«Все или ничего»

Глава 1

Зимбабве, Южная Африка

Сентябрь, 1985 год

Зебра вошла в кадр. Стройная блондинка вскинула правую руку, изящно приложила ко лбу тыльную сторону ладони и замерла в неподвижности. В тишине щелчок фотоаппарата прозвучал особенно громко… Горячий ветер швырнул песок ей в глаза, но она даже не вздрогнула. Машинально опустив руку, девушка подхватила черную кружевную юбку с блестками от Джорджио Армани и одернула рукав черно-белого шелкового пиджака.

— Черт! — пробормотала она.

Ее руки на полтора дюйма превышали среднюю длину, и у нее вечно были проблемы с рукавами. Чуть склонив голову, она посмотрела прямо в объектив и сверкнула улыбкой ценой в миллион долларов.

— Фантастика! — воскликнула Морин и присела на корточки, выбирая новый ракурс. — А теперь отступи-ка на шаг.

Вот так. Я хочу, чтобы зебра вошла целиком…

— Какая зебра? — спросила Битей, не меняя позы. За эту работу ей платили больше ста тысяч долларов, и она считала, что такие деньги требуют профессиональной отдачи.

— Та, которая принесет тебе славу.

Битей просияла:

— Ты думаешь?

— Я знаю, — твердо заявила Морян, поднимаясь и опуская фотоаппарат тот повис на кожаном ремне, перекинутом через шею. Этот жест знали все — от костюмерши до гида. Он означал «на сегодня съемки окончены».

И тут же все задвигались, заговорили, зашумели. Две другие модели, Верона и Салли Мартин, работали для «Ультра вумен» впервые. Обе подавали большие надежды и, несмотря на молодость, уже зарекомендовали себя как топ-модели. Но чтобы таких неопытных девушек пригласили сниматься у Морин Макдональд — было просто неслыханно. Да к тому же, что было им особенно приятно, их выбрала сама Морин.

Боясь упустить удачу, они безропотно делали все, что им говорили, и только оставшись наедине, жаловались на всяческие неудобства, жаркие африканские дни и холодные ночи.

У Вероны была надменная внешность аристократки с востока: тонкие черты лица, светло-каштановые волосы собраны в пучок на затылке. Салли же выглядела так, словно только вчера приехала с пшеничных полей Канзаса: длинные золотисто-медовые волосы, по-деревенски румяное веснушчатое личико. Вообще-то она была родом из города Лейк-Форест, штат Иллинойс, но казалась юной невинной селянкой.

Морин сама уложила фотоаппарат и линзы. Никто не смел прикасаться к ее оборудованию, ибо она относилась к нему с почти суеверным трепетом и все это знали. У нее были две «Минолты», два «Никона» и любимый «Хассельблад» с цейсовскими линзами — подарок, который сделал ей дядя Мак, когда она только устроилась на работу в «Ультра вумен».

Она как раз закрыла кофр, когда к ней подошли Салли и Верона.

— Мисс Макдональд…

Морин подняла голову, и в глаза ей ударило ослепительно-оранжевое закатное солнце. Салли встала так, чтобы тень от нее падала на лицо Морин.

— Да?

— Как вы думаете… сегодня хорошо получилось?

Морин улыбнулась:

— Что, не терпится поскорее вернуться в Нью-Йорк?

— О нет, дело не в этом… Просто я… — Верона запнулась.

Морин никак не могла привыкнуть к тому, что в ее присутствии даже сказочно красивые девушки робели и теряли дар речи.

— Похоже, только я одна вижу очарование этих мест.

Перед ней, насколько хватало глаз, расстилалась равнина, покрытая колючим кустарником, с редкими кряжистыми деревьями. На горизонте темнела далекая вершина Иньянгани. Эта земля таила красоту и изящество, она притягивала, манила к себе. За последние два года Морин приезжала сюда в пятый раз. Хорошо бы и на следующий год что-нибудь придумать, чтобы раскрутить Майкла на новую командировку в Африку. В этом году ему волей-неволей пришлось ее отпустить — на экраны вышел, фильм «Из Африки». Это она придумала заснять не только коллекцию «сафари», но и вечерние туалеты от Армани на фоне африканского заката.

Фотографии получились — просто блеск! И самое главное, ей удалось растянуть недельные съемки до двенадцати дней.

Оставалось запечатлеть на пленке еще полдюжины платьев.

— Мы закруглимся через пару дней. — Морин оглядела несчастные лица девушек. — Выше нос! В лагере вас ждет сюрприз. Я заказала к обеду мороженое. Его должны были доставить самолетом из Виктория-Фолс.[1]

Верона вымученно улыбнулась.

— Вот здорово! — Она бросила взгляд на Салли, и обе зашагали к машинам.

— Мороженое! — фыркнула Верона, когда они отошли за пределы слышимости Морин. — А как насчет мальчиков?

Салли прыснула в кулак и, подобрав юбку из черно-белого шифона, залезла в джип.

— Нет уж, с меня вполне хватит мороженого.

Морин проверила, все ли взяли (на эту площадку они уже не вернутся), уложила кофр на заднее сиденье головного джипа и уселась на пассажирское место, рядом с Уалла, ее шофером и гидом.

— Шикарный был денек! — сказала она ему.

Уалла кивнул:

— В Африке все деньки шикарные, мисси.

— Это верно, — с улыбкой согласилась она, и машина рванула с места.

* * *

Лагерь размещался в саванне, всего в пятидесяти милях от Виктория-Фолс. В глиняных, крытых соломой домиках днем было на удивление прохладно, а ночью — тепло. Строения располагались кольцом, восемь домиков, столовая, кухня и три кабинки для мытья. В лагере имелись водопровод, телефон, телевизор, радио и переоаппаратура — все работало от генератора. «Ультра вумен» обеспечивал своих сотрудников только самым лучшим. К каждому домику была приставлена горничная, дабы ни модели, ни члены бригады не утруждали себя по хозяйству. Еду готовил отличный шеф-повар из Филадельфии Накинув батистовый халатик, Морин сушила волосы полотенцем. До обеда еще оставался час. Это было ее любимое время дня Закатное оранжевое солнце испускало последние лучи. Девушка отхлебнула ледяного фруктового сока из высокого стакана и растянулась на кровати, чувствуя, что могла бы остаться здесь навсегда.

Африка напоминала ей Техас и ранчо дяди Мака. В детстве она проводила там каждое лето, хотя вообще-то они с родителями жили на Манхэттене. Но Морин больше нравился Техас. Там, на вольных просторах, и люди, и животные были свободны, были сами собой. И ей было так хорошо и спокойно на ранчо, и дядя Мак ее любил.

Морин вздохнула. И тут зазвонил телефон. Она сразу догадалась, кто это.

— Майкл?

— Привет, малышка. Ну, как вы там?

— Отлично. Просто класс! С сегодняшними снимками я войду в историю.

— Вот и хорошо. Ты мне нужна здесь. Завтра же. Я уже обо всем договорился. Постарайся успеть на десятичасовой из Виктория-Фолс.

— Погоди, Майкл! Мы же еще не закончили…

— Раз я сказал — закончили, значит, закончили.

— Но Майкл…

— Ты что, не поняла? Ты нужна мне здесь.

— Я все поняла, — она вздохнула, — зачем я тебе нужна?

— Рекламодатели мне всю плешь проели. Ты и так уже задержалась там на неделю.

Морин нахмурилась. Так она и думала!

— Наверное, я тебя не правильно поняла, Майкл. Ты хотел сказать, что я нужна журналу, а не тебе.

— Это одно и то же.

— Для меня нет.

— Ну хватит, опять ты за свое… О Господи, ты же сейчас в Африке! Вот приедешь, тогда и поговорим. Поужинаем где-нибудь завтра вечером. Как насчет того ресторанчика — нашего обычного?

— Дай мне еще один день. Всего один, Майкл! — Она помолчала. Пожалуйста!

Боже, она терпеть не могла клянчить!

— Нет, я хочу, чтобы ты вернулась. Немедленно!

— Ладно! Ладно…

— Вот и умничка.

— Майкл, сделай мне одолжение.

— Какое?

— Оставь свой покровительственный тон. Ты добился, чего хотел, вот и радуйся. — Она бросила трубку и задумалась, сверля взглядом черный телефонный аппарат. Интересно, дошло до него или нет?

— Скорее всего нет, — сказала себе Морин, поднимаясь и начиная одеваться.

* * *

Когда вошла в столовую, вся съемочная бригада уже была там. Все головы разом повернулись к Морин: ей очень шло платье цвета хаки с кружевной нижней юбкой; по плечам падали прямые черные волосы. Девушка пыталась улыбаться, но одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что что-то произошло. Как только она опустилась за столик рядом с Битей, официанты словно по команде принялись обслуживать сотрудников «Ультра вумен».

— Что-то случилось? — Битей внимательно смотрела на подругу.

Морин мрачно уставилась на еду, художественно разложенную по тарелке, и тяжело вздохнула:

— Ничто так не отбивает аппетит, как любовь к шефу.

— Ах, этот! — Битей очень фотогенично надула губки.

— Мы уезжаем.

— Ну, это ни для кого не новость.

— Ты не поняла. Мы уезжаем завтра утром.

— Но я же еще не надевала белое шифоновое с блестками! А съемки на водопаде? — воскликнула Битей. Она была ужасно разочарована. Морин могла сделать из нее супермодель — блестки, радуга над водопадом Виктория. Битей мечтала об этих съемках и возлагала на них большие надежды Ее агент уже тратил деньги, которые рассчитывал получить за публикации ее фотографий в «Пипл» и «Ас».

Битей решительно тряхнула головой:

— Он не посмеет! Скажи ему, что я никуда не поеду, пока мы не закончим.

— Сама и скажи, — буркнула Морин, — я пыталась его уговорить бесполезно! Если он начинает жаловаться на рекламодателей — значит, дело дрянь. За два года я его изучила, слава Богу.

Битей отправила в рот кусочек овоща, с виду похожего на цуккини.

— Ты его так хорошо знаешь?

— Как облупленного!

— Какая досада!

— Что? Ты о чем?

— Да ладно, Мо, не прикидывайся! Ты все прекрасно понимаешь. Когда не остается никакой загадки… это же скука смертная!

— Загадки? В Майкле никогда не было никаких загадок.

Как раз за это я его и люблю. Мне нужен надежный, предсказуемый человек.

— Сколько лет мы знакомы, Морин, я ни разу не слышала от тебя таких речей. Вся твоя жизнь — сплошное творчество, поиски нового, необычного. Ты постоянно что-то меняешь, ты сама не знаешь, что тебе нужно. Сейчас тебе хочется заснять меня на вершине горы, а через минуту — у подножия.

— Ну, это другое дело. Не путай работу с личным. К тому же я знаю, чего хочу от жизни. Мне нужна семья, нужен настоящий дом. Я готова к замужеству. Ты хоть представляешь себе, какие у нас с Майклом были бы отношения, если бы у меня в голове гулял ветер?

— Да-а-а. Просто атомные!

Морин нахмурилась.

— Лучше скажи: хаотические. Майкл — моя судьба. Мне необходим порядок, какая-то логика в жизни. Майкл — как раз такой мужчина, который мне нужен. Он респектабельный, преуспевающий, добрый, щедрый… и он меня любит.

— Да, но я что-то не видела документального подтверждения вашего брака.

Битей прекрасно понимала, что бьет по больному, но считала, что не вправе молчать.

Морин тут же перешла в оборону.

— А что твой журналист Джон? — спросила она, имея в виду приятеля Битей.

— Он сейчас в командировке в Оттаве. Тоскует без меня Ты знаешь о наших планах не хуже, чем я, Мо. Мы поженимся следующей осенью. Я еще года два поработаю моделью, а потом мы уедем в горы. Джон будет писать свой роман, а я нарожаю детей. У нас все решено, Мо. Мы оба движемся в одном направлении. А вот Майкл тебе не пара…

Ты заслуживаешь лучшего.

— Я не умею фантазировать, как ты. У меня все четко.

— У тебя-то — да. А у Майкла?

Официанты убрали грязные тарелки и принесли мороженое, заказанное Морин для своих тружеников. Мысли о Майкле вызывали головную боль. Морин знала, что Битей права, но признаваться в этом не хотелось. В последнее время их отношения становились все более натянутыми.

Вот уже больше двух лет Майкл Грэйсон был ее любовником и работодателем. На тринадцать лет старше Морин, он в сорок один год возглавлял самый крупный и прибыльный женский журнал в стране (в 1983 году «Ультра вумен» побил тираж «Космополитена»). Одновременно работая на «Тайм», Майкл писал почти во все деловые журналы страны.

Половина одиноких женщин Нью-Йорка грезила об этом преуспевающем разведенном красавце. Многие завидовали Морин только потому, что она была близка к Майклу. «Подружка Майкла Грэйсона» — она ненавидела это прозвище.

Оно затмевало ее собственную пятилетнюю славу фотографа.

А Морин дорожила своей личностью и не желала быть просто придатком мужчины.

Они жили отдельно: Морин убедила себя в том, что ей нужна независимость. Майкл тоже считал, что так лучше.

Насколько она знала, он ей не изменял, и у нее не было причин в нем сомневаться. Хотя, говоря по правде, при таком напряженном режиме работы он просто физически не мог завести себе еще одну любовницу.

В этом году Морин исполнилось двадцать восемь. Подходя к своему тридцатилетнему рубежу, она, как большинство людей, задумывалась над прожитой жизнью. И ей становилось ясно, что она несчастлива. Она ждала от Майкла большего. Ей хотелось иметь дом и детей, хотелось нормальной семьи. Но, как нередко бывает, чем настойчивее становилась Морин, тем больше Майкл от нее отдалялся. Где бы она ни была — в Африке, в Австралии или в Нью-Йорке, — они постоянно ссорились.

Морин понимала: пора что-то менять, иначе жизнь будет неполной. Семья всегда много для нее значила. Родители девушки погибли в морской катастрофе, когда ей исполнилось двадцать пять лет. Ее единственным родственником был брат отца. Мак, живший за тысячи миль, в Техасе. В детстве она каждое лето отдыхала на его ранчо, но после окончания колледжа Скидмора стала видеться с дядей всего раз в году, когда он приезжал в Нью-Йорк на рождественские праздники.

Первое время после смерти родителей она чувствовала себя такой одинокой и беззащитной. Тогда ей тоже были необходимы перемены. Хорошенько поразмыслив, Морин бросила работу фотожурналиста в нью-йоркской «Дейли ньюс» и перешла на более выгодное место в «Ультра вумен». Высокий заработок вернул ей уверенность в себе и в завтрашнем дне, а Майкл заполнил зияющую пустоту в сердце.

Теперь пришло время решать, чего же она на самом деле хочет от жизни. Она уже не оплакивала прошлое и не страшилась будущего. Мысленно окидывая взглядом свою нынешнюю жизнь, Морин понимала, что сама во всем виновата. Слишком долго она приносила личные потребности в жертву финансовому благополучию… Носилась со своей независимостью и только теперь осознала, что это была лишь иллюзия.

Больше двух лет назад Майкл сказал ей, что когда-нибудь они поженятся. Тогда она ему поверила, но теперь не желала ждать. Для нее «когда-нибудь» уже наступило.

Морин оглядела свою команду — все поели — и встала.

— Послушайте все! У нас изменились планы.

В зале стало тихо.

— Мы выезжаем завтра рано утром, в пять часов. Мы улетаем в Нью-Йорк десятичасовым рейсом.

Верона взвизгнула:

— Ты слышала, Салли? Мы едем домой! Я Так соскучилась по Рэнди, просто ужас!

Салли кивнула и бросила взгляд на Морин, выходящую из столовой.

— Что-то она не очень рада, а?

— Да, не особенно, — согласилась Верона.

Салли чуть прищурила свои васильковые глаза, обдумывая поведение Морин.

— Казалось бы, она тоже должна соскучиться по своему дружку, верно?

— Ну да.

— Любопытно!

Глава 2

Самолет приземлился в аэропорту Кеннеди. По своему обыкновению, Майкл прислал за Мории и за всей командой три лимузина. Битей села в машину к Морин, потому что они ехали не домой, как остальные, а сразу в офис «Ультра вумен» на Пятьдесят седьмой улице.

Битей хотела сама просмотреть снимки, как только их напечатают в фотолаборатории. Это было оговорено в ее контракте, и, несмотря на усталость, она не собиралась отказываться от своих с трудом завоеванных прав.

Битей было двадцать четыре года. В возрасте, когда большинство моделей заканчивают карьеру, она ее только начинала. По примеру супермоделей, таких как Шерил Тигс и Кристи Бринкли, Битей нанимала себе лучших менеджеров и адвокатов. Она не желала быть просто девочкой-моделью, она хотела большего: выйти замуж за Джона, родить двоих, а может, и троих детей, помочь будущему мужу осуществить свою мечту — написать роман. Битей не привыкла полагаться на волю случая и уже сейчас вовсю трудилась на свое будущее.

Морин молча обдумывала предстоящий разговор с Майклом. Когда самолет пролетал над водопадом Виктория, она с трудом сдерживала слезы: у нее было такое чувство, что она уже никогда не вернется в Африку. Морин гордилась проделанной работой, но ведь можно было сделать гораздо больше! Такой уж у нее характер — всегда требовать от себя и от окружающих по максимуму. Но ведь Верона и Салли ничуть не жалеют, что возвращаются домой, наоборот, они счастливы. Даже Битей не слишком огорчилась. Только она, Морин, хотела остаться…

Наверное, она зря нагрубила Майклу. Он был прав, что заставил ее вернуться. Раньше, когда она просила его продлить командировки, он всегда шел ей навстречу, но ведь всякому терпению есть предел. Майкл весь в работе, в постоянном напряжении, а она только добавляет ему неприятностей.

Битей взглянула на Морин:

— О!

— Что?

— Я смотрю, глазки у тебя затуманились. Что, совесть замучила?

— Вовсе нет. — Битей иногда просто пугала своей способностью читать ее мысли.

— И правильно. Нечего себя казнить. Жаль, что мы не успели сделать снимки на водопаде! Я до сих пор не могу успокоиться. Если будет нужно, я тебя поддержу.

— Спасибо, — Морин улыбнулась, — но надеюсь, все обойдется.

Лимузин остановился. Морин, не дожидаясь, пока шофер откроет дверцу, выскочила из машины и кинулась к стеклянным дверям офиса «Ультра вумен».

Битей ошеломленно смотрела ей вслед.

— Черт! — бросила она, когда Морин исчезла в здании, и пошла за подругой.

* * *

Морин направилась прямо к Майклу в кабинет. Стучаться она не стала. Майкл, как всегда, разговаривал по телефону. При ее появлении он поднял голову и кивнул.

Она ослепительно улыбнулась, но он, не обращая внимания, продолжил разговор:

— Ну сколько тебе можно говорить, Стэн? Сделай хоть раз так, как мне надо, и не будем спорить!

— Майкл… — Морин подошла и положила руку ему на плечо. Он потянулся вверх и чмокнул ее в щеку, обняв за талию.

— Ладно, кончай, Стэн. — Майкл швырнул трубку на рычаг. — Я соскучился по тебе. — Он схватил девушку, усадил ее к себе на колени и страстно поцеловал.

— Я тоже, — откликнулась Морин.

Он посмотрел на нее и засмеялся:

— У тебя нос обгорел!

— Что? Ах да, там сейчас жарко и сухо.

Он ласково столкнул ее с колен.

— Вот как? Ну, у нас здесь тоже пекло. Где пленка?

— Сейчас отнесу ее в лабораторию.

— Ты что, не забросила ее по пути сюда?

— Нет, Майкл, я хотела сначала повидаться с тобой. Я подумала, ты рассердишься…

Он раздраженно вздохнул:

— Я еще не так рассержусь, если не получу эти снимки к шести вечера.

— О Господи! Я пять минут как приехала, а ты уже завелся! — Она резко отвернулась и выскочила из кабинета.

— Морин… Мо! — закричал Майкл. Но тут зазвонил телефон. Он схватил трубку, понимая, что это срочно. У него все звонки были срочными.

* * *

Морин ждала пробных отпечатков вместе с Битей. Как она и ожидала, снимки получились отменные. Это была лучшая ее работа. Она сосредоточенно разглядывала каждую деталь. Произведение искусства в области модной индустрии!

Бог дал ей способность запечатлевать на фотопленке всю эту красоту. И Морин отдавала себе отчет в том, как ей повезло.

Она очень бережно относилась к своему таланту, гордилась им и одновременно робела перед ним.

— Отличные снимки, Мо! Каждый раз, глядя на твои работы, я думаю: «Ну все, лучше ей уже не сделать!» Но в следующий раз ты делаешь еще лучше. Ты просто волшебница!

Морин улыбнулась и взглянула на часы. Без четверти шесть.

— Я буду настоящей волшебницей, если сумею смягчить Майкла. — Она сгребла пробные отпечатки и побежала к лифту. Через несколько минут она была у него в кабинете.

— Невероятно… восхитительно. О Боже! Ты только взгляни на это!

— Я могла бы сделать чудесные снимки на водопаде, Майкл.

Он нахмурился;

— Какой еще водопад? Этих фотографий мне за глаза хватит! — Он поцеловал ее. — Поезжай домой и переоденься.

Я заказал столик на девять часов в Водном клубе.

— Очень заманчиво.

Она чмокнула его в губы и вышла.

В вестибюле Морин столкнулась с Битей.

— Мо! А я тебя ищу. — Она нагнулась к ее уху. — Только что звонил Джон и сказал, что повезет меня на ужин в «Окна мира».

— Отлично! И что это значит?

— Не знаю. Может быть, он продал издателю свой сюжет? Кажется, он собирается что-то отпраздновать.

— Мне тоже так кажется. Теперь тебе надо подумать о романтическом продолжении вечера.

— Мо, дорогая, я — человек творческий, что-нибудь придумаю. Я всегда говорила, что мое творчество начинается в постели.

Морин рассмеялась и тряхнула головой.

— Битей, оставайся такой всегда!

— Ну разумеется! — И Битей ушла, игриво помахивая ручкой над головой.

Морин вышла на улицу. Поджидавший ее в машине шофер проворно распахнул дверцу — успел опередить на этот раз. Девушка уютно устроилась на сером кожаном сиденье, расслабилась.

Все-таки совсем неплохо она живет! Откуда же это неистребимое желание все перетряхнуть? Миллионы людей мечтают о такой жизни. Кто еще из фотографов разъезжает по городу на лимузине? А она вот разъезжает — спасибо Майклу! В ее распоряжении лучшие столики в лучших ресторанах, ложи в театрах и концертных залах. Конечно, кое-чего она добилась сама. Но со временем черта, отделяющая влияние Майкла от ее собственных заслуг, стала расплывчатой. Она на свои деньги купила квартиру на Восемьдесят первой улице, собрала за три года маленькую, но прекрасную коллекцию литографий, служебные командировки от журнала позволили ей посмотреть мир. Она сама покупает себе одежду, еду, оплачивает страховку…

— Господи, что со мной? — пробормотала Морин, наклоняясь и доставая из бара бутылку перье. — Можно подумать, что мы уже делим имущество после развода!

Машина мчалась мимо бутиков с одеждой от кутюр, мимо ювелирных и меховых магазинов. Она всю жизнь прожила в этой части Манхэттена, но сегодня особенно остро почувствовала, какой он крошечный, этот мирок.

Отец Морин был удачливым биржевым маклером, а мать хоть и имела хорошее образование, но считала, что женщина должна быть замужем за преуспевающим мужчиной, и ставила себя в пример дочери. Глядя на яркие, сияющие неоном витрины, Морин вспоминала ту весну 1983 года, когда они с Майклом Грэйсоном познакомились. Это было на пресс-конференции. Помнится, в тот день она отщелкала всю пленку — она к тому времени уже четвертый год работала в «Дейли ньюс». Майкл был в зените славы, в марте его журнал обошел все самые популярные издания месяца. Как видно, и Морин тоже произвела на него впечатление: в тот день, когда ее снимки вышли в «Дейли ньюс», он предложил ей работу в своем журнале. И Морин согласилась.

Он предоставил ей студию и поручил заниматься съемками модных туалетов. Но работа оказалась на удивление неинтересной. Четыре месяца спустя Морин явилась к Майклу в кабинет с заявлением об уходе. Этого дня она не забудет никогда.

— Я увольняюсь, — твердо сказала Морин.

Майкл был потрясен. Он разговаривал с ней всего несколько раз, когда они обсуждали макеты, и полагал, что она вполне довольна своим положением. Работала девушка безупречно и его самого более чем устраивала.

— Чего же вы хотите? Еще денег?

— Я хочу уволиться, только и всего.

— Вы не можете вот так просто взять и уволиться.

— Кто сказал, что не могу?

— Я сказал. Я подниму вам зарплату.

— Этого недостаточно.

— Ну ладно, удвою., - Вы не понимаете. Я задыхаюсь здесь! Мне хочется вернуться к корреспондентской работе. Я фотожурналист, и мне неинтересно с утра до вечера щелкать хорошеньких девочек.

— Вот как? Значит, вы хотите поехать на Ближний Восток и схлопотать там пулю или, того хуже, угодить в тюремную камеру с крысами?

— Этого со мной не случится.

— Обязательно случится, не будьте такой наивной!

— Ну и пусть, мне все равно, — уперлась Морин, — но такая работа меня не устраивает.

Майкл хватил кулаком по столу.

— Черт возьми! Еще не было случая, чтобы мои люди ни с того ни с сего приносили мне заявления об уходе! — рявкнул он.

От его крика задребезжали стеклянные стены кабинета.

Майкл бушевал, не обращая внимания на удивленные взгляды сотрудников. Корреспонденты и наборщицы отрывались от мониторов и вытягивали шеи, пытаясь разглядеть виновницу скандала.

— Вы не Господь Бог! — закричала в ответ Морин. — И не вам решать мою судьбу! Я увольняюсь!

Она направилась к двери. Майкл поспешно выскочил из-за стола и схватил ее за руку.

— Нет! — отрезал он, сердито уставясь ей в глаза. — Что за глупая выходка? Вы что, не знаете, что «Ультра вумен» — самый популярный журнал в стране? Я сделаю вас знаменитой. Ваше имя будет на устах у всех рекламодателей и издателей модельного бизнеса.

Она впилась в него своими голубыми глазами.

— Каким же образом я стану знаменитой, если я не вылезаю из студии?

— А где вы хотите работать?

Морин лихорадочно соображала. Чем бы его огорошить?

— В Африке! Я хочу поехать в Африку.

— О Боже! Вы дорого мне обойдетесь…

Тут он слегка привлек Морин к себе, и она внутренне затрепетала. Голос его смягчился, но взгляд стал острее.

— Знаю. Но вы сказали, что я буду знаменита. Если вы действительно мной дорожите, докажите это.

— Хорошо, я вам докажу, — сказал он и предупредил секретаршу, что его не будет до конца дня.

Майкл повез ее в маленький романтический, ресторанчик, заказал шампанское и согласился на все ее требования.

Он пообещал ей любые натурные съемки и удвоенное жалованье. Они ехали в его лимузине, тихо играла музыка. Он нагнулся и поцеловал ее. Девушку вновь охватило волнение.

Она чувствовала, что оживает, что влюблена.

Вместо того чтобы отвезти ее домой, он привез ее к себе, в фешенебельную квартиру на крыше небоскреба, и они всю ночь занимались любовью. С тех пор они стали любовниками.

— Мисс Макдональд? — окликнул шофер.

— Да? — Морин очнулась от воспоминаний Уже дома.

Она вышла из машины и остановилась, ожидая, пока шофер вытащит ее сумки из багажника. Швейцар подбежал помочь.

— С возвращением, мисс Макдональд!

— Спасибо, Эдди.

Девушка похлопала его по руке. Она знала Эдди с десяти лет — с тех пор как ее семья переехала в это здание. После смерти родителей выяснилось, что отец не доверял страховкам и вкладывал все свои деньги в акции. Это давало неплохую прибыль, но вскоре котировки сильно упали. Морин забрала оставшиеся деньги и положила их в банк. Сумма была небольшой, но позволяла чувствовать себя в безопасности.

Эдди с шофером помогли девушке донести багаж. Дав обоим на чай, она вошла в квартиру.

Бросив пальто на софу, Морин быстро просмотрела пришедшие счета — писем она не получала. Потом, настроив радио на свою любимую станцию мягкого рока, прошла на кухню и достала себе кока-колу. Проходя мимо автоответчика, машинально включила его и отправилась в спальню разбирать сумки.

Сообщения были самыми обычными. Звонили из багетной мастерской, сказали, что готова рамка для литографии — последней в ее коллекции. Зубной врач напоминал о приеме на среду. После десяти подобных сообщений она услышала незнакомый голос с техасским акцентом:

— Мисс Макдональд, это Сильвестр Крэддок из Кервилла. Я сообщаю вам, что ваш дядя, Мак Макдональд, скончался вчера поздно вечером. Как его адвокат, я счел нужным немедленно известить вас об этом. Если вы не сможете приехать в Кервилл, я сам организую похороны. Позвоните мне по телефону 512-444-8890.

Автоответчик щелкнул и автоматически перемотал пленку.

Морин застыла на месте. Во рту у нее вдруг пересохло, а глаза наполнились слезами.

— Этого не может быть… — Она подлетела к автоответчику, прокрутила его вперед и еще раз прослушала сообщение адвоката. — Нет! — вскричала она, закрывая лицо руками. — Дядя Мак… у меня никого нет, кроме тебя…

Она взглянула на огромную картину маслом Ремингтона,[2] висевшую над камином. Дядя Мак подарил этот пейзаж ее матери, своей невестке, около двадцати лет назад, надеясь заманить ее на свое ранчо. Но Джиллиан родилась и выросла в Нью-Йорке. До того, как выйти замуж за Хала Макдональда, она четыре года проработала манекенщицей и была горожанкой до мозга костей, как и се дочь. Джиллиан ненавидела Техас и вообще любое пространство под открытым небом, если там не было тротуаров, магазинов, кафе и телефонов на каждом углу.

— Дядя Мак…

Морин бросила взгляд на удобное мягкое кресло, обтянутое набивным ситцем с цветочным рисунком. Дядя всегда сидел в нем, когда приезжал к ним в гости. Обычно он всю ночь проводил в этом кресле, не желая спать в Тесном «кабинете», переделанном из кладовки.

Она вспомнила, как жила летом на его ранчо. Он учил ее ездить верхом и даже бросать лассо. Дядя Мак никогда не был женат, но прожил счастливую жизнь. Он не был отшельником, просто, по его собственным словам, в нем бурлила кровь старых ковбоев, которым никто не нужен, только земля и воля. Мак и в самом деле казался неприспособленным к современному миру. Он был счастлив там, в западном Техасе. И она должна похоронить его подобающим образом.

Дрожащей рукой Морин взяла телефонную трубку и набрала номер Крэддона. На другом конце провода телефон прозвонил четыре раза. Она взглянула на часы. В западном Техасе сейчас шесть часов вечера. Скорее всего адвокат еще на работе.

На пятом гудке трубку сняла женщина.

— Кабине — О, слава Богу! Я испугалась, что уже никого нет.

— Да, я уже уходила.

— Я вас долго не задержу. Мистер Крэддок на месте? Это Морин Макдональд.

— О, мисс Макдональд, он ушел около часа назад. — В тоне секретарши слышалось сочувствие. — Что ему передать?

Я знаю, что он очень хотел с вами поговорить.

— Передайте ему, что я вылетаю в Кервилл, чтобы все подготовить… для моего дяди. Я позвоню завтра и сообщу, в котором часу я буду.

— Очень хорошо. Примите мои соболезнования, мисс Макдональд.

— Спасибо, — сказала Морин и бережно опустила трубку на рычаг.

Выйдя из скорбного Оцепенения, она позвонила транспортному агенту, услугами которого пользовался их журнал.

Но было уже поздно, и контора была закрыта. Тогда Морин напрямую связалась с аэропортом и заказала билеты. Она прилетит в Техас во второй половине дня.

Вернувшись в спальню, девушка принялась рыться в шкафу, подбирая вещи в дорогу. Ей необходимо было чем-то заняться, чтобы не думать. Но она вдруг перестала бросать платья на кровать и опустилась в маленькое антикварное кресло.

— Дядя Мак…, у меня даже нет платья для твоих похорон!

Я никогда не думала, что ты умрешь…

И Морин разразилась слезами. Она проплакала почти два часа, меряя шагами комнаты и вспоминая свои разговоры с дядей. Но воспоминания не утешали, а лишь причиняли боль.

Она умывалась в ванной, когда зазвонил телефон.

— Ты что, динамишь меня или просто забыла? — шутливо спросил Майкл.

— Майкл… — Она посмотрела на часы: четверть десятого. — Знаешь, я совсем не настроена…

— Брось! Я прервал деловую встречу, чтобы поужинать с тобой.

Сейчас она как никогда нуждалась в утешении. Ей хотелось, чтобы ее обняли и сказали, что все будет хорошо.

— Я еду.

Морин сидела в такси, тупо уставясь в пространство. В ресторане, когда метрдотель уже вел девушку к столику Майкла, в ее душу вдруг закрались сомнения. А сможет ли Майкл, простой смертный, облегчить ее скорбь по ушедшему дорогому человеку?

Он встал и поцеловал ее. Усевшись напротив, она заметила, что он заказал шампанское. Бутылка была наполовину пуста.

— Ты жутко выглядишь. Что случилось? — спросил Майкл.

— У меня умер дядя.

Глаза ее налились слезами, но она крепко зажмурилась и залпом выпила бокал шампанского, пожалев, что это не виски.

— Тот, который жил в Техасе?

— Да.

— От чего он умер?

— Н-не знаю, — ответила Морин. И в самом деле, как же она не задала секретарше мистера Крэддока такой важный вопрос? — Я позвонила адвокату, который оставил сообщение на автоответчике. Он хочет, чтобы я организовала похороны.

— Понимаю. — Майкл взял ее за руку. — Завтра ты должна уехать?

— Да. Я знаю, у тебя есть для меня работа…

Он сжал ее руку.

— К черту работу! Я же не тиран какой-то. Ты не виновата, что так получилось. Конечно, было бы прекрасно, если бы ты осталась со мной… и с журналом. Но ты не можешь.

Морин улыбнулась:

— Майкл, ты так добр ко мне.

— Знаю. И ты не забывай об этом. Слушай, ты хочешь есть?

Она покачала головой:

— Да нет.

— Я тоже. Во всяком случае, теперь у меня пропал аппетит. Может, поедем ко мне? Мы не виделись почти две недели, и…

— Отличная идея.

Заплатив по счету, Майкл взял Морин под руку и вывел из ресторана. Такси доставило их на Пятую авеню — там располагалась квартира Майкла. Когда они остались наедине, он обнял ее и, гладя по плечу, по руке, говорил старые как мир пустяки, которые всегда говорят любимому человеку, когда ему плохо.

В постели Майкл сдерживал себя, был ласковее, чем обычно. Он держал ее в объятиях, пока не уснул Морин перекатилась на бок, все еще надеясь найти утешение в его нежности. Но внутри ее была пустота. Она не испытала радости от любовной близости. Наверное, так чувствует себя любой человек, когда над ним нависнет тень смерти.

Морин опять зарыдала. Она старалась не шуметь, и все же разбудила Майкла. Он привлек ее к себе.

— Не плачь, пожалуйста. Я знаю, как тебе сейчас тяжело, но это еще не конец света.

— Ты не понимаешь, Майкл. Кроме дяди Мака, у меня никого нет… не было…

— Но… у тебя есть я.

Она уткнулась лицом в его плечо, чтобы он не увидел случайно ее глаза в озарявшем комнату лунном свете.

— Да, Майкл, у меня есть ты, — пробормотала она, но почему-то ей не стало от этого легче.

Глава 3

В четыре часа следующего дня Морин уже стояла в муниципальном аэропорту Кервилла. Поскольку с Кервиллом не было воздушного сообщения, ей пришлось заказать билет на чартерный рейс из Хьюстона По счастью, интервал между двумя рейсами составлял всего один час За годы своей работы Морин приходилось летать на самых причудливых «летательных приспособлениях», как она называла эти подновленные допотопные самолеты. Морин не боялась их.

Как правило, они были не менее надежны, чем лайнеры на коммерческих рейсах. Но сейчас она летела не па натурные съемки и не ждала радостей от этой поездки. Спускаясь по стальному трапу маленького самолета, она чувствовала себя совершенно опустошенной.

Сильвестр Крэддок изменил свой дневной график работы, чтобы встретить самолет Морин. Он сразу же подошел к ней, поскольку она была единственной женщиной среди пассажиров.

— Здравствуйте, мисс Макдональд, как долетели?

Морин пожала руку высокому стройному мужчине в сшитом на заказ ковбойском костюме темно-песочного цвета.

— Спасибо, хорошо.

Он вернул на голову свою ковбойскую шляпу и взял у девушки большую сумку-рюкзак.

— Это слишком тяжело для дамы… Позвольте, я понесу еще и чемодан, сказал он.

— Ничего страшного, я сама, — отозвалась Морин.

Скользнув взглядом вниз, она обратила внимание на его дорогие кремовые ботинки, потом с улыбкой заметила галстук — шнурок с серебряным зажимом, украшенным бирюзой. У ее дяди был такой же галстук.

Крэддок подвел девушку к новенькому сверкающему темно-синему «кадиллаку». Пока он укладывал ее вещи в багажник, она разглядела, что на машине еще остались наклейки торговой фирмы.

— У вас отличная машина, — сказала Морин, пытаясь Завязать легкий разговор.

— Спасибо. Я только что закончил выгодное дело и решил сделать себе подарок.

Адвокат придержал дверцу машины и даже подхватил кончик пышной юбки девушки, чтобы не защемить подол.

Как только он завел мотор, Морин спросила:

— От чего умер мой дядя?

— От сердечного приступа. Смерть наступила быстро, мисс Макдональд.

— Можете называть меня Морин. — Она не привыкла к этой чрезмерной южной галантности. — Насколько я знаю, у него никогда не было проблем с сердцем.

— Я понимаю, о чем вы думаете. Пятьдесят шесть — еще не возраст. Черт возьми, я сам всего на несколько лет моложе, — проговорил он задумчиво, — но Мак слишком много вкалывал на своем ранчо. Это тяжелый труд. А помощников не было.

— Когда я к нему приезжала, у него были помощники Правда, это было семь лет назад.

— Десятник, горничная и два бродяги не в состоянии справиться с таким огромным хозяйством. Около четырехсот тысяч акров — это не шутка.

— Четыреста тысяч? Я думала, у него сто тысяч!

— Столько он купил сначала. Но за последние десять лет он то тут, то там докупал маленькие участки. До недавнего времени мало кто знал об этом. Он делал свои дела молчком.

— И все это время вы были его поверенным?

— Не совсем. Мак не слишком доверял юристам. Но я составил его завещание. Полагаю, это интересует вас прежде всего.

— Что?

— Завещание. Ранчо. — Он понимающе усмехнулся.

Морин взвилась.

— Я приехала сюда, чтобы достойно похоронить моего дядю, — резко сказала она.

— Простите, просто насколько я знаю вас, Нью-Йоркцев, вы любите сразу переходить к делу. Я думал…

— Вы не правильно думали, — перебила его девушка. Она вдруг поняла: то, что она принимала за галантность, па самом деле было пренебрежением. Интересно, кого он презирает больше — женщин или Нью-Йоркцев?

Они въехали в город по 27-й трассе и через центр Двинулись на запад, к ранчо.

Крэддок прервал напряженное молчание:

— Он оставил вам все: ранчо, скот, права на добычу руды, наличность.

— Все? — переспросила Морин. Только тут до нее дошло, что у дяди не было других наследников. — И что мне с этим делать?

— Мои совет — продать. Вы не осилите такое хозяйство.

Поблизости есть несколько фермеров, которые уже выразили заинтересованность в этом ранчо. Думаю, вам легко удастся сбыть его с рук.

— Сбыть с рук… Но почему? С ним что-то не так?

Крэддок вновь смерил девушку высокомерным взглядом.

Она стиснула зубы, но смолчала.

— Ранчо не очень ухожено. Это всем известно. Старина Мак уделял хозяйству слишком мало внимания. У него были дела поважнее.

— Не понимаю. О чем вы?

Адвокат усмехнулся:

— Золото, милая леди. Старина Мак был уверен, что на его участке есть золото. Он говорил, что конкистадоры фургонами зарывали этот металл среди его холмов Весь доход от ранчо — все до последнего цента — он тратил на рудные разработки. Если он не возился со скотом, то копал землю в поисках золота. Не знаю, что именно его сгубило — каторжный труд или сознание того, что никакого золота он никогда не найдет.

— Бедный дядя Мак… — прошептала девушка.

— Да, с годами у Мака начала съезжать крыша.

Она взглянула на него:

— Вы не слишком его уважаете, да?

Крэддок не отрывал глаз от дороги.

— Я не говорю плохо о покойниках.

— Только о живых? — съязвила Морин.

Остаток пути они ехали молча. Девушке не терпелось поскорее избавиться от этого самодовольного типа, который явно недолюбливал своего клиента. Она догадывалась, что сверкающий «кадиллак» куплен на деньги дяди Мака.

Наконец они въехали в ворота ранчо Макдональда, лежащего среди холмов к северу от реки Гваделупа.

Морин словно вернулась в детство те же каменистые холмы, те же дубы, та же суровая земля. За домом — сверкающий на солнце ручей. И наконец, сам дом.

Он был построен в конце девяностых годов прошлого века богатым скотопромышленником. Каменный, двухэтажный, с красной глиняной крышей и двумя круглыми башнями по краям, это! особняк являл собой причудливую архитектурную смесь из испанских сводчатых окон и колоннад с английскими дверями и крышей.

На втором этаже вокруг всего здания тянулась крытая галерея с каменными балюстрадами и огромными арками.

Она укрывала дом от палящего солнца и пропускала в комнаты освежающий ветерок. Внешние стены толщиной в четырнадцать дюймов служили защитой от любой непогоды.

Морин не была здесь больше семи лет и ожидала, что дом окажется меньше, чем она запомнила. Но вышло наоборот. Огромное строение величественно возвышалось над огороженными загонами для лошадей, над усыпанным камнями и заросшим травой двором и запущенным огородом, разбитым с восточной стороны у подъездной дороги.

Морин благоговейно взошла по ступеням крыльца. Дом выглядел еще более испуганным и одиноким, чем она. Девушка обернулась к Сильвестру:

— Я остаюсь здесь.

— Что?

— Я смогу обо всем договориться отсюда. Как, вы сказали, — называется похоронное бюро?

— Бюро Эрлмана.

— Ладно, я все сделаю. И сама позвоню пастору баптистской церкви Троицы.

— Не советую, мисс Макдональд. Вам будет гораздо удобнее в городе. Я забронировал вам номер в отеле «Хилтон». А здесь, в доме, вряд ли найдется даже еда.

— Хуанита еще здесь?

— Да. Сегодня она уехала в гости к матери. Но вечером вернется.

— Значит, все в порядке.

— Как хотите, — сказал Крэддок и достал ее вещи из багажника.

Они прошли в вестибюль.

Морин засмеялась:

— Только в Техасе не запирают дверей!

Он протянул ей ключи от дома:

— На случай, если вы не сможете побороть привычку.

После похорон я официально зачитаю текст завещания. Если вы все-таки передумаете и решите вернуться в город, позвоните. Мой телефон вы знаете.

— Я не передумаю, — сказала Морин, проводив его до дверей.

Крэддок уехал.

Девушка была рада, что может побыть одна и самостоятельно осмотреть дом. На первый взгляд он выглядел неплохо. Хуанита следила за чистотой. Но, войдя в старую обшитую панелями гостиную с высокими потолками, дубовыми колоннами и паркетным полом, Морин поняла, что без большого ремонта не обойтись.

Побелка на потолке потрескалась и облупилась. Обои в столовой, кабинете, библиотеке и вестибюле отслаивались от стен. Полы покоробились и вздулись. Занавески и оконные рамы совсем обветшали.

В кухне Морин вспомнила, что дядя Мак никогда ничего не переделывал. В детстве она не обращала на это внимания, но сейчас запустение бросалось в глаза. Плита была газовым монстром, произведенным еще до Второй мировой войны. В не менее древнем крошечном холодильнике не работала морозилка. Здесь не было ни посудомоечной машины, ни мусоропровода, ни нормальной кухонной мебели. Линолеум задрался по краям и почернел от въевшейся грязи, которую, сколько ни три, уже не отскоблишь. И здесь на потолке потрескалась известка, а все деревянные детали нуждались в покраске. Когда она повернула водопроводный кран, он начал фыркать и плеваться, а трубы противно загудели по всему дому.

Она пощелкала круглыми выключателями — теми самыми, которыми оснастили дом до Первой мировой войны, когда впервые провели электричество.

Морин поднялась на второй этаж. Здесь было шесть спален, три ванные комнаты и ниша для отдыха в конце коридора. Мебель стояла только в двух комнатах — Мака и Хуаниты. Две ванные были в порядке, требовалось только заменить технику и освещение, третья же находилась в аварийном состоянии, наверное, с 1948 года — с той поры, как Мак купил этот дом.

Морин притащила свои сумки наверх и тут же начала опустошать шкаф и комод Мака. Одежды там было немного — в основном джинсы и клетчатые рубашки. Висели два костюма, аккуратно упакованные в полиэтилен; четыре пары ботинок — все очень старые и поношенные. Хуанита содержала дядины вещи в чистоте и порядке. В комоде не нашлось ничего интересного, но, открыв нижний выдвижной ящик, девушка наткнулась на альбом с фотографиями.

Она села на пол и принялась бережно листать страницы.

— Да это же я! — тихо воскликнула Морин, разглядывая собственные фотографии, аккуратно подобранные по годам.

Здесь были «валентинки», которые она присылала дяде, и самодельные рождественские открытки. А вот она верхом на лошади — это было в пять лет, когда она приезжала с родителями на ранчо. На десяти снимках она сидит на коленях у магазинного Санта-Клауса — ей от года до одиннадцати. Морин вспомнила, что в двенадцать лет отказалась идти сниматься в магазин и прислала свою фотографию на фоне собора Святого Патрика. Под этим снимком дядя написал:

«Моя малышка растет», Морин прижала альбом к груди и встала с пола. Она отдаст всю одежду баптистской церкви, а альбом сохранит.

Спускаясь по лестнице, она увидела тень у входной двери.

— Хуанита, это ты?

Ответа не последовало. Она продолжала спускаться и, подойдя к двери, увидела, что там никого нет.

По спине Морин побежали мурашки. На всякий случай она закрыла входную дверь на засов.

По пути в кухню она услышала, как хлопнула задняя дверь.

— Ну нет, я не сумасшедшая! — сказала девушка и бросилась в кухню.

— Хуанита!

Старая мексиканка резко обернулась. Черные глаза округлились на смуглом лице.

— Мисс Морин!

— Я же слышала, как кто-то ходит. Я так рада, что ты здесь!

— Si, я тоже, — Хуанита обняла девушку, — дай-ка я на тебя посмотреть. Ой, какая худенькая! Твой дядя Мак, ему так не нравится.

Морин улыбнулась:

— Наверное. Но я уверена, ты это исправишь.

— Si. Садимся. Говорим. — Хуанита подвела Морин к деревенскому дубовому столу и чуть ли не силком усадила ее на стул, а сама принялась хлопотать резать овощи, делать лепешки. — Как ты сюда добраться?

— Меня подвез мистер Крэддок.

Хуанита покачала головой:

— Мак не любить его. Это нехороший человек.

— Ну… у него есть некоторые предубеждения, но хороший он или плохой я не знаю. И вообще я не хочу о нем говорить. Скажи мне, Хуанита, это правда, что дядя Мак не страдал перед смертью?

Служанка перестала раскатывать тесто.

— С таким сердцем, как у него, он страдать всегда. Но не так, как ты думать. Мак не нашел то, что искал. Но он никогда не болел и умер быстро.

— Мистер Крэддок рассказал мне про золото. Что дядя Мак все время его искал.

Хуанита тряхнула головой так, что длинные седые волосы, собранные в хвост, хлопнули ее по спине.

— Мак был одинокий человек. Я говорить, ему нужна женщина. Но он меня не слушал. Я говорить, ему нужны дети. Но он отвечал, у него есть Морин. Я говорить, что этого недостаточно. Золото еще никого не сделать счастливым.

Морин вздохнула:

— Ты права, Хуанита.

— Он оставить тебе ранчо?

— Да, — она оглядела запущенную кухню, — но, боюсь, понадобится немало усилий, чтобы сделать этот дом пригодным для жилья. Сомневаюсь, что кто-то захочет купить его в таком виде.

— Ты продать ранчо? — удивилась Хуанита.

— Конечно. А что еще мне с ним делать?

— Вот уж не думала… Мак отдать ранчо тебе. Ты должна здесь остаться!

— Я не могу здесь остаться, Хуанита. У меня в Нью-Йорке хорошая работа и человек, который меня любит.

Хуанита быстро взглянула на левую руку Морин.

— Если он тебя так любить, почему вы не женились?

Девушка напряглась. Это была больная тема.

— В наше время люди не торопятся вступать в браки.

Хуанита опять уставилась на свои лепешки. Морин чувствовала, что ее не устраивает такое объяснение.

— В любом случае я фотограф, а не фермер. Я приехала сюда, чтобы позаботиться о похоронах Мака.

— Значит, ты сделать так, как он хотел.

— То есть?

— Похорони его под большим дубом у дороги. Он любил это дерево и хотел лежать там. А потом ты останься здесь, потому что здесь твое место.

— Да, я могу похоронить его там, только придется обойтись без надгробных знаков. Я все-таки собираюсь продать ранчо и не хочу отпугивать покупателей домом с видом на могилу. А что касается меня самой, то мое место на Манхэттене, а не в Техасе.

— Как бы не так, — проворчала Хуанита.

Морин поняла, что тема еще не закрыта.

— Здесь есть какие-нибудь пустые коробки?

— Да, в сарае. Я принесу.

— Я сама.

Морин вышла во двор через черный ход. Задняя часть дома, обращенная на северо-запад, была в ужасном состоянии. Водосточные трубы и желоба заржавели и практически отваливались, а каменные стены были тронуты непогодой больше, чем на южной стороне. По обложенной камнями тропинке девушка направилась к сараю.

Она постучала в фанерную дверь, также нуждавшуюся в замене.

— Да! — раздался низкий скрипучий голос, и в дверях возник мужчина лет сорока пяти, черноволосый и кареглазый.

Ростом он был чуть выше Морин, с узкими бедрами и огромным животом. Мужчина улыбался, но глаза с тяжелыми веками смотрели настороженно. Он сразу ей не Понравился.

— Я Морин Макдональд, племянница Мака. Мне сказали, что здесь есть пустые коробки.

— А, здравствуйте! Я Уэс Рейнольдс… десятник. Приношу свои соболезнования, мисс Макдональд. Я работал у вашего дяди пять лет и страсть как опечален его кончиной.

— Спасибо, Уэс, — откликнулась Морин.

Этот человек почему-то действовал ей на нервы. Наверное, она просто устала.

— Я сейчас достану коробки, — сказал он и быстро зашагал в кладовку, и отнесу их к главному дому, мэм. Вы, видно, притомились в дороге… и все такое…

Морин двинулась за ним. Уэс слегка посторонился, уступая ей место. Этот человек сама предупредительность, а она про него так плохо думает! Да, похоже, она действительно очень устала.

— Скажите, Уэс, а где остальные рабочие?

— Расти и Грэди уехали в город. Пробудут там до похорон. Думаю, они вообще уедут отсюда.

— Почему?

— Здесь все считают, что вы продадите ранчо. Если не будет работы, то и люди ни к чему.

— Разве они не могут работать у нового хозяина?

— Могут. Но такие вещи требуют времени. Люди ищут стабильную работу.

— А как же вы?

— Я подумал, что в ближайшие недели вам понадобится моя помощь, пока вы еще не продали ранчо. И кто-то ведь должен ходить за скотом.

Они подошли к заднему крыльцу дома. Морин остановилась и взглянула на Уэса.

— Это очень великодушно с вашей стороны. Спасибо.

— Не стоит благодарности, — бросил он, укладывая коробки в кухне, — я сделаю все, что нужно. Вы человек городской, занятой, а тут еще похороны и все такое…

Морян не верила своим ушам. Почему все вокруг принимают ее за какую-то беспомощную особу? Да, верно, в фермерском деле она ничего не смыслит, но самостоятельности ей не занимать. Во всяком случае, так она всегда думала.

Хуанита отнесла коробки наверх. Морин старалась не встречаться с ней взглядом. Странно: мексиканка считала, что ей надо остаться на ранчо, а Уэс понимал, что она должна уехать. Что ж, Хуанита прислушивалась к своему сердцу, а Уэс — к разуму.

Когда они вошли в спальню, Морин тут же начала паковать вещи Мака.

Вдруг Хуанита вскрикнула:

— Санта Мария!

— В чем дело? — подскочила Морин, увидев испуганное лицо служанки.

Старую женщину буквально трясло от ужаса. Она показывала на кровать. Морин опустила глаза и увидела на покрывале старинную индейскую куколку без головы.

Морин нагнулась.

— Сломанная кукла…

— Не трогай! — завопила Хуанита.

— Что-то я не видела ее в ящиках комода. Наверное, она выпала из дядиной одежды. Может быть, ее удастся подклеить.

— Это плохой знак! — предупредила Хуанита. — Они хотеть, чтобы ты не уехать из этого дома.

— Кто хочет?

— Духи!

Морин засмеялась и похлопала мексиканку по руке. Она не собиралась спорить о метафизических материях с суеверной женщиной.

— Это совпадает с моими намерениями.

Морин укладывала в коробки свергки с одеждой, стараясь скрыть от Хуаниты слезы. Как только она открывала очередной ящик, на нее накатывали новые воспоминания. Она ощущала знакомые запахи. Ей казалось даже, что она слышит дядин голос.

Девушка обернулась к мексиканке.

— Мне так его не хватает, — прошептала она и, положив голову на плечо Хуаните, дала волю своему горю.

Глава 4

Машина опустила гроб в землю. Морин смотрела поверх раскидистых ветвей векового дуба. Знойный ветер шелестел листвой, но старые крепкие ветки были неподвижны. Душу девушки наполняло тихое умиротворение. Она знала, что исполнила волю Мака.

Хлопоты последних двух дней совершенно ее измотали.

Она думала, что на похоронах соберутся все друзья Мака. Но кроме нее, Хуаниты, Уэса, Расти и Грэди — работников ранчо — пришел только пастор. Она не понимала этого. Мак был милым щедрым человеком, он любил людей и не чурался веселых компаний. Странно, что его соседи отделались дежурными букетами, заполонившими дом. Хотя, возможно, никто из них не знал ее дядю так, как знала его она.

Сильвестр Крэддок появился в самом конце. Было видно, что ему не терпится зачитать завещание.

Братья Эрлман собрали свой инвентарь и начали грузить его в катафалк, пока их гробокопатель-мексиканец зарывал могилу.

— Сильвестр, — сказала Морин, обернувшись к адвокату, но вдруг замолчала.

Взгляд ее сосредоточился на дороге, ведущей к ранчо.

Вздымая клубы пыли, в их сторону на бешеной скорости мчался шоколадного цвета «ягуар» с откидным верхом. За рулем она разглядела светловолосого мужчину в ковбойской шляпе.

«Ягуар» резко затормозил. Водитель вышел из машины и пошел к Морин. Неожиданно он улыбнулся. Какая знакомая улыбка…

— Александр! — закричала девушка и бросилась к нему.

Он снял солнечные очки и, раскрыв объятия, поцеловал девушку в щеку.

— Прости, что не смог приехать раньше. Я был в Мексике. Я только что услышал…

Морин отступила на шаг.

— Я так рада, что ты здесь! — Она улыбнулась. — А ты вырос.

— Ты тоже, — сказал он, окинув взглядом ее точеную фигурку в легком шелковом платье.

Морин засмеялась:

— Вот уж не думала, что ты станешь таким… красавцем!

И в самом деле, перед ней стоял умопомрачительный красавец — высокий (чуть выше шести футов), с сильными широкими плечами и стройным торсом. Она помнила его долговязым мальчишкой — таким белобрысым, что волосы сливались с еще более светлой кожей. Сейчас его волосы приобрели золотистый оттенок, а тело покрылось ровным загаром, красиво оттенявшим зеленые глаза — те самые глаза, которые пленяли ее много лет назад.

Александр Котрелл жил на северном ранчо. Мать воспитывала его в строгости и не разрешала «якшаться» с обитателями ранчо Макдональда. Но, к восторгу Морин, он не слушался маму и тайком приезжал к ней на лошади. Они играли каждый день. Так продолжалось год за годом. Зимой они изредка переписывались, но потом она перестала бывать на ранчо Мака и потеряла с ним связь.

Он взял ее за руку. Она помнила эти теплые крепкие пальцы.

— Я рад тебя видеть, — сказал Александр, — но хотелось бы встретиться при других обстоятельствах.

— Мне тоже, — откликнулась она, уловив в его словах сочувствие. — Как ты изменился! Небось за тобой бегают все девчонки округа?

— Все, да не те.

— Ты не женат?

— Нет. А ты замужем?

— Нет.

Сильвестр Крэддок вежливо покашлял. Морин нехотя перевела на него взгляд.

— Прости, нам надо покончить с делами и отпустить мистера Крэддока.

Александр пожал руку Сильвестру.

— Не хотел вас задерживать. Просто мы с Мо давно не виделись.

Сильвестр фыркнул:

— Не знал, что вы знакомы.

Александр улыбнулся, и Морин подумала, что эта легкая озорная улыбка наверняка разбила не одну сотню сердец.

— Моя мама тоже не знала до сегодняшнего дня, пока я не сказал ей, куда еду. — Он взглянул на девушку. — Сейчас уже поздно шлепать меня по попе.

Морин засмеялась:

— Пойдем займемся делами, а потом поговорим.

Она взяла Александра за руку и повела его в дом.

— Лучше я возьму что-нибудь выпить и подожду тебя в библиотеке. Не хочу вам мешать, — сказал он негромко.

— Я долго не задержусь, — пообещала она, оценив этот жест.

В огромной обшитой панелями гостиной Морин слушала, как адвокат отрабатывает свое жалованье.

— Как я уже сказал, Мак все отписал вам — дом, скот и деньги. Хуаните он оставил пять тысяч долларов и всю мебель в ее комнате.

— Не так уж много, — заметила Морин. Мак обычно был очень щедр к верной служанке, проработавшей у него больше двадцати лет.

Сильвестр снял очки.

— Будет лучше, если я ознакомлю вас с фактами. Это ранчо стоит недорого.

— Но вы говорили, что здесь около четырехсот тысяч акров.

— Все правильно, только у вашего дяди полно долгов.

— Откуда у него долги?

— В тот раз я пытался вам втолковать: Мак просаживал все средства на свою безумную авантюру с золотом Вы, конечно, еще не успели побывать в конюшнях, где он хранил инвентарь. Сарай ломится от этого хлама, так же, судя по его рассказам, как и кладовки, и чердак в доме. Только за неделю до своей смерти он потратил больше семи тысяч долларов на какой-то новый компьютеризированный аппарат, который на самом деле представляет собой не что иное, как обыкновенный металлоискатель.

— О Боже!

— Четыре года он растил скот только для того, чтобы иметь деньги на поиски сокровищ. Он совершенно не занимался модернизацией. Его грузовик-пикап — четырехлетней давности, правда, он окупил себя. После Мака осталась кое-какая фермерская техника, но вся она требует ремонта. Четыре года назад он продал свой самолет. Когда весь Техас технически вооружался, Мак, наоборот, технически разоружался.

И Сильвестр рассказал, как Мак постепенно разорял свое ранчо, пытаясь свести концы с концами. Антикварные вещи и картины были проданы на аукционе. Морин и сама видела скудное дядино хозяйство, но адвокат нарисовал ей совсем мрачную картину. Мак очень глупо распоряжался своими деньгами.

Сильвестр покачал головой:

— Да, старина Мак был сумасшедшим янки-простофилей.

— Мой дядя был замечательным человеком, мистер Крэддок, и, между прочим, его деньги способствовали вашему процветанию. Оставьте мне все бумаги. Я сама с ними разберусь.

Сильвестр с радостью выполнил ее просьбу.

— Все вы, янки, одинаковые. Вам кажется, что вы все знаете, а на самом деле ничегошеньки-то вы не знаете. Это суровая земля, мисс Макдональд. Мой профессиональный совет: постарайтесь завести здесь побольше друзей, они вам пригодятся., - Спасибо, — сказала девушка, отступая в сторону, чтобы он мог пройти в вестибюль, — я подумаю над вашими словами. До свидания.

Морин смотрела ему вслед, стиснув челюсти. Никто еще не говорил ей, что она чего-то не сможет сделать. Наоборот, всю жизнь она слышала, что сможет все, если сильно захочет. Отец, дядя, мама, даже Майкл — все верили в нее или, во всяком случае, в ее талант. Конечно, она не собиралась оставаться в Техасе, однако ей ужасно хотелось утереть нос Сильвестру Крэддоку.

Девушка открыла резные двери библиотеки и улыбнулась. Александр стоял, облокотившись на толстую дубовую полку камина, и рассматривал картину Ремингтона. Когда она вошла, он обернулся к ней с улыбкой:

— Я не знал, что у него есть этот пейзаж.

— Это копия.

— Что? — Александр вгляделся повнимательнее. — Чертовски хорошая копия.

— Подлинник Мак продал несколько лет назад, судя по словам его поверенного. Он и моей семье подарил Ремингтона… правда, теперь я не уверена, что он настоящий.

Александр подошел, взял ее за руку, и они вместе сели на старый викторианский диванчик.

— Конечно, словами горе не облегчишь, но я хочу тебе помочь, Морин. Он подсел чуть ближе. — Я знаю, тебе покажется странным… но я всегда знал, что ты вернешься.

— Откуда?

Он усмехнулся, но лицо его было серьезным.

— Я никогда не забывал тебя Я знал, что у тебя в Нью-Йорке интересная жизнь — работа, мужчины… наверное, много мужчин, а? Но мы с тобой были так дружны в детстве!

Помнишь, как я приехал к тебе в полночь и мы до рассвета скакали по холмам? Мак так и не узнал об этом.

— Узнал. Он никогда не говорил, но, мне кажется, догадывался.

— Моя мама избила бы меня до смерти, если бы узнала.

Да, наверное. Мак знал… Он был очень добр. Мне кажется, он… любил меня…

— Конечно, любил, Алекс. Тебя все здесь любили.

— Да, — в его глазах вспыхнуло удовольствие, — даже Хуанита. Она любила меня, потому что я любил ее стряпню.

Они оба улыбались, вспоминая прошлое.

— А помнишь, — подхватила Морин, — как нас послали кормить лошадей, а мы распрыгались на сеновале?

Как мы тогда хохотали…

— Я помню, мы с тобой мечтали, строили планы на будущее…

Морин Глянула на него.

— Ты хотел стать владельцем самого большого ранчо в Техасе.

— И до сих пор хочу, — засмеялся Александр, — а ты хотела стать важной дамой, жить в большом доме, и чтобы у тебя было трое детей.

— И до сих пор хочу, — сказала она, глядя ему прямо в глаза, — жаль, что в жизни складывается все не так, как в мечтах. — Она вздохнула. — Но мне тогда было только восемь лет.

Он взял девушку за руки и приблизил свое лицо, к ее лицу, точно заглядывая ей в душу. Интересно, что он там видел?

— А ты больше не мечтаешь, малышка Мо? Не строишь планы на будущее?

Ей стало неуютно под его пронизывающим взглядом. Она откинулась на спинку дивана.

— Ты говоришь, как Битей.

— Кто такая Битей?

— Моя подруга в Нью-Йорке. Она заранее распланировала всю свою жизнь. Мне кажется, она даже выбрала место для собственной могилы.

— Что ж, планы — это совсем неплохо, — заметил Александр, — если только можно их менять.

* * *

Морин проводила взглядом «ягуар» Александра и прошла из вестибюля в кухню. Там за столом сидели Хуанита, Уэс, Грэди и Расти и доедали обед, приготовленный старой мексиканкой. При появлении девушки они оторвались от своих тарелок и выжидательно посмотрели на нее.

— Уэс, вы разбираетесь в бухгалтерии?

— Конечно.

— Завтра мы с вами просмотрим бумаги мистера Крэддока и дадим точную оценку, финансовому положению нашего ранчо.

Карие глаза Расти обратились к Грэди.

— До какого времени мы вам будем еще нужны, мэм? — спросил он.

Расти и Грэди были ковбои в полном смысле этого слова — холостяки и вечные скитальцы. Они не знали дома, семьи и друзей, все их пожитки легко помещались в дорожных сумках.

Работа была для них превыше всего, и они неизменно стремились туда, где она есть.

— Я попрошу вас пока остаться. Уэс сказал мне вчера, что скот готов для продажи. Вы поможете его перевезти?

Ковбои переглянулись.

— Конечно. Но нам хотелось бы обосноваться где-нибудь до зимы.

— Это не проблема. Я не знаю, сколько времени уйдет на то, чтобы продать ранчо, но, если хотите, я договорюсь с новыми хозяевами, чтобы они взяли вас к себе на работу.

Как она и ожидала, первой подала голос Хуанита.

— Ты совершать большую ошибку. — Она понизила голос до зловещего шепота. — Даже духи говорят, что ты остаться.

— Что? — разом спросили Грэди и Расти.

Уэс склонил голову набок.

— Ты о чем, Хуанита?

— Она нашла сломанную индейскую куклу в спальне Мака.

Уэс разразился громким хохотом:

— Ох, Хуанита, эти индейские духи когда-нибудь сведут тебя в могилу! Никто не верит в твою чепуху! — Мексиканка вызывающе вскинула плоский подбородок.

— Мак всегда мне верить!

При упоминании имени Мака в кухне повисло напряженное молчание. Морин по очереди оглядела Уэса, Грэди и Расти. Все отводили глаза, как ученики, которые боятся, что их вызовут к доске. Неужели это правда? Неужели дядя Мак в самом деле был сумасшедшим? Она очень хотела это знать.

— Я буду в кабинете — на случай, если кому-то понадоблюсь. Хочу просмотреть амбарные книги.

* * *

Остаток дня Морин провела, копаясь в выдвижных ящиках огромного письменного стола Мака. В кабинете был еще шкаф с тремя картотеками. Но вместо квитанций, счетов и смет ежегодных расходов и доходов там лежали записи индейского фольклора, описания золотых приисков испанских конкистадоров, существовавших в XVI веке, подробные исторические очерки о Техасе, рассказы о немецких и испанских поселениях. Словом, она нашла все, кроме того, что нужно. Эта макулатура не поможет ей оценит* реальную стоимость ранчо.

Девушка внимательно просмотрела бумаги адвоката, прикинула цифры на своем карманном калькуляторе. Мак подписал контракт о продаже ста пятидесяти голов скота правительству Венесуэлы. Там ожидали скот к концу октября.

Остался всего месяц! Успеет ли она за это время выполнить условия контракта?

Она подошла к дальней стене и порылась во встроенном шкафу. Деревянные выдвижные ящики перекосились от времени. Было видно, что их не открывали годами. Здесь лежали амбарные книги, но в них не оказалось ни одной четкой записи. Некоторые документы были датированы 1948 годом — именно тогда Мак купил ранчо. Отыскался даже первоначальный план дома. Дядя был безалаберным барахольщиком. Удивительно еще, как он платил ежегодные налоги.

Но Мак хотел, чтобы она осталась в Техасе. Эта мысль не давала девушке покоя. Он оставил ей все свое имущество, надеясь, что она, как Макдональд, возьмет в свои руки ранчо Макдональда. Девушку мучили угрызения совести.

— Я знаю, что ты меня слышишь, дядя Мак. Обещаю тебе, что найду такого человека, который будет любить это ранчо так же, как любил его ты.

К половине восьмого у нее уже ныла спина, а голова гудела от наплыва новой информации. Она собралась пойти в кухню, но тут зазвонил телефон.

— Майкл, — сказала она и улыбнулась.

— Как дела, малышка?

— Да так — не то чтобы очень, — она помолчала, — знаешь, это все не так просто.

— Ну да. Ты когда возвращаешься? Завтра?

— Завтра? — Она оглядела сорокалетние завалы бумаг Мака. — Нет!

— Почему? Ведь похороны уже прошли.

— Майкл, я должна позаботиться о ранчо. Его надо продать. — Она взглянула на облупившийся потолок. — А сначала отремонтировать.

— Ты что, никогда не слышала о риэлтерах? Это чудесные, предприимчивые люди. Ты платишь им деньги, а они заботятся о твоем ранчо, как о своем собственном.

Его снисходительный тон неприятно задел Морин. Он что, всегда был таким, а она не замечала, или это что-то новенькое?

— Майкл, это ранчо не просто кирпичи, доски и гвозди. Я не могу бросить животных и людей, которые здесь работают.

— Ничего, не умрут. Приезжай, я тебя жду.

— Я приеду через десять дней, — стояла на своем девушка.

— Через десять дней? О Господи! Если считать вместе с Африкой, тебя не будет почти месяц!

— Что поделаешь? На этом ранчо еще полно работы, Майкл. Я не могу его бросить. Ведь ты тоже не можешь вдруг взять и бросить свой журнал, ничего предварительно не продумав и не решив.

— О каком решении ты говоришь? У тебя есть только один вариант, Мо, продать это чертово ранчо.

— Постарайся понять, Майкл: мой дядя всю жизнь потратил на обустройство этого ранчо. Он вложил в него всю свою душу.

— Да? Но ты-то здесь при чем? Твоя душа осталась на Манхэттене.

— Я в этом не уверена; — тихо пробормотала она.

— Что ты сказала?

— Да нет, ничего.

В этот момент в парадную дверь постучали. Морин услышала знакомые шаркающие, шаги Хуаниты, которая пошла открывать. Через несколько мгновений улыбающаяся мексиканка появилась в дверях кабинета с огромным букетом из трех дюжин желтых роз. Она протянула цветы Морин.

— Какая красота! — воскликнула девушка, доставая открытку.

— Какая красота? — спросил Майкл на другом конце провода.

— Я только что получила три дюжины роз.

Их прислал Александр. В открытке было написано: «Это не Маку, а тебе. С возвращением!»

Майкл помолчал. Что-то ему не понравилось.

— Еще один похоронный букет? — спросил он со значением.

— Нет. Это от старого друга, Александра Котрелла. Он единственный из соседей, кто был на похоронах.

— Да? И сколько же лет твоему старому другу?

— Он мой ровесник. Мы играли с ним в детстве. Он живет на ранчо к северу отсюда. Это самое крупное скотоводческое ранчо в Техасе. Так он говорит.

— Богатый, да?

— Наверное.

— Знаешь, Мо… я вот что подумал: раз ты не можешь приехать в Нью-Йорк, может быть, мне самому слетать к тебе на выходные? Работа подождет. Я не смогу прожить без тебя еще целых десять дней.

— Ты серьезно?

— Ну я же сказал.

— О, Майкл, ты не представляешь, как я счастлива!

— Я люблю тебя, малышка.

— Я люблю тебя, Майкл. — Она нагнулась и понюхала розы. — Тебе здесь понравится. Это райский уголок.

— Мне не терпится поскорее его увидеть… и тебя тоже.

Спокойной ночи, Мо.

— Пока, Майкл.

Она повесила трубку с чувством удивительной легкости.

Наконец-то за много месяцев Майкл сам сделал шаг ей навстречу! Наверное, пока ее не было рядом, он понял, как сильно она ему нужна. Может быть, их отношения все-таки вступят в новую фазу. Может быть даже, он сделает ей предложение… Может быть… Может быть…

Хуанита взяла у нее цветы.

— Я поставить их в воду, — она пошла к двери, — значит, на выходные у нас будет гость?

— Да, и еще какой! Все будет… замечательно!

Глава 5

— Это и есть райский уголок? — бурчал себе под нос Майкл Грэйсон, спускаясь по трапу чартерного самолета.

Порыв знойного пыльного ветра швырнул галстук ему в лицо, и Майкл едва не оступился на металлической ступеньке. Тут послышался голос Морин.

— Майкл! — Она бросилась ему на шею, чуть не свалив с ног. — Я так рада тебя видеть!

Он обнял девушку.

— Ну и самолет! Даже не верится, что люди до сих пор летают на таких развалюхах!

Морин усмехнулась, вспомнив разные модели, на которых ей приходилось летать по всему миру во время командировок от «Ультра вумен».

Майкл покосился на обшарпанный драндулет, названный Морин грузовиком, и нехотя положил свою шикарную новенькую сумку на ржавое днище кузова. По дороге на ранчо он выложил последние нью-йоркские новости, отдал письмо от Битей (она сунула его в сумочку), пожаловался на рекламодателей, редакторов, корреспондентов и продавцов печатной продукции. Наконец иссякнув, он выглянул в окно.

— О черт, это похоже на твои фотографии Зимбабве! — воскликнул он, пораженный.

— Знаю. Мне всегда здесь нравилось.

— Зачем летать в Африку, когда можно устраивать съемки в Техасе? Я сэкономил бы кучу денег. Проклятие!

Морин раздраженно хмыкнула:

— Я полагаю. Наши читатели сумеют отличить Африку от Америки.

— Может, и так, — согласился он, мысленно поклявшись поставить в редакционный план побольше материалов по родной стране. Очень разумно и экономически целесообразно, особенно учитывая падение доллара на иностранных рынках… Майкл покосился на девушку. — Я рад, что приехал.

Морин прищурилась под солнечными очками.

— Вот как? Это почему же?

В ее голосе по-прежнему слышалось раздражение.

— Я очень по тебе соскучился.

Придвинувшись, он поцеловал ее в щеку и положил руку ей на плечо. Морин заметно расслабилась. Значит, сказал то, что нужно.

— Ты еще не наняла риэлтера?

— Сегодня вечером встречаюсь с двумя.

— Отлично, — одобрил он и снова поцеловал девушку.

Они проехали ворота и остановились около дома. Майкл вышел из пикапа и толкнул скрипучую дверь.

— Ты права. Дом совсем запущенный. — Он увидел, как Морин сдвинула брови. — Но милый, Мо, очень милый.

Они вошли внутрь.

— Хуанита! — крикнула девушка.

Мексиканка вышла из кухни, стряхивая с рук муку.

— Si?

— Познакомься, это Майкл Грэйсон. Майкл, это Хуанита.

— Привет, — сказал он, заметив быстрый, но внимательный взгляд служанки.

— Проводи, пожалуйста, Майкла в его комнату. — Она обернулась к нему:

— А я приготовлю что-нибудь выпить.

Хуанита отвела Морин в сторонку и прошептала:

— Сеньорита, к тебе пришли.

— А! Риэлтер?

— Нет, — раздался низкий голос из гостиной, — это всего лишь я.

Морин и Майкл обернулись и увидели Александра. Улыбнувшись, девушка подошла к нему и поцеловала.

— Алекс, позволь представить тебе Майкла Грэйсона.

Александр радостно пожал руку Майклу:

— Добро пожаловать в Техас, Майкл.

Майкл не улыбался. Все-таки не зря он сюда приехал.

— Спасибо, — отрезал он.

Повисла звенящая тишина. Мужчины оценивающе осматривали друг друга. Наконец Александр разрядил напряжение:

— Ну ладно, занимайтесь своими делами, а я приготовлю напитки. — Он подмигнул Морин, сверкнул своей по-мальчишески озорной улыбкой и ушел в кухню за льдом.

Майкл поднялся вслед за Морин и Хуанитой на второй этаж. Девушка привела его в комнату для гостей.

— Что за черт? Мы что, не, будем спать вместе?

— Дело в том, что… э… я остановилась в комнате Мака.

— Ну и что?

— Ну… мне как-то неловко…

— Глупости, Мо! Этот человек умер. Хватит меня терзать! — Он подхватил свою дорожную сумку с монограммой и перекинул ее через плечо. — Или все дело в этом смазливом мальчике, который ждет тебя внизу? — Темные глаза Майкла недобро вспыхнули.

Морин вдруг поняла, зачем Майкл сюда приехал. Он ревнует! Это хороший знак.

— Александр — мой друг, и ничего больше, — твердо сказала она. — Мы вместе росли.

— Да, но вы уже не дети. А твой любовник — я. Не забывай об этом.

— Ладно, не забуду, — улыбнулась она.

Майкл вышел из комнаты для гостей и двинулся по коридору в ее спальню. Он выложил свои вещи, чтобы Хуанита развесила их в шкафу, открыл кейс и огляделся.

— Здесь что, нет телефона?

— Ты можешь звонить из кабинета. Там тебе никто не помещает.

Он достал свою черную записную книжку. Морин застыла на месте.

— Майкл, ты же только что приехал! Неужели нельзя подождать с делами? Пришел Александр, и…

— Всего один звонок. Я быстро, обещаю — Ну ладно, — бросила она и пошла вниз.

В гостиной Александр, как всегда улыбаясь, протянул ей бокал.

— Ты любишь коктейль «Маргарита»? Я отлично его готовлю.

— Выглядит заманчиво.

— А где Майкл?

— Разговаривает по телефону. Деловые звонки…

Александр заметил недовольное лицо Морин и потускневшие глаза.

— Послушай, а может, вечерком все вместе покатаемся верхом, а?

— Было бы здорово! Я с удовольствием прокачусь на Эсприт.

— У Мака еще осталась эта кобыла?

— Что ты, Александр… это дочь той Эсприт. Такая красавица! Темно-гнедая, вся в мать.

— У вас с Эсприт было полное взаимопонимание, правда?

Она засмеялась:

— Мне всегда казалось, что она умеет разговаривать. Она всегда знала, как меня развеселить.

Он поставил свой бокал на стол и взял ее за руку.

— Как бы мне хотелось обладать такой же способностью!

— С чего это ты вдруг? У меня хорошее настроение. Приехал Майкл, и все прекрасно.

Александр всматривался в ее глаза.

— Правда?

— Да, — отозвалась Морин, но очень неуверенно.

Александр заметил, как она вдруг сникла, и начал болтать об их детстве. Девушка смеялась над его шутками. Он говорил о прошлом так, как будто все это случилось с ними только что. Время шло. Александр снова наполнил бокалы. Морин спохватилась, только когда Хуанита объявила о приезде риэлтера, Кристин Дженкинс. Оказывается, они проговорили почти два часа!

— А где мистер Грэйсон, Хуанита?

— До сих пор на телефоне.

Александр встал.

— Я, пожалуй, пойду. Позвоню тебе позже, договоримся насчет поездки. Найми себе хорошего риэлтера, милая.

Перед уходом он опять поцеловал ее — на этот раз в губы Слегка опешив, Морин подняла руку и коснулась того места, где еще ощущался этот легкий поцелуй. Она видела, как Александр скользнул в свой сверкающий «ягуар».

Он нахлобучил ковбойскую шляпу, завел мотор, откинул верх автомобиля и, включив кассетник на полную громкость, запел старую песенку «Будь моей крошкой».

* * *

По дороге домой Александр еще четыре раза спел под музыку. Все идет как по маслу! У него хорошие новости для мамы… Морин собирается продавать ранчо. И Кристин Дженкинс наверняка станет ее риэлтером. Кристин — это как раз то, что надо. С ней он легко поладит. Если быть поласковее, она, возможно, даже снизит комиссионные.

Очень удачно, что сюда заявился дружок Морин. Этот парень самодовольный болван, на его фоне он, Александр, будет очень выгодно смотреться в глазах Морин.

Техасцы знают толк в вещах и женщинах. Надо быть слепцом или евнухом, чтобы остаться равнодушным к Морин. И здесь Александр понимал Майкла. Он и сам с трудом сдерживался. Но торопиться нельзя. Ему нужен не только секс.

Он дождется удобного момента и тогда начнет действовать.

Кажется, он уже завоевал ее доверие. Как она оживилась, когда он плел всю эту чушь про их детство!

— Бедный ребенок! — пробормотал он.

Она осталась совсем одна — это очень удобно! Александр понимал, что конец ее связи с Майклом — всего лишь вопрос времени. Если подтолкнуть Морин в нужном направлении — совсем немножко, — то Майкл Грэйсон навсегда уйдет из ее жизни.

Давно уже он не испытывал такого душевного подъема!

Ему хотелось, чтобы это чувство длилось как можно дольше.

Перемотав назад магнитофонную пленку, он снова включил ту же песенку.

Глава 6

— Терпеть не могу лошадей!

— Поехали, Майкл! Вот увидишь, будет здорово! Я хочу показать тебе ранчо. Мы устроим пикник среди холмов.

— Спасибо, у меня уже несварение желудка от стряпни Хуаниты. Она что, кладет во все блюда ялапенус?[3]

Морин не выдержала.

— Да, во все, кроме яичницы! — съязвила она. — Я вижу, тебе здесь не нравится. Ты недоволен всем — погодой, домом, кроватью, едой, людьми. Удивительно, как ты еще не собрал вещи и не уехал!

— Ну-ну, не злись! Я понимаю: у тебя были очень тяжелые дни, — он положил руки ей на плечи, — и эта конная прогулка скорее нужна тебе, а не мне. Ничего, все опять наладится. Ты наняла эту Дженкинс, она займется твоим имуществом, а мы с тобой в понедельник улетим в Нью-Йорк.

Морин чувствовала, что все время напряжена. Майкл прав: надо расслабиться. Она сделала все, что могла, о делах теперь позаботятся другие люди. Но она почему-то не могла успокоиться.

Майкл ощутил ее напряжение.

— Послушай, мне нужно сделать несколько звонков. А ты поезжай, развейся. Не волнуйся, я буду в полном порядке.

— Кто бы сомневался! — прошипела она и вышла из дома, хлопнув дверью.

Опять двадцать пять Ему ничего не надо, кроме работы!

Для нее в его жизни просто нет места! Девушка сердито зашагала к конюшне.

Уэс увидел ее издали и помахал рукой.

— Доброе утро, мисс Макдональд. Вам нужна Эсприт?

— Да. Оседлайте ее, пожалуйста. — Она оглянулась на дом. — Мне хочется подышать воздухом.

Уэс направился в конюшню. Он сразу смекнул, что, хотя споры в главном доме поутихли, страсти накалены так же, как и вчера вечером.

Десятник вывел гнедую кобылу на залитый солнцем двор, подсадил Морин в седло и протянул ей поводья.

— Счастливо покататься!

Щеки девушки еще горели от злости, а она уже неслась галопом по колючей траве, мимо худосочных деревьев в сторону холмов. Утреннее солнце грело ей спину, а ветер трепал длинные волосы. Она въехала на самый высокий холм, откуда была видна вся долина.

Немного посидев в Седле, Морин спешилась и погладила Эсприт по морде. В ответ кобыла нагнула голову, словно требуя новой ласки.

— Кажется, нам с тобой не хватает одного и того же, девочка.

Гнев Морин постепенно утих, осталось лишь легкое раздражение. Она села, скрестив ноги, и стала сосредоточенно выдергивать из твердой земли длинные стебельки травы.

— Кошмарные выходные! — простонала девушка.

Все вышло совсем не так, как мечталось А она-то ждала, что он сделает ей предложение Думала, что после долгой разлуки все изменится к лучшему. Какая ошибка Приезд Майкла показал, что будущее с ним невозможно.

Она уронила голову на руки.

— Как же я раньше этого не понимала? Целых два года…

Но нет, она все понимала. Они были любовниками, и ничего больше. В их отношениях инициатива всегда принадлежала ей. И так могло продолжаться еще очень долго. Их не. связывали брачные узы, они не были по-настоящему близки друг другу и, говоря по правде, даже не слишком дружили. Наверное, рано или поздно это должно было случиться: они подошли к реке и не смогли вместе переправиться на тот берег. Ну что ж, значит, так тому и быть.

Морин поняла, что сердится не на Майкла, а на саму себя. Она слишком долго кривила душой, делая вид, что ее устраивает такое положение вещей. А Майклу удобно было этому верить. Битей права, ей нужен другой человек. Нельзя ждать от Майкла, что он вдруг изменится.

Она не нужна Майклу. Ему нужна только работа и любовница без претензий — и он будет совершенно счастлив.

Наверное, есть женщины, которых удовлетворяют такие отношения, только она не из их числа. То, что Майкл так привязан к своей работе, нельзя воспринимать как личное оскорбление. Теперь она это поняла. Просто они с ним разные люди.

Морин знала, что ей самой придется пойти на разрыв.

Майкл никогда этого не сделает. Его вполне устраивают существующие отношения.

Девушка вскинула голову и посмотрела на необъятное ясно-голубое небо, по которому длинными тонкими пальцами распростерлись розовато-белые облака. Ее будущее не связано с Майклом. Однако с ним связана ее работа.

— Проклятие!

Морин подумала о своей жизни в Нью-Йорке, о славе и уважении коллег. Она гордилась достигнутым, но желала подняться еще выше, понимая, что ее возможности не ограничиваются съемками моделей.

Едва ли Майкл уволит ее после того, как она с ним порвет. Это не в его натуре. Он всегда ставил интересы «Ультра вумен» выше личных. Трудно представить, что он намеренно рискнет тиражом своего журнала и поддержкой рекламодателей.

Девушка не сомневалась, что какое-то время останется на прежней работе — до тех пор, пока окончательно не определится со своей карьерой. Поднявшись с земли, она снова уселась на лошадь. Надо сначала разобраться с ранчо, а потом будет время и о карьере подумать.

Морин возвращалась не спеша. Войдя в дом, она уже в вестибюле услышала голос Майкла. Он опять кричал…

Майкл со стуком поставил на стол кружку с кофе.

— О Господи, Мюррей! Я что, должен все время торчать у тебя за спиной? Ну почему стоит мне только уехать, и все летит к чертям собачьим? — Он провел рукой по волосам. — Ладно, я займусь этим сразу, как только приеду, в понедельник утром… Сейчас я ничего не могу сделать! Я за тысячи миль от Нью-Йорка!

Он бросил трубку на рычаг. Морин подошла к нему и сделала глубокий вдох, готовясь к предстоящему разговору.

— Тяжелый день, да? — спросила она.

— Ужасный! Мюррей умудрился отпугнуть двух главных рекламодателей. Он рассказал сотрудникам «Ревлона» о концессиях, которые я предоставил «Эсте Лаудер». Теперь ни в одной из этих компаний меня уже не будут звать «мистер Прелесть», как раньше.

— Мне очень жаль, Майкл.

— Ну, ты в этом не виновата.

— А мне кажется, что виновата.

— Что? — Наконец-то он посмотрел ей в лицо.

— Если бы не я, ты был бы сейчас в Нью-Йорке и еще вчера уладил бы эту проблему.

— Но я хотел быть с тобой.

— Нет, Майкл, это не совсем так. Теперь я это поняла.

— Да в чем дело, Мо? Ты что, встретила среди холмов своего прекрасного рыцаря Ланселота?

— Алекс здесь ни при чем. Речь идет только о нас с тобой. Ты приехал сюда не ради меня, Майкл. Ты приехал сюда ради себя самого. Ты решил, что кто-то посягает на твою собственность. Но ты был не прав. Алекс не представляет для тебя никакой угрозы.

— Это смешно, — сказал он, вставая, — я люблю тебя, Мо.

— Да, наверное, тебе так кажется. Но мне мало такой любви. Скажу тебе прямо, Майкл: мне недостаточно встреч по выходным и полуденных сандвичей с ветчиной дважды в неделю в твоем кабинете. Тебе ничего не нужно, кроме твоей работы, Майкл. А мне нужно.

— У меня такое ощущение, что я все это уже когда-то слышал.

— Вполне возможно — когда от тебя уходила жена.

— Это удар ниже пояса.

— Это правда, Майкл. Странно, ты все время выбираешь женщин, которые хотят семью, но тебе самому семья не нужна.

— Я сам буду решать, что мне нужно, а что не нужно.

— Ты уже решил. И решаешь каждый день, отказываясь идти на сближение со мной. Ведь мы никогда не были по-настоящему близки…

— Вот как? — перебил он. — А я думал, у нас прекрасная сексуальная жизнь. Или ты притворялась все это время? В таком случае ты чертовски изощренная актриса.

— Я говорю о другой близости. Только не подумай, что я осуждаю твой образ жизни. Вовсе нет. Просто он не для меня, вот и все.

— Какого черта ты завела этот разговор, Мо? Я приехал в такую даль…

— Чтобы тратить все свое время на телефонные разговоры с Нью-Йорком. Думаешь, я не знаю, что ты уже битых два часа висишь на телефоне? Тебе здесь плохо, Майкл, признайся. И мне плохо, потому что я живу во лжи. У нас с тобой нет будущего — как ты этого не понимаешь?

— Нет, не понимаю! Хоть убей, не понимаю. Почему вам, женщинам, непременно нужно замуж? Почему нельзя жить, как мы живем? Ведь мы были счастливы.

— Да, были — когда-то. Но это пройденный этап. Теперь ты меня не устраиваешь.

— Просто ты еще не вышла из детского возраста. Мир жесток и гадок, Морин. В нем нет пряничных домиков и ангельских младенцев, которых приносит аист, чтобы тебя осчастливить. Все не так просто. Жизнь — сволочная штука, в конце которой тебя поджидает смерть.

— Я так не считаю, Майкл.

— Послушай, Морин. До сих пор ты жила в полной идиллии. Тебе никогда не приходилось барахтаться в сточной канаве с крысами ради того, чтобы только выжить. Тебе никогда не приходилось воровать и мошенничать, чтобы добыть кусок хлеба. Ты, наверное, даже представить не можешь себя в роли преступницы. Так вот, позволь тебе сказать: обстоятельства могут сломить кого угодно. Ты всю жизнь пряталась от суровой действительности. И я тебе в этом помогал, черт возьми! Я не хотел, чтобы ты постоянно оглядывалась, каждую минуту ожидая, что сзади в тебя кто-то вцепится. Одумайся, девочка! Со мной ты имеешь все. Не стоит этим бросаться.

— Если это означает, что ты собираешься меня уволить, то увольняй, Майкл. Я найду себе другое место. Ты отлично знаешь, какой я специалист. Но продолжать отношения только ради работы — это низко. Мы оба заслуживаем большего.

Майкл смотрел на девушку. Такой решительной он видел ее всего один раз — два года назад, когда она пришла к нему в кабинет с заявлением об уходе. Он знал Морин. Она не из тех, кто принимает скоропалительные решения, и наверняка долго думала, прежде чем пойти на этот разговор.

Но если уж она что-то решит, то точка. В последние месяцы Майкл и сам видел, что у них не все ладно. Может быть, как раз поэтому он сюда и приехал — чтобы подтолкнуть ее к разрыву. Да что греха таить? Ему самому до чертиков надоели такие отношения.

— Что ж, наверное, ты права, Мо. У меня нет на тебя ни времени, ни сил… мне некогда устраивать твое счастье.

Я-то уже был счастлив. И еще могу быть.

— Конечно, можешь, Майкл. Я в этом не сомневаюсь, — сказала Морин. Человека, которому так мало надо, нетрудно сделать счастливым, подумала она.

Он снял телефонную трубку.

— Справочная? Скажите, пожалуйста, телефон кервиллского муниципального аэропорта.

* * *

Морин в тупом оцепенении смотрела на облачко пыли, которое клубилось за такси, уносившим Майкла. Она хотела подвезти его в аэропорт — в качестве прощального жеста, — но Майкл отказался.

У нее было десять дней, чтобы привести в порядок дела на ранчо и вернуться в Нью-Йорк. После этого Майкл начнет подыскивать ей замену. Он не может ждать вечно.

Девушка знала, что поступила правильно, но все равно ей было страшно и одиноко. Однажды у нее уже было такое же состояние, нет, в сотни раз хуже после смерти родителей. Она так и не смогла привыкнуть к ужасному чувству беззащитности, когда кажется, что земля вот-вот разверзнется под ногами и поглотит тебя… Морин считала себя сильным человеком, но порой вся ее сила словно испарялась.

— Сеньорита, — осторожно позвала Хуанита, — мне… мне нужно ехать в город.

— Зачем? — спросила Морин, все еще глядя на пустую дорогу.

— Купить продукты.

— Я съезжу сама, — предложила девушка. Ей хотелось отвлечься от мыслей о Майкле. — Ты составила описок?

— Si, сейчас принесу.

Морин прошла в кабинет и взяла со стола ключи от грузовика, а также листок с цифрами, которые они набросали с Уэсом. Заодно можно будет заехать в риэлтерскую контору, к Кристин Дженкинс, и договориться о реальной цене на ранчо, чтобы Кристин могла ввести эту информацию в компьютер.

Просмотрев список долгов, Морин нахмурилась. Да, Сильвестр Крэддок прав. Ранчо практически разорено. За день до приезда Майкла они с Уэсом и Хуанитой осмотрели кладовки, сараи и все прочие помещения, в которых Мак держал свой инвентарь золотодобытчика. Морин переписала все оборудование и ужаснулась. Дядя истратил целое состояние на этот ненужный хлам!

Все это надо продать. Завтра она даст объявления в два журнала по горнорудному делу и геологии. Придется купить автоответчик, чтобы записывать отклики на объявления. Она надеялась, что будет много звонков.

Выйдя через черный ход, она увидела Уэса, шагавшего к старенькому пикапу.

— Вам нужен грузовик? — спросил он.

— Да, я еду в город.

— Я хотел подкупить кое-что для скота. Подбросите?

— Конечно, — сказала девушка, и оба сели в машину.

Какое-то время они ехали молча. Морин оценила тактичность Уэса, который ни словом не обмолвился об отъезде Майкла.

Поерзав на сиденье, десятник закурил сигарету и, сунув зажигалку «Зиппо» в карман джинсов, стряхнул пепел в открытое окно.

— Я знаю, как вам сейчас нелегко, мисс Макдональд…

— Все в порядке, Уэс. Не будем об этом.

— Я говорю про скот, мэм. Мне надо отправить его в Венесуэлу. Понимаю, вам сейчас не до этого — продажа ранчо и все такое, но и со скотом тоже тянуть нельзя.

— Знаю, Уэс.

— Мак положил немало трудов, чтобы договориться с венесуэльцами. Мисс Котрелл очень хотела сама заполучить этот контракт.

— Мать Александра?

— Да, мэм. У мисс Котрелл самый лучший племенной скот в этих краях. Но венесуэльцев не устроила ее цена, и Мак переманил их к себе. Он был страшно доволен. Ему впервые удалось обставить эту старую стерву… э, то есть, я хочу сказать, мисс Котрелл.

— Александр всегда говорил о ней с уважением, но и со злостью… В детстве я не обращала на это внимания. Я приезжала сюда ненадолго, и мне было все равно. Но я не верю, что она настолько плохая. Не может этого быть.

— Еще как может! До того как уйти к Маку, я три года проработал на «Хребте дьявола». Эта баба держит ранчо в железном кулаке.

— Наверное, с таким большим хозяйством нельзя иначе.

Уэс покачал головой:

— Это не женщина, а бесчувственный сухарь. Ее волнует только одно — ее ранчо. Она костьми ляжет, лишь бы сделать его самым большим и процветающим.

— Мне знакома такая порода людей, — сказала Морин, вспомнив о Майкле, они всю жизнь борются за выживание.

— У вас в Нью-Йорке это так называется? — засмеялся Уэс и выбросил окурок в окно.

Морин остановила пикап перед риэлтерской конторой Кристин Дженкинс.

— Я забегу сюда на часок. Берите грузовик, потом меня подождете, мы купим продукты для Хуаниты и вернемся на ранчо В конторе секретарша доложила о ее приходе. Кристин вышла в приемную и встретила Морин приветливой улыбкой.

— Доброе утро. Чудесный денек, не правда ли?

Морин была так расстроена отъездом Майкла, что даже не замечала, какая на дворе погода — дождь иди солнце.

— Да, чудесный.

Эффектное платье из голубого шелка выгодно подчеркивало золотисто-каштановые волосы и голубые глаза Кэтрин.

Это была стройная тридцатипятилетняя женщина среднего роста. Она без мужа растила двух маленьких дочерей Должно быть, неплохо зарабатывает, подумала Морин, заметив настоящие бриллианты в дорогой оправе, которые украшали уши, руки и шею Кристин. Бронзовый загар говорил о том, что она отнюдь не все время проводит на работе.

Морин прошла в кабинет риэлтера и села в кресло с обивкой цвета хаки.

— Итак, мы определились с ценой? — спросила она.

— Кажется, да, — отозвалась Кристин, беря в руки толстую папку. При таком освещении стали заметнее морщинки на ее лице — последствие солнечных ванн, огрублявших кожу. — Я бы оценила ранчо в два миллиона двести тысяч.

— О! Неужели так дорого?

— Это средняя цена. В зависимости от того, когда вы хотите продать ваше имущество…

— Как можно скорее.

— Это не так просто сделать. Если ориентироваться на местный спрос, то следует искать покупателя, который пожелает присоединить вашу землю к своей и таким образом увеличить площадь уже имеющегося ранчо.

Но сначала придется потратить немалые деньги на ремонт дома и прочих построек.

— И во сколько обойдется ремонт?

— В несколько сот тысяч… только чтобы сделать дом пригодным для жизни.

— Да, это похоже на правду.

— Вы можете распродать участки земли и какую-то часть оставить себе, если хотите.

Это не приходило Морин в голову. Она чувствовала себя очень неуютно, сидя в этом кабинете и рассуждая о том, как лучше продать мечту Мака. Чувство вины снова начало опутывать ее словно паутиной.

— Я не думала над таким вариантом, — сказала она.

— Давайте сначала попытаемся продать все ранчо. Если за месяц-другой мы не найдем покупателя…

— За месяц-другой? Сколько же всего времени на это уйдет?

Кристин озадаченно смотрела на нее.

— Мисс Макдональд, вы когда-нибудь продавали недвижимость?

— Нет.

— Ясно. — Она кивнула. — Так вот, чтобы продать ранчо такого размера, потребуется около года.

— Около года? Но я не могу торчать здесь целый год!

Мне надо возвращаться в Нью-Йорк. Я там живу.

«Правда, теперь там меня ждет несколько иная жизнь», — печально подумала девушка.

— Да, конечно, я вас понимаю.

Морин вдруг растерялась. Что же ей делать? Она по наивности полагала, что вопрос с ранчо уладится сам собой: появится новый хозяин и все хлопоты возьмет на себя. Она только что порвала с Майклом, и у нее не было ни сил, ни желания тут же браться за решение новой глобальной проблемы.

— Знаете, Кристин, мне бы хотелось подумать денька два.

— Хорошо, думайте. Это ваше право. Потом мне позвоните.

Морин встала, пожала Кристин руку и вышла.

На залитой солнцем улице она увидела Уэса. Он стоял, прислонившись к ограде паркинга, и разговаривал с Александром. Оба смеялись.

— Алекс… не ожидала тебя сегодня увидеть.

Он вынул руки из карманов и улыбнулся.

— Почему?

Он поцеловал ее в щеку, озорно блеснув глазами, и откинул со лба взъерошенную ветром золотистую прядку волос.

Один вид Алекса вселял в нее уверенность и спокойствие.

Она понимала, что он хочет помочь.

— Мне надо было кое-что уладить… — начала Морин, махнув рукой в сторону агентства недвижимости.

— Знаю. Я спросил у Хуаниты, где ты.

— Так ты приехал за мной?

Он улыбнулся:

— Конечно. Я хотел тебя видеть.

Уэс откашлялся, потоптался на месте и закурил сигарету.

Его явно смутила откровенная реплика Александра.

— Я помогу тебе с покупками, — сказал Александр, искоса взглянув на десятника, — можешь отпустить Уэса.

— Хорошо. Поезжайте на ранчо, Уэс, — сказала девушка.

Тот молча кивнул, сел в пикап и уехал.

* * *

В супермаркете они взяли две тележки и наполнили их продуктами. Пока они двигались по проходам, Александр говорил про их детские похождения. Он чувствовал, что с каждым рассказом Морин проникается к нему все большим доверием. Оплатив покупки, они загрузили их в «ягуар» Александра.

— У тебя были трудные выходные? — спросил Александр, откидывая верх автомобиля.

Морин достала из сумочки легкий шарфик леонардовой расцветки и подвязала свои длинные черные волосы. «Интересно, что ему сказала Хуанита? подумала она, покосившись на Александра. — Наверное, все».

— Да, очень.

— Если тебе когда-нибудь понадобится с кем-то поговорить… по-дружески… знай, я всегда в твоем распоряжении.

— Спасибо. — Она похлопала его по руке.

Он удержал ее руку.

— Мне очень хочется тебе помочь.

Морин жалела, что рядом нет Битей и некому облегчить душу. Не то чтобы она не доверяла Алексу, просто он мужчина, а она привыкла откровенничать только с подругами.

— Я постоянно роюсь в вещах Мака, — сказала она со вздохом, — как будто хочу найти его самого под завалами старых бумаг. Глупо, правда?

— Нет, — отозвался он, не отводя глаз от дороги, — в моей жизни нет человека, к которому бы я так относился. Ты по-своему счастлива.

Она удивленно взглянула на Александра. Ей стало жаль его. Он не знал ласки в родительском доме. Наверное, его небрежные манеры скрывали душевную неустроенность.

— Майкл сегодня уехал? — спросил Александр.

— Да. У нас были ужасные выходные. Мы постоянно ругались.

— Я знаю.

— Откуда? Хуанита рассказала?

Он засмеялся.

— В этом не было необходимости. Половина этого округа знает о твоих ссорах с Майклом и о том, что он даже во время еды зажимает плечом телефонную трубку. В этих краях слухи разлетаются в мгновение ока. У работников ранчо свой беспроволочный телеграф.

— Понятно…

— Не переживай! Просто ты к этому еще не привыкла.

Если тебе будет нужно, ты легко сможешь узнать все подробности о моих стычках с сестрой… и матерью.

— В самом деле?

— Да. К примеру, в первый день твоего приезда моя экономка уже услышала историю о сломанной индейской кукле и о предостережении духов.

— О Боже! Хуанита растрезвонила!

— Конечно. Но здесь все знают про ее суеверия и уже ждали подобных вестей с ранчо Макдональда…

Морин поджала губы.

— Неужели Мака никто не любил?

— Я любил. А вообще таких было немного. — Он взглянул на девушку, заруливая в железные ворота ее ранчо. — Но их нельзя осуждать В последние годы Мак сделался немножко странным. Он был одержим поисками золота и просто зациклился на этом.

— Но ты его любил?

— Да.

— О Господи, — вздохнула девушка, когда машина затормозила перед домом, — и что мне со всем этим делать?

— Можешь продать мне.

Она резко развернулась на кожаном сиденье и уставилась на него во все глаза.

— Ты хочешь купить это ранчо?

— За разумную цену почему бы и нет?

— Зачем оно тебе?

— А зачем нужно ранчо? Чтобы пасти скот.

Она помолчала.

— Ты серьезно?

— Абсолютно.

— Ладно, сделай официальный запрос на покупку, и я его рассмотрю.

— Отлично, — сказал он и чмокнул девушку в щеку, потом отодвинулся и заглянул в ее голубые глаза, — а ты очень похорошела!

— Ты тоже, — с улыбкой откликнулась она.

Александр завел руку ей за голову и развязал шелковый шарфик. Волосы рассыпались по плечам Морин На этот раз его поцелуй был неторопливым, осторожным Он напомнил о прошлой дружбе и укрепил почву, ускользавшую у нее из-под ног.

Глава 7

Александр, насвистывая, остановил «ягуар» у крыльца материнского особняка, затем поднял с сиденья шарфик Морин От шарфика пахло духами «Опиум», как и от самой Морин. Улыбнувшись, он вышел из машины.

Войдя в дом, он пересек роскошный холл и направился к своему кабинету, расположенному прямо под витой, украшенной лепниной лестницей с черными металлическими перилами.

Затворив за собой дверь, Александр спрятал шарфик в левый верхний ящик стола, после чего запер его, а маленький золотой ключик повесил на свою связку ключей. Он тщательно оберегал свои секреты и не любил посвящать в свои дела кого бы то ни было.

Тут в дверь постучали. На пороге стояла мать.

— Мама, входи, — сказал он вежливо.

Барбара Котрелл вошла в комнату — шикарный трикотажный костюм подчеркивал царственную осанку: спина прямая, плечи гордо расправлены, голова высоко поднята. Это была невероятно красивая женщина. В пятьдесят пять она выглядела моложе многих сорокалетних, но и ухаживала за собой лучше, чем большинство женщин: всю жизнь занималась гимнастикой, ездила верхом, но только на рассвете или после заката, когда солнце не вредно для кожи. Три раза в неделю к ней на ранчо приезжал спортивный тренер. Каждую среду она летала на своем личном самолете по делам в Даллас, а заодно заглядывала к косметичке — делала массаж лица, маникюр и педикюр. Она всегда была безукоризненно одета, хотя и предпочитала спортивный стиль. Сапоги, брюки и свободные блузки нравились ей больше, чем вечерние платья.

Светлые волосы Барбары были, как всегда, безупречно уложены. Она села на кожаный диван и подняла на сына зеленые глаза. Он улыбнулся. Сегодня у него хорошие новости. Мама будет рада. А радовать маму было главным стремлением Александра. Только так он мог добиться ее уважения.

— Куда ты ездил в такую рань, Алекс?

— Я встречался с Морин.

— А… — Она начала подниматься с дивана. — Я-то думала, у тебя было что-то важное.

— Да, это важно — для нас.

Барбара вскинула темные брови:

— Вот как?

— Она собирается продавать ранчо. Я сказал ей, что хочу сделать официальный запрос.

Барбара осталась невозмутима. Она никогда не позволяла себе выказывать волнение. Этому она научилась еще у своего отца: общаясь с деловыми партнерами, он ни разу в жизни не показал своих чувств. Барбара не желала, чтобы кто-то, включая ее собственного сына, знал, о чем она думает.

— Она продает все ранчо?

— Кажется, да. Она не хочет здесь оставаться. Ей не терпится поскорее вернуться в Нью-Йорк, к своей работе.

— И сколько она просит?

— Я не знаю. Но ее имуществом занимается Кристин.

Мне не составит труда выяснить цену.

— Сделай это. Нам надо как можно скорее подать заявку, пока кто-нибудь нас не опередил.

— Кто-нибудь? — Он на мгновение растерялся. — Ты имеешь в виду Брендона Уильямса? Думаешь, он тоже захочет приобрести это ранчо?

— А как же! Брендон вечно зарится на мое добро. Такие люди, как он, постоянно пытаются прыгнуть выше собственной головы. Помни это, Александр. Я всегда знала ему цену.

Он слишком быстро вознесся.

— Двадцать лет — не такой уж стремительный темп, мама.

— Не спорь. С того самого дня, как он обнаружил нефть на своем участке, он охотится за мной — за «Хребтом дьявола».

— Еще никто не видел доказательств этого, мама.

Александр слышал эту песню тысячи раз. Барбара объявила Брендону своего рода вендетту только потому, что его семья была не такая благородная, как ее. Она на дух не выносила эту белую рвань, искренне полагая, что успех в делах дается Богом только тем, кто может проследить свою родословную на пять веков вглубь. Однако Брендон оказался сказочно успешным предпринимателем. Он пересек черту, отделявшую старую южную знать от новых богачей, и был принят в самых высших кругах общества. Александр считал, что Барбара из зависти и гордости не может простить ему этот грех.

Александру же было плевать на Брендона и на его предков. Он хотел одного — сделать «Хребет дьявола» самым большим ранчо в Техасе, и в этом сын был солидарен со своей матерью.

Барбара скрестила руки на груди.

— Я не хочу, чтобы Брендон забрал эту землю, Александр. Ты понял?

— Понял. Не волнуйся, Морин сделает все, что я ей скажу.

— Все? — Взгляд ее выразил удивление.

— Она мне верит. Она чем-то похожа на тебя, мама, — тоже верит в прошлое.

— Значит, она мудрый человек. — Барбара встала и направилась к двери. Надеюсь, ей хватит мудрости понять, что никто не будет лучше меня заботиться о ее пастбищах. Я на тебя рассчитываю, Александр. Если ты добудешь мне эту землю, я буду чрезвычайно довольна.

Он просиял:

— Еще бы! Ведь тогда мы удвоим площадь «Хребта дьявола».

Барбара тоже улыбнулась:

— И никто со мной не сравнится, даже Брендон Уильямс. — Она открыла дверь, постояла на пороге, потом повернулась к сыну:

— Ты уверен в своем влиянии на нее, Александр?

— Да, уверен.

— Тогда, пожалуй, мне пора познакомиться с мисс Макдональд. Пригласи ее на барбекю в субботу вечером. Ми позовем всех соседей, а потом во всеуслышание объявим, что покупаем ранчо Макдональда.

Александр заколебался:

— А что, если ее не устроит наше предложение?

— Соглашайся на любую цену. Я думаю, ее больше волнует вопрос, кому вообще продать свое ранчо. Позвони Кристин, разузнай все подробности. Послушай, — Александр, — раздраженно сказала она, — я что, должна тебя учить, как делать дела?

Барбара вышла из кабинета. Александр был настолько доволен сегодняшним днем, что даже не обратил внимания на последнюю язвительную реплику матери.

— Морин, я люблю тебя! — закричал он стенам. — Ты и не знаешь о том, что сделала меня самым счастливым человеком на свете!

Он подошел к телефону и набрал номер ранчо Морин.

Она взяла трубку на третьем гудке.

— Привет, — сказал он, — ты оставила свой шарфик у меня в машине.

— Да, — она помолчала, — спасибо, что помог мне сегодня.

— Не стоит благодарности. Слушай, я звоню, чтобы пригласить тебя на барбекю. Ты сможешь прийти в субботу вечером?

— Сейчас, только перелистаю свой ежедневник, — пошутила девушка, — во сколько?

— В семь. Я за тобой заеду.

— Спасибо, я умею водить машину.

— Я сказал, заеду. Не хочу, чтобы такая красивая женщина ездила одна.

— Лесть…

— Верный путь к успеху, — перебил он. — Ну, так мы договорились?

— Ладно, заезжай.

Александр повесил трубку. Отлично — все идет по плану!

Морин открыла левый глаз и покосилась на будильник. Полпервого ночи. Сквозь тонкие занавески в комнату струился серебристый свет луны. Она открыла оба глаза, села, взбила подушку и снова легла. Но сон не шел.

Через пять минут глаза ее снова открылись.

— Бесполезно, — пробормотала девушка, накинула свой атласный халатик от Кристиана Диора и сунула ноги в белые атласные туфельки — на фоне потертых ковров, обшарпанного деревянного пола и мебели сорокалетней давности они смотрелись крайне неуместно.

Спустившись вниз, Морин налила себе большой стакан молока и направилась в кабинет Мака. Там она уселась в деревянное вращающееся кресло и включила лампу.

Рассеянно перебирая много раз виденные бумаги, она думала о том, как будет здорово, если Александр купит у нее ранчо. Отдать землю в надежные руки и со спокойной совестью вернуться в Нью-Йорк! Хорошо бы пристроить Хуаниту служанкой к Котреллам Уэса и остальных работников Алекс тоже наверняка возьмет к себе.

Она обвела взглядом комнату — книги в кожаных переплетах, беспорядочно разбросанные бумаги Мака. Этот старый дом был дорог ее сердцу. Ей все здесь нравилось — старинные вещи, люстры из рогов лонгхорна,[4] кожаная мебель, деревянные стены и полы.

Морин открывала ящик за ящиком, сама не зная, что ищет. Достав стопку бумаг из нижнего ящика, она вдруг заметила, что он с двойным дном. Девушка выдвинула дощечку и обнаружила под ней дневник в кожаном переплете.

Она медленно открыла его, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Страницы были исписаны знакомым дядиным почерком. Пространные записи отделялись друг от друга месяцами, иногда годами. В них были размышления, мечты, надежды. Читая потаенные мысли Мака, Морин поняла, что этот человек никогда не ведал сомнений. В 1971 году, сильно заболев воспалением легких, он изъявил желание, чтобы ранчо привели в порядок — хотел оставить его своему брату Халу, с тем чтобы тот сохранил его для Морин.

В то время ей было только четырнадцать лет.

Дальше, дальше. 1979 год. Дядя опять пишет, что завещает Морин ранчо и то золото, которое он непременно найдет. Последние записи Мака выглядели так, точно он знал, что она будет читать его дневник.

* * *

«Эта земля — моя жизнь. Она дает мне чувство единения с историей, с самим собой. Только здесь я по-настоящему свободен. Порой мне кажется, что я случайно попал в эту эпоху. Наверное, мне надо было родиться лет сто назад. Я хочу, чтобы Морин жила здесь, вдали от Нью-Йорка, от распущенности, царящей в этом городе. Надеюсь, это будет для нее не слишком большая жертва. Прожив здесь всего год, она узнает о себе больше, чем где-то в другом месте за всю жизнь.

Я хочу, чтобы она научилась мечтать'; как умею мечтать я. Моя мечта найти золото. Сердце подсказывает мне, что оно здесь. Сердце подсказывает мне, что Морин должна жить на этой земле».

* * *

Под записью стояла дата: «23 сентября 1985 года» — ночь накануне смерти Мака.

Морин разразилась рыданиями. Уронив голову на стол, она закрыла ее руками, словно защищаясь от боли.

— Нет, Мак, — простонала она, приподнимая голову, чтобы снова прочесть его слова, — мечты? Что тебе дали твои мечты? Ты влез в долги, потерял друзей, а теперь… теперь тебя нет.

Гнев высушил слезы. Вскочив с кресла, она выбежала из кабинета, точно пытаясь убежать от Мака. Ворвавшись в конюшню, девушка кинулась седлать Эсприт. Лошадь заржала — Морин слишком туго затянула подпругу.

— Ну-ну, детка, прости меня!

Они пронеслись мимо загонов и пастбищ для скота в сторону холмов. Лунный свет окутывал спину Морин серебряным плащом. Склоны становились все круче, но она не сбавляла скорость и наконец выехала на самый высокий холм.

Внизу на много миль расстилалась долина, озаренная призрачным зеленовато-серебристым светом.

Ночь была ясной. Огромные звезды висели над самой головой. Казалось, только протяни руку — и дотронешься. Отсюда был виден дом, окруженный белым забором. Спокойная, безмятежная картина. Но девушка знала, что даже сейчас, ночью, холмы живут своей жизнью. В можжевельнике мелькнула белохвостая лань, удостоив ее любопытным взглядом.

По веткам порхали пересмешники, а у подножия холма пробежала дикая индейка. Морин знала, что в горах к западу отсюда водятся пумы, медведи, волки и ягуары Мак предупреждал о них, когда она была маленькой.

Все эти дни Морин разрывалась между желанием вернуться в Нью-Йорк и долгом перед Маком. Каждый раз при мысли о работе… о Майкле… ее тянуло остаться в этих краях.

Давно пора отдать все дела в руки бухгалтера и Кристин (пусть разбираются без нее), найти Хуаните новую работу и заказать билет на самолет до Нью-Йорка. Но что-то мешало ей.

Она говорила себе, что задержится еще на несколько дней только ради барбекю с Александром. Но, если честно, это был всего лишь предлог, чтобы остаться.

— Эта земля влечет меня к себе, — сказала она вслух, — я всегда ее любила. Майкл прав: я летала в Африку, потому что она похожа на Техас. Наверное, это ранчо у меня в крови.

Морин не привыкла слушаться зова сердца. Ее решения всегда были основаны на логике, и этот раз не будет исключением.

Логика говорила ей, что возвращаться в Нью-Йорк нет почти никакого смысла. С Майклом она порвала. Работу тоже придется менять. Конечно, ей будет не хватать Битей, но это все, чем она жертвует.

Морин с упоением смотрела на пейзаж внизу. Она у себя дома. Девушка попыталась представить Манхэттен — небоскребы, шум, суету, — но все это было таким невозвратно далеким!

В ту ночь, возвращаясь домой, она наконец-то приняла решение остаться в Техасе.

Глава 8

Барбара Котрелл стояла на верхней площадке витой лестницы с выложенными испанским кафелем ступеньками и, не опираясь на металлическое кружево перил, смотрела, как с полдюжины мексиканок снуют по огромному холлу, вынося на террасу еду и цветы. Барбара улыбнулась — сколько раз она наблюдала эту картину в своем доме.

Она любила этот дом, его беленые стены, темные дубовые потолки, люстры из рогов лонгхорна — любила даже больше, чем ее отец, Александр Керн, в честь которого она назвала сына. Это он построил дом в 1920 году. Керны были англичанами, они приехали в Техас в 1812 году из Бостона, где занимались кораблестроением.

Архитектура главного дома была выдержана в испанском стиле, обстановка в основном состояла из фамильных вещей.

В холле стояли кресла в стиле чиппендейл, белые мраморные столики и мексиканские глиняные горшки с цветами. Больше всего Барбаре нравилась просторная гостиная с шестью парами стеклянных дверей, выходивших на террасу и к бассейну. Барбара любила растения и с помощью трех садовников сумела озеленить свою каменистую землю.

Задумав двадцать лет назад разбить сад на своем участке, она наняла бульдозеры, которые сняли верхний трехфутовый слой земли, и заменила камни и глину плодородным черноземом, привезенным грузовиком из Небраски. И теперь сад круглый год стоял в цвету, радуя взоры всех, кто его видел.

Сад Барбары был так красив, что его не раз фотографировали для журналов по садоводству.

С годами она насадила еще деревьев. Если поначалу здесь росло только полдюжины дубов перед фасадом, то теперь дом, часть сада, бассейн и теннисный корт окружало не менее пятидесяти деревьев.

Барбара считала, что управлять можно всем, даже природой. Эта уверенность сделала ее одной из богатейших женщин Техаса. Она владела крупнейшим скотоводческим ранчо в штате. Правда, по размеру ранчо было не самым большим, поскольку скот выращивался не на мясо. Барбара занималась заморозкой бычьей спермы и искусственным оплодотворением. Ее скот был лучшим и всегда получал самые высокие цены на аукционе.

Барбара не терпела посредственности ни в чем. Она знала, что она лучше всех. Так говорила ей мать. Их род восходил корнями к самим крестоносцам, в ее жилах текла кровь короля Ричарда Львиное Сердце. Мать Барбары, Энн, заставляла дочь учить свою родословную, объясняя, как это важно. Барбара должна отдать миру больше, чем взяла, говорила мать, — к этому обязывает ее происхождение.

Уже с юных лет Барбара была политически активна. Родители позволяли ей иметь собственное мнение и отстаивать его. К большому разочарованию отца, дочь не стала республиканкой, как он сам, а пошла в демократы, как ее дед Керн.

Но в то время, после Второй мировой войны, Барбаре было всего семнадцать, и мотивы ее политического рвения крылись скорее в сердечном увлечении, чем в приверженности той или иной партии.

Именно тогда Барбара сполна познала, что такое фамильная гордость и разбитое сердце.

* * *

В тот прекрасный осенний денек ее родители разрешили юным демократам провести свой митинг на их ранчо. Никто из молодых людей еще не достиг избирательного возраста, но политики нуждались в их поддержке: молодежь собирала подписи, помогала в организационной работе.

По субботам Барбара вместе с другими активистами работала в городе. Там она и познакомилась с Джоном Уильямсом, который недавно приехал в Кервилл из Одессы.[5] Она почти ничего не знала о нем, кроме того, что он поддерживает Линдона Джонсона, техасского борца за реформу образования, и что у него невероятно голубые глаза. Девушке не терпелось познакомить его со своими родителями.

Барбара видела, как он вместе с четырьмя ее одноклассниками вышел из обшитого деревом станционного фургона, доставившего их на ранчо. Он был в джинсах, сапогах и клетчатой рубашке.

Барбара махнула Джону рукой, потом выбежала ему навстречу.

— Привет, — сказал он, — ты прекрасно выглядишь.

Ее длинные волосы натурального платинового цвета были собраны в хвост. Она смущенно перебирала жемчужные бусы, надеясь, что не слишком покраснела.

— Спасибо. — Вновь взглянув на Джона, она подумала, что никогда не встречала парня красивее его — Хорошо, что ты приехал. Я хочу познакомить тебя со своими родителями.

Он ласково взял ее за руку, и они прошли через огромный дом на террасу, где повара жарили на решетках хот-доги, а из музыкального автомата неслась музыка. Барбара не замечала, с каким вниманием Джон осматривал каждую деталь.

— У вас есть собственный музыкальный автомат? — удивился он.

— Да. Я обожаю устраивать вечеринки. Папа специально пристроил террасу, чтобы мы танцевали здесь. Ему кажется, что мы иногда чересчур шумим.

Улыбка Джона померкла, но Барбара не обратила внимания. Она думала только об одном: он все еще держит ее за руку!

Девушка подвела его к своим родителям:

— Мама, папа, познакомьтесь, это Джон Уильямс.

— Здравствуйте, сэр, — вежливо сказал Джон и пожал руку Александру Керну.

Энн бросила быстрый взгляд на мужа.

— Барбара говорила мне, что вы новичок в городе.

— Да, мы только что приехали с юга, из Одессы. Мой папа работал на буровой. Около трех месяцев назад его бригаду расформировали. Мы все продали и перебрались сюда.

Энн, прищурившись, пристально изучала молодого человека.

— И чем же он занимается здесь?

— Мы купили ранчо Баннинга к востоку от «Хребта дьявола».

— Что? — проревел Александр Керн — Мы купили…

— Это я слышал, — перебил его Александр, пытаясь овладеть собой, — я не знал, что оно продается.

— Папа говорит, нам просто повезло. Он пошел в риэлтерскую контору в тот же день, как мы приехали в город. А там как раз был мистер Баннинг, разговаривал с агентом. Он сказал, что решил продать ранчо… что теперь ему незачем здесь оставаться.

Взгляд Энн стал печальным.

— Оба его сына погибли на войне. Я понимаю…

— Ну вот, а мой папа подошел и спросил, сколько он просит за ранчо. Они сразу же подписали контракт.

— Когда это было?

— Три недели назад.

— Три недели назад, — задумчиво повторил Александр, — я ничего не слышал об этом. В городе никто не говорил мне о том, что Баннинг уезжает.

Джон растерялся:

— А они должны были сказать?

Александр надменно вскинул подбородок:

— Я бы заплатил ему в два раза больше, чем твой отец.

— Почему?

— Потому что я хотел купить это ранчо. Мне нужны новые пастбищные земли.

Как изменилось лицо отца! Барбара никогда не видела его таким — спина выпрямилась, глаза полыхают злобой.

— Эту землю должен был купить я. — прорычал Александр, — у меня были на это все права. А ты со своей семьей вообще неизвестно как здесь оказался. Знаю я вашу породу.

Голь перекатная, белая рвань — вот вы кто. Я видел, что вы делаете с хорошей землей. Вы выжимаете из нее все соки, а потом, когда она становится бесплодной, бросаете ее и переезжаете на новое место. Вы вечно кочуете… вечно берете… и ничего не даете…

— Папа! — в шоке вскричала Барбара. — Джон не такой!

— Черта с два он не такой!

Джон Уильямс прирос к месту. Лицо его покраснело от гнева, а глаза горели таким же огнем, как у Александра. Барбара видела, как сжимались его кулаки — он с трудом сдерживал ярость.

— Вы ошибаетесь, мистер Керн. Сильно ошибаетесь.

Может быть, мы не так богаты, как вы, но человек меряется не только тем, откуда он приехал и сколько у него денег.

Когда-нибудь, мистер Керн, вы пожалеете о своих словах Мы не уедем отсюда — ни мой отец, ни я. Никогда! Вы слышите? И когда-нибудь я вам докажу, что вы не правы. Если не я, так мои дети… потому что мы не уедем!

Джон резко развернулся, глянул на юные лица, с интересом смотревшие на него, и сбежал с террасы.

Барбара обратила к отцу залитое слезами лицо:

— Как ты мог так с ним поступить, папа?

Она хотела догнать Джона, но Александр схватил ее.

— Не надо, — сказал он.

Барбара вырвалась из отцовских рук и, рыдая, бросилась в дом. Мать пошла за ней — Твой отец прав, Барбара, — сказала она, обнимая дочь, — Джон тебе не пара. Он не нашего круга. Ты никогда не будешь счастлива с таким человеком.

— Это не правда, мама, — всхлипнула Барбара.

— Ну подумай сама: смог бы он подарить тебе такие жемчужные бусы? Или те платья, что мы купили в Далласе? А вечеринки? Ему пришлось бы всю жизнь надрываться, чтобы тебе угодить. Он был бы несчастен с тобой. А ты с ним.

Из музыкального автомата раздавалась песня Фрэнка Синатры. Со двора доносились автомобильные гудки только что прибывших приятелей. А у Джона не было машины, даже грузовой. Интересно, есть ли машина у его отца? Мама права, он ей не пара. В тот момент Барбара ненавидела свою мать — за то, что она все знает и всегда права.

Подойдя к окну, она увидела удалявшуюся фигуру Джона. Сердце ее упало. Сможет ли она когда-нибудь полюбить другого?

— Сеньора? Мисс Котрелл? — позвала экономка Мария. — Хосе спрашивает, где ему поставить бар — в саду или в доме?

Барбара очнулась от воспоминаний.

— В саду, конечно. Лед уже привезли?

— Si.

— Хорошо. Я сейчас приду на кухню.

— Si. — И Мария поспешно вернулась к своим делам.

Барбара знала, что на сегодняшний пикник приедет сын Джона, Брендон. Папа был прав. Джон Уильямс, его отец и его жена Элис сошли в могилу, надорвавшись от непосильной работы на ранчо. Но Брендон воплотил в жизнь предсказание своего отца.

Джон умер в 1966 году, когда Брендону было восемнадцать. Полгода спустя Брендон проводил геологическую разведку на восточном участке ранчо и нашел нефть. В девятнадцать лет он стал миллионером, а за последние двадцать лет, вкладывая деньги в разные сферы бизнеса, сделался одним из богатейших людей Техаса.

Барбара снова вспомнила тот поворотный 1947 год. Она больше ни в кого не влюблялась так, как в Джона, а через два года вышла замуж за Тома Котрелла. Мама одобрила этот выбор: он был человеком ее круга. У них было двое детей, а у него — две любовницы. После смерти родителей Барбара взяла в свои руки бразды правления на ранчо, а год спустя, когда ей было тридцать два, погиб Том — его лошадь наткнулась на гремучую змею и, встав на дыбы, сбросила седока. Том ударился головой о камень и умер почти мгновенно. Барбара не плакала на похоронах. Сын Александр тоже. Плакала только ее дочь, Шейн.

В последний раз Барбара виделась с Брендоном три года назад, на балу в Остине у губернатора Марка Диксона. Она предпочитала не приглашать его на свои вечеринки, но если все же приглашала, Брендон присылал вежливые отказы. Ему было известно, что она враждебно к нему относится, вот только неизвестно почему. Она ведь не посвящала его в историю своей несчастной любви. Разве она могла сказать ему, что он слишком уж похож на своего отца? Что, когда она на него смотрела, душу ей терзали воспоминания о прошлом… о мечтах, которым так и не суждено было осуществиться.

Глава 9

Морин швырнула на кровать шелковое платье от Унгаро. За ним последовали костюм от Билла Блэсса и черное льняное платье от Энн Кляйн, которое она надевала на похороны.

— Все не то! — вздохнула она.

За все эти годы она ни разу не встречалась с родными Алекса и хотела произвести на них хорошее впечатление Но даже если бы она привезла из Нью-Йорка весь свой гардероб, ей все равно нечего было бы надеть на эту вечеринку.

В комнату вошла Хуанита со стопкой полотенец.

— Что случилось?

— Скажи, Хуанита, что надевают на барбекю в Техасе?

Мексиканка пожала плечами:

— Джинсы, красивые платья.

Морин нахмурилась.

— Да, ты здорово мне помогла.

Хуанита подошла к шкафу и перебрала вешалки с одеждой, потом подняла с кровати шелковое платье от Унгаро.

— Надень вот это.

— Ты так считаешь? Но оно слишком простенькое.

— Зато очень сексуальное.

Хуанита погладила тонкую облегающую ткань и показала на низкий треугольный вырез. Глаза ее лукаво блеснули.

— Ну что ж… пожалуй.

— Поторопись. Скоро приедет сеньор Александр.

Взглянув на часы, Морин увидела, что мексиканка права. Она наскоро помылась, оделась и побрызгалась духами «Опиум».

— Фантастика! — выдохнул Александр, когда она сошла к нему по лестнице.

— Как ты считаешь, в этом можно идти? Когда я сюда собиралась, я не думала, что мне понадобится наряд для званого вечера.

— Отличное платье!

Она улыбнулась и взяла его под руку.

— Я так рада, что ты меня пригласил!

— Я тоже, — отозвался он и поцеловал ее в щеку.

* * *

Когда Морин и Александр приехали на ранчо Котрелла, там уже собралось больше ста человек. Огромный дом был украшен цветущей геранью и зеленью. На террасе играл оркестр, еще один устраивался под парусиновым тентом у дальнего края бассейна.

Под другим тентом, в красно-белую полоску, стояли ряды столиков, накрытые красными скатертями, в центре каждого красовался пестрый букет. На западном краю бассейна длинные буфетные столы ломились от яств Полдюжины подносов с ломтиками говяжьей грудинки перемежались огромными стеклянными блюдами с разными салатами.

Александр жестом подозвал официанта, разносившего на подносе бокалы с белым вином, и протянул один бокал Морин.

Она сделала глоток и огляделась.

— Я была права. Это платье не годится.

Все гости были одеты по последней техасской моде — замша, стразы, джинсы, кружевные нижние юбки и бриллианты Морин еще никогда не видела столько дорогих украшений и столько джинсов. Как видно, техасцы питали склонность к большим камням — бриллианты меньше пяти карат служили только для обрамления более крупных.

Но самой неподражаемой была хозяйка вечера.

Когда Морин и Александр подошли к Барбаре, она беседовала с техасским юристом. Морин поразилась ее красоте: Александр говорил, что его матери пятьдесят пять лет, но она выглядела не старше сорока.

Густые длинные и волнистые светлые волосы, роскошная фигура, тонкий прямой нос, большие блестящие зеленые глаза и гладкая кожа. На ней были черная замшевая юбка с широким кожаным ремнем, жакет без воротника с пышными рукавами; кокетка сзади и рукава были украшены серебряными кнопками. В ушах — бриллиантовые серьги, на шее — серебряное колье с бриллиантами и бриллиантовые браслеты на каждой руке.

Барбара подавляла одним своим видом и знала это.

— Мама, — сказал Александр, беря Морин за руку. Взгляд Барбары упал на руку сына, и он тут же отпустил девушку. — Я хочу познакомить тебя с Морин Макдональд.

— Очень рада вас видеть, — сказала Морин.

— Да, после стольких лет. — В ее голосе проскользнули потки неудовольствия. Смерив девушку взглядом, Барбара обернулась к стоявшим рядом гостям. — Я только недавно узнала, что в детстве Алекс каждое лето бывал на ранчо у мистера Макдональда. — Она опять обратилась к Морин:

— Скажите, вы до сих пор оказываете на моего сына дурное влияние?

Морин задохнулась от возмущения, но Александр разрядил обстановку.

— Надеюсь, что да, — сказал он со смехом и кивнул остальным. Все облегченно рассмеялись.

Барбара улыбалась. Но Морин не приняла шутку.

Она видела, что Барбара нарочно ее уколола — это было своего рода предупреждение. Но о чем? Чтобы она, Морин, не забирала у нее сына? Пожалуй, что так.

— Не больше, чем он на меня, — парировала Морин и тут же заметила, что Александр доволен ее мгновенным ответом.

— Не поймите меня превратно, Морин. Я слышала о вас только хорошее.

Девушка все так же настороженно смотрела на Барбару — От кого?

— От Александра, конечно.

Все снова рассмеялись, и Барбара завела светскую болтовню. Однако каждый раз при взгляде на Морин в глазах ее вспыхивали холодные искорки. Александр, сам того не замечая, слегка отступил от девушки. Морин была поражена: какое же огромное влияние имеет Барбара на своего сына! До какой же степени он подвержен этому влиянию? И что им движет — уважение или затаенная обида? В детстве Алекс пытался идти наперекор матери, чтобы привлечь ее внимание. Наверное, теперь он добивается той же цели, только другими средствами.

Наконец Барбара положила руку на плечо Морин и отвела ее в сторонку.

— Я понимаю, после кончины вашего дяди вам тяжело на этой вечеринке. Если вы захотите уехать пораньше, я договорюсь с шофером, и он отвезет вас домой.

— Спасибо, но вы зря беспокоитесь.

— Я только хотела помочь, — сказала Барбара.

Морин обернулась к Александру:

— Ты обещал со мной потанцевать. — Когда они отошли, она заметила удивленные лица гостей. — Я что-то не так сделала?

— Обычно люди не уходят от Барбары Котрелл, пока она сама их не отпустит.

— Ну, я не отношусь к числу обычных людей.

— Знаю, — усмехнулся Александр. Он обнял девушку за талию и начал учить ее западному тустепу.

Музыка смолкла, и Морин с Александром, пройдясь вдоль буфета, сели за длинный стол. Александр представил ее своим знакомым из Далласа, и тут с левой стороны сада подъехали два длинных лимузина. Они припарковались на небольшой освещенной асфальтовой стоянке, окруженной огромными дубами.

Морин не один год работала с красивыми женщинами и роскошными нарядами, и поразить ее было не так-то просто.

Но в этот вечер она была поражена.

В машинах как по команде распахнулись все дверцы, и оттуда одна за другой медленно вышли шикарные женщины — со спутниками и без.

Морин затруднилась бы назвать их возраст. Всем им было где-то от двадцати пяти до пятидесяти пяти. У всех до единой была гладкая кожа результат сочетания самой лучшей косметики с пластической хирургией — и великолепные, почти девичьи фигуры — вот чего можно достичь лишь с помощью суровых диет, изнурительных упражнений, массажа и тщательного ухода. Волосы женщин были мастерски подстрижены, покрашены и уложены.

Каждый следующий наряд затмевал предыдущий.

Первая женщина, привлекшая взор Морин, была высокой, стройной рыжеволосой красавицей в синем джинсовом платье с двойной нижней юбкой из белого кружева, черно-белых полусапожках и с такой же сумочкой. В ушах у нее посверкивали серебряные сережки в форме полумесяца, усыпанные бриллиантами, а шею охватывало бриллиантовое колье пяти дюймов в длину. У женщины были высокие скулы, ровная смуглая кожа оливкового оттенка и весело блестевшие изумрудные глаза. Но больше всего Морин поразили манеры незнакомки. Она не шла, а плыла. Поравнявшись со своими знакомыми, она тихо заговорила, и девушке показалось, что это персидская шахиня приветствует своих подданных. Она держалась без надменности, но с таким чувством собственного достоинства, что совершенно покорила Морин.

Стайка красоток влилась в толпу, приветствуя всех улыбками и смехом. Этот момент стал официальным началом вечера — как будто кто-то ударил в гонг.

— Они похожи на кукол, — сказала Морин Александру…

— Что ты имеешь в виду?

— Они так безупречно красивы… как будто отлиты из воска. У них есть все — деньги, красота, друзья. Смотри, как все стремятся поговорить с ними, постоять рядом.

— Да, это богатейшие женщины и супружеские пары Техаса. В их руках власть.

Морин быстро огляделась в поисках Барбары. Хозяйка вечера стояла на дальнем краю бассейна и наблюдала за этим спектаклем с холодной снисходительной улыбкой. Куколки одна за другой подходили к ней засвидетельствовать свое почтение, как подходят в храме к Божьим святыням.

— Но ни одна из них не обладает властью Барбары Котрелл, — заметила девушка.

Губы Александра дрогнули в небрежной полуулыбке.

— Да, это так.

Морин обернулась и увидела рядом с собой маленькую блондинку, смотревшую на Александра.

— Привет, Алекс, милый, как дела?

— Прекрасно, Шарлин. А ты прелестна, как всегда.

И он был прав. Карие глаза женщины оживленно сверкали на круглом личике, формой напоминающем сердечко, а кожа была такой же гладкой, как у пятнадцатилетних манекенщиц, с которыми приходилось работать Морин. На блондинке были замшевый костюм персикового цвета, усыпанный мелкими стразами, такого же оттенка сапожки и пояс, а в руках — соответствующая сумочка. Уши, шею и руки Шарлин украшали оправленные в золото аквамарины.

Каждый камень был не меньше десяти карат.

— Шарлин, — сказал Александр, — познакомься, пожалуйста, с Морин Макдональд.

— Макдональд? — Круглые, как у осленка, глаза Шарлин удивленно расширились. — Так это вы девушка с привидениями?

— С привидениями?

Шарлин спохватилась.

— Приношу соболезнования по поводу смерти вашего дяди, — сказала она, расскажите мне про ваши привидения.

— Я не понимаю, о чем вы.

— Ваша горничная все рассказала моей горничной. Про то, как вы нашли сломанную индейскую куклу.

— Это был просто один из сувениров моего дяди.

— Вы уверены? Я знаю все эти древние легенды. Сломанная кукла — дурной знак.

Морин покачала головой:

— Здесь нет никакого шаманства. Хуанита раздула из мухи слона.

Шарлин была разочарована.

— А что-нибудь еще у вас случалось?

— Нет.

— Совсем ничего? — Она огорченно поморщилась.

Морин улыбнулась:

— К сожалению, ничего.

— Ну что ж, если это было всего один раз, значит, наверное, ничего страшного. Но если будет что-то еще… — в глазах Шарлин вновь вспыхнул огонек, — дайте мне знать, ладно?

— Я думаю, вы узнаете об этом вместе со мной.

Шарлин рассмеялась:

— Это уж точно!

— Вы живете где-то рядом? — спросила Морин.

— У меня небольшой участок к юго-востоку от вашего ранчо. Это не рабочее ранчо, как все остальные.

— Да. — Александр озорно усмехнулся. — У нее там буровые.

— Ужасного вида штуки на северной стороне моего участка, рядом с имением Уильямсов. Но я не жалуюсь. За счет их можно жить. — Она снова засмеялась. — Я слышала, вы из Нью-Йорка. Работаете фотографом в «Ультра вумен». Кстати, это мой любимый журнал. Я обожаю Нью-Йорк и часто там бываю — как только выпадает свободное время. Я люблю ходить по магазинам, правда, в Париже магазины лучше. Но.

Париж есть Париж, там все лучше… а вы как считаете?

Морин сразу же прониклась симпатией к Шарлин. Казалось, эту куколку ничто не волновало, кроме развлечений.

Шарлин развернулась, быстро оглядела толпу и помахала своей подруге:

— Линн! Линн, иди сюда! Я познакомлю тебя с Морин.

От стайки куколок отделилась изящная блондинка в ярко-розовом замшевом платье с черными кожаными эполетами и черным ремнем. Ее широкое лицо сияло белозубой улыбкой.

Но когда она подошла и пожала Морин руку, девушку поразили ее печальные голубые глаза.

— Рада с вами познакомиться.

— Я тоже.

— Морин — та девушка, которая унаследовала ранчо старого Мака, объяснила Шарлин.

Линн кивнула.

— Я всегда любила Мака, — сказала Шарлин, — мы разговаривали с ним про привидения… правда, не очень часто.

Он жил отшельником.

— Я тоже его любила, — сказала Линн.

Морин вспомнила день похорон и не смогла сдержаться.

— Если вы так его любили, то почему же не пришли на похороны? спросила она с укором. — Ни вы, ни все эти люди?

Безупречно изогнутая бровь Шарлин взметнулась вверх.

— А вам разве никто не говорил?

— О чем?

— В ту неделю в округе не было ни души. Все мужчины уехали на родео, а женщины были в Нью-Йорке. Наверное, только одна Барбара и сидела дома.

— О Господи, Шарлин, куда ей ехать? Она же не замужем, — сказала Линн с откровенной насмешкой.

Морин растерялась.

— Родео? Какое родео?

Линн заговорила первой:

— В конце сентября все мужчины округа, то есть те, кто не боится пропустить зарплату в пятницу, уезжают из дома на всю неделю, чтобы поиграть в ковбоев. Они арканят телят, участвуют в родео, пьют и гуляют — словом, обычные мужские развлечения. — Она горько усмехнулась. — А пока мужчин нет, их жены отправляются в Нью-Йорк обновить свой осенний гардероб. Мы делаем это каждый год.

— Да, — подтвердила Шарлин, хитро подмигнув подруге, — каждый год.

Морин видела, что обе женщины многозначительно переглянулись, но не поняла, в чем дело.

— А ты говорил, что был в Мексике, — обратилась она к Александру.

— Да. Впервые за все эти годы я пропустил родео.

Когда Морин обернулась к Линн, ей показалось, что она смотрит на маску, а не на живое лицо. Голос Линн стал сбивчивым, а манеры и улыбка слегка натянутыми, — Алекс не женат, поэтому последняя неделя сентября не влетает ему в копеечку. В этом году я разорила Берта. — Она нагнулась и доверительно сообщила:

— Я купила шубку от Фенди. Умопомрачительную!

— И цена тоже умопомрачительная, — саркастически заметила Шарлин.

— А ваш муж сегодня здесь? — спросила Морин у Шарлин.

— Нет. Я десять лет как вдова. Вон там стоит мой спутник. — Она показала на мужчину средних лет в сером костюме. — Он забавный, а вообще-то ничего особенного. Так что я вольная птица и всегда уезжаю в Нью-Йорк вместе с девочками. Мы прекрасно проводим время.

Линн и Шарлин стали перечислять пьесы, которые они видели на Бродвее, свои любимые рестораны и новейшие модные бутики. Морин была поражена. Эти женщины знали Нью-Йорк и Париж лучше, чем она!

Александр принес им три бокала с вином и вдруг словно окаменел.

— О Господи! Только не сегодня…

Морин проследила за его взглядом. Линн и Шарлин сделали то же самое.

Перед микрофоном стояла вызывающе одетая девица: на макушке бело-фиолетовый панковский гребень, крикливая розовая повязка на лбу, в одном ухе — бриллиантовый крест, в другом — ярко-зеленое перышко. Черные тени вокруг глаз делали ее похожей на енота. Губы густо накрашены помадой и обведены черным контуром. Наряд девушки составляли старые кальсоны и мешковатый свитер. На ногах красовались стоптанные коричневые жокейские сапожки. Удивительно, но, несмотря на этот дикий маскарад, девушка оставалась очень красивой. Морин смотрела на нее с восхищением.

— А ну, подходите ближе! Сейчас мы вам сыграем настоящую музыку!

Девушка кинулась в угол сцены и выхватила откуда-то электрогитару, затем дала быстрые указания оркестру и, улыбнувшись толпе, обрушила на нее какофонию из электровибраций и аккордов. Она выкрикивала непристойности, прыгала и носилась по маленькой сцене. Оркестранты подыгрывали ей с растерянными лицами. Каша из мелодий кантри с гитарным панкроком резала слух Морин. Она догадывалась, что остальные тоже не в восторге от этого безумного концерта. Слава Богу, наконец прозвучал грохочущий финал, и раздались жидкие аплодисменты.

— О Боже! Кто это?

Александр нахмурился:

— Моя сестра.

Он пошел к девушке, а Морин поспешила отыскать глазами Барбару.

Та как ни в чем не бывало разговаривала с гостями возле буфетных столов и со смехом приветствовала высокого смуглого красавца. Морин была в полном недоумении.

Линн нагнулась к ее уху:

— К Шейн все относятся снисходительно, даже Барбара. — Она проследила за взглядом Морин — Это мой муж Берт — тот, который сейчас разговаривает с Барбарой. Наверное, предлагает свои услуги. Благородный рыцарь спешит на помощь.

— Ну хватит, Линн, — осадила ее Шарлин.

Они опять что-то недоговаривали, но Морин сейчас больше интересовала Шейн.

Александр крепко взял свою сестру под руку, но она вырвалась. Они остановились и обменялись резкими репликами, после чего девушка пошла вслед за братом к его столику.

— Шейн, — сладким голосом сказал Александр, — познакомься, пожалуйста, это Морин Макдональд.

— Привет. Как дела? — спросила Морин.

— Хреново, — откликнулась Шейн, озорно усмехнувшись, — эти козлы ничего не смыслят в хорошей музыке.

Шарлин встала, собравшись уходить.

— Пойдем, Лини.

— В чем дело? Вам тоже не нравится моя музыка?

Шарлин в упор посмотрела на Шейн:

— Мне не нравится то, что ты с собой делаешь, Шейн Ты была такой милой девочкой — до тех пор, пока не поехала в Голливуд.

— Заткнись, Шарлин! Что ты в этом понимаешь! — огрызнулась Шейн.

Шарлин протиснулась мимо нее, Линн последовала за подругой.

— Зачем ты так? — вспылил Александр. — Это же одна из лучших маминых подруг!

Шейн вскинула подбородок, глаза ее гневно сверкали.

— Вот как раз затем… козел! Ну, ты познакомил меня со своей новой подстилкой. Теперь я могу идти?

— О Боже! Да! Убирайся!

Шейн резко развернулась, схватила бокал с подноса официанта и, подойдя к мужчине почти вдвое старше ее, смачно ущипнула его за ягодицы. Тот подскочил от неожиданности, но, увидев девушку, засмеялся, обнял ее за плечи и поцеловал взасос. Морин заметила у него на пальце широкое золотое обручальное кольцо.

— Прошу прощения, — сказал Александр.

— Она что… всегда такая?

— Почти.

Шейн переходила от одного мужчины к другому, приветствуя всех в такой же вульгарной манере. Чем больше Барбара игнорировала свою дочь, тем скандальнее та себя вела. В конце концов Шейн удалилась с мужчиной, которому на вид было лет двадцать пять и который был ближе ей по возрасту, чем все остальные.

— Это ее друг?

— Шейн не признает связи с одним человеком Она не успокоится, пока не вскружит головы всем мужчинам округа.

— Похоже, ты не слишком ее любишь.

— Мне надоело ее защищать. Шарлин права. С тех пор как она стала актрисой в Голливуде, у нее отказали тормоза.

Она сделалась совершенно неуправляемой.

— Она хорошая актриса?

— Снялась в паре эпизодов в двух фильмах и полтора месяца мелькала на экране в какой-то мыльной опере. В основном она берет уроки актерского мастерства, пения и игры на гитаре.

— Должно быть, это дорогое удовольствие?

— У Шейн все удовольствия дорогие… — Он вздохнул и повел ее к танцплощадке. — Ладно, забудь о ней. Я просто не думаю о ней, и все.

Пока они танцевали, Александр представил Морин другим парам. Морин все еще ломала голову над недомолвками Линн и Шарлин и необычным поведением Шейн. Неудивительно, что Мак жил отшельником. Техасцы — очень странные люди. Странные и своеобразные.

Когда музыка кончилась, Линн и Берт Бин стояли рядом с Александром и Морин. Линн представила Морин своего мужа.

— Очень рад с вами познакомиться, Морин, — сказал он, обаятельно улыбнувшись.

Линн хотела что-то сказать, но осеклась на полуслове.

— Александр, ты не говорил нам, что он будет здесь.

Александр обернулся к дому.

— Я и сам не знал, что он придет.

— Черт возьми! — усмехнулся Берт. — Ну и чудеса!

— Что такое? — Морин растерянно переводила взгляд с одного на другого.

Линн прошептала ей на ухо:

— Видишь вон того мужчину, около стеклянных дверей? Это Брендон Уильямс. Насколько я знаю, он впервые явился на вечеринку к Барбаре.

— Почему?

Лини фыркнула:

— Наверное, потому что Барбара его не приглашала.

Интересно, зачем она сделала это сейчас?

Александр знал ответ. Если все пойдет, как он задумал, то его мать сможет осуществить их общую заветную мечту — удвоить территорию «Хребта дьявола». Барбара пригласила Брендона, чтобы он вместе с остальными гостями стал свидетелем ее триумфа.

Барбара оставила кружок своих собеседников и подошла к Брендону. Морин смотрела, как очень высокий широкоплечий мужчина приветствует хозяйку. Они разговаривали друг с другом вежливо, но не более того — так ей показалось.

Падавший сзади свет озарял лишь силуэт Брендона. В отличие от других гостей он был без шляпы и в обычном деловом костюме. Только сапоги выдавали в нем жителя запада.

Александр подхватил Морин под руку.

— Я еще не показывал тебе сад. Там есть японский пруд с золотыми рыбками величиной с форель. Хочешь посмотреть?

— Конечно.

Они вошли в тускло освещенный сад. Любуясь цветами и живой изгородью, Морин рассеянно подумала, что здесь получились бы шикарные снимки. Она уже видела Битей в плиссированном платье от Оскара де ла Рента в белой викторианской беседке.

Они опустились на плетеную скамеечку.

— Трудно сразу все воспринять, правда? — спросил он.

— Да нет, я не слишком ошеломлена, если ты это имел в виду.

— Странно.

— Почему?

— Ну, за последнюю неделю на тебя столько всего навалилось… А тут еще заботы о ранчо. Вот об этом я и хотел с тобой поговорить. Помнишь, я сказал тебе, что хочу купить твою землю?

— Да, но я…

— Кристин подвезет документы в понедельник, но я не могу так долго ждать. Я готов предложить тебе два миллиона двести тысяч. Столько, сколько ты запросила.

— О Боже!

— И не сомневайся: я буду любить это ранчо так же, как любил его Мак. Я не хочу, чтобы ты торговалась с каким-нибудь посторонним человеком. Мы пустим эту землю исключительно под пастбище и ничего не испортим.

— Александр, я…

Он не дал ей закончить. Его переполняло волнение.

— Надеюсь, ты будешь иногда приезжать сюда, чтобы повидаться со мной. То есть я хотел сказать, чтобы увидеть свое ранчо. А я буду встречаться с тобой в Нью-Йорке'. Я хочу, чтобы это был не конец наших отношений, а начало, Мо. Мне кажется, это щедрое предложение, и… — Он посмотрел ей в глаза.

— Да, это очень щедрое предложение. Даже не знаю, что бы я стала делать с такой кучей денег.

— Ты можешь открыть свой собственный журнал! — сказал он, смеясь, и придвинулся ближе.

Он обнял девушку за плечи. В глазах его блестел лунный свет, вдали тихо играла музыка. Когда Александр ее поцеловал, она расслабленно обвила его шею руками.

— Ты даже не представляешь, как я счастлив! Мне не терпится поскорее рассказать об этом маме!

Он вскочил и потащил Морин за собой так быстро, что она не успела сказать ему, что не собирается продавать ранчо. Впрочем, если он так счастлив с ней, то, узнав, что она остается, он вообще будет на седьмом небе.

— Александр…

Она пыталась удержать его, но безуспешно.

Он вскочил на оркестровую сцену и остановил музыку.

Все лица с любопытством повернулись в его сторону. Морин смущенно стояла рядом. Она видела на лице Барбары странное торжество.

— Пожалуйста, внимание! Я хочу сделать объявление. Как все вы знаете, это племянница Мака Макдональда, Морин.

Мы с ней знакомы с детства. Я хочу, чтобы все наши друзья, собравшиеся здесь сегодня, первыми узнали о том, что Морин только что… согласилась…

Он посмотрел на нее.

— Александр… — шепотом взмолилась Морин, — прошу тебя, замолчи.

— Морин только что согласилась продать мне ранчо Макдональда… Я предлагаю тост — за «Хребет дьявола», которое скоро станет самым большим ранчо во всем Техасе!

Александр видел на лице своей матери улыбку искреннего удовольствия. Ее зеленые глаза светились гордостью. Ради этого мига он жил! Он испробовал тысячи способов, пытаясь заставить ее вот так на него посмотреть! Призы, завоеванные на скачках, хорошие отметки в школе, восхищение девушек. долгие часы тяжелого труда на ранчо, деловые встречи в Далласе и Хьюстоне — ни одно из этих достижений не вызвало у Барбары даже легкой похвалы. Ему всегда казалось, что она считает его неудачником или в лучшем случае мелким, незначительным человеком. Сегодня же он наконец почувствовал себя… королем. О, как долго он об этом мечтал!

От громких возгласов и шума у Морин чуть не лопнули барабанные перепонки. Она густо покраснела от смущения и злости. Черт возьми, ну кто его просил торопиться с выводами? Придется исправлять ошибку, пока дело не зашло слишком далеко.

— Александр, зачем ты это сделал? Я ведь не говорила, что продам тебе ранчо!

— Что? Как же не говорила? А только что… в беседке.

Морин шагнула к микрофону.

— Минуту внимания! Произошло ужасное недоразумение. — Она пыталась перекричать шум толпы. — Послушайте меня, пожалуйста! — Наконец все утихли. — Прости, Александр, я знаю, ты хотел, как лучше, но дело в том, что… я не продаю свое ранчо. Ни тебе… ни кому-то еще.

По толпе прокатился удивленный ропот. Все с любопытством смотрели на девушку. Она видела, как померкла улыбка Барбары. Странно, но теперь на ее лице не было вообще никакого выражения. Казалось, ее нисколько не удивил такой поворот событий.

— Пожалуйста, поймите. Александр сделал мне очень, очень щедрое предложение. Но я… я просто не могу продать эту землю. Мой дядя хотел, чтобы я осталась здесь. Он чувствовал, что здесь мой дом. И мне кажется, он прав.

Гробовое молчание. Потом тишину разорвали одинокие аплодисменты.

Шейн, продолжая хлонате, двинулась через толпу к Морин и встала у сцены.

— Молодец, милая, так их! Пусть знают, что ты не станешь жрать их дерьмо!

— Шейн! — взревел Александр.

Он был уничтожен. Его победа длилась всего десять секунд. Но в этот краткий отрезок времени он нашел единственный путь к сердцу своей матери и теперь точно знал, что ему делать: надо убедить Морин продать это ранчо… убедить любой ценой.

Шейн подняла полупустой бокал с вином.

— Ты пролетел, Алекс! — крикнула она и захохотала.

Взбешенный, Александр спрыгнул со сцены и схватил сестру за руку. Она попыталась вырваться, но брат был гораздо сильнее. Он увел ее в дом.

Барбара дала знак дирижеру оркестра, и вновь зазвучала музыка. Морин оттеснили со сцены.

Гости послушно принялись танцевать, как будто работа ли массовкой на съемках фильма. Морин с удивлением увидела, как Барбара отвела от нее свои холодные зеленые глаза и вернулась к обязанностям хозяйки. Она не пошла в дом за Алексом и не послала служанку или кого-то из гостей ему помочь. Казалось, ее нисколько не волнует ни поведение дочери, ни позорный промах сына.

Морин чувствовала себя ужасно. Александр был ее другом, и она вовсе не хотела его обидеть.

— Мисс Макдональд? — раздался у нее за спиной низкий бархатный голос.

— Да, — сказала она, не отрывая глаз от дверей дома, за которыми скрылся Алекс.

— Разрешите пожать вашу руку?

— Конечно. Но за что? — спросила она, резко обернувшись.

Перед ней стоял тот мужчина, чей силуэт она видела издали. Он был очень красив, даже красивее, чем Александр.

Ростом примерно шесть футов шесть дюймов, широкоплечий, с тонкой талией и сильными ногами — мускулы рельефно проступали даже сквозь ткань делового костюма. Густые волнистые волосы были зачесаны на косой пробор. Высокий лоб, прямой нос, ясные голубые глаза и полные губы. Когда он ей улыбнулся, на щеках появились ангельские ямочки, никак не вязавшиеся с его взглядом коварного соблазнителя.

Его ладонь была в два раза больше ее. Когда их руки соприкоснулись, девушку словно ударило током. В голове помутилось, а сердце бешено забилось в груди.

— Поздравляю, вы уложили Котреллов на обе лопатки.

Вот уж не думал, что когда-нибудь доживу до этого дня!

— Я не хотела этого.

— А зря. Это чертовски приятно.

Он все еще держал ее за руку. Иди она держала ею — трудно сказать, и вообще ей было все равно. Морин не понимала ни слова из того, что он говорил, и не соображала, что говорит сама. Девушка не могла ни отвести от него глаз, ни сдвинуться с места. При этом она заметила, что сам он не испытывает затруднений в словах. Он шагнул ближе, продолжая говорить, и ей вдруг захотелось закрыть глаза и раствориться в звуках его голоса.

Сделав над собой усилие, она попыталась избавиться от этого наваждения.

— Кто вы?

— Брендон Уильямс. Моя земля граничит с вашей.

— Ах да, ну конечно.

— Приношу соболезнования по поводу смерти вашего дяди. К сожалению, я не смог прийти на похороны. На той неделе я был в Саудовской Аравии и вернулся только сегодня вечером.

— Все куда-то уезжали…

Он накрыл левой ладонью обе их руки и сказал очень тихим голосом.

— Не стану обманывать, я плохо знал вашего дядю. Он был не самым общительным соседом, хотя здесь мало кто дружелюбно ко мне относится Наверное, я просто смешивал его с остальными и от этого что-то потерял.

Она посмотрела ему в глаза. В них не было лукавства Впрочем, возможно, она принимает желаемое за действительное. Да, он красив, обаятелен и очень привлекателен. Но что ему нужно? Просто так он бы не подошел.

Вся эта вечеринка приводила ее в замешательство. Она не понимала, с чего это вдруг Александр предложил купить ее ранчо, не понимала эксцентричного поведения его сестры и холодности Барбары. Этот мужчина был ей совершенно незнаком, а она смущалась перед ним, как глупая восторженная девчонка. И откуда такой сумбур в голове? Она работала с самыми красивыми манекенщиками страны. Наверное, она слишком много выпила.

— Скажите, мистер Уильямс, почему выдумаете, что люди относятся к вам недружелюбно?

В этот момент кто-то налетел на Брендона сзади, и он качнулся к ней. Его лицо оказалось совсем близко Морин, затаив дыхание, слушала грохот собственного сердца. Ей отчаянно захотелось поцеловать Брендона Она уже представляла его губы на своих губах… Но он прервал ее фантазии:

— Местные жители всегда предвзято относились к семье Уильямсов Почему?

— Мы не коренные техасцы.

— Что это значит?

— Мои предки поселились здесь всего три поколения назад. Вдобавок мы были бедняками.

— Разве это имеет значение?

— Для них имеет.

— А для вас?

— Нет — Может быть, мистер Уильямс, вы не давали людям возможности вас полюбить.

— Может быть, мисс Макдональд Музыка кончилась. Краем глаза Морин увидела бело-фиолетовые волосы. Шеин!

— Брендон! — радостно крикнула та. — Следующий танец со мной! Я так давно этого ждала!

Шейн схватила его за руку и чуть ли не силком оттащила от Морин.

Брендон удивленно взглянул на Шейн, потом вежливо поклонился Морин и повел в танце дочку хозяйки.

У Морин было странное чувство, что она только что явилась свидетельницей актерского мастерства Шейн.

Сзади подошел Александр.

— Ну что, собираешься домой?

— Ох, Александр, прости меня за… за все. Мне надо было сразу сказать тебе…

— Не волнуйся. Это я виноват. Наверное, я слишком сильно этого хотел.

Он повел ее к матери — прощаться, и Морин не заметила, что, пока она не скрылась в доме, Брендон неотступно следил за ней взглядом.

Глава 10

Сорок пять минут они ехали в полном молчании. Наконец Берт Бин остановил свой пятисотый «мерседес» перед трехэтажным домом, и Линн вышла из машины, не дожидаясь мужа. Она открыла ключом входную дверь, бросила на стеклянную подставку свою сумочку из змеиной кожи и поднялась по лестнице, покрытой белой ковровой дорожкой.

Прежде чем уйти в спальню, она заглянула к детям, шестилетнему Брайану и восьмилетней Стефани. Мексиканка-горничная Розита тоже спала.

Линн швырнула свою черную ковбойскую шляпу на широкую кровать, застеленную атласным покрывалом, и, усевшись на стул, начала стягивать сапоги.

В спальню вошел Берт с большим старинным бокалом виски в руке.

— Может, хватит на сегодня? — резко спросила она.

Он метнул на жену злобный взгляд.

— Нет, не хватит!

— Черт! — тихо выругалась Линн и подошла к платяному шкафу.

Ее шкаф составлял восемнадцать футов в длину и десять в ширину. В дальнем конце был встроен зеркальный уголок, и Линн могла рассмотреть себя со всех сторон, прежде чем выйти из спальни. В другом угловом отсеке от пола до потолка тянулись ящички с туфлями, шарфиками, шляпками и фальшивыми драгоценностями (настоящие хранились в стенном сейфе над кроватью, за картиной Пикассо).

У Линн было три дюжины вечерних платьев исключительно черного и белого цветов, а также двенадцать меховых шубок в охлаждаемом шкафу слева. На новой шубке от Фенди, которой она хвасталась на вечеринке, еще болтался ценник.

Линн покупала себе одежду По всему Техасу, пользуясь услугами самых дорогих, элитных бутиков. На одни только шарфики, к которым она питала особое пристрастие, у нее уходило не меньше пяти тысяч долларов в год.

Ведь Линн была женой Берта Бина, а Берт, как представитель новой знати, не жалел денег, лишь бы доказать всему остальному Техасу, что он ничем не хуже старой знати, к которой принадлежала Барбара Котрелл.

С десяти лет Берт батрачил на ранчо Котреллов. Вместе с пятью своими братьями и сестрами он жил на маленькой ферме — отец их бросил. Берту еще повезло — он окончил восемь классов. Бины никогда не имели достатка, но однажды брат Рик рассказал Берту, что один его приятель собирается бурить нефтяную скважину. Берт с Риком уехали из дома и устроились на буровую в Мидленде. Свой заработок они инвестировали в эту же буровую и получили большую прибыль. Потом Берт вложил деньги в другие буровые.

К двадцати двум годам он уже стал богачом… и полюбил Линн Нельсон.

Линн была его пропуском в высший свет. Когда они познакомились, он считался самым красивым парнем в кервиллском округе. Ни на ком так стильно не смотрелись джинсы «Левис», как на Берте Бине. С таким смазливым лицом и мускулистой фигурой он запросто мог бы стать кинозвездой.

Тем летом Линн ходила на вечеринки с Бертом, и ей завидовали все подруги. У него были деньги, которые он легко на нее тратил, обаяние и внешность. Его поцелуи сводили Линн с ума, вызывая в ней такую страсть, о которой она и не подозревала. В тот день, когда он сделал ей предложение, она была на седьмом небе от счастья.

Родители любили Линн и согласились на этот брак, хотя и не пришли в восторг от происхождения Берта. Они знали, что дочь упряма и выйдет замуж, даже если они не дадут ей своего благословения. Они устроили ей самую пышную свадьбу десятилетия.

Семья Линн была одного круга с Котреллами, и Барбара не только пришла на свадьбу, но и подарила невесте дорогие подарки. Барбара одобрила этот брак, потому что была уверена: Берт никогда не будет так богат и влиятелен, как она, и не боялась конкуренции с его стороны. В отличие от Брендона Уильямса Берт знал свое место.

Теперь, через много лет, Линн начала думать, что Барбара не зря так ревностно относилась к происхождению. Память о прошлой нищете и низкая самооценка мешали Берту утвердиться в жизни. Линн устала с ним бороться. Целых пятнадцать лет она безуспешно пыталась доказать мужу, что его главный враг — это он сам. И все эти пятнадцать лет Берт клялся ей в верности. Но она давно ему не верила.

Линн повесила в шкаф ярко-розовое замшевое платье и вынула из ушей серьги с цирконом в три карата. Вообще-то серьги с бриллиантами лежали в сейфе. В последнее время Линн стала бояться носить на людях драгоценности. Тайком от Берта она постепенно возила свои самые лучшие украшения к нью-йоркскому ювелиру и делала с них копии. Лини сама не знала, чего она боится, но не успокоилась, пока не получила дубликаты всех своих драгоценностей, включая обручальные кольца.

Линн вышла из гардеробной в белой атласной пижаме, украшенной голубым французским кружевом. На роскошных нарядах она отводила душу.

У всех богатых жен Техаса был повод отвести душу. Но Линн страдала больше других.

В двадцать четыре года, беременная первым ребенком (он умер при родах), будучи на пятом месяце, она узнала, что Берт изменяет ей с новой официанткой кервиллского бара.

Позже выяснилось, что это не первый его роман на стороне.

От расстройства Линн не могла ни есть, ни спать. К несчастью для себя, она по-прежнему безумно любила мужа.

Она винила Берта в смерти их первого ребенка. Он сказал, что у нее невроз и что ей надо отдохнуть. Линн улетела в Лос-Анджелес и там купила себе первую норковую шубку.

Все чеки она переслала Берту. Он не сказал ей ни слова.

Она зашла в ванную — роскошную комнату в тридцать квадратных футов с белым ковром на полу и зеркальными стенами. Двери и трубы были выкрашены глянцевой черной автоэмалью. На возвышении стояла черная ванна-джакузи, в углу была душевая кабинка, выложенная черным кафелем, а за перегородкой туалет площадью десять на десять футов с унитазом и биде. Вся арматура была сделана из золота двадцать второй пробы. Линн подошла к черной мраморной раковине и смыла макияж. Подняв голову, она увидела в зеркале Берта. Он стоял сзади, полностью одетый, и смотрел на нее.

У Линн подвело живот и подогнулись колени. К горлу подступила тошнота.

— Не делай этого.

— Линн…

— Не уходи, Берт.

— Я только схожу за сигаретами.

— В буфете лежат две пачки.

— Я смотрел. Там ничего нет. Вернусь через час.

— Не трудись. — И она швырнула в него полотенцем.

Берт чуть не расплескал свой бокал. — Убирайся ко всем чертям! крикнула она, но он уже ушел.

Линн подбежала к унитазу. Ее вырвало.

* * *

Шарлин поежилась и набросила на плечи дымчатую норковую шубку от Адольфо.

— Замерзла? — спросил Гарри; он сопровождал ее на вечеринке.

Она нажала серебряную кнопку внутренней связи на подлокотнике между сиденьями.

— Луи, включи обогреватель, рог favor.[6]

— Si, — ответил шофер и повернул ручку компьютеризированного термостата.

— Еще шампанского? — Гарри, взяв бутылку, налил себе в бокал.

— Пожалуй, нет, — отозвалась Шарлин, кутаясь в шубку.

На губах ее играла довольная улыбка.

— Хороший был вечер?

— Да.

Гарри откинулся на спинку сиденья и обнял ее за плечи.

— Кажется, сегодня я подружилась с одним человеком.

— Правда? Спасибо. — Он начал нежно покусывать ее ушко.

Шарлин вывернулась.

— Не с тобой, Гарри. И прекрати!

— В чем дело?

— Я говорю о Морин Макдональд.

— А… — Он убрал руку и сделал большой глоток вина.

— Я не часто испытываю такие чувства к новым знакомым. Мне почему-то кажется, что мы с ней уже встречались.

Может быть, так оно и есть.

— Вы встречались? Когда? Где?

— В прошлой жизни. Наверное, мы с ней были подругами. А может быть, даже сестрами… или братьями.

Гарри потер глаза.

— Я слишком много выпил, чтобы вникать в эти премудрости. Брось, Шарлин! Как вы могли быть братьями?

— Это возможно. Вполне возможно. Если чувствуешь с кем-то духовное родство, значит, очень может быть, что ты общался с этим человеком в прошлой жизни.

— Шарлин, я баптист и не верю в реинкарнацию.

— Гарри, я знаю тебя уже пять лет и что-то не припомню, чтобы ты ходил в церковь.

— Я ходил туда раньше.

— Ну конечно, когда тебе было шесть лет.

— И все равно я баптист. А ты можешь кого угодно свести с ума своими разговорами про привидения, магию и переселение душ. Все это чушь собачья!

Шарлин закатила глаза.

— С инженером бесполезно спорить!

— Давай договоримся: я буду заботиться о твоих нефтяных скважинах, а ты позаботишься о моем духовном благополучии. Только не надо об этом говорить, — Ладно. Какой смысл говорить с болваном?

Черный «линкольн» остановился перед столетним домом Шарлин с белым фасадом. Она дождалась, пока Луи откроет ей дверцу.

Гарри начал вылезать из машины следом за ней.

— Ты куда собрался?

— К тебе.

— Не надо. Я, как всегда, хорошо провела с тобой время, Гарри. Но ко мне ты не пойдешь. Это исключено, ты сам знаешь.

— О Господи, Шарлин!

— Отвези его домой, Луи.

Нагнувшись, Шарлин просунула голову в машину и быстро чмокнула Гарри в губы.

— Бутылку возьми с собой. Я купила ее для тебя. — Она мило улыбнулась ему и отошла.

Гарри откинулся на сиденье и с досады осушил полный бокал шампанского. Это было слабым утешением. Хотя чего он, собственно, ожидал? Шарлин — его начальница. А если дорожишь работой, никогда не спи с руководством. Гарри был не дурак и чтил это правило.

Шарлин вошла в одноэтажный дом, который неплохо смотрелся бы где-нибудь в Луизиане, на берегу реки, но был несколько нетипичен для Техаса: огромная квадратная коробка, опоясанная крытой галереей с белыми колоннами. С каждой стороны дома имелось по шесть стеклянных дверей, выходивших на галерею. Оконные ставни были выкрашены зеленой краской. На восточной стороне галереи стояли внушительные кашпо с папоротником и цветами, плетеные кресла-качалки, диванчики и стулья. Вся эта мебель была в доме с 1870 года, Шарлин лишь сменила обивку.

Она ступила на дощатый пол вестибюля, бросила взгляд в старинное зеркало стиля рококо в золоченой раме и направилась в гостиную. Мария, как обычно, оставила свет включенным. Шарлин оглядела комнату — стены недавно выкрасили под розово-белый мрамор, а в деревянной каминной полке заделали трещины, но интерьер времен Гражданской войны остался нетронутым.

Шарлин заглянула в библиотеку. На полу, возле кожаных диванов и каменного камина, лежали звериные шкуры, на стенах висели головы африканских буйволов, антилоп и льва. Это была любимая комната ее мужа Чарльза.

Шесть раз они вместе ездили на африканское сафари. Она так гордилась этой коллекцией диковинных охотничьих трофеев, вызывавшей зависть у всех соседей-скотоводов.

Чарльз с Шарлин были счастливы, пока он не умер от сердечного приступа в возрасте тридцати пяти лет, оставив ее тридцатилетней вдовой. Он обожал Шарлин и баловал ее сверх всякой меры. Когда они были на сафари, он каждую неделю заказывал самолет, чтобы она могла слетать из джунглей в Виктория-Фолс и сделать себе прическу. С ним она никогда ни в чем не нуждалась. Чарли был необыкновенный мужчина. Он ни разу не повысил на нее голоса и ни разу ей не изменил, сразу же заявив, что не признает романов на стороне («Если не собираешься хранить верность, зачем тогда жениться?»). Он все видел в черно-белом свете.

Но это не мешало им жить в каком-то своем обособленном мире. У них было много друзей, домов и квартир в Лондоне, Париже, Нью-Йорке и Далласе, но вся их жизнь была сосредоточена друг на друге. Чарльз часто говорил, что они чувствуют и думают одинаково. И это была правда.

Род Чарльза Симса был даже древнее рода Котреллов, а предки Шарлин приехали в Техас всего на пять лет позже прадеда Барбары. Ее семья имела большое влияние в штате, так что Шарлин никогда ни от кого не зависела… и от Барбары в том числе.

Шарлин жалела лишь об одном — что у них с Чарльзом не было детей, и в этом завидовала Барбаре. Но сейчас, вспомнив сегодняшние выходки Шейн, она подумала, что Барбара, наверное, завидует ей, потому что у нее детей нет.

Удалившись в спальню, Шарлин привычно заперла дверь.

Все комнаты в доме постоянно обновлялись ее дизайнером, но эту спальню не видел никто — ни горничная, ни дизайнер, ни подруга. Здесь было тайное убежище Шарлин.

Мебель, занавески, ковер — все здесь осталось таким же, каким было в день смерти Чарльза. В старинном палисандровом комоде до сих пор лежала его одежда, флаконы с его одеколоном стояли рядом с фотографией пятнадцатилетней давности, на которой они вдвоем сидели в «лендровере» в Замбии. Расческа с его волосами по-прежнему валялась на комоде — там, куда он бросил ее в последний раз. Вытирая пыль и убирая в спальне, Шарлин очень тщательно следила за тем, чтобы класть каждую вещь на прежнее место.

На ночном столике остались его кофейная чашка, пепельница и трубка, а в шкафу висел костюм от Ива Сен-Лорана, в котором он был вечером накануне смерти, когда они летали в Даллас ужинать в отеле «Адольфус».

После смерти Чарльза в спальне произошло только два изменения. Вдоль длинной стены теперь тянулся новомодный шкафчик из меди, покрытый эмалью кремового цвета, в котором Шарлин хранила свою обувь. Здесь стояло бессчетное количество пар туфель самых известных фирм, которые она покупала исключительно в Риме. Шарлин была помешана на туфлях. Она где-то вычитала, что ее «помешательство» называется комплексом Золушки: женщина подсознательно верит, что новая пара туфель изменит ее жизнь, как изменил жизнь Золушки ее хрустальный башмачок.

Вторым изменением были книги, лежавшие стопкой на ночном столике у кровати и стоявшие в высоком книжном шкафу. Здесь были философские труды Канта, Гегеля и Спинозы, астрологические книги и карты, книги по парапсихологии и магии, а также по всем мировым религиям. Шарлин знала секреты праны, йоги и пранаямы. У нее были пять версий православной и католической Библии, учения святого Августина и Коран.

В этой комнате было прошлое Шарлин, ее настоящее и будущее. Здесь была ее жизнь.

— Чарльз, ты здесь? Или ты спишь? — спросила она у воздуха, раздеваясь, потом отложила одежду и причесалась. — Чарльз, я с тобой говорю, — сказала она дразнящим напевным тоном.

— Я здесь, милая.

— Хорошо. Я сегодня по тебе скучала.

— Я был здесь, — ответил голос Чарльза.

Шарлин откинула простыни и легла на постель.

— С каких это пор ты меня стесняешься, Чарльз?

Вдруг комната озарилась ослепительно ярким светом. Но Шарлин была к нему привычна, а потому разглядела в изножье кровати образ Чарльза. Он казался ей прекрасным, потому что любил ее больше жизни, больше смерти. Он улыбался ей.

— Чарльз, я так тебя люблю!

— Я тоже тебя люблю. И всегда любил.

— Мы никогда не разлучимся, правда, Чарльз?

— Нет, милая, никогда.

— Тогда иди сюда. — Она протянула руки.

Пятно света, которое было Чарльзом, переместилось по кровати и повисло прямо над ней. Она чувствовала, как его энергия наполняет ее разум… и тело.

У нее никогда не было другого мужчины. За последние десять лет она появлялась в обществе с разными спутниками.

Газеты связывали ее имя с венесуэльским нефтяным магнатом. Были еще французский кинорежиссер, принц из Саудовской Аравии и шведский миллиардер. За ней пытались приударить самые знатные мужчины Техаса, но все безуспешно. В Далласе и Хьюстоне ходили слухи о ее многочисленных любовных связях — их сочиняли из ревности отвергнутые ухажеры.

Шарлин никогда не опровергала того, что говорили о ней ее поклонники, потому что все эти сплетни ей льстили.

Мужчины хвастались своими победами над ней, но правду знала только она одна. И правда заключалась в том, что Чарльз был ее единственным любовником. В свои сорок лет она ни разу ему не изменила… даже после его смерти.

— Иди ко мне, Чарльз. Я люблю тебя… — вскрикнула она и содрогнулась в оргазме.

Берт Бин сидел в своем «мерседесе» с включенными фарами.

— Твою мать, ну где эта сучка? — выругался он.

В это мгновение красная «тойота» с ревом промчалась по дороге и свернула на гравий. Водительское стекло опустилось.

— Привет, парень! Ну как, настроен повеселиться? — спросила Шейн, облизывая губы.

— Где ты пропадала, черт возьми?

— Порошок привез?

— Да.

— Клево!

Девушка нажала на газ и тронулась с места. Через две минуты она притормозила перед домиком из стекла и дерева.

Берт купил его два года назад за полмиллиона долларов. Из окон открывался чудесный вид на долину. Здесь были горячая вода, ванна, сауна, тренажерный зал, спальня, гостиная и кухня. В двух комнатах стояли большие телевизоры и новейшая стереосистема. В кухне было все необходимое, но Берт никогда не готовил: ему и его гостьям было не до еды.

Шейн развернула машину и вышла.

Берт подошел сзади, грубо схватил девушку и жадно поцеловал.

Она опустила руку и сжала его пах. На мгновение они оторвались друг от друга. Берт отпер дверь и, как только они вошли, тут же начал раздеваться.

— Не так быстро! — сказала Шейн, щелкнула пальцами и протянула руку.

— О Боже! Я никак не могу понять, что же тебе нужно — я или кокаин.

— Я тебе отвечу, чтобы ты не мучился: кокаин. Но… — она медленно двинулась к нему, — ты приятное дополнение, как сладкая глазурь на пироге. Ну же, давай, — сказала она прерывистым шепотом и провела языком по губам.

Как робот, Берт достал кокаин из кармана пиджака и протянул его девушке.

Она улыбнулась, потом подбежала к стойке, отделявшей кухню от гостиной, и, усевшись на высокую круглую табуретку, достала из замшевой сумочки свой личный «прибор»: зеркальце, лезвие и стеклянную трубочку. Вдохнула два грамма и оглянулась на Берта. Он стоял голый и готовый.

Шейн встала, накинула ему на голову свой свитер, медленно сняла обтягивающие лосины и шелковые трусики, потом стянула через голову огромную мужскую нижнюю рубаху.

Взору Берта Бина предстала самая совершенная женская грудь на свете. Еще бы! Шейн полгода консультировалась с Генри Глисоном, прежде чем он сделал ей эту операцию. Собираясь в Лос-Анджелес, она первым делом решила заиметь новую грудь. На коже не было видно ни единого шрама: Генри разрезал соски и вставил протезы под мышцы. Некоторые женщины говорят, что после такой операции соски теряют чувствительность. Глупости! Им надо было обратиться к Генри, Ее сиськи выглядели как натуральные!

Она всегда питала слабость к своему доктору и пыталась соблазнить Генри, вот только он не поддавался.

Шейн улыбнулась. Берт уже истекал слюной, глядя на нее, — он обожал большую грудь. И он на удивление легко поддавался чужому влиянию.

Девушка не знала, что Берт думает о ней то же самое. Он использовал ее пагубную привычку в своих интересах.

— Ты великолепна, малышка. — Положив руки на плечи Шейн, он опустил ее на ковер песочного цвета.

— Знаю, — сказала Шейн, уже ощущая действие кокаина. Она летела. О, это будет прекрасная ночь!

— Ну а теперь дай мне то, что я хочу, — сказал Берт и закрыл глаза.

Глава 11

Александр вернулся домой: во втором часу ночи. Он не стал уговаривать Морин продать ему ранчо и навязываться ей. Сегодняшний провал показал, что надо действовать очень осторожно. Он не мог позволить себе допустить еще одну ошибку, это было слишком рискованно.

Он уже хотел выйти из машины, как вдруг заметил на пассажирском сиденье что-то блестящее. Губная помада Морин! Улыбнувшись, он поднял тюбик.

Вместо того чтобы сразу отправиться спать, Александр сначала зашел к себе в кабинет. Открыл ключом выдвижной ящик письменного стола, в котором лежал шарфик Морин, и положил туда помаду.

Александр не слышал, как в комнату вошла мать.

— Что у тебя там? — спросила Барбара.

— Да так, ничего. Морин обронила в машине губную помаду. Я отдам ее на следующей неделе, когда мы пойдем на бал.

— Она пойдет с тобой?

— Ну конечно.

Барбара вскинула брови.

— А я думала, что после ее встречи с Брендоном…

— Брендон? — перебил ее Александр. — При чем здесь он?

Барбара невозмутимо уселась на маленький диванчик, расправила вокруг себя черную замшевую юбку и сняла с рукава жакета воображаемую пушинку.

— Если бы ты был немного повнимательнее, ты бы заметил то, что заметила я.

— Брось говорить загадками. Что я должен был заметить?

— Они друг другу понравились.

— Чушь какая! Да они и виделись-то всего одну минуту.

И даже не танцевали вместе.

— Ну и что? Говорю тебе, он ей понравился.

— Откуда ты знаешь?

Барбара не могла сказать сыну, что видела этот взгляд почти сорок лет назад у Джона Уильямса, а потом покойный Чарльз Симе такими же глазами смотрел на свою жену Шарлин. Барбара втайне завидовала Шарлин. Интересно, Брендон понял, что случилось сегодня вечером? И самое главное — поняла ли это Морин?

Она склонила голову набок.

— Поверь мне на слово.

— Когда я отвозил Морин домой, она ни словом не обмолвилась о Брендоне. Да и с какой стати? — раздраженно бросил Александр. — Если Морин и увлеклась кем-то, так только мной. Мы знакомы много лет, а для нее это очень важно, я чувствую. Она говорила, что доверяет мне, потому что мы друзья.

— А что ее нью-йоркский дружок?

Александр торжествующе усмехнулся:

— Я его обставил. Она ведь не уехала в Нью-Йорк, правда?

Барбара нахмурилась.

— Однако она не, собирается продавать нам ранчо, как ты говорил.

— Да, но по дороге домой она мне все объяснила. У нее появилась бредовая идея о том, что она в долгу перед Маком — В долгу перед ним?

— Она считает, что должна выполнить его предсмертную волю.

— Она что, такая же чокнутая, как Шарлин?

— Поверь мне, мама: она месяц повозится со своим запущенным хозяйством — без техники, без людей и практически без денег — и будет умолять меня, чтобы я избавил ее от этого ранчо.

— Надеюсь, ты прав. Мне нужна эта земля, Александр.

— Я знаю, мама.

Он подошел и поцеловал ее в щеку.

— Морин в полной растерянности. Она не может даже разобраться в бухгалтерской книге старика. А тут еще надо продавать стадо Она доверила это Уэсу думает, он поможет ей продать стадо венесуэльцам. А ты же знаешь, какой он лопух.

— Уэс Рейнольдс? Он что, до сих пор там? Когда мы его уволили?

— Пять лет назад.

— Неужели так давно? Что ж, ты прав. У него пустая башка.

— И это нам на руку.

— Что?

— Да так, ничего. Я кое-что придумал насчет Уэса. Мне кажется, я смогу перетянуть его на нашу сторону.

— Ты о чем?

— Сейчас я очень устал и не хочу долго объяснять. Но Уэс поможет нам убедить Марин в том, что ей лучше продать ранчо и скот.

— Да, так будет лучше и для нее, и для ранчо. — Барбара встала. — Не могу спокойно смотреть, когда пропадает добро. А эта неопытная девчонка загубит хорошие земли. Это грех, большой грех, Алекс.

— Знаю, мама. — Он похлопал ее по плечу. — А теперь ложись-ка спать. У тебя был трудный день.

Они вышли из кабинета и тут услышали, как к дому подъехала машина Шейн. Девушка, пошатываясь, встала в дверях и швырнула сумочку на пол. Голова ее безвольно болталась на плечах.

— О Боже! — охнул Александр. — Дерьмово выглядишь, сестренка!

— Алекс! — одернула его Барбара, но к дочери не подошла. — Где ты была, Шейн?

— Там, — Шейн захихикала, — в другом мире!

— О Господи… — Алекс подошел и подхватил сестру как раз в тот момент, когда у нее подогнулись колени. — Где ты взяла порошок, Шейн?

Повиснув у него на руках, она попыталась поднять голову, но не смогла.

— Какой порошок?

— Кокаин.

— В автомате. Я хотела попить пепси, а она кончилась… — Шейн неудержимо расхохоталась.

Барбара нахмурилась.

— Отведи ее в спальню. Не хочу даже смотреть на нее.

С этими словами Барбара поднялась по лестнице, ушла к себе Она аккуратно повесила свой замшевый костюм на мягкую ароматизированную вешалку, поставила на место сапожки и убрала драгоценности в стенной сейф.

С того дня, как она обнаружила Шейн в закрытом санатории Лос-Анджелеса, она так и не смогла понять привязанности дочери к наркотикам. Сама она никогда не пила и не курила Ей казалось непостижимым, что люди намеренно теряют контроль над собой, тогда как она всю жизнь пыталась его укрепить.

Когда Барбара узнала, что ее дочь собирается уехать из Техаса, она пришла в ярость. Конечно, ей хотелось, чтобы Шейн получила образование, но она догадывалась, что ею движет обычное стремление делать все наперекор матери.

В Лос-Анджелесе Шейн решила обучаться не бизнесу, а актерскому мастерству, но полгода спустя уехала в Голливуд, бросив колледж. Барбара не знала, что деньги, которые она посылала дочери на учебу, шли на оплату уроков актерского мастерства, дикции и танцев. Через год Шейн снялась в нескольких телефильмах.

Барбара надеялась, что дочь по крайней мере нашла свою цель в жизни, но это было не так. Шейн жила весело и беспечно, за ней всегда увивался целый табун мальчиков, но даже Барбара понимала, что ухажеров привлекает не столько сама Шейн, сколько деньги Котреллов.

Барбара не знала точно, как и почему Шейн начала употреблять наркотики в Калифорнии, но догадывалась, что ее сломил Голливуд.

Однако в крови ее дочери текла кровь отважных предков, и Барбара надеялась, что в конце концов девушка сумеет избавиться от пагубной привычки и обретет веру в себя. Кроме того, Барбара хотела, чтобы Шейн жила дома.

Только здесь, в кругу родных, она могла найти поддержку и опору.

Барбара растянулась на прохладной льняной простыне.

Она поможет Шейн выбраться из этого тупика. Девушка просто растерялась, вот и все. Кто же, как не мать, направит ее на верную дорогу?

Глава 12

Морин сердито засунула руки в карманы джинсов.

— Что значит нет грузовиков? — спросила она у Уэса.

— То и значит. Все грузовики уже заняты. Все хотят вывезти свой скот до зимы. Не мы одни такие.

— Ну хорошо. И что же теперь делать?

— Крупные землевладельцы переправляют свой скот на рынок специальными грузовыми самолетами. У Котреллов есть такой самолет. Может быть, попросить…

— Нет. У меня такое чувство, что он тоже «занят». — Морин вспомнила жесткий блеск в глазах Барбары. Ей не хотелось иметь дело с этой женщиной. Барбара имела какую-то странную власть над Александром, но Морин не могла понять их сложных отношений. Она взглянула на Уэса, который ждал ее решения. — Где еще можно найти такой самолет?

— Есть воздушная фрахтовая служба в Далласе и еще одна в Уэйко.

— Я уверена, что не только там. Пойдемте. Обзвоним их все, если понадобится.

Три часа спустя Морин, отхлебывая остывший кофе, выслушивала по телефону очередной отказ. Это была уже шестнадцатая фрахтовая служба. Девушка повесила трубку.

— Черт возьми? Какое же в Техасе поголовье скота?

Уэс засмеялся.

— Можешь не отвечать.

Морин взяла трубку и набрала последний номер в списке — телефон службы в Сан-Антонио.

— Воздушная фрахтовая компания Сан-Антонио.

— Здравствуйте, это Морин Макдональд из Кервилла. У вас можно заказать самолеты для скота?

— Да, мэм. Сколько вам нужно?

— У меня сто пятьдесят голов скота. Мне надо переправить их в Хьюстон.

— Куда вы везете скот?

— В Венесуэлу.

— Гм, должно быть, хорошие коровы. Мы обслуживали вас раньше?

— Нет.

— Ясно. Видите ли, обычно мы работаем с постоянными клиентами, но можем сделать исключение. Когда вам нужен самолет?

— В понедельник.

Мужчина засмеялся:

— Ox, милая дама, вы что, не знаете: мы принимаем заказы на три месяца вперед.

— Значит, вы не можете мне помочь?

— К сожалению, нет.

— А вы не знаете, кто может?

— Нет. Хотя погодите! У меня есть приятель, он только что открыл фрахтовую службу в Вайоминге.

— В Вайоминге? Это, наверное, дорого.

— Наверное. А может, и нет. Все-таки это лучше, чем ничего. Вот его телефон: 307-444-3313. Его зовут Билл Хэндли.

— Спасибо.

Морин быстро набрала номер. Билл Хэндли согласился дать самолет… за вознаграждение.

— Это намного больше, чем я рассчитывала заплатить.

— Если вы звоните мне аж из Кервилла, значит, я единственный, кто может вам помочь. Вы должны заплатить за бензин, который я потрачу на полет к вам. Даю вам скидку в сто пятьдесят баксов. Это самое большее, что я могу сделать.

Буду рад оказать вам услугу.

Морин понимала, что, несмотря на скидку, он пользуется ее безвыходным положением, но выбирать не приходилось.

— Ладно, я согласна. Жду вас в понедельник.

— Я буду около полудня. Где находится взлетная полоса?

— На северо-восточной стороне участка. Примерно в двух милях от главного дома.

— Хорошо. До свидания.

Морин обернулась к Уэсу:

— Ну вот, самолет мы достали.

Он улыбнулся:

— Отлично.

* * *

Наступило утро понедельника. За выходные Уэс, Грэди и Расти собрали стадо и до прибытия грузового самолета поместили его в загон. С субботы они начали добавлять в корм скоту дрожжи, чтобы предупредить вспышку «транспортной лихорадки» — респираторного заболевания, вызванного стрессом от перевозки. Морин хотела, чтобы все прошло без эксцессов. — Ей надо было выполнить условия венесуэльского контракта.

Билл Хэндли приземлил свой самолет ровно в полдень.

Увидев эту залатанную, сваренную по швам и ржавую машину двадцатилетней давности, она испугалась за скот. Выдержит ли полет такая колымага? Если бы лететь предстояло ей самой, она бы так не волновалась.

Морин пожала Биллу руку.

— Я рада, что вы смогли нам помочь.

— Нет проблем!

— Вот документы на скот, ваш чек и информация для сельскохозяйственного ведомства в Хьюстоне.

Билл просмотрел все бумаги:

— Кажется, все в порядке. Сейчас я загружу первую партию, а за второй вернусь около трех часов. Потом…

— Как это первую партию? О чем вы говорите? — перебила его Морин.

— Милая дама, вы разве не знаете: эти самолеты могут вместить только пятьдесят голов за один заход. Сельскохозяйственное ведомство пришлет инспектора, он даст добро, и тогда я вернусь за следующей партией. Вы давно занимаетесь перевозкой скота?

— Минут пятнадцать.

— Замечательно!

— Вам придется летать в три захода?

— Я думал, вы знаете. Это займет два дня.

— Неудивительно, что это так дорого стоит.

Билл кивнул на Уэса:

— Это ваш ветеринар?

— Нет, десятник. А что?

— Во время каждого полета на борту должен присутствовать ветеринар, чтобы следить за скотом.

— Этого не может быть!

— Да уж может, — раздраженно бросил Билл.

Морин была в отчаянии. Ее неведение уже стоило ей времени и денег. Почему она не задала все эти вопросы раньше?

Почему она не знала, о чем надо спрашивать в таких случаях? Ладно, сейчас не время для самобичевания.

— Уэс, как зовут ветеринара, с которым ты разговаривал на той неделе?

— Док Сильвер.

— Он из Кервилла?

— Да.

— Иди позвони ему и спроси, сможет ли он сегодня днем полететь с нашим скотом в Хьюстон.

— Слушаюсь, мэм. — Уэс вскочил на свою лошадь и пустил ее быстрым галопом.

Морин обернулась к Биллу:

— Что еще я должна знать об этой перевозке?

Он покачал головой:

— Всего сразу и не расскажешь.

— Прекрасно, — простонала девушка.

Двадцать минут спустя прискакал Уэс.

— Док согласен лететь. Он уже выехал.

— Спасибо, — отозвалась Морин, — кстати, Уэс, почему ты не сказал мне про ветеринара? И про то, что нам придется перевозить скот в несколько заходов?

— Я думал, вы это знаете.

Док Сильвер подъехал на коричневом с вишневым пикапе и, сияя лучезарной улыбкой, пожал девушке руку.

— Вам повезло, сегодня у меня первый спокойный день за несколько месяцев. Сколько скота нам надо перевезти?

— Сто пятьдесят голов.

— Три захода?

— Да, так мне сказали.

— Ну что ж, я могу помочь только сегодня. Завтра я занят.

— А если сделать ранний утренний вылет? Тогда и Билл успеет вернуться в Вайоминг.

— В Вайоминг?

— Да, он из Вайоминга. Он вам потом все расскажет. А сейчас пора самолет загружать.

Уэс, Грэди и Расти начали сгонять скот. Билл следил за погрузкой, а Морин давала последние наставления Доку Сильверу. Убедившись, что все идет как надо, она села в седло и стала смотреть издали. Наконец последняя корова шагнула в самолет, а пятнадцать минут спустя он взлетел. Морин облегченно вздохнула и направила лошадь к дому.

Хуанита была в кухне, готовила ленч.

— Хочешь есть?

— Нет. Пожалуй, я займусь бухгалтерскими книгами.

Морин ушла в кабинет Мака и принялась составлять сметы доходов и расходов на год. Уэс оказался не так полезен, как она надеялась, его познания в бухгалтерии были сильно ограничены. И все же он знал больше ее.

К концу дня Морин пришла к выводу, что долги Мака на сегодняшний день составляют свыше пятидесяти тысяч долларов. В этом месяце ей надо купить новый грузовик (пикап вместимостью в одну тонну обойдется самое меньшее в десять тысяч), трейлер (даже подержанный стоит около двух тысяч), а в доме заменить мебель и плиту, сделать ремонт и привести в порядок все ванные комнаты (а это краска, известка, кровельный материал, ковровое покрытие и прочее-прочее). Кое-что она может сделать сама (покрасить, поклеить обои, даже сшить занавески), а для остального придется нанимать рабочих.

На все это нужна прорва денег. Даже продав скот, она не получит такой суммы.

Теперь надо сосредоточиться на выращивании нового стада. До Рождества должны отелиться четыре коровы, если не будет выкидышей.

Грэди сказал, что во время обхода пастбищ они обнаружили два коровьих трупа. Ковбои предположили, что животные наелись ядовитой травы. Морин тут же выяснила, что такая трава уносит ежегодно от трех до пяти процентов скота. А к примеру, ложная чемерица может привести к выкидышу. Надо будет осмотреть новые пастбища, причем желательно обойти их пешком — с грузовика эту ядовитую траву и не разглядишь.

— Неудивительно, что Мак с головой ушел в поиски золота, — удрученно пробормотала девушка.

Она вспомнила слова Сильвестра Крэддока: «Это суровая земля».

— Может, и так, но и я нелегко сдаюсь.

В этот момент послышался гул самолета.

— Они вернулись!

Морин выбежала на крыльцо и увидела, что самолет заходит на посадку. Она вскочила в пикап и посигналила. Уэс примчался из сарая, на ходу нахлобучивая шляпу Они подъехали к самолету как раз в тот момент, когда из него вышли Билл и Док Сильвер.

— Ну как? — в нетерпении спросила Морин.

— У вас неприятности, милая дама, - сказал ветеринар.

— Что еще?

— Инспектор из сельскохозяйственного министерства не принял ваш скот. Он сказал, что должен задержать животных на три дня.

— Три дня? Но я не могу ждать так долго! Кроме Билла, мне никто не поможет с перевозкой. Я не понимаю. Что со скотом. Док?

— Ничего, насколько я могу судить.

— Тогда что происходит, черт возьми?

— Я не знаю, — сочувственно сказал он, — но на вашем месте я бы съездил в Остин и поговорил с секретарем сельскохозяйственного министерства.

— В Остин? Но это же несколько часов езды!

— Самолетом быстрее. — Врач взглянул на Билла.

Билл всплеснул руками:

— О нет! Эта старая колымага не приспособлена для перевозки пассажиров. Не обижайтесь, мисс Макдональд, но я не могу вас везти.

— Что же делать?

— А у вас нет знакомого с маленьким самолетом?

— Даже не знаю. — Она растерянно посмотрела на Уэса и ветеринара.

— Каждый местный землевладелец имеет как минимум один самолет. Кроме вас. У вас здесь есть друзья?

— Друзья? — Она сразу вспомнила Александра. — Да, есть.

Морин вскочила в пикап и быстро поехала к дому. Там она позвонила на ранчо «Хребет дьявола» Горничная сообщила, что Александра нет дома.

— А когда он вернется?

— Завтра. Он в Хьюстоне.

— В Хьюстоне? Спасибо. — Она повесила трубку и набрала номер Шарлин.

Ей снова ответила горничная:

— Сеньора Симе в Далласе с сеньорой Бин. Вернется в среду.

Морин дала отбой. О Боже, все разъехались как нарочно!

Больше друзей у нее нет. И тут она вспомнила: Брендон!

Морин посмотрела его телефон в записной книжке и стала набирать номер. Во рту у нее почему-то пересохло.

На звонок ответила женщина с протяжным южным говором.

— Мистер Уильямс дома?

— Он только что вышел. Скажите, кто говорит, и он перезвонит вам позже.

— А вы не могли бы его задержать? Это очень важно.

Скажите, что звонила Морин Макдональд. Мы познакомились в субботу на вечере у Котреллов… на случай, если он меня не помнит.

Морин слышала, как женщина позвала Брендона, и он ей ответил. Она заметила, что карандаш дрожит у нее в руке, и положила его на столик.

Да что с ней такое, в самом деле? А вообще интересно, кто эта женщина его секретарша? Горничная? Или любовница?

— Алло.

— Мистер Уильямс, это Морин Макдональд. Простите, что я вас побеспокоила. Вы куда-то собрались.

— Нет, вы совсем меня не побеспокоили. Я с нетерпением ждал, когда вы мне позвоните.

— Мне так неудобно… Мы с вами едва знакомы… Но у меня возникли проблемы, и мне нужна помощь. Ведь у вас есть самолет?

— Несколько самолетов. Вам нужен «лир»?

— У вас есть реактивный «лир»?

— Я собираюсь его продать. Желаете купить?

Пораженная, Морин откашлялась.

— Мне надо только слетать в Остин. Для этого нужен реактивный самолет?

— Вам подойдет «сессна». Когда вам надо лететь?

— Ну… — Она замялась. — Хорошо бы прямо сейчас… но я знаю, что у вас другие дела…

— Они подождут, — перебил он, — я не могу не помочь такой милой девушке. Буду через пятнадцать минут. Встречайте меня у взлетной полосы.

— Очень вам признательна, мистер Уильямс.

— Брендон. До скорой встречи. — Он дал отбой.

Морин вскочила.

— Йо-хо! — Она метнулась по вестибюлю, не обращая внимания на удивленный взгляд Хуаниты. — Я лечу в Остин, Хуанита. Как ты думаешь, что можно надеть для борьбы с Сити-Холлом?

— No comprendo «Сити-Холл»?

— Я тебе как-нибудь потом объясню. — Морин бросилась вверх по лестнице.

У себя в комнате она натянула голубое шелковое платье, зачесала волосы в хвост и завязала сзади большой бант из черной тафты. Наведя легкий румянец, девушка нанесла коричневые тени, потом подкрасила губы розовым блеском.

Когда она оглядывала себя в зеркале, перед ее мысленным взором мелькнуло лицо Брендона. Взяв серый контурный карандаш, она аккуратно подвела ресницы, накрасила их тройным слоем туши и побрызгалась духами «Опиум». «А собственно, зачем я так вожусь с макияжем, если моя цель — дать разгон этому козлу в Остине?» — думала Морин, выходя из ванной.

Она стояла на краю взлетной полосы с ветеринаром, Уэсом и Биллом, глядя, как приземляется двухвинтовой самолет «сессна» — симпатичный сине-белый аппарат, новый и в отличном состоянии. Пыль вихрилась под брюхом самолета, подобно клубам дыма. Морин зажмурилась, а когда открыла глаза, увидела, как Брендон, улыбаясь, выходит из самолета.

Он был в джинсах и ковбойской рубашке, на ногах — сапоги из дорогой черной кожи. Он побежал к Морин, показывая жестами, чтобы она шла вперед.

— Я думал, вы торопитесь! — сказал он со смехом, пожимая руку Доку, а затем кивнул Биллу и Уэсу. Он кинул взгляд на самолет со стадом. — Какие-то проблемы со скотом?

— Долго рассказывать, — отозвалась она.

— И эти парни не смогли вам помочь? Я польщен.

Док усмехнулся, но взгляд его остался серьезным.

— Пусть она сама объяснит, но во всем этом есть что-то подозрительное. Приготовься, Брендон, в Остине тебе придется поскандалить.

Морин сердито прищурилась. Она не любила, когда с ней обращались как с маленькой.

— Это мой скот и мои проблемы. При чем здесь мистер Уильямс? Я как-нибудь без него разберусь, — надменно заявила девушка.

— Но самолет-то мой вам все-таки нужен?

Морин вспыхнула:

— Да, очень нужен! Мы можем лететь прямо сейчас?

— Разумеется.

Брендон попрощался с ветеринаром и остальными мужчинами и пошел следом за Морин. Он подсадил ее в самолет и помог сесть на сиденье, нежно придержав за талию.

— Я сама, — сказала она, застегивая ремень безопасности и запирая дверь.

Брендон сел за приборы, запустил двигатели, развернул самолет и вырулил к краю взлетной полосы. Полоса давно не ремонтировалась, и при посадке он заметил на ней несколько глубоких колдобин, которые хотел избежать при взлете…

Сейчас он вез пассажира. И очень важного пассажира.

— Вы когда-нибудь летали на таких маленьких самолетах?

— Конечно. Я облетела всю Африку и не на таких современных моделях.

— Простите.

Взревели моторы, и маленький самолет затрясся на старте. Брендон с сияющими от волнения глазами разогнал «сессну» на взлетной полосе и потянул на себя рычаги управления. Через несколько секунд они взмыли над горами и понеслись выше, к облакам. Брендон несколько раз запрашивал по радио Остин, уточнял время прибытия и метеоусловия.

Морин смотрела на расстилавшийся внизу ландшафт, и по телу ее пробежали мурашки. Сейчас она окончательно убедилась, как эта земля похожа на Зимбабве. Слушая голос Брендона, она унеслась мыслями в другую страну, к другим людям. Странно, но здесь — в небе, с почти незнакомым человеком — она чувствовала себя в полной безопасности.

— Расскажите мне о Своих неприятностях, — попросил он.

— Неприятностях?

— Ну да. Из-за которых я отменил деловую встречу и везу вас в Остин.

— А… — Морин смущенно улыбнулась и рассказала, что у Нее произошло.

— Я думаю, вы без труда уладите ваши дела. Наверное, это просто какое-то недоразумение. Но вы правильно сделали, что отправились в Остин. К тому времени как мы вернемся домой, скот отпустят, и вы сможете перевезти следующую партию.

Когда он это сказал, она почувствовала облегчение.

— Надеюсь, вы правы.

— Конечно, прав. Поверьте, мне.

Полет проходил гладко. Морин расслабилась, разглядывая сверху хрустально-голубые озера и зеленые деревья, лишь слегка тронутые золотом. Брендон объяснил, что техасская осень разочаровывает тех, кто привык к пламенеющим кленам и дубам Нью-Йорка.

— Здесь деревья скорее плавятся, а не горят. Они делаются скучно-коричневыми, а потом, проснувшись однажды январским утром, вы замечаете, что они уже голые.

Морин с удовольствием слушала протяжный говор Брендона и его низкий смех. Здесь, в воздухе, он казался ей другим. Или, может быть, она была другой?

Она не успела еще насладиться полетом, как они приземлились.

Двое мужчин в униформе подбежали к самолету и быстро переговорили с Брендоном, получив от него указания.

Морин вышла из самолета и направилась следом за Брендоном к металлическому зданию. Из стеклянных дверей вышла молодая хорошенькая блондинка и помахала ему рукой. Лицо ее радостно сияло. Морин решила, что эта девушка, должно быть, очень хорошо знает Брендона.

— Привет, Китти. Ты вызвала машину?

— Да, сэр. Вам было несколько звонков. — Китти протянула ему стопку розовых бумажек и, кинув испытующий взгляд на Морин, на шаг придвинулась к Брендону. Улыбка не сходила с ее лица, но Морин заметила, что она держит профессиональную дистанцию со своим начальником.

Морин, держа перед собой сумочку и портфель, стала разглядывать самолеты, стоявшие рядом с главным терминалом муниципального аэропорта, притворяясь, что ей нет никакого дела до Китти и Брендона.

Брендон обернулся к ней:

— Моя машина на стоянке.

Он махнул ей, и Морин подошла. Она заметила, как померкла улыбка Китти, когда он обнял ее за талию.

Они пересекли здание и вышли через передние двери к автомобилю «линкольн-континенталь». Брендон придержал перед ней дверцу.

— Скип, это Морин Макдональд. Ей надо в министерство.

— Да, сэр, — отозвался Скип, шофер Брендона.

Морин поразилась, увидев здание законодательного собрания из розового гранита, которое было на семь футов выше Капитолия в Вашингтоне.

— Я не хочу, чтобы вы ходили со мной, — твердо сказала девушка, — я сама справлюсь со своими делами.

— Мне кажется, я смогу вам помочь, — настаивал Брендон.

— О Господи! Ну почему все считают меня какой-то безмозглой дурой? Я сама сделала карьеру в Манхэттене, а он намного больше Остина, черт возьми! Не волнуйтесь, я и здесь не пропаду!

Брендон откинулся на спинку сиденья.

— Будь по-вашему…

— И не называйте меня «милая дама»! — перебила она. — Терпеть этого не могу!

— Даже и не думал. — Он весело усмехнулся, показав ямочки на щеках.

Девушка в сильнейшем раздражении вышла из машины.

Она не знала, с чего вдруг так взъелась на Брендона. Просто иногда своими снисходительными манерами он напоминал ей Сильвестра Крэддока.

Морин вошла в мраморно-гранитное здание и поднялась на лифте на третий этаж. Там она нашла нужный кабинет и заглянула в приемную.

— Я хотела бы встретиться с министром.

— Его нет.

— Я подожду.

Секретарша закатила глаза:

— Он на Ближнем Востоке.

— А… — Морин почувствовала себя в глупом положении, — тогда я поговорю с тем, кто его замещает.

— Есть мистер Плон, помощник министра. Скажите, пожалуйста, как вас зовут и по какому вы вопросу.

— Макдональд. Морин Макдональд. Я хочу знать, почему мое стадо задержали в Хьюстоне.

Секретарша тихо переговорила по телефону и подняла глаза:

— Можете войти. Дверь налево.

Под большим окном с видом на город сидел полный мужчина. Ноги он закинул на стол орехового дерева, заваленный кипами бумаг. Галстук его съехал набок, на грязной белой рубашке, наполовину выбившейся из брюк, недоставало нижней пуговицы. В кабинете висел застоявшийся запах табака.

Ему надо бы служить в санитарном ведомстве, подумала Морин.

Не поднимая головы, он как ни в чем не бывало продолжал чистить ногти длинной стальной пилочкой и лишь кивнул на деревянный стул у своего письменного стола.

— Присаживайтесь. — Он убрал пилочку для ногтей в карман брюк и соединил свои толстые пальцы на животе. — Чем могу быть полезен?

— Я прислала в Хьюстон пятьдесят голов скота для отправки в Венесуэлу. — Она достала из портфеля контракт Мака. — Мой покупатель ждет все стадо к началу следующей недели. Ваши люди сказали моему ветеринару, что не отпустят скот. Я хочу узнать почему.

Мужчина фыркнул и спустил на пол свои тяжелые ноги.

— Я ничего об этом не знаю. Наверное, приказ отдал кто-то другой.

— Врач передал мне бумаги. На санкции о задержке скота стоит ваша подпись. А теперь скажите, что я должна сделать, чтобы мой скот отпустили?

— Ничего. Я отпущу его через три дня.

— Я не могу ждать так долго. И почему вообще вы его задержали?

— Так мне захотелось. — Он самодовольно ухмыльнулся.

Морин сердито посмотрела на него:

— Но вы же государственный служащий. У вас должны быть какие-то причины!

— У меня их нет.

— Хорошо. Тогда я требую объяснений.

Он ответил ей таким же сердитым взглядом.

— Вы откуда?

— Из Нью-Йорка.

— Ясно.

— Что вам ясно?

— Вы тупы, как все янки. Ну что ж, я преподам вам урок Вы хотите, чтобы ваш скот освободили? Я единственный, кто может это сделать, но вам придется мне заплатить.

— Заплатить?

— О Боже! Вы еще тупее, чем я думал! — Он протянул руку. — Да, заплатить, леди. Это обойдется вам примерно в пять тысяч баксов Ага. Писанина, накладные расходы — все это стоит денег.

Морин растерянно смотрела на толстяка. До нее не сразу дошел смысл его слов.

— Вы просите взятку?

— Да, я прошу взятку, хотя предпочитаю называть это не так грубо. Можно сказать: «услуга за услугу» или «подмазать колеса коммерции».

— Я не буду платить.

— Дело ваше. Скот задерживается на три дня.

Морин не на шутку разозлилась. Она стиснула зубы, крепко сжала кулаки и, издав звериный рык, перегнулась через грязный стол Карла Плона. Ее слюна брызгала ему в лицо, но ей было все равно.

— Вы свинья, уважаемый помощник министра. Я не дам вам денег, но вы еще обо мне услышите! Я всем расскажу о том, что случилось сегодня в этом кабинете.

— Ха! — Он расхохотался ей в лицо. — Здесь, в Техасе, вы ничто. Не забывайте об этом, мисс Макдональд. Никто не станет вас слушать. А мы всегда так делаем свои дела. Советую к этому привыкнуть.

— Меня от вас тошнит.

— Если вы не собираетесь мне платить, тогда можете идти.

Морин яростно хлопнула дверью и вылетела из приемной. В лифте она нервно притопывала ногой, стараясь не обращать внимания на недовольный взгляд стоявшей рядом пожилой женщины. В конце концов, что может знать о коррупции эта милая старушка?

С пылающими щеками девушка подошла к машине.

Скип заметил ее и открыл дверцу. Сев, она увидела, что Брендона нет.

— А где мистер Уильямс?

— Он ушел по делам и сказал, что встретится с вами в центральной аптеке.

Скип завел машину и выехал на дорогу, прежде чем Морин успела ответить. Гнев девушки набирал обороты. Что этот Брендон себе позволяет? Почему он берется за нее решать, как будто он ее начальник? Она не желала ждать в незнакомом месте и вообще задерживаться в Остине хотя бы на одну лишнюю минуту. Ей хотелось домой. После общения с этим жирным ублюдком Плоном у нее пропала всякая охота иметь дело с техасцами, в том числе и с Брендоном Уильямсом.

По дороге Скип рассказывал ей истории улиц, которые они проезжали, но Морин ничего не слышала и не видела, поглощенная фантазиями о том, как она расквитается с негодяем чиновником.

— Вы будете выходить? — вежливо спросил Скип — Что? — Морин подняла голову и увидела, что машина уже стоит, а Скип придерживает ее дверцу. — Ах да.

— Я вернусь через двадцать минут с мистером Уильям сом. — Он улыбнулся и кивнул на аптеку. — Попробуйте шоколадную содовую воду. Лучшая в Техасе!

Морин нехотя вошла в здание старой аптеки. — Содовый фонтан, заложенный еще в 1902 году, до сих пор работал Правда, теперь его окружали современные таблетки для похудения, лекарства от головной боли и последние номера журналов. Заказав содовую, девушка опустила взгляд — с обложки ноябрьского выпуска «Ультра вумен» прямо на нее смотрела Битей.

— Я возьму этот номер, — сказала она официантке.

— Мы только сегодня их получили, — откликнулась женщина с огненно-рыжими волосами и добавила, печально вздохнув:

— Я бы все отдала за то, чтобы так выглядеть!

— Она очень красивая, правда? — спросила Морин и решила, что сегодня же вечером напишет Битей письмо.

Девушка листала журнал и думала о том, как быстро она забыла свою нью-йоркскую жизнь — как будто все это было не с ней, а с кем-то другим.

Наверное, она сошла с ума, решившись бросить свое безбедное существование и приехать сюда. Теперь она могла потерять весь доход от продажи скота, и все потому, что отказалась дать взятку. Ее терзали сомнения. Стоит ли так дорожить принципами, когда борешься за выживание? Не это ли имел в виду Майкл, говоря о том, что она еще не видела изнанки жизни? Она уже чувствовала себя в сточной канаве с крысами, ибо Плон и был не кто иной, как гадкий, хищный паразит — Ну как содовая?

Морин сразу узнала его голос и, обернувшись, вновь поразилась тому странному смятению, которое охватывало ее при виде этого мужчины. Это ей совсем не нравилось. Она не понимала, что с ней творится, а все непонятное было подозрительным. Опыт учил ее не доверять техасцам.

— Содовая хорошая. Холодная. Я думала, она поможет мне остыть.

Он озадаченно посмотрел на девушку:

— Остыть?

Она соскользнула с табуретки.

— Мы можем ехать прямо сейчас?

— Конечно. Вы все уладили?

Морин нахмурилась и выложила на прилавок деньги за воду.

— Нет.

Выйдя на улицу, она прямиком направилась к машине.

— Что случилось?

— Помощник министра — прохвост. Он устроил все это только для того, чтобы получить от меня взятку.

— Да?

— И это все, что вы можете сказать? Похоже, вас это не удивляет.

— Нисколько. Такое случается сплошь и рядом. Я думал, ветеринар вас предупредил. Я думал, вы знаете.

— Вы шутите? Если бы я знала, с чего бы мне просить вас везти меня в Остин?

— Но я… э…

Внезапно она догадалась:

— Ах, вы по своей самонадеянности полагали, что мне просто захотелось с вами увидеться? О Господи! Неужели вы думаете, я стала бы ради этого идти на такие крайности? Я бы просто пригласила вас на коктейль или посмотреть мои гравюры. Но я не хотела ничего такого.

— Конечно, не хотели.

— К тому же я ожидала встретить в этих краях южную галантность. Вам полагалось прийти ко мне с визитом.

— Да, наверное.

— Можете не трудиться. Это вам ничего не даст.

Он скрестил руки на груди.

— Я об этом и не мечтаю.

Морин тоже скрестила руки на груди.

— И все же, я думаю, вы не будете возражать; если я отвезу вас домой? спросил он.

Морин вдруг вспомнила, как он ей помог. Но теперь ей казалось, что вся его обходительность была неспроста. Наверное, рассчитывал с ней перепихнуться. Может, вернуться в Кервилл коммерческим рейсом? Но, судя по расписанию в хьюстонском аэропорту, самолеты в Кервилл летали очень редко. Она может просидеть здесь, в Остине, два дня в ожидании вылета и тогда уж точно ничего не успеет решить со скотом. Ей надо вернуться домой, а самолет Брендона — самое быстрое средство. И плевать на то, что он о ней думает!

— Мне кажется, вы должны это сделать.

— Я вам ничего не должен. Но я привез вас сюда и позабочусь о том, чтобы вы благополучно вернулись домой.

Морин сердито сверкнула глазами. Ну что ж, они были квиты.

Глава 13

Карл Плон терпеливо дожидался, когда его секретарша уйдет пить кофе. Как обычно, она оставила автоответчик включенным: Карл не любил сам отвечать на звонки. Он приоткрыл дверь кабинета, чтобы видеть, если кто-то случайно войдет в приемную, и, взяв телефонную трубку, набрал семь цифр.

— Можете зайти ко мне в кабинет. Она ушла; — И он дал отбой, не дожидаясь ответа.

Десять минут спустя в кабинет Карла Плона осторожно вошел Александр Котрелл в дорогом итальянском костюме.

— Молодец, Карл, — с довольной улыбкой сказал Александр, вынимая из кармана толстый конверт.

Карл протянул руку, но Александр не отдал ему конверт.

Карл растерялся.

— Не торопись. Карл. Откуда я знаю — может быть, ты ведешь двойную игру? Может быть, она тебе тоже заплатила, и ты уже отпустил ее скот?

— Мистер Котрелл, — он взмахнул рукой, — с какой стати мне вас обманывать? Эта женщина никто.

Александр улыбнулся:

— Открой ящики в своем столе.

Карл сделал, как было ведено.

— Теперь портфель.

Карл открыл портфель, потом отделения для папок и вывернул карманы.

— Ну, вы довольны?

Александр протянул ему конверт. Карл жадно пересчитал десять стодолларовых купюр.

— Ты хороший работник. Карл. Мне наверняка понадобится твоя помощь в будущем.

— Всегда к вашим услугам, мистер Котрелл.

Александр вышел, не сказав больше ни слова.

Как только за ним закрылась дверь, зазвонил телефон.

Сработал автоответчик, но звонивший не оставил сообщения. В течение следующих пятнадцати минут телефон звонил семь раз. И никаких сообщений.

Наконец вернулась секретарша и подошла к телефону.

Выслушав абонента, она нажала кнопку связи с кабинетом Карла.

— Это от губернатора! — взволнованно доложила девушка. За полтора года, что она работала у Карла Плона, ему еще ни разу не звонили от губернатора.

Карл взял трубку:

— Слушаю.

— Мистер Плон, с вами разговаривает личный помощник Марка Диксона, Джордж Камден.

— Да, сэр. Чем могу быть полезен?

— Отпустите скот Морин Макдональд, который вы незаконно задержали в Хьюстоне.

— Я не делал ничего незаконного, сэр. Речь идет о здоровье этих коров. Мы подозреваем пищевое отравление.

— Чушь собачья! Если вы не отпустите их к утру, то останетесь без работы.

«Надо спасать свою шкуру!» — в панике подумал Карл.

— Сэр, я хочу, чтобы мой собственный ветеринар осмотрел этот скот. Нельзя вывозить из страны больное стадо. Я не могу брать на себя такую ответственность.

— Всю ответственность возьмет на себя губернатор. Вы меня поняли, мистер Плон?

— Да, сэр.

— До свидания, мистер Плон.

Карл дрожащей рукой опустил трубку на рычаг. Шесть лет ему казалось, что он имеет дело с самой сильной и влиятельной семьей Техаса — Котреллами. Но, судя по всему, есть кто-то еще более сильный и еще более влиятельный.

Интересно, кто же это?

Как видно, у Морин Макдональд большие связи. Карл Плон искренне надеялся, что ему больше никогда не придется с ней сталкиваться.

* * *

Когда Брендон остановил свой бронзовый «корвет» на подъездной дорожке под огромным дубом, солнце уже село.

Автоматически включились ртутные лампы, которые освещали двухэтажный дом из красного кирпича. Только он поднялся на крыльцо, как из белых крашеных дверей вышла Ширли.

— Что у вас случилось? — спросила она, увидев его осунувшееся лицо.

— Ничего.

Женщина пожала плечами. Она работала у Брендона уже восемь лет и знала, что если он не хочет разговаривать, то его ничем не заставишь.

— Я оставила на столе сообщения о звонках и подготовила письма на подпись. Утром я их отправлю.

— Какие планы на вечер?

— У Сэмми футбольный матч, а у Билли — тренировка по баскетболу. Потом мы пойдем в пиццерию. Хотите с нами? Судя по вашему виду, вам надо немножко развлечься.

— Нет. Я жутко устал. Обними за меня девочек. Скорее бы они вышли из возраста сорванцов, и я смог бы снова называть их Саманта и Бет! Знаешь, чего им не хватает?

Ширли покачала головой.

— Я знаю, что вы скажете — отца. Ничего, мы прекрасно живем одни, спасибо. А знаете, чего вам не хватает? — Она лукаво усмехнулась.

— Ладно, не будем об этом. — Он засмеялся. — До завтра.

Проводив Ширли взглядом, Брендон вошел в увешанный зеркалами вестибюль, бросил ключи на желтое с бирюзой эмалевое блюдо, пересек гостиную — в кремовых, белых и черных тонах, со шкурами зебр на полу и черным роялем в углу — и направился прямо к себе в кабинет, расположенный в смежной комнате.

В кабинете по стенам стояли черные лакированные книжные шкафы. На кремово-черном мраморном полу лежал изготовленный на заказ черно-белый ковер с золотым плетением по краям. В центре комнаты стояли роскошный письменный стол в стиле рококо — черный с золотом и удобное кресло с откидывающейся спинкой, обитое кремовым шелком.

Брендон любил этот дом. Он построил его на месте родительского, который был не чем иным, как жалкой лачугой.

Но Брендон гордился и своими родителями, и своей землей.

После смерти отца Брендон очень сблизился с матерью.

Они работали бок о бок, и именно тогда он понял, что мужчины и женщины созданы Богом, чтобы дополнять друг друга: тех качеств, которых недоставало мужчинам, было в избытке у женщин. Мама никогда не обращалась с ним как с ребенком. Они были на равных.

Брендон учился сам на колледж денег не было. В девятнадцать лет, спустя полгода после смерти матери, он катался на своем андалузском жеребце и наткнулся на необычно мягкий участок земли. Лошадь начала оседать в черный вязкий грунт. Спрыгнув с седла, Брендон осмотрел землю и понял, что нашел нефть. Он продал своего андалузца, чтобы заплатить за профессиональную геологическую разведку. Его догадки подтвердились. На ранчо было столько же, если не больше, нефти, сколько на ранчо Чарльза Симса, которое граничило с его участком на юге.

В двадцать три года Брендон женился на Синтии Крамер. К тому времени он уже был миллионером Но Синтия любила его, а не его деньги — в этом он не сомневался. Она мечтала о хорошем доме, «доме, в котором родится президент». Брендон начал строительство, а Синтия пыталась забеременеть. Но прежде чем он приступил к отделке интерьера, Синтия умерла от кровоизлияния в мозг. С тех пор Брендон жил в доме с неоклеенными стенами. По правде говоря, в Кервилле он почти и не бывал. У него были квартира в Хьюстоне и домик в Далласе. Он строил свою нефтяную империю и не желал погружаться в горестные воспоминания.

В конце концов здравый смысл возобладал, и Брендон нанял женщину-дизайнера из Хьюстона, чтобы она завершила работу, полагаясь на собственный вкус и богатый опыт.

Подойдя к столу, Брендон подписал письма, напечатанные Ширли, быстро просмотрел телефонные сообщения, потом взял трубку и позвонил в Остин.

— Это Брендон Уильямс. Я знаю, уже поздно, но, может быть, Джордж еще на месте?

— Для вас, мистер Уильямс, он всегда на месте, — сладким голоском ответила секретарша.

Джордж подошел к телефону.

— Все в порядке, Брендон. Мне кажется, он здорово перетрусил.

— Он отпустил скот?

— Я получу подтверждение утром. Но я пригрозил ему губернаторским гневом.

— Хорошо, что Марк этого не слышал.

— Ничего страшного. Если бы губернатор Диксон знал все подробности, он устроил бы ему хороший нагоняй.

— Надеюсь, у тебя не будет из-за этого неприятностей, — сказал Брендон.

— Не волнуйся. Зато я хотя бы на минуту почувствовал себя большим человеком, государственным мужем!

— А когда возвращается губернатор?

— В понедельник утром.

— Передавай ему привет.

Джордж помолчал.

— Слушай, Брендон, можно задать тебе один вопрос?

— Конечно.

— Кто эта мисс Макдональд?

— Просто женщина, у которой были неприятности.

Джордж усмехнулся:

— Наверное, необычная женщина.

— Да, необычная. — Повесив трубку, Брендон откинулся на спинку кресла и скрестил руки за головой.

«Да, Морин — женщина необычная», — подумал он.

С того вечера, как они познакомились на барбекю у Котреллов, он никак не мог ее забыть. Сотни раз он собирался ей позвонить, но все не хватало времени: надо было ехать то в Даллас, то в Хьюстон, то в Сан-Антонио. Он думал о ней рано утром, в разгар деловых встреч, совещаясь со служащими своего банка в Далласе. Но больше всего Брендон думал о ней по вечерам, когда заходило солнце и он оставался один.

Интересно, что она делает: встречается с друзьями или тоже сидит в одиночестве?

Сегодня в ней открылись такие качества, о существовании которых он даже не догадывался. До этого дня он считал Морин красивой, интересной и умной девушкой (ум читался в ее глазах). Брендон мечтал о романе с ней, чувствуя, что это будет очень приятно.

Но сегодня он увидел другую Морин Макдональд. Он увидел женщину с принципами — смелую, сильную и упрямую. Столкнувшись с коррупцией, с которой ему приходилось сталкиваться ежедневно, она не поступилась своими убеждениями.

Сейчас она злится на Карла Плона, на Техас, на весь мир и на него, Брендона. Но это пройдет. Он понимает, что она сейчас чувствует. Он тоже не выносит людей алчных, ради денег готовых на все. Он знает, что такое не иметь вдоволь еды на столе и жить в доме, где протекает крыша и холодно зимой. Он знает, что такое потерять отца, потому что не хватило денег на диализ почки.

Но никогда, даже под страхом смерти, он не пойдет на компромисс с совестью. Он благодарен своим родителям — это они сделали его таким. Будь он другим, он никогда не встретил бы Морин Макдональд и не понял бы, что… что это та женщина, на которой он хочет жениться.

Глава 14

На другое утро Морин поднялась в семь часов, благодаря Бога за то, что эта мучительная ночь наконец-то закончилась. Билл Хэндли и Док Сильвер ожидали вылета в Хьюстон, а власти еще не дали добро.

Вчера вечером она четыре часа просидела на телефоне, разговаривая с хьюстонским ветеринаром и смотрителем загонов, пытаясь убедить их отпустить стадо. Но до тех пор, пока Карл Плон не отменил свой приказ, она только зря сотрясала воздух.

Морин прошла в ванную, повернула вентиль — из душа медленно просочилась струйка ржавой воды.

— Черт возьми! — Выключив воду, она накинула халат и спустилась вниз.

Хуанита, уже одетая, готовила завтрак.

— Воды нет.

— Si. Но вчера я купила лишнюю бутылку воды.

Морин улыбнулась:

— Значит, будем пить кофе?

— Он на плите. А вон — апельсиновый сок.

Морин налила себе большую кружку горячего кофе и только успела сделать глоток, как зазвонил телефон.

— О Господи, пусть случится чудо!

Она сняла трубку.

— Мисс Макдональд? Это Клем Добсон из Хьюстона. Я разговаривал с вами вчера вечером. Только что пришло разрешение из Остина. Вы можете забрать ваш скот в любое время.

— Спасибо! Спасибо, мистер Добсон. Мы уже вылетаем.

— Что случилось? — спросила Хуанита, глядя в радостное лицо девушки.

— Чудо!

Отказавшись от мысли о душе, Морин торопливо натянула джинсы и клетчатую рубашку, схватила ключи от грузовика и выскочила через черный ход.

— Уэс! — крикнула она, пробегая мимо сарая. — Грэди!

Расти! Поехали!

Уэс подошел к двери, заправляя рубашку в джинсы. Увидев ее лицо, он сказал:

— Пошли, ребята. Мы летим в Хьюстон!

Пока Уэс, Грэди и Расти загружали скот в самолет Билла, Морин позвонила Доку Сильверу. Через полтора часа она уже махала им рукой.

Только вернувшись в кухню к Хуаните, Морин вновь задумалась о своем чуде.

— Интересно, кто же мой ангел-хранитель?

Хуанита переворачивала на сковородке оладьи.

— Ангел-хранитель?

— Кто-то заставил этого гада изменить свой приказ. И мне кажется, тут дело не в моих вчерашних звонках. Наверное, это Брендон. Господи! А я была с ним так груба!

— Почему?

— Просто меня занесло.

Мексиканка покачала головой:

— Занесло? Не понять этого слова…

Морин засмеялась:

— Иногда я и сама себя не понимаю, Хуанита. Что ж, пожалуй, пора просить прощения.

Морин вышла в вестибюль, и тут в дверь позвонили. Она увидела мужской силуэт, подсвеченный сзади утренним солнцем.

— Брендон?

Девушка открыла дверь.

— Александр! Что ты здесь делаешь? — Она улыбнулась, пытаясь скрыть непонятное разочарование.

— А ты думала, будешь вечно от меня прятаться?

— Прятаться? Но тебя же не было дома! Кстати, я звонила тебе вчера, но горничная сказала, что ты в Хьюстоне. Мне нужна была твоя помощь.

— Жаль, что ты меня не застала. Но расскажи сейчас, в чем дело, и я постараюсь помочь.

— Все уже уладилось.

— Уладилось? — На какое-то мгновение Александр просто остолбенел, но тут же взял себя в руки; на его лице сияла обаятельная мальчишеская улыбка.

— Я на собственном горьком опыте убедилась, что делать дела в Техасе можно только, если даешь на лапу. Мой скот задержали в Хьюстоне: чиновник потребовал взятку.

— А! — понимающе сказал Александр. — И ты заплатила?

— Нет. Это сделал кто-то другой.

— Ты ему не заплатила?

— Нет.

Мысли вихрем завертелись у Александра в голове. Непонятно! Плон не стал бы отпускать скот, если Морин не дала ему денег. В чем же дело?

— И на какое время он собирался задержать скот?

— На три дня.

— А, ну тогда ясно! На самом деле он не мог ничего сделать. Он просто блефовал. Ты не дала ему денег, и пришлось отпустить скот. Так и должно было случиться.

— Ты в самом деле так думаешь?

— Я не думаю, я знаю. А в чем дело? Тебе кажется, что кто-то тебе помог?

— Ну, я… — Она помолчала, думая о Брендоне. Значит, никакой он не ангел-хранитель, и она все-таки была права насчет его. «Как хорошо, что я сразу его раскусила и поставила на место!»

— А как ты добралась до Остина, Морин?

— Вот поэтому я тебе и звонила. Мне нужен был самолет. Но меня подвез Брендон.

Александр вдруг вспомнил предупреждения матери о Брендоне. Он внимательно посмотрел на Морин, пытаясь понять, насколько у нее с ним серьезно.

— К сожалению, я ничего об этом не знал. Но хорошо, что он оказал тебе услугу по-соседски. Хотя, скажу прямо, мне не нравится, что он занимает мое место. — Он обнял ее за плечи и привлек к себе с легкой усмешкой. Главное не перегнуть палку!

— Насчет этого можешь не беспокоиться, Алекс.

— Обещаешь?

— Я знаю точно, что у него совсем не добрососедские намерения. Просто этот неслыханный нахал возомнил, что я к нему неравнодушна. Но я ясно дала ему понять, что ему не на что рассчитывать.

— Надеюсь, — шепнул Александр и нежно поцеловал девушку.

Морин заглянула в его яркие зеленые глаза и обняла рукой за шею.

— На свете нет ничего важнее дружбы, Алекс. Не забывай этого.

— Не забуду, но и ты не забудь, кто твой друг.

Она кивнула и спросила, немного помолчав:

— Может, позавтракаешь со мной?

— Отличная мысль.

Все так же обнявшись, они пошли на кухню и, усевшись за стол, принялись за оладьи Хуаниты. Морин вспомнила, что все это уже было когда-то давно: они вот так же ели за одним столом и смеялись над теми же шутками. Только сейчас с ними не было Мака.

* * *

Шейн Котрелл стянула с глаз ночную маску из фиолетового атласа и застонала — прямо в лицо ей ударил яркий луч солнца; вся ее спальня купалась в солнечном свете.

— Проклятие! — проворчала она, усаживаясь в постели.

Из магнитофона неслась песенка Оззи Осборна, отдаваясь в голове стуком отбойных молотков. Девушка шлепнула ладонью по кнопкам. Музыка оборвалась.

Шейн попыталась было встать, но бедра свело болезненной судорогой, и она снова упала на постель.

— Что за черт?

И тут она вспомнила вчерашний вечер.

— Ах да, Берт!

Девушка улыбнулась. Линн Бин с Шарлин Симе на весь день уезжали в Даллас… за покупками. Берт и Шейн не преминули воспользоваться моментом и провели все это время вместе. Сколько же раз они занимались любовью? Наверное, по разу в час — с Бертом ей всегда хотелось еще Такого классного любовника у нее никогда не было… во всяком случае, в Техасе.

И все-таки самое лучшее в их отношениях с Бертом — это кокаин.

— Где ты берешь порошок? — спросила она его.

— Что, хорош? — отозвался он, протягивая ей стеклянную трубочку.

— Просто чудо!

— У меня всегда все самое лучшее, запомни это, Шейн.

Берт Бин лучше всех. — Он обхватил ее лицо ладонями. — Повтори, Шейн: Берт лучше всех.

— Ты лучше всех, малыш. Это действительно так.

Они выпили целую бутылку шампанского «Дом Периньон». Хотя, судя по головной боли, может быть, и не одну.

Шейн мечтала поехать с Бертом в Рио на праздник Марди Гра. Она уже представляла, как разгуливает по бразильским пляжам в бикини, повергая в ступор всех местных парней.

Она мечтала о многом.

Но к сожалению, ее мечты не совпадали с планами Барбары. Мать не раз отправляла ее к психиатрам, и от них девушка знала, что в детстве, когда ее характер только формировался, был пропущен один важный кирпичик И связано это с тем, что она никогда не знала отца, не получала его любви и заботы. Шейн не особо слушала психиатров и ходила к ним, только чтобы мать от нее отвязалась.

Да и их по-настоящему интересовали лишь денежки Барбары. Разве могли они знать, что творится в душе у Шейн?

Разве могли они сказать, что ей нужно?

Шейн-то знала, что ей нужно: ей нужно поразвлечься.

Берт — это развлечение. И кокаин — развлечение. Доводить Александра и делать все наперекор Барбаре — тоже ужасно занимательно. А все остальное дерьмо! Берт понимал ее лучше всяких психиатров, лучше, чем мать и браг. Он был ей нужен.

Шейн верила, что Берт ее любит. Во всяком случае, он никогда и ни в чем ей не отказывал. Жену свою он не любил: вот уже больше года Шейн слышала от него жалобы на Линн.

Но, подобно большинству южан, он не хотел разводиться с матерью своих детей.

Но ничего, со временем она докажет Берту, что Линн ему больше не нужна, что это просто нелепо — мучить себя, живя с женщиной, к которой давно охладел. Вот когда он это поймет, у нее будет все: развлечения, наркотики, бесконечный секс с Бертом. И ни перед кем ей больше не придется отчитываться — ни перед братом, ни перед матерью!

Шейн встала, подошла к окну и опустила жалюзи. От яркого солнца у нее раскалывалась голова.

Стены в спальне Шейн были оклеены киноафишами, среди которых попадались и старые, начала тридцатых годов.

Здесь был чудесный портрет Греты Гарбо, которым Шейн особенно дорожила. Его подарил один из ее первых любовников, когда ей было шестнадцать.

Шейн обожала кино и много лет мечтала стать актрисой.

Она умела играть, петь и танцевать.

Чего она не умела, так это бороться; Ей не хватало энергии и силы духа, чтобы противостоять обстоятельствам и выдерживать отказы.

Господи, отказы! Это было самое страшное. Шейн думала, что в Калифорнии у нее будет такая же легкая жизнь, как и в Техасе. Но она быстро поняла, что ее соперники в Лос-Анджелесе талантливее и сильнее ее.

И еще Шейн поняла, что у нее нет такого отчаянного желания стать звездой, как у других. Она встречала молодых людей, преисполненных безграничной решимости, готовых на все, лишь бы добиться роли. Сама же она не очень-то рвалась в бой, ей только хотелось поразвлечься.

Какой смысл работать и жить, если нет развлечений? Шейн отчаянно пыталась удержаться на плаву. Тогда-то она и пристрастилась к наркотикам. Поначалу это были таблетки: пилюля, чтобы заснуть днем, а ночью играть; пилюля, чтобы проснуться, и пилюля, чтобы не свалиться от усталости. Это случается с сотнями новичков в Голливуде, от Джуди Гарленд до Джона Белуши. Она была не лучше и не хуже.

Шейн не утратила своей любви к кино и до сих пор иногда мечтала вырваться из материнской паутины, правда, все реже и реже.

Девушка прошла в ванную, открыла выдвижной ящик туалетного столика и потянулась за тюбиком из-под зубной пасты, в котором у нее был спрятан кокаин: принять немного перед завтраком, чтобы не думать о Голливуде и несбыточных мечтах.

Шейн продолжала давить на дно тюбика, но из него ничего не выходило. Она сердито сплющила тюбик в кулаке.

— Черт! Я не могла израсходовать весь порошок!

В голове ее пронеслись события последних двух дней.

Берт дал ей три грамма, и она лично засыпала их в тюбик из-под зубной пасты. Она была не так плоха, чтобы не помнить.

Девушка порылась в ящике. Может, она перепутала тюбики?

Нет, все правильно.

— Кто же взял? — спросила она саму себя и начала лихорадочно соображать.

Она открыла шкафчик с аптечкой. На первый взгляд здесь все лежало нетронутым, но, как следует приглядевшись, она заметила, что пропали самые ценные лекарства — таблетки для похудения, транквилизаторы, валиум, секонал и даже диуретики. Противозачаточные таблетки остались на месте.

Девушка осмотрела комод и платяной шкаф, но и там все как будто было в порядке.

Вдруг она вспомнила про еще один, последний тайник и поспешно вытащила свой старый роликовый электромассажер. Теперь она использовала его только в качестве секретного хранилища для травки. Шейн подняла один ролик и сдвинула нижнюю металлическую пластинку.

— Пусто!

Шейн на секунду задумалась. Только один человек мог пойти на такие крайние меры.

— Мама!

Она натянула зеленые жокейские брюки и просторный свитер ручной вязки, стоивший целое состояние, сунула ноги в мужские ботинки, потом наклеила на левую щеку черное сердечко — чтобы позлить мать, подвела глаза черными тенями и спустилась вниз.

Сидя во главе длинного обеденного стола, Барбара, с телефонной трубкой в руке, обсуждала с кухаркой меню. В доме было пять телефонных линий. Бросив взгляд на телефон, Шейн заметила, что в ожидании связи уже «висят» два звонка.

Шейн подошла к буфету и налила себе чашку крепкого кофе из серебряного кофейника эпохи Георга III. Положив в кофе добрую порцию сахара, она выпила его залпом и налила вторую чашку. Все это время она не сводила глаз с Барбары.

— Консуэлла, мне надо поговорить с мамой.

Барбара нахмурилась:

— Когда мы закончим, Шейн.

— Нет, сейчас, мама, милая.

Шейн нервно заходила по комнате, но Барбара все же закончила разговор с кухаркой, затем отключила первую линию связи и велела второму абоненту «продать эмбрионы в Йоханнесбург».

— Ты мешаешь мне работать, Шейн. Что у тебя за дело?

— Куда ты дела порошок? — зло прошипела Шейн.

Барбара посмотрела на нее в упор:

— Спустила в унитаз.

— Кто тебе позволил? С каких это пор ты стала конфисковывать мои личные вещи, как будто ты из ФСБ?

— Замолчи и сядь, — терпеливо сказала Барбара Шейн не сдвинулась с места.

— Я сказала сядь.

Шейн села.

— Ты живешь в моем доме и должна подчиняться моим законам. Я вытащила тебя из калифорнийского санатория для наркоманов и привезла сюда, чтобы ты одумалась Но ты даже не пытаешься исправиться. — Барбара вздохнула. — Я тебя не понимаю, Шейн. Неужели тебе совсем наплевать на себя? Я ведь желаю тебе добра, я люблю тебя, Шейн. Постарайся и ты любить себя так же, как я люблю тебя.

— Именно так я себя и люблю, разве не заметно?

Барбару покоробили несправедливые слова дочери, но она сдержалась.

— Я не потерплю наркотиков в своем доме. Это мое последнее слово!

— Тогда я уеду.

— Уезжай.

— Дай мне только денег.

Барбара вскинула бровь.

— Пусть твои дружки оплачивают твою роскошную жизнь.

А я не собираюсь.

Шейн затряслась и медленно отхлебнула кофе.

— Ты не можешь забрать у меня отцовские деньги.

Губы Барбары скривились в торжествующей усмешке.

— Без меня ты не получишь ни цента. Он назначил меня твоей опекуншей. И до тех пор, пока я не посчитаю нужным, ты не сможешь сама распоряжаться деньгами. Мой юрист хорошо осведомлен о моем отношении к твоему трастовому фонду. А с сегодняшнего дня я вычеркиваю тебя из своего завещания.

— Что?

— Ты слышала. До тех пор пока ты не откажешься от наркотиков и не будешь жить по моим законам, ты не получишь ничего-Ничего, Шейн.

— Ты обращаешься со мной как с ребенком.

— А ты и есть ребенок. Я забираю твои игрушки. А если в ближайшем времени ты не исправишься, я заберу у тебя и Берта.

— Ты не сделаешь этого! Ты не Можешь играть человеческими жизнями, как пешками на шахматной доске! Берт — взрослый человек, ты его не заставишь!

— Посмотри наконец правде в глаза. Берт никогда не бросит Линн. Но я могу испортить ему жизнь, и я сделаю это. Если ты не хочешь себя спасать, то этим займусь я.

— Нет, мама, у тебя ничего не выйдет. Это могу сделать только я сама.

Шейн выбралась из-за стола и, пошатываясь, вышла из комнаты. В холле она схватила ключи от своей машины и, хлопнув дверью, выскочила из дома. Разговор с Барбарой, как всегда, ни к чему не привел.

Глава 15

Морин сложила свитер с воротником-шалькой и убрала его в чемодан. Она брала с собой только три платья, джинсы и рабочую рубашку. Хорошо, что осталось достаточно места, потому что назад придется везти много вещей. Она сунула в свою сумочку билет на самолет, косметичку и новый роман Стивена Бирмингема в бумажной обложке.

Хуанита ждала ее внизу у лестницы.

— Приехала сеньора Симе.

— Спасибо. Вот тебе мой нью-йоркский телефон — на случай, если понадоблюсь.

— Si, — уныло откликнулась мексиканка.

— Не вешай нос! Я уезжаю всего на несколько дней.

Глаза Хуаниты сделались огромными, как озера.

— Вы вернетесь?

— Конечно, вернусь. Теперь мой дом здесь, — Она выглянула в окно и увидела Шарлин, сидевшую на заднем сиденье своего лимузина. Луи, ее шофер, поднимался на крыльцо.

— Ну все, я пошла. Как прилечу, позвоню.

Морин отдала Луи багаж и уселась рядом с Шарлин.

— Я очень благодарна тебе за то, что ты вызвалась подвезти меня в аэропорт.

— Я делаю это с удовольствием. К тому же в дороге мы сможем поближе познакомиться. Я слышала, у тебя были неприятности со скотом.

— Откуда… — Но тут Морин вспомнила:

— Тебе сказала твоя горничная, да?

— И мой пилот. Он дружит с механиком Брендона.

— Ясно. — Перед Морин всплыло лицо Брендона, она вспомнила его ласковый голос.

В карих глазах Шарлин вспыхнули лукавые огоньки: очевидно, Морин неравнодушна к Бремдону, вот только догадывается ли она сама об этом?

— Он необыкновенно мил.

— Кто?

— Брендон. В детстве мы с ним были почти незнакомы.

Я уезжала учиться в Швейцарию. Но я знала Синтию, его жену.

Морин вспомнила женский — .голое, который ответил на ее телефонный звонок Брендону.

— Почему мне никто не сказал, что он женат?

Шарлин загадочно улыбнулась:

— Я не знала, что для тебя это так важно. Ведь он просто сосед, не так ли?

— Да, конечно.

— Можешь успокоиться: Брендон овдовел много лет назад и теперь живет один. Он трудоголик.

— Мне знаком такой тип людей, — сказала Морин, сразу вспомнив о Майкле. Нет, больше она ничего не хочет знать о Брендоне! Слава Богу, что она доверилась не ему, а Александру.

Шарлин заметила отстраненный взгляд Морин и сменила тему:

— Сколько ты пробудешь в Нью-Йорке?

— Надеюсь, недолго. Мне надо продать квартиру, перевезти мебель и вещи, снять деньги со счета в банке… и все такое прочее.

— Как жаль, что тебе придется продать квартиру.

— Мне тоже жаль. Но я получила от продажи скота не так много, как ожидала. После оплаты воздушной перевозки… — Она вздохнула:

— Ладно, не буду тебя утомлять.

— Ничего страшного. Может быть, я смогу тебе чем-то помочь?

— Ты и так уже много для меня сделала.

— Ерунда! Когда прилетишь обратно, сразу позвони. Я пошлю Луи в аэропорт, он тебя привезет. Ты мне нравишься, Морин, и я хочу тебе помочь. Я заметила, что тебе нужно ремонтировать дом.

— Да, там полно работы. Вот почему мне нужны деньги.

У меня даже водопровод еле тянет.

— Знаешь что? Я позвоню своим знакомым мастерам.

Это лучшие водопроводчики и плотники во всей округе. Пока ты будешь в городе, я договорюсь с ними о цене.

— Я уже знаю цены. Они космические.

— Значит, я поторгуюсь за тебя.

— А ты сможешь?

— Я многие годы веду нефтяные дела, доставшиеся мне от мужа, и редко когда принимала неверные решения. Правда, мне здорово помогают.

— Помогают?

— Да, когда у меня возникают проблемы, я спрашиваю совета у своего экстрасенса.

У Морин отвалилась челюсть.

— Ты советуешься с гадалкой по вопросам бизнеса?

— Не с гадалкой. Гадалки — это ярмарочный сброд. Меня консультируют знающие люди. Я нашла самых лучших экстрасенсов в Техасе.

— Невероятно, — прошептала Морин.

— Я знаю. Все сначала относятся к этому скептически. Я понимаю и не обижаюсь. В конце концов ты и сама научишься слушать свое сердце.

Луи остановил машину у входа в кервиллский муниципальный аэропорт.

Морин вышла из лимузина, втайне радуясь окончанию поездки и этого нелепого разговора.

Шарлин обняла ее:

— Ты долетишь благополучно, я знаю. Я уже спрашивала у своих консультантов. Только не надо встречаться с боссом.

Это к добру не приведет.

— С каким еще боссом?

— С тем человеком, у которого ты работала раньше… и который был твоим любовником.

— Откуда ты знаешь про Майкла?

Шарлин улыбнулась:

- От своей горничной.

— Ах, ну конечно!

В самолете Морин откинулась на спинку сиденья и уставилась в иллюминатор, почти радуясь тому, что наконец распростилась с Шарлин. Экстрасенсы, консультанты… галиматья какая-то! Она быстро выбросила из головы свой разговор с новой подругой.

* * *

Морин еще с ранчо звонила Битей, предупреждая о своем приезде. Но у Битей на этот день была назначена деловая встреча в Чикаго. Она сказала, что подъедет к девяти часам вечера и они вместе поужинают.

Такси мчалось по улицам Манхэттена. Впервые в жизни Морин поняла, что такое клаустрофобия. Дома смыкались над ней, а городской шум казался в сто раз громче, чем она помнила. Где-то высоко-высоко виднелся маленький клочок унылого серого неба. Ей наконец стали понятны жалобы приезжих на город, которые она слышала на протяжении многих лет. Теперь она и сама чувствовала себя приезжей. И ей уже хотелось домой.

Морин расплатилась с шофером и улыбнулась швейцару Эдди.

— А я уж и не знал, приедете вы или нет.

— Я всего на несколько дней, Эдди. Я… продаю квартиру.

Он изменился в лице.

— Мне очень жаль.

— Что поделаешь…

Морин поднялась на лифте на восьмой этаж и открыла дверь. Несмотря на то что ноябрь в Нью-Йорке выдался холоднее обычного, в квартире было тепло и душно. Она распахнула окна, чтобы проветрить.

Не разбирая чемодана, Морин сразу же села за телефон и договорилась о продаже квартиры. Риэлтер назначил ей встречу на завтра, на десять утра. Потом девушка позвонила в фирму по транспортным перевозкам. Завтра они приедут упаковывать вещи, а через день все увезут. Морин переоделась в джинсы и ковбойскую рубашку и пошла убираться в кухне.

Хорошо, что три года назад она купила этот холодильник — большой, миндального цвета. Хуаните он понравится. Остальные приборы встроенные, их придется оставить.

Может быть, благодаря им она получит за квартиру хорошую цену.

Морин швырнула в мусорное ведро банку с заплесневевшим яблочным пюре, и тут зазвонил домофон.

— Я поднимаюсь! — взволнованно сказала Битей.

Открыв дверь и увидев красивое улыбающееся лицо Битси, Морин вдруг расстроилась.

— Ты что, не рада меня видеть?

— Ох, Битей! — Морин обняла подругу. — Я только сейчас поняла, как сильно я по тебе соскучилась. — Она закрыла дверь. — Ты получила мои письма?

— Все до единого. Я только второй раз за эти недели вернулась в город. Тебе повезло, что ты меня застала. Я бы не пережила, если бы мы с тобой разминулись!

Битей осмотрела Морин с головы до пят.

— Что это? — Она приподняла край ее рубашки.

— Рабочая одежда.

— Иди ты!

— Правда. Я мою холодильник. Пойдем, я закончу, заодно поговорим.

— Невероятно! — Битей швырнула на диван свой длинный шерстяной плащ с капюшоном и сумочку от Гуччи. — Так ты в самом деле хочешь продать квартиру и отправиться в Мекку?

— Я бы не назвала это Меккой, но вообще-то что-то в этом роде. Мне там нравится. Несмотря на проблемы.

— Какие, например?

Битей грызла холодное яблоко и слушала подробный рассказ Морин о жизни в Техасе — о людях, о несправедливости, о тяжелой работе и о ее надеждах. Битей была потрясена.

— Я знаю, ты любишь перемены, Мо. Но тебе не кажется, что на этот раз ты ухватила кусок не по зубам?

— О Господи, и ты туда же!

— Значит, тебе уже это говорили?

Морин кивнула.

— Даже не знаю, что больше работает против меня — то, что я янки, или то, что я женщина. Хорошо хоть Александр не опекает меня, как некоторые.

— Как я?

— Нет, как Брендон.

У Битей загорелись глаза.

— Я еще не слышала этого имени.

— И больше не услышишь. Это просто сосед. Однажды он оказал мне услугу.

— Да? — Битей была заинтригована. Морин явно пыталась скрыть свой интерес к Брендону. — И хороший он сосед?

Морин не понравилась ее лукавая усмешка.

— Не такой уж и хороший. Я ему не доверяю.

— Почему? Что он такого сделал?

— Да так, ничего.

Морин живо вспомнила, как он воспользовался ее бедой. Опасный человек! Морин вспомнила и то, как подгибались у нее колени каждый раз, когда она его видела. Нет, лучше о нем не думать и вообще держаться от него подальше.

Битей внимательно смотрела на подругу. Она знала Морин как свои пять пальцев и чувствовала, что здесь что-то есть. До сих пор Битей считала, что Морин зря уезжает в Техас. Но теперь она внезапно изменила свое мнение.

Переодевайся.

— Что?

— Я умираю с голоду и приглашаю тебя на ужин. Пожалуй, в «Лютици».

— Не слишком ли шикарно?

— Ничуть. У нас праздник. Я хочу проводить тебя в Техас с шиком.

Поздно вечером ресторан «Лютици» осаждала нью-йоркская элита.

Морин Макдональд и Битей, королева среди моделей, вошли в зал вместе с театральной толпой, разодетой по последней моде.

Пока метрдотель вел девушек к заранее заказанному столику, все головы поворачивались в их сторону.

Наконец они сели, и официант разлил по бокалам французское шампанское, заказанное Битси по телефону.

— За тебя, подруга! — сказала Битей, поднимая высокий хрустальный бокал. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Морин улыбнулась:

— Я тоже на это надеюсь.

Краем глаза она заметила мужчину, подходившего к их столику.

— О черт!

— Что здесь делает Майкл? — спросила Битей.

— А ты не говорила ему?

— Я? Да ты что? Ты же, можно сказать, из-за него и осталась в Техасе.

Майкл улыбнулся и, нагнувшись, поцеловал Морин в губы. Она ничего не почувствовала. Как странно! Неужели в ее душе не осталось совсем никаких чувств к этому человеку?

Майкл дал знак официанту, и тот быстро принес еще один стул. Усевшись рядом с Морин, Майкл схватил ее руку и припал к ней губами.

— Не надо, пожалуйста, — сказала она, убирая руку.

Битей пила вино и смотрела в сторону.

— Мои агенты доложили, что ты будешь здесь. — Морин молчала. — Мне сказал об этом Эдди.

— Мне надо было бы догадаться.

Он огляделся и начал, как всегда, бед обиняков:

— Я хочу, чтобы ты вернулась, Мо. Тебе нет смысла продавать квартиру. Я имею в виду… после тою, как ты переедешь ко мне, тебе, наверное, покажется непрактичным платить ренту сразу за две квартиры.

Морин смотрела на него во все глаза.

— Я не понимаю, Майкл. Между нами все кончено.

— У меня было время подумать. Я очень скучал по тебе…

И дело не только в журнале, хотя мы с тобой прекрасно работали вместе и это придавало законченность нашим отношениям. Я люблю тебя, Мо. Ты была права. Мы жили не правильно. Но я могу измениться.

— Майкл… после нашей последней встречи столько всего произошло… Я…

— Наплевать! Тебе не место в захолустье. Оглянись, Мо.

Это твой круг людей. Здесь твой дом. Ты должна жить со мной.

Она смотрела на Майкла. Ей хотелось верить, что он говорит искренне, но что-то было не так. Между ними всегда что-то было не так, но что, она не могла понять.

— Майкл, а когда Эдди сказал тебе, что я здесь?

— Сегодня вечером.

— А до этого что же ты сидел? Почему ты не взял телефонную трубку и не позвонил мне в Техас? Почему не прилетел ко мне и не сказал все это?

— Ну, я…

— Майкл, я уже говорила: я просто удобна тебе, вот и все. Ты ищешь встреч со мной, только когда тебе не нужно далеко ходить. От твоего офиса до этого ресторана рукой подать, вот ты и примчался.

Майкл разозлился. Его хитрость не сработала! Он никак не мог смириться с тем, что Морин его отвергла.

— Забудь. Забудь все это, черт возьми! Я зря сюда пришел. Мне казалось, я смогу тебя убедить, Мо. Но ты всегда была упряма. Да, ты права: твое место в Техасе.

Я знаю, Майкл.

Он встал и вышел из ресторана, по пути дважды останавливаясь и любезно приветствуя своих знакомых по бизнесу.

Майкл никогда не потеряет лица.

Настроение у Морин упало. Вдруг она что-то вспомнила, и по спине ее побежали мурашки.

— Что с тобой? — встревожилась Битей.

— Кое-кто из моих новых друзей предупреждал меня, чтобы я не встречалась с Майклом.

— Предупреждал?

— Да. Мне надо было послушаться.

— Этого нового друга зовут Брендон?

— Нет, ее зовут Шарлин. Но почему ты решила, что это Брендон?

— Потому что он тебе небезразличен. Стоит мне упомянуть его имя, как ты сразу меняешься в лице. Ты пытаешься убедить меня, что тебе нет до него дела, но я вижу твои глаза…

Морин поставила свой бокал.

— Глупости! Я его почти не знаю…

— Но хочешь узнать, — перебила Битей.

— Прекрати, пожалуйста. Ты как всегда! Я не доверяю незнакомым людям, особенно нахальным и тщеславным, к числу коих и относится Брендон.

— О Господи* Ну ладно, тогда расскажи мне про Александра. В письме ты упоминала, что он великолепен.

— Так и есть. К тому же он настоящий друг.

Битей слушала, как Морин щебечет про Александра, но ее похвалы казались чересчур щедрыми. В глазах подруги не было той нежности, а в голосе — тех звенящих ноток, которые проскальзывали, когда она говорила о Брендоне. Интуиция подсказывала Битей, что Брендон совсем не такой негодяй, каким его изобразила Морин. И все же он очень ловкий парень, если успел так быстро вскружить ей голову!

Битей была уверена, что Морин относится к Александру просто как к брату. Но она уделяла ему слишком много внимания. Только не хватало, чтобы она закрутила еще один несчастный роман! Это будет такая же пустая трата времени, как с Майклом.

— Мне кажется, Александр меня любит.

— Он тебе это сказал?

— Нет. Он избегает прямых объяснений, но намеков было достаточно.

— Будь осторожна, Мо.

— Алекс никогда меня не обидит.

Взгляд Битси был очень серьезен.

— Думаю, он тебе не подходит. Помолчи, выслушай сначала, что я тебе скажу. Ты всегда выбираешь мужчин, руководствуясь какими-то умственными соображениями. Тебе кажется, что доводы разума надежнее, чем любовь. Ты уже ошиблась в Майкле. Этот Алекс был твоим другом детства, но это еще не значит, что ты должна связывать с ним жизнь.

Как жаль, что ты не можешь слышать и видеть саму себя в тот момент, когда ты говоришь о Брендоне! Я не знаю этих мужчин, я никогда их не видела. Но я знаю тебя — может быть, даже лучше, чем ты сама. Тебя ждет катастрофа, если ты будешь и дальше отталкивать от себя Брендона и приближаться к Александру.

Морин потребовалось, несколько минут, чтобы переварить слова Битей. Подруга была моложе Морин, но в несколько раз мудрее, особенно когда речь шла о мужчинах. В отличие от Морин ей не довелось прятаться от жизненных бурь в укромной и тихой гавани, и она знала такое, чего не знала Морин. К ее словам стоило прислушаться.

— Я подумаю над тем, что ты сказала.

Битси улыбнулась:

— О большем я не смела и просить.

Глава 16

Морин вышла из лимузина Шарлин и ошеломленно уставилась на свой дом.

— Что за черт?

На крыше работали два плотника — меняли черепицу, еще один возился с дверным косяком. Сама дверь лежала во дворе на столярных козлах. Из дома доносились звуки электродрелей и пил.

Пока Луи доставал из грузовика многочисленные коробки и чемоданы, Морин шла вперед, не разбирая дороги. Бросив сумочку в холле, она проследовала в гостиную. Здесь посреди комнаты стояла Шарлин — в облегающих джинсах, шелковой блузке в черно-белую полоску и черных туфлях от Чарльза Джордана на высоком каблуке. На ее шее, руках, пальцах и в ушах сверкали бриллианты общей стоимостью не меньше пятидесяти тысяч долларов. Шарлин повернула свою безупречно уложенную головку и просияла, увидев Морин.

— Морин, ты вернулась! — Она бросилась к девушке и крепко ее обняла. Луи тебя подвез? Ну, как слетала? Нашла хорошего риэлтера? Знаешь, в таких делах самое главное, чтобы человек был надежным. Ты виделась со своей подругой Битей?

Глаза Шарлин так счастливо блестели, что Морин просто не могла на нее сердиться.

— Скажи, пожалуйста, что это ты делаешь?

— Я же говорила, что хочу помочь тебе с ремонтом. Эти люди согласились работать за вполне разумную плату, и я не могла ждать, когда ты приедешь. Надеюсь, ты не возражаешь?

— Не возражаю?

«О Господи! — подумала Морин. — Эта женщина распоряжается моей жизнью, как своей. Это надо прекратить немедленно!»

— Тебе следовало сначала посоветоваться со мной. Только я могу принимать такие решения.

— Пожалуйста, не сердись! Я звонила тебе несколько раз, но никто не отвечал. Ты вроде говорила, что у тебя есть автоответчик.

— Я его упаковала, — отозвалась Морин слегка смущенно.

Шарлин снова расплылась в улыбке:

— Знаешь, я отлично провела время! Давно уже у меня такого не было. И потом, я взялась только за самое неотложное. Теперь у тебя есть вода, и крыша больше не протекает Ко Дню благодарения ожидаются холода, и я подумала, что тебе будет приятнее встретить праздник в теплом доме.

Морин охватило ощущение внутреннего тепла, которое возникало у нее всякий раз, когда она общалась с Битей Шарлин — замечательная подруга! Интересно, что она скажет, узнав, что ее предсказание насчет Майкла сбылось? Эта женщина от всего сердца желала ей добра, и, наверное, не стоит слишком строго ее судить.

Морин взглянула на отремонтированный потолок гостиной.

— Не протекает?

— Нет.

— Ив ванной есть вода?

— Есть, — подтвердила Шарлин.

— Просто рай!

Шарлин усмехнулась:

— До рая пока очень далеко. Тебе предстоит еще много работы, чтобы довести этот дом до ума.

— Знаю, но обязательно это сделаю.

— Когда прибудет вагон с твоими вещами?

— На следующей неделе Тогда я все здесь разберу. Мне не хотелось бы расставаться с этой мебелью — А почему бы тебе ее не отреставрировать? Я позвоню своему дизайнеру в Хьюстон, она прилетит сюда и быстренько все сделает.

— Мне неудобно просить тебя об этом.

— И не проси. Это будет мой подарок тебе на новоселье.

Добро пожаловать домой. Мори! Я рада, что ты вернулась.

Морин оглядела засыпанный опилками пол, новый потолок, покоробившиеся стены и обняла свою новую подругу.

— Я тоже рада.

* * *

— Ничего у тебя с ней не выходит, — холодно сказала Барбара сыну.

Они разговаривали в ее в кабинете, занимавшем все левое крыло дома. Здесь были беленые стены и полы из мексиканской мозаики, застеленные персидскими коврами, которые бабушка Барбары купила в Индонезии в 1842 году. Барбара сидела в красном испанском кресле с высокой спинкой — очень старинном и невообразимо дорогом (оно принадлежало королеве Марии Луизе, умершей в 1714 году).

Александр кипел в душе, но сдерживал свои чувства. Ему слишком часто приходилось спорить с матерью, и он знал правила игры.

— Подожди. Не могу же я прямо сейчас взять и сделать ей предложение. Так я ее просто спугну.

— Она в одиночку везет на себе огромное ранчо. Уэс сказал мне, что она заказала втрое больше кормов, чем надо.

Они сгниют, прежде чем она их израсходует. И такие ошибки она совершает на каждом шагу.

— Вот и радуйся. Значит, когда-нибудь она не выдержит и откажется от своей земли.

— Да, ты прав. Наверное, со временем она поймет, что совершила самую большую ошибку, оставив себе это ранчо.

У нее нет ни способностей, ни знаний, ни силы воли, чтобы им управлять.

— В этом я не уверен. Она не так уж и беспомощна.

Александр вспомнил, как она обставила его в Остине… еще один промах, который ему, по счастью, удалось скрыть от матери.

Барбара сняла трубку нового, программируемого телефона, установленного неделю назад. Нажатием одной кнопки она могла автоматически набирать больше двух дюжин номеров. Барбара питала слабость к механическим штучкам с кнопками. Она взглянула на Александра:

— Какой телефон у Морин?

— 445-4568. А что?

— Сейчас узнаешь. — Она набрала номер. — Морин?

Добрый день, это Барбара Котрелл. Какие у вас планы на День благодарения? Мы с Александром хотим пригласить вас на обед. Вы сможете оказать нам эту честь? Прекрасно. Мы будем обедать около трех. Я скажу Александру, чтобы он заехал за вами в два и привез к коктейлю. До встречи.

Барбара положила трубку. Красный огонек на телефоне погас, показывая, что линия освободилась, и тут же затренькал звонок. Прежде чем ответить, она махнула рукой, отпуская сына.

— Смотри не опоздай на обед, Александр.

Но он не нуждался в этом предупреждении.

* * *

Морин прекрасно выглядела в черной шелковой юбке и белом свитере из ангорки с аппликацией из стразов. Она стояла рядом с пылающим камином, пытаясь согреться. В Техасе было не по сезону холодно, а в машине Александра не работал обогреватель.

Шейн вошла в гостиную, как всегда, с театральной помпой. На ней были джинсы с дырками на коленках, черно-белые сапоги с большими отворотами, носки в блестящую полоску и тонкий шерстяной кардиган с большим воротником по моде середины пятидесятых годов. Светло-русые волосы топорщились во все стороны, как солнечные лучи На веки девушка нанесла четыре оттенка розового, на щеки и вдоль бровей наклеила блестки. Она перевела взгляд с Морин на Александра:

— Где мама?

— Я вижу, ты решила одеться к обеду в консервативном стиле, — отозвался Алекс, — может, сначала поздороваешься с нашей гостьей?

— Привет, — буркнула она, — где мама?

— Прямо за твоей спиной, — сказала Барбара, проплывая мимо дочери.

Она была, как всегда, красиво одета, и Морин впервые заметила, как удивительно похожи Барбара и Шейн. Шейн была чудаковатой копией матери. Морин спросила себя, не кроется ли причина их натянутых отношений в обычной женской зависти, но тут же отбросила эту мысль. Ни Шейн, ни Барбара никогда не стали бы завидовать друг другу.

— Что ты хотела, Шейн? — спросила Барбара, усаживаясь на старинный диван.

— Ничего. Просто поинтересовалась, где ты.

Александр хмуро покосился на сестру. Слава Богу, сегодня она не под кайфом. Он надеялся, что обойдется без неприятных сцен, но все же держался настороже.

— Я рада, что вы смогли нас посетить, — сказала Барбара.

— Я тоже рада, что вы меня пригласили. Спасибо. Если бы я осталась дома, мне впервые в жизни пришлось бы оправлять День благодарения одной.

Шейн сидела на диване напротив матери. Она постоянно ерзала, пила залпом бокал за бокалом и брала маслины горстями, точно это были соленые орешки.

Девушка внимательно слушала, как Морин рассказывает о своих отношениях с дядей, о том, как он ее любил. И чем больше говорила Морин, тем сильнее Шейн ее ненавидела Она не могла понять, что такого особенного в этой высокой, худой брюнетке. Чем она лучше ее? Почему-то у нее, Шейн, никогда не было любящих родственников — ни дяди… она покосилась на Алекса… ни брата.

У нее была только Барбара… А Барбара — это другое Шейн всегда ставила своей целью разозлить мать. Правда, сегодня вышла осечка. Она потратила целых два часа на этот нелепый наряд и макияж, а старая ведьма едва удостоила ее взглядом. Обидно! Что ж, наверное, пора поменять тактику и придумать новый способ вывести маму из себя Ибо, если Барбара на нее злится, значит, она еще не утратила к ней интерес.

Барбара, казалось, с удовольствием слушала рассказ Морин о дяде, но на самом интересном месте она вдруг поднялась, перебив ее вопросом:

— Ну что, пойдем обедать?

Девушку покоробила невежливость Барбары. Морин заметила, с какой живостью Александр подхватил их бокалы и, поставив на кофейный столик, вывел ее в столовую. Даже непокорная Шейн не посмела ослушаться матери. Морин с удивлением наблюдала эти странные узы власти и борьбы, скреплявшие семью Котреллов.

За традиционным праздничным обедом Барбара держалась раскованно, почти фамильярно. В ней не было и следа той надменной сдержанной женщины, которую Морин видела на барбекю почти два месяца назад.

Шейн вела себя за столом необычно тихо. Морин вспоминала ее вызывающие выходки на барбекю и сегодняшнюю вульгарность за коктейлем и не могла понять: когда же эта девушка была настоящей — тогда или сейчас? И самое главное, понимала ли это сама Шейн?

Когда горничная принесла кофе и поднос с десертом, Шейн резко встала.

— Теперь я могу идти? — спросила она тоном капризного ребенка.

— Мы еще не закончили, — холодно отозвалась Барбара.

— Я сделала, как ты просила, — битый час проторчала на твоем праздничном вечере. Можно мне наконец уйти? — Да, - уступила Барбара, дабы избежать скандала.

Шейн задержалась в дверях и оглянулась на Морин. Эта девушка ей не нравилась. Она обладала такими качествами, которых не было у нее самой, а это очень раздражало. И все же она сочувствовала Морин. Шейн не отличалась особым умом, но и дурой тоже не была. Она видела, что мать и братец затягивают Морин в ловко сплетенную паутину, из которой нет выхода. А уж что такое паутина Котреллов, Шейн знала не понаслышке — она пыталась вырваться из нее всю свою жизнь.

Кофе пили уже втроем и почти в полном молчании. Когда Барбара встала из-за стола. Александр и Морин последовали ее примеру.

— Хотите совершить экскурсию по моему ранчо, Морин? — предложила Барбара и слегка усмехнулась. — Конечно, не по пастбищам. Я подумала, вам будет интересно познакомиться с главными достопримечательностями «Хребта дьявола».

— С удовольствием. — Морин взглянула на Александра. Тот энергично кивнул.

Они надели плащи и поехали в закрытом джипе по асфальтовой дороге, проходящей за домом. По правую руку стояли четыре хлева, по левую — два металлических здания. Сначала они зашли в бело-голубое металлическое помещение.

Морин показалось, что она попала не в коровник, а в фильм «2001: Космическая одиссея». Вдоль правой стены вместо стойл тянулись застекленные кабинки. Здесь было только три техника в комбинезонах. Очевидно, они работали и в праздники. В центральной секции располагались огромные барабаны из нержавеющей стали. Слева стояли длинные стальные шкафы и еще несколько рядов круглых барабанов.

Морин насчитала их всего двадцать пять.

Здесь Барбара чувствовала себя как рыба в воде. Ее элегантная походка вдруг сделалась по-мужски властной, а тон из радушного превратился в деловой.

— Это сердце моего ранчо, Морин. Скотоводство в самом расцвете. Я закупила лучших быков и коров со всего мира: из Южной Африки; брахманская порода из Индии — она хорошо переносит жаркий климат и устойчива к болезням; фризские молочные коровы из Британии — они дают девяносто процентов всего молока в Англии — и нормандская порода из Франции.

Она подошла к одному стальному барабану.

— Здесь в жидком азоте мы храним пробирки со спермой племенных быков. В каждой пробирке содержится один миллилитр спермы. В зависимости от производителя и породы одна пробирка стоит от восьми до ста долларов и выше.

— Сколько времени может храниться замороженная сперма?

— Годами. У меня был призовой бык, которого я купила шесть лет назад за двести тысяч долларов. Два года назад он умер. А сейчас я заключила контракт на продажу его спермы.

Эта сделка принесет мне доход в пятьдесят тысяч.

— И кому же вы продаете сперму?

— Австралийцам приходится импортировать весь крупный рогатый скот. Они предоставляют большой рынок сбыта. Индия закупает только один процент от всей производимой в мире спермы. Там нет технической базы для искусственного осеменения, но она постепенно создается. Думаю, лет через десять Индия будет хорошим источником дохода для многих американских скотоводов. В Израиле и Финляндии почти девяносто процентов коров находятся на искусственном осеменении. Это техника будущего, она вытесняет старую практику, многозначительно заметила Барбара.

— А что в другом здании? — спросила Морин, надеясь избавиться от гнетущего чувства, которое вызывала в ней эта женщина.

— О, это мамина гордость, — с удовольствием сказал Александр.

Во втором здании располагались рабочие кабинеты. Здесь дежурил только один человек, одетый в вельветовые брюки и фланелевую рубашку. Они шли по длинному помещению, и у Морин было такое чувство, точно она попала в салон электронной техники: повсюду компьютеры, сенсорные устройства, электронные детекторы заболеваний и даже автоматическая система контроля за климатом в коровниках, расположенных на другой стороне дороги.

— На этом ранчо все автоматизировано, — объяснила Барбара, электронные датчики выдают не только сроки начала течки у каждой коровы, но также вес, строение скелета и температуру тела животного. Эта технология прорыв в будущее. Мои компьютеры говорят мне, сколько надо закупить зерна, исходя из количества травы, съеденною стадом на неделе. Я могу контролировать внутриутробное развитие телят в течение всей беременности…

— Это как ультразвуковая диагностика у женщин?

— Да.

— Просто невероятно, — одобрила Морин, — но нужно ли все это?

Барбара надменно вскинула бровь:

— Ваша неосведомленность больше, чем я думала. Безусловно, нужно. Мы живем в технологическом мире. Ранчо вашего дяди отстало от современности на целый век. Видимо, он спутал себя с легендарным ковбоем Дикого Запада.

Морин не замедлила ответить на этот выпад. И голос ее звучал еще резче, чем у Барбары.

— Думаю, вы слишком долго занимались только своими коровами, миссис Котрелл. Вместо того чтобы закупать все это роскошное оборудование, вам следовало бы приобрести несколько книг по психологии человека. И тогда вы узнали бы, что не все люди так подвержены влиянию, как… — девушка взглянула на Александра и поняла, что надо «притормозить», иначе она обидит своего друга, — как вам кажется.

Мне все равно, что вы думаете о моем дяде и обо мне. Но вы меня не запугаете. Я очень хорошо представляю те трудности, с которыми мне придется столкнуться на ранчо, и все же не собираюсь отступать.

— Вы не так меня поняли, — спокойно сказала Барбара, — я только хотела вам помочь — показать, какие тяжелые испытания вас ждут, и избавить вас от них.

— Спасибо, я не нуждаюсь в избавлении.

Взгляд Барбары не дрогнул.

— Тридцать лет мне приходилось общаться с мужчинами, которые глупее меня, и заключать сделки с самым последним сбродом. Я на каждом шагу сталкивалась с глупостью, несправедливостью и предвзятым отношением. Я была первой женщиной в Техасе, которая стала поставлять племенной скот на международный рынок. Первой женщиной, которая сидела на аукционах в Нью-Дели и обошла других скотоводов — мужчин из Техаса. На меня клеветали, заводили судебные дела. Если я отказывалась ложиться в постель с мужчиной, которому продавала скот, то меня избегал не только он сам, но и его жена. Я держалась своих моральных принципов, хоть это было нелегко. Всегда находились бравые ковбои, мечтавшие свалить «Хребет дьявола». До сих пор я выходила победительницей в этой игре, мисс Макдональд, потому что у меня не было выбора.

— Я вам сочувствую. Но не считайте меня глупой только потому, что я отказываюсь продавать свое ранчо. У меня свои причины остаться на этой земле, миссис Котрелл. Я намерена выиграть эту битву, как и вы. У меня тоже нет выбора. И знайте, что даже самая сильная женщина Техаса не заставит меня отступить.

Морин развернулась и зашагала к дому, чтобы не наговорить слишком много резкостей. Она не собиралась настраивать против себя Барбару Котрелл. Ей только хотелось, чтобы она ее поняла.

* * *

Александр быстро ехал по загородной трассе с двухсторонним движением, которая вела к ранчо Морин. Взгляд его был устремлен на дорогу, губы плотно сжаты. Морин молчала, и он понимал, что сейчас не время для легкой болтовни.

— На следующей неделе я починю обогреватель, — сказал он с улыбкой, когда они подъехали к дому, но девушка не отрывала глаз от приборной доски. — Ты притихла, потому что замерзла?

Она медленно повернулась к нему:

— Ты и твоя мама считаете меня дурой?

— Нет, что ты! Просто мне кажется, что ты слишком много взяла на себя. Я хочу помочь тебе.

— Ты помогал в организации сегодняшнего вечера с экскурсией и рассказом?

Улыбка сошла с лица Александра, а в голосе исчезла напускная веселость.

— Нет, я здесь ни при чем. Это все мама.

— Ну так передай ей от меня, что она зря старается. Я не привыкла, чтобы мне говорили о том, что я на что-то не способна. Это режет мне слух, от тебя ли я это слышу или от нее…

— Эй! Не надо меня путать с ней…

— Сейчас я не знаю, кому верить. Я только знаю, что вы оба поставили меня в дурацкое положение. — Она сбросила с колен одеяло, которое он дал ей, чтобы согреться.

— Морин, погоди… я не хочу, чтобы между нами осталось…

Девушка открыла дверцу.

— Оставь меня в покое, Алекс. Мне нужно побыть одной. — Она вышла, хлопнув дверцей.

Алекс хотел было пойти за ней, но она скрылась в доме, прежде чем он выбрался из машины. Он снова уселся на сиденье и завел двигатель. Может, так даже лучше. Пусть немного остынет.

— Черт возьми! — Он хватил кулаком по обтянутому кожей рулю.

На этот раз Барбара сама все испортила. Если и была какая-то надежда уговорить Морин продать ранчо, то теперь надеяться не на что. Насколько он знал Морин, она останется на ранчо из одного лишь упрямства — только чтобы доказать Барбаре свою правоту.

Надо менять тактику и искать к ней новые подходы.

Думая о Морин, Александр все сильнее давил ногой на педаль газа. Вот уже несколько месяцев он пытался убедить себя в том, что она самая обыкновенная женщина. Но каждый раз, когда он видел ее или говорил с ней но телефону, он понимал, что она невероятно важна для него.

Морин, реальная женщина и женщина его мечты, занимала все его мысли. Со дня ее приезда в Кервилл она снилась ему каждую ночь. Это были эротические сны, и наутро он просыпался возбужденный. Александр не знал, сколько еще выдержит роль пай-мальчика. Он очень сильно ее хотел.

Но Алекс не был дураком. Он понимал, что грубые домогательства могут навсегда лишить его доверия девушки. Он многому научился у своей матери, в том числе и искусству манипулировать людьми. Жениться на Морин — вот его цель.

Тогда и ранчо будет его. Он хотел сразу все.

Алекс стиснул руль, сделал левый поворот и поехал в Кервилл. Выжав акселератор, он увидел, что стрелка спидометра подскочила к девяноста пяти. Ему нравилось гонять свой «ягуар» по этим тихим загородным трассам. Кровь бурлила в его жилах, когда он думал о Морин.

Он представлял, как раздевает ее — дразняще-медленно, любуясь каждым дюймом ее прекрасного тела. Ладони его вспотели на кожаном руле. Вот она целует его — страстно, долго, и ее длинные черные волосы щекочут ему грудь…

Александр застонал, ощутив прилив жаркого желания.

Куда ему ехать в таком состоянии? Только к Дженни Слоан.

Глава 17

Дженни стояла в огромной спальне и разглядывала свой загар в зеркальных стенах. Она только что купила мини-солярий и поставила его в одной комнате с тренажерами. Продавец не обманул. Впервые в жизни она добилась совершенно ровного загара… но всему телу. Она боялась, что сгорит грудь, но помог защитный лосьон. Дженни была страшно довольна.

Она подошла к одной зеркальной стене и надавила на нее рукой. Открылась секция размером с дверь, обнаружив ряд полочек от пола до потолка с дамским бельем всех цветов радуги. В каждой цветовой секции лежали лифчики, трусики, ночные рубашки, пижамы, пеньюары, атласные тапочки, украшенные стразами или страусовыми перьями, туфли, чулки, подвязки, кружева и ленты для волос соответствующих тонов. Ярлыки впечатляли: Кристиан Диор, Джорджио Армани, Кельвин Кляйн, Ив Сен-Лоран.

Дженни надела короткую ночную рубашку абрикосового цвета с кремовыми кружевами, расправила легкую прозрачную ткань на своем роскошном теле и снова посмотрела в зеркало. Ей нравилось, как просвечивают соски через тонкое кружево и как пышные округлости соблазнительно вздымаются над глубоким вырезом. На лице девушки заиграла довольная улыбка.

— И вся эта красота не стоила мне ни цента, — сказала она вслух и рассмеялась, вспомнив искусственные груди Шейн Котрелл.

Она скользнула ногами в атласные туфельки подходящего цвета и повернулась перед зеркалом. Рубашка едва прикрывала ягодицы, обнажая великолепные ноги. Бог наградил Дженни высоким ростом, и это был еще один повод для зависти Шейн.

Дженни Слоан и Шейн Котрелл вместе ходили в детский сад, но потом их пути разошлись. Шейн отправляли учиться то в один, то в другой пансион. Они виделись только летом да еще в кино, на вечеринках или на танцах. куда их приводили общие друзья. Дженни ненавидела Шейн, а Шейн ненавидела Дженни.

Дженни славилась редкой природной красотой, о которой может только мечтать женщина. Голову ее украшали густые медно-каштановые кудри, каждый месяц отраставшие на дюйм. Кожа была не такой, как у большинства рыжих, а гладкая, ровная, шелковистая, на нее отлично ложился загар. Глаза сверкали такой поразительной голубизной, что многие подозревали, что она носит цветные контактные линзы. При росте пять футов девять дюймов она весила сто двадцать пять фунтов. В ее теле было всего лишь шестнадцать процентов жира, да и те приходились на грудь. Многие техасские мужчины могли засвидетельствовать под присягой, что Дженни Слоан сложена получше, чем Шерил Тигс, позировавшая для обложки «Спорте иллюстрэйтед» в купальнике из рыболовной сети.

Начиная с четырнадцати лет Дженни могла бы красоваться на обложках всех номеров «Космополитэн» — если бы у нее были деньги на поездку в Нью-Йорк. Но денег у нее не было.

Дженни родилась в бедной семье. Отца своего она никогда не видела да и вообще сомневалась, знает ли ее мама, кто был ее отцом. Мать родила Дженни в шестнадцать лет, из-за нее бросила колледж и устроилась официанткой в маленькое придорожное кафе, где работала и сейчас. Дженни мечтала получить высшее образование и сделать карьеру модели. Но ей потребовалось слишком много времени, чтобы вырваться из Кервилла, а теперь, в двадцать пять, поезд уже ушел.

Хотя, может, оно и к лучшему. Взять ту же Шейн Котрелл. Что получилось, когда она вырвалась из дома и уехала в Калифорнию? Правда, Шейн глупая. А она, Дженни, умная.

Дженни нажала на другую зеркальную секцию, и перед ней открылись ряды обитых бархатом выдвижных ящичков, каждый с кодовым замком. Покрутив туда-сюда замок, она открыла один ящичек, достала кольцо с четырехкаратным изумрудом в обрамлении бриллиантов и надела его на правую руку. Это кольцо подарил ей Александр на прошлое Рождество. В соседнем ящичке лежало рубиновое кольцо — подарок Берта Бина на те же праздники.

Дженни была «профессиональной подружкой», а следовательно, являлась важной и неотъемлемой частью жизненного уклада «крутого ковбоя» — уклада, которого старались придерживаться почти все мужчины Техаса. Местные парни щедро тратились на свои дома, на своих жен и на своих любовниц. Чтобы все устроить и всех ублажить, требовались немалые суммы. Дженни, как все проститутки и даже некоторые жены, держала язык за зубами, ловко манипулируя глупыми самовлюбленными самцами. Покуда они верили, что просаживать огромные деньги на женщин — признак настоящего мужчины и доказательство силы, Джемни и ей подобные жили припеваючи.

Ей нравилась ее профессия, нравилось быть зубчиком в маховом колесе системы, уходившей корнями на сотни лет назад, — это вселяло гордость. Дженни стояла на ступеньку выше, чем «девочка по вызову», но когда ее так называли, не возражала. Правда, слова «шлюха» и «проститутка» ее не устраивали, но только потому, что такие женщины ценились гораздо дешевле.

Ее же цена была космической. А как иначе? Она красива. А чтобы купить красоту, надо раскошелиться. За Дженни боролось много мужчин, но она не собиралась повторять ошибку своей матери и с юности придерживалась правила: никогда не продаваться задешево.

Она уже накопила себе маленькое состояние. У нее была дюжина шубок, все от разных мужчин. Одни только драгоценности тянули на полмиллиона долларов. Но в последнее время у нее появилось новое увлечение — недвижимость.

Дженни не могла купить сразу много. Квартира, в которой она жила, была ее собственностью. Подаренный «мерседес» пошел на частичную оплату за двухэтажные квартирки, которые она приобретала на окраине городка и сдавала мексиканцам. За последний год она купила двадцать таких квартирок. Дженни с удовольствием занималась этим бизнесом.

Она наняла лучшего бухгалтера в Далласе. Квартирная плата, которую она получала с пяти жильцов, покрывала все ее текущие расходы. Одежду, драгоценности и путешествия всегда оплачивали мужчины. Ежегодные налоги ее не разоряли. В декларации стоял только доход от аренды квартир. Дженни трудилась в поте лица, но отчитывалась перед налоговой службой далеко не во всех своих заработках.

Дженни нравилось работать со своим бухгалтером. Ее увлекала эта сфера. Она собиралась поступить в колледж и получить финансовое образование. Красота давала ей власть и богатство, но Дженни понимала, что красота когда-нибудь померкнет, и готовилась к этому заранее.

Конечно, можно было открыть собственную фирму. Но имелись и другие тропинки к власти, по которым она ходила многие годы.

Дженни промышляла наркотиками. Список ее клиентов был невелик, но в него входили только очень богатые люди, и первым стоял Берт Бин. Дженни испытывала огромное удовольствие, снабжая Берта наркотиками, ибо понимала, что через него снабжает наркотиками Шейн Котрелл. Встать на один уровень с Шейн было ее давней мечтой, и теперь эта мечта осуществилась.

Кокаин кого угодно лишал богатства, общественного положения, отнимал разум и душу. Дженни знала, что Шейн ни дня не может прожить без наркотиков, и упивалась своей властью над ней.

Конечно, у нее не было того могущества, какое было у ее поставщиков. Вот это истинные гиганты! Дженни не знала, кто они и откуда, не знала даже их имен. У нее был хьюстонский телефонный номер, по которому она разговаривала с главным — «вице-президентом», а в глаза видела лишь двоих «замов». Смешные клички! Но Дженни это мало заботило. Главное, что они нашли ее и взяли в свою организацию. А уж барыши она, как всегда, инвестировала с умом.

Закрыв зеркальные дверцы, Дженни подошла к туалетному столику эпохи Людовика XIV, побрызгалась «Шанелью-19» (сто долларов за унцию) — она была готова к встрече с клиентом.

И тут же словно по заказу раздался звонок в дверь.

Перед тем как открыть, Дженни облизнула губы, взбила волосы и одернула ночную рубашку, чтобы побольше обнажить грудь.

— Александр, — томно протянула она, — я знала, что это ты.

— Откуда? — спросил он, чувствуя, как учащается его пульс при виде нагого тела Дженни, просвечивающего сквозь прозрачную ткань.

— А я экстрасенс.

— Тогда ты должна знать, что я не могу ждать, — простонал он и, закрыв дверь ногой, схватил девушку.

Алекс набросился на нее с жадными поцелуями, укусил за мочку ушка и скользнул языком по атласной шее. Руки его настойчиво шарили по ее телу, тискали ягодицы и груди.

— Сними это! — скомандовал он, запутавшись в дорогих кружевах.

Они повалились на пол. Голова Дженни глухо стукнула о дорогой ковер. Александр раздевался с такой поспешностью, что оторвал две пуговицы с белой рубашки от «Брук бразерс». Брюки полетели на бирюзовую с розовым эмалированную жардиньерку. Погружаясь в Дженни, он смотрел ей в глаза, но видел другую женщину — Морин.

Гнев и страсть боролись в его душе. Алекс стремился только к собственному удовлетворению. Стиснув зубы и напрягая мускулы ягодиц, он со всей силой вонзался в Дженни.

Наконец, весь в поту, не слыша собственного голоса, он взмыл в финальном экстазе и в полном изнеможении повалился на Дженни.

Она спихнула его с себя.

— Больше не приходи сюда, сукин сын!..

— Ты что? — удивленно спросил он, задыхаясь, как после десятимильной пробежки.

Дженни встала и окинула его сверху уничижительным взглядом. На ногах у нее по-прежнему были атласные туфельки на каблуках. Роскошное тело блестело от его пота.

— Ты назвал меня Морин.

— Нет.

— Вообще-то мне плевать, каким именем ты меня называешь, но нельзя быть таким грубым! Не ты мне нужен, Алекс, малыш, не забывай, а наоборот…

Он взглянул на девушку. Дженни сама выбирала себе любовников — это знали все.

— Прости. — Он натянул брюки, потом подошел к бару, налил себе виски в высокий бокал и плюхнулся на диван.

— Ты что, действительно по ней страдаешь?

— Да.

— Так в чем же дело? Женись на ней. Между нами все останется без изменений.

— Это не так просто. Она знает, что я хочу купить ее ранчо. Мне надо быть очень осторожным. Я не хочу, чтобы она думала, будто я женюсь на ней из-за ее земли.

— Но это так.

— Да. Нет. Да.

Дженни хитро улыбнулась и села рядом с ним, нарочно задев грудью его руку.

— Итак, наш маленький Алекс наконец влюбился?

— Я хочу ее. Так хочу, что нет сил! — Он отхлебнул виски. — Господи, как бы это было здорово! Я наконец получил бы ее землю. Мать на коленях приползла бы ко мне, умоляя, чтобы я взял на себя управление обоими участками. Ты не представляешь, как давно я об этом мечтаю!

— Тогда хватит мечтать и делай что-нибудь.

Александр уныло уставился в свой бокал.

— Я бы все отдал, лишь бы обставить мать. Всего один раз она смотрела на меня с уважением — на барбекю. Это длилось один краткий миг, но мне еще никогда не было так хорошо.

— Ты сможешь это сделать, Алекс. Я знаю.

— Я пытаюсь. Но Морин вбила себе в голову, что должна сама управлять этим ранчо. Мне надо ее разубедить. — Он заглянул в серьезное лицо Дженни. Эта женщина была на его стороне. Вот почему она ему нравилась. И еще потому, что умела держать язык за зубами. Он мог ей довериться. Дженни была настоящим другом… и единственным. — Я подкупил Уэса Рейнольдса, чтобы он не слишком заботился о ее животных и о ее деньгах. В конце концов она поймет, что ей не справиться с таким большим хозяйством, и благосклонно выслушает мое предложение о замужестве.

— Гм-м. — Дженни сомневалась в том, что эта идея даст результат. По-моему, ты зря взялся за это в одиночку.

— Что ты имеешь в виду?

— Тебе нужна помощь. Ты знаешь, я очень хочу, — чтобы ты обставил свою мать. С этой старой суки давно пора сбить спесь. У меня с ней свои счеты.

Он игриво коснулся ее подбородка.

— Да, она тебя никогда не любила. Белая рвань — вот как она тебя называет.

Дженни зло прищурилась:

— Высокомерная стерва! Ее не мешает немножко проучить. У меня есть друзья, они смогут тебе помочь — если хочешь.

Александр задумался над этим предложением. Он хорошо представлял, о ком говорит Дженни. Впервые в жизни он получил реальный шанс победить свою мать. Но одному здесь не справиться. Он уже зашел в тупик и не знал, как из него выбраться. Если ему помогут, у него будет все: Морин, ранчо, победа над Барбарой. Да, ради этого он готов пойти на сделку с самим дьяволом!

— Да, я хочу.

Глава 18

Брендон Уильямс сидел во главе длинного стола в конференц-зале на верхнем этаже сверкающей башни из стекла и стали, известной как Первый трастовый банк Далласа. Брендон владел не только этим небоскребом, но и четырьмя филиалами банка. Однако ему от этого было не легче.

С 1982 года он наблюдал, как буксует экономика Техаса.

Инфляция непомерно взвинтила цены на бурение нефтяных скважин, и с июня этого года Брендон начал планомерно распродавать свое имущество, мудро рассудив, что даже в хорошие времена ему не справиться с такими огромными владениями.

Империя Брендона строилась на доходах от нефти, газа, скотоводства и банковского дела. Он получал свыше миллиарда долларов в год, и его личное состояние приближалось к четыремстам миллионам. Пора было сдавать позиции. Его долг составлял около пятисот миллионов. Он продал почти половину своего нефтяного производства и сократил количество рабочих с тысячи до двухсот человек, закрыл компанию по поставке труб; избавился от двух с половиной миллионов акров пастбищных земель, которые собирал по всему Техасу и в Вайоминге, продал на аукционе тысячу двести голов скота за шесть миллионов долларов, оставив себе только банк, собственное ранчо и несколько нефтяных скважин, чтобы начать все сначала, когда времена изменятся к лучшему.

Сегодня он подписал бумаги, избавлявшие его от реактивного самолета «лир», автомобиля «порше» и дома в Хьюстоне.

В последний месяц Брендон поменял сферу своих интересов и купил телекоммуникационную компанию, которая должна была связать главные города Техаса. Он подсчитал, что компания будет убыточной только год или меньше, а к концу 1988 года принесет доход в семьдесят миллионов.

Брендон внимательно выслушал доклад последнего члена правления своего банка.

— Если это все, джентльмены, — сказал он, и все дружно кивнули в ответ, — то мне пора на самолет.

Все потянулись из комнаты, кроме Эда Пирса, исполнительного вице-президента и правой руки Брендона.

— А может, останешься в Далласе и встретишь Рождество с нами? Дети будут рады.

Брендон улыбнулся:

— Наверное, Лоретта опять собирается меня с кем-то познакомить?

— Ну, ты же ее знаешь. Она считает, что люди не должны на Рождество сидеть в одиночестве.

— Я буду не один.

— Да? — Эд с интересом посмотрел на Брендона. — Я ее знаю?

— Нет.

— Неужели кто-то заставит тебя отказаться от привычки уединяться по праздникам? Это, должно быть, необычная женщина.

— Да, ты прав. Она необычная. Только пока об этом не знает.

— Что? — На лице Эда отразилось недоумение.

— Да так, ничего. Долго объяснять.

— Ну ладно, — Эд пожал плечами, — ты возьмешь с собой какие-нибудь папки?

— Да, просмотрю заявки, которые мы получили. И запомни: в ближайшие полгода — никаких кредитов нефтяным компаниям. Надо подождать. Я хочу, чтобы ты лично проследил за этим.

— Конечно, прослежу.

— Осторожность не помешает.

Эд покачал головой:

— Ты в самом деле думаешь, что будет кризис?

— Да, и очень серьезный. Все признаки налицо. Я был бы полный дурак, если бы не видел этого.

— Но в Техасе никогда не было депрессий.

— Вот как раз такие мысли и ведут к беде. Излишняя уверенность порой бывает гибельна.

— Что ж, ты руководитель, тебе виднее.

Выйдя из здания банка, Брендон сел в свой черный «линкольн».

С того дня, как он летал в Остин вместе с Морин Макдональд, его закружила бесконечная череда деловых встреч и поездок. За это время он дважды побывал в Саудовской Аравии, трижды — в Мексике и постоянно колесил по Техасу.

Но, несмотря на напряженную работу, из головы его не шли мысли о Морин. Каждый раз, спрашивая Ширли по телефону, кто ему звонил, он втайне надеялся услышать имя Морин. Но она ему не звонила.

Тогда Брендон решил взять инициативу в свои руки. Он послал девушке поздравительную открытку, сопроводив ее официальным приглашением на рождественский вечер двадцать третьего декабря. Как только он прилетит в Кервилл, сразу же ей позвонит и выяснит, сможет ли она прийти. Он не станет говорить, что приглашенных совсем немного — только Шарлин Симе, Линн и Берт Бины, Ширли с детьми… и она, Морин.

Вот уже много лет Брендон не устраивал вечеринок. К своему восторгу, он обнаружил, что готовиться к ним — очень приятное занятие. Он накупил игрушек для детей Линн и девочек Ширли, большие корзины со всякими вкусными вещами и шоколадных санта-клаусов для всех. Ужин и украшение дома Ширли взяла на себя. Ему оставалось только купить и нарядить елку.

Брендон возлагал большие надежды на это Рождество и хотел верить, что они осуществятся.

* * *

Морин присела на корточки и погладила корову по голове.

— Что ты думаешь, Уэс?

— Ягодичное предлежание. Роды будут тяжелые.

— Но Док Сильвер уехал в Калифорнию.

— Нам нужен ветеринар, мисс Макдональд, У этой телки сильные боли. Вы можете взять врача у Котреллов. Мистер Котрелл с радостью вам поможет.

— Я знаю, — сказала Морин и представила себе надменную улыбку Барбары, — зато его мамочка и пальцем не шевельнет, чтобы помочь. — Нет, она не побежит за помощью к Котреллам. Это ниже ее достоинства. — Мы не будем его просить.

— Почему? — озадаченно спросил Уэс.

— Потому что я попрошу кого-нибудь другого.

Морин оставила Уэса с мычащей коровой и вернулась в дом На самом же деле она не хотела встречаться с Александром, потому что хотела встретиться с Брендоном.

Все эти недели, работая на ранчо, задавая корм коровам, крася стены, объезжая пастбища и заполняя бухгалтерские книги, Морин старалась не думать о Брендоне. Она говорила себе то же самое, что и своей подруге Битей в Нью-Йорке: он самоуверенный, нахальный тип. И все же Брендон вторгался в ее мысли и сны. Он был повсюду. А потом она обнаружила, что ей нравится о нем думать Но шли дни, и одних фантазий было уже недостаточно.

Пожалуй, Битей права. Морин держалась за Александра, потому что он был надежным и понятным, а Брендон был неизвестностью. Приняв наконец этот факт, она подумала встретиться с Брендоном и разрешить свои сомнения. Но у нее не было причин ему звонить, тем более что они не слишком дружелюбно расстались в последний раз. К тому же Шарлин сказала, что он отсутствовал на ранчо целых шесть недель. Морин благословила тот день, когда познакомилась с Шарлин. Эта женщина держала ее в курсе всех местных новостей.

Сегодня наконец появился хороший повод позвонить Брендону. Ей хотелось его видеть, и она надеялась, что это взаимно. Морин взяла трубку и быстро, пока не передумала, набрала номер. Она чувствовала себя школьницей, которая в первый раз звонит мальчику.

Трубку сняли на третьем гудке.

— Это Морин Макдональд. Мистер Уильямс дома?

— Нет, он обещал быть к семи вечера. Он сейчас в Далласе, в своем банке. Вы можете позвонить ему туда.

Странно, подумала Морин, зачем ему понадобилось самому ехать в банк? А впрочем, у него там, наверное, дела поважнее, чем просто снять или положить деньги на счет.

— А вы не могли бы ему передать, чтобы он позвонил мне, когда придет?

— Конечно, передам, — ответила Ширли и повесила трубку.

Разочарованная, Морин вернулась в хлев. Открывая деревянную, покоробившуюся от времени дверь, она вспомнила новейшее оборудование Котреллов и разговор с Барбарой в День благодарения. Тут она услышала, как мычит от боли ее лучшая корова. Эту корову покрыл лучший бык на ранчо Потерять ее или ее теленка было бы большим ударом. Морин ужасно волновалась за свой скот. Она хотела доказать всем, в том числе и себе самой, что может вести хозяйство не хуже других и не посрамит фамилию Макдональд.

Девушка подошла к Уэсу. Они дежурили в хлеву уже пятый час.

* * *

Брендон приехал на свое ранчо на сорок минут раньше, чем обещал. Ширли встретила его лучезарной улыбкой.

— Как дела? — спросила она.

— Хорошо, — как всегда, сдержанно откликнулся он.

Вдаваться в подробности ни к чему — она узнает их на следующей неделе, когда пришлют бумаги для его последней подписи. Ширли знала все о его жизни. — Мне звонили?

— Был только один важный звонок, — сказала она и протянула ему стопку маленьких розовых листочков. Наверху было сообщение о звонке Морин.

— Когда она звонила?

— Около пяти. Хотите, я наберу номер и позову ее к телефону?

— Нет, я сам.

— Я так и думала.

Брендон направился в кабинет, но вдруг остановился.

— А что тебе об этом известно?

— Не забывайте, что я здесь работаю. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что творится у вас в голове. С тех пор как вы познакомились с мисс Макдональд, у вас поехала крыша, как сказала бы моя Билли.

— Не правда.

— Не правда? А вы знаете, что вы машинально написали ее имя на блокноте рядом с телефоном? А еще вы сто раз спрашивали меня, звонила ли она И были ли от нее письма.

— Я никогда не упоминал ее имя.

— Вы, мужчины, считаете себя невероятно хитрыми и скрытными, а на самом-то деле вся ваша хитрость шита белыми нитками. Я сразу поняла, кого вы имели в виду, когда интересовались о звонках. Мне известно, что вы сделали для нее в Остине. Вы классный парень, мистер Уильямс.

— Спасибо, — отозвался он и пошел звонить.

* * *

Морин с нетерпением ждала, когда приедет Брендон со своим ветеринаром, постукивая ненакрашенными ногтями по рулю старого ржавого пикапа «Надо бы сделать маникюр, — подумала она, потом посмотрела на себя в боковое зеркальце, — и накраситься Хорошо бы еще переодеться. От меня воняет, как от коровы».

Но тут вертолет Брендона приземлился на взлетную полосу, и стало ясно, что она уже не успеет привести себя в порядок. Она жила здесь не первый месяц, но не переставала удивляться, как быстро сообщаются друг с другом местные жители. У всех были современные автомобили, покрывавшие много миль по шоссе за несколько минут, вертолеты, за считанные минуты перелетавшие с одного ранчо на другое, и скоростные самолеты, в любое время суток переносившие своих владельцев в большие города. Чудо-техника позволяла осуществить любую прихоть Сегодня вечером Морин радовалась этому, потому что ей очень нужны были ее друг и его ветеринар.

Вслед за Брендоном из вертолета вылез молодой светловолосый мужчина с медицинской сумкой. Они поспешили к ней. Девушка вышла из машины и пожала им руки — Морин, это Джо Инглиш. Хороший парень — Я так рада, что вы прилетели, Джо. Корова очень слаба, и теленок еще не показывался.

Джо улыбнулся, обнажив неровные, ослепительно белые зубы. Прямой взгляд его карих глаз внушал доверие.

— Поехали, — сказал он.

Морин подвезла их к хлеву. Джо выскочил из грузовика и сразу направился к корове. Уэс отошел в сторонку, чтобы не мешать доктору.

Джо осмотрел животное.

— Матка еще не совсем раскрылась, но мне надо будет повернуть теленка. Нам предстоит долгая ночка. У вас найдется чашечка кофе?

— А может быть, поужинаете? Вы, наверное, еще не ели?

— Да, это было бы неплохо, — согласился Джо.

— А вы? — Она обернулась к Брендону.

— С удовольствием Морин ощутила легкое волнение и вдруг засомневалась: правильно ли она сделала, что позвала Брендона?

— Это самое малое, чем я могу вас отблагодарить. Кажется, у меня появилась дурная привычка… всегда о чем-то вас просить.

— Я не возражаю, — сказал он и шагнул ближе, не отрывая от нее взгляда.

— Я бессовестно пользуюсь вашей добротой.

— Ничего страшного. — Брендон медленно поднял руку…

Ему вдруг очень захотелось дотронуться до ее волос, но он одернул себя. — Мне пойти с вами?

— А?

— В дом. Вряд ли мы чем-то поможем Джо. Я прекрасно готовлю фруктовый салат.

— Нет. То есть да. Вы совершенно правы.

Они вместе зашагали к главному дому.

«Странно, что мы не взялись за руки, — подумала Морин, — нам бы это пошло».

Девушка первая вошла в свою недавно отремонтированную кухню. Хуанита заливала в кофеварку холодную воду.

Она обернулась и расплылась в улыбке.

— Buenas noches,[7] - сказала она Брендону.

— Buenas noches, Хуанита, — поздоровался он.

Морин удивленно переводила взгляд с одного на другую.

— Вы знакомы?

— Да, давно, — ответила мексиканка, вытирая руки о свой грязный фартук. — Я готовить ужин. Садитесь.

Морин указала Брендону на новый белый стол из мореной сосны и такие же стулья.

— Я только что обновила кухню. Хуаните понравилось.

Она быстро освоилась с новыми приборами, вот только две недели боялась подойти к электрогрилю. Она думала, что он проклят, потому что куры жарились в нем без дыма.

Брендон засмеялся.

— Я слышал ее рассказы о привидениях. Моя кухарка верит, что Хуанита может предсказывать будущее. Она всегда делает мне предостережения, но ни одно из них не сбылось.

— Она совершенно безобидна, — сказала Морин, оглядываясь.

Она гордилась своей новой кухней. Все мелкое оборудование было привезено из нью-йоркской квартиры. Оставалось только купить плиту и посудомоечную машину.

Пол был настелен из отбеленного дерева, стены оклеили обоями пастельного тона в мелкий цветочек. Это была самая симпатичная комната в доме. И единственная полностью обставленная.

Хуанита подала им по чашке кофе, потом позвонила в сарай по новому телефону и велела Грэди отнести кофе Уэсу и Джо.

Морин помогала Хуаните готовить джамбалайю.[8] Брендон любовался тем, как легко она двигается по кухне, переговариваясь на ломаном испанском с Хуанитой. Она часто посматривала на него, улыбалась и снова возвращалась к работе. Каждый раз, когда взгляды их встречались, он ощущал вспышку магнетизма. Его влекло к этой девушке, как будто между ними была протянута невидимая нить. Интересно, сознает ли она это? Будучи оптимистом, Брендон надеялся, что правильно истолковывает те сигналы, которые она ему посылает.

— Вы придете ко мне на рождественский вечер? — спросил он, когда она поставила перед ним тарелку с джамбалайей.

— На какой вечер?

Брендон чуть не подавился.

— Я же послал вам приглашение. Вы что, не получили его?

— Я получила милую открытку, но никакого приглашения не было.

— Странно, неужели затерялось на почте? Как хорошо, что я об этом заговорил.

— Спасибо за приглашение. — Морин радостно улыбнулась.

Пока они ели, Брендон смотрел на девушку. Они о чем-то говорили, но он не помнил, о чем, сосредоточившись на том диалоге, который происходил у них в головах. Брендон твердо верил в телепатию. Ему не раз удавалось убеждать не только словами, но и мысленно. Инвесторы покупали его проекты, а самые рьяные и упрямые оппоненты меняли свою точку зрения. Он считал, что его воля сильнее, чем у большинства людей. Но то был бизнес, сейчас же перед ним стояла задача поважнее.

Брендон и Морин вернулись в хлев и сменили Уэса и Джо, которые отправились в дом ужинать.

Морин села на мягкое сено, надеясь, что ее корове стало немного полегче.

Брендон оглядел старый коровник, напоминавший ему о тех временах, которые он безуспешно пытался забыть. Он знал, каково это — не иметь денег на правильное ведение хозяйства и уж тем более на правильный уход за скотом. Но Брендон помнил и то, как близок он был со своими родителями. Его мать надорвалась, работая на ранчо, потому что для нее не было ничего важнее этой земли.

— Почему ты это делаешь? — спросил он.

— Что?

— Почему ты не хочешь вернуться в Нью-Йорк и там прокладывать себе путь к славе и богатству? Я слышал, у тебя там была прекрасная жизнь. Зачем тебе бороться за каждый цент прибыли, всю ночь беспокоиться о какой-то корове…

Морин не знала, ударить его или разреветься. Вся обида, копившаяся за последние месяцы, разом нахлынула на нее.

Перед глазами проплыли образы Сильвестра Крэддока, Барбары Котрелл и чиновника из министерства. Терпение ее лопнуло.

— И ты туда же! Я думала, ты другой, но, кажется, я ошиблась! — Она вскочила на ноги.

Брендон схватил ее за плечи и заглянул в глаза.

— Прости, я не хотел тебя расстраивать. Наверное, я не так выразился. Ты чертовски много работаешь, и я восхищен твоим мужеством. Я просто хотел понять, зачем тебе все это надо.

Морин не пыталась вырваться из его рук. Его объятия. скорее успокаивали, чем пугали.

— Я, наверное, кажусь тебе дурой. У меня нет ни денег, ни нужной техники, поэтому я дорожу каждым теленком. Мне небезразлично мое стадо. Я дала имена почти всем животным… правда, это нетрудно при таком маленьком поголовье. Но они все мои. Я хочу, чтобы ранчо Макдональда когда-нибудь стало процветающим. Мне нужно выполнить волю Мака. Но это и моя воля. Я хочу, чтобы все, кто во мне сомневался, поняли, что были не правы. — Она вздохнула, чувствуя, как улетучивается ее гнев. — Не знаю, может быть, у меня ничего не получится…

Слезы обожгли ей глаза. Она подняла голову и взглянула на Брендона. То, что она увидела, поразило девушку.

В его взгляде было не просто сочувствие. Казалось, он проник в ее душу и вместе с ней переживает внутреннюю борьбу. Он не сказал ни слова, но она отчетливо чувствовала, что это так. У нее еще никогда не было такого странного, непостижимого ощущения.

— У тебя получится, — мягко сказал он, — если тебе это нравится, то все у тебя получится.

— Да, мне это нравится.

— Тогда держись, не сдавайся. И никого не слушай. Смотри в будущее и победишь.

— Почему ты так во мне уверен? Даже я сомневаюсь в успехе.

— Я знаю, что говорю. Главное — верить в себя. Я видел тебя в Остине, а теперь здесь. Знаешь, я ведь тоже не всегда был богат, как тебе могло показаться. Я помню время, когда у меня не было и того, что есть у тебя. Если я смог пробиться, то и остальные смогут.

— Даже женщина? — спросила она, лукаво прищурившись.

Он засмеялся и погладил ее по руке, с удовольствием ощутив под гладкой кожей крепкие мышцы. Да, она действительно много работает.

— Ты шутишь? Женщины по своей природе превосходят мужчин.

— Что? — Она была потрясена. — И это говорит техасец?

— Это научный факт. У них лучший набор хромосом, они более устойчивы к болезням, их череп совершеннее, а организм выносливее. У мужчин одно преимущество — мускульная сила. Но это слабое утешение.

— О Господи… где ты всего этого набрался?

— Я всю жизнь прожил на ранчо. Природа рассказывает нам много интересного, надо только прислушаться.

— Да? — Морин улыбнулась, заметив, что он все еще держит руки на ее плечах.

Брендон поцеловал ее. Это был нежный, ласковый поцелуй, похожий на тот, которым обмениваются друзья при встречах и расставаниях? Подавшись назад, он заглянул ей в глаза.

— Морин, — произнес он тихо, почти молитвенно и снова припал к ее губам.

На этот раз его поцелуй был властным и страстным. Он обхватил ее руками за талию, крепко прижав к себе. Ей казалось, что время остановилось, что они всегда были и будут вместе.

Руки Морин сами взметнулись вверх и обвились вокруг его шеи. Внутри ее бушевала буря, готовая в любой момент вырваться наружу. На какую-то долю секунды девушка полностью отдалась во власть Брендона, ощутила огромную веру в него, в себя и в целый мир. Она возвращала его поцелуй Все мысли вылетели у нее из головы, осталась лишь буря эмоций.

Он осыпал поцелуями ее щеки, глаза, уши и шею. Держа Морин в своих объятиях, он мечтал о том, чтобы она не нарушила словами это волшебное мгновение. Но его нарушил Джо.

Ветеринар бодро влетел в хлев.

— Ну, как дела? — спросил он и только тут понял, что происходит. Он смущенно отпрянул, чувствуя себя незваным гостем.

Корова громко замычала.

Джо метнулся к ней мимо Брендона и Морин.

— Кажется, пора.

Не теряя времени, он смазал руки жиром до самых локтей и приступил к работе. Пока Джо поворачивал теленка, Брендон держал корову за голову. Животное прерывисто мычало, и Морин болезненно морщилась.

Она назвала новорожденную Клавдией. Ей всегда нравилось это имя. Брендону оно тоже понравилось, судя по его улыбке.

— Это особенный теленок, — сказала Морин, когда они вытирали Клавдию.

— И особенная ночь, — отозвался Брендон, взглянув на нее.

Девушка, стоявшая на коленях около теленка, села.

— Да.

Они смотрели друг на друга, позабыв о теленке, о Джо и о корове. В это мгновение целый мир состоял только из них двоих.

Глава 19

Морин всегда считала, что для настоящего волшебного Рождества необходим снег. Но, подъехав вечером двадцать третьего декабря к дому Брендона, она изменила свое мнение. На двух десятках древних дубов, стоявших по краям извилистой подъездной дороги, горели тысячи маленьких ярких лампочек. Они свисали с верхних веток до самой земли наподобие сосулек. Эффект был потрясающим Огромный дом красного кирпича тоже окружали светящиеся гирлянды — такие яркие, что девушке приходилось щурить глаза.

У двери ее встретил дворецкий-мексиканец в парадном костюме. Он принял у нее пальто и показал жестом на гостиную слева. Едва сделав шаг, она увидела идущего к ней Брендона.

— Я знал, что это ты, — сказал он, целуя ее в щеку.

— Правда?

В комнате были только Бины, Шарлин и незнакомая женщина с двумя детьми.

— Ты приехала последней, — объяснил Брендон.

Морин была приятно удивлена. Брендон в отличие от Барбары Котрелл не стал устраивать пышный прием. Она полагала, что Рождество — это праздник для самых близких, и была рада тому, что Брендон разделяет ее мнение.

Он познакомил ее с Ширли и девочками. Билли и Сэмми.

— А правда, что на вашем ранчо есть золото? — спросила Билли. — Я слышала об этом в школе.

— Боюсь, что нет. Мой дядя долго искал его, но так и не нашел.

— Жалко. Было бы так классно откопать золото!

Сэмми схватила сестренку за руку.

— Пойдем возьмем еще пирожков!

Они удалились вместе с Ширли.

Морин поздоровалась с Линн и Шарлин. Шарлин, как всегда, искрилась радостью. Как видно, праздники еще больше подняли ей настроение, если такое вообще возможно. А что касается Лини, то Морин не виделась с ней после барбекю у Котреллов, если не считать случайных встреч в Кервилле. Шарлин говорила, что в последние недели Линн почти не выбиралась из дома. В ее тоне звучало беспокойство, но у Морин было полно своих забот, и она просто не придавала этому значения.

Теперь, снова увидев Линн, она поразилась невыразимому страданию, которое читалось в зеленых глазах женщины.

Линн уже не пыталась скрывать свои чувства под светской маской.

— Прекрасное платье, Линн, — сказала Морин, надеясь хоть немного ее подбодрить.

— Спасибо, я купила его в Далласе, — печально произнесла та и вдруг просияла. — Послушай, после Рождества мы с Шарлин поедем за покупками. Обожаю выбирать себе новые тряпки! Может, поедешь с нами?

— Не знаю, как у меня будет со временем.

— Ясно. — В голосе Линн послышалось явное разочарование. Она торопливо огляделась. Это был взгляд пойманной птицы, которая хочет вылететь из клетки, но знает, что это невозможно.

Морин видела, что Линн с трудом держит себя в руках; сердце ее сжалось от сострадания.

— А вообще-то я, пожалуй, смогу выкроить денек-другой — Правда? обрадовалась Линн. — Мы возьмем напрокат самолет. Я за все заплачу и сниму номера в хорошей гостинице. Ни о чем не беспокойся. Мы отлично повеселимся Да, Шарлин?

— Конечно. Как всегда, малышка.

Линн опять скользнула глазами по комнате. На этот раз Морин проследила за ее взглядом.

В дальнем углу, возле маленького рояля, Берт разговаривал с Ширли. Он небрежно положил руку ей на бедро и мед ленно повел ее вниз. Возмущенная женщина отступила назад и тихо сказала ему что-то резкое. Чувствовалось, что она умеет постоять за себя в таких ситуациях. Линн с застывшим лицом натянуто улыбалась.

Только сейчас Морин поняла, что к чему. До нее вдруг дошел смысл недомолвок Шарлин и Линн. Берт был бабником, и Линн отчаянно пыталась сохранить семью и свое женское достоинство.

Шарлин тоже заметила маленькую сценку между Бертом и Ширли и взяла Линн за руку.

— Пойдем-ка в столовую, там потрясающие закуски — Конечно, — процедила Линн сквозь зубы.

Морин пошла за ними, не зная, чем помочь бедняжке.

В столовой действительно было много разных деликатесов, но у Морин пропал аппетит. Она искренне переживала за подругу. В тот момент, когда она собиралась положить в маленькую тарелку с золотой каемкой фасоль с рисом, Линн вдруг разрыдалась. Шарлин нашлась первая:

— Ну-ну, малышка, успокойся. Все в порядке. Ты справишься с этим.

— Мне хочется его убить! — всхлипнула Линн, смахивая слезы. Глаза ее умоляюще смотрели на Морин. — Я не хотела, чтобы ты… и вообще все люди… знали.

— Почему? Я хочу тебе помочь.

— Потому что… — Линн страдальчески сморщилась, но быстро откинула волосы с лица, заставив себя успокоиться. — Ты не знаешь, как сильно я тебе завидую… ты ни от кого не зависишь, ходишь куда хочешь и делаешь что хочешь. Я знаю, тебе нелегко приходится на ранчо, но мне твоя жизнь кажется просто чудесной.

— Тогда избавься от Берта и тоже живи свободно.

— Это не так просто.

Морин озадаченно посмотрела на подругу.

— В наши дни развестись даже легче, чем выйти замуж.

Этот мужчина делает тебя несчастной. Я бы не стала терпеть его выходки. И тебе не советую. Ты заслуживаешь большего, Лини.

Линн попыталась улыбнуться, но не смогла.

— Я знаю, но мне приходится думать о детях.

Морин взглянула в гостиную, где Брайан и Стефани играли в видеоигру под рождественской елкой.

— По-моему, они вполне самодостаточны. Я не думаю, что развод скажется на них слишком тяжело.

— Я не об этом. Я не смогу жить, если мне запретят видеться с моими детьми.

— С какой стати тебе запретят с ними видеться? Ты мать, и за тобой право опеки.

Линн вскинула брови в горькой насмешке:

— Нет. Право опеки получит Берт. Он сделает так, чтобы я их никогда больше не увидела.

— Какая ерунда! Ты очень хорошая мать. Это ясно даже слепому. Ни один суд в мире не даст Берту опеку над детьми.

— Вот тут ты ошибаешься. Это не мир, это Техас Берта Бина, где он может купить любой суд. И суд повернет законы в его пользу.

Морин была в шоке.

— Он выкупит твоих детей?

— Именно так.

— О Боже! И сколько это уже продолжается?

— Пятнадцать лет. Деньги позволяют Берту делать все, что он только пожелает. Насколько я знаю, у него есть любовницы-проститутки в трех городах. Раньше он пользовался услугами Дженни Слоан, но теперь она нашла себе нового сладкого мальчика. Я слышала, что это Александр Котрелл. — Линн вдруг вспомнила, как близки Морин с Александром, и закусила губу. — Конечно, я не уверена. Я за ним не следила.

— Просто невероятно! — Морин взглянула на Шарлин. — Неужели все мужчины такие? — Она подумала о Брендоне.

— Нет, конечно, — заверила Шарлин, зная, кто у нее на уме, — мой Чарльз был совсем другим. Если бы он мне изменял, я бы знала. Жены сразу это чувствуют. Но к сожалению, слишком много таких, как Линн. Они рано выходят замуж, ничего не зная о двойном стандарте, а потом попадают в ловушку.

— Я знаю только одно: на ее месте я бы нашла способ вырваться.

— Да? — горько спросила Линн. — Когда придумаешь, как это сделать, дай мне знать.

Морин посмотрела ей прямо в глаза:

— Непременно, Линн.

* * *

Брендон подошел к Берту, который играл рождественский гимн на маленьком рояле.

Берт поднял свой бокал с виски и залпом осушил его.

В это время Линн вместе с Шарлин и Морин заходили в столовую.

— Хорошая вечеринка, Брендон.

— Я рад, что тебе нравится. Смотри только не слишком веселись. Брендон защищал Ширли так же, как и она его.

Берт бросил на него злой взгляд:

— Не суй свой нос в мои дела!

— Когда речь идет о Ширли, это как раз мои дела.

— Ладно, хорошо, — уступил Берт и решил сменить тему:

— Я слышал, ты продал свой «лир». Что это с тобой?

Все болтают о том, как быстро ты отказываешься от своих нефтяных скважин и фирм. Ты что, разорился?

— Нет. Это просто предосторожность.

— О чем ты, черт возьми? Дела идут как нельзя лучше.

По моим прогнозам, к концу года цена на нефть поднимется до двадцати пяти долларов за баррель.

— Я так не думаю.

- Уже сейчас я зарабатываю миллион долларов в месяц — и это чистая прибыль!

Брендон уловил в голосе Берта Нотку сомнения, казалось, он сам не вполне верит в свою удачу. Берт принадлежал к тому типу людей, которые своими поступками часто вредят самим себе. Он беспечно относился ко многим важным вещам, в том числе и к своей семье. Брендон был уверен, что рано или поздно ему придется за это ответить.

— Может, я ошибаюсь, но мне показалось, что надо сбыть с рук побольше имущества. Я не могу со всем управиться — даже в хорошие времена.

— Да? А я могу.

— У меня был долг больше пятисот миллионов. Это нешуточная сумма.

— Ты так думаешь? У меня самого почти столько же. Но я рассчитываю за три года удвоить капитал. В этой земле полно нефти, а Саудовская Аравия не такая уж и большая, как ей кажется.

— Я был там несколько недель назад, Берт. Эти парни знают свое дело. Скоро они наводнят рынок, и цены на нефть резко упадут…

— Чушь собачья! — перебил Берт.

— Берт, не думай, что этого не случится только потому, что тебе этого не хочется.

— Не желаю слушать пессимиста! Надо всегда надеяться на лучшее.

— Что ж, возможно, что ты прав, Берт. Бог свидетель, мне не хочется даже думать о том, что станет с Техасом и его экономикой, если все разлетится вдребезги. Наверное, я просто решил притормозить… взять новое направление в жизни. — Он посмотрел на Морин, которая только что вошла в комнату с полной тарелкой.

— Она красотка, — сказал Берт, — смотри за ней получше, а то уведут.

Брендон скрестил руки на груди и улыбнулся.

— За это я не волнуюсь, Берт. Нисколько.

Он встал и подошел к Морин, а Берт встретился с осуждающим взглядом жены. Когда она так на него смотрела, он чувствовал себя странно маленьким и слабым.

Ну что он такого сделал? Он жил так же, как его отец и отец его отца. Он богат, черт возьми! Почему же она несчастна?

Почему он несчастен?

* * *

Рождественским утром Морин проснулась оттого, что кто-то стучал во входную дверь. Нетерпеливый звонок прозвенел три раза, прежде чем она успела сунуть руки в рукава своего халатика и сбежать вниз по лестнице.

— Иду, иду! — крикнула девушка.

Хуанита спросонья терла глаза.

— Сеньорита?

— Все в порядке, Хуанита. Иди спать.

Но мексиканка, зевая в кулак, осталась на Верхней площадке лестницы. Любопытство пересилило сон.

Морин открыла дверь и увидела мужчину с белой бородой и в красном костюме, подпоясанном черным ремнем. За спиной у него висел мешок.

— Санта-Клаус?

— Это Александр, милая. С Рождеством! — Он оттянул книзу свою фальшивую бороду и смачно поцеловал девушку в губы.

Морин была потрясена. Она не виделась с ним со Дня благодарения и, по правде сказать, не очень-то хотела увидеться.

Он быстро прошел в гостиную и огляделся.

— Я вижу, у тебя нет елки.

Морин засмеялась:

— Ты такой забавный!

— И это все, что ты можешь мне сказать? А я-то старался!

— Прости. Я не хотела тебя обидеть, но сейчас… — она взглянула на каминные часы, — только семь утра.

— Ты должна была встать еще час назад. Я смотрю, ты еще не рассталась с городскими привычками.

— Это только на Рождество.

Он уселся на диван.

— Сядь же мне на колени и скажи, что ты хочешь от Санта-Клауса.

Это был тот же Алекс, которого она знала в детстве. Она решила сделать вид, будто ничего не изменилось, и выполнила его просьбу.

— Я хочу миллион долларов.

— Пожалуйста! — объявил он и вытащил из мешка очень большую коробку.

— Зачем это?

— Мне так захотелось, — сказал он нежно.

— Минуточку. — Морин подошла к комоду с мраморным верхом, достала оттуда сверток в коричневой оберточной бумаге и протянула его Алексу.

— Надеюсь, это не галстук. Терпеть не могу женщин, которые дарят мужчинам галстуки. Как правило, они невообразимо скучны.

— Нет, это не галстук.

— Отлично. — Он развернул сверток и увидел пару кожаных шоферских перчаток из Италии. Он видел такие же в Нью-Йорке и хотел их купить, только не было времени. — Как ты угадала?

— Значит, тебе понравилось. Я так и думала.

— А теперь открой свой подарок.

Она разорвала зеленую бумагу с северными оленями и увидела роскошную укороченную шубку из чернобурки.

— Ох, Алекс, я не могу…

— Можешь. Надень.

— Это безумна дорого, — сказала она, погладив прекрасный мех.

— Надевай, — настаивал Александр.

Он придержал шубку, и девушка скользнула руками в атласную подкладку, заметив, что с обратной стороны шубки уже вышиты ее инициалы.

— Видишь? Теперь ты уже не сможешь ее вернуть.

Александр достал еще одну коробочку, поменьше, и Морин испугалась, что это кольцо. Но, к ее облегчению, там оказалась маленькая эмалированная шкатулка. Вслед за тем на свет появились еще три подарка: флакон духов «Джой» — точно татой же он подарил Дженни Слоан, набор бельгийских кружевных наволочек и бриллиантовый браслет — изящный и дорогой.

— Александр, я не могу принять все эти подарки. Их слишком много.

— Мне хочется тебя побаловать. Я получил массу удовольствия, выбирая для тебя эти вещи, и не позволю испортить мне Рождество. Да, вот еще. — Он достал новый подарок и протянул его девушке.

— Нет, хватит!

— Это для Хуаниты.

— А!

— Ну я пошел, мне надо закончить свой обход.

— Ты уходишь? Вот так просто?

— У Санта-Клауса нелегкая работа. — Он встал и пошел к двери. — Но ты можешь мне отплатить.

— Как?

— Приходи сегодня к нам обедать… на ранчо.

Морин вспомнила Барбару и День благодарения.

— Даже не знаю…

— Я понимаю. Ладно, позвоню тебе завтра. Может быть, мы пообедаем в городе.

— Так, наверное, будет лучше.

Прежде чем уйти, Алекс повернул к себе девушку и поцеловал. Он проник языком ей в рот, но она не почувствовала возбуждения.

В конце концов Александр все-таки ушел.

Глядя вслед его удаляющемуся «ягуару», Морин думала об этом поцелуе. и об их отношениях За последние недели ей открылось в Александре много неприятного.

Она по-прежнему была убеждена, что он имеет отношение к той экскурсии по ранчо, которую устроила ей Барбара.

А если и нет, то он не выразил Морин своего сочувствия и не поддержал ее. Наоборот, Алекс был солидарен с мамочкой Она вспомнила предупреждение Битей. А как-то вечером Линн обмолвилась о его любовнице Дженни Слоан, Морин удивлялась, как раньше не замечала всего этого. Зато сейчас все встало на свои места.

Александр был ее другом — безупречным джентльменом.

Наверное, даже чересчур безупречным. Она чувствовала, что его влечет к ней, и не сразу поняла причину его удивительной сдержанности. Сначала, когда она только похоронила Мака, ей казалось, что он сдерживается из уважения к ее горю. Потом у нее возникли проблемы с Майклом. Но и после того как Майкл исчез с горизонта, Алекс по-прежнему не предпринимал попыток сблизиться. Он не сделал ничего, что могло бы повредить его положению верного друга Это было слишком расчетливо.

Проанализировав события с точки зрения чистой логики, Морин многое увидела. Александр хотел купить ее ранчо.

Барбара думала, что ей удастся взять ее на испуг. Мать с сыном явно вели какую-то непонятную игру.

Может ли быть, что Александр ухаживал за ней, чтобы жениться ради ее земли?

Девушка покачала головой. Нет, она не должна так думать. Не мог он так сильно измениться… Или мог?

Александр был честолюбив. Он мечтал стать владельцем самого большого скотоводческого ранчо в Техасе. Присоединив ее землю, он добьется своей цели. «Неужели это так?» — в страхе подумала Морин.

Она вернулась в гостиную и взглянула на его щедрые подарки. «Я права. Их действительно слишком много. Александр пытается меня купить. Как Берт купил себе жену и любовниц».

«Интересно, а что он подарил на Рождество Дженни Слоан?» — мелькнуло в голове у девушки, но в следующее мгновение она поняла, что ее это совсем не волнует.

Она так задумалась, что не услышала телефонного звонка и не заметила, как Хуанита вошла в комнату.

— Сеньорита, вас к телефону.

— Что? — Морин точно очнулась от наркоза.

— К телефону, — повторила служанка.

Перегнувшись через диван с новой обивкой, за которым стоял туалетный столик, она сняла трубку и протянула ее девушке.

— Это мистер Уильямс. — По лукавой улыбке мекоикан ки Морин поняла, что она не вполне успешно скрывает свои чувства к Брендону.

— Поздравляю с Рождеством! — сказал он. — Я хотел узнать, встала ты или еще нет. Я совершаю рождественский обход и хочу заскочить к тебе на минутку — Конечно, приезжай, — отозвалась девушка, дотронувшись до своего неумытого лица и бросив взгляд на халатик, — в любое время.

— Прекрасно! Я буду у тебя через пятнадцать минут. — Он дал отбой, не попрощавшись.

Морин посмотрела на Хуаниту:

— Он будет здесь через пятнадцать минут.

Она швырнула трубку на рычаг и помчалась вверх по лестнице, на бегу срывая с себя халатик. Старая мексиканка расхохоталась.

— Yo creo que esto Santa Claus es muy hueno.[9]

* * *

Брендон опустил свой вертолет рядом с раскидистым дубом перед домом Морин, вытянул из заднего отсека елку и подхватил с соседнего сиденья четыре коричневых бумажных пакета.

На вечере он ничего не сказал Морин про свой подарок, Собираясь преподнести сюрприз. Но, тайно переговорив с Хуанитой, он узнал, что Морин не наряжала рождественскую елку.

Морин ждала его на парадном крыльце. По ее лицу Брендон понял, что сюрприз удался. Она, как девочка, хлопала в ладоши и смотрела на него со счастливой улыбкой. Глаза ее светились радостным волнением.

— Ты принес мне елку!

— Неужели у тебя ее нет?

— Знаешь, было как-то не да этого — закрутилась по хозяйству. Но откуда ты узнал? А, тебе сказала Хуанита!

— Конечно. — Он взошел на верхнюю ступеньку — Елка не очень большая, всего пять футов Еле впихнул ее в вертолет — Ты мог привезти ее на машине…

— Это заняло бы много времени. — Он шагнул вперед и поцеловал девушку, прижавшись губами к ее мягким, податливым губам. — С Рождеством!

— С Рождеством, — прошептала она, не в силах пошевелиться.

Ей хотелось остановить это чудесное мгновение. Интересно, повторится ли оно когда-нибудь? Или она узнает о Брендоне что-то плохое, и все ее надежды разлетятся в прах, как случилось с Александром?

— Пойдем в дом? — спросил он.

— Ой, конечно! — спохватилась Морин. «Что это я, в самом деле, стою и пялюсь на него как дура?»

Брендон отодвинул от одного окна мягкое кресло и установил елку на подставку, потом достал гирлянду с разноцветными лампочками и начал выгружать из пакетов голубые, зеленые и красные елочные игрушки. Хуанита тоже внесла свой вклад в украшение елки: принесла жестяную банку с фигурными пирожными, облитыми глазурью, с петелькой на каждом. Они нажарили поп-корн, нанизали на нитки клюкву и повесили мишуру.

Когда все было готово, Брендон отступил назад и сказал:

— Правда, здорово?

— Замечательно!

— Я забыл про ангела. На верхушке должен быть ангел. — Он обернулся к ней:

— Мне кажется, тебе будет неудобно там сидеть.

— Да слишком скучно… — сказала Морин, -..без тебя.

Брендон подошел к девушке и нежно взял в ладони ее лицо.

На этот раз его поцелуй был еще более опьяняющим. Он прижал ее к себе, и Морин закружилась в водовороте чувств.

Ей захотелось сорвать с себя шелковую блузку, но она сдержалась. У нее было такое чувство, что она падает куда-то в бездну. Сердце ее отчаянно колотилось, дыхание сделалось прерывистым.

— Я люблю тебя, Морин, — сказал он.

Сначала она подумала, что это ей послышалось, но он повторил:

— Я люблю тебя и очень хочу остаться с тобой, чтобы доказать свою любовь. Но к сожалению, у меня нет времени.

— Нет времени?

— Мне надо идти.

— Почему? Ты мог бы остаться пообедать.

Она недоумевала: куда он может отправиться на Рождество? Ведь у него совсем нет родных. И вообще почему они разговаривают, а не целуются?

— Мне надо уехать из Техаса. Меня не будет в стране месяц, а может, и больше.

— Куда ты едешь?

— В Саудовскую Аравию. Это очень важно.

— А завтра ты не можешь поехать?

— Нет. Не забывай, что мусульмане не отдыхают на Рождество. У них это обычные рабочие дни.

Морин вспомнила, как одержим был работой Майкл.

Шарлин как-то сказала ей, что Брендон — трудоголик. Может быть, она повторяет прежнюю ошибку, и ее ждет такое же разочарование, какое она пережила с Майклом?

— Ты уезжаешь в командировку на Рождество? Тебе не кажется, что это уж слишком?

— Поверь, я бы с удовольствием остался здесь, с тобой.

Но я ничего не могу поделать. Чтобы ты поняла, я скажу тебе одну вещь, которую больше никто не должен знать.

— Я никому не скажу.

Он улыбнулся и провел кончиком пальца по контуру ее губ.

— Знаю. Меня посылает туда Вашингтон.

— Вашингтон? Это опасно?

— Нет. Я отсижу на нескольких совещаниях, сделаю несколько докладов и вернусь домой.

— Я буду по тебе скучать, — сказала она и тут же подумала, что это рискованное замечание.

— Я тоже. Но я буду очень часто звонить тебе.

Она улыбнулась:

— Международные звонки стоят дорого…

— К черту деньги! — сказал Брендон и снова ее поцеловал.

Морин обняла его крепко-крепко и подумала: «Хорошо бы был такой прибор, который расплавил бы наши тела и слил их в единое целое! Но такого чуда нет даже у Барбары Котрелл».

Она проводила его к вертолету. Брендон обнимал ее за талию и давал незначительные наставления перед разлукой: побольше спать, беречь себя и ждать его возвращения.

Потом он в последний раз поцеловал ее и пошел к вертолету. Взметнув под собой воронку пыли, железная машина кругами поднялась в воздух и исчезла из виду. «Точно Бог взошел на небеса», — подумала Морин.

Глава 20

Брендон Уильямс молча вышел с последнего совещания ОПЕК. Он знал, что этот день настанет, и все же надеялся, что его опасения не оправдаются. Подойдя к платному телефону, он набрал номер американского посольства. Трубку взяли сразу.

— Это Уильямс. Позовите шефа.

Через несколько секунд абонент вышел на связь.

— Все кончено. Обвал.

— Как низко упадут цены? — спросил голос на другом конце провода.

— Ниже десяти долларов за баррель.

— Это смешно!

— В ОПЕК есть немало желающих вытеснить Англию и Соединенные Штаты из нефтяного бизнеса.

— Ты уже разговаривал с королем Фахдом?

— Я три раза был в его дворце в Эль-Рияде. А здесь, в «Женеве», мелькаю так часто, что меня уже знает в лицо швейцар. Конечно, я с ним разговаривал. Я встречался с послом Саудовской Аравии, принцем Бандаром. Я думал, он сможет повлиять на короля Фахда. Но все остальные члены ОПЕК решили затоварить рынок, и тут уж ничего не поделаешь. Нам грозит страшный кризис.

— А Иран?

— Иранцам нужны высокие цены, чтобы финансировать свою шестилетнюю войну с Ираком. Они так же пострадали, как и мы.

В трубке безнадежно вздохнули.

— Ну что ж, собирайся. Можешь ехать домой.

— Это единственная хорошая новость, которую я услышал за последние недели.

— Спасибо тебе, Брендон. Ты Потратил на нас столько времени.

Брендон покачал головой:

— Прости, я сделал все, что мог.

— Ты не мог сделать больше. Мы все надеялись на чудо.

Брендон повесил трубку. Нефтяные министры выходили из конференц-зала, и на них тут же хищно набрасывались с вопросами журналисты. Работала телекамера, вспыхивали фотоаппараты, отовсюду тянулись микрофоны. Он пробрался сквозь толпу любопытных репортеров и вышел в открытые двери на залитую солнцем улицу. Интересно, что сейчас делает Морин?

* * *

В новогодний вечер Александр Котрелл решил, что пора менять тактику в отношении Морин. Его мать добилась лишь того, что Морин с новой решимостью взялась за свое ранчо.

На неделе между Рождеством и Новым годом Александр четыре раза звонил девушке, но она упорно отказывалась с ним встречаться.

Алекс не понимал, в чем дело, но собирался это выяснить. Встретившись в Кервилле с Уэсом Рейнольдсом, он обнаружил, что этот человек прямо-таки кладезь всяческой информации и по-прежнему жаден до денег.

Как оказалось, Уэс делал основные закупки для ранчо и имел право подписывать банковские счета. Алекс был приятно удивлен.

За каких-то пять минут он придумал, как довести Морин до банкротства чтобы она пришла к нему, умоляя о помощи. И тогда он сделает ей предложение, от которого она уже не сможет отказаться.

Александр дал Уэсу тысячу долларов и велел ему постепенно опустошать корпоративный счет ранчо — выписывать фальшивые чеки, а денежки класть себе в карман, но стараться, чтобы все выглядело как можно естественнее.

Уэс с радостью согласился, не задавая лишних вопросов.

Алекс не боялся, что десятник проболтается. Он заранее подготовился к тому дню, когда Уэс придет к нему и пригрозит все рассказать Морин: получив еще пять тысяч, Уэс наверняка согласится по-тихому убраться из города и больше никогда сюда не возвращаться.

Впервые за много месяцев Александр с уверенностью смотрел в будущее. Он преуспеет там, где потерпела поражение его мать. И никогда, никогда не даст ей об этом забыть!

Глава 21

Паника распространялась по Техасу со скоростью чумы.

Безоблачное прошлое штата не давало иммунитета против подобных потрясений. Сначала люди не верили в происходящее, потом отрицали очевидные факты, а потом их захлестывал страх. Никто не был защищен, даже самые богатые и влиятельные. Сокращались рабочие места, закрывались фирмы, миллионы долларов мгновенно испарялись в воздухе.

Названия буровых, компаний-поставщиков и эксплуатационных организаций с многомиллионными доходами стирались из памяти компьютеров и вычеркивались из учетных книг.

Почти в каждой энергетической фирме штата был упразднен средний руководящий персонал. Количество нефтяных скважин сократилось с нескольких тысяч до семисот.

28 января взорвался «Челленджер». Техасцы восприняли это как личную трагедию. Многие считали, что таким образом Бог покарал их штат за былую распутную жизнь. Богачи избавлялись от своего имущества. На дорогах больше не встречались «мерседесы», «БМВ» и «роллс-ройсы». Вдоль скоростных трасс, ведущих в Даллас и Хьюстон, как грибы после дождя вырастали рынки подержанных машин. Техасцы отправлялись в Нью-Йорк и Лос-Анджелес и там пытались продать свои многочисленные курортные квартиры, искали среди кинозвезд и биржевых маклеров покупателей на свои реактивные самолеты.

Пробил звездный час ломбардов. Состоятельные дамы закладывали свои драгоценности, меха и фамильное серебро.

Этой зимой хозяева светских салонов на восточном и западном побережьях Америки, на юге Франции, в Сент-Мэрисе и Лондоне оплакивали пустые места за своими обеденными столами, ибо на их вечеринках не хватало веселых, обаятельно наивных техасцев.

Цена за баррель нефти упала до предсказанных Брендвном Уильямсом десяти долларов.

Болезнь поразила и недвижимость. Сотни семей покидали родные дома, навсегда расставаясь с добрыми соседями и друзьями детства.

Прогорали банки, наводненные неоплаченными кредитами.

Штат был охвачен безумием.

Высокопоставленные служащие выбрасывались из окон хьюстонских небоскребов, в Далласе нефтяные магнаты приставляли к вискам пистолеты. Благотворительные организации надрывались, выпрашивая денежные пожертвования, которые они легко получали всего несколько месяцев назад.

Голодные дети с отчаявшимися родителями ютились под мостами в Ларедо, Эль-Пасо и Сан-Антонио. Закрывались миссионерские дома-приюты.

Хьюстон, 14 апреля 1986 года

Перед высотным зданием в деловой части Хьюстона стояли четыре черных «кадиллака». Шестеро безупречно одетых мужчин средних лет доедали ленч в клубе, расположенном на последнем этаже небоскреба — над суетой и проблемами большого города.

Первым из-за стола поднялся седой мужчина, сидевший спиной к окну. Остальные последовали его примеру.

Щелкнув пальцами, он подозвал метрдотеля и что-то шепнул ему на ухо, потом дал знак всем идти за ним.

В лифте он нажал кнопку, и они спустились на несколько этажей. Когда двери лифта открылись, перед ними предстал устланный белым ковром конференц-зал с длинным столом орехового дерева.

Мужчина с серебристыми волосами сел в голубое кожаное кресло во главе стола, как обязывало его положение председателя собрания.

Остальные расселись сообразно рангу: по левую руку от председателя президент, за ним — вице-президент и три заместителя. Такой порядок был заведен во всех цивилизациях с незапамятных времен — с тех самых пор, как люди признали необходимость гармонии в жизни.

— Мы переживаем поворотный момент в нашей истории, джентльмены, — начал председатель, — десятилетиями мы стремились внедрить наши планы в жизнь, но не имели такой возможности. Обстоятельства, время и цены на нефть были против нас.

Все засмеялись. Когда председатель шутил, полагалось смеяться, даже если его шутки были не очень удачными.

— Техасский план, джентльмены, скоро станет реальностью. — Он выдержал паузу. — Как вам известно, за последние недели мы купили несколько мелких банков. Ио моим расчетам, к концу второго квартала их число утроится. Мы будем и дальше отказывать в праве выкупа просроченных закладных нефтяным компаниям, фирмам-разработчикам, земельным хозяйствам и скотоводческим фермам.

Председатель сделал глоток воды и продолжил:

— Если вы заглянете в бумаги, которые я положил перед вами, то увидите там карту территории Кервилла. За последнее время мы приобрели два небольших ранчо в этом районе. — Он показал на карту. — А вот это огромное ранчо самый лакомый кусочек. Обратите внимание на длинную взлетную полосу. Она требует ремонта, но это ерунда в сравнении с теми преимуществами, которые дала бы нам эта земля. Местность очень живописна, как видно на фотографиях. Там много воды и хорошая ирригация. Превосходная площадка для строительства нашего собственного Лас-Вегаса. Только на одном этом участке мы могли бы возвести полдюжины отелей и казино. Как только земля окажется в нашем распоряжении, мы сможем более агрессивно взяться за приобретение новых площадей. Как вы знаете, сейчас наши люди в Остине активно проводят в конгрессе билль об игорном бизнесе. Дела идут успешно. Я доволен.

Председатель положил карту на стол.

— Господин президент, — обратился он к мужчине, сидевшему непосредственно слева от него.

— Да, господин председатель.

— Направьте своих людей в Кервилл, пусть свяжутся с нашей сотрудницей, Дженни Слоан. Она сообщила, что у нее на примете есть человек, который может быть нам очень полезен. Он очень хочет с нами поговорить.

— Это Александр Котрелл, сэр?

— Да. Нам будет на руку заручиться фамилией Котрелл, особенно в Остине.

— Я просмотрел свои бумаги и нигде не нашел названия этого ранчо.

— Я нарочно его не проставил. Следы, мистер президент!

Мы никогда не оставляем следов.

— Да, сэр, конечно.

— Это ранчо Макдональда, и я хочу, чтобы вы мне его добыли.

— Да, сэр.

* * *

Брендон Уильямс прошел в зал ресторана «Бобби Мак».

Был прекрасный весенний денек. Он предпочел бы провести его с Морин, но все же согласился встретиться с Джоэлом Коннером, президентом и учредителем Национального банка Кервилла.

Джоэл, уже сидел за столиком.

— Привет. Как дела? — спросил Брендон, разворачивая на коленях салфетку. Он еще никогда не видел Джоэла — человека сильного и решительного — таким расстроенным.

— Хуже не бывает.

— Никогда не зарекайся, — пошутил Брендон, тщетно пытаясь разрядить обстановку.

— Я рад, что ты пришел. Надеюсь, ты мне поможешь.

— Не буду ничего обещать, но постараюсь.

— Как твой банк в Далласе?

— Пока держится.

— Значит, ты не собираешься сматывать удочки?

— Нет. С какой стати?

Джоэл удивленно взглянул на Брендона.

— Может быть, ты не заметил, но в Техасе самый разгар депрессии.

— Сматывать удочки — не выход из положения. — Брендон отпил глоток чая со льдом. — Джоэл, два года назад я говорил тебе, чтобы ты ввел более жесткие ограничения на кредиты. Ты сделал это?

— Нет.

— О Господи!

— Черт возьми, откуда мне было знать? Я же не бабка-гадалка!

— Это ты зря, парень. Признаки были повсюду. Что, дела совсем плохи?

— В банке наплыв требований о возврате вкладов. Мне уже пришлось отказать в выкупе просроченных закладных. И у меня такое чувство, что это только начало.

— Что еще, Джоэл?

— Я хочу, чтобы ты помог мне возместить некоторые потери.

— С таким же успехом ты мог попросить, чтобы я отрезал себе руку. Мне очень жаль, но я ничем не могу тебе помочь. У меня проблем не меньше.

— Нет, меньше.

Брендон понял, что Джоэл что-то недоговаривает.

— В чем дело, Джоэл?

— Мне пришлось обратиться за поддержкой к частным инвесторам.

— О Боже! — Брендон физически чувствовал панический страх Джоэла. — Что это за инвесторы?

— Они из Хьюстона.

— Мошенники ростовщики.

Джоэл натянуто усмехнулся:

— Да нет, просто инвесторы. Они очень хотели помочь.

— Еще бы!

— Я нуждался в их помощи.

— Дело дрянь, Джоэл. Даже не знаю, как тебя вытянуть.

Вряд ли это вообще возможно.

— Всегда есть какой-то выход, Брендон.

— Не всегда, — отозвался Брендон, и тут до него дошло, о каком выходе говорил банкир. — Нет, Джоэл! Подумай о Марте и детях. Не делай глупостей! Обещай мне.

— Обещаю, — сказал Джоэд, но голос его звучал неуверенно.

* * *

Только что Берт Бин пережил самый трудный день в своей жизни. Оглянувшись, он посмотрел на высокое зеленоватое здание из стекла и стали, носившее имя его фирмы — «Нефтяная компания Б. Бина». Вот уже семнадцать лет грудь его раздувалась от гордости каждый раз, когда он видел свое имя на фирменном бланке. Десять лет назад, построив это здание, он испытал чувство полного удовлетворения. Прошлое наконец-то осталось позади!

Больше всего на свете Берт боялся нищеты. Он всю жизнь открещивался от своих корней, прорываясь в богачи. Но теперь его страхи стали реальностью. Он мог потерять все, что с таким трудом обрел. Ему казалось, что он висит на краю пропасти, цепляясь за выступ скалы кончиками пальцев.

Сегодня он встречался со своими бухгалтером и юристом и понял: надо искать другие источники доходов. Если в ближайшие три месяца он их не найдет, то станет банкротом.

Берт сел в «мерседес» и задумался, ласково поглаживая кожаный руль. Он слишком много работал, чтобы теперь все потерять. Ему нравились дорогие автомобили, особняк, костюмы, сшитые на заказ у лучших портных, самолеты, на которых он летал. Его жена одевалась лучше всех женщин в Кервилле, если не во всем Техасе, и это имело для него большое значение. Берт хотел, чтобы его дети учились в частной школе, чтобы у них были самые лучшие игрушки, самая лучшая одежда и самые лучшие друзья. Он не собирался отказываться от своего образа жизни.

Надо искать выход. Он не намерен сдаваться! Он не допустит, чтобы над ним глумились Котреллы и им подобные.

Для них он до сих пор «белая рвань», «нищий выскочка», которому никогда не влиться в их круг, но он докажет им, что они ошибаются. Он лучше их и вдвое умнее. Он борец.

Бедное детство научило его выживать в этом мире.

Пусть коренные техасцы вроде Сэма Рэйлсона из Далласа выпрыгивают из окон и пускают себе пули в лоб. Эти парни слабаки. Они никогда не знали нужды. Берт Бин не из таких. Он пойдет на все, лишь бы вернуть свое богатство.

Берт съехал с обочины, нажал на газ и устремился вперед, подрезая другие машины и не обращая внимания на желтые предупредительные огни светофоров. Он точно знал, куда держит путь. Припарковавшись на стоянке с табличкой «Только для жильцов», он взошел на крыльцо и нажал кнопку звонка. Дверь открылась.

— Привет, Дженни. Нам надо поговорить.

* * *

Барбара Котрелл сидела в своем кабинете, глядя в окно на васильковое поле, расстилавшееся за домом. Еще никогда она не была так уверена в своем могуществе.

Целых двадцать пять лет она страстно мечтала о том дне, когда ее противники повалятся, как костяшки домино. И вот этот день настал. Скотоводы, которые в далекие шестидесятые теснили ее с торгов за то, что она женщина, теперь продавали свои пастбища. Банкиры в Хьюстоне и Далласе, которые отказывали ей в ссудах или предлагали сумасшедшие проценты, были на последнем издыхании. А нефтяные магнаты — эта кучка наглых шовинистов, пытавшихся купить ее земли за бесценок, когда у нее были тяжелые времена остались не у дел.

Барбара верила, что это Господь ниспослал ей отмщение.

У нее самой не было никаких долгов. Она вовремя уплатила за все — за землю, за скот, за технику, за коровники, за самолет. Ее бизнес держался на ее репутации, ибо, будучи женщиной умной, она никогда не обманывала своих клиентов и не заключала нечестных сделок.

И жизнь доказала ее правоту.

Все шло именно так, как ей хотелось. Даже Шейн присмирела. Барбара знала: дочери сейчас нелегко — Берт Бин не появлялся уже несколько месяцев. У него хватало своих проблем. Он был на грани банкротства. Барбара предвидела, что этот нищий выскочка разорится одним из первых. Он брал кредиты в Национальном банке Кервилла, основанием для которых служила нефть по цене тридцать долларов за баррель. Джоэл сказал ей (по секрету, конечно), что доходы Берта от платы за аренду одной только недвижимости превышают двадцать два процента.

Барбара засекла одного из приятелей Шейн, снабжавшего ее наркотиками, и заплатила ему, чтобы он больше не появлялся. В последнее время дочь почти не выезжала из дома.

Барбара верила, что Шейн победит тягу к наркотикам, если посидит без них еще пару недель. Прежде ей не приходилось видеть Шейн такой напряженной и подавленной. Это был хороший признак.

Даже Александр воспрянул духом. Он почти не виделся с Морин, говоря, что надо выждать время. Что ж, пожалуй, он прав. Кризис коснулся и Морин. Барбара знала, что банк не продлил ей кредит. Возможно, Алекс просто ждет, когда у нее опустятся руки, и тогда начнет действовать.

Барбара не боялась, что Брендон Уильямс займет место Александра. Депрессия ударила по Брендону так же больно, как и по всем остальным. Он сократил свою империю почти вдвое и теперь занимался перегруппировкой сил, а на это требовалось много времени и энергии. Нет, Брендону некогда крутить любовь с бедной фермершей Морин.

Барбара улыбнулась, что делала в одиночестве крайне редко.

Божьей милостью она была на вершине мира.

* * *

Александр Котрелл поправил галстук и проверил пуговицы на белой рубашке, прежде чем войти в «Ривьеру», шикарный далласский клуб. Здесь был всего один, но великолепный и просторный обеденный зал. Александр прошел к заднему столику. Несмотря на плохие времена, он заметил много знакомых лиц. Странно, что встречу назначили именно здесь. Он бы предпочел место поскромнее. Однако выбирал не он.

Алекс пожал руки двоим незнакомым мужчинам.

— Рад нашей встрече… — он запнулся, вспомнив, что Дженни ни разу не называла имен, — «зам»? — с усмешкой произнес он странную кличку, решив таким образом разрядить напряжение.

У незнакомцев были неподвижные лица, как у роботов, темно-каштановые волосы, одинаково подстриженные и зачесанные на правую сторону. Одному Александр дал около тридцати, другому под сорок. На них были одинаковые костюмы фирмы «Брук бразерс» — Алекс узнал покрой и ткань — и даже одинаковые галстуки. Они молча пялились на него, явно не собираясь называть свои имена.

Александр сел.

- Я слышал, здесь неплохие телячьи отбивные.

— Мы уже сделали вам заказ. Чтобы сэкономить время.

— Спасибо, — сказал он и стер с лица вежливую улыбку.

— Как мы поняли, у вас неприятности. Мы могли бы быть вам полезны. Уверены, что наше сотрудничество будет взаимовыгодным. По всей видимости, мы можем помочь вам завладеть ранчо Макдональда, — сказал старший из «замов».

— В самом деле? Каким образом?

— Мы дадим вам деньги, чтобы вы могли его купить.

— У меня хватает денег, и я уже пробовал этот вариант.

Но мисс Макдональд не хочет продавать ранчо.

— У каждого есть своя цена, мистер Котрелл, — заметил старший.

— Я придумал план. И кажется, удачный.

Александр заметил, что младший мужчина все время отмалчивается, и понял, что у старшего больше полномочий.

— Расскажите мне ваш план, мистер Котрелл, — попросил старший «зам».

— Вы не могли бы звать меня Александром?

— Конечно.

— Морин пытается что-то доказать самой себе с помощью этой земли. Она хочет сделать ранчо процветающим. Я подкупил ее десятника, чтобы он воровал деньги с ее счетов Оставшись без средств, она охотнее согласится продать свое ранчо.

Мужчины переглянулись, не поворачивая голов, как куклы-марионетки. У Александра неприятно засосало под ложечкой.

— Как зовут этого десятника? — спросил старший.

— Уэс Рейнольдс. Несколько лет назад он работал на моем ранчо. Жадный, сукин сын.

— Мне не нравится ваш план, — отозвался «зам», даже не взглянув на своего молодого напарника.

— Да? — Александр возмущенно вздернул брови. — Почему же?

— Остаются «свободные концы», мистер Котрелл. Вам придется избавиться от мистера Рейнольдса. Через него могут выйти на вас. Это плохо. Есть другие способы убрать мисс Макдональд с ее земли.

— И я полагаю, вы их знаете?

— Да, знаем.

— Вы поделитесь ими со мной?

— В другой раз. Мы пришли сюда только затем, чтобы заверить вас в нашей поддержке. Что бы ни случилось, вы можете рассчитывать на нашу помощь. Нам бы очень хотелось, чтобы эта земля стала вашей.

— Когда Морин поймет, что ей не прыгнуть выше собственной головы, она примет мое предложение.

— Она выйдет за вас замуж?

— Да, — уверенно сказал Александр.

Он столько времени мечтал о ней, что теперь принимал желаемое за действительное.

— Это хорошая новость. Когда вы вступите во владение этой землей, мистер Котрелл, нам бы хотелось арендовать или купить у вас часть.

Александр приосанился:

— Вот как?

— Мы дадим вам вдвое больше, чем она просит.

Алекс смотрел на них во все глаза. Вот так удача! Он не только получит землю, которую так страстно желала его мать, но нанесет ей сокрушительный удар, сказав, что продает ранчо Макдональда посторонним людям. Одним выстрелом он убьет сразу двух зайцев: положит на лопатки свою мать и станет богачом. Это решит все его проблемы! Дженни права: эти люди ему полезны.

— По рукам, джентльмены.

Пораженный быстрым ответом Александра, старший «зам» спросил:

— И вы не хотите знать, зачем нам нужна эта земля?

— Мне плевать, что вы с ней будете делать, лишь бы не продавали моей матери!

Впервые за всю встречу на лице старшего отразились какие-то чувства. Правда, Александр не понял, что это — уважение или презрение. Он предпочел считать, что первое.

Глава 22

С того дня, как Брендон признался Морин в любви, они виделись очень редко. Она сильно по нему скучала, хоть и не желала признаться в этом даже себе самой. Много часов она размышляла, подходят ли они друг другу и даже похудела на пять фунтов. Шарлин велела ей слушать свое сердце. Но Шарлин чокнутая при всей своей доброжелательности.

Можно ли принимать всерьез ее советы?

Морин волновалась за Брендона: не слишком ли он загружен работой? Не грозит ли ему опасность? Думает ли он о ней? Он звонил ей почти каждый вечер — отовсюду, где бы ни был, — и всегда оставлял свой телефон и адрес отеля. Но ее все равно терзали сомнения. Была ли она его единственной женщиной? Однажды она уже ошиблась в выборе мужчины и не хотела повторить свою ошибку.

И вообще есть ли будущее у их отношений? Ведь они такие занятые люди. Ранчо, работа… У нее свои проблемы, у него свои. А теперь еще Брендон ударился в патриотизм.

Нефтяной кризис принес безработицу, несчастья и осложнения почти в каждую техасскую семью, и Брендон почему-то решил взять на себя роль всеобщего спасителя. Он представил на рассмотрение законодательных органов штата свои идеи по выходу из кризиса. Морин знала, что его политические связи помогут ему быть услышанным, но не могла понять, почему ему так хочется взвалить на себя проблемы штата, превышающего размерами пол-Европы.

«Да, горький привкус у нашей любви», — думала она, целуя Брендона. А потом, пригревшись в его объятиях, попросила:

— Не уходи!

— Надо, — Нет, не надо. Просто тебе так кажется. Мы виделись с тобой всего несколько часов.

— Я обещал Блейну Арлингтону прийти на сессию. Я должен выяснить как можно больше про этот билль об игорном бизнесе… и узнать, кто за ним стоит.

— Ты говоришь так, как будто за этим кроется какой-то коварный заговор.

— Может быть, так оно и есть. — Брендон снова поцеловал девушку и зарылся лицом в ее плечо. Он знал, что, проснувшись завтра утром, будет помнить запах ее духов и это нежное мягкое тело… Как это мучительно! Завтра они будут за сотни миль друг от друга.

— Ты меня пугаешь.

— Не бойся. Наверное, здесь нет ничего страшного. Но я должен все проверить, чтобы знать, насколько серьезная мне предстоит борьба.

— Борьба?

— Я не пропущу этот билль. Легализация игорного бизнеса — не решение проблем. Техасу не нужны грязные деньги. Мы должны думать о том, как выйти из кризиса.

— Прекрасно, — она улыбнулась, — твои ораторские таланты растут с каждым днем.

Он погладил ее длинные черные волосы.

— Что, слишком нравоучительно?

— Да. Последи за этим.

— Мне очень жаль, что ты не сможешь поехать со мной.

— Мне тоже. Но у меня есть счета, просроченные на месяц, так что до твоего приезда мне будет чем заняться.

Брендон взял ее за руку, и они пошли к его пикапу. В последний раз поцеловав Морин, он забрался в машину. Каждый раз, уезжая, он говорил себе, что не будет оглядываться, и каждый раз оглядывался. Если бы ему пришлось провести остаток жизни, сидя в кресле и глядя на Морин, он был бы вполне доволен своей судьбой.

Она стояла на крыльце, и тонкая шелковая юбка облепляла ее стройные ноги.

— Когда-нибудь… — пробормотал он, подруливая к воротам ранчо, — у нас будет много-много времени.

* * *

Только, через два с лишним часа после его отъезда Морин удалось сосредоточиться на бумагах. Она была слишком занята мыслями о Брендоне. Воображение, как всегда, рисовало ей их любовную близость. К сожалению, обстоятельства мешали им встречаться часто.

Брендон сказал Морин, что два года назад он сбавил темп в работе. Верилось с трудом, ибо тех дел, которые он проворачивал за день, хватило бы на десятерых. Хорошо, что они не встретились раньше.

Вздохнув, девушка собрала все неоплаченные счета и положила их в стопку слева, потом взяла два конверта с погашенными чеками и банковскими заявлениями из Национального банка Кервилла. Она бегло их просмотрела и вдруг встрепенулась:

— О Господи! Здесь какая-то ошибка!

Сжимая бумаги дрожащими руками, Морин просмотрела свой баланс. На нем не хватало двух тысяч долларов.

— Не может быть! Должно быть больше пятнадцати тысяч, даже после оплаты всех чеков!

Она пробежала чеки глазами. Первые, подписанные ее рукой, были правильными. Потом шли чеки на покупку кормов и прочего стоимостью в сотни долларов. Но она не помнила, чтобы покупала все эти вещи. На чеках стояла подпись Уэса.

Морин обнаружила чек на две тысячи долларов, который Уэс выписал непосредственно банку.

Вскочив из-за письменного стола Мака, она решительно направилась в сарай, желая немедленно получить объяснения.

Девушка знала, что Грэди и Расти пасут стадо на северном участке ранчо, а Уэс ездил в город и должен был вернуться в полдень, два часа назад. Она распахнула дверь сарая. Никого. Койки застелены, на тумбочке рядом с маленьким телевизором — банки из-под пива и колы. Девушка взглянула в дальний угол, где у Уэса обычно висела кобура со старинным «кольтом» сорок пятого калибра. Особенно впечатлительным гостям он рассказывал, что этот револьвер с перламутровой рукояткой когда-то принадлежал легендарному Дикому Биллу; на самом же деле оружие было выпушено в 1910 году и куплено Уэсом в ломбарде Сан-Антонио. «Кольта» на стене не было.

Не было также будильника Уэса и его портативного радиоприемника. Морин осмотрела комод, в котором он держал свою одежду.

— Пусто! Черт побери!

Девушка выбежала из сарая и помчалась обратно в дом.

Схватив в кухне телефонную трубку, она набрала номер шерифа.

Хуанита раскатывала тесто для лепешек и не обращала внимания на свою хозяйку, пока не услышала слова:

— Я хочу заявить о том, что мой десятник Уэс Рейнольдс меня обокрал.

* * *

Морин подписала необходимые бумаги в полицейском участке Кервилла. Сержант при ней передал по рации приметы разыскиваемого Уэса Рейнольдса и посоветовал девушке набраться терпения.

Всего через час после того, как она вернулась на ранчо, позвонил сержант Майлер и сообщил, что Уэса нашли.

— Где он был? — спросила Морин.

— В бильярдном зале. Он еще не протрезвел после ночной попойки Хозяин бильярдной видел, как он размахивал большими пачками банкнотов.

— Когда я смогу получить свои деньги?

— Это решит суд. Но, мисс Макдональд, кажется, там осталось не больше пятисот — шестисот долларов. Вчера он делал сумасшедшие ставки и здорово продулся. Хозяин бильярдной сказал, что он никудышный игрок.

— О Боже, никудышный игрок… — потрясение повторила Морин. Если раньше она еще надеялась вернуть свои деньги, то теперь эти надежды быстро таяли.

— Мы будем держать с вами связь, мисс Макдональд.

— Спасибо за помощь.

* * *

Уэс Рейнольдс проснулся в тюремной камере. В голове гудело, бухало и кружилось, как в бетономешалке. Он потер ладонями заросшее щетиной лицо, постепенно припоминая события прошлой ночи.

Соображать было мучительно трудно. По мозгам точно скакал табун диких мустангов. Кажется, он выпил три бутылки те килы.

Он играл на бильярде и выигрывал… а потом начал проигрывать.

Но лучше всего Уэс помнил Салли. Она подошла к нему, как только он появился в бильярдной. У нее была длинная русая коса и классная фигурка. Тугие джинсы облегали изгиб бедер, врезаясь в ложбинку между ягодиц. Ему это понравилось. А еще больше ему понравились ее большие груди. Как округлились ее карие глаза, когда он достал из кармана солидную пачку денег!

Где-то между первой и второй бутылкой текилы они с Салли пошли к ее пикапу и трахнулись в открытом кузове — без одеяла, без простыней, на виду у случайных прохожих. Но им было все равно. Салли хотела даже больше, чем он. При одной мысли о ней он опять почувствовал желание.

Салли осталась с ним на всю ночь. Помнится, она сказала, что хочет купить себе новое платье, и он дал ей денег. Но сколько именно, не помнил. Еще он говорил ей, что положил кругленькую сумму в банк Сан-Антонио.

— О черт! — простонал Уэс.

В голове постепенно прояснялось, и всплывали новые подробности разговора с Салли.

— В какой банк, Уэс? — сладко спросила она, сидя голая на коленях. Луна освещала ее груди.

— В «Стэйт банк», у реки Уолк.

— Я знаю его.

— Правда? — сказал он, обхватив рукой мягкую пышную грудь. Ему нравились ее большие розовые соски и то, как они мгновенно твердели от его прикосновений.

— Я выросла в Сан-Антонио.

— Я был там несколько раз. Местечко как будто ничего, спокойное.

— Да, спокойное. — Она впихнула свою грудь ему в рот. — Мы можем поехать туда вместе, Уэс. У меня есть друг, он снимет для нас домик в западной части города. Мы здорово проведем время, Уэс! — Она взяла другую его руку и положила на свою левую грудь.

Уэс не помнил себя от блаженства.

— Да, поедем туда утром. На твоем грузовике.

— Конечно, милый. Как скажешь.

Уэс потряс головой. Интересно, уехали они в Сан-Антонио или он все еще в Кервилле? И вообще, что с ним случилось?

Он хотел подняться, но колени подкосились, и он снова уселся на койку. Три бутылки текилы — это точно!

В камеру вошел охранник.

— Проснулась наша спящая красавица, — проворчал он презрительно.

Уэс нахмурился. Даже это движение причиняло боль.

Охранник открыл дверь камеры.

— Пошли!

— Куда?

— Пришел твой адвокат.

— У меня нет адвоката.

— Теперь есть.

Уэс поплелся вслед за высоким крупным охранником в глухую комнату для свиданий. За столом сидел молодой мужчина, хорошо одетый и ухоженный, с профессиональным маникюром и стрижкой стоимостью не меньше тридцати баксов.

— Вы не судебный адвокат.

— Нет.

— Кто вас послал?

— Мистер Котрелл решил, что…

Впервые за весь день Уэс улыбнулся:

— Вас послал мистер Котрелл? Это хорошо. Можно считать, что я уже на свободе.

* * *

На другой день сержант Майлер позвонил Морин и сообщил ей, что Уэса отпустили.

— Отпустили? Как? Почему?

— За него внесли залог, и он был выпущен до суда.

— Но он же преступник! Он меня обокрал!

— Это его первое правонарушение. Суд примет это во внимание.

— Вы говорите так, как будто ничего не случилось и он совершенно безвреден.

— Я понимаю, мисс Макдональд, — сказал сержант.

И опять Морин услышала тот же снисходительный тон, который слышала много раз с тех пор, как приехала в Техас.

Почему в Нью-Йорке никто не говорил с ней в таком тоне?

Или говорили, только не так громко?

— Ничего вы не понимаете! Он ковбой. Через час его уже не будет в городе. С какой стати ему торчать здесь и дожидаться суда?

— Вы не правы, мисс Макдональд. Он должен остаться в городе. Таков закон.

— Вы что, считаете меня идиоткой? — Она швырнула трубку на рычаг. — О Боже! И зачем я только в это ввязалась?

Зачем я вообще сюда приехала?

«Уэса кто-то опекает — чтобы это понять, не нужно заканчивать Гарвардский университет, — думала Морин, возвращаясь к себе в кабинет. — Но кто? И почему?»

Может быть, у него есть дружки в полиции? Может быть, этот сержант старый приятель Уэса? Техасские мужчины, как она успела заметить, стоят друг за друга горой. Чем больше Морин размышляла, тем яснее становилась ситуация.

Уэс украл у нее немалые деньги. Он не мог все их прожрать на бильярде. Такое возможно только в Лас-Вегасе. Часть он наверняка отложил. А за хорошую сумму можно подкупить и сержанта, и кого угодно, да и адвокатов нанять самых лучших.

Уэс не дурак. Морин уже не сомневалась в том, что он не придет на суд в Кервилле.

* * *

Уэс Рейнольдс сунул в спортивную сумку последнюю пару джинсов и старые рабочие рубашки, потом оглядел номер мотеля: не забыл ли чего? Он приподнял с кровати дешевое тонкое покрывало и увидел пару носков, в которых спал ночью. У него всегда мерзли ноги — что-то там с кровообращением. Уэс положил носки в сумку.

От шальных денег осталось около тысячи долларов. Этого им с Салли хватит, чтобы с шиком доехать до Сан-Антонио. Они снимут домик и много месяцев будут наслаждаться жизнью. Потом можно смотаться в Мексику — там этих денег хватит на несколько лет. Они буду! жить на берегу океана, пить куэрво и заниматься любовью. Рай, да и только!

В дверь постучали.

Это Салли! Она сказала ему по телефону, что ей надо только заправить грузовик и собрать очень маленький чемоданчик (в Сан-Антонио она купит себе новую одежду).

— Ты как раз вовремя, дорогая, — усмехнулся Уэс, открывая дверь.

Стоявший на пороге мужчина был одет в дорогой костюм фирмы «Брук бразерс». Его темно-каштановые волосы были зачесаны на правую сторону, а лицо невыражало никаких эмоций. Уэс подумал, что он похож на робота.

Наверное, ошибся номером. Да нет, он вообще ошибся мотелем, этот франт! Уэс открыл было рот, чтобы сказать ему об этом, но незнакомец вдруг неизвестно откуда достал «магнум» с глушителем, нацелил его в лоб Уэсу и нажал на курок.

Уэс услышал тихое «чпок».

Он свалился на пол. Глаза его были широко открыты. Во лбу зияла дырка от пули, но крови было мало.

Мужчина плотно закрыл дверь и спокойно вернулся к синему «форду», за рулем которого сидел его напарник. Оба «зама» в полном молчании отъехали от мотеля. Они не заметили Салли, которая подрулила сзади и заняла их парковочное место. Они слышали только, что у кого-то в машине слишком громко включен радиоприемник. «Замы» не любили громкую музыку.

* * *

Александр сидел в своем кабинете и ласкал шарфик Морин. Он купил флакон духов «Опиум» и опрыскивал шарфик, чтобы от него пахло, как от Морин. Алекс нюхал шарфик и представлял, что они вместе. Скоро, очень скоро это время настанет, и ему больше не придется притворяться.

Послышался звонок в дверь, но Александр никого не ждал и не обратил на это внимания. Он слышал, что горничная-мексиканка разговаривает с двумя мужчинами. Один голос показался ему знакомым.

Он вскочил с кресла и выбежал в вестибюль.

— Входите, входите, джентльмены, — сказал Алекс с подчеркнутой любезностью и махнул рукой горничной, показывая, что все в порядке, — не обращайте на нее внимания, — добавил он, жестом приглашая их сесть.

Посетители остались стоять.

— Она хотела, чтобы мы назвали свои имена. А вы знаете, как мы к этому относимся.

— Да, — отозвался Александр, чувствуя себя очень неуютно. Ему не нравилось, что они заявились к нему без предупреждения да еще смотрели на него такими глазами — похожими на черные ледышки.

Старший «зам», как обычно, говорил за двоих:

— Вы некорректно поступили с этим парнем, Рейнольдсом.

— Простите?

— Мы предупредили вас насчет «свободных концов». Вы не только наняли ему адвоката, но и поставили сержанта Майлера в известность о том, что вы помогаете Уэсу Рейнольдсу. Нехорошо. Это дорого нам обошлось.

— Дорого? Почему?

— Мы сочли необходимым замести ваши следы, мистер Котрелл. Адвокат скоро уедет из города.

— Не понимаю.

— Он давно мечтал переехать в Чикаго, поближе к родителям жены. Мы сделали ему симпатичное предложение, которое поможет ему осчастливить супругу. А мистера Рейнольдса мы сочли нужным убрать.

— Убрать?

— Да. Он больше не представляет угрозы.

— О Боже! — Александр втянул ртом воздух. Во что же он влип? Кто эти люди? И стоит ли идти на такие страшные меры ради того, чтобы победить мать и добиться Морин? Но на этот вопрос Алекс мог ответить только утвердительно. Он знал, что его ничто не остановит на пути к победе. — А сержант? Я знаю, его можно подкупить.

«Замы» переглянулись.

— Да, его можно подкупить, — сказал старший.

Александр облегченно вздохнул. Он не хотел, чтобы со стариной Майлером что-то случилось. Он неплохой парень.

Они были знакомы с детства. Каждый раз, когда он давал сержанту взятку, и каждый раз, когда тот ее брал, Александр говорил себе, что это всего лишь материальная поддержка Майеру, у которого слишком низкая зарплата.

— Я все понял.

— Мы в этом не уверены. Но учтите: председатель хочет, чтобы впредь вы не предпринимали шагов без его команды и делали только то, что он скажет. Мы лучше вас разбираемся в ситуации. Мы предупреждали вас, что ваш план нехорош, и просили от него отказаться. Уэс Рейнольдс оказался помехой. Смотрите не создавайте больше таких помех!

— Не буду, — сказал Александр, пытаясь унять дрожь в руках.

Мужчины развернулись и, не сказав больше ни слова, вышли в парадную дверь.

Александр рухнул в кресло.

— О Господи! Что же я наделал?

* * *

Морин прочла в «Кервилл дейли таймс» о сердечном приступе и последующих похоронах сержанта Майлера. На первой полосе газета поместила статью о нем и его фотографию. Он сидел за своим рабочим столом в полицейском участке, а на стене за его спиной висели почетные грамоты в рамочках и наградные значки, полученные им за все годы службы. Морин заметила, что фотограф взял левый ракурс, чтобы захватить американский флаг на заднем плане, который и занял больше трети композиции. При первом взгляде на снимок казалось, что сержант Майлер вообще случайно попал в кадр.

В эти дни зарядили проливные дожди, и только поэтому Морин позволила себе с утра засидеться в кухне — выпить вторую чашку кофе и не торопясь почитать газету. На самой последней странице, в узкой колонке некрологов и криминальной хроники, она заметила сообщение о смерти Уэса.

Ниже был помещен подробный репортаж. Его убили с близкого расстояния из револьвера «магнум». Ни свидетелей, ни улик. Полиция подозревала в качестве мотива ограбление, потому что, когда обнаружили труп, денег при нем не было. Управляющий мотелем сказал, что примерно в то же время, когда было совершено убийство, мимо проезжал грузовик-пикап с громко включенной музыкой. Но описать водителя он не смог.

Морин решила, что ошиблась насчет Уэса: у него совсем не было друзей. И денег при нем не нашли…

— Денег при нем не было, — ровным тоном проговорила девушка, — у Уэса не было денег.

Она встала, налила себе еще одну чашку кофе и посмотрела на дождь за окном.

— Я осталась без денег!

* * *

Брендон Уильямс сидел в верхней галерее зала сената остинского капитолия и сквозь шум голосов, доносившихся снизу, пытался слушать Блейна.

Блейн Арлингтон был давним другом Джона Уильямса.

Отец Брендона хотел стать фермером и поддерживал Блейна Арлингтона, когда тот впервые баллотировался в конгресс в конце сороковых. Блейну нравился Джон Уильямс, а потом и Брендон. Он считал их хорошими, честными людьми, которым можно доверять. Когда Брендон нашел нефть и стал богачом, Блейн получил большую выгоду от своей дружбы с Уильямсами. Только благодаря щедрым вливаниям Брендона в его кампанию он смог победить на выборах 1984 года. Старикам не так просто пробиться в мире молодых — с помощью Брендона Блейн доказал молодежи, что и среди стариков могут быть энергичные политики.

— Ты дурак, — проскрипел Блейн, — никто в этом штате не хочет тебя слушать.

— Марк Диксон хочет.

— Да? А ты посмотри на его рейтинг. Он съезжает вниз быстрее, чем цена на сырую нефть.

— Билль об игорном бизнесе — это не решение проблемы.

— Никто и не говорит, — что это решение проблемы. Как я понял, в первый год мы получим всего лишь полтора миллиарда, а у нас долг пять миллиардов. Но, — Блейн театрально наставил свой узловатый палец Брендону в грудь, если ты выйдешь на улицу и спросишь у прохожего, знаешь, что он тебе скажет? Миллиард — это лучше, чем ничего. А может быть, игорный бизнес принесет больше.

— Разумеется, он принесет больше — как раз это меня и тревожит. Он принесет проституцию, наркотики, преступность и все прочие прелести.

— Думаешь, сейчас у нас этого нет?

— Есть, но не в таком масштабе. — Брендон нагнулся ближе. — У меня есть знакомые банкиры в Кервилле и Далласе. Они сказали мне, что продались мафии. Я точно знаю, что по всему штату землевладельцам отказывают в нраве выкупа закладной и продают их земли с аукциона. Пожалуй, в Хьюстоне ситуация хуже всего. Надо что-то делать. Я не могу контролировать всю банковскую индустрию штата, но как-нибудь сумею запретить игорный бизнес, пока дело не зашло слишком далеко.

— Ты прав.

— Тогда почему вы со мной спорите?

— Я не спорю. Нам нужно сильно урезать бюджет, поднять налоги — словом, принять много непопулярных мер.

Без шоковой терапии не обойтись. Однако если я скажу об этом на улице, меня никогда не переизберут. А если меня не переизберут, я не смогу тебе помочь. Ты должен научиться играть в эти игры.

— Значит, вы мне не поможете?

— Разве я это сказал?

— Ну, не сказали.

— Разумеется, помогу. Я сделаю все, что в моих силах.

Но мне придется делать это по-своему. Эта тактика не подводила меня сорок лет, и нет смысла менять ее сейчас, ты согласен?

— Да, сэр, — улыбнулся Брендон.

* * *

Брендон вышел из здания капитолия и направился прямо к своей машине. Только когда они отъехали от обочины, он заметил, что за рулем не его шофер Скип.

— Что это значит? Где Скип?

— Он заболел, — сказал молодой «зам», — и вернется завтра. А сейчас я отвезу вас в аэропорт. Ведь вы туда собирались?

— Да. Откуда вы знаете?

— Скип дал мне подробные указания. Он даже сказал мне про маленькую грунтовую дорогу за аэропортом, по которой можно добраться к вашему частному ангару, сэр.

Странно, но эта осведомленность нисколько не успокоила Брендона.

Они молча ехали к аэропорту. За это время водитель дважды крутил ручку кондиционера, делая комфортную температуру в салоне. Наконец он остановил машину, вышел и открыл дверцу. Не успел Брендон отойти от машины, как самозваный шофер схватил его за руку.

— В чем дело?..

В спину Брендону уперлось дуло револьвера. Незнакомец сильнее сжал его руку.

— Забудьте вашу сегодняшнюю встречу с сенатором Арлингтоном, мистер Уильямс. Если вы будете упорствовать, это вам дорого обойдется.

Брендон слегка развернулся — только чтобы видеть лицо собеседника.

— Вы меня не запугаете. Если вы как следует подготовились, то должны знать, что я не реагирую на угрозы. Чтобы меня остановить, вам придется меня убить.

Брендон выдернул руку и пошел прочь, не оборачиваясь и не сводя глаз со своей «сессны». Его пилот включил двигатели самолета, как только увидел подъезжавшую машину.

Брендон помахал пилоту, тот помахал в ответ.

Брендон все шел и шел. Когда же раздастся выстрел? Или на револьвере глушитель, и он вообще ничего не услышит — просто упадет замертво?

Ему отчетливо послышался звук взводимого курка.

Он подумал о Морин. Перед глазами возникло ее лицо.

Если бы можно было перед смертью провести с ней еще одну, последнюю ночь! Он продолжал идти. И ничего. Выстрела не было. Брендон услышал, как у него за спиной завелся, а потом уехал его автомобиль.

Адреналин постепенно вернулся к норме, тело медленно расслабилось. «Слава Богу, что я не намочил штаны», — с мрачной усмешкой подумал Брендон.

Глава 23

Морин срезала ярлыки с нового платья из голубого китайского шелка. Оставшись без денег по милости Уэса, она все же поехала на ленч в Кервилл вместе с Линн и Шарлин.

Они отлично провели день, делая вид, что все хорошо, хотя на самом деле все было плохо.

Морин купила это платье в маленьком магазинчике готовой одежды всего за пятьдесят долларов, расплатившись кредитной картой. Даже Лини согласилась, что оно смотрится на все триста.

— А ты не будешь ничего покупать? — спросила Шарлин у Линн.

— Нет.

— А как же насчет отдушины?

Линн засмеялась, и Морин заметила, что на этот раз она смеется от души. Что-то изменилось.

— Я с ним поквитаюсь, но не таким способом. — Линн взглянула на Морин.

— Я могу тебе помочь? — спросила Морин, когда они вышли из магазина.

— Да, но не сейчас. Еще не время.

Морин знала, что у Линн на уме: она собралась разводиться с Бертом и, будучи женщиной умной, подходила к делу со всей осторожностью. Берт опасный человек. Если он угрожал забрать ее детей, значит, от него можно ждать всего.

Слава Богу, Брендон другой. Морин радовалась, что встретила такого мужчину. Он состоит из одних добродетелей, думала она, разглядывая себя в зеркале, и вдруг нахмурилась.

Безупречных людей не бывает. И у него должны быть какие-то недостатки.

Но тут в дверь позвонили. Девушка услышала, как Хуанита здоровается с Брендоном.

Она подхватила свою вечернюю сумочку, украшенную золотыми бусинками, и опрометью сбежала по лестнице, не желая терять ни единого мгновения. Они так редко виделись с Брендоном!

— Потрясающе выглядишь, — сказал он, слегка задохнувшись от восхищения.

Ей шел любой наряд — будь то джинсы и ковбойские сапоги или шикарное вечернее платье и туфли на каблуках.

Во всех видах она казалась Брендону самой красивой и желанной. Он обнял девушку и жадно поцеловал, проведя рукой по ее спине и ягодицам. Она прильнула к нему всем телом.

— Ты похудела, — сказал он.

— Да?

— Да. И мне это совсем не нравится.

Она улыбнулась.

— Номер один: ты слишком критичный.

— Ты о чем?

— Я решила, что сегодня за обедом ты расскажешь мне про все свои недостатки. Я не смогла найти ни одного.

— Неужели? — Он крепче прижал ее к себе, положив ладонь ей на грудь. Я нетерпелив, это раз. Иногда я забываю о приличиях, это два. Вот сейчас, например, мне хочется пойти с тобой не в ресторан, а наверх, в спальню.

— Ты думаешь? — Глаза Морин заволокло страстью, а из головы вылетели все мысли. Она уже собралась повернуть наверх, но тут увидела Хуаниту, которая смотрела на них из дальнего конца холла.

Брендон тоже ее заметил.

— Пожалуй, нам лучше уехать.

— Да, ты прав. — Они направились к двери. — Кстати, куда мы едем?

— В Хьюстон.

— Только чтобы пообедать?

— Мне хочется сводить тебя в одно особенное место.

Морин пожала плечами.

— Что, в Хьюстоне бифштексы вкуснее, чем в Кервилле?

— Даже и сравнивать нечего. И шампанское там лучше, и скрипач… Хозяин этого ресторана — мой друг. Все уже готово, так что не спорь. В мое отсутствие пилот должен был заправить самолет. Пожалуй, начнем с бутылки «Дом Периньон» и икры. Я установил в салоне новый лазерный проигрыватель, можешь в полете послушать легкий джаз. В аэропорту нас встретит лимузин и отвезет прямо к ресторану.

Они вышли из дома. Морин села в его «корвет», повернулась к нему и сказала:

— Только что я обнаружила еще один твой недостаток.

— Какой же?

— Ты слишком разбросан.

* * *

«Золотая голубка» была одним из самых известных ресторанов Хьюстона. Сюда наведывались короли, президенты, кинозвезды и миллионеры со всего мира. Это было романтическое и тихое заведение в европейском стиле. Морин оно сразу понравилось.

Друг Брендона Стив Зиммерман, владелец ресторана, встретил их на пороге и проводил к столику. Брендон заказал красивый букет из роз, лилий и тубероз.

— Что, сегодня какой-то праздник? — спросила девушка — Каждый вечер с тобой — праздник, — сказал он.

— Ты такой галантный!

Он взял ее за руку:

— Мы так давно не были вдвоем, и я решил увезти тебя с ранчо туда, где нас никто не найдет и не потревожит.

— Я рада, что мы сюда приехали. Мне нравится это место.

Они заказали суп-пюре, телячьи отбивные и шоколадные пирожные. Но только поднеся к губам послеобеденную рюмку коньяка, Морин решилась рассказать Брендону про Уэса.

— Я знаю, что уже никогда не увижу этих денег.

— Согласен.

Она посмотрела на него слегка удивленно:

— А я надеялась, что ты мне что-нибудь подскажешь.

Мне позарез нужны эти деньги.

Он нагнулся и поцеловал ее в щеку.

— Я с удовольствием дам тебе сколько нужно.

— Нет! — сказала она чересчур громко. Женщина за соседним столиком оторвалась от своего фруктового салата и посмотрела на нее. Но Морин не отрывала глаз от своей рюмки, крепко сжимая ее в руке — Я не хочу ни от кою зависеть. Если я возьму твои деньги, то стану просто придатком компании «Уильямс энтерпрайзес».

— Ну зачем смотреть на вещи так мрачно? — усмехнулся Брендон, пытаясь приободрить девушку.

Он прекрасно понимал чувства Морин и ее стремление к независимости, но в данный момент его куда больше заботила безопасность любимой. Смерть Уэса Рейнольдса выглядела очень подозрительно. Похоже, ее спланировали Встретившись в Остине с таинственным шофером, Брендон понял, что за ним следят. Он привез Морин в этот ресторан, заранее договорившись со Стивом, чтобы тот никому не говорил, где он. Они выбрали самый свободный день в ресторане. Сейчас здесь не было ни журналистов, ни нефтяных воротил — только несколько пар, справлявших юбилеи.

Брендон чувствовал, что Морин грозит опасность. Он не понимал, каким образом ковбой-бродяга Уэс оказался замешан в чьих-то кознях, но сомневался, что десятник сам додумался украсть деньги с банковских счетов. Кто-то ему помог.

Но кто? И зачем?

Кому-то было надо, чтобы Морин потеряла свои деньги и оказалась в отчаянном положении. И это пугало Брендона больше всего. Он готов был помочь ей материально и хотел, чтобы она об этом знала.

Он любил ее и надеялся, что это чувство взаимно. Но до сих пор она не говорила ему о своей любви, и Брендона одолевали сомнения Будучи человеком нетерпеливым, сейчас он понимал, как важно дождаться момента. Ему не хотелось рисковать.

— Чудесный вечер, Брендон, — сказала она, тронув его за руку, — я его никогда не забуду.

— Он не последний. Я хочу, чтобы ты узнала меня лучше Ты можешь мне доверять.

— Да?

Доверие — это как раз то, что давалось ей с трудом. Она хотела доверять Брендону — больше, чем кому бы то ни было. Но люди, которым она доверяла, не раз делали ей больно. К Брендону она испытывала особенно сильные чувства и боялась, что на сей раз ее ждет слишком большой удар.

— Да, можешь. — Он поцеловал ее руку. — Знаю, на это нужно время, но когда-нибудь ты будешь мне доверять.

Морин ничего не сказала. Она боялась размякнуть и рухнуть в его объятиях, забыв обо всем на свете. Ей надо быть сильной, чтобы поднять свое хозяйство, чтобы Мак мог ею гордиться. Она так любила эту землю, так отчаянно хотела победить… Только когда ее ранчо снова поднимется, она сможет позволить себе влюбиться. Девушка подняла голову. Глаза ее сверкали голубым огнем.

— Тебе придется подождать. Мне надо многое сделать.

— Знаю. Просто всегда помни, что я здесь, у тебя за спиной Внимательно вглядевшись в его лицо, она увидела искреннее участие и честность.

— Я тебе верю.

— Это уже неплохо.

Глава 24

Морин сажала у парадного крыльца куст ярко-красной бегонии и вдруг услышала, как к дому подъехала машина.

Она никого не ждала. Снимая садовые перчатки, она увидела, что это не Шарлин, не Линн, не Брендон и даже не Александр, который по-прежнему ухитрялся видеться с ней раза два-три в месяц.

Из прокатного «бьюика» 1985 года вышли два незнакомых мужчины, одинаково одетых и причесанных. На лицах у них были застывшие улыбки.

— Мисс Макдональд?

— Да. Я вас знаю?

— Нет. Но это легко поправимо.

— Что вам угодно, мистер?.. — спросила она старшего по возрасту.

— Джеймсон. Брюс Джеймсон. А это Клинт Сандерсон.

Мы хотели бы обсудить с вами одно деловое предложение, мисс Макдональд.

Его улыбка и непринужденные манеры располагали к доверию.

— Вы хотите купить у меня скот?

— В некотором роде. Может быть… мы пройдем в дом? И еще, не найдется ли у вас стаканчика воды?

— Конечно, мистер Джеймсон. Простите мне мою невежливость. Сегодня довольно жарко, правда? Я попрошу Хуаииту, чтобы она приготовила вам чай со льдом. Годится?

— Замечательно, — сказал он, широко улыбаясь, — мы немного устали с дороги.

— Вы из Кервилла?

— Нет, из Хьюстона, — сказал он, заходя в дом вслед за Морин.

Они устроились в гостиной. На плексигласовых столиках стояли корзины с белой бегонией, а стены были выкрашены в Цвет белой яичной скорлупы. После ремонта эта комната нравилась Морин больше всего.

Хуанита положила в стаканы с чаем по веточке мяты с огорода и по дольке лимона.

— Так что насчет коров, мистер Джеймсон?

— Нас интересуют не только коровы.

— Да?

— Мы хотели бы купить все ваше ранчо.

У Морин зашевелились волосы на затылке.

— Вы не похожи на скотоводов.

— Мы не скотоводы. Мы представляем в Хьюстоне интересы семьи Калбетсонов. Они хотят купить ваш участок.

— Понятно. Но ранчо не продается.

Старший «зам», который сегодня назвался Брюсом Джеймсоном, с улыбкой достал из кармана конверт. Его жест напомнил девушке фокусников из кабаре, и она вдруг поняла, что этот человек ей неприятен.

— Ни за какие деньги, мисс Макдональд?

— Нет.

— Пожалуйста, загляните сюда, прежде чем отказываться.

Он встал и протянул ей конверт. Морин открыла его и достала чек, выписанный на ее имя, на четыре миллиона долларов. У нее задрожали руки.

— Это шутка?

— Нет, — он по-прежнему улыбался, — это банковский чек.

— Я вижу. — Она стояла с круглыми глазами и отвисшей челюстью. Почему?

— Простите?

— Почему вы предлагаете так много?

— Мы… мой шеф считает, что это справедливая цена.

— Ранчо стоит почти вдвое меньше.

— Подумайте, как много возможностей откроют вам эти деньги.

— Я думаю, думаю…

Девушка переводила удивленный взгляд с одного мужчины на другого. В голове ее был полный сумбур. Она сможет оплатить все свои счета, сможет уехать куда угодно и заниматься всем, чем только пожелает. Но в следующее мгновение Морин поняла, что не хочет никуда уезжать из Техаса Здесь Брендон. Здесь ранчо, завещанное Маком. Здесь ее жизнь.

— Я не могу это принять.

Брюс Джеймсон заметил, что она не торопится отдавать чек. Это хороший знак.

— С такими деньгами, — сказал он, — вы сможете воплотить в жизнь любые мечты. Я сомневаюсь, что вы еще когда-нибудь получите такое щедрое предложение.

— Я тоже сомневаюсь, но не могу продать ранчо.

На этот раз она вернула ему чек.

— Это ваше последнее слово, мисс Макдональд?

— Да, последнее. Это мой фамильный дом, мистер Джеймсон. Вон под тем деревом похоронен мой дядя. Я не могу его бросить.

— Я предлагаю вам огромную сумму…

— Знаю. И я нашла бы ей применение, поверьте. Совсем недавно я здорово села на мель,

— Тогда примите мое предложение и ни в чем себе не отказывайте.

Она с улыбкой посмотрела на Брюса Джеймсона и его напарника:

— Прошу прощения, джентльмены, но я остаюсь.

— Отлично, — сказал старший «зам», пряча чек в нагрудный карман пиджака, — тогда мы уходим.

Девушка проводила их до дверей и долго смотрела вслед машине.

— Как странно, — размышляла она вслух, — они пришли ко мне как раз тогда, когда я осталась без денег.

Вернувшись в гостиную, она поставила на поднос пустые стаканы из-под чая и пошла в кухню. Вдруг она резко остановилась.

Они предлагали ей двойную цену! Даже если бы она вкалывала здесь десять лет и вырастила такой же отменный скот, как у Барбары Котрелл, все равно это ранчо не стоило бы таких денег.

— Здесь что-то не так!

Мысли вихрем завертелись у нее в голове. Что заставило инвестора предложить за кусок земли двойную цену? Нефть?

Природный газ? Может быть, в Хьюстоне полагают, что нефтяной кризис скоро кончится? Может быть, у них есть какая-то информация из Вашингтона? Может быть, ОПЕК изменила свою политику?

Одолеваемая тысячами вопросов, девушка влетела в кабинет Мака и поставила поднос на его письменный стол.

— Ответ где-то здесь, и я его найду. Кто-то хочет купить это ранчо, потому что знает что-то, чего не знаю я. И я выясню, в чем здесь дело… умру, но выясню!

* * *

«Патриотизм требует от простых смертных не только мужества», — думал Брендон, подъезжая к дому Барбары Котрелл. Наверное, он не первый патриот, которому приходится лизать чью-то задницу.

Брендон довольно быстро вычислил, что за рьяным продвижением билля об игорном бизнесе в Остине стоят мафиозные структуры. Однако это понимали далеко не все, и он собирался открыть людям глаза.

У него были связи в Техасе, но не хватало влияния, чтобы провести кампанию по разгрому этого билля.

Впервые в жизни Брендону Уильямсу понадобилась помощь Барбары Котрелл.

Он несказанно удивился, когда Барбара согласилась с ним встретиться. Чутье подсказывало Брендону, что он зря все это затеял. Барбара даст ему от ворот поворот. Ей просто хочется потешить свое самолюбие. Но сейчас не время думать о собственной гордости: на карту поставлено слишком многое.

Мексиканка-горничная открыла ему дверь и ушла с докладом. Он остался ждать в огромном холле.

В этот день Барбара Котрелл приложила немало усилий к тому, чтобы хорошо выглядеть. Она вызвала на дом своего парикмахера, чтобы тот уложил ей волосы, долго выбирала костюм и туфли. Два больших мягких кресла в ее кабинете заменили на маленькие с деревянными подлокотниками.

Брендон мужчина крупный, сидеть в таком кресле ему будет неудобно. Это даст ей преимущество. Барбара всегда уделяла большое внимание декорациям.

Когда горничная ввела Брендона в кабинет, Барбара царственно восседала за своим письменным столом. Здороваясь с гостем, она не улыбнулась и не встала с места. Брендон, со своей стороны, не подал ей руки. Он вольготно уселся в маленькое кресло, закинув ногу на ногу и сложив руки на коленях. Барбара с досадой наблюдала за его спокойными уверенными движениями. Они были равными соперниками.

— Зачем вы хотели со мной встретиться? — спросила она напрямик.

— Мне нужна ваша помощь.

Барбара возликовала в душе, но внешне осталась невозмутимой. Она по-прежнему в упор смотрела на Брендона.

— Судя по тому, что вы ко мне пришли, это, должно быть, что-то серьезное Неужели вам нужны деньги? — с надеждой спросила она.

— Нет, и вы это знаете.

— Да, знаю.

Взгляд Брендона не дрогнул. Ее игра была ему понятна.

«Счет два-два», — мысленно отметил он.

— У меня не так много времени, и у вас, разумеется, тоже. Поэтому перейду сразу к делу. Вам известно, что определенные фракции усиленно проталкивают в законодательные органы штата билль об игорном бизнесе.

— Да., - Я не могу ничего доказать, но у меня есть основания полагать, что лица, лоббирующие этот законопроект, куплены мафией.

Глаза Барбары сузились. Впервые за весь разговор она прислушалась к словам Брендона. Странно, но у нее не возникло даже сомнения в том, что он говорит правду.

— Продолжайте.

— У меня есть друзья-банкиры, которых купила мафия.

Я наблюдаю планомерное, хорошо организованное наступление преступности. Если билль пройдет в Остине, это будет означать, что открыта зеленая улица для разного криминального сброда. У нас уже есть наркотики, проституция и рэкет, а будет еще хлеще, если мы дадим мафии поддержку закона.

— И вы думаете, что сумеете их остановить?

— Да.

— У вас непомерно раздутое самомнение, мистер Уильямс.

— Мое самомнение здесь ни при чем. Я знаю, что вы питаете какую-то особую ненависть к мужчинам. Я с детства слышал об этом. — Дав волю своим эмоциям, он стиснул руки и, упершись ступнями в пол, нагнулся к Барбаре. Глаза его сверкали. — Речь идет не о чьем-то самомнении — ни о вашем, ни о моем, Барбара. Я пытаюсь спасти мой дом, мой штат, и если вы этого не видите, то вы просто слепы.

Руки Барбары дрожали, но она крепко сжала их в кулаки и держала под столом, боясь выдать свои мысли.

В этот момент, когда глаза Брендона полыхали страстью и гневом, он был как никогда похож на своего отца, Джона Уильямов.

Барбара почувствовала, что оттаивает. Душа ее раскрывалась, как много лет назад. Она хотела, чтобы Брендон убедил ее встать под свои знамена. И не важно, что их ждет — победа или поражение. Главное, что они будут бороться вместе.

Она вспомнила политическую страстность и идеализм Джона. В отличие от нее он был искренне предан своим убеждениям. Она же всегда знала, что в трудные времена может рассчитывать на свое происхождение и богатство. Деньги и имя служили серебряной подкладкой для ее патриотизма.

Брендон рисковал своими деньгами и репутацией. Он запросто мог проиграть. Мафия покупала газеты, телевидение и радио. Отчаявшиеся люди часто выбирали легкий путь — брали деньги и выходили из игры.

Брендон предлагал ей трудный путь. Она была умной женщиной и понимала, что в случае поражения потеряет очень много.

— Вы осознаете, о чем меня просите?

— Да. А вы?

Она округлила глаза.

— Кажется, да.

— Это может быть очень опасно, Барбара, для нас обоих.

— Я никогда никого не боялась.

— Эти парни играют по-крупному.

— Знаю. Но это мой Техас. Мои предки обосновались здесь больше ста лет назад. Мне некуда уезжать. Керны и Котреллы всегда жили здесь припеваючи. Я никому не позволю лишить меня и моих детей будущего.

— Значит, вы мне поможете?

Барбара смотрела на него и представляла, что ей снова семнадцать лет и перед ней не Брендон, а Джон. Наверное, она зря послушала своего отца. Не расстанься она с Джоном, все бы могло сложиться по-другому. На какую-то долю секунды Барбара позволила себе вообразить жизнь, полную любви, и сердце ее наполнилось невыносимой болью.

— Я сделаю все, что смогу.

Их лица были очень серьезны.

Брендону вдруг захотелось подойти и обнять эту женщину. На мгновение она показалась ему очень хрупкой и беззащитной. Впервые он открыл в Барбаре такую сторону, которую вряд ли кто видел до него. У него появилось совершенно ясное чувство, что сейчас, в этом кабинете, происходит нечто невероятно важное. Закладываются основы прочной, многолетней дружбы, а в их судьбах начинается новый этап.

На этот раз он протянул Барбаре руку, и она ее пожала.

— В следующие выходные я соберу политический митинг. Приглашу знакомых со всего штата. Самые влиятельные техасцы будут на нашей стороне, и тогда мы обязательно победим.

— Я очень вам благодарен, Барбара.

— Я делаю это ради Техаса.

— Знаю, — сказал он и вышел.

Барбара молча стояла у порога своего кабинета, провожая глазами Брендона. Потом она прошла к окну гостиной, откуда было видно его машину. Когда-то вот так же она смотрела вслед уходившему Джону. Жизнь совершила полный виток.

* * *

Морин три дня без устали рылась в кабинете Мака и на книжных полках в библиотеке. На четвертую ночь, когда над холмами западного Техаса гремели раскаты грома, она нашла старую потрепанную кожаную папку. Развязав тесемки, девушка обнаружила наверху вырезки из журнальных статей о золоте конкистадоров и ксерокопию исторического очерка о золотодобыче в Кервилле за последние триста лет.

Под этими бумагами лежала очень старая карта с изображением маленького участка. Морин крутила ее и так и эдак, пытаясь расшифровать. Она провела пальцем вдоль русла ручья и вдруг узнала два холма — они высились на северо-западе ее ранчо.

— Я знаю, где это место! — взволнованно воскликнула девушка. — Значит, и Мак знал.

Как видно, именно эта карта и подвигла его безрассудно тратить свои доходы на золоторудную технику. Уже ни на что не надеясь, она просмотрела оставшиеся папки с бумагами и в последней нашла кусок картона с выдавленной в нем стрелой.

С обратной стороны к картонке был приклеен маленький листок бумаги с печатным текстом. В нем объяснилось, что это путь к старому испанскому руднику, который разрабатывали до середины XVIII века, а потом забросили.

Сбоку было приписано рукой Мака: «Тупик».

Морин перевернула картонку и осмотрела стрелу. Изгибы на ней соответствовали карте. Она снова внимательно изучила карту, потом стрелу.

Девушка понимала, что все это — пустая трата времени.

Мак наверняка уже искал этот рудник. Она взяла лупу, чтобы получше разглядеть мелкие отметки на карте и стрелу.

На самом кончике стрелы была другая стрелка, которая указывала назад. Ее можно было разглядеть только при хорошем освещении и под лупой. Она в волнении уткнулась в карту и увидела то, что искала.

— Есть! Эта стрелка показывает в том же направлении!

Она была так плохо видна, что Мак наверняка ее не заметил.

— Не может быть, — бормотала девушка, чувствуя, как по спине побежали мурашки. Неужели она нашла то, что не смог найти Мак? Значит, на ранчо все это время действительно существовал золотой рудник? Получается, что ее дядя был не таким уж безумцем.

Морин снова взглянула на карту. Так вот почему эти люди предлагали ей столько денег! Видимо, они знали про рудник.

Конечно, это всего лишь догадки, но она не упустит свою удачу. Ей нужно это золото — не столько затем, чтобы выпутаться из финансовых затруднений, сколько затем, чтобы обелить Мака.

Морин не верила в предчувствия и говорила себе, что ее вывод основан на здравом смысле, эмпирических данных и старой карте. Она очень надеялась на успех.

Глава 25

Вереницы лимузинов и стайки частных самолетов тянулись из Сан-Антонио, Эль-Пасо, Форт-Уэрта, Абилина, Далласа, Уичиты, Амарилло и Остина. Из самых отдаленных восточных городков прибывали «кадиллаки» и «линкольны». В них сидели самые влиятельные и богатые люди Техаса — те, кто задавал тон в политике, те, с чьим мнением считались.

Барбара ожидала четыреста человек, а приехало шестьсот двадцать Она была счастлива.

Распорядитель схватился за голову: не хватало еды, столов, стульев, тентов и букетов. А где взять еще барменов, официантов и поваров?

Барбара обратила свое сияющее лицо к распорядителю, хрупкому австрийцу из Форт-Уэрта.

— Мне плевать, как вы будете выкручиваться: украдите бычка и сами его зажарьте, в конце концов. Но вам придется накормить всех этих людей. Они мои друзья Герберт Хансберг выполнял работу для Барбары Котрелл уже пятнадцать лет и никогда не видел, чтобы она с такой беспечностью относилась к вечеринке. Но эта женщина хорошо ему платила, и он ответил ей сияющей улыбкой.

— Да, мэм. Я обо всем позабочусь.

— Будьте так любезны.

Барбара шла по саду, останавливаясь возле каждого гостя и перекидываясь с ним хоть парой слов. Она знала всех по именам, знала, как зовут их детей и сколько им лет, участливо расспрашивала их о жизни, здоровье, пошатнувшемся бизнесе. Хозяйка ранчо переходила о г одной группы к другой, и все замечали, как сильно она изменилась. Эта женщина была все такой же властной и энергичной, глаза ее все так же блестели, и в то же время в ней явно произошли какие-то перемены. «Она стала совсем другой!» — перешептывались удивленные гости.

* * *

У Морин неприятно сосало под ложечкой. Меньше всего ей хотелось присутствовать на политическом митинге Барбары Котрелл, но девушка понимала, как важно для Брендона, чтобы она его сопровождала. Когда они входили в особняк, он сжимал ее руку, но она невольно вспоминала День благодарения. У нее не было ни малейшего желания видеться ни с Барбарой, ни с Александром.

Однако Брендону она не сказала ни слова и прошествовала в сад с высоко поднятой головой и улыбкой на лице.

Только через полчаса Морин увидела Александра. Он стоял возле бассейна в белых ботинках и белоснежном шелковом костюме, выгодно оттенявшем его светло-русые волосы и загорелую кожу. Картинно сдвинув на затылок ковбойскую шляпу, он приветственно поднял свой бокал с тоником.

На губах его играла улыбка победителя, но Морин заметила, что он не сводит глаз с руки Брендона, лежащей у нее на талии.

Когда они с Брендоном подошли ближе, она хотела по-дружески поцеловать Александра, но он так зло взглянул на нее, что она невольно отпрянула.

— Я рада тебя видеть, Александр, — сказала девушка.

— Неужели? — с горечью отозвался он, метнув взгляд на Брендона.

Морин почти физически ощущала силу его гнева. Она не могла понять, в чем дело. Сначала ей показалось, что он злится, потому что она с Брендоном, но потом девушка поняла, что здесь нечто большее.

— Алекс, можно поговорить с тобой наедине? — Она взглянула на Брендона, и тот одобрительно кивнул. Ей нравилось, как непринужденно и уверенно он держался в столь щекотливой ситуации.

Александр, извинившись перед гостями, подвел Морин к небольшой плетеной скамейке.

— Что случилось, Алекс? Почему ты ведешь себя со мной как с врагом? Это на тебя не похоже!

— Откуда ты знаешь? Что мы вообще знаем друг о друге? — сказал он, думая о том, как изменилась в последнее время его мать.

Морин была озадачена.

— Я хочу, чтобы мы остались друзьями, Алекс.

Александр взглянул на Брендона:

— А он тебе кто?

— Пока не знаю. Но хочу это выяснить.

— Ты его не любишь?

— Не знаю, но он меня любит.

— Черт возьми! — Он приблизился к ней вплотную. Его зеленые глаза сверкали. — Я тоже люблю тебя, но ты не дала мне и двух минут, чтобы это доказать. Ты все время отделывалась от меня торопливыми ленчами и короткими разговорами по телефону.

— У меня много дел.

— Не так уж и много.

— Послушай, Александр, я даже с Брендоном вижусь не часто. Он вечно в разъездах.

— Вот как? Значит, он не слишком активно за тобой ухаживает? — Голос его стал мягче. — Я мог бы делать это получше.

Александр мысленно усмехнулся. Опять он на что-то надеется как последний дурак! Но когда речь шла о Морин, он просто терял рассудок.

— Как мне сказать, чтобы тебя не обидеть?

Алекс почувствовал, как сердце его разрывается на части. Вот и все, надеяться больше не на что.

— Не надо ничего говорить. Я избавляю тебя от этой необходимости.

Он вскочил со скамейки и посмотрел на нее сверху глазами, полными гнева и горечи.

— Будь осторожна, малышка.

Александр зашагал прочь. Его распирало от желания размазать кого-нибудь по стенке, и начать хотелось с Брендона.

О Господи, как же он ненавидел этого мерзавца!

Протолкавшись к бару, Алекс хватил кулаком по стойке.

— Двойное виски со льдом! — потребовал он и залпом осушил свою рюмку.

Александр был вне себя от ярости.

Морин променяла его на Брендона! Впрочем, к этому шло давно. Сегодня просто подтвердилось то, о чем он догадывался уже несколько месяцев. Барбара была права. Брендон и Морин любили друг друга. Просто Морин не хотела в этом признаваться.

Но главный удар нанесла ему мать. Около недели назад они сидели у нее в кабинете, и она обрушила ему на голову эту новость.

— В этом деле я объединилась с Брендоном Уильямсом, — сказала она ровным тоном.

— Ты шутишь?

— Вовсе нет. Ему нужна помощь.

— Тогда пусть едет к своим приятелям в Хьюстон.

— Он пришел ко мне.

— И ты сразу согласилась, даже не посоветовавшись со мной?

Она взглянула на сына, и ему Показалось, что он видит в ее глазах разочарование. О Боже, неужели ему так никогда и не удастся ей угодить?

— Наверное, мне надо было поговорить с тобой, прежде чем давать ему ответ. Но разве от этого что-то изменилось бы?

Александр лихорадочно соображал. Изменилось бы? Ничего себе вопрос! Да он сотрудничает с человеком, против которого собирается бороться его мать, и лично заинтересован в том, чтобы этот билль прошел в Остине. Тогда он получит землю Морин и продаст ее мафии. Надо во что бы то ни стало убедить Барбару, чтобы она отказалась помогать Брендону.

— Конечно, изменилось бы. С чего ты взяла, что Брендону можно доверять? Ты поверила ему на слово, отбросив всякую предосторожность А если он все это сочинил? Где доказательства?

— У него их нет.

— Невероятно!

— Прости, что я тебя обидела…

— Ты извиняешься? — Александр не верил своим ушам.

Еще не было такого случая, чтобы его мать перед ним извинялась. Черт возьми, что же случилось в этом кабинете, когда Брендон приезжал к Барбаре?

— Это ошибка, мама, помяни мое слово. Еще есть время.

Отмени этот митинг.

— Нет, я уже решила.

— Добром это не кончится! Еще никогда Котреллы не были заодно с Уильямсами.

— Что ж, наверное, пора менять эту традицию, — задумчиво проговорила она.

Александр был совершенно сбит с толку.

Алекс знал, что до конца своих дней будет вспоминать этот разговор и пытаться его осмыслить. Он никак не мог взять в толк, что же все-таки происходит, но одно знал наверняка: Брендон дважды уложил его на лопатки. Один раз — с Морин, второй раз — с Барбарой.

Но он не из тех, кто легко сдается!

* * *

Барбара закончила свою речь, призывавшую друзей и соседей присоединиться к ней с Брендоном и выступить против билля об игорном бизнесе. Раздались аплодисменты. Но когда на сцену вышел Брендон и начал свою еще более пламенную речь, толпа впала в неистовство.

Морин светилась от гордости, почти физически ощущая исходящую от него энергию. Она всегда считала, что Брендон борется за правое дело, и сейчас, оглядывая лица стоявших вокруг людей, понимала, что он победит. В его лице, голосе и словах чувствовалась неподдельная искренность. Он желал Техасу добра — это было очевидно. Брендон говорил без бумажки. Его речь шла из самого сердца. «Как бы здорово он смотрелся на телеэкране!» — подумала девушка и пожалела, что не захватила с собой видеокамеру и не сняла его на пленку для себя.

Когда речь закончилась, все бросились к Брендону, чтобы поговорить с ним, пожать ему руку. Морин очень хотела подойти, обнять его, впитать в себя его энергию. Но она стояла в сторонке, уступая место тем, кто будет финансировать его кампанию, и тем, кто поместит в свои журналы и газеты статьи в его поддержку.

Шарлин первая отыскала Морин в толпе.

— Он бесподобен, Морин! И он прав. Если мы все объединимся, то поборем мафию.

— Я тоже так думаю.

— Завтра утром я пойду к своему экстрасенсу. Почему бы тебе не пойти со мной? Мы узнаем по картам, победит ли Брендон.

Морин глубоко вздохнула:

— Прекрати, Шарлин. С тех пор как разразился нефтяной кризис, ты зачастила к своей гадалке. Мне не нужно ходить к экстрасенсам. Я и так знаю, что Брендон прав.

— Но лучше убедиться наверняка.

— Иногда не стоит этого делать.

— Почему, Морин? — Шарлин прищурила глаза. — Ты что, боишься услышать про себя и Брендона? Ты его боишься? Или себя?

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что тебе стоит почаще прислушиваться к своему сердцу. Ведь ты любишь его.

— Сейчас не время влюбляться. Мне надо думать о ранчо…

— Боже мой! И ты говоришь такое? А я-то думала, что ты умная девушка. Если ты видишь лишь то, что говорит тебе твой разум, то жизнь твоя очень бедна. Только сердце делает нас счастливыми, Мо. Сердце, а не разум.

— Если твое сердце — такой хороший жизненный проводник, почему же ты, чуть что, сразу бежишь к гадалке?

Чего тебе не хватает, Шарлин?

Морин увидела слезы, блеснувшие в темных глазах подруги, и поняла, что была слишком резка с ней. Но ей не нравилось, что Шарлин разбирает ее по частям, точно она картинка-головоломка.

Все еще борясь со слезами, Шарлин сказала:

— Я только хотела тебе помочь. — Развернувшись, она зашагала к дому.

— А я хотела помочь тебе, — печально пробормотала Морин, глядя ей вслед.

* * *

Войдя в дом, Шарлин прямиком направилась к парадной двери и сказала слуге, чтобы он позвал ее шофера.

Как только машина тронулась, она откинула голову на спинку сиденья. Ей хотелось лишь одного — поскорее вернуться домой, в свое убежище, и рассказать Чарльзу про сегодняшний день. Он знает, что сказать, как ее утешить. Он подскажет, как наставить Морин на путь истинный. А утром она, как и собиралась, пойдет к своему экстрасенсу. Почему бы и нет? Но, посмотрев из окна машины на ослепительно голубое небо, Шарлин вдруг засомневалась.

Может быть, Морин права, и она действительно слишком уж полагается на своего экстрасенса? Что же получается: она слушает не свое сердце, не свой разум, а какого-то постороннего человека?

Она спросит у Чарльза, что ей делать. Он должен знать.

Раньше он всегда давал ей хорошие советы, почему бы не довериться ему и на этот раз? Ведь ничего не изменилось…

Или все-таки изменилось?

* * *

К полуночи большинство гостей разошлись. Те, кто не обещал Брендону деньги и услуги, обещали их Барбаре. На политическую кампанию набралось полмиллиона долларов.

В годы подъема эта сумма показалась бы смешной, но во время кризиса даже такие деньги были манной небесной.

Гости тянулись к выходу, уверяя Брендона в своей поддержке. Барбара, широко улыбаясь, благодарила каждого в отдельности. Она знала, что техасцы еще долго будут говорить об этом вечере.

Морин и Линн сидели за столиком у бассейна. Человек пятьдесят шестьдесят еще не хотели уходить, в их числе и Берт Бин.

— Ты знаешь, Берт не верит во, все это, — сказала Линн.

— Я так и думала.

— Он считает, что билль об игорном бизнесе поднимет штат на ноги.

— А ты сама как считаешь?

— Я считаю, что мне нужно разводиться.

Морин удивилась лишь тому, что Линн наконец-то сказала о своих намерениях вслух.

— Ты уверена?

— Как никогда. Но мне нужно сделать это правильно. Я не хочу, чтобы мои дети как-то пострадали.

— Я понимаю.

— Мне нужна твоя помощь.

— Проси что хочешь.

— Я хотела бы встретиться с адвокатом Брендона. Он у него очень хороший. Но я не могу сама разговаривать с Брендоном: боюсь, что Берт что-нибудь заподозрит. Будет лучше, если это сделаешь ты. — К столику подошел официант и налил Линн белого вина. — Ты знаешь, иногда мне кажется, что Бог послал нам этот кризис специально, чтобы он оставил Берта без штанов и помог мне положить конец нашему нелепому браку.

— Ну, это слишком однобокий взгляд.

Линн улыбнулась:

— Лично я считаю этот кризис самым значительным событием в своей жизни. Он четко отделил мужчин от мальчиков.

— Тут я с тобой согласна, — откликнулась Морин.

* * *

В дальнем конце бассейна, скрывшись за живой изгородью, Шейн Котрелл насиловала Берта Бина.

Не обращая внимания на его протесты, она в три секунды содрала с него бежевые летние брюки.

— О Господи, это безумие! Моя жена всего в пятидесяти шагах отсюда.

— Заткнись, Берт. Я столько недель тебя хотела и теперь получу свое. Мне плевать на мисс Ханжу в Шикарных Туфельках.

Шейн склонилась к Берту и он стиснул зубы, чтобы не закричать от острого удовольствия, пронзившего все его тело.

Шейн права: они слишком давно не были вместе. Она самая лучшая! Он хотел ее даже больше, чем она его.

Берт присел на колени, стянул через голову легкое оранжевое платье Шейн, сорвал трусики и вошел в нее. Обливаясь потом и издавая страстные стоны, они меньше чем за две минуты достигли оргазма.

— Черт! Мы, наверное, сошли с ума! — пробормотал он, приходя в себя.

— Как жаль, что она нас не слышала, — прошипела Шейн.

— Ты хочешь, чтобы мы с Линн разошлись?

— Да, хочу, черт возьми! Тогда ты будешь мой.

— Забудь об этом. Она моя жена.

— Она тебе никто. Она тебя не любит. Я тебя люблю!

Когда наконец ты это поймешь?

Берт натянул брюки и отряхнул коленки.

— Ты не знаешь, что такое любовь. — Он сунул руку в карман и извлек на свет маленький пакетик с белым порошком. — Вот что ты любишь, Шейн.

Она сверкнула глазами и посмотрела сначала на кокаин, потом опять на Берта.

— Мне это не нужно. Мне нужен ты.

Он ухмыльнулся:

— Да? Мы с тобой не увидимся неделю. Мне надо ехать в Монтеррей. Думаешь, выдержишь неделю без порошка?

Шейн вспомнила то мучительное нетерпение, с которым ждала сегодняшней встречи. Она могла бы заниматься с ним любовью всю ночь напролет. Эта короткая случка только раззадорила ее. Он прав, она сошла с ума. Боже мой, как же пережить еще целую неделю без секса, в обществе своей матушки и братца?

— Я возьму порошок, — сказала она и сунула пакетик в карман.

— Я так и знал, — отозвался он.

Девушка спокойно вернулась к бассейну и влилась в небольшой кружок гостей, обсуждавших пляжи на юге Франции и все прочие места, куда они не смогут поехать этим летом.

Линн видела, как Шейн вышла из сада, а минуту спустя оттуда появился Берт. Она догадывалась, что у Берта полно любовниц, но Шейн Котрелл — это удар ниже пояса! Эта девчонка годится ему в дочери! Линн почувствовала знакомый приступ тошноты.

— Скажи Брендону, чтобы он как можно скорее устроил мне встречу со своим адвокатом.

— Хорошо, скажу, — откликнулась Морин.

Линн отхлебнула вина и посмотрела на мужа. «Я в конце концов избавлюсь от него!» — решила она, и приступ тошноты прошел.

* * *

Наконец гости разъехались, и в доме стало тихо. Александр повесил свой галстук на спинку стула и, небрежно швырнув на кофейный столик золотые запонки с бриллиантами, закатал рукава. Он пил уже восьмую рюмку виски. На душе у него было муторно.

Сегодня вечером он увидел, как близки Брендон и Морин. Он перехватывал взгляды, которыми они обменивались, стоя в разных концах сада. Даже занятый деловыми разговорами, Брендон ни на минуту не забывал про Морин. Он подходил к ней, обнимал за талию, иногда целовал в щеку И во всем этом не было ни капли притворства — вот что особенно тревожило Александра.

Со стороны казалось, что Брендон и Морин знакомы всю жизнь.

Александр открыл ключом ящик стола — ящик, в котором хранились его фантазии Он достал шарфик Морин, ее губную помаду и флакончик духов «Опиум», который сам купил.

Рука его была тверда, но в глазах закипали сердитые слезы.

— Ты должна быть моей, Морин Моей, а не его Алекс брызнул в воздух духами и вдохнул аромат. Перед ним всплыло красивое лицо Морин. Челюсти его сжались, а к горлу подступил комок.

Ведь он просит от жизни совсем немного — уважения матери и любви женщины, которой, как он думал, можно довериться.

— Нам судьбой назначено быть вместе, Морин, — с самого детства…

Дрожащими руками он открыл губную помаду и злобно размазал розовую массу по шелковому шарфику. Больше не в силах сдерживать свою ярость, он схватил золотой нож для бумаги и принялся кромсать шелк в клочья.

У Александра было такое чувство, что его обокрали — забрали то, что принадлежало ему по праву Ну почему? Почему она его не любит? Судьба сыграла с ним злую шутку. Он хотел отомстить Морин, сделать ей так же больно, как она сделала ему.

Щеки его обжигали слезы гнева.

— Он тебя никогда не получит! Никто тебя не получит

Глава 26

Глядя, как Грэди разворачивает экскаватор, Морин яростно грызла ноготь большого пальца В тот момент, когда механический ковш врылся в землю, сердце девушки на мгновение остановилось.

— Я знаю, оно здесь, — тихо, с надеждой сказала она.

Два дня назад старая карта и странная извилистая стрелка привели ее к этому месту. Не теряя ни минуты, она заказала экскаватор.

Грэди вырыл яму глубиной в два фута, потом вдруг остановился и вылез из маленькой кабинки.

— Что там? — в волнении спросила Морин.

— Это не природное.

— Что не природное? — Она вместе с ним уставилась в неглубокую яму.

— Похоже на настил. Я никогда не видел ничего подобного. Смотрите! — Он нагнулся и счистил со дна ямы песок и землю, обнажив плоский камень.

— Что это?

— Пока не знаю. Надо еще подкопать.

Грэди вернулся в кабину экскаватора и продолжил работу Полтора часа спустя они опустились почти на восемь футов Открылся странный участок земли.

Они смотрели на тщательно уложенные слои камней и песка. Грэди поскреб в затылке.

— Матушка-природа не могла создать такое. Это точно.

У Морин округлились глаза.

— Здесь что-то спрятали.

— Совершенно верно. Причем очень-очень давно.

Морин распирало от волнения.

— Копай дальше, Грэди! Копай!

— Слушаюсь, мэм! — Он снова запрыгнул в экскаватор — Вот оно. Мак. То, что ты искал… — вырвалось у Морин, когда ковш Грэди копнул землю и грунт вдруг просел.

— Назад! — крикнула Морин. Бросившись к краю, она легла на груду вывороченного песка и камней, показывая Грэди, чтобы он еще раз копнул землю ковшом. Под тонким слоем камней открылась зияющая яма.

— Шахта! — взволнованно воскликнула девушка. — Мы нашли ее, Грэди! Она запрыгала от радости, глядя, как он роет дальше.

Морин думала о Маке и годах, потраченных им на поиски золота. Дядя знал, что оно здесь, просто недостаточно внимательно смотрел на карту. Он копал не в том месте. Если на ранчо есть золото, тогда понятно, почему мужчины из Хьюстона предлагали ей столько денег.

Час спустя Грэди отрыл большой вход в шахту. Они осветили фонариками стены и деревянные перекладины, служившие потолочными балками. Морин была в восторге.

— Надеюсь, что шахта еще не выработана, — сказал Грэди, утирая пот с лица и шеи голубым шейным платком.

— Выработана? Что ты имеешь в виду?

— Много таких старых шахт было закрыто, потому что в них ничего осталось. Оттуда выбрали все серебро и золото. — Он поводил фонариком по стенам. — Видите? Нигде не блестит. Я не удивлюсь, если здесь не окажется ничего, кроме такого же грунта, который мы вырыли.

Морин глянула вниз, в темный туннель. Сердце ее упало.

О такой возможности она не думала.

— Я так просто не сдамся. Прежде чем принять какое-то решение, надо выслушать мнение специалиста.

Девушка последний раз осмотрела шахту.

— Там золото, это точно. Мак знал, что искал. Вот почему он не хотел, чтобы я уезжала, — сказала Морин и тут же подумала, не принимает ли она желаемое за действительное.

* * *

Барбара Котрелл начала свою новую политическую кампанию в первый понедельник после субботнего митинга. Стояло прекрасное июньское утро. Над скалистыми холмами простиралось ясное лазурное небо. Вдалеке паслись ее стада, на сосне за окном щебетала голубая сойка. «Хорошая погода — это к удаче», — думала Барбара, надевая брюки-гаучо, сапоги и коричневую с оливковым блузку.

Она договорилась о встрече с Джесси Дюрамом, богатым фермером и нефтяным магнатом, который жил в тридцати милях к северу от ранчо «Хребет дьявола». В субботу Джесси был в Лондоне и не смог приехать на митинг. Барбара нуждалась в его помощи. Если Джесси решит, что дело стоящее, он сразу подпишет чек на полмиллиона.

С такими деньгами можно купить много голосов.

Барбара спустилась по лестнице на первый этаж. Шейн с Александром сидели в столовой и не столько завтракали, сколько препирались.

— Отвяжись, Шейн! — рычал Александр.

— Почему это я должна отвязаться? Если бы у меня было похмелье, ты бы у меня под дверью стучал в гонг. К тому же вчера ты весь день спал и сейчас должен бы уже протрезветь.

— Я никогда не протрезвею, — пробурчал он, думая о Морин.

— Что-что? — Шейн налила себе вторую чашку кофе.

Ей нужен был кофеин: вот уже несколько дней она сидела без наркотика и только сегодня собиралась встретиться с Бертом.

— Не твое дело! — рявкнул он. От усилия в голову ударила новая волна боли. Александр схватился за лоб.

«Есть ли на свете такие братья и сестры, которые живут мирно, не ссорясь?» — спрашивала себя Барбара. Ее детям доставляло извращенное удовольствие изводить друг друга. Сколько раз она лежала по ночам без сна и пыталась понять, в чем ее вина, почему у нее такие несчастные дети.

Она взглянула на Шейн. На ней была отвратительно прозрачная блузка, облегавшая голое тело подобно второй коже.

Сегодня ее волосы были выкрашены в голубой цвет. Она выглядела так, как будто не умывалась с субботнего вечера.

Барбара села во главе стола. Тотчас подоспевшая горничная поставила перед ней тарелку с фруктами, потом принесла из кухни серебряный кофейник с горячим кофе. Барбара молча ждала, пока она уйдет.

— Какие планы на сегодня, Шейн? — спросила она у дочери.

— Никаких.

Барбара вздохнула.

— Я так и думала.

Шейн пожевала губу, подыскивая достойный ответ.

- Ну, вообще-то у меня есть планы, но тебе вряд ли захочется о них услышать.

Барбара посмотрела на нее в упор:

— Что верно, то верно.

Шейн онемела от удивления. Она уже приготовилась выслушать ежедневную утреннюю нотацию матери о том, как надо себя вести. Но сегодня Барбара молчала.

Девушка покосилась на Александра. У него было такое же озадаченное лицо, как и у нее самой.

Зазвонил телефон, и Барбара, как обычно, принялась отвечать на звонки прямо за столом.

Александр внимательно смотрел на мать. В чем дело? Где ее обычный нагоняй за завтраком? Казалось, она просто махнула на них рукой. Они стали ей безразличны? Александр испугался. Это было самое ужасное.

— У тебя все в порядке? — спросил он.

— Конечно. Просто я страшно занята. Сегодня собираюсь к Джесси.

— Дюраму? — спросил удивленный Александр.

— Да, а что?

— Но ты же всегда терпеть его не могла.

— Мне нужны его деньги.

— Он забаллотировал тебя в семьдесят четвертом. Ты что, забыла?

— Ты знаешь, Александр, что я никогда ничего не забываю. — Она посмотрела на Шейн. — Но времена изменились.

Мне кажется, он тоже стал другим. Сейчас он старик. Я слышала, у него плохо с сердцем. Надеюсь, он хоть немного смягчился и мне удастся пронять его.

— Да, это ты умеешь, — язвительно заметила Шейн.

Пропустив мимо ушей колкость дочери, Барбара закончила завтрак, потом позвонила пилоту и спросила, готов ли ее вертолет. Убедившись, что все в порядке, она допила кофе и встала из-за стола.

Александр все еще пребывал в недоумении. За последнюю неделю его мать сильно изменилась. Он не понимал новых правил игры и не знал, как ему теперь вести свою партию.

— Александр, просмотри, пожалуйста, контракты по продаже эмбрионов мистеру Марчанду из Гавра. Если все нормально, отправь их вместо меня.

— Что ты сказала? — Александр решил, что ослышался.

Его мать никого и близко не подпускала к своим драгоценным контрактам.

— Ты слышал. У меня нет времени повторять, — бросила она и вышла из столовой.

— У меня нет времени… — потрясение пробормотал Александр и взглянул на Шейн, которая тоже была поражена.

— Что происходит, черт возьми? — спросила девушка.

— Не знаю.

Они поднялись из-за стола, подошли к стеклянным дверям и стали смотреть, как Барбара уверенно шагает к вертолету. Через несколько минут она была в воздухе. Вертолет взмыл вверх, точно огромная серебристо-голубая птица на фоне ослепительного неба, и полетел к северу.

Вдруг у них на глазах серебряная птица изрыгнула струю черного дыма.

— Боже! — воскликнул Александр.

Шейн рывком распахнула дверь, и оба сломя голову понеслись к спирально снижавшемуся вертолету.

— Мама! — закричала Шейн, когда из вертолета вырвалось пламя.

Александр бежал что есть сил. Казалось, его сердце не поспевает за ногами. Похмелья как не бывало. — Вертолет волчком крутился в небе — все ниже, ниже… и наконец врезался в невысокий холм. Столб черного дыма разрушил красоту пейзажа. Александр и Шейн застыли в ужасе.

* * *

Красно-желтая мигалка слепила Шейн глаза. Она смотрела, как медики «скорой помощи» укладывают труп пилота в черный чехол. Послышался обреченный звук застегивающейся молнии.

Искореженный, обгоревший каркас вертолета напоминал скелет какой-то доисторической птицы. Казалось невероятным, что ее мать уцелела в такой жуткой катастрофе. Но она уцелела — едва.

К Шейн подошел шофер «скорой помощи» и тронул ее за плечо.

— Вы хотите поехать с ней в госпиталь?

Девушка кивнула и, дрожа, забралась на заднее сиденье вместе с молодым медиком. Она старалась отворачиваться от матери, но, повинуясь единственно нездоровому любопытству, все-таки посмотрела вниз.

Руки и волосы Барбары сильно обгорели. Ни один парикмахер в мире не мог бы создать на ее голове такой дикий хаос. Были сожжены целые пряди, и Шейн сомневалась, что они когда-нибудь отрастут.

Лицо Барбары на вид казалось нетронутым, но врач сказал, что у нее сломано несколько лицевых костей.

Самые главные повреждения были внутри — в груди, в легких, в мозгу. Барбара была без сознания.

Ее подключили к аппарату искусственного дыхания. Врач измерял кровяное давление, пульс и температуру.

— Она будет жить?

— Надо сделать рентген… сильное сотрясение мозга, сломаны ребра. Пока рано судить…

У Шейн было такое ощущение, что она смотрит по телевизору репортаж о работе врачей. Разве может такое случиться в реальной жизни? И с кем — с Барбарой Котрелл, ее неуязвимой матерью!

Шейн выглянула из машины и увидела, что Александр разговаривает с каким-то мужчиной. Они собирались закрыть двери «скорой помощи».

Шейн всполошилась.

— Ты что, не поедешь? — крикнула она брату.

— Поезжай вперед. Мне надо кое-что здесь уладить.

Тут в поле зрения девушки попал шериф Алан Барстоу.

Он приподнял шляпу, приветствуя Шейн.

— Я очень огорчился, когда услышал про вашу маму, Шейн. Надеюсь, она поправится…

В его глазах она прочла сомнение, — Алекс!

Он резко обернулся и посмотрел на сестру.

— Что?

— Мама умрет? — спросила Шейн, сама испугавшись своего вопроса.

— Не знаю, — откликнулся он, и тут дверцы машины закрылись.

Шейн осталась наедине со своей матерью.

* * *

Александр повернулся к Алану Барстоу:

— Мне не важно, как ты это устроишь, Алан, но учти: я не хочу, чтобы это попало в газеты.

— О Господи, Александр! Ты что, спятил? Неужели ты не хочешь найти того подонка, который это сделал?

— Я хочу избавить свою мать от расследования. Она борется за жизнь. Я не могу допустить, чтобы легавые изводили ее своими вопросами. Это навредит ей больше, чем авария.

Ты меня понял?

— Алекс, это явная диверсия. Кто-то испортил руль направления и закоротил электропроводку. Кому-то было нужно, чтобы твоя мать погибла.

— Это, наверное, какой-то сумасшедший, Алан. У моей матери нет врагов. Во всяком случае, таких, которые желали бы ее смерти. Так что будь любезен, сделай, как я прошу. А я тебя отблагодарю.

— Даже не знаю…

— Хорошо отблагодарю.

Многолетний опыт научил Александра не скупиться с представителями власти. Правда, в услугах Алана Барстоу он нуждался впервые. Поскольку Алан первым прибыл на место аварии, он мог фальсифицировать отчет, написав, что это была простая механическая поломка. Придется еще подкупить двоих экспертов из техасского авиационного отдела, — но это уже мелочи.

Алан же подумал о крыше, которую давно пора менять, и о ковровом покрытии, которое хотела купить его жена. А сыну в следующем году понадобится тренажер… Жизнь станет чуть-чуть послаще, если он примет «подарок» от Котреллов.

— Я стою недешево, — начал торг Алан.

— Естественно. Какой порядочный человек стоит дешево? Мне кажется, десять тысяч — довольно круглая сумма.

— Пятнадцать будет покруглее.

— Пойдем со мной в дом. Я выпишу чек.

— Я составлю отчет, только когда обналичу чек.

Александр прищурился, потом улыбнулся:

— Ты мне нравишься, Алан. Думаю, мы сработаемся.

— Пожалуй, что так, — сказал Алан, жадно ухмыляясь.

* * *

Шейн стояла у дверей реанимационного отделения. Ее не пустили к матери. Правда, она сомневалась, что хочет ее видеть. Она была в ужасе.

Вот уже два часа врачи и медсестры сновали туда-сюда через вертящиеся двери. Она слышала, что Барбару забрали на операцию. Внутреннее кровотечение. Прокол легкого.

Пластический хирург еще не смотрел ее.

Будь Барбара в сознании, она потребовала бы сначала пластическую операцию. Но она была в коме.

Двери снова открылись, и мимо пробежала операционная сестра, глядя прямо перед собой.

В глазах Шейн стояли ледяные слезы — слезы отчаяния.

Она ходила взад-вперед, не желая возвращаться в комнату ожидания и встречаться с родственниками какого-то человека, который должен был сегодня умереть.

«Интересно, — думала девушка, — почему именно в такие тяжелые моменты люди обращаются к прошлому, пытаясь найти в нем ответы?» Шейн не привыкла задумываться над своей жизнью, она избегала этого любой ценой.

Сейчас, прислонившись к стене, она вдруг вспомнила далекое детство времена, когда был жив отец и мама много бывала с ней и с Александром. В те годы Барбара часто улыбалась.

Когда Шейн было четыре года, родители начали ссориться. Однажды ночью она, стоя на лестнице, подслушала их голоса.

— Ты негодяй! — крикнула Барбара.

Послышался громкий звук пощечины, снова мамин крик.

— Ты ей и в подметки не годишься! — сказал отец пьяным голосом.

— Ну и убирайся к черту! Оставь нас одних!

— Может, и уберусь.

Шейн зажала уши руками и кинулась в кровать. Ее отец любил другую женщину. Правда, он их не бросил, потому что умер через несколько недель после этого.

Шейн любила отца и очень страдала от того, что он не любит ни маму, ни ее. Она изо всех сил старалась добиться его внимания, но все было напрасно.

После его смерти мать с головой ушла в работу; Ей уже не хватало времени на то, чтобы побыть с ними. Она всегда была уставшей, замотанной и злой на мужчин, которые пытались вытеснить ее из бизнеса. Счастливая улыбка Барбары померкла, сменившись холодной непроницаемой маской.

Все эти годы Шейн ненавидела свою мать. Она винила ее в смерти отца, ей казалось, что она отняла у нее самое главное — еще один шанс завоевать его любовь.

Дрожь охватила девушку. Колени ее подогнулись, и она опустилась на пол, терзаемая тысячами неразрешимых вопросов.

* * *

Александр бежал по больничному коридору. Полы его пальто развевались, золотистые волосы были всклокочены ветром.

— Где ты был, черт возьми? — спросила Шейн.

— Дома. Разбирался с полицией. Как она?

— Все еще в коме.

Шейн взглянула на брата глазами, полными слез. Они никогда не были близки, но сейчас она вдруг ощутила бурный наплыв эмоций. Вина, горе, гнев, печаль — все вдруг прорвалось наружу, подобно извержению вулкана.

Александр не понимал, что творится с сестрой, но, увидев ее искаженное лицо, сделал то, чего никогда не делал раньше, — обнял Шейн.

Девушка положила голову ему на плечо. По щекам ее катились слезы. Еще никогда в жизни ей не было так одиноко.

Они неуклюже отодвинулись друг от друга, смущенные этим внезапным проявлением чувств… Никто из них не знал, как успокоить другого.

— Я пойду выпью кофе. Ты хочешь?

— Нет Я останусь здесь.

В кафетерии Александр налил себе большую кружку крепкого кофе и сел за столик у окна.

Он был уверен, что сможет замять это дело. Не хватало только полномасштабного расследования. Если выяснится, что вертолет Барбары был поврежден нарочно, репортеры не остановятся, пока не раскопают его связь с мафией. И тогда ему не жить.

Александр точно знал, кто организовал эту аварию, только не понимал зачем. Как видно, эти парни почувствовали, что с такой влиятельной женщиной, как Барбара, нельзя не считаться, и решили ее убрать. При одной мысли об этом по спине Алекса пробежал холодок.

Одно дело избавиться от бродяги Уэса. Можно было понять даже убийство сержанта Майлера, хоть это Александр проглотил с трудом. Но мама… если дошло до такого, значит, они способны на все.

Однако они понимают, что без него им не получить ранчо Морин. Он нужен им, и это успокаивало.

Александр знал, что с мафией шутки плохи. Один неосторожный шаг — и все пропало. Нельзя говорить им о том, как важна Морин для него лично. Мафии нет дела до сердечных привязанностей. Его планы устраивали их только до тех пор, пока приносили им выгоду.

Апекс был не дурак. Он знал: чтобы остаться в живых, надо играть по их правилам.

* * *

Брендону стало известно о том, что случилось с Барбарой, от кухарки. А Морин рассказала об этом Хуанита. «Подпольная связь домашней прислуги действует быстрее, чем агентство ЮПИ», — думала Морин, одеваясь, чтобы ехать в больницу вместе с Брендоном.

Они сели в его «корвет» и долгое время ехали молча.

Брендон ни минуты не верил, что авария вертолета была несчастным случаем. Он собирался провести собственное расследование: привлечь к этому надежных людей, а не доверять полудурку шерифу, который умственно не дорос до такой работы. Брендон был убежден, что кто-то пытался убить Барбару, и молил Бога, чтобы она выкарабкалась.

Он со страхом думал о случившемся, понимая, что и сам, ходит по лезвию ножа. Его кампания против билля об игорном бизнесе — вот что было причиной этого преступления Морин рассказала ему о мужчинах из Хьюстона, предложивших двойную цену за ее ранчо. Он не хотел пугать девушку — пусть думает, что они зарились на золото.

Брендон не мог допустить, чтобы Барбара пострадала напрасно. Он тревожился за безопасность Морин, но отступать не собирался. Если не пресечь это сразу, то убийствам не будет конца.

Брендон озабоченно хмурился, быстро идя вместе с Морин по больничным коридорам. Они увидели Шейн, сидевшую на полу перед отделением реанимации. Девушка подняла заплаканное лицо, и Морин показалось, что она выглядит совсем молоденькой и очень испуганной.

— Мы пришли, как только узнали, — сказал Брендон, положив руку ей на плечо, — как она?

— В коме. Проколото легкое. Ее оперировали. Я видела ее часа полтора назад… это ужасно… — Она осеклась. — Мне почти ничего не говорят. Наверное, не хотят расстраивать… — Голос ее дрогнул.

— Она поправится, — сказала Морин, пытаясь ее утешить, — она сильная женщина.

— Я знаю, — отозвалась Шейн, подумав о том, как слаба она сама в сравнении с мамой. Ей никогда не сделать того, что сделала Барбара. Впрочем, она сомневалась, что вообще хотела бы это сделать.

— Мы можем ее увидеть?

— Не знаю. Надо спросить у сестры. Вот звонок.

Брендон нажал кнопку на стене. Дверь распахнулась, и появилась молодая медсестра со свежим личиком.

— Мы можем пройти к Барбаре Котрелл? — спросил Брендон.

— Вы ее родственники?

— Нет.

— Простите, нельзя.

Медсестра начала закрывать дверь. Он удержал ее.

— Пожалуйста!

— Мы не делаем исключений. Это несправедливо по отношению к другим пациентам. Если ради вас мы нарушим правила, то придется пропускать всех подряд. Это невозможно.

— Я должен ее увидеть, — настаивал Брендон.

- Не только вы, но еще полштата. За последний час на коммутаторе не смолкают звонки, а медсестра в приемном покое говорит, что вестибюль завален цветами. Я не пропускаю к ней полицейских и вас не могу пропустить.

Брендон схватил ее за руку:

— Вы не понимаете. Это очень важно. Всего одну минуту, прошу вас!

Девушка посмотрела на Брендона. Ее тронула искренность его мольбы. Наверное, она слишком долго здесь работает. Когда-то она поклялась себе не очерстветь душой и все-таки очерствела. А ей всего-то двадцать три года.

— Ладно, на три минуты.

— Можете засечь время. — Он улыбнулся.

Он взял Морин за руку, и они вошли в отделение реанимации, во второй, загороженный шторкой бокс. Здесь трезвонили телефоны, кричали медсестры, давая друг другу указания, мигали и пищали разные аппараты.

Когда Морин увидела Барбару, лежавшую плашмя на больничной кровати, она невольно охнула. Эта женщина была не похожа на себя. Ее прекрасные серебристые волосы почернели и свисали с головы уродливыми клоками.

Обгоревшие руки и шея были покрыты мазью. Но лицо казалось почти нетронутым, если не считать небольшой припухлости на левой скуле. Больше всего пугало обилие выходивших из ее тела трубочек: толстая грудная трубка, аппарат искусственного дыхания, катетер, мониторы сердца и дыхания. На лице была кислородная маска. Дышала Барбара с трудом.

Морин мысленно вознесла к небу краткую молитву.

Брендон нагнулся и что-то шепнул Барбаре на ухо. Морин напрягла слух, но так и не разобрала, что он сказал. Она видела, как он осторожно просунул руку под обгоревшую ладонь Барбары и снова нагнулся к кровати.

— Барбара, это я, Брендон. Я здесь вместе с Морин. Ты выкарабкаешься, Барбара. Мне нужна не только твоя помощь.

Мне нужна ты сама. Мы не дадим им спуску. Я тебе обещаю.

Я не позволю, чтобы ты страдала напрасно. Мы их остановим. Я хочу, чтобы ты жила, Барбара, Ты меня слышишь?

Брендон выпрямился.

В этот момент сзади подошла медсестра и сказала им, что пора уходить. Морин обернулась, чтобы ей ответить, и не заметила, как мизинец Барбары слегка нажал сверху на руку Брендона.

Когда они выходили из отделения реанимации, лицо Брендона было исполнено надежды.

Глава 27

Берт Бин просмотрел в утренних новостях сообщение об аварии вертолета Барбары и выключил телевизор. Он не любил Барбару так же, как и она его, но всегда испытывал сочувствие к человеку, с которым стряслась беда.

Мысль о том, что в случившемся могли быть замешаны его новые партнеры, даже не приходила Берту в голову. Александр и шериф заявили, что произошла механическая поломка, и у него не было причин им не верить.

Дела Берта шли как нельзя лучше. На прошлой неделе он получил первый крупный чек, и это было только начало.

Четверть миллиона долларов надолго укрепит положение его корпорации.

Через Дженни Слоан Берт встретился с людьми, которые занимались контрабандой наркотиков: Они ввели его в свой бизнес. Это было легко. От Берта не требовалось ничего особенного. Надо было только предоставлять в их распоряжение свою взлетную полосу. По ночам туда прибывали самолеты, и шла разгрузка товара. Ему оставалось лишь держать глаза, уши и рот на замке. А однажды его попросили проследить за разгрузкой. Он показал водителю грузовика, где припарковаться, а потом смотрел, как пилот и водитель укладывают в машину спортивные сумки с марихуаной и ящичек с кокаином.

За эту небольшую работу Берту щедро заплатили.

Он гордился собой. В то время как его старые приятели теряли дома, машины, самолеты и фирмы, он держался на плаву.

Ни ему, ни его семье не пришлось страдать. Линн по-прежнему покупала себе самую дорогую одежду, а он по-прежнему развлекался с Шейн.

Берт видел, что Линн ценит его усилия. В последнее время она с ним почти не ссорилась. Он мог приходить и уходить, когда ему захочется, а значит, чаще видеться с Шейн.

Сегодня Линн уехала с Морин Макдональд и Шарлин Симе в Даллас за покупками. Они с Шейн могли провести целый день вместе. Ей сейчас нелегко, но он знает, как ее утешить.

Кроме того, ему надо обсудить с Шейн одно дельце.

Вчера вечером, когда он закончил работу, ему в офис позвонила Дженни. Она сказала, что его партнеры хотят с ним встретиться, и назвала время и адрес. Берт охотно приехал на встречу. Ему пообещали, что он получит еще пятьдесят тысяч долларов, если заручится помощью Шейн Котрелл.

— Какой именно помощью? — спросил Берт.

— Ее брат причиняет нам некоторые хлопоты. Мы хотим, чтобы она за ним посматривала. Нам надо знать, что он делает все именно так, как ему велят. Но она не должна о нас знать. У наркоманов длинные языки.

Берт удивился:

— Александр тоже на вас работает?

— Как мы уже говорили, на нас работают только самые лучшие люди.

— Теперь я это вижу.

— Пообещайте ей все, что она пожелает, только пусть шпионит за своим братом.

— Можете на меня рассчитывать, — сказал Берт.

— Мы в этом не сомневались.

Берт откинулся на спинку кресла. Какой же он все-таки счастливчик! Его друзья и коллеги падают, как дохлые мухи, а у него все замечательно. С наступлением кризиса его жизнь ничуть не изменилась. Даже стала лучше.,

* * *

Линн Бин нисколько не волновалась, входя в кабинет адвоката на верхнем этаже далласского небоскреба. Вот уже много недель она ждала этого дня. Брендон не только устроил ей встречу со своим адвокатом, но дал ей, Морин и Шарлин свой самолет, чтобы они слетали в Даллас.

Джон Кимберли пожал ей руку и проводил к себе в кабинет. Заметив в приемной красавицу брюнетку и симпатичную блондинку, он сразу догадался, что брюнетка — это Морин. Брендон много рассказывал ему об этой девушке. Она и впрямь была необыкновенной.

— Я рада, что вы смогли со мной встретиться, — сказала Линн.

— Брендон вкратце объяснил мне суть дела, но, прежде чем начать, я хотел бы задать вам один вопрос.

— Конечно.

— Как давно вы приняли это решение? Не было ли оно поспешным?

— Вот уже пятнадцать лет я хочу уйти от Берта Джон был поражен, хотя, проработав двадцать один год адвокатом на бракоразводных процессах, он наслушался всякого и почти перестал удивляться. В последнее время, в связи с кризисом, хлынул поток заявлений о разводе Женщины разводились со своими разорившимися мужьями. Он хотел убедиться в том, что у Линн это не сиюминутный порыв.

— Почему же вы решились на этот шаг именно сейчас? — осторожно спросил он.

— Берт лишился своих денег и уже не сможет забрать у меня детей.

Джон понимающе кивнул.

— Берт всегда говорил мне, что купит суд и лишит меня детей и имущества. Теперь ему это не удастся.

— Вы в этом уверены?

— Что? — Лини почувствовала, как к желудку подкатила знакомая тошнота.

— Я провел небольшое предварительное расследование.

Похоже, ваш муж как-то держится — Не может быть!

— Я могу показать отчеты.

— Не стоит. Мне приходилось пользоваться услугами следователей. К сожалению, им можно верить. — Она вздохнула. — Каким образом он мог удержаться?

— На бумаге все выглядит так, будто он просто сократил свой бизнес: уволил нескольких служащих, перераспределил деньги. Но до разорения ему далеко… пока.

Линн нахмурилась.

— Всего шесть недель назад я слышала, как он разговаривал по телефону со своим банкиром и умолял не отказывать ему в кредитах. Он сказал своему юристу, что сел на мель.

— Вполне возможно. Он мог где-то занять деньги? У родственников, например?

— Вы шутите! Они бедны как церковные мыши.

— И все-таки откуда-то ему идут поступления.

— Значит… я пока не могу подать заявление на развод?

— Это меня не остановит. Мы можем с ним побороться.

Хотя, не буду скрывать, борьба предстоит нелегкая.

— О Боже! И с чего мы начнем?

— Это вам решать Мне бы хотелось выяснить, насколько точны те бумаги, которые я видел. Если окажется, что он их подделал, у нас появится хорошая зацепка.

Линн просияла:

— Я добуду вам эту информацию.

Джон заколебался:

— Я могу нанять…

— Нет. Я сделаю это сама. Я знаю, как…

Линн встала.

— Я добьюсь развода, чего бы мне это ни стоило.

— Вы правы. Нельзя всю жизнь терпеть тиранию.

— Тирания — да, это верное слово.

Они пожали друг другу руки, и Линн ушла. На улице она объяснила ситуацию Морин и Шарлин.

К сожалению, дела пошли совсем не так гладко, как она надеялась. Но Линн не собиралась сдаваться. Она добьется справедливости. У нее есть друзья, и они ей помогут. Она будет свободна, и скоро.

Глава 28

Морин ждала возле вырытой ямы, пока геолог возьмет образцы. Брендон нашел его в Остине Молодой человек всего два года назад окончил Техасский университет, но был весьма смышлен.

Райан Ласситер вылез из ямы. Это был высокий, худой паренек со светлыми волосами, ясными голубыми глазами, широким лбом и обаятельной улыбкой.

— Я видел в этой шахте три туннеля. Если правильно выбрать грунт, вы сможете туда войти. Советую вам расчистить подножие этого склона. По-моему, именно там был первоначальный вход в шахту.

Морин кивнула. Все это она знала и без него.

— Что вы нашли?

— Я взял дюжину образцов. Их надо будет исследовать на наличие драгоценных металлов.

— Сколько это займет времени?

— Обычно на это уходит пара недель, но у меня есть друг в Вашингтоне, его недавно взяли работать в лабораторию количественного анализа. Я попрошу его выйти на работу ночью и побыстрее сделать исследование.

— Прекрасно!

— Да, — сказал он, заглядывая в шахту, — мне хотелось бы выяснить, насколько верны мои предположения.

— Что значит «насколько верны»? Они либо верны, либо нет.

Райан почесал в затылке.

— Я уже знаю, что они верны. Там, внизу, есть и золото, и серебро. У меня нет сомнений, что в этом камне платина. — Порывшись у себя в рюкзаке, он достал один образец.

Морин не верила своим ушам. И он так спокойно об этом говорит?

— Золото? И платина?

— Да. Если платины будет много, вы сможете очень неплохо продать ее космическим агентствам, таким как ПАСА.

— В самом деле? — спросила она осипшим от волнения голосом.

— Послушайте, мисс Макдональд, сейчас я не могу сказать вам точные цифры. В этой породе есть кристаллы кальцита. Золото принесет доход, если его будет не меньше одной десятой унции на тонну. К тому же я подозреваю, что золото есть не только здесь, но и во всех этих холмах. — Он сделал широкий взмах рукой. — Вы представляете? Кстати, кто владеет этой землей?

— Я. — Морин широко улыбнулась.

— Кроме шуток? — Он потрясение огляделся.

— Кроме шуток.

— Я позабочусь о том, чтобы вы получили ответ на этой неделе.

* * *

Шейн лежала голая на ковре в домике Берта, подперев подбородок руками. Был солнечный день. Обычно она не любила такие дни, потому что ее ломало Но сегодня ломки не было. Ей просто хотелось немного подумать. Она обнаружила, что это довольно болезненный процесс. Девушка размышляла о своей матери, о себе и своем будущем. Все казалось мрачным, запутанным и неясным. Жизнь Шейн была одним сплошным кошмаром.

— В чем дело, малышка? — спросил Берт, лениво поглаживая ее спину и спускаясь рукой ниже, к гладким выпуклостям ягодиц. Он еще никогда не видел такого красивого тела, а уж он-то знал толк в женщинах.

— Ты достал кокаин?

— В эти дни тебе понадобятся большие дозы, чтобы взбодриться.

— У меня в голове столько разных мыслей…

Берт засмеялся:

— Конечно, милая.

Она перевернулась на спину и села.

— Что здесь смешного?

— Сколько я тебя знаю, у тебя в голове всегда только одна мысль. — Он коснулся ее груди.

Она отпрянула. Ей не нравился его снисходительный тон.

Порой он обращался с ней, как., как с Дженни Слоан Шейн брезгливо передернулась. Она — Шейн Котрелл, а не какая-то грязная шлюха, «нищая выскочка», как сказала бы мама — Приготовь мне кокаин, Берт. — Она встала. А куда ты положил травку?

— Вон туда, на сервант. Я так и думал, что тебе понадобится что-то в этом роде. Ты сегодня весь день сама не своя.

Шейн скрутила сигарету с марихуаной и закурила, ожидая, когда Берт приготовит шесть трубочек с кокаином — четыре для нее и две для себя.

Настроение резко пошло на подъем. Она обвила его руками за шею.

— Я просто хочу быть счастливой, Берт.

— Мы все этого хотим. Вот почему я здесь. — Берт впился в ее губы страстным поцелуем. Они опустились на пол, и он начал нежно ласкать девушку. — Шейн, милая, ты сделала, что я просил?

— А что ты просил?

— Присматривать за Александром. Ну как, хорошо он себя вел? — Его рука скользнула ей между ног.

— Да, насколько я могу судить. Сейчас он занят делами ранчо, потому что мама… — Шейн прогнала подступавшие слезы. — Берт, я не понимаю, что конкретно мне надо выяснить про Александра. — Мысли и слова потекли медленнее, и глаза затуманились. Задавая вопрос, она уже почти забыла, о чем вообще идет речь.

— Ну, с кем он встречается, и все такое. Мало ли… может быть, ты заметишь что-нибудь необычное. Вдруг тебя что-то встревожит. Ведь я делаю это только ради тебя. Твоя мама при смерти, и я знаю, как тебе сейчас тяжело.

Шейн взглянула в его искренние глаза.

— Ты так добр ко мне, Берт.

— Да, я всегда желал тебе только добра. А Алекс… порой он не думает ни о ком, кроме себя.

— Это верно. Но ты обо мне позаботишься, правда, Берт?

— Конечно, позабочусь. Я не дам тебя в обиду Алексу.

Но ты должна мне все о нем рассказывать.

— Ладно.

Она снова легла на пол. Интересно, что будет, если Барбара умрет, оставив ее с Александром? Как она будет жить?

Где ей взять мужество, чтобы встречать каждый день в одиночку? Многие годы у нее была лишь одна цель — посильнее разозлить маму. Барбару бесило ее поведение, Александру же все равно. Он ее не любит. Есть еще Берт… но Берт по-прежнему женат на Линн.

Шейн прикрыла глаза рукой. Эти мысли были невыносимы.

— Можно, я возьму домой остальной кокаин, Берт?

— Конечно.

— И мне не надо за него платить?

— Нет, если ты будешь рассказывать мне про Александра.

— Я буду. Я сделаю все, что ты скажешь.

— Знаю, милая.

* * *

Телефон в кабинете Александра прозвонил восемь раз.

— Черт бы побрал этих мексиканок! Куда все запропастились? — недовольно проворчал он.

Он опаздывал на ленч с Дженни и пребывал в состоянии возбужденного нетерпения.

Мужчина на другом конце провода не поздоровался, но Алекс понял, кто ему звонит, как только приложил к уху трубку.

— Да?

— Это последнее предупреждение, мистер Котрелл. Впредь не вмешивайтесь в наши дела. Вам было ведено подчиняться приказам. Учтите: мы строго следим за Нарушениями.

— А что я сделал?

— Вы подкупили еще одного представителя закона.

Александр взорвался:

— А что ты хотел, сукин сын? Вы пытались убить мою мать. Я позаботился о том, чтобы это не попало в газеты, и вы еще чем-то недовольны? Хороший следователь быстро раскрыл бы истину. Или… в этом и состояла ваша цель' Нет. Мы не пытались убить вашу мать Эта авария была простой случайностью. Вертолет должен был немного забарахлить при взлете, вот и все. Итак, предупреждение остается в силе: подчиняйтесь нашим правилам и приказам.

— А если я не буду им подчиняться?

— Тогда не доживете до утра.

— Отлично. Я вас понял.

— Если вы сможете делать так, как вам велят…

— Господи, что я, ребенок, по-вашему7 Разумеется, смогу.

— У нас есть для вас работа Вы должны сделать ее сами.

Никого не нанимайте. Помните о свободных концах, мистер Котрелл.

— Я помню.

— Вот и прекрасно. Мы очень заинтересованы в том, чтобы мисс Макдональд продала свое ранчо.

— Я тоже.

— Замечательно. Значит, мы понимаем друг друга — Вполне.

* * *

Было воскресенье, и Морин не ждала звонка из Остина. Но Райан Ласситер был слишком взволнован, чтобы ждать до понедельника. Трубка буквально вибрировала от его голоса.

— Мой друг вышел на работу в субботу вечером и сделал все анализы. Я сам провел несколько тестов, но у него более точное оборудование. Черт возьми, мисс Макдональд! Ох, простите. Но там столько металла!

— Назовите точные цифры.

— Золота — восемь десятых унции на тонну, платины — шесть десятых и серебра — шесть и одна десятая.

— Это стоит того, чтобы вести разработку?

— Думаю, да Если драгоценные металлы залегают хотя бы на десятой части вашего участка… скажем, на площади в пятьсот акров, то вы получите прибыль свыше трехсот миллионов.

— Долларов? — У Морин подогнулись колени, и она опустилась в кресло. О Боже!

— Я хочу продолжить разведку на вашей земле. Золото должно быть в русле ручья и в дальних холмах. Готов спорить, что там не такие старые шахты, как та, которую мы нашли.

— Сколько же ей лет?

— Скорее всего эта шахта была вырыта испанцами в конце шестнадцатого века.

— Испанское золото… — прошептала потрясенная Морин. Мак был прав! По телу ее побежали мурашки. Она взглянула в окно на старый дуб, под которым похоронила своего дядю.

— У вас впереди много работы, — сказал Райан, — чтобы извлечь из земли все эти металлы, — потребуются немалые деньги.

— Сколько?

— Семьдесят пять… может быть, восемьдесят миллионов Сердце ее упало.

— Где же я возьму столько денег?

Райан засмеялся.

— Это полный расчет на десять лет. Для начала вам понадобится всего три миллиона, а потом из своих доходов вы сможете оплатить новую технику.

— Всего-навсего три миллиона… — вздохнула девушка.

Откуда их взять?

— Утром я пошлю вам копию отчета И мне хотелось бы еще раз спуститься в вашу шахту, если можно.

— Конечно, можно, — сказала Морин и, попрощавшись, повесила трубку.

Она снова взглянула на дуб за окном.

— Я нашла твое золото, дядя Мак. Но, похоже, мне его не достать

Глава 29

Летние воскресные вечера в Техасе были ленивыми, тихими и спокойными. Работники ранчо, оправившись от похмелья после субботнего кутежа, уезжали в город к подружкам, и те готовили им на обед жареных цыплят, а потом просили спеть под гитару грустные песни. Все было, как и много лет назад: качели на крыльце, лимонад и дети, играющие в прятки… Техасские воскресные вечера остались такими же прекрасными, как когда-то давным-давно.

Морин сидела в плетеном кресле-качалке на парадном крыльце и чистила персики для пирога, а Хуанита рассказывала ей о своих подружках, с которыми виделась сегодня в церкви. Морин слушала эти истории каждое воскресенье с тех пор, как приехала в Техас, и в этой повторяемости была своя прелесть.

Хуанита отрезала лом гик от румяного сочного персика и отправила в рог. Морин улыбнулась: теперь ясно, почему они так долго готовят пирог и почему на него ушло так много персиков.

Хуанита продолжала говорить. Ее монотонная речь убаюкала девушку, и она не заметила, как мексиканка сменила тему.

— Что ты сказала? — переспросила Морин.

— Я спрашиваю, мистер Уильямс прийти к нам сегодня на десерт?

— Нет, вряд ли.

Хуанита с досадой вздохнула:

— Он опять уехать, да?

— Да, к каким-то фермерам к югу отсюда. Не знаю, сможет ли он заехать. У него была очень напряженная неделя.

Хуанита съела еще два ломтика.

— Мне кажется, он приехать, — Уже поздно, и солнце садится. Может быть, завтра.

— Он приехать, — повторила Хуанита с усмешкой. Влюбленного мужчину она распознавала с первого взгляда. Брендон при любой возможности ехал к Морин, и сегодняшний вечер не будет исключением.

Хуанита завела назидательный рассказ о любви одной молодой мексиканской пары.

Вдруг девушке показалось, что пахнет дымом.

— Хуанита, ты что, уже включила духовку?

— Нет, сеньорита.

— Ты уверена, что в духовке ничего нет?

— Si, уверена.

Морин опять принюхалась.

— По-моему, пахнет дымом.

Хуанита потянула носом.

— Я не чувствую… — Мексиканка встала и пошла к входной двери, нюхая воздух.

— Сеньорита! — вдруг закричала она и сбежала с крыльца, показывая за дом, на конюшню.

Морин захлестнуло волной страха. В воздухе пахло смертью. Округлившимися от ужаса глазами она уставилась на бушующее пламя, которое пожирало конюшню.

— Лошади! — крикнула девушка и бросилась туда. Уже на бегу она вспомнила, что Грэди и Расти сейчас в городе и спасать животных некому. Эсприт!

Еще никогда в жизни полная Хуанита не передвигалась с такой быстротой. Она схватила ведра и наполнила их водой из-под крана на задней стене сарая. В этот момент ей и в голову не пришло, что такими ведерками не затушишь огромное пламя.

Морин метнулась в сарай, сорвала с койки одеяло, намочила его в воде и накинула на голову. Это была ненадежная защита, но выбирать не приходилось.

Морин слышала ржание Эсприт, доносившееся из конюшни, и где-то в глубине ее сознания шевелилась мысль, что эта лошадь — последняя ниточка, связывающая ее с прошлым; она должна спасти Эсприт, спасти во что бы то ни стало, иначе все в этой жизни потеряет смысл.

Хуанита подняла голову и увидела, что Морин бежит к горящей конюшне.

— Нет! Сеньорита, вернись! Ты погибнешь!

Морин влетела в конюшню. Горело в дальнем левом углу, а лошади стояли справа. Но лето было сухим и жарким. Проворные змейки огня ползли по стенам и крыше.

Уже занялся пол.

Девушка старалась не слушать рев пламени, пожиравшего деревянную постройку. Она неотрывно смотрела на лошадей и говорила себе, что пожар еще далеко и она успеет их вывести.

Морин открыла стойло с молодой кобылкой — всего шести месяцев от роду. После Эсприт это была ее самая любимая лошадка. Она вспомнила ночь ее появления на свет, и перед глазами возникло лицо Брендона.

Лошадь испуганно отпрянула.

— Ну-ну, девочка, не бойся! Я хочу тебе помочь. Пойдем со мной.

Поглаживая кобылку по морде и ласково приговаривая, Морин начала выводить ее из стойла. Лошадь постепенно успокоилась, но у открытых дверей пахнуло сильным жаром, и животное испуганно фыркнуло.

Огонь распространялся с поразительной быстротой. Чтобы не обжечься, девушка натянула одеяло на лицо.

Тут кобылка взвилась на дыбы — казалось, она отмахивается от огня и дыма копытами.

— Все хорошо, — бормотала Морин, пытаясь подвести лошадь к выходу из конюшни. Она набросила ей на морду свое одеяло, чтобы та не видела огня, но возле самых дверей быстро сдернула его и шлепнула кобылку по крупу. — Иди же, девочка! Вперед!

Лошадь поскакала сквозь пламя к ждавшей ее Хуаните.

Морин облегченно вздохнула, потом снова набросила одеяло на голову и исчезла в огне.

Мексиканка кричала ей снаружи и, сдерживая слезы, плескала из ведра на вход в конюшню, чтобы он не рухнул.

Огонь уже лизал сухую деревянную кровлю. Точно бесноватый демон, он хватал в свои когти все, что попадалось на пути. Стропила полыхали и падали вниз, потолок выстреливал сталактитами пламени. Длинные огненные языки спускались с уцелевших потолочных балок и сливались с нижними языками, создавая пылающую камеру смерти.

Морин слышала крик Хуаниты, но не могла уйти из конюшни. Там остались еще две лошади и Эсприт. Она должна была их спасти.

* * *

Брендон возвращался на своем вертолете с ранчо Уиллиса Блейка Чертовски не хотелось устраивать деловую встречу в воскресенье и отказываться от свидания с Морин, но он нуждался в помощи Уиллиса.

Ему на удивление легко удалось убедить Уиллиса в своей правоте и заручиться его поддержкой. День прошел замечательно!

Брендон направил вертолет к ранчо Макдональда. Он пообедал у Блейков и надеялся просто расслабиться с Морин, отдохнуть от дел.

Он летел низко, чтобы любоваться пейзажем. Закатное солнце расцвечивало холмы полосами розового, лилового и голубою. В такие моменты Брендон думал о том, как огромен мир, как велика власть Божья. Глядя, как яркие краски заката сменяются серебристо-золотыми сумерками, он заметил за дальним склоном странный оранжевый свет.

— Что это?

Подлетев ближе, Брендон почувствовал, как у него на затылке шевелятся волосы. Однажды он уже видел такой свет: когда ему было девять лет, у соседа Шелли Ларсона дотла сгорел дом.

Он пролетел над холмом.

— Черт возьми!

Да, так и есть: на ранчо Морин пожар. К счастью, горит не дом, и значит, за Морин можно не волноваться. Вот уже сорок шесть дней не было дождя, и любая деревянная постройка в этой части Техаса могла воспламениться от малейшей искры. Брендон надеялся, что Морин не вздумает тушить пожар, это все равно бесполезно.

Подлетая к дому, он увидел Хуаниту, которая стояла рядом с горящей конюшней и отчаянно размахивала руками.

Сначала Брендон решил, что мексиканка подает ему какие-то знаки, но потом понял: она его вообще не видит и кричит кому-то в самой конюшне.

— Там Морин… О Господи! — выдохнул он и, посадив вертолет, ринулся к горящему строению.

— О, сеньор Уильямс! Она сумасшедшая! Она спасает лошадь!

— Что?!

— Эсприт!

У входа бушевала стена огня. Брендон громко позвал Морин, и в ту же секунду она появилась на пороге, замотанная в одеяло. Прямо на него, испуганно выпучив глаза, галопом скакали две лошади, каким-то чудом не пострадавшие.

Брендон по примеру Морин сунул одеяло в воду. Он знал: она не выйдет, пока не спасет свою лошадь.

Он кинулся в этот ад. У него загорелась брючина, но он сбил огонь мокрым одеялом.

— Морин!

Она была в дальнем стойле, боролась с напуганной Эсприт, которая ржала и вырывалась.

— Брендон! — крикнула девушка, пытаясь перекрыть рев огня. — Помоги мне!

Брендон бросился к ней. Его чуть не задело сорвавшейся с потолка балкой, но он даже не оглянулся.

— Ты с ума сошла! Что ты делаешь, черт возьми?

— Будешь ругаться потом. А сейчас спаси мою лошадь! — В глазах ее стояли слезы, а в голосе звучал ужас, но она продолжала тянуть Эсприт из стойла.

Брендон вбежал в соседнее стойло, влез на четырехфутовую стену и запрыгнул на круп Эсприт.

— Отойди с дороги, Мо!

Девушка шагнула в сторону, и Брендон вывел Эсприт из стойла. Лошадь взвилась на дыбы, а потом поскакала вдоль прохода к выходу из конюшни.

Спрыгнув с нее, Брендон схватил Морин и накинул на нее и на себя одеяло.

— Бежим!

Они помчались к выходу. Когда они были почти у самых дверей, с потолка сорвалась еще одна балка и зажгла сено на полу. Дальний конец конюшни окутывала сплошная завеса огня.

Трещали и падали деревяшки. Пламя выло, точно бушующий ураган. Волны жара буквально валили с ног.

Над Морин клубился дым. Она задыхалась и кашляла, опустив голову. Брендон тащил ее к выходу, как тряпичную куклу, обходя огонь.

Они зигзагами продвигались к дверям конюшни и наконец выбрались наружу. Морин упала на колени и зашлась в хриплом кашле. Ей казалось, что у нее сгорели все легкие.

Подбежала Хуанита.

Лицо Брендона было потным и черным от сажи.

— Ты в порядке? — спросил он у Морин.

Та кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

— Эсприт?..

— Она спаслась. Я сейчас привести ее, — предложила Хуанита и пошла искать Эсприт, которая ускакала за ворота.

Брендон сел на колени рядом с Морин и взял в ладони ее лицо.

— Ты могла погибнуть! Никогда больше не делай подобных глупостей!

— Почему ты на меня кричишь?

— Потому что я мог тебя потерять!

Девушка уставилась на него. Только сейчас до нее дошло, что они оба могли умереть в этом пожаре.

Она оглянулась. Весь сарай был охвачен огнем.

— Брендон… я…

Морин припала к его груди, ища утешения в этих крепких объятиях. Жизнь постоянно сталкивала их друг с другом, и ей приходилось бороться со своими чувствами: она боялась, что, убедившись в ее любви, Брендон потерям к ней интерес У нее уже бывало такое раньше — и с Майклом, и с другими мужчинами. Но никем из них она не дорожила так, как Брендоном. Это было для Морин открытием. Она не хотела терять Брендона, потому что любила его, любила по-настоящему.

— Я люблю тебя, Брендон, — прошептала она.

Он обхватил ее лицо ладонями и посмотрел в блестящие голубые глаза. Наконец-то она призналась! Он уже думал, что никогда не услышит от нее этих слов.

— Я тоже люблю тебя, — откликнулся он, — я так долго ждал тебя!

— Но ты никогда меня не спрашивал…

— Не хотел тебя торопить. Я полюбил тебя сразу, как только увидел. А ты полюбила меня.

Он страстно поцеловал девушку, проникнув языком в ее рот. От нее пахло дымом, огнем и опасностью. Волосы возле лица были опалены, а кожа покраснела, и на ней уже проступили маленькие волдыри. Брендон нежно поцеловал ее ухо и провел языком по розовой мочке Сердце отчаянно колотилось у него под ребрами. В венах пульсировало неистовое желание.

Морин прильнула к нему. К ее телу точно приложили тысячу раскаленных крошечных утюжков, но желание было сильнее боли. Она вдруг поняла, что еще никогда не любила мужчину. То, что она испытывала к Брендону, нельзя было выразить никакими словами. Это можно было только почувствовать.

Девушка ухватилась за его плечи, прижимая его к себе.

Он осыпал поцелуями ее лицо — щеки, веки, подбородок, глаза… Морин захлестнули самые разные эмоции — благодарность, радость, облегчение. Она не могла сдержать слез.

Только когда он прижался губами к ее губам, она перестала плакать.

— Уведи меня отсюда, Брендон. Я не могу больше это видеть, — сказала она, глядя на пылающую конюшню.

Брендон сочувственно кивнул, подхватил девушку на руки и, не оборачиваясь, пошел к дому.

Он отнес Морин в спальню, закрыл дверь и бережно уложил ее на кровать. Она обнимала его за шею, не желая отпускать от себя ни на мгновение. Странно, как она могла так долго жить без него?

— Пожалуйста, не уходи… только не сегодня! — взмолилась девушка.

— Не уйду, — пообещал он.

Она медленно сняла свою испачканную в саже блузку.

Кое-где искры прожгли ткань насквозь, оставив маленькие дырочки величиной с булавочную головку. Руки и грудь Морин покрывали волдыри и черные пятна. Брендон пылко целовал ее грудь, благодаря Бога, что обошлось без серьезных повреждений. Он нежно погладил обожженное тело, надеясь унять боль, потом поцеловал уродливое красное пятно на шее девушки, но она скривилась и отдернулась.

— Может, нам не стоит… — сипло проговорил он, понимая, что больше не сумеет сдержать свою страсть.

— Нет… пожалуйста… я хочу тебя…

Она расстегнула юбку и приподняла бедра, чтобы он мог снять ее. На черных от копоти ногах были ожоги.

Брендон быстро разделся и лег рядом. Он смотрел на нее и Думал, что даже обгоревшая и грязная она все равно прекраснее всех женщин на свете. В ее глазах полыхал жаркий огонь любви и страсти — более яркий, чем пожар в конюшне. Она обняла его и прижала к себе.

Он осторожно трогал ее грудь, живот и бедра. Морин знала: он боится сделать ей больно, но боли она не чувствовала. Ей было приятно лежать под ним, ощущать его ласки, слушать, как он повторяет ее имя — снова и снова, как молитву.

Наконец он приподнялся, целуя девушку, шепча ей на ухо слова любви и стараясь не касаться ее ожогов. Когда он вошел в нее, Морин ухнула в какую-то сладкую бездну.

Это слияние было священно — более священно, чем любая церемония.

Он проник в нее медленно, но страсть подхлестывала его движения, распространяя волны желания по всему ее телу.

Морин застонала, вжавшись головой в подушку, и подняла бедра ему навстречу. Еще никогда в жизни она не испытывала таких сильных ощущений. Она зажмурилась и закусила губу, стараясь не закричать.

— Не сдерживайся, — прошептал Брендон.

Морин обхватила ногами его бедра, впуская его глубже, и громко застонала. Ей казалось, что она взмывает в небо на сильном крылатом коне. Она даже видела холмы и долины своего ранчо, словно летела в самолете Брендона.

Их тела блестели от пота. Она вращала под ним бедрами, слушая его блаженные стоны.

Уносясь в самое поднебесье, Морин прильнула губами к его горлу — к тому месту, где сходится голова с туловищем, разум с сердцем. Она ощутила биение его пульса, ощутила его любовь.

Воспарив в финальном экстазе, она выкрикнула его имя.

Брендон вслед за ней выдохнул:

— Я люблю тебя, люблю…

Измученные и опустошенные, они лежали, крепко обнимая друг друга и желая, чтобы этот момент длился вечно.

Брендон взял ее за руку.

— Я не уйду.

— Останься со мной на ночь.

— Я хочу сказать… что никогда от тебя не уйду.

Она повернулась на бок и посмотрела на него. До нее не сразу дошел смысл его слов. Господи, сколько же событий случилось за одну ночь! Она все еще боялась Брендона, боялась отдаться во власть своим чувствам, потому что не доверяла себе.

— Я тоже вряд ли смогу от тебя уйти. Во всяком случае, сейчас.

— Вот и хорошо.

Он улыбнулся и привлек ее к себе, потом погладил по волосам и поцеловал в макушку. Как хорошо, что он не стал торопить ее!

Он опустил голову и с удивлением увидел, что Морин уже спит. Грудь ее мерно вздымалась и опускалась в такт дыханию. Брендон обнял спящую девушку. «Только бы удалось защитить ее от убийц! — мысленно взмолился он. — Господи, пошли мне чудо!»

* * *

Ослепительное утро напомнило Брендону о вчерашнем пожаре.

Проснувшись, Морин увидела, что он на нее смотрит, и улыбнулась, но тут же заметила в его взгляде тревогу.

— В чем дело? — спросила она.

— Морин, милая, я хочу, чтобы ты серьезно подумала над своими вчерашними словами…

— Над тем, что я тебя люблю? Ну… я действительно тебя люблю, сказала она с улыбкой, но Брендон остался серьезным.

— Может, нам стоит быть осторожнее и не видеться какое-то время.

Морин ощутила острый укол в сердце.

— О чем ты говоришь? Я думала, ты меня любишь. Значит, я ошибалась?

Она попыталась отодвинуться, но он схватил ее за руку.

— О Господи! Я вовсе не это имел в виду!

— А что же тогда? — Она выдернула руку, чувствуя холод во всем теле.

— Послушай, Морин, сейчас тебе очень опасно иметь со мной дело.

— Что?

— Вчерашний пожар… Мне кажется, он был подстроен.

— Какая глупость! Кому могло понадобиться?..

Она вдруг запнулась. С тех пор как Брендон рассказал ей про мафию, у Морин возникало много мрачных подозрений.

Он никогда не говорил о несчастье с Барбарой, но там явно чувствовалась рука мафии.

— Ты думаешь, они взялись за меня, чтобы тебя остановить?

— Да.

— А что еще ты думаешь, Брендон?

— Я поставил себя в опасное положение. Я ничего не говорил тебе, потому что не хотел, чтобы ты волновалась. Но сейчас нам все-таки стоит поговорить. Я проведу здесь собственное расследование. Это явный поджог. А те люди, которые хотели купить твое ранчо, имеют к этому какое-то отношение — только я пока не знаю какое.

— Я их не боюсь и не собираюсь жить по чьей-то указке, Брендон. — Она твердо посмотрела на него.

Он провел пальцем по ее губам.

— Я только хотел предупредить тебя об опасности.

— Я и так о ней знаю. А что касается тех людей, то мне кажется, они охотятся за золотом…

— Но ты же не знаешь точно, есть ли это золото вообще.

— Теперь знаю.

— То есть?

— Вчера я получила результаты количественного анализа рудных образцов. Здесь целая прорва золота! Мне кажется, они как-то про это пронюхали. Триста миллионов — огромные деньги.

— О Боже!

— Неплохо, правда? — Она улыбнулась. — Вся беда в том, что мне нужны три миллиона, чтобы начать разработку.

Он коснулся волос девушки и откинул их с ее плеча.

— Милая, я могу дать тебе три миллиона.

— Не надо! Я сама найду эти деньги.

Он закатил глаза.

— Ты опять за свое?

— Брендон, ты знаешь мое мнение на этот счет. Чтобы чувствовать себя человеком, я должна все делать сама. И пожалуйста, не становись у меня на пути.

— Боже упаси! Я тебя прекрасно понимаю. Я и сам такой. Ладно, копай свое золото. Но если встанет выбор: взять мои деньги и продолжить работы или вообще все забросить, тогда, прошу тебя, обратись ко мне.

— Хорошо. Но только в самом крайнем случае.

Уголки его губ дрогнули в улыбке.

— Ты предложишь свои доходы первым встречным инвесторам, а мне… человеку, который тебя любит, отказываешь.

Что получу я?

— Ты получишь меня!

— Да, — он снова прижал ее к груди, — мне повезло больше всех.

Глава 30

Хьюстон, Техас

23 июля 1986 года

Над Мексиканским заливом завис тропический циклон.

Он не причинил серьезного вреда жизни и имуществу людей, но затопил город проливными дождями.

В конференц-зале высотного здания в деловой части Хьюстона председатель совета директоров, обычно невозмутимый, проявлял признаки раздражения.

Никто из сидевших за столом не обращал внимания на дождь, лупивший в стекла, и на трескучие раскаты грома.

Все жадно слушали председателя: он был скорее на расправу, чем всесильная матушка-природа.

— Мисс Макдональд до сих пор отказывается продавать ранчо? Невероятно!

Из двух заместителей говорил, как обычно, старший:

— Когда мистер Котрелл предложил ей три миллиона, она отказалась. Мы приезжали к ней второй раз, и она опять нас завернула. О пожаре она говорила, как о несчастном случае. Мы видели на ней сильные ожоги очевидно, она сама была в горящей конюшне.

Председатель прищурился:

— Что же это за женщина? Пережила такое бедствие, осталась без денег и все равно не хочет продавать свою землю?

— Так точно, сэр.

— Значит, надо придумать что-то другое. Везде есть свои лазейки. Позвоните нашим юристам, и пусть они найдут способ законно отобрать у нее землю. Если не хочет уезжать по-хорошему — выгоним силой. А пока послушаем доклад вице-президента.

Вице-президент бросил взгляд на свою кожаную папку, открыл ее и обратился к собравшимся. Будучи выпускником юридического факультета Гарвардского университета, он умел держать внимание аудитории.

— Следует немедленно остановить кампанию Брендона Уильямса по лоббированию законопроекта, — начал он.

Он нарочно использовал рубленые фразы, чтобы заинтересовать слушателей и заставить их вникать в скучные цифры. Ему хотелось угодить начальству, ибо он рассчитывал со временем получить повышение.

Председатель слегка наклонил голову, поощряя вице-президента.

— Наше голосование показало, что по этому пункту голоса разделились поровну. Если Уильямс будет и дальше гнуть свою линию, то к ноябрю он победит. Мы должны не только увеличить наше эфирное время на телевидении, количество газетных публикаций и работу в частном секторе, мы должны осадить мистера Уильямса.

— Мы придумали план, — продолжал вице-президент, — я полагаю, все согласны с тем, что явные диверсии слишком опасны. После аварии вертолета Барбары Котрелл и пожара на ранчо Макдональда акции такого рода могут дать обратный результат.

Председатель отпил воды из стакана.

— Вы проработали все детали?

— Да, сэр.

— Прошу вас.

Вице-президент изложил свой план. На это у него ушла ровно двадцать одна минута. Когда он закончил, председатель довольно улыбался. Вице-президент знал, что, если его план удастся, он может рассчитывать на президентское кресло.

Председатель оглядел собрание:

— Проголосуем. Кто за предложение вице-президента, поднимите, пожалуйста, руки.

Его поддержали все сидевшие за столом.

— Единогласно. Продолжайте, господин вице-президент.

* * *

Шарлин подняла руку в золотом браслете, защищая глаза от закатного солнца.

— Ничего не осталось!

— Ни дощечки, — подтвердила Морин, обходя вместе С ней кучу обгоревших головешек, оставшуюся от конюшни.

Девушка поддела пепел носком сапога, и в воздух взметнулось черное облачко. Она приходила сюда каждое утро на протяжении двух недель и просто смотрела на пепелище. Расследование Брендона выявило поджог, но, как и ожидала Морин, не было ни улик, ни зацепок. Страховая компания отказалась платить ей страховку — до тех пор, пока она не докажет, что не сама устроила этот пожар. Страховой агент как будто поверил ей, но не смог убедительно составить отчет. Возможно, и он подкуплен, решила девушка.

Морин догадывалась, кто поджег ее конюшню, но не хотела говорить Шарлин о своих подозрениях, боясь, что лишняя информация повредит ее подруге.

— Страховая компания ничего тебе не заплатит? — спросила Шарлин.

— Нет. Им нужны доказательства того, что не я подожгла конюшню.

— Но это же смешно! Ты чуть не погибла, спасая своих лошадей. Все, кто тебя знает, скажут, что ты не способна на такое.

— Они-то меня не знают.

— Да. — Шарлин вздохнула. — Чем я могу тебе помочь?

Морин тепло улыбнулась:

— Просто будь со мной рядом. Ты мне очень нужна сейчас.

Шарлин обняла Морин.

— Это само собой. Но ты меня знаешь: я должна что-то делать.

— Ты уже приютила моих лошадей. Кстати-, спасибо, что привела мне сегодня Эсприт. Я по ней соскучилась. А вообще нужно строить новую конюшню.

Шарлин просияла:

— Можно, я ее построю?

— Ни в коем случае!

Шарлин сердито взглянула на подругу:

— Знаешь, Морин, когда-нибудь твоя гордость выйдет тебе боком!

— Шарлин!

— Да-да. Ты встаешь в боевую стойку, еще не дослушав меня до конца. Я хотела сказать, что одолжу тебе денег на строительство. Ты отдашь их потом, когда дела у тебя снова наладятся.

Морин вскинула бровь:

— Как раз в этом я сомневаюсь.

— И это говоришь ты? Не может быть! Я всегда считала тебя оптимисткой. Или ты, как и все техасцы, погрязла в болоте мрачной безысходности?

— Вовсе нет… — Морин помолчала, не зная, стоит ли ей рассказывать про золото, но потом решила, что Шарлин — настоящая подруга.

— В чем дело? — спросила Шарлин.

— Кажется нашла золото дяди Мака.

Шарлин вытаращила глаза:

— Что?! Каким образом?

И Морин выложила все: про карту, про стрелку, про раскопки и, наконец, про геологический анализ.

— У меня в доме лежит подробный отчет.

— Фантастика! Знаешь, я всегда верила, что Мак что-то знает. Не может человек всю жизнь гоняться за призраками.

Во всяком случае, такой умный человек, как Мак.

Морин взглянула на нее с улыбкой:

— Он тебе всегда нравился, правда?

— Я сказала тебе об этом в день нашего знакомства.

— Да.

— И что же говорится в отчете?

— Если коротко, то дело очень прибыльное. Геолог прогнозирует свыше трехсот миллионов.

— О Боже! И сколько же понадобится, чтобы начать разработку?

— В этом-то все и дело. Нужно три миллиона. У меня нет таких денег.

— Зато у меня есть! — Шарлин широко улыбнулась.

Морин охнула:

— Ты серьезно?

— Я хочу взглянуть на отчет.

— Конечно. Пойдем в дом.

Они направились к дому. Морин заволновалась. Уже много дней назад она пришла к выводу, что ей нужен сильный инвестор. Шарлин была не только состоятельным человеком, но еще и подругой. А это значит, что их деловой союз мог оказаться весьма плодотворным.

— Подожди, Шарлин, ты знаешь, что это очень рискованное предприятие? Если геолог ошибся в прогнозах, ты можешь потерять свои деньги. Я никогда себе этого не прощу.

— За это я не беспокоюсь, Морин удивленно уставилась на подругу.

— Почему ты так уверена?

— У меня всегда было предчувствие насчет Мака. Когда весь Кервиллский округ смеялся над ним, я его защищала. Не знаю почему. Странно, да? Мы с ним были едва знакомы, но я в него верила.

— Да, странно.

— К тому же я прямо сейчас отвезу отчет моему экстрасенсу и попрошу у нее совета.

Морин всплеснула руками.

— Забудь об этом!

— Что?

— Забудь, я сказала, Я не позволю, чтобы твоя гадалка решала мою судьбу.

— О Господи! Ты опять за свое?

Морин обняла Шарлин за плечи и заявила твердо, но искренне:

— Сделаем так. Я отдам тебе отчет, если ты пообещаешь показать его настоящим экспертам — бухгалтерам, юристам, — словом, людям, которым можно доверять. Я хочу, чтобы ты приняла это решение, руководствуясь разумом. Ты хороший предприниматель, Шарлин. А была бы еще лучше, если бы действительно верила в себя.

Шарлин задумалась над этим предложением. Она не понимала, почему Морин так упирается. Все знают, что в бизнесе особенно важно прислушиваться к своему сердцу. Она много лет носила деловые бумаги так называемым экспертам, а они возвращали их ей, сопроводив самыми разноречивыми рекомендациями. В результате она оставалась на том же перепутье и должна была сама решать, как ей поступить.

Когда-нибудь Морин усвоит этот урок, а пока — что ж, придется согласиться с подругой.

— Хорошо, я покажу этот отчет моим бухгалтерам, юристам и даже банкиру. Кому еще?

— Больше никому. Главное, не носи его к гадалке.

— Обещаю. Но я могу заранее сказать, какой будет ответ.

— И какой же?

— Все они скажут, чтобы я этого не делала. Но я все равно сделаю, потому что верю: здесь есть золото.

Морин была обескуражена простотой, с какой Шарлин относилась к жизни. В отличие от нее она не ведала ни сомнений, ни внутренней борьбы. Морин же даже сейчас, убедившись в своей любви к Брендону, не могла избавиться от страха, сидевшего где-то глубоко внутри.

Шарлин, напротив, не испытывала проблем с мужчинами. Она наслаждалась обществом своих ухажеров и почти с благоговением говорила о покойном Чарльзе. Шарлин охотно давала Морин советы в отношении Брендона, а сама была одинока… и похоже, ни в ком не нуждалась.

— Шарлин, можно задать тебе один личный вопрос?

— Валяй.

— Вот ты всегда говорила, что мы с Брендоном созданы друг для друга. И сейчас мне кажется, что ты права. Но разве тебе самой не хочется иметь близкого друга?

— У нас с Чарльзом были особенные отношения. Вряд ли кто-нибудь сможет занять его место. И лотом…

— Что?

— Не знаю, стоит ли это говорить… — Шарлин посмотрела на Морин и увидела в ее глазах искреннее участие. Она решила открыть ей свою сокровенную тайну. — Видишь ли, я вовсе не одинока. Каждую ночь я разговариваю с Чарльзом.

Морин не доняла.

— Это что-то вроде молитвы?

— Нет. Я говорю с ним, а он говорит со мной, Я вижу его и осязаю.

Морин невольно отпрянула.

— Он мертв, Шарлин. Это невозможно! Я слышала про привидения, телепатию, беседу с душами умерших. Но если человек умер, его уже нельзя осязать.

— А я осязаю. Мы с ним даже занимаемся любовью.

— Ты уверена, Шарлин? А может, это тебе просто кажется? Может, это плод твоего воображения?

Шарлин скрестила руки на груди.

— Я знала, что тебе не надо этого рассказывать. Где тебе понять то, что происходит у нас с Чарльзом, если ты не понимаешь даже собственное сердце?

Морин почувствовала жалость к подруге. Оказывается, Шарлин еще более одинока, чем она предполагала. Она выдумывает некий фантастический мир и прячется там от мира реального. Это похоже на помешательство.

— А мне кажется, ты должна была рассказать мне об этом Шарлин. Может быть, так хотел Чарльз.

— Сомневаюсь, — процедила Шарлин сквозь зубы, жалея, что доверилась Морин.

— Знаешь, я вполне допускаю, что он с тобой разговаривает. Мне уже приходилось сталкиваться с подобными вещами.

— В самом деле?

— Однажды я готовила газетный материал на эту тему.

Мне надо было сфотографировать полтергейст и привидения. Но когда я стала проявлять пленку, началось какое-то безумие. Пленка застряла в проявочном аппарате, на нескольких кадрах вообще ничего не оказалось, на других отсутствовала мебель, которая на самом деле стояла в той комнате.

Когда я там была, я чувствовала, что рядом что-то есть… Не видела, а именно чувствовала.

— Вот-вот, это именно то, о чем я говорю! — взволнованно воскликнула Шарлин.

— Но Шарлин, — голос Морин был полон сочувствия, — ты не можешь его осязать. Ты можешь только чувствовать.

Когда будешь разговаривать с ним сегодня ночью, спроси его об этом.

В глазах Шарлин стояли слезы.

— Вряд ли мне захочется узнать правду.

— Вот видишь? В глубине души ты знаешь ответ.

Шарлин задрожала. Ей не хотелось даже думать о том, как она будет жить без Чарльза. Вдруг сделаться одинокой вдовой? Нет, едва ли у нее достанет мужества последовать совету Морин.

— Я не могу.

— Может быть, тебе и не надо этого делать — пока. Просто подумай о том, что я тебе сказала. Можешь?

— Да, это могу. Но не больше.

Морин обняла подругу.

— Ты говорила мне, что в жизни ничего не бывает просто так. Может быть, я пришла в твою жизнь, чтобы помочь тебе? Ведь ты тоже мне помогаешь. С тех пор как я с тобой познакомилась, Шарлин, я стала по-другому смотреть на многие вещи. Я очень тебе благодарна.

— И в знак благодарности просишь меня добровольно пойти на страдания?

— Кто знает? Может быть, тебе не придется страдать.

Может быть, ты обретешь нечто лучшее.

— Я об этом не думала.

— А ты подумай. Попробуй. Не надо торопиться. Я желаю тебе добра, Шарлин, и ты это знаешь.

— Да, знаю.

— Вот и хорошо. А теперь давай посмотрим геологический отчет.

* * *

Ночью Морин беспокойно ворочалась в постели, терзаясь разными мыслями. Она вспоминала свой разговор с Шарлин и спрашивала себя, не обидела ли подругу. Брендон не звонил целый день. Интересно, почему? Он уехал в Сан-Антонио собирать голоса. После пожара он буквально разрывался на части. Ему хотелось остаться в Кервилле, чтобы защитить Морин, однако они оба понимали, что продолжение его политической кампании — лучшая защита для нее.

Было жарко. Вентилятор на потолке скорее раздражал, чем убаюкивал. Морин встала и спустилась по лестнице на первый этаж. В кухне она взяла кусок шоколадного торта, который сама испекла, налила себе молока и вышла на крыльцо, рассеянно думая о том, во сколько обойдется установка в доме центральной системы кондиционирования.

На улице было ненамного прохладнее, зато дул приятный ветерок. Девушка допила молоко и вдруг услышала шум самолета. Она перегнулась через балюстраду, вглядываясь в звездное небо.

Очень скоро Морин поняла, что это не самолет. Звук был трескучим, как будто по ветру хлопали крылья.

— Вертолет! Это, наверное, Брендон!

Девушка сбежала с крыльца, посмотрела на север — туда, откуда доносился звук, — и замахала рукой. Вдруг она замерла. Нет, это не Брендон. Вертолет был намного больше и выкрашен в темно-зеленый армейский цвет. Она видела такую военную технику в Африке и других частях света, но только не в Техасе. Он летел необычно низко, двигаясь в сторону ранчо Брендона.

Морин опять взбежала на крыльцо. Ее белая кружевная сорочка служила хорошим сигнальным маячком, а ей почему-то не хотелось, чтобы ее видели с вертолета. Повинуясь какому-то безотчетному порыву, она укрылась за колонной.

Вертолет развернулся, облетел ее дом, сарай и лужайку.

Девушка стояла, притаившись за колонной. Это было нелепо — прятаться в собственных владениях, но последние недели научили ее осторожности.

Вертолет летел медленно. Потом она увидела, как по вершине холма скользнуло пятно света. Это было похоже на лазерный луч. Вертолет полетел на запад, и свет погас.

Морин вбежала в дом и кинулась на второй этаж, уже на лестнице стягивая через голову ночную сорочку. У себя в комнате она быстро надела джинсы, хлопчатобумажную рубашку, сунула ноги в сапоги и уже собралась выходить, но потом вернулась к шкафу и достала с нижней полки большой ящик с фотоаппаратами и линзами.

Много лет эта аппаратура служила ей верой и правдой, давала и славу, и благополучие. С ее помощью Морин путешествовала по миру, имела неплохой заработок и даже заводила друзей. Но, переехав в Техас, она забросила свои фотоаппараты и почти забыла об их существовании. «Как странно, — мелькнуло в голове у девушки, — то, что когда-то было жизненно необходимым, вдруг ушло в небытие».

Морин чувствовала, что сегодня ночью ей понадобятся самые лучшие линзы… может быть, даже инфракрасные.

Она действовала по наитию, не прибегая к логике. Многое менялось в ее отношении к жизни, и менялось очень быстро.

Эсприт была привязана за домом, возле старого корыта.

Когда подошла Морин, лошадь громко фыркнула.

— Что, рада меня видеть, девочка? — Она похлопала кобылу по холке и оседлала ее.

Морин не хотела брать грузовик: верхом будет тише и незаметнее.

Вскочив в седло, она погнала Эсприт галопом на ранчо Брендона.

Как только последняя гряда холмов, отделявшая ее участок от земли Брендона, осталась позади, опять послышался шум вертолета. Она спрыгнула с лошади и взяла фотоаппарат с линзами. Вертолет висел на одном месте в пятистах ярдах от нее. Луч прожектора осветил долину и вновь погас.

Девушка увидела, как с вертолета медленно спускается какой-то предмет, но не могла разглядеть, что это такое. Она быстро зарядила в фотоаппарат новую пленку, надела на объектив инфракрасную линзу и навела резкость.

— Что это, черт возьми? — шептала она, отщелкивая кадр за кадром.

В заднем отсеке вертолета были двое мужчин. Она сфотографировала их, хоть и понимала, что с такого расстояния лица на снимках выйдут нечетко. Они опустили на траву продолговатый тюк с четырьмя выступами, похожими на лапы.

Может быть, это наркотики?

Сбросив груз, они подняли трос и подлетели к следующей гряде. Там вся процедура в точности повторилась. На этот раз Морин не могла снимать вертолет был слишком далеко. Она терпеливо ждала, когда они закончат и улетят, потом села на Эсприт и поскакала к первому месту разгрузки. Подъехав ближе, она не поверила собственным глазам.

На земле лежал наполовину сгнивший труп бычка. Голова была съедена, реберные кости торчали наружу. Она сделала с полдюжины снимков и поскакала дальше.

Второй труп был еще хуже, чем первый. Сфотографировав его, Морин двинулась дальше.

Два часа девушка, старательно соблюдая дистанцию, преследовала вертолет, который методично раскладывал по земле трупы скота. Потом она привязала свою лошадь в дубовой рощице и пошла пешком, чтобы сделать последние снимки.

Ей хотелось поймать на пленку лица. Линзы давали четкое изображение, но на лицах мужчин была черная камуфляжная краска. Они были в солдатской полевой форме. Может быть, они из ЦРУ.

Она ползла на животе обратно под холм и тут услышала, как вертолет кругами взмыл в небо и, прошумев у нее над головой, улетел на запад. Морин подождала двадцать минут, желая убедиться, что они не вернутся обратно, потом села на Эсприт и благополучно доехала до дома.

Несмотря на усталость, она прямиком направилась в ванную комнату и принялась устраивать там домашнюю фотолабораторию. У нее в шкафу хранились все нужные химикаты.

Давно уже она не занималась фотопроявкой А такие страшные вещи вообще никогда не снимала.

Морин пока не знала, что происходит, но догадывалась: в ее руках улики, которые остановят этих людей. Правда, эти улики могут стоить ей жизни.

* * *

Глава 31

В ту ночь Морин не спала. К рассвету она проявила все снимки, а потом позвонила в отель «Четыре времени года» в Сан-Антонио, но портье сообщил, что Брендон уехал на такси в половине седьмого — куда, неизвестно.

Брендон говорил ей, что вернется домой сегодня в полдень. На утро у него были назначены деловые встречи, но где и с кем — она не знала.

В девять утра Хуанита вскипятила второй кофейник.

— Тебе надо поесть. Столько кофе на голодный желудок — тебя затошнить.

Морин кивнула.

— Вряд ли у нас остались дыня или персики…, - Она улыбнулась, зная страсть Хуаниты к летним фруктам.

— Почему же? У нас много и дынь, и персиков, — оскорбление заявила мексиканка, включая маленький телевизор.

Морин намазывала маслом тост, когда зазвонил телефон.

Одновременно с черного хода подошли Грэди и Расти.

— Мы поехали в город, надо забрать моток проволоки, который мы заказали, — сказал Грэди.

Морин кивнула, в то же время сообщая фармацевту на том конце телефонного провода, что Грэди захватит рецепт Хуаниты.

Тут Расти стащил со стола персик, чем навлек шумный гнев Хуаниты. Морин прощалась с фармацевтом, поглядывая на экран телевизора, и пыталась сквозь этот гам что-нибудь расслышать. Вдруг она подскочила на стуле.

— Брендон!

Показывали Сан-Антонио. Перед огромным особняком времен испанских завоевателей стоял Брендон; его атаковала целая свора репортеров, не пропуская его к такси.

— Я отказываюсь отвечать, — говорил он резко.

— Мистер Уильямс, — начал комментатор Си-би-эс, — не правильное обращение со скотом — серьезное преступление. У нас есть видеопленка с записью вашего кервиллского ранчо, которая подтверждает эти обвинения. Вы, конечно, знаете про мертвых бычков.

— Я ничего не знаю. В моем стаде нет ни одного плохого бычка. Не могу сказать, откуда взялись эти трупы, но на них нет клейма Уильямса.

Молодая черноволосая женщина-репортер сунула микрофон под нос Брендону, чуть не задев его. Он со смехом отшатнулся:

— Ваше рвение, милая дама, не так привлекательно, как вы сами.

Девушка смутилась, сраженная его обаянием, и, пролепетав что-то несвязное, отступила. Морин радостно захлопала в ладоши.

— Один ноль в нашу пользу!

Хуанита, Грэди и Расти столпились у экрана. Брендону задавали еще вопросы, но он держался спокойно и невозмутимо. Репортеры волновались, понимая, что это самая горячая новость сезона.

Местный диктор Сан-Антонио прокомментировал репортаж:

— В самом разгаре битвы за законопроект об игорном бизнесе Брендон Уильямс, который является ярым приверженцем наименее привлекательной точки зрения, попал в довольно щекотливое положение. Те доказательства, которые мы сейчас видели, позволяют с достаточной долей уверенности предполагать, что уже сегодня будет составлено официальное обвинение. Интересно, как мистер Уильямс представляет себе собственное будущее.

Диктор состроил тошнотворную улыбку. Морин с отвращением выключила телевизор.

Грэди, Расти и Хуанита потрясенно смотрели на нее.

— Он этого не делал.

— Мы знаем, мисс Макдональд. Похоже, кто-то его подставил, — сказал Грэди.

— Да…

Мысли с бешеной скоростью кружились в голове у девушки. Грэди прав кто-то его подставил. И этот кто-то обладал изощренным умом. Весь план возник много недель назад. То, что она видела сегодня ночью, было отнюдь не первым, а уже последним этапом.

Совершенно очевидно, что мафия проникла в руководство техасской телевещательной компании. Все эти репортеры не успели провести полноценного расследования, побывать на ранчо Брендона и сделать там снимки. Морин когда-то сама работала в новостях и знала, сколько времени требуется, чтобы провести в эфир какой-то репортаж. Это был тщательно срежиссированный выпад.

Вполне вероятно, что сегодня утром на ранчо Брендона состоится нашествие репортеров.

— Грэди, поедешь в город, купи мне «Хьюстон пост», «Даллас морнинг ньюс» и вообще все газеты, какие только найдешь. Обойди все газетные киоски. Да, и еще захвати «Уолл-стрит джорнэл» и «Нью-Йорк таймс».

— Слушаюсь, мэм.

Грэди и Расти поспешно вышли из кухни.

Морин задумалась. Интересно, успеют ли эти люди до вечера передать свой пасквиль в общегосударственные средства информации — ЮПИ и Ассошиэйтед Пресс? По тому, как быстро они это сделают, можно судить о степени их могущества.

Надо немедленно связаться с Брендоном и сообщить ему, что у нее есть доказательства его невиновности.

* * *

Морин позвонила в газету «Кервилл дейли таймс» и уговорила репортера новостей приехать к ней на ранчо.

— Я дам вам самую горячую сенсацию десятилетия, — пообещала она.

Потом она позвонила Стиву Зиммерману. Это был единственный человек в Хьюстоне, к которому она могла обратиться за помощью. Она знала, что у него большие связи, и хотела, чтобы он познакомил ее с кем-нибудь, кто делает новости. Это была необычная просьба к владельцу ресторана, но Стив ее выполнил.

Второй канал новостей хьюстонского телевидения послал к ней ведущую вечернего выпуска Терри Анзур и оператора.

В Далласе она нашла репортера и фотографа из «Даллас тайм геральд», которые также согласились с ней встретиться.

Журналист из «Сан-Антонио лайт» упирался, но она уговорила и его.

Почти все они прилетели самолетами и приземлились на ее взлетной полосе.

В половине второго Морин усадила компанию скептически настроенных репортеров в свой пикап и в джип Шарлип. Все были вооружены портативными телекамерами, магнитофонами, микрофонами, фотоаппаратами и мобильными телефонами, чтобы немедленно позвонить к себе в офис и передать новость если, конечно, она того заслуживает.

Репортеры по большей части были уверены, что увидят то же самое, что уже видели утром но телевизору и в собственных газетах. Но под водительским сиденьем пикапа у Морин лежала стопка глянцевых фотографий размером восемь на десять, в хронологической последовательности отражавших события прошлой ночи. По счастью, ее фотокамера автоматически проставляла на каждом кадре дату и время.

Девушка захватила свою аппаратуру, чтобы иметь возможность ответить на любые вопросы.

Они остановились возле первого мертвого бычка. Когда все выбрались из грузовичка и осмотрели место события, Морин достала снимки.

— Отвратительное зрелище! — сказала Терри Анзур.

— Если вы присмотритесь, то заметите, что снизу бычок заляпан черной грязью. Но вокруг, на земле, нет такой черной грязи. Значит, этот труп лежал сначала где-то в другом месте, — объяснила Морин.

— Вы хотите сказать, что его сюда подбросили? — спросила Терри, давая знак своему оператору начинать съемку.

— Да, и я могу это доказать.

Морин протянула репортеру стопку своих фотографий.

— Здесь видно, как эти трупы спускают с вертолета. На фотографиях стоят время и дата. Все происходило прошлой ночью. Я снимала с инфракрасной линзой. Проявив снимки, я очень внимательно их разглядывала и могу вам сказать, что на вертолете нет ни опознавательных знаков, ни номеров.

Терри потрясение смотрела на девушку.

Морин показала ей снимки, на которых была запечатлена вторая разгрузка.

— Я подвезу вас к каждому трупу. Все они есть на моих фотографиях. Она обернулась к работавшей телекамере. — У меня есть неопровержимые доказательства того, что Брендон Уильямс невиновен. Кто-то хотел запятнать его имя.

Терри поднесла свой микрофон к лицу Морин.

— Почему, как вы думаете?

— Потому что мистер Уильямс успешно борется с законом об игорном бизнесе, который в настоящий момент проводится в Остине. По его убеждению, с принятием этого билля Техас станет криминальным штатом. Ясно, что мистер Уильямс представляет угрозу для определенных кругов.

Морин подвезла репортеров к каждому мертвому бычку, после чего все перезвонили своему руководству и попросили оставить эфирное время в вечерних выпусках и место на первых полосах газет. Им обещали сенсацию, и они ее получили.

К трем часам все разъехались, согласившись, что отследить утренний телефонный звонок, в котором неизвестный сообщил о безобразиях на ранчо Брендона, невозможно: фантомов легко нанять.

* * *

Утомленная, Морин вернулась в дом, и тут зазвонил телефон. Она сняла трубку и услышала голос Брендона.

— Где ты был? — спросила она. — Я обзвонила полштата, пытаясь с тобой связаться.

Он был усталым и раздраженным.

— Давай пока без вопросов, ладно?

Морин поняла, как неуместно прозвучала ее претензия — Ты дома?

— Да, только что прилетел. Хочу немного поспать, принять горячий душ, а вечером улечу в Даллас. У меня серьезные неприятности, Мо, — сказал он подавленно.

— Неужели? А выглядел т хорошо — сегодня утром на телеэкране.

— Так ты в курсе?

— Да Ты отлично вел себя с репортерами. Слушай, я сейчас соберусь и подъеду к тебе. Мы вместе посмотрим вечерние новости.

— Прошу тебя…

— Я буду через час. А пока отдохни.

— В полседьмого мне надо лететь в Даллас. У меня деловой ужин в десять часов Может, поедешь со мной?

— Обещаю одеться подобающим образом.

* * *

Ширли провела Морин в кабинет. Брендон спал на диване, положив на живот будильник. Рядом на полу стоял телефон.

— Наверное, он заснул прямо во время разговора.

Ширли засмеялась.

— Разбудишь его?

— Пока нет. Здесь есть телевизор?

— В кухне есть маленький.

— Прекрасно. Надо принести его сюда. Кстати, он работает от кабеля? Хьюстонские станции ловятся?

— Здесь спутниковая тарелка. У нас ловится все! А в чем дело?

— Пойдем приготовим чай со льдом, и я тебе все расскажу.

Ширли с Морин отправились на кухню, и Морин объяснила ситуацию. Ширли позвонила в Даллас, отменила деловую встречу Брендона, потом велела кухарке приготовить праздничный ужин и охладить шампанское.

В шесть часов она пошла забирать своих детей с плавания.

К половине седьмого Морин поставила в кабинете Брендона маленький телевизор, накрыла стол, зажгла свечи и открыла шампанское. Наполнив два бокала, она решила, что пора будить Брендона.

Он проснулся от ее поцелуя. Будильник слетел с его живота.

— Что ты здесь делаешь?

— Я напросилась к тебе в гости. Ты что, забыл? — Она включила телевизор и увидела лицо Терри Анзур, которая начала специальный выпуск новостей.

— Тебя показывают по телевизору! — сказал Брендон.

Он удивленно смотрел, как Морин его оправдывает — перед репортерами, перед Техасом, перед всем миром.

— Невероятно Я и сам ездил смотреть этих бычков — наверное, мы просто разминулись.

— Да, в последнее время это случается слишком часто. — Она улыбнулась и поцеловала Брендона.

Он уставился на нее.

— Ты необыкновенная женщина, Мо. Ты хоть понимаешь, насколько это опасно? Они способны на все Хорошо, что я ничего об этом не знал, иначе я попытался бы тебя остановить.

— Думаешь, это тебе удалось бы?

Он улыбнулся:

— Вряд ли. — Он нежно провел рукой по длинным черным волосам девушки и дотронулся до ее щеки. — Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю — Она страстно поцеловала Брендона и почувствовала, как в глубине ее существа зреет знакомое пламя желания.

— Нам надо отметить это событие, — предложил он.

— У меня уже готовы шампанское и праздничный ужин.

— Хм-м. — Он взглянул на свои джинсы и рубашку. — Вообще-то я собирался в Даллас. А ты обещала одеться сообразно случаю.

— Совершенно верно.

Морин подошла к креслу и взяла с него небольшую коробку. Открыв крышку, она вытянула оттуда тонкий пеньюар из скользкого черного шелка.

— О каком случае ты говоришь? — спросила девушка, подходя к дивану. Мы вместе, и мне не нужно другого праздника. — Она опустилась на колени и поцеловала его в губы.

Он притянул ее к себе.

— Да, мы вместе… навсегда.

Глава 32

Август был сухим и жарким. Фермеры жаловались на засуху, которая, казалось, длилась уже много лет. Банковская система Техаса развивалась по нисходящей. По-прежнему закрывались нефтяные скважины, рушились гиганты нефтяной индустрии и огромные коммерческие предприятия. Техасцы устали от потрясений.

Психологически штат представлял собой благодатную почву для мафиозных махинаций. За два месяца до выборов жители Техаса отчаянно искали лидера Моисея, который выведет их из рабства. И они нашли такого лидера в лице Брендона Уильямса.

Брендон вложил в свою кампанию по лоббированию миллион долларов наличными. Он знал, что не увидит этих денег, но еще никогда в жизни не испытывал такого душевного подъема, ибо был совершенно уверен в правоте своего дела.

Его время было расписано вплоть до октября. Он летал но штату, выступал в каждом техасском ток-шоу, давал интервью по радио, присутствовал на благотворительных балах и частных вечеринках — словом, все время был на виду. Только сейчас Брендон понял, как ужасна жизнь кинозвезд. Она хороша лишь для очень юных, думал он, дожевывая на бегу последний кусок аэропортовского гамбургера и проходя на посадку.

Лидера трудно найти даже в лучшие времена. И не всегда это бывают мужчины.

Вот уже несколько месяцев Барбара Котрелл лежала в коме. С нее давно сняли респираторы и кислородную маску, оставив лишь систему искусственного питания и катетер.

Больше медицина ничего не могла для нее сделать.

Все врачи предсказывали мозговые отклонения, потерю памяти, утрату речевых и двигательных навыков, обычную для больных, перенесших кому. Они говорили Александру и Шейн, что их матери предстоят многие месяцы, если не годы, реабилитации — физиотерапии и постоянного врачебного ухода. Медики, предрекавшие столь мрачную картину, не понимали, что Барбара Котрелл необычная женщина. Откуда им было знать, на что способен лидер? Лидер, в котором нуждался весь Техас.

Было одиннадцать часов сорок три минуты, когда Барбара открыла глаза. Стерильные стены поплыли перед ней. Она сосредоточила взгляд на лампе, чувствуя, что шея как-то странно онемела.

Кто-то сидел в кресла… блондинка.

— Шейн? Это ты?

Испуганная медсестра вскочила, уронив на пол свежий номер журнала «Пипл».

— Миссис Котрелл, — она широко улыбнулась, — вы наконец очнулись?

— Кто… вы? — с трудом проговорила Барбара. Ее собственный голос показался ей до неузнаваемости хриплым и скрипучим и был на октаву ниже, чем обычно. Это ей не понравилось.

— Я мисс Эймс, ваша медсестра.

Барбара попыталась понять: она в больнице. Но почему?

Боли она не чувствует. Или ее накачали наркотиками?

— Почему я здесь?

— Ваш вертолет потерпел аварию. Вы помните?

— Вертолет… — Что-то смутно припоминалось. Она согласилась помочь Брендону Уильямсу, потом устроила вечеринку, а потом села в вертолет и полетела. Она вспомнила, как кричала и пилот Ларри тоже кричал. — Мой пилот… что с ним?

— Он погиб, миссис Котрелл, — печально сообщила сиделка.

— О нет, — прошептала Барбара, — такой милый мальчик! Я должна послать цветы на его похороны.

Медсестра быстро сообразила, что за этим последует.

— Полежите минутку, я схожу за доктором Тигом.

Она поспешно вышла из палаты и вернулась через десять минут с врачом, двумя молодыми ассистентами и старшей медсестрой.

Барбара удивленно смотрела, как все суетятся вокруг нее, восторгаясь тем, что она заговорила. Ей щупали и мяли ноги, руки и туловище, кололи тело иголками, проверяли рефлексы, зрачки, осматривали пальцы ног. Она чувствовала себя подопытным кроликом. Медики охали и ахали, поражаясь ее выздоровлению. «Они невыносимы!» — У Барбары вдруг жутко разболелась голова.

— По-моему, вы раздули из мухи слона, — сказала она доктору Тигу, когда тот велел сиделке убрать систему искусственного питания и протянул другой медсестре письменные указания о том, чтобы больной начали давать твердую пищу.

Все ей улыбались — пожалуй, чересчур широко.

— Не думаю, миссис Котрелл. С вами случилась необычная вещь. Вы даже можете прославиться.

— О чем вы?

— Мы все здесь следили за вашим выздоровлением. Это поразительный случай: столько времени пролежав в коме, вы сохранили все свои навыки.

Барбара озадаченно уставилась на врача:

— И как же долго?

— Я думал, вам уже сказали, миссис Котрелл. Вы лежали здесь больше трех месяцев.

Она была потрясена. Три месяца! Да за такой срок целый мир мог измениться! Ее ранчо… кто там заправляет делами?

А политическая кампания Брендона? В голове Барбары постепенно прояснялось, и она начинала понимать, что с пей случилось.

Ларри был лучшим пилотом Техаса. Перед каждым вылетом он скрупулезно осматривал машину. Если бы в вертолете была какая-то поломка, он бы непременно заметил, Кто-то хотел ее убить! Барбара не знала имен, но знала, кто они такие — те, против кого она пыталась бороться.

— Мне нужен телефон, — попросила она сестру.

— Мы уже позвонили вашим родным, — , сказала та с успокаивающей улыбкой.

— Это хорошо. Но мне нужно позвонить Брендону Уильямсу.

* * *

Брендон был в Хьюстоне, когда ему позвонила Барбара.

Услышав ее, он несказанно обрадовался.

— Это замечательно, Барбара! Судя по голосу, ты не очень устала.

— А с чего мне уставать? Я спала Девяносто дней и теперь готова к работе. Скажи мне, что я должна делать.

— А ты говорила со своими врачами?

— Я никогда не слушаю врачей. Это пустая трата времени.

— Я ценю твое рвение, но мне совсем не хочется, чтобы у тебя случился рецидив. Послушай, сегодня вечером я возвращаюсь в Кервилл. А утром мы с Морин приедем тебя навестить. Тогда и поговорим. Идет?

— Ладно. Только при условии, что вы не будете обращаться со мной как С инвалидом. Имей в виду: я готова приступить к работе.

Барбара повесила трубку. Этот разговор ее утомил. На глазах выступили слезы. Три месяца… Кто-то украл у нее целых три месяца жизни! Ей и раньше приходилось иметь дело с разными негодяям, но чтобы у нее крали время такого еще не было. Ну ничего, это им даром не пройдет!

В Техасе есть люди, которые встанут под ее знамена.

* * *

Когда позвонил врач и сообщил, что его мать очнулась, Александр был потрясен. Он уже вовсю хозяйничал на ранчо, и ему казалось, что так теперь будет всегда. У него получалось даже лучше, чем у Барбары. За это время он понял одну вещь: она никогда не ценила его таланты.

Войдя в больничную палату, он увидел, что мать ужасно выглядит. Всегда стройная, она похудела фунтов на двадцать и стала похожа на скелет. Александр воспрянул духом. Да, она пришла в сознание, но пройдет еще немало времени, прежде чем восстановятся силы. А лучше всего, если у нее случится рецидив. Он знал, что Барбара терпеть не могла болеть. Она принадлежала к числу тех женщин, которые изводят себя работой до полного изнеможения и скорее упадут, чем добровольно лягут на больничную койку. Что ж, надо воспользоваться этой ее одержимостью. Если получится, он еще долгие месяцы будет заправлять на ранчо.

Только бы протянуть до конца года, а там он уломает Морин, она выйдет за него замуж, и ранчо Макдональда будет его. Да, пусть Барбара еще немножко поболеет!

— Прекрасно выглядишь, мама.

— Правда? Я еще не смотрелась в зеркало. Мне не разрешили вставать до завтра.

— И правильно, не спеши…

— Александр, хоть ты меня не зли!

Он с трудом подавил довольную улыбку. Все идет как надо!

— А кто тебя злит?

— Все! — Она взмахнула рукой и тяжело уронила ее на постель.

— Что касается меня, то я не могу дождаться, когда ты вернешься домой и снова возьмешься за дела.

— У тебя какие-то проблемы?

— Да нет. Я справляюсь. Это не так сложно.

Александр говорил правду. Он обнаружил, что управлять ранчо «Хребет дьявола» — почти детская забава. Просто Барбара никогда не давала ему такой возможности. Теперь он заключал удачные сделки и получал приличный доход.

— Мама, ведь я знаю, как тебе важно снова заняться работой. В этом вся твоя жизнь.

Она улыбнулась сыну:

— Ты меня понимаешь, правда, Александр?

— Конечно. — Он похлопал ее по руке. — Возвращайся скорее!

* * *

Шейн услышала, как Александр вошел в дом, и налила себе полную рюмку водки. Она сидела в гостиной на большом шелковом диване.

— Ты видел ее? — спросила она у брата.

— Да, — отозвался он, взяв бутылку виски, — а ты что, не поедешь?

— Я не могу. — Она заглянула в свою рюмку. Почему ее жизнь не так прозрачна, как этот напиток?

— Гм-м… — Он плюхнулся в мягкое кресло, вытянул ноги и посмотрел на сестру. На вид она была вполне трезвой, но это еще ничего не значило. Шейн ловко умела скрывать опьянение.

— Как она выглядит? Про меня спрашивала?

— Тебя что, это очень волнует?

Девушка сердито сверкнула глазами. Надо бы прикусить язычок! Она слишком открылась перед Алексом — причем всего двумя фразами. В конце концов, это ей полагается за ним следить, а не наоборот.

— Да нет, вообще-то мне все равно. Только пусть не думает, что я прибегу к ней, потому что она очнулась.

— И то верно. Столько времени не бегала и вдруг прибежишь — с чего бы? — съязвил он.

— Заткнись, Алекс! Ты-то сам не лучше. Ведь не каждый же день ты ездил к ней в больницу.

— Я ездил раз в неделю и ежедневно разговаривал по телефону с врачом.

— Только потому, что не хотел, чтобы она очнулась. Она испортила тебе сладкую жизнь, верно? — Шейн ехидно усмехнулась. Ей нравилось злить Александра. Вот и сейчас он заерзал в кресле.

— Чего ты радуешься? Когда она вернется домой, тебе будет уже сложнее встречаться с Бертом.

Шейн умело скрыла смятение и холодно взглянула на брата:

— Так ты знаешь об этом?

— Черт возьми, да об этом знает весь Кервилл! Кроме разве что его жены.

— Жаль.

— А ты как раз этого и добиваешься, да?

— Она его не любит.

— А ты?

— Я люблю. Со мной ему будет лучше.

— Это точно. — Александр залпом осушил свою рюмку. — Ладно, мне некогда тут с тобой рассиживать и точить лясы про твоих любовников Шейн громко расхохоталась:

— У меня хоть есть любовник!

Александру захотелось швырнуть в нее рюмкой. Но он сдержался, резко встал с кресла и направился к себе в кабинет. Там он достал фотографию Морин, ее изрезанный шарфик, который так и не смог выбросить, и налил себе еще виски из бутылки, лежавшей в нижнем ящике письменного стола.

Шейн на цыпочках прокралась к кабинету брата. С того дня, как Берт взял с нее обещание шпионить за Александром, она научилась тихонько стоять под дверью, подслушивать телефонные разговоры и тайком просматривать почту Алекса. Девушка не знала, что конкретно нужно Берту, но пока не находила ничего интересного.

Александр с кем-то разговаривал. Она подошла к телефону в конце коридора, но услышала в трубке длинный гудок. Алекс разговаривал сам с собой! Вернувшись к двери, она очень осторожно повернула ручку и приоткрыла щелочку. Такое зрелище она не пропустит!

Алекс поднес рюмку к фотографии Морин.

— За тебя, моя милая! Скоро мы будем вместе… — Он откинулся в кресле, не сводя глаз со снимка. — Я всем докажу, Мо! Маме… Шейн… тем мерзавцам, которые хотят забрать у меня твою землю. — Он засмеялся. — Ты подумай они решили, что им удастся нас разлучить! Но ничего, надо только немножко подождать…

Александр вскинул руку к глазам, и Шейн увидела, что он плачет.

Он уронил голову на стол, потом встряхнулся, вытер глаза и взял фотографию обеими руками.

— Ты, конечно, все поняла про этот пожар. Я должен был это сделать. Меня заставили. Откуда я мог знать, что ты туда пойдешь? О Господи… — Ему пришлось положить фотографию на стол, чтобы унять дрожь в руках. — Я знаю, Брендон нужен тебе только для отвода глаз — чтобы они ничего не узнали. На самом же деле ты любишь меня. Подожди чуть-чуть, Мо, и мы покажем этим подонкам! Не они будут управлять нами, а мы ими.

Алекс разрыдался. Шейн медленно притворила дверь, понимая, что увидела больше, чем дозволено Богом. «Невероятно! — думала она, поднимаясь по лестнице. — Оказывается, брата мучают демоны пострашнее моих».

Глава 33

Обоюдоострый нож сомнения безжалостно врезался в сознание Шейн, причиняя девушке невыразимые муки.

До того как Барбара попала в аварию, жизнь казалась простой и понятной. Она знала правила, которые пыталась навязать ей мать, и успешно с ними боролась. В этом заключался смысл ее существования.

Однако несколько месяцев назад судьба сделала неожиданный поворот. Шейн всегда считала, что любит Берта. Но сейчас, когда он попросил ее шпионить за Александром, она начала сомневаться в своих чувствах. Не то чтобы она слишком тревожилась за брата (с какой стати? Он-то не больно за нее тревожился!), просто Берт открылся ей с неприятной стороны.

Шейн никогда не была слишком верна интересам семьи, но раньше никто не заставлял ее их предавать. Берт поставил девушку перед жестким выбором. И это ей не нравилось.

Впервые она увидела его глазами своей матери и поняла, что Берт чужак, который никогда не войдет в мир Котреллов. И дело вовсе не в его происхождении. Просто он совершенно не верил в себя. Этот недостаток был хорошо знаком Шейн. Она и сама страдала от этой неуверенности.

Все эти мысли теснились в голове у девушки, когда она подъезжала к дому Берта. Линн увезла детей в Бостон, чтобы записать их в частные школы. Ее не будет четыре дня. Шейн много недель ждала этого момента, но сейчас почему-то не испытывала бурной радости.

Берт встретил ее на парадном крыльце. Он отпустил слуг, чтобы они могли побыть наедине. Впустив Шейн в дом, он закрыл дверь и поцеловал девушку.

— Что-то случилось? — спросил он, заметив ее необычную сдержанность.

Шейн взглянула на него. Долгое время она говорила себе, что в этом мужчине — вся ее жизнь, и пыталась любыми способами привязать его к себе. А стоило ли? Она знала, как манипулировать Бертом, чтобы получить от него желаемое.

Вся беда в том, что и он знал ее слабые стороны.

— У меня была трудная неделя. Мама пришла в сознание.

— Хорошая новость.

— Ты так считаешь? — Она прошла в гостиную и села за столик с черной мраморной столешницей.

Берт налил ей «Столичной», достал из кармана пакетик с кокаином и замшевый кисет, в котором лежали две знакомые стеклянные трубочки.

Шейн посмотрела на кокаин, потом на Берта:

— Что ты хочешь, Берт? Трахнуться? Или мы просто нанюхаемся порошка и будем ловить кайф?

— Господи! Что за бес в тебя вселился?

Девушка вздохнула и уронила голову на руку.

— Не знаю… Ничего, ничего я не знаю!

Берт обошел столик и сочувственно обнял ее за плечи — Зачем нам что-то делать? Мы можем просто поговорить.

— Да? — Она посмотрела на него с надеждой. Может быть, она зря в нем сомневалась? — Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, малышка.

Шейн растаяла. Она всегда таяла, когда он бросал ей эти жалкие крохи. Ей нужно было знать, что кто-то ее любит, любит безоговорочно, независимо от того, что она говорит и делает, — просто за то, что она есть на свете. И она верила, что Берт любит се именно так.

— Пойдем наверх, — сказала она, обнимая Берта.

— Пойдем. — Он улыбнулся и помог ей встать. — Бутылку захватить?

— Нет. — Она заколебалась, вспомнив о том, каких вершин страсти они достигали. — Возьми кокаин.

Они не спали всю ночь — не было времени. Впервые Берт употребил кокаина больше, чем Шейн, и это придало ему небывалую сексуальную силу. Они угомонились только перед самым рассветом.

Он курил сигарету, а обнаженная девушка лежала у него на груди. Несмотря на наркотик, у него была ясная голова Шейн же сильно опьянела.

Берт погладил ее по плечу:

— Как дела дома, милая?

— Х-хорошо.

— Ты мне можешь рассказать что-нибудь про Александра?

— А это обязательно — о нем говорить?

— Только если есть что-то интересное.

Шейн подняла голову. Комната кругами плыла перед глазами. Как всегда, она боялась не угодить Бергу: если не сделать так, как он просит, он может ее отвергнуть. Всю жизнь ее отвергали — родители, Голливуд, Александр… А братику поделом! Пусть не слишком задается.

— Алекс возомнил себя важной шишкой — как же, теперь он сам заправляет делами на ранчо! Ему кажется, что он и со мной может обращаться как с какой-то служанкой. Но это не так!

— Конечно, не так, милая.

Шейн приподнялась на локте и попыталась сосредоточить взгляд. Ее отяжелевшие веки опускались сами собой, а голова слегка покачивалась на нетвердой руке.

— Александр думает, что Морин выйдет за него замуж. Я слышала, как он разговаривал сам с собой у себя в кабинете.

— Разговаривал сам с собой? И часто он это делает?

— В последнее время часто. — Она зевнула.

— А что еще он сказал?

— Я не совсем поняла. Да так, ничего особенного.

Берт заинтересовался:

— Например?

— Ну, он как будто хочет кого-то там перехитрить. По-моему, он имел в виду маму. Еще он сказал, что женится на Морин, захватит ее землю и станет самым могущественным.

И тогда никто не сможет ему указывать. Или что-то в этом роде. Он смотрел на ее фотографию и плакал. У него в столе лежат ее вещи. Я видела.

— Какие вещи?

— Рваный шарфик, губная помада и духи. В общем, блажь какая-то.

— Это не блажь, это наваждение, — пробормотал Берт себе под нос.

Шейн не все передала дословно, но смысл ясен Итак, Александр по-прежнему намерен играть по своим правилам.

Глупец! Он ходит по лезвию ножа. А жаль. Берт всегда симпатизировал Алексу, но покрывать его перед мафией он не станет, иначе сам попадет под удар.

Он погладил Шейн по руке и груди.

— Ты устала. Может, поспишь немного?

— Пожалуй.

Берт встал и пошел в ванную.

— Ты куда?

— Скоро шесть. Сегодня утром у меня деловая встреча.

— Ты серьезно? Неужели люди работают в такую рань?

— Конечно. Особенно если им нужно лететь в Хьюстон.

— О, — выдохнула она и тут же заснула на атласных кремовых простынях.

* * *

Шейн проснулась в два часа дня. Берт еще не возвращался. Она приняла душ, оделась и поехала домой.

За воротами ранчо она повернула налево, не заметив, как с западной дороги подъехала Линн.

Линн сразу узнала красную спортивную машину и поняла, что в ее доме только что была Шейн Котрелл.

Она нарочно солгала мужу, что уезжает на четыре дня, рассчитывая застать его врасплох. И это ей удалось.

Войдя в дом, она направилась в спальню. Постель была смята и разворошена. Линн оцепенело стояла, представляя своего мужа в объятиях Шейн и ожидая знакомого приступа тошноты. Но тошноты не было. Линн не испытывала ничего: ни злости, ни боли.

Все кончилось.

Она медленно перевела взгляд на ночной столик и вздрогнула, увидев там зеркальце, лезвие и две стеклянные трубочки с остатками белого порошка.

Линн знала, что Шейн Котрелл и дня не может прожить без кокаина, но Берт? Неужели он тоже принимает наркотики? Она никогда над этим не задумывалась. Берт сильно пил, и ей казалось, что его дурные привычки ограничиваются алкоголем.

Линн уложила все принадлежности в замшевый кисет.

Эти улики она использует против него. Вот только как? И вообще — куда ей теперь идти?

Линн взяла телефонную трубку и набрала номер Морин.

— Мне надо с тобой поговорить. Можно прямо сейчас?

Отлично. Я уже еду.

* * *

Когда приехала Линн, Морин только-только позавтракала фруктами и блинчиками с изюмом и корицей, которые испекла Хуанита. По испуганному лицу и ветревоженному голосу подруги Морин поняла, что случилось что-то серьезное.

— В чем дело, Линн?

— Мы можем пройти в гостиную? — спросила Линн, покосившись на Хуаниту.

— Конечно.

Они сели на диван у камина. Линн открыла свою сумочку и извлекла оттуда замшевый кисет.

— Смотри, что я нашла у себя дома.

Морин сразу догадалась, что это такое.

— Это кисет Берта?

— Трудно сказать. Я видела, как Шейн уезжала из нашего дома. А она наркоманка, я знаю.

— И ты думаешь, что Берт тоже?

— Да. Теперь я знаю, как защитить себя и своих детей Ни один суд в мире не позволит детям жить с наркоманом.

Морин внимательно смотрела на подругу:

— А по-моему, Берт не похож на наркомана.

Линн прищурилась.

— Он наркоман, это точно! — чересчур пылко воскликнула она.

— Не хочу тебя пугать, Линн, но ты не думала о других вариантах?

— Например?

— Например, что Берт не употребляет наркотики, а промышляет ими?

— О Боже…

Линн вспомнила последний год, потом быстро вернулась мыслями к прошлой неделе. Она многого не понимала в своем муже. Часто он пропадал неизвестно где. Были вещи, которые она не могла объяснить, но, поглощенная собственными проблемами, старалась не обращать на Берта внимания.

— Это возможно? — спросила Морин.

— Да, возможно. Но как ты догадалась? Тебе что-то известно?

— Просто мне показалось странным, что наркоманка Шейн так сильно… э… привязана к Берту.

— Ничего, Морин. Можешь называть вещи своими именами. Мне уже все равно. Я хочу лишь одного: поскорее выбраться из всего этого и спасти своих детей.

— Тебе надо быть очень осторожной. Это опасно.

Линн улыбнулась:

— Опасно? Кто бы говорил об опасности! Ты-то сама в последнее время буквально ходишь по лезвию бритвы и еще советуешь мне быть осторожной.

Морин засмеялась:

— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Но наркотики, Линн…

Линн глубоко вздохнула. Конечно, она смотрела боевики и теленовости и имела представление о том, что такое наркобизнес.

— Не волнуйся. У меня все будет в порядке, — сказала она, ободряюще обняв подругу.

— Конечно, потому что я позвоню Брендону и все ему расскажу. Можешь не переживать, он все сделает.

— Нет, это мои проблемы. У него не хватает времени на встречи с тобой, а ты хочешь повесить на него еще и заботу о чужой жене! И вообще я справлюсь сама. Я буду осторожна.

К тому же я пока еще жена Берта, и есть вещи, которые никто не сможет выведать, кроме меня.

— Ты уверена?

— Абсолютно. Я добуду себе свободу, Морин. Только обещай, что ничего не скажешь Брендону. Он позвонит в полицию, а я не хочу, чтобы мои дети видели своего отца в тюрьме. Я сама все улажу. Ладно?

— Мне это совсем не нравится… ну ладно, будь по-твоему.

Морин проводила Линн к ее машине. Обе знали, что рискуют жизнью. Но ни одна из них не собиралась отступать.

Глава 34

Только по прошествии двух дней Берт вздохнул свободно. Он был удивлен ранним возвращением жены, но в доме все как будто было в порядке. На День труда они устроили барбекю, и Лини по своему обыкновению тщательно готовилась к приему гостей, давала указания прислуге, следила за каждой мелочью.

Берт улыбался, рюмками пил виски и не мешал жене распоряжаться в доме.

Он так и не понял, куда делся его замшевый кисет.

Наверное. Шейн взяла. Ему недосуг было думать о таких пустяках. После поездки в Хьюстон у него появились другие заботы.

Впервые ему поручили заняться распространением наркотиков, а не просто предоставлять свою взлетную полосу в распоряжение мафии. Теперь он чувствовал себя преступником.

Линн затеяла барбекю для отвода глаз. Ей надо было собрать улики против мужа, и под предлогом генеральной уборки она перетряхнула весь дом. По ее указанию горничные вынесли из комнат ковры и шторы, чтобы отправить их в химчистку. В кабинете Берта она пожелала убраться лично, объяснив это тем, что там много важных бумаг.

В этот день Линн обнаружила то, что искала, — стенной сейф. Она не знала, когда Берт его установил, но при строительстве дома никакого сейфа не было.

Поскольку Линн не умела вскрывать сейфы, пришлось обратиться к специалисту.

Звали его Орлиный Глаз — он был из племени команчи.

Когда-то давно он ограбил банк. Его семья голодала, и Орлиный Глаз полагал, что имеет право взять деньги, чтобы спасти своих братьев и сестер. Суровый судья приговорил его к десяти годам тюрьмы. Но Орлиный Глаз написал про себя рассказ, и послал его в журнал «Пентхаус», и стал знаменитостью. Лини тогда еще училась в колледже и была в восторге от этой истории. Сегодня индеец был снова беден, и Лини знала, что он не откажется от денег.

Орлиный Глаз обитал в лачужке среди холмов в десяти милях к западу от их ранчо. Когда Линн по узкой грунтовой дороге подъехала к его дому, индеец сидел на крыльце в старом кресле-качалке. Он был всего на два года старше ее, а выглядел на все семьдесят. Солнце и ветер избороздили его Яйцо глубокими морщинами. Но, подойдя ближе, Линн заметила, какие живые, веселые и блестящие у него глаза, и поняла, почему его так назвали.

— Я пришла к тебе за советом, Орлиный Глаз.

— Это будет стоить вам денег.

Линн удивилась его прямоте. А где же знаменитое индейское благородство? Впрочем, она, наверное, насмотрелась вестернов.

— Если совет будет хорош, я за него заплачу.

— Что вам надо?

— Мне надо вскрыть сейф.

Темные проницательные глаза индейца скользнули по новенькому «мерседесу» гостьи и огромным бриллиантам, сверкавшим в ее ушах.

— Тысяча долларов.

Линн усмехнулась:

— Это очень большие деньги!

— Вот как? Я могу жить на них целый год, а вы вряд ли протянете и неделю.

Она расхохоталась:

— Ладно, согласна.

— Какой сейф?

— Стенной, с кодовым замком.

— Без всяких новомодных компьютерных заморочек?

— Без.

— А что рядом с сейфом?

Линн на мгновение задумалась.

— Только книжные полки.

— Отлично. Вы хотите, чтобы я сам сделал эту работу?

— Нет. Это слишком рискованно. У нас в доме лазерная система сигнализации. Лучше, если это сделаю я, пока мужа не будет дома.

— Будь по-вашему. Но цена та же. Возьмите маленький магнитофон и поставьте его на книжную полку как можно ближе к сейфу. Мне нужно услышать щелчки, когда замок будет поворачиваться. Включите магнитофон на полную громкость. Потом принесете мне пленку с записью, и я вам ее расшифрую.

— Я заплачу в следующий раз, когда привезу пленку.

Орлиный Глаз кивнул и с улыбкой посмотрел вслед уезжавшему «мерседесу». Как легко он заработал на этой женщине! А ведь, пожалуй, найдутся и другие желающие пошпионить за своими мужьями. Это надо обмозговать… Черт возьми, можно было бы открыть весьма прибыльное дело!

* * *

Когда Берт подъехал к дому, Линн лежала в постели. Она слышала, как хлопнула дверца машины, потом его шаги — вот он вошел в дом, поднялся по лестнице. Она притворилась спящей. Взглянув на жену, Берт прикрыл дверь спальни и снова спустился вниз.

Линн встала, на цыпочках прокралась к балкону и перегнулась через перила. Так и есть! В кабинете горел свет. Берт наверняка что-то прятал или доставал из сейфа. Метнувшись обратно в спальню, она скользнула под одеяло.

Берт вошел и начал раздеваться. Она прислушивалась к каждому звуку, следя за его передвижениями по комнате. Ей показалось подозрительным, что он минут пять провел в своей гардеробной. Может, он спьяну не мог расстегнуть рубашку? Или там устроен еще один потайной сейф, о котором она не знает?

Линн старалась дышать ровно и спокойно, делая вид, что спит. Берт забрался в постель и, даже не притронувшись к жене, сразу заснул. Она же до рассвета не сомкнула глаз, мучимая любопытством.

Лишь в десять часов утра у нее появилась возможность осмотреть гардеробную Берта.

В дальнем правом углу, под тремя полками с брюками, она обнаружила еще один сейф.

— Сколько же их здесь? — выдохнула Линн.

Она взяла портативный магнитофон и положила его в карман старых брюк Берта. Он никогда не выбрасывал вещи, которые стали ему малы, утверждая, что непременно сгонит пару лишних дюймов и снова будет в норме.

Линн перевернула всю мебель в спальне, разворошила постель, осмотрела выдвижные ящики комодов и заглянула за каждую картину.

Ее труды не пропали даром. Левая стенка туалетного столика оказалась двойной. Больше всего ее занимал вопрос, когда и как Берт умудрился сделать все эти тайники. Ох, до чего ж не прост! Можно только догадываться, сколько еще секретов лежит на его совести.

В туалетном столике она нашла деньги — больше десяти тысяч долларов, а в ящике комода, под ароматизированной подкладкой, — ключ, еще деньги и два телефонных номера, Нацарапанных на клочке бумаги. За круглым зеркалом в медной оправе, висевшим над раковиной Берта в ванной комнате, был прилеплен клейкой лентой пакетик с чеками на пять тысяч долларов.

Линн ничего не тронула. Это была только разведка. Действовать пока рано.

* * *

Три дня спустя Линн привезла Орлиному Глазу две магнитофонные пленки. Он расшифровал их за пятнадцать минут, и она расплатилась с ним деньгами со своего банковского счета.

Берт тогда вернулся домой в третьем часу утра. Линн не знала, где он пропадал, и даже радовалась его долгому отсутствию: у нее было время покопаться в сейфах.

Ив том и в другом лежало невероятное количество наличных денег. Еще она нашла банковские расчетные книжки, выписанные на вымышленные имена, три ключа от депозитных ячеек и, самое главное, — журнал учета поставок наркотиков.

Линн читала его и не верила своим глазам. Здесь все было расписано черным по белому — даты, время выгрузки и количество героина, кокаина, крэка и марихуаны в каждой партии. При первой возможности она перефотографирует этот журнал как вескую улику.

В конце недели Берт собирался на два дня в Хьюстон.

Когда он уедет, она найдет способ забрать деньги из его депозитных ячеек и со Счетов. Может быть, ей снова поможет Орлиный Глаз?

Линн аккуратно разложила все по местам. Она не хотела раньше времени навлечь на себя подозрения Берта. Придется потерпеть еще немножко, накопить силы для решающей борьбы — и победа обеспечена!

Глава 35

Месяц спустя Александр Котрелл все еще смеялся над провалом операции «мертвые бычки», как он ее назвал. Глупость хьюстонских подонков вызывала у него приступы веселья. Эти люди больше не пугали Алекса. Он знал, что пришло время действовать.

Каждый день он ломал голову над тем, как ему покорить Морин и захватить ее землю. Наконец у него родилась идея — простая, как все гениальное. Александр поехал в окружное управление и изучил архивы, сделав копии нужных бумаг. В Уэйко он нанял хорошего юриста, и тот сообщил ему именно то, что он хотел услышать.

На подготовку плана ушло три недели. Алекс обзвонил всех нужных знакомых в Остине, Далласе и Хьюстоне. Он знал поименно тех, кому его мать когда-то оказывала услуги.

Надо отдать ему должное, Александр всегда сознавал могущество рода Котреллов. В последние десятилетия эта фамилия не использовалась для личной выгоды. Барбара ни в чем не нуждалась, а потому нередко и весьма успешно направляла свое громкое имя на пользу другим. Теперь Алекс бессовестно пожинал плоды ее благотворительности.

Он замаскировал свой план кампанией по увеличению доходов штата. Нанятые им бухгалтеры и статистики засели за цифры, таблицы и графики. Результаты их работы должны были сильно порадовать техасские законодательные органы, ибо финансовое положение штата было критическим.

«После того как все закончится, я стану героем!» — думал Александр, довольно потирая руки.

* * *

Когда эти предложения легли на стол сенатора Блейна Арлингтона, тот отнесся к ним положительно. Он не знал, что за ними стоит Александр Котрелл, но слышал, что Барбара Котрелл одобряла эти меры. А Брендон Уильямс говорил Блейну, что Барбара с ним заодно., - По-моему, это разумно, — сказал Блейн Биллу Арчеру, который собирался возвращаться в Вашингтон. — Если нам удастся задним числом собрать старые налоги, мы потихоньку выберемся из ямы.

— А я бы лучше отменил федеральный налог на разовые доходы и пополнил стратегические запасы нефти за счет отечественного сырья.

— Ну, сынок, ты хватил! Хотя тебе это по силам. Ты работаешь на этих ребят в Вашингтоне, вот и дерзай. А я здесь буду делать все, что смогу.

— Идет, — согласился Билл.

Блейн и Билл вышли на крыльцо капитолия и распрощались. Дальше каждый пошел своей дорогой. Блейн пытался дозвониться Брендону Уильямсу и сказать ему про новый законопроект, но так и не смог его застать: друг колесил по штату, собирая голоса в поддержку своей политической кампании.

Но Блейн нутром чуял, что предложение хорошее, и собирался голосовать за него в палате представителей. Если взыскать налоги на собственность с землевладельцев-неплательщиков, это здорово укрепит казну.

* * *

Барбара Котрелл вернулась домой, на «Хребет дьявола», в первую неделю октября. За сентябрь она окрепла, посвежела, обрела душевную энергию, но все же была еще слаба для переезда, и врачи не хотели ее выписывать, но им пришлось уступить безжалостному нажиму Александра.

Сама Барбара чувствовала в себе силы для борьбы. Ее подстегивала злость на тех, кто пытался ее убить.

Александр боялся, что, вернувшись на ранчо, она захочет сразу же взять дела в свои руки. Много месяцев он сам распоряжался хозяйством. Ему нравилось быть руководителем, нравилось пользоваться именем и репутацией матери в своих интересах.

Не нравилось ему только то, что он не мог похвастать своей победой перед Барбарой. А между тем его законопроект уже был подписан губернатором штата Марком Диксоном, и очень скоро Морин придет к нему в слезах, умоляя купить ее ранчо. Она будет у него в руках! Он сделает ей предложение, и она не откажется. Ведь она его любит — с самого детства.

Так думал Алекс, глядя, как мать приподнимается на постели. Она явно устала от суматохи и шума вокруг себя.

Медсестра, острая на язычок, худая узкоглазая женщина, резким тоном отдавала распоряжения двум санитарам, которые внесли Барбару в ее спальню.

— Пожалуйста, мисс Хэйс, не надо так суетиться. Я в Полном порядке, вздохнула Барбара, пока медсестра старательно укутывала ее одеялом. Дотошная мисс Хэйс напоминала ей сержанта в юбке.

— Тебе что-нибудь нужно, мама? — спросил Александр.

— Нет. Иди сюда, мы просто поговорим.

Он придвинул кресло к кровати. Мисс Хэйс перестала кудахтать и отошла к окну, делая вид, что разглядывает ранчо. У Александра было такое чувство, как будто он находится под постоянным наблюдением гестапо.

— У тебя усталый вид, мама. Может, мне лучше уйти?

— Чепуха! Расскажи мне про ранчо.

— Дела идут как по маслу. Я все держу под контролем.

— Утром принесешь мне контракты, которые ты подписал, и бухгалтерские книги. Еще я хочу просмотреть банковские заявления, прогнозы на осень и…

— Ну хватит! — не выдержал Александр. — Ты что, мне не доверяешь? Думаешь, я не в состоянии принять правильное решение?

Она поняла, что обидела его.

— Конечно, я тебе доверяю. Просто я так долго была не удел… Мне не терпится вернуться к работе. — Она взяла его за руку.

Он удивился силе ее пожатия.

— Я потеряла четыре месяца жизни, и мне никогда их не вернуть, Алекс. Я не собираюсь валяться в постели ни одной лишней минуты, несмотря на мисс Хэйс. — Она встретилась с острым взглядом медсестры.

— Я тебя понимаю.

— Надеюсь. У меня много дел.

— У нас много дел.

— Я так и сказала.

Александр не улыбнулся. Его империя только что превратилась в прах.

— Тебе надо отдохнуть, — сказал он, поднимаясь.

«Ну ничего, — думал он, направляясь к двери, — скоро я стану победителем. И тогда мать поймет, что я лучше ее. И начнет меня уважать».

Барбара смотрела ему вслед. Странно, откуда взялась эта дикая усталость? Ведь она только проехалась в машине «скорой помощи»…

— Александр…

— Да?

— Спасибо тебе за то, что ты следил за хозяйством, пока меня не было.

От изумления Алекс лишился дара речи. Барбара его благодарила? Такого еще не было! Он кивнул.

Она слабо улыбнулась, что далось ей с большим трудом.

— Я знала, что ты справишься.

— Правда?

— Конечно.

Александр вышел из спальни и закрыл дверь. Внутри у него все дрожало. Неужели это случилось? Неужели он наконец угодил своей матери? — Этого не может быть! — бормотал он себе под нос. — Это было бы слишком просто…

Александр медленно ступал по плюшевому ковру, устилавшему широкий коридор. Одурманенный жаждой мести, он и не заметил своей победы. В мечтах все представлялось ему совсем иначе — фанфары, фейерверки, гром рукоплесканий. Никто никогда не говорил ему, что самые главные победы всегда бывают незаметными.

Глава 36

Морин неторопливо шла к дому от почтового ящика, стоявшего у обочины дороги, за стальными воротами ее ранчо. Прошло уже больше года с тех пор, как она переехала жить в Техас… к себе домой. Девушка на мгновение задержалась возле раскидистого дуба у скромного бронзового надгробия, которое наконец-то поставила Маку.

На душе у нее было тихо и покойно. Она ощущала себя в ладу с собой и со всем миром. В прозрачном воздухе трепетали листья, уже тронутые но краям осенними красками. Это было ее любимое время года… особенно теперь: ведь осенью она встретилась с Брендоном.

Девушка снова зашагала к дому, по пути просматривая почту: полдюжины рождественских каталогов, которые в каждом новом году приходили на неделю раньше, чем в прошлом. Счет за свет, счет за телефон, официальное письмо из Остина, из инспекционной службы штата.

Сев за свой письменный стол, Морин сразу же распечатала конверт и прочла:

«Дорогая мисс Макдональд!

Как жительница и гражданка Техаса, вы хорошо осведомлены об экономических трудностях, которые переживает правительство штата. В настоящий момент дефицит бюджета штата составляет свыше пяти миллиардов долларов.

Законодательные органы и правительство штата предпринимают все возможные меры к решению этой проблемы. Дабы не повышать налоги и не возлагать бремя на всех техасцев, в конце прошлого месяца в Техасе принят новый закон о налогах, который дает налоговому инспектору полномочия выявлять и собирать все неуплаченные налоги на имущество.

В ходе расследования наша служба обнаружила, что начиная с 1955 года за ваше имущество, ранчо Макдональда, не был выплачен ни один налог. Налоги внесены только за период с 1948 по 1955 год. Мы также выяснили, что после 1978 года были совершены четыре последовательные сделки на покупку земли.

На эти четыре новых участка налоги не платились только последние четыре года. Задолженность по ним составляет 20000 долларов.

Общая сумма невыплаченных налогов на первоначальную площадь ранчо 780000 долларов. Итого, ваш долг — 800000 долларов.

Эти деньги должны поступить в наш офис в течение 90 (девяноста) дне и.

Если у вас возникнут вопросы об оплате, пожалуйста, позвоните и договоритесь о приеме.

Искренне ваш

Сэм Деннисон».

Морил перечитала письмо три раза, прежде чем до нее дошел его смысл. Она потрясенно уставилась в пространство, потом механически набрала такой знакомый номер телефона.

— Привет. Это я. Ты мне нужен, — услышала девушка собственный надломленный голос. Она двигалась как зомби.

Ей хотелось провалиться в небытие, забыть эту страшную реальность. Кажется, я только что потеряла ранчо.

— Ерунда! — ободрил ее Брендон. — Я сейчас буду.

— Спасибо, — прошептала она, еле сдерживая рыдания.

Брендон прилетел на вертолете. Била суббота, и он отпустил своего пилота на выходные, поэтому сам вел машину.

Морин ждала его на взлетной полосе, все еще сжимая письмо в руке. Вся дрожа, она кинулась в его объятия.

— Ну-ну, еще не конец света, — ласково сказал он.

— Похоже, что уже…

Морин не хотела говорить вслух о своих подозрениях, но в душе была уверена, что это опять козни мафии. Они не отстанут от них с Брендоном, пока не кончатся выборы. Но она уже устала от этой войны.

Брендон поцеловал девушку, отметив про себя, что этот удар сказался на ней сильнее других.

— Расскажи мне, что случилось.

Она протянула ему письмо:

— Прочти и все поймешь.

Он быстро пробежал бумагу глазами.

— Они неугомонны!

Морин удивленно посмотрела на него:

— Мне пришло в голову то же самое.

— Да. Но где-то они должны были просчитаться. Все это подозрительно.

— Ты думаешь, что налог слишком высок?

— Вообще-то для неуплаты тридцатилетней давности цифра вполне правдоподобна. Нет, я говорю о той поспешности, с которой был принят закон. За этим стоит кто-то очень влиятельный. Я наведу справки. Мне очень хочется знать, с кем мы имеем дело. Я слышал об этом законе, но был так занят, что просто не обратил на него внимания. К тому же это одна из тех мер, которые я поддерживаю.

— Кажется, мы сами себя наказали.

— Похоже, что так.

У Морин было такое чувство, как будто ее ударили под дых. Она так надеялась услышать от Брендона что-то другое.

— О нет!

Он прижал девушку к себе.

— Я сказал «похоже». Но я не говорил, что у нас нет выхода.

— И что же нам теперь делать?

— Для начала просмотрим все бумаги в твоем доме.

Она охнула.

— Ты видел когда-нибудь кабинет Мака? Ты не представляешь, сколько там бумаг! Но я сделаю это, даже если понадобится целая вечность.

— Лучше, если на это понадобится меньше девяноста дней.

Морин обняла его, снова чувствуя себя в безопасности.

С Брендоном она была всемогущей.

— Мы успеем.

— Почему ты так уверена?

— Просто я себя знаю. Если меня припереть к стенке, я способна на все.

Брендон нежно поцеловал девушку. Они пошли к дому, взявшись за руки. Он уже не сомневался в их отношениях.

Если бы их вырезали из одного куска камня, то и тогда они не были бы так похожи друг на друга. У них были общие цели и идеалы. Но больше, чем в Техас, больше, чем в справедливость, Брендон верил в свою любовь к этой женщине.

И за что бы он ни боролся, в конечном итоге он боролся за Морин. Он хотел создать ей рай на земле — меньшего она не заслуживала.

* * *

Пока Берта не было дома. Лини не теряла времени даром. Вооружившись фальшивым удостоверением личности, которым снабдил ее Орлиный Глаз, она сумела открыть все депозитные ячейки мужа. В каждом банке Линн внимательно просматривала карточки, которые ей давали подписывать. Все эти ячейки Берт заказал уже после кризиса.

То, что Линн в них нашла, повергло ее в ужас. Кроме наличности, которую она и ожидала увидеть, там оказались золотые и серебряные монеты и золотые слитки. Отправляясь в четвертый банк, расположенный в Далласе, Линн уже имела больше полумиллиона долларов. У нее не было никаких сомнений в том, что все эти деньги выручены за наркотики.

Обналичить банковские счета оказалось проще, чем она думала. Несколько дней Линн тренировалась подписываться вымышленными фамилиями, на которые Берт делал вклады.

Слава Богу, вместо имен были проставлены одни инициалы.

Он хотел замести следы, но тем самым расчистил ей дорогу к свободе… и вымостил чистым золотом.

За три тысячи долларов Лини купила себе дом в Далласе.

Девушка-риэлтер долго и радостно расписывала ей его достоинства: ванна-джакузи, зеркальная столовая, система охранной сигнализации, плюшевое ковровое покрытие, кондиционеры, микроволновая печь, самоочищающиеся плиты, холодильник с морозильной камерой. Могла бы поберечь свое красноречие, думала Линн. Ей нужно было лишь убежище на время бракоразводного процесса. Потом, разумеется, этот дом останется за ней. Но она переедет с детьми обратно в Кервилл, а Берт подыщет себе новое место жительства. Самолюбие не позволит ему остаться в Кервилле.

Линн положила копии журнала с записями о наркотиках в депозитную ячейку далласского банка, потом подъехала к своему адвокату Джону Кимберли, подписала заявление о разводе и оставила в его надежных руках ключ от ячейки.

Она вернулась в Кервилл в четыре часа дня, накупив всякой всячины для отвода глаз. Детей она отвезла к Шарлин. Брайан и Стефани были дома на каникулах, но Линн знала, что они с радостью погостят у Шарлин, которая вечно баловала их лакомствами и разрешала до одурения смотреть видео.

Берт должен вернуться домой завтра вечером. К этому времени она успеет окончательно подготовиться. Линн знала, что все делает правильно, но на всякий случай хотела подстраховаться, а потому позвонила Брендону и договорилась встретиться с ним через час.

Линн слегка удивилась, увидев возле дома Брендона пикап Морин.

Ширли открыла ей дверь и провела в гостиную, где Морин и Брендон сидели у камина с рюмками в руках. Линн обняла подругу и подставила Брендону щеку для поцелуя.

— У вас счастливый вид, ребята, — сказала она, усаживаясь на диван.

Морин взглянула на Брендона:

— Да, несмотря на техасское правительство.

Линн недоуменно вскинула брови:

— Ты о чем?

— Вчера я получила счет на восемьсот тысяч долларов.

Это налог на землю.

— О Боже! Они что, с ума сошли? Может, это просто сбой в компьютере?

— Да нет, — сказал Брендон, протягивая Линн рюмку ледяного зинфандела,[10] я проверил. Все правильно. Похоже, Мак не платил налоги с 1955 года.

— И все же, мне кажется, здесь что-то не так.

— Конечно, не так, черт возьми! — согласился Брендон. — Только мы не можем это доказать. Сейчас Морин пытается найти способ не платить эти налоги. Иначе она потеряет ранчо.

Линн с сочувствием посмотрела на подругу:

— Господи, Морин! Я могу тебе чем-то помочь?

— Вряд ли. Нам поможет только чудо.

Брендон погладил Морин по плечу.

— У нас в запасе еще три месяца. Мы обязательно найдем чудо. — Он взглянул на Линн. — Ну, рассказывай, с чем пожаловала?

Линн так расстроилась за Морин, что почти забыла про собственные проблемы.

— Я пришла к тебе за помощью, Брендон. Как только Берт вернется из Хьюстона, я буду просить его о разводе.

Весь месяц я готовилась к этому часу. Я нашла все, что нужно, чтобы удержать моих детей при себе. Но это может быть опасно.

Морин почувствовала, как у нее зашевелились волосы на затылке.

— Почему?

— Твои подозрения подтвердились, Морин. Берт в самом деле промышляет наркотиками. Я нашла улики — деньги, связи и банковские счета на вымышленные фамилии. А самое главное, я нашла журнал учета наркотиков.

У Брендона округлились глаза.

— Там есть имена?

— Нет, но есть даты и время выгрузки, количество наркотиков и суммы денег, полученных Бертом после каждой сделки.

— Это действительно очень опасно… — Морин подумала о миллионах наркоманов в стране.

Линн взглянула на нее:

— Он совсем не думает ни обо мне, ни о детях! Весь этот кошмар — у нас дома! Представляешь, самолеты с наркотиками садились на нашу взлетную полосу!

— Взлетная полоса… — задумчиво повторил Брендон.

Неожиданно он понял. Мафия хотела забрать себе ранчо Морин, чтобы пользоваться ее взлетной полосой — самой длинной и удобной из всех, что были поблизости. Ранчо Макдональда предназначалось для контрабанды наркотиков.

Участок такого размера легко использовать для отмывания грязных денег вкладывать их в скотоводство, добычу нефти… и золота. Вариантов было бессчетное множество.

Наверное, у мафии были И другие причины желать ранчо Морин, но даже этих вполне достаточно, чтобы убить человека… например, Уэса Рейнольдса. Или Морин.

Мысли роились в голове у Брендона. У Линн был тот самый золотой ключик, который они с Морин так долго искали!

— Ты не будешь возражать, если я задам тебе несколько вопросов?

— Конечно, нет.

— Когда все это началось?

— Где-то в марте. Я не могу сказать точно, когда он впервые вступил в связь с наркодельцами, но мне кажется, это случилось вскоре после того, как наш адвокат сообщил Берту о том, что он банкрот. Теперь мне понятно, почему он удержался на плаву, в то время как все его приятели разорились.

— Интересно, в этом журнале есть какие-то сведения, которые можно использовать в борьбе с мафией?

Линн заколебалась. Она была так поглощена собственными проблемами, что не сознавала значимости найденных ею улик. Брендон хочет обернуть их против Берта и тех, кто над ним стоит. Но у Линн были другие планы, не столь благородные.

— Я не могу этого сделать, Брендон.

— Линн, — умоляюще сказал он, — ты хоть представляешь, что у тебя в руках? Через Берта мы могли бы выйти на главных воротил мафии и остановить их.

— Я знаю. — Лини судорожно глотнула. Она никогда не была эгоисткой, но сейчас ее вынуждали к этому обстоятельства. — Как ты не поймешь, Брендон? Я всю жизнь пыталась вырваться из этого брака… Я намерена обезопасить своих детей. Если я отдам тебе этот журнал и ты пойдешь с ним в полицию, то моего мужа посадят в тюрьму. А это мне не нужно. Но дело не только в этом Моим детям будет угрожать опасность. Их могут похитить… даже убить. Тебе не кажется, что ты требуешь от меня слишком многого?

— Да, ты права, — медленно проговорил он.

— Я хочу уйти от Берта, но я не желаю, чтобы мои дети считали своего отца преступником. Если все получится так, как я задумала, то Берт уже никогда не сможет причинить нам вреда. Пусть живет как хочет и где хочет, только не в Кервилле Ты знаешь, Брендон, я готова тебе помочь, но попробуй встать на мое место…

Морин понимала подругу Линн и так шла на большой риск, затевая борьбу с Бертом. Этот человек связан с мафией, кроме того, он неисправимый эгоист. Ему плевать на Линн и детей.

Она тронула Линн за руку:

— На твоем месте я бы поступила так же. Я бы никому не позволила подвергать опасности своих детей.

Линн даже немного растерялась: она сильно подведет Морин и Брендона, отказавшись помочь им, и все-1аки Морин была на ее стороне.

— Морин права, — сказал Брендон, — кажется, я слишком рьяно взялся за дело. В конце концов, что такое Техас если не люди?

Линн просияла:

— Спасибо вам! Мне так важно чувствовать вашу поддержку. Я рассказала вам все это на случай, если со мной или с детьми что-то произойдет.

— О Господи, даже не думай об этом! — воскликнула Морин.

— Приходится думать, Мо. Я слишком много знаю. Найдется немало желающих меня убрать.

Морин кивнула. Лини мужественно смотрела в глаза правде. Она рисковала больше их, ведь бороться с неизвестным чудовищем порой легче, чем с, конкретными обстоятельствами.

— Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы тебе помочь, — пообещала Морин.

— Тянуть я не собираюсь. Берт скоро обнаружит, что у него пропали деньги. Я забрала все — во всяком случае, все, что смогла найти. У него наверняка есть еще тайники. — Лини опустила глаза на свое широкое обручальное кольцо. — А вообще мне очень жаль, что так сложилось. — На глазах ее выступили слезы, но она быстро взяла себя в руки.

Сейчас не время раскисать!

— Все будет хорошо, — ободрила ее Морин, — ты сильная женщина. Я могу лишь мечтать о такой силе.

— Не знаю. Я только хочу спасти детей… и себя.

— И ты это сделаешь, — сказала Морин, — я знаю.

Глава 37

Казалось, по кабинету Мака пронесся ураган. Морин перерыла все бумаги в поисках документа, который мог спасти ее ранчо.

Просмотрев архивы в управлении Кервиллского округа, она оставила запрос на описание всех пяти участков, купленных Маком, и налоговые документы по этим участкам. Ей сообщили, что на сбор всей информации уйдет больше месяца.

Девушка вновь перебрала все папки, книги, блокноты и журналы, до помутнения в глазах вчитываясь в каждую строчку налоговых счетов, но так ничего и не нашла.

В 1955 году Мак в последний раз заплатил налог на свое ранчо. В 1956 году он уже ничего не платил — почему, неизвестно: никаких документов, объяснявших причину, не было, Морин попыталась дозвониться юристу, который в тот год помогал Маку в налоговых делах, но его телефонный номер уже не обслуживался.

Морин ничего не понимала. Ей не хотелось даже думать о дяде как о злостном неплательщике. Мак был не из тех, кто уклоняется от своих обязанностей.

— Ответ где-то здесь, — пробормотала она про себя. Мак был жутким барахольщиком. У него наверняка сохранилось то, что ей нужно. Надо только найти. — О Господи, я готова даже пойти к гадалке Шарлин! — засмеялась девушка, но тут же печально вздохнула:

— Мак, если ты меня слышишь, помоги! Покажи мне, где надо искать!

И тут в кабинет вошла Хуанита — в огромном замусоленном фартуке, с закатанными рукавами, открывавшими до локтей испачканные руки, и с красной банданой на голове.

Морин озадаченно уставилась на мексиканку:

— Что это с тобой?

— Я вчера предупредить… я убираться на чердаке.

— Ах да! Я забыла.

— Сколько же там хлама! Расти все вынес. А куда деваться старые деревянные ящики?

— Какие деревянные ящики?

— В которых Мак хранит свои дурацкие бумаги.

— Комиксы?

— Да нет, просто ненужные бумаги… ну, вот как эти. — Хуанита показала на кипы документов вокруг Морин.

У Морин распахнулись глаза. По телу ее побежали мурашки. Она схватила первый попавшийся документ и поднесла его к глазам мексиканки.

— Такие?

— Si.

Девушка вскочила.

— Аллилуйя! Спасибо тебе, Мак! — Она схватила за руку удивленную Хуаниту и потащила ее к лестнице.

* * *

Берт весь день провел на работе. Дела шли отлично.

Сегодня прибудет очередная партия наркотиков, и он разбогатеет еще на сто тысяч долларов. Надо же, какой легкий заработок! И почему он раньше до этого не додумался?

Большие деньги делают жизнь на удивление приятной.

Сегодня вечером он часок побудет дома, с Линн, а по1ом встретится с Шейн. У него в багажнике уже лежала пара бутылок «Дом Периньон», припасенных для такого случая. В последний раз Берт виделся с Шейн еще до отъезда в Хьюстон и, к своему удивлению, сильно по ней соскучился… Он вошел в дом. С кухни тянуло чем-то жареным.

Все как будто в порядке. Как обычно, он подошел к бару, отметив про себя, что в гостиной стоит странная тишина — не слышно ни телевизора, ни пиликанья видеоигр, ни детских голосов.

— Линн, я дома! — возвестил он, подходя к дверям гостиной. Там было пусто и чисто — ни разбросанных тетрадей, ни карандашей. Где же дети?

Линн стояла на верхней площадке широкой лестницы и смотрела, как он ходит из комнату в комнату. Ее вещи уже лежали в «мерседесе».

— Я слышу тебя, Берт, — сказала она, спускаясь вниз.

На ней был умопомрачительный черный костюм, купленный в Хьюстоне месяц назад за тысячу двести долларов. Костюм подчеркивал ее безупречную фигурку. В ушах, на шее и руках сверкали дубликаты самых лучших ее драгоценностей.

Это была леди до кончиков ногтей. «Вот что значит порода!» — восхищенно подумал Берт, глядя на нее снизу.

— Мы что, куда-то уходим? А мне показалось, пахнет обедом. — Безмятежно улыбаясь, он отхлебнул вина.

— Твой обед в кухне. А я ухожу… навсегда.

— Ты о чем?

Линн медленно открыла свою сумочку, достала ключи от депозитных ячеек, протянула их мужу и, не сводя с него невозмутимого взгляда, уронила ключи на мраморный пол. Они громко зазвенели.

Берт не сразу понял, в чем дело. Все произошло так неожиданно… Он тупо смотрел на ключи, блестевшие в свете люстры, потом, подняв голову, увидел, как Линн извлекает из своей сумочки банковские книжки на его секретные счета. Она нашла все три сейфа и тайники в мебели!

Оказывается, он совсем не знал эту женщину. Ее глаза холодно блестели, голова была гордо вскинута, а губы сжаты в узкую линию. В это мгновение она напомнила ему Барбару Котрелл. Он всегда боялся таких сильных женщин.

— Как ты это нашла?

— Лучше спроси «зачем». — Линн сверкнула глазами.

Впервые в жизни она поняла, как чувствует себя пойманный зверь, отгрызающий себе лапу, чтобы вырваться на свободу.

Сейчас она готова была на все, лишь бы избавиться от Берта.

— Зачем?

— Я подала на развод, Берт.

Он засмеялся через силу, чувствуя, как подводит живот от панического страха. Она и раньше грозилась с ним развестись, но никогда не делала этого, зная, что суд не отдаст ей детей.

— Где Брайан? И Стефани?

— В надежном месте. И не пытайся их искать. Не найдешь. А если и найдешь, то все равно не увидишь.

— Почему ты так уверена?

Губы ее скривились в саркастической усмешке. Прищурив глаза, она достала из сумочки журнал учета наркотиков.

Эта улика разрубала их брачный союз подобно ножу гильотины.

— Вот почему.

— О Боже… — Берта точно ударили в солнечное сплетение. Он онемел.

— Здесь все, Берт. Я получу развод на своих условиях, а не на твоих. Я забираю детей — и не вздумай это оспаривать.

Ты будешь видеться с ними, только когда я разрешу. Я забираю этот дом, а тебе остается закладная на него. Полагаю, с твоей новой работой у тебя не возникнет финансовых затруднений. Да, и не ищи свое золото и деньги. Я все забрала.

Это мое по праву. Когда закончится бракоразводный процесс, я снова перееду сюда. А где будешь жить ты, решай сам.

Если у тебя есть голова на плечах, то ты уедешь. Здесь тебе нечего делать.

Берт понял, что у него нет выбора. Размышлять некогда, надо действовать.

В гневе он швырнул на пол рюмку. Хрусталь разлетелся на тысячи мелких осколков, поранив ногу Линн. На черном нейлоновом чулке проступила кровь.

— Сука! — Берт бросился на жену. — Линн это предвидела. Отпрыгнув в сторону, она выхватила из сумочки револьвер, бросила сумочку и нацелила на него дуло.

— Ты всегда был мерзавцем, Берт.

— Черт! Где ты это взяла?

— Нашла в твоем столе. В запертом ящике, который я открыла. Еще один выпад, и я с удовольствием продырявлю тебе башку!

На лбу Берта выступили капельки пота.

— Можешь не сомневаться, — твердо сказала Линн. Она и в самом деле готова была пристрелить собственного мужа, и это пугало ее больше всего. Ты не представляешь, каково мне было знать, что ты спишь с Дженни Слоан, Шейн Котрелл и еще с дюжиной баб! Что ты совсем не думаешь о своей семье, подвергаешь наши жизни опасности, промышляя наркотиками.

— Ты не понимаешь. Я делал это ради тебя… ради детей.

— Чушь! Будь же ты наконец честен, Берт. Ты просто подпитывал свое самолюбие. Мы могли бы обойтись и без дорогого особняка, машин и одежды. Все это было нужно тебе.

— Если бы этого не было, ты бы от меня ушла.

— Все это есть, а я все равно ухожу.

— Подожди, Линн, подумай!

— Я уже обо всем подумала. — Она осторожно подняла с пола свою сумочку, не сводя с него дула револьвера.

— Тебе же будет лучше, Берт. — Линн продвигалась в сторону двери. Тебе уже не придется разрываться между мной и Шейн. Теперь ты будешь в ее полном распоряжении.

Она вышла за дверь и, уже закрывая ее за собой, бросила ему револьвер.

— Лови! Он не заряжен. Я нашла пули и выбросила их. Я давно говорила тебе: держать оружие в доме опасно. Но ты меня не слушал.

Линн захлопнула дверь и побежала к «мерседесу». Только отъехав от дома на милю, она вздохнула полной грудью.

Не было ни расстройства, ни грусти, ни потрясения — лишь огромное, невероятное облегчение. Казалось, ей снова восемнадцать лет и впереди вся жизнь. Теперь она может делать все, что захочет. Линн всегда хотела верить, что не зря пришла в этот мир. Будучи замужем за Бертом, она полагала, что у одного человека не хватит ни силы, ни ума что-то изменить в жизни.

Теперь же она думала иначе. У нее появился шанс.

Глава 38

Морин сидела в приемной налогового инспектора, держа в руках документы, найденные на чердаке. Брендон сидел рядом. Оба улыбались.

Морин вспомнила, как почти год назад впервые прилетела в Остин вместе с Брендоном, злая на весь мир. С тех пор ее жизнь поразительно изменилась.

В тот день, когда они с Хуанитой принесли с чердака деревянные ящики, она радовалась больше, чем тогда, когда геолог Райан Ласситер сообщил ей, что на ее земле есть золото. Она молила Бога о чуде. Она просила Мака помочь ей.

Несомненно, и тот и другой ее услышали.

В одном из ящиков Морин обнаружила документы на передачу земли в собственность государству. Стопка пожелтевших листков была датирована июлем 1956 года. Военно-инженерный корпус Соединенных Штатов забирал себе все ранчо Макдональда. Этот договор был подписан госсекретарем по обороне и Маком.

Тогда, после Второй мировой войны и войны в Корее, на волне всеобщего патриотизма Мак отдал свои земли в распоряжение оборонного ведомства и службы контроля за наводнениями. Такая практика была введена в 1938 году, с принятием федерального акта о контроле за наводнениями. В документах говорилось, что если Военно-инженерному корпусу когда-либо понадобится земля Мака, особенно южные территории, граничащие с рекой Гваделупа, оно может за определенную плату использовать эту землю на благо страны и штата.

Будучи патриотом Техаса, Мак подписал эти бумаги. Ему заплатили ничтожную сумму, однако оставили за ним право на разработку всех полезных ископаемых. Он мог в любое время и в любом месте за свой счет бурить нефтяные скважины и добывать золото. Интересно, что ему запрещалось сдавать землю в аренду под выпас скота и продавать ее частным лицам, но разрешалось передавать в наследство.

Предложения на покупку ее земли, поступавшие от Александра и от мафии, были совершенно бессмысленны. Ее ранчо фактически принадлежало федеральному правительству, и она просто не имела права принять или отклонить подобное предложение.

Единственной реальной выгодой от соглашения было то, что Мак навсегда освобождался от уплаты налогов на землю.

Как только Морин рассказала Брендену про эти бумаги, он обратился к сенатору штата Блейну Арлингтону и Биллу Арчеру из Вашингтона. Оба написали письма техасскому налоговому инспектору в поддержку Морин, в которых говорилось, что она по меньшей мере заслуживает извинения за причиненное ей беспокойство.

Остались только налоги на четыре участка, купленных после 1978 года.

— Можете войти, мисс Макдональд, — сказала секретарша.

— Удачи тебе, милая, — напутствовал ее Брендон.

— А ты со мной не пойдешь?

Он подмигнул:

— Я тебе не нужен.

— Я люблю тебя, — шепнула она, чувствуя себя уверенно и спокойно.

Уильям Стивенс радушно поздоровался с Морин, усадил ее в кресло и налил чашку кофе из автоматической кофеварки. Когда он заговорил, лицо его лучилось улыбкой.

— Я получил ваши копии договора о передаче собственности на землю, мисс Макдональд. У меня был разговор с Блейном по этому вопросу. Я с ним согласен: наш штат должен перед вами извиниться.

Морин тоже улыбнулась, подумав о том, как сильно он отличается от чиновника сельскохозяйственного ведомства.

— Спасибо. Я принесла оригиналы — на случай, если возникнут вопросы…

Он поднял руку:

— В этом нет необходимости. Мне вполне достаточно копий. Единственное, что нам нужно обсудить, — это налоги на участки, которые были куплены в последние годы. Мои люди не нашли документов, объясняющих, почему ваш дядя их не уплатил. Я могу лишь предположить, что это был недосмотр с его стороны — и крупный недосмотр со стороны штата, который должен был уже давно выявить эту задолженность. Иными словами, виноваты обе стороны.

— Если я не ошибаюсь, долг за эту землю Составляет около двадцати тысяч?

— Да, и, учитывая все обстоятельства, я думаю, будет справедливо, если наша служба пойдет вам навстречу Мы можем продлить срок оплаты на три года без процентов и пени.

Морин просияла:

— Для меня это очень много значит — сейчас у меня нет двадцати тысяч долларов.

— Я знаю.

— Знаете? — Тут она сообразила. — Ну конечно!

— Мисс Макдональд, мы здесь не для того, чтобы наказывать наших граждан. Наша цель — укреплять благосостояние штата. Если бы я намеренно повредил вашему бизнесу, какой бы после этого я был техасец?

— Разумеется.

— Мы сделаем все возможное, чтобы уладить этот вопрос Я полагаю, мы с вами пришли к взаимопониманию и будем плодотворно работать вместе.

— Я уверена в этом, мистер Стивенс.

Она встала и, счастливо улыбаясь, пожала руку Уильяму Стивенсу. Он проводил ее из кабинета и задержался, чтобы поговорить с Брендоном, но вскоре секретарша позвала его к телефону.

— Думаю, это надо отметить, — предложил Брендон.

— Я согласна. Ленч? Шампанское?

— Гм-м. — Он на мгновение задумался. — У меня есть идея получше.

— Что может быть лучше шампанского?

— Пойдемте со мной, мисс Макдональд.

Он схватил ее за руку, и они побежали по коридору к лифту. Заскочив в кабину следом за двумя деловыми джентльменами, Брендон нажал кнопку, потом привлек Морин к себе и поцеловал. У нее закружилась голова. Она не знала, куда они едут — вверх или вниз, не слышала смешков и покашливания смущенных соседей по лифту.

Наконец двери открылись, и Брендон взглянул наверх, на освещенную панель указателей этажей.

— Приехали.

— Куда приехали? — спросила Морин, торопливо шагая с ним по коридору.

— Скоро двенадцать. Они иногда закрываются в это время, если не хватает работников.

— Кто закрывается?

— Они, — Он с улыбкой показал на табличку.

— «Бюро бракосочетаний», — прочитала Морин. — Брендон!

— Ты выйдешь за меня замуж?

Ей хотелось смеяться от счастья.

— Что за глупый вопрос! Конечно! — Она бросилась в его объятия.

— А потом поедем за кольцом.

— Мне не нужно кольцо.

— Тебе нужно кольцо, — твердо заявил он.

— Ну хорошо, мне нужно кольцо.

Они вошли в дверь и встали за юной обнимающейся парочкой. Морин и Брендон переглянулись с улыбкой.

— Как тебе это нравится? — спросила она, кивнув на девушку и паренька.

— Что ж, неплохая идея, — сказал он и обнял Морин.

— Подростки! Что они понимают в жизни?

Брендон приник к ее губам в страстном поцелуе. «Спасибо тебе. Господи, что ты послал мне эту женщину! — мысленно обратился он к небесам. — Она заставила меня поверить в чудеса».

Глава 39

Шарлин лежала на неразобранной постели в голубом атласном пеньюаре, не замечая холода в спальне. Рядом с ней лежала стопка с отчетами юриста, бухгалтера и статистиков, работавших в ее нефтяной компании, а сверху проспекты Морин.

Во всех отчетах говорилось, что в данном случае инвестирование золотодобычи — вполне разумная идея, но риск все же есть: тридцать пять процентов. Та кой же риск прогнозировался, когда она бурила нефтяные скважины.

Она обещала Морин не обращаться ни к гадалке, ни к экстрасенсу. Но насчет Чарльза разговора не было.

— Чарльз! — позвала она, как всегда, с улыбкой.

— Да, любимая. Я здесь, — откликнулся он.

Шарлин много лет общалась со своим покойным мужем, но в последнее время ее восприятие мира сильно изменилось. Она стала критичнее подходить ко многим вопросам и анализировать свои поступки. Целых две недели она не ходила к своему экстрасенсу, не раскидывала карты таро и не беседовала с Чарльзом. Ей было очень одиноко.

— Я так рада, что ты здесь, — сказала она с облегчением, — я боялась, что ты не придешь.

— Ты меня давно не звала. Но это хорошо.

— Да?

— Тебе нужно было время для размышлений. Ты, как никто другой, должна знать, что ответы на все твои вопросы идут изнутри.

— Да, знаю. — Она печально вздохнула. — А ты знаешь, что мне сказала Морин?

— Конечно. И она права.

Шарлин испугалась:

— Права?

Он словно бы посмотрел на нее с сочувствием:

— Ты живешь в мире своих фантазий.

Глаза Шарлин наполнились слезами.

— Нет! Если ты так говоришь, Чарльз, значит, все, что у нас с тобой было, — это просто притворство.

— Я вовсе не это имел в виду. Я прихожу сюда ради тебя Но твое представление о реальном мире сильно искажено.

— О Чарльз! — вскричала она.

— Посмотри на меня, любимая. Посмотри как следует.

Когда я говорю, мои губы не шевелятся Я общаюсь с тобой с помощью телепатии. Ты слышишь меня разумом Ты не можешь меня осязать, а я не могу осязать тебя. Я энергия, а ты человек.

Шарлин вдруг почувствовала, что страшно замерзла и, дрожа, натянула на себя одеяло.

— Это не так! — Слезы текли без остановки. — Почему ты не сказал мне этого раньше? Почему ты не прекратил это?

— Еще было не время. Тебе предстояло многое понять.

Эта женщина призвана показать тебе реальный мир. А ты, со своей стороны, должна была научить ее прислушиваться к собственному сердцу.

Шарлин задумалась. Она чувствовала, что он прав.

— Но я останусь одна.

— Нет. У тебя появится другой мужчина. Я хочу, чтобы ты нашла его и полюбила так, как любила меня. Я всегда желал тебе счастья, любимая.

Шарлин смотрела на него и вбирала в себя его лучистую энергию. Ей опять стало тепло Она ни секунды не сомневалась в словах Чарльза.

— Я буду по тебе скучать, — нежно проговорила Шарлин — Но я же не совсем ухожу… Просто теперь я буду говорить с тобой через твое сердце.

— И все же мне грустно…

— Это пройдет. Я хочу, чтобы ты знала, Шарлин: я всегда буду тебя любить.

— Я тоже буду тебя любить.

Чарльз улыбнулся, и комната озарилась оранжево-розовым сиянием, исходившим от него яркими волнами. Шарлин никогда не видела ничего подобного. Потом он медленно растворился в воздухе, но еще несколько минут после его исчезновения в спальне стоял этот волшебный свет. Страхи таяли в душе Шарлин. Она была уверена в том, что он позаботится о ее будущем.

Шарлин опустила голову на подушку, закрыла глаза и положила руку на проспекты Морин. Ей было тепло и приятно. Она знала, что будет делать завтра, и не сомневалась в своем решении, ибо слушалась своего сердца.

* * *

Морин встала на рассвете и занялась хозяйственными делами. Верхом на Эсприт она объехала стадо, потом накормила лошадь. Девушка была довольна. Скоро родятся еще четыре теленка!

В кухне она налила себе чашку кофе, и тут позвонили в дверь Хуанита озадаченно взглянула на девушку.

— Кто бы это мог быть? Еще только половина восьмого, — удивилась Морин.

Мексиканка пожала плечами и пошла открывать.

В кухню влетела Шарлин и обняла Морин.

— Я не спала всю ночь. Мне не терпелось тебе рассказать.

— Что это? — спросила Морин, беря у подруги конверт.

Открыв его, она в изумлении достала чек на пятьсот тысяч долларов.

— Я хочу инвестировать добычу золота. Я посоветовалась со своими экспертами… Они дали добро. Их отчеты у меня в машине. Если хочешь, могу принести…

— Я тебе верю, — сказала Морин.

— Я хочу вложить в твое дело два с половиной миллиона. И тогда ты сможешь начать прямо сейчас, если хочешь. Когда тебе понадобятся остальные деньги, их переведет тебе мой далласский банк. Можно от тебя позвонить?

— Конечно. — Она кивнула на телефон. — Шарлин, я просто не знаю, что сказать…

— Скажи, что сделаешь меня очень богатой. — Шарлин улыбнулась и набрала длинный междугородный номер, связавший ее с новым домом Линн Бин в Далласе. — Привет!

Да, я здесь. Сейчас я тебе ее дам. — Она протянула трубку Морин.

Морин растерялась:

— Кто это?

— Это Линн. — Шарлин подмигнула.

— Привет, Линн. Я получила твою записку… — Морин все еще смотрела на чек у себя в руке. Неужели ее мечты начинают сбываться?

Линн радостно защебетала на другом конце провода:

— Я просто хочу тебе сказать, что, помимо чека Шарлин, на этой неделе ты получишь чек и от меня — на полмиллиона.

— Что? — выдохнула Морин. — Не надо, Линн. Ведь тебе нужны деньги. У тебя дети…

— Не волнуйся, денег у меня полно. Неужели ты думаешь, я позволю Шарлин одной заработать на этом деле? Я знаю, у тебя намечаются большие барыши. Вообще-то это несколько эгоистично с моей стороны, но когда Шарлин позвонила мне вчера вечером…

— Вчера вечером? — Морин взглянула на Шарлин. Что-то в ней неуловимо изменилось, но что?

— Она рассказала мне про эту сделку и великодушно позволила войти в долю. А ведь она могла и одна вложить все деньги, Морин, но мы с ней давние подруги. И потом, мне надо будет чем-то заняться, когда я вернусь в Кервилл.

— Ох, Линн, а когда ты вернешься?

— Надеюсь, что к Рождеству. Все зависит от Берта. Но я не вижу с этой стороны никаких проблем. Он не дурак и понимает, что если он не даст мне развод по-хорошему, то очень скоро угодит за решетку.

— Даже не знаю, что бы я делала без таких подруг! — воскликнула Морин.

— Ну, одно я могу сказать точно: тебе было бы скучно жить.

Морин попрощалась с Линн и обернулась к Шарлин.

— Просто невероятно!

— Ну, я рада, что мы все уладили. Теперь я могу ехать домой и спокойно выспаться.

— Ты не хочешь остаться позавтракать?

Шарлин уставилась на нее с шутливым негодованием.

— Позавтракать? Да ты что! Я встану не раньше полудня!

Морин проводила глазами лимузин Шарлин, потом посмотрела на чек.

— Полмиллиона долларов… — прошептала она.

Хуанита оторвалась от утренней газеты.

— Сеньорита?

— Хуанита, мы начинаем добычу золота! — радостно сообщила Морин.

— Si, — отозвалась мексиканка и снова уткнулась в газету. Добыча золота или скотоводство — какая ей разница?

Количество блюд, которые надо готовить, от этого не меняется.

Глава 40

Шейн вошла в столовую. Александр сидел за столом и читал «Уолл-стрит джорнэл». Она сунула под мышку номер кервиллской газеты и налила себе чашку кофе из серебряного кофейника.

— Ты не то читаешь, милый братец!

Она бросила ему кервиллскую газету.

— Девятая страница, светские новости. Тебе это будет интересно.

Он продолжал читать свой журнал, не обращая внимания на сестру.

— Советую все-таки почитать, — пропела она детским голоском, который неизменно выводил его из себя.

— Ну ладно, только отстань! — Алекс открыл газету, быстро пробежал ее глазами и хотел уже отложить, но тут взгляд его упал на большую фотографию в центре светской хроники. — О Боже… — потрясенно выдохнул он.

Это была фотография Морин, а под ней — объявление о ее помолвке с Брендоном Уильямсом. Свадьба намечалась на субботу после ноябрьских выборов.

— Не может быть!

— Почему же? Они уже почти год любовники, — сказала Шейн со злорадной усмешкой.

— Заткнись! — Он перечитал статью, все еще не веря своим глазам. Нет, этого нового удара он не перенесет…

Раскрутив свой план с налогами, он был совершенно уверен в победе. Господи, ну и кашу он заварил! Кто же мог знать про этот чертов договор передачи земли государству?

У Александра были свои люди в Остине. Они во всех подробностях рассказали ему о том, что случилось с Морин.

Он был в полном отчаянии.

А теперь еще это объявление… Выходит, его борьба была бессмысленна с самого начала. Он остался в дураках Никогда и никто не ставил его в такое идиотское положение — даже его сестра-наркоманка.

Александра захлестнула волна жаркого гнева, в глазах потемнело. Поморгав, он с трудом сосредоточил взгляд на Шейн, но видел перед собой только лицо Морин. Ему хотелось наброситься на нее и удушить.

Руки его сжались в кулаки. Лишь огромным усилием воли он заставил себя казаться спокойным.

Надо подумать. Надо найти способ отомстить ей — за все, что она ему сделала…

Вдруг его осенило. Ее золотой рудник! Он его разрушит!

Лишившись своего драгоценного детища, Морин потеряет почву под ногами. Вот это будет удар так удар.

Александр знал ее как свои пять пальцев. Она хотела доказать всему Техасу, что Мак не был чокнутым, и делала это не только для Мака, но и для себя самой. Он знает, как ее раздавить.

Он снова посмотрел на фотографию в газете. Ему все еще казалось, что она не понимает собственных чувств, как и большинство женщин. Ей нужно объяснить, что к чему. И Брендон успел первым. Александр допустил ошибку, позволив ему себя опередить.

Но с Брендоном он разберется потом. Сначала надо подорвать уверенность Морин. Тогда они будут квиты.

Александр больше ни слова не сказал сестре, встал и спокойно вышел из комнаты.

— Алекс, ты куда? — вскинулась Шейн. Только она собралась над ним потешиться, а он уходит! Так нечестно!

Зазвонил телефон. Она взяла трубку.

— Алло?

— Шейн, малышка, я…

— Берт, это ты? Какой у тебя жуткий голос. И где ты был, черт возьми?

— Ты мне нужна…

— В самом деле? Тогда где же ты пропадал почти три недели?

— Я был в Мексике. Она от меня ушла, Шейн.

Шейн не верила своим ушам.

— Линн? Ушла? — Неужели это случилось? Неужели ее мечты скоро станут явью? Она всегда знала: нужно только ждать и сильно верить, и когда-нибудь они с Бертом будут вместе.

— Я не знаю, где она.

— Да и черт с ней! Где ты? Я хочу тебя видеть.

— Я дома. Ты можешь приехать прямо сейчас?

— Конечно, малыш, — сочувственно сказала она, — сейчас буду.

* * *

Эта дорога показалась Шейн бесконечной. В пути она успела помечтать и о свадьбе, и о двух первых детях, и о доме, который они с Бертом построят, и о совместных путешествиях. У них будет прекрасная жизнь. Она так долго ждала счастья! В конце концов настал и ее черед.

Девушка постучала в дверь, но никто не ответил. Ни дворецкий, ни горничная не вышли ее встречать. Она нажала на звонок и с досадой толкнула дверь. Дверь открылась.

— Берт? — позвала Шейн, входя в вестибюль.

Берт сидел в гостиной в большом шелковом кресле. Она с трудом его узнала. Он похудел фунтов на десять — пятнадцать. Щеки ввалились, под глазами появились мешки, волосы нечесанными прядями спадали на лоб. На нем были футболка и мятые мешковатые брюки.

— Шейн? — Он поднял голову.

Она положила сумочку на кофейный столик и села на пол рядом с ним, опустив руку ему на колено.

— Ты ужасно выглядишь!

Девушка испуганно заглянула в его пустые глаза. Они напомнили ей глаза Барбары, когда та была в коме и врач периодически приподнимал ей веки, проверяя зрачки. Берт был похож на мертвеца.

— Она меня бросила. Забрала все. Детей…

Шейн улыбнулась. Как раз об этом она и мечтала! Странно, почему он Так расстроен? Ведь он не любил Линн. Или любил?

— Ладно, милый, успокойся. Это еще не конец света. Я же здесь, с тобой.

Он положил руку ей на голову.

— Да, ты здесь… Но… — На глаза ему навернулись слезы и медленно покатились по щекам.

Шейн рассердилась:

— В чем дело? Что ты так расстраиваешься? Ты говорил мне, что не любишь ее, а любишь меня!

— Она была моей женой… — слабо выдавил он.

— Была и сплыла! Подумаешь, эко горе! Идем… — Она осторожно потянула его за руку. — Я помогу тебе забыть Линн Вдруг до Берта дошло, что предлагает Шейн. Он выдернул руку.

— У тебя что, совсем нет сердца? От, меня ушла жена, черт возьми! крикнул он.

— Ну и что? — крикнула она в ответ. — Ты ее не любишь!

И никогда не любил. Если бы ты ее любил, меня бы не было в твоей жизни. Хватит кормить меня этим дерьмом, Берт!

Господи! Все это время я считала тебя сильным человеком.

Как же я ошибалась!

— Заткнись!

Она схватила свою сумочку и пошла к двери.

— Ты не можешь уйти, — сказал он, пытаясь обрести мужество, — в конце концов, я тебе нужен. Тебе нужны наркотики и нужен я.

— Я так не думаю. За последние недели я многое поняла, Берт. И сегодня ты показал мне, что ты сам ничуть не лучше меня. По крайней мере я знаю, кто я такая. Я наркоманка. А ты… пропащий человек!

Шейн направилась к двери, не слушая его воплей. Он сыпал ей вдогонку оскорблениями, но она не позволяла им проникать в сознание. Девушка тихо закрыла за собой дверь, все еще слыша его голос, но уже не разбирая слов, села в машину и уехала.

Берт выскочил на крыльцо, потрясенный ее уходом. Как же так? Она всегда была пластилином в его руках, и вдруг…

Почему же все рушится?

Он пытался вспомнить, что говорила ему Линн на протяжении последних лет, но в голове был сплошной сумбур. Как будто кто-то взял и без предупреждения поменял все правила игры в покер. Но это же просто нелепо! Он — Берт Бин, богатый и могущественный. Его нефтяная компания в конце концов снова поднимется, и это случится скоро, потому что он умнее, чем его приятели. Он умнее, чем Линн, Шейн и вообще пол-Техаса. Он победитель, черт возьми!

Стоял конец октября. Листья сыпались с деревьев и с тихим шорохом устилали землю. Было еще тепло — это хорошо. Когда он был беден, это означало, что придется потратить меньше денег на отопление.

Он закрыл дверь и вернулся в пустой дом. Странно, но здесь было намного холоднее, чем на улице, — так же холодно, как и в его душе.

Глава 41

Хьюстон, Техас

28 октября 1986 года

Сидевший во главе длинного стола председатель совета разложил перед собой газеты с последними результатами предварительного голосования. До выборов оставалась всего неделя. «Даллас морнинг ньюс» полагала, что Брендон Уильямс и его сторонники имеют хорошие шансы провалить билль об игорном бизнесе. Однако пресса Сан-Антонио, Амарилло, Хьюстона, Лаббока и Уэйко склонялась к противоположному мнению. Борьба разгорелась нешуточная.

Председатель купил столько эфирного времени, сколько не моли себе позволить пятеро Брендонов Уильямсов. Он даже оплатил выступление баптистского священника, который заявил, что доходы от лотереи спасут бездомных, голодных и безработных техасцев, как случилось в Нью-Джерси, Иллинойсе и других штатах. На другой день их рейтинг резко поднялся.

Теперь председатель не сомневался в победе. Его беспокоил лишь один вопрос — Кервилл.

— Джентльмены, — обратился он к коллегам, — я много думал над нашим техасским планом и пришел к выводу, что пора его пересмотреть.

За столом притихли. Пересмотр плана для многих означал потерю работы.

— Хочу вас успокоить. Вы все хорошо потрудились. Я вами доволен. Ясно, что на выборах мы победим. Таким образом, через несколько дней мы увидим плоды наших усилий. Я говорил о пересмотре не всего плана, а только его дислокации.

— Сэр, — подал голос второй вице-президент, которому было поручено захватить ранчо Макдональда и который провалил это задание, — согласно нашему исследованию, Кервилл — единственное место…

Председатель поднял руку. На губах его играла любезная улыбка. Сегодня он был настроен миролюбиво.

— Это не совсем так. Мы выяснили, что через двадцать лет Кервилл принесет нам наибольший доход — при условии, что в этом году мы откроем там казино. Однако мы столкнулись с большими трудностями. Все обернулось неудачно, в том числе и наше сотрудничество с Александром Котреллом.

Я решил закрыть этот проект и перебазироваться.

— Перебазироваться? — испуганно выдохнул молодой вице-президент. Остальные сидевшие за столом тоже были удивлены.

— Да. В Галвестон. Лучшего места нам не найти. Жилье там стоит дешево, экономика в полном упадке: то, что в прошлом году не разрушил ураган Алисия, в этом году уничтожил кризис. Мы все восстановим: отели, казино, бутики. Этот город — еще более ценный исторический памятник, чем Атлантик-Сити. Уже есть проект строительства железнодорожной ветки, которая свяжет Галвестон с Хьюстоном. Если нам не удастся привлечь туристов игорным бизнесом, мы сделаем рекламу на истории. За последний год я усвоил по крайней мере одну истину: на патриотизме можно неплохо заработать. Именно этим мы и займемся.

Лица сидевших вокруг засияли от радости. Все поголовно были согласны с предложением председателя и даже зааплодировали. Он снисходительно кивнул:

— Считайте, что дело сделано, джентльмены. С сегодняшнего дня Кервилл нас не интересует. Полагаю, мы не оставили там свободных концов? — Он взглянул на вице-президента.

— Нет, сэр.

— Отлично. Значит, все в порядке?

— Да, — отозвался кто-то.

Глава 42

Мягкий, но густой туман устилал горные долины. Трава по-прежнему ярко зеленела, и казалось, что заморозки начнутся не раньше декабря. Александр ехал на своем шоколадном «ягуаре» по загородным дорогам и думал о том, что уже много лет не вставал в такую рань. Он забыл красоту осенних рассветов, блеск росы на кустах и золотой листве дубов, В юности он не любил осень: она приходила на смену лету, Морин уезжала, и для него наступала пора одиночества.

Алекс съехал с дороги на две колеи, проложенные в грунте большой горнорудной техникой. У входа в шахту он взглянул на часы. Четверть шестого. Солнце встанет только через полчаса. У него есть время.

Он поставил машину слева от рудника, за огромной кучей вырытой земли, песка и камней, чтобы ее не было видно с дороги.

Выскочив из «ягуара», он открыл багажник и глубоко вздохнул, глядя на связки тротиловых шашек, которые должны были взорвать мечту Морин.

Александр колебался не больше секунды. Он был уверен в том, что делает. Ему необходимо ее вернуть, и это единственная возможность.

Он быстро достал четыре связки, моток огнепроводного шнура и кирку.

В шахте было темно, но горнорудная компания уже оснастила ее электрическими фонарями, работавшими от генератора. Александр увидел три коридора, которые отходили от главного ствола шахты.

Он пошел по первому коридору длиной всего ярдов в пятнадцать. Положив на землю взрывчатку, он взялся за работу — вырыл углубление в самом мягком месте стены, заложил туда связку тротила и прикрепил запальный шнур, потом достал из жилетного кармашка маленькую черную коробочку и вставил в нее проводок от шнура. Вложив в черную коробочку батарейку, он щелкнул маленьким серебряным выключателем. Загорелась красная лампочка.

— Есть! — воскликнул он, увидев, что пульт дистанционного управления работает.

Второй коридор был раза в четыре длиннее первого. Здесь он оставил две связки взрывчатки, прикрепив к каждой по пульту. Третий коридор оказался почти таким же длинным, как и второй, но стены его были намного крепче, и понадобилось больше времени, чтобы заложить туда взрывчатку.

Покончив с этим, Александр выбежал из шахты и выключил генератор. Снаружи было светлее, чем он ожидал.

Послышался звук подъезжавших машин. Он огляделся и увидел вдалеке пикап Морин, а за ним — еще один грузовик.

Рабочая бригада!

Александр взглянул на часы. Почти семь. Он сильно просчитался.

Бросившись в машину, он дал задний ход, держась за кучей земли, которая загораживала его со стороны дороги, объехал небольшой холм, петляя между дубами и кустами, и выехал на главную дорогу.

Морин остановила пикап у входа в шахту, вышла и включила генератор. В этот момент у нее вдруг возникло жуткое ощущение, что за ней кто-то наблюдает. Осмотрелась — никого. Тем временем из грузовика высыпали рабочие и двинулись в шахту.

Девушка замерла на месте. Что-то не так! Откуда взялось это острое предчувствие беды? Она двинулась вперед. Ей вдруг показалось, что в воздухе витает слабый аромат одеколона Александра.

— Не может быть, — пробормотала Морин и вошла в шахту.

Рабочие проверяли инвентарь. Внезапно перед ней, точно вспышка молнии, мелькнуло лицо Мака. По телу побежали мурашки, сердце захлестнуло ужасом. Что же все-таки происходит?

— Здесь что-то не так, — пробормотала она вслух.

Десятник оглянулся:

— Что вы сказали, мисс Макдональд?

Девушка вся дрожала.

— Уходим! — крикнула она и побежала от одного рабочего к другому. — Все на выход!

Увидев ее искаженное страхом лицо, десятник не стал спорить.

— Бежим! — крикнул он.

Мужчины бросились к выходу, подчиняясь древнему инстинкту самосохранения.

* * *

Отъехав за пределы видимости, Александр остановил машину, вышел и достал из кармана пульт дистанционного управления. Он видел отсюда грузовики, но не знал, куда ушла Морин — куча земли закрывала обзор. Наверное, она около генератора.

Алекс бережно держал в руках пульт. Это напоминало ему детские игрушки. Он обожал самолетики и машинки с дистанционным управлением.

Больше ни о чем не думая, он нажал на черную кнопку.

* * *

Рудник взревел, точно проснувшийся демон. Морин и рабочие мчались к выходу, подгоняемые клубами пыли, песка и обломков, валившими из коридоров шахты.

Ноги у Морин как будто налились свинцом. Ей казалось, что она не бежит, а стоит на месте. Она кричала, но никто не слышал ее криков, заглушаемых взрывом. С потолков шахты падали обломки балок, камни валились друг на друга, загромождая входы в коридоры.

Девушка бежала к свету, чувствуя, как трясется под ногами земля.

Прогремел второй взрыв.

От чудовищной вибрации у нее едва не раскололась голова.

Мужчины были уже снаружи. Они задыхались и кашляли, пытаясь избавиться от песка, забившего горло. Десятник обернулся и с испугом увидел, что Морин еще в шахте.

Вокруг нее бушевал камнепад, по спине лились потоки песка и грязи. В конце концов она пробралась к выходу, и следующий, самый мощный взрыв вынес ее из шахты.

Десятник схватил девушку за руку, и они опрометью кинулись подальше от входа, неуверенные в том, что опасность миновала.

* * *

Александр слушал глухие взрывы, звучавшие один за другим с заданным им интервалом. Когда отгрохотал третий взрыв, он убрал в карман пульт и вернулся к машине.

— Это послужит ей хорошим уроком, — сказал он, заводя мотор.

Уже на главной дороге Алекс услышал четвертый, последний взрыв. Довольно улыбнувшись, он надвинул на глаза свою ковбойскую шляпу и поехал домой.

* * *

Когда прогремел четвертый взрыв, Морин и рабочие были уже далеко от шахты. Они дрожали и молча переглядывались. Никто не понимал, что случилось… никто, кроме Морин.

Она не видела его, а значит, не могла обвинить, но в душе не сомневалась: это сделал Александр.

— Господь покарает тебя за это, Алекс, — прошептала она.

* * *

Шарлин Симе ехала по загородной дороге, соединявшей ее ранчо с землей Морин. С того дня, как она объявила подруге, что будет финансировать добычу золота, Шарлин почувствовала себя другим человеком.

Она больше не спала до полудня и не тратила по два часа на одевание. Собрав в пучок свои светлые волосы и сделав легкий макияж, она натягивала джинсы и блузку из хлопка и отправлялась на рудник. Единственной данью моде были сапожки из кожи угря. Теперь она работала, и ей это нравилось.

Шарлин ощущала себя ребенком, получившим новую игрушку. Только игрушка эта должна была сделать ее, Морин и Линн очень богатыми. Она давно ждала настоящего дела и была благодарна Морин.

Дорога, по которой она ехала, обычно пустовала, особенно в такую рань. Когда впереди показалась машина, Шарлин не поверила своим глазам. Коричневый «ягуар» вдруг слегка затормозил и свернул налево, на лесную просеку. Случись это месяц назад, она решила бы, что ей померещилось спросонья — в конце концов, еще только половина восьмого утра. Но, несмотря на ранний час, она была бодрой и зоркой.

— Странно! Что он здесь делает? — удивленно пробормотала она.

По этой трассе ходили только грузовики и рабочая техника. В последнее время Шарлин стала ею пользоваться, потому что это был самый короткий путь до ранчо Морин и вел он прямо к руднику.

— О Господи! — выдохнула она, внезапно почуяв неладное.

Нет, ей не померещилось. Это был Александр.

Шарлин нажала педаль газа. Стрелка спидометра подпрыгнула с сорока до пятидесяти, потом до семидесяти.

Последний поворот, и вот уже показался знакомый вход в шахту. Возле него толпились рабочие и Морин. Все были целы, но в воздухе висело ощущение беды.

Она схватила сотовый телефон и набрала домашний номер Брендона.

— Брендон! Это Шарлин. На шахте что-то случилось Я вижу отсюда Морин. Кажется, с ней все в порядке, но ты приезжай, срочно И еще, Брендон… я видела Александра Котрелла. Он уезжал отсюда Не знаю, почему, но мне это не нравится.

Глава 43

Хьюстон, Техас

29 октября 1986 года

Председатель совета закинул ноги на голубую кожаную оттоманку, что стояла в кабинете его особняка В этот вечер его жена ушла на благотворительное собрание, и он приготовился насладиться одиночеством. Удобно устроившись перед телевизором, он взял пульт и включил вечерние новости.

На экране появились Брендон Уильямс и Морин Макдональд в окружении двух десятков репортеров и группы мужчин в шахтерских касках?

— Как вы думаете, кто виноват в этом взрыве, мистер Уильямс?

— Мы не можем утверждать наверняка, но у нас есть свои подозрения. Слава Богу, моя невеста осталась невредима, и эти люди тоже не пострадали.

Председатель живо подался вперед и нажал кнопку на пульте, вдвое прибавив громкость.

— Что там стряслось, черт возьми? — пробурчал он.

Морин стояла рядом с Брендоном и молчала Репортеры осаждали ее вопросами, но она отказывалась отвечать или кивала на Брендона.

Председатель понял: она знает, кто начинил ее шахту динамитом. Следователь, у которого репортеры брали интервью чуть позже, подтвердил, что это не несчастный случай.

Председатель стиснул зубы Только вчера все было в его крепком кулаке и вот пожалуйста! Если Морин Макдональд знает, кто виноват, то скоро об этом будут знать и другие.

Он взял телефонную трубку и нажал вторую кнопку, которая напрямую связывала его с президентом.

— Вы смотрели вечерние новости? Пусть ваши люди уберут «свободные концы» в Кервилле. Немедленно!

* * *

Александр уложил в черную кожаную сумку-рюкзак две пары ботинок, один костюм, четыре свитера, две пары брюк и полдюжины спортивных рубашек Деньги, снятые со сберегательного счета и с депозитной ячейки, он рассовал по карманам. В нагрудном кармашке твидового пиджака уже лежали паспорт и билет на самолет. Так, теперь белье, носки, одеколон и зубная щетка.

Шейн стояла в дверях и смотрела на брата сквозь пьяный туман. Она не понимала, что происходит, но собиралась это выяснить — Ты куда-то уезжаешь? — спросила она, толкнув дверь — Да, — отозвался он ровным тоном.

— И не скажешь, куда?

— Нет.

В голове у Шейн шумело Покачиваясь, она вошла в спальню и плюхнулась на кровать Алекс выдернул из-под нее свой халат и положил его в сумку.

Усмехнувшись, Шейн достала из кармана трубочку с кокаином и вдохнула порошок.

— Противно на тебя смотреть, — сказал он.

— Кто бы говорил, — огрызнулась она, с трудом сосредоточив на нем взгляд.

На мгновение ей показалось, что перед ней отец. С тех пор как Шейн ушла от Берта, она чувствовала себя одиноким, брошенным ребенком. Она подняла руку, чтобы потрогать Александра, но рука тяжело упала на кровать.

— Не уезжай, — взмолилась девушка. Наверное, впервые она говорила с ним искренне.

Он покачал головой, продолжая собираться.

— Я должен ехать — Скажи почему! — потребовала Шейн.

Никто из них не заметил, как, нетвердо ступая, — к спальне подошла Барбара и встала в дверях, прислушиваясь к разговору.

— Он не может сказать, почему уезжает, — произнесла Барбара обычным властным тоном, входя в комнату, — правда, Александр?

Он взглянул на мать:

— Да, не могу.

«О Боже, она знает! — догадался он. — Знает, почему я уезжаю!» Но откуда? А впрочем, не важно. Он совершил ужасную ошибку, взорвав рудник. Слава Богу, никто не пострадал, особенно Морин. Ведь он ее любит и не желает ей зла.

Он только хотел завладеть ею, но просчитался и теперь должен заплатить за свою ошибку.

Барбара смотрела сыну в глаза — глаза, которые он унаследовал от нее. Это ее ребенок, ее плоть и кровь! И он уезжает. Она знала, что больше никогда его не увидит. Во всяком случае, живым.

— Это было в новостях, Алекс.

— Я знаю, мама.

Перед мысленным взором Барбары мгновенно прошла вся ее жизнь — прошлое, настоящее и будущее; но она так и не нашла ответа на вопрос: как спасти сына? Их пути расходились. Теперь ему предстоит жить одному. А жаль! Она так хотела, чтобы он остался на ранчо, полюбил эту землю и когда-нибудь передал ее своим детям. Но все вышло иначе.

Много дней и ночей Барбара размышляла о своих детях, о своей вине перед ними. Она не дала им любви тогда, когда они в ней нуждались. Но будь у нее возможность начать жизнь сначала, она, пожалуй, поступила бы так же. Да и можно ли поступить иначе, когда ты — и мать, и отец, и добытчик?

Она перед ними виновата, но и они виноваты перед ней.

— Я рада, что ты уезжаешь, Алекс, — сказала Барбара., - Что? удивилась Шейн, мигом протрезвев.

Алекс подошел к матери и положил руки ей на плечи.

— Я тоже. Может быть, теперь я стану взрослее.

Барбара кивнула.

— Они будут меня искать. Ты знаешь.

— Да. — Она почувствовала на; глазах слезы, но не хотела их сдерживать. — Я люблю тебя, Алекс. И всегда любила.

Мне хочется тебе помочь.

— Ты ничем не можешь помочь. Придется мне выбираться самому.

— Теперь я это поняла. Наверное, я слишком много тебе помогала.

— Может быть. — Кончиками пальцев он смахнул слезы с ее щек. — Но ты не волнуйся. Я Котрелл. Я умный… пожалуй, даже умнее, чем они.

— Надеюсь.

Барбара проклинала тот день, когда к пей вернулась способность чувствовать. Сердце ее разрывалось на части.

Шейн скатилась с кровати и встала.

— Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит, твою мать?

— Молчи! — прикрикнула Барбара. — Если ты хочешь остаться в этом доме, тебе придется последить за своей речью. И вообще за своей жизнью. Я не собираюсь жить под одной крышей с наркоманкой, Шейн.

Шейн вскинула голову и уперла руки в бока:

— И ты думаешь, что остановишь меня?

Барбара взглянула на дочь:

— Нет. Ты сама остановишься.

Александр смотрел на сестру. Он знал, что всегда сможет идти на шаг впереди мафии, потому что умеет уворачиваться от пуль. Он сменит имя и заживет новой жизнью… Александра Котрелла больше не будет. Может, оно и к лучшему. Он не слишком любил Алекса. Но Шейн… Ее будущее казалось еще более туманным. Он борец по натуре, а она слабохарактерна. Всю жизнь Шейн обвиняла Барбару в собственной слабости, живя за счет матери. Впрочем, он и сам был повинен в том же.

Вся дрожа, Шейн смотрела в спокойные зеленые глаза Барбары, понимая, что на сей раз мать не отступится от своих слов.

— Отныне здесь будут новые правила, Шейн.

Очень строгие правила. Либо ты им подчинишься, либо уйдешь и не придешь до тех пор, пока не изменишь свою жизнь.

Шейн знала: это не пустой разговор. Но сейчас она видела в маме нечто такое, чего никогда не замечала раньше, — она видела в ней любовь. Девушка вдруг перестала дрожать.

Ее всегда пугало будущее. Сможет ли она научиться жить без кокаина? Теперь у нее появилось чувство опоры. Мама любит ее, она не даст ей свернуть с дороги. Ради их новых отношений, пожалуй, стоит рискнуть.

Александр взял свою сумку. Он хотел что-то сказать Барбаре, но не смог: горло сжималось от слез.

Он спустился на первый этаж. Барбара и Шейн пошли за ним. Шейн осталась у перил галереи, а Барбара начала медленно сходить по ступенькам.

Александр остановился на нижней площадке лестницы и взглянул на мать.

— Нет, мама, не надо меня провожать. Это слишком тяжело. Останься… ради меня.

Он выбежал из дома и закинул сумку в багажник. Надо ехать! Теперь он понял, что мама всегда любила его и уважала. Какой же он был слепец, что не видел этого раньше!

Потратить всю жизнь на поиски того, что всегда было с ним! Он нажал на педаль газа. Быстрее, пока мама не увидела его слез!

ЭПИЛОГ

Кервилл, Техас

4 ноября 1986 года

Брендон и Морин смотрели, как по телеэкрану бежит строка с результатами местных выборов. Золотые каминные часы пробили двенадцать.

— Кажется, мы победили, — сказал он и поцеловал ее в щеку.

— Брендон, о том, что закон об игорном бизнесе не пройдет, объявили два часа назад. Мы уже с девяти часов знали, что Брэдли — наш новый губернатор. А ты ожидал чего-то другого?

— Я просто хотел еще раз убедиться. — Брендон взглянул на девушку. Она была так красива! Свет от камина играл на ее темных волосах. Он провел по ним рукой и прижал Морин к своей груди. — Скоро ты станешь миссис Уильямс.

— Осталось четыре дня. Я жду не дождусь. — Она поцеловала Брендона. Ей хотелось навсегда остаться в его объятиях. Когда они были вдвоем, она забывала обо всем на свете — и о золотых рудниках, и о политических кампаниях.

Интересно, в раю так же хорошо?

Морин улыбнулась.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

— Я только что вспомнила свою подругу Битей. Она всегда говорила, что мне нужен план, иначе ничего не выйдет. С тех пор как мы с тобой встретились, все в моей жизни пошло не так, как я запланировала. Я не продала ранчо и даже не смогла как следует распорядиться стадом. Но я нашла золотой рудник и помогла остановить группу преступников. Хотя, пожалуй, мне просто повезло.

— Не знаю, как у тебя, а у меня был план с первого дня нашей встречи. И он вполне удался.

— Да?

— Да — в субботу мы поженимся.

— Верно. — Морин откинулась на спинку дивана. Он обнял ее за талию.

— Ты думала о том, где мы будем жить?

— Конечно. В моем… — она широко раскрыла глаза, — я только что отремонтировала дом. Нельзя, чтобы он пустовал.

К тому же там Хуанита.

Он постучал пальцем по виску.

— Вот видишь? Что бы ты делала без меня и моего плана?

— То есть?

— Я уже принял меры — позвонил Битей… Номер ее телефона лежал на твоем столе. Когда они с Джоном приедут на свадьбу, они заодно осмотрят дом и скажут, возьмут ли они его у нас в аренду.

— В аренду?

— Ну, ты же знаешь: они живут по плану Битей: свадьба, ребенок, его роман… — усмехнулся он.

— Ох, Брендон! Это замечательная идея!

— Ты и сама когда-нибудь до нее додумалась бы.

— Конечно. — Она снова поцеловала Брендона. — Как насчет того, чтобы отпраздновать нашу победу на выборах?

Он провел рукой по ее щеке, шее и начал расстегивать блузку.

— Пойдем наверх?

— Нет, — проговорила она прерывистым шепотом, — давай останемся здесь. Пусть будет незапланированно.

* * *

Барбара Котрелл выключила телевизор. Билль об игорном бизнесе прогорел… во всяком случае, в этом году. Ради такой победы стоило пострадать в воздушной аварии и лишиться сына А что касается Александра, то Барбара верила: он еще найдет свое счастье.

Много лет она провела во тьме, поклоняясь ложным идеалам. Она уважала в человеке не личность, а знатное происхождение. Система «старых добрых парней» была еще жива, но сильно пошатнулась. Техас снова переживал подъем. В следующем десятилетии здесь будут править сильные, честные политики.

До тех пор пока в этом штате есть такие люди, как Морин Макдональд, Брендон Уильямс и… она сама, Барбара Котрелл, — мужественные, уверенные в себе, — ему не страшны никакие невзгоды. Они поставили на кон свои жизни и репутации — и победили. Барбара с надеждой смотрела в будущее. Сегодня, как никогда, она гордилась тем, что живет в Техасе.

Примечания

1

Виктория-Фолс — город в Зимбабве.

(обратно)

2

Фредерик Ремингтон — художник, скульптор и график. Много лет жил на западе, был ковбоем.

(обратно)

3

Ялапенус — слабительное из мексиканского растения ялапи.

(обратно)

4

Лонгхорн — особая, выносливая порода коров, выведенная в Техасе.

(обратно)

5

Одесса — город на юго-западе штата Техас.

(обратно)

6

пожалуйста (исп.).

(обратно)

7

Добрый вечер (исп.).

(обратно)

8

Джамбалайя — острое креольское блюдо из риса с ветчиной, креветками и помидорами.

(обратно)

9

Мне кажется, этот Санта-Клаус очень хороший (исп.).

(обратно)

10

Зинфандел — красное сухое виноградное вино; производится в Калифорнии.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

ЭПИЛОГ . . . . . . . . . . .