произнесла она с легким вздохом удовлетворения. - Вы знаете толк в ресторанах, мистер Морино.

Ее накрашенные губы оставили на лепешке красный след в форме полумесяца, а уголок рта испачкался в сливках. Она, словно кошка, сняла их языком, и Редклифф почувствовал, как тело его наливается тяжестью.

- Благодарю. - Редклифф сделал большой глоток чая и пожалел, что это не виски.

- По вашему неодобрительному отзыву о вторжении тетушки в область спиритизма, - продолжала Памела, - я делаю вывод, что сами вы не верите во всякие таинственные явления, которые случаются по ночам.

- Нет, конечно. Хотя я и рос в окружении всяких суеверий, колдовства, сам никогда не увлекался миром привидений.

- Колдовства? - Памела подалась вперед, всей своей напряженной позой выражая крайнюю заинтересованность. И снова она напомнила ему романтическую героиню Фицджеральда. Голос ее ассоциировался с лунным светом, мерцанием звезд и шампанским, глаза переливались, как драгоценные камни.

- Я вырос в штате Миссисипи, - пояснил он. - Сейчас это там уже не так широко распространено, как когда-то, но все же еще живы местные суеверия и знахарство, их и называют колдовством.

- Миссисипи, - задумчиво повторила Памела.

Редклифф наблюдал по ее лицу, как что-то происходит в ее очаровательной светловолосой головке. - Ну конечно же! - Она всплеснула руками. - Теперь понятно, откуда у вас этот акцент, который я то и дело улавливаю. Вы потомок французских протестантов.

Она посмотрела на него с откровенным обожанием, как мог бы смотреть ученый на случайно обнаруженный им новый вид животного.

- А это правда, что о вас говорят?

- И что же говорят?

- Что ваш девиз: «Laissez les bons temps rouler»?

- Пусть добрые времена бесконечно сменяют друг друга? - Редклифф улыбнулся. - Конечно нет. - Он попытался вспомнить, когда же за последний период жизни он наслаждался тем принципом «эх, раз, еще раз!», на который явно намекала Памела, и не смог.

- Вы меня успокоили. - Ее бархатистый голос, словно чувственные нежные пальцы, вызвал у Редклиффа желание предложить ей немедленно отправиться в вестибюль к регистратуре и взять номер.

- Как часто самые удивительные истории оказываются на деле преувеличением. И влекут разочарование.

Однако выражение лица Памелы говорило о том, что собеседник ее ничуть не разочаровал, а, скорее, наоборот.

- Должно быть, вам нелегко, - стала размышлять она вслух, - управляться со всеми делами, пока тетя Милдред закрывается в библиотеке с этой ужасной старой ведьмой и устраивает сеансы.

- Ничего, я справляюсь, - успокоил Редклифф.

Внутреннее чувство подсказывало ему, что у племянницы Милдред может быть какая-то тайная цель. Правлению понадобится голос Памелы на предстоящем ежегодном собрании. И у Редклиффа не было ни малейшего намерения посвящать ее в истинное положение дел в фирме, перспективы которой в будущем обещали быть далеко не такими радужными, как раньше, помешать чему он не мог.

- Впрочем, так даже лучше для вас, - предположила она.

Редклиффу пришлось бы изобразить глухого, чтобы не услышать призывного тона в ее голосе. А когда она улыбнулась ему, он снова почувствовал глубоко в паху наливающуюся тяжесть.

Памела очаровательно склонила головку. Потом положила ногу на ногу, чувственно прошуршав шелками и соблазнительно продемонстрировав ему кружевную подвязку и полоску гладкого бедра.

Пошел дождь, ровный, моросящий, заструился по окнам, стирая границу между небом и океаном.

- Боюсь, мне следует признаться, что в дела американского филиала предприятия я не вникаю, мне хватает дел со своим лондонским филиалом. Конечно, я не оставляю попыток расширить ассортимент модных товаров в наших универмагах. Но я знаю, что правление нашей фирмы находится в Майами. Вы прибыли в Сарасоту еще до сердечного приступа тетушки. Что вас привело сюда? Дела или желание развлечься?

Еще утром этого дня он ответил бы однозначно - дела. Но ошибиться в подаваемых ею знаках было невозможно, и Редклифф ответил иначе:

- И то и другое.

- Я всегда восхищалась мужчинами, которые умеют и работать на полную катушку, и развлекаться с размахом. - Она глотнула чая и бросила на него выжидательный взгляд из-под шелковистой бахромы искусно накрашенных ресниц. Всем телом подавшись к нему, она положила руку на его колено и посмотрела прямо в глаза.

- Теперь, когда вы выполнили свой долг, поддержав мои угасающие силы, нам следовало бы вернуться в больницу. Одному Богу известно, что там успела натворить эта ужасная женщина и как это отразилось на давлении тети Милдред.

Однако, судя по ее настроению, когда они покидали салон и дожидались, пока им подадут «мерседес» Редклиффа, Памеле меньше всего хотелось сейчас возвращаться в больницу.

Через десять минут Редклифф поставил машину на отведенное для парковки место возле больницы и сказал:

- Мне нужно обсудить с Милдред ряд деловых вопросов. А потом вы, вероятно, захотите увидеться с ней еще раз?

- Нам есть о чем поговорить с тетушкой, - согласилась Памела.

- Я в этом не сомневался. Затем я отвезу вас домой.

- Буду очень признательна. А вы уверены, что я не нарушаю ваше деловое расписание?

Именно так и обстояло дело. Но Редклиффу сейчас было все равно.

Воображение его терзали эротические образы. «Пусть добрые времена бесконечно сменяют друг друга».

- Я успею покончить с делами, пока вы будете у Милдред. - Он выключил зажигание и положил ключ в карман. - А когда вы устроитесь дома, я повезу вас обедать.

- Звучит заманчиво, - проворковала Памела.

Не в силах больше сопротивляться соблазнительности кремовой кожи, он провел тыльной стороной руки по ее щеке.

- А потом, после обеда, вы проведете со мной ночь, - объявил он низким голосом, не допускающим возражений. - Всю ночь. В моей комнате. В моей постели.

Губы Памелы медленно раскрылись, и соблазнительная улыбка озарила его жарким пламенем, словно олимпийский огонь.

- Да.

Глава 6

Дни сливались в недели, недели в месяцы, время накатывало словно череда океанских валов, а жизнь Джоанны протекала в трудах праведных под неослабевающим вниманием Бертье.

Дизайнер продолжал придирчиво направлять ее работу, там грубо убирая оборку, тут безжалостно разделываясь с украшением из перьев, которое, как ей казалось, придавало наряду очаровательную сексуальность, и держал ее в постоянном чувственном возбуждении случайными на первый взгляд прикосновениями и интимными улыбками, от которых у нее слабели ноги.

Его личный интерес к новой протеже не остался незамеченным другими помощниками дизайнера. Зависть, широко распространенная в мире моды, поднимала свою уродливую голову и проявлялась в будничных мелочах. Бывали случаи, когда, придя на рабочее место, Джоанна обнаруживала, что уборщица «по ошибке» выбросила вчера ее наброски. Или коллега «нечаянно» проливал кофе на ее рисунки, над которыми она корпела далеко за полночь, торопясь их закончить. Даже ее любимые карандаши исчезали, но, к счастью, потом обнаруживались, к примеру, под грудой грязных полотенец в комнате, служащей им раздевалкой.

Но хотя все как один отказывались принять ее за свою, ничто не могло испортить то приподнятое настроение, с которым она каждый день входила в салон.

Прошло уже четыре месяца с того времени, как Джоанна стала работать. И однажды Бертье пригласил ее поужинать с ним. Не желая разыгрывать из себя скромницу, она сразу же приняла его приглашение.

Они ужинали в кафе «Ле Флер» - в одном из тех немногих мест, сохранивших свой прежний вид с тех времен, когда Пикассо организовал свой неофициальный салон, а Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар пережидали немецкую оккупацию за столиком в задней комнате.

Но Джоанна мыслями была устремлена в будущее, а не в прошлое. А если точнее, то в ближайшее будущее.

Она надела один из тех туалетов, которые создавались ею исключительно для того, чтобы привлекать внимание мужчин. Платье из узорчатой парчи без бретелек обнажало спину до талии. Искрящееся золото ткани перекликалось с оттенком ее волос. Оборки черных кружев нижней юбки мелькали из-под расклешенного подола. Праздничный наряд завершали ослепительные золотые чулки, туфли без задников на невероятно высоких каблуках и золотые подвески в ушах, свисавшие до плеч.

- Я не говорил вам еще, что собираюсь включить две ваши модели в показ осенних мод? - спросил Бертье.

- Нет. - Волна бурной радости захлестнула ее. - А какие?

- Прежде всего, шелковый костюм для вечерних приемов с юбкой в стиле «саронг». Он будет хорошо смотреться в дымчато-сером варианте.

Ее рыжевато-каштановые брови сошлись к переносице.

- В сером?

- Фиолетовый не подходит.

В тот же миг вся ее радость улетучилась, она раздраженно закинула ногу на ногу, прошуршав черными оборками нижней юбки.

- Это не фиолетовый, а цвет аметиста, в точности повторяющий цвет драгоценного камня. - Она была полна решимости отстаивать свой вариант, так как собиралась предложить этот костюм выполнить еще в цветах рубина, изумруда и сапфира.

- Женщинам, как правило, больше идет серый, чем фиолетовый. Костюм будет показан в дымчато-сером варианте. И, конечно, в черном.

Разумеется, в черном, подумала Джоанна с тоской. Она знала, что все равно будет переживать. У нее было такое чувство, словно она отдает своего единственного ребенка цыганам.

- А еще какая модель вам понравилась?

Вообще- то для Джоанны придержать свой язык было равносильно тому, чтобы перестать дышать, но в тот момент ей хватило ума сообразить, что, ступив с Бертье в полемику по поводу выставочной коллекции, которая в конце концов будет носить его имя, она совершила бы роковую ошибку.

«Терпение», - повторяла она себе вот уже неизвестно в который раз за последние месяцы.

- Вечернее бархатное платье с отделкой золотым шнуром.

- О, одно из самых моих любимых!

После того как он столь жестко обошелся с ее костюмом для вечерних приемов, Джоанне едва верилось, что он мог выбрать из всего сделанного ею самую яркую и привлекательную модель.

- Удивительно, что оно вам понравилось, - призналась она.

- Из-за покроя, демонстрирующего, как на витрине, изгибы женского тела, - усмехнулся он.

- Ну да, именно поэтому. Хотя я знаю, что вы отдаете предпочтение моделям для худощавых женских фигур.

Отстраненным взглядом Бертье разглядывал плавные женские линии, подчеркнутые ее золотым платьем.

- Нисколько не отказываясь от своего утверждения, что мужья предпочитают видеть своих жен одетыми как леди, я могу допустить, что в одном вы абсолютно правы, дорогая.

Он заговорил тише, голосом низким и доверительным. Взглядом он ласкал ее грудь, соски которой набухли в маленьких чашечках платья и причиняли ей боль, упираясь в жесткую золотую парчу.

Джоанна сглотнула комок в горле.

- Что вы хотите сказать?

- Хочу сказать, что мужчине надоедают элегантные худощавые женщины. - В его немигающем взгляде горел откровенный огонь желания.

Любая женщина погибнет под таким взглядом, подумала Джоанна. А этот человек и пальцем не шевельнет, чтобы прийти на помощь. Но от этой мысли, которая должна была бы предостеречь ее, она почему-то еще больше захотела этого страстного и к тому же талантливого мужчину.

В разговоре все чаще возникали паузы. Они сидели так близко на красной банкетке, что их бедра соприкасались, а взгляды, которыми они обменивались, становились все более долгими, более жаркими.

И когда Джоанна предложила пойти к ней и выпить завершающий вечер бокал, она всего лишь следовала внутреннему велению сердца, стремившегося к естественному исходу.

Наша любовная близость, говорила она себе, когда они стояли бок о бок в медленно ползущем лифте, была предрешена заранее. При той целеустремленности, позволившей ей почти осуществить свою мечту к двадцати четырем годам - а это ведь не такой большой возраст, - могла ли она не верить, что сама судьба соединяет ее с Полем Бертье? Во всех смыслах.

Лифт наконец дополз до ее этажа. Богато украшенная латунью дверь открылась. Они вошли в холл. Раздувавшаяся на ходу юбка колыхалась вокруг ее ног.

Когда Джоанна попыталась открыть дверь своей квартиры, ключ упрямо застрял в замке. Она энергично покрутила его, но напрасно.

- Позволь мне.

Бертье забрал у нее ключ. Она с облегчением вздохнула.

Дверь распахнулась как по волшебству.

- Что будешь пить? - Перенервничав, Джоанна внезапно почувствовала, что весь арсенал ее женской соблазнительности таинственным образом улетучился. - Вино? Коньяк? Кофе?

- Лучше коньяк.

- Сейчас. - Стоимость коньяка значительно превышала ее финансовые возможности, но в тот день она разорилась на бутылку дорогого «Реми Мартэн». И не зря.

Она разлила темный напиток в два пузатых бокала и протянула один Полю. Его пальцы, обвившие бокал, были длинными и красивой формы. Она представила, как эти пальцы ласкают ее тело, и острое желание пронзило ее.

Пока они пили, их окутало сгустившееся до физического ощущения молчание. Бертье первым нарушил его. Он поставил бокал на стол, взял из ее онемевших пальцев второй и поставил рядом со своим. Потом повернулся к ней.

- Ты очень красивая, Джоанна Лейк. - Он провел пальцами по ее шее. - И такая талантливая.

Как она надеялась, как жаждала услышать именно эти слова!

- Ты действительно так думаешь? - прошептала она.

- Разумеется.

От желания у нее путались мысли, а его голос еще больше возбуждал ее. Теплые, сильные, нежные ладони держали ее голову. Его улыбка согревала ей сердце. Казалось, его тепло через пальцы волнообразными приливами серебряного света проникает ей в кровь, заполняет все ее существо, устремляясь с током крови к ногам.

Губами он разомкнул ее губы в разрушительном долгом и глубоком поцелуе, от которого она опьянела. Все тело горело и лихорадило. Ей захотелось раствориться в нем, ощутить рядом со своим его обнаженное тело, погрузиться в запах его плоти. Никогда Джоанна не испытывала подобного. Она прижалась к нему и почувствовала упругую выпуклость. Ей захотелось впустить его глубоко в себя.

Он отстранил голову и смотрел на нее с непостижимым выражением так долго, что у нее замерло сердце. Когда он наконец протянул ей руку, она ухватилась за нее, позволив ему удержать себя на ногах.

Неторопливо он расстегнул молнию ее платья. Оно упало на пол к ее ногам черно-золотой грудой, и Джоанна переступила через него. На ней оставались отделанная кружевами золотистого атласа грация и длинные золотые чулки. Когда он повлек ее в спальню, она безвольно прильнула к нему, готовая идти с ним куда угодно.

Джоанна не заметила, каким образом с нее исчезло белье - его просто не стало, как по волшебству. Не заметила она также, каким таинственным образом исчезла одежда с Бертье. Он стоял рядом с постелью, откровенно возбужденный. Старинные пружины закряхтели, когда он лег рядом с ней.

- Какая ты чувственная, моя кокоточка. - Он обвел пальцами ее болезненно набухшие соски. - Какая страстная. - Языком он прикоснулся к ее горевшей плоти.

Он гладил, целовал ее всю с головы до пят - ее шею, грудь, живот, бедра, ложбинку внизу спины, даже пальцы ног.

Он открывал все ее потаенные женские местечки, постоянно шепча что-то ласково-зазывное по-французски, вызывая у нее чувственную дрожь.

Это было мучением, сладким мучением вперемежку с наслаждением. Захватывающие, лихорадочные, освобождающие ощущения все нарастали. Тело Джоанны словно полыхало розовым светом.

- Пожалуйста, - умоляла она, неистово вожделея его. - Невыносимо… хочу… - Она не могла больше ждать.

Но, сохраняя выдержку, он только посмеивался, лишая ее последних проявлений воли.

А потом он взял ее. Волна страсти, бешеная, словно предгрозовой ураган, обрушилась на нее. Джоанна прижалась к нему, полностью отдаваясь ритму движений.

Бертье выгнул спину в длительной завершающей фазе, каждой влажной мышцей отзываясь на пронзительное чувство облегчения. Тело Джоанны окатило изнутри жаркой волной, и эхом вторил ей первобытный крик Поля. Из пламени их страсти будто возникла шаровая молния, ослепившая их на время.

Навсегда, думала она, лежа в надежном кольце его сильных рук. Губы ее тронула таинственная женская улыбка. Вот и осуществилось счастливо последнее из тех желаний, что составляли ее жизненные планы. Исполнилось все, о чем она так долго мечтала. Отныне Бертье и она связаны неразрывно - творчеством, душами и телами. Навсегда.

Глава 7

Расположенный в самом сердце Лондона, Сити, как известно, считался богатейшим местом на земле. Сити всегда служил синонимом власти. Когда-то на этом месте стояли лагерем римские легионеры, а теперь здесь возвышались здания офисов. В средние века гильдии мастеровых развернули в этих краях торговлю, а грабители-капиталисты - люди, финансирующие войны и сельское хозяйство, - заключали миллионные сделки на джентльменских условиях.

В наши дни в Сити толпами устремились американцы и японцы, сжимая в руках набитые портфели и сложенные номера газеты «Файнэншл Таймс». Теперь заключаемые в Сити сделки касались прежде всего французских фильмов, импорта арабской нефти и торговых центров.

- Ты проделал большой путь от мест своего детства, парень, - пробормотал себе под нос Редклифф, глядя на стайки голубей, кружащих над куполом собора Святого Павла.

- Вы что-то сказали? - спросил водитель такси, посмотрев на своего пассажира в зеркальце заднего обзора.

- Нет, ничего, я просто размышляю вслух.

Таксист пожал плечами и сосредоточился на ведении машины в сплошном транспортном потоке.

Рабочий день близился к концу. Служащие покидали учреждения и устремлялись к станциям метро, которое развезет их по домам. Автобусы с трудом прокладывали себе путь на забитых транспортом улицах.

Завтра утром все те же люди снова ринутся в свои учреждения, будут на ходу обмениваться новостями, потом исправно трудиться и обсуждать способы заработать ошеломительные суммы денег. Потому что единственной и неизменной сущностью Сити были и остаются деньги.

Именно денежный вопрос и привел Редклиффа в Лондон. Он прибыл сюда по делам «Сэвидж». По крайней мере, он так считал, пытаясь обмануть сам себя.

Но в ту минуту, когда дворецкий Памелы открыл дверь, он понял, что через континент и океан его привело сюда желание быть рядом с этой женщиной, мысли о которой не оставляли его последние три недели. Понимал он и то, что такое поведение для него нетипично. Он не мог припомнить, даже из времен подростковой сексуальной озабоченности, чтобы чувственное влечение так захватило его. Правда, и таких женщин, как Памела Сэвидж, я еще не встречал в своей жизни, подумал он, следуя за облаченным в темный костюм дворецким в гостиную.

- Дело сделано, - вместо приветствия сообщил Редклифф.

- Сделано? - Памела загасила сигарету в пепельнице штучной работы и пошла ему навстречу, шурша малиновым шелком. - Ты хочешь сказать…

Чувствуя себя рыцарем, вернувшимся из удачного крестового похода, он водрузил свой портфель на бесценный столик в стиле Людовика XV и достал из него один-единственный листок бумаги.

Лорд Сторм глубоко сожалеет о нанесенном им моральном ущербе. В подтверждение своей готовности полностью принять на себя вину в расторжении вашего брака он не только отказывается от всех претензий на ваше имущество, но настоятельно готов взять на себя все положенные по закону издержки, связанные с его попыткой присвоить ваши акции «Сэвидж», а также все расходы по разводу.

- Ты, конечно, шутишь! - Памела выхватила у него из рук бумагу и жадным взглядом впилась в строчки текста. - Ты милый, ты удивительный… - Ее низкий голос был похож на довольное урчание. Она прижала ладонь к его груди, постепенно сдвигая ее все ниже и ниже. - Как мне тебя отблагодарить?

Все было так бесхитростно - ее ласкающие пальцы, светящиеся призывным желанием глаза… И Редклифф решил, что главное очарование Памелы в ее непосредственности.

- Уверен, ты что-нибудь придумаешь.

Значительно позже он позвонил Милдред из антикварной кровати Памелы и сообщил своей хозяйке, что намерен взять пятидневный отпуск, чем привел ее в крайнее изумление.

Поскольку невозможно было заниматься любовью все двадцать четыре часа в сутки, Редклифф с Памелой время от времени выбирались из постели. Она охотно взяла на себя обязанности гида и поводила его по всем достопримечательным местам в Лондоне: Гайд-парк, Тауэр, Кенсингтон. Повела она его и в лондонский универсальный магазин «Сэвидж».

Для человека, управляющего цепью универсальных магазинов, Редклифф представлял некую аномалию, так как терпеть не мог делать покупки. Но, не в силах отказать в чем-либо очаровательно элегантной Памеле, он провел весь день в огромном магазине, следуя за ней по пятам, и, хотя витрины с китайским фарфором и постельным бельем его абсолютно не волновали, все же ему пришлось признать, что кашемировый свитер, выбранный ею для него, оказался весьма кстати.

В один из вечеров они побывали в концертном зале Алберт-Холл, увековеченном группой «Биттлз» в их альбоме «Сержант Пеппер».

- Ты, наверное, слышал? - предположила Памела когда они усаживались на заднее сиденье «даймлера», который ожидал их, чтобы отвезти в ее городской дом после концерта. - Когда здесь выступал Том Джонс, женщины буквально забросали его на сцене своим нижним бельем.

Редклифф удивленно приподнял бровь.

- Надеюсь, это не были истинно английские женщины, - ответил он с наигранным возмущением.

Памела кивнула.

- Так мне рассказывали.

По блеску ее глаза соперничали с бриллиантами в ушах и на шее. Короткое платье едва прикрывало бедра, облегая каждый изгиб ее тела, подчеркивая нахально выпирающие из выреза груди и обтянутые серебристым атласом ягодицы. Под платьем у нее явно ничего не было.

Пошел дождь, в его бесконечных потоках свет уличных фонарей расплылся, тротуары заблестели как черное стекло. Чувственный смех Памелы обещал море наслаждений.

Она нажала кнопку, и толстое матовое стекло отделило их от сиденья водителя.

Встав на колени перед Редклиффом, она расстегнула его брюки, склонила голову, укрыв его пах, словно покрывалом, светлым шелком волос, и блестящими губами вобрала в себя его плоть. Каждое движение ее рта приближало Редклиффа к извержению. Почувствовав, что в следующий момент не сможет удержаться, он подхватил ее и уложил к себе на колени.

Она лежала, бесстыдно раскинувшись перед ним. Лайковые серебряные туфли на сиденье, платье на бедрах задралось, и в свете уличных фонарей ее обнаженная кожа переливалась как драгоценный фарфор. Он провел пальцами ей по бедрам, и тело ее отозвалось дрожью. Он ласкал лобок, ерошил светлые волоски на нем, а Памела извивалась и выгибала спину, чтобы теснее прижаться к его ладони. Пробравшись пальцами сквозь мягкие завитки, он начал ласкать влажные губы ее влагалища.

- Скажи мне, чего бы тебе хотелось? - спросил он в безумном желании услышать только один ответ.

Сексуальные увлечения не были его стихией, но с первой минуты, как он увидел Памелу, он постоянно хотел ее. За последние пять дней он открыл в себе нового человека - ненасытного. Чем больше он получал, тем больше ему хотелось.

- Тебя, черт возьми! - простонала она гортанно, но этот стон не имел ничего общего с капитуляцией. - Тебя хочу!

Он приник к ее рту в самозабвенном поцелуе, ощутив на ее губах привкус собственной плоти. Затем, обхватив ладонями талию, приподнял Памелу и быстрым движением посадил прямо на себя.

Она приняла его вызов и, опустившись на него, стала покусывать своими белоснежными зубами его за шею.

Пьянящий дух распаленной страсти заполнил машину, тела их стали горячими и скользкими. Пальцы Редклиффа зарылись в ее волосы, он жадно целовал ее грудь, и внутри у нее все сжималось, отзываясь на его ласку.

Она двигалась все напористее и быстрее, требуя еще и еще, пока они вместе не пересекли финишную линию. Обессиленная, она рухнула на него.

Они долго оставались в том же положении, не имея ни сил, ни желания шевелиться. Только их тяжелое прерывистое дыхание нарушало тишину да легкий перестук дождя по крыше лимузина.

- Пожалуй, я нашла выход, - шепнула Памела, прижимаясь к его груди.

- Какой?

Она подняла голову и улыбнулась ему.

- После парижского показа моделей я проведу свой отпуск в Америке.

- А сколько продлится твой отпуск?

- Думаю, две недели. К тому же у меня появится возможность изучить те новшества, которые вы с тетей Милдред внедряете в американских магазинах фирмы. Мне нужны новые идеи для лондонского «Сэвидж».

Редклифф уже открыл для себя, что за сексапильной внешностью Памелы скрывается живой ум деловой женщины. Благодаря ее стараниям в цепи «Сэвидж» появлялись дорогие модные магазинчики женских туалетов. Правда, непонятно было, почему она постоянно осаждала Милдред предложениями дать модельеру Бертье еще один шанс, хотя договор с ним не состоялся.

- Розничная торговля развивается за счет новых идей, - тихо согласился он.

- Знаешь, меня волнует эта неудачная дружба тети с миссис Червински. Кто-то должен помогать тебе присматривать за ней.

Глядя на Памелу, пока она придумывала всевозможные неубедительные объяснения, Редклифф наслаждался мыслью, что это невероятно сексуальное, прелестное, элегантное существо готово пересечь океан ради него - бывшего босяка из глубинки, который и ботинки-то впервые надел, когда начал учиться в школе.

- Думаю, твоя идея великолепна, - сказал он, чувствуя, как в нем снова нарастает желание.

Глава 8

Демонстрация моделей осеннего сезона из коллекции Бертье состоялась в конце месяца, в прохладный и дождливый поздний вечер. Вместо традиционного подиума над бассейном олимпийских размеров в отеле «Ритц» соорудили огромный деревянный помост. Сидящие вокруг бассейна выглядели словно многочисленные судьи на соревнованиях по прыжкам в воду.

Сюда явились все представители мира моды, чтобы посмотреть, не придется ли им засвидетельствовать конец карьеры бывшего вундеркинда. Словно саранча перелетная, богачи и знаменитости, тысячи представителей торгового мира и тысячи репортеров, живущих новостями из мира моды, слетелись в Париж. В тот момент, когда последняя модель завершит свой проход по доскам, эти арбитры общества шика будут или превозносить до небес, или хоронить короля моды.

Как обычно, они были готовы и к тому и к другому.

Не было предпринято никаких попыток оградить присутствующих на показе знаменитостей от вездесущих газетчиков - охотников за жареным. Сидевшие в первых рядах, а таких было большинство, сразу стали открытой мишенью и вынуждены были мириться с атаковавшими их полчищами фотографов, которые внезапно возникали перед ними, снимая крупным планом в упор. Затворы камер щелкали, словно дождь по жестяной крыше.

- Покажи свое личико, Пегги! - кричали они бывшей миссис Финлей, скрывавшейся за массивными солнечными очками. - Посмотри сюда!… Эй, Ивонна, как насчет того, чтобы подарить нам одну из твоих улыбок стоимостью в миллион долларов? - И все это входило в неписаные правила суетливой и суматошной игры под названием «высокая мода».

От их внимания не укрылось и трио жен шейхов Саудовской Аравии, тщательно закутанных на всякий случай в черное. Женщин сопровождала фаланга угрюмых телохранителей, из-за которых случился переполох, когда они отказались оставить свои кинжалы на входе. Время от времени руки этих мужчин будут нырять за отвороты костюмов, проверяя, на месте ли их автоматические пистолеты, запрятанные в наплечную кобуру.

В углублении по всему периметру помоста фотографы вставали на футляры от камер, чтобы увеличить обзор. Одна предприимчивая девица, фотограф из «Балтимор Сан», притащила с собой стремянку. Когда заносчивая жена, из благородных, одного торговца с Уолл-стрит начала слишком громко выражать свое недовольство тем, что фотограф крупной техасской газеты загораживает ей весь обзор, он просто ослепил ее вспышкой и продолжал снимать, не меняя позиции.

Милдред и Памела Сэвидж занимали самые лучшие места. Одно из привилегированных кресел было зарезервировано и для Редклиффа, но он предпочел смотреть показ из задних рядов толпы.

Суматоха за кулисами достигла крайних пределов. Пытаясь справиться одновременно с десятком дел, Джоанна подумала, что вся эта лихорадка напоминает ей сцены из «Алисы в Стране чудес» Льюиса Кэрролла, особенно сюрреалистическое чаепитие у безумного Шляпника. Манекенщицы в разной степени одетости носились повсюду, словно вечно опаздывающие белые кролики, вдогонку за ними неслись парикмахеры, на ходу завивая и спрыскивая лаком, потом костюмеры, которые терзали их, запихивая в одежды, не годившиеся для носки в нормальной жизни, следом - гримеры с накладными ресницами и огрызками толстых красных карандашей, которые сетовали, что абсолютно ни одна из них, Бог тому свидетель, не может постоять на месте и не вертеться, чтобы дать возможность прочертить правильную линию губ.

Бертье беспрерывно расхаживал, отдавал приказания и курил.

- Черт возьми, Джоанна! - набросился он на нее. - Ты вдела Монике не те серьги! С этим платьем ей полагаются кристаллы в виде слезок, но никак не турмалины! - В ярости он сорвал с ушей манекенщицы неподходящие украшения - той вместе с Джоанной оставалось только порадоваться, что это всего лишь клипсы. - Глупая девчонка! За что я только плачу тебе?!

- Простите, - прошептала Моника, заменяя украшения и даже не заикнувшись о том, что сам Бертье специально напомнил, причем трижды, что к этому платью нужны зеленые турмалины.

По другую сторону занавеса представление разворачивалось с хронометрической точностью: холеные голенастые манекенщицы с глазами словно сливы скользили по настилу под безжалостным светом юпитеров.

- Номер пять. «Площадь Вогезов», - объявлял голос, пока три высоких манекенщицы в брюках и смокингах, выполненных в отличительных для Бертье цветах - черном и сером, проходили под взглядами зрителей.

- Номер тринадцать. «Люксембургский сад». - В этом сезоне Бертье назвал свои модели по улицам и площадям Парижа.

- Номер двадцатый. «Пале-Ройял»…

Довольно скоро все присутствующие отметили, что нынешняя коллекция Бертье более раскованна, чем обычно. То смокинг сверкнет широкими золотыми лацканами, то лиф платья неожиданно украсит вышивка, выполненная бисером.

Никому из зрителей, конечно, и в голову не приходило, что сверкающие дополнения были исключительной заслугой Джоанны. Поскольку коллекции кутюрье носили имя дизайнера, усилия его ассистентов, как правило, оставались невознагражденными.

Джоанне удалось в конце концов убедить Бертье попробовать ее модель шелкового костюма для вечерних приемов в каком-нибудь другом цвете, кроме черного и серого. Хотя он наотрез отказался от цвета аметиста, самого любимого ею, взрыв аплодисментов, которым зрители наградили костюм рубинового цвета, наполнил ее сердце гордостью.

- Повернись ко мне, крошка! - наперебой кричали мужчины-фотографы и одобрительно свистели, когда манекенщица охотно поворачивалась то в одну, то в другую сторону.

Известные с прошлого сезона модели в стиле пончо нашли свое место и в этой коллекции, только теперь уже с огромными шалями, перекинутыми через плечо, концы которых свободно свисали до пола. Одни шали были с бахромой, многие были предложены в плавно меняющейся гамме цветов, от неопределенного розовато-лилового через густой цвет вереска до насыщенного королевского пурпура, который, по мнению Джоанны, никак не смотрелся в костюме.

С каждым номером аплодисменты становились все более восторженными. А вот вскочили со своих мест редакторы «Вог» и «Базар», чтобы стоя поприветствовать еще одно достижение Джоанны - роскошный вечерний наряд из бархата, решенный в цвете стручкового красного перца, который добавил успеха всей коллекции.

К тому времени, когда демонстрация традиционно завершалась показом свадебного платья из белого атласа, усеянного жемчугом, вердикт был вынесен. В сиянии телевизионных юпитеров Бертье присоединился к двенадцати манекенщицам на сцене, а толпа зрителей громко скандировала: «Браво!»

В считанные секунды на его небритых щеках запечатлелись следы губной помады восторженных поклонниц. Он с блеском вернул себе принадлежащее ему по праву место в высшем эшелоне законодателей моды, он был, по общему признанию, гений.

- Ну что ж, - Милдред повысила голос, чтобы перекрыть шум дружных аплодисментов, - это уже вдохновляет. Теперь, полагаю, самое время привлечь Бертье к сотрудничеству с нашей фирмой.

- Похоже, шоу имело успех, - согласился Редклифф. Он выбрался из толпы и присоединился к обеим женщинам.

- Я говорила вам, что этот человек для «Сэвидж» просто находка, - ответила Памела. У нее было то блаженное выражение, которое в представлении Редклиффа обычно ассоциировалось с лицами на картинах религиозного содержания.

Ни он, ни Милдред не обмолвились и словом о ранее постигшем Бертье провале. После сегодняшнего триумфа в этом не было необходимости.

- Поговорить с этим малым о делах сегодня невозможно, - вынес заключение Редклифф, оглядев толпу из женщин, окружившую дизайнера.

- Завтра успеется, - согласилась Милдред. Она вдруг почувствовала сильную усталость, в которой ни за что не призналась бы своим спутникам. Потому что начиная с той истории, когда ее подвело сердце во время спиритического сеанса, Редклифф оберегал ее словно сторожевой пес, и пожалуйся она только на легкое недомогание, как он тут же упечет ее в больницу.

- Собираешься пойти на прием? - поинтересовался Редклифф у Памелы.

- Если ты не против, милый, я бы хотела остаться и составить расписание моих примерок с Вивьен.

- Прямо сейчас? - Судя по выражению его лица, он был чертовски против. Он-то рассчитывал вкусить с нею блаженство в самом влекущем к наслаждениям месте - в мраморной ванне.

- Знаешь, как говорится, никогда не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня. - Улыбающаяся Памела напоминала ухоженную изнеженную кошечку.

Она обвила руками его шею и притянула к себе для поцелуя, как бы забыв об окружающих их людях, а тихое стрекотание камер запечатлевало жаркий поцелуй на пленку.

- Долго не задержусь, - шепнула она с нежностью. И, словно обещая чувственные радости, на мгновение прижалась к нему лобком. - В конце концов, мы не можем пропустить прием у Бертье.

Когда ее влажный язычок проник ему в рот, несмотря на его твердо сжатые губы, Редклифф оттаял. Умела она с ним обращаться.

Личный прием, устроенный Бертье по поводу триумфа, состоялся в помещении бывшей католической церкви в первом округе. Вместо алтаря и резных дубовых скамеек там появились три балкона, пять баров, гигантский видеоэкран и три танцплощадки.

В толпе приглашенных перемешались представители высшего общества, художники, манекенщицы. Случайно оказались здесь гонщик - обладатель Большого приза и футбольная звезда. Такая же мешанина царила и в музыке на танцплощадках - от танго и босановы до рок-н-ролла.

Джоанна держалась подальше от толпы, стоя возле одной из высоченных готических колонн, на которые опирался сводчатый золотой потолок, расписанный толстощекими херувимами. Она пила шампанское и наблюдала за человеческой суетой вокруг себя, когда рядом с ней вдруг оказался Бертье.

- Ты готова уйти, мое маленькое сокровище?

Она удивленно посмотрела на него.

- Так скоро? Тебе не хочется повеселиться?

- Именно это я и хочу тебе предложить. - Он отобрал у нее бокал и поставил его на поднос проходившего мимо официанта. Обхватив руками за плечи, он повел ее через плотную толпу веселящихся вовсю гостей, то и дело останавливаясь, чтобы услышать пышные дифирамбы в свой адрес.

В тесном салоне его лимузина витало ожидание. Одной рукой он взялся за руль, а другой изловчился и скользнул под край ее платья. Редкая женщина с таким цветом волос, как у нее, осмелилась бы надеть розовое платье столь пронзительного оттенка, но Джоанна доверилась своему безошибочному чувству стиля и теперь напоминала горящую свечу с перламутровым отливом.

- Хороший был денек, не правда ли?

Ласковое прикосновение к ее ноге подействовало на Джоанну расслабляюще.

- Чудесный день, - едва слышно выдохнула она.

- А впереди у нас ночь, которая будет еще чудесней. - Пальцы его сжались, впившись ей в ляжку, и Джоанна подумала, что синяка не избежать. Не в первый раз за прошедшие недели их близости он оставлял на ней следы своей страсти. И, судя по тону его внезапно охрипшего голоса, не в последний.

Он снова положил обе руки на руль, продолжая вести машину.

- Я получил хорошие новости сегодня вечером, - после паузы сообщил Поль. - От леди Сторм.

Джоанна видела, как он разговаривал с владелицей британского филиала фирмы «Сэвидж». Сопровождал Памелу незнакомый ей высокий красивый мужчина, чья голова буквально возвышалась над толпой гостей.

- Она купила твою коллекцию целиком, - предположила Джоанна.

- Лучше! Наконец-то открылись глаза у Милдред Сэвидж.

Джоанна вспомнила тот телефонный разговор, во время которого она впервые вошла в кабинет Бертье, чтобы показать ему свои рисунки. Тот разговор аннулировал предполагаемое сотрудничество модельера с фирмой «Сэвидж».

- Ты хочешь сказать?…

- Что скоро в каждом универмаге, принадлежащем фирме «Сэвидж» в Америке, появится коллекция Поля Бертье, - объявил он, но в голосе его не было и намека на чувство удовлетворения. - И, конечно, в Лондоне.

- Замечательно! Я так рада за тебя! - Джоанна ждала, что он скажет сейчас какие-то слова и о ее заслугах в создании новой коллекции, имевшей столь бурный успех. Вместо этого он произнес:

- Видимо, на этот раз старуха смогла оценить мою гениальность.

Джоанна напомнила себе, что не будь он столь самолюбив, то не стал бы тем человеком, в которого она влюбилась. Поэтому она постаралась не обидеться на столь явное пренебрежение к ее заслугам. Она понимала, что он не может отдать ей должное публично. Но как было бы приятно услышать от него хоть слово одобрения вот так, с глазу на глаз, убедиться, что он верит в ее талант.

Всегда стремившаяся видеть во всем только светлые стороны, Джоанна тут же подумала, что в скором времени богатейшие женщины мира будут носить созданные им модели платьев, и напомнила себе, как же ей повезло. Она в Париже, в самом романтическом городе на земле, и скоро окажется в объятиях мужчины, который годами грезился ей в самых тайных ее видениях. Не будет она портить себе настроение в такой момент, требуя от Бертье большего, чем он может ей дать.

Когда они миновали величественный Дом Инвалидов, последнее место упокоения Наполеона, Джоанна поняла, что он везет ее к себе домой. Такое случилось впервые. Сердце ее возликовало: возможно, это знак важных перемен в их отношениях.

- Добро пожаловать в мою скромную обитель, - сказал Поль.

Они вступили в его особняк. Совсем не похожий на его салон, решенный в авангардистском духе, где, как Джоанна была уверена, она никогда бы не почувствовала себя уютно, проработай там хоть сто лет. Парижскую резиденцию Бертье она нашла очаровательной. Весь декор был выдержан в цветах Франции XVIII столетия: солнечные оттенки золотого, пламенеющий красный и шоколадно-коричневый. Стены были искусно отделаны лакированными панелями под мрамор. Специальные маленькие столики выставляли напоказ фотографии дизайнера с Жаклин Кеннеди, Фрэнком Синатрой, с принцессой Грейс, свидетельствующие о высоком стиле жизни Бертье.

Пока он вел Джоанну вверх по лестнице в спальню, она успела рассмотреть висящие на стенах картины. Хотя и не большой знаток живописи, она узнала «Женщину-жирафа» Сальвадора Дали, «Цыганку» Моне, рисунок Пикассо.

Когда они вошли в спальную комнату, в окно светила полная луна, белая и невероятно огромная, словно наклеенная на полночное черное небо.

Джоанна протянула руки к любимому, готовая принять его поцелуй. Но он отвернулся, чтобы зажечь дрова в камине, приготовленные заранее невидимой прислугой.

- Снимай одежду, - бросил он ей отрывисто.

Такое отнюдь не романтическое начало было для нее неожиданным, особенно в эту ночь, когда ей хотелось совсем другого. Но Джоанна повиновалась. К тому времени, когда она освободилась от последнего лоскута из шелка и кружев, пылкость его мрачного взора, которым он обычно пронизывал ее до самых глубин, несколько поуменьшилась. Выражение лица оставалось таким же загадочным, но в глазах не было теплоты.

Она продолжала стоять опустив руки. Отблески огня в камине освещали ее обнаженное тело, и ей становилось все больше не по себе. Темные глаза Бертье продолжали удерживать ее напряженный взгляд одной только силой своего не такого уж большого желания, пока он снимал с себя одежду.

Когда он обнял ее и повел к постели, сердце Джоанны ожило. Сейчас придут и нежность, и любовь, которых она жаждала.

Бертье уложил ее на тонкие простыни. Но вместо долгожданного поцелуя внезапно впился зубами в мочку ее уха.

- Что ты делаешь?! - воскликнула она, потрясенная, и дотронулась до прокушенной мочки. Увидев на ногте каплю крови, Джоанна вздрогнула.

Он снова завладел ее взглядом и, взяв в рот ее палец, слизнул капельку крови. В его глазах таилась непонятная угроза, которая пугала ее.

- Как что? Занимаюсь с тобой любовью. А ты что подумала?

- Я не хочу так.

Тень облака, скользнув, закрыла призрачный свет луны. Другая шевельнулась возле сердца. В мочке уха пульсировала боль. Джоанне вдруг стало холодно.

Она попыталась отвернуться, но пальцы Поля крепко ухватили ее за подбородок и повернули ее лицо к себе.

- Ну что ты, конечно, хочешь, - сказал он. - Ты безумно хочешь, чтобы я вошел в тебя, овладел тобою.

- Пожалуйста, Поль, позволь мне уйти.

- Ты прекрасно знаешь, что хочешь вовсе не этого.

Она попыталась выскользнуть из его рук, но он сжал ее еще крепче. Глаза его угрожающе поблескивали, в какой-то момент Джоанна подумала, что он собирается ударить ее. Напуганная, но не желая показать, что боится, она вжалась спиной в постель и замерла.

Очевидно, он ошибочно принял ее молчание за согласие и улыбнулся жестокой незнакомой улыбкой.

- Я обещал тебе ночь, которую ты запомнишь навсегда.

Прежде чем Джоанна сообразила, что скрывается за его словами, Бертье зажал запястья ее рук у нее над головой и укусом вампира впился в ее пересохший рот, заглушив испуганный крик своими губами.

Она попыталась бороться, но силы были неравными.

И вдруг страшный удар по лицу наотмашь обрушился на нее внезапно, как выстрел.

Он взял ее с дикой, безжалостной, звериной жестокостью. Когда она обреченно подумала, что более не вынесет ужасной боли, он вдруг закончил, страсть его истощилась.

Луна вновь показалась из-за облака. Джоанна лежала неподвижно, омытая холодным мертвенным светом. Чувства ее были жестоко осквернены, на душу тяжело легла печаль.

Бертье перекатился на бок, уперся локтем в смятую простыню и, подперев голову ладонью, смотрел на нее сверху вниз. Не желая встречаться с ним взглядом, она закрыла глаза изгибом локтя. И тут услышала, как открылась дверь спальни. Ее удивило то, что Бертье никак на это не прореагировал, он по-прежнему наблюдал за ней с неослабевающим напряжением. Она отвела руку и посмотрела.

Оказалось, в комнату вошла Вивьен и теперь стояла, взирая на них сверху. Одежды на ней не было, если не считать длинной нитки жемчуга, свисавшей чуть не до промежности. Впервые с тех пор, как Джоанна познакомилась с ней, Вивьен улыбалась.

- О, моя дорогая! - Словно ничего не произошло, словно войти в его спальню не постучавшись и голышом для его сестры было привычным делом, Бертье встал и привлек обнаженную женщину в свои объятия, изливая на нее ту нежность, в которой он отказал Джоанне.

- Ты пришла абсолютно вовремя, - прошептал он, когда закончился долгий проникновенный поцелуй. Потом взглянул на Джоанну: - Не правда ли, моя радость?

Пока они благожелательно улыбались, взирая на нее с высоты вертикального положения, до Джоанны постепенно доходило, что брат с сестрой развлекаются так не в первый раз. Полное понимание происходящего оказалось для нее подобно взрыву бомбы. А она-то еще считала себя женщиной, искушенной в житейских делах, со своей милой парижской квартиркой, сказочной карьерой в мире моды и французом-любовником!

Теперь она знала, что в глубине души, где, собственно, и скрывалась ее истинная сущность, она оставалась все той же наивной провинциальной девчонкой, которая приехала в большой город и влюбилась как последняя дурочка, потеряв свое сердце. Главное сейчас - бежать, скорее бежать, пока она не потеряла и душу.

Хотя каждую мышцу ее тела пронизывала острая боль, Джоанна рывком поднялась с постели. Из носа потекло. Она утерлась ладонью и увидела на ней яркое кровавое пятно.

- Раз уж заговорили о времени, то мне, думаю, пора вернуться домой. - Джоанна с трудом выговаривала слова, рыдания душили ее, комом встав в горле.

Она лихорадочно осматривала комнату в поисках трусов и чулок. Найти их никак не удавалось, и она напомнила себе, что самое главное сейчас - оказаться подальше от этого ночного кошмара.

- Ты, конечно, не собираешься покинуть нас? - с насмешливой издевкой спросил Бертье. - Веселье только начинается.

К горлу Джоанны подкатила тошнотворная масса. Ей с трудом удавалось сдерживать позывы на рвоту.

- Если ты думаешь, что я намерена… - голос ее заглушило платье, которое она в тот момент натягивала через голову, - скрипеть пружинами вместе с тобой и этой ледышкой, то глубоко заблуждаешься.

- Джоанна! - Бертье схватил ее за руку и продолжал с насмешливой укоризной: - Я потратил столько времени на то, чтобы терпеливо ввести тебя в мир эротических наслаждений. Я научил тебя искусству страсти. Я научил тебя давать свободу самым дремучим, самым глубинным эмоциям.

То, что он говорил, в значительной степени было правдой. Он зачастую просил ее делать во имя любви такие вещи, которые заставляли ее краснеть, и она радовалась, что в ее спальне было обычно темно. Как правило, она не получала от этого удовольствия, зато доставляла удовольствие ему. А для нее тогда сделать Бертье счастливым казалось самым важным.

- Любовь втроем с Вивьен будет всего лишь следующей ступенью в твоем образовании.

Кровь в ее жилах, казалось, превратилась в лед, ее знобило, в голове вспыхнула острая боль.

- Вы оба мне омерзительны!

Господи, куда же запропастились туфли?

- Я предупреждала тебя насчет американок, - с презрением сказала Вивьен, искоса взглянув на брата.

- Мне казалось, ты становишься более утонченной. - Пальцы Бертье, державшие ее руку, сжались еще сильнее, причинив ей боль. - Но, увы, моя сестра правильно оценила тебя. Ты всего лишь глупенькая школьница, мечтающая об очаровательном принце на белом коне.

С Джоанной происходило что-то ужасное, похожее на истерику. Она изо всех сил боролась с ней, чтобы сохранить достоинство, чтобы не позволить себе расплакаться в их присутствии.

- Можешь оставить свое мнение при себе.

Вырвав руку, Джоанна босиком направилась к двери. В этот момент она испытывала незнакомое ей раньше чувство - высокомерное презрение к женщине, мечта всей жизни которой только что разбилась вдребезги.

Она помедлила в дверях спальни, окинула невидящим взглядом парочку кровосмесителей и сказала:

- Да, кстати, я увольняюсь.

Бертье ее заявление нисколько не удивило. Он кивнул, обвил рукой Вивьен за талию и крепко прижал к себе.

- Твое право. Только помни, детка, все модели, созданные тобой за время работы в моем салоне, принадлежат мне. Если попытаешься использовать их где-то в другом месте, я позабочусь о том, чтобы ты больше нигде не работала.

После всего что он сделал с ее телом, не говоря уже о ее гордости и самолюбии, эта угроза показалась ей пустяком. Даже еще меньше. Вместо того чтобы испугать, эти слова вызвали у нее гнев.

- Да подавись ты ими! - выкрикнула Джоанна, вновь обретая былое чувство независимости. - Тем более что они единственные достойны внимания во всей твоей новой коллекции.

Она захлопнула за собой дверь и с чувством удовлетворения услышала, как со стены упала картина. Сбежав вниз по лестнице с такой скоростью, будто сам дьявол гнался за ней, она покинула особняк.

На улице было темно и пустынно. Состояние оцепенелости охватило Джоанну. Она помнила только, в каком направлении ей надо идти, и ощущала босыми ногами холодное шершавое покрытие мокрого тротуара. К счастью, откуда-то появилось такси. Она остановила машину и была благодарна грузному усатому водителю за то, что он не проявил ни малейшего интереса к ее пребыванию на улице в такое время в полном одиночестве и босиком.

Когда она добралась до дома, голова ее раскалывалась от боли, но кровотечение из носа прекратилось. Лифт, естественно, в это время предпочитал не работать, заставив ее карабкаться по лестницам. Каждая ступенька давалась ей с трудом.

Едва Джоанна вошла в квартиру, ее охватила дрожь как долго сдерживаемая реакция на события последних часов. Она едва успела дойти до небольшого закутка, оборудованного под ванную комнату, где ее вывернуло наизнанку всем съеденным и выпитым на приеме по случаю блестящего показа моделей Бертье. Джоанна спустила воду. Хорошо бы умыться, подумала она, но не было сил встать. Она так и осталась сидеть на кафельном полу, прижавшись к стене и обвив руками подтянутые к груди колени. Наконец позволила себе заплакать.

В таком положении она просидела долго, пока не иссякли слезы, потом почистила зубы, приняла душ, яростно отскребая тело мочалкой, словно хотела смыть с него память о прошедшей ночи, очистить от следов прикосновений Бертье, от его запаха, от его семени. Горячая вода сменилась прохладной, потом холодной. Джоанна досуха растерла покрасневшую кожу, натянула на себя самый непривлекательный свитер и спустилась в холл к телефонному автомату. Пальцы у нее дрожали, но ей удалось набрать номер телефона в Штатах.

Утром она уже грузила чемоданы, в которых уместилось все ее имущество - одежда, альбомы, карандаши, - в багажник такси.

Покидая Париж, так долго представлявшийся ей самой большой мечтой, Джоанна держала путь во Флориду, исполненная решимости начать новую жизнь.

В шикарном салоне первого класса самолета «Эр Франс», летевшего над Атлантикой, Милдред, Памела и Редклифф пили шампанское и коктейли с апельсиновым соком, поднимая тосты за последнюю находку Памелы.

Где- то в двадцатых рядах пассажирских кресел сидела Джоанна, зажатая между женщиной с плачущим ребенком на руках и тучным бизнесменом, который начал приставать к ней еще раньше, чем самолет вырулил на взлетную полосу.

Как могла она оказаться настолько глупой, чтобы позволить себе поддаться чарам такого ужасного самовлюбленного типа, как Бертье?

Ответ пришел к ней, когда самолет плыл в ночном небе наперегонки с луной, идущей на ущерб. Правда, какой бы неприятной она ни была, заключалась в том, что Джоанна привыкла закрывать глаза на все недостатки своего кумира. Она видела в нем только то, что хотела видеть. Он представлялся ей исключительным и непогрешимым, таким, каким создало его воображение романтической девочки-подростка.

А теперь из-за ее глупости мечта, которая столько лет поддерживала ее, в которой черпала силы ее душа в трудные минуты жизни, растворилась, словно клубы дыма из парижских труб на берегу Сены.

Глава 9

Купаться в жалости к самой себе никогда не было свойственно Джоанне, это не укладывалось в стиль ее жизни. К тому времени, когда закончился перелет и самолет приземлился в аэропорту Майами, она сумела выбраться из бездны отчаяния и частично восстановить присущий ей оптимизм. Опыт с Бертье, каким бы он ни был, закончился. Отныне, пообещала себе Джоанна, пока стюардесса произносила свое прощальное «адью» с профессиональной улыбкой, с прошлым покончено раз и навсегда.

Холли Уилсон дожидалась ее прямо у трапа самолета. Она окинула восхищенным взглядом хлопковое платье Джоанны с небольшим вырезом на шее. Рисунок вышивки в виде распускающихся розовых цветов, разбросанных по расклешенной юбке цвета листьев мяты, напоминал кружева королевы Анны на альпийском лугу. Совсем неподходящее для путешествия платье, но одно из самых любимых. Джоанна выбрала его в надежде, что оно поднимет ей настроение. Но и платье не помогло.

- Господи, детка, да ты напоминаешь мне полудикую тирольскую пастушку. Эх, черт, если бы у меня были мозги, я бы променяла свое удостоверение продюсера на лицензию агента, отвезла бы тебя в ближайшую студию, заключила бы договор на серию фотографий, совершив многомиллионную сделку, а потом посиживала бы себе у плавательного бассейна и просто ждала, когда баксы сами посыплются мне в карман.

Прежде чем Джоанна успела заговорить об отсутствии у нее каких-либо честолюбивых замыслов в отношении театра, Холли начала вводить ее в курс новостей, в частности рассказала о последнем эпизоде ее бракоразводного процесса, который она окрестила Столетней войной.

Она говорила не переставая, пока они получали багаж Джоанны. Правда, она то и дело перебивала сама себя. Из всего сказанного Джоанна уяснила следующее: последняя схватка произошла из-за Принца Эндрю йоркширского терьера, который был признан американским клубом собаководов лучшим кобелем - производителем года. А возможно, речь шла о бывшем муже Холли, который оказался кобелем. Джоанна до конца так и не поняла. Из депрессии она начала выходить, когда увидела у обочины перед зданием аэровокзала дожидавшийся их белый автомобиль.

- Лимузин?!

- Специально для прибывающих звезд.

- Вряд ли я похожа на звезду, - пробормотала она, когда водитель в черном костюме распахнул перед ней дверцу пассажирского салона.

- Пока нет. Держись за меня, малышка, и обязательно ею станешь.

Сиденья были широкими, белыми, и от них так хорошо пахло. Разместившись в машине, Холли наклонилась поближе к Джоанне и внимательно посмотрела на нее.

- Это что, образец ручной работы Бертье?

Джоанна непроизвольно приложила ладонь к щеке, прикрывая синяк, который, как она думала, ей удалось успешно замаскировать с помощью макияжа.

- Не хочу говорить об этом. - Она чувствовала себя еще слишком растерянной и смущенной, чтобы обсуждать собственное ужасное падение.

- Я тут подумывала, не кастрировать ли мне Принца Эндрю, чтобы лишить моего мужа-предателя собачьих алиментов, - призналась Холли. - Но сейчас мне пришла идея получше. Почему бы нам не взять щипцы для орехов и не проделать такую же процедуру над небезызвестным французским модельером?

Джоанна невольно улыбнулась.

- Не стоит он того, чтобы из-за него садиться в тюрьму. Но все равно за идею спасибо.

Машина шла петляя, с трудом переходя из ряда в ряд, что представлялось вполне обычным в окрестностях аэропорта.

- Мужчины… - проворчала Холли. - В этом поганом мире они считают себя главными только потому, что Бог сотворил их с яйцами. Ты веришь в судьбу? - неожиданно сменила она тему.

- Нет, пожалуй.

- И я тоже. - Холли достала бутылку шампанского из ведерка, набитого льдом, и разлила искрящийся напиток в два бокала. - Путь наверх у меня был трудный, и я всегда считала: если хочешь чего-то достичь, надо строить счастье собственными руками.

Пробормотав слова благодарности, Джоанна приняла предложенный бокал.

- Вот и я всегда так думала.

Действительно, ведь не ждала же она, что судьба преподнесет ей работу у Бертье на блюдечке. Она нахмурилась, вспомнив о вероломстве развратного модельера.

Холли заметила ее хмурый взгляд, но комментировать не стала.

- Однако, познакомившись с тобой, я изменила свое мнение.

- Да?… - Джоанна отпила шампанское, наслаждаясь приятным ощущением от лопающихся на языке пузырьков газа.

- Я сама собиралась связаться с тобой по телефону, когда раздался твой звонок.

- Ты имеешь в виду создание моделей одежды для твоих дневных мыльных опер?

- Не совсем.

Значит, Холли не собиралась приглашать ее на работу в Голливуд. Неужели она встретила ее в аэропорту на шикарном лимузине только для того, чтобы сообщить, что она передумала? Джоанне не верилось, что Холли способна на такое. Впрочем, совсем недавно она открыла для себя правило: если тебе кажется, что дела идут в гору, прояви благоразумие - оглянись вокруг в поисках возможных терний на твоем пути.

- В прошлом месяце я получила приглашение на ланч от одной телевизионной шишки. Кажется, они проводили какие-то опросы с группами по интересам для изучения рынка и выяснилось, что мои мыльные оперы побили все рекорды.

- Ничего удивительного. По-моему, они великолепны.

- Благослови тебя Бог, девочка! - Холли подняла вверх свои выразительные глаза. - Так вот, - продолжила она, - хотя официально об этом еще не объявлено, я только что подписала договор на создание драматического шоу для ночного телевидения с последующим развитием сюжетной линии. Так сказать, мыльная опера в самое выгодное телевизионное время!

- Вроде сериала «Империя»? - Джоанна смотрела его в Париже. Конечно, странно было видеть Чака Бертона и Кэтрин Веллингтон разговаривающими по-французски, но вскоре ее, как и большинство телезрителей в мире, увлекла история о разбогатевшем на техасской нефти семействе.

- Да, такого же уровня, как «Империя», - подтвердила Холли. - Только ребята из той компании хотят побольше блеска и обаяния, чем в этом фильме. Побольше секса и всяческого греха. - Она снова наполнила бокалы. - Что, естественно, заставило меня вспомнить о тебе. Ну, конечно, о твоих рисунках. Что же до секса и грехов в твоей личной жизни, то это никого не касается, кроме тебя.

При упоминании о сексе ни одна черточка спокойного лица Джоанны не дрогнула, но руки у нее похолодели.

- Я польщена.

- Не стоит. Я говорила тебе, что по характеру твое творческое видение ближе всего к кинематографу. Собственно, поэтому я никак не могла понять, зачем тебе хоронить свою творческую индивидуальность в салоне Бертье.

Джоанне не хотелось говорить об этом типе.

- Расскажи мне сюжет.

- Ну, это пока всего лишь схема. Действие разворачивается в Оклахоме пятидесятых годов вокруг нефтяного магната и трех женщин, фигурирующих в его жизни: всегда равнодушная к нему бывшая жена, сделавшая себе приличную карьеру в бизнесе, которая все время пытается урвать побольше; его безгрешная нынешняя жена, которая делает все возможное, чтобы превратить его особняк в настоящий дом; и его молодая честолюбивая любовница, танцовщица. Мне хочется сделать из этого что-нибудь динамичное и крутое.

Такие диаметрально противоположные характеры открывают массу возможностей для дизайнера, подумала Джоанна.

- Похоже, задача не из легких.

- Не беспокойся, у нас впереди много времени. Телекомпания хочет, чтобы мой «Лунный берег» отличался экстравагантностью, и я не собираюсь лепить это шоу с бухты-барахты. Поэтому я заключила договор, который позволяет нам посвятить наступающий сезон проработке сюжетных линий, подбору актеров на контрактной основе, созданию эскизов декораций и костюмов. Первым показом наше шоу пойдет мини-сериями в течение трех вечеров подряд на неделе телевизионной лотереи. У нас гарантия на показ в течение двадцати шести недель, что в два раза больше обычного для контракта на новую передачу.

- Двадцать шесть недель! Это же сколько надо костюмов?!

- У меня запланирован такой объем вышивок, что можно было бы загрузить сверхурочной работой целую деревню в Индии.

- Но это недешево обойдется, - сочла своим долгом предупредить Джоанна.

- Пусть тебя это не волнует. В нашем распоряжении деньги компании. Мы планируем провести большую часть съемок на природе. А что касается гардероба персонажей, то здесь вообще никаких ограничений.

Энтузиазмом эта женщина могла заразить кого угодно. Джоанна почувствовала, как лицо ее расплывается в улыбке.

- Здорово!

- Правда? - Холли торжественно подняла свой бокал. - За «Лунный берег». И за леди, которой предстоит сделать это шоу ослепительным!

- За «Лунный берег», - присоединилась к ней Джоанна. На душе у нее полегчало, когда она обнаружила, что, несмотря на историю с Бертье, из-за которой она лишилась своей мечты, в ней еще сохранялось чувство оптимизма. Яркие насыщенные цвета и ткани уже возникали перед ее мысленным взором, меняя сочетания и оттенки, словно стеклышки в калейдоскопе.

Следуя профессиональной привычке договариваться о делах за ланчем, Холли сразу же потащила Джоанну в знаменитый ресторан «Миддл-таун», который, по ее словам, отличался высоким сводчатым потолком и лучшим в городе салатом «Лорд».

Откинувшись на спинку удобного кресла и оглядевшись, Джоанна заметила, что по залу слоняются долговязые манекенщицы из универсального магазина - наверное, из того, над которым располагался ресторан. Видимо, права Холли, в этом действительно была какая-то предопределенность.

В то время пока Джоанна и Холли отмечали свое творческое содружество, Памела входила в конторское здание на бульваре Сансет. Надпись на стеклянной двери гласила: «Ларсон и Стрип». Хотя Сидни Ларсон скончался более четверти века назад, Дональд Стрип не убрал с двери имя своего бывшего партнера по юридической практике. Он был человеком, который чувствует себя удобно в рамках традиций. Человеком принципиальным. Именно его принципы и собиралась Памела подвергнуть испытанию.

Для этой встречи она оделась очень продуманно: черное шелковое платье от Жоффри, которое оттеняло прозрачную бледность ее кожи, с интригующим умеренным декольте. Светлые волосы она собрала сзади в низкий пучок, что соответствовало стилю «девушки из общества», и подколола черным атласным бантом. Итальянские туфли-лодочки на каблуках в четыре дюйма создавали впечатление, будто обтянутые шелком ноги растут прямо от шеи.

- Милый, милый Донни! - приветствовала она адвоката с такой теплой улыбкой, будто у них были общие секреты. - Как я соскучилась! И как любезно, что при вашей занятости вы нашли для меня время.

Дональд Стрип живо поднялся и, обойдя письменный стол своего покойного партнера, пошел ей навстречу.

- Когда красивая женщина приглашает старого отшельника на ланч, у меня не только находится время, моя дорогая, я отменяю все намеченные на день дела, - в тон ей ответил он и подмигнул.

Дональд Стрип, шестидесяти восьми лет, со взъерошенными редеющими волосами, был человеком из того же времени, что Майкл и Милдред Сэвидж. Их адвокатом он стал с самого начала, когда Майкл открыл свой первый магазин. В отличие от адвокатов нового поколения, которые отдавали предпочтение шелковым водолазкам, полосатым брюкам и мягкой обуви «а-ля мокасины», Дональд в высшей степени пренебрегал своим внешним видом.

Но Памела знала, что за поношенным старомодным костюмом, за потертыми манжетами белой рубашки с монограммой, за очками для чтения, купленными с лотка в аптеке, расположенной по соседству на этой же улице, скрывается человек блестящего юридического ума.

- Стыдно наговаривать на себя, - с напускным гневом произнесла она. - Вы же совсем не старый, Донни. - Она протянула ему руки, и ее белые хрупкие пальцы легли на его ладони с голубыми прожилками и неестественно длинными пальцами, изуродованными артрозом. Но пожатие его рук оставалось твердым, вселяющим бодрость. - Скорее наоборот, вы только вступаете в пору своего расцвета.

От удовольствия Дональд даже покраснел, что особенно бросалось в глаза по контрасту с белым воротничком.

- Пожалуй, вы несколько преувеличиваете, Памела, - ответил он. - Правда, до сих пор, как и большинство мужчин, я, грешный, остаюсь слишком чувствительным к женской лести, а потому спорить с вами не стану.

- Мои слова не лесть, они искренни, - убедительно продолжала лгать плутовка. - Я знаю, с моей стороны дурно отрывать вас от дел, не предупредив заблаговременно, но мне срочно нужно вернуться в Лондон, а я очень обеспокоена тетей Милдред.

Он нахмурился.

- Надеюсь, это не очередной приступ сердечной болезни?

. - О нет, с этим все в порядке, слава Богу! - поспешила заверить его Памела. - Но в последнее время она стала вести себя несколько необычно. Я решила, что благоразумнее будет посоветоваться с вами.

Его пушистые седые брови поднялись над оправой очков.

- Юридический совет?

- Не совсем так. - Она опустила глаза на вытертый пол, как бы пытаясь получше сформулировать свой ответ. - На самом деле, - тихо проговорила она, встретившись с его вопрошающим взглядом, - я пришла к вам потому, что вы ее самый близкий друг. А я ужасно боюсь, что очень скоро ей понадобятся все друзья, которыми она располагает.

- О Господи, звучит зловеще.

- Не торопитесь, вначале выслушайте.

Они отправились на ланч в ближайший ресторан, где адвокату явно доставило удовольствие, что его видят в обществе женщины намного моложе его, к тому же очень привлекательной. Памела знала, что он вдовствует вот уже почти столько же лет, сколько управляется с делами конторы без партнера. Ее шпионы донесли ей также, что в последние десять лет он вел жизнь ученого-затворника, холостяка, которая больше подошла бы какому-нибудь монаху, нежели богатому адвокату в сказочной стране изобилия.

Ничего, скоро все изменится. Дональд Стрип еще об этом не подозревает, подумала, улыбаясь про себя, Памела и наполнила бокалы из второй бутылки шампанского. Но от этого он станет только счастливее.

Когда наконец шофер привез их обратно в контору, оба были слегка навеселе. Дональд опьянел сильнее, чем она. Она рассчитала все точно: он и должен был опьянеть, но не слишком. В ее планы не входило ввести старика в состояние полового бессилия.

- Не могу поверить, чтобы Милдред позволила увлечь себя дикарскими играми с потусторонним миром, - повторял он уже в который раз. Его расстроил рассказ Памелы с описанием проводимых сеансов, не говоря уже о подозрительных обстоятельствах смерти бывших мужей Берты Червински. - Она всегда была вполне здравомыслящей женщиной.

- Я знаю. Именно поэтому ее поведение сейчас кажется еще более эксцентричным, - согласилась Памела с серьезным видом.

День близился к вечеру. Секретарь адвоката отпросился пораньше, оставив их в кабинете наедине. Памела села на кожаный диван, забросив ногу на ногу. В какой-то момент Дональд, казалось, испытал искушение присоединиться к ней. Мысленно она улыбалась, наблюдая за ним. Он преодолел искушение и предпочел кресло с высокой спинкой за письменным столом. Если он думает, что широкое добротное кресло из дуба защитит его, размышляла она про себя, то милый старикан, увы, ошибается.

- Нам надо что-нибудь, ну хоть что-нибудь предпринять, - прошептала Памела.

Он провел рукой по голове, взъерошив свои редкие седые волосы, раздираемый противоречивыми чувствами, одно из которых было чувством долга.

- Я согласен с вами, все это несколько тревожно. - Дональд не имел привычки пить средь бела дня, язык ему плохо повиновался, и говорил он медленнее обычного. - Как я уже объяснил, то, что вы рассказали, хотя и огорчительно, с этим я согласен, но по закону не дает оснований изменить существующее положение.

Она наклонилась в его сторону, давая ему неограниченный обзор того, что скрывалось за вырезом ее платья.

- А что, если эта жуткая особа, миссис Червински, уговорит Милдред изменить завещание? Если Милдред передаст этой ведьме контроль над «Сэвидж»? Если Берта поставила себе цель извести мою тетю?

Сексуальное влечение, которое Дональду удавалось так долго и успешно держать в строгой узде, снова воскресло в нем. Он с явным усилием отвел взгляд от белых шаровидных выпуклостей.

- Памела, извините меня. - Голос его звучал глухо. Даже несмотря на невероятные усилия, слова выходили невнятными, и он понимал это. - Вы же знаете, я не могу обсуждать с вами завещание тети.

- Я разбираюсь в правах и обязанностях клиента адвоката. - Она встала и прошлась по кабинету мягко и грациозно, повадками напоминая пантеру. - Но, Донни, вы должны понять, насколько это для меня важно, исключительно важно. - Она опустилась на колени рядом с его креслом, неотрывно глядя в его круглое лицо с покрасневшими щечками. Ее зеленые глаза светились чувственным обещанием. - Если бы я могла хоть на секундочку заглянуть в завещание, краешком глаза. - Она провела розовым перламутровым ногтем по ноге адвоката. - Только чтобы убедиться.

- Памела, дорогая. - Дональд как будто задыхался. - Мне бы хотелось помочь, но я действительно не могу.

- Я была бы так признательна. - В ласкающем прикосновении она задела ширинку его брюк, сдув пепел с последних тлеющих угольков того чувства, о котором он уже давно думал как о почившем навеки. Она не спускала с него пристального взгляда, при этом как бы машинально расстегивая брючный ремень. - Вы даже не представляете, какой я могу быть благодарной. - Влажным кончиком языка она смочила блестящие губы и медленно расстегнула молнию. Едва ее ладонь легко коснулась его мешковатых старомодных трусов, Дональд дернулся в кресле, словно она прикоснулась к его телу раскаленной проволокой.

- Я не могу, - попытался он снова. - Это было бы нарушением профессиональной этики.

- Обещаю, что никто никогда не узнает.

Памела начала поглаживать вялую плоть под белой хлопковой тканью. Он запрокинул голову на спинку кресла и закрыл глаза.

- Памела… - Он хотел остановить ее. И хотел, чтобы она никогда не останавливалась. Голова у него кружилась, тело полыхало огнем.

Ловким натренированным движением она освободила полувозбужденный пенис.

- Всего лишь разок взглянуть, Донни. - Она склонила белокурую голову и поцеловала его, легко прикоснувшись губами. Дональд застонал. - Это все, чего я прошу. - Она быстро, по-кошачьи лизнула языком самый кончик.

- О Боже! - Столько лет Дональд Стрип не знал женских прикосновений, и сейчас он не в силах был отказаться от чудесного огненного потока, разливавшегося по телу.

Его пораженные артрозом руки выкручивали деревянные подлокотники уникального кресла. Он испугался, что сейчас расплачется, когда неожиданно Памела остановилась и прекратила его сладкие мучения.

- Я предлагаю вам сделку, Донни.

- Какую сделку? - прохрипел он. Голова у него кружилась, тело изнывало. В этом состоянии восторженного экстаза он готов был выполнить любую ее просьбу. Он мог предать любого из своих клиентов, мог совершить убийство.

- Я буду с вами милой. - Она облизнула свои блестящие губы. - А вы будете милым со мной. И это будет нашей маленькой тайной.

- Нашей маленькой тайной, - отозвался он как эхо, не в силах отвести взгляд от ее розового язычка.

Это была потрясающая игра.

Дональд Стрип не всегда был старым холостяком. В молодые годы ему довелось перепробовать не одну из сексуальных красоток Голливуда. Но никогда прежде он не встречал подобной Памеле Сэвидж. До него годами доходили слухи о неограниченных сексуальных аппетитах этой женщины. Слухи, признал он с радостью, абсолютно соответствовали действительности.

- Даже шепотом никому ни слова. - Она прикоснулась губами к его рту, провела язычком по его пересохшим губам и слегка куснула, словно пообещала значительно больше, держа при этом ладонь на пульсирующем члене.

Да, воистину бесподобная игра, подумал он.

- Ты прочитаешь его здесь.

Его капитуляция была вознаграждена довольной улыбкой, и адвокат понял, что другого результата она и не ждала.

- Как скажешь, Донни, милый.

Она поцеловала его глубоким, влажным, чувственным поцелуем, от которого у него перехватило дыхание. Он дрожал от возбуждения, он жаждал, но, увидев свой полунапрягшийся пенис, пришел в отчаяние. Однако Памелу это обстоятельство не смутило.

- Не волнуйся, - вкрадчиво произнесла она, - я позабочусь обо всем. - Она провела пальцами по его тонким волосам и успокоила интимной улыбкой. - Ты только расслабься, Донни, милый. И наслаждайся.

С помощью этих слов она установила между ними доверительность. Эти слова продолжали звучать в его ушах, когда она начала работать над ним, чередуя нежные покусывания с долгими облизываниями, покрывая его член слюной, посасывая головку и одновременно массируя мошонку опытными ловкими пальцами.

Кровь запульсировала в его жилах, застучала в ушах и наполнила пенис, вставший навытяжку. Кровь приливала к голове, туманя сознание, но, хотя пенис был готов к бою, трепыхавшееся сердце оставалось все тем же сердцем старика. Неважно, решил он, когда она наконец, забравшись к нему на колени, раскрыла над ним влажную ложбину и приняла его в себя так глубоко, как еще не удавалось ни одной женщине. Неистово вонзая свою плоть в эту восхитительную влажную пещеру, он подумал, что если наступил его смертный час, то лучшего способа уйти из жизни он бы не смог придумать.

Мысли в его голове стали путаться, еще один, последний спазм - и он кончил.

Когда Дональд снова обрел способность связно думать, кабинет его благоухал грешным запахом секса, и он почувствовал себя заново рожденным.

Памела оставила его безвольно распростертым в кресле и направилась к шкафам с выдвижными ящиками. Она наклонилась, чтобы открыть нужный ящик с буквами, предоставив ему обозревать соблазнительный вид ее прелестных ягодиц. Адвокат снова почувствовал, как наливаются желанием его чресла, будто он стал моложе лет на десять. А потому он был согласен наслаждаться этим видом подольше.

Перебирая папки из манильского картона, Памела шептала имена клиентов.

- Вот! - Она выхватила толстую папку, затем обернулась через плечо, ослепив его улыбкой. - Эврика!

Пока Дональд Стрип смотрел, как алчно горят ее зеленые глаза, пробегая страницы завещания, в голове у него стало проясняться. Дурман постепенно рассеялся, и тело успокоилось.

Слишком поздно подумал он о своем многолетнем друге и клиентке Милдред Сэвидж. Что он натворил!

Глава 10

Работа оказалась для Джоанны воистину целительным средством, так как не оставляла ей времени на переживания об утраченной мечте - обретения себя в мире высокой парижской моды. Работа отнимала у нее все силы, что позволяло ей каждую ночь засыпать глубоким сном без сновидений. И эта работа увлекала ее, давая ей тем самым мужество встречать каждое утро с верой в будущее.

Что же до мужчин… Горький опыт с Бертье заставил ее заглянуть в свое прошлое и разобраться в себе самой.

Это произошло на втором году обучения в колледже. Она - наконец-то! - достигла того возраста, когда ее тело, словно наверстывая упущенное, как-то мгновенно приобрело все отличительные признаки женской зрелости. Молодые люди лезли вон из кожи, чтобы увлечь это ослепительное чудо женственности на заднее сиденье своих машин.

Джоанне вроде бы льстили их юношеские бесхитростные попытки обольстить ее. Ей нравилось находиться в центре внимания, когда они кружились вокруг нее, словно рой трутней вокруг пчеломатки. Однако, не по годам умная, она отдавала себе отчет в том, что их привлекает в ней только упаковка. Этих мальчиков абсолютно не интересовало, что же она собой представляет, во что верит, о чем мечтает, есть ли у нее цель в жизни. Изредка она позволяла им некоторые вольности в заднем ряду кинотеатра, но твердо отказывалась «пойти на все».

И только на первом курсе института она добровольно рассталась со своей девственностью ради двадцатичетырехлетнего фотографа, работавшего в мире моды, который был старше ее, а в Майами приехал на съемки материала для журнала «Вог» и согласился в порядке дружеской услуги - друг его работал в институте преподавателем - читать лекции во время своего пребывания в городе.

Джоанна не удивилась, когда он пригласил ее на ужин в тот вечер. И то, что ужин плавно перешел в завтрак, ее тоже не удивило. Она была готова к такой любви и ждала только подходящего мужчину.

Тим Редман был веселым, добрым и сексуальным, но когда он вернулся в Чикаго - а она с самого начала знала, что ему придется уехать, - у Джоанны в душе не осталось ни капли горечи. Но сложился стереотип, о котором она даже и не подозревала и который определил все ее последующие связи. У нее выработалось подсознательное стремление выбирать партнеров старше себя по возрасту.

Ее последний любовник до отъезда в Париж, коммерческий представитель торгового дома на Пятой авеню, был старше ее в два раза. Только в отличие от мужчины, которому она радостно подарила свою невинность, он был властным собственником. Вот почему, когда он начал пользоваться всеми избитыми приемами, чтобы удержать ее от поездки в Париж, она порвала с ним.

Ее мать, Маргарет Лейк, человек предельно откровенный, всегда выступала против романтических избранников Джоанны. «Конечно, не надо быть Фрейдом, - каждый раз говорила она, когда Джоанна возвращалась домой после ужина с одним из таких неподходящих героев, - чтобы понять: ты, родная моя, все время ищешь себе мужчину-отца».

И хотя она упрямо отвергала правоту матери, опыт с Бертье дал ей возможность освободиться от шор и взглянуть в лицо правде. Мать была абсолютно права. Неприятное открытие заставило ее понять, что пришло время в корне меняться.

Другие женщины просто пообещали бы себе изменить порочный стереотип, обратив свое внимание на мужчин-ровесников. Но только не Джоанна. Не признавая половинчатых мер, с решимостью, которой могла бы позавидовать монахиня-кармелитка, она запретила себе даже думать о сексе.

С тем же упорством, которое она проявила в Париже, когда искала работу, она решила изменить заодно и свой облик. Хотя это давалось ей нелегко, она целенаправленно работала над собой, приглушала пылкость бьющей из нее энергии, изменила походку, стала сдержанней в жестикуляции и стала тише говорить. Она пошла еще дальше - начала избегать огненно-красных расцветок в своей одежде, отдавая теперь предпочтение более спокойным тонам.

- Мы ждали тебя, - выговорила ей Холли в один из последних дней ноября, - до тех пор, пока индейка не пересохла настолько, что ее стало невозможно есть.

Холли приглашала ее к себе на ужин с друзьями по случаю Дня благодарения.

- Извини, я действительно собиралась прийти пораньше…

- Но увлеклась, как всегда.

Джоанна в ответ застенчиво и виновато улыбнулась.

- Я обдумывала новый вариант свадебного платья героини.

В новом решении сюжетной интриги исполнительница стриптиза выходит замуж за сына нефтяного магната, однако продолжаются ее любовные отношения с отцом жениха. Джоанна, дотошная по натуре, уже отвергла три варианта наряда, которые Холли считала великолепными.

- Когда эскиз мне наконец удался, было уже поздно звонить.

- Колин был сильно разочарован.

Колин Тэлботт, австралийский актер, приехал в Штаты и получил роль в дневном сериале «Уйти и не вернуться». После того как он снялся в приключенческом фильме, который прошел на экранах три месяца назад и имел грандиозный кассовый успех, он, словно комета, взлетел на вершину славы и оказался в списке «А» каждой девушки из ночных клубов.

- Переживет, - сухо буркнула Джоанна.

Ее не интересовали знакомства с мужчинами. Даже с известными киноактерами.

- Кстати, - перешла она в наступление, - не его ли я видела на обложке журнала «Пипл» с Кэсси Лоутон? Подпись под фотографией сообщала об их предстоящей помолвке.

- Это было на приеме по случаю выхода фильма. Колин не встречается с актрисами. Он считает их слишком эгоцентричными. - Холли нахмурилась, лицо ее выражало доброжелательную озабоченность. - Знаешь, дорогая, я высоко ценю твою увлеченность работой над «Лунным берегом», но тебе грозит опасность стать трудоголиком.

- И это говорит мне женщина, которая, как известно, остается ночевать на работе, чтобы сэкономить время, уходящее на дорогу, - парировала Джоанна. - Но тебе незачем беспокоиться обо мне. Я сейчас чувствую себя гораздо счастливее, чем когда бы то ни было.

Несмотря на заверения подруги о своем счастливом состоянии, от внимания Холли не ускользнуло, что тот свет, которым лучились глаза Джоанны в Париже, потух, словно свеча под ледяным порывом ветра. Холли ничего не предпринимала в течение пяти месяцев, надеясь, что Джоанна сама придет поговорить с ней по душам. Теперь, благодаря своей необычайной способности разбираться в людях, она поняла, что перемены в подруге произошли не случайно, а были хорошо продуманы и безукоризненно выполнены. Джоанна не учла только одного, размышляла Холли, и никакие выверты ей не помогут: ведь, где бы она ни появилась, все вокруг мгновенно озаряется ее талантом, чувством собственного достоинства, естественной красотой лица и души. Она бы оставила Джоанну в покое с ее секретами, но Холли никогда бы не достигла тех высот в искусстве покорять мужчин, если б не обладала упорным характером.

- Говоришь, что ты счастлива. Ну а если так, то почему бы не допустить, что Колин мог бы тебе приглянуться?

Не желая обсуждать интимную сторону своей жизни даже с лучшей подругой, Джоанна решила сменить тему.

- Не хочешь взглянуть на то, что у меня получилось?

Она вручила Холли свои эскизы. Новый вариант действительно был великолепен. И пока продюсер ахала и охала над воздушным творением из переливающегося белого тюля и кружев, все ее мысли о сводничестве были мгновенно забыты.

Убедив Милдред, что работу по созданию модных отделов Поля Бертье во всех универсальных магазинах «Сэвидж» она должна взять на себя - в конце концов, кто лучше нее знаком с гением модельера? - Памела целиком погрузилась в решение поставленной задачи, колеся по всем Соединенным Штатам. Работа отнимала у нее почти все время, тем не менее она регулярно наезжала во Флориду.

День благодарения они с Редклиффом провели в обществе Милдред. Памеле по-прежнему не доставляло удовольствия присутствие в доме Берты, правда, теперь оно не пугало ее, поскольку она ознакомилась с завещанием тети. Особенно после ее второго визита к Дональду Стрипу, когда она заручилась обещанием адвоката поставить ее в известность в случае, если Милдред решит изменить свое завещание.

На следующий день после праздников они вернулись в Майами в квартиру Редклиффа. И в его постель, где набросились друг на друга со страстью, которая нисколько не уменьшилась с момента их первой незабываемой встречи. Прошло два дня, а они все еще не покидали поле боя.

- Я уже говорила тебе, какой ты необыкновенный? - мурлыкала удовлетворенная Памела. Голова ее покоилась на его влажной от пота груди, пальцы играли с его волосами, длинные ноги переплелись с его ногами.

- Может, как-нибудь и упоминала, - сонно пробормотал Редклифф. После двух дней неистового и почти непрерывного секса он почувствовал, что наконец насытился. - Так, между прочим. - Для конца ноября день был слишком теплым, и кондиционер оказался очень кстати. Когда прохладный ветерок осушил их взмокшие тела, он натянул простыню. - Но такие слова всегда приятно слышать.

- Я никогда не встречала такого мужчину, как ты.

Редклифф улыбнулся, ленивый и довольный.

- А я - такой женщины, как ты. - Он говорил правду. С первого момента, как он увидел Памелу, он желал ее, и желание это не ослабевало, а становилось все сильнее с каждым разом, когда они бывали вместе, вот как сейчас.

Хотя Редклифф и не любил признаваться в собственных слабостях, все же он отдавал себе отчет: может так случиться, что он незаметно для себя перейдет черту и его примитивное влечение к Памеле перерастет в привязанность. Как других мужчин влечет бутылка или карточная игра, так его властно влекло на сексуальный зов этой страстной сирены.

Работа в «Сэвидж» разлучала их, они порой не виделись днями и даже неделями. Но каждый раз, когда не удавалось справиться с желанием, а это случалось постоянно, один из них снимал телефонную трубку и звал другого, через несколько часов они встречались в постели, доводя друг друга до безумия.

Вообще- то Памела была слабостью Редклиффа, от которой он мог бы отказаться. Единственное, что удерживало его от этого шага, это то, что привязанность была обоюдной. Действительно, хотя специально он не подсчитывал, но мимо его внимания не прошло, что Памела была инициатором большинства этих украденных у работы встреч.

- Лайни Джонсон снова спрашивала у меня, когда мы собираемся устроить оглашение, - сообщила Памела. Он вспомнил эту блюстительницу общественных нравов, которая сопровождала Максвелла Стоуна на праздничном приеме у Милдред.

- Оглашение? - Тело Редклиффа отдыхало, мысли бродили вокруг несколько раздражавшей его проблемы, связанной с постройкой автомобильной стоянки под зданием нового магазина «Сэвидж» в Аризоне.

- Стыдно: ходим влюбленными, как подростки.

Редклифф с удивлением посмотрел на нее. Он еще ни разу не замечал, чтобы Памела придавала хоть малейшее значение чьему-то мнению.

- Ну, сказать «ходим влюбленными» было бы большой на тяжкой, - возразил он, - поскольку мы почти не бываем вместе на публике.

Зачем это ей нужно? - размышлял он. Разве только из-за служебных обязанностей. Ей необходимо положение для развития и обеспечения общественно-деловых контактов. Хотя ему претило любое событие, ради которого нужно было влезать в смокинг, он должен был признать, что кутюрье и ювелирная торговля неизбежно выиграют от такого соблюдения приличий.

- Нам трудно бывать вместе, - вздохнула Памела. - Дела так надолго разлучают нас, что, когда мы будем вместе, я не захочу ни с кем тебя делить.

Это чувство было Редклиффу хорошо знакомо.

- Но это не значит, что публике неизвестно о том, что мы потенциальный объект внимания со стороны светских хроникеров.

К черту хроникеров, хотелось сказать ему.

Вместо этого он спросил:

- Ты действительно стыдишься нашего романа?

- Хочешь знать правду?

Он всегда был искренен с Памелой, ему и в голову не приходило, что она может быть с ним неоткровенной.

- Разумеется.

Она посмотрела на него из-под опущенных ресниц.

- Да, меня это действительно смущает, когда я слышу, как люди шепчутся между собой, будто я тебе не так уж и дорога, раз ты не хочешь узаконить наши отношения.

- Узаконить? Полагаю, ты говоришь о браке?

- Да.

Редклифф редко задумывался над своей жизнью, он был слишком занят работой, но не исключал возможности, что когда-нибудь женится. Правда, брачный союз, по его представлению, должен был основываться на взаимном уважении, доверии и общности устремлений. Он помнил, с какой любовью относились друг к другу его родители, и предполагал, что такая же близость в мыслях и душах свяжет и его с женой.

А с Памелой его связывало только физическое влечение. И, конечно, «Сэвидж».

Как будто прочитав мысли Редклиффа, она взяла в ладони его озабоченное лицо и спокойно, ободряюще улыбнулась.

- Милый Редди, - прошептала она, и он ощутил запах табака вперемешку с запахом меда. - У тебя нет причин так хмуриться. Я ведь не та глупенькая девочка, которая мечтает о мифической великой любви. - Ее губы так соблазнительно шевелились возле его губ. - Того, что у нас есть, нам вполне достаточно. - Ее пальцы скользнули вниз по его груди. - Более чем достаточно.

Редклифф всегда гордился своей способностью принимать рациональные, взвешенные решения. Он неизменно продумывал все «за» и «против», анализировал, сопоставляя факты и цифры в том гроссбухе, который держал в голове. Именно этим он и занялся теперь.

Первым делом в колонку плюсов он занес то обстоятельство, что Памела очаровательный партнер. Она волевая, решительная, умеет настоять на своем, изобретательна в любовных делах. Они вместе вот уже сколько месяцев, он знает, что она считает его сексуально неотразимым, и она остается для него все такой же обольстительной.

В колонке минусов оказалась привычка Памелы демонстрировать его перед своими друзьями, принадлежащими к сливкам общества, в такой манере, которая заставляла Редклиффа чувствовать себя в роли быка-производителя, выставленного на всеобщее обозрение. Однажды, когда он высказал ей свое недовольство этим, она разразилась бурной истерикой со слезами, вставляя между душившими ее рыданиями слова о том, как она сожалеет, что рассердила его. Ведь она всего-навсего безумно гордится им и обожает его до такой степени, что ей просто трудно скрыть свое счастье. К тому времени, как ему наконец удалось успокоить ее, он считал себя бесчувственной сволочью.

Памела излишне эмоциональна, не говоря уж о ее безумных комплексах, но при этом сногсшибательно красива и чрезвычайно умна. А уж когда приходилось заниматься делами фирмы, тут она поражала его своим напором, который не уступал его собственному.

Было еще одно объективное обстоятельство: Памела отличалась повышенной сексуальностью. И если ему не удастся постоянно удовлетворять ее потребности, то это может привести ее в другие объятия… При мысли, что другой мужчина прикасается к этой благоухающей теплой плоти, Редклифф пришел в такое состояние, что стал задыхаться.

Но жениться?

Запрятав поглубже в своем сознании томительные дурные предчувствия, он ловким сильным движением поднял Памелу на свое ненасытное тело, вновь заявившее о своих правах.

- Думаю, - произнес он, устроившись в ней самым удобным образом и призывая ее к новой скачке, - пора мне сделать из тебя порядочную женщину.

Глава 11

Бракосочетание Редклиффа и Памелы состоялось за три дня до Рождества и оказалось в центре внимания общества, собиравшегося в Сарасоте зимой.

Невеста выглядела очаровательно в костюме для коктейлей от Жоффри цвета слоновой кости, к которому она надела кремовую шляпу с широкими полями и жемчуга, подаренные ей Редклиффом к обручению.

Жениху очень шел темный костюм, но, к изумлению собравшихся, он проявлял не свойственную ему нервозность. Цветы доставили из оранжереи Милдред, шампанское из Франции, а свадебные подарки прибыли в голубых коробках от Тиффани.

После церемонии счастливые новобрачные улетели в Бразилию проводить медовый месяц. Рио-де-Жанейро был прекрасен сам по себе. Бурный темперамент бразильцев настолько бросался в глаза, что люди, впервые приехавшие в страну, не удивились бы, если бы пешеходы, идущие по тротуарам из розовой плитки, вдруг принялись танцевать самбу.

Памела не могла вспомнить, когда еще она чувствовала себя так великолепно. Даже небольшой вялый дождь, пролившийся днем, не испортил ей настроение. Здесь, в самом свободном и эротичном городе мира, она лежала в постели с красивым мужем, чья страсть к ней не уступала ее собственной.

Прошлой ночью она уговорила Редклиффа посетить ночной клуб в самом шикарном районе - Копакабане, где за небольшие чаевые им предоставили возможность увидеть город в натуральном виде. Девизом подпольного ночного клуба было «Дозволено все!» Мужчины танцевали с мужчинами, женщины с женщинами, кто парами, кто втроем. То, что выходило за рамки танца, таилось по темным углам, администрация закрывала на это глаза.

Редклифф открыто заявил о своем неприятии более чем откровенных разгульных игрищ, но, вернувшись в отель на рассвете, взял ее с такой первобытной страстью, что сам себя и опроверг.

Но было нечто большее, нежели секс, что давало Памеле восхитительное самоощущение. Став миссис Морино, она урвала от жизни солидный куш.

На первых порах она рвала и метала, когда узнала из завещания, что Милдред оставляет контрольный пакет акций «Сэвидж» Редклиффу. Разумеется, оговаривалось наследство для Элисон, которую все, кроме Милдред, считали давно умершей. Любой нормальный адвокат сможет отсудить этот пункт.

Позаботилась она и о Памеле. Милдред завещала ей солидную часть своего наследства в два миллиона долларов и несколько уникальных драгоценностей, включая бесподобную брошку «Ягуар», которую когда-то носила герцогиня Виндзорская. Вместе с драгоценностями она получала по завещанию большую картину Караваджо «Святой Матфей, сборщик налогов», что висела в золоченой раме на стене в библиотеке, картину Сезанна из столовой и дорогостоящий макет лондонского магазина «Сэвидж», включая готический орнамент и опорные арки.

Единственное, чего не получала Памела после смерти тетки, а этого она жаждала больше всего, - власти. Что и послужило причиной мгновенного взрыва ярости, в результате которого ей пришлось унизиться до продолжительных извинений перед Дональдом Стрипом, а также возместить разбитый ею глобус уотерфордского фарфора, который служил ему в качестве пресс-папье на протяжении последних тридцати лет. После этого, верная своей бесстрашной привычке не отступать, Памела составила новый план. Раз она не может получить контроль над фирмой «Сэвидж» по наследству, она получит его с помощью старинного испытанного средства - через замужество.

Памела посмотрела на спящего мужа. Решив, что пора себя вознаградить за проведение в жизнь столь блестящего плана, она тихонько выскользнула из постели, оделась и поехала на такси в Месбла - фешенебельный район Рио.

Покупателей в универмаге было много. Памела неторопливо прошлась вдоль прилавков с благоухающей косметикой, мимо прилавков, заваленных поясами из кожи аллигатора и кожаными кошельками, через отдел обуви. Она объездила на эскалаторе все одиннадцать этажей здания, внимательно разглядев все - от дамского и постельного белья до кастрюль и сковородок. Но не смогла найти ничего, что так бы и просилось: «Выбери меня!»

В конце концов она вернулась на первый этаж и остановилась возле открытой витрины с бижутерией. Через проход за глухим стеклянным прилавком, в котором были разложены драгоценные украшения, продавщица с кофейного цвета глазами и пышными волосами до талии была занята с группой молодых туристов из Японии, пытаясь убедить их, что нельзя уехать из Бразилии, не купив сережки с розовыми турмалинами.

Рядом с ней юная девушка, почти подросток, в соблазнительно обтягивающем костюме исполнительницы самбы примеряла одно ожерелье за другим, выбирая себе подходящее украшение.

Памела приложила к мочкам ушей серьги из двух золотых колец и оглядела себя в зеркале на прилавке. К сожалению, смотрелись они простовато. Она положила их на место и взяла другие, с жемчужинами в обрамлении блестящих хрусталиков. Искусственно выращенному жемчугу недоставало блеска. Ложные рубины были слишком мутные, а сапфиры слишком синие.

И тут она увидела то, что ей нужно, - два сверкающих зеленых камня, оправленных в золото. Она вдела их в уши и улыбнулась собственному отражению. Превосходно! Она посмотрела на продавщицу, которая по-прежнему была занята, сняла серьги и, бросив последний небрежный взгляд по сторонам, опустила их в свою сумочку из крокодиловой кожи.

Острое возбуждение охватило ее. У нее даже голова закружилась. Кровь стучала в висках. Памела быстро направилась к выходу. Она уже успела дойти до массивных зеркальных дверей, когда дорогу ей заступил полный человек средних лет, одетый в темно-синий костюм, по которому безошибочно узнают управляющих во всем мире.

- Извините, мадам, - сказал он по-английски, но с сильным акцентом, опуская тяжелую ладонь на рукав ее черного шелкового платья. - Будьте любезны пройти со мной.

Проявляя свою обычную склонность к расточительству, Холли организовала доставку всех исполнителей и технического персонала трех ее дневных мыльных опер в Айдахо, чтобы провести неделю на склонах гор в период непродуктивного времени между Рождеством и Новым годом. Заодно она прихватила на праздники нескольких актеров и актрис, которых нацелилась снимать в «Лунном береге», и нескольких писателей, кое-кого из них она переманила с других дневных передач.

Джоанна пыталась отговориться от поездки.

- Еще так много надо сделать, - сетовала она. Ее расстраивала свойственная Холли тяга к переделкам в тексте, когда она вычеркивала целые сюжетные линии и вносила другие, нарушая планы Джоанны, ответственной за своевременную подготовку костюмов.

- Господи, да не волнуйся ты ни о чем, - весело сказала Холли. Она улыбалась, думая о сюрпризе, который ожидает эту сверхтрудолюбивую молодую женщину, ставшую ей такой дорогой. - Все прекрасно уладится само собой. Всегда все улаживается.

- У меня есть предчувствие, что ты не будешь так веселиться, когда окажется, что у Ланг нет костюма для начальной сцены.

- У Ланг есть тело, которое никуда не денется. Стоит выпустить ее на экран в чем мать родила, и рейтинг взлетит выше крыши.

Джоанна рассмеялась и сдалась.

Пока она росла, ее мать, видимо одержимая страстью к путешествиям, постоянно перевозила свое маленькое семейство из города в город, из штата в штат. Но они никогда не бывали в Айдахо-Фолс. Бывший горняцкий городок не разочаровал Джоанну.

Укрытые снегом горные долины напомнили ей эстампы Натали Кюрье и Джеймса Айва. Викторианская архитектура и старинные магазинчики казались очаровательными, окружающий пейзаж радовал глаз, а местные жители были доброжелательны до невозможности. Конечно, теплый прием, оказанный ей местным обществом, объяснялся просто: ее патронесса была главной заводилой в их мирке.

Шале, которое Холли отсудила у своего бывшего мужа на бракоразводном процессе, примостилось у подножия горы в двух милях от центра городка. Стены огромного дома были почти целиком сделаны из специального стекла, через них открывалась потрясающая панорама: синее небо, отвесные скалы и ослепительно белый снег. Почти в каждой комнате топился камин, и веселые языки пламени с утра до вечера лизали его каменную кладку.

В гостиной возвышалась пятнадцатифутовая рождественская елка, украшенная игрушками в западном и индийском стиле, ее верхушка упиралась в высоченный скошенный потолок. За стеклянными раздвижными дверями можно было видеть, как из большой ванны, в которую поступала вода из горячего источника, поднимается пар в бодрящем сухом горном воздухе.

На третий вечер своего пребывания у Холли в гостях Джоанна уже сидела за сосновым письменным столом в отведенной ей комнате, склонившись над рабочим альбомом. Из открытой двери послышался голос:

- Тук-тук.

Она подняла глаза. В дверях стоял Ортон Лэнгли, подписавший контракт на роль бывшего возлюбленного Ланг в период ее учебы в колледже, джазовый саксофонист.

- Я весь дом обошел, разыскивая тебя.

Сдержав вздох, Джоанна отложила карандаш. На данный момент Ортон был последним кандидатом для выполнения своднических устремлений Холли. После того как она узнала, что этот тщеславный, рвущийся к известности актер и музыкант качает бензин на заправочной станции, продюсер остановила свой выбор на нем, проча его на роль мужчины в жизни Джоанны.

- Извини, - сказала она, - я принимала душ, и тут мне в голову пришла идея, и я…

- И ты не успокоишься, пока не перенесешь ее на бумагу, - договорил за нее Ортон. Он вошел скользящей походкой, держа в каждой руке по бокалу белого вина, один из которых протянул Джоанне.

- Виновата. - Она взяла бокал.

- Я точно такой же, когда работаю над образом своего героя.

Она пригубила вино и улыбнулась.

- Это грандиозно, спасибо.

- Пожалуйста. - Он скосил глаза вниз, пытаясь разглядеть ее новую модель.

Джоанна перевернула лист. Она не любила показывать свою работу, не доведя ее до окончательного, с ее точки зрения, совершенства.

Откинув назад голову, он пил вино и рассматривал ее.

- Я полагал, что ты собираешься отмочить свои больные кости в горячей ванне.

По настоянию Холли, она провела весь день, учась кататься на лыжах у роскошного мужика, который внешностью напоминал Роберта Редфорда, а на лыжах катался, как Тони Зайлер. После нескольких часов борьбы за овладение основными приемами катания на лыжах все мышцы ее тела разболелись в знак протеста.

Вот почему, вернувшись в дом, она позволила Ортону уговорить себя присоединиться к группе, собравшейся у горячего источника. В тот момент мысль о струях горячей воды, массажирующих измученное тело, казалась ей привлекательной. Но потом, когда она стояла под душем, к ней пришло новое решение костюма для коктейлей из бархата и кружев, и она поспешила перенести его на бумагу.

- Знаешь, - снова заговорил Ортон, не дождавшись ответа, - если я не получу в обязательном порядке роль голливудского супергероя, думаю, ты так и не обратишь на меня внимание. - Его дружеская улыбка лишила высказанный упрек жалобной ноты.

- Ну, ты не совсем прав. - Джоанна отпила немного вина. - Помнится, мы вчера вечером ходили в город.

- Да, и с нами ходили еще пять человек, которые вели себя как престарелые компаньонки, - напомнил он ей. - Ты и пробыла с нами всего ничего, только и успели, что два раза потанцевать. Черт возьми, Джоанна, ты вернулась сюда уже к девяти часам!

Ортон был милый, но навязчивый. Ей хотелось, чтобы он влюбился в кого-нибудь еще. Хотя бы в Барбару, эта писательница даже и не пыталась скрывать свою симпатию к нему.

- Извини. - Джоанна отвела его руку, когда он начал играть с ее сережкой. - Но я устала. Организм еще не приспособился к такой высоте.

Он бросил на нее недовольный взгляд из-за очков.

- Как ты все усложняешь.

- Что именно?

- Ты. - Он взял ее за руку. - Я. - Коснулся губами ее пальцев. - Мы.

Усталая и раздраженная, она не была склонна играть в эти игры. Он начал приставать к ней с первого момента, как они погрузились в частный вагон в Майами. Не желая вступать в разговоры, она всю дорогу делала вид, что не понимает его намеков. Видимо, своим поведением я добилась прямо противоположного результата, решила Джоанна.

- Никаких «мы» не получится, - твердо заявила она, отнимая у него руку.

- Ты абсолютно в этом уверена?

- Абсолютно. - В ней нарастало раздражение. - Извини, Орт. Мне кажется, ты замечательный парень. И ты нравишься мне.

- А ты мне. - Ободренный ее словами, он игриво дернул Джоанну за концы волос.

Ну вот, все начинается сначала. Она сменила тон.

- Ты нравишься мне как друг, как коллега по работе в фильме «Лунный берег». Но именно сейчас моя работа требует, чтобы я не тратила время на всякие отношения.

- У меня с этим все в порядке. - На этот раз его улыбка была откровенно непристойной. - Я настроился весело провести праздники.

Почему, удивлялась Джоанна, если у парня красивая внешность, то он, как правило, непроходимо туп? Правда, им предстоит еще вместе работать, и не стоит настраивать его против себя.

Она поставила бокал на стол, встала, положила обе руки на его широкие плечи и заглянула ему прямо в глаза.

- Ортон, выслушай меня. Я приехала сюда не затем, чтобы искать любовника, и у меня нет желания весело проводить время. Я приехала сюда отдохнуть. А сделать это очень трудно, поскольку ты то и дело пытаешься уложить меня горизонтально.

Он тупо смотрел на нее, как человек, плохо понимающий язык, на котором ему говорят.

- Ты правда так думаешь? - В его вопросе звучало искреннее удивление.

- Правда, я именно так и думаю.

Он взъерошил длинными пальцами свои золотые волосы, вид у него был непривычно обиженный и откровенно смущенный. Сердце Джоанны смягчилось.

- Мне действительно надо вернуться к работе. Почему бы тебе не отнести бокал вина Барбаре?

- Барбаре?

- У нас новая писательница. Холли перетащила ее из передачи «Свет впереди». Знаешь, такая рыжеволосая.

- Высокая и тощая?

От нетерпения Джоанна шумно выдохнула.

- Гибкая и тонкая как ива, Ортон. Вот как это называется. А на случай, если ты не заметил, у нее потрясающие ноги.

- Я был так занят тобой, что больше никого не замечал. - Глаза у него стали задумчивыми. - Может, это и неплохая идея - пойти познакомиться с нею? - размышлял он вслух. - Если она пишет, то, может, ей понравится мое решение образа героя?

А может быть, она внесет в него некоторые дополнения, добавила про себя Джоанна то, что не решился сказать он.

- Думаю, это превосходная идея. - Она улыбнулась ему весело и ободряюще. - Удачи!

- Спасибо, Джоанна, ты красотка! - Он наклонился и поцеловал ее по-дружески, после чего направился к двери, но на секунду задержался перед зеркалом. Пригладив рукой копну волнистых волос до плеч и оставшись довольным собой, он вышел из комнаты, насвистывая.

Джоанна расхохоталась с чувством облегчения. Тряхнув головой, она вернулась к своему альбому и начала переделывать кружевную оторочку на лацканах костюма.

В Рио царила обычная для столицы в дневное время людская сутолока, но по-настоящему город оживал ночью. Улицы заполнялись веселым народом, в переполненных клубах танцевали и пели. Из окна шикарного номера люкс, который занимали молодожены, открывался захватывающий вид на бухту, но в тот момент Редклиффа не влекли к себе огни, окружавшие гору Шугарлоуф, похожую по форме на выплюнутую изо рта жвачку. Охваченный гневом, он мерил шагами комнату.

- Не понимаю, - повторял он уже в который раз. - У тебя кошелек, набитый кредитными карточками. Не говоря уж о пяти тысячах долларов в дорожных чеках.

- Верно, даже немного больше, - согласилась Памела с улыбкой. При виде этой спокойной улыбки ему захотелось хорошенько встряхнуть ее.

- Так почему, черт возьми, тебе понадобилось красть эти серьги?

Когда раздался звонок управляющего торговым центром в Месбла, вырвавший его из короткого сна, в котором он так нуждался, Редклифф был уверен, что это недоразумение. Но, приехав в службу безопасности центра, он убедился, что это правда. Его законную жену через три дня после свадьбы поймали с поличным за кражу пятидесятидолларовых сережек.

- Ведь в них даже изумруды ненастоящие, черт подери! - воскликнул он.

- И все-таки они прелестные, хотя и бижутерия.

- Но почему ты не заплатила за них, как делают все?

- Тогда это было бы не так забавно.

Она очаровательно вздохнула и, подойдя к бару, достала бутылку шампанского. Делая вид, что не замечает, в какой он ярости, она ловко откупорила ее. Пробка вылетела с легким хлопком. Она разлила шампанское в два высоких и узких бокала.

- Пожалуйста, дорогой, - шепнула она, пытаясь успокоить его выразительным взглядом и движением чувственных полных губ, - ведь у нас медовый месяц. Давай не будем портить его ссорами.

Стараясь не поддаться желанию пробить дыру в стене, Редклифф схватился за голову.

- Черт возьми, Памела!…

- Глотни. - Она протянула ему бокал.

Он мрачно подумал, что, должно быть, так выглядела Ева, когда предлагала Адаму яблоко, дабы отвлечь его внимание от сползающего по дереву змея.

- Это особая марка шампанского. Консьерж потратил уйму времени, чтобы найти эту бутылку. Специально для тебя.

Не в силах дать выход душившему его разочарованию и только покачивая головой, Редклифф сделал глоток. Воистину вкус у шампанского был восхитительный, но в этот момент он дорого бы дал за бутылку холодного пива марки «Джэкс» с длинным горлышком.

Когда- то он поставил перед собой цель выбраться из страны болот и озер, стать «большой шишкой». Ты мог бы состариться, так и не узнав о существовании изысканных вин -«Чиппендейл», «Баккара» или «Ройял-Далтон», напомнил он себе. В их трудовой семье капиталы не водились, за исключением такого старомодного капитала, как порядочность.

Теперь его мечта сбылась. Сполна. Теперь он весьма преуспевающий президент международной компании. Он стал республиканцем, хотя обычно голосовал за демократов, он посещает епископальную церковь, хотя временами в памяти всплывает латынь времен его детства, когда он мальчиком прислуживал в алтаре. Он член всех положенных по статусу клубов, хотя втайне считал, например, гольф скучнейшим занятием.

Но не способный вписаться в новую социальную среду, он остался тем же, кем и был, - трудягой, всегда готовым пойти на риск.

И последнее, но определенно не самое маловажное: теперь он женат на самой сексуальной и ошеломляюще красивой женщине из сказочного мира высшей знати. Так почему, черт возьми, он чувствует себя так, будто что-то утратил? Наверное, потому, что теперь он знает: его жена из высшего общества оказалась банальной магазинной воровкой.

- Мы должны разобраться с этим, Памела.

- Тебе станет легче, если я скажу, что ужасно сожалею? - Голос ее звучал низко и гортанно, так она обычно говорила в спальне. - И что это никогда-никогда не повторится? - Она приложила ладонь к его щеке. - Это была просто одна из моих сумасшедших выходок. - Ее простодушные глаза были широко распахнуты. - А ты ведь знаешь, что сопротивляться им совершенно бесполезно. Пожалуйста, не сердись на меня. Сегодня я сделаю для тебя все, мой любимый, чтобы помириться. - Затаив дыхание, она провела кончиком языка по верхней губе, красной и блестящей, и мгновенно заставила Редклиффа вспомнить утро. Воспоминание о невероятных вещах, которые она проделывала с помощью этого розового язычка, наполнило его томящей тяжестью. - Абсолютно все.

Она умела обращаться с ним, используя секс для достижения желаемого. Но, даже понимая это, он не мог унять вожделения.

Прочитав в глазах мужа обреченное согласие, Памела поставила бокал на столик и начала томно раздеваться, демонстрируя такое искусство соблазна, которому позавидовали бы ведущие исполнительницы стриптиза в Фоли-Бержер.

Зрачки ее глаз расширились от нарастающего желания и сознания греховности. Она медленно расстегнула шелковое платье, и оно, скользнув по телу, опустилось к ее ногам, словно черный лепесток упал на голубой ковер. Ажурный лифчик она сбросила одним движением плеч, обнажив полные, как спелые плоды, груди. Затвердевшие от желания соски ярко выделялись на белоснежной коже. Она улыбнулась ему. Теперь на ней оставались только фривольный пояс с подвязками, черные чулки с кружевным верхом и туфли на невероятно высоких каблуках. Она стояла перед ним, похожая на воплощенное чудо женского совершенства. Когда она освободилась от последнего предмета из атласа и кружев, тело Редклиффа вибрировало от вожделения. Любовная схватка была, как всегда, жаркой и неистовой, но короткой. И впервые за все время их встреч в ту ночь заключительная часть схватки не принесла Редклиффу полного удовлетворения.

Глава 12

Прошло семнадцать месяцев после возвращения Джоанны в Штаты, когда в Новом Орлеане во время масленичного карнавала с большим успехом прошли натурные съемки «Лунного берега». Горя желанием увидеть свои модели воплощенными в реальность, она отправилась в этот город вместе со съемочной группой. Даже известие о том, что Бертье со своей сестрой прибудет туда на открытие нового магазина «Сэвидж», не смогло испортить ее восторженного настроения.

- Не верю я тебе, - заявила Мэрил Люмет, актриса, игравшая роль Ланг, в последний день их пребывания в городе.

Джоанна перевела взгляд на нее, оторвавшись от работы - она переделывала юбку, чтобы скрыть крошечные огрехи, обнаруженные во время просмотра отснятого материала. Хотя съемки на натуре были завершены, костюм еще понадобится для съемок в павильоне, когда они вернутся во Флориду переписывать отснятый материал.

- Что ты хочешь сказать?

- Она хочет сказать, - ответила Сильвия Гейдж, которая исполняла роль жены нефтяного магната, - что ты ведешь себя как зануда.

- Сегодня предпоследний вечер карнавала, а ты еще не видела ни одного шествия, - упрекнула ее Мэрил.

- Я все время работаю.

- Ты только этим и занимаешься. Своим усердием, девочка, ты затмила бы любого.

- Съемки уже закончились, - терпеливо уговаривала ее Сильвия, - можно и погулять.

Даже Холли не решилась на попытку сделать приличный материал о последних карнавальных ночах. К счастью, за те пять дней, что они провели в Норфолке, улицы всегда были заполнены веселящимися и прошло несколько шествий, которые удалось заснять. Отснятый на пленку материал потом смонтируют и озвучат в центральной городской студии.

Идея развеяться казалась заманчивой. Джоанна уже ловила себя на том, что завидует, глядя, как развлекаются актеры, пока она торчит в отеле, внося последние изменения в костюмы их обширного гардероба.

С момента своего возвращения в Штаты она работала как одержимая. Такой напряженный рабочий график она установила себе сама, и теперь, пожалуй, наступило время, когда она может позволить себе немного развлечься. Ритмичная музыка, проникавшая в комнату через окно с запруженной людьми улицы французского квартала, постепенно захватила и ее.

- Пожалуй, не помешает. Совсем ненадолго.

Через час или чуть позже Джоанна стояла перед зеркалом и не узнавала себя в отражении. На ней было платье без плечиков, в котором сочетались цвета карнавала - пурпурный, зеленый, золотой, такое же прозрачное на грани приличия, как то, что она придумала для Ланг. На руках звенели золотые браслеты, золотые кольца серег свисали до обнаженных плеч.

Выгляжу я недурственно, даже более чем, решила Джоанна. И самое удивительное - настроение у нее было под стать платью. Сколько сил она положила, чтобы изменить свой облик после бегства от Бертье! Столько трудилась над укрощением своего естества, чтобы вновь убедиться в своей женской привлекательности, которую все эти месяцы держала под замком.

- Господи, да ты выглядишь просто шикарно, этакой очаровательной цыганочкой, - растягивая слова, заметила Сильвия, как бы давая окончательную оценку.

Для женщины, от которой по роли требовалось носить сногсшибательные наряды от Шанель и расставлять цветы в вазы китайского фарфора эпохи Минь по всему особняку, нынешняя Сильвия начисто выпадала из роли, натянув на себя кожаную мини-юбку в сочетании с ожерельем из клыков, черными сапогами, заходящими за бедра, и с порочно выглядывающим из них хлыстом для верховой езды. По словам Мэрил, она выглядела как ночная мечта сексуально озабоченного рокера.

Сама Мэрил, не поленившись заглянуть в отдел маскарадных костюмов, вернулась оттуда наряженной как очень сексуальная дочь индейского вождя - в замшевом бикини и высоком головном уборе с перьями.

Бурбон- стрит была вся заполнена шумными весельчаками -они несли в руках бумажные чаши с ромом убийственной крепости под названием «харрикейнз», которым славился этот город, и фруктовым пуншем.

- Мне, пожалуй, лучше вернуться в отель, - спустя два часа крикнула Джоанна своим спутницам, чтобы перекрыть шум джазового диксиленда.

- Почему так скоро? - Сильвия покачнулась на своих высоких каблуках, но ее вовремя поддержал крепко сбитый мужчина, одетый как ковбой. Она уже здорово опьянела, да и вокруг них, в баре, на улицах почти все были пьяны. Джоанне казалось, что исчезли все ограничения, связанные с различием полов, социального положения и нравственностью. Старые и молодые, мужчины и женщины, богатые и бедные - все перемешались и как один оказались под воздействием пенистого красного «харрикейнза».

- У меня голова разболелась. - Головной боли еще не было, но неизбежно начнется, если я задержусь здесь, подумала Джоанна.

- У меня где-то был аспирин, - предложила Мэрил, копаясь в сумке, висевшей у нее на плече.

- Да ничего страшного, правда.

- Подожди минуточку… я знаю, он где-то здесь. - Она вывалила на стойку бара все содержимое сумки, монеты со звоном раскатились по полу, полетела смятая пачка сигарет и маленькая розовая пластмассовая коробочка. - О Боже! - закричала она пьяным голосом. - Я уронила свою диафрагму!

Сразу трое мужчин, один из которых был одет в костюм Марии Антуанетты, бросились поднимать коробочку, чтобы вручить ей. Актриса залилась пьяным смехом. Она все еще смеялась, когда Джоанна вышла из бара.

Вернуться в отель оказалось легче на словах, чем на деле. По улице медленно продвигалась низкая платформа, а перед ней шагали музыканты, одетые в костюмы обитателей моря: розовые кораллы, морские коньки, экзотические рыбы и раковины - все они играли и кружились вразнобой, изображая, что преодолевают подводные морские течения. На платформе разыгрывалась пантомима: Одиссея, привязанного к мачте, обольщают сирены. Те часто прерывали свои соблазнительные пассы, чтобы швырнуть в толпу разгоряченных зрителей в масках и костюмах очередную горсть пластмассовых дублонов и нитки бус.

Звуки джаза неслись из каждой открытой двери. С трудом пробившись через охрипшую от криков, теснившую со всех сторон толпу, Джоанна выбралась на пересечение двух улиц, и тут ей внезапно преградили путь три молоденьких и совершенно пьяных матроса.

- Смотри, - протяжно произнес один из них, оглядывая ее с вожделением, - да это никак маленькая цыганочка-гадалочка!

Джоанна свернула на боковую улицу. Но следом за ней двинулась и троица.

- Дорогуша, не погадаешь ли мне по руке? - обратился к ней второй матрос. Он протянул ей руку, а она, глядя мимо него, стала высматривать за их спинами недавно замеченного ею на углу возвышавшегося над толпой полицейского.

- Пожалуйста, оставьте меня… - Она пошла в другую сторону, но и они пошли за ней. Ей становилось все больше не по себе.

- Не надо так спешишь, душечка, - сказал первый. Он схватил ее за руку и притянул к себе так близко, что она почувствовала резкий запах виски. Гнев и растущее чувство страха охватили ее, но, когда она попыталась вырваться, он только крепче сжал пальцы.

Как будто мало ей было этой троицы, за спиной у нее возник еще один мужчина.

- Вот ты где, моя милая, - произнес Редклифф Морино, изображая радость. - Я уж подумал, что потерял тебя в ресторане.

Он возвращался к себе в отель из нового магазина, когда обратил внимание на женщину, которая явно попала в беду. Неужели не понимает, что женщине появиться во время карнавала на самой разнузданной улице Америки в таком легкомысленном наряде - все равно что размахивать красной тряпкой перед стадом разъяренных быков?

Когда его рука легла ей на плечо, Джоанна напряглась.

- Где, черт возьми, тебя носило? - В его тоне слышалось глухое раздражение. - Я вернулся из сортира, а тебя уж и след простыл.

Джоанна всегда отличалась сообразительностью. Она представления не имела, кто ее спаситель, но то, что она прочла в его глазах, успокоило ее, и она подхватила разговор.

- Душно было, я вышла глотнуть свежего воздуха, и людской поток увлек меня.

- Я беспокоился. - Легким заботливым движением Редклифф убрал с ее лба растрепавшиеся волосы. Затем обратился к матросам, которые о чем-то вполголоса переговаривались. - Спасибо, что присмотрели за моей крошкой. - Он полез в карман и достал несколько сложенных банкнот. - Позвольте угостить вас за помощь пивом.

Двое из компании, едва держась на ногах, преданно смотрели в глаза Редклиффу и бормотали что-то в знак согласия, но третий, который до этого пытался ее облапить, оказался не таким сговорчивым.

- Мы уже почти договорились немного развлечься.

- Подходящая ночь для этого, - согласился Редклифф и ослепительно улыбнулся, не изменив при этом выражения глаз. - Желаю хорошо повеселиться. - Он отвернулся, увлекая с собой Джоанну, но матрос воинственно заступил ему дорогу.

- Мы договорились развлечься вместе с цыганочкой.

Редклифф почувствовал дрожь женщины и крепче обхватил ее за плечи.

- Боюсь, это маленькое недоразумение. - Голос его звучал еще достаточно дружелюбно, но в темных глазах появилось угрожающее выражение. - Эта леди моя жена. Почему бы вам, ребята, не поискать себе более сговорчивую компанию? В противном случае вам придется иметь дело с береговой патрульной службой. - Акцент в его речи стал заметнее, и в голосе появились угрожающие нотки.

Молчаливое противостояние мужчин затягивалось. Наконец матрос пожал плечами.

- Ладно, пошли пить пиво, - пробормотал он, повернулся и заковылял прочь, а за ним, шатаясь, пошли его приятели.

Джоанна расслабилась и с облегчением вздохнула, собираясь выразить незнакомцу свою признательность. Но он сам повернулся к ней.

- Вы всегда так безрассудны, леди? Или вы просто дурочка? - Он так и остался стоять в боевой стойке. Ей пришло в голову, что пиратский наряд подошел бы ему больше, чем этот элегантный темный костюм. Не хватает только повязки на глазу. Впрочем, хватит с нее на эту ночь неприятностей с мужчинами и в нравоучениях она не нуждается, даже от этого человека, неважно, что он выручил ее из добрых побуждений.

- Вы всегда такой грубый? - перешла она в атаку.

- Если вас интересуют хорошие манеры, то вы определенно оказались в неподходящем месте и в неподходящее время. Вам чертовски повезло, что я проходил мимо. Где вы остановились? Вам лучше вернуться в отель, пока еще какому-нибудь пьянице не захотелось поиграть в цыганского барона.

Ее ладони еще были влажными от пережитого страха.

- Я вполне могу добраться до отеля без вашей помощи.

- В таком наряде вы, скорее всего, не доберетесь до ближайшего угла. То, что происходит в городе, совсем не похоже на слет бойскаутов, и вы, леди, дождетесь, что вас просто изнасилуют.

- Но это платье не более соблазнительно, чем остальные костюмы на улицах. Пожалуй, оно даже скромнее. - В глазах ее, золотых, словно пиратские дублоны, вспыхнули огоньки.

- Вполне справедливо, но большинство женщин на улице совсем не похожи на вас.

Джоанна расценила бы его слова как комплимент, но в его тоне на комплимент не было и намека.

- Вы всегда такой любезный? - спросила она вкрадчиво. - Или спасение незнакомых женщин пробуждает лучшее, что в вас есть?

Они стояли лицом к лицу, почти касаясь друг друга.

Вот так все и произошло. Редклифф улыбнулся. Внезапная улыбка преобразила его черты, облагородила и сделала невыносимо привлекательными.

- О черт, извините, - сказал он с предельной искренностью. - Конечно, это не оправдывает меня, но день был тяжелый, и я вылил на вас свое плохое настроение.

Джоанна пожала плечами.

- Вы, конечно, правы, женщине нельзя оставаться одной в толпе, - смиренно признала она. - Хотя на карнавал я отправилась не одна.

- Где-то по дороге потеряли мужа?

- Я не замужем.

- Значит, были с приятелем? - равнодушно поинтересовался он и тут же понял, насколько ему это небезразлично.

- Нет, я была с подругами. Но мне захотелось вернуться в отель, а им хотелось остаться и веселиться дальше.

- Раз уж вы простили мою резкость, не возражаете, если я провожу вас до отеля? - спросил он, благополучно забыв, что всего несколько минут назад не чаял, когда доберется до своего «люкса» на верхнем этаже отеля «Ройял».

Что- то возникло между ними. Что-то большее, чем обычное сексуальное влечение. Вокруг них бушевал праздник, а эта пара оставалась в центре веселого людского круговорота, словно изолированный тихий островок.

- Я согласна, - нарочито сухим, бесцветным голосом сказала Джоанна, хотя глаза выдавали ее неожиданно взбунтовавшиеся чувства.

- Вот и прекрасно. - Он протянул руку. - Между прочим, меня зовут Редклифф Морино.

- Джоанна Лейк. - Она приняла его протянутую ладонь. Это обычное спокойное рукопожатие взволновало ее.

Отель «Фортуна» находился в самом центре города и представлял собой отреставрированное здание восемнадцатого столетия с весьма живописными внутренними двориками, где росли тропические деревья, и романтическими балконами за решетками из кованого чугуна. В обычное время от Бурбон-стрит до отеля не более пяти минут ходьбы. Но в ту ночь, чтобы пробраться через толпы гуляющих, им понадобилось полчаса.

- Не зайдете чего-нибудь выпить? - спросила Джоанна. Ей не хотелось так быстро отпускать его.

Редклифф напомнил себе, что он женатый человек, что чувства, которые он испытывает к этой женщине, для него не только запретны, но и опасны.

Да, брак его оказался ужасной ошибкой, но Редклифф не привык развлекаться на стороне. Не потому, что не было доступных женщин, замужних и незамужних, которым только намекни - и их не придется долго уговаривать тайно встретиться и провести время в недозволенных радостях. Просто он всегда считал себя человеком слова, и брачные клятвы не были для него пустым звуком. Ведь он поклялся «и в горе и в радости…»

- Я бы не отказался. - Он старался не слышать предостережений внутреннего голоса.

Разумеется, все бары, ресторан и салон отеля «Фортуна» оказались битком набиты праздничной публикой.

Объяснив самой себе, что другого выхода нет, Джоанна предложила:

- Пожалуй, мы можем подняться ко мне и сделать заказ через отдел обслуживания в номерах. - Она поймала себя на том, что ждет его ответа, затаив дыхание.

Редклифф понимал, что не должен этого делать. Понимал, что ступает на скользкую тропу. Но вокруг царила разнузданная атмосфера карнавальной ночи, ветерок доносил звуки Луи Армстронга, и он почувствовал, как привычный самоконтроль, не подводивший ни при каких обстоятельствах, оставляет его. Словно рассыпается замок из песка, и песок струится между пальцами… как пряди ее удивительных золотисто-рыжих волос.

- Грандиозно придумано, - услышал он свой голос, прежде чем успел остановиться и принять другое решение.

Пока Редклифф разбирался со своей совестью, Памела со спутницей шла рука об руку в бар, расположенный неподалеку от набережной. В ее стеганой сумочке фирмы «Шанель» прятались очаровательные замшевые перчатки, которые она украла в тот день из магазина на Кэнел-стрит.

Со стороны коктейль-холл с приглушенным освещением ничем не отличался от других заведений в этом районе, однако его владельцы обслуживали необычную клиентуру. Памеле и ее спутнице удалось буквально втиснуться в середину толпы на танцевальной площадке размером с почтовую марку.

Стоило длинным тонким пальцам Вивьен обнять ее за талию, как лицо жены Редклиффа расплылось в предвкушающей улыбке.

Глава 13

Номер Джоанны в отеле представлял собой «люкс» в миниатюре. Постель и стоящее рядом легкое кресло находились в углублении алькова, что позволило им удержаться в рамках простого общения, хотя невыразимые чувства обуревали обоих.

Джоанне никогда еще не доводилось встречать мужчину, с которым было бы так легко разговаривать. Она и не заметила, как рассказала ему о себе гораздо больше, чем кому бы то ни было прежде, - и о том, как росла с матерью и близнецом-братом, и о том, как они не задерживались ни в одном городе и даже в штате дольше чем на год, о боли и одиночестве после смерти брата, а потом матери.

Начав говорить, она уже не могла остановиться. Она подробно рассказала ему о своей мечте стать модельером. И о том времени, когда работала в Вашингтоне, а потом в Париже. Она рассказала, что могла, о сериале «Лунный берег», не разглашая его сюжета, который Холли оберегала так же ревностно, как медведица оберегает своих медвежат.

Джоанна умолчала о романе с Бертье, но не потому, что стыдилась его. Напротив, она даже гордилась, что сумела сохранить себя, очиститься и начать жизнь заново. Не рассказала потому, что сейчас ей казалось, что и этот роман, и его ужасное завершение происходили с какой-то другой женщиной. С женщиной, которая была глупее и гораздо наивнее.

- Господи! - удивилась она, когда выговорилась. - Что же это я все говорю о себе?

Редклифф наполнил опустевшие бокалы вином, бутылку которого им принесли в номер.

- Мне нравится вас слушать. - Ее неистощимая жажда жизни подействовала на него заразительно. Она была самой естественной женщиной из тех, кого он встречал. Подобные комплименты обычно не доставляют женщинам удовольствие. Однако ей стало приятно.

- Но я совсем ничего о вас не знаю, - запротестовала Джоанна, - кроме того, что вам больше подошли бы сверкающие доспехи, нежели этот элегантный фирменный костюм.

- Первым костюмом я обзавелся, когда окончил колледж, - неожиданно для самого себя сказал Редклифф. Конечно, он нисколько не стыдился своего скромного происхождения, просто не было привычки делиться своим прошлым. А вот этой только что встреченной женщине вдруг захотелось рассказать.

- А, человек, сделавший себя сам. - Она уютно свернулась в углу дивана, натянув на ноги пышную юбку.

- Были и друзья, которые помогали. - Он коротко рассказал ей о своем детстве, о том, как ловил рыбу и ставил капканы с отцом. - Отец умер, когда мне было десять лет, - ответил он на ее вопрос о родителях.

Джоанна пробормотала слова сочувствия. Она знала по себе ту боль, которую испытываешь, потеряв одного из родителей. Она не могла себе представить, как бы она выжила, если бы мать умерла, когда они с братом были еще детьми.

- А семья у вас была большая?

- Восемь детей, один мальчик и семь девочек. Я был старшим.

- Господи, вы были в явном меньшинстве.

- Я не страдал от этого.

Редклифф был воспитан в чувстве долга и ответственности перед семьей, поэтому после смерти отца он сразу же взял на себя его обязанности. Мать, оказавшись без средств, чтобы прокормить свое семейство, отправилась в город и нанялась прислугой, а он выполнял всю работу по дому, благодаря чему стал не только прекрасным поваром, но и единственным на всю округу десятилетним мальчиком, умеющим заплетать косы.

- Когда мне исполнилось шестнадцать, я устроился подрабатывать на грузовом причале новоорлеанского отделения «Сэвидж», - продолжал он свой рассказ, - еще на том, старом. Новый открыли только вчера на Кэнел-стрит.

Джоанна кивнула.

- Да, я слышала. Мне всегда нравились магазины фирмы «Сэвидж». У ваших покупателей великолепное чувство стиля.

- Спасибо.

- Но от грузового причала до управляющего путь неблизкий, - сказала она. Этот человек все больше интересовал ее. - Вы ведь управляющий нового магазина?

- Нет, я президент компании.

Большого удивления его признание у нее не вызвало. Она ощущала исходящую от Редклиффа Морино ту спокойную властность, которая появляется у людей, привыкших руководить.

- Впечатляет!

- Мне повезло. Я просто использовал то, что обстоятельства в моей жизни складывались благоприятно.

Джоанне понравилось, что он не выпячивает свои личные заслуги. При этом она понимала, что такой человек преуспел бы на любом поприще и при любых обстоятельствах. Она сказала ему об этом. Он только пожал плечами и продолжал:

- Когда я уже заканчивал школу, управляющий грузовым причалом предложил мне постоянную работу. Я собирался принять его предложение.

- Но?…

- Мать пришла в ярость. Она хотела, чтобы я учился дальше.

- Наверное, все матери мечтают об этом для своих детей. Моя мать отказывала себе во всем, лишь бы я могла учиться в Институте моды. - Она никак не хотела примириться с тем, что Джоанна недоучилась из-за ее болезни.

- В наших краях такие устремления не были типичными, - признался Редклифф. - В те годы, когда мой отец был молодым, юного жителя наших мест сочли бы за лодыря, если б он собрался поступать в колледж. Но мои родители понимали, что времена изменились.

Джоанна пригубила вина и снова посмотрела на него с жадным интересом.

- И куда вы отправились учиться дальше?

- Меня приняли на футбольную стипендию в городе. - Что и позволило ему продолжать почасовую работу в «Сэвидж», где его перевели в отдел распродаж. Заработанные деньги он отсылал домой матери.

Джоанна представила его в футбольной форме и решила, что он, должно быть, смотрелся великолепно.

- Вы делали успехи в футболе?

Редклифф пожал плечами.

- Показатели у меня были неплохие. - На самом деле его игра привлекала даже внимание профессионалов. - Но в первый же год на заключительной встрече сезона мне повредили колено, так разбилась моя мечта о профессиональном футболе.

- Должно быть, вы здорово переживали. - Джоанне хорошо была знакома власть юношеских устремлений.

Удивительно, все понимает с полуслова и к тому же красивая. Из-за этого она еще опаснее, решил он.

- Недолго. Если жизнь меня чему и научила, так это давать сдачи.

Вот еще одно качество, которое нас объединяет, подумала Джоанна. А если разобраться, давала ли она сдачи? Ну конечно же, давала.

- Впрочем, если коротко, то закончил я со степенью по бизнесу и маркетингу. - Он не упомянул, что защитился с отличием. - И занялся менеджментом. Через несколько месяцев я вернулся к учебе для получения степени магистра управления.

Но к этому уже приложила руку Милдред. Дело в том, что, проработав в «Сэвидж» шесть месяцев, он предложил новую систему инвентаризации, которая ее заинтересовала. Изучив эту систему, она обнаружила в ней большие потенциальные возможности. Тогда Милдред и предложила вносить плату за его обучение в школе бизнеса Гарвардского университета. От ее благотворительности он отказался, но согласился взять в долг с условием выплаты в рассрочку после окончания.

- Потом я вернулся работать в правление «Сэвидж». - Редклифф развел руками. - Вот и вся история. - Он не стал вдаваться в подробности своего молниеносного взлета на должность вице-президента, а потом и президента.

Джоанна догадалась, что о многом он умолчал.

- Ваша жена, должно быть, гордится вами, - промямлила она. Лучше бы ей не видеть этого золотого кольца на его левой руке.

- Наверное. - Голос звучал уже не так бодро.

- Она с вами, в городе?

- Да, на ней лежит ответственность за создание магазинов моделей Бертье, поэтому она пошла на открытие.

Редклифф не был ни удивлен, ни огорчен, когда его жена предпочла провести вечер с модельером и его сестрой, похожей на айсберг, а не со своим мужем. Со времени их возвращения после медового месяца прошло уже больше года, а вместе они были за этот период дней пять, да и то вряд ли, подумал он. Такая уж у них работа. Приходится без конца разъезжать. Правда, иногда он задавался вопросом: если бы они любили друг друга по-настоящему, разве не нашли бы время побыть вместе?

К сожалению, когда его жена соизволяла присоединиться к нему в их поместье в нормандском стиле, которое она уговорила его купить в Брентвуде, в доме как будто проносился тревожный ветер, нарушавший спокойный, размеренный порядок его существования.

Джоанна заметила, как помрачнело его лицо. У нее самой кошки заскребли на сердце при упоминании имени Бертье. Ее сначала беспокоило, что она может столкнуться с ним здесь. Но, приехав в город и увидев, что народ буквально тысячами прибывает на праздничный карнавал, она поняла, что глупо было волноваться. По теории вероятности, шансы встретиться с этим неприятным человеком еще раз микроскопически малы.

- Ваша жена Памела Сторм? - Сколько ни пыталась она представить этого человека мужем такой женщины, как прелестная леди Сторм, у нее ничего не получалось. Она знала старую поговорку, что противоположности сходятся, но Редклифф Морино и Памела Сэвидж Кардигос Сторм, по ее мнению, были самой неподходящей парой за последнее тысячелетие.

- Так ее звали раньше, - ответил он. - Вы ее знаете?

- Я видела ее фотографии в журналах. - Признаться в большем - значило рассказать о том, что она работала у Бертье, а Джоанне решительно не хотелось испортить такую удивительную ночь разговорами об этом мерзавце.

Как бы в напоминание самому себе о том, что женат, Редклифф целых полчаса рассказывал Джоанне о своей жене - то, что мог о ней рассказать. В частности, о ее успехах в создании магазинов моделей Бертье. Но умолчал, что она развлекается мелким воровством. От силы неделю он не получал по почте счет на умеренную сумму за какой-нибудь предмет, перед которым его жена не смогла устоять. К счастью, после того случая в Рио Памела посещала лишь те магазины, где у них были открыты счета. Видимо, не хотела попасть в тюрьму из-за шарфика от Гермеса или флакона французских духов, которые спокойно могла себе позволить купить.

Еще он восхвалял Памелу за ее настойчивость в перестройке работы лондонского филиала «Сэвидж». Но умолчал о том, что после возвращения из Рио в их брачную постель неотвратимо стало проникать охлаждение. Не признался он и в том, что с самого начала их союз основывался исключительно на сексе. И теперь, отметив недавно свою первую годовщину на разных континентах, их брак находился на грани банкротства.

С искренним восхищением Редклифф описывал безупречное чувство стиля у своей жены и ее умение привлечь к различным событиям в работе универмага представителей британского высшего общества, обеспечивая таким образом приверженность фирме постоянных покупателей. Но промолчал о том, что все ее разговоры с ним, если она вообще удостаивала его разговором, ограничивались обсуждением нарядов, приемов и лошадиных скачек, а также сплетнями: кто-то сделал подтяжку лица и убрал складки на животе, чья-то жена сбежала со своим инструктором по теннису, какой-то член яхт-клуба переспал с какой-то замужней принцессой какого-то карманного европейского государства, о котором он никогда не слышал. Не признался он и в том, что не верит, будто Памела так перегружена деловыми поездками и встречами с нужными людьми, что у нее почти не остается времени на обычные повседневные дела.

Несмотря на его осторожную сдержанность, Джоанна без особого труда догадалась, о чем он умалчивал. Это и навело ее на мысль, что не все ладно в семье Морино. Впрочем, это совсем не мое дело, твердо сказала она себе. Несмотря на возникшее влечение, она не хотела оказаться втянутой в отношения с женатым мужчиной.

Словно почувствовав перемену в атмосфере комнаты, Редклифф повернул разговор на тему о цели пребывания Джоанны в Новом Орлеане. Он понял, что работа - самое главное в ее жизни. И в эту длинную карнавальную ночь Джоанна без особых просьб охотно рассказывала ему о работе над постановкой и, конечно, больше всего о своей работе над костюмами.

Розовые лучи зари коснулись чугунных решеток на балконе, когда она закончила свой рассказ.

- Невероятно, но мы проговорили всю ночь, - сказала она.

- Карнавальная ночь пролетает незаметно. - Редклифф понимал, что пора бы ему откланяться, поблагодарить и отправляться к себе в отель, куда, возможно, сейчас уже вернулась его гулена-жена.

Они молчали: Редклифф - свободно раскинувшись в кресле, Джоанна - свернувшись калачиком в углу на шелковом покрывале дивана, и наблюдали за восходом солнца, за игрой красок в небе, отражавшем золотые и рубиновые лучи утренней зари.

За эти часы, проведенные вместе, он составил себе представление о Джоанне Лейк как о женщине сердечной и заботливой, талантливой и незаурядной. И ему все никак не хотелось прощаться с ней.

То, что происходило с его телом в ее присутствии, имело для него значение, но было вполне естественной реакцией, ведь ему приходилось «поститься» месяцами, а Джоанна очень привлекательна. Как нормальный мужчина, Редклифф не был безразличен к хорошеньким женщинам. Его удивляло другое - что творится из-за нее в его сознании. Он хотел ее, это понятно. Но при этом в его желании было нечто большее. Зыбучие пески, одернул он себя. Еще шаг, и ты пропал.

- Сегодня моя мать выходит замуж, - внезапно сообщил он. - Вряд ли вам приходилось бывать на подобной свадьбе.

У нее мелькнуло воспоминание о том времени, когда она была настолько глупа, что строила планы собственной свадьбы в Париже.

- Нет, но раз вы так говорите, то я, наверное, действительно не видела ничего подобного.

- Совершенно верно. А хотите увидеть?

Да! Да! - закричало непослушное сердце.

- С вами? - осторожно спросила она.

- Мне было бы приятно ваше общество. - Тон его звучал прозаически сухо, но в глазах было столько обезоруживающей доверчивости!

- А как же ваша жена? - вырвалось у Джоанны.

- Памела не поедет. Она не в таком уж восторге от моего скромного сельского происхождения.

До того как они поженились, Памелу жгуче интересовало все, что касалось Редклиффа: его детство в Миссисипи, его семья, тяготы, выпавшие на его долю в раннем отрочестве, его полный самоограничения путь к успеху, его работа в «Сэвидж». Теперь все в их совместной жизни она считала скучным. В Сарасоте скучно, в Майами скучно. Флорида - сплошное пекло. Все, абсолютно все, было безмерно скучным. И сам Редклифф, которому она высказывала эти упреки при очередной истерике, когда она поднимала голос до такого визга, что рисковала разнести вдребезги свою драгоценную коллекцию хрусталя, стал чертовски, чертовски скучным! В глазах Памелы это был главный недостаток ее мужа.

После свадьбы Редклифф довольно быстро обнаружил, что совсем не знал ее. Каждый день его жена заново создавала свой облик перед зеркалом. И все, что она делала и говорила, становилось всего лишь дополнительным штрихом к этому тщательно продуманному автопортрету.

Но хотя он и бы разочарован своим браком, он понимал, что винить в этом, кроме себя, некого. Он с самого начала знал, что Памела ведет беспутный образ жизни.

Единственное, что беспокоило Редклиффа, это появившееся у него за последний год и все чаще повторяющееся странное состояние, при котором он чувствовал себя человеком, в полном одиночестве стоящим на дороге, по которой на него неотвратимо и стремительно несутся машины.

- Если проблема в том, что вам не удалось поспать, - сказал он Джоанне, необъяснимо почему спокойно восприняв ее колебания как должное, - то церемония состоится ближе к вечеру. Я подумал, что мог бы вернуться в отель, а часа в два или три заехать за вами.

До того как Джоанна загнала себя в строгие рамки, она не относилась к числу женщин, умело управляющих своими чувствами. Чаще всего она позволяла чувствам управлять собой. И хотя такое поведение можно было бы считать большой глупостью, особенно если учесть, что оно привело ее к тому крушению, жизнь ее все равно вознаграждала.

По правде говоря, ей надоело жить, все время притворяясь, выдавая себя не за ту, кем она являлась на самом деле. Надоело носить мрачную одежду, вечно следить за каждым своим шагом. Надев прошлой ночью эксцентричный наряд цыганки, она словно выпустила из бутылки джинна - свою дерзкую и немного безрассудную сущность, а вот хочется ли ей загнать его обратно, Джоанна не знала, да и получится ли? Она сильно подозревала, что теперь у нее ничего не выйдет.

Она смотрела на Редклиффа и понимала, что слишком уж быстро привязалась к этому женатому человеку, твердила себе, что просто необходимо отказаться от поездки. Но, глубоко вздохнув и послав к черту благоразумие, она ответила:

- Я рада буду поехать с вами на свадьбу вашей матери.

Глава 14

Перемену в Редклиффе она почувствовала, как только они выехали из города. Он включил радио, поймав станцию, передававшую попурри из заразительных мелодий, от которых ноги сами начинали пританцовывать. Мелодии сменяли друг друга, и Редклифф окончательно расслабился.

Они мчались по скоростному шоссе, протянувшемуся бесконечной серой лентой вдоль заболоченных низин, полей сахарного тростника и рисовых плантаций. Голубые цапли бесшумно планировали среди величественных кипарисов, с которых словно бороды свисал мох, отливавший на солнце золотом; нутрии и ондатры плескались у берега, в темной воде мелькали их осторожные тени.

Наконец музыка кончилась, и Редклифф выключил радио. Тишина располагала к общению, если б только эти двое не скрывали так прилежно своих чувств, говорить о которых вслух было слишком опасно.

- Здесь так красиво, - тихо произнесла наконец Джоанна.

- Мы называем эти места «зыбучие прерии». Корни здесь уходят глубоко.

Она поняла, что он говорит не о корнях узловатых кипарисов, растущих из воды.

- Должно быть, вы сильно скучаете по этим местам.

- Всегда приятно возвращаться домой, - согласился Редклифф. - Если родился в этом заболоченном крае, то это уже в крови, никуда не денешься. Даже если захочешь.

- А вы не хотите?

- Нет.

Он хорошо ориентировался в лабиринте грязных дорог и водных протоков. Джоанна вспомнила, что когда-то читала о способности кочевников находить путь домой через большие расстояния в песках пустыни, пребывающих в вечном движении. Конечно, сам факт его стремительного взлета по служебной лестнице в «Сэвидж» свидетельствовал о его выдающихся деловых способностях. Но она подозревала, что только здесь, в туманном таинственном краю болот, Редклифф чувствовал себя по-настоящему спокойно и уверенно.

Свадьба, состоявшаяся в бывшем доме Редклиффа на берегу реки, оказалась не только семейным событием, на ней гуляла вся округа.

Люси Морино, выходившая замуж за владельца ранчо, расположенного по соседству, тепло поздоровалась с Джоанной.

- Спасибо, что приехали отметить вместе с нами наше радостное событие, - сказала она. Улыбка ее была искренней, но Джоанне показалось, что в ее глазах, таких же темных, как у сына, мелькнула тревога.

Вполне еще красивая женщина, которой только перевалило за пятьдесят, Люси выбрала для торжественного случая платье ярко-синего цвета, скроенное по косой и заходившее чуть-чуть за колено. Джоанна отметила, что платье идеально подходит ей.

Бабушка Редклиффа по линии отца оказалась более словоохотливой, чем ее невестка. Она крепко обняла внука, потом отступила на шаг и долгим проницательным взглядом окинула его спутницу, напомнив Джоанне любопытную птицу, а потом без лишних слов заявила:

- Ты прошла через страдание.

Девушка вздрогнула, но постаралась скрыть свое волнение улыбкой.

- А какая женщина через это не проходит?

Старая крестьянка оставила ее дерзкое замечание без ответа.

- Грядет следующее, - объявила она. - Но в конце долгого пути ты обретешь любовь, которую заслуживаешь.

- Маман… - чуть слышно сказала Люси, - пожалуйста… - Она искоса бросила на Джоанну извиняющийся взгляд.

Бабушка даже внимания не обратила на ее тихое предостережение.

- Что же до тебя, мой мальчик, - она высоко запрокинула свою седую голову, пристально всматриваясь в лицо Редклиффа, - не держи рот на замке.

Он улыбнулся.

- Почему бы тебе прямо не сказать, что ты обо мне думаешь? - предложил он с присущей ему прямотой.

И снова Джоанна заметила материнскую тревогу в глазах Люси. Мать Редклиффа поспешила увести их, чтобы представить Джоанну остальным членам огромного семейного клана Морино.

Свадебный стол оказался подлинно кулинарной феерией: острый суп из стручков бамии, джамбалайа, лангусты и филе аллигатора под соусом табаско, настолько горячее, что Джоанна обожгла себе рот.

Настроение у всех было веселое, а еда обильная. Пыль, поднятая ногами танцующих, и дым от горящих углей, на которых стояли решетки с зарумянившимися кусками мяса, носились в прохладном воздухе.

Джоанну то и дело вытаскивали в хоровод гостей, наряженных в карнавальные костюмы. До захода солнца, опускавшегося в водную гладь, она успела перетанцевать, по ее приблизительным подсчетам, чуть ли не с двадцатью двоюродными братьями Редклиффа.

- Завидую я вам, - тихо сказала она ему, когда в первый раз оказалась в кольце его рук. В ночных полях плясали зеленоватые огоньки болотного газа, оркестр перемежал исполнение романтических баллад с зажигательными танцевальными мелодиями.

- Почему? - Он не мог оторваться от ее глаз, вспыхивающих при свете разведенных костров точно старинное золото.

- У вас так много родных, которые беспокоятся о вас, любят вас.

- По-моему, для людей, живущих тяжелой трудовой жизнью, семейные узы приобретают первостепенное значение, - задумчиво ответил Редклифф. - У меня есть фотография, на которой запечатлена вся наша семья - отец, мама, мои сестры и я - во время уборки большого урожая сахарного тростника на бабушкиной плантации. В прошлом году, когда я стал президентом «Сэвидж», я поручил художнику написать с нее картину. Как только меня заносит, я смотрю на эту картину, которая висит на стене в моем кабинете, и вспоминаю, откуда я вышел. Это помогает.

Его рассказ не удивил Джоанну. Наблюдая Редклиффа в общении с родными и друзьями, она узнала его с той стороны, о которой, наверное, мало кто имел представление. Интересно, знает ли его жена настоящего Редклиффа Морино? Или леди Памела видит в нем только лицо, облеченное большой властью? Впрочем, ответ напрашивался сам собой, потому что на свадьбу матери он привез ее, а не Памелу.

- Бабушка у вас интересная женщина, - шепнула Джоанна.

Редклифф засмеялся. Громкий раскатистый смех обворожил девушку, и она еще отчетливее поняла, насколько эта поездка для нее небезопасна.

- Охарактеризовать ее можно одним словом - упрямая, как и все в семействе Морино. Утверждает, что обладает даром ясновидения. Как и ее собственная бабка.

- А вы верите ей?

Редклифф пожал плечами.

- Когда был мальчишкой, не верил. Но как-то осенью, мне тогда было тринадцать, я весь сезон не мог добыть оленя. А нам крайне нужна была оленина, чтобы пережить зиму. Вот тогда она точно назвала мне место, куда я должен пойти. Решив, что терять мне нечего, я воспользовался ее советом и наткнулся на огромного самца, который стоял рядом с кипарисом так, словно поджидал, когда я приду и застрелю его. После этого случая я стал чаще прислушиваться к ее словам.

- А сегодня вечером? Что она вам сказала?

- А-а, это… - Редклифф знал, что бабушка не одобряла его жену. Но знал он и то, что развод она одобрит еще меньше. - Есть такое древнее местное выражение - «Не роняй картошку». В переводе это означает приблизительно «не отчаивайся».

- Понятно. - Джоанна почувствовала возникшее в нем напряжение и воздержалась от дальнейших расспросов.

Он увел ее в танце к укромному месту под сенью деревьев. Они плыли под звуки страстной романтической баллады, его подбородок касался ее волос, пальцы Джоанны сплелись у него на шее.

Музыка смолкла, а они все не выпускали друг друга из объятий и взглядами говорили о своих чувствах, которые невозможно было выразить словами.

- Джоанна, - тихо произнес он ее имя внезапно охрипшим голосом, и такая мука послышалась в нем, будто Редклифф испытывал физическое страдание.

Ей вдруг стало понятно, что она видит перед собой человека, жизнь которого всего за один день изменилась навсегда. Ей были доступны мучившие его чувства, ведь она переживала то же самое. Она отдавала себе отчет в том, что играет с огнем. И в этом огне кому-то из них придется сгореть - вероятнее всего, этим кем-то будет она. Но, очарованная этим мгновением совершенной близости, она не хотела думать о том, чем грозит ей будущее.

Редклифф весь день героически старался держаться от нее на расстоянии. Его усилия напоминали борьбу с отливной волной. Черт возьми, он никогда не претендовал на звание святого мученика!

Он провел пальцами по ее щеке, следуя за ними жадным взглядом.

- Сегодня вы, вне сомнений, здесь самая красивая.

От этого нежного прикосновения у Джоанны закипела кровь.

- На свадьбе самая красивая женщина - невеста, - возразила она тихим дрогнувшим голосом.

- Маман всегда была красавицей. - Он провел ладонью по ее шее, взглядом вбирая ее всю, одетую в пушистое, словно мох, зеленое платье, в замшевые сапожки цвета лесной зелени, всем обликом напоминавшую ему лесную нимфу.

Прошлой ночью, в макияже, Джоанна выглядела ярче, более страстной и слишком соблазнительной. Сегодня, когда ее лицо расцвело от солнца, волнения и удовольствия, в ней проявилась та светлая, нежная, неподвластная времени красота, которая поразила его в облике актрисы Одри Хепберн в фильме «Беззаботная Холли». Сейчас, в лунном свете, с выступившими на переносице веснушками, Джоанна казалась ему хрупкой и легко ранимой.

- Но вы, - печально настаивал он, - само совершенство.

Медленно, давая ей возможность угадать его намерение и уклониться, он взял ее лицо в свои такие большие и такие надежные ладони и с предельной осторожностью торжественно склонился к нему. Он целовал ее трепещущие губы от уголка до уголка с нежностью, о существовании которой и не подозревал. И пока его губы искушали и ласкали ее, внутренний мир Джоанны возрождался.

Она обвила его шею руками и, чтобы не мешать ему, закрыла глаза, стараясь ни о чем не думать. Она отдавалась его поцелуям, потому что поступить по-иному в этот момент означало бы отречься от своих чувств. А отречение было бы противно ее честному характеру.

Очарованный, Редклифф смаковал каждый ее вздох, малейший стон. Когда же губы ее приоткрылись, он ощутил ее теплое прерывистое дыхание и окончательно забыл обо всех доводах рассудка. Услышав свое имя, произнесенное шепотом возле его губ, он только удивился, как превосходно Джоанна Лейк вписывается в кольцо его рук.

Он покрыл поцелуями все ее лицо, упиваясь дразнящим запахом ее кожи, и снова вернулся к губам. Поцелуй длился и длился… минуту, час, вечность? Когда он кончился, Редклифф ощущал себя словно человек, для которого отменили объективные законы физики, он потерял ориентацию, не знал, на каком он свете и существует ли еще сила земного притяжения.

Не умея выразить словами свое состояние, он снова произнес ее имя - Джоанна, смакуя его благозвучие, испытывая наслаждение и абсолютную радость. Прядку ее блестящих волос он намотал на палец как кольцо, отпустил - и она мгновенно скрылась в густой массе пушистых завитков. Понимая, что занимается мазохизмом, он представил эти шелковистые волосы на своей обнаженной груди, на бедрах.

- Это что-то… - Голос его сорвался, он мог только качать головой от изумления, от невозможности найти нужные слова.

- Неожиданное, - закончила за него Джоанна, - захватывающее и пугающее.

- И мучительное, - добавил Редклифф.

Ни один из них не решился бы назвать это недоразумением.

- Я хочу быть честным с тобой, дорогая. Мне необходимо быть честным с тобой. Сложность в том, что мое чувство, как его ни называй, ни к чему хорошему не приведет.

- Оно и не может нас никуда привести. - Голос Джоанны звучал нежно и отрешенно.

Редклифф предпочел бы, чтобы она возразила, закричала. Ну хоть что-нибудь, только не эта тихая покорность.

- Не сейчас. Конечно, ты можешь мне не поверить, но я не из тех мужчин, которые обманывают своих жен.

- Я верю тебе. Потому что я не из тех женщин, которые заводят романы с женатыми мужчинами.

- Я не хочу причинить тебе боль.

А боль была бы страшная, Джоанна знала.

- Я собирался предложить тебе завтра поездку в глубь штата.

Она уловила в его голосе нотки сожаления.

- Но?… - мягко спросила она.

- Мне позвонили полчаса назад.

Его действительно недавно звали к телефону из дома матери. Джоанна подумала, что звонила его жена, через несколько минут он вышел мрачнее тучи.

- На строительстве нового магазина «Сэвидж» у Уэст-Палм-Бич произошел пожар. Предполагают, что он начался от искры сварочного аппарата.

- Надеюсь, никто не пострадал?

- К счастью, нет. Но пожарный инспектор города завтра утром прибудет на строительный участок. Мне тоже надо быть там в это время, поэтому я поменял рейс. Самолет утром, в четыре тридцать, на нем я вовремя прибуду в Майами.

- В четыре тридцать, - повторила Джоанна и подумала: совсем скоро.

Ему послышалось в ее голосе легкое сожаление.

Джоанна нерешительно улыбнулась.

- У нас впереди еще остаток ночи, Редклифф. Я тоже поменяю рейс, и мы сможем вместе лететь во Флориду. А теперь я хочу танцевать с тобой.

- А потом? - У него было предчувствие, что ее ответ ему не понравится.

Он угадал.

- А потом, - ответила она тихо, но твердо, - мы приземлимся в Майами, и ты вернешься к своей жизни, а я вернусь к своей.

Разум твердил ему, что она права. Но тут взглядом он коснулся ее губ. Господи! Какие сладкие, нежные, восхитительные губы! Он подумал, что лучше бы она предложила им вдвоем бежать. Скажем, на какой-нибудь отдаленный романтический остров в южных морях, где никто никогда их не отыщет и они смогут провести всю оставшуюся жизнь, занимаясь любовью и питаясь тропическими плодами.

- И ты действительно сможешь уйти после того, что возникло между нами? Вот так просто? - Его голос, глаза свидетельствовали о невозможности поверить в это.

В горле у Джоанны образовался комок, и, не в силах говорить, она только кивнула.

Как ни старалась она внушить себе, что нескольких драгоценных часов с ним ей будет вполне достаточно, пока они танцевали и целовались, шептались и вздыхали, она все равно чувствовала себя в роли Золушки, которая глаз не сводит с дворцовых часов, предательски отбивающих уходящее время. Позже, когда они мчались в машине по темному шоссе назад в Новый Орлеан, храня натянутое молчание, ей казалось, что взятый Редклиффом напрокат автомобиль вот-вот превратится в тыкву.

Часы украденного счастья пролетели слишком быстро. В самолете, укрывшись под голубым одеялом в салоне первого класса, этот тяжелый предрассветный час они целиком посвятили друг другу. Они целовались, словно подростки, впервые познавшие любовь, и тела у обоих изнывали от мучительной боли желания. Наконец после длинного насыщенного событиями дня девушку сморил сон, и она уснула на плече Редклиффа, поджав на сиденье ноги.

Самолет приближался к Майами, а Редклифф так и не уснул. Он испытывал чистое наслаждение, созерцая Джоанну, такую беззащитную во сне, и мечтал о невозможном.

Когда самолет уже подлетал к аэродрому, она проснулась и поспешила в туалетную комнату, расчесала растрепавшиеся волосы, сполоснула лицо холодной водой, сделала несколько глубоких вдохов и напомнила себе, что, как ни прекрасна была романтическая передышка с мужчиной ее мечты, пора ей спуститься на грешную землю и вернуться к реальности.

Реальностью был Майами с его быстро растущими ценами, транспортными пробками на улицах и эскалацией преступности. Реальностью было возвращение Редклиффа к делам в центральном здании правления компании и к семейной жизни. Реальностью была ее работа у Холли.

Они стояли лицом друг к другу достаточно близко, чтобы дотронуться, но не осмеливались из-за торопливо суетящейся вокруг них толпы прибывших с ранним рейсом.

Редклиффу мучительно не хотелось отпускать Джоанну, но он не мог забыть о том неприятном факте, что женат. Его не оставляла надежда, что Джоанна, может быть, сама захочет встречаться с ним иногда, но он не мог просить об этом и таким образом играть ее чувствами.

Развод исключался. В последний раз, когда он виделся с Памелой, он предложил ей развестись, но она закатила истерику и приняла большую дозу снотворного. Врач успокоил Редклиффа - доза не смертельная, но цели своей Памела достигла, чертовски испугав мужа.

Возвращаясь мыслями к тому роковому дню, когда он впервые встретил Памелу Сэвидж Кардигос Сторм, Редклифф понимал, что он поддался влиянию взбунтовавшихся гормонов, а не сердечному влечению или доводам разума. Отныне в расплату за свое вожделение к той женщине, его нынешней жене, ему придется нести этот крест.

- Знаешь, на самом деле этот город тесен, - сказал он. - Возможно, нам придется невзначай встретиться.

- Возможно. - Несмотря на бодрый тон, увлажнившиеся глаза Джоанны говорили о том, что бодрости она вовсе не испытывает.

Они оба знали, что это не случится. Они не допустят, чтобы это случилось. Потому что слишком велико их взаимное притяжение, которое не позволит им остаться просто друзьями.

Джоанна старательно изображала превосходное настроение, и ей это на какое-то время здорово удалось. Редклифф даже подумал, насколько ему было бы легче, если бы она не выдержала и заплакала. Или закричала. Но он тут же одернул себя. Клятва, которую он дал добровольно, оказалась тяжелым бременем и сковала его цепью. Он не удержался и прикоснулся к щеке Джоанны.

- До свидания, Джанни.

Это нежное прикосновение и уменьшительная форма имени грозили свести на нет все ее усилия.

- До свидания, Ред.

Ее глаза заволокли жгучие бессильные слезы. Она быстро повернулась и пошла, стуча по плитам каблучками своих замшевых сапог.

Редклифф стоял, глядя ей вслед и засунув глубоко в карманы сжатые кулаки. У него предательски ныло сердце. В отчаянии он хотел позвать ее, вернуть, но знал, что этим только увеличит то страдание, которое уже причинил ей.

Глава 15

Чтобы заглушить тоску, Джоанна решила снова с головой уйти в спасительную работу - единственное средство, помогавшее ей в жизни. В свободное от напряженной работы время она пробегала милю за милей по песчаным пляжам, физически изматывая себя до такой степени, что ее душевные муки на время отступали. Легкий океанский бриз осушал на бегу ее заплаканные глаза, и уже не оставалось сил заново прокручивать навязчивые представления о том, как все могло бы быть, если бы она встретилась с Редклиффом в тот короткий отрезок времени, когда оба они находились в Париже и он еще не был женат на Памеле.

Первая серия «Лунного берега» имела успех супербоевика, потеснив даже шоу Брауна в рейтинге ночных передач. Поэтому неудивительно, что средства массовой информации напали на блистательную мыльную оперу с резкой критикой. Один особенно суровый критик заявил, что американцы страдают безудержной манией приобщиться к высшему свету. А потому, продолжал он саркастически, нет ничего странного в том, что все они настроены включиться в просмотр сериала, в котором герои без конца меняют наряды, даже в перерыве между закусками и супом, изображая из себя представителей высшего света.

Но Холли столь резкие выпады критиков ничуть не пугали, наоборот, она хохотала по этому поводу до упаду.

«Лунный берег» быстро стал телевизионной передачей номер один не только в Америке - сериал смотрели жители еще семидесяти стран, включая Исландию, Японию и Бангладеш. Более того, как и предсказывала Холли, работа Джоанны с костюмами для сериала сделала ее восходящей звездой в этой области. Даже критики, с ненавистью оплевывающие программу, не смогли устоять и положительно отзывались о великолепных нарядах героев.

Ее художественное решение костюмов выражало основной конфликт, вокруг которого и строилась насыщенная страстями драма. Бывшая жена, символизирующая зло, выступала в платье для коктейлей из черного крепа с отделкой из фальшивых бриллиантов по низкому вороту, в то время как олицетворение чистоты - нынешняя жена по контрасту была одета в костюм приглушенного розового цвета, отороченный узким серебряным кантом. Любовница, исполнительница эксцентрических танцев, отправляется по городу за покупками в синей бейсбольной курточке со вставками из красного искусственного шелка и в белых шортах.

Каждый день на студию приходили сотни писем от поклонников передачи, которые хотели узнать, где они могли бы приобрести столь эффектные голливудские модели.

К радости Холли и удивлению Джоанны, ее выдвинули кандидатом на соискание премии «Эмми» за лучшие телевизионные костюмы. Собираясь на церемонию вручения наград, которую должны были транслировать по телевидению, она мысленно возносила благодарственные молитвы переменчивой судьбе или богам, которые привели Холли в салон Бертье в тот далекий день. Может, телевидение и не заменит ей знаменитый салон моды, но из остывшего пепла утраченной мечты, словно легендарный Феникс, возродилась другая, даже более прекрасная, мечта. Джоанна была в этом абсолютно уверена.

В то время как Джоанна сидела как на иголках в блистательном окружении кинозвезд, правда в задних рядах, среди соискателей по техническим номинациям, Милдред Сэвидж в кабинете своего дома в Сарасоте вместе с подругой Бертой Червински смотрела прямую передачу по телевидению.

Хотя Берте так и не удалось выйти на контакт с няней или с кем-нибудь еще в потустороннем мире, Милдред доставляло удовольствие ее общество, к тому же она не рассталась с надеждой, что когда-нибудь они узнают правду об исчезновении ее внучки.

Но в тот вечер ее размышления не касались Элисон. Думала она, как это чаще всего с ней и бывало, о делах собственной компании. Она никогда не пропускала презентаций «Эмми» или «Оскара», поскольку неизменно по сделанным наспех зарисовкам моделей вечерние платья актрис появлялись в магазинах чуть ли не сразу после завершения передачи. И Милдред знала, что ее постоянные покупатели от Сиэтла до Майами могут рассчитывать на то, что найдут их в ближайших магазинах «Сэвидж».

- Проклятье! - буркнула она, когда Мэгги Лоутон получала премию «Эмми» по номинации «лучшая комедийная актриса».

- А мне нравится фильм «Святоша» с ее участием, - высказалась Берта.

- Фильм неплохой, и эта женщина замечательная актриса, - согласилась Милдред. - Но в мире моды она ничего из себя не представляет. Такое платье, как у нее, не будет пользоваться спросом. - Ее раздражение только росло по мере того, как продолжалась церемония награждения. Похоже, презентации этого года явно не хватает блеска, удрученно подумала она, когда Джина Голдсмит получала награду за исполнение роли детектива в популярном телевизионном сериале.

И только когда объявили о вручении награды за лучшие костюмы, Милдред оживилась. Они с Бертой не пропустили ни одной серии «Лунного берега», во-первых, потому что сериал им понравился сразу, а во-вторых, из соображений дела. Милдред рассчитывала, что великолепные одежды героев фильма подвигнут модельеров внести побольше выразительности в свои модели для серий готового платья, которые в последнее время вызывают недовольство своей однотипностью. Нужны новшества, чтобы привлечь женщин в магазины.

- Берта! - вдруг вскрикнула Милдред и схватилась рукой за сердце, которое забилось как безумное, когда она увидела молодую женщину, поднимавшуюся на сцену за присужденной ей наградой. - Смотри!

- Да, такого великолепного наряда свет еще не видывал, - с жаром подхватила Берта, разглядывая платье, которое выделялось необычным фасоном и яркостью на фоне других вечерних нарядов. Ярко-красный шелковистый муслин, украшенный прозрачным ожерельем из австрийских хрусталиков в несколько рядов, ниспадал до полу переливающейся колонной.

- Да не платье! - выкрикнула Милдред так грубо, что заслужила удивленный и обиженный взгляд подруги. - Девушка, черт возьми! Посмотри на девушку!

- Она очаровательна и достаточно стройная, чтобы появиться на людях в таком облегающем платье. Интересно, есть ли у нее что-нибудь под ним? - рассуждала Берта. - Не видно линии трусиков…

- Да черт с ними! - взволнованно прервала ее Милдред. - Берта, это же она! Это моя Элисон!

- Не может быть!

- Посмотри на мой портрет в молодости, - настаивала Милдред. - Это же вылитая я в ее годы.

Взгляд Берты заметался: то на Милдред, то на экран телевизора, то на ее портрет в свадебном наряде, висящий над камином, то снова на Милдред.

- Пожалуй, сходство есть, - признала она, - но…

- Это Элисон! Я знаю, что это она. - Милдред схватилась за телефонную трубку и набрала знакомый ей номер телефона в Майами. - У тебя телевизор включен? - спросила она, пренебрегая вежливостью и забыв поздороваться.

- В данный момент нет, - ответил Редклифф. - Памела в городе, устраивает прием с ужином для группы англофилов Майами и переехавших в Америку представителей британской аристократии, которые утверждают, будто чахнут от тоски в сказочной стране изобилия и праздности. А что?

- А то, что я видела сейчас Элисон.

Он вздохнул.

- По телевизору? - Редклифф был почти готов услышать, что Милдред видела свою пропавшую внучку, снявшуюся в качестве приглашенной актрисы на разовую роль в сериале «Последний разговор».

- В прямой передаче презентации «Эмми». Ей только что вручили награду. Она носит имя Джоанны Лейк.

Это имя мгновенно вызвало в его душе смятение. Дня не проходило, чтобы Редклифф не вспомнил о Джоанне.

- Ты обманываешь сама себя.

- Ты знаешь, я никогда не обманываюсь в таких делах. - В этот момент лицо девушки исчезло с экрана, пошла коммерческая реклама. - Это она, Ред!

Он постарался набраться терпения.

- Милли, это невозможно. Я познакомился с Джоанной Лейк в Новом Орлеане.

- Ты не рассказывал мне об этом.

- Да, собственно, рассказывать было нечего. - Он солгал, но его чувства никого не касаются, это его личное дело.

- Это она, Ред, - упрямо твердила Милдред.

- Вот что я предлагаю, если ты обещаешь успокоиться. Я займусь этим прямо с утра.

- Хочу, чтобы ты выяснил это немедленно.

- Сейчас поздно туда ехать и врываться без приглашения на церемонию, которая к тому же уже закончится, когда я туда приеду. Только зря потрачу весь вечер. - Он говорил убедительно. - Но обещаю, что утром позвоню в студию сразу же, как только заработает коммутатор. Хорошо?

- Ничего хорошего. Но придется согласиться, - проворчала пожилая леди.

Заверив ее еще раз, Редклифф положил трубку, спрашивая себя, избавится ли Милдред когда-нибудь от этой навязчивой идеи или нет. Он позвонил Максвеллу Стоуну и попросил его как лечащего врача поехать к ней домой и проверить, в каком она состоянии. Потом он прошел в столовую, отделанную золотом и зеркалами, мечтая об ужине с дымящимся в горшочке мясом лангуста под пряным соусом и о сексуальной блондинке, которую потом он мог бы сжимать в объятиях всю ночь.

Через две недели Редклифф уж сидел рядом с Милдред, потягивая виски, пока она читала досье, собранное частным детективом. Он выучил его наизусть.

- Джоанна Лейк родилась в городе Нэшвилл штата Теннеси. Мать звали Маргарет Лейк. Имени отца в свидетельстве о рождении нет. Между прочим, родилась двойня. Второй ребенок - мальчик, Дэвид Лейк, погиб, не дожив до совершеннолетия, в автомобильной катастрофе.

- Какая трагедия!

- Да, действительно. - Редклифф вспомнил, как страдальчески исказилось лицо Джоанны, когда она рассказывала ему о смерти брата. - Главное - это наличие брата. Даже если предположить, что Маргарет участвовала в похищении Элисон, откуда она взяла мальчика одного с ней возраста?

Милдред отмахнулась от его слов.

- Может, у нее уже был свой собственный сын. Наверное, ей всегда хотелось иметь девочку, вот она и забрала мою Эли.

Редклифф с трудом подавил раздражение и снова набрался терпения.

- В свидетельствах о рождении обоих детей значится, что они близнецы.

- Свидетельства о рождении могут быть поддельными.

Он сжал челюсти. Так уже было, и теперь все начинается сначала.

- Могут. Но нет доказательств, что они подделаны, и нет доказательств, что Джоанна - это Элисон.

- Есть один верный способ проверить.

- Надеюсь, ты не собираешься рассказывать ей о своих подозрениях?

- Нет. Веришь ты, Ред, или нет, но даже такая старая собака, как я, может научиться новым трюкам. Я не собираюсь раскрывать свой секрет. Во всяком случае, пока.

Радость его оказалась непродолжительной.

- Знаешь, что-то я давно не устраивала приемов.

- Догадываюсь, что имя Джоанны Лейк будет стоять в самом начале списка приглашенных.

Милдред улыбнулась в первый раз с момента их встречи.

- Разумеется.

Покидая ее дом, Редклифф поймал себя на мысли, что ему нестерпимо хочется снова увидеть Джоанну, хотя он и понимал, что эта встреча ни к чему хорошему не приведет. Конечно, он был уверен, что никакая она не Элисон Сэвидж. Правда, теперь, уговаривал он сам себя на обратном пути в Майами, когда судьба решила вновь свести их, может оказаться, что обычно непогрешимая память подвела его и он просто преувеличивает ее чары. Может, она не более чем романтическая фантазия, игра лунного света в краю болот и озер.

- Не понимаю я тебя, - упрекала Холли. - Милдред Сэвидж одна из самых влиятельных особ в штате. Да и не только в штате, а во всей стране. Получить приглашение на ее прием - большая удача.

- Я знаю… - мямлила Джоанна, проводя ногтем по золотому обрезу приглашения.

- И повод, по которому устраивается прием, достойный.

- И это я знаю.

А может, просто выписать чек на приличную сумму и отправить в Фонд спасения побережья, а на прием не ходить? - думала она.

- Так в чем проблема?

Джоанна продолжала колебаться еще два дня. Холли не знала, что истинная причина этих колебаний выражалась двумя словами - Редклифф Морино. Впрочем, Джоанне хотелось увидеть его снова, но лишь для того, чтобы убедиться: сохранившееся в памяти взаимное влечение не что иное, как очарование волшебной карнавальной ночи и насыщенного событиями дня, проведенного в загадочном краю болот и озер.

Однако может случиться и другое, предупреждал ее внутренний голос: при встрече обнаружится, что возникшая между ними за короткое время эмоциональная близость не утратила своей силы. Потребовалось столько времени, чтобы вычеркнуть Редклиффа из памяти, иногда ей даже удавалось не думать о нем в течение целого дня. Но стоило ей проехать мимо магазина «Сэвидж», как горькие мысли снова завладевали ею. А в долгие часы ночного одиночества выяснялось, что этот мужчина по-прежнему играет главную роль в ее эротических грезах, хотя она скорее бросилась бы с высоченного небоскреба, чем призналась в этом кому-нибудь. После нескольких бессонных ночей и наполненных тревогой дней, в течение которых ее «пилила» Холли, напомнив себе, что мать учила ее не отступать перед трудностями, Джоанна наконец решилась принять приглашение Милдред Сэвидж.

Но теперь она была в растерянности: в чем пойти на прием? Такое с ней случилось впервые. Она перемерила весь свой гардероб и отвергла его целиком. Потом отправилась в костюмерную студии. Полагая, что это только увеличит популярность передачи, Холли разрешала ее участникам пользоваться студийными костюмами. Она и посоветовала Джоанне выбрать из них подходящий, хотя самой ей это и в голову бы не пришло.

Но даже среди столь пышного великолепия Джоанна не нашла того, что ей хотелось. А хотелось ей чего-то необычного и очень индивидуального. Чего-то такого, что наповал сразило бы Редклиффа Морино.

Она просидела три ночи подряд, кроила, шила, распарывала и снова шила. В день приема она приготовила ванну, насыпала в горячую воду ароматических солей и благовоний с безрассудной отчаянностью девушки-подростка, которая готовится к переходу в старший класс. Собственно, такой она себя и чувствовала, призналась себе Джоанна, отмокая в благоухающей ванне и неторопливо смакуя шампанское - бокал на дорожку, чтобы успокоить взвинченные нервы.

Глава 16

Задолго до того, как в ее поместье на побережье стали съезжаться гости, Милдред сделала заказ на проведение приема в самом шикарном ресторане города - «Олимп».

Выдержанный в персиковых, темно-фиолетовых и розовато-лиловых тонах, главный обеденный зал напоминал огромный салон роскошного лайнера. Кресла и удобные очаровательные стулья от Ар Деко формой напоминали закругленные розовые раковины и раскрывшиеся цветки каллы. Столы, заставленные бокалами, казалось, плывут в мерцании хрусталя.

Несмотря на состояние томительной нервозности, с которым Джоанна подходила к причудливо изукрашенным дверям, она была просто околдована открывшимся перед ней великолепием.

Не успела она появиться в зале, как ее приветствовала хозяйка.

- Моя дорогая! - Милдред взяла обе руки Джоанны в свои руки, на которых не было ни одного кольца. - Да вы просто великолепны! - Она с одобрением оглядела короткий красный саронг. Джоанна потратила уйму времени на то, чтобы обшить блестящими золотыми бусинами лиф платья без бретелек. - Полагаю, этот очаровательный наряд вы придумали сами?

- Да. - Джоанна улыбнулась.

- У вас истинный талант. Неудивительно, что вам присудили «Эмми». Не представляете, как я рада, что вы смогли принять участие в нашей скромной встрече.

Пожилая женщина тепло улыбалась ей и была сама доброжелательность, но что-то в ее взгляде, пристальном и напряженном, смущало Джоанну.

- Ваше приглашение большая честь для меня.

- Это вы нам оказали честь, - несколько рассеянно возразила Милдред. Она не могла отвести глаз от лица девушки. - Не так часто нам приходится бывать в обществе гениального художника.

Джоанна засмеялась, ей удалось немного расслабиться.

- Это большое преувеличение, но с детства меня учили, что порядочный гость никогда не спорит с хозяйкой.

- Абсолютно верно, - согласилась Милдред. Что-то загадочное вспыхнуло в ее глазах и исчезло так быстро, что Джоанна едва обратила на это внимание.

Подошел высокий представительный мужчина с седой головой и в черном галстуке.

- Милдред, только не говори мне, что ты собираешься весь прием продержать это милое существо возле себя, - проворчал он. - Всем присутствующим не терпится познакомиться поближе с новой знаменитостью.

Момент для приватного разговора был упущен. Джоанну представили бесчисленным гостям, большинство которых было ей хорошо известно по телевизионным программам и фильмам большого экрана.

Все время она находилась в тревоге от сознания присутствия Редклиффа, который великолепно смотрелся в элегантном вечернем костюме и был слишком красив, что усугубляло ее беспокойство. Отдавая дань вежливости, то и дело с кем-то здороваясь, она ждала, что он подойдет к ней. Прошел час, а она все еще ждала.

Наконец, испытывая потребность в уединении, Джоанна поднялась по лесенке на круглую площадку антресоли, где интимная обстановка располагала к разговорам наедине. Опустившись в удобную розовато-лиловую раковину, она стала смотреть на танцующих, скользивших по черному мраморному полу, и поймала себя на том, что мысленно рисует пышное бальное платье из белого тюля, переливающееся вышивкой из мелкого горного хрусталя. Пожалуй, такое платье подойдет жене нефтяного магната в сцене благотворительного бала, завершающего сезон.

- Уж не жалеешь ли ты, что приехала сюда? - произнес тихий, до боли знакомый голос.

Погрузившись в свои творческие размышления, Джоанна не слышала, когда Редклифф подошел к ней. При звуках его низкого голоса все в ней запело, словно он затронул в ее душе сотню, тысячу струн. Чувствуя, как щеки ее заливаются краской, она подняла глаза на его невыразимо красивое лицо, которое ей так и не удалось забыть. Чтобы дышать, ей приходилось делать усилие. Вдохнуть! - приказала она себе.

- Я никак не ожидала увидеть Силлу Бойленд танцующей щека к щеке с Риком Хоупом, - ответила она невпопад. Выдохнуть!

О Боже, с ней творится то же самое. С чего она взяла, что ей когда-нибудь удастся забыть этого человека? И те чувства, которые он в ней вызывал, - ошеломление, сладкий ужас, восхищение?

- К тому же он шепчет милые глупости ей на ушко, похожее на розовую раковину, - добавил Редклифф, напомнив таким образом об эпизоде, когда он держал ее в своих объятиях и повторял снова и снова, как она прекрасна. Он легонько притронулся пальцем к ее длинной золотой сережке. - Привет!

- Привет.

Надо остановиться! - приказывала себе Джоанна, в то время как ее губы расползались в глупейшую улыбку влюбленной по уши девчонки. Вдохнуть!

- Поздравляю с премией «Эмми».

- Спасибо. - Выдохнуть!

- В женских модах я не разбираюсь, но, по словам моей мамы, которая не пропускает ни одной серии «Лунного берега», ты непременно должна была победить.

При воспоминании о Люси на душе у Джоанны потеплело, и она улыбнулась.

- Как поживает твоя мама?

- Лучше всех. - Он сел напротив нее так близко, что их колени почти соприкасались. - Я навещал ее в прошлом месяце, она до сих пор сияет как новобрачная. Думаю, это настоящая любовь.

Услышав в ответ смех Джоанны, Редклифф подумал, как давно он не слышал этот низкий переливчатый звук, как ему его не хватало.

- Так это замечательно, - сказала она.

- Я тоже так считаю. Между прочим, она без ума от платья, которое ты сшила для нее. С твоей стороны это было очень мило.

- Я так чудесно повеселилась на ее свадьбе, что мне захотелось сделать для нее что-нибудь приятное. - Ей с трудом верилось, что в ее жизни действительно была та волшебная романтическая ночь. Глупая, глупая, глупая! - твердила она себе.

Весь предыдущий час Редклифф был занят с гостями и, держа в руке бокал, вел светскую беседу, отдавая дань вежливости. За выпивкой, улыбками и болтовней он все время не выпускал Джоанну из виду. И теперь, когда она сидела перед ним, у него появилось дикое желание увести ее отсюда и прогулять с ней всю ночь по пляжу. Чтобы их было только двое наедине с полной благостной луной и в компании подмигивающих звезд.

- Хорошее было время, правда?

Не желая лгать, но и не в силах признать, что то время было самым прекрасным в ее жизни, Джоанна опустила глаза, чтобы он не прочел в них тоски и желания, владевших ее трепещущим сердцем.

Сегодня она сделала ту же прическу, что и на презентации «Эмми», - копна волос, поднятая кверху в живописном чувственном беспорядке: тронь ее - и волосы рассыплются по обнаженным плечам. Ненадежное сооружение удерживалось тремя гребнями с украшением из драгоценных камней. Редклиффу хотелось выдернуть гребни и освободить волосы, чтобы он мог любоваться каскадом блестящих локонов. Он протянул руку и убрал выбившийся завиток с ее щеки. От этого ласкового прикосновения у Джоанны закружилась голова.

- Я рад, что ты приехала.

- А я, кажется, нет.

Они снова помолчали, обмениваясь долгими взглядами, которые говорили больше, чем слова. У нее появилось ощущение, будто она стоит на краю пропасти и достаточно малейшего толчка, чтобы рухнуть туда.

С трудом отведя глаза, Джоанна огляделась с нарочитым безразличием.

- Где же твоя жена?

Вопрос прозвучал многозначительно. Неужели она подумала, что он пришел сюда лишь потому, что Памела в отъезде? Это был не тот случай. Хотя, признаться, он уже не был тем идеальным мужем, как раньше, когда встретился с Джоанной. Через несколько месяцев после того карнавала и поездки в деревню в тщетной попытке убедиться, что чувство, которое она вызвала у него, он мог бы испытать к любой умной и красивой женщине, Редклифф вступил в спокойную, ничем ему не грозившую непродолжительную и лишенную истинного чувства связь с местной замужней дамой, работавшей на телевидении. Однако эта связь оставила у него чувство вины и еще большего одиночества.

- Нам надо поговорить.

- Не думаю, что это нужно. - Джоанна оглянулась вокруг: нет ли кого поблизости, кто мог бы их подслушать. - Извини, Ред, но я не собираюсь вести тайную жизнь.

- Черт побери, я и не прошу тебя…

Она положила ладонь ему на руку и почувствовала, как напряжены его мышцы.

- Ты хочешь поговорить, но мы оба знаем, что на этом не остановимся и, не желая того, заставим друг друга страдать.

Неужели она думает, что он не страдает сейчас? Господи, быть рядом с ней и не сметь коснуться ее, поцеловать ее - сердце у него рвалось на части. Странно, что этот темно-фиолетовый ковер еще не покраснел от его крови.

- Ты хоть представляешь, как я тосковал по тебе? - произнес он, чтобы как-то отстоять свое мужское достоинство.

- Да. Потому что не проходило дня после возвращения из Нового Орлеана, когда бы я не задавалась вопросом, правильно ли поступила, расставшись с тобой. - На столике перед ними в хрустальной вазе стояла роза нежного пастельного оттенка. Под внешним спокойствием у Джоанны скрывалось сильное нервное напряжение, и она не заметила, как стала обрывать бархатные лепестки. - Но я знаю, что поступила правильно. Потому что твои отношения с Памелой… - Надо же,- она произнесла имя соперницы и не задохнулась! - достаточно серьезны, чтобы удержать тебя от развода.

- Черт возьми, Джанни, ты не понимаешь!

- Вот тут ты ошибаешься, Ред, - мягко возразила она. - Я понимаю, к сожалению, слишком хорошо.

Реальность состояла в том, что Редклифф был женат и разводиться не собирался, поэтому и все ее желания, как бы сильны они ни были, не имели значения. Вот и все, что требовалось уяснить раз и навсегда. И хотя она делала все, чтобы забыть о нем, уговаривала себя, что Редклифф оказался всего лишь случайным спутником на веселом празднике карнавала, но в эту минуту она поняла, что их встреча в Новом Орлеане оставила по себе яркие воспоминания, словно тлеющие под пеплом раскаленные угольки, - достаточно малейшего ветерка, одного нежного прикосновения, чтобы огонь заполыхал вновь.

Памела приехала поздно, когда вечер был в полном разгаре. Появившись в зале, она первым делом схватила с подноса у официанта бокал шампанского. Поглощая легкий превосходный напиток, она начала оглядывать зал, пытаясь взглядом отыскать в толпе гостей объект последнего каприза своей тетушки. Она издали заметила уединившуюся парочку и с удивлением узнала в мужчине Редклиффа, который тихо говорил что-то. С первого взгляда по выражению его лица она поняла, что не только Милдред втянута в интригу вокруг Джоанны Лейк. Одним глотком допив шампанское и поспешно добавив к нему содержимое еще двух бокалов, то есть подкрепившись физически и морально, Памела решительно направилась в другой конец зала.

- Дорогой! - томно воскликнула она, не обращая внимания на Джоанну, и, обхватив ладонями лицо Редклиффа, впилась в его рот долгим чувственным поцелуем. - Я не могла приехать раньше. - Она наконец оторвалась от него. - Самолету два часа не давали посадки в Майами. У меня едва хватило времени переодеться и заново накраситься.

- Но ты, как всегда, очаровательна, - подал заезженную реплику Редклифф, платком стирая с губ следы ее помады.

Он узнал на ней облегающее черное переливающееся платье из коллекции Поля Бертье. Даже при ее постоянной расточительности это длинное вечернее платье отличалось безумной дороговизной. Памела уверяла, что это высшее достижение моды, но ему казалось, что платье с прошивками из блесток делает ее похожей на змею… или на угря.

- Ты, как всегда, прав. Пожалуй, это одна из причин, почему я так тебя обожаю. - Она снова поцеловала его, оставив влажный след на щеке, чем привела Редклиффа в полное недоумение: что, черт возьми, случилось с его женой? Он не мог вспомнить, когда в последний раз Памела проявляла хоть какие-нибудь признаки влечения к нему.

Как будто только теперь заметив собеседницу мужа, Памела бросила вопросительный взгляд больших зеленых глаз в сторону Джоанны.

- Ред, дорогой, - проворковала она, - ты забываешь о приличиях. Почему ты не представишь мне свою подружку?

Конечно, Редклифф понимал: Памела заявляет о своих правах на империю «Сэвидж» и на своего мужа. Он почти физически ощущал на своей груди печать: «Прохода нет. Частное владение».

- Памела, это Джоанна Лейк. Джоанна, это Памела… - Возникла маленькая, едва заметная пауза, - моя жена.

- Неужели та самая Джоанна Лейк?! - Памела разглядывала девушку, словно восхитительный драгоценный камень новой огранки. - Модельер по театральным костюмам, получившая премию «Эмми»? О которой только и говорят в городе?

Фотографии миссис Морино, украсившие глянцевые страницы последнего ежемесячника «Таун энд Кантри», не сумели воздать ей по справедливости. Светлые волосы на прямой пробор обрамляли ее лицо гладкими блестящими волнами. В ее манере одеваться, двигаться, в безупречных чертах лица и фигуре сквозило внутреннее превосходство. В ней поражало сочетание холодной красоты с едва прикрытой сексуальностью.

Джоанна возненавидела ее с первого взгляда.

- Я сомневаюсь, что весь город занят моей персоной, - мягко сказала она, упорно не замечая виноватого взгляда Редклиффа, - но меня действительно удостоили премии «Эмми».

- Я так и знала! - Памела захлопала в ладоши. Бриллиант, по размерам равный Тадж-Махалу, холодно сверкнул на ее левой руке. - Разумеется, у меня не остается времени на телевизор, слишком много дел, но моя дорогая тетушка Милдред вознамерилась не пропустить ни одной серии вашего славного шоу. Я охотно верю, что она просто попалась на крючок. - Тон Памелы стал вкрадчивым.

- Так же как и все остальные телезрители в мире, - решительно вмешался Редклифф, желая оградить Джоанну от злого языка своей жены. Хотя их брачное ложе стало давно скучным и однообразным, как пустыня Сахара, по непонятным ему причинам Памела была безумно ревнива. Горе женщине, которая осмелилась разговаривать с ним наедине. Двойное проклятие женщине, которая посмела ему улыбнуться, даже случайно. Трижды будет проклята та несчастная, ничего не подозревающая женщина, которая посмеет проявить хотя бы слабый интерес к последнему мужу Памелы Сэвидж Кардигос Сторм Морино.

Джоанна улыбнулась Памеле спокойной вежливой улыбкой, но она была признательна Редклиффу за то, что он остановил свою благоверную. Она не может, не должна позволить себе увлечься им. Ни в коем случае! Категорически нет! Только дуры заводят романы с женатыми мужчинами, напомнила она себе. Дуры или женщины с сильно развитыми суицидальными наклонностями.

- Ну что ж, было очень приятно с вами обоими познакомиться, - сказала она. Все равно пришлось солгать. Но эта ложь безобидная, маленькая. Кроме того, по опасному ревнивому блеску в ярких, как драгоценные камни, глазах Памелы Джоанна поняла, что лучше не признаваться в том, что они с Редклиффом встречались раньше. - Но боюсь, мне пора уходить.

- О! - Блестящие губы Памелы сложились в превосходную гримаску сожаления. - Так скоро? Мы же едва успели познакомиться!

- Мне очень жаль, но завтра рано утром у нас запись.

- Я провожу, - предложил Редклифф. Как он и опасался, его простая вежливость вызвала на него огонь потемневших глаз жены.

Господи, если бы взгляды убивали, подумала Джоанна, Редклифф уже оказался бы на шесть футов под землей.

- Спасибо, - твердо сказала она, - но в этом нет необходимости, поверьте.

Джоанна могла гордиться собой: она успешно выдержала обязательный перед уходом разговор с Милдред Сэвидж, спустилась вниз по лестнице и не забыла дать чаевые одетому в ливрею слуге, который подогнал ее машину.

И только оставшись наедине с собой в новом красном «порше», аренду которого оплатила студия «Уилсон телевижн продакшн компани» в награду за полученную ею премию «Эмми», она дала волю слезам.

Глава 17

На следующий день после вечеринки Редклифф, сидя у себя в кабинете, расположенном в одной из двух башен, так изменивших панораму Майами, просматривал вместе с Милдред ежемесячную сводку доходов от реализации товаров.

Сосредоточиться было трудно. Обрывки сладостных воспоминаний об упоительных часах, украдкой проведенных вместе с Джоанной в Миссисипи, теснились у него в голове, будоража воображение и рождая чувственные, плотские желания.

- Так как насчет приобретения Дома моды в Атланте? - перелистывая кипу бумаг, спросила Милдред.

Из- за ограниченных возможностей для строительства новых универмагов внутри страны компании наподобие «Сэвидж», владеющие сетью предприятий розничной торговли и стремящиеся расширять масштабы деятельности, были вынуждены укреплять свои позиции за счет приобретения уже существующих магазинов в других городах. Редклифф как раз вел переговоры о покупке небольшой сети магазинов модной одежды в Джэксонвилле, Колумбусе и Бирмингеме.

«Сэвидж», которая пользовалась в сфере розничной торговли репутацией компании, неуклонно увеличивающей объем реализации товаров, расширяла свои торговые площади более быстрыми темпами, чем любая другая компания, владеющая сетью розничных магазинов в стране. Расширение масштабов деятельности под руководством Редклиффа привело к тому, что за последние пять лет доходы от реализации товаров выросли на тридцать три процента.

И все же, в отличие от многих своих современников, которые и шагу не могли ступить без кредитов, Редклифф был консервативным бизнесменом. Он спокойно спал по ночам, зная, что, когда наступит период неизбежного экономического спада, группа «Сэвидж» под его руководством сумеет не только выжить, но и будет процветать.

- Они, оказывается, набрали еще больше кредитов, чем мы думали, - сообщил он. - Хотя ничего страшного в этом нет. Ведь за прошедший квартал отношение заемных средств к нашему собственному капиталу заметно снизилось.

- Отлично. Компания «Нойман и Ко» открывает новый магазин в Олбани. Я не хочу, чтобы нас вытеснили там с рынка.

- Постараюсь сделать так, чтобы этого не произошло. - Интересно, что сейчас делает Джоанна?

Милдред подумала, что в устах другого, более мнительного, сотрудника такие слова, полные уверенности в собственных силах, прозвучали бы чересчур высокомерно, но применительно к Редклиффу они казались олицетворением сдержанности.

- Я целиком полагаюсь на тебя, Ред. - Она отложила документы в сторону. - Да, кстати, ты получил мою служебную записку об установлении дополнительного освещения в бутиках?

- Ту, где ты предлагаешь над каждым отделом повесить неоновые вывески?

- Да. Мы с Бертой заходили вчера в «Родео-драйв» и просто опешили при виде такого количества вешалок с платьями.

- Так этот магазин и торгует платьями, - ответил он, подходя к окну. Может быть, как раз сейчас Джоанна стоит у окна кабинета в точно такой же башне напротив и, глядя через улицу, думает о нем, пытаясь угадать, думает ли он о ней.

- Правильно. Но я о другом. Магазин произвел на меня угнетающее впечатление своей мрачностью.

- По-моему, в прошлом году вы с декоратором, обсуждая планы реконструкции магазина, сошлись на том, что самое подходящее для него определение - это «слишком вычурный и лишенный своеобразия».

- Да, но мне все-таки понравились планы, получившиеся у нас на бумаге, - раздраженно согласилась Милдред. - Хотя воплотить их в жизнь просто невозможно. Нам нужно создать там более живую обстановку.

- Только не говори, что ты хочешь взять на работу террористок с духами, которые попадаются иной раз в универмагах.

Когда Редклифф в последний раз ездил в Атланту, то там на первом этаже крупного универсального магазина, направляясь к эскалатору, он стал жертвой нападения на редкость агрессивно настроенной молодой особы, которая вдруг выскочила из-за прилавка и обрызгала его одеколоном «Поло», да так, что потом весь день до самого вечера ему не терпелось принять душ.

- Нет, до этого дело не дойдет, - успокоила его Милдред. - Но мы живем в волнующее, полное перемен время. И наши магазины должны шагать с ним в ногу. В ту минуту, когда покупательница переступает порог «Сэвидж», она должна испытывать эмоциональный подъем, дающий ей ощущение чего-то особенного. Ощущение хэппенинга1.

- Мне казалось, хэппенинги безвозвратно канули в прошлое.

- Не придирайся к словам. Ты же понимаешь, что я имею в виду. Неоновые вывески производят впечатление яркости и новизны, и, по-моему, нам стоит использовать их при освещении «Родео-драйв». Если все получится так, как я задумала, мы сделаем такое же освещение и в других наших магазинах по всей стране.

- Я дам дизайнерам команду приступить к работе над чертежами. - Редклифф еще раньше взял себе за правило не перечить Милдред, которая отличалась врожденным чувством маркетинга.

- Отлично. Заодно попроси дизайнеров присмотреть место для нескольких прожекторов. Они нужны для освещения наших самых красивых товаров, которые должны смотреться так, словно находятся на сцене, в самом ее центре.

- Прожектора, - пробормотал он, делая пометку в блокноте. Надо будет еще проследить за тем, чтобы отдел строительства позаботился об увеличении емкости электросети в связи с предстоящим увеличением нагрузки на нее. Нам сейчас только пожара не хватает, подумал он.

На мгновение их беседу прервало появление секретарши, которая принесла свежие данные об объеме реализации товаров. В прошедшем квартале стараниями Редклиффа была внедрена система управленческого контроля и учета, ставшая предметом зависти конкурентов. Эта система ежедневно выдавала информацию об объемах реализации товаров и наличии товарно-материальных запасов в каждом отделе каждого магазина компании по всей стране. Благодаря этой ультрасовременной системе люди, приходившие за покупками в магазины «Сэвидж», быстро получали информацию о том, какие товары пользуются спросом, а какие нет. Заодно можно было узнать, как обстоит дело со сбытом товаров в отдельных районах: ведь то, что хорошо расходилось в крупных городах, необязательно пользовалось спросом в провинции.

Оставив себе один экземпляр отчета, он передал второй Милдред.

- Объем реализации товаров от Бертье по-прежнему снижается, - бросил он и тут же понял, что не следовало напоминать ей об этом человеке.

- Вижу. - Милдред поджала губы и нахмурилась. Она нечасто ошибалась в людях. Впрочем, когда такое все же случалось, она быстро исправляла допущенную ошибку. - Ты не знаешь, сколько нам будет стоить расторжение заключенного с ним контракта за год до его окончания?

Редклифф предвидел главный вопрос.

- Ты всегда меня опережаешь, пусть даже на самую малость, - пожаловалась Милдред, выслушав его молниеносный ответ. Впрочем, в глубине души ей хотелось именно этого. - Не понимаю, как такое могло случиться, - задумчиво сказала она. - Коллекция, которую мы видели в Париже перед подписанием контракта, была просто воплощением энергии. Я думала, она разойдется сразу, как только поступит в магазины.

- Так и получилось. В первом квартале объем реализации был просто беспрецедентным.

- Да, но с тех пор он только и делал, что снижался. Как снижался и спрос на модели Бертье. Ну что ж… - Она покачала головой. - Придется заплатить этому парню и больше о нем не вспоминать.

- Согласен, модели Бертье отнюдь не совершенны, но вина за это лежит не только на нем. Спрос на все авторские модели и на фирменную одежду, которой торгуют и другие многофилиальные магазины, в прошлом году снизился.

- Да, знаю. Я думала об этом и решила, что модели стали настолько унифицированными, что ассортимент одежды, предлагаемый во всех наших универмагах, является сущим кошмаром для любой женщины, которая хочет одеваться шикарно. Какой торговый центр в каком городе ни возьми - везде торгуют одними и теми же вещами. Нам нужно что-то новое. Нечто такое, чтобы покупатель посмотрел и сказал: это можно купить только здесь.

Но Редклифф не слушал ее, глядя через улицу на башню напротив, туда, где была Джоанна.

- Ты, наверное, что-то придумала? - рассеянно спросил он.

- Да, ты хорошо меня знаешь. - Откинувшись на спинку стула, Милдред положила одну ногу на другую. - Вот мой план.

Ее следующие слова, произнесенные безапелляционным тоном, внушавшим Редклиффу невольное уважение, вмиг заставили его опомниться.

Примечания

1

Хэппенинг - понятие, возникшее в США в конце 50-х годов и обозначающее спонтанное или импровизированное мероприятие, рассчитанное на привлечение внимания публики или покупателей.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17 X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?