«Эмили»

Глава 1

Я бы никогда не пошла к Энни Ричмонд, если бы меня не допекла Нина.

— Седрик на тебя совсем не обращает внимания, — сказала она, запихивая платья в чемодан.

— Седрик занят своей карьерой, — возразила я. — Мы поженимся, как только он зарегистрируется в качестве кандидата.

— Ну еще бы, у женатого кандидата больше шансов на выборах, чем у холостяка, — заметила Нина. — Но он не должен оставлять тебя одну надолго. Ты только что вернулась с курорта, выглядишь потрясающе — другой бы ни на шаг от тебя не отходил, а этот сухарь уже помчался на очередное политическое сборище.

— У нас с ним чудные отношения. А эта, между прочим, моя. — Я вытащила желтую блузку, которую она успела незаметно засунуть в чемодан. — Седрик положительно влияет на меня.

— С ним ты стала занудой, — сказала Нина. — А ведь в компании с тобой бывало так весело, когда ты с половиной Лондона шашни водила.

— Мне нужна цель в жизни, — возразила я. — Я не хочу в один далеко не прекрасный день умереть в Челси в чужой постели.

Подойдя к зеркалу, Нина положила на лицо крем-пудру.

— Ты куда это собралась? — спросила я.

— Домой. Не хочу, чтобы мамаша опять ворчала, что у меня бледный вид. A завтра я с одним таким красавчиком встречаюсь! Что, завидно стало?

— Ничуть, — солгала я. — Когда девушка помолвлена, приходится кое от чего отказываться.

— Ага, например, от развлечений. Сухарь думает, что, раз он с тобой обручился, он может теперь тебя ни во что не ставить. А я думаю, ты просто должна пойти к Энни Ричмонд. У нее сегодня будет этот ее фантастический кузен. Если бы он за тебя взялся, ты бы своего сухаря сразу забыла.

— Не называй его так, — возмутилась я. — И вообще у меня нет больше ничего общего с компанией Энни Ричмонд.

Нина многозначительно хмыкнула.

— Ты хочешь сказать, это у Седрика нет с ними общего. Знаешь, ты потому и не идешь к ней, что боишься в кого-нибудь влюбиться. Если бы ты к Седрику и впрямь неровно дышала, ты бы не побоялась.

Когда она ушла, я впала в уныние. Вчера в надежде на свидание с Седриком я вымыла голову, побрила ноги и сделала маникюр. Поскучав немного, я принялась за уборку квартиры и за стирку блузок, заляпанных пятнами от крема.

Взглянув на фотографию Седрика на столике у кровати, я в который раз подумала, как он все-таки хорош. Потом я взяла книжку о консервативной партии и почитала немного. Скучища была такая, что я чуть не заснула. Ровно в десять — как он и обещал — позвонил Седрик.

— Какое блаженство слышать тебя, любимый, — проворковала я, преисполнившись нежности. — Как твои дела?

— Отлично. — Его бодрый, на публику, голос означал, что он был не один. Слушая рассказ о том, как прекрасно прошел митинг и какой успех имела его речь, я рассматривала у себя на пальце подаренное им кольцо с сапфиром и бриллиантом.

Наконец он спросил:

— Какие у тебя планы на уик-энд?

— Энни Ричмонд затевает очередную оргию, — сказала я небрежно. — Раз тебя нет, я раздумываю, не пойти ли мне к ней.

Седрик от души рассмеялся.

— А я думал, что это для тебя уже пройденный этап. Однако мне пора, дорогая. Позвоню в понедельник, и мы поужинаем вместе. Будь здорова и помни — никаких оргий! Это может повредить моей репутации.

Я положила трубку в крайнем раздражении. Какой смысл было скучать десять дней в одиночестве на юге Франции — Седрик, естественно, вырваться не смог, — приобретая изумительный загар, если им некому любоваться?

Ранний сентябрьский вечер вступал в свои права. В осеннем полумраке меня пронизывали волны желания. Я думала о сексе, о целом мире, полном мужчин, которые были теперь для меня вне пределов досягаемости. Я уже так давно нигде не бывала. Седрик, считавший моих друзей глупыми и пошлыми, всех их распугал. Я снова взглянула на фотографию — коротко стриженные белокурые волосы, ясные голубые глаза, упрямый подбородок.

— Жизнь не грезы, жизнь есть подвиг! — твердо сказала я себе. — Седрик не хочет, чтобы я шла к Энни, и я не пойду.

Час спустя, чувствуя себя ужасно виноватой, я взбиралась по лестнице в квартиру Энни. Шум оттуда разносился по всей улице. Она сама мне открыла.

— Эмили! — радостно воскликнула Энни, обнимая меня. — Я уже и не надеялась, что ты придешь.

Платье Энни так откровенно обнажало ее тело спереди, сзади и по бокам, что его все равно что не было вовсе. На мне было черное платье с открытой спиной и довольно низким декольте, державшееся на английских булавках. Я никогда бы не рискнула предстать в таком виде перед Седриком. Я поправилась с тех пор, как надевала его в последний раз, так что выпирала из него по всем направлениям. Мне оставалось только надеяться, что я хоть немного похожа на Софи Лорен.

Энни одобрительно меня оглядела.

— Вот так ты больше похожа на прежнюю Эмили, — сказала она, подавая мне стакан.

— Я заскочила только на минутку, — сказала я поспешно. — Седрик в отъезде.

— Я знаю, — заговорщически улыбнулась она. — Здесь сегодня кое-кем можно будет поживиться. Так что пей — и вперед.

Гостиную заполняла толпа очень привлекательных личностей, старавшихся перекричать друг друга. Мне было немного не по себе, поэтому я залпом проглотила довольно противное содержимое моего стакана и тут же взяла еще один. Я никого не знала среди присутствующих. Похоже, Энни меняет своих друзей как перчатки.

Ко мне подошел здоровенный австралиец в красной рубашке и принялся меня обхаживать. Его глаза загорелись под густыми черными бровями.

Этот взгляд мне был давно знаком: я тебя насквозь вижу, милашка, так не будем тянуть резину, — говорил он недвусмысленно.

— Чертов галдеж, — сказал он. — Жаль, я не умею читать по губам. — Он впился глазами в мой рот, потом перевел взгляд на сползающее с меня платье. Еще минута, и я останусь голой до пояса. Я поспешно его поддернула.

— Оставьте, — сказал он. — Мне так больше нравится.

Ему бы ничего не стоило затащить меня в постель Энни ровным счетом за две секунды. Но мне такая перспектива не улыбалась. Подавив окатывающие меня волны желания, я начала орать ему про Седрика и его карьеру. Австралиец вряд ли что мог расслышать из моих слов, но главное он уловил и тут же отчалил.

Потом ко мне пристала тощая девица — модель далеко не юного вида, рыжая, с худыми белыми руками. Она долго рассказывала мне, как у нее ужасно секутся сухие волосы.

Вдруг у двери возникла какая-то суета.

— Ну как же это получается, Энни, — произнес мужской голос. — Я рассчитывал на оргию, а где же гости, возлежащие с прелестными девушками на тигровых шкурах?

Суховласка шумно втянула в себя воздух.

Я, как и все остальные, обернулась. И челюсть у меня отвисла: в дверях стоял самый красивый мужчина, какого я когда-либо видела в своей жизни. Высокий, широкоплечий, с длинными темными волосами, с озорным блеском в темных глазах и надменным капризным ртом, он источал обаяние.

Холодный и высокомерный, как принц, он в то же время таил в себе нечто опасное. «Я выходец из джунглей, — казалось, говорил весь его облик, — и меня никому не укротить». Все женщины в комнате просто зашлись от страсти, и я тоже. Единственная проблема заключалась в том, что на руке у него висела прекрасная брюнетка в нечто вроде бикини, сотканном сплошь из одних цветов.

— Ты же обещала мне оргию, Энни, — сказал он холодно, — а я здесь нахожу девичьи посиделки.

Взяв его и брюнетку под руки, Энни потянула их к бару.

— Скоро дело пойдет веселее, — донесся до меня ее голос. — Много занятной публики явится попозже.

Я заметила, что она вручила ему бутылку виски в единоличное пользование, тогда как все мы были вынуждены довольствоваться отвратительной микстурой от кашля.

Постепенно шум возобновился.

— Кто это? — спрашивали все.

— Кто это? — спросила я Суховласку.

Она недоверчиво на меня вытаращилась.

— Вы хотите сказать, что не знаете его?

Подошедший к нам биржевой маклер с раскрасневшимся лицом и глазами на уровне моего декольте наполнил наши стаканы.

— Это Рори Бэлнил, — сказал он. — Опасный тип.

— Он — кузен Энни. — У Суховласки просто слюнки текли. — Самый страшный человек в Лондоне.

— В каком смысле?

— Пьет без просыха и походя разбивает сердца. Творит всякие ужасы, вообразимые и невообразимые.

— Он похож на вождя скифов, — сказала я. — Кто он по национальности?

— Шотландец с какой-то примесью, кажется, французской. Его семья владеет огромными землями на севере Шотландии, но живых денег мало, так как основной капитал завещан и трогать его нельзя. Его повыгоняли из всех школ и университетов. В Лондоне он появился с месяц назад и, кажется, с тех пор ни дня не был трезв.

— Он опасный человек, — повторил биржевик, заглядывая мне в декольте.

— Говорят, он очень хороший художник, — вставила Суховласка.

— Знаем мы его художества, — сказал биржевик.

— Он чудовищно обходится с женщинами, — продолжала Суховласка.

— Он и с вами чудовищно обошелся?

— Пока еще нет, — вздохнула она. — Но я не теряю надежды.

Я снова оглянулась. Рори Бэлнил стоял, облокотившись на каминную полку. Две девицы, блестящие и вылощенные, как отлично ухоженные кобылки, изо всех сил добивались его внимания.

Он налил им из своей бутылки, потом вдруг поднял голову, слегка зевнул и взглянул в мою сторону. Я бросила на него взгляд, который давно уже не практиковала, выражающий откровенный, обнаженный, жадный призыв. Взгляд не произвел ни малейшего впечатления. Он отвернулся с явным отсутствием интереса.

— Вам не повезло, — заметила Суховласка, наслаждаясь этим старым, как мир, зрелищем подчеркнутого равнодушия. — Вы явно не в его вкусе.

— А может, он «голубой», — разозлилась я. — В любом случае все эти донжуаны потенциальные гомосексуалисты.

Посмотрев на меня с сожалением, Суховласка схватила со стола тарелку с закусками.

— Я ему сейчас сделаю предложение, — хихикнула она и через всю комнату двинулась к нему.

Я повернулась к ним спиной и заговорила с биржевиком. Это было сделано с расчетом. Уж если что-то и могло возбудить Рори Бэлнила, так это моя спина — загорелая, гладкая, обнаженная от шеи до основания позвоночника и без единого следа от лифчика или чего-нибудь в этом роде. Я воображала себе, как он скользит по мне взглядом, думая при этом: «Вот девушка, которая загорает голышом, смелая, готовая на все, даже на то, чтобы с ней чудовищно обошлись».

Но, когда я оглянулась, он разговаривал с Суховлаской и со всех сторон их обступала толпа народа.

Бесполое чудовище, решила я; а быть может, это моя сексапильность на ущербе?

Седрик прав. Эти люди пошлы и глупы. Вечер тянулся бесконечно долго. В соседней комнате танцевали, много пили и немного нежничали. На оргию это было не похоже. Я все собиралась домой, но отсутствие инстинкта самосохранения вынуждало меня остаться. Я была взбудоражена, выбита из равновесия и все время мучительно ощущала присутствие Рори Бэлнила. Холодный шарм и зловещее спокойствие выделяли его среди остальных. В нем чувствовалась какая-то особенная сила.

Суховласка и пришедшая с ним девица, которую, как я выяснила, звали Тиффани (пари держу, что это имя она сама себе придумала), по-прежнему старались добиться его внимания. Он смеялся их шуткам, но немного невпопад. Когда он наполнял свой стакан, рука у него не дрожала. Только по лихорадочному блеску в глазах можно было догадаться, сколько он уже выпил.

Подойдя к нему, Энни Ричмонд забрала у него бутылку.

— Рори, милый, я не собираюсь пилить тебя, но все же…

— Женщины всегда так говорят, когда именно этим они и собираются заняться. — Он отобрал у нее бутылку обратно.

Публика действительно понемногу разогревалась. Парочки разбрелись по квартире. Прекрасная негритянка танцевала одна. Какой-то толстяк рассказывал похабные анекдоты безобразной американке, пока она не свалилась на пол и не отключилась полностью. Австралиец в красной рубашке, пристававший ко мне в начале вечера, оказался приятелем Суховласки. Он был не в восторге от ее повышенного внимания к Рори Бэлнилу и появился вдруг в маске Микки Мауса, ожидая, что всех этим насмешит.

— Откуда у вас эта маска? — спросил Рори Бэлнил.

— Энни дала.

— Вы должны носить ее постоянно. Каждый день. Всегда. На работе. Она вам идет. Придает вашей наружности оригинальность, которой ей так не хватает.

— Довольно придуриваться, — взбеленился австралиец, срывая маску. Он чуть не споткнулся о храпевшую на полу американку.

— Господа, почему кто-нибудь не подберет ее?

— Она вполне счастлива, — сказал Рори Бэлнил. — Я думаю, сон ей необходим. Во всяком случае, она придаст комнате жилой вид.

— Кто-нибудь наступит ей на лицо, — сказал австралиец, оттаскивая ее в сторону.

— Хорошо сделает. Оно только лучше станет. — Рори Бэлнил пытался балансировать стаканом, поразительно напоминая при этом сиамского кота. Стакан, само собой, разлетелся вдребезги.

Суховласка и Тиффани закатились хохотом. Привлеченная звоном разбитого стекла, к ним подошла блондинка.

— Я слышала, вы художник, — сказала она. — Я бы хотела вам позировать.

Рори Бэлнил осмотрел ее с головы до ног.

— А как насчет того, чтобы переспать со мной потом, милочка? Вот в чем вопрос.

Он принялся расстегивать платье на Суховласке.

— Послушайте, — обратился к нему биржевик, — здесь нельзя. Ставите Энни в неловкое положение, знаете ли. Вы меня понимаете?

— Нет, — сказал Рори Бэлнил.

Он расстегнул на ней все пуговицы, обнажив несвежий лифчик.

— Перестаньте, — сказала сердито Суховласка, пытясь застегнуться.

Внезапно лицо его превратилось в злобную маску.

— Если вы обнажаетесь на людях, вполне естественно, что людям хочется заглянуть поглубже.

Суховласка выскочила из комнаты.

— Туда ей и дорога, — блондинка прижалась к нему.

— Глупая корова, — сказал он спокойно, допивая стакан.

— Ты что сказал? — Австралиец все еще не мог простить ему Микки Мауса. — Это ты о моей девушке?

— Это я о корове, — сказал Рори. — А если она твоя девушка, значит, она еще глупее, чем кажется с виду. И не высовывайся лучше, абориген чертов, а то я тебя отправлю туда, откуда ты явился.

Рори отбил горлышко бутылки о каминную полку и размахивал им перед носом австралийца.

Тот сжал кулаки.

— Я сейчас полицию позову, — сказал он без особой, впрочем, уверенности.

— Позовешь их поразвлечься с нами?

Взяв стакан с каминной полки, Рори швырнул его на пол.

Австралиец надул было щеки, но тут же ретировался.

Две девицы снова расхохотались, наслаждаясь происходящим. Не дождавшись продолжения, они стали искать себе новое развлечение.

Жуткий субъект, подумала я. Неужели его кто-нибудь может выносить?

Осторожно переступая через осколки разбитой посуды, подошел маленький биржевик и пригласил меня танцевать.

— Я говорил вам, его нужно опасаться, — сказал он вполголоса.

Танцуя, он начал ко мне клеиться самым откровенным образом. Понять не могу, почему все малорослые мужчины такие распутные. К счастью, одна из моих булавок откололась и воткнулась в него, что несколько охладило его пыл. Но буквально через две секунды он возобновил свою атаку.

Четверть часа спустя, вся в синяках и взбешенная, я разыскивала свою сумку. На этот раз я решительно намеревалась уйти. Рори Бэлнил сидел на софе между Тиффани и блондинкой. Девицы держали друг друга за руки через его колени, но были слишком пьяны, чтобы что-нибудь соображать.

— Рори, дорогой, — шептала блондинка.

— Рори, ангел мой, — бормотала Тиффани.

Это выглядело так нелепо, что я расхохоталась. Он тоже засмеялся.

— Мне кажется, они созданы друг для друга, — сказал он. Взбодрившись, он встал и подошел ко мне.

Я прислонилась к стене. Ноги не держали меня, отчасти потому, что я тоже перебрала немного, отчасти из-за его магической близости.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — отвечала я. Я никогда за словом в карман не лезла.

Он внимательно осмотрел меня, словно выбирая на палитре нужный оттенок цвета.

— Выпивка кончилась, — сказал он, допивая из бутылки последний глоток.

Он был весь белый как мел, даже зубы, только в кончики пальцев у него прочно въелся никотин.

— Как, вы сказали, вас зовут? — Голос его, утратив прежнюю резкость, стал мягким и нежным.

— А я вам и не говорила, — ответила я как можно равнодушнее. — Но раз уж вы спрашиваете, Эмили.

— Эмили — красивое имя, старомодное. Вы старомодны?

— Это зависит от того, что понимать под старомодным — чопорное викторианство или разгул Реставрации?

Он взял меня за руку.

Он пьян, повторяла я про себя, стараясь сохранять присутствие духа.

— Ренуаровская женщина, — сказал он.

— Это из тех толстух с виноградом? — спросила я.

— Нет, то Рубенс. Ренуаровские девушки — изящные голубоглазые блондинки с нежно-розовой кожей. Странно, — он бросил на меня разящий насмерть взгляд, — вы совсем не мой тип, а возбуждаете меня чертовски.

Опустив глаза, я, к своему ужасу, увидела, что мои пальцы переплелись с его, а мой единственный необкусанный ноготь вонзился в его ладонь.

Внезапно его пальцы коснулись моего кольца.

Я попыталась выдернуть руку, но он не отпускал ее, внимательно рассматривая кольцо.

— Кто вам его подарил? — спросил он.

— Седрик, — отвечала я. — Мой… жених. Ужасное слово, правда? — Я натужно хихикнула самым жалким образом.

— И кольцо ужасное, — сказал он.

— Оно очень дорогое, — вступилась я за Седрика.

— А почему ваш жених не с вами?

Я объяснила, что Седрик в Норфолке, устраивает свою политическую карьеру.

— Вы давно помолвлены?

— Почти полтора года.

Рори неприятно улыбнулся.

— И часто он вас любит?

Я попыталась принять оскорбленный вид, но у меня ничего не вышло.

— Его это вообще мало волнует, — пробормотала я.

Рори раскачивал пустую бутылку, держа ее двумя пальцами за горлышко.

— Стало быть, он к вам равнодушен?

— Мы с ним отлично ладим.

— С обожаемого предмета обычно глаз не спускают.

Мой взгляд невольно обратился к Тиффани, мирно спавшей, опустив голову на плечо блондинки.

— Я ее не слишком обожаю, — сказал он, проследив за моим взглядом.

— Она потрясающе выглядит, — искренне заметила я с завистью.

Он пожал плечами.

— Корпус от «Роллс-Ройса», а мозги от «Мини».

Я снова хихикнула. Внезапно он наклонился и поцеловал мое обнаженное плечо. Волна возбуждения прокатилась по мне. Еще минута, и мое платье, вместе со всеми булавками, просто воспламенится.

Я перевела дыхание.

— У меня дома есть бутылка виски, — сказала я.

— Так чего же мы ждем, пошли!

Глава 2

Мне было стыдно. Я сознавала, что ужасно виновата перед Седриком, но мне еще никогда в жизни не встречалось такое воплощенное искушение, как Рори Бэлнил. Как Оскар Уайльд, я могла устоять перед чем угодно, кроме искушения.

Мы брели по Кингз-роуд в поисках такси и очень позабавились, усаживаясь в ванны, выставленные у магазина сантехники. Потом мы проходили мимо художественного салона. Рори, хмурясь, приглядывался через стекло к выставленным полотнам.

— Ты только взгляни на эту дрянь, — сказал он. — Там бы, если бы не милость Господня, могли быть и мои картины, ведь я — величайший гений двадцатого столетия. Кстати, завтра в одиннадцать я встречаюсь с одним человеком насчет моих картин. Ты лучше сразу заведи будильник, как мы придем.

Какая самонадеянность, подумала я. Уж не думает ли он, что я так легко уступлю?

Рори увидел такси и остановил его. Всю дорогу мы целовались.

Боже, какое это было наслаждение! Я и миллионной доли такого не испытала за все время моего знакомства с Седриком. Вместе с оранжевыми цифрами на счетчике стремительно взлетала моя температура. У Рори было такое изумительное стройное тело. Быть может, потому, что он художник, да еще с примесью французской крови, в искусстве целоваться ему не было равных.

И все же какой-то настойчивый внутренний голос призывал меня остановиться. Я регрессировала со скоростью света, позволяя себе все, что я делана до встречи с Седриком: я слишком быстро уступала, слишком поддавалась и чувствовала себя, как и прежде, неприкаянной и несчастной. Я распрощаюсь с ним у подъезда, решила я твердо, а когда мы были уже у двери, я подумала: я только приглашу его выпить немного, как делают в таких случаях, а потом он уйдет.

Только мы вошли, я дала ему виски, а сама бросилась в ванную, вычистила зубы и вылила на себя полфлакона Мининых духов. Потом я бросилась в спальню и убрала с ночного столика детектив Жоржетты Хейер, заменив ее парой интеллектуальных французских романов, взятых с полки.

— Где ты научилась так наливать? — спросил он, когда я вошла в гостиную.

— Я одно время подрабатывала в баре.

— Это семикратная доза, — сказал он, залпом допивая виски.

— У меня сейчас все перед глазами в семикратном размере, — сказала я. — Я столько сегодня выпила, что вижу и семерых тебя. Великолепная семерка, надо сказать.

— Значит, можно приступать к оргии. Планы Энни в конце концов реализуются.

Я с покорным видом села на софу. Он сел рядом.

— Ну и как? Приступим? — Он не сводил с меня глаз, но и не шевелился.

Я судорожно придумывала, что бы сказать.

— Подожди, — сказал он. — Тебе что-то попало в волосы.

Я так никогда и не узнала, было ли там что-нибудь на самом деле. Но он сделал движение, как будто вынимал что-то, и, придвинувшись ближе ко мне, с неподвижным лицом поцеловал меня.

Ощутив укоры совести, я попыталась оттолкнуть его.

— Я пойду сварю кофе, — пробормотала я. — Ты же знаешь, я помолвлена с Седриком, ему бы это не понравилось.

— Замолчи, — сказал он мягко. Очень медленно он расстегнул все булавки, скреплявшие мое платье — сначала ту, что соединяла лиф и плечико, потом маленькую золоченую под замком «молнии» и, наконец, две, на которых держался мой лифчик без бретелек.

Обнаженная до пояса, я не могла двинуться с места.

— Ренуаровская девушка, точно! — сказал он негромко.

«Остановись, прекрати это!» — сказала я себе, но так и не шевельнулась.

Проснулась я уже утром. Я не закрыла как следует шторы, и солнце жгло мне глаза лазерным лучом. Но еще более жгучей была улыбка Седрика, смотревшего прямо на меня с фотографии. Умирая от жажды, я потянулась за стоявшим на столе стаканом, сделала глоток, и меня чуть не вырвало. В стакане было виски.

Осторожно шевельнув рукой, я чуть не взвизгнула, наткнувшись на чье-то тело. Это Седрик. Я застонала. Нет, Седрик в Норфолке, собирает под свои знамена правоверных. В моей постели лежал неверный. Откинув простыню, я осмотрела его и с первого же взгляда обнаружила, что безупречный вкус не изменяет мне и в состоянии опьянения. И в очередной раз убедилась в том, что соображения мне все-таки не хватает, иначе я не оказалась бы в постели с первым встречным.

С трудом припоминая события вчерашнего вечера, я взглянула на часы. Половина одиннадцатого. Он должен встретиться с кем-то в одиннадцать по поводу картин. Я встала и умылась. Лицо у меня было в пятнах. Кое-как приведя его в порядок, я бросила в стакан с водой пригоршню зельтерских таблеток. Подождав, пока они растворились и осела пена, я выпила и вернулась в постель.

Мне кажется, Рори был все еще пьян, когда я разбудила его. Он встал, раздвинул шторы и достал сигарету.

— Что случилось вчера?

— О, Рори, — взвыла я, — разве ты ничего не помнишь?

— Я помню дождливое детство среди овец в Шотландии, как меня выгнали сначала из Хэрроу, а потом из Оксфорда. Я помню, как приехал в Лондон продать свои картины. А потом — провал в памяти. Помню только бесконечные попойки.

— Мы были у Энни Ричмонд.

— Так, так.

— Мы оба там порядочно выпили и приехали сюда.

— Так, так, так. — Он снова улегся в смятую постель. — А дальше что?

— Боже мой, неужели ты не помнишь?

— Ну и как, ничего получилось? — В его тоне не было ни малейшего смущения, одно любопытство.

— Ты был великолепен, и в этом-то весь и ужас! — Я зарылась лицом в подушку и разрыдалась.

Он гладил меня по голове, но я не успокаивалась.

— Я вообще не такая. Я не ловлю мужчин и не сплю с первым встречным. По крайней мере, не в последнее время. А тебе лучше поторопиться, у тебя с кем-то встреча в одиннадцать.

— Да, да. — Он медленно поднялся и начал одеваться. Я чувствовала себя совершенно несчастной, но попыталась обратить все в шутку.

— Не воображай, пожалуйста, что я получила огромное удовольствие от нашей встречи. Ничего подобного, — я презрительно фыркнула.

Он засмеялся. Когда он оделся и порезался, бреясь Нининой пластиковой бритвой, то вернулся в спальню.

— Запомни в точности, что случилось прошлой ночью. Когда я примусь за мемуары, мне понадобится твоя помощь.

Я застонала, натягивая себе на голову подушку.

— Пока, — сказал он.

Я испытала все муки ада, гадая, вернется он или нет. Я ругала себя за то, что имела глупость пойти к Энни, за то, что позволила Рори соблазнить себя. Но, хотя он и не помнил ничего, это было изумительное ощущение, после которого мне с Седриком просто делать будет нечего.

Трижды звонил телефон. Каждый раз спрашивали Нину и каждый раз звонившему доставалось за то, что он не Рори. В четыре часа, сообразив, что он не вернется, я встала, приняла ванну, проплакала час, а потом налила себе огромную порцию виски. Дурные привычки прививаются быстро. Скоро я начну походя жевать что-нибудь между едой.

В шесть часов в дверь позвонили. Успокойся, твердила я себе. Не теряй голову. Это же, конечно, молочник или кто-нибудь из Армии спасения.

Но это оказался Рори. Он пошатывался и был бледен до зелени.

— Меня только что вырвало, — сказал он.

Я засмеялась, стараясь скрыть свою радость.

— Заходи, — сказала я.

Он прямо направился за бутылкой.

— Можно мне еще выпить? Мое похмелье войдет в историю медицины. Родовые муки ничто по сравнению с ним.

Его трясло.

— На эти эксцессы есть причина, — продолжал он. — Но, к счастью, я сейчас не могу вспомнить, какая. Мне вообще-то не следовало возвращаться. У меня просто кончились деньги.

— Мне всегда хотелось взять мужчину на содержание, — сказала я.

— Дела еще не так плохи. В салоне мне повезло.

— Твои картины понравились?

Он кивнул.

— Весной мне обещают выставку.

— Но это замечательно. Ты прославишься.

— Не сомневаюсь. — Прищурившись в зеркало, он смахнул со лба темную прядь. — Мне очень скверно.

— Тебе нужно что-нибудь съесть.

— Ты прелесть. Жаль, что у меня нет матери, которая бы так со мной возилась.

На самом деле ему было очень плохо. Всю ночь и почти весь следующий день, с высокой температурой, в бреду и обливаясь потом, он цеплялся за меня, бормоча что-то нечленораздельное. Он дрожал, как вытащенный из воды щенок. К. вечеру в воскресенье, однако, ему стало лучше. Взяв со столика фотографию Седрика, он вдруг выбросил ее в окно.

— Не очень-то дружелюбный жест, — сказала я, прислушиваясь к звону разбитого стекла.

— Когда он возвращается?

— Завтра. Седрик мне очень помогает. Он не дает мне сбиться с пути. До встречи с ним я была довольно легкомысленна.

— Это потому, Эмили, что ты из тех, кто предпочитает давать, а не брать, и не в твоей натуре обижать людей. Ты спала со всеми ними потому, что ты не могла сказать «нет», а не потому, что хотела сказать «да».

— Нет, не всегда. Вообще-то их было не так уж много, во всяком случае, до двузначных цифр не дошло.

— Если бы я позвонил и пригласил тебя куда-нибудь, — продолжал он, не обращая внимания на мои слова, — ты бы согласилась, даже если бы я тебе не нравился, только чтобы не огорчать меня. А в последний момент ты бы послала мне телеграмму или попросила подружку позвонить и сказать, что ты что-то съела и отравилась.

— Почему ты так думаешь? — спросила я обиженно.

— Я знаю. — Он привлек меня в свои объятия.

— Но ты нездоров, — возразила я.

— Не настолько уж, — сказал он.

— Мне нравится спать с тобой, — сказал он через пару часов. — Давай поженимся.

Я ошеломленно на него уставилась.

— Пошли Седрику сейчас же телеграмму, — продолжал он. — Я не хочу, чтобы он стал нам помехой.

— Ты сказал, что хочешь на мне жениться? — прошептала я. — Ты не можешь этого хотеть. А как же все эти девушки, которых у тебя столько? Ты мог бы жениться на ком угодно. Почему на мне?

— Я в этом отношении со сдвигом. Я должен хоть раз все испробовать.

— Но где мы будем жить? — спросила я в полном смятении.

— В Шотландии. У меня там дом. В Шотландии я куда лучше, Лондон на меня ужасно действует — и я скоро должен получить наследство, так что голодать мы не будем.

— Но… но… — пыталась выговорить я, задыхаясь. Я хотела, чтобы он обнял меня и сказал, что любит до безумия, но в этот момент зазвонил телефон.

Рори снял трубку.

— Алло, кто это? А, Седрик. — В глазах у него появился злорадный блеск. — Мы незнакомы. Моя фамилия Бэлнил, Рори Бэлнил. Как прошел митинг? Вот и прекрасно. Вы заслуживаете некоторую компенсацию, потому что я очень сожалею, но Эмили только что дала согласие стать моей женой, так что в ваших услугах — вернее, в отсутствии таковых — она больше не нуждается.

— О нет, — слабо запротестовала я. — Бедный Седрик!

На другом конце провода я слышала его негодующие возгласы.

— Так что боюсь, на этот раз вы свой депозит потеряли, — сказал Рори и положил трубку.

— До чего же он теперь разозлится, — предположила я с некоторым трепетом.

Глава 3

Разозлился не только Седрик. Энни Ричмонд была вне себя.

— Ты не можешь выйти за Рори! Он никому еще не был верен дольше пяти минут. Он ужасно избалованный и абсолютно безнравственный. Он еще мальчишкой жульничал, когда мы вместе играли.

Нина расхолаживала меня еще усерднее. Подлинное участие ко мне сочеталось в ней — когда она своими глазами увидела Рори — с неистовой завистью.

— Я понимаю, он безумно привлекателен, но ведь он сущий дьявол. Куда тебе до него! Седрик тебе гораздо больше подходил.

— Ты первая настраивала меня против Седрика и сама отправила меня к Энни Ричмонд.

— Я никогда не думала, что ты так далеко зайдешь. Где ты будешь жить?

— В Северной Шотландии, на острове. Это невероятно романтично звучит.

Нина вздохнула.

— В жизни на острове нет ничего романтичного. Что ты там будешь делать? С овцами общаться да с ума сходить от скуки, пока он целыми днями малюет свои картины? Тебе его никакими силами не удержать. Ты будешь ужасно несчастна, а потом вернешься и будешь меня тут слезами поливать. Молниеносный роман — это всего лишь способ пустить пыль в глаза.

Я не обращала на них внимания, чувствуя себя на седьмом небе. Я настолько обалдела от любви, что не знала, куда себя деть. Мне казалось, что я тону и при этом в спасении не нуждаюсь.

Помимо всего, меня очень привлекала сама идея замужества. Я не была создана для карьеры, и мысль оставить работу с девяти до пяти и посвятить всю свою жизнь Рори приводила меня в восторг. Я мечтала о том, как буду встречать его у дверей после целого дня напряженной работы в студии, держа за руки наших прелестных детей.

Три дня спустя мы с Рори поженились в бюро регистрации браков. Я зашла в галерею Тэйт посмотреть на Ренуара и на свадьбу надела платье от Лоры Эшли и черную шляпу с низкой тульей и слегка загнутыми полями. Даже Нина должна была признать, что выглядела я неплохо.

Когда мы пришли, Рори нас уже дожидался. Он курил, хмуро глядя на дорогу. Я впервые увидела его в костюме — светло-серый вельвет и черная рубашка.

— Ну разве он не самое красивое создание на свете! — в экстазе воскликнула я.

— Да, — сказала Нина. — У тебя еще есть время передумать.

Увидев нас, он улыбнулся, но потом его холодный взгляд остановился на моей шляпе. Сорвав ее с меня, он бросил шляпу на тротуар и столкнул ногой на проезжую часть, где ее переехал молочный фургон.

— Никогда не надевай шляпы, — сказал он сердито, взъерошивая мне волосы.

И, взяв меня за руку, повел меня в бюро регистрации.

Потом мы выпили шампанского и улетели в Париж проводить медовый месяц. Когда мы приехали в Париж и расположились в очень миленьком отеле, выходившем на Сену, с деревянными ставнями, плющом и розовой геранью, Рори заказал в номер еще шампанского.

Он был в странном, буйном настроении. Интересно, сколько он уже выпил до регистрации, подумала я. Хоть бы он уж сразу накинулся на меня. Мне стало вдруг ужасно одиноко.

Я приняла ванну. Ведь, кажется, все новобрачные так делают? Все мои вещи были новые — губка, тальк, зубная щетка. Даже имя у меня было новое — Эмили Бэлнил.

Лежа в ванне, я снова и снова повторяла его про себя. Воду я сделала не слишком горячую, чтобы кожа не покраснела.

Я натерла душистым лосьоном каждый сантиметр своего тела и надела новую ночную рубашку, фантастически дорогую, обольстительную и девственную. Войдя в спальню, я ожидала возгласа одобрения. Его не последовало. Рори, бледный как смерть, говорил по телефону.

— Алло, — говорил он, — да, это я. Я знаю, что давно. Где я? В Париже, в «Реконэсансе». Помнишь «Реконэсанс», дорогая? Я хотел тебе сказать, что женился сегодня, так что мы квиты.

С выражением отвратительного торжества на лице он бросил трубку.

— Кому ты звонил? — спросила я.

С минуту он смотрел на меня так, будто видел впервые. Как в вечер нашей первой встречи, в нем ощущалось какое-то зловещее спокойствие, затаенная угроза.

— Кто это был? — снова спросила я.

— Не твое дело, — прорычал он. — Если я на тебе женился, это еще не дает тебе права меня допрашивать.

Мне показалось, что он ударил меня. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, ощетинившись. Потом он взял себя в руки, извинился и принялся целовать меня как сумасшедший.

Когда я проснулась среди ночи, он стоял у окна и курил сигарету. Он стоял ко мне спиной, но в его поникшей фигуре было что-то до отчаяния тоскливое.

С болезненной тоской я размышляла о том, почему он счел необходимым звонить какой-то женщине в первый день своего медового месяца и с таким мстительным удовольствием сообщать ей о своей женитьбе.

Замужество, как я обнаружила за время нашего медового месяца, может быть, и вправду ложе из роз, но зато у этих роз шипов предостаточно.

Не то чтобы я меньше любила Рори, скорее наоборот, но жить с ним было нелегко. Во-первых, я никогда не могла угадать, в каком он будет настроении через пять минут. Длительные периоды мрачности чередовались с фейерверками страсти, за которыми следовали периоды прострации, когда он сидел часами, наблюдая игру солнечных лучей на платанах за нашими окнами.

Бывали и внезапные вспышки безудержного гнева — в шикарном ресторане он швырнул тарелкой с пюре в пролетавшую муху.

Мне также пришлось привыкать к тому, что все смотрели на Рори, а не на меня. Я не могла часами охорашиваться перед зеркалом, чтобы состязаться с элегантными француженками. Если Рори вдруг решал куда-то выйти, приходилось вылетать из постели в душ под его раздраженное ворчание — «на кой черт тебе вся эта косметика?».

Наша повседневная совместная жизнь была напряженной. У меня не было ни минуты побрить под мышками или подкрасить у корней волосы. Он много работал. Мне очень хотелось, чтобы он нарисовал меня, и я то и дело откидывала назад волосы, чтобы выставить напоказ свое лицо, но его больше интересовали морщинистые старики и старухи, сидящие в парижских кафе. Надо признать, его зарисовки были исключительно удачны.

Глава 4

Как-то мы сидели в кровати после одного из этих обильных французских ленчей, когда в дверь вдруг заколотили.

— Что за черт? — сказала я.

— Горничная взбесилась! — Рори крикнул по-французски что-то очень неприличное.

Стук не смолкал.

— Быть может, это полиция? — Рори встал и натянул брюки.

Сквозь туман легкого опьянения я видела его взъерошенные темные волосы и широкие загорелые плечи.

Ругаясь, он открыл дверь. На пороге стояла красавица.

— Cheri, — воскликнула она, захлебываясь от восторга. — Bebe, я знала, что ты здесь. Клерк внизу был сама деликатность. Он решительно отказался мне что-нибудь сообщить.

Обняв Рори за шею, она расцеловала его в обе щеки.

— Нехороший мальчик, — продолжала она с сильным французским акцентом. — Удрал, женился и — никому ни слова. Подумай только, сколько ты бы мог получить свадебных подарков!

Рори в одно и то же время и раздражался, и потешался.

— Вообще-то это моя мама, — наконец сумел вставить он.

— О Боже, — пискнула я. — Какой уж… я хочу сказать, как чудесно. Здравствуйте.

Недурной способ познакомиться со свекровью — сидя голой в постели, прикрываясь одной только простыней и приветливой улыбкой.

— Это Эмили, — сказал Рори.

Красавица бросилась ко мне и заключила меня в объятия.

— Какая вы хорошенькая, — сказала она. — Мне очень приятно. Я все время говорила Рори: найди себе симпатичную жену и остепенись. Я уверена, с вами он будет счастлив и будет наконец хорошо себя вести.

— Я постараюсь, — пролепетала я.

Она выглядела потрясающе — пышная, цветущая, с огромными синими глазами: рыжеватая крашеная блондинка с изумительными ногами и огромным количеством драгоценностей. Сразу было видно, откуда у Рори такая сногсшибательная внешность.

Одно веко было у нее ярко-лиловое, а другое — изумрудно-зеленого цвета.

— Я только что была у Диора на примерке и попробовала их новую косметику. Очень миленький оттенок зеленого, разве нет?

— Где Бастер? — спросил Рори.

— Будет попозже. Он пошел выпить с друзьями.

— Врет он все, — сказал Рори. — Откуда у него взялись друзья?

— Ну, ну, будь умницей, cheri! — Она хихикнула. — Бастер — мой второй муж, — объяснила она мне. — Гектор, отец Рори, был мой первый. Когда я вышла за Бастера, Рори сказал мне: «Ты стала лучше выбирать мужей, maman, но ненамного». Ах, mon Dieu, я и забыла, такси все еще ждет. У нас нет денег. Мы знали, что у тебя найдется, Рори, ты теперь богатый. Позвони управляющему — пусть он расплатится.

Рори взглянул на нее с раздражением, но потом засмеялся и взял трубку. Он говорил так быстро, что я ничего не поняла.

— И скажи им, пусть пришлют шампанского. По меньшей мере две бутылки. Я хочу выпить за здоровье моей невестки. Вы должны звать меня Коко, — обратилась она ко мне.

Поймав взгляд Рори, я с трудом удержалась от смеха. Ситуация выходила из-под контроля.

Позже, когда принесли шампанское, Рори сказал:

— Как это у тебя нет денег? Папа тебя неплохо обеспечил.

— Ну конечно, милый. Только нам пришлось установить в замке центральное отопление, а то бы мы умерли от холода.

— А еще отделать сауну и спортивный зал.

— Ну конечно, милый, Бастер привык ко всему самому лучшему. И он еще охотится четыре или пять раз в неделю. А на все это нужны деньги. Мы никак не можем решить, стоит ли оставаться на зиму на Иразе. — Она повернулась ко мне. — Я надеюсь, вам понравится наш остров, cheri, хотя зимы там ужасные и такая скука, все время одни и те же люди и все эти овцы. Бастер поэтому и встречается сейчас со своим другом.

— Почему это — поэтому?

— Он хочет договориться насчет покупки самолета. Бастер надеется приобрести его дешево. Тогда мы сможем сбегать оттуда в Лондон, в Париж или на Ривьеру когда захотим.

Рори возвел глаза к небу.

— Он нам нужен, милый, — сказала Коко умоляющим тоном.

— Кто тебе сказал, что мы здесь?

— Марина. Она позвонила мне в Канн и сообщила новости.

— Стерва, — сказал Рори.

— Кто такая Марина? — спросила я.

— Марина Маклин, — сказала Коко. — Во всяком случае, бывшая Маклин. Теперь она Марина Бьюкенен. Она только что вышла замуж за Хэмиша Бьюкенена. Он ужасно богат и больше чем вдвое ее старше. Она тоже живет на острове. Я видела ее перед отъездом, Рори. Вид у нее не очень счастливый, какой-то сумасшедший. Она потратила целое состояние на туалеты и драгоценности.

— Так всегда бывает, когда муж тебе в дедушки годится, — произнес Рори без всякого выражения.

— Хэмиш тоже выглядит ужасно, — продолжала Коко. — Отрастил волосы, не ест мяса, танцует современные танцы — старается не отстать от Марины. С виду постарел лет на двадцать. Впрочем, Марина не стоит сочувствия. Как это говорится в поговорке, сама стелила постель, в ней ей и спать.

— А теперь она собирается влезть в чужую, — сказал Рори.

— А вот и Бастер.

— Я должна одеться, — жалобно простонала я.

— Ради Бастера никто не одевается, — возразил Рори.

Появившийся Бастер Макферсон принадлежал к тому типу мужчин, от которого моя мать сошла бы с ума. Блондин, со сверкающими голубыми глазами, он походил на героя из детской книжки. Зубы у него были как у кинозвезды.

Это был совершенно не мой тип. У него не было кошачьей грации Рори, но на Коко он явно производил впечатление. Хотя она выглядела от силы на тридцать пять, ей было, наверное, под пятьдесят, а Бастер был лет на десять ее моложе.

— Поздравляю, ребятки, — сказал Бастер. В полумраке спальни он старался рассмотреть меня под простыней. — Можно поцеловать новобрачную?

— Нет, — сказал Рори. — Ты с Бастером поосторожнее, Эмили. У него как раз критический период.

Бастер бросил на него недобрый взгляд, налил себе шампанского и сел.

— Ах, медовый месяц, — повторял он, качая головой.

— Ты купил самолет? — спросил Рори.

— Я полагаю, да.

Коко раскудахталась от восторга.

— Где же ты его посадишь? На главной улице? — раздраженно спросил Рори.

— У нас на острове есть теперь маленькая взлетно-посадочная полоса, — поспешила ответить Коко. — Я забыла тебе сказать, милый, Финн Маклин вернулся.

Глаза Рори сузились.

— Куда он теперь свой нос сует?

— Он бросил свою шикарную практику на Харли-стрит и вернулся на Иразу в качестве главного врача всех соседних островов, — сказал Бастер. — Он убедил Управление здравоохранения Шотландии перестроить под больницу старый дом при церкви и купить самолет, чтобы он мог летать с одного острова на другой.

— Наш летучий доктор, — сказал Рори. — За каким чертом он вернулся?

— Мне кажется, он просто хотел уехать из Лондона, — заметил Бастер. — Они с женой разошлись.

— Меня это не удивляет, — пожал плечами Рори. — Ни одна женщина в здравом уме его бы не потерпела.

— Финн Маклин — старший брат Марины, — объяснила мне Коко. — Они, видите ли, не ладят с Рори. Финн и с отцом Рори был не в ладах — он постоянно обвинял его в том, что тот грабит своих арендаторов.

— Спесивый сукин сын, — сказал Рори. — Он тебе не понравится, Эмили.

— Мне-то он, пожалуй, нравится, — задумчиво сказала Коко. — Обходительным его не назовешь, но зато он настоящий мужчина.

Да, подумала я, на Иразе не соскучишься. Непредсказуемая Марина с престарелым мужем; Рори, враждующий с «настоящим мужчиной», Финном Маклином, да еще Бастер с Коко, водевильная парочка.

— Миленький отель, — сказала Коко, нюхая мои духи. — Ты нам с Бастером не можешь снять здесь номер, Рори?

— Не могу. Я, между прочим, провожу здесь медовый месяц и хотел бы хотя бы на это время обойтись без вашего участия.

Глава 5

Две недели спустя Рори овладело беспокойство, и он решил вернуться в Англию. Мы прилетели в Лондон и остановились в «Ритце». Должна сказать, мне нравилось быть богатой — такое блаженство, когда не нужно смотреть на цены в меню.

Мы сидели за ужином. Я смаковала восхитительный десерт, Рори, заканчивающий вторую бутылку вина, мрачно глядел в окно на Грин-парк, где желтые листья, кружась, облетали с черных мокрых ветвей платанов.

Внезапно он подозвал официанта.

— Принесите счет, — сказал он и добавил, обращаясь ко мне, — кончай этот отвратительный пудинг, мы сегодня едем домой.

— Но мы же зарезервировали здесь номер, — возразила я.

— Не имеет значения. Если мы поторопимся, успеем на ночной экспресс.

— Но сегодня пятница, мы не достанем билеты.

— Хочешь пари? — предложил он.

Мы помчались на такси по опустевшим уже улицам и приехали на Юстонский вокзал за пять минут до отправления поезда.

— Мест нет, — сказали нам в кассе.

— Что я тебе говорила? — заворчала я. — Будем спать в вагоне для скота.

— Кончай скулить, — сказал Рори, осматривая помещение вокзала. Неожиданно его взгляд упал на приближавшуюся к нам автоматическую багажную тележку. Рори поднял руку. Управлявший тележкой парень был настолько поражен, что затормозил и с изумлением наблюдал, как Рори громоздит на тележку чемоданы.

— Ты соображаешь, что ты делаешь, приятель?

— Платформа номер пять, экспресс в Глазго, вагон первого класса, — сказал Рори.

— А больше тебе ничего не нужно?

— Давай, давай, — спокойно сказал Рори, — а то мы опоздаем.

Он влез на тележку и втянул меня за собой.

— Нельзя, — шептала я в ужасе, — нас арестуют.

— Замолчи, — рявкнул Рори. — Поехали, не весь же вечер нам тут торчать.

Что-то особенное в манере Рори, сочетание высокомерия и уверенности, что малейшее его желание будет тут же выполнено, ломало всякое сопротивление. Ворча, что его за это уволят, парень двинул тележку с места.

— А побыстрее нельзя? — холодно спросил Рори.

Водитель скосил глаза на пятифунтовую банкноту в его руке.

— Не получишь ни пенни, если мы опоздаем.

Мы набрали скорость и без задержки вылетели на платформу. Когда мы оказались у спального вагона, двери закрывались.

— Погрузи багаж, — сказал Рори водителю и небрежной походкой подошел к проводнику, проверявшему в последний раз списки пассажиров.

Я держалась в стороне, ожидая неминуемого скандала.

— Очень сожалею, у нас полно, сэр, — услышала я голос проводника.

— А разве из «Ритца» не звонили? — Голос Рори приобрел надменно-уничижительный аристократический тон.

— Боюсь, что нет, сэр.

— Безобразие. Ни на кого положиться нельзя. Это ваши тут, должно быть, забыли передать.

Проводник съежился под его ледяным взглядом. Сняв фуражку, он поскреб себе затылок.

— Ну и что вы собираетесь делать по этому поводу? Я возвращаюсь из свадебного путешествия, моя жена устала. Мы забронировали купе, а вы мне теперь заявляете, что продали наши билеты кому-то другому.

Проводник взглянул в мою сторону, я поспешила зайти за стоящую рядом телефонную будку.

— Право же, не знаю, что и сказать, сэр.

— Если вы дорожите своей работой, постарайтесь что-нибудь сделать.

Двумя минутами позже взбешенную пожилую пару в пижамах переводили в другой вагон.

— Я очень сожалею, сэр, — говорил проводник.

— Ты бы мог отблагодарить его, — сказала я, любуясь великолепием купе.

— Эту публику не благодарят, — отвечал Рори, стягивая с себя галстук.

Глава 6

До парома, на котором нам предстояло переправиться на Иразу, мы добирались на машине. Я поглядывала на согнувшегося над рулем Рори. Он гнал так, словно все демоны ада преследовали его по пятам. Мрачное облако легло на его прекрасное лицо. Его настроение ухудшалось с каждым часом.

Наконец мы подъехали к парому. Под темно-серым небом с грохотом, стоном и ревом вздымались огромные волны, с грязной пеной на гребне.

— Здравствуйте, мистер Бэлнил, — приветствовал Рори человек у пристани. — Жаль, что вы не привезли с собой погоду получше. На Иразе уже шесть недель льет дождь, так что даже чайки надели дождевики.

Во время переправы небо еще больше потемнело, в воздухе похолодало, и чаек носило ветром, как старое тряпье.

Боюсь, что Шотландия не по мне, подумала я, когда мы тряслись по узким дорогам. Между скалами виднелось угрюмое море.

Слева возвышался в тумане огромный величественный замок.

— Неплохой загородный домик, — сказала я.

— Там живут Бастер и Коко, — сказал Рори, — а мы здесь.

Я полагаю, некогда это был дом замкового привратника — довольно большой двухэтажный каменный дом, увитый плющом и окруженный заброшенным одичавшим садом.

Я начала цитировать Суинберна, но Рори бросил на меня такой взгляд, что я сразу же умолкла.

Я также сочла за благо не отпускать шуточек о том, как молодую жену обычно вносят в дом на руках. Рори был в ужасном напряжении, как будто ожидал, что каждую минуту может произойти нечто страшное.

Его ожидания оправдались. Я в жизни не видела такого беспорядка: разбитые бутылки, опрокинутые лампы, перевернутые столы, разбросанные по полу стаканы, повсюду пыль и паутина. Спальни походили на полные окурков пепельницы, внутренность холодильника — на доисторическую растительность, а на зеркале кто-то написал помадой «Прощай навсегда».

В доме была огромная студия, гостиная, где стены были сплошь заставлены книгами, две спальни наверху, кухня и ванная; все в жутком виде.

— О Боже, — сказал Рори, — я же просил мать найти кого-то убираться.

— Ничего, лет сто-двести — и все будет в порядке, — сказала я.

— Я не желаю, чтобы ты возилась тут как Белоснежка. Сегодня мы ночуем в замке, а завтра я найду кого-нибудь.

В спальне я выглянула из окна. Вид был фантастический. Дом возвышался прямо над морем на восьмиметровом утесе.

— Надеюсь, что часто падать нам не придется, — сказала я и вдруг заметила на постели цветы в целлофановом пакете.

— Посмотри, кто-то все-таки вспомнил о нас.

Но я тут же в ужасе замолчала, увидев, что это был похоронный венок из лилий. В конверте лежала карточка с черной каймой с надписью: «Добро пожаловать домой, мои милые».

— Чудовищно, — сказала я дрожащим голосом. — Кто бы это мог сделать?

Рори взял карточку.

— Какой-нибудь шутник, у которого на меня зуб.

— Но это ужасно.

— И совершенно не имеет значения. — Он порвал карточку и, открыв окно, выбросил венок, который, покружившись в воздухе, рухнул на скалы.

Я с изумлением взглянула ему в лицо, вдруг вспыхнувшее каким-то непонятным злорадством.

— Иди ко мне, — сказал он неожиданно мягко.

Притянув меня к себе, так что моя голова оказалась у него на плече, он одной рукой сжимал мою руку, а другой гладил плечо.

Улыбнувшись, он обхватил длинными пальцами мою кисть там, где отчаянно бился пульс.

— Бедная крошка, — прошептал он. — Пошли. — Он потянул меня в соседнюю пустую комнату с огромным окном, выходившим на дорогу, и начал меня целовать.

— Не задернуть ли шторы? — пробормотала я. — Нас видно с дороги.

— Ну и что? — прошептал он.

Вдруг я услышала на улице шум колес. Быстро повернувшись, я увидела, как мимо пронесся синий «Порше». В огромных глазах сидевшей за рулем рыжеволосой женщины были ненависть и отчаяние.

Мне понравилась жизнь в комфорте и великолепии замка, и я с удовольствием познакомилась с Вальтером Скоттом. Так звали черного Лабрадора Рори, жившего во время его отсутствия у егеря. Это был очаровательный пес, добродушный, прожорливый и не так хорошо воспитанный, как хотелось бы Рори.

Через несколько дней мы вернулись к себе (прибранный дом выглядел очень мило), и началась наша супружеская жизнь.

Для меня она оказалась нелегкой. Я твердо вознамерилась стать чудесной маленькой феей домашнего очага, оставляющей повсюду следы своего волшебного прикосновения, но, как заметил Рори, мои единственные следы были чулки и белье, с которых капало в ванной, да еще следы туши для ресниц на полотенце.

Я пробовала и готовить. Однажды я взялась приготовить мясо с сыром и баклажанами и провозилась до часу ночи. На Рори, привыкшего к французским изыскам Коко, оно не произвело никакого впечатления.

Часами я занималась стиркой. Прачечной на Иразе не было, и белье долго лежало в наволочках, пока я собиралась его выгладить; у Рори никогда не оказывалось чистых трусов, когда они были ему нужны.

Через пару недель он сказал вполне миролюбиво:

— У нас здесь столько паутины, что хоть паучий заповедник открывай. Домашняя работа явно не для тебя, поэтому я нанял женщину, она будет приходить четыре дня в неделю и заодно гладить мои рубашки. — Я испытала ужасную неловкость, но в то же время и облегчение.

Миссис Мэкки оказалась весьма сомнительным благом. Убиралась она отлично, но была страшная сплетница и явно безумно раздражала Рори. С ее появлением он начал исчезать в горы на этюды, а мы с ней сидели, болтая и попивая сидр.

— У меня нога разболелась, — сказала она однажды утром. — Придется мне пойти к доктору Маклину.

— Финну Маклину?

Она кивнула.

— А что представляет собой его сестра Марина?

— Она немного не в себе, хоть мне и не подобает так говорить. У Маклинов никогда не было денег. Ее отец был хороший врач, но деньги беречь не умел. Марина вышла за этого старика из-за его богатства и теперь вгоняет его в гроб. Быть может, раз молодой доктор вернулся, он ее приберет к рукам.

— Почему он вернулся, если он так преуспевал в Лондоне?

Она пожала плечами.

— Ираза к себе притягивает. Все они сюда возвращаются.

Глава 7

Ираза — остров блаженных или проклятых. Я могла понять, почему никому не удавалось избежать его волшебного очарования и почему только здесь Рори находил вдохновение.

От окружающей природы захватывало дух, словно осень решила развернуться вовсю, прежде чем уступить суровой северной зиме. Склоны холмов опалял рыжий, как шерсть сеттера, папоротник, пламенели желтизной каштаны, пронзительно зеленели акации.

Поскольку Рори целыми днями рисовал, у нас с Вальтером Скоттом была бездна времени для прогулок. Как у морской звезды, у острова выдавались лесистые оконечности. На одной из них жили мы, на другой — Бастер с Коко, на следующей Финн Маклин и еще на одной — Марина и Хэмиш. Между ними белели домики местных жителей.

Однажды под вечер, в конце октября, я пошла в Пенлоррен, крошечную столицу острова.

Пенлоррен — странный сонный городок, изысканно красивый, вроде северного Сен-Тропеза. Залив окаймляют покрытые лесом холмы, но главная улица представляет собой полумесяц разноцветных домов, темно-зеленых, розовых, белых и синих. В лодках рыбаки раскладывали в ящики свой клейкий серебристый улов.

Проходя по улице, я почувствовала, что за мной следят. Неожиданно повернувшись, я увидела припаркованный у тротуара синий «Порше». Та же самая рыжая женщина наблюдала за мной огромными глазами с каким-то беззащитным выражением. Я улыбнулась ей, но она включила мотор и помчалась по улице, распугивая прохожих.

— Кто это? — спросила я стоявшего поблизости рыбака. Я почему-то уже знала, что он ответит «Марина Маклин».

Я забыла купить картошки и вернулась в магазин. Болтавшие там три кумушки не слышали, как я вошла.

— Вы видели молодую женушку Рори Бэлнила? — спросила одна.

— Бедная девочка, такая хорошенькая, и надо же ей было выйти за такого дьявола.

— Быть беде, — сказала третья. — Ведь доктор Маклин-то вернулся.

Тут они увидели меня, закашляли и начали проявлять оживленный интерес к мешку с репой.

Глава 8

Чувство беспокойства, испытываемое мной с моей первой брачной ночи, нарастало. Прошло еще две недели. Мне пришлось перестать притворяться, что у нас с Рори все в порядке.

Я была от него в таком умопомрачении, что мне все время хотелось до него дотронуться и не для секса, а просто взять его за руку или лежать ночью, прилепившись к его спине, как ложка к ложке в коробке со столовым серебром. Но у Рори, по всей видимости, не было ни малейшего желания прикасаться ко мне, разве только когда мы занимались любовью, что случалось все реже и реже.

Я пыталась утешить себя мыслью, что он увлечен своей работой. Эти гении из другого теста, чем простые смертные, скрытные, темпераментные, легко ранимые. Я пробовала заговаривать с ним о живописи, но он сказал, что я в этом ничего не понимаю и что говорить об этом значило бы в корне задушить все его творческие замыслы.

Однажды утром я была в кухне. Я приучилась замирать, когда работа у него не спорилась, одно звяканье посуды могло привести его в бешенство. Рори вошел, зевая и проводя рукой по волосам. Он был так хорош с его сонным надутым лицом, что у меня прямо-таки все внутри свело.

— Хочешь кофе?

— Да, пожалуйста.

Чувствуя себя больше похожей на настоящую жену, я начала варить кофе, проклиная про себя те дни, когда мы с Ниной жили на растворимом кофе. Я вспомнила о красавице в синем «Порше».

— Я часто встречаю Марину Бьюкенен, — сказала я невинным голосом.

— Ну и что? — Рори взглянул на меня.

— Я с ней не разговаривала, — пролепетала я. — Она — замечательная красавица. Давай пригласим их на ужин.

— Я уверен, они будут в восторге от твоих кулинарных способностей.

Я прикусила губу. Мне не хотелось затевать ссору.

— Мне очень жаль, что у меня плохо получается. Я стараюсь.

— Лучше бы ты поменьше старалась.

— Рори, скажи мне, в чем дело? Что я такое сделала? Ты уже четыре дня до меня и пальцем не дотронулся.

— Неужели ты умеешь считать до пяти? Скажите пожалуйста.

— Большинство новобрачных только этим и занимаются.

— И мы могли бы, будь у тебя побольше воображения в постели. Удивляюсь, как это твои бывшие этим довольствовались.

Я вскочила, как будто он меня ударил. Иногда от него исходила страшная разрушительная сила.

— Какой же ты сукин сын, — прошептала я. — Пойди ты мне хоть немного навстречу, у меня хватило бы воображения. А если я тебя не устраиваю, какого черта ты дурил мне голову?

— Наверное, был слишком пьян, чтобы что-нибудь заметить.

— Я тебя ненавижу! — взвизгнула я.

Я вылетела из комнаты, бросилась наверх и, разрыдавшись, упала на кровать. Пять минут спустя я услышала, как хлопнула дверь и машина Рори отъехала. Я плакала несколько часов подряд. «Это он меня нарочно мучает», — успокаивала я себя. Я встала, умылась и задумалась, чем бы мне заняться.

Я полистала журнал. Музыку я люблю, но нельзя же весь день слушать музыку. Может быть, мне надеть шляпу и пойти пройтись?

Мне скучно, вдруг с ужасом осознала я. Никто лучше меня не понимал, что скука есть признак внутренней несостоятельности. Богатые натуры никогда не скучают. Нет, как и обнаружил Рори, я мелко плаваю. Я достала из холодильника картофельный салат и съела пол-упаковки.

В дверь постучали. Я в восторге кинулась открывать. На пороге стояла Марина Бьюкенен. Ее сотрясала нервная дрожь. Вид у нее был хотя и затравленный, но обворожительный. В красном пальто и высоких черных сапогах она выглядела потрясающе. Ее блестящие развевающиеся на ветру тициановские волосы были созданы для рекламы шампуня. Она была бледна как смерть, уголки большого рта опущены, под изумительными глазами лежали тени. До меня дошло, что говорила мне когда-то мать о Грете Гарбо. Я пожалела, что съела салат.

— Привет, — сказала она. — Я Марина Бьюкенен.

— Я знаю. Я Эмили Бэлнил.

— Я знаю. Коко прислала мне открытку, предлагая нам познакомиться.

— Чудесно, — сказала я. — Заходите и давайте выпьем кофе.

— Здесь очень мило. — Она с восхищением осмотрела гостиную.

— Лучше выпьем чего-нибудь вместо кофе. Я знаю, еще рано, но для меня праздник, когда выпадет случай с кем-то пообщаться.

Мы с ней отлично поболтали. Она уже не выглядела больше затравленной, скорее забавной, правда, с долей некоторой зловредности. Коко она обожала, но Бастера терпеть не могла. О своем муже она тоже отзывалась нелестно.

— Денег у него достаточно, так что я могу все себе позволить, только мне это уже немного приелось… А где Рори?

— Работает.

Она пристально на меня посмотрела.

— У вас усталый вид. Достается вам от него?

— Да нет, — сказала я твердо.

— Не обижайтесь, я ничего не хочу сказать плохого, я просто трезво смотрю на вещи. У Рори божественная внешность, он излучает обаяние так же естественно, как другие мужчины выдыхают углекислый газ. И у него бездна всяких достоинств. — Она помолчала, как будто стараясь припомнить, что это были за достоинства. — Но с ним бывает так сложно. Если другие просто закатывают сцены, у Рори они превращаются в пьесы из трех актов. Когда он чем-то недоволен, он вымещает это на ком попало. Он всегда был такой. Мой брат Финн тоже не подарок, но он хотя бы предсказуем и не так избалован, как Рори, и не такой стервозный. Рори всегда старается его раздразнить, но у него ничего не выходит, потому что Финну на это плевать. Хотя у Рори всю жизнь всего было в избытке, Финн каким-то образом заставляет его чувствовать свою ущербность. Они друг друга терпеть не могут, — с удовлетворением добавила она. — Без взрыва не обойдется, им тесно вдвоем на этом острове.

Она встала и принялась бродить по комнате. Наблюдая за этой прелестной женщиной, такой пылкой и неукротимой, я недоумевала, что могло заставить ее выйти за старика, когда она могла заполучить в мужья кого угодно.

— Приходите к нам ужинать в четверг, — сказала я.

— С удовольствием, но вы лучше сначала поговорите с Рори.

Как раз в этот момент он и вошел.

— Привет, Рори, — мягко сказала Марина и, не получив ответа, возбужденно продолжала:

— Было бы неплохо, если бы ты когда-нибудь научился здороваться. Через какие-нибудь полгода ты, может, усвоил бы и «Прекрасный день, не правда ли?».

Я замерла, не зная, в каком он настроении. Но он подошел ко мне и поцеловал меня в губы, очень крепко.

— Привет, детка. Соскучилась?

— О, да. — Я прижалась к нему.

Взглянув на Марину, он продолжал ледяным тоном:

— Здравствуйте, миссис Бьюкенен. Ну и какова она, супружеская жизнь? Беднягу Хэмиша еще не до конца выдоили?

Я хихикнула.

Мы чудесно поболтали. Я пригласила Марину и Хэмиша на ужин в четверг.

Глава 9

Готовясь к этому ужину, я твердо настроилась на успех. Все оставшиеся три дня я полировала мебель, стряпала и то и дело приходила в ужас. Я должна сделать все, чтобы Рори гордился мной. В четверг после полудня стало ясно, что я справилась с делами досрочно. Дом сверкал, как в телевизионной рекламе, еда была готова. Единственное, чего не хватало, это цветов. У нас в саду их не было, но в соседнем я заметила великолепные розы. Я отправилась туда, как была, в прозрачной черной ночной рубашке. Я была так занята, что даже не потрудилась одеться.

День был теплый. Влажная трава ласкала мне ступни босых ног. Миновав старый фруктовый сад и разросшийся кустарник, я начала торопливо рвать розы.

Наклонившись, чтобы откусить стебель огромной алой розы, я услышала у себя за спиной разъяренный голос:

— Что вы здесь, черт подери, делаете?

Вздрогнув, я обернулась с розой в зубах, как Кармен. Надо мной возвышалась мужская фигура. Мужчине было лет тридцать с небольшим. Рыжеволосый, с красноватым веснушчатым лицом, квадратным подбородком и сердитыми карими глазами. Лицо его было изборождено усталыми складками, губы угрожающе поджаты — но это было выдающееся, неотразимое, незабываемое лицо.

— Вам что, неизвестно, что это частная собственность?

И тут до меня дошло. Ведь это Финн Маклин. Я не могла оторвать от него глаз. Не так уж часто случается встретиться лицом к лицу с живой легендой.

— Вы понимаете, что вы браконьерствуете?

— Да, конечно. Извините, ради Бога, но я заметила, что цветы здесь никто не срывает, такая жалость дать им пропасть. Я же не знала, что вы придете.

— Похоже на то, — сказал он, осмотрев мой более чем откровенный наряд. — Кто вы такая? — спросил он.

— Эмили, — пролепетала я. — Эмили Бэлнил.

Какое-то иное чувство на секунду сменило гнев в его глазах. Жалость или презрение?

— Я бы сказал, Рори достаточно богат, чтобы у него хватило денег на цветы. Видимо, вы уже усвоили его привычку делать что хочется и брать что понравится?

— Ничего подобного я не усвоила, и можете забирать ваши паршивые розы, — сказала я, швыряя охапку к его ногам.

Глава 10

Хотя я кипела от злости, Рори я не сказала ни слова; он был в отвратительном настроении. Я начала прибираться в гостиной.

— Что у тебя за манера мурлыкать про себя, когда ты что-нибудь делаешь? — раздраженно бросил он. — И перестань вертеть эти листья, они и так безобразно выглядят.

— Ты их заметил только потому, что ждешь Марину.

Я вышла в кухню, хлопнув дверью. Сначала Финн, теперь Рори. Я чуть было не расплакалась, но вспомнила, что у меня покраснеют глаза, и вместо этого отхлебнула из бутылки вина, которое я добавляла в соус. И тут я вспомнила, что не достала салфетки, и мне пришлось бежать наверх, выуживать их из корзины с бельем и гладить на ковре.

Как назло, Марина и Хэмиш пришли на двадцать минут раньше назначенного времени, и я не успела приодеться и подмазаться. Мне пришло в голову, что Марина так нарочно устроила. Она выглядела потрясающе в синем, под цвет глаз, платье с голой спиной. Но Хэмиш меня поразил. Ему было, наверное, к шестидесяти, с глазами навыкате, хищным ртом и желтыми зубами. Вырядился он как стареющий плейбой: жидкие седые кудельки на лбу, падающие на спину пряди и бачки, украшающие морщинистые щеки. На нем был белый замшевый пиджак, масса цепей на шее и джинсы на несколько размеров меньше, чем следует. Он походил на омерзительного старого козла. Рори, смотревшийся изумительно в серой шелковой рубашке, не мог удержаться от смеха.

— Марина, что ты с ним сделала? — спросил он вполголоса. — Супермен с того света.

— Вдохнула в него жизнь, — хихикнула она. — Нравится тебе его пиджак? Белое к лицу в определенном возрасте.

Она корчилась от смеха. Меня бы шокировало их злорадство, не выгляди Хэмиш таким похотливым и самодовольным.

До ужина мы все порядком выпили.

— Я думаю отрастить бороду, — сказал Хэмиш.

— Ты по-прежнему занимаешься пением? — спросил Рори Марину.

— Я езжу в Эдинбург раз в две недели. Далековато, но стоит труда. Я обычно там ночую. Это дает Хэмишу передышку.

— Для того, чтобы пошалить. — Хэмиш подмигнул мне так, что у него веко чуть не вывернулось наизнанку.

На мои кулинарные изыски никто и внимания не обратил, даже когда у меня упали в суп искусственные ресницы. Марина вообще ничего не ела. Хэмиш явно опасался, как бы у него не лопнули брюки. Рори всегда ел мало. Я подавала и убирала тарелки как какая-нибудь официантка. На кухне пировал Вальтер Скотт, приканчивая недоеденные блюда.

Что-то странное носилось в воздухе. Мне казалось, что я смотрю по телевизору детектив и, пропустив начало, не могу разобраться, что происходит. Хэмиш потер своей костлявой ногой о мою. Еще минута, и я воткну ему вилку в одно место.

После ужина Марина поставила пластинку. Они с Хэмишем танцевали. Хэмиш выглядел нелепо, вихляясь, как огородное пугало на ветру. Марина, с распущенными рыжими волосами и преобразившимися в мягком свете чертами, походила на менаду.

Рори следил за ней с каменным лицом. Он пил, не переставая, весь вечер.

Наконец, закончив танец, она упала рядом с ним на софу.

— Та акварель уже готова?

Он кивнул.

— Она в студии.

— Можно мне взглянуть?

Они вышли.

Бледный как смерть и окончательно выдохнувшийся Хэмиш выглядел ужасно. Он отправился в туалет, а я — в студию посмотреть на акварель, о которой они говорили.

На пороге я застыла от ужаса. Они даже не потрудились включить электричество и стояли совсем близко друг к другу у окна в лунном свете.

Лицо Марины, повернутое к Рори, словно светилось.

— Зачем ты женился на ней? — Голос ее внезапно стал по меньшей мере на октаву ниже.

— Ну что тут спрашивать, ведь тебе же я больше не был нужен.

— Чтобы наказать меня, чтобы меня мучить. Ты не веришь, что я вышла за Хэмиша только ради денег. Но твоя жена — совсем другое дело.

Марина отошла от окна и направилась в мою сторону, но я не могла тронуться с места, словно в каком-то жутком кошмаре.

— Марина, подожди, — услышала я голос Рори.

— Убирайся к дьяволу, — сказала она. Желание и боль отчетливо звучали в ее голосе.

Не замечая меня, она вышла в гостиную.

— Хэмиш, я хочу домой.

Только я одна видела, что лицо ее было залито слезами. Рори даже не вышел попрощаться с ними. На дрожащих ногах я вошла в студию.

— Рори, — сказала я, — нам необходимо объясниться.

— Мне нечего объяснять.

Я сознавала, что опьянение дошло у него до такой стадии, что в любую минуту он мог впасть в бешенство, но мне уже было все равно.

— Что у вас с Мариной? Почему она здесь крутится с самого нашего приезда? Ведь это она прислала венок, да? И это ей ты звонил в нашу первую брачную ночь? Я хочу знать, что происходит.

— Ничего. Мы вместе росли, вот и все. В любом случае, ты сама ее пригласила. А теперь убирайся. — Он оттолкнул меня. — Этой ночью я буду спать один, и не вздумай приползти ко мне в постель.

Глава 11

Я всю ночь не сомкнула глаз. Я лежала, дрожа, обхватив массивную тушу Вальтера Скотта, кидаясь мысленно из одной крайности в другую. На рассвете я решила рассуждать логически. У Рори с Мариной был, вероятно, детский роман, и он был раздосадован, когда она вышла за Хэмиша. Но женился-то все-таки на мне.

Утром я встала, умылась и мужественно старалась бороться с похмельем.

Что могло бы доставить Рори наибольшее удовольствие? Я решила убраться в студии.

Рори появился в полдень. Вид у него был ужасный. Он мучился тяжким похмельем, но в руке у него уже был стакан, он уже начинал приходить в себя. Я стояла на лестнице с тряпкой.

— Привет, милый, — сказала я бодро.

— Что ты делаешь?

— Вытираю пыль.

— Какого черта ты не предоставишь это миссис Мэкки? Ты только свалку устроишь.

— Прошу тебя, не будем ссориться. Прости мне все, что я наговорила вчера. Я этого не хотела. Еще одну такую ночь я не переживу.

— Ты всегда можешь уйти.

— Я не хочу уходить. Я люблю тебя.

Лицо его смягчилось.

— Правда? Тогда слезай с этой дурацкой лестницы. — Он протянул ко мне руки и обхватил за лодыжки.

— Я только вытру эту последнюю папку.

— Положи ее на место. — Голос его внезапно стал ледяным. Ошарашенная, я покачнулась на лестнице.

— Положи, тебе говорят.

От испуга я выпустила папку из рук, и она упала на пол. Я спрыгнула с лестницы и, опустившись на колени, хотела ее поднять.

Рори дотянулся до нее одновременно со мной. Его рука клещами сжала мне кисть.

— Ты что, Рори?! Больно же!

— Брось, — зарычал он, но было уже поздно.

Из папки высыпались изумительные рисунки. Обнаженная натурщица с таинственной, призывной улыбкой — с листов на меня смотрела Марина.

Мы оба уставились на рисунки, разбросанные у наших ног. Марина, с ее яркой красотой, казалось, издевалась надо мной.

— Итак? — сказала я.

— Ты сама виновата. Я говорил тебе — не трогай эту папку.

— Отличные рисунки. Очень похоже, — сказала я медленно, стараясь прийти в себя и скрыть дрожь в голосе. — Уверена, они сделаны с натуры.

— Ну еще бы. Прошлым летом мне была нужна обнаженная натура, а на нашем острове мало найдется людей, готовых раздеться. Едва ли можно было ожидать, что Бастер или Хэмиш стали бы часами сидеть нагишом. Во всяком случае, я тебе уже говорил: все, что было до нашей свадьбы, тебя не касается.

— И то, что будет после, тоже, — сказала я с горечью.

Рори допил свой стакан и налил еще.

— Рори, — начала я осторожно, — это очень важно. Ты любишь меня хоть сколько-нибудь?

У него сделался скучающий вид.

— Все зависит оттого, что ты называешь любовью.

Как я могла объяснить ему, что я никогда не видела мужчины красивее его, что у меня язык прилипал к гортани от одного вида его широких плеч, что весь день я умирала от желания.

— Неужели ты не можешь постараться быть со мной поласковее?

— Зачем? — спросил он вполне серьезно.

— Зачем ты тогда на мне женился?

Он посмотрел на меня задумчиво.

— Я сам себе иногда задаю этот вопрос.

Я ахнула. Боже, как он мог жестоко ранить.

— Что же нам делать? — спросила я.

— Делать? Что делать? — взорвался он. — Дай мне возможность работать, мне этого довольно.

— А мне нет! — заорала я, кидаясь к двери.

— Ты куда? — спросил он.

— Вон отсюда.

— Ради Бога, возвращайся в более мирном настроении.

Наша семейная жизнь катилась под откос. Чему немало способствовал дождь, зарядивший на следующий день. Рори проводил все время в работе, а я в уединении, то пытаясь вернуть его любовь, то впадая в тоску.

Наверно, я сама тоже была не сахар, постоянно жалуясь на погоду и на скуку. Сначала я старалась сдерживаться, потом перестала стараться, потом убедилась, что больше не могу. Вульгарная, сварливая, мелочная личность — это была я — Эмили.

Он меня достал и тем, что от меня мало толку в постели. Я выписала из Лондона невероятно сексуальную черную ночную рубашку и книжку о том, как раздеваться перед собственным мужем. Там говорилось, что нужно размахивать лифчиком и одним движением руки спускать трусики.

Однажды вечером я попробовала эти приемы на Рори, но он только приподнял брови и осведомился, не перебрала ли я джина. Неделя шла за неделей, а он до меня и пальцем не дотрагивался. Я была в отчаянии и все время плакала, когда он уходил. Я твердила себе, что, когда у него наберется достаточно материала для выставки, мы снова станем как пара голубков, но мне самой в это плохо верилось.

За это время я ужасно разбаловала Вальтера Скотта. Рори был убежденным сторонником той точки зрения, что с собаками следует обращаться как с собаками и в дом не пускать. Я его пускала, кормила в неурочные часы и ласкала — я нуждалась в союзниках. Постепенно Вальтер завладел домом. Сначала он спал на кухне, потом передвинулся к подножию лестницы, потом на площадку перед нашей спальней. На рассвете он пробирался в комнату и пытался влезть на кровать. Рори, у которого сон был легкий, просыпался и выбрасывал его.

— Вальтер Скотт переживает, потому что он у нас один, — любил повторять он.

— Он находит утешение в нашем обществе, — сказала я.

— Скорее в обжорстве, — заметил Рори.

Глава 12

В ноябре, позже, чем ожидалось, прибыли наконец Коко и Бастер.

Бастер посадил свой новый самолет с опасностью для жизни на лужайке возле замка, насмерть перепугав местных жителей и овец, чуть не утопив в море себя, трех лабрадоров, ящики с оружием и удочками и несколько тонн чемоданов с вещами.

— Жаль, — сказал Рори. — Ну ничего, впереди еще много возможностей. Раньше он приезжал поездом с Юстонского вокзала и выгуливал собак на платформе, пока поезд бесконечно стоял в Кру.

Коко была в превосходной форме и увлекла нас с Рори в вихрь веселья и встреч с самыми разными людьми на острове и на материке. Мне стоило колоссального напряжения создавать видимость безмятежного счастья.

Через несколько дней Марина и Хэмиш решили отдать долг и, в свою очередь, пригласили нас на ужин. С изумлением и раздражением я обнаружила, что Марина отлично готовит и отделала огромный дом Хэмиша с такой причудливой элегантностью, какая мне и не снилась.

Я уверена, что серый шелк стен в гостиной и бежевого цвета портьеры были специально выбраны, чтобы оттенять ее внешность.

— Какая прелесть, — сказала я с завистью. — Вы прямо-таки профессиональный дизайнер интерьера.

— Не то что некоторые, — добавил Рори.

Пытаясь придать нашей спальне более романтический вид, я начала красить стены, но мне это быстро надоело, и я бросила все на середине. Да и цвет оказался убийственным. Образец выглядел очень привлекательно, но на стенах он приобрел грязно-розовый оттенок.

В этот вечер я еще и разоделась не к месту. Пытаясь соперничать с Мариной, я надела прозрачную блузу и длинную юбку. Марина, разумеется, была в джинсах.

За ужином была еще одна пара — Кэлен и Дэйдре Макдональд. Она — властная, костистая, громогласная. Он с красивым потасканным лицом, с блудливыми серыми глазами, явно женился на ней ради денег. Он оказался приятелем Бастера по охоте и сразу же на меня нацелился.

— Хотя я не претендую на звание джентльмена, но всегда предпочитал блондинок. — Он уселся со мной рядом на софу, как только нас познакомили. — Вы великолепны.

То, как он глазел на мою прозрачную блузу, смутило меня. Я скрестила руки на груди, пытаясь прикрыть что только можно.

— Что… вы работаете где-нибудь? — спросила я, мучительно соображая, о чем бы поговорить.

— Господи, с чего вы взяли?! Нет, конечно. Я очень рано понял, что не способен себя обеспечивать, поэтому и женился на Дэйдре. С ней я занят полностью, но иногда все же урываю свободный вечерок, когда она заседает в благотворительных комитетах. А вы?

— Я только семь недель замужем, — твердо объявила я.

— Значит, разочароваться еще не успели. Рори — крепкий орешек. Делает вам честь, если вы умеете с ним справляться. Он по-прежнему много пьет?

— Почти не пьет, — сказала я, краем глаза увидев, как Рори наливает себе второй стакан виски.

— Восхитительная лояльность, как и подобает новобрачной, — сказал Кэлен. — Должен сказать, вы действительно очень привлекательны. Жаль, что вы скрестили руки как регбист, я бы хотел к вам получше приглядеться. Обещайте мне, что, если вы когда-нибудь решите изменить Рори, первому вы дадите шанс мне.

Я пыталась принять суровый вид, но после нескольких недель полного равнодушия со стороны Рори я впитывала комплименты, как губка. Я была уверена, что Марина специально пригласила Калена. Но, хотя он увивался за мной весь вечер, к моему величайшему огорчению, Рори не выказал никакой ревности.

— Хорошо, что тебе нашлось с кем поиграть, Эмили. У него как раз твой уровень умственного развития. — Это было все, что он сказал мне, когда мы вернулись домой.

Шло время. Мы встречали Марину и Хэмиша в гостях. Марина и Рори так тщательно избегали друг друга, что я подумала, уж не встречаются ли они где-то тайно.

Иногда я видела ее противного братца, Финна Маклина. Он разъезжал по острову, очевидно слишком озабоченный постройкой своей дурацкой больницы, чтобы проводить время впустую на вечеринках.

В декабре Коко оступилась на лестнице после очередной попойки и растянула себе связки. На следующий день она позвонила, пожаловалась на скуку и предложила мне навестить ее. По дороге я заехала в Пенлоррен подыскать ей какой-нибудь развлекательный романчик.

Припарковавшись на главной улице, я принялась рыться в книгах. Господи, до чего же чудесные вещи происходят с героинями. И почему Рори не может ко мне так относиться?

Я вдруг услышала у себя за спиной покашливание. Владелец хотел закрыть магазин.

Я поспешно заплатила за книгу и задумчиво побрела по улице сквозь дождь и туман. У моей машины стоял мужчина. В его позе было что-то героическое. Ширина массивных плеч, завитки волос над воротником потертой дубленки напоминали микеланджеловского Давида.

Я автоматически высвободила из-за уха длинную прядь волос и самым обольстительным образом распустила ее по лицу. И только тогда я поняла, что этот мужчина — Финн Маклин и что он вне себя от бешенства.

— Это ваша машина?

— Да… то есть это машина Рори.

— Вы читать умеете?

Схватив меня за руку, он вынудил меня повернуться, и я увидела надпись на дверях гаража: «Машина врача. Просьба не загораживать проезд».

— Ах это, — сказала я. — В Лондоне люди часто пишут такое на своих гаражах, даже если они и не врачи. Просто, чтобы им не мешали.

— Здесь вам не Лондон.

В самых уничижительных выражениях он сообщил мне, что он думает о лондонцах вообще и обо мне в частности. Шипел, что человек может умереть, пока такие, как я, паркуют свои машины где ни попадя. Наконец мне надоело это слушать.

— Вам не кажется, — сказала я, — что, пока вы болтаете здесь о преступной безответственности, могут умереть еще двадцать человек? Вообще, если сосчитать всех, кто умер, пока вы и вам подобные распускают языки…

— Хватит чушь пороть, — рявкнул Финн. — Вам, очевидно, ничего не вдолбишь. Уберете вы вашу машину или нет?

Разумеется, эта чертова колымага не двинулась с места. Наконец я сообразила отпустить сцепление, и она тронулась рывком.

— Паразит, скотина, чудовище, — бормотала я по дороге в замок, неудивительно, что он и Рори не выносят друг друга.

Глава 13

Коко я застала в постели, прекрасную, как всегда, но несколько утомленную. Кто-то принес ей лилии, в которые она зарылась лицом, отчего нос у нее был ярко-желтый от пыльцы. Нога у нее, видимо, сильно болела, но она приветствовала меня с обычным свойственным ей энтузиазмом.

— Налей себе и мне тоже, cheri. Бастер на охоте. Каждый день он на охоте, пиф-паф. Это так скучно. Я прожила в Шотландии почти тридцать лет и все-таки не нахожу в брюках гольф ничего особенно сексуального. Надо признать, у Бастера ноги очень недурны. Чайка обкакала ему куртку, когда он уходил. Он ужасно разозлился.

Я засмеялась. Коко всегда умела меня развеселить. Мы посплетничали с полчасика, и я снова вернулась к вечной для меня теме, хотя разговоры об этом причиняли мне ужасные страдания.

— Вы видели Марину?

Коко возвела глаза к небу.

— Ну конечно. Они вот-вот разойдутся, она и Хэмиш. Мы у них ужинали на днях, и я прочитала ей лекцию. Я сказала Марине: «Вы не делаете его счастливым, как Эмили моего Рори». — (Меня при этом передернуло.) — Она расхохоталась мне в лицо. Я иногда думаю, что у нее не все дома. Она так не похожа на своего брата. Финн такой добрый, простой и такой чудесный доктор.

В дверь постучала горничная.

— Доктор Маклин, мадам.

— Пригласите его, — оживилась Коко.

— О Господи, когда мы последний раз с ним встретились, он был злой как черт, — сказала я.

Коко не слушала, озабоченно поправляя прическу и прыская на себя духами. Вошел Финн Маклин.

— А вот и он, — возгласила Коко, — легок на помине. Я только что расхваливала вас Эмили, какой вы замечательный доктор — такой добрый и внимательный. Мне кажется, вас ничто не может вывести из себя, правда, Финн?

— Ну еще бы, — съязвила я. — Доктор Маклин скорее сам всех из себя выведет.

Обернувшись, Финн увидел меня. Лицо его посуровело.

— А, это вы, — сказал он.

— Я не знала, что вы знакомы с Эмили. Она очень хорошенькая, верно? И так подходит Рори.

— Не сомневаюсь, что они идеальная пара, — сказал Финн.

Коко не заметила никакого сарказма и одарила нас сияющей улыбкой.

— Давайте посмотрим на вашу лодыжку.

Коко вытянула прекрасную загорелую ногу. Лодыжка почернела и распухла. Хотя Финн дотрагивался до нее с величайшей осторожностью, Коко поморщилась.

— Больно? — мягко спросил он.

Она кивнула, закусив губу.

— Бедняжка. Ничего, у вас есть еще одна отличная лодыжка. — Он встал. — И эта через несколько недель будет в порядке. Но все-таки нужно сделать рентген. Я пришлю попозже санитарную машину. Вас в ней меньше будет трясти.

— Я пошла, — сказала я. — Пора готовить Рори ужин.

— Финн тебя подвезет, — сказала Коко.

— Я на машине.

На улице было холодно, и меня бросило в дрожь: мне так не хотелось покидать теплый уют замка ради мрака, в котором пребывал Рори. Финн Маклин достал что-то из кармана.

— Я сказал бы, для новобрачной еще рановато искать утешения в этой дряни. — Он протянул мне книгу. Это был роман о счастливой любви, купленный мной для Коко.

Глава 14

Лодыжку Коко просветили, перевязали и предписали осторожное с ней обращение. Однако, как раз накануне Рождества, Мэйзи Даунлиш (одна из приятельниц Коко) решила дать бал, чтобы отпраздновать помолвку своей дочери Динни. Мы все были приглашены.

В самой идее бала есть что-то поднимающее настроение, даже самое отвратительное. Наверно, это радостное возбуждение, обычно предшествующее таким событиям: новое платье, новая косметика, долгие часы перед зеркалом в поисках нового имиджа самой обольстительной девушки в зале. В прошлом бал таил в себе прелесть неизвестности, ожидание счастливого случая. На этот раз я надеялась, он даст мне возможность вернуть Рори.

Бал должен был состояться в замке Даунлишей на материке. Коко, Бастер, Рори и я собирались у них остановиться. Утром, переправившись на пароме, я поехала в Эдинбург купить себе платье. Ближе к вечеру я должна была прихватить супружескую пару, направлявшуюся на бал из Лондона, а затем вернуться и встретить у парома Рори, чтобы вместе ехать к Даунлишам.

Я была твердо намерена появиться на балу в таком виде, что все мужчины потеряют от меня голову. Все утро я лихорадочно шарила по магазинам. Наконец на какой-то глухой улочке я напала на потрясающее бледно-розовое платье, туго обтягивающее зад, с разрезом впереди и сильно открытое на груди и на спине.

Оно было уценено из-за крошечного пятнышка на животе и еще потому, что как, презрительно фыркнув, сказала продавщица, в Эдинбурге «такое» не пользуется спросом.

Я его примерила; оно было ошеломляюще сексапильным.

— Немного тесновато сзади, вам не кажется? — сказала продавщица, старавшаяся навязать мне черное бархатное платье в три раза дороже.

— Мне как раз это и нравится, — оборвала ее я.

Оно было еще и длинновато, так что я купила себе туфли на высоких каблуках и в парикмахерской подцветила волосы розовым. Уж если я что начала, то всегда иду до конца. Так что, короче говоря, в аэропорт я опоздала.

Фрейны уже ждали, когда я приехала, — я их за милю узнала. Он — столб столбом, без подбородка, с резким неприятным голосом, в навозного цвета твидовом пиджаке. Она — типичная «девушка из хорошей семьи», с прижатыми от постоянного повязывания головы шарфом ушами и очень длинной правой рукой, развившейся от таскания каждый уик-энд чемоданов на Пэддингтонский вокзал, откуда она отправлялась «навестить мамочку». У нее были голубые глаза, мышиного цвета волосы и бело-розовая кожа, которой не страшны ни ветер, ни пьянки, ни танцы всю ночь напролет. Они были до отвращения влюблены друг в друга. Каждая фраза начиналась «Чарльз считает», «Фиона полагает». И они дико хохотали, когда одному из них случалось пошутить. В ней ощущалось чудовищное самодовольство женщины, подцепившей слепо обожающего ее мужа.

Она очень мило извинила мне мое опоздание, но то и дело повторяла, что нужно остановиться по дороге у автомата ровно в 6.30, чтобы позвонить няне и узнать, как там крошка Каролина, и спрашивала, успеем ли мы переодеться.

— Я впервые оставила Каролину с няней, — сказала она. — Я надеюсь, она справится.

Фиона сидела впереди со мной, Чарльз сзади; они все время держались за руки. Почему бы им обоим было не сесть сзади и обниматься там в свое удовольствие?

День был холодный. На горизонте четко обозначились черные силуэты деревьев. В темном пасмурном небе носились снежинки. Вдоль дороги мелькали косматые головы коров, щипавших скудную траву. Когда мы добрались наконец до парома, где должны были встретить Рори и Вальтера Скотта, поднялась настоящая метель. Я надеялась заключить с Рори перемирие на этот вечер, но я опоздала на целый час, и это не способствовало улучшению его настроения.

Фиона, видимо, знавшая Рори в детстве, щебетала об общих знакомых, с энтузиазмом рассказывала, кто на ком женился.

Рори отвечал односложно. Снег таял у него на волосах, пальцы были в краске.

— Ужас, — трещала она. — Вы слышали, отец Энни Ричмонд бросился под такси в Найтсбридже в час пик?

— Ему крупно повезло, там в это время такси не найти. — Рори мрачно смотрел на снежники, роившиеся у ветрового стекла, как гигантские пчелы.

Я засмеялась. Рори взглянул на меня и тут только заметил мои волосы.

— О Боже, — произнес он негромко.

— Тебе нравится? — спросила я тревожно.

— Нет, — сказал он и, включив на полную мощность приемник, заглушил болтовню Фионы. Вдруг она воскликнула:

— Ой, смотрите, вон автомат. Остановитесь на минуточку, Рори, я позвоню няне.

Рори возвел глаза к небу.

Она выскочила из машины и, взвизгивая, побежала по снегу. Сквозь стекло кабины было видно, как она с идиотской улыбкой запихивала в автомат десятипенсовики. Рори не отвечал на бессвязные вопросы Чарльза об охоте. Ногти у него были обкусаны настолько, что его пальцы барабанили по панели абсолютно беззвучно.

Через четверть часа Фиона вернулась.

— Ну что? — спросил Чарльз.

— Все в порядке, но она ужасно скучает без нас. Ленч она срыгнула, но бутылочку сейчас выпила, так что няня полагает, что все будет в порядке. Жуткая погода, — продолжала она, глядя в окно. — Вам нужно не откладывать с ребенком, Эмили. Он придает жизни новое измерение. Мы обычно такие эгоисты, пока у нас нет детей.

— Родителей, — сказал Рори, — должно быть видно, но не слышно.

Под хихиканье и шепот «О Чарльз!» с заднего сиденья мы наконец добрались до фронтонов и башен огромного, почерневшего от времени замка. Из окон на густо легший на ели и тисы снег лился полосами свет. Навстречу нам выбежала вереница терьеров и лабрадоров. Протестующего Вальтера Скотта лакей утянул в кухню, где его ожидал ужин.

В темном, отделанном деревянными панелями холле, среди рыцарских доспехов, копий и знамен повсюду виднелись ветки остролиста. Прежде чем подняться наверх, мы выпили. Динни, дочь леди Даунлиш, только что официально ставшая невестой, кинулась на шею Фионе, и они тут же завели оживленный разговор о свадьбах и младенцах.

По длинным холодным коридорам, где гуляли сквозняки, нас проводили в нашу спальню, помещавшуюся в Западной башне. Несмотря на горящий камин, там было ужасно холодно.

Я обнаружила, что мой чемодан был уже распакован и все мои вещи, включая недогрызенную кость Вальтера Скотта и мою недоеденную шоколадку, которые я сунула в чемодан в последний момент, аккуратно разложены на огромной кровати. Стены украшали картины, изображавшие выбегавших; из зарослей папоротника охотничьих собак, с торчавшими из их пастей перьями.

Мне не хватало Вальтера Скотта. В долгие периоды молчания между мной и Рори мне доставляло некоторое облегчение поболтать хотя бы с ним.

— Можно взять его наверх? — спросила я.

— Нет, — сказал Рори.

На книжной полке я увидела книгу «Руководство по уходу за свиньями».

— Может быть, мне стоит почитать, — сказала я. — Вдруг найду там полезный совет, как жить с мужем-свиньей.

Дверь в дверь с нами разместились Фрейны. Они уже заняли ванную и, судя по доносившимся оттуда всплескам и хихиканью, занимались не только мытьем. Я вдруг поняла, что завидую их счастью. Мне так хотелось, чтобы Рори начинал каждую фразу словами «Эмили полагает» и разражался хохотом на каждую мою шутку.

Одевалась я бесконечно долго, разрисовывая себе лицо с такой же тщательностью, с какой Рори рисовал свои картины. Мое розовое платье смотрелось потрясающе; пятно спереди я скрыла под подаренной мне Коко рубиновой брошью. Платье было несомненно тесновато — сделайся вдруг у меня гусиная кожа, пупырышки будет видно, но в целом я была довольна результатом. Единственное осложнение возникло, когда, натягивая новые колготки, я сильно их потянула, и они лопнули, так что мне пришлось надеть туфли на босу ногу.

Я поправляла декольте, когда Рори объявил, что он готов. В темно-зеленом бархатном камзоле, с белыми кружевами на шее и на обшлагах и темно-зеленой с синим — цвета клана Бэлнил — шотландской юбчонке он вновь поразил меня своей красотой. С его надменным бледным лицом и зловещим блеском в глазах он напоминал персонажей романов Стивенсона или Вальтера Скотта.

— До чего же ты изумительно выглядишь, — восхищенно вздохнула я.

Рори сделал гримасу, поддергивая жабо.

— У тебя идеальные бедра для юбки, — польстила я ему.

Рори положил на туалетный столик длинный шарф из шотландки.

— Это тебе, — сказал он.

— Я не собираюсь выходить в такую погоду.

— Ты наденешь его сейчас, — сказал он, затягивая мне им крест-накрест плечи, — и вот здесь заколешь булавкой.

— Но зачем? — удивилась я.

— Это цвета нашего клана, — отвечал он спокойно. — Замужним женщинам положено их носить.

— Но он закрывает мне декольте.

— Тем лучше, ты не на оргии в Челси.

— Неужели это действительно необходимо?

С большим неудовольствием я надела шарф. Шотландка почему-то не гармонирует с розовым шелком и рубиновой брошью.

Я хотела еще поправить волосы и макияж, но сидевший на кровати Рори наблюдал за мной, и под его холодный взглядом у меня все валилось из рук.

— Почему ты не идешь вниз? — спросила я.

— Я здесь подожду.

Я распустила по плечам несколько розовых локонов.

— С чего ты это вдруг помещалась на розовом? — сказал он.

— Мне хотелось изменить свой имидж, — ответила я мрачно. — От моего прежнего цвета было мало толку.

Внизу, в огромной гостиной, уже разносили напитки. Хозяин и хозяйка, встречая гостей у дверей, повторяли слова приветствия. Оглянувшись по сторонам, я убедилась, что выгляжу лучше, чем многие дамы, но определенно легкомысленнее. Большинство из женщин, высокие и костистые, были в закрытых строгих платьях, лишь некоторые рискнули продемонстрировать покрасневшие, в пятнах, обнаженные руки. Высокие, аристократического вида мужчины увлеченно разговаривали о дренаже болот и разработке торфяников. Со стен таращились оленьи головы и рыбы в стеклянных ящиках.

Фиона и Чарльз стояли у двери. На ней было голубое платье и ни капли косметики.

— Какое миленькое платье, — неискренне сказала я.

— Да, оно всем нравится. Голубой — любимый цвет Чарльза.

Чарльз, открыв рот шире чем обычно, пялился на мои розовые волосы. Фиона попыталась вовлечь Рори в разговор о живописи.

— Вы рисуете эти странные абстрактные штучки?

— Нет.

— Один молодой человек написал портрет моей сестры Сары. Она позировала два часа, и все, что он за это время изобразил, были три виноградины и бутылка из-под молока.

Она засмеялась. Лицо Рори оставалось каменным.

— Чарльз тоже прекрасно рисует. Так жаль, что его работа в Сити совершенно не оставляет ему времени заняться живописью. Это было бы чудесное хобби — как у вас.

— Рори не какой-нибудь любитель, — вмешалась я. — Он — профессионал.

Но мои слова прозвучали впустую. Рори повернулся и пошел за выпивкой. Чарльз и Фиона с воплями восторга кинулись навстречу только что вошедшей паре.

Поэтому я была очень довольна, когда ко мне подошел Кэлен Макдональд. Он сначала поцеловал мою руку, потом щеку, а потом и оба плеча.

— Я только что говорил Бастеру, что хотел бы побольше вас видеть, — он сдвинул мой шарф и заглянул мне в декольте, — и мое желание сбылось. Чудесное платье, розовое не отличишь от обнаженного тела.

— А где Дэйдре? — спросила я.

— В Инвернессе. Так что у меня вечер свободный, и я посвящаю его вам.

Две солидные дамы с усеянными красными прожилками лицами перестали обсуждать цветочные бордюры и устремили на нас испепеляющие взгляды.

В этот момент раздался возглас «Эмили!», и я увидела Коко в потрясающем темно-синем платье, увешанную сапфирами величиной с перепелиное яйцо. Она возлежала, как мадам Рекамье, на обитой алой парчой софе в окружении толпы поклонников.

Рори сидел у нее в ногах.

Я подошла и поцеловала ее.

— А я вас не видела.

— Вы очень мило выглядите, правда, Рори? — сказала она.

— Напоминает немного креветочный коктейль, — отвечал он.

Я прикусила губу.

— Она выглядит замечательно, — сказал Бастер. — Цветет как роза. — Он от души расхохотался.

Гостей все прибавлялось. К Бастеру и Кэлену присоединился еще какой-то престарелый генерал, и они принялись наперебой рассказывать друг другу, сколько животных они истребили на прошлой неделе.

— Куропатки и кабаны, кабаны и куропатки — больше они ни о чем думать не могут. — Коко недовольно поморщилась и заговорила со мной об обуви.

Вдруг по комнате пробежал шепот, старый генерал поправил галстук и подкрутил усы.

— Какая красавица, — сказал он.

Легкая краска выступила на бледных щеках Рори. Сердце у меня упало. Даже не глядя, я уже знала, что появилась Марина.

— Здравствуйте все, — сказала она, подходя к Коко и целуя ее. — Как ваша бедная нога, дорогая?

На ней было платье из светло-серого шифона и боа из дымчатых перьев. Сочетание дымчатого оттенка с пылающими рыжими волосами напоминало о буковой роще осенью на фоне облачного неба. На ней не было шарфа с цветами клана Хэмиша. Я полагаю, она нацелилась на шотландку Рори. Что бы я ни сделала с моим лицом и туалетами, сознавала я с грустью, мне никогда не сравниться с Мариной. Хэмиш в кружевах и черном бархате выглядел чудовищно.

— Баран, разряженный уже не под ягненка, а под баранью отбивную, — тихо сказал Рори Марине. Но худшее было впереди. Следом за Мариной в гостиной появился Финн Маклин в смокинге под руку с элегантной брюнеткой.

— О Боже, — сказал Рори, — а вот и добродетельный доктор. Динни, — обратился он к хозяйской дочери, — что здесь делает великий специалист?

— Он совершенно исцелил мамочкину язву. — У Динни заблестели глаза.

— Он же ей скорее всего ее сначала и устроил.

— Я думаю, он просто чудо, — продолжала Динни.

— Вы меня удивляете, — сказал Рори, — разве врачей приглашают в гости?

Финн подошел к Коко.

— Как нога?

— Намного лучше.

— Но танцевать даже и не думайте, — сказал он твердо.

— Кто это с ним? — шепнула я Кэлену Макдональду.

— Наверное, одна из медсестер.

— Хорошенькая, — сказала я.

— Не мой тип.

Кален принялся нашептывать мне на ухо всякий вздор. Меня же больше интересовало, как Рори и Финн будут реагировать друг на друга.

— Рори, — сказала Коко. — Финн пришел.

Рори, зажигавший сигарету, взглянул на Финна без особого дружелюбия.

Финн холодно кивнул.

— Привет, Рори.

— Добрый вечер, доктор. — Рори улыбался, но в глазах его был холод, а лицо стало белее мрамора. Последовала неловкая пауза.

— Ну разве не чудесно для всех нас, что Финн вернулся? — с воодушевлением обратилась к окружающим Коко.

— Только не для меня, — сказал Рори.

— Это Фрэнсис, — не обращая на него внимания, представил Финн элегантную брюнетку. — Она работает в больнице.

— А, экскурсия для персонала, — протянул Рори, — забавно. Вы приехали сюда на автобусе с ящиком пива или это входит в программу курса для медсестер — ночь страсти в объятиях доктора Маклина?

— Только для самых старательных медсестер, — Фрэнсис улыбнулась Финну.

— Не понимаю, мисс, как это вам удалось отвлечь его от извлечения на свет младенцев и аппендицитов, — сказал Рори.

Фрэнсис явно не знала, как ей отнестись к словам Рори.

— У доктора Маклина остается мало времени для отдыха.

— Разумеется. — В глазах Рори блеснуло злое озорство. — Он всем нам пример. Я полагаю, поэтому ваш брак и не удался, Финн. Я слышал, вашу бывшую жену не устраивал ваш напряженный график, а быть может, то обстоятельство, что вы проводили слишком много времени у чужих постелей. Однако, — он широко улыбнулся Фрэнсис, — похоже, вы вполне утешились.

Я в замешательстве отвернулась; ну почему он такой вредный? Рори схватил меня за руку.

— Вы еще незнакомы с Эмили, Финн?

— Мы знакомы, — сказала я быстро.

— Вот как? — Рори приподнял бровь.

— Мы встретились однажды у Коко, когда Финн приходил по поводу ее лодыжки.

Рори поставил стакан на поднос проходившего мимо официанта.

— Вы все еще пытаетесь рисовать? — спросил Финн.

— У Рори в апреле выставка в Лондоне, — поспешила вставить я.

— Она ему не нужна, в сущности, — сказал Финн. — Он сам себя уже давно выставляет на посмешище. — Взяв под руку Фрэнсис, он направился в другой конец комнаты, где заговорил с хозяином.

— Блещет остроумием, как всегда. — Рори зажег одну сигарету от другой, рука у него дрожала.

— Вам нравятся шотландские танцы, Эмили? — спросила Марина.

— Когда я выпью, мне любые танцы нравятся, — сказала я, допивая стакан.

Мы сели за ужин.

С фамильных портретов на нас смотрели предки хозяев. Огонь свечей играл на полированных панелях стен, рыцарских доспехах, длинном столе, уставленном серебром и хрусталем, и на жемчужно-белых плечи Марины.

— Я надеюсь, передо мной окажется какой-нибудь огромный букет, чтобы мне не сидеть лицом к лицу с доктором Маклином, — буркнул Рори.

Я с ужасом увидела, что они с Мариной сидят как раз напротив. Я села рядом с Кэленом, который не терял времени, — подвигая мой стул, он провел рукой по моей голой спине. Но самое ужасное — с другой стороны от меня помещался неодобрительно взиравший на окружающих с высоты своего без малого двухметрового роста Финн Маклин с его тициановской шевелюрой.

— Привет, Финн, — сказал Кэлен. — Как дела? Вы знакомы с этой потрясающей особой?

— Доктор Маклин не принадлежит к числу моих поклонников, — сухо заметила я.

— Пусть так, — сказал Кэлен, — но его рост позволяет ему заглядывать в ваше декольте, если я не поправлю ваш шарф. Вот так будет лучше. Не будем поднимать вам давление, Финн. Эти врачи чересчур мнят о себе, воображают, что все медсестры и пациентки от них без ума.

Я засмеялась. Финн и глазом не моргнул.

— Должно быть, очень интересно управлять своей больницей, — сказала я. Он собрался было ответить, но в этот момент между нами оказалась огромная разливательная ложка, полная горячего супа. — Здорово, наверное, управлять больницей, — опять завела я. В это время Финн уже занялся своим супом.

— Чем здесь больше всего болеют? — спросила я.

— Недержанием речи, — пробормотал Кэлен себе под нос.

Я только вошла во вкус, расспрашивая Финна о больнице и операциях, которые он там проводит, когда Кэлен приподнял свешивающуюся над моим левым ухом прядь волос и прошептал:

— Боже, до чего я хочу вас.

Я рассмеялась посередине фразы и покраснела.

— Извините, — сказала я Финну. — Это просто Кэлен меня насмешил.

Финн явно решил, что с такими дураками связываться не стоит, и, повернувшись ко мне своей огромной спиной, заговорил с девушкой, сидевшей справа от него.

Официанты двигались вокруг стола, стук тарелок смешивался со звяканьем ножей и вилок, звоном бокалов и шумом голосов. В конце стола сидела леди Даунлиш, внушительной наружности дама, некогда, вероятно, довольно красивая. Рори и Марина сидели молча и почти ничего не ели. Мне казалось, что они не видят и не слышат ничего вокруг. И вдруг мне стало страшно. Мне представились их переплетенные ноги наподобие дьявольских раздвоенных копыт. Я уронила салфетку и наклонилась за ней. Под столом было темно. Я надеялась, что мои глаза адаптируются к темноте, но этого не произошло, наверное, мне в детстве давали мало витаминов. Я не могла различить, где чьи ноги. Я схватила чью-то лодыжку — она оказалась слишком толстой для Марины и судорожно дернулась. Не могла же я оставаться там вечно. Я вынырнула обратно.

— Что с вами, миссис Бэлнил? — Леди Даунлиш смотрела на меня несколько испуганно. — Вы здоровы?

— О да, — пискнула я. — Какой восхитительный суп!

— Все ждут, когда вы его наконец доедите, — сказал мне вполголоса Финн.

— О я уже закончила. У меня, право, нет никакого аппетита.

Пока меняли тарелки, все заговорили о рыбной ловле.

— Вы с Мариной совсем непохожи, — сказала я.

Он бросил на меня настороженный взгляд.

— В каком смысле?

— Ну, она порывистая, а у вас такая выдержка. Не могу вообразить себе, чтобы вы, когда были студентом, засовывали чучела обезьян под кровать сестре-хозяйке.

Он улыбнулся мне легкой мимолетной улыбкой — прием, которым он пользовался, чтобы вежливо держать людей на расстоянии.

— У меня не было на это времени, я был слишком занят делом.

— Все эти люди ваши пациенты? — спросила я. — Должно быть, забавно сидеть за столом, зная, как выглядит каждая женщина, когда она разденется.

— Кэлену это в любом случае известно, — сказал он. — Что вы целые дни делаете дома?

— Мало что делаю. У меня нет способностей к домашнему хозяйству. Читаю, ворчу, иногда даже грызу ногти.

— Вам нужно найти работу, чем-то заняться, — продолжал он. — Что вы делали до встречи с Рори?

— Печатала с ошибками письма в разных конторах, когда похудела, поработала немного моделью, потом обручилась с членом парламента. Не думаю, что я стала для него ценным приобретением. А потом появился Рори.

— Сегодня полнолуние, — говорила сидевшая напротив нас блондинка с лошадиным лицом. — Интересно, появится ли сегодня ночью привидение. Кто ночует в западном крыле?

— Фрейны, — отвечала Динни Даунлиш, понизив голос, — и Рори с молодой женой.

— Какое привидение? — шепотом спросила я у Кэлена.

Он засмеялся.

— Да ерунда. Лет двести тому назад один из предков Даунлишей влюбился в жену своего старшего брата. Та, видимо, тоже была к нему неравнодушна. Однажды, когда мужа не было дома, она пригласила его к себе в спальню. Ночью, облачившись в белые одежды, он пробирался в Западную башню, когда неожиданно вернулся супруг и, сорвав со стены кинжал, заколол его. С тех пор призрак младшего брата бродит по коридорам в полнолуние, пугая всех в отместку за свою неудавшуюся жизнь.

— Какой ужас! — пролепетала я.

— Не волнуйтесь! Я о вас позабочусь. — Кэлен положил руку на мою ногу и замер, ощутив обнаженную кожу. — Господи, — сказал он удивленно.

— У меня порвалась единственная пара колгот, — объяснила я.

Финн Маклин притворился, что ничего не заметил. Кэлен то и дело доливал мой бокал.

Мы наконец поднялись из-за стола, и начался бал. Хозяин и хозяйка направились к запоздавшим гостям. Гости все еще прибывали. Каждый раз, когда открывалась дверь, внутрь врывалась волна холодного воздуха. Эти замки, конечно, весьма величественны, но в них такой жуткий холод. Единственный способ согреться — это стоять у горящего в каждой комнате огромного камина. Тогда через две минуты лицо у вас багровеет Теперь-то я поняла, почему Берне утверждал, что его возлюбленная похожа на алую розу.

Ко мне подошел Рори.

— О чем говорил с тобой Финн Маклин? — подозрительно спросил он.

— О том, как важно найти себе занятие в жизни.

— Я ему бы нашел занятие, — процедил сквозь зубы Рори.

— Пошли танцевать, — предложила я.

К нам подошла Динни Даунлиш.

— Нам нужна четвертая пара, Рори, — сказала она.

Отказаться было неудобно.

Там, тара-рам, там-там, та-та-там, — заливались аккордеоны. Временами мужчины издавали какие-то странные сверхъестественные звуки, напоминающие свист мчащегося поезда. Каждые две пары двигались по кругу, то вправо, то влево.

— Не туда, — прошипел Рори, когда мы образовали один большой круг.

Когда пришла моя очередь делать соло, я еще больше запуталась.

— Ради Бога, прекрати дурачиться, — шептал мне Рори. — Женщины не машут руками, не прищелкивают пальцами и не орут.

Следующий танец, слава Богу, был нормальный. Я танцевала с Бастером, который стиснул меня так, что чуть не выдавил меня из платья, как зубную пасту из тюбика.

— Почему все они такие постные? Разве им не весело? — спросила я.

— Трудно сказать. Вот когда они повалятся на пол, тогда и узнаем, весело ли им, — сказал Бастер.

В другом конце зала Марина танцевала с Хэмишем. Она была так ослепительно прекрасна, а он так стар и безобразен, что я вдруг вспомнила о Марии Стюарт, затанцевавшей своего мужа до смерти.

Вечер тянулся бесконечно. Кавалеров у меня было в избытке. Я не пропустила ни одного танца.

Явился волынщик, сильно поддатый, и начал терзать наши барабанные перепонки мелодиями рилов. И тут я превзошла самое себя. С виду я, наверное, походила на сорвавшуюся с круга лошадь на скачках, полностью утратившую контроль, наслаждающуюся своей свободой и поэтому опасную. Сквозь алкогольный туман и душевные терзания я сознавала только два момента: полное безразличие Рори и неодобрение Финна Маклина. И то, и другое меня еще больше подзадоривало. Я много танцевала с Кэ-леном и только чуть-чуть пришла в себя, когда они перестали играть эти идиотские рилы.

— Ваша жена — профессиональная танцовщица? — спросила Рори осуждающе смотревшая на меня почтенная старая дама, когда закончился изнурительный чарльстон. Кэлен и я пошли в гостиную еще выпить. Я поставила стакан на столик орехового дерева. Когда я снова взяла стакан в руки минуту спустя, на сверкающей поверхности осталось белесое круглое пятно.

— О Боже, — ахнула я, — какой ужас!

— Так даже лучше, — сказал Кэлен. — Придает комнате более жилой вид.

Он снова увлек меня танцевать. Медленная музыка звучала теперь мечтательно.

— «Я жду тебя, дыхание весны», — напевал Кэлен, прижимаясь щекой к моей щеке. Мы сделали несколько кругов по комнате, и потом я улизнула в туалет. Костистые девицы, сбившись в стайку, болтали о модах и о своих первых балах. Да, вид у меня тот еще, подумала я, глядя на себя в зеркало. Тесное платье, свободная мораль — одно к одному.

Потом я бродила по галерее, сверху наблюдая за танцующими. Два ряда пар с серьезными лицами исполняли очередной рил. Марина и Рори напротив друг друга, с отсутствующим выражением лиц. Боже, до чего они дивно танцевали! Мне пришли на память чьи-то стихи:

И все любовались той парой прелестной, Его гибким станом, красой ее небесной, Шептали подруги: "Прекрасным бы ей Был мужем красавец — младой Беверлей".

О Боже, думала я в тоске. Для «младого Бевер-лея» поезд ушел, он опоздал, и его возлюбленная замужем за Хэмишем.

Танец кончился. Все зааплодировали и разбрелись по залу. Если бы только Рори подошел и пригласил меня! Но мне, видимо, придется дождаться белого танца, если я хочу потанцевать с ним.

Я услышала у себя за спиной шаги. Чьи-то руки обхватили меня за талию. Я с трепетом обернулась, но это был Кэлен.

— Я достал бутылку, — сказал он. — Пойдем выпьем в каком-нибудь более уединенном местечке. — Он поцеловал меня в плечо и повел по длинному коридору в зимний сад.

Китайские фонарики по стенам освещали огромные тропические растения. Запах азалий, гиацинтов и белых хризантем смешался с моими духами, которыми я щедро себя опрыскала. Из зала доносились едва слышные звуки, оркестра.

— «Я жду тебя, дыхание весны», — пропел Кэлен, заключая меня в объятия.

— Здесь нет омелы, — осадила его я.

— Нам она не нужна. — Серые похотливые глаза Кэлена пожирали меня.

Ты же испорчен насквозь, думала я. «Безумен, порочен и опасен». Кто это сказал про лорда Байрона? От Кэлена было мало проку. Но и от Рори мне тоже много ожидать не приходится.

— Боже, до чего я хочу тебя! — Кэлен дрожащими руками расстегнул верхнюю пуговицу на моем платье и целовал мне грудь, шею, подбородок, медленно подбираясь к губам.

Я не ощущала ничего, кроме острого желания разделаться со своим вынужденным одиночеством. Целоваться он умел. Могу себе представить, сколько женщин он соблазнил на своем веку! Его руки гладили мою обнаженную спину.

Вдруг в соседней комнате вспыхнул свет.

— Кэлен, — раздался мужской голос, — вас к телефону.

— Убирайтесь к черту. — Кэлен зарылся лицом в мои волосы. — Не отравляйте людям удовольствие, Финн.

Через голову Кэлена наши с Финном взгляды встретились.

— Это Дэйдре, — сказал Финн.

— О Господи, — неохотно отпуская меня, проговорил Кален. — Вы видите перед собой самого затюканного мужа в Шотландии. Спокойной ночи, сладких снов. — Он поцеловал меня в щеку и, пошатываясь, вышел. Финн и я со злостью смотрели друг на друга.

— Господи, ну что вы за человек! — возмутилась я. — Ну почему вам нужно влезать в чужую жизнь? Вы же доктор, а не священник.

Без поддержки Кэлена я с трудом держалась на ногах.

— Рори вам так не вернуть, — убежденно сказал Финн. — Вы не решите ваши проблемы, если будете напиваться и спать с Кэленом.

— Нет, решу. По крайней мере, на полчаса, а полчаса в Шотландии — это вечность.

Я прошла в библиотеку и обнаружила там бокал шампанского, приткнутый на оленьей голове. Я выпила его залпом. Финн не покидал меня.

— Скажите мне, доктор, вы знаете местную обстановку лучше меня, что такое у Рори с вашей сестрой?

— Ничего, — ответил он резко. — Это одно ваше воображение, и своим поведением вы только все осложняете.

Я пристально посмотрела на него.

— У моей матери был когда-то сеттер с такими же веснушками, как у вас. На собаке они смотрелись очень мило.

Мы вышли в холл, где, к счастью, было пусто.

— А где же ваша приятельница — лучшая медсестра местной больницы? — спросила я, качаясь на геральдическом леопарде, украшавшем подножие лестницы. — Как это она вас не хватилась?

— Это вас не касается, — ответил он весьма нелюбезно.

— Знаете, я ведь обычно не веду себя так глупо. Жаль, что вы не умеете чинить разбитые сердца так же успешно, как сломанные кости.

— Я полагаю, сейчас вам лучше отправиться спать. Примите на ночь три зельтерские таблетки, и к утру вам будет лучше. Пошли. — Он сделал движение, чтобы помочь мне подняться по лестнице, но я отстранилась.

— Убирайтесь, — прорычала я и бросилась бегом наверх. Повалившись на постель, я приготовилась плакать, пока сон не сморит меня, но отключилась мгновенно.

Я проснулась где-то после полуночи, не соображая, где я. В комнате была кромешная тьма. Камин погас. Было ужасно холодно, за окном завывал ветер и валил снег. Ставни хлопали, двери и лестницы скрипели, как на корабле во время бури. И вдруг волосы у меня встали дыбом. Я вспомнила рассказы о привидении в белом, бродившем по замку в полнолуние. Я громко всхлипнула при мысли о том, как привидение подкрадывается ко мне по длинным, затянутым паутиной коридорам. Меня бросило в дрожь. Выбравшись из постели, я судорожно стала нащупывать на стене выключатель, но никак не могла его найти. В комнате стало еще холоднее. Я ахнула от ужаса, когда шевельнулась под ветром занавеска, и поняла, что окно открыто. Я бросилась обратно в постель. Где же Рори? Как он мог меня оставить? Вдруг кровь во мне застыла. Тихо, очень тихо скрипнула дверь. На секунду все затихло, потом снова раздался скрип, и дверь начала понемногу открываться.

Боже, нет, нет! Я пыталась закричать, но как в кошмарном сне не могла издать ни звука.

Дверь отворялась все шире. Занавеси на окне колыхались на сквозняке, и в полумраке фигура в белом, остановившись на мгновение, начала продвигаться к моей кровати Паника охватила меня. Сейчас мне придет конец.

Вдруг раздались пронзительные крики. Внезапно я поняла, что кричу я сама. Комната была залита светом, а в дверях, смущенный и растерянный, в белом шелковом халате стоял Бастер.

— Эмили, прости, детка. Ради Бога, перестань орать. Я заблудился, попал не в то крыло.

Перестав визжать, я истерически зарыдала. В спальню ворвался Финн Маклин, все еще в брюках и вечерней сорочке.

— Что здесь, черт возьми, происходит?

За ним появились Фрейны. Волосы у Фионы были перевязаны голубой лентой.

— Где Рори? — рыдала я. — Где он? Извините, Бастер, я приняла вас за привидение. Я так испугалась.

Я едва дышала. Бастер неуверенно похлопал меня по плечу.

— Ну, ну, бедняжка. Я попал не в то крыло, — объяснил он Финну. — Она подумала, что я — даун-лишское привидение.

— Неудивительно, после того как она столько выпила. Я сейчас принесу ей успокоительное.

Я никак не могла перестать рыдать.

— Успокойтесь, Эмили, возьмите себя в руки, — говорила Фиона. — Быть может, вы бы дали ей пощечину или что-нибудь в этом роде? — сказала она возвратившемуся со стаканом воды и парой таблеток в руках Финну.

— Выпейте, — сказал он мягко.

— Не хочу, — рыдала я и снова взвизгнула, когда из-за занавесей появился Рори. Его волосы и плечи покрывал снег.

— Что за сборище в спальне моей жены? — сказал он, оглядываясь по сторонам. — Я и не думал, что у тебя гости, Эмили. Странное ты выбираешь время для приемов. — Мускул дергался у него на щеке, выглядел он ужасно.

— Где ты был? — Я тщетно пыталась сдержать слезы.

— Курил себе спокойно на замковой стене. Размышлял о том, есть ли жизнь после смерти. Привет, Бастер. Тебя-то я и не заметил. Как это мило с твоей стороны навестить Эмили. А моя мать знает, что ты здесь?

— Она была в настоящей истерике, — с упреком заметила Фиона.

— И неудивительно, — сказал Рори, — с таким количеством народа. — Он подошел ко мне и погладил меня по плечу. — Ну, ну, хватит, все в порядке, успокойся.

— Я приняла Бастера за привидение, — объяснила я, чувствуя себя ужасно глупо. — Я видела только его белый халат и волосы.

— Ты приняла его за привидение? — Рори посмотрел с минуту на Бастера и потом, прислонясь к стене, затрясся от хохота.

— Я попал не в то крыло. — Бастеру явно было не по себе. — Вполне можно ошибиться в этих старых домах, я думал, это моя спальня.

Рори, все еще смеясь, потянул носом.

— Я не знал, что от привидений разит лосьоном после бритья. Знаешь, Бастер, в другой раз лучше бери с собой путеводитель. А что, если бы ты оказался в хозяйской спальне? — Он оглянулся. — Ну если вы тут все выяснили, я бы хотел лечь спать.

Метнув на Рори свирепый взгляд, Финн Маклин вышел, сопровождаемый Бастером. За ним последовали Фрейны.

— Что за странная пара, — долетели до меня слова Фионы, — тебе не кажется, что они немного не в себе?

Все еще смеясь, Рори стянул с себя галстук. Послышался стук в дверь.

— Наверное, Бастер что-нибудь забыл, — сказал Рори.

Так оно и было. На пороге показался Бастер.

— Рори, мой мальчик, можно тебя на одно слово?

— Ну, одним ты вряд ли ограничишься.

— Прошу тебя, не говори ничего матери, — услышала я его тихий голос. — Она в таком напряжении из-за своей больной ноги и только что приняла снотворное. Не хотелось бы ее тревожить.

— Ты старый козел, Бастер, — сказал Рори. — Но Эмили и я сохраним твою тайну. Увы, я не могу поручиться за доктора Маклина и за эту парочку, что мы сюда привезли.

— Неужели ты думаешь, что он изменяет Ко-ко? — спросила я, когда Бастер ушел.

— Очень может быть. Моя мать и он в равной мере не доверяют друг другу, что служит вполне солидным основанием для счастливой супружеской жизни.

— Но в чью спальню он пробирался? — спросила я.

— Скорее всего он действовал наугад.

— В Маринину, наверно, — отчаянно сказала я и готова была откусить себе за это язык.

— Марина давно уехала. Они не ночуют здесь, — покачал головой Рори. — У нее с Хэмишем вышла перед отъездом жуткая ссора. Иногда им надо бы воздерживаться от скандалов, чтобы подзарядить батареи на будущее.

Значит, Рори не был с Мариной? Он был один на стене, среди снежной бури, с Бог весть каким отчаянием в душе. Это было еще хуже. Он лег, обнял меня и поцеловал в лоб. Я никогда не могла постичь внезапную смену его настроений.

— Мне очень жаль, что Бастер напугал тебя, — сказал он и через пять минут заснул.

Я долго лежала без сна. На рассвете он повернулся и, потянувшись ко мне, простонал:

— О, моя любимая крошка.

Я знала, что говорит это он во сне, и с мучительной болью в душе поняла, что слова его адресованы не мне.

Глава 15

Впервые в жизни я ожидала Рождество со страхом. У нас дома это был особенный, уютный, добрый праздник. Но там, где Рори, не могло быть «ни мира на земле, ни в человеках благоволения». Без всякого энтузиазма я выбрала елку на плантации за нашим домом и установила ее в ведре, украсила стены остролистом, подвесила ветку омелы к люстре в гостиной.

Накануне Рождества я поехала в Пенлоррен, чтобы купить кое-что для дома и сувениры к празднику. Я собиралась положить подарки Рори в носок. Когда я уезжала, он чистил ружье, готовясь к охоте. Рори и Бастер на второй день Рождества собирались отправиться на охоту.

Когда я вернулась, обвешанная покупками, около нашей калитки стояла машина. Я вошла в дом и только было хотела сообщить, что я вернулась, когда до меня донеслись из студии громкие голоса. На цыпочках я приблизилась к двери. Один голос был резкий с отчетливым шотландским акцентом, другой — аристократический, тянущий слова, вкрадчиво опасный. Дверь была полуоткрыта, и я увидела Финна и Рори друг против друга — как огромный лев и гибкая блестящая черная пантера — в пылу самой ожесточенной ссоры.

— Так что же, доктор? — сказал Рори. Каждое его слово было исполненно оскорбительной дерзости. — Почему вы так назойливо преследуете меня?

— Потому что мне нужно вам кое-что сказать.

— Только не сейчас. Эмили может вернуться в любую минуту.

— Я не знаю, какие дьявольские планы вы строите на этот раз, но вы лучше все-таки прекратите играть в кошки-мышки с моей сестрой. Оставьте ее в покое, вы уже достаточно ей навредили.

В горле у меня пересохло. Я ухватилась за ручку двери, чтобы удержаться на ногах.

— Марина — вполне взрослая женщина. Она может сама о себе позаботиться.

— Как раз этого она и не может, — загремел Финн. — Уж вам-то отлично известно, что она на грани, А о Хэмише вы думали когда-нибудь?

— С чего бы это я стал о нем думатъ?

— А об Эмили?

— Эмили вы оставьте. Это моя проблема. Право же, вы должны чаще бывать у нас, Финн. Ваше присутствие очищает воздух.

— Гнусная тварь! — заорал Финн. — Опять за старое принялся?

— Ситуация несколько осложнилась, доктор, но вообще-то вы правильно представляете себе положение вещей.

— А вы знаете, что я могу заявить на вас в полицию? — сказал Финн.

Рори окончательно вышел из себя. Он был бледен как смерть, глаза его сверкали.

— Не посмеете, — прошипел он. — Вашему семейству придется от этого не лучше, чем моему.

— Мне плевать.

Они стояли так близко друг к другу, что их разъяренные лица почти что соприкасались.

Вдруг Рори впал в бешенство. Выкрикивая ругательства, он схватил Финна за горло. Казалось, еще секунда, и Финну придет конец. Но в следующее мгновение Рори был уже на полу, сраженный сокрушительным ударом в челюсть, а Финн, сжав кулаки, готовился размозжить ему голову.

— Нет! — закричала я. — Нет! Не троньте его!

Финн стремительно обернулся, его глаза горели.

— Это только начало, Рори, — сказал он. — В следующий раз я обойдусь с вами покруче.

Он вышел.

— С тобой все в порядке? — спросила я Рори.

— Со мной все замечательно. Обожаю Рождество, а ты? Оно будит в нас склонность к театральности.

Мне было не до шуток.

— Ты, конечно, скажешь мне сейчас, что все его слова — бред, что в его обвинениях нет ни слова правды.

Рори налил себе стакан, выпил залпом и с размаху опустил его на стол.

— А ты что думаешь, Эмили? Ведь только это и имеет значение.

— Ничего я не думаю. — Я кусала себе губы, чтобы удержаться от слез. — Я знаю только, что ты не спишь со мной уже третий месяц и это сводит меня с ума. А тут еще является Финн, и все это одно к одному.

Взяв со стола ружье, Рори рассматривал его.

— Значит, свой рацион ты недополучила, — сказал он тихо.

— Убери ружье.

— Тебе страшно? Бедная Эмили!

Он поднял ружье. Палец его был на курке.

— Нет! — вскрикнула я.

Он целился вверх. Раздался негромкий взрыв, звон разбитого стекла, и студия погрузилась во мрак. В следующее мгновение я оказалась распростертой на ковре, задыхаясь под тяжестью его тела. Рори с такой силой прижался губами к моим губам, что у меня лязгнули зубы. Я бессильно сопротивлялась, пытаясь оттолкнуть его.

— Нет, Рори, нет, — кричала я.

— Ты этого хотела. Так получай же, черт тебя возьми.

В несколько секунд все было кончено. Я лежала на полу, перекатываясь с боку на бок и зажав себе рот руками. Мне казалось, что от сдерживаемых рыданий у меня разорвутся легкие.

Рори включил боковое освещение, направив мне свет прямо в глаза.

— Ты же этого хотела. Чем ты теперь недовольна?

Я тупо глядела на него, чувствуя, как слезы медленно катятся у меня по лицу.

— Ты же ненавидишь меня, — прошептала я, — люто ненавидишь.

— Ненавижу, — подтвердил он, — ненавижу твою бесхребетность.

Он вдруг обнял меня и притянул к себе. Я отстранилась.

— О Эмили, Эмили, — проговорил он. — Я сам несчастлив и тебе принес только несчастье. Прости меня, я не знаю, что на меня находит.

Облизнув языком пересохшие губы, я ощутила на них вкус запекшейся крови. Я должна была бы постараться утешить его, выяснить, что вызывало у него эти приступы беспредельной, бесконтрольной ярости.

Но у меня не было сил. Не сказав ни слова, я оттолкнула его, встала и вышла из комнаты, хлопнув дверью.

Глава 16

Оглядываясь назад на самые тяжелые периоды своей жизни, люди, к счастью, легко забывают неприятные детали. Наш брак вступил в критическую стадию. Рождество мы как-то пережили и следующий месяц тоже. Мы почти не разговаривали друг с другом, зализывая свои раны, но на людях все еще создавали видимость благополучия. Я все время собиралась уехать, но никак не могла решиться. Несмотря ни на что, я все еще любила Рори.

В феврале выпал снег, превративший остров в волшебный мир.

Лодыжка у Коко зажила, и она решила отпраздновать день рождения Бастера. Рори поехал в Глазго запастись красками, но должен был вернуться на следующий день к завтраку.

Мне приснился ужасный кошмар: Марина и Рори, спавшие на полу в объятиях друг друга. Я проснулась в слезах при ярком свете луны от собственного крика. Я потянулась было к Рори, но вспомнила, что его нет. Снова заснуть я не могла. Встав утром, я убрала дом сверху донизу — нашу помощницу еще несколько недель назад одолел ревматизм — и несколько часов провела за приготовлением для Рори великолепного ленча. Потом я вышла и купила две бутылки хорошего вина. Я решила сделать последнюю попытку спасти свою семейную жизнь.

В двенадцать часов зазвонил телефон. Это был Рори из Эдинбурга. Он сказал, что вернется к вечеру, как раз к празднику у Коко.

— Стоит ли вообще возвращаться? — сказала я и бросила трубку. Все мои добрые намерения разлетелись в прах. Что мне делать с собой до его возвращения? Плакать я не могла и решила поехать в Пенлоррен купить Бастеру подарок.

В двух милях от дома я вдруг сообразила, что забыла кошелек. Я решила развернуться и поехать за ним. Обледенелую дорогу замело. Повороты у меня всегда плохо получались. В результате я застряла поперек дороги. Колеса взметали снежные вихри каждый раз, когда я нажимала на газ.

Внезапно из-за угла вылетела маленькая синяя машина. Я вскрикнула от ужаса, не в силах тронуться с места. На этом льду ей никогда не затормозить. Но каким-то чудом водитель сумел круто вывернуть руль вправо, и машина, проскользнув в нескольких сантиметрах от меня, оказалась в сугробе.

Мне, как всегда, повезло. За рулем оказался мой старый недоброжелатель Финн Маклин. Он вылез из машины — сплошные рыжие волосы, темные сдвинутые брови, тяжелая челюсть и взбешенный взгляд прищуренных глаз.

— Какого черта… — начал он, но, увидев, что это я, только глубоко вздохнул. — Я мог бы догадаться.

— Я ничего не могла поделать, — выпалила я, все еще дрожа от страха.

— В том-то и беда, — сказал он. — Конечно, не могли. Только идиот мог пытаться здесь развернуться.

— Я же извинилась. — Краска бросилась мне в лицо. — В любом случае, вы превысили скорость. А мою машину занесло. Ее не сдвинуть с места.

— Выходите, — сказал он.

Он сел и мгновенно развернул машину. Потом вышел и открыл передо мной дверцу.

— Никаких проблем, — сказал он с возмутительным спокойствием. — Вы просто пережали.

Это стало последней каплей. Я села и разрыдалась, а потом изо всех сил рванула домой. Один Бог ведает, как я добралась, не видя ничего вокруг от слез.

Не знаю, как долго я плакала, но достаточно, чтобы приобрести совершенно жуткий вид. И тут я обратила внимание на растение в горшке, которое мне подарила на Рождество Коко. Оно выглядело поникшим и заброшенным.

— Ему нужно немножко любви и заботы, как и мне, — сказала я уныло и, поднявшись, взяла лейку и полила цветок.

Я вспомнила, как кто-то говорил мне, что, если полить водой тростниковый коврик, то он зазеленеет. В это время я услышала шаги. Наверно я оставила дверь открытой. Надеясь увидеть Рори, я подняла глаза. Но я ошибалась — это был Финн Маклин.

— Что у вас за манера подкрадываться! — рассердилась я и тут только сообразила, насколько глупо я выгляжу с лейкой, из которой на ковер лилась вода. — Я еще не совсем свихнулась. — Мои слова прозвучали малоубедительно. — От воды даже ковер зазеленеет.

Финн засмеялся.

— Когда я вас вижу, вы либо что-то рвете зубами, либо дорогу перекрываете, либо ковры поливаете. Откуда это у вас?

— Не знаю, — пробормотала я. — Наверно, меня уронили головой об пол уже во взрослом состоянии.

— Вы скоро так весь пол зальете. — Он взял у меня из рук лейку.

Сознавая, какие у меня красные заплаканные глаза, я старалась не смотреть на Финна.

— Я пришел извиниться за то, что накинулся на вас сегодня утром. Я очень устал, не спал ночь. Но это не оправдание, и я надеюсь, что вы извините меня.

От удивления я так и села.

— Ничего, — сказала я. — У меня сегодня тоже ночь была паршивая, а то бы я не разревелась.

— Где Рори?

— В Глазго.

— Я собираюсь сегодня в Маллен, проведать больную. Не хотите со мной?

— Меня укачивает в самолете.

— Самолет там негде посадить. Я поеду на катере. Я за вами заеду через полчаса. Мы можем не разговаривать по дороге, если не пожелаем.

Глава 17

День был прекрасный: солнце сияло, и вершины холмов переливались на фоне синего неба, как горки соли. Пока наш катер рассекал темно-зеленую воду, я все еще пребывала в унынии, но потом мне стало легче, особенно когда я поняла, что Финн и я можем говорить или молчать без большого напряжения. Когда мы причалили, и я спрыгивала на пристань, он подхватил меня. Движения у него были легкие и уверенные, как у человека, умеющего обращаться с женщинами.

Мы поднимались по склону холма к маленькому серому фермерскому домику. Трава сверкала белизной, как страусовые перья, сделанные из прозрачного стекла, на каждом листочке искрился снег, отовсюду свисали длинные сосульки. Внезапно из сарая, находившегося неподалеку от дома, выбежала пожилая женщина с рукой на перевязи.

— Доктор! — закричала она. — Слава Богу, вы приехали. Коровке моей плохо.

— Осторожно, не поскользнитесь. — Финн поддержал ее за здоровую руку. — Что с ней?

— Она начала телиться, но дело не идет. Энгус поехал на материк за помощью, но еще не возвращался.

— Я взгляну на нее. — Финн вошел в сарай.

В углу металась перепуганная ревущая корова.

— Ну, ну, — произнес Финн успокаивающим тоном, подходя к ней.

Осмотрев корову, он сказал:

— Дела плохи, Бриджет.

Женщина заплакала, причитая и жалея единственную кормилицу.

— Ступайте домой, — сказал Финн. — Я сделаю что смогу. Вы только будете помехой с вашей сломанной рукой. Вы мне поможете, — добавил он, обращаясь ко мне.

— Я не могу, — пропищала я. — Я ничего не понимаю в коровах. Может быть, мне вернуться на остров и позвать на помощь?

— Слишком поздно, — сказал Финн, засучивая рукава.

Корова издала мучительный стон.

— Ладно, — согласилась я мрачно. — Что мне делать?

— Держать теленка за ноги и, когда я скажу «тяните», тащить его изо всех сил на себя.

— Господи, — пробормотала я сквозь зубы. — Ну и дела.

Солома была липкой от крови, и единственным источником света была тридцативаттная лампочка. Финн отдавал короткие команды. Он, конечно, умел принимать роды. Но роженицы не катаются и не переваливаются по земле как коровы.

— Я уверена, ей было бы легче, если бы бык присутствовал при родах, — попыталась пошутить я, поднимаясь в третий раз с вонючей соломы.

После этого я уже больше не шутила, но, стиснув зубы, следовала его инструкциям, ощущая все время, что, несмотря на его геркулесовскую силу, он мог быть на удивление нежным и осторожным. Наконец худенький длинноногий теленок благополучно оказался на соломе и гордая мамаша принялась его вылизывать.

— Какая прелесть, — сказала я. Слезы жгли мне глаза.

— Молодец, — сказал Финн. Я почувствовала себя так, будто мне вручили Нобелевскую премию. — Пошли в дом, умоемся. Бриджет даст нам чаю.

По дороге домой он сказал:

— У вас совершенно измученный вид.

— Не каждый день я бываю акушеркой у коровы.

— Зайдите ко мне завтра на прием. Я хотел бы вас осмотреть.

Я покраснела, польщенная такой заботой.

— Как дела в больнице? — спросила я.

— Отлично. Три палаты уже полностью готовы.

— Вы, наверное, с ног валитесь от усталости.

Он пожал плечами.

— Со следующей недели у меня приступает к работе новый врач, будет полегче.

— Кто он такой?

— Это она.

— Вот как. — Секунду я была в замешательстве. — Что она собой представляет?

— Очень привлекательная. Я ее сам выбрал.

— Для себя?

— Еще рано судить. Я, наверно, романтик. Это все кельтская наследственность. По-моему, отношения между мужчиной и женщиной не должны быть на уровне кроликов.

В Пенлоррене зажигались огни. Они бледно светились в сгущающихся сумерках. Мне почему-то стало не по себе при мысли о красавице докторше, работающей с Финном. Она представлялась мне со стройными лодыжками, с безупречной прической и в распахнутом на пышной груди белом халате.

— Что у вас вышло с женой? — спросила я.

— Моей жене нравилось иметь мужем врача с хорошей практикой и давать у себя в пригороде маленькие ужины при свечах.

— Надо же. — Я не удержалась от смеха. — Это не ваше амплуа?

— Напротив, я очень неплохо смотрюсь при свечах. Я сам виноват не меньше. Она была красива, неглупа, просто она наскучила мне. Я женился, не представляя себе, что она за человек. Впрочем, большинство любит не настоящих живых людей, а какой-то идеализированный образ, созданный их воображением.

Я взглянула ему в лицо. Сейчас оно смягчилось. Мне никогда не нравились рыжие волосы, но у Финна они были темные и густые. Веснушки мне тоже не нравились, как и сломанные носы. Но глаза у него были удивительные, с желтыми точечками и длинными темными ресницами. Его рот, когда он не был сурово сжат, был прекрасен. Под порывами ветра брюки плотно облегали его сильные мускулистые ноги. Несмотря на свои габариты, он двигался с кошачьей ловкостью и грацией.

— Вы сегодня будете у Коко? — спросила я.

— Может быть. Все зависит от того, как пойдут дела в больнице.

— Пожалуйста, приходите, — сказала я и покраснела. — Я хочу сказать, если вы не слишком будете заняты, разумеется.

Глава 18

Когда я вернулась, Рори был в ванне. Даже в моей купальной шапочке он выглядел неотразимым.

— Где ты была? — спросил он.

— Кое-где, — сказала я. — Я после тебя приму ванну, хорошо?

Я прошла в спальню. Мне не хотелось рассказывать ему про Финна.

Рори вошел за мной, оставляя мокрые следы.

— Где моя белая шелковая рубашка? Это она? — спросил он, вытаскивая мятую розовую тряпку из набитой неглаженым бельем наволочки.

— Может быть.

— О Боже. — Рори продолжал вытягивать розовые рубашки одну за другой, как фокусник платки. — И почему это мои рубашки порозовели?

— Я случайно оставила в стиральной машине мой красный шелковый шарф.

— Когда в следующий раз захочешь что-нибудь покрасить, моих вещей не трогай.

Начав одеваться, он всунул обе ноги в одну штанину, что, разумеется, не улучшило ему настроения.

— Ну и как Эдинбург? — спросила я, зная, что Марина берет там раз в две недели уроки пения.

После чуть затянувшейся паузы он мрачно проговорил:

— Я был в Глазго.

Мы явились в гости уже порядком разозленные. Вечер был блестящий. Все гости были в твиде с головы до ног. По сравнению с ними я была почти что голой.

— Хороша, как картинка, — сказал, обнимая меня, Бастер.

— С днем рождения тебя, — сказал Рори. — Я хотел было купить тебе в подарок книгу, но вспомнил, что одна у тебя уже есть.

Кто-то за моей спиной засмеялся. Это была Марина. Она выглядела потрясающе в шерстяном янтарного цвета платье с высоким воротом и длинными рукавами. Я уже забыла, насколько она хороша. С Рождества она превратилась в моем воспаленном воображении в Горгону -людоедку, с шевелящимися на голове змеями вместо волос и трупами жертв у ног.

Она улыбнулась Рори в самые глаза и пошла поздороваться с Коко.

Даже высокий ворот не скрывал два темных кровоподтека у нее под подбородком.

— У нее вся шея искусана, — прошипела я на ухо Рори.

— Я полагаю, ты разузнаешь, чьих это зубов следы, — прошипел он мне в ответ.

— Уж, во всяком случае, не Хэмиша, — сказала я. — У него зубов не осталось.

— Эмили, — сказал Рори тихо, — ты стала жуткой стервой с тех пор, как мы поженились.

— Ты был стервозным типом еще до того, как на мне женился, — огрызнулась я.

— Очевидно, это заразительно.

Вечер прошел с огромным успехом.

Все перепились. Несколько часов спустя я сидела с Рори на софе, когда к нам подошла Марина.

— Привет, мои хорошие. Я решила воздерживаться от Хэмиша на время поста. Как вы думаете, с Элизабет сползет ее прелестное платье? — прибавила она, указывая на полную блондинку.

— Обязательно, только попозже, насколько я ее знаю, — невозмутимо сказал Рори.

Подошел Бастер и долил наши бокалы.

— Милая Эмили, что-то у тебя грустный вид. Надеюсь, вы не поругались с Рори?

— Мы с Рори больше не ругаемся, мы сдержанно молчим, — сказала я, с некоторым трудом поднимаясь на ноги.

— Сядь, — сказал Рори. — Бастер хочет полюбоваться твоим декольте.

Но я выскочила из комнаты, споткнувшись о хозяйского Лабрадора, которому это очень не понравилось. Почему не пришел Финн? Каждый раз, когда в дверь звонили, я надеялась, что это он. В столовой танцевали. Я долго разговаривала с каким-то нудным местным землевладельцем, громогласным и наверняка воображающим себя гигантом секса.

К нам подошел Хэмиш. Он еще больше поседел и облез, но в глазах у него был все тот же похотливый блеск.

— Эмили, — обратился он ко мне. — Мы с вами за весь вечер ни разу не поговорили. Пошли потанцуем.

Как я могла отказаться? Рори с Мариной покачивались очень пристойно на расстоянии не меньше полуметра друг от друга. Говорили только их взгляды, но они были весьма выразительны.

— Совсем как голубки, верно? — с горечью заметил Хэмиш.

Я взглянула на него с изумлением.

— Пора нам с вами поговорить начистоту, — сказал он.

Он провел меня из холла в кабинет и закрыл дверь. Сердце у меня тревожно забилось.

— Что вам нужно? — сказала я.

— Просто поговорить. Разве вас не огорчает вид этой сладкой парочки?

— Какой парочки?

— Моя прелестная жена и ваш красавец муж. Нам сдали крапленые карты, моя милая. Им на нас плевать.

— Я не желаю вас слушать. — Я решительно направилась к двери.

— Но придется. — Он схватил меня за руку. Его лицо внезапно злобно исказилось. — История занятная. Когда Марина стала моей женой полгода назад, я был настолько глуп, что думал, я ей нравлюсь. Но не прошло и нескольких недель, как я понял, что ей были нужны только мои деньги.

— Если ей были нужны деньги, — сказала я, — почему она не вышла за Рори? Он так же богат, как и вы.

— Богат-то богат, но Рори, если вы помните, унаследовал свое состояние только после женитьбы на вас. Это было одно из условий завещания Гектора, его отца: Рори не получит ни пенса, пока не женится.

— Тогда почему он не женился на Марине?

— В завещании было еще одно условие. Если он женится на Марине, он не получит ничего. Все пойдет на дела благотворительности. Вот он и женился на вас, чтобы заполучить денежки.

Я похолодела.

— Но я не понимаю, — прошептала я. — Это совсем непохоже на Рори. Если бы он действительно хотел жениться на Марине, он бы не стал гнаться за наследством. Он мог бы найти работу или зарабатывать живописью.

— Бедняжка, Эмили, — сказал Хэмиш ехидно. — Сколько вам еще предстоит узнать! Разве вы не понимаете, что Рори никогда не может жениться на Марине, с деньгами или без.

— Но почему?

— Потому что они брат и сестра.

Я ахнула от ужаса.

— Что? Не может быть!

— Увы, это так. Гектор — фактический владелец острова, глава местной администрации, столп общества, был на самом деле старый развратник. Право первой ночи и все прочее. Он уже давно увивался за матерью Марины. Вот в результате она и получилась.

Мне становилось дурно.

— Брат и сестра, — прошептала я.

— Хотя и сводные, но едва ли это нормальный союз. В особенности, если учесть, что у Гектора в семье наследственное безумие. Но их, похоже, это не останавливает.

— Давно им это известно?

— Около года. Между Бэлнилами и Маклинами издавна существовала кровная вражда. Когда Рори и Марина влюбились друг в друга, они особенно об этом не распространялись. Но однажды Рори напился, поругался с Гектором, а они никогда не ладили, и сказал ему, что женится на Марине. Гектора чуть удар не хватил. На следующий день он сказал Рори правду, что он ни при каких обстоятельствах не может жениться на Марине. Рори пришел в ярость. Вся эта история все-таки доконала Гектора. Он умер в ту же ночь от сердечного приступа. Но завещание-то осталось.

— Боже, — тупо выговорила я.

— Марина в приступе отчаяния вышла за меня, а Рори женился на вас. Марина чуть с ума не сошла от ревности. А теперь, вы сами можете видеть, они взялись за старое.

В голове у меня все смешалось. У меня было такое чувство, как будто из меня дух вышибли. Марина и Рори — брат и сестра, как Байрон и Августа Ли, — злополучные любовники. Связь тем более соблазнительная, что она запретна.

— Бедный Рори, — сказала я. — Я теперь все понимаю. Бедный, бедный Рори.

— Бедные мы с вами, — шепнул мне на ухо Хэмиш.

Он стоял очень близко ко мне, гладя мою руку и устремив на меня жадный взгляд. Я ощущала тепло его тела, его горячее дыхание у себя на плече.

— Будьте со мной посмелее, крошка, — сказал он вкрадчиво, обнимая меня за талию. — Я вас нахожу очень миленькой, что бы там ни думал Рори. Почему бы нам не утешить друг друга?

— Нет! — вскрикнула я. — Нет, нет, нет! Убирайтесь, отвратительный старикашка. Не прикасайтесь ко мне!

Я распахнула дверь и налетела прямо на Финна Маклина.

— А я вас ищу, — сказал он и, внимательно всматриваясь в мое лицо, добавил:

— А в чем дело?

— Ни в чем, — прорыдала я и, оттолкнув его, выбежала из кабинета.

Я побежала в сад. Снег продолжал падать, и подъездная аллея светилась в бледном лунном свете девственной белизной. Передо мной расстилалось море, темное, непроницаемое. Вдали голубоватым огнем вспыхивал маяк. Внизу зловеще поблескивали скалы.

— О Рори, — рыдала я, — я больше не могу, не могу.

Едва я сделала шаг вперед, моя рука оказалась как в тисках.

— Не будьте идиоткой! Ничто и никто не стоит того, чтобы ради этого жертвовать жизнью.

Это был Финн.

— Отпустите меня, — рыдала я. — Я хочу умереть, я больше так не могу.

Он не отпускал мою руку, и наконец я бессильно припала к нему.

Обняв меня за плечо, он повел или почти что понес меня по снегу к конюшням, где Бастер держал своих лошадей.

Горько плача, я упала на охапку сена. Финн молчал, он только гладил меня по плечу. Наконец я с трудом проговорила:

— Ведь это неправда, что Рори и Марина — дети Гектора?

Финн молчал, сжимая мое плечо.

— Боюсь, что правда, — выдавил он наконец.

— Господи, почему же мне никто не сказал раньше?!

— Никто не знал, кроме меня, Рори и Марины. Хэмишу, наверно, сказала Марина. Даже Коко ничего не знает.

— А вы давно знаете? — спросила я тупо.

— Сколько себя помню. Однажды я вернулся из школы раньше обычного. Я услышал в спальне смех, вошел и увидел мать в постели с Гектором. Отца не было дома. Я убежал и спрятался в лесу. К вечеру отец вернулся и организовал поиски. Когда меня нашли, отец меня выпорол за то, что я так расстроил мать. Я так никогда ничего ему не сказал. Наверное, даже у очень маленьких детей бывает чувство чести. Но Гектору я не простил никогда, а он не простил мне, что я обнаружил его фальшивую сущность.

— Значит, вы всегда знали, что Рори и Марина — брат и сестра?

Он кивнул.

— Примерно год назад я приехал из Лондона на уик-энд и обнаружил, к своему ужасу, что у них роман и они собираются пожениться. Я попытался удержать Марину, но она закусила удила. И тогда я пошел к Гектору и потребовал, чтобы он сказал Рори правду.

— Хорошенькая история, — сказала я.

— Вот почему я не спускал с них глаз, стараясь их разлучить. При кровном родстве и дурной наследственности с обеих сторон беременность была бы для Марины катастрофой.

Я сидела, онемевшая от горя, пытаясь понять происшедшее. Финн обнимал меня, гладил по голове и успокаивал, как ребенка. У него были такие нежные руки. Меня так давно уже никто не обнимал.

Его губы были очень близко. Повинуясь какому-то инстинкту, я подняла голову и поцеловала его. Он ответил на поцелуй.

— Простите, ради Бога, — я пыталась высвободиться в полном ужасе. — Я очень сожалею.

— Не жалейте, — сказал он мягко. — Это был один из самых приятных сюрпризов, какие я когда-либо получал. — Он поцеловал меня еще раз. Но это был уже совсем другой поцелуй.

Я пыталась быть холодной и неприступной, но меня захлестывали горячие волны желания. Во всем теле я ощущала слабость. Я разрывалась между страстным желанием и бесконечной усталостью.

— Любопытные вещи происходят в конюшнях, — пробормотала я. — То я акушерка, то норовлю совершить прелюбодеяние.

Финн улыбнулся, встал и помог мне подняться.

— Пошли, я провожу вас домой.

— Пожалуйста, не надо.

— Послушайте, — сказал он. — У меня этого и в мыслях не было, когда я вас сюда привел. Да, я хочу вас, но сейчас не время и не место. Вы слегка пьяны и испытали шок. Я не позволю вам сделать ничего, в чем бы вы раскаивались завтра утром.

Он отвез меня домой. Когда мы подъехали, он порылся в своей сумке и достал пару таблеток снотворного.

— Выпейте сразу же, как войдете, и завтра в одиннадцать приходите ко мне на прием. Тогда и поговорим.

У меня едва хватило сил раздеться. Я повалилась в постель, завернулась с головой в одеяло и провалилась в глубокий сон.

Глава 19

На следующее утро я проснулась с тяжелой головой и с отвратительным привкусом во рту. Я еле добралась до туалета, где меня вырвало. Голова у меня раскалывалась. Я приняла четыре зельтерских таблетки, и меня снова вырвало. Рори еще спал как убитый.

Я потихоньку оделась и едва успела к назначенному Финном времени.

Когда я пришла, там была только одна женщина. Финн вышел из кабинета. Вид у него был усталый, но мне он приветливо улыбнулся.

— Я сначала приму миссис Камерон, — сказал он. — Это недолго.

Невидящими глазами я просматривала журналы и недоумевала, с чего бы мне было так скверно. Секретарша Финна всматривалась в меня с интересом.

Миссис Бэлнил выглядит как жертва несчастного случая, вероятно, думала она про себя.

Миссис Камерон вышла, рассыпаясь в благодарностях, и я вошла в кабинет.

Кабинет был просторный, все в беспорядке, но очень уютно. Финн закрыл дверь и прислонился к ней. Потом он подошел ко мне и поцеловал меня. Этот поцелуй был совсем не похож на вчерашний. В том чувствовалось опьянение и подавленная страсть. Этот был медленный, нежный, так что у меня колени подгибались от вожделения.

— Мы не нарушаем клятву Гиппократа? — спросила я, плюхаясь на стул.

— Наплевать. Ты еще пока не моя пациентка, хотя тебе бы следовало ею быть, у тебя ужасный вид!

— Благодарю за комплимент, — сказала я.

— И невероятно соблазнительный. Несколько недель вдали от Рори, и все пройдет.

— У меня была жуткая рвота утром. Нервы, наверно, и вчерашняя выпивка.

— Я сейчас только спроважу мисс Бэйгс и осмотрю тебя.

— Сначала сотри помаду с лица, — сказала я.

Финн засмеялся.

Полчаса спустя он уже не смеялся.

— Ты беременна, — сказал он.

Я была поражена.

— Не может быть. Рори давно уже пальцем ко мне не прикасался. — И тут я вспомнила. — О Боже!

— В чем дело?

— Когда вы с ним поругались под Рождество и ты сбил его с ног, он так взбесился, что изнасиловал меня со злости.

— Тогда, наверно, это и случилось.

В голове у меня шло кругом. У меня ребенок от Рори! Что может его ожидать, когда Рори меня не любит, а влечет меня к Финну?! Кошмарное видение мелькнуло у меня перед глазами: мы с Рори орем друг на друга над детской кроваткой, ребенок заходится в плаче. Рори бесится, что детский крик не дает ему работать.

— О Боже! — повторила я с дрожью в голосе.

Финн подошел к стоявшему в углу шкафчику, достал бутылку коньяку и две рюмки.

— Нам лучше выпить, — сказал он.

Наблюдая за тем, как он наполняет рюмки, я вдруг испытала слезливое сентиментальное чувство. Теперь мне так никогда и не изучить каждую веснушку на его лице, не увидеть, как седина постепенно погасит огонь его волос.

Он поставил рюмку и взял меня за застывшие руки. Его руки были сильные, теплые и нежные. Я ощутила неодолимое желание разрыдаться у него на груди.

— Да, хорошая каша заварилась, — сказал он. — Но ничего, мы как-нибудь разберемся.

— Разве это возможно? — спросила я обреченно.

— Послушай, — продолжал он. — У тебя с Рори все кончено. Это ясно. Ты хочешь оставить ребенка?

Я подумала минутку.

— Да, хочу. Очень хочу.

— Это значит, ты остаешься с Рори?

— А что мне еще делать? Сама эту кашу заварила, мне и расхлебывать.

— Ты можешь переехать ко мне.

Все вокруг меня поплыло. Какое-то мгновение я могла думать только о том, как было бы чудесно, если бы Финн позаботился обо мне.

— О, Финн, — выдохнула я. Слезы навернулись мне на глаза. — Я тебя замучаю.

— Не думай. Во всяком случае, мы можем попробовать.

— А как же ребенок?

Он пожал плечами.

— Это ребенок Рори. — Я отхлебнула коньяку и чуть не задохнулась. — Ты же его возненавидишь, ты будешь вечно видеть в нем ненавистные тебе черты. С твоей репутацией на острове будет покончено — взять к себе жену своего врага, да еще беременную.

— Моя репутация это выдержит.

— Ты хочешь увести меня от Рори, чтобы досадить ему?

Это были ужасные слова. Рори бы меня за них ударил. Финн только посмотрел на меня задумчиво.

— Не знаю, — сказал он. — Я вчера об этом долго думал, после того, как отвез тебя домой. Конечно, в этом есть доля истины. Я не испытываю никаких угрызений совести, уводя тебя от Рори. Я знаю, он принес тебе одни только несчастья. Но будь ты даже замужем за моим лучшим другом, это ничего бы не изменило. Я бы все равно желал тебя. Это, пожалуй, самое отрицательное свойство любви — все моральные ценности утрачивают свое значение. — Лицо его смягчилось. — Но в ней много и положительного. Пойди ко мне.

— Нет, — сказала я. — Прошу тебя, не надо. Он протянул ко мне руки.

— Почему нет? Я хочу тебя.

— Было очень благородно с твоей стороны сделать мне такое предложение, но я не могу его принять.

— Благородно! О чем ты говоришь?

— Я знаю, почему ты это сделал. Из чистейшего альтруизма. Марина — твоя сестра, и ты чувствуешь себя виноватым, что они с Рори испоганили мне жизнь.

Финн допил свой коньяк.

— Перестань говорить вздор, Эмили! Меньшего альтруиста, чем я, не найти. Помимо своей работы, я ни о ком, кроме себя, не думаю.

— Ты взял меня вчера с собой…

— Я взял тебя вчера с собой, потому мне показалось, что тебе нужно проветриться. Теперь я понимаю, что хотел тебя с того самого момента, когда впервые тебя увидел — рвущей зубами розы в прозрачной ночной рубашке.

Я залилась краской.

— Как это мило сказано.

— Но ты не веришь ни одному моему слову?

— Нет, ты никогда бы не предложил мне переехать к тебе, если бы я не была беременна.

Отыскав в сумке салфетки, я промокнула себе глаза.

— Ну конечно, нет, я бы не стал с этим спешить.

— Нет совершенно никакого смысла сходиться с кем-то, кого ты совершенно не знаешь и не любишь.

— Пожалуй, что нет, — согласился он мрачно. Я окончательно утерла слезы.

— Извини. Я не собиралась плакать — просто это шок, Рори и Марина, ребенок. Помимо всего, я тебе не подхожу — я хочу сказать, на перспективу. Я бы не знала, с каким лицом здороваться с пациентами, всегда бы забывала передавать тебе вызовы, что-нибудь обязательно бы перепутала.

— И все же мы можем продолжать встречаться.

— Нет, — сказала я. — В моем положении это не годится. Беременность превращает женщину в монахиню.

Финн засмеялся, но в его смехе чувствовалась горечь.

— Кому знать, как не тебе? Ведь у тебя такой опыт — не меньше четверти часа. Но тебе придется приходить ко мне на обследование. Если ты не хочешь видеть меня, Джекки Бэррет за тобой присмотрит.

— Кто она такая?

— Мой новый врач.

О Боже, я чуть не задохнулась от внезапного приступа ревности. С трудом удерживаясь от слез, я не рискнула поцеловать Финна, чтобы не сорваться.

— До свидания, спасибо тебе, — сказала я.

Вид у него вдруг стал усталый и безнадежный.

— Ладно, возвращайся к Рори, если хочешь, но помни, я всегда рядом. Стоит тебе только позвонить, и я приеду за тобой.

Глава 20

Семейную жизнь на такой основе не построить заново. Вернувшись домой, я совсем уже собралась с духом, чтобы сказать Рори о ребенке, но он ничего вокруг не замечал, поглощенный размазыванием по холсту синей краски. Струсив однажды, я уже никак не могла решиться вновь.

Следующие несколько недель он настолько ушел в работу, что я для него вообще перестала существовать.

Я все время думала о ребенке. В кино лишний раз не пойти, а ребенка с кем оставить? На море не поехать. Грязные пеленки, бессонные ночи. Я сама, в безразмерных лифчиках, располневшая, отяжелевшая, утратившая всякую привлекательность.

Но в то же время я была охвачена радостным волнением. Когда это существо появится на свет, мне будет кого любить, любить открыто, не стыдясь своего чувства, как я хотела любить Рори, как обстоятельства помешали мне любить Финна.

Мне так хотелось рассказать Рори. Я купила бутылку шампанского и каждый день доставала ее из потайного местечка в шкафу, но потом снова прятала.

Я пыталась вновь привлечь к себе Рори, но изо дня в день слышала от него только: «Господи, до чего я устал!» Как только я ложилась в постель, он тушил свет, поворачивался ко мне спиной и притворялся спящим.

Лежа рядом с ним, я прислушивалась к шуму моря и думала о Финне, который, наверно, был все еще на работе, принимая роды или успокаивая больного. Суровые черты его прекрасно-некрасивого лица вставали у меня перед глазами. Сколько я могу еще выдержать, думала я, и волосы у меня сырели от непрерывно струящихся слез.

В надежде увидеть Финна я бывала на каждой вечеринке, затеваемой на острове, но он нигде не появлялся. В результате я опять напивалась и по утрам чувствовала себя омерзительно.

Я побывала, однако, у мисс Бэррет, нового врача. Любопытство одолело меня. Я прошла обследование, после чего была в шоке. Мисс Бэррет была природная блондинка, стройная — одна из тех женщин, которые выглядят великолепно без всякой косметики — умная, утонченная, знающая, умеющая держать язык за зубами. Одним словом, полная противоположность мне.

Быть может, это все мое воображение, но мне показалось, что при упоминании имени Финна в ее голосе зазвучали теплые нотки. Доктору Маклину нравится, когда это делается так. Доктор Маклин советует беременным следить за своим весом. Доктор Маклин рекомендует эти витамины.

«Доктор Маклин — моя собственность, — хотелось закричать мне, — и горе той, кто на него покусится».

Неделя шла за неделей. Постепенно я впала в отчаяние. Я с трудом заставляла себя вставать и одеваться по утрам. Однажды в воскресенье, когда я пыталась не подавиться тостом с джемом, я заметила, что Рори смотрит на меня.

— У тебя ужасный вид, — сказал он. — Во что ты себя превращаешь?

За этим последовал десятиминутный выговор за мое отношение к нему и ко всем остальным на острове. Я ленива, упряма, глупа, веду себя как ребенок, со мной сладу нет. Почему я не займусь чем-нибудь вместо того, чтобы бездельничать целыми днями?

— Чем, по-твоему, я должна заниматься? Ходить на вечерние курсы кройки и шитья?

— А почему бы и нет? Тебе нужно выходить, встречаться с людьми. Бастер говорил, что его лошади к твоим услугам, если ты захочешь покататься верхом.

— Ты все сказал? — перебила его я.

— Пока все. Мне очень жаль, если я был слишком резок, но мне надоело жить в одном доме с зомби.

Не глядя на него, я встала и потащилась наверх. Одного взгляда в зеркало было достаточно, чтобы я опрометью бросилась в ванную.

Потом я позвонила Бастеру и спросила, можно ли мне с ним сегодня покататься. Рори был доволен и даже помог мне высушить волосы.

— Оставайся потом в замке, — сказал он. — Я заеду за вами, и мы вместе поужинаем где-нибудь.

Впервые за несколько месяцев он меня поцеловал.

Мы ездили с Бастером по пологим склонам, поросшим буковыми деревьями. Вальтер Скотт носился вокруг, гоняя кроликов. Наконец мы поднялись на вершину холма.

— Больница уже достроена. — Бастер указал хлыстом на новое здание справа от нас. — Финн быстро управился. Ты была там?

Я покачала головой.

— Ты видела новую красотку Финна? — продолжал он.

Я застыла.

— Красотку?

— Доктора Бэррет. Фантастически хороша. Я у нее побывал на прошлой неделе со своим радикулитом. Просто глаз от нее не отвести.

— У нее есть что-то с Финном? — спросила я.

— А для чего, ты думаешь, он ее сюда взял? — Бастер сказал это как нечто само собой разумеющееся. — Финн не дурак.

Тоска нахлынула на меня. Финн влюблен в другую. Стало быть, мне остается Рори.

— Я, пожалуй, поеду домой, — сказала я.

— А разве Рори не приглашал нас ужинать?

— Приглашал. Но мне сначала нужно ему кое-что сказать, и я хочу переодеться.

Мы поставили лошадей в конюшню, и я поехала домой. По дороге я решила, что пора сказать Рори о ребенке.

— Придется нам с тобой выдержать это вместе, дружок, — сказала я своему ребенку. — А вдруг он даже обрадуется. То-то будет нам сюрприз.

Я вошла в дом и на цыпочках поднялась наверх за шампанским. Дверь в спальню была открыта.

Я застала их во всей красе.

Глава 21

Марина и Рори в постели. Какое-то мгновение я думала только о том, как красиво они смотрятся на моих синих простынях, — ее роскошные волосы, рассыпавшиеся по подушке. Как в каком-нибудь голливудском фильме.

Потом я закричала, и они оглянулись. Марина пришла в себя первой.

— Мне очень жаль, Эмили, — сказала она. — Но вы все равно бы узнали когда-нибудь.

— О, я знала, я давно все знала и то, что вы брат и сестра.

Это их явно поразило.

— Это очень мило, конечно, что вы ограничиваетесь семейным кругом, — продолжала я, — но церковь и закон такого не одобряют.

Я выбежала из спальни, заперлась в туалете и расплакалась. Через несколько минут кто-то начал дергать ручку двери.

— Убирайтесь! — закричала я. — Есть другой туалет. Здесь занято.

— Эмили, это я. Марина уехала. Ради Бога, выходи. Я хочу помочь тебе.

— Помочь мне? — Слезы перешли у меня в истерический смех. — Помочь мне? Чем ты можешь мне помочь?

— Открой, или я взломаю дверь.

— Нет! — закричала я. — Нет! Нет! — После недолгого молчания раздался взрыв.

Я снова закричала. Дверь распахнулась. Рори стоял на пороге, ружье в его руках еще дымилось. Он выбил замок.

— Выходи! — Он схватил меня за руку и поволок в спальню. В углу скулил Вальтер Скотт.

— Я знаю, зачем ты на мне женился. Чтобы получить деньги по завещанию Гектора и под маской приличия путаться со своей любимой сестричкой.

Рори затрясся.

— Кто тебе сказал?

— Хэмиш.

— Скотина!

— Он сам очень несчастлив и хочет, чтобы всем было плохо. Уж, во всяком случае, он поступил не хуже тебя, — сказала я с вызовом.

— Когда человек доходит до отчаяния, ему не до морали.

Два месяца назад нечто подобное я слышала от Финна.

И тут он рассказал мне спокойно, без эмоций, что, когда он впервые встретил меня, я ему очень понравилась. Он думал, что со мной, такой любящей, нежной, чуткой, у него что-то может получиться. Он сказал, что изо всех сил старался порвать с Мариной, но ему это не удалось. Он знал, что ему нет оправдания. Гнев закипал во мне, я готова была разразиться бранью и упреками, но его спокойствие, даже какая-то отрешенность сковали мне язык. Если бы не холод в его глазах и не смертельная бледность, он выглядел бы как обычно.

— Марина и я сознаем, что мы отверженные. Она переживает, конечно, потому что никогда не сможет иметь от меня ребенка.

— Она переживает, — у меня перехватило дыхание. — Переживает, вот как? Я ей сочувствую от всей души. Наверное, куда увлекательнее заниматься этим в моей постели, чем где-то в другом месте, где вас не возбуждают опасения, что я могу вас застать.

Он посмотрел на меня. Мне показалось, что в глазах у него промелькнуло отчаяние.

И тогда он произнес роковые слова:

— Я очень сожалею, Эм.

— Убирайся, — прошипела я. — Убирайся! Убирайся!

Он стоял в нерешительности.

— Я ни минуты не хочу оставаться с тобой под одной крышей.

Я полагаю, он только этого и ждал. Моментально побросав вещи в чемодан, он ушел, забрав с собой Вальтера.

Я бросилась к телефону.

Подошла Джекки Бэррет. В трубке была слышна музыка.

— Можно доктора Маклина? — сказала я.

— Минутку. — Ее голос звучал холодно и небрежно. — А это срочно? Он очень занят.

— Срочно. Очень срочно.

— Кто это говорит?

— У меня к нему личное дело.

— Финн, дорогой, — сказала она, и я представила себе, как она беспомощным жестом развела руками. — Это все-таки тебя.

Я бросила трубку.

Рори уехал. Финном, очевидно, завладела доктор Бэррет. Остались только мы вдвоем, я и мой ребенок.

— Ты все, что у меня есть, — сказала я.

Мне тоже не потребовалось много времени, чтобы уложить вещи. Я торопилась, чтобы успеть на семичасовой паром.

Я вызвала такси по телефону.

Когда в дверь позвонили, я надела черные очки Рори, чтобы скрыть распухшие веки, подхватила два чемодана и вышла на лестницу. Вероятно, я оступилась сразу — на верхней ступеньке. Я только успела осознать, что падаю, а потом — боль, ужасная, непереносимая, невообразимая боль. И все померкло.

Глава 22

Сквозь затуманивавшую сознание боль мне представлялись Марина и Рори на темно-синих простынях.

Вдруг я услышала знакомый голос:

— Дозировка была очень высокая, но рефлексы у нее восстанавливаются.

— Вряд ли она придет в себя раньше, чем через сутки, — заметил женский голос.

Борясь с мучительной дурнотой, я открыла глаза и — о чудо! — в ногах постели я увидела Финна, разговаривавшего с медсестрой. Но тут мое сознание снова заполонили Марина и Рори, и я закричала.

В это же мгновение Финн оказался со мной рядом.

— Эмили, дорогая, это я.

Я не переставая кричала что-то бессвязное. Он обнял меня.

— Я ею займусь, — сказал он.

Сестра растаяла в воздухе.

— Я все помню, — сказала я.

— Эмили, это я, Финн.

Я замолчала, приникнув к нему.

— Финн, помоги мне.

— Тебе приснился кошмар.

— Я все помню. — У меня задрожали губы. — Обещай мне не разыскивать Рори! Обещай!

— Не волнуйся! — успокоил он меня.

Финн убедил меня лечь, но не отпускал мою руку.

— Не уходи, — прошептала я.

— Никуда я не уйду.

— Я думала, я больше тебе не нужна, а потом я застала Рори с Мариной…

— Успокойся, дорогая. Не думай об этом. Тебе скоро станет лучше.

— Но я видела их вместе в постели! Видела!

Я снова начала кричать и метаться. Вошла сестра со шприцем. Я пыталась вырваться, но Финн держал меня крепко. Не знаю, что они мне вкололи, но оно подействовало мгновенно.

Когда я снова пришла в себя, я была спокойнее.

Комната была безобразная, с желтоватыми обоями, но солнечная. Толстуха сестра ставила нарциссы в голубую вазу. Цветы были повсюду.

— Это похоронное бюро? — спросила я.

Она бросилась ко мне и начала щупать мне пульс.

— Где я?

— В больнице.

— Славная симпатичная больница, и в каждой палате славные симпатичные доктора.

— Я сейчас позову доктора Маклина. — Она выбежала, и я услышала, как она говорит кому-то в коридоре: «Все еще бредит».

Вошел Финн.

— Ложитесь, доктор, — сказала я, — будем бредить вместе.

— Не беспокойтесь, — сказал Финн сестре, — ей гораздо лучше.

Он был из тех, кто не стыдился своих чувств на людях. Его желтые глаза наполнились слезами.

— Привет, малышка.

— Привет, — отозвалась я.

— Тебе лучше помолчать.

— Мне так тебя не хватало.

— Я верю. Ты не раз проговаривалась во сне.

Он улыбнулся.

Лицо его было прямо-таки серым от усталости. Наркотики, которые они мне давали, лишили меня последней выдержки.

— Я люблю тебя, — сказала я. — У тебя такое милое лицо.

Первые двое суток они понемногу сокращали дозу наркотиков, постепенно возвращая меня к жизни. Я не помню, когда я вспомнила о ребенке, но помню, как в панике спросила Финна:

— А мой ребенок? С ним все в порядке?

Он взял меня за руку.

— Мне очень жаль, но ты его потеряла. Мы старались его спасти, можешь мне поверить.

Мучительная печаль сжала мне сердце.

— Где Рори? — спросила я.

— У него все хорошо.

— Где он? Скажи мне правду, Финн.

Желтые глаза мигнули.

— Он не возвращался. Должно быть, он где-то на материке.

— С Мариной?

Финн кивнул.

— Надо полагать. Она исчезла в тот вечер, когда ты упала с лестницы. С тех пор их никто не видел.

Глава 23

Не помню, как долго я пролежала, тупо наблюдая, как за окном приходит весна. В этой атмосфере зарождающейся жизни я чувствовала себя чужой и отверженной. Я тосковала по потерянному мной ребенку. За мной ухаживала деловая энергичная сестра Маккеллан, пытавшаяся закормить меня таблетками и невкусной едой.

— Неужели нельзя найти для меня сестру с чувством юмора? — спрашивала я Финна.

— Только не за государственный счет.

Я жаждала его посещений. Он забегал по утрам или поздно вечером после обхода и просто сидел рядом, держа меня за руку и говоря о своих делах, или давал мне возможность изливаться о Рори и ребенке, когда у меня бывала в этом потребность.

Когда однажды вошла Джекки Бэррет, он не отпустил мою руку.

— Ей лучше, — сказал он.

— Прекрасно, — отозвалась она по-деловому. — Ну и напугали же вы нас, — добавила она, обращаясь ко мне. Мне показалось, что в ее голубых глазах появились льдинки.

— Я думала, у тебя с ней роман, — сказала я, когда она вышла.

Финн удивленно взглянул на меня.

— Она подошла к телефону в тот вечер, и тон у нее был ужасно собственнический.

— Не знаю, с чего бы это. Мы просто смотрели по телевизору какую-то медицинскую программу. После этого я почувствовала себя счастливее. Я много спала. Финн не пускал ко мне посетителей, да я никого и не ждала. Но затаенные опасения не покидали меня, и мне не пришлось долго ждать.

Два дня спустя я дремала в постели.

Вдруг за дверью послышалась суета, и знакомый голос нетерпеливо спросил:

— Где она?

Я тут же окончательно проснулась с сердцебиением, обливаясь потом.

— Бросьте эту дурь, — продолжал голос. — Я ее муж.

Я услышала смущенный голос сестры Маккеллан:

— Извините, но доктор Маклин запретил посещения.

— Тогда я сейчас обойду все палаты и перебужу всех больных, пока не найду ее.

— Но вы не понимаете, сэр. Миссис Бэлнил очень больна. У нее было тяжелое сотрясение мозга и внутреннее кровотечение. А с тех пор как бедняжка пришла в себя и узнала о потере ребенка, она в глубокой депрессии.

— Потере чего? — Голос Рори прозвучал как удар хлыста. — Что вы сказали?

— О потере маленького. Могу себе представить, как вы были огорчены, сэр.

— Где она, черт вас побери? — прошипел Рори.

— Не смейте прикасаться ко мне, молодой человек! — взвизгнула сестра Маккеллан. — Миссис Бэлнил в этой палате, но я не знаю, что скажет доктор Маклин, когда вернется.

Послышались быстрые шаги. Дверь распахнулась, и вошел Рори.

— Вот ты где.

— Здравствуй, Рори, — проговорила я осипшим голосом.

Он стоял у постели, его черные глаза сверкали, лицо казалось смертельно бледным на фоне темного мехового пальто.

— Что это я слышу о ребенке? — спросил он. — Это правда?

Я кивнула.

— И давно ты знала?

— Месяца два.

— Какого черта ты мне не сказала?

— Я пыталась. Я очень хотела. Я просто не могла решиться.

— И ты выставила меня, даже не дав мне знать о его существовании.

— Я думала, тебя это не интересует.

— Не интересует мой собственный ребенок?

— Мистер Бэлнил, — вмешалась сестра Маккеллан, колыхая накрахмаленной грудью. — Мы не должны волновать миссис Бэлнил.

Рори даже не повернул головы.

— Пошла отсюда, жирная стерва.

Когда она не подчинилась, он повернулся с таким выражением на лице, что она тут же бросилась к двери.

— Как это случилось? — спросил он.

— На мне были твои темные очки. Я, наверно, оступилась на верхней ступеньке и скатилась вниз.

— Я думаю, ты мало что об этом помнишь?

— Немного, — отвечала я медленно. — Зато я очень живо помню, что случилось перед этим.

Этот момент Рори обошел молчанием.

— Какого черта ты не сказала мне о ребенке раньше? Это преступная безответственность с твоей стороны.

— Я думала, что ты влюблен в Марину, — слабо возразила я. — Если бы я сказала тебе о ребенке, ты бы подумал, что я хочу тебя этим поймать.

— Я не слышал ничего более идиотского. Я полагаю, это действительно был мой ребенок?

Я разрыдалась. В этот момент вошел Финн. Ненависть их друг к другу была почти физически ощутима.

— Что здесь происходит? — спросил Финн сестру Маккеллан.

— Пусть он уйдет, — рыдала я.

— Оставьте ее в покое, — взревел Финн. — Убирайтесь отсюда! Вы что, уморить ее хотите?

— Она моя жена. Я имею право быть с ней.

— Не имеете, если вы ее со света хотите сжить. Вы разве не видите, что с ней?

Финн сел на кровать и обнял меня.

— Ну, ну, детка, все будет хорошо.

— Я больше не могу, — рыдала я, уткнувшись ему в плечо. — Пусть он уходит.

Финн поднял на него глаза. Рори потемнел, сжимая кулаки.

— Уберетесь вы отсюда или нет?

Рори вышел, хлопнув дверью.

Глава 24

На следующий день Финн улетел навещать своих пациентов, и в часы посещений снова явился Рори. Он был усталым, угрюмым, небритым и при всем том — как это ни странно — очень красивым.

О только бы мне снова не попасть под его роковое обаяние!

Он принес огромный букет ландышей, две банки паштета из гусиной печенки, порнографический роман и бутылку витаминной настойки.

— Паштет от матери, — сказал он. — Порно от Бастера. Он сказал, что ему понравилось, хотя это еще ни о чем не говорит. Все шлют привет.

Он вручил мне бутылку.

— Это должно помочь тебе коротать длинные вечера. Тут на самом деле разбавленное виски, но если ты этикетку не сорвешь, то доктор Маклин ни о чем не догадается.

Я засмеялась.

— Как ты сюда попал? Я думала, Финн меня с собаками охраняет.

— Состроил глазки довольно интересной блондинке по имени доктор Бэррет. Она сказала, я могу пробыть у тебя четверть часа.

— Меня не удивляет, что это подействовало. Как ты поживаешь? — спросила я.

— Прекрасно.

— Кто там за тобой присматривает? — Я покраснела. — То есть я хочу сказать… не думай, что я сую нос в твои дела.

— Никто, — сказал он.

Мне ужасно хотелось спросить, где Марина, но я вдруг почувствовала полное бессилие, как хозяйка на вечеринке, где все изнывали от скуки.

— Ты можешь не задерживаться, — сказала я. — Навещать людей в больнице ужасно скучно.

— Уже надоел тебе, да?

Он смотрел на меня так, словно впервые увидел. Я смущенно потупилась.

Рори встал.

— Я приду завтра, — сказал он. — Мне очень жаль, что так вышло с ребенком.

И тут он сделал нечто в высшей степени странное. Он наклонился и застегнул доверху пуговицы на моей ночной рубашке.

— Я не хочу, чтобы Финн видел твою грудь, — сказал он.

После этого он приходил каждый день. Ни он, ни я ни разу не упомянули о Марине. Меня удивляло, каким он мог быть милым — не насмешливым, не скучающим, — но его визиты стоили мне огромного напряжения. Если Финн о них и знал, он ничего не говорил.

Однажды, неделю спустя, в соседнюю палату привезли беременную на сносях. Она казалась очень молоденькой и испуганной, а ее муж еще моложе и испуганнее. Их взаимная нежность вновь заставила меня ощутить свою потерю.

Когда попозже зашел Финн, он застал меня в слезах.

Он сразу все понял.

— Это девочка из соседней палаты? — спросил он.

Я кивнула.

— Мне это просто все напомнило.

— Не грусти, — сказал он, обнимая меня. — У тебя еще много времени впереди, чтобы иметь детей.

Дверь открылась. Я вздрогнула и оглянулась. На пороге стоял Рори. Вид у него был угрожающий. Я отшатнулась от Финна, но потом подумала, а почему, собственно, после того как Рори со мной обошелся?

— Я думала, ты придешь попозже, — пролепетала я.

— Оно и видно. Мне вас оставитъ?

— Не говори глупостей. У Финна сейчас обход.

— Я с удовольствием останусь, если ты считаешь, что нуждаешься в защите, — сказал Финн.

Сжав зубы, Рори выступил на середину палаты. На щеке у него задергался мускул.

Прежде чем он успел что-либо сказать, я возразила:

— Спасибо, я вполне в состоянии о себе позаботиться.

Рори не сводил с Финна разъяренного взгляда, пока тот не вышел.

— Если ты не хочешь, чтобы я из него вышиб дух, постарайся с ним больше не нежничать, ладно?

— Ладно. Только, откровенно говоря, это глупо с твоей стороны. Такое бешенство можно оправдать только ревностью, но, поскольку ты сам сказал, что меня не любишь, при чем тут ревность?

— Я защищаю свою собственность, — сказал Рори.

— И потом он вовсе не нежничал. Он успокаивал меня. Я очень расстроена из-за ребенка.

Подойдя ко мне, Рори протянул руки.

— Это я должен тебя успокаивать, — сказал он мягко.

В ужасе от него отшатнувшись, я заплакала.

— Перестань ради Бога, — рявкнул он.

— У меня нет сил ссориться, — простонала я.

Он прошел по комнате.

— Здесь ужасно, — сказал он. — Тебе пора домой.

— Нет! — зарыдала я. — Я была очень больна. Финн говорит, что домой мне еще рано!

Глава 25

Вечером я попыталась читать бастеровский роман, пока девочка в соседней палате рожала. Я зажимала себе уши, чтобы не слышать ее вопли и уговоры ее мужа. Наконец до меня донесся звонкий крик новорожденного младенца.

Когда позже, по дороге в туалет, я встретила в коридоре ее мужа, слезы лились у него по лицу.

— Все хорошо? — спросила я.

Он кивнул.

— Она просто чудо, и ребенок здоров. Мальчик. Мы хотим назвать его Финн, в честь доктора Маклина.

— Хотите виски? — спросила я.

— Не отказался бы от капельки.

Я привела его к себе и достала бутылку витаминной настойки. Час спустя мы сидели у меня на кровати, вдрызг пьяные, и покатывались со смеху над отрывками из бастеровского романа. За этим нас застала сестра Маккеллан. Она ужаснулась.

Хихикая, я скрылась в туалете. Я чувствовала себя очень странно.

— По крайней мере, мне это хоть румянца прибавило, — сказала я сама себе, разглядывая в зеркале свое раскрасневшееся лицо с лихорадочно блестевшими глазами.

Выходя из туалета, я столкнулась с Финном. В коридоре никого не было видно.

— Привет, дорогой, — прошептала я.

— Чем вы тут занимаетесь? Сестра Маккеллан рассказывает ужасные истории о пьяных оргиях.

Я захохотала, рухнув на него.

— Ты напилась? — удивился он.

— На пустой желудок. И меня пробрало до кончиков пальцев. Я праздновала рождение Финна Второго и читала порнуху. Так что я настроена на секс.

Финн попытался принять строгий вид, но не выдержал и рассмеялся. Я обняла его за шею и поцеловала. После минутного колебания он ответил мне долгим поцелуем, пока кровь не застучала у меня в висках и я не почувствовала слабость в ногах.

— Я хочу тебя, — бормотала я.

— А я чего хочу, как ты думаешь?

В соседней комнате пронзительно зазвонил телефон.

— Мне лучше подойти, — сказал он. — Мы с тобой потом займемся.

— Ты в сердце моем, ты со мной навсегда, — напевала я, нетвердыми шагами тащась по коридору и налетев в конце концов прямо на стоявшего в тени Рори. Он, должно быть, все видел.

— Боже мой, — проговорила я изумленно, отступая.

Он схватил меня за руку и крепко сжал.

— Ты, лживая тварь, — прошипел он. — Тоже мне нашлась, «дама с камелиями». Ей, видите ли, так плохо, что она с постели подняться не может. Все дело в том, с чьей постели? Доктор Маклин ее не отпускает! Еще бы он тебя отпустил! Вы с ним спелись, ведь так, говори, так? — заорал он.

Я оглядывалась вокруг, из какого бы окна выскочить.

— Ты не понимаешь, — пробормотала я.

— Понимаю, детка, очень даже хорошо понимаю.

Все это становилось невыносимо. Я заставила себя взглянуть на него. Он никогда еще не был в такой ярости.

— Сегодня же отправишься домой, — сказал он, — пока ты еще до чего-нибудь не додумалась.

В этот момент в коридор вышел Финн. Я думала, что они снова схватятся между собой, но я ошибалась. Финн был озабочен другим.

— У входа в гавань взорвался танкер, — сказал он. — Пострадавших доставляют на берег в шлюпках. У большинства ожоги второй и третьей степени.

— Значит, вам понадобится каждая лишняя койка?

— Да, — сказала появившаяся в дверях доктор Бэррет.

— Тогда я забираю Эмили домой.

— Прекрасная мысль, — с готовностью согласилась доктор Бэррет.

Интриганка подлая!

Финн хотел было возразить, но передумал.

— Хорошо, если вы отвезете ее в замок, где за ней будет уход, — сказал он. — И проследите, чтобы она не утомлялась.

— Разумеется, — сказал Рори. — Вам нужна помощь?

— Если понадобится, я вам позвоню.

— «Скорая» отъезжает, Финн, — поторопила его Джекки Бэррет, направляясь к дверям.

— Иду. — Финн взглянул на меня, словно желая сказать мне что-то, но я чувствовала, что он ускользает от меня, ускользает физически и духовно.

— Я завтра позвоню узнать, как вы, — сказал он и исчез.

Страх и отчаяние охватили меня.

— А теперь, Эмили, моя милая, — сказал Popи, — пора домой.

Всю дорогу мы молчали, но, когда впереди замаячил замок и Рори промчался мимо, я сказала:

— Финн говорил, чтобы ты отвез меня в замок.

— Ты поедешь домой, — отрезал Рори. — Там ты будешь у меня под присмотром.

— Ты не можешь силой заставить меня остаться.

— Могу, даже если мне придется привязать тебя к кровати.

Когда мы приехали, я приготовилась увидеть полный хаос. Но дом сверкал чистотой. Кто-то, очевидно, приложил немало усилий. Рори провел меня в студию. Холсты были аккуратно составлены в углу. Камин пылал, и запах дерева причудливо смешивался с ароматом свежих синих гиацинтов, стоявших в низкой вазе на подоконнике.

— Можно подумать, ты кого-то ждал, — удивленно сказала я.

— Ждал, — мрачно ответил Рори. — Тебя. Я приехал сегодня в больницу, чтобы забрать тебя.

— Очень мило! — Я опустилась на диван. Рори налил себе виски красно-бурого цвета.

— Я тоже хочу.

— С тебя хватит.

Он наклонился над камином с длинной палкой в руках, которую он собирался бросить в огонь. Выражение его лица испугало меня. Он был вполне способен меня избить.

— А теперь скажи мне, давно у тебя связь с Маклином?

— Никакой связи не было.

— Не ври, — заорал он.

— Связь начинается ниже талии, — возразила я, — а Финн меня только поцеловал — три раза.

— А ты считала?

— Да, считала! Это было важно для меня.

— Откуда же взялась потом такая сдержанность?

— Финн помог мне, когда я узнала про ваши с Мариной отношения. Но на следующий день, как только я узнала, что я беременна, я перестала с ним встречаться. Сегодня, когда я напилась и начиталась бастеровского романа, я встретила Финна в коридоре и меня ужасно потянуло к нему.

Послышался треск — палка в руках Рори разломилась надвое. С неподвижным лицом он бросил обломки в огонь.

— Ты не лучше какой-нибудь шлюхи, — сказал он.

— А я и не хочу быть лучше шлюхи. Мужчинам шлюхи нравятся.

— Но я положу этому конец.

— У тебя хватает безнастенчивости… — начала я.

— Беззастенчивости, — поправил меня Рори.

— Как хочу, так и говорю. У тебя хватает этой, как ее, ну, наглости путаться за моей спиной с Мариной, и это при том, что она твоя сестра, а потом ты еще злишься как собака на сене, потому что я ищу хоть немного утешения у Финна. Ты бесишься потому, что ненавидишь его, а не потому, что у тебя есть хоть капля чувства ко мне.

— Замолчи, — сказал Рори. — Ты пьяна, тебе лучше отправиться в постель.

— Нет! — взвизгнула я. — Я не могу!

— Чего не можешь?

— Спать в этой постели. После того, как я видела тебя здесь с Мариной. Мне и так кошмары снятся по ночам. Я не могу там спать! Не могу!

Рори схватил меня за руку.

— Хватит, Эм! Довольно ребячиться.

— Пусти! — закричала я. — Я тебя ненавижу! Ненавижу!

Выпалив все гадости, какие только мне пришли на ум, я начала в истерике колотить его кулаками в грудь. Наконец ему пришлось дать мне пощечину, и я, рыдая, повалилась на диван.

Глава 26

Утром я проснулась с ужасной головной болью. Минуту я пролежала с закрытыми глазами. Медленно, с трудом я припоминала события вчерашнего вечера. Морщась, я оглянулась. Я была в студии.

И вдруг я вспомнила, что Рори ударил меня. «Подонок», — пробормотала я, с усилием поднимаясь на ноги. В зеркале над каминной полкой я всмотрелась в свое лицо. Ни царапинки — какая досада! На столе я заметила краски. А почему бы мне самой не вывести себе фонарь под глазом?

Я проворно размазала по лицу синюю и малиновую краску — с примесью желтизны. Рори в этом доме не единственный художник. Через пять минут я в точности походила на Генри Купера после нескольких раундов с Кассиусом Клеем. Услышав шаги, я поспешно прыгнула в постель.

Вошел Рори со стаканом апельсинового сока.

— Проснулась? — спросил он. — Как себя чувствуешь?

— Не очень хорошо, — проговорила я нетвердым голосом.

— Поделом тебе. Не надо было столько пить.

И тут он заметил мой синяк.

— Господи! Откуда это у тебя?

— Наверно, ты меня ударил, — сказала я голосом мученицы. — Я ничего не помню. Но я поверить не могу, чтобы ты мог так со мной обойтись в мой первый вечер дома, когда я еще так слаба. Быть может, я налетела на дверь.

Я еще никогда не видела Рори в таком смущении.

— Ты была в истерике, — сказал он. — Это был единственный способ заставить тебя замолчать. Прости, Эм. Больно?

— Ужасно. — Я закрыла глаза. Чувство удовлетворенной мести согревало мне душу.

— Дай мне взглянуть.

— Не подходи ко мне! — взвизгнула я.

Взяв меня за подбородок, он поднял мне голову.

— Бедняжка, — покачал он головой. — Я просто скотина.

— Впредь будь осторожнее, — сказала я.

— О непременно, — отозвался он, вставая. Он выглядел воплощением раскаяния. — Впредь клади поменьше охры. Синяки обычно желтеют на второй день.

Я раскрыла было рот, снова закрыла и начала потихоньку хихикать. Я смеялась до слез, краска текла у меня по лицу, и Рори тоже засмеялся.

Я проспала почти целый день. Когда я проснулась, Рори рисовал, а за окном было темно.

— Который час?

— Около шести.

Шесть часов — я вдруг вспомнила о Финне.

— Кто-нибудь звонил?

Рори стоял ко мне спиной. После небольшой паузы он ответил зловредным тоном:

— Твой дружок звонил с полчаса назад. Я сказал, что ты спишь. Я сейчас поеду в деревню за сигаретами, — добавил он. — Не вздумай встать или попытаться сбежать. Я тебя мигом поймаю, и если ты причинишь мне такое беспокойство, добра от меня не жди.

Глава 27

Как только он ушел, я выскочила из постели и позвонила в больницу. Финн был рад моему звонку, но явно озабочен другими делами.

— Все в порядке, дорогая?

— Все отлично, — соврала я.

— Рори сказал, что ты спишь.

— Спала, но послушай, Финн, он просто на взводе, ты мне нужен, может быть, заедешь попозже?

— Не могу, детка, кое-кто из этих бедняг с танкера в паршивом состоянии.

— О Господи! — Почему Финн всегда вызывает у меня осознание собственной подлости и никчемности? — Что я за эгоистичная стерва. Я совсем о них забыла.

— Я о тебе не забывал. — Тут кто-то заговорил с ним. — Я должен идти. Постараюсь навестить тебя завтра.

Он повесил трубку. В этот момент вошел Рори и остановился в дверях.

— Ты с ума сошла? — сказал он негромко. — Стоишь на сквозняке, когда тебе следует лежать в постели. С кем ты говорила?

— С Коко. Я сказала ей, что вернулась домой.

— Она, между прочим, в Лондоне, — язвительно заметил он.

Подойдя ко мне, он положил мне руки на плечи и какое-то время смотрел на меня. Ярость в его глазах погасла.

— Послушай, — сказал он, — ты зациклилась на Финне, но он для тебя не выход из положения. Для него не существует ничего, кроме его работы. Он во всем руководствуется здравым смыслом. — Лицо Рори на мгновение смягчилось. — А в тебе его ни на волос. А теперь иди ложись, я тебе принесу что-нибудь поесть.

Я легла и стала думать о Финне, но в голове у меня, как неотвязчивый мотив, звучала одна и та же мысль: если бы он любил меня, он бы не отпустил меня домой. Рори вовсе меня не любит, он любит Марину, но все же он настоял, чтобы я вернулась домой. В голове у меня все перемешалось. Я не могла разобраться в своих чувствах. Мне хотелось домой, к маме.

На следующее утро зазвонил телефон.

— Это твой приятель-доктор, — сказал Рори, кладя трубку. — Он заедет навестить тебя через полчаса. — Он вернулся к мольберту и начал шумно рыться в поисках тюбика с охрой. Потом он эти поиски бросил, налил себе виски и взялся за кисть.

Мне смертельно хотелось встать и привести себя в порядок перед приходом Финна. Украдкой я спустила ноги с кровати.

— Ты куда? — не оборачиваясь спросил Рори.

— В туалет.

— Опять? Ты только что была.

— У меня что-то вроде расстройства желудка, — сказала я, пробираясь потихоньку к двери.

— В таком случае едва ли есть необходимость брать с собой косметичку, — сказал Рори.

— Ах, это, — я покраснела и положила сумку на столик.

В ванной никакой косметики не было. Я умылась, припудрила заблестевший нос тальком Рори и расчесала волосы щеткой Вальтера Скотта. Затем я снова легла. Рори работал с ожесточением. Очень осторожно я дотянулась до сумки и с такой же осторожностью открыла ее. Разумеется, флакончик духов оказался на самом дне. Я выгребла его оттуда, открыла и только что собралась надушить себе кисти рук, как Рори обернулся, и сумка со всем ее содержимым, включая открытый флакон, с грохотом рухнула на пол.

Рори не нашел в этом ничего смешного. Скандал был в разгаре, когда раздался звонок. Рори пошел открывать. Я запихнула сумку с ее содержимым под кровать. В комнате несло духами как в борделе.

Финн вошел с каменным лицом, но, увидев меня, улыбнулся. Рори стоял спиной к камину, не сводя с нас глаз.

— Не беспокойтесь, Рори, я не задержусь, — сказал Финн, взяв меня за руку.

— Я останусь здесь, если вы не возражаете, — сказал Рори.

— Возражаю, — огрызнулась я. — Когда вы тут оба, я чувствую себя подопытным кроликом.

— Я могу отвернуться, если хочешь, но вы рукам воли не давайте, доктор. — Рори повернулся к окну, насвистывая Моцарта.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Финн. — Аппетит есть?

— Волчий, — сказал Рори.

— Ничего подобного. — Я схватила Финна за руку.

— Тебе незачем щупать пульс доктору, Эмили, — сказал Рори.

— Да замолчи ты.

Финн немного походил на солидную рабочую лошадь, под ногами которой, огрызаясь друг на друга, крутится пара дворняжек.

— Это несправедливо, — сказала я потом Рори. — Стоит только посмотреть на вас с Мариной.

— Речь не обо мне и не о Марине. — Глаза Рори раздраженно блеснули. В углу Вальтер Скотт, урча, грыз вешалку.

— Вальтер возмущен твоим поведением, — сказала я. — А уж он-то знает все про собак на сене.

Глава 28

Прошла неделя. Я выправила корректуру каталога выставки Рори. Он работал без отдыха, создавая какие-то буйные, мятущиеся, напряженные образы: безногие младенцы, ищущие пути в мир живых; искаженные родовыми муками лица женщин. Это были безобразные, чудовищные и в то же время неимоверно впечатляющие композиции. Мне впервые пришло в голову, что Рори не остался равнодушным к потере нашего ребенка.

Он был весь как минное поле: стоило сделать один неверный шаг, и он взрывался, и вспыхивающий пожар мог тлеть часами. После посещений Финна все было еще хуже.

С каждым разом Финн казался все более отчужденным. Я не могла с ним даже поговорить, потому что Рори не сводил с нас свирепого взгляда. Выходило ужасно неловко.

Однажды ночью я проснулась и увидела стоявшего около постели Рори. Огонь в камине догорал. За окнами, как гигантский питон, шевелилось море.

— В чем дело? — спросила я встревоженно.

— Я кончил последнюю картину.

Я села, протирая глаза.

— Вот и умница. Ты работал всю ночь?

Он кивнул. Под глазами у него легли огромные тени.

— Ты, наверно, ужасно устал?

— Есть немного. Я думаю, нам нужно это отпраздновать.

Он налил два бокала шампанского.

— Который час? — спросила я.

— Около половины шестого.

Я отпила глоток. Шампанское было ледяное и восхитительное на вкус.

— Нам бы следовало сидеть на скамейке среди роз, — сказала я, смеясь. — Ты в парадной сорочке, перепачканной моей помадой, а я в вечернем туалете с ниткой жемчуга на шее.

Он засмеялся и сел на постель. Внезапно я почувствовала себя как на угольях — как будто я была девственницей, и мы никогда вместе не спали.

Слегка наклонившись, он смахнул со лба прядь моих волос, и тут это случилось. Снова обрело силу былое волшебство, прежние чары завладели мной.

Рори, казалось, не замечал происшедшей со мной перемены.

— Тебе надо было бы поспать, — сказала я.

— Мне надо укладывать холсты. Бастер захватит их в Лондон на своем самолете. — Не глядя на меня, он добавил:

— Он меня подбросит в Эдинбург.

Паника овладела мной. Сегодня четверг. У Марины по четвергам урок пения. О Боже, он летит к ней.

— Зачем тебе в Эдинбург? — спросила я холодно.

— Увидеться с одним американцем по поводу выставки в Нью-Йорке. И двое журналистов хотят поговорить со мной о моей лондонской выставке.

— Когда ты вернешься?

— Вечером. Мать дает вечер в честь моей тетки. Она сегодня приезжает из Парижа. Ты приглашена. Думаю, тебе следует пойти. На них — мою мать и тетку — стоит посмотреть, когда они вместе. И тебе полезно проветриться.

Я откинулась на подушки, стараясь удержаться от слез. Наклонившись, Рори поцеловал меня в лоб.

— Постарайся еще поспать, — сказал он.

Глава 29

Пока его не было, пришла миссис Мэкки, наша уборщица. Ее болтовня довела меня до белого каления. Я вымыла голову и заперлась в студии, чтобы как-то спастись от нее.

Вдруг в дверь постучали.

— К вам пришли, — сказала миссис Мэкки.

Вошла Марина.

У меня было такое чувство, как будто у меня из самого сердца вынули занозу. Значит, Рори поехал в Эдинбург не для того, чтобы с ней встретиться? Мне хотелось броситься ей на шею.

— Привет, — сказала я, улыбаясь во весь рот.

Мой теплый прием, казалось, поразил ее.

— Вы идете сегодня к Коко? Хэмиш хочет пойти, но я не уверена, что меня на это хватит.

— Я пойду, — сказала я, чувствуя, что вот-вот запою от радости. — Это должно быть забавно — если сестра Коко хоть сколько-нибудь на нее похожа.

Марина выглядела ужасно, бледная как мел, в огромных темных очках. У нее был такой вид, словно она только что поднялась после гриппа с желудочными осложнениями.

— Вы здоровы? — спросила я, внезапно проникаясь к ней жалостью.

— Не очень, — отвечала она. — Мое сердце разбито. Вы не дадите мне чего-нибудь выпить?

Я щедро плеснула ей виски. Посмотрев на золотистую жидкость, она сказала:

— Рори говорил что-нибудь обо мне?

Я покачала головой.

— О Боже, — она опустила голову на руки. — Я все жду и жду, пока меня позовут, а меня все не зовут. Видимо, в моих услугах не нуждаются.

— А вы все еще… все еще сходите по нему с ума?

— Ну конечно, — взорвалась она. В лице ее появилось какое-то исступленное выражение. — А он по мне. И ничто этого не изменит.

Я не дрогнула — за последнее время я сделала большие успехи в искусстве владеть собой.

— Он обожает меня до безумия, но он чувствует себя виноватым в гибели вашего ребенка. Он считает, что гнусно обошелся с вами, поэтому он должен стиснуть зубы и попытаться поправить дело.

— Очень мило, — сказала я, проводя расческой по мокрым волосам. Она сняла очки. Глаза ее вдруг злобно вспыхнули.

— Вы же не любите Рори, у вас нет к нему и миллионной доли того, что чувствую я. Иначе вы бы не стали заигрывать с Финном. Финн обожает вас, и он во многом лучше Рори, он честный и надежный. Для Рори вы слишком пресны, ему нужен кто-то более ему под стать. Вы ему на нервы действуете.

— Это абсолютно взаимно, — соврала я.

— Вам лучше уйти к Финну.

— Почему он сам не приедет и не заберет меня? Ведь у него есть машина.

— Потому что ему уже досталось в жизни. Он уже был неудачно женат. А когда он хотел, чтобы вы оставили Рори, вы отказались. Он хочет, чтобы вы сами к нему пришли.

— Скажите, какой идеализм. С его диктаторскими замашками он что-то очень уж застенчив, когда дело доходит до секса.

— Он не хочет снова мучиться, а ему приходится еще и больницей заниматься. Если вы не поторопитесь, доктор Бэррет его сцапает. И потом, неужели вы не понимаете, что, не будь Рори мне брат, он бы вас тут же бросил?

Внезапно лицо ее сморщилось, и она расплакалась.

— Я не могу больше выносить Хэмиша, — рыдала она. — Вы не знаете, что это значит — видеть каждое утро на подушке эту ужасную старую образину.

Я отвернулась с чувством бесконечной усталости. Мне казалось, что я часами карабкалась в гору и вот, только что достигнув вершины, я снова потеряла опору и лечу в пропасть.

Когда она ушла, я отправила миссис Мэкки домой. Я не могла больше выносить ее болтовню.

Через полчаса я увидела в окно, как подъехал Финн. Он вышел и запер машину. И чего он ее запирает, с раздражением подумала я. Здесь некому похищать у него наркотики, кроме разве что овец.

— Уходи, — сказала я ему тоскливо через закрытую дверь.

— Пять минут, — сказал он.

— Зачем?

— Я не люблю оставлять дело неоконченным.

— А разве есть такое дело?

— Хватит пререкаться, открывай.

— Ну ладно, заходи.

Он прошел за мной в гостиную.

— Выпить хочешь?

— Нет, я хочу тебя. — Он взъерошил себе волосы. — Я не мог поговорить с тобой наедине, с тех пор как объявился Рори.

Он выглядел почти так же скверно, как Марина. Морщины залегли у его рта и глаз. Казалось, что за десять дней он постарел на десять лет.

— Не очень-то ты этого добивался.

— У меня минуты свободной не было — прошлой ночью умерли двое парней с танкера, а сегодня утром еще один.

— Ужасно, — содрогнулась я. — Они очень страдали?

— Да. Обстановка в больнице не очень-то приятная — прямо говоря, ад кромешный.

— Тебе помогли с материка?

— Сегодня вечером приезжает еще один врач. Джекки хотя бы будет полегче, она просто изумительна.

— Я в этом не сомневаюсь. На самом деле, она тебе больше подходит, чем я.

— Может быть, и так. Но я люблю тебя. С тобой, конечно, больше хлопот, чем с ней; какого черта ты разгуливаешь босая с мокрой головой? — Он взял полотенце. — Иди сюда, я тебе высушу волосы.

— Не надо, они у меня дыбом встанут.

Он не обратил никакого внимания на мои слова. Ну и сила же у него!

— Ты мне всю кожу сотрешь.

Эта сцена имела естественное завершение. Я очутилась в его объятиях и должна признаться, целоваться с ним мне очень нравилось. Это одна из тех радостей жизни, которые всегда с нами, как копченая семга или Второй концерт для фортепьяно Брамса.

Но я занервничала, опасаясь появления Рори, и высвободилась из его рук.

— Кто тебе сказал, что Рори нет дома? — спросила я.

— Марина.

— Она даром времени не теряла. Она уже побывала у меня и рассказала, как они с Рори любят друг друга и как было благородно со стороны Рори вернуться ко мне.

— Рори, — сказал Финн, кидая в огонь полено, — в жизни не совершил ничего благородного. Это проявление собственничества — чистая зловредность, потому что он не хочет, чтобы ты досталась мне. Он только ко мне и ревнует. Ведь когда Кэлен Макдональд к тебе приставал, он и ухом не повел.

— Это правда, — сказала я, снова погружаясь в глубины отчаяния.

— Почему же ты не уходишь от него? Ты же знаешь, как я этого хочу.

— Дорога под гору легкая, — сказала я, — но назад на ней не повернуть. Когда твоя милая предприимчивая сестрица говорила мне, как Рори ее обожает, я онемела от боли. А когда она стала делать мне намеки насчет тебя и доктора Бэррет, это меня злило, но не мучило. Я люблю Рори, Финн, и не люблю тебя. — У меня вдруг возникло острое чувство потери. — Меня влечет к тебе физически, и так, наверное, будет всегда, но мне никуда не деться от моей любви к Рори.

— Даже если он тебя не любит?

Я кивнула и выложила свою последнюю карту.

— У нас с тобой могло бы что-то получиться, если бы мы уехали отсюда, с этого острова, от Рори и Марины, и всех этих воспоминаний, но тогда ты бы должен был бросить больницу.

— Эмили, дорогая, я не могу сделать это сейчас. Ты же знаешь, что не могу.

В его глазах мелькнула боль. Я подошла к нему, обняла за шею, проникаясь исходившей от него силой.

— О Финн, — прошептала я, — как жаль, что ты не он.

Глава 30

Учитывая все случившееся, настроение у меня было не очень-то праздничное. Скорее всего его можно было определить как тупое отчаяние. Вернувшийся Рори обратил внимание на мои красные глаза и потребовал объяснения. Объяснять я отказалась, и он тоже пришел в отвратительное настроение.

Я надела очень сексуальное красное платье, но во мне было столько же сексуальности, сколько в огнетушителе.

— Во всяком случае, оно гармонирует с твоими глазами, — сказал Рори.

На вечере у Коко было, как всегда, шумно и весело, только мне казалось, что все больше чем когда-либо стремились поскорее напиться.

— Моя сестра приезжает позднее, — сказала мне Коко. — Она говорила, что привезет мне сюрприз. Я уже слишком стара для сюрпризов, но, может быть, это позабавит Бастера.

Марина была в чудесном белом платье: оно все светилось и поблескивало, словно сотканное из лунного света. Но сама она смотрелась в нем как маска смерти. С ней был Хэмиш, на вид еще больше постаревший и больной. Я его не видела с того вечера, когда он сказал мне, что Рори и Марина — брат и сестра.

Рори много пил и разговаривал с Бастером о рыбной ловле. Бастер был в превосходном настроении, поймав накануне огромную семгу.

После ужина, около десяти часов, мы столпились в маленькой гостиной, выходившей в холл, и играли в рулетку. Рори выигрывал, Хэмиш проигрывал. Бастер все еще распространялся о своей семге.

— Удивительная это все-таки рыба, — говорил он. — Живет годами в соленой воде, а на нерест всегда приходит в пресную.

— Ничего удивительного. — Марина, смеясь, взглянула на Рори. — Вы бы это поняли, если бы когда-нибудь попробовали заниматься любовью в соленой воде.

— Я же думал, что она от меня ушла. — Бастер все еще продолжал о своем.

— И ушла бы, — сказал Рори, — если бы увидела, у кого она на крючке.

В игре возникла пауза, Бастер сгребал фишки, Хэмиш не сводил глаз с Рори.

— Надеюсь, вы тщательно следили за своей женой последнее время? — сказал он.

Рука Рори, зажигавшего сигарету, застыла в воздухе.

— Замолчите, Хэмиш, — резко сказала я.

— Тише, тише, дорогая. — Рори дотронулся до моей руки. — Хэмиш объяснит нам, что он имел в виду.

— Все, что я хотел сказать, — вставные зубы Хэмиша зловеще сверкнули, — это что пациентки часто влюбляются в своих докторов и приятно сознавать, что я не единственный рогоносец на Иразе.

За его словами последовало неловкое молчание.

— Заткнись, Хэмиш, — сказал Бастер. — Ты сам не знаешь, что говоришь.

— Еще как знаю, Бастер, старина. Я хочу сказать Рори, что в другой раз как он соберется в Эдинбург, а моя жена составит ему компанию, он должен знать, что в его отсутствие миссис Бэлнил развлекается с доктором Маклином.

— Это ложь, — вскрикнула я.

— Признайтесь, что вы солгали, — процедил Рори сквозь стиснутые зубы.

— И не подумаю. Ваша жена такая же шлюха, как и…

Он не успел докончить. Рори выплеснул ему в лицо содержимое своего стакана.

— Жаль, — сказал он, — хорошее было виски.

Хэмиш с залитым виски лицом кинулся на Рори.

Бастер схватил его.

В этот момент раздался звонок в дверь, всех нас отрезвивший.

— Бастер, Рори, — крикнула из холла Коко, — это, наверно, Марселла.

— Прошу меня извинить. — Бастер поспешил в холл.

В гостиную вплыла Коко с сестрой.

Стараясь держаться естественно и непринужденно, мы все расцеловались с гостьей. Марселла была не так хороша, как Коко, помоложе и погрубее, но с таким же мощным притягательным зарядом.

— Я привезла тебе сюрприз, cherie, — сказала она с чуть заметным оттенком затаенного недоброжелательства. — Он убирает машину, да к тому же он немного застенчив.

— Приведи же его, Бастер, — сказала Коко.

Бастер послушно потрусил к двери.

— Кто бы это мог быть? — говорила возбужденно Коко. — В моем шкафу так много скелетов.

На мою долю тоже пришлось немало сюрпризов. Меня все еще трясло от обвинений Хэмиша. Я опустилась на софу. В это время вошел Бастер. На этот раз его олимпийское спокойствие ему изменило. Он казался потрясенным.

— Дорогая, — прошептал он, подходя к Коко, — боюсь, что это может оказаться для тебя слишком большой неожиданностью.

— Но, надеюсь, приятной. — Коко поправила свою прическу, коснулась глубокого декольте черного платья. За спиной Бастера в дверях возникла высокая худая фигура.

Заметив изумленное выражение на лицах присутствующих, Бастер стремительно повернулся.

— Я же просил вас подождать, — сказал он с раздражением.

Я как зачарованная следила за вошедшим. Это был видный мужчина с буйными темными с проседью волосами, высокими скулами, презрительным взглядом темных глаз и надменным тонкогубым ртом. Одет он был театрально, в черном плаще, с золотой серьгой в ухе. Он медленно оглядел всех нас. Ему было никак не меньше пятидесяти, но он был все еще фантастически хорош собой. Я была уверена, что где-то его уже видела.

Коко побледнела как полотно.

— Алексей, — проговорила она. С чем-то средним между смехом и рыданием она подбежала к нему и обняла за шею.

В комнате стояла мертвая тишина. Все были, казалось, совершенно ошеломлены.

— Ты все еще прекрасна, Коко, — сказал Алексей. — Почему я только позволил тебе уйти?

Коко, видимо, уже совсем пришла в себя.

— Я была недостаточно богата для тебя, — сказала она прозаическим тоном. — Ты еще не познакомился как следует с моим мужем? Алексей был моим близким другом до моего замужества с Гектором, — сказала она.

— Я так и думал, — заметил Бастер.

— Я, очевидно, попал на семейное сборище? — сказал Алексей с насмешливой улыбкой.

Где же я могла видеть эту дерзкую двусмысленную улыбку?

— Познакомься с моим сыном Рори, — сказала Коко.

Рори встал.

Они очень внимательно осмотрели друг друга с головы до ног. Сходство было явное.

— Ты сказала, Алексей был твоим другом до замужества или после? — спросил Рори.

Коко пожала плечами.

— Пожалуй, и до, и после, дорогой.

Алексей повернулся к Рори.

— Ваша мать и я очень любили друг друга, но, увы, у нас не было денег. Поэтому она вышла за Гектора, а я был обречен на муки в объятьях…

— Толстой богатой американки, — закончила Коко.

Рори расхохотался. Он взял бокал и поднял его приветственным жестом перед висевшим над камином портретом Гектора.

— Значит, этот сукин сын мне все-таки не отец, — сказал он и, обернувшись к Алексею, добавил:

— Надеюсь, вы не ожидаете, что я стану называть вас папочкой?

Коко улыбнулась.

— Ты ничего не имеешь против, cheri?

Рори покачал головой.

— Ничего, если он может представить солидные рекомендации.

Алексея все это от души забавляло.

— Очень солидные, мой милый. Я русский, из первой эмиграции, разумеется, и род мой древнее, чем у Петра Великого.

Он посмотрел в мою сторону. У него была такая же манера раздевать взглядом, как у Рори.

— Это жена Рори, — сказала Коко.

Алексей со вздохом склонился над моей рукой.

— Как жаль, — сказал он. — Значит, она вне пределов досягаемости?

— Пусть это вас не смущает, — сказала я дрожащим голосом. — В этой семье еще никто не останавливался перед инцестом.

Мне никогда их не понять, подумала я безнадежно. Оживление проявила только одна Марина. Кинувшись к Рори, она обхватила его за шею.

— Ты понимаешь, милый? — самозабвенно воскликнула она. — Мы свободны, свободны!

Все поплыло у меня перед глазами.

Глава 31

В следующее мгновение я полностью отключилась. Помню, как я пришла в себя, увидела вокруг море лиц и услышала голос Рори, приказывавшего всем отойти, чтобы дать мне больше воздуха.

— У нее ужасный вид, — сказала Коко. — Тебе лучше, дорогая?

— Она слишком рано поднялась с постели, — сказал Бастер.

— Позвать Финна? — спросила Марина.

— Нет, — категорически отрезал Рори. — Уж в нем-то она меньше всего нуждается.

Он взял меня на руки и понес наверх.

— Ты надорвешься, — пробормотала я, когда он споткнулся на верхней ступеньке. Слава Богу, в больнице я порядком похудела.

Рори ногой распахнул дверь парадной спальни. В камине пылал огонь. Пурпурное покрывало на кровати было откинуто. Комнату заполнял аромат фрезий.

— Но эту спальню приготовили для Марселлы, — сказала я.

— Она может спать в другой, — Рори уложил меня на постель и начал расстегивать «молнию» на моем платье.

— Я сама, — проговорила я, запинаясь и отстраняясь от него.

Рори нахмурился.

— Ты меня так ненавидишь, что не терпишь даже моего прикосновения?

— Нет… я хочу сказать…

— Что ты хочешь сказать?

Напряжение становилось невыносимым.

— Я не могу объяснить.

Он пожал плечами.

— Будь по-твоему. Я возьму для тебя у матери пару таблеток снотворного.

Я села в постели, закрыв лицо руками. Мне было дурно. Как я могла объяснить ему, что стоит ему притронуться ко мне — и я пропала. Теряя последний рассудок от вожделения, я скажу ему, что люблю его, что жить без него не могу — все то, чего он на дух не выносит.

Снотворное Коко оказалось очень эффективным. Я проспала до полудня. Солнечные лучи проникали сквозь занавески, стояла тишина, нарушаемая только настойчивым пением дрозда да случайным щелчком клюшки по мячу для гольфа в саду.

В камине горел огонь. Аромат фрезий ощущался еще более явственно. Вальтер Скотт растянулся у меня в ногах. Какая миленькая комната, подумала я. Какое-то мгновение я пребывала в эйфории, порожденной снотворным, но постепенно события вчерашнего вечера просочились в мое сознание. Сначала появилась сестра Коко, а потом этот великолепный русский, оказавшийся отцом Рори, а потом до меня дошло, что Рори вовсе не брат Марины и ничего не может помешать им теперь пожениться и иметь кучу потрясающих детей. О Господи, извивалась я на подушках, плохи мои дела.

Что мне делать дальше? Прошлый месяц был не из легких. Рори и я не спали вместе, но по крайней мере посмеялись раз-другой, и, хоть он и не любил меня так, как Марину, он искренне старался как-то наладить наши отношения. И тут мне на память пришли вчерашние слова Марины: «Не будь он мой брат, он бы вас тут же бросил».

Я долго лежала с невыносимо тяжелым чувством, потом встала и отдернула занавеси. День был прекрасный, море сверкало, лиственницы покачивали бледно-зелеными ветвями на фоне голубого неба. Солнце согревало мои волосы, разглаживало легкие морщинки на лице, оставшиеся после ночи.

Я отошла от окна и замерла у зеркала, изучая свою фигуру. Единственной компенсацией за душевные муки была потеря веса. Я забыла на минуту все свое уныние, любуясь своим плоским животом, а потом втянула щеки и, приняв надменное выражение фотомодели, приподнялась на цыпочки.

— Очень мило, — раздался голос от двери, — ты еще когда-нибудь попадешь на обложку «Плейбоя».

Это был Рори. Зардевшись от смущения, я схватила полотенце, чтобы закрыться.

— Не надо, — сказал он, прикрывая дверь. Он казался в высшей степени довольным собой. Я с отчаянием подумала, уж не провел ли он ночь с Мариной.

— У тебя вид получше, — сказал он, подходя ко мне.

Я попятилась.

— Ради Бога, Эм, прекрати шарахаться от меня, как испуганная лошадь.

На нем был темно-синий свитер и старые джинсы, перепачканные краской; волосы ему взъерошил ветер: он был настолько хорош, что я почувствовала, как будто внутри у меня все растаяло. Я опустила глаза, чтобы он не прочел в них откровенного желания. Я так его жаждала, что мне пришлось поспешно залезть обратно в постель и закрыться по шею простыней.

— Вот умница, — сказал Рори. — Просто жалость вставать в такой прекрасный день.

— А где все? — спросила я.

— Бродят по дому полуодетые и жалуются на похмелье.

Он сел на кровать и закурил.

— Тебя дым не беспокоит или тебе все еще не по себе?

Я покачала головой, удивленная таким необычным вниманием.

— Как ты привыкаешь к своему новому… отцу? — Я слегка споткнулась на последнем слове.

Рори ухмыльнулся.

— Он мне нравится. Но вообще-то он подозрительная личность. Он уже пытался взять у меня денег взаймы. Что касается мужчин, у матери всегда был отвратительный вкус. Я рад, что он меня не воспитывал, а то сидеть бы мне сейчас в тюрьме для психов.

— А он действительно аристократического происхождения?

— Не думаю, признаки вырождения, правда, налицо, но насчет Петра Великого все это ерунда. Похоже, однако, что родословная у меня занятная. Тебя не шокирует, что муж у тебя незаконнорожденный?

— А тебя? — спросила я уклончиво.

— Ничуть. Я никогда не понимал, как я мог оказаться в родстве с Гектором. Его любимым художником был Питер Скотт. Осталось только утрясти один маленький вопрос с нашим поверенным. Имею ли я право на состояние Гектора?

— Тебя это беспокоит?

— Не особенно. Мне нравится идея жить впроголодь в какой-нибудь мансарде. — Он бросил на меня взгляд из-под опущенных ресниц. — А тебе?

— Я не пробовала, — сказала я осторожно. — Как отнеслась ко всему этому твоя мать?

— Так себе. Мне кажется, ситуация ее немного раздражает. Бастера и Алексея водой не разольешь. Рыбак рыбака видит издалека. Алексей, как все иностранцы, преисполнен благоговения к нравам и обычаям английской аристократии. Его цель в жизни, как и у Бастера, истребить как можно больше дичи. Он был так расстроен, узнав, что закончился сезон охоты на куропаток, что Бастер обещал взять его сегодня с собой пострелять голубей.

— А ты пойдешь?

— Почему бы и нет? Естественно, матери это не по вкусу. Она не только не обретает вновь бывшего любовника, но и теряет мужа. Алексей сейчас временно холостой, и они с Бастером могут чудесно поладить.

— Но он Бастеру в отцы годится.

— Быть может, так оно и есть.

Я расхохоталась. Рори взял меня за руку.

— Последнее время ты редко смеешься, Эм. Я думаю, нам надо поговорить.

Я выдернула свою руку.

— Так все говорят, — сказала я дрожащим голосом, — когда хотят сообщить что-нибудь неприятное.

— Я тебе порядком попортил кровь с тех пор, как мы поженились. Последние полгода тебе пришлось несладко.

Меня охватила паника.

— Пойди сюда, — сказал он просяще, — ну иди же ко мне. — Он протянул руки.

— Нет, — проговорила я с отчаянием. — Нет, нет, нет!

Я знала точно, что он намеревался мне сказать. Я так с ним несчастна, что, уж конечно, не захочу оставаться его женой, так что почему бы нам не разойтись полюбовно? Если бы он только ко мне прикоснулся, я бы разрыдалась.

— Значит, дело плохо?

Я кивнула, кусая губы.

— Финн Маклин заходил к тебе вчера, насколько мне известно, — сказал он без всякого выражения. — Ты его по-прежнему обожаешь? Ну говори же, я хочу знать правду.

Самообладание изменяло мне, глаза у меня наполнились слезами. В это время в дверь постучали.

— Убирайтесь, — рявкнул Рори.

Вошел Финн.

— Господи, — взорвался Рори. — Какого черта вы нас не оставите в покое? Чего вы сюда ворвались? Кто вас звал?

— Я пришел взглянуть на Эмили.

— Вы на нее и так нагляделись за последнее время.

— Она, между прочим, моя пациентка.

— С чего бы это, она вполне здорова!

— Это видно. — Финн, наклонившись, гладил Вальтера Скотта, громко стучавшего по полу хвостом.

— И не приставайте к моей собаке.

— Прошу тебя, Рори, — сказала я, — оставь нас на несколько минут.

— Ладно. — Рори направился к двери. — Но запомните, Финн, одно неосторожное движение, и я донесу на вас в комитет по врачебной этике, и вас лишат диплома. — Он хлопнул дверью так, что зазвенели стекла.

Финн поднял бровь.

— Что это за выходка?

— Он только что собрался со мной распроститься, а ты ему помешал. Ты слышал, что объявился его настоящий отец?

Финн кивнул.

— Так что им с Мариной теперь ничто не помешает.

— Ну не так-то все просто. Ведь есть еще Хэмиш. Я очень сомневаюсь, что он даст Марине развод.

— Странно, — сказала я с неловким чувством, — мы все почему-то забываем о Хэмише.

Финн дал мне несколько таблеток транквилизаторов.

— Я сегодня уезжаю в Глазго на конференцию. Я бы не поехал, но у меня там доклад. Ситуация сложилась не из легких. Марина на взводе, Рори тоже. Меня беспокоит и Хэмиш. Я советую тебе сегодня полежать. Я остановлюсь в отеле «Кингз». Звони мне в любое время, если понадобится. Вот мой телефон.

Он поцеловал меня в голову.

— Не горюй, малышка, все наладится.

Проглотив транквилизаторы, я решила пренебречь советом Финна и встать. Спустившись вниз, я обнаружила, что там только что закончился шумный пьяный ленч. На столе все еще валялись в беспорядке приборы, салфетки и сигарные окурки. Бастер суетился, организуя отстрел голубей. Зайдя в кухню, я открыла банку «Педигри» для Вальтера, а потом забрела в гостиную, где уютно устроился Алексей с рюмкой портвейна и брошюрой «Куропатки и уход за ними».

— А, моя прелестная невестка, — сказал он, вставая и целуя мне руку. «Господи, надеюсь пальцы у меня не пахнут собачьей едой», — подумала я.

— Садитесь, — сказал он, указывая мне на место, совсем крохотное, на софе рядом с собой, — и расскажите мне о себе.

Естественно, у меня мало что нашлось сказать, но Алексею в том состоянии опьянения, в каком он находился, это было неважно.

— Коко говорила мне, что вы недавно потеряли ребенка — мне очень жаль, — для вас это, наверное, был большой удар. Вы должны завести другого, как только поправитесь. У вас с Рори должны быть прекрасные дети.

На эту тему я предпочла не распространяться.

— У вас самого, наверно, много детей? — спросила я.

— Да, надо думать. О некоторых мне известно, но, вероятно, не обо всех. Но среди них нет таких талантливых, как Рори. Я видел сегодня утром его картины. Я горжусь своим сыном и тем, что он очень красивый мальчик.

— О да, — сказала я с грустью.

— И похож на меня, — с удовлетворением заметил Алексей.

Он встал.

— Я должен переодеться на охоту.

— Но через пару часов уже стемнеет, — сказала я.

— Мы подождем до сумерек и подстережем голубей, когда они будут возвращаться домой.

— Бедняги, — сказала я. — А где Рори?

— Пошел за ружьем. Хэмиш тоже идет с нами.

Несмотря на тепличную атмосферу, создаваемую центральным отоплением, я вдруг похолодела. Мне очень не понравился состав команды стрелков по голубям.

Алексей ушел переодеваться. Я включила телевизор и смотрела скачки. На фоне жизнерадостной яркой зелени не верилось, что падавшие, не одолев препятствий, лошади, могли серьезно пострадать.

Через несколько минут вошел Рори с Вальтером Скоттом.

— Кто тебе позволил встать? — спросил он сердито. — У тебя ужасный вид.

— Я хотела посмотреть, как вы будете охотиться.

— И не думай, — отрезал Рори. — Тебе предписан отдых твоим драгоценным доктором. Немедленно отправляйся наверх.

В этот момент вошел Бастер, до смешного похожий на французскую проститутку, в сапогах с крагами и невероятной шляпе с вуалью.

— Пора, Рори, — сказал он. — Мы должны занять места по крайней мере за час до сумерек.

— Он что, уже сочетается браком с Алексеем? — сказала я.

Рори засмеялся.

— За сеткой голуби не видят его лица. Жаль, что он ее постоянно не носит. Пошли, — свистнул он Вальтеру Скотту.

— Рори, — позвала я.

Он обернулся, — Будь осторожен.

— Не беспокойся.

На лестнице я встретила Коко.

— Ну как ты, bebe? Мне так все надоело! Я думала, Бастер будет ревновать к Алексею и проводить меньше времени на охоте, но он только хуже стал. Я люблю поспать под вечер, а какой в этом смысл, если спать не с кем? Поэтому мы с Марселлой решили проехаться на материк. Ты одна тут справишься, дорогая?

— Ну конечно.

Я попыталась уснуть, но мне не удалось, я была слишком возбуждена. Услышав в саду голоса, я подкралась к окну посмотреть, как они уйдут. Бедный Хэмиш выглядел хуже чем когда-либо. Алексей смеялся какой-то шутке Бастера. Вальтер Скотт, вне себя от происходящего, решил покрыть рыжую суку — сеттера, принадлежавшую Хэмишу. Хэмиш взбеленился и начал в ярости пинать Вальтера в ребра. Вальтер взвыл, и тогда на Хэмиша накинулся взбешенный Рори. Я не слышала, что он говорил, но Хэмиш совершенно вышел из себя. Я видела, как побелели суставы его кулаков, сжимавших ружье. Но тут подошел Бастер, сказал что-то, и все они двинулись вперед. Звуки их шагов по гравию громко раздавались в подъездной аллее.

Они пересекли ручей и стали подниматься по крутой извилистой тропинке к сосновому лесу. Я подумала о голубях, которых на пути домой ожидала самая настоящая бойня: завтра их подвесят в кладовой, откуда им одна дорога — в начинку пирога.

Я приняла еще таблетку и пыталась заснуть, но тщетно. Коко оставила у кровати кипу журналов. Я прочла свой гороскоп — ничего хорошего. Рори по гороскопу предстояла удачная неделя для любви, но непредвиденная опасность ближе к уик-энду. Нельзя мне было отпускать его на охоту.

Раздавшиеся вдали выстрелы заставили меня вздрогнуть. Услышав за окном шуршание шин автомобиля, я снова выглянула. Это была Марина, мисс Макиавелли собственной персоной. Она остановила машину у подъезда, выключила мотор, причесалась, напудрила нос и достала из сумки духи — расчетливая стерва. Боже, до чего я ее ненавидела!

Она вышла из машины, тонкая и хрупкая, в огромной дубленке и коричневых сапогах. Ее рыжие волосы развевались на ветру. Она пошла в том же направлении, в каком удалились охотники.

Ничего удивительного, что Рори так настаивал, чтобы я оставалась дома в постели и не мешала ему. Я не могла дольше оставаться в неведении об их замыслах, какая-то неведомая сила влекла меня из дома. Я встала, спустилась вниз, схватила старую дубленку Коко и бросилась вслед за Мариной.

Вдали потрескивали выстрелы, как будто кто-то затеял фейерверк. Сгущались сумерки, мрачно темнели ели, по прошлогодним листьям, шурша, пронесся кролик, напугав меня до смерти. Пот выступил у меня на лбу, и началась одышка. Я побежала, то и дело ныряя под нависшими ветвями деревьев. Мне попался столб с дощечкой «Прохожих просят держаться подальше — гадюки!». Бастер поставил его, чтобы отпугивать туристов. До меня доносились голоса. Лес все больше темнел, быстро теряя краски дня. Вдали серело море.

За поворотом я, к своему величайшему облегчению, увидела егеря Бастера, потом рыжие волосы Марины и стоявших полукругом стрелков.

Бастер был все еще в своей нелепой шляпе. Рядом с ним стоял Алексей, затем Рори и Хэмиш. Между ними, на несколько шагов отступя, стояла Марина. Она зажигала одну сигарету от другой. Я надеялась, что они меня не увидят, но под моей рукой проскрипела ветка, и Марина с Рори обернулись. Вид у Рори был взбешенный. Бастер с улыбкой помахал мне рукой, сделав знак не шуметь. Рядом с Рори сидел дрожавший от возбуждения Вальтер Скотт, стараясь принять солидный вид. Марина на цыпочках подошла ко мне. При ближайшем рассмотрении она выглядела не блестяще, бледная, с запавшими красными глазами. Но даже сейчас ей было не занимать бравады.

— А я полагала, что вы на смертном одре, — сказала она. — Здесь очень интересно. Алексей уже пытался подстрелить пару овец и чуть не убил Хэмиша — жаль, что промахнулся.

— Чего они ждут? — спросила я.

— Голубей. Они запаздывают. Вчера у меня вышла жуткая сцена с Хэмишем, — сказала она, понизив голос. — Я пошвыряла в него все столовое серебро. Мы начали в четыре утра и продолжали, пока ему не пора было уходить. Он сказал, что я веду себя чудовищно и что он ни за что не даст мне развод. — Глаза ее лихорадочно блестели. — Рори говорил с вами?

— Пытался, — прошептала я, — но ваш милый братец помешал.

— Вся беда в том, что Рори чувствует себя ужасно виноватым перед вами, поскольку все для него складывается благоприятно и он может теперь на мне жениться. Если бы вы ушли к Финну, это бы упростило ситуацию для всех нас.

— Не хочу я уходить к Финну, — я невольно возвысила голос. — Почему вы считаете себя вправе коверкать людям жизнь? Вам не приходило в голову, что Хэмиш и я тоже что-то чувствуем?

Марина вперила в меня свои фарообразные глаза.

— Никогда бы я не стала надоедать человеку, который меня терпеть не может, — у меня для этого слишком много гордости, в отличие от вас.

— Да замолчите вы обе, — сказал Бастер.

Мы молчали, но мне казалось, что стук моего сердца слышен на весь лес.

Вдруг над вершинами сосен взмыли голуби, и раздался оглушительный треск ружей. Было такое впечатление, что нас настигла гроза, только вместо капель дождя с неба падали голуби. Оглушительная стрельба длилась минуты три.

Некоторым птицам удалось спастись, но многие валялись на земле. Стрелки кинулись отыскивать свою добычу. Вокруг, под окрики хозяев, носились собаки. Алексей стоял гордо, держа по две птицы в каждой руке. Стрелки обсуждали успехи и неудачи друг друга. Вальтер Скотт ринулся ко мне. Пасть его была набита перьями.

— Тут еще должны быть, — сказал Бастер, исчезая в кустах. Минутой спустя его большая красная физиономия вынырнула снова.

— Рори, пойди сюда на минутку, — позвал он тихо.

Рори, сопровождаемый Вальтером Скоттом, скрылся в зарослях.

Прошло совсем немного времени, и он снова появился с землисто-серым лицом, трясясь как осиновый лист.

— В чем дело, дорогой? — подбежала к нему Марина. — Что случилось?

— Хэмиш, — проговорил Рори. — Несчастный случай. Выстрел в голову. — Лицо его внезапно искривилось, как у собирающегося заплакать ребенка. — Не ходи туда, Марина. Это ужасно.

Вскрикнув, Марина бросилась в кусты к Бастеру.

Рори исчез в противоположных зарослях. Я услышала звуки судорожной рвоты.

Несколько секунд спустя появилась Марина. Она была в истерике.

— Вот видите, видите, — орала она на меня. — Рори убил его, убил ради меня, потому что Хэмиш не отпускал меня. Вы видите теперь, кого он любит?

— Не дури, Марина, — сказал, выходя из зарослей, Бастер. — Разумеется, Рори его не убивал, бедняга покончил с собой.

Появился Рори, ему удалось вернуть себе более или менее уравновешенное состояние.

— Я не убивал его, — сказал он, когда Марина кинулась к нему, — клянусь тебе, я не убивал его.

— Тогда это моя вина, — рыдала она, — я толкнула его на этот шаг, я сказала ему, что ненавижу и презираю его. О Рори, Рори, я никогда себе этого не прощу.

Я отвернулась. Я не могла вынести того, с какой нежностью он обнимал ее, гладил ее волосы, уговаривал ее успокоиться. Вдруг раздался какой-то страшный душераздирающий вой: все вздрогнули. Только спустя минуту стало ясно, что это воет рыжий сеттер Хэмиша.

— Ему одному он был небезразличен, бедняга, — сказал Рори.

Глава 32

Я совсем не помню, как мы возвращались.

Рори проводил меня домой. Он был в ужасном состоянии, его всего трясло. Войдя в дом, он налил себе виски и, не разбавляя, выпил одним глотком.

— Послушай, я должен поехать к ней.

Я автоматически кивнула.

— Да, конечно.

— Я боюсь, она совсем с катушек сойдет. Я чувствую что-то вроде ответственности. Ты понимаешь?

— Да.

— Хочешь, поедем вместе?

Я взглянула на него в последний раз, охватив этим взглядом все и ощутив сразу многое: коричневое меховое покрывало на софе, желтые подушки, его золотистый вельветовый пиджак, темные волосы и смертельно бледное лицо, запах краски, свое беспредельное отчаяние. Я покачала головой.

— Мне лучше остаться.

— Я недолго, — сказал он и вышел.

Значит, Хэмиш все-таки любил Марину. Что она такое сказала сегодня? Что она никогда бы не стала навязываться человеку, который ее не выносит.

Стало быть, кончена игра, которой не стоило бы и начинаться. Благородством чувств я не отличаюсь, но проигрывать умею.

Второй раз за два месяца я уложила вещи. У меня и в мыслях не было идти к Финну. Я ему нравилась, но он меня не любил. Не любил в том смысле, в каком понимал любовь Рори. И если Рори не для меня, то замены мне не нужно.

Я оставила ему записку.

"Дорогой!

Хэмиш дал свободу тебе и Марине. Я собираюсь поступить так же. Будь счастлив и не пытайся меня разыскивать.

Эмили".

Холмы Иразы окутал туман. Лежавшие между ними озера походили в лунном свете на стальные и серебряные медальоны. Легкий прохладный ветерок шуршал вереском. Я спустилась по узкой тропинке к парому. Он был последний в этот день и почти пустой. Я стояла на палубе, глядя, как исчезает вдали замок и с ним все, что я больше всего любила на земле, пока его очертания не исчезли в дымке тумана. Или это были мои слезы?

Я не помню, как я прожила следующие десять дней. Я не могла ни есть, ни спать, я только лежала, уставившись в потолок сухими глазами, как раненое животное, сломленная ужасом и отчаянием.

Я подумывала, не поехать ли мне к родителям и не позвонить ли Нине, но я не могла пережить выражений сочувствия, всех этих «я тебе говорила», «мы всегда знали, что он такой» и «ты должна взять себя в руки». Я знала, что рано или поздно мне придется вернуться к жизни, но пока мне не хватало мужества встретиться со всеми ими и пережить горькое разочарование, ожидавшее меня при известии, что Рори им не звонил и не пытался меня найти.

А с чего бы он стал меня искать? Он скорее всего безгранично счастлив с Мариной. Я сходила с ума, воображая их вдвоем. Мое подсознание разыгрывало со мной фокусы. Каждую ночь мне снился Рори, и я просыпалась в слезах. На улице при виде высоких стройных брюнетов я устремлялась за ними с замирающим сердцем только для того, чтобы с горечью отшатнуться, увидев незнакомое лицо.

Я надеялась, что со временем мне станет легче, но мне становилось хуже. Я не представляла себе, что попаду прямо в пышным цветом распускавшуюся лондонскую весну. Она намного опережала весну шотландскую. За окном моей спальни, словно крылья херувимов, порхали бледно-зеленые листья платанов, бело-розовые вишневые деревья роняли свой цвет в высокую траву. Бархатные лиловые ирисы и колокольчики заполняли сады. Везде царила атмосфера буйного расцвета жизненных сил.

Разгуливавшие по улицам хорошенькие девушки в новых легких нарядах, свистевшие им вслед мужчины, обнимавшиеся на парковых скамейках парочки — все заставляло меня болезненно ощущать свою потерю.

Весь мир — всего лишь прах, когда в нем нет тебя.

Наступил и прошел день открытия выставки Рори. С героическим самообладанием я все время оставалась в гостинице, вместо того чтобы обосноваться в баре напротив галереи в надежде мельком его увидеть. Лицезреть его с Мариной было выше моих сил.

Я выползла на следующее утро, купила газеты и заползла обратно, чтобы прочитать их у себя. Рецензии были смешанные: одни критики его ругали, другие превозносили, но все были согласны в том, что явился новый талант. В газетах было несколько его фотографий; он выглядел угрюмым и надменным и невероятно красивым. Светская хроника величала его Нуреевым в живописи.

Утро я проплакала, пытаясь на что-то решиться. Потом управляющий принес мне счет, и я поняла, что у меня едва хватит денег его оплатить. На следующей неделе мне необходимо найти работу.

Я приняла ванну и вымыла голову. Вид у меня был жуткий — даже макияж не помог. Мне теперь и проституткой не заработать, уныло подумала я — самой приплачивать придется.

Оказавшись на Бонд-стрит, я почувствовала дурноту. Я вдруг вспомнила, что уже несколько дней ничего не ела. Я зашла в кафе и заказала омлет, но, когда я съела кусочек, меня чуть не вырвало. Бросив фунт в уплату, я выбежала на улицу. Поблизости находилось агентство, где в доброе старое время мне подыскивали работу. Я вновь попала в знакомый комфортабельный, в коврах и цветах, мир, который, как я думала, я покинула навеки. Меня попеременно бросало то в жар, то в холод.

Директор агентства Одри Кеннвэй согласилась принять меня. На ней было безупречное, совершенно жуткого вида желтое платье и жакет. Она окинула меня любопытным взглядом сильно подведенных глаз.

— Рада видеть вас, Эмили, — проворковала она. — Как ваша новая жизнь? Собираетесь на скачки в Нью-маркет или в Канн на кинофестиваль?

— Вообще-то я никуда не собираюсь. Я ищу работу, — выпалила я.

— Работу? — Она приподняла выщипанные почти до полного отсутствия брови. — Неужели? Я думала, ваш красавец муж имеет такой успех, судя по сегодняшним газетам.

Кроваво-красные ногти забарабанили по столу.

— С этим покончено, — пробормотала я. — Ничего не вышло.

— Очень жаль, — сказала она. «Я так и думала», прочитала я в ее глазах. Любезность ее заметно пошла на убыль.

— Сейчас нет спроса, повсюду идут сокращения, — сказала она.

— О Боже мой, в мое время от предложений отбоя не было.

Одри Кеннвэй холодно улыбнулась.

— Вам придется приукрасить себя немного.

— Я знаю. Я была нездорова. Но я ведь и печатать умею. А когда я была худая, вы мне и на телевидении работу находили и в фотоателье. Сейчас я еще тоньше стала.

— Не уверена, что могу найти вам что-то подходящее в настоящий момент. Хотя постойте, кому-то требовался делопроизводитель.

Длинные красные ногти начали перебирать карточки в картотеке. Слезы подступали к моим глазам. С минуту я боролась с собой, потом вскочила.

— Извините, я не могу вести дела. Я себя в порядок привести не могу. Мне не следовало приходить. Вы правы, мне сейчас не до работы, мне сейчас не до чего.

Разрыдавшись, я выбежала из конторы и выскочила на улицу. Галерея Рори находилась на расстоянии двух улиц. Медленно, как будто увлекаемая невидимой рукой, я направилась туда. Зайдя в аптеку, я купила на последний фунт темные очки. От них было мало толку, красные глаза они прикрывали, но слезы струились из-под очков. Я с трудом добралась до Графтон-стрит, 212 — это был адрес галереи. Колени у меня подгибались, в горле пересохло.

В витрине была выставлена одна из картин Рори. Это был пейзаж — вид Иразы. Его рассматривали две полные женщины.

— Не люблю я эти современные штучки, — говорила одна.

С сильно бьющимся сердцем я вошла и тут же испытала горькое разочарование, убедившись, что Рори там не было. Я осмотрелась по сторонам. Картины смотрелись великолепно. Ко многим были прикреплены красные билетики с надписью «Продано». У стола какой-то американец выписывал чек молодому человеку без подбородка.

Я бродила по залу очень гордая, но в то же время мне было досадно, что люди могли купить что-то, бывшее частью Рори.

Разделавшись с американцем, молодой человек без подбородка подошел ко мне.

— Могу я вам помочь?

— Я пока просто смотрю, — отвечала я. — Вы, однако, уже много продали.

— Да, вчера нам повезло, а сегодня мы продали еще четыре картины, и должен вам сказать, — таинственно прошептал он, — сам художник нам мало в чем способствовал.

— Что вы имеете в виду?

Молодой человек без подбородка пригладил свои светлые с золотистым оттенком волосы.

— Он — талант, в этом ему не откажешь, но, откровенно говоря, с ним тяжело иметь дело. Ему плевать, имеет он успех или нет.

Он наклеил билетики еще на две картины.

— Я всегда думал, что он довольно равнодушный тип, как будто ему и дела ни до чего нет. Но сейчас у него вообще убийственное настроение. Говорят, от него жена ушла. Не могу сказать, что я ее осуждаю. Они были женаты только полгода. Он совершенно развинтился. Презентацию для прессы он вообще провалил. Я специально собрал толпу журналистов, так он не стал даже с ними разговаривать, торчал все время в дверях, надеясь, что она придет.

Я прислонилась к стене, чтобы удержаться на ногах.

— Вы говорите, жена его оставила? — переспросила я медленно. — Вы уверены, что он из-за этого так расстроен?

— Абсолютно уверен. Я вам покажу ее портрет.

Мы перешли в другой зал. Я собрала в кулак остатки воли, приготовившись увидеть роскошные формы обнаженной Марины.

— Вот, — сказал он, указывая на небольшой портрет маслом напротив окна. Колени у меня подогнулись, я задыхалась. Это была я, в джинсах и старом свитере, невероятно печальная. Я и не знала, что Рори написал это. Слезы жгли мне веки.

— Вы уверены, что это она? — прошептала я.

— Ну да. Это прекрасный портрет, но она в подметки не годится той рыжей красотке, которую он всегда писал обнаженной. Но о вкусах не спорят, я полагаю. Послушайте, вам что, нехорошо? Вы бы, может быть, присели?

Он посмотрел на полотно, потом на меня.

— Подождите, — сказал он в полном ужасе, — какое чудовищное хамство с моей стороны. Этот портрет — ведь это вы? Простите, пожалуйста, я не хотел вас обидеть.

— Вы меня не обидели, — я смеялась сквозь слезы. — За всю жизнь я не слышала ничего более замечательного. А вы случайно не знаете, где он остановился?

Глава 33

Я бежала к метро, раздираемая самыми противоречивыми чувствами. Был час пик. Сражаясь с толпой, я пыталась утишить бушевавшее внутри меня смятение. Этого не может быть, не может быть. Когда я уже спустилась по лестнице, меня чуть не сбило с ног восторженно визжавшее черное существо, подпрыгивавшее и лизавшее мне лицо, исступленно махая при этом хвостом.

— Вальтер, — зарыдала я, обхватывая его за шею, — Вальтер, где твой хозяин? — Я подняла глаза и увидела Рори. Нас разделяла толпа.

— Ко мне, мерзкая тварь! — закричал он. Его прищуренные глаза перебегали с одного лица на другое, приближаясь ко мне. Словно притягиваемые неистовой силой моего желания, они остановились на мне, и я увидела, что он остолбенел.

Я пыталась позвать его, произнести его имя, но звуки застряли у меня в горле.

— Эмили! — закричал он, начиная пробираться сквозь толпу. — Эмили, любимая! — Он наконец пробился ко мне. — Никогда больше не убегай от меня!

Притиснув меня к стене, плечами загородив от толпы, он целовал меня ожесточенно и жадно. Я плакала от счастья и любви.

Через несколько минут я отпрянула, задыхаясь.

— Мы не можем здесь оставаться, — сказал он и, что-то невнятно бормоча, потащил меня наверх, на улицу, а потом через дорогу в свой отель, где он снова принялся целовать меня в лифте, не обращая ни малейшего внимания на лифтера. Вокруг скакал Вальтер Скотт, пытаясь лизать мне руки.

— Какого дьявола ты от меня сбежала? — сказал он, захлопывая за нами дверь спальни. Это было больше похоже на прежнего Рори. — Последние десять дней были самыми ужасными в моей жизни. А бедный Вальтер, каково ему было, по-твоему, лишиться семьи?

— Я думала, ты не любишь меня, — сказала я, обессиленно падая на постель.

— Господи, сколько раз я пытался дать тебе понять. Разве я мало потратил сил, отпугивая от тебя этого самодовольного сукина сына, Финна Маклина? Я чуть в него пулю не всадил, когда застал его с тобой в больничном коридоре. А последние несколько дней я с ума сходил от ревности, когда он являлся к нам во все часы дня и ночи и вел себя так, словно ты его собственность. Я старался проявлять сдержанность, когда ты вернулась из больницы. Мне не хотелось торопить события, но каждый раз, когда я пытался объясниться с тобой, ты шарахалась от меня, как испуганная лошадь.

— Я думала, ты хотел сказать мне, что не можешь жить без Марины, что ты остался со мной только из-за чувства вины.

— Да нет, с этим все было кончено в тот вечер, когда ты застала нас в постели и вышвырнула меня из дома. Мы поехали в Эдинбург, но жизнь с ней оказалась сущим адом. Она мне так действовала на нервы своей болтовней, что мне хотелось ей шею свернуть. Я мог только думать о тебе и как я гнусно с тобой поступил. Но тут появился мой блудный папаша, и я обнаружил, что между мной и Мариной нет никакого родства. Я мог бы жениться на ней, особенно теперь, когда бедняга Хэмиш отдал концы. Но я понял, что мне не нужно никакой другой жены, кроме тебя.

Краска радости залила мне щеки.

— Но в тот день, когда вы все пошли стрелять голубей, Марина сказала мне, что ты собирался просить у меня развод.

— Марина никогда не отличалась правдивостью. Она знала, что я собирался объясниться с тобой. Мы тогда полночи с ней проговорили. Она сказала, что ты без ума от Финна и я должен дать тебе свободу.

Он сел на кровать и обнял меня.

— Ты уже больше им не увлекаешься? Он такой надутый, спесивый, самодовольный зануда. Когда ты сбежала, я боялся, что ты ушла к нему. Я позаимствовал у Бастера самолет и посадил его в парке в Глазго — по этому поводу вышел небольшой скандал. Я пришел к нему в гостиницу и вытащил его из постели. Он здорово разозлился.

— Еще бы, — сказала я. — Неужели ты так и сделал?

— В самом деле. Сколько я должен убеждать тебя, что я тебя люблю? Не думаю, чтобы такое случалось раньше на Иразе. Кто когда-нибудь влюблялся до потери сознания в собственную жену?

Я еще больше покраснела и потупилась.

— Ради Бога, Эмили любимая, посмотри на меня.

Взяв его руку, я прижала ее к своей щеке.

— Я была так несчастна. А потом я увидела в галерее свой портрет. Мне сказали, что ты отказался его продать.

— Я нигде не мог тебя найти. Я звонил твоей матери и Нине каждые пять минут, надеясь узнать о тебе.

— Боже мой, а я им специально не стала звонить, потому что была уверена, что ты тоже не станешь у них объявляться.

Я взглянула на него. Он улыбнулся, и впервые в его улыбке я не увидела насмешки. И я заметила, каким бледным и усталым он выглядел, с отяжелевшими, словно после многих бессонных ночей, веками.

— Ты скучал по мне, — сказала я изумленно. — Я верю, что ты и правда меня любишь.

— А теперь я тебе это докажу, — сказал он торжествующим тоном, расстегивая «молнию» у меня на платье.

Я внезапно оробела.

— Я так давно этим не занималась, что, наверно, потеряла сноровку.

— Не волнуйся, как с плаванием и ездой на велосипеде, раз постигнув это искусство, уже никогда его не утрачиваешь. Убирайся, Вальтер, — сказал он, спихивая на пол упирающегося Вальтера Скотта, — тебя сюда не приглашали.

Когда его губы коснулись моих, мы оба задрожали. Какая-то сумасшедшая радость овладела мной. Я чувствовала биение его сердца рядом с моим, его поцелуи становились все более страстными и настойчивыми, и шум машин с улицы доносился все слабее, заглушаемый ударяющей мне в виски кровью.

Когда мы кончили, за окном стемнело.

— Это было чудесно, — вздохнула я. — Мы должны делать это чаще.

— Мы так и будем, ночью и днем. Любимая, — сказал он вдруг озабоченно, — ты думаешь, ты сможешь вытерпеть мой дьявольский нрав ближайшие лет этак шестьдесят?

— Пожалуй, — сказала я. — Если время от времени я буду получать такую компенсацию.

Рори тихо засмеялся, поглаживая мне шею. Закурив сигарету, он одной рукой привлек меня к себе.

— Рори, — сказала я через несколько минут, — я знаю, ужасно говорить об этом в такой момент, но я умираю с голоду.

— И я тоже.

— Не пойти ли нам куда-нибудь поужинать?

— Нет, я могу захотеть тебя между вторым и десертом, а в ресторане это было бы неловко. Я закажу что-нибудь в номер.

Открывая немного позже бутылку шампанского, он сказал:

— Милая, ты ничего не будешь иметь против, если мы больше не вернемся на Иразу?

— Против? — переспросила я, не веря своим ушам. — Разумеется, нет.

— Мне надоело писать овец и скалы, — продолжал он. — Я хочу писать тебя на солнце и дать тебе полдюжины детей, чтобы тебе больше не приходило в голову убегать от меня.

— Но ты любишь Иразу.

— Она утратила для меня свою прелесть. Во-первых, я хочу, чтобы ты была подальше от Финна. Во-вторых, Марина не даст нам покоя. Обществом мамочки и Бастера я сыт по горло на несколько лет вперед. Да и к тому же мой новый папаша там обосновался.

— Что он делает целыми днями? — спросила я. — Он все еще влюблен в Бастера?

— Да. Они оба пристрастились к виски и воспоминаниям о бурно прожитой жизни. Но у Алексея есть еще одно на уме. Хороводясь со мной, Марина всегда твердила, что ей нужен мужчина постарше. Хэмиш оказался слишком стар, зато Алексей немного похож на меня и очень успешно утешает ее.

— Боже мой, — я была поражена. — Ну и ну. Ты хочешь сказать…

— Пока еще нет. Марина так нравится себе в черном, что год она протянет, но она так богата, а Алексей так беден, что у них наверняка что-нибудь получится.

— А ты не ревнуешь? — спросила с тревогой я.

— Ничуть. — Он поцеловал меня. — Но себе в мачехи я не хотел бы ее заполучить.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33