«Ведьма и звездочет»

Татьяна Корсакова Ведьма и Звездочет

* * *

Тильда уходила из дому и раньше – обычное дело для кошки, не признающей никаких авторитетов. Уходила, но всегда возвращалась – голодная, изрядно потрепанная вольной жизнью, но однозначно довольная. А тут пошел уже шестой день. Я перестала спать, не закрывала на ночь ни входную дверь, ни форточку, все ждала, что она нагуляется и вернется. С кошками ведь ничего не знаешь наверняка…

Я подобрала Матильду еще котенком пять лет назад. Грязное, несомненно блохастое и жалобно мяукающее нечто сидело у моей двери. Вот потому квартира на первом этаже – это не самый лучший вариант, что всяк, кому не лень, от бомжа до бездомного кота, норовит прикорнуть на твоем придверном коврике. С бомжами разговор у меня был короткий, они как-то сразу понимали, что со мной лучше не связываться. Но то бомжи, а это зверь.

Зверь трясся от холода, переминался с лапы на лапу, но не уходил. Он зыркал на меня желтыми глазищами, испуганно прижимал уши, однако в ответ на мое строгое «брысь» лишь раздраженно дернул облезлым хвостом. Мне бы уже тогда догадаться, что все это неспроста, что характер у зверя сложный, с революционными замашками, и что нам, двум таким одинаково неординарным, на одной территории ужиться будет очень непросто.

Не догадалась. Уж больно тяжелый выдался день, такой тяжелый, что даже моя хваленая интуиция предпочла промолчать. Зато ни с того ни с сего активизировалась жалость. Жалость решила, что мне просто жизненно необходимо, чтобы кто-то постоянно вертелся у меня под ногами и отвлекал от дурных мыслей. Нет, я не брала зверя на руки, я просто распахнула дверь своей квартиры чуть шире, чем обычно, и тем самым обрекла себя на нескончаемые хлопоты.

Я долго не могла решить, какого пола мой зверь, и первые пару недель не называла его вообще никак. Мы жили вроде бы и вдвоем, но вполне автономно, пути наши пересекались исключительно на кухне. Там же, на кухне, я и узнала, что зверь, мне доставшийся, – девочка. Так сказала моя постоянная клиентка. Мы пили кофе после сеанса, когда она вдруг расплылась в улыбке и заметила, глядя на терзающего вчерашнюю газету зверя:

– Ой, какая у вас замечательная девочка! Как ее зовут?

– Матильда, – буркнула я и ногой отпихнула от себя зверя. – Если ласково, то Тильда.

Надо же, ласково…

Мой зверь одобрительно муркнул и больно куснул меня за пятку.

Тильда выросла неожиданно быстро, из шкодливого котенка превратилась в весьма энергичную мадам. Когда ее энергия достигла апогея, а вопли стали донимать не только меня, но и соседей сверху, я просто распахнула настежь форточку и пожелала Тильде удачи. Не знаю, кто из нас двоих был удачливее, но за пять лет мне ни разу не пришлось пристраивать котят в хорошие руки.

Когда Тильда уходила по своим кошачьим делам, я вздыхала с облегчением, но уже на следующий день начинала тосковать и дергаться. А тут уже шестой день пошел…

Первым делом я обыскала двор, вторым – обшарила подвал, третьим в списке числилась крыша.

Чтобы подняться на самый последний, шестнадцатый, этаж, я собиралась с духом еще целые сутки: медитировала, шептала заклинание бесстрашия и пила валерьянку. Стыдно признаться, что у потомственной ведьмы может быть такой банальный и позорный страх, как боязнь высоты. У меня был. Оттого и жила я на самом некомфортном первом этаже, оттого ни разу в жизни не летала на самолетах, не каталась на чертовом колесе и не совершала променады по мосту. Фобия, чтоб ее…

Когда я вышла из лифта, в душе еще теплилась робкая надежда, что чердачная дверь будет заперта и мне не придется совершать то, от чего уже сейчас кружится голова и потеют ладони. Мне не повезло: дверь оказалась распахнута настежь, а это означало, что своевольная Тильда запросто могла забраться на крышу.

Перед тем как сделать первый, самый решительный шаг, я предприняла еще одну попытку:

– Тильда, ау! – Получилось тихо и как-то совсем уж жалостливо. Если кошка меня и услышит, то не подойдет из принципа. Ну что ж, коль гора не идет к Магомету…

…В ушах зашумело еще до того, как я оказалась на крыше. Зашумело, заухало, затрещало, а в ноздри шибанул запах большого города: гремучая смесь смога, бензина, прошедшего ливня и надвигающейся весны. Я зажмурилась, прижалась взмокшей спиной к двери, досчитала до десяти, потом до двадцати… Когда счет перевалил за сотню, я услышала голос:

– Решили подышать свежим воздухом?

Голос был мужской с отчетливыми издевательскими интонациями. Еще не открыв глаза, я уже всей душой ненавидела его хозяина. А что делать, если ты с пеленок не такая, как все, и первое, чему ты учишься, – это защищаться и ненавидеть?!

Люди не любят и боятся особенных, тех, кто выбивается из стройного ряда среднестатистических. Раньше таких, как я, сжигали на кострах, но и сейчас нам живется непросто, даже взрослым. А что говорить о детях, которые еще не умеют себя контролировать и не умеют защищаться?

Бабушка отдала меня в детский сад в три года, отдала, а потом до самой смерти корила себя за это. В садике мне было плохо, с самого первого дня, с того памятного момента, как воспитательница Софья Васильевна окинула меня профессиональным взглядом и вынесла вердикт:

– Сложный случай!

Наверное, у нее тоже был дар видения. Вот чего у нее точно не было, так это терпения, а я оказалась «сложным случаем», самым сложным во всей группе. Возможно, и в самом деле, чего уж там! Я не общалась ни с воспитателями, ни с нянечками, ни с остальными детьми. Безликим казенным игрушкам я предпочитала самодельную вязаную куклу Матильду, может, и страшненькую, но горячо любимую, помогающую пережить разлуку с бабушкой и продержаться до вечера.

Куклу Софья Васильевна отобрала ровно через неделю. Чем-то она ее раздражала, моя Матильда. Я не кричала и не плакала, я просто держала куклу так крепко, что побелели пальцы. Наверное, я тоже виновата в том, что случилось. Наверное, прояви я гибкость и покорность, вечером получила бы свою куклу обратно, но я была «сложным случаем»…

У меня в руках осталось вязаное тельце, а Софье Васильевне досталась голова – смешные косички из ниток, разноцветные глаза-пуговицы. Несчастная Матильда оказалась в мусорном ведре, а я на весь тихий час – в углу. Я должна была хорошенько подумать над своим поведением и стать наконец управляемым ребенком.

Я подумала, очень хорошо подумала. Я подумала, как это, наверное, плохо, когда у тебя болит голова и не помогает ни одна таблетка в мире. Моя мучительница сначала поморщилась, потом раздраженно потерла виски и полезла в сумочку за лекарством.

Наказание закончилось, когда Софью Васильевну забрала «Скорая». Про меня просто забыли, и я смогла вызволить Матильду из мусорного ведра. Разноцветные глаза-пуговицы смотрели на меня с жалостью и лишь самую малость с укором. Я едва не расплакалась, удержалась в самый последний момент лишь потому, что бабушка говорила, что такие, как мы, никогда не плачут. Наверное, именно в тот день, баюкая свою мертвую куклу, я впервые почувствовала в себе силу.

Тот мальчишка был самый обыкновенный, горластый и злой, как все мальчишки. В старшей группе он обзывал меня дурой, дергал за косички и подставлял подножки. Я терпела, потому что бабушка утверждала, что все это мелочи, которые не стоят моего внимания. Я даже пыталась убедить себя в том, что так оно и есть на самом деле, пока он не перешел границы дозволенного.

Не знаю, все ли ведьмы это чувствуют, но я терпеть не могу, когда наступают на мою тень. Это не то чтобы очень больно, но весьма ощутимо и до одури неприятно. А он не просто наступал, он топтался по моей тени, вбивал ее в пыль спортивной площадки и смеялся. Не помогали ни слезы, ни просьбы, и я потеряла самоконтроль.

Он просто упал, молча рухнул к моим ногам. Я отступила на шаг, поправила сползший гольф и шепотом, чтобы слышал только он один, сказала:

– Никогда не обижай мою тень.

Он больше не обижал, он вообще больше не пришел в детский сад, а я начала серьезно задумываться над самоконтролем.

Нет, нельзя сказать, что впредь я никогда не пользовалась тем, что обычные люди называют дурным глазом, всякое бывало – я же ведьма, а не святая! – но дозировать силы научилась уже к третьему классу, а вот справляться с фобией у меня не получалось до сих пор. Мое счастье, что об этом никто не знает, а то бы засмеяли: авторитетная ведьма, а боится такой ерунды…

– …А что, дышать свежим воздухом запрещено? – буркнула я и открыла глаза.

Смотреть сначала нужно вниз, так будет проще. Под ногами черные плиты, кое-где потрескавшиеся, местами припорошенные прошлогодними листьями. Интересно, откуда листья на шестнадцатом этаже? Над головой… это уже сложнее, смотреть вверх, зная, что внизу бездна глубиною в шестнадцать этажей, – то еще испытание. Чтобы запрокинуть голову, пришлось вцепиться рукой в дверную ручку. Я вцепилась и почти до крови закусила губу. Небо, такое же черное, как плиты под ногами, но прошитое нестерпимо яркими звездами, разделенное пополам призрачной лунной дорожкой. Не нужно было тянуть до вечера, днем было бы проще, но теперь уж что! Вот она – крыша, вот оно – небо, а вот тот, кто смеет надо мной насмехаться!

Он сидел на бетонном ограждении, так близко к краю крыши, что меня замутило от страха. Широкоплечий, спортивный, с развевающимися на ветру волосами. Наверное, нет, даже наверняка он был красивым. Я не особенно разбираюсь в мужской красоте, но настоящего мужика вижу сразу. Или не вижу, а нутром чую?..

Этот был настоящий от кончиков русых волос до носков белоснежных кроссовок. Этот не боялся ничего и никого и, видимо, чувствовал за собой какое-то особенное право смотреть на меня вот с таким снисходительным интересом.

– Ну почему же запрещено? – Он широко улыбнулся и приветственно махнул рукой, в которой была зажата какая-то длинная штуковина вроде подзорной трубы. – Присоединяйтесь, я буду только рад.

Легко сказать – присоединяйтесь! А как присоединиться, если ладонь намертво приклеилась к дверной ручке и в голове круговерть?!

– Я тут по делу. – Свободной рукой я поправила сползшую с плеча шаль.

– Я тоже по делу. – Незнакомец пожал плечами. – Пытаюсь собрать телескоп. Люблю, понимаете ли, смотреть на звезды.

Телескоп! Вот, значит, что это за штуковина, а сам он, стало быть, звездочет.

– Вы не подадите мне штатив? – Звездочет улыбнулся еще шире. – Он прямо у вас за спиной.

Я бы, может, и подала. Я бы даже наплевала на то, что ему самому нужно сделать всего пару шагов до своего штатива, если бы очередной приступ паники не лишил меня возможности говорить.

Вдох-выдох, задержать дыхание… Совсем необязательно подходить к краю крыши, можно просто протянуть штатив с безопасного расстояния…

– Сам возьми! – От страха я делаюсь злой и забываю о хорошем воспитании. И вообще, он же мужик, он не должен заставлять женщину таскать какие-то штативы!

– Извини, не хотел тебя обидеть. – Парень отложил телескоп, нагнулся, пошарил в темноте у своих ног, мгновение – и его с виду такое безупречное тело повисло на костылях.

Он передвигался медленно и неуклюже. Как он вообще передвигался?! Как додумался усесться на самом краю крыши и размахивать этой своей дурацкой подзорной трубой, когда одно неловкое движение – и все, гудбай, звездочет?!

– Это ты меня извини. – Я дышала как загнанная лошадь и продолжала жаться к двери. – Я не думала…

– Что я инвалид, – закончил он за меня. – Не переживай, все в порядке, я давно к этому привык.

Я не стала спрашивать, к чему он привык: к костылям или к идиотским вопросам. Я вдруг подумала, что видела его раньше, только не на костылях, а в инвалидной коляске. Сосед с самого верхнего, шестнадцатого этажа заселился недавно, кажется, всего пару месяцев назад. Вот ведь ирония судьбы! Это такие, как я, должны жить под самой крышей, а таким, как он, проще у земли, а у нас все наоборот: я ползаю на брюхе, он рвется к небу.

– Ты не инвалид, ты звездочет с шестнадцатого этажа. – Все-таки мне удалось разжать онемевшие пальцы и поднять с пола треногу.

– А ты ведьма с первого, – он сказал это так буднично и так спокойно, словно каждый вечер к нему на огонек забредали настоящие ведьмы. Наверное, управдом, тот еще сплетник, нашептал. Хотя какая разница?! Мне бы побыстрее найти Тильду…

– Вот и познакомились! – Я протянула звездочету треногу, запоздало подумав, что это нелегко – балансировать на костылях и одновременно держать что-нибудь в руках.

– Вот и познакомились. – Он мотнул головой, отбрасывая со лба челку, а мне вдруг стало обидно – мог бы хоть для приличия спросить, как меня зовут. Не спросил, ну и не надо, вот и я не спрошу, пусть остается Звездочетом! – Так каким ветром тебя сюда занесло?

– Не ветром, а лифтом. – Я равнодушно дернула плечом. Кто бы знал, чего стоила мне эта кажущаяся небрежность. – Ты не видел здесь кошку? Такую черную, красивую?

– У каждой уважающей себя ведьмы обязательно должна быть кошка. – Звездочет не смотрел в мою сторону, он возился со своим телескопом. – И обязательно черная, чтобы соответствовать.

– Чему соответствовать?

– Статусу хозяйки.

– Так ты видел кошку? – Мне не нравился Звездочет и не нравились его слова. Тильда не для статуса, Тильда для души.

– Нет. – Он так и не поднял голову, продолжал прилаживать телескоп на треногу. – Сюда иногда залетают птицы, но кошки редко забираются так высоко.

Вот и все, вот я и получила ответ на свой вопрос, вот и отпала надобность ползать по крыше…

Я ушла, не прощаясь, еще зачем-то хлопнула дверью, словно Звездочет был виноват в том, что моя единственная подружка меня оставила.

В дверь позвонили ближе к ночи, нагло и настойчиво. Клиенты так не звонят. Я не стала спрашивать, кто там. Кого может бояться ведьма?

Звездочет стоял на лестничной площадке, балансировал на костылях, прижимал правую руку к груди и улыбался.

– Не разбудил? – спросил он вместо извинений.

Я не успела ответить, потому что из-под его не до конца застегнутой куртки высунулась Тильда. Высунулась, зыркнула на меня желтым глазом и довольно мурлыкнула.

– Вот, оказалось, твоя кошка немножко птичка. – Звездочет погладил Тильду, и та снова мурлыкнула – невиданное дело для зверя, который даже меня, родную хозяйку, признает далеко не всегда. – Я нашел ее на крыше в компании голубей.

Нужно было что-то сказать, как-то поблагодарить, но вместо благодарности я просто пошире распахнула перед Звездочетом дверь, как когда-то пять лет назад распахнула ее перед Тильдой.

Мы пили кофе и разговаривали о всяких пустяках. Накормленная Тильда дремала на подоконнике, но время от времени открывала глаза – держала ситуацию под контролем.

А он оказался неплохим парнем, мой сосед с шестнадцатого этажа. Он, так же как и я, работал на дому, только я – ведьмой, а он – программистом. Но самое главное – он меня совсем не боялся. Наверное, просто не верил в то, что ведьмы существуют. Зато он не уставал нахваливать мой кофе, говорил, что никогда в жизни не пил ничего вкуснее, выспрашивал рецепт. Пришлось соврать, что кофе самый обычный и рецепт совершенно незатейливый. Не станешь же рассказывать про простенькое, но весьма эффективное заклинание, превращающее в конфетку то, о чем воспитанные люди за столом не говорят!

Мы просидели за разговорами до двух ночи, а когда Звездочет ушел, я как никогда остро почувствовала свое одиночество. Вот ведь странно, Тильда со мной, а мне тоскливо…

Чем-то он меня зацепил, этот Звездочет. Так зацепил, что уже на следующий вечер, клацая зубами от страха и обливаясь холодным потом, я снова лезла на крышу.

– Привет, ведьма с первого этажа! – Он сидел на ограждении перед уже установленным на треногу телескопом.

– Привет! – Я вцепилась в дверную ручку, пробормотала ну нисколечко не помогающее заклинание бесстрашия.

– Твоя кошка снова решила, что она птичка?

– Похоже на то. – Вообще-то это была неправда: когда я уходила, Тильда преспокойно дрыхла на подоконнике.

– Нелегкое это дело – искать ночью черную кошку на черной крыше.

– Мы привычные.

Украдкой, чтобы он не заметил, я вытерла со лба испарину, поплотнее закуталась в бабушкину шаль и только потом подумала, что теперь мне придется либо делать вид, что я ищу Тильду, либо убираться с крыши.

– Прошлый раз она нашлась сама, может, и сегодня найдется? – Звездочет что-то подкрутил в своем телескопе, а потом предложил: – Не хочешь взглянуть на звезды, раз уж ты все равно здесь?

Я представила, как отпускаю дверную ручку, делаю шаг к краю крыши навстречу Звездочету, и мои ноги подкосились.

– Эй, ты в порядке? – Он пытался нашарить костыли.

– Не совсем. – От злости и бессилия мне вдруг захотелось плакать. – У меня боязнь высоты.

– Ведьма, которая боится высоты! А как же метла и ступа?

– Обхожусь наземным транспортом! – Я собрала в кулак силу воли и встала. – Если увидишь мою кошку, передай, чтобы шла домой!

Звездочет не успел ответить, я снова сбежала, хлопнув дверью. Как же все глупо…

Он явился через два дня, звонить в дверь не стал, постучал тихо и осторожно, точно боялся разбудить. Зря боялся, разве можно спать в двенадцать часов ночи?!

– Ну, тебе чего?! – Я снова хамила, и это был плохой признак.

– Вот, зашел пригласить тебе на крышу. – Он пошарил за пазухой и так же, как пару дней назад Тильду, достал из-под куртки розу. – Ты придешь?

Никто никогда в жизни не дарил мне роз. Да мне вообще никогда не дарили цветов! Я же ведьма, зачем ведьме цветы?!

– Через полчаса. – Наверное, из-за отсутствия опыта я укололась шипом, больно, до крови. – Мне нужно кое-что доделать.

Сказать по правде, у меня не было никаких особенных дел, мне просто требовалось время, чтобы собраться с мыслями. Все-таки первое свидание.

Следуя инструкциям, почерпнутым из умных книжек, я опоздала ровно на пять минут: стояла на чердачной лестнице и считала до трехсот, а потом решительно толкнула дверь.

…Крыша изменилась. Теперь ее подсвечивал переносной прожектор, а у самого выхода стояло плетеное кресло. И как только он его сюда приволок?! Тут же притулился телескоп.

– Я подумал, что так тебе будет удобнее. – Звездочет сидел на своем любимом месте, и апрельский ветер по-свойски трепал его волосы.

– А телескоп зачем? – Я опустилась в кресло и почувствовала что-то похожее на облегчение. Страх никуда не делся, но теперь его можно было хоть чуть-чуть контролировать.

– Чтобы смотреть на звезды. Давай, попробуй! Это не страшно, это здорово. Ты все время смотришь вниз, а чтобы победить страх, нужно смотреть вверх. Я это точно знаю.

– На твои звезды?

– На наши звезды.

…Наши звезды были красивыми и такими недосягаемыми, что от всего этого захватывало дух. Или не от этого, а оттого, что Звездочет был рядом? Я не знала…

Мы встречались на крыше каждую ночь, и каждую ночь Звездочет отодвигал мое кресло все дальше и дальше от двери. Ненамного, всего на пару сантиметров, но даже этого хватало, чтобы сердце мое замирало от страха и от еще не до конца понятного, но яркого, как полуночные звезды, чувства. Я старалась не бояться, я смотрела на небо и на Звездочета. На небо все меньше, на Звездочета все больше.

Он исчез без предупреждения. Я поднялась на нашу крышу и не нашла там никого. Можно было спуститься на шестнадцатый этаж и просто постучать в его дверь, но я не стала. Глупая гордость…

Тильда переживала вместе со мной, не уходила на прогулки, терлась об ноги и даже спать укладывалась в мою кровать – проявляла свою скупую кошачью заботу, а я каждый вечер, вместо того чтобы позвонить в знакомую дверь, поднималась на крышу. Можно было раскинуть карты. В картах есть ответы на все вопросы. Или почти на все. Не знаю, что меня останавливало. Может, я просто боялась узнать правду, оставляла маленькую лазейку для веры и надежды.

Это была особенно паршивая ночь, от злых мыслей не спасало даже успокаивающее мурлыканье Тильды. Утром я решила – все, хватит, больше никаких звезд! А ночью все равно стояла на крыше.

Звездочет сидел на своем любимом месте, точно и не исчезал на целую неделю.

– Привет, ведьма с первого этажа. – Он улыбался, но в голосе его слышалась тоска.

– Где ты был?! – Отчего-то я решила, что тридцать ночей, проведенные с ним на одной крыше, дают мне право злиться и задавать вопросы. Или не тридцать ночей с ним, а семь ночей без него? Совсем запуталась.

– Прости, я должен был тебя предупредить. – Он снова не смотрел на меня, он смотрел на свои проклятые звезды.

– Где ты был? – Я уже не злилась, я боялась.

– На обследовании. – Звездочет похлопал себя по коленям, добавил с невеселой усмешкой: – На очередном обследовании.

– И что?

– И ничего. Они говорят, что я здоров, а я не могу ходить. Как думаешь, такое бывает? – Вот он на меня и посмотрел. У него был взгляд человека, который ничего не боится, но я-то знала правду, чувствовала ее не хваленой своей ведьмовской интуицией, а обычным женским сердцем.

Опираясь на костыли, Звездочет встал, сделал шаг мне навстречу. Когда носок его кроссовки коснулся моей тени, я дернулась. Нет, не от боли, просто почудилось что-то смутно знакомое, но давно забытое.

– Прости, я не нарочно. – Он замер.

– Что ты не нарочно? – В горле вдруг сделалось сухо и колко, а в голове зашумело.

– Я не хотел обидеть твою тень.

Звездное небо вздрогнуло, и я вздрогнула вместе с ним. Как же я могла? Почему не догадалась, не почувствовала? Я же ведьма, а он почти не изменился. Нет, изменился! Из мальчишки, горластого и злого, как все мальчишки, превратился в парня, который не обращает внимания на костыли, не боится сидеть на самом краю крыши и предпочитает смотреть вверх, а не вниз. И все это из-за меня, из-за того, что когда-то давным-давно я не сумела сдержаться, из-за того, что ни разу не задала себе вопрос: а как он там, мальчишка, который однажды обидел мою тень?..

…Я плакала, совершенно позабыв, что ведьмы не плачут, – выла в голос, прижавшись мокрой щекой к его плечу, выла и, захлебываясь слезами, рассказывала про воспитательницу Софью Васильевну, про куклу Матильду, про свою непохожесть на остальных, про тень и фатальное отсутствие самоконтроля. Я оправдывалась, а он молчал и гладил меня по волосам. Он заговорил, когда кончились мои слезы, а на горизонте забрезжил рассвет.

– Это не ты.

– Это я!

– Даже если это ты, то не нарочно, я знаю.

Я тоже знала. Знала, что во всем, что с нами происходит, виновата только я одна. Я виновата – мне и исправлять! В конце концов, я же не просто женщина, я ведьма!

…Мои зелья не помогали, как не помогали и заговоры. Звездочет послушно пил отвары, рассеянно прислушивался к заклинаниям, но не верил. Вот потому, что он не верил, ничего и не получалось. А я точно знала, что все сделала правильно, что теперь он совершенно здоров, что нужно лишь освободиться от страха, верила в это безоговорочно. Вера – это ведь очень важно, иногда даже важнее заклинаний…

Та майская ночь была прозрачной и звонкой. На нашей крыше пахло сиренью. Сквозь холодные волны страха и горячие волны решимости я отчетливо чувствовала этот запах. Звездочет стоял у моего кресла, а я стояла на самом краю бетонного ограждения…

– Ты прав, я все время смотрю под ноги, а нужно смотреть вверх. – Слова сиреневыми лепестками падали на черные плиты, я чувствовала это, но не видела. Я смотрела вверх, на расшитое звездами небо, и мне было не страшно. Почти…

– Слезай. – В ночной тишине я отчетливо слышала его шепот. – Слезай оттуда немедленно…

– Не могу. Я кошка, которая думает, что она птичка. – У меня даже получилось улыбнуться. Жаль, что в темноте он этого не видит… – Но ты можешь мне помочь.

Ветер коснулся моей щеки, взъерошил волосы, запутался в кистях бабушкиной шали. Мне почти не страшно. Я не кошка, я птичка. Моему Звездочету достаточно сделать всего один шаг без костылей, посмотреть вверх, а не вниз. А сама я уже не смогу. Честно, не смогу. Даже ведьма может переоценить свои силы…

Он поймал меня в тот момент, когда вера и надежда уже не значили ничего, когда разочарованные звезды спрятались за черными тучами, а бездна глубиной в шестнадцать этажей поманила призрачными огнями. Бездна поманила, а он поймал, сдернул с ограждения, сжал в объятьях, заорал что-то злое и ласковое одновременно, что-то про то, как со мной тяжело, и еще, кажется, про то, как без меня невыносимо. Да, тяжело! Да, невыносимо! А кто говорил, что с ведьмой будет легко?..

Оглавление