Энн Мэтер Кто приручит тигра
Глава 1
Международный аэропорт в Галеао был похож на все другие: прохладный, деловой, но безликий. Сидя в баре аэропорта со вторым стаканом кока-колы, Доминик думала, что могла бы считать, что находится где угодно, если бы не преобладание португальского выговора и смуглая кожа мужчин вокруг — и, казалось, все они находили серебристый отблеск ее волос и скандинавскую синеву глаз весьма примечательными.
Вздохнув, она снова взглянула на часы, не зная, сколько еще ей придется ждать. Известие, которое она получила сразу же по приезде, было отнюдь не ясно выражено. В записке просто говорилось, что Джон вынужден задержаться и просит ее ждать в аэропорту, если он не сможет встретить ее, как они условились.
Она зажгла сигарету, подарила чуть заметную улыбку юнцу, который жадно разглядывал ее последние полчаса, и глубоко затянулась. Трудно было не испытывать нетерпения, хотя она и знала, что Бела-Виста находится на некотором расстоянии от Рио-де-Жанейро, в глубине континента. В конце концов, Джон уже больше недели знал дату и время ее приезда, разве он не мог остаться в Рио на ночь, чтобы не заставлять ее ждать в аэропорту неопределенно долго?
Приехав, она успела воспользоваться всеми услугами, которые только мог предложить аэропорт. Она посетила женский туалет и приняла душ, переодевшись в прохладное безрукавное платье, гораздо более подходящее для жары, стоявшей за стенами здания с кондиционерами, чем мохеровый костюм, который был на ней, когда она вылетала из Лондона тридцать шесть часов назад. Она заново уложила волосы, сделав, не торопясь, довольно сложный узел, который предпочитал Джон, освежила макияж, припудрив гладкую, светлую кожу лица, подчеркнув линию щек и загнутые длинные ресницы. Но Джон не появлялся, и теперь она жалела, что потратила на это время. Она поискала в магазинчиках аэропорта подлинную бразильскую резьбу по дереву, поела — скромно, по-европейски — в ресторане аэропорта и наконец, нашла убежище в баре, надеясь, что ее пребывание в нем окажется недолгим.
В начале дня, когда гигантский «Боинг» кружил над Галеао, заходя на посадку, она была во власти волнения. Можно было восторгаться столькими удивительными видами: мягкими склонами горы Сахарная Голова, пиком Корковадо с его огромной статуей Христа, стоящего раскинув руки, как бы охватывая весь изгиб залива Гуанабара. За этими двумя горами вздымались зубчатые вершины, столь внушительные, что она чуть не пропустила пляж Копакабана со стоящими вдоль него отелями-небоскребами, представляющими столь резкий контраст фавеллам, этим трущобам, прилипшим к склонам вокруг Рио. Она ощутила эту атмосферу и невольно поняла, что долгие недели ожидания были не напрасными. Казалось невероятным, что скоро она снова увидит Джона, почувствует, как его руки обнимают ее, ощутит ту окружающую его надежность, которая с самого начала привлекла ее к нему. Уныние, которое поначалу охватило ее, когда он первый раз сказал ей, что будет работать в Бразилии, сменилось чувством благодарности: с ним она немного повидает мир. Но шесть месяцев назад, когда он уезжал из Англии, она все еще приходила в себя после смерти горячо любимого отца и, может быть, поэтому не могла с уверенностью смотреть в будущее.
Мать ее умерла много лет назад, когда Доминик была еще младенцем и отец был главной ее опорой. То, что он погиб, спеша к пациенту, казалось еще больнее, особенно потому, что этот пациент был одним из «завсегдатаев» — человек, убежденный, что может подхватить любую болезнь, какая только существует. Но доктор Мэллори никогда не оставлял вызовы без внимания, а в густом тумане, опустившемся на Лондон в тот вечер, было так легко столкнуться с другим автомобилем… Многие недели Доминик не могла опомниться, не могла поверить, что отца больше нет и она осталась одна на свете. У нее были дальние родственники: дядя и тетя и несколько кузенов на севере Англии, но Доминик не хотела делить свое горе с незнакомыми людьми, которые могли самое большее только посочувствовать ей.
Именно в эти горькие недели она впервые встретилась с Джоном Хардингом. Джон был сыном Адама Хардинга, адвоката и близкого друга ее отца, и Он тогда только вернулся с Ближнего Востока, где работал в лаборатории нефтяной компании. Это был приятный, привлекательный молодой человек лет двадцати восьми, и Доминик понравились его теплые, мягкие манеры.
Зная о недавней потере, Джон осторожно высвободил Доминик из раковины, в которую она спряталась, и попытался показать ей, что жизнь продолжается и идет, как шла прежде. Сначала Доминик встречалась с ним неохотно: ей не хотелось, чтобы кто-то видел, какая болезненная апатия охватила ее. Но постепенно рядом с Джоном она начала снова улыбаться, снова жить.
Самым тяжелым было найти новую работу. Она всегда была регистратором у отца, и конечно же хотя его практика должна была перейти к другому врачу, ей невыносима была даже мысль о том, чтобы остаться работать на прежнем месте. Именно Джон нашел ей новую работу. У него был коллега, зубной врач, который как раз искал привлекательную молодую женщину, которая вела бы записи, немного печатала и впускала бы пациентов. Доминик с радостью приняла это предложение, а когда дом, в котором они с отцом провели столько счастливых лет, был продан, она позволила Джону найти ей квартиру.
Адам Хардинг поощрял их дружбу, и Доминик догадывалась, что и он, и его жена надеются, что дружба эта перерастет в нечто более тесное. Доминик, всегда считавшая себя самостоятельной, увидела, как приятно бывает, когда кто-то принимает за нее решения, и когда Джон получил место в лаборатории в Лондоне, она была рада тому, что жизнь продолжает течь гладко.
Однако спустя несколько месяцев Джону предложили новую работу — в Бразилии.
Доминик пришла в ужас. Почему-то она вообразила, что теперь Джон всегда будет работать в Англии, и считала само собой разумеющимся, что рано или поздно они поженятся. Родителям Джона хотелось этого не меньше, чем ему самому, и, возможно, при иных обстоятельствах, если бы Доминик так недавно не потеряла отца, они были бы уже женаты. Но требовалось немедленно принять решение относительно места в Бразилии, и, хотя Джону очень хотелось, чтобы она поехала с ним в качестве его жены, Доминик колебалась, чувствуя себя все еще слишком неуверенно, чтобы импульсивно решиться на что-либо. Поэтому они заключили помолвку, и было решено, что, как только Джон устроится и найдет жилье, подходящее для того, чтобы разместить в нем жену, Доминик к нему приедет и они поженятся в Бразилии. Естественно, родители Джона были немного разочарованы, что не смогут присутствовать на свадьбе, но они вошли в положение Доминик.
В недели, которые последовали за отъездом Джона, Доминик не раз сожалела о том, что не сделала решительного шага и не поехала с ним, но постепенно она приспособилась к новым обстоятельствам и снова начала радоваться жизни. Она подружилась с двумя девушками, жившими в соседней квартире, и время от времени отправлялась куда-нибудь вместе с ними: в кино или театр, а иногда даже на вечеринки. Каждую неделю она бывала у Хардингов и большинство выходных тоже проводила с ними или в их загородном коттедже в Уильтшире, или навещая вместе с ними в Сассексе их замужнюю дочь с тремя детьми. Доминик обожала детей и испытывала глубочайшую благодарность к Хардингам, которые старались заполнить ее дни, так что ее жизнь с отцом стала не болезненным воспоминанием, а приятным чувством ностальгии. С их помощью она избавилась от безнадежности, охватившей ее после его смерти.
Джон писал очень жизнерадостно. Его письма были длинными и подробными, и Доминик зримо представляла себе его жизнь в Южной Америке. Она узнала о контрастах страны, где ей вскоре предстояло поселиться: ужасающей нужде и безмерном богатстве ее жителей, крайностях ее климата и самое драматичное — о ее дикой красоте, бросающейся в глаза и пленяющей все чувства. Доминик уже казалось, что она знает Бразилию, а особенно Бела-Виста, район, где жил и работал Джон. В городке жили люди всех национальностей, включая североамериканцев, немцев, британцев и самих бразильцев. Нефтяная компания принадлежала корпорации «Сантос», на которую в настоящее время и работал Джон. Судя по его письмам, дело это было весьма крупным.
Доминик взглянула на часы. Она перевела их на местное время, и они показывали уже половину пятого. Поскольку самолет приземлился в одиннадцать утра, ее, естественно, немало тревожила такая задержка. Если бы Джон собирался на столько задержаться, разве не предложил бы он, чтобы она на ночь устроилась в отеле, избавив ее, таким образом, от этих томительных часов ожидания?
Она принялась было решать, не заказать ли третий стакан кока-колы, когда поняла, что мужчина, сидящий за столиком почти через весь зал, очень пристально ее разглядывает. Она бросила на него холодный, отталкивающий взгляд, но, насколько могла судить, он не произвел должного впечатления. Вместо этого он взял со стола рюмку со спиртным и, отклонившись на стуле назад, оценивающе осмотрел ее.
Нет, подумала Доминик нетерпеливо, это уж слишком!
Соскользнув с высокой табуретки, на которой сидела у бара, она подняла свою дорожную сумку и целеустремленно направилась к двери. Однако ей надо было пройти мимо столика этого мужчины, и, несмотря на то, что его дерзость ее возмутила, она не смогла удержаться, чтобы еще раз не взглянуть на него.
Не было сомнений: это был, возможно, самый привлекательный мужчина, какого ей приходилось видеть — темноволосый, смуглый, со странными золотистыми глазами, который довольно насмешливо взглянул на нее, когда она шла мимо. Он был поджарый, с твердыми чертами лица, которые, решила она, временами могут казаться почти жестокими. Он был воплощением всего чужого, незнакомого и опасного в этой чужой, незнакомой и опасной стране. Вздрогнув, Доминик открыла дверь и оказалась в просторном зале ожидания.
Вздохнув, она огляделась, надеясь увидеть Джона. Неужели он не понимает, как ей здесь неспокойно и не по себе? Что могло его так сильно задержать? Уж не случилось ли с ним что-нибудь? Неужели?..
Она пересекла зал и уселась в удобном кресле. Вынув сигареты, снова закурила. Постукивая пальцами по ручке кресла, поглощенная своим беспокойством, она не заметила, что к ней кто-то подошел, пока низкий мужской голос не произнес:
— Вы мисс Мэллори, не так ли? Мисс Доминик Мэллори?
Доминик подняла глаза и вздрогнула: она смотрела в лицо человека из бара.
Овладев собой, она сказала насколько могла спокойно:
— Вы знаете мое имя?
Незнакомец стоял перед ней, глядя на нее почти презрительно. Руки его были засунуты глубоко в карманы брюк прекрасного темного шелкового костюма.
— Не много найдется женщин-европеек без спутников, коротающих время в Галеао, — лениво заметил он.
Погасив сигарету, Доминик встала. Так она надеялась почувствовать себя в менее невыгодном положении. Однако это не помогло: несмотря на то, что она была высокой, он был намного выше.
— Пожалуйста, говорите яснее, — сказала она, стараясь, чтобы голос ее звучал холодно и равнодушно, но это ей не удалось. Он пожал плечами.
— Конечно, мисс Мэллори. Простите, что отнимаю у вас ваше драгоценное время! — Снова он над ней издевался. — Меня зовут Винсенте Сантос. Я… скажем так… коллега вашего жениха.
Доминик чуть расслабилась.
— О, понятно! — воскликнула она. — Так Джон все же не появится?
— К несчастью, нет. Он задерживается. Я вскоре объясню подробнее. Это весь ваш багаж?
Доминик колебалась. Она взглянула на сумку, задумчиво потерла нос.
— Э-э… А вы… я хочу сказать: вы как-нибудь можете удостоверить свою личность? Незнакомец улыбнулся.
— Вы мне не доверяете? Доминик закусила губу. Он ставил ее в неловкое положение.
— Не вам конкретно, поймите, — поспешно сказала она. — Но ведь вы можете оказаться кем угодно. Вы легко могли бы узнать мое имя от одного из работников аэропорта, и… ну… — Она выразительно развела руками.
Мужчина пожал широкими плечами.
— Конечно, вы правы, мисс Мэллори, — ответил он, чуть наклонив голову. — Всегда лучше проявить осторожность. Однако могу уверить вас, что я тот, кто я есть. Существует только один Винсенте Сантос!
Доминик изумленно уставилась на него. Он это серьезно? Ну и самоуверенность!
— У вас есть какие-нибудь документы? — чопорно спросила она. — Может быть, водительские права?
Винсенте Сантос терпеливо извлек из кармана бумажник и предъявил ей паспорт и международные водительские права. Доминик едва на них взглянула, уверенная в том, что никакой потенциальный похититель не может быть столь уверен в себе.
— Благодарю вас, — сказала она, бросив взгляд на свою дорожную сумку. — Это весь мой багаж. Остальные вещи были отправлены отдельно.
Винсенте Сантос кивнул и, убрав бумажник, нагнулся и поднял сумку.
— Идемте, — сказал он и зашагал через зал ожидания так быстро, что Доминик пришлось почти бежать, чтобы не отстать от него.
За стенами аэропорта жара обрушилась на нее, как реальный, чисто физический вес, и Доминик ахнула. Кондиционированный воздух в помещении не подготовил ее к этому. Сантос взглянул в ее сторону.
— Сейчас прохладнее, чем в полдень, — заметил он. — Вы скоро привыкнете.
Доминик выдавала слабую улыбку. Она уже втайне жалела, что Джон не попросил кого-нибудь встретить ее. Кого-то, кто был бы менее откровенно привлекателен и уверен в себе. С Винсенте Сантосом она чувствовала себя в невыгодном положении, и, несмотря на то, что он был безупречно вежлив, ее преследовало ощущение, что он забавляется.
У здания аэропорта их ждал изящный зеленый автомобиль с откидывающимся верхом. Винсенте Сантос бесцеремонно швырнул ее сумку на заднее сиденье, потом открыл дверцу, чтобы она могла сесть. Доминик скользнула в автомобиль и стала дожидаться, когда он к ней присоединится, наслаждаясь дивным ароматом настоящего буйства цветов, растущих у мощеной автостоянки. Их цвета были необычайно яркими и разнообразными, и она почувствовала невольную дрожь возбуждения, пробежавшую у нее по спине. Над ними возвышались зубчатые вершины Серры, вдали видны были голубые воды Атлантики. После серого Лондона все было экзотичным и волнующим, и даже ленивая снисходительность Сантоса стала казаться не такой насмешливой.
Он уселся рядом с ней, увидел ее выразительное лицо и улыбнулся, обнажив ровные белоснежные зубы, ярко выделявшиеся на фоне его темного загара.
— Вы раньше не были в Бразилии? — осведомился он, включая зажигание.
Доминик отрицательно качнула головой.
— Но вы уже ощутили пульс нашей страны, — заметил он небрежно и вывел машину с автостоянки.
Доминик понравилось это выражение. Именно это она и ощутила. Возбуждение, которое она испытывала до посадки самолета, возвращалось, а с ним и ощущение окружающей обстановки. В этой стране чувствовалось что-то примитивное и неприрученное, несмотря даже на вздымающиеся ввысь небоскребы и многоэтажные дома с комфортабельными квартирами. Разве можно было забыть, что неподалеку находится Мату-Гросу с его непроходимыми джунглями и опасными реками, где человек мог потеряться без следа? Еще одна грань этой страны, такой же непростой, как и ее история. Может быть, именно чувство неизведанного так волновало ее. Именно такое чувство должно, наверное, двигать человеком, заставляя его рисковать жизнью, чтобы исследовать жестокие примитивные цивилизации.
Она поняла, что Винсенте Сантос обращается к ней, и постаралась вернуться в настоящее.
— Вы раньше жили в Лондоне, насколько я понял, — говорил он. Доминик кивнула.
— Это так. Во всяком случае, в пригороде. Скажите, почему Джон не встретил меня? И куда мы сейчас едем? Он снова улыбнулся.
— Я уже начал думать, что вы забыли о цели своего приезда сюда, — лениво заметил он. Потом добавил:
— Бела-Виста, где вы будете жить, находится в этих горах, но дороги оставляют желать лучшего. Местами это всего лишь колеи. Но не думайте, что Бела-Виста — нецивилизованное место. Там есть свой музей, и картинная галерея, и университет. Но попасть туда… а, это другой вопрос.
Доминик сморщила носик.
— Продолжайте. Он выразительно пожал плечами.
— На дороге был обвал. Доминик ахнула.
— Кто… никто не пострадал?
— Нет. Но ваш жених… как это вы выражаетесь? — оказался в тупике. Вот он и позвонил мне.
— Вы… вы были в Рио? — медленно спросила Доминик.
— Нет, я был в Бела-Виста. Доминик нетерпеливо вздохнула.
— Пожалуйста, мистер Сантос, не издевайтесь. Как это могло быть, что вы сюда попали, а Джон — нет?
Винсенте Сантос бросил машину в крутой поворот дороги, так что Доминик испуганно уцепилась за сиденье, потом ответил:
— У меня» есть другое средство передвижения. Вертолет!
— О! О, понятно! — кивнула Доминик. — Естественно, я считала… — Она пожала плечами. — Вы живете в Бела-Виста, мистер Сантос?
— Я много где живу, — загадочно ответил он. — Но в Бела-Виста у меня действительно есть дом.
Доминик переварила эти слова, подумав, не может ли он быть нанимателем Джона. В конце концов, фамилия была та же самая, но в Бразилии фамилия Сантос — достаточно распространенная. Если этот человек состоит в той же организации, то как он связан с ее женихом? Насколько хорошо он знает Джона, и, наоборот, насколько хорошо Джон его знает? Ей хотелось бы задать тысячу вопросов, но она не могла этого сделать и вместо этого спросила:
— Мы сейчас едем в Бела-Виста?
— Дорога перекрыта, — терпеливо напомнил он.
— Я поняла. Я имела в виду вертолет. Он бросил на нее довольно сардонический взгляд, от которого щеки ее вспыхнули. Она очень остро ощущала его присутствие, и это не давало ей расслабиться. Он был из породы людей, которых она совершенно не знала. Чувственная складка его губ немного беспокоила ее. Он был явно привычен к женскому обществу, и было неприятно сознавать, что она не имеет ни малейшего представления о том, как с ним обращаться. И дело было не только в его непривычной внешности, не в том, что его одежда, автомобиль и все поведение говорили о богатстве, которого ей прежде не приходилось близко видеть, — дело было в чем-то другом, в чем-то неясном, что отличало его от всех мужчин, которые ей встречались. Расправив плечи, она решительно сказала:
— Что вы намерены со мной делать? Он лениво засмеялся.
— Делать с вами, мисс Мэллори? Какое странное выражение. И что, по-вашему, я собираюсь с вами сделать? — Машина обогнула мыс, и под ними простиралась теперь закрытая гавань Рио-де-Жанейро, за которой лежал залив Гуанабара, усеянный островами, блестевшими в лучах заходящего солнца подобно драгоценным камням.
Завороженная, Доминик молча смотрела на все это, потом, собравшись с мыслями, коротко сказала:
— Вы должны знать, что я имею в виду! Он наклонил голову. Руль автомобиля легко двигался в его сильных смуглых пальцах.
— Да, я знаю. И я понимаю, что вам не терпится снова увидеть вашего жениха. В конце концов прошло уже немалое время с тех пор, как он уехал из Англии, и в течение нескольких месяцев может произойти очень многое. Однако скоро стемнеет, а я не имею желания рисковать, пытаясь посадить вертолет в этих горах в темноте.
Доминик мяла в руках ремешок дамской сумочки.
— Итак?
— Итак, я, к сожалению, должен сообщить вам, что эту ночь вам придется провести в Рио. Для вас забронирована комната в отеле, где вам будет удобно, а завтра… Ну, завтра вы сможете броситься в объятия возлюбленного!
Доминик бросила на него жесткий взгляд.
— Спасибо, — холодно проговорила она. — Я в ваших инструкциях не нуждаюсь!
— Я в этом уверен, — насмешливо ответил он, скользнув по ней взглядом, так что она невольно вспыхнула от чувства неловкости.
Потом он нахмурился.
— Вы все еще не доверяете мне, да, мисс Мэллори? Почему? Доминик вздохнула.
— Я этого не говорила.
— Да, — согласился он, — но все ваше поведение говорит об этом. Может, вы думаете, что я вас похитил? Когда мы приедем в отель, вы сможете поговорить с Хардингом по телефону.
Телефон, облегченно подумала Доминик. Конечно! Почему она сразу не сообразила?
Винсенте Сантос продолжал иронически рассматривать ее.
— Вы красивая женщина, мисс Мэллори, но, к сожалению, я должен сообщить вам, что был знаком со многими красивыми женщинами и мой опыт подсказывает мне, что мне не нужно их похищать, чтобы они мне повиновались!
Никогда еще Доминик не испытывала такого смущения. Каким облегчением было увидеть, что уже показался город! Но она не была готова увидеть нищету и убогость этих жилищ, которые можно было назвать только лачугами. Их обитатели выглядели немногим лучше с их худыми угловатыми телами и грязными лицами. Он, видимо, почувствовал, как ее ужаснуло это зрелище, потому что сказал:
— Где есть очень богатые, есть и очень бедные. Вы — как все, мисс Мэллори. Вы хотите видеть только то, что ожидаете увидеть. Доминик посмотрела на него.
— А как вы смотрите на это, мистер Сантос? Или, может быть, вы и вовсе не смотрите?
Лицо Винсенте Сантоса потемнело.
— О, я вижу это, мисс Мэллори! Доминик взглянула на него. В его голосе слышалась горечь, резко контрастировавшая с беззаботной иронией, звучавшей в его словах совсем недавно. Он сказал:
— Вы, возможно, вообразили, что я в жизни знал только мое нынешнее преуспевание? Доминик закусила губу.
— Я об этом не думала, мистер Сантос.
— Тогда, возможно, вам следует думать, прежде чем говорить, — отозвался он несколько скованно, и Доминик не могла понять, какую искру она зажгла, сама того не заметив.
Рио-де-Жанейро был невероятно красив. Даже Венеция, где она побывала когда-то с отцом, не обладала столь индивидуальной архитектурой, которой изобиловал Рио. А может быть, это мрачно нависающие бастионы Серры придавали такое величие зрелищу, которое иначе было бы просто современным. Улицы были переполнены людьми и машинами, и шум стоял оглушительный. Преобладала молодежь, одетая непринужденно, в пляжные костюмы. Девушки в бикини и молодые люди с бронзовыми от загара телами напоминали жрецов и жриц, совершающих обряды у храма бога Солнца. Доминик увидела и старых вдов, одетых во все черное, так что они своею мрачностью напоминали старых ворон среди райских птиц. Кругом было множество ребятишек, грязных оборвышей, но таких темненьких и красивых, что глаз не оторвешь. Она видела храмы и музеи, и высокие небоскребы на улицах, усаженных деревьями и вымощенных черно-белой мозаикой.
Отель, к которому подъехал Винсенте Сантос, располагался на тихой боковой улочке, отходившей от одного, из проспектов в центре города. Отель был высокий и красивый, из серого камня, очень солидный в отличие от бетонных зданий, выходящих на берег в Копакабане. У него было какое-то странное, старомодное очарование, не вязавшееся с почти вызывающим модерном соседних зданий. Но, несмотря на внешний вид, внутри он был совершенно современным, с лифтами и паласами по всему полу. Доминик предстояло узнать, что бразильцы считают застланный ковровым покрытием пол чрезвычайно модным, несмотря на то, что из-за него в спальнях царит почти невыносимая жара.
Машина была оставлена на стоянке, и они вошли в отель. Винсенте Сантос прошел вперед переговорить с администратором. Судя по тому почтению, которое он встретил, Доминик заключила, что он желанный посетитель, и она задержалась у дверей, не желая вмешиваться. Тут он повернулся, сказав:
— Ваша комната готова. Думаю, вы устали и хотели бы принять душ и переодеться перед обедом. Его подают в ресторане, начиная с половины восьмого. Хардинг уже звонил, справляясь о вашем приезде, и, надо думать, позвонит еще раз. Полагаю, это все…
Доминик сплела пальцы. Почему-то теперь, когда он, кажется, считал свою миссию законченной, ей не хотелось его отпускать. Может, дело в том, что все было таким непривычным и ее преследовало ощущение полного одиночества, но она колебалась, жалея, что они не могут сразу же отправиться в Бела-Виста.
Винсенте Сантос направился к двери. Он двигался с кошачьей грацией тигра, мускулы на его спине плавно перекатывались под тонким шелком костюма. И Доминик вдруг поняла, что, как и его двойник в мире животных, он может быть опасен. Она не знала, откуда взялась эта мысль. Несомненно, в том, как он с ней обращался, ничто не говорило о мужчине, ищущем жертву. Но все же он несколько минут смотрел на нее в баре аэропорта, когда должен был прекрасно знать, кто она такая. Вспомнив об этом, она вздрогнула. Дойдя до дверей, он обернулся к ней.
— Вы удовлетворены? — любезно спросил он.
— Конечно, — поспешила заверить его Доминик. Каковы бы ни были ее чувства, она не намерена была показать ему свою неуверенность.
— Это хорошо. Я зайду за вами в десять утра. Доброй ночи, мисс Мэллори.
— До… доброй ночи, мистер Сантос. Доминик увидела, что посыльный берет дорожную сумку, которую Винсенте Сантос поставил рядом с ней. А тот тем временем, отрывисто кивнув ей, исчез за вращающимися дверями.
— Сюда, сеньорита, — сказал посыльный по-английски с очень заметным акцентом, и Доминик вспомнила, что Винсенте Сантос говорит почти без акцента. Потом, слабо улыбнувшись посыльному, она пошла следом за ним к лифтам.
Ее комната была роскошной и просторной, с многочисленными окнами, выходившими на город. Отсюда ей не видны были фавеллы, и, несмотря на отдаленный шум уличного движения, обстановка казалась спокойной. Лениво жужжал вентилятор, создавая прохладный поток воздуха, а вода в душе была тепловатой.
Приняв душ, она легла, глядя на телефон, страстно желая, чтобы он зазвонил. Может быть, если она услышит голос Джона, исчезнет чувство беспокойства, овладевшее ею?
Глава 2
Доминик, видимо, заснула, потому что открыла глаза, услышав телефонный звонок; в комнате было темно, не считая отсвета уличных фонарей. Вздрогнув, она привстала и включила ночник. В его свете стал виден кремовый телефонный аппарат у кровати. Протягивая руку за трубкой, она взглянула на часы. Четверть девятого! Не может быть! В трубку она сказала:
— Алло, это Доминик Мэллори.
— Доминик! Это ты? Ох, слава Богу! — В голосе Джона слышалось одновременно облегчение и беспокойство. — Как ты, любимая? Извини, что подвел тебя в аэропорту. Сантос тебе объяснил?
— Да, конечно, Джон. — Доминик села поудобнее. — Ах, как чудесно слышать твой голос — после стольких месяцев! У меня все в порядке. Отель очень комфортабельный.
— Хорошо, хорошо. Ты уже обедала?
— По правде говоря, нет. Я, должно быть, заснула, — со смехом воскликнула Доминик. — Но сейчас я просто умираю от голода. Мне не терпится тебя увидеть. Обвал уже расчистили?
— Расчистили? Ты, наверное, шутишь! Здесь дела быстро не делаются. Завалы расчищают неделю, а то и месяц.
— А, понятно.
— А что? Тебе не страшно лететь на вертолете? — озабоченно спросил Джон, — Сантос — хороший пилот.
— Нет, конечно, не страшно. Скажи, Джон, кто этот Сантос? Он имеет какое-то отношение к твоей компании?
— Ага. На самом деле его отец основал корпорацию.
— Понятно. Значит, он — твой начальник?
— Какой он, к черту, начальник! Сантоса мало волнует корпорация. Он слишком занят тем, что тратит деньги, которые она приносит, — не без едкости отозвался Джон. Доминик нахмурилась.
— Ты говоришь так, как будто он тебе не нравится.
— Сантос? — фыркнул Джон. — У нас с ним нет ничего общего. Что до того, что он мне не нравится, то это еще слабо сказано. Но поскольку он тоже меня терпеть не может, то я не очень-то этим огорчен!
Доминик стало не по себе. Она еще никогда не слышала, чтобы Джон так разговаривал.
— Тогда… тогда почему же он оказался единственным, кого ты мог попросить встретить меня? — воскликнула она.
— Вертолеты на дороге не валяются, — сухо ответил Джон. — Кроме того, когда я позвонил насчет оползня, то кто-то попросил его приехать. В данных обстоятельствах было логично обратиться к нему.
— Понятно. — Доминик постаралась переварить это известие. — Что… что ты сейчас делаешь? Откуда ты мне звонишь?
— Из квартиры. Она тебе понравится, Дом. Она в одном из новых домов и очень просторная. Мебели пока мало. Я это предоставлю тебе. Ты поживешь у Роулингсов, как я тебе и писал. Я договорился, что свадьба будет через пять недель. У тебя будет время акклиматизироваться и купить, что хочешь, для квартиры. У нас тут неплохие магазины, а миссис Роулингс сказала, что разрешит тебе пользоваться ее швейной машинкой, чтобы сшить занавески и тому подобное.
— Почему-то это все кажется нереальным, — сказала Доминик, качая головой. — То есть… то, что я здесь — в Бразилии! Джон засмеялся.
— Это естественно. Ты только что пролетела несколько тысяч миль. Нужно время, чтобы разум догнал тело!
— Наверное, дело именно в этом, — кивнула она.
— Ну ладно, скорее бы завтра. Телефон — это так мало, когда мне так хочется увидеть тебя, обнять и поцеловать! — Голос Джона звучал хрипловато. — Я люблю тебя, Дом!
— А я тебя, Джон, — тихо отозвалась она.
— Ну, я прощаюсь. Пойди пообедай, а потом ложись пораньше. Ты, наверное, совсем измучилась!
— Сейчас уже нет. Я только что проспала около трех часов. Но я пойду поем. Ты встретишь меня, когда мы приземлимся, Джон?
— Конечно. Пока, солнышко мое.
— До свидания, Джон.
После того, как он повесил трубку, Доминик несколько минут сидела, глядя на телефон. Странно, но ей показалось, что Джон говорит иначе, чем тот человек, которого она знала в Англии. Или, может быть, не он говорит иначе, а она иначе его слышит?
Она вздохнула. Ее мучило сильное подозрение, что ей не следовало расставаться с Джоном на эти полгода. Что, если они оба изменились? Что, если ее мнение о нем изменится теперь, когда она увидит его вне его обычного окружения?
Но это же смешно! Если любишь человека, то любишь его несмотря ни на что. Не меняешься с изменением обстоятельств или окружения.
Она соскользнула с постели и открыла дорожную сумку. Не считая костюма, бывшего на ней, когда она улетала из Лондона, который она переодела в аэропорту, там лежало ярко-синее немнущееся платье, которое она приготовила для своего первого вечера в Бела-Виста, чтобы не возиться с чемоданами. Разложив его на постели, она умылась, готовясь сделать макияж. Свои от природы длинные ресницы она чуть-чуть подкрасила тушью, на веки наложила легкие тени. Потом — неяркая помада на губы. И она надела синее платье. Волосы у Доминик были густые, длинные и тяжелые, но ей лень было укладывать их в сложную прическу, и она надела на голову ленту, не дававшую волосам падать на лицо. После этого она вышла из номера и на лифте спустилась в ресторан.
В этот поздний час там было не слишком много народа, и официант почтительно провел ее к столику. Может быть, он решил, что Доминик — близкая знакомая Винсенте Сантоса, подумала она насмешливо. По крайней мере ей еще никогда не оказывали столь подобострастного внимания. Она выбрала какое-то блюдо, куда входила говядина, черные бобы и рис. Оно оказалось довольно жирным и острым, но очень вкусным. Десерт был приготовлен из настоящих, свежих апельсинов, которые по вкусу почему-то сильно отличались от тех, что она привыкла есть в Англии. Завершился обед сыром и кофе.
— Вам понравился обед, сеньорита? — Это у ее столика склонился старший официант. Доминик с энтузиазмом кивнула.
— Спасибо. Он был великолепен!
— Я глубоко счастлив. Может, ликер к вашему кофе? Бренди, может быть?
Доминик с сожалением покачала головой.
— Ох, нет. С меня достаточно вина, которое я выпила за обедом. Я плохо переношу алкоголь, — объяснила она с улыбкой.
— Вы хотите увлечь невинность на путь соблазна, друг мой? — лениво заметил знакомый низкий голос, и Доминик в изумлении подняла глаза. За спиной старшего официанта стоял Винсенте Сантос — смуглый, поджарый и волнующе мужественный в темном смокинге.
Старший официант обернулся и с неподдельным удовольствием улыбнулся.
— Ах, сеньор Сантос, — кивнул он, — вы меня испугали. Я только предложил молодой леди ликер, но, кажется, она отказывается.
Винсенте Сантос обошел столик и, выдвинув стул, уселся на него верхом.
— Так, мисс Мэллори. Вы боитесь любого риска, правда?
Доминик постаралась не покраснеть.
— Я этого не говорила, мистер Сантос. Я плохо переношу спиртное, только и всего.
— Ах, как печально! — мягко снасмешничал он. — Особенно когда мне известно, что мой добрый друг Энрико хранит у себя один из лучших сортов бренди! — Тут он посмотрел на старшего официанта. — Сеньорита выпьет со мной попозже, Энрико. Можете идти.
— Си, сеньор.
Официант отошел, а Винсенте Сантос окинул Доминик оценивающим взглядом.
— Вы очаровательно выглядите, мисс Мэллори. Просто стыдно прятать такую красоту в ресторане.
Доминик почувствовала, как напряглись ее нервы. Не мог же он всерьез говорить, что зашел сюда с какой-то другой целью, кроме как для того, чтобы убедиться, что у нее все в порядке?
— А что бы вы предложили, мистер Сантос? — парировала она хладнокровно, стараясь казаться спокойной, хотя внутри вся дрожала от тайного волнения.
Винсенте Сантос улыбнулся.
— Что бы я предложил? Ну… надо подумать… Я знаю один ночной клуб под названием «Пиранья», где мы могли бы потанцевать. И кабаре там хорошее.
У Доминик по телу пробежала дрожь.
— Пиранья? Это ведь рыбы, которые за считанные минуты могут уничтожить живое существо?
— Это так, — коротко ответил он. — Но я не собираюсь принести вас в жертву, мисс Мэллори.
Доминик закусила губу.
— Вы меня успокоили, — быстро отозвалась она. — Однако я совершенно уверена, что вы не всерьез предлагаете, чтобы мы вместе провели остаток вечера, и поэтому пожелаю вам спокойной ночи.
Она встала, но поднялся и он, загородив ей дорогу.
— Вы решили, что я говорю не всерьез? — спросил он. — Почему? Ведь развлечь невесту моего коллеги в данной ситуации вполне естественно.
— Вас едва? ли можно считать коллегой моего жениха, — негромко ответила Доминик, опустив глаза.
— Ах! Вы уже поговорили с этим милейшим человеком! — саркастически сказал он. — И он вас предостерег?
— Конечно, нет. Зачем ему было это делать? — Доминик беспокойно шевельнулась. — Пожалуйста, извините меня!
— Минутку. Вам неприятно, что я предложил вам мое общество? Доминик вздохнула.
— Конечно, нет.
— Но вы отказываетесь? Доминик беспомощно повела плечами.
— Мистер Сантос, может быть, вам и забавно смеяться надо мной, но мне это уже начало надоедать. Извините.
Винсенте Сантос отодвинулся.
— Я явно ошибся, — равнодушно заметил он. — Мне показалось, что вам одиноко. Доминик досадливо взглянула на него:
— И вы решили меня пожалеть?
— Ничуть. Однако я вполне готов показать вам кое-что в культурном центре моей страны.
Доминик сделала один шаг, поколебалась и обернулась к нему.
— Это очень любезно с вашей стороны, — неловко проговорила она. — Мне было бы очень интересно немного посмотреть город.
— И все же вы колеблетесь. Я такой страшный человек? Вам так противна перспектива провести в моем обществе несколько часов? Доминик улыбнулась.
— Вы прекрасно знаете, что намеренно не правильно истолковываете мои слова.
Он подошел к ней, обойдя стол, и пристально всмотрелся в нее с высоты своего роста. Пальцы его скользнули по ее обнаженной руке — почти рассеянно.
— Как я уже говорил, мисс Мэллори, вы — очень красивая молодая женщина, и мне хотелось бы сводить вас в «Пиранью».
Доминик почувствовала, как ее мышцы напрягаются под его небрежным прикосновением. Казалось, ей трудно дышать, и в коленках появилась какая-то дрожь. Знает ли он, какое действие на нее производит? Похоже было, что нет, но доверять этому было нельзя. Несмотря на изысканную любезность, она ощущала, что думы его остаются тайной.
Она постаралась отогнать эти мысли. Просто сумасшествие позволять, чтобы он так волновал ее. Она просто слишком давно не видела Джона, не была в обществе мужчин. Она ведет себя, как школьница. Почему она прямо не отказывается от его приглашения и не возвращается к себе в номер? Именно так ей следовало бы поступить, именно этого ждал бы от нее Джон. Почему же тогда такая перспектива представляется ей столь тоскливой? Может, то, что она поспала, не даст ей какое-то время заснуть? Почему она не чувствует приятной усталости, а только прилив жизненной энергии?
— Я все же думаю, что мне надо отказаться, — неохотно пробормотала она.
Винсенте Сантос пожал плечами. Тонкая ткань его вечернего костюма блестела в свете ламп. С уже знакомым ей чуть жестоким выражением лица он обвиняюще сказал ей:
— Вы боитесь, мисс Мэллори!
— Не говорите глупости! — отрезала она.
— Тогда пойдемте со мной! Докажите, что я не прав! — поддразнил он.
Пальцы Доминик трепали ремешок сумочки.
— Ладно, мистер Сантос. Ладно, раз вы настаиваете, я пойду с вами.
— Прекрасно. — Его пальцы сжались на ее руке, и он повел ее через пустеющий зал. — Я восхищен вашей смелостью! Доминик вырвала руку.
— Смелость тут не нужна, мистер Сантос. Только стойкость!
Но на это он только засмеялся, так что ей захотелось его ударить.
Ночной Рио оказался заколдованным городом, залитым светом миллионов ламп. Уличное движение оставалось все таким же интенсивным, но теперь с каждого перекрестка доносилась музыка, и ритм гитар ударил Доминик в голову подобно какому-то обольстительному наркотику. «Пиранья» оказалась неподалеку от Копакабаны — огромное здание с неоновой вывеской, многоцветный интерьер которого несколько смягчало интимное освещение. Такого рода заведения Доминик всегда презирала, следуя музыкальному вкусу отца, а потом Джона. Но с Винсенте Сантосом она взглянула на него другими глазами.
Там было несколько залов: в одном можно было танцевать, в другом — пить, в третьем — есть, в каком-то еще — играть. Комнаты были разделены аквариумами, наполненными разнообразными морскими и речными обитателями, и только в фойе была огромная емкость с рыбами, давшими клубу название. Увидев их, Доминик вздрогнула, а Винсенте Сантос сказал:
— Они могут в считанные минуты превратить человека в скелет — вы это знали?
Доминик наморщила носик:
— По правде говоря, да. Дьявольские рыбы!
— Хмм. — Он небрежно обнял ее за плечи, — Пойдемте, давайте выпьем.
— Мне, пожалуйста, только томатный сок, — отозвалась она, остро ощущая его руку и шагая чуть быстрее, чтобы он отпустил ее.
Однако, когда он через несколько секунд вручил ей бокал, в нем явно был не томатный сок.
— Господи, что это? — ахнула она при виде высокого бокала.
— Мой собственный рецепт. Попробуйте! Она послушалась и нашла напиток очень вкусным. В нем были лаймы и, может быть, лимон, и что-то еще — что-то пьянящее. Решив, что от одного бокала с ней ничего не случится, она закурила, и они прошли в тот зал, где в перерыве между танцами было кабаре.
Выступал бразильский пожиратель огня, а за ним — португальский гитарист, певший что-то трогательное. Доминик отпивала понемногу из своего бокала, прислушиваясь к кипевшему вокруг нее морю звуков. Ее окружало множество говоров, от португальского и испанского до типичного североамериканского. Она услышала глухие звуки немецкой речи, потом — очень британское произношение и взглянула на Винсенте Сантоса. Он наблюдал за ней. Похоже было, что он все время наблюдает за ней, и это ее смущало. Ей никогда прежде не приходилось выдерживать столь пристального взгляда.
— Надо ли? — спросила она.
— Что «надо ли»?
— Так пристально на меня смотреть.
— Почему бы и нет? Мне нравится на вас смотреть.
Перед лицом такой откровенности Доминик не нашлась, что ответить, а он сказал:
— Оставьте ваш бокал здесь. Давайте потанцуем.
Кабаре закончилось, и начал играть оркестр. Мелодия в исполнении гитар, пианолы и ударника была полна жизни и ритма. Свет был притушен, и на середине комнаты собрались пары.
— Я не… то есть… — начала она, когда он взял ее за руку и повел мимо столиков к месту для танцев.
— Вы не что? — мягко спросил он, поворачиваясь и обнимая ее, притянув к своему твердому мускулистому телу.
Доминик покачала головой. Когда Винсенте смотрел на нее, был так близко, ей трудно было связно думать.
— Я никогда раньше не танцевала под бит, — призналась она. — Я на самом деле ужасно старомодна. Он мягко засмеялся.
— Ах, мисс Мэллори, с чего вы это решили? Они двигались медленно, и Доминик обнаружила, что ей нетрудно следовать движениям Винсенте. Кроме того, танец казался второстепенным в их теперешнем положении. Если бы ее сейчас увидел Джон, подумала она несколько истерично. Он был бы совершенно ошеломлен! И не без причины, прибавила она про себя. Она поняла, что за человек Винсенте Сантос, с той минуты, как увидела, как он наблюдал за ней в баре аэропорта. Тогда почему же она поддалась соблазну провести с ним вечер? Может, потому, что всю свою жизнь она поступала осмотрительно, никогда не поддавалась первым порывам? Или это просто влияние его личности и то, что его поддразнивание вызвало ее возмущение, и ей захотелось доказать, что она может быть не менее импульсивна, чем окружающие? Не было сомнений: по сравнению с ним все мужчины, которых она знала в Англии, казались немного скучными, «ручными». Приятное возбуждение, связанное с такого рода риском, может войти в привычку! Но в конце концов сегодняшний день скоро подойдет к концу, а потом она снова будет с Джоном, и Винсенте Сантос уйдет в небытие.
Один раз, пока они танцевали, она подняла голову, чтобы взглянуть на него, и ее волосы скользнули по его щеке. Он посмотрел на нее своими золотистыми глазами — глазами, слишком проницательными, и губы его были так близко… Она поспешно опустила глаза, стараясь справиться с взволнованным биением сердца. Это все — ни шагу дальше, сказала она себе твердо.
Танец скоро подошел к концу, и, уходя к своему столику, они были остановлены возбужденным возгласом женщины, которая тоже направлялась обратно со своим спутником. Высокая и стройная, с иссиня-черными волосами, уложенными в сложную прическу с усыпанными драгоценными камнями гребнями, она была, пожалуй, самой красивой и экзотической женщиной, какую Доминик доводилось видеть. Ее платье — длинный, облегающий ее безупречное тело наряд из тяжелого крепа ослепительного красного цвета — ярко контрастировало с ее магнолиевой кожей и темными волосами.
— Винсенте! — воскликнула она, обнимая его за шею обеими руками и быстро целуя его в обе щеки, а потом, медленно, в губы, — но я не знала, что ты в Рио! Почему ты не дал мне знать? Я вернулась из Европы уже две недели назад, и я совершенно несчастна. Ты меня не навестил!
Винсенте посмотрел на Доминик поверх головы красавицы, заметил ее смущение, потом твердо высвободился.
— Я был занят, София, — сказал он, и голос его звучал холодно, так что та посмотрела на Доминик выразительным взглядом.
— О, да? — вопросительно проговорила она. — Это видно. Я бы сочла, что она немного слишком молода и наивна на твой вкус, мой милый.
Глаза Винсенте потемнели.
— Разве я спрашивал о твоем мнении, София? — ледяным голосом заметил он.
— Нет. Но все же я имею, по-моему, право высказывать тебе свои самые затаенные мысли. Ведь ты всегда возвращаешься ко мне, дорогой!
Доминик отвернулась: от этой сцены ее мутило. Она вернулась к своему столику и снова уселась, жалея, что не может решиться уйти из клуба. Но за его стенами лежал незнакомый, чужой город, и ей не улыбалась перспектива ловить такси в столь поздний час.
Несколько мгновений спустя на столик упала тень, и она взглянула в темное лицо Винсенте.
— Никогда больше не делайте этого! — отрезал он.
— Что не делать? Не оставлять вас с вашей любовницей? — воскликнула она, задетая его уверенностью в том, что он может диктовать ей, как себя вести.
Он схватил ее за запястье и резко заставил встать.
— Пойдемте, — сказал он. — Мы отправимся в другое место.
Доминик бессильно пожала плечами.
— Я хочу вернуться домой, мистер Сантос, — холодно ответила она. — То есть… обратно в отель!
Он не ответил, а молча повернулся и вышел из ресторана, чуть не волоча ее за собой.
За его стенами ночной воздух был теплым и бархатистым, над головой мерцали миллионы звезд, соревнуясь с мириадами гирлянд, опоясывающих набережную Копакабаны. Звук прибоя громом отдавался в ушах, и Доминик несколько раз глубоко вздохнула, чтобы избавиться от дымной атмосферы клуба.
Они подошли к машине. Решительно усадив Доминик, он обошел машину, чтобы сесть рядом. Включил зажигание, и мощный двигатель с ревом проснулся. Они выехали со стоянки и двинулись вдоль побережья. Вскоре он свернул на извилистые боковые улочки, крутые проезды, извивавшиеся вокруг более старых зданий города. Доминик хотела спросить, куда он везет ее, но выражение его лица не допускало вмешательства, и она молчала, жалея, что была настолько глупа, что поехала с ним.
Через какое-то время они выехали с улочек на широкий бульвар, и он направил машину к парку на его дальнем конце. Около парка располагалось несколько кварталов роскошных жилых домов, и именно к такому дому он и подвел машину. Там он остановил автомобиль, положил в карман ключи от зажигания и помог Доминик выйти. Она испуганно посмотрела на здание, потом на Винсенте.
— Пойдемте, — сказал он, и ей не оставалось ничего, как только следовать за ним.
Внутри было несколько лифтов, чтобы доставлять жильцов на нужный этаж, и в один из них он завел ее. Была нажата кнопка пентхауза — роскошных апартаментов на верхнем этаже. Лифт бесшумно ринулся вверх. Доминик не успела опомниться, как они уже выходили в просторный, застланный ковром холл. Винсенте закрыл дверцы лифта, нажал кнопку, и лифт скользнул обратно. Взяв Доминик под руку, он повел ее к двустворчатым, обшитым деревом дверям.
Достав ключ, он распахнул двери и мягко втолкнул ее внутрь. Когда он включил свет, Доминик могла только безмолвно и изумленно осматриваться. Подобной роскоши она в жизни своей не видела.
Пологие ступени спускались вниз, в главную комнату, пол которой был выложен сине-зеленой мозаикой, мозаикой искристой, сверкающей в искусственном свете. Кое-где пол этот был застелен шкурами, такие же шкуры лежали на сиденьях глубоких кресел из черной кожи. Почти всю стену занимало окно, позволяющее видеть панораму города. На окне были жалюзи, которые можно было закрыть так, чтобы они пропускали свет, но защищали от яркого солнца. Сейчас они были открыты, и даже от двери Доминик могла видеть переливающиеся внизу огни. На окнах были длинные золотистые занавеси, несколько торшеров очень современного дизайна создавали оазисы света. И все же, несмотря на пышность, Доминик эта комната показалась очень привлекательной: в ней можно было совершенно расслабиться и чувствовать себя свободно. Здесь, наверху, вдали от шума и суматохи улиц, человек чувствовал себя как в кондиционированном салоне авиалайнера.
Потом она снова обратила внимание на Винсенте Сантоса, который закрыл дверь и прошел впереди нее по ступенькам в комнату.
— Ну? — сказал он несколько насмешливо, — О чем вы думаете? Доминик напряглась.
— Она необыкновенно красивая, конечно. Но мне ни к чему говорить вам об этом.
— Согласен. Тем не менее мне бы хотелось услышать ваше откровенное мнение.
— Это мое откровенное мнение. Теперь мы можем идти?
— Мадре де Диос! — раздраженно вскрикнул он. — Успокойтесь, черт вас возьми! Я не чудовище какое-то. Это моя квартира.
— Я догадалась. — Доминик продолжала стоять в дверях.
— Тогда входите и садитесь.
— Я бы не хотела.
— Почему?
— Если… если бы Джон знал, что я здесь… ну… ясно, что он был бы недоволен.
Винсенте недоверчиво воззрился на нее, потом расхохотался.
— О, Боже! — наконец воскликнул он. — Вы ведь знали, что вашему бесценному жениху не понравилось бы и то, что вы проводите со мной время, — знали задолго до того, как вышли со мной из отеля, не так ли? Доминик вспыхнула.
— Так что же?
— Так вы рискнули — и вот вы здесь!
— Что вы хотите сказать? Винсенте распустил узел галстука и снял его.
— Как вы думаете, что я хочу сказать?
— Предупреждаю вас, мистер Сантос, мой жених… — поспешно начала она, оглядываясь на дверь.
— Ах, да повзрослейте же! — с отвращением проговорил он. — Вопреки вашей уверенности я не пытаюсь соблазнить каждую женщину, встречающуюся на моем пути.
— Тогда почему же вы привели меня сюда? Он пожал плечами.
— Чтобы поговорить с вами. Доминик бросила на него скептический взгляд.
— О чем?
— О вас. — Он снял смокинг. — Проходите и садитесь. Жарко, и жара, наверное, на вас действует. Проходите. Не волнуйтесь. Действуйте по обстановке. Перестаньте готовиться к тому, что, может быть, и не произойдет никогда.
Доминик глубоко вздохнула. Ясно, что он снимает весь этаж. На что ей надеяться, если он решит воспользоваться ситуацией? Он отправил лифт вниз. Ей приходилось признать, что сейчас она была настолько легкомысленна, что оказалась в его власти.
Как будто услышав ее мысли, он сказал:
— Нет, сбежать вам не удастся, так что лучше постарайтесь получить удовольствие. Проходите и садитесь. Я вам налью чего-нибудь выпить.
Доминик неохотно спустилась по ступенькам и уселась в одно из кресел с сиденьем из шкуры леопарда. Оно было необычайно удобным, и она с удовольствием откинулась, жалея, что нельзя разуться и полностью расслабиться, но это значило бы предать себя, а она не собиралась этого делать.
Он вручил ей бокал, бросился в кресло напротив и предложил сигарету. Потом он сказал:
— Ну вот, все не так уж и страшно, да?
— Почему вы привезли меня сюда, мистер Сантос?
— Называйте меня Винсенте, — небрежно попросил он. — «Мистер Сантос» в данных обстоятельствах звучит смешно. А ваше имя — Доминик. Оно мне нравится. Оно вам идет.
То, как он произнес ее имя — с чуть иностранной интонацией, — заставило его звучать совсем не так, как всегда, и ей это понравилось.
Но все же, игнорируя высочайшее повеление, она продолжила:
— Скажите мне, мистер Сантос, почему вы сегодня вернулись в мой отель?
— Мне было любопытно.
— Я?
— Угу. Вы меня интригуете. Честно говоря, вы совсем не из тех женщин, которым, как я считал, должен нравиться мужчина вроде Хардинга.
Доминик была потрясена. Самые немыслимые слова звучат в его устах так обыденно!
— Вы ничего обо мне не знаете! — раздраженно воскликнула она.
— Вот как? — Он лениво затянулся. — Я знаю, что вы такая, как сказала София: юная и наивная. Такое сочетание для меня новость. Женщины, с которыми я знаком, очень рано приобретают знания.
— Вы имеете в виду жизненный опыт? — напряженно спросила Доминик. Винсенте пожал плечами.
— Если вам угодно, — благодушно согласился он.
Он проглотил остаток своего напитка и встал, чтобы налить себе еще. В это время внимание Доминик привлекла фотография на невысоком столике рядом с нею. На ней была девушка лет девятнадцати или двадцати. Она была очень привлекательна: с короткими темными кудряшками, маленьким заостренным личиком. Доминик было интересно, чья это фотография. Она нисколько не похожа была на ту женщину — Софию.
Повернувшись от бара, он перехватил ее любопытный взгляд.
— И какие мысли теперь проникли в ваш хитрый умишко? — довольно резко спросил он. — Это моя сестра!
— О! — Доминик отпила глоток. — Она очень красива.
— Да, не правда ли? — Его губы сардонически изогнулись. — Красивая, но несчастная.
— Несчастная? — подняла глаза Доминик.
— Это еще, наверное, слишком слабо сказано, — безрадостно сказал он. — Убита горем — так, наверное, будет более правильно.
— Но почему? — Доминик невольно почувствовала, что заинтересована.
— Она влюбилась в человека, который всего лишь играл ее чувствами, — мрачно объяснил Винсенте. — Когда она поняла, каков он на самом деле, она была совершенно убита горем. Она не принимала сочувствия и заперлась в монастыре Святой Терезы.
— Понимаю. — Доминик поставила бокал. — Мне очень жаль.
Он внимательно всмотрелся в нее.
— Правда? Это правда, Доминик? Доминик с трудом игнорировала этот проницательный взгляд. Взамен она посмотрела на часы.
— Господи! Уже больше часа! — воскликнула она. — Мне надо идти.
— «Больше часа!» — лениво передразнил он ее. — Так поздно! Вы устали?
— Конечно. — Доминик встала.
— Здесь масса постелей, — насмешливо заметил он.
Доминик чуть побледнела.
— Пожалуйста, мистер Сантос! Не дразните меня!
Винсенте Сантос поставил свой бокал и подошел к ней.
— Разве я дразнил вас? — глуховатым голосом спросил он.
Доминик не сдалась.
— Я предпочитаю воспринять это так, — ответила она, но собственный голос показался ей слабым и неубедительным.
Он помедлил, не сводя с нее глаз, потом с гневным восклицанием повернулся и взял пиджак.
— Ладно, ладно, мы пойдем, — резко сказал он и одним шагом преодолел пологие ступеньки.
С прерывистым вздохом облегчения Доминик последовала за ним.
На улице воздух был чудесно прохладен. С трудом она села в машину. Неожиданно на нее навалилась страшная усталость, как будто последние полчаса в квартире Винсенте свели к нулю всю ее жизненную силу.
Прошло, казалось, всего несколько секунд, а они уже затормозили у отеля Марии Магдалины, и Винсенте открыл для нее дверцу машины, приглашая выйти. Теперь он явно спешил от нее избавиться.
Доминик с трудом выбралась из автомобиля, но он даже не подождал, пока она войдет в здание. Она еще поднималась по ступенькам, когда машина с ревом умчалась в ночь.
У себя в номере она скинула платье и упала на постель, почему-то ощущая разочарование. Неожиданно вечер оказался испорчен. Она не могла точно сказать, почему. Может быть, потому, что он с такой готовностью принял ее сопротивление, но главным образом, поняла она, потому, что для него вечер еще не кончился и будут другие женщины, такие же, как София, готовые удовлетворить все его желания. Но к ней-то это не имело никакого отношения! Если бы он попытался ласкать ее, она пришла бы в ужас.
Или не пришла бы?
Перекатившись на живот, она с болью призналась себе, что ей хотелось бы почувствовать его прикосновение, его ласки, поцелуи этих твердых, жестких губ.
Глава 3
Несмотря на неспокойное состояние духа, Доминик спала хорошо. Около восьми утра ее разбудил шум уличного движения. Утро было чудесным. Верхние склоны гор были окутаны легкой дымкой, предвещающей еще один жаркий день.
Она приняла душ и надела хлопчатое платье, в котором была накануне днем, — надеясь, что оно не окажется чересчур измятым, но у нее не было другой одежды, не считая вчерашнего ярко-синего платья, а ей почему-то не хотелось его сейчас надевать. Она подкрасилась, причесалась и спустилась в ресторан незадолго до девяти. Она поела лимонных оладий, выпила несколько чашек кофе и закурила первую — и самую приятную — сигарету.
Без пятнадцати десять Доминик вернулась в свой номер, собрала вещи и отнесла сумку в фойе. Там она уселась на красную банкетку и приготовилась ждать. Однако всего через несколько секунд к ней подошел администратор.
— Ах, доброе утро, мисс Мэллори, — сказал он. — Вас на улице ждет машина. Не выйдете ли?
Доминик медлила.
— Мой счет… — начала было она.
— Об этом уже позаботились, — любезно ответил администратор. — Я надеюсь, что вы благополучно завершите последнюю часть пути.
— Спасибо. Мне здесь было очень удобно. До свидания.
Чуть нахмурившись, она вышла через вращающиеся двери на ступени отеля. Внизу, у лестницы, ее дожидался темный «седан». При ее появлении из него вышел мужчина в форме шофера и открыл для нее заднюю дверцу.
— Это… это машина мистера Сантоса? — озадаченно спросила она.
— Си, сеньорита, — вежливо кивнул шофер.
Доминик чуть слышно вздохнула и спустилась по лестнице, чтобы сесть на заднее сиденье лимузина.
— А где мистер Сантос? — спросила она как можно небрежнее.
Шофер уселся за руль.
— Сеньор Сантос приносит вам свои извинения, сеньорита, но у него несколько срочных дел. Он попросил меня проводить вас в Бела-Виста.
Доминик так сжала руки, что ногти впились в ладони.
— Понятно.
Машина плавно отъехала от обочины, и она откинулась на мягкую обивку сиденья. Она испытывала смущение и недоумение. Почему он решил все же не ехать с ней? Имеет ли это какую-то связь с тем, что произошло вчера? Но что все-таки произошло?
Она зажгла еще одну сигарету, пытаясь успокоиться. Забыть о Винсенте Сантосе, сердито приказала она себе. Через час она уже будет с Джоном. Она приехала сюда, чтобы быть с ним, а не с Винсенте Сантосом.
Шофер вел машину осторожнее, чем его наниматель, но все равно они довольно быстро оказались на маленьком местном аэродроме. Доминик церемонно помогли выйти из автомобиля и усадили в сверкающий, серебряный с синим вертолет, ожидавший их. Шофер оставил машину на попечение одного из стюардов аэропорта и, сняв кепку, забрался на место пилота вертолета. Доминик бросила взгляд в его сторону. Ему было лет за сорок, решила она. Он был очень смуглый, а его голубые глаза казались довольно дружелюбными.
Винт начал вращаться, и через несколько мгновений они уже были в воздухе. Доминик никогда раньше не летала на вертолете и некоторое время очень нервничала. Круговое окно в кабине создавало такое впечатление, будто можно вот-вот вывалиться в никуда, но через пару минут она поняла, что находится в полной безопасности, и начала получать удовольствие от полета. Тем не менее лететь над такой дикой и пустынной местностью все равно было страшновато. Зубчатые вершины Серры, казалось, манили, как дьявольские знаки, увлекая человека к погибели.
— Как вас зовут? — спросила она чуть позже, немного успокоившись. Он улыбнулся.
— Сальвадор, сеньорита.
— И вы работаете у мистера Сантоса?
— Си, сеньорита. Доминик кивнула.
— Вы давно с ним знакомы?
— Двадцать лет, сеньорита. Сеньор Сантос был еще мальчиком, когда я пришел к нему на работу.
Это было интересно, и, хотя она понимала, что ей не следует так интересоваться Винсенте Сантосом, она чувствовала: это возможность узнать о нем немного больше — разгадать этого загадочного человека.
Она обдумывала, как бы ей расспросить Сальвадора так, чтобы он этого не заметил, когда он сказал:
— Вы приехали в Бразилию, чтобы выйти замуж за сеньора Хардинга, да, сеньорита?
Доминик почувствовала, как ее щеки заливает горячий румянец.
— Да, — отрывисто ответила она. — Да, это так.
Сальвадор удовлетворенно кивнул, и у Доминик создалось впечатление, будто он решил, что чего-то достиг. Слуга весь в господина, не без раздражения подумала она.
Но он успешно предотвратил все ее дальнейшие расспросы. Она понимала, что, о чем бы ни попыталась сейчас спросить, ее вопросы будут звучать лишь как неуместное любопытство.
— Нам еще долго лететь? — спросила она, стараясь говорить хладнокровно и равнодушно.
— Сорок, может, пятьдесят минут, — ответил Сальвадор. — Вам не терпится оказаться на месте, сеньорита?
— Конечно, — коротко ответила Доминик. Потом спросила:
— А вы знакомы с моим женихом?
— С сеньором Хардингом? Да, сеньорита. Я его знаю. — Ответы Сальвадора никак нельзя было назвать подробными.
Доминик вздохнула, потом достала сигареты. Она явно курит больше, чем следовало бы, но надо же хоть чем-то занять себя. Когда она закурила, Сальвадор сказал:
— Что вы знаете о Бела-Виста, сеньорита? Доминик посмотрела на него:
— Что вы имеете в виду?
— Ничего особенного, сеньорита Это красивый городок. Расположен среди всех этих гор, как… так сказать… роза среди шипов. В нем много новых кварталов жилых домов, которые правительство построило для рабочих, есть парки и культурные центры. Я уверен, что вам понравится жить в нем.
Доминик слушала его с интересом.
— Вы живете в Бела-Виста, Сальвадор?
— Я живу там, где живет сеньор Сантос, — ответил он просто. — Иногда в Бела-Виста, иногда в Рио, иногда в Европе. Сеньор Сантос — человек беспокойный, сеньора.
— В это легко поверить, — суховато отозвалась Доминик.
— Так было не всегда, — сказал Сальвадор, как будто считал необходимым дать какое-то объяснение. — Но сеньора Сантоса нелегко понять. Я еще помню его, когда он был юношей пятнадцати, может, шестнадцати лет, — ему не терпелось жить, получать новые впечатления. Теперь он знает, что не впечатления губят человека, а другие люди!
Доминик пристально рассматривала горящий кончик сигареты.
— Вы очень преданы ему, Сальвадор? — с любопытством проговорила она.
— Сеньор Сантос дал мне все, — горячо ответил Сальвадор. — Образование, работу, место в жизни! Я не забывчив, сеньорита.
Доминик подняла свои темные брови. Сальвадор совершенно явно рассматривает Винсенте Сантоса не просто как нанимателя. Потом она постаралась переключить внимание на лежащую под ними картину. Она слишком много думает о делах, которые не должны ее касаться.
В утреннем свете в горах видны были все оттенки серого, синего и коричневого. Иногда они казались темными и опасными, иногда зеленели листвой. В ущельях непрестанно вскипала вода, то здесь, то там видны были группы домиков, от которых к небу поднимались колонны голубого дыма. Дорога извивалась среди гор наподобие бежевой змеи, иногда скрываясь под нависающими уступами скал. Тень от вертолета все двигалась вперед, и она стала уже думать, долго ли еще им предстоит лететь. Тут неожиданно Сальвадор направил машину вниз, и она увидела зеленую долину, которая казалась все больше по мере того, как вертолет снижался. Долина эта резко контрастировала со всем окружением. И в ней она увидела город Бела-Виста.
На окраинах города стояли отдельные дома — огромные, с плавательными бассейнами и теннисными кортами, ближе к центру видны были высокие жилые дома, здания офисов, школы. В дальней части города громоздились какие-то механизмы и промышленные сооружения, и Доминик решила, что это по-видимому, и есть нефтеочистительный завод и лаборатория, где работает Джон.
Вертолет спустился еще ниже, и Доминик увидела прямо внизу какой-то парк с достаточно просторной зеленой лужайкой, на которой могли поместиться мощные лопасти вертолетного винта. Сальвадор выровнял летательный аппарат, уравновесил его и аккуратно приземлялся на лужайке неподалеку от запруженной машинами главной улицы Бела-Виста.
— Вот мы и здесь! — сказал он, чуть улыбнувшись Доминик. — Мы благополучно приземлились, и вон ваш жених нетерпеливо вас дожидается.
Доминик посмотрела, куда он показал, и увидела на краю лужайки несколько человек. Все они показались ей чужими и незнакомыми, и на мгновение сердце ее сжалось. Потом она узнала Джона, но он страшно изменился. Теперь у него были густая борода и усы, и волосы отросли очень сильно. Наверное, он все же подстригал их, но они спускались до самого воротника рубашки. Высокий и широкий, в синих джинсах и ярко-оранжевой рубашке, он показался ей совершенно незнакомым.
Она осторожно выбралась из вертолета с помощью Сальвадора, а потом, прежде чем ее неуверенность стала заметна, Джон уже был рядом, с энтузиазмом обнимая ее, прижимаясь к ее лицу своими заросшими щеками.
— Доминик, Доминик, Доминик! — возбужденно повторял он. — Ох, до чего же великолепно видеть тебя, Доминик!
Она постаралась освободиться, чувствуя на себе взгляды незнакомых ей людей. Сальвадор тоже наблюдал за ними со странным выражением лица.
— Джон! — наконец запротестовала она. — Дай же мне прийти в себя!
Джон в последний раз сжал ее в объятиях, а потом, все еще обнимая за плечи, подвел к Сальвадору.
— Спасибо, Сальвадор, — небрежно сказал он. — Извини за неразбериху. Но такое случается, правда?
— Это пустяки, сеньор, — осторожно ответил Сальвадор.
Доминик заметила, что голос его звучит холодно. Очевидно, ему, как и его нанимателю, Джон не слишком нравился.
Теперь они могли уходить. Джон подвел ее к приземистой синей машине и бросил ее сумку на заднее сиденье.
— Ну? — спросил он, широко разводя руки. — Как тебе все это?
Доминик затрясла головой. Она все еще не пришла в себя от встречи с Джоном, и его вопрос показал ей, насколько она была поглощена своими ощущениями: она даже не заметила ничего вокруг себя.
— Я… я еще не успела ничего рассмотреть! — воскликнула она. — Но с воздуха все так красиво! Удивительно, что здесь, среди гор, могло возникнуть такое поселение.
— Да, правда. Однако ты скоро привыкнешь. Мне предложили здесь постоянную работу, и я серьезно подумываю, не согласиться ли.
Доминик слабо улыбнулась.
— Да? Я думала, ты собирался пробыть здесь всего года два.
— Точно, — ответил Джон, поворачивая ключ в зажигании и включая двигатель. — Но, как я уже сказал, они предлагают мне место получше, и мне здесь понравилось после того, как я привык. А, я знаю, мы немного отрезаны от мира, и некоторым не нравится Бразилия, но мне нравится. Мне бы хотелось узнать ее гораздо лучше. Я подумал, может, мы воспользуемся медовым месяцем, чтобы немного посмотреть центральные районы страны? Мы могли бы взять напрокат практически все, что нужно: палатки, спальные мешки, кухонную утварь и тому подобное.
Доминик сморщила нос.
— Я думала, мы планировали поехать в Петрополис.
— Планировали. Но это интереснее, правда?
— Не знаю, — неуверенно сказала Доминик, и на этом разговор закончился.
Они ехали по Руа-Кариока в сторону пригорода, и Доминик спросила:
— Где твоя квартира?
— Неподалеку. Но мы едем не туда. У Роулингсов дом сразу же за городом, и они пригласили нас обоих на ленч. Это у них ты будешь жить, помнишь?
— Конечно, — кивнула Доминик.
Она постаралась подавить разочарование, охватившее ее при мысли о том, что она еще некоторое время не сможет быть с Джоном наедине. Им нужно было поговорить очень о многом, и ей казалось, что она заново должна с ним познакомиться. Он оказался таким непохожим на хорошо одетого, мягкого молодого человека, с которым она познакомилась в Англии. Становится немного не по себе, когда понимаешь вдруг, что через пять недель тебе предстоит выйти замуж за человека, который стал незнакомцем. Однако, успокаивала она себя, они это быстро поправят, когда окажутся вдвоем.
Дом Роулингсов оказался неброским особняком, без тех дорогостоящих излишеств, которые она заметила у некоторых здешних домов с воздуха. Изнутри он произвел впечатление скучного и лишенного воображения, и, познакомившись с Марион Роулингс, Доминик поняла, почему.
Марион Роулингс было лет тридцать пять. Эта женщина с пшеничного цвета волосами могла бы казаться очень привлекательной, но почему-то не казалась. На ней всегда были очень старомодные платья, с подолом, свисавшим ниже колен, отчего Доминик чувствовала себя неловко в коротких юбках, которые отнюдь не считала чересчур смелыми в Лондоне — как, впрочем, и в Рио.
Она приветствовала Доминик с полным отсутствием всякого энтузиазма, что было довольно неприятно, однако ее муж, Гарри, более чем компенсировал это, энергично пожимая ее руку, пока его несколько близко поставленные глаза неприятно-пристально рассматривали их привлекательную гостью.
У Роулингсов было трое детей: девочки тринадцати и четырнадцати лет и мальчик шестнадцати. Они были достаточно дружелюбны, и их расспросы о Лондоне помогли Доминик почувствовать себя свободнее.
На ленч подали салат и холодное мясо. Латук оказался увядшим и неаппетитным, мясо тепловатым, так что Доминик едва справилась с отвращением. Однако поданные потом свежие фрукты были чудесными, так же как и бразильский кофе.
Завязался общий разговор. Марион Роулингс спросила Доминик:
— Как вам кажется, вам здесь понравится? Доминик улыбнулась:
— Надеюсь. По-моему, это захватывающе интересная страна, а как по-вашему? Марион Роулингс ахнула:
— Милочка, я здесь уже семь лет, и я ее ненавижу! Жара, мухи, ночные насекомые… Это отвратительно! Когда Джон сказал нам, что вы приезжаете сюда, чтобы выйти за него замуж, ну, честно говоря, я решила, что вы просто сумасшедшая!
Гарри Роулингс фыркнул:
— Ну-ну, Марион, нечего портить девушке впечатление от города. Тебе здесь не нравится, потому что здесь нет приличных магазинов и ты не можешь каждые десять минут делать новую прическу в парикмахерской. Если бы ты нашла чем занять время — как Элис Лэтимер, например…
— Если ты думаешь, что я пойду в эти грязные трущобы присматривать за еще более грязными детьми, то ты сильно ошибаешься! — громко воскликнула Марион. — У меня есть занятия получше.
— Какие, например? — воинственно спросил Гарри.
— Шитье, вязание, чтение…
— Ха! — Гарри Роулингс говорил недоверчиво. — Мне кажется, ты слишком много времени просиживаешь, сплетничая со своими приятельницами. Ты и эта Педлер! Вы никому ни минуты покоя не даете!
— Не смей критиковать меня, Гарри Роулингс! — разъяренно отрезала она, а Джон виновато посмотрел на Доминик.
— Боюсь, что нам пора, — сказал он, вставая. — Я хочу показать Доминик нашу квартиру, и, естественно, нам надо о многом поговорить.
— Не сомневаюсь, — довольно неприятно осклабился Гарри, и Доминик с облегчением поднялась, спеша уйти.
Уже сидя в машине, по дороге обратно в город она сказала:
— Право же, Джон, неужели они — единственные, кого можно было попросить приютить меня?
— Ну, старина Гарри предложил сам, и мне не хотелось отказываться, — смущенно объяснил Джон. — Я знаю, что Марион довольно сварлива, но ей нелегко приходится. Гарри — отнюдь не ангел, так что ей не позавидуешь.
— Ох, ладно, пять недель — это не так уж много, — расстроенно сказала Доминик, не понимая, почему ее так угнетает такой в сущности пустяк. В конце концов она ведь здесь, не так ли? Она снова с Джоном! Чего ей еще нужно?
Квартира, которую подыскал Джон, была, как он и обещал, просторная. В ней было много света и воздуха, и Доминик решила, что из нее можно сделать прекрасное жилье.
— Марион говорит, что ты можешь пользоваться ее швейной машинкой для занавесок, покрывал и тому подобного, — сказал Джон, внимательно наблюдая за реакцией Доминик. — Ты ведь не жалеешь, что приехала, Дом?
Доминик взглянула в его обеспокоенное лицо и вдруг бросилась в его объятия.
— Ах, нет, нет, конечно же нет! — вскричала она, обнимая его, и запретила посторонним мыслям беспокоить ее.
В следующие несколько дней Доминик полностью акклиматизировалась. На самом деле жара в горах была не слишком сильна, и она хорошо ее переносила. Кожа ее покрылась вскоре загаром цвета меда, а волосы чуть выгорели. Ее дни были заняты обживанием квартиры. Ей хотелось многое сделать. Она заставила Джона купить краски и принялась решать вопросы колорита. Потом она отправилась за покупками и купила в супермаркете материал для занавесок и подушек в тон стенам. Для столовой Джон купил только стол и несколько табуреток, и она решила подождать и выяснить, в каком состоянии окажутся их финансы после свадьбы и медового месяца, прежде чем начать транжирить. В главной спальне была двуспальная кровать, на которой сейчас спал Джон, и пара шезлонгов. В целом он купил достаточно и в то же время предоставил Доминик массу возможностей самой решить, как будет выглядеть их жилище.
У Роулингсов она ночевала и завтракала, но большую часть дня проводила вне их дома. Не то чтобы Марион была с ней неприветлива, наоборот, но Доминик не оставляло чувство, что они с Джоном — всего лишь еще одна тема для пересудов с ее приятельницами.
Доминик встретилась с тремя женщинами, с которыми Марион проводила большую часть времени, и они ей не понравились. Они все были примерно одного возраста, и интересы у них были одни и те же: они жили только жизнью своих соседей, которые, по их мнению, были абсолютно аморальны. Доминик не могла понять ход их мыслей. Неужели они не видят, что жизнь идет своим чередом, проходя мимо них?
Их отношения с Джоном вернулись в прежнее русло. Конечно, на это потребовалось время, и Доминик казалось, что в этом виновата она. Но с того времени, как Джон уехал из Англии, она привыкла все решать самостоятельно и уже не была настолько готова во всем слушаться его, как это было сразу после смерти ее отца. Впрочем, ей нравилось работать в квартире, а по вечерам, когда Джон возвращался с работы и она подавала ужин, она уже почти чувствовала себя замужней женщиной. Не то чтобы Джон пытался опередить события — он уважал ее желание сохранить до свадьбы теплые, дружеские отношения, избежав таким образом трений, которые могли бы возникнуть.
Корпорация «Сантос» позаботилась об отдыхе своих служащих: для них были созданы теннисный и гольф-клубы, и иногда по вечерам Джон водил Доминик в клуб, где они сидели у бассейна, попивая холодное пиво и болтая с коллегами Джона и их женами. Помимо Гарри и Марион, Доминик познакомилась с несколькими супружескими парами, хотя близкие подруги Марион были ей несимпатичны.
Она прожила в Бела-Виста уже десять дней, когда снова услышала имя Винсенте.
В то утро она была в доме Роулингсов — подшивала занавески на швейной машинке Марион. Там же были Линн Мэтьюз, Сьюзен Уилер и Мэри Педлер. Они сели пить кофе с Марион, и Доминик оказалась в одной комнате с ними. Первым его имя назвала Мэри Педлер.
— Я слышала, Сантос вернулся, — заговорщическим тоном заметила она. — Боб вчера говорил с ним на заводе.
— Вот как? — ответила Марион. — А я и не знала. Интересно, сколько он; пробудет на этот раз. Он один?
— Понятия не имею, — тряхнула головой Мэри. — Боб сказал что-то насчет собрания директоров через пару дней. Наверное, он из-за этого и приехал.
— Скорее всего, — согласилась Сьюзен Уилер. — Вы уже видели нашего председателя совета директоров, Доминик?
Доминик подняла глаза от шитья, притворившись, что не слышала, о чем они говорили.
— Что? — переспросила она. — Вашего председателя? Кто он такой? Марион прищелкнула языком.
— Конечно, она его видела! — воскликнула она. — Господи, разве он не встретил ее в аэропорту?
Лицо Доминик залилось предательским румянцем, который она так ненавидела.
— Вы имеете в виду мистера Сантоса? — спросила она.
— Конечно.
— Как это получилось, что Сантос встречал невесту Джона? — изумленно вопросила Линн Мэтьюз. — Господи, казалось бы… — Встретив предупреждающий взгляд Марион, она добавила, оправдываясь:
— Ну, я хотела сказать, ведь он же председатель.
Марион облизала губы, готовясь рассказывать историю.
— Был же оползень, разве ты не помнишь? — сказала она, подаваясь вперед. — Джон позвонил на нефтеочистительный завод, надеясь, что сможет связаться с кем-нибудь из сотрудников в Рио, чтобы они встретили Доминик. Ну вот, оказалось, что в это время там почти никого не было, и его по ошибке соединили с кабинетом Сантоса. Оказалось, что он по делу направился в Рио, и он предложил встретить там Доминик. В конце концов это было вполне разумно. Нельзя же было оставить девушку в Галеао, правда?
— Да, но все же… — Линн по-прежнему была изумлена.
— Знаю, но Сантос иногда совершает непредсказуемые поступки, так ведь?
Это подтвердили все сплетницы, и Доминик сосредоточилась на своем шитье, надеясь, что тем дело и кончится. Но конечно же она ошиблась.
— Э-э… И что вы о нем думаете, Доминик? — спросила Марион, дав наконец волю своему любопытству. — Я хочу сказать — он ведь проводил вас до отеля, да? Вас ведь не Сальвадор встретил?
Доминик расправила материю под лапкой.
— Да, — согласилась она. — Меня встретил именно мистер Сантос.
— Ну? — Они все хотели узнать какую-нибудь сплетню, но Доминик почувствовала отвращение при виде их жадных лиц.
— Он был очень вежлив, — осторожно ответила она. — Что еще могло быть?
Марион казалась обиженной, как будто ее лишили обманом чего-то, что она считала своим по праву. Потом она фыркнула.
— Говорят, у него в Рио сказочная квартира, — заметила она, переключая внимание на своих приятельниц. — Я даже слышала, что там у него живет каждый месяц новая женщина.
Уставившись на Марион, Доминик открыла было рот, чтобы что-то сказать, но тут же снова закрыла его.
— Нет! В такой разговор она вступать не будет.
Марион снова посмотрела на Доминик.
— У него дурная репутация, знаете ли, — сказала она буднично. — Он — настоящий плейбой.
Доминик почувствовала раздражение.
— А почему вы мне все это сообщаете? — прямо спросила она. Марион опешила.
— Просто так, конечно. Мы просто вполне естественно обеспокоены вашим благополучием.
— Моим благополучием? А какое отношение к моему благополучию имеет Винсенте Сантос?
Все четыре сплетницы многозначительно переглянулись. Доминик готова была убить себя за то, что произнесла не только его фамилию, но и имя. В их извращенном уме это будет истолковано как нечто многозначительное.
— Ну, милочка, — смущенно улыбнулась Сьюзен, — вы довольно привлекательны, и в конце концов… — Она замолчала. Доминик поднялась на ноги.
— Вы не будете возражать, если я дошью это попозже, Марион? — спросила она. Марион пожала плечами.
— Конечно, как хотите.
— Спасибо.
Доминик быстро вышла из комнаты и достаточно громко закрыла за собой дверь. Остановившись за дверью, она глубоко вздохнула. Эти женщины! Ее просто тошнило от их извращенного любопытства. Неужели у них нет других занятий, кроме как заниматься такого рода сплетнями, сочиняя собственные слухи, если нет других?
Она вышла из дома и уселась на веранде в тени увитого розами навеса. Закурив, она постаралась ни о чем не думать, прекрасно зная, что в этот момент предметом их сплетен стала она сама.
Тем не менее их сообщение о том, что Винсенте Сантос в Бела-Виста, немного ее обеспокоило. Существует ли вероятность того, что она его встретит, и что ей говорить в этом случае? Если бы только она не согласилась тогда провести с ним вечер, ее не тревожила бы возможность встречи с ним, смешанная с чувством вины за то, что она обманула Джона.
Доминик взглянула на часы. Было около одиннадцати. Джон должен был вернуться к ленчу, чтобы отвезти ее в городскую квартиру, но это будет около часа. Что ей делать до этого времени? Она не могла вернуться в дом. Она не имела ни малейшего желания присоединяться к Марион и ее подругам, хотя и не, притронулась к кофе и сейчас хотела бы чего-нибудь попить.
Зайдя в свою комнату, она взяла солнечные очки, сменила платье на хлопчатые брюки и блузку без рукавов, а туфли — на легкие сандалии и, выйдя на улицу, пошла прочь от города, в сторону холмов.
Было не слишком жарко, легкий ветерок обвевал ее разгоряченное лицо. Только волосы тяжелой волной лежали на плечах, и она подумала, не следует ли их обрезать. С короткими волосами не так жарко, и ухаживать за ними будет легче.
Вздрогнув, Доминик осмотрелась. Она постепенно поднималась все выше, дома Роулингсов и их соседей виднелись уже в некотором отдалении внизу. В этом месте дорога разветвлялась — одно из ответвлений уходило выше в горы, второе снова начало спускаться вниз, в долину, туда, где вдали видна была река.
Она решила выбрать вторую дорогу и рада была, когда на спуске идти стали легче. Здесь дорогу окружали густые лиственные насаждения, затеняли гигантские стволы деревьев. Здесь было тише, и, хотя Доминик это понравилось, она невольно вспомнила, что Бразилия — это родина смертельно опасных гремучих змей и что пустынная пыльная дорога — их излюбленное место обитания.
Невольно она ускорила шаги. Тут деревья раздвинулись, и она увидела внизу ту часть долины, которую до сих пор видела только с вертолета. Здесь находились самые большие частные дома города, окруженные высокими стенами, увитые лианами и бугенвилеей.
Она остановилась, вздохнув. Здесь, видимо, живет и Винсенте Сантос, в одном из этих роскошных обиталищ. Их было немного, но все они были очень внушительны. Доминик повернула обратно. Она не имела желания встретить самого Сантоса. И без того ее мысли уже были возмущены словами Марион.
Доминик взбиралась вверх по крутой дороге и уже достигла деревьев. Услышав звук автомобильного двигателя, она чуть не подскочила от неожиданности. Она прислушивалась к лесным шумам и так сосредоточилась на этом, что не сразу смогла определить, что за звук до нее донесся.
Так она и стояла, прижав пальцы к губам, когда из-за поворота показалась машина и резко затормозила рядом с нею.
— Привет, — произнес ленивый голос, и лицо ее снова порозовело.
— Вин… то есть — вы! — воскликнула она. Улыбнувшись, он выскользнул из-за руля. На нем были облегающие кремовые брюки и кремовый шелковый кардиган, расстегнутый почти до пояса, открывающий широкую грудь, густо заросшую темными волосами. Он показался ей удивительно гибким и в то же время мужественным, и она наклонила голову, стараясь не показать, что рада его видеть.
Он взял ее за подбородок и заставил поднять голову.
— Ну? Вы ведь собирались сказать «Винсенте», правда?
Он прислонился спиной к капоту машины.
— Где вы были? Я вас искал.
— Вы… вы меня искали? — ахнула она. — Вы… вы же не были у Роулингсов?
— А почему бы и нет? Марион сказала мне, что вы, наверное, пошли пройтись. А как бы я иначе так быстро вас нашел?
— О, Господи! — воскликнула Доминик, с досадой гладя на него. — Зачем вам это понадобилось? Зачем вы хотели меня видеть?
— Я уже и сам начинаю удивляться, — ответил он суховато.
— Да, — Доминик беспокойно двинула головой, — вы же жили здесь. Вы должны знать, что за человек Марион! Боже, да меня запишут в блудницы за один только разговор с вами! — Она закусила губу.
Рука Винсенте Сантоса на мгновение сжалась на капоте. Потом он спросил напряженным голосом:
— И это вас беспокоит? Почему? Из-за Хардинга?
Доминик вздохнула.
— Почему вы приехали?
— Потому что захотел, — резко ответил он. — Садитесь в машину. Я хочу с вами поговорить.
Доминик помедлила, потом, как это было уже и прежде, сдалась. Он сел радом с нею и повернулся к ней лицом, положив руку на спинку сиденья позади нее. Его пальцы играли прядями ее волос.
— Ну? — пробормотал он. — Любовь царит? Доминик не могла успокоиться.
— Что вы хотите сказать?
— Ну, вы притворяетесь, что не поняли, — тихо сказал он. — Конечно, я имею в виду Хардинга.
— Это не ваше дело, — ответила она чопорно.
— Конечно, мое. Я хочу, чтобы вы были счастливы.
Доминик искоса посмотрела на него.
— Почему вас должны интересовать мои чувства? — спросила она неровным голосом.
Он чуть щурил глаза на ярком солнце, и она обратила внимание на то, какие у него длинные и густые ресницы. Свободной рукой он снял с нее темные очки и бросил их к заднему стеклу.
— И это вы тоже не знаете? — лениво пробормотал он.
— Нет! Нет, конечно! — Ответ Доминик прозвучал сразу же.
Он поднял горсть ее волос и обвил их вокруг своих пальцев, притягивая ее к себе медленно и настойчиво.
— Ваши волосы прекрасны, — хрипловато проговорил он.
— Пожалуйста, — нетвердым голосом начала она, — мне… мне надо возвращаться.
— А может, не надо?
Его пальцы стянули ее блузку с одного плеча, и она ощутила нежное прикосновение его теплых губ к своему телу. Казалось, всю ее охватила буря неизведанных чувств, и самым сильным было желание, чтобы его ласки не прекращались.
— Винсенте, — с болью прошептала она, — это безумие!
Ее дыхание стало быстрым и неровным.
— Да, не правда ля? — согласился он негромко, гладя ее обнаженную руку сильным»; пальцами. Губы его тем временем устремились к ее шее. — Вы дивно пахнете, Доминик. Обнимите меня.
— Нет, — ответила она, огромным усилием воли заставив себя отвернуться.
— Да, — приказал он чуть севшим голосом и твердыми неумолимыми руками притянул ее губы к своим, утонув пальцами в шелковой волне ее волос. Она попыталась оттолкнуть его, но руки ее замерли на его твердой и сильной обнаженной груди и отказались повиноваться приказам ее мозга. Вместо этого они обвились вокруг его шеи, притягивая его еще ближе. Она почувствовала, что прильнула к нему, позволяя силе его страсти преодолеть все ее предрассудки.
Джон никогда не целовал ее так. Ей казалось, что она тонет в приливе чувств, чувственного наслаждения. По правде говоря, она была не уверена, способен ли Джон так целоваться. В эмоциях Винсенте Сантоса было что-то совершенно изначальное, что, казалось, проникало в самую глубину ее существа, заставляя полностью отдаться его воле.
Потом он твердо отстранил ее и сидел неподвижно, лениво наблюдая, как она смятенно застегивала пуговички блузки и пыталась привести хоть в какой-то порядок растрепанные волосы.
— Нет, не надо, — проговорил он хрипловато. — Оставьте их так. Вы очень соблазнительны. Вернемся сейчас домой — ко мне домой.
Доминик не пыталась говорить. Она только молча замотала головой, сознавая, что произошло что-то ужасное и что она не должна допустить, чтобы это продолжалось.
— Доминик, — убеждал он ее, — не бойтесь! Вы же знаете, что хотите этого.
— Нет, — выдавила она, — нет, вы ошиблись!
— Докажите, — сказал он, и голос его зазвучал жестче.
— Как? — спросила она. Глаза ее были еще чуть подернуты дымкой страсти.
— Поедем ко мне на ленч! Она снова покачала головой:
— Нет! Нет!
Открыв дверцу автомобиля, она выскользнула из него и, не сказав больше ни слова, бросилась бежать полдороге к дому Роулингсов. Жара теперь стояла сильнейшая, и от непривычных усилий все тело ее покрылось потом, но ей надо было вырваться, а она знала, что Сантос не отпустит ее так просто. Трудность заключалась в том, что ей надо было бороться еще и с собой. Она хотела бы поехать с ним, он был прав!
Один раз она оглянулась, но его машина по-прежнему стояла там, где она из нее выскочила. Чтобы развернуться в этом месте дороги, ему надо было бы не раз подавать ее вперед и назад, и она поняла, что он не станет утруждаться. Он уверен, что рано или поздно она уступит.
И больше всего ее испугало то, что она сама тоже так думает.
Глава 4
Не доходя до дома Роулингсов, Доминик замедлила шаги, но все равно ей было жарко и неловко, и это чувство усилилось, когда она увидела, что на веранде с Гарри и Марион сидит Джон. Они пили пиво и курили. Доминик с отчаянием подумала, что Марион, наверное, уже сделала многозначительные намеки на нее, Доминик, и Винсенте Сантоса. Было нелегко казаться спокойной, когда ее одолевало столько смущающих ее мыслей.
— Приятно прогулялись? — сладенько спросила Марион, с обычной своей пристальностью наблюдая за Доминик.
— Да, спасибо. Привет, Джон, ты сегодня раньше! — Она сумела выдавить из себя улыбку, адресовав ее и Гарри. — Боже, ну и жарко же сегодня!
— Ты бежала, Доминик? — изумленно спросил Джон. — В этом не было необходимости.
Ты не опоздала.
Доминик ухватилась за его слова:
— Я не знала точно, сколько времени. И я хотела успеть переодеться до твоею прихода. Марион стряхнула с сигареты пепел в пепельницу.
— Э-э… Вы видели мистера Сантоса? — небрежно спросила она.
Джон вопросительно посмотрел на нее.
— Почему Доминик должна была видеть Сантоса? — спросил он.
Марион пожала худыми плечами.
— Ну, он заехал сюда вскоре после ее ухода. Кажется, он хотел удостовериться, что Сальвадор благополучно доставил ее.
И она довольно насмешливо улыбнулась. Джон перевел взгляд на Доминик.
— Ну? — спросил он. — Ты его видела? Доминик расправила плечи.
— Да, я его видела.
— И?
— И что? Из-за чего весь этот шум? — Доминик пыталась скрыть свою неуверенность за вызывающим тоном.
— Что он сказал тебе? Видимо, он все же остановился и говорил с тобой. — Джон был в ярости.
— Да, он остановился. Он почти ничего не сказал. Думаю, что, как и сказала Марион, он просто хотел удостовериться, что я доехала благополучно.
— Как же! — гневно пробормотал Джон. — Честно, Доминик, я стану всеобщим посмешищем, если об этом узнают. Доминик уперла руки в бока.
— Если о чем узнают?! — воскликнула она.
Внутри у нее все дрожало, но внешне она оставалась спокойной.
— Что Сантос приезжал сюда — искал тебя! Господи, Доминик, и с чего это тебе именно сегодня понадобилось отправиться гулять! Если бы ты была здесь, когда он приехал, это не выглядело бы так плохо!
Гарри Роулингс вмешался:
— Оставь девушку в покое, Джон! Она ничего не сделала. Она же не виновата, что так чертовски привлекательна!
Доминик почувствовала, что краснеет, и направилась к двери в дом.
— Теперь я могу пойти переодеться? — спросила она с напускным хладнокровием. Джон пожал плечами.
— Надо полагать. Но в будущем держись от него подальше, Доминик.
Доминик собралась было протестовать, что она не искала общества Винсенте Сантоса, но потом решила не трудиться. Ее и так уже мучила совесть, и она не хотела пускаться с Джоном в споры по поводу события, чудовищность которого все еще ужасала ее.
Однако, выйдя из душа, она уже справилась с собой, заставив себя больше не думать о Сантосе. Она внимательно прислушивалась к каждому слову Джона, пытаясь не допустить никаких других мыслей. Джон вскоре совершенно успокоился, и Доминик донимали только подозрительные взгляды Марион. Гарри Роулингс, похоже, не придал никакого значения происшедшему, хотя Доминик подозревала, что причиной этому то, что он сам далеко не святой и придерживается правила «живи сам и давай жить другим».
Следующие несколько дней Доминик целиком посвятила работе в квартире. Она отремонтировала гостиную и покрасила стены строгой белой краской, поместив на них несколько панно ручной работы, которые привезла из Англии и которые прекрасно смотрелись на этом фоне.
Она теперь уже осмотрела весь город, и ей понравилось то, что она увидела, если не считать трущоб, которые, кажется, появляются всюду, где только есть города. В центре города были спланированы широкие проезды, вдоль которых тянулись парки, у фонтанов и прудов были посажены деревья. Выбор в магазинах был не столь богатый, как можно было бы пожелать. Большую часть покупок она делала в огромном супермаркете, где продавалось все, начиная от катушек с нитками и кончая автомашинами. В немногочисленных магазинах одежды цены были очень высокими. Да и вещи в них были не слишком модные, так что Доминик рада была возможности пользоваться швейной машинкой. Она намерена была купить себе свою собственную — после того, как они с Джоном поженятся, — и самой шить себе одежду, как она делала это иногда, пока жила с отцом.
Квартира была недалеко от центра, и, так как Джон брал машину, когда уезжал на завод, Доминик привыкла ходить всюду пешком. Поэтому загар ее стал сильнее, и в своих коротких развевающихся юбках, открывавших очаровательно длинные стройные ноги, она привлекала к себе немало внимания. Она взяла за правило заплетать косу и закалывать ее вокруг головы. Так волосы оставались аккуратными, и ей не было от них жарко.
В конце второй недели ее пребывания в Бела-Виста Джон пришел домой как-то вечером довольно невеселым.
Доминик сразу же встревожилась. Она все еще не пришла в себя после столкновения с Винсенте Сантосом. Почувствовав, что произошло что-то неприятное, она могла только молить Бога, чтобы это не было связано с нею.
— Что случилось? — небрежно спросила она, подавая на стол пышный омлет и салат, приготовленный так, как любил Джон.
Джон плюхнулся на стул и мрачно на нее посмотрел.
— Может, по-твоему, и ничего, — безрадостно пробормотал он. — Вот, посмотри: что ты на это скажешь?
Он бросил на стол белый конверт. Доминик открыла его дрожащими пальцами и достала оттуда белую карточку. Это было приглашение — от Винсенте Сантоса!
Не читая, она подняла глаза, почувствовав на себе взгляд Джона.
— Что это? — спросила она.
— Ты что, читать не умеешь? — сладенько спросил он. — Не кажется ли тебе, что это приглашение? Мистер Винсенте Сантос счастлив будет видеть у себя мистера Джона Хардинга и его невесту, мисс Доминик Мэллори, на обеде, который состоится в понедельник вечером, и так далее, и тому подобное!
Доминик опустила глаза, чувствуя, что не может встретиться взглядом с Джоном, а сердце ее отчаянно заколотилось.
— О, да? — неловко спросила она.
— О, да! — Джон вскочил и повернул ее лицом к себе. — Что это значит, Доминик?
Доминик почувствовала, как вспыхнули ее щеки.
— Что ты хочешь сказать? Это не имеет ко мне никакого отношения!
— Вот как? Вот как? Но дело в том, что раньше меня ни разу не приглашали на обед в дом Сантоса! Вот что это значит!
Доминик почувствовала, что ее подташнивает.
— И… и ты думаешь, что он прислал приглашение из-за меня?
— А разве не так? Какая еще у него может быть причина? Черт побери, Доминик, что между вами есть?
Доминик с трудом сглотнула.
— Между нами! — эхом повторила она. — Ничего… ничего между нами нет. Я… я едва с ним знакома.
Господи, — подумала она, — прости мне всю эту ложь! Но что я могу сказать?
Джон стремительно прошел через комнату и налил себе щедрую порцию виски. Осушив ее залпом, он снова повернулся к ней.
— Ну, ясно одно, — пробормотал он, — ни на какую постоянную работу здесь я не соглашусь!
— Джон, — робко начала она, — мы не обязаны идти. Мы можем отказаться.
— Можем? Можем? А, Доминик, не будь дурочкой! Мы не можем отказаться. Винсенте Сантос — председатель совета директоров корпорации!
Доминик удивленно уставилась на него.
— Но… Но когда я спросила тебя, не твой ли он начальник, ты сказал мне — нет! — воскликнула она.
— Ну, в какой-то степени это так. Все реальное руководство лежит на Ривасе. Сантос появляется на предприятии тогда и на столько, как сочтет нужным. Тем более, что в стране есть еще несколько других заводов. Он не может проводить все свое время в одном месте.
— Но почему мы не можем отказаться?
— Ax, Доминик, ну как ты не понимаешь! Это приглашение его величества императора! Никто — абсолютно никто — не отвечает отказом на приглашение Сантоса!
— Ну а мы ответим, — твердо заявила Доминик, направляясь к плите, чтобы приготовить омлет и для себя. — Я его не боюсь!
Не, еще не договорив, она поняла, что это не правда. Она его, боится — или, вернее, боится тех чувств, которые он в ней будит.
Джон немного повеселел.
— А я подумал, что ты будешь туда рваться, — неохотно пробормотал он, Доминик вздохнула.
— Ну а я не рвусь, — коротко сказала она.
— Да, вижу. — Джон сердито фыркнул. — И все же нам придется пойти. — Он пожал плечами. — Может, это не так уж и плохо. Мне давно хотелось побывать внутри его дома. Доминик изумленно посмотрела на него.
— Но мы не можем, Джон! — воскликнула она.
Джон посмотрел на нее с любопытством.
— А почему бы и нет? Доминик нетерпеливо махнула рукой.
— Минуту назад ты проклинал все на свете из-за того, что должен идти. Теперь ты говоришь, что мы пойдем. Почему? Почему? Ты его боишься?
— Нет, но в конце концов он — большой начальник.
Доминик отвернулась, не в силах больше на него смотреть. Она была расстроена и смущена. Они идут. Сантос знал, что они придут. Ах, почему он так поступает? Он специально старается мучить ее!
Джон уселся за стол и с энтузиазмом принялся за еду.
— Я рад, что он тебе не понравился, Дом, — сказал он с набитым ртом. — Я мог бы знать, что ты не такая, как все женщины! Дьявольщина, половина из низ готова ухо себе отрезать, лишь бы попасть в Минха-Терра.
Доминик выложила свой омлет со сковородки, но аппетит у нее пропал. Как она сможет пережить вечер в присутствии Винсенте Сантоса, если рядом будет Джон, наблюдающий за каждым ее движением?
В день званого обеда, который, как и предвидел Джон, вызвал множество пересудов среди его друзей, Доминик немало времени провела, исследуя содержимое своего гардероба. Ее одежда в основном была в непринужденном стиле. В Англии в качестве вечернего наряда можно было использовать практически что угодно, и у нее была пара брючных костюмов из джерси, которые в Лондоне она сочла бы подходящими, но здесь они наверняка будут выглядеть неуместно. В конце концов она выбрала черную тунику, прямую и без всяких украшений, поверх которой была нашита юбка из полосок золотой ткани. Она несколько экзотична, подумала Доминик с иронией, раскладывая ее на своей постели в доме Роулингсов, но по крайней мере выглядит подходяще. Она купила это платье в модном магазине в Лондоне, куда пришла с девушками из соседней квартиры, и они очень уговаривали ее это сделать. Оно, несомненно, шло ей, но не подумает ли Винсенте Сантос, что она надела это платье ради него? И вообще, почему она хочет выглядеть как можно лучше?
Но, конечно, Доминик знала ответ на этот вопрос!
В дверь постучали. Не дожидаясь ответа, вошла Марион. При виде черно-золотого платья глаза ее удивленно раскрылись.
— Ну-ну! — сказала она. — Вы это собираетесь надеть сегодня вечером?
Доминик с трудом справилась с раздражением.
— Да. Как вы думаете, оно годится? Марион глубокомысленно осмотрела наряд, — Оно довольно коротенькое, правда? — критически спросила она, когда Доминик приложила платье к себе.
Доминик кинула его обратно на кровать.
— Как и все, что сейчас носят в Англии, — ответила она. — Конечно, есть еще макси и мини, и еще Бог знает что, но я лично предпочитаю короткие.
— Я это заметила, — довольно язвительно проговорила Марион. — Ну, Джон, несомненно, изменит свое мнение по этому вопросу, когда вы поженитесь.
Доминик нахмурилась.
— Что вы хотите сказать?
— Ну, ни один уважающий себя мужчина не захочет, чтобы его жена выставляла себя напоказ каждому встречному-поперечному, — холодно отозвалась Марион. — Например, мужчинам вроде Винсенте Сантоса.
Доминик закусила губу. Она понимала, что Марион дразнит ее, и решила не спускать ей.
— Вам что-то нужно было, Марион? — нарочито ласково спросила она. Марион пожала плечами.
— Просто поболтать, — ответила она, усаживаясь в ногах кровати Доминик. — Скажите мне, Доминик, что произошло на самом деле в тот день, когда Сантос приезжал сюда, чтобы найти вас? Вы знали, что он приедет? Доминик отвернулась.
— Конечно, нет, — ответила она, стараясь подавить гаев. — И я сказала вам, что произошло.
— Вы сказали Джону, что произошло. Но это совсем другая история, не правда ли, Доминик? Я хочу сказать, что не верю этой глупости насчет того, что его просто беспокоило ваше благополучие и тому подобное! Не за этим он приезжал. Я знаю Винсенте Сантоса!
Доминик резко повернулась к ней.
— Вот в том-то и дело. ВЫ НЕ ЗНАЕТЕ, — парировала она, забыв на минуту, с кем имеет дело, — вы абсолютно ничего о нем не знаете! Только сплетни, которые можете собрать о нем!
Марион была совершенно ошеломлена.
— А вы, надо полагать, все о нем знаете? — издевательски спросила она.
Доминик наклонила голову, успокаиваясь.
— Нет. Нет, я этого не говорила. Я… я сказала, что вы ничего не знаете. Но это совсем другое дело.
— А как это вы вдруг можете иметь какое-то суждение по этому поводу? — отрезала Марион. — Конечно, вы могли уже иметь опыт!
Доминик сжала руки в кулаки.
— Не уйдете ли вы из моей комнаты, Марион? — спросила она напряженно. — Мне… мне надо вымыть голову!
Похоже было, что Марион собирается еще что-то сказать, но тут обе услышали голоса вернувшихся из школы детей, зовущих мать. Марион кинула на Доминик яростный взгляд и ушла, хлопнув за собой дверью.
После ее ухода Доминик секунду стояла, бессильно прислонясь к двери, жалея, что у нее нет ключа, так что она не может рассчитывать на то, что ее в будущем не потревожат. Потом она выпрямилась и, пройдя в ванную, начала апатично мыть голову. До ее свадьбы остается еще больше двух недель. Как они с Марион смогут ладить в это время?
Днем Доминик тщательно просушила волосы, потом расчесала их, готовясь вечером заплести. Она как раз делала прическу, когда услышала, что приехал Джон. Доминик громко окликнула его:
— Подожди минутку! Я почти готова!
Поспешно доплетая косу, она заколола ее. Макияж она уже сделала и теперь, сняв халат, надела черное платье.
Потом она внимательно осмотрела себя в зеркале. Она казалась высокой, стройной и довольно опытной женщиной, решила она, что весьма отличалось от ее обычного непринужденного стиля. В ушах ее блестели жемчужные серьги, но шею она оставила открытой. Вырез на платье был совсем небольшим и не требовал украшений.
Впервые со времени ее приезда в Бразилию Джон надел смокинг и казался высоким, мощным и привлекательным. Она решила, что борода придает солидность его несколько мальчишеским чертам, и только надеялась, что сможет оставаться такой же хладнокровной, как сейчас.
— Ты просто великолепно выглядишь! — восторженно пробормотал Джон при ее появлении. — Правда, Гарри?
Гарри Роулингс присвистнул.
— А то! Хотел бы и я пойти. Интересно, кто еще там будет?
Джон пожал плечами.
— Ну, наверняка Ривас с женой. Не знаю, кто еще.
Гарри кивнул.
— Гм, ну, желаю вам хорошо провести время, дети мои. Что скажешь, Марион? Марион равнодушно повела плечами.
— Я бы не захотела сидеть за одним столом с этим человеком, — холодно сказала она. — Я разборчива в знакомых.
— Сначала дождись приглашения, — сухо заметил Гарри и рассмеялся.
Они отъехали от дома Роулингсов, направляясь в сторону города, и Доминик сдвинула брови.
— Куда мы едем?
— В Минха-Терра! — слегка удивившись, ответил Джон.
— А разве это не там? — Она указала на темную дорогу, по которой шла несколько дней тому назад.
— Что? Дом Сантоса? Он среди рядовых не живет! Нет, ты посмотришь. Только подожди.
Жаль, однако, что уже темно.
Они оставили позади яркие огни города, выехав на дорогу, на которой Доминик прежде не бывала. Извиваясь, она карабкалась в горы, и казалось, что только деревья не дают машине сорваться с ее крутых поворотов. Даже в темноте вид был великолепным: огни внизу становились все меньше. Но Доминик, цепляясь за сиденье, не очень-то замечала окружающее.
В конце концов они оказались на плато, и Доминик восторженно ахнула. Там стоял дом. В эту ночь он был освещен прожекторами и стоял среди деревьев и кустов наподобие маленькой выкрашенной в белый цвет крепости с башенками и забранными решетками окнами. Территорию дома окружала довольно высокая стена, но большие узорные ворота были широко распахнуты, и Доминик увидела, что перед домом стоит уже несколько автомобилей.
Джон посмотрел на нее, словно сказав: «А что я тебе говорил?» Потом въехал через ворота во двор. Кругом росли яркие цветы и декоративные кустарники, казавшиеся незнакомыми и экзотичными в искусственном свете. Тут были и растения в кадках, и увитые розами решетки, а в центре мощеной площадки стоял фонтан в виде Купидона, изливающего воду изо рта.
Не дожидаясь Джона, Доминик выскользнула из машины и подошла к невысокой стене сбоку, которая так и манила заглянуть за нее. Там она застыла в изумлении, затрепетав от восторга. За стеной начинался крутой обрыв, и там, на дне пропасти, в долине, мерцали и искрились огни Бела-Виста, напоминающие какое-то сказочное селение. Подойдя к ней, Джон высказал свое восхищение.
— Ничего себе жилище, а? — произнес он. — И это все частное владение, знаешь ли: дорога и все остальное! Сантос не любит чрезмерной фамильярности — если, конечно, не он сам ее проявляет.
Повернувшись, Доминик спросила:
— Мы входим?
Однако ее вопрос остался без ответа, потому что в эту минуту появился Сальвадор. В этот вечер на нем был вечерний костюм с безупречно отглаженным белым смокингом.
— Добрый вечер, мисс Мэллори, — вежливо сказал он. — Мистер Хардинг.
— А, привет Сальвадор, — немного неловко отозвался Джон. — Вы скажете мистеру Сантосу, что мы приехали?
Доминик почувствовала, что внутри нее все дрожит. Ей вдруг захотелось повернуться и броситься бежать, как она уже убегала прежде. Она хотела избавиться от того чувства, которое заставляло ее остаться. Но, конечно, она сохранила внешнее спокойствие, и когда Сальвадор предложил им следовать за ним, она послушалась: ее ноги подчинились приказу ее мозга.
Они пересекли террасу и вошли в дом через высокие застекленные двери, попав в длинную низкую гостиную. Доминик заметила, что комната оформлена в прохладных голубых и зеленых тонах и что на окнах висят чудесные занавески, а потом они снова вышли из дома. Оказалось, что гостиная идет через весь дом к задней его части, и здесь на широком мощеном внутреннем дворике Винсенте Сантос и его гости собрались выпить в ожидании обеда.
Дворик был неярко освещен подвесными фонарями, и отсюда тоже открывался великолепный вид на долину. Справа Доминик могла смутно рассмотреть регулярный парк и плавательный бассейн, который, казалось, загибаясь, исчезал из виду, местами скрытый нависающими ветвями цветущих кустов.
Почти сразу же внимание ее переключилось на собравшихся во дворике гостей, изящно расположившихся в удобных креслах. Она рада была теперь, что остановила свой выбор на черном платье — здесь были наряды и гораздо более броские.
Тут от группы гостей отделился Винсенте Сантос и подошел поздороваться с ними. В темном вечернем костюме и белоснежной рубашке, со странным выражением на худощавом лице, он, по мнению Доминик, был самым интересным из присутствующих мужчин, хотя некоторые и были красивее. Рядом с его поджарой сильной фигурой Джон выглядел немного неловким и перекормленным, и она на минуту закрыла глаза, приказывая непослушным мыслям исчезнуть.
Тут она услышала его голос:
— Добрый вечер, Хардинг. Я так рад, что вы смогли прийти и привести вашу в высшей степени очаровательную невесту.
Джон казался косноязычным и незрелым.
— Спасибо за приглашение, сеньор, — поспешно сказал он. — У вас здесь очень красиво!
— Да, очень красиво, — саркастически согласился Винсенте Сантос, но смотрел он не вокруг себя, а на Доминик. — И как вы сегодня себя чувствуете, мисс Мэллори? Надеюсь, хорошо.
— Да… да, прекрасно, благодарю вас, — ответила Доминик, стараясь скрыть свою неуверенность.
Винсенте Сантос улыбнулся ей чуть заметно, потом сказал:
— Клаудиа, подойдите сюда на минутку. Я хочу познакомить вас с мистером Хардингом и мисс Мэллори.
К ним присоединилась девушка. Она была рыжеволосая, с гривой сияющих кудрей. На ней был костюм с юбкой-брюками из цветастого шелка, переливавшегося при каждом ее движении. Она была ниже Доминик и с несколько более пышными формами.
— Да, Винсенте? — промурлыкала она, бросая на него чувственный взгляд.
— Клаудиа, покажите, пожалуйста, мистеру Хардингу дом, представьте его остальным гостям, а я тем временем сделаю то же для мисс Мэллори.
Доминик почувствовала, что Джон недоволен, но оба они ничего не могли поделать. Клаудиа уже уводила Джона, а Доминик осталась с Винсенте Сантосом.
Однако Винсенте Сантос пока был не собирался ставить ее в неловкое положение. Взяв ее за локоть, он провел ее к группе гостей и начал знакомить. Доминик прикинула, что собралось в общей сложности около двадцати человек, но вес их имена смешались у нее в голове. Она запомнила только Фредерика Риваса и его жену Алисию. И то только потому, что уже слышала их имена от Джона. Она взяла мартини и сигарету и постаралась поддерживать вежливый разговор со всеми, кто к ней обращался. Винсенте, казалось, был рад остаться в тени и наблюдал за нею, наблюдал за тем, какое впечатление она производит на его гостей.
Видно было, что мужская часть приглашенных тянется к ней. Она была не только внешне привлекательной, но и обладала прекрасным чувством юмора и легко и естественно парировала все их замечания. Странно, но она совсем не чувствовала себя не в своей тарелке, чего ожидала раньше, и только мрачное лицо Джона, бросавшего на нее разъяренные взгляды всякий раз, когда она встречалась с ним глазами, говорило ей о его недовольстве.
Объявили, что обед подан, и они вошли в длинную столовую, где на полированном столе лежали кружевные салфетки, сверкающее серебро. Хрустальные рюмки ловили свет и отбрасывали его разноцветными бликами. Атмосфера в комнате была очень интимной. В центре стола внимание приковывала аранжировка из алой пуансеттии и кремовых магнолий среди зеленых кожистых листьев какого-то каучуконоса. Над головой огромный вентилятор создавал ветерок из теплого ночного воздуха.
Доминик оказалась по левую руку хозяина дома, а Клаудиа сидела справа от него. Джон оказался довольно далеко от нее на той же стороне стола. Изумленная этим, Доминик взглянула на Винсенте, поймав на его лице странно торжествующее выражение. Оно почти тотчас же исчезло, и он опять превратился в спокойно-любезного хозяина дома, расточающего комплименты, обсуждающего достоинства вин, подававшихся за обедом.
Но Доминик едва замечала, что она ест. Она была полна мыслей о том, что Винсенте Сантос намеренно старается разлучить ее с Джоном, и не только физически, как в данном случае. Она чувствовала бессильную ярость. Ярость — потому что он не имел права так поступать, и бессилие — потому что, несмотря ни на что, ее влекло к нему.
Клаудиа была занята разговором с молодым человеком, сидящим справа от нее, и Винсенте склонился к Доминик.
— Вы так прекрасны сегодня, — мягко пробормотал он. — Это только ради Хардинга? Доминик на секунду сжала губы.
— Зачем вы это делаете? — сквозь зубы спросила она.
— Что делаю? — осведомился он, поднося к губам рюмку с вином и спокойно глядя по сторонам, как будто они говорили о погоде.
Доминик сжала руки.
— Вы знаете, — сказала она напряженным голосом.
— Знаю? — Он обаятельно улыбнулся. — Объясните мне!
Глаза его бросали ей вызов.
Доминик не стала смотреть на него, резко нагнув голову.
— Я… я считаю — это низость! — негромко воскликнула она.
— Нет, не считаете, — мягко ответил он.
— Вы же знаете, что Джон просто в ярости, — сердито сказала она. — Он и так подозревал, что за этим приглашением что-то кроется!
— Он не ошибся, — ответил тот лениво. — Вам понравилась эта говядина? Мой повар, Морис, готовит ее по особому рецепту.
Доминик посмотрела на сидящего в отдалении Джона и заискивающе улыбнулась, но Джон ответил ей жестким взглядом, а потом занялся едой. Она прикусила губу и опустила глаза на свою тарелку. Нервы ее были напряжены до предела. Она жалела, что не выпила, отправляясь на этот обед, несколько рюмок чего-нибудь крепкого. Может быть, тогда она смогла бы получить удовольствие от этого вечера.
Винсенте доел свою порцию и отодвинул тарелку в сторону. Облокотившись на стол, он повернулся к Доминик.
— Поговорите со мной, — мягко сказал он. — Мне нравится вас слушать. Доминик помотала головой.
— Ради всего святого, — сказала она напряженно, — оставьте меня в покое!
— Вам бы действительно этого хотелось? — вопросительно произнес он.
— Разве это не очевидно?
— Нет. Очевидно, что я нарушаю ваше спокойствие не меньше, чем вы — мое!
Доминик оттолкнула от себя полную тарелку.
— Ваша репутация не отдает вам должного, сеньор, — горько сказала она.
— А вы верите всему, что слышите?
— Что вы хотите сказать? Он пожал плечами.
— Оставим это!
— По-моему, вам нравится дразнить меня, — сказала она, расплетая и снова переплетая пальцы.
— А что бы вы предпочли, чтобы я делал?
— Я сказала вам: оставили меня в покое!
— И если бы я так и сделал — вы не стали бы возражать?
Доминик изумленно посмотрела на него.
— Конечно, нет! Он ответил полуулыбкой.
— Знаете, что я думаю? Я думаю, вы ревновали бы!
— Ревновала? — Доминик чуть не выкрикнула это слово во весь голос. — Вы с ума сошли!
— Вот как? — Он откинулся на спинку стула. — Хорошо. Мы посмотрим.
И с этого самого мгновения до конца обеда он игнорировал ее, к ее глубокому облегчению. Тем не менее она должна была признаться себе, что его общество возбуждало ее, а другие мужчины в сравнении с ним казались скучными.
Потом они перешли в гостиную, которую Доминик видела, когда они только приехали. Ковры убрали, чтобы можно было танцевать, и проигрыватель играл тихие мелодии вперемежку с более энергичными ритмичными вещами. Во внутреннем дворике был устроен буфет для тех, кто все еще испытывал голод, и гостям предлагались всевозможные напитки.
Возле Доминик возник Джон и провел ее во внутренний дворик, прежде чем к ним успел подойти кто-нибудь еще.
— Что происходит? — спросил он тихим сердитым голосом. — Что за идея — сесть за обедом с Сантосом?
Доминик выразительно развела руками.
— Джон, у меня не было выбора. Меня туда посадили, и ты это понимаешь. Может, твоему очаровательному председателю нравится быть в окружении женщин.
— Это само собой разумеется, — свирепо прошептал Джон. — Господь свидетель, Доминик, зачем мы сюда приехали?
— Ну так нечего сейчас начинать все сначала, — ответила она не слишком терпеливо. — Тебе было любопытно увидеть его дом. Ну вот, теперь ты его увидел!
— Да, ничего себе жилище, а?
— Ты уже это говорил. — Доминик огляделась, почувствовав, что за ними наблюдают. — Послушай, Джон, давай отложим окончательную разборку до более удобного момента. И если мы снова разойдемся, не забывай: в сутках всего двадцать четыре часа — и не больше. Вечно день не продлится!
Но, произнося эти слова, она почувствовала, что в отличие от него ей не слишком хочется уйти. В том, чтобы остаться, была какая-то мазохистская покорность судьбе.
Начались танцы, и Джон провел Доминик обратно в гостиную, чтобы потанцевать с ней. Доминик осмотрелась, помимо своей воли признаваясь себе, что ищет глазами Винсенте Сантоса.
Она его увидела. Он танцевал с Клаудией. Ее руки обвивались вокруг его шеи, тело приникло к нему. Доминик вынуждена была признать, что из них получилась очень привлекательная пара, но что-то внутри мучительно болело. Она не будет — она не может ревновать! И все же она понимала, что ее ощущения основаны именно на этом ужасном чувстве.
— Пойдем выпьем, — жизнерадостно проговорила она, увлекая Джона обратно во дворик. — Посидим во внутреннем дворике и полюбуемся видом.
Джон с готовностью согласился, и они сидели рядом, обсуждая то, как Доминик улучшает квартиру. Джон принес им обоим выпить (Доминик выбрала виски с содовой), и они закурили. Чуть позже к ним присоединились Ривасы.
— Вы здесь уютно устроились, — обратился к Доминик Фредерик Ривас. — Чудесный дом, правда? А какой вид! Ax! — Он вздохнул. Доминик улыбнулась.
— Да, место просто сказочное, — согласилась она. — Наверное, вы были здесь и в дневное время. Отсюда действительно открывается такой прекрасный вид, как можно представить сейчас?
— Ну конечно же! — кивнул Ривас. — Со всех сторон видны горы. Иногда мне кажется, что Винсенте здесь — как орел в своем гнезде, нет?
На это даже Джон улыбнулся, и разговор пошел спокойнее. Алисия Ривас была дружелюбна и совсем лишена неискренности Марион, и Доминик она понравилась.
— У вас есть дети, сеньора? — спросила Доминик.
— Только один сын, — грустно ответила Алисия. — Мы хотели еще, но этому не суждено было случиться. Родериго сейчас четырнадцать, он в США в школе-интернате.
— Наверное, вы по нему скучаете, — сочувственно сказала Доминик.
— Конечно, — кивнула Алисия. — Но я без труда заполняю мои дни. В Бела-Виста можно сделать немало, если не жалеть сил. Вы плаваете, мисс Мэллори?
— Да.
— Тогда вы должны как-нибудь прийти поплавать в нашем бассейне, — твердо сказала Алисия. — Мне будет приятно ваше общество, и ведь скоро мы будем соседями, нет?
Доминик с энтузиазмом согласилась, и они все еще продолжали разговаривать, когда Появился Сальвадор.
— Сеньор Сантос здесь? — спросил он. 8!
— Нет, Сальвадор, — ответил Фредерик Ривас. — Он был с Клаудией. Но, похоже, они оба исчезли!
Сальвадор взглянул на Доминик, потом кивнул.
— Си, сеньор.
Сальвадор вернулся в дом, а Доминик сделала глубокую затяжку. Сальвадор сделал это специально? Может, он нарочно привлек ее внимание к тому, что и Винсенте Сантос, и та девушка исчезли вместе?
Она почувствовала, что нервы ее снова напряглись. Где сейчас Винсенте? С Клаудией? Какую роль она играет в его жизни? Может, как раз сейчас он где-то сжимает ее в объятиях?
Облегчение, которое она почувствовала, когда Винсенте неожиданно появился в дверях, было почти нестерпимым. Он лениво приближался к ним, по дороге перекидываясь парой слов с другими гостями. Подойдя к их группе, он остановился, глядя на них сверху вниз. Взгляд его задержался на Доминик, к великому ее смущению.
— Ну, друзья мои, — спросил он, — вам здесь нравится?
Фредерик Ривас улыбнулся.
— Ну, конечно же, Винсенте. Обед, как обычно, был несравненный.
— Это хорошо. Я доволен. — Винсенте бросил на землю докуренную сигарету, наступив на окурок. — Мисс Мэллори, можно вас пригласить потанцевать со мной?
Доминик взглянула на внезапно напрягшееся лицо Джона.
— Мне… мне не хотелось бы, — запинаясь, проговорила она.
— Но вы должны! — лениво воскликнул он. — Я — хозяин дома, и это мой приказ. — Он смягчил свои слова улыбкой.
— Вам лучше бы согласиться, — заметила, улыбаясь, Алисия. — Винсенте умеет убеждать!
Доминик одну секунду колебалась, потом, как и ожидали окружающие, встала и позволила ему провести себя в гостиную.
Оказавшись на натертом полу, освобожденном для танцев, на котором сейчас почти никого не было — все гости отправились подкрепиться или освежиться, — он тесно прижал ее к себе, заключив в крепкие объятия.
— Так танцевать не принято, — запротестовала она, кладя руки ему на грудь.
— А я не смотрю на то, что принято, — лениво ответил он, касаясь губами ее волос. — Ах, Доминик, вы прелестны!
— Винсенте, — пробормотала она, больше не пытаясь обращаться к нему официально, — Джон может нас увидеть.
— Вы думаете, я боюсь вашего мистера Хардинга?
— Нет. Но я боюсь.
— Нет. Вы счастливы здесь, в моих объятиях. Вы бы хотели, чтобы я поцеловал вас.
На мгновение он прикусил зубами мочку ее уха.
Доминик казалось, что все тело ее пылает.
— Не надо, — умоляюще прошептала она. — Не надо!
Он лениво рассмеялся.
— Однако вы теперь более послушны, — негромко проговорил он, — вам не понравилось смотреть, как я танцую с Клаудией.
Доминик высокомерно посмотрела на него.
— Ваши отношения меня не касаются, — сердито ответила она.
— Касаются, Доминик, — настаивал он, разрешив своей руке ласкающе скользнуть по ее спине.
— Как вы можете так говорить? Когда всего несколько минут назад вы, должно быть… — Она осеклась. — Меня от вас тошнит!
— Несколько минут назад — что? — резко спросил он.
— Вы исчезли. И Клаудиа тоже!
— Ах! — Он кивнул. — И вы думаете, я ласкал ее?
Доминик вспыхнула.
— Это очевидно, правда? Вы сказали, что заставите меня ревновать!
Наклонив голову, он прижался губами к изгибу ее шеи.
— Клаудиа вон там — видите? С Хосе Бианка, моим менеджером.
Доминик отстранилась от его губ.
— И вы не ласкали ее?
— Нет. Есть только одна женщина здесь, которую я хотел бы ласкать, — хрипловато прошептал он. — Неужели вы думаете, что я кем-то ее заменю?
Доминик трудно было дышать.
— Так что, вы действительно пригласили нас сюда из-за того утра, — нервно проговорила она.
— Из-за того утра — и да, и нет. Да, я хотел снова вас видеть, но это началось гораздо раньше, чем в то утро. Это началось, когда я увидел вас в аэропорту.
Доминик осмотрелась, увидев, что они одни.
— Я… я должна вернуться к Джону! — нетвердо запротестовала она.
Винсенте чуть ослабил объятия и взял ее за руку.
— Идемте со мной, — сказал он. — Я хочу поговорить с вами — наедине! — Нет. Мы не должны!
— Я должен, — пробормотал он хрипло, и она не сопротивлялась.
Он провел ее через дверной проем в виде арки в широкий холл, откуда пологая мраморная лестница вела к верхним этажам здания. Обшитый деревянными панелями, выкрашенными в белый цвет, холл казался одновременно и светлым, и прохладным. На огромном сундуке стояла ваза с необычайно яркими орхидеями. В двери на другой стороне холла появился Сальвадор, сразу же увидевший их.
— Вам что-то требуется, сеньор? — любезно спросил он.
— Только… чтобы нам не мешали, — красноречиво ответил Винсенте.
— Конечно, сеньор. — Сальвадор чуть поклонился и исчез в том же направлении, откуда появился.
Глава 5
Появление Сальвадора отрезвило Доминик, как холодный душ. Что он подумал? — с отчаянием спрашивала она себя. Ему известно, что она помолвлена с Джоном. Воспринял ли он ее внешнюю покорность Винсенте Сантосу как нечто вполне предсказуемое? Может быть, он уже не раз наблюдал подобные сцены? Доминик душил стыд.
Вырвав у Винсенте свою руку, она подошла к вазе с орхидеями и, достав одну из них, прижала к губам. Ее лепестки были нежно-фиолетового цвета, но их обрамляла более темная полоса — почти черная. Форма их была верхом изящества. Доминик заметила, что дрожит, и собственная слабость разозлила ее.
Она оглядела холл — почти украдкой, подсознательно ища путь к спасению. Балюстрадой лестницы, изгибом ведущей к верхним этажам, была тончайшей работы чугунная узорчатая решетка. Она поняла, что именно по этой лестнице он и собирался вести ее. Он уже подошел к самой нижней ступеньке. Незаметно осматриваясь, Доминик увидела, что он облокотился на перила, лениво наблюдая за нею.
— Сколько вам лет, Доминик? — спросил он почти невольно.
Доминик закусила губу.
— Двадцать два, — неловко ответила она.
— Двадцать два? — недоверчиво повторил он. — Невероятно!
Доминик резко повернулась к нему, разъяренная его отношением.
— Почему? Потому что у меня все еще остались моральные принципы? Потому что я не бросаюсь в ваши объятия?
Винсенте ответил полуулыбкой.
— Ваши слова так же старомодны, как и ваши предубеждения, — насмешливо заметил он.
— По крайней мере у меня их осталось хоть немного! — гневно ответила она. Винсенте пожал плечами.
— А Хардинг? Каким вы его видите?
— Что вы имеете в виду? — Доминик невольно почувствовала любопытство.
— Я имею в виду — вы видите его таким, как других мужчин? Или, может быть, вы полагаете, что он один из… э-э… неприкасаемых?
Доминик нахмурилась.
— Я не понимаю.
— Нет? Может быть, вы думаете, что ваш Хардинг — вернейший из женихов? Доминик застыла.
— Джона не интересуют женщины… не… не то, что вас!
Глаза Винсенте потемнели от гнева.
— Мадре де Диос! Вы не знаете, что я за мужчина!
— Нет, знаю! — Доминик метнула на него сердитый взгляд. — Это очевидно!
Винсенте разъяренно приблизился к ней.
— Что очевидно?
Доминик почувствовала, как по крови ее пробежала волна страха.
— Вы очевидны! — нетвердо воскликнула она. — Ах, ну почему вы не можете примириться с тем, что я не хочу иметь с вами ничего общего!
Винсенте схватил ее за плечи, и пальцы его безжалостно впились в ее тело.
— Перестань разговаривать, как рыночная торговка! — неистово воскликнул он. — Ты прекрасно знаешь, что между нами нет места равнодушию! Смотри: ты дрожишь при моем прикосновении! Это ли знак равнодушия? Или, может быть, презрения?
Спина ее была прижата к стене, он был очень близко. Она поняла, что если сейчас уступит — она погибла. Она так хотела бы уступить, ей так хотелось обвить руками его шею и притянуть к себе этот насмешливый рот, ей хотелось ласкать его — насытить его. Но она не смела, потому что знала: его намерения совершенно определенно нечестные.
Со сверхъестественным усилием она застала его врасплох, резко оттолкнув прочь от себя, так что он ударился о полированный сундук и секунду не мог выпрямиться.
В это мгновение она перелетела через холл к застекленным дверям, которые, как она надеялась, вели на внутренний дворик — и к безопасности. Но она ошиблась. Они вели в сад, на незнакомую ей территорию, почти неразличимую в темноте.
Она хотела было остановиться, но нельзя было терять времени. Она должна скрыться. Рано или поздно она обязательно увидит фонари над двориком, а Винсенте Сантос вряд ли будет преследовать ее на виду у своих гостей.
Не обращая внимания на его гневное восклицание, Доминик бросилась через террасу вниз по ступенькам в сад и повернулась на отдаленные звуки музыки. Потом она увидела сияющие впереди огни, проглядывавшие сквозь группу деревьев и кустарников, где она остановилась. С возгласом облегчения она пробралась сквозь деревья, увидела слабое подозрительное серебристое свечение и тут же вскрикнула от испуга и отчаяния: под ногами ее не оказалось ничего, кроме ледяной воды.
Она окунулась, задыхаясь и захлебываясь, но тут же вынырнула, кашляя. Она попала в бассейн. Господи, подумала она, какой позор!
Вода мгновенно охладила ее горящее тело. Придя в себя, она двинулась к краю бассейна. По крайней мере там, где она упала, он доходил ей всего до пояса, и добраться до бортика было сравнительно легко.
Тут она услышала голоса, много голосов, и все они приближались к ней. Но прежде чем они успели подойти, чьи-то руки безжалостно сжали ее плечи, вытащив ее на край бассейна.
— Доминик! — проговорил голос Винсенте, и в его хрипловатом тоне слышалось что-то помимо гнева. — Диос, все в порядке? Скажите мне, что я не повредил вам!
Доминик подняла к нему взгляд.
— Винсенте, — начала она слабым голосом, но тут из-за деревьев подошли другие гости и окружили их.
— Доминик! — Это говорил Джон. — Что ты еще наделала?
Доминик чуть вздрогнула.
— Я только что упала в бассейн, Джон, — неловко сказала она. — Я сама в этом виновата. Джон посмотрел на Винсенте Сантоса.
— Это правда? — спросил он. Выпитое им виски сделало его несколько агрессивным. Сантос медленно кивнул.
— Как… сказала мисс Мэллори, — любезно ответил он. — Прошу всех: вернитесь, пожалуйста, во дворик. Это неприятное событие, но мисс Мэллори необходимо переодеться и обсохнуть. Сальвадор позаботится об этом, не так ли, Сальвадор?
Казалось, Сальвадор возник из ниоткуда и поклонился в знак согласия. Джон беспокойно дернулся.
— Да, но, к черту, Доминик, как ты могла сделать такую нелепую вещь?
— Позже, Хардинг, — холодно сказал Винсенте. — Позже.
Казалось, Джон собирается протестовать, но тут Фредерик Ривас взял его за руку, сказав:
— Пойдемте. Ничего страшного не произошло. Мы в свое время все узнаем. Пойдемте выпьем. Идете, Винсенте?
Винсенте внимательно посмотрел на Доминик, потом кивнул.
— Прекрасно. Сальвадор, ты проследишь за тем, чтобы о мисс Мэллори позаботились как следует?
— Конечно, проследит, дорогой, — сказала Клаудиа, цепко беря Винсенте за руку. — Пойдемте, поговорите со мной. Я вас почти весь вечер не видела.
Чувствуя недовольство Джона, Доминик безрадостно пошла за Сальвадором обратно в дом.
Она внезапно почувствовала себя страшно усталой и совершенно несчастной. Она не только навлекла на себя презрение Винсенте своим глупым поведением, но и привлекла внимание Джона к ситуации, которая вообще не должна была возникнуть.
Что он ей на это скажет? На этот раз его будет не так легко успокоить. Слишком много моментов, которых Доминик просто не могла объяснить.
Извиняясь за то, что с нее капает вода, Доминик прошла за Сальвадором через холл, где чуть раньше разговаривала с Винсенте, и поднялась по некрутой мраморной лестнице. По крайней мере она не ошиблась в своем предчувствии, что ей предстоит подняться по этой лестнице, — но обстоятельства резко отличались от тех, что она вообразила.
Первый лестничный марш заканчивался широкой площадкой, застеленной во всю ширь золотистым ковром. Сальвадор прошел по площадке и открыл одну из многих дверей, выходивших на нее. Потом он пропустил Доминик впереди себя в роскошную ванную комнату с мозаичным мраморным полом в серебряных и золотистых тонах. В ней была глубокая, утопленная в полу ванна и раковина на подставке из лимонного цвета фарфора, а стены были выложены зеркалами, отразившими Доминик со всевозможных точек зрения.
Сальвадор указал на дверь в противоположном конце ванной.
— Эта дверь ведет в спальню. Если вы пройдете туда после того, как примете душ, вы найдете, что надеть. — Он улыбнулся. — Я сейчас пойду и это устрою.
— Спасибо. — Доминик оттянула мокрое платье от бедер, понимая, что оно слишком откровенно облепило ее фигуру. — Мне очень жаль причинять вам столько беспокойства.
— Вовсе нет. — Сальвадор вежливо поклонился и ушел.
Доминик подумала, показывает ли он хоть когда-нибудь, что чувствует на самом деле. Несомненно, с Винсенте Сантосом. Она чувствовала, что между ними есть тесная связь.
Потом, отбросив все эти мысли, она бездумно заперла дверь ванной комнаты и разделась. Было так приятно смыть под душем эту противную, липнущую влагу! Потом она завернулась в огромное кремовое банное полотенце, которое нашла сложенным на банкетке. После этого, приглаживая пряди волос, которые выбились из прически, она подошла к двери в спальню.
Она осторожно приоткрыла дверь, опасаясь, что Сальвадор все еще там, но он ушел, а на громадной кровати лежал шелковый халат.
Доминик огляделась. Комната была освещена стоявшей у кровати лампой с абажуром персикового цвета, а покрывала и занавески в комнате были розовые. На полу лежал пышный белый ковер, мягко пружинивший под ее босыми ногами. Это была прекрасная комната с мебелью из светлого тикового дерева, хрустальными вазами и подсвечниками на туалетном столике.
Минуту она стояла, прислушиваясь, но сюда не доносилось ни звука — комната была на стороне, противоположной той, где сейчас были гости. Уронив полотенце на пол, она завернулась в бледно-зеленый шелковый халат. Он был тончайший, явно» очень дорогой, и нежно облегал все изгибы ее тела. Ощущение было глубоко чувственным, и она смятенно подумала, что ее теперь ожидает.
Тут в дверь постучали, и на ее приглашение войти появился Сальвадор.
— Ах, — сказал он одобрительно, — это лучше, да?
— Намного лучше, — осторожно согласилась Доминик.
— Прекрасно. Я заберу ваши вещи из ванной, и вам их высушат. Это будет быстро, мисс Мэллори. Не надо так пугаться!
Доминик не знала, что сказать, поэтому не сказала ничего. Очевидно было, что Сальвадор полностью контролирует события.
— Э-э… мистер Хардинг, — неловко начала она.
— Мистер Хардинг сейчас с остальными гостями сеньора Сантоса, — ответил Сальвадор. — Не беспокойтесь. За ним присматривают, и его уверили, что вы в безопасности.
Доминик осталась при своих сомнениях.
— У… у вас не найдется сигареты? — беспокойно спросила она.
— Конечно. В шкатулке у кровати, — показал Сальвадор. — Может быть, вы пожелаете что-нибудь съесть? Или выпить?
— Нет, больше ничего, спасибо, — ответила Доминик, качая головой.
— Хорошо. Вы меня извините — я пойду?
— Да, да, конечно.
Доминик кивнула и отвернулась, закуривая. Она заметила, что чувствует себя спокойнее с Сальвадором. Она начала привыкать к сто опытности и ценить его молчание.
Когда он ушел, стало очень тихо. Доминик беспокойно расхаживала по комнате, желая, чтобы всего этого вечера не было. Она выставила себя полной дурой и, как, несомненно, решит Джон (и будет прав), его тоже. Но это не только ее вина. Все начал Винсенте Сантос. Если он поставил целью зачем-то высмеять ее, то он, безусловно, достиг успеха в своем неблаговидном намерении.
Она глубоко затянулась, направляясь к дверям, ведущим на балкон, и вышла на улицу. Над головой простиралось небо: безоблачный шатер темно-синего, почти черного бархата. Звезды казались больше и ярче, чем дома, в Англии. Цветущие акации обволакивали ее своим ароматом. Облокотившись на перила балкона, она глубоко вздохнула. Ночь была так прекрасна: она была создана для любви, а не для уныния!
Звук двери, открывшейся у нее за спиной, заставил ее поспешно вернуться в комнату, но это был всего лишь Сальвадор с перекинутой через руку ее одеждой. Он отсутствовал всего около получаса, и Доминик не скрыла изумления.
Сальвадор улыбнулся.
— У меня в подвале весьма эффектная сушилка-барабан, — легко объяснил он, — и очень хорошее гладильное устройство. Доминик ответно улыбнулась.
— Понятно. Это великолепно! Спасибо вам, Сальвадор.
Сальвадор положил одежду на кровать и выпрямился.
— Гости… гости сеньора Сантоса уже разъехались? — осторожно осведомилась она.
— Нет, сеньорита. Почему вы спросили? Доминик пожала плечами.
— Здесь так тихо!
— Это — большой дом, сеньорита.
— Да. Да, наверное, так. — Доминик задумчиво гладила подол платья. — Я… я думаю, все считают меня полной идиоткой, — пробормотала она.
Остановившись у двери, Сальвадор оглянулся и посмотрел на нее.
— Почему кто-то может так подумать? — спросил он почти мягко.
— Ну, то, что я упала в бассейн, и так далее.
— Это была случайность, мисс Мэллори. Никто не станет специально падать в бассейн во всей одежде.
Доминик повесила голову.
— Они могут подумать, что я это сделала, чтобы привлечь к себе внимание, — вздохнула она.
— Не думаю. — Сальвадор снова улыбнулся.
Доминик посмотрела ему прямо в глаза.
— Чей… чей это халат? — не удержалась она.
Сальвадор пожал плечами.
— Он принадлежал сеньорите Изабелле, мисс Мэллори.
— Изабелла? — Доминик с трудом вздохнула. — Кто она?
— Сестра сеньора Сантоса, мисс Мэллори.
— О, да! — Доминик кивнула. — Она ушла в монастырь, да?
— Это правда, мисс Мэллори. Доминик бросила на него сердитый взгляд.
— Вы не сплетничаете, да, Сальвадор?
— Да, мисс Мэллори, я стараюсь этого не делать.
— Но ведь вы понимаете, что я пытаюсь… ну… узнать у вас кое-что.
— Я это понял. — Сальвадор выразительно развел руками. — Однако я могу предложить вам: «если вы хотите узнать что-то о семье сеньора Сантоса, спросите его.
— Вы думаете, он мне скажет?
— Я думаю, он сделает для вас немало, да, мисс Мэллори.
Доминик сделала гримаску.
— Потому что не выносит, чтобы ему препятствовали!
— Препятствовали? Как это?
— А, не будем об этом! — Доминик устало пригладила волосы. — Я должна одеться и снова присоединиться к гостям? — спросила она сардонически.
— Если желаете.
Сальвадор открыл дверь и собирался уже выйти из комнаты, когда на площадку упала тень, и тут же в дверях возник Винсенте Сантос. Он стоял, глядя на них.
— Сальвадор, — сказал он вопросительно, — ты был так долго…
— Мы разговаривали, сеньор, — спокойно ответил тот. — Я вам нужен?
Сузив глаза, Винсенте смотрел через комнату на Доминик.
— Нет, мне было любопытно, только и всего. Наша гостья оправилась? О чем вы разговаривали?
— О том, о сем, — ответил Сальвадор, к глубокому облегчению Доминик. — Я пойду?
Винсенте кивнул и посторонился, пропуская Сальвадора в дверях. Потом он вошел в комнату, закрыв за собой дверь. Доминик стояла у кровати, жалея, что не успела одеться, хоть и знала, что шелковый халат ей очень идет.
Однако Винсенте не попытался коснуться ее. Вместо этого он достал портсигар и вынул оттуда узкую длинную сигару, которую неспешно, хладнокровно закурил, после чего убрал портсигар обратно в карман.
Потом он поднял лицо. Выражение его было мрачно-задумчивым, золотистые глаза смотрели на нее почти равнодушно, словно он оценивал ее качества. После чего он сказал, изумив ее:
— Я хочу, чтобы ты разорвала свою помолвку с Хардингом и вышла замуж за меня!
— Вышла за вас! — Доминик ушам своим не поверила. — Вы шутите!
Выражение его лица оставалось отчужденным, но напряженным.
— О, я совершенно серьезен! — сказал он спокойно.
Доминик прижала ладони к пылающим щекам.
— Это смешно! Вы не можете хотеть жениться на мне! Вы меня не любите!
— Я тебя хочу, — отозвался он хладнокровно.
Доминик отвернулась, ошеломленно тряся головой. Такое отсутствие эмоций казалось нехарактерным для него, равнодушие, с которым он делал подобные заявления, сбивало ее с толку. Ей казалось, что она — как кораблик, покинувший гавань и мечущийся в бурном и чужом море.
Что он за человек, что минуту назад пытался соблазнить ее, а теперь предлагает жениться? Что им движет? Какие дополнительные причины вызвали это приказание?
— Я люблю Джона! — едва смогла выговорить она дрожащим голосом.
— Нет, не любишь, — спокойно ответил он. — Не лги мне, Доминик. По крайней мере будем честны друг с другом!
Доминик резко повернулась к нему.
— Честны. Честны! Как вы можете говорить о честности! Как вы осмеливаетесь прийти сюда и просить меня выйти за вас замуж, когда вам прекрасно известно, что в этот момент здесь, внизу, мой жених пользуется вашим гостеприимством, веря в вашу дружбу!
Винсенте пожал своими широкими плечами. Потом посмотрел ей прямо в глаза.
— Между мной и Хардингом никогда не было и никогда не могло быть дружбы? — с горечью парировал он.
Доминик продолжала трясти головой. Она была сконфужена и потрясена. Ей даже трудно было поверить в реальность происходящего.
— Ладно, ладно, вы друг друга не любите, но это не дает вам права предполагать…
— Я не делал никаких предположений, — прервал ее Винсенте жестко. — Ах, Доминик, перестань себя обманывать! Ты хочешь меня — не меньше, чем я тебя! Хорошо, тебе не нравится признаваться в этом, но тем не менее это так.
Почему это женщины воображают, что в этом отличаются от мужчин?
— Вы говорите о похоти? — нетвердым голосом воскликнула Доминик.
— Ну и что?
— То, что нельзя вступать в брак из-за похоти?
— А разве я сказал, что это все?
— Нет, но… — Доминик прижала руку к горлу. — Это так и есть… я это знаю?
— Я уже говорил тебе: ты ничего обо мне не знаешь, — безрадостно отозвался он. — Не следует предполагать слишком много. Дай себе время поближе узнать меня?
Доминик опустила голову. Плечи ее неудержимо дрожали. С приглушенным возгласом Винсенте стремительно подошел к ней, взял за плечи и бесцеремонно притянул к себе.
— Смотри, — страстно пробормотал он, — я тоже дрожу. Поверь, это не похоже на Сантоса? Я желал многих женщин — и я их имел. Тебя — я уважаю? Тебе я готов дать свое имя?
Мысли Доминик совершенно смешались. — Мне следует чувствовать себя польщенной? — прошептала она на грани истерики.
— Прекрати! — Одной рукой он поднял ее подбородок. — Прекрати это! Ну, что ты ответишь?
Доминик закрыла глаза. Ее веки, бледные и нежные, пробудили его сочувствие, так что он нежно прижался губами к ее глазам, что-то шепча ей на своем языке. Она не знала, что он говорит — ей было все равно. Ее охватило безволие, и, пожелай он в тот момент полностью овладеть ею, она охотно подчинилась бы.
Но Винсенте остро ощутил тепло ее тела сквозь тонкий шелк халата и отстранил ее, заглянув в глаза, затуманенные страстными ласками.
— Диос, Доминик! Ты хочешь, чтобы я лишился не только самообладания, но и самоуважения?
Ресницы ее шевельнулись.
— Ах, Винсенте! — прошептала она с болью. В этот момент без всякого предупреждения распахнулась дверь, громко ударившаяся о стену, и на пороге появился Джон. Он смерил их негодующим взглядом, полным ярости и ревности.
— Ах ты свинья, Сантос! — прорычал он бешено. — Я убью тебя за это!
Отпустив Доминик, Винсенте спокойно повернулся к Джону. Демонстративно засунув руки в карманы брюк, он медленно пошел ему навстречу.
— О да? — невозмутимо спросил он. — Будь ты навечно проклят! — тяжело пробормотал Джон. Отведя кулак, он с сокрушительной силой ударил Винсенте прямо под подбородок. Джон был мужчиной сильным, и мощь его удара, от которого Винсенте даже не попытался защититься, заставила его пошатнуться и плашмя упасть на пол прямо у ног Доминик.
— Винсенте! — в ужасе воскликнула Доминик, послав Джону ненавидящий взгляд. Потом она опустилась на пол рядом с ним, положила его голову себе на колени и нежно погладила его лоб.
— Поднимайся! — яростно крикнул Джон, стоя над ними. — Поднимайся и бейся как мужчина!
Винсенте растирал рукой подбородок, а Доминик посмотрела на Джона с презрением.
— Ты что, с ума сошел? — выдохнула она. — Врываешься сюда вот так и ведешь себя, как… как какой-то дикарь!
Джон силой заставил ее подняться.
— Ты моя невеста, Доминик! Чего ты ждала? Я застал тебя тут с ним… полуголой! Доминик вырвалась из его рук.
— По крайней мере дай мне возможность объяснить! — воскликнула она, потирая запястье.
— И как ты собираешься это объяснить? — лениво поинтересовался Винсенте, поднимаясь на ноги.
Доминик бросила на него загнанный взгляд.
Потом перевела глаза на Джона, гневно сжимавшего кулаки.
— Доминик — моя невеста! — сказал Джон, с явным трудом овладевая собой. — И что бы вы ни говорили, вам этого не изменить!
Винсенте выпрямился, расправляя плечи.
— Да? — Он посмотрел на Доминик. — А что ты на это скажешь, кариссима!
Доминик покачала головой, но, когда Джон хотел сделать шаг вперед, она встала между ним и Винсенте, бессознательно понимая, что это — важнейший шаг в ее жизни.
Джон был совершенно ошарашен.
— Доминик! — недоверчиво сказал он. — О, Доминик, нет! — Он пристально посмотрел на Винсенте Сантоса. — Доминик, он всего лишь играет тобой, как десятками других женщин! Не давай ему себя одурачить! Ради Бога, идем сейчас со мной! Я прощу тебе все, что угодно, только не губи свою жизнь!
Доминик покачала головой.
— Я… я не могу, Джон.
— Доминик, ты просто увлеклась им. Ладно, ладно, я вижу, что ты им увлеклась, но, поверь мне, ты делаешь страшную ошибку!
Доминик опустила голову.
— Пожалуйста, уйди, Джон.
Джон колебался. Казалось, сейчас он оттолкнет ее и снова бросится на Винсенте Сантоса… Потом, сгорбившись, он повернулся и вышел из комнаты.
После его ухода Доминик отошла от Винсенте как можно дальше.
— Ну? — сказал он. — Ты отрезала себе путь к отступлению, правда?
В голосе его слышалась ирония, и она ответила ему горьким взглядом.
— Да. Как ты поступишь теперь? Забудешь, что сделал мне предложение?
Винсенте еще несколько секунд изучающе смотрел на нее, потом обеими руками пригладил волосы.
— Нет, — уверенно ответил он. — Нет, я не забуду этого. — Из внутреннего кармана пиджака он достал сложенный лист бумаги. — Видишь это? Это специальное разрешение, разрешение на брак. Завтра нас обвенчает отец Пескес в церкви Святого Михаила.
Доминик была совершенно сбита с толку.
— Но… но… ты не мог быть уверен… — нерешительно начала она.
— О, я был уверен, — ответил Винсенте, поправляя галстук и направляясь к двери. — Советую тебе немного поспать. Эта комната твоя — на сегодня. Завтра… ну, завтра все будет уже по-другому.
— Но… — начала она.
— Пожалуйста, никаких «но». Сейчас я должен идти и попрощаться с нашими гостями. До завтра…
Коротко кивнув, он ушел.
Глава 6
Доминик плохо спала. Но, поскольку она вообще не надеялась заснуть, то, видимо, она должна была радоваться и этому. После стольких непонятных происшествий мозг ее не мог расслабиться, и даже когда ее одолело забытье, пришли сны, мучившие и терзавшие ее.
Один раз, в кромешной предрассветной тьме, ее разбудил странный, пугающий вопль, проникший в ее сознание и заставивший в ужасе приподняться в огромной постели. Она не могла себе представить, что это было. В этой чужой, неприрученной стране она чувствовала себя одинокой, совершенно одинокой, впервые в своей жизни. Даже смерть отца не подействовала на нее с такой силой.
В конце концов ей, разумеется, пришлось снова лечь, и, когда раздался еще один вопль, разорвавший тишину, она поняла, что этот звук издает не человеческое существо, что это клич горной кошки, животного, которого она еще не видела.
Но в этот таинственный час заснуть снова было нелегко, и наконец Доминик встала и закурила. Распахнув балконные двери, она выглянула наружу. Прохладный воздух приятно холодил разгоряченное тело. На горизонте появилось слабое розовое свечение: скоро восход разгорится над долиной, заливая их мир светом. Облокотившись на балконные перила, Доминик вздохнула. Она и вправду находится здесь или это очередной кошмар? Она действительно выходит замуж за Винсенте Сантоса? Та сцена с Джоном произошла на самом деле? Она покачала головой. Это не правдоподобно, невероятно!
А что она в действительности чувствует? Был ли у нее выбор? Она знала только, что с первого момента их встречи Винсенте Сантос овладел ее существом, как ни один мужчина до сих пор. Она любила Джона, но это была спокойная привязанность — он не будил в ней тех чувств, которые будил Сантос, когда само пребывание рядом с ним становилось наслаждением, прикосновение к нему — знаком поклонения.
Она резко затушила сигарету. Несмотря на все, она, возможно, совершает страшную глупость. В конце концов развод сейчас — не проблема, особенно для человека с деньгами Сантоса. Он ни разу не сказал, что любит ее. Она ему желанна — о да, в этом она не сомневается. Но разве этого достаточно? А если бы она любила его, удовлетворилась бы она этим, зная, что чувства его не привязаны безвозвратно? Могла бы она стоять в стороне и видеть его с другими женщинами, считая себя спокойной и уверенной благодаря золотому колечку на пальце?
Она бросилась обратно в комнату и начала беспокойно ходить по ней. Если бы у нее была хоть капля разума, она упаковала бы свои вещи и уехала, но не в Бела-Виста: ее будущее с Джоном было разбито, а в Англию, где по крайней мере были знакомые люди и места.
Она снова легла, измученно закрыв глаза. Какой смысл даже думать об этом? Сантос так легко не отпустит ее, даже если она этого захочет.
Видимо, она невольно заснула, потому что, когда в следующий раз открыла глаза, за окнами ярко светило солнце. Взглянув на часы, она увидела, что уже больше одиннадцати.
Одиннадцать! Доминик растерянно соскользнула с постели и прижала руку ко лбу. Не может быть, что уже так поздно! А если это действительно так, то почему ее не разбудили?
Она осмотрелась. Ее одежда по-прежнему лежала там, где она ее оставила, — в ногах кровати, но мысль снова надеть то же, вчерашнее, платье ее не привлекала. Это ведь день ее свадьбы?.. Или нет?
И тут, как по невидимой подсказке, в комнату тихо вошел Сальвадор — как будто он боялся, что Доминик еще спит. Увидев, что она стоит у кровати, смущенная и взволнованная, он сказал:
— А, вы наконец проснулись, мисс Мэллори. Доминик развела руками.
— Да. Честно, Сальвадор, сейчас уже больше одиннадцати, правда?
— Правильно. — Сальвадор, как всегда, действовал на нее успокаивающе. Доминик ахнула.
— Но… я думала… то есть… ох, что происходит?
Сальвадор улыбнулся.
— Минутку, сеньорита, — мягко сказал он и вышел.
Доминик пошла на балкон, гадая, что он сейчас делает. Ей не долго пришлось оставаться в неведении: вскоре он вернулся с подносом в руках. На нем стояло два кувшинчика: один с кофе, другой — с горячим молоком, рядом стояла тарелка с горячими рогаликами и завитками масла, было на нем и немного свежих фруктов.
— Вот видите, — сказал он. — Успокойтесь и садитесь. Выпейте кофе. А потом мы поговорим.
Доминик помедлила, но потом уселась там, где он предложил ей: в плетеное кресло у маленького столика. Сальвадор поставил поднос и, спросив, как она пьет кофе — черный или с молоком, — налил ей чашку. Она с благодарностью пригубила его, чувствуя, что Сальвадор ее понимает. В его незаметном присутствии было что-то бесконечно успокаивающее.
Когда она немного расслабилась и попробовала свежий рогалик с джемом из гуавы, Сальвадор сказал:
— Теперь мы можем поговорить, сеньорита.
Доминик удалось слабо улыбнуться.
— Да, Сальвадор, теперь мы можем поговорить. Вы знаете, о чем?
— Конечно, сеньорита. Вы выходите замуж за сеньора Сантоса, да?
— Да. — Темные брови Доминик удивленно приподнялись. — Вы этому не удивились?
— Удивился? Нет, сеньорита. Доминик вздохнула.
— Ну, а я удивилась, — мрачно сказала она. — Почему он это делает, Сальвадор? Почему он хочет жениться на мне? Сальвадор пожал плечами.
— Не мне говорить об этом, сеньорита. Доминик взяла в руки чашку и начала водить пальцем по ее краю.
— Вы так думаете? Вы не думаете, что я имею право на какое-то объяснение? — Она тут же почувствовала раскаяние. Сальвадор не виноват в том, что случилось. Виновата она или, может быть, Винсенте Сантос. — Извините. Я чересчур нервничаю.
Сальвадор стоял, сложив руки, и смотрел на нее.
— Почему вас так удивляет мысль, что сеньор Сантос может захотеть жениться на вас? — сказал он наконец. — Вы очень красивая молодая женщина. Кроме того, сеньор Сантос никогда не делает того, чего не хочет. Доминик подняла на него глаза.
— Хорошо сеньору Сантосу! — саркастически проговорила она. Сальвадор покачал головой.
— Давайте оставим этот разговор. Нам надо обсудить другие, более важные вопросы.
Доминик допила кофе и налила себе еще чашку.
— Например, что я надену, — сказала она, вздыхая. — Мое подвенечное платье по-прежнему в сундуке у Роулингсов. Его надо вынуть и выгладить…
— В этом нет необходимости, — хладнокровно ответил Сальвадор. — Этим утром Карлос полетел в Рио за вашим подвенечным платьем. Он очень скоро вернется…
— В Рио! — повторила Доминик. — Но… то есть… как…
— Сеньор сказал ему ваш размер, а в Рио есть один магазин, где сеньорита Изабелла раньше покупала всю одежду. Карлос обо всем позаботится. Он и мадам Жермен. Доминик тряхнула головой.
— Понятно. — Она совсем растерялась. — А свадьба? Когда она состоится?
— В три часа, сеньорита. После этого будет прием для гостей сеньора Сантоса в отеле «Бела-Виста».
— Понятно, — еще раз сказала Доминик. — Будет… будет много гостей?
— Только близкие друзья мистера Сантоса и, возможно, кто-то из работников завода.
— Ой, нет! — Доминик прижала пальцы к губам. Она чувствовала, что после происшедшего не может встречаться с друзьями Джона.
— Да, сеньорита. Почему бы и нет? Помолвки заключаются для того, чтобы их можно было разорвать.
— Это не правда.
— Тем не менее очень многие бывают разорваны, — ответил Сальвадор. Потом он направился к двери. — Я приду, как только вернется Карлос. Тем временем, может быть, вы хотите почитать какой-нибудь журнал? Сеньор очень занят, как вы, наверное, можете себе представить.
— Да, — медленно отозвалась Доминик. — Нет, не надо журналов, Сальвадор. Я… я приму ванну. Уже почти двенадцать. Время пройдет быстро.
Она еще не успела договорить, как ясное сознание того, что она делает, словно взорвалось в ее мозгу, и она рада была, что сидит. Она сомневалась, смогла бы она в этот момент удержаться на ногах.
— Хорошо, сеньорита. Если вам что-нибудь потребуется, пожалуйста, воспользуйтесь домашним телефоном.
— Спасибо.
После ухода Сальвадора Доминик очистила апельсин и без всякого удовольствия съела его. Она ела только для того, чтобы избавиться от этой страшной слабости и еще чтобы хоть чем-то себя занять.
Потом она встала и расплела свои косы, расчесав волосы пальцами, так что они волнами спустились до середины спины. Затем она пошла в ванную и включила воду. Времени было масса, и она прибавила к воде какой-то банной эссенции из стеклянного флакона. Ее сладкий аромат немного кружил голову, и Доминик долго лежала в душистой воде.
Потом она вымыла голову и высушила волосы феном, установленным на стене ванной комнаты. Наконец, завернувшись в полотенце, она снова вернулась в спальню.
При виде того, что ее там ожидало, у нее перехватило дыхание. В ее отсутствие вернулся Сальвадор, и теперь на дверце гардероба висело короткое белое кружевное платье с зубчатым вырезом и длинными рукавами, по-средневековому заканчивающимися на кистях рук длинным углом. К нему была фата, закрепленная на диадеме с бриллиантами. Она изумленно взяла ее в руки, не в силах поверить, что это настоящие драгоценные камни, а не имитация.
На постели было на выбор разложено тончайшее белье и несколько пар колготок. Было там и несколько пар белых атласных туфелек на каблуке средней высоты, который она обычно носила.
Скинув полотенце, Доминик снова завернулась в зеленый халат: в этом климате не следовало одеваться слишком рано. Становилось очень жарко, даже в ее комнате, и ей хотелось бы снова выйти на воздух.
В дверь постучали, и снова вошел Сальвадор.
— Ну, — спросил он не без энтузиазма, — вам понравилось?
— Конечно. — Доминик нервно кусала нижнюю губу. — Все… все идет по плану?
— Конечно, сеньорита. Что бы вы хотели на ленч?
Доминик покачала головой. — О, ничего, ничего. Я совсем недавно позавтракала.
— Может быть, чуть-чуть салата, — нерешительно предложил Сальвадор.
— Ох, нет, честно, ничего не надо. Доминик сейчас не смогла бы ничего съесть.
Только не сейчас!
— Хорошо. Но вы, может быть, выпьете немного вина? Чтобы глаза блестели, а эти бледные щеки немного зарумянились, угу?
— Ладно. — Доминик готова была на безрассудство. — Да, Сальвадор. Если… если вы выпьете со мной.
— Хорошо, сеньорита. Подождите секунду. Он снова исчез, а когда вернулся, у него в руке была бутылка шампанского.
— Видите? — сказал он. — Для жены Винсенте Сантоса — все только самое лучшее.
— Я еще ему не жена, — с горечью возразила Доминик, хотя ей приятны были его слова.
Шампанское сверкало и пенилось и было необыкновенно вкусным. Доминик решила, что никогда еще не пила ничего более приятного. Какой странный день свадьбы, думала она, чокаясь с Сальвадором. Более странного и придумать невозможно.
Но время шло, и не без страха она увидела, что уже почти два часа. Сальвадор перехватил быстрый взгляд, который она бросила на часы, и сказал:
— Вы ведь сейчас не нервничаете, правда?
— Вы, наверное, шутите, — смущенно пробормотала Доминик. — Бывает ли такое, чтобы невеста не нервничала?
— Наверное, не бывает, — согласился Сальвадор, кивая головой. — Ну — я пойду. Вы справитесь? Вам не надо прислать на помощь горничную?
Доминик изумленно уставилась на него.
— У вас здесь есть горничные? Сальвадор покачал головой.
— Нет, но я попросил бы жену Мориса прийти к вам.
— В этом нет необходимости, спасибо. Я… мне лучше побыть одной. Как… как я попаду в церковь? Сеньор Сантос…
— Сеньор Ривас любезно предложил отвезти вас туда на своей машине, — безмятежно ответил Сальвадор.
— Сеньор Ривас! — эхом повторила Доминик. — О, небо, Сальвадор! Что все подумают? Я приехала сюда, чтобы выйти замуж за мистера Хардинга!
— Но вы выбрали более достойного человека, — просто ответил Сальвадор и ушел.
Позже, заплетя волосы в косы так, что только над ушами завивались две пряди, Доминик надела кружевное подвенечное платье. Красивее платья у нее никогда еще не было, и сидело оно идеально. Винсенте, видимо, хорошо умеет определять размер на глаз. Или, может быть, просто у него очень большой опыт в покупке женской одежды, беспокойно подумала она.
Последней была надета диадема. Она пришлась прямо над короной ее кос. Круглая фата была из тончайшего шелка. Доминик знала, что никогда не выглядела лучше. Ее загар прекрасно подчеркивался чистейшей белизной платья.
Чуть дрожа, Доминик стояла перед зеркалом, когда в дверь снова постучали. Думая, что это Сальвадор, она сказала: «Войдите!» — но это был не Сальвадор, это была Алисия Ривас.
— Сеньора Ривас! — изумленно воскликнула Доминик.
Алисия шла к ней через комнату.
— Доминик! — воскликнула она потрясенно, — дитя мое, вы просто несравненны! Доминик резко обернулась.
— Вы так думаете?
— Конечно! — Алисия улыбнулась. — Фредерик уже готов и ждет вас внизу. Я сказала Сальвадору, что приведу вас.
Доминик мгновение колебалась.
— Сеньора Ривас! Пожалуйста… вы… вы не думаете, что я сошла с ума?
Алисия Ривас изучающе посмотрела на нее.
— Сошли с ума, Доминик? — пробормотала она. — По-моему, мы все немного сходили с ума, когда были влюблены!
Доминик нервно сплела пальцы.
— Но что подумают люди? Я приехала сюда, чтобы выйти замуж за Джона. А теперь… — Она развела руками.
Алисия за руку вывела ее из комнаты.
— Дитя мое, не к чему выходить замуж за мистера Хардинга, если вы его не любите. Кроме того, Винсенте закон не писан, вы уже могли это понять!
Могла? Доминик готова была улыбнуться. Еще как!
Они вместе спустились по лестнице. Фредерик Ривас и Сальвадор стояли рядом в холле. Сальвадор казался странно угрюмым в темном костюме и сером галстуке.
— Ого! — сказал Фредерик, одобрительно присвистнув. — Неожиданная радость.
Дойдя до конца лестницы, Доминик нерешительно улыбнулась.
— Думаю, что да, — неловко проговорила она. — В конце концов только вчера…
— Вчера было миллион лет тому назад, — искренне отозвался Фредерик. — Я рад, что мой друг Винсенте нашел женщину, которая разделит с ним его жизнь. Доминик сжала губы.
— Вы все так добры. Я не знаю, что и сказать! — Голос ее немного дрогнул.
— Ничего не говорите, — сухо посоветовал Сальвадор. — Уже почти три часа. Вы ведь не хотите опоздать к вашему жениху?
К ее жениху! Доминик опять задрожала. У какой другой девушки было еще такое стремительное ухаживание? И такой странный день свадьбы?
Во дворе их дожидался огромный черный лимузин. Сегодня, при свете дня, Доминик могла бы по достоинству оценить открывающийся от дома вид, но ее нервы были слишком напряжены, чтобы можно было наслаждаться природой. И вот она уже сидит на заднем сиденье вместе с Алисией Ривас, а Сальвадор садится за руль.
Фредерик Ривас сел на переднее сиденье рядом с ним.
Спуск в долину на этих дорогах был не для слабонервных. На несколько минут Доминик забыла все волнения, связанные со свадьбой, охваченная восторгом при виде здания, которому так скоро предстояло стать ее домом. Домом? Она тряхнула головой, словно стараясь избавиться от чувства нереальности всего происходящего.
Церковь Святого Михаила стояла на окраине Бела-Виста: серое каменное здание с высокой башней, на которой как раз пробили часы. Доминик изумленно подумала, что эта церковь могла бы находиться где угодно, если бы не бугенвилея, обвившая двери, и лианы, карабкающиеся по старым стенам. Но ее окружала теплая атмосфера, чувство надежности, совершенно не соответствующие тому, что она знала о Винсенте Сантосе.
Ступив ногой на мощенный гравием дворик, Доминик испытала сильнейшее желание бежать — но бежать ей надо было не от Винсенте Сантоса. Ее пугали взгляды прихожан, которые конечно же считают эту свадьбу очень и очень странной.
Но вот уже Фредерик Ривас осторожно взял ее под руку, спрашивая:
— Доминик! Доминик! Все нормально? Сальвадор и Алисия Ривас уже вошли в церковь, и они были одни.
Доминик взглянула на обеспокоенного Фредерика и неожиданно расслабилась.
— Да, — ответила она, — все в порядке. Он… он здесь?
— Винсенте?
— Да.
— Да, он здесь. Ждет вас.
Ее охватило глубокое облегчение. Она была наполовину уверена, что он оставит ее у алтаря.
Внутри играл орган, потом по сигналу все присутствующие встали, и она пошла через церковь мимо скамей, опираясь на руку Фредерика Риваса. Внезапно она перестала замечать чужие взгляды, ощущая только взгляд Винсенте. Фата скрывала ее лицо, и, затаив дыхание, она ждала, когда он ее увидит.
Но даже когда Доминик подошла к нему, он едва взглянул на нее. На нем был великолепный костюм — не общепринятый, а из чистого шелка, переливавшегося при каждом его движении. Его темные волосы были приглажены, выражение глаз — загадочно.
Началась служба, и она старалась следить за тем, что происходит. Только пожатие его пальцев, когда он надел ей на палец кольцо, дошло до нее, и она изумленно уставилась на золотой обруч. Это было широкое, тяжелое кольцо, которое, казалось, прильнуло к ее пальцу. Но оно было очень красиво: у нее никогда не было такого красивого ювелирного изделия.
Потом служба подошла к концу, и она почувствовала, как к ее губам прикоснулись губы Винсенте, прохладные и равнодушные. Она пристально вгляделась в него, надеясь увидеть в его глазах хоть отблеск восхищения тем, как она выглядит, но в них ничего не было видно, и она почувствовала себя несчастной.
Была сделана запись в церковной книге, и они вместе вышли из церкви под звон колоколов, мелодично разносившийся по долине и эхом возвращавшийся от окрестных гор. Вокруг них столпились люди с поздравлениями, их осыпали рисом и конфетти, и Доминик смогла даже поблагодарить кого-то за добрые пожелания. Там же была и Клаудиа, не без сожаления смотревшая на Винсенте, а чуть в стороне от всех Доминик заметила Джона.
Но она видела его лишь мельком, а потом он исчез, смешавшись с толпой, так что Доминик потеряла его из виду.
Потом ее поспешно усадили в лимузин, и Сальвадор снова сел за руль, но на заднем сиденье теперь были только они с Винсенте. Машина отъехала от церкви, те гости, которые были приглашены в отель «Бела-Виста», пошли к своим автомобилям, и Доминик бросила любопытный взгляд на Винсенте. Он сидел в углу, угрюмый и суровый, и у нее оборвалось сердце: наверное, он уже сожалеет о своем поступке.
Чувствуя, что не может больше молчать, она сказала:
— Мне… мне следует благодарить за мое платье или спрашивать, нравится ли оно? Винсенте невесело посмотрел на нее.
— Ты думаешь, оно мне нравится? — спросил он.
— Я… я не знаю, — запинаясь, выговорила она.
Глаза его сузились.
— Это очень красивое платье. Но мне будет приятнее смотреть на тебя… позднее. Доминик покраснела.
— Не надо портить, — смущенно сказала она.
— Портить — что?
— О, ты знаешь, — ответила она, остро ощущая присутствие Сальвадора.
Винсенте тоже посмотрел в сторону Сальвадора.
— Чего бы ты хотела? — хрипловато спросил он. — Мой друг Сальвадор слышит каждое слово этого разговора. Я предпочитаю заниматься любовью без зрителей!
Доминик чувствовала себя так, как будто ей сделали выговор. Он использует присутствие Сальвадора как предлог. Но как предлог к чему?
Для приема в отеле был устроен стол а-ля фуршет, нечто среднее между поздним ленчем и ранним обедом. Были поданы рогалики и сэндвичи, открытые бутерброды и закуски к коктейлю, фрукты, мясо и рыба. Было подано шампанское в огромных бутылях-магнум и всевозможные спиртные напитки. Винсенте, похоже, почти не пил. Между ним и Доминик были их гости, и она почувствовала себя еще более одинокой, чем прежде. Почему-то она думала, что он будет больше похож на влюбленного. Накануне вечером он проявлял к ней больше интереса, чем сейчас.
Решив, что он невообразимо отвратительная свинья, она принялась очаровывать всех мужчин, оказавшихся поблизости. Казалось, Фредерик Ривас в восторге от нее, и хотя она с ним не флиртовала, но поощряла его внимание. Еще там был молодой человек, которого звали Хосе Бианка — его Винсенте назвал накануне вечером, когда с ним была Клаудиа. Он, казалось, был совершенно заворожен молодой женой своего босса, подавал ей коктейли с шампанским и сигареты и, не смолкая, говорил о Мииха-Терре, о заводе и о гоночных автомобилях. Доминик старалась выказывать интерес, но краем глаза, несмотря ни на что, следила за мужем и женщинами, на которых его любезные манеры действовали, как магнит.
Прием длился несколько часов, и только около половины восьмого Доминик обнаружила, что рядом с ней возник Винсенте. Игнорируя его, она продолжала разговор с Хосе Бианкой, и их беседу прервало только то, что он поспешил ее оборвать, заметив присутствие Винсенте.
— О, продолжайте, пожалуйста, — настаивала Доминик, поворачиваясь спиной к мужу.
— Доминик, мы уходим! — Тон Винсенте не допускал возражений. Хосе показался ей очень юным и растерянным.
Доминик равнодушно оглянулась.
— О, но Хосе мне сейчас кое-что объясняет! — сказала она со сладкой улыбкой. — Я присоединюсь к тебе через минуту!
Пальцы Винсенте сомкнулись на ее руке выше локтя.
— Сейчас, Доминик, — сказал он резко. Доминик подняла на него взгляд, увидела суровое выражение его лица и, дернув плечом, высвободилась.
— А, ладно, — сказала она, понимая, что если будет дальше сердить его, то только сама покажется смешной. — Где Сальвадор?
— Сальвадор нам не нужен, — тихо ответил Винсенте. — Пойдем, прощайся с нашими гостями.
Когда они вышли из отеля в прохладный сумрак, щеки Доминик горели. Винсенте усадил ее на переднее сиденье лимузина, потом, обойдя машину, уселся рядом с ней. Его нога касалась ее, но каждая линия его тела говорила о равнодушии. Доминик сжала губы. Ей хотелось плакать. Все это так отличалось от ее глупых фантазий!
Они выехали из города на дорогу к Минха-Терре.
— В свадебное путешествие мы отправимся позже, — сказал Винсенте без всякого выражения. — Мы поедем в Европу. Тебе этого хотелось бы, правда?
Доминик пожала плечами.
— Как хочешь, — сказала она с напускным равнодушием.
Ей показалось, что при этих ее словах он чуть улыбнулся. В свете щитка его профиль был едва различим. И тут она по-настоящему рассердилась. Она — его жена. Почему он не ведет себя так, как будто он этого хотел? Он сказал ей, что хочет ее. Ему не было нужды жениться на ней!
Они очень быстро доехали до Минха-Терры. Он вел машину не только быстро, но и уверенно, и вскоре уже стал виден освещенный прожекторами дом. Винсенте свернул на передний двор, выключил двигатель и потом взглянул на Доминик.
— Ну? — спросил он.
— Что — ну? — Голос ее звучал напряженно.
— Мы приехали.
— Ура, ура! — саркастически отозвалась она и, не дожидаясь его помощи, выскользнула из автомобиля.
Ночь опять была прекрасна. Низко над головой сияли звезды, медленно поднималась бледная луна. Ей вдруг стало холодно в ее кружевном платье. Скоро ли она возьмет у Роулингсов свои остальные вещи? Рано или поздно ей придется за ними поехать. Интуитивно она чувствовала, что Винсенте будет ожидать, чтобы она взяла их сама, хотя бы для того, чтобы она показала, что не боится их уколов.
Он вышел из машины и стал подниматься по ступеням к террасе.
— Пойдем, — сказал он, — «я хочу кое-что тебе показать.
Доминик секунду помедлила, потом медленно подошла к нему. Винсенте ослабил узел галстука, и теперь он висел свободно, а несколько пуговиц рубашки было расстегнуто.
Ее взгляд, направленный на рубашку, видимо, что-то ему сказал, так как он заметил:
— Жарко, правда?
— Мне холодно, — парировала Доминик, и Винсенте снова улыбнулся.
Они прошли в длинную гостиную и через нее — к арке, ведущей в холл. Хотя везде горел свет, никого не было видно, и Доминик вопросительно посмотрела на Винсенте. Но он молчал, а ей самой не хотелось начинать разговор.
Когда они подошли к лестнице, он негромким ленивым голосом проговорил:
— Надеюсь, сегодня трагедий не будет! Доминик не удостоила его ответом. Она все еще пылала негодованием после приема, и, когда Винсенте, пожав плечами, стал подниматься по лестнице, она повернулась и пошла обратно в гостиную.
Она ожидала, что он вернется, рассердится на нее, заставит ее идти с ним, но этого не случилось. Она только услышала, как его шаги, удаляясь, затихают.
Будь он проклят, гневно подумала она. Зачем ему надо быть таким непредсказуемым? Подойдя к столу с напитками, она налила себе щедрую порцию бренди, разбавив его глотком содовой. Однако, когда она попробовала получившийся напиток, его вкус был ей неприятен. Она вылила его и приготовила себе новую порцию, на этот раз налив только чуть-чуть бренди. Потом она уселась на диван и стала медленно пить.
После шума в отеле в комнате казалось очень тихо, а тени во внутреннем дворике двигались и перемещались на легком ветерке. Доминик знала, что это — только тени кустов, но все равно ей живо вспомнился вчерашний ночной крик горной кошки, и она подумала, не приближаются ли они к дому. Неприятно было оставаться здесь наедине с такими мыслями, и вскоре она встала и, подойдя к стеклянным дверям, решительно закрыла их.
Потом она подошла к лестнице и посмотрела наверх. На площадке второго этажа горела только одна неяркая лампа, и она нахмурилась, гадая, где может быть Винсенте и собирается ли он снова появиться этим вечером.
От этой мысли все внутри нее сжалось. Он должен появиться! Не может быть, чтобы он собрался сейчас лечь спать и оставить ее одну!
Сжав губы, она вернулась в гостиную и поставила свой бокал на поднос. Она подумала, не налить ли себе еще, но решила, что не стоит, и стала ходить вдоль окон, выглядывая на улицу.
Молчание, темнота и полная отрезанность от мира немного пугали девушку, которая всю свою жизнь провела в городе. Она жалела, что рядом нет Винсенте. Пусть даже он бы игнорировал ее, но все равно в его присутствии ей было бы спокойнее.
Беспокойство ее все усиливалось. Осторожно она снова пересекла гостиную и медленно поднялась по лестнице. Оказавшись на площадке второго этажа, она осмотрелась. Вот дверь комнаты, в которой она провела Прошлую ночь, но где же Винсенте? Площадка была длинная, на нее выходило несколько дверей.
Сняв туфельки, она на цыпочках прошла по коридору, туда, где увидела приоткрытую дверь. За ней горел свет. Открыв дверь пошире, Доминик вошла.
Это была небольшая комната, в ней была только односпальная кровать, и она не была в отличие от ее вчерашней комнаты роскошной. Доминик свела брови. Это здесь Винсенте намеревается спать?
Качая головой, она вышла на середину комнаты. Где он? Это еще один утонченный способ мучить ее?
— Что ты тут делаешь? — Неожиданно прозвучавший вопрос заставил ее испуганно вздрогнуть.
— Винсенте! — воскликнула она, резко оборачиваясь.
Он только что вышел из душа: волосы его были влажны и растрепались, единственной его одеждой был белый халат до колен. Он был еще более привлекателен, чем обычно, и сердце ее защемило. Однако взгляд его оставался невеселым, и он снова спросил:
— Что ты тут делаешь? Доминик скрыла неуверенность и волнение.
— Я… я искала тебя — отрезала она.
— О, правда? Почему?
— Почему? Ты спрашиваешь меня, почему, когда провел здесь уже полчаса, оставив меня там, внизу, одну с этими ужасными тенями и в молчании, когда каждый звук превращается в удар грома!
— Я приглашал тебя подняться со мной! — напомнил он.
— О, да! Я помню! По крайней мере я помню, с каким сарказмом! — Доминик с трудом переводила дыхание. — Ты думаешь, со мной можно обращаться, как со слабоумной? Он пожал плечами.
— Что ты пытаешься сказать? Доминик опустила голову.
— Ах, перестань, перестань! — воскликнула она. — Ты специально мучил меня сегодня — сделал все возможное, чтобы причинить мне боль! Почему ты это делаешь? Почему?
Голос ее дрогнул.
Хрипловато он спросил ее:
— А что я должен был делать? Доминик чуть слышно ахнула и пробежала мимо него на площадку.
— Я ненавижу тебя, ненавижу! — горько крикнула она. — Не думала я, что можно быть таким бесчувственным!
Винсенте поймал ее за запястье и сжал его, как тисками.
— Иди сюда, — твердо велел он, — я покажу тебе нашу комнату.
— Нашу комнату? — переспросила она, чуть не рыдая.
— Да. — Он втянул ее обратно в маленькую спальню и повел через нее к двери в противоположной ее стене. — Это только туалетная комната, — объяснил он. — Раньше я ею пользовался. А вот главная спальня.
Он распахнул дверь, и Доминик ступила на ковер кремового цвета, в длинном ворсе которого блаженно утонули ее ноги. Кровать была массивная, с тяжелым шелковым сине-золотым покрывалом, на высоких окнах были серебристо-голубые занавеси. Медленно подойдя к окну, она увидела, что оно выходит на лежащую внизу долину.
Сложив руки на груди, Винсенте спросил:
— Ну? Она тебе нравится? Ею раньше не пользовались.
Доминик резко обернулась.
— Ко… конечно. — Потом она умоляюще спросила:
— Винсенте! Скажи мне, почему ты так изменился? Он закрыл дверь.
— Я не менялся, — жестко проговорил он. Доминик отвернулась.
— Как ты можешь так говорить? Или вес это время ты лгал…
Она почувствовала, что он подошел совсем близко, потом его руки властно обхватили ее, прижав спиной к нему, а губы его нашли нежную кожу шеи.
— Ты сказала, что я не смогу заставить тебя ревновать, — пробормотал он у самого ее уха, — но я смог, правда?
Доминик позволила своему телу прислониться к нему, все ее сопротивление куда-то испарилось.
— Хммм, — чуть слышно сказала она, полузакрыв глаза.
— Каждый раз, когда я прикасался к тебе, ты отрицала, что я тебе нужен, — продолжал он, а губы его искали ее горло. Она почувствовала, как его пальцы вытаскивают шпильки из ее волос. Косы ее упали на плечи, и он запустил пальцы в ее волосы, расплетая их. — Поэтому сегодня я специально обращался с тобой так, как это обычно делала ты. Я хотел, чтобы ты желала меня так же, как я желал тебя, — и я этого добился, правда?
— Винсенте, — простонала она, изворачиваясь в его объятиях и стараясь найти его губы.
— Ты хочешь есть? — спросил он, зарываясь лицом в ее волосы, небрежно сдвигая кружевное платье с ее плеч, так что оно упало к ее ногам.
— А ты? — прошептала она, касаясь его губ своими.
— Я хочу только тебя, — яростно пробормотал он. — Ты — самое прекрасное во всей моей жизни! Боже, Доминик, как я жажду тебя!
Он подхватил ее на руки и отнес на постель. Она лежала неподвижно, глядя на него затуманенными глазами, полными чувства.
— Люби меня, Винсенте, — с болью прошептала она.
— Я это и намерен делать… — хрипло ответил он, развязывая пояс халата.
Глава 7
Солнечный свет пробивался сквозь жалюзи, самый настойчивый луч пробился сквозь сон Доминик, которая неохотно стряхнула с себя чувство восхитительного покоя. Ее глаза распахнулись, вобрав в себя сине-золотое богатство комнаты, и все ее существо мгновенно наполнилось сознанием того, где она находится.
Она быстро повернула голову, но в огромной постели она была одна. Только смятая подушка рядом свидетельствовала о том, что Винсенте был тут. Она вздохнула и, закинув руки за голову, предалась приятным воспоминаниям о событиях вчерашнего дня.
Услышав звук льющейся воды, она поняла, что Винсенте, должно быть, рядом, в ванной. Соскользнув с постели, она осмотрелась, ища, что бы надеть, и нашла на полу у постели его белый халат. Завернувшись в него, она подошла к двери в ванную и остановилась. Она не могла так запросто войти.
Доминик колебалась, собираясь уже вернуться в постель, когда дверь открылась, и Винсенте вышел. Он был в темных свободных брюках, но без рубашки, и взглянул он на нее довольно нежно.
— Я разбудил тебя? — пробормотал он вопросительно.
Доминик покачала головой, потом бросилась к нему и обняла за талию, прижавшись щекой к груди.
— Ах, Винсенте, — прошептала она, — я люблю тебя!
Он обхватил руками ее голову, потом прижался к ее губам.
— Доминик, мне надо идти, — хрипловато проговорил он. — Сегодня утром заседание совета директоров. К сожалению, я должен на нем присутствовать.
— Так рано? — спросила она, трогательно поднимая к нему лицо.
— Рано? Доминик, уже почти одиннадцать!
— Правда? Ужасно! — Ее широко открытые глаза смотрела так невинно!
Пальцы Винсенте гладили ее плечи сквозь махровую ткань халата. Потом, приглушенно вскрикнув, он оттолкнул раздражающую материю и зарылся лицом в нежный шелк ее кожи.
Доминик обвила руками его шею, наслаждаясь своей властью над его чувствами, а он глухо сказал:
— Доминик, я должен идти!
Но в словах его не слышно было убежденности.
— Правда должен? — вызывающе прошептала она.
Пальцы его сжали ее плечи.
— Нет, — простонал он, — нет еще! — и отнес ее обратно на постель.
Позже, когда Винсенте ушел, Доминик приняла ванну, а потом надела то черное платье, в котором пришла на обед два дня тому назад. Не считая кружевного платья, которое она, конечно, не могла носить каждый день, это было ее единственной одеждой.
Выйдя в холл, она осмотрелась. Она совершенно не знала дома и, кроме гостиной и столовой, ничего не смогла бы найти. Обе эти комнаты оказались пустыми, и она в нерешительности остановилась в холле, когда появился Сальвадор. Со вздохом облегчения при виде знакомого лица она сказала:
— Вы должны показать мне дом, Сальвадор. Я не знаю, где что находится. Сальвадор улыбнулся.
— Вы сегодня прекрасно выглядите, сеньора, — довольным голосом проговорил он. — Надеюсь, вам хорошо спалось!
Доминик очаровательно покраснела.
— Спасибо, да. Мой… мой муж… уже ушел?
— О, да, сеньора, — уверенно ответил Сальвадор. — Он очень спешил.
Доминик сжала губы, не в силах справиться с волной эмоций, захлестнувших ее при мысли о том, что Винсенте всецело принадлежит ей, а она — ему.
— Понятно, — сказала она наконец. — Теперь… он вернется на ленч?
— Может быть, сеньора, но, вероятнее всего, он будет поздно. Обычно в этих случаях он ограничивается сэндвичем в столовой для служащих, а по-настоящему ест уже за обедом.
Доминик кивнула в знак того, что понимает.
— Хорошо, Сальвадор. — Она прошла в гостиную и там обернулась. — После ленча для меня найдется машина? Я хотела бы поехать к Роулингсам и взять мои вещи.
— Сеньор ничего не сказал относительно того, что вы куда-то поедете, — сказал Сальвадор не без тревоги.
Доминик пожала плечами.
— Может, и нет, но мне надо поехать. Я не могу вечно носить это платье. Сальвадор нахмурился.
— Я могу съездить к Роулингсам вместо вас. Несомненно, миссис Роулингс упакует ваши вещи по моей просьбе.
— Нет! То есть… Сальвадор, рано или поздно мне снова придется встретиться с этими людьми. Мне кажется, лучше рано.
— Как прикажете, сеньора Сантос! — В голосе Сальвадора ясно слышалась досада. Доминик вздохнула.
— Постарайтесь понять! — воскликнула она, потом опустила голову. Конечно, она могла бы сказать, что это не его дело, но Сальвадор не был для нее слугой, он был другом, и она могла понять его чувства.
Сальвадор пожал плечами.
— Хорошо. Но я сам отвезу вас.
— Ладно, на это я согласна, — улыбнулась Доминик.
— Прекрасно. А теперь — пойдемте! Я покажу вам ваши владения, а потом Морис подаст вам ленч. Для завтрака сейчас уже слишком поздно.
Дом был даже больше, чем она предполагала. Там были приемные и гостиные, и даже библиотека и кабинет. В библиотеке оказался большой стереофонический проигрыватель и кипа пластинок к нему — и с современной, и с классической музыкой, к великому ее удивлению.
Выше было еще два этажа. На втором были главные спальни, каждая с собственной ванной комнатой. На третьем этаже были спальни поменьше и одна большая комната, которая, поймала себя на мысли Доминик, в будущем подойдет для детской.
Кухня и комнаты прислуги были в полуподвальном этаже. Именно здесь, в огромной современной кухне, она познакомилась с Морисом, шеф-поваром, и его женой Жуаной. Морис был француз, он родился и вырос в Кале, где работал в отеле, и был привезен оттуда Винсенте, обещавшим ему щедрую плату.
— Тогда он еще не был женат, — заметил Сальвадор, когда они вернулись на первый этаж. — Он познакомился с Жуаной в Бела-Виста.
— Как романтично, — улыбнулась Доминик. — Похоже, он здесь всем доволен.
— Да. Все, кто служит сеньору, преданы ему, — твердо ответил Сальвадор. — Он справедливый хозяин и к тому же очень щедрый.
— Вы предубеждены — с коротким смешком заметила Доминик. — Сальвадор, мне очень понравилось обследовать дом, но я уже не ела часов восемнадцать, и я просто умираю с голода! Сальвадор бросил на нее виноватый взгляд.
— Конечно, конечно. Я забыл. Извините, сеньора.
— Ничего, — легко проговорила Доминик. — Никто из нас еще не привык к новой жизни, правда? Сальвадор улыбнулся.
— Да, вы правы, конечно. Послушайте, идите во дворик. Там вы увидите стол с видом на долину. Я принесу вам хереса, а через несколько минут Морис приготовит ленч.
— Хорошо.
Доминик не спеша вышла. Как и сказал Сальвадор, во внутреннем дворике она увидела маленький столик с прозрачной столешницей под огромным полосатым зонтом, стоящий у невысокого парапета. Она уселась в удобное плетеное кресло и стала с удовольствием рассматривать открывавшуюся перед ней панораму. В долине раскинулся город, вдалеке видны были трубы предприятия. С этой высоты огромные многоквартирные дома казались игрушечными. Доминик была так поглощена этим зрелищем, что не услышала шагов Сальвадора и заметила его только тогда, когда он поставил на столик поднос. На нем были рюмка и бутылка хереса.
— О, спасибо, — Она улыбнулась. — Посидите со мной немного. Вы можете теперь все рассказать мне о Винсенте.
Сальвадор коротко рассмеялся.
— Думаю, что нет, — отозвался он, качая головой. — Как бы то ни было, у меня есть дела, и если мы собираемся днем ехать в город, то сейчас мне надо их сделать. Доминик вздохнула.
— А, ну ладно.
Сальвадор ушел, а она налила себе немного вина. Отпивая понемногу, она гадала, уж не назначил ли Винсенте Сальвадора ее сторожем. Он явно рассматривал ее благополучие как часть своих обязанностей.
Ленч был необыкновенно вкусным. Ей подали коктейль с дыней, жареного цыпленка с рисом и салат из свежих фруктов. Она выпила несколько чашек ароматного черного кофе; поданного после еды, а потом ей больше всего хотелось бы вернуться в постель. Она никогда раньше не спала днем, но сегодня чувствовала приятную лень. С сожалением она вспомнила сине-золотую роскошь спальни, принадлежавшей ей и Винсенте, но тут же прогнала эту мысль. Она решила ехать в город, и она это сделает. В конце концов если она отложит отъезд, то вернется Винсенте, а тогда ей вообще не захочется уезжать.
И вот около трех часов дня Сальвадор повез ее вниз по пугающей своими крутыми поворотами дороге к Бела-Виста. В чем-то она даже была довольна, что он решил везти ее. Она не была уверена, что у нее хватило бы отваги вести такой большой автомобиль по таким опасным зигзагам. Машины, к которым она привыкла, были гораздо более скромных размеров, да и лошадиных сил под капотом у них было поменьше. Она сидела рядом с Сальвадором на переднем сиденье, и они легко болтали о Лондоне и Рио, сравнивая эти два города, и не переходили на личности.
Бела-Виста выглядел совершенно так же. Было довольно тихо для этого времени дня, и Доминик удивилась, почему это ей казалось, что все должно было измениться. Просто сама она изменилась настолько сильно, что казалось невероятным, как это все идет по-прежнему.
Когда они были уже неподалеку от дома Роулингсов, Доминик сказала:
— Не подвозите меня к самым воротам. Я… я лучше пойду одна.
Сальвадор поглядел на нее неодобрительно.
— Почему?
— Я не могу это точно объяснить. Просто… это может показаться… ну… — она пожала плечами, — таким… таким вызывающим!
Сальвадор вздохнул, но остановил машину, не доезжая до ворот Роулингсов.
— А как насчет ваших чемоданов? — спросил он. — Вы сможете их нести? Доминик сжала губы.
— Нет… нет, я об этом не подумала.
— Тогда, может, следует подумать. Она посмотрела на него с досадой.
— Хорошо, хорошо, Сальвадор. Дайте мне время обо всем договориться, и тогда я подойду к воротам и помашу вам. Тогда вы можете подъехать за моими вещами.
— Хорошо. Если это то, чего вы хотите?
— Это то, чего я хочу, — кивнула она.
Ее очень смущало ее черное платье, которое никак нельзя было назвать повседневным, и она поспешно пошла мимо ворот соседних домов. Дом Роулингсов казался все таким же обшарпанным и неприметным, как прежде, и она нерешительно вошла в сад и медленно двинулась к веранде.
Тут через открытые стеклянные двери она увидела, что Марион Роулингс и Мэри Педлер сидят вместе и пьют чай. Настроение ее совсем упало. Надо же было так случиться, что здесь оказалась Мэри Педлер, беспокойно подумала Доминик. Что она им скажет?
Они словно почувствовали ее присутствие: обе одновременно подняли головы и увидели ее. Марион встала и подошла к дверям.
— Ну-ну, — недоброжелательно сказала она, — посещаете трущобы? Доминик вздохнула.
— Конечно, нет, Марион. Я… я пришла за моими вещами.
— Неужели? А где же ваш очаровательный супруг?
Доминик поднялась по ступенькам на веранду.
— Он на заводе. Там собрание совета директоров.
— О, конечно, для этого ему туда необходимо было явиться. Какое разочарование для вас! В первый ваш день!
Доминик подошла к Марион, и они посмотрели друг другу в глаза. Марион первой отвела взгляд.
— Ну, так вам лучше бы забрать их, — ворчливо проговорила она. — Что вы об этом деле думаете? — Это она спросила у Мэри Педлер. Мэри пожала худыми плечами.
— А как по-вашему? — Она посмотрела на Доминик. — Вам не кажется, что вы сыграли с Джоном довольно грязную шутку? Доминик вспыхнула.
— Да, да, по правде говоря, кажется, — негромко ответила она. — Но разве не хуже было бы выйти за него замуж, зная, что я не люблю его?
Мэри Педлер фыркнула.
— Любите? Ох, да повзрослейте же, Доминик! Любовь в этом климате живет недолго — впрочем, в любом климате, если на то пошло! Вы слишком романтичны! Мужчины не похожи на женщин. Им скоро надоедают люди — и места. И жены! — Тут она посмотрела на Марион.
Марион кивнула.
— Это правда! Уж не воображаете ли вы, что Винсенте Сантос любит вас?
Доминик сжала кулаки, так что ногти впились в ладони.
— Мне кажется, вы не можете судить о том, на чем основаны наши отношения, — напряженно сказала она.
Марион издевательски рассмеялась.
— Ах, Доминик! Я думала, вы женщина опытная. С вашими-то современными идеями и короткими юбками! Но вы, оказывается, в душе просто глупенькая простушка! Господь милосердный, существует, между прочим, такая вещь, как развод. Вы — не первая его жена!
НЕ ПЕРВАЯ ЕГО ЖЕНА!
Доминик с трудом сдержала страстный протест, который так и рвался с ее губ. Это не может быть правдой! Винсенте не был женат! Он бы сказал ей! Сальвадор сказал бы ей!
Но так ли это? Винсенте на самом деле почти ничего не рассказал ей о себе, и Сальвадор тоже не был особенно разговорчив. Он ничего не сказал бы ей без разрешения Винсенте Сантоса.
Она, видимо, побледнела, потому что Мэри с тревогой спросила:
— Что с вами, Доминик? Вы выглядите ужасно!
Доминик удалось расправить плечи.
— Нет… нет, со мной все в порядке, — машинально отозвалась она. — Извините… Я возьму свои вещи…
Марион кивнула, кинув на Мэри оценивающий взгляд, а Доминик нетвердо прошла в спальню, которая была отведена ей. Войдя, она бессильно опустилась на кровать, чувствуя, что еще немного — и она упала бы. ВИНСЕНТЕ УЖЕ БЫЛ ЖЕНАТ! Эта новость болью пронзила ее мозг. Но на ком? И когда? И где сейчас была эта женщина? Очевидно, он с ней развелся — или, может быть, она развелась с ним! Были ли у них дети? Может быть, он уже чей-нибудь отец?
От этого множества вопросов без ответа голова у нее пошла кругом, и ладони покрылись холодным потом. Ручеек пота стекал у нее по спине, а лоб пылал.
О Боже, с болью думала Доминик. Почему он не сказал мне? Как он мог допустить, чтобы я узнала об этом вот так? Так жестоко! Наверное, из-за этого Сальвадор и хотел убедить ее не ездить к Роулингсам. Он, видимо, опасался, что Марион выпалит это ужасное известие.
Губы ее пересохли. Непослушными пальцами она достала сигареты, облизав губы, чтобы бумага не прилипла к ним. Никотин дал ей временное успокоение, и она поняла, что ей придется сделать над собой усилие и собрать свои вещи. К счастью, большая часть ее одежды оставалась нераспакованной, личные вещи тоже лежали в чемоданах, так что ей надо было уложить только несколько немнущихся платьев и костюмов.
Дрожащими пальцами она кое-как сложила вещи, собрала в ванной туалетные принадлежности, в тот же мешок запихнула и всю свою косметику.
Она действовала автоматически, стараясь не дать себе времени думать.
Когда все было сделано, Доминик вышла из спальни и неуверенно прошла через холл к двери в гостиную. Марион и Мэри все еще разговаривали. Подойдя к двери, она заметила, что теперь они говорят тише, и, услышав свое имя, неуверенно остановилась. Больше всего на свете ей сейчас хотелось узнать, о чем они говорят. Не важно, что неэтично подслушивать под дверями — она должна знать, какую сплетню они готовят.
— Ясно, что Доминик не знает про Джона, — тихо говорила Марион. — И мне ее даже в чем-то жаль, несмотря ни на что. В конце концов Сантос просто воспользовался ею, чтобы отомстить Джону за то, что он сделал с Изабеллой!
Мэри фыркнула.
— Знаю. По-моему, все это поняли. — Она вздохнула. — Мы могли бы предупредить ее — если бы она поверила нам!
— Ну, у нас такой возможности не было, — пробормотала Марион. — И вообще Изабелла виновата не меньше Джона. Истеричка! Эти латиноамериканцы все одинаковые. Ко всему относятся так, будто это свято!
— Знаю. То есть уйти в монастырь и тому подобное! Просто смешно. Я уверена, что Джон ее не поощрял.
— Конечно, нет! О, небо, если мужчина не может покрутиться с женщиной без того, чтобы она не вообразила, что он от нее без ума… ну…
— И все же, — тихо заметила Мэри, — мы все были удивлены, как Сантос это воспринял тогда. То есть — я думала, он его уволит, а ты?
— Гм, наверное. Но ясно, что у него были планы. Чего я не понимаю — зачем было жениться на ней? Зачем заходить так далеко? Мэри прищелкнула языком.
— Ну, наверное, в таком маленьком городке ему надо считаться с условностями. Может, он попытался по-другому, но она не поддалась, и… ну, насильственное обольщение ведь считается преступлением, правда?
— Хмм… — Марион говорила глубокомысленно. — Конечно, ты права. Бедный Джон, он просто обезумел! Он был здесь вчера вечером — остался на ночь. Видно было, о чем он думает: она там, наверху… в Минха-Терре… с ним!
Доминик еле сдержала стон, прислонившись к стене у двери. Ее буквально мутило. Это не может быть правдой! Все то, о чем говорят эти женщины, — ЭТО ПРОСТО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПРАВДОЙ!
И все же каждое их слово звучало убедительно. Внезапно она вспомнила поведение Винсенте той ночью в Рио, когда она взяла в руки фотографию его сестры. Как изменился его голос, когда он заговорил о ней! Его неприязнь к Джону была больше, чем просто ревность из-за того, что Джон помолвлен с ней. Теперь она сомневалась, ревновал ли он вообще. Да, если все, что сказала Марион и Мэри, — правда, то все совершенно иначе, чем ей представлялось.
Доминик прижала руку ко лбу, пытаясь объективно оценить все происшедшее. Его влекло к ней, тут она ошибиться не могла. Она нравилась ему — но только физически, с издевкой напомнила ей ее память. Без всякого самодовольства она могла сказать, что она — женщина привлекательная, а у Винсенте Сантоса на привлекательных женщин глаз наметан. Все так говорят.
Она мучительно ломала руки. Что же ей остается? И какое будущее ее ждет? Несколько недель — может быть, месяцев… и что потом? Разлука? Развод? Разрушенная жизнь?
«Ох, нет, — простонала она в душе, — ох, нет!»
Она пыталась найти какую-нибудь непоследовательность в том, что они говорили, но к ней вернулось чувство неуверенности во всем, что касалось Винсенте, и она не могла поверить, что у него была какая-то другая причина жениться на ней, кроме мести. В конце концов в Бразилии найдется масса красивых женщин, которые были бы счастливы, если бы он обратил на них внимание. Та женщина в Рио — София. И Клаудиа здесь, в Бела-Виста. Вот только две из их числа.
И был еще неоспоримый факт — его предыдущий брак. И женщина, на которой он был женат!
Выпрямившись, Доминик постаралась казаться внешне спокойной. Постаравшись, чтобы на этот раз сплетницы услышали ее, она сделала вид, что только подходит к двери в гостиную, и вошла со словами:
— Я уложила вещи. Сальвадор ждет в машине на дороге. Я попрошу его прийти…
Она не договорила, потому что в эту самую минуту в застекленных дверях появился сам Сальвадор.
— Вы готовы, сеньора? — спокойно спросил он.
Доминик ответила несколько резковатым кивком и, подойдя к двери в холл, показала ему, где была ее комната. Сальвадор дважды возвращался за ее вещами. Пока он укладывал их в машину, Доминик ждала с Марион и Мэри.
— Разве вы не поедете в свадебное путешествие? — как бы между прочим спросила Мэри.
Доминик на секунду сжала губы, потом ответила:
— Возможно… возможно, попозже. Мы… мы рассчитываем поехать в Европу.
Слова эти казались ей пустыми и бессмысленными. Такими же пустыми и бессмысленными, как и брак, подумала она с болью.
— Как мило! — Марион уже не говорила так издевательски.
Может быть, они жалеют ее, подумала Доминик. Это невыносимо. Заставляя себя шагать не спеша и беззаботно, она подошла к дверям.
— Ну… — выдавила она, — мне… мне надо идти.
— Я скажу Джону, что вы заходили, — подчеркнула Марион. Доминик кивнула.
— Скажите ему… скажите ему… что мне очень жаль, — пробормотала она.
— Ладно, скажу. Но я сомневаюсь, что это его сильно утешит, — сухо отозвалась Марион. — До свидания… сеньора!
— До свидания.
Доминик поспешно сбежала по ступеням веранды, пролетела по газону к воротам. Скользнув в машину, она поняла, что ее просто трясет, и подумала, выдержит ли она следующие несколько часов, не будет ли у нее нервного расстройства.
Тут же она сердито одернула себя. Неужели она настолько слабое создание, что позволит своим нервам взять власть над нею? Сейчас время быть сильной. Она не должна позволить Винсенте Сантосу — она не могла теперь думать о нем как о своем муже — победить себя!
Сальвадор сел за руль и испытующе посмотрел на нее.
— Что случилось? — спросил он. — Что вам сказали эти женщины?
— Ничего. — Резкость Доминик граничила с грубостью.
Сальвадор завел машину и двинул ее с места. Потом сказал:
— Я не дурак, сеньора. Что-то случилось. Что-то расстроило вас — очень сильно, по-моему.
Доминик ответила возмущенным взглядом.
— Вы такой наблюдательный, да, Сальвадор? — гневно спросила она.
— Наблюдательный? Наблюдательный? Что это значит?
— Это значит, что вы все время на шаг впереди меня, не так ли? Вы не хотели, чтобы я сюда ехала! Вы не хотели, чтобы я забрала свою собственную одежду! Почему? Ответьте мне! Почему?
Доминик хоть немного выместила на нем свою боль.
Пальцы Сальвадора сжались на руле.
— Вы могли бы предоставить это мне, — тихо ответил он. — Это моя работа.
— Ваша работа! Ваша работа! — Доминик с трудом сдерживала слезы унижения, от которых жгло глаза. — Что же у вас за работа, Сальвадор? Защищать своего хозяина от неприятных последствий его поступков? Или строить стену притворства вокруг неприятностей в его жизни?
— Я не понимаю вас, сеньора. — Сальвадор оставался невыносимо спокойным.
— О, нет, понимаете! — с горечью воскликнула она. — Вы знали, что рано или поздно я узнаю правду. Вы хотели, чтобы это было позже. Ведь чем дольше меня можно будет дурачить, тем сильнее будет унижение, не так ли? Сальвадор нахмурился.
— Вы вне себя, сеньора. Жара…
— Будьте вы прокляты, при чем здесь жара! — яростно воскликнула она. — Ох, лучше бы я умерла!
Сальвадор плавно вел машину через Руа-Кариока к дороге, ведущей в горы, к дому Сантоса. Доминик вынула из сумочки дрожащими пальцами сигареты и, достав одну, закурила. Она старалась овладеть собой. Бесполезно было кричать и ругать Сальвадора. Если он вообще и виноват, то только косвенно, и она только ставит себя в глупое положение, теряя контроль над собой. Действовать надо иначе. Ей нужно как-то суметь остаться такой же спокойной, как и он.
Только тогда она сможет вынести то, что произойдет вскоре.
Сальвадор почувствовал ее твердое намерение взять себя в руки и сказала — Что бы вам ни сказали, сеньора, я бы советовал вам подождать, пока вы не услышите всю правду.
Доминик бросила на него быстрый взгляд.
— И кто мне ее скажет? Уж не Винсенте ли Сантос!
— Вы считаете, что нет? Доминик покачала головой.
— Как я могу верить человеку, который женился на мне только потому… потому…
Она замолчала. Она не будет обсуждать это с Сальвадором, как бы ни был велик соблазн.
Сальвадор нахмурился.
— Возможно, вы считаете, что сеньор легко женится? — воскликнул он в некотором удивлении.
Доминик негодующе посмотрела на него.
— А вы, насколько я понимаю, так не считаете!
— Нет, сеньора.
Доминик уставилась в окно, страстно желая, чтобы у машины вдруг отказали тормоза и они полетели бы вниз, в пропасть, к раскинувшейся внизу долине, сорвавшись с одного из крутых поворотов. Сальвадор готов сказать что угодно, лишь бы защитить Винсенте. Она не станет слушать его невразумительные объяснения по поводу того, как Винсенте избавился от своей первой жены. Она больше не будет выслушивать ложь — просто ради самосохранения.
Мысли ее стали более связными. Она была настолько поглощена тем, как происшедшее повлияет на ее жизнь, что даже не начинала обдумывать то, как ей поступить. Что она может сделать? Она замужем за Винсенте Сантосом. И в этой чужой стране у нее нет надежды, что этот брак будет признан недействительным. Все козыри у него в руках. У него есть власть, богатство, огромное влияние. Она вручила себя ему, и вот наступило время расплаты.
Лимузин въехал на двор Минха-Терры. Выходя из машины, Доминик была не уверена, что сможет держаться на ногах. Ее опасения оказались напрасными, и она быстро пошла к террасе. Обернувшись, она увидела, что Сальвадор следует за ней с двумя ее чемоданами, и взбежала по ступеням в гостиную.
Она резко остановилась: при ее появлении с низкого дивана поднялся Винсенте и стоял, глядя на нее. Ее щеки и шею залил густой румянец, и она отчаянно пожалела, что ей не пришло в голову переодеть свое черное платье. Она, наверное, выглядит ужасно нелепо в середине дня. Винсенте в своем темном костюме, в рубашке с расстегнутым воротом казался совершенно спокойным и очень привлекательным.
И почему должно быть иначе, отчаянно подумала она. Он все еще считает, что у него легковерная, полная обожания жена!
— Где ты была? — спросил он. Не звучали ли его слова обвиняюще?
— У Роулингсов! — ответила она негромким напряженным голосом.
— Почему?
— Из-за одежды, конечно! — Она постаралась справиться с захлестывающим ее гневом.
— Ее мог забрать Сальвадор, — бесстрастно заметил он, следя за нею прищуренными глазами. Казалось, он чувствует, что она на пределе, потому что не пытался приблизиться к ней.
— Да, мог. Но я предпочла взять ее сама.
Доминик услышала у себя за спиной шаги: в комнату вошел Сальвадор.
— Я отнесу вещи в вашу комнату, сеньора, — сказал он невыразительно.
Сжав губы, Доминик покачала головой.
— Нет. Нет, не надо, — резко ответила она. — Оставьте их — оставьте их в холле!
Теперь глаза Винсенте потемнели от досады, и он нетерпеливо махнул рукой.
— Отнеси их в комнату, Сальвадор, — отрывисто приказал он.
— Да, сеньор. — Сальвадор проигнорировал распоряжение Доминик и вышел через арку. Краешком глаза она увидела, как он идет наверх, и гнев ее еще усилился.
— В этом была необходимость? — невесело спросил Винсенте. — Ясно, что ты чем-то расстроена, но к чему была эта ребяческая истерика?
— Ребяческая истерика! — повторила дрожащим голосом Доминик. — По-твоему, вот что это такое?
Винсенте подошел к столику с бутылками.
— Выпей чего-нибудь, — хладнокровно посоветовал он. — Это тебя успокоит.
Доминик нерешительно застыла у двери, чувствуя, что еще немного — и она потеряет остатки с таким трудом сохраняемого спокойствия. Он так хладнокровен, так спокоен! Неужели он не догадывается, что она узнала? Конечно, догадывается! Он должен был знать, что рано или поздно она обязательно узнает! Уж не думает ли он, что своим равнодушным отношением уменьшит важность того, что ей предстоит сказать?
— Винсенте! — гневно сказала она. — Не пытайся меня успокоить. Ты, наверное, имеешь представление о том, что меня расстроило!
Он повернулся, небрежно прислонившись к столу.
— Несомненно, Марион Роулингс пыталась устроить неприятности, — цинично заметил он.
Доминик переплела пальцы, опуская голову. Он пожал плечами и добавил:
— Ты однажды сказала мне, что мне известно, что она за женщина. — Он пристально всмотрелся в нее. — Тебе это тоже известно.
— Да, но… Ведь это совсем другое дело. Это нечто бесспорное. Нечто, что даже Марион не могла бы выдумать!
— Ты уверена? Доминик подняла взгляд.
— Конечно, я уверена. Или ты отрицаешь, что раньше был женат?
На лице Винсенте не отразилось никаких чувств. Оно было как маска, и Доминик с отчаянием подумала: увидит ли она когда-нибудь, хоть мельком, человека, скрывающегося за этой маской? Накануне ночью она решила, что нашла настоящего Винсенте, того Винсенте, которого не могла тронуть ни одна из этих женщин с их позами, но теперь она чувствовала неуверенность, неопределенность.
Наконец он скучающе ответил:
— Нет, я этого не отрицаю. И из-за этого весь спектакль? Почему это подняло такую бурю страстей? — Он раздраженно воскликнул:
— Господи, какое это имеет отношение к нам? Доминик изумленно посмотрела на него.
— Ты должен был сказать мне!
— Почему? Почему? Это помешало бы тебе выйти за меня замуж? Ты бы отвергла мое предложение на этом основании? Ради Бога, Доминик, ты же не ребенок! — Он отвернулся и, налив себе щедрую порцию виски, осушил рюмку одним глотком. — Почему мой предыдущий брак так смущает тебя? — яростно пробормотал он. — Я был молод — глуп! Я научился на моих ошибках Доминик дрожала.
— Ты… ты любил ее?
Он резко повернулся к ней, глядя ей в глаза с сардоническим выражением на лице.
— Любил? Что такое любовь? Сомневаюсь, чтобы ты имела об этом хоть малейшее представление! Уж, конечно, она не имеет ничего общего с чувством, которое, по твоим словам, ты ко мне питаешь — и которое не устояло перед таким пустяковым известием!
— Это не все! — воскликнула Доминик, обхватывая себя руками, пытаясь унять дрожь, сотрясающую все ее тело.
— Ах, нет? Что же еще? Какие низости совершил я? — Он налил себе еще рюмку. — Что за волнующие разговоры ты вела! И ты не пыталась меня защитить? Не это ли долг верной женушки?
Доминик запнулась.
— Я… я не вела этого разговора. Я… я услышала случайно…
— А, подслушивающий, который никогда не слышит ничего хорошего о себе, а в данном случае о своем муже! — Он проглотил свое виски. — Продолжай, пожалуйста! Я сгораю от любопытства.
— Почему ты женился на мне? — Доминик произнесла эти слова почти шепотом. Винсенте вздохнул.
— Разве ты не знаешь? — Он коротко, невесело хохотнул. — Уверен, что знаешь! Я женился на тебе, чтобы отнять тебя у Хардинга. Доминик прижала руку к горлу.
— Не… не может быть!
— Не может? — насмешливо нахмурился Винсенте. — А я думал, именно поэтому!
Доминик отвернулась, закрыв лицо руками.
— О, Боже! — простонала она. — О, Боже! Лучше бы я умерла!
Винсенте быстро подошел к ней и резко повернул лицом к себе.
— Ты ведь это хотела услышать, правда? Ведь именно это ты уже слышала от Марион Роулингс, так?
— Да! — Она говорила чуть слышно.
— Я так и подумал. Как очаровательна эта женщина! Надо мне будет когда-нибудь послать ей цветы. Может быть, черные орхидеи! Доминик подняла на него взгляд.
— Как ты можешь здесь стоять и говорить так… так беззаботно о том, что касается нас обоих? Почему? Почему ты это сделал? На лице Винсенте читалось презрение.
— Разве ты и этого не узнала? Разве имя Изабеллы не было названо?
— Ты специально заставляешь меня защищаться! — дрожащим голосом воскликнула она. — Наверное, нападение — лучший способ защиты!
— Тогда нападай! — холодно отозвался Винсенте. — Какое у тебя оружие? Тебе известно, как близко Хардинг знал мою сестру? Ты знаешь, почему она ушла в монастырь — ушла из мира?
— А ты знаешь?
— Да, я знаю. — Он отвернулся. — Но не воображай, что то, что я не скрываю этот факт, — это признание вины! Причины, по которым я женился на тебе, — это мое дело. Каковы бы они ни были! — Голос его звучал напряженно.
Доминик колебалась.
— Ты… ты хочешь сказать, что я могла ошибиться? Что Марион могла ошибиться? — недоверчиво прошептала она.
Он резко обернулся, пригвоздив ее к месту взглядом золотистых глаз — глаз, в которых горело какое-то непонятное ей чувство.
— А если бы и так? — спросил он негромко.
— Ну, тогда… — начала она глуховатым голосом.
— Ну, тогда — ничего! — прорычал он. — Уж не думаешь ли ты, что можешь прийти сюда — обвинить меня в том, что я обманул тебя не только относительно причин, по которым женился на тебе, но и скрыв свой предыдущий брак — брак, о котором я считаю нужным забыть, — а потом, отказавшись от этих обвинений, вернуть твое уважение и снова принять твою веру в меня? Нет!!! — Он ударил кулаком по ладони второй руки. — Обвинения были высказаны — недоверие было. Мне не надо, чтобы мне верили… — Он замолчал, как будто рассердившись на себя за то, что вообще начал эту фразу. — Убирайся с моих глаз! — Он выдавил эти слова, как будто сам вид ее стал ему невыносим.
Доминик нетвердо прошла к арочному входу в холл. Там она обернулась. Она была поражена и смущена, и презирала себя за то, что снова хотела ему поверить. Его гнев был таким реальным, горечь так ясно видна… Либо она была несправедлива к нему, либо он — великолепный актер. Вероятно, это последнее более правдоподобно. Он прекрасно знает женщин, он инстинктивно, знает, как лучше себя с ними вести. И все же…
— Убирайся отсюда! — резко сказал он, отвернувшись от стола с бутылками и увидев, что она задержалась у выхода.
— Отсюда… — ахнула она, — из Минха-Терры?
— О, нет! — его жестокие черты осветились суровой улыбкой, — Не из Минха-Терры. Ты моя жена, Доминик, и моей женой останешься, нравится тебе это или нет! Уж не думаешь ли ты, что я готов сделать из себя посмешище, выгнав тебя вон из-за кучи сплетен, которые ты услышала от этой змеи, принесла сюда и высказала мне? О, нет, Доминик! Если я такой, каким ты меня считаешь, ты это поймешь. Я с тобой еще не покончил. Ты даже представить себе не можешь, как я могу унизить тебя, если захочу!
— Прекрати! Прекрати это! — Доминик зажала уши руками.
— Почему? Почему я не могу выместить на тебе хоть какую-то долю моего разочарования? Ты еще узнаешь, что я могу быть совершенно безжалостным, когда что-то идет не по-моему.
— Ты… ты угрожаешь мне? — Голос ее дрожал.
— Да… да, наверное, угрожаю. По крайней мере ты можешь идти распаковывать свои вещи. В нашей комнате!
Доминик кусала губы.
— Ты… ты же не думаешь, что мы можем… можем жить вместе… после этого? — воскликнула она.
— Ты имеешь в виду спать, правда? — яростно поправил он ее. — О, да, Доминик! Как я уже сказал — ты жена Сантоса! А я свое не отдаю.
Доминик трясла головой.
— Ты… ты не можешь заставить меня… — начала она.
— Не могу? Посмотрим! А сейчас — убирайся!
Вся дрожа, она поднялась наверх. На площадке она столкнулась с Сальвадором, но не смогла даже взглянуть на него. Однако, прикоснувшись к ее руке, он сказал:
— Будьте осторожны, сеньора! Мужчина не все может выдержать! Доминик нахмурилась.
— Что вы хотите сказать?
— Подумайте, — негромко ответил Сальвадор. — И не судите человека ни по каким другим критериям, а только на основании того, что вы сами о нем знаете.
Потом он поспешно начал спускаться вниз, а она остановилась, глядя ему вслед, всем сердцем жался, что поехала сегодня к Роулингсам.
Глава 8
Чемоданы стояли на середине прекрасной сине-золотой комнаты на полу. Доминик устало вошла, закрыв за собой дверь. Так много произошло в течение этого дня — бесполезно пытаться понять и усвоить это, тем более в ее нынешнем состоянии. Подобно тому, как вчерашний день превратился в нечто прекрасное и дарящее радость, так день сегодняшний стал настоящей катастрофой. Она не только узнала о своем муже массу невероятных вещей, но и разрушила то, что привлекло его к ней. И она верила ему, когда он сказал, что может отомстить. Она всегда ощущала в нем эту необузданную жестокость и сейчас не осмеливалась даже думать о том, как он теперь поступит.
Доминик устроилась на широком сиденье подоконника у окна с видом на простиравшуюся внизу долину. Несмотря на жаркий день, ее трясло. Что же теперь будет с ними? Как может она и дальше жить с человеком, обманувшим ее, а теперь, кажется, презирающим ее? Она вздохнула. Трудно было поверить в то, что всего три недели назад она радостно строила планы, предвкушая поездку в Южную Америку. Теперь она — замужняя женщина, она замужем за бразильцем, которого не знает и не понимает и который готов, не задумываясь, сломать ее. И все же она его любит!
Даже злобные слова Марион не смогли разрушить это чувство, и если она и испытывала унижение из-за того, почему он на ней женился, то только потому, что была разочарована: это не имело никакого отношения к Джону и Изабелле. Даже с его предыдущим браком, если бы у нее было время свыкнуться с этой мыслью, она могла бы смириться.
Может быть, если бы она не встретила Винсенте сразу же по возвращении, если бы у нее было время сесть и подумать о том, что она узнала, она смогла бы вести себя нормально, не обращаться-с ним, как с каким-то чудовищем. Если бы она успела серьезно обдумать все это, может быть, она сумела бы спрятать боль и горечь, которые испытала от откровений Марион. В конце концов для нее ее любовь должна была быть важнее всего, и даже если бы она могла иметь лишь немногое, это было бы все же лучше, чем ничего. Если он испытал какое-то садистское наслаждение, отняв ее у Джона, то, может быть, у него были на то причины — как знать? Как и сказала Марион, он мог воспринять интерес Джона к своей сестре весьма серьезно, если принять во внимание, как латиняне оберегают своих женщин… Но когда она слышала тот разговор Марион с Мэри, после того, как только что узнала о его предыдущем браке, невозможно было рассуждать логически, как сейчас.
Подавленная, она встала, подошла к столу и взяла сигарету. Пальцы ее дрожали. Что бы она ни думала, какие извинения его поступкам ни искала, факты изменить было нельзя, и они оставались все такими же удручающими. Он сознательно ввел ее в заблуждение, сознательно поставил своей целью увлечь ее с самой первой их встречи. Конечно, она знала, что привлекательна, но в ней нет ничего от фам фатель — роковой женщины, — чтобы она могла заставить такого искушенного человека, как он, потерять голову. Нет, в основе слов тех сплетниц лежала правда. Как говорят, нет дыма без огня, удрученно думала она.
Сердитыми, нервными движениями она распахнула чемодан и начала вынимать вещи. Сейчас по крайней мере она ничего не может поделать. Как и сказал Винсенте, она останется здесь, и надо постараться примириться с ситуацией. Кто знает, что произойдет в последующие дни? Однако одно совершенно точно: рано или поздно ей надо будет поговорить с Джоном, самой узнать, каковы были его отношения с Изабеллой Сантос, чтобы она больше не оставалась в неведении относительно этого.
Позже, когда все ее платья были развешаны в шкафах, Доминик приняла ванну и переоделась в облегающее прямое платье из бирюзового льна. Это было одно из ее самых простых платьев, но тем не менее выглядело оно хорошо. Расчесав волосы, она сделала пучок на затылке — у нее даже не было сил пытаться устроить прическу посложнее. Несмотря на косметику, лицо ее казалось бледным, и она с тревогой думала, что ждет ее этим вечером.
Однако, спустившись вниз, Доминик не увидела Винсенте, и, когда Сальвадор появился в гостиной сказать, что обед подан, она спросила:
— Где… где мой муж, Сальвадор?
С обычным своим вежливым поклоном Сальвадор ответил:
— Сеньор Сантос сегодня не обедает дома, сеньора.
Доминик просто ушам своим не поверила. И это после того, как он пришел в такой гнев! И, судя по тому, что он не приходил в их комнаты, чтобы переодеться, она решила, что он остался внизу в мрачных раздумьях. Известие о том, что он ушел, было оскорбительно для тех усилий, которые она потратила на свой внешний вид.
— Куда… куда он пошел? — осторожно спросила она.
Сальвадор пожал плечами.
— Не могу сказать, сеньора. Доминик почувствовала, как ее захлестывает бессильное раздражение.
— Бога ради, Сальвадор, — резко сказала она дрожащим голосом, — разве ото не тот случай, когда вы можете выдать секрет? Я его жена! Сальвадор переплел пальцы.
— Но это правда, сеньора. Я не знаю, куда ушел сеньор Сантос.
Доминик направилась к столу с бутылками и налила себе щедрую порцию виски. Она чувствовала, что могла бы пить, не переставая, чего никогда раньше не делала. Но она была готова на что угодно, лишь бы хоть на время унять боль, раздирающую ее сердце.
Сальвадор подошел к ней.
— Я не стал бы пить это, сеньора, — тихо проговорил он. — Оно очень крепкое. Вам, наверное, станет плохо.
Доминик кинула на него презрительный взгляд.
— Вы думаете, я никогда раньше не пила, Сальвадор? — жестко спросила она. — Я не ребенок, знаете ли.
— Конечно, нет, сеньора, — серьезно ответил Сальвадор. — Тем не менее я посоветовал бы…
— Мне не нужны ваши советы, — горько сказала Доминик.
Поднеся рюмку к губам, она одним глотком проглотила почти половину ее содержимого.
Она тут же чуть не задохнулась. Приступ отчаянного кашля сотряс все ее тело, горло и желудок обожгло как огнем. Из глаз полились слезы, и она ощупью стала поспешно искать носовой платок. Сальвадор невозмутимо вручил его ей, а когда кашель прошел, вынул рюмку из ее покорных пальцев и поставил обратно на поднос. Потом он сказал:
— Стол накрыт в маленькой столовой, сеньора. Не изволите ли пройти?
Доминик взглянула на него почти нетерпеливо, а потом, с выражением покорности судьбе, пошла впереди него из гостиной.
Обед прошел в молчании. Доминик ела очень мало и с отсутствующим видом пила понемногу вино, которое наливал ей Сальвадор. Окружающая ее обстановка, тепло бархатистого ночного воздуха, аромат душистого табака и роз, цветущих так обильно, ничего для нее не значили. Она была поглощена собственными мыслями и жестоко болезненными догадками о том, где сейчас может быть Винсенте. Она знала, что найдется множество женщин, готовых утешить его, жаждущих его ласк, множество женщин, всегда готовых удовлетворить любое его желание. Ему не нужна она, Доминик. Она — всего лишь мимолетная забава, девушка, не походившая на других, чужестранка, которой можно воспользоваться.
Выйдя из-за стола, она прошла к низкой стене, окружавшей внутренний дворик, и уселась на нее, вздыхая. Прошлой ночью в этот час она была в его объятиях, узнала, что значит иметь Винсенте в качестве любовника. А сегодня она была одинока, познав утрату, и была ли в этом виновата она сама или нет, но это всего лишь ускорило события, приведя к тому положению дел, которое так или иначе ждало ее. Рано или поздно она должна была надоесть ему, и тогда…
Ей хотелось плакать. Ах, как ей хотелось сдаться и заплакать, оплакивая себя и Винсенте, но больше всего — мечту, которой не суждено было осуществиться! Она оказалась одна, практически без друзей в чужой стране, не видя никакого выхода из ужасного положения, в которое попала. Она больше не управляла своей судьбой. Она потеряла эту возможность, когда согласилась стать женой Винсенте Сантоса.
Было уже поздно, когда Доминик в конце концов решила забыться сном. Поднявшись на площадку второго этажа, она столкнулась с Сальвадором, выходившим из комнаты, в которой она спала в первую свою ночь в Минха-Терре, и подумала, что, возможно, эта комната запирается. Она прежде не обратила на это внимания, но теперь это стало вопросом первостепенной важности. После этого проведенного в одиночестве вечера ей невыносима стала мысль о том, что он вернется домой, возможно, даже от другой женщины, и увидит, что она терпеливо ждет его в главной спальне, как покорная рабыня, боящаяся своего господина.
Она вошла в туалетную комнату, примыкавшую к главной спальне, по дороге пожелав Сальвадору доброй ночи.
Закрыв дверь и прислонившись к ней, она подождала, пока не услышала, что он снова спустился вниз. Тогда она быстро кинулась в спальню, схватила свою ночную рубашку, поспешно пересекла площадку и вошла в уже знакомую ей спальню. Кровать была заново застелена, и она откинула покрывало.
Потом она пошла в ванную, чтобы помыться и почистить зубы.
Однако не пробыла она в ванной и пяти минут, как в ее дверь постучали. Она прямо-таки подпрыгнула от неожиданности и, завернувшись в полотенце, пошла открыть дверь — и увидела Сальвадора.
— Да? — довольно резко спросила она.
— Почему вы пользуетесь этой ванной комнатой, сеньора? — спросил он. Доминик расправила плечи.
— Это не такой вопрос, которого можно ожидать от слуги, — сердито сказала она и мгновенно пожалела, увидев, как лицо Сальвадора стало замкнутым. Она вздохнула. — Извините, но вас сегодня вечером нельзя было назвать моим другом, не так ли, Сальвадор? Сальвадор смягчился.
— Сеньора, ради вас самой, спите в главной спальне. Не обольщайтесь мыслью, что можете ему противиться.
Доминик прикусила губу.
— Если я лягу в этой комнате, я запру дверь, — сказала она, стараясь, чтобы слова ее звучали спокойно, но это у нее совершенно не получилось.
— Вы, возможно, думаете, что ключ не даст моему хозяину войти? — печально спросил Сальвадор, качая головой. — О, нет, сеньора. Ключи для слабых. А для сильных — стратегия!
— Стратегия? — нахмурилась Доминик.
— Ложитесь в главной спальне, — еще раз повторил Сальвадор, — пожалуйста. Доминик колебалась.
— Ах, Сальвадор! Как бы я хотела знать, что мне делать! — Голос ее сорвался.
Сальвадор пожал плечами.
— Теперь вы — жена Сантоса, сеньора. Вы можете сделать очень многое. Доминик покачала головой.
— Но не то, что мне хотелось бы. Я даже не знаю, что Винсенте намерен делать. Он так же непредсказуем, как всегда.
Сальвадор чуть заметно улыбнулся.
— Но вы, сеньора, вы подождете и узнаете, да? Вы не настолько непредсказуемы.
— Может быть, лучше было бы, если бы была, — вздохнула она.
— Нет, это не так. Есть одна старинная китайская поговорка: «Оседлав тигра, нельзя спешить». Вы в этом положении, сеньора. Вам нельзя уйти от судьбы.
Доминик кусала нижнюю губу.
— А кому-то можно?
— Наверное, нет. Но существуют люди, считающие, что она в их руках.
— И вы думаете — мой муж из таких?
— Я думаю, сеньор не понимает, чем владеет. Он еще не оценил это по достоинству! Доминик печально улыбнулась.
— Спасибо, Сальвадор. — Она потуже завернулась в полотенце. — Я… я боялась, что вы оставили меня…
— Сегодня вечером? Если бы я знал, где сеньор, я бы сказал вам. Вы — его жена и имеете право знать, где он находится. Я не совсем бессердечен, сеньора.
Доминик закусила губу.
— Вижу, что нет. Извините, если я была груба — тогда.
Сальвадор покачал головой.
— Поспите, сеньора. Завтра будет новый день.
Доминик спала плохо. Кровать казалась широкой и пустой, нервы ее были напряжены до предела, она слышала каждый посторонний звук, каждый шаг в этом незнакомом доме. Но постепенно само это внимание измучило ее, и она забылась беспокойным сном — и была вскоре разбужена шумом автомобильного мотора у дома.
Она моментально проснулась и напряженно прислушивалась, ожидая услышать шаги на лестнице, у двери, в комнате…
Но мотор был выключен, и хлопнула дверь, а потом наступила полная тишина, тишина почти оглушительная — такая она была напряженная. Доминик сжала кулаки. Если он собирается прийти к ней, то почему не идет? Или он не знает, что ощущение рока давит на нее? Неужели он не знает, что она страшно испугана, что она боится не только его, но и собственных предательских чувств?
Молчание растянулось до бесконечности. Ее напряженное тело невольно расслабилось, от переживаний ее слегка мутило. Включив ночник, она взглянула на часы на столике. Был уже третий час. Она глубоко вздохнула. Что он делает? Это что — новая изысканная пытка? Если да, то она действует.
Доминик снова выключила свет, и в конце концов, видимо, все же задремала. Она ворочалась и металась, заметила, что слабые розовые лучи солнца упали на двери, ведущие на балкон… Наконец наступило утро, но он к ней не пришел.
В семь она встала, приняла душ и надела вельветовые брюки сочного фиолетового цвета и белый безрукавный свитер. Потом она уложила волосы узлом, заколола шпильками и спустилась вниз.
В столовой слышны были голоса, и она в нерешительности задержалась в дверях. Разговаривали Винсенте и Сальвадор. Винсенте сидел за столом, Сальвадор подавал еду.
При ее появлении Винсенте вежливо встал, а потом, когда она уселась, тоже сел.
— Принеси еще рогаликов и свежего кофе, Сальвадор, — распорядился он. Сальвадор вышел, пожелав Доминик доброго утра. Доминик чуть слышно сказала:
— Спасибо, Сальвадор, только кофе, — но не была уверена в своей способности отдавать ему приказания.
Винсенте явно уже заканчивал завтрак, закуривая сигару с последней чашкой черного кофе. В легком тропическом костюме из кремового льна он казался прохладным, темным и красивым, и Доминик не удержалась, чтобы тайком не смотреть на него.
— Ну? — сказал он наконец, — Ты хорошо спала?
— Да, спасибо, — вежливо ответила Доминик. — А ты?
— Вполне сносно, — хладнокровно ответил он. — Надеюсь, машина тебя не разбудила?
Доминик сжала губы. Он дразнит ее, но она не будет давать пищу его садистскому юмору.
— Машина? — удивилась она. — Какая машина?
Но Винсенте только сардонически улыбнулся, как будто прекрасно разгадал ее жалкую попытку обмануть его. Вернулся Сальвадор с тарелкой горячих рогаликов, кофейником и кувшинчиком с горячим молоком. Он поставил их так, чтобы Доминик удобно было их брать, спросил, не желает ли она чего-нибудь еще, и удалился, послав Доминик отдельную, очень мягкую улыбку.
Винсенте пристально всмотрелся в жену.
— Похоже, тебе удалось присвоить себе преданность Сальвадора, — заметил он.
— Очень сомневаюсь, — ответила Доминик, наливая себе кофе на удивление уверенной рукой — если принять во внимание, как она нервничала.
— Вот как? Почему? Я же такое чудовище, невозможно себе представить, чтобы такой человек, как Сальвадор, не нашел себе кого-нибудь получше в качестве — как бы это сказать? — ментора.
— Ах, перестань! — воскликнула Доминик. — Послушай, это смешно. Мы Сидим здесь, обсуждая всякие банальности, и молчим о том, что занимает нас обоих больше всего! Ты должен поговорить со мной, Винсенте. Я хочу знать, чего мне ждать!
— А чего ждать мне? — парировал он жестоко.
— Я не понимаю.
— Правда? А по-моему, понимаешь. По-моему, ты прекрасно понимаешь. Ты начала вес это, Доминик. Не я.
— Как ты можешь так говорить? Я только повторила то, что мне сказали.
— Истерично, — жестоко поправил он ее. — Когда ты вчера сюда вернулась, ты вела себя, как одержимая. Ты не готова была вести спокойный разговор. Ты слушала эту женщину — эту змею — и во всем ей поверила, хотя и знала, что она славится своими сплетнями!
— Но ты не помог мне! Ты позволил мне все это сказать! Ты даже не пытался объяснить.
— А почему я должен был перед тобой оправдываться? — Он резко встал. — Я никому не даю отчета в своих поступках!
— Я твоя жена, Винсенте! Он выразительно посмотрел на нее и, подойдя к окну, мрачно уставился вдаль. Аппетит Доминик, и без того не слишком хороший, окончательно покинул ее, и, оттолкнув тарелку с рогаликами, она потянулась за сигаретой. Закурив, она стала пить кофе, пытаясь представить себе, каково это будет: жить недели, месяцы… даже годы в такой атмосфере.
Она хотела бы спросить его где он был прошлой ночью, но сомневалась, что он вообще ответит ей.
Повернувшись к ней, он сказал:
— Мне сегодня надо ехать на завод. Что ты будешь делать?
Доминик покраснела.
— Я не знаю.
— Я хочу совершенно определенно сказать, что не желаю, чтобы ты ездила снова в Бела-Виста без моего позволения. — Его голос был холодным, как лед.
Доминик огорченно слушала, а потом неожиданно к ней вернулась ее природная стойкость. Как он смеет считать после всего происшедшего, что может диктовать ей, когда и куда идти! Она подняла к нему взгляд и сказала:
— Если я захочу поехать в Бела-Виста, я поеду!
Голос ее звучал хладнокровно и спокойно, ничем не выдавая бурю чувств, бушевавшую в ее душе.
Винсенте прислонился к оконной раме.
— Ты так думаешь?
— Я знаю! — В голосе ее слышалось презрение. — Что ты сделаешь? Как помешаешь мне? Свяжешь меня? Запрешь в комнате? Ты боишься, что я еще что-нибудь услышу о твоих недостатках?
Винсенте выпрямился. Лицо его потемнело, глаза яростно горели.
Но Доминик чувствовала себя уверенно, давая выход своей боли, гневу и унижению. Это было какой-то разрядкой, и она не собиралась от этого отказаться, каким бы пугающим ни казался Винсенте.
— Я буду говорить с тобой, как хочу! — воскликнула она, вскакивая. — До сих пор я сдерживалась, я позволила тебе захватить инициативу, не давать мне» никаких объяснений твоим действиям и видела один только гнев. Я даже вообразила себя героиней этой… черной комедии! Но с этим покончено. Похоже, ты кое-что забываешь. Я не из ваших беспомощных испанских и португальских сеньорит! Я англичанка, а в Англии мужчины считают женщин людьми, а не игрушками, не бесполезными побрякушками!
Винсенте стремительно подошел к ней. Во взгляде его читалась мука. Он жестко сжал ее плечи и сильно встряхнул.
— Прекрати эти истерики! — крикнул он. — Ты сама не знаешь, что говоришь! Ты решила, что, если я не умоляю тебя о прощении, не высказываю бесполезных извинений по поводу того, что не должно было иметь ни малейшего отношения к нам, значит, я пытаюсь скрыть еще более серьезные проступки. Пора повзрослеть, Доминик! Ты уже женщина, а не глупый ребенок! А я мужчина — и не желаю, чтобы со мной обращались, как с животным!
Доминик дрожала, но не отводила глаз.
— Тогда расскажи мне о Джоне и Изабелле! — сказала она.
Он резко отпустил ее.
— Очевидно, ты не слышала ни слова из того, что я говорил. Неужели в тебе совсем нет доверия?
Доминик колебалась. Он всегда умел сыграть на ее неуверенности. Ему же удалось победить ее мятежное желание ранить его так же больно, как он ранил ее.
— Тебе нужно полное подчинение! — с горечью воскликнула она.
— Мне нужна жена! А не инквизитор! — ответил он сурово. — Почему ты постоянно занята прошлым? Разве не будущее должно нас занимать?
— Будущее? Какое будущее? — безрадостно спросила Доминик.
— Вот именно, — жестко ответил он. Доминик беспокойно шевельнулась.
— Тогда отпусти меня.
— Отпустить? Что это значит? Ты хочешь освободиться от меня, так, что ли? Может быть, чтобы вернуться к Хардингу?
Доминик знала, что никогда не сможет возвратиться к Джону, но ему необязательно было это знать. Она крепко держалась за свою глупую гордость.
— Это так невероятно? — спросила она. — В конце концов он был моим женихом, он любил меня.
Лицо Винсенте гневно исказилось.
— Этой английской свинье не известно даже значение этого слова! — яростно заявил он.
— А тебе известно? — удивленно посмотрела на него Доминик.
Винсенте ответил ей странным взглядом, потом пошел к двери.
— О, да, — холодно ответил он, — я знаю. И он закрыл за собой дверь, а она осталась одна, все такая же несчастная и растерянная.
Время тянулось невыносимо медленно. Доминик бесцельно бродила по дому. Она то дотрагивалась до каких-то вещей, то меняла местами какие-то безделушки… Она собрала в саду цветы и поставила свежие букеты в холле и гостиной… Она надела купальник и лежала в шезлонге у бассейна… Но невозможно было уйти от душевных терзаний, и она не находила себе места.
Ближе к вечеру, когда пчелы сонно жужжали в цветах, а жара, казалось, давила, как вполне ощутимая сила, Доминик лежала в шезлонге во внутреннем дворике. Ей удалось ненадолго впасть в какое-то бездумное состояние. На коленях у нее лежала пара открытых журналов. И тут телефонный звонок нарушил тишину и прогнал ее спокойствие.
Доминик резко села и увидела, что Сальвадор своим обычным неспешным шагом направляется в гостиную. Он поднял трубку, и она снова откинулась в шезлонге. Это, конечно, звонят не ей. Может быть, кто-то решил, что Винсенте может оказаться дома вместе со своей молодой женой.
Когда рядом с ней возник непривычно взволнованный Сальвадор, она озадаченно спросила:
— В чем дело, Сальвадор? Сальвадор сплел пальцы.
— Это звонок с завода, сеньора. Просят вас. Доминик нахмурилась.
— Меня? — Она почувствовала слабую тревогу. — Кто это? Винсенте?
— Нет, сеньора, это не сеньор. Пожалуйста, подойдите сейчас к телефону. Доминик покачала головой.
— Кто бы это ни был, Сальвадор, поговорите вы. Спросите, что надо передать. Я не хочу ни с кем разговаривать.
— Но вы должны, сеньора, — настаивал Сальвадор. — Это важно! Доминик вздохнула.
— Ax, Сальвадор, вы же знаете, что я не хочу сегодня ни с кем разговаривать.
— Сеньора! Доминик пожала плечами.
— Ах, ну ладно. Кто это?
— Это сеньор Ривас, сеньора, — ответил Сальвадор, помогая ей подняться.
Доминик успокоилась. Ей нравился Фредерик Ривас. По крайней мере ей не было страшно говорить с ним. Она вышла с Сальвадором в гостиную, и он подал ей трубку. Сальвадор не ушел из комнаты, а остановился у двери, но Доминик не хотела просить его выйти.
— Алло! — сказала она в трубку. — Доминик Мэл… Доминик Сантос слушает.
— А, Доминик, — с облегчением отозвался Ривас. — Благодарение небу, вы дома! Дитя мое, у меня ужасная новость. В лаборатории произошел несчастный случай!
Доминик почувствовала, как кровь отхлынула у нее от головы, и ее охватила страшная слабость. Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, она впилась пальцами в край стола.
— Несчастный случай? Сеньор Ривас, что произошло? Мой муж ранен?.. Он не…
— Нет… Нет, он не погиб. Но — да, он ранен.
Доминик прижала руку к горлу, пошатнувшись, и Сальвадор поспешно подошел к ней, чтобы поддержать в случае необходимости.
— Продолжайте! — слабым голосом сказала она. — Что случилось? Где Винсенте? Я хочу его видеть.
Мгновенно их утренняя ссора превратилась в пустяк. Единственно важным для нее была ее потребность видеть его, желание знать серьезность положения.
— Вы не можете увидеть его, Доминик, — мягко ответил Фредерик Ривас. — Сейчас он на вертолете — на пути в Рио-де-Жанейро, в больницу. Там смогут вылечить его гораздо лучше, чем в больнице Бела-Виста.
— Но что у него за раны? — отчаянно вскрикнула Доминик. — Сеньор Ривас — пожалуйста!
— Ну, он получил ожоги! — прямо сказал Фредерик Ривас. — Произошел взрыв…
— Взрыв! — недоверчиво повторила Доминик. — Но как это случилось? Как это МОГЛО случиться?
— Это я намерен выяснить, — сурово ответил Ривас. — Однако сейчас я буду говорить о Винсенте. Когда его увозили, он был в сознании, и это по его настоянию я не звонил вам раньше. Он не хотел, чтобы вы в панике ринулись на завод, что вы, несомненно, сделали бы.
Доминик показалось, что ее сердце сжимает чья-то ледяная рука. Даже когда он был ранен, испытывал физические страдания, он не захотел видеть ее. Она не нужна ему! Это было больно. По-настоящему больно!
— Да, — отозвалась она приглушенно. — Тогда… тогда что же я должна делать?
— Ну… — Ривас явно испытывал теперь неловкость, — ну, Доминик, на вашем месте я подождал бы до вечера и позвонил в больницу в Рио. Они смогут сообщить вам подробности. Доминик подташнивало.
— Но… но я хочу видеть его! — воскликнула она. — Я… я должна его видеть!
— По-моему, он не хочет, чтобы вы сейчас его видели, Доминик, — осторожно сказал Ривас. — Эти ожоги, о которых я сказал вам — они на лице. Я должен сказать вам… я должен предупредить вас, Доминик: Винсенте очень сильно обожжен!
Доминик нетерпеливо встряхнула головой.
— Вы… вы думаете, мне это важно? Вы думаете, мне важно, как он выглядит? Вы думаете, меня это оттолкнет? Ах, сеньор Ривас, я люблю его! Я… я буду его любить, даже если… если он будет похож на чудовище!
— Вы уверены, Доминик? Винсенте был очень красив…
Доминик заметила, что он сказал «был». Ее охватило страшное нетерпение.
— Конечно, уверена, — ответила она. — Сеньор, как называется больница? Предоставьте мне самой решать, что мне делать.
— Это больница Святого Августина, — медленно ответил Ривас. — Но подождите, Доминик. Одну минутку. Дайте себе время подумать.
— Подумать? О чем?
— Винсенте не хочет, чтобы вы бросились навещать его. Это было ясно по его беспокойству, когда его увозили. По крайней мере, дайте ему время смириться с его повреждениями. Доминик сжала губы.
— Вы просите о невозможном, сеньор.
— Разве? — Ривас явно испытывал неловкость. — Дитя мое, между вами и Винсенте не все благополучно, это я по крайней мере знаю.
— Откуда?
— Прошлой ночью Винсенте приехал к нам домой. Он обедал у нас. Он был очень беспокоен и очень озабочен. Он пробыл у нас долго — гораздо дольше обычного. Это непохоже на поведение человека, только что женившегося — женившегося только накануне. Мы не глупцы, Доминик.
Доминик прерывисто вздохнула. По крайней мере теперь она знает, где он был! Все ее глупые опасения были ни к чему. Почему она всегда плохо думает о нем? Почему она так, подозрительна? Почему у нее нет к нему доверия? Может быть, ее любовь и вправду такая жалкая, как он сказал?
Она отогнала эти мысли. Сейчас невозможно разобраться во всем этом. Есть вопросы поважнее.
— Я лучше попрощаюсь, — сказала она. — Я… я обещаю подумать о том, что вы сказали. Большего я пообещать не могу.
— Ну, это уже что-то, — одобрительно отозвался Ривас. — До свидания, Доминик. И удачи вам!
Повесив трубку, Доминик настойчиво спросила:
— Сальвадор, как узнать телефон больницы Святого Августина в Рио?
Сальвадор изучающе посмотрел на нее.
— Вы выслушали то, что должен был сказать сеньор Ривас?
— Конечно. Разве он не сказал вам, что случилось?
— Да, вкратце. Он сказал, что сеньор Сантос очень настаивал, чтобы вы не пытались увидеться с ним без его ведома.
Доминик отступила на шаг.
— Что вы хотите сказать?
— Сеньор Ривас должен был вам сказать.
— Он сказал. Но… вы ведь не согласны с ним! То есть… Очевидно, что мне надо видеть его!
— Почему? Сейчас вы ничего не можете сделать, — бесстрастно заметил Сальвадор. — Сеньора, не торопитесь!
— О, вы просто невыносимы! — воскликнула она. — Да и как я могу попасть в Рио без вашей помощи? Я просто хочу узнать, как он. Надо полагать, это позволено?
— Он, скорее всего, только-только успел туда попасть. Дайте им время. Пусть его осмотрят. Позвоните попозже — после обеда.
Доминик подумала, потом начала беспокойно расхаживать по комнате.
— Мне должны были сказать, когда это случилось! — кипела она. — Я его жена! Я имела право знать. Быть там. Сальвадор, уж вы-то должны знать мои чувства!
— Да, сеньора, я знаю. И я тоже хотел бы знать больше о том, что случилось. Но нам остается только ждать. Второго вертолета нет, а телефон по крайней мере дает вам прямую связь.
— У нас есть автомобиль, — напомнила она ему.
— Нет, сеньора. — Сальвадор был тверд. Потом он вздохнул. — Сеньора, видно, вы никогда не бывали в такой ситуации. Я когда-то был на гражданской войне и находился рядом с одним человеком, когда взорвалась взрывчатка, с которой он работал. Взрыв сбил меня с ног, и я упал лицом вниз. Моему другу не повезло, его лицо было сильно повреждено. Понадобилось много месяцев, чтобы оно вновь стало напоминать человеческое лицо. Этот человек не мог видеть никого, кто знал его до несчастного случая. Вы можете это понять? Доминик задрожала.
— Вы… вы не думаете, что Винсенте ранен так же серьезно? О, Боже! — Она бессильно опустилась на пол у телефонного столика. Сальвадор прищелкнул языком.
— Нет, сеньора, я не это имел в виду. Я просто пытался объяснить вам, что человек, обезображенный несчастным случаем, может очень остро ощущать свое уродство.
Доминик трясла головой.
— Как вы хладнокровны, Сальвадор! Если бы я хуже вас знала, я могла бы подумать, что вы абсолютно равнодушны к происшедшему!
Она уткнулась лицом в ладони.
Сальвадор весь напрягся.
— Никогда не говорите этого, сеньора! — сказал он почти с гневом, и его переполненный чувством голос заставил ее поднять глаза. — Я больше, чем кто-либо другой, молю Бога, чтобы это оказалось не настолько серьезным, как сейчас кажется! Но если это так, то это я должен успокаивать вас, быть вам поддержкой в том, что может случиться. Я не могу так откровенно показывать свои чувства. Я многие годы учился скрывать свои самые важные мысли. Только с сеньором Сантосом я был самим собой — а теперь с вами.
Доминик стало стыдно.
— Простите меня. Сальвадор, это было бестактно с моей стороны. Мне искренне жаль. Я, наверное, совсем потеряла власть над собой. О, сколько сейчас времени? Сколько еще нам надо ждать, прежде чем звонить в больницу, как по-вашему?
— Сейчас чуть больше половины шестого, сеньора. Я попрошу Мориса, чтобы он приготовил сегодня обед к семи. Мы позвоним в восемь.
Доминик кивнула.
— Ладно. Ладно, Сальвадор. — Она потерла вспотевший лоб. — Наверное, я пока пойду приму душ.
— Да, сеньора.
Доминик пошла через гостиную, но у арки обернулась.
— Скажите мне одну вещь. Сальвадор: какая она была? Та, другая женщина, на которой Винсенте был женат?
Сальвадор наклонил голову.
— Она была — женщина, — ответил он. Потом снова поднял к ней взгляд. — Это не мое дело, сеньора.
— Сальвадор!
— Она была красивая женщина, знатная и богатая и старше сеньора Сантоса. Доминик слушала, завороженная.
— Ну же?
Казалось, Сальвадор откажется продолжать, потом он вздохнул.
— Ее звали Валентина Кордова. Но это было много лет тому назад. С тех пор многое произошло.
— Они развелись? Сальвадор нахмурился.
— Развелись? Нет! Сеньора Сантос умерла. Доминик чуть не задохнулась.
— Умерла? — недоверчиво повторила она.
— Да, сеньора.
— Но почему? Она ведь не была настолько стара.
— Нет, сеньора. Ей было примерно столько, сколько сейчас сеньору Сантосу.
— Тогда как же… — изумленно начала Доминик, но Сальвадор покачал головой.
— Сеньора, я рассказал вам о его первой жене. Я сказал вам, как ее звали, и сказал, что она умерла. Я не хочу больше об этом говорить. Я уже сказал слишком много.
Доминик вздохнула, но не сочла возможным настаивать, как ни сильно было ее любопытство. По крайней мере она могла удовлетвориться тем, что от ее предшественницы не избавились путем развода. Что сказала Марион? Она не сказала прямо, что он развелся со своей первой женой. Она просто позволила Доминик прийти к такому выводу.
Кинув Сальвадору слабую благодарную улыбку, она начала подниматься по лестнице к своей комнате. И в это время она осознала наконец целиком всю чудовищность того, что ей сообщил Фредерик Ривас. До сих пор она была так озабочена мыслями о том, когда сможет увидеть Винсенте, что не успела как следует задуматься над тем, в каком он состоянии и каковы могут быть последствия ожога. Сознание того, что он испытывает мучительную боль, что он лежит сейчас один в этой больнице в Рио и рядом с ним нет никого, кто любит его и заботится о нем, разрывало ее сердце на части. Что бы он ни сделал, она всей душой желала снова увидеть его. Завтра, какие бы аргументы ни выдвинул Сальвадор, она поедет в больницу Святого Августина.
Глава 9
Доминик почти не притронулась к еде, но ее растрогало то, что Морис, повар, и его жена пришли сказать, как им жаль, что сеньор Сантос ранен. После обеда Сальвадор узнал телефон больницы, и они туда позвонили.
С ними говорил специалист, которого вызвали специально по этому случаю, и он мог объяснить Доминик, чего следует ожидать. Оказалось, что повреждения сосредоточены преимущественно на одной стороне лица, и некоторые опасения внушает левый глаз, который тоже слегка обожжен. Доминик содрогнулась, услышав, как специалист описывает раны и связанные с ними осложнения.
— Ожоги можно считать ожогами первой степени, — ясно сказал он, — хотя они граничат с более серьезными повреждениями. Однако нет оснований опасаться, что пациенту нельзя будет сделать пересадку кожи, как только это позволит его состояние, а позднее, месяцев через шесть, самое большее — через год, пластическая операция уничтожит все шрамы.
Доминик внимательно слушала.
— Но как он, доктор? — спросила она. — Он страдает?
— Сейчас — нет, сеньора. Он на болеутоляющих средствах. Существуют лекарства, которые снимут все ненужные боли. Ваш муж — человек здоровый. Следует ожидать полного выздоровления.
— Когда… когда мне можно его увидеть? — не удержалась Доминик. Доктор замялся.
— Насколько я понял, сеньор Сантос предпочел бы, чтобы вы пока его не видели, — сказал он озабоченно. — Однако мое личное мнение: лучше сразу же преодолеть барьер этого рода. Если откладывать неизбежное, то это мало способствует выздоровлению больного. Видимо, он очень остро сознает, что выглядит — ну, сильно изменившимся. Сеньора Сантос, вы хотите видеть мужа? — Вопрос прозвучал несколько резко.
— Конечно.
— Тогда конечно же приезжайте. У меня такое чувство, что он несколько подавлен сейчас. Возможно, ваше присутствие снимет напряжение.
Доминик подумала, не следует ли ей сказать доктору что-либо о том, какие отношения сложились у нее с Винсенте, но отказалась от этой мысли. Для Винсенте неприемлема будет сама мысль о том, что кто-то из посторонних посвящен в его личные дела.
После того, как она повесила трубку, Сальвадор спросил:
— Вы едете?
— Завтра, — кивнула она. — Вы отвезете меня?
Сальвадор пожал плечами.
— Конечно. Но я надеюсь, что вы не делаете ошибки.
— Я должна видеть его, — ответила она просто, и он кивнул.
Утром она тщательно оделась, выбрав прямой костюм, из ярко-синего шелка с белой отделкой. На короткой юбке спереди была складка-бантовка, жакет был широкий, с рукавами в три четверти. Она уложила косы короной и критически осмотрела свое отражение в зеркале. Вид у нее был холодный и отстраненный. Как бы она хотела суметь так держаться все время!
Дорога в Рио была настоящим приключением. Она еще не ездила в горах на машине, и крутые перевалы и глубокие пропасти отвлекли ее мысли от испытания, которое ее ожидало. А это будет испытание — невозможно было даже думать о том, какова будет реакция Винсенте на ее появление. Если он будет яростно недоволен ею, подумала она, то ей впору будет умереть.
Они приехали в Рио еще до полудня и сразу же направились в больницу. Это было большое современное здание, внутри все было белоснежным и безликим. Доминик подумалось, что в этих коридорах жизнь встречается со смертью, и от этого сознания ее бросило в дрожь. Ей никогда раньше не свойственны были подобные фантазии.
За столиком приемной сидел регистратор в белом, который сразу же позвонил доктору. Она попросила Сальвадора сопровождать ее, но, когда появился доктор и пригласил ее пройти в маленький кабинет у холла приемной, Сальвадор отстал, и Доминик вошла одна.
Доктор представился как Мануэль Веррес. Когда Доминик уселась, он объяснил, что ведет ее мужа. Специалист, который обработал его ожоги накануне вечером, и хирург, которому предстоит сделать пересадку кожи, сейчас заняты, а ему поручено познакомить ее с положением дел.
Доминик выслушала его объяснения. Винсенте вполне удовлетворительно оправился от шока, вызванного взрывом, и, хотя глаз его закрыт повязкой, щека оставлена на воздухе, что может оказаться для Доминик нелегким зрелищем.
— Он в палате интенсивной терапии, — продолжал доктор Веррес. — Это специальное пластмассовое сооружение, которое используется для такого рода случаев.
— Сколько он пробудет в больнице? — спросила Доминик.
— Хмм!… — Доктор Веррес взялся за подбородок. — Я не знаю точно. Четыре, может быть, пять недель. А позже он вернется для пластической операции.
— Она… она необходима? — чуть слышно спросила Доминик.
— Пластическая операция? Нет, не необходима! Но в случаях этого рода обычно к ней прибегают.
Доминик покачала головой.
— Столько операций, — пробормотала она почти про себя. — Столько лечения. Ах, доктор Веррес, мне можно его видеть? Доктор улыбнулся.
— Не вижу, почему бы и нет. Он знает, что вы приезжаете?
— По правде говоря, нет. Но специалист, с которым я разговаривала вчера вечером, решил, что мне хорошо бы приехать.
— Прекрасно. Пойдемте. Нам надо подняться в отдельную палату, где он сейчас лежит. Пойдемте же!
Сальвадор остался в приемной, а Доминик вошла в лифт и поднялась с доктором Верресом на четвертый этаж. Ее сердце отчаянно колотилось, от волнения ее подташнивало.
По коридору, выложенному белой плиткой, они прошли к дальней комнате, но прежде чем войти, зашли в кабинет палатной сестры. При виде доктора Верреса она улыбнулась. Он представил Доминик, и медсестра посмотрела на нее с беспокойством.
— Я не думаю, что ваш муж готов к вашей реакции на его раны, сеньора Сантос, — осторожно сказала она. — Ив настоящий момент у него посетительница.
У Доминик оборвалось сердце.
— Посетительница? — глухим эхом повторила она, гадая, кто бы это мог быть. Может, это София? Или даже Клаудиа? Или кто-то еще, кого она еще не встречала?
— Ну конечно же, — хладнокровно ответила медсестра Санчес. — Это сеньорита Сантос, сестра сеньора.
— Изабелла? — изумленно воскликнула Доминик. — Но я думала… Сестра кивнула.
— Вы думаете, что она послушница монастыря, не так ли?
— Ну да.
— Оказывается, мать-настоятельница дала ей специальное освобождение от обета, чтобы она могла посещать брата. В конце концов она ведь его единственная родственница, не считая вас.
Доминик густо покраснела. Она этого не знала. ОНА НЕ ЗНАЛА.
— Я… я, — растерянно начала она, но доктор Веррес вмешался:
— Возможно, как раз удачно, что сеньора Сантос войдет, когда там сеньорита Сантос, — предложил он. — В конце концов так это будет легче им обоим.
— Конечно. Это, наверное, неплохая мысль, — согласилась сестра Санчес. — Мне проводить вас, сеньора?
Доминик покачала головой.
— Нет. Нет, в этом нет нужды. Только… только покажите мне, где комната.
Палата была прямо по коридору, и, кивком поблагодарив медсестру и доктора Верреса, Доминик медленно пошла к двери. Потом решительно повернула ручку и вошла.
Поначалу ее глубоко страшили не только гнев Винсенте, но и собственная слабость. Она боялась, что не сможет не выказать какие-то чувства, какую-то тень отвращения при виде его обожженного лица. Но оказалось, что она испытывает только чувство облегчения от того, что он здесь, он жив, что его раны, какими они ни кажутся уродливыми, — это ничто по сравнению с волной любви и беспокойства, заливавшей ее для него — для него одного.
Он полулежал на подушках в темной пижаме, заставляющей его смуглое лицо казаться еще темнее, отчего еще заметнее становилась бледная, помертвевшая кожа на левой стороне его лица. Как доктор и предупреждал ее, левый глаз его скрывала повязка. На остальной части лица были красные пятна, там, где кожа была только слегка опалена. К счастью, его лоб и нос не были повреждены, и волосы не надо было стричь.
При ее появлении сидевшая по другую сторону от постели девушка поднялась на ноги, но Доминик восприняла ее только как одетую в темное фигуру — все ее внимание было сосредоточено на Винсенте. Его здоровый глаз мгновенно обратился к ней, и она увидела, как на его лице чувства сменяют друг друга. Самым сильным из них оказалось гневное, бурное неприятие ее присутствия.
— Пор Диос — ради Бога, Доминик! — яростно пробормотал он. — Что ты здесь делаешь? Я же говорил им, чтобы тебе сказали не приходить!
Гнев, звучащий в его голосе, чуть не заставил ее отшатнуться.
— Винсенте… — начала она дрожащим голосом, опасаясь, что предательские чувства опять подведут ее.
Девушка, которую Доминик узнала по фотографии в квартире Винсенте, сказала:
— Твоя жена имела право видеть тебя… утешать тебя, Винсенте. — Голос ее был спокойным и мягким.
Доминик посмотрела на нее, потом снова перевела взгляд на мужа. Винсенте, беспокойно привставший при ее появлении, снова откинулся на подушки, как будто это усилие его измучило, и резко сказал:
— В том, что касается меня, Доминик не имеет никаких прав!
Доминик смотрела на него, пораженная, не в силах сказать ни слова. Сестра Винсенте обошла кровать и, подойдя к ней, сказала:
— Я — Изабелла Сантос, сестра Винсенте. Доминик собрала остатки самообладания.
— Да… да, я знаю. Мне… мне только жаль, что мы вынуждены встретиться при таких обстоятельствах.
Изабелла улыбнулась. Она была очень спокойная, очень собранная и очень красивая в простой одежде послушницы.
— Проходите, — сказала она, — садитесь. Я уже ухожу.
— Нет! — Голос Винсенте звучал как приказ. — Изабелла, пожалуйста, останься. Доминик туго закрутила ремешок сумочки.
— Думаю… наверное, мне лучше уйти, — неловко начала она, чувствуя, что антагонизма Винсенте ей долго не выдержать. После того стресса, который ей уже пришлось испытать, это немыслимо.
— Чепуха! — резко воскликнула Изабелла. — Мой брат слишком сосредоточен на себе. У него ложное впечатление, что внешность — это все.
— Изабелла! Ради Бога! — устало пробормотал Винсенте. — Разве ты не видишь, что ей просто до смерти хочется снова уйти? И не то чтобы я ее винил. Уверен, мое лицо хоть у кого вызовет тошноту!
— Это не правда! — повернулась к нему Доминик. — Неужели ты серьезно считаешь, что мне важно, как ты выглядишь? Господи, да я просто рада, что ты жив!
— Трудно поверить, — жестоко отозвался Винсенте. — Разве все не стало бы для тебя гораздо проще, если бы я погиб?
— Ох! — Доминик прижала руку к губам. — Как ты можешь так говорить?
Изабелла бросила на брата нетерпеливый взгляд.
— Прекрати, Винсенте! Разве ты не видишь, что Доминик практически на пределе? Для нее это должно было быть страшным потрясением…
— Убирайтесь! Обе! — пробормотал Винсенте, соскальзывая с подушек. Он лег на спину и устремил взгляд в потолок. — Я устал.
Доминик взглянула на Изабеллу, и с чуть слышным вздохом та кивком головы дала ей знать, что им следует сделать то, что он столь жестко предложил.
Выйдя в коридор, Доминик совершенно сломалась. Появившийся откуда-то доктор Веррес чрезвычайно встревожился.
— Сеньора Сантос! — в изумлении воскликнул он. — Неужели его вид был для вас таким потрясением? Я ведь предупредил вас…
— Ах, нет, — плакала Доминик, — дело не в его виде. Я… я не могу объяснить. Извините.
Она поспешно ушла по коридору, и через несколько мгновений Изабелла последовала за ней. Она обняла Доминик одной рукой, и они вместе вошли в лифт.
Внизу к ним быстро подошел Сальвадор. Он тепло поздоровался с Изабеллой, поцеловав ей руку. Изабелла что-то быстро сказала ему по-португальски — Доминик ничего не могла разобрать. Потом Сальвадор кивнул, и они втроем вышли из больницы; Доминик шла между ними.
Они подошли к машине, и Изабелла помогла Доминик сесть на заднее сиденье, сама устроившись рядом. Сальвадор, как обычно, сел за руль.
— А теперь, — сказала Изабелла по-английски, — мы поедем в отель, который я знаю здесь, в Рио. Там мы сможем поговорить и, может быть, хоть как-то поправим положение.
Доминик кивнула и бессильно откинулась на спинку сиденья. Ни в одной своей пустой фантазии она все же не допускала мысли о том, что Винсенте так бесповоротно отвергнет ее. И дело было не только в его внешнем виде — в этом она была уверена. Ему просто стало невыносимо ее присутствие.
Они оказались в отеле Марии Магдалины, и Доминик постаралась заглушить воспоминания, связанные с ним. Неужели же прошло всего три недели с тех пор, как она так жизнерадостно приехала в Бразилию? Произошло так много, что казалось — прошла уже целая вечность.
Изабелла с уверенностью, напоминавшей Доминик ее брата, распорядилась, чтобы им предоставили на день номер из нескольких комнат. Потом Сальвадор отправился по каким-то своим делам, а две женщины на лифте поднялись к себе.
Было очень жарко, и большинство населения уже наслаждалось обычным послеполуденным отдыхом — сиестой. Но Доминик не чувствовала себя усталой, хотя у нее страшно разболелась голова, и она была бы рада ненадолго побыть в одиночестве и собраться с мыслями. Казалось, Изабелла это поняла: она предложила Доминик отдохнуть в одной из комнат, пока она. Изабелла, распорядится, чтобы им в номер принесли ленч. Доминик настаивала, что не хочет есть, но, когда Изабелла чуть позже постучала ей в дверь и внесла поднос с легкими закусками и сэндвичами, а к ним — свежие фрукты и кофе, ей удалось проглотить чуть-чуть еды, и она сразу же почувствовала, что ей немного легче встретить то, что ее ожидает.
Похоже, Изабелла была настроена на разговор. Устроившись на краешке постели, — она прямолинейно спросила:
— Что произошло между вами и Винсенте? Почему он так враждебен по отношению к жене, на которой женился всего три дня тому назад?
Доминик отставила чашку из-под кофе и потянулась за сигаретами.
— Разве он вам не сказал? — спросила она, вынимая дрожащими пальцами сигарету и закуривая.
— Нет, — спокойно ответила Изабелла. — Если бы сказал, я бы вас не спрашивала. Это не пустое любопытство. Просто… ну, я люблю брата, и мне больно видеть его таким несчастным.
— Несчастным? — эхом откликнулась Доминик. — Он не несчастен. По крайней мере, у меня создалось совсем другое впечатление. Он… похоже, он ненавидит меня!
— О, думаю, что нет! — резко воскликнула Изабелла. — Я, наверное, знаю брата лучше, чем вы. Я могу сказать, когда… Мне кажется, его что-то гнетет. Вы не можете… может быть, вы скажете мне, в чем дело?
Доминик вздохнула. Как ей объяснить Изабелле их ссору? Как сказать ей, что она имеет отношение к ней — к ней и Джону Хардингу?
Наконец она сказала:
— Я… он не сказал мне, что был прежде женат.
— Понятно. — Изабелла кивнула. — Ответьте мне на один вопрос, Доминик: сколько вы были знакомы с моим братом, прежде чем вышли за него замуж? Доминик покраснела.
— Очень недолго.
— Значит, это было увлечение с первого взгляда?
. — Можно было бы так сказать, — осторожно ответила Доминик.
— Поэтому вы, наверное, мало узнали друг о друге, о делах друг друга, прежде чем поженились.
— Да, это так.
— А что вы действительно знаете о Винсенте? Вы знаете о его происхождении?
Доминик смотрела на нее с удивлением.
— Нет. Я не знаю ничего — абсолютно ничего. Ах, это нелегко объяснить… наверное, вам это покажется совершенным безумием, но… слова казались лишними. Тогда они были не нужны. А потом… — Она вздохнула. — У нас не было времени. Я знаю только то, что сказал мне Сальвадор. Вы расскажете мне о Винсенте? Вы скажете мне, как он стал таким? Когда я приехала сюда, он очень бурно реагировал на мои слова о бедности некоторых людей здесь и позже сказал что-то о том, что не всегда знал такую жизнь, как сейчас. Я его не поняла, а он не захотел объяснить. Может, объясните вы?
Изабелла встала и, подойдя к окну, в печальной задумчивости всмотрелась вдаль. Потом она обернулась к Доминик и улыбнулась.
— Я расскажу вам немного, — тихо продолжила она. — Я расскажу вам то, что, по-моему, вы должны знать.
— Да? — Доминик ждала.
— Да. — Изабелла вздохнула. — Начнем с того, что мы с Винсенте… как бы это выразиться? — не единственные дети. То есть у нас есть братья и сестры, но мы не знакомы с ними.
Доминик изумленно уставилась на нее.
— Как это? Изабелла пожала плечами.
— Наши родители были очень бедны. Кажется, нас было девять. Но нашим родителям не хватало денег, и мы бродили по улицам, как те дети, которых вы видели в фавеллах, понимаете?
— Да.
— Я вижу, вы не знаете, что это значит — быть бедными. Поверьте мне, я не хочу говорить свысока, но тот, кто не испытал этого на себе, не может понять, как это глубоко и бесконечно унизительно: не иметь обуви и одежды и даже гребешка, чтобы расчесать волосы. Мы были худы и оборваны, но мы были вместе, мы с Винсенте. Он был намного старше меня, конечно, и намного умнее, я уверена. — Она улыбнулась. — Однажды в фавелле появился человек. Это был бизнесмен. Мой отец работал в одной из его компаний и украл какие-то деньги. Человек угрожал вызвать полицию. Мой отец молил и унижался, он сказал, что ему надо кормить большую семью и что мы умрем с голоду, если его посадят в тюрьму.
Слова эти звучали горько. Доминик поняла, что отец был не слишком правдив в оценке своей роли по отношению к остальным членам семьи.
— По крайней мере, — продолжала Изабелла, — видно, у человека этого было доброе сердце: он посмотрел на нас и улыбнулся. Это была прекрасная улыбка, и Винсенте улыбнулся ему в ответ. Я была слишком испугана и могла только прятаться за спину Винсенте. Человек подошел к Винсенте и спросил моего отца, как его зовут. Мой отец сказал, что это — его старший сын. Это была не правда, но мой отец решил, что тому человеку покажется, что старший сын — это более важно, что потеря отца более серьезна. Мы не знали, что он задумал. Только позже мы узнали, что у этого человека, сеньора Сантоса, жена не могла иметь детей. Сеньор Сантос захотел усыновить Винсенте. Были заплачены деньги, мой отец был человеком жадным. К сожалению, Винсенте отказался идти без меня. Я говорю «к сожалению», потому что я, кажется, доставляла брату одни только неприятности. — Она снова вздохнула.
Доминик начала кое-что понимать.
— Сколько… сколько лет было тогда Винсенте? — спросила она.
— Ему было одиннадцать, а мне — три. Это было уже двадцать лет тому назад. Доминик тряхнула головой.
— Вы когда-нибудь видели потом своих настоящих родителей?
Изабелла покачала головой.
— Они переехали — мы не знали, куда. А теперь, полагаю, они уже умерли.
Она говорила совершенно бесстрастно, и Доминик посмотрела на нее с изумлением.
— Вы ничего не чувствуете по отношению к ним — даже к вашей матери? — воскликнула она.
Изабелла пожала плечами.
— Моя мать во всем слушалась отца. И, по-моему, у нее было столько детей, что она рада была, что нас забирают.
— Но это ужасно!
— Это жизнь, Доминик.
— Это… это поэтому Винсенте так ожесточен?
— Отчасти, наверное. По крайней мере это в какой-то степени объясняет его взгляды — возможно, неверные.
— Понимаю, — кивнула Доминик. — А его жена?
— Валентина?
— Да. Он любил ее? Изабелла покачала головой.
— Это тоже был настоящий фарс. Валентина Кордова была владелицей целой сети компаний. Они принадлежали ее отцу, а когда тот умер, она взяла бразды правления в свои руки. Это была совершенно безжалостная деловая женщина, и все говорили, что у нее нет сердца. Она хотела заполучить корпорацию «Сантос» и получила бы, если бы приемный отец не умолил Винсенте вмешаться. Винсенте было тогда всего двадцать два, а Валентине не меньше тридцати трех — тридцати четырех лет. Но, как вы, наверное, уже поняли, он может быть совершенно неотразим, когда пожелает, и он почти за один вечер разоружил эту жесткую деловую женщину. То, что он должен был жениться на ней, чтобы заключить эту сделку, свидетельствует о силе воли Валентины.
— Вы… вы хотите сказать… вот почему он на ней женился?
— Да. — Изабелла вздохнула. — Мой отец был в восторге. Он хотел этого. Винсенте это знал. И в конце концов это было самое малое, что он мог сделать для человека, который назначил его своим наследником. Доминик тряхнула головой.
— Это просто невероятно! И… и брак был счастливым?
— Если вы хотите спросить, была ли счастлива Валентина, то — да, наверное, была. Был ли счастлив Винсенте — вопрос спорный. Боюсь, что для него это было еще одним примером того, как одни люди используют других.
— Но он тоже использовал Валентину!
— Только ради нашего отца. Наш отец был болен. Он уговаривал Винсенте сделать это, и Винсенте послушался. Видите ли, он был равнодушен к ней. А как мог Винсенте подвести нашего отца?
У Доминик пересохло во рту. Если Винсенте один раз женился из-за денег, разве не мог он жениться второй раз из мести? Это казалось вполне возможным, даже вероятным, и мысль эта терзала ее.
— Она умерла?! — спросила Доминик, соскальзывая с постели. — Как?
— Валентина поехала навестить дядю и тетю в Новом Орлеане. На обратном пути самолет разбился при взлете.
— О… — Доминик с трудом вздохнула. — Как это было ему удобно!
— Вы так не думаете, — проницательно заметила Изабелла. — И у меня такое чувство, что за этим вашим с Винсенте разрывом кроется больше, чем его первый брак. Постарайтесь понять, Доминик, у Винсенте была нелегкая жизнь — и непростая в отличие от той, какой, наверное, была ваша. Сначала — это наше существование в фавеллах, когда мы изворачивались, как могли. Потом наша жизнь у Сантосов, которые относились к нам более по-родительски, но для Винсенте это тоже имело осложнения в виде Валентины. И наконец — я. Я… я связалась с человеком, и… ну, это не может вас интересовать, конечно. По крайней мере Винсенте был глубоко поражен, когда я решила уйти в монастырь. Он пытался разубедить меня, но я была тверда.
Доминик закусила губу. Ах, если бы только она могла расспросить Изабеллу об их отношениях, об этой связи. Если бы только Изабелла спросила, что привело ее, Доминик, в Бразилию. Но Изабелла явно не догадывалась, что Доминик — не просто привлекательная женщина, которую Винсенте решил сделать своей женой.
Разговор на время прервался. Обе молодые женщины были поглощены собственными мыслями. Доминик решила, что ей разумнее всего будет завтра же вернуться в Бела-Виста, предварительно попытавшись еще раз поговорить с Винсенте. Она высказала это Изабелле, которая сказала:
— Думаю, это неплохая мысль. Мне также пришло в голову, что Винсенте можно было бы перевести в больницу в Бела-Виста, как только будет успешно сделана пересадка кожи. Доминик нахмурилась.
— Вы так думаете?
— Почему бы и нет? А позже, когда он окрепнет, он сможет переехать в Минха-Терру, при условии, что там будет сиделка…
Доминик нахмурилась снова. Ее не привлекала мысль, что в жизни ее мужа появится еще одна женщина. Но у нее не было причин возражать — по крайней мере, логических причин.
— Да, — неуверенно согласилась она. А что… что будете делать вы?
— Я? — Изабелла пожала плечами. — Я не знаю. Монастырь находится на некотором расстоянии от Рио-де-Жанейро. Если я туда вернусь, я не смогу видеть его, особенно когда его переведут в Бела-Виста.
— Тогда… тогда не могли бы вы приехать и пожить в Минха-Терру? — порывисто предложила Доминик. Если Изабелла будет в Минха-Терре, она будет чувствовать себя надежнее, а именно этого ей сейчас так не хватает.
Вечером, когда Изабелла отправилась навестить Винсенте, Доминик попросила Сальвадора покатать ее на машине. Они выехали за город, к одному из живописных мест с видом на море. Там, в заливе, мигали огоньки кораблей, и Доминик почувствовала какую-то умиротворенность от ощущения бесконечности, которое дарил этот вид. Повернувшись к Сальвадору, она спросила:
— Вы сегодня днем были у Винсенте? Сальвадор ответил с полуулыбкой:
— Это догадка или предположение?
— Догадка.
Сальвадор рассмеялся.
— Вы не ошиблись, сеньора. Я навещал сеньора Винсенте.
— и?
— И что?
— Ах, Сальвадор! Что произошло? Он говорил обо мне? Он сердился на вас за то, что вы меня привезли?
— Сердился — да. На вас — не думаю. — Сальвадор вздохнул. — Вы не стараетесь понять его, сеньора. Если бы на его месте был этот сеньор Хардинг, как бы вы обращались с ним? Вы бы с подозрением относились к каждому его шагу? Вы бы обвинили его в том, что он обманывает вас, на основании сплетни, услышанной от признанной стервы? Вы бы специально мучили его, нарушая все его приказы? Доминик нахмурилась.
— Я не понимаю, Сальвадор.
— Конечно, понимаете. Скажите мне, что бы вы сделали?
— С Джоном все иначе, — сказала она наконец, медленно подбирая слова. — Он… он не похож на Винсенте. Он более… более надежный.
— Вы так думаете? Хотя вам известно, что он специально старался понравиться сеньоре Изабелле и сумел разбить ее сердце?
Доминик посмотрела на него с удивлением.
— Вы не знаете этого наверняка!
— О, нет, сеньора. Я тут был. Я видел, как это происходило. Изабелла была милым, невинным созданием. Вашему сеньору Хардингу не было до нее дела. Ему хотелось пофлиртовать — завести интрижку. Ее темная красота после светлых англичанок показалась ему привлекательной. О, да, сеньора, теперь я могу сказать вам об этом. Он готов был развлекаться, и в качестве партнера он выбрал Изабеллу.
— Я не верю! — ужаснулась Доминик. — Мы же были помолвлены!
— Да. Но разве вы не отказались ехать с ним? Разве вы не настаивали на более долгой помолвке?
— Откуда вы это знаете?
— Вашего сеньора Хардинга молчаливым не назовешь, сеньора. Он был мрачным и подавленным, пока в клубе «Сантос» не встретил Изабеллу Сантос. Она пришла туда с братом на какое-то особое мероприятие. Сеньор Хардинг весь вечер не сводил с нее глаз. Он был очарован ею. Вы не будете отрицать теперь, когда видели ее, что она очень привлекательная молодая женщина.
— Конечно. — Доминик нетерпеливо откинула с лица прядку волос. — Продолжайте.
— Я почти все сказал. Легко догадаться, что произошло. Изабелла влюбилась в вашего красивого сеньора Хардинга, а он сделал вид, что влюбился в нее. Шли разговоры о том, что он разорвет свою помолвку, свяжет свою судьбу с нею. Но почему-то, когда дошло до дела, он пошел на попятную. Все отношения — его отношения — закончились ничем! — Сальвадор негодовал, и Доминик вполне понимала, почему. Эти женщины не раскрепощены, как англичанки. У них не принято вести себя свободно с мужчинами, кроме того мужчины, который должен стать мужем. Она могла понять гнев и презрение Винсенте и только удивлялась, как это Джон мог так поступить, продолжая писать ей такие красочные письма.
Вздыхая, она сказала:
— Но это ничего не меняет, Сальвадор. Винсенте все равно ненавидит меня!
Сальвадор включил мощный двигатель автомобиля.
— Он хотел бы, чтобы это было так, сеньора, — ответил он загадочно.
Глава 10
На следующее утро Доминик проснулась рано от непривычного шума уличного движения на близлежащей главной улице. Соскользнув с кровати, она подошла к окнам и печально вгляделась в туманную дымку, поднимающуюся над городом, и блеск океана в отдалении. День опять обещал быть великолепным. Пройдя в ванную, она поспешно ополоснула лицо и почистила зубы, а потом надела все тот же синий костюм. Она не подготовилась к тому, чтобы задержаться в Рио, и из-за этой неожиданности ей нечего было больше надеть.
Тихо открыв дверь, она бесшумно прошла через гостиную, стараясь не разбудить Изабеллу, и вышла из номера. Она спустилась вниз на лифте и улыбнулась, заметив, как изумленно смотрит на нее портье.
На улице еще было не прохладно, но дивно свежо, и она шла медленно, чтобы ветерок помог ей как следует взбодриться.
На углу главной улицы она остановила такси и попросила шофера отвезти ее в больницу Святого Августина. Откинувшись на спинку сиденья, она мечтала, что ее чувство надежды найдет отклик в сердце Винсенте.
В больнице уже кипела жизнь, и ей позволили сразу же подняться на четвертый этаж, где находилась комната Винсенте. Сестра Санчес уже ушла с дежурства, вместо нее сидела сестра Морено, и когда Доминик назвалась, она довольно сильно удивилась.
— Но сеньор Сантос только-только проснулся! — воскликнула она. — Мы будим пациентов из отдельных палат не раньше половины восьмого. А сейчас без пятнадцати восемь. Доминик не сдавалась.
— Но я его жена, сестра Морено, — сказала она. — Надо полагать, время не имеет значения. Как он сегодня?
— Вполне удовлетворительно, — с улыбкой ответила медсестра. — Достаточно скоро можно будет сделать пересадку кожи.
— И он будет здоров?
— Конечно. Может быть, поначалу останутся небольшие шрамы. Но позже — после пластической операции — он будет таким, как до этого несчастного случая.
— Так мне можно его видеть?
— Если вы настаиваете. Но это — в нарушение всех правил, — недовольно ответила сестра Морено.
Доминик пожала плечами, поблагодарила ее и вышла из ее кабинета, направившись к отдельной комнате, где лежал Винсенте. Она постучала, дождалась отрывистого разрешения войти и открыла дверь. Винсенте встретил ее недоверчивым взглядом, спросив:
— Почему ты приехала? Где Изабелла?
— Полагаю, спит в отеле, — ответила Доминик, не выдавая волнения и неуверенности. — Как ты сегодня утром?
— Как можно ожидать, — холодно отозвался он, поворачиваясь так, чтобы поврежденная часть лица была отчасти скрыта от нее.
Закрыв за собой дверь, Доминик подошла к его постели.
— Скажи мне, — попросила она, — что случилось на заводе? Как произошел взрыв?
— Это я выясню, когда выйду отсюда, — коротко ответил он. — Тебе сказали, сколько мне предстоит тут быть?
— Нет. Но Изабелла говорит, что раньше, наверное, тебя переведут в Бела-Виста после успешной пересадки.
— Но сколько? — Он мрачно разглядывал одеяло.
— В целом, наверное, месяц — или даже шесть недель. — Она обошла кровать, чтобы взглянуть на него, — А что?
— Потому что у меня есть дела, — резко отозвался он.
Мгновение он пристально смотрел на нее. Ее взгляд скользнул по обожженной коже лица без всякого отвращения. Оно ее не отталкивало. Это был человек, которого она любила, и единственным ее чувством была волна нежности и сострадания.
Однако Винсенте, кажется, этого не почувствовал. Он опять спросил:
— Почему ты пришла? Тебе было мало вчерашнего?
— Вчера ты не захотел говорить со мной, — дрожащим голосом проговорила она. — А мне надо с тобой поговорить. Изабелла рассказала мне про Валентину.
Лицо его потемнело.
— Ах, вот как! А о Хардинге она тебе тоже поведала?
— Нет. Она не знает, что я знакома с Джоном.
— Ну, конечно! Я забыл. Наверное, тебе не следует упоминать о нем. В конце концов ты не тот человек, с которым бы ей хотелось познакомиться.
— Я не собиралась упоминать о нем. Кроме того, дела Джона меня не касаются.
— Вот как? Разве ты не жалеешь, что не вышла за него замуж? По крайней мере у него хватило бы ума, чтобы…
Он неожиданно замолчал. Как бы ей хотелось узнать, что он собирался сказать!
— Я вышла замуж за тебя, потому что любила тебя, — с трудом выговорила она.
— Правда? Я вижу, ты употребила прошедшее время.
— Перестань ловить меня на слове! Почему ты женился на мне? Это вопрос посложнее, не так ли? — Голос ее чуть не сорвался, и она с трудом сглотнула.
Винсенте откинулся на подушках, пристально глядя на нее.
— Ты никогда не узнаешь, почему я на тебе женился, — жестко сказал он. — Потому что я не собираюсь тебе говорить. Так что тебе есть над чем подумать, чтобы отвлечься от этого! — Он на секунду указал на свою щеку, потом перевернулся на живот, подперев голову руками. — А теперь убирайся, я не хочу больше тебя видеть!
— Винсенте, перестань! — взмолилась она. — Ты, наверное, никогда не ревновал, иначе ты не вел бы себя так.
Он снова перевернулся на спину.
— Вот что ты хочешь сказать? Что ты ревновала? — он говорил сардонически. Доминик беспокойно шевельнулась.
— Да. Да, конечно. Винсенте презрительно улыбнулся.
— Боже мой! — горько сказал он. — Как ты умеешь все перевернуть! У тебя не было абсолютно никаких оснований для ревности!
— Теперь я это знаю… но… ну, ведь даже в день нашей свадьбы ты намеренно дразнил меня!
Винсенте сел на постели. Лицо его было совершенно серьезным.
— Это другое дело, — холодно сказал он. — Я… я хотел тебя тогда!
— А теперь — нет? — Доминик прижала руки к щекам.
— Так — нет, — прозвучал унизительный ответ.
Доминик вгляделась в него, не в силах поверить, что он мог так измениться, но во всем его лице читалась только жестокость и горечь. С приглушенным рыданием она повернулась и бросилась к двери, с трудом открыла ее непослушными пальцами и побежала по коридору, не обращая внимания на изумленные взгляды медсестер и санитаров, мимо которых она бежала. Один раз она услышала, как ее окликнули, но не стала возвращаться. Обернувшись, она увидела, что это сам Винсенте стоит в дверях своей комнаты, и она еще ускорила свой бег, захлопнув дверцы лифта почти с паникой. Только оказавшись в такси, по дороге обратно в отель, она дала волю жгучим слезам, которые хлынули по щекам, заливая ее горе.
Когда Доминик вернулась в отель, Изабелла завтракала. Увидев покрасневшие от слез глаза золовки и ее напряженное лицо, она не стала спрашивать, где та была. Очевидно, ей это было ясно. Вместо этого она сообщила Доминик, что разговаривала с матерью-настоятельницей и решила принять ее предложение ненадолго вернуться в Минха-Терру.
— Я уверена, что это — хорошая мысль, — сказала она со своим обычным спокойствием. — Сальвадору не трудно будет отвозить меня в Рио навещать Винсенте, пока его не переведут в Бела-Виста. Я узнаю об этом сегодня утром.
Доминик только кивнула, слабо улыбнулась и пошла умыть лицо.
В тот же день, немного позже, когда Изабелла снова побывала у Винсенте, они вернулись с Сальвадором в Бела-Виста. Казалось, Изабелла была поглощена собственными мыслями. Пару раз она начинала было что-то говорить Доминик, но в последний момент останавливала себя.
Так для Доминик начался самый длинный и печальный месяц ее жизни. Как и сказала Изабелла; через десять дней Винсенте перевели в больницу Бела-Виста, и он продолжал быстро идти на поправку. Изабелла бывала у брата почти каждый день, но вопреки ожиданиям не спорила с ним. Доминик иногда надеялась, что Изабелла попытается убедить ее навестить брата, что дало бы ей предлог туда пойти: хотя Доминик и говорила, что не хочет этого, невозможность видеть Винсенте давила на нее тяжелым грузом. Она подробно расспрашивала Изабеллу и о пересадке кожи, и об остальных его травмах, часто сама звонила в больницу и разговаривала с врачом.
Если персонал больницы и удивлялся, что она никогда не приходит туда, то они, видимо, объясняли это для себя ее естественным отвращением к уродству, и, хотя это было ей неприятно, она решила не сдаваться и не появляться там только для того, чтобы Винсенте снова ранил и унизил ее. У него еще будет эта возможность, когда он вернется домой. А этого момента она ждала — и боялась больше всего.
Иногда ей хотелось, чтобы он окончательно порвал с нею, развелся бы с ней на любом основании, но в большинстве случаев она сознавала, что если даже он это сделает, она никогда уже не будет прежней. Жизнь с Винсенте полна бурь, но без него — это вообще не жизнь.
Когда пошла третья неделя пребывания Винсенте в больнице, Фредерик Ривас пришел навестить Доминик. В это время Изабелла была в больнице, и Доминик тепло пригласила его зайти, радуясь, что будет с кем поговорить. Она избегала поездок в город, зная, какие там идут разговоры и измышления.
— Как поживаете? — мягко спросил Фредерик. — Вы сильно похудели, Доминик. Вы тяжело переживаете происшедшее? Доминик выдавала улыбку.
— Спасибо, я в порядке. Вы правильно сказали — это тяжело, но… но… насколько я знаю, ему гораздо лучше.
— Винсенте? — Фредерик пожал плечами. — Он быстро поправляется. Я виделся с ним только вчера. По правде… по правде говоря, именно поэтому я и пришел. Доминик напряглась:
— О… да? Ее нервы дрожали, как натянутая тетива, от одного только упоминания его имени. Она неровными шагами подошла к звонку и, вызвав Сальвадора, попросила его, чтобы им с сеньором Ривасом принесли горячего шоколада. Закуривая, чтобы успокоиться, она сказала:
— Продолжайте, пожалуйста, сеньор Ривас.
— О», называйте меня Фредерик, пожалуйста! — воскликнул он, и Доминик с улыбкой кивнула. — Так, — проговорил он, — вы не навещали мужа с момента его возвращения в Бела-Виста?
Доминик сжала губы.
— Это так, — натянуто согласилась она.
— Почему? — нахмурился Фредерик. — Это вас так расстраивает?
Доминик молча покачала головой, не доверяя своему голосу. Потом сказала:
— Нет. Нет, это не так. Только… Но, какой смысл? — Она прикусила нижнюю губу, чтобы она не дрожала. — Вам можно прямо сказать, сеньор, то есть Фредерик: мой муж не хочет меня видеть.
— Вы это не всерьез!
— Нет, всерьез. А теперь, пожалуйста, не будем больше об этом говорить. Мне… мне это тяжело.
— Могу понять. Но вы не правы. Винсенте хочет вас видеть. Его тяготит необходимость так долго быть в больнице, когда ему так сильно хочется поговорить с вами!
— Ах, нет, вы ошибаетесь! — ответила Доминик. Глаза ее неестественно ярко блестели. — Ну, вот и Сальвадор. Сальвадор, поставьте его сюда, пожалуйста.
После того, как Сальвадор вышел, а Доминик вручила Ривасу чашку шоколада, тот сказал:
— Почему вы так уверены в этом, Доминик?
— Это… это мое личное дело, — неловко ответила она. — Мне бы не хотелось это обсуждать.
— Тем не менее Винсенте действительно хочет вас видеть. В моем присутствии он снова спросил Изабеллу, почему она не взяла вас с собой.
Доминик встала.
— Я… я… Вы хотели еще что-нибудь сказать? То есть… я не хочу вас прогонять, но… ну, это бесполезно! Я не намерена посещать мужа, вот и все.
Казалось, Фредерик Ривас был ошеломлен, но больше не заговаривал на эту тему и только странно посмотрел на нее, когда думал, что она этого не видит. Но Доминик это замечала, замечала и то, что она вызывает у него раздражение. Он верил ей не больше, чем она — ему. Если Винсенте притворяется, что хочет ее видеть, чтобы все решили, что их отношения наладились, то это его дело. Она в этом не собирается участвовать. Она не пойдет туда притворяться преданной и любящей женушкой только для того, чтобы успокоить его друзей.
Но тем не менее, когда Ривас распрощался и ушел, Доминик подумала: почему Изабелла ничего ей об этом не говорила? В конце концов ей-то известно, почему Доминик не собирается навещать Винсенте, поэтому она могла бы сказать ей. Но, может быть, она подумала, что было бы жестоко передавать ей то, что почти наверняка — всего лишь притворство.
В течение следующих дней ей несколько раз звонили знакомые Винсенте с завода. Все они спрашивали о его здоровье. Доминик решила, что, видно, Фредерик Ривас пытается пристыдить ее, чтобы она пошла в больницу и сама разузнала все о муже.
А потом, однажды вечером, к ней пришел еще один человек. Изабелла отдыхала, и Доминик сидела во внутреннем дворике одна, когда до нее донесся звук подъезжающей машины. Пройдя через гостиную, она выглянула из двери и увидела, как из-за руля автомобиля вылезает Джон Хардинг. Широко открыв глаза, она наблюдала, как он подходит к ней, и не могла подавить удовольствия при его виде: ведь в конце концов он был ее соотечественником, и когда-то они были очень близки друг с другом.
— Хэлло, Дом, — произнес он с теплой улыбкой. — Как приятно снова тебя видеть!
— Хэлло, Джон. — Доминик кусала губы. — Что ты здесь делаешь?
Поднявшись по ступенькам, Джон остановился рядом с ней.
— Ты не хочешь пригласить меня войти и предложить выпить? Ведь я знаю, что босса нет. Доминик колебалась. Казалось неким предательством приглашать его в дом Винсенте в отсутствие самого Винсенте. Но тут она вспомнила об Изабелле и, небрежно махнув рукой, сказала:
— Пройдем во дворик. Мы можем там поговорить.
Во дворике был Сальвадор, взглянувший на спутника Доминик с глухим презрением.
— Я не думаю, что сеньор… — начал было он, но Доминик взглядом заставила его замолчать.
— Принесите лимонаду со льдом, — хладнокровно распорядилась она. — Пожалуйста, Сальвадор.
— Кто он? Твой телохранитель? — саркастически осведомился Джон, разваливаясь в шезлонге. — Иди, садись. Я хочу с тобой поговорить.
Доминик уселась как можно дальше от него и сказала:
— Да, а я хочу поговорить с тобой.
— О? Почему?
— Я хочу узнать об Изабелле Сантос, — напрямую ответила Доминик. — Не пытайся отрицать, что ты… ты флиртовал с ней. Джон был несколько ошарашен.
— Ладно, ладно, Доминик, не буду тебя обманывать. Да, я был знаком с Изабеллой. И да — я был близок с ней.
— Насколько близок?
— Ну, послушай, я пришел повидаться с тобой, а не слушать выговоры по поводу Изабеллы. Все это в прошлом.
— Может, в твоем прошлом. Но не в моем, — парировала Доминик, начиная сердиться. — И вообще, почему ты сегодня сюда явился? Что заставило тебя столько выжидать?
— Что ты хочешь сказать?
— Ну, кажется, ты неспроста появился здесь спустя столько времени.
— Я скажу тебе, почему пришел. Вчера я услышал, как Ривас разговаривал на заводе с одним из своих приятелей у себя в кабинете. Он не знал, что я рядом, но я слушал их, и угадай, что я услышал? Доминик Сантос не навещает своего мужа в больнице!
Доминик покраснела.
— А, понимаю.
— До этого я не подозревал, что между вами не все в порядке, но, Бог мой! Я рад, что узнал.
— Почему?
— Ну, Господи, это доказывает то, чего я все время опасался. Ты увлеклась этим парнем, ты не видела, что он просто завлекал тебя. Я мог бы знать…
— Ты ничего не знаешь! — воскликнула Доминик, вскакивая. — Как ты смеешь приходить сюда и пытаться вмешиваться в мои дела! Разорвав нашу помолвку, я не ошиблась, Джон. Только сейчас я начинаю понимать, что мне грозило. И ты писал мне! Говорил, как скучаешь, а в это время крутил роман с Изабеллой Сантос!
— Это был не роман! — запротестовал он, тоже поднимаясь.
— А как ты тогда назовешь это, Джон? — спросил за их спинами тихий голос, и Доминик прижала руку к губам, увидев, что там стоит Изабелла и наблюдает за ними.
— Ах, Изабелла! — слабо вскрикнула Доминик. — Мне так жаль, что ты должна была это слушать!
Изабелла вышла на середину дворика.
— Ну, а мне не жаль, Доминик. Я рада. Это объясняет так много, так много! Я правильно поняла тебя? Ты была невестой Джона Хардинга? Это тебе он писал в Англию?
— Да, это так, — подтвердила Доминик, кивая. — Я… я приехала сюда, чтобы выйти замуж за Джона. Но я встретила Винсенте, и… ну, и все!
— Он специально отнял тебя у меня, — резко сказал Джон. Он посмотрел на Изабеллу. — Когда я покончил с тобой, — эти слова заставили Изабеллу чуть заметно вздрогнуть, — в тот момент я ожидал, что меня уволят, отправят обратно в Англию. Но у твоего чудесного братца был план мести получше, а? Ему было бы мало просто меня уволить. Ему нужно было разбить мне жизнь, отнять у меня ту, которую я одну только любил по-настоящему.
Не отрывая пальцев от губ, Доминик отчаянно старалась сохранить самообладание. Эти слова, такие резкие и жестокие, казались все же такими вероятными, что сердце ее готово было разорваться.
Но Изабелла не все сказала.
— И ты серьезно думаешь, что мой брат мог бы зайти настолько далеко, чтобы жениться на женщине, которую не любит? — презрительно спросила она у Джона с надменностью, напомнившей ее брата. — Он вполне мог решить, что отнимет у тебя девушку, он вполне мог планировать именно это. Это как раз то, что мог бы сделать Винсенте. Он не забыл бы о мести. Но он не женился бы на ней. Он мог бы обольстить ее, соблазнить ее, вернуть ее тебе, как игрушку, побывавшую в чужих руках, но не жениться на ней!
Доминик слушала, но почти ничего не воспринимала. Она была слишком поглощена собственной болью. Единственное, что она ясно слышала, это слова Джона о том, что Винсенте женился на ней ради мести. Месть! Это слово все кружилось в ее мозгу, так что она даже не заметила, как к дому подъехала еще одна машина. Потом мотор был выключен, и наступила тишина. Но остальные слышали. Доминик увидела, что Джон немного побледнел, а Изабелла вспыхнула, как будто они чего-то ждали.
Послышались шаги, голос Сальвадора, приветствующего кого-то, и вот в дверях, ведущих в гостиную, возник Винсенте Сантос — высокий и смуглый, в темном костюме. На лице его еще видны были шрамы от пересадки, но они нисколько не умаляли его внушительный вид. Доминик была совершенно ошеломлена и могла только беспомощно переводить взгляд с Изабеллы на Джона. Они все застыли, как истуканы, как будто играли какую-то немую сцену в театре: никто не двигался и не шевелился.
Наконец, как будто по подсказке суфлера, Изабелла сказала:
— Так, значит, они все же отпустили тебя домой, Винсенте, — как будто она знала о его скором возвращении.
Винсенте вышел во дворик. Он казался совершенно здоровым, и Доминик невольно подумала, что не знает, как давно ему разрешили вставать. Было совершенно ясно, что в больнице он не проводил все свое время в постели. Судя по всему, он был в прекрасной форме и казался необычайно мужественным.
Джон кинул на Доминик обиженный взгляд и с горечью спросил:
— Ты знала, что он приезжает? Доминик покачала головой, не доверяя своему голосу, и Винсенте внимательно посмотрел на нее, как будто почувствовав, как она потрясена. Потом он снова перевел взгляд на Джона.
— Почему вы явились сюда, Хардинг? — холодно спросил он. — Неужели нельзя оставить в покое мою жену? Джон ссутулился.
— Я пришел, потому что хотел сказать ей, что по-прежнему ее люблю и теперь, когда она вам больше не нужна, я готов принять ее обратно! — Он свел брови. — Я не знал, что вы возвращаетесь, иначе я выбрал бы другое время! Он специально вел себя вызывающе.
— Кто вам сказал, что я покончил с моей женой? — угрожающе спросил Винсенте.
— Никто мне не говорил. Мне не нужно было говорить! Это ведь очевидно! Она не очень-то бегала к вам, пока вы были в больнице! Я восхищаюсь ее храбростью!
Давно пора было кому-нибудь осадить могущественного Сантоса. Что сделал и я, когда уложил вас на пол, где вам и место!
Доминик взглянула на Винсенте, чувствуя, что Джон хочет снова спровоцировать драку. Тот стоял, сжав кулаки, но, когда он заговорил, голос его был спокойным и холодным, как у Изабеллы.
— У нас с вами неоконченное дело, Хардинг, — холодно сказал он, — там, на заводе.
Красивое лицо Джона залилось алой краской.
— Какого черта вы имеете в виду? — попытался храбриться он.
— Вам прекрасно известно, что я имею в виду, — спокойно ответил Винсенте. — Итак — мы пойдем?
Доминик не знала, понял ли Джон, что на этот раз с Винсенте шутить нельзя, но он неуклюже шевельнулся, сунув руки в карманы, и сказал:
— Все, что вы хотите сказать, можно сказать здесь.
— Здесь? — Винсенте покачал головой. — Я предпочитаю вести свои бои с глазу на глаз.
— Почему? — Джон решил, что это признание в трусости. — Потому что боитесь, как бы я снова не выставил вас ослом?
— Вам это не удастся, Хардинг, — шелковым голосом отозвался Винсенте. — Уж не вообразили ли вы, что я не смог бы постоять за себя, если бы захотел? Вы такой большой, такой сильный — но такой тупой! Неужели вы думаете, что Доминик тогда отреагировала бы так же, если бы я решил вам ответить? Если бы я сбил вас с ног и оглушил, как вы думаете, что бы сделала она? Она бы пожалела — ВАС! А не меня. А этим я рисковать не мог.
— Ах, вы!.. — вскрикнул Джон. Вся его враждебность вернулась при виде такого презрения к его силе и мужественности.
Он бросился на Винсенте, сжав кулаки, словно забыв о том, что его противник только что был в больнице. Тут Доминик опомнилась и бросилась вперед, стараясь встать между ними, но Джон оттолкнул ее в сторону, думая только о том, как бы отомстить.
Он был высокий, сильный и массивный, но при всем этом он был неуклюжим, а Винсенте с его подвижной, подтянутой фигурой был гораздо более ловким и, несомненно, более сосредоточенным на своей цели. Пока Джон размахивал перед ним кулаками, стараясь ударить его, Винсенте резко опустил руку ему на плечо, и Джон, зарычав от ярости, на мгновение потерял защиту. Этого мгновения было достаточно, чтобы Винсенте с силой ударил его кулаком в солнечное сплетение, заставив согнуться пополам, так что его легко было уложить решающим ударом ребром ладони по шее сзади. Джон тяжело рухнул на землю и лежал не двигаясь.
Доминик молча смотрела на него, потом подняла глаза к лицу Винсенте. Там читалось удовлетворение и нечто более того: какая-то недобрая радость.
По телу ее пробежала дрожь. Внезапно она почувствовала, что больше не выдержит. Недели ожидания, постоянное напряжение из-за ее отношений с Винсенте, а теперь еще — вот это!
Ничего не видя вокруг, она тряхнула головой, быстро прошла мимо Изабеллы и вошла в гостиную. Первые секунды она еще не знала, что собирается сделать. Только когда она увидела за окном две машины, она поняла это.
Ей надо уезжать. Она может ехать. Перед ней — транспорт, и если она доберется до Рио, то там нетрудно будет связаться с Британским посольством. Как только эта идея оформилась, она начала спешить. Шаги ее ускорились, потом она побежала.
Оказавшись у машин, она взглянула на автомобиль Винсенте, увидела ключ в зажигании и поспешно села за руль. Дрожащими пальцами она включила двигатель, но разобраться в управлении оказалось не так легко. Она неловко переключала разные ручки и наконец нашла нужную.
Но как раз в тот момент, когда колеса машины начали поворачиваться, она услышала чьи-то громкие голоса, потом руки Винсенте распахнули дверцу, и, наклонившись, он выдернул ключи из зажигания, прежде чем она успела ему помешать.
— Думаю, что нет, — тяжело сказал он, прислоняясь к дверце. — Время бежать прошло, Доминик. — И с этими словами он на руках вынес ее из машины.
Доминик вырывалась, пока не увидела, как из дома выходит Изабелла. Тут она затихла. Она проиграла. Ей ничего не остается делать. Придется встретить гнев и презрение Винсенте и принять их.
Изабелла подошла к ним, сердито сверкая глазами.
— Ты с ума сошел, Винсенте? — воскликнула она. — Ты дрался с этим человеком, а теперь пытаешься нести Доминик! Ты совсем обезумел? Ты попадешь обратно в больницу с переутомлением. Ради Бога, прости меня, но ты должен рассказать Доминик о Хардинге. Винсенте прошел мимо Изабеллы.
— Ты хочешь, чтобы я предал ее соотечественника? О, нет! Мы с Хардингом в расчете!
Изабелла шла за ними следом, качая головой. В холле они встретили Сальвадора.
— Пожалуйста, убери этого… этого человека из внутреннего дворика, Сальвадор, — отдал приказ Винсенте. — Мне все равно — можешь сам отвезти его в Бела-Виста, но убери его немедленно.
— Да, сеньор. — Сальвадор был в восторге. Изабелла коснулась руки брата.
— Я поеду с Сальвадором, — спокойно сказала она. — Мне надо кое-что купить в Бела-Виста.
— О, нет, — начала было Доминик, но Винсенте уже поднимался по лестнице, как будто не замечая, что ему приходится выдерживать ее тяжесть.
Он принес ее в их комнаты и закрыл дверь, потом, прежде чем отпустить, серьезно посмотрел на нее. Оказавшись на ногах, Доминик обтерла о платье вспотевшие ладони и сказала:
— Не знаю, каковы твои намерения, Винсенте, но мне уже больше не выдержать.
— Тебе уже больше не выдержать! — изумленно повторил он. — А я — я чуть с ума не сошел от беспокойства! — Неожиданно в его голосе зазвучал гнев. — Бога ради, Доминик, почему ты никогда не приходила в больницу? Почему ты никогда не подходила к телефону, когда я звонил?
Она непонимающе уставилась на него.
— Ты звонил? — чуть слышно переспросила она.
— Ну конечно же. После того, как ты была у меня в Рио и убежала в таком состоянии, я звонил бессчетное количество раз, но Сальвадор всякий раз отвечал, что ты вышла или что не будешь подходить к телефону.
Доминик начала кое-что понимать. Недоверчиво глядя на Винсенте, она спросила:
— А Изабелла? Ты ее тоже спрашивал?
— Конечно. Доминик покачала головой и отвернулась.
— И все равно… даже если мне не передавали всех этих слов, почему ты хотел меня видеть? То есть… ты дал мне ясно понять, что про меня думаешь!
— Да? — горько сказал Винсенте. — Сомневаюсь. Чтобы дать тебе это ясно понять, нужна целая жизнь!
Она резко повернулась обратно, сжав руки.
— Что… что ты пытаешься мне сказать? Винсенте пристально посмотрел на нее, потом шагнул вперед, и пальцы его скользнули по ее рукам вверх, сжав ее плечи, и медленно и безвозвратно привлекли ее к нему. Он внимательно вгляделся в ее лицо — Доминик не могла разглядеть выражения его глаз, затененных длинными ресницами. Потом он ответил:
— Я пытаюсь — не слишком успешно — сказать тебе, что люблю тебя. Я знаю, что со мной трудно… знаю, что отвратительно обращался с тобой, но я ничего не мог поделать. Я не хотел, чтобы ты была мне нужна. Марион Роулингс сказала правду — я действительно сначала решился отнять тебя у Хардинга. Ты можешь мне простить?
Доминик не отрывала от него глаз.
— Но… но ты так рассердился… — жалобно прошептала она.
— Знаю, знаю. — Он тряхнул головой, и пальцы его сильнее сжались на ее плечах. — Разве ты этого не понимаешь? Ах, Доминик, все бесполезно… я должен это сделать. — И он притянул ее к себе и поцеловал, страстно раздвинув ее губы, так что она до конца почувствовала снедающее его желание.
Доминик казалось, что колени ее подгибаются, когда он снова подхватил ее на руки и отнес на кровать. Став рядом с нею на колени, он прижался губами к ее пальцам.
Доминик старалась не потерять голову. Это было трудно, когда ей так хотелось, чтобы он не прерывал своих ласк.
— Продолжай… — чуть слышно прошептала она.
Винсенте с сожалением вздохнул.
— Хорошо, ты имеешь право знать все. Когда я встретил тебя в Галеао, я решил, что ты — очень привлекательная молодая женщина и что мне будет очень приятно добиваться цели, которую я перед собой поставил. В том-то и было дело. Я был вынужден признаться себе, насколько это оказалось приятно. Когда ты упала в бассейн в ту ночь, я окончательно понял, что случилось. Но я не мог тебе этого сказать. Господи, тебя ведь привлекал блеск, а не человек!
— Это не правда! — негодующе перебила она его.
— Сейчас, может быть, и да, — мягко поправил он ее. — Сейчас я начинаю верить, что существует такая вещь, как любовь. Раньше я не верил. И не хотел верить. И когда ты обвинила меня, я возненавидел тебя. Поверь мне, Доминик, я готов был убить тебя за то, что ты разрушила веру, которая пришла ко мне. Доминик приподнялась.
— Но ведь ты мог сказать, что это не так. Ты мог сказать мне правду! Винсенте склонил голову.
— Я — гордый человек, Доминик. Я не хвастаюсь этим, но это правда, к сожалению. Мне невыносимо было, что ты поверила той женщине, а не мне. Я хотел причинить тебе боль, но… я только делал больно себе.
— Но почему ты передумал?
Винсенте вздохнул.
— В тот день… в тот день, когда ты выбежала из больницы в Рио, я понял, что действительно сделал тебе больно. Я хотел бежать за тобой… молить тебя… извиниться… Но, конечно, я не мог. И у меня не было возможности — до сегодняшнего дня — показать тебе, что я всего-навсего человек, любящий тебя до безумия.
— Ах, Винсенте, — прошептала она, притягивая его к себе.
Некоторое время в комнате царило молчание, и Доминик ничего иного и не было нужно. Но потом, гладя голову, лежащую у нее на груди, она спросила:
— Джон имеет отношение к взрыву, да? Винсенте пожал своими широкими плечами.
— Не знаю.
— Но это ведь не правда, — прошептала она.
— Все это позади, Доминик, — мягко ответил он. — Если только ты можешь какое-то время жить с этими шрамами, остальное меня не заботит.
— А меня заботит. Винсенте взглянул на нее, качая головой.
— Твоего мистера Хардинга перевели на завод в Буэнос-Айресе.
— Ты мог бы его уволить, — пробормотала она.
— Я не мог бы поступить так жестоко по отношению к человеку, который привел ко мне самую важную женщину в моей жизни, — ответил довольный Винсенте.
Комментарии к книге «Кто приручит тигра», Энн Мэтер
Всего 0 комментариев