«Самый неправдоподобный роман»

Коротина Юлия Самый неправдоподобный роман

"Я хотел бы придумать жизнь,

похожую на мою, но то, что

случилось со мной, — самый

неправдоподобный роман".

Ален Делон

Глава I

Лос-Анджелес, 1980 год

Он вышел на балкон и облокотился о перила, вдыхая свежий ночной воздух. В квартире своего друга, где Дэн сейчас находился, играла музыка, сливаясь с гулом людских голосов. На день рожденья Роберта Монтгомери собралось немало гостей. Но Дэн немного устал от шума и большого количества людей, и ему захотелось несколько мгновений побыть в тишине, послушать звуки ночного города, подумать.

Темно-синее небо было сплошь усеяно мелкими точками. Это — звезды. Мужчина вспомнил, что говорил ему отец в детстве, когда укладывал спать: "Каждая небесная звездочка — это лампочка, которую Бог зажигает, когда рождается человек. Если звезда гаснет, значит, кто-то умер; гаснет небесная лампочка. Нужно загадать желание, и оно обязательно сбудется. Только желание это должно быть чистым и светлым, как сами звездочки…"

Так уж получилось, что в шесть лет Дэн остался без матери. Он рос одиноким ребенком в роскошном особняке, окруженный сонмом слуг, готовых выполнить любое его желание. Отца он видел редко, поскольку Джефферсона Уайтхорна, сурового, властного человека, интересовала только семейная ювелирная компания "Уайтхорн Интерпрайзис". После смерти жены Джеффа, казалось, перестала волновать собственная семья в лице его единственного сына. Он целиком и полностью сосредоточился на преумножении капитала компании: ездил по всему миру в поисках выгодных контрактов, открывал филиалы по всем штатам. Даже в Дэне он видел только наследника своей корпорации. Вот и получалось, что компания превращалась в огромную много миллиардную корпорацию, известную не только в США, но и в Европе, а единственный сын Джеффа все больше отдалялся от него, все больше страдал от одиночества и… все больше ненавидел своего отца и его компанию.

Дэн был еще слишком маленьким, чтобы полностью осознать все происходящее внутри себя и вокруг. Он не понимал тех чувств, которые испытывал к отцу, не желал понимать отца, который тоже был одиноким. Наверное, в силу именно этих душевных переживаний и подобным образом сложившихся обстоятельств Дэн стал таким, какой он есть. С самого детства он создавал свой собственный мир, в котором не было места миллиардам отца и его многочисленным лицемерным родственникам. Дэна больше всего бесило поведение отца в отношении семьи: Джефф очень высоко ценил родственные связи, выставлял напоказ общественности свое благосостояние и благополучие. Он постоянно устраивал торжественные приемы исключительно для себя, своих братьев и всех дядюшек, тетушек, кузенов и кузин. То, что происходило в душе его единственного ребенка, его не волновало. Уайтхорн-старший искренне считал, что раз у сына есть все самое лучшее, значит, у него все в порядке.

Но у Дэна было не все в порядке. Он рос замкнутым, тихим и одиноким. Казалось, это не смущало его до тех пор, пока он не пошел учиться в колледж. Там он понял, что сильно отличается от других детей. Джефф выбрал для своего сына самый лучший частный колледж, и тем не менее Дэну было там весьма неуютно. Безусловно, все его одноклассники тоже были далеко не бедными, но они почему-то избегали его. Учителя и те благоговейно относились к нему, элементарно боясь иной раз сделать замечание за малейшую провинность. И все же Дэн сумел найти себе пару друзей, с которыми ему было комфортно.

Чем старше становился Дэн, тем больше он конфликтовал с отцом. Они по-прежнему не понимали и не хотели понимать друг друга. Джефф все так же был глубоко убежден, что строит будущее для сына, а сын и слышать не желал об этом будущем. Очередной конфликт вышел у отца и сына, когда Дэн учился последний год в колледже и думал о дальнейшем образовании. Отец настаивал на том, чтобы Дэн поступил в Гарвард на юридический факультет, а он отказывался. Не столько из-за того, что не хотел там учиться, сколько из-за того, что отец не желал прислушаться к его собственному мнению. В тот день они сильно поругались. Джефф до крика отстаивал свое мнение, а Дэн до хрипоты пытался убедить отца, что вполне взрослый и может самостоятельно принимать важные решения. Никто не хотел уступать. В итоге Дэн заявил, что уйдет из дома, а отец встал на пороге и ответил, что Дэн будет жить в его доме до тех пор, пока ему не исполнится 21 год — потом пусть делает, что хочет. Джефф не знал, что своим упрямством Дэн пошел в него. Тайком от отца он подал заявление на поступление в летную академию. Джефф узнал об этом, когда Дэн успешно сдал вступительные экзамены и прошел конкурс. Его выбрали из 20 человек, претендующих на это место. Джефферсон был в ярости!..

Изменить текущие события было уже не в его власти. Сын все больше уходил из-под его контроля. Скрепя сердце Джеффу пришлось смириться с решением Дэна, но он был убежден, что со временем это стремление к противоречиям у Дэна пройдет, что он сам потеряет интерес не только к стычкам с отцом, но и к летной академии. Однако Джефф просчитался. Дэн был будто весь соткан из противоречий по отношению к нему. Что бы Джефф ни предложил сыну, тот все воспринимал в штыки. Так случилось, когда Дэн уже учился на третьем курсе летной академии. Джефф давно уже задумывался о женитьбе сына и даже присмотрел ему невесту — очаровательную дочь английского ювелира, своего партнера по бизнесу, Элизабет Паркер. Молодые люди несколько раз виделись, нравились друг другу, всегда с удовольствием общались. Но о том, чтобы жениться на ней, Дэн не думал никогда, ибо она не вызывала у него никаких чувств, кроме дружеских. А их родители мечтали вместе с браком детей объединить и свои корпорации. От Дэна все это до поры до времени скрывалось. Узнал он о намерениях своего отца случайно от дяди Эдварда, когда тот по рассеянности своей проговорился.

Эта капля переполнила чашу терпения Дэна. Он изо всех сил старался ладить с отцом, поддерживать хоть какое-то подобие семьи. Но это намерение отца пресекло все его попытки. Не дожидаясь окончания обучения в академии и уж тем более не спросив благословения Джеффа, Дэн женился на своей хорошей знакомой — Долорес Гленарван. Их брак стал очередной выходкой Дэна Уайтхорна в его стремлении досадить и отомстить отцу. В довершении всего Дэн после бракосочетания позвонил в редакцию известного журнала и сам предложил журналистам подробное интервью о своей "скоропостижной" женитьбе и фотосессию. В его намерения входило устроить все так, чтобы Джефф узнал о свадьбе сына от третьих лиц, а не от него самого. Замысел Дэна полностью удался. Скандал вышел грандиозный! Джефф метал гром и молнию, срывался на крик, швырялся вещами, орал на прислугу, в то время как на подступах к особняку дежурили жаждущие журналисты. А сын спокойно заявил ему:

— Теперь ты понимаешь, что я чувствовал, когда узнал, что ты хочешь женить меня без моего ведома?

Джефферсон поднял на него сверкающие гневом голубые глаза и процедил сквозь зубы:

— Убирайся вон из моего дома!

— Мне негде жить с женой, — невозмутимо ответил Дэн. — Я, конечно, могу немного пожить у дяди Эдварда или у дяди Ричарда, но их гостеприимство не вечно. Да и что скажут журналисты, когда узнают, что ты выгнал меня из дома всего лишь потому, что я женился по любви?..

В ответ Джефф скрипнул зубами и швырнул на стол договор о купле-продаже квартиры, которую собирался подарить сыну на день рожденья.

— Спасибо, папа, — медленно растягивая слова проговорил Дэн. — Спасибо за все!

И спокойно вышел из кабинета. Об дверь кабинета грохнулось что-то тяжелое — отец опять выпускал пар…

После этого скандала Дэн и Джефф не разговаривали целый год. Всякие попытки примирить отца и сына отвергались категорически. Даже Эдвард и Ричард отказывались принять в этом бесконечном споре чью-либо сторону. Дэн жил со своей женой в роскошной квартире на Хайд-стрит, подаренной ему отцом. Продолжалось его обучение в летной академии, началась стажировка в Лос-анджелесском филиале компании "Пан-Американ Эйрлайнз", в отделе грузовых перевозок. Именно в тот период жизни Дэн и познакомился с Робертом Монтгомери, Максвеллом Колфилдом, Бенджамином Спадсом и Клайвом О'Ниллом. А спустя некоторое время — на последнем году обучения и стажировки его начали отмечать как лучшего стажера. Клайв О'Нилл договорился с начальником курса, на котором учился Дэн, чтобы ему предложили работу в "Пан-Американ Эйрлайнз" по окончании обучения.

А в день рожденья Дэна, когда ему исполнилось 22 года, на пороге квартиры на Хайд-стрит появился Джефф с мольбой о прощении. У Дэна и Долорес было небольшое торжество — они пригласили друзей. Дэн — Роберта Монтгомери, Максвелла Колфилда и Бена Спадса, а Долорес — своих подруг, а потому оба немного растерялись, увидев на пороге непрошенного гостя.

Разговор отца и сына после целого года молчания и забвения получился долгим и трудным, даже гости не выдержали и разошлись. Долорес со страхом ждала исхода этой беседы, поскольку искренне считала, что она была виновата в разладе Дэна и его отца. Но все закончилось благополучно — по крайней мере на этот раз. Отец и сын нашли компромисс в своем многолетнем споре, так и не поговорив о главном. Джефф примирился с выбором Дэна — как в отношении жены, так и в отношении карьеры, а Дэн согласился стать членом совета директоров корпорации "Уайтхорн Интерпрайзис". В семье Уайтхорн наконец воцарился мир. Жизнь входила в прежнюю колею. Дэн с успехом окончил летную академию и устроился на работу в компанию "Пан-Американ Эйрлайнз", в отдел грузовых перевозок под руководством Клайва О'Нилла. Он летал в составе экипажа N 14, в который помимо него входили Максвелл Колфилд и Бенджамин Спадс. Как-то сразу получилось, что все трое стали друзьями, но лидером в их компании был Дэн. Карьера Дэна строилась так же успешно, как и обучение. Он быстро перешагивал с одной ступени на другую, пока не добрался до ее вершины. В 28 лет он уже был командиром корабля. На его форменном кителе было четыре нашивки, а это означало, что он имеет право возглавлять и международные рейсы. Друзья не завидовали Дэну, хотя на его месте мечтал оказаться любой летчик. Они просто работали вместе, были не только экипажем корабля, но и хорошо отлаженной командой. Уайтхорн прекрасно ладил и с другими летчиками, и с начальством. Если летчики собирались вместе на какой-либо вечеринке, Дэн как-то незаметно становился центром всеобщего внимания. Его неподражаемое обаяние делало его душой компании. Он всегда был приветлив, вежлив, доброжелателен, искренен со своими друзьями, всегда по необходимости старался им помочь, ничего не прося взамен. За это его любили и уважали. Со стороны все выглядело просто идеально: сын известного ювелирного магната не желает прослыть папенькиным сынком, прожигая жизнь в ночных клубах и казино, а сам зарабатывает себе на жизнь, сам выбирает свой путь. А вот Долорес так не казалось.

Она, конечно, с самого начала понимала, что рано или поздно брак, построенный на одном лишь стремлении отомстить отцу, даст трещину. Удивительно было, как еще они ухитрились прожить восемь лет в мире и согласии. Наверное, потому что оба еще были слишком молоды и не придавали большое значение вещам, на которые следовало обращать внимание. Чем дольше по времени Дэн работал в "Пан-Американ Эйрлайнз", тем больше он влюблялся в свою работу. Жене лишь оставалось терпеливо ждать его возвращения из очередного полета. Она честно старалась понять мужа, даже искала причины их отдаления друг от друга в себе, но потом поняла, что это пустая трата времени. Дело было вовсе не в ней и даже не в Дэне, а в том, что их брак исчерпал себя вместе с конфликтом Дэна со своим отцом. Как только Джефферсон Уайтхорн всерьез принял все решения своего сына, Дэн потерял интерес к своему "непримиримому" браку. Жаль только, что такого не случилось и по отношению к его работе. Но здесь Долорес не имела права упрекать мужа, ведь они оба прекрасно знали, что в основе их семьи никогда не было любви. Поэтому разошлись они спокойно, мирно, без истерик и скандалов. Долорес не требовала от мужа больше, чей ей причиталось, но он, как истинный джентльмен, оставил ей весьма приличную сумму, которой ей с лихвой хватило бы на несколько лет.

Сейчас уже год как Дэн был разведен и снова считался одним из самых завидных женихов. Но отец из страха окончательно потерять сына даже не намекал на то, что хотел бы видеть его женатым. Джефф, можно сказать, пустил все на самотек. Со временем, думал он, Дэн сам придет не только в особняк на Грин-стрит, но и к управлению "Уайтхорн Интерпрайзис". А пока пусть живет, как хочет. Ведь не зря говорят: если хочешь вернуть человека, лучше отпусти его. Так и повелось: Дэн следовал велению своего сердца, а Джефф постепенно возвращал его в семью.

— Вот ты где! — Услышал он женский голос. — А я уже думала, что ты сбежал от меня.

— Ну, куда же я мог сбежать от тебя и Роберта?

— Кто знает, что у тебя на уме?.. — Загадочно улыбнулась Клер Хьюстон, убирая прядь волос с его лба.

Он притянул ее к себе и коснулся губами ее губ.

— Может, поедем домой? — Предложила молодая женщина.

— Нет, не сейчас, — возразил он. — Будет невежливо, если мы, побыв всего пару часов у нашего общего друга, откланяемся. Он подумает, что нам не нравится его общество.

— Звучит, как отговорка, — произнесла Клер, глядя в голубые глаза. — Неужели ты боишься остаться со мной наедине?

— У тебя слишком богатое воображение.

— Вот как! Хорошо же ты меня знаешь!

— Больше, чем ты думаешь.

В словах звучали веселые нотки, но Дэн говорил искренне, и мисс Хьюстон прекрасно это понимала. С того памятного дня их знакомства, а это было почти год назад, она поставила себе цель — выйти за него замуж. Разумеется, она не любила его и не думала, что вообще способна кого-то полюбить. Всю свою жизнь Клер, наверное, только тем и занималась, что мстила мужчинам, встречавшимся на ее пути за себя и за мать, которую в шестнадцать лет изнасиловали какие-то негодяи. Результатом этого насилия стала беременность, но врачи строго-настрого запретили делать аборт… Матери Клер пришлось родить этого ребенка, но она всей душой ненавидела малыша, которого носила. Она еще больше возненавидела девочку, родившуюся очень красивой и крепкой, и тогда стало понятно, что ее минуют все болезни и катастрофы. Клер росла заброшенной, ведь мать практически не обращала на нее никакого внимания — только кормила и одевала ее.

Когда девочке исполнилось пять лет, она отправила ее в Лондон, в одну из тех школ, в которых очень строгая дисциплина и хорошее образование. Она навещала свою дочь раз в полгода, платила за школу и привозила ей одежду, не замечая, что девочка с каждым ее визитом становится все более и более красивой. Именно в Лондоне Клер и познакомилась с человеком, который на всю жизнь стал ее покровителем, ее другом, ее старшим братом, — Робертом Монтгомери. Американец итальянского происхождения, он тоже учился в английской школе, и, несмотря на то, что обучения мальчиков и девочек там было раздельным, они все-таки ухитрились подружиться. С тех пор они не расставались. Когда Клер исполнилось семнадцать лет, обучение закончилось, и она вернулась домой, озлобленная на мать за долгие годы одиночества, на свою судьбу, которая, казалось, обделила ее простым человеческим счастьем, и на весь мир. В довершение всех бед мать рассказала ей историю ее рождения и заявила, что теперь их ничто не связывает. Так девушка осталась совершенно одна в огромном городе ангелов, который всегда был для нее чужим. Сначала ее жизнь складывалась так плохо, что у нее частенько возникали мысли уехать обратно в Англию, ведь там она хоть что-нибудь да знала. Но у Клер не было денег на поездку за границу, ведь мать дала ей всего тысячу долларов на первое время, сказав, что больше она не получит от нее ни цента. Жизнь откровенно не ладилась. Но вот однажды, к своему великому счастью, она встретила в Лос-Анджелесе Роберта Монтгомери. Оказалось, что он переехал в Лос-Анджелес и уже давно искал свою подругу. Его родители умерли, и он остался совсем один за исключением дяди в Италии. Но он выбрал Лос-Анджелес для своего постоянного места жительства, потому что знал, что там живет Клер. С тех пор они помогали друг другу, насколько это было возможно.

Это благодаря Роберту Клер нашла отличную работу в фирме по организации праздников и торжеств различного рода. Теперь у нее был свой бизнес в этой сфере и отличная квартира в престижном районе Лос-Анджелеса. Это он познакомил ее со своим другом, Дэном Уайтхорном, — сыном известного ювелира Джефферсона Уайтхорна и военным летчиком. В первые дни их знакомства Клер решила, что Дэн станет очередной жертвой возмездия. Ведь к тому времени ей уже исполнилось двадцать два года, она познала множество мужчин, но совсем не знала, что такое любовь. Жизнь сделала ее жестокой, алчной, беспринципной, на все способной и готовой идти по головам ради достижения своей цели. Она стала холодной и расчетливой. Вместе с материнским молоком она всосала ненависть ко всей мужской братии и мстила любому мужчине, встречавшемуся на ее пути. Клер влюбляла в себя всех, и неважно, кто это был — миллионер с положением в обществе или последний из нищих. С Дэном оказалось все по-другому. Он был не такой, как все, и молодая женщина решила остановить свою вендетту на нем. Богатый наследник, самый красивый и самый желанный мужчина в городе… Да, она, бесспорно, утрет нос всем чопорным миллионершам, которые мечтают выдать за него замуж своих дочерей. Дэн был воплощением всего, к чему она стремилась всю жизнь, — богатства, положения в обществе, бесконечного уважения женщин и галантности. И Дэн был единственным, на ее взгляд, мужчиной, который мог дать ей все это. Она ухватилась за него, как за свое единственное спасение. А что касается любви и детей… Любовь приносит одни страдания, а дети, как правило, бывают потом никому не нужны. И она была самым ярким тому подтверждением…

— Лучше давай вернемся к гостям, — осторожно произнесла она.

— Давай, — с радостью согласился Дэн.

Когда они вернулись в гостиную, Дэн поискал глазами своего друга, но его не было видно среди гостей.

— Не пойму, куда исчез Роберт, — недоуменно сказал он.

— Кажется он встречает очередную гостью, — ответила Клер, глядя на входную дверь, где хозяин квартиры приветствовал какую-то молодую женщину. — Боже мой! Да это же Джессика! — Неожиданно воскликнула она. — Вот это сюрприз!.. Извини, я сейчас…

…- Рад тебя видеть, Джес, — говорил Роберт Монтгомери своей собеседнице. — Я надеялся, что ты успеешь приехать к этому дню, и, как видишь, мои надежды оправдались. Когда ты приехала?

— Сегодня утром, поэтому я к тебе не надолго. Эти поездки за рубеж очень утомляют.

— Понимаю…

Их вежливый обмен любезностями был прерван, когда перед Джессикой возникла Клер.

— Привет, подружка! Вот уж не ожидала тебя увидеть.

— Признаться честно, я и сама не ожидала, что вернусь именно сегодня… Кстати, чуть не забыла: у меня для тебя небольшой презент, Боб, — сказала она, протягивая ему красиво упакованную коробку.

— Благодарю… Но я думаю, что тебе уже надоело стоять в дверях. Проходи. Я представлю тебе гостей, которых ты не знаешь…

Дэн разговаривал с одним из своих друзей, когда взгляд его упал на очаровательную молодую женщину, которая беседовала с Клер и Робертом. Он оборвал фразу на полуслове и уставился на гостью так, словно увидел не обыкновенного человека, а богиню, сошедшую с полотен Тициана. Наверное, среди сотен тысяч людей он узнал бы ее потому, что после первой встречи невозможно забыть такую девушку. На вид ей можно было бы дать лет двадцать; она казалась ровесницей Клер. Изящные черты лица были обрамлены чудесными необыкновенного цвета локонами — и не медно-рыжими, и не золотистыми, а нечто среднее между тем и другим. Стройное грациозное тело обтянуто черным бархатным платьем, благодаря которому цвет ее кожи принимал матовый оттенок. Ухоженные руки — на одной их них он заметил золотые браслеты с рубинами. Кстати, колье на шее девушки полностью гармонировало с браслетами, как и сережки в ушах. Волосы были собраны в "ракушку", а по бокам отдельные пряди спокойно спадали на плечи. Она была восхитительна, хотя, что нашел в ней Дэн восхитительного, он и сам, пожалуй, не сказал бы точно. Ведь с таким же успехом любой мужчина мог бы оценить и его подругу на этом вечере. И однако же его взгляд с восхищением и изумлением изучал каждую деталь ее одежды, каждую черточку ее лица, запоминал и впитывал каждое ее движение. Клер, по-прежнему беседовавшая с Бобом и Джессикой, и не подозревала, что в эти мгновения ее собственное величие, так тщательно взращенное в глазах Дэна, меркнет перед неброской, но неотразимой и неповторимой красотой ее подруги…

Почувствовав на себе его взгляд, Джессика обернулась и вопросительно посмотрела на него. Дэн улыбнулся ей одной из своих обезоруживающих улыбок, перед которой не могла устоять ни одна женщина. Улыбка вызвала ответную улыбку, и через мгновение им, еще не знавшим друг друга, показалось, что они знакомы сто лет.

…- Кому ты так улыбаешься? — Спросила мисс Хьюстон у подруги. — Увидела кого-то из друзей?

— Вообще-то, нет, — ответила Джес. — Я его даже не знаю, но он улыбнулся мне, и я ответила ему улыбкой.

— Это становится интересным, — произнес Роберт. — Кажется, ты не зря сюда пришла.

— Ну, что ты! Я пришла на твой праздник, а не строить глазки первому встречному.

— Я бы сказал, одно другому не мешает, — пошутил мужчина. — Зачастую романтические знакомства происходят именно на таких вот вечеринках.

— И все же я советую тебе найти себе спутника, потому что я, например, здесь не одна, — сказала Клер.

— Я многое пропустила, — улыбнулась ее подруга. — Из-за целого года, проведенного в Египте, я пропустила большие события в жизни своих друзей. Ты обязательно должен рассказать мне, что с тобой случилось за этот год, — обратилась она к Роберту.

— Да мне, собственно, и не о чем рассказывать, — отозвался он, пожимая плечами.

Клер тем временем поманила Дэна к себе и шепнула ему на ухо: "Я познакомлю тебя со своей подругой, о которой рассказывала. Помнишь?.."

Джес взглянула на подошедшего мужчину и вспыхнула. Ведь это он улыбался ей.

— Неужели это он? — Спросила она у Клер. А Дэну показалось, что это короткое и простое слово "он" приобрело какой-то значительный и важный оттенок в устах этой необыкновенной девушки.

— Да, он, — улыбнулась женщина.

— Дэн Уайтхорн, — представился Дэн, не желая дожидаться, пока Клер познакомит их. — А вы…

— Джессика Бичем. Но друзья называют меня просто Джес.

— Надеюсь стать одним из ваших друзей, мисс Бичем.

— Взаимно, мистер Уайтхорн…

Этот обыкновенный обмен любезностями необыкновенно взбесил Клер. Она просто кипела от гнева внутри, но внешне казалась абсолютно спокойной и такой же радушной, как Роберт или Дэн. Ей сразу показалось, что ее наивная и по-своему очаровательная подружка привлекла Дэна, но некоторое время она еще сомневалась. И все-таки однажды перехватив восхищенный взгляд своего спутника, все поняла и не на шутку испугалась, что, возможно скоро лучшая подруга займет ее место рядом с Дэном и в его сердце. А она не хотела терять ни свою единственную подругу, ни мужчину, к которому привязалась больше, чем ко всем остальным вместе взятым. Именно поэтому весь оставшийся вечер она исподтишка наблюдала за этими двумя, и как только они случайно оказывались вдвоем, тоже как бы случайно оказывалась возле них. К тому же она использовала все свои возможности, чтобы увести Дэна домой или в любое другое место — лишь бы оно было подальше от Джессики. От Дэна, в свою очередь, не укрылось то, как она отчаянно старается держать его на расстоянии от подруги, и в конце концов он позволил ей себя увести с вечеринки.

Всю дорогу до дома мужчина молчал, погруженный в какие-то свои мысли. Клер постаралась втянуть его в разговор, но ее попытки не увенчались успехом. Он продолжал упорно молчать, словно наказывая ее за этот вынужденный уход. Бежали томительные минуты гнетущей тишины, и только мягкий гул машины навязчиво врезался в сознание пассажиров. Все же она не выдержала и раздраженно проговорила:

— Знаешь, дорогой, у меня такое ощущение, что я еду домой в полном одиночестве и что у меня появилась странная привычка разговаривать с самой собой.

— Но ведь это не так, — возразил Дэн, продолжая сосредоточенно смотреть на дорогу, блестевшую от света фар.

— И больше ты ничего мне не скажешь?

— А что ты хочешь от меня услышать?

— Что ты любишь меня, что не мог дождаться, пока мы уйдем от Роберта.

— Ты же знаешь, что это неправда, а лгать я не люблю и не умею.

— Ты слишком честный. Когда-нибудь твоя откровенность тебя погубит.

— Не вижу в честности ничего губительного.

— Почему ты всегда со мной споришь?

— Сейчас я не спорю, а разговариваю.

— Хорошие же у тебя разговоры.

— Послушай, Клер, ты сама втянула меня в эту беседу, так что не пытайся сделать меня виновным в твоем плохом настроении. А тебе я скажу вот что: когда-нибудь твоя ревность тебя погубит.

— А причем здесь моя ревность? — Клер ошарашено уставилась на Дэна, думая о том, откуда он мог так легко разгадать причину, по которой они уехали с торжества.

— При том, дорогая, что именно из-за нее мы уехали от Боба. Признайся, ты ведь хотела увести меня подальше от мисс Бичем. Так или нет?

Некоторое время молодая женщина обиженно молчала, размышляя над тем, почему Дэну всегда так легко удается прочитать ее мысли и предугадать ход ее действий в отношении его, затем она все же не хотя ответила:

— Да, из-за нее. Я не хотела, чтобы она увивалась возле тебя, как пчела возле банки меда.

Негромкий смех заставил ее снова посмотреть на него.

— Ну, и наивная же ты, дорогая. И совсем плохо знаешь свою подругу. Такая женщина, как мисс Бичем, никогда не стала бы, как ты говоришь, увиваться за мужчиной. Она не твоего поля ягода.

Клер вспыхнула, но не стала затевать ссору. Ей не хотелось терять Дэна, особенно теперь, когда на горизонте появилась Джессика. Тем более ей не хотелось, чтобы он сравнивал их. Поэтому, собрав всю свою злость и обиду в кулак, она невинно улыбнулась и произнесла:

— Ты прав, мы с ней очень разные. Наверно, именно поэтому мы так сдружились.

Она мысленно похвалила себя, заметив удивленный взгляд Дэна.

— Ладно, пошли домой, — негромко сказал он, когда машина въехала в гараж и, мягко урча, остановилась.

Прощаясь с ней на лестничной площадке, Уайтхорн не испытывал ничего, кроме чувства огромного облегчения от того, что этот длинный вечер наконец-то закончился. Женщина довольно прозрачно намекала ему, что будет не против, если он пригласит ее к себе, но Дэну хотелось провести остаток ночи в одиночестве… Позже, лежа в постели и вспоминая все события прошедшего дня, а особенно знакомство с очаровательной мисс Бичем, он внезапно понял, что его отношения с Клер исчерпали себя, и им пора расстаться. Понял он также и то, что Клер не отпустит его так просто, особенно теперь. Поговори он с ней об этом месяцем раньше, возможно, они расстались бы мирно. Но не может же женщина быть такой холодной и расчетливой, должны же у нее быть какие-то чувства, которые дали бы ей понять, что все кончено, что их отношения стали самым настоящим фарсом. Клер упорна и упрямо идет к своей цели, пусть и обходными путями. Ведь освободить проход к кратчайшему пути может только он, Дэн, а он этого делать не собирается. Что-то подсказывало ему, что если он позволит ей женить его на себе, то от этого станет хуже им обоим…

Мысли цеплялись одна за другую, и через минуту он уже размышлял над тем, какие разные Клер и Джессика. Он абсолютно не представлял себе, как может спокойная и уравновешенная, нежная и ласковая, добрая и понимающая Джессика Бичем терпеть такую вспыльчивую, порой даже жестокую в словесных поединках женщину, как Клер Хьюстон. Они слишком разные, эти две подруги, которых природа наделила неповторимой красотой. Но и красота эта была различима так же, как различаются небо и земля. Джес была красива, словно богиня Венера на полотнах Тициана. В ее красоте было столько жизни, столько яркости и теплоты, что ему тоже захотелось жить полной жизнью, захотелось очнуться от долгого сна, в котором он, неизвестно по каким причинам находился столько времени. Клер обладала красотой великолепного алмаза, которому не хватает лишь одного — столь же великолепной оправы. Алмаз красив и неповторим в своем роде, но хотя он и рожден природой, он холоден, как и все другие камни, не способен воспринимать человеческое тепло и излучать его.

И Дэн пришел к выводу, что не может быть подходящей оправой для этого камня, поскольку в нем самом горит и пылает жизнь, а любой металл безжизненный. Вот если бы судьба позволила ему стать спутником Джессики — это было бы другое дело. Но Клер не позволит. Она будет мешать им, преследовать их, строить козни и интриги и, в конце концов, добьется своего.

Мысли перелистывались, как страницы перелистываются в книге. Мозг его устал работать в этом направлении, но когда сознание уже скатывалось в темный тоннель сна, он вдруг подумал: "Почему я вдруг так размечтался? Я же совсем не знаю Джессику. Может быть, она такая же, как и ее подруга: холодная и расчетливая, как все женщины… И так же разбивает сердца…"

Он не знал, почему сразу же решил, что эти две женщины очень разные, но ему хотелось верить, что это так.

"Время покажет, — пронеслось в его погружено

м в приятную дремоту мозгу, — прав ли я был…"

На следующий день к нему зашел Роберт, бодрый и свежий, несмотря на проведенную без сна ночь. Монтгомери был хорошим другом, и Дэн, зная его девять лет, доверял ему, как никому больше. Они познакомились на официальном приеме Клайва О'Нилла, начальника Дэна. В то время Боб уже работал на него — был заместителем мистера О'Нилла, начальника отдела грузовых перевозок в "Пан-Американ Эйрлайнз". Их дружба завязалась как-то незаметно, но длилась уже достаточно долгое время, чтобы они доверяли друг другу все тайны своих душ, чтобы они знали друг друга как братья. Дэн очень ценил эту дружбу и знал, что такого друга, как Роберт, у него больше может и не быть.

…- Я не перестаю тебе удивляться, — начал Уайтхорн, когда они уселись в гостиной с чашками кофе в руках. — После такого праздника я бы проснулся с головной болью и целый день чувствовал бы себя разбитым, как будто по мне целую ночь молотили кувалдой. Как тебе удается выглядеть свежим?

— Очень просто, — улыбнулся Боб. — Я практически не пью спиртного, а если и пью, то ни в коем случае не смешиваю никакие напитки.

— Я тоже стараюсь придерживаться этого принципа, но не всегда получается. И как видишь, результат налицо.

— Ты неплохо выглядишь.

— Поверю тебе на слово.

— Когда у тебя вылет?

— Завтра утром я лечу в Бостон… Даже не верится, что после сорока дней отпуска я снова сяду за штурвал своего самолета, снова увижу белые облака, снова звезды станут ближе.

— Опять ты завел свою старую песенку! Неужели ты не можешь говорить о чем-нибудь другом?

— Нет, потому что только небо стоит того, чтобы любить его, ведь оно единственное и неповторимое, вечное, как сама душа.

— Ты говоришь о небе, как о женщине, хотя женщины больше заслуживают нашего внимания, чем небо.

— Ты так считаешь? А я в этом не уверен. Они все одинаковы, все до единой, и в этом правиле нет исключения.

— Это все потому, что на твоем пути попалась такая женщина, как Клер. Поверь мне, не все такие. Взять, к примеру, твою бывшую жену. Я не настолько хорошо ее знал, но мне всегда казалось, что она добрая, мягкая, чистосердечная женщина. Скорее всего, ваш брак не сложился, потому что ты не любил ее. Ты очень страстный человек, а она покладиста, ей нужен был покой и уют домашнего очага.

— Но ведь и мне это было нужно, — возразил Дэн. — Нужно и сейчас, а Клер не может дать мне этого.

— Видимо, не смогла дать и Долорес.

— Сейчас я уже не знаю, почему у нас ничего не вышло. Мы были слишком юными и неопытными. И вообще, весь этот брак был лишь попыткой отомстить отцу за то, что он хотел женить меня без моего ведома.

— Причем у обоих остались не самые лучшие впечатления об этом. Тогда вы напоминали мне детей, которые решили поиграть в игру, поначалу казавшуюся им интересной, но оба хотели быть главными, а потому у них ничего не вышло.

— Что ж, может быть и так. Все это уже в прошлом. Теперь я стал старше, умнее и выберу себе женщину, которой не будут нужны мои деньги, а буду нужен я сам. И женюсь я на той, которую полюблю больше собственной жизни.

— Выходит, что Клер ты не любишь?

— Не люблю. Поначалу она привлекала меня, мне казалось, что мы отлично поладим, но когда я понял, что она собой представляет, мне стало досадно и противно.

— Не понимаю, почему вы не расстанетесь, — задумчиво проговорил Роберт.

— Я не люблю быть один. Я всегда говорил и буду говорить, что одиночество — самое страшное, что может со мной случиться. И ты прекрасно знаешь, почему.

Мужчины замолчали на некоторое время, а Дэн погрузился в неприятные воспоминания детства. Ему было шесть лет, когда умерла Мелани Уайтхорн, его мать, первая и единственная жена Джефферсона Уайтхорна. В тот роковой день отца не было ни дома, ни в городе, ни даже в стране. "Уайтхорн Интерпрайзис" находилась в самом расцвете, и Джефф уехал в Европу, чтобы наладить контакты с поставщиками. Мелани была очень тяжело больна и уже несколько месяцев лежала в постели. Врачи говорили, что она может умереть в любой момент — сегодня, завтра, через неделю, через месяц, через год. У Джеффа не было возможности часами сидеть возле ее постели, как это делал маленький Дэн. Он нанял медсестру-сиделку и спокойно занимался своими делами. Смерть Мелани походила на спокойный сон, и в первые мгновения мальчик даже не понял, что произошло. Просто рука матери, гладившая его по волосам, вдруг безжизненно повисла. Но когда до него дошло, что матери не стало, он испытал такой страх, какой не дай бог испытать маленькому ребенку. Те часы, что Ден провел с момента смерти матери в ожидании приезда отца стали для него сущим кошмаром, который он не забудет даже на своем смертном одре. Ден так и не смог простить отцу его отсутствие в тот день и свое бесприютное одиночество.

— Знаю, — наконец, отзвался Роберт. — И твои отношения с Близ — твое дело, но мне кажется, что она не очень-то подходит для роли твоей наперсницы. Я еще раз повторяю, ты — человек чувства, а она холодна, как лед, и слишком жестока. Порой я сам не могу понять, что движет ею, хоть и знаю ее бог весть как давно.

— А где ты познакомился с мисс Бичем?

— С Джессикой меня познакомила Близ, и с первого взгляда меня поразило то, какие они разные и как крепко дружат.

— Правда? — Ден вскинул на друга глаза, и Роберт без труда заметил в них удивление.

— Да. Джес — полная противоположность Близ. Иногда она напоминает мне тебя.

— Вот как! И чем же?

— Я столько раз слышал от нее слова, которые говорил недавно ты: "Я выйду замуж за того человека, которого полюблю больше собственной жизни".

— Я словно эхо слышу, — улыбнулся Ден.

— Вот именно. Вчера я украдкой наблюдал за тобой, Джессикой и Близ и сделал несколько довольно-таки интересных выводов.

— И каких же, если не секрет?

— Во-первых, тебе очень понравилась Джессика…

— Ты прав. И я тоже понял, что Близ и Джессика очень разные.

— Во-вторых, ты тоже заинтересовал Джессику.

— Ты в этом уверен? — С надежой спросил Ден.

— Более чем. Я заметил, как вы смотрели друг на друга. Обычно такие взгляды не пропадают напрасно.

— Ну, не знаю, — проговорил Ден, тщетно стараясь скрыть самодовольную улыбку.

— Все ты прекрасно знаешь, — улыбнулся Боб. — Вот только тебе не совсем понравится мой третий вывод.

— Какой?

— Близ будет очень возражать против вашей взаимной симпатии друг к другу, а тем более против твоей дружбы с Джессикой.

— Раз уж ты такой откровенный сегодня, то я тоже буду откровенным, — сказал Ден. — Мне плевать на возмущение Близ. Мне уже давно нет до нее никакого дела.

— Может, тогда скажешь, что тебе нет дела и до того, что у Джессики есть мужчина? — Поинтересовался Роберт, без труда заметив, что самодовольство на лице Дена сменилось разочарованием.

— Тогда я сказал бы, что пусть все идет своим чередом, — не растерялся Ден.

— Но ты еще не знаешь, кто он.

— Кто?

-

Просто рука матери, гладившая его по волосам, вдруг безжизненно повисла. Но когда до него дошло, что матери не стало, он испытал такой страх, какой не дай бог испытать маленькому ребенку. Те часы, что Дэн провел с момента смерти матери в ожидании приезда отца стали для него сущим кошмаром, который он не забудет даже на своем смертном одре. Дэн так и не смог простить отцу его отсутствие в тот день и свое бесприютное одиночество.

— Знаю, — наконец, отозвался Роберт. — И твои отношения с Клер — твое дело, но мне кажется, что она не очень-то подходит для роли твоей наперсницы. Я еще раз повторяю, ты — человек чувства, а она холодна, как лед, и слишком жестока. Порой я сам не могу понять, что движет ею, хоть и знаю ее бог весть как давно.

— А где ты познакомился с мисс Бичем?

— С Джессикой меня познакомила Клер, и с первого взгляда меня поразило то, какие они разные и как крепко дружат.

— Правда? — Дэн вскинул на друга глаза, и Роберт без труда заметил в них удивление.

— Да. Джес — полная противоположность Клер. Иногда она напоминает мне тебя.

— Вот как! И чем же?

— Я столько раз слышал от нее слова, которые говорил недавно ты.

— Мне кажется, будто она — частичка моей души, утерянная мной когда-то и вот теперь найденная, — улыбнулся Дэн.

— Вот именно. Вчера я украдкой наблюдал за тобой, Джессикой и Клер и сделал несколько довольно-таки интересных выводов.

— И каких же, если не секрет?

— Во-первых, тебе очень понравилась Джессика…

— Ты прав. И я тоже понял, что Клер и Джессика очень разные.

— Во-вторых, ты тоже заинтересовал Джессику.

— Ты в этом уверен? — С надеждой спросил Дэн.

— Более чем. Я заметил, как вы смотрели друг на друга. Обычно такие взгляды не пропадают напрасно.

— Ну, не знаю, — проговорил Дэн, тщетно стараясь скрыть самодовольную улыбку.

— Все ты прекрасно знаешь, — улыбнулся Боб. — Вот только тебе не совсем понравится мой третий вывод.

— Какой?

— Клер будет очень возражать против вашей взаимной симпатии друг к другу, а тем более против твоей дружбы с Джессикой.

— Раз уж ты такой откровенный сегодня, то я тоже буду откровенным, — сказал Дэн. — Мне плевать на возмущение Клер. Мне уже давно нет до нее никакого дела.

— Может, тогда скажешь, что тебе нет дела и до того, что у Джессики есть мужчина? — Поинтересовался Роберт, без труда заметив, что самодовольство на лице Дэна сменилось разочарованием.

— Тогда я сказал бы, что пусть все идет своим чередом, — не растерялся Дэн.

— Но ты еще не знаешь, кто он.

— Кто?

— Твой напарник, Максвелл Колфилд.

— Черт возьми! — Выругался Дэн. — Мне, как всегда, везет.

— Да ты, похоже, неисправим! — Заметил Роберт.

И мужчины весело рассмеялись.

Девятнадцать часов спустя Дэн Уайтхорн снова чувствовал себя неотделимой частью неба, сидя за штурвалом своего самолета, державшего курс на Бостон. Рядом сидели Максвелл Колфилд, сосредоточенно глядя в безоблачную даль, и Бенджамин Спадс, а в соседнем отсеке находился секретный груз, который им нужно было вовремя, без сбоев, доставить в место назначения.

— О чем ты думаешь? — Спросил Дэн у Макса, потому что тишина, в которой они находились уже больше часа, угнетала его.

— О своей девушке, — ответил Макс, улыбаясь. — Она недавно вернулась из Египта. Почти год прожила там.

"Джессика, — подумал Дэн. — Я тоже о ней думаю. Ее образ не дает мне покоя уже двое суток. И я не могу избавится от мысли, что она так не похожа на Клер. Я хочу быть рядом с ней, хочу узнать ее ближе, хочу, чтобы она позволила мне любоваться ею, хочу, чтобы во всем мире для нее существовал только я один. Она не может быть с Максом. Просто не может". А вслух произнес:

— Ого! И как у тебя хватило терпения ждать столько времени?

А сам подумал: "Она заслуживает того, чтобы ее ждали всю жизнь. И я бы ждал ее, если бы она позволила".

— Во-первых, я ее люблю, а во-вторых, я ездил к ней, когда был в отпуске. Мы замечательно провели это время.

Ироническая улыбка скользнула по лицу Дэна. Он не понимал, как можно говорить о любви к такой женщине, как Джессика, совершенно спокойно, как это делает Макс. Как можно вообще говорить о любви таким тоном, будто речь идет о погоде?! Роберт был прав: женщины заслуживают гораздо большего внимания, чем небо; особенно такие, как Джессика. С недавних пор небо и его необъятные просторы совершенно перестало его интересовать. Он всей душой рвался на землю. Еще ни одной женщине не удавалось так привязать его к земле. Он всегда был свободным, как птица. Его ни привлекало общество даже первой жены, не говоря уже о том, что Клер была далека от этого. А вот Джессике это удалось. Честное слово, удалось! И Дэн не удержался — задал вопрос, который вертелся у него на языке с самого начала полета:

— А она любит тебя? Прости за вопрос.

— Конечно.

Макс ведет себя так самоуверенно, словно любовь этой женщины является для него само собой разумеющейся. А что если однажды она скажет ему, что любит другого?

— Ну, тогда я рад за вас обоих, — скрепя сердце произнес мужчина.

— А о чем думаешь ты?

"Если бы ты знал, что я постоянно думаю о твоей женщине…" — Мелькнуло в голове Дэна. Но он спокойно ответил:

— Сложный вопрос. Иногда я думаю о Клер, иногда о Роберте, часто — о своем не сложившемся браке. Пытаюсь понять, почему у меня ничего не вышло с Долорес. Но больше — о том, что меня ждет.

— Почему так пессимистично?

— Не знаю, Макс. Потому что в последнее время мне очень одиноко. Хочется любить и быть любимым.

— А разве вы с Клер не любите друг друга?

— Нет.

— Я не понимаю, — удивленно начал его собеседник, — почему тогда…

— Деньги, — спокойно произнес Уайтхорн, и руки его сжали штурвал еще крепче. — Клер слишком корыстна. Ей не знакомы никакие чувства, кроме стремления добиться высокого положения в обществе, и для этой цели она выбрала меня… — Он помолчал немного и добавил: — Вот почему я стал летчиком. Небо закаляет человека, делает его настоящим мужчиной. Я никогда не хотел быть папочкиным сынком, который транжирит деньги своего отца в ночных клубах и казино. Мой отец хотел, чтобы я с самого начала вошел в совет директоров нашей фирмы. Я выполнил его волю, но с условием, что буду посещать только экстренные совещания. Знаешь, какая судьба была бы мне уготована, если бы я подчинялся всем приказам моего отца? Лет десять, а то и больше, я корпел бы над документами, протирая брюки в офисе и дожидаясь, пока папа передаст мне бразды правления. Потом женился бы на жеманной дочке какого-нибудь богатого папаши и вырастил бы сына, который тоже пошел бы по моим стопам… Такой жизни хотел для меня мой отец. Но я этого избежал, потому что я этого не хочу.

— Чего же ты ждешь от жизни? Чего ты хочешь?

— Хочу жить, как самый обычный человек: просыпаться утром в обычной квартире, собираться на любимую работу, водить в кафе свою девушку, а не в шикарные рестораны, воздух которых насквозь пропитан высокомерием и лицемерием. Хочу общаться с нормальными людьми, а не с высокопарными идиотами, которые целыми днями только и говорят, что о гольфе, хорошей погоде и своей пресловутой известности.

— Поэтому ты и стал жить отдельно?

— Да. Но и здесь, на другом конце города, в квартире небоскреба, далекой от особняка на Грин-стрит, меня преследуют деньги отца. Порой мне хочется стать последним из нищих, хотя бы на несколько дней, — лишь бы отдохнуть от всего этого.

— Странный ты человек, — произнес Колфилд, мельком глядя на него. — Обычно люди стремятся к богатству, а ты хочешь сбежать от него.

— Если бы я был самым обыкновенным человеком, я бы тоже стремился к богатству… как Клер.

— Искал бы богатенькую невесту?

— Нет. Работал бы, сколачивая капитал, как мой отец. Прежде чем "Уайтхорн Интерпрайзис" приобрела известность, он двадцать лет работал на одного владельца алмазных приисков. А потом, разбогатев, выкупил у него его дело и открыл ювелирную фабрику. Здесь папа проявил потрясающую твердость духа и несгибаемую волю. Сколько раз у него бывали ситуации, в которых другой бы на его месте не выдержал бы и сдался. А отец не сдавался, потому что четко видел перед собой свою цель. За это я им бесконечно горжусь. Но я не хочу стать таким, как мой отец — сделать бизнес ценой собственной семьи, — закончил Дэн.. — Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. Разговоры о деньгах наводят на меня тоску. Я предостаточно наслушался их в доме своего отца.

— Я не против. Кстати, нам осталась ровно половина пути, — заметил Колфилд, глядя на часы, встроенные в панель управления.

— Значит, скоро прилетим в Бостон. А там три дня — и домой.

— Удивительно, что ты так рвешься домой.

— Все имеет свой предел, — сказал Дэн. — Даже мое стремление к свободе…

Бостон, 1980

Три дня, проведенные в Бостоне, оказались для Дэна слишком тоскливыми. Он и сам не мог понять, почему он так тосковал по Лос-Анджелесу, по своей холостяцкой квартире. Но было еще что-то, чему он не находил объяснения. Чувство какого-то непонятного тоскливого ожидания владело всем его существом и не давало ему покоя. Раньше такого не было. Раньше он с удовольствием надолго оставался в разных городах, и когда приходило время возвращаться домой, появлялось ощущение разочарования. Ведь дома его опять ждало одно и то же — бесконечная, неистребимая рутина — светские визиты, ужины в особняке, разговоры с чуждыми ему людьми ни о чем. А он этого терпеть не мог и всей душой рвался подальше от Лос-Анджелеса. Теперь все было как раз наоборот, что удивляло его до глубины души. В то время ему казалось, что так проявлялось его стремление работать, полностью отдаваясь небу и самолетам. Сейчас Уайтхорн отчетливо осознавал, что не жажда работы управляла им (хотя и это тоже присутствовало), а одиночество. Напряженное одиночество, которое он все время бессознательно заглушал работой. В этот раз, как бы он ни старался, его голос звучал все громче и громче — так что ему порой хотелось заткнуть уши руками и крепко зажмуриться, как он делал это, когда был ребенком. И что самое необъяснимое, — голос этот был таким отчетливым, словно это был живой человек, живое творение искусства природы, воплощенное в прекрасном женском образе, который еще смутно, неясно, но уже вырисовывался среди других образов.

В трехкомнатном номере отеля, в котором поселились летчики, Дэн чувствовал себя запертым в четырех стенах. Но и на улицах города он не мог до конца ощутить свободу. Городской шум и суета, казалось, душили его, снова загоняя в гостиничный номер. И там он слонялся из угла в угол, чем изводил Бена и Макса. В конце концов, Бен не выдержал:

— Долго ты еще будешь ходить из угла в угол? Ты нарезаешь круги, как на стадионе. Может, тогда пойдешь и сделаешь пару пробежек? Это лучше, чем изводить меня здесь. И вообще, что с тобой происходит? — Спросил он уже более мягко.

Дэн остановился посередине комнаты и внезапно понял, что причина его раздражения и навязчивой тоски отчасти кроется в Максе, отчасти — в том, что он встречается с женщиной, которая ему очень нравится. Но он не мог пока признаться в этом никому, не рискуя потерять хорошие отношения со своими друзьями, а потому сказал:

— Если бы я знал, Бен… Но вся беда в том, что я не знаю, что со мной происходит.

— Не понимаю.

— Все дело в том, что раньше я легко подбирал название все чувствам и ощущениям, которые испытывал, а сейчас, — увы, — он пожал плечами, — не могу. Поэтому и бегаю из угла в угол.

— Ох, Дэн! — Вздохнул Спадс. — Ну, и трудный же ты человек.

— Таким я родился, да таким я, наверное, и умру.

— Весьма оптимистично звучит.

— Извини. Не хотел портить тебе настроение.

— Да ладно! Все равно оно у меня неважное. Я скучаю без Мейбэлл.

Вот она — разгадка, которую он так долго искал! Все они скучают по своим девушкам. Но проблема в том, что Дэн и Макс скучали по одной и той же девушке — по Джессике Бичем. Джессика! Ну, конечно! Он тоже скучает по ней, по ее негромкому смеху, по ее прекрасным глазам, по ее очаровательным улыбкам, которые принадлежат не ему. И что же ему с этим делать? Как продержаться эти три дня рядом с человеком, который постоянно говорит о ней? Нет, это выше его сил! Скорее бы уже закончилась эта нестерпимо долгая поездка!

— А знаешь, — сказал вдруг Дэн. — Пожалуй, ты прав.

— В чем?

— Пойду сделаю пробежку, а то я что-то совсем раскис и потерял форму. Не хочешь пробежаться со мной?

— Нет, — покачал головой Бен. — Я останусь здесь. Мейбэлл обещала позвонить сегодня. Буду ждать ее звонка.

— Ладно, — отозвался Дэн, — как хочешь.

И он пошел переодеваться.

Лос-Анджелес, 1980

Джессика Бичем была очень красивой женщиной, но воспринимала она свою красоту не как дар природы, а как нечто, данное ей в тягость или в наказание. Это была поистине ошеломляющая красота, которая никого не оставляла равнодушным. В восемнадцать парни и зрелые мужчины не давали ей покоя, приставая к ней по поводу и без повода. Они ходили за ней по пятам в кафе, супермаркетах, кинотеатрах. Хорошо, что круг их доступа был относительно ограничен, поскольку отец ее, известный художник-модельер, Рональд Бичем, был давним другом Джефферсона Уайтхорна и вращался в высшем обществе, постепенно приобщая к этим кругам и свою единственную дочь. Мужчины здесь были вежливыми, галантными и обаятельно красноречивыми. Но только на людях. Едва они выходили за порог дома или ресторана, где проходил светский раут, они становились обычными плейбоями и бабниками, которые не пропускали ни одной юбки. И юная Джессика, как ни старалась, не могла избежать их ухаживаний. Да и отец поощрял их, надеясь таким образом, что она подцепит какого-нибудь богатого сыночка и составит хорошую партию вкупе с приданным, которое он даст. Ее первым мужчиной оказался женатый человек, очень влиятельный и очень известный в политических кругах. Когда его жена узнала об их связи, разразился крупный скандал. Рональд, чтобы загладить вину перед дочерью и перед обществом, отправил ее от греха подальше — на побережье Испании. Там она училась искусству дизайна, создала свою первую коллекцию, которую публика приняла на ура и через два года вернулась домой, чтобы сообщить отцу о предстоящем замужестве. Ее женихом был красавец-манекенщик, охотник за наследством. Влиятельный папа навел о нем справки и положил конец их отношениям, строго-настрого запретив дочери в течение ближайших пяти лет посещать Испанию. Джессика крупно поругалась с отцом, но осталась в Лос-Анджелесе. Ей было двадцать лет.

Она работала в "Афродите" — фирме, которую создал отец, и полагала, что любовь теперь для нее стала табу. Мужчинам нужно было только ее тело и деньги ее отца. То, что происходило в ее душе, не волновало никого. Однако через год она отправилась в рабочую поездку в Египет, где познакомилась с американским летчиком, Максвеллом Колфилдом. Он был не похож ни на одного из мужчин, с которыми сводила ее жизнь. Оказалось, что он тоже живет в Лос-Анджелесе. Два месяца, проведенные в Александрии, были похожи на сказку. Они гуляли, загорали на пляже, купались, совершали маленькие прогулки на катере, он дарил ей цветы, подарки, писал стихи, играл на гитаре. Это было больше похоже на первую любовь, чем на отношения зрелых мужчины и женщины. А потом они вместе вернулись домой. Джессика познакомила его со своими родителями, Максвелл представил ее своим, и с молчаливого одобрения обоих сторон они стали встречаться.

Шло время, и "Афродита" все теснее сотрудничала с "Уайтхорн Интерпрайзис". Бесконечные совместные приемы устраивались то с одной, то с другой стороны. Джессика не участвовала в них, поскольку была всецело поглощена работой и любовью. Она даже не замечала, что Максвелла принимали все менее радушно в их доме. Зато он это замечал и не понимал причину этой странной перемены. Джессика шутливо отмахивалась от этого, не говоря Максу, что родители постепенно стараются склонить ее к браку с наследником Джефферсона Уайтхорна. И они продолжали встречаться. Ей было в то время двадцать два года. Все было более или менее прекрасно. До тех пор пока она не познакомилась с Дэном Уайтхорном на вечеринке у Роберта, своего давнего друга. Она и подумать не могла, что он и есть тот самый Дэн Уайтхорн, за которого ее так усердно хотели просватать.

После той памятной вечеринки она без конца сравнивала Максвелла и Дэна, и сама не зная, почему, все больше тянулась к Дэну. Он был для нее загадкой, тайной, которую она не могла разгадать. Было в нем что-то опасно притягательное, завораживающее и околдовывающее. В Дэне было нечто, отличавшее его от всех мужчин в мире, даже от Максвелла Колфилда. Он был единственным и неповторимым, как его бездонные голубые глаза. В них она утонула еще в тот вечер и с трудом выбралась, узнав, что он встречается с ее лучшей подругой. С таким мужчиной она хотела бы провести всю жизнь и не пожалела бы ни об одной минуте. Прекрасен, как бог, неповторим, как Вселенная и недоступен, как звезда на вечернем небосклоне. Что ж, так, кажется, было всегда: жизнь сводила ее с мужчинами, которые не подходили ей, по мнению ее родителей или по другим, не менее веским причинам. Однако она думала о нем, ни на минуту не забывая, с какой нежной страстью смотрел он на нее в их первую встречу. Потом они встречались, конечно, но всегда с ними были люди — как правило, Клер, Максвелл, Роберт и непременно еще кто-нибудь.

Джессика глубоко вздохнула и снова принялась за работу, набрасывая один эскиз за другим. Рука ее легко скользила по бумаге, повинуясь потоку мыслей и вдохновения. Она сидела в своей комнате за рабочим столом. Время летело незаметно за работой. А ей предстояло еще так много сделать.

Легкий стук в дверь на мгновение отвлек ее внимание, и, приподняв голову, молодая женщина негромко произнесла:

— Войдите.

— Я не помешаю? — Спросила Элвира Бичем, ее мать, входя в комнату с подносом в руках.

— Конечно, нет, — отозвалась Джессика. — Заходи.

— Я принесла тебе чай и печенья, которые испекла сама. Составишь мне компанию?

— С удовольствием, — улыбнулась она, вставая из-за стола и потягиваясь. — Только зачем ты сама занималась выпечкой, если это вполне могла сделать Анжелина?

— Ты же знаешь, что я никому не доверяю в этом отношении, даже ей, хоть она и работает у нас уже пять лет. Тем более, что пока отца нет, мне нужно чем-то занять себя.

— Не знаешь, когда он вернется?

— Обещал, что в пятницу на следующей неделе, но ты же знаешь, что у него всегда меняются планы.

— Да, конечно! — Вздохнула Джессика. — Что бы между нами ни происходило, но я всегда скучаю по нему, когда он уезжает надолго.

Элвира разлила чай и протянула чашку дочери.

— Я здесь подумала кое о чем, — осторожно начала она.

— Да?.. — Вопросительно произнесла ее дочь, отпивая чай и откусывая кусочек печенья.

— Мне кажется, что в последнее время с тобой что-то происходит. Ты поссорилась с Максвеллом?

— Нет. А почему ты спрашиваешь?

— Мне показалось, что вы расстались, и поэтому ты такая удрученная.

— Мы не расстались. Он улетел в Бостон на три дня, но скоро вернется. Я только что разговаривала с ним по телефону.

— Максвелл сделал тебе предложение? — Вдруг спросила мать.

— Нет. Мы пока даже не думали о свадьбе.

— Ты знаешь, я не сторонница быстрых свадеб, но если люди не женятся в течение двух лет, это тоже говорит о многом.

Джессика начала понимать, куда клонит мать, и постепенно в ней росло раздражение. Усилием воли она подавила его и ответила вопросом на ее слова:

— И о чем это, по-твоему, говорит?

— О том, что Максвелл не из тех, кто женится.

— Мама, если бы все женились каждый раз, как влюблялись, представляешь, сколько свадеб и разводов было бы во всем мире?

— Он тебе не подходит.

— И с каких пор ты это поняла? Или вы вдвоем с папой поняли это?

— Джессика, пожалуйста, хоть раз послушай своих родителей…

— А вы хоть раз прислушайтесь к тому, чего хочу я. С тех пор как мне исполнилось восемнадцать, вы решали, с кем мне быть, а с кем не быть. Вы одобряли и не одобряли моих мужчин. Вы никогда не позволяли мне самой учиться на своих ошибках. Вы не позволяли мне жить нормальной жизнью, встречаться с нормальными людьми. Даже мои друзья вам не нравятся. Ну, что, скажи мне, такого в Роберте или Клер? Что такого во мне самой, что вы опекаете меня, точно я драгоценный музейный экспонат?

— На счет Роберта… — ответила Элвира, — мы с отцом ничего не имеем против. А вот что касается мисс Хьюстон, то я уже много раз говорила тебе, что ты еще поплачешь из-за нее. Она не такая, за какую себя выдает. А Максвелл тебя не любит той настоящей любовью. И никогда не полюбит. Так же, как никогда на тебе не женится.

— Мама, я же сказала, что не хочу пока ни за кого замуж. С меня хватит и того, что у меня есть. И перестаньте уговаривать меня выйти замуж за сына мистера Уайтхорна! Этого вы от меня никогда не добьетесь!

— Джессика, дорогая, — произнесла миссис Бичем, — послушай меня хотя бы не как мать, а как свою подругу. Ведь мы с отцом желаем тебе только добра. А Максвелл совсем не тот мужчина, который тебе нужен. Неужели ты не признаешься в этом даже самой себе?

— Иногда мне кажется, что в нем чего-то не хватает из того, что мне хотелось бы видеть в своем спутнике, — устало ответила молодая женщина. — Но, в принципе, нет ничего страшного в том, что он меня чем-то не устраивает. Ведь и у меня тоже есть недостатки.

— Хорошо, но скажи мне, возникала ли у тебя хоть когда-нибудь мысль о том, что он — твой единственный мужчина, который создан только для тебя?

Женщина посмотрела на мать раздраженно, думая, что она опять будет говорить о перспективе брака с сыном Джеффа Уайтхорна, но лицо матери было добрым и спокойным. Словно она сейчас действительно была не матерью, а самой близкой подружкой, которой можно доверить все. И раздражение ее исчезло, потому что вопрос матери застал ее врасплох. Она всерьез задумалась о том, что никогда не испытывала такого чувства рядом с Максом, а должна была бы. Ведь она и вправду с самой первой встречи должна была понять, что он принадлежит только ей, что он живет в этом мире только для нее. Тем не менее прошло уже два года, и за это время она ни разу не подумала о том, что могла бы отдать за него жизнь. Не удивительно ли?

— Я, право, не знаю, мама, — растерянно ответила Джес. — Я никогда об этом не задумывалась.

— Над этим не задумываются, родная, — спокойно сказала Элвира. — Это знают с самой первой встречи.

Глава II

Лос-Анджелес, 1982 год

Дэн вышел на одну из дорожек сада и спокойно пошел, вдыхая свежий ночной воздух. В доме на Грин-стрит играла музыка, шумели гости, звенели бокалы с шампанским. Сегодня ему исполнилось тридцать лет, и отец по этому поводу собрал все семейство и близких друзей. Сейчас была почти полночь, а торжество началось в семь вечера, и он порядком устал от постоянного внимания к его особе. Самые ненужные подарки, которые обычно дарят на день рожденья, начиная от дорогих органайзеров и заканчивая золотыми запонками и булавками для галстуков, которых у него было великое множество, лежали большой горой в его комнате, и он пока не торопился их разбирать. Уже давно прошло то время, когда он мальчишкой бежал наверх и с нетерпением разворачивал яркие упаковки. Тогда подарки казались ему намного интереснее, чем сейчас. Но был среди всей этой пестроты подарок, который был для него самым дорогим, и он не спешил раскрывать его, чтобы продлить удовольствие. Подарок Джессики. Ее он пригласил вместе с Максвеллом, иначе такое приглашение могло бы показаться странным. Он еще не знал, что она подарила ему, но почему-то был уверен, что она выбирала подарок с особенной тщательностью.

"… — Я очень надеюсь, что вам понравится мой подарок, — сказала она, вручая его Дэну.

— Безусловно, — ответил он, заметив, как ее глаза с жадностью следят за каждым его движением. Любой мужчина понял бы этот взгляд. И он знал, что Макс сегодня был здесь лишним, но ничего не мог с этим поделать, ведь он сам пригласил его. — Огромное спасибо, что вы приняли мое приглашение. Я рад принимать вас в доме моего отца.

— Ну, что вы! — Улыбнулась женщина. — Это большая честь для меня".

Открыв, что тот обаятельный мужчина, с которым она познакомилась на вечеринке у Роберта, и есть сын Джефферсона Уайтхорна, Джессика была удивлена до глубины души. Ведь он, помнится, говорил ей, что он летчик, и тогда в его глазах было столько энтузиазма, что это не могло быть ложью. Еще больше она удивилась и испугалась, когда обнаружила, что ее очень тянет к нему, что хочется каждую минуту быть рядом с ним. В доме Джеффа Уайтхорна она не была ни разу, и теперь наслаждалась каждой минутой, проведенной под одной крышей с Дэном. Она смотрела по сторонам и впитывала все, чем был окружен Дэн в детстве, стараясь понять, какой он, этот загадочный человек. Ей было хорошо каждое мгновение, и она почти не замечала, что Максвелл изо всех сил старается держать ее подальше от Дэна и часто о чем-то шепчется с Клер. Но в одно мгновение она заметила, что Дэн исчез. Радость померкла, как свеча на ветру. Она отчаянно искала его глазами, однако стараясь, чтобы ее поисков не заметили Максвелл и Клер. Дэн пропал, как будто его и не было в этом доме. Ей даже в голову не пришло, что он мог подняться наверх или выйти в огромный сад, окружавший дом. И все же, если бы она и поняла это, у нее никогда не хватило бы смелости пойти за ним.

А пока она просто вышла на веранду, стеклянные двери которой были распахнуты, пропуская в дом ночную прохладу и аромат цветов. Луна была такой огромной, что у нее перехватило дыхание. Ее серебряный свет разливался в каждый уголок сада. От благоухания цветов кружилась голова. И все же какая-то неведомая сила тянула ее выйти в сад. Она спустилась по ступенькам. Каждый шаг ее был осторожным, легким, а походка была такой летящей, точно она собиралась вот-вот взлететь навстречу луне. Легкий ветерок играл ее распущенными волосами, охлаждая оголенные плечи. Джессика наслаждалась каждым мгновением своего свободного одиночества, подсознательно надеясь и отчаянно боясь, что Дэн найдет ее здесь. Внезапно она остановилась, так как чуткий слух ее уловил легкое движение. То была не музыка из дома, и не голоса гостей, и не полет испуганной птицы, и не шелест ветра в листве. Она остановилась, переводя дыхание и оглядываясь по сторонам. Сердце ее бешено колотилось, и казалось, его стук мог услышать любой, кто находился в радиусе метра от нее. Скоро она увидела то, что заставило ее испуганно спрятаться за ближайшим деревом. В нескольких шагах от нее стоял Дэн, держа в руках бутон розы, который, видимо, только что сорвал с одного из розовых кустов, растущих здесь же. Он смотрел на луну, свет которой тоже выгнал его в сад. Пальцы его нежно касались сомкнутых лепестков.

Джес притаилась за огромным стволом дерева, молясь, чтобы он ее не заметил. Как иначе она объяснит ему свое присутствие здесь? Не скажет же она ему, что вышла прогуляться? Это было бы слишком банально. Да и ни одного из гостей сегодня не тянуло в сад, кроме них двоих.

— Ох, Джессика! — Услышала она свое имя, сорвавшееся с его губ, и вздрогнула, подумав сначала, что он все-таки заметил ее.

Она вся сжалась, лихорадочно ища подходящее к случаю объяснение. Но тут же услышала его удаляющиеся шаги. Еще через пару мгновений она поняла, что совершенно одна в этой части огромного сада. Дэн вернулся в дом, так и не узнав, что еще недавно она была так близко от него. Выйдя из своего укрытия, она счастливо улыбнулась. Хорошее приключение посреди ночи в саду Джеффа Уайтхорна. Но пора возвращаться в дом. Максвелл, наверное, уже ищет ее, не понимая, куда она пропала. Она сделала несколько шагов в сторону дома, и вдруг остановилась, увидев под ногами брошенный Дэном бутон розы, который недавно его пальцы так нежно сжимали. После недолгих колебаний она подняла его и спокойно пошла обратно в дом.

"К черту всех и вся! — Зло думал Дэн, неторопливо шагая в дом самой длинной дорогой. Походка его была пружинистой, и видно было, что он весь напряжен и что мысли его не самые лучшие. — Я устал от лицемерия, от жеманства и притворства. Мне надоело делать вид, что у меня все прекрасно, в то время как на душе у меня кошки скребут. Мне хочется выть на луну от тоски и меня тошнит при мысли о том, что придется улыбаться и говорить нежные слова женщине, которая вызывает во мне презрение. Мне противна сама мысль о том, что надо пожимать руку Максу, в то время как внутри меня все кипит, если я вижу, как он шепчет что-то на ухо Джессике. Мне отчаянно хочется сказать ей, что я люблю ее, что она нужна мне как ни одна женщина в мире, но я вынужден просто улыбаться ей и говорить вежливые слова, не выходя за рамки приличия. И меня бесит, что все ждут от меня именно этого, и что я должен это делать!"

Он со злостью пнул дерн и легко взбежал по ступенькам веранды, вновь попав в атмосферу, из которой так отчаянно хотел вырваться.

Яркий свет большой гостиной, где собрались все гости, на мгновение ослепил его. Пару секунд он постоял, зажмурившись, чтобы глаза его привыкли к свету, а потом огляделся, ища глазами отца, Роберта, Клер и других своих друзей. Отца нигде не было видно, Боб о чем-то оживленно разговаривал с Максвеллом Колфилдом, Джессика расположилась в одном из кресел и сидела, склонив голову и о чем-то задумавшись. Дэн почувствовал огромное желание подойти к ней, сесть у ее ног и сидеть так хоть всю жизнь, впитывая каждое ее слово, ловя каждый ее взгляд, предупреждая каждое ее движение. Его жадный взгляд заметил в ее руках бутон розы, аромат которой заполнял, наверное, все ее сознание. Он и понятия не имел, что это та самая роза, что он так небрежно сорвал и бросил в саду. Почувствовав на себе его взгляд, Джессика подняла глаза и посмотрела на него. Ее взгляд, казалось, мог прожечь его насквозь, он завораживал, гипнотизировал, околдовывал. И ему почудилось, что они знают друг друга уже многие века, что их судьбы переплетены, как солнечные лучи переплетаются в кронах деревьев. Он невольно поддался очарованию ее глаз и уже было собрался подойти к ней и даже сделал пару шагов, как вдруг голос Роберта, грубо ворвавшийся в его сознание, остановил его.

— Дэн!

Он остановился и обернулся, видя, как к нему идет Роберт.

— Ты куда пропал? — Спросил Боб, подойдя к нему.

— Я вышел прогуляться в сад. А что? Что-нибудь случилось? По-моему, никто не заметил моего отсутствия. Если бы я ушел сейчас домой, меня бы спохватились только, когда все гости стали расходиться. А это, похоже, будет еще не скоро.

— Клер забросала меня вопросами, а я не знал, что ей ответить. Ты бы хоть предупреждал о своих намерениях.

— Я, кажется, не обязан отчитываться перед ней за каждый свой шаг, — раздраженно заметил Дэн.

— Зато, похоже, что я обязан отчитываться за каждый твой шаг. Она, видимо, думает, что я должен знать о тебе все, начиная с твоих ближайших планов и заканчивая твоими мыслями.

— Плевать мне на то, что она думает или не думает!

— И даже на то, что она делает в доме твоего отца? — Спросил Роберт, и в голосе его Дэн уловил нотки иронии.

— О чем ты? — Невозмутимо поинтересовался он.

— Смотри!

Дэн посмотрел в направлении, указанном Робертом, и в душе его моментально вспыхнули гнев, презрение и почти ненависть. Клер танцевала с его троюродным братом по материнской линии, Дереком Стефенсом. Однако, сказать, что она просто танцевала, — это значит, не сказать ничего. Она практически повисла на нем, и только его руки, не совсем уверенно державшие не совсем за талию позволяли ей держаться на ногах. За то время, пока его не было, она успела здорово напиться. Или она уже была пьяна раньше, а он этого не заметил? А когда Клер пьяна, ей неведомы никакие рамки приличия. Дерек что-то шептал ей на ухо, и она поминутно прыскала со смеху. Порой ее смех переходил в хохот, и некоторые гости оборачивались на них. Руки Дерека шарили по ее обтягивающему вечернему платью, а губы почти соприкасались с ее губами. Дэну стало противно при мысли о том, что она могла бы устроить здесь, если бы была пьяна еще больше. Они не видели, что за ними пристально наблюдают три пары глаз — Дэн, Боб и Джессика. На мгновение глаза Дэна и Джессики встретились, и она извиняюще улыбнулась, как бы говоря ему: "Простите мою подругу. Она совсем пьяна, а ей нельзя много пить. Лучше уведите ее отсюда, пока она не устроила здесь скандал".

Дэн вздохнул, покачал головой и подумал: "Клер сумасшедшая. Кажется, она думает, что находится в захолустном баре и, словно шлюха, вешается на шею своего клиента". Эта мысль вызвала в нем омерзение, чувство стыда и жалость к самому себе. Ему хотелось исчезнуть отсюда, захотелось, чтобы Клер никогда не попадалась ему на пути. Он не знал, куда деться от этих чувств, от навязчивого внимания родственников и сочувствия друзей. А самое главное, он не знал, куда деться от глаз Джессики.

— По-моему, тебе лучше увести отсюда Клер, — мягко заметил Роберт. — А то чего доброго, она еще начнет танцевать стриптиз на столе. И тогда ты с ней хлопот не оберешься.

— Я позову водителя и скажу, чтобы он отвез ее домой, — сказал Дэн.

— Лучше сделай это сам, а то в таком состоянии она непредсказуема.

— Но я не могу уйти просто так, ничего не объяснив отцу и гостям…

— Я поговорю с Джеффом.

— Сделаешь это для меня?

— Конечно, нет проблем. Иди.

Тем временем, Дерек снова что-то сказал девушке на ухо, и она, возбужденно хихикнув, ответила ему. Они оборвали свой танец, и пошли к винтовой лестнице, ведущей на верхний этаж. Дэн мгновенно понял их намерения и быстрыми шагами пошел за ними. Он дал им подняться в одну из комнат, а потом уже решил по-тихому увести ее домой, чтобы не привлекать внимания гостей. Но на галерее второго этажа его задержал отец.

— Дэн, куда ты собрался? Ведь тебя ждут гости. Тебе нельзя надолго уходить из гостиной.

— Извини, отец, но у меня нет ничего общего с этими людьми. Мои гости — это Роберт, Клер, Максвелл и Джессика. И они прекрасно меня понимают.

— Дэн, пожалуйста… — Начал Джефф.

— Прости, пап, — уже мягче отозвался он. — Я вернусь, но мне нужно сделать один очень важный звонок, а внизу стоит такой шум, что ничего не слышно. Как только я улажу свои дела, я спущусь вниз.

Он не хотел говорить отцу о том, что собирается сделать, ибо знал, что он начнет говорить о безнравственности и беспринципности Клер. Дэн и сам прекрасно все это знал, но хотел сам решить свои проблемы.

И когда он нашел Клер и Дерека в комнате для гостей, то увидел, что она под музыку раздевалась перед его братом, а он развалился на диване и смотрел на ее обнаженную красоту. Эти двое даже не потрудились запереть дверь. Что если кто-нибудь из гостей поднялся бы наверх и увидел эту картину? Какое бы мнение сложилось у них тогда о доме Уайтхорн? Дэну снова стало противно и захотелось надавать пощечин Клер и выпроводить Дерека из дома на глазах у всех гостей. Хорошо, если бы отец после этого запретил ему появляться в особняке. Но Дэну претила даже сама мысль о возможности скандала, о разговорах, которые не утихали бы после этого еще долгое время, а потому надо было пресечь это еще в самом начале, пока гости спокойно развлекаются внизу.

Дэн подавил в себе презрение и спокойно выключил музыкальный центр, чем вызвал невероятное возмущение Дерека.

— Эй! Это еще что такое?! Тебя, кажется, сюда никто не звал! А если хочешь поразвлечься, подожди своей очереди!

— Я не хочу развлекаться! — Проговорил Дэн, еле сдерживая накипавшую в нем злобу. — И меня тошнит от одной мысли о том, что вы хотели устроить бордель в доме моего отца!

— Дэн, не смей так говорить! — Вмешалась Клер.

Она осталась в одном нижнем белье, распущенные волосы, небрежным каскадом рассыпались по обнаженным плечам. Нельзя было отрицать, что в эту минуту девушка была очень хороша собой. Любой мужчина не устоял бы перед ней. Но Дэн был не любым мужчиной. Она была ему безразлична. В любом виде.

— Не смей мне указывать, что говорить, а что нет! — Сорвался на нее Дэн. — Это мой дом, дом моего отца, это мой день рожденья, в конце концов, и если вам обоим приспичило переспать, убирайтесь отсюда к чертовой матери! Только перед этим, моя дорогая, не забудь одеться!

— Ты, что же, думаешь, что я шлюха? — Спросила она, все еще не протрезвев.

— Да, Клер! Именно так я и думаю после того, что ты здесь сегодня устроила.

Девушка мгновенно протрезвела, и вместо ответа последовала звонкая пощечина. Дэн спокойно перенес удар, а потом ответил:

— На правду не обижаются. И будь так любезна, не строй из себя оскорбленную невинность.

Она снова вскинула руку, но он решительным движением остановил ее.

— Достаточно, Клер! Дерек, будь добр, — обратился он к брату, — спускайся в гостиную и сделай вид, что ничего не произошло. Как мне это не претит, ты — часть нашей семьи, и я не хочу, чтобы разразился скандал.

— Да, ладно, Дэн! — Отмахнулся Дерек небрежно. — Ведь действительно ничего особенного не произошло.

— Конечно, ничего особенного, — с расстановкой ответил Дэн. — Если не считать того, что моя девушка напилась и стала вести себя, как девица самого низкопробного пошиба.

— Да пошел ты к дьяволу, Дэн Уайтхорн! — Сквозь зубы процедила Клер, яростно натягивая свое узкое вечернее платье. — Мне плевать на всю вашу тошнотворную семейку, которая постоянно строит из себя невесть что!

— Замолчи! — Набросился на нее Дэн. — Еще одно слово о моей семье, и я вышвырну тебя вон из этого дома прямо на глазах у всех гостей! У меня нет ни малейшего желания спасать твою задницу!

Дэн был просто взбешен, а когда он очень злился, то нередко у него вырывались грубости.

— Иди в ванную и приведи себя в порядок. Я буду ждать тебя здесь, — приказал Дэн Клер.

Дерек невозмутимо поднялся с кровати и подошел к окну, выходившему в сад.

— А ведь она права, Дэн, — негромко проговорил он, когда Клер с оскорбленным видом удалилась в ванную.

— В чем? — Уже спокойно спросил Дэн, усаживаясь в кресло.

Этот инцидент заставил его признаться самому себе в том, что его вывел из себя не Дерек и его развязное поведение, и не его намерения относительно Клер, а сама Клер и все ее действия. Он почти обрадовано ухватился за это, рассчитывая, что вскоре сможет порвать эту доставлявшую ему множество хлопот связь.

— В том, что члены нашей семьи стараются быть похожими на монаршую семью Британии. И выглядит это до нелепости смешно.

— Может быть, и так. Но отец всегда стремился к благопристойности. Заметь, что нашу фамилию ни разу не трепали в газетах. Нас никогда не связывали с какими-либо скандальными историями.

— Ладно, с тобой бесполезно говорить на эту тему. Ты такой же, как твой отец.

— Совсем нет, Дерек, — отозвался Дэн. — Ты меня плохо знаешь. И вообще, все мои родственники меня плохо знают.

— А может, ты сам никогда не стремился к тому, чтобы тебя узнали? — С улыбкой поинтересовался мужчина. — Может, тебе это выгодно — изображать из себя человека — загадку? Этакий герой в маске, к которому легко тянутся женщины.

Дэн не успел ничего ответить, поскольку из ванной вышла Клер. Вид у нее был безупречный, но взгляд все еще оставался немного блуждающим.

— Ну, что ты готова? — Спросил у нее мужчина.

— Да, только мне что-то нехорошо, — нервно отозвалась Клер.

Дэн понял, что она все еще злится на него, и снова в нем поднялась волна раздражения. С какой радости она оскорбляется и дуется на него, да еще дает ему пощечину, в присутствии его брата-сплетника, который, несомненно, разнесет эту историю по всем домам, едва выйдя за порог этой комнаты? Какого черта он покрывает Клер и делает вид, что любит ее всей душой, тогда как ему на нее глубоко наплевать? И вообще, зачем он пошел за ними? Пусть делали бы, что хотели! Пусть их застал бы кто-нибудь из гостей, а еще лучше — его отец. Их с позором бы выгнали из этого дома, и тогда ему не пришлось бы больше терпеть общество Клер. Он был бы свободен, как ветер. Ничто не помешало бы ему завязать новые отношения с более благовоспитанной девушкой… Но… Клер — подруга Джессики, лучшая подруга. Она никогда не простит его за то, что он так жестоко поступил с Клер, унизив ее перед всеми. Так что придется ему еще долго стоять в этом тупике, не зная, что выход находится совсем рядом.

— Ладно, поедем домой. На свежем воздухе тебе станет лучше, — решительно сказал он, беря ее за руку. — Тебя подвезти, Дерек, или ты остаешься?

— С ума сошел? Я, конечно, остаюсь! — Ответил тот, направляясь к выходу.

— Тогда сделай мне маленькое одолжение, — на всякий случай попросил его Дэн. — Не рассказывай об этой истории хотя бы моему отцу.

— Нет проблем!

Выйдя из комнаты, они пошли в разных направлениях: Дерек к винтовой лестнице, ведущей в гостиную, а Клер и Дэн — к черному ходу, чтобы незаметно выскользнуть из дома, не привлекая внимания гостей.

Дэн проснулся рано утром, но долго лежал, вспоминая вчерашний вечер. Его день рожденья и празднество в доме отца отчетливо врезались в память, и он знал, что это так и останется на всю жизнь. Столько впечатлений никогда не пропадают даром. Прогулка в саду, взгляд Джессики… Тоска по ней стала неотвязчивым его спутником, впрочем, как и его любовь к ней. Он любил ее, и это чувство было ему внове. Он никогда не испытывал ничего подобного, и эти чувства радовали и пугали его. Ему доставляли удовольствие малейшие встречи с ней, даже самые короткие. Сердце его колотилось, как безумное, от каждого ее взгляда, обращенного на него. А если ему удавалось урвать минуту, чтобы побыть с ней наедине, не говоря слов любви, просто глядя ей в глаза и разговаривая о пустяках, которые казались самыми важными в жизни, он потом весь оставшийся день чувствовал себя так, словно мог свернуть любые горы и преодолеть любые препятствия. И, наверное, если бы он вдруг откуда-то узнал, что вчера она была рядом с ним в саду и подняла брошенный им цветок, это сказало бы ему о многом, и он предпринял бы решительные действия. Но пока он просто медлил, не зная, стоит ли рвать все узы. Во-первых, Джессика встречалась с его другом, а во-вторых, рядом с ним постоянно была Клер, и до недавних пор у Дэна не было повода уходить от нее.

Зато он появился вчера. Эта грязная сцена в гостиной и в спальне наверху была противна ему до тошноты даже сейчас. Будь на то его воля, он не стал бы больше с ней встречаться ни при каких обстоятельствах. Она вела себя, как шлюха, хотя, может, и не до конца это понимала. Возможно, в ее глазах такое поведение совсем не считалось аморальным. Вполне вероятно, что она была воспитана в таком духе. Но это вряд ли. Дэн знал, что Клер получила образование в одном из английских колледжей, где весьма строгая дисциплина. И еще более вероятно, что она сделала это намеренно. Что же толкнуло ее на такую мерзкую глупость, да еще на приеме в доме его отца? Скорее всего, она заметила, что он неравнодушен к Джессике. Женщины очень легко это замечают.

"Хорошо, если бы она меня отпустила сама, — думал он, вытянувшись на постели. — Все было бы намного проще. Нам обоим так было бы лучше. Но она не отпустит, ведь она алмаз, которому нужна оправа. Чем и послужат для нее мои деньги, если она выйдет за меня замуж. Но этому не бывать никогда. Я этого не допущу. И отец тоже. А главное — этого не допустит Джессика… Ладно, пора кончать с этим фарсом. И чем быстрее я это сделаю, тем будет лучше".

Дэн бодро поднялся с постели и пошел в ванную. А сорок минут спустя он уже звонил в дверь Клер.

Она открыла ему, еще заспанная, в том же вечернем платье, в котором была вчера с ним на приеме. Вероятно, ей было так плохо, что не хватило сил даже раздеться. Волосы ее небрежно растрепались и беспорядочной золотистой волной рассыпались по плечам. Не смытая косметика кое-где размазалась по лицу. Она была очень бледна. Такой Дэн еще не видел ее, и на мгновение у него мелькнула мысль о том, что, пожалуй, он торопится с таким важным разговором сейчас, когда она мало что соображает. Видимо, Клер действительно перебрала вчера, не рассчитав свои силы.

— Привет, Клер! — Спокойно произнес он, чтобы не напугать ее своим решительным тоном. — Как дела?

Она приложила палец к губам и прошептала:

— Тссс… Не так громко. У меня голова раскалывается, а ты орешь так, что мертвого поднять можно.

— Но я не ору, — негромко произнес Дэн. — Можно войти? Хотя бы для того, чтобы помочь тебе?

Не говоря ни слова, она пропустила его в квартиру, а сама поплелась в спальню, где снова плюхнулась на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Дэн посмотрел на будильник, стоявший на тумбочке возле кровати. Стрелки показывали половину десятого. Он покачал головой, словно говоря себе, что так дело не пойдет. И он не собирается сидеть здесь и ждать, пока она придет в себя, что, видимо, будет очень и очень не скоро.

Мужчина легонько потряс ее за плечо, но она не подавала никаких признаков жизни. Он и не представлял, что можно так быстро отключиться, но надо приводить ее в чувство. Сама она, кажется, не хочет себе помочь. Тогда он взял ее на руки и понес в ванную. Клер тут же пришла в себя и начала отчаянно на него ругаться:

— Что ты делаешь, черт тебя побери?! Куда ты меня несешь? Отпусти немедленно! Не то я вызову полицию, и они тебя арестуют за нарушение частной собственности! Слышишь, что я говорю, болван ты этакий?! Отпусти меня!

— Не отпущу, — упрямо возразил Дэн. — Тебе же лучше будет. Ты, что, не понимаешь?

— Не понимаю и понимать не хочу. Мне плохо, у меня сейчас голова треснет. Оставь меня в покое!

— Если тебе так плохо, как ты говоришь, то замолчи и дай мне сделать то, что я собираюсь сделать. Не то я брошу тебя здесь одну, — отругал ее Дэн, ногой открывая дверь ванной. — А сейчас постой минутку на ногах, если сможешь. Я наберу воды в ванну и помогу тебе раздеться. Потом тебе станет лучше.

Пока набиралась вода, Дэн нашел на ее полках флакон с тонизирующими добавками и немного вылил в воду, отчего вода сразу стала превращаться в пену, и приятный аромат заполнил комнату. Затем он быстрыми методичными движениями раздел ее, а в ванну она забралась сама, тут же погрузившись на мгновение с головой под воду. Он посмотрел на нее с улыбкой, потом повесил на вешалку махровый халат и большое полотенце.

— Я пойду сварю кофе, пока ты будешь принимать ванну. Ладно?

— Только никуда не уходи, — испуганно проговорила она, точно маленький ребенок, которому накануне ночью приснился кошмар.

— Не уйду, — ответил он, решив пока не говорить ей об истинной цели своего визита.

Он решил, что так она быстрее оправится от тяжкого похмелья, и они смогут спокойно поговорить.

Когда Клер вышла из ванной, вид у нее был более здоровый. Она улыбалась, и Дэну на мгновение стало не по себе от того, по какой причине он пришел. Но рано или поздно они все равно бы расстались. Так почему бы не сделать этого сейчас?

Он поставил на стол кофейник и, как заправская хозяйка, достал из тостера свежие тосты. Затем снял фартук и посмотрел на нее.

— Почему ты на меня так смотришь? — Спросил он.

— Где ты нашел этот фартук? — Улыбаясь, спросила девушка.

— В шкафу, — отозвался Дэн. — Не хотелось запачкаться. Мне ведь потом нужно заехать в офис к отцу.

— Ты выглядишь в нем нелепо, — заметила она.

— Спасибо за комплимент. Тебе уже лучше?

— Да, намного. Ты меня просто спас.

— Ничего подобного. Тебе нужно было сделать это еще вчера.

— Вчера у меня не было сил.

— Зачем было тогда так напиваться?

Вопрос прозвучал спокойно, словно Дэн не предъявлял никаких претензий, но намек был понятен, и Клер так недобро посмотрела на него, что он предупредительно замолчал.

— Садись завтракать.

Она послушно села за стол, но вид еды вызывал у нее тошноту, и она лишь вежливо покачала головой в знак отказа.

— Выпей хотя бы кофе. Он тебе необходим, — повелительно сказал Дэн.

Клер неторопливо размешала сахар в чашке с кофе и сделала пару глотков.

— Ты ведь не просто так пришел? — Вдруг произнесла она.

Он вскинул на нее восхитительные голубые глаза, и она сначала было пожалела, что затеяла этот разговор первой. Возможно, ему надо было сделать это первым, чтобы потом она могла проанализировать его вопросы и упреки и вовремя отразить их. Но ей ни за что не хотелось быть жертвой его нареканий, не хотелось чувствовать себя виноватой, хотя она прекрасно знала, что была очень виновата. И в то же время, Клер отчетливо осознавала, что причиной ее вчерашнего поведения стал сам Дэн. Да, он пришел с ней на прием. Да, он был предупредительно вежлив с ней и не оставлял ее ни на минуту. Пока не пришла Джессика. Клер и понятия не имела, что ее подруга будет там. Сначала это открытие повергло ее в шок, и она попросту растерялась, но когда поняла, что кроме Дэна ее пригласить было не кому, это взбесило ее до невозможности. Она заметила, что Дэн все больше и больше уделяет внимание Джессике, и если бы не Максвелл, он бы вообще не отходил от нее.

Дэн долго молчал, прежде чем ответить, но молчание это не могло длиться вечно. Когда-нибудь надо было начать этот неприятный разговор.

— Ты права, — со вздохом сказал мужчина. — Я хотел поговорить с тобой. О вчерашнем вечере. В принципе, этот разговор назревал давно, а мой день рожденья просто дал очередной повод для разговора.

— Хорошо, что ты так откровенен. Я надеюсь, что ты будешь таким откровенным и дальше, — проговорила она, отпивая кофе.

— Да, — подтвердил Дэн, глядя ей в глаза.

Взгляд его был жестким и не сулил ничего хорошего. Клер моментально поняла, о чем пойдет речь и вся внутренне ощетинилась, готовясь обороняться. В конце концов, это ее право, такое же, как его право — обвинять ее.

— Можно я сначала допью кофе? — Холодно спросила она.

— Конечно, — также не тепло ответил он.

Они оба знали, о чем будут говорить. Клер нужна была эта отсрочка, чтобы найти способ удержать Дэна, и пока она медленно пила кофе, мозг ее лихорадочно работал, ища причины, по которым Дэн должен остаться с ней. На мгновение ей в голову пришла безумная идея — сказать ему, что у них будет ребенок. Она на сто процентов знала, что Дэн не из тех мужчин, которые отказываются от своих детей, от каких бы женщин они ни были. Но когда она подумала о том, что будет, когда ее ложь раскроется, ей стало не по себе. Она еще ни разу не видела Дэна в гневе, но была почти уверена в том, что он никогда не простит ее. А потому ей придется отложить спектакль с беременностью до лучших времен.

Дэн спокойно размышлял над тем, как сказать ей, что уходит. Он был уверен, что она не станет плакать и кричать, не станет устраивать истерик, не станет допытываться, ради кого он ее бросает. Клер не такая. Но Дэн знал, что она мертвой хваткой вцепится в него и приведет десятки доводов в пользу того, почему он должен быть с ней. Она могла пойти на все: солгать, что беременна, пригрозить самоубийством, придумать любой другой способ шантажа, но просто так она его не отпустит. И все же Клер должна его отпустить. По крайней мере, если хочет в дальнейшем оставаться его другом, если хочет сохранить те последние капли уважения, которые остались у него к ней.

Пока мысли кружились в голове Дэна, точно ласточки перед дождем, Клер допила свой кофе и ждала, что он скажет хоть слово. Ведь пока он не начал разговор, она не могла обороняться. Почувствовав на себе ее пронизывающий взгляд, Дэн поднял на нее глаза.

— Так о чем конкретно ты хотел со мной поговорить? — Спокойно поинтересовалась она.

— Даже не знаю, с чего начать, — неопределенно проговорил мужчина.

— С самого начала, — потребовала Клер. — И, пожалуйста, не старайся подбирать слова, чтобы не сделать мне больно. Все равно мне будет больно, как бы ты ни старался мягко сказать мне о том, что уходишь.

— А откуда ты знаешь, что я именно об этом хотел поговорить? — Ошарашено произнес Дэн. Пальцы его нервно постукивали по столу, но внутри он, казалось, был спокойнее сфинкса.

— Я поняла это еще вчера, — коротко ответила Клер, пожимая плечами. — Все давно шло к нашему расставанию. Я даже могу точно назвать день и час, когда тебя осенило, что я тебе не подхожу.

— Ну, уж это вряд ли, — возразил он. — Ты не настолько хорошо меня знаешь.

— Ошибаешься. Как раз я настолько хорошо тебя знаю, что могу сказать причину, по которой ты уходишь. Она очень красива и зовут ее Джессика Бичем. Моя единственная и самая лучшая подруга… Не думала, что ты способен на такое предательство. Я могла бы понять тебя и простить, если бы это была любая другая женщина, но не Джес. Только не она.

— Причина не только в ней, Клер, — устало проговорил Дэн. — Их много, и они давно копились, как снежный ком. И если честно, ты сама дала мне много поводов для расставания. А вообще, я полагал, что меня никто толком и не знает, кроме, может, Боба и отца.

— Мы, женщины, очень проницательны, — улыбаясь одними губами отозвалась Клер. — Я почти сразу поняла, что ты не равнодушен к Джессике. Но скажи мне, что ты нашел в ней такого, чего нет во мне? Что, вообще, находят мужчины в таких женщинах, как она? Она же синий чулок, простушка, дурочка!..

— О, нет! — Возразил он. — Ты не права. Мне потребовалось меньше месяца, чтобы понять, что вы с ней очень разные.

— В чем между нами разница? Скажи мне, и я стану такой, как она, и ты не пожалеешь, что остался со мной.

— Ох, Клер! — Вздохнул он. — Тебе еще расти и расти. Ты совсем не знаешь, что значит любить, что это такое, когда тебе нужен только один человек на всем белом свете. И никто его не заменит. Он дороже денег, дороже положения в обществе, дороже всего, что есть в мире. Он дороже жизни, наконец. Это чувство не переписать, как с черновика, не перемотать обратно к началу, как любимую кассету. С каждым днем оно растет в моем сердце, заполняя все пространство, и кажется, что целого мира мало.

— Но ведь я чувствую то же самое к тебе! — Пылко возразила Клер. — И мне очень больно, когда ты с таким восторгом говоришь о моей лучшей подруге.

— Прости, — тихо и виновато произнес он. — Просто очень трудно говорить о расставании и стараться не причинять боль.

— А может, мы не будем пока расставаться? — С надеждой предложила Клер. — Тем более что Джес пока не свободна. К тому же не известно, любит она тебя или нет. Зачем ты будешь лишний раз терзать себя, разочаровываться и мучиться от одиночества? А я буду рядом… Ведь вполне возможно, что это всего лишь мимолетное увлечение. Позже ты узнаешь ее получше и, возможно, все твои представления о ней изменятся…

— В худшую сторону? — Закончил за нее Дэн. — Ты это хотела сказать?.. Нет, Клер. Понимаешь, я чувствую, каков человек на самом деле. Если он хороший, я могу привязаться к нему или просто уважать его, а если нет — ничто не заставит меня изменить мое мнение о нем.

— Но со мной-то у тебя этот номер не прошел…

— О! — Многозначительно произнес Дэн. — Ты очень хитра и коварна; ты соблазнишь и запутаешь любого мужчину, какого только захочешь, хоть самого принца Уэльского.

— Мне не нужен принц Уэльский! Мне нужен ты!

— Лучше скажи, что тебе нужны деньги моего отца и его положение в обществе, — открыто возразил мужчина. — Пока я простой летчик, но в один печальный день мне придется вступить в наследство и принять президентство "Уайтхорн Интерпрайзис". Такие перспективы тебя вполне устраивают, вот ты и решила ухватиться за меня…

— Значит, так ты обо мне думаешь? — С обидой в голосе спросила Клер.

Кофе остывал в кофейнике. Слезы бусинками дрожали на ее темных ресницах. Ладони сжались в кулаки так, что ногти до боли впились в кожу. Дождь стучал в окно, и капли воды расплывались по стеклу, то разбиваясь на новые капли, то сливаясь воедино. Как ее слезы. Часы, висевшие на стене, мерно выстукивали ритм жизни. Какой? Без Дэна? Ведь он уходит от нее. Бросает. А казалось, что они всегда будут вместе, что он любит ее. Он такой же, как все мужчины. Все до единого. Сначала используют, а потом бросают, как игрушку, — насилуют чувства, душу, сердце. Она так надеялась, что с ней этого никогда не случится, что она так и будет безнаказанно мстить мужчинам за себя и за мать. Но случилось так, что она встретила человека, не похожего на других, и влюбилась, забыв об осторожности. А он, не задумываясь, причинил ей боль, отшив, точно какую-нибудь назойливую девчонку-подростка, которая клеится к мужчине не по возрасту. Идиот! Да неужели он не понимает, что она стоит десятка таких, как ее наивная подружка?!

Ярость росла в ней с каждым мгновением, заглушая тихий голос обиды. Возможно, в двадцать три года гордости и тщеславия в Клер было больше, чем желания любить и быть любимой. Она чувствовала себя униженной и оскорбленной, но нашла в себе силы спросить:

— То, что я натворила вчера имеет непосредственное отношение к нашему расставанию, ведь так?

— Я же сказал, что да, — раздраженно заметил Дэн. — Ты напилась, повисла на шее Дерека, позволила ему лапать себя, как последняя девка, потом потащилась за ним в спальню и начала танцевать стриптиз в моем доме, на моем дне рожденья… Что я, по-твоему, должен был делать? Поблагодарить тебя, раскрыть объятия и предложить руку и сердце?

— Ты бросил меня, — так же раздраженно отозвалась Клер. — Исчез, неизвестно куда в самый разгар торжества, пялился на Джессику, начисто забыв о моем присутствии, не говоря уже о том, что Джес пришла с Максвеллом, и они все еще встречаются. Что я после этого должна была делать? Сказать вам обоим "спасибо" и предложить себя в качестве свидетельницы на вашей свадьбе?

— Скажи "спасибо", что этого не видел мой отец, — хмуро бросил Дэн.

— Ага! Прямо сейчас позвоню ему и выскажу свою благодарность!.. От всего сердца.

— Перестань паясничать, Клер. Ты сейчас очень похожа на Дерека. Рано или поздно мы должны были расстаться, и постарайся понять меня и принять наше расставание, как бы больно тебе ни было. Ведь мне тоже сейчас не сладко.

— Да перестань ты говорить избитыми фразами! — Зло выговорила Клер. По щекам ее катились слезы, которые она торопливо вытерла рукавом халата, и продолжала: — Мне больно! Понимаешь ты это?!

И чтобы хоть как-то снять скопившееся напряжение и захлестнувшую ее ярость, Клер схватила тарелку со стола и со всей силы швырнула ее об пол. Тарелка со звоном разлетелась на десятки осколков, а Дэн невольно вздрогнул. На несколько томительных секунд в квартире воцарилась полная тишина. Слышно было, как спокойно тикают часы, которые уже начинали раздражать их обоих. Дэн сидел, сцепив пальцы рук и уставившись на них невидящим взглядом. Клер устало уронила голову на руки и зарылась пальцами во влажные после ванной волосы. Слезы текли по ее лицу, но она уже не спешила их вытирать. А за окном по-прежнему в такт часам барабанил дождь, которому, казалось, не будет конца.

Клер было больно, но она не собиралась показывать, насколько, не собиралась унижаться перед ним, упрашивая его остаться. Теперь она знала, что это было бесполезно. Никакая сила не удержала бы его возле нее, кроме, может, самой Джессики. Но в женщинах нет ни капли благородства, впрочем, как и в мужчинах. Они эгоистичны, жестоки в своем стремлении стать счастливыми и идут по головам, не важно, по чьим. И как бы ни было ей больно, она должна отпустить его. Сейчас. Сию минуту. В определенные мгновения мужчины до нелепости становятся похожими на капризных детей: они кричат, топают ногами, закатывают истерики, если хотят получить то, что им не позволено получить. Но проходит время, они добиваются своего, успокаиваются, и все возвращается на круги своя. Жизнь идет по прежнему руслу. И они возвращаются к тому, с чего начинали. Вот и он вернется. К ней. Не такое уж он и исключение из правил, чтобы его уход и боль, которую он ей причинил, остались безнаказанными. Он вернется. Надо только дать ему время. Как и всем им.

Наконец, Клер вытерла слезы, которые уже наполовину высохли, и подняла глаза на Дэна. Ей стало легче, и она в смятении подумала, что он очень терпелив. Другой на его месте воспользовался бы моментом и сбежал бы, оставив ее наедине с болью. А этот сидит и ждет. Странный он все-таки!

— Что ж, уходи, — уже спокойно проговорила она. — Иди к ней. Беги. Только смотри не споткнись и не упади. И будь внимателен, ибо я всегда буду рядом, буду наблюдать за вами. А когда Джессика оступится на своем пути непорочности, я буду ждать тебя. Ты еще вернешься ко мне. Вот увидишь! Попомни мое слово!

Дэн смотрел на нее с изумлением. Неужели она и вправду считает, что он когда-нибудь к ней вернется? Совсем с ума сошла! Ведь даже если он останется единственным мужчиной на земле, а она — единственной женщиной, он никогда не будет с ней. А особенно теперь, когда она сама его отпустила. Нет! Никогда! Ни за что!..

Он спокойно поднялся из-за стола, стараясь не выдать, какое огромное чувство радости испытывает. Но Клер-то знала, что если бы она позволила, он запрыгал бы по кухне, как щенок при виде любимой хозяйки, и захлопал бы в ладоши, как ребенок, которому, наконец-то, позволили совершить недозволенное. Она снисходительно, с горькой улыбкой, покачала головой, и ей вдруг показалось, что если он сейчас же не уйдет, она разразится истерическим хохотом и бурными слезами и тем самым заставит его остаться еще на один неопределенный мучительный для них обоих срок.

— Клер, — помолчав, начал он, — надеюсь, что мы сможем остаться друзьями…

— Нет, — ответила она, и голос ее дрогнул. — Мы никогда не сможем быть друзьями. возненавижу тебя как друга. Лучше уходи и постарайся сделать так, чтобы наши пути не пересекались.

Он еще помолчал несколько тягостных секунд и, коротко бросив "Прощай, Клер!", бесшумно вышел из квартиры. Дэн не знал, что когда за ним закрылась дверь, женщина уже улыбалась, и улыбка ее была такой загадочно-горделивой, что если бы он увидел ее, это заставило бы его остановиться. Ибо в голове ее уже созревал жесткий, но хорошо обдуманный план мести за свою отвергнутую любовь.

Яркое солнце приятно грело через стекло окна. Его ослепительный свет разливался по всему помещению. Ничто не напоминало о недавнем утреннем сильном дожде. Природа иногда быстро забывает о своих слезах, которые проливала так недавно. Лишь кое-где в городе на асфальте оставались еще влажные пятна, но и они скоро высохнут под палящим июльским солнцем. Лето в Калифорнии очень жаркое, и зачастую жара эта каждый день не похожа на саму себя. Как чувства человека, которые он испытывает ежедневно. То это благодатное тепло, которое приятно греет кожу, то беспокойная знойная жара, которая проникает в каждую клеточку тела, в каждую мысль сознания, в каждый удар сердца. То иногда это изнуряющее, сводящее с ума пекло, от которого нет никакого спасения и которое больше похоже на отвратительную пытку. Такая жара особенно невыносима: она достает везде, куда бы ни спрятался человек, не дает покоя даже после захода солнца и напоминает чувства, которые не хочешь испытывать, но они все равно дают о себе знать. И борьба с такой жарой похожа на борьбу с навязчивыми чувствами: она изводит, истощает организм, как чувства истощают душу, обессиливает, изнуряет, приводит в отчаяние…

Джессика в отчаянии мерила шагами кабинет, хотя у нее было очень много работы. Сначала она честно пыталась работать и как только оказалась в своем офисе в "Афродите", бодро взялась за работу, но, видимо, усталость, скопившаяся за ночь из-за бессонницы, сказывалась именно сейчас. Джес не спала всю ночь, несмотря на то, что вернулась с приема в третьем часу. Помнится, еще в машине Максвелла, пока они ехали домой, она едва не клевала носом. Он видел, что она дремлет, и потому не разговаривал, но она чувствовала его напряжение. К тому же Джес притворялась спящей, потому что у нее не было сил на выяснение каких бы то ни было отношений. Она чувствовала себя глубоко виноватой перед ним, ведь на приеме она почти не сводила глаз с Дэна. Никогда еще она не видела мужчину более ослепительного, чем Дэн во всех отношениях. В строгом темно-синем костюме, который еще больше подчеркивал восхитительную синеву его глаз, он выглядел потрясающе. Его темные, почти черные волосы слегка вились вокруг смуглого от загара лица. Он был похож на древнегреческого бога. Его красота притягивала взоры всех женщин, присутствовавших на празднике. Но казалось, он был выше всего этого. Его мысли будто витали где-то далеко, и никто не имел к ним доступа. Среди множества людей, которые окружали его с самого детства, среди тех, кто был ему близок, он был самым одиноким в мире человеком.

Джессика видела это одиночество в его пронзительном взгляде, когда он смотрел на нее, не отрываясь, и рвалась к нему всем сердцем. Ибо когда он так смотрел на нее, ее чувства уже были ей неподвластны; она переставала быть сама себе хозяйкой. С ней еще никогда такого не было, — чтобы мужчина мог так безраздельно над ней властвовать. Она чувствовала его присутствие всей кожей. Если они находились в одном помещении, она была сама не своя; это было похоже на пытку. Дэн словно специально мучил ее своими взглядами и мучился сам, когда она тоже смотрела на него. Джессика это знала так же, как чувствовала, что он думает о ней. Ибо в эти мгновения сама думала о нем. Это было прекрасно и жестоко, но это было ей так же необходимо, как воздух, чтобы жить. Без мыслей о Дэне она начинала задыхаться, как в бреду.

А ведь порой ей действительно начинало казаться, что все происходящее с ней — сон или бред. Ни она, ни Дэн не были свободны, чтобы с ними происходили такие безумства. И однако же они происходили вопреки их воле и их желаниям. Потому что любовь редко приходит по приглашению, а люди редко любят за что-то. Как правило, любовь существует вопреки всему. И как только в глубинах души и сердца появляются ее первые ростки, человек начинает бороться за ее существование, пытаясь доказать самому себе, своему любимому и всему свету, что эта любовь имеет право на жизнь, как и все сущее.

Вот и Джессика отчаянно боролась с тем необъяснимым чувством близости к Дэну, которое росло в ее сердце день ото дня. Умом она понимала, что сейчас они никак не могут быть вместе, ведь Дэн встречается с Клер, а она — с Максвеллом. И по иронии судьбы получилось так, что Клер ее лучшая подруга, а Макс — друг и напарник Дэна. Все это походило на какой-нибудь дамский роман или запутанную мелодраму, но она до сих пор боялась признаться самой себе, что отчаянно влюблена в Дэна. Влюблена, как девчонка в семнадцать лет, которая делает все, чтобы ее избранник обратил на нее внимание и ответил ей взаимностью, и страшно смущается и радуется, когда он это делает. Она сама искала встреч с Дэном, дразнила, поощряя его, и сама же избегала каких бы то ни было столкновений с ним. Но ее тянуло к нему неумолимо, и, что самое болезненное, — он прекрасно знал об этом и пользовался этим. А Роберт, как мог, помогал ему, несмотря на то, что дружил с Клер со времен колледжа, и был хорошим другом для нее, Джессики. За это она злилась на него, на Дэна, но больше всего — на себя за свои чувства.

Она знала, что Дэн делал все, чтобы они постоянно встречались или общались. Он звонил ей на работу и домой. Иногда поджидал ее около здания "Афродиты", а когда она уличала его в этом, делал вид, что случайно проходил мимо. Порой он так же случайно заходил к ней домой. Рональд и Элвира были бесконечно рады его визитам, вынуждая ее тем самым так же любезно и вежливо принимать его. Максвелл ничего не знал об этих посещениях, и всякий раз как приходил Дэн, она молилась, чтобы следом за ним не появился Макс. Иначе как бы она объяснила ему такую странную дружбу? Ведь она не находила в себе силы пресечь ее и еще больше страдала.

Дэн же, прекрасно зная об ее мучениях, упорно продолжал свои "дружеские" отношения с ней. В иные моменты ей даже казалось, что он насмехается, видя ее смущение и мучительную радость. У нее не было сил попросить его не мучить ее, ведь он все равно не принял бы ее просьбу всерьез. Да и как она могла просить его об этом, когда на нее с восхищением и нежностью смотрели его пронзительно голубые глаза, от взгляда которых у нее все замирало внутри?..

— О боже, Дэн! — Вздыхала она вслух, глядя в окно на раскинувшийся под ним город. — Что же нам с тобой делать? Ведь мы оба знаем, что нужны друг другу…

Зазвонил телефон и заставил ее испуганно вздрогнуть. Она безошибочно могла сказать, что это был Дэн. Часы показывали без пяти двенадцать — время ленча. Улыбка, больше похожая на насмешку, тронула ее губы. Подойдя к столу, она сняла трубку и ответила:

— Привет, Дэн…

— Ты уже узнаешь меня? — Услышала она его завораживающий голос. — Похвально.

— Такое ощущение, что ты меня приручаешь, — без всяких намеков заявила она.

— Именно этим я и занимаюсь, дорогая, — шутливо проговорил он.

Но они оба знали, что он говорит всерьез и что она скоро признает себя побежденной в этой неравной борьбе. И словно в опровержение этого, Джессика произнесла:

— У тебя никогда ничего не получится. Еще не родился тот мужчина, который сможет меня приручить.

Она услышала, как он тихонько смеется, и по коже у нее побежали мурашки. Это волнение было приятным, ведь она могла слушать Дэна часами.

— Откуда ты знаешь, что не родился? — Спросил он. — Ты уже проверила?

— Нет. И не собираюсь. Я столько раз обжигалась, что уже не верю в мужскую любовь.

— А что если ты встретишь мужчину, который заставит тебя поменять свои взгляды?

Она не понимала, флиртовал он с ней, шутил или говорил серьезно. Его голос звучал то ласково и нежно, то завораживал и гипнотизировал, то возбуждал любопытство. И ей это нравилось. Очень. Джессика злилась на себя за то, что хотела, чтобы Дэн был рядом с ней — здесь, сейчас, сию минуту.

— Перестань говорить глупости, — решительно возразила она.

— Может, обсудим это за ленчем?

— У меня много работы.

Надо быть решительной, иначе ей будет его не остановить. Ведь должна же быть у нее хоть какая-нибудь власть над ним, хотя бы в половину меньше той, что у него была над ней.

А Дэн сразу почувствовал, как она переменилась, едва он заговорил о серьезности их отношений. Что с ней случилось? Испугалась встречи с ним, потому что знает, что не сможет долго сопротивляться? Или он так надоел ей, что она раз и навсегда решила порвать все узы? О, нет! Только не это! Он этого не допустит. Слишком поздно поворачивать обратно, ибо все мосты сожжены.

— Слишком поздно, Джесси… — Нежно сказал мужчина, и она затрепетала от звуков его голоса. — Я уже рядом с "Афродитой" и жду тебя в кафе "Сансэт".

— Дэн, я не могу… — Начала она, чувствуя, как ее сопротивление слабеет с каждым его словом.

— Я жду тебя, — более настойчиво повторил он. — Тем более, что нам нужно поговорить. Если ты не придешь, я все равно тебя найду. Ты никуда от меня не сбежишь.

— Я подумаю об этом, — нервно ответила Джессика, и глаза ее вдруг расширились от удивления и испуга, так как она увидела, что в кабинет входит Максвелл Колфилд с сияющей улыбкой на губах и букетом тюльпанов.

— Хорошо, — ответил Дэн. — Не забывай, что если через полчаса ты не придешь, я сам приду к тебе.

— До встречи, — сказала Джессика, чувствуя, как сильные руки Максвелла сжимают ее в объятиях.

— Я буду ждать тебя, — снова повторил Дэн и повесил трубку на рычаг телефона-автомата. Он не сомневался, что она придет раньше назначенного срока.

Чувствуя, как у нее внезапно ослабели колени от такого неожиданного поворота событий, Джессика все-таки попыталась принять непринужденный вид и улыбнуться Максвеллу. Надо быть с ним любезной и постараться не выдать того напряжения, в котором она находилась благодаря Дэну. А еще она отчаянно надеялась, что у Макса не было намерений пригласить ее на ленч. Иначе она не сможет быстро его выпроводить, тогда придет Дэн — и скандала не избежать. Ведь Макс ничего не знает об ее отношениях с Дэном, а в этом случае у него неизбежно возникнут вопросы, на которые она и Дэн вряд ли смогут найти сейчас ответы. Их попросту нет. А может, и есть. Да, наверное, есть, но никто из них не хочет признавать такие ответы. Вполне возможно, что им нужно время, чтобы во всем разобраться: в том, что чувствует она к Дэну, в их отношениях, в том, что делать дальше. Она не хотела никому причинять боль — ни Максвеллу, ни Клер, ни Дэну. Но боль неизбежна. Она очистит их, раскроет им глаза и расставит все по местам. А это значит, что ей придется уехать, не важно, куда и когда. Эта поездка разобьет их любовный четырехугольник — или насовсем, или сделает все так, как должно быть. Она же пока не знала, как должно быть. Поездка ей была так же необходима, как отдых после напряженной работы.

И как только мысль об отъезде пришла ей в голову, стало намного легче. Джессика и подумать не могла, что не решает таким образом проблему, а бежит от нее, отодвигая ее решение еще на неопределенный срок. Но само блаженство от ощущения легкости настолько затопило ее сознание, что ни о чем другом она уже не могла думать. Кроме того, что Максвелл рядом, и Дэн недалеко, и что в любой момент они могут столкнуться. Чего совсем нельзя допустить.

— Привет, дорогая! — Радостно поздоровался с ней Максвелл, целуя ее в щеку. — Как тебя дела?

— Все в порядке. А у тебя?

— Теперь в порядке.

— Теперь? А что, до этого что-то было не так? — С тревогой спросила Джес. Вдруг он разговаривал о ней с Дэном, и тот ему все рассказал? Или Дэн, не дождавшись ее в кафе, пошел за ней, и они столкнулись на входе?..

— До этого я очень сильно скучал по тебе, — ответил Макс, легко касаясь губами ее губ.

Она приняла его поцелуй, но в сознании ее, где-то глубоко, засела мысль о том, что губы Макса уже не волнуют ее так, как прежде. Это было просто соприкосновение двух губ. Ничего больше. Но самым досадным было то, что по пятам за этой мыслью пришла другая — более волнующая и пугающая: а что она почувствовала бы, если бы это губы Дэна сейчас прикасались к ее губам, если бы это его руки скользили сейчас вдоль ее рук, зарывались пальцами в распущенные волосы?.. Мгновенно по телу ее разлился жидкий огонь, и мурашки побежали по коже. Ноги стали ватными, а кожа — остро чувствительной… Нет, невыносимо — знать, что Дэн совсем рядом и так сильно владеет ее подсознанием, ее мыслями и желаниями. Неужели от этого безумства нельзя никак избавиться? Можно, но такое избавление ее не устраивало, ибо она не желала идти по головам близких ей людей, как бы Дэн ни вынуждал ее делать это. Тем не менее факты были налицо — еще немного, еще чуть-чуть, и она начнет исполнять его желания — любые, станет его рабой. И единственный человек, который мог бы спасти ее от этого, — Максвелл Колфилд.

— Я тоже скучала, — ответила Джессика, сама толком не зная, искренне она говорит или нет.

— Ни за что не догадаешься, зачем я пришел… — Начал он, протягивая ей цветы.

— Зачем?

— Пригласить тебя на ленч. У меня есть время до вылета, и я хочу провести его с тобой.

— Ты улетаешь? Но ты ничего мне об этом не говорил.

— Я и сам не знал, что придется лететь. Но сегодня утром позвонил мистер О'Нилл и сказал, что мы с Дэном и Беном должны будем отпилотировать самолет с грузом в Оклахому.

"Значит, и Дэн тоже улетает! — Испуганно мелькнуло у нее в голове. — И осталось совсем мало времени… Черт, что же делать?"

— Жаль, — искренне проговорила Джессика. Она разрывалась между чувством вины по отношению к Максу и желанием побежать в кафе, чтобы как можно больше провести времени с Дэном. — А у меня как раз скопилось много работы, так что мне совершенно не вырваться.

— И ты даже не пообедаешь со мной? — С разочарованием в голосе спросил Максвелл. — Ведь я пришел именно за этим.

Видит бог, она не хотела расстраивать его своим отказом, но если он хоть немного задержится здесь, придет Дэн — и все полетит прахом. Но и уйти с Максом Джес не могла, ибо знала, что Дэн найдет ее, где бы то ни было. Он сам так сказал по телефону. И сделает это непременно. Вопреки ее воле и возражениям… Или благодаря им?

— К сожалению, нет, Макс, — сказала женщина, очень надеясь, что ее глаза не выдадут лжи.

— Тогда ты не возражаешь, если я побуду рядом с тобой? Ведь я улетаю на неделю, для влюбленных это очень большой срок.

— Да, конечно, — ответила она, в то время как мозг ее лихорадочно работал в другом направлении.

У нее было такое чувство, будто она оскорбляет его, изменяет ему, наносит ему удар в спину. Хуже всего то, что на самом деле так оно и было. И она не могла открыто признаться ему в том, что ей очень нравится другой мужчина. Джессика всегда полагала, что между влюбленными не должно быть никаких тайн, ведь любовь, помимо взаимного влечения, строится еще и на доверии. Макс никогда ничего не скрывал от нее; она знала о нем практически все. Она тоже в долгу не оставалась — доверяла ему многое. До встречи с Дэном, который стал ее самой главной тайной, а прежде всего — то, что она испытывала к нему. И это обстоятельство сковывало ее свободу, мысли, действия — вообще, весь нынешний жизненный путь. Теперь чувства к Максу стали для нее чем-то вроде старой вещи, которая уже не очень нужна, но и расставаться с ней жаль. Вот и металась она между двух огней: между реликвией, дорогой сердцу и новым, более ценным приобретением — между отношениями с Максвеллом и между чувствами к Дэну.

В какой-то момент у нее возникло острое желание рассказать все Максу, вымолить у него прощение слезами и ласками и попросить его отпустить ее без обид и упреков. Хотя в глубине души Джессика понимала, что такое расставание просто невозможно. Потому что Максвелл ее очень любит…

— Джессика, ты меня слышишь? — В мысли врезался настойчивый, требовательный голос Макса… Но не Дэна.

Она моментально вернулась в действительность, хотя вид у нее до сих пор еще был несколько рассеянный.

— Что?

— Что с тобой? — Встревожено спросил мужчина. — Ты будто не слышишь меня. В каких облаках ты витаешь?

— Просто у меня безумно болит голова, — ответила женщина.

А голова у нее, и правда, болела от напряжения, от мыслей об одном и том же, от бесконечных попыток решить неразрешимую проблему.

— Ладно, я, наверное, поеду собираться, раз ты не сможешь со мной пообедать.

— К сожалению, Макс… — Развела она руками.

— Может, тогда поужинаем вместе? — Предложила Джессика, которой чувство вины по-прежнему не давало покоя.

— Не знаю, милая. Как получится. Я тогда тебе позвоню. Хорошо?

— Ладно. Я буду ждать.

К вечеру она наверняка примет какое-то решение, или у нее хотя бы найдутся силы, честно признаться во всем.

— А сейчас мне нужно идти.

— Давай, я провожу тебя до выхода…

— Буду очень рад.

Выйдя из кабинета в приемную, Джессика сказала секретарше:

— Я сейчас вернусь, Эдера.

— Хорошо, мисс Бичем, — отозвалась девушка.

Рука об руку они стали спускаться вниз, но как только вышли из лифта, столкнулись с Дэном. Он неторопливо шел к лифту, а когда заметил их обоих вместе, в глазах его блеснул недобрый огонь. Максвелл ничего не заметил, но это заметила Джессика, и ей стало не по себе. То, чего она так отчаянно боялась, наконец, случилось, и теперь она уже не в состоянии контролировать ситуацию. Будь, что будет. Пускай выкручивается Дэн, раз он сам заварил всю эту кашу.

— Дэн! — Удивленно воскликнул Максвелл, протягивая ему руку для рукопожатия. — Что ты здесь делаешь?

— Привет, Макс! — Отозвался он, сделав вид, что ничего особенного не произошло. — Как дела? Не ожидал тебя здесь увидеть.

— Я заходил к Джессике. Хотел пригласить ее на ленч, но у нее оказалось много работы.

— Вот как… Джессика! — Деланно радостно приветствовал ее Дэн. — Здравствуйте! Как поживаете?

— Все хорошо, Дэн, — холодно отозвалась она. — А вы зачем сюда пришли?

— Я…собственно, шел к вашему отцу. Мистер Бичем говорил, что у вас скоро состоится показ очередной коллекции… Все назначенные сроки истекли, и отец отправил меня к нему, чтобы договориться о разных мелочах.

Он явно намекал на их задержавшуюся встречу в кафе, но Джессика в присутствии Макса не хотела никаких претензий к себе со стороны Дэна. Вот и продолжала держаться с ним строго и отчужденно. Тем не менее чтобы поддержать выдуманную им ложь, сказала:

— Да, отец тоже вызвал меня к себе. Так что я скоро подойду к вам. Только провожу Макса до дверей.

— Ты везунчик, Макс, — шутливо заметил Дэн. — Клер никогда не провожает меня даже до лифта, хотя мы с ней живем на одной лестничной площадке.

— Ладно, я пойду, — улыбаясь, отозвался Колфилд. — До встречи.

— Пока.

Когда Дэн зашел в лифт, а Максвелл и Джессика вышли на улицу, мужчина сказал ей:

— С чего это вдруг Дэн так увлеченно занимается делами "Уайтхорн Интерпрайзис"? Его же никогда это не интересовало, о чем он всегда во всеуслышание заявлял. А тут вдруг такое рвение…

— Понятия не имею, — почти безразлично отозвалась Джессика. — Меня больше интересует, когда мы вновь увидимся.

— А меня больше всего интересует, когда ты меня поцелуешь, — в тон ей проговорил он.

— Прямо сейчас…

После поцелуя Макс сделал пару шагов назад.

— Все. Я побежал. Иначе мы так никогда не расстанемся, я не смогу улететь сегодня, а мистер О'Нилл уволит меня с работы.

— Иди. Не забудь потом мне позвонить.

— Обязательно, — сказал он, садясь в свой "Бентли". — Счастливо!

— Пока!

Она послала ему воздушный поцелуй, помахала рукой на прощанье и, дождавшись, когда его машина затеряется среди множества других, пошла наверх, где ее с нетерпением ждал Дэн.

Когда Джессика поднялась в свой офис, Дэн сидел в приемной, терпеливо ожидая ее прихода. Это ее немного удивило, поскольку она думала, что найдет его в своем кабинете. Ведь он был таким настойчивым, назначая встречу, так сердился, увидев, что она выходит из "Афродиты" вместе с Максом. Джес была практически уверена в том, что он ворвется в кабинет и будет метать громы и молнии. Однако в этом случае Дэн проявил необычайное терпение, что несколько обескуражило ее.

— Мисс Бичем, — обратилась к ней Эдера, — к вам мистер Уайтхорн. Он сказал, что вы назначили ему встречу, но я ничего об этом не знала, поэтому и не решилась впустить его к вам в кабинет.

— Все в порядке, Эдера, — ответила Джессика, строго глядя на Дэна. — Я лично договаривалась с ним… Проходите, мистер Уайтхорн, — обратилась она к мужчине, и он послушно последовал за ней.

— До каких пор мы будем делать вид, что познакомились совсем недавно, Джесси? — Нетерпеливо спросил Уайтхорн, как только они остались одни. — И когда мы перестанем придумывать нелепые предлоги, чтобы увидеть друг друга?

— Мы, мы, мы!.. — Раздраженно сказала женщина, резко поворачиваясь к нему. — Ты ведешь себя так, словно имеешь на меня право и словно мы любовники! Почему ты не дождался меня в кафе? Ты с ума сошел? С какой радости ты заявляешься сюда да еще всем и каждому говоришь, что тебе назначили встречу?! — Набросилась она на него. — И должно быть, я тоже сошла с ума, потому что всегда поддерживаю твою ложь!

Дэн немного опешил от такого натиска с ее стороны, а потом вдруг понял, что своими выходками довел ее до предела. А это означало, что он ей не безразличен; и значит, он знает, как вести себя с ней.

— Эй! Эй! Эй! — Начал Дэн, подняв руки ладонями вверх в знак того, что "сдается" на милость победителя. — Не горячись так, прошу тебя… Я ждал тебя в кафе полчаса, как мы и договорились…

— Ты договорился! — Яростно прервала его Джессика. — Ты всегда все решаешь за меня, а потом вынуждаешь меня все делать по-твоему!..

— А ты никогда не думала, что ты сама хочешь делать то, о чем я тебя прошу?! — Потеряв терпение, повысил голос Дэн. — Ты никогда не думала, что нас просто тянет друг к другу?! Поэтому мы и стремимся постоянно видеть друг друга, быть рядом!

— Может быть, и так! — Пылко возразила Джессика. — Но ты не вправе предъявлять на меня какие-либо претензии. Мы оба не свободны, и ты прекрасно это знаешь.

— Это не проблема, — с облегчением усмехнулся Дэн. — Как раз я свободен. — И я уверен, что ты не настолько любишь Макса…

— Да какое ты имеешь право судить, сильно я люблю Макса или нет! — Грубо оборвала она его. — Кто дал тебе такую власть?

— Мои чувства к тебе, — спокойно ответил мужчина, глядя ей в глаза. Точно знал, что сила его взгляда способна на многое. — Я знаю, что тебе тяжело, Джес, ведь мне тоже от этого не легче. Я тоже страдаю, как и ты. Макс мой друг, и мне очень не хочется причинять ему боль…

— Но причиняешь…

— Еще нет! Он, кажется, ничего не знает о наших отношениях, — возразил мужчина. — Или знает?

— Во-первых, — начала Джессика, — у нас с тобой только дружеские отношения. И не надо вести себя так, будто это что-то другое. А во-вторых…

— Во-вторых, — закончил за нее Дэн, не дав ей договорить, — я люблю тебя, — просто сказал он.

Она снова открыла рот, чтобы что-то возразить, как вдруг замолчала и в полном смятении уставилась на него. А он смотрел на нее и ослепительно улыбался, и улыбка у него была такой счастливой, радостной и светлой, что ей показалось, это жаркий июльский день принял человеческий образ, как в древнегреческих мифах, и заполнил собой весь кабинет, ее мысли, ее сознание, ее душу, сердце и желания. Разве могла она когда-нибудь подумать о том, что тот самый Дэн Уайтхорн, которого родители так упрямо навязывали ей в спутники жизни, будет стоять в ее кабинете и говорить о любви? И кто бы мог подумать, что она будет упиваться этими словами, будет вглядываться в его голубые глаза и искать подтверждения его признания?..

— Что ты сказал? — Коротко спросила женщина, думая, что в какой-то момент попросту ослышалась, что, возможно, это ее собственное подсознание, слишком долго ожидавшее этих слов, само породило их и облекло их в слова.

— Ты прекрасно слышала, что я сказал, что люблю тебя, — спокойно сказал Дэн.

Вообще-то, он не собирался признаваться ей в любви именно сегодня и именно сейчас. Он отлично понимал, что Джес пока еще далека от того, чтобы ответить ему тем же, но, по крайней мере, она не отрицает его дружбу, не отвергает его совсем. Пока все шло хорошо, и он терпеливо ждал, когда она увидит его чувства, которые, наверное, не видел только такой слепец, как Максвелл. Дэн всегда рвался к ней и только к ней; ни одна женщина так не привлекала его, как Джессика, и он точно знал, что больше уже ни одна не будет ему так близка. Порой ему казалось, что они — две половинки одного целого, разбить которое не сможет ни одна сила на свете, если только смерть не поразит одного из них или сами они в порыве чувств не воздвигнут между собой стену. Вот и старался мужчина держаться возле той женщины, которая (он знал теперь это наверняка) суждена была ему свыше и любовь которой еще сделает его счастливейшим человеком в мире. Дэн испытывал потребность постоянно быть рядом с ней, видеть ее прозрачные серые глаза, слышать ее мелодичный голос, впитывая каждое слово и стараясь уловить в нем ее отношение к нему. Это было необходимо ему так же, как желание жить. Джессика сама стала воплощением этого желания; она стала самой жизнью. И теперь он ждал ее ответа, точно приговора, — казнить или помиловать, а она молчала и только смотрела на него своими прекрасными глазами, в которых было больше испуга, чем удивления.

— То есть, как любишь… — Нелепо пролепетала она, точно до нее все еще не дошел смысл его слов.

Он сделал пару шагов в ее сторону, а она по-прежнему стояла, в растерянности глядя на него. То, что она испытывала, было трудно передать словами. Ей казалось, что она сейчас упадет в обморок — настолько сильно поразили ее его слова. В своей жизни Джессика слышала немало признаний от самых разных мужчин. Большинство из этих слов любви были пафосными, некоторые — страстными, в кое-каких она даже улавливала шутливые нотки. Но эта простая фраза, нечаянно вырвавшаяся из уст Дэна, была такой искренней, такой полной нежности и радости, что она потеряла дар речи. Звуки его ласкового голоса буквально парализовали ее сознание, и она не сопротивлялась этому. А Дэн уже осторожно касался пальцами ее лица, точно нежно изучал его, и эти легкие прикосновения значили для нее сейчас больше, чем весь мир. Она хотела их больше, чем следующего вздоха.

— Я люблю тебя, — повторил Дэн, и Джессике показалось, что еще одно его слово, еще одно его прикосновение — и она рухнет к его ногам, будет полностью в его власти. Хотя он и так мог делать сейчас с ней все, что хотел. — Кажется, я искал тебя всю жизнь. А ты… Где ты была так долго? Почему не приходила ко мне?

Джес забыла обо всем, ни о чем не думала. Сейчас всё и все ей были безразличны, кроме Дэна и его близости. Ведь если он уйдет, мир померкнет…

— Я не знаю, — только и ответила она, понимая, что его руки совсем лишили ее возможности мыслить.

— Джесси, милая моя… — Тихо говорил он. — Ангел мой, радость моя, нежность моя…

Его губы осторожно, легкими, почти неощутимыми движениями касались ее лица. Эти прикосновения были так не похожи на прикосновения Максвелла! Он заставлял трепетать каждую клеточку ее кожи, оставляя очаг пламени там, где прикасался… Так вот, как, оказывается, влюбленный мужчина может подчинить женщину себе, если она очень не равнодушна к нему. Ведь, к своему собственному страху, Джессика пока не знала, что ответит Дэну, если он спросит, любит ли она его. Ей больше всего на свете хотелось, чтобы он никогда не выпускал ее лица из своих ладоней и продолжал мучить умопомрачительными прикосновениями своих губ. Но когда он закрыл поцелуем ее дрожащие губы, она вздрогнула и обмерла, тоже обхватив его лицо ладонями. Земля закачалась под ногами, мир закружился перед глазами. Точно вдруг грянули разом все громы, вспыхнули все молнии, и небеса разразились всеми дождями. А солнце продолжало светить, ослепляя и защищая их своим светом от этого безумства. Они оба забыли обо всем, что есть в мире — обо всем, кроме них самих и того, что они чувствуют. Это было похоже на взрыв, на землетрясение, которым равным по силе не было и не будет. И весь этот вихрь длился всего лишь каких-нибудь несколько минут, а им показалось, что они успели прожить целые жизни…

А после поцелуя, такого долгого, глубокого, нежного и страстного, что обоим не сразу удалось вернуть в норму свое дыхание, Дэн, не выпуская Джессику из рук, прижал ее к себе, будто боялся, что она вот-вот вырвется и убежит или растворится в воздухе, как призрак.

— Я никому тебя не отдам! — Пылко произнес мужчина, совсем не подозревая, что этими словами вернул ее в действительность и отрезвил, наконец, ее чувства.

Джессика тихо вздохнула. Ей было так уютно в его сильных руках, что хотелось остаться в них на всю жизнь. Но она знала, что реальность пока еще сильнее их чувств, что их чувства — еще только мечта. И скорее всего, этой мечте так и суждено остаться мечтой, сказкой о золушке и принце, потому что за их спинами стояли Максвелл и Клер и требовали к себе внимания.

— Это не возможно, — спокойно проговорила она, но голос ее еще дрожал от волнения и нерастраченной нежности.

— Почему? — Удивленно спросил Дэн, точно совсем не ожидал такого подвоха с ее стороны.

— Потому что мы оба не свободны, ты и сам это прекрасно знаешь. А на чужом несчастье собственного счастья не построишь… У тебя есть Клер, а у меня — Максвелл. Думаешь, они легко примут то, что происходит между нами? Мы очень не справедливы к ним, тем более что Макс — твой друг и напарник, а Клер — моя подруга, лучшая подруга.

— Ну, начнем с того, что я больше не с Клер… То, что она устроила на приеме в доме моего отца, стало последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Ее выходки выше моего понимания. Я поговорил с ней, и мы разошлись по-хорошему…

Женщина отстранилась от него. Всю ее нежность как ветром сдуло. Прозрачные серые глаза приняли пугающе холодный оттенок.

— Значит, ты можешь легко бросить женщину только потому, что она хватила лишнего на торжестве? И бросить ради ее же подруги? Вот уж не ожидала от тебя такой циничности. Получается, что ты и меня можешь предать в любой момент.

Она сердито отошла от него к окну и стала смотреть на город, скрестив руки на груди. Эта новая черта Дэна не столько напугала ее, сколько рассердила и оскорбила. Бросить Клер ради нее — это уже ни в какие рамки не входит; но главное — найти такой ничтожный предлог для расставания! Как же больно теперь Клер! И она такая гордая, что великодушно отпустила его и даже не позвонила ей. А она, Джессика, стоит тут, выслушивая его признания, отвечая на его поцелуи и утопая в его объятиях, и еще упивается тем наслаждением, которое получает от этого. Ну, все! Хватит! Довольно!

— Все совсем не так, как ты думаешь! — Начал защищаться Дэн. — Ты не знаешь всего, что произошло дальше в тот день. Может, ты и не заметила, но, вдоволь натанцевавшись, Клер и Дерек поднялись наверх, и там твоя двуличная подружка устроила для моего братца настоящий стриптиз. Она была настолько пьяна, что пришлось уводить ее через черный ход, чтобы в гостиной она не выкинула чего-нибудь еще!

После его слов в кабинете воцарилась тишина. Казалось, каждый из них молча переваривал то, что услышал. У Дэна было такое чувство, будто после горячей ванны с пеной его окатили ледяной водой из ведра; Джессика тоже испытывала нечто подобное, но не собиралась сворачивать с выбранного пути.

— Хватит, Дэн! — Устало прервала она его.

На нее, действительно, навалилась такая усталость, что очень сильно захотелось махнуть на все рукой. Но она не могла этого сделать, потому что знала, что ни Максвелл, ни Клер, ни Дэн, наконец, ей этого не позволят.

— Нет, не хватит! — Упрямо возразил он и быстрыми шагами подошел к ней сзади, сжав ее плечи.

Она вздрогнула и на мгновение почувствовала, что ее решимость поколебалась, но, собрав последние остатки воли, она повернулась к нему и посмотрела в его глаза. Вряд ли еще когда-нибудь ей доведется увидеть такие чудесные голубые глаза, с такой любовью смотрящие на нее.

— Клер, похоже, настолько сумела запудрить тебе мозги своим лицемерием, что ты готова отказаться от своего счастья в угоду ей, — быстро заговорил Дэн. — Но я этого не позволю. Я все равно буду рядом. Я знаю, что ты сейчас готова прогнать меня и закрыть глаза на все, что только что произошло, на мою любовь и на свои чувства… Ведь я не безразличен тебе, и я это знаю.

— Я люблю Максвелла, — пыталась возразить Джессика. — И никогда не изменю ему, тем более с его лучшим другом. Как бы меня ни тянуло к тебе, как бы мои родители ни одобряли наши с тобой отношения, с этого момента они будут не больше, чем дружбой. И если ты согласен быть моим другом и забыть обо всем, что сегодня произошло в этом кабинете, то я прощу тебе твое расставание с Клер.

— Я никогда не смирюсь с этим, — усмехнулся Дэн. — И никогда не приму твою дружбу. Только твою любовь. Может, ты и не знаешь, но она нужна мне, как воздух, а ты сейчас лишаешь меня возможности жить и дышать. Но это ничего. Все переменится, — он снова легко коснулся пальцами ее подбородка, провел большим пальцем по ее губам, явно ощущая их дрожь и наслаждаясь этим ощущением. — Я буду ждать тебя. Ты никуда не сбежишь от меня, — и он ослепительно улыбнулся, приводя ее чувства в смятение.

— Уходи, пожалуйста, — тихо попросила она. — Дай мне побыть одной. Не мучай меня больше…

— Ладно, — смягчился он, видя, что, и вправду, вымотал ее. — На сегодня, пожалуй, хватит выяснения отношений. Не так ли?.. Ты только не забывай, что я буду рядом и буду ждать тебя… Счастливо! — Попрощался Дэн. Затем, подойдя к двери, он вдруг повернулся к ней и, словно решив подразнить ее, сказал: — Я люблю тебя, жизнь моя…

— Пожалуйста, Дэн! — Взмолилась она, закрывая лицо руками, чтобы не видеть его сияющих глаз.

В конце концов, он вышел, закрыв за собой дверь, и направился к лифту, насвистывая мотивчик какой-то популярной песни. А Джессика, оставшись одна, долго плакала, стоя у окна и уткнувшись лбом в прохладную стену. Потом вытерла слезы, убрала со стола бумаги, покидала свои вещи в сумочку и отправилась домой. Все равно больше она не смогла бы сегодня работать.

Глава III

Клер не собиралась отпускать Дэна. В то дождливое утро у нее просто не нашлось достаточно аргументов, чтобы удержать его, а ссориться с ним у нее не было ни малейшего желания. Пусть Дэн оскорбил ее, бросив ради ее лучшей подруги, пусть сильно обидел, найдя такой дурацкий повод для расставания, это будет только хорошей причиной для нее отомстить ему. Она ни за что не оставит эту семью в покое. Теперь ее вендетта приняла другое направление и обернулась против семьи Уайтхорн и всех, кто имел к ней хоть какое-то отношение. И она вооружилась против них всем, что у нее было: своей беспринципностью, своей расчетливостью, своей циничностью. Джефферсон Уайтхорн — отец Дэна и президент "Уайтхорн Интерпрайзис" — никогда не одобрял ее отношений с Дэном; что ж, она заставит его уважать ее, заставит понять, что мир зиждется не на таких столпах общества, как он, а на таких индивидуальностях, как она. Дэн Уайтхорн — его наследник и "простой" летчик — жестоко обидел ее, посмеялся над ее чувствами и легкими шагами отправился навстречу своему новому счастью. Он его никогда не получит, потому что она, Клер Хьюстон, позаботится об этом. Она всегда будет рядом и своим присутствием будет напоминать ему о том, почему наказывает его. Роберт Монтгомери — лучший друг Дэна, но прежде всего ее лучший друг, единственный мужчина, которому она безоговорочно доверяла и который не стал и никогда не станет одним из многих. Предатель! Лгун! Обманщик! Всю жизнь твердил ей о своей безграничной дружбе и верности, а сам легко встал на сторону Дэна! Что ж, ну и пусть остается теперь с ним! Она прекрасно обойдется и без Роберта. Мужчины всегда были мерзавцами, и этот не стал исключением. Что же касается мисс Джессики Бичем — ее так называемой лучшей подружки, эта мерзавка еще поплачет и далеко не на плече Дэна. Клер им всем отомстит. Пусть даже не сомневаются и не благодарят Всевышнего за то, что так благополучно все обошлось. Бог ведь всегда на стороне униженных и оскорбленных — так, кажется, ее учили в колледже. Пора вспомнить каноны святого Писания. Пора воззвать к мести.

"Джессика, Роберт, Джефф, Дэн! — Мысленно твердила мисс Хьюстон, сидя за рулем своего автомобиля марки "ламборджини" в одной из нескончаемых пробок. — Будь ты проклят, Дэн Уайтхорн! Я ненавижу тебя, но я не отпущу тебя к ней! Не к ней! Только не к ней! Никогда! Пусть я буду не Клер Хьюстон, если позволю тебе жениться на этой вероломной сучке, которая строит из себя невинную овечку, а сама отбивает чужих мужчин!.."

Ее яростные мысли прервал неожиданный стук в окно машины, от которого девушка подпрыгнула, как ужаленная. Посмотрев в окно, она увидела Дерека Стефенса. Он сидел за рулем ярко-красного "ягуара" и ослепительно улыбался ей. Мужчина помахал ей рукой в знак приветствия, и она нажала на кнопку, открыв окно с его стороны.

— Привет, красотка! — Воскликнул он. — Как жизнь?

— Привет, Дерек! — Радостно отозвалась Клер. Видимо, эту встречу ей сам Бог послал, потому что в голове у нее тотчас начал созревать некий план. — Все просто отлично, спасибо. А у тебя?

— Более или менее, — уклончиво ответил он. — Слышал, наш Аполлон тебя бросил… Ищешь себе нового?

— Надо же, как быстро распространяются слухи, — спокойно заметила Клер, хотя внутри у нее все кипело и клокотало от гнева, — да к тому же слухи неверные.

— Вот как? — Спросил Дерек, и брови его насмешливо поползли вверх.

На какое-то мгновение у Клер появилось невыносимое желание расцарапать в кровь его наглую ухмыляющуюся рожу. Ведь это отчасти по его вине Дэн бросил ее, но она взяла себя в руки и решила продолжить свою невинную ложь не в пользу Дэна:

— Да, — подтвердила Клер. — Это я сама бросила его. Он мне надоел со своими нравоучениями. Я их наслушалась еще в колледже. Вдобавок он такой же зануда, как его отец.

— Знаешь, — ухмыльнулся Дерек, — я полностью разделяю твою точку зрения. Что если мы обсудим это сегодня за ужином? — Предложил он, потому что бесконечная пробка, наконец, рассосалась, и машины начали постепенно трогаться с места.

— Согласна. Где?

— Как насчет итальянского ресторана, что на Риджент-Холл Стрит?

Сзади им уже сигналили нетерпеливые водители.

— Ладно. Заедешь за мной в восемь? — Спросила Клер. — Знаешь квартиру Дэна на Хайд-Стрит. — Дерек кивнул. — Я живу в том же подъезде и на этом же этаже… Буду ждать.

И они разъехались каждый по своим делам, чтобы потом встретиться и объединить свои усилия против Дэна Уайтхорна и его отца.

Дэн решил, что до конца недели не стоит больше испытывать терпение Джессики, иначе она, чего доброго, вообще не подпустит его к себе. В довершение всего, до юбилея "Уайтхорн Интерпрайзис" оставалось полторы недели, а его отец мудро захотел соединить в этот день два праздника: модели "Афродиты" покажут коллекцию одежды Джессики в украшениях от их компании. Он радостно усмехнулся, подумав, что для нее этого шока будет вполне достаточно — провести целый вечер с ним в обществе, в котором им будет уделено внимания не меньше, чем принцу Уэльскому и его избраннице. Счастливая улыбка осветила лицо мужчины, когда он представил себе выражение ее глаз, едва она поймет, что ей некуда деться от него. Но это будет потом — через полторы недели. И там уж точно не будет под боком Максвелла или Клер. Он об этом позаботится. А пока ему предстояла недельная поездка в Оклахому в компании Макса и Бена, и он почти ненавидел думать о том, что, сидя за штурвалом самолета, придется в течение нескольких часов слушать его навязчивую болтовню, превозносящую достоинства Джес. Дэн и так их отлично знал, может, даже и лучше, чем сам Макс. Тем не менее слушать все это было выше его сил. Иногда так и подмывало сказать ему все, что он чувствует и, увидев, как он прозреет, получить поистине свинское удовлетворение.

Этих мыслей оказалось вполне достаточно, чтобы вернуть его с небес на землю. Еще слишком рано говорить о том, что между ним и Джессикой происходит что-то конкретное. Вернее, он-то точно знает, что безрассудно любит ее, но она ведь не говорит ему ни "да", ни "нет". Мучает его и мучается сама. Они нужны друг другу — разве можно это отрицать? И разве в любви можно рассуждать о каких-то моральных принципах, которые сейчас кажутся просто нелепыми предрассудками, мешающими счастью? Влюбленных нельзя судить, ибо они подвластны только Богу и судьбе. Потому что если так получилось, что он бросил свою девушку, ради ее лучшей подруги и готов поступиться с чувствами своего друга, чтобы быть счастливым, значит, все это происходит с ними не просто так. Значит, все это кому-то нужно. И если он в свои тридцать без памяти влюбился в женщину на семь лет младше, значит, так должно быть. Значит, он и дальше будет слепо следовать своим чувствам, упорно добиваясь своего места рядом с любимой женщиной.

Так что Дэн не знал, что ему делать дальше, пока сложившиеся определенным образом обстоятельства не подтолкнули его к определенным действиям. Этот день получился у него очень насыщенным важными событиями: вначале признание в любви, потом телефонный звонок, подтолкнувший его к поступкам, которые он, в принципе, и не собирался совершать и которые раньше посчитал бы подлыми, низкими и предательскими. Дело в том, что ему позвонил его шеф — мистер О'Нилл и сказал, что в полетах произошли кое-какие перестановки. Дэн и Максвелл полетят в Оклахому не вместе, как это планировалось изначально, а по отдельности в разное время и на разных самолетах. Колфилд улетает сегодня вечером, и напарником его станет новичок, которому нужно набираться опыта, а Уайтхорн — отправится в полет через два дня тоже вместе с новичком и Беном Спадсом. У них так бывало два раза в год: летом и зимой из летной академии к ним присылали курсантов на стажировку, а опытные летчики практиковали их в пилотировании. Дэн и сам когда-то прошел через это и теперь мог учить молодых парней летать. Как раз на такой стажировке мистер О'Нилл и заметил его и договорился с начальством академии, что Дэна Уайтхорна направят к нему на службу. С тех пор прошло семь лет. И Дэн ни за что не собирался менять место службы, потому что здесь его ценили за его работу, а не за то, что он был сыном миллиардера. Он только удивился, что их с Максом разделили по самолетам. Ведь они с самого начала летали вместе. Потом ему в голову пришла мысль о том, что Максвелл сам попросил об этом в силу известных личных причин. Но мистер О'Нилл спокойно ответил, что просто их самолет сейчас на мелком ремонте. При традиционном осмотре техники обнаружили кое-какие неполадки, а их исправление займет почти неделю.

"Так будет даже лучше, — думал Дэн. — Мне не придется испытывать муки совести и беситься от ревности. И можно будет провести больше времени с Джесси. Возможно, так удастся склонить ее к каким-то определенным чувствам, хоть это будет не очень хорошо по отношению к Максу…"

Настроение у Дэна было превосходное, но где-то в глубине души маленьким злобным зверьком свернулась в клубок совесть и тихонько скреблась, напоминая о себе. Временами она будто просыпалась и недовольно ворчала на него, а он усилием воли заталкивал ее подальше, в самый темный уголок души. Старался чаще быть на людях, потому что совесть когтила его, лишь когда он оставался наедине со своими мыслями и чувствами. Дэн понимал, что то, что он сейчас делает, никак нельзя назвать дружбой, но это было выше его сил. Он любил Джессику до безумия, она стала смыслом его жизни, его миром, его душой. А потому, чтобы хоть как-то жить дальше, ему необходимо было видеть ее, слышать ее голос, чувствовать на себе ее взгляд — неважно, какой — наслаждаться ее мимолетным прикосновением. Единожды ощутив восхитительный вкус ее нежных губ, он уже не мог избавиться от навязчивого желания ощутить его снова, ощущать его всю жизнь до самой старости, ибо эти губы стали для него источником любви, жизни и настоящего счастья. Джессику он искал всю жизнь: она была его половинкой, его судьбой. И у него было два дня, чтобы убедить ее в этом, чтобы сломить ее отчаянное сопротивление. Вероятно, сама судьба в лице мистера О'Нилла отстранила на время Максвелла, потому что Джес вцепилась в него, как утопающий цепляется за свою единственную соломинку. Так она спасалась от Дэна, и пока у нее это неплохо получалось. Она сопротивлялась ему, но судьбе она сопротивляться не сможет. Она никуда от него не сбежит.

Дэн счастливо улыбнулся этим своим мыслям и, взяв ключи от машины, отправился в дом отца.

Было без пятнадцати восемь вечера. Клер спокойно прихорашивалась перед зеркалом в ожидании Дерека. Осталось сделать несколько последних штрихов макияжа, надеть украшения и уложить волосы. Все это она делала не спеша, методичными движениями, точно собиралась не на свидание, а на деловую встречу. В принципе, это так и было. Ужин с Дереком станет ее первым шагом в сторону мести этому семейству. То, что она задумала, будет верхом совершенства. Дэн горько пожалеет о том, что бросил ее…

Когда прическа и макияж были готовы, Клер открыла шкатулку с украшениями. В них она никогда себе не отказывала, с тех пор как у нее появились деньги, и никогда не покупала себе бижутерию, так как считала это верхом безвкусицы. У нее было достаточно золота и серебра, но больше всего она любила украшения, подаренные ей Дэном. Он знал толк в драгоценностях и всегда выбирал их с большой тщательностью. Клер достала ожерелье из золота с рубинами — самое ее любимое. К нему еще прилагались сережки, кольцо и браслет. Это был очень дорогой гарнитур, и при желании она могла бы продать его за огромные деньги и жить безбедно несколько лет. Но она никогда бы этого не сделала, даже если бы в одночасье стала последней из нищих. Ее пальцы любовно прошлись по холодным камням и металлу.

"Черт бы тебя побрал, Дэн Уайтхорн! — Яростно мелькнуло в ее сознании. — Почему ты так поступил со мной? Ведь я люблю тебя… Ты сам вынуждаешь меня мстить тебе".

Зазвонил домофон, и Клер поспешила ответить. А через несколько минут Дерек уже был у нее.

— Привет! — Отсалютовал он, едва она открыла дверь. В руках его был большой букет роз.

— Привет! — Улыбнулась женщина, пропуская его в квартиру. — Ого! — Взгляд ее упал на цветы. — А это еще зачем?

— Ну, я подумал, что раз уж у нас свидание, то нужно подарить тебе цветы. Я не знал, какие ты любишь, и выбрал розы.

— Наверно, галантность у всех членов семьи Уайтхорн в крови, — полушутливо, полусерьезно заметила она и, взяв у него букет, пошла в гостиную за вазой.

Не церемонясь, Дерек пошел за ней. Надо сказать, он был не менее эффектным мужчиной, чем Дэн или любой другой член этой семьи. Так уж повелось в этом клане: мужчины у них были красивыми, сильными, неординарными; и женщин они выбирали себе подстать. Дерек резко отличался от Дэна, как ночь отличается от дня: у него было отличное телосложение, как у Дэна, густые темные волосы, уложенные в стильную стрижку, дерзкий взгляд холодных серо-голубых глаз — в отличие от Дэна. Он проводил много времени в спортзале и на пляже. Орлиный взгляд его глаз возбуждал женское любопытство больше, чем это было необходимо — так что в женщинах он недостатка не испытывал никогда. Когда Клер встречалась с Дэном, он рассказывал ей, что Дерек вел не самый лучший образ жизни. Его троюродный брат состоял в совете директоров, у него было восемь процентов акций компании, но из всего, чем занималась компания, его интересовали только доходы, которые приносили акции. Дерек был завсегдатаем лучших казино, лучших ресторанов, лучших ночных клубов и лучших дискотек. Он носил самую дорогую одежду, ездил на самых шикарных автомобилях, которые менял каждый год, и раз в год в бархатный сезон уезжал в круиз. Иногда он закатывал роскошные вечеринки, на которые собиралось чуть ли не полгорода, так что он даже не знал, как зовут большую половину его гостей. Но иногда его можно было увидеть и в самых злачных местах города, начиная с дешевого стрип-бара и заканчивая подпольным игорным клубом. Да и в женщинах Дерек был не очень разборчив: он мог соблазнить любую. И что самое удивительное — женщины просто падали к его ногам. От него были в восторге все — светские львицы, искушенные в мужчинах, целомудренные девушки, благовоспитанные леди и дешевые шлюхи. И дело было не в деньгах, которыми Дерек сорил направо и налево. Его отличала от всей семьи Уайтхорн какая-то бесшабашная дерзость, словно он бросал вызов их сдержанности, чрезмерной манерности, смахивавшей на чопорность, стремлению во всем соблюдать приличия. В Дэне тоже была эта дерзость, что очень не нравилось его отцу, только в Дереке она проявлялась ярче.

— Одно маленькое "но", — ослепительно улыбаясь, заметил Дерек. — Я не Уайтхорн; я Стефенс.

— Это не имеет особого значения, если ты — член совета директоров "Уайтхорн Интерпрайзис", — отозвалась Клер. — Выпьешь что-нибудь?

— Виски с содовой…

Она налила ему виски, но прежде чем взять у нее бокал, Дерек неожиданно притянул ее к себе и крепко поцеловал. На Клер пахнуло терпким запахом дорогих сигарет, алкоголя и французского одеколона. Она уже давно отвыкла от этого истинно мужского запаха. Время, проведенное рядом с Дэном, было временем утонченности и романтизма; Дерек же был далек от всего этого, но был более близок к действительности — той, которую она хотела бы видеть в Дэне.

— Это намек на то, что у нас с тобой не деловые отношения? — Кокетливо улыбнувшись, спросила Клер после поцелуя.

Все еще держа ее в объятиях, мужчина сделал глоток виски и ответил:

— Это намек на то, чтобы ты не надеялась увидеть во мне Дэна. Я не собираюсь стать его заменой.

— У меня и в мыслях такого не было, — ответила она, изящно высвобождаясь из его объятий.

— Ты готова?

— Дай мне еще минуту.

Оказавшись в своей комнате, женщина опустилась на стул перед трюмо, чтобы надеть драгоценности и прийти в себя. Дерек очень сильно отличался от Дэна, казалось, они происходили из совершенно разных миров, а не из одной семьи. Всего несколько минут, проведенные с ним наедине, дали ей возможность понять, что будет довольно трудно убедить его играть по ее правилам, ведь Дерек, похоже, был из тех мужчин, которые привыкли сами диктовать правила и условия.

"Я справлюсь, — подумала Клер, глядя на себя в зеркало. Взгляд ее был жестким, а в карих глазах застыл холод, граничащий с цинизмом. — Справлялась и не с такими. Должна справиться. Ради Дэна, но прежде всего — ради себя…"

Быстро надев украшения, она вышла в гостиную, где развалился в кресле Дерек, медленно потягивая виски.

— Ну, как я выгляжу? — Спросила она, поворачиваясь перед ним. — На ней было темно-красное платье для коктейля, украшения с рубином, волосы были собраны в тугой пучок — "ракушку" на затылке, но кое-где спадали на плечи легкими завитками. Маленькая кожаная черно-красная сумочка лежала на левом бедре, а на ногах были — красные туфли на высоком каблуке.

— Потрясающе! — Улыбнулся Дерек, поднимаясь ей навстречу.

Она изящно склонила голову в знак благодарности за то, что Дерек оценил ее старания.

— Тогда пойдем? — Предложила Клер.

— Пойдем, — ответил он. — Я покажу тебе, как надо развлекаться по-настоящему.

А на следующий день, едва Джессика только успела соскучиться по Максвеллу, Дэн снова позвонил, вынудив ее тем самым искать от него спасения в ожидании звонков от Макса. Но спасения не было, и чем старательнее Джессика внушала себе, что будет верна Максвеллу в его отсутствие, что не позволит себе встречаться с Дэном, тем больше ей хотелось увидеть его потрясающие голубые глаза и утонуть в них на целую бесконечность. И он, точно читая ее мысли на расстоянии, вновь искал с ней встреч.

Это был теплый летний вечер, но она терпеливо расположилась у себя в спальне, пытаясь сосредоточиться на подготовке к показу коллекции. Она не планировала сегодня каких бы то ни было встреч, потому что должен был позвонить Максвелл. Поэтому, когда зазвонил телефон, она, не думая, кто бы это мог быть, сказала:

— Макс?..

— Жаль тебя разочаровывать, но это не Макс, — мягко проговорил в трубке голос Дэна, заставив каждый ее нерв задрожать от волнения и радости.

— Дэн! — Выдохнула она, стараясь казаться спокойной.

— Да, я. Привет.

— Привет.

Сердце у нее колотилось так, что, наверное, он мог слышать его глухие удары.

— Как дела?

— Все хорошо, — ответила Джес, понимая, что ей очень хочется ответить, что теперь, когда она слышит его голос, все просто прекрасно. — А у тебя?

— Теперь замечательно, — он выразил вслух ее мысли. — Чем занимаешься?

— Готовлюсь к показу.

— Правда?! — Удивленно спросил Дэн. Он сидел за письменным столом в своей комнате, а по всему столу беспорядочными стопками были разложены документы, в основном итоговые. Дэн составлял отчет к юбилею компании. Но работать у него не было никакого желания, вот они и позвонил Джессике, чтобы найти хоть какой-то повод не заниматься работой. — Ты знаешь, а ведь я тоже работаю. Нужно составить итоговый отчет для торжественной части юбилея, но я уже почти закончил, — соврал он, улыбаясь, потому что в голову ему пришла великолепная мысль, которую он не замедлил озвучить: — Слушай, а может, прогуляемся? Стоит отличная погода!

— Нет, Дэн, — решительно ответила женщина. — Если я сейчас пойду гулять, то потом я ничего не успею сделать, а до праздника осталось так мало времени.

— Плевать! Я сейчас приеду к тебе. Возражения не принимаются. Жди меня через полчаса.

— Дэн, мы же договорились… — Начала было она.

— Мы же друзья, верно? — Схитрил он. — Разве друг не может пригласить свою подругу на безобидную прогулку?

— Ну, я…

— Жди меня. Я скоро буду! — Торопливо проговорил Дэн, и прежде чем Джессика успела что-то ответить, дал отбой. Бросив трубку на рычажки, он схватил ключи от машины и выскочил из комнаты.

В гостиной мужчина столкнулся с отцом.

— Дэн…

— Да? — Спросил он, прыгая по лестнице через две ступеньки.

— Я хотел поговорить с тобой насчет юбилея…

— Потом, отец, — оборвал его Уайтхорн — младший. — Я спешу.

— Можно поинтересоваться, куда?

На мгновение Дэн остановился и, посмотрев на отца, счастливо улыбнулся:

— На встречу со своей любовью.

А через мгновение за ним закрылась парадная дверь.

Джефф укоризненно покачал головой, пожал плечами и, вздохнув, проворчал:

— Ох, Дэн! И в кого ты такой? Уж точно не в свою мать! Как мне удержать тебя? Сегодня ты здесь, завтра — в своей квартире. Кто знает, придешь ли ты на юбилей?!. Ох, уж эта молодежь! Мы такими не были…

Уайтхорн — старший с упреком посмотрел на дверь, точно это она была виновата в уходе его сына, и вернулся в библиотеку, которая служила ему кабинетом.

Дерек повел Клер в великолепный ресторан итальянской кухни с самым итальянским названием "Венеция". Она знала этот ресторан и даже неоднократно бывала там, ведь его услугами постоянно пользовалась семья Уайтхорн. Когда "ягуар" подъехал к парадному входу, и услужливый швейцар подошел к автомобилю, чтобы потом отогнать его на стоянку, молодая женщина подозрительно посмотрела на своего спутника.

— Почему ты на меня так смотришь? — Невинно поинтересовался Стефенс. — Не нравится ресторан?

— Ты ведь знал, что мы с Дэном часто здесь бывали… — Проговорила она. — Что, в городе нет больше ресторанов? Или семейство Уайтхорн арендовало их все, чтобы отпраздновать мое расставание с ним?

Мужчина раскатисто рассмеялся, выходя из машины. Следом за ним вышла и Клер, сердито нахмурившись от его смеха. Она-то привыкла, что мужчины не знают, что ответить на ее едкие замечания, или, по крайней мере, что-нибудь вежливо отвечают ей. Но Дерек Стефенс, хоть и приходился троюродным братом Дэну Уайтхорну, разительно отличался не только от этой семьи, но и от всех мужчин, которых она знала. Вдобавок ко всему, она никогда не знала, чего от него ждать и как себя с ним вести. Вот и сейчас он огорошил ее своей резкостью:

— Ты действительно думаешь, что в этой семье о тебе еще кто-то вспоминает? — Он отдал швейцару ключи и подал ей руку. — Да все уже и думать о тебе забыли, а если и вспоминают, то благодарят Бога, что Он избавил их дом от твоего присутствия! И вообще, когда ты перестанешь думать, что весь мир должен крутиться только вокруг тебя? Пора об этом забыть, детка! Это смахивает на юношеский максимализм…

Это разозлило ее, но она не подала виду, только тихонько улыбнулась и спокойно ответила:

— Ты преувеличиваешь, Дерек. Может, Джефферсон и не одобрял моих отношений с Дэном, но он никогда не грубил мне. А что касается Дэна, то мы расстались друзьями.

Они вошли в ресторан, и метрдотель проводил их к столику. А в ожидании заказа Дерек и Клер продолжили свой осторожный разговор. Они еще мало знали друг друга и не совсем отчетливо представляли, на что способен каждый из них. Пока мужчина и женщина лишь изучали друг друга.

— Значит, вы с Дэном друзья, — спокойно произнес Дерек. — А я и не знал, сколько в тебе великодушия. И неужели ты совсем не сердишься на него, даже после того как он ушел к мисс Бичем?

Клер напряглась, но только внутренне. И тем не менее… Откуда у него эта информация? Или он просто блефует, пытаясь вытянуть из нее подтверждение слухов? Но она ничего ему не скажет — не скажет, как ей больно, никто из этого семейства никогда не увидит ее слез; она просто использует Дерека в своих целях, а потом безжалостно выкинет его из своей жизни, как ненужную тряпку. Теперь так будет всегда. Больше ей оступаться нельзя — ведь когда оступаешься, очень больно падать.

Молодая женщина внимательно посмотрела на него поверх своего бокала с темно-красным, как рубины на ее колье, вином. На лице Дерека не было отражено ничего, лишь в серо-голубых глазах его застыло какое-то странное выражение, которое просто загипнотизировало ее.

"Теперь понятно, что в нем находят женщины, — рассеянно подумала мисс Хьюстон, отпивая мелкими глотками чудесное вино. — Наверное, обольщение у всех Уайтхорнов в крови, независимо от того, какая между ними степень родства. Но я ни за что не поддамся этому очарованию. Ни за что!.."

— То, что он делает сейчас, меня нисколько не волнует, — как можно спокойнее произнесла она, откинувшись на спинку стула. — Пусть встречается хоть с женой президента!

— Послушай, Клер! — Равнодушно проговорил Дерек, глядя на нее. — Свое якобы великодушие можешь показывать, кому угодно, только не мне. Я не дурак, как все твои ухажеры. Я даже не Роберт Монтгомери, который каким-то образом ухитряется совмещать дружбу с тобой, Дэном и мисс Бичем. Так ведь и с ума сойти можно… Прошу прощения, — поднял он руки ладонями вверх в знак примирения, заметив, что она пытается что-то возразить. — Так вот, как я уже сказал, я не дурак, так что лучше сразу скажи мне, что тебе от меня нужно. Потому что если бы вы с Дэном расстались друзьями, как ты говоришь, ты бы не искала сейчас других путей проникновения в нашу семью. А поскольку твой единственный путь — я, я должен знать, чего от тебя ждать. Не так ли, моя дорогая?

Женщина внимательно посмотрела на своего собеседника, чувствуя, что решимость ее поколебалась. Откуда-то появилось внезапное острое желание рассказать этому холодному, бесстрастному мужчине всю правду, излить на него всю свою боль, все свое отчаяние, найти утешение на его сильном плече, забыться в его крепких объятиях. Но она знала, что Дерек не поймет ее; вот Боб понял бы и подсказал бы самое верное решение, или позже оно пришло бы само. И Клер от всей души сейчас пожелала, чтобы напротив нее сидел не равнодушный представитель клана Уайтхорн, а добрый, чуткий, веселый, все понимающий Роберт Монтгомери.

Молчание, повисшее над столиком, затягивалось, и Клер это понимала, но тем не менее ничего не могла с собой поделать. Это был какой-то момент усталости и безысходности, оттого, что сейчас рядом с ней во всем мире был только Дерек, смеющийся неприятностям в лицо и бросающий вызов всем без исключения. Мог ли он стать ее спасением? Было не известно. Она знала только, что ей отчаянно нужно было что-то или кто-то, что помогло бы ей вновь вернуться в ненавистную семью. А потому глаза Клер холодно блеснули, и она ответила:

— Мне нужна твоя помощь.

— Вот это уже другой разговор, — саркастически сказал мужчина. — Давай! Выкладывай! А там посмотрим, чем и как я смогу тебе помочь… и смогу ли, вообще.

За ужином они говорили долго, причем разговор их вращался вокруг Дэна. Клер с удивлением обнаружила, что Дерек — замечательный собеседник — умеет слушать и слышать важное и, где надо, вставлять ценные замечания. Она и сама не заметила, как рассказала ему все о своей жизни — вернее, почти все. От него не укрылось, что в ее рассказе проскальзывает неприятие всего мужского племени и одновременно — тоска по Дэну. Дерек же в свою очередь сидел и с изумлением думал, что же в его занудном брате есть такого, от чего млеют все женщины — и такие, как Клер, и такие, как Джессика Бичем. Хотя, впрочем, он никогда не знал и не понимал Дэна. Дэн его удивлял, пугал и порой вызывал желание покрутить пальцем у виска. И при всем этом Дэна никогда не удавалось выбить из колеи ни при каких обстоятельствах. Он всегда шел своей дорогой, ненавязчиво входя в жизни других людей, привязываясь к ним и вызывая привязанность у них. Вот и Клер при всем своем желании отомстить все еще ищет возможность вернуться к Дэну.

Ужин уже заканчивался, когда Клер завершила свой рассказ. Дерек вновь посмотрел на нее тем взглядом, от которого у нее мурашки побежали по коже, и сказал:

— Я прекрасно понял, что ты хотела мне сказать. Не ясно только одно: зачем тебе нужен Дэн. Он не единственный наследник большого состояния. К тому же таких смазливых красавчиков полно.

Клер чуть не задохнулась от возмущения. Неужели она зря так долго говорила? И неужели Дерек сейчас откажет ей в помощи, в которой она так отчаянно нуждалась?

— Ты не понимаешь… — Начала она.

— Конечно, не понимаю, — пожал плечами Дерек. — Ты много говорила, но ничего по сути. Попробуй посмотреть на дело моими глазами. Вы расстались с Дэном, он ушел к твоей подруге. Ну, и что с того? Это еще не конец света. Плевать! Пусть делает, что хочет. Не пытайся вернуть его — не унижайся перед ним. Будет только хуже. Запомни, моя дорогая, нам, мужчинам, льстит, когда женщины бегают за нами, только в первый раз. Второй раз это уже выглядит смешно. И не думай, что Дэн здесь исключение. Лучше оставь его в покое.

— Ты, что, не хочешь помогать мне? — Спросила Клер, злобно глядя на него.

— Вообще-то, я не ангел добра, помогающий всем без разбора, — проговорил Дерек.

— Что ты хочешь взамен? — Нетерпеливо произнесла она.

— Все зависит от того, что мы с тобой придумаем, и насколько все это получится.

— Ладно, — коротко произнесла Клер. — Пусть будет по-твоему. О цене мы договоримся потом… А пока давай прогуляемся. Я уже устала здесь сидеть.

— Без проблем… — Отозвался Дерек, знаком подзывая официанта и прося счет. — Только давай на сегодня сменим тему разговора.

— Согласна…

Черный "ситроен" мчался по автостраде среди других машин. Дэн сосредоточенно смотрел на дорогу, но на губах его играла радостная улыбка. Рядом сидела любимая женщина и смотрела, как солнце расплавленным золотом тонет в океане. Это был потрясающий вечер: теплый, тихий, безмятежный и счастливый. Ведь это и было счастье — ехать в никуда с любимой, знать, что и ей это доставляет удовольствие, но не говорить никаких высокопарных слов. Все просто и прекрасно. Как в самых красивых и мудрых сказках о любви, чистой, искренней и бескорыстной, о такой, какая бывает раз в тысячелетие, и одна ее история вызывает слезы на глазах и дрожь в сердце. Дэн и Джессика пока об этом не думали; они молча наслаждались обществом друг друга и старались не вспоминать о тех, через чьи чувства они перешагнули, чтобы украсть несколько часов счастья. Между ними было определенное напряжение из-за некоторой недосказанности, но в то же время их обоих пугала та открытость и искренность, с которой проявлялись их чувства друг к другу. Это было волнующим, удивительным сознанием. Казалось, малейшее прикосновение, мимолетный взгляд могли разрушить эту недосказанность, углубить эту искреннюю страсть и заставить мужчину и женщину, ни о чем не думая и не оглядываясь, броситься с головой в омут, не имеющий дна. Слова здесь были лишние; они ничего не значили и лишь обоюдоострым раскаленным ножом обжигали сознание, а вместе с ним — мысли и желания. И это околдовывало, опьяняло, очаровывало, и хотелось остаться во власти этого очарования навсегда. Хоть на время выпасть из безумного мира, в котором все что-то кому-то должны объяснять, за что-то перед кем-то оправдываться. От этих мыслей становилось настолько больно, что к горлу подступал комок слез, и спасение было — как это ни удивительно — во взгляде. Одна встреча глаз цвета утреннего летнего неба и дымчатого цвета — и Джессика и Дэн понимали, что вот так могли бы править миром. Другого было пока не дано.

Они выехали за город, и Дэн уже точно знал, куда повезет Джессику. В пятнадцати милях от Лос-Анджелеса у его отца был небольшой уютный домик на берегу океана. Это было очень живописное место, располагавшее к отдыху, романтике и мечтам. Дэн любил там отдыхать — в этом особенном уголке складывалось отчетливое ощущение оторванности от цивилизации. Здесь никто не мог его найти — даже Роберт, его лучший друг, с которым он делился всем, не знал о существовании этого дома. Он никогда не привозил сюда Долорес, свою первую жену, так как они всегда отдыхали врозь, а Клер всегда предпочитала совсем другого рода отдых. В этом доме не побывала ни одна из женщин, посетивших его судьбу. А вот Джессике он твердо решил раскрыть свою душу, показать свой мир и подарить ей все то, что имеет сам.

— Это ведь уже пригород? — Спросила Джессика, вглядываясь в лицо Дэна. — Ей вдруг стало не по себе оттого, что она едет куда-то вечером с мужчиной, к которому ее очень сильно влечет, в то время как Максвелл был на пути в Оклахому. — Куда ты меня везешь? Ты так ничего и не сказал.

— Доверься мне, — коротко сказал Дэн. — Ты ведь знаешь, что я никогда не причиню тебе вреда.

— Я не об этом, — нетерпеливо проговорила она, пытаясь догадаться, что бы значила его загадочная улыбка. Джес была почти уверена, что он что-то задумал. И у нее появилось необъяснимое желание оказаться в объятиях Макса, которые сейчас были самым главным ее спасением от Дэна. — Просто мне хотелось бы знать, куда мы едем. Да и родителям не мешало бы позвонить. Они будут волноваться, не зная, где я.

— Когда ты перестанешь искать отговорки, чтобы не быть со мной, и оправдываться в этом перед другими людьми? — Дэн посмотрел на нее с такой обжигающей нежностью в глазах, что ноги у нее стали ватными. — Да и потом, Рональд и Элвира, по-моему, обеими руками за нашу дружбу.

— Но я не могу просто так взять и исчезнуть на неопределенное время, — беспомощно проговорила женщина. — Мне нужно работать, мне должен позвонить Макс…

— А ты попробуй, — улыбнулся ей Дэн, и сердце у нее застучало, как бешеное. — Тебе это должно понравиться. Я уверен, что ты никогда так не поступала.

Она посмотрела на него. В его глазах было столько теплоты, что сердце ее постепенно оттаяло. Джес совсем не могла сердиться на Дэна. Он всегда обезоруживал ее своей потрясающей улыбкой и умопомрачительными взглядами. Он в открытую ее соблазнял и, похоже, не собирался отступать. А у нее не было сил сопротивляться, тем более что Максвелл сейчас отсутствовал.

— У меня были дни, когда я была настолько загружена работой, что мне некогда было даже побыть с любимым человеком… — Начала она и осеклась, почувствовав на себе взгляд Дэна.

— Значит, он не слишком хорошо заботится о тебе.

— Кто? — Испуганно спросила женщина.

— Макс. Ты ведь его имела в виду?

— Нет!

— А я говорю, что его, — упрямо повторил Дэн, поворачивая автомобиль на подъездную к дому дорогу. — В последнее время ты только о нем и говоришь, точно ищешь в нем спасение от меня.

— Давай не будем сейчас об этом, — Джес совсем не нравилось, куда он клонит. В такие минуты Дэн становился другим человеком — жестким, резким, подавляющим; в нем появлялась какая-то власть, от которой ей хотелось спрятаться.

— Выходит, я прав. Иначе ты не стала бы переводить сейчас разговор на другую тему.

— Чего ты добиваешься, Дэн? — Не выдержала женщина. — Кажется, ты сам хотел забыть обо всем на несколько часов! А теперь вынуждаешь меня чувствовать себя виноватой перед Максвеллом. Удивительно, как ты можешь быть таким спокойным по отношению к Клер. Ей, наверно, очень больно, ведь она прекрасно понимает, что сейчас ты со мной. И это еще один мой грех — я поощряю тебя, причиняя ей боль.

Автомобиль остановился возле чудесного двухэтажного дома, и Джессика изумленно замолчала, забыв о своих "грехах". Дом стоял на утесе, и она могла поклясться, что ничего более живописного не видела нигде. У нее даже дыхание перехватило. Она прилипла к окну, как маленькая девочка, которую впервые привезли в луна-парк.

— Мы приехали, — просто сказал Дэн, с восторгом глядя на нее.

— Чей это дом?

Его так и подмывало сказать "наш", но он еле заметно покачал головой и ответил:

— Это дом моего отца. В детстве я часто здесь бывал вместе с родителями… до того, как умерла мама. И что самое удивительное, я помню его, помню спуск к океану и сам океан, хотя мне было где-то 4 или 5 лет.

Их взгляды встретились, и Джессика почувствовала, как он переменился. Будто в нем разом проснулась печаль, тоска по матери, обида и гнев на отца. Ей захотелось прижаться к нему, чтобы принять его боль на себя.

— Пойдем в дом! — Предложил Дэн. — Посмотришь его изнутри.

Он вышел из автомобиля, а потом помог выйти ей. Джессика удивилась, как быстро меняется его настроение. Но, возможно, именно поэтому в нем был определенный магнетизм. Она понимала, что он чувствует, и это было прекрасное ощущение, с которым не хотелось расставаться…

Когда они поужинали, солнце почти село. Только кое-где на потемневшем небе оставались светлые пятна. Было начало одиннадцатого вечера. Вечерний ветерок трепал рассыпавшиеся по плечам волосы Джессики, приносил облегчение разомлевшей от жары коже. В мыслях был приятный разброд от чудесного вина, которое они с Дэном пили, сидя на веранде, и она сочла это хорошей причиной, чтобы не думать о том, что осталось в Лос-Анджелесе. Здесь, на побережье океана, ощущалась удивительная легкость, усталость превратилась в расслабленность, а угрызения совести — в бессмысленную нелепость. Время приостановило свой ход и точно задумалось в изумлении, не зная, что ему делать дальше. А минуты, секунды и часы существовали сами по себе, где-то в отдаленных мыслях, дремавших в самой глубине сознания. То были самые спокойные мгновения в ее жизни. Дэн был прав, когда сегодня за ужином говорил, что в этом доме нет одиночества, грусти и времени. Здесь она впервые в жизни ощутила саму себя, посмотрела в свою душу, почувствовала свое сердце. Здесь она стала самой собой — такой, какой была когда-то, но потом позабыла. А Дэн ей напомнил. Он здесь тоже был самим собой больше, чем в любом другом месте. Она увидела такие грани его души, о существовании которых и не подозревала, но благодаря которым еще больше потянулась к нему. Больше, чем могла в этом себе признаться. А он… Он сидел сейчас рядом, чуть позади нее, откинувшись на спинку кресла, вытянув ноги и держа в руках недопитый бокал вина. Внешне он казался спокойным и безмятежным, но она знала, что он следит за каждым ее движением и, может быть, за каждой мыслью. И она, словно дрессировщик, попавший в клетку с хищником и просчитывающий каждое свое движение, продумывала каждую свою мысль и действие, хотя вино немного размывало ее мысли.

Возможно, надо было что-то сказать, чтобы разрушить это таинственное молчание, которое нарушал лишь шум океана внизу. Возможно, именно сегодня, в этот вечер, у нее был отличный шанс поговорить с Дэном и раз и навсегда разобраться во всем. Но… Пора себе в этом признаться — она боялась этого разговора, боялась разрушить то прекрасное очарование, которое царило в их отношениях. И в какой-то момент что-то вывело ее из задумчивости. Она посмотрела на наручные часы и негромко проговорила:

— Чудесный был вечер…

— Был? Почему был? — Отозвался Дэн. Он почти задремал, поддавшись действию вина.

— Потому что мне уже пора возвращаться в Лос-Анджелес.

— А я надеялся, что ты уже забыла об этой своей нелепой идее.

— Нет, — ответила Джессика, поворачиваясь к нему. — И не собираюсь забывать.

— И как нам тогда быть? — Невозмутимо поинтересовался он у нее. — Ведь я не рассчитывал сегодня возвращаться, а приехали мы на моей машине, если я правильно помню.

"Он что-то задумал, — мелькнуло в голове у Джес. Глаза ее сузились в попытке прочесть мысли Дэна. — Но я ни за что не останусь здесь с ним на ночь…"

— Как это не рассчитывал? — Спросила Джессика, чувствуя, как у нее перехватило дыхание от такой перспективы.

— Погода меняется, — просто объяснил Дэн. — Надвигается шторм. Ты разве не заметила, как потемнел океан и переменился ветер?

Невольно она перевела взгляд на океан. Он потемнел, волны стали сильнее, и с каждой минутой набирали свою силу. Звезды на небе скрылись за тучами, и все очарование романтического вечера исчезло, растворившись во мраке. Легкая прохлада превратилась в бушующий ветер, который рвал шторы на окнах, трепал ее платье и волосы. И среди всей этой надвигающейся бури один Дэн, казалось, не испытывал трепета. Голубые глаза его блестели, как звезды, а на губах играла завораживающая улыбка. Точно он сам затеял всю эту бурю и упивался своей властью. Это были секунды, когда Джессика действительно подумала, что он виноват в этой буре. Она так и посмотрела на него, и он, поняв ее взгляд, расхохотался. А где-то на горизонте сверкнула молния, будто его смех вызвал ее.

— Все равно мне надо вернуться в Лос-Анджелес, — решительно заявила Джессика. — Если понадобится, я пройду весь путь до дома пешком. Но я не останусь с тобой.

— Ты боишься меня? — Спросил Дэн. Его будто забавляла ее отчаянная решимость не оставаться с ним наедине.

— Тебя, себя, этой бури и еще много чего! — Она прошла в дом, чтобы взять свою сумочку.

Взгляд ее упал на телефон, стоявший на журнальном столике, и она инстинктивно стала набирать номер, чтобы вызвать такси. Но в трубке была гробовая тишина. Она нервно подергала рычажки, понажимала кнопки, но ее усилия не привели к результату.

— Здесь часто отключается телефон во время грозы, — предупредил ее Дэн, и она, испуганно вздрогнув, обернулась. Лицо его по-прежнему светилось улыбкой.

— Пожалуйста, Дэн! — Взмолилась она. Взгляд ее выражал неподдельную тревогу перед тем, что может произойти. — Не вынуждай меня потом избегать и ненавидеть тебя.

Дэн отступил на шаг назад, всем своим видом показывая, что не испытывает в ее отношении никаких иллюзий. Но Джессика не поверила ему, как не поверила себе, решив, что между ними сегодня и когда-либо впредь ничего не будет.

— У меня и в мыслях ничего такого не было, — смиренно проговорил он, скрещивая пальцы за спиной по старой детской привычке. — Мы же друзья — ты сама так решила. Или я что-то путаю?

— Ты ничего не путаешь, все правильно. И ты обещал мне, что будешь моим другом — не больше. Я приняла твое приглашение, хоть мне надо было работать. Мы провели вместе замечательный вечер… Теперь мне пора домой. Я ничего не говорила родителям о том, что куда-то уеду с тобой. И если я не вернусь, они будут беспокоиться, — она посмотрела на него в ожидании, что он что-нибудь скажет, и поскольку мужчина молчал, попросила: — Если ты не хочешь садиться за руль, давай поведу машину я.

— А ты не подумала о том, что нас может остановить патруль за вождение автомобиля в нетрезвом состоянии? — Спокойно спросил Дэн. Он уже не улыбался. Ему была неприятна мысль о том, что Джессика настолько боится его чувств к ней, что ищет любой способ побега.

— Ну, у меня уже все прошло, — не подумав, заявила женщина. — Я вполне могу вести машину… А если ты, вообще не хочешь уезжать отсюда, одолжи мне свою машину, а потом я пришлю ее вместе с шофером.

На этот раз Дэн надолго замолчал. Он вовсе не собирался сегодня отпускать Джессику в такую погоду, даже если бы его автомобиль был самым надежным в мире. Он не хотел отпускать ее, куда бы то ни было из своей жизни, даже против ее воли. Значит, придется ему ехать вместе с ней в Лос-Анджелес и смотреть, как она с радостью бежит в объятия Максвелла, только бы не быть рядом с ним — не чувствовать его любовь и нежность. Он задумчиво подошел к еще раскрытому окну, за которым вовсю бушевал ветер, и оперся ладонями о подоконник, глядя вдаль, на волнующийся океан. Буря постепенно овладевала природой, а ему совсем не улыбалось провести остаток вечера в полном одиночестве. Он не любил одиночество, всячески старался избегать его и знал, что если в этот вечер Джессика уедет, это будет самое страшное одиночество, какое он испытывал со дня смерти матери. Хотя в этом доме и не должно было бы быть одиночества.

Свежий ветер порывами обдувал его разгоряченное лицо, приводя в порядок смятенное сознание. Может быть, он не прав, удерживая Джессику? Может быть, им действительно не судьба быть вместе, раз она так упорно сопротивляется?.. Но она же любит его — это так же ясно, как причины, по которым Джес так не хочет остаться с ним наедине ночью в этом доме. А эти причины казались Дэну такими глупыми и нелепыми, что его бесила та самоотверженность, с которой Джес толкала его в объятия Клер и сама бежала к Максу.

— Как же все это глупо и нелепо, Джесси! — С досадой вырвалось у него.

Джессика прекрасно поняла, о чем он говорит. Ведь когда Дэн называл ее таким чарующим именем "Джесси", она точно знала, что он имеет в виду только их отношения. Ничто больше не волновало его в этот момент. Она вздохнула и в растерянности опустилась на кресло, сжимая в руках сумочку, словно та могла спасти ее от него. Откровенный разговор между ними был неизбежен. Она и так слишком долго избегала его. Теперь пришло время попытаться объяснить то, что между ними происходило. Хотя… к чему здесь были какие-то объяснения?

— Дэн… — Негромко позвала она его.

Он обернулся, их глаза встретились, и от этой встречи у нее перехватило дыхание, точно она напрочь забыла, что значит дышать. Пальцы ее, сжимавшие ручку сумочки, напряглись под его пронзительным взглядом так, что побелели косточки. Джес вдруг с ужасом почувствовала, что мгновение — одно лишь его слово — и она останется. Вопреки всему разумному, которое кричало, вынуждая ее спасаться бегством.

— Я знаю, что ты сейчас скажешь, — устало проговорил мужчина, легким движением пальцев убирая прядь волос, упавшую ему на лоб. От этого движения тело Джес вспыхнуло тысячью огнями, не оставляя права выбора. То был древний животный инстинкт, от которого ей было некуда бежать. — Поэтому лучше не говори ничего. Вот ключи от машины, — он протянул руку ладонью вверх, на которой лежали ключи от его автомобиля.

Может быть, Дэн и сам этого не знал и не думал сейчас об этом, но зато Джессика заметила, что рука его невольно выражала старый, всем знакомый жест мольбы. И сердце ее трепетно сжалось. Она подошла к нему и взяла ключи, а Дэн на секунду сжал ладонь в кулак, точно хотел хоть на мгновение удержать ее мимолетное прикосновение.

— Я пришлю машину с шофером, — неуверенно произнесла она.

— Не стоит, — возразил Дэн. — Вернешь ее в Лос-Анджелесе.

— А как же ты доберешься до дома?

— Позвоню отцу. Он приедет за мной.

— Прости, что причиняю тебе столько неудобств.

Мужчина отрицательно покачал головой, но ничего не сказал.

— Спасибо за ужин, — сказала Джессика, очень надеясь, что ему не так больно, как ей.

У самой двери Джессика внезапно обернулась и стремительно подошла к нему, чтобы хотя бы дружески чмокнуть его в щеку, но Дэн, угадав ее намерения, отступил на шаг назад и сцепил руки за спиной; затем хрипло произнес:

— Нет. Уходи, пожалуйста.

Джессика знала, что сейчас не стоит смотреть в его глаза, так как понимала, что в ее глазах Дэн увидит боль, сожаление и любовь. А потому чуть ли не бегом бросилась к двери, даже не попрощавшись. Она уже не видела, что в тот момент, когда за ней захлопнулась дверь, Дэн стиснул зубы так, что заходили желваки на скулах. Ладони сжались в кулаки, и проступили вены. Бежали секунды, казавшиеся ему часами, а потом он схватил подвернувшийся ему под руку стул и со всего размаху запустил его в противоположную стену, разбив при этом зеркало. Вслед за этим последовал оглушающий раскат грома.

Джессика медленно ехала по дороге. Скользкий от дождя асфальт мешал ехать быстрее, к тому же машина была чужая, и она не знала тонкостей общения с ней. Крупные косые капли с громким стуком ударяясь о стекла, разбивались на более мелкие и упрямо ползли вверх. Иногда сильные порывы ветра гроздьями бросали их в машину. Она включила дворники, но это было бесполезно. Бессильна она была и против своих слез, против боли, которую испытывала. Кто бы мог подумать, что любя всей душой, она будет так страдать! Но ведь и Дэну сейчас было больно, как никогда…

Дождь поливал так, что казалось, это небеса разверзлись, чтобы обрушить на них всю мощь своего гнева. А небеса не виноваты в том, что люди творят на Земле из-за своего собственного безрассудства. Она закусила нижнюю губу, чтобы физическая боль вытеснила душевную. Видимость была нулевая, точно сама природа вознамерилась препятствовать ее бегству. И Джес повиновалась: осторожно съехала на обочину и заглушила мотор. Наверное, она проехала расстояние в бесконечность, а Лос-Анджелеса не было видно и в помине. В ясную, солнечную погоду она проскочила бы это расстояние в считанные минуты, а теперь оно будто растянулось на сотни миль. Да и Лос-Анджелес точно растворился во мраке бури. А где-то рядом был Дэн, который согрел бы ее в своих крепких объятиях, успокоил бы ее расшатавшиеся нервы. Ведь сейчас ей было очень страшно. Она чувствовала себя маленькой девочкой, которая боится грозы и которой ни за что не победить этот страх без посторонней помощи. Но Дэн не был посторонним — в том-то все и дело! Он любил ее и был любим ею, он жил внутри нее, и с тех пор как она оставила его, она постоянно ощущала в себе его незримое присутствие так же, как если бы сама присутствовала в нем.

"Я не могу оставить его одного, — думала Джессика, глядя на дождь в лобовое стекло. — Да и потом, как он объяснит, что остался в пляжном домике без машины, уехав туда на ней? А такси он вызывать не будет. Я в этом уверена. И если я бегу от него, то я полная дура! Ведь я люблю его, как не любила ни одного мужчину в своей жизни. А Клер и Максвелл… Наверное, так суждено. Наверное, нам еще придется пережить эту боль. Но мы быстрее справимся с ней, если будем вместе".

А посему Джес включила зажигание, завела машину и, осторожно развернув ее по скользкой дороге, поехала обратно. Она и не представляла, что этот вечер, вернее, уже ночь (ибо было темно, как в пропасти) навсегда перевернет ее жизнь. Она не знала и того, что после ее ухода Дэн метался по дому, точно безумный, как волк, потерявший свою волчицу. Боль терзала его сердце, как яркие вспышки молний терзали глаза, которые уже устали их наблюдать, но невольно вновь и вновь обращались к распахнутому настежь окну. Гроза бушевала где-то в океане, здесь был лишь дождь и сильный ветер. Дэн то мерил шагами гостиную, то поднимался в спальню и жадно всматривался в окно, будто ожидая чего-то, то выходил на веранду, где потоки дождя нещадно хлестали его, так что через десять минут после отъезда Джессики Дэн был мокрый до нитки. Он не находил себе места в доме, где, как он сам говорил Джессике недавно, царили спокойствие и умиротворение. Теперь этот дом казался ему пустым, холодным и насквозь пронизанным дождем, как он сам.

Из-за шума дождя Дэн не слышал, как к дому подъехала его машина. Он и не видел этого, ибо в тот момент сидел на диване, уронив голову на руки и полностью погрузившись в свои тяжелые мысли. И только упрямый, настойчивый стук в дверь вывел его из состояния оцепенения. Некоторое время он сидел и, с недоумением глядя на дверь, пытался понять, кто бы это мог быть в такое время и в таком месте. А потом с неохотой встал и пошел открывать.

К тому времени, когда Дэн открыл ей, Джессика была уже вся мокрая. Ведь на ней было легкое летнее платье, которое намокло еще до ее отъезда. Вода крупными каплями стекала по лицу и волосам, превращая их в тяжелую массу. Но она не замечала ничего. Ей было важно только ее сердце. И сердце Дэна тоже.

— Джесси? — Изумленно спросил Дэн, надеясь, что глаза его не обманывают.

— Я больше не могу сопротивляться тебе и себе, — проговорила она. — Я устала бороться с самой собой. Я люблю тебя и не хочу больше страдать.

— Боже мой! — Выдохнул он. — Ты же вся мокрая! — Сейчас его не волновало, что она сказала, хотя где-то в глубине души что-то отчаянно рванулось ей навстречу. — Заходи скорее!

Он почти втащил ее в дом, а Джес почувствовала разочарование от того, что не увидела его счастливых глаз и ослепительной улыбки, не услышала нежных, пылких слов, не почувствовала его сильных объятий. В общем, не было всего того, что разом лишало ее всякой способности разумно рассуждать. Она стояла посреди гостиной и разочарованно смотрела на Дэна, который рылся в ящиках в поисках сухой одежды для нее и для себя. С нее капала вода, но это нисколько ее не волновало. Ей важно было сейчас услышать от Дэна, что он любит ее, и согреться в его теплых объятиях. А он вел себя так обыденно, точно ему были безразличны ее слова. Джес смотрела на него, и в голове ее крутились невеселые мысли: "Конечно! Он столько времени потратил впустую, гоняясь за мной и убеждая меня в том, что мне давно следовало бы понять. А я толкала его в объятия Клер, которая его не стоит".

— Здесь нет ничего для тебя. Только старая одежда отца, — сказал Дэн после нескольких минут напряженного молчания. — Пойду посмотрю наверху.

Уайтхорн торопливо взбежал вверх по лестнице. На самом деле сухая одежда была всего лишь предлогом, чтобы некоторое время побыть наедине с самим собой, собраться с мыслями. Джессика застала его врасплох своим признанием, ведь он совсем не так представлял себе их соединение. Он надеялся, что если привезет ее в это романтическое место, признание вырвется у нее само по себе. Но она едва не сбежала от него, видимо, испугавшись своих чувств. И этот побег внес смятение в его собственные чувства. А теперь Джес возвращается и говорит, что любит его и хочет быть вместе с ним, а он не знает, что делать; вернее, боится сделать или сказать что-то не так.

Так он и стоял посреди комнаты, совсем забыв о сухой одежде. Его собственные мысли настолько заглушали все остальные звуки, что он испуганно вздрогнул, когда чья-то легкая рука легла ему на плечо. Не поворачиваясь, он понял, что это Джессика.

— Забудь об одежде, — сказала она, и он обернулся, перехватив ее взволнованный взгляд. — Ты победил, а я сдаюсь на милость победителя.

Пронзительные голубые глаза скользнули по ее лицу, потом Дэн полушутливо спросил:

— И что это означает, мисс Бичем?

— Вы и сами прекрасно это знаете, мистер Уайтхорн, — подхватив его игру, ответила молодая женщина.

— Я хочу, чтобы ты сказала это сама.

— Что — это?

— Сама знаешь…

— А если не знаю…

— Зачем же ты приехала?

— Из-за бури. Видимость плохая.

— Это не ответ.

— Разве? Что же за ответ тебе нужен?

— Скажи, что любишь меня.

— Так бы сразу и сказал. Зачем ходить вокруг да около?

— Так любишь или нет?

— А ты как думаешь?

— Ну, Джесси, хватит меня мучить!..

— Это я тебя мучаю? — Возмущенно переспросила она. — А ты-то сам…

— О, нет! Только не начинай снова… — Взмолился мужчина, театрально подняв глаза к небу. Лучше тогда помолчи, — добавил он, склоняясь к ее губам. — Пусть будет так, как подскажут наши сердца…

Клер проснулась от того, что какой-то назойливый солнечный луч, пробившийся через не слишком плотно задвинутые портьеры, светил ей прямо в глаза. Некоторое время она лежала, уткнувшись лицом в подушку, и смотрела на спящего рядом Дерека. Почему-то все мужчины, даже самые мужественные из них, во сне похожи на спокойных очаровательных детей — ангелочков по своей сути. Их безмятежная улыбка сквозь сон напоминает о полузабытых мечтах юности, а загадочность сновидений наводит на мысли о долгом отдыхе. Но Клер не собиралась долго отдыхать, да и довольная улыбка Дерека, напоминая ей мягкую улыбку Дэна, вызывала лишь досаду. Эти двое мужчин были так не похожи друг на друга, что она волей-неволей их сравнивала, а сравнивая, начинала злиться, и от этого у нее портилось настроение.

Почему, ну, почему она отчаянно тянется к Дереку и изо всех сил своей взбалмошной души ищет в нем что-то от Дэна, понимая, что хотела бы, чтобы многие качества Дерека присутствовали в Дэне? Все дело было в том, что Дэна она любила всей душой, всем сердцем и всеми мыслями. Дэн жил в каждой клеточке ее души, а Дерека она желала всеми частичками своего тела. Он пробудил в ней то, что не удалось пробудить Дэну, что-то, из-за чего она не находила себе места и, возможно, из-за чего ее мучили угрызения совести. Наверное, в ней и самой было что-то схожее с Дереком. А вот что именно — Клер устала ломать над этим голову. Да и самая природа ее мыслей не была создана для обыденных философских размышлений. А потому она потянулась, точно довольная кошка, вспоминая события минувшей ночи.

Проводить время в обществе Дерека было просто великолепным занятием, в чем Клер убедилась в этот же вечер. После ужина в ресторане, где они заключили свою сделку, он повел Клер на дискотеку. Там они долго танцевали и пили дорогое виски, от которого у нее слегка заплетались ноги и язык. Они не заметили, как перевалило за четыре утра, а когда она поняла это, на нее вдруг навалилась невероятная усталость. Заметив это, Дерек решил отвезти ее домой, а дома она предложила ему остаться на чашечку кофе.

Вот он и остался и теперь спокойно спит, развалившись на полкровати, хотя стрелки часов замерли на половине двенадцатого утра. Клер неторопливо встала с кровати и, подойдя к окну, раздвинула шторы. Затем накинула пеньюар и пошла на кухню готовить завтрак, больше похожий на ленч. Она сварила кофе, запустила тосты в тостер и стала жарить бекон и яйца. Через некоторое время на кухню пришел Дерек, накинув старый халат Дэна, который висел в ванной. Дэн не стал забирать его, а Клер не вернула, понадеявшись, что однажды он еще пригодится ему. Она заметила довольную улыбку Дерека и вспыхнула. Его наглость не знала границ. Как он смеет надевать вещи Дэна, вести себя, как Дэн, напоминать ей Дэна? Это же непростительно с его стороны!..

Чувствуя, что вновь начинает злиться, Клер напомнила себе, что именно Дерек поможет ей вернуть Дэна. Тем более прошедшая ночь немного изменила ее предвзятое отношение к Дереку. А потому она мило улыбнулась и спросила:

— Как спалось на новом месте?

— Мне не впервой спать на новом месте, — ответил мужчина, достав тост и отправляя его в рот. — Но, признаться честно, с тобой я познал истинное удовольствие.

— Я тоже.

Они сели завтракать, и Клер спросила:

— Какие у тебя планы насчет Дэна?

— Люблю женщин, которые даже в любви откровенны. Если бы ты вдруг завела старую песню о том, как тебе было хорошо этой ночью, и что ты с этих пор решила считать всех мужчин, которые были в твоей жизни, бездарно прожитыми днями, я бы тебе не поверил и не стал бы тебе помогать.

— Вот как! — Отозвалась Клер. — Что ж, спасибо и на этом. Так что будем делать с Дэном?

— Для начала скажу, что в субботу состоится пышное торжество, посвященное юбилею "Уайтхорн Интерпрайзис".

— Ну, это для меня совсем не новость…

— Может, дослушаешь до конца?

— Ладно…

— Так вот. Торжество это будет непростое, поскольку компании исполняется тридцать лет. Съедутся все самые важные гости, начиная от членов семьи и представителей фирм, с которыми сотрудничает компания, и заканчивая официальными лицами: губернатором штата и мэром Лос-Анджелеса. Будет весьма солидный прием с банкетом и всеми прочими атрибутами. Пригласят лишь избранных. Журналистов пускать не собираются. Так что приглашение будет достать весьма трудно. Понимаешь, о чем я?

— Кажется, да. Но что в этом торжестве такого особенного? Только — тридцатилетие компании и присутствие губернатора и мэра?

— В общем-то… нет. Прием совместят с показом коллекции вечерних платьев "Афродиты", которой исполняется десять лет. Тебе это ничего не говорит?

— Там будет присутствовать все семейство Бичем, а значит, Дэн никогда не упустит случая появиться там, где будет Джессика, — предположила Клер.

— Именно, моя дорогая.

— Надеюсь, ты получил приглашение?

— Я член совета директоров, детка. Мне не нужно приглашение. Я могу появиться там, используя свое положение в компании. Вместе с той спутницей, которую выберу сам.

— И ей буду я?

— Возможно. Я подумаю над твоим предложением.

— Дерек, пожалуйста, пусть это буду я! Мне нужно попасть на этот прием!

— Посмотрим…

— Дерек!..

— До субботы почти неделя.

— Но мне нужно будет подготовиться…

— Тебе не нужно готовиться. Ты и так хороша. Но я не ответил тебе окончательно.

— Прошу тебя!

— Ладно. Ты пойдешь со мной. Только обещай мне одну вещь.

— Все, что угодно…

— Никаких скандалов на людях и никакой выпивки. Насколько я понял, тебе вообще нельзя пить.

— Обещаю. Я буду паинькой. Ну, а Дэн и Джессика все равно поплатятся за ту злую шутку, которую сыграли со мной, — упрямо проговорила женщина.

Глава IV

Лос-Анджелес

Это было пышное празднество, самое роскошное из всех, что устраивала компания или непосредственно семейство Уайтхорн. Пригласили множество гостей, но, как и говорил Дерек, это были лишь избранные люди — те, кто был членом семьи, сотрудничал с компанией или это были официальные представители власти. Да и вообще, попасть на какой бы то ни было прием, устраиваемый Джефферсоном Уайтхорном, было весьма и весьма трудно. Поэтому люди и стремились туда больше всех, а журналисты с жадностью подхватывали любую сплетню о семействе Уайтхорн. Джефферсон всегда старался, чтобы все его праздники проходили в спокойной, торжественной, церемонно-вежливой и в то же время уютной атмосфере, чтобы гости чувствовали себя на них непринужденно, а хозяева не забывали о вежливости и скромности. Ни на одном из его приемов никто из гостей никогда не позволял себе резких высказываний или скандальных сцен. Но так уж повелось на таких многолюдных сборищах, где народ собирается, чтобы показать себя и посмотреть на других, неизбежно происходит что-то из ряда вон выходящее и, таким образом, становится кульминацией вечера. Пока же все было спокойно. Джефф стоял возле своих братьев, Ричарда и Эдварда и наблюдал, как гости заполняют просторный зал развлекательного комплекса "Парадиз". В какой-то момент он перехватил взгляд Рональда Бичема и понял, что все идет, как запланировано, потом перевел взгляд на подиум, которые рабочие специально сконструировали для сегодняшнего вечера. На подиуме пока никого не было, но Джефф знал, что в одной из задних комнат сейчас происходит что-то невероятное: там модели "Афродиты" в страшной суматохе готовились к показу сразу двух коллекций. А Джессика, дочь Рональда Бичема, давала девушкам последние указания. До начала показа оставалось чуть более четверти часа; и почти все VIР-столики, расположенные около подиума были заняты гостями. Уже приехал мэр со свитой своих подчиненных и охранников. Оставалось дождаться губернатора, и можно было начинать. Время начала показа было лишь условным.

Максвелл Колфилд вошел в зал и огляделся в поисках Джессики или хотя бы кого-нибудь из знакомых. Ее нигде не было видно, а родителей Джес и отца Дэна он заметил не сразу. Честно говоря, он не очень-то понимал, что здесь делает. Вернувшись вчера вечером из Оклахомы, он получил из рук консьержа конверт, в котором обнаружил приглашение на этот вечер. У него и в мыслях не было хорошенько подумать, идти сюда или нет, подумать, от кого поступило это приглашение. Автоматически он решил, что об этом позаботилась Джессика. Хотя ему показалось, что во время их последнего телефонного разговора (он звонил из Оклахомы) Джес нервничала, но он приписал это волнению перед показом. Сейчас он не мог нигде ее найти, и Дэна тоже не было видно, что его не особенно удивило. Поэтому он решил поздороваться с родителями Джессики и отцом Дэна, а потом у них выяснить, где искать Дэна и Джес. Макс незамедлительно направился к ним, но по дороге столкнулся с Робертом Монтгомери.

— Привет, Макс! Как дела?

— Привет, Боб. Все хорошо. А у тебя?

— Все просто отлично. Ты давно здесь?

— Нет, только что приехал. А ты?

— Тоже. Пытаюсь найти Дэна и Джессику, но пока увидел лишь мистера и миссис Бичем и все семейство Уайтхорн, разумеется. А ты случайно не видел никого из этих двоих?

— Джессика, наверное, где-нибудь в задних комнатах — пререкается со своими моделями и наставляет их на путь истинный. А насчет Дэна ничего вразумительного сказать не могу. В последнее время он то появляется, то исчезает, но в целом порхает, точно бабочка с цветка на цветок и светится от счастья не хуже светляка. В общем, отчаянно показывает все признаки влюбленного по уши человека.

— Значит, у него все наладилось с Клер после его дня рождения. Эта девушка сумеет вдохнуть жизнь в любого человека, а уж в Дэна тем более.

— Да, похоже, что так, — задумчиво произнес Боб.

Во время разговора он внимательно изучал лицо Максвелла. Все в этом человеке говорило о спокойствии, безмятежности и полном доверии тем, кого он искренне считал своими друзьями. Единственное, что на самом деле беспокоило Роберта больше всего, так это Дэн. Последние несколько дней, особенно с тех пор, как Макс улетел в командировку, тот вел себя более чем странно. Боб, в принципе, догадывался о том, что его лучший друг не равнодушен к Джессике Бичем, но не думал, что Дэн всерьез вознамерился отбить ее у своего напарника. Ведь чтобы подольше побыть рядом с Джессикой, Дэн попросил своего начальника о недельном отпуске. И этот отпуск как раз совпал с полетом Максвелла. Боб ни в коем случае не собирался вмешиваться в этот любовный треугольник, вернее сказать, четырехугольник, потому что Клер-то как раз собиралась вмешаться по полной программе. И, похоже, что Макс в этой ситуации пострадает больше всех, поскольку находится в абсолютном неведении всего происходящего. Не зря говорят, что муж в таких случаях всегда узнает последним. Но Максвелл даже не муж Джессике и не собирается им быть, так что, может, все и к лучшему.

— Ладно, пойду поздороваюсь с хозяевами торжества. Может, они подскажут мне, где искать мою девушку и моего друга.

Максвелл уже сделал несколько шагов, когда Роберт вдруг окликнул его:

— Макс!..

— Да?

— Можно задать тебе вопрос?

— Конечно…

— От кого ты получил это приглашение?

— Честно говоря, не знаю, — простодушно ответил мужчина. — Когда я вернулся, консьерж вручил мне его. Но полагаю, что прислала Джес. А что?

— Так, ничего, — заверил его Боб. — Простое любопытство.

— А тебе, я полагаю, прислал приглашение Дэн? — В свою очередь поинтересовался Макс. — Вы настолько сдружились, что без тебя уже не обходится ни одно семейное торжество. И это, похоже, стало традицией…

— Видимо, так… Что ж, не буду тебя задерживать.

— Еще увидимся! — Отозвался Максвелл и пошел в направлении Рональда и Элвиры Бичем.

А Роберт, посмотрев в след его удаляющейся спине, подумал: "Кажется, скоро что-то случится. Грядут большие перемены".

Дэн и Джессика на самом деле находились совсем не в тех местах, в каких предполагали все близкие и друзья. Они были вместе. Вернувшись из пляжного домика, они чувствовали себя такими счастливыми, что были не способны скрывать свою взаимную любовь. Их чувства были похожи на красивую сказку. Счастье полностью завладело ими, и они, точно опьяненные, не замечали ничего вокруг. Их души, их чувства, их мысли, их сердца требовали полного и постоянного присутствия их друг возле друга. А потому Дэн действительно попросил у мистера О'Нилла недельный отпуск, сославшись на сложную и длительную помощь отцу в подготовке к празднованию юбилея компании. Клайв О'Нилл милостиво позволил Дэну отдохнуть, заменив его другим летчиком. И Дэн упивался своим отдыхом и тем счастьем, которое его породило. Ему казалось, что в мире уже ничто не имеет значения, кроме любви и сияющих глаз Джессики. Небо уже тяготило его, как тяготит ненужное, но необходимое обязательство. Зато работа в компании манила, как запретный плод, ведь благодаря ей он чаще мог видеть Джессику, чем это было бы возможно при других обстоятельствах. Дэна все чаще стали посещать мысли о перемене своего когда-то раз и навсегда принятого решения. Раньше он говорил всем и каждому, кто воспринимал его как наследника одного из богатейших состояний штата и будущего главу компании, что не намерен вести дела компании ни сейчас, ни когда-либо впредь. Но Джессика заставила его поменять свои взгляды.

Время шло; неделя пролетела так быстро, что они очень удивились, когда обнаружили, что пора проводить праздник. Несмотря на то, что они оба полностью были во власти своей любви, работа спорилась в их руках, тем более что работали они ежедневно вместе, доставляя удовольствие своим родителям. И даже когда до начала торжества оставались считанные минуты, а все гости уже собрались в зале, они старались потратить эти мгновения с пользой для себя, а не на пустые документы и девушек — моделей, которые великолепно знали свою работу.

Эта маленькая комнатка была замечательным уютным мирком для двоих, о существовании которого практически никто не знал. Джессика приехала сюда сегодня первой, и пока ждала Дэна, успела многое передумать о той ситуации, в которой они оказались, поддавшись своим чувствам. Стоя перед зеркалом и поправляя аккуратно и безупречно уложенную прическу, стряхивая с великолепного вечернего платья несуществующие пылинки, Джес мечтательно улыбалась в предвкушении встречи с Дэном. Она была от души довольна тем, что на приеме не будет ни Максвелла, ни Клер, и можно будет сколько угодно смотреть на Дэна, не скрывая своих истинных чувств, слушать его милые, нежные слова, которые он, несомненно, будет шептать ей на ухо в любой удобный момент, и тонуть в его пронзительно голубых глазах. Она так сильно любила его, что, казалось, будто она может почувствовать его всем своим существом, где бы он ни был. А он был рядом — поднимался по лестнице в эту самую комнату так стремительно, точно у него выросли за спиной крылья. И он тоже с точностью до мысли осознавал, что чувствует присутствие Джессики внутри себя. Дверь в комнату была закрыта, и мужчина трижды постучал, как было договорено. Тихий голос Джессики осторожно спросил:

— Кто там?

— Я… — Отозвался Дэн, улыбаясь. Его пока забавляла эта полу-осторожность, полу-открытость, но в самое ближайшее время он хотел поговорить об этом с Джессикой.

Она открыла ему и тут же торопливо закрыла дверь, а Дэн подхватил ее в объятия и страстно поцеловал. Ее губы ответили на поцелуй с такой отзывчивостью, что у него в сердце вспыхнули тысячи пожаров, затушить которые он был не в силах. Его губы стали лишь еще более требовательными и настойчивыми, словно он вознамерился утолить неутолимую жажду. И только когда Джес почувствовала, что больше не может дышать, она прервала поцелуй, сразу ощутив невероятную тоску по его губам. Голубые глаза взглянули в дымчато-серые, и Дэн почти шепотом проговорил:

— Кажется, мне надо придумать какой-то способ, чтобы несколько часов держаться без твоих поцелуев. Порой мне приходит в голову мысль, что мне становится трудно дышать без тебя.

Джессика отошла от него и окинула его восхищенным взглядом. Какой же это красивый мужчина! Она знала, что многие женщины были бы счастливы удостоиться хотя бы его взгляда, а он принадлежал ей и уверял, что всю жизнь стремился к этому.

— Мне тоже, — невольно ответила женщина.

— И что же нам теперь делать?

— Я знаю только одно: я люблю тебя больше жизни, и мне будет больно делить тебя с небом и Клер.

— Ну, начнем с того, что с Клер тебе меня делить не придется. Мы давно расстались, и я не собираюсь к ней возвращаться. Что бы ни случилось. А небо — это моя работа, но вполне возможно, что я скоро буду работать в компании. Если только сбудется одна моя самая заветная мечта.

— Можно узнать, какая? Или это секрет?

— Вовсе нет. И ты имеешь прямое к ней отношение.

— Вот как? Какое же?

— Для себя я решил, что если ты выйдешь за меня замуж, я оставлю небо и буду работать в компании отца.

— Дэн, это слишком поспешное решение.

— Какое — работа в компании или наша свадьба?

— И то, и другое.

— Так подумай об этом. Только не воспринимай это как факт, от которого напрямую зависит моя жизнь, или что-нибудь в этом роде. Ладно? Единственное, что я хочу от тебя, — это, чтобы ты приняла то решение, которое будет наилучшим для тебя. Я ни к чему тебя не принуждаю. Я просто спрашиваю: ты выйдешь за меня замуж? Ты любишь меня настолько, чтобы связать свою жизнь с моей?

— Дэн, я тебя люблю больше чего бы то ни было! — Пылко ответила она. — Но ты слишком торопишься. Между нами все произошло так быстро, что мы оба, похоже, потеряли головы от счастья и не совсем понимаем, чего мы хотим. Вернее, мы хотим всего и сразу, как самые настоящие эгоисты. А у нас есть еще столько проблем! Да что я говорю! Они еще будут у нас!

— Ты имеешь в виду Макса?

— Макса и Клер, если быть более точной. Они никогда не смирятся с тем, что мы вместе

— Хочешь, я поговорю с Максвеллом? Он поймет нас, я уверен. А Клер не будет нас беспокоить. Мы расстались с ней друзьями.

— Если ты так говоришь, значит, ты не знаешь ни Максвелла, ни Клер. Макс будет считать нас предателями и на всю жизнь не забудет этого, а Клер просто-напросто будет нам мстить.

— Похоже, кто-то из нас делает бурю в стакане воды.

— Похоже, что ты не понимаешь всей сложности создавшегося положения. А я стараюсь смотреть на вещи трезво. Ты слишком опьянен любовью, мой дорогой, и не видишь того, что вижу я.

— Может, ты просто не хочешь причинить боль Максу и стать объектом ненависти Клер? — Спросил Дэн, притягивая к себе женщину.

— Да.

— Не переживай так, прошу тебя. Рано или поздно все тайное станет явным. Я готов принять на себя все удары. Мы вместе переживем это. Я всегда буду рядом и никогда не оставлю тебя в беде. Поверь мне!

— Постараюсь, — ответила Джессика, уютно устраиваясь на его груди. — Но я не могу не думать о том, что нас ждет.

— Лучше подумай о моем предложении. Ладно? — Произнес Дэн, приподнимая ее лицо за подбородок, чтобы посмотреть в любимые глаза. — А пока пойдем вниз. Думаю, что нас уже ищут.

— Пойдем, — улыбаясь, ответила Джес.

Они вышли на галерею второго этажа, и она сказала:

— Я обещаю тебе, что после приема подумаю о твоем предложении.

А потом Дэн и Джессика спустились вниз, вызвав тем самым удивление у некоторых гостей.

Дерек появился на торжестве в сопровождении Клер почти перед самым началом показа, пропустив при этом торжественную часть. Это была очень эффектная пара. Она — в сногсшибательном вечернем платье от "Дольче энд Габана", он — в ослепительном смокинге от "Армани". Был момент, когда Клер показалось, что все взгляды обратились на нее. Инстинктивно она поискала глазами Роберта, но потом вспомнила, что в ее расставании с Дэном Боб встал на сторону друга, и лишь досадливо сжала губы. Почувствовав ее напряжение, Дерек, не глядя на нее, произнес:

— Ты ведь уже проходила через испытание такими приемами. Не так ли? А потому перестань дергаться. Ты же не золушка, в первый раз попавшая на бал. Тем более что твой принц тебя бросил. Расслабься и следуй моим указаниям, и тогда все получится.

— Тебе легко говорить, — сквозь зубы проговорила Клер. — У тебя не уводили женщину прямо из-под носа.

— Уводили, моя дорогая. Просто мне на это было наплевать.

— А мне не наплевать. Я… — Начала было она, но не договорила, потому что к ним подошел отец Дерека.

Клер поняла это, едва взглянув на нового собеседника. У нее мелькнула мысль, что она еще не видела более похожих отца и сына.

— Дерек, сынок, наконец-то! Я боялся, что ты вообще не приедешь. Сейчас начнут показ… А ты куда-то пропал.

— Ну, я же приехал. Я не Дэн Уайтхорн, которого можно и не дождаться на подобных приемах.

— Ошибаешься! Он уже давно здесь.

— Ты видел его?

— Только мельком. Он приехал, поздоровался со всеми и тут же куда-то исчез.

— Ну, ну, — многозначительно и в то же время неопределенно произнес Дерек.

— Дэн никогда не любил подобные приемы — это факт, — Клер решила, что пришло время ей дать о себе знать. — Но он всегда свято чтил традиции семьи.

Итон Стефенс пронзил ее своим испытующим взглядом, потом в его глазах мелькнуло узнавание, и, наконец, он сказал:

— Вы совершенно правы, мисс…

— Хьюстон, — напомнила Клер. — Клер Хьюстон к вашим услугам, сэр. Очень рада встрече с вами.

— Взаимно. Вы, кажется, встречались с Дэном?

— Верно. И за это время я успела приобрести друзей среди членов вашей многочисленной семьи. Дерек один из них.

— Сегодня Клер моя спутница, отец, — небрежно вставил мужчина.

— Что ж, добро пожаловать, мисс Хьюстон. Желаю вам отлично провести здесь время, — вежливо отозвался Итон Стефенс.

Не в его интересах было портить сыну праздник и лишать его возможности провести вечер в обществе красивой женщины. Дерек никогда не испытывал недостатка в них, но раз уж он переключил свое внимание на бывшую подружку Дэна, — пусть развлекается. Итон давно уже понял, что сына не переделать. А потому решил предоставить его самому себе. Возможно, когда-нибудь Дерек поймет, что самые важные жизненные ценности заключаются не в красивых женщинах и дорогих автомобилях.

Было то затишье между официальной частью праздника и показом двух коллекций, когда в любое другое время Дэн мог тихонько улизнуть, и никто бы и не заметил его отсутствия. Но сегодня он мог бы назвать множество причин, по которым ему непременно надо было остаться. И главнейшей из них была Джессика. Присутствие ее на этом празднике двух семейств кардинально меняло абсолютно все, а то, что она любила его и признавала это, делало его властелином мира. Он знал, что его отца, Джефферсона Уайтхорна, кто в шутку, а кто всерьез называл властелином империи. Уж больно Джефф напоминал короля Артура, окруженного рыцарями Круглого Стола, как его изображают в книжках о Камелоте. Дэн безоговорочно принимал это сравнение, ибо в его сознании с самого детства запечатлелся именно такой образ отца. И сейчас вдруг вспомнив об этом, Дэн улыбнулся и подумал, что мог бы кое-что порассказать этим людям о властелинах империй. Он так любил Джессику и был так счастлив от того, что она разделяет его любовь, что чувствовал себя императором всего мира, властелином всех судеб. А в ту ночь, когда они остались наедине в пляжном домике, ему показалось, что мир раскачивался, опьяненный их счастьем.

Сейчас Джессики не было рядом — она давала последние указания моделям перед показом, но он чувствовал ее присутствие внутри себя. У них была какая-то особенная связь, которая никогда не прервется. Он знал это…

— О чем задумался? — Спросил Джефферсон, подойдя к сыну.

— О связи, которую дает любовь.

— Да. Так было у нас с твоей матерью.

— Однако ты не почувствовал, что она умирает, когда был в Италии.

— Дэн, когда ты полюбишь по-настоящему, ты поймешь, что в любви порой случаются вещи, которые невозможно объяснить и которые неподвластны человеку.

— Я уже люблю и знаю, что человек может горы свернуть, лишь бы быть с любимой женщиной!

— Это ты о Клер? — Саркастически спросил Джефф. — Что-то не похоже…

— Ты ошибаешься, отец, — заявил Дэн. — Клер мне глубоко безразлична. Я люблю Джессику Бичем, и знаю, что она так же любит меня.

— Неужели? — Спросил Уайтхорн — старший, и в голосе его Дэну почудились нотки удивления. — Вы же только недавно познакомились… — Я рад за вас обоих. Уверен, что и Рональд будет очень доволен, если вы решите пожениться.

— Ты слишком торопишься…

— А что, для вашей свадьбы есть какие-то препятствия?

— Да. Взять хотя бы Максвелла Колфилда. Думаю, что он будет очень возражать.

— Кстати, о Максвелле… он здесь.

— И не только он, — рассеянно проговорил Дэн, глядя на направлявшуюся к ним пару — Дерека и Клер.

— О чем ты? — Не понял Джефф.

— Смотри, кто пожаловал на прием! — Сквозь зубы процедил Дэн. — А я так надеялся, что избавился от Клер! Ее мне только и не хватало сегодня для полного счастья…

— Хм… — Задумчиво произнес Джефф. — Не знал, что мисс Хьюстон в таких хороших отношениях с Дереком.

— Может, и не в хороших, — ответил Дэн, — но с тех пор как мы с ней расстались, она ищет любые пути проникновения в нашу семью. Я слишком хорошо ее знаю, поэтому так говорю.

А Клер уже вовсю улыбалась Джефферсону Уайтхорну, зная, что ее ослепительная улыбка делает мужчин любого возраста податливыми и мягкими. Джефф тоже невольно улыбнулся и сказал:

— Мисс Хьюстон! Как я рад вас видеть на нашем приеме! Какими судьбами?

Дэн знал, что отец думает совсем не то, что говорит, но он также знал, что элементарные правила вежливости не позволяют ни ему, ни отцу выставить Клер из "Парадиза". На мгновение у него мелькнула мысль о том, что подумает Джессика, если увидит Клер здесь. Но он вынужден был забыть об этом, потому что слова женщины заставили его сосредоточить свое внимание на ней:

— Дерек был так любезен, что пригласил меня быть сегодня его спутницей.

Дэн вопросительно посмотрел на Дерека, и ему показалось, что тут дело нечисто. Уж больно наглой была в этот момент улыбка его троюродного брата. Он прекрасно понимал, что и Дерек, и Клер были хитры, коварны и корыстны в любых своих начинаниях, оба готовы были идти по головам других, чтобы добиться своей цели. С каждым из них по отдельности он еще мог бы справиться, но если они объединили свои усилия, значит, ему и Джессике предстоит серьезная и трудная борьба за свое счастье. И он должен увидеть Джес раньше, чем это сделает Клер.

— Добро пожаловать! — Приветствовал их Дэн, стараясь, чтобы его улыбка была как можно более искренной. Надо было во что бы то ни стало усыпить бдительность этой хищницы, охотившейся за его счастьем и покоем. — Располагайтесь и отдыхайте, а я прошу меня извинить… У меня возникло одно важное дело, которое нужно решить до начала показа.

— Конечно, нет проблем, — небрежно отозвался Дерек.

— Кстати, — сказал вдруг Джефф, обращаясь к Дереку, — я заметил, что тебя не было на торжественной части приема…

— Извините, Джефф, — безразлично проговорил Дерек, — я торопился, как мог, но эти ужасные пробки на дорогах…

— Понимаю. Кажется, тебе придется подумать о том, чтобы пользоваться метро.

— Интересная была бы картина, мистер Уайтхорн, — вставила Клер. — Я в вечернем платье, Дерек в смокинге — в подземке…

— Ладно, — улыбаясь, произнес Уайтхорн — старший, — думаю, мне не надо тебе объяснять, как пройти к своему столику.

— Конечно, Джефф, — произнес Дерек. — Вы позволите?..

— Да, да… — Бросил Джефф, ища глазами Дэна.

Но Дэна уже не было в зале. Воспользовавшись затишьем, он опрометью бросился в задние комнаты, отведенные для манекенщиц, чтобы найти Джессику. Там царила суматоха, характерная для дня показа. Когда он вошел в одну из комнат, у него в глазах зарябило от яркого света, ярких нарядов, красоты девушек. Они торопливо переодевались, визажисты и парикмахеры суетились возле них, делая макияж и прическу, а сами девушки при этом успевали весело переговариваться друг с другом. Несколько секунд Дэн стоял на пороге, надеясь среди всей этой сумятицы найти Джес, но ее нигде не было видно. Он уже собрался было спросить о ней у кого-нибудь, как вдруг рядом услышал ее спокойный голос:

— Что ты здесь делаешь, Дэн? Разве ты не должен быть со всеми гостями?

Он обернулся и вновь окинул ее восхищенным взглядом. Как же она была красива! Он никогда не перестанет любоваться ее живой, неброской красотой, ибо даже через целую жизнь она не померкнет.

— Я искал тебя, — ответил он, заметив, как от его взгляда щеки ее покрылись легким румянцем.

— Что-нибудь случилось? — С тревогой спросила женщина, внимательно всмотревшись в его лицо. Почему-то ей показалось, что он не просто так прибежал сюда к ней в самый разгар торжества.

— К сожалению, да, — поморщившись, сказал Дэн. — Дерек привел сюда Клер. — Кажется, со времени моего дня рождения они сильно сдружились.

От его проницательного взгляда не ускользнуло, что на мгновение губы Джессики слегка побелели, но, к его гордости и восхищению, она взяла себя в руки и произнесла:

— Что ж, этого следовало ожидать. Ответная реакция Клер на ваше расставание. Мой с ней разговор неизбежен так же, как и ее появление здесь. Оно и понятно — ведь я увела у нее мужчину, причем самого богатого и красивого, вдобавок ко всему — возможного мужа.

— Кстати, о муже, — напомнил Дэн, лукаво улыбаясь. — Ты подумала над моим предложением?

— Дэн, сейчас не время и не место… — Устало начала Джессика. Конечно, она думала о предложении Дэна. Одна мысль о том, что, возможно, ей суждено стать его женой, приводила ее чувства в смятение и пробуждала желания, о существовании которых она раньше и не подозревала.

— Для любви, моя дорогая, всегда есть время и место. Подумай хотя бы об этом… А пока мне пора. Не забудь, что мое сердце всегда с тобой.

Он уже направился к выходу, когда внезапно остановился на полпути и вернулся к Джессике.

— Чуть было не забыл… — Проговорил он, склоняясь к ней.

Их губы слились в нежном поцелуе, и Джес лишь обвила его шею руками. На мгновение ей почудилось, что в помещении воцарилась тишина и что все с изумлением смотрят на них. Но потом все исчезло, закружившись в слепом вихре восхитительных ощущений, порождаемых губами Дэна. И стало глубоко наплевать на Клер и на все, что бы она там ни сказала ей в будущем. Главное — Дэн был рядом, а его сердце всегда было с ней. Ведь так, кажется, он сказал недавно?

Ужин был невероятно долгим и слишком церемонным, а Дэн терпеть не мог вести светские разговоры о погоде, о самочувствии каких-то общих знакомых, о доходах ювелирного бизнеса и о планах на его будущее. Но сегодня, к его досаде, все разговоры за всеми столиками вращались именно вокруг "Уайтхорн Интерпрайзис". Несмотря на то, что это был праздник двух компаний, основное внимание все же уделялось именно компании Джеффа Уайтхорна. Дэн сидел за одним столом с отцом и его братьями и делал вид, что сосредоточен на разговоре. Но вот беда — взгляд его невольно обращался к столику, за которым расположилось семейство Бичем. Он видел, что Джессика тоже скучала. Несколько раз взгляды их встречались, и тогда она украдкой пожимала плечами, как бы говоря, что ничего не может с этим поделать. Они не могли просто взять и сбежать с этого приема, ибо находились под наблюдением десятков пар глаз. Ведь как бы человек не чувствовал себя свободным и независимым, его все равно что-то держит в обществе, ему все равно приходится исполнять какие-то обязанности, объясняться с какими-то людьми.

Дэн с тоской мысленно возвращался к тем вечерам, когда они ужинали вместе с Бобом и Клер, и ему не нужно было соблюдать строгие правила светского этикета — сидеть за огромным столом в накрахмаленной рубашке, которая казалась слишком жесткой, и в смокинге, сковывающем движения, говорить какие-то вежливые слова, отдающие скукой, ожидая точно такие же от своих собеседников. Сейчас даже Боба, который мог бы скрасить эти бесконечные минуты церемонного одиночества, не было рядом. Он сидел за другим столиком — вместе с Дереком, Клер и Максвеллом Колфилдом — и с помощью своего бдительного разума старался сдержать их бурные эмоции. Дэн сам попросил своего друга об этом, ибо, едва заметив среди гостей Макса, моментально понял, что скоро грянет буря. Клер была неподалеку и, видимо, решила начать атаку на его нервы. Она вела за ним наблюдение со своего столика и отчаянно подавала условные знаки, что им непременно нужно поговорить. Дэн же, в свою очередь, ни о чем говорить с ней не хотел; он вообще не хотел ее видеть ни здесь, ни где бы то ни было. Подсознательно он чувствовал, что она явилась сюда не столько, чтобы подействовать ему на нервы, сколько напомнить Джессике, на кого она замахнулась. А потому Дэн тоже наблюдал за Клер и очень надеялся, что ей не удастся даже близко подойти к Джес.

Тем не менее вечер продолжался, как, впрочем, и сам ужин. Все шло своим чередом, и в определенное время Дэн решил, что ни ему, ни Джессике нечего опасаться, что появление на приеме Максвелла и Клер — простое совпадение. Под конец ужина Дэн совсем расслабился, стал охотно поддерживать разговор с отцом и его братьями, и иногда вовсю улыбался Джессике, дымчато-серые глаза которой счастливо вспыхивали, когда она ловила его взгляд на себе.

Клер видела эти счастливые взгляды и молча бесилась от того, что сейчас ничего не может сделать, чтобы прекратить это издевательство над своими чувствами. Ее так и подмывало рассказать все Максвеллу и получить хоть какое-то удовлетворение оттого, что и ему было бы больно. Но Дерек без обиняков заявил ей, чтобы она не смела и рта раскрывать на эту тему в разговоре. Свою миссию она уже выполнила — отправила Максу приглашение на прием; он пришел. Пусть же теперь сам убедится в том, что его друга и его девушку связывают отнюдь не дружеские отношения.

Ее ожидания оправдались. Максвелл видел, какими взглядами обмениваются Дэн и Джессика, но со стороны казалось, что он не до конца понимает происходящее. Поначалу он был так удивлен, что решил, будто ему все это привиделось. Он доверял и Дэну, и Джессике, но чем больше он приглядывался к ним обоим, тем больше в его душу закрадывались самые коварные соперники любви — сомнение и подозрение. За весь вечер у него не было возможности хотя бы поздороваться с Джессикой, да и Дэн был весьма далек от него. Он то появлялся среди гостей, словно фантом, то исчезал, а вместе с ним исчезала и Джессика. Или ему так просто казалось?.. Тогда почему всякий раз как Максвелл упускал их из виду, он чувствовал на себе многозначительный взгляд Клер Хьюстон? Ему чудилось, будто в этот вечер она неотступно следует за ним, как живое свидетельство того, что Дэн свободен и волен делать все, что ему заблагорассудится.

Весь ужин он был задумчивым, настороженным, точно ожидал какой-то подлости от окружавших его людей. Вдобавок ко всему ему вдруг вспомнился разговор с Робертом Монтгомери по поводу приглашения. Словно друг Дэна знал что-то такое, чего не знал он сам. Порой ему даже казалось, что уже все члены семейства Уайтхорн знают об интимной связи Дэна и Джессики и сегодня, глядя на него, между собой смеются над ним и называют его рогоносцем. Что ж, поделом ему! Нечего было и приходить на это показательное выступление роскоши и могущества самой богатой семьи штата. Он-то здесь причем?

Под конец ужина Максвелл так разозлился от собственных мыслей, что решил вернуться домой. Вот только поговорит с Дэном и Джессикой.

Когда начались танцы, все гости почувствовали себя свободнее. Было уже далеко за полночь, когда губернатор и мэр вежливо откланялись и разъехались каждый по своей резиденции. Кое-кто из гостей отправились вслед за высокопоставленными чиновниками, но основная масса гостей оставалась на месте.

Дэн танцевал с Джессикой, и ей казалось, что она просто парит в воздухе. Но в душе ее все равно оставался неприятный осадок от присутствия Максвелла. Она ломала голову над тем, кто мог пригласить его на прием, и не находила этому никакого разумного объяснения. Усталость уже сказывалась на ней, и хоть она старалась улыбаться Дэну, в глазах ее он все равно видел грусть. Это настораживало его, и он только еще счастливее улыбался ей, стараясь приободрить.

— Что с тобой, Джесси? — Спросил мужчина, кружа ее в вальсе.

— Ничего особенного, — заверила она его. — Я устала. Сейчас ведь уже третий час ночи, а мы начали в семь вечера.

— Хочешь, я отвезу тебя домой?

— Нет. Мы не можем уехать и бросить гостей. Это же наш праздник.

— Ты права. Но мне кажется, что тебя гнетет еще что-то.

— Наверно, я эгоистична, но если бы здесь не было Максвелла и Клер, мне было бы намного легче.

— Ты не эгоистична. Это вполне нормальное желание. Я вообще не понимаю, зачем ты пригласила Макса…

— Я его не приглашала! — Ошарашено возразила Джес.

Вальс кончился, и они отошли к распахнутому окну, чтобы подышать свежим ночным воздухом.

— Тогда откуда у него приглашение? — Недоуменно спросил у нее Дэн.

— Я думала, что это ты его пригласил, только не понимала, зачем…

— Звучит банально, но я тоже его не приглашал.

— Все равно это уже не важно, — вздохнув, проговорила Джес. — И с ним мне тоже предстоит нелегкое объяснение.

— Да, — сказал Дэн. — Нужно как можно быстрее покончить с этим, чтобы не чувствовать себя виноватыми перед кем-либо.

— Я думаю, Макс и так все понял, видя нас вместе весь вечер.

— А знаешь… — Начал было Дэн, но не договорил, так как его позвал отец. — Извини, — коротко бросил он на ходу. — Я сейчас вернусь. Дождешься меня?

Женщина кивнула, улыбаясь и глядя ему вслед. Она осталась стоять у окна, чувствуя, как легкий ночной ветерок приятно охлаждает ее разгоряченные плечи. Мысли у нее были полны Дэном, а все остальное отодвинулось куда-то на задний план. И она не хотела, чтобы сознание ее заполняло сейчас что-либо другое. Дэн жил в каждой клетке ее кожи, в каждой частичке души. Все его мысли переполняли ее сознание; удары его сердца, на каком бы расстоянии от нее он ни находился, передавались ее сердцу. Это было прекрасно — дышать с ним одним воздухом, с трепетом и замиранием сердца внимать всему, что он скажет, и заранее знать, что понимаешь каждое его слово.

— Да, это прекрасно! — С восхищением шепотом проговорила молодая женщина.

— Полностью с вами согласен, мисс Бичем, — раздался рядом спокойный мужской голос.

Она вздрогнула от неожиданности и, подняв глаза, увидела Дерека Стефенса. Он стоял рядом с бокалом виски в руке и смотрел на нее сверху вниз. На губах его застыла улыбка, от которой ей стало не по себе. Джес посмотрела по сторонам в надежде, что Дэн спасет ее от общества этого человека, но его нигде не было видно. А это означало, что ей волей-неволей придется поддерживать разговор с Дереком, пока не придет Дэн. Надо сказать, что с самого дня рождения Дэна Дерек ей не понравился. На ее взгляд, было в нем что-то пугающее, отталкивающее, что-то, что заставляло ее держаться от него подальше.

— Простите… — Растерянно проговорила Джес.

— За что? По-моему, это я должен просить у вас прощения за то, что так бесцеремонно вторгся в ваши мысли.

— Да, я действительно задумалась.

— И о чем же может думать такая красивая женщина в полном одиночестве? — Поинтересовался мужчина, отпивая виски.

— О многом, — неопределенно ответила Джессика, инстинктивно почувствовав в его голосе насмешку, и потому не желая говорить с ним ни о чем конкретном. — А вам какое до этого дело? Хотите закадрить меня, как одну из ваших многочисленных подружек, мистер Стефенс? Не думаю, что у вас это получится. Вы только зря потратите время.

— И не надеюсь! — Театрально вздохнул он. — Ведь ваше сердце уже занято, Джес… Не так ли?

— Джес называют меня только друзья, — не без раздражения произнесла женщина. — Не припомню, чтобы вы числились в списке моих друзей, мистер Стефенс.

— И еще одна надежда потеряна!.. Но вы можете называть меня просто — Дерек… мисс Бичем, — добавил он после паузы. — Вы хотя бы позволите поблагодарить вас за этот прекрасный вечер? Я знаю, что вы неплохо потрудились над тем, чтобы мы все сейчас развлекались.

— Спасибо, мистер Стефенс… — Начала Джес.

— Дерек! — Небрежно и раздраженно оборвал ее мужчина. — Я же просил вас называть меня Дереком.

— Спасибо… Дерек, но в этом не только моя заслуга. Отлично работали все сотрудники "Афродиты", мой отец, мистер Уайтхорн и Дэн… — Она вдруг осеклась, ибо вовсе не хотела обсуждать с Дереком какие бы то ни было заслуги Дэна. Но мысли ее невольно вращались вокруг него, особенно, если его не было рядом, и она ничего не могла с собой поделать.

— Надо отметить, что для Дэна это удивительно, — как бы невзначай Дерек ухватился за тему Дэна. — Он так рьяно взялся за работу в компании, что мы все только руками разводили. И откуда это у него такая прыть?

— К вашему сведению… Дерек, — Джес вновь невольно сделала паузу, прежде чем назвать его по имени, как он просил, — Дэн всегда и везде работает с большим усердием. И неважно, где — в компании или за штурвалом самолета.

— Надо же, как вы его защищаете! — Усмехнулся Стефенс, сделав глоток виски. — Любой мужчина позавидовал бы моему троюродному братцу. Похоже, что он так сумел запудрить вам мозги, что вы слепо верите каждому его слову. А на самом деле, — Дерек на мгновение прищурился, изучая ее лицо, на котором любой легко мог прочитать злобу и ненависть, — Дэн совсем не тот, за кого себя выдает.

— Послушайте, Дерек! — Не выдержала Джес. — Какое вы имеете право делать какие-то оскорбительные намеки относительно Дэна?! Он замечательный человек, и я люблю его, как не любила ни одного мужчину в жизни. А вы, похоже, понятия не имеете о том, что значит любить!

— И кто же из нас оскорбляет? — Строго спросил Дерек. Саркастическая улыбка слетела с его губ, а в глазах появилось какое-то опасное выражение, от которого Джессике еще больше захотелось, чтобы рядом оказался Дэн и защитил бы ее от ядовитых нападок своего брата. — Ну, да ладно, мисс Бичем, — продолжал он, — я не в обиде на вас за ваши опрометчивые слова. Вы не знаете, что говорите, ведь любовь ослепляет… Вернее, страсть, ибо то, что вы сейчас испытываете к моему братцу, — всего лишь страсть, не более. Потом, когда вы прозреете, вы поймете, что я был прав. Поверьте мне, я знаю, что говорю. На моих глазах распался брак Дэна — по его вине. Это не только мое мнение, спросите у любого из членов нашей семьи.

Заметив, что злость в глазах женщины сменилась удивлением, которое она напрасно старалась скрыть, Дерек сделал невинно удивленное выражение лица и спросил:

— А разве Дэн не говорил вам, что был женат?.. — И выждав паузу, чтобы получить еще более яркий эффект, он сказал: — Какая оплошность с его стороны… Но так уж повелось, что Дэн не любит рассказывать о разбитых им женских сердцах.

— Прошлое Дэна — это только его прошлое, — наконец, с трудом проговорила Джессика. — Он сам расскажет мне, когда захочет.

— Воля ваша, — пожал плечами Дерек. — Я вас предупредил.

— Меня не надо ни о чем предупреждать, — не очень уверенно произнесла Джес. — Я прекрасно знаю, что делаю.

— Что ж, дерзайте!.. Вам пойдет на пользу опыт в таких делах. А я прошу меня извинить… Дела, знаете ли…

— Всего хорошего! — Холодно отозвалась она, чувствуя, как по спине ее побежали мурашки от слишком свежего ветерка, подувшего из распахнутого окна.

А Дерек спокойно вернулся за свой столик. Его дело было сделано: удочка была закинута, и рыбка проглотила наживку. Теперь была очередь Клер выходить на сцену.

Дэн спешил в зал, когда в коридоре столкнулся с Клер. Он только что разговаривал с отцом и остался вполне доволен разговором. Джефф не настаивал на его работе в компании, как это бывало раньше, напротив он весьма отчетливо заявил сыну, что тот волен жить, как хочет. Дэн был так счастлив, что от всей души ответил отцу, что будет стараться совмещать карьеру летчика и помогать отцу, насколько это возможно. Любовь к Джессике так воодушевила его, что он чувствовал себя хозяином собственной судьбы и готов был дарить счастье и радость всем, кто хотел их принимать. А потому разговор с отцом получился очень душевным и легким. Они не разговаривали так очень давно. Конечно, между ними были еще недомолвки и разногласия, связанные со смертью матери Дэна, но придет время, и они поговорят и об этом. А пока Дэн буквально летел к своей возлюбленной. Он и так провел с отцом больше времени, чем рассчитывал, а теперь, столкнувшись с Клер в коридоре, невольно поморщился, выдав тем самым свое нетерпение и нежелание разговаривать с ней. Уайтхорн прекрасно понимал, что она нарочно ждала его здесь и что так просто ему будет от нее не отделаться. Но у него было отличное настроение, любовь горела в его сердце, и ничто и никто не могли нарушить то блаженное состояние, которым была охвачена его душа. Не собирался он позволять этого и Клер, надеясь обратить в шутку все, что бы они ни сказала.

— Добрый вечер, Дэн! — Улыбнувшись, поздоровалась с ним мисс Хьюстон. — Вернее будет сказать, доброй ночи. Ведь уже три часа.

— Здравствуй, Клер! — Вежливо отозвался он. К его удивлению, Клер вела себя сегодня безупречно — насколько это возможно в ее собственном понятии о приличиях. Праздник близился к своему завершению, и Дэн расслабился, решив, что больше сегодня уже нечего ждать от его бывшей любовницы. — Ты права, уже очень поздно.

— А может быть, и рано… Это как посмотреть. Хочу поздравить тебя — замечательный получился праздник.

— Спасибо. Но без всякого хвастовства хочу тебе сказать, что в нашей компании, как и в нашей семье все торжества получаются великолепно.

— Не могу не согласиться с тобой, — спокойно проговорила женщина, на этот раз без вызова глядя в восхитительные голубые глаза, которые всегда пробуждали в ней страстное желание. — Ну, а как у тебя дела?

— Прекрасно! Я очень счастлив, взял отпуск у мистера О'Нилла, чтобы помочь отцу с подготовкой праздника. Но, можно сказать, что завтра мне уже на работу. А как ты?

— Не то, чтобы я была очень счастлива, — с расстановкой проговорила Клер, — но жизнь продолжается… Я по-прежнему работаю, встречаюсь с Дереком. Вот только мне очень не хватает Роберта…

— Вы поссорились? — Заинтересованно спросил Дэн. Это было так не похоже на Клер. Она дружила с Бобом со времен учебы в колледже. Оба дополняли друг друга, как звезды и луна дополняют небо. Роберт всегда опекал ее, оберегал от безрассудных поступков, а тут вдруг такое безразличие и хладнокровие с его стороны.

— Это нельзя назвать ссорой, но и на дружбу не похоже. Просто в наших отношениях исчезло что-то важное.

— Не волнуйся и не переживай. Все наладится.

Ему было так хорошо, что хотелось верить, что и у окружавших его людей все так же прекрасно. И пусть Клер доставила ему много хлопот, она женщина, такая же, как сотни других в этом городе; ничто человеческое ей не чуждо. Вот Дэну и захотелось ее приободрить.

— Не думаю, — ответила она. Улыбка слетела с ее лица, губы задрожали, сдерживая набежавшие слезы, — ведь этим важным был ты…

— О, нет, Клер! — Вырвалось у него. — Только, пожалуйста, не начинай все с начала…

— Нет, правда! — Упрямо возразила она, пропустив мимо ушей его открытую мольбу. — Ты никогда не думал о том, что все мы втроем — ты, я и Боб — составляли некий тандем? Это было такое славное единение, и каждый из нас был по-своему счастлив. Не правда ли?

— Может быть, и так, Клер, — ответил Дэн. — Но иногда наступает время, когда человек должен что-то менять в своей жизни. И потом, не забывай, что ты дружишь с Робертом чуть ли не с самого детства, а я — немногим более восьми лет. Не стоит разрушать такие отношения.

— А ты разрушил.

— Я сейчас не о себе говорю, — проговорил мужчина, чувствуя, как в нем с каждой секундой этой ненужной и опасной беседы растет раздражение.

— Зато я все время говорю и думаю о тебе! — Настаивала на своем Клер. — Смейся, если хочешь, но я все еще люблю тебя и хочу, чтобы ты вернулся ко мне.

— А я тебя не люблю! — Рассерженно возразил Дэн. Пора было поставить точку. У Клер была потрясающая способность в любой ситуации доводить его до бешенства. Вот и сейчас у него возникло коварное желание грубо оборвать ее душеизлияния и побыстрее избавиться от ее надоедливого присутствия.

— Ты любишь Джессику, да? А меня ты хоть когда-нибудь любил? Я была тебе хоть немного дорога? Ответь мне положа руку на сердце значила ли я для тебя так же много, как сейчас значит она?

— Клер, пожалуйста, перестань! У нас ведь было столько прекрасного! Давай не будем разрушать нашу дружбу банальным выяснением отношений. Пусть лучше в памяти сохранятся чудесные воспоминания, чем ощущать горечь в сердце от пустых ссор.

— Вот как ты заговорил! — С усмешкой проговорила Клер. — Что же такого ты нашел в моей наивной подружке, что готов послать меня куда подальше при любой встрече?

— Я не должен отчитываться перед тобой за каждый шаг в своей жизни.

— Да ты никогда ни перед кем и не отчитывался… Даже перед своей женой! Бедняжка Долорес, наверное, до сих пор проклинает тот день, когда познакомилась с тобой.

Злобные нападки Клер окончательно вывели Дэна из себя, и он заорал на нее, яростно потрясая кулаком у нее под носом:

— Еще одно слово о моей жене или о Джессике, и я без церемоний вышвырну тебя отсюда! Ты не имеешь никаких прав упрекать меня в чем-либо! Я всегда был честен с тобой! Мы разошлись по-хорошему, и только после этого я начал встречаться с Джес! А что касается твоей якобы любви ко мне… — Он запнулся на мгновение, чтобы перевести дух. — По-моему, ты всегда мечтала только об одном — выйти за меня замуж и получить богатое наследство. О настоящей любви ты и понятия не имеешь!

Звонкий, бичующий звук пощечины, казалось, разбудил тишину, царившую в коридоре. Клер со всего размаху ударила Дэна, так что на его щеке моментально проступил красный след. Голубые глаза встретились с карими, и в них Клер увидела столько ненависти и презрения, что для нее одной их, пожалуй, было слишком много. Несколько тягостных секунд они молчали, потом Дэн уже спокойно проговорил:

— Прости меня, Клер. Между нами все кончено. Рано или поздно это должно было случиться. И если бы не было Джес, то появилась бы другая женщина, — и поскольку женщина по-прежнему оскорблено молчала, он коротко бросил: — Прощай! — И быстрыми шагами вошел в зал.

А Клер прислонилась спиной к прохладной стене и заплакала. И неважно, что глаза потом будут красными, что макияж растечется, что издевки Дерека заставят ее беситься от гнева, когда она ему все расскажет. Макияж можно подправить, а Дерека она поставит на место. И Дэн вернется. Обязательно. Надо только дать ему время. Никуда он от нее не денется.

Глава V

Лос-Анджелес

Торжества закончились, начались рабочие будни. Джессика вернулась в свой кабинет и вновь принялась за работу. Дэну пришлось отправиться в полет, так как его недельный отпуск исчерпал себя. Да и Клер пришлось отложить свой план мести на потом: у нее появилась весьма прибыльная работа. Один только Максвелл мог спокойно отдыхать, но так казалось лишь внешне. Не так он был настроен, чтобы позволять себе расслабиться. Даже ночью мозг его лихорадочно работал, размышляя над ситуацией, в которую он попал. Вечер, проведенный в "Парадизе", привел его к нелегкому выводу: Дэн и Джес влюблены друг в друга, и, кажется, один он не видел этого. Самое противное здесь то, что неизвестно, сколько времени они вот так водили его за нос и сколько еще намерены водить. Ему было больно, обидно и тошно оттого, что лучший друг, каким он считал Дэна, не счел нужным поставить его в известность, что влюблен в его девушку, если она еще таковой остается. Ему отчаянно хотелось поговорить с Дэном, и в то же время Макс боялся этого разговора. Возможно, где-то в подсознании он еще хотел сохранить ту иллюзию дружбы, которая между ними осталась. Вот только глухая обида, засевшая в сердце, не давала ему покоя, изводя по ночам и в часы одиночества днем. Она нашептывала ему воспоминания, которые Макс и не думал, что помнит, приводила в качестве доказательств такие веские аргументы, что, в конце концов, он сдался на милость победителя и отправился на разговор. Но не с Дэном, ибо его не было в городе, а с Джессикой. Он надеялся, что пока Дэна нет в городе, она скажет ему всю правду, какой бы жестокой она ни была, и не будет прятаться за ширмой множества не сделанных дел.

Колфилд поставил машину на стоянке возле "Афродиты" и чуть ли не бегом бросился к лифту. А через пару секунд уже входил в приемную Джессики.

— Добрый день, мистер Колфилд! — Приветствовала его Эдера.

— Здравствуйте! — Бодро отозвался он, чувствуя, однако, как кончики пальцев покрылись холодным потом от волнения. — Мисс Бичем у себя?

— Да, конечно. Я сейчас сообщу, что вы пришли. Подождите минутку…

Он терпеливо опустился на один из стульев, с тоской подумав, что когда-то мог входить в кабинет Джессики, не обращая внимания на все эти формальности. Теперь этой привилегией наверняка пользуется Дэн. Появилась секретарша, и, подавив в себе голос ревности, мужчина отправился в кабинет Джессики.

Молодая женщина сидела за письменным столом и что-то сосредоточенно писала. Она даже не подняла голову, когда Максвелл вошел. И невольно его сознание, ослепленное обидой и ревностью, добавило и этот момент к списку прегрешений Джессики.

— Подожди минутку, — попросила она его, не отрываясь от своего занятия. — Садись, пожалуйста…

Колфилд покорно сел в кресло напротив и закинул ногу на ногу. Джессика по-прежнему писала, а он молчал, даже не поздоровавшись с ней. К чему все эти любезности, когда на душе у него кошки скребут? И к чему ходить вокруг да около и напрасно тянуть время, если неизбежное объяснение все равно состоится? Похоже, что их отношения исчерпали себя… Как бы горько от этого ни было, он должен это признать. И он признает, черт возьми, но почему Джес не сказала ему сразу, что разлюбила? Почему начала тайком встречаться с его другом и напарником и при этом пригласила его на этот дурацкий прием? Хотела объясниться там? Тогда зачем было демонстративно проводить весь вечер в обществе Дэна? Макс же выглядел полным идиотом в глазах всех гостей, а в первую очередь — самого Дэна…

И пока все эти мысли опасно кружились в его голове, он пристально смотрел на склоненное лицо Джессики. Нежное, золотистое от легкого загара, приобретенного под жарким калифорнийским солнцем, с правильными чертами, в ореоле великолепных волос, оно невольно приковывало взгляд. Максу даже показалось, что он отлично понимает Дэна. Такую женщину, как Джес, невозможно пропустить мимо сердца и души. Но ведь можно было бы избежать этой боли, душераздирающих объяснений и отчаяния, железной хваткой вцепившегося в горло. Или нет?..

Наконец, под его пронзительным взглядом мисс Бичем подняла голову и, всмотревшись в горящие серо-зеленые глаза, нахмурилась, точно инстинктивно угадала, зачем он пришел. На мгновение сердце ее испуганно екнуло, так что пальцы сжали ручку, а потом тут же отбросили. Ручка покатилась по столу, натолкнулась на препятствие и остановилась. Странно, но в этой напряженной тишине они оба неотрывно следили за ручкой, будто от нее зависела их судьба. Оба знали, о чем пойдет разговор, но не знали, с чего начать его. Они чувствовали, что от этого разговора зависят их отношения в дальнейшем, но медлили, усугубляя напряжение.

— Отличное получилось торжество, — сказал, в конце концов, мужчина, стараясь начать разговор как можно более непринужденно. Он не хотел сразу набрасываться на Джессику — надеялся послушать, что она скажет. — Вы здорово потрудились…

— Да… — Неуверенно подтвердила Джессика. — Спасибо. Надеюсь, ты замечательно провел время…

— Не очень, — немного резковато ответил Макс. Он не любил церемонно вежливо врать. Это была привилегия представителей высшего общества, и он не собирался изменять свои привычки, даже если с недавних пор стал в какой-то мере частью этого общества.

— Почему? — Тоже отрывисто спросила его собеседница, хотя прекрасно знала ответ.

— Потому что рядом не было тебя. Потому что ты весь вечер не отходила от Дэна и не обращала не меня никакого внимания. И знаешь, я заметил, что все гости вели себя с вами так, точно вы — жених и невеста, а ваша свадьба — дело решенное. Отличная сплетня для местных газет. Репортеры будут смаковать ее недели две… А вообще, великолепное получилось сборище: самый богатый человек штата демонстрирует могущество своей семьи, его компаньон подстать ему и их дети, готовые пожениться в любую минуту, хоть на празднике. Вот только среди гостей я не заметил мирового судью и священника. Была бы полная картина! Вы не забыли даже про бывшую подружку наследника империи и рогоносца — приятеля его невесты. Какого черта, Джес?! Зачем ты пригласила меня? Что, было слишком скучно?

— Максвелл, ты все не так понял… — Начала было она, растерявшись после его резкой отповеди.

— Я отлично все понял, дорогая! Яснее объяснить было бы просто невозможно… И как долго вы с Дэном собирались водить меня за нос?

— Я хотела тебе все рассказать, но у меня не было времени… Свалилось столько работы…

— Да брось ты эти отговорки! — Выпалил он, вскакивая с кресла. — Могла бы придумать что-нибудь более оригинальное! Ведь чтобы встречаться с Дэном, у тебя, наверно, была куча времени!

— Макс, пожалуйста, выслушай меня! — Взмолилась женщина. Ей вдруг стало страшно находиться рядом с Максвеллом. Он, точно безумный, метался по кабинету, и казалось, вот-вот разнесет все вокруг.

— А что мне выслушивать?! Что ты любишь его? Что ты не хотела причинять мне боль? Но ты ее причинила, Джес! В самое сердце! Меткий выстрел! Поздравляю! — И он театрально зааплодировал.

— Зачем тогда ты пришел? — Закричала на него Джессика. Его демонстративные аплодисменты били по напряженным нервам. Конечно, она была виновата перед ним, и его упреки были вполне справедливы. Вот только Максвелл забыл, что она, как и всякий обвиняемый, имеет право на защиту и оправдание. — Если мое мнение тебя совсем не интересует, что ты здесь делаешь? — С дрожью в голосе спросила она.

Джес волновалась — это было заметно, но Максу было безразлично ее волнение, впрочем, как и ее слезы, если бы она вдруг решила разжалобить его слезами и мольбами. Он молча смотрел, как она бессильно уронила голову на руки и закусила нижнюю губу, видимо, чтобы сдержать слезы. Взгляд его был таким тяжелым, что если бы силой взгляда можно было убить, она была бы мертва с самой первой минуты его визита. Максвелл в эти минуты был, наверное, самым эгоистичным человеком в мире, ибо он чувствовал только свою боль, помнил только свои обиды. И даже его оскорбленная любовь к Джессике здесь была сейчас не в счет; важным было, скорее, его уязвленное мужское самолюбие, униженная гордость и достоинство.

Минуты молчания длились бесконечно. Казалось, говорить им больше не о чем. Можно было бы на этом и расстаться, и Максвелл уже подумывал об этом, когда Джессика заговорила. Ее голос был таким тихим, что буря, бушевавшая в душе мужчины, начала понемногу утихать. Он вслушивался в ее речь, журчавшую, точно лесной ручеек, и сам начинал чувствовать себя виноватым. Только не знал, в чем.

— Я знаю, что ты злишься на меня и имеешь на это полное право. Ты упрекаешь меня в обмане, и я заслужила это. Я безоговорочно принимаю все твои обвинения и склоняю перед тобой голову. Но не в покорном молчании, а лишь для того, чтобы выждать время и объясниться. Да, я люблю Дэна, а он любит меня. Так получилось; так распорядилась судьба. Никогда не думала, что буду так говорить, но, как видишь, говорю. Ты скажешь, что я виновата — влюбилась в твоего друга, что Дэн виноват — отбил меня у тебя, и все это будет справедливо в твоих глазах. Но попробуй посмотреть на сложившуюся ситуацию по-другому. Представь, что ты встретил девушку — совершенно случайно, неважно, где — и понял, что мир изменился до неузнаваемости, что тебе жизненно необходимо дышать с ней одним воздухом, постоянно слышать биение ее сердца. Вся беда заключается в том, что ты встречаешься со мной и что я тебе еще дорога. Как быть? Как остаться счастливым и не причинить боль мне? Нужно определенное количество времени, чтобы разрешить эту загадку сфинкса.

— И пока ты билась над этой проблемой, ты продолжала встречаться с Дэном за моей спиной, — саркастически заметил Колфилд. — Теперь понятно, почему он внезапно взял отпуск, тогда как раньше мистер О'Нилл чуть ли не силой заставлял его отдыхать положенных 40 дней.

— Дэн помогал отцу в подготовке праздника! — Возразила Джессика, чувствуя, как кровь прилила к лицу, выдавая, что она лжет.

— Ну, конечно! Расскажи это кому-нибудь другому, кто не слышал от Дэна сотни раз, что ему не нравится работать в компании, — он ехидно усмехнулся и сунул руки в карманы брюк. Ладони его были сжаты в кулаки. — Так что, Джес, расскажешь мне, как давно меня зачислили в общество рогоносцев? Или об этом мне лучше спросить у Дэна?

Если бы кто-нибудь слышал его в эти минуты, то ужаснулся бы — таким страшным был голос Максвелла. Серо-зеленые глаза яростно сверкали, но за всем этим злобным поведением Джессика к своему удивлению, уловила нотки отчаяния и боли. Ей даже почудилось, что он вот-вот заплачет от обиды и огорчения. Поэтому-то на лице ее невольно и отразилось выражение жалости — то, что Максвелл меньше всего хотел бы видеть. Но он заметил это и яростно ударил кулаком по ее столу, так что Джес испуганно вздрогнула.

— Черт возьми, Джес! — Заорал он. — Не надо меня жалеть! Я не маленький мальчик и могу понять, что между нами все кончено, но почему именно Дэн?! Почему именно он?

Она подняла на него изумительные дымчато-серые глаза, полные слез, и еле слышно проговорила:

— Я не знаю, Макс… Прости, но я не знаю. Это сильнее меня. Я пыталась бороться, но не смогла…

Возникла гнетущая пауза, во время которой Джессика внимательно следила за Максвеллом. Он отошел от ее стола, нервно прошелся по кабинету, запустил пальцы в светлые волосы и провел ими по голове, пытаясь успокоиться. Ему было больно; она это знала, потому что ей тоже было больно. Но ведь объяснение было неизбежно, не так ли?..

— И как же мне теперь жить? — С отчаянием в голосе спросил Колфилд. — Ведь я еще люблю тебя, а любовь не может вот так запросто закончиться по приказу.

— Постарайся забыть меня, — умоляюще проговорила женщина. — Я понимаю, тебе больно, и боль эта еще долго не пройдет. Но время лечит. Возьми отпуск, съезди куда-нибудь, отдохни. Когда ты вернешься, возможно, мир станет немного другим…

— Ты, правда, так думаешь? — Спросил вдруг Максвелл, и ей показалось, что наметилась хоть какая-то брешь в этом беспросветном тупике напряжения, боли и обиды. Она облегченно, почти обрадовано кивнула, а он обрушил на нее новый град упреков: — Ты хоть думаешь, что ты говоришь?! Уехать мне?! Куда? Подальше от тебя и Дэна, чтобы вы не чувствовали себя виноватыми? Признать свое поражение, да? Не выйдет, дорогая. Теперь никакая сила не заставит меня покинуть Лос-Анджелес, хотя бы на полчаса. Даже моя работа! И с работы я не уволюсь, чтобы Дэну не дай бог не подумалось, что он вышел победителем из этой битвы. Я останусь здесь и буду поблизости, чтобы отравить ваше счастье. Я это говорю открыто! Слышишь? На чужом несчастье вы счастья не построите!

Максвелл сделал несколько шагов к двери, взялся за ручку, но неожиданно обернулся и смерил ее взглядом, полным чем-то, очень похожим на ненависть.

— Ты была единственной женщиной, на которой я хотел жениться. Но ты разрушила мои иллюзии, причинила невыносимую боль. Это не может оставаться безнаказанным. Когда-нибудь Дэн причинит боль тебе. Вы не сможете быть счастливы всю жизнь… Вы никогда не станете мужем и женой! Прощай!..

Он ушел, хлопнув дверью, и хотя в офисе стояла тишина, Джес каким-то внутренним слухом слышала звук его удаляющихся шагов и удары его охваченного болью сердца. Сознание ее было оглушёно пустым, но по щекам тихонько катились слезы.

Время шло, и, казалось бы, все душевные раны должны были зарасти, но было все как раз наоборот. Чем больше отсутствовал Дэн, тем больше сомнения мучили Джессику. Конечно, он звонил ей каждый вечер, но его телефонные звонки не могли ее защитить от безотчетного страха и горького осадка, который оставили в ее душе слова Дерека и прощание с Максвеллом. Неделя казалась ей бесконечной, лишь тоска росла с каждым днем, да боязнь того, что она не сможет дать Дэну той полноты счастья, о котором он всегда мечтал, не сможет накрепко привязать его беспокойную душу к своей душе, что у нее не хватит сил заставить его поверить в ее искреннюю любовь. Она со страхом ждала, когда Клер нанесет ей визит вежливости. Ей было трудно работать в условиях такого нервного напряжения, но и сидеть дома, страдая от безделья, она тоже не могла. Так и жила Джессика от одного звонка Дэна до другого и каждый раз спрашивала: "Когда же ты вернешься? Ведь ты мне очень нужен!", и каждый раз слышала один и тот же ответ: "Очень скоро, любимая. И поверь, мне тоже невыносима наша разлука, но я вынужден выполнять свой долг".

И вот, когда срок нестерпимого одиночества был уже на исходе, Джессика не выдержала и поехала встречать Дэна. Роберт обещал ей, что встретит ее в аэропорту, и она, никому ничего не сказав, отправилась туда. День был ясный, солнечный, и сердце у нее пело от счастья, готовое вот-вот вырваться из груди и взмыть ввысь — навстречу самолету Дэна. Она знала, что Дэн уже рядом, ведь остался всего час до того, как приземлится его самолет. В мыслях и в душе у нее было только одно желание — поскорее очутиться в его крепких надежных объятиях и забыть обо всех своих страхах, ощутив незабываемый вкус его губ. Она без конца поглядывала на часы, будто боялась опоздать, хотя времени было еще достаточно.

Автомобиль въехал на стоянку возле аэропорта и, второпях закрыв его, молодая женщина чуть ли не бегом бросилась в здание. Ее встретил Роберт Монтгомери и провел в свой кабинет.

— Он еще не прилетел? — Спросила она, едва переступив порог.

— Нет, Джес. Дэн всегда прилетает минута в минуту. Самолет приземлится через полчаса. Диспетчер даст нам знать. Может, пока кофе?

— Да… — Согласилась было Джессика, но тут же остановила его: — Нет!.. Не знаю… Я так волнуюсь, что совершенно ничего не воспринимаю.

— Ты сейчас похожа на невесту перед свадьбой, — смеясь, сказал Роберт.

Он спокойно сел за свой рабочий стол и посмотрел на Джессику. Она раскраснелась, пальцы ее отчаянно вцепились в сумочку, так что косточки побелели от напряжения. Заметив на себе его взгляд, она вопросительно посмотрела на него.

— В чем дело? Почему ты на меня так смотришь? Со мной что-нибудь не так?

— Да нет, — заверил Боб, — дело не в тебе. Просто мне сейчас пришло в голову, что ты первая женщина, которая встречает Дэна после полета. Он будет приятно удивлен.

— Надеюсь, — отозвалась она. — А что, неужели ни жена Дэна, ни Клер никогда не встречали его?

— Даже не приходили сюда…

— Может, мне тогда не стоит ждать его здесь?

— Ну, что ты! Ты исключение из всех правил.

Зазвонил телефон внутренней связи, Роберт снял трубку.

— Слушаю!.. Да, хорошо… Понял. Конечно, возьму… Ладно, сейчас приду.

Положив трубку на рычаг, он произнес:

— Ты подождешь меня здесь? Меня вызывает мистер О'Нилл.

— Конечно. При условии, если ты успеешь вернуться до того, как приземлится самолет Дэна.

— Не переживай! Даже если я задержусь, то дам тебе знать.

Он ушел, и Джес осталась одна. Впрочем, так было даже лучше, ведь она могла спокойно предаваться мечтам о Дэне. Едва она подумала, что он рядом, что скоро она увидит бездонные голубые глаза, в сердце разлился жар, и кровь прилила к щекам. Джес хотелось, чтобы такие чувства не исчезли у нее в течение всей оставшейся жизни, ибо только Дэн был способен вызвать их.

"Дэн, пожалуйста, прилетай поскорее! — Мысленно просила она его, надеясь, что он услышит ее отчаянную мольбу. — Ты очень мне нужен. Ведь еще немного, и я сойду с ума от одиночества и страха. Я так люблю тебя…"

Стук в дверь вывел ее из мечтаний, и она посмотрела на дверь, думая о том, что, наверное, это кто-нибудь из сослуживцев Боба. Но ее ожидания не оправдались. Дверь открылась, и она увидела Клер.

— Роберт, ты здесь? — Спросила женщина, не входя в кабинет. — Джес?! Что ты здесь делаешь?!

Она полностью вошла в кабинет и встала перед Джессикой в полный рост. Взгляд ее тут же похолодел, улыбка слетела с губ.

— Я пришла к Бобу… — Растерявшись, произнесла Джес. Глаза ее нервно забегали.

— К Бобу, говоришь?! — Саркастически проговорила Клер. — Ну, ну! Нашла, кому лгать!.. Насколько я знаю, скоро должен прилететь Дэн. Уж мне-то по старой дружбе можешь сказать правду.

— Ты права, прости… Я только совсем не ожидала увидеть тебя здесь… А Роберт вышел. Его вызвал мистер О'Нилл. Если хочешь, можешь подождать его вместе со мной.

— Кого, его — Дэна или Боба?

На этот раз Джессика промолчала. Она была слишком напугана неожиданным появлением Клер в кабинете Роберта. Да, да, именно напугана, потому что чувство, которое она испытывала в те мгновения, когда Клер неторопливо прошла мимо нее и уселась на один из стульев, стоявших возле стенки, называлось именно страхом. Текли минуты тягостного молчания. Джес не смотрела на мисс Хьюстон, только мысленно считала секунды, казавшиеся часами, и почти молилась, чтобы кто-нибудь, а лучше всего — Боб, избавил ее от этого молчаливого упрекающего все ее существо присутствия Клер. Но время шло. Джес в который раз нетерпеливо посмотрела на наручные часы. Была половина двенадцатого утра. Дэн должен прилететь в одиннадцать сорок пять! Клер, наверное, потому и явилась сюда, чтобы попытаться вернуть его. Могла ли она знать о том, что Джес будет встречать его?

Эти мысли беспорядочно кружились в голове мисс Бичем, и она, наконец, заставила себя посмотреть на Клер. Женщина молча сидела и делала вид, что разглядывает стенды, висевшие на стенах кабинета. Почувствовав на себе взгляд подруги, она тоже посмотрела на нее. Во взгляде ее было столько злобы и гнева, что Джес невольно съежилась. Ей стало не по себе, так что захотелось сбежать куда-нибудь — неважно, куда, хоть в кабинет мистера О'Нилла, хоть на взлетно-посадочную полосу — лишь бы не видеть этих холодных глаз брошенной женщины.

— Клер… — В конце концов, начала Джессика. — Я думаю, что нам с тобой надо поговорить.

— О чем? — Невозмутимо спросила Клер, словно действительно не знала, о чем пойдет речь.

— О том, что произошло в нашей жизни.

— В моей жизни много чего произошло, — был ответ. — Так, о чем именно?

— О Дэне…

— Весьма подходящая тема для разговора, — ядовито заметила женщина, — особенно сейчас. Что ты хочешь обсудить? Его работу, его жизнь или, может быть, насколько он хороший любовник?

Джессика смутилась, точно школьница, впервые в жизни заговорившая об интимных отношениях между мужчиной и женщиной, но тут же собралась с мыслями и продолжила:

— Клер, послушай, я понимаю, что виновата больше всех в случившемся, но поверь, я сопротивлялась, как могла, и все же это чувство оказалось сильнее меня. Я знаю, что тебе все еще больно, и потому прошу у тебя прощения, хотя, наверное, этим не излечить твою боль.

— А с чего ты взяла, что мне больно? — Спросила Клер, пристально глядя в глаза Джессики. — С чего ты взяла, что я хочу обсуждать с тобой свои чувства и ощущения? И вообще, с какой радости ты считаешь, что я все еще хочу иметь с тобой что-либо общее?..

— И все же я думаю, что нам нужно поговорить, — настойчиво произнесла Джессика.

Она чувствовала, что Клер больно, ибо в ее голосе ясно слышались сарказм, отчаяние и ненависть. Хотя, наверное, было бы лучше, если бы Клер накричала на нее, обвинила бы во всех смертных грехах. Возможно, потом они сумели бы найти общий язык, но сейчас мисс Хьюстон намеренно или нет воздвигла между ними стену, которую вовсе не хотела преодолевать. Она спряталась за ней и в одиночку переживала свою боль. А Джес не желала этого никому, тем более Клер, своей лучшей подруге, которую очень любила.

— О том, как ты любишь Дэна и как он любит тебя? Что ж, валяй! Я слушаю.

Возникла пауза. Джес испуганно замолчала, так как внезапно поняла, что ей действительно не о чем говорить с Клер. Впервые в жизни. Ведь раньше мужчины приходили и уходили, а дружба между ними была прочной, как сталь, нерушимой, как дом, построенный на века. Теперь все изменилось. Ее угораздило влюбиться в мужчину, которого любила Клер. Он был той стеной между ними, которую можно было разрушить только одним способом, и, увы, не самым легким.

Только сейчас Джессике стал ясен смысл слов Дерека, когда он говорил ей о разнице между любовью и страстью на приеме. А она-то, глупая и наивная девчонка, злилась на него и считала циником, каких свет не видывал. И однако же Дерек оказался прав: страсть ослепляет человека настолько, что он без оглядки причиняет боль другим людям и в свое оправдание лишь беспомощно разводит руками. Сначала Максвелл, теперь вот Клер… Кому еще она разобьет сердце, и Дэн вместе с ней?

— Прости меня, Клер! — Выпалила женщина на одном дыхании, словно боялась, что Клер ее остановит. — Ради Бога, прости меня! — Голос Джес дрогнул, подбородок затрясся; секунда — и слезы уже прорвали кордон напряжения. — Я ведь только сейчас поняла, какую боль тебе причинила и как ты, должно быть, меня ненавидишь! Я не заслуживаю этой любви и не хочу строить счастье на несчастье других… Я… я больше не должна встречаться с Дэном. Это слишком жестоко по отношению к тебе и Максвеллу. Просто не имею на это права! Никакого права!

Мисс Хьюстон вряд ли успела бы что-либо ответить подруге. Она была так поражена столь неожиданным озарением Джессики, что лишь с удивлением смотрела на нее. А Джес пулей вылетела из кабинета и бросилась к выходу, чтобы уехать до того как Дэн ее увидит. Она и не подозревала, что Клер неудержимо расхохоталась, как только осознала, что на самом деле произошло.

"Наконец-то! Наконец-то, я дома и совсем скоро увижу Джесси!" — Пело в сердце Дэна, в то время как он сосредоточенно смотрел на плавно приближавшуюся к шасси взлетно-посадочную полосу. Его самолет заходил на посадку. Молодой летчик, с которым он и Бен Спадс летали в Орегон, напряженно следил за каждым изменением показателей на панели управления. Видно было, что парень напряжен до кончиков ногтей. Но Дэну это было не впервой, и он чуть заметно улыбнулся, прислушиваясь к своим мыслям. Она, наверное, уже считает минуты до того как он сожмет ее в своих объятиях.

"Скоро, дорогая! — Мысленно обратился он к ней. — Мне нужно только сдать документы, забросить вещи домой, а уж тогда я буду у твоих ног. До следующего полета".

Как только самолет остановился, Дэн выключил все приборы, снял шлем и взглянул на стажера. Тот облегченно вздохнул.

— Ну, вот и все! — Сказал Дэн. — Полет окончен; мы дома. Как ты, Алекс?

— Порядок, мистер Уайтхорн, — отозвался молодой человек. — Сначала немного волновался, но обещаю, что скоро привыкну.

— Все через это проходят, — добавил Бен и ободряюще похлопал Алекса по плечу.

Они вышли из самолета, и Дэн очень быстро пошел к зданию аэропорта, даже не заметив, что оставил второго пилота позади. И дело было вовсе не в том, что он торопился к Джессике. Он всегда так ходил. На сердце у него было легко и радостно, оттого что он, наконец-то, вернулся. День сулил ему множество приятных мгновений в обществе Джессики.

Поднявшись на третий этаж, Дэн сделал пару шагов в сторону кабинета мистера О'Нилла, но тут же передумал и прошел дальше к кабинету Роберта Монтгомери. В коридоре никого не было, и невольно шаги его замедлились. Но не прошло и минуты, как дверь за его спиной распахнулась, и раздались чьи-то торопливые шаги.

— Дэн!

Он обернулся и увидел Боба, выходящего из кабинета их начальника. Задумчивость на лице Дэна моментально сменилась улыбкой.

— Роберт! — Воскликнул он, подходя к нему. — Как я рад тебя видеть! А я как раз шел к тебе. Хотел с тобой поздороваться.

Друзья обменялись рукопожатиями, и Монтгомери проговорил:

— Ты, как всегда, пунктуален. Мистер О'Нилл уже ждет тебя.

— Тогда я пойду к нему. Сдам документы и подпишу отчет. Лучше покончить с этим прямо сейчас.

— Только сначала давай пройдем ко мне. У меня для тебя сюрприз.

— Что за сюрприз? — Поинтересовался Уайтхорн.

— Подожди и увидишь. Сюрприз весьма приятный для тебя, — сказал Роберт, пропуская друга в свой кабинет.

У Дэна невольно вырвался возглас удивления, когда он увидел человека, сидевшего в кабинете Боба. Это был поистине ошеломляющий сюрприз.

— Привет! — Улыбаясь, сказала Клер, глядя на застывших в недоумении мужчин. — Добро пожаловать на землю!

— Здравствуй, Клер! — Не хотя проговорил Боб. — Что ты здесь делаешь?

— Жду тебя, если ты еще этого не понял, — как ни в чем не бывало отозвалась она.

— Какое интересное совпадение! — Саркастически вставил Дэн. — Именно в тот день, когда я возвращаюсь в Лос-Анджелес, ты вдруг решила нанести Бобу визит вежливости. С чего бы это, Клер? Помнится, еще недавно ты жаловалась мне на не слишком теплые отношения между вами.

— Ах, перестань, Дэн! — Отмахнулась женщина. — Не воображай себя персоной королевской крови. Не такая уж ты важная особа, чтобы все люди искали встреч с тобой.

— Ну, ну… — Пробормотал летчик, многозначительно глядя на друга.

Роберт явно не знал, как выкрутиться из этой ситуации. Он привел сюда Дэна, чтобы устроить ему встречу с Джессикой, а вместо его любимой женщины здесь оказалась Клер Хьюстон, которую они оба меньше всего ожидали здесь увидеть. Что же произошло в его отсутствие? Куда пропала Джес? С какой целью Клер пришла сюда? Она никогда раньше не приходила сюда ни ради него, ни ради Дэна. А теперь сидит в его кабинете и отпускает шуточки, невинно улыбаясь.

— Извини, Клер, — обратился к ней Монтгомери, — ты не возражаешь, если мы с Дэном оставим тебя на пару минут?

— Вообще-то, Дэн меня оставил уже больше, чем на пару минут, — пожав плечами, произнесла женщина. — А насчет тебя… Надеюсь, что ты быстро исправишься.

Ничего ей не ответив, мужчины вышли в коридор.

— Это и есть твой сюрприз? — Нетерпеливо поинтересовался Дэн. — Я, конечно, понимаю, что ты давний друг Клер и хочешь ей помочь, но пойми, между нами уже ничего не может быть. Все кончено. И как бы она ни старалась, уже ничего нельзя исправить.

— Постой, постой! — Остановил его Боб. — Ты все не так понял. Думаешь, я не знаю, что Клер собственными руками разрушила ваши отношения? Я тебя отлично понимаю, но дело не в этом. Когда я говорил, что у меня для тебя сюрприз, я имел в виду совсем другое. В моем кабинете тебя ждала Джессика. Она позвонила мне с утра и уточнила время твоего прилета. Хотела встретить тебя. Мы поговорили у меня, когда она приехала, но потом буквально за пятнадцать минут до твоего возвращения меня вызвал мистер О'Нилл. Видимо, в это время пришла Клер. Не трудно догадаться, что произошло потом.

Несколько секунд Дэн задумчиво молчал, а потом произнес:

— А Клер держит свое слово…

— О чем это ты?

— Когда мы расставались, а это было на следующий день после моего дня рождения, она сказала, что всегда будет рядом со мной и Джессикой, что будет следить за нами и ждать, когда один из нас оступится.

— Клер просто упряма. Она вцепилась в тебя мертвой хваткой, и если говорит, что отпустила тебя, не верь ей, — заметил Боб.

— Не верю, — произнес Дэн. — Но у нее все равно ничего не получится, потому что я люблю Джессику.

— И тем не менее будь начеку.

— Ладно, — улыбнулся Уайтхорн. — Раз Джес здесь нет, я, пожалуй, пойду к мистеру О'Ниллу. Чем скорее освобожусь, тем быстрее увижу Джес. Я безумно соскучился.

— И ты бросишь меня на произвол судьбы? — Взмолился Роберт. — Один я не справлюсь с Клер.

— Справишься. Только постарайся выяснить, что она наговорила Джессике.

— Уж будь уверен, просто так я ее отсюда не отпущу.

— И пожалуйста, держи ее от меня подальше. У меня нет никакого желания с ней встречаться еще раз.

— Договорились. Я что-нибудь придумаю, — заверил его Монтгомери.

— До встречи! — Бросил Дэн через плечо, направляясь к кабинету своего начальника.

— Счастливо!

И мужчины разошлись в разные стороны.

Вернувшись домой, Джессика надолго заперлась у себя в комнате. Она села в кресло у окна и думала, думала, думала, пока не начала болеть голова так сильно, что, казалось, кто-то разламывает ее клещами изнутри. Неизвестно, сколько времени она просидела вот так, глядя на небо, ведь его синева напоминала ей бездонную голубизну глаз Дэна. В комнате было тихо и спокойно. А за ней бушевал целый мир, но она пока не хотела быть частью этого мира. Ей необходимо было это бесконечное, мучительное одиночество, чтобы принять самое важное решение в жизни. По пятам за мыслями об одиночестве пришли воспоминания о Дэне. Как-то он сказал, что больше всего в этой жизни боится одиночества. И он действительно был одинок; она видела это сама. А потом одиночества не стало, как по мановению волшебной палочки. И мир засиял для них яркими красками.

Джес закрыла глаза, и перед ее мысленным взором замелькал калейдоскоп картин, таких ярких и выразительных, словно они и не были частью прошлого. День рожденья Роберта Монтгомери — день их первой встречи, настойчивые просьбы родителей оставить Максвелла Колфилда и начать встречаться с наследником Джефферсона Уайтхорна, короткие встречи с Дэном в городе, его день рожденья и прием в особняке на Грин-Стрит, поездка в загородный дом, гроза и ночь любви, торжество в "Парадизе" и… Расставание? Неужели все? Конец истории? И Дэн это допустит? Как это ни странно, но то, что она испытывала в эти минуты, было сплошным противоречием. Хотя эти чувства можно было бы назвать и по-другому. Она хотела быть счастливой только с Дэном, а счастье с ним возможно лишь в том случае, если они перешагнут через чувства других. Такого расклада уже не могла допустить она сама. А значит, придется раз и навсегда решить эту головоломку, расставив все по своим местам. Как должно было бы быть изначально. Дэн — с Клер, а она — рядом с Максвеллом. Но боль им уже причинена, и пути назад нет, а вперед идти мешает стена, построенная на их боли…

Элвира тихонько постучала в комнату дочери, но ответа не дождалась. Она знала, что Джессика дома, потому что слышала, как она пришла, из своей спальни. Поначалу миссис Бичем не придала особого значения столь раннему возвращению ее домой, но уже прошло два часа, а Джес до сих пор не давала о себе знать. Чувствуя, как в душе нарастает беспокойство, Элвира постучала еще раз, но уже более настойчиво и громко. Наконец, послышался надломленный голос дочери:

— Кто там?

И женщина каким-то инстинктивным чувством поняла: с Джессикой что-то случилось. Ей плохо, больно, и эти слабость и боль против воли отражаются в ее голосе. А это значит, что она сейчас, как никогда, нуждается в ее поддержке и ласке. Стараясь не выдать, что она знает, как ее дитя страдает, Элвира ответила:

— Это я, дочка. Можно войти?

Джессика смахнула набежавшие слезинки и проговорила, нацепив на лицо маску непринужденности:

— Да, конечно, мама. Входи!

— Не возражаешь, если я немного посижу с тобой? — Спросила она, делая вид, что не замечает покрасневших от слез глаз дочери. — Отец еще не вернулся из офиса, а мне надоело ожидать его в одиночестве.

— Садись, — небрежно сказала Джессика.

Меньше всего ей сейчас хотелось быть в компании с кем-либо, даже со своей матерью, тем более с ней. Ведь Элвира сразу поймет, что с ней что-то не так. И, похоже, что она уже насторожилась и вот-вот начнет задавать наводящие вопросы.

— Ты сегодня решила не работать в офисе? — Осторожно поинтересовалась миссис Бичем.

Она сразу заметила, что Джессика чем-то опечалена. В комнате невольно ощущалось напряжение. Женщина знала, что в данный момент дочери хочется побыть наедине со своим одиночеством, но она так же знала, что сейчас ее любимому ребенку было плохо, и хотела взять хотя бы часть ее боли на себя. Все же как бы она ни старалась спрятать свою боль в самую глубь души, она давала о себе знать дрожащим и хриплым голосом, покрасневшими от слез глазами и взглядом, в котором застыла бесприютная тоска.

— Что-нибудь случилось? — Произнесла Элвира. — Прости, но обычно ты проводишь за работой весь день, а тут уехала, вернулась, заперлась у себя в комнате… На тебя это не похоже.

— Ничего особенного, мама. Все дело в том, что сегодня утром я поняла, что нельзя быть счастливой, причиняя боль.

— Ты имеешь в виду Максвелла?

— И не только его.

— Ах, вот, в чем дело! — Вырвалось у Элвиры.

Теперь она окончательно поняла, что главная беда ее дочери заключается в слишком большом чувстве долга. Джессика, видимо, считает, что встречаясь с Дэном Уайтхорном, она заставляет страдать Максвелла Колфилда и Клер Хьюстон. И, разумеется, всю вину за то, что Дэн бросил эту двуличную девицу, она взвалила на себя. Вдобавок ко всему ее подружка не преминула напеть ей о том, как ей плохо без Дэна, как она любит его. Дочь слишком наивна и не хочет это признать. Такие люди, как Клер Хьюстон, пользуются ее доверчивостью и отравляют ее счастье в любой удобный момент. А Максвелл просто слабак, если не смог удержать такую девушку. Чтобы Джес была счастлива, нужен сильный мужчина, который смог бы подарить ей весь мир. И Дэн Уайтхорн именно такой. Вот только бы у нее хватило сил и слов втолковать это Джессике.

А Джессика совсем и не заметила, как мать замолчала на неопределенное время. Слишком она была поглощена своими мыслями: "Я больше не могу позволить Дэну и себе мучить других людей, — думала она. — Надо как-то покончить с этим. Но как? Я же не смогу приказать ему забыть меня. У меня не хватит смелости. Я слишком люблю его. И я не смогу прожить без его любви. Она нужна мне, как воздух, как вода… Вот если бы вдруг случилось что-нибудь, что заставило бы его уйти от меня. Подстроить измену? С кем? С Максвеллом? Это будет грубо и жестоко. Потом я сама не смогу простить себя за эту подлость. Но как же тогда быть? Как?.."

Мысли ее лихорадочно метались в сознании в поисках выхода из этого тупика. Она настолько отвлеклась, что забыла о присутствии матери в комнате, и вздрогнула, когда та обратилась к ней настойчиво:

— Джес, ты меня слышишь?

— Что? — Очнулась она. — Да, я слушаю. Просто отвлеклась и задумалась. Что ты хотела сказать?

— Я хотела сказать, чтобы ты оставила эти глупые мысли о страданиях других, — немного резковато сказала миссис Бичем. — Они ни к чему не приведут. Все люди во все времена страдали и будут страдать. И тут ничего не поделаешь — так устроен мир. Видимо, когда Господь создавал его, он забыл спросить твоего мнения…

— Мама… — Возмущенно начала Джессика.

-

-

-

-

-

— Мысли ее лихорадочно метались в сознании в поисках выхода из этого тупика. Она настолько отвлеклась, что забыла о присутствии матери в комнате, и вздрогнула, когда та обратилась к ней настойчиво:

— Джес, ты меня слышишь?

— Что? — Очнулась она. — Да, я слушаю. Просто отвлеклась и задумалась. Что ты хотела сказать?

— Я хотела сказать, чтобы ты оставила эти глупые мысли о страданиях других, — немного резковато сказала миссис Бичем. — Они ни к чему не приведут. Все люди во все времена страдали и будут страдать. И тут ничего не поделаешь — так устроен мир. Видимо, когда Господь создавал его, он забыл спросить твоего мнения…

— Мама… — Возмущенно начала Джессика.

Но Элвира не дала ей договорить.

— Послушай, что я скажу тебе, моя девочка. И слушай меня внимательно, ибо я не собираюсь повторять дважды. Если бы Бог не хотел, чтобы ты была счастлива с Дэном, он бы не свел вас и придумал бы для вас более серьезные препятствия, чем боль Клер и Максвелла. Поверь мне, любовь по своей природе эгоистична, как, впрочем, и любой человек, который испытывает это чувство. Ведь скажи мне, ты замечала за собой, что хочешь постоянно быть рядом с Дэном, слышать его голос, смотреть в его глаза, внимать каждому его слову?..

— Да, но…

— Никаких "но", Джес. Когда человек любит по-настоящему, он и эгоистичен и великодушен одновременно. Так что не ты первая и не ты последняя сомневаешься в праве на существование своих чувств. Ты разговаривала с Максвеллом?

— Да, мама, — послушно ответила Джессика, как школьница на уроке.

— Значит, у тебя было объяснение и с мисс Хьюстон…

— Ну, вряд ли это можно назвать объяснением…

— Можешь не рассказывать мне подробности, — шутливо проговорила женщина. — Я догадываюсь, что тебе наговорила мисс Хьюстон.

— И я ее прекрасно понимаю… — Начала Джессика.

— Вовсе нет. Даже не спорь со мной. С тех пор, как между вами встал Дэн, вы уже никогда друг друга не поймете. Так что будет лучше, если ты перестанешь забивать себе голову всякими мелочами и сосредоточишься на Дэне.

— Я так не могу, мама, — упрямо возразила Джес. — Ты смотришь на все, как сторонний наблюдатель, а я нахожусь в центре урагана. На меня рушатся все камни, и я должна придумать что-нибудь, чтобы остановить этот ураган, пока он не причинил еще больший ущерб.

— Ты сама останешься в ущербе, если уйдешь от Дэна, — настойчиво сказала мать.

— А откуда ты знаешь, что я хочу уйти от него? — Ошеломленно спросила Джессика.

Мать оказалась такой проницательной, что Джес даже не стала скрывать своего удивления. К чему изображать эмоции, которые она совсем не испытывала? Это напрасная трата времени. К тому же ей еще предстоит попробовать на себе роль холодной и равнодушной женщины, когда придет время объясняться с Дэном.

— Девочка моя, это же ясно как божий день! Да по твоим глазам видно, что именно это ты и хочешь сделать в ближайшее время. Мой тебе совет: прежде чем совершать в своей жизни какой-либо важный поступок, несколько раз подумай. А прежде всего это касается Дэна Уайтхорна. Но если ты все же решишься уйти от него, это будет самая большая глупость, которую ты совершишь.

— Выходит, ты именно потому и решила составить мне компанию, что хотела поговорить о моих отношениях с Дэном? — Спросила Джессика у матери.

— Что ж, откровенность за откровенность, — ответила Элвира. — Ты права. Я хотела поговорить с тобой о Дэне. Ведь на приеме вы выглядели самой счастливой парой… А тут вдруг ты решаешь оставить его. У вас что-нибудь случилось?

— Нет, — заверила ее Джес. — Мне просто кажется, что события разворачиваются слишком быстро. Бывали такие моменты, когда мне казалось, что я вот-вот сойду с ума от счастья или мир обрушится на меня. Поэтому я решила, что лучше мне уехать на некоторое время, чтобы остыть.

— Ты уверена, что тебе это нужно?

— Да, более чем…

— Хорошо. Поезжай. Может, ты и права в этом своем решении. Только обещай мне, что перед отъездом поговоришь с Дэном.

— Обещаю, — солгала Джес.

— И скажешь мне о дне своего отъезда.

— Обязательно.

Миссис Бичем решительно поднялась с кресла и, подойдя к дочери, нежно обняла ее со словами:

— Может, тебе и показалось, что я лезу не в свое дело, но я твоя мать и от всего сердца желаю тебе добра.

— Я знаю, мама, — ответила молодая женщина, прижимаясь к матери, точно опустошенный болью ребенок. — Спасибо за все.

— Я люблю тебя, дорогая.

— И я люблю тебя.

Элвира поцеловала дочь в лоб и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Теперь она была уверена, что с дочерью все будет в порядке. Но она не знала, что Джессика тут же взяла телефон и стала звонить в аэропорт.

Дэн вошел в свою квартиру, бросил сумку с вещами в коридоре и прошел в гостиную. Вещи он разберет потом, когда будет способен что-либо делать. Ведь только сев в такси, которое отвезло его на Хайд-Стрит, он почувствовал, как сильно устал за эту неделю. Дэн был измотан и физически, и морально. Работа еще никогда не казалась ему такой изматывающей, а одиночество — таким острым, как во время этого полета в штат Орегон. Вполне вероятно, сказывалась новизна кадровых перестановок, ведь раньше Уайтхорн все время летал с Максвеллом Колфилдом, и всю работу они делили пополам. Теперь же на месте Макса был Алекс Митчелл — стажер, который не знал всей специфики работы отдела грузовых перевозок компании "Пан-Американ Эйрлайнз", начальником которого был Клайв О'Нилл; так что вдобавок к выполнению всей основной работы, Дэну еще пришлось его многому учить.

И сейчас, сидя в мягком кресле и вслушиваясь в мерное тиканье дорогих напольных часов, подаренных отцом, Дэн, к своему удивлению, почувствовал, как у него слипаются веки, а сознание постепенно погружается в страну сновидений. Да, он действительно устал — так сильно, что если не поспит ближайшие несколько часов, то в один прекрасный момент просто рухнет к чьим-нибудь ногам. Мужчина выпрямился в кресле, потряс головой, стараясь прогнать сон. Прежде чем ложиться спать, надо хотя бы принять ванну и пообедать. Было время ленча.

Но перед этим надо позвонить Джессике и сообщить о своем приезде. Она, наверное, очень волнуется и ужасно соскучилась. Дэн подошел к телефону, стоявшему на журнальном столике и набрал номер, который знал наизусть. Как всегда, ему ответила Анжелина.

— Добрый день! Квартира Рональда Бичема.

— Здравствуйте, Анжелина! — Приветствовал ее Дэн.

— О, мистер Уайтхорн! — Радостно отозвалась женщина. — С возвращением вас!

— Спасибо, Анжелина. Как вы поживаете?

— Очень хорошо, сэр. Надеюсь, ваш полет был удачным?

— Как обычно. А Джессика дома?

— Да. Сейчас я ее позову.

Экономка отсутствовала довольно долго. Дэн уже начинал терять терпение, когда она снова взяла трубку.

— Извините, мистер Дэн, но Джессики нет дома. Наверное, она куда-нибудь вышла, а я пропустила этот момент.

— А что Джес сегодня не работала в офисе? — Спросил он.

— Нет. Мисс Джессика с самого утра была дома. Потом поехала в аэропорт встречать вас, но через пару часов вернулась. Больше я ничего не знаю. А разве вы не встретились с ней?

— К сожалению, нет. Наверное, разминулись. Я попробую позвонить ей в "Афродиту". Может, она все-таки решила поехать туда. Но если Джес появится дома, обязательно передайте ей, что я звонил. Пусть она позвонит мне.

— Конечно, сэр.

— До свиданья, Анжелина.

— Всего доброго, мистер Дэн!

Сонливость разом пропала. Дэн сбросил звонок и набрал номер приемной в офисе Джессики. Как он и ожидал, трубку сняла секретарша Джес, Эдера:

— Модный дом "Афродита". Приемная Джессики Бичем. Здравствуйте!

— Здравствуйте, Эдера! — Приветствовал ее Уайтхорн нетерпеливо.

— О, мистер Уайтхорн… — Начала девушка.

Но он не дал ей договорить:

— Мисс Бичем у себя? Соедините меня, пожалуйста, с ней.

— Извините, мистер Уайтхорн, но мисс Бичем нет. Она позвонила утром и сказала, что ее сегодня не будет.

— А она не сказала, что случилось?

— К сожалению, нет.

— Что ж, извините за беспокойство, — расстроено проговорил Дэн. — Удачного вам дня!

— Спасибо, мистер Уайтхорн, — ответила Эдера. — И вам всего хорошего!

— До свиданья, — попрощался он и дал отбой.

"На Джессику это не похоже! — Думал Дэн, нервно стуча пальцами по телефону. — Совершенно не похоже! Что-то случилось! И я должен узнать, что. Немедленно!"

Не раздумывая, Дэн схватил ключи от машины, накинул кожаную куртку и вышел из квартиры. Он не знал, что Джессика в эти минуты проходила регистрацию на рейс "Лос-Анджелес — Сидней".

Элвира закрыла книгу и вздохнула. Дочь до сих пор не выходила из комнаты. Конечно, она и раньше могла подолгу работать, зачастую забыв об обеде и отдыхе. Но сегодня был не тот день, чтобы миссис Бичем могла спокойно заниматься своими делами. Разговор с Джессикой только сильнее разволновал ее, и она решила еще раз поговорить с ней. Пройдя по коридору второго этажа квартиры, женщина снова постучалась к дочери. Ответа не последовало. Значит, с Джессикой действительно не все в порядке, если она до сих пор так отчаянно настаивает на своем одиночестве.

Миссис Бичем открыла дверь в комнату дочери и изумленно замерла на пороге. Комната была пуста.

— Анжелина! — Крикнула она, призывая экономку.

— Да, миссис Бичем, уже иду! — Послышался снизу голос женщины.

По лестнице раздались ее торопливые шаги, и через несколько секунд она уже была на втором этаже.

— Анжелина, Джессика что-нибудь говорила тебе о том, что куда-то собирается уходить или что-то в этом роде?

— Нет, миссис Бичем, — озадаченно ответила экономка. — А что случилось?

— Всего пару часов назад я разговаривала с ней, а сейчас она исчезла.

— Возможно, мисс Бичем просто отправилась прогуляться, — предположила Анжелина.

— На нее это не похоже! — Возразила Элвира. — Ты же знаешь, что Джессика всегда предупреждает нас о своих планах…

Звонок в дверь положил конец их размышлениям.

— Извините, миссис Бичем, — произнесла женщина. — Я пойду открою.

— Да, конечно… — Растерянно проговорила Элвира.

Взгляд ее бесцельно блуждал по комнате, как вдруг упал на белый конверт, лежавший на тумбочке возле кровати.

… "Мама! — Писала Джессика в своем послании. — Очень прошу, не сердись на меня, пожалуйста, за то, что я уезжаю вот так — тайком, ничего тебе не объяснив. Мне нужно — нет, жизненно необходимо — побыть вдали от всех и подумать. Все равно, ты не поняла бы меня и продолжала бы настаивать на своем. Для меня же это судьбоносное решение. Я уезжаю и не говорю тебе, куда, потому что знаю, что ты и папа будете меня искать. А самое главное — меня будет искать Дэн, чего я сейчас хочу меньше всего. Пожалуйста, поговори с папой. Пусть он не сердится на меня за то, что я оставила все дела! Мне просто необходимо прийти в себя, иначе я не смогу полноценно работать.

Джессика".

— Боже мой! — Вздохнула Элвира. — Как я могла быть такой наивной и поверить дочери, что она оставит все, как есть? Мне следовало бы лучше знать свою дочь…

— Миссис Бичем! — Позвала ее Анжелина.

— Да! Иду!

— Пришел мистер Уайтхорн.

— Час от часу не легче! — Пробормотала Элвира про себя, спускаясь по лестнице. — Мало того, что мне придется все объяснять Рональду, так еще и Дэн приехал…

Дэн нервно мерил шагами гостиную в ожидании Элвиры. Брови его были сдвинуты на переносице, губы плотно сжаты — и вообще, все лицо его ясно выражало волнение и напряжение. Он понял, что самые худшие его опасения оправдались: скорее всего Джес просто сбежала. И было бесполезно искать ее у Роберта или даже у Максвелла. Вполне вероятно, ее уже нет в городе. Но, может быть, Элвира хотя бы подскажет, где искать ее дочь?..

Уайтхорн оживился, увидев мать Джессики. С ее появлением в его сердце загорелась последняя искра надежды, что, скорее всего, он преувеличивает.

— Добрый день, миссис Бичем! — Улыбнулся он, окидывая ее приветливым взглядом и невольно сравнивая с Джессикой.

— Здравствуй, Дэн! — Вежливо ответила она, напряженно всматриваясь в его смуглое лицо. — Полагаю, ты пришел к Джессике?

— Да, — Дэн понял, что напрасно лелеял в душе надежду, что Джес вот-вот спустится к нему. — Но, как я понял, ее нет…

— К сожалению… Она уехала и не сказала, куда.

— Что ж, этого следовало ожидать! — Вздохнул мужчина.

— Почему? Что случилось? — Встревожено спросила Элвира, хотя в глубине души уже знала ответ.

— Вся беда заключается в том, миссис Бичем, что Клер — лучшая подружка Джессики.

— Значит, вы думаете о том же, что и я? — Проговорила Элвира.

— Именно! Причину побега Джессики я вижу только в Клер Хьюстон.

— Когда-нибудь я выцарапаю глаза этой наглой, лицемерной девчонке! — Вырвалось у Элвиры.

— Но прежде позвольте мне узнать, что она наговорила Джес. Ведь в противном случае я рискую потерять ее, — заметил Дэн.

— Я этого не допущу! Ведь Джес очень любит тебя. Я никогда не видела, чтобы она так любила кого-нибудь, кроме тебя, Дэн.

— Хотелось бы в это верить, миссис Бичем. Вот только разум у Джессики порой бывает сильнее сердца. Я с этим уже сталкивался, так что мне есть, чего опасаться.

— Скорее, это не разум, а влияние мисс Хьюстон, — упрямо возразила женщина. — Я разговаривала с Джессикой перед тем как она уехала, и она сказала, что не хочет своим счастьем причинять боль.

— Черт бы побрал эту Клер! — Выругался Дэн. — Что ни говори, а она умеет в нужный момент наступить на больную мозоль. Вы знаете, что Джес сегодня видела Клер?

— Но когда? — Удивилась Элвира.

— Сегодня утром Джес приехала в аэропорт, чтобы встретить меня, а вместо этого столкнулась с Клер. Ну и, разумеется, она прочистила ей мозги так, что Джес не дождалась меня и сбежала…

— Теперь понятно, почему она так боится, что ты будешь ее искать.

— Она вам так и сказала?

— Написала в записке. Даже мне не сказала, куда уезжает, — укоризненно заявила миссис Бичем. — Будто я ей не мать, я первый враг.

— Джес поступила предусмотрительно, — отозвался Дэн. — Она знала, что вы непременно расскажете об этом мне. Но, может быть, вы знаете, куда приблизительно она могла поехать? Ведь наверняка у нее есть какое-нибудь излюбленное место?

— Одно время Джес очень любила египетскую Александрию, — задумчиво проговорила миссис Бичем. — Ездила туда при каждой возможности.

Уайтхорн отрицательно покачал головой и произнес:

— А вот туда она как раз и не поехала, так как знала, что там мы больше всего будем ее искать.

— Ты прав. Остается только один выход — позвонить в аэропорт и проверить все рейсы во всех направлениях.

— Да это займет уйму времени! К тому моменту, когда мы выясним, куда уехала Джес, она вернется.

— Или сидеть и ждать, пока она сама не позвонит и не скажет, где находится…

— Ладно, — сказал Дэн, поднимаясь с кресла, — я что-нибудь придумаю. Горы сверну, но найду ее. Она от меня никуда не сбежит.

— Постарайся, Дэн, — поддержала она его. — И дай мне знать, если у тебя что-нибудь получится.

— Обязательно. А вы звоните мне в любое время суток, если вдруг позвонит Джессика. Я сейчас пойду. Только что вернулся из полета и смертельно устал. Мне нужно поспать хотя бы пару часов.

— Да, конечно, Дэн, — сочувственно улыбнулась Элвира. — Я провожу тебя…

Они вышли в коридор, и летчик решительно сказал:

— Миссис Бичем, я обещаю, что найду вашу дочь, даже если она уехала на край света.

— Именно это я и хотела от тебя услышать. А теперь иди и отдыхай. Может, хороший сон подскажет тебе, где и как искать Джессику. Я верю, что все будет хорошо.

— Спасибо… До свиданья, миссис Бичем, — попрощался он на пороге квартиры.

— Удачи тебе!

Когда лифт увез Дэна вниз, Элвира горько усмехнулась про себя: "Кажется, Джессика пошла в отца. Если она не хочет, чтобы ее нашли, может исчезнуть, не оставив и следа. Но Дэн борец. Он найдет ее. Я верю в это".

Глава VI

Австралия, Сидней

Четырехзвездочный отель в Сиднее "Манли Пасифик Бай Новотел" оказался самым очаровательным местом, в каком только бывала в своей жизни Джессика. Она совсем не жалела, что выбрала Сидней городом своего добровольного изгнания. Столица Австралии была для нее совершенно новым открытием. Именно это обстоятельство помогло ей отключиться от гнетущих мыслей. Джес гуляла по Сиднею в полном одиночестве, и оно благотворно сказывалось на ней. Она стала лучше выглядеть, а в мыслях на некоторое время воцарился желанный покой. Прошло два дня с тех пор, как она приехала в Сидней, а в голову ей уже пришла замечательная идея: создать новую коллекцию одежды с тенденциями австралийского колорита. И если Джессика не была занята прогулками по городу, она сидела в своем номере с видом на море и рисовала эскизы. О том, что она в Сиднее, не знал никто. Зато нервы ее восстановились, она успокоилась и перестала с трепетом ожидать звонка от Дэна или визита Клер. Казалось, ей стало легче дышать в этом мире, а потому, находясь в здравом уме и трезвой памяти, она смогла проанализировать все, что случилось за последние полгода. И выводы, к которым Джессика пришла, подвергнув себя столь жесткому психологическому испытанию, в который раз убедили ее, что она поступила правильно, уехав на время из Лос-Анджелеса. Сколько она собиралась прожить в Австралии, Джес не знала и не думала об этом. Здесь ей было легко и хорошо; она чувствовала себя совершенно свободной… Почти.

Все же была невыразимая горечь в этом вынужденном путешествии. Порой ночью, когда она долго не могла уснуть, ее одолевали воспоминания о Дэне, заставляя сердце гореть в пламени тысячи солнц. Что бы ни случилось, сколько бы времени она не держала себя в изгнании и какую бы важную роль не играл бы в ее жизни разум, сердце все равно настаивало на своем. Оно отчаянно боролась за любовь, а прежде всего — за право на существование любви. И Джессике волей-неволей приходилось постепенно, день за днем признавать не только это право, но и саму любовь. Она действительно любила Дэна — пора было с этим смириться. Но смириться означало полностью признать свое поражение и поступиться с чувствами близких ей людей. Вот и изводила ее тоска по Дэну, но больше всего — тоска по той размеренной жизни, которой она жила до знакомства с ним.

Прошло два дня, прежде чем Джессика решилась позвонить домой, в Лос-Анджелес, и сообщить матери, что с ней все в порядке. И хотя разница во времени была весьма ощутимой, она специально выбрала тот час, когда отца не было дома. Меньше всего ей сейчас хотелось выслушивать наставления Рональда Бичема. Как она и ожидала, трубку сняла Анжелина:

— Добрый день, квартира Рональда Бичема. Слушаю вас!..

— Здравствуй, Анжелина, — улыбнулась Джессика. — Как поживаешь?

— Мисс Джессика! — Воскликнула женщина. — Как хорошо, что вы позвонили! Мы все очень беспокоились о вас.

— Спасибо… Мама дома?

— Да, я сейчас дам ей трубку.

Едва поняв, что это Джессика, Элвира чуть не вырвала трубку из рук экономки.

— Джес!..

— Здравствуй, мама!

— Слава богу, ты, наконец-то, позвонила! — Вырвалось у женщины. — Я тут уже вторые сутки не сплю, гадая, где ты и что с тобой!

— Прости, что заставила тебя волноваться, но мне нужна была эта передышка.

— Волновалась не только я, но и отец. Ты бы видела, что с ним творилось, когда он узнал, что ты сбежала!

— Он ругался? — Спросила Джессика.

— Не то слово! Сначала разозлился и кричал на меня так, что стены звенели. Будто это я виновата в твоих безрассудствах! — Фыркнула Элвира. — Потом у него подскочило давление, и ему стало плохо. Пришлось вызывать врача.

— Надеюсь, сейчас с ним все в порядке? — С тревогой спросила Джессика.

Она знала, насколько страшен отец может быть в гневе. Причем Рональд Бичем не относился к тому типу людей, чей гнев быстро улетучивается. Он мог метать громы и молнии несколько часов, и доставалось абсолютно всем, кто попадался ему под горячую руку, даже если люди не имели к случившемуся никакого отношения. Потом он вроде бы успокаивался, но если вдруг в поле его зрения попадался виновник, все начиналось сначала.

"Бедная мама!" — С сочувствием подумала Джес, а вслух сказала:

— Прости, мама! Как только я приеду, обязательно поговорю с отцом.

— Да уж, будь любезна, — не очень дружелюбно отозвалась Элвира. — Кстати, о твоем приезде… Ты можешь хотя бы сказать, когда ты собираешься домой?

— Не знаю, — неуверенно проговорила Джессика. — Все зависит от того, как сложатся обстоятельства.

— Какие именно? — Переспросила Элвира. — Ты имеешь в виду, от того, насколько Дэн будет упорен в попытках разыскать тебя?

— Ну, в общем, да, — не хотя согласилась Джес.

— Можешь расслабиться, дорогая. Дэн даже не знает, что ты от него сбежала. Я сказала ему, что ты уехала по делам фирмы во Францию, а мы пока не знаем, где ты остановишься.

— Правда?

— Да.

Элвира не собиралась давать своей единственной дочери каких бы то ни было шансов сбежать от собственного счастья. И если для этого нужно немножко солгать, она готова на это.

— Что ж, — задумчиво произнесла Джес, — я даже рада, что все так получилось. Тем более что мне нужно время. Я хочу поработать здесь над новой коллекцией. Скажи отцу, что я в Сиднее, в отеле "Манли Пасифик Бай Новотел". Пусть звонит туда, если ему что-нибудь потребуется.

Элвира записала название отеля на листе бумаги и обвела его. Взгляд ее на мгновение задержался на фразе, а потом она сказала:

— И все же я надеюсь, что ты скоро вернешься домой. То, что ты сделала, — большая глупость.

— Мама, пожалуйста, не дави на меня! — Требовательно произнесла Джессика. — Я знаю, что делаю.

— Ну, хорошо! — Сдалась ее мать. — Но учти, если ты слишком задержишься, я не буду покрывать тебя перед Дэном. Рано или поздно он все равно догадается, что его водят за нос. И я не хочу оказаться причастной к этому.

— Я поняла, мама, — раздраженно сказала Джес, уже начиная жалеть, что позвонила домой. — Приеду, как только смогу.

— Ладно, целую тебя.

— И я тоже, мама. До свиданья.

— Пока.

Сбросив звонок, Элвира еще раз взглянула на запись на листке и набрала телефонный номер. Ей ответили не сразу.

— Это Элвира Бичем…

— Здравствуйте, миссис Бичем! — Поздоровался с ней Дэн. — Как поживаете?

— Спасибо, хорошо. У меня есть новости.

— О Джессике?

— Да. Только что она, наконец, позвонила.

— Она сказала, где находится? — Нетерпеливо поинтересовался Дэн.

— Да, причем сама. Мне даже не пришлось задавать ей наводящие вопросы.

— Где?

— В Австралии, в Сиднее, отель "Манли Пасифик Бай Новотел".

— Решила сбежать от меня на другой конец света? — Усмехнулся мужчина. — Я же говорил ей, что она от меня не сбежит.

— Видимо, она думает иначе, — отозвалась Элвира. — Но, я полагаю, ты сумеешь ее переубедить?

— Конечно, миссис Бичем. Прямо сейчас позвоню в аэропорт и узнаю, когда ближайший рейс на Сидней.

— Тогда удачи тебе, Дэн! — Произнесла женщина.

— Спасибо, миссис Бичем. Она мне понадобится.

— Я знаю. Сделай все возможное и невозможное.

— Обязательно. Спасибо вам огромное за информацию.

— Я делаю это ради счастья дочери.

— И я тоже. До свиданья, миссис Бичем.

— До свиданья, Дэн, — попрощалась она и положила трубку.

"Может, Джес и возненавидит меня за это, — подумала Элвира, нахмурившись, — но счастлива она будет только с Дэном".

Самолет плавно снижался, и после такого утомительного перелета Дэн, к своему удивлению, почувствовал облегчение при мысли о том, что через несколько минут ноги его ступят на австралийскую землю. Конечно, кто-нибудь мог бы иронично заметить, что, работая летчиком, Дэн должен был бы привыкнуть к полету, длящемуся неопределенное количество времени. Но одно дело быть летчиком и летать из одного штата в другой, и совсем другое — в качестве пассажира перенестись из одного полушария в другое.

Дэн посмотрел в иллюминатор и коротко улыбнулся одними губами. Мысли его были уже в отеле "Манли Пасифик Бай Новотел". Он не собирался придумывать для Джессики объяснение своего неожиданного приезда в Сидней, но не хотел выдавать ее мать. Сейчас все это были мелочи, не имевшие никакого значения. Ей удалось сбежать от него, но больше этого не повторится. И вообще, было откровенно глупо с ее стороны выслушивать что-либо от Клер. Однако все получилось, как получилось, и он постарается с максимальной пользой провести время в Сиднее, рядом с Джессикой, хотя его у Дэна было не так уж и много, — всего два дня плюс один на дорогу домой. И эти два дня надо было потратить на то, чтобы убедить Джесси вернуться домой и довериться ему.

Самолет приземлился, и через полчаса Дэн уже ехал в такси к отелю. Сердце его билось так гулко, что ему было не до осмотра местных достопримечательностей. Уайтхорн был целиком поглощен своими мыслями, и от этого его великолепные голубые глаза казались похожими на штормовое море. Он так задумался, что не заметил, как автомобиль остановился у подъезда отеля, а водитель сказал:

— Приехали, сэр! Отель "Манли Пасифик Бай Новотел".

— Да… — Встрепенулся Дэн, доставая бумажник. — Спасибо… Вот, держите… — Добавил он, протягивая ему деньги.

— Благодарю, сэр! — Ответил водитель.

Уайтхорн вошел в вестибюль и направился к портье.

— Добро пожаловать в "Манли Пасифик Бай Новотел"! — Приветствовал его служащий. — Чем я могу вам помочь?

— Здравствуйте! — Улыбнулся Дэн в ответ. — Я хотел бы снять у вас номер…

Джессика задумчиво перелистывала страницы глянцевого журнала, который только что купила. Вернувшись в номер после прогулки, она обнаружила, что совершенно не хочет работать. Тогда она заказала чашку кофе и тосты с абрикосовым джемом. До ужина было еще далеко, а время ленча уже прошло. И в ожидании заказа она расположилась в уютном кресле, не зная, чем себя занять. Она практически не интересовалась содержанием страниц, которые просматривала лишь мельком. Мысли ее витали далеко, не сосредоточиваясь ни на чем конкретном. В душе царила светлая грусть, а на губах застыла теплая, нежная улыбка. Очаровательные дымчато-серые глаза, казалось, были подернуты дымкой печали.

В дверь номера постучали, и женщина, отбросив в сторону журнал, поднялась, чтобы открыть.

— Боже мой! — Только и сумела выговорить она, увидев человека, стоявшего на пороге.

— Я тоже рад тебя видеть, любимая! — Ослепительно улыбнулся Дэн.

— Что ты здесь делаешь?! — Выпалила Джессика, судорожно глотнув.

— Проезжал мимо и решил узнать, как ты поживаешь без меня на другом конце света. Ты позволишь войти? Или будем разговаривать на виду у всех?

Что-то в его голосе заставило Джессику насторожиться. Ей стало не по себе от жесткого холодка, затаившегося в чудесных голубых глазах. Несмотря на то, что Дэн старался весело говорить с ней и вести себя так, будто она никуда не уезжала, по глазам его она поняла, что все далеко не так гладко, как кажется.

— Входи… — Ошарашено пролепетала молодая женщина. — Наверное, мне не стоит спрашивать, как ты меня нашел? — Поинтересовалась она, чувствуя, как мысли ее постепенно возвращаются в норму.

— Не стоит. Я все равно не скажу. Тем более теперь это совершенно не важно.

— Да, пожалуй, — согласилась Джессика.

Почему он такой холодный и отдаленный? Она почти рада, что Дэн примчался сюда, на другой край света, чтобы быть рядом с ней, а он стоит и сверлит ее своим тяжелым взглядом. Чего он ждет от нее? Что она бросится ему на шею с криком радости? Объяснений? Вот уж чего она не собирается делать, так это объяснять, почему уехала. Они, кажется, ничего друг другу не обещали и ничего друг другу не должны. Стоя посреди гостиной, Дэн и Джессика молчали и пристально смотрели друг другу в глаза. И этот молчаливый разговор был гораздо красноречивее всех слов отчаяния и порицания, что они могли бы сказать. Наверное, за несколько секунд в сознании каждого из них прокрутились все события, произошедшие с ними с момента их знакомства. На них будто озарение снизошло. Уайтхорн заговорил первым:

— Джесси, милая, прости меня! Я был несправедлив к тебе. Наверное, я дурак, но я увидел, как ты здесь похорошела, и заревновал сам не знаю, к чему. Ведь я пока искал способ узнать, где ты, чуть с ума не сошел.

— Я похорошела? — Изумленно проговорила женщина. — Ты, верно, шутишь? Я же здесь ночами не спала — все надеялась разобраться во всем и понять, как нам жить дальше. А ты говоришь "похорошела"…

— Ну, и как? Поняла? — спросил Дэн, с надеждой глядя на нее.

— Увы! — Джессика пожала плечами. — Я бьюсь головой о каменную стену.

— Так есть ли в этом смысл?

— Хочешь сказать, что все это зря — мой отъезд, мое одиночество, моя тоска?

— Если быть откровенным, ты сама их себе создала, — проговорил мужчина, подходя к ней.

От него исходило такое тепло и такая жизненная сила, что невольно Джессика подалась вперед и прижалась к его сильному плечу. Как ей этого не хватало — сильного мужчины рядом, который любит ее и на плечи которого можно переложить все свои проблемы! Может быть, больше нет смысла сопротивляться неизбежному? Может быть, он прав, и она сама создала себе эти проблемы? Ведь как прекрасно прижаться к Дэну и забыть обо всем мире. А он, словно прочитав ее мысли, крепче обнял и стал нежно гладить по распущенным волосам. Эти властные, уверенные движения заставили кровь закипеть в ее жилах. Так всегда случалось в присутствии Дэна: едва он прикасался к ней или просто делал какой-то безотчетный жест, как она теряла контроль над своим сознанием. И то был чудесный, всепоглощающий экстаз, к которому любой человек пристрастился бы, как к наркотику, однажды испытав его. Знал ли Дэн об этом? Наверное, да, ибо, почувствовав, как она изменилась в его объятиях, обхватил ее лицо ладонями и хрипло прошептал:

— Неужели ты еще не поняла, что я люблю тебя, жизнь моя? Ты — самый бесценный дар, посланный мне Богом. За тобой я готов идти, куда угодно. Ты только позови!

— О, Дэн! — Еле слышно пролепетала Джессика.

Ноги ее стали ватными, и она почти забыла, по какой причине оказалась в этом отеле. Мир на время прекратил свое существование, временно уступив свое место самому всепоглощающему чувству.

— Милая моя, нежная, самая прекрасная, восхитительная, очаровательная женщина! — Продолжал Дэн, осторожно касаясь губами ее лица. — Никто не виноват в том, что мы любим друг друга, пойми же ты, наконец! И не нужно бегать ни от меня, ни тем более от судьбы, ибо я верю, что ты моя судьба. Именно тебя я искал так долго!..

— Я очень люблю тебя! — Выговорила, наконец, Джессика. — Очень!!! Но, по-моему, ты нашел меня слишком не вовремя, и от этого мы мучаем друг друга и заставляем страдать других. Так больше не может продолжаться.

В отчаянии Дэн ухватился за единственную фразу, сказанную Джессикой:

— Мы, действительно, мучаемся, родная. Так давай облегчим наши мучения!

Вся решительность Джес едва не поколебалась, когда их губы слились в жгучем поцелуе, хранившем в себе всю боль измученных тоской и одиночеством сердец, но она собрала в себе последние остатки воли и оторвала Дэна от себя. Ах, если бы она могла вот так же вырвать из своего сердца сводящую с ума любовь к нему, или сердце, в котором горит эта любовь! Что же он делает с ней? Что он сделает, если она позволит ему продолжать в том же духе?

— Хватит, Дэн! — Яростно выкрикнула она, отступив от него на несколько шагов. — Я приехала сюда не для того, чтобы давать тебе лишний повод преследовать меня!

— А для чего же тогда?! — Не выдержал и тоже закричал мужчина. — Хотела сбежать от меня? Но это же глупо и бессмысленно! Или ты забыла, что я найду тебя, где бы ты ни была?

— Будешь преследовать меня всю оставшуюся жизнь?

— Если потребуется, — да! Пока ты не поймешь, что впустую тратишь время, оглядываясь на чувства Клер и Максвелла.

— А если я скажу, что не люблю тебя? Если скажу, что ты мне безразличен?

— Я никогда не поверю тебе! Тем более что ты минуту назад призналась мне в любви!

Молодая женщина закрыла лицо руками и отвернулась от него. Рыдания подступили к горлу. Она попыталась проглотить подкатившийся комок слез, но лишь расплакалась. Как убедить Дэна оставить ее в покое и жить своей жизнью? Как заставить саму себя не любить его?

Дэн молчал, переводя дух после вспышки гнева. Джессика оказалась более упрямой, чем он предполагал. Вот стоит сейчас и плачет. Хочет слезами добиться того, чтобы он уступил ее упрямству? Какой же она еще ребенок! Хрупкий, невинный, упрямый, жестокий и капризный ребенок! Но вся беда заключалась в том, что он безумно любил этого ребенка и не хотел терять из своей жизни. И что же ему тогда было делать? Он не мог оставить все как есть, потому что она любила его так, как не любила ни одна женщина в мире. В эти мгновения Уайтхорн почти ненавидел Клер за то, что она оказалась единственной подружкой Джес, и Максвелла за то, что он с ней встречался.

— Кажется, мы оба зашли в тупик, — устало проговорила Джессика. — Мы можем спорить до бесконечности и ни к чему не придем.

Дэн посмотрел на нее долгим, всепроницающим взглядом. Возможно, так он надеялся убедить ее, заставить ее, уговорить ее оставить свое прежнее решение. И все же он, в конце концов, понял, что чем больше будет давить на нее, тем больше она будет упрямиться. Но и он тоже был весьма упрямым. И терпеливым. Похоже, что в этот раз обстоятельства не на его стороне. И все же…

— Так чего же ты хочешь от меня, Джесси? — Осторожно спросил он, стараясь не показать, как ему больно.

Она обернулась и посмотрела на него. Сердце замерло в напряженном ожидании. Чего она хочет от Дэна? Странный вопрос. Покоя, конечно же. Чтобы ее не терзали угрызения совести, чтобы время повернулось вспять, чтобы они не были так нерасторжимо близки друг другу и чтобы не было так мучительно больно рвать эту близость. Сможет ли он вернуть ей все это?

— Я хочу вернуть все назад, — негромко произнесла женщина, чувствуя, как сердце разрывается от боли.

До него не сразу дошел смысл ее слов. В первое мгновение Дэну показалось, что она хочет вернуть все те прекрасные мгновения, которые они пережили вместе, и он почти открыл рот, чтобы сказать ей, что ничего возвращать не надо, что они переживут еще множество таких мгновений, как вдруг все понял. Она имела в виду совсем не это. Она хотела сказать, что…

— Вернуть все назад? — Тупо переспросил он.

— Да! — Почти радостно отозвалась Джессика. — Вернуться к тому, с чего мы начали: я — с Максом, ты — с Клер; я люблю Макса, ты любишь Клер. Все счастливы и довольны.

— Издеваешься, да? — Теряя терпение, едко проговорил Дэн. — Ты с ума сошла? Или, может, меня принимаешь за сумасшедшего? Как мы можем, по-твоему, вернуть все назад? Как я смогу разлюбить тебя, если ты теперь — часть меня? Ты стала воздухом, которым я дышу, водой, утоляющей мою жажду, солнцем, освещающим мой жизненный путь, звездой, не позволяющей мне потеряться во мраке одиночества. И ты хочешь все это вот так запросто перечеркнуть?

— Дэн, пожалуйста, не говори так! — Взмолилась Джессика. — Ты заставляешь меня чувствовать себя виноватой во всех смертных грехах.

— Никто не просил тебя взваливать всю вину на себя, — упрямо сказал мужчина. — Ни Клер, ни Максвелл, ни я!.. Ты еще не знаешь, что значит причинять боль близкому человеку и понять свою вину слишком поздно, — устало произнес он.

Постепенно голос Дэна звучал все мягче, все спокойнее, словно мыслями он был уже не здесь, а где-то далеко в прошлом, рядом с другим человеком — со своей бывшей женой — Долорес Гленарван. И Джессика внезапно почувствовала ревность к чему-то необъяснимому, к тому, чего не знала, — к прошлому Дэна. Сейчас, когда мысленно он был рядом с другой женщиной, она подумала о том, что никогда не видела его таким — беспомощным, растерянным, охваченным болью. Джес когда-то поклялась себе, что пока Дэн будет рядом с ней, он никогда не испытает таких чувств. Она хотела бы полностью завладеть им — его прошлым, его настоящим, его будущим, его мыслями, воспоминаниями, мечтами. Это была только ее мечта, которой вряд ли суждено было сбыться, особенно теперь, когда они наговорили друг другу столько ужасных слов. Ведь мечта — это то, ради чего человек готов пожертвовать всем, что у него есть, а Джессика еще была не готова к этому. К сожалению, она была настолько эгоистична, что пока не в силах была расстаться с нежностью, заботливостью и любовью. Да, да, и любовью! Вот и бежала она от чувств Дэна, не до конца отдавая себе отчет в своих опрометчивых поступках и прикрываясь тем, что не хочет причинять боль другим людям. Дэн же был таким терпеливым, что спокойно переносил ее выходки, да еще добросовестно ждал, когда она прозреет. В эти мгновения Джессика поняла, что судьба подарила ей самый бесценный подарок, который только может получить женщина, — она встретила своего мужчину, того, которому могла полностью отдать свое сердце и нисколько не пожалеть об этом. И разом разрушились все стены, которые были между ними, исчезли все причины, которые могли бы послужить поводом для их расставания. Все это показалось ей таким незначительным и нелепым, что она нервно передернула плечами, будто ей вдруг стало холодно. Как могла она так мучить себя и Дэна, издеваясь над своими и его чувствами? Как могла она бежать от своей судьбы, от которой просто невозможно сбежать? И как ей загладить свою вину перед Дэном? Сможет ли он простить ее? Хватит ли у него терпения дождаться того момента, когда она вымолит у него прощение?..

— Ты, наверное, слышала, что я уже был женат? — Снова заговорил Дэн — осторожно, вкрадчиво, словно в запасе у него еще было много времени.

— Мне что-то говорили об этом, — неуверенно ответила женщина.

Ей сразу вспомнился тот неприятный разговор на приеме с Дереком Стефенсом. Тогда она всем своим существом упиралась — не хотела ни слушать, ни верить в то, что он ей говорил, ибо тогда верила только в одно — в любовь и непогрешимость Дэна.

— Значит, ты знала и ничего не спросила у меня? — Изумился Уайтхорн.

— А зачем? Я доверяю тебе, а потому решила, что придет время, и ты сам мне все расскажешь, если захочешь, конечно.

— Наверное, оно пришло, — улыбнулся Дэн, почувствовав в ней перемену.

— Если тебе тяжело об этом говорить, то не рассказывай! — Произнесла она, с нежностью глядя на него.

— Нет, — возразил Дэн. — Мне нужно рассказать тебе это, чтобы ты знала, с кем имеешь дело. — Он сел в кресло и оперся локтями о колени, сцепил пальцы рук. — Я не такой уж идеальный мужчина, как тебе думается. По крайней мере, моя бывшая жена и Клер так не считают.

— Мне не важно, что думают они, — сказала Джессика, присаживаясь к нему на подлокотник кресла.

Ей очень хотелось сесть к нему на колени, но она пока не решилась. Вдруг Дэну это не понравится? Вдруг он решит, что не хочет больше иметь с ней дело?

— Почему ты так говоришь? Что-то изменилось? — Напрямик спросил Уайтхорн.

Он понял, что она вновь стала близка ему. В ней произошла большая перемена. И это — всего за час. Дэн не знал, чем обязан такому счастью, но был благодарен провидению за то, что Джессика больше не отталкивает его от себя. Вот даже села совсем рядом. Он хотел бы усадить ее к себе на колени, крепко обнять ее и больше никуда не отпускать, но всему свое время.

— Кажется, я впервые за все это время поняла, как ты мне дорог и как я не хочу тебя терять, — просто объяснила она. — Когда ты заговорил о своем прошлом, мне вдруг стало страшно оттого, что ты не принадлежишь мне целиком. Возможно, я эгоистична, но раз уж я люблю тебя, ты должен быть только моим. Я ни с кем не хочу тебя делить, даже с небом.

— С большим удовольствием, любовь моя! — Ослепительно улыбнулся Дэн, снизу вверх глядя на нее. — А насчет неба мы с тобой уже разговаривали. Если ты согласишься стать моей женой, я буду работать в компании, и это будет моя единственная работа.

— Боже, Дэн! — Выдохнула она с улыбкой. — Я еще не знаю, что будет завтра, а ты забегаешь так далеко вперед!

— Завтра мы с тобой проведем весь день вместе, а вечером сядем на самолет до Лос-Анджелеса и вернемся домой.

— Ты уже хочешь вернуться домой? — Немного разочарованно спросила она.

— Мне нужно вернуться. После завтра я улетаю в Атланту.

— Надолго?

— На два дня. Поэтому я и приехал сюда, чтобы вбить в твою хорошенькую головку, что ты никуда от меня не сбежишь.

— И тебе это прекрасно удалось! — Вздохнула Джессика. — Мне уже ничего нельзя сделать. Нет никакого смысла прятаться от тебя где-либо, ведь ты найдешь меня даже на краю света.

— По-моему, мы уже на краю света.

— Не преувеличивай! Мы всего лишь в Австралии. Кстати, это мама тебе проговорилась?

— А кто же еще? Она всегда мечтала о том, чтобы мы были вместе.

— А ты разве не мечтал? — Ревниво поинтересовалась Джес.

— Мечтал! Ты не только моя мечта, ты — моя жизнь. Запомни это хорошенько! На всякий случай, если опять вздумаешь сбежать куда-нибудь.

— Глупый! — Проговорила женщина. — Я люблю тебя! И мне не сбежать от этой любви.

— Повтори! — Потребовал Дэн, все еще не веря своему счастью.

— Люблю! — Улыбаясь, сказала она. — Люблю! Люблю! Люблю!

— Иди ко мне! — Он усадил ее к себе на колени и крепко сжал в объятиях. — Я больше никуда тебя не отпущу! Ты будешь только моя! И никакие Максвеллы и Клер не отнимут тебя у меня! Не выйдет! Ведь мое сердце принадлежит только тебе!

Так они и сидели, прижавшись друг к другу и всем телом впитывая тепло друг друга. Им это было жизненно необходимо, ведь совсем недавно они были так далеки друг от друга. Теперь же счастье было так близко, что мир казался непостижимо маленьким, и время летело несоизмеримо быстро. Нужно было наверстать все то упущенное, которое они потеряли по своей же вине. Дэн и Джессика не говорили друг другу больше ни слова, и эта нежная тишина давала им больше счастья, чем любые слова. Но через некоторое время Дэн все же спросил:

— Ты не жалеешь о том, что изменила свое решение?

— Совсем нет, — ответила Джессика. — Я думаю, что все равно это рано или поздно должно было случиться, а потому незачем бегать от собственного счастья.

— Рад, что ты поняла это сама, — улыбнулся Дэн. — Я уж было решил, что придется всю оставшуюся жизнь гоняться за тобой по всему миру, чтобы убедить тебя в этом.

— Глупый! Я ведь люблю тебя!

— А я люблю тебя! И ничто и никто не посмеет разлучить нас!

США, Лос-Анджелес

Если бы Клер Хьюстон заранее знала, что ее отношения с Дереком зайдут так далеко, она бы глубоко задумалась, прежде чем использовать этого человека в своем плане мести семейству Уайтхорн. И если Дэн бился головой о каменную стену, пытаясь вернуть Джессику, то его бывшей подружке все больше казалось, что ее затягивает в паутину интриг, лжи и коварства. Ибо отношения с Дереком напоминали именно паутину, причем она искренне чувствовала себя невинной бабочкой, попавшей в незаметно расставленные сети. Но деваться было уже некуда, да и желание отомстить Дэну и вернуть его себе было в Клер гораздо сильнее угрызений совести.

Надо сказать, общаясь с Дереком, она иногда ощущала себя дилетантом в мире интриг. Тем не менее Клер временами недоумевала, наблюдая за Дереком. Он был ее единственным способом отомстить Дэну, и в то же время вел себя так, словно они просто были любовниками. Иногда ее так это бесило, что порой она часами лежала ночью без сна, думая об этом, и только, когда принимала решение начистоту поговорить с ним, спокойно засыпала. Но едва представлялся удобный случай, и женщина, наконец, решалась выложить все Дереку без обиняков, он смотрел на нее своим холодным, жестким взглядом, и она терялась, переводила разговор на другую тему, толком и не начав его.

Так в нетерпеливом ожидании своего часа и в общении с Дереком Стефенсом проходили ее дни. Круг общения Клер настолько сузился, что она чувствовала себя лисицей, загнанной охотничьими собаками в нору, и в этом она винила только Дэна Уайтхорна. Узнав, что он уехал в Австралию, она в отчаянии заказала и себе билет на ближайший рейс в Сидней, но Дерек так наорал на нее, что Клер впервые по-настоящему испугалась мужчины, и, опасаясь за свои нервы, больше не заговаривала с ним о своих намерениях действовать самостоятельно в отношении Дэна.

Дерек по-прежнему показывал ей прелести ночной жизни настоящего, как он говорил, Лос-Анджелеса. Они все так же ходили в диско-клубы и танцевали до упаду. Только мужчина не позволял ей много пить. Самое большее, что было в ее распоряжении, — это бокал вина или шампанского. Клер злилась на него, ведь иногда ей становилось так невыносимо, что хотелось чем-нибудь унять страстную тоску по Дэну. А единственным средством спасения, которое она знала, было спиртное. Тем не менее Клер прекрасно понимала, что чрезмерное количество алкоголя — самый большой ее враг, а потому старалась не спорить с Дереком по этому вопросу.

Она с любопытством заметила, что в некоторых жизненных вопросах просто молчаливо переложила инициативу на плечи Стефенса. Ей очень нравилось такое положение вещей, ибо раньше, когда она встречалась с Дэном, ей волей-неволей приходилось поддерживать выбранный ею образ властной и решительной женщины. С Дереком же все было иначе. Он настолько прочно вошел в ее жизнь, что Клер порой с трепетом думала о том, что будет, когда все закончится и Дэн вернется к ней.

Больше же всего ее беспокоил вопрос о том, когда они начнут действовать. Ведь время не терпело ни малейшего промедления, да и Дэн мог настолько крепко привязать к себе Джессику там, в Сиднее, что потом уже ничто не поможет вернуть его. Вот Клер и бесилась от бездействия, стараясь казаться Дереку такой же веселой и жизнерадостной, а зло срывая на коллегах по работе. Шел второй день пребывания Дэна в Австралии; Клер считала часы с момента его отъезда и с нетерпением ждала его возвращения, хотя знала, что встретиться с ним, если он вернет Джессику, будет весьма трудно. А Дерек вел себя так, словно все не свете было ему безразлично, и по-прежнему прожигал жизнь. Пока однажды не случилось непредвиденное.

В тот вечер Клер долго ждала его прихода. Они договорились сходить в кинотеатр, а потом поужинать в ресторане. Все-таки иногда Стефенс вспоминал о том, что он — член уважаемой семьи, и вел себя соответственно. Проходил час, другой… Клер была уже полностью готова и в ожидании своего кавалера сидела в гостиной, невидящим взглядом глядя в телевизор. Обычно Дерек был очень пунктуален, поэтому его молчание настораживало. Когда истек первый час ожидания, Клер позвонила ему домой, но там вежливо ответили, что Дерек уже давно уехал и, как обычно, не сказал, когда вернется. Положив трубку на рычаг, женщина удивленно пожала плечами и в который раз взглянула на часы. Напряжение нетерпеливого ожидания постепенно нарастало. Так истек второй час. Телевизор уже был забыт. Чтобы он не раздражал ее и без того напряженные нервы, она выключила его, и, сидя в кресле, медленно, дабы растянуть удовольствие, пила коньяк. Алкоголь помогал скрасить ожидание, расслаблял нервы, делал ожидание менее значительным. Клер улыбалась, думая, что давно ей уже не было так хорошо. Постепенно все важное становилось неважным, мысли расплывались, путались. Она почти забыла, который час и как и почему оказалась в этом кресле. Окружающая обстановка гостиной то уменьшалась до размеров спичечного коробка, то разрасталась да ужасающих габаритов. Вскоре женщину сморил тяжелый сон.

…Проснулась Клер от боли онемевших суставов. Поза, в которой она заснула, была не очень удобной, да и ложе, хоть и было уютным, не располагало ко сну. В руке ее по-прежнему была зажата рюмка. Она встала, потянулась, морщась от боли в пробуждающихся мышцах и суставах, и посмотрела на часы. Было семь утра. С трудом Клер вспомнила, что сегодня — суббота — ее единственный выходной. Значит, можно спокойно понежиться в ванной и выспаться как следует, растянувшись на мягкой постели. Но сначала нужно позавтракать. Она ведь ничего не ела со вчерашнего обеда, так как думала, что поужинает с Дереком.

Все еще зевая и потягиваясь, женщина прошла в свою спальню и стала не спеша переодеваться. Неожиданно зазвонил домофон. Она сначала даже не поняла, что ей это не снится. Пару секунд Клер постояла в замешательстве, потом быстро накинула халат и прошла в коридор отвечать.

— Кто это?

— Дерек! — Был резкий ответ.

Она тут же проснулась. Явился, не запылился! У него, что, часы остановились? Или, может, он на всю ночь вдруг забыл ее адрес и номер телефона?

— Ты с ума сошел? — Почти закричала Клер, будто он стоял перед ней. — Забыл, который сейчас час?! Я, между прочим, всю ночь из-за тебя не спала!

— Ты мне нужна, — услышала она его глухой, уставший голос.

— В семь утра? С какой радости? У меня и без тебя проблем по горло!

— Я прошу тебя, Клер, ты, действительно, мне очень нужна.

Мисс Хьюстон замолчала на некоторое время, думая о том, что вид у нее сейчас далеко не презентабельный. Со вчерашнем макияжем на лице, растрепанная, не выспавшаяся, она, наверное, будет выглядеть весьма плачевно перед холеным Дереком Стефенсом. Но делать было нечего. Времени не хватило бы, чтобы привести себя в порядок. А значит, придется принимать его так, как есть.

"Интересно будет послушать, что он скажет в свое оправдание", — мелькнуло у нее в голове.

— Ладно, — недовольно буркнула она. — Поднимайся. Я жду.

Через пару минут мужчина уже стоял в коридоре ее квартиры и смотрел на нее с виноватым видом. Клер была поражена. Чтобы Дерек чувствовал себя виноватым? Нет, это на него совсем не похоже. Как правило, это он как-то умудряется заставлять других чувствовать себя виноватыми, неважно, в чем. Должно быть, что-то случилось — действительно, серьезное, но скорее всего, он просто надеется своими уловками вымолить у нее прощение за свое отсутствие.

— Ну? — Вопросила женщина, недовольно глядя на него. Как-никак, он своим неожиданным визитом нарушал все ее планы. — Что стоишь? Боишься, что буду требовать объяснений?

Дерек ничего не ответил, лишь взглянул на нее каким-то странным взглядом, в котором смешались и присущая ему дерзость и обескураживающая досада, а больше всего — отчаяние. Клер нетерпеливо поморщилась, выдавая тем самым свое недоверие, и сказала:

— Я не собираюсь требовать от тебя объяснений. Надеюсь все-таки, что ты сам мне все расскажешь… Кстати, я как раз собираюсь завтракать. Может, составишь мне компанию?

— Если ты не возражаешь, — ответил Дерек.

Они прошли на кухню, и пока мисс Хьюстон готовила завтрак, он думал о том, как бы потактичнее рассказать ей о своем ночном приключении. Ведь как бы она ни была раскованна в своем относительно беспорядочном образе жизни, он все равно не хотел ее шокировать. Но Клер опередила его, задав терзавший ее вопрос:

— Так что же такое у тебя случилось, что ты начисто забыл обо мне и вспомнил только рано утром?

Она сварила кофе, разлила его по чашкам. Достала тосты из тостера, разложила их на тарелке, поставила на стол баночку с конфитюром.

— Не возражаешь против такого завтрака? Обычно утром я хожу за круассанами, но сегодня, как видишь, не тот случай

Дерек отрицательно покачал головой, словно до сих пор был чем-то подавлен, и с явным удовольствием принялся за еду.

— А знаешь, — проговорил он, отпивая кофе, — ты не похожа ни на одну из тех женщин, с которыми я встречался.

— Вот как? — Удивленно вскинулась Клер. — И чем же я, по-твоему, не похожа на других женщин?

— Другая бы на твоем месте за прошедшую ночь устроила бы бурю в стакане воды, чтобы найти меня, а потом я подвергся бы строжайшему допросу. А ты спокойно предложила мне составить тебе компанию за завтраком. Я уже подумываю о том, не пожениться ли нам? Думаю, ты стала бы идеальной женой для члена семейства Уайтхорн.

— Помнится, ты как-то сказал, что ты не Уайтхорн, а Стефенс, — возразила Клер, недоверчиво глядя на него.

Его слова больше походили на отговорку или оправдание, которое обычно придумывают, чтобы оттянуть время от серьезного разговора. В то же время казалось, что он говорит вполне искренне и серьезно. Она на секунду опешила, потом тряхнула головой, чтобы отогнать бредовые идеи, и пристально посмотрела на мужчину.

— Как правило, когда являешься частью такой обширной и богатой семьи, как Уайтхорн, то собственная семья как-то теряется в ней, — пояснил он. — Это, как если бы большая корпорация поглотила маленькую компанию.

— Наверное, ты прав, — согласилась Клер. Пока он говорил, она уже пришла в себя и снова настроилась на деловой разговор. Вот только трудно было понять, действительно ли это деловой разговор или первая ее доверительная беседа с Дереком. — У меня никогда не было такой большой семьи, — продолжала она, — но, может, это и к лучшему. Ведь я многому научилась в этой жизни. Мне всегда приходилось самой пробивать себе дорогу.

— Догадываюсь, — доверительно проговорил Дерек. — Именно поэтому я и пришел к тебе сейчас.

— Что-то я не совсем тебя понимаю.

— Сейчас поясню, — деловито начал Стефенс, отправляя в рот кусок тоста с конфитюром и запивая его кофе. — Когда мы только познакомились, а это, как ты помнишь, было почти сразу после того, как ты начала встречаться с моим дорогим братцем, я понял, что ты далеко не дура, какой иногда кажешься или хочешь казаться, особенно в присутствии Дэна… Подожди, дай мне договорить, — остановил он ее повелительным жестом, присущим всем Уайтхорнам. — Когда вы с Дэном расстались, мне стало интересно, что ты предпримешь. И знаешь, ты полностью оправдала мои ожидания.

— Честно говоря, Дерек, — нетерпеливо перебила его Клер, — у меня нет ни малейшего желания начинать день с разговоров о Дэне Уайтхорне. Мало того, что у меня была ужасная ночь, так ты еще и хочешь испортить мне день своими разглагольствованиями. Кроме того, я не люблю тянуть резину. Так что, давай, выкладывай, что там у тебя случилось этой ночью! Я слушаю тебя внимательно…

— Наверное, действительно лучше не ходить вокруг да около, — согласился с ней мужчина. — Ведь именно за этим я сюда и приехал… Дело в том, Клер, что сегодня ночью я играл в карты и проигрался.

— И ради этого ты приехал ко мне с утра пораньше?! — Не выдержала она. — Ради этого я не спала всю ночь, ожидая, когда ты осчастливишь меня своим появлением?! Ну, знаешь, такого цинизма я даже от тебя не ожидала!

— Перестань, Клер, мне и так паршиво! — Выпалил Дерек, свирепо глядя на нее. — Думаешь, я поехал бы к тебе в такой час, если бы мне действительно не была нужна твоя помощь и ты сама?! Я смертельно устал; мне просто необходимо выспаться, а я сижу тут и пытаюсь подобрать слова, как школьник, чтобы объяснить тебе все!

— Ладно, проехали! — Примирительно сказала Клер, и по губам ее скользнула слабая улыбка. — Похоже, что мы оба устали, вот и цепляемся друг к другу… Сколько ты проиграл? — Спросила она несколько секунд спустя, сменив гнев на милость.

— Двести тысяч долларов плюс свои восемь процентов акций "Уайтхорн Интерпрайзис", — проговорил Стефенс, и Клер впервые за все это время поняла, насколько он устал.

Некоторое время на кухне царило обескураженное молчание. Дерек и Клер молча доедали остывший завтрак. Каждый был занят своими мыслями, и, казалось, это тягостное молчание будет длиться вечно. Наконец, мисс Хьюстон спокойно, будто речь шла о самых обыденных вещах, проговорила:

— И что же ты хочешь от меня? Поговори с отцом, с Дэном или с Джефферсоном — они помогут тебе выкупить акции у казино. А я здесь, к сожалению, бессильна. Могу только накормить горячим завтраком и предоставить горячую ванну и теплую постель, чтобы ты как следует отдохнул, — с необъяснимой теплотой и заботой добавила она, удивляясь самой себе.

— В том-то вся и проблема, что я проиграл не казино, а одному своему приятелю, — отозвался Дерек.

— Вот как! — Проронила Клер. — Ну и что?

— Мы играли с семи вечера до четырех утра. Вначале мне везло, и я рассчитывал, что мы с тобой сегодня отлично повеселимся. Я выиграл пятьсот тысяч.

— Разве так трудно было вовремя остановиться?

— Просто, когда время перевалило за полночь, я совершенно забыл, что у нас с тобой сегодня свидание.

— Замечательно! — Проговорила женщина. — Просто потрясающе! Не кажется ли тебе, мой дорогой, что это откровенное свинство с твоей стороны — столь чистосердечно раскрывать мне все свои мысли! — Она злилась, и ее колкие слова хлестали Дерека, точно бич. — Мог бы что-нибудь соврать ради приличия. А то интересно получается: сначала заставляешь меня ждать тебя всю ночь и теряться в догадках о том, где бы ты мог быть, затем заявляешься в семь утра и требуешь от меня чего-то, чего я до сих пор не могу понять! Может, объяснишь, наконец, чего ты от меня хочешь?

— Мне нужно выкупить акции и вернуть долг.

— А причем тут я?

— Человек, которому я проиграл, ни при каких обстоятельствах не вернет эти акции мне. Мой отец откажется дать мне деньги, чтобы я мог расплатиться. Он уже предупреждал меня, что предыдущий мой проигрыш был последним, который он оплачивает. Вдобавок предупредил всех родственников, чтобы они не давали мне в долг. Кредит в банке я взять не могу, даже ссылаясь на мое родство с Джефферсоном Уайтхорном. Меня исключат из совета директоров "Уайтхорн Интерпрайзис", если Джефф узнает об этой истории; отец лишит меня наследства, и я стану изгоем, паршивой овцой в стаде. А мне совершенно не нравится такая перспектива. Вот я и подумал, что единственный человек, который может мне помочь, это ты. Мне нужно хотя бы выкупить акции… О большем я тебя и не прошу.

Клер надолго замолчала. Молчал и Дерек, чтобы дать ей время подумать. Когда он ехал к ней, он был почти уверен, что она не откажет ему в помощи, но сейчас его уверенность постепенно таяла. Что-то было в выражении ее лица и взгляда, что не давало ему покоя, а уж тем более — уверенности. К тому же в эти тягостные минуты он чувствовал себя так, словно его подвесили на тонкой веревке над бездонной пропастью, и веревка эта вот-вот лопнет, как гитарная струна. Стефенс практически молился о том, чтобы Клер согласилась выкупить акции. Деньги у нее были (и притом немалые) — он прекрасно об этом знал. Да и у него в банке все же лежала достаточная сумма, которой он имел право распоряжаться, как ему заблагорассудится. Если сложить все это вместе, он смог бы расплатиться, выкупить акции и больше не ввязываться в подобные авантюры. А если Клер согласится, Дерек сделает для нее все, что она захочет: преподнесет ей Дэна на блюдечке с золотой каемочкой, женится на ней или купит ей половину Лос-Анджелеса. Он был готов подарить ей весь мир, если она вытащит его из этой переделки. Ведь сейчас она была единственным его спасением и единственной надеждой на спасение…

А Клер по-прежнему напряженно молчала. Казалось, мысли ее витали где-то далеко-далеко, и она думала вовсе не о проблеме Дерека. Лицо ее в эти мгновения было отчужденным и в то же время таким одухотворенным, что, плохо зная ее, Дерек мог бы сказать, что она счастлива. На губах женщины застыла улыбка, больше похожая на таинственную улыбку Джоконды, нежели на улыбку женщины, думающей о чем-то насущном. Это удивило и поразило Дерека, и ему даже показалось, что он совсем не знает сидящую напротив женщину.

"Ведь он сейчас полностью в моей власти! — С торжеством думала мисс Хьюстон. — И если я соглашусь помочь ему, то смогу взамен потребовать все, что захочу… Что бы сказал на это великий Дэн Уайтхорн?.."

Она совсем не заметила, что выражение ее лица изменилось, как бывало всегда, когда мысли ее возвращались к Дэну. В карих глазах тогда появлялась такая мечтательная грусть, что она казалась почти счастливой. И Дерек уже без труда мог сказать, в какие минуты она утопает в мечтах о его брате. Тогда-то его и разбирала досада и злоба на Дэна, ибо он никак не мог понять, почему занудный сынок Джеффа вызывает одинаковое выражение лица у всех женщин, пообщавшихся с ним хотя бы с полчаса. Стефенса злило это особенно сейчас, когда у него были такие серьезные проблемы, а потому он не выдержал и резко бросил:

— Если ты думаешь о том, как было бы великолепно, если бы мой братец оказался в такой переделке и пришел бы к тебе за помощью, то напрасно тратишь свое время. С Дэном этого никогда бы не произошло. Он бы попросту не позволил себе опуститься до такого!

В голосе его звучал такой сарказм, что Клер изумленно посмотрела на Дерека. Ей даже показалось, что он завидует своему брату, но она отбросила эту безумную мысль. Дэн и Дерек были слишком разными, чтобы один из них в чем бы то ни было мог завидовать другому. И тем не менее одно у них было общим: оба легко угадывали ее мысли. А она так хотела оставаться для них загадкой!..

Клер вздохнула и ответила как можно спокойнее и небрежнее:

— Прости, я задумалась. И думала вовсе не о Дэне.

— Так ты согласна помочь мне?

— Да, — коротко ответила Клер.

Дэн и Джессика возвращались в Лос-Анджелес спустя два дня после его отъезда в Сидней. Оба были счастливы, как впервые влюбленные подростки, и не сводили друг с друга счастливых глаз. И хотя у каждого из них за плечами был уже немалый опыт по части любви, и Дэн и Джес могли с уверенностью сказать, что ничего подобного они не испытывали ни к одному человеку за всю свою жизнь. Дэн уже был женат в 20 лет, и его брак распался по истечению восьми лет. После развода он полагал, что не создан для любви, что его удел — быть постоянным объектом охоты для девиц, желающих подцепить сынка какого-нибудь миллионера. Они вились вокруг него, точно пчелы вокруг розы в ясный летний день, и совершенно не подозревали, что значат для него не больше, чем служащие какого-нибудь огромного предприятия, которые всегда невидимы и неслышимы. Потом он встретил Клер, и охота за ним прекратилась. Однако эти отношения не внесли в его беспокойную душу ничего нового — только ощущение пустоты и желание продолжать свои поиски чего-то более важного и существенного, а чего — он и сам не знал толком. Дэн оставался с Клер потому, что невыносимо боялся одиночества. Так он, по крайней мере, объяснял это своему самому близкому другу — Роберту Монтгомери. Но в глубине души он часто задавался вопросом: может, ему просто надоело искать, может, он просто устал от самой тоски по любви? А Клер так откровенно предлагала эту любовь (или ее отлично выполненную подделку), что Дэн почти поверил ей. Он почти сдался, почти пришел к выводу, что Клер станет ему хорошей женой, когда вдруг встретил Джессику. И эта встреча перевернула всю его жизнь!

Почувствовав легкое прикосновение к своей руке, лежащей на подлокотнике кресла, Дэн улыбнулся и посмотрел на пальцы, нежно ласкавшие его ладонь. Джессика так легко прикасалась к нему, точно это были порывы морского бриза, пробегающие по коже и вызывающие свежую дрожь. Он развернул руку ладонью кверху и сплел свои пальцы с ее. Затем также переплелись их взгляды, как два дыхания, слившихся в страстном, жгучем поцелуе. Губы Джессики дрогнули, и она почти беззвучно прошептала:

— Я люблю тебя…

— И я люблю тебя, — так же беззвучным шепотом ответил он.

Их руки сжались еще крепче в своем пожатии, будто они боялись потеряться во времени и пространстве, если что-то разорвет это рукопожатие.

В салоне включилось радио, и бодрый мужской голос заговорил:

— Добрый вечер, леди и джентльмены! С вами говорит командир корабля Стюарт Макфелой. Наш самолет совершает посадку в аэропорту Лос-Анджелеса. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах и пристегните ваши привязные ремни. Благодарим вас за то, что вы выбрали именно нашу авиакомпанию.

— Ну, вот, мы почти дома, — сказал Дэн. — Ты не жалеешь о том, что возвращаешься со мной?

— Нет! — Пылко ответила Джессика. — Если бы я пожалела, то была бы круглой дурой!

— Знаешь, ты столько раз сбегала от меня, что я не удивился бы, если бы сейчас ты вдруг ответила бы мне "да".

— Я устала от этого. К тому же ты совсем не оставляешь мне выбора.

— Ладно, будем считать, что я вынудил тебя остаться со мной. А в остальном, ведь мы оба счастливы, не правда ли? — Спросил он так, словно сомневался до сих пор в возможности и реальности своего счастья.

— Очень! — Подтвердила Джессика.

Самолет тем временем почти приземлился. В силу своей профессиональной чуткости Дэн почувствовал, как шасси коснулись взлетно-посадочной полосы. Еще несколько сотен метров, и реальная жизнь снова ворвется в их собственную сказку. Какая несправедливость! Какая опасность для их счастья! Ведь пока они были счастливы только если находились вне досягаемости действительности. И, к сожалению, на земле было очень мало таких мест: домик на пляже, его квартира на Хайд-Стрит, отель в Сиднее. Неужели они так и будут всю жизнь прятаться ото всех и оберегать свое хрупкое счастье от чужих посягательств? Неужели они обручены самой судьбой и ею же обречены на вечную разлуку? Быть счастливыми вдали от всего мира? Прятаться ото всех и с трепетом ожидать, когда какая-нибудь очередная Клер Хьюстон вклинится между ними? Ну, уж нет! Только этого еще не хватало! Хватит! Надоело! Он никому не позволит сглазить их счастье! Плевать он хотел на других! С каких пор влюбленные прячут свою любовь? С каких пор он, Дэн Уайтхорн, сын ювелирного магната, должен оглядываться на кого бы то ни было, чтобы спросить разрешения быть счастливым?!

"Не позволю! — Мысленно твердил про себя Дэн, пока самолет катился по рулежной дорожке и постепенно сбрасывал скорость. — Никто не посмеет угрожать нашему счастью! Я никому не отдам Джессику! Она принадлежит только мне, и я буду бороться за нее, если потребуется, до конца жизни!"

Он и не подозревал, что в этот момент ладони его сжались в кулаки, а взгляд стал суровым и серьезным. Джессика смотрела на него и думала, что он размышляет о новой встрече с теми, кому они причинили боль, и сама с досадой вновь и вновь думала о них. Счастливая улыбка ее померкла, радостный блеск дымчато-серых глаз погас.

"Это ничего! — Мысленно утешала она себя. — Рано или поздно мы должны были вернуться и встретиться с Максвеллом и Клер. Ведь мы с ними уже поговорили и все выяснили. Ни я, ни Дэн никого не обманываем. Жизнь продолжается, только немного по-другому. Ведь он думает о том же, правда?.."

И под ее почти испуганным взглядом лицо Дэна смягчилось, морщины на лбу и на переносице разгладились. Он улыбнулся ей, как бы успокаивая, и произнес:

— Кстати, я взял на себя смелость позвонить Роберту и попросить его встретить нас. Не возражаешь?

— Нет. Я даже рада, что не придется ехать домой на такси; хотя сама даже не догадалась позвонить родителям и предупредить о нашем возвращении.

Самолет остановился, и пассажиры потянулись к выходу.

— Ну, и замечательно! — Невольно вырвалось у Дэна.

— Почему? — Не поняла Джессика.

— Потому что я не собираюсь тебя вот так сразу отдавать твоим родителям. По крайней мере в ближайшие двенадцать часов.

Женщина улыбнулась, разгадав его намерения, и кокетливо проговорила:

— А кто сказал, что я сразу собираюсь ехать домой?..

Рука об руку они спустились по трапу, и сразу же попали в здание аэропорта, где они прошли регистрацию и получили свои вещи. В вестибюле их ожидал Роберт Монтгомери. Дэн первый заметил его и окликнул друга:

— Боб, мы здесь!

Мужчина обернулся на его зов и радостно улыбнулся.

— Ну наконец-то! Я уж было решил, что вы не приехали. Где вы были? О прибытии самолета объявили полчаса назад.

— Мы тоже рады тебя видеть, Боб! — Засмеялся Дэн, пожимая ему руку. — Вообще-то, существуют такие вещи, как таможенный контроль и получение багажа. Уж кому как не тебе это знать!

— Здравствуй, Роберт! — Поздоровалась с ним Джессика. — Как у тебя дела?

— Превосходно. Если не считать того, что этот неблагодарный, — он указал на друга и тут же пригнулся под его шутливым ударом, — упрекает меня в некомпетентности вместо приветствия.

— Спасибо, что согласился встретить нас, — добавила она.

— Нет проблем.

Они вышли из здания аэропорта и направились к стоянке, где стоял автомобиль Роберта.

— Куда прикажете вас доставить? — Спросил он.

Дэн и Джессика посмотрели друг на друга, и Дэн сказал:

— Ко мне домой, на Хайд-Стрит.

— Будет сделано! Ваш личный водитель всегда к вашим услугам, сэр.

— Не преувеличивай, Боб! — Возразил Уайтхорн. — Я попросил тебя встретить нас потому, что не хотел, чтобы о нашем возвращении знал кто-либо еще.

— Почему? — Спросил Монтгомери, сосредоточенно глядя на дорогу.

— Хотим отдохнуть, — проговорила Джессика с заднего сиденья.

— А разве вы не наотдыхались в Сиднее?

— Неужели ты не понимаешь, что как только кто-нибудь из моей семьи или родители Джес узнают о нашем возвращении, они уже не оставят нас в покое? — Напомнил ему Дэн. — Уж мой-то отец точно не преминет вызвать меня на какое-нибудь очередное внеплановое совещание совета директоров.

— А мне вновь придется вернуться в офис "Афродиты". Отец и так пришел в ярость, когда узнал, что я сбежала в Сидней. Поэтому мы и хотим хотя бы завтрашний день провести вместе.

— И очень надеемся на твое молчание, — добавил Дэн.

— От меня никто не узнает, что вы вернулись. Будьте спокойны, — улыбнувшись, заверил их Роберт.

Через полчаса автомобиль Боба уже въехал в гараж дома, где жил Дэн. Уайтхорн и Джессика вышли из машины и забрали свои вещи из багажника.

— Спасибо еще раз, Боб! — Поблагодарил его Дэн.

— Всегда пожалуйста. Будут проблемы — звони, — ответил Монтгомери.

— Ладно. Счастливо!..

— Пока!

Дэн посмотрел, как его друг выехал из гаража, затем посмотрел на Джессику и улыбнулся.

— Чему ты улыбаешься? — Тут же спросила она.

— Знаешь, а ведь сегодня ты в первый раз у меня в гостях.

— Точно. Тогда, я думаю, это надо отметить.

— Пошли?

— Пошли…

На лифте они поднялись на четырнадцатый этаж. Дэн открыл дверь своим ключом и пропустил Джессику вперед.

— Заходи, располагайся и будь, как дома.

Они не видели, как открылась дверь соседней квартиры, и из нее вышла Клер Хьюстон. Зато она видела, что они вернулись в Лос-Анджелес. Этого ей было достаточно, чтобы начать действовать. Она вернулась в квартиру и набрала номер. Ей ответили почти сразу.

— Дерек, это Клер… — Начала она без приветствия. — У меня для тебя новости.

— Вот как! И какие же? — Вопросил он, усмехаясь.

— Наши пташки вернулись с юга. Ты готов начать?

— Я всегда готов, детка!

— Тогда до встречи. Я еду к тебе, — сказала Клер и сбросила звонок.

Через несколько минут ее машина затерялась среди многих других на вечерней магистрали.

Глава VII

Лос-Анджелес

Дэн и Джессика провели чудесное время в его квартире. Они приготовили ужин и долго ели при свечах, запивая еду великолепным французским шампанским из погреба Джефферсона Уайтхорна. Они медлили, точно впереди у них была целая бесконечность. Еда казалась им настоящей пищей богов, хотя это была обычная утка с грибами, шампанское представлялось благословением божьим, а пламя свечей — истинным даром Прометея. Просто они были влюблены друг в друга, им не нужно было больше ни от кого прятаться, не нужно было оправдываться перед кем-либо за свое счастье. Они были так счастливы, что хотели одарить своим счастьем весь мир, и мир этот казался им чересчур тесным. Они сидели за обычным столом на кухне, и лица их освещало только пламя свечей, но лица эти светились таким внутренним огнем, что им было светло и без света. Огонь горел в их сердцах, в их душах, отражался в их взглядах, обращенных друг на друга. Наверное, так было всегда: они уже любили друг друга до своего рождения, обрели подлинное счастье, когда нашли друг друга, и будут любить друг друга где-то там, в вечности, после смерти. Любовь была бесконечной, а счастье — поистине нерушимым. Они искренне верили, что прошли через всю боль, что им была предначертана, пережили все разлуки, которые им суждено было пережить. Они были уверены в том, что отныне ничто и никто не посмеет посягнуть на их счастливую любовь.

Джессика смотрела на любимое лицо и думала, что нет женщины счастливее ее. Счастье теснило грудь и рвалось вон из сердца, готовое пролиться в нежданных и ненужных слезах. Возможно, если бы сейчас, в эти минуты ее спросили бы, что ей еще нужно для абсолютного счастья, она ответила бы, что ничего, ибо она была абсолютно и бесповоротно счастлива. Дэн был рядом, его великолепные голубые глаза смотрели на нее с такой пронзительной нежностью, с какой уже не посмотрит ни один мужчина. Джес была уверена в этом, потому что ни один мужчина не посмел бы стать соперником Дэна, ибо просто не смог бы с ним соперничать. Да и ее собственные соперницы перестали вдруг существовать. Она вот так просто перечеркнула все их возможные попытки завоевать Дэна. Даже Клер Хьюстон. Даже Максвелл Колфилд. Никто больше. Только Джессика Бичем и Дэн Уайтхорн — одни во всем мире, и мир принадлежит только им.

— О чем ты думаешь, Джесси? — Спросил мужчина, впервые за долгое время нарушив молчание.

Не то, чтобы они не хотели разговаривать. Просто подсознательно оба боялись разрушить то очарование единого целого, которое теперь составляли. Они разговаривали прикосновениями. Вот и сейчас, задав ей свой вопрос, Дэн прикоснулся кончиками пальцев к ее руке, точно безмолвно говоря, что любит ее и что она принадлежит ему.

— О том, что я — самая счастливая женщина на свете, — почти шепотом ответила она, сплетая свои пальцы с его.

— Вот как! — Тоже шепотом проговорил он. — Я рад, что ты счастлива. — Он ослепительно улыбнулся. — Я рад, что ты, наконец, поняла, что я — единственный мужчина, с которым ты будешь счастлива.

Джессика не стала ничего ему возражать. Ей было так хорошо, что она вместо ответа поднесла его горячую ладонь к своим губам и поцеловала. Она не знала, как еще выразить ему свою благодарность за любовь. А он молча смотрел на нее и мысленно молил бога, чтобы этот вечер никогда не заканчивался. Ведь если наступит завтра, то их обязательно разлучат насущные проблемы, кто-то обязательно будет требовать где-то их присутствия, и все это в результате обернется впустую потраченным временем, потому что они будут не вместе.

— Спасибо тебе! — Вырвалось у Джессики.

— За что? — Еле дыша, спросил Дэн.

— За то, что ты есть. За то, что ты полюбил именно меня. Наверное, если бы я безответно влюбилась в тебя, я не смогла бы пережить этой боли, не смогла бы жить вдали от тебя.

— Я бы этого не позволил, любовь моя… Да и как бы я смог жить без тебя, ведь я дышу тобой?

Они уснули лишь под утро. Уставшие после долгого перелета, измученные сильными эмоциональными переживаниями, но безумно счастливые. И это действительно было прекрасно — чувствовать себя властелинами всего мира, но понимать, что еще никто не знает об их любви, настоящей, полноценной, глубокой, страстной, уже отмеченной одиночеством и болью. Как будто они украли эти часы безмятежного счастья у всего мира, и оттого это счастье казалось им еще более сладким.

Уже давно сон не был таким сладким, таким глубоким, крепким и таким блаженным. Они будто наверстали все то упущенное время, что потратили на бессонные ночи, полные одиночества. Никогда еще они не просыпались позже десяти утра, но это утро было исключением из всех правил, потому что это утро было началом их новой жизни — жизни, которую они проживут вместе. Дэн проснулся первым. У него было такое ощущение, словно он проснулся в другой жизни, а все остальные годы напрасных поисков и душевной пустоты за эту ночь превратились в ничто. Как будто Бог дал ему уникальную возможность прожить жизнь по-другому, перечеркнув все, что было раньше.

Мужчина осторожно сел в постели и посмотрел на спящую рядом Джессику. Она была еще вся во власти глубокого сна.

"Само спокойствие, — подумал он, улыбаясь, — мое спокойствие. Как же долго я тебя искал!"

Сейчас он был так счастлив, что готов был всем все простить: Клер — ее настойчивое упрямство, Максвеллу — его обиду и злословие, — отцу — давний конфликт из-за смерти матери, Джессике — ее никому не нужное самопожертвование, а самому себе — эгоистичную жестокость.

Зазвонил телефон. Дэн осторожно встал, чтобы не разбудить Джессику, пошел в гостиную. Джессика пошевелилась, но не проснулась.

— Да, слушаю, — ответил он.

— Дэн! — Без вступлений начал Джефферсон Уайтхорн, ибо это был именно он. — Наконец-то!

— Что случилось, отец? — Встревожено спросил Уайтхорн — младший.

Он чувствовал, что что-то произошло. Джефф говорил отрывисто, резко, точно отдавал приказания.

— Ты можешь сейчас приехать в офис "Уайтхорн Интерпрайзис"?

— Ну… — Замялся Дэн, прикидывая в уме, как объяснить отцу, что он сейчас не один.

— Так можешь или нет? — Нетерпеливо спросил Джефф.

— Пап, скажи, что случилось, и я отвечу, приеду я или нет, — потребовал Дэн.

— Дерек проиграл свой пакет акций. Я собираю экстренное совещание членов совета директоров.

— Ну какая это проблема! — Раздраженно проговорил Дэн. — Позвони владельцу казино, договорись с ним о встрече и выкупи у него акции. Неужели для этого обязательно собирать всех в офисе? Тем более что ты прекрасно можешь справиться без меня. Я только вернулся из Сиднея, у меня Джессика, и мы хотели провести этот день вместе.

— В том-то и дело, Дэн, что именно без тебя я и не могу обойтись. А насчет совета директоров ты прав: я, пожалуй, погорячился. Мы с тобой попробуем решить эту проблему по-тихому. Я прошу тебя, приезжай ко мне в офис. Объясни все Джессике; я уверен, что она поймет.

— Черт побери! — Выругался Дэн. — Ну, почему, когда у меня все прекрасно, что-нибудь обязательно происходит?!

— Дэн, — строго выговорил ему отец. — Я не позволю тебе так говорить о корпорации! Это будущее нашей семьи, в том числе и твое тоже!

— Прости, пап, — поморщившись, отозвался Уайтхорн — младший. — Я… — Он осекся, увидев вошедшую в гостиную Джессику. На ней не было ничего, кроме его собственной голубой рубашки, да и та была наполовину расстегнута. Золотисто-рыжие волосы ее каскадом рассыпались по плечам. Босая, она ступала по пушистому ковру и сонно улыбалась ему. — Ладно, я приеду. Только дай мне время позавтракать и привести себя в порядок.

— Во сколько ты будешь в офисе? — Спросил Джефферсон.

— Примерно около полудня или в начале первого, ответил Дэн, глядя на часы.

— Тогда, может, встретимся в кафе за ленчем? Заодно ты и поешь.

— Нет, пап. Я позавтракаю с Джессикой. Приеду, как смогу, — категорично заявил мужчина.

— Ну, хорошо, — согласился Джефф. — Буду ждать тебя в офисе, — и после небольшой паузы добавил: — Передавай привет Джессике.

— Спасибо. Обязательно передам. Пока! — Попрощался Дэн и сбросил звонок.

Джессика подошла совсем близко и прижалась к нему, крепко обвив руками, точно нерасторжимыми узами.

— Доброе утро, любимый! — Проговорила она, прижимаясь к нему еще крепче. — Как ты спал?

— Замечательно! — Нежно ответил он. — Я не спал так, наверное, с детства.

— Не преувеличивай!

— Я серьезно. Таким серьезным я уже давно не был… — Кстати, — после секундной паузы добавил мужчина, — отец передавал тебе привет.

— Спасибо. И ему тоже привет от меня передай, — ответила Джес. — Ты поедешь к нему?

— Придется, — проговорил Дэн, досадливо поморщившись. — В компании произошло ЧП: Дерек проиграл свою долю акций в карты. Отец просто не может решить эту проблему без меня. Можно подумать, что владелец компании я, а он всего лишь мой секретарь.

— Но ведь однажды компания действительно перейдет к тебе, — мягко напомнила ему Джессика. — Вот Джефферсон и хочет, чтобы ты уже сейчас был в курсе всех дел.

— Да, ты права. К тому же я пообещал себе, что если ты согласишься стать моей женой, я брошу работу в "Пан-Ам" и целиком посвящу себя работе в "Уайтхорн Интерпрайзис".

— Целиком? — Ревниво переспросила она. — А как же я?

— Ты? О, у тебя будет только одно занятие — быть моей женой.

— Ах, вот как! — Шутливо воскликнула она, отступая от него. — Только попробуй, женись на мне, Дэн Уайтхорн, и я покажу тебе, каково быть мужем Джессики Бичем!

Дэн весело рассмеялся и притянул ее к себе.

— Иди ко мне, ревнивица моя! — Он вновь властно притянул ее к себе. — Ты же знаешь, что я люблю только тебя и принадлежу только тебе.

Дэн поцеловал ее улыбающиеся губы, а потом Джес сказала:

— Ну, раз ты принадлежишь только мне, тогда я тебя никуда не отпущу, пока ты не накормишь меня завтраком и не отвезешь домой. Я страшно голодная.

— С превеликим удовольствием! — Ответил Уайтхорн. — Только для начала сделай одолжение, оденься, иначе у нас не выйдет полноценного завтрака, и я не смогу встретиться с отцом…

А полтора часа спустя Дэн ехал в офис. Он машинально управлял автомобилем, потому что мысли его были заняты обрушившейся на него проблемой.

"Отец, без сомнения, хочет поручить мне заниматься Дереком, — раздраженно думал он. — Как назло! Как будто он не знал, что Джессика сбежала от меня в Сидней и что я ездил за ней. Он никогда не даст мне жить той жизнью, какой я хочу! Черт возьми, он всегда контролировал меня, а если у него не было на это времени, этим занимались его братья! А тут еще эта история с акциями Дерека очень вовремя подвернулась. Хороший повод держать меня в поле зрения, чтобы я не потерял голову от любви и совсем не вышел из повиновения. Можно подумать, что я восемнадцатилетний мальчишка! Будь ты не ладен, Дерек Стефенс! Когда-нибудь я без церемоний дам тебе в морду! Ты давно на это напрашиваешься, а Итон тебя явно жалеет…"

Он мысленно ругал своего троюродного брата, но злоба его была обращена еще и на своего отца, и на компанию, и на тех, кому Дерек проиграл акции. А все потому, что, как Дэн и предполагал, дела насущные вынудили его на время расстаться с Джессикой. В довершение всех бед, сегодня был последний из нынешних его выходных. Завтра он вынужден будет вернуться в аэропорт, а это означает, что придется вновь лететь куда-нибудь на неопределенное время.

Эти мысли совсем его расстроили, и Дэн вернулся к размышлениям о Дереке.

"Кому же он мог проиграть? Я больше чем уверен, что это не казино, и даже не игорный клуб. Скорее всего, это какая-нибудь компания подозрительных личностей, занимающихся подозрительным бизнесом. Вот только как выйти на них? Дерек ни за что просто так не назовет имя…"

Черный "Ситроен" въехал на стоянку возле здания, в котором располагался офис "Уайтхорн Интерпрайзис". Дэн припарковался и, выйдя из машины, не спеша направился в кабинет отца. Он прекрасно знал, что сейчас, вероятнее всего Джефф нервно меряет шагами свой кабинет и уже, наверное, прошагал расстояние, равное расстоянию от офиса до особняка на Грин-Стрит.

Одни мысли цеплялись за другие, как бусинки в женском украшении. И вот он уже размышлял над тем, с кем отправится в ближайший полет.

"Наверняка это будет Максвелл Колфилд. Мы летали вместе до прихода стажеров и будем летать вместе после. А ведь я не видел его со дня приема. Он, скорее всего, зол на меня, но все равно полетит со мной — из принципа…"

Дэн был вполне готов к тому, чтобы посмотреть в глаза своему напарнику и другу. Он совсем не боялся того, что увел у него девушку. Мысль о скорой встрече с Максвеллом привела его в какое-то состояние бурлящей радости, почти эйфории, а потому, входя в приемную отца, он уже ослепительно улыбался.

— Добрый день, мистер Уайтхорн, — приветствовала его Сантана, — восторженно улыбаясь.

Девушка была явно не равнодушна к нему, но Дэну было все равно.

— Здравствуйте, Сантана, — спокойно ответил мужчина. — Отец у себя?

— Да, сэр. Он вас давно ждет.

— Спасибо, — произнес он и вошел в кабинет отца.

…- Почему ты так долго?! — Резко спросил Джефф, когда Дэн закрыл за собой дверь.

— Приехал, как только смог, — тоже не очень дружелюбно ответил он.

— Ладно, — уже спокойно проговорил Джефф, усаживаясь в свое президентское кресло. — Главное, ты приехал. И на том спасибо.

— Так что случилось, пап? Почему ты поднял такой шум?

— Я же сказал, Дерек проиграл свою долю акций.

— И ты хочешь, чтобы я занялся этой проблемой? А почему, собственно, я? Почему ты не поручишь это Итону? Он его отец, и знает его лучше нас. Дерек скорее доверится отцу, чем мне. Ты же прекрасно знаешь, какие у нас с ним отношения.

— Я разговаривал с Итоном, — пояснил Джефф. — Он сгорает от стыда за поступок сына и так с ним поругался, что видеть его не хочет. Итон даже грозился лишить Дерека наследства, но я уговорил его не делать этого.

— Лишение наследства здесь не поможет, — усмехнулся Дэн. — Я бы на месте Итона пару раз врезал бы Дереку…

— Успокойся, Дэн. И, пожалуйста, давай обойдемся без рукоприкладства, — попросил его отец. — Так что ты думаешь обо всем этом?

— Ну, во-первых, Дерек проигрался не казино. Я уверен в этом на сто процентов. Скорее всего, это кто-то из его друзей, которых можно встретить на его вечеринках или с которыми он опять же играет в карты. Во-вторых, он никогда просто так не назовет имя этого человека. Сейчас Дереку нужны деньги, ведь наверняка он проиграл не только акции, но и весьма крупную сумму. Ему нужно расплатиться с долгом, а это означает, что он будет искать любой способ достать деньги.

— Ты мыслишь так же, как и я, — заметил Джефф, улыбаясь. — Я горжусь тобой.

— Здесь нечем гордиться, отец. Зная Дерека, любой сказал бы то же самое.

— И все же я не первый раз замечаю схожесть нашего образа мыслей. Именно поэтому я хотел бы видеть тебя в этом кресле.

— Я не об этом приехал сюда говорить, — проговорил Уайтхорн — младший, но уже без того раздражения, с каким обычно отвечал отцу, когда Джефф заводил разговор на эту тему. — Но я обещаю, что мы обязательно поговорим об этом.

Дэн заметил, как заблестели точно такие же, как у него, голубые глаза его отца и подумал: "Я обязательно поговорю с ним на эту тему, но только после того как Джессика ответит, согласна ли она стать моей женой".

— Я действительно хотел поручить все это тебе, — подтвердил Джефф. — И дело не только в том, что ты — мой наследник. После нашего сегодняшнего разговора я подумал, что лучше не разглашать этой истории. Пусть все останется между нами. Остается только надеяться, что Дерек не разнесет эту новость всем, кто захочет его слушать.

— Ты разговаривал с ним? — Коротко спросил Дэн.

— К сожалению, нет. Все рассказал мне Итон. Но и он говорит, что общался с сыном только по телефону. Однако мне кажется, что он его покрывает.

— Вполне вероятно.

Внезапно дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился Дерек. Заметив, что взгляд Джеффа потемнел, Дэн обернулся и увидел своего троюродного брата. Тот стоял, опершись рукой о дверной косяк, и довольно ухмылялся.

— Всем привет! — Отсалютовал он и прошел в кабинет. — Чем занимаетесь?

— Да вот, знаешь ли, нам нечего было делать, и мы с отцом решили поразмыслить над тем, как вернуть те восемь процентов акций, которые принадлежали тебе и которые ты проиграл в карты, — сквозь зубы процедил Дэн.

— Ах, вы об этом!.. — Отмахнулся он, усаживаясь на один из стульев. — Да ничего особенного не случилось. Что это вы так разволновались?

— Ну, знаешь, Дерек, пожалуй, твой отец был прав, когда хотел лишить тебя наследства! — Набросился на него Джефферсон. — Зря я заступался за тебя!

— Да бросьте вы, Джефф! — Зло выговорил ему Стефенс. — Никогда не поверю, что вы заступались за меня перед моим отцом. Ведь вы всегда недолюбливали меня за то, что я не такой, как все ваши племянники и племянницы. Вот только не пойму причину вашей антипатии ко мне, потому что тогда вы должны недолюбливать и вашего сына. А мы с ним очень похожи.

— Черта с два вы с ним похожи! — Заорал Уайтхорн — старший.

— Успокойся, отец, — спокойно проговорил Дэн, боясь, как бы ему не стало плохо. — Дерек прав. Мы с ним очень похожи — в некоторых вещах. Но сейчас речь идет не об этом.

— Дэн, не разочаровывай меня!.. — Угрожающе заговорил Джефф.

— Не буду, пап. Все в порядке, только дай мне полчаса, чтобы поговорить с братом.

Джефф посмотрел на нагло ухмыляющееся лицо своего племянника, потом перевел взгляд на сына.

"Пожалуй, Дэн прав, — подумал он. — Им есть, о чем поговорить…" А вслух произнес:

— Ладно, разговаривайте. Если что, я буду в конференц-зале.

И вышел из кабинета, оставив мужчин одних.

— Ну, что — будешь учить меня жизни, как мой отец, или набросишься на меня, как мой дядюшка? — Поинтересовался Стефенс.

— Нет, — коротко ответил Дэн. — Думаю, что у тебя всего этого было достаточно.

— Вот уж точно. А с чего это ты вдруг решил признать, что мы с тобой очень похожи? Помнится, раньше ты отпирался от этого всеми правдами и неправдами.

— Не важно. Я уже говорил, что сейчас речь не об этом. Ты ведь не просто так сюда пришел?

— Похоже, что в семействе Уайтхорн только у тебя голова работает в правильном направлении, — заявил Дерек, вытягивая скрещенные ноги. — Наверное, когда ты станешь президентом, "Уайтхорн Интерпрайзис" ждут большие перемены.

— Повторяю: я не хочу об этом говорить, — упрямо проговорил Дэн.

Ему казалось, что брат уходит от основной темы разговора, будто что-то не договаривает или скрывает. Это заставило Дэна более тщательно продумывать свои вопросы и более вдумчиво анализировать ответы своего собеседника. Складывалось ощущение, что в этой истории с проигрышем что-то было не так.

— Кстати, — проговорил вдруг Дерек, словно что-то вспомнив, — мисс Хьюстон передавала тебе большой и пламенный привет.

— С чего бы это?

— Да с того, что она все еще не ровно дышит к тебе.

— Жаль, что не могу ответить ей тем же, — сухо проговорил Дэн.

— Ты, правда, жалеешь? — Отозвался Стефенс, очень умело изображая удивление и надежду.

— Ты же прекрасно знаешь, что нет, — раздраженно сказал Дэн.

— А зря…

— Дерек, я не пойму, ты, что, паясничать сюда пришел?! — Не выдержал Дэн. — Если это единственное, что ты умеешь делать, тогда почему бы тебе не устроиться клоуном в цирке?

— Полегче на поворотах, братец Дэн! А то попадешь в аварию! — Резко произнес Дерек. — Я, между прочим, не просто так заговорил о твоей бывшей подружке.

— Ну что она там еще натворила? — Спросил Дэн, устало уронив голову на руки.

Как же его все это достало! Клер никак не хочет оставлять его в покое, Дерек никак не может понять, что "Уайтхорн Интерпрайзис" — семейный бизнес и что его нельзя растрачивать направо и налево, плюс к этому завтра нужно выходить на работу. Складывается ощущение, что все сговорились против него и Джессики. Неужели мир не может обойтись без него? И неужели никто не понимает, что он просто хочет самого обыкновенного человеческого счастья?..

Как здорово было бы родиться сыном какого-нибудь клерка, работающего в каком-нибудь богом забытом отеле! Это имя — Дэн Уайтхорн — словно ярмо на его шее — не позволяет ему даже любить, как все люди. Все ждут от него свершения каких-то грандиозных поступков. Можно подумать, он — супергерой вроде Бэтмена или Супермена.

— Боже, как я устал от всего этого! — Проговорил мужчина шепотом, совсем забыв, что Дерек может его услышать.

— Позволь спросить, от чего конкретно ты устал? — Небрежно поинтересовался его брат.

Дэн поднял на него глаза и посмотрел пристально, от чего Дереку вдруг стало не по себе, и он пожалел, что задал этот вопрос.

— Прости, я отвлекся, — Дэн мгновенно переключился на другую тему. — Так, что там натворила мисс Хьюстон на этот раз?

— О, совсем ничего!.. — Небрежно отмахнулся Дерек, явно наслаждаясь всем происходящим. — Она всего лишь выкупила мои акции.

— Я, наверное, ослышался… Ты сказал, она выкупила твои акции?

— Совершенно верно!

Воцарилось молчание. Дерек по-прежнему сидел на стуле, вытянув скрещенные в лодыжках ноги. На лице его застыла самодовольная улыбка. Как будто он проиграл свои акции самому же себе, задолжал себе двести тысяч долларов, потом продал акции Клер Хьюстон, сделав ее тем самым акционером и членом совета директоров "Уайтхорн Интерпрайзис", а теперь пришел сюда и хвастается своими подвигами, как задиристый мальчишка. Самым удивительным во всей этой истории было то, что новость нисколько не удивила и не расстроила Дэна. Он даже не разозлился на Дерека, будто заранее знал, что рано или поздно Клер выкинет что-нибудь подобное. При их расставании она говорила, что всегда будет поблизости, и слово свое держит.

Дэн усмехнулся и мотнул головой, поражаясь своим мыслям, которые закрутились в его голове. Потом, глядя в упор на брата, спросил:

— Ведь вы с Клер заранее все это спланировали?

— Ну что ты, Дэн!.. Ты переоцениваешь мои возможности. И даже Клер с ее богатой фантазией не додумалась бы до такого.

— Это единственное объяснение всему, которое пришло мне в голову, — почти спокойно проговорил Уайтхорн, но в глубине души его постепенно закипала необузданная ярость. — Посуди сам: сначала мне звонит отец в мой последний выходной, который я хотел провести рядом с любимой женщиной, и говорит, что ты проиграл в карты свои акции и двести тысяч долларов в придачу. Он настаивает на моем присутствии в офисе и порывается созвать всех членов совета директоров, от чего я его, слава богу, отговорил. Затем он поручает мне выяснить, кому именно ты проиграл, чтобы попытаться выкупить акции. И тут вдруг приходишь ты и заявляешь, что твоя любовница выкупила акции. Тебе самому все это не кажется странным?

— И когда ты перестанешь везде и во всем видеть злой умысел? — В свою очередь спросил Стефенс. — Между прочим, моя любовница, как ты выразился, помогла мне — выкупила мои акции и оплатила мой долг — причем сделала это совершенно безвозмездно. Заметь, она — единственная помогла мне, и я никогда этого не забуду.

— Да брось ты, Дерек! — Яростно выкрикнул Дэн, ударив кулаком по столу, от чего Дерек невольно вздрогнул. — Хватит из меня дурака делать! Клер никогда ничего не делает даром! Неужели ты до сих пор этого не понял?!

— А тебя, что, до сих пор волнует, что и как делает Клер? — Саркастически вопросил Дерек, нагло усмехаясь. — Ай, ай, ай!.. Нехорошо, Дэн! Одну женщину увел у друга и продолжаешь цепляться за другую? Не многовато ли тебе сразу две?! Боюсь, не управишься с ними… — Он покачал головой, прищелкивая языком, как будто всерьез верил в то, что говорил.

Но не успел он перевести дыхание после своей тирады, как Дэн перегнулся через стол, схватил брата за рубаху и, притянув его к себе так, что рубашка угрожающе затрещала по швам, сквозь зубы процедил:

— Заткнись, Дерек, если не хочешь получить в морду! Ты давно напрашиваешься, но все тебя жалеют!

— А ты не жалей! — Прикрикнул на него Стефенс. — Покажи, такой ли ты супермен, какого из себя строишь!

Дэн ничего не ответил брату. Просто со всей силы врезал ему по челюсти так, что у него искры из глаз посыпались, и Дерек, не удержавшись на ногах, повалился на пол, зацепив при этом стул, на котором сидел.

Дверь, ведущая в конференц-зал, распахнулась, и в кабинет ворвался Джефф.

— Что здесь происходит?! — Закричал он, но в голосе его больше угадывалось волнения, чем гнева.

— Да не переживайте вы так, Джефф! — ухмыльнулся Дерек, поднимаясь с пола и усаживаясь на стул. — Вам это вредно. С вашим сыном все в порядке. Никто его не обидел. Он всего лишь преподал мне урок семейного бизнеса, — добавил мужчина, потирая гудевшую челюсть.

Как оказалось, у Дэна была тяжелая рука, и Дерек невольно покосился на брата, будто опасаясь повторения урока.

— Дэн, я же просил тебя обходиться без рукоприкладства! — Обратился Джефф к сыну.

— Он вывел меня из себя! — Выпалил Дэн, возвращаясь в покинутое кресло своего отца.

— Если ты будешь драться со всеми, кто выводит тебя из себя, тебе, пожалуй, надо будет сменить штурвал самолета на боксерскую перчатку, — саркастически заметил Стефенс.

— Я думаю, хватит с вас на сегодня разговоров, — поспешно вмешался Уайтхорн — старший, перехватив горящий злобой взгляд сына. — Ты свободен, Дерек. Можешь идти.

— Как скажете, дядя! — Проговорил Дерек, подражая тону послушной служанки.

— Да, кстати, — обратился к нему Джефферсон, когда тот был уже у двери, — ты можешь больше не приходить на совещание директоров компании. Твое место займет твоя сестра Лаура. Я думаю, она будет более благоразумно относиться к работе.

Дерек пожал плечами, криво улыбнулся и проговорил:

— Откровенно говоря, дядя, мне на это глубоко наплевать!..

И вышел из кабинета.

… - Почему вы подрались? — Спросил Джефферсон, когда они остались одни.

Он снова занял свое кресло президента "Уайтхорн Интерпрайзис", а Дэн встал и подошел к окну, сунув руки в карманы брюк.

— Дерек начал делать непозволительные замечания по поводу моих отношений с Клер и Джессикой, — проговорил он, глядя на раскинувшийся под ним город. Постепенно к нему возвращалось его спокойствие. — Я не мог допустить, чтобы он говорил какие бы то ни было гадости о женщинах, с которыми у меня когда-либо были какие бы то ни было отношения. И не важно, что я сам думаю об этих женщинах. Мои с ними отношения касаются только меня и их.

— Вообще-то я оставил вас наедине, чтобы ты поговорил с Дереком об акциях. Ты сам попросил меня об этом, — нетерпеливо напомнил он сыну, видя, что тот обернулся и смотрит на него.

— А мы и говорили об акциях. Оказалось, что акции Дерека уже выкуплены и проигрыш оплачен. Из-за этого-то собственно все и началось.

— Кем? — На одном дыхании спросил Уайтхорн — старший.

— Ты не поверишь — Клер Хьюстон.

— Что?

— Да-да. Она самая. Моя бывшая девушка, папа. Неплохой план мести, правда? — Спросил он, и в голосе его прозвучал плохо скрытый сарказм.

— Дэн, не выдумывай! Ну, какая тут может быть месть? И за что?

— Да неужели ты не понимаешь, отец?! Клер таким образом мстит мне за то, что я ушел от нее к Джессике! Они же были лучшими подругами. Клер строила на мой счет далеко идущие планы, но я не оправдал ее надежд, и она вцепилась мне в горло, как разъяренная пантера! Она даже с Дереком начала встречаться только для того, чтобы держать меня в поле зрения. Я уверен на сто процентов, что этот проигрыш был спланирован заранее!

— Успокойся, Дэн, не горячись так! — Приказал ему Джефф, видя, как сын в бешенстве меряет шагами кабинет. — Ты уверен, что это действительно Клер? Может, Дерек навел тебя на ложный след?

— О нет! На этот раз мой брат был откровенен, как никогда. Это Клер Хьюстон, папа. Это она выкупила акции.

— Ну, я… — Начал Джефф. — Я даже не знаю, что сказать…

— А тут нечего говорить! Все и так предельно ясно. Она мне мстит и будет шантажировать меня.

— Не будет, — проговорил Уайтхорн — старший. — Я не допущу этого, потому что сам займусь этим делом.

— Нет, папа, — покачал головой его сын. — Я сам заварил эту кашу; мне ее и расхлебывать.

— Только, пожалуйста, Дэн, пусть никто не узнает об этом, — попросил Джефферсон.

— Само собой, — отозвался он. — А сейчас я поеду домой. Мне нужно отдохнуть.

— Послушай, Дэн, — остановил его отец, когда он уже выходил из кабинета, — может, вы с Джессикой поужинаете сегодня со мной в особняке? Только вы и я, обещаю.

— Я не против, — ответил мужчина. — Но мне нужно поговорить с Джес, узнать, какие у нее планы на вечер.

— Потом позвони мне.

— Хорошо. До встречи!

— Пока, сын.

Дэн вел автомобиль по автостраде в сторону Хайд-Стрит. Он мечтал сейчас о горячей ванне и о Джессике. Больше он ни о чем не желал думать: ни о Дереке, ни о его язвительных замечаниях, ни о выходке Клер, ни об акциях. Меньше всего он сейчас хотел думать о той паутине, в которой запутался, как глупый, наивный мотылек, слепо летящий на свет. Он безумно устал и сильно сомневался, пойдет ли он на ужин к отцу.

Едва он переступил порог квартиры, зазвонил телефон, и Дэн бросился к телефону. Джессика! Она поистине восхитительная женщина, потому что ей каким-то невероятным образом всегда удается узнать, когда она нужна ему больше всего.

— Да, я слушаю, — ответил он, взяв трубку.

— Привет, Дэн! Как дела?

Джессика! Она поистине восхитительная женщина, потому что ей каким-то невероятным образом всегда удается узнать, когда она нужна ему больше всего.

— Дела весьма неутешительные, Джес. Все оказалось хуже, чем я представлял, и отец действительно в этой ситуации не может обойтись без меня. В довершение всего я подрался с Дереком.

— Тебе нужна моя помощь? — Спросила Джессика.

Дэн улыбнулся, закрыв на мгновение глаза. Вот за что он любит ее больше всего на свете! Ни при каких обстоятельствах она не ахает и не охает, а спокойно спрашивает, чем может помочь. Джес поистине экстраординарная женщина!

— Очень! И не столько твоя помощь, сколько ты сама.

Он мысленно увидел, как она улыбнулась в трубку.

— Где ты сейчас?

— Дома.

— Если я сейчас выйду из офиса, то приеду к тебе домой через полчаса, — сказала женщина. — Надеюсь, что не застряну в пробке.

— Отлично! — Обрадовался он. — Я буду тебе очень рад. Ты действительно сможешь приехать?

— Дэн, ну о чем речь! Если я тебе нужна, ты можешь позвонить мне хоть среди ночи, и я приеду.

— Тогда до встречи! — Попрощался он. — Целую.

— Я люблю тебя, — ответила Джес. — Скоро буду!..

Положив трубку на рычажки, он посмотрел на свои наручные часы: было три часа дня. Дэн бросил ключи от машины и от квартиры на подзеркальник. Внезапно он вскинул голову, точно зверь на охоте, осматриваясь и прислушиваясь. В квартире царила тишина, но ему показалось, что он слышит знакомый запах чьих-то женских духов. И это не могли быть духи Джессики, потому что она пользовалась нежным тонким ароматом, похожим на запах моря или свежего ветра, а это был пряный запах, наводящий на мысли о восточных одалисках. Ощущение было таким знакомым, что он почти поверил в его реальность. Но Дэн тряхнул головой, чтобы отогнать эти мысли и прошел в гостиную. Там его ждал неприятный сюрприз. В кресле с высокой спинкой сидела Клер Хьюстон, закинув ногу на ногу.

— Что ты здесь делаешь? — Резко спросил он, и в голосе его почудились гневные нотки.

— Привет, Дэн! — Поздоровалась она с ним, мило улыбаясь. — Как дела?

— Я спросил, что ты здесь делаешь?! Только не говори, что ошиблась дверью!

— Ну, зачем же так грубо, Дэн! — Проворковала она и, подойдя к нему, обвила руками его шею. — Я зашла навестить тебя, узнать, как у тебя дела, а ты интересуешься мелочными подробностями типа как я сюда попала.

Он не очень вежливо убрал ее руки со своих плеч и вдруг вспомнил, что забыл забрать у нее ключи от своей квартиры, когда они расставались. Без сомнения, она воспользовалась этим — вот и заявилась сюда без приглашения. В свое время — в период их бурного романа — Дэн и Клер обменялись дубликатами ключей от своих квартир, чтобы иметь возможность приходить друг к другу в любое время.

— Ладно, согласен! Я задал глупый вопрос, — сказал Уайтхорн, отходя от нее. — Пожалуйста, верни мне ключи.

— Не очень-то вежливо с твоей стороны! — Фыркнула Клер. — Я, между прочим, пришла по делу.

— Я не желаю иметь с тобой ничего общего!

— Жаль!.. — Проронила женщина. — Потому что тебе все равно придется иметь со мной дело. Я же обещала тебе, что буду рядом.

— Я помню, — ответил Дэн. — Но ты…

Зазвонил домофон, и он, сухо бросив ей "Подожди минутку!", пошел открывать. К его огромному облегчению пришла Джессика, и Дэн встретил ее с такой радостью, будто они не виделись вечность.

— Джессика! Наконец-то! — Воскликнул он, едва открыв дверь. — Слава богу, ты пришла!

— Что случилось? — Встревожено спросила она, с удовольствием приникая к нему.

— Ничего особенного, но в мое отсутствие ко мне нагрянул нежданный гость, которого я отнюдь не жаждал видеть, а ты меня просто спасла, — проговорил он, глядя в чудесные дымчато-серые глаза.

— Гость? Какой гость? Тебя ограбили?

— Кажется, кто-то уже перешел на оскорбления, — раздался за спиной Дэна голос Клер, и Джессика испуганно отпрянула от него, будто их поймали на месте преступления.

— Извини, Клер, твоего мнения забыли спросить! — Грубо отрезал Дэн, поворачиваясь к ней. — Джес, я надеюсь, ты не подумала, что у меня что-то есть с этой женщиной, — обратился он к Джессике. — Когда я пришел домой, она уже была здесь, и я… — Он не договорил, потому что пальцы Джессики мягко зажали ему рот.

— Ничего не говори, Дэн, — успокоила она его. — Ты не должен передо мной оправдываться. Я верю тебе.

На мгновение в его глазах промелькнуло восхищение, а потом он ослепительно улыбнулся, и улыбка эта была такой обезоруживающей, что у Джессики на пару секунд подкосились ноги. Но она взяла себя в руки и перевела взгляд на Клер.

— Потрясающе! — Усмехнулась мисс Хьюстон. — Как романтично! — И театрально зааплодировала. — Браво! Бис!

— Заткнись! — Прикрикнул на нее Дэн. — Еще одно слово, и я без церемоний вышвырну тебя вон отсюда! Это моя квартира, и ты не имеешь никакого права вламываться сюда без моего на то согласия! А я не желаю тебя видеть!.. У меня нет времени на пустую болтовню, так что будь добра, отдай мне мой ключ и проваливай, — проговорил он более мягко, но по-прежнему угрожающим тоном.

— Вот как! — Произнесла Клер. Тон ее переменился, в голосе послышались резкие нотки. — А ты что же, Джес, будешь молча стоять и смотреть, как этот высокородный джентльмен оскорбляет твою лучшую и единственную подругу? — Обратилась она к Джессике.

Мисс Бичем сжала губы и на мгновение посмотрела на Дэна, как бы мысленно оправдываясь перед ним, затем сказала:

— Извини, Клер, но здесь я пас. Дэн прав: ты не должна была без разрешения приходить к нему, даже если у тебя был повод поговорить с ним и даже если у тебя остались ключи от его квартиры.

Губы Клер зло искривились, и она сказала:

— А знаешь, он на тебя плохо влияет. Мне даже жаль, что я с тобой когда-то дружила. Да и вообще, вряд ли наши отношения можно было назвать дружбой. Такие подружки, как ты никому не нужны — слишком правильные. Хотя в тихом омуте черти водятся. Вот ты увела у меня мужчину, да еще строила из себя "Мисс Самопожертвование", что, кстати, сработало великолепно. Теперь Дэн твой со всеми потрохами, а при мне остаются восемь процентов акций "Уайтхорн Интерпрайзис" и членство в совете директоров, и меня это вполне устраивает. А теперь извините. Мне пора. Держи ключ, Дэн, — она бросила ему ключ с брелоком, а он поймал его. — Всего хорошего!

Когда Клер ушла, шумно хлопнув дверью, Дэн и Джессика молчали некоторое время, не зная, что сказать друг другу. Они по-прежнему стояли в коридоре, и каждый из них на несколько секунд потерялся в своих мыслях. Первым нарушил молчание Дэн:

— Джесси, я даже не знаю, что сказать. По-моему, ты только что потеряла подругу, и виноват в этом я. Наверное, мне не следовало так разговаривать с Клер, но она вывела меня из себя, вот я и сорвался.

— Не вини себя, Дэн, не надо! — Успокоила она его, нежно улыбнувшись. — Ты ни в чем не виноват. У Клер лопнуло терпение, вот она и высказала все, что думает обо мне. Не приди я сейчас сюда, она бы еще долго обманывала меня да и тебя тоже.

— Ну, я-то давно понял, что она за человек, — сказал Дэн.

— Всему свое время, — проговорила женщина, легонько касаясь своими пальцами его руки.

Дэн поймал ее пальцы и поцеловал каждый по очереди.

— Прости меня, — почти шепотом сказал он.

— За что?

— За то, что моя любовь отнимает у тебя близких тебе людей.

— Твоя любовь дает мне целый мир! — Пылко ответила Джессика.

— А мне не нужен целый мир! Мне нужна ты! — Воскликнул Дэн, подхватывая ее на руки.

— А как же работа?

— Работа подождет! И все подождут! — Произнес Дэн, внося Джессику в спальню.

…Несколькими часами позже Дэн и Джессика еще лежали в постели. Была четверть шестого, а Дэн даже не заикнулся ей о приглашении отца. Он был безумно счастлив всей душой ощущать, что она всегда рядом и готова прийти к нему по первому же зову.

— Как хорошо, что ты рядом! — Озвучил он свои мысли.

— Я готова быть рядом двадцать четыре часа в сутки, — улыбнулась она и провела пальцем по его губам.

Ей очень нравилось прикасаться к нему, прикосновениями изучать каждую черточку его лица, каждую клеточку его тела. Но еще большее удовольствие ей доставляло понимание того, что он был полностью в ее власти. Это было потрясающее ощущение! Она точно никогда такого не испытывала и не испытает больше.

— Джесси, — позвал он ее, — я думаю, что должен тебе кое-что объяснить.

— Что? — Проговорила она, весьма увлеченная его губами. Они были такими манящими, что у нее возникло непреодолимое желание целовать их до умопомрачения.

— Насчет Клер. Она выкупила акции Дерека и оплатила его долг, — без вступлений произнес он.

Джессика прервала свое занятие и внимательно посмотрела в великолепные голубые глаза, потом ответила:

— Я поняла. Ей нужны эти акции, чтобы вклиниться в компанию и быть ближе к тебе.

— Не просто быть ближе ко мне. Она будет шантажировать меня этими акциями.

— Чтобы вернуть тебя? Я этого не допущу. Тем более сейчас, когда я знаю, что она представляет собой на самом деле.

— Но мне все равно придется решать эту проблему и встречаться с ней. Ты понимаешь, о чем я? — Спросил Дэн.

— Понимаю. Все дело в том, что я знаю Клер и знаю тебя. Я верю только тебе.

— Ты когда-нибудь перестанешь меня удивлять? — Поинтересовался Дэн, словно действительно хотел получить ответ на этот вопрос.

— Я всегда буду тебя удивлять, а ты за это всегда будешь любить меня, — сказала Джессика таким тоном, будто заключала с ним сделку.

— Я буду любить тебя несмотря ни на что! — Пылко произнес Дэн, рывком переворачивая ее на спину и впиваясь жарким поцелуем в ее губы.

Была половина девятого вечера, когда черный "Ситроен" Дэна въехал во двор особняка на Грин-стрит. Остановив машину недалеко от парадной лестницы, Дэн помог Джессике выйти из нее, и они вместе стали подниматься по ступеням крыльца. Стояла теплая калифорнийская осень, легкий ветерок шелестел листвой деревьев в саду, донося до них аромат осенних цветов. Рука об руку они шли на ужин по приглашению Джефферсона Уайтхорна. На Джессике было легкое летнее платье из летящего воздушного нежно-зеленого шифона, а Дэн надел одну из своих любимых голубых рубашек и светлые брюки. Ничего официального — все просто и по-домашнему. Они будто собирались репетировать один из множества семейных ужинов, которые в будущем проведут в этом гостеприимном доме.

Перед дверью Дэн вдруг остановился и повернулся к женщине.

— Джес, — начал он, сжимая ее руку в своей руке, — ты действительно хочешь этого?

— Ты имеешь в виду ужин с твоим отцом или что-то другое? — В свою очередь спросила она, глядя в его глаза.

Дэн заметил, что, несмотря на жару, ее оголенные плечи покрылись мурашками, и понял, что она волнуется.

— И ужин с отцом, и то, что за ним последует, — напрямик ответил Дэн.

Ни на минуту не задумавшись, она ответила:

— Я сама выбрала этот путь — рядом с тобой на всю жизнь.

Его смуглое лицо озарила ослепительная улыбка, и он позвонил в дверь. У Дэна был свой ключ, но в этот раз он хотел, чтобы все было торжественно и официально, ведь он собирался представить Джессику отцу как свою невесту. Им открыл Питер Митчелл — старый дворецкий, который работал в доме Джеффа с тех пор как Дэну исполнилось четырнадцать лет.

— Добрый вечер, мистер Дэн! Здравствуйте, мисс Бичем! — Приветствовал он их с легким поклоном.

— Пожалуйста, зовите меня Джессика. "Мисс Бичем" — звучит слишком официально, — попросила его Джес.

— Это будет большой честью для меня, мэм. Добро пожаловать!

— Отец в столовой, Питер? — Спросил у него Дэн просто, чтобы уточнить то, что знал заранее.

— Да, сэр. Он уже ждет вас…

— Скажите ему, что мы сейчас будем.

— Конечно, сэр, — ответил дворецкий и бесшумно удалился.

— Ну что, пошли? — Спросил Дэн, с восхищением глядя на нее.

Она всегда его восхищала.

— Дэн, подожди! — Остановила она его так решительно, что он оторопел.

Вдруг Джес передумала?..

— Да?

— Ты говорил, что если я соглашусь стать твоей женой, ты оставишь профессию летчика и будешь работать в "Уайтхорн Интерпрайзис".

— Да.

— Ты не изменил своего решения?

Дэн понял, что она имеет в виду, и у него на мгновение перехватило дыхание.

— Джесси, ты выйдешь за меня замуж? — Спросил он ее, прежде чем она успела дать ответ.

— Ну, если ты — моя судьба, то мне никуда от тебя не деться. К тому же я сама этого хочу. Я согласна выйти за тебя замуж.

Дэн подлетел к ней и так сильно сжал ее в объятиях, что она сама едва не задохнулась от счастья. Как будто эта простая фраза разом решила все их проблемы. Наверное, это действительно было так. У них выросли крылья от сильной любви, которую они испытывали друг к другу. Казалось, что впереди долгая и счастливая жизнь в этом старом особняке, который радушно принял их под свой кров. Они сжимали друг друга в объятиях, точно боялись, что внезапно произойдет что-то, что разлучит их. Но вокруг был мир и покой, и даже Джефф, стоя в дверях столовой счастливо улыбался, глядя на эту красивую и влюбленную пару.

Джессика первая увидела его.

— Дэн… — Она отстранилась от него.

— Что? — Он сразу ощутил, как ему недостает ее близости.

— Твой отец нас заждался.

Уайтхорн — младший обернулся и увидел отца.

— Привет, пап.

— Здравствуй, Дэн. Добрый вечер, Джессика. Я очень рад видеть вас в своем доме.

— Спасибо, мистер Уайтхорн.

— Я думаю, что пора к столу, — сказал Джефф.

— Подожди, пап, — произнес Дэн. — У меня для тебя новости.

— Расскажешь за ужином, — проговорил его отец.

— Он прав, Дэн, — вставила Джес. — Мы и так опоздали. Пойдем, — потянула она его за руку.

…Когда Питер подал ужин и разлил вино, Джефф спросил:

— Ну, так что у тебя за новость? Судя по вашим лицам там, в гостиной, нам есть, что отметить…

Дэн и Джессика переглянулись и смущенно улыбнулись, будто школьники, которых застигли врасплох на первом свидании. Затем Дэн сказал:

— Да, отец. У меня для тебя есть хорошие новости. Во-первых, Джессика согласилась стать моей женой, — проговорил Дэн, чувствуя, как у него при одной мысли о предстоящей женитьбе перехватывало дыхание. — Во-вторых, я возвращаюсь в наш дом, как только мы поженимся. И, в-третьих, я увольняюсь из "Пан-Американ" и буду работать в нашей компании.

Джефф недоверчиво посмотрел на Джессику, будто сомневался, понимает ли его сын то, что говорит. А Джессика ласково улыбнулась и еле заметно кивнула.

— Дэн, ты понимаешь, что вся твоя жизнь резко изменится? — Спросил Джефф, глядя в сияющие счастьем глаза сына.

— Понимаю. Надо ведь когда-то что-то менять в своей жизни. Джессика заставила меня измениться, и я не жалею об этом.

— Джефф, поверьте, я здесь совсем не при чем, — запротестовала было женщина, чуть возмущенно глядя на Дэна.

— Ты не права, Джесси. Я же знаю тебя и прекрасно помню, что ты заставила меня пережить. И поверь, до встречи с тобой я был совсем другим человеком.

— Ладно, Дэн, я думаю, что мы с тобой еще поговорим об этом, — сказала Джес.

— А пока у меня кое-что есть для тебя, — произнес Дэн, поднимаясь из-за стола. — Вы подождете меня? Я сейчас вернусь.

Когда он ушел, Джефф проговорил:

— Мой сын прав, Джессика, вы изменили его. Я семнадцать лет ждал, когда он скажет то, что сейчас сказал, и думал, что не дождусь. Вы сделали счастливым не только его, но и меня.

— Джефф, я, право, не знаю, что сказать. Я, действительно, ничего такого не делала, но мне доставляет большое удовольствие знать, что вы довольны своим сыном. Он замечательный человек…

Вернулся Дэн и, неожиданно опустившись перед Джессикой на одно колено, протянул ей коробочку с обручальным кольцом.

— Я не мог придумать ничего более изысканного, кроме как предложить тебе руку и сердце в доме своего отца. Ты согласна выйти за меня замуж?

— Да, — коротко ответила она, нежно перебирая пальцами его густую шевелюру.

Великолепное произведение ювелирного искусства, самой тонкой работы кольцо, украшенное сапфиром и алмазами уже сверкало на пальце Джессики, когда Джефферсон провозгласил тост:

— Я пью за вашу будущую семью и за то, чтобы вы были счастливы!..

Следующий день был субботой, и Клер решила устроить себе день отдыха, оставшись дома. Было семь утра, когда в дверь кто-то настойчиво позвонил. Обычно в выходной она спала в это время и никого не собиралась принимать. Она открыла один глаз, надеясь, что этот кто-то уйдет сам. Следующие два настойчивых звонка вынудили ее встать. Клер накинула красный шелковый халат на такую же сорочку и пошла открывать.

— Я принес тебе твои ключи, — проговорил Дэн, как только она открыла дверь.

У Клер дух захватило от его истинно мужской красоты и решительного взгляда голубых глаз.

— Какие ключи? — Ошарашено выпалила она.

— От твоей квартиры, — напомнил Дэн, сжав губы.

Он не мог отрицать, что она была восхитительно красива в красном.

— А… И для этого надо было будить меня в семь утра?

— Ты прекрасно знаешь, что не только для этого.

— Надо же! — Ухмыльнулась женщина. — А вчера ты выпроводил меня не очень-то вежливо, к слову сказать.

— Вчера было не время и не место говорить об этом, — парировал Дэн.

— А для меня сегодня не время и не место говорить с тобой вообще о чем бы то ни было, — сказала Клер, хотя ей очень хотелось быть с ним рядом.

Она ощущала почти физическую боль от желания прикоснуться к нему, почувствовать его губы на своих губах. Но наравне с болью испытывала и ненависть к нему за то, что он не чувствовал к ней ничего, кроме равнодушия.

— Клер, пожалуйста, — спокойно, но настойчиво проговорил Дэн, и от звука его чарующего голоса решение Клер не разговаривать с ним стало таять. — Прости, я действительно вчера был резок с тобой, но у меня на то были причины.

Она сжала губы, раздумывая: "Конечно, у тебя были причины! Мисс Джессика Бичем может быть очень веской причиной, когда решится поиграть с мужчиной в самопожертвование!"

— Ладно, проходи, — будто нехотя согласилась она. — И, кстати, верни мне мой ключ.

Не то чтобы женщина очень хотела вернуть свой ключ. Просто ей важно было хоть на мгновение почувствовать теплоту его всегда таких горячих, таких нежных и таких сильных ладоней, чтобы иметь возможность хоть как-то жить дальше.

Он протянул ей ключ на раскрытой ладони, а Клер взяла его, чуть задержавшись пальцами на его коже. Голубые глаза встретились с карими, и Клер увидела, как в его глазах скользнуло понимание, а затем — сожаление. Она ждала каких-то слов от него — пусть оправдание, пусть извинение, но Дэн будто наложил табу на разговоры об их прошлом.

Уайтхорн прошел в гостиную и, ожидая пока женщина закроет за ним дверь, неуверенно остановился. Ему было неловко думать о том, что Клер все еще любит его. Он невольно чувствовал себя виноватым особенно теперь, когда был так счастлив с Джессикой. Дэн и не заметил, как она вошла в гостиную и стала на пороге, с восхищением глядя на него. Он стоял к ней вполоборота, и его четкий профиль выделялся на фоне яркого утреннего солнца, как на древней монете. Дэн был одет в черные брюки и рубашку цвета шампанского, которая оттеняла его смуглую кожу. Это был потрясающе красивый мужчина!

— Ты хотел поговорить об акциях? — Спросила Клер.

На звук ее голоса Дэн обернулся и скользнул взглядом по ее лицу, словно ища чего-то и не находя. Потом ответил:

— Да. Извини, что так рано, но для меня это очень важно. И еще раз прости за вчерашнее.

— Да ничего, пустяки! — Махнула она рукой, улыбнувшись.

Казалось, на мгновение он стал прежним, но все равно многое было безвозвратно утеряно.

— Ведь я тоже была не права, вломившись в твою квартиру без приглашения, — добавила Клер. — Но я так соскучилась по тебе… — Непроизвольно вырвалось у нее.

— Клер, — заговорил он, выставляя руки вперед, как бы защищаясь от воспоминаний.

— Прости. У тебя начинается новая жизнь, а тут я навязываюсь со своими воспоминаниями.

— Да, — подтвердил Дэн. — То, что было между нами, — в прошлом. И давай останемся друзьями. Если нам удастся решить одну весьма щекотливую проблему.

— Акции…

— Да, акции. Дерек поступил очень некрасиво, поставив акции на кон в покер. Я благодарен тебе за то, что именно ты выкупила их. С другим человеком договориться было бы труднее.

Ее удивило его отношение к ней. В этот раз он был спокойнее, мягче и, казалось, был расположен к разговору; вернее, очень заинтересован в его благополучном исходе. Она прекрасно знала это, но не злилась на него, потому что отчаянно соскучилась по его близости, по его голосу, по его прикосновениям.

— А ты полагаешь, что со мной договориться легче?

— Я знаю тебя, ты знаешь нашу семью. Тебя совсем не интересует ювелирный бизнес, тебе не нужно членство в совете директоров. Что же тебе нужно?

Он, правда, хочет знать ответ на этот вопрос? Неужели он настолько слеп в своей любви к Джессике, что не замечает ее любви к нему? Она хотела его — так хотела, что все тело просто горело огнем. А он еще стоит и спрашивает с самым невинным видом, чего она хочет!

— Мне нужен ты, — сказала Клер. — Я хочу стать твоей женой, но не женой сына Джефферсона Уайтхорна, а твоей! Мне нужен ты, а не твои деньги.

Дэн замолчал надолго. Клер тоже молчала, ожидая его ответа. Было так жаль, что она не могла видеть его лица. Возможно, по его глазам она смогла бы понять, что он чувствует. А он будто оградился от нее, замкнулся в своих мыслях.

"Думает о Джессике, — угрюмо подумала Клер. — Даже в такие мгновения, когда решается судьба его семейного бизнеса, он думает о ней. Чем она его зацепила? Как ей удается вызывать в его глазах такое необъяснимо загадочное выражение? Ах, если бы все можно было вернуть назад! Я бы все исправила, и он никогда не ушел бы к Джессике!.."

— Миллион долларов и недвижимость в Европе тебя устроят? — Спросил вдруг Дэн, поворачиваясь к ней.

Клер поразил его взгляд: пронзительный, долгий, точно он хотел проникнуть в самое ее существо. И было в нем еще что-то сродни ненависти, как будто она была виновата во всех смертных грехах. Вполне возможно, что он действительно так считал. Поэтому и предложил ей откуп за свою свободу. По-другому это и не назовешь.

— Хочешь откупиться от меня? — Саркастически спросила она, усаживаясь в кресло и вызывающе закидывая ногу на ногу.

Похоже, он услышал вызов в ее голосе, потому что усмехнулся и сказал:

— Да. Я хочу, чтобы ты оставила меня и мою семью в покое. "Уайтхорн Интерпрайзис" не твое дело, а то, что было между нами, уже в прошлом.

— Откупаешься от меня, да еще выгоняешь из города и из страны, чтобы не дай бог ненароком не столкнуться со мной! — Фыркнула Клер.

— Тебя никто не выгоняет, — огрызнулся Уайтхорн. — Ты можешь делать со своей жизнью, что хочешь; только не лезь в мою!

— А ты никогда не думал о том, что я просто люблю тебя?! — В отчаянии выкрикнула Клер. — И потому так "лезу в твою жизнь"? Мне важно знать о тебе все: чем ты занимаешься, с кем ты общаешься, что тебя интересует, что ты думаешь! Я живу этим!

Их глаза встретились на миг, но на этот раз Дэн отвел взгляд, потому что ему было невыносимо видеть, как она, унижаясь перед ним, цепляется за любую соломинку. Неизвестно, что изменилось в его сердце, но неожиданно он подошел к ней, опустился перед ней на пятки и сжал ее ладони в своих руках. Она так долго этого ждала! Наконец-то ей удалось пробить брешь в его броне! А Дэн уже прижал ее руки к своим губам в порыве великодушной нежности.

— Клер, — заговорил он, и его горячее дыхание опалило ей кожу, — я знаю, мы нехорошо расстались; я знаю, что причинил тебе боль, влюбившись в твою подругу, но это было сильнее меня. Еще больнее нам будет оттого, что мы постоянно пересекаемся. Неужели тебе самой не больно встречаться с Дереком, ведь он мой троюродный брат? Тем более мы с ним очень похожи.

Она с изумлением посмотрела на него. Было видно, что эта мысль никогда не приходила ей в голову, но, возможно, она подсознательно знала это, потому что у нее вдруг возникло ощущение дежа-вю. Будто кто-то уже говорил ей о странной схожести Дэна и Дерека. Ей сейчас было недосуг вспоминать, кто. Важно, что Дэн сейчас держал ее руки в своих ладонях и, казалось, передавал через прикосновение свою жизненную силу. Ведь до этого разговора она и не представляла, насколько оцепенела без него. Да и какая теперь разница, кто на кого похож?! Ведь Дэн рядом и в какой-то мере зависит от нее. Разве не об этом она мечтала в то утро, когда Дерек пришел к ней за помощью?..

Клер улыбнулась, вспомнив о том, что он только что ей говорил — как это тяжело и больно — постоянно сталкиваться с человеком, которого очень любишь, но чувства которого к тебе угасли навсегда. Ей ли этого не знать! Сколько раз, лежа ночью без сна, она мечтала о том, чтобы уехать куда-нибудь подальше от Лос-Анджелеса, где никто не знает о том, кто такой Дэн Уайтхорн. Однако теперь она точно никуда не поедет, а останется здесь и будет мозолить глаза Дэну, Джессике, Роберту и всему семейству Уайтхорн.

— Вы, действительно, похожи, — согласилась Клер, наконец, после долгого молчания. — Но в то же время есть в вас обоих что-то очень разное, что при первом знакомстве приводит в замешательство, а потом заставляет задуматься. Уж поверь мне — я сама испытала этот шок. Может, именно поэтому я и потянулась к Дереку, однако он сразу пресек все мои попытки требовать от него поступков, которые мог совершать только ты.

— И не удивительно, — мягко улыбнулся Дэн. — Похоже, ему претит сама мысль об этом.

Неожиданно он поднялся на ноги, так что Клер даже оторопела и стала лихорадочно размышлять о том, что же она не так сказала или сделала. Ей показалось, что он испугался проявления своих чувств перед ней и потому так резко отстранился от нее. А было бы так хорошо просто посидеть вместе и поразмышлять о жизни, попробовать исправить в их отношениях то, что еще можно исправить, или просто вспомнить о том, как им было здорово вместе. Но если Дэну это противно… Что ж, она не будет ему навязываться. Хватит! Надоело! В конце концов, со стороны это выглядит даже смешно, и над ней, наверное, потешается все семейство Уайтхорн. А может, действительно, стоит уехать в Европу — бросить все и сделать все, чтобы забыть его? Ведь она на самом деле устала от всего, что напоминало ей об этой мучительной любви, которая, в принципе, ей была и не нужна.

Женщина поднялась с кресла и решительно прошлась по комнате. Ей вдруг вспомнились ее первые годы жизни в Лос-Анджелесе после колледжа, когда мать избавилась от нее и когда она не знала, с чего начать. Как же сильно хотелось тогда вернуться в Лондон! Теперь она весьма преуспела в своем бизнесе здесь, и стоит ли его бросать только ради того, что его величество Дэн Уайтхорн хочет убрать ее с глаз долой?..

— Я согласна, — сказала она, поворачиваясь к Дэну.

В глазах ее появился такой жесткий огонек, что ему стало не по себе. Появилось навязчивое ощущение, что он, и правда, хочет от нее избавиться, а в первую очередь — выкупить у нее свое счастье и покой. Но он переборол чувство вины, напомнив себе, что то, что он делает, — ради компании.

— Что ж, — проговорил мужчина вкрадчиво, будто боялся, что она переменит свое решение, — это твое решение. Я рад, что ты согласилась на мое предложение.

— У меня ведь не было другого выхода.

— Когда ты сможешь приехать в офис отца, чтобы мы могли оформить нашу сделку документально?

— Чем скорее, тем лучше, — ответила Клер, а сама подумала: "Ничего не вышло. Моя месть обернулась против меня. Дэн по-прежнему будет счастлив с Джессикой, а я буду вынуждена уехать на время из страны, хотя бы для того, чтобы не стать свидетельницей их свадьбы".

Сделка, предложенная Клер Дэном, состоялась в офисе "Уайтхорн Интерпрайзис". В присутствии адвокатов компании и своего адвоката мисс Хьюстон подписала доверенность, согласно которой восемь процентов акций Дерека Стефенса переходили в собственность его сестры — Лауры Стефенс, а Клер в свою очередь получала миллион долларов и право на покупку недвижимости в любой европейской стране.

Откровенно говоря, Дэн до последнего момента сомневался, что Клер сдержит свое слово, и только когда она уверенно, будто разом перечеркивала всю свою прежнюю жизнь, расписалась на доверенности, чуть заметно облегченно вздохнул. Так или иначе, но это означало, что он окончательно освободился из ее цепких объятий. И не нужно было быть очень проницательным человеком, чтобы понять, что она все равно уловила его реакцию.

Когда они прощались перед дверями лифта, Дэн не удержался и спросил:

— И что ты теперь будешь делать со своим миллионом?

Она пожала плечами, а по губам ее скользнула короткая улыбка, будто Клер только сейчас поняла, что стала богатой женщиной.

— Ну, поскольку моя заветная мечта — выйти замуж за миллионера — отпадает сама собой, — пошутила мисс Хьюстон, — то, возможно, я расширю свое дело и, пожалуй, куплю себе небольшой домик где-нибудь в Греции.

— Тогда удачи тебе, — отозвался Дэн и неожиданно поднес ее руку к губам и поцеловал. — Ты далеко пойдешь, Клер Хьюстон.

— С таким благословением, пожалуй, да.

Они рассмеялись, но потом ее лицо посерьезнело.

— Прощай, Дэн Уайтхорн. И постарайся сделать так, чтобы наши пути не пересекались.

— Прощай, Клер. Будь счастлива! — Попрощался мужчина.

Двери лифта закрылись, и лифт поехал вниз, увозя Клер из его жизни навсегда.

Глава VIII

Лос-Анджелес, 1983

Прошел год. Кажется, ничто не тянется более медленно и ничто не летит более быстро, чем время. И вот что удивительно, — что бы человек ни делал, как бы он ни жил — счастливо или нет — все равно рано или поздно все уходит в прошлое. По сути, сама человеческая жизнь одно сплошное прошлое. Время утекает, как песок сквозь пальцы, и его невозможно остановить, просто сжав песок в кулаке. Какая-нибудь песчинка все равно да просочится, а это уже будет впустую потраченным временем. От того и боль в душе будет резать, точно тупой нож, ведь ничего человеку так не жаль, как впустую потраченного времени. Едва осознав это — не важно, в каком возрасте, — начинаешь думать о том, что если бы сложить вместе все эти упущенные секунды, получилась бы, наверное, целая жизнь или полжизни. А сколько всего можно было бы сделать за целую жизнь!..

Дэну Уайтхорну исполнился тридцать один год. Он был еще молод, но смотрел на жизнь трезво и рассудительно настолько, насколько можно трезво рассуждать, будучи влюбленным и счастливым до безумия. И дело было вовсе не в состоятельности и популярности его семьи, а в одной очень красивой женщине, которая была моложе его на семь лет. Джессика Бичем так покорила его душу, сердце, разум и воображение, что он, не задумываясь, решил круто перевернуть свою жизнь: жениться на любимой женщине, которая значила для него больше, чем его собственная жизнь, а свои силы направить на благо "Уайтхорн Интерпрайзис", как о том давно мечтал его отец. Дэн надеялся, что сможет легко оставить небо и стать обыкновенным земным, но очень счастливым человеком. Ведь когда счастлив, становишься очень великодушным. Его счастье было более глубоким, чем море, более безграничным, чем океан, более широким и величественным, чем небо. Он не ходил по земле, а парил в невесомости, будто за спиной у него выросли крылья. Он не улыбался, а буквально светился от счастья, ярче, чем солнце, луна и звезды, вместе взятые. Дэн был само великодушие, сама доброта, само обаяние. К нему и раньше тянулись люди, но раньше он был довольно-таки скрытным человеком напоминал загадку, которая вызывает любопытство и желание разгадать ее, а теперь, благодаря своей любви к Джессике, он распахнул настежь тайники своей души для тех, кого считал своими друзьями, и для тех, кого хотел видеть своим другом. Даже Роберт открывал новые качества в человеке, которого знал без малого десять лет, и считал, что достаточно изучил его.

А его отношения с Джессикой!.. О, это просто было море открытий и удивлений! Они и не представляли, что можно столько всего открыть в любимом человеке, если он того хочет и сам готов к таким открытиям. Складывалось впечатление, что Дэн был просто полон сюрпризов и идей, а главное — у него теперь всегда было прекрасное настроение и желание претворять свои идеи и мечты Джессики в жизнь. Поэтому и год пролетел как один день — незаметно, стремительно, на одном дыхании. Они уже ни от кого не прятались, и от души надеялись, что пережили всю свою боль, отстрадали все свои страдания, что никогда больше разлука не коснется их душ.

…Джессика официально стала его невестой в июле 1983 года. То была ослепительно счастливое лето, пропитанное ароматом цветов. Их пряный запах опьянял, дурманил сознание, и от этого все события, казалось, проходили как во сне. С того памятного ужина, когда Джессика согласилась стать женой Дэна, а он в свою очередь объявил отцу, что увольняется из "Пан-Американ", прошло чуть больше полугода. С молчаливого одобрения Джеффа, Рональда и Элвиры Дэн и Джес решили объявить о своей помолвке в июле.

Джефферсон Уайтхорн организовал роскошнейший прием по этому случаю. Казалось, на этот раз он превзошел даже самого себя. По старой традиции, все семейные торжества Джефферсон Уайтхорн проводил в своем особняке; и не важно, сколько человек было приглашено. Казалось, этот старый дом, которому было без малого тридцать пять лет, мог вместить любое количество гостей. С восьми часов вечера во двор въезжали автомобили, привозя приглашенных на прием по случаю помолвки. Весь дом буквально светился огнями, а из его распахнутых окон лилась музыка, заполняя чарующими звуками весь сад. Гости гуляли по саду, сидели в доме на диванах, креслах, канапе, или просто стояли, разговаривая друг с другом. В центре гостиной Джефферсон, Ричард, Эдвард, Рональд и Элвира принимали гостей. Складывалось ощущение, что поток гостей неиссякаем, а сами гости не виделись друг с другом не менее полугода, хотя месяц назад собирались в этом же доме и в том же составе на день рожденья Дэна.

Вечер был жарким, но, соблюдая этикет, дамы надели вечерние платья, а мужчины были в смокингах. Официанты бесшумно обносили гостей коктейлями, шампанским и другими прохладительными напитками. Музыка будто звучала сама по себе, возникая из ниоткуда, хотя для этого вечера был специально приглашен оркестр. Все было строго официально и торжественно, но в то же время — просто по-семейному.

И вот, наконец, все гости уже собрались, но Джефф не торопился приглашать их на ужин, ведь Дэн и Джессика еще не спустились вниз. Они медлили, будто дразнили любопытство гостей, хотя все давно предсказывали это событие — оставалось только дождаться, когда оно состоится. А пока, стоя посреди гостиной и переступая с ноги на ногу от усталости и волнения, Джефф мысленно благословлял тот день, когда Джессика Бичем согласилась стать женой его единственного сына. Он был уверен, что даже Рональд и Элвира не относятся к этому событию так благоговейно, как он. Вся проблема была в том, что у них не было сына, обиженного на отца и стремившегося во что бы то ни стало сбежать от огромного состояния и положения в обществе. Джефф уже почти отчаялся вернуть Дэна в семью, когда вдруг появилась Джессика, сумевшая настолько привязать к себе его сына, что тот вознамерился бросить свои опасные полеты и работать в компании.

Сейчас Дэн и Джессика находились в одной из комнат наверху. Уайтхорн — младший сидел в кресле с таким видом, будто происходящее внизу никоим образом его не касалось, а Джессика, стоя перед зеркалом, поправляла идеальную прическу и стряхивала с платья несуществующие пылинки.

— Я никогда не устану любоваться тобой, — сказал вдруг Дэн, глядя на женщину.

Она вполоборота повернулась к нему и, улыбнувшись, ответила:

— Устанешь, дорогой. Лет через пять после свадьбы твоя любовь ко мне войдет в привычку и, глядя на меня, ты уже будешь думать о том, что ты во мне нашел.

— Вот уж нет! Не бывать этому никогда! — Воскликнул Дэн.

Он встал и подошел к ней сзади. Тонкий аромат ее духов обволакивал его, как теплота материнских прикосновений. Что-то знакомое шевельнулось в памяти, и Дэн вдруг поймал себя на мысли, что Джессика напоминает ему мать. Не потому ли он так отчаянно влюбился в эту женщину? Быть может, она права и кому-то со стороны она покажется самой обыкновенной женщиной, а вот он что-то такое нашел в ней, что затронуло его сердце и душу. И вот теперь, в день их помолвки он понял, что именно. Джес удивительно была похожа на его мать: такая же спокойная, рассудительная, нежная, тихая, но очень мужественная, способная одним мановением руки собрать вокруг себя множество людей или одним взглядом разом пресечь все попытки проникнуть в душу.

— Ты так в этом уверен? — Почти шутливо спросила она, поворачиваясь к нему.

— Да!

— Почему?

— Потому что я люблю тебя и потому что… — Он запнулся на мгновение и пронзительно посмотрел на нее, отчего улыбка сразу слетела с ее лица, — потому что ты очень похожа на мою мать.

— Я? — Ошеломленно спросила Джессика.

Ей вдруг стало не по себе, ведь они никогда не говорили о миссис Уайтхорн. Она знала, что Мелани умерла, когда Дэну было семь лет и что после этого у него были большие проблемы с отцом, но дальше этого разговоры не заходили. И теперь он совершенно неожиданно завел разговор о своей матери, чем выбил ее из колеи. Она совсем не была готова к этому, а тем более — к тому, что он будет сравнивать ее с ней, пусть даже и в лучшую сторону. Джес явно смутилась и опустила глаза. Пронзительный взгляд Дэна прожигал насквозь.

— Ну что ты такое говоришь, — чуть слышно пробормотала она. — Чтобы я была похожа на твою мать? Нет, не может этого быть!

— Почему? — Просто спросил мужчина.

— Я не знаю. Этого не может быть, — упрямо повторила она. — И вообще, сейчас не время и не место об этом говорить. Мы и так опаздываем. Гости нас заждались. Пойдем! — И она заторопилась к двери.

Дэн мягко остановил ее, задержав за плечи.

— Подожди, Джесси! Почему ты не хочешь говорить о моей матери?

Она стремительно повернулась к нему, и он увидел в дымчато-серых глазах мольбу, похожую на боль; и боль эта была сродни той, что испытывал он сам, когда думал о матери. Дэн все понял. Джессика боится, что ему будет больно, что он, желая быть искренним с ней, причинит боль себе. Но ведь за двадцать четыре года боль притупилась. Время зарубцевало даже эту, самую страшную, как ему казалось, рану в его жизни. И с кем, как не с любимой женщиной, он может и должен поговорить о своей матери?

"Боже, спасибо Тебе за то, что Ты дал мне эту любовь! — Мысленно возблагодарил Дэн Бога. — Я никогда не смогу расплатиться с Тобой за этот бесценный дар! Ведь другой такой женщины нет и не будет во всем мире!.."

Его мысли прервал осторожный стук в дверь.

— Да, войдите, — отозвался Уайтхорн.

Вошел Питер.

— Извините, сэр, но мистер Джефф просит вас спуститься вниз, к гостям.

— Спасибо, Питер, мы сейчас придем.

Дворецкий ушел, и Дэн сказал:

— Ты права, Джесси. Сейчас не время и не место говорить о моей матери, но я сказал тебе об этом, потому что ты действительно похожа на маму. Мы обязательно поговорим на эту тему перед свадьбой. А сейчас пошли. Отец, наверное, сейчас места себе не находит.

Он протянул ей руку, и Джессика доверчиво вложила в нее свою. В это мгновение она готова была идти за ним хоть в ад, если бы он вдруг позвал ее туда. Так — рука об руку — они вышли на галерею второго этажа. Оттуда, как на ладони, было видно все, что происходило в гостиной. В ожидании их гости оживленно беседовали между собой, кто-то потягивал вино, кто-то отдыхал в креслах и на диванах, но над всеми царило такое единодушие, что Джессика вдруг с испугом подумала: "А примут ли меня эти люди, которые всегда так предупредительно вежливы даже с теми, кто им не нравится? Как относятся они к тому, что скоро я стану одной из них?"

Дэн будто почувствовал ее волнение и сжал ее руку, потом спросил:

— Что с тобой, родная?

— Я волнуюсь. Мне ведь не безразлично, понравлюсь ли я твоим родственникам или нет, — честно призналась женщина.

— Ну что ты! Ведь они уже знают тебя, а ты знаешь их, — успокаивающе проговорил Дэн.

— Да, но одно дело, когда я — всего лишь очередная твоя подружка, и совсем другое — когда я — твоя невеста, твоя будущая жена. Примут ли они меня?

— Главное, чтобы тебя приняли отец и дяди. Но даже если бы они не сделали этого, мне было бы все равно! Ведь ты — моя жизнь, и если уж на то пошло, они не могут не принимать мою жизнь. Пойдем!..

Как только они стали спускаться по лестнице, все голоса смолкли. Десятки пар глаз обратились к ним в ожидании чего-то невероятно торжественного.

"Можно подумать, они ждут от меня чуда, — иронически подумал Уайтхорн — младший. — А я не умеют творить чудеса, ведь я не волшебник. Но самое главное чудо случилось, когда Джесси признала, что любит меня. Понимают ли они это?.."

Пауза затягивалась, и когда мисс Бичем уже подумала о том, что скоро не вынесет этого напряжения, раздался ровный, спокойный голос Дэна:

— Я хочу представить вам женщину, которая оказала мне большую честь, согласившись стать моей женой. Это мисс Джессика Бичем, — он повернулся в ее сторону и ослепительно улыбнулся.

Они спустились в гостиную под ожидающими взглядами гостей, и не успела женщина опомниться, как к ним подошел Джефферсон Уайтхорн и поцеловал ее руку. Затем громко, отчетливо проговорил:

— Я счастлив принимать вас, Джессика, в нашем доме в качестве невесты моего сына. Добро пожаловать домой, дочка!

Эти слова были знаком того, что она принята в большую семью, что теперь ее семья стала в несколько раз больше. Перед Джессикой на мгновение промелькнули полные слез глаза матери, и ей тоже захотелось заплакать от счастья, но она собралась с духом и сказала:

— Я благодарна вам всем за ту теплоту, с которой вы меня приняли. Ведь теперь у меня появилась еще одна большая семья.

Прием был в самом разгаре. Время перевалило далеко за полночь, но никто не собирался расходиться. Казалось, то ощущение безмерного счастье, которое переполняло жениха и невесту, передалось и гостям, и прислуге, и оркестру. Никто не чувствовал ни усталости, ни желания отправиться домой. Все потеряли счет времени. Не было счета тостам, произнесенным в честь Дэна и Джессики, не было числа множеству пожеланий счастья и любви в будущей семейной жизни. Влюбленные ни на минуту не расставались, и даже за ужином в огромной столовой Дэн и Джес сидели рядом. Казалось, им никогда не надоест общество друг друга. Они танцевали, влюблено глядя друг на друга, или пили шампанское, сидя где-нибудь в укромном уголке, если такой вообще можно было найти при подобном скоплении народа, или выходили в сад, чтобы подышать свежим ночным воздухом. Вернее, там они проводили большую часть всего вечера, и порой Джефферсону приходилось звать их в дом через кого-нибудь из слуг, если гости вдруг обнаруживали, что потеряли из виду виновников торжества.

Было без двадцати три ночи, когда Дэну и Джессике удалось сбежать в сад в очередной раз, ведь там им можно было целоваться, сколько угодно, и говорить, о чем угодно. Они сидели в чудесной беседке, выстроенной в классическом греческом стиле, увитой плющом и вьющимися розами. Это было самое уединенное место в саду, и сюда редко кто заглядывал. В детстве Дэн любил прятаться здесь с книжкой и сладостями. Однако сейчас книжки были забыты, ведь рядом была восхитительнейшая женщина на свете, женщина, которую он любит, и которая любит его. Счастье переполняло его до краев, и Дэн готов бы кричать на весь мир о своей любви. Но он сдерживался от этого безрассудного поступка, только на губах его сияла ослепительная улыбка, а в голубых глазах, в которых точно сияло солнце, вспыхивал завораживающий огонь. Здесь было тихо, разве что пролетит иногда одинокая ночная птица, задевая крыльями листву деревьев, или затрещит сверчок или кузнечик где-то глубоко в траве. Сюда не доносились звуки музыки, здесь не слышно было голосов гостей, прогуливающихся по саду. Светила полная луна, и неповторимый свет ее серебрил все вокруг; даже кожа приобретала какой-то загадочный, чарующий оттенок.

Джессика сидела, закрыв глаза и наслаждаясь этой прекрасной ночью. Руки ее покоились в ладонях Дэна; на плечи был накинут его пиджак. Все было так чудесно, что с трудом верилось в реальность происходящего.

— Ты веришь, что это, наконец, произошло? — Тихо, почти шепотом спросил мужчина. — Ты веришь, что мы помолвлены?

Она посмотрела на него и поймала себя на мысли, что никогда не устанет смотреть на него. Дэн был красивым мужчиной, и было поразительно, что он что-то нашел в ней. Она-то считала себя самой обыкновенной женщиной.

— Знаешь, — ответила Джессика, — когда я вспоминаю твой день рожденья год назад, то неизменно мне вспоминается один эпизод. Вечер был в самом разгаре, когда ты вдруг исчез. Я почему-то это сразу заметила, и мне стало так тоскливо, что тоже захотелось куда-нибудь уйти. Я не помню, что заставило меня выйти в сад. Там было так тихо, спокойно — и так хорошо! И как все это разительно отличалось от того, что происходило в гостиной! Вот так же светила луна, и дул легкий ветерок. Я выбрала одну из тропинок и пошла по ней наугад. Наверное, подсознательно я искала тебя, хотя в то время ни за что не призналась бы в этом. Но уже тогда я была безумно влюблена в тебя. Самое удивительное, что я нашла тебя…

Она замолчала, на миг потерявшись в воспоминаниях.

— Нашла меня? — Недоумевая спросил Дэн. — Но я ничего такого не помню…

— Или ты меня нашел… — Продолжала Джессика. — Ты появился в саду так неожиданно, будто кто-то вдруг решил исполнить мое желание. Я просто почувствовала твое присутствие. Это невероятно, но когда ты рядом — вот как сидишь сейчас или находишься в нескольких метрах от меня, — я чувствую тебя всем своим существом. А когда ты далеко, ты — внутри меня — в моем сердце, в моей душе, в моих мыслях.

— Я чувствую то же самое! — Вырвалось у Дэна, и его руки крепче сжали ее ладони. — Я не знаю, как назвать это ощущение, но ты будто переполняешь меня. Понимаешь, о чем я?!

Джес кивнула и снова заговорила:

— Я повернулась и увидела тебя. И спряталась за ближайшее дерево, как трусиха, потому что ты вдруг назвал меня по имени, а я подумала, что ты увидел меня.

— Поразительно, как я тогда не понял, что ты рядом, — проговорил мужчина. — Наверное, мне следовало лучше прислушиваться к себе в тот вечер. А я был поглощен тем, что жалел себя.

— Ты стоял и одними пальцами держал бутон алой розы. Потом бросил его и пошел прочь. Я была рядом, Дэн, и слышала отчаяние в твоем голосе, когда ты назвал меня по имени. И это сказало мне все!..

— Вот как!.. — Проговорил он. — Почему же ты тогда не дала мне об этом знать? Ведь все могло измениться еще в тот вечер!

— Почему? — Переспросила женщина. — Не знаю. Возможно, потому, что боялась что-либо менять в своей жизни. Ведь я столько раз обжигалась, что когда в моей жизни появился Максвелл Колфилд, я вздохнула с облегчением и поблагодарила Бога за то, что Он послал мне его. Ты многого не знаешь, но у меня было два очень неудачных романа. И раз уж ты решил жениться на мне, то имеешь полное право знать о них, чтобы потом не попасть в неловкое положение.

— О нет, покорнейше благодарю! — Тревожно воскликнул Дэн. — Пожалуйста, избавь меня от этого.

Сейчас, когда они были так счастливы, ему претила даже сама мысль о том, что какие-то мужчины когда-то могли предъявлять претензии на ЕГО прекрасную ДЖЕССИ. И он не желал слушать откровенные признания своей возлюбленной о том, как кто-то разбивал ей сердце. Ибо у него тут же возникало желание хорошенько врезать этим "кем бы они ни были".

— Но… — Начала было Джессика, но тут же смолкла, поняв Дэна.

Ей ведь тоже не хотелось слушать о его отношениях с его бывшей женой, когда он вдруг захотел рассказать о ней. Так почему она должна заставлять его выслушивать ее исповедь?..

— Хватит о прошлом! — Попросил ее мужчина. — Давай оставим его в покое и будем жить настоящим, а думать о будущем. О нашем будущем.

— Кстати, о будущем… — Проговорила Джессика. — У меня кое-что есть для тебя. — Она сняла с шеи цепочку с золотым сердечком и на раскрытой ладони протянула ему. — Это на будущее, чтобы ты знал и помнил, что мое сердце принадлежит тебе.

— Ты отдаешь мне свое сердце? — Спросил Дэн и поцеловал ее раскрытую ладонь. А потом вдруг своей рукой сжал ее в кулак и посмотрел в дымчато-серые глаза, с такой доверчивостью смотревшие в его глаза. — Это очень серьезный шаг. Ты уверена, что хочешь этого? Еще не поздно, и я могу отпустить тебя.

Она ответила:

— Странный ты все-таки, Дэн Уайтхорн. Спрашиваешь меня, хочу ли я быть счастливой с тобой, когда у меня уже нет выбора. Вернее, нет, не странный. Это не то слово. Ты дразнишь меня свободой, которую я якобы могу получить, если захочу. Но ты отлично знаешь, что я откажусь от нее, потому не хочу ее.

— Значит, ты так думаешь обо мне? — Поинтересовался он. — Я вовсе не это имел в виду.

— Не важно, что ты имел в виду. Я люблю тебя и никуда от тебя не уйду. Я отдаю тебе свое сердце.

Они услышали чье-то смущенное покашливание и увидели Питера, который стоял, ожидая, когда на него обратят внимание.

— Что-то случилось, Питер? — Спросил Дэн, все еще сжимая руки Джессики.

— Простите, сэр, но ваш отец зовет вас в дом. Гости начали расходиться.

— Скажи ему, что мы уже идем.

— Да, мистер Дэн. Конечно.

Дворецкий ушел, а Дэн и Джессика пошли в дом по одной из дорожек.

— Как Питер тебя нашел? — Спросила женщина.

— Думаю, что он посмотрел в свой хрустальный шар. Он всегда это делает, когда я нужен отцу, — пошутил Дэн. — Сейчас это уже не столь важно.

И они вошли в дом.

Максвелл не мог простить Дэну, что он увел у него девушку, которую он очень любил. Это невозможно было простить, да и не прощают такое предательство. Макс считал Дэна своим другом, а этот так называемый друг за его спиной соблазнял его девушку. Мало того, похоже, об этом знали все начиная с их коллег по "Пан-Ам" и заканчивая всем семейством Уайтхорн. И Клер Хьюстон знала с самого начала, но не смогла их остановить. Черт возьми, но ему-то она могла сказать правду, чтобы он не чувствовал себя полным идиотом. В принципе, она и пыталась ему сказать, особенно на том злополучном приеме в честь юбилеев "Уайтхорн Интерпрайзис" и "Афродиты": отправила приглашение и в течение всего приема старалась, чтобы в поле его зрения попадало любое общение Дэна и Джес. А он, слепец, ничего не видел! И теперь за ним, наверняка, закрепилась репутация рогоносца.

— Пропади ты пропадом, Дэн Уайтхорн! — Выругался Максвелл, резким движением руки опрокидывая виски в рот. — Ты сделал меня посмешищем всей авиакомпании, а сам ходишь по аэропорту с таким видом, точно все тебе что-то должны. Но это ты должен мне! Ты!..

Он резко поднялся с кресла, схватил ключи от машины и вышел из квартиры, хлопнув дверью. А через час он уже трезвонил в квартиру Дэна на Хайд-Стрит.

— Ну кто там еще! — Пробормотал про себя Дэн, поднимаясь из-за стола, чтобы открыть дверь. — И почему не сработал домофон?..

Он открыл дверь и оторопел. На пороге стоял Максвелл Колфилд. Они не виделись несколько недель, и Дэн полагал, что его напарник избегает его. Ведь все это время ему приходилось летать с другими летчиками. И вот теперь Макс стоит перед ним. Неужели созрел для серьезного разговора? Но вид у него был очень недружелюбный: взъерошенные волосы, горящие злобой глаза, стиснутые зубы. Да к тому же кажется, он был пьян. Вот повезло, так повезло!..

— Максвелл… — Озадаченно начал Уайтхорн.

— А ты ждал кого-то еще? — Буркнул тот. — Извини, не оправдал твоих ожиданий, так что тебе придется иметь дело со мной.

— А я и не возражаю, — сказал Дэн. — Входи.

"Похоже, он меня не собирается прощать, — подумал он, пропуская гостя в гостиную. — И в принципе, правильно делает. Я бы тоже не простил на его месте."

— Выпьешь что-нибудь? — Предложил мужчина, надеясь, что Колфилд откажется. Ему и без того уже было достаточно.

— Мне даже находиться рядом с тобой противно! — Сквозь зубы процедил Максвелл.

— Так чего же ты тогда пришел? — Не удержался Дэн.

— Не провоцируй меня… — Начал было Макс.

— Ты мне угрожаешь? — Прямо спросил Дэн.

— А что если и так? — Вскинулся тот.

— Ну, это уж слишком!.. Ты не имеешь права, тем более в моей квартире.

— Я не имею?! Ты, что, спятил, или просто прикидываешься дураком?! — Прикрикнул на него Колфилд. И без того паршивое настроение его стало еще хуже после того, как он обнаружил, что так называемый друг совсем не терзается угрызениями совести. — Ты соблазнил женщину, которую я очень любил, сделал меня посмешищем перед всеми друзьями и еще утверждаешь, что я не имею права угрожать тебе в твоей квартире?! О нет, имею! Так имею, что могу тебе от всей души врезать!

И он незамедлительно привел свои слова в действие. Увесистый кулак Максвелла впечатался в лицо Дэна, но он удержался на ногах. В глазах его мелькнул гнев, и его собственные ладони сжались в кулаки. Тем не менее он как можно спокойнее сказал:

— Послушай, Макс, я не хочу с тобой драться. Нам действительно надо о многом поговорить, но сейчас не тот случай. Может, перенесем этот разговор на другое время?

— По-моему, я и так слишком долго ждал, — отозвался Колфилд, наступая на Дэна. — Куда уж дальше?..

Теперь Дэн окончательно разозлился на него. Какого черта он приходит к нему домой с явным намерением выместить на нем свою злобу, да еще нарывается на драку? Неужели ему до сих пор ничего не ясно? Мужчина не удержался от искушения задать своему гостю этот вопрос, только в несколько иной форме.

— Ты, что, так и не понял? Я люблю Джессику, а она любит меня. Все предельно просто. Даже ребенок поймет.

В ответ последовал еще один удар теперь уже в солнечное сплетение, от чего у Дэна искры из глаз посыпались, и на мгновение он лишился дыхания. Затем Макс сказал с ненавистью:

— Я тебя ненавижу, Уайтхорн! Ты мне жизнь сломал!

И Дэн не мог не ответить на его удар. Максвелл просто вынудил его. Завязалась драка. Мужчины мутузили друг друга, как разгоряченные азартом школьники. Оба были в превосходной физической форме, а потому им было сложно победить. Едва кто-либо из них сваливал с ног другого, тот моментально вскакивал, и они менялись местами. Временами, когда кто-нибудь из них оказывался на лопатках, другой восседал на нем верхом, и тогда удар следовал за ударом, выбивая противника из сил. Дэн почти не чувствовал боли. Мыслей тоже никаких не было. Он то защищался, то нападал, тоже защищаясь. Максвелл же вообще, казалось, потерял контроль над собой, и кулаки его работали, как мельничные жернова.

В гостиной царил полнейший беспорядок. Мебель была опрокинута, а кое-что и вовсе разбито, поэтому порой приходилось падать на острые осколки стекла или зеркала. Дэн уже чувствовал, что начинает ослабевать, но не хотел сдаваться. И дело было вовсе не в Джессике — уже не в ней. Им руководил чисто мужской интерес, даже, скорее, инстинкт первобытного человека — одержать верх над соперником. В какой-то момент он настолько не владел собой, что, повалив Максвелла на лопатки, Дэн сомкнул пальцы на его шее, сидя на нем верхом. Тот вцепился в его запястья, надеясь таким образом ослабить железную хватку, но у него ничего не выходило.

— Ну, что? — Спросил Уайтхорн, задыхаясь. — Ты все еще хочешь продолжать или поговорим, как нормальные люди?

Возможно, в этот момент он ослабил хватку, потому что вместо ответа Максвеллу каким-то образом удалось сбросить его с себя. Все произошло в доли секунды. Пока Дэн поднимался на ноги, Макс со всего размаху ударил его ребром ладони по шейному позвонку, тем самым оборвав драку. Дэн моментально отключился, даже не поняв, что произошло. На некоторое время Макс обессилено развалился рядом с Дэном, пытаясь восстановить дыхание и собраться с силами. Так прошло две — три минуты. Он ничего не чувствовал: ни боли, ни усталости, ни гнева, ни обиды, ибо обрушил все это на Дэна. Наверное, им обоим это было нужно. Дэн потом поймет, почему он так поступил. Жаль только, что дружбы между ними больше все равно быть не может.

Через несколько минут Колфилд тяжело поднялся. Дэн все еще лежал без сознания. На мгновение Максу показалось, что он уж очень перестарался, но он отогнал эту мысль, сказав себе, что Дэн — крепкий орешек. Затем он отряхнулся от осколков, пригладил волосы и бесшумно вышел из квартиры, закрыв за собой дверь.

Дэн с трудом разлепил сомкнутые веки и понял, что лежит на полу, на осколках стекла и зеркала. Пару секунд он недоумевал, почему ему вздумалось полежать на полу, а потом вспомнил: он подрался с Максвеллом, и, похоже, тот его вырубил, вместо того, чтобы честно признать свое поражение. Дэн тяжело поднялся, чувствуя, как от ушибов болит тело. В довершение всего отчаянно болели ссадины и порезы от осколков. Уайтхорн огляделся по сторонам в поисках соперника, но кругом стояла тишина. Было слышно лишь тиканье напольных часов, у которых в пылу драки кто-то из них разбил стекло. Придется заказывать для них новое. Как, впрочем, и для многого другого. Дэн поморщился, поняв, что они с Максвеллом нанесли весьма ощутимый ущерб его гостиной. Но не выставлять же ему счет! Это было бы глупо и нелепо. Как и их драка. Честное слово, они, как школьники!.. И что он теперь должен говорить Джессике? Что у него состоялось объяснение с Максвеллом? Ничего себе объяснение! Мило поговорили!

Мужчина вышел из гостиной, переступая через битое стекло, и прошел в ванную, чтобы привести себя в порядок. Вид у него, наверное, был ужасный. Самое досадное, что завтра ему предстоял полет в Мериленд — последний на этот раз; а если быть точным — крайний. Ведь летчики никогда не говорят "последний полет", чтобы не искушать судьбу. Может быть, кто-то скажет, что летчики — суеверный народ — пусть так. Дэн не относил себя к числу суеверных людей, но остерегался резких слов, разговаривая о своей работе. Так вот, завтра перед полетом он собирался подать мистеру О'Ниллу рапорт об увольнении, который сейчас лежал в его столе. Осталась только подпись управляющего грузовыми перевозками "Пан-Американ Эйрлайнз". А там — тихая семейная жизнь с Джессикой и руководство "Уайтхорн Интерпрайзис". Ведь отец наверняка сдаст ему все дела, как только Дэн немного освоится.

Дэн поморщился, чувствуя, как антисептик жжет рану на щеке. Неприятная процедура, но что поделаешь! Не предстанет же он перед Джессикой весь взъерошенный, побитый и поцарапанный. Он плеснул водой на лоб, промывая ссадины.

"Ох, Макс! — Подумал мужчина. — И стоило тебе лезть в драку. Ты же сейчас выглядишь точно так же, как и я. А это означает, что в аэропорту все будут перешептываться на наш счет. Мне-то это безразлично. Вот только Джессике не понравится, что здесь сегодня произошло".

Зазвонил домофон, и у Дэна вырвалось:

— А, черт! Надеюсь, что это не Джес…

Он вышел в коридор и взял трубку.

— Да, слушаю!..

— Привет, милый… — Услышал он голос Джессики, от которого у него сладко замерло сердце. — Надеюсь, я не помешаю тебе, если загляну ненадолго?

— Джесси!!! — Дэн не мог не обрадоваться ее визиту. При любой возможности он старался видеться с ней. Ему это было жизненно необходимо. — Я сейчас тебе открою. Поднимайся.

Он быстро нажал на соответствующую кнопку, а сам бросился в гостиную, чтобы хоть наполовину придать ей прежний презентабельный вид. Теперь он точно знал, что разговора о Максвелле не избежать. Если бы у него было время хотя бы до вечера, он придумал бы, как уберечь Джес от очередного приступа самобичевания. А сейчас она моментально раскусит любую его ложь. Так что придется говорить правду и только правду. Как в суде…

Дэн метнулся в коридор и открыл дверь на звонок Джессики.

— Боже мой, Дэн! Что случилось? — Испуганно ахнула она, едва увидев его.

— По крайней мере, ничего такого, что могло бы угрожать моей жизни, — неудачно пошутил мужчина, пропуская ее в квартиру.

Но она снова сдавленно ахнула, а пальцы ее невольно потянулись к нему, чтобы проверить на предмет ранений. Дэн, улыбаясь, поймал ее пальцы и сказал:

— Все в порядке, Джес. Правда. Я всего лишь подрался с Максвеллом.

Вообще-то, он не собирался вот так сразу обрушивать на нее эту новость. Но его поразила ее реакция.

— О нет! — Вырвалось у нее, и она прижала пальцы к губам.

— Ох, Джесси! — Произнес Дэн и крепко обнял ее, сжав сильно, чтобы она забыла обо всех своих страхах.

— Дэн, неужели все начнется заново? — Услышал он ее тихий, взволнованный голос.

— Ну, нет! Я этого не позволю! Если потребуется, я встану стеной между тобой и всем миром; только, пожалуйста, не воздвигай стену между нами. Обещаешь?

Джессика посмотрела в бездонные, как океан, голубые глаза, и все ее страхи настолько потеряли свой смысл, что она, улыбаясь, ответила:

— Обещаю! Я готова пообещать тебе все, что угодно! Ты только люби меня, ладно?

— А вот это ты могла бы у меня и не просить, — сказал Дэн.

Он обнял ее за плечи, и они прошли в гостиную. Там он сел в кресло, а она уютно расположилась у него на коленях.

— Кстати, у меня для тебя новость.

— Какая?

— Завтра я должен лететь в Мериленд, но перед полетом подам мистеру О'Ниллу рапорт об увольнении.

— Ты это серьезно?

Джес уставилась на него так, точно впервые об этом слышала, хотя они неоднократно обсуждали этот вопрос.

— Ты ведь согласилась выйти за меня замуж… Вот я и держу свое обещание.

— А твой отец знает о твоих намерениях? — Поинтересовалась женщина.

Ее лицо посерьезнело; блаженная улыбка слетела с губ.

— Ничего конкретного я ему не говорил, но об обещании, которое я дал сам себе с тех пор как встретил тебя, он знает, — пробормотал Дэн, зарываясь лицом в ее шелковистые медно-рыжие с золотом волосы.

Его всегда очаровывал этот ее волшебный аромат. Еще несколько секунд — и вот мысли уже поползли в другом направлении, а руки совершенно бессознательным движением зарылись в мягкий водопад волос.

Джессика мгновенно поняла его намерения, и сказала:

— Дэн, не вздумай! У меня ведь совсем немного времени. Сейчас надо позаботиться о твоих ранах.

— Отлично, — пробормотал он, покрывая поцелуями ее разгоряченное лицо. — Вот и займись ими. У меня, между прочим, все тело болит, — пожаловался Дэн.

— Дэн, я серьезно! — Возмутилась Джес, но в глазах ее уже плясали лукавые бесенята.

Она прекрасно поняла его игру.

Женщина встала с его колен и выпрямилась, а Дэн смотрел на нее с упоением, точно хотел съесть ее взглядом. Но одним взглядом невозможно было утолить его голод — они оба знали это. Тем не менее Джессика не собиралась потворствовать его желаниям; да и своим тоже. Она плотно сжала губы, которые еще хранили вкус его сокрушительных поцелуев, и постаралась придать себе неприступный вид. Видимо, у нее это плохо получилось, поскольку Дэн лукаво улыбался.

— Ты восхитительно очаровательна, когда сердишься, — произнес он и поднялся ей навстречу. — Я тебе уже говорил сегодня, как сильно тебя люблю?

Уайтхорн провел кончиком пальца по контуру ее лица, по носу, по раскрытым губам.

— О, черт! — Проговорила она, чувствуя, как эти его легкие прикосновения лишают ее возможности здраво мыслить.

— Ты что-то сказала? — Спросил Дэн.

Он отлично слышал, как она выругалась.

— Да, — подтвердила Джес. — Но это неважно сейчас.

— Сколько у нас в запасе времени?

— Плевать! — Пылко ответила она, почти не осознавая, что говорит. — Лучше закончи то, что начал.

— Именно это я и хотел от тебя услышать!

Дэн подхватил ее на руки и понес в спальню.

Глава IX

Греция, Афины, 1983

Оказалось, начать жить заново, когда все уже есть, очень просто. Нужно всего лишь уехать на другой континент и порвать все старые связи. По крайней мере, так думала Клер Хьюстон, когда приехала в Афины. Вот так запросто: решила — значит, нужно сделать, а не раздумывать, правильный это поступок или нет. Все дело в том, что она действительно хотела забыть свою несостоявшуюся любовь, которая принесла ей очень большие деньги. А переехав в Афины, Клер строго-настрого запретила себе думать обо всем, что связывало ее с Лос-Анджелесом. Даже сама себе запретила думать о Лос-Анджелесе как о доме, чтобы у нее не возникло искушения вернуться домой. Домой? Черта с два! Афины — теперь ее дом, а родной язык — греческий. Она взялась учить этот язык, хотя он давался ей с трудом.

Все! Хватит! Новая жизнь, новое рождение, новая любовь, наконец. Быть может, Клер все-таки повезет, и она встретит на этой земле человека, который оценит ее и которого она сможет полюбить? Дэн Уайтхорн оставил в ее душе глубокую рану, которая болела даже тогда, когда о ней не вспоминали. Но как же трудно было не думать о нем, когда все вокруг буквально кричало о Дэне! Небо напоминало о том, как он любил летать. Синие волны Эгейского моря напоминали о его бездонных голубых глазах. И что же теперь? Не жить, чтобы его забыть? Да! Если потребуется, Клер перестанет жить.

Стиснув зубы, приказав сердцу заткнуться, а воспоминания затолкав в темный чулан сознания, она работала, учила греческий язык и училась жить заново — без Дэна Уайтхорна, которого любила сильнее, чем думала. Клер продолжила свой бизнес — организацию торжеств и праздников. Однако получить лицензию в Афинах было очень трудно. Для этого нужно было либо иметь очень большие связи среди градоначальников, либо греческое гражданство. Ни того, ни другого у нее не было. Тем не менее она ухитрилась найти выход из этого положения: устроилась помощницей экономки в одну богатую семью и помогала ей организовывать праздники в этой семье. Денег платили не так уж и много, но учитывая, что работа ей была необходима только для того, чтобы не потерять навык и не сойти с ума от тоски по Дэну, Клер была вполне довольна своими успехами. К тому же тесно общаясь с греками, Клер имела отличную возможность практиковаться в греческом.

Работы было много, ведь должность помощницы экономки подразумевала под собой старшую над женской прислугой. В Лос-Анджелесе Клер никогда бы не позволила себе опуститься до такого уровня, но это была Греция — другой мир, начало новой жизни. А это означало, что та Клер Хьюстон, которая общалась с высшим американским обществом, осталась в Америке. Пришлось оставить там и свою гордость, и непомерные амбиции. Поэтому Клер стиснула зубы и принялась за работу. Хотя очень часто возникали ситуации, когда она хотела послать к черту экономку и своих хозяев. В конце концов, у нее был миллион долларов, она была хозяйкой чудесного дома и могла жить, не работая, несколько лет. Но Клер прекрасно знала, что если бросит эту унизительную должность, то не выдержит и все начнется с начала: она вернется в Лос-Анджелес и будет изводить Дэна и Джессику.

Вот и продолжала Клер жить в Афинах, работая помощницей экономки. Время шло: месяцы сменяли один другой. А в целом складывалось ощущение, что грани между временами года стерлись до неузнаваемости. Она окончательно сбилась бы со счета времени, если бы не календарь, неумолимо напоминавший ей, что она живет в Греции уже полгода. И за эти полгода изменилось многое. Почти исчезла тоска по Лос-Анджелесу. Она, наконец, отучила себя думать, что ее дом — Америка. Дэн перестал напоминать ей о себе ежедневно и еженощно.

И все было бы хорошо, если бы она не столкнулась однажды с Дереком Стефенсом. Это произошло так неожиданно — в уличном кафе, что она оторопела.

— Дерек Стефенс, а ты что здесь делаешь? — Гневно выкрикнула она по-английски так громко, что некоторые посетители с удивлением на них посмотрели.

Мужчина обалдело поднял на нее глаза. На смуглом от загара лице было написано выражение тупого удивления, точно он увидел человека, которого давно считал погибшим.

— Клер Хьюстон? — Недоверчиво спросил он, будто все еще сомневался, что перед ним она.

— А ты думал увидеть Элизабет Тейлор? — Парировала женщина.

— Что ты здесь делаешь? — Радостно улыбаясь, спросил Дерек.

— Я первая спросила, — настойчиво проговорила Клер, без приглашения усаживаясь за его столик.

Трудно было сказать, рада она его видеть или нет. Он-то точно был ей рад. Она видела это по его серо-голубым глазам. Одно она знала теперь точно: ей остро хотелось узнать что-нибудь о его брате. Ведь Дерек наверняка привез какие-нибудь новости.

— Я приехал в Афины отдохнуть. Но раз уж встретил тебя, хорошего отдыха не получится, — шутливо добавил Дерек.

Глаза его радостно смеялись. Казалось, он соскучился по ней, потому что взгляд его жадно оценивал ее всю с головы до пят. И, как всегда, от этого взгляда ей стало неуютно. Но она тоже весело улыбнулась и сказала:

— Перестань! Думаешь, мне так охота тебя видеть за тридевять земель от Лос-Анджелеса?

— Вот как! Могла бы и проигнорировать меня, а не орать на все кафе… А я слышал, ты здесь обосновалась?

— В общем, да.

— Тратишь миллион братца Дэна? Ну, и как? Получается?

— Очень даже получается, — раздраженно бросила Клер.

Как он ловко ее раскусил — сразу понял, что она непременно заведет разговор о сыне Джеффа Уайтхорна. Ну почему всем мужчинам из этой семьи всегда легко удавалось угадывать ее мысли и желания?

— Почему ты ни разу не позвонила? — Уже серьезно поинтересовался Дерек, когда они сделали заказ.

Клер задумалась на мгновение о том, как лучше ответить на этот вопрос: шутливой отговоркой или серьезно и откровенно. Сказать по правде, она так истосковалась по возможности поговорить с кем-нибудь близким по душам. Полгода вдали от дома — это достаточный срок, чтобы боль притупилась, а воспоминания стали, наконец, стираться. Наверное, пора обзавестись новыми, чтобы иметь возможность нормально жить дальше. Но, с другой стороны, такой ли уж близкий человек Дерек, чтобы откровенничать с ним? В Лос-Анджелесе она посчитала бы верхом глупости говорить с ним о его брате. Складывалось ощущение, что Дерек ревновал к Дэну, необязательно ее. Он просто не терпел, когда кто-то восхищался Дэном при нем.

И совершенно неожиданно для себя Клер мысленно махнула на все рукой: будь, что будет. В конце концов, надо быть и жить проще. Может, в этом и заключается счастье?..

— Ну, после того как я стала миллионершей, меня уже ничто не держало в Лос-Анджелесе. Вот я и решила начать новую жизнь в Афинах.

— И даже никто не смог тебя удержать? — Осторожно спросил мужчина.

Он уже понял, что Клер изменилась, вот только не знал, в какую сторону.

— Ты имеешь в виду Дэна? — Проговорила она и помолчала, пока официантка расставляла на столике кофе, мороженое и сладости. — Он был бы последним человеком, кто решился бы удержать меня в Америке. С его благословения я здесь.

— В смысле… — Не понял Дерек.

— В сущности, мы расстались по-доброму… — Неопределенно проговорила Клер, отправляя в рот ложечку мороженого.

— Кажется, где-то я это уже слышал… — Заулыбался Стефенс.

Губы его расплылись в широкой улыбке. В серо-голубых глазах не было и тени насмешки. Наверное, он был так рад ее видеть, что забыл о своей ревности к брату. Ему просто хотелось поговорить с ней о чем-нибудь — пусть даже об ее прошлых чувствах к Дэну.

— Нет, я серьезно! — Возразила женщина. — Когда мы прощались после завершения той истории, Дэн сказал, что у меня большое будущее.

— И вот ты здесь…

— Угу, — отозвалась она. — А ты надолго здесь? — Спросила она, тут же переходя на другую тему.

Клер решила, что если будет говорить о Дэне слишком много, это наведет Дерека на мысль, что она еще не забыла его брата. А тогда он вообще откажется говорить о нем, и все ее мечты узнать о нем что-нибудь полетят к чертям собачьим.

— Вообще-то, мне уже скоро возвращаться домой, — произнес Дерек и отпил кофе. — Осталась всего неделя до… — Он не договорил и запнулся, словно поперхнулся словами.

— До чего? — Резко спросила Клер. — Всю ее любезность как ветром сдуло. — Договаривай! — Потребовала она. — До свадьбы Дэна и Джессики?

— Да, — не хотя признался он.

"Черт меня дернул вообще заговорить о Дэне! — Ругал себя мужчина. — Можно подумать, нам с ней больше не о чем поговорить. Ну, да ничего! Я заставлю ее забыть о нем!"

Дерек сам того не заметил, но ладони его сжались в кулаки. Это была не просто ревность, как могло показаться со стороны. Он почти ненавидел своего брата. С самого детства они враждовали, во всем проявляя соперничество. И вот теперь Дерек влюбился в женщину, которая любила Дэна. Кто бы мог подумать, что он влюбится в Клер? Кто бы мог подумать, что он вообще кого-нибудь когда-нибудь полюбит?

Дерек не знал, когда это случилось, но он понял это сейчас, сидя с ней в уличном кафе где-то в центре Афин. Он любил ее, потому что она любила Дэна и хотела только его. Полюбить, ревнуя? Возможно ли это? Лопе де Вега утверждал, что да. Но почему именно он влюбился таким нелепым образом? Наверное, это наказание за бесшабашность, с которой он шел по жизни. Странное, конечно, но придется принять его и жить вместе с ним.

— Что ж, — проговорила Клер, нервно постукивая пальцами по столику, — я знала, что так и будет. Возможно, с Джессикой он будет счастливее, чем со мной. Я и так доставила ему много хлопот.

— Ты не права, — шутливо возразил Дерек. — Он просто не знал, что с тобой делать. Заметь, что с Долорес его брак не сложился, а она была очень похожа на тебя.

— Намекаешь, что у меня все равно с ним ничего не получилось бы? — В лоб спросила Клер. — Что ж, может, и так. И вообще, я не хочу больше об этом говорить, — резко оборвала она этот разговор. — Скажи, а ты в Афины просто так приехал или потому, что знал, что я могу быть здесь?

— Слишком много внимания к твоей персоне, — улыбнулся Дерек, впервые задумавшись над этим с высоты своих чувств к Клер. — Я приехал просто отдохнуть. Греция — великолепная страна, чудесное место для отдыха. Я здесь и раньше бывал.

— Я не знала…

— Ты многого обо мне не знаешь.

— Это вызов?

— Возможно, — неопределенно проговорил Стефенс.

Это уже больше походило на флирт, более близкую ему стихию. Ведь когда он понял, что любит Клер, ему на несколько мгновений стало страшно, потому что Клер была не из тех людей, которым можно без страха доверить свои чувства. Если она (не дай бог) узнает, что он любит ее, то сделает все возможное и невозможное, но использует его в своих личных целях, невыгодных для него. Будет вертеть им, как ей заблагорассудится, а потом с самым невинным видом заявит, что не испытывает к нему никаких чувств, кроме дружеских, или тог хуже — сестринских.

А пока… Пока надо продержаться до конца недели — до воскресенья, когда он уедет обратно в Лос-Анджелес и там постарается выбросить Клер из головы и из сердца. Вот только сможет ли?..

Лос-Анджелес

В компании "Пан-Американ" были большие перемены. Дэн Уайтхорн подал заявление об уходе по собственному желанию. Он был одним из самых высоко квалифицированных летчиков, которые имели четыре нашивки и могли совершать международные рейсы и принимать экзамены по квалификации у других летчиков, более низкого уровня. О причинах его ухода все знали: женитьба на дочери дизайнера Рональда Бичема и работа в "Уайтхорн Интерпрайзис". Многие летчики и сотрудники "Пан-Ам" до сих пор удивлялись, как это Дэну удалось продержаться восемь лет в компании и не сбежать под папочкину опеку. Но этим вопросом задавались лишь те, кто откровенно завидовал ему и злословил по поводу того положения, которое занимал в обществе его отец, Джефферсон Уайтхорн. Недавно к числу этих людей присоединился и Максвелл Колфилд. Лучшие друзья стали врагами. Впрочем, сам Дэн не считал Макса врагом; он по-прежнему хотел с ним объясниться, хотя Максвелл ясно дал Дэну понять, что ни о каком объяснении здесь речи быть не может. Так уж получилось, что Дэн искренне не чувствовал себя виноватым в случившемся. Любовь никогда не приходит по приглашению, а человек не властен выбирать, кого именно ему любить, кого — ненавидеть. Поэтому оставалось только надеяться на то, что когда доктор Время залечит раны Максвелла, тот поймет, что был не справедлив по отношению к нему и Джессике. Но вполне возможно, этого никогда и не случится. Вероятно, Максвелл так и будет откровенно ненавидеть его и презирать Джессику. Ведь Макс открыто выражал свою неприязнь к Дэну; он просто не терпел его присутствия и выходил из себя, если обнаруживал, что Дэн находился неподалеку. Казалось, разлука с Джессикой, ее предательство превратили этого человека в зверя, готового броситься на всех и каждого. Но больше всего доставалось, конечно, Дэну. Несколько раз Максвелл принуждал его к драке, и каждый раз это происходило в компании других летчиков, которые вынуждены были оттаскивать его от Дэна. Дошло до того, что ему сделали выговор в авиакомпании. Клайв О'Нилл вынужден был подбирать других летчиков в пару Дэну и Максу. Все это было очень неприятно и вызывало у Дэна желание поскорее уйти из компании. А это должно было состояться буквально на днях.

Дэну оставался всего один полет. Через три дня он отправится в командировку на три дня, но он до сих пор не знал, с кем. Да его сейчас и не волновало, кто будет помогать ему в полете. Меньше всего его сейчас интересовала работа в авиакомпании, ибо Новый 1984 год стучался в двери. Лос-Анджелес гудел от рождественских праздников, да и полным ходом шла подготовка к свадьбе. Приемы следовали один за другим, и у него почти не было времени, чтобы побыть с Джессикой. Он почти не видел ее в течение дня — она бегала по магазинам, встречалась с представителями фирм, занимающихся организацией свадебных торжеств. И только к ужину Дэн, потеряв терпение, вынуждал ее на время забыть о свадьбе и хоть немного внимания уделить ему.

Однажды, когда Джес была так занята, что не могла даже отвечать на его звонки, Дэн не выдержал и просто украл ее. План у него созрел еще утром; он всего лишь ждал подходящего момента, чтобы посадить ее в машину и увезти в загородный дом. Это случилось после ужина в ресторане "Венеция", когда уставшая Джессика попросила его отвезти ее домой. Дэн так обрадовался этой возможности, что даже не уточнил, куда именно "домой" ее отвезти. Просто открыл дверцу своего черного "ситроэна", приглашая ее в дорогу. Пока автомобиль катил по улицам, выбираясь из города, Джес особо не различала дороги, ибо от усталости она клевала носом. Но за пределами Лос-Анджелеса она вдруг "проснулась".

— В чем дело, Дэн? — Тревожно спросила женщина, всматриваясь в боковое стекло автомобиля. — Куда ты меня везешь?

— Угадай с трех раз… — Шутливо ответил он.

Несколько секунд она наблюдала за тем, как стремительно меняется пейзаж за окном, а потом сказала:

— Нет, ты, определенно, сошел с ума! Везти меня в пляжный домик, когда у меня столько дел! Ведь никто не знает, что мы собирались уезжать.

— Дел у тебя всегда было много, — невозмутимо ответил Дэн. — А этот дом для того и существует, чтобы о нем никто не знал… Ну, или почти никто. К тому же насколько я помню, в прошлую нашу поездку тебе понравилось "выпадать" из времени и дел. Заметь, что тогда мы тоже ничего не планировали.

Джессика посмотрела на часы. Была половина одиннадцатого вечера. Что ж, была не была. К тому же она уже не маленькая девочка и не безумно влюбленный подросток, каждую минуту творящий глупости. В конце концов она позвонит домой из домика… Если там работает телефон.

— Значит, ты не возражаешь против нашего маленького побега? — Спросил он.

— Ну как я могу возражать против возможности побыть с тобой наедине? — Отозвалась Джессика. — И, наверное, ты прав, что увез меня из Лос-Анджелеса. Нам обоим нужно отдохнуть от всего и от всех. — Она помедлила, потом спросила: — Скажи, неужели правда, что кроме тебя и твоего отца никто не знает дорогу к этому дому?

— Никто, — произнес Дэн. — Даже мои дяди. Отец купил этот домик исключительно для себя, моей матери и меня. Все остальные члены семьи пользуются летней резиденцией в Палм-Бич. Это целое поместье.

"Ситроен" свернул на дорогу, ведущую к дому, и скоро взгляду Джессики открылась хорошо знакомая картина: дом, раскинувшийся на утесе над Тихим океаном. Она и забыла, как здесь хорошо! И вновь появилось это неповторимое чувство: точно между нею и всем миром выросла непреодолимая стена. Остались только Дэн и спокойствие, появлявшееся у нее в этом доме. Все остальное перестало иметь значение. Возможно, этой стеной и стал для нее Дэн, и, скорее всего, она это чувствует именно здесь.

Машина остановилась перед воротами. Дэн вышел из машины и открыл ворота, затем снова сел за руль.

— Надеюсь, сегодня не будет шторма, — улыбнувшись, проговорила Джессика.

— Даже если и будет, я тебя никуда не отпущу, — отозвался Дэн, помогая ей выйти из машины.

В доме он включил приглушенную романтическую балладу и протянул руку Джессике. О звонке домой она уже забыла.

— Потанцуем?..

— Ты привез меня сюда, чтобы потанцевать?

— Ну, это тоже входило в мои планы, — сказал мужчина.

Он нежно обнимал ее в танце, а она буквально парила. Никто, кроме Дэна, не мог и не имел права вызывать такие ощущения. Это было трудно передать словами, но всякий раз у нее возникали разные ощущения, будто Дэн обнимал ее в первый раз. И Джессика молилась, чтобы так продолжалось всю оставшуюся жизнь.

— Я привез тебя сюда, чтобы побыть с тобой наедине, — говорил Дэн тихо, почти шепотом. Его чарующий голос обволакивал, околдовывал. Это было похоже на волшебство. — В последнее время мы совершенно не принадлежим себе.

Джессика молчала. Она так уютно устроилась на его груди, что готова была заснуть. Тихая музыка и ласкающий голос Дэна тоже делали свое дело. Джес почти не вникала в то, что говорит Дэн, просто слушала звук его голоса. Казалось, он говорил не рядом с ней, а где-то внутри нее. Сквозь дремоту ей чудилось, что все происходящее — чудесный сон.

— Я говорил тебе сегодня, что люблю тебя? — Прошептал Дэн, распуская ее собранные в "ракушку" волосы.

Золотисто-рыжий каскад рассыпался по обнаженным плечам женщины. Она стала похожа на Венеру, вышедшую из пены морской. Джес отстранилась от него, пристально взглянула в пронзительно голубые глаза и сонно улыбнулась.

— Скорее всего, да. По крайней мере, сейчас — точно говоришь. И всякий раз мне безумно нравится это слышать, потому что я тоже люблю тебя.

— Ты — самая прекрасная женщина в мире! — Вырвалось у Дэна.

— Самая счастливая, — поправила она его.

Неожиданно он порывисто прижал ее к себе, забыв о музыке и о танце, и заговорил:

— Как же я люблю тебя! В жизни не думал, что когда-нибудь буду испытывать подобное чувство. Не знаю, как бы я жил дальше, если бы не встретил тебя. Наверное, разочаровался бы в жизни. А ты… Ты словно подарила мне новую жизнь! Я благодарен тебе за это.

Его лицо было таким неистово страстным в это мгновение, что Джессика невольно подалась вперед, обхватила ладонями его лицо и, притянув к себе, прижалась губами к его губам. Дэн обнял ее крепко, нерасторжимо, будто она действительно была его жизнью, его сердцем и его душой. Наверное, так и было. Так уж вышло, что Джессика отныне поселилась где-то внутри него, стала половиной его. И возможно, легенда о двух половинках — не вымысел. Им посчастливилось обрести друг друга и, случись что-нибудь, им обоим уже не жить друг без друга.

После поцелуя Джес перехватила горящий взгляд голубых глаз и спросила:

— Что с тобой сегодня, Дэн? Ты какой-то другой, будто тебя что-то тревожит…

— Перед свадьбой многие тревожатся, — проговорил Дэн, снова возвращаясь к танцу. — Ведь через четыре дня мы с тобой уже будем мужем и женой, миссис Уайтхорн.

Джес, казалось, смутилась от такого обращения. Видимо, ей еще не приходилось задумываться над тем, что она станет миссис Дэн Уайтхорн.

— А вообще, я хотел поговорить с тобой, — сказал мужчина.

Танец закончился, и они уютно расположились на маленьком диванчике.

— О чем?

— Мне все кажется, что ты мало меня знаешь, — начал Дэн, — что ты согласилась выйти за меня замуж под моим давлением…

— Не без этого, — согласилась мисс Бичем. — Вспомни, ты предложил мен руку и сердце на юбилейном показе "Афродиты" и "Уайтхорн Интерпрайзис" и при любом удобном случае напоминал об этом.

— Но я также хотел, чтобы это было только твое решение.

— Я знаю. Пока этого достаточно.

— Ты ничего не хочешь слышать?

— Я знаю о тебе все, что мне нужно: ты нежный, чуткий, добрый, ответственный, внимательный, с уважением относишься ко мне и моим родителям, а главное — ты любишь меня так, что пожертвовал своей дружбой с Максвеллом ради любви ко мне. Что еще может пожелать девушка?

— А тебя не смущает, что я был женат и что мой брак не сложился?

— Все мы ошибались и будем ошибаться. Такова природа человека.

— Можно задать тебе вопрос? Кто сказал тебе, что я был женат? — Поинтересовался он.

— Ну, это совсем не тайна, — ответила Джес. — Мне сказал об этом Дерек на том самом приеме.

— Можно было бы и не спрашивать, — усмехнулся Дэн. — Наверняка — с подачи Клер. Похоже, эта парочка везде успевает!.. Но почему ты у меня ничего не спросила? Почему в Сиднее, когда я захотел рассказать тебе о Долорес, ты не стала меня слушать?

— Честно? — Спросила Джессика, вскинув на него глаза. — Потому что не хотела, чтобы ты вспоминал прошлое. Наши отношения в то время еще были такими неопределенными, а я была так не уверена в себе, что хотела, чтобы ты принадлежал мне без остатка. Теперь я понимаю, что это было ребячеством.

— Почему же ребячество! — Проговорил Уайтхорн, накручивая прядь ее волос на указательный палец. — Это вполне нормальное желание влюбленной женщины.

— Безумно влюбленной… — Поправила его Джессика.

— И безумно влюбленного мужчины… — Добавил Дэн, склоняясь к ее улыбающимся губам.

— Так о чем ты хотел со мной поговорить? — Напомнила ему Джессика после поцелуя.

— О Долорес.

— Дэн!..

— Не думай, что мне будет больно вспоминать об этом, — упрямо продолжал он. — Я уже пережил эту боль. Но если ты не хочешь говорить о ней…

— Не знаю… — Отозвалась женщина. — Возможно, это просто ревность.

— Глупая! Ты же знаешь, что я люблю только тебя и принадлежу только тебе, — сказал Дэн.

— Но ведь Долорес ты тоже любил. Вы даже были женаты. И однако ваш брак распался.

— О, нет! — Покачал головой Дэн. — Скорее, это была не любовь, а сделка.

— Сделка?! — Ошеломленно переспросила Джессика.

— Да, — подтвердил Уайтхорн. — Сделка, заключенная с Долорес Фэйрчайлд против моего отца. Мы были просто друзьями, и она согласилась помочь мне отомстить отцу за то, что он хотел женить меня без моего ведома.

— Господи, неужели мистер Джефферсон способен на такое? — Изумилась женщина, прижав пальцы к губам. — Он был так счастлив, когда узнал, что мы собираемся пожениться!..

— Мистер Джефферсон способен на многое, когда дело касается семейного бизнеса. Семья для него на втором плане.

— Не говори так, Дэн! Он тебя очень любит!

— Он очень любит "Уайтхорн Интерпрайзис". Для расширения бизнеса он не пожалеет никого — ни жены, ни сына. А Долорес… — Он замолчал, на мгновение потерявшись в воспоминаниях. — Долорес меня спасла от мельничных колес под названием "Уайтхорн Интерпрайзис". И вот скоро я попаду под них.

— Я и не представляла, что ты приносишь такую жертву, женившись на мне. Если бы я знала об этом раньше…

— Это не жертва, — возразил мужчина. — Уже не жертва. Возможно, я стал старше, а возможно, я становлюсь таким же, как мой отец. Наверное, поэтому я возвращаюсь к тому, о чего пытался сбежать всю свою жизнь. Не зря же я сын Джефферсона Уайтхорна.

— Я отпущу тебя, как только ты захочешь стать свободным! — Пылко проговорила Джессика, порывисто прижимаясь к нему, словно думая об обратном.

В голосе ее слышалось искреннее отчаяние. Дэн крепче обнял ее и заговорил:

— Я никогда не захочу стать свободным от тебя. Ты покорила мое сердце, и я люблю тебя больше собственной жизни. Это мне надо бояться потерять тебя.

Джес отстранилась от него и испытующе посмотрела в бездонные голубые глаза. В ее собственных глазах стояли слезы. Она вообще была напряжена, как натянутая струна. Дэн, безусловно, чувствовал это, но приписывал ее волнение предсвадебной лихорадке.

— Дерек, наверное, говорил тебе, что мы развелись с Долорес по моей вине?

— Да, но я не придала этому значения.

— А зря. Дерек — скептик, но реалистично смотрит на жизнь. В его словах сквозят сарказм и ирония, но он всегда говорит только правду — как о других, так и о себе. Так, однажды он очень верно заметил, что мы с ним похожи во многих отношениях, и с тех пор отец злится на него еще больше, чем раньше.

— Хватит, Дэн! — Почти прикрикнула она на него. В голосе ее послышались истерические нотки возмущения, гнева и ревности. — Мы ведь договорились оставить прошлое в прошлом и провести сегодняшний вечер вдвоем. А вместо этого сидим тут и говорим о Дереке, о Долорес, о чем и о ком угодно, точно на приеме у психоаналитика.

Мужчина весело рассмеялся, понимая, что Джес права.

— Перестань смеяться, Дэн! Я серьезно говорю! — Тоже засмеялась женщина и ткнула его маленькими кулачками в грудь.

— Вот уж точно! — Отозвался он, поднимаясь с дивана. — Может, выпьем вина? — Он подошел к бару и достал бутылку.

— Нет, давай лучше спустимся к пляжу. Сегодня такая чудесная ночь!..

Пока они разговаривали, совсем стемнело. На темно-синем куполе неба зажглись звезды. Луна была такой огромной. Она висела над океаном, точно фонарь, а волны Тихого океана перекатывались, разливая по своей поверхности частички жидких алмазов. Кругом было тихо и спокойно.

— У меня есть идея! — Вскинулся Дэн. — Давай совместим приятное с приятным: возьмем бутылку вина и выпьем ее на пляже.

— Что ж, я согласна, — сказала Джессика. — Идем?..

Афины

А в Афинах солнечное утро было в самом разгаре, и Клер давно уже умчалась на работу. Она не сказала Дереку, где работает, ибо знала, что он начнет подтрунивать над ней по этому поводу. Прошло три дня с момента их знаменательной встречи, оставалось еще три до отъезда Дерека. Клер почти надеялась на то, что он скоро уедет в Лос-Анджелес, не подозревая ничего о его грандиозных планах на ее счет. Ей это было не нужно. Она узнала о Дэне все, что хотела, — Дэн женится через три дня. В сущности, ее это мало касалось. Теперь. Она жила своей жизнью, у него была своя. Уж Дэн-то точно не думал о ней, его мысли были полны невестой. А значит, нужно работать и жить дальше; вернее, пытаться это делать. Дерек же был всего лишь видением из прошлого, которое исчезнет так же внезапно, как появилось. Вот только пока видение это было очень настойчивым, чем несказанно удивляло Клер. Ее не покидало смутное ощущение, что Дерек очень изменился. Хотя, собственно, что в этом такого предосудительного? Все люди когда-нибудь меняются по той или иной причине, да и времени прошло предостаточно с тех пор, как они виделись последний раз. Но почему это ее так волнует, даже не волнует, а скорее, пугает? Клер действительно от всей души желала, чтобы Дерек побыстрее уехал. Не оттого что не любила его. Определенные чувства она к нему испытывала — все-таки он пытался помочь ей отомстить Дэну или вернуть его. Вероятно, сейчас уже Клер не могла сказать точно, чего она больше хотела — отомстить Дэну или вернуть его. Кажется, прошло достаточно времени, чтобы чувства притупились, и затихла боль обиды. Теперь ее занимал Дерек. Порой его поведение озадачивало женщину.

Странно, но он будто вознамерился вернуть ее. Нет, он не смахивал на безумно влюбленного человека; уж она-то знала таких мужчин великое множество. В некоторых отношениях Дерек стал сдержаннее. Исчезла его обычная дерзость, бесшабашность; их место заняла рассудительность, и если бы Дерек был старше лет на двадцать самого себя, Клер сказала бы, что он стал мудрым. Вполне вероятно, что его опрометчивые, почти безумные поступки многому его научили.

Клер вздохнула и отправилась на кухню, где обычно любили скоротать время и посплетничать служанки. Однако ее остановил звонок телефона, стоявшего в гостиной на журнальном столике, и она остановилась, чтобы ответить.

— Здравствуйте! Дом Романо Димириса.

— Доброе утро, Клер! Как дела?

— Дерек?! — Обалдело переспросила Клер. — Дерек Стефенс?

Сердце ее ухнуло куда-то в пятки, противно засосало под ложечкой. Он знает, где и кем она работает. Но откуда?

— Да, я, — ответил он. — Да ладно тебе, Клер!.. Я случайно узнал, что ты здесь работаешь. Романо Димирис мой давний друг. У тебя есть свободное время?

— Нет, у меня много работы, — сухо отозвалась мисс Хьюстон и скосила глаза по сторонам, боясь, как бы ее не увидела экономка или, чего доброго, хозяин, Романо Димирис. — Ты что-то хотел?

— Да, — непринужденно отозвался Дерек. — Узнать, встретимся ли мы за ленчем.

"Мне это, определенно, не нравится, — мелькнуло в голове Клер. — Чего он добивается? Хочет убить время? Ехал бы куда подальше, раз ему здесь скучно". А сама прошептала в трубку:

— Извини, Дерек. У меня действительно много работы. К тому же здесь нет понятия ленча. И с чего ты взял, что меня вообще отпустят с работы?..

Дерек спокойно сказал:

— Прекрати искать отговорки! Ты же не провинившаяся школьница, и тебе нечего меня стыдиться. Я же сказал, Романо мой друг. Если хочешь, я поговорю с ним, и он отпустит тебя хоть на неделю.

Она оторопело заморгала, точно Стефенс мог ее видеть, и проговорила:

— Нет.

— Не хочешь, чтобы я звонил Романо? Или не хочешь встречаться со мной?

— Хочешь поиздеваться надо мной? — В лоб спросила Клер.

Она была уверена теперь, что Дерек специально позвонил в дом Димирисам, чтобы вывести ее на чистую воду. Ей было неловко разговаривать с ним. А он явно наслаждался этой "непринужденной" беседой.

— Я уже сказал, что хотел пригласить тебя на ленч. Ну, так как? Перекусишь со мной?

— Мистера Димириса меня сейчас нет. А отпрашиваться у Натальи я не собираюсь.

Дереку послышались в ее голосе истеричные нотки. Он понял, что она стыдится его.

— Ну, хорошо, — решительно сказал Дерек. — Когда Романо будет дома?

— Через полчаса, — ответила Клер. — Я больше не хочу, чтобы ты разговаривал с мистером Димирисом обо мне. Даже не вздумай приезжать сюда. — Она уселась на маленький пуфик, стоявший возле столика. — Прислуга в этом доме и так меня недолюбливает. Хочешь окончательно подорвать мою репутацию?

— И не подумаю, — произнес голос Дерека в телефоне. Клер показалось, что он улыбается. — Думаю, что тебе все же стоит поговорить с Натальей. К тому же тебе не обязательно говорить Наталье правду. Скажи, что к тебе приехала мать. А Романо не станет выдавать истинной причины твоей отлучки. Ему ни к чему склоки между прислугой в собственном доме. Думаю, что ты захочешь узнать, почему я так настойчиво просил тебя о встрече.

— Ох, Дерек! — Беспомощно проговорила Клер. — Следовало бы мне знать, что ты никогда ничего просто так не делаешь.

Он лишь тихо рассмеялся в трубку, а потом спросил:

— Во сколько и где тебя ждать?

Клер передернула плечами, недоумевая. В конце концов, хуже от того, что она выпьет чашку кофе с Дереком, не станет. Просто у нее появились два свободных часа. И откуда это он знаком с Романо Димирисом? А, впрочем, не все ли ей равно?.. И Клер, мельком взглянув на наручные часы, назвала Дереку адрес одного очень хорошего кафе и время их встречи.

Лос-Анджелес

Дэн и Джессика шли по самой кромке океана, держась за руки. Иногда волны океана омывали их босые ноги. Легкий бриз бодрил, но в основном было тепло и уютно. Солнце давно село, а звезды и луна красноречиво говорили о том, что ночь будет спокойной. Все штормы давно остались в прошлом. Они были уверены в этом, ведь до свадьбы осталось три дня. Вот только у Дэна камнем на сердце лежало одно дело к Джес. Нет, не разговор о Долорес и о семейной жизни с ней. Теперь, когда Джессика все знает, у него больше нет от нее тайн. И сейчас медлить было нельзя. Времени оставалось мало на объяснение, а потому мужчина заговорил:

— Джесси, у меня к тебе просьба.

— Да…

Она повернулась к нему вполоборота и остановилась, глядя на него. В темных глазах ее сияли звезды. Каждая черточка лица дышала любовью к нему, и он чувствовал это дыхание, ибо жил этим.

— Ты проведешь со мной ночь накануне свадьбы? Мне необязательно заниматься с тобой любовью — для этого у нас с тобой впереди целая жизнь. Мне даже необязательно говорить с тобой. Ты можешь просто спать на моих руках. Пожалуйста… Для меня это очень важно.

— Дэн, ну о чем речь! — Пылко проговорила она, сжимая его ладонь. — Я готова быть с тобой 24 часа в сутки!

— Замечательно! — Произнес Дэн, и голубые глаза его радостно блеснули.

Но улыбка померкла, а Джессика это заметила и тревожно спросила:

— Что с тобой? Что-то не так?

— Да нет, но… В общем, что толку молчать. Все равно ты должна это знать. Я завтра улетаю в Солт-Лейк-Сити.

— О боже, нет! — Вырвалось у женщины. — Ты же говорил, что покончил с полетами и что увольняешься из "Пан-Ам"!

Джессика уже привыкла к мысли, что Дэн теперь работает в "Уайтхорн Интерпрайзис". Он как-то сказал ей, что подал заявление об уходе и больше не поднимал этот вопрос. Но Джес не знала, что Дэн ей солгал. Заявление очень долго лежало у него в столе, и он подал его только вчера. Ведь при мысли о том, что ему придется оставить полеты, у него волосы вставали дыбом. Много лет он провел за штурвалом самолета; много часов налетал. Дэн с детства грезил небом, очень долго добивался того, чтобы его мечта сбылась — и вот теперь разом перечеркнуть все те ощущения, которые он испытывал в небе? Даже ради отца? Даже ради Джессики? Он очень сильно любил ее, но так же сильно он любил свою работу — единственную, которую мог выполнять с удовольствием. Клайв О'Нилл тоже уговаривал Дэна остаться, ведь он был одним из лучших летчиков, работающих на грузовых перевозках. Это означало, что нужно было спешно искать замену Дэну. А замены пока не было. Вот Дэн и ухватился за отличную возможность как можно дольше заниматься любимым делом. Но вскоре Клайв О'Нилл пригласил летчика к себе в кабинет. Пилот на замену найден — ему нужно лишь сдать экзамен на повышение квалификации, а Дэн должен принять его. Кто будет работать на его должности? Максвелл Колфилд; у него было три нашивки, большой опыт по пилотированию и инструктажу других летчиков. Так и получилось, что в этот раз Дэн должен принимать экзамен по пилотированию у своего бывшего друга. Им вместе предстояло лететь в столицу штата Юта: Дэну — в качестве командира корабля, Максвеллу — в качестве второго пилота, Бен Спадс по-прежнему был борт-инженером. А Джессика еще об этом не знала.

— Мистер О'Нилл пока не стал подписывать мое заявление, — пояснил Уайтхорн. — Понимаешь, я — летчик первого класса, и найти мне замену очень проблематично.

— Это его проблемы! — Запальчиво проговорила Джес.

От волнения она прибавила шаг, и пошла быстрее, но Дэн не отставал от нее.

— Они нашли замену. Только этому летчику необходимо сдать экзамен на переквалификацию. Экзамен должен принять я. И именно этот полет будет решающим. Завтра ночью мы вернемся, и мистер О'Нилл подпишет заявление.

— Почему он не мог сделать этого раньше?

— Так получилось, Джесси.

— А ты успеешь на свадьбу?

— Джесси, ну как ты можешь даже думать об этом? К тому же я ведь просил тебя провести со мной предсвадебную ночь. Мы прилетим около полуночи, а ты будешь ждать меня дома.

— Дома?

— В квартире на Хайд-Стрит.

Джессика замолчала на некоторое время и замедлила шаг. Дэн понял, что ему удалось ее успокоить. Он не стал говорить ей, что летит с Максвеллом Колфилдом. Ни к чему ей это знать. Она и так с большим трудом пережила всю эту историю с разрывами и объяснениями и очень разволновалась сейчас.

И Дэн не удержался: повернулся к ней, обхватил ее лицо ладонями и, глядя в дымчато-серые глаза, заговорил:

— Запомни, Джесси, то, что я скажу сейчас тебе. Пока волны океана будут омывать каждую частичку этого пляжа, я буду любить тебя. Пока солнце будет освещать это место, мое сердце будет принадлежать тебе. Пока звезды и луна будут зажигаться на небе, я буду жить только тобой.

Они стояли лицом к лицу у самой кромки воды, и волны ласкали их босые ноги. Сердца их стучали в унисон, как частички простенькой головоломки.

— О, Дэн! — выдохнула Джес, — и в темноте он увидел, как по ее щекам катятся слезы. — Я очень люблю тебя — каждую минуту своей жизни. Ты для меня — вся моя жизнь — прошлая, настоящая и будущая, и если с тобой что-то случится, я умру!

— Ну, что со мной может случиться? — Прошептал Дэн.

Губы его тем временем скользили по ее щекам, собирая соленые капли слез.

— Не знаю… — Пролепетала Джес. — Просто с недавних пор я не доверяю небу. Оно стало опасной соперницей. Опасней, чем Клер Хьюстон…

— Я вернусь, как возвращался восемь лет подряд. — Но в этот раз все будет иначе.

— Почему?

— Потому что я вернусь на свою свадьбу, — ответил он. — Потому что я женюсь на тебе.

Афины

Клер приехала в кафе немного раздраженная, но все же довольная, что ей удалось вырваться из-под бдительного ока экономки. Тем не менее ей до сих пор хотелось устроить хорошую взбучку Дереку просто за то, что он все знает о ней и ее жизни в Афинах и наверняка растрезвонит об этом в Лос-Анджелесе.

— Ты вовремя, — заметил Стефенс, когда она села напротив него за столиком в кафе. — В Лос-Анджелесе ты была не очень пунктуальна. Эта работа изменила тебя в лучшую сторону.

— О чем ты непременно разболтаешь в Америке, — раздраженно бросила женщина. — Ты выдернул меня с работы, чтобы поиздеваться?

— Вовсе нет. Мне нужно с тобой поговорить.

— Так срочно, что нельзя подождать до вечера?

Дерек понял, что Клер до сих пор злится на него за то, что он узнал правду о ее новой работе и сказал ей об этом. Однако не стал язвить по этому поводу. Ему была нужна Клер, и он не хотел ссориться с ней из-за мелочей.

— Клер, пожалуйста, прости меня, — сказал Дерек. — Но я был вынужден сказать тебе правду, иначе ты никогда не согласилась бы поговорить со мной.

— Знаю, Дерек, — ответила она. — И я, наверное, дура, раз вымещаю на тебе свою злобу.

— Ты не дура, — возразил он. — Ты устала ежедневно пререкаться с экономкой и служанками, тебя унижает эта работа, и ты соскучилась по дому. Вот и все.

Он так коротко и ясно описал ее психологическое и эмоциональное состояние, что Клер в недоумении уставилась на него. С чего бы это Дерек Стефенс стал таким чутким?

— Может, и так. Тебе-то до этого какое дело?

— Перестань огрызаться. У меня к тебе очень важное дело.

— Какое?

Когда разговор становился деловым, Клер вся превращалась в жесткого дельца, и если было в ней что-то мягкое и нежное, то оно было глубоко сокрыто, а в такие мгновения пряталось еще дальше. В принципе, Дереку нравилось в ней это качество. Если бы Клер была сентиментальной, он бы ни за что в нее не влюбился.

— Выходи за меня замуж, — коротко сказал Дерек.

Клер чуть не поперхнулась кофе, когда услышала от него предложение руки и сердца. А все потому, что он был последним человеком, от которого она могла ожидать подобного шага. Женщина подозрительно посмотрела на него, точно сомневалась, понимает ли он, что говорит.

— Я не ослышалась? Ты хочешь жениться на мне?

— Совершенно верно, — подтвердил Дерек таким тоном, будто совершал деловую сделку.

— Но я не люблю тебя… — Ошарашено произнесла она.

Ей было трудно прийти в себя. Состояние было такое, будто огрели по голове чем-то тяжелым.

— Это не имеет никакого значения. У меня есть деньги и положение в обществе. К тому же я где-то читал, что когда муж и жена любит друг друга, — это дурной тон, — невозмутимо сказал Дерек, помешивая кофе ложечкой.

Вид у него был такой, словно все происходящее мало его волновало, а может, и вовсе не имело никакого значения. И казалось, его совершенно не касалось, что, выйдя за него замуж, Клер, влюбленная в Дэна, становилась членом огромной богатейшей семьи штата.

— Но зачем тебе все это? — Озадачено поинтересовалась Клер.

Она до сих пор с трудом понимала происходящее.

— Я ведь как-то говорил тебе, что из тебя вышла бы отличная жена для светского человека. Отец давно спит и видит, как бы женить меня. Почему бы нам с тобой не доставить ему это удовольствие и не пожениться?

— Я… Я не знаю. Я никогда не думала о замужестве.

— Вот как! А кто же так отчаянно хотел стать миссис Дэн Уайтхорн?.. Уж во всяком случае не я, — саркастически проговорил Дерек, допивая кофе. — Почему бы тебе не стать миссис Дерек Стефенс? Ты так же станешь полноправным членом семейства Уайтхорн и будешь иметь доступ к многомиллиардному состоянию.

Клер показалось, что в голосе Дерека прозвучала издевка, и она решила, что он, действительно, хотел всего лишь поиздеваться над ней. Но не издевался ли он при этом и над самим собой?

— Ты думаешь, что мне нужны только деньги и положение в обществе? — Зло выговорила она ему. — Почему ты думаешь, что я не хочу любви?

— Извини, Клер, этого я тебе дать не могу, но думаю, что мы с тобой отлично поладим. Естественно, все будет оговорено в брачном контракте.

— У меня есть время подумать? — Спросила женщина.

— Нет, — коротко ответил Стефенс, и глаза его ревностно блеснули, будто Клер Хьюстон уже была его собственностью. — Я хочу, чтобы мы поженились здесь.

— Хочешь побыстрее привязать меня? А если у нас ничего не получится?

— Я отпущу тебя, по первой же просьбе.

— Почему же ты все-таки хочешь жениться на мне?

— Хочу показать Дэну Уайтхорну, какую женщину он упустил.

— Хорошо, Дерек. Я выйду за тебя замуж, — решительно произнесла Клер.

— Добро пожаловать в семью, будущая миссис Дерек Стефенс, — ослепительно улыбнулся мужчина.

Глава X

Лос-Анджелес, 1983

Утро этого дня выдалось на редкость теплым и ясным. Зимняя природа точно решила расщедриться и подарить людям еще более теплый день, чем накануне. Вернувшись в Лос-Анджелес, Дэн отвез Джессику домой, а сам решил выспаться перед полетом — ведь вылетать нужно было в ночь. Джес хотела проводить его и порывалась приехать в аэропорт, но Дэн не позволил ей этого — нужно было готовиться к свадьбе. Он так и не сказал ей, что летит с Максвеллом. К тому же со времени той злополучной драки они не виделись. Дэн не знал, как вести себя с Максом во время полета. Скорее всего, разговаривать они будут только по необходимости. Все будет зависеть от самого Максвелла. А потому, приехав в аэропорт, Дэн пошел в кабинет Клайва О'Нилла, где подписал несколько бумаг о приеме на борт самолета груза. Эта процедура была настолько банальной, что Дэн никогда не придавал ей особого значения. Он еще не видел ни своего второго пилота, ни борт-инженера но знал, что Максвелл и Бен где-то в здании. Макс возможно, просто не хочет лишний раз встречаться с ним, а Бен наверняка коротает время до полета в кафе для летчиков и сотрудников аэропорта. До полета был еще час времени в запасе, и Дэн, управившись со всеми делами, решил провести его в кабинете Роберта Монтгомери. Тот был еще на работе.

— Дэн! — Обрадовано приветствовал его Боб, словно видел его впервые за этот день, хотя они расстались недавно в кабинете управляющего. — Как хорошо, что ты зашел!

— Я собирался скоротать у тебя полчасика, — отозвался летчик. — Ты еще не уходишь домой?

— Пока нет. Осталась целая кипа неподписанных документов. Днем, знаешь ли, не до них. Ты узнавал у мистера О'Нилла насчет своего рапорта?

— Да. Рапорт уже пришел. Мистер О'Нилл должен подписать его, но он сделает это как только мы вернемся.

— Ты точно уверен, что делаешь? — Поинтересовался Монтгомери, перекладывая папки на своем столе. — Потом не будешь об этом жалеть?

— Я дал слово отцу и Джессике и должен его сдержать.

— А ты сам? — Спросил Роберт. — Сможешь ли ты полноценно жить без этих полетов? Ведь раньше ты был просто влюблен в небо.

— Да, — подтвердил Дэн. — До тех пор, пока не встретил Джессику. Она не сможет делить меня ни с кем, а я не смогу разрываться между нею и небом.

— А как она отнеслась к твоему внеплановому полету с Максвеллом Колфилдом? — Спросил Боб, внимательно глядя на своего друга.

Но Дэн не успел что-либо ответить, так как в дверь постучали, и, не дожидаясь приглашения, вошел Максвелл Колфилд. Он не заметил Дэна. Просто решительно обратился к заместителю управляющего:

— Боб, ты не подпишешь мне допуск к сдаче экзамена?

— Да, конечно. Но почему ты раньше этого не сделал?

— Совсем забыл. Да и не до этого было.

Дэн заметил, что на лице Макса кое-где еще остались синяки и царапины. Губы его сами собой скривились в усмешке при воспоминании о неоконченном поединке, но он прикрыл смех кашлем. Роберт в это время подписывал экзаменационный лист, когда Максвелл заметил Дэна. Спокойствие его тут же исчезло; в глазах полыхнул гнев. В воздухе повисло напряженное молчание, которое было почти физически ощутимо. Даже Боб почувствовал это, и ему стало не по себе оттого, что может произойти между этими двумя. Надо было как-то развести их до полета. В самолете они не станут выяснять отношения. Во-первых, это не положено по уставу, а во-вторых, насколько он знал, и Дэн, и Макс так преданы своему делу, что на работе говорят только о работе.

— Вот держи, — сказал Роберт, протягивая Колфилду документ.

Максвелл взял его, не глядя на Монтгомери. Свирепый взгляд его по-прежнему был обращен на Дэна.

— Привет, — заговорил первым Дэн и протянул руку для рукопожатия.

Уайтхорн все еще надеялся на то, что дружба между ними не иссякла. Но губы Макса зло скривились. Он не протянул ему своей руки. Лишь процедил сквозь зубы:

— Думаешь загладить свою вину вежливостью? Как бы не так! И не строй из себя великодушного наследника престола. Ты все равно меня никогда не поймешь, что бы ты там не говорил. А я тебя никогда не прощу. К сожалению, я не прощаю предательства. А вы с Джессикой меня предали. Так что избавь меня от своей навязчивой дружбы.

— Извини, Макс, — так же язвительно ответил ему Дэн, — не получится. Так уж вышло, что нам сегодня лететь вместе. Или ты забыл, что я принимаю у тебя экзамен?

— Нет, не забыл. Но я проклинаю тот день, когда согласился работать с тобой. Хорошо, что этот совместный полет будет последним.

Он круто повернулся на каблуках и вышел из кабинета. Некоторое время Дэн и Роберт изумленно молчали. Затем Дэн проговорил задумчиво:

— Вот я и узнал все, что думает обо мне мой друг.

— Не забудь, что это после того как ты соблазнил его девушку и послезавтра собираешься на ней жениться, — напомнил Монтгомери.

— Максвелл оскорблен в своих лучших чувствах и ненавидит меня, а сегодня у него была отличная возможность высказать все это мне в лицо, что он и сделал. Я более чем уверен, что он всегда был невысокого мнения обо мне, — возразил Дэн.

— Ну, если уж на то пошло, тебе-то, собственно, какое до этого дело? — Поинтересовался Роберт, усаживаясь в свое кресло.

— Очень даже большое, — ответил Дэн. — Я считал Максвелла своим другом.

— Помнится, я как-то спросил тебя: готов ли ты поступиться с дружбой Макса ради любви Джессики. Ты ответил "да". Так почему же теперь причитаешь, как соломенная вдова?

— Ладно, ты прав. Я добился, чего хотел, — отозвался Дэн, и в голосе его Боб уловил нотки обиды и разочарования. — Мне должно быть все равно? — Эта фраза прозвучала, как вопрос. Он будто спрашивал у лучшего друга, как ему вести себя. — Но мне, как видишь, не все равно. Черт подери, я прекрасно понимаю Максвелла. У меня тоже было бы желание убить его, если бы он увел у меня любимую женщину. Но любовь и дружба — совершенно разные вещи! Макс должен понимать, что любовь приходит и уходит, а дружба остается!

— Надо же! По-твоему, Джессика и Клер должны оставаться лучшими подругами после того, как ты бросил одну ради другой? Тогда твои представления о жизни и о любви, в частности, гроша ломаного не стоят! С таким же успехом ребенок может рассуждать о глобальных проблемах!

— Значит, я — ребенок?! — Сердито вопросил Дэн.

— Я этого не говорил. Ты наивен, как ребенок. Дэн, тебе тридцать один год, ты был женат и развелся, собираешься жениться во второй раз, но ты ни черта не смыслишь в жизни! — Набросился на него Роберт. Порой у меня складывается впечатление, что деньги и имя твоего отца создали вокруг тебя вакуум, и ты не в силах его пробить. Ты пытаешься, я не возражаю, но у тебя это слабо получается.

Впервые Роберт говорил с ним так резко и так откровенно. Да, они были лучшими друзьями; дружеские узы у них были крепче, чем у братьев. Они многое доверяли друг другу. Но за восемь лет ни разу не поссорились по-настоящему, ни разу столь открыто и в столь грубой форме не выражали свое отношение друг к другу. В определенный момент у Роберта мелькнула мысль, что он слишком резок с другом, и тот, пожалуй, может на него обидеться. Но он все равно решил высказать то, что думает, иначе Дэн так и будет всю жизнь ходить с шорами на глазах и не видеть очевидного.

Дэн мерил шагами кабинет. Видно было, что слова Боба глубоко задели его, и он не пытается это скрыть. Возможно, ему впервые пришлось задуматься над тем, что сказал друг, хотя и времени на размышления уже совсем не оставалось.

— Прости, если обидел тебя, — извинился Монтгомери. — Но я должен был сказать тебе это, чтобы раскрыть тебе глаза.

— Все в порядке, Боб, — заверил его Дэн, но Роберт заметил, как ладони его сжались в кулаки. — Кто же еще, кроме настоящего друга, осмелился бы сказать мне такие вещи?

— А как же Максвелл? Ведь он только что сказал тебе то же самое.

— Максвелл не в счет. Он вовсе так не думает.

— А ты уверен в этом? — Поинтересовался Роберт. — Неужели ты не замечал раньше, что как только ты начал работать в "Пан-Ам", многие косо на тебя смотрели?

— Из-за денег моего отца?

— И из-за них тоже.

— Наверное, я был так окрылен работой, что мне было все равно. Хотя имя и деньги отца преследовали меня всю жизнь. Поверь, порой мне хочется быть последним из нищих. Может, тогда бы я был счастливым?

— Нет.

— Почему?

— Потому что тогда ты не встретил бы ни Долорес, ни Клер, ни Джессику — ни одну из женщин, которые сделали тебя таким, какой ты есть. Ты можешь возразить, что каждый человек — сам творец своей судьбы. Это отчасти так. В основном мы становимся самими собой благодаря женщинам, в которых влюбляемся. "Скажи мне, кого ты любишь, и я скажу, кто ты" — говорили мудрецы, — закончил Боб свою тираду.

— Мудрецы говорили совсем иначе, — заулыбался Дэн.

— Но имели в виду и это.

Уайтхорн посмотрел на свои наручные часы. Было десять вечера. Через сорок пять минут он должен будет поднять свой самолет в небо.

— Все, Боб, мне пора! — Дэн поднялся с кресла. — Скоро вылет. Я должен осмотреть машину и проверить Максвелла и узнать, как дела у Бена.

— Только не сильно к нему придирайся, — посоветовал Монтгомери. — Он и так сейчас взвинчен.

— Уж мне-то мог бы и не напоминать, — сказал летчик, открывая дверь. — Счастливо!

— Удачного полета! — Попрощался Монтгомери

И Дэн вышел из кабинета, закрыв за собой дверь.

Когда Дэн поднялся на борт самолета, Макс и Бен уже были там. Уайтхорн ничего не сказал Максвеллу, но из-под опущенных ресниц внимательно наблюдал за ним. Колфилд был напряжен, как струна, хотя старался не подавать вида. Оба молчаливо методичными движениями надели наушники, щелкнули тумблерами выключателей своих переговорных устройств с диспетчером. Напряжение обоих мужчин было таким сильным и таким ощутимым, что Бен с удивлением смотрел на них, но они, казалось, не замечали его присутствия вовсе. Время: десять часов пятнадцать минут. Пора включать двигатели. Максвелл вопросительно посмотрел на капитана, тот кивнул, без слов поняв его вопрос. Можно было запрашивать разрешение диспетчерской на включение двигателей. И Макс, включив микрофон, заговорил:

— Диспетчерская! Говорит рейс "Пан-Американ" "Боинг" 707 Т-412". Запрашиваю разрешение на включение двигателей.

— "Пан-Американ", двигатели включить разрешаем, — ответили ему.

— Вас понял. Включаем первый двигатель.

Летчик включил целый ряд тумблеров, и Дэн, внимательно следивший за каждым его движением, услышал, как загудел правый двигатель. За ним включились второй, третий и четвертый двигатели.

— Диспетчерская! Говорит "Пан-Американ". Просим разрешения выйти на рулежную дорожку к полосе "три-ноль", — говорил Колфилд в микрофон.

Пока он все делал правильно, но Дэн внимательно, почти напряженно следил за ним — точно кошка за мышиной норой. Ему почти хотелось, чтобы второй пилот допустил какую-нибудь оплошность. Тогда Дэн мог бы сделать ему замечание в отместку за ту неприятную сцену в кабинете у Роберта. В ушах его до сих пор звучали слова Макса: "Я проклинаю тот день, когда согласился работать с тобой. Хорошо, что этот совместный полет будет последним". Последним. Но летчики редко говорят "последний полет". Или он намеренно использовал это слово?

— Т-412, на рулежную дорожку выйти разрешаем! — Услышал Дэн в своих наушниках голос диспетчера.

Самолет вздрогнул, будто зверь, пробуждающийся ото сна, и медленно покатился по рулежной дорожке — к выходу на взлетно-посадочную полосу. Дэн посмотрел на часы, встроенные в панель управления: десять часов двадцать пять минут. Скоро взлет. Снова это неповторимое чувство — как будто он падает в небо, раскинув руки, — начало подниматься откуда-то со дна души. Оно сметало все на своем пути, даже мысли о Джессике. Но длилось всего лишь несколько секунд — пока самолет готовился к взлету и затем взлетал — легко и непринужденно, как птица. Хотя Дэн прекрасно знал, что не так-то это просто — поднять такую махину в небо. Ведь чтобы стать таким летчиком, как он, нужно пройти длинный путь от курсанта летной академии до командира корабля.

"Интересно, испытывает ли Максвелл хоть в половину такие чувства, как я? — Мелькнуло в голове Дэна. — И смогу ли я когда-нибудь забыть о них, уволившись из "Пан-Ам"?"

— Говорит Т-412, - снова заговорил Колфилд в микрофон. — Просим разрешения на взлет.

— Т-412, взлет по полосе "три-ноль" разрешен, — ответили из диспетчерской.

— Вас понял. Идем на взлет.

И самолет начал разбегаться по взлетно-посадочной полосе. Руки Дэна крепче сжали штурвал. Глаза неотрывно смотрели на серую полоску, сужавшуюся к горизонту. Сто метров, пятьсот, тысяча… На руках Дэна вены проступили от напряжения. Сердце выстукивало бешеные ритмы. Стрелка прибора перевалила за тысячу девятьсот метров. Две с половиной тысячи метров, и оба летчика одновременно потянули штурвалы на себя. Самолет, будто повинуясь некой силе, оторвался от земли. Легким движением пальцев Макс щелкнул тумблером, убирая шасси. Дэн снова посмотрел на часы: десять часов тридцать минут. Все в порядке. Самолет набирал высоту.

Греция, Афины

Когда Клер вернулась в дом Романо Димириса, то снова принялась за свою обычную работу, но предложение Дерека внесло в ее мысли такой разброд, что она с трудом вникала в то, что делает. Клер по-прежнему не понимала, что толкнуло Дерека на этот безумный поступок — предложить ей руку и сердце, как не понимала и того, зачем она согласилась. Теперь, когда она задумалась над последствиями утренней беседы с Дереком, ей пришло в голову, что после ее притязаний на Дэна Уайтхорна ее брак с Дереком Стефенсом будет выглядеть более чем странно. Хотя, с другой стороны, ей было все равно, как на это посмотрят члены семьи, в которую она собиралась вступить так скоропалительно. Главное, чтобы отец Дерека, Итон Стефенс, принял ее, а на остальных плевать. В том числе и на всемогущего Джефферсона Уайтхорна с его сыном в придачу. Как Дерек будет объяснять свою странную женитьбу, ей было все равно. По крайней мере, она не собиралась принимать в этом никакого участия. По ней, Дерек сам заварил эту всю кашу — пусть сам ее расхлебывает. Ему вовсе не обязательно было делать ей предложение. А ей — вовсе не обязательно было на него соглашаться. Но она согласилась, и сегодня вечером они женятся. Дерек решил не откладывать свадьбу на завтра. В свидетели он обещал пригласить Романо Димириса и его жену, Елену. Клер не возражала. Единственной проблемой было то, что Дерек настаивал только на гражданском браке, а Клер хотела венчаться в церкви. В конце концов, она была католичкой, хотя и не была в церкви очень давно. Но, помня свое обучение и воспитание в английском колледже, она твердо решила, что если и будет выходить замуж, то как подобает: зарегистрирует свой брак в церкви и у мирового судьи. Дерек был несколько удивлен настойчивости Клер в этом вопросе, но уступил.

Они не стали устраивать пышного торжества. Клер купила простое белое платье и скромный свадебный венок без фаты. И вот, спустя два с половиной часа после того как Дерек сделал ей предложение руки и сердца, они стояли рука об руку в католическом соборе Афин. Рядом находились Романо и Елена Димирис — их свидетели на свадьбе. Священник уже читал подобающие случаю слова из обряда:

— Возлюбленные дети мои! Мы собрались сегодня здесь, чтобы перед лицом Господа нашего сочетать законным браком этого мужчину и эту женщину.

У Клер ни на минуту не возникло сомнения в своем решении. Она выходит замуж за Дерека Стефенса и через несколько минут станет миссис Дерек Стефенс. Чувствуя тепло от сжимающей ее руку ладони Дерека, она в который раз задалась вопросом: почему он сделал ей предложение и почему она согласилась? Но отступать было уже поздно, да и не было в этом никакого смысла. Все равно любовь для нее стала запретом. Благодаря Дэну Уайтхорну. Он отбил у нее всякое стремление к любви. Да, Клер говорила Дереку, что хочет любви, но говорила, не задумываясь. Теперь же, на пороге этого безрассудного брака, она поняла, что больше никого никогда не сможет полюбить. Все ее душевные силы ушли на любовь к Дэну, а он не захотел этой любви. А раз так, ни одна капля этого прекрасного чувства не достанется ни одному мужчине — даже тому, за кого она сейчас выходит замуж. Дэн очень сильно обидел ее, задел ее гордость, ее самолюбие, бросив ее ради ее лучшей подруги. Он растоптал ее лучшие чувства своим равнодушием. Озлобленность настолько настроила Клер против Дэна, что она, глубоко страдая в душе, напрочь перечеркнула все хорошее, что было между ними, и даже воспротивилась всему хорошему, что могло быть между нею и Дереком. Она согласилась выйти за него замуж, хотя до сих пор не понимала, зачем ему это надо: и уже одно это должно сделать его счастливым. На большее пусть не рассчитывает.

— И вот я спрашиваю вас, дети мои, — обратился к ним священнослужитель, продолжая обряд бракосочетания, — по обоюдному ли согласию и по доброй ли воле вы вступаете в этот священный союз?

— Да, — ответил Дерек, краем глаза глядя на свою невесту и пытаясь понять, какие мысли и чувства владеют ею в этот момент.

— Да, — в свою очередь подтвердила Клер, обращая свой взор на Дерека, так что стороннему наблюдателю могло показаться, что они влюблены друг в друга.

— Согласен ли ты, Дерек Стефенс, взять в жены Клер Хьюстон, быть с ней рядом в болезни и в здравии, в богатстве и в бедности, любить и оберегать ее? — Обратился священник к Дереку.

— Согласен, — сказал Дерек, и губы его дрогнули, сдерживая улыбку, полную волнения, счастья и радости.

— Согласна ли ты, Клер Хьюстон, взять Дерека Стефенса в мужья, быть с ним рядом в болезни и в здравии, в богатстве и в бедности, любить и оберегать его? — Обратился священник к Клер.

Она с трудом удержалась от иронической улыбки, но ответила:

— Согласна.

— Властью, данной мне Господом, я объявляю вас мужем и женой… Можете поцеловать невесту, — закончил священник.

Лос-Анджелес

Двенадцать часов тридцать минут. В пути — ровно два часа. Все приборы работают исправно. Самолет пролетел чуть меньше половины пути. За бортом погода идеальная. Легкий гул двигателей нагонял сон. Но спать нельзя, и чтобы не уснуть, Дэн предавался воспоминаниям, не переставая, однако, незаметно для Максвелла следить за всеми его действиями. Колфилд почти не разговаривал с ним — лишь по острой необходимости, но такой практически не возникало во время полета. В своих наушниках Дэн слышал все его переговоры с диспетчерами аэропортов, над которыми они пролетали. С его стороны нареканий не было, и он уже решил, что как только они вернутся в Лос-Анджелес, поставит Максу оценку "отлично". Пусть служит! Дэн, конечно, мог бы придраться к нему, но это означало, что ему самому пришлось бы летать еще неопределенное время. Неплохо, безусловно, но он обещал Джессике и отцу, что покончит с полетами. Губы его тронула ироническая улыбка, ибо ему вдруг пришло в голову, что они относятся к его стремлению летать, как относились бы к наркоману, жаждущему очередную дозу, без которой ему уже не жить. Но это не так. Далеко не так. Он сможет жить без неба. Уже сейчас Дэн старательно убеждал себя в этом, чтобы не разочаровываться в себе потом.

"Интересно, что сейчас делает Джессика, — с нежностью подумал Дэн. — Спит, наверное. Как хорошо было бы очутиться сейчас в ее душистых объятиях!.."

У него почему-то защемило сердце, будто в предчувствии чего-то нехорошего. Но что может случиться с ним посреди неба? Что может случиться с ним, когда он — в своей стихии? Если только Максвелл вдруг нарушит устав и обрушит на него весь свой гнев? Это вряд ли. Не провоцировать же его…

Шло время. За время полета (а они проделали уже больше половины пути) Колфилд едва ли сказал ему более десятка слов, и то это были избитые фразы, которыми они пользовались постоянно во время полета. Дэн уже смирился с подобным поведением своего пилота. Он и с Беном старался переговариваться по мере необходимости, чтобы лишний раз не раздражать Макса. Однако неожиданно произошло непредвиденное. Им оставалось около часа лету до Солт-Лейк-Сити, когда во время обычного планового разговора Максвелла с диспетчером Дэн услышал:

— "Т-412", будьте внимательны! Вы приближаетесь к грозовому фронту. Там зона повышенной турбулентности из-за грозы.

— Вас понял. Нельзя ли облететь фронт? — Спросил летчик.

— Нет. Рискуете сбиться с курса. Летите по приборам. Мы будем на связи, — ответил голос диспетчера. — Удачи вам!

— Вас понял. Спасибо! — Сказал Колфилд и отключил микрофон. Потом проговорил с досадой: — Только и могут, что пожелать удачи. Сами бы попробовали лететь через грозу! Вы слышали? — Обратился он к Дэну и Бену.

— Да, — ответил оба в один голос.

— Ладно, не важно, — буркнул Колфилд. — Все будет в порядке.

— Конечно! — Бодро отозвался Дэн, делая вид, что не замечает его недоброго взгляда. — А как же иначе?

Самолет летел, пробираясь сквозь плотную завесу облаков. Складывалось ощущение, что кто-то в насмешку забил все ощутимое пространство ватой, заглушив все звуки. Было слышно только, как мягко гудят двигатели. Если в начале полета в кабине было темно, то сейчас стало еще темнее. Спасал лишь слабый свет приборной доски. Дэн вцепился в штурвал, чувствуя, как гулко бьется сердце в груди. Он не боялся, нет. Внештатная ситуация, каких уже было с десяток за время его службы в "Пан-Американ". Однако ему важно было знать, боялся ли Максвелл, чтобы на фундаменте его страхов выстроить свое бесстрашие. Ведь если бы Максу было страшно, если бы этот страх был видим и ощутим, Дэн смог бы тогда подавить все свои мелочные страхи. Всегда, что бы не случалось во время полетов, когда бы то ни было, он чувствовал внутри себя тревожный голос. Скорее всего, это был не страх, а инстинкт самосохранения, но когда он пробуждался, Дэн ненавидел себя в эти мгновения. И боролся. Боролся с собой всеми фибрами души. Сейчас же его утешала мысль, что когда он уволится, эти страхи перестанут его преследовать, но вместе с ними уйдет и ощущение единения с небом и самолетом.

Чтобы отвлечься от этих невеселых мыслей, Дэн посмотрел на приборную доску и понял, что они вошли в зону турбулентности. Скорость ветра увеличилась почти втрое, да и самолет начало нещадно бросать. Воздушные ямы следовали одна за другой, и не успевали летчики прийти в себя после одной тряски, как самолет трясло вновь. Стало еще темнее, чем раньше, так как они вошли в грозовой фронт.

— Свяжись с диспетчерской, — сказал Дэн. — Доложи обстановку.

Без возражений Колфилд выполнил его приказ. С земли им доложили, что все идет по плану. Дэн усмехнулся, услышав это замечание. Какой, к черту, план?! Они, что, там спятили?? Им следовало заранее знать об этой чертовой грозе и предупредить всех летчиков еще до полета. А они, неизвестно чем занимаются!

Они, они! Наземная служба всех аэропортов, которые пролетали Дэн и Максвелл, включали десятки тысяч человек и работали как единая система. Но сейчас в порыве гнева, вызванного страхом, Дэн не хотел ничего понимать. И плевать ему было на то, что диспетчеры нескольких аэропортов покрасневшими от усталости глазами вглядываются в экраны радаров, отслеживая их самолет, попавший в экстренную ситуацию.

Кругом то и дело вспыхивали полоски молний, прорезая небо насквозь. Оглушительные раскаты грома были слышны даже в кабине. Самолет неимоверно трясло. Неожиданно самолет тряхануло так, что летчикам показалось, что их подбросила вверх некая сила и сейчас со всего размаху швырнет машину на землю, разбив вдребезги. Раздался оглушающий грохот, и это не могло быть громом. Приборная доска замигала, как рождественская елка, и отключилась. Оба летчика вцепились в свои штурвалы, точно они были единственным шансом на выживание. На лицах проступила испарина, зубы стиснулись так, что на скулах заходили желваки. На ладонях от напряжения проступили вены, и казалось, они того гляди лопнут, как натянутые до предела струны скрипки или гитары. Приборная доска вновь включилась, но что-то было не так. Что-то было ужасающе не так. Вместе с приборами включилась сигнализация: они попали в страшную беду.

— Боже мой! — Выговорил Колфилд. — Молния ударила в двигатель! Мы горим!!!

— Свяжись по радио с диспетчером! — Скомандовал Дэн. — Пусть ищут нам место для посадки!

— Ты с ума сошел?!! — Закричал на него Макс. — Мы не сможем посадить самолет! Мы взорвемся вместе с ним раньше, чем долетим до ближайшего аэропорта!!!

— Делай, что я говорю! — Приказал Уайтхорн. — И не смей на меня орать!!!

Свирепый взгляд Колфилда сказал Дэну, что он будет выполнять приказ командира корабля, но Дэн понял, что Максвелла обуревает беспомощная ярость. Тем не менее Дэну неожиданно стало легче от того, что он сорвал свой гнев на нем. Да и безумный страх отступил. Появилась смутная надежда на благополучное завершение их опасного путешествия. Однако напряженный голос Максвелла, тщетно вызывавший в микрофон диспетчера, говорил об обратном:

— Диспетчер! Это "Т-412"! Прием!!! "Пан-Американ" вызывает диспетчера!!!

Однако в наушниках стояла гробовая тишина. Было слышно только слабое потрескивание включенного микрофона. Удар молнии выбросил их из эфира. Они оказались отрезанными от всего мира. Маленькая металлическая клетка, брошенная в бушующем небе на произвол судьбы, а в ней — три обезумевших от страха человека, у которых надежда на спасение таяла с каждой секундой. Их по-прежнему бросало из стороны в сторону, как щепку; по-прежнему за бортом самолета бушевала жуткая гроза. А может, им так только казалось? А там, внизу, все было спокойно? И потому людям не было до них никакого дела? Ведь не случилось ничего страшного — ничего из ряда вон выходящего. В летной академии их обучали поведению в подобного рода ситуациях. Так почему же сейчас их всех будто парализовало от страха? Ибо Дэн видел в глазах Макса и Бена такой же страх, какой испытывал сам, чувствовал его отчаяние, с каким Колфилд снова и снова вызывал в микрофон:

— Диспетчерская! Это "Т-412"! Отзовитесь! Прием!!! Есть там кто-нибудь?!!

Но Дэн сам слышал это жестокое молчание. Макс мог и не стараться связаться с диспетчерской. Буря лишила их надежды на спасение самолета. Они не смогут долететь с горящим двигателем и взрывоопасным грузом на борту до места назначения — даже на ближайшем аэродроме они посадить самолет не смогут.

Уайтхорн решительным жестом снял наушники и коротко бросил летчику:

— Хватит, Макс! Бесполезно! У нас остался единственный шанс, и мы должны его использовать!

Колфилд ошалело посмотрел на капитана. В глазах его читался ужас. Такой же взгляд был и у Бена. Будто два человека надели одинаковые маски.

— Ты с ума сошел?!! — Почти закричал он.

— Может, и сошел, — огрызнулся Дэн в ответ. — Но если мы не катапультируемся, мы погибнем вместе с самолетом! И даже останки наши никто не найдет! У нас не так много времени!

— Ты хоть понимаешь, что нас за это по головке не погладят? — Спросил Бен Спадс.

— Я отдаю себе отчет в том, что предлагаю, — возразил Дэн. — Скоро пламя от горящего двигателя перекинется на ящики, и тогда нам конец. Я точно вам говорю!

— Тебе легко говорить! — Прикрикнул на него Максвелл. — Ты увольняешься, а начальство до сих пор на тебя чуть ли не молится! Мне же достанутся все шишки. Ведь ЧП случилось на моей переквалификации!

— Неужели ты так хочешь выставиться перед руководством, что тебе наплевать на свою жизнь и наши с Беном?!! — Вскипел Дэн. — Ты, что, не понимаешь, что мы погибнем?!!

— Хорошо! — Сдался летчик. — Будь по-твоему!

Рука Дэна взметнулась к кнопке катапультирования и резко нажала на нее, словно отметая все, что было раньше. Катапульта сработала безотказно. В мгновение ока мощная сила выбросила их из самолета. Дэн даже вздохнуть не успел. На какие-то доли секунды черное, со сверкающими полосками небо завертелось у него перед глазами, а потом все встало на свои места. Ледяной ветер порывами бил в лицо, обжигая каждую клеточку кожи, да пока еще не отцепившееся кресло доставляло некоторый дискомфорт. Дэн дернул за кольцо, открывая парашют, и тут же почувствовал, как сильный ветер сносит его в сторону. Гроза по-прежнему продолжала бушевать.

Клер и Дерек возвращались в Лос-Анджелес уже законными супругами. В Афинах был поздний вечер, когда они сели на самолет до Лос-Анджелеса. И хотя лететь им было долго, Клер немного волновалась. Все-таки она полгода не была в Америке. К тому же вернется она на свадьбу Дэна женой его троюродного брата, с которым у Дэна, мягко сказать, были не самые лучшие отношения. Тем не менее отступать было некуда, а она была не из тех слабонервных людей, которые при первом же промахе или страхе отступают. Дело было сделано. Она вышла замуж и не жалеет об этом. Семья Дерека была вполне состоятельной. Короче говоря, как он сам сказал, у него были деньги и положение в обществе — все то, к чему она стремилась всю жизнь. А что касается любви, детей и прочей романтической чепухи — этим пусть страдает Джессика Бичем, мисс Самопожертвование. Вернее, завтра уже миссис Дэн Уайтхорн.

Губы Клер зло скривились, и она, отвернувшись к иллюминатору, стала смотреть на бегущую полоску огней взлетно-посадочной полосы, чтобы Дерек ничего не заметил и не приписал это ее сожалению. Пусть все будет, как будет. Она не собирается отступать. Вот только почему же самолеты, и все, что с ними связано, неизменно напоминают ей о Дэне? Что это? Привычка или проверка на прочность? И, словно издевка, негромкие слова Дерека прямо над ухом:

— Кстати, у Дэна сегодня последний полет.

— О чем ты? — Не поняла Клер.

— Он подал заявление об уходе из "Пан-Американ".

— Шутишь? Чтобы Дэн уволился из "Пан-Ам"? Да это же бред какой-то! — Искренне возмутилась Клер.

— Вовсе нет. Твоей подруге удалось сделать то, что не удалось сделать ни его жене, ни его отцу — заставить его бросить свои полеты.

— К твоему сведению, дорогой, Джессика больше не моя подруга.

— С чего бы это?

— Ты прекрасно знаешь причину. И вообще я не хочу об этом говорить, — отрезала женщина.

— О, да, прекрасно знаю, — продолжал Дерек, игнорируя вторую часть ее фразы. — Эту причину обожают все женщины.

— Перестань, Дерек! — Цыкнула на него Клер. — Ты хочешь поругаться в день нашей свадьбы?

— Я просто хочу напомнить тебе, любовь моя, что ты стала членом семьи Уайтхорн, и нам, хотим мы того или нет, придется говорить о них.

— Я стала членом семьи Стефенс, — парировала Клер. — Или ты забыл, что сам когда-то настаивал на том, что ты — Стефенс, а не Уайтхорн?

Дерек этого не забыл. Он прекрасно помнил тот разговор. Но Клер сама вынуждала его заводить разговор о Дэне, и он тогда выходил из себя, начинал язвить ей, а порой — и больно ранить словами ее и себя. Дерек вовсе этого не хотел. Он любил Клер, она была очень дорога ему, но малейшая мысль о том, что она думает о Дэне, сравнивает его, Дерека, с братом, доводила его до исступления. Это было настолько невыносимо, что бывали мгновения, когда он начинал проклинать день своего знакомства с Клер Хьюстон. Возможно, если бы он признался ей в своих чувствах, все было бы проще. Но Клер не приняла бы его любовь, ибо ей не нужна его любовь. Вот если бы ее любил Дэн, черт бы его побрал! Но он не любит ее, и если бы Клер не зацикливалась на своих чувствах к его брату, могла бы быть очень счастлива. А пока Дерек постарается быть счастливым за двоих — за себя и за нее.

США, штат Юта

Порывы ледяного ветра сносили парашют Дэна в сторону. Уже раскрыв парашют, он увидел, что приземлится в лес. Лицо и руки его закоченели от жгучего мороза и буквально горели, ведь в Юте сейчас стояли сильные морозы. Он понятия не имел, где находятся Максвелл и Бенджамин, ибо потерял их из виду, и все же надеялся, что с ними все в порядке. Неожиданно прогремел сильнейший взрыв, и в воздухе разлился жуткий запах горящего керосина. Взорвался и где-то рухнул их самолет. Дэн не видел, где, но возблагодарил Бога за то, что они сумели вовремя выбраться из этого ада. Оставалось только надеяться, что Макс и Бен не попали в эпицентр взрыва, так как ветер то и дело менял направление, и троих парашютистов подбрасывало в воздухе, как мячики.

Дэн покрепче ухватился за фалы парашюта. Земля приближалась. Одна беда — деревья росли так густо, что практически не оставалось места на приземление. И Дэн вздохнул — хорошо, хоть жив остался. А там как-нибудь выпутается.

Парашют приземлился в самую гущу леса, покрывавшего крутой склон. Места было так мало, что купол парашюта зацепился за голые ветви деревьев, и летчик повис в воздухе, чувствуя себя мотыльком, запутавшемся в паутине. Некоторое время он висел, переводя дух и оценивая обстановку. Надо было непременно спуститься самостоятельно, иначе рано или поздно ветви сломаются под его собственным весом. Для начала надо было выпутаться из парашюта — снять рюкзак, к которому он был прикреплен. Вся проблема была в том, что спуститься по дереву на землю Дэн не имел ни малейшей возможности: парашют висел как раз посередине между двумя деревьями. Он не мог даже раскачаться, чтобы потом ухватиться за ствол дерева и спуститься. Так что придется просто прыгать. Хорошо, что посадка будет относительно мягкой — внизу белым ковром, переливаясь при лунном свете, лежал снег. Удивительно, как быстро природа умеет зализывать свои раны. Ведь еще совсем недавно бушевала ужасная гроза, и он был на волосок от смерти. А сейчас все тихо и спокойно; небо чистое, безоблачное, светят звезды, и полная луна серебрит ночь.

Дэн вдохнул воздух и, почувствовав, как мороз обжег легкие, закашлялся. Потом начал выпутываться из парашюта: освободил одно плечо, потом — другое, стараясь попеременно — то одной, то другой рукой держаться за фалы. Затем снова оценил ситуацию, мысленно прикидывая, как бы так спрыгнуть, чтобы удержаться на скользкой корке снега. Но время и обстоятельства были на шаг впереди него. Он не успел сконцентрироваться на прыжке, как вдруг ветки над его головой угрожающе затрещали и сломались. Дэн даже охнуть не успел; лишь вовремя отцепился от фал парашюта, чтобы не запутаться в нем окончательно. Во время стремительного полета Дэн отчаянно старался приземлиться как можно менее болезненно. Но ему не повезло: ноги на мгновение коснулись твердого сколького наста и, не удержавшись, взметнулись вверх в падении. Летчик упал на спину и полетел вниз, тщетно пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, но только обдирал ладони о голые стволы деревьев и корку снега. Так он и проехал бы по инерции до самого подножия склона, если бы не поваленное дерево, лежавшее поперек. Оно так неожиданно пересекло ему путь (будто выросло из-под земли), что Дэн на полной скорости врезался в него ногами. Острая боль пронзила позвоночник, и он чуть не взвыл от нее, прикусив до крови нижнюю губу. А потом свет померк. От болевого шока Дэн потерял сознание.

Максвеллу и Бенджамину повезло больше. Они удачно приземлились, сложили свои парашюты и надели на плечи рюкзак. Затем попробовали связаться с Дэном по рации, но тот не отвечал. Снова и снова Макс и Бен по очереди вызывали Дэна, но в ответ была тишина. Было одиннадцать сорок пять вечера. Неужели что-то случилось? Вряд ли. Они проверяли свои парашюты перед полетом. Все были исправны и готовы к эксплуатации. Но тогда почему капитан не вызвал их, как только приземлился? Ведь им необходимо найти друг друга, чтобы хотя бы выяснить, где они находятся. О самолете уже речи быть не может. И летчик, и борт-инженер слышали оглушительный взрыв, сотрясший воздух. Дэн в буквальном смысле вытащил их из ада. И теперь решил отмалчиваться, взяв всю вину на себя? На него не похоже. Он, конечно, мог бы погеройствовать, но бросить своих людей на произвол судьбы — не в его духе. Неужели Дэна задело взрывной волной или обожгло пламенем самолета? Ведь ветер был такой силы, что Максвелл и Бен с трудом приземлились где-то на опушке леса у подножия склона. Они не знали, что Дэна отнесло на другую сторону и искренне предполагали, что Уайтхорн ищет их сейчас в лесу. Летчики бросили мимолетный взгляд в сторону леса и посмотрели друг на друга, все поняв без слов. Им вовсе не улыбалось искать своего командира одним в лесу посреди ночи. К тому же было очень холодно.

— Вот дьявол! — С досады выругался Макс. — Что же тогда делать? Как нам найти Дэна?

— А тебе не кажется, что с ним все-таки что-то случилось? — Поинтересовался Бен, как можно более непринужденно.

Он вовсе не хотел нагнетать страх, но ему было не по себе от этой мысли. Хотелось как можно быстрее от нее избавиться, просто передав ее Максу.

— Нет! — Почти выкрикнул Колфилд, и от его крика в высь взметнулась какая-то зимняя птица, до смерти перепугав летчиков хлопаньем своих крыльев. — Ничего с ним не случилось! — Ему самому отчаянно хотелось верить в это. Но с каждой минутой вера слабела. — С ним просто ничего не имеет права случиться. Он жив! Он ищет нас. А мы будем искать его.

— Тогда пошли хотя бы куда-нибудь, — сказал Бен, потирая покрасневшие от мороза руки. — Здесь довольно-таки холодно. А если мы будем стоять на месте и ждать, пока Дэн найдет нас, мы просто окоченеем насмерть.

Сейчас, когда ночь уже полностью вступила в свои права, перед Максвеллом и Бенджамином стояло две задачи: найти Дэна и ближайшее человеческое жилье, где можно было бы переночевать и согреться. Мороз крепчал, а они оба порядком проголодались. Осмотревшись вокруг, мужчины поняли, что, кроме них, в этой местности нет ни души. Можно было бы, конечно, покричать — позвать Дэна, но Макс и Бен не знали, насколько далеко от них находится Уайтхорн. Трудно было сказать, что перед ними за лес — непроходимая чаща или маленький лесок. Вдруг их крики услышит не только Дэн, но и волки. Что они тогда будут делать с хищниками без оружия? Они не трусы, но в довершении всех бед только встречи с волками им еще не хватало!

Тело постепенно сковывало холодом и, чтобы совсем не закоченеть, Максвелл и Бен пошли, не выбирая направления, но и не поднимаясь на склон, чтобы совсем не заблудиться. Временами они внимательно всматривались в лес, освещенный лунным светом: вдруг Дэн их тоже ищет. Но кругом стояла такая зловещая тишина, что ужас постепенно охватывал Макса и Бена. Им начинало казаться, что они совсем одни в целом мире посередине нигде и никогда отсюда не выберутся. Это было похоже на ночной кошмар. А в принципе, это и было ночным кошмаром. Потому что только в кошмарах двое здравомыслящих людей могут мыслить абсолютно одинаково. Даже движения их были синхронными, как в каком-то жутком балете. Колфилд похолодел при мысли об этом и остановился, испуганно озираясь по сторонам, как ребенок, внезапно очутившийся в темной комнате. В какой-то момент он перехватил взгляд Бена. Он был точно таким же, как у него — полный ужаса, словно они надели одинаковые маски. Неожиданно взгляд Макса упал на какие-то светящиеся вдали огоньки, и сердце радостно подпрыгнуло.

— Там свет!!! — Он буквально завопил от радости. — Туда!!!

Значит, рядом — город или деревня и — люди, которые помогут им! Значит, они не одни в этом безумном мире!!! И Макс вдруг бросился бежать навстречу этим огонькам (Бен даже глазом моргнуть не успел), как безумный, очень надеясь, что огоньки — это не плод его отчаявшегося воображения.

Глава XI

Штат Юта, Кинг-Риверз,1984

Мир был покрыт мраком. Он был один во мраке. И ни одной живой души не было рядом, чтобы утишить его боль. А боль терзала Дэна без конца, острыми шипами впиваясь в тело. Боль мучила его постоянно, и, казалось, что вся его жизнь и суть были болью. Так, что хотелось кричать изо всех сил. Но сил не было. Силы покинули его, когда Дэн пытался спасти свой самолет, и Максвелла, и Бена, или сам пытался спастись от самолета. А Максвелл не хотел спасаться и обвинял его в том, что он разбил его жизнь и самолет. Дэну было обидно от этих обвинений. И больно. Порой отчаянно хотелось выкрикнуть имя той, которая спасла бы его от боли, но вместо крика спекшиеся от жара губы шептали беззвучно: "Джессика! Джесси!!!" Она не слышала его. Не могла слышать, ибо находилась за много миль отсюда, ожидая его возвращения к свадьбе. Дэн же не может вернуться, пока не спасет Максвелла, Бенджамина и самолет. Пока Максвелл не простит его. В сознании Дэна крепко засела мысль о том, что Макс должен во что бы то ни стало простить его. Вот и метался Дэн в жару, повторяя то имя Джессики, то имя Максвелла.

Однажды ему почудилось, что чья-то прохладная рука легла ему на лоб. Потрескавшимися губами он прошептал имя Джессики. Затем последовали голоса:

— Он бредит. И жар не спадает уже второй день. Может, все же вызвать врача?

— Не надо, мама. Все будет в порядке. У него крепкий организм. Он скоро поправится.

И снова все потонуло во мраке. Будто и не было ничего. Одна только боль и пустота. Дэн не переставал звать Джессику, будто она была единственным его спасением от боли и мрака. Он совсем потерялся во времени. Казалось, прошла целая вечность с тех пор как мир исчез. Как-то Дэн неожиданно увидел незнакомую девушку, которая заботливо склонилась над ним. У него едва хватило сил спросить:

— Кто вы?

— Меня зовут Жаклин, — нежно пропел ее голос. — Как вас зовут?

— Дэн, — пробормотал Уайтхорн и снова отключился.

С этого момента начался ад. Дэну чудилось, что он умирает. Мрак по-прежнему окутывал его сознание, и он уже потерял всякую надежду на спасение. Теперь во мраке потонули даже те обрывочные воспоминания, которые у него были. Он будто забыл сам себя: не помнил и не понимал, кто он такой и где находится. Все так отчаянно перепуталось, что он начал сходить с ума. И уже не было спасения из этого ада, когда вдруг все закончилось. Наступило облегчение. Боль стихла, а мрак стал постепенно таять, а растаяв, сменился мягким светом от ночника, стоявшего на тумбочке возле кровати. Дэн осторожно открыл глаза, будто проверяя, что это — продолжение его бреда или здоровая реальность. Его взору предстала небольшая комната с деревянными стенами. Окна были занавешены шторами в тон коврам, висящим на стенах и лежащих на полу. Повсюду были расставлены комнатные цветы. Напротив кровати, на которой лежал Дэн ярко пылал огонь в камине. В кресле возле него сидела совсем юная девушка, которую он поначалу принял за ребенка. Она читала, склонив голову над книгой, так что он не видел ее лица. Роскошная копна каштановых волос спадала на плечики, а вся фигурка (насколько Дэн мог разглядеть) была совсем миниатюрной и хрупкой.

Мужчина все еще рассматривал ее, когда, оторвавшись от чтения, девушка подняла глаза на него. Взгляд ее выразил облегчение, едва она поняла, что ему стало лучше. Незнакомка отложила книгу в сторону и, подойдя к нему, сказала:

— Я рада, что вам уже лучше, сэр. Как вы себя чувствуете?

Она положила ладонь ему на лоб, проверяя, нет ли у него температуры. Жар спал, да и ясный взгляд Дэна говорил, что скоро он пойдет на поправку.

— Кажется, лучше, — удивленно ответил Дэн, пытаясь вспомнить, где он мог видеть эту девушку. — Кто вы? Как вас зовут?

— Вы уже спрашивали меня об этом, — мягко, певуче ответила девушка, поправляя ему одеяло. — Вы не помните?

Теперь Дэн понял, что видение, которое он принял за бред, было реальностью. Но хоть убей, не мог вспомнить имени девушки.

— Меня зовут Жаклин Каннингем, — представилась она.

— Дэн Уайтхорн.

Мужчина осторожно взял ее руку и прикоснулся к ней губами. Затем устало проговорил:

— Спасибо, что спасли мне жизнь.

— Ну, что вы! — Смутилась она. — Это мой отец. Он нашел вас в лесу без сознания. Кстати, что вы там делали?

— Неудачно приземлился, — ответил Дэн, с изумлением прислушиваясь к звукам своего голоса. Он хрипел, будто кашель застрял где-то в грудной клетке. Дэн и вправду закашлялся, стараясь прочистить горло, но когда он заговорил, голос остался прежним: — Понимаете, мисс Каннингем, я летчик "Пан-Американ". Мы летели в Солт-Лейк-Сити, но наш самолет попал в грозу, — он снова закашлялся, — молния ударила в двигатель. Нам пришлось катапультироваться. Был очень сильный ветер, и меня снесло в сторону. Я попал в густой лес. Парашют запутался в кронах деревьев. Прыгая, я поскользнулся и покатился со склона. Последнее, что я помню, это дерево, лежащее поперек склона, и боль. Остальное вы знаете, видимо, лучше меня.

— Я не знала, что здесь разбился самолет. Но гроза точно была, — сказала Жаклин.

— Какое сегодня число? — Спросил Дэн.

— Девятое января, — ответила Жаклин, поправляя ему подушки.

— Что?!! — Испуганно вскрикнул мужчина, пытаясь подняться с кровати.

Но острая боль вынудила его со стоном вновь лечь.

— Успокойтесь, сэр, — попросила его девушка тоном, не терпящим возражений. — вы бредили три дня. У вас была очень высокая температура. Вы еще очень слабы. Отец привез вас совершенно без сознания, совсем окоченевшим. И вы еще куда-то собираетесь идти?!

— Поймите, мисс Каннингем! — Взмолился Дэн. — Я должен позвонить домой! Шестого января у меня должна была быть свадьба!!! Боже мой, Джес, должно быть, с ума сходит!!! Она никогда не простит меня!!!

В его пронзительно голубых глазах было столько отчаяния, что Жаклин стало бесконечно жаль его. Попасть в такую передрягу накануне собственной свадьбы — этого даже врагу не пожелаешь.

Дэн снова попробовал встать, но позвоночник пронзила такая острая боль, что он побледнел, стиснул зубы и опустился на подушку.

— Что с вами, мистер Уайтхорн? — Заботливо спросила мисс Каннингем.

— Спина болит, — сквозь зубы выдохнул он. — Всякий раз, как пытаюсь пошевелиться, появляется такая боль, что искры из глаз сыплются.

— Вас раньше мучили боли в спине? — С тревогой в голосе спросила девушка.

— Никогда не жаловался. До сегодняшнего дня.

— Что ж, тогда нам придется вызвать для вас врача из города.

— Зачем? Я в полном порядке, — не очень вежливо проговорил Уайтхорн. — Мне только надо немного отдохнуть.

— Мистер Уайтхорн, я для вас никто — просто случайная знакомая, но я медсестра, а это кое-что значит. Со спиной не шутят. Обратитесь к врачу. Это очень важно. Хотя бы для того, чтобы убедиться, что с вами все в порядке. Пожалуйста, — попросила она.

— Хорошо, мисс Каннингем, — сдался Дэн. — Я обязательно сделаю это, как только вернусь домой. А сейчас мне нужно позвонить.

Но Жаклин даже не двинулась с места. Только с сожалением покачала головой.

— Ну, а стационарный телефон у вас есть? — С надеждой спросил Дэн. Мне нужно хотя бы позвонить домой и сообщить отцу, что со мной все в порядке. Ведь я должен был вернуться домой еще пятого января. Меня теперь ищут, и отец места себе не находит!

Ей было до слез жаль этого беспомощного человека. В его бездонных голубых глазах было что-то, притягивающее, как магнит, и Жаклин была уверена, что встреть она Дэна при любых других обстоятельствах, то влюбилась бы в него без оглядки. Но у него была невеста, да и она была не свободна. Вот только что-то подсказывало ей, что в ближайшее время Дэн не сможет вернуться домой, потому что, вполне возможно, что у него серьезные проблемы со спиной.

— Есть, но он работает раз от раза. Но не переживайте, сэр. Я обязательно что-нибудь придумаю. А сейчас вам нужно отдохнуть. Вы очень устали, — ласково проговорила она. — У вас может опять подняться температура, которую я с таким трудом сбила.

— Но… — Запротестовал было Дэн, чувствуя усталость и легкое головокружение.

К тому же у него еще все плыло перед глазами. А голос никак не хотел приходить в норму.

— Я сейчас приготовлю вам что-нибудь поесть, а потом вы постарайтесь уснуть. Поздно уже…

— Сколько времени? — Устало спросил Дэн.

— Без пяти одиннадцать вечера, — сказала Жаклин. — Подождите немного. Я скоро вернусь.

Когда девушка уже была на пороге комнаты, Дэн вновь позвал ее:

— Мисс Каннингем, можно еще вопрос?

— Да, сэр, конечно.

— Как называется ваша деревня?

— Кинг-Риверз. Мы находимся в ста двадцати милях от Солт-Лейк-Сити.

— Спасибо, пробормотал Уайтхорн и откинулся на подушки.

Девушка бесшумно вышла из комнаты.

Лос-Анджелес, 1984

Только одиннадцатого января Максвелл Колфилд и Бенджамин Спадс смогли вернуться в Лос-Анджелес. По иронии судьбы они оказались в той же деревне, в какую попал Дэн, но они ничего не слышали друг о друге. Один из жителей согласился довезти Макса и Бена до Солт-Лейк-Сити. Уже из аэропорта они дозвонились до Лос-Анджелеса и сообщили Клайву О'Ниллу о случившемся. Тот пришел в ярость и приказал летчикам немедленно возвращаться в Лос-Анджелес. Уже сидя в самолете, следовавшего из Солт-Лейк-Сити до Лос-Анджелеса, Максвелл, наконец, начал осознавать, что произошло. И постепенно ужас охватывал его, ибо в сознании его намертво засела мысль о том, что он сам виноват в произошедшем. Да, да, именно он! Ведь кто как не он заявил Дэну перед вылетом, что этот совместный полет станет последним?! Он не имел никакого права так говорить!..

Сидя в уютном кресле и тупо глядя в иллюминатор, летчик устало вздохнул. Потом посмотрел на спящего в соседнем кресле Бена. Хорошо ему! Несмотря на то, что они пережили в последние сутки, Бену все же удалось уснуть. Колфилд провел пальцами по волосам — обычный его жест, когда он устал или напряжен. Вот и сейчас мысли его обратились к Дэну. От него до сих пор не было никаких новостей. А шестого января он должен был жениться на Джессике. Что-то теперь творится в особняке на Грин-стрит!.. Он безумно устал. Все двое суток со времени трагедии он почти не спал — все ждал, что Дэн выйдет на связь. Нервы его были на пределе. И однако же, продумывая свой предстоящий разговор с Клайвом О'Ниллом, Максвелл вдруг понял, что больше ни с кем не сможет говорить об этой трагедии. Он считал себя виноватым и полагал, что его будут обвинять все, кто был близок Дэну. Но он не мог им как-либо объяснить произошедшее, а тем более — исчезновение Дэна.

"Я ненавидел Дэна до безумия, — думал Колфилд. — Но я никогда не желал ему смерти. Никогда!"

Его терзала ужасающая мысль о том, что Дэн погиб. И по мере того как шло время, а новостей от него все не было, эта мысль принимала все более пугающую реальность. Максвелл представил себе то, что последует за разговором с управляющим грузовыми перевозками: служебное расследование со всеми соответствующими ему атрибутами — многочисленными допросами независимых экспертов из полиции и ФБР, поиски Дэна, осмотр предполагаемого места катастрофы. Ему не дадут стереть из памяти то, что он пережил. Все это не прекратится до тех пор, пока не объявится Дэн… Если он объявится. Эта дикая мысль звенела в его сознании, как писк настойчивого ядовитого насекомого…

Усталость сделала свое дело. Под знакомый до боли гул турбин самолета Максвелл уснул. Он спал крепко, без сновидений, и проснулся от голоса стюардессы, объявлявшей в микрофон по радио, что самолет приземляется в аэропорту Лос-Анджелеса. Они заходили на посадку. Их с Беном уже ждали в управлении компании "Пан-Американ".

Пройдя паспортно-таможенный контроль, Максвелл и Бенджамин увидели, что их ждет Роберт Монтгомери. Лицо его было напряженно бледным, глаза устало запали. Прежде чем подойти к нему, Колфилд на мгновение остановился, будто собирался с духом. Затем посмотрел на Бена, точно ища поддержки в его взгляде. Но Бен кивнул, подталкивая его к Монтгомери. Затем он коротко вздохнул, точно ему не хватало воздуха, и пошел навстречу Бобу.

— Привет, — сухо поздоровался тот, даже не пожав ему руку.

Максвелл и это поставил себе в вину.

— Привет, — напряженно проговорил Макс, всматриваясь в лицо Роберта.

— Как здесь дела? — Спросил Бен.

— И не спрашивай, — отмахнулся тот. — Сущий ад. Мистер О'Нилл в ярости. Джефф Уайтхорн с ума сходит от неведения. Джессика — та вообще днюет и ночует в приемной управляющего.

— Я думаю, мистер О'Нилл нас ждет? — Поинтересовался Колфилд без особого энтузиазма, поскольку знал, что им предстоит.

Монтгомери кивнул, и они стали подниматься по лестнице на верхний этаж, где располагались кабинеты руководства. Здесь было оглушающе тихо после терминала, и по мере приближения к кабинету мистера О'Нилла Максвеллу все больше становилось не по себе, так что мурашки бежали по спине. Они шли молча; каждый думал о своем. Неожиданно на галерее пятого этажа, куда они поднимались, раздались чьи-то торопливые шаги. Максвелл поднял глаза и увидел Джессику. Она остановилась, вцепившись в перила, и впилась взором в лицо Максвелла. Он спокойно встретил взгляд дымчато-серых глаз, в которых было все: и отчаяние, и надежда, и почти ненависть. Пара секунд тревожного молчания, а потом — вопрос, прорезавший тишину звонким ударом бича:

— Где Дэн?

Максвелл продолжал смотреть на женщину и понимал, что сейчас, в эти мгновения, она почти ненавидит его. В его серо-зеленых глазах можно было прочесть мольбу и просьбу о пощаде. Но Джессика не простит его, ибо она была жестока и беспощадна в своем мучительном ожидании. Ведь такое безнадежно длительное время ее держали в неведении. Более чем двое суток она провела без сна, ничего не зная о Дэне. В ту ночь, когда Дэн улетел в Солт-Лейк-Сити, спустя несколько часов после его ухода, вдруг позвонил Роберт и сказал, что стряслась беда: самолет, на котором летели Дэн, Максвелл и Бенджамин, пропал с экранов радаров, связь с ними оборвалась. Было известно, что на их пути проходил грозовой фронт. А это означало, что летчики могли попасть в грозу. Джес прождала всю ночь, надеясь узнать хоть какие-то новости. Роберт старался ей не звонить, но она сама в течение каждого часа набирала номер его рабочего телефона. Новостей не было никаких. Каждые полчаса метеоцентр присылал им сводки погоды на пути следования самолета. Но больше ничего не было. Под утро Джессика стала утешать себя, что отсутствие новостей — уже хорошая новость, что Дэн, Максвелл и Бен благополучно продолжают полет. Но в девять утра ей позвонил сам Роберт, и женщина поняла, что у них по-прежнему нет связи с самолетом. Нервы ее сдали, и она, даже не позавтракав, помчалась в аэропорт. Но и там ничего хорошего Джессика узнать не смогла, ибо к Клайву О'Ниллу ее не пустили, а Роберта не было на месте. Она прождала его сорок минут, однако Боб принес ей одно лишь разочарование.

Тянулись часы томительного ожидания. Потом к бдению Джессики в аэропорте присоединился Джефф. Как их ни уговаривали Клайв и Роберт, они не хотели покидать здание, боясь пропустить какие-либо новости о Дэне. В воздухе висело напряжение. Им было пропитано все насквозь. Нервы у людей были натянуты до предела.

На вторые сутки всем стало понятно, что с самолетом что-то случилось, ибо из Солт-Лейк-Сити поступили известия, что летчики к ним не прибыли. Клайв О'Нилл направил руководству "Пан-Американ" запрос о созыве следственной комиссии, которая должна была заняться поиском самолета или того, что от него осталось. Джефферсон предложил свои связи в помощь авиакомпании. Ни о какой свадьбе уже речи быть не могло.

Когда истекли вторые сутки, из Солт-Лейк-Сити вдруг позвонил Максвелл Колфилд и сообщил о крушении самолета, а также о том, что пропал Дэн. Джеффу стало так плохо, что у него едва не отказало сердце. Джессика, которая сама едва держалась на ногах от усталости и недомогания, спешно отвезла его в больницу. Потом вернулась в аэропорт. Так она и металась из аэропорта в больницу и обратно, пока сама не упала в обморок в кабинете Роберта Монтгомери. Тот вызвал врача, который работал в здании, и позвонил Элвире Бичем.

И вот сейчас после короткого трехчасового сна, полного кошмаров, Джессика снова в аэропорте, но Максвелл не оправдал ее ожиданий. Он по-прежнему ничего не знал о Дэне. К тому же приехал один, живой и здоровый, словно ничего и не было, словно Дэн всего лишь задержался в этой странной совместной командировке; задержался, быть может, на целую вечность…

Так и стояла она, держась за перила лестницы и глядя на мужчин сверху вниз. Кругом стояла такая тишина, что, казалось, можно было услышать, как звенят напряженные нервы людей. Все четверо будто оцепенели от отчаяния и ждали друг от друга чуда. Но чуда не произошло, а потому, когда молчание стало казаться бесконечным, Максвелл произнес:

— Джес, прости… Так случилось… И я… Прости.

Он шагнул ей навстречу, но она отпрянула от него, словно ее ударило током. В дымчато-серых глазах полыхнула острая ненависть.

— Это ты виноват! — Крикнула она, и крик, прорезав тишину, взвился хлыстом, наносящим удар. — Ты!

— Ты не понимаешь, — растерявшись, начал оправдываться Максвелл. — Самолет попал в грозу, молния ударила в двигатель… Здесь некого винить.

Подбородок ее затрясся, слезы крупными бусинами покатились по щекам. А ему нестерпимо захотелось оказаться на месте Дэна, где бы он сейчас ни был, пусть даже в аду — лишь бы не видеть этих слез, не чувствовать себя виноватым во всех смертных грехах. А Джессика разразилась неудержимыми рыданиями, ведь последняя надежда на то, что Дэн жив, иссякла вместе с появлением Максвелла Колфилда и Бенджамина Спадса. Он пропал, словно его и не было вовсе. Как мог Дэн так легко позволить себе исчезнуть где-то в небе между Ютой и Калифорнией, если он обещал ей вернуться домой и жениться на ней?! Ее трясло, как в ознобе, а слезы градом катились по щекам. В изнеможении она сползла на пол, но мужчины бросились к ней и, осторожно подняв ее, повели в кабинет Роберта. Там Боб усадил женщину в свое кресло, налил ей стакан холодной воды, чтобы хоть как-то успокоить ее, а сам между делом негромко проговорил Максвеллу и Бенджамину:

— Лучшее, что вы можете сейчас сделать для нее, — уйти к мистеру О'Ниллу. Тем более он вас давно ждет. Если вы будете сейчас рядом, она не сможет успокоиться.

— Но я всего лишь хотел… — Беспомощно начал летчик.

— Мы потом поговорим, — не очень вежливо оборвал его Монтгомери. — Иди.

— Боб…

— Я сказал, иди! — Прошипел сквозь зубы он.

— Ладно, — буркнул Макс, подавив в себе волну гнева и разочарования. — Я пойду, но я вернусь.

Он подошел к двери, но вдруг обернулся и весьма отчетливо сказал так, чтобы Джессика вполне могла его слышать:

— Я ни в чем не виноват. Никто не смеет обвинять меня в произошедшем.

И вышел, закрыв за собой дверь.

Солт-Лейк-Сити

Дэна искали полторы недели. В предполагаемое место катастрофы отправили самолет, в котором помимо спасателей находились Джефферсон Уайтхорн, Джессика Бичем, Максвелл Колфилд и Роберт Монтгомери. Трудно сказать, чем в поисках Дэна могли помочь Джес и Джефф, но они не могли не поехать, хотя оба валились с ног от усталости и недомогания. За эти дни Джефф постарел лет на десять. Голубые глаза его потемнели, словно погас самый яркий светоч в мире. Джефф очень любил сына, хотя порой эту любовь трудно было разглядеть. А Джессика… Джессика почернела от горя и отчаяния. Она не ела, не спала, старалась не отходить от телефона, боялась пропустить какие-либо новости о Дэне. К тому же она была беременна. Когда об этом стало известно Джеффу, он начал опекать ее, как родной отец опекал бы единственного оставшегося у него ребенка. И, пожалуй, ее беременность стала единственным аргументом, благодаря которому ее взяли на борт этого спецрейса в Солт-Лейк-Сити.

Это было странное путешествие — необыкновенно молчаливое, полное скорби и печали. Молчали все пассажиры. Каждый из них думал о своем, ведь Дэн был огромной частью их жизней, и теперь он потерян. Но слабая надежда еще оставалась. Если мужчины умом понимали, что, возможно, Дэна уже нет в живых, то Джессика сердцем отказывалась в это верить. Ей казалось, что нет на свете такой силы, которая помешала бы им быть вместе. И Дэн обещал ей вернуться в тот далекий теплый вечер на берегу океана. Он всегда сдерживал свое слово. Должен сдержать и теперь. Во что бы то ни стало.

Дэн лежал на больничной кровати, тупо уставившись в потолок. В сознании его упрямо, неумолимо сыпалась тонкая струйка песка в мысленных песочных часах. Он считал минуты, тянувшиеся невыносимо долго. Каждая минута была, как целая жизнь. Наверное, так стало с тех пор, как он очнулся от лихорадочного забытья в доме Каннингемов. Минуты без Джессики. Жизни без Джессики. Уже почти неделю он не мог ей позвонить. В деревне, где жили Каннингемы, телефон практически не работал, а в больнице ему не разрешили воспользоваться телефоном. Сначала он бесился от ярости, но потом ярость сменилась тревогой. Ведь в больницу он попал из-за своей спины.

В тот вечер, когда Дэн пришел в себя, он очень перенервничал из-за того, что пропустил собственную свадьбу. Вдобавок он не мог позвонить домой. Еще с первых попыток пошевелиться, встать с кровати, он понял, что с его позвоночником что-то не так, но не хотел говорить об этом. Боли были такие сильные при малейшем движении, что он до крови кусал губы, а на глазах выступали слезы. Ноги с трудом слушались его; причем чем сильнее была боль, тем меньше он чувствовал свои ноги. Это пугало его. Пугало до такой степени, что Дэн вновь и вновь терзал себя бесплодными попытками подняться с постели, пока Жаклин силой не заставила его спокойно лечь. Она сама едва сдерживала слезы, глядя, как этот красивый сильный мужчина беспомощен в своих усилиях. На следующий день Дэн возобновил свои попытки встать на ноги, однако невыносимая боль в позвоночнике уложила его в постель на этот раз без сопротивления. К полудню Джон Каннингем по настоянию дочери вызвал доктора из Солт-Лейк-Сити. И все же время было не на их стороне. Дэн понял это теперь, лежа на больничной постели. Ему было больно и обидно, и он ненавидел себя за то, что в свое время не внял мольбам отца и Джессики и не оставил полеты. Возможно, он был чересчур самоуверенным, но теперь уже ничего не изменишь.

Вот и лежал он, разглядывая потолок так, словно на нем была начертана его судьба. На самом деле мысли его были далеко. Он думал о Джессике и о своей несостоявшейся свадьбе. Дэн и представить себе не мог, что она сейчас рядом. Стоит у окна гостиничного номера и думает о нем. Взор ее был устремлен в пасмурное небо. Она будто надеялась увидеть его через пространство и время, чтобы понять, где он находится. На ресницах дрожали слезы. Женщина простояла так уже довольно долгое время, пока в дверь не постучали. Тревожно вздохнув, она пошла открывать.

На пороге стоял Роберт Монтгомери.

— Я тебе не помешал? — Поинтересовался он.

— Нет, — ответила она. Проходи. Я как раз хотела зайти к тебе. Вам удалось что-нибудь узнать?

— Мы были в аэропорту Солт-Лейк-Сити, разговаривали с диспетчером, который дежурил в ту ночь. Он сказал, что видел этот самолет на экране своего радара буквально несколько минут, а потом он пропал.

— Почему? Что случилось?

— На подступах к аэропорту в ту ночь растянулся мощный грозовой фронт. Дэн, Максвелл и Бенджамин попали в него.

— Но почему? Они же могли облететь его! — В отчаянии ломая руки, воскликнула мисс Бичем.

— О, нет! — Горько усмехнулся Боб. — Ты не представляешь, каких громадных размеров бывают грозовые фронты. Если бы они стали облетать его, сбились бы с курса и заблудились бы. В результате могли столкнуться с другим самолетом, что было бы еще хуже.

— Боже мой! — Вырвалось у нее. — И что же теперь делать?

— Ехать к предполагаемому месту катастрофы.

— Катастрофы?! — Ахнула женщина, прижав пальцы к губам.

— А что, по-твоему, могло с ними случиться, если самолет вдруг ни с того ни с сего исчез с экранов радаров, а Макс и Бен вернулись без Дэна?! — Вскипел Монтгомери.

— Дэн же выжил, правда? — С мольбой спросила Джес. — Максвелл ведь жив! Бен жив! Почему же Дэн не должен быть жив? — В ее голосе послышались истерические нотки. — Он должен выжить, потому что любит меня! Должен! Должен! Должен!..

Плечи ее затряслись, она закрыла ладонями лицо, и Роберт вдруг понял, что она плачет. Плачет не потому, что Дэн пропал, а потому что, вероятно, впервые за это время осознала, что он мог погибнуть… Она не знала, что Дэн находится в нескольких кварталах от нее — лежит в маленькой больнице в мучительном ожидании доктора. И ожидание это так же невыносимо, как и физическая боль, которую он испытывал при малейшем движении. Хотелось просто кричать от тоски, когтившей сердце, но он кусал губы в кровь. И ждал. Чего — сам не знал. Знал только одно: его раздражала собственная беспомощность, изводила разлука с Джессикой. Ведь она теперь нафантазировала себе невесть что, а он тут должен прозябать в этой дурацкой больнице всего лишь из-за пары ушибов да боли в спине.

Дверь в палату открылась, и вошел доктор Милдред. Голубые глаза Дэна с надеждой воззрились на него.

— Как вы себя чувствуете, сэр? — Спросил доктор.

— Отвратительно! — Не сдержался Дэн. — Мне давно пора быть дома, рядом со своей невестой! А я валяюсь тут, как бревно!

— Прошу вас, не горячитесь так, — спокойно проговорил врач. — Я прекрасно вас понимаю.

— Да ни черта вы не понимаете!

— Пожалуйста, мистер Уайтхорн…

— Простите, доктор Милдред, — виновато проговорил летчик. — Вы здесь не причем. Я очень устал…

— Все в порядке, сэр. Мне нужно поговорить с вами.

— Что показало мое обследование? — Вскинулся Уайтхорн.

Он мгновенно понял, о чем пойдет речь, так как ждал этого больше суток.

Доктор многозначительно откашлялся, надеясь таким образом восполнить паузу в разговоре. Ему было немного не по себе от того, что ему предстояло сообщить своему странному пациенту.

— Результат не очень оптимистичный… — Осторожно начал он.

— Что это значит? — Нетерпеливо спросил Дэн.

— Вы провели длительное время на морозе без сознания. В результате у вас повреждены голосовые связки. Боюсь, что ваш голос останется таким навсегда. Вам ни в коем случае нельзя простужаться, так что будьте внимательны к себе.

— Ясно. Ну, а что с моей спиной?

— Вы больше никогда не сможете сесть за штурвал самолета.

— Ну, это не проблема. Я как раз собирался увольняться.

— Я не об этом.

— А о чем же тогда? — Не понял Дэн.

— Вы не только не сможете больше быть летчиком. Наше обследование показало, что вы не сможете больше ходить, — сказал доктор Милдред, с трудом встретив пронзительный взгляд голубых, как небо, глаз.

Дэн, кажется, едва ли понимал, что происходит. Это было выше его понимания. Не сможет летать? Да черт с ними, с полетами! Он все равно собирался оставить авиацию. Ему пора было учиться привыкать к жизни без неба. Но ходить… Это невозможно! Доктор, без сомнения, что-то напутал. Наверняка ему по ошибке положили результаты обследования другого человека. Он не должен просто выслушивать всю эту жуть. Надо сказать об этом доктору!.. Но к горлу почему-то подкатился огромный комок напряжения. Дэн попробовал проглотить его — тщетно. Слова застряли в горле, а весь мир вдруг невыносимой тяжестью навалился на плечи. А доктор Милдред все что-то говорил и говорил, но слова его звучали как в тумане. В мозгах стучало: "Вы никогда не сможете больше ходить… Никогда! Никогда! Никогда!.." Дэн стиснул зубы, так что зазвенели нервы от напряжения, а в глазах потемнело, но похоронный звон по нему продолжался. Ему хотелось кричать от боли, страха и отчаяния, но голос пропал. Его будто парализовало, и казалось, весь мир ухнул куда-то в бездонную пропасть. А он… О нет, ему не суждено было погибнуть в этой пропасти. Судьба уготовила ему другую жизнь — жизнь в аду.

Наконец, сквозь плотную пелену боли прорвались бесполезные слова доктора Милдреда:

— Вы будете ежемесячно наблюдаться в нашей больнице. Каждый раз мы будем делать обследование, чтобы следить за возможными изменениями, — говорил он.

— Хватит! — Выкрикнул Дэн. — Убирайтесь, доктор Милдред! Я не позволю вам наблюдать за тем, как я погибаю! С меня достаточно! Вы сделали все, что могли! А теперь оставьте меня в покое и, пожалуйста, навсегда!

— Но, поймите, я… — Беспомощно развел руками доктор Милдред.

— Вы что, оглохли?!. Я сказал, убирайтесь к черту!.. Вон!

Доктор Милдред вышел, закрыв за собой дверь. Он не видел, что по щекам Дэна катились слезы бессилия и отчаяния.

Глава XII

Лос-Анджелес, 1984

Был теплый зимний день. Небо будто светилось изнутри и, казалось, ничто не должно омрачать этот чудесный день. С океана дул легкий бриз, донося соленый привкус воды. В церкви святого апостола Матвея горели свечи, в вазах были расставлены каллы и белые розы, и их запах смешивался с запахом горящих свечей. Панихида уже началась, но к центральному входу еще до сих пор подъезжали черные автомобили. Из них выходили женщины в изысканных черных платьях и в черных шляпках с вуалетками; под руку их вели мужчины в черных костюмах. Молча они входили в церковь и усаживались на скамьи. Глаза женщин были красными от слез; лица мужчин — суровы и непроницаемы. Те, кто приехал раньше, сидели на скамьях и слушали пение хора. Губы их шевелились в беззвучной молитве.

Путешествие в Солт-Лейк-Сити окончилось для Джефферсона Уайтхорна, Роберта Монтгомери, Джессики Бичем и Максвелла Колфилда неудачно. Они вернулись в Лос-Анджелес ни с чем. Даже Клайв О'Нилл вынужден был признать, что шансы разыскать Дэна свелись к нулю. И все же несколько дней после возвращения Джефф молчал, точно ожидал, что его сын вот-вот вернется. Но чуда не произошло. Отчаяние сменилось безысходностью, ожидание переросло в непреодолимое горе. Джефф слег на несколько дней. Он ничего не ел, никого не принимал. Все дни он проводил в комнате своей покойной жены: сидел в кресле и пристально смотрел на ее портрет, будто ждал, что Мелани заговорит с ним, расскажет, что же случилось с их единственным и безумно любимым сыном.

Джессика тоже ходила по квартире, как сомнамбула. Она очень сильно похудела от нервного истощения и голодания. Все домочадцы тщетно уговаривали ее хоть немного поесть ради ребенка, но она лишь смотрела на них своими огромными, полными слез дымчато-серыми глазами и молча качала головой, словно умоляя их оставить ее в покое.

Роберт Монтгомери вообще не появлялся на работе. Да и в административной части здания аэропорта было необычайно тихо. Среди летчиков, занимавшихся грузовыми перевозками, тоже царило молчание.

Все будто дали обет молчания, не сговариваясь. Им казалось, что если кто-то из них заговорит о Дэне, то это будет официальным признанием его смерти. Пока они молчали, он был жив. Но время шло вперед — неумолимо, нещадно, непоправимо. Прошел месяц со времени исчезновения Дэна. И вот в начале февраля Джефф собрал все семейство в своем доме. Они приехали точно к назначенному времени и собрались в гостиной. Стояла такая тишина, что всем было отчетливо слышно, как Джефф беспокойно шагает по комнате на втором этаже. Даже слуги в тот день были необычайно молчаливы; тихо обносили гостей едой и напитками, к которым никто не притронулся.

Наконец, на галерее второго этажа показался Джефферсон Уайтхорн. Все взгляды мгновенно обратились на него, но никто не сказал ни слова. Он неторопливо и даже тяжело спустился по широкой винтовой лестнице и встал на середине гостиной, какой-то вдруг одинокий и потерянный, с потухшим взглядом бездонных голубых глаз и постаревший лет на десять. Когда он заговорил, голос его прозвучал очень тихо, как будто вот-вот замолчит навеки:

— Возможно, вы знаете, зачем я собрал вас всех в этом доме, — Джефф замолчал и обвел взглядом присутствующих. Потом заговорил: — Прошел уже месяц с тех пор, как пропал мой сын. — Вам известно, что его поиски не дали результатов, — Джефф снова сделал паузу. В голове его мелькнула мысль: "Зачем я все это говорю? Будто оправдываюсь перед ними. Будто это я виноват в гибели Дэна. А может, действительно виноват?.." — Завтра состоится панихида по Дэну в церкви святого апостола Матвея, а потом — траурный обед в моем доме. Я буду вам очень признателен, если вы все придете.

Потом, не говоря ни слова, Уайтхорн — старший быстрыми шагами поднялся по лестнице к себе в комнату. Все присутствующие обескуражено молчали. Это было для них шоком, ведь, по сути, Джефф официально признал смерть своего единственного сына и наследника. Конечно, все так или иначе знали, почему он пригласил их, но никто не решался высказать эту мысль вслух.

И даже сейчас, пока шла поминальная служба, людям с трудом верилось, что Дэна больше нет. Они сидели, опустив головы, практически не сдерживая слез, и думали все об одном и том же: как они будут жить без Дэна. Они любили его и уважали не только потому, что он был сыном Джеффа. Дэн был настолько обаятельным и чутким человеком, что к нему невольно тянулись и дети, и его ровесники, и люди постарше, и старики. Дэн относился к тому типу людей, которые спокойным взглядом выразительных глаз могли вселить в сердца других надежду или одним словом разрушить ее. Он мог очень дипломатично разрешить завязавшийся между верными друзьями конфликт, не вызвав при этом недовольства какой-либо из сторон; или примирить злейших врагов, сделав их друзьями на долгие годы. К каждому члену своей многочисленной семьи Дэн находил особый подход, и каждый был по-своему счастлив, находясь в его обществе. И вот что удивительно: ни один из присутствующих не мог вспомнить о Дэне что-то плохое, сколько бы ни напрягал память, — вспоминалось только хорошее. Всегда находились какие-либо истории, в которых Дэн неизменно играл положительную роль, внося в жизнь участников тех или иных событий светлое, доброе, заполняя пустоту в душе и вселяя надежду в сердце. А потому все они сейчас плакали, понимая, что нет на свете больше того человека, который был опорой их общества.

И только глаза одного человека были сухими, а лицо — неестественно бледным от напряжения. Клер Стефенс сидела на скамье рядом со своим мужем и бесстрастно слушала священника, который никогда не знал Дэна, но бесконечно и монотонно говорил о том, какой это был прекрасный человек. Слава богу, никто не видел ее лица, иначе все решили бы, что она не уважает чужого горя. Взгляд ее был скрыт от посторонних тонкой сеткой вуалетки, конечно, черной, как и весь ее наряд. Ей пришлось надеть дорогой траурный костюм от "Гуччи", чтобы соблюсти приличия. На ней был траур, но мысли в голове вертелись совсем не траурные: "Какой же это отвратительный фарс! Неужели никто из них не понимает, что Дэн жив?! Они все будто с ума посходили — напридумывали себе бог знает что! Если бы Дэн все это видел, он точно позабавился бы от души. Как могли они поверить в то, что он разбился вместе с самолетом?! Он — ас в своем деле. Лучшего просто нет. А они все и рады проводить в последний путь живого человека, чтобы потом заполучить его наследство".

Клер забыла, как сама совсем недавно готова была на все, лишь бы стать обладательницей этих миллиардов. А теперь в отчаянии и страхе ополчилась на семейство, частью которого была и сама. Она была уверена, что Дэн жив, и удивлялась, почему все остальные, а главное, Джессика, этого не чувствуют. Казалось бы, именно невеста Дэна должна была противостоять этому натиску смерти, но вместо нее это делала Клер. Она не спрашивала себя, почему не верит в смерть Дэна; она просто знала, что Дэн жив. Она не задавалась вопросом, почему тогда он не вернулся домой; просто каким-то чутьем сознавала, что значит, ему это необходимо.

А пока панихида заканчивалась. Люди один за другим поднимались со своих мест, чтобы подойти к Джеффу, его братьям и Джессике и выразить соболезнования. Клер тоже поднялась и пристально взглянула на женщину, когда-то бывшую ее соперницей. Вон она — стоит рядом с Джеффом с опухшими от слез глазами. Лицо ее осунулось и заострилось. Говорят, она беременна, но беременности практически не видно. Значит, еще маленький срок, или все это просто домыслы сплетников. Внезапно Клер стало жаль Джессику. У нее вдруг мелькнула мысль, что на ее месте могла бы стоять сейчас и она сама. Ей стало не по себе, но она отогнала эту мысль, подумав, что все это — никому не нужный фарс. Не надо думать о плохом. Ведь Дэн не погиб. И пусть ее утешает мысль, что одна она знает об этом…

Кинг-Риверз

"НЕШЕКСПИРОВСКАЯ ТРАГЕДИЯ", — гласил заголовок газеты "Солт-Лейк-Сити Таймс", который привлек внимание Жаклин, когда она проходила мимо отца, читавшего газету. Обычно она не читала газет, но эта была исключением. На первой полосе поместили фотографию Дэна в летной форме. Жаклин спешила к Дэну в комнату, так как после возвращения из больницы не хотела оставлять его одного. Остановившись на мгновение возле отца, она скользнула мимолетным взглядом по едкому заголовку и взглянула на фотографию. Ей ответил живой, пронзительный взгляд бездонных, как небо, лучистых голубых глаз Дэна, который теперь безнадежно потух. Точно звезда во Вселенной, погасшая навеки.

Отец, почувствовав присутствие дочери за спиной, оторвался от чтения и спросил:

— Что-то случилось, Жаклин?

— Нет-нет, — поспешно ответила та. — Я просто несла Дэну ужин.

— Он практически ничего не ест с тех пор, как узнал… — Начал Джон и, не договорив, тактично замолчал.

— Да, — подтвердила она. — Вот я и попытаюсь уговорить его поесть. Он бледнеет и худеет, и почти всегда молчит.

— Переживает…

— О да… Я пойду, папа.

— Иди.

Она проскользнула в коридор и осторожно постучала в дверь одной из комнат.

— Войдите, — ответил ей хриплый голос.

Она открыла дверь и замерла на пороге. Дэн сидел в инвалидном кресле возле окна. Кресло привезли только сегодня утром, но он до этого момента отказывался им пользоваться.

— Я подумал, что пора бы мне привыкать к нему, раз мне предстоит всю жизнь провести в нем, — негромко проговорил он, глядя в темные, как ночь, миндалевидные глаза.

— Дэн, я даже не знаю, что сказать…

— А вы ничего не говорите. Просто принимайте все, как оно есть. Я же принял. И пожалуйста, давайте перейдем на "ты". Как никак ты спасла мне жизнь.

— Хорошо, Дэн.

Возникла неловкая пауза, а потом Жаклин проговорила:

— Я принесла тебе ужин… Ты весь день ничего не ел.

— Спасибо, но я не голоден.

— Дэн, тебе нужно поесть! — Настойчиво сказала Жаклин и прошла в комнату, поставила поднос на комод и уселась в кресло. — Я не уйду, пока ты не поешь, — решительно заявила она.

— И откуда в тебе столько решительности? — Спросил Дэн, словно и впрямь хотел получить ответ на этот вопрос.

Но, видимо, девушка поняла его вопрос буквально.

— Я медсестра. Если я не смогу убедить пациента следовать указаниям врача, то грош мне цена.

— А я твой пациент?

— С некоторых пор.

— Но вся проблема в том, что мертвые не могут быть пациентами, и уж тем более — следовать указаниям врача… — Очень серьезно произнес Дэн.

При этих словах Жаклин вся похолодела и сразу подумала о сегодняшней газете. Не мог же Дэн прочитать ту мерзкую статью. Он практически не выходит из комнаты.

— Я не понимаю… — Пролепетала она, опустив глаза.

— Все просто, Жаклин, — отозвался Дэн, в упор глядя на нее, — человек, который не может полноценно двигаться, наполовину мертв.

— Не надо так! — Пылко возразила девушка.

Теперь она поняла, в чем дело. Дэн боялся, вернувшись домой, оказаться никому ненужным.

— А как, по-твоему, надо?!

— Вернуться домой. Тебя ищут и ждут твои родные. И твоя невеста…

— Не думаю, что она захочет выйти замуж за инвалида, — отрезал Дэн. — Я был нужен ей, когда находился рядом каждую минуту, а теперь…

— Ты и теперь можешь находиться рядом с ней каждую минуту. Уверена, она все равно будет любить тебя.

Дэн отрицательно покачал головой. Затем, после нескольких секунд молчания проговорил:

— Я был нужен людям, когда мог ходить. Я был центром всеобщего внимания только потому, что я — сын своего отца. Ведь мой отец — очень богатый человек, Жаклин. Он может купить все и всех. И они покупались — всегда, — он поморщился, словно эти слова причиняли ему физическую боль. — Вот и сейчас они все гадают, что будет с этим огромным состоянием после того, как меня не стало. Я мог бы вернуться домой и оправдать ожидания моего отца, поскольку он всегда мечтал, чтобы я занял место президента компании. Я мог бы вернуться и оправдать ожидания всей моей родни — официально признать за собой право на наследство. Но я не хочу. Я этим сыт по горло!

Жаклин слушала его, поджав губы; лицо ее было напряженным. Она, конечно, не собиралась разыскивать богатого, как Крез, отца Дэна, чтобы потребовать оплату своих медицинских услуг. Ей это даже в голову не пришло! Она всего лишь пыталась понять неприступную гордость этого человека, сидящего напротив в инвалидном кресле. Почему-то с трудом верилось, что его невеста такая же, как семья, в которой он вырос. Она могла понять, что Дэн сбежал от упорных наставлений своего отца и вопреки всему стал летчиком, чтобы узнать другой мир и других людей. Неужели он так разочаровался в этом мире, что хочет от него сбежать и на этот раз?..

Девушка не выдержала и воскликнула:

— Но ведь не все люди алчные, бесчувственные и жестокие! В мире много людей, для которых любовь, доброта, дружба, доверие и взаимопонимание ценнее любых сокровищ и состояний!

Дэн так пронзительно посмотрел на девушку, что на пару секунд она обомлела, испугавшись, что сказала что-то лишнее. Но по губам его скользнула легкая улыбка, и она поняла: все в порядке.

— Знаешь, а ты второй человек, который упрекает меня, что я не знаю жизнь и людей, — задумчиво проговорил мужчина.

— Прости, я не хотела обидеть тебя, — пробормотала она.

— Ты не обидела меня, Жаклин, — сказал Дэн. — Мой друг говорил мне об этом перед полетом, и, наверное, он был прав.

— Каждый человек знает жизнь в меру своего опыта, — возразила Жаклин.

— Пытаешься убедить меня, что я мало знаю себя?

— О нет! Я говорю то, что вижу. А я вижу, что ты боишься вернуться домой в инвалидном кресле, боишься оказаться никому ненужным.

— Я боюсь?! — Возмутился Дэн, но тут же как-то сник. — Хотя ты права — да, наверное, боюсь. И я не вернусь домой, хотя бы для того, чтобы узнать жизнь, — в голосе его при этом прозвучал сарказм.

— А как же твоя невеста? — Продолжала настаивать Жаклин. — Она любит тебя и наверняка обещала ждать тебя.

— Я освобождаю ее от этого обещания, — сказал мужчина, не глядя в глаза девушке.

Лос-Анджелес

Время шло. Зима подходила к концу — печальная и трагическая для семьи Уайтхорн. Но жизнь продолжалась. Удивительно, что за круговоротом событий, последовавших за исчезновением Дэна практически никто не заметил и не оценил женитьбы Дерека Стефенса. И только когда немного успокоились страсти по Дэну, а жизнь постепенно входила в колею, члены семьи с удивлением обнаружили, что Дерек женился на бывшей подружке Дэна, заработавшей полмиллиона долларов на акциях "Уайтхорн Интерпрайзис". Первое время все полагали, что эта свадьба в Греции — очередная выходка Дерека. Он ведь, как ребенок, своими отчаянными поступками старался обратить на себя внимание. Вдобавок всегда соперничал с Дэном; и теперь, после гибели Дэна, все взгляды с интересом обратились на эту новоиспеченную семью. Скорее всего, женившись на Клер Хьюстон, Дерек рассчитывал на какую-то реакцию со стороны Дэна. Ведь все, даже самые хорошие, мужчины так или иначе считают своих бывших и настоящих женщин своей собственностью и не терпят какого-либо посягательства на них со стороны. Но Дэн, как всегда, разрушил любые планы на свой счет. И все члены многочисленного семейства теперь ждали: как долго продержится этот странный брак, основанный на соперничестве.

Злые языки даже поговаривали, что этот брак — сплошная фикция, что ни один уважающий себя мужчина из семьи Уайтхорн не женился бы на такой женщине, как Клер Хьюстон. Однако брак был действительным; об этом говорили документы из мэрии и католического собора Афин. Все были поражены. С трудом верилось, что это был брак по любви. Ведь расчета здесь никакого быть не могло, так как Дерек практически не имел доступа к состоянию "Уайтхорн Интерпрайзис", его собственное наследство было небольшим, а у Клер были свои полмиллиона долларов, которыми она вряд ли согласилась бы поделиться.

Тем не менее людям пришлось примириться с тем, что Клер стала миссис Дерек Стефенс, а значит, — членом их семьи. Они были вынуждены примириться с этим мезальянсом. Клер же знала, что о ней говорят — находились добрые люди, которые рассказывали ей о всех сплетнях, касающихся непосредственно ее. Знала — и усмехалась про себя: пусть сплетничают, пусть злобствуют — ей было все равно, ибо без Дэна ничто не имело значения. Пока его не было, она могла стерпеть все: и Дерека, и сплетни, и перешептывания за своей спиной. Так уж получилось, что она одна из всего его семейства верила, что Дэн не погиб. Видимо, по каким-то причинам он решил временно не возвращаться из этого затянувшегося полета. Но это его дело, и когда он вернется, Клер не станет спрашивать "Почему?" и обвинять его в чем-либо. Это прерогатива Джессики Бичем и наказание ей за то, что она увела мужчину, который ей не принадлежал.

А пока Клер была женой Дерека, но замужество не изменило ее ни на йоту. Возможно, она стала более надменной, вела себя с большим достоинством, но все это было напускным. Где-то глубоко в душе она крепко зажала себя в кулак и ждала Дэна. И с высока смотрела на его семейство, члены которого уже похоронили его и делили его наследство.

Совсем иначе переносила потерю Дэна его невеста — Джессика; вернее, уже не невеста, но и не вдова. Беда тоже изменила ее. Говорят, время — лучший доктор. Ей твердили об этом ежедневно и так навязчиво, что хотелось зажать уши руками, завизжать и затопать ногами, как маленькая капризная девочка. Но вся беда в том, что у нее не хватало сил даже на слезы. Она выплакала их все и теперь ходила, словно тень. Джессика постепенно угасала на глазах своих родителей. Казалось, ей был безразличен даже ребенок, которого она носила под сердцем. Ей говорили, что она должна пережить эту боль ради ребенка Дэна, чтобы он родился сильным и здоровым, но для нее эти слова были пустым звуком. Ибо собственная жизнь ничего не значила для нее без Дэна. И ребенок, которого она ждала, был лишь болезненным воспоминанием о том, что Дэн никогда его не увидит. Так какой же смысл в жизни, если она стала болью и одиночеством, если любовь, которая, казалось, будет вечной, превратилась в смерть? Какой смысл во всех этих высокопарных и совершенно ненужных словах, которых она услышала за все это время бесконечное множество? Ведь они не вернут ей Дэна, а он ей жизненно необходим! И зачем ей какое бы то ни было утешение, если уже ничто не сможет ее утешить? Дэна нет, и жизни нет. Она умерла вместе с ним. Так почему должен жить его ребенок — сплошное воспоминание, очень похожее на Дэна существо с небесно-голубыми глазами? Почему она сама до сих пор жива и вынуждена выслушивать навязчивые слова соболезнования совершенно чужих людей? И вообще почему она вдруг стала персоной грата? Почему все взоры и все разговоры обращены на нее? Что она такого сделала, что все в одночасье вспомнили все ее грехи: и роман с сенатором, и интрижку с манекенщиком, и то, что до встречи с Дэном, она собиралась замуж за Максвелла Колфилда. А она никогда не хотела стать женой Макса; даже если бы он предложил ей, она долго бы думала, прежде чем дать ответ. До нее дошли слухи, что Максвелл якобы из ревности подстроил эту авиакатастрофу, чуть ли не убил Дэна и теперь вновь предъявляет претензии на Джес. Когда Джессика об этом узнала, у нее от негодования и возмущения волосы встали дыбом. Она и так была слаба, а тут и вовсе слегла на две недели. Ее так лихорадило, что врачи всерьез опасались за жизнь ребенка. Элвира Бичем очень удивилась, узнав причину болезни дочери и однажды, сидя возле нее в больничной палате, не выдержала и сказала:

— Никогда бы не подумала, что ты будешь так переживать из-за репутации Максвелла. Ведь ты практически ненавидела его, когда он вернулся…

— Ненавидела, — глухо подтвердила Джессика и коротко всхлипнула, но тут же усилием воли подавила этот всхлип. — Я ненавидела его за то, что он вернулся живым и здоровым. И еще за то, что мне некого было винить в случившемся. Но нас слишком многое связывает, чтобы я ненавидела его до конца жизни. Тем более уже и жизнь моя кончена.

— Не говори так, родная! В порыве нежности возразила миссис Бичем. — Ты больна и слишком устала.

— Да, я устала, мама, — согласилась Джессика. — Я устала жить. Зачем мне жить, если нет Дэна?

— Джессика, не говори так! — Взмолилась ее мать. — Пройдет время, и рана залечится. От этой любви останутся хорошие воспоминания и твой ребенок. Возможно, ты встретишь другого человека, который полюбит тебя так же сильно, как любил Дэн…

Лучше бы Элвира не говорила об этом, ибо Джессика посмотрела на мать такими ненавидящими глазами, что та откровенно испугалась и подивилась, откуда в слабой и обезумевшей от горя женщине взялось столько ненависти. Конечно, она как мать понимала, что в дочери говорят отчаяние и боль, но все же эта ненависть в дымчато-серых глазах была так реальна, что Элвире стало не по себе.

— Никогда не смей так говорить! — Проговорила Джессика. — Никто, кроме Дэна не будет любить меня так! И я никого не смогу полюбить так, как любила его!

— Дочка, я всего лишь хотела… — Беспомощно начала миссис Бичем.

Их разговор прервали стуком в дверь, и Джес с облегчением сказала:

— Входите…

На пороге появился Джефферсон Уайтхорн с большим букетом цветов.

— Добрый День!..

— Здравствуйте, Джефф! — Приветствовала его Элвира.

— Здравствуйте, Элвира! — Отозвался он и, подойдя к Джессике, склонился над ней. — Как ты себя чувствуешь, Джес?

— Уже лучше, спасибо, — слабо улыбнувшись, ответила женщина.

— Ты меня напугала, — с легкой укоризной проговорил Джефф. — Я принес цветы, чтобы поднять тебе настроение. Конечно, это мелочь, но все же…

— Спасибо.

Джессика вдохнула их аромат, но сладкий запах цветов вызывал тошноту. Она тут же отдала их матери, а та поднялась со стула, чтобы поставить их в вазу. Через пару минут цветы стояли на тумбочке возле кровати и по-прежнему источали свой сладкий аромат. Джес покосилась на них, от всей души желая, чтобы они оказались где-нибудь подальше от нее. И не только цветы. Она вообще мечтала остаться одна, чтобы ее оставили в покое. Ведь побыть наедине со своими мыслями ей сейчас просто необходимо, чтобы решить, как жить дальше — без Дэна. А они — пусть даже родные люди — постоянно напоминали ей об ее горе, без конца говорили глупые, ненужные, болезненные слова, которые саднили рану на сердце. И невозможно было объяснить им, что они причиняют ей боль; они не поняли бы этого и обиделись бы.

— А как вы себя чувствуете, Джефф? — спросила Джессика, хотя, если честно, ей это было абсолютно безразлично, но нужно было как-то поддержать разговор.

— Более или менее хорошо, — уклончиво отозвался Джефф, усаживаясь на стул.

— Я, пожалуй, пойду, Джес, — вмешалась Элвира. — Попозже к тебе зайдет отец. Кстати, Анжелина передавала тебе большой привет.

— Спасибо, мама. Ей тоже от меня большой привет.

— Я пойду. Пока, — произнесла Элвира, целуя дочь в лоб.

— Пока, мама.

Когда дверь за Элвирой закрылась, Джефф заговорил:

— Дорогая моя, я прекрасно понимаю, что мы тебе не нужны сейчас со своими утешениями и соболезнованиями. Поэтому я буду краток. Ты, верно, знаешь, что у меня есть домик в пятнадцати километрах от города?

— Да, я была там, — ответила Джессика. — Дэн возил меня туда пару раз.

— Так вот я подумал, что ты могла бы пожить там, чтобы восстановить силы. Об этом месте знаю только я. Там никто не будет тебя беспокоить.

— Я даже не знаю, Джефф, — неуверенно проговорила женщина.

— Подумай о моем предложении, но помни, что я не настаиваю.

— Спасибо, Джефф. Я очень вам благодарна, но я еще ничего не знаю.

— Понимаю, — сказал он. — И, пожалуй, поеду домой. Отдыхай…

— Да, конечно.

— Еще увидимся.

— До свиданья.

Наконец-то она одна! Ведь ей не удавалось побыть наедине со своими мыслями с тех пор, как она узнала, что Дэн пропал. Все время рядом крутились какие-то люди, все время ей приходилось думать о других, думать, что им отвечать, даже если в глазах темнело от горя, а к горлу подкатывала дурнота. Все время ее кто-то опекал, выражал соболезнование, проявлял заботу, хотя на самом деле их мало это заботило. Разве что мать понимала, каково ей; да и то ей было трудно понять, что значит разом потерять возможность жить, дышать, когда внутри все еще горит от нерастраченной до конца любви. Никто из всех этих людей и понятия не имел, каково это — лишиться жизни, в то же время оставаясь в мире живых. Может быть, Джефф это понимал, потому и не докучал ей. А она тянулась к нему со всей нежностью, на какую только была способна. Ведь это было очень страшно — пережить жену и сына. Не дай бог кому-то испытать такое.

И Джессика решила в тот же день: она поедет в загородный дом, хотя бы потому, чтобы доставить удовольствие Джеффу. Да, первое время ей будет очень больно находиться там, ведь в том доме она провела одни из самых счастливых мгновений своей жизни. Но может быть, именно там она придумает, как жить дальше — без Дэна.

Глава XIII

Кинг-Риверз,1984

Весна вступала в свои права. Природа постепенно просыпалась от долгого зимнего сна, и от земли шел пряный запах прошлогодних листьев. Все возрождалось к жизни. Снег стаял; то там, то здесь бежали ручьи, и вода в них звенела, точно хрусталь. Мир стряхивал с себя зимнюю хандру. Воздух был по-весеннему свежим, а небо становилось нежно-голубым. Дэн много времени проводил на природе, жадно вдыхая аромат весны. Первое время Жаклин вывозила его в небольшой садик возле дома и оставляла один на один с природой и с самим собой. Дэн читал или размышлял. Иногда девушка составляла ему компанию, и их прогулки становились более длительными. Они гуляли вдоль полей, возле леса и разговаривали, с каждым разом все больше узнавая друг друга и привязываясь друг к другу.

Для Жаклин эти прогулки стали полным откровением. В лице Дэна она обрела такого друга, которого у нее никогда не было. Он стал ей одновременно и другом, и старшим братом. С ним она могла говорить обо всем — даже о своем парне, с которым тайком встречалась вот уже пять месяцев. Дэн был хорошим слушателем, и она могла часами говорить о Николасе Стенхоупе — сыне богатого фермера, земли которого находились рядом с их деревней. Стенхоупы были весьма зажиточным семейством для такой деревни, как Кинг-Риверз. Отец Николаса владел также продовольственным магазином в Солт-Лейк-Сити, где единственный сын Фредерика работал управляющим. Так что в глазах бедной деревенской девушки, чья семья, как и все в округе, работала на этих фермеров, Николас Стенхоуп был принцем из сказки. Жаклин была влюблена в него; все помыслы ее были только о Нике, а Дэн молча слушал ее мечты и от всей души надеялся, что они сбудутся.

Они многому учились друг у друга — сын миллиардера и дочь крестьянина. Избалованный и разочаровавшийся в жизни мужчина учился доверять людям и ценить в них то, что даровано Богом и природой: ум, чуткость, отзывчивость, взаимопонимание. Наивная, но очень добрая деревенская девушка перенимала опыт у человека, который вовсе и не считал это опытом, но охотно делился с ней всем, что знал и что пережил. Оба любили, но Дэн уже мысленно простился со своей любовью, а Жаклин была вся во власти этого всемогущего чувства, а потому многого не видела. Дэн прекрасно понимал, что значит быть безумно влюбленным; знал, каково это, когда любимый человек становится дороже отца и матери, а все, что имеешь, теряет свою цену. Сейчас все это было для него в прошлом, и он сначала не хотя, потом с радостью переживал все заново вместе с Жаклин. Дэн слушал ее восторженные отзывы о Николасе, ее планы на будущее, видел счастливый блеск ее темных глаз и будто начинал жить.

Да, он постепенно обретал жизненную силу, переосмысливая прожитую жизнь и открывая для себя ее новые грани. Конечно, он и раньше знал, что настоящая жизнь не в стенах особняка на Грин-стрит, и не в офисе "Уайтхорн Интерпрайзис", и даже не в его квартире на Хайд-стрит. Настоящая жизнь была именно здесь в маленькой деревушке с гордым названием Кинг-Риверз в ста километрах от Солт-Лейк-Сити. И сейчас, вспоминая свой разговор с Робертом Монтгомери перед роковым полетом, Дэн вдруг подумал, что это сама Судьба занесла его сюда, чтобы он не умер, но познал жизнь, умерев для других.

Каждый день Жаклин вывозила Дэна на прогулку; даже если шел дождь, они терпеливо дожидались, пока он кончится, и обязательно проводили час или больше на лоне природы. Жаклин ухаживала за Дэном, как за маленьким беспомощным ребенком, но он, как своенравный мальчишка, каждый раз твердил ей, что в состоянии справиться со всем самостоятельно. Он еще не умел как следует пользоваться инвалидным креслом и всякий раз, если торопился преодолеть какое-либо препятствие, падал из-за собственного нетерпения. Жаклин же терпеливо поднимала его и вновь усаживала в кресло, а Дэн каждый раз злился на свою неуклюжесть и беспомощность, прекрасно понимая, что он слишком тяжел для такой маленькой и хрупкой девушки, как Жаклин.

Удивительно, но она всегда была рядом. Приносила ему завтрак, обед и ужин в комнату, так как он практически всегда отказывался садиться за стол вместе с Каннингемами, считая, что не должен нарушать привычный образ жизни семьи. Она вывозила его на прогулки в любую погоду, учила управляться с инвалидным креслом, поднимала, если он падал, и терпеливо сносила его плохое настроение и вспышки гнева. Не важно, во сколько она возвращалась с работы — уставшая или бодрая — она непременно заходила к нему в комнату, и они разговаривали. Однажды он спросил ее:

— Жаклин, чего ради ты со мной возишься, как с маленьким ребенком? Ведь я тебе никто!

На что она посмотрела на него своими черными, как ночь, глазами и ответила:

— Ты говорил, что я спасла тебе жизнь. Теперь я несу ответственность за тебя.

И больше они никогда не заговаривали на эту тему. Так они жили день за днем. Но однажды случилось кое-что непредвиденное, что заставило Дэна по-новому взглянуть на жизнь. Казалось бы, что еще могло заставить его смотреть на мир иначе — ведь он пережил саму смерть, умерев и оставшись в живых. Но жизнь всегда умеет преподносить сюрпризы. Вот и в тот апрельский день Дэн совсем не ждал, что его судьба повернется к нему новой своей стороной. А все начиналось как обычно. В 6:30 утра Жаклин принесла ему завтрак и уехала на работу в больницу. Разговаривая с ним, она мило улыбалась, и Дэну показалось, что она безоблачно счастлива. Они договорились, что после обеда, когда девушка вернется из больницы, погуляют вместе. Жаклин работала в той самой больнице, где Дэну поставили страшный диагноз. Только так он мог тогда избежать огласки. Там, в качестве медицинской сестры Жаклин получала полставки, а во второй половине дня подрабатывала на ферме Стенхоупов, помогая родителям. Дэн прекрасно понимал, что две работы, да еще уход за ним, выматывали ее до предела, но он никогда не слышал, чтобы она жаловалась на что-то. Странно, но для Дэна, привыкшего к роскошной жизни, общавшегося с разными людьми от клерков до кинозвезд, Жаклин стала ясным солнышком в его маленьком мирке. Он всегда ждал ее с нетерпением ребенка; она стала для него другом, лучшей в мире сиделкой, младшей сестренкой, на которой сосредоточилась вся его жизнь. Дэн привязался к ней, как собака привязывается к своему хозяину, и старался терпеливо выполнять все ее указания. И было кое-что еще: Жаклин буквально спасала его от мыслей о доме и о Джессике.

Но сегодня, в погожий апрельский день, Дэну никак не удавалось отделаться от навязчивой тоски по отцу, которого он, оказывается, любил больше, чем думал, и еще большей тоски по Джессике. Ему не с кем было поговорить: Жаклин была еще на работе, а ее родители — Джон и Элеонора — с самого утра работали на ферме Стенхоупов. Дэн читал, смотрел в окно, колесил в одиночестве по дому, не зная, чем себя занять. Было тоскливо, и на душе царила необъяснимая тревога. Он распахнул в своей комнате окно, впустил свежий весенний ветерок и сидел, глядя в безоблачную даль. Мысли его были полны небом. Ему казалось, он сможет прожить без полетов, без головокружительной высоты, но в руках его еще жило чувство штурвала. Дэн был уверен, что его силы, напрасно сейчас копившейся в нем, еще хватило бы на то, чтобы поднять в воздух самолет. Однако полеты теперь для него были табу. Как и возвращение домой. Как и любовь, ибо любовь заключалась для него в единственной женщине, так и не ставшей его женой, — Джессике Бичем.

Так, в размышлениях прошел почти весь день. Была половина пятого вечера. Скоро вернутся Элеонора и Джон, а Жаклин все не было. Дэна охватило необъяснимое беспокойство. Конечно, Жаклин могла запросто задержаться в больнице или остаться на дежурство. В этом отношении она была чересчур добросовестной, да и автобус из Солт-Лейк-Сити мог опоздать. Дэн услышал, как открылась входная дверь и выехал из комнаты навстречу родителям Жаклин, так как видел их из окна.

Джон и Элеонора о чем-то разговаривали, но, увидев Дэна, оба улыбнулись ему.

— Как вы тут один, Дэн? — Поинтересовалась миссис Каннингем. — Наверное, скучали?

— Мне вас не хватало, — искренне признался Дэн.

— А Жаклин еще не приходила? — Поинтересовался Джон.

— Нет, к сожалению, — ответил Дэн, стараясь не выдать своего волнения.

Он знал, что отец у Жаклин был суровым воспитателем и наставником. К тому же Джон был весьма вспыльчивым человеком. Поэтому нельзя было, чтобы он что-то заподозрил. А Джон тем временем повез Дэна в гостиную со словами:

— Я надеюсь, вы составите мне компанию, пока Нора приготовит ужин.

— Но я хотел… — Запротестовал было Дэн.

— И Жаклин мы там подождем, — непринужденно продолжал Джон. — Уверен, она скоро вернется.

После ужина Жаклин так и не появилась. Было еще светло, и Дэн решил выехать на прогулку один — в первый раз. Он не хотел далеко уезжать, но и под опекой Джона и Элеоноры долго находиться он не мог. Ему казалось, что еще немного, и они поймут, что его гложет тревога. Дэн выехал на дорогу и остановился, думая, куда бы ему поехать. Конечно, один он далеко не уехал бы; поэтому очень осторожно и очень медленно он стал продвигаться к развилке между дорогой на Солт-Лейк-Сити и дорогой на ферму Стенхоупов. Отсюда он ни за что не пропустит Жаклин. Но оставаться на самом видном месте ему не хотелось, и тогда мужчина свернул на маленькую тропку, ведущую в лес. Он хорошо знал, что за деревьями есть совсем маленькая тихая речушка без названия — Жаклин часто возила его туда. Оттуда хорошо было видно обе дороги, но сам наблюдатель был незаметен для других. Дэн не стал подъезжать близко к реке — берег был покатым, неровным; он запросто мог упасть, и никто не додумался бы искать его здесь. Поэтому он выбрал место, где деревья росли наиболее густо, и стал смотреть на дорогу.

От леса и воды веяло свежестью, и Дэн мысленно поблагодарил миссис Нору, которая заставила его надеть свитер. Изредка он поглядывал на свои часы "роллекс" — единственное напоминание о той, прошлой жизни, которое у него осталось. Часы исправно ходили и сейчас показывали половину седьмого вечера. Время ожидания тянулось несоизмеримо медленно. А Жаклин до сих пор не появилась. На дороге вообще никто не показывался с тех пор, как он сам по ней проехал.

Размеренное журчание бегущей в реке воды успокаивало. Мысли постепенно приходили в норму, и Дэну уже стало казаться, что ничего особенного действительно не случилось. Вполне возможно, что Жаклин осталась на ночное дежурство, а он, точно маленький ребенок, прячется в кустах и ждет ее. Он вовсе не собирался шпионить за ней и терпеть не мог, когда это делали другие. При этой мысли ему настолько стало не по себе, что он стал осторожно выбираться из своего укрытия. К тому же быстро темнело. Пора было возвращаться домой. Не хватало еще, чтобы миссис Нора и Джон начали его искать. Тем не менее прогулка благотворно сказалась на нем: он успокоился. Не известно откуда взявшаяся тревога улеглась, и на обратном пути Дэн уже улыбался своим мыслям. Вероятно, скоро он избавит Жаклин от необходимости гулять с ним, и она сможет больше времени уделять родителям и своему молодому человеку. Дэну даже понравилась эта прогулка в одиночестве.

И все же в этой вечерней деревенской тишине, охваченной быстро сгущавшимися сумерками, он невольно напрягал слух, надеясь уловить звук легких девичьих шагов. Было бы так здорово, если бы вдруг на дороге показалась Жаклин и окликнула бы его, а потом повезла бы домой и тихонько укоряла его за то, что он не дождался ее дома, а поехал встречать один. Так она развеяла бы его страхи и прогнала прочь тоску. Но все дело в том, что у Жаклин была своя жизнь, такая непохожая на его собственную, что ему хотелось волком выть на луну. Конечно, Дэн много раз напоминал себе, что он сам выбрал этот путь. Он может в любой момент вернуться домой и там усложнять жизнь по крайней мере близким ему людям. А здесь он был никем для Жаклин — разве что лишней работой да хорошим собеседником в короткие минуты досуга. Ее отец спас ему жизнь, взяв в дом, когда он едва не замерз насмерть, Жаклин выходила его, дав ему еще один шанс на выживание. В сущности, она выполнила свой долг медицинской сестры; больше она ничего ему не должна. Так почему же он, Дэн, так привязан к ней во всех смыслах этого слова? Ведь не может быть, чтобы он влюбился в эту хрупкую, как ребенок, девочку только потому, что она помогла ему выжить? Это абсолютно исключено!!! Он любит Джессику и всегда будет любить, даже если никогда не увидит ее!!! Именно потому, что он любит Джес больше собственной жизни, он отказался от нее ради ее же счастья! И все-таки… все-таки что же было в Жаклин такого, отчего она почти сразу заняла маленький уголок в его сердце, принадлежавшем Джессике Бичем?..

Размышляя над этим, Дэн подъехал к дому Каннингемов, который теперь стал и его домом. Он остановился на мгновение, раздумывая, как бы ему подняться по крыльцу. Не очень-то хотелось ему просить Джона внести его в дом, ведь обычно это делала Жаклин. А здесь… Дэн свернул в сад. Наверное, потому, что ему было стыдно просить Джона помочь ему. Видимо, он еще не совсем привык к тому, что не может передвигаться самостоятельно, хотя со дня катастрофы прошло почти четыре месяца.

В саду было спокойно. Из окон дома ярко горел свел, освещая сад, и Дэн на мгновение пожалел об этом. Лучше было бы, если бы кругом были тишина и покой, как в саду его отца. Там можно было так спрятаться, что никто и не узнал бы об этом… Где-то залаяла собака. У соседей в саду кто-то разговаривал вполголоса, а потом и голоса смолкли. Видимо, люди ушли в дом. По темному небу с криком, кружась над деревней в поисках ночлега, пролетела стайка птиц. Все, как обычно. Изо дня в день, из вечера в вечер. Дэн уже подъехал было к одному из окон, чтобы постучать и позвать Джона, как вдруг чуткий слух его уловил какой-то странный звук. Он прислушался, но не сразу понял, что это. Потом мужчина попробовал угадать, откуда доносится этот звук. Это было где-то в глубине сада, и он направился туда. Он добрался до самого забора, отделявшего владения Каннингемов от владения их соседей, и вдруг в самом дальнем углу увидел Жаклин. Похоже, девушка не слышала его. Она сидела, вся сжавшись в комочек, и о чем-то горько плакала.

…- Жаклин, — тихо позвал он ее, стараясь не напугать своим внезапным появлением.

Девушка испуганно вздрогнула и уставилась на него. Она надеялась, что в темноте он не разглядит ее глаз, покрасневших от слез, и не поймет, что она плачет здесь уже несколько часов.

— Ч-что ты здесь делаешь? — Спросила она.

Голос ее еще дрожал от долгих и бурных слез.

— Гуляю… — Нерешительно ответил Дэн. Ему не хотелось признаваться Жаклин в том, что он уже давно дожидается ее. — А ты?

— И я… — глухо отозвалась она.

— Сидя на сырой земле? Что-то не похоже, — в голосе Дэна все же проскользнули нотки иронии, но он вовсе не хотел насмехаться над ней; просто очень боялся выдать собственное волнение и не мог подобрать лучшие слова.

— Мне хотелось побыть одной.

— И ты не нашла лучшего места, кроме сада, где тебя в любой момент могли найти? — С укоризной проговорил мужчина. — Что если бы тебя нашел не я, а твои родители? Как бы ты объяснялась с отцом? По-моему, он не стал бы с тобой церемониться, увидев, что ты плачешь.

— Сейчас это уже не важно. Меня никто не нашел бы, — ответила Жаклин, чувствуя, что при звуках мягкого голоса Дэна начинает постепенно успокаиваться.

— Ну, я же нашел… — Возразил Дэн и тут же добавил: — Ладно, хватит об этом. Давай, поднимайся. Пора возвращаться домой. И нечего сидеть на сырой земле, а то простудишься. Как я тогда буду обходиться без своей сиделки?

Жаклин повиновалась. Он протянул ей руку, и она встала. Рука Дэна была крепкой и горячей. Ей вдруг подумалось, что несколько часов назад она казалась самой себе очень одинокой, несчастной и всеми покинутой, а ведь Дэн более одинок, чем она. И в целом мире у него сейчас нет никого, кроме нее. Даже если он нуждается в ней всего лишь как в сиделке, она будет рада быть с ним рядом. За работой забываешь об одиночестве и о любой боли. Где-то она об этом читала или ей говорили. Пришла пора самой постигать эту истину. Но все-таки мысленно девушка поблагодарила Дэна за то, что он не стал задавать ей никаких вопросов. Может быть, позже она наберется смелости и сама расскажет ему о том, как погубила свою жизнь, а пока надо возвращаться в дом и придать своему лицу как можно более безмятежное выражение. Только бы ни мать, ни отец не заметили покрасневших от слез глаз.

Поздно вечером в доме стояла глубокая тишина. Все спали, так как фермеры рано ложатся и рано встают. А Дэн напряженно прислушивался, ожидая услышать отзвук хоть какого-то движения. Больше всего он надеялся услышать движение в спальне Жаклин, ибо был почти уверен, что и она не спит. Их спальни разделяла тонкая деревянная стенка, и обычно он слышал все, что происходило за ней, но сейчас было тихо, как в могиле. Не очень-то подходящее сравнение, но самое верное. Будто в доме жил только он один, будто весь мир опустел, оставив его одного посреди пустыни, в которой царит вечный мрак. На какие-то безумные мгновения это напомнило Дэну о тех днях, когда он был в забытьи. Но это был, скорее, спасительный мрак. Ведь тогда было легче. А сейчас кругом царило безмолвие. В конце концов Дэн перестал ждать Жаклин и попытался заснуть. Едва он задремал, в дверь кто-то осторожно по стучал. Сначала Дэн решил, что ему это приснилось, но стук повторился. Он удовлетворенно улыбнулся и негромко сказал:

— Входи, Жаклин. Я не сплю.

Девушка бесшумно проскользнула в комнату и закрыла за собой дверь. Затем всмотрелась в лицо Дэна и прошептала:

— Откуда ты знал, что это я?

— Я ждал тебя, — просто ответил мужчина и протянул ей руку. — Иди сюда, садись, — он показал на постель рядом с собой. — Думаю, наш разговор будет долгим.

Пару секунд девушка поколебалась, раздумывая, где бы ей расположиться, и в конце концов выбрала кровать Дэна.

— Я хотела поблагодарить тебя за то, что ты подыграл мне, когда мы вернулись домой, — начала она.

— Все в порядке, — мягко проговорил Дэн, заметив, что глаза ее даже припухли от слез. — Я знаю, что тебе это было необходимо. Бывают моменты, когда боль так сильно терзает человека, что лучше сделать вил, будто ничего не замечаешь, и не задавать ему никаких вопросов. По-моему, сегодня в саду был как раз один из таких моментов?

— Да.

— И об этом ты хотела со мной поговорить?

— Ну, в общем, да.

Дэн видел, что даже сейчас ей трудно говорить. Можно было бы предложить ей отложить разговор на завтра, но он знал, что и завтра ее будет терзать та же боль. И завтра, и послезавтра, и через месяц, и через год, а возможно, и всю оставшуюся жизнь. Скорее всего, даже он не в силах ей помочь, но он может хотя бы разделить эту боль, подсказать, как выбраться из тупика, выхода из которого она, наверное, сейчас не видит. Дэн почти знал, что причина ее боли кроется в любви, или, вернее, в нелюбви. Хотя чем он может ей помочь? Он, самолично лишивший себя любви прекраснейшей из женщин?!.

— Дело в том, что у меня… — Начала Жаклин, запинаясь, — что я… У меня будет ребенок…

Ну, конечно! Какой же он дурак! Ему следовало бы и раньше догадаться, что ее отношения с этим Стенхоупом закончатся именно так. Мерзавец затащил ее в постель, а когда узнал, что она беременна, бросил ее. Типичная история, в которую попадали многие, даже самые осторожные, девушки во все времена. Наверняка этот парень, Николас Стенхоуп, довольно мило проводил время подобным образом не с одной девушкой. Скорее всего, и действовал он по одной и той же однажды разработанной схеме. Ему, видимо, глубоко наплевать, что у Жаклин теперь сломана жизнь. Ее уволят с работы, а отец выгонит из дома, потому что ни общество, ни такие отцы, которые являются частью этого общества, не прощают таким девушкам, как Жаклин, такого "аморального" поведения. Вот только вся беда в том, что это общество порой само бывает аморальным и очень жестоко к тем, кто совсем другой.

— От Николаса Стенхоупа? — Осторожно спросил Дэн.

Девушка кивнула головой, давясь слезами.

— А он бросил тебя и не признает ребенка?

Жаклин закрыла лицо руками, и плечики ее затряслись от рыданий. Дэн не мог видеть ее слез. Он вообще не переносил, когда женщина плакала в его присутствии, и бесился от злости, если не мог ничем помочь. Слава богу, сегодня не тот случай! Он не допустит, чтобы Жаклин страдала. Она спасла ему жизнь, а он спасет ее, потому что она — единственный лучик света в его окошке. Правда, Дэн еще не знал, как именно он будет спасать Жаклин с его-то беспомощностью, но необходимо было что-то придумать. Времени оставалось не так уж и много.

А девушка по-прежнему плакала навзрыд, уже не заботясь о том, что ее могут услышать родители. Миссис Нора и так странно смотрела на дочь за ужином, будто догадывалась, что та что-то скрывает. Поэтому Дэн всеми силами старался отвлечь не только Элеонору, но и Джона. Не хватало еще, чтобы Жаклин застали в спальне у Дэна ночью, когда все порядочные люди спят. Джон не посмотрел бы на то, что Дэн прикован к инвалидной коляске… И тогда мужчина призвал Жаклин успокоиться именно с помощью этого весомого аргумента:

— Жаклин! — Негромко проговорил он, приподнимаясь на постели. — Прекрати это! Ты, что, хочешь разбудить родителей? Как мы с тобой все это объясним, если они увидят нас вместе в такой поздний час? Придется сказать всю правду.

Она почти перестала плакать и посмотрела на него испуганными глазами, в которых еще блестели слезы.

— Я не смогу сказать отцу правду! — Прошептала она и прижала пальцы к губам, как бы запрещая себе говорить лишнее.

— Поэтому успокойся для начала. Слезами все равно горю не поможешь.

Видимо, он говорил с ней немного резковато, так как она закусила губу, сдерживая слезы. Одной рукой Дэн приподнял ее лицо за подбородок, чтобы посмотреть в темные, как ночь, глаза. В них было столько боли, отчаяния, разочарования и одиночества, что у него сжалось сердце от обиды. Как может Жаклин считать себя одинокой, когда он, Дэн, так нуждается в ней, когда она стала смыслом его мрачного существования? Как может она разочаровываться в любви, когда это самое прекрасное, что может преподнести Бог в дар Человеку? Не важно, что Стенхоуп отказался от своего ребенка — возможно, своего сына, первенца! Если уж на то пошло, это практическая сторона вопроса, закон, который выдумало пресловутое общество. Главное, что ребенок этот, зачатый в любви, будет очень счастливым, ведь в эти мгновения родители его были счастливейшими людьми на земле. И это тоже дар и благословение Божье. Жаклин будет очень счастлива, когда осознает, какое это чудо — иметь ребенка от любимого человека.

— Не надо разочаровываться в любви, — уже мягче проговорил мужчина. — Это самое прекрасное, что у нас может быть. А если мы лишаемся возможности любить и быть любимыми, мир становится мраком. Ведь когда мы любим, мы отдаем этому человеку свое сердце, а когда…

Дэн вдруг оборвал себя на полуфразе. Внезапно его осенила одна мысль, о которой он забыл почти на полгода. А этого не следовало забывать!..

— Сердце! — Ошалело повторил он.

— Что сердце?! — Испугалась Жаклин. — Тебе плохо? У тебя болит сердце?

Ее слезы мгновенно высохли; она внимательно всматривалась в лицо Дэна, боясь увидеть признаки боли, но оно выражало только удивление. Внезапно он нащупал на своей шее золотую цепочку и снял ее, удерживая на ладони и глядя так, будто видел впервые в жизни.

— Вот оно, сердце, — глухо сказал мужчина.

Жаклин увидела в широкой ладони Дэна небольшое золотое сердечко. Оно было инкрустировано рубинами и пронзено маленькой золотой стрелой с рубиновым наконечником.

— Как красиво! — Прошептала она, забыв о своих слезах.

— Мне его подарила Джессика в день нашей помолвки, — ответил Уайтхорн. — Было где-то около трех часов ночи. Мы сбежали от гостей в сад и сидели в беседке — целовались и разговаривали. А потом она подарила мне свое сердце…

Девушка смотрела на него, широко раскрыв глаза. Ее собственные горести отошли на дальний план, ведь впервые за все это время Дэн в ее присутствии сам заговорил о Джессике. Обычно если и начинался подобный разговор, то он всегда сводился к одному: Дэн ни за что не хотел возвращаться домой. А сегодня он сам вдруг вспомнил о своей невесте, и Жаклин застыла, будто стоя на страже его страхов и боли. Она настолько привыкла опекать его, что каждую минуту напряженно ждала — не причинят ли ему боли эти воспоминания — будто могла запретить ему, даже ради его собственного благополучия, думать, вспоминать, тосковать.

Трудно было сказать, в какое мгновение Жаклин почувствовала, что Дэн смотрит на нее. Более того, она поняла, что он догадался об ее мыслях, и смутилась.

— Не думай, что это больно, — произнес он, сжимая ладонь с цепочкой в кулак. — Сегодня и сейчас мне не больно вспоминать о том, что было в прошлой жизни. Возможно, потому что я смирился.

— Смирился?! — Недоумевая, воскликнула Жаклин. — Ты же сам говорил мне только что, что не надо разочаровываться в любви. А теперь ты говоришь, что смирился?

— Это тебя я хотел убедить в том, что любовь стоит того, чтобы жить ради нее и быть счастливой вопреки всему. У тебя еще вся жизнь впереди, а для меня она уже кончена. Мне пора забыть все это. Я обязательно придумаю, как тебе помочь, потому что ты должна быть счастлива. А я… я уже испытал свою долю счастья. Хорошего должно быть немного, чтобы человек не успел к нему привыкнуть…

Было около трех часов ночи, когда уставшая от потрясений Жаклин уснула на его плече, доверчиво прижавшись к нему. Они слишком долго проговорили сегодня, поэтому Дэн не стал ее будить, чтобы отправить в свою комнату. До утра время еще есть, пусть и не так много. А вот ему самому спать совсем не хотелось, и он лежал, глядя в темноту. В кулаке у него было по-прежнему зажато сердце, подаренное Джессикой.

Дэн не спал всю оставшуюся ночь. Под утро он убрал цепочку с сердечком в ящик тумбочки, которая стояла рядом с кроватью. Это была решающая ночь; наверное, самая важная в его жизни. Он принял решение, о котором никогда не должен будет жалеть, что бы ни случилось в дальнейшем. Мужчина посмотрел в окно, затем на часы, стоявшие на каминной полке. Было еще очень темно — половина пятого утра; но Джон и Элеонора скоро должны были встать, чтобы пойти на ферму Стенхоупов. А до их ухода Дэн собирался поговорить с ними. Он и не думал рассказывать им обо всем, что произошло с Жаклин; иначе из-за вспыльчивого характера Джона родители ее могли остаться без работы, а виноват во всем будет он, Дэн. Поэтому он предпочел единственный, как ему показалось, выход, который устраивал всех.

Дэн осторожно отвел прядь волос, упавших на лицо Жаклин. Она спокойно спала. Все переживания остались позади. И если сегодня все пойдет так, как он задумал, он будет оберегать ее сон всю оставшуюся жизнь. И никогда, никогда не должен жалеть об этом! Даже если жизнь вновь сведет его с Джессикой!.. Джессика! Жаклин! Как они не похожи друг на друга! Какие они разные, женщины, подаренные ему судьбой! Джессика — его любовь, его жизнь, его дыхание, его страсть, его безумие, его мечта! В ней воплощено все, что он хотел бы видеть в любимой женщине, и в то же время она всегда была для него тайной, загадкой, всегда удивляла, околдовывала. С ней он забывал обо всех и обо всем: об отце и о компании, о друзьях и о небе. Даже о небе. Ради нее он решил отказаться от неба… Но небо сделало это за него. Видимо, оно не прощает тех, кто его предает. Оно лишило его всего, что он имел раньше, взамен подарив ему эту девушку, попавшую в большой переплет из-за своей наивности. Жаклин стала его спасением, маленьким лучиком света в его окошке, который заставлял его тянуться к жизни. Она стала утренней зарей, дающей надежду, но не требующей ничего взамен. И хотя бы в благодарность ей и ее отцу за то, что они спасли ему жизнь, он должен ей помочь.

…- Жаклин… — Очень нежно позвал Дэн девушку, кончиками пальцев касаясь ее щеки.

Она заулыбалась во сне, но не проснулась.

— Жаклин, пора вставать. У нас сегодня очень важный день.

— Ник… — Пробормотала она во сне и тут же проснулась, испуганно глядя на Дэна. — Что ты делаешь в моей кровати?

— Доброе утро для начала, — улыбнулся мужчина. — Вообще-то, это ты в моей кровати бесцеремонно уснула.

— Я? — Жаклин вскочила. — О, господи! Который час?

— Не кричи так, — спокойно проговорил Уайтхорн. — Еще только пять утра.

— Слава богу! — Она спрятала лицо в ладонях, протирая сонные глаза.

Дэн сразу заметил, что Жаклин не выспалась. Под глазами у нее были темные круги, лицо осунулось, веки припухли от долгих жгучих слез. Он поставил это себе в вину и решил, что если сегодня Джон даст согласие на их брак, для начала отправит свою новоиспеченную невесту как следует выспаться.

— Я, наверное, пойду к себе, — произнесла она. — Мне надо привести себя в порядок — ведь скоро на работу. К тому же я не хочу, чтобы родители видели, как я выхожу из твоей комнаты. Скоро я принесу тебе завтрак, а потом ты обязательно должен поспать. Я тебя совсем замучила… Видно, никчемная из меня сиделка…

Она направилась было к двери, но Дэн остановил ее:

— Подожди минутку, Жаклин. Мне нужно сказать тебе пару слов.

— А может, отложим их на потом? У меня не так много времени, — поинтересовалась девушка.

— Нет, — решительно возразил Дэн. Сначала он не хотел говорить ей о своем намерении просить у Джона ее руки, но потом, подумав, понял, что нельзя решать судьбу Жаклин, не посоветовавшись с ней. — Иди сюда.

Девушка неуверенно подошла к нему.

— Садись, — попросил Дэн.

Она послушно села.

— Пока ты спала, я долго думал, как тебе помочь, и не нашел другого выхода, чем этот.

— Какой? Сделать аборт? — Глухо проговорила Жаклин.

Вероятно, эта жуткая мысль не раз приходила ей в голову за эти часы, так как в глазах ее Дэн увидел боль и отчаяние.

— Конечно, нет! Даже думать об этом не смей!

— Но что же тогда мне делать? Ведь скоро живот начнет расти, а если отец узнает, мне конец!

— Не надо бросаться в крайности. Джон узнает об этом тогда, когда ему положено будет узнать. А я для начала предлагаю тебе выйти за меня замуж.

— Ты с ума сошел! — Выпалила она, не задумываясь.

— Вовсе нет, Жаклин, — спокойно возразил Дэн. — На мой взгляд, это единственный разумный выход из сложившейся ситуации.

— Но отец нам не поверит! Он сразу поймет, что здесь что-то не так.

— Не думаю. Я ведь давно живу в вашем доме. Наверняка вся округа шепчется по этому поводу. И потом, у меня не работают только ноги. В остальном я совершенно здоров.

Дэн заметил, что при этих его словах щеки Жаклин порозовели. Видимо, он был чересчур настойчив и откровенен.

— Я… Я не знаю, — заколебалась она.

Ее вспыльчивость уже прошла. Теперь она могла спокойно обдумать слова Дэна. Правда, времени на раздумья было не так уж и много.

— Почему бы тебе не сочинить красивую историю о том, как ухаживая за мной, ты влюбилась в меня без памяти? Я надеюсь, что смогу правдоподобно сыграть роль пылкого влюбленного. Тем более некоторый опыт в этом у меня уже есть.

— Опыт? — Переспросила Жаклин. — Но ведь родители знают, что у тебя есть невеста!

— Они также знают, что она больше мне не невеста. Я уже говорил: вряд ли Джессика решилась бы связать свою судьбу с инвалидом. И я ее прекрасно понимаю. А ты познакомилась со мной уже после катастрофы. Все вполне правдоподобно.

— Я не знаю, что делать, — сомневалась Жаклин. — Мне кажется, что все это пустая затея. Ведь мы с тобой из разных миров и сами абсолютно разные. Одно дело, когда люди действительно любят друг друга, а другое, — когда это брак по расчету.

— Никакого расчета здесь нет, — возразил Дэн. — Я просто хочу обеспечить спокойное будущее твоему ребенку, — он задумался на пару секунд, потом добавил: — Ну, разве что я не хочу терять такую хорошую сиделку. А в остальном — решать тебе.

Жаклин внимательно всмотрелась в поразительно красивые голубые глаза. Уже четыре месяца Дэн жил в их семье. Она выходила его, ухаживала за ним, он был ее самым лучшим собеседником, но, оказывается, что она совсем не знала его. Зачем Дэн переворачивает жизнь себе и ей? У него же есть любимая женщина, по которой он, несомненно, тоскует. У него есть своя семья — очень богатая и известная. Зачем ему становиться членом семьи крестьянина, у которого из собственности только маленький клочок земли? В конце концов зачем ему нужна она сама, Жаклин, если, вернувшись домой, он может получить самый лучший уход и наблюдение высококвалифицированных специалистов? Зачем ему все это? Неужели он так настойчиво хочет порвать с миром, в котором родился и вырос? Но какая судьба ожидает его здесь, в забытой богом деревне?!.

— Так ты выйдешь за меня замуж? — Снова спросил Дэн.

— Я… — Начала Жаклин и смолкла. Затем встала и прошлась по комнате, нервно ломая руки. — Господи, боже мой! Я же совсем не знаю тебя!

— Узнаем друг друга в браке, — сказал Дэн, видя, что она по-прежнему колеблется. — К тому же мы не так уж и плохо знаем друг друга.

— А может, мне еще раз поговорить с Ником? Да и что скажет твоя невеста? Вдруг ты однажды решишь вернуться домой, а я со своим ребенком стану большим препятствием на пути к твоему счастью? — Не унималась Жаклин.

— Ник, Джессика!.. — Процедил сквозь зубы Дэн, который тоже начинал злиться. — Тебе так не хочется выходить за меня замуж, что ты ищешь любую причину, которая заставила бы меня отказаться от своего решения?

Девушка подняла на него глаза, полные отчаяния. На его лице читались раздражение и беспомощность. Ей вдруг стало совестно за то, что она отталкивает помощь Дэна. В порыве благодарности Жаклин шагнула к нему, опустилась на пятки возле кровати.

— Прости меня, Дэн! — Проговорила она, сжимая его горячую сильную ладонь обеими руками. — В твоих глазах я, должно быть, беспросветная дурочка, раз отказываюсь выйти замуж за сына очень богатого человека. Но я просто не хочу привязывать тебя к себе данным когда-то обещанием, если ты однажды решишь вернуться домой. Да и такие родственники, как мы, если уж говорить откровенно, не особенно порадуют твоего отца.

— Вообще-то, мы уже обсуждали тему моего возвращения домой, — сказал Дэн, глядя на нее сверху вниз. — Неужели не ясно, что я не собираюсь возвращаться в Лос-Анджелес?

— Дэн… — Вновь начала Жаклин.

— Сейчас речь не об этом, — напомнил он ей. — Я прошу тебя выйти за меня замуж. Согласна?

— Да, Дэн, — ответила девушка. — Я согласна, потому что использовала все, чтобы ты отказался от этой безумной затеи. Но ты слишком упрям для меня.

— Вот и отлично, — улыбнулся мужчина. Затем поднес к губам ее дрожащую ладонь. — И не переживай так. Все будет хорошо!..

Через полчаса Дэн и Жаклин были в гостиной в ожидании Джона и Элеоноры. Чувствуя, что девушка волнуется, он произнес вполголоса:

— Положись на меня! Все будет хорошо!

Он сказал это вовремя, так как в гостиную вошли ее родители. Они собирались отправиться на ферму Стенхоупов и были в рабочей одежде.

— Доброе утро, Дэн! — Поздоровался Джон, пожимая ему руку.

— Доброе, сэр! — Ответил Дэн. — Здравствуйте, миссис Нора!

— Здравствуйте, Дэн! — Отозвалась она, улыбаясь ему теплой материнской улыбкой.

— Мистер Джон, миссис Нора, — обратился к ним Уайтхорн, — у вас не найдется несколько минут? Я хотел бы поговорить с вами. Это очень важно.

Мистер и миссис Каннингем удивленно переглянулись, а потом Джон произнес:

— Да, Дэн, конечно.

Они уселись в кресла, а Жаклин робко примостилась на краешке дивана.

— Я… — Начал Дэн и закашлялся, прочищая горло.

Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что голос его тоже никогда не будет прежним.

— Может, я скажу, Дэн? — Неуверенно вставила Жаклин.

— Нет. Я сам.

Он коротко улыбнулся ей, заговорщически подмигнул и вновь заговорил:

— Прежде всего я хотел бы поблагодарить вас, Джон, за то, что вы спасли мне жизнь.

— Ну, вот опять! — Наигранно возмущенно всплеснул руками мистер Каннингем. — Мы ведь уже говорили с вами об этом, Дэн. Зачем вы возвращаетесь к этому снова?

— Вы сейчас поймете, почему я вновь заговорил об этом, — пояснил Дэн. — И вас, миссис Нора, я хотел поблагодарить за то, что вы решились приютить в своем доме незнакомого человека.

— Вы так говорите, Дэн, точно собираетесь покидать нас, — заметила Элеонора. — Может, вы все-таки надумали вернуться домой?

— Вовсе нет, мэм, — Дэн отрицательно покачал головой. — Как раз наоборот. Я, если не возражаете, хотел бы остаться здесь и в вашей семье на всю жизнь. Вы теперь стали мне как родители, и я вас обоих очень люблю. Но в вашей семье есть человек, которого я люблю немного иначе, чем вас.

— Насколько я понял, речь идет о Жаклин, — произнес Джон, сурово глядя на дочь.

— О да, сэр! — Ответил Дэн, стараясь изобразить пылко влюбленного.

У него это получалось настолько правдоподобно, что Жаклин смотрела на него, широко раскрыв глаза. Сейчас они оба, и правда, были очень похожи на двух влюбленных. А Дэн тем временем продолжал:

— Ваша дочь просто ангел. Она буквально вернула меня к жизни. Жаль, что не в ее власти вернуть мне способность полноценно двигаться. Но я бесконечно благодарен ей и за то, что она сделала.

— К чему вся эта тирада, Дэн? — С мягкой улыбкой спросила миссис Каннингем.

— За это время я полюбил вашу дочь, — искренне признался Дэн, ведь Джон и Элеонора не знали, что он любил Жаклин всего лишь как сестру.

— А я полюбила Дэна, — вставила девушка, чувствуя, что от волнения сердце вот-вот выскочит из груди.

— Она полюбила меня таким, какой я есть, — беспомощный инвалид, у которого никого нет, кроме семьи, которая его приютила. А за это я люблю ее еще больше, чем можно представить, — продолжал Дэн. — К сожалению, я не могу ничего ей предложить, кроме своей любви и своего сердца. Но если для нее и для вас имеет значение искренняя любовь, то я прошу у вас руки вашей дочери.

Джон и Элеонора переглянулись изумленно, затем миссис Нора сказала:

— Все это очень неожиданно, Дэн. Мы совсем не думали о таком повороте событий.

— Насколько я помню, у вас в Лос-Анджелесе есть невеста, которую вы тоже очень любили, — напомнил Джон.

— О нет, сэр! Уже нет! Для нее я умер. Я больше, чем уверен, что дома меня похоронили. И единственный дом, который у меня теперь есть, — это ваш дом.

— Возможно, вы и правы, Дэн, — произнесла Нора, вспомнив статью в "Солт-Лейк-Сити таймс". — Что скажешь, Джон? — Обратилась она к мужу.

— За это время ты стал нам как сын, — подтвердил Каннингем.

— Так вы позволите мне жениться на Жаклин? — Спросил Дэн, заметив краем глаза, что девушка вся замерла в ожидании ответа отца.

— Это должна решать Жаклин, ведь она хозяйка своей судьбы, — ответил Джон, глядя на дочь.

— Что ты скажешь, дочка? — Спросила Элеонора.

Девушка подняла глаза на родителей. Несколько секунд она пристально смотрела на них, точно спрашивала у них мысленно, правильно ли поступает. Потом перевела взгляд на Дэна.

— Жаклин, ты согласна выйти за меня замуж?

— Да, — ответила она после паузы, которая была такой короткой, что только Дэн заметил ее, — согласна.

Глава XIV

Лос-Анджелес, 1984

В мае Джессика вернулась домой. Она была уже на седьмом месяце беременности и чувствовала себя хорошо. После того единичного случая, когда она сама едва не извела себя и ребенка, не было никаких инцидентов; беременность протекала хорошо. В загородном доме Джеффа она отдыхала и набиралась сил и ни разу не пожалела о том, что поехала. Джефф оказался прав: там ее никто не беспокоил, и она делала то, чего ей больше всего хотелось — была наедине с самой собой. Конечно, первые дни было тяжело. В этом доме, на пляже, все напоминало о Дэне. Иногда он сам напоминал о себе, приходя к ней в сновидениях, таких прекрасных и счастливых. Только там она могла быть счастливой, забыв о том, что гибель любимого человека разделила ее жизнь на "до" и "после". Но после того как сон заканчивался, было еще хуже. Джессика просыпалась со слезами на глазах и весь день потом ходила, как в тумане. Сердцем она ждала этих сновидений, ей хотелось потеряться в них на всю жизнь; но разум говорил ей, что всю жизнь прожить в снах и мечтаниях невозможно — так можно и с ума сойти. Временами ей и так казалось, что она потерялась в своих снах, которые были настолько реалистичными, что нельзя было разобраться, где сон, а где — явь.

И все же она выкарабкалась из этого замкнутого круга боли и забытья; не сразу, конечно, но выкарабкалась. Бывали дни, когда воспоминания настолько одолевали ее, что она начинала ненавидеть не только всех и все вокруг себя, не только ребенка, которого носила под сердцем и который чувствовал все, что переживала мать, но даже саму себя за то, что никак не может отпустить Дэна. Да и как можно было отпустить жизнь?.. И только там, вдали от людей, она смогла оценить слова близких о том, что Дэн оставил ей частичку себя в своем ребенке, чтобы она могла жить. Как будто знал, что стал ее жизнью, как будто знал, что без него она пропадет. А когда Джессика осознала и оценила смысл этих слов, то захотела этого ребенка больше всего на свете. Ей захотелось возместить ему сторицей за те мгновения ненависти, боли и горя, что он пережил вместе с ней. Ей стало совестно за то, что она едва не убила пусть не самого Дэна, но его сына или дочь. Она со страхом думала, что случись самое страшное, Дэн не простил бы ее никогда. Наверное, именно в тот период времени Джессика начала молиться. Она почти позабыла все молитвы — просто поднимала глаза к небу, так напоминавшему синеву глаз Дэна, и жарко шептала: "Господи, прости меня! Ты же знаешь, что я на самом деле никогда не желала смерти своему ребенку. Я совсем не умею молиться, но прошу Тебя, пусть он или она родится здоровым и сильным, пусть будет счастливее, чем я! Помоги мне уберечь его! Помоги мне отпустить Дэна! Помоги!.."

Поначалу она сама практически не верила в свои молитвы. Скорее, они были больше похожи на какое-нибудь заклинание. Но чем дальше шло время, тем большую силу обретали эти молитвы, раньше казавшиеся просто словами. Именно тогда в Джессике проснулась вера, которая потом вернула к жизни ее и ее ребенка. Она окрепла не только физически, но и духовно. Мучительно счастливые сны постепенно исчезли, но Джессика так боялась их возвращения, что старалась даже мысленно не называть Дэна по имени, чтобы не искушать судьбу. Пусть он покоится с миром. Она будет заботиться о его ребенке и будет в нем любить его отца. Но прошлое надо оставить в прошлом, чтобы оно не мешало будущему.

И уже перед самым возвращением в город Джессика смогла, наконец, сделать то, о чем просила в своих молитвах, — отпустить Дэна. Правда, для этого ей пришлось оставить в загородном доме то великолепное обручальное кольцо, которое Дэн подарил ей в один знаменательный ужин. Но только так это прощание было ощутимым, только оставив их совместное прошлое Дэну, она смогла простить его и отпустить.

Сейчас, сидя на заднем сиденье "лексуса" Джеффа, она старалась не оглядываться назад. Ведь оглядываться назад — означало оглядываться в прошлое и искать там ниточку, за которую можно было ухватиться и остаться в прошлом хоть на мгновение. А она этого не хотела. Да, она любила Дэна до безумия. Да, они были очень счастливы. Но жизнь продолжается, даже если на пике счастья эту жизнь пересекла смерть. И пусть прошлое остается в прошлом. Даже если Дэна больше нет, а звезды по-прежнему освещают небо над этим местом. Даже если она все еще его любит, и океан по-прежнему несет свои волны в бесконечность.

Первым человеком, которого Джессика встретила, вернувшись в Лос-Анджелес, был Роберт Монтгомери. Он узнал от Джеффа, что она вернулась, и решил ее навестить. Их встреча произошла у нее дома. Джессика не видела Боба с тех пор, как он навещал ее в больнице, а потому с нетерпением ждала этой встречи. Когда Анжелина привела его в гостиную, Джессика очень обрадовалась. Наверное, это были первые мгновения искренней радости со дня смерти Дэна. Боб тоже был рад ее видеть — это было видно по его глазам. Они обнялись и несколько секунд держали друг друга в объятиях. А спустя некоторое время Роберт сказал:

— С возвращением, Джес!.. Я очень рад, что ты вернулась…

— Спасибо, Роберт, — отозвалась она. — Я тоже рада тебя видеть. Как у тебя дела? Как работа?

— Все по-прежнему, — ответил Монтгомери, уютно устраиваясь в кресле. — Работы много, как, впрочем, и всегда. А дела… — Он неопределенно развел руками, но Джессика все поняла. — А как ты? Ты хорошо выглядишь, — заметил он. — Отдых пошел тебе на пользу.

— Выгляжу, наверное, даже слишком хорошо для женщины, потерявшей жениха и отца своего ребенка, — саркастически проговорила Джессика.

— Джессика, не надо так! — Возразил мужчина. — И вообще, для кого ты хочешь хорошо выглядеть? Для сплетников, которым больше нечего обсудить, кроме чужих страданий? Так они, как бы ты ни старалась, всегда найдут, к чему придраться. А те, кто искренне любил тебя и Дэна, прекрасно знают, чего тебе стоило пережить эту невыносимую боль, но всегда будут молчать об этом.

— Может, ты и прав, — задумчиво проговорила Джессика. — Наверное, прав. Прошло четыре месяца с тех пор, как его не стало, а мне кажется, что только вчера он говорил о своем намерении уволиться из "Пан- Американ". Для меня его смерть никогда не будет далеко в прошлом. Я никогда не смогу пережить эту боль.

— Но жизнь-то продолжается, — заметил Боб. — Твой ребенок, который скоро родится, самое яркое тому подтверждение. Ты уже думала о том, что будешь делать дальше?

— За эти два с половиной месяца я много чего передумала, — ответила она, — и приняла одно очень важное решение.

— Какое? — Непринужденно поинтересовался Роберт.

— Мне нужно уехать отсюда.

— Да, — согласился он. — Съезди куда-нибудь, отдохни, а к рождению ребенка вернешься домой. Думаю, Джефф захочет быть рядом, когда его внук задумает появиться на свет.

— Я только что отдыхала, — усмехнулась Джессика. — Что же мне теперь — отдыхать от отдыха?.. Ты меня не понял. Я хочу уехать из Штатов навсегда. Это мое решение. Я хочу уехать туда, где никто не знает семью Уайтхорн, где никто не знает меня и не знает, кто я для этой семьи. Мне нужно начать новую жизнь.

— А не кажется ли тебе, что это слишком опрометчивый шаг? — Осторожно поинтересовался Монтгомери после некоторого молчания.

— Опрометчивый? — Переспросила Джессика и поморщилась, точно от боли. — О, нет! Скорее, даже слишком продуманный. У меня было очень много времени, чтобы решить, как жить дальше, и я поняла, что здесь я не смогу нормально жить и растить своего ребенка. Здесь мне все напоминает о прошлом, которое необходимо оставить в прошлом. Понимаешь?!

— Наверное, понимаю, — вкрадчиво произнес Боб. — А разве от самой себя тебе удастся сбежать? По-моему, именно это ты и хочешь сделать, но воспоминания — вещь сугубо личная и по определенным причинам от нас не зависящая.

— Уж кому, как не мне, это знать, — с досадой сказала Джессика.

— Да и Джефф наверняка будет очень возражать против твоего отъезда. Его будущий внук — единственная радость, которая у него осталась, — продолжал настаивать он. — Ты об этом подумала?

— Конечно, — ответила Джессика таким тоном, словно у нее на все был заранее готов ответ. — Я не буду против того, чтобы Джефферсон мог видеть своего внука или внучку.

— Ох, Джес! — Вздохнул мужчина. — Неужели ты не понимаешь, в какую семью ты попала? Их таких семей просто так не уходят! Джефф, возможно, будет настаивать на том, чтобы твой ребенок рос под его опекой. Ведь он потерял своего единственного наследника, а значит, все многомиллиардное состояние со временем перейдет к твоему ребенку. И Джефф никогда не допустит, чтобы наследник его империи рос где-то за границей.

— Такого никогда не будет! — Заупрямилась женщина. — Потому что это будет только мой ребенок! Дэн оставил его только мне! Я буду растить и воспитывать его только сама и там, где захочу!

— Я больше, чем уверен, что Джефф захочет дать этому ребенку все, чего был лишен в детстве Дэн, — напомнил Роберт.

Это был единственный, на его взгляд, аргумент, с помощью которого Джессику можно было заставить остановиться и еще раз все обдумать. Ведь она прекрасно знала о давнем конфликте Дэна с его отцом.

— А как же я? — Почти взмолилась она. — Ведь я тоже хочу дать своему ребенку все самое лучшее!

— Будешь делать это вместе с Джеффом, — сказал Монтгомери и ободряюще ей улыбнулся. — А я всегда буду рядом.

— Мне все равно надо еще раз подумать и поговорить с мистером Уайтхорном.

Боб лишь неопределенно пожал плечами в ответ, будто был здесь совершенно не причем.

Кинг-Риверз

Они поженились тихо и скромно — без пышных церемоний. Сначала обвенчались в маленькой часовне здесь же, в деревне, а потом, на следующий день оформили свое супружество у мирового судьи в Солт-Лейк-Сити. Никто не собирался устраивать пышных торжеств. Бракосочетание отметили дома за скромным семейным ужином. Наверное, для Джона и Элеоноры Каннингем эта свадьба вряд ли стала таким уж важным событием, ведь Дэн был для них и без того практически родным сыном. Они любили его, и он отвечал им взаимностью. И только Жаклин отныне смотрела на него взглядом, в котором читалась безмерная благодарность. Дэн в свою очередь испытывал к ней братскую нежность. В общем, они были в расчете друг перед другом, а родители были только рады, глядя как счастлива их дочь. Они-то от всей души полагали, что Дэн и Жаклин любят друг друга. Жизнь снова вошла в свою колею. Казалось, все стало по-прежнему. Вот только судьбы людей круто переменились по не зависящим от них причинам.

В начале мая Дэн и Жаклин сообщили родителям, что у них будет ребенок. Конечно, эта ошеломляющая новость шокировала будущих дедушку и бабушку. На добрых несколько секунд в гостиной воцарилось молчание; потом Джон растерянно посмотрел на своего зятя и пробормотал:

— Как же так, Дэн?!. Ведь это же… Ведь ты же…

— Инвалид? — Спокойно закончил за него тот, заставив Джона тем самым еще больше смутиться. — Но ведь я только ходить не могу, — возразил он и усмехнулся тому, как банально прозвучала эта фраза. — В остальном я в полном порядке…

Краем глаза Уайтхорн заметил, что его жена густо покраснела до корней волос, и сам почему-то смутился. "Господи, ну что за женщина! — Подумал он. — Она встречалась не с самым порядочным парнем в округе, забеременела от него, вышла за меня замуж, чтобы солгать родителям, а когда я завожу разговор об интимной стороне личной жизни, краснеет и смущается, как девочка-подросток! Какой же она еще ребенок!.."

Джон смущенно крякнул и даже заерзал в кресле, не зная, куда деться от смущения. Он готов был сквозь землю провалиться после столь неудачно заданного вопроса. Однако Дэн сделал вид, что ничего особенного не произошло, да и миссис Нора, судя по ее счастливому взгляду, готова была расцеловать и задушить в объятиях своих детей. Такого поворота событий они совсем не ожидали, но явно были очень ему рады, ибо спустя несколько минут Джон уже улыбался Дэну и Жаклин и планировал их будущее.

— Значит так! Жаклин должна непременно уволиться из больницы. Это же адский труд за совсем символическую плату. Максимум, что ты можешь делать, — обратился он к дочери, — это помогать матери по дому, но ни в коем случае не поднимать Дэна, если он упадет. Я прослежу за этим!..

— Прошу прощения, сэр, но я уже практически не падаю. Наконец-то научился управляться с креслом, — вмешался Дэн. — Да и я никогда бы теперь не позволил своей жене поднимать меня. А вот насчет работы вы правы. Я тоже считаю, что она должна уволиться. Хватит с нее меня и нашего ребенка…

— Но ведь я всего лишь беременна, а не больна! — Возмутилась Жаклин. — И между прочим, я знаю много женщин, которые продолжают работать…

— Дочка, ну ты же не хочешь родить прямо на дежурстве! — Сказала миссис Нора. — Пожалуйста, послушай Дэна и отца. Ведь ты будешь сильно уставать. Ты не представляешь, как тяжело носить ребенка!

— Но если я буду постоянно сидеть дома, я с ума сойду от безделья, — настаивала Жаклин.

— Мы потом об этом поговорим, ладно? — Вмешался Дэн, чувствуя, что вот-вот может вспыхнуть ссора.

Однако вскоре всеобщее волнение улеглось. Все занялись своими делами. Только Жаклин отправилась на кухню вместе с матерью, так как ей предстояло выполнить свою часть плана. Помогая Элеоноре в приготовлении ужина, миссис Уайтхорн начала разговор.

— Мама, можно тебе кое-что сказать?

— Да, конечно, — непринужденно ответила женщина, продолжая жарить мясо.

— Только пообещай мне, что об этом не узнает папа.

Миссис Нора отложила в сторону деревянную лопаточку, с помощью которой переворачивала мясо, и всмотрелась в серьезное лицо дочери.

— Все зависит от того, что ты хочешь мне сказать. Ты же знаешь, у меня никогда не было секретов от твоего отца. И у тебя не должно быть секретов от Дэна. В этом залог семейного счастья.

— О, Дэн об этом прекрасно знает, — Жаклин загадочно улыбнулась.

— О чем — об этом? — Насторожилась ее мать.

— О том, что ребенок родится в конце декабря, а не в феврале.

Несколько секунд мать и дочь молчали. Было слышно только, как раскаленное масло шипит на сковороде.

— Вот как! — Наконец, вырвалось у Элеоноры. Затем она коротко улыбнулась одними губами. — Во всяком случае теперь мы знаем, что Дэн глубоко порядочный человек, несмотря на то, что он из очень богатой семьи.

— Ну, причем здесь это, мама! — С облегчением сказала Жаклин.

Все эти бесконечные минуты, проведенные в гостиной, и здесь, на кухне, она ужасно боялась выдать себя. Но, видимо, все обойдется.

— А притом, — ответила ее мать, снова взявшись следить за приготовлением мяса, — что среди богатых редко встречаются порядочные люди.

— Значит, мой муж — исключение из правил, — возразила молодая женщина.

— Видимо, так и есть, — радостно улыбнулась миссис Нора, потрепав дочь за щеку.

И они вновь вернулись к приготовлению ужина.

Лос-Анджелес

Джессика осталась в Лос-Анджелесе. Все обстоятельства складывались в пользу этого. Да и Роберт оказался прав. Джефферсон наотрез отказался выпускать Джессику из поля зрения. Конечно, он не был с ней суров или непреклонен; напротив, Уайтхорн предоставил ей полную свободу выбора. Он говорил об этом абсолютно спокойно — таким тоном, наверное, говорят только о погоде, но Джессике стоило лишь взглянуть в помутневшие от горя голубые глаза, как она поняла, что без нее и без ее ребенка Джефф просто погибнет. Ведь он так и не оправился после гибели сына. Он практически забросил компанию. Всеми делами теперь занимался средний брат Джеффа, Ричард. Джефф ограничивался тем, что ежемесячно посещал собрания совета директоров. Он стал очень замкнутым, редко принимал гостей и все больше времени проводил в комнате своей покойной жены, Мелани Уайтхорн. Братья старались как-то "растормошить" его, вернуть ему вкус к жизни, но все было тщетно. Да и у них были свои семьи, которые требовали большего внимания. Джефферсон превратился в совсем старого, уставшего от жизни старика. Он бродил один по дому, в котором остались только такой же старый дворецкий и слуги. Дом казался ему невероятно огромным, пустым и холодным. Единственное, что ему доставляло искреннюю радость, — это визиты Джессики. Поначалу она сама приезжала в старинный особняк на Грин-стрит, но чем дальше шло время, тем тяжелее ей становилось это делать. Ей стало трудно управлять автомобилем самостоятельно, а просить кого-то из родных или вызывать такси она не хотела. Наверное, боялась показаться беспомощной и неуклюжей, да и интерес общественности к ее персоне еще почему-то не упал. Иногда ее отвозил Роберт. Он никогда не предлагал ей свои услуги водителя. Все выходило как-то само собой: он просто появлялся рядом в нужное время, и они вместе ехали навестить Джеффа. На восьмом месяце беременности Джессика все чаще стала оставаться дома. Ей почему-то не хотелось, чтобы ее видели такой: беспомощной, неуклюжей, раздавшейся в талии, тяжелой на подъем. Роберт опять же каким-то образом почувствовал это и совсем исчез — не звонил и не появлялся. Джефф раз в неделю приезжал к ней на полчаса — привозил ей фрукты и цветы, а потом не навязывая свое общество, возвращался домой.

Лето подходило к концу. Август был на исходе. Но, похоже, лето не собиралось сдавать свои позиции осени. Стояла удушающая жара. Город плавился в раскаленных бетоне и асфальте и, казалось, от этой невыносимой пытки некуда деться. Кондиционеры работали на полную мощность, но и они мало помогали. Даже ночью, когда должно было быть легче, духота пропитывала все насквозь, будто была почти ощутимой. Джессика всем телом и душой рвалась к океану, в загородный дом Джеффа, но сейчас ей уже нельзя было уезжать. И она оставалась дома, в окружении родителей и Анжелины. Она совсем потеряла счет времени, которое тоже будто плавилось в этой жаре, замедлив свой бег. Жизнь стала невыносимо однообразной. Джес не знала, чем себя занять бесконечно длинными днями. Она читала, вязала детскую одежду, смотрела телевизор. Она забросила работу в "Афродите", ибо потеряла к ней интерес, наверное, навсегда. По крайней мере, ей казалось, что она никогда больше не будет рисовать эскизы и разрабатывать удачные коллекции одежды без того вдохновения, которое ей давал Дэн. Все зациклилось на нем, весь мир вращался вокруг него. Он был всем миром для нее. Без него не осталось ничего, кроме пустоты и щемящей нежности к ребенку, которого она носила под сердцем.

Но жизнь-то продолжалась, хотя в какой-то ее период Джессике хотелось умереть вслед за Дэном. И ей приходилось жить в основном ради своего ребенка, рождения которого она ждала больше всего на свете. Сейчас, когда до его появления на свет оставалось чуть больше месяца, все вертелось вокруг этого ребенка. Миссис Бичем зорко следила за тем, чтобы дочь не дай бог не устала, не перенервничала, не тосковала. В этом предприятии ей усердно помогала Анжелина, не отставая от своей хозяйки. Отец Джессики только делал вид, что вся эта картина его забавляет. На самом деле он тоже ужасно волновался за дочь. Старался потакать ей во всех ее желаниях, сильно переживал, если случайно обидел Джес, дарил ей кучу ненужных вещей для нее и для ребенка. Джефф настоял на том, чтобы помочь в обустройстве детской. Ей же самой оставалось только ждать, когда ребенок появится на свет. До его рождения оставался месяц, и, казалось бы, ничто и никто больше не сможет нарушить размеренного течения ее горькой жизни.

Но однажды в ее жизнь вернулся Максвелл Колфилд — пришел к ней домой без предварительного звонка или приглашения. Никто не ожидал его визита, и когда Анжелина вошла в гостиную и доложила о приходе Макса, Джессика и Элвира на некоторое время изумленно замолчали, глядя друг на друга.

— Что ему надо? — Элвира спросила это так сурово, что Джессика испуганно вздрогнула.

— Не надо так громко, мама! — Попросила она вполголоса. — Он может услышать.

— Мне все равно, что он там подумает! — С вызовом сказала миссис Бичем, но тон снизила. — Разве ты не говорила ему, что не хочешь его видеть?

— Говорила, но это было так давно, — спокойно ответила Джессика. — Сейчас я уже не держу на него зла, ведь он ни в чем не виноват.

— На мой взгляд, тебе не о чем с ним говорить, — не унималась Элвира.

Она с самого начала почему-то невзлюбила Максвелла, но никогда не могла толком объяснить, почему питает к нему неприязнь.

— Я поговорю с ним, — произнесла Джессика. — Не выгонять же его — раз он пришел.

— Порядочные люди не приходят без приглашения.

— Мама, пожалуйста, — взмолилась Джес, — хотя бы сейчас забудь о своей неприязни к Максу. Он не сделал ничего плохого ни тебе, ни тем более мне.

— Ну, знаешь ли! — Фыркнула ее мать. — В таком случае я пойду пить кофе на кухню.

Она демонстративно взяла чашку и направилась к выходу.

— Мама!.. — Просительно позвала ее Джессика.

— Потом поговорим… Коротко бросила Элвира через плечо.

— Ох, мама… — Пробормотала Джессика и сказала Анжелине, которая все это время стояла в дверях: — Пригласи, пожалуйста, мистера Колфилда сюда. И принеси нам чаю с сандвичами. Я что-то проголодалась…

Максвелл неуверенно прошел в гостиную, точно до последнего момента был уверен, что его вежливо попросят уйти. В руках он держал очаровательного плюшевого медведя и букет белых роз.

— Здравствуй, — сказал он.

На губах его мелькнула было тень улыбки, но тут же погасла. Видимо, он еще не знал, как вести себя с ней.

— Привет, — ответила Джессика, пытаясь встать ему навстречу.

— О, пожалуйста, не надо из-за меня вставать! — Попросил он. — Ты ведь так уютно сидишь.

— Тогда и ты садись, — в ответ попросила Джес и указала на кресло сбоку, в котором только что сидела ее мать.

— Кстати, я принес это тебе, — спохватился Максвелл и протянул ей цветы и медведя.

— Спасибо.

Возникла пауза, во время которой Джессика с ужасом поняла, что мать была права: ей не о чем говорить с этим совершенно чужим мужчиной. Да и зачем, собственно, он пришел? Чтобы напомнить ей о себе? О том, что у них когда-то был короткий роман? О том, что она бросила его из-за его друга, едва не вышла за него замуж, а теперь ждет от него ребенка?.. Абсолютно нелепая ситуация. И как спасение от напряженного молчания — вошла Анжелина с подносом в руках.

— Надеюсь, ты не откажешься выпить со мной чашку чая? — Спросила Джессика Макса.

— С удовольствием, — ответил он.

Наверное, и ему было неловко от собственного визита. Даже если он и жалел о том, что пришел, теперь уже было поздно идти напопятную. Когда-нибудь они должны были встретиться. Слишком многое связывало их в этой жизни, чтобы они могли вот так запросто разойтись в разные стороны. А особенно теперь, когда жизни обоих точно ножом разрезал на "до" и "после" тот роковой полет. Но сейчас Джес и Макс неловко молчали, пока Анжелина расставляла чайный прибор на маленьком столике и разливала чай.

— Спасибо, Анжелина, — поблагодарила ее Джессика, когда домработница все сделала. — Можешь идти.

— Если что-нибудь понадобится, вы меня позовите, — сказала женщина. — Я буду на кухне.

— Конечно.

Когда они остались вдвоем, Джессика нетерпеливо передернула плечами и сказала:

— Опекают меня, точно я больна, а не беременна. Я уже до смерти устала от их заботы.

— Они любят тебя, — мягко возразил Колфилд. — А это очень здорово, когда есть кому тебя любить.

— Да, я понимаю, — вздохнув, сказала Джессика.

— Как ты себя чувствуешь? — Спросил Колфилд, отпивая чай.

— Ну вот, и ты туда же! — Не на шутку рассердилась Джессика.

— Прости, пожалуйста, — виновато проговорил он. — Я же беспокоюсь о тебе. Ведь с тех пор как мы виделись последний раз, меня не покидало чувство вины за то, что я… — Он запнулся, подбирая слова, — за то…

— Максвелл, пожалуйста, — тихо взмолилась Джессика, — не надо больше об этом. Я этого не вынесу… Ты ни в чем не виноват, — добавила она еле слышно.

Он поднял на нее серо-зеленые глаза, полные надежды, отчаяния, вины и еще чего-то такого, от чего ей вдруг на миг стало не по себе. Невыносимо захотелось переиграть время назад, чтобы у него даже в мыслях не возникло желания нанести ей визит. И, возможно, он понял это по ее глазам, так как сказал:

— Мне, наверное, не следовало приходить…

Женщина промолчала.

— Но я больше не могу не видеть тебя и чувствовать себя так, будто я собственными руками совершил убийство. Пожалуйста, не наказывай меня! Не лишай меня возможности жить!

— Ты ни в чем не виноват, — повторила Джес уже более громко. — Полгода назад я могла бы обвинить тебя во всех смертных грехах. Я была зла на тебя за то, что именно ты оказался вторым пилотом. Я была зла даже на себя за то, что стала причиной вашего раздора. Наконец, я была зла на тебя за то, что ты вернулся живым, а он… а он не вернулся вообще… Наверное, тогда мне казалось, что передо мной виноваты все, ведь во мне осталось еще столько нерастраченной любви, а горе накрыло меня с головой… как волна в океане. И даже если бы на твоем месте вдруг оказался Роберт Монтгомери или кто-либо еще, я бы ненавидела и его.

— Я думал… — Начал было Колфилд.

— Пожалуйста, прости меня, — Джессика так резко оборвала его, что он от неожиданности смолк. — Прости за эту ненависть, — говорила она, будто боялась, что он ее остановит. — Я не ведала, что говорила и что делала тогда. Это было так больно, а боль ослепляет. Понимаешь, когда человеку больно, он злится на других, потому что он страдает, а они — нет.

— Не нужно мне ничего объяснять, — спокойно проговорил Максвелл, с нежностью и состраданием глядя на нее. — Я прекрасно понимаю, о чем ты говоришь. И если уж на то пошло, мы оба должны просить прощения друг у друга. Собственно, за этим я и пришел.

Он вдруг опустился перед ней на одно колено, бережно взял ее ладони и поднес к губам. Джессика ошеломленно смотрела на него, не совсем понимая, что происходит.

— Прости меня. Я ненавидел Дэна, но я не знал, что моя ненависть причинит и тебе невыносимую боль.

— Максвелл, пожалуйста, встань, — попросила Джессика, чувствуя себя ужасно неловко во всей этой ситуации. — Ты здесь совершенно не причем. И не нужно просить у меня прощения, иначе мы до конца жизни будем рассыпаться друг перед другом в извинениях. А это ни к чему хорошему не приведет. Гибель Дэна — это только мое горе; только моя боль, и я ее как-нибудь переживу. Время лечит, как оказалось. Но мне очень важно, чтобы мои друзья были рядом со мной. Мне нужна ваша поддержка — твоя и Роберта. Мы ведь будем друзьями? — Спросила она с такой надеждой в голосе, что у Максвелла не хватило духу сказать ей правду.

— Да, конечно, — ответил он после некоторого замешательства.

— И ты больше не сердишься на меня? — Спросила Джес с детской непосредственностью.

Колфилд поднял на нее глаза. На губах ее сияла ослепительная улыбка, которой он не видел уже очень давно. Наверное, Макс уже и не помнил, когда она улыбалась вот так именно ему. И сейчас за еще одну такую улыбку он готов был пообещать ей что угодно. И он пообещал:

— Я всегда буду твоим другом. Всегда.

15 сентября 1984 года у Джессики родилась дочь, которую она назвала Джулией. Все произошло быстро, легко и без осложнений. Девочка родилась крепкой, абсолютно здоровой и ослепительно красивой. Даже видавшие виды врачи и медсестры восхищенно любовались очаровательной малышкой, у которой была великолепная матовая кожа, легкий темный, почти черный, ореол волос на голове и незабываемые голубые глаза, доставшиеся ей в наследство от отца. И всем сразу стало ясно, что выразительные глаза эти уже не поменяют своего цвета ни на какой другой. Девочку почти сразу унесли в отделение для новорожденных малышей, но Джессика отчетливо запомнила доверчивый умный взгляд синих глаз — будто кроха прекрасно понимала, кто держит ее на руках. Практически сразу после родов Джессика уснула и проспала двенадцать часов кряду. Это был оздоравливающий сон, после которого она почувствовала себя намного лучше. Ей казалось, что она могла горы свернуть. Но врачи попросили ее остаться в клинике еще на три дня — банальное обследование матери и ребенка. Все это время рядом находились ее родители и Джефф. Они почти жили в клинике; врачу с трудом удавалось уговорить их хотя бы переночевать дома. Вся палата была заставлена вазами с цветами и больше походила на оранжерею. У нее ежедневно бывал Роберт Монтгомери, Максвелл целыми днями сидел возле входа в палату, точно сторожевой пес, ее навестили почти все члены семьи Уайтхорн, частью которой она, к сожалению, так и не стала. Побывали почти все, кроме мистера и миссис Стефенс. Кстати, Джессике никто так и не сказал, что Клер вышла замуж за Дерека, а когда она узнала об этом случайно от Лауры, сестры Дерека, то очень удивилась, но пожелала супругам счастья, хотя с трудом верила, что Клер и Дерек поженились по большой любви.

Просто невероятно было, что рождение Джулии принесло ей столько счастья. Временами Джессике даже бывало стыдно за то, что она так радуется появлению на свет этого ребенка, в то время как после гибели Дэна прошло всего лишь девять месяцев. А еще она впервые задумалась над тем, что Джулия была зачата в тот же месяц, в котором погиб ее отец. И от этих мыслей ей становилось не по себе; особенно, когда она смотрела в чудесные голубые глаза дочери. Джес казалось, что на нее смотрит Дэн. Порой ее даже охватывал суеверный страх. Но по мере того как она все больше общалась с дочерью, все больше влюблялась в нее, страх этот постепенно исчезал, уступая место пронзительной, безграничной любви.

Пока они находились в клинике, Джессика очень переживала, что ей не дают проводить с дочкой все время. Джулию приносили незадолго до кормления и уносили немного позже. Из-за этого Джес тихо ненавидела медсестер, ибо, по ее мнению, они считали, что пока мать нужна своему ребенку только в качестве источника пищи. Часто она выходила из палаты и вместо прогулки шла к отделению для новорожденных. Там, хоть и через стекло, она могла видеть своего ребенка, по которому безумно скучала. Иногда ее там и находили медсестры. Очень часто к ней присоединялся Джефф. Каждый раз Джессика удивлялась, как ему удавалось среди десятка малышей, казалось бы, похожих друг на друга, отыскать именно свою внучку. Джес-то, понятно, знала, что ее дочь совершенно особенная, ни в чем не похожая на других детей. Как выяснилось, это знал и Джефферсон.

Когда Джессика уезжала с дочкой домой, в клинику приехали и братья Джеффа, и Максвелл, и Роберт, ну, и, конечно, ее родители. Джефф хотел, чтобы Джулию привезли в его особняк на Грин-стрит, но понимал, что лучше сейчас об этом не просить — девочка еще слишком мала, чтобы совершать такие длительные путешествия. Поэтому он промолчал, хотя и сердце у него разрывалось от нерастраченной любви и ревности. Он уже ревновал свою внучку ко всем на свете, включая ее собственную мать. Но он также знал, что придется подождать некоторое время, прежде чем его внучка станет частой гостьей в его доме. И все-таки Джефф не утерпел, и когда Джессика уже расположилась на заднем сиденье "пежо" своего отца, сказал:

— Я буду очень рад, если вы обе будете навещать меня хоть иногда. Ты же знаешь, в моем доме есть все необходимое.

— Спасибо огромное, Джефф, — ответила ему Джессика, ласково глядя на него. — Мы обязательно приедем к вам, но только позже. Джулии надо немного подрасти и окрепнуть. А пока вы приезжайте к нам.

— Обязательно приеду, — сказал Уайтхорн и, обращаясь к Рональду, сидевшему за рулем, и к его жене, добавил: — До свиданья, Рон! Всего хорошего, Элвира!

— До скорого, Джефф! — попрощался отец Джессики.

— Приезжайте к нам обязательно, Джефф! — Сказала Элвира. — Мы всегда вам рады.

— Спасибо.

— До свиданья, — она улыбнулась ему, и машина, мягко урча, стала выезжать на дорогу.

Джессика помахала рукой всем мужчинам, стоявшим на ступеньках клиники. Они ответили ей тем же. Затем разошлись каждый в свою сторону.

Итак, у Дэна родилась дочь. Событие номер один по обсуждаемости в семье и в прессе. И если в семье все были уверены, что Джулия Бичем — дочь Дэна, то пресса была переполнена самыми невероятными слухами и домыслами. Казалось, всем вокруг больше не о чем было говорить. Куда бы Клер не отправилась — с Дереком или без него — люди будто сговаривались против нее и чуть ли не в открытую смаковали сплетни. Это бесило ее до крайности, так что иногда невыносимо хотелось в открытую послать куда подальше всех этих сплетников, чтобы они заткнули свои рты надолго. Да, она сама была не прочь посплетничать, но только в том случае, если это касалось каких-то посторонних людей. А если речь шла о тех, кого она любила (в частности, о Дэне), она готова была глаза выцарапать за любое оскорбительное слово в его адрес. Однако Клер вынуждена была молчать. Во-первых, потому что выглядело бы довольно странно, если она, жена его троюродного брата, начала бы яростно защищать Дэна. Даже если когда-то у них был роман. А во-вторых, она отчаянно надеялась, что до Дэна, где бы он ни находился, не дойдут эти грязные сплетни. Хотя сердце ей согревала одна сладкая мысль: в США много газет и журналов; семья Уайтхорн довольно известна, поэтому многие издания отслеживают не только каждый шаг членов этой семьи, но и любого человека, хоть как-то связанного с ней. И если Дэну попала в руки хотя бы одна газета, он наверняка должен был прочитать об этом. А если он прочитал, значит, он прекрасно знает о дочери Джессики и, возможно, своей — просто не хочет к ним возвращаться. Выжидает время, чтобы вернуться к ней, Клер.

Ей было так хорошо от этих мыслей, что у нее сразу поднималось настроение, которое не могли испортить ни газетные сплетни, ни ее собственный муж. А жизнь с ним была отнюдь не медом намазана. Казалось, что женитьба нисколько не изменила его сумасбродный характер и беспардонное поведение. Он вел прежний образ жизни: ходил на вечеринки к своим странным сомнительного вида друзьям, посещал дорогие клубы и самые злачные забегаловки, швырялся деньгами направо и налево. Он мог за пару часов просадить в карты сто тысяч долларов, а на следующее утро приехать домой на новом дорогом автомобиле. Иногда Дерек пропадал на целые сутки без единого звонка, и никто не знал, где его найти. А когда у сходившей с ума от волнения Клер начинали сдавать нервы, заявлялся домой и, бросив небрежно "Привет, дорогая!", отправлялся спать. Ее муж никогда не объяснял ей причин своего поведения, всегда уходил один и никогда не предупреждал, что задержится. Он просто пропадал внезапно, а потом также внезапно появлялся. Порой Клер молча злилась, иногда терпеливо ждала мужа, а зачастую устраивала ему жуткие скандалы. Главным образом, ее бесило то, что Дерек женился на ней просто потому, чтобы держать вместо красивой игрушки. Она была в это абсолютно уверена. Он просто использовал ее, когда нужно было покрасоваться на публике — ходил с ней на приемы, позировал с ней перед фотокамерами журналистов. В остальном ее для него будто не существовало. Казалось, он был к ней равнодушен. Даже в самые интимные мгновения физической близости она была для него просто средством удовлетворения его собственных желаний. Клер от всей души полагала, что его не интересует, что чувствует она.

Так проходил день за днем их странной семейной жизни. Клер не любила Дерека, он пропадал неизвестно где вечерами, а зачастую и ночами, стараясь забыть об ее нелюбви. Дерек относился к ней, как к дорогой игрушке, она прятала глубоко в душе боль унижения. Это не могло быть незамеченным в такой семье, как Уайтхорн, где люди больше всего любят совать нос в чужие дела и в чужую личную жизнь, интересуясь этим больше всего на свете. Отец Дерека и его сестра в первую очередь заметили, что у Клер и Дерека не складывается семейная жизнь, но тактично молчали об этом, стараясь не показывать, что прекрасно знают о поведении Дерека. Они также знали, что брак этот рушится не по вине Клер, как думали все остальные, а по вине Дерека. Клер-то как раз отчаянно пыталась сохранить хоть какое-то подобие семейного очага, хотя, в принципе, ее ничто не удерживало в этом браке. Ничто, кроме гордости и чувства собственного достоинства. И Дэна. Гордость не позволяла ей признать, что она не создана для семейной жизни. Чувство собственного достоинства не позволяло унизить себя, признав, это. А Дэн… Со стороны могло бы показаться, что он здесь не причем, но для Клер эта семья значила очень много, и если она уйдет из нее сейчас, то вернуться уже не сможет никогда. Вот и жила она вместе с Итоном и Лаурой в особняке на 25-й Авеню Парк-Лейн, терпеливо снося выходки Дерека, который домой приходил только спать, и то не всегда. Жила и ждала своего часа — часа расплаты, когда все, кто причинил ей боль, заплатят за это. В том числе и Дерек Стефенс.

Глава XV

Кинг-Риверз, 1984

Сын Жаклин и теперь уже Дэна родился три месяца спустя после рождения дочери Джессики — 28 декабря 1984 года. В отличие от Джулии, которая родилась в дорогой клинике под бдительным оком лучшего врача и множества медсестер, этот малыш родился здесь же, в Кинг-Риверз. Его приняли миссис Нора и две ее подруги-соседки. Но несмотря на это, ребенок был сильным и здоровым и сразу, как только появился на свет, огласил дом звонким требовательным криком. Дэн и Джон сидели в гостиной, пока женщины хлопотали вокруг Жаклин, и оба старались не подавать виду, что безумно волнуются. Разговор не вязался, ибо каждый из них напряженно вслушивался в то, что происходит в старой спальне Жаклин. И едва малыш закричал, оба опешили на несколько бесконечных секунд, а потом рванулись туда. Джон бросился бегом, но вспомнив о Дэне, вернулся и повез его. Но в открытых дверях гостиной встала одна из женщин и, счастливо улыбаясь, сказала:

— Ну, и куда вы так торопитесь, джентльмены?! Вам все равно пока нельзя к Жаклин.

— Кто родился? — Спросили хором мужчины.

— Мальчик! — С гордым видом проговорила женщина.

— Как себя чувствует Жаклин? — Спросил Дэн, немного придя в себя.

— О, очень хорошо, сэр, — прозвучал ответ.

— А ребенок? — Не отставал от него Джон.

— Тоже. Но вы сами скоро все увидите и узнаете. Вас позовут, — сказала Маргарет и ушла, прежде чем ее снова смогли забросать вопросами.

Когда, наконец, в гостиную вошла уставшая, но улыбающаяся Элеонора, Джон и Дэн обратили к ней вопросительно-выжидающие взгляды. Оба тоже очень устали от нервного напряжения.

— Все прошло хорошо, — сказала миссис Нора, опускаясь в кресло. — Теперь вы можете пройти к ней. Она вас ждет.

— Ну наконец-то! — Вырвалось у Джона. — Я уже думал, что мы с Дэном так и будем вечно сидеть здесь.

Дэн уже преодолевал порог, когда вдруг услышал слова Джона, заставившие его замереть:

— Послушай, Нора, а то, что ребенок родился раньше срока, — это ничего?

Дэн немного замедлил свои действия, чтобы узнать, что ответит миссис Каннингем.

— Такое бывает, Джон, — произнесла она спокойно. — Недоношенные дети — не значит, больные. Природа прекрасно знает свое дело. Положись на нее и, вот увидишь, наш внук будет сильным и здоровым.

— Правда? — Спросил Каннингем.

И на какое-то мгновение Дэну почудилось, что Джон не верит жене. Он обернулся.

— Извините, Джон…

— Да? — Отозвался тот.

— Вы мне не поможете? Кажется, одно из колес за что-то зацепилось.

Он беспардонно врал, но так было нужно. Увидев внука, Джон, без сомнения, забудет обо всех своих подозрениях. А пока нужно было отвлечь его внимание, чтобы не дать ненужный ход мыслям.

— Да, конечно, — тут же отозвался тот. — Я уже иду.

Когда Джон и Дэн вошли в комнату к Жаклин, то с радостью отметили, что она с аппетитом ест ужин, приготовленный Норой. Молодая мать выглядела заметно уставшей, но здоровой и счастливой.

— Нам, наверное, можно не спрашивать, как ты себя чувствуешь? — Заулыбался Дэн.

— Угу, — кивнула Жаклин, продолжая есть.

— А где мой внук? — Забеспокоился Джон.

— Он с Маргарет в детской. Ты уже видел его? — Спросила Жаклин.

— Нет еще. А можно посмотреть?

— Конечно, пап! О чем речь!..

Возможно, впервые в жизни Жаклин позволила себе такое фамильярное обращение с отцом. Но он, не помня себя от счастья и гордости, кажется, не заметил этого, а если и заметил, то простил дочь. Ведь сегодня был великий день — день рождения его внука!

— Тогда я пойду? — Неуверенно проговорил Джон, не зная, как теперь вести себя с дочерью, которая сама уже стала мамой.

— Угу, — пробормотала Жаклин, доедая последний кусок.

Оставшись наедине, муж и жена некоторое время молчали, думая каждый о своем, прислушиваясь к своим чувствам и ощущениям. У обоих было, что сказать друг другу. Столько слов и мыслей накопилось, что они не знали, с чего начать. Одно им было ясно точно: пути назад уже не было. Что бы они ни делали, что бы ни случилось с ними в жизни, они были в ответе за маленького человечка в соседней комнате и должны были думать прежде всего о его интересах.

Первой заговорила Жаклин:

— Ты, наверное, жалеешь…

Дэн поднял на нее глаза — пронзительные голубые, до боли трогающие душу.

— О том, что у меня теперь есть сын?.. О, нет! — Ответил он. — У меня есть все, что мог бы пожелать мужчина в моем положении: сын, замечательная жена и родители.

— А как же Лос-Анджелес?.. — Спросила Жаклин дрогнувшим голосом.

— Если ты еще раз заговоришь на эту тему, — полушутливо, полусерьезно начал Дэн, — я подам на развод.

— Правда?

— Правда, — кивнул он, улыбаясь.

— Нам надо подумать, какое имя выбрать для нашего ребенка, — серьезно произнесла женщина. — Из тех, что мы придумали.

— У меня к тебе просьба, — задумчиво начал Дэн.

— Какая?

— Пусть имя у него будет двойное. Одно имя предложишь ты, другое — я.

— Согласна. Какое твое?

— Роберт. В честь одного моего самого лучшего друга, которого я уже больше не увижу. А твое?

— Чарльз. Пусть оно будет ни в чью честь; будет его собственным.

— Ладно, — ответил Дэн. — Значит, моего сына будут звать Чарльз Роберт Уайтхорн, — произнес он вслух, как бы пробуя имя своего сына на звучание.

— Прямо как принца крови, — пошутила Жаклин

— А он и есть принц, — вполне серьезно возразил Уайтхорн. — Наш маленький принц.

Лос-Анджелес, 1985

Вот так одним махом жизнь перепутала все, что можно было перепутать. В Лос-Анджелесе, где родная семья Дэна и его бывшая невеста считали его погибшим, у него росла дочка. Джулия знала только мать, бабушку, двух дедушек, Анжелину, крестного Роберта Монтгомери и друга матери Максвелла Колфилда. У девочки было все, что только мог пожелать любой ребенок. Правда, из всех желаний на свете она пока выбирала самые простые: есть, спать, гулять и общаться с матерью. Все остальные ее еще мало интересовали. Но она росла, приобретая все большую привлекательность во внешности и черты характера, очень сильно напоминавшие Дэна. Конечно, говорить, действовать, думать и вести себя, как взрослый человек, Джулия пока не могла, но схожесть ее с отцом проявлялась во многих безотчетных жестах, мимике, повадках. По крайней мере, так казалось Джессике, которая всегда хотела в своей дочери видеть Дэна и продолжать любить его, пусть и бессознательно. Так казалось и Джеффу, хотя в пору младенчества Дэна он очень редко бывал дома и общался с семьей. Сейчас же Джефферсон хотел через Джулию возместить Дэну то, чего у него не было в детстве, и воскресить его для себя. Хотя каждый из них (ни Джессика, ни Джефф) никогда бы ни вслух, ни даже в мыслях не признался в этом ни людям, ни тем более себе. А маленькой Джулии, фамилия которой была все-таки Бичем, а не Уайтхорн (Джессика настояла на этом), было и невдомек, чего от нее хотят эти странные взрослые. Она росла и развивалась, будто сама по себе или под присмотром Природы, не торопясь обогнать время.

Так, постепенно истек год со дня гибели Дэна. Члены клана Уайтхорн отметили эту печальную годовщину тем, что собрались на скромный ужин в доме Джеффа. Затем все снова вернулись к своей обыденной жизни. Каждый занялся своим делом. Джефф вновь вернулся к делам "Уайтхорн Интерпрайзис". Конечно, он выполнял их не в том полном объеме, как прежде, но ведь многие, да и он сам, полагали, что он после смерти сына вообще не вернется в семейный бизнес. Джефф открыл для себя, что работа — лучшее средство от любой боли. К тому же теперь у него появился стимул к жизни — его внучка, к которой и перейдет вся эта огромная ювелирная империя.

Наверное, всем могло показаться, что все встало на свои места, если бы не искалеченные судьбы людей, если бы не ребенок, росший без отца, если бы не оборвавшаяся любовь. А в маленькой скромной деревушке Кинг-Риверз, в штате Юта, жил тот самый наследник империи Уайтхорн, которого все считали погибшим. Правда, роковой полет, ставший для него последним, лишил его возможности полноценно двигаться. Правда, он отказался от единственной женщины, которую любил до безумия, ради ее же счастья. Правда, он тихо и незаметно женился на другой девушке и стал отцом ее ребенка… Это ничего. Главное, что все постепенно становилось на свои места. Жизнь возвращалась в прежнюю колею. Или не в прежнюю? В ту, которая должна была бы быть? Или в ту, которая неизбежно должна была наступить? Этого никто не знает. Прошел год после тех роковых событий, но до сих пор никто так и не понял, почему все это случилось именно с ними и почему это случилось. Люди просто жили. Жизнь-то продолжалась…

Глава XVI

Кинг-Риверз, 1986

В тихой деревушке люди, чья жизнь проходит в хлопотах по хозяйству и в работе на ферме, едва ли заметили, что наступил 1986 год. Для них это была просто очередная смена цифр в календаре. Но для семейства Каннингем январь 1986 года ознаменовался второй годовщиной появления у них Дэна и событий, последовавших за его появлением. Маленькому Чарльзу исполнился год и месяц, и он стал еще больше похожим на свою мать. Жаклин про себя молча радовалась этому сходству. Ведь если бы он был похож на своего настоящего отца, Николаса Стенхоупа, по деревне поползли бы слухи, а ярости Джона Каннингема не было бы предела, узнай он правду. Но пока все шло гладко. Обман Дэна удался; Джон и Элеонора души не чаяли в своем единственном внуке, а Жаклин просто боготворила Дэна.

Вот только Дэн сам едва ли замечал и понимал, что отношение жены к нему изменилось. Он обратил внимание лишь на то, что она совсем перестала вспоминать об отце Чарльза. Возможно, это было и хорошо, ибо все случилось, как он и предполагал: обида, отчаяние и, может, ненависть, сменились хорошими воспоминаниями о пережитых мгновениях счастья, а все ее чувство к Нику превратилось в безграничную любовь к ребенку. Это была лишь половина правды. На самом деле Жаклин перестала думать о Стенхоупе потому, что в помыслах ее, в душе и в сердце теперь царил Дэн. И вовсе не их супружество было тому причиной. Вот уже почти год, как она была безумно влюблена в своего мужа. История, которую Дэн выдумал для родителей Жаклин, чтобы они позволили им пожениться, воплотилась в реальности. Из дружбы родилась любовь. Правда, поначалу Жаклин не понимала, что с ней происходит, и приписывала свою необъяснимую тягу к Дэну просто дружеской привычке. А когда впервые почувствовала жгучие уколы ревности к его бывшей невесте, вдруг прозрела. Казалось, все произошло так неожиданно — как гром среди ясного неба. Ведь она совсем не хотела влюбляться в Дэна и не думала, что все-таки влюбится в него — безумно, страстно, глубоко. Так что самой становилось страшно при мысли об этом.

Но того, что уже случилось, не перепишешь, как испорченную страничку в тетради, и не выдернешь, как листок из отрывного календаря. А Жаклин оставалось только молиться, чтобы муж не заметил ее любви к нему. А почему? Она и сама не знала. Ведь все обстоятельства складывались в ее пользу. Для родителей они разыгрывали красивую историю любви, по всем документам Чарли был их общим сыном. Было бы просто великолепно, если бы между ними возникла взаимная любовь. Никто из них ничего никому не должен. Но… все-таки она не хотела, чтобы муж догадался о том, какие чувства на самом деле обуревают ее. Если бы он узнал правду, то, возможно, решил бы, что таким образом она хочет накрепко привязать его к себе. Жаклин же любила его настолько сильно, что готова была в любой момент отпустить его, пожелай он этого. Она понимала и чувствовала, что такая семейная жизнь не для него, что он не слишком счастлив с ней, несмотря на его слова, сказанные в день рождения Чарли. Она не хотела навязывать ему своей любви, не хотела привязывать его к себе этим чувством, но готова была для него сделать невозможное возможным. Пусть даже и поставить на ноги, чтобы однажды он мог вернуться домой, в свою настоящую семью.

Чем дальше шло время, тем больше преследовала ее эта мысль. Если бы кто-нибудь вдруг узнал бы, о чем думает Жаклин, то покрутил бы пальцем у виска и сказал бы, что она сошла с ума и хочет избавиться от своего мужа. Но она всего лишь любила его. А любовь способна на великие дела.

И вот Жаклин стала тайком от мужа читать медицинскую литературу по ортопедии. Ведь она была только медсестрой в отделении общей терапии, но еще в колледже преподаватели отмечали, что она весьма и весьма способная ученица. Интересовали ее, в частности, случаи из ортопедической практики, когда, казалось бы, безнадежные пациенты заново начинали ходить. И чем чаще она встречала эти случаи, тем сильнее в душе ее разгоралась надежда. Конечно, одних знаний было мало, чтобы начать действовать, и она для начала записалась на курсы ортопедического массажа. Ведь если ее замысел удастся, то потребуется ее помощь Дэну в преодолении длительного периода реабилитации.

Уход за Чарльзом, изучение ортопедии, курсы массажа отнимали все ее время. Она буквально разрывалась между семьей и любовью. Но в редкие минуты одиночества ей все же удавалось подумать над тем, почему у нее любовь и семья стоят особняком друг от друга. И так было всегда, начиная Николасом Стенхоупом и заканчивая Дэном Уайтхорном. С Ником она встречалась тайно от родителей, прячась и от соседей, которые могли бы их увидеть. Все это привело к тому, что она осталась бы одна с маленьким ребенком на руках, если бы не великодушие Дэна. Теперь же, когда она открыла, что любит его, она готова была для него отказаться от своей любви к нему.

Время шло, и вот в конце августа 1986 года Жаклин решилась-таки поговорить с мужем о возможности его возвращения на родину. Она, конечно, помнила о той шутливой угрозе подать на развод, которую сделал Дэн в день рождения Чарли. Но ведь прошло много времени — мнение Дэна могло измениться. Однако ей было страшно вот так ни с того ни с сего заводить разговор о беспомощности Дэна с ним самим. Ведь за то время, что он жил у них, все настолько привыкли к инвалидному креслу Дэна, что ни у кого и в мыслях не возникало, что он вдруг может встать на ноги. И Жаклин, и ее родители, и все соседи в деревне, и даже малыш Чарли знали его только таким. Другим он был там, в другой жизни светского общества, из которого так настойчиво хотел сбежать, в жизни летчика и в мыслях о небе. Там, быть может, он был наследником многомиллиардной ювелирной империи, асом среди летчиков своей категории, лучшим из лучших среди людей. Там он был выше интриг, сплетен и склок, там он притягивал к себе людей своим безграничным обаянием, там он был центром чьей-то вселенной. Но здесь Каннингемы знали только немного беспомощного, немного неуклюжего Дэна Уайтхорна, который очень нуждался в их любви и заботе. Здесь он был очень скромным, благодарным и иногда одиноким человеком. Здесь он позволил своей семье похоронить себя и предать забвению, обретя другую семью. Здесь он был нежным сыном, великодушным мужем и любящим отцом. И что будет потом, если вдруг у нее получится то, что она задумала? Как они все тогда будут жить рядом с этим новым незнакомым человеком?

Больше всего на свете Жаклин боялась, что их семья, построенная на обмане, распадется. Встав на ноги, Дэн, безусловно, захочет вернуться в Лос-Анджелес, к своей бывшей невесте. А она останется с Чарльзом одна, так как отец непременно выгонит ее из дома, когда узнает, что его нагло обманули. Когда она думала об этом, ей становилось страшно. Но любовь к мужу оказалась все-таки сильнее этого мелочного страха. Люди ведь выживали и в ситуациях намного хуже, чем она рисовала в своем воображении. У нее же есть шанс подарить любимому мужчине новую жизнь. И еще не известно, как он себя поведет потом. А пока надо решить две практические задачи: как поговорить обо всем этом с Дэном и как уговорить его обратиться к врачу. Правда, самой начинать разговор ей не пришлось. Однажды вечером Дэн сам напомнил ей об обычной процедуре массажа.

— Что-то поясница ноет, — пояснил он. — Наверное, потому, что целыми днями находится в одном и том же положении.

— Конечно, сделаю, — сразу же откликнулась Жаклин. — Вот только уложу Чарли спать.

— Эй, крепыш! — Обратился Дэн к сыну, сидевшему на руках у матери. — Пожелаешь папе спокойной ночи?

— Да! — Радостно ответил тот и потянулся к отцу.

Уайтхорн усадил мальчугана на колени, посмотрел в его бархатные миндалевидные глубокие, как ночь, карие глаза. Ласково подул на легкий пушок темных волос на голове. Чарльзу очень нравился этот ежевечерний ритуал прощания до следующего утра. Он улыбался во весь рот широкой светлой улыбкой и обвивал ручонками шею отца. Говорить он еще толком не умел, но всегда старался сказать:

— Бай-бай, папа!

Дэн тоже улыбнулся, нежно похлопал его по спинке и прошептал ему на ушко:

— Да, родной, бай-бай! Спи сладко-сладко! И пусть тебе приснятся ангелочки!..

Потом поцеловал в пухлую мягкую щечку и отдал его Жаклин.

— Я скоро вернусь, Дэн, — коротко бросила она через плечо, унося с собой улыбающегося Чарльза.

…Пока она укладывала сына спать, ей пришла в голову отличная мысль попробовать сделать Дэну ортопедический массаж вместо обычного. До сегодняшнего вечера она всегда массажировала ему только спину, но если расширить область массажа до ног, Дэну ведь от этого хуже не станет. И так ей не надо будет оправдываться перед ним, заводить ненужные разговоры. Все будет естественно, как будто так и должно быть.

С этого вечера Жаклин делала мужу только такой массаж. Ему это доставляло огромное удовольствие, а она прилагала невероятные физические усилия, чтобы был хоть какой-то эффект. Поначалу обоим было трудно. После одного такого сеанса массажа спина у Жаклин просто отваливалась, а руки болели и распухали так, что к ним было больно прикасаться. Дэн видел все это и ругался на жену, что она только даром растрачивает свои силы. Она же обращала все в шутку, говоря:

— Может, я хочу поставить тебя на ноги…

Он действительно считал, что это всего лишь шутка и злился оттого, что Жаклин понапрасну тратит на него свое драгоценное время и силы. Но она упорно продолжала свое священнодейство, мечтая уговорить Дэна на курс физиотерапии. С тех пор так и повелось: каждый вечер Жаклин делала Дэну ортопедический массаж, а днем между заботами о сыне и хлопотами по хозяйству она продолжала упрямое освоение ортопедии. Наверное, ни один студент медицинского факультета с таким рвением не садился за книжки и учебники, как она. Правда, собирать эту информацию ей приходилось по крупицам, поскольку в больнице в Солт-Лейк-Сити она больше не работала, и ей было трудно придумать предлог, чтобы попасть в город и избежать при этом вопросов со стороны родителей и Дэна, на которые пришлось бы отвечать. Но то ли время было на ее стороне, то ли судьба оказалась на этот раз благосклонна к ее затее, Жаклин все легко удавалось. И она ни разу не пожаловалась ни на боль в руках после массажа, ни на усталость после долгого дня тяжелой работы, ни на ворчание Дэна. Она просто делала свою работу, но не как навязанную обязанность, а как шаг за шагом к исполнению своей безумной заветной мечты — поставить Дэна на ноги. И пусть кто-то скажет, что когда мечты сбываются, они умирают. Пусть. Ведь на то они и мечты, чтобы быть трудно выполнимыми, но все же осуществимыми. И может быть когда-нибудь она увидит своего горячо любимого мужа твердо стоящим на ногах и станцует с ним вальс.

Лос-Анджелес, 1987

Весна 1987 в Калифорнии выдалась дождливой. Дожди лили почти каждый день, так что невозможно было угадать, в какое время дня пойдет дождь. Зонтики приходилось носить с собой постоянно. Джулия сильно простудилась после того, как однажды Джессика вышла с ней на прогулку и попала под дождь. Она и сама сейчас чувствовала себя простуженной, но старалась держаться ради дочки, у которой уже третий день была высокая температура. Из-за этого Джулия плохо спала по ночам, не давая спать ни матери, ни бабушке, ни Анжелине. Три женщины по очереди дежурили в детской. Сейчас была очередь Джес. Ночь выдалась спокойной, и она успела даже поспать в маленьком не очень удобном кресле. В пять утра женщина проснулась неожиданно и увидела в незанавешенное окно, что на горизонте появилась тоненькая полоска света. Близился рассвет; загорался новый день. И, похоже, что эта ночь прошла спокойно; а значит, Джулия пошла на поправку. Эту ночь они пережили благополучно.

Некоторое время Джес посидела в кресле, выжидая, пока все тело пробудится ото сна. Затем сонно, по-кошачьи, потянулась и осторожно встала. Джулия безмятежно спала в своей колыбельке с балдахином, чему-то улыбаясь во сне. Аккуратно, не делая лишних движений, Джес положила ладонь на лоб дочки, чтобы проверить, нет ли температуры. Вечерний жар уже спал. Под ее рукой Джулия перевернулась на другой бок, но не проснулась. Только вздохнула, будто сожалея о чем-то. Женщина невольно улыбнулась, глядя на свою красавицу-дочку, которой очень гордилась и которую очень любила. По ее мнению, ни одна мать в мире не испытывала подобных чувств к своему ребенку, хотя так считали все матери во все времена.

Чем старше становилась Джулия, тем больше все понимали, что она — истинная дочь своего отца — Дэна Уайтхорна. В свои два с половиной года она уже привыкла получать все, что бы ни пожелала. Но при этом никто не посмел бы сказать, что Джулия — избалованный, капризный ребенок. Ее не возможно было не любить — столько в ней было обаяния, перед которым мало кто мог устоять. А она беззастенчиво пользовалась этим, умело, почти, как взрослый человек, находя слабые стороны своих близких. Делала она все это так умно, что люди только удивлялись, откуда в ней все это в ее два с половиной года. Джулия однако всегда в развитии опережала на шаг всех своих сверстников, а ее мать всегда мысленно прибавляла ей полгода. Только так она могла предугадать все уловки дочери. Это и было главным ключом к воспитанию Джулии.

Джессика около минуты постояла над дочкой, а потом тихонько вышла из комнаты, чтобы выпить чашку чая и чего-нибудь поесть. Хотя она и старалась не шуметь, на кухню все же вышла Анжелина. Она всегда каким-то шестым чувством чувствовала, что на ее территории появился чужак.

— Доброе утро, мисс Джессика, — поздоровалась домработница.

— Доброе, Анжелина, — отозвалась Джес. — Прости, что разбудила тебя. Я всего лишь хотела выпить чаю.

— Все в порядке, мисс. Давайте я помогу вам. Я все равно уже скоро собиралась вставать.

— Спасибо, — поблагодарила ее Джессика. — Составишь мне компанию?

— С удовольствием.

Когда чай и сандвичи были готовы, женщины уселись за стол.

— Как чувствует себя Джулия? — Спросила Анжелина.

— Слава богу, уже лучше. Жар спал, и она всю ночь спокойно проспала, — ответила женщина.

— Я очень рада.

— Знаешь, — задумчиво проговорила мать Джулии, — я сейчас смотрела на дочку и думала о том, что она очень похожа на своего отца.

— Все дети в детстве похожи на своих отцов или матерей, — ответила Анжелина. — А потом, вырастая, они приобретают свою индивидуальную внешность и исключительные черты характера. И бывает так, что, общаясь с ними, люди и не подозревают, что они — дети своих родителей. Вот увидите, так будет и с Джулией.

— Ты, правда, так думаешь?

— Да, мисс.

— А что мне делать, если когда-нибудь Джулия спросит меня о своем отце?

— Не думайте об этом сейчас. Придет время — тогда и задумаетесь. К тому же ведь многое может измениться…

— Ты имеешь в виду, что я могу выйти замуж?

— Все возможно.

— Это исключено, — возразила Джессика. — Одной свадьбы с меня вполне достаточно.

— Но ведь она не состоялась. А вы еще молоды и очень привлекательны. Многие мужчины заглядываются на вас.

— Прекрати!.. — Отмахнулась она шутливо.

— Я серьезно, мисс Бичем, — продолжала настаивать Анжелина. — Неужели вы не замечали, что многие мужчины оглядываются вам вслед, когда вы гуляете с дочкой?

— Замечала, конечно, но думала, что это потому, что мое имя до сих пор мелькает в прессе и мои фотографии тоже.

— Поверьте мне, не только поэтому. Это я вам как женщина женщине говорю, а не как подчиненная — хозяйке.

— Ну, может, они и заглядываются, но никогда не решатся жениться на женщине, у которой уже есть ребенок, не известно от кого, — возразила Джессика. — Ведь именно так отзываются обо мне в газетах.

— И вы переживаете по этому поводу, мисс? — Удивилась домработница. — Да эти газетные сплетники любое событие в жизни любого человека перевернут и исказят так, что только диву даешься, откуда они все это берут. В погоне за сенсацией они запросто сами придумают эту сенсацию.

— Да, ты права. Вспомни хотя бы, что писали о Максвелле Колфилде после гибели Дэна.

— Да уж! Такое мало кому понравится, — согласилась Анжелина. — Кстати, о мистере Колфилде… Не в обиду вам будь сказано, но, по-моему, он все еще любит вас, и даже сильнее прежнего.

— Ну что ты! — Растерянно пробормотала Джессика. — Мы с ним просто друзья.

— Это вы так считаете. А со стороны видно совсем другое. Неужели вы не замечали, что пока вы были в клинике после рождения дочки, он едва ли не жил там?

— Мама говорила мне об этом, но тогда мне было не до него.

— И во время рождения Джулии он вел себя так, что врачи и медсестры думали, будто он отец девочки.

— Это еще ни о чем не говорит, — отмахнулась Джес. — Роберт тоже был в больнице и не отходил от меня. Но мы с ним друзья.

— В конце концов при следующей встрече с мистером Колфилдом потрудитесь заглянуть ему в глаза. Он до сих пор вас любит.

— Но он должен был ненавидеть меня за то, что я ему сделала! — Упрямо возразила женщина. — Это все твои выдумки.

— Нет, мисс. Простите, конечно, за откровенность. И может быть, я лезу не в свое дело, но я давно хотела кое-что вам сказать. Мистер Уайтхорн погиб; его уже не вернуть. Вы очень любили его и, возможно, уже никого не сможете так полюбить. Но мистер Колфилд остался в живых, и он до сих пор вас любит. А значит, он простил вам все, что было. Я уверена, что если вы хоть как-то дадите ему понять, что между вами может быть нечто большее, чем дружба, он сразу же сделает вам предложение руки и сердца.

— Но я не люблю его!

— Зато он любит вас, и его любви хватит на вас двоих, — ответила Анжелина.

— Откуда ты все это знаешь? — Подозрительно спросила Джессика. — Он разговаривал с тобой или с мамой?

— Нет, что вы, мисс. Мистер Колфилд никогда не решился бы на такой разговор ни с кем, кроме вас. Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять, что он готов идти за вами на край света.

— Зря ты все это мне сказала, — произнесла Джес. — Я теперь не знаю, как себя с ним вести.

— А вы дайте ему еще один шанс, — улыбнулась домработница. — И если не ради него или вас, то ради вашей дочери.

— А причем тут Джулия? — Искренне удивилась мисс Бичем.

— Хотя бы при том, мисс, что однажды, как вы уже сказали, Джулия спросит, кто ее отец. А вы, насколько я понимаю, ни сейчас, ни потом не готовы с ответом. Так почему бы не избежать этого вопроса, выйдя замуж за мистера Колфилда?

— Ради дочери лгать самой себе и Максу?

— Тогда вам придется сказать ей правду о том, что ее отец погиб, и она его никогда не увидит.

— Я, наверное, никогда не смогу этого сделать.

— Тогда это сделает за вас кто-нибудь другой. Всегда найдутся "добрые" люди.

— Они найдутся и в том случае, если я выйду замуж за кого бы то ни было.

— Определенный риск в этом, конечно, есть, — согласилась Анжелина. — Но благополучие полной счастливой семьи гораздо более устойчиво, чем благополучие одинокой женщины с ребенком. Даже если мистер Джефф Уайтхорн всегда будет рядом со всеми своими миллиардами, он не спасет вас от сплетников. Поверьте моему опыту, ведь я намного старше вас. И подумайте, пожалуйста, о том, что я вам сегодня сказала, мисс.

— Ну вот что! — Резко сказала Джессика. — Наш разговор слишком далеко зашел.

— Вы сами завели его в этом направлении, — напомнила Анжелина.

— Да, это так. В таком случае я же его и заканчиваю.

— Вам лучше отдохнуть, мисс. Вы провели бессонную ночь, — попыталась успокоить ее Анжелина.

— Ты думаешь, я смогу спокойно отдыхать после всего, что ты мне здесь наговорила?

— Простите меня, мисс, но будет лучше, если вы узнаете все это от меня, а не от тех же газетных сплетников.

— А что будущее моей дочери уже обсуждается посторонними людьми? — Повысила голос Джессика.

— Пожалуйста, не кричите так, мисс Джессика. Вы разбудите ваших родителей.

— Прости, Анжелина. Я действительно была резка с тобой, — притихла Джес. — И забыла, что представляет из себя не выспавшийся отец.

— Мисс Джес, — тепло, по-матерински проговорила домработница. — Прошу вас, подумайте о моих словах. Ведь негоже такой молодой и красивой успешной женщине, как вы, коротать свой век с ребенком на руках, день и ночь возвращаясь к своему горю. Что случилось, — того уже не перепишешь. А вам и Джулии надо жить дальше. Вспомните, что кроме любви, на свете есть и любимое дело. И если вы так не хотите следовать моему совету, следуйте течению времени. Оно всегда подскажет и научит, как жить.

Буря, поднявшаяся было в душе Джессики в ответ на слова Анжелины, постепенно успокоилась. Ей даже показалось, что в словах ее собеседницы очень много здравого смысла. Но нельзя ничего решать на горячую голову. Прежде всего надо как следует выспаться, а потом уже придумать, как жить дальше. Она пошла спать с легким сердцем. Но во сне ей приснился Дэн, чего не было уже очень давно. И сон этот заставил ее отложить свои раздумья еще на неопределенный срок.

Наступило ослепительное калифорнийское лето. Город снова плавился в собственной жаре. Джулия подросла еще на несколько месяцев. Она была бойкой, добродушной, озорной малышкой. Ко всем людям она относилась дружелюбно, и, как правило, люди отвечали ей тем же. У нее было море игрушек, подаренных друзьями или купленных близкими, и все, без исключения, игрушки она просто обожала. Ни одна не была сломана или потеряна. Другой ее слабостью были сладости. Люди прекрасно знали об этом и у них для Джулии всегда находилась коробка конфет, шоколадка или пирожное. Практически никогда девочка не оставалась одна — разве что во сне. Всегда вокруг нее находились люди, окружавшие ее вниманием и заботой. И ей всегда хватало этого внимания. По крайней мере так думала Джессика. Пока однажды Джулия не задала матери вопрос, поставивший ее в тупик. Произошло то, чего она опасалась больше всего на свете. Джессика потом надолго запомнила этот день.

Было очень жарко с самого утра, и мать и дочь отправились вместе на пляж. Там Джес, по своему обыкновению, устроилась в шезлонге, пристально следя за дочкой, которая тут же принялась строить песочный замок у самой кромки воды. Женщина, глядя на эту идиллию, немного расслабилась, и, видимо, задремала. Очнулась она от приглушенного смеха и от того, что кто-то загородил ей солнечный свет. Сначала Джес даже не поняла, кто перед ней: перед ее сонным взглядом через солнцезащитные очки предстал чей-то силуэт. Она сняла очки, испуганно заморгала, щурясь от солнца, и только потом разглядела Максвелла Колфилда с Джулией на руках. Девочка хихикала, прикрывая рот ладошкой, чтобы заглушить смех.

— И давно вы так стоите? — Спросила Джес, улыбаясь.

— Пару минут, — ответил Максвелл, тоже улыбаясь.

— Мы не хотели тебя будить, чтобы ты не испугалась, — добавила Джулия и заерзала на руках Макса, пытаясь выбраться из его объятий.

Такова уж была ее натура — дольше двух минут находиться у кого-либо на руках она не могла. У нее всегда была куча дел, которые надо было переделать. Макс это понял и тут же отпустил ее на землю.

— Мама, а мы с дядей Максвеллом построили во-от такой замок! — Возбужденно заговорила девочка, жестом показав матери размеры замка. — Очень красивый получился! Пойдем покажу!.. — И она потянула Джессику за руку.

Все вместе они пошли смотреть песочный замок. Джессика с видом знающего архитектора оценила постройку и сказала:

— Здорово! Жаль только, что вы не позвали меня. Я бы подсказала вам еще пару идей.

— А давай сейчас… — Предложила Джулия.

— Но ведь замок у вас уже закончен. Зачем портить такую замечательную работу?

— Ты же не будешь портить, а только подправишь, — вставил Макс и подмигнул Джес так, чтобы Джулия не заметила.

— Ну, хорошо! — Согласилась женщина.

Они все устроились на песке вокруг замка, и работа закипела. Солнце припекало с каждым часом, но они этого не замечали. Им было так хорошо вместе, что если бы сейчас кто-нибудь нарушил их идиллию, ему бы не поздоровилось. В какой-то момент Макс и Джессика не заметили, что работают только они одни, а Джулия внимательно за ними наблюдает. Она, казалось, потеряла всякий интерес к замку и целиком отдалась такому важному процессу, как наблюдение за матерью и дядей Максвеллом.

Когда поправки были внесены, Джес сказала:

— Ну вот! Теперь ведь гораздо лучше?

— Да, — ответила Джулия, но так безразлично, что Джес удивленно посмотрела на нее.

— Тебе не нравится?

— Нравится, — утвердительно закивала девочка.

Но ее занимал теперь совсем другой вопрос. Она думала об этом, пока мама и Макс работали вместе, и он интересовал ее все больше и больше.

— Мам, а дядя Максвелл мой папа? — Вдруг спросила она.

Джессика и Максвелл так и замерли на месте, глядя друг на друга не в силах вымолвить ни слова. Молчание длилось несколько бесконечных секунд, пока, наконец, его не нарушила Джулия, снова повторив свой вопрос:

— Дядя Макс мой папа?

— А-а-а… почему ты спрашиваешь об этом? — Ошарашено спросила Джес.

— Потому, что у всех моих знакомых подружек есть папы, а у меня — нет, — ответила девочка.

— Так бывает иногда, родная, — с трудом выговорила Джессика, неотрывно глядя на хмурое, задумчивое лицо Максвелла. — Есть дети, у которых есть и мама, и папа; есть такие, у которых нет папы, как ты, например. А есть и такие, которые живут только с папой, и у которых нет мамы.

— Почему у меня нет папы?

— Ну… — Вмешался, наконец, Максвелл, — видимо, потому, что твоя мама захотела, чтобы у нее была только ты. Чтобы любить только тебя и никого больше. Ведь тебе досталась вся любовь мамы… Ты же любишь маму?

— Да, но я хочу, чтобы у меня был папа. Хочу быть, как все.

— Я… — Замялась Джессика, краснея и смущаясь, точно нашкодившая школьница. — Мы обязательно что-нибудь придумаем.

Вероятно, этот ответ удовлетворил Джулию, так как она снова вернулась к игре.

— А давайте построим еще один замок.

Наверное, только Максвелл заметил, как Джессика вздохнула с облегчением и произнесла:

— А может, пойдем поплаваем?

— Ладно, — согласилась ее дочь, будто начисто забыв о предыдущем разговоре.

Потом еще пару часов они все вместе купались и загорали. А после этого отправились домой к Джессике на обед. Джулию разморило, и она уснула прямо на заднем сиденье автомобиля. Колфилд добирался до ее дома на своей машине следом за ними, и по дороге домой Джес вдруг пришли на память слова Анжелины о том, что ей следовало бы выйти замуж за Макса, хотя бы ради благополучия Джулии. Она прекрасно понимала, что он до сих пор ее любит. Взять хотя бы то, какое задумчивое лицо у него было, пока Джес разговаривала с дочерью, объясняя отсутствие ей отца. И как потом он вполне доступно объяснил ей, почему у нее нет отца. Ему, скорее всего хотелось подтвердить версию Джулии о том, что он ее отец, но без позволения Джессики, он не решился на это. Ах, если бы время можно было повернуть назад хотя бы минут на двадцать! Если бы можно было предугадать, что именно сегодня, именно в это мгновение Джулия спросит об отце! Тогда бы она непременно нашла бы, что сказать дочери. Анжелина была не права, когда говорила, что не стоит думать об этом заранее. Надо было все обдумать еще до рождения дочери. Ей следовало бы знать, что раз это ребенок Дэна Уайтхорна, то он будет самым умным. Но тогда она была поглощена только собой, ее интересовало только свое собственное горе. Ей был безразличен даже его ребенок!..

Что ж, сказанного не вернешь. Надо обязательно что-нибудь придумать, иначе Джулия опять вспомнит об этом разговоре. Она слишком взрослая для своих двух с половиной лет. Да и Максвелл не просто так вернулся в ее жизнь, не просто так легко согласился быть всего лишь другом. Вот только у него никогда не хватало смелости сказать ей о своих истинных чувствах, а она не хотела в своей жизни больше никаких романтических отношений и уж тем более даже малейшего намека на любовь.

Джессике, безусловно, нравилось, что у ее дочурки складываются с Максвеллом хорошие отношения. Но она никогда не пыталась примерить на него роль отца для своего ребенка. А сегодня за нее это сделала Джулия. И теперь им обоим просто так от этого не отвертеться. Но в то же время Джес не хотела все переживать заново. Ведь Макс до сих пор оставался летчиком и продолжал служить в "Пан-Американ". Ей не хотелось снова тревожно ждать возвращения дорогого ее сердцу мужчины из полета и бояться, что однажды может случиться то, что уже случилось. О, нет… Даже для нее это будет слишком. А Максвелл всегда будет помнить о том, что однажды Джес уже пренебрегла его любовью ради его друга, всегда будет помнить о том, что Джулия — дочка Дэна. Достаточно лишь посмотреть в ее голубые, как небо, глаза. Рано или поздно их брак, построенный на обмане, разрушится, как тот песочный замок под накатом волны. Так зачем, зная все это причинять друг другу еще большую боль, чем уже причинена?..

Но сегодня им было так хорошо всем вместе, будто и не было катастрофы, разделившей жизнь на "до" и "после". Сегодня она, кажется, впервые почувствовала что-то такое, что поможет ей вернуться в мир живых людей. Ведь почти три года назад она была будто мертвая. Точно умерла вместе с Дэном, точно до сих пор он не хотел отпускать ее, а сегодня вдруг понял, что у нее теперь другая жизнь — своя, без него. Она сегодня впервые поняла, что без Дэна тоже может жить почти как раньше. Джес почувствовала, что снова может заниматься любимым делом — созданием коллекций одежды, что может полноценно общаться с другими людьми, путешествовать — одним словом, жить, поскольку будущее ее дочери в полной мере зависит и от того, какое у ее матери настоящее. Хватит плакать и биться головой о каменную стену боли и одиночества. Правильно говорил Роберт: Дэн знал, что она его любила больше жизни, знали это и все остальные. Жить, взращивая в себе свое горе, — значит, показывать людям свою слабость и беспомощность, свою зависимость от любимого человека и, наконец, от любви. В жизни еще есть, ради чего стоит жить.

И когда ее машина уже въехала в гараж, а рядом секунда в секунду остановилась машина Максвелла, Джессика уже приняла окончательное и бесповоротное решение. Наверное, самое важное в жизни.

Приближался тридцатый день рожденья Лауры Стефенс, и Итон решил устроить по этому поводу большое торжество среди членов семейства Уайтхорн. Надо сказать, что Лаура была весьма деловой и практичной, очень смелой и дерзкой женщиной. Она с детским нетерпением всегда ждала любые праздники, а когда ее приглашали на торжество, приходила в неописуемый восторг. Лаура отличалась от своего брата дружелюбным отношением к людям, и если в ее присутствии Дерек оскорблял, унижал кого-либо, или просто ставил в неловкую ситуацию, что доставляло ему какое-то необъяснимое удовольствие, она всегда стремилась компенсировать это своим заботливым вниманием и неподдельным интересом к человеку. Однако при всем своем добродушии Лаура среди всех знакомых славилась жуткой независимостью и почти презирала женщин, которые смотрели своим мужьям или возлюбленным в рот и буквально ели с их рук. "Можно любить мужчину до безумия, но не зависеть от него до кончиков ногтей", — часто говорила она. И возможно, поэтому до сих пор не вышла замуж. Мужчины уважали ее, ценили ее дружбу и внимание, но фактически начинали избегать ее, если в ее поведении вдруг начинало проскальзывать что-то похожее на желание завести хотя бы легкую, ни к чему не обязывающую интрижку. Безусловно, у нее все-таки была личная жизнь, были какое-то мужчины, но о них никто никогда не знал.

Лаура просто обожала своего старшего троюродного брата Дэна, хоть они и не были близкими родственниками. Но в семье Уайтхорн так высоко ставили родственные связи, что с распростертыми объятиями принимали всех родственников. Отношения у нее с Дэном складывались лучше, чем с родным братом, и, наверное, еще и этот грех Дерек всегда ставил Дэну в вину. Лаура остро переживала гибель Дэна, еще острее — злоязычие брата по этому поводу. Ее вообще приводил в ярость любой разговор Дерека о Дэне, ибо она всегда считала, что Дерек не видит в своем брате ничего хорошего, потому что сам такой. И, вероятно, если бы не родственные узы, Лаура влюбилась бы в Дэна без оглядки, поскольку считала его единственным мужчиной, который способен воспламенить в ней истинную страсть.

И вот сегодня, ожидая гостей к празднику, Лаура снова с тоской вспомнила о Дэне. Вспомнила, потому что это было первое большое торжество со дня его смерти; вспомнила, что он, в отличие от нее, не любил подобные мероприятия и старался побыстрее с них улизнуть. Поймала себя на мысли о том, что среди уже пришедших гостей безотчетно ищет смуглое от загара лицо с пронзительным взглядом голубых, как топазы, глаз… Она было фыркнула сама на себя, нервно передернула плечами, пытаясь отогнать эту навязчивую мысль, но потом поняла, что от нее не отделаться. Как вдруг перехватила странный взгляд карих глаз, будто искавший что-то. Глаза встретились с ее глазами, пристально в них взглянули, задержавшись на пару мгновений в этом взгляде. А потом Лаура вдруг поняла, что она не одинока в своей тоске по Дэну. Что Клер тоже скучает по нему!!! Ей даже стало не по себе от этого открытия. Она на несколько бесконечных мгновений оторопела, а потом стала невольно думать о том, как может жена ее брата тосковать по другому мужчине. Конечно, свершено очевидно, что с таким никудышным мужем, как Дерек, рано или поздно вспомнишь всех мужчин, даже самого первого прыщавого юнца из колледжа, который и целоваться-то толком не умел. И Дерек тоже хорош! При всем своем враждебном отношении к Дэну, при всем их давнем соперничестве, он мог бы не только потрудиться соблазнить его бывшую девушку и женить ее на себе, но и заставить ее влюбиться в себя. Уж ему-то, если бы он того пожелал, не стоило это ни малейшего труда. Но он пока даже не появился дома к началу праздника, хотя прекрасно знал, что на сегодняшний вечер приглашены гости. Его не было дома со вчерашнего вечера, и Лаура со страхом думала о том, что Дерек может явиться домой в разгар торжества прямиком через парадную дверь в самом непрезентабельном виде. А Клер, наверное, еще хуже думать об этом.

Но ничего такого не случилось, поскольку Дерек не появился вовсе. Все прошло гладко и спокойно. Он пришел сразу после того, как гости разошлись. Было четыре часа утра. Клер сидела в пеньюаре перед трюмо в их с Дереком спальне, когда дверь неожиданно распахнулась, и на пороге появился он, точно черт из преисподней. Весь помятый, заросший щетиной, в полурасстегнутой рубашке без галстука и без пиджака, которые он, очевидно, где-то потерял. От него сильно пахло отвратительным дешевым спиртным. Глаза были налиты кровью. Похоже, он был мертвецки пьян, мало что соображал и был явно в дурном настроении.

— Добрый вечер, дорогая, — процедил он сквозь зубы, медленно растягивая слова.

Клер ничего не сказала. Лишь окинула его взглядом в зеркале и методичными движениями продолжала наносить крем на лицо.

— Ты не слышишь? — Прикрикнул он на нее. — Я к тебе обращаюсь!

— Доброе, утро, дорогой, — слащаво проговорила Клер, не поворачиваясь к нему. — Я тоже очень рада тебя видеть. Ведь мы не виделись уже больше суток.

— А тебя это так волнует? — Произнес Дерек, подошел к ней сзади и через нее облокотился ладонями о край трюмо.

— А ты как думаешь? — Ответила она вопросом на вопрос, встретив в зеркале взгляд его горящих пьяных глаз.

Несколько секунд Дерек молча смотрел на ее отражение в зеркале. Под его тяжелым взглядом Клер стало не по себе; противно засосало под ложечкой.

— Тебе не все равно, — сказал Дерек и выпрямился во весь рост, отошел от нее, отвернулся к окну.

— Очень ценное замечание. Я… — Начала было Клер.

— Не все равно, — прервал ее Дерек, — потому что ты теперь одна из них.

— Из них?

— Из семьи Уайтхорн.

— Ты хочешь сказать из семьи Стефенс.

— Да брось ты! — Презрительно отмахнулся он. — Ты и замуж-то за меня вышла только потому, что я троюродный брат Дэна.

— Я предупреждала, что не люблю тебя. Ты сам напросился, — парировала Клер.

— И ты до сих пор любишь Дэна! — Бросил Дерек, резко поворачиваясь к ней.

По телу Клер, скрытому лишь тонкой тканью шелкового пеньюара, пробежал легкий озноб. Лицо Дерека было темным от гнева. Но сейчас это ее не волновало. Больше всего на свете она хотела бы выяснить, откуда он все это узнал. Она так долго и так тщательно скрывала свои истинные чувства, так старалась сохранить свой брак, что никому бы и в голову не могло прийти, что она до сих пор любит Дэна. У нее это неплохо получалось. До сегодняшнего вечера. Вначале этот странный взгляд Лауры, потом — злые нападки Дерека. С чего все это? Может быть Клер случайно выдала себя во время этого взгляда, и Лаура обо всем догадалась, а потом рассказала брату? Вряд ли. Не может быть, чтобы Лаура все поняла. Но даже если и поняла, то она не знает наверняка; а если не знает, значит ничего никому (и уж тем более Дереку) не скажет. У них не настолько хорошие отношения. "Люди, скорее, назовут нас с Лаурой сестрами, чем подумают, что она и Дерек — брат и сестра, — с досадой подумала Клер. — Значит, это всего лишь его предположение и давняя ревность к Дэну".

— Ты до сих пор ревнуешь к нему?! — С усмешкой произнесла Клер, расчесывая свои роскошные длинные светлые волосы.

В отражении зеркала она увидела, как Дерека передернуло, будто током ударило. Значит, она попала в точку! И это всего лишь его домыслы! Но Дерек лишь расхохотался в ответ и сказал:

— Ревновать к покойнику?! Нет уж увольте! Чего нет, того нет!

Она дала ему оглушающе звонкую пощечину, да такой силы, что на его смуглом от загара лице проступило ярко-красное пятно. На мгновение Клер показалось, что Дерек озверел. В темных глазах его блеснул какой-то дикий огонь, лицо почернело от ярости. Он придвинулся к ней вплотную, так что на нее вновь пахнуло крепким запахом алкоголя, несколько бесконечных секунд смотрел ей в глаза. Она почти пожалела о том, что дала мужу эту пощечину, как вдруг он процедил сквозь зубы:

— Никогда не смей поднимать на меня руку!!! Сделаешь это еще раз, — убью!

При этом глаза его были такими страшными, что Клер внезапно поняла: он вовсе не шутит. Но тут он сделал совершенно уж неожиданный поступок: впился ей в губы таким неистовым поцелуем, что она едва устояла на ногах. На него это было так не похоже! Минуту назад он готов был убить ее за то, что она дала ему пощечину, а теперь целуется так, будто этот поцелуй последний в их жизни. Клер чувствовала себя именно так. Вернее сказать, кроме жадных, опустошающих губ Дерека она не чувствовала больше ничего. Весь мир потерял смысл; все, что было до этого поцелуя, и все, что будет после. Это было совсем новое ощущение. И это был совершенно новый Дерек, которого она никогда не знала, который никогда до этого не целовал ее так. Наверное, ни один мужчина, включая Дэна, никогда не целовал ее так. У нее перехватило дыхание, казалось, она вот-вот умрет от переполнявшего ее счастья, но она продолжала целовать Дерека. Она сама неистово, жадно целовала его! И это было прекрасно! Клер в жизни не испытывала ничего подобного. Ей хотелось отдаться мужчине целиком, без остатка — душой и телом. Так отдаются только, когда искренне и беззаветно любят. Она уже мечтала о том, чтобы Дерек принадлежал ей только так. И знала, что так и будет. Они слишком долго шли к этому. По отдельности каждый из них и вместе. Слишком долго оба были одиноки в огромном мире каждый сам по себе. Их одиночество удвоилось, когда они поженились. Только, наверное, до сегодняшнего момента никто из них не понимал, что ужасно одинок.

Внезапно поцелуй прервался, и Клер с удивлением открыла глаза. Дерек смотрел на нее испытующе, будто искал что-то в выражении ее лица.

— Я хочу тебе сказать кое-что… — Начала было Клер шепотом, словно боялась спугнуть счастье.

— Ты можешь хотя бы несколько часов помолчать и постараться получить удовольствие от своего молчания? — Прошептал Дерек.

Глаза его лихорадочно блестели, дыхание было частым. Клер почему-то заметила, как на шее его пульсирует вена, и ей мучительно захотелось припасть к этому месту губами. Но Дерек ее опередил. Он обхватил ее лицо ладонями, притянул к себе и впился в губы жадным поцелуем. Одним движением рук он скинул с нее пеньюар и толкнул на широкую кровать.

Клер проснулась около двух часов дня оттого, что лучи послеполуденного солнца били ей прямо в лицо. Она открыла глаза, полусонно щурясь на солнце и не понимая, какое сейчас время суток. Кругом стояла оглушающая тишина, будто дом был пустым. Но на самом деле это, конечно, было не так. Где-то на первом этаже должны были бодрствовать слуги. А Итон и Лаура наверняка уже давно уехали в офис "Уайтхорн Интерпрайзис". Дерек… А где, собственно, был Дерек? Его не было в комнате, иначе она сразу поняла бы, что он рядом. Похоже, его даже не было дома. Уж не приснилось ли ей все это?..

Дверь, ведущая в ванную, открылась и оттуда вышел Дерек с полотенцем на бедрах и обнаженным торсом. Он был только что из душа, и от него пахло морской свежестью. Правда, лицо его было немного отекшим от выпитого накануне спиртного, а под глазами залегли глубокие тени от бессонных ночей, когда он пытался утопить в спиртном свое безответное чувство к жене, но зато теперь в нем чувствовалась обоюдоострая жизненная энергия, которая сразу передалась Клер, и жгучее желание жить.

Заметив ее взгляд на себе, Дерек поднял на нее глаза и, улыбнувшись одними губами, сказал:

— Добрый день! Как спалось?

Что-то было не так. Клер это сразу поняла, с первых его слов.

— Х-хорошо… — Ответила женщина с запинкой, чувствуя себя, как девчонка, обманутая парнем на первом свидании. — А тебе?

— Очень, — ответил он. — Вот только сегодня болит голова. Наверное, это потому, что я не выспался.

"Это потому, — зло подумала миссис Стефенс, — что ты вчера пропадал, неизвестно где, за это время нажрался, как свинья, спьяну использовал меня, а сегодня делаешь вид, что ничего не произошло!" — И ей стало очень жаль себя, так что захотелось заплакать и чтобы ее пожалел кто-нибудь добрый и хороший.

Но высказать вслух свои мысли она не решилась; только промолчала, ожидая, что скажет Дерек дальше.

— Какие у тебя планы на вечер? — Спросил он, одеваясь.

— Пока не знаю. А что? — Насторожилась Клер.

— Я хотел пригласить тебя на ужин.

Значит, ей все просто показалось, что он другой! За ужином они все обсудят и начнут новую жизнь нормальной счастливой супружеской пары.

— Я согласна! — Выпалила она так быстро, что Дерек с удивлением посмотрел на нее. — Где и когда?

— В ресторане "Венеция", — ответил он спокойно, надевая пиджак. — Я заказал столик.

— И когда ты только успел?.. — Не удержалась Клер.

— Я рано встал, — сказал Дерек. — А сейчас извини. Мне пора.

— А ты придешь? — Спросила Клер, в голосе которой слышались и сомнение, и сарказм.

Очевидно, Дерек понял, на что она намекает, так как ответил:

— Я всегда прихожу на встречи, которые назначаю сам.

— Вероятно, это одно из тех твоих достоинств, о существовании которых я не знала, — съязвила Клер.

— Ты мало что знаешь о моих достоинствах, — так же едко ответил ей муж.

— Я вообще тебя мало знаю, — тихо проговорила женщина.

Она готова была расплакаться, потому что чувствовала, что Дерек обращается с ней, как с игрушкой: живет исключительно своей жизнью, своими заботами и проблемами, обращает внимание только на свои чувства и эмоции, думает только о себе. Его абсолютно не волнует она. Он просто ее использует, когда ему это необходимо. Вот и сегодня он использовал ее спьяну, делал с ней, что хотел в пьяном угаре, доставил ей несказанное удовольствие, почти влюбил ее в себя, а теперь делает вид, что ничего между ними не было. Да еще бросает ей в лицо неоправданные упреки.

— Давай поговорим об этом за ужином, — остановил ее Дерек, поправляя галстук перед зеркалом. — Мне действительно пора.

— Куда, если не секрет? — Глухо поинтересовалась миссис Стефенс, так что ее голос показался Дереку безразличным, и он приписал это ее равнодушию к нему.

— В офис "Уайтхорн Интерпрайзис". Меня ждет Джефферсон.

— С каких это пор? Помнится недавно дорога туда тебе была заказана…

— Я тебе все объясню позже, дорогая. Сейчас у меня нет на это времени.

Дерек ушел, оставив Клер в полном недоумении.

Она готовилась к этому ужину с особой тщательностью: сходила в салон красоты, купила себе новое платье-коктейль от "Гуччи", заказала по каталогу новые украшения с изумрудами от "Уайтхорн Интерпрайзис". Ей очень хотелось понравиться Дереку, доставить ему удовольствие хотя бы в этом отношении. Прошедшая ночь и разговор с Дереком после нее заставили ее понять, что она старалась сохранить только видимость брака. Его духовная прочность мало ее заботила. Поэтому и Дерек не был особенно счастлив с ней и стремился сбежать от этого брака. Если бы ему было все равно, он не стал бы говорить ей об этом. Да и самой Клер это было не безразлично. Даже если Дэн и был жив, живя где-то вдали от семьи, он для нее все равно был в прошлом. Ей его не вернуть. Он ее не любил и не полюбит. А ведь это очень важно, чтобы тебя любили. Она поняла это накануне ночью, в объятиях Дерека, когда вдруг отчаянно захотела быть любимой. Поняла она и то, что он женился на ней отнюдь не из-за ее красоты. Возможно, она была не безразлична ему. Очень не безразлична, раз он женился на ней, зная, что она любит Дэна и всегда помнит о нем.

"Я действительно не давала себе труда узнать Дерека и понять его, — думала Клер, когда ехала в ресторан на своем "ламборджини". Мне было все равно, что он чувствует, почему он уходит из дома и пропадает на целые сутки, проигрывая все деньги в карты и напиваясь до беспамятства. А он, оказывается, все это время знал о моих чувствах к Дэну и хотел хоть как-то обратить на себя мое внимание. Как маленький беззащитный обиженный ребенок, о котором забыли взрослые. Он гробил свою жизнь, думая, что он никому не нужен. Но теперь все будет иначе. Я не позволю ему катиться в пропасть. Я все исправлю. Мы будем счастливейшей парой не только в этой семье, но и во всем мире. Я должна все исправить ради себя, ради него — ради нас. Теперь не будет нас по отдельности. Теперь будем только мы вместе!"

И она вошла в ресторан с гордо поднятой головой и ослепительнейшей улыбкой на губах.

Дерек был уже там. Он пришел на пятнадцать минут раньше жены, чтобы собраться с мыслями, расставить их по местам и обдумать, что, в каком порядке будет говорить Клер. А сказать ей нужно было многое. Если быть честным до конца, он уже и не помнил, когда последний раз говорил по душам с Клер. Она все время была такая колючая, едкая, неприступная. Казалось, она находилась где-то на вершине горы, а он — в самом ее низу, и со своей высоты Клер мало его замечала. Дерек же был слишком горд, чтобы просить о внимании. Но он безумно любил ее, и это чувство в определенные мгновения их семейной жизни, казалось, будто зашкаливало, и тогда он действительно начинал вести себя, как капризный мальчишка. Клер от этого только злилась, не понимала его и становилась еще более далекой, а он бесился от ярости и ревности ко всему миру, у него сдавали нервы, и тогда он пропадал, неизвестно где, запивая свою боль спиртным.

Вот так весь их брак стал сплошным непониманием. Говорят, что хорошую вещь браком не назовут. Наверное, их семейная жизнь — самое яркое тому доказательство. Черт его дернул жениться на этой холодной, бесчувственной женщине, которая никого и никогда не сможет полюбить! Она и в Дэна-то вцепилась лишь потому, что он оказался порядочным человеком, не так быстро разглядел ее характер и вдобавок оказался наследником ювелирной империи. Дэн попался на ту же удочку, на которую попадаются все мужчины, — обольстительная внешность, мурлыкающий с хрипотцой голос и кошачьи повадки. Дерек теперь прекрасно понимал Дэна, в свое время стремившегося сбагрить эту дикую кошку какому-нибудь другому хозяину. Отдам, как говорится, в хорошие руки! По всей видимости, этими "хорошими руками" оказался он, Дерек, сам того не зная. Вернее, он знал, какая Клер на самом деле; любовный многоугольник "Клер — Дэн — Джессика — Максвелл" строился прямо на его глазах. И все-таки наступил на те же грабли!

Дерек сморщился, точно от боли, когда понял это. За все время его совместной жизни с Клер он будто шел слепой в полной темноте на ощупь, не зная, куда наступить, чтобы не провалиться в глухую пропасть без дна, не зная, в какую сторону протянуть руку, чтобы не обжечься, не зная, что кричать, чтобы его услышали. Это было похоже на кошмарный сон. Да, он и раньше вел беспорядочную жизнь, ни на кого не оглядываясь, и у него не было особых причин, чтобы исправить поведение. Но с того момента, как он понял, что влюбился в Клер, его жизнь покатилась по наклонной. Его брак стал причиной его медленной гибели. А самое ужасное, что до недавнего времени он не понимал этого, не понимал, что движет им. Озарение пришло к нему этой ночью, которая, наверное, стала переломной ночью в его жизни. Дерек понял, что зашел в тупик: он не может жить с Клер. Нужно разрубить эту глухую стену; найти в себе силы на то, чтобы уйти — дать спокойно жить себе и ей. Ведь она тоже мучается, живя с ним. Надо начать новую жизнь, все равно никакого алкоголя не хватит, чтобы залить боль ненужной любви. Надо сделать все, чтобы забыть, что без нее он жить просто не сможет.

И словно в доказательство противоположного, в дверях зала появилась Клер — роскошная блондинка в изумрудно-зеленом платье, несомненно, с украшениями от "Уайтхорн Интерпрайзис". Дерек всем телом ощутил, как воздух в зале ресторана накалился от десятков пар горящих мужских глаз, обращенных на нее. И в глазах этих всегда было одно и тоже — желание обладать этим сокровищем. Да и его жадный взгляд охватил ее всю с головы до пят, оценивая не только внешность, но и настроение, с каким она пришла к нему на этот ужин. Клер, безусловно, заметила его. Пару мгновений она постояла в дверях, глаза ее при этом по-кошачьи сузились, оценивая обстановку и умело скрывая то, что происходит в душе, а потом метрдотель проводил ее к нему за столик.

— Привет! — Поздоровался с ней Дерек, стараясь не выдать своего волнения. — Потрясающе выглядишь!

— Привет! — Отозвалась она. — Значит, я не зря старалась.

— Надо же… — Удивился Дерек. — Впервые слышу, что ты стараешься выглядеть хорошо для меня…

Наверное, впервые в жизни Клер услышала от мужа слова, сказанные так искренно, без издевки. Это было так неожиданно, что она всмотрелась в его глаза, чтобы хотя бы в них найти тень насмешки и успокоиться. Ведь она построила свою стратегию поведения, зная прежнего Дерека, бесчувственного, жестокого, беспринципного эгоиста — такого же, впрочем, как и она сама. А сейчас перед ней был совершенно другой человек: спокойный, уверенный в себе, словно отлично знающий, чего хочет, взирающий на мир как бы со стороны, но совершенно не желающий принимать в нем какое бы то ни было участие. Клер даже показалось на миг, что в его новой жизни для нее уже нет места. И это было странно: видеть его таким разным, таким быстро меняющимся. Утром же он был бодрым, энергичным, деловым. Что же случилось с ним за те несколько часов, что они не виделись?

— Но я, правда, старалась… — Начала было Клер.

Но Дерек остановил ее:

— Не надо, дорогая. Не оправдывайся передо мной. И вообще, никогда не оправдывайся ни перед каким бы то ни было мужчиной. Это унижает женщину и выглядит, откровенно говоря, жалко.

Клер оглушено притихла, не зная, как вести себя с ним теперь. Но потом заставила себя собраться с силами и спросить:

— Почему ты вдруг пригласил меня сегодня на ужин?

— Нам о многом надо поговорить, — ответил Дерек, глядя, как к ним направляется официант.

— Добрый вечер! — Приветствовал он их. — Вы готовы сделать заказ?

— Ты будешь смотреть меню или доверишься моему вкусу? — Спросил Дерек у жены.

— Закажи все сам, — пожав плечами, ответила женщина.

Сейчас меню ее мало волновало, хотя обычно она тщательно выбирала для себя еду. Ее больше волновал муж. Он был какой-то странный, не похожий сам на себя, но она старалась не показывать, что это ее смущает.

Дерек сделал заказ, и как только официант ушел, Клер вновь вернулась к волновавшей ее теме:

— О чем ты хотел поговорить? О том, зачем ездил в офис к Джеффу?

— И об этом тоже.

— Ты сегодня какой-то странный, — не удержалась Клер.

— Просто я кое-что понял: так, как мы жили все это время, жить нельзя, — ответил Дерек.

— Я пыталась объяснить тебе это с самого начала. А ты, словно невыносимо капризный ребенок, делал все наоборот, будто хотел разозлить меня.

— Прости, — проговорил Стефенс и замолчал на некоторое время, будто давая понять жене, что он говорит все это искренне и вполне осознанно и обдумано.

Принесли заказанный ужин, и, пока официант открывал крышки с блюд, оба молчали, переваривая услышанную друг от друга информацию. Похоже, они с трудом верили, что в жизни их что-то изменилось, что они сами изменились. Когда официант ушел, Дерек и Клер еще некоторое время молча ели. Но еда их не особенно интересовала. Каждый из них просто тянул время, не решаясь начинать разговор первым. Но, наконец, Дерек заговорил:

— Возможно, я действительно многое делал тебе назло.

Клер метнула на него пылающий взгляд, но ничего не сказала. Ее молчание было знаком для продолжения.

— Возможно, мне отчаянно хотелось обратить твое внимание на себя. А ты только еще больше отдалялась от меня, не желая принимать во мне никакого участия.

— Я? — Возмутилась женщина. — Да я, к твоему сведению, только тем и занималась, что спасала наш брак!

— Вот именно: брак! Ты заметила, что даже сама никогда не называешь нашу совместную жизнь семьей? Потому что это, действительно, стало браком, — спокойно произнес Дерек.

— Ты сделал все, чтобы это произошло.

— Возможно. Но не я один. Ты со своей стороны ни разу не сделала ни одного шага мне навстречу.

— Ты не заметил, что весь вечер упрекаешь меня? — Разозлилась Клер. — Я не называю нашу семью семьей, я не делаю шаг навстречу тебе… В чем еще ты меня упрекнешь? Может, в том, что я не люблю тебя?

— Прости, — отозвался Дерек, запивая еду вином. — У меня невольно получилось. Я не хотел причинить тебе боль.

— Мы всю нашу семейную жизнь только тем и занимались, что причиняли друг другу боль, — устало произнесла Клер. — Ты пропадал, неизвестно где, я мечтала о том, чего не может быть, и любила Дэна, который даже при жизни не отвечал мне взаимностью. Мы оба были не правы по отношению друг к другу, и, наверное, уже поздно вспоминать, где мы ошиблись. Но может быть, еще не поздно начать все с начала? — С надеждой спросила она, не зная, как Дерек воспримет ее предложение.

Ей было страшно спрашивать об этом, но рано или поздно она должна была сделать этот шаг, ибо жить так, как жили они, дальше было невозможно. У нее иссякло терпение, ей захотелось не только бороться не известно за что, но и быть любимой. Ей захотелось нормальной счастливой семьи, в которой муж всегда стремится домой — к теплу и уюту, к любимой жене и детям! Впервые в жизни Клер захотелось иметь детей — двоих: мальчика, похожего на отца, и девочку, похожую на нее, но только лучше, чем она, чище, невиннее, неискушеннее. Ей захотелось жить без боли, без ожидания, которое потом выльется в равнодушие, без тоски по утраченному. Ей захотелось любить — и она уже любила — Дерека Стефенса, который, наверное, тоже устал ревновать ее к прошлому. Так почему они сидят в этом чертовом ресторане, разговаривая, как чужие друг другу люди, в то время как надо наверстывать упущенное? Ведь Дерек ее любит!!! Как она раньше до этого не додумалась?! Как могла она, стремившаяся изо всех сил сохранить лицо некоей миссис Стефенс перед кланом Уайтхорн, допустить, чтобы Клер Хьюстон не заметила, что ее любит до безумия собственный муж? Ведь это же дикость какая-то! С самого начала было ясно, что Дерек Стефенс не просто из любопытства на ней женился. А она еще ломалась перед ним, кокетничала, точно школьница на первом свидании: ты меня не любишь, я тебя не люблю… Стоило только посмотреть ему в глаза, чтобы все стало на свои места…

Но, видимо, тогда, в Афинах, она была еще не готова к такому повороту событий. Тогда еще она была зла на Дэна за то, что он нашел способ выкрутиться из ее цепких объятий; тогда ей была не нужна любовь кого-то еще, кроме Дэна. Она мечтала завоевать его, покорить, отомстить ему за то, что он нашел женщину лучше, чем она, да еще ее единственную подругу. Ей был не нужен Дерек Стефенс, даже если бы он возложил весь мир к ее ногам.

Но сейчас… сейчас все изменилось. Они оба изменили друг друга, сами того не желая. Как хорошо, что больше им не придется "сохранять лицо"; они будут простой счастливой семьей, и плевать они хотели на то, что скажут о них другие.

— Это уже не важно, — сказала, наконец, Клер. — Сейчас все по-другому. Кажется, нам дали шанс все исправить. Кто-то там, наверху, наблюдающий за нами, видимо, решил все исправить за нас.

— Ты о чем? — Не понял Дерек.

Он старался казаться непринужденным, но глаза его зорко следили за женой поверх бокала. Вдруг в выражении ее лица промелькнет что-то такое, что заставит его изменить решение, которое он принял.

— О том, как мы жили, Дерек, — отозвалась Клер и замолчала на мгновение, пока официант убирал со стола. — Я не подарок, — продолжала Клер. — С моим характером я, наверное, вообще не создана для семейной жизни.

— Такого не бывает. Возможно, мы оба просто были не готовы к семейной жизни. А это совсем другое дело.

— Тогда зачем ты на мне женился? — С отчаянием спросила Клер. — Зачем ты вмешался в мою жизнь и перевернул ее?

— Потому что я люблю тебя… — Не удержался Дерек. — Влюбился, потому что безумно ревновал тебя к Дэну. Потому что из всех мужчин ты выбрала только его, тебе был нужен только он. Я для тебя был лишь средством достижения цели. Но я надеялся все изменить, надеялся, что со мной ты забудешь о нем. Но у меня ничего не вышло. Прости… Я устал бороться с призраком. Мне нужно жить дальше, иначе рядом с тобой я погибну. Мне нужен развод.

— Что? — Переспросила Клер, надеясь, что ослышалась. — Что ты сказал?!

— То, что ты слышала, дорогая моя. Мне нужен развод. Ведь это для тебя не так сложно — подписать бумаги и уйти на все четыре стороны. Ты даже можешь спокойно предаваться мечтам о ныне покойном мистере Уайтхорне. Я же начну новую жизнь, противоположную той, что вел раньше. Я ведь юрист по образованию — учился в Гарварде. Джефф согласился дать мне еще один шанс и взял в команду юристов "Уайтхорн Интерпрайзис". А ты… У тебя есть полмиллиона долларов, которые дал тебе Дэн. Жизнь продолжается…

Он все говорил и говорил. На какое-то мгновение Клер даже показалось, что он говорит ей все это в пьяном угаре, как в каком-то романе, который она однажды читала в юности. Мысли ее лихорадочно метались в мозгу; сознание отказывалось воспринимать происходящее. Он же любит ее! Любит!! Любит!!! Он сам в этом только что признался. Так почему же уходит? И куда, к кому? Ведь мужчины никогда не уходят в никуда. Кто же эта мразь, которая увела у нее мужа? Наверное, одна из этих дамочек сомнительной репутации, которые вечно ошиваются в сомнительных компаниях. Какая-нибудь шлюшка. Ведь если это будет кто-то вроде Джессики Бичем, второго такого разрыва она не переживет. Это будет полным ее поражением как хоть чего-то стоящей личности.

Но даже если и так, Дерек не может вот так взять и уйти. Он ей нужен, очень нужен. И она его не отпустит. Второго такого раза, когда мужчина бросает ее, больше не будет. Она этого не допустит!

— А теперь послушай меня, Дерек Стефенс. Хотя бы раз в жизни послушай! Я, к твоему сведению, не бесчувственная кукла, с которой можно обращаться, как угодно. На мне нельзя жениться из любопытства, а потом бросить, чтобы, видите ли, начать новую жизнь. У меня тоже есть чувства, хотя, может быть, ты и привык за всю свою жизнь внимать только своим чувствам. Если ты не знал, дорогой, семья — это такой институт общества, в котором у каждой из сторон есть свои обязательства, и их нужно выполнять. Мы с тобой пока еще муж и жена, и ты должен учитывать мои чувства. Ты не можешь уйти, не подумав обо мне.

— Поверь мне, я о тебе очень много думал, прежде чем решиться на развод. Ты бы очень удивилась, узнав, сколько я о тебе думал.

— Вот как… — Проронила Клер.

— Да. Чего ты хочешь? — Спросил Дерек.

Вопрос вызвал у нее ощущение дежа-вю. Все это уже, определенно, было, только задавал этот вопрос другой мужчина в другое время, в другой ситуации. Сейчас все по-другому. Это не Дэн, а Дерек спрашивает у нее, чего она хочет. И вместо миллиона долларов предлагает ей развод, в то время как она очень любит его и не хочет с ним расставаться. Да и если бы Дерек вдруг вздумал предложить ей что-то подобное, она надавала бы ему пощечин, потому что она сейчас другая и не собирается совершать прежних ошибок и терять то, что ей так дорого.

Официант принес десерт. Клер нервно поковыряла его ложечкой, потом губы ее скривились в едкой усмешке над самой собой.

— Этого просто не может быть, — проговорила она, чеканя каждое слово. — Второго такого раза со мной случиться уже не может!

— Ты о чем? — Не понял Дерек, внимательно всматриваясь в ее глаза.

— Ты второй мужчина, спрашивающий, чего я хочу, — ответила женщина. — И второй раз это вопрос с подвохом.

— Осмелюсь предположить, что моим предшественником был Дэн Уайтхорн?

Клер кивнула, затем сказала:

— После этого вопроса он предложил мне миллион долларов в качестве платы за твои акции и за свое право встречаться с моей лучшей подругой.

— Ты никогда не рассказывала мне об этом, — удивленно произнес ее муж.

— А тут нечего было рассказывать. Я просто продалась. Дэн меня купил со всеми потрохами. Ты хотел, чтобы я кричала об этом на каждом углу?

— Нет, прости. Если бы я знал, то никогда не задал бы подобного вопроса.

— Но ты его задал — поезд ушел. Чего я хочу? Тебя, Дерек; только тебя! Мне нужен мой муж. Я тебя никуда не отпущу и никогда в жизни не дам тебе развода, даже если ты влюбился в кого-то вроде мисс Бичем.

— К счастью, нет. Если это когда-нибудь произойдет, можешь смело отправлять в любую газету Лос-Анджелеса некролог по мне, ибо в этот день я умру как личность. Это привилегия Дэна.

— Так почему ты уходишь? — С отчаянием спросила Клер, вцепившись в его широкую ладонь, так что ее ногти больно впились Дереку в кожу.

Но он не придал этому значения, так как боль в душе была намного сильнее.

— Я устал, Клер. Сколько можно повторять? Я устал от твоего равнодушия, от ревности к призраку, от медленной гибели. Мне надоело беспомощно катиться в пропасть, в то время как ты даже не хочешь протянуть мне руку помощи, — сказал Дерек.

— Хочу! — Пылко проговорила Клер, по-прежнему не отпуская его руки. — Я многое поняла и изменилась. Не уходи, Дерек! Ты очень нужен мне! Без тебя мне не жить! Неужели ты не видишь, как я изменилась: раньше я никогда не призналась бы тебе в том, что ты мне жизненно необходим.

— Вижу, Клер. И в который раз прошу тебя. Вернее, даже не прошу, а советую: не унижайся перед мужчиной — не важно, в чем и перед кем.

— Плевать! — Яростно выкрикнула Клер, так что некоторые посетители ресторана даже обернулись на ее голос. — Может, я и унижаюсь, но я прошу тебя, не уходи. Еще можно все начать с начала. Ведь все не так плохо, как кажется.

— Прости, дорогая, но нет, — ответил Дерек, убирая руку из ее руки.

Он заметил, что на коже остались легкие царапины. В мыслях мелькнуло: "Царапины на коже от ее ногтей. Ну чем не дикая кошка?.. И укротить ее, по всей вероятности, смог бы только Дэн. Но он предпочел умереть…"

— Почему ты не хочешь понять меня? — В отчаянии взмолилась Клер. — Почему я говорю с тобой, будто с каменной стеной?!

— Я уже выслушал тебя, — спокойно ответил Дерек. — И понял все, что мне нужно было понять.

— Правда?! — Просияла Клер. — Значит, ты, действительно, все понял?

— Да, Клер. Я понял, что если останусь с тобой, как ты меня о том просишь, то будет еще хуже нам обоим. Ты, поняв, что добилась своей цели, успокоишься и по-прежнему будешь предаваться мечтам о Дэне, а я буду мучиться от ревности, запивая свою боль алкоголем и в отместку тебе спать с проститутками. Зачем нам все это? Это больно и унизительно для тебя и для меня.

— Я все исправлю, Дерек! — Пылко возразила она. — Если ты будешь мне помогать, у нас все получится, и жизнь сложится лучше, чем у многих пар.

— Отнюдь! — Возразил Стефенс. — У нас просто нечего исправлять. Все кончено, дорогая.

Он сказал это таким тоном, что Клер поняла: бесполезно умолять, плакать, упрашивать. Даже признание в любви не поможет. Дерек не поверит ей, как в свое время не поверил Дэн. Боже, ну почему у нее все не как у людей?! Почему мужчины используют ее, как хотят, а потом безжалостно выкидывают, как одноразовый носовой платок? Это что, месть за то, что она в свое время так сама обращалась с мужчинами? Но ведь она мстила им за то, как они обошлись с ее матерью, за то, что из-за них она осталась без материнской любви и заботы. И что теперь? Снова она остается одна, влюбленная в мужчину, который ее бросил? Снова она отчаянно нуждается в мужчине, которому она не нужна? Да пусть будет проклято все мужское племя во главе с Дереком Стефенсом, который спокойно сидит тут и говорит о разводе, как о погоде! Ярость и обида клокотали в ней, грозя вот-вот вылиться в грандиозный скандал. В какой-то момент ей даже захотелось дать разрядку своим напряженным до предела нервам — надавать мужу пощечин, расцарапав ему лицо. Пусть хотя бы боль физическая будет ему наказанием за то унижение, что она пережила, упрашивая его остаться с ней.

Но здравый смысл в ней возобладал. Все равно это ни к чему хорошему не приведет. Пусть катится ко всем чертям, раз ему так хочется. Она постарается быть счастливой и в одиночестве. И больше не нужны ей никакие мужчины.

— Хорошо, Дерек, — сказал Клер так резко, что Стефенс с удивлением посмотрел на нее. — Я дам тебе развод, раз ты того хочешь.

Дереку стало не по себе от этого ее заявления. Захотелось вернуть свои слова обратно, но гордость не позволяла. Он прекрасно понимал, что она не хотела давать ему развод — сейчас в ней говорила обида и та же пресловутая гордость. Он также знал, что она не возьмет никаких денег его семьи, но не удержался и предложил:

— Ты не будешь ни в чем нуждаться…

— Оставь это… — Остановила его Клер. — Мне ничего не нужно от твоей семьи. А то, что мне нужно, я, увы, никогда не получу. Так что лучше много раз подумай, прежде чем мне что-то обещать.

— Как знаешь, — пожал плечами Стефенс. — Тогда мой адвокат позвонит тебе и договорится о встрече.

— А сам ты не можешь оформить себе развод? — Съязвила Клер.

— Увы, это не в моей юрисдикции. — Кстати, ты до развода можешь пожить у нас.

— Спасибо, дорогой, за одолжение. Но у меня есть своя квартира. Я с некоторых пор не желаю видеть кого бы то ни было из твоей семьи, — огрызнулась Клер.

— И даже моего брата? — Не удержался Дерек.

Губы Клер скривились в злобной усмешке. Лицо покраснело от гнева. Она вскипела:

— Да пошел ты к черту вместе со своим братом!!!

И, встав из-за стола направилась к выходу, гордо расправив плечи. Вслед ей донеслись слова ее мужа:

— Уверен, он уже там!..

Глава XVII

Кинг-Риверз, 1987

Дэн не был у черта, как того желал Дерек. Он не был даже в раю. Он просто жил. У него была новая семья, в которой он уже прожил три года, у него был даже сын, которого он любил больше всего на свете. И хотя Чарли не был его кровным сыном, Дэн всей душой ощущал, что его сын — его продолжение, и желал ему всего самого лучшего в жизни. Еще он бесконечно уважал свою жену, которая, не жалея сил, пыталась поставить его на ноги. Жаклин до сих пор продолжала делать ему массаж, хотя долгое время Дэн весьма скептически относился к этим ее попыткам. Но потом в нем постепенно начала расти надежда. Вполне вероятно, что у нее что-то получится. А если получится, что тогда? Он уже свыкся с мыслью, что на всю оставшуюся жизнь обречен быть беспомощным инвалидом. Когда он услышал свой приговор, в его мировоззрении произошел коренной перелом. Ему волей-неволей пришлось переосмыслить все свои взгляды на мир, свое отношение к людям, их отношение к нему. Это было шоком; но он это пережил. Сможет ли он пережить это второй раз? Лучше об этом не думать. По крайней мере Дэн старался об этом не думать.

Но в последние полгода он все свои душевные и физические силы направлял на то, чтобы хотя бы пошевелить пальцами ног. Все его сознание, казалось, поселилось в ногах. Его желание почувствовать ноги было сильнее, чем желание сделать следующий вздох. Ведь все было так просто: пошевелить пальцами, почувствовать прикосновение собственной руки к ногам, согнуть ноги в коленях, попытаться встать. Хотя бы встать. Научиться ходить для него не было такой большой проблемой, как пошевелить ногами. Когда он был здоров, он не придавал большого значения, каких больших усилий стоит человеку научиться ходить. А сейчас это стало смыслом его жизни. Если бы ему удалось встать на ноги, это было бы величайшей наградой за труд Жаклин.

Дэн очень сильно изменился. Раньше он не верил в Бога, а теперь каждый вечер, отходя ко сну, читал молитву. Ему удалось восстановить в памяти "Отче наш" — единственная молитва, которую он знал и которой обучила его покойная мать. Иногда, отправляясь на прогулку в одиночестве, Дэн обращал глаза к небу — то, что раньше любил больше всего, и то, что сломало ему жизнь. Он подолгу смотрел в неподвижную голубую даль, до тех пор пока в глазах не появлялись слезы, потому что они начинали саднить. Ему думалось, что небо, даже после его "смерти", не хочет отпускать его — манит его к себе, завораживает, заставляет думать о себе, даже после того как он от него отрекся. Небо заставляло его думать и вспоминать то, что он хотел забыть. Он хотел знать, летает ли после катастрофы Максвелл Колфилд или уволился из "Пан-Американ Эйрлайнз". Как продолжается его карьера в случае, если он остался в авиакомпании? Его по-прежнему волновало все, что было связано с Робертом Монтгомери, лучшим другом, который, наверное, никогда не простил бы его, если бы узнал, что он жив. Дэн вспоминал об отце, и в нем пробуждалась такая нежность, на какую он, казалось, не был способен по отношению к Джеффу. Он думал о том, что слишком мало внимания уделял своим дядям, братьям отца. Возможно, что в то время его вообще мало интересовали какие бы то ни было члены их огромного семейства. Разве что с Лаурой Стефенс у него складывались очень теплые отношения.

Он впервые всерьез задумался о том, что было у него с Клер Хьюстон. Скорее всего, он во многом был не прав по отношению к ней, не обращая внимания на ее чувства. Только сейчас Дэн понял, что в основном она вела себя, как капризный ребенок, привыкший добиваться всего, что он хочет. Клер привыкла всегда и во всем быть первой, впрочем, как и он сам. Только шли они к своей цели разными путями. Она — хитростью и коварством, больше похожими на хитрость и коварство дикой кошки. Да в ней и было что-то от дикой кошки — мягкое и пушистое. Возможно, это всего лишь ее мурлыкающий, с хрипотцой обволакивающий волю голос. Она, если хотела, могла очаровать и соблазнить любого мужчину. Стоило ей только посмотреть прямо в глаза мужчине, и он готов был следовать за ней хоть прямиком в ад. Нечто в ее взгляде притягивало к ней мужчин, точно магнит. Она будто околдовывала их, и они, точно загипнотизированные, делали все, что она хотела, ничего не требуя взамен. Самое интересное, что ни с одним из них она не притворялась и не играла: просто методично использовала и выбрасывала.

Однажды и он, Дэн, повелся на эту магию ее кошачьих глаз. Она тоже заворожила его. Он влюбился в нее, ничего не зная о ней, и у них начался бурный и страстный роман. Однако в какое-то мгновение что-то в их отношениях замкнуло. Может быть, они оба просто пресытились ими, и им надо было порвать все нити вовремя, а они этого почему-то не сделали. Все стало строиться на недопонимании и недомолвках. Дэн боялся сказать ей, что нужно что-то менять, не желая сделать ей больно. А Клер к этому времени уже любила его и ждала предложения руки и сердца. Дэн медлил, а Клер растерялась, не зная, как вести себя с ним. В конце концов она допустила ту же ошибку, что и Дерек в его браке с Клер, — стала вести себя, как капризная девчонка, скандалами и сценами ревности надеясь обратить на себя его внимание. Но Дэн лишь отдалялся от нее, не понимая ее поведения. Обоим было больно. А появление Джессики только стало поводом для разрыва. Вот и все.

Когда Дэн обдумал все это, он понял, что был не справедлив по отношению к Клер. Поняв это, он смог спокойно подумать о Джессике. Это были особые мысли, и он очень долгое время не позволял им закрадываться в душу и уж тем более — в сердце. Но вскоре Дэн обнаружил, что может совершенно спокойно размышлять о своей бывшей невесте, не переживая, не тоскуя… и даже не жалея о содеянном. Вполне возможно, что его великая любовь к Джессике вовсе не была великой. Может, так ему только казалось. Ведь любить человека нельзя больше или меньше, глубоко или не глубоко. Любовь не поддается никаким меркам. Она просто приходит, и все. И ее нужно принять, отдавшись ей целиком. Так он любил Долорес Гленарван, свою первую жену, так он любил Клер Хьюстон, так он любил Джессику Бичем. Возможно, так он когда-нибудь сможет полюбить свою вторую жену Жаклин Каннингем. Однако пока в его сердце есть место только для Джесси.

Дэн резко захлопнул книгу, которую читал. Все равно мысли его сейчас в Лос-Анджелесе, и он даже не улавливает смысл читаемого. Да и почему это полузабытое имя, которым он всегда нежно, почти певуче называл свою бывшую невесту, вдруг всплыло в его памяти, затронув такие струны его души, которые он хотел бы не трогать? Наверное, потому, что пока он еще не может думать о Джессике спокойно. Ведь она была для него целой вселенной. Он отобрал ее у своего друга, но только теперь, когда его инвалидность отняла у него любимую женщину, Дэн понял, что натворил. Он понял, каково было Максу видеть, как перед ним разворачивается роман между его невестой и его другом.

"Господи, прости меня! — Искренне, горячо взмолился Дэн, глядя в бесконечную голубизну неба через окно. — И пусть Максвелл простит меня, ибо я не ведал, что творил. Я был ослеплен Джессикой и считал, что она предназначена мне, но причинял невыносимую боль Максвеллу и Клер. Они пытались меня остановить, но что они могли сделать, если я упорно шел к своей цели? Боже, благослови их и пошли им счастье!.."

Он стиснул кулаки, так что костяшки побелели от напряжения. С сердцем творилось что-то немыслимое: оно то начинало колотиться, как птица в клетке, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди, то замирало, точно оставаясь абсолютно неподвижным, будто его и не было вовсе. Но оно было. Оно всегда существовало, заставляя Дэна любить, ненавидеть, страдать, ревновать, тосковать, мучиться, надеяться и верить — в общем, жить. Ему порой даже начинало казаться, что его сердце живет какой-то своей жизнью, испытывая свои чувства, не зависимые от его собственных. А он вынужден подстраивать свою жизнь под жизнь своего сердца. И здесь уже ничего нельзя было изменить — таким уж он был человеком — человеком сердца. И именно за это его любили люди.

Дэн сидел возле окна на стуле, как вдруг почувствовал прикосновение мягкой ткани домашних тапочек к ногам. Вначале он не поверил своим ощущениям — решил, что это просто память его подводит. В мгновение ока все его сознание сосредоточилось в ногах. Он положил книгу на подоконник и с нажимом провел ребром ладони по лодыжке, прислушиваясь к своим ощущениям. Чувство было такое, будто он прикоснулся к своей ноге через толстый слой ваты. Но оно было. И это не было простой памятью или иллюзией. Он чувствовал свое прикосновение! Тогда Дэн нагнулся и провел обоими ладонями вдоль ног, затем вернулся и ощупал каждый палец на ногах. Ткань носков мешала полностью воспринимать еще и без того слабые ощущения. Он скинул их, перевел дыхание. Слабая улыбка тронула его губы. Значит, усилия Жаклин были не напрасны. Ее массаж заставил кровь в нем бегать быстрее, и спустя почти год он смог почувствовать собственные руки на ногах. А это уже огромное достижение для человека, который был прикован к инвалидному креслу и у которого обе ноги были бесчувственными, как бревна.

"Господи, благодарю тебя за то, что ты оставил мне жизнь!" — Взмолился Дэн, на мгновение закрыв глаза. Лоб его весь покрылся испариной от волнения. А что если?.. Но для начала надо успокоиться. Он сделал глубокий вдох и такой же глубокий выдох, откинулся на спинку стула, попробовал расслабиться. Потом нагнулся, руками скинул тапочки и попробовал пошевелить большим пальцем ноги. Вначале палец не слушался его, тогда Дэн помассировал его, чтобы кровь прилила, и повторил свою попытку. У него получилось! Не сразу, но получилось слегка оторвать палец от пола! Это было непередаваемое ощущение, как будто он заново родился.

И тогда он выкрикнул имя той, которая подарила ему вторую жизнь, да так, что стены задрожали.

— Жаклин!!!

Его жена в это время помогала матери на кухне с обедом — накрывала на стол. Услышав этот дикий, почти нечеловеческий крик, она вздрогнула, уронив тарелку. Ее огромные карие глаза уставились на мать, как бы ища ответа на безмолвный вопрос, но та тоже испуганно молчала. Обе лишь услышали, как из гостиной в коридор вылетел напуганный Джон с криком "Что случилось?!"

Жаклин пулей вылетела в коридор, едва не сбив с ног отца, и бросилась в их с Дэном комнату.

— Что случилось, Дэн?! — Спросила она, замерев на пороге.

— Смотри!!! — Сказал Дэн сияя от счастья. — Мои ноги! Я могу пошевелить пальцами! Я чувствую свои ноги! У тебя получилось!!!

И он проделал самое главное движение в своей жизни — поднял и опустил большой палец левой ноги с невероятными усилиями.

— О господи! — Пролепетала Жаклин и от пережитого шока упала в обморок.

— Жаклин! — Выкрикнул Дэн и, забыв, что он сидит на простом стуле, рванулся к ней.

Но ее вовремя подхватил Джон, вбежавший в комнату вслед за ней.

— Что случилось?! — Вспылил Каннингем. — Почему ты кричишь, как на пожаре?!

Из соседней комнаты послышался плач испуганного Чарльза. В комнату ворвалась Элеонора в фартуке и с деревянной лопаточкой в руке, которой, видимо, только что что-то мешала.

— Вы с ума сошли?! — Набросилась она на мужчин. — В чем дело?

Ответом на ее вопрос послужил громкий рев Чарли, и женщина метнулась в детскую.

— Что случилось?! — Повторил свой вопрос Джон, держа сомлевшую дочь на руках.

Дэн счастливо улыбнулся и проговорил:

— Прошу вас, положите Жаклин на кровать и сами сядьте, пожалуйста. А то сами еще упадете в обморок.

Джон недоверчиво посмотрел на зятя. Жаклин зашевелилась в его руках, приходя в себя. Отец осторожно опустил ее на кровать, но она тут же попыталась встать.

— Дэн… — Позвала она мужа.

— Все в порядке, дорогая. Я здесь, рядом. Прости, что напугал тебя. Полежи немного.

Она со стоном откинулась на подушки.

— Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? — Напомнил о себе Джон.

— Я чувствую свои ноги, мистер Джон.

— Не понял… — Ошалело проговорил тот.

— Я могу пошевелить пальцем. Смотрите!

В эту минуту в комнату вошла Элеонора с заплаканным внуком на руках, и все вместе они увидели то, что напугало Жаклин.

Лос-Анджелес

Свадьба Джессики и Максвелла была не такой скромной, как свадьба Дэна и Жаклин. Как они ни старались скрыть ее, журналисты все же узнали об этом и поймали новобрачных на выходе из мэрии. Макс не мог скрыть своей досады при виде репортеров, а состояние Джессики вообще оставляло желать лучшего, чего не преминули заметить вездесущие акулы пера. Им вспомнили все: Максвеллу — оборванную дружбу и роковой полет с Дэном, Джессике — ее не состоявшуюся свадьбу с наследником ювелирной империи и рождение внебрачного ребенка. На следующее утро Лос-анджелесские газеты буквально пестрили свадебными фотографиями и едкими нападками в адрес новобрачных. Но это было потом. А пока вся церемония венчания проходила для Джессики, как во сне. Она почти не слушала, что говорил священник, совершая обряд бракосочетания, не видела лиц людей, стоявших вокруг, не чувствовала прикосновения руки Максвелла в знак поддержки. Ее собственные ладони были холодны и бесчувственны, как лед. Чувства все умерли. Она думала только о Джулии и о том, что делает все это ради нее. Она сделала то, о чем ее просили все, без исключения: родители, Анжелина, Роберт и даже Джефф. Даже Джефф в один прекрасный день приехал к ней, чтобы всерьез поговорить о будущем своей внучки. И разговор этот закончился тем, что он лично попросил ее выйти замуж за другого мужчину, пусть даже и за Максвелла Колфилда. После этого заявления своего несостоявшегося свекра Джессика долго не могла прийти в себя. Чувство было такое, будто самый близкий и родной человек, которому она доверяла, предал ее. Она была возмущена, оглушена, поражена. Долго не могла найти себе места ни дома, ни в офисе "Афродиты". Ей не работалось, не отдыхалось, не думалось. Она забилась в детскую и, слушая веселый лепет дочки, возившейся со своими игрушками, постепенно начала осознавать произошедшее. А когда осознала, то согласилась с доводами Джеффа. В принципе, это решение давно зрело в ней, но она подсознательно не хотела принимать его окончательно, оглядываясь на близких и родных ей людей. Она думала о том, что Джефферсон истинный отец своего сына. Оба каждый в свое время заставляли ее принимать важные решения. Так получилось и на этот раз.

А на следующий день, будто по сговору, пришел Максвелл с огромным букетом белых роз и обручальным кольцом. Джессика не ждала его так быстро и даже растерялась, не зная, как вести себя с ним. Он же без лишних тирад приступил сразу к делу. Таким решительным она его еще никогда не видела, но не стала препятствовать его решительности.

— Джессика, — начал он, — ты знаешь, что ты мне не безразлична. Так было всегда, даже когда мы расстались. Между нами много чего произошло — плохого и хорошего. Я ничего не забыл. Мне дорого каждое мгновение, проведенное рядом с тобой, потому что я люблю тебя. Мне дорога твоя дочь, и если ты позволишь, я буду любить ее как родную. Я бы очень хотел, чтобы Джулия была и моей дочерью — нашей дочерью. Я готов быть с тобой всегда, если ты позволишь… Ты позволишь? Ты выйдешь за меня замуж?

Он раскрыл коробочку с обручальным кольцом и протянул ей.

— О, господи! — Выдохнула она и закрыла лицо ладонями, чтобы Максвелл не видел выражения ее глаз.

Все это было так похоже на предложение Дэна. Ей вспомнилось, как он привел ее на ужин в особняк Джеффа и за ужином предложил ей руку и сердце, опустившись перед ней на одно колено. Воспоминание было таким ярким, что у нее слезы выступили на глазах. Она помнила каждое его слово, сказанное в тот вечер. И сейчас вместо слов Максвелла Колфилда в ней звучал голос Дэна. Ей с огромным трудом удалось взять себя в руки и не разрыдаться перед ним. И ей это удалось.

— Я выйду за тебя замуж, Максвелл. Но прежде всего выслушай кое-что.

— Я… — Начал он радостно, еще не до конца осознавая, что она дала согласие на их брак.

— Подожди, дай мне договорить, — остановила она его. — Я выйду за тебя, но я не люблю тебя. Прости, если, говоря так, причиняю тебе боль. Но ведь искренность в отношениях мужа и жены ценится больше всего. И будет лучше, если ты с самого начала будешь знать правду. Ты для меня очень хороший друг, почти брат. Мы столько пережили вместе, что стали братом и сестрой. Я дорожу твоей любовью ко мне, но, к сожалению, не могу ответить взаимностью. По-моему, я вообще больше никогда не смогу кого-либо полюбить. Мои чувства исчерпали себя. Я выдохлась. Все, что я могу для тебя сделать — это всегда быть рядом с тобой, заботиться о тебе, уважать тебя, доверять тебе. Но, пожалуйста, пообещай мне, что никогда не будешь вспоминать о Дэне.

Минута молчания, наступившая после ее слов, показалась ей вечностью. Видно, эта ее просьба совсем обескуражила Максвелла, однако он всеми силами постарался скрыть свое замешательство. Для Джессики это было очень важно, а для Макса — очень трудно. Несмотря на всю его любовь к ней, ему было трудно не вспоминать о том, что однажды Джессика предпочла Дэна Уайтхорна, что за его спиной у них начинался роман, что совсем недавно она ненавидела его за то, что он вернулся с того полета живым, а Дэн погиб. Но еще больше она возненавидит его, если он не даст ей это обещание. И тогда он дал обещание ангелу, прекрасно понимая, что если не сдержит его, жизнь для него станет настоящим адом.

А когда они стояли перед алтарем, Максвелл изо всех сил сдерживал свои эмоции, зная, что она сейчас думает о другой несостоявшейся свадьбе. Он терзал себя вопросом, жалеет ли она о принятом раз и навсегда решении; но не знал на него ответа. Его бесило, что невеста думает сейчас о другом любимом человеке, и он отчаянно боялся, что она поймет, что он знает это. Со стороны же могло показаться, что жениху и невесте было абсолютно безразлично то, что с ними происходит, — настолько оба были погружены в свои мысли. И вообще, это была странная свадьба: жених выглядел так, будто он не женится, а присутствует на похоронах, да и у невесты был отсутствующий взгляд. А потому все гости чувствовали себя виноватыми в происходящем, но никто не рискнул остановить это.

Джессика и Максвелл поженились: обвенчались и зарегистрировали брак в мэрии. А в перерыве между бракосочетанием и торжеством, посвященном ему, проходившем в доме родителей жениха, Макс в присутствии адвоката, Джессики и Роберта Монтгомери подписал бумаги об удочерении Джулии Бичем — дочери Джессики и Дэна. Джулия, кстати говоря, быстро сообразила, что ее мама вышла замуж, и снова задала матери прежний вопрос:

— Мама, а Макс мой папа?

Колфилд, стоявший рядом с женой, подхватил девочку на руки и, улыбаясь, проговорил:

— Конечно, радость моя. Я твой папа. Всегда им был.

— А почему тогда вы не поженились раньше? — Настаивала Джулия.

— Потому что твоя мама долго думала, выходить ей замуж за меня или нет, — ответил новоиспеченный отец.

— Но ведь у вас есть я! — Не унималась его дочь. — Вот я, когда вырасту, не буду долго думать, выходить мне замуж или нет, — заключила она.

Все это было сказано с таким серьезным выражением лица, что Макс и Джес не удержались и прыснули со смеху. Но девочка совсем не обиделась. Только требовательно заявила:

— Уже пора есть торт!

— Действительно пора, — согласился мужчина, продолжая держать ее на руках. — Что ж, пойдем!

Джессика поторопилась за ними, думая о том, что сделала не только то, что хотели все взрослые люди вокруг, но и то, чего больше всего на свете хотела ее дочь.

Клер была беременна. Она обнаружила это уже после того, как были подписаны все бумаги на развод. Это был ребенок Дерека, и зачат он был в ту памятную ночь после дня рождения Лауры. Раньше она сто раз подумала бы, стоит этому ребенку появляться на свет или нет, но сейчас она изменилась, и у нее не было на этот счет никаких сомнений. Этот малыш будет жить, он родится здоровым и сильным, а его отец много раз пожалеет о том, что бросил мать ради какой-то непонятной новой жизни.

Она теперь снова была Клер Хьюстон и жила в своей старой квартире на Хайд-стрит напротив одиноко пустующей квартиры Дэна Уайтхорна. Мысленно Клер давно уже попрощалась с ним и простила его, а также попросила прощения у него. Теперь она не злилась на него, не ненавидела, не любила, не мечтала о нем, а бережно оставила в прошлом, сохранив самые светлые воспоминания об этой любви в своем сердце. Он был вторым лучшим человеком (после Роберта Монтгомери) в ее жизни. Клер была безмерно благодарна Дэну за счастливые мгновения, проведенные вместе, за то, что он научил ее быть добрее, уважать других людей, стараться понимать их.

Она стала спокойной, уверенной в себе женщиной, которая знает, чего хочет. Жаль только, что объект ее желания никогда не достанется ей. У него новая жизнь. Без нее и ребенка, которого она носит под сердцем. Теперь Клер захотелось восстановить старые дружеские связи с Робертом и Джессикой. И однажды она позвонила Бобу. Трубку долго никто не брал, и когда Клер уже отчаялась, Боб ответил:

— Да, слушаю…

— Роберт, это ты?

Она не узнала его, поскольку он охрип — наверное, простудился.

— Клер?! — Ошеломленно спросил он.

— Да, — ответила она. — Я думала, тебя нет дома. Хотела уже положить трубку.

— Прости, я лежал и не хотел вставать. Я тут простудился немного. Никак не ожидал, что это ты звонишь. Думал, это кто-то с работы. Вот и не хотел отвечать.

— Да, — согласилась Клер, — слишком много времени мы не общались. Это моя вина. Я была на тебя зла из-за Дэна. Прости меня.

— Может, приедешь ко мне на ужин? — Предложил Роберт.

— С удовольствием. А я тебе не помешаю?

— Конечно, нет. Я буду очень рад тебе.

— Во сколько?

— Как соберешься. Хоть сейчас.

— Тогда я скоро буду. Ты живешь там же — на улице Вашингтона?

— Да, конечно.

— Ну, до встречи.

— Я буду ждать, — сказал Роберт и положил трубку на рычаг.

А потом сел в кресло и задумался. Клер позвонила сама. Это что-то новенькое. Он полагал, что после того как он принял сторону Джессики, их с Клер дружба исчерпала себя. Они не виделись почти четыре года. О чем можно говорить с человеком спустя четыре года, особенно если этот человек тебя почти ненавидел? Зачем Клер позвонила? Хотя трудно вычеркнуть восемнадцать лет дружбы. Видимо, и она это поняла. Но, скорее всего, у нее что-то случилось. Она никогда не позвонила бы сама, если бы была счастлива с Дереком.

"Ничего, скоро все узнаем, — решил Роберт. — Осталось лишь немного подождать".

И он отправился на кухню готовить ужин.

Клер приехала с большим тортом и бутылкой элитного французского коньяка.

— Что отмечаем? — Удивленно спросил мужчина, встретив ее в дверях своей квартиры.

— Наше воссоединение, — радостно отозвалась женщина. — Если ты не против, конечно.

— Я только "за". Проходи на кухню. У меня ужин еще не готов.

Клер уселась за столом, а Роберт суетился возле плиты.

— Впервые вижу тебя за готовкой, — заметила она.

Он пожал плечами и ответил:

— Я живу один. Давно готовлю сам. Ведь ресторанная еда надоедает, какой бы вкусной она ни была.

— А я не умею готовить. Так и не научилась. Наверное, если бы у меня были хорошие отношения с матерью, она научила бы меня готовить.

— Это отговорка. Научиться готовить можно в любом возрасте, стоит только захотеть.

— Мне, наверное, придется походить на кулинарные курсы, — заметила Клер. — Хотя бы для того, чтобы научиться варить каши для ребенка.

— Что?! — Роберт повернулся и уставился на нее, будто видел впервые.

— Я беременна, — объявила Клер, радостно улыбаясь.

Ей так давно хотелось с кем-то поделиться этой новостью, что с самого своего приезда к Бобу она только и ждала повода, чтобы заговорить об этом. Впервые в жизни она испытывала такую удивительную, ни с чем не сравнимую радость, желание делиться этой радостью с любым человеком.

— Я вас поздравляю от всей души, — Роберт никак не мог прийти в себя от этой сногсшибательной новости. — Дерек, наверное, счастлив…

К его удивлению, Клер пожала плечами и сказала с деланным равнодушием:

— Наверное, он счастлив сам по себе.

— Он, что, не знает о ребенке?

— Нет. А если бы и знал, ему было бы все равно, — произнесла Клер.

— Не понимаю, — задумчиво проговорил Монтгомери. — Вы поссорились?

— Нет. Мы развелись, — коротко ответила женщина.

— О, господи! — Выдохнул он. — Час от часу не легче! Давно?

— Три месяца назад. Он начал новую жизнь. Я ему, видите ли, мешала.

— Но ведь ты скажешь ему о ребенке, — начал мужчина, совсем забыв об ужине.

— И не подумаю, — возразила она и добавила: — У тебя еда пригорит. А мы с малышом останемся голодными.

— Ах, да, конечно! — Спохватился он и вновь вернулся к своим кастрюлям. Затем снова продолжил разговор: — Понимаю. Ты не хочешь ему говорить, потому что боишься, что он решит, будто ты хочешь его удержать с помощью ребенка.

— Он может так подумать, — согласилась Клер. — Но это не главное, Боб.

— А что же тогда? Боишься, что он не признает ребенка?

— О, нет! — Покачала головой Клер. — В таких семьях не бывает ни чужих детей, не незаконнорожденных. Вспомни хотя бы Джессику. Ее дочь родилась уже после гибели Дэна. Как раскричались тогда газетчики. Будто атомная бомба разорвалась. Но Джефф повел себя так, что сомнений ни у кого уже быть не могло. Так что я не думаю, что Итон Стефенс позволит своему сыну отказаться от этого ребенка.

— И в чем же тогда проблема? — Недоумевал Роберт.

— Проблема во мне и Дереке, Боб. Мы просто не можем жить вместе. Нас хоть и тянет друг к другу, но семейная жизнь нам противопоказана категорически.

— Будешь растить ребенка одна? — Поинтересовался Монтгомери. — Или сделаешь аборт, пока не поздно?

— Конечно, нет! — Последовал возмущенный ответ. — По-моему, ты меня плохо знаешь, особенно в свете того, как я родилась на свет. Я никогда не откажусь от этого ребенка, Роберт. Более того, однажды я поняла, что хочу детей — сына и дочку — и обязательно от любимого человека.

— Если бы Дэн был жив, — от него? — Осторожно спросил мужчина.

— Дэн остался в прошлом, как и моя любовь к нему, — спокойно произнесла Клер. — Когда я встретилась с ним, мне был нужен не столько он сам, сколько его деньги. Я получила его деньги, пусть и без него, но легче мне от этого не стало.

— Просто поразительно, как ты изменилась за эти годы, — удивленно проговорил Роберт.

Клер осторожно посмотрела на него, ища в его глазах насмешку, как это обычно бывало с Дереком. За время совместной жизни с ним она привыкла всегда быть настороже, всегда быть готовой к его издевкам, чтобы в любой момент также язвительно ответить на них. И сейчас она даже почувствовала себя неловко оттого, что Роберт — ее друг, почти брат — говорит искренне.

— Что с тобой? — Встревоженно спросил он. — У тебя взгляд какой-то затравленный…

— Нет, не затравленный, — заверила она его. — Просто Дерек почти никогда не говорил со мной искренне. В его словах всегда звучала издевка. Мне сейчас непривычно слышать что-то искреннее.

Роберт снова что-то помешал в своих кастрюльках, затем выключил плиту и снял их. Потом, потянувшись к шкафчику с посудой, спросил:

— Как ты насчет пасты? Не возражаешь?

— Съем все, что ты предложишь. Я голодная.

— Вы голодные, поправил он, и начал раскладывать еду по тарелкам.

— Точно, — согласилась Клер. — Все никак не привыкну к мысли, что меня теперь двое.

— И есть тебе надо за двоих. За себя и за того парня, который там внутри.

— А вдруг будет девочка?

— Отлично! Но мне кажется, родится парень. Вот увидишь.

— Посмотрим… — Неопределенно сказала Клер.

— Лучше ешь, а то остынет, — приказал Роберт, улыбаясь.

И они увлеченно принялись за еду.

После ужина Роберт и Клер уютно устроились в гостиной. Роберт с удовольствием потягивал коньяк, принесенный Клер, а сама Клер впервые в жизни отказалась от спиртного и выбрала апельсиновый сок.

— Замечательный получился вечер, — заметила она.

— Да, — отозвался Монтгомери. — Я очень рад, что ты мне позвонила и приехала.

— А уж я-то как рада, ты не представляешь… Я думала, что с ума сойду от тоски. Мне было так паршиво, Роберт! — Вдруг всхлипнула она. — Дерек обошелся со мной, как последняя скотина! И он так и не понял, что я люблю его…

Монтгомери вдруг как-то сразу понял, что на этот раз все серьезно. Клер очень изменилась. Раньше она никогда никому (и ему в том числе) не призналась бы в своих истинных чувствах. Раньше она никогда бы не позвонила первой после долгого разрыва. Да и самого разрыва она не допустила бы раньше, будь она прежней Клер Хьюстон, которую знал Роберт. Раньше Клер ни за что бы никому не призналась бы, что ее бросили, да еще и, судя по всему, унизили. А теперь она сидит напротив и признается в том, что любит человека, которому не нужна. Теперь она сама позвонила и попросила прощения, признав свои ошибки. Теперь Клер чуть не плача рассказывает об уходе мужа, ни в чем не обвиняя его. И, возможно, впервые Клер не просто пришла поплакаться в жилетку; она искала у него поддержки. А он, к сожалению, не знал, как ей помочь, потому что не знал, как вести себя с этой новой Клер.

— Он сказал, что любит меня, но ушел. Он даже не понял, что я его люблю…

— А ты, конечно, не сказала ему об этом, — заметил мужчина.

— Что толку было об этом говорить?! Он все равно не поверил бы мне. И Дэн тоже не верил… Почему мне никто не верит? Почему все считают меня холодной и бесчувственной?! — Она снова злобно всхлипнула.

— Наверное, потому что ты сама когда-то хотела, чтобы все так считали. Рано или поздно приходится расплачиваться за свои желания и поступки, — отозвался Роберт. — Или ты забыла, как вела себя со всеми мужчинами до встречи с Дэном?

— Нет, не забыла, — резко возразила Клер. — Но, кажется, ты забыл, почему я так себя с ними вела.

— Клер, дорогая, я много раз говорил тебе, что не надо быть злопамятной, не надо мстить. Прости им все и отпусти. Тебе самой станет легче жить. А тем, кто совершил такое с твоей матерью, уже, наверное, много раз аукнулось. Зло всегда наказуемо, а месть лишь усугубляет его.

По щекам Клер уже катились слезы. Роберт впервые в жизни видел, как эта сильная, гордая, неприступная женщина плачет, изливая перед ним всю боль многолетнего одиночества. Просто невероятно было, что она полюбила такого человека, как Дерек Стефенс и что он любил ее. Разве такое возможно?..

Роберт залпом допил содержимое своего бокала, поморщился от терпкого вкуса коньяка. Затем встал и прошелся по комнате, надеясь, что хотя бы в движении к нему придут какие-нибудь мысли. Однако мыслей не было. Осталось только глубокое удивление от того, как сильно изменилась Клер.

— Я знаю, ты пришла ко мне за поддержкой и, может, даже за помощью, — наконец, сказал он. — Но, откровенно говоря, я не знаю, как тебе помочь. Ты очень изменилась. Что для тебя приемлемо, а что — нет, мне теперь трудно судить. К тому же я совсем не знаю Дерека. Боюсь, что ему очень не понравится мое вмешательство.

Клер достала из сумочки носовой платок, вытирая слезы.

— Тебе и не надо вмешиваться, Боб, — ответила она. — Не тот случай. Дерек не Дэн, а я не Джессика. Может, мы с Дереком и не созданы друг для друга, как они. И может, это хорошо, что мы расстались. Наш брак был ужасен.

— И ты говоришь об этом так спокойно?! — поразился Монтгомери. — Ведь ты же носишь ребенка Дерека!

— Я ношу прежде всего своего ребенка, — возразила женщина.

— Но у ребенка должен быть отец, — продолжал настаивать он.

— Разве? — Отозвалась Клер, выразительно приподняв одну бровь. — Я прекрасно обошлась без него.

Этот веский аргумент заставил Роберта прикусить язык. Клер была права. Может, она и изменилась, но упрямство было в ней по-прежнему самым сильным качеством. Да и кто знает, какой бы из Дерека вышел отец. Судя по тем слухам и сплетням, которые до него доходили, Дерек вел совершенно беспорядочный образ жизни даже в браке.

— Ладно, — согласился Боб. — Я не буду вмешиваться. Но ты хотя бы позволишь мне стать крестным твоего парня? Это жутко увлекательно…

— Конечно, позволю, — ответила Клер с улыбкой, — Я сама хотела тебя об этом попросить. У меня, если честно, больше и не было претендентов.

"Он, конечно, уже является крестным отцом дочери Джессики. Именно ее он имел ввиду, когда говорил, что быть крестным жутко увлекательно", — подумала она, а вслух сказала:

— А как ты думаешь, Джессика согласится быть крестной матерью?

— Безусловно, — категорично заверил ее мужчина.

— У нас столько всего было нехорошего, — вспомнила Клер. — Я просто не знаю, как к ней теперь подойти.

— Так же, как и ко мне, — проговорил Роберт. — Позвони ей.

— Она, наверное, не захочет видеть меня. Я ей столько гадостей наговорила тогда из-за Дэна.

— Поверь мне, все в прошлом. Она теперь замужняя женщина. У нее своя семья и дом. Она вернулась к работе и изменилась. Все будет хорошо. Хочешь, я сам позвоню ей?

— Нет, спасибо, — покачала головой Клер. — Я должна сама это сделать. Мне надо попросить у нее прощения — так же, как и у тебя.

— Ты говоришь так, будто собираешься выполнять миротворческую миссию в воюющей стране, — улыбнулся Монтгомери.

— В какой-то мере это так и есть, — отозвалась женщина.

Они еще долго сидели в гостиной, смеясь и болтая о том о сем, делясь воспоминаниями. Когда Клер стала собираться домой, было уже где-то между часом и двумя ночи. Уже на пороге квартиры, прощаясь с Клер, Роберт сказал ей:

— Я очень рад, что ты вернулась. Не пропадай больше надолго. Ладно?

— Не буду, — заверила она его и вдруг крепко обняла его. — Спасибо за то, что ты есть, — проговорила она. — И за прощение спасибо.

— Я не мог не простить тебя. Ты мне как сестра.

— Ох, Роберт! — Всхлипнула было женщина, по-прежнему сжимая его в объятиях.

Но быстро совладала с собой, чмокнула его в щеку и отстранилась от него.

— Ну, все. Мне пора. Уже очень поздно.

— Спокойной ночи! — Попрощался он.

— Сладких снов! — Отозвалась Клер.

Она вызвала лифт и, войдя в кабину, помахала Роберту рукой. Он в ответ сделал то же самое. Двери лифта закрылись, кабина стала спускаться вниз.

Глава XVIII

Кинг-Риверз, 1988

В семействе Каннингем жизнь шла своим чередом. Чарльзу исполнилось четыре года. Почти столько же минуло со дня появления в их семье Дэна Уайтхорна. Уже четыре года Жаклин Каннингем была второй миссис Уайтхорн. И полгода прошло с того дня, как Дэн смог пошевелить пальцем ноги. Но все семейство помнило этот день, как будто он был только вчера. Жаклин с еще большим усердием продолжала делать мужу массаж и постепенно начала приучать его держаться на ногах. Это были настоящие тренировки, которые выматывали и Дэна, и его жену. Но в конце концов они дали свои результаты: однажды мартовским днем Дэн смог твердо стоять на ногах без помощи Жаклин или кого-либо из ее родителей, не держась за стенку или спинку стула или кровати. Правда, длилось это всего пару секунд — он тут же рухнул в кресло, но все же он мог стоять на ногах. Жаклин была безумно счастлива при виде этого душераздирающего зрелища. Когда Дэн без сил опустился в свое инвалидное кресло, слезы градом покатились по ее щекам. Она села перед ним на пятки не в силах вымолвить ни слова. Он смотрел на нее сверху вниз, не скрывая своей радости.

— Господи, Жаклин! — Проговорил Дэн, вытирая платком покрывшийся испариной лоб. — Ты понимаешь, что это значит?! Понимаешь?!.

Она молча кивнула головой, улыбаясь сквозь слезы.

— Однажды я смогу ходить, — почти прошептал он.

— Ты должен показать это своему врачу, — наконец, выговорила женщина.

— Какому врачу? — С явным сарказмом и почти с ненавистью в голосе спросил Дэн. — Тому, который сказал мне, что я больше никогда не смогу ходить? Нет, дорогая! С некоторых пор я совсем не доверяю врачам.

— Врачи все люди, а людям свойственно ошибаться. Организм человека меняется, потому что человек живет и развивается. Ты не исключение. Возможно, в то время результаты твоего обследования действительно говорили о том, что ты не сможешь ходить. А теперь все изменилось…

— Может, и так, — сказал Дэн. — Но я верю только тому, что вижу. Я видел, как тот врач вынес мне приговор, поломав мне жизнь. Я видел, как ты трудилась не покладая рук, делая мне массаж каждый день. И только после этого я смог пошевелить пальцами ног; только после этого я смог твердо стоять на ногах. Ты, а не врач, сделала это! И кому я после этого должен верить?!

Умом Жаклин понимала, что ее муж сейчас был не прав, но сердце ее пело от счастья. Дэн верил ей! Он всецело доверял ей свою жизнь, свое будущее. А такое не каждому человеку можно доверить — даже любимому. И пусть он никогда не сможет полюбить ее, как любил свою невесту, пусть не скажет ей заветных слов, которые мечтает услышать любая женщина, — ей и этого достаточно. Ведь она не требует от него безграничной вселенской любви, не требует от него больших жертв. Она просто любит его и готова ради него сделать невозможное возможным.

Сердце ее разрывалось от любви к нему — безграничной вселенской любви. Но Жаклин не могла признаться в этом Дэну, ибо боялась, что подобное признание разрушит то хрупкое счастье, которое воцарилось между ними за время их супружества. Она безумно боялась, что ее открытая любовь к нему возродит в нем его любовь к невесте и он захочет вернуться в Лос-Анджелес — домой, где ему и место. Ведь вся беда в том, что здесь, в глуши, он так и не смог найти себя, не смог полюбить ее — и даже не пытался.

Но Жаклин никогда не винила его ни в чем; напротив, всегда чувствовала себя виноватой в том, что он, обретя новую семью, оставался одиноким. И чтобы искупить вину она должна быть рядом, должна дать ему шанс, если это в ее силах. И может быть, если потребуется, убедить его вернуться домой.

Вот и осталось все по-прежнему. Жаклин больше не пыталась разговаривать с Дэном о визите к врачу и запретила родителям думать об этом. Но однажды Джон Каннингем преподнес Дэну сюрприз — собственноручно смастерил ему костыли, чтобы впоследствии его зять мог самостоятельно передвигаться по дому. Дэн был очень благодарен тестю за такую заботу и всеми силами стремился к тому, чтобы когда-нибудь так и случилось.

Теперь он уже не был безвольным пациентом Жаклин, который не верил в успешный исход дела. Дэн и сам каждой частичкой своего пробуждающегося от неподвижности тела помогал ей в ее кропотливом, упорном труде. Он внимательно наблюдал за тем, как жена делает ему массаж ног, вслушивался в каждое движение ее тонких чутких пальцев, когда она делала ему массаж спины. И даже когда эта ежевечерняя процедура заканчивалась, он самостоятельно с помощью рук упорно сгибал и разгибал ноги в коленях. По утрам Дэн делал посильные ему физические упражнения. Бездействовать теперь он просто не мог.

А в конце мая 1988 года Дэн с помощью жены и костылей, сделанных Джоном, сделал свой первый шаг в этой новой жизни. И в этот день они уже плакали от счастья вместе — Дэн и Жаклин, ибо это действительно было начало новой жизни. Он остановился, чтобы перевести дыхание, как вдруг взгляд его упал на Жаклин. Слезы катились по ее счастливому сияющему лицу. Сердце у него дрогнуло, и в глазах тоже защипало. Он отбросил костыль в сторону и, свободной рукой притянув к себе жену, крепко обнял ее. Затем прошептал еле слышно:

— Спасибо тебе. Я живу благодаря тебе.

Жаклин промолчала. Он не мог видеть, что слезы еще сильнее покатились из ее глаз, а сама она крепче прижалась к нему. Ей так хотелось сказать ему о своей любви, но она не могла, ибо отчаянно боялась потерять его. Лучше уж так: молча любить Дэна и мечтать, что Чарльз — его кровный сын. Вот она и жила так — молча любила, мечтала и боролась за счастье мужа. Не за свое или их общее счастье, а только за его счастье. Иначе быть не могло.

Лос-Анджелес, 1988

Клер очень долго не решалась на встречу с Джессикой. Время шло, она была уже на четвертом месяце беременности. Стояло лето, как и в прежние годы, жаркое, почти без единого дождя. Спастись от жары можно было только на пляже или в тенистом саду. Но сада у Клер не было, а ходить на пляж она не успевала — с головой ушла в работу, спеша передать дела своему помощнику в фирме до того момента, когда работать уже будет невозможно. Заказов на самые разнообразные торжества было множество, начиная днями рождения и юбилеями и заканчивая организациями свадебных церемоний и банкетов в солидных фирмах. Клер крутилась в своем "ламборджини" по городу, изнывая от жары и тошноты. Она так плохо себя чувствовала в эти первые месяцы беременности, что совсем перестала есть. Одиночество сделало ее нервной, издерганной, но, к счастью, она не разозлилась на весь мир и всех людей, как могла бы сделать это раньше. Напротив, она тянулась к людям в надежде, что среди них ей удастся избавиться от убийственного ощущения никому ненужности. Вот и бежала она из дома на работу, в кафе — к Роберту Монтгомери, который был рад каждой встрече с ней. А однажды во время обеда в ресторане с Бобом она вдруг уловила нотки знакомого голоса, от звуков которого у нее замерло сердце. Клер быстро осмотрелась, и глаза ее встретились с холодными серо-голубыми глазами бывшего мужа. Забыв о Роберте и о приличиях она уставилась на Дерека Стефенса, будто хотела съесть его взглядом. Некоторое время Дерек с удивлением смотрел на нее, будто видел впервые, потом улыбнулся одними губами и кивнул в знак приветствия. Клер ответила ему тем же. Затем Дерек отвернулся к своему собеседнику и больше не обращал на нее внимания, будто ее здесь и не было.

Роберт сидел спиной к Дереку и не мог видеть, на кого так заинтересованно смотрела Клер. Но он не стал делать вид, что ничего такого не произошло, поэтому спросил:

— Что случилось? У тебя такой вид, будто ты увидела привидение.

— Почти так и есть, — улыбнувшись одними губами, ответила женщина. — Хотя было бы лучше, если бы я действительно увидела привидение.

— Почему?

— За столиком напротив сидит мой бывший муж.

— Вот оно что! Естественно, не один?

— Не один, — подтвердила Клер. — С ним мужчина.

— Дерек Стефенс обедает в шикарном ресторане с мужчиной? — Удивился Монтгомери. — Что-то новенькое!

— Перестань, Боб. Наверняка это тоже кто-то из юристов "Уайтхорн Интерпрайзис". Ты знаешь, ведь Дерек теперь снова в команде. Джефф взял его обратно.

— Да, я слышал. Похоже, он действительно взялся за ум. Или Джефф сошел с ума. Но скорее, первое, чем второе.

— Это точно.

— Так, может, ты передумаешь и поговоришь с Дереком? Вдруг он действительно изменился?

— Нет, Роберт. Решительно нет. Для того чтобы измениться в лучшую сторону, Дереку необходимо было развестись со мной. Я мешала ему начать новую жизнь. Теперь он волен делать, что хочет, и жить, как хочет.

— Ладно, не буду с тобой спорить. Ты по-прежнему упряма. Лучше давай просто поедим. А то мне уже пора на работу.

После обеда Роберт, попрощавшись с ней, отправился в аэропорт, а она еще на некоторое время осталась в ресторане. Не спеша доела десерт, потом оплатила счет и, выйдя из ресторана, хотела уже сесть в свой автомобиль, который ей подогнали с автостоянки, как вдруг за своей спиной услышала звуки до слез знакомого голоса:

— Может, не стоит так спешить?

Дерек! Неужели нельзя было продолжать делать вид, что они едва знакомы? Неужели нельзя было спокойно разойтись каждый в свою сторону? Так нет же, он терпеливо дождался в ресторане ухода Роберта, а теперь догнал ее, когда она уже собиралась забыть об этой их встрече. Какого черта ему от нее надо?

Вопрос готов был сорваться у нее с языка, но она лишь улыбнулась одними губами и вместо приветствия сказала:

— Стоит, Дерек. Извини, но у меня много дел. Я тороплюсь на деловую встречу.

Дерек смерил ее пронзительным взглядом холодных глаз. Она лжет. Почему она так торопится от него сбежать? Ведь совсем недавно она буквально умоляла его остаться с ней. Что же изменилось?

— Ты так не хочешь меня видеть?

Этот его вопрос напомнил ей о том злополучном ужине в ресторане "Венеция", когда Дерек предложил ей развод. Мгновенно со дна души поднялась вся обида, которую она испытала в тот день. Ее даже затошнило, и в глазах помутилось. Захотелось поскорее и подальше убраться от Дерека.

— Твое присутствие не вызывает у меня положительных эмоций, — процедила Клер.

Ощущение тошноты усиливалось, и она отчаянно боялась, как бы ее не вывернуло прямо перед Дереком.

— Жаль, — спокойно отозвался Стефенс. — Я думал, мы останемся друзьями.

Боже, как он красив! Даже сейчас, когда дурнота волнами накатывала на нее, она видела, что он стал выглядеть еще лучше, чем прежде. Видимо, он перестал употреблять спиртные напитки, потому что одутловатость исчезла с его лица. Кожа от яркого калифорнийского солнца стала еще более смуглой. Дорогой костюм сидел на нем как влитой, а под ним угадывались мощные мускулы.

Да что с ней сегодня творится?! То она во всеуслышание заявляет, что не желает видеть Дерека, то буквально пожирает его взглядом, не взирая на тошноту.

— Что с тобой? — Вдруг озабоченно спросил Дерек, вглядываясь в ее лицо. — Тебе плохо?

Вероятно, она побледнела. Это и выдало ее дурноту.

— Нет, все хорошо, — еле выговорила Клер, молясь, чтобы ее обед не вырвался наружу хотя бы до тех пор, пока она не уедет подальше от Дерека.

— Я так в этом не уверен, — проговорил он удивленно. — Ты очень бледна.

— Все в порядке, — заверила она его. — Мне уже лучше.

— Точно? Может, принести тебе воды? Я попрошу в ресторане.

Откуда это вдруг такая заботливость? Клер подозрительно покосилась на него, но ничего не сказал. Ею вдруг овладела такая слабость, что она облокотилась на машину, но не прошло и пары секунд, как ее вырвало прямо на мостовую. Ее рвало и рвало до тех пор, пока вся улица и испуганное лицо Дерека не завертелись у нее перед глазами, а потом вдруг все померкло и исчезло…

…Когда Клер пришла в себя, то не сразу поняла, где находится. Потом до нее дошло, что она лежит в своем автомобиле на переднем пассажирском сиденье. За рулем ее "ламборджини" сидел Дерек. Они остановились на светофоре, и только теперь Стефенс заметил, что она очнулась.

— Тебе уже лучше? — Спросил он.

Клер лежала мертвенно бледная, боясь пошевелиться, чтобы ее снова не вырвало. Теперь, когда она все вспомнила, ей стало ужасно стыдно перед Дереком. Не очень-то хотелось встречаться с ним глазами, и она была благодарна ему за то, что он положил ее именно так. Однако оставалось только молиться, чтобы укладывая ее он не заметил округлившейся талии и животика. Ведь в противном случае ее тайна от него была бы раскрыта.

Но тайна оказалась уже не тайной.

— Клер, ты беременна? — В лоб спросил он.

— Кто тебе сказал?

— Никто. И так все понятно. Тебя вырвало у меня на глазах, потом ты потеряла сознание, перепугав меня до смерти. А когда я укладывал тебя в машине, то обнаружил, что у тебя… — Он замялся на мгновение, подбирая слова: — что ты слегка поправилась. Будешь отпираться? Или мне самому докопаться до истины?

Клер промолчала и отвернулась к окну, чтобы обдумать слова Дерека. Тем временем машина поехала дальше, везя ее домой. Ехать в сознании, лежа в таком положении, оказалось не так удобно, как без сознания. Она нащупала рукой кнопку рядом с ручником и, нажав ее, подняла сиденье в нормальное положение. Так было гораздо удобнее, но мыслить ясно еще было тяжело. Голова гудела, все было, как в тумане.

— Ну, так что, Клер? — Настаивал он. — Может, скажешь мне правду?

Наверное, из-за своей слабости Клер не смогла найти достаточно веского аргумента, чтобы отмолчаться. К чему было все это? Она любила Дерека и была беременна от него. Они были женаты несколько лет, плохо зная друг друга, но несмотря на это, их тянуло друг к другу. Когда они были рядом, между ними будто искры летели. Такое отбросить невозможно. И у ребенка должна быть полная семья.

— Да, я беременна, — резко сказала она. — И это твой ребенок — можешь быть уверен.

Автомобиль вильнул на дороге, едва не врезавшись в ехавшую по соседней полосе машину, но Дерек удержал руль. Надо было где-то срочно остановиться; в противном случае он рискует разбить машину Клер в порыве счастья. Но до ее квартиры на Хайд-стрит оставался всего один квартал, причем движение в эту сторону как раз было открыто.

— Я знаю, Клер, — произнес Стефенс. — Когда это случилось?

— В ту ночь после дня рожденья твоей сестры, — ответила женщина.

— О, господи! — Вырвалось у него. — Но почему ты мне сразу ничего не сказала?

— Я обнаружила это через месяц после развода. Даже если бы я сказала тебе об этом, ты обвинил бы меня в том, что я пытаюсь удержать тебя с помощью ребенка.

— Чушь какая! — Фыркнул он, въезжая в подземный гараж дома Клер. — Может, я и не очень хороший муж, но от своего ребенка я никогда не откажусь.

Он выключил зажигание и, выйдя из машины, открыл дверцу со стороны Клер. Помог ей выйти из машины.

— Вот как! — Проронила она, слегка скривив губы.

— Ты не веришь мне, — заметил Стефенс.

— А почему я должна тебе верить, Дерек? Почему ты считаешь, что я должна была сказать тебе о ребенке? Разве я тебе чем-то обязана? Нет! Ты сам от меня отказался. Я тебе не нужна! Вот и живи себе, как хочешь. Меня не трогай. Ребенок, которого я жду, тебя не касается. Он будет только моим! Ты здесь не причем! У тебя новая жизнь!

Дерек понял, что Клер окончательно пришла в себя. Если она наговорила ему кучу колкостей, значит, с ней все в порядке. И еще он понял, что очень сильно обидел ее, предъявив ей этот идиотский развод, как данность и не спросив, что чувствует она, не попытавшись найти компромисс в безвыходной ситуации. А теперь, когда стало ясно, что он жить без нее не может, она отталкивает его, грубит, снова стала холодной, как лед. Они оба вернулись к тому, с чего начинали.

— Верни мне, пожалуйста, ключ от машины, — проговорила Клер, протягивая открытую ладонь.

— Я провожу тебя до квартиры, — отозвался он.

— Нет! — Со злостью выговорила она. — Сама дойду. Ключи отдай!..

Дерек положил ключ ей на ладонь, на мгновение задержав свои пальцы на ее руке. Он и представить себе не мог, насколько истосковался по ее прикосновениям. И едва только их руки коснулись друг друга, между ними будто искры электрические вспыхнули. Они забыли обо всем: о ссорах и обидах, о любви и ненависти. Осталось только желание и сводящее с ума одиночество, от которого некуда было деться и избежать которого можно было только вновь обретя друг друга. Дерек и Клер стояли в подземном гараже и пожирали друг друга глазами, потому что только глаза могли сказать им правду друг о друге, только глаза могли разрушить воздвигнутую ими же самими стену.

— Прости меня! — На одном дыхании произнес Дерек.

"Вот бы сейчас поцеловать его! — С упоением думала Клер, и от одной только этой мысли колени ее слабели. — Мне так хочется…"

— Прости меня, пожалуйста! — Эти спокойные слова Дерека, вторгшиеся в ее бессвязные мечты, вернули Клер с небес на землю.

— Что? — Спросила она, продолжая неотрывно смотреть на бывшего мужа.

— Прости меня, — вновь повторил Стефенс.

На этот раз до нее дошел смысл его слов. Она вернулась с небес на землю.

— Да пошел ты к черту, Дерек Стефенс! — Процедила Клер сквозь зубы. — Ты мне уже не нужен!

И, развернувшись на каблуках, пошла прочь. Ноги ее еще слегка дрожали в коленях то ли от слабости, вызванной приступом рвоты, то ли от мимолетного прикосновения Дерека. Но она шла, гордо распрямив плечи и благодаря Бога за то, что Дерек не может видеть ее яростных слез.

Кинг-Риверз, 1988

Дэн начал ходить в июле 1988 года. Конечно, ходил он с трудом, опираясь на костыли; безусловно, сильно уставал. Но зато теперь ему не нужна была помощь Жаклин, чтобы вывезти его на инвалидном кресле во двор или в сад. Его физические упражнения стали много разнообразнее, но Жаклин с еще большим упорством продолжала делать ему массаж. Дэн почувствовал себя более свободным и независимым. Теперь он мог гулять с сыном, а Чарльз был ужасно горд, что мама под большим секретом просит его присматривать за папой. Однако многое изменилось, но больше — сам Дэн.

Он все чаще стал задумываться о том, что было бы, если бы он вопреки своей гордости вернулся в Лос-Анджелес в инвалидном кресле и уже там спустя это же время начал ходить. Что если бы на месте Жаклин оказалась Джессика? Сложилось ли бы все так в Лос-Анджелесе, как сложилось все здесь, в Кинг-Риверз? Может, ему действительно стоило вернуться домой, а не прятаться в глухой деревне от всего мира? Отец нашел бы ему лучших ортопедов; он всегда был бы под наблюдением квалифицированных врачей, и, возможно, встал бы на ноги намного раньше. Потом женился бы на Джессике, и вместе они забыли бы эту историю, как страшный сон.

Но, говорил себе Дэн, Джессика не Жаклин. Кто знает, может, она и не стала бы так самоотверженно заботиться о нем, как это делала его нынешняя жена. У него не было бы такого чудесного сына, как Чарли, и таких родителей, как Джон и Элеонора. Ведь они приняли его, как родного — приютили в доме совершенно незнакомого человека и уважали даже тогда, когда он за их спиной якобы соблазнил их дочь.

Вполне вероятно, что, вернись он в Лос-Анджелес, ему пришлось бы работать в "Уайтхорн Интерпрайзис" и забыть о небе навсегда. А здесь он избавлен и от того, и от другого, хотя с небом ему не очень хотелось расставаться. К тому же если бы он вернулся домой в инвалидном кресле, его многочисленные родственники стали бы докучать ему своей неискренней заботливостью. Вряд ли ему понравилось бы, что люди перешептываются за его спиной, отводя жалостливые взгляды. Наверняка он и там прятался бы от людей, стыдясь показаться на глаза Джессике, испытывая чувство неловкости перед своими друзьями и родственниками, переживая, что не оправдал надежды отца, несмотря на их прохладные отношения. А работа в компании стала бы для него истинной каторгой. Уж лучше жить тут с Жаклин, Чарли, Джоном и Элеонорой, и пусть в Лос-Анджелесе все считают его погибшим. Здесь Каннингемы приняли его таким, каким он к ним попал — беспомощным, неуклюжим инвалидом. Они знали его только таким; им не нужен был другой Дэн Уайтхорн. Они страшились перемен, которые происходили с ним. И он прекрасно понимал их, потому что сам боялся перемен в себе.

Его угнетали сомнения. Если три с половиной года назад он не жалел о том, что не поехал в Лос-Анджелес, то с тех пор как смог пошевелить пальцами ног, все размышления его начинались со слов "если бы…". Это подавляло его, вызывая угрызения совести. Он чувствовал себя виноватым перед женой и сыном и постоянно напоминал себе, что он в долгу перед Жаклин — ведь она спасла ему жизнь. Но это мало спасало Дэна. Много раз Дэн пытался убедить себя, что он должен радоваться тому, что у него есть: маленькая, но крепкая семья. Джон стал ему, как родной отец, — и не удивительно; ведь если бы Каннингем не нашел его тогда в лесу, почти окоченевшим от жуткого холода, в глубоком обмороке, Дэн, возможно бы, погиб. Элеонора приняла его под свой кров, не зная, что он за человек, хотя могла просто сдать его в ближайшую больницу. А Жаклин выходила его, посвящая ему все свое свободное время. Поставила его на ноги в буквальном смысле слова, ничего не требуя от него взамен. И вдобавок подарила ему замечательного сына, без которого он уже не представляет свою жизнь.

И чем он хочет отплатить им за то, что они подарили ему вторую жизнь? Тем, что однажды он объявит о своем решении вернуться домой, где его никто не ждет? Тем, что бросит жену и сына ради женщины, которая уже, быть может, давно вышла замуж за другого человека? Нет! Дом Дэна Уайтхорна, наследника ювелирной империи и многомиллиардного состояния, теперь в маленькой деревушке, затерявшейся где-то в горах под Солт-Лейк-Сити. Теперь он зять простого крестьянина, у которого, кроме этого домика и крохотного клочка земли нет ничего. Уайтхорн убеждал себя, что сбылась его шутливая мечта, о которой он когда-то в непринужденной беседе во время полета говорил Максвеллу Колфилду, — стать последним из нищих. Возможно, он и не стал самым бедным человеком в мире, но во всяком случае его наследство давно уже поделили между собой кузены и кузины. Даже его место в "Пан-Американ" наверняка досталось теперь Максу.

Его терзала еще одна неотступная мысль — что Максвелл теперь сделал все, чтобы жениться на Джессике. Ведь с тех пор как Джессика выбрала его, Дэна Уайтхорна, Максвелл всем и каждому всем своим видом показывал, что его предал лучший друг. В то время Колфилд, казалось, отступил в сторону, смакуя свою обиду, но теперь все обстоятельства играли ему на руку. Он же, скорее всего, не упустил своего шанса. А Джессика? Как вела себя она? Что она думает? Чувствует? Ждала ли она его возвращения, когда уже никто не ждал? Как сложилась ее жизнь после его "смерти"?..

Дэн всеми фибрами своей души старался избегать этих опасных мыслей, которые звали его в Лос-Анджелес. Но чем настойчивее он отгонял их от себя, тем чаще они возвращались. Воспоминания о доме и о любви преследовали его, когда он оставался наедине с самим собой, но больше — во сне. Сновидения эти были мучительно прекрасны, ведь они возвращали Дэна в те короткие дни перед свадьбой, когда для него и Джессики существовала только их любовь. Ему, как в свое время Джессике, хотелось остаться в этих снах навсегда, потому что там он был счастлив. Там он мог забыть о четырех годах пустоты и одиночества; там не было "до" и "после"; там не было Жаклин и сына. Но они были в реальной жизни и, просыпаясь каждое утро рядом с женой после таких снов, Дэн чувствовал себя так, будто совершил предательство по отношению к ним обоим, как будто изменил Жаклин с Джессикой.

Но ведь Дэн не любил Жаклин. Он женился на ней только, чтобы помочь этой бедной девочке, попавшей в беду из-за своей наивности. И еще, наверное, из чувства благодарности за то, что она выходила его после той катастрофы. Никакой любви здесь быть не могло. Привязанность, нежность, благодарность — да. Может быть, братская любовь. Только не то, что он испытывал к Джессике. Эти два чувства были совсем не похожи друг на друга. Он точно знал, что не любил Жаклин. Но почему тогда его снедало безмерное чувство вины всякий раз, когда он вспоминал о Джессике? Почему не хотел, чтобы жена догадалась, что он думает о другой?

Из-за этих преступных мыслей Уайтхорн стал замкнутым, отчужденным, будто воздвиг незримую стену между собой и своей семьей. Все чаще Жаклин видела его задумчиво-хмурым. В такие мгновения она старалась оставить его наедине со своими мыслями и не подпускала к нему никого из домочадцев. Да и у нее самой портилось настроение, едва она замечала, что Дэн снова ушел в себя. Ее терзала мысль о том, что она не понимает происходящего с мужем, которого очень любила. Вследствие чего она начинала считать, что недостаточно любит Дэна, раз не может понять, что он чувствует в тот или иной момент. Одно Жаклин знала точно: Дэн не слишком счастлив с ней, его что-то гнетет не только в ее обществе или в компании с ее родителями; но он чувствует себя не в своей тарелке на этой северной земле. Возможно, его не радовала даже искренняя, беззаветная любовь Чарли, потому что Дэн всегда знал, кто был настоящим его отцом. Всей душой Жаклин понимала, что она — совсем не та жена, о которой мечтал Дэн. Ведь любил-то он свою невесту; с ней он собирался прожить всю оставшуюся жизнь, если бы не эта ужасная катастрофа.

Дэн страдал от многочисленных "если бы…", обуревавших его сознание с тех пор, как он начал ходить. Жаклин мучилась от того, что не смогла сделать его таким счастливым, как он того заслуживает. И оба любили: Жаклин любила мужа, а он — свою бывшую невесту из прошлой жизни. Так они прожили еще несколько месяцев. Наступил октябрь 1988 года. Жаклин всем сердцем чувствовала, что ее и без того хрупкая семейная жизнь, построенная на обмане, рушится. Но винила во всем исключительно себя: она удержала Дэна в Кинг-Риверз — может, и не преднамеренно, но она сделала это. Она не достаточно убедительно уговаривала Дэна вернуться домой, когда он выздоровел; она согласилась пойти на обман из-за своей беременности. И наконец, она влюбилась в него, чего уж совсем не стоило делать — влюбилась в мужчину, который всем сердцем и душой принадлежал другой женщине. Дэн не счастлив с ней, он тоскует по дому, по невесте, по своей настоящей семье. И он, наверное, очень сожалеет о том, что остался в этой глуши, где даже телефон работает через раз, о том, что женился на ней из чувства благодарности, и теперь ему придется воспитывать чужого ребенка. А сейчас, когда способность ходить и твердо стоять на ногах вернулась к нему, он, скорее всего, сожалеет об этом еще больше. Иначе как объяснить его отчужденность, молчаливую задумчивость?.. Безусловно, это она виновата в том, что происходит, и она непременно должна исправить эту ошибку. И тогда у Жаклин созрело решение. Она сразу почувствовала огромное облегчение, будто стала выше своей боли. Оставалось только поговорить с Дэном — пережить этот разговор.

Лос-Анджелес, 1988

С тех пор как Дерек узнал о том, что Клер ждет от него ребенка, он стал сам не свой. Создавалось впечатление, будто в семье Стефенс появился брат-близнец Дерека — нервный, злой, раздражительный. Он цеплялся ко всем и каждому — ругался с сестрой и отцом, придирался к прислуге дома, устраивал некрасивые сцены с коллегами на работе. Иногда в порыве гнева швырялся вещами в людей, но после этого, как правило, очень сожалел о содеянном. Однако (что больше всех удивляло) не вернулся к своему прежнему образу жизни: казалось, он забыл о том, что в мире существуют красивые женщины и развлечения, связанные с ними; он больше не вспоминал о спиртных напитках и, может быть, поэтому его агрессия стала такой сильной. Дерек страдал без Клер, чувствовал себя глубоко виноватым перед ней, но его непомерная гордость мешала ему признаться в этом даже самому себе. Вот он и изливал свою злобу на окружающих, на весь мир и, наконец, на себя. А самым страшным для него было то, что ему некуда было деться ни от тоски по любимой женщине, ни от чувства вины перед ней, ни от злобы и обиды на самого себя. Ему было плохо, больно и одиноко — так что порой удавиться хотелось. Дерек считал, что никому нет дела до его беды, хотя на самом деле это было далеко не так. Всякий раз как Итон пытался вызвать сына на разговор, Дерек злобно огрызался и еще больше раздражался. Лаура тоже не могла оставаться равнодушной к душевным мучения брата, но просто боялась к нему подступиться, особенно, когда он смотрел на мир таким убийственно тяжелым взглядом. А это в последнее время бывало куда как часто. Она не знала, что с ним происходит, а значит, не знала, как помочь Дереку. И несмотря на то, что между ними не было настолько близких отношений, она очень любила его хотя бы потому, что он был ее младшим братом.

Кто знал бы, сколько времени все это продолжалось, если бы однажды Лаура, приехав с утра в офис "Уайтхорн Интерпрайзис"", не застала там брата. Это обстоятельство очень обеспокоило ее, поскольку с тех пор как Джефферсон дал Дереку второй шанс, тот не пропустил ни одного рабочего дня. Она прождала брата полтора часа, потом позвонила домой. Трубку взял дворецкий Стивен Дуглас.

— Дом семьи Стефенс…

— Стив, это Лаура. Дерек дома?

— Да, мисс.

Лаура подозревала это.

— Скажи ему, что мне нужно с ним поговорить.

— Одну минуту, мисс.

На том конце провода воцарилась тишина. Дворецкий отсутствовал так долго, что у Лауры кончилось терпение, и она уже решила, что связь оборвалась. А потому, когда в трубке снова раздался голос Стивена, она едва не подпрыгнула от неожиданности.

— Простите, мисс, но ваш брат заперся в своей комнате и вообще не отвечает.

— А ты уверен, что он дома?

— Да. Его машина стоит во дворе. Он никогда не ходит пешком. К тому же в его комнате на полную мощность включена стереосистема.

— И наверняка играет рок, — заключила Лаура.

Она знала, что когда у Дерека было паршиво на душе, он всегда слушал рок.

— Так что мне делать, мисс Лаура? Скорее всего, мистер Дерек просто не слышал моего стука из-за громкой музыки. Может, мне открыть дверь в его комнату вторым ключом?

Лаура нервно постучала пальцами по столу, пару секунд размышляя.

— Нет, Стив, — наконец, ответила она. — Ничего не делай. Занимайся своими делами. Пусть все остается, как есть. Я скоро приеду и тогда разберемся.

— Хорошо, мисс.

— Пока. Жди меня.

— Да, конечно. До свиданья.

Лаура нажала на рычажки, дав отбой, а потом набрала номер приемной Джеффа. Ей ответила его секретарша, Сантана.

— Привет, Сантана! — Поздоровалась женщина. — Да, я тоже… Спасибо. Все хорошо… Мистер Уайтхорн у себя?.. Нет, соединять не надо. Просто передай ему, что мне нужно срочно съездить домой… Нет, ничего серьезного; так что не стоит его пугать. Я только хотела, чтобы он знал, где меня найти в случае необходимости.

Женщина торопилась домой, как могла. Она не стала говорить отцу о Дереке, потому что не была уверена, что случилось что-то серьезное. Но все-таки ее будто кто-то подгонял домой, а потому, едва припарковавшись во дворе дома, она чуть не на ходу выпрыгнула из машины. Стивен уже ждал ее в гостиной со вторым ключом от комнаты Дерека.

Все оказалось так, как описывал Стивен. Сверху доносились жуткие звуки рока, и чем выше поднималась по лестнице Лаура, тем оглушительнее они становились.

"Как может Дерек слушать эту жуть? От нее просто уши вянут. Когда он придет в себя, надо заняться его музыкальным вкусом", — подумала она.

Когда Лаура с опаской открыла дверь его комнаты, перед ней предстала знакомая по прежним временам картина. Дерек лежал поперек кровати в полной отключке, рядом — довольно внушительная бутылка виски, почти пустая.

"Неудивительно, что он не слышал, как Стив стучал, — промелькнуло в голове Лауры. — Интересно, как долго он в таком состоянии?.."

Музыка оглушала. Она нашла пульт и выключила стереосистему. Дерек даже не пошевелился. Глядя на него, Лаура укоризненно покачала головой — как будто он мог ее видеть. Она шагнула к нему, чтобы удобней расположить его на кровати, как вдруг под каблуками что-то хрустнуло. Лаура отступила на шаг и опустила глаза. Под ногами у нее лежала свадебная фотография брата и Клер и осколки фоторамки. Пару секунд Лаура стояла в замешательстве, оценивая ситуацию, а потом удовлетворенно заулыбалась. Теперь она знала, что происходит с братом и как ему помочь.

Пятый месяц беременности Клер подходил к концу, и она собиралась на очередной осмотр к врачу. Вообще-то, она чувствовала себя замечательно — утренняя тошнота теперь ее не беспокоила. Только малыш иногда толкался, но ей очень нравилось это ощущение. Порой она сама старалась "растормошить" его — разговаривала с ним, нежно гладила живот — и он отвечал ей. Клер было все равно, кто родится — девочка или мальчик. Она будет любить его или ее, независимо от того, что отец этого ребенка бросил ее.

Женщина остановилась в коридоре своей квартиры, проверяя содержимое сумочки — все ли она взяла. Зазвонил домофон; она ответила:

— Да…

— Клер, это Лаура Стефенс. Можно мне подняться? Нам нужно поговорить.

— А это не может подождать до завтра? — Спросила Клер нетерпеливо. — У меня сегодня дела на весь день.

— Нет, к сожалению, — услышала она. — Это очень важно.

Клер начинала раздражаться. У нее оставалось мало времени до того, чтобы успеть добраться до врача. А тут еще Лаура пристает. У нее же не было никакого желания общаться с кем-либо из семьи Стефенс.

— Лаура, пожалуйста, давай отложим. Я и без того опаздываю.

— Клер, Дереку нужна твоя помощь, — настойчиво сказала Лаура, думая о том, как глупо, наверное, выглядит, стоя перед закрытой дверью подъезда и разговаривая с домофоном.

— С каких пор? — Язвительно вопросила Клер. И тут же добавила: — Ладно, я сейчас спущусь. Жди!

Лаура никак не ожидала, что Клер появится из подземного гаража в своей машине. Поэтому, когда Клер посигналила ей, та вздрогнула и почти испуганно осмотрелась по сторонам. Заметив ее, Лаура поспешила к ней. Клер открыла ей дверцу машины.

— Садись, — предложила она. — Если тебе так нужно со мной поговорить, придется немного прокатиться.

Когда автомобиль выехал на автостраду, Клер спросила:

— Так что стряслось, Лаура? Что там снова натворил твой брат?

— Понимаешь, — начала она неуверенно, — он сегодня не появился в офисе…

— И только-то?! — Усмехнулась Клер. — Я думала, что случилось что-нибудь серьезное…

— Но это вполне серьезно, — возразила Лаура. — С тех пор как вы разошлись, он начал упорно работать. Никто не видел его таким. Дерек очень изменился.

— Да уж, конечно. Ведь он избавился от меня, — саркастически сказала Клер, и губы ее скривились в злобной усмешке.

— Не надо так, пожалуйста. Я уверена, что в глубине души Дерек очень сильно переживал ваш развод.

— Ага! — Разозлилась Клер. — Где-то очень глубоко… Прекрати кормить меня небылицами!

— Но это правда! — Настаивала Лаура. — Сегодня, к примеру, он не вышел на работу. А когда я приехала за ним домой, то обнаружила, что он заперся у себя в комнате, напился до бесчувствия и слушает этот ужасный рок, так что стекла в доме дрожат. Вдобавок разбил рамку с вашей свадебной фотографией.

— Это только лишний раз доказывает, что он хочет забыть все, что связано со мной.

— Я не знаю, что с ним происходит, — продолжала Лаура так, будто Клер ничего не говорила. — Последнее время он ведет себя очень странно: стал злым, раздражительным, ругается со всеми, даже к прислуге придирается, а в офисе задирает буквально всех, как обиженный школьник. Дерек стал очень агрессивным. Возможно, это связано с тем, что он бросил пить. Ведь раньше вся его агрессия уходила в спиртное. Иногда он становится просто неуправляемым. Тогда я совсем не знаю, что мне делать.

— Ну, а я-то тут причем? — Вопросила Клер, не понимая, зачем вообще весь этот разговор.

— Поговори с ним, пожалуйста, — ответила Лаура. — Я думаю, что все это как-то связано с тобой…

— Ты плохо знаешь своего брата, Лаура, — сказала Клер. — Если это и связано со мной (что вряд ли), то я буду самым последним в мире человеком, с которым Дерек согласится поговорить о состоянии своей души.

— Он нуждается в тебе.

— Если ты сделала такой вывод только по разбитой рамке с нашей свадебной фотографией, то ты глубоко заблуждаешься. Так что извини, дорогая, но здесь я ничем не могу вам помочь.

— Неужели Дерек настолько безразличен тебе, что ты отказываешься просто поговорить с ним?! — В отчаянии взмолилась Лаура.

Клер так неожиданно резко свернула на ближайшую парковку, что едва не врезалась в бордюр. Потом посмотрела на свою бывшую золовку. Лауре даже стало не по себе от такого гневного взгляда.

— Безразличен мне? Дерек?! — Почти закричала Клер на нее. — Да, безразличен! Особенно после того, как выкинул меня, ничего не объяснив!..

— Клер… — Начала было Лаура.

— Да пошли вы к черту с вашими миллиардами! Кто вам дал право унижать людей? То вы женитесь, то разводитесь, а теперь приходите просить о помощи?!

— Я всего лишь хотела… — Вставила Лаура, чувствуя себя нашкодившей школьницей.

— Убирайся из моей машины! — Набросилась на нее Клер. — И чтобы я больше никого не видела из вашего семейства! Меня от вас тошнит!!!

Мысленно Дерек давно проснулся, но физически ему было трудно совладать со своим телом. Он уже забыл, как тяжко бывает похмелье. Тело одеревенело настолько, что даже сомкнутые сном веки было трудно разлепить. Сознание было абсолютно пустым, будто кто-то хорошенько вытряхнул его, как старую одежду от пыли. Однако он понял, что лежит в своей комнате посередине огромной двуспальной кровати, которую купили после их с Клер возвращения из Афин. Странно, что эта мысль вот так вдруг пришла в его больную голову. Странно, что Клер вдруг снова напомнила о себе. Ведь именно из-за нее он напился, надеясь, что алкоголь поможет забыть о том, как она нужна ему. Она и их ребенок.

Медленно, экономя силы буквально на каждом движении, Дерек попробовал встать или хотя бы сесть на кровати. Он осторожно свесил сначала одну ногу, потом другую. И обеими руками схватился за голову: комната закружилась перед глазами. Посидев так несколько минут и подождав, пока обстановка комнаты вернется на место, Дерек осторожно встал и направился в ванную.

Клер медленно, точно с опаской, поднималась по лестнице, ведущей на второй этаж, до сих пор раздумывая, правильно ли она делает. Она даже сомневалась в правдивости рассказа Лауры. Что если сейчас появится Дерек, довольный жизнью, в хорошем настроении, куда-то спешащий по своим делам (может быть, на свидание), а она не понятно зачем заявилась в их дом? Как тогда объяснить ему свой визит, особенно если совсем недавно она прогнала его сама? Боже, как же глупо тогда она будет выглядеть в его глазах!..

Клер замерла, не дойдя две ступени до верха лестницы, и так стояла, держась за перила, думая о своем.

— Пожалуйста, не уходите, мадам, — раздался снизу спокойный голос дворецкого.

Женщина вздрогнула, возвращаясь из своего дальнего далека. Потом посмотрела вниз.

— Почему ты решил, что я собралась уходить, Стивен? — Спросила она.

— Вы сейчас само сомнение.

— Вот как… — Проронила Клер. — Что ж, ты прав. Я сомневаюсь, правильно ли я сделала, что приехала сюда.

— Поверьте мне, мадам, что в этот раз вы правы, как никогда, — заверил он ее. — Мистеру Дереку очень нужна ваша помощь.

— Ты второй человек, который говорит мне об этом, — отозвалась Клер. — Что ж, мне придется поверить тебе. Ведь обычно слуги знают о происходящем в доме гораздо больше своих хозяев.

И она без всякого сомнения преодолела оставшиеся две ступени.

Дерек вышел из ванной в теплом халате, чувствуя себя гораздо лучше. Окинул бесцельным взглядом комнату. О прошедшем приступе гордого одиночества говорила только разбитая фоторамка. У него мелькнула было мысль позвать кого-нибудь из слуг, чтобы убрать все это, но он тут же отбросил ее. Потом вся прислуга наверняка будет перешептываться на его счет о том, что он безумно тоскует по своей бывшей жене. А Дереку совсем не хотелось, чтобы все шушукались за его спиной. Даже если это и правда. Даже если он жить не может без Клер. И если бы она вдруг сейчас вошла в эту комнату, он упал бы перед ней на колени и вымолил прощение за все!..

Стефенс и не подозревал, насколько был близок к этому. Дверь распахнулась, пропуская Клер. Он обернулся с явным намерением выгнать визитера, кто бы он ни был, и ошалело замер. На мгновение показалось, что это еще не выветрившееся спиртное играет с ним злую шутку, выдавая желаемое за действительное. Дерек моргнул раз, другой — видение не исчезло. Зато у него предательски заколотилось сердце. Она пришла! Просто удивительно, непостижимо, невероятно, как она узнала, что ему плохо без нее (да и не важно, знала она или нет), но она пришла!!!

Они смотрели друг другу прямо в глаза — наверное, впервые в жизни так открыто, не скрывая чувств. Тоска, одиночество, нежность, мольба о прощении, чувство вины, боль, нерастраченная любовь и пылкая, жгучая страсть переплелись в этом взгляде. Не надо было ничего друг другу говорить. Все было ясно без слов. Они знали, что любят друг друга, и это было прекраснее всего на свете.

— Господи, боже мой! — Вырвалось, наконец, у Дерека. — Ты?!

— А ты ждал кого-то другого? — Спросила Клер, неотрывно глядя на него.

— Кого угодно, кроме тебя! Но ты!.. — Он не договорил и шагнул к ней

— А пришла я… — Сказала Клер. — Можно? Ты мне очень нужен. Без тебя я не слишком счастлива…

Кто бы мог подумать, что слова могут лишать воли. Дерек вдруг почувствовал, что не может сдвинуться с места, хотя ему отчаянно хотелось сжать ее в объятиях до хруста костей.

— Я люблю тебя! — Произнес он. — И, наверное, полюбил еще в то время, когда ты встречалась с Дэном. — Я ревновал и вел себя, как дурак. Ты простишь меня?

Женщина тоже шагнула к нему. Теперь они стояли совсем рядом и, казалось, слышали биение собственных сердец. Она заулыбалась, и в улыбке ее сияло счастье.

— Я тоже люблю тебя, — ответила ему Клер, удивляясь, как совсем по-иному звучат эти три простых слова, когда действительно любишь. — И я… Ох! — Вдруг невольно вырвалось у нее, и она ухватилась за живот.

— Что с тобой? — Испугался Дерек. — Тебе плохо? Больно? Что-то с ребенком?!

— С детьми, — мягко поправила она его.

— С какими детьми?! — Не понял Дерек.

— С нашими детьми. У нас их будет двое, — сказала Клер. И сейчас они устраиваются поудобнее. А я никак не могу к этому привыкнуть.

— Они, что, там шевелится? — С удивлением переспросил Дерек.

— Да, — кивнула она. — И чувствуют все, что чувствую я.

— Можно? — Осторожно спросил Дерек.

Клер молча кивнула, понимая, чего он хочет. Очень бережно и нежно Дерек положил ладонь ей на живот. Дети тут же ответили на это прикосновение новым движением. Добрых несколько минут мужчина прислушивался к своим малышам, но движений больше не последовало. Возможно, они перевернулись на другой бок и снова заснули.

— Клер, это потрясающее чувство! — Не удержался Дерек.

— Знаю, — ответила она, нежно перебирая пальцами его густые волосы. — И хочу, чтобы мы каждый раз переживали это вместе. Если ты, конечно, не против.

— Очень даже не против, — заметил Стефенс, глядя в ее сияющие глаза.

Глава XIX

Кинг-Риверз, 1988 — 1989

Отшумели рождественские праздники, которые в семье Каннингем всегда начинались с Рождества, продолжались днем рожденья Чарльза и заканчивались встречей Нового Года. Чарльзу исполнилось пять лет, и в этот раз подарков было больше, чем обычно. Но самым лучшим для него подарком стал велосипед, подаренный дедушкой и бабушкой в день рожденья. А на Новый Год отец подарил ему радиоуправляемый автомобиль, чем привел его в неописуемый восторг. Чарльз вообще все рождественские каникулы никак не мог усидеть на месте, вести себя спокойно или слушаться кого-либо из старших. В новогоднюю ночь родители с большим трудом уложили его спать: потребовалась помощь бабушки и множества сказок.

Но вот Чарльз уже почти заснул, убаюканный ровным, спокойным голосом бабушки, а Дэн и Жаклин в это время тихонько выскользнули из детской. Уайтхорн нежно обнял жену за плечи, и они пошли по коридору. До окончания 1988 года оставалось полчаса. В гостиной дремал в кресле Джон. Его очки соскользнули на кончик носа и грозили вот-вот упасть на пол. Жаклин посмотрела на Дэна, и оба улыбнулись этой идиллии — ведь Джон часто засыпал в кресле. Она приложила палец к губам, призывая мужа к молчанию, и осторожно сняла очки. Мистер Каннингем не проснулся. Дэн потянул ее за собой.

— Давай выйдем во двор. Не будем им мешать, — шепотом попросил мужчина.

В небольшой прихожей Дэн накинул на плечи жены пальто, заботливо натянул меховую шапочку, укутал ее в шаль. Потом оделся сам. Они вышли во двор, затем — в сад. С деревьев давно облетела вся листва, но сейчас они стояли укутанные в снежные шубы. На темно-синем небосводе сияла золотая луна, озаряя снежный покров своим неземным светом. Картина получалась просто волшебная — идеальная для новогодней ночи.

— Какая красота! — Вырвалось у Жаклин.

— Да, очень красиво! — Согласился Дэн. — В Калифорнии такого не увидишь в новогоднюю ночь.

— Мне будет этого не хватать, — сказала Жаклин. — И, наверное, Рождество там совсем другое… Без снега.

— Рождество как Рождество. И Новый Год такой же. Праздники везде одинаковые. Все зависит от того, с какими людьми ты их отмечаешь, и с каким настроением. Между прочим, Рождество всегда было моим самым любимым праздником, — ответил Уайтхорн. — Подумать только, следующее Рождество мы будем отмечать дома!..

Он произнес эту фразу с таким воодушевлением, какого Жаклин давно не видела в его глазах. И ей вдруг стало страшно, потому что только сейчас она поняла, что может потерять мужа навсегда. Первое время после того памятного разговора с мужем она была такой счастливой от того, что угадала его желание и не препятствовала этому, что совсем не думала о последствиях. Ей казалось, что когда они приедут в Лос-Анджелес, все будет по-прежнему. Но по-прежнему уже не было. Они оба стали другими.

Дэн внимательно посмотрел на Жаклин. Его воодушевление угасло, поскольку он понял, какие мысли роятся в ее голове.

— Эй! — Нежно позвал он ее, приподнимая ее лицо за подбородок и тем самым заставляя посмотреть ему в глаза. — Даже не думай ни о чем таком!

— Откуда ты знаешь, о чем я думаю? — Тихо возразила женщина.

— Знаю. Чувствую. Это будет такой же твой дом, как и мой, и моего отца. Ведь ты — моя жена, а Чарльз — наш сын — единственный внук Джефферсона Уайтхорна, владельца ювелирной империи.

— Ты меня пугаешь, Дэн, — едва не плача проговорила Жаклин. — Ты уже говоришь, как… — Она запнулась, не зная, какие подобрать слова.

— Я говорю так же, как и всегда, — возразил он. — Мне уже кажется, что ты жалеешь о своем решении.

— Нет! — Поспешила она заверить его. Я очень хочу, чтобы ты был счастлив. Но мне страшно начинать новую жизнь.

— Не бойся, — успокаивал ее Дэн, легко прикасаясь кончиками пальцев к ее лицу, а у Жаклин от этих прикосновений ноги становились ватные. — Я всегда буду рядом с тобой. Ты самый дорогой для меня человек. Дороже жизни.

— Боже мой! — Возглас смущения и затаенной радости вырвался у нее, и она спрятала лицо у него на груди.

Дэн обнял ее, защищая ее от всего мира. Он знал, что не любил жену, но готов был защищать ее от всех и вся до последнего вздоха. Так они и стояли в зимнем саду, залитом лунным светом — муж и жена волею обстоятельств, но не волею любви. Он укачивал ее в своих объятиях, как ребенка, а она горько плакала глубоко в душе, не имея права даже показывать Дэну свои слезы. Чтобы не тревожить его счастье.

Прощание с Кинг-Риверз, где Дэн прожил пять лет, оказалось тяжелым. Он и представить себе не мог, что когда-нибудь решит вернуться домой, в Лос-Анджелес, а потому всей душой, всем сердцем прикипел к этой деревне. И разве домой он возвращается? Пять лет назад Лос-Анджелес был его домом, его родиной, его жизнью. Что его ждет там теперь? И ждет ли его там кто-нибудь? Наивно было бы думать так. А что и кто ждет там Жаклин и Чарльза? Это жестокий город и люди, живущие в нем, жестоки и не терпимы к тем, кто совершает, по их мнению, непростительные ошибки. Сейчас Дэн начинал понимать, как будут относиться к нему самые близкие люди, когда узнают, что он остался в живых и просто избегал их общества из-за определенных обстоятельств. Но если он решил вернуться в тот мир, который уже никогда не будет для него прежним, то должен пережить и это. Мало того, ему придется не показывать, как ему плохо, ради Жаклин и Чарльза. Чтобы она никогда в жизни не пожалела о том, что убедила его вернуться.

Переезд был тяжелым. Сначала — два часа на автобусе до Солт-Лейк-Сити; в городе — томительное ожидание самолета до Лос-Анджелеса. Впрочем, ожидание было не столько томительным, сколько напряженным. Ведь это было одновременное возвращение в прошлое и в новую жизнь. Сидя в зале ожидания аэропорта, Дэн думал о том, как это странно возвращаться в будущее. Он украдкой посмотрел на жену, надеясь таким образом отвлечься от своих невеселых мыслей. Жаклин уже не выглядела такой подавленной, какой была, когда садилась в автобус. И не молчала, подолгу глядя в одну точку. Дэн понимал, что ей было больно расставаться с родителями. Джон и Элеонора отказались переезжать в Лос-Анджелес. И это, в сущности, было понятно: они много лет прожили в Кинг-Риверз. Оба родились здесь, выросли, создали семью. Джон сам построил свой дом. Ни один нормальный человек не откажется от своего дома и пусть маленького, но своего кусочка земли ради каких-то призрачных миллиардов и сомнительного общества великосветских друзей или родственников. Джон и Элеонора оказались мудрее, чем Дэн и Жаклин вместе взятые. Можно было бы, конечно, прожить в деревне всю оставшуюся жизнь, и никто так и не узнал бы, что он жив. Но Дэну не было покоя в Кинг-Риверз, и он не давал покоя своей жене, ибо его место было не в Кинг-Риверз. Жаклин поняла это раньше мужа и, наверное, в этом смысле оказалась мудрее его, заставив понять это и его. Впрочем, еще немного времени, и все стало бы на свои места.

— Жаклин, — тихо позвал он жену.

— Да? — Отозвалась та.

До этого мгновения они практически не разговаривали — настолько каждый из них был поглощен своими мыслями и переживаниями.

— Спасибо тебе за твою мудрость.

— Какую мудрость? — Не поняла женщина.

— За то, что ты убедила меня вернуться в Лос-Анджелес.

— Ну, какая же это мудрость!.. — Улыбнулась Жаклин, поняв, куда он клонит. — Я пять лет пыталась сделать это. Если бы я была мудрой, как ты говоришь, то сделала бы это сразу после того, как ты попал к нам.

— Что, так не терпелось от меня избавиться? — Пошутил Уайтхорн.

На мгновение Жаклин задумалась, потом неопределенно пожала плечами и ответила:

— Не совсем. Я знала, что ты мне еще пригодишься.

Регистрация и посадка в самолет прошла спокойно. Правда, для Дэна было непривычно лететь в обычном салоне третьего класса. Как правило, он пользовался или салоном первого класса, или своим правом лететь бесплатно в кабине экипажа. Но он уже давно был самым обычным человеком — ни VIP-пассажиром, ни летчиком-асом. Интересно, кем он будет в Лос-Анджелесе?..

Часы полета тянулись бесконечно медленно. Жаклин мирно спала, прикорнув на его плече. Чарльз тоже спал. Ему не было еще знакомо чувство тревоги или безнадежности. Однако Дэн бодрствовал. Глядя в окно иллюминатора, он проигрывал в уме десятки вариантов встречи с теми, кто уже давно его похоронил. Серьезно думал о том, с кем нужно встретиться первым. Безусловно, ехать домой, да еще везти туда Жаклин и Чарльза нельзя вот так сразу. Отцу может стать плохо с сердцем. Для Джеффа и так будет шоком возвращение сына спустя пять лет, а если Дэн появится на пороге особняка с женой и ребенком… Нет, это уж слишком… Кто следующий? Максвелл Колфилд? Пожалуй… Но они никогда не были особенно близкими друзьями, а после того как Дэн увел у него Джессику, и вовсе перестали ими быть. К тому же только сейчас на память Уайтхорну пришли те роковые слова Макса о последнем полете. Он, конечно, произнес их не со зла, в пылу обиды, но слова имеют опасное свойство материализовываться. Нет, Колфилд решительно не подходит для такой встречи. Может быть, потом Дэн и возобновит с ним дружбу, но не сейчас. Кто же тогда? Роберт Монтгомери? Он, безусловно, лучший друг, но прямо с порога может и врезать, как следует, так что искры из глаз полетят, за подобное "возвращение из мертвых". Когда Дэн понял, что ему страшно встречаться и с Робертом, то отбросил и этот вариант. К Джессике он решительно не поедет. Без всяких комментариев! Клер Хьюстон? Почему-то при мысли о ней на губах его появилась необъяснимо загадочная улыбка. Он на мгновение заулыбался, но… Она, наверное, уже давно не живет в Штатах. В последнюю их встречу Клер, помнится, говорила о том, что собирается переехать в Афины. А потому, даже если бы Дэн и захотел обратиться к ней, то ему пришлось бы совершить перелет в Грецию. К кому-либо из своих многочисленных родственников Дэн ехать тоже не собирался. Ведь мгновенно поднимется такой шум вокруг его возвращения, что вся родня тут же соберется в особняке на Грин-стрит. А отцу вряд ли такое понравится посреди ночи. Поэтому и дядя Ричард, и дядя Эдвард никак не подходят для такой цели. Вот, собственно, и все. Получается, что в Лос-Анджелесе его никто не ждет. Хорошо еще, что у него есть своя квартира на Хайд-стрит. Там он переночует вместе с Жаклин и Чарли.

Время шло. Мысли лихорадочно метались в мозгу, не давая покоя. За окном царила глубокая ночь. Все пассажиры в салоне спали; все, кроме него. Он считал часы, вернее, даже не часы, и не минуты, а секунды. Секунды до возвращения. Куда? Он не знал. Но вернуться было необходимо. Странно, что его мысленные часы в точности совпадали с наручными "роллексами". Сейчас, например, было пять минут третьего пополуночи. Самолет приземлится в аэропорту Лос-Анджелеса в три часа ночи. Специальный автобус доставит полусонных пассажиров до здания аэропорта, где они получат свой багаж. Кого-то будут встречать друзья или родственники. Их не будет встречать никто. Тем не менее Дэн знал, что первым из всех знакомых ему людей, кого он увидит в своей новой старой жизни, будет Клайв О'Нилл. Человек, отправивший его в тот последний полет.

Лос-Анджелес, 1989

Уайтхорну казалось поначалу, что никто из них, кроме Чарльза, не сможет уснуть в эту оставшуюся ночь. Настолько сильно было переутомление и психологическое, и физическое. Где-то около четырех утра такси доставило их на Хайд-стрит. Потом, не разбирая дорожных сумок, Жаклин и Дэн повалились спать, устроив между собой сына на большой двуспальной кровати.

Проснувшись в полдень, Дэн не сразу понял, где находится. Ему даже показалось, что он видит странный сон о своем возвращении в Лос-Анджелес. Но как только сознание обрело прежнюю ясность, он все вспомнил. Высвободившись из теплых и мягких объятий ребенка, мужчина сел на кровати. У него, конечно, был четкий план действий, составленный ночью в самолете. Но это была, скорее, теоретическая сторона вопроса. Сейчас необходимо было решить практические задачи. Дэн на цыпочках вышел из спальни в гостиную. Осмотрелся. Как будто ничего не изменилось. Такое ощущение даже, что здесь поддерживали чистоту. Скорее всего, отец раз в неделю присылал сюда горничную, чтобы она вытирала пыль и поливала комнатные растения. Дэн понял мысли отца. Джефф хотел, чтобы в квартире сына все оставалось так, как было при его жизни — прошлой жизни. То же самое было и в спальне матери Дэна — Мелани Уайтхорн. Настоящее царство воспоминаний.

Он услышал легкие шаги и обернулся. Жаклин вышла из спальни в одной ночной рубашке голубого цвета с распущенными по плечам каштановыми волосами. Сонно улыбаясь, она смотрела на своего мужа. Ей и невдомек было, что сейчас творится в душе у Дэна. А у него даже в глазах потемнело от нахлынувшего наваждения. Прошлое и настоящее перепутались. Будто и не было никакой катастрофы, будто не было пяти лет, прожитых совсем в другом мире, в другой жизни. Будто перед ним стояла Джессика. Ослепительная Венера с каскадом золотисто-рыжих волос, рассыпавшихся по плечам, в его голубой рубашке небрежно наброшенное на обнаженное тело, утопая босыми ногами в роскошном обюссонском ковре с толстым ворсом.

"Господи, боже мой! — Пронеслось в голове Дэна. — Вот оно — началось!.."

Он не хотел, чтобы вот так все началось. Не хотел сравнивать Джессику и Жаклин, ведь они не сравнимые женщины ни с кем-либо, ни друг с другом. Не хотел, глядя на Жаклин, видеть Джессику. Но сейчас происходит именно это. А самое ужасное, что здесь никто, кроме него не виноват. Тем более Жаклин. Не ее вина в том, что она вот таким своим появлением вызвала у него ощущение дежа-вю. Она тоже была по-своему ослепительно хороша, так что у Дэна перехватило дыхание, и он завороженно смотрел на нее. Смотрел по-особенному, как никогда еще в жизни не смотрел. Это было совершенно необъяснимо. Еще мгновение назад Дэн видел здесь Джессику, а теперь увидел свою жену, с которой прожил пять лет, совсем иначе. Будто только теперь увидел в ней очень красивую женщину, достойную любви не меньше, чем Джессика. Но, к сожалению, вся беда была в том, что он не мог полюбить Жаклин, ибо любил Джессику. Он был глубоко виноват перед женой не только потому, что не любил ее, но и потому, что привез ее в свое прошлое, где его любовь к Джессике могла вспыхнуть с новой силой.

— Что с тобой, Дэн? — Хриплым со сна голосом спросила Жаклин. — Что-то не так?

Уайтхорн будто не слышал ее. Он резко шагнул к ней, рывком притянул ее к себе и поцеловал. Неистово, страстно, почти жестоко, точно хотел наказать жену за то, что она напомнила ему о Джессике. Жаклин обмерла на мгновение от неожиданности, а потом нежно прильнула к нему, отвечая на поцелуй. А после долгого поцелуя, отнявшего у нее все дыхание, повторила свой вопрос:

— Что с тобой?

И испугалась, глядя в его горящие голубые глаза. Таким она никогда не видела Дэна. Складывалось впечатление, что она сегодня утром проснулась рядом с другим человеком — не со своим где-то беспомощным, где-то неуклюжим, где-то нуждающимся в заботе и внимании мужем. Сейчас перед ней стоял Дэн Уайтхорн — сын ювелирного магната, летчик-ас, само обаяние, перед которым не устоит ни одна женщина, бесконечно независимый и гордый человек. Кажется, произошло то, чего она боялась больше всего на свете. Но ей придется пережить и это. Ради его счастья.

Три часа спустя Дэн приехал в аэропорт. Он не стал надевать свою летную форму, хотя Жаклин просила его сделать это. Лучше не привлекать пока внимания других летчиков — не афишировать свое возвращение. Честно говоря Уайтхорн страшился первой встречи — не важно, с кем. Сердце его гулко билось о грудную клетку, точно испуганная птица. Но, вероятно, это не слишком правильное сравнение. Дэн, скорее, чувствовал себя летучей мышью, вылетевшей на свет божий из темной пещеры, где проспал долгое время. После шумного терминала, переполненного пассажирами, в служебной части здания было необычайно тихо. Стояла почти звенящая тишина. И его четкие, размеренные шаги молотом били по натянутым до напряжения нервам. Наверное, если бы он вдруг встретил сейчас кого-либо из летчиков или сотрудников аэропорта, непосредственно связанных с грузовыми перевозками, то сбежал бы, как последний трус. Поэтому хорошо, что в служебной части аэропорта было пусто и тихо.

Когда, наконец, это расстояние было преодолено, мужчина вздохнул с облегчением и, зажмурившись, толкнул дверь в приемную Клайва О'Нилла. Алиса Смит, секретарь мистера О'Нилла, не сразу подняла глаза навстречу вошедшему. Она что-то сосредоточенно писала, нахмурив брови. Дэн улыбнулся своим воспоминаниям. Все в точности, как пять лет назад. Вот сейчас он поздоровается с ней, она — с ним, не поднимая глаз. Потом он спросит, у себя ли мистер О'Нилл, а Алиса ответит ему, не отрываясь от дел.

— Добрый день, Алиса! — Поздоровался Дэн.

Ему даже показалось, что голос его звучал по-прежнему, без такой пугающей хрипоты, хотя он знал, что это было не так.

— Здравствуйте, сэр! — Ответила женщина, не глядя на него.

— Мистер О'Нилл у себя?

— Да, но у него совещание. К нему пока нельзя, — отозвалась Алиса. — Подождите здесь.

— Ну, может, для меня у него найдется пара свободных минут?

— Я же сказала, подождите, — последовал ответ.

— Алиса, посмотрите на меня, — попросил Дэн с улыбкой. — Вы меня не узнаете?

— Простите? — Удивленно спросила та, оторвавшись, наконец, от своей работы.

Пару мучительных секунд мисс Смит внимательно изучала лицо Дэна, будто видела впервые.

— О, боже! — Пролепетала она. — Это, действительно, вы, мистер Уайтхорн?

— Да, я. Наконец-то вы меня узнали.

— Простите, сэр… Но ведь вы же… Как же это случилось?

— Я потом расскажу. Это долгая история.

— Вы на самом деле Дэн Уайтхорн? — Вновь спросила Алиса. — Не актер? Не призрак с того света? Или что-то еще в этом роде?

— Ни то, ни другое, ни третье. Я точно Дэн Уайтхорн.

Она даже встала из-за своего стола.

— Господи, сэр, как же я рада вас видеть живым и здоровым! А мы-то все думали, что вы погибли! Тут такое тогда творилось!.. Вы позволите вас обнять, сэр? Ведь мертвые не часто воскресают; тем более такие люди, как вы.

— Конечно, Алиса! Я тоже очень рад вас видеть.

Они обнялись крепко, как давние друзья, не скрывая своих эмоций. Потом Дэн спросил:

— Так у мистера О'Нилла, правда, совещание или его просто ни для кого нет, потому что у него много дел?

— Да нет у него никакого совещания, сэр. Завал документации. Вы же знаете, в начале года у нас всегда так.

— Вы пустите меня к нему? — Поинтересовался Дэн. — Думаю, что меня он все-таки примет.

— Конечно, — сказала Алиса, которой все еще было не по себе от такой встречи. — Только не входите к нему вот так сразу. Я его предупрежу.

Она нажала кнопку селектора, вызывая своего начальника.

— Да, Алиса, я слушаю вас, — ответил О'Нилл, и от звука этого голоса Дэн вздрогнул.

— Сэр, тут с вами хочет поговорить один джентльмен.

— Я же сказал, что у меня совещание. Не беспокойте меня по пустякам, Алиса. Занимайтесь своими делами.

— Мистер О'Нилл, — возразила Алиса, — у него весьма срочное дело.

— Сегодня я не могу его принять. Пусть приходит завтра.

Дэн понял, что, как простому посетителю, ему не попасть к своему бывшему начальнику. Тогда он решил помочь Алисе, а заодно и самому себе.

— Алиса, скажите, что я пришел к нему по делу авиакатастрофы, случившейся пять лет назад. Он меня обязательно примет.

— Сэр, этот джентльмен говорит, что его визит касается авиакатастрофы, в которой погиб наш летчик.

На том конце линии возникла пауза.

— Что за человек? — Спросил, наконец, О'Нилл.

— Может, вы его примете и сами все узнаете? — Предложила женщина. — Мне он отказывается говорить больше.

— Ладно, пусть войдет.

— Хорошо, сэр, — ответила Алиса и отключилась. Затем посмотрела на Дэна и сказала: — Вы можете войти, мистер Уайтхорн. Желаю вам удачи.

— Спасибо, Алиса, — отозвался Дэн и приложил ладонь к козырьку воображаемой фуражки, отдавая честь.

Потом решительно распахнул дверь в кабинет управляющего грузовыми перевозками и шагнул за порог.

Так началось возвращение Дэна в новую старую жизнь. Клайв О'Нилл и верить не хотел в то, что его лучший летчик, пропавший пять лет назад после авиакатастрофы, жив. Он кричал на Дэна, чтобы тот убирался обратно в Голливуд, где его якобы наняли какие-то шутники. А Уайтхорн в ответ лишь посмеивался, дожидаясь пока уляжется гнев его бывшего начальника. В конце концов Дэн в качестве доказательств привел факты своего появления в компании "Пан-Американ Эйрлайнз", о которых знал только он и мистер О'Нилл. После этого в кабинете воцарилась такая гробовая тишина, что удивленная Алиса робко постучалась и спросила:

— Что случилось, сэр? С вами все в порядке?

О'Нилл посмотрел на нее. Лицо его было белее полотна.

— Может, вам воды принести, мистер О'Нилл? — Предложила Алиса.

— Нет, спасибо. Все хорошо, Алиса. Занимайтесь своими делами.

Когда дверь за секретаршей закрылась, О'Нилл спросил:

— Кто-нибудь еще знает, что ты жив?

— Меня видела только Алиса, — уверенно ответил Уайтхорн.

— Почему ты в первую очередь пришел сюда?

— Вы отправили меня в тот полет.

— Понятно. Ты хочешь предъявить мне претензии. Ведь я искалечил тебе жизнь.

— Нет, сэр. Никаких претензий. Здесь никто не виноват. Так сложилась судьба. А сюда я приехал сразу потому, что не рискнул ехать к отцу. И еще: я думаю, что вам лучше поднять мое личное дело из архива и уволить меня.

— Ты больше не будешь летать?! — Удивился О'Нилл. — Ты же мой лучший летчик!

— Был, — поправил его Дэн. — Когда высоко летаешь, больно падать. А я слишком высоко забрался в своем стремлении превзойти всех — и себя в первую очередь.

— Что ж, — ответил О'Нилл, — это твой выбор. Но если со временем ты захочешь вернуться, я тебя всегда оформлю на твое место.

— Спасибо.

Мужчины пожали друг другу руки.

— А Роберт Монтгомери у себя сейчас? — Спросил Уайтхорн.

— Конечно. Хочешь, я вызову его сюда?

Дэн замолчал на некоторое время, прикидывая в уме, как ему лучше поступить: пойти в кабинет Боба самому и получить "впечатлений" по полной программе или подождать, пока его друг придет сюда в надежде, что при О'Нилле Боб не будет махать кулаками. Потом все-таки выбрал второе:

— Позовите его сюда.

— А может, ты сам вызовешь его по внутренней связи?

— Нет. У меня сильно изменился голос. Боб не поверит, что я жив.

— Алиса же поверила, — возразил О'Нилл.

— Алиса — спокойная, рассудительная женщина. Железная леди. Нив одной ситуации я не видел у нее ни слез, ни обмороков, ни истерик.

— Поэтому я и нанял ее на работу. Она не только моя секретарша; она — моя правая рука, — с гордостью проговорил Клайв. — Когда придет Монтгомери, мне, наверное, лучше оставить вас наедине? — Спросил он у Дэна.

— Посмотрим, — неопределенно ответил тот.

О'Нилл набрал номер телефона внутренней связи. Ему ответили незамедлительно.

— Роберт, зайди ко мне, пожалуйста… Оставь это на потом. Сейчас ты мне нужен по другому вопросу… Да! Я жду.

Положив трубку на рычаг, Роберт удивленно задумался. Приглашать к себе даже если не закончено дело, которое было поручено час назад, — это совсем не похоже на Клайва О'Нилла. Значит, случилось что-то суперэкстренное. Боб невольно передернул плечами. Ему вдруг стало не по себе: ледяной озноб прошел по всему телу. Однажды мистер О'Нилл уже вызвал его так к себе: когда самолет Дэна, Максвелла и Бена пропал с экранов радаров. Невольно его глаза метнулись к расписанию полетов. Он вспомнил, что сегодня из Массачусетса должны вернуться Максвелл и Бен вместе с их новым стажером. Однако быстро взял себя в руки. Ну что еще может случиться?! Разве что Дэн Уайтхорн вернется с того света, а это вряд ли возможно.

Монтгомери усмехнулся и встал из-за стола, вышел в коридор. В другом конце коридора раздались чьи-то торопливые шаги. Максвелл Колфилд вернулся. Возле кабинета Клайва О'Нилла мужчины встретились, пожали друг другу руки в знак приветствия. Если первый год после гибели Дэна они практически не разговаривали и всячески избегали друг друга, то сейчас их отношения более или менее наладились.

— Как прошел полет? — Поинтересовался Боб.

— Хорошо. Только чертовски устал, — отозвался Макс.

— А где Бен?

— Задержался внизу: разговаривает с кем-то из летчиков. Ты куда?

— Меня вызвал мистер О'Нилл.

— Я тоже скоро к нему зайду. Только сделаю отчет о полете.

Мужчины разошлись в разные стороны. Роберт толкнул дверь в приемную Клайва О'Нилла.

— Алиса, можно к мистеру О'Ниллу? — Спросил Роберт. — Он меня зачем-то срочно вызвал.

Женщина вскинула на него, как ему почему-то показалось, взволнованный взгляд и быстро ответила:

— Сначала я скажу ему, что вы пришли.

— Да, конечно.

Она нажала кнопку селектора.

— Сэр, к вам мистер Монтгомери.

— Пропустите его, Алиса.

— Входите… — Пригласила она Боба, провожая его долгим пристальным взглядом.

"Странно, — подумал Роберт, открывая дверь в кабинет О'Нилла. — Алиса никогда так себя не вела. Смотрит на меня, как будто я совершил что-то из ряда вон выходящее".

У Клайва О'Нилла был посетитель. Мужчина сидел к Роберту спиной, и он не мог видеть его лица. Но сразу же нечто знакомое почудилось Бобу в этой широкоплечей фигуре с гордо вскинутой головой. Монтгомери не придал этому особенного значения. Мало ли, где он мог видеть этого человека. Вот только почему мистер О'Нилл вызвал его к себе, если у него уже визитер?

— Вы вызывали меня, мистер О'Нилл? — Поинтересовался Роберт неуверенно.

Человек по-прежнему сидел к нему спиной, что опять же было странно. Обычно едва открывается дверь, люди непроизвольно поворачиваются к вошедшему лицом.

— Да, Роберт, — отозвался О'Нилл как можно непринужденнее, но он знал, что глаза его сейчас предательски выдают волнение. — Мой гость хотел бы поговорить с вами.

Визитер встал и наконец-то повернулся к нему лицом.

— Мистер Монтгомери? — Прозвучал хриплый голос, заставивший Боба чуть ли не подпрыгнуть от неожиданности.

Роберт поднял на гостя глаза, и внезапно ему стало трудно дышать. Обстановка кабинета буквально завертелась перед глазами, так что Боб с трудом сфокусировал взгляд на… Дэне Уайтхорне. Эта мизансцена длилась всего несколько секунд, однако всем троим показалось, что прошла уже целая вечность.

— Этого не может быть… — Еле выговорил Роберт.

Губы отказывались ему повиноваться. И вообще, казалось, что он спит и видит сон о воскрешении мертвых. Захотелось, чтобы кто-нибудь растолкал его. Ведь то, что происходит здесь и сейчас, не может быть явью. Дэн Уайтхорн погиб пять лет назад в авиакатастрофе где-то в небе между Калифорнией и Ютой. Тогда кто это? Кто?..

Молчание первым нарушил Клайв О'Нилл.

— Позвольте представить вам моего гостя, мистер Монтгомери, — сказал он. — Дэн Уайтхорн, мой бывший летчик, который, как мы все считали, погиб пять лет назад недалеко от Солт-Лейк-Сити.

Вот и ответ на его вопросы. Значит, Дэн Уайтхорн жив! Вот он стоит перед ним, стоит только протянуть руку, — вежливо улыбается, голубые глаза смотрят пронзительно, даже несколько наивно. Будто он только что вернулся из этого полета! Будто не было этих пяти лет! Будто не было поминальной службы, горя и отчаяния его родных и близких, тоски друзей! Он сам, Роберт, долго не мог прийти в себя, ведь Дэн был его самым близким другом. Был… Как-то неуместно применять это слово по отношению к живому человеку. Но будет ли теперь? Да и тот ли это Дэн, который уезжал в Солт-Лейк-Сити накануне своей свадьбы?

Роберт стоял как вкопанный, не в силах пошевелиться. На него вдруг нашло оцепенение. А в воздухе неподвижно висела протянутая рука Дэна, тоже застывшая от напряжения. Бесконечно медленно тянулись минуты молчания. Все произошло в считанные секунды. Роберт вдруг размахнулся и со всей силы двинул кулаком в челюсть Дэну, вложив в этот удар всю свою обиду и боль. Дэн не смог удержаться на ногах от такого теплого приветствия и повалился на пол, зацепив собой стул, на котором сидел.

— Эй, эй! — Воскликнул О'Нилл, бросившись на помощь Дэну и помогая ему подняться. — Роберт, что с тобой?! Разве так приветствуют лучшего друга, который чудом избежал смерти?

Губы Роберта скривились в злобной усмешке.

— Я уже не уверен, что этот человек — мой лучший друг. Я даже не знаю, был ли он таковым вообще.

— Может, все же поговорите? — С надеждой спросил Клайв.

Ему не очень хотелось и дальше стоять на перекрестке двух огней, хоть это и были его лучшие сотрудники, и он искренне хотел им помочь. Он уважал Роберта Монтгомери как своего лучшего работника, но Дэна Уайтхорна он любил как сына, которого у него никогда не было. И сейчас Клайв был возмущен поведением Роберта.

— Мне не о чем с ним говорить! — Процедил Боб сквозь зубы и, резко развернувшись, пулей вылетел из кабинета.

Клайв О'Нилл на несколько секунд опешил, а потом сказал:

— Ничего себе приемчик! Ты как? Он сильно ударил? Может, позвать медсестру?

— Все в порядке, — отозвался Дэн как можно более непринужденно.

Он сел на стул, потирая гудевшую от удара челюсть.

— Что ты будешь делать теперь? — Спросил О'Нилл. — Похоже, ты остался без друга.

Будучи пока не в силах отвечать, Дэн покачал головой, опровергая слова О'Нилла. Потом все-таки с трудом проговорил:

— Роберт сейчас очень сильно обижен. Ведь я все эти пять лет был жив и ни разу не дал ему о себе знать… Но так было надо. Понимаете?..

— Я все понимаю, Дэн. Мне ты можешь ничего не объяснять. Но как быть с твоей семьей? Ведь тебя и дома может ожидать подобный прием…

— Мой дом — это Жаклин и Чарли, — упрямо возразил Дэн.

— Старая война с отцом?

— Не знаю. Скорее всего, нет. Будут новые обиды и новые претензии.

— Тогда желаю удачи.

— Спасибо, — отозвался Уайтхорн и встал. — А сейчас я, пожалуй, поеду домой. Для одного дня впечатлений вполне достаточно.

— Конечно, — понимающе ответил его бывший шеф. — Завтра вернешься?

— Да. Надо все-таки поговорить с Робертом. А пока пусть немного остынет. Иначе я рискую получить еще больше.

— Ты и ко мне зайди. Чтобы мне не казалось, что все это — розыгрыш.

— Обязательно зайду, сэр, — улыбнулся Дэн, пожимая ему руку. — Насколько я помню, Алиса готовит великолепный кофе.

Выйдя из кабинета Клайва О'Нилла в пустой коридор, Дэн на пару мгновений остановился, прислушиваясь к тишине и к своим мыслям. Все шло пока именно так, как он и предполагал. Начало его долгому возвращению домой было положено.

Хотя Дэн и сказал О'Ниллу, что поедет домой, уходить отсюда ему совсем не хотелось. Наверное, в первую очередь потому, что едва он переступит порог своей квартиры на Хайд-стрит, Жаклин начнет расспрашивать его о том, как его встретили. Конечно, она волнуется; безусловно, все это будет из самых лучших побуждений. Но у него было не то состояние души, чтобы отвечать на расспросы жены. Да и дома он все равно не смог бы расслабиться и полноценно отдохнуть. Все равно каждый раз мысленно возвращался бы к случившейся встрече. Сейчас ему нужно пару минут побыть наедине со своими мыслями, подумать, что делать дальше. Можно было, конечно, пойти в кабинет к Бобу и попробовать поговорить с ним. Но Дэн знал, что сейчас это было бы бесполезной тратой времени. Роберт сейчас очень зол на весь мир, но больше всего на Дэна, а потому минимум, на что он может нарваться — не слишком вежливая просьба покинуть кабинет.

Дэн стоял в коридоре возле кабинета Клайва О'Нилла. Время шло бесконечно медленно. Звенящая тишина действовала на нервы, но он был не в силах сдвинуться с места. Не знал, куда пойти, будто перед ним вдруг выросла непроходимая стена. Возможно, если бы Роберт принял его "воскрешение" радостно, Дэн сейчас знал бы, что делать дальше. Да, он все предвидел, прекрасно понимал, что не все в Лос-Анджелесе примут его с распростертыми объятиями. Подсознательно Уайтхорн был готов к этому, но это была лишь теория. Когда дело дошло до практики, у него как-то сразу опустились руки. Он чувствовал себя маленьким мальчиком, потерявшимся в толпе. Безумно захотелось, чтобы мама нашла его, крепко обняла и отвезла домой. Дома он смог бы успокоиться и привести в порядок свои лихорадочно метавшиеся мысли. Дома никогда не бывает безвыходных, тупиковых ситуаций, — таких, как сейчас. Дома ему всегда рады. Там его не оттолкнут, не будут ни в чем упрекать.

И вот Дэн уже бежит вниз по лестнице, радостно прыгая через две ступеньки. На сердце у него легко и спокойно, несмотря на то, что оно вот-вот выпрыгнет из груди. Он знает, что будет делать дальше. Он не поедет пока к Жаклин. Да она, наверное, и не ждет его так скоро. А если он и задержится чуть дольше, чем обещал, Жаклин поймет. Ведь Дэн поедет домой… К ОТЦУ!!!

Такси доставило Дэна домой на удивление быстро. Волшебное слово "Грин-стрит" снова сделало свое дело, как и в прежние времена. Водитель такси мгновенно стал подчеркнуто вежливым и внимательным, и Дэн, усмехнувшись про себя, подумал, что ничего не изменилось за эти пять лет. Особняку Джефферсона Уайтхорна в этом году было пятьдесят лет, но и он стоял на своем месте, будто время его совершенно не касалось. Дэн медленно поднялся по парадной лестнице и с замиранием сердца позвонил.

Дверь распахнулась, и на пороге Дэн увидел Питера Митчелла — их старого дворецкого. Сколько Дэн себя помнил, Питер всегда служил у них. Он и не представлял, как соскучился даже по нему. Возникла пауза минутного замешательства, пока Питер с удивлением и испугом всматривался в его лицо. Наконец, Дэн не выдержал и сам спросил:

— Питер, разве ты не узнаешь меня?! Это же я, Дэн!

— О, Господи! — Вырвалось у дворецкого. Он в испуге и изумлении прижал руку ко рту. — Вы же умерли, сэр!..

— Как видишь, нет, Питер! — Весело отозвался Дэн. — Я живее многих живых. К тому же, насколько я знаю, меня не похоронили, — шутливо добавил он.

— Да что вы такое говорите, мистер Дэн! — Пролепетал перепуганный дворецкий. — Никто вас не хоронил.

— Может, впустишь меня домой? — Сказал Дэн, которому уже надоело стоять в дверях.

Вместо ответа Питер отступил шаг назад, пропуская Дэна.

А он уже знал, что в старом доме, в котором жили три поколения семьи Уайтхорн, ничего не изменилось. Те же дорогие обюссонские ковры в гостиной на полу, которые были такими толстыми и теплыми, что на них, как ему казалось в детстве, можно было спать вместо постели. На стенах поклеены те же роскошные обои, выполненные в технике под шелк. Даже картины, приобретенные на аукционах "Сотбис" и "Кристи", висели на тех же местах. На камине в гостиной стояли те же статуэтки и безделушки, привезенные из разных стран мира. Все было по-прежнему. Разве что появилось несколько новых вещей. Но это уже не имело значения. Главное, что он дома!

В какое-то мгновение Дэн обернулся и увидел, что Питер плачет. Губы его дрогнули, и в глазах тоже защипало от мысли: как здорово быть дома! Он порывисто шагнул к Питеру и обнял его, а старик еще больше разрыдался от счастья.

— Питер, — ласково бормотал Дэн, укачивая его в своих объятиях, как маленького ребенка, — пожалуйста, не надо плакать. А то я тоже сейчас расплачусь. И на что это тогда будет похоже?..

— Ох, мистер Дэн! — Вздыхал Митчелл. — Как же я счастлив, что вы живы! Я уже думал, что больше вас никогда не увижу. А вы вдруг возвращаетесь живой и здоровый… Что же с вами случилось, мистер Дэн? Почему вы не вернулись домой? Ведь ваш отец едва не сошел с ума от горя…

Слезы катились по щекам Питера. Дэн впервые видел его таким. Всю жизнь, сколько он себя помнил, Питер всегда в любой ситуации оставался невозмутимым и спокойным. А здесь вдруг расплакался, как ребенок. И Дэн наконец-то отчетливо понял, какую жестокую боль причинил он близким и родным своим упрямым и бессмысленным решением, не возвращаться домой.

— Давай присядем, Питер, — сказал Дэн, бережно подталкивая его к дивану. — Это долгая история…

Но едва они сели, в парадную дверь позвонили. Питер дернулся было, чтобы встать и открыть, но Дэн снова усадил его обратно со словами:

— Сегодня я буду открывать всем дверь. А ты лучше вытри-ка слезы и отдохни.

В это трудно было поверить, но на пороге стоял Роберт Монтгомери.

— Думаю, что тебе сейчас не помешает дружеская поддержка… — Произнес он неуверенно.

Дэн широко улыбнулся и раскрыл объятия. Дружба была восстановлена.

Когда Роберт вошел в гостиную, Питер вытирал платком покрасневшие от слез глаза. Увидев гостя, дворецкий тут же поднялся.

— Питер, я же просил тебя — сиди, — успокоил его Дэн.

— Но ведь пришел мистер Монтгомери, — запротестовал Митчелл.

— Здравствуй, Питер, — приветствовал его Боб. — Как поживаешь?

— Теперь, когда мистер Дэн вернулся, — замечательно!

— Твой отец уже знает, что ты жив? — Деловито осведомился Монтгомери у Дэна.

— Нет, — смущенно ответил тот. — Я только что приехал домой и еще не успел ему позвонить.

— Так чего же ты ждешь?! — Нетерпеливо прикрикнул на него мужчина. — Хочешь, чтобы ему рассказали о твоем возвращении?

— Я как-то еще не свыкся с мыслью, что я — дома…

— Ясно! — Резко произнес его друг и решительно шагнул к телефону, стоявшему на журнальном столике.

— Боб, подожди, не так быстро… — Запротестовал было Дэн.

— Знаешь, по-моему, если тебя не подталкивать, ты так и будешь трусить, пока о твоем возвращении не растрезвонит вся пресса Лос-Анджелеса.

Пожалуй, Монтгомери был чересчур груб с Дэном, но правда почти всегда груба и жестока. Дэн отлично понимал, что друг прав. Ведь если бы Жаклин не поговорила с ним тогда в Кинг-Риверз, он, возможно, до сих пор не решался бы даже думать о возвращении домой. И если бы сейчас не приехал Роберт, он, скорее всего, тянул бы время до приезда отца из офиса.

Пока Роберт звонил прямо в кабинет Джефферсона, в гостиной стояла напряженная, неуютная тишина. Питер по-прежнему сидел на самом краю дивана и то и дело поглядывал на Дэна, как бы испрашивая разрешения встать и уйти. Ему было неловко, но Дэн этого не замечал, поскольку у него самого нервы были напряжены до предела. Он в возбуждении мерил шагами гостиную, пока Роберт слушал гудки вызова в телефонной трубке. Наконец, ему ответили. И Дэн в ожидании устремил свой взор на него, словно мог видеть отца.

— Мистер Джефф… — Начал Боб. — Добрый день! Это Роберт Монтгомери… Спасибо, все хорошо. А у вас как дела?.. А здоровье?.. Замечательно! Я очень рад за вас!.. Да нет, собственно ничего особенного, но у меня к вам срочное неотложное дело… Нет, как раз я к вам в офис приехать никак не могу… Да, обязательно сегодня и даже сейчас. Вы не могли бы сейчас приехать домой? Я уже жду вас здесь… Уверяю вас, все в порядке. Но дело не терпит отлагательств… Да, конечно. Я все вам объясню, как только вы приедете… Хорошо. Буду ждать! До встречи! — Роберт положил трубку на рычажки и обратился к Дэну: — Твой отец скоро приедет. А пока мы его ждем, может, расскажешь, что с тобой случилось?

— Только сначала я хотел бы чего-нибудь перекусить, — отозвался Дэн. — Я с самого утра ничего не ел.

— Я сейчас распоряжусь на кухне, — радостно подал голос Питер.

— Роберт, ты составишь мне компанию?

— Есть я не буду, но с удовольствием выпил бы чашечку кофе, — сказал Боб.

Дворецкий ушел на кухню, а мужчины расположились в уютных креслах друг против друга.

— Так что же с тобой случилось, Дэн Уайтхорн? — Вопросил Монтгомери. — Почему мы не смогли тебя найти после крушения самолета? Ведь на твои поиски была отправлена целая спасательная бригада. Не может быть, чтобы мы тебя не там искали.

Дэн замолчал на некоторое время, прежде чем ответить. Он думал, что ему легко будет вспоминать об этом, но оказалось, что воспоминания эти нелегкие. До сих пор волосы дыбом вставали. Но раз он пошел на это, раз решил вернуться, надо быть готовым ко всем расспросам и упрекам.

— В ту ночь, когда наш самолет разбился, — начал Дэн, — мы с Максом и Беном катапультировались. Был сильный ветер, и меня резко отнесло в сторону, далеко от Макса и Бена. Я приземлился в лесу, запутался парашютом в деревьях. Только начал распутываться, оборвалась ветка, на которой я висел, и я полетел вниз. Хуже всего было то, что деревья росли на склоне холма, сам холм был покрыт твердой и скользкой коркой наста, поэтому на ноги приземлиться у меня не получилось. Я поскользнулся и покатился вниз. Все попытки ухватиться за какую-нибудь ветку не увенчались успехом. Я только сдирал руки в кровь. В итоге я все же остановился, ударившись ногами об дерево, лежавшее поперек склона. Боль от удара была настолько сильной, что я отключился. Не знаю, сколько я пролежал без сознания на жутком морозе. Не знаю, как меня нашли. Я потерял счет времени. Очнулся в теплой постели, в уютном деревенском доме. Рядом со мной сидела премилая девушка. Это было вечером девятого января 1984 года. Я опоздал на собственную свадьбу.

— Ты мог бы позвонить. Кстати, что это было за место? — Спросил Роберт.

— Небольшая фермерская деревня Кинг-Риверз. В ста двадцати милях от Солт-Лейк-Сити.

— Но мы искали тебя там! — Воскликнул Монтгомери. — Мы обшарили весь окрестный лес, нашли обгоревшие обломки самолета, бортовые самописцы, обошли каждый дом в этой деревне, но про тебя там никто не слышал. Один из жителей сказал лишь, что отвез Макса и Бена до Солт-Лейк-Сити. Про третьего летчика никто ничего не знал. Да и про крушение самолета они в основном узнали только от нас. К делу о расследовании подшили опросные листы всех жителей этой деревни поименно. Да, в ту ночь была очень сильная гроза. Наверное, поэтому никто не слышал взрыва.

— Как долго вы меня искали? — Поинтересовался Дэн.

— Мы отправились на поиски, как только вернулись Макс и Бен. Поиски продолжались до двенадцатого января. Не может быть, чтобы мы настолько плохо и безответственно тебя искали.

— Конечно, нет, — согласился Дэн. — К тому же если бы меня не нашли вы, отец перевернул бы весь мир с ног на голову. Ведь так?

— О да! — Ответил Боб. — Он, кстати, летал с нами. И Джессика тоже.

— Джесси?! — Переспросил Дэн. Его даже в жар бросило от волнения.

— Да, — подтвердил Монтгомери. — Хотя мы не хотели их брать. Оба плохо себя чувствовали. У мистера Джеффа случился сердечный приступ, едва он узнал, что с тобой случилась беда. А Джессика… — Роберт вдруг осекся на мгновение, поскольку внезапно осознал, что он не имеет права сказать Дэну вот так запросто о дочери. — Она тоже очень сильно переживала — и за тебя, и за твоего отца… Так где же ты был? — Вновь спросил Роберт у Дэна.

— Лежал в больнице. У меня отказали ноги.

— Как?! — Охнул его друг.

— Вот так, — ответил Уайтхорн. — Все из-за того удара об дерево. Врач сказал, что при падении у меня повредился позвоночник и что я больше никогда не смогу ходить.

— Это что, шутка?

— Нет, — просто ответил Дэн. — Я действительно стал инвалидом. Четыре года я провел в инвалидном кресле.

— О, Господи! — Вырвалось у Боба. Глаза его расширились от волнения.

Как раз в это мгновение в гостиную вошел дворецкий.

— Кушать подано, господа! — Торжественно сообщил он.

— Пойдем, — пригласил Дэн своего гостя. — Выпьешь свой кофе, а я поем. Я так голоден, что готов съесть быка.

Пока они ели, Дэн рассказал Роберту о своей жизни в Кинг-Риверз, о том, как Жаклин ухаживала за ним, об их дружбе, о том, что ее родители приняли его в свой дом как сына.

— Уж не влюбился ли ты в эту девушку? — Полушутя, полусерьезно поинтересовался Монтгомери, услышав в его голосе то, чего не слышал сам Дэн.

— Я? — Растерянно переспросил Уайтхорн, и в голосе его послышался испуг, будто его застали на месте преступления. — Нет, — и, помолчав, добавил: — Но я на ней женился.

— Час от часу не легче! — Воскликнул Роберт.

— Это еще не все, — продолжал Дэн. — Нашему сыну уже пять лет.

Он решил умолчать пока о том, что Чарльз приходится сыном только Жаклин.

— Вот это да!.. — Протянул Боб задумчиво. — Пожалуй, тебе будет, что порассказать отцу. Мало того, что ты появляешься живым и здоровым спустя пять лет после своей так называемой смерти. Да к тому же ты еще и женат и имеешь пятилетнего сына… Я очень хотел бы посмотреть, как мистер Джефф примет такой поворот событий.

— Тогда у тебя появилась отличная возможность, — заметил Дэн, увидев в окно, как подъехал "лендровер" Джеффа, — увидеть все своими глазами.

— Мистер Джефф приехал? — Спросил мужчина, допивая последний глоток кофе.

— Да. Как мне быть, Боб? Самому встретить отца или подождать?

— Подожди, — отозвался Монтгомери. — Лучше, чтобы он пока тебя не видел. Иначе ему может стать плохо с сердцем. В последние пять лет он, знаешь ли, очень болезненно воспринимает все, что с тобой связано. Поднимайся наверх, в свою комнату. Я приведу мистера Джеффа туда.

Словно по мановению волшебной палочки в столовой появился Питер.

— Сэр, — обратился он к Дэну, — мистер Джефф приехал.

— Я знаю, Питер, — ответил ему Уайтхорн. — Ничего ему пока не говори обо мне. Постарайся вести себя, как обычно.

— Хорошо, мистер Дэн.

— Возвращайся к своим делам.

— Да, сэр.

Когда дворецкий ушел, Роберт сказал Дэну:

— Поднимайся к себе. Но не через гостиную, — остановил он его, когда Дэн направился к выходу в гостиную. — Там ты можешь наткнуться на отца. Иди через кухню и по черной лестнице. Из комнаты не высовывайся. Жди, когда я приведу туда мистера Джеффа.

— Боб, — обратился к нему Дэн, — только, пожалуйста, сообщи отцу обо мне как-нибудь… — Он запнулся, подбирая слова, — помягче.

Монтгомери как-то сдавленно хмыкнул, прежде чем ответить.

— Раньше тебя не слишком заботило здоровье отца.

— Раньше я был другим, — ответил мужчина и быстрыми шагами направился к черной лестнице, которой пользовались слуги.

Монтгомери подождал немного и вышел в гостиную.

Джефф кинул папку с документами на журнальный столик. В недоумении остановился в середине гостиной, невольно ища глазами Роберта Монтгомери. Где же он? Неужели еще не приехал? Но, судя по всему, он звонил именно отсюда. И вообще, что значил этот странный звонок? Что такое срочное хотел сказать ему Роберт, если вызвал домой?

В доме было странно тихо. Даже прислуга не подавала никаких признаков жизни. Как будто все ушли в неизвестном направлении и не известно, когда вернутся. Весь дом будто оглох. Мертвая тишина. Такое было в первые дни после гибели Дэна. И сейчас эта тишина вдруг вернулась, точно желая ему напомнить о пережитой, но не забытой боли. Дом оглох, и сам Джефф тоже будто оглох. Эта жуткая тишина парализовала его мысли, движения и чувства. Осталась живой только память — неистребимая, беспощадная, которая заставляет вспоминать то, что лучше бы забыть.

Уайтхорн — старший и не заметил, как из столовой в гостиную вошел Роберт. Почувствовав на себе его взгляд, Джефф поднял глаза.

— Давно ты здесь? — Спросил он.

— Не очень, — ответил Роберт уклончиво.

— Зачем ты меня вызвал?

— Чтобы поговорить…

Но разговор начался какой-то натянутый, будто оба чувствовали повисшую в воздухе недоговоренность.

— Тогда садись, — легким жестом руки Джефферсон указал на одно из кресел. — Я тебя внимательно слушаю.

Роберт сел в кресло, закинув ногу на ногу. Спросил коротко:

— Можно я закурю?

— Да, пожалуйста.

Монтгомери достал из внутреннего кармана пиджака золотой портсигар, инкрустированный алмазами. Единственная роскошь, которую он позволил себе за всю жизнь — и то лишь потому, что это был подарок Дэна. И хороший повод начать разговор о нем, поскольку Джефф прекрасно знал об этом подарке. Вот и сейчас, не спеша доставая сигарету и раскуривая ее, Боб краем глаза следил за выражением лица собеседника. Джефферсон узнал этот портсигар, и в голубых глазах его мелькнула боль воспоминания.

— Подарок моего сына, — вырвалось у него.

Монтгомери наконец закурил, глубоко затягиваясь. Потом посмотрел на Уайтхорна и ответил:

— Да, сэр. Самый дорогой подарок из всех, что у меня были… во всех смыслах.

— Понимаю. Тебе не хватает его.

— Очень. Особенно на работе. Все время, когда его экипаж в полете, я жду его возвращения.

— На его должности сейчас, наверное, другой летчик? — Поинтересовался Джефф.

— Да. Максвелл Колфилд.

— Муж Джессики.

Роберт как-то странно посмотрел на своего собеседника, пытаясь разгадать его настроение. Но то ли, действительно, спокойное лицо Джеффа сейчас ничего не выражало, то ли сам он так волновался, что мало что воспринимал адекватно. Надо было как-то переходить к следующему этапу этого разговора, иначе мистер Джефф начнет что-то подозревать.

— Я все думаю, — вновь заговорил Боб, — что пока не увидишь, как хоронят человека, он всегда будет жив. Мне до сих пор кажется, что Дэн жив. Просто уехал на время.

— Ты никогда об этом не говорил, — вскинулся Уайтхорн — старший.

— Надеялся, что это ощущение исчезнет. Порой от него становится жутко.

— Потому что Дэн умер?

— А почему вы в этом так уверены? — В свою очередь спросил Монтгомери?. — Ведь мы не нашли его тело, не похоронили его.

— Ты же сам говорил, что Дэн взорвался вместе с самолетом, — недоуменно сказал отец Дэна.

— Это было только предположение. К тому же катапульта во всех самолетах устроена так, что все летчики катапультируются одновременно.

— Значит, мой сын все-таки успел покинуть горящий самолет?

— Да.

— Тогда почему мы его не нашли? Ведь парашют у него был исправен?

— О да!

— Тогда почему мы его не нашли?! — Почти истерично выкрикнул Джефф звенящим от напряжения голосом.

— Возможно, потому, что он сам этого не хотел…

— Что?..

Пауза была очень напряженной. Казалось, в этой тишине можно было услышать, как отчаянно бьются сердца двух людей. И еще одного — третьего, стоящего наверху огромной винтовой лестницы.

— Этого не может быть… — Ошеломленно пробормотал Джефф. — Чтобы мой сын не хотел вернуться домой, пусть даже не ко мне…

— А что если может? — Не выдержал Дэн и стал спускаться по лестнице на встречу отцу.

Джефф поднял глаза, и Роберт увидел, как он смертельно побледнел — даже губы побелели. Лицо, буквально секунду назад бывшее таким живым и эмоциональным, вдруг превратилось в жуткую смертельную маску. Монтгомери шагнул к нему.

— Мистер Джефф, вам плохо? — Испуганно спросил он.

— Нет, — бесцветным голосом ответил Уайтхорн-старший. — Все в порядке. Ведь мой сын вернулся домой.

И потерял сознание.

Дэн жутко перепугался за отца и в смятении, не зная, что делать, подумал, что зря решил поиграть в театр. Все это выглядело по-детски глупо, да к тому же опасно для жизни отца. Пока они с Бобом осторожно укладывали Джеффа на диван, Питер звонил их семейному врачу, который много лет наблюдал Джефферсона. Все это время Дэн бесполезно метался по дому, то порываясь принести воды лежащему в глубоком обмороке отцу, то рвался позвонить кому-нибудь из братьев отца, чтобы поднять на ноги всю семью. Пока, наконец, Монтгомери, потеряв терпение, не наорал на него так, что Дэн притих, забившись в одно из кресел, и сидел там до ухода доктора. Уайтхорн — старший уже к тому времени пришел в себя; мертвенная бледность постепенно сходила с его лица. В присутствии доктора он практически все время молчал. Наверное, шок еще не прошел. Но едва дворецкий закрыл за ним дверь, тут же подал голос:

— Дэн?!.

— Я здесь, отец… — Он мгновенно вскочил с кресла и сел на колени перед диваном, на котором лежал Джефф.

Джефферсон некоторое время всматривался в лицо сына, будто с трудом верил в то, что он жив. Потом губы старика дрогнули в улыбке, и он произнес:

— Значит, ты действительно жив…

— Да, отец, — тоже улыбаясь, ответил Дэн.

— А я-то думал, что мне привидение привиделось.

— Ну, на привидение я не очень похож.

— Если бы ты знал, как мне было плохо без тебя! Я думал, что никогда себе не прощу твою смерть…

— Отец, ну ты-то здесь причем?! — С изумлением проговорил Дэн.

— Очень даже причем, — возразил Уайтхорн-старший. — Ведь это из-за меня ты поступил учиться в летную академию.

— Не говори глупостей! — Упрямо возразил его сын. — Я сам выбрал свой путь… — Он помолчал немного, потом добавил: — Но теперь все это в прошлом. Я вернулся домой!

Джефф сел на диван, и они крепко обнялись. А потом, в эту идиллию вмешался Роберт Монтгомери:

— Если вам уже лучше, мистер Джефф, то я, пожалуй, поеду домой. Ведь вам, скорее всего, очень хочется побыть наедине с сыном…

Дэн молча кивнул, а после сказал:

— Я провожу тебя… Извини, отец, — обратился он к Джефферсону.

Когда Дэн и Роберт вышли к парадной двери, Боб сказал:

— Все еще не верится, что ты жив. Но я рад твоему возвращению. И прости за тот удар в кабинете мистера О'Нилла.

— Порядок! — Весело отозвался Дэн. — Я, кстати, предвидел это.

Роберт еще раз крепко по-братски обнял Дэна.

— Какие у тебя планы на завтрашний вечер? — Спросил Монтгомери.

— Многочисленные охи, ахи, обмороки и истерики, — пошутил Дэн. — А если честно, в первую очередь привезу домой жену и сына. А что?

— Я хотел бы пригласить тебя на ужин.

— С радостью. Но я думаю, что мы договоримся завтра. О'Кей? — Спросил Уайтхорн.

— Конечно. Пока.

Открыв дверь и почти перешагнув через порог, Боб вдруг обернулся и сказал:

— Не пропадай больше. Без тебя всем очень плохо.

И пошел к своей машине. Дэн постоял возле открытой двери — подождал, пока Монтгомери выехал из двора. Потом вернулся к отцу.

Остаток дня плавно перешел в вечер. За окнами стемнело. В доме зажгли свет. Неторопливо подали вкуснейший ужин. А Дэн и Джефф все еще не могли наговориться. Они будто забыли о времени, будто хотели за этот вечер наверстать упущенные пять лет. Дэн вновь и вновь мучительно переживал свой неудачный полет. Но так ему было легче. Ведь если бы он не вернулся домой, он до сих пор жил бы этой болью. А так она постепенно уходила, устав напоминать о себе. Как это ни странно, но Джефф спокойно принял известие о женитьбе сына и о появлении на свет своего внука. Может быть, Джефф полагал, что Дэн женился на этой девушке из чувства благодарности за то, что она вернула его к жизни; но, скорее всего, счастливый оттого, что сын вернулся домой живым и здоровым, просто решил не трогать лиха, пока оно спит тихо.

Оба за весь вечер ни разу не заговорили о Джессике, хотя Дэн весь дрожал от желания узнать о ней все подробности, но что-то постоянно останавливало его. А Джефферсон точно знал, что сын непременно рано или поздно спросит о ней, но ждал этой минуты и страшился ее. Поэтому настал момент, когда темы для разговора иссякли, кроме одной. Периодически возникало напряжение, и тогда казалось, что если присмотреться, то можно увидеть, как потрескивают электрические искорки. Так воздух напряжен во преддверие грозы. В конце концов Дэн и Джефферсон замолчали растерянно. Уайтхорн-младший посмотрел на свои часы "роллекс" — давний подарок отца. Было уже начало первого часа ночи. Он неуверенно посмотрел на отца, вдруг ощутив, как на него навалилась усталость. И почему-то показалось, что, приехав домой, Дэн взвалил на свои плечи прежний груз ответственности перед всем и каждым. Вот и сейчас ему очень хотелось спать, хотелось вытянуться в своей комнате и чтобы отец сидел рядом, держа его за руку, пока он не уснет, как в детстве. Но ему надо было ехать к Жаклин и Чарльзу. Она наверняка его ждет.

— Уже поздно… — Проговорил Дэн, прислушиваясь к сонной тишине в доме.

— Пойдем, я отведу тебя в твою комнату, — предложил Джефферсон.

— Прости, пап, но сегодня я поеду на Хайд-стрит. Меня ждет жена.

— Отправим за ней водителя…

— Нет. Она наверняка уже уложила Чарльза спать и не станет поднимать его, — ответил Дэн, поднимаясь с кресла. — Лучше я переночую там, а завтра мы все вместе приедем сюда насовсем.

— Хорошо. Поезжай, — согласился Джефф скрепя сердце. Ему очень не хотелось отпускать сына. Ведь до сих пор с трудом верилось в его возвращение. Но Дэн был нужен не только ему одному. — Выспись, как следует, а к обеду я пришлю за вами машину.

— Ладно, — отозвался Дэн, набирая номер телефона такси.

А двадцать минут спустя они прощались во дворе в свете фар ночного такси.

— Спокойной ночи, пап, — тепло улыбаясь, произнес Дэн.

— И тебе спокойной ночи! — Ответил Джефферсон, нежно целуя его в лоб, как в детстве. — Береги себя, сын. До завтра.

Дэн сел в такси, а когда машина выезжала за ворота, из окна помахал отцу рукой.

— До завтра! — Полушепотом проговорил Уайтхорн-старший. — До возвращения домой…

Потом спокойным, размеренным шагом направился в дом, точно зная, что не сможет уснуть весь остаток этой счастливой теплой зимней ночи.

Глава XX

Лос-Анджелес, 1989

В этот самый обычный, ничем не примечательный январский день Максвелл Колфилд ехал в аэропорт. На нем была вычищенная и отглаженная летная форма; на пассажирском сиденье рядом лежала папка с документами и фуражка. В салоне "бентли" играла легкая, светлая, ни к чему не принуждающая музыка. Да и настроение у него было такое же радостное и легкое. Жизнь складывалась просто великолепно. Вот уже три года он был женат на самой красивой женщине в мире. У него была чудесная дочка — самый умный и очаровательный на свете ребенок, пусть и не его родная дочь. Он старался забыть о том, что Джулия — дочь Дэна Уайтхорна. Старательно внушал себе это с самого первого дня ее жизни. Макс вообще стремился изо всех сил забыть о существовании Дэна Уайтхорна. И у него бы получилось. Ей богу, получилось бы! Если бы Джефферсон Уайтхорн не приезжал навестить свою внучку. Девочке почему-то никто не говорил, что она его внучка, и она, повинуясь инстинкту множества детей, называла его "дядя Джефф". Он привозил ей дорогие игрушки и сладости. Максвеллу это очень не нравилось, потому что Джефферсон своими визитами напоминал всем, чья дочь Джулия, а дорогими подарками унижал его самого. Невыносимо было видеть, как девочка тянется к этому человеку, хоть и не знает, что он ее кровный родственник. А Джессика буквально расцветала, когда приезжал Джефферсон. Больно признавать, что в эти дни она становилась прежней — такой, какой была при жизни Дэна. Максвелл так и не смирился с этим, но прятал свою боль. И тем не менее, когда Джефферсон Уайтхорн появлялся на горизонте, подсознательно искал любой предлог, чтобы не присутствовать при общении Джулии с дедом.

Но думать об этом сейчас Колфилд совершенно не хотел. Не хотелось портить такое светлое состояние души и воспоминания о нежном и страстном прощании с женой. Всякий раз, как он отправлялся в полет, Джессика трогала его до слез своей нежностью, граничащей с отчаянием. Она никогда не просила его оставить свою работу, потому что знала, что это бесполезно. Однако всякий раз волновалась за него и с нетерпением ждала его возвращения. Максвелл понимал, что он здесь не причем. Это из-за гибели Дэна она так беспокоится за него. Ну и пусть! В конце концов она — его жена, хоть и не любит его. А как было бы прекрасно, если бы она смогла его полюбить!.. Может, и полюбит со временем. Ведь у них вся жизнь впереди. Пока же его любви хватит на них двоих. Он уверен в этом.

До полета оставалось два с половиной часа. Макс припарковал машину на стоянке аэропорта. Не спеша отправился в здание, насвистывая какую-то мелодию. Пройдя через терминал, поднялся на четвертый этаж. Здесь, как это ни странно, были летчики. Собираясь группами, они что-то оживленно обсуждали. Максвелл приветствовал всех. Однако все разговоры неожиданно замолкали, едва коллеги замечали его. Это было необычно, но Колфилд не придал этому особого значения. Лишь удивленно пожал плечами и решительно прошел в кабинет Роберта Монтгомери. Но там его не оказалось, и он отправился в кафе для персонала аэропорта, чтобы выпить чашечку кофе и скоротать время в ожидании полета. Там все столики были заняты, но за одним из них сидел Бен Спадс. Он увидел Максвелла и махнул ему рукой, подзывая к себе.

— Привет! — Поздоровался Колфилд, подойдя к нему.

— Привет! — Отозвался Бен. — Присаживайся. Все равно все столики заняты. Время ленча.

Макс заказал себе кофе и пару свежих булочек с маслом. Больше он есть не хотел. Так было всегда перед полетом.

— Джеймс здесь? — Спросил Колфилд, имея в виду их третьего пилота Джеймса Уинтера.

— Пока нет, — отозвался Бен. — Молод еще. Никак не нагуляется. Вот и тянет время до полета. У него, кстати, новая девушка. Сам сказал. Двадцать шесть лет, а он еще и не думает о женитьбе.

— Значит, еще не нашел такую женщину, которая стоит, чтобы на ней жениться. Это приходит со временем. Правда, потом начинаются другие проблемы… — Добавил Колфилд, с каждым словом замедляя темп речи.

Что-то было не так. В кафе что-то было не так. И, наверное, не только в кафе. Наверное, это началось с тех пор, как он приехал в аэропорт. Было необычайно тихо. Обычно в этом кафе всегда стоит легкий гул голосов, а сейчас Макс вдруг понял, что говорят практически одни они с Беном. Остальные посетители кафе чуть ли не в открытую сидят и слушают их разговор. Но стоило только Максу бросить взгляд в чью-либо сторону, все тут же отводили глаза, точно совершили преступление. Даже официанты и официантки в этом кафе и те косились на него.

— Я что-то не понял… — Проговорил Колфилд. — Почему сегодня все смотрят на меня так, будто я совершил преступление?

Бен Спадс, который все это время старался вести себя с Колфилдом естественно, будто ничего не произошло, вдруг растерялся. Он очень не хотел сообщать Максу "новость века", но, видимо, придется.

— Тут произошло кое-что… — Неопределенно начал он.

— Что? — Коротко спросил Макс, которого все это уже начало раздражать.

— Ну… как бы это сказать… В общем, Дэн Уайтхорн жив.

Колфилд едва не подавился своим кофе. Пару секунд он молча сидел, глядя в никуда, будто не понял, что ему сказал Бен. А потом все-таки тупо переспросил:

— Что? Кто жив?

— Дэн Уайтхорн, — удивленно ответил Спадс. — Наш капитан… Он чудом спасся в ту ночь.

Макс чувствовал себя так, будто совсем рядом, в шаге от него, в землю ударила молния, и он сам, а не этот призрак из прошлого, чудом избежал смерти.

— Где он? — Коротко бросил Колфилд.

Есть ему уже больше не хотелось. В голове стоял какой-то туман, точно его оглушили кувалдой. Он даже свой голос слышал откуда-то издалека.

— Здесь, в Лос-Анджелесе. Приехал только вчера и сразу же отправился к мистеру О'Ниллу, — произнес Бен.

Максвелл отхлебнул кофе, но он показался ему горьким и невкусным. Комок сдавил горло. Даже говорить ему было трудно и не охота. Зато теперь он понял, почему все летчики, стюардессы и официанты так смотрели на него. Колфилд даже мог бы, наверное, воспроизвести их мысли. И, безусловно, всем им жутко хотелось присутствовать при их встрече. Ему стало до тошноты противно находиться в этом кафе. Ведь даже Бен смотрит на него именно так и думает так же. Он не знал, что сидел смертельно бледный, что руки у него тряслись, и от этого чашка тоненько позвякивала о блюдце, ударяя этим нежным звоном по натянутым до предела нервам. Невыносимо. Невыносимо сидеть здесь. Невыносимо чувствовать на себе все эти взгляды и знать их мелкие, злорадные мысли. Невыносимо в течение пяти лет казаться себе преступником, а потом вдруг узнать, что жертва твоего преступления жива. Невыносимо считать бесконечные минуты до этой встречи и не знать, что скажет Дэн Уайтхорн, не знать, каким будет его взгляд. Невыносимо ждать… фактически не известно чего…

Дрожащей рукой Максвелл подозвал официанта, чтобы тот принес ему счет. Ему просто жизненно необходимо сейчас оказаться на свежем воздухе, чтобы осознать произошедшее, собраться с мыслями и подготовить себя к полету. Иначе весь остаток дня пойдет кувырком. Хотя, что уж тут говорить, этот день и так уже разлетелся вдребезги. И может, не только день…

Расплатившись, Колфилд обратился к Бену:

— Извини, но мне нужно прогуляться. Я буду рядом. Если что, рация при мне.

— Да-да, конечно, — пробормотал в ответ Спадс, напряженно следя за каждым движением своего капитана.

Максвелл практически бегом бросился вон из кафе, никого не видя, не обращая внимания на удивленные взгляды людей, встречавшихся ему на пути. Он вообще мало что видел перед собой; шел напролом к своей цели, как разъяренный, ослепленный болью бык на корриде. Сейчас ему нужен был только один человек — Роберт Монтгомери, лучший друг Дэна Уайтхорна.

Когда Максвелл ворвался в кабинет Роберта, тот, как обычно, сидел за своим рабочим столом, склонившись над какими-то документами. Рядом на одной из тумбочек стоял магнитофон, из динамиков которого звучала музыка в стиле диско. Боб негромко подпевал популярной песне. Услышав, что кто-то вошел, Монтгомери поднял глаза.

— О, Максвелл, привет! — Радостно поздоровался он. — Ты принес полетный лист мне на подпись?

Но Максу сейчас было не до полетов. Его волновал совсем другой вопрос.

— Ты знал, что он жив?!

Это был почти крик отчаяния, почти мольба о том, чтобы возвращение Дэна оказалось чьим-то диким розыгрышем. Даже Роберту, который уже пережил этот шок, стало не по себе от слов Колфилда. Да и вид у того был страшный: какой-то блуждающий взгляд и искаженное гримасой душевной боли лицо. Казалось, он готов был сокрушить все на своем пути, смести с лица земли любого, кто осмелится заявить с радостной улыбкой, что Дэн Уайтхорн жив.

— Проходи, Макс, — как можно спокойнее сказал Монтгомери, хотя ему самому не очень-то хотелось начинать этот разговор, и он от всей души надеялся избежать его. — Кофе выпьешь? Я как раз собирался на ленч в кафе. Хочешь со мной?

— Я только что оттуда, — буркнул Колфилд, проходя в кабинет и усаживаясь в одно из кресел. — Получил удовольствие, которого хватит мне до скончания веков.

— Что случилось? — Невозмутимо спросил мужчина, отлично зная ответ.

Со вчерашнего дня в коридорах, курительных и дамских комнатах для персонала обсуждалась история чудесного спасения Дэна. Стюардессы, секретарши и официантки при мысли об этом томно вздыхали и шептались о том, как это, должно быть, романтично. А летчики и другие работники аэропорта перешептывались между собой по поводу отношений Максвелла и Дэна. И сейчас Боб вдруг понял, что в этой истории Максу будет хуже всего. Ведь Дэн больше не вернется в авиакомпанию, его не коснется волна сплетен, а вот Максвеллу еще долго придется чувствовать на себе косые взгляды окружающих.

— Можно подумать, ты не знаешь, что случилось, — ответил Макс. — Все смотрят на меня так, будто я вызвал призрака с того света, или разбудил демона.

— Ну, ты, пожалуй, перегнул палку с определениями, — негромко рассмеялся Монтгомери. — Скорее уж, призрак сам решил уйти с того света. Там ему, похоже, надоело.

Он ухмыльнулся своей шутке. У него было отличное настроение оттого, что его лучший друг жив и здоров. Каждый нерв радостно дрожал в предвкушении сегодняшнего ужина и разговора по душам. Ему хотелось обнять весь мир и всех встречных людей, и он ничего не мог с этим поделать. Но Максвелла ему было искренне жаль. Возможно, если бы пять лет назад между Максом и Дэном не произошла размолвка из-за любви к Джессике, все было бы иначе сейчас. Макс тоже теперь от всей души радовался бы возвращению друга домой.

— А если серьезно, — продолжал Боб, — все очень просто объяснить. Люди любят жизненные драматические спектакли. И учитывая, что твоя ссора с Дэном была известна абсолютно всем, им интересно, что вы скажете друг другу при встрече. Это пройдет через пару дней, как только станет известно, что Дэн больше не будет работать в авиакомпании.

— Это правда?

— Да.

— С чего бы это? Неужели надоело выпендриваться перед папочкой? — Не удержался мужчина.

— Прекрати! — Прикрикнул на него Роберт. — Это уже не смешно! Не дай бог тебе пережить то, что пережил Дэн. Он пять лет был инвалидом.

Повисло напряженное молчание. Максвелл растерянно и даже виновато всматривался в лицо своего собеседника, словно пытаясь понять, правда это или очередной розыгрыш персонально для него. Оказалось, это правда. Роберт на этот раз говорил абсолютно серьезно.

— Что с ним случилось?

— В отличие от вас с Беном он не удачно приземлился. В итоге отказали ноги. Он совершенно не мог ходить. Плюс к этому он пролежал долго без сознания на морозе. Едва не остался без голоса.

— О, господи, я не знал! — С искренним сожалением в голосе произнес Макс.

— Так что не думаю, что на его месте тебе после такого "приключения" захотелось бы летать дальше.

— Нет уж, увольте, — произнес Колфилд.

— И, кстати, я не знал, что Дэн жив. Никто не знал. Поэтому для меня, как и для всех было шоком его возвращение.

— Что ж, прости, если я тебя обидел, — Колфилд встал с кресла, собираясь уходить.

За разговором время пролетело быстро. Он даже немного успокоился. Одна мысль все же терзала его сознание, не давая покоя. И об этой мысли он не хотел даже думать, боясь, что если он подумает об этом, все именно так и произойдет. Сейчас важным был лишь полет в Чикаго. Значит, надо сосредоточится именно на нем. Если получится…

— Все в порядке, — пожал плечами Монтгомери. — Без обид.

— Я, пожалуй, пойду. Скоро в полет, — Макс взглянул на свои наручные часы. Половина второго пополудни. Вылет через час.

— Ты все-таки принеси мне полетный лист, — напомнил ему Боб. Без него вы не сможете улететь.

— Конечно. Сейчас, — отозвался летчик и вышел из кабинета.

Когда Колфилд ушел, Роберт задумался: "А интрига-то сохраняется… Дэн не знает, что Джессика родила ему дочь и вышла замуж за Макса. Макс от всей души боится, что в его отсутствие Дэн встретится с Джес, и их любовь вспыхнет с новой силой. Но Дэн-то женат, и у него уже есть сын. И его жена наверняка знает, что он был безумно влюблен в Джессику… Что-то будет дальше!.. Пожалуй, все это похоже на начало мыльной оперы, в которой мне отведено место судьи между непримиримыми сторонами. Ладно. В принципе, ничего страшного не случилось. Все, как прежде. Все возвращается на круги своя…"

Клер уже была на девятом месяце беременности. Ей стало тяжело передвигаться, и поэтому она давно не покидала дом Стефенсов, в котором вновь поселилась. Но ежедневно выбиралась в сад на прогулку с помощью Дерека. Он просто души в ней не чаял и готов был носить на руках. Однако это ему давалось с трудом, поскольку Клер очень располнела за время беременности. Ведь едва исчезли малейшие признаки утренней тошноты, она стала поглощать пищу в огромных количествах. Скоро Клер превратилась в очаровательнейшую пышечку. Ей ужасно не нравился ее новый вид, но она ничего не могла с этим поделать, ибо чувство голода с каждым разом появлялось все чаще. Клер мысленно успокаивала себя, что после родов с помощью строгой диеты и фитнеса она быстро придет в норму. Дерек тоже утешал ее, как мог. Говорил, что она жутко нравится ему и такой. И Клер с удовольствием слушала его лесть, продолжая взращивать свой аппетит. Клер была абсолютно счастлива и от всей души полагала, что находится на вершине счастья. В семье Стефенс никто больше и не вспоминал о том, что Дерек когда-то вел разгульный образ жизни, не думал о будущем, причиняя боль людям, которые его любили. Никто и не вспоминал о том, что Клер и Дерек разошлись однажды. Все вели себя так, будто ничего этого не было. Будто с молчаливого согласия все запретили себе вспоминать прошлое. И, наверное, это было правильным решением, если бы прошлое само не напомнило о себе.

В то утро в конце января у Клер начались первые схватки. В доме было тихо, потому что все еще спали. Она осторожно села на кровати и разбудила Дерека.

— Дерек! — Позвала она мужа.

— Мммм?.. — Пробурчал он, поворачиваясь на другой бок.

— У меня начались роды.

— Ну, еще минутку… — Попросил ее Дерек, не до конца проснувшись и не поняв, что говорит жена.

— Какую минутку?! — Возмущенно растолкала его Клер. — Я не могу ждать минутку. Я рожаю.

Как ошпаренный Дерек вскочил на кровати, протирая сонные глаза.

— Что?!

— Дерек, проснись. Твои дети уже просятся на свет. Вези меня в больницу.

Он пулей бросился к двери, по пути схватив ключи от машины.

— Дерек, ты повезешь меня голым?

— Черт!.. — Выругался Стефенс, открыв дверь. — Стивен!!! — Закричал он так, что из своих спален выскочили Итон и Лаура.

— Что случилось?! — Испуганно в один голос спросили они.

— Клер… — Задыхаясь, выпалил мужчина. — Роды… У нас начались роды!!! Надо машину.

Лаура первая метнулась вниз, а Итон быстро сказал:

— Одевай Клер и одевайся сам. Я звоню в клинику.

Дерек бросился обратно в спальню. Хорошо, что есть отец и сестра. Хорошо, что сейчас они могут думать и решать за него, поскольку едва Клер сказала ему о родах, его собственное сознание застопорилось на месте и отказывалось работать. И, наверное, он еще не до конца понял, что происходит, поскольку ощущал в душе какое-то блаженное спокойствие. Да и двигался он как-то спокойно, размеренно, методично. Это было странно.

С каждым движением Клер становилось все труднее, она вся покрылась испариной, дышала неровно, все чаще гримаса боли искажала ее напряженное лицо. Ей уже не терпелось быстрее родить, чтобы избавиться от этой тяжести и жуткой, раздирающей боли, которая с каждым разом все нарастала. В конце концов, она не выдержала и прикрикнула на мужа.

— Дерек, если ты будешь шевелиться в таком темпе, я рожу прямо здесь.

Он остановился как вкопанный, в упор глядя на нее и испуганно хлопая глазами, будто только теперь до него дошло, что его дети родятся сегодня.

— Нет, пожалуйста… — Пробормотал он. — Я не умею принимать роды.

— Тогда шевелись, Дерек! Дети не могут ждать!

В комнату вошла Лаура.

— Машина готова, отец ждет… О, господи! — Выдохнула она и рассмеялась, глядя на брата. Вид у него был весьма экстраординарный. Вместо брюк он надел штаны от пижамы, пуговицы на рубашке были застегнуты не на своем месте, на ноги он натянул носки разных цветов.

Клер, поглощенная своими проблемами, не видела, как оделся муж, но, услышав смех Лауры, бросила короткий взгляд на Дерека. Она тоже начала смеяться, но смех отозвался болью приближающихся родов. Причем на этот раз боль была намного сильнее всех предыдущих приступов.

— О-о-о! — Простонала она. — Пожалуйста! Вы можете быстрее?..

— Дерек, вот твои штаны! — Распорядилась Лаура, бросая ему брюки. — Снимай пижаму. Я помогу Клер спуститься вниз и пришлю тебе Стивена. И пошевеливайся! — Скомандовала она. — Иначе нам придется принимать роды здесь.

Общими усилиями, удачно избежав пробок, Итон, Лаура, Дерек и Клер добрались до клиники. Медсестры быстро забрали Клер в родовую, оставив всех ее домочадцев в комнате ожидания. И пока Дерек бесполезно метался в нетерпении и волнении, Итон и Лаура позвонили Джефферсону, чтобы предупредить его о том, что сегодня они не приедут в офис.

— Джефферсон, доброе утро! — Приветствовал его Итон. — Как ваше здоровье?.. Правда? Это замечательно. Я хотел сказать, что мы с Лаурой сегодня не сможем приехать в офис… Клер рожает… Да, уже в клинике… О, ну, что вы! Не стоит так беспокоиться… Что-о?!! Этого не может быть!.. Когда вы узнали? И что?.. Джефф, это же потрясающая новость!!! Я поздравляю вас! Да… Да, хорошо. Договорились… Конечно… До свидания, Джефф.

Лаура, сгорая от любопытства, как маленькая девочка, дергала отца за рукав. Всем своим существом она рвалась к брату, но умом понимала, что все равно ее присутствие рядом с ним бесполезно. Когда озадаченный Итон положил трубку на рычажки и отошел от стойки регистратуры, она спросила:

— Ну, что там, пап? Что случилось у дяди Джеффа?

— Ты не поверишь… — Сказал Итон, беря дочь под руку и направляясь в комнату ожидания. — Дэн вернулся домой живым.

— Что? — Ошарашено спросила Лаура.

— Что слышала, — отозвался Стефенс-старший. — Дэн Уайтхорн жив. Он вернулся домой спустя пять лет.

— Но как? Ведь его искали. Все были уверены, что он погиб.

— Джефф ничего толком не объяснил. На это не было времени. Но сказал, что они сегодня вместе с Дэном приедут в клинику.

— Невероятно, — говорила Лаура, идя с отцом рядом. Дэн жив! В это просто не верится! И это счастье!

— Да, — подтвердил Итон. — Теперь Джефф снова станет прежним, а то на него смотреть было больно. Будто призрак ходил по офису. А самое обидное, что в смерти сына Джефф винил только себя.

— Это из-за многолетней размолвки? — Спросила Лаура.

— Угу, — отозвался Стефенс. — Дэн тогда был молод и упрям. Я не знаю, что с ним случилось в том полете, но почти уверен, что он вернулся домой совсем другим.

— Но надеюсь, что он не забыл о старых друзьях. Я безумно хочу его увидеть.

Когда они пришли к Дереку, вид у него был потерянный и какой-то безумный, точно он не до конца понимал, где находится и что происходит.

— Где вы были? Я ничего не знаю о Клер.

— Успокойся, Дерек, — произнесла Лаура, садясь рядом с ним. — Мы ходили звонить Джеффу, что не приедем в офис. А с Клер все в порядке. Я в этом уверена. Ведь если бы было что-то плохое, мы сразу узнали бы. Нам остается только ждать.

— Я не могу! — Простонал Дерек. — Я здесь с ума сойду. Я должен быть с ней!

Он вскочил и рванулся было по коридору в ту сторону, куда увезли Клер и едва не сбил с ног медсестру.

— Осторожнее, сэр, — обратилась к нему девушка.

— Моя жена… Клер Стефенс… — Взволнованно заговорил мужчина.

— Значит, вы мистер Стефенс? — Уточнила та в ответ.

— Да!

— Тогда я вас поздравляю! У вас родились очаровательные близнецы — сын и дочь. Вы можете пройти в родовую, но не надолго. Миссис Стефенс очень устала.

— Дети здоровы? — Спросил Итон.

— Конечно. Роды прошли благополучно. И мать, и дети в полном порядке.

Сам не зная толком, куда идти, Дерек бросился дальше. Он готов был открывать все двери подряд, пока не найдет жену и детей.

— Мистер Стефенс, вы же не знаете, куда идти, — остановила его медсестра. — Прямо по коридору, третья дверь налево.

— Спасибо, — бросил он и понесся в родовую.

Клер родила без всяких осложнений, но так устала, что, казалось, у нее не было сил даже дышать. Она обессилено лежала в родовом кресле, пытаясь сфокусировать взгляд на тех, кто суетился возле нее: доктор Адамс, медсестры заботливо протиравшие ее влажным полотенцем. Слезы усталости и счастья катились по ее лицу. Где-то совсем рядом кричали ее только что родившиеся дети.

— Дайте мне моих детей, — еле слышно попросила Клер бесцветным голосом. — Позовите Дерека.

— Я здесь! — раздался рядом его такой любимый голос. А через секунду сквозь туман усталости, застилающий глаза, она увидела его сияющее лицо. — Я здесь, любовь моя.

Им подали чистых, вымытых малышей, завернутых в пеленки. У Клер в руках оказался мальчик, у Дерека — девочка. Медсестры показали, как надо держать детей. А секунду спустя Клер увидела, как в глазах мужа блестят слезы. Он склонился к ней и коротко шепнул:

— Спасибо! Я люблю тебя!

Больше она ничего не помнила, ибо веки ее сомкнулись, и она уснула, держа в руках сына.

— Клер! — Испугался Дерек. — Что с тобой?

— С ней все в порядке, мистер Стефенс, — ответила ему одна из медсестер. — Она просто спит, потому что очень устала.

— Отвезите ее в палату, — попросил Дерек. — Предоставьте ей все самое лучшее.

— Конечно, мистер Стефенс.

Клер отвезли в палату, малышей — в детскую, где находились и другие недавно родившиеся дети. Дерека вежливо отправили к родственникам. Когда он вышел в комнату ожидания, его обступили Лаура и Итон

— Ну что, как Клер? Ты видел детей? — В один голос спросили они.

— Она спит, — ответил он. — А дети замечательные…

У него от напряжения и волнения тряслись руки; он едва держался на ногах. Но постепенно, по мере того как Дерек осознавал, что стал отцом, все это уходило, уступая место какому-то странному отупению. Его мало волновало происходящее вокруг. Он хотел быть рядом с женой и держать на руках своих малышей. Все остальные его не волновали.

Отец и сестра что-то возбужденно говорили, но голоса их звучали глухо и отдаленно, словно в ушах у него была набита вата. В конце концов Итон понял, что его сын сейчас не восприимчив ни к чему, и сказал, похлопав его по плечу:

— Что, сын, переволновался?.. Кажется, я знаю, как помочь тебе успокоиться. Тут за углом есть один уютный бар. Пойдем туда. А Лаура останется здесь, на случай, если Клер вдруг что-нибудь понадобится.

Дерек поднял на отца возмущенный взгляд и заявил:

— Нет! Я нужен Клер и детям. И я буду с ними.

— Но она спит, Дерек, — вмешалась Лаура. — Ты сам сказал. Вряд ли ты ей сейчас сможешь чем-нибудь помочь.

— Нет! — Упрямо возразил мужчина. — Я должен быть рядом с ней.

Он развернулся и вновь направился в родовую. Там все еще оставались медсестры. Итон и Лаура услышали, как он спрашивал:

— В какую палату поместили мою жену, Клер Стефенс?

Ему ответили, и Дерек пошел дальше в глубь коридора. В уютной палате Клер спала сладким сном младенца. Дерек опустился на колени рядом с кроватью, взял ладонь жены и поднес к губам. Она не ответила на прикосновение — сон ее был слишком глубоким. Дерек с нежностью смотрел в ее красивое с правильными чертами лицо, решив про себя, что будет охранять ее сон. Но потом голова его склонилась на кровать, и он тоже уснул.

Клер проспала почти восемнадцать часов. Все это время Дерек не уходил от нее. Как его ни уговаривали медсестры и доктор Адамс, он упрямо оставался на своем посту, точно хотел возместить жене свое отсутствие добрую половину ее беременности. Когда она проснулась, в палате мягко горел ночник, а Дерек спал в неудобной позе в кресле напротив. Вид у него был ужасно усталый, лицо слегка обросло щетиной, веки были воспалены. Она сладко потянулась, прогоняя остатки сна. Потом поняла, что хочет пить. Рядом на тумбочке стоял графин со свежей водой и стакан. Но стакан выскользнул у нее из пальцев и, с глухим стуком покатившись по поверхности тумбочки, упал на ковер на полу. Дерек, вздрогнув, проснулся.

— Что?

— О, прости, я не хотела тебя разбудить, — тихо проговорила Клер. — Я всего лишь хотела попить воды.

— Я сейчас! — Бросился к ней Дерек. — А ты лежи.

Он налил ей воды, приподнял, чтобы ей удобнее было пить.

— Ты как? — Спросил он жену.

— Выспалась на неделю вперед, — ответила Клер. — А вот тебе, похоже, просто необходимо отдохнуть. Как дети?

— С ними все хорошо. Правда, они жутко голодные. Тебя будить было бесполезно, поэтому их кормили специальной смесью.

— Я хочу видеть детей, — сказала миссис Стефенс. — Попроси, чтобы их принесли.

— Сейчас три часа ночи, Клер, — произнес Дерек. — Все дежурные медсестры спят и дети тоже. Но скоро их принесут на кормление. Тогда ты их и увидишь.

— А документы на оформление свидетельств о рождении приносили? — Поинтересовалась Клер.

— Да. Они у меня. Но я не стал ничего заполнять без тебя. Ведь мы так и не придумали им имена.

— Тогда давай займемся этим прямо сейчас, чтобы впредь обращаться к ним по имени.

— Согласен. У меня предложение: ты будешь выбирать мужские имена, ну а я — женские.

— Договорились, — сказала женщина. — А имена двойные или достаточно будет одного имени?

— Пусть у них будет по одному имени, — решил Дерек.

— Как ты относишься к имени Фрэнк? — Спросила Клер.

— Мне нравится, — ответил Дерек. — А тебе нравится имя Рейчел?

— Да, красивое, — произнесла миссис Стефенс.

— Значит, решено? — Уточнил он. — Фрэнк и Рейчел Стефенс?

— Решено, — заверила его Клер.

В дверь осторожно постучали.

— Входите, — ответил Дерек.

В комнату вошла медсестра, которая дежурила в отделении в эту ночь.

— О, вы уже проснулись, миссис Стефенс, — обратилась она к ней. — Как самочувствие?

— Замечательное, — ответила Клер, улыбаясь. — Только я жутко голодная и хочу видеть своих малышей.

— Я сейчас принесу вам поесть, а потом принесу ваших детей, чтобы поели они.

Медсестра вышла. Через десять минут принесли еду, и Клер с жадностью набросилась на нее. Почти сразу после того как она поела, эта же медсестра принесла малышей, показала Клер, как нужно их кормить. Когда молодые родители остались наедине со своими детьми, Клер сказала:

— Какие же они крошечные и беззащитные, — наши малыши.

— Они просто чудо. Очень похожи на тебя, — сказал Дерек, державший на руках сына.

— И на тебя, — отозвалась Клер, глядя на дочку. — Я, к сожалению, одна такое чудо сотворить не могла. Потребовалась твоя помощь.

Дерек радостно усмехнулся и произнес:

— Никогда не думал, что в нашей семье именно у меня родятся близнецы.

— В семье Уайтхорн или Стефенс? — Подтрунила над ним Клер, помня об их давней перепалке.

— Конечно, Стефенс, — спокойно отозвался Дерек. — Уайтхорны никогда не имели в роду близнецов. Это ведь передается через поколение генетически. Мой прадед Натаниэль Стефенс был близнецом.

— Ясно, — пожала плечами Клер. — Похоже, мне придется узнавать тебя и твою семью заново. Хотя, в сущности, я никогда никого и не знала толком. Кто знает, какие ты еще преподнесешь мне сюрпризы.

— Да, в общем-то, никаких. Разве что еще пару близнецов.

— Поживем — увидим, — сделала вывод миссис Стефенс. — Пока я безумно счастлива, что у меня есть ты и эти две очаровательные крохи.

Пару дней после родов Клер еще провела в клинике вместе со своими малышами, пока обследования не показали, что мать и дети полностью здоровы. За это время у нее побывали самые разные посетители. Джефферсон приехал с огромным букетом цветов и сообщил, что он и Итон открыли трастовый фонд для Фрэнка и Рейчел. Несколько раз за это время к молодым родителям приезжал Роберт Монтгомери, все еще не забывший о своем желании стать крестным отцом новорожденным. Клер всякий раз была очень рада визитам своего давнего друга и мечтала о том, чтобы Боб и Дерек стали друзьями. Однако она заметила так же, что Монтгомери чем-то постоянно озадачен, порой даже возбужден. Но приписывала такое состояние проблемам на работе, а спрашивать ничего не стала. Приезжали Максвелл и Джессика, и Клер упросила ее стать крестной матерью малышей Стефенс. Казалось, они снова подружились. Ушли в прошлое давние разногласия из-за Дэна Уайтхорна. О них было позабыто с молчаливого согласия обеих сторон. И никто из них — ни Клер, ни тем более Джессика — не знал о том, что Дэн вернулся домой. Максвелл просто-напросто струсил и ничего не сказал жене, но глубоко в душе переживал страшную муку, боясь, что, узнав об этом, Джессика захочет вернуться к Дэну. А Клер никто не сказал потому, что боялись ее расстраивать. Ведь после родов некоторые женщины очень впечатлительны.

Но однажды Дэн все-таки приехал к Клер в клинику. По пути туда он купил большой букет цветов и написал простую записку: "Поздравляю с рождением детей! Дэн Уайтхорн" Попросил одну из медсестер отнести цветы в комнату Клер. Она спокойно отнеслась к появлению очередного букета. Кстати, когда его принесли, у нее был в гостях Роберт Монтгомери. Цветы были составлены в великолепнейший букет, и мужчина сразу понял, от кого они. Но ничего не сказал. Хотел посмотреть на реакцию Клер. Она понюхала цветы и положила их на тумбочку возле кровати. Затем взялась за записку. Роберту стало не по себе, и, чтобы скрыть свое замешательство, он предложил:

— Давай я поставлю цветы в вазу. Не хочется, чтобы такая красота быстро увяла.

— Если тебе не трудно, — машинально ответила она, разворачивая записку.

Мужчина встал, достал вазу и отправился в ванную набирать воду. Когда он вышел оттуда, миссис Стефенс сидела на постели смертельно бледная — ни кровинки не было в ее застывшем, как маска, лице. Записка из букета трепетала в ее дрожащих руках.

— Это, что, чья-то шутка? — Удивительно ровным голосом спросила она.

Роберт повернулся к ней, держа в одной руке вазу с водой, в другой — букет, присланный Дэном Клер. Внимательно всмотрелся в ее помертвевшее лицо. Помедлил секунду, прежде чем ответить:

— Нет, Клер, не шутка.

Она вновь посмотрела в записку, будто видела впервые. Да, наверное, так и было, ибо Клер вдруг только сейчас осознала, что то, к чему она стремилась долгих четыре года, прежде чем влюбиться в Дерека, теперь случилось. Дэн Уайтхорн вернулся домой. Наконец, губы ее дрогнули в улыбке, и она медленно проговорила:

— А я знала, что он жив.

Монтгомери вышел из оцепенения, поняв, что говорит Клер.

— Откуда? — Спросил он.

— Не в том смысле, что он мне звонил или как-то дал знать о себе, — пожала плечами миссис Стефенс. — Понимаешь, в то время я так сильно его любила, что, когда произошла трагедия, я сразу поняла, что он жив, — она говорила спокойно, но с каждым словом темп ее речи ускорялся, точно она стремилась поскорее выплеснуть всю накопившуюся боль обиды и ожидания. — Вся эта похоронная панихида, все эти слезы были для меня фарсом. Я одна не плакала. И мне было до тошноты противно смотреть на Джессику, которая строила из себя убитую горем вдову. Как она могла не понять, что Дэн жив?! Ведь она так любила его!

— Джес сильно переживала с тех пор, как узнала, что их самолет пропал с экранов радаров. Если ты помнишь, она была беременна, и от своих переживаний угодила в больницу. А ты узнала об его исчезновении намного позже.

— Знаю, Боб, — ответила Клер. — Сейчас я не виню ее ни в чем. Я простила ей даже то, что она увела у меня Дэна. Но тогда, как мне казалось, ее бесчувственность, бесила меня до невозможности… Когда он вернулся? — Спросила она, помедлив немного.

— Три дня назад, за день до рождения твоих детей.

— Где он сейчас?

— Полагаю, что здесь, — произнес мужчина. — Не зря же тебе принесли такие шикарные цветы.

— Да, он, как всегда, в своем репертуаре.

В дверь постучали. Клер и Роберт на мгновение замерли, так как оба отлично знали, кто стучал.

— Войдите, — дрогнувшим от волнения голосом пригласила Клер.

В комнату вошел Дэн — потрясающе красивый в темных брюках и голубой рубашке, так великолепно подчеркивающей голубизну его глубоких глаз. Он совсем не изменился за эти пять лет. Правда, в тридцать шесть лет на висках у него уже серебрилась легкая седина. Но это только придавало еще большее очарование.

— Живой! — Выдохнула Клер и вскочила с кровати, бросившись ему в объятия.

Дэн крепко обнял ее, вдруг внезапно осознав, насколько сильно ему не хватало этой роковой красавицы, с которой у него было много хороших мгновений. Было так необычно, что взбалмошная, порывистая, импульсивная Клер Хьюстон теперь остепенилась — вышла замуж и родила двоих детей сразу — да от кого — от Дерека Стефенса, еще более безумного человека, чем Клер. И уж совсем было трудно поверить в то, что они любят друг друга, эти двое таких похожих людей. Все изменилось вокруг него. И, пожалуй, ему трудно будет привыкнуть к этому новому миру, из которого он когда-то так стремился сбежать.

— Господи, живой! — Лепетала Клер, повиснув на его шее. — Я знала, я верила!.. Живой!.. Живой!..

— Да, живой! — Радостно отозвался Дэн, отстраняя ее от себя и всматриваясь в красивое лицо. — И мне это очень нравится.

Мертвенная бледность сошла с лица Клер, на ее пухлых щечках появился румянец. Она смотрела на него сияющими глазами и не могла насмотреться. Бурная радость отчаянно колотилась в ее сердце, просясь вырваться наружу. И Клер не выдержала: стала осыпать его лицо поцелуями, пока не нашла его губы, когда-то такие страстные, обжигающие, трепетно-нежные. Господи, как она истосковалась по этим губам! А вновь обретя их, Клер забыла обо всем на свете. Как будто время повернулось вспять, и она снова стала двадцатитрехлетней девчонкой, вознамерившейся отомстить всему миру, выйдя замуж за наследника ювелирной империи. Не стало Джессики, Дерека, авиакатастрофы, перевернувшей жизни стольких людей. Остались лишь губы Дэна, отвечавшие на ее поцелуй с такой готовностью, что у нее кружилась голова. Они забыли даже о Роберте, который так и стоял, глядя на них во все глаза. Реальность потеряла значение. Главное — Дэн вернулся домой… к ней! Да и Роберт забыл обо всем на свете, пораженный происходящим. И уж тем более никто не заметил и не услышал, как дверь в палату распахнулась, и на пороге появился Дерек. Клер и Дэн продолжали отчаянно целоваться. Никто не видел Дерека, никто не слышал его прихода. Он несколько секунд смотрел на эту идиллию, потом развернулся на каблуках и, хлопнув дверью, вышел вон.

Звук хлопнувшей двери среди этой пронзительной тишины вывел их из забытья. Роберт вздрогнул, уронив вазу и разлив воду; Дэн и Клер, наконец, выпустили друг друга из страстных объятий. Испуганно уставились на дверь, будто она хлопнула сама по себе. Доли секунды длилось молчание. Потом Роберт спокойно сказал:

— Это был Дерек. Он все видел.

— Боже мой! — Ахнула Клер, прижав ладонь к губам. — Что теперь будет? Он же всегда ревновал меня к тебе! Он меня не простит! Никогда не простит!

Слезы градом катились по ее щекам. Она в ярости начала молотить кулаками по груди Дэна, точно желая повернуть вспять прошедшие пять минут, чтобы изменить ход событий.

— Это ты виноват! — Кричала она на него. — Ты! Ты испортил мне жизнь! Дерек меня никогда не простит! Никогда!

— Клер, пожалуйста, успокойся, — попросил ее Уайтхорн. — Ничего страшного не случилось…

— Ничего страшного? — Бросила ему в лицо миссис Стефенс. — да неужели ты не понимаешь, что Дерек больше ко мне не вернется?! Он думает, что я лгала ему все это время! Что я предала его!

Ее пухлые кулачки отчаянно колотили по его груди, пока, наконец, Дэн не поймал ее за запястья и не встряхнул как следует, чтобы она пришла в себя.

— Прекрати! — Прикрикнул он на нее. — Не сходи с ума! Я приведу Дерека обратно. Если он тебя любит, он должен тебе доверять.

— Да пошел ты к черту со своим доверием! — Зло проговорила Клер, пытаясь вырваться из его рук.

Однако хватка Дэна была железной. Она совсем забыла об этом. Он умел быть нежным и жестоким.

— Я же сказал, прекрати! — Снова встряхнул он ее. — Все будет хорошо. Мне-то ты доверяешь?

Клер встретила пронзительный взгляд голубых глаз, которые когда-то так любила. Пару секунд они вот так стояли и смотрели друг другу прямо в глаза: Дэн держал ее за запястья, а Клер гневно сжимала руки в кулаки. Но потом что-то в его взгляде заставило ее успокоиться. Она расслабилась, и Дэн отпустил ее.

— Да, — тихо ответила Клер. — Только, пожалуйста, приведи Дерека обратно. Пусть он верит мне! — Взмолилась она, в отчаянии ломая руки.

— Все будет хорошо, — повторил Уайтхорн. — Дерек вернется домой. Я обещаю.

И он шагнул обратно к двери, распахнул ее. Потом вдруг вполоборота повернулся к ней, словно хотел что-то сказать:

— Прости меня, — почти умоляюще произнес Дэн.

И вышел из палаты, закрыв за собой дверь.

Все это совсем выбило из колеи Роберта. Он по-прежнему стоял возле лежавшей на полу вазы, слегка приоткрыв рот от удивления. Клер наконец повернулась к нему.

— Ведь Дерек вернется, правда? — Спросила она его.

— Не знаю, — искренне сказал Боб. — Не знаю…

Дерек пропал из дома. Он не появлялся там вот уже четвертую ночь подряд с тех пор как поехал в клинику навестить Клер. Итон и Лаура, давно отвыкшие от прежних исчезновений Дерека с ума сходили от неизвестности. Они ничего не знали о появлении у Клер Дэна, о том, что Дерек видел, как целовались бывшие любовники. И поэтому испуганные, уставшие от напряжения и ожидания, они по очереди обзванивали больницы, морги, обратились в полицейский участок, где комиссар Ллойд выслушал их и, пожав плечами, спокойно сказал, что он может объявить Дерека в розыск, но учитывая его прежний образ жизни, вряд ли станет это делать. Ведь ничего особенного с ним случиться не могло. Лаура и Итон обзвонили всех друзей Дерека, хотя таковых у него практически не было, разговаривали с его коллегами в офисе "Уайтхорн Интерпрайзис", с которыми он хоть как-то был близок. Все было тщетно. Никто ничего не знал. Клер категорически отказалась что-либо говорить и изо всех сил делала вид, что ничего страшного не произошло. Все время она проводила с детьми. Ее выписали из клиники; домой ее опять же забирали отец и сестра Дерека. Сам он так и не появился. О нем по-прежнему никто ничего не знал.

Но самым странным во всей этой истории было то, что вслед за Дереком пропал и Дэн. Он не появлялся ни в особняке на Грин-стрит, где обосновался вместе с женой и сыном, ни в своей квартире на Хайд-стрит. Однако Жаклин и Джефферсон хранили молчаливое спокойствие. Жизнь там текла тихо, без потрясений, поскольку они-то знали, что Дэн отправился искать Дерека. Они всячески поддерживали Клер, и их спокойствие постепенно вернуло ей уверенность в том, что все будет хорошо.

Дэн нашел Дерека на исходе шестого дня их исчезновения в захолустном баре на восточной окраине Лос-Анджелеса с борделем на верхнем этаже. Входя в бар, Дэн чувствовал себя грязным, уставшим и голодным. А прокуренное подвальное помещение бара вызвало у него приступ тошноты, подступившей к горлу. Он подошел к стойке и заказал чашку крепкого черного кофе. Бармен машинально подал ему заказ, но, конечно, заметил, что это новый человек. Дэн сделал глоток. Кофе был скорее похож на омерзительное горькое пойло. Он поморщился и отодвинул чашку.

— Эй, приятель… — Позвал Уайтхорн бармена.

— Да, сэр, — отозвался тот. — Я могу вам чем-нибудь помочь? — Спросил он, многозначительно глядя на Дэна.

— Пожалуй. Я тут ищу кое-кого.

— Может, вам стоит подняться наверх? — Намекнул бармен.

Дэн мгновенно понял намек. Помолчал секунду, делая вид, что думает. Потом ответил:

— Наверное, я сделаю это позже.

— О' Кей, — пожал плечами бармен. — У нас тут большой спектр услуг.

Дэн достал из нагрудного кармана рубашки фотографию Дерека. Положил ее на стойку перед барменом.

— Видел этого парня? Он заходил в ваш бар? — Спросил Уайтхорн.

Бармен решил, что Дэн из полиции и сразу пошел напопятную.

— Нет, сэр. И забудьте о моих словах.

Он все понял и достал из бумажника стодолларовую купюру. Положил на фотографию.

— Я не коп, — сказал Дэн. — Этот человек на фотографии — мой кузен. Его ищет жена. А я обещал ей привезти брата домой.

Бармен нагнулся к Дэну через стойку; его быстрые пальцы цапнули купюру.

— Я видел его, — произнес бармен.

— Когда?

— Пару дней назад он зашел сюда. Пил до закрытия. Потом с одной из девушек поднялся наверх.

— А потом? Куда он пошел потом? — Заинтересовался Уайтхорн.

— Никуда, — ответил бармен. — За девушек обычно расплачиваются со мной. А он еще не заплатил.

— В какой он комнате?

— Это строго конфиденциальная информация, — заартачился бармен.

— Ясно, — Дэн достал еще двести долларов.

Его собеседник радостно цапнул деньги со стойки. Хотя было очевидно, что он ожидал больше.

— Комната номер пять, — был ответ.

— У вас есть запасной ключ?

— Да, сэр, — сказал бармен, доставая ключ из-под стойки. — Второй этаж, пожалуйста.

— Спасибо, — коротко бросил ему Дэн, забирая фотографию.

На втором этаже было более менее чисто. Но воздух насквозь пропитался сигаретным дымом и его уже, наверное, было не выветрить. Он въелся в стены, двери, линолеум на полу. Сюда доносились звуки музыки из бара. Он нашел дверь с цифрой 5 и осторожно вставил ключ, повернул его в замке. Дверь со скрипом открылась, заставив его вздрогнуть. Комната была совсем маленькой. Оклеена бумажными обоями. На окне висели простые занавески, а ночных штор не было вовсе. На полу опять же был постелен линолеум. Посреди комнаты стояла двуспальная кровать, рядом с ней — тумбочка, а на ней — пустые бутылки из-под дешевого коньяка и пара стаканов. В углу на кресле беспорядочной кучей лежала мужская и женская одежда. В кровати было двое — мужчина и женщина. В мужчине Дэн сразу узнал Дерека.

— Дерек, вставай! — Позвал его Уайтхорн.

Никакого ответа. Только женщина повернулась лицом в сторону Дэна, закинув руку на обнаженный торс Дерека.

— Давай просыпайся! — Еще громче сказал Дэн, толкнув его в плечо.

Стефенс промычал что-то нечленораздельное, но не встал. Женщина подняла глаза на Дэна. Пару секунд она тупо смотрела на него. Потом сонно пробормотала:

— Какого черта?..

— Простите за беспокойство, мисс, — проговорил Дэн. — Я к вашему спутнику.

— Дерек! — Пихнула его женщина. — Дерек, проснись! — Тут к тебе какой-то тип пришел.

— Мммм? — Вновь промычал Стефенс.

— Вставай! — Пихнула она его. — К тебе пришли.

Он приподнялся на локтях.

— Чего тебе?

— Я же говорю, к тебе пришли, — раздраженно ответила она. — Вон! — Она указала на Дэна.

Дерек повернул голову, удивленно, почти испуганно всмотрелся в своего гостя, с трудом сфокусировав взгляд. Некоторое время он смотрел на Дэна так, будто видел впервые. Потом лицо его искривилось в какой-то дикой гримасе, и Стефенс процедил сквозь зубы:

— Пошел к дьяволу, Уайтхорн!

И снова плюхнулся на кровать.

— Мисс, — обратился Дэн к девушке, которая все это время с интересом разглядывала его, сидя на кровати и одной рукой придерживая одеяло на обнаженной груди., - вы не могли бы оставить нас с мистером Дереком наедине? Я очень прошу вас, — он вежливо улыбнулся ей.

— Хорошо, — пожала она плечами. — Если что, я буду в ванной.

И проследовала туда, завернувшись в одеяло.

— Эй! — Закричал ей вслед Дерек. — А ну, верни одеяло!

Но дверь в ванную уже захлопнулась Дэн прошел к креслу, нашел одежду Дерека, кинул ему.

— Одевайся!

— Пошел к черту! — Снова послал его Стефенс, но одежду все же взял и начал одеваться.

— Ты уж определись, куда мне идти: к черту или к дьяволу, — улыбаясь, сказал Дэн.

— Мне все равно, куда, — произнес Дерек. — И вообще, что тебе здесь надо?

— Я приехал за тобой, — спокойно ответил Дэн. — Клер очень волнуется, не говоря уже о твоем отце и Лауре.

— Говоришь, Клер волнуется?! — Спросил Дерек, и губы его скривились в злобной усмешке. — А что же она не волновалась, когда вы так страстно целовались на глазах у Роберта Монтгомери? Ах да, забыл! Он ведь твой друг и всегда покрывал твои похождения. И когда ты уводил Джессику у Максвелла, и когда ты решил присвоить себе мою жену…

Он надел брюки, заправил рубаху, затянул ремень.

— Перестань паясничать, Дерек, — произнес Уайтхорн. — Тебя совершенно не касается то, что произошло между мной, Джессикой и Максвеллом. Это только наше дело.

— Да-а?! — Протянул Стефенс. — И даже если я скажу, что через три года после твоей "смерти" Джессика вышла замуж за Макса, ты скажешь, что тебе все равно?

Улыбка мгновенно сошла с лица Дэна. Он побледнел, но изо всех сил постарался скрыть чувства, нахлынувшие на него. После короткой паузы, не заметив, что руки его сами собой сжались в кулаки, сказал:

— Это уже меня не касается. Ведь я тоже женат.

Дерек присвистнул от удивления.

— А ты даром времени не терял!

— Можно сказать и так. Моя жена спасла мне жизнь.

— Тогда понятно, — протянул Дерек.

— Что тебе понятно?

— Ты женился из благодарности.

— Сейчас не об этом речь, — категорично отрезал Дэн. — Я приехал за тобой. Клер ждет тебя.

— Зря потратил время. Я к ней не вернусь. Пусть делает, что хочет.

— Ты не прав, Дерек! — Настойчиво сказал Дэн. — Клер очень любит тебя. Если хочешь знать мое мнение, я никогда не думал, что она когда-нибудь сможет так полюбить.

Дерек поднял на него свои холодные серо-голубые глаза, смерил его тяжелым, убийственным взглядом.

— Вот как… — Язвительно проговорил он. — А ты никогда не думал о том, что Клер всегда любила только тебя? Ты с ней встречался, а она была в тебя влюблена. Ты умер, а она все равно ждала только тебя. Даже когда тебя уже никто не ждал, она все равно ждала тебя. Она и замуж-то вышла за меня только потому, чтобы отомстить тебе. Чтобы ты обратил на нее малейшее внимание. А когда мы были женаты в первый раз, она всегда в моих объятиях представляла, что я — это ты. Здорово, да? Как будто нас в постели было трое: я, она и ты. А теперь все! Хватит! Я устал! Мне надоело быть третьим лишним. Тем более, что вернулся главный претендент на ее руку. Ты! Я устал с тобой бороться. Ты выиграл. Вот и забирай свой приз.

В его словах звучала такая жгучая, такая острая боль, что Дэну стало не по себе от колких слов Дерека. Неужели его троюродный брат был настолько влюблен в Клер, что так мучительно переживает эту историю?! Поразительно! Ведь ему самому, Дэну, всегда казалось, что Клер и Дерек способны любить только себя. И только сейчас, глядя на боль своего кузена, Дэн понял, что Клер действительно тогда любила его. Может, она и хотела стать богатой и жить в достатке — этого желания ни у кого не отнимешь. Но она не была такой жестокой, беспринципной, алчной и бесчувственной, как ему думалось. Клер могла и испытывала очень сильные чувства. А он причинил ей невыносимую боль, бросив ее ради ее подруги. Более того, он постоянно сравнивал Клер и Джессику, превознося достоинства второй в присутствии первой, тем самым унижая ее. Господи, как же Клер должна была бы ненавидеть его сейчас за всю эту мерзость! И после всего этого он еще смеет заявляться к ней и портить ее семейную жизнь!

— Ты ведешь себя так, будто Клер — игрушка, — сказал Дэн.

— Вот как раз для меня она никогда не была игрушкой, — запальчиво заявил Дерек. — А ты именно так с ней все время и обращался.

Дерек был прав, и в глубине души Дэн полностью осознавал это, но никогда не признался бы в этом вслух.

— Я же все время был с ней рядом, переживая ее боль, как свою. Видел, что она из кожи вон лезет — лишь бы заполучить тебя, не меня. Это всегда бесило меня до крайности. И после этого ты смеешь заявлять, что я обращаюсь с ней, как с игрушкой?!

В пылу спора мужчины совсем забыли о девушке в ванной, и когда она высунулась из-за приоткрытой двери и сказала, обращаясь к Дэну: "Простите, сэр, вы не дадите мне мою одежду?..", оба резко замолчали и удивленно уставились на нее, будто она появилась в ванной из ниоткуда.

— Что? — В один голос спросили они.

— Моя одежда, — повторила девушка. — Вы на ней сидите.

— О, — растерянно произнес Дэн, потом встал и торопливо подал ей одежду.

Дверь в ванную снова закрылась.

Дэн смело встретил взгляд Дерека, гордо вскинув голову. Они смотрели сейчас друг на друга, как два соперника, влюбленные в одну женщину. Но ситуация на самом деле была несколько иной: Дэн совершил ошибку, а его собственная непомерная гордость не позволяла ему признаться в этом своему кузену. Он сидел сейчас в этом неудобном кресле, думая о том, как Дерек не может понять, что между ним и Клер ничего не может быть просто потому, что он, Дэн, связал свою судьбу с Жаклин Каннингем. Другого уже не дано. Ни с одной женщиной в мире. Даже с Джессикой Бичем… вернее, с Джессикой Колфилд…

Чувствуя, что больше не может сидеть в этом кресле и что разговор зашел в тупик, Дэн встал и подошел в окну. Раздвинул занавески, выглянул в окно. Вид отсюда открывался не самый идеальный. Прямо напротив окон стояли мусорные баки. Уайтхорн усмехнулся, думая о том, насколько сильно Дерек мог обидеться на Клер, что сбежал от нее в эти трущобы. Он задвинул занавески обратно и повернулся к своему кузену. Тот сидел на кровати, устало уронив голову на руки. Мучительно медленно текли секунды молчания. И каждая из них казалась обоим мужчинам вечностью. Надо было что-то решать: или расходиться каждому своей дорогой, или каждому признаваться в своих ошибках. Но кто из них должен сделать первый шаг? Дерек? Вряд ли. Он, скорее, выставит его вон, чем признается в своих ошибках. Значит, придется ему, Дэну. Но примет ли Дерек его извинения? Придется принять. В противном случае он возьмет его за шиворот и волоком потащит домой к Клер.

— Я был не прав, Дерек, — произнес Уайтхорн. — Я действительно обращался с Клер не самым лучшим образом. Она не заслуживает такого обращения. Ни одна женщина не заслуживает. И, наверное, пять лет назад я был не самым лучшим человеком, раз причинил людям столько боли. А тогда в клинике… — Мужчина на мгновение замолчал, подбирая слова. — В клинике… Вернее, в том, что там случилось, виноват только я. Не Клер. Я не имел никакого права так поступать ни с ней, ни тем более с тобой. Может, ты простишь меня и дашь мне второй шанс?..

Дэн замолчал, переводя дыхание. Выжидающе посмотрел на Дерека. Тот медленно, тяжело поднял голову. Их глаза встретились. И, наверное, то, что увидел Дерек в глазах Дэна, заставило его переменить отношение к нему.

— Я очень люблю Клер, — сказал, наконец, Стефенс. — Возможно, я бы хотел к ней вернуться. Мне все равно не жить без нее. Но вся беда в том, что я не знаю, любит ли она меня. Особенно теперь, когда ты вернулся.

— Любит, — уверенно сказал Дэн. — Я никогда не думал, что она вообще кого-нибудь сможет полюбить. Но я уже признал свою неправоту. Она любила меня, а я причинил ей боль. Ты был рядом, и она снова смогла полюбить. Тебя.

Видя, что Дерек, усмехнувшись, мотнул головой, Дэн с обидой в голосе сказал:

— Не веришь мне? А ведь я еще никогда не был таким искренним. Мне было очень трудно признаться в том, что Клер любила меня пять лет назад. Еще труднее — в том, что я был не прав. Я надеялся, что наш разговор закончится в пользу Клер и вашего брака. Она ведь очень любит тебя, Дерек. Ты бы видел, что с ней творилось, когда ты ушел из клиники. Я думал, что она убьет меня — честное слово! В те минуты я несколько раз пожалел о том, что решил вернуться домой.

— Надо было раньше думать о последствиях, — не очень вежливо проговорил его кузен. — Что толку жалеть об этом теперь, когда дело сделано?

— Знаю, Дерек, но ведь я не только признал свои ошибки, но и пытаюсь исправить их.

— Вижу. И ты думаешь, я должен встретить тебя с распростертыми объятиями?

— Нет. Я тоже был бы не в восторге, если бы бывший парень моей жены устроил подобную сцену. Но я же сказал, я признаю свою вину. В случившемся виноват только я.

— Ладно, хватит оправдываться. Поехали домой, — решительно сказал Дерек, поднимаясь с кровати. — Уверен, что ты пообещал Клер во всяком случае привезти меня домой. Так?

— Да, — пожал плечами Дэн.

— Мэдлин! — Закричал Стефенс девушке, которая все еще занималась своим туалетом в ванной. — Как закончишь, закрывай номер и спускайся вниз. Я все оплачу у бармена. Счастливо оставаться!

И мужчины вышли из комнаты.

Клер измучилась в ожидании. Она почти не спала ночами — в первую очередь из-за детей, потому что их надо было кормить каждые три часа, а то время, что ей надо было спать, она тратила на мучительные угрызения совести. Она почти разуверилась в том, что Дэн вернет Дерека домой. Клер знала, что Дерек очень упрям, и если заартачится, то никто и ничто не сможет его переубедить. Но Клер также знала, что и Дэн упрям не меньше. Чем закончится это упрямство, было не известно. Она изнервничалась, про себя проклиная свое безрассудство. Здесь была виновата только она. Дэн не причем. Хотя зная благородный характер Дэна, Клер могла бы с уверенностью сказать, что он возьмет всю вину на себя. Знать бы о чем они говорят. Превратиться бы в невидимку и подслушать их разговор. И снова увидеть бы Дэна… Опасная, предательская мысль, которая может привести к непоправимым последствиям. Ведь и тогда, в клинике, на нее будто затмение нашло, едва она встретила пронзительный взгляд глубоких, как небо, голубых глаз. Прошло пять лет с тех пор, как Клер видела Дэна, но он был по-прежнему головокружительно красивым мужчиной. И совсем не изменился. Разве что виски стали слегка серебряные, но это только придавало ему еще большее очарование. А самое главное — он по-прежнему подчинял своей власти женщин. Этого было у него не отнять. Возможно, если бы Клер не влюбилась бы в своего мужа так страстно и необузданно, она снова влюбилась бы в Дэна Уайтхорна. А тогда все началось бы заново.

Клер открыла глаза и посмотрела на будильник, стоявший на тумбочке возле кровати. Была половина одиннадцатого вечера. Пора кормить малышей. Она встала и потянулась. Заснуть у нее так и не получилось, хотя все это время она лежала в какой-то полудреме. Голова была удивительно светлой, мысли работали ясно, но сам организм пребывал в состоянии полусна. И так с тех пор, как ее муж исчез из дома по ее вине.

В дверь спальни осторожно постучали.

— Войдите, — ответила Клер.

В комнату на всех парах влетела Лаура.

— Там подъехали машины Дэна и Дерека.

— Он нашел его?! — То ли воскликнула, то ли спросила миссис Стефенс.

И опрометью бросилась вниз. В гостиной еще горел свет, но никого не было. Клер подошла к одному из окон, в которое видны были ворота и подъездная дорога. Там стояли две машины: ярко-красный "ягуар" Дерека и черный "ситроен" Дэна, на котором он ездил еще пять лет назад. Она с замирающим сердцем обратила свой взор на парадную дверь. Через мгновение она распахнулась, в дом вошли двое мужчин: Дэн Уайтхорн и Дерек Стефенс, встали в прихожей, будто не решаясь пройти дальше. Потом почувствовали, что за ними наблюдают и подняли глаза. Клер смотрела на них, ожидая, что скажут они. В гостиной стояла звенящая тишина. Казалось, еще немного — и они услышат мысли друг друга. Женщине стало не по себе: мурашки поползли по коже. А вдруг Дерек приехал только для того, чтобы сказать ей о том, что уходит от нее? Мысленно она рвалась навстречу мужу, но тело отказывалось повиноваться и цепенело в ужасе перед непоправимым, перед боязнью совершить очередную ошибку. А наверху, на галерее второго этажа в ожидании застыл еще один человек — Лаура Стефенс. Она смотрела вниз на Дерека, Дэна и Клер, готовая в любую секунду предотвратить какой-либо неблаговидный поступок со стороны брата и Клер.

— Вот видишь, — сказал, наконец, Дэн, первым нарушив молчание, — я привез твоего мужа назад, — обратился он к Клер.

Женщина посмотрела на своего мужа. Он ответил ей таким долгим вопросительно-внимательным взглядом, точно пытался проникнуть в самую ее душу, чтобы выяснить, кто лгал ему — жена или кузен. Но в глазах Клер он увидел лишь огромную радость, всепоглощающую нежность и отчаянную страсть. Большего ему было не надо. Дерек стремительно шагнул навстречу Клер, а она бросилась ему в объятия. Их губы слились в жгучем поцелуе. Все снова стало на свои места.

Глава XXI

Лос-Анджелес, 1989

Прием, устроенный Джефферсоном Уайтхорном в честь счастливого возвращения своего единственного горячо любимого сына, был поистине грандиозен. На этот раз разослали приглашения не только членам огромного семейства, но и тем семьям, которые по праву считались друзьями клана Уайтхорн. Гостей набралось порядка сотни человек. Возле дома, как всегда, толпились журналисты в ожидании очередной сенсации. Хотя что еще могло случиться? О возвращении Дэна Уайтхорна писали все газеты и журналы, хоть немного уважающие себя. У него пытались взять интервью, но он упорно отказывался давать очередной повод для сплетен о своей семье и просил всех своих родственников избегать таких разговоров. Журналистам и телевизионщикам оставалось лишь строить предположения на основе додуманных ими фактов. Самым странным обстоятельством во всей этой шумихе было то, что никто не вспомнил романа Дэна и Джессики. Только один журнал написал об этом грубую, пошлую, полную сарказма статью. Джефферсон, прочитав статью, пришел в неописуемую ярость и позвонил мэру лично. Поднялся скандал, в результате чего журнал едва не лишили лицензии. Потом все стихло. Журналисты будто заново вспомнили о былом авторитете Джефферсона Уайтхорна в высшем обществе и старались писать только корректные статьи об этом семействе. Конечно, шушуканье за спинами Дэна и Джефферсона между их родственниками нельзя было остановить. Но все равно это имело не столь важное значение по сравнению с репутацией этой семьи.

И вот настал "день икс", как называли его журналисты. Они все съехались на подступах к особняку семьи Уайтхорн и, словно в какой-то дикой лихорадке, отслеживали прибытие гостей. В сущности, все гости их мало интересовали. Они ждали появления только одного семейства: Колфилд — Бичем. Было невозможно, чтобы Джефферсон Уайтхорн не отправил приглашение своему давнему другу Рональду Бичему и его жене, Элвире. А они никогда не ходили на подобные мероприятия вдвоем — их всегда сопровождала Джессика. Но она теперь замужем за Максвеллом Колфилдом, бывшим другом, бывшим напарником и бывшим соперником Дэна Уайтхорна. Значит, Джессика Бичем (вернее, теперь Джессика Колфилд) должна прийти вместе с мужем. И вдвоем они встретятся с Дэном Уайтхорном. Этого просто не возможно избежать. Интрига сохраняется…

Джессике никто так и не сказал, что Дэн жив, ни у кого не хватило смелости сделать это, хотя, наверное, очень многие умирали от желания увидеть ее лицо, когда она услышит об этом. А она прочитала о том, что Дэн жив, в одном из журналов. Трудно было передать словами то потрясение, которое она испытала, читая глянцевые страницы и рассматривая его фотографии. Пять лет прошло. Она похоронила свою любовь к нему — долгие годы отчаянно пыталась это сделать. Но его дочь не позволяла. Джулия смотрела на мать огромными голубыми глазами, и у Джессики всякий раз при таком взгляде сердце кровью обливалось. И вот ее отец жив. Что будет теперь? Что станет с ней, с ее дочерью, с Максом? Ведь он с ума сойдет от ревности. А если Дэн узнает от своего отца или от Роберта, что Джулия — его дочь, а не дочь Максвелла, и предъявит на нее свои права?.. Он же не будет молчать!

Мысли ее лихорадочно метались в голове, опережая одна другую. Она сидела над журналом мертвенно бледная. Руки тряслись противной мелкой дрожью. Ее взгляд был устремлен куда-то в пространство. Войдя в спальню, Максвелл сразу понял, что случилось с его женой. Но на всякий случай спросил:

— Что с тобой, Джес?

— Смотри! — На одном дыхании сказала она, указывая на глянцевые страницы.

Колфилд бросил мимолетный взгляд на фотографию Уайтхорна и лишь нашел подтверждение своему предположению.

— А, понятно! — Протянул он.

Джессика подняла на него изумленный взгляд.

— Ты знал, что Дэн Уайтхорн жив? — Бесцветным голосом спросила она.

— Недавно узнал, — пожал он плечами. — На следующий день после его возвращения.

— Почему ты мне ничего не сказал?

— А зачем? — Спросил Макс как можно более небрежно, но внимательно всматриваясь в ее лицо. — Ведь вся эта история уже не имеет значения.

— Вот как, — сказала Джессика.

— А разве нет? — Произнес мужчина, поддаваясь волне ревности, поднявшейся со дна души. — Ведь ты теперь моя жена — миссис Максвелл Колфилд.

— Я это и так знаю, — проговорила Джессика, и глаза ее сузились.

Ну, вот началось! Все эти два года, что она была замужем за Максом, он изводил ее своими приступами ревности. Он не давал Джессике покоя, постоянно сводя все разговоры к Дэну Уайтхорну и ее отношениям с ним. Видит бог, она изо всех сил старалась наладить свою семейную жизнь с ним, от всей души надеясь, что он станет не только хорошим отцом для Джулии, но и хорошим мужем для нее самой. Ведь до свадьбы они прекрасно ладили между собой: не было подозрений, недосказанных мыслей, косых взглядов. Да и первые полгода после свадьбы в их семье царила гармония. Казалось, к Максвеллу и Джессике вернулась прежняя влюбленность, какая была между ними еще до ее первой встречи с Дэном Уайтхорном. Он души не чаял в Джулии и вел себя с ней так, словно был ее настоящим отцом. Правда, Колфилду очень не нравилось, когда Джефферсон Уайтхорн, навещая внучку, дарил ей дорогие подарки и сладости. Правда, ему так и не удалось наладить взаимоотношения со своей тещей, Элвирой Бичем. Правда, он всегда не понятно откуда узнавал, если Джессика вдруг вспоминала о Дэне. Тогда он просто вставал и уходил из комнаты, не важно, где они находились. Но Джессике казалось, что все это со временем притерпится, что все наладится, и что они будут счастливы, как и другие пары.

Однако время шло, а положение вещей лишь ухудшалось. Максвелл становился все более нетерпимым к визитам Джеффа, и иногда в открытую показывал ему это. Элвира, всегда предпочитавшая видеть в качестве своего зятя Дэна Уайтхорна, использовала любой повод, чтобы дать ему это понять. А он еще больше злился и ревновал Джессику ко всем, даже к ее дочери. Но хуже всего было то, что у Джес и Макса не было общего ребенка. Он заявил о своем намерении иметь сына сразу после свадьбы; Джессика не возражала. Этим все и ограничилось. Дальше — больше. Он начал намекать на то, что жена не хочет иметь от него ребенка, она обижалась на него, но про себя думала, что, вероятно, в Максе есть какая-то физиологическая проблема, о которой он не знает. Ведь она-то может иметь детей, и Джулия прекрасное тому доказательство. Однако высказать свои мысли вслух Джес еще не решалась. Пока однажды не вспыхнула очередная ссора — в тот день, когда Джессика узнала о возвращении Дэна домой.

— И, пожалуйста, Макс, добавила миссис Колфилд, — не говори обо мне так, будто я твоя собственность.

— Ты моя жена, — упрямо повторил он, — а жена принадлежит мужу.

Джессику охватил гнев.

— Прекрати! Я устала от таких заявлений. И не смей больше говорить, что мой роман с Дэном не имеет значения. Еще раз так скажешь, и я подам на развод.

— Этого никогда не будет! — Вспылил Максвелл. — Я не отдам тебя ему!

— Я и спрашивать тебя не буду! Мне надоела твоя ревность, мне надоели твои истерики по поводу визитов мистера Джеффа. Он дед Джулии и имеет право видеться с ней. Я устала от твоих ссор с мамой. Ты не даешь мне никакого шанса наладить нашу семейную жизнь. Ты упрекаешь меня в моей любви к Дэну, точно в преступлении. Это выше моих сил и моего понимания!

Джессика задохнулась и замолчала. Ей стало легче от того, что она высказала мужу мучившие ее переживания. Она смотрела на него и видела, что выражение его лица меняется на глазах: маска презрения и иронии сменилась маской ярости. Колфилд шагнул к ней; рука его метнулась, чтобы ударить жену, но остановилась на полдороге. Он приподнял ее лицо за подбородок, заставив смотреть на него снизу вверх.

— Вот как мы заговорили!.. — Процедил он сквозь зубы, не отпуская ее. — Думаешь, все будет так просто? Мы разведемся, ты расскажешь ему о Джулии, и вы будете жить долго и счастливо?.. А не думаешь ли ты, моя дорогая, что это я могу подать на развод за несоблюдение супружеских обязанностей?! Ведь, судя по всему, ты из любви к мистеру Уайтхорну-младшему не хочешь родить мне сына…

— Хочу, — возразила Джессика. — Но, возможно, проблема не во мне, а в тебе?..

В комнате воцарилось напряженное молчание. Наверное, ей не следовало говорить этого именно сейчас. На мгновение Джессике показалось, что муж все-таки ударит ее — таким страшным было его лицо. Минуты шли, но Максвелл ничего не говорил. Пальцы его скользнули по ее лицу, исследуя и лаская кожу. Однако прикосновения эти были мертвенно ледяными, заставляли Джес цепенеть от ужаса. Затем пальцы спустились вниз, к шее. Глаза Джессики стали просто огромными. Но она молчала, судорожно сглотнув и тем самым заставив мужа прийти в себя.

— Взять бы сейчас, да удушить бы тебя за такие слова! — Сказал, наконец, он. — И дело с концом. Сразу стало бы легче и мне, и мистеру Уайтхорну. А Джулия осталась бы моей дочерью… Но я пока подожду. Завтра вечером в особняке на Грин-стрит большой прием в честь счастливого спасения твоего возлюбленного. Нас пригласили, и мы обязательно там будем.

— О, нет, Макс, прошу тебя, избавь меня от этого! — Взмолилась Джессика.

Эта новая сторона Максвелла, открывшаяся ей так внезапно сегодня, до смерти напугала ее. Конечно, она знала о его ревности, но чтобы дойти до такого… Скорее всего, многолетняя обида и ревность сделали свое дело: его душа почернела и огрубела. Он уже не знает ни жалости, ни уважения к чувствам других людей. Обида переросла в ненависть, любовь — в чувство собственности. Значит, ревность уже стала местью. А дальнейшая их семейная жизнь станет адом, потому что Макс ни за что не даст ей развода, особенно теперь, когда Дэн вернулся домой живым.

— Нет, не избавлю, — саркастически улыбнулся Колфилд. — Мы вместе пройдем через это, — добавил он и вышел из комнаты, оставив ее наедине со своими страхами.

Джессика не спала всю ночь. Она сидела на большой двуспальной кровати, неподвижным взглядом уставившись в темноту. Максвелла не было рядом. С тех пор как он ушел из дома после этого страшного разговора, Джес не знала, где он, да и не хотела знать. Ей теперь было страшно даже думать об этом человеке. Она просто лежала и считала часы до наступления этого мучительного дня. С утра ей придется (хочет она этого или нет) идти в салон красоты, потом надо попросить Анжелину, чтобы она посидела с Джулией, потому что ее родители тоже были приглашены на прием. А потом?.. Что будет потом? Все эти дела займут не больше времени, чем до полудня или до ленча. Что она будет делать оставшиеся часы до приема в доме Уайтхорнов? Ждать, что еще выкинет Максвелл? Считать часы до встречи с Дэном? Играть с его дочерью и думать о том, что ее отец жив? Все это выше ее душевных сил. Невыносимо было даже думать о том, что она поедет с мужем на этот прием, войдет в огромную ярко освещенную гостиную через парадную дверь вместе с другими гостями. Все будут разглядывать ее, точно она призрак с того света, и перешептываться за ее спиной, ожидая самого главного события — кульминации вечера. Джес и Максвелл, не глядя друг другу в глаза, но постоянно ожидая друг от друга чего-то непримиримо страшного, поздороваются с Джефферсоном, Ричардом и Эдвардом Уайтхорн, а потом их взгляды пересекутся со взглядом главного виновника торжества, главного действующего лица всей этой драмы — Дэна Уайтхорна.

Интересно, каким она его увидит? Какой он увидит ее? Пять лет прошло. Ему теперь тридцать шесть, ей двадцать девять. Столько всего было пережито, что просто невозможно было, чтобы это не отразилось на них обоих. А его глаза такие же бездонно голубые, и в них по-прежнему можно утонуть, как она утонула в них первый раз? Господи, как ей, оказывается, хочется, безумно хочется, увидеть его спустя все это время! До сих пор Джессика этого не понимала, потому что старательно внушала себе, будто хочет забыть его. Зачем? Вот уж поистине самая большая глупость, какая только может случиться с нею! Зачем ей забывать Дэна? Зачем отказываться от своих чувств к нему? Максвелл и в подметки ему не годится! Так зачем мучиться в этой ненастоящей семейной жизни, заставляя себя испытывать к мужу что-то большее, чем просто уважение? Зачем вести себя так, будто ничего не случилось? Будто Джулия — дочь Максвелла, будто она, Джессика, очень любит своего жестокого, озверевшего от ревности мужа? Макс вчера вел себя так, что уже нечего спасать их несостоявшийся брак. Однако ей по-прежнему придется пока жить с ним и притворяться, что, действительно, ничего не изменилось. Максвелл стал очень страшным человеком и еще не известно, что он может сделать в приступе ревности. А потому надо быть с ним очень осторожной и не давать ему повода.

Максвелл появился дома за два часа до начала приема. Он ничего не сказал жене о том, где был все это время, а она не стала спрашивать, поскольку ей было просто все равно. Оба молча занялись своими делами: Джессика вместе с дочкой и Анжелиной выбирала наряд для приема, а Колфилд развалился в кресле в гостиной, провожая всех, кто проходил мимо, тяжелым, убийственным взглядом. С каждой минутой приближения заветного часа Джес все больше волновалась, все больше думала о Дэне. И хотя она изо всех сил старалась это скрыть, она знала, что Максвелл может прочитать ее мысли. Странные это были чувства. Она думала, о Дэне не как о части своей прошлой жизни, которая когда-то была всей ее жизнью, а как о настоящем человеке, который просто уехал на некоторое время из города, а теперь вернулся. С каждой мыслью, с каждым биением сердца она понимала, что любовь к нему не умирала никогда, что он жил в ней всегда. Теперь ей было и не понять, как она могла быть такой слепой, что надеялась на счастливую семейную жизнь с Максвеллом, что надеялась когда-нибудь вновь полюбить его. Да и любила ли она его в те далекие годы, когда ей было двадцать лет, и душа ее еще не испытала огромных потрясений первой любви и первой боли? Скорее всего, любила — этого нельзя отрицать, нельзя перечеркнуть, нельзя выкинуть из памяти. Вот только любовь эта была не такая, какую она испытывала к Дэну. В той любви было больше восторга, восхищения, упоения, радости. В этой зрелой любви было больше страсти, самозабвения, самоотдачи, желания. Любовь к Максу была чистой, светлой, как весеннее утро, когда на востоке уже встает солнце, но где-то в глубине неба еще мерцают звезды. Чувства к Дэну, страсть, желание, омут, головокружение — темны, как самая темная ночь, когда можно заблудиться, еще не сделав и шага. И темнота эта манит и зовет, и ты тонешь в ней, прекрасно осознавая, что это гибель, но всем своим существом упиваясь своей гибелью.

Когда Джессика уже была готова, в спальне появился Максвелл. Он оделся в смокинг и выглядел свежим и отдохнувшим. Серо-зеленые глаза его лихорадочно блестели, но лицо не выражало ни одно из переживаний, которые он, быть может, испытывал. Джес это очень не понравилось. Сейчас ее муж сам больше походил на призрака из прошлого, чем Дэн Уайтхорн. У нее даже мурашки побежали по коже, когда он, не говоря ни слова, подошел к ней, окинул ее оценивающим взглядом, небрежно провел кончиками пальцев по оголенной спине. На ней было роскошное вечернее платье от "Кристиан Диор" из черной ткани, отделанное золотой вышивкой. К нему она надела золотой гарнитур с опалом, состоящий из ожерелья, сережек, браслета и кольца. Ее великолепные золотисто-рыжие волосы искусный парикмахер на этот раз ухитрился собрать в высокую прическу таким образом, что Джес стала похожа на королеву. Хотя, впрочем, она ведь и была королевой, если Максвелл еще этого не понял. Она стояла перед зеркалом во весь рост, гордо вскинув голову, открыто глядя на мужа и читая в его глазах невольное восхищение. То были странные минуты: минуты борьбы разума, многолетней любви с ревностью и безрассудством. Сейчас, когда Джессика поняла, что по-прежнему любит Дэна, Макс был ей уже не страшен. Она могла открыто смотреть в его глаза, не зная еще, что ее ждет.

— Хороша! — Восхищенно проговорил Колфилд. — Ты будешь самой красивой женщиной на этом приеме. Все взгляды будут обращены на тебя. Я позабочусь об этом.

Поборов в себе предательский страх, Джессика спросила:

— Что ты задумал, Макс?

Он улыбнулся одними губами и ответил:

— Увидишь… — И подав ей руку, добавил: — Идем?

В старом особняке на Грин-стрит, построенном в георгианском стиле, ярко горели все люстры, играла музыка, официанты то и дело сновали между гостями, разнося такое же старинное, выдержанное в винных погребах Италии, шампанское, как сам дом. Казалось бы, бесконечный поток гостей лился через парадные двери, которые услужливо распахивал перед ними счастливый дворецкий дома Уайтхорн, Питер Митчелл. Дамы в шикарных вечерних платьях от лучших домов моды мира шли под руку со своими кавалерами, одетыми не менее изысканно, чем их спутницы. И все они направлялись к семейству, ожидавшему их для того, чтобы тепло приветствовать в своем доме. Три брата — Джефферсон, Ричард и Эдвард — стояли небольшой группой в центре великолепной гостиной. Здесь же неподалеку находились жены Ричарда и Эдварда — Мария и Стефани Уайтхорн. Дочь Ричарда, двоюродная сестра Дэна, Кассандра Уайтхорн, радостно улыбалась всем приветствующим ее гостям и кивала, отвечая на приветствия. Сыновья Эдварда — Стэнли и Брайан Уайтхорн, обожавшие свою кузину, стояли чуть позади нее, будто телохранители — такие же сильные и смелые. Ни Кассандра, ни Стэнли, ни Брайан еще не имели своей семьи. А вот у Дэна она была: большая, горячо любимая, где все всегда были ему рады. У него было потрясающе хорошее настроение. Он с огромной всепоглощающей нежностью смотрел на всех своих многочисленных родственников, уже прибывших на торжество и тех, кто еще только переступал порог их дома, и думал о том, что даже если вдруг наступит конец света, ничто не заставит эту семью измениться самим и изменить свои традиции. Чтобы ни случилось в мире или в этой семье, все они всегда готовы в одном порыве стать единым целым, вместе переживая горе и радость. Ничто не менялось в этом доме, но время все равно меняло людей, живших в нем или просто приезжавших в эти стены на время. Кто умирал, кто-то выходил замуж или женился, у кого-то рождались дети, кто-то разводился. Такова жизнь. И ничто не может заставить ее остановиться или прекратить свое течение.

Вот и он сам изменился, или его изменила жизнь. Раньше Дэн ни за что не захотел бы остаться на подобном приеме. Он использовал бы любой предлог, чтобы улизнуть из дома, не важно куда. А в этот раз он всем своим существом ждал этого вечера, изо всех сил помогал отцу в подготовке торжества. Конечно, всех своих родственников и друзей он уже видел задолго до начала этого приема, но сегодняшний вечер был единственным шансом украдкой понаблюдать за всеми сразу, чтобы узнать, как изменились они за эти пять лет. Тем более что сейчас все было по-другому. Раньше он чувствовал себя одиноким, забытым всеми на свете. И это детское чувство обиды не давало ему возможности ощутить в полной мере единства, на которое была способна его семья. Сейчас все было по-другому. Оказывается, ему надо было пережить собственную смерть, чтобы понять это. Надо было испытать боль самому, причинить боль близким, чтобы обрести такую огромную любящую семью, которая у него всегда была, но от которой он всегда отказывался. Раньше Дэн этого не понимал или не хотел понимать, а теперь, когда понял, ему захотелось быть рядом буквально с каждым человеком, который имел хоть какие-то родственные связи с семьей Уайтхорн. Только это все будет потом — после приема, когда он начнет свою работу в офисе "Уайтхорн Интерпрайзис". Постепенно он будет возвращать себе доверие всех этих людей, которые сейчас пришли приветствовать его возвращение домой. Ведь раньше они доверяли ему и любили его только потому, что он сын Джефферсона Уайтхорна, наследник огромного состояния, будущий президент корпорации с мировым именем. Отныне он постарается получше узнать их, а они будут узнавать его как человека, но не как громкое имя.

Дэн украдкой взглянул на жену, стоявшую рядом. Это был ее первый такой прием, но она держалась так, будто всю жизнь выполняла обязанности хозяйки дома. Гордо расправив плечи, вскинув подбородок, Жаклин наравне с мужем приветствовала гостей, хотя добрую половину из них видела впервые в жизни. Она мило улыбалась им, сочувственно спрашивала об их делах, об их здоровье, негромко говорила "Добро пожаловать! Мы рады видеть вас в нашем доме!", и люди, многие из которых тоже впервые видели Жаклин, буквально таяли от удовольствия и оказанного им внимания. А если Жаклин просто пожимала мужчинам руку или восхищалась нарядом женщин, то они готовы были всю оставшуюся жизнь носить ее на руках. Наверное, так тепло их еще никто не принимал. Ведь с каждым человеком, подходившим к ней, Жаклин разговаривала так, точно он был самым долгожданным и самым желанным гостем в этом доме. Таким образом, не прошло и часа, как она завоевала сердца всех родственников и друзей семейства Уайтхорн. За очень короткий срок она сделала то, чего не добилась в свое время Клер, и чего не сумела сделать Долорес, и чего не успела сделать Джессика. Ее полюбили не только в этом старом особняке, но и за его пределами. Она покорила сердца и души всех, кроме собственного мужа.

Дэн не любил ее. Он уважал свою жену за мужество, за благородство души, за самоотдачу — за все то, на что, как он считал, не был способен сам. Но больше всего — за то, что она всегда была рядом, даже если он не хотел этого. Но сегодня Дэн сам хотел, быть рядом с Жаклин. Он нуждался в ней, в ее теплоте, ее близости, в ее нежности. А самое главное, что и она нуждалась в нем — больше чем в собственной жизни. Его счастье было для него превыше всего на свете. Сегодня он был счастлив. Чтобы убедиться в этом, достаточно было взглянуть на него. Дэн весь светился изнутри: горящие глаза, ослепительная улыбка, шутки, остроты, радость, веселье. Он мог подхватить любую девушку или женщину и закружить в танце. Его счастьем заражались все в доме. А Жаклин, видя и чувствуя, как счастлив муж, тоже была счастлива. Больше ей было ничего не надо.

Гости уже расположились в огромной гостиной. Они радостно переговаривались между собой, пили шампанское, коньяк, виски, мартини, общались с хозяевами дома. До начала ужина оставалось около получаса, когда на пороге появились последние из приглашенных гостей. Поначалу на них никто не обратил внимания, как бывает на таких приемах. А зря. Ведь последними гостями по воле случая оказались Элвира, Рональд, Джессика и Максвелл. Но постепенно все взгляды обращались на них. Голоса умолкали, а тишина заставила и хозяев посмотреть, кто пришел. Посмотрели все, кроме Дэна. Он стоял спиной к парадной двери и разговаривал с Робертом Монтгомери, а потому не сразу заметил, что в гостиной слышны только звуки музыки. Роберт оборвал фразу на полуслове, выражение его лица изменилось, когда он посмотрел через плечо друга. Дэн спросил удивленно:

— Боб, ты чего?

И обернувшись, получил ответ на свой вопрос: с Джефферсоном разговаривали Джессика и Максвелл. У Дэна сердце оборвалось и ухнуло куда-то в желудок. Кровь отхлынула от лица, мгновенно превратив его в маску. Он не знал, что Джессика была приглашена на прием, не знал, что Максвелл женился на ней. Поэтому для него было двойным шоком появление Джессики и Максвелла. Напряжение переполняло большую гостиную. Оно росло, передавалось от одного человека к другому, как океанская волна. Все взгляды были обращены на Дэна, Джессику и Максвелла. Гости ждали сенсации, чтобы потом было, о чем разговаривать в офисах, за ленчем, друг у друга дома. И все упорно делали вид, что это событие их интересует меньше всего. Они ведь пришли приветствовать неожиданное возвращение своего друга и родственника — Дэна Уайтхорна. А кто еще там пришел на прием и что еще здесь может случиться, их совершенно не касается. Но ни от кого не укрылась бледность Дэна, как Джессика в упор смотрела на него, точно не замечая присутствия мужа рядом, с каким видом шел навстречу Дэну Максвелл Колфилд — точно весь мир был ему чем-то обязан. Все молчали, а в доме оглушительно играл вальс, ритм которого отсчитывал бесконечные минуты их жизни. И казалось, что все вокруг жило и двигалось в ритме этого вальса: стук сердец, шаги, мысли. Невозможно было остановить этот ритм. Невозможно было предотвратить движение навстречу друг другу прошлого, настоящего и будущего. От того, что было пять лет назад, зависит то, что произойдет сейчас, в настоящем, а от того, как поведут себя люди в настоящем, зависит будущее. Прямая цепь, прервать которую нельзя. Ничто нельзя предугадать, ничего нельзя избежать. Все это знали, и Дэн знал. Однако хотел сбежать, ибо все пять лет думал об этой встрече по-разному, представляя ее себе, но каждый раз отчаянно боялся ее, так что кровь застывала в жилах. И вот она наступила — эта встреча. Что-то глубоко в мозгу упорно твердит, что еще не поздно, что можно уйти, избежав вопросов, упреков и оправданий, но тело цепенеет в ожидании или, скорее, подчиняясь тому давнему колдовству, которому Дэн всякий раз подвергался пять долгих лет назад при виде этой обворожительной женщины.

А Джессика стала еще красивей, будто в издевательство над его чувствами и желаниями, будто хотела напомнить ему о тех чувствах, которые он испытывал к ней, но о которых хотел забыть. Она шла, словно королева, не замечая этих косых взглядов, только немного бледная в своем волнении. Расстояние между ними все уменьшалось, нервы все больше звенели от напряжения. Гости ждали сенсации, скандала, выяснения отношений, но ни того, ни другого, ни третьего, к их глубокому разочарованию, не случилось. Когда они подошли к Роберту и Дэну, Боб взял инициативу в свои руки — первым начал разговор.

— Джес, Макс, добрый вечер! Как поживаете?

— Все хорошо, — пролепетала Джессика, не сводя глаз с Дэна, в то время как он неотрывно смотрел на нее. — Ты, как всегда, на своем посту друга семьи?.. — Обратилась она к Роберту.

— О да! — Отозвался Монтгомери, усмехаясь. — А как моя крестница? Почему она не с вами? — Непринужденно продолжал он, не замечая удивленных глаз Дэна.

— Джулия еще слишком мала для таких приемов, — заявил Максвелл, как отрезал. — Да и нам не следовало приходить.

— Ну почему же… — У Дэна наконец-то прорезался голос, а вместе с ним — разочарование в собственных ожиданиях. — Если вас пригласили, добро пожаловать. Вы же знаете, что мы всегда вам рады…

Он заставил себя быть вежливым и серьезным, заставил свое счастье и волнение убраться поглубже в душу. Джессика вышла замуж за Максвелла — что ж, она имеет на это полное право. Кто как не сам Дэн некоторое время назад от всей души желал, чтобы Джессика вышла замуж? Его желание исполнилось. Да к тому же, как он понял, у них даже есть ребенок. Все обернулось так, как он хотел. Джес замужем, у нее ребенок от любимого человека. Да, впрочем, и он женат, у него есть сын. Все довольны и счастливы. Сегодня они отлично проведут время на этом приеме, а под утро разойдутся каждый своей дорогой. В душах их, наверное, останется лишь чувство горького сожаления, похожее на горьковатый привкус от виноградного вина, который появляется, когда его выпиваешь слишком много. Вот и их любви стало, видимо, слишком много. Оба ждали от этой встречи чего-то большего — как рецидива, но этого не случилось. И остался лишь горький привкус неоправданных ожиданий, который разбередил душу, но не потревожил сердце.

А пока необходимо выполнять свои обязанности хозяина дома — развлекать гостей, доставляя им удовольствие. Сенсации они не получили; так пусть хотя бы получат удовлетворение в наблюдении за ними в течение вечера. Все равно эти люди будут следить за ними, ожидая, что кто-нибудь (Джессика, Максвелл или Дэн) допустит непоправимую ошибку. И тогда… Зачем загадывать, что будет тогда? Вечер, можно сказать, только начался. Ничего страшного не случилось. Все в полном порядке. Не так ли?..

Ужин прошел относительно спокойно. Когда люди привыкли к такому составу гостей, они стали вести себя как прежде: веселились, слушали, разговаривали. За ужином все говорили тосты за здравие Дэна и Джеффа. За большим столом то здесь, то там раздавались взрывы смеха, звенели бокалы с шампанским. Во главе одного конца стола сидел Джефферсон, справа от него — Дэн. Жаклин посадили далеко от Дэна — в другой конец стола, поскольку она была хозяйкой дома. Сегодня Дэн впервые в жизни смотрел на свою жену по-другому. Раньше она была простой девушкой — скромной, нежной, застенчивой, домашней. Сегодня появилась великолепная женщина — хрупкая красавица с изысканными манерами подстать любой представительнице аристократического рода. Казалось, что она всю жизнь только тем и занималась, что принимала и развлекала такое количество гостей. На мгновение Дэну почудилось, что Жаклин переменилась — стала одной из них. А потом он перехватил ее взгляд и с облегчением увидел в ее больших карих глазах усталость, желание укрыться от всех этих незнакомых гостей, найти уединение и спокойствие для своей измученной души. И Дэн пообещал себе, что обязательно будет рядом с ней в этот момент.

Когда подали кофе на террасе, и мужчины вышли туда, чтобы спокойно, без напряжения поговорить и покурить, Дэн вздохнул свободно. Можно было расслабиться и говорить, о чем угодно и с кем угодно. Дэн развалился в кресле и медленно глоток за глотком пил кофе, наслаждаясь каждым мгновением своего одиночества. Он не хотел сейчас ни о чем думать — голова была пуста и светла. Подумает после, когда будет способен о чем-то думать. Он почти задремал в кресле, убаюканные монотонным гулом голосов, вкусным кофе, своим одиночеством.

— И долго ты собираешься спать? — Раздался где-то совсем над ухом голос Роберта Монтгомери.

Дэн мгновенно открыл глаза.

— Я не сплю, — сказал он. — Просто устал.

— Отвык от таких приемов? — Спросил Боб, усаживаясь в кресло напротив и правой рукой оттягивая галстук-бабочку.

— Если честно, да, — ответил Дэн.

Он допил последний глоток кофе, поставил чашку на столик, потянулся.

— Ну, и как мы все? — Поинтересовался Монтгомери. — Мы все сильно изменились за эти пять лет? Ведь ты только за этим остался сегодня здесь, чтобы понаблюдать за нами?

Дэн усмехнулся — как быстро и точно друг прочитал его мысли и намерения. Впрочем, так было всегда — все годы их дружбы. Роберт всегда мог с точностью до мысли прочитать его душу. Уж он-то точно не изменился, а значит прекрасно понимал, что сейчас творится в душе друга.

— Да нет… — Неопределенно проговорил Дэн. — Не в этом дело. Да и в прошлом все это. Я вернулся домой совсем другим человеком.

— Вот как, — многозначительно сказал Роберт. — Что-то по тебе было не заметно, когда появились Джессика и Максвелл.

— Это было просто неожиданно.

— Вот как раз самые неожиданные чувства самые искренние… Так ты не знал, что они будут здесь сегодня? — Удивленно спросил Боб у Дэна.

— Конечно, нет! — Возмущенно ответил тот. — Или ты думаешь, я сам отправил им приглашение, а потом очень искренне изобразил удивление?! Если бы я был таким хорошим актером, то давно получил бы "Оскара".

— Скорее всего, это твой отец.

— Наверное. Я у него не спрашивал. Хотя я не вижу смысла приглашать их. Я женат, Джес замужем. Если это было желанием проверить наши чувства, то идея очень плохая.

— Твоя жена знает о Джессике?

— Да.

— Тогда, я думаю, она сегодня все поняла.

— Что поняла?

— Как бы ты ни старался изображать безразличного человека, Джессика тебе далеко не безразлична. И Жаклин в этом сегодня убедилась.

— Роберт, прекрати переливать из пустого в порожнее, — раздраженно попросил Дэн. — Разве тебе мало было сегодняшнего появления мистера и миссис Колфилд?! — Не удержался он. — По-моему, сегодня все получили достаточно удовольствия, наблюдая за нашей реакцией друг на друга!

— Прости, Дэн, — удивленно сказал Монтгомери и даже выставил руки ладонями вперед в знак того, что "сдается". — Мне показалось, ты захочешь об этом поговорить…

— Может, и захочу, — уже спокойнее ответил Уайтхорн, — но не сейчас. — Знаешь, мало приятного быть подопытным кроликом да еще при этом знать, что что бы ты ни делал, за тобой все равно будут наблюдать. Я понимаю, с такой семьей, как моя, от этого никуда не денешься, но неужели каждый не может заниматься своими делами, интересоваться только своей жизнью? По-моему, все имеют право на неприкосновенность, но почему-то когда дело касается других, они быстро об этом забывают. А знаешь, что меня больше всего бесит? — Продолжал Дэн. — Что никто из них никогда в жизни даже самому себе не признается в порочном, унизительном любопытстве. Ведь подслушивание и подглядывание — увлекательнейшее на свете занятие. Зачем заниматься своей жизнью, если рядом бурно протекает жизнь других?..

— Дэн, Дэн! — Позвал его друг, видя, что друг все больше распаляется, все больше повышает голос. Некоторые из находящихся неподалеку мужчин уже с нескрываемым интересом смотрели в их сторону. — Остановись! Притормози немного!

Эти слова подействовали. Дэн взглянул на Монтгомери, понял выражение его лица, скосил глаза по сторонам, злобно усмехнулся, ибо увидел полное подтверждение своим словам. Помолчал немного, затем сказал:

— Вот видишь!.. Я же говорил тебе об этом только что!

— Ну, Дэн, — развел руками Роберт, — на подобных приемах такое случается в порядке вещей…

— А мне плевать на порядок! Мне противен такой порядок!

Дэн резко встал, сделал пару шагов в сторону ступенек, ведущих в сад, но обернулся, словно вспомнив что-то.

— Извини, я пройдусь. Мне лучше сейчас побыть одному.

Монтгомери в ответ лишь махнул рукой и остался сидеть в кресле.

Дэн стремительно шел по одной из темных дорожек сада, не замечая ничего вокруг. Стоял февраль, но было по-весеннему тепло и сухо. Еще не выпало ни капли дождя. Ночь была ясная, лунная, и от мягкого света луны весь воздух, казалось, был пронизан серебряными нитями. Ему даже чудилось, что он слышит их звон. Или это звенели от напряжения его собственные нервы? Звенели так, что еще немного, еще чуть-чуть — и они лопнут, как гитарная струна. Он устал, причем усталость копилась, как снежный ком, начиная с его приезда в Лос-Анджелес. Он устал от встреч, визитов, бесконечных расспросов, упреков и нареканий. Он устал от своих родственников, которые ходят посмотреть на него, как на музейный экспонат. Ну и что такого в том, что он вернулся домой живым и здоровым? Или они все, действительно, хотели его похоронить? Он устал от того, что все без исключения обсуждают его личную жизнь, как фильм или сериал с лихо закрученным сюжетом. Даже Роберт и тот опустился до того, что начал собирать сплетни. А отец… Как он мог пригласить Джессику и Максвелла, ничего не сказав ему? Неужели Джефф на самом деле хотел выяснить, любит ли он Джессику?.. Это была не слишком удачная идея. Но вполне возможно, что отец сделал это из самых лучших побуждений.

Ладно. Бог им судья. Да и устал он, наверное, только от этого приема. Вот и ворчит, как старик, у которого в плохую погоду ноют все косточки. Сейчас он прогуляется на свежем воздухе, голова его станет мыслить более ясно, чувства придут в норму. Только и всего.

Неожиданно Дэн остановился как вкопанный. Мысли привели его к той самой беседке, в которой они с Джессикой когда-то беспечно целовались, сбежав от гостей в день собственной помолвки. Он ведь шел совершенно бесцельно, не имея никакой цели куда-то прийти. И вот он здесь. В этой беседке он прятался в детстве ото всех с книжкой в руках и с десятком вкуснейших пирожных. Здесь он переживал свои радости и печали. Здесь он провел столько счастливых минут рядом с любимой женщиной. Сегодня он многое пережил и, наверное, это привело его сюда — в самое сердце сада. Дэн не понимал, как это могло случиться. Он просто гулял, не думая ни о чем таком. А теперь… Что ему делать с нахлынувшими воспоминаниями? Не о детстве, не о каких-то далеких безликих горестях, но о любви, сильнее которой он никогда не испытывал… Дэн неуверенно шагнул к беседке и оторопело замер на пороге. В беседке сидела Джессика. Она не видела его, не слышала его шагов. Сидела и задумчиво смотрела на луну, поглощенная какими-то своими мыслями. И, боже, как прекрасна она была в эти мгновения, когда думала, что ее никто не видел! Прошло пять лет, но она совсем не изменилась. Стала только еще красивее. Королева! Истинная королева!.. Сейчас Дэн видел ее такой, какой не видел никто, — естественной, свободной, желанной. Он и сам раньше никогда ее такой не видел. У него гулко билось сердце, и стук его оглушал. Еще немного — и Джессика услышит этот стук, обернется, посмотрит на него удивленно. А тогда все очарование этого мгновения исчезнет. Между ними снова возникнет пропасть глубиной в пять лет, снова появятся Жаклин и Максвелл. Поэтому лучше уйти, не выдавая себя.

Но едва Дэн развернулся, чтобы незаметно уйти, как раздался ее спокойный голос:

— Дэн?..

Он обернулся и посмотрел в дымчато-серые глаза. Она смотрела на него. Теперь они увидели и почувствовали все то, что не могли увидеть и почувствовать на приеме под прицелом десятков пар глаз. Ничего не изменилось. Как они могли быть такими слепыми, чтобы не видеть этого? Годы, обида, ожидание, разочарование мешали им понять, что они все еще любят друг друга. И не важно было, что Дэн когда-то усомнился в этой любви, что Джессика надеялась построить себе новое счастье на собственном несчастье. В это короткое мгновенье, пока они смотрели друг на друга, все вернулось на круги своя. Они забыли о Жаклин и Максвелле, забыли о гостях в доме, забыли обо всем на свете. В целом мире были сейчас только эти двое и сияющая в их глазах возрожденная любовь, которую оба так легко когда-то отодвинули в сторону, точно блюдо, которое не желали есть.

Уайтхорн шагнул ей навстречу; она тоже подошла к нему. Оба теперь оказались в этой беседке, скрытые от посторонних глаз в глубине ночного сада. Никто не знал, что они были здесь. Никто не додумается искать их здесь. Никто не заметит их исчезновения. Сначала соприкоснулись их ладони.

— Как ты здесь оказалась? — Спросил, наконец, мужчина, неотрывно глядя на нее.

Он с радостью вспоминал те ощущения, которые Джес вызывала у него своими легкими прикосновениями. Каждое мгновение было сплошное счастье возрожденной любви, которое он с жадностью ловил и не желал отпускать. Тело его будто оживало от долгого тяжелого сна — сна без Джессики. Как мог спать так долго? И почему так долго не приходила она?..

— Сама не знаю, — ответила она, глядя в пронзительные голубые глаза. — Вышла подышать свежим воздухом, и вот оказалась здесь. А ты?..

— И я тоже… — Растерянно отозвался он.

Снова тишина. Но не мучительная, не напряженная, а счастливая. Они будто прислушивались к собственному счастью, боясь, что оно испарится. Дэн и Джессика не знали, о чем говорить. Им не за чем было говорить. Мгновение — и губы их соединились в долгом нежном поцелуе. Наверное, никто из них этого не хотел. Возможно, потом они будут жалеть об этом. Но сейчас, замерев в сладком экстазе, ни Дэн, ни Джессика ни о чем не думали. Они утонули в счастье, в нежности, в страсти, нараставшей с каждым мгновением этого бесконечного поцелуя. И не понятно было: то ли они парят над всеми жизненными мелочами, то ли падают в пропасть, поддавшись своим желаниям. Все, что было, что есть, и, что будет, потеряло значение. Сейчас важны были только они, и их губы, и те ощущения, что вызывали эти прикосновения. Все утратило свое значение. Осталось только сводящее с ума желание, обжигавшее кожу каждым прикосновением, превращая кровь, бегущую по венам, в жидкий огонь, не дающий покоя, снедающий все существо и заставляющий беспрекословно подчиняться только страсти, которая была сродни животному инстинкту.

Дэн и Джессика и оторвались-то друг от друга лишь потому, что им уже не хватало собственного дыхания. Но если губы их пока не имели возможности жить в вечном поцелуе, то глаза могли жить в вечном взгляде. Он смотрел на нее и не мог насмотреться. Глядя в дымчато-серые глаза, Дэн снова обретал желание жить и любить, быть рядом с Джессикой.

— Как я скучал по тебе все эти годы! — Выдохнул он, легко прикасаясь кончиками пальцев к ее лицу, точно целуя ее.

— Тогда где ты был все это время? Почему не дал знать о себе? — С отчаянием в голосе спросила Джессика. — Ведь я оплакивала тебя, думая, что ты погиб. Я хотела умереть вместе с тобой!

— Я был очень далеко. И хорошо, что ты не умерла. Иначе зачем мне было возвращаться? Куда мне было возвращаться? — Ответил Дэн. — Но сейчас это уже не имеет значение. Главное — ты вернулась ко мне.

Их губы снова почти соприкасались, будто жили одним дыханием. А Уайтхорн шептал:

— Ты была такой далекой, когда пришла сегодня под руку с Максом, что я решил, что потерял тебя навсегда. Но, слава богу, что я ошибся!

— Так вот почему ты был таким холодным, таким молчаливым! — Заулыбалась Джессика, тоже в ответ нежно изучая его лицо. — Прости, любимый, но ведь я тоже решила, что ты больше не любишь меня.

— Значит, мы просто друг друга не поняли… — Полушепотом сказал мужчина, снова целуя ее. — Это недоразумение теперь в прошлом. Я люблю тебя, и я хочу тебя… прямо сейчас.

Губы его, оторвавшись от ее рта, скользнули по шее вниз. Его обжигающие поцелуи совсем лишили Джес способности думать о чем-либо. Они только беспомощно вцепилась в Дэна, будучи не в силах даже ответить что-нибудь вразумительное. Ей хотелось лишь одного: чтобы он целовал ее, пока она не запросит о пощаде; ей хотелось почувствовать прикосновения его горячих ладоней на своей коже, горевшей безумным огнем. Как она истосковалась по его головокружительным ласкам, которые заставляли весь мир раскачиваться от счастья! Она совсем утратила способность думать, почти забыла, где находится. Наверное, еще мгновение, и она отдалась бы ему прямо здесь, в беседке. Наплевать на приличия! Главное — желание.

Дэн перестал целовать ее и посмотрел в потемневшие от желания глаза. Губы его расплылись в счастливой, блаженной улыбке. Он хрипло прошептал:

— Пойдем!

И решительно потащил ее куда-то за руку. Джессика беспрекословно повиновалась.

Они вошли в дом с черного входа, поднялись по лестнице, которой пользуются только слуги, быстро прошли в комнату Дэна, где он жил еще до своего последнего полета. Охваченный безумным желанием, Дэн забыл запереть дверь, и это стало его ошибкой. Но сейчас никто из них об этом не думал; им было все равно. Они страстно целовались, стаскивая друг с друга одежду.

Внизу, в огромной гостиной, люди танцевали, смеялись, разговаривали, слушали музыку. Никто поначалу не заметил, что исчезли двое: Дэн и Джессика. Максвелл на одно мгновение потерял свою жену из вида, а когда обернулся, ее уже нигде не было. Глаза его тревожно метались из стороны в сторону в поисках Джес, но он лишь обнаружил, что и Дэна нет среди гостей. Макс сразу понял, что они где-то вместе. В ярости он выругался на Дэна:

— Чертов ублюдок!

— Что-то не так? — Спокойно спросил Роберт Монтгомери, подойдя к нему.

Он давно заметил, что Дэн и Джессика куда-то исчезли, заметил, что Максвелл обеспокоено метался в поисках жены. Вот он и решил быть рядом с Колфилдом, чтобы тот не натворил глупостей.

— Где Дэн?! — Яростно выдохнул Максвелл.

— Понятия не имею, — непринужденно ответил Монтгомери. — А что?

— Он куда-то ушел с моей женой, — проговорил Максвелл таким тоном, точно Джессика была его собственностью, которую у него украли.

— Почему ты так в этом уверен?

— Они ушли вместе.

— Ты это видел?

— Нет. Но я знаю.

— Не забивай себе голову всякой ерундой, — настойчиво сказал Боб, не будучи уверенным, что Макс услышит его. — Джессика наверняка вышла в сад с кем-нибудь из женщин, а Дэна я недавно видел в кабинете мистера Джеффа, — соврал он.

— Ага! Ври больше! — Прикрикнул на него Колфилд. — Ты думаешь, я не знаю, что ты всю жизнь покрываешь похождения своего друга?

— Макс, не перегибай палку, — предупредил его Монтгомери. — Мое терпение может закончиться.

— Мое уже давно закончилось! — Грубо бросил в ответ Максвелл.

Он взял бокал с виски с подноса проходившего мимо официанта и резким движением руки опрокинул его содержимое себе в рот.

— Из меня достаточно долго делали дурака, — сказал он. — Теперь пришло время им обратить на меня свое высочайшее внимание.

Колфилд поставил пустой бокал на поднос другого официанта и так внезапно пошел прочь от Роберта, что ему лишь осталось изумленно смотреть ему вслед. Боб даже не успел окликнуть Максвелла, вернуть его и попытаться вразумить его; ну, или хотя бы дать бурному потоку его мыслей другое направление, как-то отвлечь его, чтобы он не стал ходячей неприятностью в этот вечер — хотя бы в этот вечер. Дальше — будь, что будет. Монтгомери решил махнуть на все рукой, потому что Дэн слишком далеко зашел в своих претензиях ко всем и вся. Ведь Боб действительно частенько покрывал своего друга незаслуженно — просто потому, что Дэн был его другом. А сам Роберт тоже был не прав в этом отношении, тем самым причиняя боль другим людям, перед которыми он покрывал Дэна. Это отчасти его вина в том, что Долорес ушла от Дэна. А в истории с Джессикой Боб неоправданно предал Клер, едва не разрушив этим их многолетней дружбы. Чем закончится продолжение этой "нешекспировской трагедии" (как ее иронически прозвали журналисты), не известно. Монтгомери знал только одно: он не хотел вечно стоять между двух огней, просто потому что ему надоело. Он старается, из кожи вон лезет, невольно делает больно себе и близким ему людям, а потом в итоге еще и оказывается виноватым. Сегодня Дэн обидел его, едва ли не открытым текстом заявил, чтобы он не лез не в свое дело, когда Монтгомери попытался узнать о дальнейших его намерениях, чтобы иметь возможность предугадать грядущие события и повернуть их в пользу Дэна. Что ж, поделом ему! Получил свое и проваливай. Не будешь больше лезть на рожон. А если Дэн Уайтхорн натворит сегодня глупостей, чем он, похоже, и занимается, чуть больше часа, — пусть выкручивается сам, как хочет. Роберт останется в стороне и понаблюдает. Прекратит переливать из пустого в порожнее, как ему посоветовал Дэн. Пусть в нем сейчас говорила обида, пусть завтра или уже через несколько часов он снова будет лучшим другом Дэна, но не сейчас. Сейчас он устал, ему необходимо побыть наедине с самим собой, подумать… Монтгомери покрутил в пальцах бокал с виски. Темный напиток сверкал при электрическом свете, как янтарь… Или это алкоголь ударил ему в голову? С чего это он обрушился на Дэна с обидой? Ведь Дэну сейчас тоже очень нелегко. Его пять лет не было в Лос-Анджелесе; за это время многое изменилось. Его невеста родила от него дочь и вышла замуж за его напарника и соперника. Сам Дэн вернулся домой женатым и с маленьким сыном на руках, что вызвало большой ажиотаж среди членов семьи Уайтхорн. События, пожалуй, развиваются, как в какой-нибудь мелодраме. И еще не известно, что будет дальше. Дэн, похоже, совсем потерял голову, увидев Джессику. Теперь вот пропадают где-то вместе, а он, Роберт, должен расхлебывать всю эту кашу, которая здесь сегодня заварилась. И ни о какой обиде здесь и речи быть не может. Все, как всегда.

Роберт усмехнулся, снова отпил виски. Он был уверен, что Дэн сейчас с Джессикой. Важно было, чтобы его не нашел Максвелл Колфилд. Или Жаклин. Роберт быстро отыскал ее глазами среди других гостей. Обнаружил ее, сидевшей в кресле на самом его краю с упрямо распрямленными плечами и застывшей улыбкой на губах. Бедная девушка! Как она, должно быть, устала! Ведь она первый раз в жизни выполняет роль хозяйки такого приема. Жаклин, наверное, все это время ужасно боялась сказать или сделать что-нибудь не так. Однако все прошло как по маслу. Она была великолепна! Да к тому же, по всей видимости, понравилась абсолютно всем — даже Клер Стефенс.

Монтгомери заметил, что к ней подошел Джефферсон Уайтхорн, что-то тихо сказал на ухо. Она кивнула в ответ и, поднявшись, медленно пошла к большой винтовой лестнице, ведущей на второй этаж. Роберт понял, что Джефф дал своей невестке возможность отдохнуть наверху. Жаклин с восьми вечера находилась среди гостей, никому из них не отказывая во внимании, а сейчас был третий час ночи. И поскольку никто еще не собирался уходить, мистер Уайтхорн милостиво позволил Жаклин сделать небольшой перерыв.

Жаклин поднялась на второй этаж и изумленно остановилась. Здесь после шумной гостиной было оглушающе тихо. И она только сейчас поняла, как сильно устала. Усталость навалилась, как тяжелый снежный ком, придавив плечи. Первой мыслью было: "Господи, неужели я это выдержала? Ничего не натворила, ничего не испортила каким-либо лишним словом, взглядом или жестом? Будет ли мистер Джефферсон мной доволен? Что все подумали обо мне?" Ответа на эти вопросы она не знала, да и не хотела сейчас знать. Все, что ей было необходимо — поцеловать сына, который уже давно спит, обнять Дэна и лечь спать. Хотя до сна было еще далеко. Джефф всего лишь дал ей короткую передышку и заодно попросил найти Дэна. Ей еще предстоит бесконечная изнурительная церемония прощания с гостями. А они, похоже, не собираются уходить. Интересно, сколько по времени могут длиться такие приемы? Мистер Джефферсон и Дэн во всех подробностях рассказывали о званых вечерах, которые когда-либо проходили в их семье. Но они забыли упомянуть о самом главном — когда эти приемы заканчиваются. Только при одной мысли о том, что снова придется улыбаться и говорить одни и те же слова прощания всем этим людям, которых она едва знает, у Жаклин начинали гудеть ноги. Одно утешало: теперь она будет провожать своих гостей и уж точно не сделает никакой ошибки.

Женщина вымученно улыбнулась своим мыслям и прошла в детскую — чудесную комнату, которую мистер Джефферсон сделал специально для своего единственного внука. На тумбочке возле маленькой кровати мягко горел ночник. Чарльз сладко спал, лежа на животе. Жаклин поправила ему одеяло, убрала со лба прядь темных волос, осторожно провела пальцем по щеке ребенка. Он узнал ее прикосновение и улыбнулся ей во сне. Мать тоже улыбнулась сыну. Потом бесшумно вышла из комнаты.

В их с Дэном спальне никого не было: свет выключен, тяжелые портьеры задернуты. Она автоматически включила свет, подошла к зеркалу. На нее взглянуло бледное лицо с огромными испуганными глазами. Прядь волос выбилась из прически, Жаклин поправила ее двумя пальцами. Потом тяжело опустилась на стул, стоявший перед трюмо. Взялась поправлять макияж, который был безупречен. Сегодня тоже все прошло безупречно: прием, ужин, танцы, тосты. Даже появление бывшей невесты Дэна прошло, как в театральной пьесе со всеми положенными атрибутами. А какое эффектное было появление! Эта женщина шествовала, как королева на балу! Как она посмела явиться сюда?! Кто ее пригласил? Дэн? Нет, не может быть! Он никогда не пошел бы на такое вероломство по отношению к Жаклин. Кто тогда? Больше некому ее приглашать. Неужели она пришла сама? Зачем? Чтобы увидеть Дэна? Или чтобы посмотреть на нее, Жаклин, новую миссис Дэн Уайтхорн, которой сама Джессика так и не стала? Почему, ну почему никто не научил Жаклин, как вести себя в таких ситуациях? Ведь сегодня на этом великолепном торжестве кто-то явно был лишний. Но кто? Миссис Колфилд (так, кажется, ей представили эту женщину) или она — миссис Уайтхорн — жена перед Богом и законом, но не перед сердцем Дэна? Жаклин даже не помнила, кто познакомил ее с Джессикой. Все было, как в густом тумане: чьи-то смутные лица, чьи-то смутные голоса. Очень отчетливо она запомнила лишь необыкновенно красивые черты лица миссис Колфилд и ее радостную улыбку. Вот только улыбалась Джессика явно не ей, не Жаклин, а Дэну Уайтхорну. Ее мужу. Улыбалась так, точно больше в этой гостиной никого не было — ни гостей, с любопытством взирающих на этот треугольник, ни ее собственного мужа, бледного, как смерть, ни Жаклин. Значит, выходит, что лишней все-таки сегодня была именно она?

А Дэн? Почему он вел себя так? Почему позволил себе в присутствии жены смотреть на эту женщину таким взглядом? Почему позволил всем гостям наблюдать всю эту мерзость? Ведь это была именно мерзость — ревность, страсть, желание, глухая обида. Все эти чувства сплелись сегодня вечером в тесный клубок или, скорее, паутину под названием интрига. Сегодня Жаклин впервые в жизни столкнулась с этим явлением в таком обществе, как клан Уайтхорн. Ей это не понравилось. Она чувствовала себя одинокой, не принадлежащей к этому обществу. Ей даже почудилось, что она заняла чужое место — место, которое должно принадлежать Джессике. Даже Дэн, который все еще был ее мужем, вел себя сегодня так, будто жены у него не было вовсе. Да, он, похоже, был удивлен появлением Джессики в своем доме, но потом, когда удивление прошло, Дэн будто стал другим человеком — истинным наследником Джефферсона Уайтхорна, хозяином собственной жизни, обаятельным мужчиной, перед которым не могла устоять ни одна женщина. И все вздохнули с облегчением, увидев его таким, каким он, наверное, был раньше и каким его не видела Жаклин. А она, растерянная, одинокая, не знала, как к нему подойти и о чем с ним говорить. В течение всего вечера они общались только по необходимости или не разговаривали вовсе, даже если оказывались рядом друг с другом. Дэн ни разу не пригласил ее на танец, не подмигнул ей, не улыбнулся в знак поддержки. Это был совсем другой человек — не тот, которого Жаклин знала в Кинг-Риверз. Ей было страшно от всего этого. И сейчас, когда мистер Джефферсон попросил ее найти Дэна, она всем своим существом не хотела его искать, потому что не знала, что говорить ему, не знала, что он ответит ей.

Но найти было надо. Возможно, скоро этот праздник, который Жаклин уже ненавидела всей душой, закончится, уставшие гости начнут расходиться по домам. Ведь не могут люди веселиться всю ночь напролет без отдыха. Должны же они когда-нибудь спать. Дэн же должен с ними попрощаться. Вот только где его искать? На террасе? В библиотеке, которая служит кабинетом для мистера Джеффа? Он может быть где угодно. Жаклин решительно встала и вышла из спальни, прошла немного по коридору и остановилась перед дверью, ведущей в старую комнату Дэна. Он мог быть и там. Дэн часто возвращался в эту комнату, особенно в первые дни после их переезда в Лос-Анджелес. Что если начать его поиски отсюда?..

Жаклин толкнула дверь, которая оказалась незапертой, и… замерла на пороге. То, что она увидела, повергло ее в шок. На кровати лежали Дэн и Джессика. Шелковая постель лишь местами прикрывала их обнаженные тела. Они же спали. На их лицах застыли счастливые улыбки, будто на весь мир им было глубоко наплевать. Первые секунды Жаклин смотрела на них так, будто не понимала, что происходит. Будто это не Дэн лежал на спине, будто это не Джессика почти лежала на его груди, закинув обнаженную стройную ножку на ноги Дэна и едва прикрывшись одеялом. Ее золотисто-рыжие волосы рассыпались на постели; рука Дэна властно обнимала ее. Жаклин смотрела на влюбленных в упор, точно хотела на всю жизнь запомнить эту картину о любви, чтобы потом мучить себя этими воспоминаниями. Она хотела запомнить эту любовь, которая ей никогда не принадлежала. Она хотела посмотреть на своего мужа, лежавшего в объятиях другой женщины, который пять лет назад клялся и божился ей, что любовь к Джессике для него теперь стала табу. Она хотела…

А чего, собственно, она хотела?! Чтобы Дэн, вернувшись в свою прежнюю жизнь, влюбился в нее, Жаклин? Она хотела, чтобы он забыл женщину, ради которой собирался оставить любимую работу, в то время как ни чьи уговоры на него больше не действовали? Она хотела, чтобы Дэн Уайтхорн — наследник много миллиардного состояния, любимец своего отца и родственников, баловень судьбы — на всю жизнь остался рядом с ней, тихой серой мышью? Ведь Жаклин сегодня впервые в жизни почувствовала себя незаметной мышкой, синим чулком рядом с такой по-королевски роскошной женщиной, как миссис Колфилд. Не удивительно, что все гости не сводили с нее глаз, когда она появилась в гостиной под руку с мужем. Эта гостиная и весь этот дом были подстать Джессике; Жаклин была здесь совсем ни к месту. Теперь она поняла, что лишней на сегодняшнем приеме оказалась она сама, а вовсе не миссис Колфилд. Жаклин всего лишь попыталась занять ее место на какое-то время, что у нее не особенно получилось. И вот сегодня Джессика быстро вернула себе свое место — в доме, в сердце и в постели Дэна… Именно Жаклин была здесь лишней; не Джессика, а она. Она и сейчас здесь лишняя.

Дэн и Джессика не заметили ее. Они по-прежнему сладко спали. Они даже не заметят, как она уйдет. Жаклин осторожно закрыла дверь. Пусть спят — счастливые влюбленные. Она хотела для своего мужа счастья — похоже, он счастлив. Миссия выполнена. Ей пора уходить. Здесь ей не место. Медленно, точно во сне, Жаклин шла по коридору, будто не понимала, где находится. Как во сне, она прошла в их с Дэном спальню, которая ей уже не принадлежала, села на край большой кровати, на которой она уже спать никогда не будет. Первое время женщина сидела, тупо глядя в никуда. Ей казалось, что она спит и видит странный мучительный сон. Вот-вот она проснется у себя дома, в Кинг-Риверз, а весь сегодняшний кошмар окажется просто сном.

Не известно, сколько времени она вот так просидела. Стук в дверь на какое-то время вернул ее к жизни. Испуганно вздрогнув, Жаклин уставилась на дверь, недоумевая, кто бы это мог быть. Стук повторился, дверь открылась и на пороге появился Роберт Монтгомери.

— Можно? — Спросил он. — Я стучал, но ты не ответила. Вот я и вошел… Господи, Жаклин! — Вырвалось у него, когда он увидел, что она плачет. — Что случилось?

— Со мной? — Удивленно переспросила Жаклин, не понимая, о чем говорит Роберт. — Со мной все в порядке.

— Ты же плачешь!

— Правда? — Сказала женщина, провела пальцами по щеке, посмотрела на него изумленно и пожала плечами. — Это, наверное, от усталости.

— От усталости? — Повторил Монтгомери и многозначительно добавил: — Ну-ну… Думаешь, я вчера родился?

— Я не понимаю, о чем ты, — дрогнувшим голосом сказала миссис Уайтхорн, напрасно вытирая бегущие по щекам слезы.

— Вот как! — Проговорил он. — Тогда, скажи мне, пожалуйста, где Дэн?

— Не знаю. Я его не нашла, — солгала она.

После шока наступила реакция, и ее начало трясти, но женщина упрямо распрямляла плечи, будто всему миру хотела доказать, что у нее все хорошо.

— Ты его видела, — скорее, сказал, чем спросил Боб, сверху вниз глядя на нее. — Он, наверное, в своей старой комнате. Я пойду позову его.

И Роберт направился к двери.

— Нет! — Закричала Жаклин.

— Скажи мне, где Дэн, и я никуда не пойду.

— Нет! — Упрямо возразила женщина.

— Значит, так! — Нетерпеливо сказал Боб. — Или ты говоришь мне, где твой муж, или я сам приведу его сюда. Ты этого хочешь?

— Нет! — Снова упрямо повторила женщина.

Роберта уже начинало раздражать ее никому не нужное упрямство. Неужели она решила в одиночку справиться со своей болью?

Монтгомери подошел к ней, сел перед ней на пятки, поднял ее лицо за подбородок, чтобы видеть ее необыкновенные глаза, сейчас полные такой боли, что хотелось отвернуться, уйти куда-нибудь — лишь бы не видеть этого огромного, почти вселенского горя. Что же такое из ряда вон выходящее снова натворил Дэн Уайтхорн, что Жаклин отказывается об этом говорить?.. И было не понятно, что имеет она в виду под словом "нет" сейчас: отказывается выдавать Дэна, или не хочет, чтобы он его нашел. Уточнять было бесполезно. Роберт рисковал нарваться на еще одно "нет". Что ему тогда с этим делать? Что ему делать с женщиной, которая даже не хотела признаваться в своих слезах? Как ему вообще вести себя с ней? Он утешал Клер — весьма двуличную женщину; по крайней мере она такой была раньше. Теперь он знал, как обращаться с ней — стоит только наступить на любимую мозоль, и она тут же скажет правду. Он помогал Джессике переживать ее боль. Для этого не нужно было прилагать особенных усилий — всего лишь в разговорах касаться только тех тем, которые интересовали ее. А как утешить эту странную девушку, которая не признается в том, что ей больно? Как ему вести себя с Жаклин, которая все свои чувства держит в себе? Может, ее действительно так лихорадит от усталости? Может, ей всего лишь стоит проводить всех гостей и лечь спать? А он здесь устраивает бурю в стакане воды и тем самым может невольно создать трагедию ошибок.

Неожиданно Жаклин встала и, подойдя к зеркалу, стала вынимать шпильки из волос. Руки ее тряслись, она несколько раз больно ударила себя шпилькой. Наконец, густые каштановые волосы рассыпались по плечам. Роберт невольно улыбнулся тому, как эта женщина хороша! Она села и начала расчесывать волосы. Но в ее дрожащих руках расческа то и дело цеплялась за волосы, так что в конце концов она со злостью швырнула расческу на трюмо и, уронив голову на руки, разрыдалась. Жаклин плакала и не могла остановиться. Даже уговоры Роберта, который быстро шагнул к ней, обнял ее и попытался успокоить, не действовали. Это была уже настоящая истерика.

— Жаклин! — Сказал Роберт и потряс ее за плечи. — Прекрати это! Слышишь?! Слезами ты ничего не добьешься!

— Не добьешься?! — Наконец, заговорила она. — Он изменил мне! Ты понимаешь это?! Мой муж изменил мне с Джессикой! — Жаклин всхлипнула, торопливо вытерла слезы, бегущие по щекам. — Я видела их вместе! В его спальне!

— О, господи! — Выдохнул Роберт.

А что еще он мог сказать? Что он это предвидел, но не мог предотвратить? Рассыпаться в объяснениях, как нашкодивший школьник? Да и что он мог объяснить Жаклин сейчас, когда она в боли и отчаянии ничего не хочет понимать? Хотя, наверное, тут нечего понимать. Жаклин всю себя посвятила мужу, жизнь ему спасла. И как он ее отблагодарил? Переспал с чужой женой у нее под боком! Хорош муженек! Нечего сказать! Врезать бы ему как следует промеж глаз! Да на скандал в доме мистера Джеффа нарываться не хочется. Роберт лишь крепче обнял Жаклин, погладил ее по волосам, успокаивая. Бедная девушка! Столько всего пережить за один бесконечно долгий день!

— Я устала, Роберт! — Тихий голос Жаклин прорвался сквозь поток его мыслей. Просто удивительно, что она только что кричала и билась в истерике. — Я больше не могу жить здесь. Я хочу домой, в Кинг-Риверз. Здесь мне не место.

— Не говори так, Жаклин, — ответил Монтгомери, отстраняя ее от себя и глядя в темные, как ночь, глаза. — Здесь тебе самое место! Ты законная жена Дэна. Он сам захотел жениться на тебе. Его ведь никто не заставлял. И ваш сын. Разве мистер Джефф отпустит тебя и Чарльза куда-то за сотни миль?

— Отпустит, — глухо проговорила Жаклин. — Чарльз ему не внук.

— Ну, как же, — растерянно возразил Боб. — Чарльз сын Дэна, а значит — внук мистера Джеффа.

— Я же говорю — нет, — упрямо сказала женщина. — У Чарльза был другой отец. Дэн женился на мне, чтобы скрыть мой позор от родителей и соседей. Так что если мы с Чарльзом Робертом уедем, никто особенно возражать не будет.

— Чарльзом Робертом? — Переспросил он. — Не знал, что у него двойное имя.

— В твою честь, — сказала Жаклин. — Это имя дал ему Дэн при рождении.

Монтгомери улыбнулся.

— Здорово! Спасибо. И после того, что ты мне сказала, ты думаешь, я отпущу вас куда-нибудь?

— Ох, Роберт! — Вздохнула Жаклин. — Неужели ты думаешь, что я смогу здесь жить, зная, что Дэн изменил мне с этой женщиной? Каждый день думать, где он, с кем он, что говорит, о ком думает… Это невыносимо!

— Но ты не можешь просто так взять и уехать!

— Могу! — Заупрямилась Жаклин. — Я всю жизнь оглядывалась на людей, боялась, что они скажут если я сделаю то-то или то-то. Ты не представляешь, что значит жить в такой деревне, как Кинг-Риверз, где все друг друга знают. Боишься сделать что-то не так каждый божий день. А здесь я могу уехать, ни на кого не оглядываясь. Никого не интересует моя жизнь.

— Ошибаешься, — сказал Роберт. — Пойдем сядем и поговорим.

— Не о чем здесь больше говорить! — Возразила миссис Уайтхорн, высвободилась из его успокаивающих объятий, смахнула остатки слез. Однако последовала его совету и села в одно из кресел. — Я больше всего на свете хотела, чтобы Дэн был счастлив, когда мы поженились. Я была ему так благодарна за то, что он признал Чарли своим сыном, что решила: он во что бы то ни стало должен быть счастливым. А в Кинг-Риверз Дэн был несчастлив. Он не знал, чем себя занять без своей любимой работы; он не знал, как вести себя с моими родителями и нашими соседями, ибо это не его круга люди. Ему было трудно даже со мной. Вернее, нам обоим было трудно друг с другом. Удивительно, как мы продержались вместе все эти пять лет. Скорее всего, потому что он был болен. Это и объединило нас, особенно когда я решила, что он должен ходить. Ведь для него движение — это счастье. Если бы он мог двигаться, он смог бы вернуться домой. Но вся беда была в то, что тот врач убил в Дэне всякое желание бороться. Удивительно, как я смогла заставить его бороться. Возможно, у меня это получилось потому, что он сам устал от такой жизни. Он сам захотел вернуться домой, потому что Кинг-Риверз не был его домом, — она замолчала и улыбнулась сквозь слезы, дрожавшие на ресницах, грустно вздохнула, так что Роберту стало бесконечно жаль ее, захотелось взять ее боль себе. Он шагнул было к ней, но она отстранилась от него — встала с кресла и подошла к окну, прижала тонкие пальцы к вискам, как если бы у нее болела голова. Губы ее задрожали, но Жаклин быстро взяла себя в руки, гордо расправила плечи. Потом продолжила: — Странно, но он боялся со мной поговорить об этом: долго мучился, переживал. Я долго не могла понять, что с ним происходит, потому что сама не решалась предложить ему вернуться домой. Прошло много месяцев, с тех пор как он начал ходить, прежде чем я решилась поговорить с ним. Роберт, ты бы видел его глаза, когда он понял, о чем я хочу с ним поговорить!..

В ее голосе было столько боли, что Роберт попробовал остановить ее исповедь:

— Жаклин, пожалуйста, не надо изводить себя этими воспоминаниями. Это только лишняя боль.

Но женщина упрямо мотнула головой.

— Мне надо выговориться, Роберт. Я столько времени держала все это в себе! Мне абсолютно не с кем здесь поговорить. В Кинг-Риверз у меня есть мама. Раньше я с ней делилась всем — до тех пор пока не влюбилась в настоящего отца Чарли.

— Может, если бы ты поговорила с Дэном здесь, ваши отношения изменились бы? — Предположил Роберт.

— Ты такой наивный, Боб?! — Саркастически вопросила Жаклин. — Или ты просто хочешь меня утешить? Даже не пытайся. А с Дэном бесполезно сейчас разговаривать. Он слишком занят своим возвращением домой.

— Неужели ты даже не будешь за него бороться? — С надеждой спросил мужчина.

Ему очень нравилась Жаклин, Джессика была его лучшим другом, но если выбирать между первой и второй, то он предпочел бы, чтобы Дэн остался с Жаклин. Хотя у Джессики есть дочь, которой Дэн приходится родным отцом в отличие от Чарльза. Ох, как это все сложно — то, что здесь происходит!

— Нет, — последовал ответ. — Я устала бороться. Хватит с меня и пяти лет постоянной борьбы с самим Дэном. Борьба с миссис Колфилд — это неравная борьба. Она сильнее меня, потому что Дэн ее любит.

— Но ведь ты любишь Дэна. А уже одно это стоит того, чтобы за него бороться.

— Что мне это даст, Роберт? — Горько усмехнулась женщина. — Если мне удастся привязать его к себе на какое-то время, он меня возненавидит. Я не хочу, чтобы он меня ненавидел…

Жаклин надолго замолчала, уронила голову на руки. Плечи ее затряслись от беззвучных рыданий. Она снова плакала. Роберт тоже молчал, не зная, что сказать. Молчание затягивалось. Надо было что-то говорить или что-то делать дальше; надо было предложить Жаклин какой-то выход из тупика, в который она попала. Хотя тупик — это не очень подходящее сравнение. Сейчас она напоминала Роберту маленького прозрачного мотылька, который бьется об оконное стекло в надежде вылететь на свет божий. Попытки его тщетны; он уже обессилен, но и деться ему некуда. Возвращаться назад нельзя, ибо там, откуда он пытается вылететь, бушует яростное пламя, готовое вот-вот поглотить его. Выхода нет: или мотылек разобьется об оконное стекло, или сгорит в жарких объятиях пламени. Но самое ужасное здесь то, что Роберт Монтгомери, который всю свою жизнь кого-то спасал, кому-то помогал, кого-то утешал, кому-то давал советы, в этой ситуации бессилен. Он сейчас ничего не может сделать для Жаклин. Сидит в кресле, как брюзга, обмякший от обильного ужина и алкоголя, уставший от танцев и от усталости, и думает только о том, как побыстрее закончить этот разговор. Роберт был сейчас сам себе противен, однако не в силах был что-то изменить. И даже если бы он знал, что нужно делать, это не сыграло бы большой роли. Все решают Дэн, Жаклин и Джессика, но больше, наверное, Жаклин.

— Вообще-то, мистер Джефф прислал меня за тобой, — сказал Роберт. — Он вас обоих заждался — тебя и Дэна. А теперь вот еще и я пропал.

На какое-то мгновение Роберту показалось, что Жаклин улыбается, хотя он и не видел ее лица. Потом она выпрямилась, и к своему удивлению, мужчина в этот раз не увидел на ее лице хотя бы следов слез. Она спокойно ответила, будто говорила о погоде:

— Ну, так иди вниз и скажи мистеру Джефферсону, что я скоро буду… И Дэн тоже.

Монтгомери вскинул на нее настороженный взгляд, словно проверяя, правду ли она говорит. Однако лицо ее было непроницаемым, или он сам просто не захотел ничего увидеть. Странно, но сейчас ему не хотелось оставлять Жаклин одну. Ему было не по себе от ее олимпийского спокойствия.

— Иди же! — Настойчиво повторила она. — Ничего со мной не случится. От измены еще никто не умирал.

— Ты уверена, что можешь остаться одна? — На всякий случай спросил Боб. — Может, спустимся вместе?

— Роберт, ну я же не маленькая и вполне могу справиться со своими чувствами. Иди. Мы скоро придем.

— Хорошо, — ответил Монтгомери, поднимаясь с кресла. — Если через десять минут ни тебя, ни Дэна не будет в гостиной, я снова приду.

— Угу, — кивнула Жаклин.

Когда Роберт ушел, она решительно подошла к зеркалу, посмотрела на свои заплаканные глаза. Вид, конечно, не очень презентабельный. Глядя на нее, гости сразу поймут, что что-то случилось в нерушимой семье Уайтхорн. Но с этим ничего не поделаешь, разве что можно слегка подправить макияж. Пока она этим занималась, ее буквально лихорадило от переполнявших ее мыслей и чувств. Взять бы сейчас да пойти в эту спальню, поднять Дэна и как ни в чем не бывало сказать ему, что гости ждут его внизу. И еще и посмотреть, как он будет оправдываться, изворачиваться… Но Жаклин мутило при одной мысли о том, чтобы снова встретиться со своим мужем, утопающим в объятиях миссис Колфилд. Ей вообще не хотелось ни с кем встречаться. Она попросту не сможет смотреть ему в глаза, зная, что он изменил ей. А здесь еще эти гости, которые совершенно не желают уходить домой. Они, что, собираются здесь всю ночь веселиться? Нужно ведь, в конце концов, и честь знать. Неужели они все останутся здесь ночевать? Что ей делать с этой сотней пьяных или полупьяных людей?..

Жаклин нетерпеливо бросила взгляд на напольные часы, стоявшие в противоположном углу комнаты, которые показывали десять минут четвертого пополуночи. Неудивительно, что она так устала и позволила себе устроить истерику перед Робертом. Возможно, если бы он не пришел, если бы никто ее не видел после того, что видела она, можно было бы поступить так, как хотелось в первом порыве: уйти куда-нибудь по-тихому, или уехать, так что никто об этом и не узнал бы. Она, наверное, смогла бы найти себе уютный, спокойный уголок в этом огромном жестоком городе, где могла бы пережить свою боль, смогла бы проглотить свои слезы и придумать, как жить дальше. Но сейчас — нет. Теперь, когда Роберт Монтгомери, лучший друг ее мужа, видел ее слезы, она должна быть сильной вопреки самой себе, вопреки собственной боли и разочарованию. И она должна заставить себя спуститься к гостям, чтобы не вынуждать Роберта снова приходить за ней, чтобы не подводить мистера Джеффа. А еще она действительно должна вырвать Дэна из объятий его любовницы и тоже заставить его спуститься к гостям. Как никак это из-за него собрались сегодня все эти люди, которые, в сущности, ее мало интересуют.

Закончив поправлять макияж, Жаклин расчесала свои волосы. С прической уже ничего не поделаешь. Ее делал искусный парикмахер в салоне, а она сама ее испортила. Что ж, пусть волосы свободно падают на плечи наперекор светскому этикету. Дэн сегодня тоже изменил ей наперекор светскому этикету. А у нее и так уже голова болела от множества шпилек и заколок. Женщина еще раз взглянула на себя в зеркало и вышла из спальни.

Дэн не спал. Он все эти часы находился в какой-то сладкой полудреме, и ему чудилось, что он видит прекрасный сон и воскрешении своей любви. Он улыбался сквозь сон, и от этой улыбки в уголках его глаз появлялись лучики счастья. То, что он сегодня испытал в объятиях Джессики, было сродни шоку от удара молнии, воскрешению из мертвых, вознесению на небеса живым. Она по-прежнему его любит, и это сильнее всего на свете. Ради этого стоило сотни раз умереть и воскреснуть! Каким же он был дураком, что не понял этого еще тогда, пять лет назад, когда принимал решение не возвращаться домой! Она осталась бы с ним, даже если бы он действительно умер. Она смогла бы быть рядом по первому его зову. Она сделала бы все, лишь бы быть с ним рядом. А он был безмозглым идиотом, когда просил Бога о том, чтобы Он послал Джессике счастье с другим мужчиной. Джес не могла быть счастливой ни с одним мужчиной на свете, кроме него. Ведь она — только его женщина, его вторая половинка, которая без него может только существовать, но не жить. Джессика сама все эти пять лет тоже была будто парализована. Он понял это, едва их губы коснулись друг друга там, в беседке. Она оживала от его прикосновений, как он оживал, как только Джесси прикасалась к нему. Ах, если бы можно было повернуть время вспять и вернуться в ту зиму 1983 года, когда жизнь его перевернулась вместе с тем самолетом! Дэн сделал бы все совсем наоборот. Но сейчас это уже не важно. Сейчас важна была только Джесси…

Мужчина почувствовал легкое прикосновение к своим губам — пальчики Джессики. Они, точно бабочки, порхали по его губам, обводя их контуры, побуждая раскрыться, будто сомкнутый цветок. И губы Дэна раскрылись. Он взял ладонь Джессики в свою руку и покрыл поцелуями, приветствуя ее пробуждение. Потом открыл глаза и увидел склоненное любимое лицо в ореоле золотисто-рыжих, как летний закат, волос. Она улыбалась, а такого блаженного счастья, которое звездами сверкало в ее дымчато-серых глазах, Дэн давно не видел ни у одной женщины. Наверное, потому что он сам был счастлив до безумия, а счастливым он был, потому что сделал Джессику счастливейшей из женщин.

— Как спалось? — Полушепотом спросил Уайтхорн, запуская руку в ее роскошные волосы.

— Я не спала, — тоже полушепотом ответила Джессика. Она легла на бок, подперев голову правой рукой, так чтобы удобнее было смотреть на свое счастье. — Я ужасно боялась, что если усну, ты исчезнешь и окажется, что все это мне просто приснилось. А ты поспал хоть немного?

— Да. И проснулся в раю.

— Не шути так! Ведь рай или ад бывают только после смерти. А ты живой!!!

Теперь и его пальцы нежно изучали ее лицо. Джессика буквально таяла от этих его мимолетных прикосновений. Дэн творил с ней что-то невероятное: стоило им оказаться хотя бы в радиусе метра друг от друга, как кровь закипала в жилах, начисто отключая работу сознания. Оставалось только желание. Вот и сейчас, абсолютно забыв о том, что внизу, в гостиной, еще шумит прием, Джессика лихорадочно думала о том, как бы Дэн побыстрее поцеловал ее.

— Люди сами создают себе ад или рай, — проговорил Дэн. — А мы сейчас…

Он не договорил, оборвав себя на полуфразе. В изумлении уставился на распахнутую дверь комнаты, на пороге которой стояла его жена. Дэн сейчас смотрел на Жаклин так, будто видел впервые в жизни и не понимал, что эта женщина делает в его доме, почему так грубо врывается в его рай, который он сам так недавно себе создал. Джессика обернулась, чтобы посмотреть, что случилось, и тут же испуганно накрылась одеялом.

— Можете не утруждать себя, миссис Колфилд, — спокойно проговорила Жаклин. — И не стоит притворяться излишне скромной. Я уже видела достаточно. Простите, что прерываю вас, но, Дэн, может, все-таки тебе стоит спуститься вниз и проводить своих гостей, которые и собрались-то ради тебя?..

Казалось, Жаклин разговаривает сама с собой. Застигнутые врасплох любовники были настолько поражены ее неожиданным появлением, что не нашли, что сказать в свое оправдание. А когда Дэн, наконец, сумел раскрыть рот, Жаклин уже ушла. Было слышно лишь, как стучат каблуки ее туфель.

— Вот черт! — Выругался он, вскакивая с кровати. — Я забыл запереть дверь!

Он схватил одежду и начал торопливо одеваться. Джессика последовала его примеру. Появление такой нарочито спокойной Жаклин до смерти напугало ее. Она только теперь вспомнила о своем муже, который, должно быть, ищет ее повсюду. Дэн вел себя сейчас так, как и положено тайному любовнику — думал только о собственной безопасности, но не о будущем. А Джессика откровенно испугалась. Не Жаклин, а Максвелла. Ведь он тоже мог вот так увидеть их, в конец обнаглевших и обезумевших от страсти и желания. Они оделись, Джес подошла к зеркалу, чтобы взглянуть на себя. Ей казалось, у нее на лице написано, с кем она была и чем занималась. Дэн подошел сзади и обнял ее за плечи.

— Какая же ты красавица! Совсем не изменилась!

— Перестань, Дэн! — Хрипло попросила она, чувствуя, как его горячие ладони обжигают ее плечи. — Нам пора вниз.

— Когда мы сможем увидеться снова?

— Не знаю. Вряд ли нам вообще стоит встречаться.

— Почему? Из-за Жаклин?

— И не только.

— А, понимаю… Твой муж этого не потерпит. Ведь я второй раз забираю тебя у него.

— Не в этом дело. Мы слишком жестоки к другим людям.

— Значит, все-таки из-за Жаклин и Максвелла, — начал раздражаться Дэн. — Ты опять взялась за старое? Неужели ты просто не можешь быть счастливой? Мы столько времени были вдали друг от друга! В этом моя вина. Я был полным дураком, но тогда…

Джессика повернулась к нему и приложила палец к его губам, заставляя замолчать.

— Тссс… — Прошептала она. — Перестань! Ты сам только что говорил, что мы сами создали себе и ад, и рай. Ты был в аду, но вернулся, может быть, в еще больший ад. Мы причинили боль Жаклин и Максвеллу. Моему мужу — уже не первый раз. Однажды эта боль вернется к нам бумерангом. Ты этого хочешь?

— Если ты так говоришь, то так непременно случится, — поморщившись, проговорил Дэн. — Слова имеют свойство материализовываться. Знаешь, когда я думал, что больше никогда не смогу ходить, я просил Бога, чтобы Он дал тебе счастье с другим мужчиной. Наверное, у Бога хорошее чувство юмора, раз Он дал тебе счастье с Максвеллом. Неужели ты была так счастлива с ним, что я тебе больше не нужен?..

— Дэн, пожалуйста, давай потом об этом поговорим, — умоляюще попросила Джессика. — Сейчас у нас нет на это времени.

— Значит, мы все-таки увидимся? — Счастливо заулыбался Дэн.

— Ну… — Замялась Джессика, неопределенно пожав плечами. — Нам все равно необходимо поговорить.

— Где и когда? — Без вступлений спросил Дэн.

— Не знаю.

— Когда Максвелл улетает? Надеюсь, он не оставил карьеру, заняв мое место?

— Нет. Он улетает послезавтра в Атланту.

— Вот послезавтра мы и поговорим, — категорично заявил Дэн. Он метнулся к тумбочке, стоявшей возле кровати, открыл верхний ящик и достал оттуда ключ. Протянул его Джессике на раскрытой ладони. — Вот! — Сказал он. — Сегодня воскресенье; во вторник встретимся вечером в семь. Я буду ждать тебя на своей квартире. Но учти, если ты не придешь, я сам приду к тебе. И не вздумай прятаться от меня. Я найду тебя где бы ты ни была.

— Хорошо, — согласилась Джессика, взяв ключ. — Я приду. А сейчас нам пора вниз, к гостям.

Она направилась к двери, но Дэн остановил ее, рывком развернув к себе и впившись в ее и без того опухшие от поцелуев губы неистовым поцелуем. Он целовал ее так, будто жить им осталось всего лишь мгновение, которое длится этот обжигающий поцелуй. А вместе с поцелуем Дэн вновь забрал себе ее дыхание, ее сердце, и ее жизнь. Они оба стали одним дыханием, одним сердцем, одной жизнью. Разделить их было уже невозможно. И наверное, Дэн был прав. Рай или ад — не важно — это их жизнь, которую они сами себе создали. А если думать о том, что им будет больно или кому-то из будет больно, то так и случится. Сегодня они были безумно счастливы. Расплата за это счастье непременно последует, но чем меньше думаешь о ней, тем дальше она находится. Вот и сейчас, когда Джес вся буквально растворилась в жарких губах Дэна, надо думать только об этом. Или вообще ни о чем не думать…

Когда Дэн оторвался от ее губ, она чуть не задохнулась — так ей не хватало воздуха.

— Я люблю тебя, — проговорил он тихо, будто кто-то мог их подслушать. — Скажи, что любишь меня! — Потребовал Дэн.

— Все, Дэн, я пошла, — ответила Джессика, лукаво улыбаясь.

Им не надо было ничего друг другу говорить. Они и так все знали.

— Постой! — Он шагнул к ней и снова поцеловал, но быстро, торопливо — на прощание. — До встречи!

— Я люблю тебя! — Сказала, наконец, Джессика и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

Все приглашенные гости разъехались по домам в пятом часу утра, когда хозяева ног не чувствовали под собой от усталости. Джефферсон был очень доволен своей семьей: клан Уайтхорн по-прежнему един и в радости, и в горе. Он практически не заметил страстей, кипевших на приеме вокруг его сына и Джессики. Джефф был так рад возвращению домой своего сына, что от всей души надеялся на восстановление их прежней жизни. Старик совсем не видел, что Дэн исчез сразу после ужина, что Джес исчезла почти одновременно с ним, что они оба отсутствовали добрых два часа и вернулись едва ли не в открытую вместе — до одури счастливые, не замечавшие никого больше в доме, словно во всем мире существовали только они одни. Уайтхорн — старший не знал или не хотел знать, что Максвелл Колфилд в бешенстве метался по дому в поисках жены и готов был разнести все вокруг в пух и прах, а Роберт Монтгомери с трудом сдерживал этого разъяренного быка от скандала, придумывая самую разнообразную ложь о том, где мог быть в то или иное время Дэн Уайтхорн. Джефферсон и не подозревал о том, какие горькие слезы проливала его невестка в своей комнате после того, как он отправил ее на поиски мужа; не видел, что она спустилась в гостиную мертвенно бледная, но странно спокойная. Он ничего не видел, ослепленный своим собственным эгоистичным и великодушным счастьем. И лишь когда все семейство поднималось вверх по лестнице, чтобы наконец-то лечь спать, Джефф заметил, что с Жаклин что-то происходит. Перед дверью спальни, в которой жили Дэн и его жена, Джефф остановил ее и сказал:

— Жаклин, я хотел бы поблагодарить тебя за сегодняшний вечер. Все было просто великолепно. Я совсем не ожидал, что ты справишься так легко с таким количеством гостей.

— Спасибо, мистер Джефферсон, — смиренно ответила женщина.

— Можешь звать меня Джеффом.

— Да, сэр… мистер Джефф.

— Я же сказал, меня зовут Джефф, без всяких там мистеров. Да что с тобой сегодня? — Спросил Уайтхорн — старший.

— Все в порядке, Джефф, — ответила Жаклин. — Я всего лишь устала с непривычки.

— Тогда иди отдыхай, дорогая. И не вставай сегодня слишком рано, — проговорил он, по-отечески целуя ее в лоб. — Спокойной ночи!

— И вам приятных сновидений, Джефф! — Сказала она, открывая дверь своей комнаты.

Дэн уже был в халате, но не спешил ложиться спать. Он сидел в кресле в ожидании Жаклин. Как только она вошла, Уайтхорн сказал:

— Я понимаю, что сейчас не время, но нам надо поговорить.

— Именно, Дэн, — ответила женщина, беря свой халат и собираясь в ванную. — Сейчас пять утра. Я смертельно устала и умираю, как хочу спать. К тому же нам не о чем говорить.

— Ошибаешься! — Возразил Дэн упрямо. — Ты просто обязана меня выслушать.

— Я ничего никому не обязана! — Зло выговорила Жаклин. — Я девять часов развлекала твоих гостей, а ты за это время успел изменить мне! И после этого ты говоришь, что я тебе что-то должна?!

Она развернулась и прошла в ванную, хлопнув дверью. Наконец-то оказавшись одна, женщина неудержимо разрыдалась. Сквозь слезы Жаклин слышала, как Дэн стучал в дверь, но ей было все равно.

— Жаклин, пожалуйста, открой! Я должен быть с тобой!..

"Должен! — Усмехнулась про себя Жаклин, мысленно отвечая ему. — Ты должен был быть рядом со мной на этом чертовом приеме вместо того, чтобы спать с чужой женой!.."

Она могла бы сказать эти слова ему в лицо. Теперь у нее хватило бы смелости. Но видеть счастливые глаза мужа миссис Уайтхорн не могла. Это было выше ее сил, потому что счастливым его сделала не она. А Дэн продолжал настаивать на своем:

— Жаклин, немедленно открой дверь! Иначе я ее сломаю! — Его голос за дверью уже звучал угрожающе, но Жаклин не хотела его видеть.

— Оставь меня в покое! — Дрожащим от слез голосом проговорила она. — Ты мне не нужен, и я тебе больше не нужна. Так зачем мучить друг друга?..

— Может, ты выйдешь, и мы поговорим об этом?

— Убирайся! — Последовал ответ.

— Или ты открываешь мне дверь, или я ломаю ее! — Выкрикнул Дэн, теряя терпение. — Ты хочешь, чтобы я поднял на ноги весь дом?!.

— Неужели ты не понимаешь, что после этого я не хочу тебя видеть?! — Зло выговорила Жаклин, открывая ему дверь.

Дэн был ошеломлен, увидев, как по ее очаровательному, милому личику катятся слезы. В глазах Жаклин была такая обнаженная боль, что он пожалел о своем упрямстве. Возможно, надо было дать ей время. Даже если она видела вместе его и Джессику, сейчас, занятая только своей болью, Жаклин вряд ли услышит его слова — не важно какие. Но и оставлять ее наедине со своей болью нельзя. Он просто не имеет на это права, ведь именно он виноват в слезах своей жены. Джессика была права: и Жаклин, и Максвелл снова будут страдать из-за их безрассудной любви. Этого не избежать. Любовь по своей природе эгоистична, основана на чувстве собственности. Жаклин, наверное, будет легче пережить все это — она его не любит. Но Максвелл любит свою жену какой-то больной любовью, больше похожей на патологическую ревность к Дэну. Скорее всего, если бы Джес, будучи замужем за Максом, влюбилась в другого мужчину, пережив смерть Дэна, все вышло бы совсем иначе. В данной ситуации спокойного разрешения конфликта ни в коем случае не будет. И если Жаклин с пониманием отнесется к любви своего мужа и Джессики Колфилд, то Максвелл наотрез откажется понимать происходящее. А Жаклин… Надо только подобрать нужные слова для объяснения. Она поймет. Должна понять. Ведь она его не любит?..

— Я хочу поговорить с тобой… — Более спокойно сказал Дэн, неотрывно глядя на жену.

— О чем?! — Язвительно вопросила Жаклин. — О том, как ты счастлив?.. Мне это не надо объяснять. Я и так все прекрасно видела!..

— Жаклин, я виноват… — Нескладно начал мужчина.

— Виноват?! — Набросилась она на него. — Как бы не так! Если бы ты хоть немного чувствовал себя виноватым, то потрудился бы запереть дверь!

Она была сама на себя не похожа: резкая в движениях и словах. В нежном взгляде бархатных глаз застыли кристаллики льда. Будто это была не она вовсе, а чужой человек, который заменил прежнюю Жаклин. Дэну было неуютно рядом с этой женщиной. Он чувствовал себя провинившимся школьником, который любым способом стремится избежать наказания. А Жаклин прошла мимо него к зеркалу, чтобы заплести в косу свои густые каштановые волосы. Это до такой степени разозлило Дэна, что он рывком схватил ее за предплечье и развернул лицом к себе.

— Выслушаешь ты меня или нет?!

— Отпусти меня! Мне больно! — Потребовала она, ненавидящим взглядом глядя на мужа.

— Я отпущу тебя, если ты согласишься выслушать меня, — настойчиво произнес Уайтхорн.

— Я не хочу тебя слушать. Я не могу тебя слушать! Я даже видеть тебя не хочу! — Закричала женщина, вырываясь из его рук. — Я ненавижу тебя, Дэн Уайтхорн! Я проклинаю тот день, когда согласилась стать твоей женой!

— Прекрати! — Тоже закричал Дэн, встряхнув ее, как куклу, так что волосы упали на лицо. — Это неправда! Ты сейчас не права!

— Ну, отчего же неправда… Или ты настолько эгоистичен, что полагаешь, будто все женщины в округе должны сходить по тебе с ума, а ты можешь безнаказанно причинять им боль?..

Хватка Дэна по-прежнему была железной. Жаклин только теперь испытала ее на себе и в смятении чувств подумала, что он относится к тому типу мужчин, которые могут быть и нежными и сильными. Его силу она уже познала. Но суждено ли ей узнать когда-нибудь его нежность? Или он нежен только с миссис Колфилд?..

— Перестань! — Закричал он на нее, снова встряхивая ее.

Просто невероятно, что с ним творила Жаклин! Она действительно говорила правду, и, может быть, поэтому ему отчаянно хотелось заставить ее замолчать — не важно как.

— Правда! Правда! Правда! — Выкрикнула женщина. — Я ненавижу тебя! Ты сделал мне больно! И за это я тебя ненавижу, потому что я люблю тебя!..

Они смотрели друг другу прямо в глаза, а потом вдруг Дэн впился в нее неистовым поцелуем, сжав в объятиях до хруста костей. Он целовал ее так, будто хотел заставить забыть о том, что Жаклин ненавидит его. Дэн точно не слышал признание жены в любви и теперь, целуя ее, хотел нарочно причинить ей боль. Женщина отбивалась от него, вырывалась, но Дэн лишь крепче держал ее. Когда дыхания им обоим уже не хватило, он, оторвавшись от ее губ, спустился к шее, а потом все ниже — туда, где под халатом оставалось черное кружевное белье. Жаклин уже не сопротивлялась. Жаркие губы Дэна лишили ее этой возможности. Странные это были ощущения, когда муж вот так целовал ее, обжигающе прикасался к ней, и снова целовал до головокружения, до слабости в ногах, до недостатка дыхания. Она почти забыла о том, что ненавидит его. Теперь Жаклин больше всего на свете хотела его поцелуев и его прикосновений. И не важно было, что совсем недавно он вот так же страстно целовал другую женщину; не важно, что Джессика млела в его объятиях, а губы ее были влажными и опухшими от его поцелуев. Сейчас Дэн принадлежал ей, Жаклин, и никому больше.

Внезапно, оторвавшись от ее рта, он посмотрел в бархатные карие глаза, почти черные от желания, и сказал:

— Ты не ненавидишь меня! — Дэн улыбнулся, потом подхватил ее на руки и легонько кинул на кровать. — И я никуда тебя не отпущу!

Глава XXII

Мир снова перевернулся — уже в который раз, заставив людей запутаться в своих чувствах, желаниях, решениях. Может, кто-то из них и надеялся, что с наступлением дня все встанет на свои места, но яркое февральское солнце ослепило всех. Когда Дэн, наконец, проснулся, то увидел, что Жаклин нет рядом. Поначалу ему даже показалось, что все произошедшее накануне ночью, привиделось ему во сне, но смятая постель говорила об обратном. Все в комнате свидетельствовало об ее присутствии. Она была здесь. Простыни источали терпкий восточный аромат ее духов, в его ладонях еще жило ощущение ее бархатистой кожи, в ушах еще стоял жаркий шепот ее голоса, губы горели от ее поцелуев. Безумная, дикая, сводящая с ума ночь, полная почти животной страсти. Он и не представлял, что его тихая, нежная, скромная, благопристойная Жаклин способна на такое. Подобная ночь, наверное, бывает у мужчины раз в жизни. Она точно хотела доказать ему что-то. Что ненавидит его?.. О, нет! Только не теперь; только не после такой ночи!..

Дэн удовлетворенно улыбнулся и лишь сейчас увидел свою жену. Она сидела на самом краю кровати, обняв колени. Обнаженная. Царица ночи. Ее роскошные каштановые волосы беспорядочно рассыпались по плечам. Он невольно залюбовался ее красотой. Подумать только, все эти пять лет он совсем не замечал, как невероятно красива его жена! Наверное, Дэн вообще не замечал ее, поскольку был занят исключительно своим одиночеством, своей болью, своими переживаниями. Этой ночью она заставила его забыть о себе, чтобы увидеть ее. Ей жизненно необходимо было, чтобы муж увидел ее. И Дэн понял, что если бы сегодня она не застала его с Джессикой, если бы после этого они не поругались, а потом не занимались бы любовью так страстно и необузданно, Жаклин, возможно, просто затерялась бы в его собственной тени, в этой чуждой ей светской жизни среди совершенно чужих ей людей, так и незамеченная своим мужем, которого любила больше жизни.

Он и не представлял, что Жаклин, к которой он никогда не испытывал ничего, кроме братской нежности, сумеет вызвать в нем такую взрывоопасную смесь чувств. Почти шесть лет Дэн полагал, что любит только Джессику, что лишь она способна вызвать в нем такое обжигающее, сводящее с ума желание, от которого кровь закипает в венах. Ему всегда думалось, что из всех женщин на свете лишь Джессика темна, как ночь. Но сегодня Жаклин перевернула все его представления о женщинах. Этой ночью между ними случилось короткое замыкание, и она перестала быть его маленькой сестренкой, которая спасла ему жизнь. Они оба изменились и изменили друг друга. В их собственной маленькой вселенной произошел взрыв, и на свет родилась новая планета. Вот только есть ли у этой планеты будущее? Сколько она сможет прожить среди вихрей, бурь и ураганов страстей?

Жаклин будто услышала его мысли. Она обернулась, посмотрела на его сонное лицо. Что-то неуловимо-новое почудилось Дэну в ее мягком прежде взгляде. Жестокость, решимость, уверенность в себе? Может быть, но было что-то еще. Что же она сказала ему накануне? Именно эти важные слова, а не слова о ненависти дали толчок тому, что произошло. И именно эти слова Дэн сейчас не мог вспомнить.

— Добрый день, дорогой! — Сказала миссис Уайтхорн, сладко потягиваясь и снова забираясь к нему на кровать.

При первых же ее словах Дэну стало не по себе. Он ожидал увидеть совсем другую Жаклин. Возможно, ту, которая была на приеме, возможно, ту, которая гнала его от себя после приема и кричала на него, так что хотелось убежать куда-нибудь от этого крика. Может быть, Дэн надеялся на встречу с новой Жаклин, родившейся этой ночью в его горячих объятиях. Но он совсем не ожидал увидеть такую женщину, которая лежала сейчас рядом и смотрела на него надменно — как королева на своего раба. Что же с ней стало за такое короткое время? Откуда взялась эта холодная, неприступная и покоряющая женщина? Неужели это из-за него она такой стала?.. По лицу Дэна пробежала тень сомнения; он напряженно всматривался в темные глаза жены, точно пытаясь что-то вспомнить. Кого-то Жаклин ему сейчас напоминала. Но кого?

— Привет! — Ответил он. — Как отдохнула?

— Прекрасно, — улыбаясь, ответила Жаклин. — Будто заново родилась.

Ее опухшие губы вызвали у Дэна желание снова поцеловать их. Что он и сделал. Поцелуй был долгим, неспешным, медлительным, нежным и глубоким. Они наслаждались друг другом. Настороженность Дэна исчезла. Он снова стал самим собой. Он запустил руку в ее распущенные волосы, лаская голову.

А после поцелуя Жаклин, глядя ему прямо в глаза, сказала:

— Мне это нравится, — ее тонкий пальчик игриво путешествовал по его груди. — Очень нравится… Настолько, что я хочу подобного приема каждое утро.

Мужчина коротко улыбнулся. Ему и нравилось новое поведение его жены, и пугало его, потому что он не знал, как вести себя с ней.

— Который час? — Спросил Дэн, потянулся к часам, стоявшим на тумбочке.

— Зачем тебе время? Нам некуда спешить, — остановила его жена, так и не дав узнать время. — Мистер Джефф сказал мне отдохнуть как следует, и я намерена провести весь сегодняшний день в постели.

— Но мне надо в офис к отцу, — возразил Уайтхорн. — Я тоже не против поваляться, однако и работать когда-то надо.

— Тебя пять лет не было ни дома, ни в офисе, — упрямо заявила Жаклин. — Один день ничего не изменит. Мне ты нужнее…

— Но, Жаклин… — Начал было Дэн.

Ее губы были совсем рядом, глаза завораживающе блестели, дыхание обжигало. Жаклин снова околдовывала, подчиняла своим прихотям и желаниям, лишая возможности выражать свою волю.

— Мне надо идти… — Слабо протестовал он, зачарованно глядя на ее губы. — Правда…

Они уже дышали одним дыханием.

— Я же сказала, нет! — Прошептала женщина. — Останься!

И он остался. Бесполезно было что-то возражать. Это потом он будет оправдываться перед самим собой. Сейчас была лишь Жаклин — ее губы, ее руки, ее тело. Потом он подумает, как жить дальше. А сейчас время было над ними не властно. Оно не имело значения.

Весь понедельник 15 февраля прошел, как в бреду. Дэн и Жаклин почти не выходили из спальни. Они даже выключили телефон, чтобы его настойчивые звонки не мешали им наслаждаться обществом друг друга. К вечеру они спустились в столовую к ужину. Но и там их мысли и чувства были заняты друг другом. Оба с трудом сосредотачивались на разговоре с Джеффом. А Уайтхорн — старший озадаченно хмурился, глядя на счастливого сына. То, что происходило между Дэном и его женой, противоречило всяким законам логики. Джефф очень надеялся на воссоединение своего сына с Джессикой, ведь у них росла общая дочь, о которой Дэн, похоже, ничего не знал. Ему нравилась Жаклин. Он ничего не имел против нее. И его внук Чарльз Роберт был очаровательнейшим ребенком. Джефф влюбился в него сразу же, как только увидел. Наверное, если бы Дэн встретил Жаклин первой и женился на ней, Джефф сумел бы полюбить ее. Но Джессика появилась в жизни Дэна раньше, Джулия родилась раньше. И сердце Джеффа было отдано им обеим. Именно поэтому ему не нравилось то, что происходило между Дэном и его женой. Его сын, судя по всему, запутался в своих чувствах к обеим женщинам, но сам еще этого не понимал. Казалось, он совсем забыл о существовании Джессики и был поглощен только своей женой. В любой другой ситуации Уайтхорн — старший был бы только рад этому, но теперь все запуталось.

После ужина, когда Жаклин в детской играла с сыном, Джефф позвал сына в библиотеку для разговора.

— Что с тобой происходит, сын? — Спросил Джефферсон без всяких вступлений.

— О чем ты? — Не понял Дэн.

— Ты любишь Джессику?

Дэн счастливо заулыбался и кивнул.

— Очень!!!

— А Жаклин? Ты любишь свою жену?

Улыбка мгновенно слетела с его лица. Теперь взгляд его выражал испуг.

— Нет… — Медленно, точно сомневаясь, проговорил Уайтхорн — младший. — То есть да, — добавил он, замявшись на мгновение, и закончил: — Я не знаю.

— Кто же должен это знать, как не ты? — Удивленно спросил Джефф, хотя и ожидал подобного ответа.

Дэн пожал плечами.

— Я, правда, не знаю, — искренне проговорил он. — Я запутался. Этот прием все перевернул с ног на голову. Когда я увидел Джессику, мне стало страшно. Страшно оттого, что я люблю ее до сих пор, хотя в Кинг-Риверз просил Бога, чтобы она забыла меня с другим мужчиной. Теперь я признаю, что кривил душой. Даже если бы она полюбила другого мужчину, я любил бы ее в любом случае. До этой чертовой катастрофы Джессика была для меня всем. Ее любовь для меня была важнее следующего вздоха. Я был готов пожертвовать всем — своими друзьями, карьерой, собой, наконец, — лишь бы она любила меня. Чтобы быть счастливым с ней, я готов был переступать через головы Клер и Максвелла. Мне было наплевать на то, что чувствовали они в то время… В Кинг-Риверз со мной что-то произошло. Наверное, я изменился или Жаклин меня изменила.

— Ты влюбился в нее? — Осторожно, не настаивая, спросил Джефферсон.

— Вряд ли это можно назвать любовью, — ответил Дэн. — То, что она сделала для меня, неоценимо. С ней я родился заново. Она нежная, добрая, милая. С ней уютно. В Кинг-Риверз она была моей младшей сестренкой, которая спасла мне жизнь. Я всегда готов защищать ее от всего мира.

— Но сейчас, насколько я успел заметить, между тобой и твоей женой складываются совсем другие отношения, — сказал Джефферсон. — Вовсе не братские.

— На приеме мы с Джессикой случайно столкнулись в саду — вдали от всех гостей, — продолжал Дэн. — С этого-то все и началось. На пару часов мы закрылись в моей старой комнате. Но "закрылись" — это не то слово. Я забыл запереть дверь. Жаклин видела нас вместе. Когда все гости разошлись, мы с ней сильно поругались. Она кричала, что ненавидит меня, я хотел заставить ее замолчать. В итоге мы оказались в одной постели. Остальное ты уже знаешь. Только теперь я не знаю, что мне делать. Я очень люблю Джессику. Она для меня важнее всего на свете. Джес не упрекала меня ни в чем, не предъявляла никаких претензий. Просто молча раскрыла объятия. Но и Жаклин мне дорога. Если бы не она, я не смог бы вернуться домой и увидеть Джессику. Я не могу бросить одну ради другой.

— С Клер Хьюстон ты поступил именно так, — заметил Джефф. — Бросил ее ради Джессики.

— Знаю, — подтвердил Дэн. — Удивительно, что после всего, что я сделал Клер, она сумела простить меня и принять мою дружбу. Я бы не простил. Хотя это случилось, наверное, потому что она изменилась.

— И что же будет дальше? — Спросил Джефф. — Ведь ты не можешь жить с двумя женщинами — с Джессикой и Жаклин.

— И расстаться хотя бы с одной из них я не в силах. Не хочу никому причинять боль.

— Будешь жить в этой боли сам?

— Я даже думать об этом не хочу.

— Надо что-то решать. Поговори с Джессикой, поговори с Жаклин. А там посмотрим.

— Только не сейчас, — возразил Дэн. — Мне нужно время.

— У тебя было на это пять лет, чтобы решить, какую из двоих женщин ты любишь, — немного резковато произнес Джефферсон.

Дэн вскинул на отца пронзительные голубые глаза. Ему совсем не нравился этот бесполезный разговор. На душе и так было не сладко, а тут еще отец снова начинал настаивать на своем.

— Тогда я вообще не буду ничего решать! Пусть все останется так, как есть.

— Ладно, — Джефф поднял руки ладонями вверх в знак примирения. — Прости. Просто подумай, к чему это может привести.

— Обязательно подумаю. Но уже не сегодня и не сейчас. Сейчас я пойду к сыну.

Жаклин, стоявшая за дверью библиотеки и слушавшая разговор мужа и свекра, поспешно вышла в коридор, ведущий в столовую. Она видела, как Дэн вышел из библиотеки и стал подниматься в детскую. Она проводила его долгим, тяжелым, почти ненавидящим взглядом, и ладони ее при этом сжались в кулаки, так что ногти больно впились в кожу и побелели костяшки пальцев от напряжения. Душа и сердце плакали, но глаза были сухими. Все свои слезы она выплакала на плече у Роберта Монтгомери. Больше из-за Дэна Жаклин плакать не будет; больше никто не увидит ее слез. Значит, Джефф склоняет Дэна к разводу. Что ж, она будет бороться за своего мужа. Просто так она не отдаст Дэна Джессике. Какая бы там у них не была любовь, их время ушло. Теперь наступило ее время — время Жаклин Уайтхорн. И она изо всех сил будет бороться за Дэна. Не потому что так безумно его любит, а потому что от всей души ненавидит его любовницу.

День вторника 17 февраля прошел в мучительных раздумьях — для Дэна и для Жаклин. Она думала о том, как любым способом удержать при себе мужа; Дэн размышлял над тем, что он скажет сегодня Джессике при встрече. Жаклин ничего не знала об этой встрече. Дэн с самого утра отправился в офис "Уайтхорн Интерпрайзис", где его встретили овациями. После чего он начал вникать в нынешнее положение дел компании, упорно отгоняя от себя мысли о самом главном. У него это слабо получалось, так как ближе к ленчу позвонила Джессика, чтобы уточнить время их встречи. Они договорились на четыре часа дня — обычное рабочее время, когда никто не станет задавать вопросов, на которые не хочется отвечать. Дэн и хотел снова увидеть Джессику, и боялся. Скорее всего, потому что ему было стыдно смотреть ей в глаза за свои отношения с Жаклин. Когда началась вся эта история, он думал, что потом придумает, как ему выйти сухим из воды. Но когда наступило это "потом", оказалось, что придумывать здесь нечего. Объяснять было нечего. Он просто не знал, как объяснить произошедшее. В душе осталось такое чувство, будто он изменил Джессике с Жаклин. Странно. Разве можно изменить со своей женой? Выходит, что можно… Господи, как же он запутался! Он разрывался между двумя женщинами. Не возможно одновременно любить двух женщин сразу. А вот он любил. Его душа разделилась надвое. Одна половина принадлежала Джессике, другая — Жаклин. Ему, похоже, не досталось ничего.

Когда он приехал на Хайд-стрит, Джессики еще не было, хотя часы показывали четыре. Ему стало не по себе: а вдруг Джес не придет, и вся эта мука затянется надолго? Зазвонил домофон, и Дэн метнулся к входной двери, чтобы ответить:

— Да, Джес!..

— Привет, впустишь меня? — Услышал он ее такой взволнованный голос.

— Конечно!

Едва Джессика переступила порог его квартиры, он сжал ее в объятиях так, будто они не виделись вечность. Их губы тянулись друг к другу магнитом. Вскоре поцелуй стал обжигающе страстным, температура в коридоре накалилась до угрожающего предела. Дэн с трудом выпустил ее из своих объятий. Да что же такое с ним творится?! В нем будто живут два разных человека. Один безумно влюблен в Джессику, и, находясь рядом с ней, готов наплевать на весь мир. Другой возле Жаклин сходит с ума от желания, и ему не нужна ни одна другая женщина в мире. Даже Джессика. Отец сказал ему — выбирай. Но как можно выбрать между Джессикой и Жаклин? Это все равно, как если бы ему сказали выбирать между сердцем и душой. Жить с одним, но быть лишенным другого. Жить с Жаклин, но не любить Джессику? Невозможно! Невыносимо! Неразрешимо!

Джес мгновенно заметила в нем перемену. Внимательно всмотрелась в его глаза, точно хотела силой взгляда прочесть его мысли. А он, почувствовав, что она подозревает в нем что-то, отступил шаг назад, сцепил руки за спиной, нахмурился.

— Что с тобой, Дэн? — Спросила женщина.

От звуков ее такого душевного голоса Уайтхорну захотелось провалиться сквозь землю. Но разговора было не избежать. Надо было сказать ей правду, иначе она никогда его не простит!

— Надо поговорить, — неопределенно начал он.

— Конечно, — улыбаясь, проговорила она. — Я именно для этого сюда и пришла.

— Может, хочешь чего-нибудь? Чай, кофе или что-то покрепче?

— Я бы, пожалуй, выпила кофе.

— Тогда пойдем на кухню. Я сварю нам кофе, и мы поговорим.

— Как же я давно здесь не была! — Вздохнула Джессика. — И думала, что уже больше никогда сюда не попаду. А здесь ничего не изменилось… в нашем раю.

Дэн счастливо улыбнулся про себя и начал варить кофе: смолол его в кофемолке, поставил чайник на огонь кипятиться, достал из шкафчика турку. Джес молча наблюдала за его действиями и думала о том, что здесь, в своей квартире, вдали от особняка на Грин-стрит, Дэн Уайтхорн совсем другой человек. Так было всегда, сколько она его знала. Возможно, если бы они поженились тогда перед этим роковым полетом, Джес смогла бы привыкнуть к этому, но сейчас все складывалось иначе, и подобное поведение Дэна было ей внове. Хотя таким свободным и естественным он ей больше нравился, чем напряженно-чопорным и светским в кругу обитателей особняка своего отца. Вот только сегодня, сейчас что-то было не так. Он снова замкнулся в себе, его явно терзали какие-то гнетущие мысли. Джес боялась, что он не сможет раскрыться перед ней до конца, а она в итоге не сможет ему помочь.

Когда кофе был готов, мужчина достал из шкафчика коробку с печеньем, высыпал его в вазочку и поставил на стол. Разлил кофе по чашкам. Потом сел сам. Джессике не очень-то хотелось начинать разговор первой, хотя ей столько всего нужно было рассказать Дэну. Но ей было так хорошо с ним, что хотелось просто сидеть, молчать и смотреть в его пронзительные голубые, как небо, глаза, нежно прикасаться к нему, чувствуя, как его кожа с радостью отзывается на ее прикосновения. Кофе был необыкновенно вкусный, почти, как губы Дэна. Джессика даже мечтательно зажмурилась, щеки ее зарделись.

— У тебя необыкновенно вкусный кофе, — сказала женщина. — Когда ты научился варить такой?

— Да ничему я не учился, — отмахнулся Дэн. — Кофе я варил всегда один и тот же.

Если они будут вот так сидеть и говорить ни о чем, то снова окажутся в постели. А этого совсем нельзя допустить — по крайней мере, до разговора.

— Так о чем ты хотел со мной поговорить? — Спросила Джессика, развеяв его сомнения.

Вот оно! Пора!..

— Даже не знаю, как тебе сказать… — Осторожно начал Уайтхорн. — Тут произошло кое-что… — Дэн снова запнулся, подбирая нужные слова. — В общем, я тебе изменил.

Никогда Дэн не забудет этот миг. Джес испуганно уставилась на него, недоуменно хлопая глазами, точно до нее не сразу дошел смысл его слов. Мгновение превратилось в вечность. Ожидание стало смертельной мукой. Когда же она скажет хоть что-нибудь?!.

К его полному удивлению, Джес рассмеялась. Вот уж чего он точно не ожидал, так это ее звонкого, заливистого смеха. Теперь уже Дэн оторопело смотрел на нее, не понимая, что происходит.

— И ради этого ты меня сюда позвал? — Все еще смеясь, спросила она. — Боже мой, Дэн, ну и напугал же ты меня! Я-то думала, что случилось что-нибудь серьезное.

— А это и есть серьезное, — спокойно проговорил Уайтхорн. — Ты просто не поняла…

— Все я прекрасно поняла, — упрямо возразила Джессика. — Ты же не мог все эти пять лет жить с Жаклин и не спать с ней. Иначе как бы у вас родился сын?..

Взять бы сейчас и оставить все, как есть. Пусть Джесси именно так и думает. Но он не мог.

— Просто, Джес, — вновь заговорил мужчина. — Я говорю не об этом. Я спал с Жаклин после того, как мы с тобой были вместе на приеме.

Смех Джессики оборвался, будто его ножом перерезали. Она коротко спросила:

— Что?

— Ты все отлично слышала. После того как мы занимались с тобой любовью, я спал с Жаклин.

— Зачем ты мне об этом говоришь? — Резко спросила Джессика.

— Я подумал, ты должна знать.

— А я не хочу об этом знать. Мне важно знать, что ты меня любишь, — произнесла женщина, всматриваясь в его напряженное лицо. — Ты же меня любишь?.. — Медленно, с расстановкой добавила она.

Глаза Дэна испуганно забегали, пальцы нервно сжались в кулаки. А Джессика почувствовала, как ее собственные пальцы покрылись противным холодным и липким потом; засосало под ложечкой.

— Люблю, но… — Ответил Уайтхорн после долгого молчания.

— "Но…"? — Переспросила Джессика. — Какие в любви могут быть "но"? Или ты любишь меня, или ее. Другого не дано.

— Я сам не знаю, как это случилось, но, кажется, я люблю вас обеих. Ты для меня дороже жизни, но Жаклин спасла мне жизнь, чтобы я мог вернуться к тебе. Как я могу выбирать между вами?..

Теперь надолго замолчала Джессика. Дэн с замиранием сердца ждал ее ответа. Странное это было ожидание. Похожее чувство у него было, когда он лежал в больнице Солт-Лейк-Сити, ожидая результатов обследования. Тогда этот результат едва не загубил целых пять лет его жизни. Что же будет теперь? Теперь все зависело от того, что скажет Джессика. Дэну очень хотелось узнать, что она думает, прочитать ее мысли и попытаться понять и принять, что бы она ни решила. Однако он, по-видимому, утратил способность чувствовать состояние ее души вместе с появлением чувства к своей жене. Только все это сейчас было не столь важно. Лишь бы он не потерял Джессику.

На губах Джессики появилась горькая улыбка. Голос ее дрожал, когда она заговорила:

— Наверное, это нам наказание за то, что мы с тобой украли эту любовь. Мы были слишком жестоки к Клер и Максвеллу, а теперь Жаклин забирает тебя у меня.

— Не говори так, Джесси! — Пылко возразил Дэн, сжав ее тонкую ладонь в своей горячей руке. Ее рука была совсем ледяной. — Никто не забирает меня у тебя. Я всегда был и остаюсь твоим — сердцем, душой и телом. — Он прижался губами к ее руке, и его горячее дыхание опалило кожу. Джессика вздрогнула от этого прикосновения, попыталась отдернуть руку, но Дэн не дал: — Нет! Я не отпущу тебя. Ты же любишь меня!

— Я-то люблю, но ты любишь свою жену. И кто тогда тебе я? Любовница, подружка на одну ночь?! — Голос ее звенел от напряжения и обиды. — Жаклин спасла тебе жизнь. Я же пять лет назад хотела умереть вместе с тобой. Я не хотела жить. Я ненавидела Максвелла и Бена за то, что они остались живы, я ненавидела жизнь во всех ее проявлениях. Я ненавидела саму себя за то, что жила. Я выплакала все глаза. Теперь, после того, что ты мне сказал, я не могу даже заплакать. И что в итоге? Ты возвращаешься домой со своей женой и сыном. Я остаюсь не у дел. Мне нет места в твоей жизни.

— Джес, пожалуйста… — Умоляюще начал Дэн.

Вид у него был глубоко виноватым, но Джессике было его совсем не жалко. Она сейчас переживала только свою обиду, только свою боль и ничего не хотела слушать. Вместе с этой болью воскресла другая. Когда оказалось, что Дэн Уайтхорн жив, а брак с Максвеллом исчерпал себя, она надеялась, что с Дэном все начнется заново. Но не началось, а наоборот — закончилось. Если Дэн любит ее и Жаклин и не знает, кого из них выбрать, что ж, она сделает этот выбор за него.

— Что ж, спасибо за кофе, — проговорила Джессика. — Он действительно был очень вкусный. И за честность тоже спасибо. Я ценю в мужчинах это качество.

Дэн заметил, что голос ее стал каким-то холодным и безжизненным. Ему стало страшно. Он физически чувствовал, что сейчас скажет ему Джессика, но ни умом, ни сердцем не хотел этого понимать и принимать. Он не хотел ее отдавать Максвеллу Колфилду, не хотел, чтобы она отдавала его Жаклин.

— И думаю, что нам больше не стоит встречаться, — сказала она, отодвигая чашку от себя и вставая из-за стола.

— Почему? — Вскинулся Дэн.

— Ты, наверное, издеваешься? Зачем спрашиваешь, когда сам прекрасно знаешь ответ? Или тебе объяснить популярно?

Она была уже совсем чужой, холодной, далекой, как звезда в небе, похожем на его глаза. Его звезда в его глазах. И она уходит от него сегодня — сейчас. Вот этот миг — последний, когда Джессика, его любимая и единственная Джесси, стоит так близко от него. Ее еще можно обнять, но ответит ли она на его прикосновение?..

Дэн сорвался с места, опрокинув стул, на котором сидел, схватил ее в охапку, зарылся лицом в золотисто-рыжие волосы. Джес попыталась вырваться, но потом точно передумала и тоже вцепилась в него отчаянно, как утопающий в соломинку — свое последнее спасение. На какое-то мгновение Дэн почувствовал, как их души стали единым целым, как были когда-то давно — в прошлой жизни, которая уже никогда не вернется. Их ошибкой стало то, что они хотели построить новую жизнь на основе старой, не понимая, что такое невозможно. И снова они хотели переступить через головы близких людей, чтобы быть счастливыми. На чужом несчастье своего счастья не построить. Вот и Максвелл пять с половиной лет назад, уходя, сказал, что Джессика и Дэн никогда не будут счастливы вместе. Мог ли он быть прав тогда? Ведь он был ослеплен болью, ненавистью, ревностью. Получается, что мог…

Когда они, наконец, выпустили друг друга из объятий, Джес сказала:

— Прости меня, Дэн. Я была слишком жестока, но и ты обидел меня.

— Все в порядке, любимая, — прошептал он, гладя ее по волосам, нежно прикасаясь к ее лицу. — Я понимаю. Здесь только моя вина.

— Нам надо расстаться, — говорила Джессика, тоже кончиками пальцев изучая его лицо. — Будет больно, но это необходимо. Я замужем, ты женат. У тебя… у нас обоих есть дети в этих браках. Вот так взять и разрушить их будущее ради какого-то призрачного счастья?

— Но мы ведь будем встречаться хоть иногда? — Спросил Уайтхорн.

— Нет. Это ни к чему. И, пожалуйста, Дэн, не проси меня об этом, — умоляла она его. — Не проси меня об этом, иначе я не смогу от тебя уйти.

Она отступила от него на шаг назад, все еще держа его за руку. Время шло, а они все не могли расстаться, ибо это было выше их сил. Каждый из них надеялся на чудо — мир вновь перевернется, время повернется вспять, и им удастся избежать тех ошибок, которые они совершили в прошлом. Они смогут построить свое счастье заново, не причиняя никому боли. Но чуда не произошло. Все оставалось на своих местах, а значит, им нужно расстаться, чтобы научиться жить друг без друга. Джессика сделала еще один маленький шаг, и рука ее наполовину выскользнула из ладони Дэна. Теперь они держались только за пальцы. Как же им хотелось задержать эти мучительные минуты, так быстро убегавшие в прошлое! Еще один шаг — и вот соприкасаются лишь кончики пальцев. Руки по инерции тянутся друг к другу, но между Дэном и Джессикой уже выросла непреодолимая стена. Может, они и сами воздвигли ее — кто знает; прошлого не вернуть.

Их пальцы расцепились, хотя чувства еще были живы.

— Я люблю тебя! — Произнес Уайтхорн на одном дыхании. — Всегда буду любить! Я всегда буду рядом!

Его слова обжигали душу, сердце, кожу. Он был так близко, но уже — так далеко; уже принадлежал не ей. Жаклин уже властвовала над ним, а делить его с ней Джессика не могла. Ведь любовь невозможно делить, ее можно только множить. Как это объяснить человеку, который смотрел на нее сейчас такими умоляющими влюбленными глазами? Она не могла, не знала. Скорее всего, поэтому и выбрала самый простой и в то же время самый сложный способ решения проблемы. Джес уходила, чтобы больше никогда его не увидеть. Лишь бы только он отпустил ее. Лишь бы только у нее хватило сил уйти.

— Прости, Дэн! — Прошептала женщина. — Мне уже пора идти. И не провожай меня.

Она едва ли не бегом бросилась к двери, начала нервно дергать ручку, только дверь отказывалась ее слушаться. Или она сама так сильно хотела уйти?.. Дэн спокойно вышел в коридор, посмотрел на ее тщетные попытки, потом сказал таким тоном, будто говорил о погоде:

— Просто поверни замок.

Джессика обернулась к нему, всмотрелась в голубые глаза.

— Отпусти меня! — Взмолилась она.

Они оба знали, что она имела в виду. Мужчина подошел к двери, распахнул ее перед ней.

— Я тебя не держу.

В голосе его было нечто такое, что ей отчаянно захотелось остаться, слезами, поцелуями и ласками вымолить прощение. Но, будто подчиняясь магии расставания, она только сказала:

— Прощай!.. — И тихо вышла, захлопнув за собой дверь.

Дэн прислонился лбом к прохладному металлу двери. Лицо его пылало, душа горела от невыносимой боли, сердце разрывалось на части и истекало кровавыми слезами. Он сам виноват в том, что Джесси ушла. И нечего искать оправдания за содеянное. Пора учиться отвечать за свои поступки. Надо начинать жить заново — без нее.

Он не знал, что за этой запертой дверью стоит Джессика, тоже прислонившись лбом к двери и плачет. Оказывается слезы у нее еще остались. Она обманула саму себя и Дэна. Вот и расплачивается за это. Дэну там за этой дверью тоже теперь плохо, но они не могут помочь друг другу. Ведь между ними — стена высотой в целую жизнь, которую они выстроили собственными руками.

Оглавление

Коротина Юлия Самый неправдоподобный роман

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

Глава VIII

Глава IX

Глава X

Глава XI

Глава XII

Глава XIII

Глава XIV

Глава XV

Глава XVI

Глава XVII

Глава XVIII

Глава XIX

Глава XX

Глава XXI

Глава XXII X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?