Глава 1
Джулия Трэффорд закинула руки за голову, потянулась и внезапно почувствовала, что больше не хочет спать. Отбросив одеяло, она прошлепала босыми ногами к окну и устроилась на широком подоконнике. Когда она прильнула к стеклу, чтобы получше рассмотреть покрытые снегом газоны, на окне образовался запотевший кружок от ее теплого дыхания.
Хотя пейзаж за окном был хмур и неприветлив, Джулии он нравился, как нравилось все в Ламмертон-Мэноре. Это было их фамильное поместье, но род из поколения в поколение все хирел, пока наконец сэр Хьюго, отец Джулии, не остался единственным мужчиной в семействе.
Но думать об этом не хотелось, и она пошла в ванную и пустила горячую воду, вспоминая те дни, когда в доме бывало настолько холодно, что приходилось ограничиваться минимальным умыванием. Поначалу она была так наивна, что не замечала, как их существование приближалось к нищенскому. Конечно, она не могла винить в этом только себя: ее родители делали все, чтобы она оставалась пленницей их узкого мирка, живущего вчерашним днем вдали от современной жизни. Даже ее предложение найти какую-нибудь работу напугало их чуть не до обморока.
— Работу? — в изумлении переспросил Хьюго. — Моя дочь работать не будет!
— Но ведь нам нужны деньги, — сказала она. — Как бы мало я ни получала, это все же лучше, чем ничего.
— И слушать об этом не желаю, — возразил отец. — Конечно, нам придется жить немного экономнее, но все будет в порядке. Занимайся музыкой и живописью.
Однако никакая экономия им не помогла, и настал день, когда сэр Хьюго оказался перед необходимостью продать поместье.
— К счастью, я имею право это сделать, — пробормотал он, стараясь не встречаться взглядом с печальными глазами жены. — А когда мы его продадим, то выручим достаточно, чтобы купить небольшой домик где-нибудь поблизости.
— А почему бы не продать мои драгоценности? — предложила леди Трэффорд.
— Самые ценные уже проданы. Нет, я принял решение. Уверен, что за него дадут немалые деньги.
Хотя Джулия в глубине души сомневалась в этом, она не стала говорить этого своим родителям, так как знала, что они оба не сознают, что Ламмертон-Мэнор по современным понятиям слишком велик и запущен. Трудно было представить, что кому-то захочется повесить себе на шею такую обузу. Но провожая отца до станции, она говорила с ним как можно более ободряюще и надеялась, что ее опасения окажутся напрасными.
После неприятной беседы со своим адвокатом сэр Хьюго отправился в клуб. Угрюмо сидя в гостиной за виски с содовой и ломая голову над своими проблемами, он вдруг заметил, что человек напротив пристально на него смотрит.
— Извините, пожалуйста, — сказал он в следующую секунду, — но я слышал, как официант назвал вас сэром Хьюго. Вы не сэр Хьюго Трэффорд?
— Да, это я. Почему вы об этом спрашиваете?
— Когда я был в Гонконге, то дружил с парнем по имени Клайв Трэффорд, и он частенько говорил о своем дяде. Переехав сюда, я потерял его из виду. Вот я и подумал, не дадите ли вы мне его адрес?
— Слишком поздно, — сказал сэр Хьюго. — Он погиб в прошлом году от несчастного случая на охоте.
Казалось, его собеседник был неприятно поражен и выразил свои соболезнования.
— Наверное, для вас это было ударом. Кажется, он был вашим наследником? Он немало рассказывал о Ламмертоне.
— Да. Он его любил, — отозвался сэр Хьюго. — Хорошо, что он так и не узнает, что поместье недолго будет мне принадлежать. Видите ли, я его продаю. Эти проклятые налоги…
— И другого выхода нет? — сочувственно спросил незнакомец.
— Я его не вижу.
Человек взглянул на часы.
— Надеюсь, вы не сочтете, что я слишком много себе позволяю для случайного знакомого… Но, если вы один, не присоединитесь ли ко мне для ленча? Позвольте представиться. Уинстер. Конрад Уинстер.
В восторге от возможности поговорить с человеком, который знал его племянника, сэр Хьюго принял его предложение. Когда они уселись в ресторане за столик у окна, он постарался незаметно рассмотреть своего собеседника. На вид Уинстеру было лет сорок — сорок пять, с плотным мускулистым телом и лицом человека, который умеет как хорошо работать, так и хорошо отдыхать.
Во время ленча Уинстеру удалось разговорить сэра Хьюго, и тот поведал о прошлом блеске семейства Трэффордов, и к тому времени, когда им подали кофе, они уже болтали так непринужденно, будто были знакомы много лет.
— Жаль, что у меня нет семьи, — заметил Уинстер. — Иначе ваше поместье мне бы идеально подошло.
Сэр Хьюго смущенно замахал руками:
— Что вы! Я вовсе не пытаюсь его вам продать!
— Я это вижу. Просто подумал вслух — у меня есть такая дурная привычка. Что же предпринять, чтобы вы могли сохранить свой дом?
— Это невозможно. Я уже три года ни о чем другом не думаю.
— Может, мне удастся помочь вам. — Уинстер наклонился к нему. — Я биржевой маклер. Председатель одной из моих крупнейших компаний подал в отставку в связи со слабым здоровьем, и я подумал, не захотите ли вы занять его место?
— Но, любезнейший, я ничего не понимаю в биржевом деле!
— А вам и не надо понимать. Нам нужен номинальный начальник, человек, чье имя и репутация вне подозрений. Это внушает доверие держателям акций.
— Я не могу так поступить, — запротестовал сэр Хьюго. — Это было бы нечестно. Надо хоть что-то понимать в делах.
— Уверяю вас, в этом нет необходимости. Единственное, что вам придется делать, — это подписывать рутинные документы и запрещать или одобрять кое-какие мероприятия. Вы будете иметь ежегодный заработок…
Он назвал столь крупную сумму, что сэр Хьюго смущенно покраснел.
— Я не стою и десятой доли таких денег. Это слишком много!
— Напротив. Люди, подобные вам, необходимы сегодняшнему Сити. Надеюсь, вы обдумаете мое предложение.
Но сэр Хьюго не нуждался в дальнейших размышлениях. Когда он расстался с Уинстером, было решено, что с будущей недели он займет пост председателя компании.
Жизнь в Ламмертоне в корне переменилась. Документы внушительного вида доставлялись к ним на дом, и часто, заходя в библиотеку, Джулия видела, как отец подписывает их со счастливым и важным видом. Когда она пыталась выяснить, что, в сущности, происходит, сэр Хьюго только шутливо грозил ей пальцем и заявлял, что женщинам нечего забивать себе голову делами. В конце концов Джулия пришла к выводу, что отец разбирался в происходящем не больше, чем она.
Вскоре стали заметны признаки преуспевания. Наняли горничную — девушку из соседней деревни, достали фамильное серебро и, почистив, выставили напоказ. Заменили на новые старые шторы и потертые ковры, вновь отремонтировали теплицы, которые наполнились фруктовыми деревьями и цветами.
Новый Ламмертон представлялся Джулии сказочно комфортабельным, и, хотя она нередко гадала, сколько продлится такая жизнь, все же предпочитала жить сегодняшним днем, наслаждаясь им в полной мере.
Искупавшись и одевшись к завтраку, она сбежала по широкой лестнице и остановилась, увидев в холле деревенского констебля.
Сэр Хьюго держал в руках портфель, рядом с ним стояла жена.
— Доброе утро, — сказала неуверенно Джулия. — Что… что-нибудь случилось?
Мать растерянно провела рукой по глазам.
— Не знаю, дорогая. Констебль Перкинс хочет, чтобы твой отец пошел с ним в полицейский участок и дал кое-какие объяснения.
— Какие?
— О компании, — сказал сэр Хьюго, прежде чем его жена успела ответить.
— А почему ты не можешь сделать этого здесь?
Хотя вопрос Джулии был обращен к отцу, она смотрела на констебля Перкинса, который неловко переминался с ноги на ногу.
— Это не наш полицейский участок, мисс Трэффорд. Это Скотленд-Ярд.
— Скотленд-Ярд! — Джулия перевела взгляд на отца. — Почему они хотят тебя видеть?
— Не знаю, милая. — Обычная жизнерадостность покинула сэра Хьюго. — Но что бы то ни было, вам нет причин беспокоиться. Когда я вернусь, то расскажу, в чем дело.
Он вышел через парадную дверь. Джулия проводила глазами полицейский автомобиль, увозящий ее отца, и ее охватило мрачное предчувствие, что будущее грозит им бедой.
Холодным февральским днем три месяца спустя присяжные заседатели гуськом вошли в зал суда и заняли свои места. По переполненному залу заседаний прокатилась волна нетерпения. Когда старейшина присяжных поднялся на ноги, Джулия подалась вперед.
— Вынесли ли вы вердикт? — спросил судья.
— Да, милорд. Обвиняемый виновен.
Пронесшийся по залу шепот заглушил вскрик отчаяния, вырвавшийся у леди Трэффорд. Словно в тумане, Джулия услышала, как судья вынес приговор: пять лет тюремного заключения. Только когда Конрад Уинстер помог ей встать, она заметила, что зал заседаний уже пустеет.
Дома, уронив сумочку и перчатки на стол, она упала в кресло.
— Я не верю! Как они могли подумать, что отец виновен! Он разбирался в делах компании не лучше, чем новорожденный младенец!
Уинстер сочувственно пожал плечами:
— Власти давно ждали случая наказать нечестную торговлю акциями и воспользовались этим делом.
— Но отец не отличит одну акцию от другой!
— Возможно. Тем не менее он купил акции своей компании, когда их курс упал до предела, а потом уговорил своих друзей сделать то же самое, когда их курс повысился.
— Но это не преступление!
— Преступление, если доказано, что он сам распустил слух о том, что компанию собираются купить. Курс акций взлетел, ваш отец их продал и отхватил недурной куш.
— Шестьдесят тысяч фунтов, — пробормотала она. — И все они ушли на уплату штрафов. — Она взглянула на Уинстера. — А как же другие люди, которые распродали свои акции прежде, чем их курс упал, и тоже отхватили куш?
— Но ведь они не распускали слухов о том, что компанию покупают.
— Я не верю, что отец это сделал.
— Обвинение представило свидетелей — членов клуба вашего отца.
— Ему кто-то подсказал так поступить!
Казалось, Уинстер смутился.
— Акции, которые он советовал покупать друзьям, принадлежали его компании, — повторил он. — Поэтому приговор был таким суровым.
— Суровым! — повторила она с горечью. — Это еще слишком мягко сказано!
В этот момент в комнату вошла мать Джулии.
— Можем ли мы подать апелляцию?
— Лично я не советую. Но поговорите с адвокатами. — Он подался вперед и пристально посмотрел на Джулию. — Я бы все отдал, лишь бы помочь вашему отцу, но это невозможно. Если хотите проконсультироваться еще с одним адвокатом, я с удовольствием вам помогу.
Она подняла на него глаза полные слез.
— Мы не можем еще что-то принять от вас. Мы и так должны расплатиться с вами за услуги королевского адвоката, которому вы поручили вести дело.
— Забудем об этом. Я чувствую, что ответствен за происшедшее. Если бы я тогда не рекомендовал вашего отца на пост председателя компании, ничего этого не случилось бы.
— Вы не виноваты, что все так обернулось.
— Тем не менее, я чувствую себя виновным. Если бы я знал, что кто-то проталкивает акции под ложным предлогом, я бы… — Он выругался, а леди Трэффорд вздохнула.
— У меня, в уме не укладывается, что мужа обвинили из-за того, что он подписал какие-то бумаги, смысла которых не понимал!
— Если бы не было утечки информации, все так бы и осталось в тайне. Курс акций удвоился бы, а не упал до нуля, и кто-то неплохо на этом заработал бы. К сожалению, утечка информации произошла. Вот почему все дело лопнуло.
— Это чудовищная несправедливость! — взорвалась Джулия. — Если бы не этот обвинитель, мистер Фарнхэм, я уверена, что отца оправдали бы!
— Фарнхэм просто выполнял свой долг.
— Нет, не просто! Он упивался властью, задавая моему отцу вопросы, которые и судью сбили бы с толку, что уж говорить о человеке, который ничего не понимает в финансовых вопросах!
— Действительно, мистер Фарнхэм выглядел безжалостным, — согласилась леди Трэффорд. — Мне показалось, что его заключительное слово было чересчур резким.
— Чересчур резким? — отозвалась Джулия. — Да более мстительных, едких нападок я никогда не слышала. Ему мало было доказать, что отец виновен, казалось, это касается его лично.
Она снова вспомнила высокую худую фигуру обвинителя, его тонкое смуглое лицо, твердый упрямый рот и сверкающие глаза. Он расхаживал перед присяжными заседателями и неумолимо формулировал обвинительный акт.
Постепенно присяжные оказались во власти его гипнотического голоса и всей его сильной личности. Джулия знала, что ей никогда не забыть довольного вида, с которым он выслушал вердикт, собрал свои бумаги и вышел из зала суда, ни разу не оглянувшись на старика на скамье подсудимых, чью жизнь он разбил.
— Вы не должны судить Фарнхэма слишком строго. — Голос Уинстера прервал ее воспоминания. — Он молод и честолюбив, это дело для него имело большое значение. Я знал, что он будет добиваться осуждения.
— Тогда почему не наняли его защищать отца?
— Я предложил ему, но он отказался. Всем известно, что он никогда не берется защищать человека, если считает его виновным.
Последовала неловкая пауза, которую нарушила леди Трэффорд, пробормотав, что пойдет приготовить чай. Когда за ней закрылась дверь, Конрад Уинстер уселся напротив Джулии.
Когда они впервые встретились, он был поражен, что сэр Хьюго имеет такую прелестную дочь. Он ожидал увидеть крупную, костлявую девицу, которую, как очень многих аристократок, интересуют только лошади. Джулия, с ее высокой стройной фигурой и тонким лицом в обрамлении темных волос, не только удивила его, но и внушила желание познакомиться с ней поближе, а ее полное равнодушие к нему как к мужчине только подстегнуло это желание.
Сорокапятилетний Уинстер достиг того возраста, когда случайные связи перестают забавлять, и, увидев Джулию, он сразу представил ее себе в качестве изящной хозяйки его будущего дома. Ее аристократизм и красота будут прекрасно дополнять его ум и деньги.
Он деликатно откашлялся, привлекая ее внимание, и она взглянула на него.
— Извините, мисс Трэффорд, но…
— Вам не кажется, что после всего, что вы для нас сделали, вы должны звать меня по имени и на «ты»?
Довольный, он широко улыбнулся:
— Очень рад. Но только при условии, что ты будешь звать меня так же. Я собирался спросить, есть ли у вас с матерью какие-то планы на будущее.
Она покачала головой:
— Мы еще не знаем, объявят ли отца банкротом. Если да, нам нечего будет продать. Но в любом случае мы собираемся избавиться от этого поместья.
Уинстер резко втянул в себя воздух. Ему и в голову не приходило, что они будут продавать дом: всякий раз, представляя свою будущую жизнь с Джулией, он видел себя хозяином Ламмертона, и мысль о том, что у него будет фамильный дом, который он не смог бы получить никаким другим путем, наполняла его глубоким удовлетворением.
— Считай меня возможным покупателем.
— Тебя? — И, испугавшись, что ее удивление покажется ему обидным, — Джулия уже заметила, что он болезненно относится к своему низкому происхождению, — она поспешно добавила: — Ты ведь не женат, а дом такой большой!
— Но семейный человек не мог бы желать лучшего дома.
— Значит, ты собираешься жениться?
— Точнее, надеюсь. Ты не считаешь, что я слишком стар?
Она покраснела.
— О, конечно нет. Просто ты кажешься таким уверенным в себе и преуспевающим, что я не могу себе представить, что тебя устроит уют и покой семейной жизни.
— Тоска по домашнему уюту посещает кого угодно, Джулия. Если я до сих пор не женился, то только потому, что не встретил женщину, которую полюбил бы… до недавнего времени.
Хотя Джулия поняла его намек, она и виду не подала, а настойчиво продолжала вести разговор о доме.
— Я не позволю тебе его покупать. Он чересчур велик. Ты намереваешься это сделать из желания помочь нам.
Он чуть улыбнулся:
— Тогда мне нечего больше сказать. Можно узнать, что ты намерена делать?
— Найти небольшую квартирку в Лондоне и начать работать… Правда, я не знаю, какую работу я смогу подыскать?
Уинстер с минуту смотрел на нее, а потом сказал:
— Из тебя вышла бы великолепная манекенщица.
— Для этого нужна подготовка.
— Не думаю, что тебя надо учить, как носить одежду. У тебя к этому прирожденные способности.
Когда в комнату вошла леди Трэффорд с подносом в руках, он замолчал, инстинктивно чувствуя, что при матери Джулия не захочет говорить о будущем. Выпив чашку чаю, он сразу же стал прощаться, и Джулия проводила его до двери. У выхода он вынул визитную карточку и написал на ней какое-то имя.
— Обратись к этому человеку. Я с ним переговорю. Уверен, он найдет для тебя работу.
Джулия взглянула на карточку.
— Деспуа? Но он один из лучших модельеров Лондона! Я никогда не решусь обратиться к нему.
— Чепуха! Если он примет тебя, то только потому, что ты этого заслуживаешь. — Он помолчал. — Ты увидишь своего отца завтра утром?
— Да.
— Тогда я позвоню.
До конца своих дней Джулии не забыть своей последней встречи с отцом. За те недели, что прошли с его ареста, жизнерадостный человек с военной выправкой превратился в старика, чья шаркающая походка и нервно трясущиеся руки говорили о ночах, полных терзаний. Джулии казалось, что она выдержала бы что угодно, только не вид этих рук с синими прожилками, дрожащих на крышке стола на протяжении всего их разговора.
Они с матерью в тот же день вернулись в Ламмертон, чтобы начать надрывающую сердце работу — упаковку своих личных вещей и подготовку к аукциону. Тех немногих слуг, которые были наняты так недавно, уже рассчитали, и дочь с матерью остались в доме одни, если не считать старой няни Джулии.
Когда паковать осталось совсем немного, Джулия решила отправиться в Лондон искать квартиру. Она безостановочно ходила по агентствам, по квартирам, которые ей предлагали посмотреть, но большинство были или слишком дорогими, или дешевыми и такими унылыми, что она о них и подумать не могла. Наконец она остановила свой выбор на меблированной квартирке в Бейсуотере, хотя одно сравнение трех просто обставленных комнат с тем, что она знала в прошлом, заставило ее сердце сжаться.
Тем не менее она вернулась в гостиницу, чувствуя себя немного спокойнее. Она уже направлялась к лифту, когда ее окликнул дежурный. Она подошла, и он протянул ей несколько записок — все от Конрада Уинстера с просьбой связаться с ним как можно скорее.
Она тотчас почувствовала, что произошла катастрофа. Бросившись к телефону, она набрала номер. Он ответил сразу же, как будто ждал ее звонка.
— С твоим отцом несчастье, — сказал он без всякой подготовки. — У него был сердечный приступ. Твоей матери позвонил один из тюремных инспекторов, а она связалась со мной. Где ты?
— В гостинице.
— Я сейчас буду.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он приехал, а на самом деле меньше пятнадцати минут. Один взгляд на его лицо делал все слова ненужными.
— Боюсь, у меня плохие известия, Джулия.
— Это значит…
— Да. Твой отец умер сегодня днем.
Она покачнулась, но он поддержал ее.
— Извини, что я сказал тебе об этом так прямо, но что толку тянуть.
— Понимаю, — прошептала она. — Но вот только… так ужасно, что он умер в одиночестве… и в тюрьме.
— Знаю. — Уинстер больше ничего не добавил, но посмотрел на нее с глубоким сочувствием. — Я отвезу тебя домой. Ты, наверное, хочешь быть с матерью.
Джулия приняла его предложение с благодарностью. Конрад остался ждать в холле, а она поднялась к себе в номер, чтобы поспешно сложить вещи.
Девушка заговорила, только когда Лондон остался позади, и первые ее слова были об обвинителе Найджеле Фарнхэме.
— Если бы не он, отец был бы жив. Все эти ужасные вещи, которые он говорил, не могли не убедить присяжных. — Минуту Джулия помолчала, а потом продолжила: — Я никогда не думала, что могу возненавидеть кого-нибудь так, как ненавижу его! Если бы я могла хоть как-то отомстить за отца, я бы сделала это.
— Не надо себя так мучить. Он просто выполнял свой долг.
— Он сделал больше, чем требовал долг, — сказала она холодно.
Уинстер не ответил, и Джулия замкнулась в молчании, которое длилось, пока они не приехали в Ламмертон.
Следующие дни были кошмаром. Уинстер настоял на том, чтобы остаться в Ламмертоне на весь мучительный период похорон сэра Хьюго и последовавшего за ними аукциона. Джулии казалось, что она не выдержала бы, если бы он не стоял надежной стеной между нею и унижением, которое ее ждало. Сэра Хьюго объявили банкротом, выручка от аукциона пошла на то, чтобы хоть в какой-то мере возместить потери акционеров. Когда все расчеты были закончены, у них с матерью осталась только крохотная ежегодная рента. Она могла бы пополнить те доходы, которые Джулия надеялась получать, работая, но на нее невозможно было прожить.
Уинстер пришел в ужас, когда увидел, где они намереваются поселиться. Ему не понравился сам дом, не одобрил он и хозяйку квартиры. Но Джулия не хотела ничего слышать против добрейшей миссис Купер: под ее флегматичной манерой держаться скрывалось золотое сердце.
Крокусы, которые эта женщина посадила в цветочные ящики на окне гостиной своих новых жильцов, уже начали выпускать первые зеленые ростки, когда Джулия и ее мать наконец переехали на Кэмбриен-Терес. Бледные стрелки, пробивающиеся сквозь грунт к свету, казались символом существования самой Джулии: она покинула дом с его ощущением любви и надежной защиты и начинала новую жизнь в мире, который представлялся ей незнакомым и пугающим. Она не могла не думать, что ее попытки утвердиться в этом мире и зарабатывать на жизнь могут быть обречены, как и недолгое существование нежных цветков, распускавшихся на ее глазах.
Глава 2
Хотя Джулии не хотелось опять принимать помощь Уинстера, она знала, что ей необходимо срочно найти работу, и решила, что глупо было бы не воспользоваться его рекомендацией.
Не без трепета она вошла в высокий элегантный дом на Гровнор-стрит, где серебряно-золотую дверь охранял швейцар в серой ливрее. Ее провели по широкой лестнице, застеленной серебристо-серым ковром, туда, где за столом в алькове сидела хорошенькая девушка.
— Доброе утро, мадам. Что вам угодно?
— У меня назначена встреча с месье Деспуа. Я мисс Трэффорд.
Девушка исчезла и вернулась через минуту, полная любопытства. Она решила, что прекрасно одетая молодая леди — их новая покупательница, и была изумлена, когда Деспуа пригласил ее в свой кабинет, где он никогда не принимал клиентов.
Впервые увидев знаменитого модельера, Джулия была потрясена. У него была внешность спортсмена, а не человека, составившего себе состояние умелым обращением с тканями. Высокий, широкий, он, казалось, заполнял собой весь кабинет — и не только телом, но и своей личностью. Он пристально посмотрел на нее, и она сразу же пожалела, что имела нахальство обратиться к нему. К чему такому человеку работник без всякого опыта?
— Пожалуйста, присядьте, мисс Трэффорд. — Деспуа говорил медленно и четко, с небольшим, явно не французским, акцентом. Он подождал, пока она уселась, и продолжил: — Вы дочь сэра Хьюго Трэффорда, не так ли?
— Да. Мистер Уинстер был другом моего отца. Я познакомилась с ним во время… суда.
— Пройдите сюда, мисс Трэффорд, — сказал он отрывисто, — я на вас посмотрю. Оставьте жакет на стуле.
Джулия послушалась, и Деспуа стал пристально ее разглядывать. В солнечном свете, проникавшем в окна, не было видно ни одного изъяна на ее нежном заостренном лице. Ставшие чуть глубже за последние три месяца впадины под скулами придавали своеобразие классическим чертам ее лица.
— Остановитесь в центре комнаты и медленно повернитесь, — скомандовал он, наблюдая, как она выполняет его указания. — У вас превосходная фигура, — сказал он. — Я люблю, чтобы мои манекенщицы были высокими и изящными.
— У меня нет опыта, — выпалила она.
— Это очевидно. — Он улыбнулся. — Но вы от природы грациозны и умеете носить одежду.
— Значит, вы берете меня?
— Да. Мне пригодится еще одна девушка. Но работа нелегкая, и вам многому предстоит научиться. — Он подошел к своему столу, нацарапал что-то на листке бумаги и протянул его Джулии. — Приходите в следующий понедельник в девять. Войдите в последнюю дверь на лестничной площадке и поднимитесь к мадам Анжеле. Будете работать под ее началом. — Он протянул ей руку. — Удачи вам, мисс Трэффорд. Надеюсь, вам у нас понравится.
Она помедлила.
— Не знаю, согласитесь ли вы… но я предпочла бы, чтобы здесь не знали моего настоящего имени. Я сейчас пользуюсь девичьей фамилией моей матери — Тревелиан.
— Как хотите.
— Спасибо.
Она уже держалась за ручку двери, когда снова услышала его голос, в котором теперь звучал смех:
— Вы не спросили, какое у вас будет жалованье, мисс Тревелиан.
Она быстро обернулась:
— Я совсем забыла.
— Научитесь быть более деловой! Поначалу это будет чисто номинальное жалованье, которое увеличится, когда вы начнете показывать модели.
Она поблагодарила его, а потом, попрощавшись, спустилась вниз по лестнице, чувствуя себя почти счастливой.
В понедельник она пришла в салон на четверть часа раньше назначенного срока. Ее очень тревожило, какой окажется мадам Анжела. Опасения, что ее начальница будет неумолимым тираном, оказались беспочвенными: мадам Анжела была очаровательной дружелюбной женщиной чуть старше сорока, с темными выразительными глазами, пикантным личиком и по-птичьи быстрыми движениями.
Джулия прошла за ней в комнату, где масса женщин толпилась вокруг манекенщиц. Ее представили каждой, и две девушки понравились ей сразу же: Джеки Фентон — стройная, живая, с чуть вздернутым носом и ярко-рыжими волосами — и Стелла Берне — белокурая и миниатюрная. Главная манекенщица Клер Северн — высокая белокурая блондинка с большими серыми глазами — не вызвала у Джулии ни малейшего чувства симпатии.
Она посмотрела на новенькую презрительно и едва снизошла до приветствия, а потом и вовсе стала ее игнорировать. Но Джулия была так заинтересована всем происходящим, что невежливости Клер не заметила. Несколько следующих недель она только смотрела, как девушки примеряли наряды весенней коллекции, которые им предстояло показывать.
Все это время Джулия продолжала встречаться с Уинстером, и очень скоро поняла, что он рассчитывает с ее стороны на нечто большее, чем простая дружба. Но она все еще находилась под впечатлением случившегося, и в ее душе не было места другим чувствам. Она стала избегать встреч с ним. Понимая, что пока она не в состоянии ответить на его любовь, Конрад терпеливо ждал своего часа.
За три дня до начала демонстрации весенней коллекции Джеки, которая несколько дней жаловалась на боли в боку, попала в больницу с приступом аппендицита.
— Где мы теперь найдем манекенщицу! — рычал Деспуа. — Неужели она не могла подождать со своим аппендицитом до конца демонстрации!
Он расхаживал по комнате, надеясь найти ответ, и тут заметил Джулию, которая ползала по ковру, подбирая булавки. Глаза его блеснули, и, щелкнув пальцами, он дал ей знак подняться.
— Переоденьтесь, — скомандовал он. — И возвращайтесь сюда. Я намереваюсь использовать вас.
Следующие три дня были для Джулии кошмаром, и, вспоминая о них, она удивлялась, как ей удалось сохранить внешнее спокойствие.
Саму демонстрацию она вообще не помнила. У нее в памяти осталось только, как она поспешно сдергивает с себя одно платье, чтобы сразу же натянуть следующее. Джулия заставила себя не замечать лиц, которые поворачивались к ней, когда она входила в раздушенный салон, и смотрела поверх голов покупателей с неподвижным как маска лицом.
К ее изумлению, ее оставили манекенщицей и после выздоровления Джеки. Месяцы шли, и она удивительно быстро приспособилась к новой жизни.
Как-то утром одна из их постоянных покупательниц пришла посмотреть подвенечное платье, которое на демонстрации коллекции показывала Клер Северн. Клер в тот день опоздала и, войдя в уборную, увидела, что Джулия уже надела платье и собирается выйти в салон.
Обычно бледное лицо Клер вспыхнуло.
— Сними его! — потребовала она.
— Мадам Анжела просила меня его показать, — негромко ответила Джулия.
— Нечего тут изображать из себя мисс Невинность! Ты метишь на мое место с первого дня! Думаешь, наконец добилась своего? Ну так нет, ваша светлость, или мне обращаться к тебе «достопочтенная»?
— Что вы хотите сказать?
— Ты думаешь, я не знаю, что ты — мисс Трэффорд? — Голос Клер сочился ядом. — Почему ты делаешь вид, что тебе нужно работать? Что, папочка украл недостаточно денег, чтобы содержать тебя?
Джулия отпрянула, словно ее ударили, а Клер поглядела на нее еще язвительнее.
— Думала, никто не знает твоего настоящего имени, а?
— Кто вам сказал?
— Слышала, как ты говорила с Деспуа, когда первый раз явилась сюда.
— Видно, подслушивание — один из ваших талантов, — парировала Джулия.
— Это лучше, чем воровство!
Взяв себя в руки, Джулия хотела было пройти мимо, но Клер, вне себя от ярости, грубо схватила ее за плечо. Послышался треск, и богато расшитый воротник оторвался от корсажа, роняя на ковер жемчужины и камни. В этот момент Деспуа, раздраженный медлительностью Джулии, вошел в уборную посмотреть, что случилось. Одного взгляда на девушек было достаточно, чтобы он все понял. Разразившись проклятиями, он бросился вперед и вытолкнул обеих в примерочную, громко зовя мадам Анжелу. Он ничего не сказал Клер, пока Джулия с аккуратно приколотым на место воротником не вышла из комнаты. Когда она вернулась, Деспуа был один.
— Клер уволена, — сказал он отрывисто. — Вместе вы работать не смогли бы. Я должен был понять это раньше.
— Но она — ваша лучшая манекенщица!
Он резко развел руки:
— У меня не было выбора. Девушка, которая может бездумно уничтожить такое произведение искусства, как мое подвенечное платье… — Ему не хватило слов. — Нет! Ее надо было уволить!
— Но она всегда была центральной фигурой на показе ваших коллекций, — запротестовала Джулия.
— А теперь это будет кто-то другой, — немедленно отозвался Деспуа. — И на этот раз брюнетка. Девушка утонченная и в то же время простая. Вы!
Об осенней коллекции Деспуа говорил весь Лондон и Париж, а Джулию фотографировали так часто, что не проходило ни дня, чтобы в какой-нибудь газете ни появился ее снимок. Деспуа сохранил ее фамилию в секрете, и все знали ее как Джульетту. Ради рекламы она появлялась в его туалетах на премьерах спектаклей и кинофильмов и получала приглашения от многочисленных молодых людей, которых свет считал выгодными женихами: они были бы счастливы появиться с ней на людях. Но она отказывала большинству из них, опасаясь встретить кого-нибудь, кто знал ее прежде — до суда.
Однажды в декабре, ближе к вечеру, вернувшись в примерочную после показа моделей, она увидела записку, в которой ее просили немедленно связаться с больницей Святого Георгия. Чувствуя, что ее во второй раз ожидает потрясение, которое она однажды уже пережила, Джулия поспешила туда. В приемной ее встретил один из дежурных врачей.
— Вашу мать на переходе сбила машина, — сказал он тихо. — Она получила серьезную травму.
— Насколько серьезную?
Мгновение он колебался.
— Боюсь, она не переживет этой ночи.
Онемев, Джулия молча уставилась на него. Судьба опять играла с ней жестокую шутку, отнимая последнего человека, который был ей дорог.
— Ничего нельзя сделать? — спросила она.
— Нет. Мне очень жаль, но она безнадежна. У нее слишком обширные внутренние повреждения. Она не перенесет операции.
— Я могу ее видеть?
— Конечно. Но она без сознания.
Молча Джулия прошла за ним в лифт, а потом наверх, в палату. Врач провел ее в угол, отгороженный ширмами. Как он и сказал, ее мать была в коме. И Джулия опустилась рядом с ней на стул, неотрывно глядя на закрытые глаза и серое лицо. Последняя слабая надежда на то, что мать поправится, покинула ее, и она поняла, что еще несколько часов — и все будет кончено.
В полночь мать забеспокоилась. Вызвали ночную сестру и Джулию попросили подождать в коридоре. Она бессильно прислонилась к стене, готовясь к тому, что — она знала — было неизбежным. Но когда сестра вышла к ней с полным сочувствия лицом, самообладание покинуло Джулию, и она разрыдалась.
— Мы не можем позвать к вам кого-нибудь из ваших друзей? — спросила сестра.
Джулия покачала головой:
— Я не хочу никого видеть.
— Вам не следует оставаться одной. Вы живете неподалеку?
Джулия снова покачала головой:
— Я жила… с матерью. — Она старалась сдержать рыдания. — Не беспокойтесь обо мне. Со мной ничего не случится.
Как робот она добралась до дому, но, встретившись лицом к лицу с миссис Купер, опять не выдержала. Она плакала не только о настоящем, но и о прошлом, о всех тех страданиях, которые выпали на долю ее матери.
— Она ведь не мучилась, — утешила ее миссис Купер, — по крайней мере хоть это хорошо.
— Она уже и так перенесла столько мучений, — с горечью сказала Джулия. — Вы даже представить себе не можете сколько!
Миссис Купер неловко погладила Джулию по голове.
— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, — нараспев проговорила она, — но постарайся не принимать это слишком близко к сердцу. Твоя мать не была счастлива — она не привыкла к такой жизни.
— Но мы были вместе! — воскликнула Джулия.
— Но когда тебя не было дома, я часто слышала, как она плачет.
Хотя это было слабым утешением, но все же слова миссис Купер немного умерили горе Джулии. Конечно, теперь она осталась одна в целом свете, но по крайней мере могла черпать утешение в мысли, что ее мать обрела наконец покой.
Уинстер стал чаще навещать ее, и Джулия чувствовала, что не сможет помешать ему сделать ей предложение. Она честно призналась себе, что без него ей было бы невыносимо одиноко после смерти матери, но не была уверена, что готова полюбить его. Она знала только, что его общество ей приятно, и с удовольствием ждала встреч с ним, но это ожидание не было окрашено волнением и нетерпением, которые говорили бы о любви.
Как бы то ни было, Конрад заставил ее ответить на этот вопрос однажды вечером, когда они обедали вместе. Поводом послужил его внезапный отъезд в Америку. Он попросил ее выйти за него замуж, не ожидая окончания траура.
— Я знаю, ты не уверена, что любишь меня, — сказал он мягко, — но я люблю тебя, дорогая. И знаю, что заставлю тебя полюбить меня.
Она пристально посмотрела на него, увидев настойчивость в твердом подбородке и тонких, но чувственных губах. Это был человек, который всегда добивался того, чего хотел. Он начал с нуля и без посторонней помощи стал миллионером — одно это говорило о его настойчивости. Но неужели настойчивостью можно добиться того, чтобы женщина полюбила? Если бы Джулия была уверена в этом, она без колебаний приняла бы его предложение. Но она не была уверена, а брак без любви казался ей хуже одиночества.
— Ну, Джулия, — мягко сказал Уинстер, — я жду твоего ответа. Ты согласна выйти за меня замуж и провести медовый месяц в Америке?
— Боюсь, что нет. — Она протянула руку через стол и коснулась его пальцев. — Я не хочу причинять тебе боль, Конрад, поэтому и не могу согласиться. Мне нужно время, чтобы подумать… узнать тебя получше.
— Лучше всего ты узнаешь меня, выйдя за меня замуж!
— Подождем, пока ты вернешься из Америки, — сказала она. — Тогда я дам тебе ответ.
Возвращаясь домой в шикарном автомобиле Уинстера, Джулия подумала, что многие девушки сочли бы ее дурочкой из-за того, что она не поспешила принять его предложение. Всем известно, как изменчива публика: ее слава манекенщицы не гарантирует безбедную жизнь. Как и всякой женщине, ей хотелось встретить мужчину, которого она будет любить, иметь дом и детей, но она не могла выйти замуж за Конрада, не убедившись, что он человек, с которым она может прожить всю свою жизнь.
Когда машина остановилась на Кэмбриен-Терес, она протянула ему руку:
— Наверное, мы не увидимся до твоего отъезда. Все следующие дни я буду работать допоздна. Деспуа начинает примерки к весенней коллекции.
— Мы можем встречаться и в другое время, Джулия. Я ведь ранняя пташка. — Его голос звучал чуть насмешливо. — Если ты предпочитаешь, чтобы мы не виделись до моего возвращения, так и скажи.
— Ты всегда читаешь мои мысли? — спросила она.
— Надеюсь!
Неожиданно он притянул ее к себе и впервые обнял. Нежность его рук удивила ее. Его губы прижались к ее губам, сначала очень легко, но потом, когда он почувствовал, что она отвечает ему, его поцелуй стал настойчивей. Джулии так давно не хватало ласки, что для нее было наслаждением ощутить близость другого человека. Она поняла, что Конрад неверно истолковал происходящее, только когда он заставил ее откинуться на сиденье, навалившись на нее всем телом. Дрожащими руками он пытался расстегнуть ей платье.
Испугавшись, она стала отчаянно вырываться.
— Конрад, нет! Не надо!
Он сразу же отстранился.
— Извини, Джулия. Я не хотел испугать тебя. Но ты так красива, а я так хочу тебя…
Джулия поспешно вышла из машины и взбежала по ступенькам. У двери она обернулась:
— До свидания, Конрад. Счастливого пути.
— Счастливых снов, — ответил он мягко, но насмешливо. — Не забывай меня, дорогая. Как только вернусь, приду за ответом.
Джулия поднялась к себе. Его поцелуй неожиданно взволновал ее. Было ли это результатом одиночества и жажды любви, или ее чувство к нему подлинное и прочное? Если бы только она знала это, как легко решалась бы ее задача! Выйти за Конрада замуж или отказать ему? Вот, говоря словами Гамлета, в чем вопрос.
Глава 3
Джулия была настолько занята примерками, что совсем не вспоминала Уинстера и чуть не забыла послать ему записку с пожеланием доброго пути.
В салоне все были в состоянии близком к истерике, и она не могла не заразиться общей нервозностью. Эта нервозность все усиливалась, и ко времени начала показа она уже мало чем отличалась от остальных портных и манекенщиц.
Первая демонстрация коллекции была назначена на пять часов, но уже в половине пятого холл был заполнен мужчинами и женщинами. Манеры некоторых из них были далеко не так изысканны, как туалеты. Сам салон был набит до отказа, и стулья с гнутыми ножками придвинули один к другому вплотную. Шум голосов то усиливался, то затихал в напоенном дорогими духами воздухе, и блеск хрустальных люстр соперничал с игрой драгоценных камней в украшениях дам.
С пятиминутным опозданием верхний свет был притушен, серые атласные занавеси, отгораживающие подиум, раздвинулись, образовав арку, и демонстрация весенней коллекции Деспуа началась. Джулия вышла первой, и ее приветствовали аплодисментами, утонувшими в шуме голосов.
— Значит, Деспуа по-прежнему оставил ее своей вешалкой… Хотела бы я, чтобы одежда смотрелась на мне так же… Она просто прелесть! И где это он нашел ее?.. Как ты думаешь — она его родственница? Говорят, он охраняет ее, как сторожевой пес!..
Мужчине, сидящему в первом ряду, эти замечания показались недобрыми: в них чувствовалась та легкая неприязнь, с которой так часто женщины говорят друг о друге. Он полуобернулся, посмотрел на хорошенькую полненькую блондинку и спросил, почему всех так волнует именно эта девушка.
— Потому что она сказочно хороша! Право, можно подумать, что у тебя нет глаз!
— Ну, в платье за двести гиней нетрудно выглядеть прекрасно!
— Да? — протянула его кузина. — Тогда оглянись по сторонам и скажи мне, может ли здесь хоть кто-нибудь сравниться с Джульеттой.
— Ох, нет! — простонал он. — Еще и Джульетта! Я не верю, что это ее настоящее имя.
— Какая разница? Все равно никого красивее я не видела. В следующий раз рассмотри ее как следует.
Ее спутник послушался и вынужден был признать, что это высокое, изящное создание, двигающееся медленно и грациозно, действительно радовало глаз.
По мере того как демонстрация близилась к концу, волнение усиливалось. И вот наконец две манекенщицы вышли в шелковых нарядах подружек невесты, и шепот нетерпения прокатился по рядам зрителей. Медленные аккорды свадебного марша разнеслись по залу, и все изумленно ахнули, увидев возникшую в арке из занавесей Джульетту.
Ее платье было воплощением невинности: умелое сочетание батиста и атласа, которое, казалось, обнажало все — и в то же время не обнажало ничего. Когда она двигалась, каждая косточка ее тела была обозначена, видна каждая линия прекрасной фигуры, но, за исключением лица и кистей рук, все было окутано материей. Это был шедевр портновского искусства, который мог родиться только у Деспуа и который могла надеть только девушка, сложенная так же прекрасно, как Джулия. Деспуа распорядился, чтобы она распустила волосы, и они темной волной легли ей на плечи. На ее лице не было косметики, если не считать туши на ресницах и бледной, отливающей серебром помады.
Мужчина, наблюдавший за ней, едва мог поверить, что такое преображение возможно. Куда-то исчезла экзотическая красавица прошедших двух часов, и ее сменила смущенная нежная девушка, чья беззащитность взывала к его рыцарским чувствам.
Джулия всем своим существом чувствовала, как он ее рассматривает. Несмотря на то что она уже привыкла к смелым, требовательным, а зачастую и похотливым взглядам, она никогда еще не встречала глаз столь проницательных.
Тем не менее она удивилась, когда он объявился снова несколько дней спустя. Глядя на публику из-за занавеса, она увидела, что он сидит в равнодушном одиночестве среди групп женщин. Как странно он выглядел в этой тепличной атмосфере! Хотя его нельзя было назвать красивым в традиционном смысле этого слова — он был слишком худым и высоким, — в то же время в нем было что-то, что выделяло его среди других мужчин, находившихся в зале. У него было лицо аскета, с высокими скулами, тонким, изогнутым ртом и упрямым подбородком. Его волосы, темные и густые, были зачесаны назад, но одна прядь падала на лоб, придавая ему залихватский и чуть высокомерный вид. Что-то в его внешности пробудило в ней смутное воспоминание, хотя она была уверена, что незнакома с этим человеком.
На следующий день во время ленча ей передали длинную целлофановую коробку, полную фрезий. В примерочной сняв крышку, она почувствовала их головокружительный аромат. Среди цветов лежала карточка. Перевернув ее, она прочла слова, написанные четким, уверенным почерком:
«Если бы не подвенечное платье, я послал бы вам орхидеи или тигровые лилии. Но мне кажется, что эти цветы подходят вам больше. Не пообедаете ли вы со мной завтра вечером? Я позвоню, чтобы узнать ваш ответ».
Когда она дошла до подписи, кровь отхлынула от ее лица, и перед ней вновь возник образ этого человека таким, каким она увидела его впервые: в парике и черной судейской мантии, одна рука угрожающе указывает на ее отца, сидящего на скамье подсудимых. Она закрыла лицо руками. Найджел Фарнхэм! Человек, которого она ненавидела больше всех на свете! Поразительно, он почти молит ее о встрече!
Весь день Джулия была как в тумане и почти не замечала происходящего вокруг нее. Воспоминания, которые она давно считала ушедшими, вернулись к ней с такой силой, что, казалось, настоящее утратило всякую реальность. Она опять видела отца в зале суда и Найджела Фарнхэма, называющего его обманщиком и растратчиком. А теперь человек, виновный в том, что ее отец умер в тюрьме, просит ее с ним отобедать! Ирония была слишком горькой, чтобы позабавить ее.
Джулия уже собиралась уходить, когда он позвонил. Она была не в состоянии говорить с ним, боясь или разрыдаться, или потерять самообладание. Ей пришлось попросить Джеки взять телефонную трубку.
— Что мне ему сказать?
— Скажи только, что я не хочу его видеть.
Найджел Фарнхэм был поражен, когда его приглашение не было принято, но его профессиональная выдержка помогла ему преодолеть удивление и осведомиться о причине отказа.
— Джульетта редко встречается с… э-э… мужчинами, которых она не знает, — выдавила из себя Джеки.
— Она могла бы по крайней мере поговорить со мной.
— Она с покупательницей.
— Понятно. — Он помолчал. — Она замужем?
— Нет. — Джеки постаралась смягчить удар. — Ей очень понравились ваши цветы.
— Очень рад, — ответил он сухо. — Спасибо, что вы были так добры и поговорили со мной. Вы воспитаны гораздо лучше, чем ваша подруга.
Он резко повесил трубку, и Джеки показала телефону язык и пожалела, что не может отшлепать Джулию за ее глупость. Как можно, находясь в здравом уме, отказать такому мужчине, как Найджел Фарнхэм?
Хотя Фарнхэм мог резко бросить трубку, но не мог выбросить Джульетту из головы. На следующий день по дороге в контору он размышлял над ее странным поведением, когда услышал чей-то оклик. Обернувшись, он увидел, что его почти бегом догоняет растрепанная кузина.
— Я так и думала, что это ты, — задыхаясь, выговорила она, оказавшись рядом с ним.
— Что это ты здесь делаешь? Хочешь получить совет юриста о статусе замужней женщины?
— Не вредничай! Я собиралась навестить Тони и решила пойти коротким путем. И заблудилась. — Она наклонила голову и вопросительно посмотрела на него. — Тебе, наверное, некогда угостить меня ленчем?
— По правде говоря, я не спешу. Дело, над которым я работал, закончилось раньше, чем я рассчитывал, и сегодня я почти свободен.
— Великолепно! Что случилось — ты выиграл?
Он улыбнулся:
— Нет, они пошли на мировую.
— Ты, наверное, их запугал.
Он признался, что это так и было. Обаяние кузины слегка смягчило его раздражение.
— Если ты сегодня днем свободен, — продолжала она, — может, пойдешь со мной к Деспуа? Я должна выбрать подвенечное платье и остальное приданое.
— Только не со мной, — сказал он поспешно.
— Почему? Прошлый раз мне показалось, что тебе там понравилось.
Он колебался. Мысль снова увидеть Джульетту почему-то показалась ему интересной. Удивится ли она или примет как нормальное поведение влюбленного воздыхателя? Он почувствовал, как в нем поднимается гнев, и согласился на предложение Лиз.
Когда Джулия вошла в салон, чтобы показать подвенечное платье, она была неприятно поражена, увидев Найджела Фарнхэма. Чутье подсказало ей, что он пришел исключительно для того, чтобы поставить ее в неловкое положение, и очень скоро в этом убедилась.
— Дивное платье, — сказала молодая покупательница, — ты согласен, Найджел?
— Тебе не подойдет, — ответил он, — слишком вычурное.
Джулия впервые услышала его голос вне зала суда и не смогла сдержать дрожи. Мадам Анжела это заметила и подошла помочь.
Лиз с благодарностью на нее посмотрела.
— Мне нужен ваш совет, мадам. Мне очень нравится это платье, а моему кузену — нет. Он считает, что оно слишком…
Она помедлила, и тут вмешался Найджел:
— У вас не найдется чего-нибудь попроще? Как видите, моя кузина очень молода, и мне кажется, ей подошло бы что-то менее экстравагантное.
— Конечно.
Мадам Анжела сделала Джулии знак переодеться в другой туалет и больше от них не отходила. Казалось, девушке нравилось все, что ей показывали, но мужчина старался во всем найти недостатки. Платье было либо слишком закрытое, либо слишком открытое, слишком простенькое или слишком вульгарное. И каждое замечание звучало как оскорбление в адрес девушки, которая его показывала.
Джулия была полна решимости не выказать обиды, но вскоре ее щеки вспыхнули, глаза сердито засверкали. Это еще сильнее подчеркивало ее красоту, заставив посетителя говорить все более резко. Наконец после одного особенно грубого замечания в глазах Джулии блеснули слезы.
Мужчина так неожиданно оборвал фразу, что кузина удивленно взглянула на него и тут же поняла, что между ним и этой необыкновенно красивой девушкой что-то происходит. Неужели Найджел наконец влюбился? Надо бы подсказать ему, что если он хочет понравиться, то не должен разговаривать с ней, словно они в суде и она свидетель противоположной стороны. Но тут Найджел и без ее подсказки вдруг перешел на совершенно другой тон:
— На сегодня достаточно примерок, Лиз. Девушка устала. Придешь завтра.
Лиз улыбнулась Джулии:
— Извините, я не подумала…
— Я вполне могу продолжить, — отозвалась Джулия.
— Нет, ни в коем случае. — Лиз встала и отошла с мадам Анжелой.
Найджел поспешно сказал:
— Прошу вас простить мое дурное настроение. Боюсь, я не привык, чтобы мои приглашения отвергали. Вы простите меня?
— Не знаю, что вы имеете в виду.
— Конечно знаете. Но вы правы, ожидая от меня самых глубоких извинений. — Разговаривать с ней было так приятно, что он охотно просил бы прощения в любой форме, лишь бы заставить ее смягчиться. Он, наверное, был немного не в себе, когда говорил с ней так неподобающе. — Пожалуйста, скажите, что вы меня простили!..
Она пожала плечами:
— Если вам это важно… Но уверяю вас, я не заметила в вашем поведении ничего необычного.
Он невольно чуть улыбнулся ее нарочитому равнодушию и в то же время с удовольствием отметил, что голос у нее столь же прелестный, как и внешность.
— Если это действительно так, вы не откажетесь встретиться со мной?
— Я никогда…
— Не встречаетесь с мужчинами, которых не знаете? Ну, пожалуйста, почему бы вам не сделать для меня исключение? Иначе я буду думать, что действительно оскорбил вас.
Джулия поняла, что он загнал ее в тупик. На минуту ей показалось, что он сделал это специально, но на его лице отражалось такое откровенное нетерпение, что нельзя было сомневаться: он был настолько искренен, насколько это вообще было для него возможно. Это наполнило ее ликованием, дало ей такое ощущение своей власти, какого она никогда прежде не знала. Власти над человеком, которого она ненавидела! И тут ей в голову пришла мысль — мысль настолько смелая и отчаянная, что она не рискнула додумать ее до конца, только знала, что сейчас должна сказать ему «да». План в деталях возникнет позже, когда она будет в состоянии мыслить более ясно.
— Хорошо, мистер Фарнхэм, я согласна.
— Сегодня? Завтра?
— Завтра.
— Я заеду за вами в восемь. Если вы скажете мне, где живете…
Она дала ему адрес, и он повторил его дважды: ему явно не хотелось, чтобы кто-нибудь увидел, что он его записывает. Джулия спрятала улыбку. Бедный Найджел Фарнхэм! Он ожидает флирта, который закончится, тогда, когда она ему надоест. И не подозревает о ее планах!
В ту ночь она почти не спала, снова и снова прокручивая в уме то, что намеревалась сделать. Ей и в голову не приходило, порядочно ли это. Она знала только, что ей дана возможность ранить человека, как он ранил и уничтожил двух человек, которых она любила больше всех на свете. Месть. До этой поры ей незнакомо было это чувство, и она отдалась ему. Она отомстит Найджелу Фарнхэму…
Следующим вечером она одевалась необыкновенно тщательно. Деспуа просил ее носить его модели, и сегодня она воспользовалась этим и выбрала шелковое платье цвета голубых гиацинтов, которое он считал одним из самых своих удачных произведений.
Ровно в восемь машина Фарнхэма остановилась у дома, и она спустилась вниз, чтобы его встретить. Мисс Купер уже впустила его и теперь болтала с ним. Казалось, Фарнхэм слушает ее очень внимательно, но когда он встретился глазами с Джулией, она увидела в них улыбку. Продолжая смотреть на него, она уловила тот момент, когда он заметил, как она выглядит, на виске у него забилась жилка.
Когда Найджел Фарнхэм подвел Джулию к машине, она увидела, что за рулем сидит шофер, и поняла: решительный момент настанет раньше, чем она ожидает. Ей надо спрятать свои истинные чувства и сыграть роль так, как никогда в жизни.
Когда машина тронулась, она повернулась, чтобы посмотреть на человека, сидящего рядом с ней. В вечернем костюме он казался более высоким и худым, чем ей запомнилось. И более интересным: его яркая мужественность основывалась главным образом на глубокой уверенности в себе. Он курил сигарету, и она заметила, что пальцы у него длинные и худые, но кажутся сильными, как и все его подвижное тело. С этим человеком нельзя не считаться: он может сломать ее, если она выдаст свои мысли прежде, чем любовь сделает его слабым. «Любовь»… это слово она никогда с ним не связывала, а думать одновременно о себе и Найджеле Фарнхэме было так страшно, что ей захотелось повернуть время вспять. Если бы только она отказалась встретиться с ним!
— Вы выглядите великолепно. — Его голос прервал ее мысли. — Хотя, наверное, вы привыкли к комплиментам.
— Я всегда рада их слышать.
— То, что сказала ваша подруга, правда?
— А что она сказала?
— Что вы редко выходите и никогда не встречаетесь с мужчинами, которых не знаете.
— Отчасти да.
— Отчасти?
В его голосе появились резкие ноты, и она с удовлетворением подумала, что уже сумела заставить его ревновать.
— Деспуа любит, когда я появляюсь на премьерах и приемах, которые устраивают его клиенты. Это значит, что я надеваю его модели.
— Мне нравится, что ваша работа вмешивается в вашу личную жизнь.
Она вспомнила, насколько иной могла бы быть ее личная жизнь — и была бы, — если бы этот человек проявил снисхождение и сочувствие, и ее ответ прозвучал резко:
— Нужда заставит, мистер Фарнхэм.
— Такая девушка, как вы, не должна ни в чем нуждаться. Вы такая… такая необыкновенная, что могли бы… выйти замуж за кого угодно. Никогда не поверю, что у вас не было десятков предложений.
— Сотен, — сказала она. — Но не те, которые ведут к алтарю.
Он что-то воскликнул и резким движением затушил сигарету. Потом повернулся к ней, как бы намереваясь что-то сказать, но передумал и откинулся на спинку сиденья. Какой-то бесенок подтолкнул ее, и она перешла в наступление.
— Я попала в цель, мистер Фарнхэм?
— В цель?
— Да! Ведь вы тоже собирались мне что-то предложить?
Краска сбежала с его лица, и оно стало таким бледным, что ей стало немного не по себе.
— Я знаю, что вел себя с вами не слишком хорошо, но я… Черт побери, девочка, за кого вы меня принимаете?
— За мужчину.
— Ну, я не такой, какие вам, видимо, попадались, — сказал он яростно. — Если мне нужна женщина, чтобы развлечься, я знаю, где таких искать. Я пригласил вас потому, что я… потому, что вы… — Он остановился и достал следующую сигарету. Когда он зажигал ее, она заметила, что руки его дрожат. — Запомните одно, Джульетта. Вы прелестная девушка, красивее я не видел. И это не пустой комплимент. Уверен, что вы это уже не раз слышали. Но я пригласил вас, надеясь найти что-то, помимо красоты. Я надеялся, что в вас есть ум. Но если вы позволите себе еще одно столь же нелепое предположение, я пойму, что ошибся!
Она торжествовала, но заставила себя говорить кротко:
— Извините, мистер Фарнхэм.
— Меня зовут Найджел. — Голос его по-прежнему был сердитым.
— Найджел, — повторила она мягко. — Хорошее имя. Оно тебе идет.
— Ты не предложила мне звать тебя по имени, — заметил он. — Или ты не хочешь, чтобы я называл тебя Джульеттой?
— Лучше Джулией. Это мое настоящее имя. То, другое, придумал Деспуа.
— А! — В его голосе прозвучало удовлетворение. — Я рад. Мне сразу показалось, что Джульетта — это псевдоним.
— Ты очень чуткий.
— Достаточно чуткий, чтобы понять, что ты так не думаешь!
Джулия засмеялась, и напряжение рассеялось.
Как она и ожидала, Найджел Фарнхэм повел ее в театр, а потом в один из самых популярных ресторанов — «Тиберио». Пьеса была серьезная, с политическим уклоном, а ресторан — веселый и дорогой, полный людей, у которых, казалось, в жизни не было никаких забот, и уж конечно, им были незнакомы проблемы, преследовавшие персонажей пьесы.
— Ты, видно, решил не рисковать, — заметила она, когда они уселись за столик в углу. — Сначала серьезный спектакль, теперь — вот это.
Он рассмеялся:
— Не признаю риска. Я не знал твоих вкусов и решил предложить всего понемногу. Впредь…
Он не закончил фразу, и она решила, что больше не следует над ним подшучивать. Для одного вечера достаточно.
Они часто танцевали, и Джулию удивило, как хорошо согласовываются их движения. Ей представлялось, что в танце он должен быть таким же несгибаемым и жестким, как в зале суда. Они так хорошо смотрелись вместе, что многие обращали на них внимание. Заметив это, Фарнхэм заглянул Джулии в глаза.
— Я начинаю понимать мужчин-мусульман, — сказал он. — Если бы я мог, я бы закутал тебя в большую черную чадру. Мне страшно неприятно, когда на тебя смотрят другие.
— Вот уж не думала, что ты хотел бы быть с женщиной, которую никто не замечает!
— Не хотел бы. Но предпочитаю золотую середину. А что касается тебя, то у меня такое чувство, что каждый неженатый мужчина, находящийся здесь, был бы рад всадить мне нож в спину.
— Да ты собственник! — рассмеялась она.
— Только с тобой. Прежде меня совершенно не волновало…
Он замолчал, и она восторжествовала. Задача, которую она перед собой поставила, окажется легче, чем она представляла. Месяц, самое большее полтора — и он будет связан так, как никогда в жизни. Тогда, и только тогда, откроет она свое настоящее имя. От этой мысли по ее телу пробежала дрожь, а он, почувствовав это, привлек ее к себе.
Его дыхание согревало ее щеку, и по напряжению в его плечах она поняла, что он старается держать себя в руках. Намеренно мягко она прильнула к нему.
Он не удержался, и его руки скользнули по ее спине. Их прикосновение было теплым и неожиданно приятным. На мгновение в ней вспыхнуло желание, сразу сменившееся отвращением. Этот человек сломал жизнь ее отцу — она не должна забывать этого, как и того, зачем она с ним встречается.
Притворяться оказалось неожиданно трудно, и к тому времени, как Найджел Фарнхэм повез ее домой, отпустив шофера, Джулия смертельно устала.
— Это был чудесный вечер. Когда я снова увижу тебя?
— На следующей неделе. — Она ждала его протестующего возгласа и, услышав его, спрятала улыбку и сделала вид, что уступает. — Позвони через несколько дней.
— Может быть, ленч завтра?
— Я успеваю только выпить кофе. Позвони мне в понедельник. Я смогу увидеться с тобой вечером.
Не дав ему времени ответить, она быстро ушла.
Несколько дней до следующей встречи показались Фарнхэму вечностью: он не мог не думать о Джулии. Он ругал себя за это, но все было бесполезно: он был во власти чувства, которое пока не хотел анализировать.
В следующие недели он преследовал ее с характерным для него упорством, и каждый раз ему было все труднее расставаться с ней. Не прошло и месяца, как ему уже не надо было гадать, что он чувствует. Он знал. Впервые в жизни он был влюблен. Влюблен в девушку, о которой ему ничего не было известно и жизнь которой он прежде назвал бы пустой. Глупец! Он не предполагал, каким сильным может оказаться его чувство, он хотел, чтобы она принадлежала ему целиком, как жена, спутница жизни, мать его детей.
Как-то он заехал за Джулией теплым летним утром, и она сразу поняла, что его что-то волнует, но сделала вид, что не замечает ничего необычного, хотя он не звонил ей последние три дня.
Откинувшись на спинку сиденья маленькой спортивной машины, она закрыла глаза, наслаждаясь ветерком, который трепал ее волосы.
— Ты по мне скучала? — спросил он, когда они остановились у светофора.
— Конечно.
— Тогда почему не позвонила или ты для этого недостаточно эмансипирована?
— Я думала, ты не из тех мужчин, которые хотят, чтобы их преследовали. А я всегда стараюсь угодить моим мужчинам.
— Мне не нравится, когда ты употребляешь это слово во множественном числе, — сказал он. — Говори «мужчине» или, еще лучше, Найджелу.
Джулия засмеялась и не ответила. Он не стал нарушать молчания, пока они не выехали из Лондона, да и потом говорил о чем-то, и ей показалось, что он выжидает.
Они остановились у маленькой гостиницы около реки неподалеку от Мейденхена. Ресторан был полон, но для них был заказан столик на террасе. Найджел умел сделать так, чтобы все шло отлично! Как только они допили кофе, он расплатился и предложил:
— Прогуляемся вдоль реки, Джулия.
Она спустилась следом за ним по ступеням и прошла по газону к берегу. Мимо проплыли несколько лебедей, оставляя волнистый след на темной поверхности воды, и она постаралась сосредоточиться на них, чтобы скрыть поднимающийся в ней страх.
Найджел махнул рукой, и к берегу причалила лодка. Сидевший в ней старик взглянул на них:
— Не хотите ли, чтобы я греб, сэр?
— Нет, спасибо, я справлюсь. — Найджел посмотрел на нее. — Ты любишь реку?
— Очень.
Он помог ей устроиться в лодке, потом сел сам и взялся за весла. Вскоре они уже скользили вдоль берега, оставив далеко позади и гостиницу, и лебедей. Она никогда раньше не видела Найджела прилагающим физические усилия, и ее позабавило то, как разгорелись его щеки. Румянец придал ему совсем юный вид, и он стал не похож на того жесткого человека, которого она знала.
Ловким движением он направил лодку в заливчик, скрытый ветвями плакучих ив, и, подняв весла, смотрел, как лодка останавливается у самого берега. Здесь было темнее: густая листва загораживала солнце.
Джулия опустила пальцы в воду, делая вид, что не замечает, как пристально смотрит на нее Найджел Фарнхэм. Лодка резко качнулась. Подняв глаза, она увидела, что он встал и идет к ней. Она подвинулась, и Найджел сел рядом. Они были так близко, что она чувствовала прикосновение его ноги к своему бедру и запах его лосьона.
— Пожалуйста, не отворачивайся от меня, Джулия, — сказал он мягко. — Ты, конечно, знаешь, почему я привез тебя сюда.
— Надеюсь, не для того, чтобы утопить!
— Не шути! Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Я это не пытался скрывать.
— Ты находишь меня привлекательной, — уступила она, — я это знаю.
— Гораздо больше, чем просто привлекательной. Я люблю тебя, дорогая. И хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
Именно этих слов она и ждала — так где же чувство торжества? Может, она ждала так долго, что теперь уже не в силах насладиться одержанной победой?
— Джулия, взгляни на меня! Скажи, что любишь меня!
Но она молчала, оттягивая мщение. Почему она не говорит ему, кто она? Ведь сейчас он должен был услышать, что она — дочь человека, которого он отправил в тюрьму! Она часто думала об этом мгновении, представляла себе выражение его лица, подбирала те едкие слова, которые скажет ему… И вот теперь они все куда-то исчезли — и даже предвкушение мести не помогает ей…
— Дорогая, я хочу, чтобы ты стала моей женой, — повторил он. — Я так сильно тебя люблю! Неужели ты совсем ко мне равнодушна? Джулия, ответь мне!
Она заглянула в его мужественное лицо и увидела в его глазах свое отражение. Если она сейчас назовет ему свое имя, он отстранится и это отражение исчезнет. Может, именно это заставляет ее молчать?
Джулия закрыла глаза, чтобы его не видеть, и только тогда смогла ответить:
— Я… я выйду за тебя, Найджел, если ты уверен, что хочешь этого.
— Если я уверен? — Он прижал ее к себе. — Я еще ни в чем не был так уверен. Мы будем счастливы, дорогая. Так счастливы! — Почти прикасаясь к ее губам, он сказал: — Но ты не сказала, что любишь меня, Джулия. Ты все еще меня стесняешься?
— Немного.
— Кто бы мог подумать! — Его голос был полон нежности. — Ты кажешься такой искушенной… как будто у тебя было много любовников.
Она открыла глаза.
— Ты так думаешь? Ты не задавал мне этого вопроса.
— Я не задал тебе очень много вопросов, — поддразнил он ее. — Но задавать вопросы — моя работа, а рядом с тобой я забывал о ней.
— И совсем никакого любопытства?
— Ты красивая, умная, добрая. На твоем лице написано, что ты за человек. Я хорошо разбираюсь в людях, дорогая. Иначе никогда не достиг бы того, чего достиг.
Эти слова рассеяли сомнения, которые она еще питала относительно своих планов мщения. Так он хорошо разбирается в людях, вот как? Так хорошо, что решил, что ее отец — мошенник? Ну что ж, она покажет ему, как он может ошибаться… но позже, гораздо позже, когда ему будет по-настоящему тяжело.
С ощущением, будто она исполняет какую-то роль, она обвила руками его шею, притянув к себе его голову. Никогда прежде она не проявляла своих чувств, и сейчас он вскрикнул, как будто она сделала ему больно.
Нежность, с которой он обычно целовал ее при расставании, сменилась неистовством, оказавшимся для нее неожиданностью. Его губы были уже не мягкими, а твердыми и требовали ее ответа, пока наконец ее губы не приоткрылись.
Она попыталась высвободиться из его объятий, и, почувствовав ее смятение, он отпустил ее.
— Прости, дорогая, — сказал он хрипловато, — я не собирался так тебя целовать. Мне давно этого хотелось, но я боялся тебя испугать.
Она постаралась взять себя в руки и подавить стыд, который охватил ее при мысли о том, как подействовало на нее его прикосновение.
— Я… я что-то не заметила, чтобы ты боялся.
— Если ты хочешь, чтобы я обещал тебе, что подобное не повторится, — проговорил он медленно, — то боюсь, что не в силах этого сделать. Но я никогда не причиню тебе боль, дорогая. Помни это.
Когда они вернулись на Кэмбриен-Терес ближе к вечеру, он настоял на том, чтобы подняться к ней, и Джулия подумала, как странно он смотрится в ее скромной квартирке.
Он отказался от кофе, и она извинилась, что не может предложить ему ничего крепче.
— Сама я редко пью, — объяснила она, — и никогда не приглашала сюда знакомых мужчин.
— И теперь уже не пригласишь. — Он посадил ее к себе на колени. — Когда ты выйдешь за меня, Джулия?
— Ну, я…
— Только не говори глупостей о приданом: я куплю тебе все необходимое за неделю!
— Не торопи меня, Найджел, — умоляюще сказала она.
— Почему? У нас нет причин ждать.
— Надо устроить так много, — сказала она. — Ты как-то сказал мне, что твоя квартира слишком мала для двоих.
— Да, конечно. Но я и не думал, что мы будем в ней жить.
— Тем более надо подождать. К тому времени, как мы найдем…
— Нам ничего не надо искать, — торжествуя, перебил он. — Я знаю подходящее место! Мои друзья уезжают за границу и предложили мне свой дом. Если он тебе понравится, мы можем его купить и сразу же переехать. Кое-какая мебель у меня есть, а остальное ты легко найдешь. Я открою для тебя счета во всех крупных магазинах, и покупай все, что хочешь. Если ты…
— Найджел, прекрати! — Она накрыла его руки своими. — Конечно, я обещала выйти за тебя замуж, но это не может произойти так быстро.
Теперь его руки оказались сверху.
— Я не хочу, чтобы у тебя была возможность передумать.
— Почему я должна передумать?
— Потому что иногда мне кажется, что в тебе уживаются два разных человека — один теплый и живой, а другой такой холодный и далекий, что к нему не подобраться. Как будто ты боишься показать свое истинное «я».
Ее сердце тревожно дрогнуло.
— Если временами я казалась странной, то это потому, что я… я не хотела, чтобы ты меня полюбил.
— Почему?
Она опустила глаза.
— Потому что я не твоего круга. Что скажут твои родные и друзья, когда узнают, что ты хочешь на мне жениться? Это не повредит твоей карьере?
— Забудь об этом, — сказал он решительно. — Пусть мои друзья тебя не волнуют. Мне важно, чтобы ты понравилась только одному человеку, и я надеюсь, что она тебе тоже понравится, — это моя мать. Но я в этом не сомневаюсь. Ты добрая, нежная и честная. И это самое главное.
При этих словах Джулия почувствовала укол совести. Честная! Что будет, если сказать ему, кто она? Но пока об этом надо молчать.
— Хорошо, Найджел, — сказала она медленно. — Я выйду за тебя так скоро, как ты хочешь.
— Благодарение Богу! — Он зарылся лицом в ее волосы. Его руки коснулись змейки волос, свернутой низко на ее шее. Под его пальцами шпильки выпали, и темные шелковистые пряди упали ей на плечи.
— Я так давно хотел это сделать, — сказал он хрипловато, ища ее губы своими.
Глава 4
Ранним утром на следующий день они отправились к миссис Фарнхэм.
Джулия очень тщательно оделась для этого визита, зная, что не найдется судьи более пристрастного, чем свекровь. Она выбрала простое синее платье. Его цвет перекликался с цветом ее глаз. Прямые распущенные волосы удерживала узкая полоска той же ткани.
По глазам Найджела она поняла, что он одобрил ее выбор. Он быстро поцеловал ее и прошептал:
— Если моя мать полюбит тебя хотя бы наполовину так сильно, как я, она будет тебя обожать.
Лондон изнемогал от жары, но за городом ярко светило солнце, и свежая зелень деревьев сияла на фоне синего неба. Деревушка, в которой жила мать Найджела, затерялась где-то в прошедших веках. Старинная церковь из серого камня, коттеджи эпохи Тюдоров уютно устроились в стороне от извилистой дороги. Найджел свернул на узкий проселок, окруженный живыми изгородями, и остановился у небольшого дома эпохи Георгов, старинные кирпичи которого блестели на солнце. Широкий газон перед домом пестрел клумбами, их многоцветие подчеркивало элегантность простого фасада.
Найджел провел Джулию по дорожке, открыл дверь и ввел ее в холл, в котором стояли скамья и стол темного дерева и лежал прекрасный персидский ковер. Все еще придерживая ее за локоть, он вошел с ней в комнату, которая проходила поперек всего дома.
Миссис Фарнхэм, сидевшая в кресле, поднялась и пошла им навстречу. Даже если бы Джулия не знала об их родстве, она бы догадалась: сходство между ними было удивительным, только губы матери были полнее и подбородок более округлый.
Она поцеловала Джулию в щеку.
— Милая, я рада наконец с вами познакомиться. Я так много слышала о вас от Найджела. — Она засмеялась не наигранным звенящим смехом, а глубоким, горловым смешком, полным радости и тепла. — По правде сказать, он ни о чем другом и не писал!
— Не выдавай моих секретов, — предупредил ее Найджел, наливая три рюмки хереса. — Письма должны оставаться конфиденциальными.
Его мать расхохоталась:
— Ты и твоя юриспруденция!
Он подал им рюмки, и они сидели, ожидая, пока пожилая горничная не объявила, что ленч подан.
— Этель служит у меня с того времени, когда Найджел был еще младенцем, — призналась миссис Фарнхэм по дороге в маленькую, но очень приятную столовую. — Уверена, что ей хочется познакомиться с вами, Джулия. Она будет разочарована, если ее не представят невесте мистера Найджела.
Найджел поднял глаза в притворном ужасе.
— Уволь меня, мама. Если ты собираешься вести Джулию после ленча на кухню, я пойду в сад. По крайней мере мне краснеть не придется. — Он бросил Джулии смущенно-шутливый взгляд. — Трудно представить более невыносимого ребенка, чем я, но Этель уверяет, что я был просто чудо.
После ленча они втроем отправились в сад и лениво нежились на солнце, сонно переговариваясь, пока Этель не принесла чай. Солнце медленно клонилось к закату, удлиняя тени. Легкий ветерок шевельнул листву и раздувал юбки Джулии.
Преувеличенно зевая, Найджел встал и потянулся.
— Я сделаю это, не дожидаясь твоего приказа, старушка, — сказал он матери и пояснил Джулии: — Каждый раз, когда я здесь бываю, мама просит, чтобы я полил ее розы, так что я пошел, пока она не начала меня пилить.
— Я никогда не пилю, — невозмутимо отозвалась его мать. — Просто повторяю, что надо сделать, до тех пор, пока ты это не сделаешь.
Усмехнувшись, он исчез, а миссис Фарнхэм достала вышивание из стоящей рядом корзинки. Иголка с длинным хвостом цветного шелка быстро сновала по материи.
— Вы с Найджелом скоро поженитесь?
— Не знаю. Он хочет, чтобы это было скоро, но…
— Я его понимаю, — сказала миссис Фарнхэм. — Вы очень красивы, Джулия. Любой человек, влюбленный в вас, испытывал бы нетерпение, а Найджел — особенно. Терпением он никогда не отличался. — Она хохотнула, вспоминая. — Он был таким порывистым ребенком. Однажды я дала ему посадить несколько луковиц, и он каждое утро измерял ростки линейкой.
— Он дождался, пока они зацвели, или бросил?
— Вы не знаете Найджела, если думаете, что он может что-то бросить! — Она помолчала, а потом сказала: — Я всегда мечтала, как встречу девушку, на которой он женится.
— Наверное, у него было много возможностей сделать это?
— Да. Но он не хотел. Вы первая, кого он познакомил со мной. В прошлом он встречался с несколькими девушками, но никогда не привозил их сюда. Он все говорил: «Подожди, пока я встречу ту самую. Тогда ты ее увидишь». — Она пристально посмотрела на Джулию. — Я рада, что он выбрал вас.
— Правда?
— Конечно. Почему вы удивляетесь?
— Потому что он наверняка мог жениться на ком-то гораздо более подходящем… на ком-то, кто мог бы помочь в его карьере.
— Найджел без всякой помощи достиг вершин своей профессии и не нуждается в помощи. Если вы любите его и сделаете его счастливым, вы дадите ему все, что нужно.
— Да? — с сомнением спросила Джулия. — Он такой… такой независимый.
— Это внешнее. В глубине души он очень раним. Он пытается бороться с этим и, наверное, поэтому производит противоположное впечатление.
— Это точно! — капризно подтвердила Джулия.
Пожилая дама засмеялась.
— Когда вы лучше узнаете его, то поймете, что у него твердые понятия о добре и зле. Если он кому-то верит, то будет защищать его всеми силами. Но если нет, то будет добиваться осуждения.
Джулия чуть не сказала, что слишком хорошо это знает, но ее спасло появление Найджела с лейкой в руках. Он упал в кресло, утирая лоб, и, наблюдая за ним, Джулия ощутила страстное желание крикнуть, что ее присутствие здесь — жалкая комедия.
Найджел перевел глаза с нее на свою мать.
— Не говорили ли вы ради разнообразия обо мне?
— Я только что предупреждала Джулию, что ты можешь быть упрямым как осел.
Он ухмыльнулся:
— Ты так думаешь, дорогая?
— Думаю, что можешь, — ответила она.
Он застонал.
— Женщины! Всегда друг за друга держатся! Ну, мама, любовь моя, что я сделал, чтобы ты так обо мне думала?
— Временами ты бываешь слишком жестоким, — спокойно ответила миссис Фарнхэм. — Твои принципы недостаточно гибки.
— Гибкость ведет к нечестности, — отозвался он. — Ты, наверное, все еще думаешь об этом несчастном деле Хьюго Трэффорда?
При упоминании имени отца Джулия замерла, но Найджел, не заметив этого, объяснил:
— У мамы пунктик насчет этого Трэффорда. Не знаю, помнишь ли ты это дело, дорогая: он был связан с аферой на фондовой бирже.
— Я не верю, что он был мошенником, — прервала его мать. — И всегда утверждала, что он послужил ширмой каким-то нечистоплотным дельцам, оставшимся в тени.
— Ты прочла слишком много детективов, мама. То, что он из хорошей семьи и был настолько невежлив, что умер через несколько недель после суда, не может убедить меня в том, что он невиновен.
— Вот именно: «Ничто не может меня в этом убедить!»
Найджел встал.
— Давай не будем надоедать Джулии всем этим. Трэффорд был мошенником, я в этом совершенно уверен. Пойду приведу себя в порядок. Ты не хочешь умыться перед обедом, Джулия?
Девушка молча пошла за ним, благодаря Бога, что он не заговорил с ней по дороге к дому. В этот момент она была не в силах вести осмысленный разговор, а все тело ее так дрожало, что даже идти было неимоверно трудно.
Найджел остановился у двери в ванную.
— Я оставлю тебя здесь и пойду в свою комнату. Когда будешь готова, дорогая, постучи мне.
Джулия была рада остаться одна и села на край ванны, ожидая, пока успокоится. Она никогда раньше не задумывалась о том, что другие люди думают о ее отце, пока сегодня не услышала, как о нем говорят — равнодушно, как бы между прочим. Для нее он был папочкой, рассеянным неудачником-папочкой, но для тех, кто его не знал, — простым жуликом. Если ей порой и хотелось отказаться от своего плана, эти последние минуты укрепили ее решимость, поколебавшуюся было из-за сентиментальности. Но теперь всякая чувствительность была забыта. Она станет такой же жестокой, такой же безжалостной, как человек, заклеймивший ее отца как преступника.
Большим утешением было знать, что кто-то еще, как миссис Фарнхэм, верит в невиновность отца. И она была благодарна ей. Единственное, о чем она жалела, — так это о том, что, заставив Найджела заплатить за то, что он сделал, она неизбежно причинит зло его матери.
Позже, по дороге в Лондон, Джулия особенно остро ощутила близость Найджела.
«Пусть он сильнее полюбит меня! — думала она возбужденно. — Пусть его страсть ко мне будет для него мукой! Пусть он узнает, что есть на свете вещи, которых не дадут ни ум, ни высокое положение!»
Что станет с его гордостью? Смирится ли он с ситуацией, в которую попадет из-за любви, или будет молить о прощении? Бедный Найджел. Она почти жалела его. Ему еще предстояло узнать, какой бессмысленной становится жизнь, когда у тебя есть все, чего ни пожелаешь, кроме человека, с которым можно это разделить.
Ее мысли испуганно разлетелись, когда Найджел остановил машину на пустынном проселке и, не говоря ни слова, притянул ее к себе и поцеловал.
— Кажется, я не обнимал тебя целую вечность, — сказал он. — Я так тебя люблю, Джулия! Выходи за меня замуж поскорее. Нет причин ждать. — Он опустил голову и прижался губами к ее шее, его руки нежно ласкали ее.
Она посмотрела на его склоненную голову. Его волосы казались совсем черными на фоне ее светлой кожи.
— Хорошо, — сказала она чуть хрипловато, — я выйду за тебя тогда, когда ты захочешь.
— Дорогая! — Он сжал ее еще крепче. — Клянусь, что ты об этом не пожалеешь!
— Конечно, — отозвалась она ровным голосом. — Я хотела этого с первой нашей встречи.
Однажды днем она встретилась с Найджелом, и он подвел ее к элегантному трехэтажному дому. Он стоял вплотную к соседним домам, и вместе они образовывали полукруг, обращенный на небольшой сквер, который, в свою очередь, выходил к реке. От тротуара дом отделялся узорной чугунной решеткой, и к парадной двери вели три побеленные ступеньки.
Холл был квадратный, в него выходили двери гостиной, столовой и кабинета. Красивая изогнутая лестница вела на второй этаж, где были три спальни. Две из них — смежные — имели общую ванную. На третьем этаже располагались три жилые комнаты и одна ванная.
В доме царила атмосфера спокойствия, которую Джулия так любила. Из высоких окон спальни второго этажа через кроны платанов она увидела реку. Вода в ней была темной и блестящей.
— Здесь чудесно, — сказала она.
— Ты и правда так думаешь?
— Конечно. Но это не слишком дорого?
— Деньги не проблема. Для меня главное — сделать тебя счастливой.
— Такой дом кому угодно понравится. — Она обвела взглядом пустую комнату. — Я ожидала, что здесь будет какая-то мебель.
— Бывшие владельцы решили все забрать. И я рад этому. Хочу, чтобы все у нас было новым.
Найджел открыл для нее счета во всех крупных магазинах Лондона, чтобы она могла покупать для дома все, что сочтет нужным.
Две смежные спальни явно предназначались для них, и Джулия снова почувствовала резкий укол совести, подумав о той минуте, когда скажет Найджелу, кто она такая. Ей было нелегко играть роль счастливой невесты, и самыми отрадными для нее были часы, которые она проводила, оживляя дом. Она не думала о нем как о жилище, которое предстоит разделить с мужем, а как о бездушном предмете, который она может украсить по своему вкусу, не связывая с ним приближающееся бракосочетание.
Она была рада, что Найджел предпочел скромную церемонию, а он, в свою очередь, был доволен, что Джулия не стала устраивать из свадьбы мероприятие, но решил, что это связано с тем, что она считает себя ему неровней. Он не подозревал, что она все еще опасается, как бы кто-нибудь из его родных и друзей не узнал ее.
Они обвенчались днем в самом начале сентября в церкви той деревушки, где жила миссис Фарнхэм. Единственными гостями были две тетки Найджела с мужьями и кузина Лиз со своим женихом. После церемонии все вернулись в небольшой старинный дом для свадебного завтрака.
Найджел следил, как его высокая, стройная жена в светло-сером платье, на котором сверкала брошь с бриллиантами и рубинами — его свадебный подарок, — проходила среди гостей. Всякий раз, когда их глаза встречались, Джулия поспешно отводила свои, как будто ее смущал его пылкий взгляд. Его губы изгибались в нежной улыбке, и желание заключить ее в объятия переполняло его.
Через неделю должны были начаться заседания суда, и Найджелу предстояло вести важное дело, поэтому они отложили свой медовый месяц, но он пообещал, что к концу года они отправятся куда-нибудь на юг, к солнцу.
— Кроме того, дорогая, — добавил он, — есть еще один плюс: мы начинаем нашу семейную жизнь в собственном доме.
Они вернулись в Лондон к вечеру. Сгущались сумерки, когда они подъехали к тихому проезду и остановились у своего дома. В опускающейся темноте осенняя листва деревьев казалась черной. Вдали послышался приглушенный гудок катера на Темзе.
Найджел широким жестом распахнул входную дверь и, подхватив Джулию на руки, перенес через порог.
— Наконец-то дома — с тобой. — Он осторожно поставил ее на ноги и, почувствовав, что она дрожит, обнял за плечи. — Ты не замерзла, дорогая?
Она неуверенно засмеялась:
— Нет. Наверное, это просто нервы. — Высвободившись, она прошла в гостиную и позвонила. — Комната чудесная, правда? По-моему, мы прекрасно все обставили.
Она продолжала бессвязную болтовню, зная, что если не рассеет охватившее ее напряжение, то может закричать. Через несколько минут появилась домоправительница, поздравила их и сказала, что ужин будет подан, когда они пожелают.
Джулия взглянула на часы:
— Мы поужинаем в семь тридцать — как раз хватит времени, чтобы переодеться. — Миссис Хамфри удалилась, а Джулия взяла сумочку. — Я пойду наверх, Найджел.
Он ласково ей улыбнулся:
— Хорошо, дорогая. Но не думай, что тебе удастся убежать от меня!
Ее щеки зарделись, но она не ответила и, повернувшись, вышла из комнаты.
Их первый ужин дома прошел в длинной, узкой столовой, обставленной шератоновской мебелью. Пламя свечей отражалось в серебре и хрустале. Еда была превосходной, но Джулия к ней почти не прикоснулась, думая только о том, что ждет ее впереди. Найджел тоже ел очень мало, и они оба были рады, когда ужин наконец закончился и они смогли пройти в библиотеку, где их ждал кофе на серебряном подносе. Были выключены все лампы, и пламя камина освещало отделанные деревянными панелями стены и красно-желтые узоры персидского ковра.
Джулия села на диванчик у огня, пламя отбрасывало золотистые блики на ее лицо. Найджел опустился рядом, с любовью глядя, как она разливает кофе. Он снова заметил, что по ее телу пробежала дрожь, и, наклонившись вперед, взял ее за подбородок.
— Дорогая, что случилось? Ты расстроена из-за того, что мы не смогли поехать в свадебное путешествие? Мы поехали бы, если бы через пару недель у меня не было слушания важного дела. Очень важного, а я еще не совсем готов к нему.
Ее губы изогнулись в иронической улыбке.
— Твои дела очень много для тебя значат, правда? Даже больше, чем медовый месяц? — Он явно удивился сарказму, прозвучавшему в ее вопросе, а она продолжила: — Ты защищаешь или обвиняешь?
— Обвиняю.
— Это значит, ты будешь во что бы то ни стало добиваться осуждения, так?
— Конечно. Этот человек — законченный негодяй.
— И ты всегда убежден, что те, кого ты осуждаешь, заслуживают этого?
— Конечно. Иначе я не участвовал бы в обвинении.
Она быстро поднялась и отошла от него.
— Откуда ты знаешь, что всякий раз прав? Откуда у тебя эта уверенность в собственной непогрешимости?
— Джулия, дорогая. — Он встал и хотел было обнять ее, но она отстранилась.
— Не прикасайся ко мне!
— Что случилось? Почему мы тратим время на спор о каком-то мошеннике? Никому не будет вреда, если он окажется за решеткой.
— Вот ты опять! А откуда ты знаешь, что он мошенник? И откуда ты знаешь, что никому не будет вреда, если он окажется за решеткой? А может, у него семья и он ей нужен?
Найджел смотрел на нее с изумлением.
— Я не понимаю тебя, дорогая. Ты говоришь так, будто это имеет к тебе какое-то отношение.
— Имеет.
— Каким образом?
Очень тихо — иногда так тихо, что ему приходилось наклоняться вперед, чтобы услышать, — она рассказала ему о человеке, которого он когда-то обрек на тюремное заключение своим безжалостным обвинением.
— Если бы не ты, его могли бы оправдать, но ты был так уверен в его виновности, что отнял у него единственное, чем он дорожил, — его доброе имя. Из-за тебя он умер в тюрьме. Потому что тебе дороже была твоя репутация юриста, который никогда не проигрывает дела, чем ценность человеческого существа. Ты был так уверен, что прав? Неужели ты никогда не чувствуешь опасений, что ты, как и все люди, можешь ошибаться?
— Не думаешь ли ты, что я добиваюсь осуждения, если допускаю, что человек может быть невиновен?
— Какое право ты имеешь судить?
— Моя работа в том, чтобы выяснять такие вещи. — Он протянул ей руку, но она снова отступила. — Ты слишком мягкосердна, Джулия. Какое мне дело, есть ли у преступника жена, семья? Об этом должен был думать он, а не я.
— В случае, о котором мы говорим, тебе есть до этого дело. Человек, которого ты осудил, человек, который умер в тюрьме, — был моим отцом!
Лицо Найджела побелело, даже губы казались бескровными.
— Твой отец? О ком ты говоришь?
— Сэр Хьюго Трэффорд.
— Трэффорд? Но твоя фамилия…
— Тревелиан — девичья фамилия моей матери. Я взяла ее потому, что мое имя ты смешал с грязью!
— Понятно. — Его щека нервно подергивалась, и, когда он потянулся за сигаретой, пальцы его дрожали. — И что я теперь должен делать, Джулия?
— А что бы ты хотел? Хочешь обнять и поцеловать дочь «негодяя и обманщика», человека, недостойного своего титула? Это не оскорбит твои понятия о добре и зле? Или в том, что касается тебя, ты не так несгибаем?
— Бога ради, Джулия! — Воскликнув, он подошел к ней и схватил за плечи. — Ты не знаешь, что говоришь!
— Вот как? Я давно собиралась это сказать. В тот день, когда ты вышел из зала суда, я поклялась, что ты заплатишь за то, что сделал. Если бы не ты, моего отца оправдали бы.
— Чепуха. Твой отец был виновен. Взялся бы я вести обвинение или нет, он все равно попал бы в тюрьму.
Не обращая внимания на эти слова, она продолжила:
— Я вынуждена была переменить фамилию, потому что ты заставил меня стыдиться моей собственной. Я нашла работу и надеялась со временем забыть, как я тебя ненавижу. Но когда я снова увидела тебя, поняла, что это невозможно. Я не приняла твоего приглашения, потому что не хотела быть рядом с тобой. Но ты был настойчив, ты был намерен добиться своего, и я подумала, что могу разрушить твою жизнь так же, как ты разрушил жизнь моих родителей.
— Я не могу поверить этому. Ты говоришь об этом так хладнокровно!
— Да, я сделала это. Так же хладнокровно, как ты уничтожил моего отца и мою мать.
— Почему ты сейчас говоришь мне об этом? — Гневным движением он затушил сигарету. — Ты моя жена, Джулия. Мы любим друг друга.
— Я люблю тебя?! — В ее голосе послышалось такое отвращение, что он отступил на шаг. — Знай же, что, каждый раз, когда ты прикасался ко мне, я думала только о том, что этими руками ты указывал на моего отца! Когда ты целовал меня, это были губы, которые его обвиняли! Когда ты говорил «дорогая», я слышала только «негодяй, мошенник, обманщик»! — Ее голос дрогнул. — Я ненавижу тебя, Найджел! Больше всех в мире.
— Тогда зачем ты притворялась, что любишь меня? Зачем вышла за меня замуж?
— Потому что ты меня любишь! Таким счастьем было жениться на мне, не правда ли? Но я никогда не буду принадлежать тебе, Найджел! Никогда! Ты и твоя логика! Человек, который никогда не ошибается, чьи суждения всегда верны! — Она невесело засмеялась. — Ну вот, теперь ты знаешь, что можешь ошибаться. У тебя есть все, не правда ли? Положение, успешная карьера… и красивая жена, которая никогда не будет твоей! Мы будем чудесной парой, Найджел, и я буду приветливо принимать всех твоих умных, самодовольных друзей. Но ты и я будем знать, что это только красивая оболочка. — Ее голос опять дрогнул. У нее не было сил продолжать.
Пристально вглядевшись в его побелевшее лицо, она заметила глубокие морщины, которые пролегли у его рта, и стремительно выбежала из комнаты, захлопнув за собой дверь.
Глава 5
Оставшись один, Найджел продолжал неподвижно стоять у камина, невидящими глазами, глядя в огонь. Он никак не мог поверить в реальность того, что только что произошло. Казалось немыслимым, что Джулия могла говорить с ним подобным образом. Девушка, сказавшая эти горькие несправедливые слова, была совсем не та, которую он полюбил, не та, которая всего несколько часов назад стала его женой.
Это был совсем другой человек — расчетливый и жестокий. Ее настоящее имя при любых обстоятельствах было бы для него ударом, но если бы он узнал его до свадьбы, это не поколебало бы его желания жениться на ней. Он мог даже извинить все те вещи, которые она только что сказала, понимая, что у нее на это есть основания, хотя и ошибочные. Но чего он не мог забыть — это того, что его прикосновения внушали ей отвращение, а его поцелуи были ей ненавистны. Как могла она отвечать ему с таким пылом, что он не догадался, какие чувства она испытывает на самом деле. Он готов был поставить на карту свою репутацию и поклясться, что она человек абсолютно честный. И совершенно искренне он признался себе, что это было больнее всего: красивое личико заставило его полюбить девушку, которой не существовало. Джулия, на которой он женился, была нежная, добрая и честная. Та, которая теперь носит его кольцо, забыла честь ради мести.
Он налил себе еще рюмку, стараясь заглушить боль желания, пронизывающую все его тело. Сумасшествием было испытывать это томление. Это значило умалить собственное достоинство, дав волю страсти, забыть логику, которой всегда гордился.
— Все кончено. Прошло. Я не люблю ее! — произнес Найджел вслух. Он снова взял графин и плеснул виски в рюмку, так что оно пролилось на буфет.
Прошло больше часа, прежде чем Джулия услышала, как он неуверенными шагами поднимается по лестнице в свою комнату. Она представила, как он раздевается, потом заскрипела кровать, когда он тяжело бросился на нее. Затем наступила тишина. Она лежала без сна, глядя в темноту. Чувство торжества исчезло, и ему на смену пришло отвращение к содеянному.
В отчаянии она напомнила себе, что ее поступок оправдан страданиями отца, но была вынуждена признать, что отец пришел бы в ужас от ее поведения. Дочь Хьюго не имела права так поступить. Месть не входит в понятие о человеческом долге. И решившись на этот шаг, она была так же не права, как не прав был Найджел, погубив ее отца.
Покой, который она надеялась обрести, выказав свои истинные чувства, был всего лишь иллюзией. Единственное, чего она добилась, — это лишилась самоуважения. Утром она извинится, попробует объяснить то, что сделала, и скажет, что готова покинуть его дом.
Принятое решение принесло с собой некоторое успокоение, и Джулия заснула. Когда она проснулась, солнце заливало лучами ее комнату. Ее первой мыслью был предстоящий разговор. Она понимала, что чем дольше будет его откладывать, тем труднее его начать, поэтому быстро оделась и спустилась вниз.
Она услышала голоса в столовой, дрожа, открыла дверь и вошла. Найджел сидел за столом, а юная девушка в коричневом платье и белом переднике ставила перед ним кофейник. При появлении Джулии она повернулась.
— Доброе утро, мадам. Я — Хильда.
Джулия улыбнулась, но ее сердце колотилось так сильно, что ей трудно было говорить. Она быстро уселась напротив Найджела.
— Вы выпьете кофе, мадам, или предпочитаете чай?
— Кофе, спасибо, — хрипловатым голосом ответила Джулия. — Вы… вы можете идти.
Хильда вышла, и Джулия посмотрела на Найджела. Его глаза были красными, а сжатые в узкую линию губы вызывали воспоминания, которые ей хотелось бы забыть.
— Я хотела бы… Найджел, я хочу с тобой поговорить.
— После завтрака, — сказал он ледяным тоном. — В библиотеке.
— Я готова.
Он пропустил ее вперед, и они прошли через холл. В библиотеке он жестом пригласил ее сесть.
— Я не собираюсь обсуждать то, что произошло вчера, — начал он, прежде чем она успела заговорить. — Скажу только, что, если бы скандал не нарушил моих теперешних планов, я немедленно обратился бы в суд, чтобы наш брак признали недействительным. Позже я решу, когда мне это сделать.
Она вспыхнула от негодования из-за того, что он считал, что решение принадлежит ему одному.
— Ты можешь сделать это, только доказав, что я… я отказываюсь вступить в брачные отношения!
— Вот как? Значит ли это, что ты передумала после вчерашнего? — спросил он саркастически. — Я больше не отталкиваю тебя? Это меняет дело. — Он внимательно осмотрел ее с головы до ног. — Так ты отрицаешь, что когда-либо, как ты столь очаровательно выразилась, отказывала мне в супружеских правах? Ну, ну. Если бы я мог забыть то презрение, которое ты мне внушаешь, то поймал бы тебя на слове.
Она отпрянула.
— Ты не посмеешь!
— Не посмею? — Его манера резко изменилась. — Хватит дурачиться. Тебе отвратительна сама мысль о близости со мной, так же как и мне было бы отвратительно, если бы я это сделал. То, что ты готова лжесвидетельствовать, меня не удивляет. В конце концов, ты дочь своего отца.
Она пошатнулась, словно он ее ударил.
— Это все? Или ты думаешь, что меня можно запугивать, как одного из свидетелей в суде?
Он проигнорировал эти слова.
— Наш брак будет продолжаться, пока это меня устраивает. До сих пор условия диктовала ты. Теперь моя очередь. Как ты сама предложила мне вчера вечером, наш брак будет красивой оболочкой, пока это будет мне нужно. Когда эта необходимость отпадет, я тебе сообщу. — Он взглянул на часы. — Пожалуй, я пойду в контору. Я собирался несколько дней не работать, но теперь в этом нет надобности. Ну что же, лишнее время пригодится мне, чтобы как следует подготовить дело и засадить невинного преступника в тюрьму!
Не спеша он вышел из комнаты. Джулия откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Она знала, что у Найджела несгибаемая воля, но до сих пор не представляла себе, насколько она сильна. Несмотря ни на что, она не могла не испытывать невольного восхищения.
Неделя шла за неделей, и он ничем не выдавал боли, которую перенес. В присутствии прислуги он был любезен и чуть насмешлив. Но как только они оставались наедине, погружался в молчание, и каждый вечер после ужина, извинившись, уходил в библиотеку. Он работал чрезвычайно интенсивно, и часто, отправляясь спать, она видела свет из-под его двери.
Они были женаты уже месяц, когда Джулия получила переадресованное миссис Купер письмо от Конрада Уинстера. Увидев конверт на подносе с завтраком, она испытала легкое потрясение: все эти месяцы после его отъезда она была занята Найджелом и совсем забыла о Конраде. Теперь он неожиданно напомнил о себе. Она понимала, что его не только ранит то, что она вышла замуж, но и удивит — и даже разгневает — имя ее мужа. Вспомнив то сочувствие, которым он окружил ее после смерти матери, она горько посетовала на то, что ее желание расквитаться с Найджелом затронет и Конрада.
Письмо было забавным и любящим. Он сообщил, что вернется дней через десять и с нетерпением ждет встречи с ней. Взглянув на дату, она увидела, что письмо задержалось на Кэмбриен-Те-рес, и с беспокойством поняла, что он может попытаться связаться с ней совсем скоро. Поспешно она написала записку, где кратко сообщала о своем замужестве. Она адресовала ее на его лондонскую квартиру и отправила, когда вышла на привычную утреннюю прогулку.
Через три дня, когда она в одиночестве заканчивала ленч, вошла Хильда и сказала, что ее просит к телефону некий мистер Уинстер.
Его голос звучал сухо, а когда она начала расспрашивать его о поездке, он прервал ее.
— Мне не до светских условностей, Джулия. Нам надо поговорить о важных вещах. Когда я могу тебя видеть?
— Ты свободен сегодня днем? — Чем скорее они встретятся, тем лучше она будет себя чувствовать. — Почему бы тебе не прийти сюда к чаю? Найджел не вернется до семи, так что мы будем одни.
— Хорошо. Я буду в три.
Уинстер явился точно в назначенное время. Она ожидала того же ледяного презрения, которое встречала у Найджела, но он был по-прежнему сердечен, а его лицо было таким розовым и добродушным, что она внезапно почувствовала прилив симпатии к нему.
— Ох, Конрад, как я рада! Мы так давно не виделись!
— Слишком давно, — сказал он резко. — Какого черта тебе вдруг понадобилось выйти за Фарнхэма? Я поверить не мог, когда прочел твое письмо. Знаю, что ты не была уверена в своих чувствах ко мне, и я тебя в этом не виню. Но выйти замуж за человека, который… — Он развел руки, выражая недоумение. — Ты настолько влюбилась в него, что забыла про отца?
— Нет!
Услышав категоричное отрицание, Конрад пристально посмотрел на нее, и то, что он увидел, рассеяло его гнев.
— Что за этим, Джулия? Я хочу знать правду.
Они сели рядом на диванчике, и постепенно она рассказала ему историю о том, как Найджел настойчиво добивался встречи с ней, и о мысли, которая пришла ей в голову.
Уинстер изумленно слушал ее. Он сам был человеком довольно жестким, и ее решимость восхитила его. В то же время он винил себя за то, что поощрял ее предубеждение против Фарнхэма, не предвидя, что оно может привести к такому отчаянному шагу.
Гладя на нее, он понял, что его желание обладать ею только окрепло. За те месяцы, что он отсутствовал, она похудела, ее скулы стали заметнее, а глаза — еще больше. Это придавало ей хрупкость, которую он находил чрезвычайно привлекательной. Он проклинал стечение обстоятельств, благодаря которому оказался за границей в поворотный момент ее жизни. Но хотя его мечты о скором союзе с ней потерпели крушение, он не терял уверенности, что в конце концов сделает ее своей женой.
— Ты, наверное, очень на меня сердишься? — спросила она наконец.
— Только потому, что ты поступила так глупо. Может, ты и причинила боль Фарнхэму, но себе ты тоже сделала больно. Не будешь же ты притворяться, что тебе нравится положение, в котором ты оказалась?
— Мне оно ненавистно! Но я не вижу другого выхода. Мне не важно, что я несчастна, если он тоже страдает!
Конрад вздохнул:
— И сколько ты намерена это терпеть? Ты ведь причинила боль не только себе, знаешь ли… Ты причинила боль и мне. Или это не в счет?
— Нет, конечно! — Она порывисто коснулась его руки. — Когда мной завладела эта мысль, я уже ни о чем другом не могла думать. Если бы ты был тут и мы могли бы поговорить, все было бы иначе.
— Ты позволила ему завладеть своим рассудком, — сказал он мрачно.
— Ты всегда знал, как я ненавижу его!
— Но не думал, что твоя ненависть настолько глубока, что ты способна сломать свою жизнь тоже. Это не мщение, Джулия. Это безумие!
Она вздохнула:
— Я добилась того, чего хотела. Даже если мне придется страдать, я не жалею.
Конрад закурил и посмотрел на Джулию сквозь струю дыма.
— И как долго будет продолжаться эта комедия?
— Не знаю. Единственное, чего я хочу, — это причинить ему боль.
— И как долго ты сможешь это делать? Не думаю, что Фарнхэм из тех людей, которые будут жить с женщиной, унизившей их.
— В конечном счете то, что ты говоришь, правда. Но сейчас, я уверена, ему не все равно… Он очень любил меня, — сказала она хрипловато. — Он мог бы жениться на девушке из хорошей семьи, которая могла бы помочь его карьере, но он выбрал меня. Это чего-то да стоит.
— Согласен. Только хочу сказать, что это будет чего-то стоить не так долго, как ты думаешь. — Он глубоко затянулся. — Ты не выбирала слов, когда говорила ему правду.
— Я и не собиралась это делать. Я его ненавижу.
— Ты уверена? Такая горячность может скрывать…
— Конрад, как ты можешь! — Она сердито вскочила. — Ты думаешь, я сошла с ума? Как могу я любить человека, который погубил моего отца? И если бы не он, мать тоже сейчас была бы со мной. Она не хотела жить, Конрад. Найджел погубил и ее. — Голос Джулии звучал все резче. — Никогда больше не говори этого. Это жестоко!
— Извини, моя милая. Это была неуместная шутка. — Он подошел к ней и обнял за плечи. — Ты знаешь, что можешь положиться на меня. Я говорил тебе, что люблю тебя, и это по-прежнему так. Твой брак с Фарнхэмом — если это можно назвать браком — ничего не меняет. Я по-прежнему хочу, чтобы ты стала моей женой, и буду ждать, пока ты не получишь свободу.
— Конрад, я предпочла бы, чтобы ты не любил меня. Даже когда Найджел и я… Я хочу сказать, что…
— Знаю, что ты хочешь сказать, но не собираюсь обращать на это внимания. Ты чересчур взволнована и не очень хорошо соображаешь. Скажи только, когда ты намереваешься покончить с этой комедией?
— Это зависит от Найджела, — ответила она нетвердым голосом. — Я сказала тебе, что сейчас ему не нужен скандал.
— Он никогда не нужен ни одному адвокату, — отозвался он сухо. — Или у него какая-то особая причина?
— Да. Но я не знаю, в чем она заключается. Конрад посмотрел на нее с сомнением:
— А ты уверена, что он не перехватил инициативу?
— Что ты хочешь сказать?
— Только то, что он не дурак. Он знает, что ты так же несчастна, как и он. Не отпуская тебя, он отплатит тебе той же монетой.
— Не думаю. Он действительно что-то планирует. Он много работает, и…
— И я тоже! — парировал Конрад. — Намного больше, чем Фарнхэм. У меня не было его преимуществ, знаешь ли. Мне не помогали ни деньги, ни происхождение. Я в поте лица наскребал свои первые сто фунтов, и сам вытянул себя за волосы из болота. Когда я встретил тебя, Джулия, и полюбил, надеялся, что остаток моей жизни будет более счастливым. Я и не подозревал… — Он замолчал, потом добавил: — Ты можешь сделать меня очень счастливым, Джулия.
Она была так тронута, что у нее перехватило горло, и она позвонила, чтобы принесли чай.
— Мне очень жаль, Конрад. Очень. Но пока я не могу думать о будущем.
— Понимаю. Просто я хотел, чтобы ты знала, что я по-прежнему тебя люблю.
Вошла Хильда с подносом. Глядя, как Джулия разливает чай, Конрад снова проклинал судьбу, волею которой оказался за границей в этот важный для нее момент. Но его мысли никак не отразились на разговоре. Уплетая горячие лепешки, он развлекал ее рассказами о своей поездке. Его описание Нью-Йорка было таким живым, что, слушая его, она забыла о своих несчастьях.
Время летело. Только когда Хильда вошла, чтобы забрать поднос и задернуть занавески, она заметила, что скоро семь.
Будет ли разумно Конраду встретиться с Найджелом, или ей следует подождать, пока их будут окружать другие люди? Однако все решилось помимо нее: послышался звук отпираемой двери, а затем в гостиную вошел Найджел и резко остановился, увидев, что у Джулии гость.
Она поспешно встала.
— Найджел, я знаю, что ты не знаком с Конрадом Уинстером, он мой друг и друг моих… моих родителей.
Мужчины холодно обменялись рукопожатиями, после чего наступила неловкая пауза. Джулия обратила внимание на то, как они отличались друг от друга. Разница была не только внешней, но и духовной. Конрад излучал дружелюбие и приветливость, рядом с ним манеры Найджела казались старомодными и чопорными. Но Конрада нелегко было смутить, и он сказал в своей обычной грубовато-добродушной манере:
— Жаль, что я пропустил свадьбу Джулии. Мне и в голову не приходило, что она так быстро выйдет замуж. Но, — он бросил быстрый взгляд в сторону Джулии, — я знаю, что такое любовь. Видно, вы оба решили, что нет смысла ждать.
Найджел напрягся, но лицо Конрада было таким бесхитростным, его светлые глаза смотрели так обезоруживающе, что он успокоился, решив, что никакого подтекста тут не было.
— Вы давно знаете мою жену, мистер Уинстер?
— Несколько лет.
— Понятно. — Тон Найджела был спокойным, но мысли — нет. Очевидно, этот человек встретил Джулию до суда над ее отцом, поскольку она назвала его другом своих родителей, и он, несомненно, верит, что Хьюго Трэффорд невиновен. Иначе Джулия не считала бы его своим другом. Но почему-то ему не верилось, что у Конрада могло быть что-то общее с семейством вроде Трэффордов. Хотелось бы выяснить, как он с ними познакомился. Очевидно, этот человек знает, что он был обвинителем в этом деле. Сказала ли ему Джулия правду об их браке? Но выражение ее лица ничего ему об этом не говорило, и в нем вспыхнуло раздражение. Демонстративно он сел на ручку кресла, в котором сидела Джулия, и положил ей руку на плечо нежным интимным жестом. Он почувствовал ее напряжение, но игнорируя его, погладил ее руку там, где ее не закрывал рукав.
— Дорогая, может, мистер Уинстер выпьет с нами?
— Прекрасная мысль, — ответил Конрад, — но только немного. У меня назначена встреча за ранним обедом.
Найджел подошел к подносу с напитками на буфете.
— Виски? Или что-нибудь другое?
— Виски, пожалуйста. Без содовой и льда.
Найджел налил три рюмки — две виски и одну хереса для Джулии.
— Вы первый гость, которого мы здесь принимаем. Джулия и я еще никуда не выходили. Мы все еще предпочитаем быть наедине. Да, дорогая?
Ощутив на себе насмешливый взгляд Конрада, Джулия вспыхнула.
— Не смущай Конрада, любимый, — сказала она сладким голосом, — иначе он решит, что ты проповедуешь радости семейной жизни, а ты знаешь, как холостяки сторонятся женатых друзей!
Найджел отвернулся, и Джулия поняла, что выиграла этот раунд. Но только по очкам. Ей придется остерегаться Найджела: он явно почувствовал, что Конрад в нее влюблен.
Найджел поднял рюмку:
— Ваше здоровье!
— Ваше здоровье, — ответил Конрад, — желаю вам обоим иметь то, что вы заслуживаете!
Джулия чуть не поперхнулась вином. Она все ждала, когда Конрад откроет карты, и он нашел для этого весьма хитроумный способ. Она предупреждающе взглянула на него, а он в ответ подмигнул, выпил рюмку и поставил ее на столик.
— Ну, мне пора. Надеюсь, мы скоро увидимся. Если вы с Джулией как-нибудь соберетесь со мной пообедать, буду счастлив. — Потом он повернулся к девушке: — Я позвоню тебе завтра, милая.
— Прекрасно. Я тебя провожу.
Вместе они вышли в холл, и Джулия специально не закрыла дверь в гостиную, чтобы у Конрада не было возможности говорить. Она подождала, пока его машина отъедет, и вернулась в гостиную.
— Какой у тебя внимательный друг, — врастяжку сказал Найджел. — Что-то ты никогда о нем не упоминала!
— Не видела оснований. Мое прошлое не имеет к тебе никакого отношения.
— Напротив. Твое прошлое вмешалось в мое будущее!
В его голосе послышалась такая неожиданная горечь — вдвойне удивительная после того спокойствия, которое было для него характерно все это время, — что она почувствовала необъяснимое желание заключить с ним что-то вроде перемирия.
— Я хочу тебе что-то сказать, — проговорила она быстро.
— Разве ты сказала не достаточно много?
— Это важно. Раз ты хочешь, чтобы мы какое-то время были женаты, может, мы по крайней мере будем вести себя как цивилизованные люди?
— Мало кто считает мстительность признаком цивилизованности!
Она покраснела, но решила не отступать.
— Можешь обвинять меня в чем угодно. Тебе никогда не понять моего поведения, как мне — твоего. Но по крайней мере, не надо ухудшать положение.
Он пристально посмотрел на рюмку, которую держал в руке, лицо его оставалось серьезным.
— Хорошо, — сказал он наконец, — согласен, что постоянные стычки становятся однообразными. Кроме того, это пустая трата энергии, а мне она сейчас нужна для работы и моих планов, чтобы… — Он замолчал. — С этого момента — как цивилизованные люди, Джулия!
— Спасибо. — Она повернулась и стала собирать пустые рюмки. В следующее мгновение его в комнате уже не было.
Несмотря на то что Найджел согласился на перемирие, его отношение к Джулии мало изменилось: он оставался таким же холодно-вежливым, как и прежде, а бывали дни, когда она вообще его не видела.
Однажды к вечеру в конце октября, когда с их свадьбы прошло почти два месяца, она вернулась из магазинов и застала в гостиной ожидавшую ее даму.
— Миссис Фарнхэм? Я так рада, что наконец вижу вас! Я — Сильвия Эрендел. — Женщина протянула ей руку. — Не знаю, рассказывал ли вам обо мне Найджел?
— Боюсь, что нет, — вежливо ответила Джулия.
— Я жена его кузена. В день вашей свадьбы я была в Южной Африке, так что не смогла присутствовать. Вернулась несколько дней назад и, как только узнала, где вы живете, не могла не прийти: мне так хотелось вас увидеть! Найджел и я — мы так близки, поэтому мне не терпелось встретиться с девушкой, на которой он женился. Надеюсь, вы не сердитесь, что я предварительно не позвонила, но я была в этом районе и не удержалась, чтобы не зайти.
— Ничего. — Джулия села, а ее гостья достала пудреницу и начала приводить себя в порядок. Пока она этим занималась, Джулия исподтишка ее рассматривала. Сильвии было около тридцати. Волосы ее, необычно светлые, подчеркивали великолепную фарфорово-розовую кожу и голубые глаза с тяжелыми веками. Джулия заметила у нее привычку широко раскрывать глаза при разговоре, что придавало кажущуюся важность даже самым тривиальным фразам.
Миссис Эрендел убрала пудреницу и улыбнулась:
— У вас чудесный дом. Эта комната прелестна. Можно мне взглянуть на картины?
Не дожидаясь разрешения, она прошла, вдоль стен. Джулия заметила, что она необычайно маленького роста. Ее изящную женственную фигурку прекрасно подчеркивал бледно-кремовый костюм. На ее голове чуть сбоку кокетливо сидела шляпка, помпон которой раскачивался в такт ее шагам, прекрасно дополняя образ изящной кошечки.
— Это вы выбирали обстановку или Найджел?
— Мы выбирали вместе.
— Как это не похоже на него — интересоваться домом! — Миссис Эрендел вернулась на диванчик. — Я до смерти хочу узнать о вашем романе. Как вы встретились? Вы не могли быть знакомы с ним давно, ведь я уехала всего шесть месяцев назад и знаю, что тогда он вас еще не встретил.
— Я была манекенщицей у Деспуа. Мы познакомились там.
Светлые глаза расширились — на этот раз невольно.
— Манекенщицей? Милочка, как забавно! Вы это делали, чтобы развлечься?
— Чтобы есть.
Джулии ее гостья не нравилась все больше.
— Ясно, — сказала миссис Эрендел. — Но как это Найджела занесло к Деспуа?
— Он был с Лиз. Она выбирала приданое.
— Милая Лиз! — Ее интонации говорили об обратном. — Такая славная девочка. По крайней мере, я не опоздала к ее свадьбе. Когда пропускаешь такие события, чувствуешь себя оторвавшейся от жизни. Понимаете, я стараюсь поддерживать контакт с родственниками, хотя муж умер несколько лет назад.
— Мне очень жаль, — вежливо сказала Джулия. — Он был близким родственником Найджела?
— Троюродным братом. После того как он погиб в автомобильной катастрофе, я вернулась в Англию. Вот тогда мы с Найджелом очень сблизились. Он такой добрый и внимательный… — Ее голос затих. Когда она заговорила снова, он опять звучал твердо. — Мне пришлось поехать в Африку уладить дела с наследством, а когда вернулась, то узнала о вашей свадьбе. Это было таким сюрпризом!
Теперь Джулия испытывала явное недоверие к этой женщине, чувствуя, что ее общительность далеко не так невинна, как кажется. Она была рада, когда Хильда внесла поднос с чаем. Миссис Эрендел не стала ничего есть, но выпила две чашки чаю без молока и сахара.
— Вы жили в Лондоне, Джулия? Мне можно называть тебя Джулией?
Джулия кивнула.
— Но до того, как я начала работать, я жила в сельской местности.
— Твои родители по-прежнему там?
— Они умерли.
— Очень жаль. — Миссис Эрендел обвела рукой комнату. — Теперь тебе это все, наверное, кажется таким странным!
— После чего?
Голубые глаза снова расширились.
— Ну, конечно, после необходимости самой зарабатывать на жизнь любая девушка была бы рада такому дому.
Джулия сдержала саркастический ответ и сладко улыбнулась:
— Вот почему Найджел так щедр. Он говорит, что обожает давать мне то, чего я никогда не имела.
После этого выпада гостья ограничила попытки выведать о Джулии как можно больше. Мало в этом преуспев, она должна была довольствоваться намеками на свою тесную дружбу с Найджелом.
Когда эта женщина в конце концов удалилась, Джулия почувствовала глубокое облегчение. Анализируя весь их разговор, она пришла к выводу, что миссис Эрендел была очень обескуражена ее искушенностью и уверенностью в себе. Несомненно, их брак огорчил ее, так как она довольно деликатно дала Джулии понять, что по собственной инициативе Найджел никогда не отказался бы от холостяцкой жизни.
Мысль о том, что Найджела может заинтересовать подобная женщина, показалась Джулии смешной: ее уловки были слишком очевидными, чтобы подействовать на человека, настолько критически мыслящего. Поэтому ее глубоко изумило, когда Найджел искренне огорчился, что не встретился с миссис Эрендел, узнав о ее визите.
— Сильвия была долго? — спросил он.
— Достаточно долго для того, чтобы рассказать мне, как вы близки.
— Ты, видимо, не так ее поняла, — сказал он холодно. — Когда Джеральд погиб, она осталась в полном одиночестве, и мне было ее жаль. Ничего большего между нами не было.
— Миссис Эрендел дала мне понять обратное, — возразила Джулия.
— Очевидно, что ты ее не понимаешь. Сильвия много говорит, но это безобидная болтовня. Она добрейшее существо, настоящий ребенок!
— Никогда не сказала бы о ней этого, Найджел. Но, — добавила она, — несомненно, ты знаешь ее гораздо лучше, чем я.
Если он и уловил в ее словах сарказм, то не подал виду.
— Уверен, что когда вы познакомитесь поближе, то подружитесь. Она во многом может тебе помочь. — Он задумчиво замолчал. — Да, хорошо, что она вернулась. Нам пора принимать гостей.
После этого наступила тишина: Найджел закрылся вечерней газетой, а Джулия взялась за вышивание. Она всегда была рукодельницей, но забросила все, когда начала работать, теперь же, после замужества, вечера были такими длинными и пустыми, что она снова взялась за рукоделие.
Он поднял глаза и при виде ее прелести не мог не почувствовать горечи. Огонь весело трещал в камине, тяжелые занавески, закрывавшие окна, придавали сцене интимность. Непосвященный зритель счел бы эту картину воплощением домашнего счастья, подумал он с болью: успешная карьера, уютный дом, красавица жена. А его жизнь была пустой и холодной, как вчерашний пепел. Минуту он сидел неподвижно, и лицо его выражало мрачное раздумье, потом, тихо вздохнув, он снова склонился над газетой.
Как Найджел и предупреждал, Джулия редко его видела: его почти никогда не было дома, а когда он появлялся, то торопливо ел и снова спешил на какие-то встречи, о которых она толком не знала. Его постоянно требовали к телефону, и в самое неожиданное время хорошо одетые люди приходили, чтобы забрать его куда-то, посовещаться с ним в библиотеке или привезти домой.
Он не объяснял Джулии, что происходит, и, хотя ее переполняло любопытство, гордость не позволяла ей задавать ему вопросы. Может быть, она так бы ничего и не узнала, если бы не ее свекровь, которая появилась в городе в один из своих нечастых приездов разделить ленч с Джулией.
Миссис Фарнхэм была у них впервые с того дня, как они поселились в этом доме. И за время, прошедшее после свадьбы, Джулия видела ее только один раз: Найджел повез ее к матери на день. Но часы, которые они провели вместе, были горько-сладостными: им обоим трудно было притворяться счастливыми.
Может быть, из-за того, что миссис Фарнхэм не видела свою невестку довольно давно, она заметила атмосферу беспокойства и печали, окружавшую Джулию, но она ничего не сказала и притворилась, что верит ее напускному спокойствию.
— Очень жаль, что Найджела нет, мама. В эти последние недели он так занят, что я сама его почти не вижу.
С этими словами Джулия поцеловала миссис Фарнхэм и провела ее в гостиную.
— Ничего, милая, я пришла повидаться с тобой, а не с Найджелом. Я и не ожидала увидеть его здесь, зная, какую работу ему приходится вести из-за этих выборов.
Стоявшая у буфета Джулия, собравшаяся было налить хереса, застыла с графином в руке. Она была рада, что смотрит в другую сторону и свекрови не видно ее изумленного лица. Миссис Фарнхэм могла, конечно, догадываться, что в их отношениях не все гладко, но ей и в голову не могло прийти, что Джулия даже не знает о том, что он выдвинут кандидатом в парламент.
— Думаю, ты будешь рада, когда он сможет проводить с тобой больше времени, — продолжала миссис Фарнхэм, ни о чем не подозревая. — Пройдет всего несколько дней, и все будет позади. Ровно через неделю мы будем знать результат. — Она приняла от Джулии рюмку и подняла ее вверх: — Давай выпьем за его успех.
Джулия была рада теплу, которое дарило ей вино. Случайное упоминание о том, что Найджел выдвинут на выборы, было для нее совершенно неожиданным. Она рассердилась на себя за то, что ни разу не потребовала от него объяснений его частых отлучек, телефонных звонков, обедов на ходу и странных визитеров. Пусть их брак и был показным, Найджел не имел права ничего не говорить ей о своих намерениях, особенно если учесть, что он по-прежнему хотел, чтобы его друзья считали их отношения нормальными. Только теперь она поняла все, и гнев уступил место боли.
— Наверное, ты поедешь с ним в округ? — спросила миссис Фарнхэм.
— Я… не знаю, — запинаясь, сказала Джулия. — Может быть, он этого не захочет. Вы же знаете, как он не любит проявления эмоций.
Миссис Фарнхэм была удивлена.
— Но не по отношению к людям, которых любит.
Джулия покраснела.
— Я имела в виду — на публике. — И она еще раз напомнила себе, как важно подбирать слова.
После ленча, за кофе, который они опять пили в гостиной, миссис Фарнхэм упомянула о миссис Эрендел и хохотнула, когда Джулия пересказала ей подробности визита Сильвии.
— Могу себе представить, как у нее вытянулся нос, когда она тебя увидела! Сильвия всегда мечтала стать женой Найджела.
— Когда я ему об этом сказала, он только посмеялся.
— Мужчины часто близоруки, когда дело касается женщин. Какими бы умными они ни были у себя на работе, их все равно может провести хорошенькое личико и мягкие манеры, а Сильвия знает, как пользоваться и тем и другим. Но ты не должна ревновать. Найджел и не помышлял о женитьбе, пока не встретил тебя. — Она устроилась поудобнее. — Прости мне эту откровенность, но тебе повезло, что он твой муж. Раз Найджел подарил тебе свою любовь — она твоя навсегда.
— Мне кажется, он любит с той же силой, с какой и ненавидит.
— Он редко к кому испытывает ненависть, — удивленно запротестовала миссис Фарнхэм. — Он слишком логичен, чтобы тратить время и эмоции на столь разрушительное для личности чувство.
— А она действительно разрушительна? — спросила Джулия.
— Конечно! Для того чтобы ненавидеть, мы должны закрыть свой ум для всего остального. С тем же успехом можно жить в коконе.
— Коконы бывают очень уютными.
— Но насекомые из них вырываются! Если бы они остались там навсегда, они погибли бы.
Джулия вздрогнула, и миссис Фарнхэм быстро сказала:
— Давай говорить о чем-нибудь более веселом, чем смерть. Скажи мне, чем ты весь день занимаешься?
— Мало чем, — вздохнула Джулия, — я скучаю по работе.
— Когда у тебя будет ребенок, свободного времени сразу не останется!
Краска залила щеки Джулии, и свекровь сочувственно на нее посмотрела.
— Первые месяцы после замужества всегда нелегкие, знаешь ли. Чем сильнее чувство, тем больше времени людям требуется для того, чтобы притереться друг к другу. Если ждешь от брака многого, то надо многое и дать. Людям чувствительным часто нелегко настроиться друг на друга. Когда я вышла замуж, моя свекровь говорила со мной так же, как я сейчас говорю с тобой, и сказала одну вещь, которую я никогда не забывала: хороший брак не получается сам собой — он требует работы. Но поверь мне, Джулия, это стоит того, чтобы потрудиться.
Джулия в отчаянии глядела в огонь. Как легко она вступила в брак, как мало думала о смысле церковного обряда. Она была поглощена идеей мщения и не задумывалась над тем, что, исполняя свой план, разрушает устои, которые почитала с детства.
Она глубоко вздохнула:
— Вы многое помогли мне понять, мама. Так легко потерять путеводную нить в будущее, а я, наверное, ее еще и не находила.
— Мы не всегда знаем, что для нас лучше всего. — И, переменив тон, миссис Фарнхэм продолжила: — Ну, право, на один день достаточно! Если я снова начну читать лекцию, разрешаю тебе просто уйти! — Ее зоркие глаза остановились на пяльцах, лежавших на ручке кресла. — Какая прелесть! Это твое?
— Да. Хотите посмотреть мои работы?
— Очень. Я тоже вышиваю, так что мы можем сравнить узоры.
Джулия подошла к шкафу и достала мешочек для рукоделия, в котором хранила законченные вышивки. Миссис Фарнхэм пришла в востсрг.
— Вижу, ты специалист. Давно вышиваешь?
— Раньше я много вышивала. Моя мать была необыкновенной рукодельницей. Она копировала узоры со старинных гобеленов у нас на стенах.
— Наверное, это был большой дом, раз там были гобелены.
Лицо Джулии застыло, и миссис Фарнхэм поняла, что время откровенностей прошло.
— Довольно большой. — Она отвернулась. — Не хотите ли еще кофе?
— Нет, спасибо, милая.
После этого разговор стал бессвязным. Быстро стемнело, и наступил ноябрьский вечер, сырой и холодный. Две женщины сидели в свете камина: уличные фонари лишь немного разгоняли темные тени, сгустившиеся в комнате.
— Я больше всего люблю это время суток, — сказала Джулия. — Все уродство исчезает, и остается только прекрасное.
— Слова истинного романтика!
— Когда-то я им была, — призналась Джулия, — но жизнь разрушает идеалы.
— В твоих устах это звучит слишком цинично.
— Я цинична. Такой меня сделали обстоятельства.
— Обстоятельства не могут изменить личность — по крайней мере, не навсегда.
— Я не согласна. Я уже никогда не буду той невинной девушкой, которой была когда-то.
— Не невинной, — согласилась миссис Фарн-хэм. — Но более снисходительной к человеческим слабостям. Мы все делаем ошибки, Джулия. Понять это — значит начать взрослеть.
В холле послышались шаги, дверь гостиной открылась, и на фоне светлого прямого проема показалась фигура Найджела.
— Почему вы сидите в темноте? — Он щелкнул выключателем, и обе женщины заморгали от яркого света.
— Знаешь, многие женщины любят сумерничать, — укорила его мать.
— Извини, дорогая. — Он подошел к ней и поцеловал. — Я пытался вернуться к ленчу, но у меня не получилось. Ты ведь еще не уходишь? Я отвезу тебя на машине.
— Ничего подобного ты не сделаешь. Я заказала такси на шесть часов.
— Но вы должны остаться поужинать, — запротестовала Джулия.
— В другой раз, милая. — Мать посмотрела на сына. — Когда выборы?
Он покраснел и постарался не встретиться взглядом с Джулией.
— Послезавтра, мама.
— Так скоро? Я думала гораздо позже. Ты сразу же сообщишь мне результат, хорошо? Я буду как на иголках, пока не узнаю.
— Конечно сообщу. Позвоню тебе, как только сам буду знать.
— Если ты победишь, — оживленно сказала Джулия, — мы должны позвать гостей, чтобы отметить это.
Найджел медленно повернулся к ней:
— В этот вечер я буду слишком усталым, чтобы отмечать.
— Необязательно устраивать большой прием, дорогой, — настаивала Джулия, — позовем несколько близких друзей: Лиз, Тони, Конрада Уинстера, и… и, конечно, миссис Эрендел. Вы приедете, мама?
— Не думаю. Одной поездки в неделю с меня достаточно. Если Найджел победит, вы оба должны приехать пообедать у меня, когда найдете время. У тебя будет масса дел, если Найджел выиграет, Джулия. Могу себе представить, как ты будешь открывать благотворительные ярмарки и целовать младенцев в мокрых пеленках! — Миссис Фарнхэм взглянула на сына. — Из Джулии получится прекрасная жена для политика — почти все наиболее влиятельные члены парламента достаточно стары, чтобы им льстило внимание красивой молодой женщины.
— Уверен, она прекрасно сыграет эту роль, — отозвался Найджел, чуть подчеркнув глагол, чтобы Джулия это заметила.
Миссис Фарнхэм встала.
— Машина будет с минуты на минуту. Я пойду возьму шубу.
Обе женщины поднялись наверх, и, когда Джулия подала ей черную каракулевую шубу, миссис Фарнхэм вздохнула:
— Не нравится мне, как выглядит Найджел. Он похудел, как и ты.
— Он очень много работает.
— После выборов хорошо бы вам куда-нибудь уехать. У вас ведь не было медового месяца? Попытайся убедить его, что он вам нужен.
— Не беспокойтесь, мама. Думаю, это просто напряжение из-за выборов.
Джулия и Найджел стояли в дверях, пока миссис Фарнхэм усаживалась в машину. Как будто желая создать благоприятное впечатление, он небрежно положил руку на плечо Джулии, но как только машина скрылась за углом, тотчас убрал ее.
Обед прошел в молчании: оба были погружены в свои мысли. Она не заводила разговор о выборах, пока им не подали кофе в гостиную.
— Понятия не имела, что ты выдвинут кандидатом в парламент, пока твоя мать не сказала об этом. Мне очень жаль, что ты не сделал этого сам.
— Я не думал, что тебе это будет интересно.
— Все равно ты должен был мне сказать. Я пыталась скрыть свое удивление, но не уверена, что мне это удалось. Да я и не понимаю, почему ты сделал из этого секрет. Рано или поздно я бы все равно об этом узнала. Если бы ты мне сказал об этом раньше, я могла бы тебе помочь.
— Мне и в голову не приходило просить о помощи. Зная, какого ты обо мне мнения, я ожидал бы от тебя прямо противоположных действий.
— Из тебя получится хороший член парламента, — отозвалась она негромко. — Я никогда бы не сделала ничего, чтобы помешать тебе быть избранным.
— Ты и не могла бы. Я не боюсь ничего, что ты можешь сказать или сделать. — Он встал. — Извини, у меня дела. — У двери он задержался. — Да, об этом приеме: если ты хочешь его устроить, я не возражаю! Но дождись сначала результатов, хорошо? Я могу и проиграть!
Почему-то Джулия не сомневалась, что Найджел победит: она могла представить себе, как он говорит с трибуны с той же энергией, что и в суде, увлекая аудиторию. Она не могла не признать, что он — идеальный кандидат: его привлекательность обеспечивала голоса женщин, его ум убеждал мужчин.
Поэтому она не удивилась, узнав о его победе, и сразу же начала планировать прием. Она отправила приглашения всем, кого Найджел включил в список, и, увидев в нем имя Сильвии Эрендел, решила пригласить Конрада.
Она тщательно продумала меню и в день приема сама расставила цветы на длинном обеденном столе. Перед каждой женщиной розовые розы и фиалки в хрустальных вазочках. В качестве единственного освещения она выбрала высокие темно-красные свечи в серебряных канделябрах. В результате возникла атмосфера элегантности и уюта, которой она осталась довольна. Вскоре она услышала, как Найджел вошел в свою комнату. До нее донесся шум выдвигаемых ящиков, открывающихся и закрывающихся дверей шкафов, пока он переодевался, и почему-то эти звуки были ей приятны. Она быстро надела приготовленное заранее платье. Еще только задумав этот прием, она уже знала, что именно будет на ней этим вечером. Но чего она хотела добиться, остановив свой выбор на белоснежном платье: напомнить Найджелу об их свадьбе или пробудить воспоминания о его любви, — она не знала. Как бы то ни было, это платье походило на то, которое было на ней в первый вечер после их свадьбы. Это был еще один подарок Деспуа, который она пока не надевала. Из мягкого белого шифона, оно ниспадало до самого пола, струясь вокруг ее ног. Корсаж удерживался тонкой лентой, расшитой серебром и жемчугом, и подчеркивал ее молочно-белые плечи. Свободный покрой платья был обманчив: когда она двигалась, шифон облегал изящные линии ее тела, подчеркивая округлость груди, тонкую талию, длинные стройные ноги. Она расчесала волосы на прямой пробор, и они мягкими волнами упали ей на плечи. Их темный цвет контрастировал с сиянием ее кожи, и она с удовлетворением рассматривала свое отражение в зеркале. Ни один нормальный мужчина не останется равнодушным к этой очаровательной картине, а в человеке, любившем ее — пусть в прошлом, — она наверняка вызовет смятение чувств.
Неожиданный стук в дверь, соединявшую ее спальню со спальней мужа, заставил ее отпрянуть от зеркала. Сердце ее заколотилось, когда она нетвердым голосом разрешила ему войти.
Впервые со дня их свадьбы он вошел в ее спальню, и в эту минуту она заметила, как он изменился за последние месяцы. Его лицо стало еще более худым, чем раньше, скулы и нос стали еще заметнее и придавали ему суровый, почти демонический вид, Несколько мгновений он разглядывал ее фигуру, чуть задержавшись на изгибе белой шеи, и наконец остановился на ее прекрасном удивленном лице.
— Я принес тебе вот это, — сказал он резко, протягивая кожаный футляр. — Они принадлежали моей двоюродной бабушке. Когда она умирала, то завещала их моей будущей жене.
Джулия взяла протянутый футляр и открыла его. На подушечке из темного бархата лежали великолепное колье из сапфиров и бриллиантов и длинные серьги. Камни сияли так, как будто в них таилась жизнь: глубокие прозрачные темно-синие сапфиры и бриллианты, играющие скрытым огнем.
— Они прекрасны! — воскликнула она. — Прекрасны… Но я не могу надеть их. Я не вправе.
— Они завещаны мне с условием, что их будет носить моя жена, — сказал он непримиримо. — А ты ею и являешься — по крайней мере, юридически. Кроме того, в нашу первую брачную ночь ты обещала быть на высоте положения.
— Ты помнишь все, что я сказала в тот вечер?
— Думаешь, я это когда-нибудь забуду?
Их взгляды встретились, и Джулия первой отвела глаза. Положив футляр на туалетный столик, она достала колье, аккуратно застегнула его на своей стройной шее, потом вдела в уши серьги.
— Ну вот, ты удовлетворен!
Она снова ощутила на себе его пристальный взгляд, и, хотя он сжал руки в кулаки, голос его остался совершенно спокойным.
— Они прекрасно на тебе смотрятся. Когда ты в следующий раз выйдешь замуж, Джулия, тебе следует выбрать миллионера. Тебе очень к лицу бриллианты. Они, насколько мне известно, самые твердые камни на свете! — Резко повернувшись, он вышел.
Потрясенная до глубины души, Джулия упала в кресло, внезапно почувствовав отвращение к самой себе.
Когда она наконец спустилась в гостиную, уже было слышно, как подъезжают первые гости, и у нее не было возможности поговорить с Найджелом наедине. Большинство пришедших были ей незнакомы — это были друзья Найджела, связанные с ним общей работой: очаровательные культурные люди и их прекрасно одетые жены. Лиз и Тони приехали одними из первых, девушка раскраснелась и казалась необыкновенно счастливой и прехорошенькой в платье с оборками, которое ничуть не скрывало ее полноту.
Здороваясь, она сжала руки Джулии.
— Ты выглядишь просто потрясающе! И на тебе фамильные сапфиры: теперь ты наконец настоящая Фарнхэм.
Эти слова потрясли Джулию. «Наконец настоящая Фарнхэм»! Джулия Трэффорд, дочь человека, который умер в тюрьме, куда его отправил тот, чье обручальное кольцо она носит, считается настоящей Фарнхэм. Это положение не казалось ей завидным, и, как она внезапно поняла, она никогда и не пыталась его занять.
— Кто-нибудь будет, кроме надутых друзей Найджела? — спросила Лиз, отвлекая Джулию от ее мыслей.
— Они вовсе не надутые, — запротестовала Джулия. — Но придет один мой друг — Конрад Уин-стер. Мне кажется, он тебе понравится. И потом, будет твоя кузина Сильвия.
— Вдова Джеральда? — воскликнула Лиз. — С чего это ты надумала приглашать эту кошку?
Джулия засмеялась:
— Тише, а то кто-нибудь тебя услышит! Я ее пригласила, потому что меня просил Найджел.
— Ты уже с ней встречалась?
— Да. Она приходила повидаться со мной пару недель назад.
— Не сомневаюсь! Не могла дождаться узнать, на ком это женился Найджел.
В этот момент вошли новые гости, и Джулия подошла к Найджелу, чтобы их приветствовать. Почти сразу же появился и Конрад Уинстер. Задержав руку Джулии в своей дольше необходимого, но поняв, что время для разговора с нею еще не настало, он немного поболтал ни о чем и отправился знакомиться с другими гостями.
К этому времени собрались уже все, кроме миссис Эрендел, и Джулию раздражала необходимость откладывать начало обеда. Подождав еще десять минут, она подошла к Найджелу, который разговаривал с друзьями, и с извиняющейся улыбкой отвела его в сторону.
— Мне бы хотелось начать, — тихо проговорила она. — Все уже в сборе, кроме миссис Эрендел, но мы уже ждем дольше, чем принято.
— Подожди еще немного, — сказал он отрывисто. — Надеюсь, никакое блюдо от этого не пострадает?
Она не успела ответить — появление Сильвии Эрендел было обставлено по всем правилам театрального искусства. Эффектно остановившись на пороге гостиной в ярких лучах света, льющегося из холла, она казалась воплощением женственности в шелковом платье с заниженной талией и сборчатой юбкой. У него был странный цвет: при движении он менялся от золотого к бронзовому, а когда она стояла неподвижно, перекликался с цветом ее волос. Ее единственным украшением — и единственным ярким пятном — было ожерелье из аквамаринов, которое оттеняло ее бледно-голубые глаза. Больше всего она напоминала сытого золотистого котенка, и, вспомнив ее манеру расширять и суживать глаза, Джулия добавила про себя «сиамского».
Если Джулия, нарушая все правила приличия, пристально рассматривала свою гостью, та, в свою очередь, поступила так же. Пока они обменивались приветствиями, голубые глаза остановились на сапфировом колье, и на хорошеньком личике промелькнула ревность. Но она тут же повернулась и с наивной грацией подставила Найджелу щеку для поцелуя. Джулия внутренне напряглась, увидев, как его губы на минуту прикоснулись к гладкой коже женщины.
— Дорогой Найджел! Как чудесно тебя видеть! Хотя я должна была бы обидеться и вовсе с тобой не разговаривать. Я была просто убита, что мне даже не дали возможности прилететь домой к твоей свадьбе.
Внимательно наблюдавшей Джулии показалось, что Найджел с удовольствием принимает ее легкое поддразнивание, отвечая ей так же непринужденно. Она вынуждена была признать, что они действительно казались добрыми друзьями, как и утверждала Сильвия.
— Надеюсь, вы не обидитесь, если я не предложу вам выпить, — прервала их разговор Джулия, — но наши гости, наверное, проголодались.
— Ужасно, что я так опоздала, — извинилась Сильвия, — но я вызвала такси, а оно не приехало.
— Надо было позвонить мне, — сказал Найджел, — я бы послал за тобой Бейтса.
— Мне не хотелось злоупотреблять… — ответила она мягко, — ты ведь теперь женат…
— Не глупи. — Найджел улыбнулся, глядя сверху в ее бледное лицо. — Моя женитьба не затронула моего шофера.
Раздраженная этим легким разговором, Джулия дала знак Хильде, и Бейтс, исполняющий обязанности дворецкого, объявил, что обед подан, голосом, от которого чуть не задрожали стены.
Когда гости перешли в столовую и увидели накрытый стол, раздался одобрительный гул голосов, и беспричинное раздражение Джулии начало идти на убыль и вовсе прошло, когда одно блюдо стало сменять другое.
Обед открывали маленькие дыньки, охлажденные на льду и поданные с соусом из мяты и французского коньяка. Затем были поданы снетки — маленькие рыбешки, зажаренные целиком до золотисто-коричневого цвета. Потом следовали цыплята, приправленные шампиньонами и миндалем и поданные с картофелем по-немецки. На сладкое — мороженое-шербет разных сортов. К каждому блюду подавалось соответствующее вино: сначала шампанское, потом белое бургундское и, наконец, портвейн.
— Великолепный обед, — сказал Найджел, подойдя сзади к Джулии, когда они переходили обратно в гостиную. — Слава богу, они слишком наелись, чтобы много говорить!
Комплимент заставил ее вспыхнуть от удовольствия. Она была рада, что он не только проглотил еду, но вместе с ней и свои слова, выражавшие сомнение в ее умении принимать гостей.
В гостиной все разбились на группки, и с кофейной чашечкой в руке Конрад Уинстер подошел и уселся рядом с Джулией.
— Ты превзошла себя, дорогая. Единственное, о чем я жалею, что ты украшаешь не мой дом.
Смутившись, она отвела взгляд.
— Мне очень жаль, Конрад.
— Правда?
— Да. Мне не следовало этого делать.
— А! — сказал он удовлетворенно. — Понять свою ошибку — значит сделать первый шаг к тому, чтобы ее исправить.
— Если бы я могла это сделать!
— Сможешь, не бойся. — Заметив, что она волнуется, он изменил тему разговора: — Кто эта очаровательная леди, занимающая разговором нашего привлекательного хозяина?
— Сильвия Эрендел, — недовольно ответила Джулия. — Она была замужем за кузеном Найджела.
— Была?
— Он погиб.
— Понятно.
Она резко повернулась к нему:
— Что именно тебе понятно?
— Не больше, чем тебе, моя милая, — сказал он хладнокровно.
Вместе они наблюдали за Найджелом и Сильвией. Он чуть нагнулся, чтобы лучше слышать ее слова, и одна из ее белых ручек лежала на его рукаве. Казалось, они не замечают, что на них смотрят, и Джулия негодовала, видя интимно-собственнический жест другой женщины.
— Кажется, они по-семейному преданы друг другу, — заметил Конрад.
— Они уже давно знакомы.
— Я тоже давно с тобой знаком, но ты никогда не смотрела на меня так, как миссис Эрендел смотрит на твоего мужа.
Джулия нетерпеливо взмахнула рукой:
— Ты хочешь вызвать меня на ссору, Конрад?
Их глаза встретились, и под ее пристальным взглядом он вынужден был смущенно ухмыльнуться.
— Ты выиграла. Пойду и разобью для тебя эту парочку.
Он поставил чашку и не спеша прошел по комнате. Джулия увидела, как при его приближении Найджел выпрямился и неохотно представил его женщине, сидящей подле него. Конрад устроился рядом и стал вести разговор с обаянием, которым прекрасно владел, когда ему этого хотелось. Вскоре Найджел извинился и оставил их вдвоем.
В этот вечер у Джулии больше не было возможности поговорить с Конрадом наедине. Когда он подошел попрощаться, вокруг нее были другие гости, включая Сильвию, которая уходя пожала ей руку и пробормотала, что надеется в будущем чаще ее видеть.
— Найджел обещал помочь привести в порядок дела Джеральда. Так что я не сомневаюсь, что мы тоже будем встречаться, — объяснила Сильвия.
Без энтузиазма отвечая на пожатие маленькой ручки, Джулия пробормотала что-то ни к чему не обязывающее, про себя давая клятву, что ничто не заставит ее сделать Сильвию частой гостьей в своем доме.
Было уже за полночь, когда разошлись последние гости. И к этому времени у Джулии сильно разболелась голова. Она принимала людей, которых никогда в жизни не видела, и к тому же это был ее первый званый вечер после очень долгого перерыва. Это оказалось во много раз труднее, чем она ожидала, и хотя ей не хотелось в этом признаться, но все увеличивающаяся антипатия к Сильвии Эрендел тоже прибавила напряжения.
Найджел налил себе последнюю рюмку, немелодично что-то насвистывая.
— Нельзя ли обойтись без этого шума? — спросила она раздраженно.
Он удивленно поднял глаза, но, увидев ее лицо, сдержал резкий ответ.
— Сядь, — сказал он спокойно. — Ты совсем измучена. Я налью тебе бренди с содовой.
— Нет, спасибо, — отозвалась она капризно, — У меня голова раскалывается, и от спиртного мне будет только хуже. — Она опустилась на диван и откинула голову на подушку.
Глаза ее были закрыты, и Найджел внимательно посмотрел на нее. Под ее глазами пролегли темные тени, и стало ясно, что последние месяцы, такие тяжелые для него, для нее тоже не прошли даром. Впервые его гнев ослабел, и он понял, что, пытаясь разрушить его счастье, она пожертвовала своим. Какой горькой становится жизнь, когда ею движет необоримая ненависть!
Он тихо вышел из комнаты и вернулся со стаканом воды и аспирином.
— Выпей-ка это. Он тебе поможет.
Она открыла глаза и молча приняла таблетки. Он подождал, пока она их проглотила и запила водой, а потом взял у нее пустой стакан и поставил на соседний столик, прежде чем самому устроиться на диване со своей рюмкой. Оба молчали, пока через несколько минут Джулия не села прямее.
— Мне уже немного лучше. Удивительно, как две обычные белые таблеточки могут победить самую зверскую головную боль.
Она встала и медленно пошла по комнате, гася лампы.
— Давай я помогу, — сказал Найджел.
Одна за другой лампы гасли, пока не осталась гореть только одна, затененная абажуром. Оба подошли к ней одновременно. Пальцы их соприкоснулись, и, казалось, между ними проскочила искра. По телу Джулии пробежала дрожь, и эмоции, которые сдерживал Найджел, вырвались на волю. Он притянул ее к себе и жадно припал к губам. Нежные губы Джулии замерли… и ответили ему, а руки обвились вокруг шеи, ласково притягивая ближе его темную голову. Ее тело было мягким и податливым, и, ощутив тепло и нежность, он начал ласкать ее спину и бедра. Его поцелуй становился все глубже, впивая сладость уст, зажигая ее страстью. Вот он — человек, о котором она мечтала… человек, которому она может отдаться.
Джулия еще никогда не испытывала подобного: весь мир куда-то исчез и остались только они двое. Руки Найджела, прикасаясь к ее телу, наполняли его огнем и сладкой болью. Когда его пальцы скользнули к ее груди, отодвинув тонкую преграду платья, она невольно вскрикнула и инстинктивно прижалась к нему бедрами, наслаждаясь непривычной близостью.
С хрипловатым возгласом Найджел оторвался от ее губ и начал целовать шею и плечи, жадно вдыхая аромат ее кожи. Чуть задержавшись у впадинки под ключицей, он наклонился к ее груди. Изнемогая от страсти, еле держась на ногах, Джулия вся отдавалась его ласкам. Ее пальцы, казалось, обрели собственную волю и, соскользнув с плеч, начали неловко расстегивать пуговицы рубашки. Больше всего на свете ей хотелось сейчас прикоснуться к нему, прильнуть к сильной груди, уничтожив все преграды, стоящие между ними. Тонкий шифон казался ей удушающе тесным, и она была рада, когда платье затрещало под его нетерпеливыми пальцами и, разорванное, упало с плеч, обнажив тело, ожидающее прикосновения его губ.
Когда его пальцы прильнули к набухшему бутону груди, Джулии показалось, что еще немного — и она потеряет сознание. Страсть пульсировала в ее теле, подобно волнам морского прилива.
— Джулия, — прошептал Найджел. — Ты желанна… ты нужна мне.
Эти слова ворвались в ее сознание, заставив вдруг вспомнить о своем долге и положении.
— Нет! — выдохнула она, изо всех сил отталкивая его. — Нет, Найджел! Я не могу!
Она выбежала из комнаты и бросилась вверх по ступенькам. Ее рыдания эхом разнеслись по холлу и наконец затихли. Резкий щелчок сказал ему, что она заперлась в своей спальне.
Глава 6
Хотя Найджел целовал Джулию во время их недолгой помолвки, отвечая ему, она всегда помнила о том, что играет роль. Но сегодня она была охвачена страстью, которая грозила нарушить все ее планы. Как бы ни жалела она о том, что жажда мести заставила ее выйти замуж за него, она не имела намерения сделать их отношения подлинными, даже если Найджел все еще хотел этого. Поэтому она презирала себя за то, что ответила ему с таким пылом.
Почти всю ночь она провела без сна, думая, что стоит ей только позвать, и он придет к ней. Но что тогда произойдет? Что будет представлять их союз? Удовлетворение животной страсти, которое насытит ее плоть, но оставит лишь чувство, отвращения. Нет, любовь не должна быть такой. Любви нужно отдать себя целиком, и целиком принять другого, и воспоминание об этом должно быть таким же прекрасным, как и сама реальность. А если Найджел станет ее любовником, этого никогда не будет. Логика уничтожит ее страсть, заставит ненавидеть себя за то, что она жаждет человека, которого должна если не презирать, то по крайней мере чуждаться.
Уже светало, когда она наконец заснула и проспала до тех пор, пока Хильда не вошла к ней с завтраком и сообщением, что мистер Уинстер просит ее к телефону.
— Надеюсь, я не разбудил тебя? — начал он.
— Нет, — солгала она. — Я просто лежала в постели и читала газеты.
— Это не значит, что ты слишком утомлена, чтобы увидеться со мной за ленчем?
Она колебалась. Ее первым желанием было отказаться, но ее остановило то, что он был человеком, который мог сыграть роль буфера между нею и ее собственными глупыми неуправляемыми эмоциями.
— Прекрасная мысль, — сказала она быстро. — Мне это будет полезно.
— Тогда в гриле, в «Савое». В час.
Найджел тоже плохо спал этой ночью и спустился к завтраку намного раньше обычного. Он с трудом сдерживал нетерпение снова увидеть Джулию, намереваясь серьезно поговорить с нею. В полдень, когда она все еще не вышла из своей комнаты, он поднялся наверх и как раз увидел, как Хильда входит в ее комнату с завтраком.
Хотя этим утром у него было немало работы, он так настроился поговорить с Джулией, что не пошел в контору. Они должны обсудить все, прежде чем она снова отгородится от него. Только так он сможет узнать, есть ли у нее к нему хоть какое-то чувство. Раздраженно он принялся расхаживать по библиотеке и, когда часы пробили четверть первого, сел за письменный стол и придвинул к себе документы, чутко прислушиваясь, не раздадутся ли шаги Джулии. Но не в его характере было работать вполсилы, и постепенно он так увлекся, что перестал замечать течение времени, пока Хильда не пришла сказать ему, что ленч готов.
— Моя жена уже спустилась? — спросил он.
— Она вышла, сэр, — последовал бесстрастный ответ. — Всего несколько минут назад.
— На прогулку?
— Не думаю, сэр. Насколько я знаю, мадам встречается за ленчем с мистером Уинстером.
Найджел с трудом смог скрыть свой гнев. Он был не из тех людей, которые запрещают женам иметь друзей, — и, по правде говоря, учитывая обстоятельства их брака, он не имел возможности это сделать, — но его возражения против Уинстера были очень сильными и проистекали из его инстинктивного неприятия этого человека. И хотя это неприятие не поддавалось анализу, оно было таким сильным, что он почувствовал раздражение. Настроение его отнюдь не улучшило сознание того, что он основывает свое суждение на ощущении, а не на фактах, что не годилось для человека, получившего юридическую подготовку.
Когда прошлой ночью Джулия убежала от него, он был убежден, что это вызвано тем, что она знала: если останется, то непременно уступит ему. Ее страсть лучше всяких слов сказала, что ее чувства к нему были совсем не такими, как ей хотелось бы думать. Ему понадобилось все его самообладание, чтобы не последовать за нею, умоляя не дать мщению отравить ее любовь. Его удерживало только то, что он знал, насколько она устала. Лучше пусть отдохнет ночь, и они поговорят утром, когда оба будут спокойнее.
Но утро оказалось бесплодным. Джулия ушла из дому, а он этого не заметил и теперь был вынужден есть в одиночестве, еще и еще раз обдумывая, что скажет Джулии, когда она вернется. Он уже пил кофе, когда зазвонил телефон. Это была Сильвия Эрендел, ее голос звучал оживленно и взволнованно.
— Найджел, дорогой, как я рада слышать тебя! Я не надеялась тебя застать. Просто позвонила, чтобы поблагодарить Джулию за чудесный вечер.
— Боюсь, ее нет. У нее встреча за ленчем.
— Вот это энергия! Если бы я была на ее месте, у меня не было бы сил. Если, конечно, это не что-то особенное. — Сильвия помолчала. — Найджел, я хочу поговорить с тобой. Мне кажется, я не нравлюсь Джулии.
— Чепуха! — Он был смущен, но старался не показать этого.
— Не чепуха, дорогой. Она как бы… ну, немного враждебна. Но не будем об этом. — Ее голос зазвучал решительнее. — Раз мне повезло застать тебя, давай условимся о встрече. Мне не терпится закончить дела Джеральда — ты не сможешь встретиться со мной сегодня?
— Вряд ли. Я как раз собирался в контору, когда ты позвонила.
— А как насчет завтра?
Он минуту подумал, потом виновато засмеялся.
— Завтра я целый день в суде. Послушай, давай я позвоню тебе, когда буду свободен.
— Хорошо. — Голос ее дрогнул. — Только не откладывай это слишком надолго, ладно?
— Конечно. — Найджел положил трубку и вернулся к кофе, думая, как ему хотелось бы, чтобы Джулия не выражала свою неприязнь к его кузине столь явно. Сильвия существо чувствительное, ни к чему было обижать ее.
Тем временем, встретившись с Конрадом, Джулия была непривычно общительна. Стараясь не думать о Найджеле и событиях минувшей ночи, она все свое внимание сконцентрировала на сидящем с нею мужчине, надеясь таким образом избежать противоречивых мыслей, раздирающих ее ум на части.
Хотя ему и льстило подобное внимание, Конрад был достаточно умен, чтобы понять, что ее поведение было результатом какого-то внутреннего конфликта и не отражало ее чувств. Чем дольше длился ленч, тем сильнее становилась его уверенность, что между нею и Фарнхэмом произошел какой-то кризис. Как бы между прочим он предложил ей проехаться, и она согласилась так охотно, что он с трудом спрятал свое торжество.
Когда на проселочной дороге он открыл верх мощной изящной машины, Джулия сняла шляпку и откинулась на сиденье, впервые за весь день почувствовав себя спокойной. Они мало разговаривали в пути, и, наконец, через час машина остановилась на крутом берегу. Лента дороги уходила к городку, спрятавшемуся за холмом, а их окружали тишина и покой. Мрачное ноябрьское небо угрожало туманом. В нескольких ярдах перед ними скала круто обрывалась, и известковый склон резко белел на фоне темных облаков. Далеко внизу бурное море металось, как будто снедаемое беспокойством, сердитые волны разбивались о камни и накатывались на полосы серого песка.
Конрад заговорил первым:
— Как странно природа отражает иногда чувства человека.
— Ты догадался, — спросила она, — или просто прочел мои мысли?
— Я хотел бы, чтобы ты считала, что я их прочел. — Их глаза встретились. — Что-то произошло между тобой и Фарнхэмом, да? Уж не заметил ли он внезапно, как ты желанна, и не попытался ли…
— Конрад, не надо!
— Почему? Это правда, да? От фактов не убежишь. Ты прекрасна, Джулия. Ни один нормальный человек не может находиться рядом с тобой и не хотеть тебя.
— Ты говоришь так… так… — Она заколебалась, и он закончил фразу за нее:
— Так грубо? Ты это хочешь сказать. — Он чуть улыбнулся, увидев ее лицо. — Не пытайся отрицать, милая. Ты не оскорбила моих чувств, хотя, подозреваю, я оскорбил твои. Да, я человек грубый, Джулия. Я поднялся с самого низа, родившись в нищете. И я сам создал свое состояние и свою жизнь, не опираясь на славное имя и происхождение. Но это не значит, что я лишен чувств. К сожалению, это совсем не так. — Он придвинулся ближе. — Я хочу тебя, Джулия, хочу так сильно, что готов на все, чтобы получить тебя.
— Не говори этого! — запротестовала она.
— Почему? Ну, милая, не удивляйся, что я говорю так прямо. Я должен был это сделать давным-давно. В свое время у меня было немало женщин, Джулия, но я никогда не ставил их на пьедестал, как тебя. Я так уважаю тебя, так стараюсь не задеть твоих чувств, чтобы ты не перестала видеть во мне достойного тебя мужчину! Хотя мне не следовало бы так поступать. Если бы я вел себя естественно, то сейчас мог быть твоим мужем, а не этот напыщенный… — Он оборвал себя, помолчал мгновение, а потом спросил: — Ну, что же ты молчишь?
— А что мне остается сказать?
— По крайней мере, скажи, что я ошибаюсь!
— Я в этом не уверена.
— Несколько недель назад ты не сомневалась. — Неожиданно он притянул ее к себе и крепко прижался к ней губами.
Она не противилась его ласкам: ей хотелось узнать, будет ли она отвечать другому мужчине так же, как Найджелу. Но как она ни старалась, она не могла забыться в объятиях Конрада. Пыл Найджела пробудил в ней отклик, а страсть Уинстера сейчас отталкивала ее. Через несколько мгновений она уже вырывалась, повторяя слова, произнесенные накануне:
— Нет, Конрад, нет! Я не могу!
Уинстер достал платок и вытер губы.
— Ты могла бы ответить, если бы захотела, — сказал он тихо. — Мне следовало давным-давно поцеловать тебя так. Если бы я это сделал, все пошло бы по-другому. Я предлагаю тебе, Джулия, то, что никогда не предлагал ни одной женщине. Я могу дать тебе все, что может Фарнхэм, и гораздо больше. Ты всегда была честной со мной — это одно из твоих свойств, которым я восхищаюсь, — и я буду с тобой так же честен. Ты не можешь жить в одном доме с таким привлекательным мужчиной, как Фарнхэм, — а я не буду спорить, что он привлекателен, — чтобы между вами ничего не произошло. Это звучит банально, но половое влечение всегда банально. Тебе надо порвать с ним сейчас же. Если ты этого не сделаешь, будет слишком поздно.
— Я не животное, — сказала она сердито. — Ты говоришь так, будто невозможно управлять собой.
— Я реалист не только в том, что касается Фар-нхэма и тебя, но и в том, что касается меня. Я люблю тебя и не хочу ждать до бесконечности.
— Кроме тебя, у меня никого нет. Если ты лишишь меня своей дружбы…
— Я не дружбу тебе предлагаю, — возразил он напрямую. — Твоя беда в том, что ты еще не поняла, что нельзя гнаться за двумя зайцами. Ты хочешь сохранить свой бессмысленный брак и в то же время утешаться мыслью, что в случае чего я всегда рядом. Нет, этого не будет. Я не мальчишка, и ты не можешь требовать, чтобы я ждал, не будучи уверен, что ты приняла решение получить от Фарнхэма свою свободу и выйти замуж за меня. — Джулия хотела его прервать, но он ее не слушал. — Я дал тебе возможность осуществить твою жалкую месть, потому что считал, что иначе это чувство будет преследовать тебя всю жизнь. Но ты достаточно поиграла с огнем, и пора взглянуть в лицо действительности.
— Что ты хочешь сказать?
Он наклонился вперед:
— Поначалу ты, может быть, и причинила Фарнхэму боль, но не обманывай себя мыслью, что это будет продолжаться вечно. Насколько я могу судить по вчерашнему вечеру, он вскоре позволит Сильвии Эрендел залечить его раненое самолюбие.
Еще ощущая поцелуи Найджела на своих губах, Джулия хотела протестовать, но она понимала, что это значило бы согласиться с тем, что Конрад прав, а она не хотела этого делать. Однако его слова пробудили ее сомнения в том, что Найджел действительно продолжал любить ее. Может, он уже начинает обращать свои чувства к другой женщине? А его поцелуи прошлой ночью были лишь результатом тесного контакта и напряженности, которая все росла между ними в те месяцы, что они прожили в одном доме при столь неестественных обстоятельствах?
Зная, что Конрад ждет ее ответа, она заставила себя заговорить:
— Мне кажется, ты делаешь слишком много неверных допущений. Согласна, мне не следовало выходить за Найджела. Не потому, что мне жаль, что я причинила ему боль, — добавила она поспешно, — а потому, что я слишком себя связала. Если теперь он обратит свое внимание на женщину вроде Сильвии Эрендел, это будет доказательством того, что нанесенный мною удар был настолько сильным, что убил его любовь ко мне.
— Разве ты не этого хотела? Или ты думала, что он будет любить тебя вечно?
— Никакая любовь не длится вечно, — ответила она.
— Тогда уходи от него сейчас же.
— Я сделаю это, как только смогу. Но я обещала Найджелу повременить и от своего слова не откажусь.
— Почему необходимо ждать?
— Потому что его только что избрали в парламент, а признание брака недействительным вызовет скандал.
— Я бы считал, что это как раз то, что надо. У меня складывалось впечатление, что ты хотела причинить ему вред.
— Да, но только в частной жизни. Я не хочу сломать его карьеру.
— Почему? Если бы он не был адвокатом…
— Знаю. — Она вздохнула. — Я не логична. Но существуют вещи, которых я сделать не могу. Раньше, может быть, и я смогла бы, но не сейчас. Мстить нехорошо. Ты был прав, Конрад. Это лишило меня самоуважения.
— Лучший способ вернуть его — это выйти за меня замуж, — сказал он, чуть заметно улыбнувшись. — Если ты это сделаешь, то больше не будешь чувствовать, что предала память отца. Подумай о том, что я сказал, Джулия. Я скоро потребую от тебя ответа.
Найджел вернулся из конторы, по-прежнему намереваясь обсудить с Джулией сложившуюся ситуацию. Он не мог сосредоточиться на работе, и это напоминало ему то время, когда он впервые увидел ее. Джулии все еще не было дома. Подошло время обеда, и он начал волноваться, не случилось ли с ней чего-нибудь. Он попросил задержать обед на полчаса, но она не появилась, и он сел за стол один. Беспокойство лишило его аппетита, и он только передвигал еду по тарелке да отпил глоток вина. Было уже почти девять, когда он услышал звук отпираемой двери. Через несколько секунд она вошла в столовую.
— Извини, что я опоздала, — сказала она, запыхавшись. — Конрад и я поехали покататься после ленча, и на обратном пути у нас лопнула шина.
— Я скажу Хильде, чтобы она принесла тебе поесть.
— Спасибо, не беспокойся. Было уже так поздно, что мы решили пообедать в придорожном ресторанчике, пока меняли колесо.
— Ты могла бы по крайней мере позвонить. Я думал, с тобой что-нибудь случилось…
— Извини, я не подумала… — Она повернулась к двери. — Пойду переоденусь.
Ее остановил его голос:
— Будет лучше, если ты больше не станешь встречаться с Уинстером.
Она резко повернулась:
— Что ты имеешь в виду?
— То, что сказал. Думаю, тебе не следует встречаться с Уинстером. Если бы кто-то из моих знакомых увидел вас там, они могли бы это неправильно истолковать.
— Только человек с грязными мыслями мог бы это сделать!
— Твоя наивность делает тебе честь, — сказал он сухо и, видя, что она покраснела, вышел из себя. — Пока ты остаешься моей женой, я не желаю, чтобы с нашим именем был связан скандал!
— Ты не имеешь права мешать мне дружить с кем бы то ни было.
— Я имею на это право.
— Да, но не имеешь возможности его осуществить. Я буду встречаться с кем захочу, когда только пожелаю. — Она открыла дверь. — А теперь извини, я пойду к себе.
Оставшись один, Найджел раздраженно бросил салфетку на стол и, отправившись в кабинет, налил себе виски с содовой. Внезапно ему захотелось забыть обо всем, что произошло в последние несколько месяцев, и поговорить с кем-нибудь приветливым, и чутким. Только так он сможет забыть женщину наверху, которая причинила ему столько боли. И он набрал номер Сильвии.
Она сразу же подошла к телефону и, казалось, была неизмеримо рада слышать его голос.
— Я подумал, будешь ли ты дома, если я зайду сегодня, — сказал он без всяких предисловий. — Я просмотрел свои записи и увидел, что в течение недели не смогу принять тебя в конторе. Но если тебе удобно, сейчас я свободен.
— Чудесно! Меня всегда пугают конторы адвокатов, я с большим удовольствием буду обсуждать свои дела у себя дома.
— Хорошо. Я скоро буду у тебя.
Он положил трубку и, не дав себе времени на размышления, быстро вышел из дому.
Джулия так и не узнала бы, где Найджел провел вечер, если бы Сильвия не позвонила на следующий день и не передала через Хильду, что он оставил у нее какие-то бумаги, которые обещал посмотреть дома на досуге. Увидев записку у телефона, Джулия изумилась уколу ревности, пронзившему все ее существо. Действительно ли Найджел заходил к Сильвии по делу или это было лишь предлогом? Скорее всего, повод придумала сама Сильвия, однако Джулия не знала, было ли прекрасной вдовушке трудно убедить Найджела зайти к ней?
В тот вечер она рано спустилась к обеду и, когда Найджел вошел в столовую, сама передала ему сообщение о звонке Сильвии. Он взял записку, коротко поблагодарив ее, и порвал сразу же, как прочел. Джулия скрытно наблюдала за ним во время обеда, но его лицо, как всегда, ничего не выражало, а разговор был таким же вежливым и бессодержательным, как обычно в присутствии Хильды. Только когда Джулия поднялась, закончив есть, он сдержанно попросил ее снова сесть.
Она остановилась у стула, но не села.
— Если это о моих встречах с Конрадом…
— Нет, не об этом. Что касается моих вчерашних слов — можешь о них забыть.
— Ты больше не считаешь, что это может вызвать сплетни? — спросила она с иронией.
— Я, наверное, был слишком резок. Но все же предпочел бы, чтобы ты не встречалась с ним в уединенных ресторанчиках вечером в выходные дни.
Она вспыхнула.
— Если это все…
— Не все. Я не об этом собирался с тобой поговорить. Я открыл в банке счет на твое имя и перевел на него деньги.
— Мне не нужны деньги, — сказала она ледяным голосом. — Денег, которые ты даешь на хозяйство, вполне хватает для того, чтобы я покупала все, что нужно.
— Возможно. Но их недостаточно для того, чтобы ты одевалась достойным образом.
Лицо ее горело.
— Ты недоволен моими туалетами?
— Для того малого количества приемов, которые мы до сих пор устраивали, ты одеваешься вполне удовлетворительно.
— Нельзя ли не говорить, как на суде? — Не успела она произнести эти слова, как уже пожалела: она не хотела, чтобы он понял, что ему удалось вывести ее из равновесия.
— Мне жаль, если мои слова тебя раздражают, — ответил он чопорно. — В последнее время наше общение было столь ограниченным, что я забываю, что ты не одна из моих коллег. Как бы то ни было, я открыл этот счет не из соображений филантропии, а потому что, будучи моей женой, как ты сказала это сама в день нашей свадьбы, должна быть на высоте положения.
— Я сказала, что мы будем сохранять видимость семейной жизни!
— Я рассматриваю это как одно и то же. — И добавил с неожиданным юмором: — Ты, должно быть, чуть ли не единственная женщина в мире, которая отказывается от денег на платья!
— У меня масса одежды!
— Тебе нужна новая. Мы скоро получим несколько приглашений на обеды, и я хочу, чтобы ты хорошо выглядела. Кроме того, скоро я выступаю в парламенте со своей первой речью и буду просить тебя при этом присутствовать.
— Поаплодировать тебе?
Он бросил на нее испепеляющий взгляд.
— Обычно при этом присутствуют жены и ближайшие родственники, и мне хотелось бы, чтобы ты выглядела как можно лучше.
— Ты превращаешь меня в манекен!
— Но я ведь не могу называть тебя женой.
Наступило напряженное молчание. Наконец Найджел встал.
— Деньги переведены, чтобы ты их тратила. Я уверен, Деспуа будет рад увидеть тебя в качестве покупательницы.
— Это может обойтись тебе дороже, чем ты рассчитываешь!
— Я думаю, у тебя немало недостатков, Джулия, — ответил он, — но в их число не входит мотовство. — Он подошел к двери. — Я не буду пить кофе, у меня встреча с Сильвией.
— Ты часто занимаешься делами так поздно?
Одна его темная бровь удивленно изогнулась.
— Уж не пытаешься ли ты теперь диктовать мне?
— Ничуть. Только напоминаю тебе, что сплетни могут вызвать не только мои поступки, но и твои.
Она молча проплыла мимо него, но когда оказалась в гостиной, то с трудом сдержала слезы досады из-за того, что вышла из себя. Впереди ее ждал вечер, длинный и скучный, и она подняла телефонную трубку и набрала номер Конрада.
В течение следующих недель Найджел часто виделся с Сильвией. Постепенно он начал приглашать ее в рестораны, куда они ходили до ее отъезда в Южную Америку. Он был достаточно умен, чтобы понять, что им руководит: он хотел повернуть время вспять, вернуть ту жизнь, что вел, пока не встретился с Джулией.
Понимая причины его поведения, Сильвия ликовала. Но она тщательно скрывала от него свои чувства, руководствуясь золотым правилом «поспешай медленно», для того чтобы снова утвердиться в его жизни. Ей, конечно, любопытно было бы знать, почему он перестал делать вид, что в его семейной жизни все благополучно, но ей хватило хитрости ни о чем не спрашивать.
Прошел месяц, и его посещения Сильвии стали регулярными. Она жила в маленькой квартирке неподалеку от Слоун-сквер, и, переступая ее порог, он чувствовал умиротворение.
Он особенно остро ощутил это, придя к ней однажды вечером после на редкость утомительного дня в суде. Она открыла ему дверь, и он понял, какая сильная привязанность приводит его сюда. Бросив пальто и перчатки на стул в прихожей, он вошел в большую гостиную с низким потолком. В камине приветливо потрескивали дрова, отбрасывая отблески пламени на парчовый диванчик, стулья и пестрые коврики на темном паркете. Пара современных гравюр украшала стены, а низкие вазы с цветами придавали комнате еще более красочный вид.
Он привычно налил себе вина и с рюмкой в руке уселся перед камином.
Сильвия примостилась рядом. Некоторое время она молчала, ожидая, пока его суровое лицо смягчится. Потом нежно взяла его руку и погладила.
— Дорогой мой, ты совершенно измучен. У тебя был ужасный день?
— Довольно тяжелый. Защитник попался хитрый, как дьявол.
Его голос звучал подавленно. Она украдкой взглянула на него, подумала мгновение и решила действовать.
— Ты слишком много работаешь, дорогой. Тебе просто необходимо уехать куда-нибудь отдохнуть.
— Вот уж чего мне не нужно. Ничего целый день не делать и только думать… — Он внезапно замолчал и залпом осушил рюмку.
— Почему ты боишься, что у тебя будет время думать? — спросила она мягко. — В твоем теперешнем состоянии я считала бы, что это тебе нужнее всего.
Удивившись, он повернулся к ней. Она твердо встретила его взгляд, давая понять, что ожидает продолжения разговора. Но он ничего не сказал, и она, решив, что не может, чтобы ее слова остались без ответа, ринулась в бой.
— Посмотри на себя в зеркало, Найджел. Если твое отражение скажет, что ты — счастливо женатый человек, у которого не закончился медовый месяц, я съем все свои шляпки!
Последовало долгое напряженное молчание. Потом Найджел встал и подошел к камину. С минуту он барабанил пальцами по каминной доске и, решившись, повернулся к ней:
— Я не счастливо женатый человек. Совсем напротив. — Произнеся эти слова, он почувствовал облегчение. Он не знал, что заставило его признаться Сильвии в том, что он намеревался держать в секрете. Знал только, что, когда наконец сделал это, у него с плеч свалился тяжелый груз. Может, ему нужно было сочувствие и понимание человека, который хорошо к нему относится.
— Ты удивлена?
— Немного, — соврала она. — А это не просто ссора двух влюбленных?
— Нет, уж точно не это, — сказал он горько. — Мой брак — лишь видимость.
Эти слова были для нее такой неожиданностью, что ей не удалось скрыть изумления. Она подозревала, что Найджел несчастен — иначе он не приходил бы к ней так часто, — но никогда не думала, что его брак был пустой комедией.
— Об этом еще кто-нибудь знает? — спросила она.
— Нет. Я не стремлюсь афишировать это.
— Невероятно! Как в викторианских романах. Никогда не подумала бы, что подобное может происходить сейчас. — Она взглянула на него. — Что случилось?
— Какое это имеет значение? — Ответ его прозвучал резко.
Она постаралась, чтобы голос ее был мягким и сочувственным.
— Ты собирался… Я хочу сказать: ты этого не ожидал?
— Меньше всего. Я любил Джулию. Она была воплощением всего, о чем я мечтал.
Эти слова змеей заползли в душу Сильвии, и так уже полную яда.
— Извини меня, Найджел, но, по-моему, безумием было на ней жениться. Ты ее почти не знал. Вы не принадлежали к одному кругу. Это не могло не вызвать осложнений.
— Ты очень старомодна, — сказал он удивленно. — Никогда бы не подумал, что ты — сноб.
— Это ничего общего не имеет со снобизмом, — возразила она поспешно. — Я просто смотрю на вещи реально. Ты умный, очень образованный человек, и тебе нужна жена, с которой можно разговаривать, а не только целоваться.
Неожиданно он невесело улыбнулся:
— Если можно целоваться, не нужно разговаривать.
— А ты не делаешь ни того ни другого?! — Испугавшись, что зашла слишком далеко, она изменила тактику. — Может, у вас с Джулией все еще наладится? Может, это просто стеснительность. Я и сама изо всех сил старалась с ней подружиться, но она на это никак не реагировала. Возможно, это свойственно ее натуре?
— Не думаю. Этот брак был ошибкой. Только и всего.
Сильвия чуть не замурлыкала от радости и грациозно скользнула к нему.
— Найджел, ты заслуживаешь того, чтобы быть счастливым. Я хотела бы как-то тебе помочь…
Он сжал ее руку.
— Мне очень помогло уже то, что я смог с тобой об этом поговорить.
— Я не понимаю Джулию. Тебя так легко полюбить. Это ужасно, что ты так растрачиваешь свою жизнь. — Сильвия посмотрела на него широко открытыми глазами. — Джулия знает, что ты часто у меня бываешь?
— Да.
— Она не возражает?
— С какой стати? — ответил он устало. — Мы на том этапе, когда каждый живет своей жизнью.
— Почему же вы не расстанетесь?
— По очень простой причине, — сказал он сухо. — Из-за моей карьеры.
— Но если брак ненастоящий, ты можешь получить развод без всякой огласки.
— Вопрос о разводе не стоит. — Его лицо стало еще более мрачным, чем мгновение назад. — В данных обстоятельствах я могу требовать, чтобы брак был признан недействительным. Но это вызвало бы еще больше кривотолков, чем развод. Могу себе представить, какие комментарии позволят себе бульварные газеты!
— Но не можешь же ты сломать свою жизнь из-за карьеры!
— Я и не собираюсь так поступать. Всего через несколько месяцев я смогу делать все, что захочу. Но сейчас нельзя, чтобы мое имя попало в газеты.
— Ну, если тебе нет необходимости слишком долго ждать, я могу не тревожиться.
Темная бровь удивленно поднялась вверх.
— Тревожиться?
— Конечно. — Она придвинулась к нему и прислонилась головой к его плечу. — Я уверена, что ты прекрасно владеешь собой, мой дорогой, но все же ты живой человек. Это не может долго продолжаться. Разве не наступит время, когда тебе захочется чего-то большего?
— Что это значит?
— Не притворяйся, что не понимаешь! — прошептала она и, встав прямо перед ним, обхватила его шею руками, наклонив его голову так, что их щеки соприкоснулись. Она была такая нежная и миниатюрная, ее тепло в этот момент воплощало в себе все, что он ждал от женщины. Его руки инстинктивно сомкнулись вокруг нее, и он нежно коснулся губами ее губ. Мгновение они оставались неподвижными, потом дрогнули и приоткрылись, и она прижалась к нему, отвечая на поцелуй со страстью, которой он не ожидал. Одинокий, отчаявшийся и отвергнутый, он не был бы обыкновенным смертным человеком, если бы не откликнулся на эту страсть. Они стояли, слившись в поцелуе, и взаимное желание соединяло их.
Только когда Сильвия произнесла его имя дрожащим и невнятным голосом, он пришел в себя и, разжав ее руки, сомкнутые вокруг его шеи, отодвинулся от нее.
— Я не должен был этого делать, Сильвия. Это несправедливо по отношению к тебе. Пока я не пойму, что я обо всем этом думаю, я…
— Позволь, я помогу тебе понять. — Она положила руку на его рукав. — Тебе нужно, чтобы я все сказала прямо? Разве ты не знаешь, как я к тебе отношусь?
Глядя в ее томные полузакрытые глаза, он испытал соблазн взять все, что она предлагает. Ее откровенное признание в любви не было для него сюрпризом: она никогда не скрывала, что он ей нравится. Но было бы неразумным менять их отношения, пока он не разрешит конфликт между ним и Джулией.
— Ты мне отказываешь, да? — Голос Сильвии, полунасмешливый-полусерьезный, прервал его мысли.
Он взял ее руку и поднес к губам.
— Ты, наверное, сочтешь меня старомодным, если я скажу, что слишком тебя уважаю?
— Не старомодным, а рыцарственным… и слишком добрым.
— Это ты добрая. Все эти недели ты столько мне давала. Отчасти поэтому я не могу сейчас воспользоваться твоим предложением. — Он нахмурился. — Господи, как самодовольно это звучит! Я не хотел этого. Но…
— Я знаю, что ты хочешь сказать, Найджел. И понимаю тебя лучше, чем ты думаешь. Как насчет ужина? У меня есть сандвичи с цыпленком и паштет.
— А ты не хочешь пойти в ресторан?
— Конечно нет! Лучше я попытаюсь тебя соблазнить! Сейчас я привезу столик.
Найджел смотрел ей вслед, не веря своим глазам: страстная, пылкая женщина, которую он мгновение назад держал в своих объятиях, мгновенно превратилась в уверенную в себе хозяйку дома. Тем не менее он был рад, что она так прекрасно владеет своими чувствами. Если бы он мог сделать то же самое! Невозможно поверить, что Джулия по-прежнему имеет над ним власть.
Возвращение Сильвии с сервировочным столиком заставило его вернуться в настоящее. За необыкновенно вкусной едой время пролетело так быстро, что он изумился, услышав, как часы на камине пробили двенадцать.
— Не думал, что так поздно, — сказал он, вставая. — Ты слишком хорошая хозяйка, дорогая.
— Все зависит от гостя! — Она озорно улыбнулась. — Обожаю, когда ты начинаешь говорить общепринятыми фразами. У тебя это получается прямо как у героя Джейн Остин.
— Сегодня мое поведение было явно не на высоте. — Он поймал ее руку. — Я не имел права тебя целовать.
— Имел. — Она вдруг по-дружески обхватила его руками за плечи. — Ты был лучшим другом Джеральда, Найджел, а не просто родственником. И это тоже сближает нас. Если твои приходы сюда могут тебе помочь…
— Не разрешай мне занимать все твое время, — предупредил он ее. — Это несправедливо по отношению к тебе.
— Разреши мне самой судить об этом. — Она проводила его в прихожую и открыла входную дверь. — До завтра?
Его брови сдвинулись, но тут же вновь расправились.
— Да, — сказал он негромко, — до завтра.
Зная, что Найджел постоянно видится с Сильвией, Джулия гадала, сколько еще он будет тянуть с разводом. Что касается ее, то, чем скорее она окажется одна, тем лучше. Встречи с Найджелом напоминали ей о совершенной ею глупости, а она вполне могла бы обойтись без такого напоминания. Она знала, что развод выдвинет на первый план проблему ее отношений с Конрадом, но все же решила объясниться с мужем.
Однажды в конце особенно скучного, ничем не заполненного дня она наконец-то собралась поговорить с ним об их будущем. Но ее планы не осуществились, так как он не появился к обеду. Ее раздражение усилило то, что она вынуждена была узнать о его отсутствии от Хильды.
— Мистер Фарнхэм сказал, чтобы я не беспокоила вас и не подзывала к телефону, — извиняющимся тоном объяснила девушка. — Но он будет работать допоздна и просил не ждать его к обеду.
Джулия была уверена, что Найджел с Сильвией. Значит, Конрад оказался прав. Если мужчине недоступна одна женщина, он достаточно быстро утешается с другой.
Пообедав в одиночестве, она вернулась в гостиную и раскрыла книгу. Но сосредоточиться ей не удавалось, и она отложила ее, решив мысленно сформулировать то, что скажет Найджелу, когда он вернется.
Время тянулось медленно, и было уже за полночь, когда она услышала, как он отпирает дверь и идет по холлу.
— Найджел! — окликнула она его.
Дверь открылась, и он вошел.
— Да?
Вытирая свои неожиданно вспотевшие руки носовым платком, она быстро произнесла:
— Я бы хотела поговорить с тобой.
— О чем?
Он казался таким отрешенным, что ей трудно было начать. Она облизала внезапно пересохшие губы, глубоко вздохнула и начала прямо и решительно — совсем не так, как планировала только что:
— Я хочу, чтобы наш брак был признан недействительным.
Его лицо не дрогнуло, оставшись отчужденным и безразличным. В полном молчании он продолжал смотреть на нее.
— Ты меня слышал? — сказала она прерывающимся от волнения голосом. — Я хочу быть свободной.
— Полагаю, чтобы выйти замуж за Уинстера?
Он говорил так презрительно, что, выйдя из себя, она ответила:
— Ну и что?
Он чуть пожал плечами, и на его лице никак не отразился холод, который охватил все его существо при мысли об ее изящном теле в объятиях Уинстера.
— Не понимаю, какая тебе разница, что я сделаю, — продолжала она. — По крайней мере, эта комедия закончится. Я знаю, она тебе так же в тягость, как и мне. Особенно теперь, когда ты так погружен… — она заколебалась, — так занят каждый вечер.
— Мы все в чем-то находим удовольствие.
Его откровенные слова были для нее ударом. Несколько секунд она стояла как оглушенная и не слыша его, хотя видела, что он продолжает говорить.
— …обсудить это спокойно, — поймала она только самые последние его слова. — Сядь, Джулия, мне надо объяснить тебе кое-что. Когда я говорил о признании брака недействительным, то, вспомни, упомянул, что соглашусь на это в удобный для меня момент. Как раз сейчас мне хотелось бы этого избежать.
Она испытала необычайное облегчение, настолько сильное, что у нее неистово заколотилось сердце и задрожали руки. Потрясенно она вдруг поняла, почему его слова не только не огорчили ее, но успокоили и почему брак с Конрадом всегда казался ей невозможным. Как она была слепа! Как по-детски наивно было не осознать, что таилось в глубине ее сердца!
Она любит Найджела.
Любит человека, которого хотела уничтожить, за которого вышла замуж из мести. Сказанные ею в ночь после свадьбы слова возникли в ее мозгу и наполнили таким стыдом, что она отдала бы все на свете, лишь бы их загладить. Подняв голову, она посмотрела на него, решившись признаться во всем.
— Найджел, я…
— Не трудись спорить. Мне свобода нужна не меньше, чем тебе, но сейчас это невозможно. В ближайшие месяцы освободится пост заместителя министра юстиции, и есть шанс, что я его получу. Кроме того, я начинаю важное дело. Любой скандал, пусть даже не я буду в нем виноват, повредит мне. Ты вышла за меня из мести и свое получила. Так что можешь подарить мне три-четыре месяца.
— Хорошо, Найджел. — Ее изумило, что ее голос звучит так спокойно. Еще несколько месяцев рядом с ним — пусть даже она будет видеть его все реже и реже… — Ты скажешь мне, когда можно будет закончить эту… эту комедию. Уверена, Конрад подождет.
В своей комнате Джулия не находила себе места. Теперь, когда она поняла, что любит Найджела, ее надежды обрести счастье с Конрадом рассыпались в прах. Конрад предупредил ее, что дружба его не устроит, а большего она не сможет ему предложить. Будущее представлялось ей холодным и пустым, но гордость требовала, чтобы Найджел не узнал об ее истинном отношении к Конраду. Легче выносить нежеланные ухаживания Конрада, чем жалость Найджела.
Джулия боялась предстоящей встречи с Уинстером, но тот принял все неожиданно легко, решив, что ее просьба о признании брака недействительным означает ее согласие выйти за него замуж, и с готовностью согласился ждать. Вскоре после этого разговора Джулия почувствовала, что он чем-то озабочен: он стал чаще уезжать по делам. Но он ничего не рассказывал сам, а ей не хотелось расспрашивать. Она только радовалась, что его внимание не сосредоточено на ней одной.
Осознав свою любовь к Найджелу, она все острее ощущала его присутствие дома. Начав новое дело, он стал меньше времени проводить с Сильвией, а больше-в библиотеке за кипами бумаг. Обедал он обычно в клубе. В те редкие дни, когда они ели вместе, она тайком изучала его лицо, мечтая разгладить усталые морщинки, которых полгода назад не было. Иногда он ловил на себе ее взгляд, и тогда она поспешно отводила глаза, боясь, как бы он не прочел в них все о ее любви к нему.
Джулия считала, что Найджел по-прежнему встречается с Сильвией, и испытала яростную радость, когда работы у него стало так много, что он проводил дома все вечера.
В один из таких дней, когда Найджел работал у себя в кабинете, а Джулия сидела в гостиной, Хильда доложила о приходе Сильвии. Очаровательная блондинка впервые появилась в их доме со дня приема, и Джулия недоумевала, что могло ее сюда привести. Недоумевать ей пришлось недолго: появилась Сильвия в вечернем туалете и приторным голосом извинилась за вторжение.
— Я сказала вашей горничной, что хочу видеть Найджела, но она или глухая, или придурковатая.
— Она не глухая и не придурковатая, — холодно ответила Джулия, — но она знает, что Найджел не любит, чтобы ему мешали, когда он работает.
— Не то чтобы я не хотела видеть вас, — быстро добавила Сильвия. — Мне просто показалось, что это вы не жалуете меня.
— Почему?
— Учитывая ваши с Найджелом отношения, я решила… Ну, вы понимаете.
— Трудно не понять, — сухо ответила Джулия.
Сильвия прищурилась, словно прикидывая, что сказать.
— Не забывайте — Найджел мне не чужой. Большинство мужчин не смогли бы жить монахами, но он любит работу и может отодвинуть чувства в сторону — по крайней мере на время. — Джулия молчала. — Вам не нравится слышать правду, — злобно прошипела Сильвия. — Интересно, зачем вы вообще вышли за него — или вы так и намеревались оставаться невестой-девственницей?
— Как вы смеете так со мной говорить!
— Я уже сказала, что хочу, чтобы Найджел был счастлив.
— Все равно это не дает вам права так со мной разговаривать. — Джулия встала. — Думаю, вам лучше уйти, миссис Эрендел.
— Ну конечно, думаете, миссис Фарнхэм, — насмешливо отозвалась та. — Но вы такая… нетронутая, что лучше мне звать вас мисс Трэффорд.
Джулия окаменела. Она так давно не слышала этого имени, что даже не сразу сообразила, что оно относится к ней.
— Ну, — прервала ее мысли Сильвия, — что же вы не спрашиваете, кто мне сказал?
— Надо думать, Найджел.
Мгновение поколебавшись, она ответила:
— Нет, по правде говоря, не он. Мне сказала ваша бывшая коллега — Клер Северн. Она теперь перешла к Шерридону — я одеваюсь у него. Не понимаю, почему вам пришло в голову выйти замуж за Найджела после того, как он был обвинителем вашего отца?
Джулия не стала отвечать на эти слова, но спросила:
— И что вы намерены предпринять, зная, кто я?
— Я никому не скажу — если вы это имеете в виду. Это было бы слишком примитивно. Я и вам сказала только потому, что мне любопытно было узнать, почему вы решили выйти замуж.
— Это мое личное дело.
— Может, и личное, но результаты могут оказаться довольно публичными.
— Как это?
— Вы, наверное, не понимаете, что означает ваше прошлое. Я знаю, это тяжело, но, как говорят, за грехи родителей расплачиваются дети. — Она взяла сумочку. — У вас усталый вид, отдохните. Я уверена, Найджел не рассердится, если я на минутку к нему загляну.
Оставшись одна, Джулия продолжала неподвижно стоять в центре комнаты. Слова Сильвии пробудили ее прошлое так живо, что казалось, все произошло только вчера. Джулия знала, что заклеймена, но до сегодняшнего дня не задумывалась о том, какой груз может лечь на ее детей, если они у нее будут. Нельзя надеяться, что ее тайна никогда не будет раскрыта. А когда стена рухнет, как это воспримут юные души? Смогут ли они поверить в невиновность человека, которого никогда не видели и который был осужден судом, славящимся своей справедливостью?
Упав в кресло, Джулия закрыла лицо руками. Пусть ее чувства к Найджелу изменились, она не может признаться ему в этом. Его дети не должны быть запятнаны трагическим прошлым матери!
Ее судьба ясна: ей надо как можно скорее с ним расстаться. Только тогда он сможет заново построить свою жизнь. «Но только не с Сильвией! — мысленно молила она. — Только не с этой отвратительной женщиной!»
Глава 7
За пару дней до своего первого выступления в парламенте Найджел предупредил об этом Джулию.
— Твоя мать приедет? — спросила она. — Я утром ей звонила, но ее не было дома.
— Знаю, я с ней разговаривал. Она просила извиниться за то, что не перезвонила тебе, но она нездорова. Когда ты звонила, она была у врача.
— Что-то серьезное? — забеспокоилась Джулия.
— Кажется, нет. Сегодня я с ним переговорил. Он сказал, что ей не следует забывать о возрасте: пусть не ведет себя как шестнадцатилетняя.
Ровно в два тридцать в тот важный для Найджела день такси с Джулией остановилось около Вестминстерского дворца. И она почувствовала волнующий прилив гордости. Она не была в палате общин с детства и уже забыла, как внушительно выглядит это здание. Войдя в главный зал, она изумленно увидела там массу народа и отдала карточку Найджела полисмену, сидевшему у входа на балкон.
Полисмен кивнул Джулии, и она поднялась по каменным ступеням к двери на балкон для почетных гостей.
Зал палаты был полон. Члены правительства уже заняли свои места, но Джулия едва взглянула на них и стала искать мужа. В те секунды, когда она его увидела, он посмотрел в сторону балкона и чуть улыбнулся, но взгляд его был устремлен мимо нее, и, решив, что он ее с кем-то перепутал, Джулия обернулась — прямо за ней сидела Сильвия Эрендел.
Джулия не видела Сильвию с тех пор, как та призналась, что знает ее настоящее имя, и вид ее хладнокровно улыбающегося лица наполнил ее яростью. Но за яростью пряталась и горечь от того, что Найджел решил не только с ней разделить минуту торжества. Горечь была тем сильнее, что он знал, насколько ей неприятна Сильвия, но это не помешало ему пригласить ее сегодня. Джулия упорно смотрела вниз, но всем существом ощущала присутствие этой женщины.
Шум стих: Найджел встал со своего места. В сопровождении двух членов своей партии он прошел по центральному проходу палаты и, остановившись, трижды поклонился.
Твердым голосом он произнес клятву, и Джулия со слезами гордости смотрела, как он расписывается в Книге и его представляют спикеру. Под приветственные возгласы сторонников своей партии он снова занял свое место, и объявили второе чтение билля.
Министр произнес речь, на которую ответил член оппозиции. Когда он сел, одновременно встало человек десять. Волнуясь, Джулия заметила среди них Найджела. Она знала, что по традиции спикер в первую очередь предоставляет слово тем, кто выступает впервые. Ради этого она сюда и пришла. Дрожа, она подалась вперед и напряженно слушала его все время, пока он не сел под одобрительный ропот зала.
Она договорилась встретиться с Найджелом в холле и, повернувшись, с ужасом увидела, что Сильвия уже исчезла.
К тому моменту, как она спустилась в главный холл, Найджела уже окружило несколько мужчин, и Сильвия встала рядом с ним. Мгновение Джулия медлила, с горечью сознавая, что может наступить момент, когда эта ненавистная ей женщина по праву будет стоять рядом с Найджелом, но потом гордость заставила ее идти вперед. Пока она жена Найджела и не позволит другой женщине занять свое место.
Очаровательно улыбаясь, она мягко, но решительно отстранила Сильвию. Найджел взял ее под руку — счастливые молодожены, — продолжая разговаривать с членами партии, которые подошли его поздравить.
— Найджел так чудесно выступил, — пробормотала Сильвия, — он все делает чудесно.
Джулия вспыхнула, не зная, только ли ей понятен скрытый смысл ее слов. Дотронувшись до плеча Найджела, она негромко предложила:
— Пойдем выпьем чаю, дорогой. Уверена, тебе страшно хочется пить.
— Еще бы. — С улыбкой попрощавшись со своими коллегами, он взял под руку и Сильвию. — Тебе, наверное, тоже хочется чаю. Боюсь, ленч у нас был неважный.
— У меня — нет, — невинно улыбнулась она Джулии. — А Найджел так волновался, что не мог есть. Просто места себе не находил.
Джулия с трудом подавила гнев. И Найджел смеет говорить, что хочет сохранить видимость счастливого брака, а сам настолько глуп, что в такой день встречается с другой женщиной! Взгляд Сильвии стал насмешливым, словно она прекрасно поняла, какая буря чувств таится за спокойной внешностью Джулии, но Найджел, похоже, ничего не заметил.
Чай, которого Джулия так ждала, превратился для нее в невыносимую пытку. Сильвия была почти невежлива, отвлекая на себя все внимание Найджела, и не пыталась включить Джулию в общий разговор, пока вдруг в самом конце не спросила:
— Почему вы так серьезны, Джулия? Надеюсь, вам не в тягость роль жены члена парламента?
— Я привыкла к шумихе, — ответила Джулия и сразу же пожалела о своих словах: по лицу Сильвии было видно, что та вспомнила о суде.
— Ну, это не только слава и приемы, — широко улыбнулся Найджел. — Если заседания будут идти допоздна, как в прошлом году, то тебе повезет, если мы будем видеться раз в неделю.
— В этом не будет ничего нового, — отозвалась Джулия сухо. — Сильвия — такой сложный клиент.
Найджел покраснел, а Сильвия примирительно засмеялась:
— О, пожалуйста, не ссорьтесь из-за меня.
— Это не ссора, — сладко ответила Джулия. — Всем известно, что милые бранятся — только тешатся.
Кошачьи глаза расширились и снова сузились, но Джулия невозмутимо встретила их взгляд. По крайней мере, она хоть немного собьет с Сильвии спесь. А если та усомнится в том, что она говорит об их браке, — тем лучше.
Почувствовав напряженность, Найджел взял разговор в свои руки.
— По-моему, со мной сидят две самые красивые женщины на всей террасе! — Он взглянул на Сильвию. — Этот костюм очень тебе идет, милая. Тебе всегда следует выбирать этот цвет.
— Я рада, что тебе нравится. — Сильвия осмотрела Джулию. — Вы тоже славно выглядите, как ты считаешь, Найджел?
Джулия гневно покраснела и, не в силах больше выдерживать ее уничижительный тон, отодвинула стул и встала.
— Прошу меня извинить, мне пора. Я опаздываю на следующую встречу. — Не дождавшись ответа, она резко повернулась и ушла с террасы.
Найджел догнал ее в коридоре. Хотя Джулия заметила, что он идет рядом, но не стала оборачиваться, пока не услышала его голос, негромкий и насмешливый.
— Где-то пожар, Джулия? Или у тебя действительно срочная встреча?
— У меня нет никакой встречи! — взорвалась она. — Но если ты думаешь, что я собираюсь и дальше выслушивать оскорбления миссис Эрен-дел, то глубоко ошибаешься!
— Оскорбления? — Смех в голосе Найджела стал еще заметнее. — Ты приняла ее замечания за оскорбления? Это просто невинная…
— Невинная! — прервала его Джулия. — Она не способна к невинным шуткам, эта… эта Иезавель!
В молчании они пересекли главный холл. Потом Найджел невозмутимо сказал:
— Если тебе досадно, что я ничего не сказал о твоей внешности… Я считаю, что ты выглядишь… — Он помолчал и продолжил: — Ты выглядишь очаровательно.
— Ну, спасибо!
К этому времени они уже дошли до зала Сент-Стивен, и он схватил ее за руку и заставил остановиться. Громадный каменный коридор был пуст, на них смотрели только статуи. Когда они остановились, затихло эхо их шагов, и во внезапно наступившей тишине они невольно приглушили голоса.
— Я давно не видел тебя такой сердитой, Джулия, — сказал Найджел. — Тебе это идет. Тебе надо почаще злиться, вместо того чтобы культивировать твою обычную холодность. — Его глаза медленно осмотрели ее. — Да, ты выглядишь чудесно. Новый наряд превратил тебя в настоящую жену члена парламента, какой ее представляют себе избиратели. — Его голос стал глубже. — Хотел бы я знать: ты меняешь свои чувства так же легко, как и внешность?
— Ты тоже считаешь нужным меня оскорблять?
— Мне просто интересно. — Голос опять стал чуть смеющимся. — А как еще ты можешь объяснить свое сегодняшнее поведение?
— Что ты хочешь сказать?
Найджел придвинулся к ней на шаг, его глаза саркастически поблескивали.
— Ты по-разному вела себя по отношению ко мне, Джулия. Я видел гнев, ненависть, нетерпение, а иногда даже презрение. Но сегодня ты впервые показала, как ты ревнуешь.
— Ревную? — Она отпрянула. — Ты себе льстишь!
— Вот как? Может, мне следует это проверить.
Он резко притянул ее к себе. Его пальцы стальной хваткой держали ее плечи, когда он прижался к ее губам. Тело Джулии обмякло, и она отдалась дивной муке этого мгновения. Но тут же с нечеловеческим усилием она вырвалась от него. В ее сердце все еще билось желание, тело дрожало от страсти.
Найджел пристально смотрел на нее. Как и Джулия, он неровно дышал, глаза его были полны сомнения.
— Сейчас ты не скрыла свое чувство, — сказал он тихо. — Ты не можешь этого отрицать!
— И не буду пытаться. — Она отвела глаза, стараясь говорить тихо, чтобы он не заметил, что ее голос дрожит. — Ты привлекательный мужчина, Найджел, но не… — она поколебалась, но закончила поспешно, — не принимай чисто физическое влечение слишком серьезно. Оно не значит ничего, кроме животной страсти.
Краска сбежала с его лица, и оно стало таким же мраморно-бледным, как у окружающих их статуй.
— Ты не потеряла своей способности причинять боль, не так ли?
— Я такая же, как всегда. Это ты решил, будто что-то изменилось.
— Признаю, что ошибся. Ты так же бессердечна, как всегда, только научилась лучше играть. На минуту на террасе ты ввела меня в заблуждение.
— Заставив думать, что ревную? Ну, Найджел, неужели тебе не хватает обожания Сильвии?
Он резко повернулся:
— Я провожу тебя до такси. Ты здесь слишком задержалась.
Глава 8
Найджел не упоминал о сцене, происшедшей между ними в палате общин, но Джулия заметила, что он стал еще более отстраненным и холодным, чем прежде.
Однажды январским вечером, когда Джулия от нечего делать разбирала вещи, ее удивил звук отпираемой двери, а потом голоса в холле. Дверь библиотеки открылась, затем закрылась. Еще через несколько секунд послышались шаги Найджела, и он вошел в гостиную.
— Ты рано вернулся, — заметила она. — Что-то случилось?
Автоматически он взял сигарету и устроился на краешке стула, глядя на нее так серьезно, что сердце ее тревожно забилось. Уж не собирается ли он сказать ей, что наконец наступил удобный момент, чтобы добиться признания их брака недействительным?
Первые же слова мужа успокоили ее.
— Я привел с собой одного человека — пожилую женщину. Сегодня днем я разговаривал с ней у себя в конторе, и она несколько разволновалась. Я не хочу, чтобы она возвращалась к себе в ее теперешнем состоянии — она живет одна, — поэтому привел ее сюда. Мне хотелось бы, чтобы ты о ней позаботилась.
Его слова, столь отличающиеся от тех, которых Джулия так опасалась, наполнили ее душу таким облегчением, что она охотно согласилась бы принимать у себя даже питона.
— Что мне надо делать?
— Проследи, чтобы у нее было все необходимое для того, чтобы провести у нас ночь. Все те мелочи, которые нужны женщинам.
— Конечно.
— Прекрасно. — Он с благодарностью взглянул на нее. — Идем, я вас познакомлю. Она в библиотеке.
Джулия никогда не забывала своего первого впечатления от Мэри Энсли. Слабая, худенькая женщина лет шестидесяти пяти с морщинистым лицом и редкими гладко зачесанными седыми волосами. Казалось, она находится на грани нервного срыва. Ее бескровные губы дрожали, глаза наполнялись слезами, которые она безуспешно пыталась сморгнуть.
Она до смерти чем-то напугана, решила Джулия, пока Найджел вел женщину ей навстречу.
— Мисс Энсли, это моя жена. Она позаботится о вас и найдет для вас все, что вам будет нужно, чтобы переночевать у нас.
— Мне нет необходимости оставаться у вас. — Голос женщины был по-детски высоким и напряженно дрожал. — Когда я пообедаю, то приду в себя.
Джулия обняла ее за худенькие плечи.
— Вы нас нисколько не обремените, мисс Энсли. Пойдемте наверх, я покажу вам вашу комнату. Вы, наверное, захотите отдохнуть перед обедом.
Благодарность ее была трогательной.
— Вы так добры… необыкновенно добры. И мистер Фарнхэм был так внимателен ко мне! Так неловко затруднять посторонних.
— Ничуть, — твердо ответила Джулия. — Идемте наверх. Вам будет лучше, если вы отдохнете.
Устроив мисс Энсли в комнате для гостей, Джулия вернулась в гостиную, где ее ждал Найджел.
— Мне очень жаль, что я тебя обременяю посторонним человеком, — сказал он, — но у меня не было выбора. — Он беспокойно ходил по комнате, продолжая говорить. — У меня некоторые трудности с мисс Энсли, и мне нужна твоя помощь.
— Я сделаю все, что смогу, — отозвалась она, стараясь не выдать удовольствия, которое доставила ей его просьба. — Ты можешь мне рассказать о ней или это секрет?
— Я могу кое-что тебе рассказать, но не все. Как ты знаешь, я работаю над одним очень важным делом. Оно оказалось еще значительнее, чем я ожидал, и, если все пройдет успешно, мне удастся раскрыть одно из самых хорошо налаженных валютных мошенничеств в нашей стране. Отдел полиции, занимающийся этими вопросами, некоторое время назад узнал о нем. Но они не могли найти преступника — тот мозг, который организовал все это.
— А ты нашел?
— Кажется, да. — Он чуть улыбнулся недоверию в ее голосе. — Это произошло, когда я занимался новым делом. Через мисс Энсли я получил некую информацию. Она заставила меня задуматься и продолжить расследование. Короче говоря, я почти убежден, что нахожусь на правильном пути.
— Каким образом мисс Энсли связана с этим? Она не производит впечатление человека, способного на преступление!
— Конечно. По крайней мере, не в том смысле, который ты вкладываешь в это слово. — Он помолчал, как будто решая, продолжить ли объяснение, затем сказал: — Много лет она была секретарем директора некоей фирмы, которая внезапно — и совершенно неожиданно для нее — закрылась. Конечно, она получила компенсацию, но это ее не удовлетворило. За несколько месяцев до закрытия фирмы у нее появились некоторые подозрения, и поскольку она считала, что с большинством работников поступили несправедливо, то обратилась ко мне.
— Но ей следовало бы найти адвоката более низкой квалификации!
Он кивнул, но добавил:
— Благодарение Небу, она этого не сделала! Если бы она поступила так, как ты говоришь, это не открылось бы.
Джулия недоумевала.
— Что не открылось бы?
Он потер щеку:
— Это валютное дело и спекулятивная игра акциями. У нее случайно сохранились копии торговых сделок, и она дала их мне, надеясь, что на основе цифр о доходах служащие получат большую компенсацию. Кое-что в этих сделках показалось мне странным, и я задал себе вопрос: кто скорее всего может знать подробности о деятельности директора и его помощников? Кто тот человек, которого принимают как нечто само собой разумеющееся и часто говорят при нем о секретных вещах, не замечая его присутствия?
— Личный секретарь! — откликнулась Джулия. — Особенно такой, как мисс Энсли.
— Вот именно! По-видимому, поначалу деятельность компании была совершенно законной и шла по правилам, но в последние несколько лет она превратилась в нечто совершенно иное.
— Ты сообщил полиции?
— Да. Но им нужны доказательства.
— Не хочешь ли ты сказать, что твои суждения основываются на интуиции?
— В некотором отношении — да.
— Это совсем на тебя не похоже, — заметила она. — Я считала, что ты всегда руководствуешься только фактами.
Он покраснел, но мужественно ответил:
— В данном случае — нет. У меня есть… — он остановился, — свои основания стремиться докопаться до истины.
Джулия поразмыслила немного над тем, что услышала, и наконец спросила:
— Ты хочешь сказать, что бывший шеф мисс Энсли — человек, ведущий эти валютные дела или что-то в этом роде?
— Да, — мрачно подтвердил Найджел. — Но я не могу обратиться в полицию, пока у меня не будет достаточно фактов. Над этим я сейчас и работаю. Когда у меня будут неоспоримые доказательства, этот человек от суда не отвертится.
— Но почему мисс Энсли так расстроена? — спросила Джулия в недоумении. — Понимаю, ее не может радовать перспектива давать показания, но…
— На нее оказывают давление, чтобы заставить молчать.
— Давление? Каким образом?
— Угрозами, — сказал он медленно. — Телефонными звонками. Говорят, что если она выступит в суде, то пожалеет об этом. Ты и сама видишь, она не тот человек, который может выстоять в такой ситуации. Телефонные звонки ее напугали, и, если я хочу продолжать это дело — а я должен, — надо, чтобы она была в порядке. — Он потер подбородок. — Единственный выход, который я вижу, — отправить ее куда-нибудь, пока она мне не понадобится в качестве свидетельницы. Я бы обратился к матери, но это место проверят в первую очередь.
Несмотря на то что Найджел говорил довольно прозаически, это звучало настолько драматично, что Джулии казалось — она слушает какой-то шпионский триллер.
— Я знаю подходящее место.
— Где?
— В Экстоне. Это маленькая деревушка милях в десяти от моего прежнего дома. У моей няни там коттедж. Уверена, она будет рада принять у себя гостью. Деревушка эта тихая, вдали от людных мест.
— Кажется идеальным. Если мисс Энсли будет в безопасности до того времени, как она мне понадобится, у меня камень с души упадет.
— Сколько нужно времени, чтобы собрать доказательства?
— Не знаю. Мне кажется, их у меня уже достаточно.
— А что помешает этому человеку уехать из страны?
— Если он попытается уехать, его задержат.
— Тогда в чем же…
— Проблема? — закончил он за нее. — Она довольно трудная. Мало знать, что фазан в зарослях: если вы собираетесь его пристрелить, его надо оттуда выгнать.
— С мисс Энсли в качестве загонщика?
— Да. Без ее показаний будет почти невозможно добиться осуждения этого человека.
Джулия взглянула на часы.
— Я сейчас же напишу няне, чтобы она ждала меня завтра с мисс Энсли.
— А ей нельзя позвонить?
— У нее нет телефона, а телеграмма ее напугает. Если отправить письмо сейчас, то она получит его завтра утром. Я пойду в библиотеку.
Джулия и Мэри Энсли выехали из Лондона ранним утром, до того как большинство людей отправляются на работу, и были в Экстоне после одиннадцати. Няня была в восторге от того, что снова видит свою «мисс Джулию», а еще больше, что можно будет хлопотать вокруг гостьи. Глядя, как она уводит мисс Энсли наверх распаковывать вещи, Джулия почувствовала уверенность, что поступила правильно, привезя сюда эту женщину.
— Я оставила бедняжку устраиваться, — сказала няня, вернувшись в маленькую гостиную, — а мы тем временем можем поболтать. — Яркие глаза в веере морщинок, по-прежнему способные заглянуть глубоко в душу, пристально смотрели на Джулию. — Вы давно не навещали меня, мисс Джулия. Это не похоже на мою девочку — отворачиваться от своей семьи. Я-то всегда считала, что в нее вхожу.
— Конечно! — воскликнула Джулия, крепко обняв няню. — Я не навещала тебя потому… — Она отстранилась и сделала вид, что ей надо пригладить волосы. — Когда Найджел стал членом парламента, появилось столько дел… надо встречаться со столькими людьми…
— Со слишком многими, судя по тому, как вы выглядите, — ответила та. — Вы слишком худая и нервная, мисс Джулия. Что с вами? И не пытайтесь что-нибудь выдумать. Я всегда вижу, когда вы говорите неправду!
Несмотря на то что у Джулии на глаза навернулись слезы, она не могла не улыбнуться дрожащими губами.
— Тогда я лучше не буду отвечать. Так ты по крайней мере не поставишь меня в угол!
— Это из-за свадьбы? Мистер Найджел плохо с вами обращается?
— Ох, няня, конечно нет! Он необыкновенный. — Бой часов заставил Джулию вспомнить о времени. — Боже правый, я не думала, что так поздно! Мне надо возвращаться. Мистер Уинстер заедет за мной — мы вместе собирались на ленч.
— Вы вовремя не успеете.
— Постараюсь успеть.
— Нельзя отправляться в дорогу, не выпив чего-нибудь горяченького!
Старушка засуетилась и через несколько минут поставила на стол чашку дымящегося шоколада. Джулия взяла ее с благодарностью.
— Ты еще помнишь, что я люблю больше всего.
— Я все о вас помню. И то, что вы не привезли своего мужа познакомиться со мной. Судя по фотографиям в газетах, он видный мужчина.
— В газетах? — быстро спросила Джулия.
— Не сейчас, мисс Джулия. Тогда, когда были неприятности у вашего отца.
Молодая женщина покраснела.
— Значит, ты знаешь, что он — тот человек…
— Да, милая, знаю. — Мудрые глаза спокойно смотрели на нее. — Я рада, что вы не ожесточились из-за того, что он выполнял свою работу.
— Не думала, что ты скажешь.
— Значит, следовало раньше меня спросить! Ваш муж не был знаком с вами до суда, и нельзя винить его за то, что случилось прежде. Ведь он ни в чем не винил вас.
Вспомнив, как Найджел, когда она открыла ему свое имя той ночью, умолял ее не дать жажде мщения разбить их счастье, Джулия всем сердцем хотела, чтобы то, что думала няня, действительно было правдой. Если бы ей хватило ума послушаться Найджела, насколько другой была бы сейчас ее жизнь!
Опасаясь, что мудрые глаза старушки проникнут сквозь щит, за которым она скрывала свои чувства, она встала и взяла сумочку и перчатки.
— Мне надо идти, иначе я точно опоздаю. Попрощайся за меня с мисс Энсли. Не знаю, смогу ли я снова приехать повидаться с ней. Может быть, Найджел посчитает, что нам лучше пока с ней не встречаться, чтобы…
— Понимаю, — тихо сказала няня. — Бедняжка, она не похожа на преступницу. Ваш муж ее защищает?
Джулия не сразу поняла смысл вопроса, а поняв, не смогла сдержать улыбки.
— Ох, няня, ничего похожего! Наоборот. Преступник ищет ее, и мы хотим, чтобы она была в безопасности.
— Тогда вы привезли ее как раз куда следовало. Я буду все время за ней присматривать.
Хотя Джулия старалась вести машину как можно быстрее, она вернулась домой только в половине второго. Машина Конрада уже стояла у тротуара. Когда она взбежала по ступенькам и вошла в холл, он направился к ней из гостиной и поздоровался. Уинстер был не из тех людей, которых можно заставлять ждать, и она думала, что он будет раздражен. К ее изумлению, он, казалось, ничуть не расстроился из-за того, что ему пришлось впустую потратить полчаса.
Обещав, что не задержит его больше чем пару минут, она поспешила наверх и сменила свое твидовое платье и пальто на розовую ангору и норковый жакет.
— Ты чудесно выглядишь, — сказал Конрад, усаживая ее в машину. — Куда ты умчалась сегодня утром?
— Я должна была выполнить кое-какие поручения Найджела. — Опасаясь, что ее ответ покажется ему уклончивым, она добавила: — За городом. Это связано с его избирателями.
Конрад не ответил, а чуть позже заговорил о чем-то другом.
Ленч в «Тиберио», одном из самых модных ресторанов Лондона, был спокойным и приятным, и Джулия почувствовала, как ее покидает напряжение последних дней. Конрад был непривычно задумчив и иногда вообще замолкал, как будто думал о чем-то постороннем.
Один раз Джулии пришлось дважды окликнуть его, прежде чем он ответил, и он вынужден был извиниться за свою невнимательность.
— Прости, что я так рассеян, дорогая, но я сейчас работаю с большим напряжением. Это, однако, к лучшему: у меня остается меньше времени на мысли о тебе. — Она почувствовала неловкость, но ей не пришлось отвечать, потому что он еще не закончил. — Всякий раз, когда я вспоминаю, что Фарнхэм — твой муж, мне хочется расквасить его высокомерный нос.
— Ты не должен так относиться к Найджелу. Это скорее моя вина.
— Наверное! — Он чуть улыбнулся. — Но ведь я не могу расквасить твой нос, дорогая! Ну, ничего, скоро ты будешь свободна, и мы куда-нибудь надолго уедем. Мне хотелось бы показать тебе Южную Америку. Это мир веселья и красок, который тебе даже не снился. Тебе там очень понравится. После этих стран Англия кажется смертельно усталой страной.
— Но это твоя родина, — изумленно отозвалась она. — Неужели ты думаешь эмигрировать?
— Не знаю. Все зависит от того, захочешь ли этого ты.
— Не уверена. Я никогда не жила за границей и не могу думать о том, чтобы осесть в чужой стране.
— Когда ты туда переберешься, она перестанет быть чужой. Многое зависит от того, хочешь ли ты, чтобы другая страна стала твоим домом.
— Никакая другая страна не сможет быть моим домом, — отозвалась она. — По крайней мере таким, как Англия.
Он ухмыльнулся:
— Не знал, что ты такая патриотка!
— Ты обо мне многого не знаешь! — парировала она.
— Радость моя, я собираюсь тебя узнавать всю оставшуюся жизнь! — Он поймал ее руку и сжал. — Не сердись за то, что я не чувствую столь сильной привязанности к Англии. Вспомни — я ведь из Австралии.
— Конечно, — улыбнулась она, — я совсем забыла. Ты, наверное, больше австралиец, чем англичанин!
— Наверное. — Он подозвал официанта, подписал счет, и они вышли из ресторана.
Невольно она сравнила его с Найджелом, представив себе на месте этого коренастого румяного мужчины угловатую фигуру и аскетическое лицо мужа.
На тротуаре перед рестораном она остановилась.
— Не трудись везти меня домой, Конрад. Мне надо сделать кое-какие покупки, а потом я возьму такси.
— Ты так хочешь?
— Да.
Он поймал такси и помог ей усесться.
— Следующие несколько дней я буду порядком занят, — сказал он. — Позвоню, как только освобожусь. Ты сможешь со мной как-нибудь пообедать? Давно не видел тебя в вечернем платье.
— Хорошо. Я найду время, — пообещала она. — Найджел меня не связывает.
— Слишком связывает, на мой взгляд. Тебе надо кончать эту комедию и…
— Не сейчас, — отозвалась она поспешно, бросая взгляд на шофера. — Мы поговорим об этом в другой раз.
— Как желаешь. — Он отступил. — Не забывай обо мне, Джулия. Я люблю тебя, и ты будешь моей женой.
Существование Мэри Энсли стало связующим звеном между Найджелом и Джулией. В тот же вечер за обедом он спросил ее, понравилось ли мисс Энсли в Экстоне. За этим вопросом последовало еще несколько, и Джулия заметила, что подробно рассказывает ему о няне и своем детстве в Ламмертоне.
Это был первый из нескольких вечеров, которые они провели вместе до начала судебных слушаний, и она с беспокойством ждала, не скажет ли он ей, что нашел дополнительные факты, которые искал. Но неделя подошла к концу, и девушка не могла больше сдержать свое любопытство. В пятницу вечером после обеда она спросила у него, как обстоят дела.
— Суд начнется через несколько дней, — сказал он. — Почти вся эта неделя ушла на представление документов.
— Это значит, ты нашел необходимые доказательства?
Он покачал головой:
— Ты путаешь две вещи, Джулия. Кажется, я уже говорил тебе, что дело, над которым я сейчас работаю, прямо не связано с этим… человеком и Мэри Энсли. Но в свете того, что мисс Энсли сказала мне, когда я ее расспрашивал, возникло это новое… — он поколебался, — я не могу сказать: новое дело, потому что дела, как такового, пока нет. Есть только предчувствие, что, вполне вероятно, оно может стать самым крупным делом в моей жизни.
— Но ты по-прежнему не узнал ничего нового. — Она не смогла спрятать своего разочарования, и он чуть улыбнулся и снова покачал головой.
— Мы же не в сказке, Джулия, а в мире реальных фактов. Я пытаюсь раскопать нечто, что тщательно скрывалось многие годы. На это требуется больше чем несколько дней.
— Но в начале недели ты был так оптимистичен!
— Я не должен был себе этого позволять. Просто если я смогу доказать, что этот человек виновен, то…
— Почему это для тебя так важно? — спросила она.
Черты его лица словно окаменели, и на нем появилось жесткое, непримиримое выражение, к которому она привыкла.
— У меня личные причины. Не надо меня расспрашивать. Когда мне будет что сказать, я скажу.
На следующей неделе начались собственно слушания, и по вечерам Фарнхэм возвращался домой усталый и молчаливый, поспешно обедал и уходил в библиотеку готовиться к завтрашнему дню. В десять часов Джулия приносила ему какое-нибудь горячее питье, предпочитая сама приготовить его, а не поручать Хильде. Даже эта маленькая услуга, которую она могла ему оказать, была для нее источником удовольствия.
Поначалу он старался не обсуждать заседания, опасаясь, что для нее они связаны с тяжелыми воспоминаниями, а сама Джулия не задавала вопросов, чтобы он не подумал, что она ищет повода покритиковать его. Этот же страх не позволял ей попросить у него пропуск в зал суда, чтобы услышать, как он выступает, и ей пришлось довольствоваться тем, что можно было прочесть в газетах. Все они писали, что Найджел блестяще ведет обвинение. Нигде не упоминалось о некоей личности, стоящей за обвиняемым, и она пришла к заключению, что Найджел выжидает, чтобы вызвать Мэри Энсли на следующей неделе; тогда он раскроет то, что журналисты, несомненно, назовут «сенсационным продолжением дела».
К концу пятого дня Найджел был предельно измучен. Он все воскресенье работал у себя в конторе и возвратился домой почти в семь. К своему глубокому удивлению, он застал Джулию сервирующей стол к обеду и, пройдя через холл, остановился на пороге, глядя на нее.
— Здравствуй, Найджел. — Она улыбнулась, заметив его. Увидев его усталое лицо, она с трудом сдержалась, чтобы не подбежать к нему и не поцеловать. — Ты вечером дома? — спросила она как бы между прочим и быстро добавила: — Я имею в виду обед.
— Да, я обедаю дома и здесь же проведу вечер. А ты?
— Тоже. У Хильды сегодня выходной, поэтому я помогаю мисс Хамфри.
— Ясно. А что случилось с Уинстером? Обычно в этот день ты обедаешь с ним.
— Его нет в городе.
— Мне показалось или ты в последнее время реже с ним встречаешься?
Она проигнорировала вызов, сказав невозмутимо:
— Я увижу его в понедельник.
— Ну что ж, я должен его поблагодарить за то, что он отпустил тебя на выходные!
Ее обуревало желание сделать подобное уничижительное замечание по поводу их встреч с Сильвией, но решение не ссориться с ним помогло ей сдержаться. Нервы Найджела были на пределе, и ей следовало это учитывать.
В его поведении чувствовалось беспокойство: он то брал в руки безделушки и ставил их обратно на каминную доску, то переставлял бутылки на буфете.
— Ты уверен, что ничего не случилось? — спросила наконец Джулия.
Он резко обернулся и посмотрел на нее, как будто мысли его были где-то очень далеко.
— Случилось? А почему должно что-то случиться?
— Потому что ты мечешься, как тигр в клетке. Тебя тревожит ход слушаний?
— Я о них даже и не думаю. Да и вообще все решено: Мэри Энсли будет давать показания завтра.
— Уже? Почему ты мне не сказал?
— Не хотел тебя тревожить. Я договорился, что мой клерк встретит ее на станции и приведет прямо в зал заседаний.
— Если ты не беспокоишься о Мэри Энсли, то что же случилось? Ты все время в напряжении.
Он немного помолчал, как будто взвешивая ее слова, прежде чем ответить.
— Если хочешь знать, я думал о нас.
Сердце Джулии заколотилось. Здравый смысл подсказывал ей, что надо сейчас же закончить этот разговор, но любовь к Найджелу не давала ей произнести роковые слова, которые его остановят. Что бы ни случилось, она должна услышать, что он хочет сказать…
— Ты, наверное, знаешь, о чем я думаю, — говорил он тем временем, — и если ты считаешь, что есть…
Его прервал резкий звонок телефона. Нетерпеливо вскрикнув, он поспешно вышел, чтобы взять трубку. Джулия откинулась в кресле и сжала руки. Они дрожали в такт нервным ударам ее сердца. Из холла явственно доносился голос Найджела, его слова звучали резко и тревожно.
— Что вы сказали? Когда?.. Да, конечно. Понимаю. Нет, я больше ничего не могу сделать… Сообщите мне, если будут какие-нибудь новости. Не допустите, чтобы эта история попала в газеты. Я буду ждать вашего звонка. Да… Спасибо. До свидания.
Джулия услышала, как он повесил трубку. Когда он вернулся в комнату, выражение его лица так изменилось, что она поняла: произошло нечто непоправимое.
— Мэри Энсли, да?
— Да.
Он кинул на нее взгляд, полный такого отвращения, что она отпрянула.
— Что с ней?
— Ее увезли в сумасшедший дом.
— Но почему? Она не была больна!
— Она в шоке. — Он подошел к камину и встал перед ним, засунув руки в карманы. По выражению его лица Джулия поняла, что разговор еще не закончен.
— Что еще, Найджел? Ты не сказал мне всего, да?
— Не сказал. — Он остановился и взмахнул кулаком. — Если бы я мог добраться до этого…
— Найджел, что произошло? Бога ради, скажи мне!
— Что можно сказать? Все кончено. Кончено, слышишь? Для меня все кончено! Человек, от которого я прятал мисс Энсли, сумел до нее добраться.
— О нет!
— О да! Одному Господу известно, что он ей сказал, но это повергло ее в ужас. Видимо, твоя няня вышла куда-то, а когда вернулась ближе к вечеру, то нашла мисс Энсли в истерике. Она вызвала врача, и тому удалось ее успокоить, но в конце концов бедную женщину пришлось отправить в больницу.
Джулия почувствовала, что у нее волосы на голове зашевелились от ужаса.
— Он… он пытался ее убить? Этот человек?
— Не знаю. По крайней мере, напугал до смерти. Единственные более или менее внятные слова, которые удалось от нее добиться, — это то, что она не будет давать показания, иначе умрет.
— Не могу этому поверить! Неужели кто-то настолько безумен, что пойдет на убийство?
— Ее жизнь — против его свободы, — сказал Найджел.
— Даже и так. И ведь он ее не убил. — Джулия нахмурилась. — Если подумать: это самое странное. Разве он не понимал, что она первым делом позвонит тебе?
— Он рассчитывал на то, что она будет слишком испугана, чтобы что-то предпринять, — чуть слышно ответил Найджел. — И не ошибся. У нее произошел нервный срыв. Минуту назад я говорил с врачом из больницы, и он сказал, что пройдут месяцы, прежде чем она сможет выступить в качестве свидетеля.
Последние слова мужа усилили недоумение Джулии. Она знала, что Найджел рассчитывал на показания Мэри Энсли, надеясь, что сможет использовать их не только в текущем деле, но и для того, чтобы дать полиции достаточно оснований для ареста еще одного подозреваемого. Несомненно, он разочарован, что в последнюю минуту его планы нарушились, но она не могла понять, почему отсрочка так озаботила его.
— Это важно, что придется подождать пару месяцев? — спросила она.
— Важно? — отозвался он яростно. — Да, черт побери, это важно! Ты что, не понимаешь, что у полиции нет никаких данных о преступной деятельности этого человека? Без достаточных улик они не могут арестовать его и помешать ему уехать из страны! Раз Мэри Энсли выведена из игры, у него будет возможность все уладить и выйти сухим из воды.
— Это кажется невозможным. Я уверена, что полиция его остановит.
— К сожалению, сама полиция не разделяет твоей уверенности.
Джулия встала и подошла к нему, но когда она коснулась его руки, он оттолкнул ее так резко, что она пошатнулась.
— Что случилось, Найджел? Почему ты так на меня смотришь? Я не виновата в том, что Мэри Энсли нашли.
— Только три человека знали, где она, — сказал Найджел с уничтожающей ясностью. — Твоя няня, ты и я сам. Судя по твоим рассказам, няня абсолютно надежна. И я знаю, что ни одному человеку не сказал, где мисс Энсли.
На мгновение Джулия просто окаменела от потрясения. Слова Найджела не оставляли сомнений в том, что он имел в виду.
— Не можешь же ты думать… Зачем мне нужно было, чтобы Мэри Энсли нашли?
Он не ответил, и ее внезапно осенило.
— Ты считаешь, что я настолько мстительна, что могла бы так навредить тебе? Что я позволила бы запугать старушку только для того, чтобы удовлетворить мое… — Она замолчала, не в силах продолжать.
— Не знаю, чему верить, — негромко сказал Найджел. — В последние несколько недель твое поведение по отношению ко мне стало другим, но я по-прежнему не знаю, что на самом деле у тебя на уме. Знаю только то, что ты сказала мне в тот вечер, когда… когда я умолял тебя забыть прошлое и подумать о нас и нашем будущем.
Джулии казалось, что его слова доносятся откуда-то издалека. Она не сразу смогла настолько овладеть собой, чтобы ответить.
— Я не думала, что ты не сможешь отделить мои эмоции от моей этики, — сказала она наконец.
— А их можно так четко разделить?
— Да. Ты знаешь, почему я вышла за тебя замуж, — нет смысла повторять это, но это не значит, что я могу хладнокровно сломать твою карьеру и к тому же рискнуть жизнью ни в чем не повинной старушки.
Он не ответил, и она сделала шаг вперед.
— Найджел, посмотри на меня. Ты ведь не думаешь, что я способна на такой дурной поступок?
— Я больше не знаю, что думать. Твои мотивы, когда ты вышла за меня… твое поведение в последние недели… даже твоя дружба с Уинстером… За всем этим я не вижу нормального человека. У тебя столько разных обличий, столько граней характера, Джулия!
— Но ты считаешь, что есть одно обличье, в котором я могла бы захотеть сломать жизнь тебе или Мэри Энсли?
Он снова не ответил, и ее недоверчивое изумление внезапно сменилось горьким гневом.
— Где твое чувство справедливости, Найджел? Что дает тебе право считать меня виновной? Если ты так сомневаешься во мне, почему не сомневаешься в своих суждениях? Как ты смеешь обвинять меня в предательстве! — Она уже почти кричала. — И кому же я донесла? Может, поместила заметку в «Таймс», где сообщила о месте пребывания Мэри Энсли? Может, человек, которого ты ищешь, позвонил мне и предложил денег? — Она развела руки. — Ну, конечно! Именно так ты и думаешь! Что я продала тебя так же, как мой отец продал свое доброе имя и честь!
— Не говори так! — Казалось, слова вырвались у него помимо его воли, и она замолчала, ожидая, что он извинится. Но видимо, он передумал. Когда он заговорил снова, голос его звучал так же непримиримо: — Только три человека знали, где она, и все же он нашел ее.
— Потому что ему сказала я? Ты ведь так считаешь?
— Если принять во внимание твое поведение по отношению ко мне, — монотонно проговорил Найджел, — это именно то, что могло произойти.
— Когда-нибудь ты пожалеешь о том, что сказал это, — медленно произнесла Джулия. — Я уже говорила тебе, что сожалею о мыслях, которые заставили меня выйти за тебя замуж. И, зная это, ты все же считаешь, что я способна совершить низость. — Она подошла к двери и, взявшись за ручку, снова повернулась к нему лицом. — Мне нет нужды ломать твою карьеру, Найджел, ты это сделаешь сам. Человек, связанный с правосудием, должен понимать людей. Но если ты до сих пор можешь так плохо обо мне думать, я не верю, что ты когда-нибудь научишься в них разбираться. И уже поэтому из твоей карьеры ничего не выйдет.
Она тихо открыла дверь, вышла и прикрыла ее за собой, одновременно закрывая дверь, которая вела в ее будущее.
Глава 9
Всю ночь Джулия пыталась разобраться в происшедшем. Бледное лицо Мэри Энсли так ясно стояло перед нею, что заснуть было невозможно.
Как мог кто-либо узнать, где находилась эта женщина? Никто не следил за ее машиной по дороге в Экстон. В этом она была уверена. Следовательно, местопребывание Мэри Энсли было открыто каким-то другим образом. Но каким? Ни Найджел, ни няня никогда не сказали бы ничего. И сама она тоже. Чем дольше она об этом думала, тем больше терялась в догадках. Последней ее мыслью было, что злоумышленник мог воспользоваться услугами частного детектива… Потом она забылась беспокойным сном.
Она проснулась разбитая, как будто вовсе не спала, и, поспешно одевшись, спустилась вниз, надеясь увидеть Найджела. Но он уже ушел из дому, и она принялась нервно расхаживать по комнатам, мучаясь над все той же неразрешимой проблемой.
Безо всякой цели она зашла в библиотеку и уселась за стол Найджела. На этом месте меньше двух недель назад она писала няне, что привезет к ней Мэри Энсли, и была совершенно уверена, что в Экстоне та найдет покой и безопасность. Вместо этого ее ожидал нервный срыв, и бремя вины тяжелым грузом легло на плечи Джулии.
Взяв в руки вечное перо, которым она в тот день воспользовалась, она бездумно написала свое имя на чистой промокашке. Одним из пунктиков Найджела было требование, чтобы промокательная бумага на его столе регулярно менялась, и если Хильда забывала это сделать, он обижался как ребенок. Глядя на зеленую поверхность листа, на которой она только что оставила свое имя, она с горьким юмором подумала, как бы обиделся ее муж, если бы увидел ее сейчас. Внезапно она напряглась и, бросив ручку, подбежала к двери.
— Хильда! — позвала она. — Вы не можете подойти сюда на минуту?
Хильда поспешила из кухни с пыльной тряпкой в руке.
— Что-нибудь случилось, мадам?
— Просто хочу кое о чем вас спросить. Это очень важно, так что не спешите отвечать, подумайте хорошенько. Вы помните тот день, когда у нас была пожилая леди — она еще осталась до утра? — Хильда кивнула, и Джулия продолжила: — На следующее утро я увезла ее с собой. Попробуйте вспомнить, меняли ли вы в тот день промокашку в этой комнате?
— Промокашку? — Девушка была ошарашена вопросом. — Какое отношение это может иметь к вашей гостье?
— Не важно. Просто отвечайте мне. Вы меняли в то утро промокашку на столе мистера Фарнхэма? Я знаю, что вы это делаете довольно часто.
Нахмурив брови, Хильда размышляла.
— Я обычно меняю ее по понедельникам, средам и пятницам, если она за это время не слишком запачкается. Вы знаете, как мистер Фарнхэм требователен на этот счет. В субботу и воскресенье ею пользуются редко, поэтому в конце недели я ее обычно не трогаю.
— Получается, что промокашка, которой я воспользовалась вечером в среду, была свежей? Значит, вы не меняли ее до пятницы?
— Правильно.
Сердце Джулии тревожно забилось.
— А кто-нибудь заходил сюда в четверг до того, как вы поменяли промокашку?
— Как обычно, — ответила Хильда, — почтальон, кто-то из какой-то благотворительной организации и…
— Я хотела сказать, не заходил ли кто-нибудь в библиотеку? — прервала ее Джулия.
— Нет, мадам, никто не заходил.
— Понятно. — Голос Джулии помрачнел. — Значит, это отпадает.
— Прошу прощения!
— Я говорила сама с собой. Вы можете идти, спасибо.
— Мне очень жаль, что я не могла вам помочь.
— Ничего. Это была просто неясная идея.
Хильда пошла было из комнаты, но неожиданно остановилась.
— В четверг никто из посторонних не заходил, мадам, но здесь был мистер Уинстер.
— Знаю. Он заехал за мной перед ленчем. Когда я вернулась, он ждал меня в гостиной.
— Но когда он пришел, я провела его в библиотеку.
У Джулии перехватило дыхание.
— Вы уверены?
— Да. Я это точно помню, потому что прибиралась в гостиной и еще не кончила, когда он пришел.
— Но когда я вернулась, он ждал меня там.
— Значит, он увидел, что я ушла, — сказала Хильда, — и решил, что в гостиной ему будет удобнее.
— Вероятно. — Джулия пристально взглянула на Хильду. — Не забыли ли вы еще о ком-нибудь?
— Нет. Кто-то звонил в дверь в то утро, но мистер Уинстер открыл сам. Сказал, что какой-то студент пытался продать книги.
— И больше никто не приходил?
— Никто.
Джулия кивнула в знак того, что Хильда может идти. Оставшись одна, она стала прикидывать, что можно предпринять. По счастливому стечению обстоятельств ей предстояла встреча с Конрадом этим вечером, и она может спросить его, не входил ли этот студент в библиотеку — или, может быть, кто-нибудь еще. Она взглянула на часы. Одиннадцать. У нее достаточно времени, чтобы съездить в Экстон. По телефону она узнала в справочной, когда с вокзала Виктория отходит ближайший поезд. Через полчаса. Она как раз успевала на него.
Был уже час, когда она подошла к коттеджу няни. Открыв дверь, старушка изумленно на нее уставилась.
— Силы небесные, мисс Джулия! Как я рада снова вас видеть!
Джулия вошла в гостиную. Все осталось таким же, как две недели назад, — изменилась только няня. Теперь она выглядела на все свои семьдесят лет.
— Вы, наверное, приехали из-за этой бедняжки? — Джулия кивнула, и няня утерла глаза фартуком. — Такой удар! Когда я уходила из дому в воскресенье днем, она была в полном порядке. Конечно, нервничала, но ничего особенного, а когда вернулась, она только… — Морщинистое лицо скривилось, и слезы выступили на глазах. — Я поняла, что ничем не смогу ей помочь, и позвала доктора. А он сразу же решил, что ей надо в больницу, и уже через час приехала «скорая помощь», и ее увезли.
Джулия опустилась на стул.
— Она была совсем не в себе или все же можно было понять, что она говорит?
— Ни слова. Только бормотала всякую чушь, что не будет говорить, иначе ее убьют. — По телу старушки пробежала дрожь. — Это было ужасно. Пришлось мне в жизни насмотреться всякого: и как люди выходят из себя, и как устраивают сцены и даже настоящие истерики, но ничего подобного я не видывала. Доктор Маршалл сказал, что она может никогда не оправиться.
— Мне так жаль, что из-за меня тебе пришлось все это вынести, — прошептала Джулия. — Когда я привезла ее сюда, я понятия не имела…
— Вам не за что себя винить, мисс Джулия. Вы просто хотели помочь. Эх, попался бы мне в руки тот, кто так ее напугал. А какая была славная леди…
Джулия расплакалась. Нежно приговаривая, няня обняла ее:
— Ну, ну, не надо так расстраиваться. Может, доктор и ошибся. Может, она отдохнет, полечится и совсем поправится.
— Как бы я хотела в это поверить, — отозвалась Джулия, плача все сильнее. — Но я чувствую себя во всем виноватой… что могла все предотвратить…
— Глупости, мисс Джулия. Вы сделали все, что могли. — Морщинистые руки няни гладили ее волосы. — Ну, перестаньте! Слезы не помогут, вы должны бы уже это знать.
— Да, — всхлипнула Джулия. — Я столько плакала, когда отец…
Рука на волосах Джулии на мгновение замерла.
— Бедный сэр Хьюго, я каждый день вспоминаю о нем. Никогда не поверю, будто он знал, что происходит.
— К сожалению, не все так думают, — сказала Джулия. Отстранившись, она достала пудреницу, чтобы спрятать следы слез. — Ты одна из тех немногих, кто верит, что мой отец был невиновен.
— Потому что я его знала. А все, кто его знал, не могут думать иначе. — Няня засуетилась у плиты, зажигая огонь под чайником. — Мистер Уинстер был с вами, правда? А он не из тех людей, кого легко обмануть.
Джулия кивнула:
— Он не отвернулся от нас, а таких людей оказалось немного.
— И вы ему нравились, — отозвалась няня. — Я часто гадала, не выйдете ли вы за него замуж. — Она сняла чашки и блюдца с полки. — Забавно, я его недавно видела здесь — проезжал через деревню.
— Через Экстон? — изумилась Джулия. — Ты уверена?
— Еще бы мне не быть уверенной! Я, может, и туга на ухо, но пока не ослепла!
— Он тебя видел?
— Нет. Я помахала ему и окликнула, но он не остановился.
— Ясно. — Джулия поспешно встала. — Мне надо вернуться в Лондон, кое-что сделать.
— Но вы только приехали!
— Знаю, но дело срочное.
— Чашку шоколада?
— В следующий раз! — умоляюще попросила Джулия и, поспешно поцеловав няню, выбежала из коттеджа.
Добираясь до станции, она так спешила, что сильно запыхалась. Ей повезло: дежурный как раз давал сигнал к отправлению лондонского экспресса. Метнувшись через платформу, она ухватилась за ручку двери ближайшего вагона и сумела в него вскочить.
Было уже половина пятого, когда она вернулась домой, и сразу же, не снимая пальто, позвонила Найджелу в контору. Его секретарша сказала, что он не приходил из суда, но обещала попытаться его там поймать и позвонить, если у нее это получится. Джулия положила трубку и стала нетерпеливо расхаживать по комнате, пока резкий звонок не вернул ее к телефону. Она положила трубку, разочарованно пробормотав слова благодарности. Найджел ушел из суда и не возвратился в контору. Своего клерка он предупредил, что вечером его дома не будет.
Джулия с трудом подавила волну жалости к себе. Она догадывалась, где его можно найти, и после секундного колебания набрала номер Сильвии. Когда в трубке раздался хрипловатый голосок, у Джулии по спине побежали мурашки, и с огромным трудом она заставила себя говорить спокойно. Не желая кривить душой и задавать неискренние вопросы о здоровье и благополучии, она сразу же заговорила о деле.
— Я пыталась связаться с Найджелом. Это крайне важно.
— Зачем же звонить мне? Я не видела его с начала судебных слушаний.
Губы Джулии сжались, она прекрасно знала, каких слов хотела от нее добиться Сильвия. Но было не время для гордости, и она ответила негромко:
— Уверена, что вы его увидите сегодня, и прошу передать ему сообщение.
— Почему бы вам не позвонить попозже? — холодно предложила Сильвия.
— Я не смогу. В семь у меня встреча с Конрадом.
— Ну так оставьте ему записку или что-нибудь в этом роде.
Джулия с трудом сдержалась.
— Я конечно же это сделаю, но не знаю, зайдет ли Найджел домой или сразу же пойдет к вам.
— Надо признаться, все это звучит довольно захватывающе, — протянула Сильвия. — И в чем срочность — там у вас шпионы или что-нибудь в этом роде?
Джулия проигнорировала ее сарказм.
— Это чрезвычайно важно. Надо кое-что передать Найджелу.
— Ну хорошо. Скажите, что передавать.
— Это довольно длинное сообщение. Наверное, будет лучше, если вы его запишете.
— Право же, Джулия, я вполне могу запомнить.
— Не сомневаюсь, но оно довольно запутанное. Будет надежнее, если вы его запишете. — Джулия дрожала от нетерпения, но в ее голосе звучала такая решимость, что Сильвия нехотя согласилась.
— Ну хорошо, подождите минутку, я возьму ручку. — Прошло некоторое время, прежде чем она вернулась к телефону. — О'кей, я готова.
— Запишите, что я была в Экстоне и почти точно знаю, как был обнаружен адрес и кто замешан в этом деле. Вы записали?
— Конечно. Если это все, то нечего было поднимать такой шум. Это нетрудно запомнить.
— Это еще не все, — проговорила Джулия. — Скажите Найджелу, что я буду в театре, но потом вернусь домой, и мне может понадобиться его помощь.
— Помощь? Как это интригует! Скажите же, что происходит?
— Не могу. Не забудьте передать это Найджелу, как только его увидите. Он обязательно должен быть дома ближе к ночи, иначе это будет опасно.
— Опасно? — Голос Сильвии зазвучал громче. — Так вы пытаетесь заставить Найджела уйти отсюда пораньше, так?
— Бога ради! Я не шучу! Даю вам честное слово.
— Буду надеяться, — отозвалась Сильвия раздраженно.
Джулия глубоко вздохнула. Она была рада знать, что Найджел скоро узнает о ее сообщении. Но ей надо поспешить. Время шло, и если она не хочет заставлять Конрада ждать, то ей пора было собираться.
Через пятнадцать минут, войдя в ярко освещенный вестибюль отеля, Джулия увидела, что Конрад ее уже дожидается. Его глаза вспыхнули довольным блеском, когда он поймал ее руку.
— Ты сегодня необыкновенно хороша!
Она приветливо ему улыбнулась, и он провел ее к лифту, доставившему их в ресторан на верхнем этаже. У них не было времени на разговоры за обедом, и, несмотря на спешку, они вошли в театр, когда занавес уже поднялся. По сравнению с той драмой, которая развертывалась в жизни Джулии, пьеса казалась ей скучной, и она постоянно отвлекалась, поэтому заметила, что Конрад тоже чем-то обеспокоен и постоянно вертит в руках то кольцо с ключами, то программку.
— Где ты хочешь поужинать? — спросил он, когда они пробирались через переполненное людьми фойе после окончания спектакля. — Ты сегодня так дивно выглядишь, что я не могу тебя отпустить.
— Я бы хотела вернуться домой, Конрад. Я устала. Почему бы тебе не зайти к нам выпить чего-нибудь?
— А господин и повелитель не будет возражать?
— Не говори глупостей! Кроме того, Найджела сегодня нет дома.
— Тогда я принимаю твое предложение. — Он взял ее под локоть. От прикосновения его теплых уверенных пальцев по ее телу пробежала дрожь.
Когда они подъехали, окна соседних домов были темными. Только в их доме они светились теплым розовым светом. Зная, что Хильда и миссис Хамфри уже спят, Джулия достала ключ и отперла дверь. В холле горела только одна лампа, образуя круг света на полу и отбрасывая длинные тени на стены и уходящую в темноту лестницу.
Бросив накидку на стул, Джулия прошла с Конрадом в гостиную и включила свет.
— Налей себе сам, хорошо? У меня никогда не получается правильно разбавить виски содовой или водой.
— Я выпью бренди, — засмеялся он, подходя к буфету. — Что будешь ты?
— Спасибо, ничего.
— Ты так мало пьешь! Следи за собой, а то станешь трезвенницей. — Он щедро налил себе бренди и подошел к камину. — Кажется, что мы так давно не были вместе!
— Не больше двух недель.
— Мне они показались месяцами, — отозвался он резко. — Когда бы я тебе ни звонил, ты была занята. Что случилось? Тебе нравится играть роль примерной женушки при своем муже?
— Нисколько. Но Найджел уставал, проводя все дни в суде, и мне казалось правильным быть дома на тот случай, если я ему понадоблюсь.
— Разве это не привилегия миссис Эрендел? Или ты пытаешься присвоить ее себе?
— Не говори глупостей. — Джулия подошла к зеркалу, делая вид, что поправляет прическу. — Ты знаешь мои чувства к Найджелу.
— Я в этом не уверен. — Конрад подошел к ней сзади, положил руки на плечи и наклонил голову так, что его губы коснулись ее шеи.
— Ты сегодня так хороша, дорогая, или я тебе уже об этом говорил? — Их взгляды встретились в зеркале. — Никакой портрет не мог бы быть так прекрасен, как твое отражение, и это зеркало — идеальная для него рама.
— Зеркала — полезная вещь, правда? — спросила она, и ее тон заставил его вопросительно на нее посмотреть.
— Что ты хочешь сказать?
У нее на шее забилась жилка.
— Только то, что зеркала нужны не только для того, чтобы видеть собственное отражение. — Она отступила на шаг. Внутри нее все дрожало от тревожного предчувствия.
На губах Конрада появилась снисходительная улыбка.
— А для чего еще?
— Чтобы посмотреть на вещи в зеркальном отражении. — Она решительно повернулась к нему. — Когда я училась в школе, у нас была игра под названием «шифры». Какая-нибудь девочка должна была составить шифр, а остальные его разгадывали.
— Как увлекательно! — сказал он полунасмешливо. — Но к чему ты это рассказываешь? Мне нет дела до твоего прошлого — меня интересует только твое будущее.
— Мне кажется, это тебя тоже заинтересует. — Джулия крепко сжала руки, чтобы они не дрожали. — Однажды мне пришла в голову блестящая идея. Я написала послание чернилами и, пока строчка была еще влажной, приложила к ней чистую промокашку. Результат не поддавался расшифровке, пока его не подносили к зеркалу.
На мгновение глаза Конрада сузились, но в остальном выражение его лица не изменилось.
— Право же, дорогая, мне нисколько не интересны игры, в которые ты играла ребенком.
— А я думала, интересны — ведь ты и сам сыграл в эту игру десять дней назад!
Минуту он оставался неподвижным, потом бросил недокуренную сигарету в камин и повернулся к ней, заложив руки за спину.
— Хватит ходить вокруг да около, Джулия. Говори, на что ты намекаешь.
— Не притворяйся, что не понял. — Она уселась на диван, чтобы не было заметно, что у нее дрожат коленки. — Десять дней назад Найджел привел домой одного человека — пожилую женщину, которую ему надо было спрятать, пока она не понадобится ему в качестве свидетельницы на суде, который сейчас идет. Я предложила отправить ее к моей старой няне. Я написала няне в тот же вечер и промокнула письмо чистой промокашкой, которая лежала на столе в библиотеке. Найджел хотел, чтобы местопребывание этой женщины осталось в тайне, потому что ей угрожали, по всей видимости человек, которому больше всего следовало опасаться ее показаний.
Джулия замолчала и посмотрела на Конрада, но его лицо ничего не выражало.
— Продолжай, Джулия, ты явно не успокоишься, если не доведешь эту сцену до конца так, как тебе этого хочется.
— Хорошо. Кто-то узнал, где находится эта женщина. Единственный, кому это было нужно, — человек, который хотел заставить ее молчать. — Она посмотрела на него прямо и решительно. — Этот человек — ты.
Если она ожидала от него какой-нибудь определенной реакции, ее постигло разочарование: он расхохотался.
— Ну, будь я проклят! И вся эта мелодрама вела к этому?
— Запугать женщину до полубезумия — это не мелодрама, Конрад.
Уинстер сунул руку в карман и достал портсигар. Он предложил его Джулии, но та отрицательно покачала головой. Тогда он достал сигарету и не спеша закурил.
— Поскольку ты рассказала мне все так подробно, милая, может, ты объяснишь, как я узнал ее адрес?
— Я уже сказала тебе, что промокнула письмо, а потом и конверт чистой промокашкой. Отпечаток написанного оказался, должно быть, достаточно четким, так что его можно было прочесть, поднеся к зеркалу.
— Понятно. И ты считаешь, что это сделал я? Когда?
— Когда заехал за мной на следующий день. Ты вышел навстречу мне из гостиной, и я решила, что ты все время был там. Только сегодня утром я узнала от Хильды, что сначала она провела тебя в библиотеку. У тебя не было причин уходить оттуда, но когда ты увидел адрес, то решил, что будет удобнее, чтобы я нашла тебя в гостиной.
— Честное слово, Джулия, ну и фантазия же у тебя! Нехорошо с твоей стороны пытаться сделать меня героем мелодрамы, в которой я пока еще даже не разобрался. Может, ты скажешь мне, что произойдет в следующем действии, или я должен сам догадаться?
— Скажу, — ответила она негромко. — Я обращусь в полицию.
— И что ты скажешь? Что думаешь, опираясь на какую-то недоделанную игру, в которую играла в детстве, что я отправился в Экстон и довел Мэри Энсли до сумасшествия?
Джулия, как коршун, вцепилась в эти слова.
— Откуда ты знаешь, как ее зовут?
Он резко втянул в себя воздух, потом медленно выдохнул.
— Где-то прочел, что твой муж собирается…
— Не мог ты этого прочесть! — прервала она его. — Имя Мэри Энсли не упоминалось в газетах. Никогда!
Последовала долгая пауза. Затем Конрад швырнул сигарету в огонь и повернулся к ней:
— Ты наблюдательная женщина, Джулия. Я всегда знал, что ты необыкновенно красива, но никогда не думал, что ты так умна. Похоже, я тебя недооценивал. Настоящий маленький сыщик, а? Твой муж-юрист гордился тобой, когда ты рассказала ему, как разложила все по полочкам?
— Я ему еще ничего не сказала.
Едва Джулия произнесла эти слова, как поняла свою ошибку: лицо Уинстера осветилось торжеством.
— Тогда об этом знаем только ты да я? — сказал он. — Это не очень умно с твоей стороны, а?
— Не пытайся меня запугать, Конрад.
— Я не пытаюсь, милая моя. Я уже тебя испугал! Ты трусишь, Джулия, и правильно делаешь. Я мечтал жениться на тебе с того момента, как увидел тебя, но, когда речь идет о моей безопасности, я не дам — да, да, не дам — чувству помешать мне.
— Ты собираешься и меня довести до сумасшедшего дома?
— Нет. Ты не того пошиба, что Мэри Энсли. Насчет тебя у меня есть мысль получше. Фарнхэм знает, как ты была несчастна в последнее время, — что может быть естественней, чем твое решение покончить со всем этим? В твоей спальне есть балкон, не так ли? Я никогда не признавал балконов на верхних этажах — они могут быть опасны, особенно такие узенькие, как твой. И даже если бы не могло быть речи о самоубийстве, там легко может произойти несчастный случай. Знаешь, как это бывает: ты возвращаешься домой поздно вечером, решаешь подышать свежим воздухом, слишком сильно наклоняешься через перила, и… — Он сделал паузу, а потом мягко закончил: — Сама видишь, это будет совсем нетрудно.
Сердце Джулии билось так болезненно, что трудно было дышать. Где Найджел? Ведь он давно должен был получить сообщение от Сильвии! Но хотя она прислушивалась, надеясь услышать его шаги, дом был молчалив, как могила. А что, если Найджел не поверил в срочность ее просьбы? Если подумал, как и Сильвия, что это просто уловка, чтобы заставить его вернуться домой? «Боже мой, пожалуйста, — молилась она, — пусть он поскорее вернется! Поскорее… иначе будет слишком поздно».
Выйдя из зала суда, Найджел не мог и думать о возвращении в контору или домой. Он добился того, чтобы дело отложили на два дня, но продолжать работу казалось ему абсолютно бесперспективным. Если Мэри Энсли не сможет дать показания против Уинстера, ему потребуется не меньше полугода, чтобы добиться его осуждения.
Сев в машину, он решил уехать из Лондона. Может, подышав свежим воздухом за городом, он сможет рассуждать более здраво. Машинально он выбрал западное направление. Постепенно городские дома сменились зеленью, и он нажал на акселератор. Ветер свистел над капотом, вибрация двигателя пронизывала его тело. Он сосредоточенно вел машину почти целый час, потом остановил ее на пустынном проселке. Там он зажег сигарету и вернулся к мыслям, которые гнал от себя уже целые сутки.
После того как он обвинил Джулию в том, что она предала Мэри Энсли, он заставил себя не думать об этом. Это было довольно легко сделать, пока он был в суде, но теперь, когда он расслабился, стало невозможным. Он и сейчас ясно представлял, как она стояла перед ним накануне вечером. При его словах она словно окаменела, дивное лицо побледнело и выразило изумление. Когда же она выбежала из комнаты, его первой мыслью было последовать за ней и взять обратно свои слова, но слепая ярость остановила его. Он мог думать только о несчастной женщине, превратившейся в страдающее существо, к которому, возможно, уже никогда не вернется разум.
Весь день мысль о том, что, придя домой, он увидит Джулию, наполняла его ужасом. И импульсивно он решил навестить Сильвию. Ее образ светлым пятном сиял на темном горизонте его жизни. Ее радость от того, что она услышит его голос после нескольких недель молчания, была ему лестна, и, зная, что она его ждет, он развернул машину и поехал обратно в Лондон. Пока он решил не думать о Джулии, а когда его гнев уляжется, он сообразит, как быстро и без огласки добиться признания их брака недействительным. Какая глупая трата жизней, подумал он горько. Но из-за Мэри Энсли он не видел возможности этого избежать.
Не успел еще смолкнуть звонок, как Сильвия уже открыла дверь.
— Как чудесно видеть тебя, Найджел! — Она провела его в гостиную. — Садись, я налью тебе.
Она умело смешала мартини, подала ему и молча смотрела, как он пьет.
— Хочешь еще?
— Нет, спасибо. Я весь день не ел, так что это будет ни к чему.
— Бедняжка мой дорогой, да ты умираешь от голода! Я поскорее подам обед.
Она вышла из комнаты, и он услышал, как она быстро что-то делает на кухне. Послышался звон посуды и негромкое проклятие, когда что-то упало на пол.
— Тебе помочь? — спросил он.
— Нет, спасибо, все готово. — С этими словами она вкатила в комнату сервировочный столик и быстро расставила блюда на нарядно накрытом столе. — А вот и еда! — улыбнулась она.
Когда обед был уже наполовину съеден, и великолепные оссо букко и рислинг оказали на Найджела свое действие, Сильвия начала осторожно расспрашивать его о причинах беспокойства, которое столь ясно отражалось в его поведении.
— Я не хочу допытываться, — добавила она поспешно, — но тебя явно что-то тревожит, и если ты сможешь об этом поговорить…
— Разговоры не помогут, — ответил он. — Все кончено.
— Может быть. Но ты все еще об этом думаешь. Ты не хочешь, чтобы я знала?
Она казалась такой огорченной, что он взял ее за руку:
— Конечно хочу. Расскажу после обеда.
Поев, они устроились перед огнем. Сильвия положила голову ему на плечо, и Найджел медленно пересказал ей события последних недель, разъяснив подробности дела, над которым работал, и то, как оно помогло ему раскрыть валютное мошенничество, над которым уже больше года безрезультатно бился Скотленд-Ярд.
— Я чисто случайно узнал, кто руководит всем этим делом, — сказал он. — Сегодня я собирался вскрыть это дело на суде. К сожалению, свидетельница, на которую я рассчитывал, не смогла явиться, так как совсем расклеилась. Теперь я не уверен, что вообще смогу когда-либо использовать ее, даже если она поправится.
Сильвия подняла голову и посмотрела на него:
— Почему?
— Если я представлю свидетельницу, которая была в сумасшедшем доме, адвокат противной стороны меня просто съест, — сказал он сухо.
— Не говори, что собирался вызвать кого-то, кто признан умалишенным! — воскликнула она.
— Когда я собирался ее использовать, она сумасшедшей не была.
Голос НайджеЛа звучал так резко, что Сильвии стало ясно, он рассказал ей не все, но по его лицу она поняла, что будет неразумным расспрашивать его об этом, и вместо этого она задала другой вопрос, который ее очень занимал:
— И кто стоит за этим мошенничеством — или ты не можешь мне сказать?
Он поколебался.
— Это должно остаться между нами.
— Конечно.
— Конрад Уинстер.
Сильвия искренне изумилась.
— Ты шутишь!
— Зачем мне шутить о таких серьезных делах? Нет, милая, у меня есть неопровержимое свидетельство того, что именно он был главным двигателем обширнейшей спекуляции акциями и валютой на протяжении нескольких лет. Но мое доказательство должно было опираться на показания Мэри Энсли.
— Насколько я понимаю — это женщина, угодившая в сумасшедший дом?
— Да.
Кратко он объяснил ей, почему мисс Энсли пришла к нему и как он согласился отправить ее в Экстон к няне Джулии.
— Но Уинстер узнал, где она, — закончил он, не объясняя, как это произошло, — и так напугал, что она совершенно обезумела.
— Так вот что имела в виду Джулия, когда… — Сильвия остановилась, но было уже слишком поздно.
— Когда ты говорила с Джулией? — резко спросил Найджел.
— Сегодня ближе к вечеру. Она мне позвонила.
Зная, что обе женщины недолюбливают друг друга, он продолжал расспросы:
— Зачем?
Сильвия опустила глаза. Она не собиралась передавать Найджелу слова Джулии, но теперь сказала так много, что было невозможно сохранить их в секрете. Ей осталось только приуменьшить значение звонка.
— Почему Джулия тебе звонила? — повторил Найджел.
— Она хотела узнать, придешь ли ты сегодня ко мне. Ты знаешь, как ей не нравится наша дружба.
Смутившись, он не ответил, а Сильвия снова прижалась к его плечу и начала поглаживать его руку.
— Так чудесно, что ты здесь, — прошептала она. — Когда ты перестал приходить, в эти последние две недели, я подумала, что ты на меня обиделся…
— Извини, — сказал он рассеянно, — но я был так занят, что не…
Он замолчал, не договорив, Сильвия продолжала гладить его руку.
— Теперь я это знаю. А тогда я была расстроена. Но это не имеет значения, раз ты здесь.
Найджел по-прежнему почти не слышал слов Сильвии. Какая-то ускользающая мысль не давала ему покоя, и он знал, что не сможет расслабиться, пока четко ее не сформулирует. Сильвия была последним человеком, которому могла позвонить Джулия, и конечно же не для того, чтобы узнать, не проведет ли он вечер у нее. Нет, она была слишком горда для этого. Для разговора с Сильвией должна быть другая причина.
— Что на самом деле сказала тебе Джулия, когда звонила?
— Повторяю, просто хотела узнать, придешь ли ты сюда.
Он минуту поразмыслил и потом неожиданно произнес:
— Она хотела связаться со мной?
Сильвия поняла, что на такой прямой вопрос нельзя соврать.
— Она сделала вид, что хочет. Уверена, на самом деле ей ничего не было нужно, но она не может вынести, чтобы кто-нибудь другой…
— Что она сказала? — прервал он Сильвию.
— Что-то об Экстоне… Ах да, я ведь записала! Собиралась передать тебе, но совершенно об этом забыла.
— Дай-ка я посмотрю. — Его голос прозвучал жестко, и Сильвия поспешно принесла полоску бумаги, на которой записала сообщение Джулии. Когда он прочел, краска сбежала с его лица и оно стало восковым.
— Как же ты не передала мне записку сразу же, когда я пришел?
— Не думала, что это так важно.
— Но когда я рассказал тебе о деле и о том, что подозреваю Уинстера, разве ты не поняла, насколько это важно?
— Боюсь, что нет. Тебе-то легко разложить все по полочкам, дорогой, но я и правда считала, что Джулия просто сочинила эту смехотворную историю, только чтобы заставить тебя отсюда уйти.
— Нисколько. — Он встал. — Мне следует вернуться домой. Разве ты не почувствовала страха за ее словами?
— Никакого страха не было, одна ревность! Неужели ты не знаешь, что Джулия хотела бы нас поссорить? Если ты сейчас уйдешь, ты ей подыграешь.
— Не глупи.
— Это ты глупишь! — взорвалась она. — Стоит Джулии позвать, и ты бежишь к ней как собачонка!
Понимая, почему Сильвия так рассердилась, Найджел обхватил ее лицо ладонями:
— Пожалуйста, Сильвия. Это несерьезно. Если бы ты подумала хоть минутку, ты бы поняла важность этого сообщения. Теперь, когда я его получил, должен поскорее вернуться.
— Если Джулия с Конрадом, ты ей не нужен. Может быть, она вызывает тебя, чтобы от тебя избавиться!
Эти слова остановили Найджела на полпути к двери.
— Что ты хочешь сказать?
— Ты и сам бы это увидел, если бы не был слеп! Джулия вышла за тебя замуж, потому что ненавидела тебя — ненавидит и сейчас! Почему ты так уверен, что она не знает правду о Конраде? Ты единственный человек, которому известно, чем он занимается. Они понимают, что, даже если эта мисс, как ее там, и попала в сумасшедший дом, ты не успокоишься, пока не засадишь Конрада в тюрьму.
— Ты что, действительно хочешь сказать, что Джулия и Конрад попытаются от меня избавиться? — негромко спросил Найджел.
— Да! Найджел, я говорю, что думаю. Принимай это как хочешь.
— Не приму. — Найджел вышел в холл и взял со стула свое пальто. — Я не считаю, что Джулия способна на убийство.
— Она дочь человека, который разорил тысячи людей ради наживы. Если ты думаешь, что она не такая же, ты ненормальный!
— Я не только думаю — я знаю.
— С каких это пор? Она ведь близкий друг Конрада! Не говори мне, будто не подозревал, что именно она сказала ему, где находится эта женщина?
— Боюсь, я действительно ее подозревал, — признался Найджел. — Но теперь вижу, как ошибался.
— Почему?
— Потому что я судил о ней так же нелогично, как она обо мне. Я не понимал, что мой гнев затуманил мои суждения о ее личности. Джулия может все еще хотеть причинить мне боль, но она никогда бы не пошла на то, чтобы навредить другой женщине.
Он открыл входную дверь, но Сильвия бросилась вперед и перегородила ему дорогу.
— Найджел, пожалуйста, не уходи. Это ловушка, я это сердцем чувствую. Она знает, что ты разоблачил Конрада, и поэтому делает вид, что на твоей стороне.
— Не понимаю, что ты этим хочешь сказать.
— Это очевидно. Она знает, что ты не успокоишься, пока он не окажется за решеткой, поэтому и притворяется, что хочет тебе помочь.
— У твоих доводов есть слабое место. — Лицо Найджела выражало с трудом сдерживаемый гнев. — Джулия прекрасно знает, что Мэри Энсли в сумасшедшем доме и у меня нет ни малейшего шанса добиться осуждения Уинстера. Даже если она поправится, защитник Уинстера сможет без малейшего труда опорочить ее показания, сообщив, что у нее был нервный срыв. Более того, даже если бы мне удалось где-то отыскать дополнительные улики, Уинстер может сбежать из Англии задолго до того, как дело дойдет до суда, и ничто не помешает Джулии уехать с ним. Так что, ты видишь, у нее нет причин притворяться — она может это делать только по доброй воле.
— Ты даешь себя одурачить только потому, что она красива. — Голос Сильвии становился все пронзительнее. — Если она и помогает тебе, то только из самолюбия. И еще потому, что хочет сквитаться со мной. Она знает, что я тебя люблю и…
— Сильвия, не надо, — прервал ее Найджел. — Ты говоришь не подумав. Завтра ты об этом пожалеешь.
— Почему я должна пожалеть об этом? Я уже давно тебя хочу. Как только Джеральд нас познакомил, я поняла, что ошиблась, выйдя за него замуж. Потом он погиб, и я стала свободной. Надеялась, что ты поймешь мои чувства. Джулия тебе не подходит, Найджел.
— Подходит она мне или нет — к делу не относится. Она в опасности, и я ей нужен. — С этими словами Найджел отстранил Сильвию и направился к машине.
Сильвия еще раз попыталась ему помешать.
— Не уходи! Пожалуйста, не уходи!
Он попытался мягко убрать ее руку, но она снова за него уцепилась.
— Останься со мной! Ты мне нужен больше, чем ей. Я люблю тебя! Если бы не она, ты женился бы на мне.
— Это неправда. Ты мне симпатична, но я никогда не любил тебя.
— Потому что всегда думал обо мне как о жене кузена. Ты не позволял себе увидеть во мне свободную женщину.
— Я рад, что ты вспомнила слово «свободная», — сказал Найджел, резко отталкивая ее и садясь за руль. — Может, это напомнит тебе, что я-то женат.
— Надеюсь, тебе недолго оставаться женатым! Надеюсь, ты опоздаешь! Джулия была страшно напугана. Вероятно, она боялась, что Конрад ее убьет.
Не ответив, Найджел захлопнул дверцу и включил зажигание, потом опустил стекло.
— Я собираюсь забыть то, что ты сейчас сказала, Сильвия. Ты переволновалась.
— Ничуть! Если ты сейчас отправишься к Джулии, можешь не возвращаться — никогда!
Двигатель прогрелся, и Найджел включил сцепление.
— И не вернусь, — отозвался он. — Прощай!
По-прежнему оставаясь наедине с Конрадом, Джулия тянула время, стараясь не выдать страха, который сжимал ее сердце.
— Честно, Конрад, не слишком ли ты закручиваешь сюжет? Подстроить убийство гораздо труднее, чем запугать старушку до полусмерти.
— В данном случае — не труднее. Как я уже сказал, твой балкон сильно облегчает мне задачу.
— Но я же не кукла, — улыбнулась она. — Я буду сопротивляться.
— Тебя не хватит надолго. — Засунув руки в карманы, он слегка раскачивался на пятках. Его лицо раскраснелось, а в голосе появились мерзкие нотки, которых она прежде не замечала. — Слишком многое я поставил на карту, милочка. Не хочется даже вспоминать, сколько лет я потратил на то, чтобы создать себе имя и состояние, и я не собираюсь всего этого лишаться из-за одного слишком любопытного человека, хотя и был очень неравнодушен к его жене.
Джулия задрожала, заметив, что Конрад говорит о ней в прошедшем времени, как будто ее уже нет в живых.
— Если ты меня убьешь, это не помешает Найджелу постараться упрятать тебя в тюрьму.
— Его старания ни к чему не приведут, — ухмыльнулся Конрад. — Теперь, когда старушка Мэри надежно связана и ты не стоишь у меня на дороге, никто не сможет ничего доказать.
— Вот тут вы ошибаетесь, Уинстер!
Конрад с проклятием обернулся. В комнату неслышно вошел Найджел, а с ним инспектор полиции.
— Теперь, кроме меня и моей жены, есть еще один человек, который может засвидетельствовать вашу вину. А уж три самоубийства вам не сфабриковать!
Пот выступил на лбу Конрада. Неожиданно он вытащил из кармана руку, в которой блеснул револьвер.
— На вашем месте я бы его не применял, — хладнокровно сказал инспектор.
— Но вы не на моем месте, — был ответ. — Вот почему вы полисмен, а я — миллионер! — Конрад смотрел на Найджела, хотя дуло револьвера было направлено на Джулию. — Вовремя появился, а, Фарнхэм? Но тебе это не поможет. Тебе меня не взять! — Его голос изменился. — Руки вверх, вы все! И не пытайтесь что-нибудь выкинуть. Я не шучу. Жаль, что ты не смог не соваться в мои дела, Фарнхэм. Все шло прекрасно, пока ты не женился на Джулии. Как только ты меня встретил, ты только и старался доказать ей, что я ее не стою.
— Ваше имя появилось в деле совершенно случайно, — спокойно возразил Найджел. — Я нашел вашу фамилию в списке директоров одной разорившейся компании, которая когда-то входила в группу, где работала Мэри Энсли. Я спросил ее об этой компании, и ее ответы заставили меня предпринять небольшое самостоятельное расследование.
— И ты об этом пожалеешь, — проскрежетал Конрад, пятясь к двери. Теперь его револьвер был направлен на Найджела.
— Уберите оружие и не сопротивляйтесь, — вмешался инспектор.
— Не болтайте зря! — рявкнул Конрад. — Мы не в игры играем. Если хотите меня взять — попробуйте. Отойдите к камину — вы оба! — Он указал револьвером, и Найджел с инспектором отступили, приблизившись к Джулии. — И не геройствуй, Фарнхэм, я первоклассный стрелок и с удовольствием тебя прикончу.
— Вас найдут, где бы вы ни скрывались, — сказал Найджел.
Конрад захохотал.
— Но сделать ничего не смогут. Из Мексики меня не вышлют!
— Конрад, не надо! — взмолилась Джулия. Страх перед ним уступил место жалости. — Никакие на свете деньги не стоят…
— Нечего мораль Читать, — сказал он грубо. — Ты всегда была дурой со своими принципами!
Джулия отвернулась. Его жестокое лицо было отвратительно. То, что Конрад оказался мошенником, было для нее таким же ударом, как обвинения Найджела накануне вечером. Невольно она взглянула на мужа. По крайней мере, он не мог теперь думать, что она выдала местопребывание Мэри Энсли! На долю секунды их взгляды встретились, потом он снова перевел глаза на Конрада, и все его тело напряглось. Она мгновенно поняла, что он попытается схватить Конрада, и тревога бросила ее вперед.
— Найджел, нет! — крикнула она. — Он будет стрелять!
Не думая о том, что рискует жизнью, зная только, что Найджел кинулся прямо навстречу револьверу, она бросилась между ним и Конрадом. Раздался оглушительный выстрел, и ее грудь пронизала мучительная боль. Вскрикнув, она споткнулась и, падая, сквозь туман успела увидеть, что инспектор бросился к Конраду. Перед глазами все поплыло в черном водовороте, а потом сознание покинуло ее.
Когда Джулия очнулась, она лежала на кушетке и в комнате не было никого, кроме Найджела. Склонившись над ней, он держал ее за руку.
— Найджел! — с трудом проговорила она. — Я не…
— Тише, — сказал он быстро. — Не надо говорить. «Скорая» уже едет.
— Но я должна тебе сказать… это не я… я никогда…
— Я знаю, — сказал он. — Не надо мне объяснять.
Она закрыла глаза, чувствуя, что ей больно дышать. Осторожно она подняла руку и дотронулась до корсажа платья. Пальцы стали влажными и красными. Испугавшись, она вскрикнула:
— Найджел! Я не хочу умирать!
Он еще ниже наклонился к ней. Его лицо было серым.
— Ты не умрешь, Джулия. Не умрешь! — Он схватил ее руку, и его пальцы тоже стали красными от ее крови. — Ты спасла мне жизнь, — сказал он хрипло. — Если бы не ты…
— Это такой пустяк… — Она попыталась ему улыбнуться, но это потребовало слишком большого усилия. Ее снова захлестнула волна боли, и лицо мужа стало расплываться в ее глазах, то приближаясь, то отдаляясь, становясь все тусклее, пока наконец его не поглотила тьма.
Глава 10
Джулия пришла в себя в больничной палате. Она попыталась пошевелиться, но резкая боль остановила ее. Опустив глаза, она увидела, что ее грудная клетка замотана бинтами. Полежав неподвижно, пока острая боль не сменилась ноющей, она уже стала думать, не попытаться ли дотянуться до звонка, как вошла медсестра.
— Вот вы и очнулись. Как вы себя чувствуете?
— Ужасно. — Джулия сама удивилась, как слабо звучит ее голос. — У меня грудь болит.
— Ничего удивительного. Мистер Роунтри только этой ночью извлек пулю.
— Меня оперировали?
— Конечно. Но через пару дней все будет в порядке. Не хотите ли поесть?
— Не смогу.
— Тогда я принесу вам чаю.
Медсестра повернулась, чтобы идти, но Джулия ее окликнула:
— Мой муж здесь?
— Сейчас — нет. Он был здесь всю ночь, и старшая сестра уговорила его отправиться домой пару часов назад.
Этот ответ дал Джулии чувство умиротворения, и весь остаток дня она дремала, проснувшись только для того, чтобы съесть тарелку бульона днем и еще одну к вечеру.
Уже смеркалось, когда она наконец проснулась с ясной головой и смогла думать о том, что произошло. Ей было трудно поверить, что Конрад был готов убить ее — женщину, которой клялся в любви! Ее ужасало то, что когда-то она считала его своим единственным другом. Вспоминая его лицо, каким она его видела в последний раз, искаженным от ярости, она никак не могла узнать в нем человека, которому так долго верила. По иронии судьбы Найджел оказался прав в своем предубеждении к нему, не доверяя ему задолго до того, как узнал, какими некрасивыми делами тот занимается.
Ей очень хотелось знать, будут ли события прошедшей ночи иметь какие-либо последствия для работы Найджела: ведь даже без показаний мисс Энсли у него теперь достаточно фактов, чтобы Конраду запретили выезд из страны… если только он уже не сбежал!
Дверь тихо скрипнула, и она увидела Найджела с огромным букетом в руках. Он бесцеремонно кинул цветы в умывальник и подошел к ее кровати.
— Здравствуй, Джулия. Как ты?
Его голос был таким же сдержанным, как всегда, и биение ее сердца почти его заглушало.
— Немного лучше, спасибо. Но грудь болит.
— Ничего удивительного. — Он сел на стул у кровати, глядя на нее так пристально, что щеки ее зарделись.
— Что произошло в суде? — спросила она поспешно. — Я думала об этом весь день.
— Тебе сейчас не до этого.
— Но я хочу знать!
— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — сказал он негромко.
— Пожалуйста! — взмолилась она. — Я хочу знать. Конраду… ему удалось скрыться?
— Нет. — Он помолчал, потом наклонился вперед. — Но сначала я хочу поговорить о другом. Я никогда раньше тебя об этом не спрашивал, но теперь мне важно знать правду. Джулия, ты очень любила Уинстера?
Джулия отвернулась, чтобы он не увидел ее глаз. Найджел ни разу не интересовался ее чувствами, и, пока он считал, что она выйдет замуж за Конрада, ей не нужно было лгать. Но теперь, когда она так близко столкнулась со смертью, она была не в силах кривить душой.
— Я никогда не любила Конрада, — произнесла она чуть слышно. — Никогда.
— Но делала вид, что любишь. — Она ничего не сказала, по-прежнему отвернувшись от него. — Джулия! Почему ты хотела, чтобы я считал, что ты его любишь?
— Так было проще. Я, наверное, все равно вышла бы за него замуж — даже без любви.
— Понимаю. — Его голос был мрачен, и, не выдержав, она посмотрела на него и увидела на его лице такое страдание, что на глаза ее навернулись слезы.
— Нет, не понимаешь, — сказала она быстро. — Совсем не понимаешь. Для меня брак этот был бы прибежищем. После того как мы… наш брак был бы признан недействительным, мне было бы все равно, что делать. Замужество с Конрадом казалось самым простым выходом.
— Но почему? Ты молода и красива… ты можешь снова выйти замуж… за человека, которого полюбишь, с которым будешь счастлива.
— Я больше не ищу счастья. Я готова согласиться на… — она помолчала, — на умиротворение и душевный покой.
— В твоем возрасте? — возмутился он.
— Зачем об этом сейчас говорить? — прошептала она. — Все равно это теперь пустые разговоры.
— Правда — это не пустой разговор. Скажи мне правду, Джулия. Не важно, как больно мне будет, скажи мне правду.
— О чем?
— Почему ты хотела, чтобы я считал, что ты любишь Уинстера? Ты никогда это прямо не говорила — надо отдать тебе должное, — но заставила меня в это поверить, и я хочу знать почему.
Она закрыла глаза. Пусть это уничтожит ее гордость, но она не станет лгать. Это значило бы предать все, что ей дорого.
— Я не хотела, чтобы ты знал, как я жалею о тех причинах, которые заставили меня выйти за тебя замуж.
— Но ты уже говорила мне об этом! — резко возразил он.
— Я не говорила тебе, почему жалею. Я знала, ты думал — это из-за того, что месть разрушительна для мстителя. Но за этим было большее. Гораздо большее.
— Скажи мне!
— Я считала, что так для тебя будет лучше. Думала, что ты хочешь жениться на Сильвии.
— На Сильвии? Но у меня была возможность жениться на ней задолго до нашей встречи!
— Люди меняются, — прошептала она.
— Не всегда.
Она удивленно посмотрела на него:
— Что ты хочешь…
— Я люблю тебя! — прервал он ее вопрос. — Я не могу больше притворяться. Когда я думал, что ты умерла… — Он наклонился ближе, и его дыхание согрело ее щеку. — Разве ты не знаешь, что нельзя перестать любить просто потому, что захотел этого? Я понимал, почему ты меня ненавидишь, — нередко я и сам ненавидел себя. И вспоминая о том, как погубил твоего отца, я…
— Ты никогда этого не говорил.
— Гордость, — отозвался он. — У нас обоих ее слишком много.
— Да. — Ее голос был слабым, но решительным. — Я больше не собираюсь быть гордой. Я чуть не умерла прошлой ночью… Но я жива и поняла, как глупо притворяться. Я люблю тебя, Найджел. Сначала во мне было слишком много горечи, и я этого не понимала. А когда поняла, было уже слишком поздно: я не могла сказать тебе.
— Никогда не поздно признаться, что любишь кого-то.
— Для нас слишком поздно, Найджел. Нам надо расстаться.
— Но почему? Это бессмысленно!
Глаза Джулии наполнились слезами, и она молча уткнулась в подушку.
— Джулия, — умоляюще сказал Найджел, — скажи, почему ты так говоришь? Я не уйду, пока не узнаю всю правду. Если ты меня любишь, почему нам надо расставаться? Ты все еще не можешь забыть то, что я сделал с твоим отцом?
— Нет! — сразу же вскричала она. — Не это!
— Тогда что же? Бога ради, что еще?
Молчание затянулось. Прошло несколько минут, прежде чем она смогла выговорить только одно, но такое важное для нее слово:
— Дети.
— Дети?
— Да. — Она повернула к нему залитое слезами лицо. — Ты об этом не думал, Найджел? Наши дети. Ты не боишься, что… когда они узнали бы, кто их мать, то стали бы стыдиться меня… дочери преступника?
— Так вот в чем дело! Большего идиотизма… — Он хотел было коснуться ее, но остановился. — Это просто сумасшествие. Даже когда ты сказала мне, кто ты, я не перестал тебя любить. Разве ты забыла?
— Конечно нет. Но когда мужчина хочет женщину, он не думает о будущем.
— Страсть и похоть затмевают разум, я полагаю?
Она кивнула, и он коротко и невесело засмеялся.
— Ты имеешь довольно странное представление о том, что значит для меня любовь! — Он отошел к окну. Голос его звучал так тихо, что она его еле слышала. — Когда ты сказала мне, почему вышла за меня замуж… кто твой отец… я думал: со временем ты поймешь, что мщение ничего не дает. Я был уверен, что ты меня любишь, и был готов ждать. Прошло несколько месяцев, прежде чем до меня дошло, что между нами всегда будет стоять то, что я сделал с твоим отцом.
— Нет! — возразила она быстро. — Это не так!
— Когда ты смотрела на меня, я видел в твоих глазах ненависть. — Найджел словно не слышал ее протеста. — Для того чтобы наша совместная жизнь стала возможной, я должен был сделать одно из двух: или доказать тебе, что твой отец был виновен, или доказать себе, что нет. Вот тогда-то я и начал снова просматривать старые дела. Разговаривал с людьми из Сити — со столькими, что потерял им счет. Я даже поехал в Ламмертон и встречался с его жителями.
— Зачем?
— Чтобы представить себе, каким был твой отец. Я знал его только как обвиняемого. И никогда не видел его в другом свете, пока не поговорил с людьми, которые жили с ним бок о бок всю его жизнь. Вот тогда-то я и перестал понимать, в чем дело. Человек из зала суда был не тем человеком, который жил всю жизнь в Ламмертоне. Эти два характера не совпадали. — Найджел полуобернулся и остановился. — Конечно, бывают двуличные люди. Обманщик может быть при этом прекрасным мужем. Я говорил себе, что именно так и обстояли дела в случае твоего отца. Но не мог себя убедить. Поэтому продолжал искать доказательства. И в конце концов поиски привели меня к Уинстеру. Но когда я обратился в полицию, у меня потребовали дополнительных фактов.
— Ненавижу это слово! — сказала она с горечью.
— Не надо его недооценивать. Факты многих спасали от виселицы.
— Но они же осудили моего отца!
Найджел вздохнул.
— Боюсь, что да. Но было так много улик против него! Все говорило о его виновности. — Наступило молчание. — Но вернемся к тому, о чем я говорил. Мэри Энсли дала мне недостающее звено.
— Каким образом?
— Появились доказательства, что то, в чем я был лично убежден, действительно происходило. Но не хватало документальных подтверждений — все основывалось на словах Мэри Энсли. Я рассчитывал на то, что, когда она начнет давать показания по моему теперешнему делу, я подведу ее к рассказу об Уинстере.
— И эти показания не прервали бы, как не относящиеся к делу? — спросила Джулия.
Найджел повернулся к ней с легкой улыбкой.
— Ты читаешь слишком много детективов Гарднера о Перри Мейсоне! Нет, Джулия, ее выступление в качестве свидетеля было бы лучшим способом вывести дела Уинстера на свет божий. Если бы все эти факты были упомянуты в зале суда, отделению по борьбе с мошенничеством пришлось бы действовать.
— А теперь уже слишком поздно, — прошептала Джулия.
— Наоборот. В разговоре с тобой Уинстер не скрывал своих дел. — Найджел снова сел и негромко добавил: — Он во всем признался и полностью оправдал твоего отца.
Джулия уже не надеялась когда-нибудь услышать эти слова и на мгновение не поняла их значения. Затем слезы заструились по ее лицу.
— Я не могу в это поверить… если бы только он был жив!..
— Мне бы этого хотелось не меньше, чем тебе, — просто сказал Найджел. — То, что я доказал невиновность твоего отца, для меня важнее всего, что я сделал за всю свою жизнь. Ты мне веришь?
— Да.
Его глаза смотрели на нее так пристально, и в них было столько чувства, что она боялась неправильно истолковать их выражение. Волнуясь, она решила потянуть время и вернулась к разговору о Конраде:
— Что случилось после того, как он выстрелил?
— Он выскочил из дома. Я пытался тебе помочь и больше ни о чем не мог думать. А инспектор за ним не угнался, но заметил номер машины Уинстера, и полиция объявила розыск. Одна из патрульных машин настигла его, но не смогла остановить. Когда они начали прижимать его к обочине, он развернулся, чтобы уйти, и… потерпел аварию.
Джулия опустила глаза и, стараясь представить себе эту сцену, поняла, что произошло.
— Он мертв, да?
— Да. Я не хотел говорить тебе, но…
— Я рада, что ты сказал. Мне его не жаль. Когда подумаю, что он сделал с моим отцом… как дурачил меня… притворялся, что любит…
— Думаю, он и правда тебя любил.
— Но не настолько, чтобы не попытаться убить! — Она вздрогнула. — Он бы сделал это, если бы ты не пришел.
Она не могла продолжать. Казалось, Найджелу тоже не хотелось нарушать молчание. Он вынул портсигар, но, вспомнив, где находится, поспешно убрал в карман. Потом встал и начал беспокойно ходить по комнате.
— Что будет с нами? — спросил он ее неожиданно. — У нас есть общее будущее или нет?
В ответ Джулия осторожно протянула ему руку, морщась от боли.
— Я поняла, что люблю тебя, в тот день, когда мы давали наш первый званый обед.
— Почему ты мне об этом не сказала?
— Гордость… Мне казалось, тебя привлекает Сильвия… и что я на самом деле тебе не нужна. Потом, когда поняла, что ты все еще… — Она замолчала, и Найджел, подойдя к ней, взял за руку.
— Продолжай, Джулия. Я хочу все знать.
— Ты и так уже знаешь. Я как раз решила открыть тебе свои чувства, но тут Сильвия… сказала, что если у нас будут дети…
Найджел с трудом сдержал гневный возглас.
— Не будем о ней. Мы потеряли столько месяцев… — Его губы чуть коснулись ее губ, но он сразу же остановился. — Я не должен этого делать. Я так тебя люблю, что…
Но она притянула его к себе, не обращая внимания на боль.
— Останься, Найджел, не уходи. — Ее щеки залила краска, но она не чувствовала смущения, когда сказала: — Я так тебя люблю, родной… Я хочу быть твоей — до конца.
— Так и будет, — прошептал он, целуя ее в губы. — Несколько недель — что они значат по сравнению со всей нашей жизнью!
— Со всей нашей жизнью, — повторила Джулия.
Комментарии к книге «Мой любимый враг», Роберта Ли
Всего 0 комментариев