Абигайль Кейси Принцесса с принципами
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ РЕКВИЕМ ПО МЕЧТЕ
1 Подиум для кукол
Неизвестно, кто и когда впервые назвал Кукольной принцессой юную дочь «автомобильного короля», входящего в первую десятку самых богатых людей планеты. Только с тех пор ее никто иначе и не называл. Кукольная принцесса… Принцесса… Принси… А ведь до этого у нее было такое милое, прямо-таки сказочное имя…
Нет, Принцесса не занималась выпуском игрушек, она их просто-напросто коллекционировала с пятилетнего возраста. Именно тогда отец подарил ей первую эксклюзивную принцессу в платье от самого престижного итальянского кутюрье.
Подарок был ростом с именинницу и к тому же томно хлопал ресницами из натурального соболя и даже напевал «С днем рожденья тебя»…
С тех пор девочка собирала исключительно принцесс, и непременно эксклюзивного исполнения. Для кукольных красавиц в их семейном замке была отведена отдельная комната. Музей Принцесс. И кого там только не было!
Принцесса в охотничьем костюме версальской фаворитки.
Принцесса в бальном платье эпохи вальса.
Принцесса в купальнике, но с непременной короной в белокурых локонах.
Принцесса на лыжах из горного хрусталя.
Всевозможные Принцессы из волшебных сказок, из кино и мультфильмов.
Принцессы-невесты, ждущие своих принцев, умеющих ценить голубую кровь, многовековую геральдику и изящные манеры…
Это роскошное дефиле коронованных особ располагалось на широком бархатном подиуме в большом зале, специально обустроенном для уникальной коллекции.
Подиум, обитый темно-фиолетовым бархатом и окруженный софитами, постоянно вращался с той скоростью, которая создавала иллюзию движения очаровательных топ-кукол.
Разумеется, эта коллекция во всех ракурсах была представлена в журналах, газетах и на телевизионных экранах.
Самым главным экспонатом коллекции была прелестнейшая особа из воска — точная копия хорошенькой владелицы Музея кукольных принцесс.
Увы, лишь родная мать не могла полюбоваться ни дочерью, ни экспонатами ее музея. Мать Принси уже с десяток лет пребывала в коме после неудачной косметической операции. Пребывала в коме, но умирать отнюдь не собиралась. Наверное, из-за врожденной вредности характера, сотканного из ирландской упертости, шотландской ретивости, французского шарма и русской бесшабашности, упрямая автомобильная королева решила пережить и мужа с менее агрессивными генами, и дочь, и возможных внуков, и даже правнуков. И у нее были на это все шансы. Заботливый муж обеспечил своей Спящей красавице полное медицинское обслуживание в лучшей из клиник, оснащенных по последнему слову науки и техники.
Принцесса навещала мать раз в месяц, и обязательно с новым кукольным приобретением. В течение часа две принцессы — настоящая и игрушечная — разыгрывали перед молчаливой зрительницей волшебные сценки, но та упорно не реагировала ни на песенки дворцового фольклора, ни на стишки, найденные в Интернете, ни на танцевальные па, выученные по краткому пособию для юных балерин. А Принси так надеялась, что мама однажды вздохнет, откроет красиво подведенные глаза, улыбнется и зааплодирует… Именно такой запомнилась ей мама — весело смеющейся и хлопавшей в ладоши по любому поводу. Только тогда Принси была совсем маленькой, и мама звала ее совсем другим именем…
Добропорядочный муж навещал спящую супругу гораздо чаще, каждую пятницу. Любуясь ее фарфоровым личиком, он осторожно и нежно целовал свою красавицу, стараясь не задеть трубок, подключающих любимую жену к дорогостоящим аппаратам, поддерживающим ее жизнь. Многоопытные доктора и профессора уверяли доверчивого миллиардера, что несчастная непременно когда-нибудь вернется к полноценному существованию.
Об экстравагантном супруге, хранящем верность жене, пребывающей в мире снов, часто вспоминали на телевизионных ток-шоу, на радио-дискуссиях, в многотиражных таблоидах, в гламурных ежемесячниках и на интернет-форумах, отслеживающих житие богатых и очень богатых.
А вот о Кукольной принцессе говорили редко, и то только в связи с очередным экспонатом ее коллекции.
К великому сожалению средств массовой информации, единственная дочь автомобильного короля не давала поводов для подробного освещения своих тайных грехов, явных пристрастий и вредных привычек.
Принцесса имела наглость, будучи единственной и к тому же обожаемой дочкой миллиардера, шокировать бомонд своим вызывающе неординарным поведением.
Она избегала светских раутов и ночных тусовок.
Не пила, не курила, не баловалась дурью, не ширялась, не трахалась с кем попало, не подставлялась обнаженной под объективы, не кривлялась на публике. И даже не занималась публичной благотворительностью.
Только, с того самого момента, как ее мама заснула на много-много лет, а папа в утешение подарил ей первую роскошную куклу, собирала на свой бархатный подиум принцесс ручной работы.
Кукольных дел мастера — и в Азии, и в Европе, и в Африке, и в Австралии, и в обеих Америках — мечтали попасть в заветную коллекцию. Но Принцесса отличалась изрядным и тонким вкусом и легко браковала любой коронованный экземпляр, исполненный без вдохновения и любви. Так что в знаменитое собрание попадали только высокохудожественные экземпляры.
Забракованные принцессы отправлялись в ближайшее исправительное учреждение для малолетних проституток, отяжеливших свою участь уголовным преступлением.
Было у Кукольной принцессы и еще одно прозвище, придуманное ее незадачливыми поклонниками. Конечно же, Принси не была полной затворницей. Бывала она время от времени на концертах, балах и презентациях. Общалась с молодыми и не очень молодыми людьми, танцевала, беседовала, даже разрешала себя приобнять и поцеловать в щечку. Но что-нибудь большее — ни-ни… Потенциальные женихи Кукольной принцессы — те, что похитрее, — к обычным, отработанным веками приемам соблазнения пытались добавлять и кукольный фактор. Но ни один из дарителей не попал в масть, ни один не угодил, ни один не порадовал. Видимо, не вкладывал в свой дар ни вдохновения, ни любви…
Принцессам не позавидуешь.
Обыкновенных девушек любят за прекрасные глаза, стройные ноги, упругие груди, широкие бедра и мало ли еще за что. За покладистый характер, за восприимчивую душу, за умение вкусно готовить…
А вот принцесс оценивают исключительно по длине горностаевой мантии, по весу короны и по фигуре тугого кошелька — отнюдь не 90-60-90.
Но нет такой женщины, которая наперекор всему не мечтала бы просто любить и просто быть любимой.
И Кукольная принцесса, часто и подолгу общаясь со своим коронованным легионом, пускалась в скитания по лабиринту надежды, свято веря, что рано или поздно найдет свое — не меркантильное, не поддельное, не зависящее от финансовых возможностей — счастье.
Но с каждым годом Принцессе все меньше и меньше верилось, что кто-то влюбится в нее совершенно бескорыстно, без подсознательного желания овладеть не только дочерью автомобильного короля, но и половиной папиного царства.
Поэтому среди молодых людей слыла она особой холодной и неприступной и звалась Принцессой с принципами.
Иногда и самой Принцессе начинало казаться, что она неумолимо и неуклонно превращается в бездушную куклу…
В конце концов, не найдя на планете Земля того, что не купишь ни за какие баксы, Принцесса решила сбежать в космос, хотя бы ненадолго.
Вдруг полет за пределы атмосферы что-то изменит? Вдруг там, в занебесном пространстве, заглянет к ней в иллюминатор Ангел и вдохнет в ее холодное сердечко любовь?
Короче, Принцесса решила встряхнуться…
Заботливый отец не стал экономить и выкупил для обожаемой дочери место космического туриста.
Он надеялся, что недельное пребывание на Международной орбитальной станции может благотворно повлиять на поведение глупышки, зациклившейся на своих куклах и отказывающейся видеть реальную жизнь — и реальных мужчин, которые могли бы подарить ему внуков, маленьких автомобильных принцев. Может, его Принси хоть там, в космосе, заскучает по Земле и захочет обычного земного счастья? А то неясно, кто крепче спит: его дражайшая супруга или очаровательная, но упрямая дочь.
Годовой цикл подготовки космической туристки благополучно шел к завершению, и Принцессе осталось лишь пройти краткий курс выживания.
Как известно, русский посадочный модуль отличается от американского шаттла не только большей надежностью, но и определенной непредсказуемостью. Американский шаттл, подчиняясь умным компьютерам и бывалым пилотам, всегда приземляется на комфортабельный бетон родного аэродрома.
Русский же посадочный модуль, подчиняясь лишь законам тяготения да теории случайных чисел, иногда меняет расчетную траекторию и падает куда хочет — в пустыню, в тайгу, в океан…
Так что курс выживания — неотъемлемая часть тренировочного периода, тем более обязательная для космического туриста.
Вертолет, инструктор, десантирование… Трое суток в океане на спасательном плотике оказались для Принцессы, привыкшей к долгим круизам на отцовской яхте, забавным аттракционом.
Пустыня тоже не удивила — когда имеешь все, так легко отказаться на время от самого необходимого.
А вот заснеженная тайга показала норов.
Увы, Принцессе так и не удалось испытать ни волнительных перегрузок при взлете, ни полета в невесомости, ни опьяняющего адреналиновым выбросом приземления…
Катастрофа вертолета Центра подготовки космических туристов где-то в дебрях сибирской тайги вызвала небывалый ажиотаж.
Информационное цунами выбросило на всеобщее обозрение фотографию Принцессы в скафандре.
Солнцезащитное забрало еще не было опущено.
Закованная в космические латы, Принцесса казалась еще прекрасней, еще несчастней, еще более не от мира сего.
Информационные страсти разгорались не хуже лесного пожара.
Множились, множились и множились с пометкой «срочно» сенсационные факты, свидетельствующие о трагическом конце Кукольной принцессы.
Аварийный маяк с борта разбившегося вертолета слал пульсирующий сигнал о бедствии, и международная спутниковая армада четко фиксировала координаты вынужденной посадки.
Фрагмент географической карты Восточной Сибири с предполагаемым местом крушения злосчастного вертолета превратился в главную новостную картинку.
Но погодные условия, неблагоприятные для спасательных работ, не давали возможности облететь территорию заповедника, над которым случилось трагическое происшествие.
А других путей, кроме воздушного, в этой таежной, непроходимой буреломной глухомани не имелось.
Но эта метеорологическая неопределенность оставляла пусть робкую, пусть зыбкую, почти невероятную, почти нереальную надежду на то, что кто-то уцелел в авиакатастрофе, кто-то выжил. Ведь сколько чудесных и необъяснимых спасений было и еще будет…
Отец Принцессы с горя заперся в палате наедине с молчаливой женой. Она была единственной из окружавших его людей, кто оставался спокоен. И это внушало ему надежду.
Кукольные принцессы тоже не сомневались в чудесном исходе для своей принципиальной и последовательной, неизбалованной и строгой предводительницы.
Откровенно грустила лишь одна из них, пока даже не вошедшая в коллекцию официально. Та, которую миллиардер в ожидании космического полета дочери заказал у лучшего голландского ювелира. Это была суперпринцесса — с губками из рубинов, глазками из синих сапфиров, зубками из отборного жемчуга и платиновыми кудрями.
Но почему-то суперпринцесса получилась чересчур грустной.
Видно, гениальный ювелир предчувствовал печальный финал.
Самые престижные газетные издания мира отдали первые полосы снимку так и не состоявшегося подарка.
И бриллиантовая слезинка в три карата, застывшая на опаловой щеке, заставила всплакнуть миллиарды женщин.
Но драгоценная кукла, уронившая нечаянную слезу, надеялась еще попасть в руки той единственной, кому предназначалась.
Надеялась — и не зря…
2 Бывший студент
Да, Принцесса с принципами осталась жива.
Небеса не могли позволить ей уйти в мир иной, так и не познав любви.
Она дремала у иллюминатора на жестком вибрирующем сиденье под монотонный рокот винта, рассекающего морозную сибирскую дымку, застывшую над черными сопками.
И вдруг вертолетный двигатель выдал фальшивую мелодию, предвещавшую минорный финал.
Принцесса никак не могла понять — снится ли ей происходящее или вправду происходит что-то страшное и непредвиденное…
Инструктор, мгновенно оценивший угрозу, исходящую из внезапного крена, рванул к себе ничего не понимающую американку и успел вытолкнуть не сопротивляющуюся подопечную наружу, в свободное падение.
Принцессе удалось сгруппироваться в коротком полете, как учили.
Но при первом же ударе о пружинящую крону могучего кедра она потеряла сознание.
Гибкие широкие ветки невольно исполнили роль амортизаторов.
А большой сугроб обеспечил мягкую посадку.
Шансом не погибнуть в авиационной катастрофе Принцесса воспользовалась сполна, и теперь осталось лишь не заснуть под снежным покровом навсегда…
Инструктор, спасший честь Центра подготовки космических туристов, не успел выброситься следом — его швырнуло к пилотской кабине.
Неуправляемый вертолет резко нырнул вниз и грохнулся о гранитную скалу.
Это случилось в Соболином заповеднике, недалеко от наблюдательного поста «Горячий ручей».
На звук мощного раскатистого взрыва из приземистой избы выскочил без шапки и полушубка егерь-наблюдатель, выполняющий работу для международной ассоциации «зеленых».
Терпящий крушение вертолет перед тем, как врезаться в скальное обнажение, успел снести антенную мачту.
И тридцатилетний отшельник, имевший для рации позывной «Студент», утратил связь с директором заповедника, откликающимся на позывной «Рысь».
Егерь взял себе позывной в память о годах, проведенных в университетских аудиториях.
Прошло десять лет, как он ушел с третьего курса биологического факультета.
Многочисленная родня и опешившие родители пытались по возможности логично объяснить этот неверный шаг молодого человека, подающего немалые надежды на поприще научного естествознания.
Ну ошибся человек с выбором будущей профессии — с кем не бывает.
Ну немного устал от сидения за микроскопом.
Ну надоело бегать юноше за бабочками и мотыльками…
Отдохнет немного и одумается…
Но бывший нерадивый студент опроверг все домыслы и выдумки, завербовавшись волонтером в Соболиный заповедник.
Этим неслыханным поступком студент заработал репутацию ненормального и безбашенного интроверта. По крайней мере, именно этим непонятным словечком охарактеризовал племянника его дядя, увлекающийся разгадыванием обширных многоклеточных кроссвордов.
А позже до городской родни дошел слух, что студента повысили до должности егеря-наблюдателя с приличным валютным окладом.
Впрочем, таежного обитателя, коротающего восьмую зиму в полном одиночестве, не считая собаки, не волновало ничье мнение.
Поселился студент на так называемом Горячем ручье, не замерзающем даже в самые лютые морозы.
На крутом берегу стояла крепкая, срубленная из практически вечных лиственничных бревен избушка в одну дверь и одно застекленное окно.
«Зеленые» функционеры оборудовали экологический форпост экологичными достижениями.
У сантехники был замкнутый водный цикл с принудительной очисткой.
Электрогенератор вырабатывал ток, сжигая чистый спирт и насыщая атмосферу лишь водой и кислородом.
Впрочем, для страховки в избе имелась печь, ну а к печи, соответственно, были заготовлены дрова.
А для еженедельного субботнего удовольствия между избой и ручьем стояла настоящая русская баня со всеми полагающимися атрибутами.
Кроме разочаровавшегося студента на Горячем ручье проживала собака Алиса, породистая сибирская лайка, бравшая любой след и не боявшаяся ни медведя, ни рыси, ни росомахи.
До этого жилья, надежно отрезанного от внешнего мира крутыми хребтами, можно было добраться только воздушным транспортом, и вертолет раз в три месяца, когда позволяла неустойчивая погода, закидывал одичавшему студенту продукты, медикаменты и все, что необходимо для продолжения наблюдений.
А наблюдение за естественной жизнью красавцев-соболей велось непрерывно круглый год.
И вот — впервые за эти долгие сезоны, планомерно меняющие друг друга в этом тихом, затерянном на самом отшибе цивилизации месте, случилось чрезвычайное происшествие.
Чужой вертолет, нагло вторгшийся на территорию заповедника, не только нарушил покой элитных соболей и прочих эндемиков, но еще и устроил собственную катастрофу, как при съемках очередного блокбастера.
Так что бывший студент, а ныне егерь-наблюдатель за соболиным раем, в связи с варварским уничтожением антенной мачты, никак не мог сообщить по инстанции о том, что его традиционный обед не состоялся из-за катастрофы неопознанного вертолета.
Егерь как раз собирался плотно перекусить гречневой кашей, заправленной сушеными грибами, моченой брусникой и глухариным копченым мясом собственного приготовления.
Но тут раздался звук подлетающего чужого вертолета.
Егерь отложил столовые приборы.
У этой незнакомой машины, судя по тактовому гулу, было гораздо больше лошадиных сил и вместимости, чем у «вертушки», принадлежавшей заповеднику.
За окном подала голос верная лайка Алиса.
Вертолетное соло начало критично фальшивить.
Егерь, натянув унты, выскочил на крыльцо.
Ошалевшая лайка металась у спуска, ведущего к Горячему ручью.
Кстати, Студент назвал собаку в честь однокурсницы, благодаря которой ему и пришлось сменить лекции, семинары и лабораторные опыты на таежную глухомань.
Собака, даже самая паршивая, не поведет себя подло и нагло в отношении своего хозяина.
Только собаки умеют любить беззаветно и преданно.
Только собаки…
3 Подарок с неба
Эхо катастрофы, закончившейся гибельным тараном гранитной скалы за Горячим ручьем…
Эхо, громко и раскатисто возвестившее о мгновенной смерти экипажа и пассажиров…
Печальное, скорбное, похоронное эхо, гулко пометавшись меж мрачных насупленных сопок, наконец-то стихло.
Егерь ободряюще потрепал встревоженную лайку по загривку.
— Все кончено, Алиса, все кончено.
Породистая лайка с пышным хвостом, острыми ушами, проницательными глазами и великолепным нюхом не раз доказывала ему свое врожденное превосходство.
И сейчас, когда рухнувший вертолет еще дымился у подножия заснеженной скалы, собака не согласилась с мрачными выводами хозяина и энергично рванула, но не к месту пожарища, не к обугленным трупам, искореженной аппаратуре и развалившемуся остову, а в противоположную сторону.
Прежде чем пуститься за возбужденной лайкой, озабоченный егерь заглянул под навес, где отдыхали три пары широких охотничьих лыж.
Неужели кто-то успел покинуть вертолет за мгновение до катастрофы?
Егерь, доверяя промысловым инстинктам лайки, торопливо встал на лыжи и двинул напрямик по собачьим размашистым следам.
Неужели кто-то успел?..
Он быстро догнал ошалевшую от веселого розыска лайку.
Собака резво и споро преодолевала глубокий снег энергичными прыжками.
И раз!
И раз!
И раз!
Егерь вдруг спохватился, что позабыл взять ружье, но возвращаться не стал. И раз!
На ремне тяжело покачивались кожаные ножны, в которых пряталось острое узкое лезвие на ручке из рога сохатого.
А возвращаться — плохая примета.
Хоть за ружьем, хоть к одумавшейся любимой…
Плохая примета.
И раз!
И раз!
И раз!
Алиса привела хозяина к большому сугробу на склоне ближней сопки, заросшей реликтовым кедрачом.
Судя по сбитой хвое, усыпавшей снег, и обломкам веток, судя по развороченной конфигурации сугроба и осколочной структуре выбросов, здесь все-таки случилось чье-то удачное приземление.
Поведение собаки подтверждало догадку о счастливом спасении: лайка реагировала на то, что находилось внутри сугроба, без сердитого урчания, которое обычно вызывала мертвая добыча.
— Свалилось же приключение на наши головы… — Егерь принялся утаптывать лыжами плацдарм для проведения дальнейших изысканий. — Лекари-то мы с тобой, Алиса, весьма никудышные.
Собака, не дожидаясь хозяина, заработала быстро, быстро, быстро всеми четырьмя лапами.
— Чует мое сердце, Алиса… — Егерь для удобства соорудил из лыж опору для коленей. — Намаемся мы с твоей находкой…
Он, скорчившись, присоединился к спасательным раскопкам, не жалея меховых рукавиц.
— Ох, намаемся!
Собака в ответ лишь довольно взвизгнула, сигнализируя о первом успехе.
— Главное, Алиса, нет следов крови, что пока радует.
Человеческая нога в ботинке с рифленой подошвой неподвижно торчала почти вертикально.
— И никаких признаков открытых переломов.
Собака, не обращая внимания на предварительную диагностику, продолжала вгрызаться в рыхлый снег.
— Вторая нога тоже без явных травматических последствий.
Егерь принялся углубляться в том направлении, где, по логике, должно было находиться все тело.
— Алиса, тебе не кажется подозрительным размер ботинка? — спросил егерь, добравшись до тазобедренной части уцелевшей жертвы катастрофы.
Собака не ответила — ни лаем, ни поскуливанием, ни повизгиванием.
Егерь расчистил пространство вокруг недвижимого торса, скинул рукавицы и медленно, без нажима, провел вспотевшей ладонью по неподвижному телу, в области груди.
Выпуклость и податливая упругость подтвердили опасения.
— Ну точно, женщина…
Егерь нашарил вялую руку потерпевшей.
— Кожа теплая!
Нащупал запястье.
— Пульс присутствует.
Принялся торопливо расчищать снег у плеча.
— Молодчина ты все-таки, Алиса!
Собака в благодарность за комплимент лизнула хозяина в щеку.
— Смотри, кажется, твоя находка вполне живая! Вполне!
Осталось лишь высвободить из сугробной спасительной рыхлости несвернутую шею и уцелевшую везучую голову.
Собака, выждав, ткнулась со стороны затылка в прическу незнакомки, взлохмаченную при счастливом падении и испорченную излишеством снега.
— Алиса, фу!
Но собака успела лизнуть свою шикарную находку в исцарапанный ветками маленький нос.
Находка на собачьи ласки не отреагировала.
— Алиса, я кому сказал — фу!
В разрытом сугробе оказалось существо женского пола в роскошном тренировочном костюме, на котором выделялись нашитые флажки — российский триколор и штатовские полосы с россыпью звезд.
— Так, Алиса, интересно, кого ты это откопала?
Собака, гордая находкой, устроила гонки за собственным хвостом.
— Похоже, нам достались останки какой-то международной экспедиции?
Извлеченная из сугроба женщина слабо застонала, доказывая, по крайней мере, свою необычайную живучесть.
— Это же надо — умудриться уцелеть в такой катастрофе!
Алиса взвизгиванием поддержала удивление хозяина.
— Повезло…
Егерь прикинул спасительную траекторию: успела покинуть вертолет на высоте, попала на столетний кедр, благополучно съехала по гибким широким веткам и угодила в гостеприимный сугроб вниз головой.
— Главное, чтобы не было серьезных травм, — пояснил хозяин подпрыгивающей на месте собаке. — Так сказать, травм, не совместимых с жизнью.
Предварительное обследование крепко сложенной, изящной, молодой фигуры показало полное отсутствие каких-либо переломов.
— Повезло… — вновь задумчиво и удивленно повторил Студент.
Собака лизнула чужую руку, которая и пальцем не шевельнула.
— Не понимаю я этих женщин. — Егерь продолжил анатомический осмотр. — Им бы детей рожать да борщи варить. А они лезут, куда ни попадя.
Череп женщины тоже произвел благоприятное впечатление, не считая лица, сплошь покрытого царапинами от веток и снега.
— Похоже, будет жить, — сообщил хозяин собаке. — Вот только бы у нее крыша не съехала от такого стресса.
Егерь, ловко и бережно подняв на руки подарок с небес, двинулся в сопровождении поскуливающей лайки к избе. И вовремя.
Погода внезапно испортилась, и тяжелые, хмурые, низкие облака, с трудом перевалив через сопки, начали засыпать мокрыми липкими хлопьями округу.
Разбившийся вертолет, от которого тянуло смрадным чадом.
Сломанную мачту с порванной антенной.
Разрытый сугроб.
Следы, ведущие к жилью мимо приземистой бани, мимо крытой поленницы заготовленных с осени березовых дров, мимо закутка для бочек спирта и электрогенератора.
Февральского вьюжного снега хватило на все…
4 Орбитальная свадьба
Начальник Центра подготовки космических туристов блаженствовал на подледной рыбалке.
Помощник, отвечающий за связи с общественностью, только что насверлил пять лунок и отправился к машине готовить костер для приготовления ухи.
Теперь от босса требовалось лишь поймать с пяток окуней, не меньше, чтобы уха получилась наваристая.
Глупые женщины всегда портят уху, насыщая ее лавровым листом, перцем, рисом, картошкой. Они, сердешные, не понимают, что в ухе не должно быть ничего лишнего: родниковая вода, соль по вкусу, рыба… и сто граммов русской водки. Чем больше рыбы — тем лучше.
Начальник Центра подготовки космических туристов присел у крайней лунки.
Овчинный полушубок, собачьи унты, шапка-ушанка из длинношерстной норки создавали вполне приемлемые условия для рыбалки, несмотря на пошаливающий ветерок и отсутствие солнца.
Первый окунь не заставил себя ждать.
А через пять минут на льду билось уже три экземпляра приличного размера.
Начальник Центра подготовки космических туристов мог себе позволить посвятить сегодняшний рабочий день выезду на природу.
Накануне удалось наконец согласовать с американскими коллегами грандиознейшее космическое рекламное шоу из трех частей. Проведение на Международной космической станции свадебного торжества, первой брачной ночи и медовой декады.
Запланировали, что невесту доставит на орбиту российский корабль, а жениха — американский шаттл.
Впервые в истории человечества семейная пара должна была образоваться в невесомости, и репортаж об этом намечалось транслировать на все страны мира.
Самый востребованный режиссер, прославившийся своими убойными рекламными клипами, увеличивающими объем продаж не менее чем на четверть, успел предоставить на рассмотрение рабочий вариант сценария.
Начальника Центра подготовки космических туристов особенно впечатлила сцена первой брачной ночи.
Камера долго и со вкусом дает изображение пустого коридора, соединяющего жилой отсек с лабораторией.
Напряжение ожидания возрастает, возрастает и возрастает.
И вдруг из жилого отсека, подчиняясь законам невесомости, выплывает смокинг жениха.
Затем — брюки.
И наконец — бабочка.
Потом наступает черед счастливой невесты.
Замедленно и величаво парит фата.
Подвенечное кружевное платье кружится в космическом вальсе.
А полупрозрачные трусики выделывают забавные пируэты.
Недаром среди производителей свадебных аксессуаров развернулась нешуточная борьба за право спонсировать этот любовный эксперимент.
Начальник Центра подготовки космических туристов выдернул очередного окуня.
Наконец-то на пятом десятке жизни фортуна, кажется, повернулась к нему лицом.
Раньше он считался самым большим неудачником из всех российских космонавтов. Семь раз он входил в состав дублирующих экипажей, но так ни разу и не слетал в космос. Но судьба его решительно переменилась, когда ему, в качестве компенсации за вечное дублерство, предложили возглавить службу по добыванию дополнительных средств. Ему сразу понравилась идея возить в космос богатеньких туристов. Самое главное заключалось в умении правильно составить контракт. И он предложил беспроигрышную схему: в случае отказа кандидата в космические туристы от полета, причем на любой стадии подготовки, указанная в контракте сумма не подлежала возврату.
Через Центр подготовки уже прошло четыре раскошелившихся фанатика.
Трое космических туристов благополучно слетали и благополучно вернулись. Их огромные портреты украсили конференц-зал.
Улыбчивый рыжий дяденька, типичный янки, сколотил приличное состояние на инвестиционных аферах.
Бизнесмен афроамериканского разлива отправился в полет, благодаря спонсорам, выходцам из Гарлема.
А бывшего спортсмена, чемпиона по гольфу, на орбиту спровадила заботливая супруга, отчаянно надеясь, что ее красавчик за полтора года подготовительного периода в далекой России основательно забудет своего бой-френда.
С первым туристом не было вообще никаких проблем.
С улыбкой прошел все испытания.
С улыбкой стартовал.
С улыбкой вернулся, продемонстрировав хваленую американскую невозмутимость и жизнерадостность.
Второй заставил немного поволноваться, но не за себя, а за всех членов экспедиции.
Где-то на триста семьдесят девятом витке этот афроамериканский обжора умудрился слопать, пока остальные спали, почти весь бортовой продуктовый запас.
Хорошо еще, что грузовой корабль подоспел вовремя.
Впрочем, одержимому полетной булимией афроамериканскому супермену резко сократили дальнейшее меню.
А то бы орбитальный гурман не влез в скафандр при возвращении на Землю.
Третий космический турист, чемпион по гольфу, не проявлял ни показного энтузиазма, ни сексуальных наклонностей, а лишь передавал при каждом сеансе связи воздушные поцелуи — то ли мнительной супруге, то ли еще кому.
Четвертый же портрет пока отсутствовал.
Дочь автомобильного короля еще заканчивала подготовку к скорому полету на Международную космическую станцию.
И это принесло на российский счет более ста миллионов полноценных американских долларов.
А теперь еще удалось согласовать и свадебный орбитальный проект, сулящий небывалую прибыль.
Начальник Центра подготовки космических туристов перебрался к соседней лунке, так как на прежней больше не клевало.
Он мог себе позволить сегодня этот релаксационный сеанс.
Ничто так благотворно не действовало на его психику, как подледная рыбалка. Это была единственная возможность полноценно отдохнуть и восстановиться. Подальше и от супруги, вошедшей в климактерический штопор. И от секретарши, слишком ретиво норовившей компенсировать начальству сексуальную недостаточность. Супруга периодически закатывает истерики. Секретарша пытается отдаться в самые неподходящие моменты. Да, она знает неимоверное количество офисных поз — на столе, под столом, в кресле и даже во время телефонного общения с министром. Но эротические изыски так же быстро ему надоели, как и плаксивое нытье супруги, переходящей в разряд верной, но безнадежно постаревшей жены.
Еще один окунь, самый крупный из сегодняшнего улова, шлепнулся на лед и беспомощно забился.
Но тут рыболовную идиллию нарушил помощник по связям с общественностью.
Скользя и падая, он добежал до лунки.
— Чрезвычайное происшествие! Чрезвычайное происшествие!
— Не ори так, всю рыбу распугаешь!
— Катастрофа с миллиардершей, катастрофа!
— Пожалей мои барабанные перепонки! — Начальник Центра подготовки космических туристов отшвырнул удочки. — Информацию проверил?
— Борт номер 368 исчез с экранов в 12. 50 местного времени. Связь прервалась на слове «падаем»… Спустя минуту заработал аварийный маяк. Судя по траектории падения и скорости, произошла весьма серьезная катастрофа, с весьма печальными итогами.
— Кроме аварийного сигнала, какая-нибудь информация с места катастрофы поступала?
— Нет.
— Плохо. — Начальник Центра подготовки космических туристов, на ходу распинывая пойманную рыбу, двинулся к машине. — Очень плохо.
Помощник, отвечающий за связи с общественностью, семенил рядом.
— Для имиджа нашего подразделения это вертолетное происшествие может оказаться роковым.
— Говоришь, эксперты подтверждают, что вряд ли кто уцелел?
— Да.
— Значит, нас могут спасти от позора только какие-нибудь хитрые обстоятельства.
— Если бы мы смогли вину за катастрофу переложить с нашего Центра, скажем, или на стихию, или на местные власти…
— Ладно… Что зря молоть языками. Пока нам досконально не будет ясна картина происшедшего, мы не сможем выстроить правильную линию защиты нашего авторитета.
Начальник Центра подготовки космических туристов зло посмотрел на помощника, сообщившего эту гадкую, мерзкую и роковую новость.
Начальник Центра подготовки космических туристов вдруг осознал, что дело не в утрате профессионального имиджа, а в том, что, скорей всего, его попросят из этого удобного кресла, к которому он так привык.
Ему, вечному дублеру и ловцу выгодных заказов, простили бы вертолет: сколько машин бито-перебито — и не сосчитать.
Ему простили бы и экипаж с инструктором — найти достойную замену не проблема. Вон сколько классных специалистов рвется в Центр.
Но вот дочь автомобильного короля верхи не простят и, естественно, постараются всю вину свалить на него.
Самое легкое, о чем он мог мечтать теперь, это тихий-претихий уход на пенсию.
Но прежде чем писать рапорт об отставке, начальник Центра подготовки космических туристов принял решение срочно побывать на месте катастрофы и своими собственными глазами увидеть обугленный корпус, искореженный винт и мертвые тела, разбросанные взрывом. Ему приходилось еще курсантом участвовать в оцеплении авиакатастрофы, и не одной.
— Надо постараться как можно быстрее прибыть на место катастрофы.
— Сыграем на опережение!
— Значит, так: я погнал на аэродром. А ты собери как можно больше материалов по нашей миллиардерше и догоняй.
— В принципе, можно сильно не торопиться.
— Это почему еще?
— Только что получено сообщение о неблагоприятных погодных условиях в районе крушения вертолета.
— Точнее!
— Видимость ноль. Шквалистый ветер до семи баллов. Обильные осадки.
— Так, выясни, можно ли добраться до злосчастного места земным путем?
— Уже выяснил.
— Молодец.
— Стараюсь.
— Продолжай в том же духе.
— К месту катастрофы можно долететь только вертолетом. Как-никак, заповедник расположен в труднодоступном районе. Зимой там вообще хребты непроходимы. Полное отсутствие дорог, повышенная лавиноопасность и прочие таежные мелочи: буреломы, завалы, чащоба…
— Только этого нам не хватало.
— Зато пресса тоже не сможет добраться до источника сенсации.
— Наверняка местные поторопились сообщить о катастрофе.
— Да, провинции только дай повод. Сразу же заголосили о несчастной миллиардерше. Тренировочный полет, тренировочный полет… А мы, мол, предупреждали о возможных последствиях, но нас не послушали.
— Это и понятно. Никому не хочется быть крайним.
— Синоптики дали прогноз, что там нелетная погода установится на трое суток, не меньше.
— В любом случае — вылетаем как можно ближе к месту событий.
— Хорошо, если бы выяснилось, что в вертолет угодила шаровая молния.
— Размечтался.
— Или неопознанный летающий объект.
— А в принципе… Знаешь, твои фантастические гипотезы, пожалуй, могут сработать как буфер и ослабить нежелательный эффект.
— Да я такого могу насочинять…
— Жаль, ушицу не успели приготовить… — Начальник Центра подготовки космических туристов опрокинул в горящий костер воду из котелка. — Жаль…
5 Игра в калейдоскоп
Аккуратно, со всеми предосторожностями, егерь положил так и не очнувшуюся незваную гостью на свою кровать, застеленную медвежьей шкурой.
Лайка, сопровождавшая хозяина, лизнула обмякшую руку незнакомки.
Незнакомка по-прежнему не реагировала на собачьи проявления лучших чувств.
— Фу, Алиса!
Егерь повесил овчинный полушубок на стальной крючок, а рысью шапку швырнул на полку.
Упрямая собаченция вновь попыталась лизнуть неподвижную гостью.
— Алиса, место!
Лайка подчинилась, но ей явно хотелось лежать не у порога, на войлочной подстилке, а как можно ближе к своей находке.
Егерь сменил унты, пошитые из матерого волка, на разношенные фирменные кроссовки.
Гостья по-прежнему не шевелилась.
Егерь выдвинул из-под стола кривобокий самодельный табурет, который смастерил прошлым летом.
Тогда дождь зарядил на целый месяц, и егерю ничего не оставалось, как заняться изготовлением кухонной мебели. Благо просушенные доски, оставшиеся еще с момента строительства, лежали под навесом, да и пила, рубанок и молоток соскучились по столярной работе.
Гостья продолжала безмолвствовать.
Егерь включил настольную лампу и поправил металлический облезлый абажур, чтобы свет не бил в лицо пострадавшей.
Гостья наконец шевельнулась.
Егерь поставил табурет между столом и кроватью, ни на метр ближе, чтобы незнакомка, придя в себя, не испугалась его присутствия.
Гостья простонала — коротко и глухо.
Егерь, стараясь не шуметь, присел на табурет.
Гостья снова затихла.
Лайка неслышно подкралась к табурету и легла возле ноги хозяина.
Егерь, не обращая внимания на собаку, напряженно вглядывался в нежданную гостью, в подарок с небес, в таинственную незнакомку.
Запекшаяся кровь на разбитой губе. Щеки в ссадинах. Припухшее лицо.
Спутанные длинные волосы, поблескивающие от влаги.
Безвольно лежащая маленькая рука.
Совершенно беспомощная поза, вызывающая лишь недоумение: как можно уцелеть при таком невероятном падении, как?
И эти непонятные государственные флажки — звездно-полосатый в области сердца и российский триколор с правой стороны…
Егерь напряженно вглядывался в нежданную гостью, в подарок с небес, в таинственную незнакомку.
И никак не мог определиться с оценкой данного факта.
Хорошо ли, что это событие нарушило привычный, устоявшийся ход жизни здесь, на Горячем ручье?
Или наоборот — плохо?
Нет, для лежащей без сознания красотки это, безусловно, великолепно. Надо же — упасть так удачно, и не где-нибудь в безлюдной тайге, а именно здесь, где он и Алиса. Алиса, точнее, а потом уж он… Просто сказочное везение.
А вот для Соболиного заповедника, для лайки Алисы, для него, свыкшегося с одиночеством и отсутствием каких-либо контактов с противоположным во всех отношениях полом?
Егерь, еще будучи студентом, понял, что все зло в этом не подчиняющемся законам здравого смысла мире исходит от женского сословия.
Выходит, провидению еще раз приспичило испытать мужской характер на прочность и устойчивость?
А может, права старинная народная мудрость — все, что ни делается, к лучшему?
Мысли егеря беспорядочно сменяли одна другую, как цветные стеклышки в калейдоскопе, и никак не желали сложиться в четкий и определенный узор.
Все, что ни делается…
Собака, чтобы не мешать хозяину думать, замерла, положив умную морду на ловкие натруженные лапы.
К лучшему?..
Но уцелевшая жертва катастрофы нарушила как собачий покой, так и душевные терзания мужчины.
— Сорри, — прошептала незнакомка, не открывая глаз. — Сорри.
Егерь подался корпусом вперед, чтобы лучше слышать.
Значит, звездно-полосатый флажок на ее комбинезоне не соврал.
— Сорри, где мои принцессы? — спросила американка по-русски, с едва заметным акцентом. — Где?
— Кто-кто?
— Куклы, мои кук…
Американка оборвала фразу на полуслове и вновь погрузилась в небытие. Егерь прошелся по избе.
— Еще нам не хватало каких-то принцесс, каких-то кукол… — Он вернулся на табурет. — Впрочем, будет хоть с кем поговорить. Хорошо, что она по-русски знает…
А за окном в полные суверенные права вступала жесткая метель, которой ассистировала колючая и стылая пурга…
6 Хищные глаза
Принцесса очнулась — и по боли, от которой саднили щеки, лоб и нос, поняла, что вопреки трагическим обстоятельствам ей все же удалось уцелеть.
Не открывая глаз, она проанализировала внутреннее состояние своих органов.
Сердце билось чуть чаще, чем обычно.
Дыхание оставалось ровным и абсолютно незатрудненным.
В желудке шевелилась тошнота.
А в области гениталий почему-то чувствовалось легкое покалывание.
Вот чуть не случилась величайшая глупость на свете, почему-то подумала она. Расстаться с жизнью, так и не попробовав, что такое секс, этот пресловутый секс… пусть и без любви.
Правда, говорят, что с любовью это гораздо лучше…
Закончив вслушиваться в себя, Принцесса, по-прежнему не поднимая век, начала сканировать окружающую обстановку.
Судя по теплоте и слабой подвижности воздуха, тело ее находилось в помещении.
Но где именно и как она в это самое помещение попала? Это явно не больница — не чувствуется запаха лекарств…
Последнее, что ясно и четко помнила чудом спасшаяся Принцесса, — это как инструктор выталкивает ее наружу, обмякшую, не сопротивляющуюся, скованную паническим ужасом надвигающейся катастрофы.
От остального в памяти остались лишь обрывки, как от безумно смонтированной киноленты, как от недоделанного триллера, как от финала техногенного ужастика, как от кошмарного сна, завершающегося падением, которое никак не кончается…
Принцесса инстинктивно сгруппировалась, как ее учили.
Принцесса старалась беречь конечности во время непроизвольных кульбитов по пружинящим хвойным веткам.
А дальше — удар, хруст, погружение в темноту сугроба и отключившееся сознание.
Сейчас же Принцесса лежала на горизонтальной поверхности, явно застеленной какой-то шкурой, чрезвычайно лохматой и пахнущей чем-то диким и опасным.
Принцесса напряженно вслушивалась в окружающую действительность.
Сквозь завывание ветра, сквозь мерный гул какого-то механизма, сквозь наружный шум разгулявшейся стихии она различила чье-то дыхание.
Принцесса осторожно приподняла веки.
В полумраке комнаты с низким потолком и бревенчатыми стенами она разглядела две пары зрачков, уставившихся прямо на нее.
По силуэтам догадалась: одна пара — та, что выше, — принадлежит человеку, а та, что ниже, — волку.
Похоже, опасность не миновала. Просто одна опасность пришла на смену другой. Что же с ней будет?..
Принцессе вдруг вспомнилась страшная и захватывающая сказка, которую ей, совсем маленькой, любила рассказывать ее русская бабушка, — сказка про царевича, серого волка и принцессу.
Нет, там была не принцесса, а, кажется, лягушка, но не простая, а лягушка-царевна…
Или царевна-лягушка — это совсем из другой сказки…
— Я живая? — на всякий случай осведомилась Принцесса.
— Еще как живая, — ответил низкий, немного хрипловатый голос. — Еще как. Это надо умудриться — уцелеть в такой катавасии. Вовремя вы покинули обреченную машину.
— Это инструктор! Силой вытолкнул меня. Инструктор! Я бы сама, наверное, не сообразила.
— Да, ступор — это хуже паники.
— А что с ним?
— С кем?
— С инструктором?
— Наверное, не успел.
— Вы уверены?
— Увы, но кроме вас мы никого уцелевшего не нашли.
— Значит, я спаслась одна?
— Похоже на то.
— Мне, наверное, повезло?
— Как минимум, трижды. Вы не остались в сгоревшем вертолете, вы упали на столетний кедр и вы приземлились в гигантский сугроб. Сказка, иначе и не скажешь.
— Сказка?
— Ну да.
— А это, сорри, рядом с вами не волк?
— Это собака, — рассмеялся незнакомец. — Сибирская лайка. Но предки ее точно были полярными волками.
В подтверждение своей хищной родословной Алиса зарычала.
— Фу! — Хозяин погладил верную собаку за ушами. — Свои!
— Грозный песик.
— Да у вас на Аляске почти таких же собак разводят.
— Мне не посчастливилось побывать на Аляске.
— Мне тоже не довелось. Впрочем, как и в Калифорнии, и во Флориде.
— Флорида — это райское место, но только не в сезон ураганов.
— А у нас тут ни тайфунов, ни торнадо, ни прочих смерчей. Лишь метели да пурга.
— Можно, я отдохну? — жалобно попросила Принцесса, уставшая от этого странного светского разговора.
— Разумеется.
Американка отвернулась к стене.
Хозяин задумчиво гладил собаку промеж ушей крепкими пальцами.
Лайка от удовольствия жмурилась и тихонько повизгивала.
Американка, застонав, повернулась в прежнее положение.
— Как закрою глаза, так сразу вижу падающий вертолет.
— Ничего, пройдет.
— Надеюсь.
— Я однажды попал в небольшую аварию на шоссе. — Хозяин оставил собаку в покое. — Так мне грузовик, врезающийся нам в бок, снился год, не меньше.
Егерь замолчал, вспоминая тот момент, когда между неуправляемым грузовиком и отчаянно тормозящим внедорожником оставалось меньше метра.
Вопрос гостьи вернул хозяина в реальность.
— Это вы нашли меня?
— Нет, скажите спасибо Алисе, — он снова приласкал собаку, — это она вас нашла и откопала.
— Сенкью, Алиса.
Лайка в ответ махнула роскошным хвостом, изогнутым, словно калач.
Такие пышные калачи с маком стряпала до самой своей нелепой смерти ее русская бабушка.
Остаться в Америке после завершения гастролей Большого театра, устроиться на Бродвее в самом кассовом мюзикле, пусть и в кордебалете, умудриться выйти замуж за овдовевшего старика-миллиардера, родить ему единственного сына, дождаться появления внучки, рассказать малютке самые жуткие сказки своей бывшей родины… И закончить дни под колесами такси, за рулем которого находился обкуренный мексиканец, угнавший машину от пиццерии…
— Можно один вопрос? — Незнакомец прервал детские воспоминания спасенной Принцессы.
— Сколько угодно.
— Вы американка?
Этот вопрос заставил Принцессу усомниться в реальности происходящего.
Ведь и телевидение, и радио, и газеты, а тем более Интернет целых полтора года обязательно включали в свои сообщения новости о Принцессе, собирающейся туристкой на орбиту.
— Ничего более странного спросить не могли? — Выжившая жертва катастрофы любовно погладила звездно-полосатый флажок, нашитый точно напротив ее сердца. — Можно подумать, вы не смотрите телевизор.
— У меня нет этого идиотского ящика.
— Почему?
— Я сознательно и полностью отрезал себя от мира, где царствуют исключительно потребительские отношения. Да и природа куда интересней любой передачи, не так ли?
— Наверное.
— А если учесть, что на фоне великолепных закатов и восходов никогда не бывает рекламных вставок, а стаи пролетающих гусей вполне заменяют любой шпионский сериал, то сплошная благодать. Ни стрельбы, ни драк, ни пыток.
— О да!
— Конечно, вы можете вполне резонно возразить, что в естественной среде тоже с избытком жесточайшей борьбы за выживание. Волк рвет зайца, лиса хватает мышь, орел клюет змею… Но это же совершенно другое. Если насилие в естественных условиях воспринимается как способ выжить, то на экране насилие выглядит отвратительно. А показывать изощренные пытки и кровавые убийства ради поднятия рейтинга передачи — это мерзко и гадко.
— Наверное, вы правы.
— Никогда не понимал, отчего репортерская братия так обожает похороны. Лучше бы показывали свадьбы, свадьбы и свадьбы. Ведь нет ничего прекрасней на свете, чем невеста в подвенечном платье, в полупрозрачной фате!
— Может, сменим тему? — Американка поморщилась, то ли от каких-то неприятных воспоминаний, то ли от саднящих царапин. — Мне, к сожалению, не довелось бросать букет за спину.
— Зачем букет… и за спину?
— Обычай. Кто из подружек невесты букет ловит, тому скоро замуж.
— А вам, значит, мисс, букета ни разу не досталось?
— Ну я же попросила сменить тему.
— Дико извиняюсь.
— Почему дико, а не цивилизованно?
И оба вдруг одновременно засмеялись. Гостья — сдержанно, щадя травмированные губы и щеки.
Хозяин же хохотнул на всю мощь.
Собака, встревоженная непонятными звуками, вскочила и, метнувшись к двери, вернулась на место у стола с рацией.
Опасения Алисы оказались напрасными.
А за единственным окном, смотрящим на незамерзающий ручей, усиливалась и усиливалась ветреная метель и резвилась колючая пурга.
Но внутри протопленной избы держалась точно такая же температура, как в тренировочном отсеке, имитирующем орбитальный борт.
Принцесса улыбнулась и закрыла глаза.
Рев стихии за надежными бревенчатыми стенами напоминал гул ракетных сопел на старте, гул, но тысячекратно меньший и совсем не управляемый.
Две пары внимательных глаз следили за погружением спасенной американки в дремоту.
7 Обмен позывными
Гостья очнулась минут через двадцать.
Лайка подошла к лежащей мисс и ободряюще лизнула расслабленную ладонь.
Егерь первым нарушил затянувшееся молчание.
— Извините меня за болтовню, но я так долго не беседовал ни с кем… — Студент грустно и виновато улыбнулся. — Кроме собаки.
— Правда? — прошептала разбитыми губами американская гражданка. — Сорри, больно… чуть-чуть.
— Через пару дней пройдет. Кстати, для поправки рекомендую выпить.
— Рашен водки?
— Нет, водку предложу позже, когда оправитесь. У меня есть такая прелесть, настоянная на кедровых орешках. А в данный момент угощайтесь клюквенным морсом.
Егерь протянул американке большую алюминиевую кружку, наполненную до краев чем-то темно-кровавым.
— Морсом?
— Ну это как бы сок, только вареный. Я клюкву по осени собрал, два мешка. На моховом болоте. Нынче для клюквы год урожайный. Значит, и рябчиков будет много, и глухарей, и прочей живности пернатой.
— Значит, сок… — Американка приняла кружку. — Из развесистой клюквы.
— Развесистую клюкву только в вашем Голливуде сыщешь. У нас же клюква обыкновенная. Да пробуйте, не стесняйтесь.
Американка сделала первый осторожный глоток.
Губы резануло какой-то приятной кисло-горько-сладкой теплотой. Еще глоток… и еще. Тошнота пошла на убыль.
— Давайте-ка до дна.
Американка подчинилась.
В горле, пищеводе и желудке образовалась устойчивая благодать.
— Класс!
Американка вернула пустую кружку хозяину.
— Кстати, доказано медиками: клюквенный морс выводит из организма шлаки, радикалы, холестерин и даже радиоактивные элементы!
Лайка, задорно гавкнув, подтвердила суперполезность ягоды клюквы.
— Не шуми, Алиса.
— Сенкью!
Американка достала из потайного кармана расстегнутого комбинезона чистый платочек и осторожно промокнула губы.
На чистейшем батисте отпечатался кроваво-клюквенный след припухших губ.
— Полегчало?
— Ощущение, будто меня изнутри чем-то нагревают до температуры кипения воды. Да, на чем мы остановились?
— Я декларировал свою ненависть к телевидению. По-моему, одна передача о маньяке порождает не меньше двух потенциальных маньяков. Они же смакуют любое извращение, они же упиваются подробностями! Лучше бы каждый день в прайм-тайм демонстрировали свежие новости из камеры осужденных на пожизненное заключение.
— Это вряд ли поможет. Наш общештатовский ночной канал ведет прямые репортажи о казни самых закоренелых преступников. А толку?
— С рекламой новой модели электрического стула?
— Почему вы, русские, знаете только электрический стул? У нас, как известно, самая развитая демократия в мире. Так что приговоренный на казнь сам выбирает — между ядом, газом и током.
— Скудный ассортимент.
— Может, поговорим о чем-нибудь более веселом?
— Давайте я расскажу вам о привычках дикого соболя.
— Лучше развейте мои опасения.
— Насчет чего?
— Как я подозреваю, радиоприемника здесь тоже не имеется.
— Совершенно верно. По той же причине. То есть из-за врожденной аллергии на всякую чушь.
— О газетах я уже не спрашиваю… — Американка мужественно улыбнулась. — Ни о старых, ни, тем более, о новых.
— Газеты ненавижу больше всего — сплошная некрофилия. Это же абсурд, когда сенсациями становятся только мертвые. Надо писать о счастье, о любви, наконец, а не о катастрофах, несчастных случаях и преступлениях.
— Да, о любви нынче писать совсем невыгодно.
— И я про то же… — Хозяин почесал верную собаку за ухом. — Мы с Алисой за позитивный взгляд на мир.
— Кстати, о мире. А Интернет вы тоже игнорируете?
— Само собой. В эту сеть только влезь — и, считай, пропало. Вот я в летний период неоднократно наблюдал, как очередная глупая мошка попадает в расставленную паутину. Бац — и влипла. Подергалась-подергалась, а надежды вырваться — уже никакой. И замерев, ждет, дурочка, когда в нее вопьются жадные мандибулы.
— Слово какое страшное — мандибулы.
— Есть и пострашнее. Вот, например, если взять ротовой аппарат энцефалитного клеща…
— А можно о чем-нибудь хорошем?
— Молчу, молчу.
— А телефоном вы тоже брезгуете?
— Разумеется. Еще не хватало, чтобы меня доставали всякие кретины вздорными эсэмэсками! Самая горячая девушка, самая холодная сосиска! А эти голоса роботов, с железной настойчивостью сообщающие об очередных льготах провайдера!..
— Так что, у вас вообще нет связи с людьми?
— Есть. — Хозяин указал пальцем в сторону грубо сколоченного стола, на котором, кроме тусклой лампы под металлическим абажуром, находилось устройство, помигивающее индикатором и манящее шкалой настройки.
— Рация! — воскликнула облегченно американка. — Рация!
— Была рация.
— Аккумуляторы сели?
— Нет, — хозяин почесал собаке за вторым ухом. — Кстати, мой позывной — «Студент».
— А мой — «Принцесса».
— Красивый позывной.
— Я сама выбрала.
— Тогда, может, перейдем на «ты»?
— Не возражаю.
— А как будет уменьшительное от «Принцессы»?
— Зови, если хочешь, Принси.
— Тогда меня, наверное, переделаем в Стью, Коротко и симпатично.
— Стью, так что там случилось с рацией?
— Мачту с антенной свалил рухнувший вертолет.
Егерь изобразил руками схему произошедшей катастрофы.
— Примерно вот так.
— Значит, связи с внешним миром никакой?
— Увы, Принси, увы.
— Значит, до сих пор никто не знает… — Принцесса откинулась на подушку. — Никто не знает, что я осталась в живых!
— Наверное, тебя пока считают пропавшей без вести. Хотя в таких катастрофах шансов уцелеть практически не бывает.
— Никто не знает, что я спаслась?
Егерь молча налил полную кружку подогретого клюквенного сока.
— Никто не знает… — недоуменно повторяла Принцесса, машинально принимая у него из рук чудодейственный напиток. — Никто не знает, что я осталась жива!
С кружки сорвались две сочные капли цвета крови и разбились о давно не крашеный пол.
— Никто не знает…
8 Медвежий угол
Егерь, как бы оправдываясь за порушенную антенну, присел за рацию.
— «Рысь-один», «Рысь-один», ответь «Студенту». «Рысь-один», «Рысь-один»!
Но рация в ответ выдавала только умеренный треск и беспощадные и бессмысленные помехи.
— «Рысь-один», ответь «Студенту».
— Никто не знает! — повторила Принцесса одними губами. — Никто.
Хозяин оставил рацию в покое.
И снова четыре пары внимательных глаз уставились на спасенную американку.
— А может, сорри, можно что-нибудь с антенной придумать?
— Пока не стихнет метель, что-либо делать бесполезно. Ветер штормовой, любую антенну обратно скинет. Так что будем ждать, как говорится, летной погоды.
— Почему летной?
— Потому что, милая Принси, до места нашего пребывания можно добраться исключительно воздушным путем и исключительно на вертолете.
— Ты серьезно?
— Еще как. На отрогах даже охотничьих троп нет. Как-никак, заповедник.
— А надолго эта непогода?
— Думаю, суток на трое, не меньше. Хотя может вьюжить и неделю, и две. Помню, как-то месяц пришлось сидеть, не покидая заимки.
— Чего не покидая?
— Вот этой избушки, которая по-сибирски называется заимка.
— За-им-ка! Красиво звучит.
— По-вашему, вроде как форпост прогресса.
— Нет, Стью, на форпост прогресса твоя избенка не тянет.
— А на ранчо?
— Хочешь приравнять сибирскую тайгу к американским прериям?
— Ладно, пусть будет хуторок.
— Скорей, это охотничья хижина.
— Согласен и на хижину. Впрочем, с такой очаровательной собеседницей и в шалаше рай.
— С очаровательной? — Принцесса осторожно потрогала слегка деформированное лицо. — Дай-ка мне, плиз, какое-нибудь зеркало.
— Сейчас, сейчас! — Егерь открыл большой угрюмый шкаф, собранный из русских досок, снабженных европейской кокетливой фурнитурой. — У меня тут было запасное зеркальце для бритья.
— Представляю, на кого я сейчас похожа…
— Главное, что руки-ноги на месте. А то бы — хрясь об пенек или, того хуже, задницей на сук… — Егерь протянул везучей американке отличное круглое зеркало диаметром в двенадцать дюймов, не меньше, с хромированным ободком и на хромированной подставке. — Подарок мамочки. Как только у меня проклюнулась первая щетина, я получил в подарок бритвенный набор настоящего мужчины. Станок посеял где-то на практике по ботанике. Кисточку для пены у меня стащили — тоже во время практики, но по зоологии беспозвоночных. А вот зеркало, к счастью, осталось. Где оно только со мной не побывало!
— Хоть сейчас приглашай на главную роль в фильм ужасов, — грустно произнесла, заглянув в зеркало, Принцесса. — И «Оскар» за самый жуткий грим — точно мой.
Студент понял, что надо отвлечь гостью от бессердечного зеркала.
— Принси, а я так и не понял, что ты делала в этой дурацкой вертушке?
— Где-где?
— Ну в разбившемся вертолете.
— Я, я… — Принцесса, замявшись, снова глянула в зеркало. — Понимаешь, приват информейшн…
— Ну, если это что-то страшно секретное, я умолкаю.
— Как бы, Стью, тебе правильно сказать… Ну, в общем, это связано с космосом.
— Я давно по твоему обмундированию догадался об этом.
— Мне осталось пройти тест на выживание в сибирской зимней тайге.
— А потом отправиться на Международную космическую станцию?
— Верно. На целых семь дней.
— И в качестве кого?
— В качестве… — Принцесса вновь обратилась за советом к безжалостному зеркалу, не скрывающему ничего. — В качестве…
— Не стесняйся, Принси, я пойму.
— Я вроде мухи-дрозофилы, вроде белой мышки, вроде макаки-резус…
— Ну… насчет макаки — это слишком.
— Я в чисто функциональном аспекте. Что-то испытывают на животных, а что-то — на людях. Освоение космоса невозможно без таких исследований.
— Нет, ты, Принси, не тянешь на роль подопытного кролика, ты — самая героическая испытательница из всех испытательниц Земного шара.
— Сенкью.
— Смотри, Алиса, до чего дошла современная наука! Для своих экспериментов теперь выбирают самых обаятельных и самых привлекательных.
Лайка ответила хозяину тонким повизгиванием.
— Раньше запускали исключительно собачек, а теперь взялись за девушек.
— Сенкью, — вдруг сказала гостья. — Как болит голова.
— Еще бы ей не болеть.
— Ощущение — как будто вместо мозгов в черепную коробку набили вату.
— Тебе, Принси, надо постараться уснуть.
— О'кей.
— Мы с Алисой подежурим.
— О'кей.
— И комбинезон расстегни, не стесняйся.
— Отвернись, плиз.
— Ах да, извини.
— Но прежде чем уснуть, я хотела бы немного умыться, если, конечно, подобное возможно.
— Вот дурень, с этого надо было начинать.
— Все о'кей, Стью, все о'кей.
— Принси, вон там дверь, над которой рога изюбря…
— Чьи рога?
— Изюбря.
— Чьи-чьи?
— Благородного оленя, по-вашему.
— Сенкью.
— Так вот, за этой дверью имеются все полагающиеся удобства.
— Сенкью.
— Туалет и прочее.
— Сенкью.
— Даже нормальный душ имеется. Ведь этот форпост прогресса делали под европейцев. Но у них, даже самых зеленых-презеленых, менталитет совершенно другой. Первым форпост обживал француз со степенью магистра. Так его одиночного пребывания хватило только на ползимы.
— В космосе и то экипажами летают, а не в одиночку.
— То-то и оно. Не выдержал француз.
— Наверное, ему просто не хватало жареных лягушек.
— И трюфелей с камамбером.
— А может быть, круассанов?
— Или ежевечернего канкана.
Принцесса хихикнула.
Хозяин сдержанно посмеялся в кулак.
— Пришлось срочно вывозить бедолагу на санитарном вертолете.
— С французом все понятно, а вот как ты очутился здесь?
— Просто оказался вовремя в нужном месте. А если серьезно, то не нашлось больше желающих на добровольное заточение. Так что ни у начальства, ни у зеленых-презеленых выбора не было.
— Нет, я бы не смогла круглый год в полном одиночестве.
— Я тоже долго втягивался. А потом осознал прелесть отшельничества: никто не пытается обмануть и навязать свою волю. Никто не пытается манипулировать и зомбировать. Никто и ничто не отвлекает от размышлений о смысле жизни.
— Стью, открой тайну — в чем же смысл жизни-то?
— Ответ оказался до невероятности простым.
— Заинтриговал.
— Смысл жизни в отсутствии смысла.
— Или я после удара о сугроб потеряла способность мыслить, или в этом неожиданном парадоксе спрятана непостижимая истина.
— Да не в сугробе дело и не в истине. Смысл ищут, чтобы оправдать свое бессмысленное существование, а если ты не существуешь, а полноценно живешь, то зачем тебе оправдание?
— Логично.
— Хочешь еще морса?
— Нет, сенкью. Я лучше сполоснусь под горячим душем.
— Принси, вода не особо теплая, но взбодриться вполне хватит. А вот завтра я такую баню заделаю…
— С метелками?
— С вениками.
— А полотенце найдешь свежее?
— Хоть десять, — соврал егерь, у которого банных полотенец осталось лишь две штуки, как и вафельных, для кухонных нужд.
Четыре пары внимательных и пристальных глаз проводили пошатывающуюся американку до дверей под изюбриными рогами.
Лайке хотелось догнать находку и еще раз лизнуть в лицо, покрытое ссадинами.
А хозяину понравился силуэт, в котором четко выделялись не только бедра, талия, плечи, но и довольно крепкий бюст.
— Алиса, а тебе не кажется, что нам крупно повезло с находкой такого симпатичного экземпляра?
Лайка недовольно проурчала в ответ — ей лично больше нравились шустрые белки, хитрые соболя, прыгучие зайцы и могучие рыси.
— Нет, нам, Алиса, явно повезло.
За дверью, изготовленной из евровагонки, послышался робкий шум воды, который присоединился к заоконному гулу, вою и скрипу.
Метель пробовала на прочность стены и крышу избы.
Стихии поддавалась только внешняя часть двери, вернее, лишь не зафиксированный в паз стальной крючок.
Крючок, подчиняясь ритму, задаваемому резкими порывами ветра, неустанно выстукивал незамысловатую мелодию.
Мелодию, не имеющую ни конца, ни начала, ни смысла, ни содержания.
9 Печальный пасьянс
Начальник Центра подготовки космических туристов не добрался до места катастрофы каких-то триста пятьдесят километров.
Пришлось осваиваться на командном пункте штаба спасателей, расположенном рядом с местным аэродромом.
Погода по-прежнему была нелетной.
Ветер только усилился, как и снегопад.
Оставалось только ждать, ждать и ждать.
Начальник Центра подготовки космических туристов третий час подряд раскладывал трагический пасьянс из контрольных снимков богатенькой туристочки, сгинувшей в таежных дебрях.
Дочь автомобильного короля на всех фото выглядела потрясающе.
И на сдаче экзамена по нештатным ситуациям.
И на тренажерах.
И в затяжном прыжке с парашютом. И за компьютером. И в столовой.
Но особенно впечатляюще она смотрелась в бассейне при заплыве брассом.
Начальник Центра подготовки космических туристов сам бы не отказался закрутить роман со столь очаровательной подопечной, если бы не был наслышан о крутом нраве американского правосудия. Там не один обнаглевший босс был наказан за невинный шлепок, игривый щипок и нечаянное поглаживание.
По мнению юристов Центра, американская Фемида дотянется до любого сексуального домогательства, даже если оно произойдет на орбите, в изолированном пространстве Международной космической станции.
— Разрешите? — В приоткрытую дверь заглянул помощник по связям с общественностью.
— Что, погода налаживается?
— Нет, акулы пера достали. Поналетели, как стервятники. И требуют свеженьких фактов.
— Слушай, а ты помнишь, что на рыбалке предложил?
— Шаровую молнию?
— Да нет — инопланетян.
— Что, можно запустить дезу? Так сказать, организовать имитацию слива инсайдерской информации?
— Да, как отвлекающий маневр.
— В общем, сообщу тихонечко, что, мол, нашими службами за минуту до катастрофы был зарегистрирован неопознанный летающий объект, движущийся параллельным с вертолетом курсом.
— А клюнут?
— А им ничего другого не остается. Надо же что-то сенсационное сообщать в редакцию. На одних сводках о погоде и фактах из биографии нашей утраченной туристочки далеко не уедешь.
— Ты прав, прав.
— Намекну — мол, есть подозрение, что дочку миллиардера похитили иноземные существа.
— Ох уж эта дочка. Чтобы я еще раз связался с бабами!
Генерал смешал пасьянс из фотографий очаровательной Принцессы, испортившей жизнь себе и другим.
— Погоди. С похищением будет явный перебор. А вот для убедительности пропой журналюгам гимн о нашем Центре.
— Гимн о Центре?
— А чего нам стесняться? Это же случилось не в учебном классе и не на центрифуге. Дави на то, что американка была прилежной ученицей, что весь персонал был от нее без ума, что ее отличали скромность и самоотдача… В общем, рисуй идеальный образ в идеальных условиях.
Генерал наугад выдернул пяток снимков с эпизодами тренировок.
— Отдай эти прелести на растерзание репортерам. Пусть у них не возникает ассоциаций между трагедией в сибирской тайге и нашим Центром. Катастрофа — это просто досадный эпизод на фоне отлаженного процесса подготовки.
Помощник торопливо проглядел фотографии.
— Надо бы добавить ту, где она в купальнике.
— Да, жаль… Такую красавицу потеряли.
— Ничего, вертолет — это еще мелочь. Представляю, какой бы шум подняли, если бы туристочка грохнулась при возвращении с орбиты.
— Скорей бы эта непогода закончилась.
— Рано или поздно все кончается.
— Слушай, философ, ты там проконсультируйся с аэродромным начальством.
— Уже проконсультировался.
— Докладывай.
— Я в режиме реального времени отслеживаю возможность вылета.
— Молодец.
— И как только предоставляется малейшая возможность, мы вылетаем первые и при этом отсекаем всю журналистскую рать.
— Да, хвост нам совсем не нужен.
— Я договорился, что нам предоставят самый опытный экипаж и самую надежную машину. А то не хватало еще нам грохнуться.
— Да, такого позора наша космонавтика не переживет. Все туристы-миллионеры разбегутся. Никого и пряником не заманишь.
— Кстати, комиссия по расследованию инцидента с вертолетом и группа экспертов до сих пор торчат в городе.
— Значит, мы опередим всех.
— Если рискнем воспользоваться даже самым коротким, но благоприятным моментом.
— Конечно, рискнем.
— Да, тут еще одно странное обстоятельство.
— Какое?
— Вроде, наш вертолет упал совсем рядом с домиком егеря.
— И что в этом странного?
— Да, говорят, рация у него не отвечает. Может, избушку накрыло вместе с егерем, а может, просто антенну сорвало.
— Вот за что я тебя уважаю, так это за правильную оценку любой ситуации.
— Стараюсь.
— Да, кстати, разведай там насчет питания.
— И разведал, и договорился. — Помощник взглянул на ручной хронометр повышенной точности. — Ровно через сорок пять минут горячий обед будет доставлен вам прямо сюда.
— Как ты думаешь, может, малость принять на грудь?
— Об этом я тоже позаботился, как и о закуске.
— Жалко будет, если меня снимут. — Начальник Центра подготовки космических туристов прошелся между картой региона и макетом человеческого трупа в натуральную величину. — Мы бы с тобой такие дела провернули…
— Может, еще и выкрутимся.
И помощник, тасуя фотографии, отправился удовлетворять голодную прессу.
10 Свадебный скафандр
Вернувшись из душа, Принцесса еще раз приложилась к теплому клюквенному соку, от которого приятно ломило за ушами, а от бодрящей кислинки и полезной горчинки сводило челюсти.
— Может, поужинаешь?
— Сорри, пока не хочется.
— Как самочувствие?
— Мутит немного.
— Тогда, Принси, тебе лучше уснуть, крепко-крепко, до самого утра.
— Постараюсь.
— А я завтра тебе организую шикарную баньку.
— Баньку?
— Ну да, народная русская забава — крутой пар, березовый веник и вода, настоянная на лечебных травах. У меня знаешь сколько веников заготовлено на чердаке!
— Веников… — улыбнулась принцесса. — Или метелок?
— Ну, мы на метлах, знаете, не летаем, хотя в кладовке и метла имеется. А веничек березовый — это главная составляющая настоящей русской бани-каменки.
— Каменки? — снова улыбнулась Принцесса.
— Ну да, каменки — я ее сам смастерил. Конструкция, можно сказать, достаточно примитивна, но проверена не одним поколением сибирских мужиков. Железная бочка — это вроде как печь, сверху плоские камни, которые, разумеется, нагреваются до красноты. Печку протопил, баню проветрил от угара там всякого — и шуруй париться. Ковш плеснул, второй… Такой кайф!
— Мне и душа вполне достаточно. — Принцесса грациозным движением поправила на голове корон… то есть скрученное тюрбаном полотенце. — Вполне.
— Да ты пойми, ни душ, ни ванна, ни даже джакузи не сравнятся с русской баней.
— Конечно, в джакузи с березовым веником делать нечего.
— Я серьезно. Баня любую хворь снимет. А тебе тем более будет полезно.
— Посмотрим, Стью, — тихо сказала Принцесса и аккуратно зевнула. — Посмотрим.
— Извини, опять я чего-то разболтался. В общем, всем спать!
Студент потрепал лайке загривок.
— Как ты думаешь, Алиса, утро вечера мудренее?
Собака довольно взвизгнула — хозяин никогда не ласкал ее так много, как в этот веселый день.
— Утро вечера… — Принцесса, не убирая полотенца с влажных волос, легла на медвежью шкуру. — Так и моя бабушка любила говорить. Утро вечера мудренее. Бабушка у меня была русская, танцевала в Большом театре, а потом переехала в Америку и там осталась, в кордебалете танцевала, пока за моего дедушку-миллиардера замуж не вышла…
— У каждого своя судьба, — обратился студент к лайке. — Кому-то — танцевать в кордебалете, кому-то — быть подопытной крысой, а кому-то — выслеживать соболей и гонять белок.
Алиса не любила, когда хозяин ударялся в длинные размышления, и, как всегда, направилась к миске, в которой ждала ее шершавого языка вода из проруби — холодная, чистая, свежая.
Студент замолчал и проводил досадливым взглядом собаку, не понимающую мудрость жизни.
— А ты веришь в неизбежность судьбы? — спросил егерь, поворачиваясь к субъекту, лично подтверждающему эту тривиальную аксиому. — Веришь?
Но ответа не последовало.
Принцесса медленно, но верно засыпала, освобождаясь от тяжкого груза стрессовых впечатлений.
Егерь снял с вешалки запасной длиннополый тулуп и накрыл, овчиной вниз, настрадавшуюся, но везучую американку.
Вскоре Принцесса задышала ровно и спокойно.
А за окном подвывала метель и постанывали сухостоины под напором пурги.
Собака жадно лакала воду из миски.
— Ну что же, пора и нам подкрепиться, — шепнул егерь то ли сам себе, то ли Алисе, то ли засыпающей Принцессе. — Давно пора.
Студент наскоро перекусил копченой тетеревиной ножкой и пресными галетами, посыпанными тмином.
Лайка тоже получила свою наградную порцию мяса и галет — за своевременный лай, за разрытый сугроб, за спасенную американку.
Несмотря на опухшее лицо Принцессы, хозяин охотничьей хижины был уверен, что Алиса откопала из снега настоящую красавицу.
Студент поправил нагретый абажур настольной лампы так, чтобы свет падал на лежбище с чемпионкой по выживанию, но не бил в спящий лик.
Принцесса, судя по всем признакам, наконец-то погрузилась в нормальную спячку, до утра.
А не как барсук, медведь и бурундук — до весны.
Студент, вернув абажур лампы в нейтральное положение, устроился на грубо сколоченной кровати, предназначенной для гостей.
За восемь лет на этой кровати так никто и не переночевал.
Студент лег не раздеваясь.
Лайка, выполняя сторожевой долг, пристроилась у порога рыжим пышным калачом, уткнув нос в роскошный хвост.
А спасенной американке снились куклы.
Принцесса в охотничьем костюме версальской фаворитки.
Принцесса в бальном платье эпохи вальса.
Принцесса в купальнике, но с непременной короной в белокурых локонах.
Принцесса на лыжах из горного хрусталя.
Принцессы из волшебных сказок, из кино и мультфильмов.
А также сводный отряд модниц в натуральных шубках от бобра до шиншиллы.
И невесты, невесты, невесты, жаждущие любви, чистой и настоящей…
Но вот в роскошное дефиле коронованных особ ворвался, без какого-либо предупреждения и без обязательного приглашения, волк из сказок русской бабушки, волк, напоминающий обликом лайку по имени Алиса.
Принцессы хором взвизгнули хорошо поставленными меццо-сопрано.
А рыжий волк огромными прыжками упорно преодолевал залитый софитами подиум.
На спине отважного волка спокойно восседал то ли князь, то ли царевич, то ли принц.
Удалец походил на егеря, занимающегося учетом соболей, и в крепких объятиях этого бравого охотника млела красавица-принцесса в белом свадебном скафандре…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ ЖЕРТВА ЛЮБВИ
1 Вольные упражнения
Фотографии Принцессы, готовившейся к посещению Международной орбитальной станции, заняли достойное место в потоке никогда не кончающихся новостей.
Как и сообщение о странном летающем объекте.
Впрочем, зря начальник Центра по подготовке космических туристов запретил помощнику по связям с общественностью развивать инопланетную тему.
Уфологи всех мастей и рангов бросились зарабатывать дивиденды на сгинувшей Принцессе.
В данный момент нелетная погода в районе катастрофы работала на их самые неправдоподобные измышления.
Специалисты по неопознанным летающим объектам заполонили экраны и страницы газет.
Чуть позже специалисты по аномальным явлениям начали теснить легионы уфологов.
Начались дискуссии о «мертвых точках», разломах земной кары, выбросах усыпляющих газов.
Соболиный заповедник был мгновенно включен в ряд особо опасных для общественного транспорта мест.
К знатокам губительных секторов присоединились ботаники и палеонтологи.
Ботаники уверяли, что высокая концентрация хвойных фитонцидов, свойственная заповедным кедрачам, вполне могла вызвать тяжелую аллергическую реакцию у экипажа и пассажиров.
Палеонтологи же, демонстрируя останки мамонтов, убеждали непросвещенные умы, что именно с отрогов Соболиного заповедника началось вымирание мамонтов и шерстистых носорогов.
Не остались в стороне и этнографы с оккультистами.
Тут все строилось на предположении о месте погребения Великого шамана. Нечаянно потревоженный дух, спавший не одно тысячелетие, отомстил нарушителям покоя.
Но кое-кто грешил и на современных адептов шаманизма, уверяя зрителей, слушателей и читателей в эффекте непреднамеренного резонанса. Камлал шаман, камлал на скале. Бил колотушкой в бубен, как всегда. А тут винтокрылая машина на низкой высоте пролетает. И совпала частота колебания шаманского бубна с амплитудой вращения лопастей, и рассыпались лопасти, и упал вертолет, как подстреленная птица…
В общую перепалку о причинах катастрофы включились историки. Вспомнили сороковые годы прошлого века, когда благородная Америка бескорыстно помогала Советскому Союзу в борьбе против фашистских оккупантов, помогала самолетами, танками, автомобилями, тушенкой и сигаретами. Конечно, танки, автомобили, сигареты и тушенку доставляли через Атлантику и Северный Ледовитый океан в трюмах. А вот знаменитые истребители «Кобра» перегоняли по маршруту Аляска-Сибирь-Москва. И если морские конвои теряли судна из-за атак немецких пикирующих бомбардировщиков и армады подводных лодок, то самолеты исчезали над тайгой по до сих пор не установленным причинам. Особенно много истребителей пропало без вести как раз в районе Соболиного заповедника.
В общем, вывод напрашивался сам собой: оказывается, вертолет с дочкой автомобильного короля потерпел аварию в самом жутком из всех отдаленных мест земного шара.
Слава Бермудского треугольника начала тускнеть перед черным пиаром, которым обеспечили таежную глушь ретивые креативщики.
Впрочем, если бы в разбившемся вертолете не находилась дочь автомобильного короля, Принцесса, мечтающая о покорении звездных просторов и сердец настоящих мужчин, то никакого бы шквала слухов, предположений, гипотез, версий никогда бы не случилось.
Принцесса, особенно с принципами — это самый эффективный и перспективный информационный повод.
А тут еще загадочная Россия, тайга, космос, бездорожье, нелетная погода, странные обстоятельства — идеальная ситуация для поднятия любого рейтинга.
2 Стыковка на орбите
Принцесса ловко плыла в невесомости по длинному коридору, соединяющему жилой отсек с лабораторией.
На станции было невыносимо жарко — то ли кондиционеры забастовали, то ли при коррекции орбиты вкралась ошибка.
Принцесса давно избавилась от всех одежд, оставив на увлажненном теле лишь эластичные трусики с широкой резинкой из специальной ткани и лифчик из такой же ткани, удерживающий грудь всегда в самом выигрышном положении.
В коридорном иллюминаторе что-то блеснуло снаружи, похожее на скафандр.
— Опять затеяли выход в открытый космос без меня! — крикнула Принцесса и начала зло колотить ладонью по иллюминатору. — Опять без меня!
Коридорный иллюминатор был единственным предметом, который давал хоть какую-то прохладу.
Устав лупить по бронированному стеклу, Принцесса развернулась поперек коридора и зависла.
Ей так хотелось прижаться разгоряченной щекой к блаженной стылости, напоминающей круглую льдину.
Так хотелось…
Но Принцесса не успела остудить лицо.
Перед ней вдруг зависла могучая фигура совершенно голого мужчины, и его ладони решительно и даже грубо обхватили ее грудь.
Да, американские астронавты никогда не позволили бы себе таких фривольностей в полете… А вот русским свойственно выражать свои тайные эмоции в самое неподходящее время, в самых неожиданных местах и в крайне откровенных и грубых выражениях… Принцесса что-то слышала об этом…
Голый космонавт тем временем нагло сдернул с дочери миллиардера упругий лифчик. Следом были сорваны и эффектно зависли в воздухе полупрозрачные трусики американской гражданки.
Принцесса, конечно, попыталась оказать насильнику достойное сопротивление, но этим только усугубила ситуацию.
Лифчик, паря в невесомости, удалился в сторону жилого отсека.
А трусики почему-то проследовали в противоположном направлении.
Отбиваясь от наседающего космонавта, Принцесса физически ощутила, что русский безбашенный парень явно хочет именно того, на что всегда провоцирует обнаженная натура.
Ей почему-то вдруг расхотелось сопротивляться, и она безвольно и фатально расслабилась…
Принцесса проснулась от воображаемой, сладостной, пульсирующей боли, пронзающей ее влагалище до самого-самого донышка…
И увидела две пары глаз — волчьи и человеческие. В первых искрили обожание и преданность, во вторых появился пугающий огонек запретного желания и вожделения.
Принцесса мгновенно притворилась спящей.
3 Алкогольный омут
Начальник Центра подготовки космических туристов по-прежнему маялся на командном пункте штаба спасателей.
Погода не желала улучшаться ни по одному из параметров.
Ветер усилился, как и снегопад.
Оставалось только ждать, ждать и ждать.
Впрочем, печальный пасьянс из контрольных снимков тренирующейся Принцессы сменило пусть и одиночное, но застолье.
Провинциальные служаки доставили столичному гостю не только неблагоприятный прогноз синоптиков на ближайшие двое суток, но и бутыль крепчайшего самогона, жбан квашеной по старинным рецептам капусты. А также огурцы, засоленные традиционным сибирским способом: с осени проконопаченный и залитый смолой бочонок покоился на дне озера под толстым слоем льда, и был извлечен на поверхность через прорубь в честь прибытия высокого космического эмиссара.
Начальник Центра подготовки космических туристов упрямо созерцал приношения и никак не решался открыть бутыль.
Местные чины забыли приложить к обеденному набору стакан.
Но тут вторгся помощник, отвечающий за связи с общественностью.
В одной руке он держал две алюминиевые походные кружки, а в другой — поднос, на котором исходил паром великолепный жареный гусь, нафаршированный гречкой.
— Акулы пера достали!
Помощник ловко пристроил гуся в центре стола, потеснив пряные закуски.
— Жаждут любой новой информации, любой.
— Скажи гадам, что я сегодня наверняка напьюсь.
— Надо какую-то правдоподобную ахинею им подбросить о самой катастрофе. — Помощник налил боссу полкружки самогона. — А то, чувствую, тема нашей туристочки им уже приелась.
— Не скупись.
Босс вернул кружку на долив.
— И себе столько же.
— Помянем товарищей.
— И миллиардершу.
— А вдруг они еще живы, а мы их хороним?
— Твоими устами да мед пить.
— Нет, правда, пусть раненые, но живые.
— Хватит чушь нести. Я тебе не пресса.
— Тогда выпьем за то, чтобы скорей установилась летная погода.
— За погоду, а тем более летную, — с превеликим удовольствием.
Босс опередил помощника на один глоток и первым же заломал еще горячего жирного гуся.
— А я решил подать рапорт об отставке.
— Во, хорошая новость для акул.
— Не вздумай трепануть. Может, я еще передумаю.
— Конечно, можно про гуся…
— Что про гуся?
— Ну, мол, дикий гусь с разгона врезался в кабину вертолета и нанес экипажу тяжелые ранения, не совместимые с жизнью.
— А дочь миллиардера злобный гусь просто заклевал.
— Валим все на гуся.
— Одна проблема… — Босс потянулся за огурцом.
— Какая? — Помощник повторил закусочный маневр.
— Зимой гуси не летают.
— Почему?
— Погода нелетная… — Босс звонко щелкнул ногтем по бутыли. — Ну-ка, повтори, дружок.
— Гусь, гусь, гусь…
— Твой коварный гусь в данный момент блаженствует где-нибудь на юге с гусынями.
— А кто у нас летает зимой?
— Спроси что-нибудь полегче. — Босс облизнул жирные пальцы и потянулся к телефону. — Сейчас узнаем.
На другом конце провода оказался дежурный спасатель.
— Слушай, будь другом, скажи, какие птички здесь летают зимой?.. Воробьи, говоришь? Нет, воробьи мелковаты. Нам бы кого посолидней… Во, филин вполне подходит, вполне!
— Так, значит… — Босс расстался с трубкой. — Картина вырисовывается вполне четкая.
— Меняем гуся на филина.
— Не просто филина, а сумасшедшего филина.
— Это как?
— Потому что совы днем не летают.
— А сумасшедший филин — это клевая фишка! Кинулся с когтями наперевес!..
— Главное, не забудь — кинулся по неизвестным науке причинам.
— Теперь бы придумать, кто этого филина видел.
— Скажи просто, что из тайги вышел абориген, дал показания и снова ушел в тайгу.
— Гениально.
— Пусть акулы пера этого аборигена поищут!
Босс отломил у гуся последнюю ножку.
— Так я пойду морочить прессу?
— Иди, дружочек, иди.
— Так я пошел.
Но босс не ответил.
Ему сейчас было не до филина, не до прессы, не до дезинформации.
Босс яростно вгрызался в сочную гусятину.
4 Стихия дает дрозда
Принцессе так и не удалось снова вернуться на космическую станцию, в жаркую и похотливую невесомость, к русскому космонавту, жаждущему экстремального секса.
И смотреть в стену из бревен, на которых застыли капельки смолы, тоже надоело.
К тому же собака заскулила, просясь на улицу, и хозяин выпустил ее наружу.
В приоткрытую дверь ворвалась метельная стужа.
— Вот стихия дает дрозда, — сказал егерь и решительно пресек наглую попытку вьюги прогуляться от порога до рации и обратно.
Принцесса, закончив созерцание бревен, покрытых мелкими трещинами и метками от отрубленных сучков и веток, дождалась, когда хозяин вернется на свою наблюдательную позицию.
Во взгляде егеря, так долго не общавшегося с женщинами, добавилось пристальности, граничащей с неприкрытой бесцеремонностью.
Принцесса торопливо поправила тяжелый, пахнущий сырой шерстью тулуп, чтобы скрыть элементы своей вызывающей женственности.
А егерь все смотрел и смотрел, как завороженный.
— При чем здесь стихия и дрозд?
— А мне откуда знать? — Угрюмый хозяин соизволил улыбнуться. — Это у моего дядюшки, любителя разгадывать кроссворды, такая присказка: «даешь дрозда».
— Какого именно дрозда?
— Вряд ли этот «дрозд» имеет какое-либо отношение к певчей птичке отряда воробьиных.
Хозяин, не удостоив на этот раз гостью даже полуулыбкой, снова погрузился в угрюмую хмурость, которую еще больше усиливал полумрак в комнате и рассветная мутность за окном.
Принцесса поняла, что есть лишь одно средство для разряжения накаленной обстановки — разговор.
Егерь так долго пробыл в одиночестве, что разговорить его не составит большого труда.
Только начать надо исподволь, как бы стихийно, без далеко идущих намерений.
— Стью, а ты знаешь, я еще вчера хотела тебя спросить… — Принцесса оборвала фразу.
Недоговоренность и нерешительность получились вполне естественными.
Егерь доброжелательно отреагировал на тихий голос:
— Я думал, ты опять уснула.
— Да вроде не сплю, — рассмеялась Принцесса. — Если, конечно, мне это все не снится.
— Никакой, даже самый блистательный сон не заменит самую никудышную реальность.
— В особенности — вечный сон, — добавила как можно грустнее Принцесса. — Как у меня все болит…
— Еще бы — после такого головокружительного приземления.
— И ноет, ноет каждый мускул, каждая отдельная косточка!..
Егерь понял, что есть лишь одно средство, которое может помочь гостье избавиться от печальных мыслей и забыть боль.
— Так о чем, Принси, ты хотела меня спросить еще вчера?
— Понимаешь, Стью, мне как-то неудобно вторгаться в твое личное пространство с неподобающими вопросами…
Снова недоговоренность и нерешительность.
— Да ты, Принси, не стесняйся.
— В общем, я хотела спросить — почему у тебя такой позывной: «Студент».
— О, это долгий рассказ.
— Но нам же вроде некуда торопиться?
— Значит, хочешь исповеди?
— В разумных пределах.
— Но ты вряд ли в это поверишь.
— Почему, Стью?
— А мне иногда самому не верится.
— Сорри, Стью, сорри. Если я ступила на запретную территорию…
— Да нет, Принси, — наверное, наоборот. Устал я от этих идиотских воспоминаний. Устал.
С обратной стороны двери, сквозь завывание ветра и шум раскачивающихся крон, сквозь натужный скрип упрямых сухостоин донеслось отчетливое повизгивание и настойчивое поскребывание когтями.
Егерь запустил Алису обратно в дом.
Собака, припорошенная снегом, уселась у порога и начала чистку когтей на передних лапах посредством зубов и языка.
Пухлявые снежинки медленно таяли на острой морде и подергивающихся ушах.
Егерь вернулся на табурет, но теперь взгляд его был устремлен не на притихшую под тулупом гостью, а куда-то в дальний, полутемный угол.
— Бросил я университет после третьего курса и рванул как можно дальше от города и цивилизации — вот сюда, в Соболиный заповедник.
— Но вернуться к учебе никогда не поздно.
— Нет, это вряд ли. Как ученый я полный ноль, а профессионалом стал давно, без лекций и семинаров. В тайге ведь не ставят удовлетворительных оценок. Тут экзамен каждый день: или сгинешь по дурости, или выучишь на «отлично».
— Но университетский диплом — это престиж в своем роде.
— А я никуда отсюда для продолжения карьеры не собираюсь. Горячий ручей меня вполне устраивает.
— Нравится полное единение с природой в естественных условиях?
— Хочешь пить? — спросил егерь, меняя тему.
— Попозже.
— А может, обед закатим?
— Пока нет аппетита.
— Ничего, появится.
Принцесса, наблюдая, как меняется выражение лица егеря, видела, что в нем сейчас борются два противоречивых желания — избежать дальнейшего повествования… и высказать все напрямую, без утайки…
Принцесса решила помочь егерю излить свою тайну и облегчить исстрадавшуюся душу.
Смелая американка не знала, какие будут откровения, но правда — какая бы страшная и противоречивая она ни была — все равно лучше сомнительной неопределенности и тревожащей неизвестности.
А судя по нелетной погоде, с этим отчаявшимся человеком ей придется провести еще не один день.
— Стью, но все-таки — что тебя заставило стать отшельником?
— Ладно. На прямой вопрос будет и прямой ответ.
— Только, Стью, не говори мне, что ты — маньяк-убийца. Я этого не перенесу.
— Будь я серийным убийцей, ты бы давно была трупом — не так ли?
— Сорри, сорри, я хотела шуткануть.
— В смысле — пошутить?
— Не обижайся, Стью.
— Я и не обижаюсь. Какие еще будут варианты моей злосчастной судьбы?
— Есть весьма реалистичные варианты твоего вынужденного отшельничества.
— Продолжай, продолжай.
— От самого экзотичного до самого плачевного.
— Начни с экзотичного.
— Допустим, ты — раскаявшийся киллер.
— Очень экзотично.
— Тебя замучила совесть.
— У киллеров совесть атрофирована.
— Но не у русских.
— Это почему же?
— А русские не могут, чтобы не терзаться за совершенные неправедные дела.
— Это тебе русская бабушка из кордебалета рассказала?
— Не издевайся. Моя бабушка танцевала на сцене Большого театра! Да, она мне читала иногда «Историю государства Российского», рассказывала кое-что о российской жизни. И я поняла, что на Руси все — от царя до юродивого — полностью неадекватны.
— Это как?
— Слишком широк диапазон у русской души. Вас бросает из стороны в сторону, и злодей легко превращается в святого или святой в злодея.
— Ладно, не будем развивать неподъемную тему загадочного русского характера.
— Не будем.
— Да, стрелять я умею, и неплохо. Но убить зверя и птицу — это одно, а вот себе подобного — совсем другое.
— А мне жалко медведя.
— Мне тоже. Но если шатуна не застрелить, он таких делов понаделает — мало не покажется.
— Значит, вариант с киллером отбрасываем.
— Как и вариант с раскаявшимся олигархом. Не скупал я акции заводов по дешевке, не грабил простой народ и не отдавал государству нечестно нажитое.
— Кстати, про олигарха мне бы не додуматься.
— А что, есть более любопытные варианты?
— Конечно, Стью, конечно. Может, ты диссидент-изгой, который не согласен с нынешней политикой властей.
— Только давай без политики. В тайге, чтобы выжить, не надо играть ни в развитую демократию, ни в недоразвитую диктатуру.
— Ну тогда давай рассмотрим чисто медицинский фактор.
— Намекаешь, что у меня крыша съехала?
— Нет, сумасшедшему в одиночку здесь не продержаться и суток.
— Спасибо и на этом.
— Под медицинским фактором я имею в виду какое-нибудь весьма опасное инфекционное заболевание…
— О, класс! К тому же живу вдвоем с собакой, которую назвал именем бывшей любимой женщины. Запиши еще меня в зоофилы… У вас в Америке этого добра — пруд пруди.
— У вас — не меньше.
— Ладно, хватит фантазировать, а то договоримся черт знает до чего.
— О'кей.
— Принси, Принси… Да пойми ты безосновательность и абсурдность своих тревог! Если бы я был на чем-нибудь этаком сдвинутый, то ты бы и ночь не прожила.
— Стью, сорри.
— По-моему, я своим образцовым поведением доказал полную лояльность к мисс.
— Без сомнения.
Принцесса хотела демонстративно отвернуться к стене, чтобы освободить хозяина от дальнейших попыток оправдаться, но егерь почему-то не оборвал диалог на запретную тему.
— Все гораздо проще, Принси, и одновременно сложней.
Егерь взял драматическую паузу.
Американка, добившаяся все-таки долгожданной исповеди, терпеливо ждала продолжения.
Егерь качнулся на табурете, но сохранил равновесие.
Только грубые ножки, принявшие непривычный угол, застонали деревянно и сухо.
Принцесса поправила сползший тулуп, который все время норовил удрать на пол.
Егерь обернулся к рогам изюбря, прибитым над дверью.
— Я на охоте бью дичь с первого выстрела.
— Всегда?
— Если не случается осечки.
— Как ты сказал — осечки?
— Это когда подводит капсюль и ружье не стреляет.
— И часто подводит?
— К счастью, весьма редко. Тьфу, тьфу, тьфу! — Егерь сплюнул через левое плечо. — А то бы вряд ли я с тобой беседовал.
— Bay! — Принцесса оценивающе погладила медвежью шкуру, служившую ей матрасом.
— Так вот, и с любовью у меня похожая катавасия.
— Не понимаю.
— Влюблялся, я, Принси, всегда с первого взгляда. Раз — и все. Кроме этой женщины для меня никого не существует. — Егерь резко поднялся, уронив табурет. — Понимаешь — никого.
Задремавшая было лайка зашлась предупредительным лаем.
Хозяин успокоил собаку, придал табурету вертикальное положение, но сам так и не присел.
Принцесса решила пойти ва-банк.
— Расскажи мне, пожалуйста, про нее.
— Про первую любовь с первого взгляда?
— Если хочешь, конечно.
— Ну как тебе отказать…
Егерь впечатал правое колено в табуретную плоскость.
— Только одно непременное условие: не перебивать.
— О'кей.
Егерь снова выпрямился, освобождая табурет из-под коленного пресса.
— Вот смотришь порой на лесной массив невооруженным глазом, и все деревья сливаются в сплошную мутную полосу — ни стволов не различить, ни крон…
Егерь шагнул к рации.
— А возьмешь бинокль — и сразу тебе и рябина, отяжеленная гроздями, и юный кедр, пробившийся все-таки к солнцу сквозь недружелюбный кустарник, и лиственный подрост…
Егерь щелкнул тумблером, выключив беспомощный прибор.
— Так вот, однажды роль бинокля сыграла любовь. Я проходил рядовой осмотр в клинике, а по коридору в группе медперсонала шла она — высокая, стройная, молодая и такая очаровательная в наглаженном и накрахмаленном белом халате, в служебной шапочке, тоже наглаженной и накрахмаленной… — Егерь снова оживил рацию, чтобы послушать слабый треск и шум. — Старшая медсестра из нейрохирургического отделения…
Принцесса вслушивалась не только в слова, но и в искренний тон, в доверительные оттенки тоскующего по утраченному голоса — то хриплого, то неожиданно звонкого, насыщенного эмоциями.
— Старшая медсестра… — Егерь вернул рацию в небытие. — Медсестра…
Принцесса, крепко зажмурившись, пыталась как можно отчетливей, как наяву, представить себе эту непростую историю.
А он вспоминал, вспоминал, вспоминал…
5 Первая осечка
Она ворвалась в его жизнь стремительно, под мощный аккомпанемент ранней и бурной весны.
Апрельские ручьи вторили ее постоянному смеху — громкому и заразительному.
Робкие подснежники мгновенно распускались, когда она проходила мимо — крупная, статная, жаждущая непременного и долгого свидания с природой.
И он понимал эту потребность.
После очередного ночного дежурства в реанимационном аду, наполненном приторным запахом неумолимой смерти и сладкими ароматами беспомощных лекарств, она рвалась прочь из города, туда, где воздух настоян на целебной вечнозеленой хвое и пропитан бактерицидными фитонцидами.
Он старался избегать лишних подробностей о черепно-мозговых травмах и обширных инсультах.
Он брал у друга старенькую иномарку и увозил свидетельницу очередной послеоперационной мучительной кончины подальше от морга, воняющего тленом.
Машина приемисто брала с места, и грязный асфальт под еще шипованными скатами верещал о скоростном шоссе.
Она же дремала, не обращая внимания на светофоры, на часы пик, на пробку у старого моста и заторы у выезда на центральную развязку.
Он же старался не слишком газовать, а тем более не баловаться с тормозами.
Дождавшись первых березовых куртин и сосновых колков, утомленная бессилием скальпеля и бесполезностью капельниц, она убирала боковое стекло и подставляла заспанное лицо ветру, пропитанному всеобщей тягой к сезонному возрождению.
Машина, сбросив на обочине скорость, осторожно съезжала на ведущую в перелесок грунтовую дорогу.
Под колесами шуршали хрупкие скелеты прошлогодних трав.
Под колесами ломались хребтины мертвых веток.
Но на буграх, прогретых солнцем, торжествующе зеленела новая, пусть еще слабая, но упрямая поросль.
Машина замирала на поляне.
Она, не снимая белого халата, начинала метаться в неудержимом порыве меж израненных берез, истекающих соком, меж трухлявых пней, обрамленных юными побегами, вдоль зацветающего багульника…
Она походила на большую, вольную, гордую птицу.
И ему нравилось это.
А еще нравились сочные, нежные, властные губы.
И груди с ядреными сосками, упругие и неподатливые груди, не умещающиеся в его ладонях даже на треть.
И то, что она никак не соглашалась к верхним расстегнутым пуговицам добавить и все нижние.
Он одобрял ее осторожное поведение и только ждал удобного момента, чтобы предложить руку и сердце, роскошную свадьбу и бесконечный медовый месяц, — но не успел.
Когда машина после очередного березово-соснового рандеву возвращалась в город — к светофорам, заторам и пробкам…
Когда на центральной развязке их обогнал туристический автобус…
В общем, когда до первого регулируемого перекрестка оставалось меньше пяти минут езды, она тихо попросила остановиться на конечной остановке троллейбуса.
И прежде чем она втиснулась в набитый гражданами салон, произошло расставание — окончательное и бесповоротное.
Он неожиданно узнал из ее столько раз целованных уст, что она выходит замуж за бизнесмена, которому помогла встать на ноги после автокатастрофы.
Она еще что-то говорила про розничную сеть магазинов и оптовую продажу гвоздей в широком ассортименте.
А ему казалось, что сизоватый дымок от черных, сожженных опушек и прогалин вдруг попал ему в глаза — едкий и горький-прегорький дым…
6 Кошмарный плен
— Медсестра… — Егерь перестал терзать облупленный тумблер немой рации. — Старшая медсестра…
— Как я понимаю, она вскоре вышла замуж.
— Естественно, бизнесмен вцепился в ее роскошные прелести обеими загребущими лапами.
— Ненавидишь частных предпринимателей?
— Само собой. Они же, деловые и оборотистые, не понимают азбучной истины: сколько ни зарабатывай денег — их все равно будет мало.
— Даже если миллиарды долларов? — Принцесса грустновато улыбнулась.
— Лучше про денежные мешки не говорить. Они же все рабы своих многочисленных нулей. Состояние им диктует, как себя вести.
— Наверное, ты прав.
— Конечно, прав, Принси. Представь, какой они должны испытывать ужас при мысли, что все это можно однажды потерять!
— Ладно, я не хочу больше слышать о заложниках несметных капиталов.
— Да и чего это я взъелся на акул бизнеса? Нам-то это с тобой не грозит, верно?
— Но кое-кто иногда выигрывает в лотерею совершенно гигантский джек-пот.
— Нет, Принси, за любую, самую случайную удачу потом приходится слишком дорого платить.
— А по-моему, это философия слабых и неудачников.
— Так ты думаешь, что медсестре повезло с браком? Она же без любви пошла.
— Ты уверен?
— Хотя — какое я имею право ее осуждать?..
— А ты встречался с ней… после?..
— Только раз, чисто случайно, через десять месяцев — она шла с детской коляской. Там лежали очаровательные близнецы в розовых одеяльцах.
— Хоть поздоровались?
— Даже поговорили.
— О чем?
— Ну не о гвоздях же.
— Только не сочиняй, что она раскаялась.
— Нет, она только пожаловалась на грудь — мол, после родов и кормления она совсем утратила упругость и способность волновать прохожих.
— Значит, тебе, Стью, крупно повезло, что она досталась не тебе, а бизнесмену.
— Возможно.
— Интересно, что с ней стало потом?
— Не знаю, да и знать не хочу. К тому же они очень скоро перебрались с мужем, кажется, в столицу.
— Как я устала. — Принцесса накрылась поуютней тулупом. — Как устала… — Принцесса отвернулась к стенке. — Сорри.
— Да, тебе лучше вздремнуть.
Егерь глянул в окно.
Снаружи, за снежной завесой, по-прежнему исполнялась метельная симфония, усиленная вьюжной фугой.
Егерь вернулся на исходную позицию.
Собака устала от созерцания постанывающей гостьи, ушла к порогу и тоже уснула на циновке из черного войлока.
Алисе снилась отчаянная погоня за юрким соболем, который то умело перепрыгивал с ветки на ветку, то прятался в бездонное дупло, то, вдруг обретая крылья, взмывал к самым вершинам столетних кедров.
Обманутая лайка спросонья обиженно проурчала.
Но Студента не интересовали собачьи кошмары.
Егерь, покачиваясь на скрипучем табурете, не отрываясь смотрел на уснувшую гостью.
Принцесса, беспокойно ворочаясь с боку на бок, выкрикнула что-то англо-американское, не поддающееся расшифровке.
Наверное, из подсознания выбрались голливудские страшилки и началась демонстрация «нон-стоп» запретных сновидений.
А может, вовсе и не Голливуд царил зловещим клипом в мозге, растревоженном нейроимпульсами…
Там вполне мог падать, падать и падать обреченный вертолет, в иллюминаторы которого, усмехаясь, заглядывает неумолимая смерть.
Принцесса снова отчаянно выкрикнула непонятные слова.
Но в этом беспомощном протесте было столько горечи, столько жути, столько мольбы о спасении, что егерь не выдержал, накренил табурет и, протянув руку, притронулся к вздрагивающему плечу гостьи.
Принцесса мгновенно выпала из кошмарного плена и с паническим выражением припухшего лица уставилась на руку, посмевшую ее коснуться.
— Извини, Принси, что разбудил. — Егерь торопливо вернул табуретку в исходное положение. — Но ты так стонала, так кричала…
— Сенкью.
— Я подумал, что тебя лучше разбудить.
— Мне было очень страшно.
— Не бойся, мы тебя не дадим в обиду каким-то дурацким снам. — Егерь обернулся к спящей собаке. — Подтверди, Алиса.
Лайка, среагировав на кличку, напрягла уши, подняла морду, резко втянула влажными ноздрями воздух и, успокоенная знакомыми, привычными запахами, снова свернулась пышным рыжим калачом.
— Принси, хочешь, я тебе расскажу, как я собирал клюкву? Представляешь: идешь по схваченному ночным заморозком мху, а он проламывается с необычным звуком, похожим на треск разрываемой ткани, — ну, когда зацепишься ненароком за гвоздь или сучок…
— Стью, я же не спросила тебя про самое главное.
— Спрашивай.
— Ты что, подался в отшельники из-за того, что медсестра предала вашу любовь?
— Во-первых, никакой взаимной любви не было и в помине. Да, ей нравилось, как я за ней ухаживаю…
— А кому бы, сорри, не понравилось?
— Во-вторых, это событие, прискорбное исключительно лишь для меня, стало первым, но не решающим звеном.
— Так расскажи, что у тебя было в жизни дальше.
— Что было, что было… — Егерь усмехнулся, не скрывая иронии. — Минул совершенно бессмысленный, какой-то скомканный, непонятный год и…
Егерь подошел к окну, за которым неутомимо вытанцовывал буран, властвовала метель и буйствовала вьюга.
— И случился новый бинокль.
— Ты снова влюбился с первого взгляда?
— Да в самый разгар лета…
7 Испорченный гербарий
На вторую неделю ботанической практики к университетскому лагерю из трех вместительных палаток неожиданно присоединился отряд добровольцев по уборке речной поймы от мусора, оставленного дикими туристами и любителями пикников.
Он возвращался с хорошей добычей — с тремя великолепными экземплярами вымирающих растений, давно занесенных в Международную Красную книгу.
Он представлял, какая будет физиономия у руководителя практики — толстой доцентши, безуспешно сидящей на вегетарианской диете.
Он заранее предвкушал зависть однокурсников и однокурсниц и мысленно ставил себе за ботаническую практику отличную оценку.
Но тут на тропе, ведущей к речной террасе, возникла она — в обкорнанных до колена джинсах, в кедах на босу ногу и с большим черным пластиковым мешком для мусора в руках.
Подчинившись интуитивному порыву, он вручил ей редчайшие цветы.
Она не могла оценить гербарную ценность утраченных экспонатов, но зато оценила сам поступок.
Приняв скромный эндемический букет, она дала понять бойкому и прыткому ботанику, что совсем не возражает против его ухаживаний.
Неделя пронеслась с неимоверной скоростью, как будто сутки укоротили, по крайней мере, вдвое.
Она не гнала новоявленного ассистента прочь.
Он же забросил гербарные дела и, бесшабашно игнорируя возможный провал ботанической практики, усиленно помогал очищению поймы.
Разбитые бутылки, порванные газеты, использованные презервативы, искореженные консервные банки, экскременты в широком ассортименте и прочие следы туристского быта и пикникового разгула встречались повсюду.
Разгребая очередное непотребство, он смачно выражал сомнение в интеллектуальном уровне человека разумного.
Она же, ловко наполняя очередной черный мешок, лишь улыбалась застенчиво и виновато, как будто стараясь оправдать все людские грехи, слабости, недостатки, глупости.
Неделя пронеслась с неимоверной скоростью, как будто сутки укоротили, по крайней мере, вдвое.
По вечерам солнце уставало превращать осколки стекла в россыпи бриллиантов, консервные банки — в цирковые софиты, а использованные презервативы — в сброшенные шкурки загадочных ночных существ.
По вечерам заканчивали нектарную вахту суетливые пчелы, а кузнечики — зеленые, серые и бурые — усиливали свою монотонную трескотню.
По вечерам назойливо порхающие расфуфыренные бабочки сменялись скромными ночными мотыльками.
По вечерам ботаники объединялись у общего костра с энтузиастами чистоты и пели под расстроенную гитару песни чувствительного содержания.
А она и он, под многочисленные завистливые взгляды, уходили вдоль русла, вниз или вверх по течению неспешной реки.
И никто даже не догадывался, что влюбленные только присматривались друг к другу, каждый день медленно и неуклонно сокращая дистанцию.
Им не требовалось выяснять словами постепенно складывающиеся отношения.
Им было достаточно идти рядом, рука в руке, вдоль уреза воды.
Убегали в осоку проворные кулики.
С паническим трепыханием взлетали селезни.
Тяжело уходили под заросли ив нагуливающие жир дикие гуси.
Ныряла осторожная ондатра.
Рыба плескалась и множила круги в заводях.
Неделя пронеслась с неимоверной скоростью, как будто сутки укоротили, по крайней мере, вдвое.
А на исходе седьмого дня случилось то, что должно было случиться.
Он первый раз поцеловал ее.
Она ответила многообещающим всплеском нежности.
Он понял, что не зря, совсем не зря окончательно провалил сбор обязательного гербария.
Процеловались они до рассвета.
Впрочем, она не позволила ни себе, ни ему ничего, кроме затяжных и вдохновенных поцелуев.
А затем случилась внезапная и скоропалительная разлука.
Ровно в полдень, за десять минут до обеда прикатил координатор движения по очистке поймы.
Координатор оказался велеречивым начинающим демагогом с хорошо поставленным голосом и с явными признаками дальнейшей блестящей карьеры на политическом поприще.
Координатор произнес эмоционально насыщенную, короткую, но эффектную речь, в завершение которой сообщил о своем завтрашнем бракосочетании и огласил имя невесты.
Раздались бурные аплодисменты со стороны активистов антимусорного движения.
Но ни один из практикантов-ботаников не захлопал в ладоши.
Однокурсники подставленного влюбленного недоумевали вместе с ним.
А толстая доцентша успела шепнуть обманутому и несчастному о том, что, несмотря ни на что, поставит ему отличную оценку.
А он беспомощно и растерянно смотрел, как уводят его едва не состоявшуюся половину.
Кто-то из ботаников свистнул вслед удаляющейся паре.
Кто-то крикнул ироничное «горько!»
Кто-то похлопал неудачливого ухажера по спине.
А он смотрел — тупо и бессмысленно.
Бессмысленно и тупо.
И губы, познавшие блаженную сладость ответных поцелуев, свело в усмешливой судороге.
Прежде чем сесть к жениху в навороченный внедорожник, она все же обернулась.
С улыбкой, подпорченной нескрываемой печалью, она простилась с безумным солнцем, притихшей рекой и с очищенными от мусора берегами.
И уехала навстречу неизбежной свадьбе…
8 Собачьи слюнки
— Так я, не собрав гербария, получил все же отличную оценку.
— Наверное, из вас вышла бы хорошая пара?
— Сомневаюсь.
— А что, из нее получилась плохая жена?
— Чего не знаю, того не знаю. Врать не буду.
Егерь прошелся от окна к рации.
— Она же была не из нашего, Принси, города.
Задержался у стола.
— Может, хватит ворошить прошлое?
— Последний вопрос.
— Если только последний…
— Значит, это из-за нее ты оказался здесь?
— Нет. — А…
— Принси, давай больше не будем ударяться в печальные воспоминания.
— О'кей.
— Лучше ты поспи еще. А я займусь хозяйством.
Егерь, наклонившись к полу, нашарил стальное кольцо и рывком открыл квадратный люк, ведущий в закрома.
— Приготовлю обед. Тебе надо поесть.
— Если вернется аппетит.
— Вернется, никуда не денется. Тебе самое время основательно подкрепиться.
— О'кей.
Принцесса, обхватив подушку, легла набок.
Лайка, досыта отоспавшись, перебралась поближе к гостье.
Егерь, вооружившись фонариком, спустился по крутой лестнице и принялся за отбор припасов.
Из подполья тянуло вкусными, раздражающими, терпкими запахами лечебных трав, диких копчений и сушеных грибов.
Гостья осторожно потрепала по загривку собаку, пускающую обильные слюнки.
— Хороший у тебя хозяин, Алиса, — прошептала, засыпая, Принцесса — Хороший…
9 Таежные деликатесы
Принцессу разбудили кухонные звуки и ароматы приготовленной хозяином еды.
Лайка, спокойно лежавшая на страже возле почивающей гостьи, веселым и радостным визгом оповестила егеря о пробуждении разоспавшейся американки.
— Алиса, пожалуйста, потише.
Из-за печки вышел хозяин, на ходу сдергивая поварской фартук и колпак.
— А, мы уже проснулись? Вовремя, вовремя. Стол уже накрыт. — И не вздумай, Принси, отказываться. Такая вкуснятина — рябчик, жаренный в собственном соку, копченый тетерев, строганина из оленины, ну а про ягоды я вообще молчу.
— Только Алиса тоже будет с нами обедать.
— Разбалуется псина вконец.
— Ничего, в честь моего чудесного спасения можно и попировать.
— Тогда погнали…
Обед получился на славу.
— Да я в жизни не ела столько мясных блюд одновременно. Наверное, сплошной холестерин.
— В отличие от баранины, говядины и свинины, мясо, которое по-русски называется просто, но емко, — дичь, — весьма и весьма полезно для организма в целом.
Принцесса, обгладывая тетеревиные косточки, не забывала угощать Алису самыми аппетитными кусками.
Собака в ответ довольно урчала и беспрестанно работала крепкими челюстями, от которых даже медведю не поздоровится, не то что рыси, изюбрю или соболю.
Хозяин, не отставая от гостьи, уплетал собственноручно заготовленные припасы и думал — чем же еще удивить эту американку, привыкшую исключительно к гамбургерам и хот-догам.
— Стью, а твоя добыча действительно — вери велл.
— Хочешь, завтра после бани я тебя пельменями угощу?
— Чем-чем?
— Пельменями. С медвежатиной.
— А что они из себя представляют, эти пельмени?
— Берем пресное тесто, раскатываем в тонкую лепешку и нарезаем из лепешки кружочки…
— Стаканом!
— А ты откуда знаешь про стакан?
— Вспомнила. Моя бабушка как-то раз именно так делала, но я просто забыла, что те вкусные штучки из теста и мяса, сваренные в крутом кипятке вместе с сахарной косточкой, называются «пельмени».
— Тогда мы завтра с утра и налепим вместе пельменей штук сто, не меньше.
— Куда так много?
— Да я за один присест больше полусотни сметаю.
— Теперь понятно, почему ты сидишь в этой избушке один-одинешенек.
— Ну-ка, ну-ка, объясни свою гипотезу.
— В городе твой звериный аппетит… Я правильно выразилась?
— Не звериный, а зверский!
— В городе твой зверский аппетит всех приводил в неописуемый ужас — вот ты и спрятался от людей подальше.
— Все-таки, Принси, тебе во что бы то ни стало хочется узнать, на чем же я сломался?
Гостья не ответила.
За столом возникла пятиминутная тишина.
Егерь, насытившись, смотрел, как странная американка пробует то одно блюдо, то другое, то третье.
Принцесса сосредоточилась исключительно на еде, давая понять, что теперь началась игра в молчанку.
Выждав ровно пять минут, егерь взял инициативу на себя.
— Ладно, Принси, любое дело надо доводить до конца. Если я рассказал про медсестру и уборщицу мусора, то почему я должен молчать о самом большом своем разочаровании?
— Только говорите, сэр, правду, ничего, кроме правды.
— Может, принести клятву на поваренной книге? У меня есть одна — толстая, как Библия.
— Обойдемся без клятвы, тем более на кулинарных рецептах. Но если тебе горько вспоминать, то не надо.
— Горько… А мы подсластим это дело.
— Каким образом?
— Давай выпьем чуток водочки, у меня такая рябиновая настойка собственного производства имеется!..
— О'кей, только чуток.
— По рюмашке. Рябиновая хоть и с горчинкой, но определенно настроение поднимет и память освежит.
— Гулять, так гулять, как любила выражаться моя русская бабушка! — И неожиданно Принцесса запела старинный цыганский романс: — Очи черные, очи жгучие! Как люблю я вас, как боюсь я вас!
Принцесса оборвала романс на самом душещипательном месте.
— Сорри, дальше не помню.
Егерь наградил неопытную певицу бурными продолжительными аплодисментами.
Лайка тоже приняла действенное участие в выражении эстетического восторга.
Егерь принес из тайных закромов бутылку из коричневого стекла, запечатанную натуральной пробкой, две рюмки из настоящего хрусталя и коробку шоколадного ассорти.
— Откуда конфеты?
— Летчики на Новый год презентовали. Угощайся.
Принцесса сняла крышку, выполненную под хохломские узоры.
Коробка была наполовину пуста.
— А ты, оказывается, сладкоежка.
— У меня еще уйма недостатков.
Егерь вынул складной нож.
— Ведь недаром ни одна из тех, кого я любил, не пошла за меня.
Штопор, повизгивая, вгрызся в податливую терпкую плоть.
— Недаром.
Рюмки наполнились до краев.
Студент предложил тост:
— За тебя, Принцесса.
— Лучше за любовь!
Чокнулись, выпили, закусили конфетами.
Принцесса устроилась поудобнее, забавно подперев щеку ладонью, как будто собралась слушать длинную и страшную волшебную сказку.
Но егерь никак не мог решиться начать.
Тогда Принцесса подсказала нужные слова.
— Опять случился бинокль.
— Да. Принси, у меня такая психофизиологическая особенность: влюбляться с первого взгляда.
— Завидую.
— Почему?
— Если бы я обладала такой психо… психо…
— Физиологической.
— Такой психофизиологической особенностью, то наверняка бы давно была замужем и растила бы детей.
— Замуж еще успеешь.
Егерь поспешно наполнил рюмки.
— Здесь главное — не промахнуться.
— Вот мое последнее разочарование не промахнулось, выбрав другого.
— Стью, и как ее звали?
— Как, как… — Егерь огорченно посмотрел на собаку, догрызающую очередную кость. — Алиса.
— Так ты не шутишь?
— Какие могут быть шутки…
— Назвать собаку в честь любимой женщины? Это надо крепко обидеться.
— Принси, а ты знаешь, как по-русски называют самца собаки?
— Нет, конечно, я же не занимаюсь разведением элитных щенков.
— Так вот, самца называют кобель. А самку — сука.
— Сука, сука… — Принцесса отложила вилку. — Но это же нехорошее слово. Инструктор по физподготовке так один раз назвал меня, и на следующий день его уволили из Центра.
— Пойми, Принси, я не хочу сказать, что все женщины на свете подходят под это весьма точное слово. — Егерь помолчал, разглядывая радужную веселость рюмки. — Но Алиса меня окончательно доконала…
10 Осенний ноктюрн
Сентябрь выдался на редкость тихим, спокойным и дождливым.
Такими же неспешными, затяжными темпами развивались отношения между студентом третьего курса и новенькой, которая вернулась из академического отпуска, взятого прошлой зимой по болезни.
Студент еще на первой лекции по физиологии растений обратил внимание на бледное, так и не загоревшее лицо, большие, словно готовые расплакаться глаза цвета мокрого асфальта и худобу телесной конституции.
Но и тонкие руки, и тонкие ноги, и даже отсутствие ярко выраженной груди в сочетании с шеей, которая обычно свойственна балеринам, придавали новенькой особое изящество.
Студент под моросящим дождем в тот же день проводил Алису до самого дома.
Алиса приняла это как должное. Наверное, в прошлой группе у нее хватало поклонников.
Они пересекли сквер с фонтаном, законсервированным до будущего мая.
Они миновали три улицы старой планировки, давным-давно застроенные купеческими особняками.
Они вышли на гранитную набережную, славящуюся аллеями, тянущимися от старого моста до нового.
Они то и дело обменивались ничего не значащими репликами.
Иногда вялые, шальные, вымученные слова болезненной Алисы задевали студента нескрываемым эгоцентризмом.
Студент еще никогда не встречал человека, так зацикленного на себе.
Алису волновали только свои проблемы.
Алису заботило сугубо личное здоровье — от заусениц до першения в горле.
Алиса не обращала внимания ни на багровые осины, ни на бледно-желтые тополя, ни на пролетающие над городом стаи чаек и прочих вынужденных пернатых эмигрантов по маршруту «зима-лето».
Алиса игнорировала шустрых белок, успевших переодеться в зимние наряды.
Словно осень находилась не снаружи, а внутри ее меланхоличной души.
А студент пытался раз за разом пробиться к ее сокровенному «я», к ее настоящей сущности, к ее потаенным чувствам и угнетенным желаниям.
Все меньше оставалось листьев на деревьях.
Все больше становилось луж.
И когда в сером небе исчезли перелетные крикуны, то студенту третьего курса показалось, что он все-таки сумел заинтересовать прекрасную эгоистку своей распаленной, но пока лишь вербальной страстью.
Алиса ни разу не позвала его к себе — ни на чай, ни на кофе, ни на какао.
И, кроме провожания, у них не было других свиданий.
Впрочем, она все чаще и чаще поглядывала на своего настырного сопровождающего.
И даже начала подставлять щеку под его прощальный, ставший обязательным поцелуй.
Студент понял: настало время решающего объяснения.
Но почему-то все не мог найти подходящего момента — наверное, боялся ее отказа, превращающего все их свидания в нелепый фарс.
На этот раз интуиция его не обманула.
Алиса в последний день сентября позволила себе дольше обычного задержаться на прогулке.
Алиса, присев, заглянула в большую лужу и пожаловалась своему отражению: какая же она гадкая, мерзкая и нехорошая девчонка.
Студент не успел уточнить, почему.
Алиса перешла к следующей луже, чуть меньшего размера, и поведала обрамленной опавшими листьями хмурой поверхности, что на следующей неделе выходит замуж за профессора, завкафедрой, доктора наук и без пяти минут члена-корреспондента.
Против таких массированных аргументов у студента третьего курса не нашлось даже обвинительных слов.
Но Алиса перед самым подъездом нагло выпросила дежурный поцелуй и взяла с бывшего воздыхателя клятву, что он обязательно будет присутствовать на ее бракосочетании.
Лучше бы студент нарушил эту идиотскую, никому не нужную клятву.
Высокопоставленных гостей и особо почитаемых родственников на регистрацию собралось предостаточно.
У профессора лысина сияла ореолом от прошлых заслуг — опубликованных монографий и защищенных открытий по теме влияния сезонных миграций зайцев на численность популяции длинноухих.
Счастливая невеста, только что расписавшаяся с престарелым, но важным женихом, воспользовалась суетой, возникшей при вручении многочисленных букетов, улучила момент и предложила скромному студенту ни много ни мало — стать после чертова медового месяца ее постоянным любовником.
А в хмуром небе, среди тяжелых и грозных туч металась потерявшая стаю, заблудившаяся птица…
11 За идеал
Егерь потянулся к початой бутылке с рябиновой настойкой.
— Может, еще по рюмашке?
— А давай.
— За любовь?
— За любовь!
Чокнулись, выпили, закусили конфетами.
— Так что вы, сэр, получается, так и не наставили рогов почтенному профессору?
— Нет, Принси. Я даже не швырнул в ее искренние глаза букет роз.
— Отказаться от такого заманчивого предложения и удрать в тайгу — это странно.
— Я считал и считаю, что интимные отношения должны быть только между законными супругами и начинаться исключительно после заключения брачного союза…
— Сэр, я такого же мнения.
— Можно, я доскажу мысль?
— О'кей, сэр, о'кей.
— Секс без любви — это что-то вроде недосоленного супа.
— Bay!
— А чужая жена — это хуже, чем объедки. — Bay!
— Я не верю, что можно спать с одним, а любить другого! Не верю!
— Я тоже.
— Тогда, может, отметим достигнутый консенсус?
— Нет, хватит! — Принцесса решительно взяла бутылку и уверенно и безапелляционно загнала пробку на место. — Мы же беседовать собрались, а не напиваться до потери пульса.
— А на чем мы остановились?
— Ты хотел в чем-то признаться. Вернее, объяснить, как ты очутился здесь. То есть по какой причине.
— Принси, дорогая, Принси, я испугался очередного аналогичного случая. Так сказать, окончательного крушения любви. Понял, что не переживу еще одного предательства и покончу жизнь самоубийством. Пиф-паф!
— Сорри, Стью, но ты наверняка погорячился, бросив и учебу, и город.
— Почему погорячился?
— А вдруг бы ты влюбился в четвертый раз, и эта избранница оценила бы тебя и твое чувство?
— Не верил и не верю в такую возможность.
Егерь вернул бутылку себе.
— И впредь не поверю.
— Зря.
— Нет, по большому счету я получил то, что заслуживал. Не надо было их идеализировать. Хотя, Принси, я не могу иначе. Стоит мне влюбиться, как объект моего интереса превращается в святыню, недостойную вожделения и похоти. Женщина, очаровавшая меня, становится неземным, высшим существом. А вступать в половую связь с идеалом без оформления брака — как-то пошло и низко. Потому что для женщины официальное замужество является триумфом.
— Да ты, Стью, тонкий психолог.
— Без диплома и соответствующего образования.
— Стью, а я думала, у мужчин всегда на уме лишь одно — скорейшее совокупление.
— У большинства — наверное. Но я же понимаю отличие секса как физиологического акта от страстного и неудержимого слияния, которое осуществляется благодаря взаимной любви. Это же такие заоблачные вершины, это же такое райское наслаждение…
— Наверное, мало есть женщин, которые ценят именно такое отношение.
— А я не хочу и не буду превращать в вульгарную порнуху самое трепетное из чувств. Поверь мне, Принси, как почти биологу: единственная истинная ценность в природе, не поддающаяся никакой инфляции, а тем более дефолту или краху, — это любовь.
— Стью я, в полном восторге. Среди девственной природы встретить апологета воздержания — это фантастика.
— Да, такое написать в романе — никто не поверит. Сейчас герой — тот, кто трахает все, что шевелится. А любовь — это выдумка для впечатлительных девушек и мечтательных женщин.
— Сколько лет ты провел в этой охотничьей хижине?
— Чуть больше восьми.
— В полном одиночестве?
— Не считая собаки.
— И у тебя за это время не было ни одной женщины?
— Естественно. Не мог же я потребовать по рации от «Рыси-первой», чтобы мне из города специально доставили самую дорогую проститутку.
— Почему самую дорогую?
— А я деньжат подкопил. Их тут, в тайге, тратить-то не на что.
— Ах да, здесь нет поблизости ни супермаркета, ни развлекательного центра с кегельбаном, стриптиз-баром и казино…
— Чего нет, того нет. Зато можно совершенно бесплатно и каждый день наслаждаться красивейшими пейзажами. Ты, Принси, и представить себе не можешь, как изумительно смотрится скальное обнажение, густо обрамленное осенним багрянцем притихших осин. А весенняя сопка, сплошь покрытая рододендроном сибирским… Буйство красок, буйство ароматов! Гениальность природы во всей полноте. Такие шедевры ни на одном художественном аукционе не купишь, ни за какие, даже самые бешеные деньги.
— Значит, все восемь лет без женщины?
— Ну, не каждый день перед моей избой разбиваются горе-космонавты. Вернее, космонавтки.
— А ты знаешь, Стью, мне кажется, что в твоих любовных неудачах прослеживается определенная закономерность.
— Весь внимание.
Егерь выдернул пробку и запулил ее в дальний угол.
Собака радостно кинулась за добычей, пахнущей алкоголем.
— Первая твоя любовь случилась весной — и весной, как ты поведал, довольно бурной.
— Согласен.
— И медсестра вполне соответствовала этому времени года своим холерическим темпераментом.
— Да, против фактов не попрешь.
— Вторая любовь нагрянула летом. И у прекрасной уборщицы мусора темперамент абсолютно соответствовал моменту.
— Да, типичный сангвиник.
— Ну, а осень и меланхоличная Алиса — чистый, клинический вариант.
— И какие же последуют выводы?
— Значит, однажды зимой ты влюбишься в какую-нибудь флегматичную и фригидную особу.
— Интересно, а за кого моя зимняя любовь выйдет замуж? Бизнесмен по крепежным изделиям был. Выколупистый политик — тоже. Впрочем, как и представитель научной мысли.
— За егеря, бывшего студента — за кого же еще!
— Сомневаюсь.
Егерь наполнил рюмки и спрятал пустую бутылку под стол.
— За темпераменты?
— Нет, — возразила Принцесса. — Лучше за идеал.
Студент обнажил наточенный охотничий нож и, разделив последнюю конфету ровно пополам, протянул «закуску» своей прекрасной собутыльнице.
— За идеал!
— За идеал!
Принцесса сквозь осушенную рюмку посмотрела на лайку.
— Ты, наверное, до сих пор тоскуешь по этой стервятнице Алисе.
— По стерве, Принси!
Егерь направился к дверям.
— Извини, мне надо срочно выйти. На свежий воздух.
— О'кей.
— Заодно гляну, как там непогода лютует.
Егерь впустил в избу метельную стужу и вьюжную стылость.
— Я хоть немного тебе нравлюсь? — запоздало спросила Принцесса и, не дождавшись ответа, уронила рюмку в коробку, когда-то полную шоколадных конфет.
Собака успела перескочить порог быстрей, чем хозяин захлопнул дверь.
— Хоть немного?..
12 Вечный праздник
Когда Студент, продрогший и озябший, вернулся, Принцесса уже спала.
Стоя под безжалостным ветром, щедро сдобренным тяжелыми противными снежинками, он ждал, что подвыпившая гостья выйдет на крыльцо.
Но дверь так и не заскрипела изношенными петлями.
Принцесса осталась в тепле, так и не решившись испытать на себе бурю и натиск атмосферного фронта, еще не растратившего полностью снежные заряды из своих кучевых арсеналов.
Назюзюкавшаяся американка просто-напросто вырубилась, даже не успев накрыться тулупом.
Егерь исправил оплошность гостьи.
Лайка устроилась на свое привычное место.
Егерь постоял-постоял и шагнул к столу.
Принцесса на этот раз пребывала в каких-то изумительно-приятных снах, настоянных на рябине.
Принцесса не металась и не стонала.
Студент аккуратно и осторожно, дабы не шуметь, убрал со стола.
Неужели этот уродский вертолет не мог шлепнуться в другом месте?
Тайга большая, так нет — надо было грохнуться именно здесь.
Но ведь американка спаслась чудом.
А если чудо произошло, то это ведь не просто так.
Может, не напрасно он терпел все эти десять лет одиночество и законсервированность судьбы?
И дождался.
Студент аккуратно и осторожно вымыл посуду, не экономя на противожировом геле.
Да, спаслась именно американка, и никто другой.
Студент улыбнулся, представив, как они с Алисой выкапывают из сугроба здоровенного мужика, как тащат, надрываясь, его в избу, как отпаивают клюквенным морсом и как оклемавшийся инструктор начинает исповедоваться в своих сексуальных пристрастиях к бортмеханику…
Студент взгрустнул, расставляя тарелки в сушилку.
А ведь какой был бы ужас, если бы американка не выжила.
Смотреть на ее мертвое неподвижное лицо и вдруг осознать, что это та самая единственная женщина, которая достойна его любви…
— Эх, собака, собака! — Студент приласкал сонную Алису. — Ты даже не представляешь, какая удача нам привалила.
Лайка, дождавшись, когда хозяин выплеснет эмоции, удалилась на войлок дремать.
Студент поставил табуретку посередине комнаты, поправил свет настольной лампы, чтобы ничто не мешало ему любоваться этим подарком с небес.
Сегодня будет не до сна.
Какое счастье, что он может созерцать Принцессу весь вечер, и всю ночь, и утро.
А если позволит непогода, то и еще день, и еще…
Да, как только установится летная погода, за Принцессой тут же прилетят спасатели.
Но у него теперь не отнять эти секунды, эти минуты, эти часы, эти сутки, проведенные с ней наедине.
Будет о чем вспоминать следующие десять лет.
Будет…
13 Пожива для репортеров
Помощник по общественным связям разбудил босса, уснувшего прямо за столом в обнимку с остатками фаршированного гуся.
— Ну что там погода? — проорал начальник Центра подготовки космических туристов. — Где прогноз, я спрашиваю!
— Обещают, что скоро фронт уйдет.
— Как скоро?
— В сорок восемь ближайших часов.
— Ненавижу синоптиков.
— Почему?
— А от них всегда одни неприятности — циклоны, антициклоны и прочие атмосферные заморочки.
— Тоже верно.
— Значит, дают прогноз на сорок восемь часов?
— Не меньше.
— Тогда я до утра в отрубе.
— Понял.
— Будить только по звонку оттуда, — начальник ткнул пальцем в сторону потолка. — Для всех других я отдыхаю.
— Понял.
— И это… Значит, самогону, огурчиков и капустки с этой, как ее, моченой…
— Брусникой?
— Вот, с ней самой.
— Будет исполнено.
— Слышь, дружок, а ты не знаешь, при штабе бабы есть?
— Наверняка. Буфетчица, санитарка, уборщица.
— Не, уборщица не пойдет.
— А я бы вообще с местным контингентом не связывался.
— Что, уже успел на эту тему проконсультироваться?
— Да нет, и так понятно, что можно напороться на, так сказать, неадекватную реакцию. Спасатели — они же не от мира сего. Работа такая, чересчур нервная. Этих спасай, тех спасай… Кто под лед провалится, кто под лавину попадет, кто заблудится.
— Жаль, что не взял с собой новенькую секретаршу. Заодно бы обкатал.
— А по-моему, выпивон лучше любой бабенки.
— Тоже верно.
— Так, значит, несу.
— И эту не забудь, как ее, моченую…
— Бруснику?
— Ну да, ее самую.
— Кстати, разрешите доложить.
— О филине?
— Вроде.
— Валяй.
— Есть у меня одна заготовочка. Дать информацию — мол, происшествие с вертолетом связано с террористическим актом.
— Ты что, паря, с дуба рухнул! Где ты в сибирской тайге террористов найдешь?
— Легко.
— А ты, часом, не зарываешься?
— Я тут проконсультировался кое с кем из спецорганов. Так вот, кандидатов — хоть отбавляй.
— Надо чего-нибудь в том же духе, но позабористей. А позже опровергнуть информацию как непроверенный слух, понял?
— Тогда предлагаю вариант с воинствующим старовером, у которого поехала крыша.
— Староверы — это интересно.
— В общем, обидно товарищу староверу стало, что всякие там летательные аппараты нарушают девственную и первозданную тишину здешних лесов.
— А что, мне нравится! — Начальник Центра подготовки космических туристов хохотнул. — Продолжайте.
— Вот и выбрал старовер-эколог, раззадоренный звуковыми децибелами, в качестве мишени нашу винтокрылую машину.
— И из чего он ее сбил? Из старинной двустволки или охотничьего карабина?
— Нет, из переносного зенитного комплекса.
— И где этот твой старовер взял этот самый зенитный переносной комплекс?
— Как где? Спер с армейского склада или выменял у прапорщика на мешок кедровых орехов или ведро черники.
— Кстати, о чернике. Давай не будем твоим переносным зенитным комплексом чернить нашу российскую армию.
— Ну, пусть тогда у хохлов купит. Мол, отдыхал в Крыму и приобрел за пару соболиных шкурок.
— Нет, друг, забудь про современное вооружение. Пусть-ка он, твой герой, жахнет по вертолету из американского винчестера.
— Мы что, будем рекламировать штатовское оружие?
— В чем-то ты прав. Ладно, остановимся на дедовской двустволке.
Начальник Центра подготовки космических туристов крепко пожал руку своему смышленому подчиненному, который идеально годился и для полезной дезинформации, и для белого пиара.
Помощник вышел.
Принесли самогон и закуску.
Начальник Центра подготовки космических туристов тщательно обтер граненый стакан носовым платком.
А пиар-то после этой истории с погибшей американкой ой как понадобится.
Наполнил стакан до краев самогоном.
А вдруг действительно армейские виноваты?
Отрезал кусман от свежего каравая.
Может, какой неумелый летчик-истребитель засадил ракету типа «воздух-воздух» в несчастный вертолет…
В три больших глотка осушил стакан.
Нет, это так же невероятно, как и старовер-террорист.
Закусил соленым огурцом, копченым салом и квашеной капустой.
Придется самому нести за все ответственность.
Наполнил второй стакан. Если бы не чертова туристка, все бы можно было замять. Жахнул.
Посмеиваясь над всеядностью газетчиков, над тупостью телевизионщиков и простодушием интернетчиков, генерал не раздеваясь завалился на боковую.
Раскладная кровать с готовностью приняла тяжелое и неловкое тело.
14 Бессонная ночь
Мирно спала Принцесса, которой по-прежнему снилось что-то чрезвычайно хорошее. Принцесса счастливо улыбалась заживающими губами и по-детски прижималась к ладошке исцарапанной щекой.
Спала у порога собака Алиса.
Ночное таежное ненастье обеспечивало неприкосновенность жилья на Горячем ручье и прилегающей территории.
Зверье отлеживалось, зарывшись в белый покров.
Дневные птицы жались к стволам в гущине хвойных веток.
Даже совы предпочли не покидать насиженных мест в такую совершенно нелетную погоду.
Спали все, кроме неугомонной пурги, на сотый круг обходящей все те же заповедные сугробы, и егеря.
Студент, боясь шелохнуться, смотрел, смотрел, смотрел и не мог наглядеться на эту американку, свалившуюся с неба.
Все-таки жизнь горазда на сюрпризы.
Сначала он воспринял катастрофу с вертолетом как досадный инцидент, нарушивший размеренность привычного бытия.
Потом чудом спасшаяся женщина своим присутствием возродила в нем все, казалось, напрочь забытые ощущения и чувства.
Оказалось, что он по-прежнему готов любить, обожать и лелеять.
И даже вероятность того, что Принцесса не ответит ему взаимностью, теперь абсолютно не волновала его.
Он влюбился бесповоротно и окончательно.
При этом он не питал, как прежде, никаких иллюзий.
Конечно, можно предложить Принцессе руку и сердце, но ей вряд ли захочется менять свою космическую научную карьеру на таежное захолустье, где нет ни телефона, ни телевизора, ни Интернета, ни желтых таблоидов, ни глянцевых журналов.
Где лишь скальные обнажения, обрамленные багрянцем осин, да сопки, охваченные буйством цветущего багульника, да горизонты, украшенные сочными закатами и трепетными восходами…
Этот идеал создан не для прозябания в глухомани.
Студент смотрел на Принцессу, которой явно снилось что-то необычайно приятное.
А снилась Принцессе волшебная русско-американская сказка.
Сказка о любви.
Сказка о верной невесте и женихе-избраннике.
Сказка о медовом месяце.
Только вместо свадебного лимузина ее увозили на рыжем волке…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ЦЕНА ЛЮБВИ
1 Траурный аукцион
Но история о террористическом акте против вертолета — носителя зла, беспечно вторгшегося в запретное пространство, так и прошла незамеченной. Байку о метком старовере никто не подхватил, не прокомментировал и не попытался опровергнуть.
Потому что информационное поле, посвященное разбившемуся вертолету и несчастной Принцессе, элементарно перенасытилось.
И Принцессой, и вертолетом.
Зато глобальные средства массовой информации дружно взялись за самых близких родственников несостоявшейся космической туристки.
За мать, пребывающую в коме.
За отца, уже озабоченного тем, как превратить семейное горе в катализатор сбыта последней модели внедорожника, не оправдавшей коммерческих ожиданий.
Автомобильный король в одном из интервью ненароком проговорился о свое мечте: клонировании Принцессы.
Эпатажный месседж спровоцировал нескончаемое муссирование темы. Специалисты, как ученые, так и не очень, затеяли спор о возможности появления на свет новой Принцессы — наследницы автомобильного короля. Предполагались следующие варианты. Первый и самый реальный: способна ли жена миллиардера, находящаяся в коме, забеременеть от супруга, еженедельно выполняющего свой долг, Дальше обсуждалось, может ли коматозная беременная женщина выносить плод или оплодотворенную яйцеклетку надо переносить в лоно суррогатной матери.
Несколько сотен женщин-добровольцев из разных стран мира заявили о своем желании выносить новую Принцессу.
Вторым рассматривали вариант по выделению из локона волос погибшей Принцессы ее ДНК с последующим клонированием, чтобы наследница ничем не отличалась от прототипа, разбившегося в сибирской тайге.
Подпольные клонировщики, имеющие тайные стационары на необитаемых островах, не подчиняющиеся ничьей юрисдикции, завалили доверчивого миллиардера выгодными предложениями, с бонусами, гибкой системой скидок и гарантий на три первые года жизни.
Автомобильный же король, по своей фундаментальной привычке извлекать выгоду из всего по максимуму, вступил в тайные переговоры с известнейшими аукционными домами. Пока весь мир стенает о Принцессе-девственнице, павшей жертвой русской неорганизованности, распродажа ее коллекции эксклюзивных кукол должна вызвать небывалый ажиотаж и принести сумасшедшие дивиденды.
Для подогрева интереса к подиуму принцесс опытные специалисты по рекламе организовали по многим телевизионным каналам скрытый пиар, демонстрируя в прайм-тайм осиротевших кукол.
Принцесса в охотничьем костюме версальской фаворитки.
Принцесса в бальном платье эпохи вальса.
Принцесса в купальнике, но с непременной короной в белокурых локонах.
Принцесса на лыжах из горного хрусталя.
Принцессы из волшебных сказок, из кино и мультфильмов.
А также сводный отряд модниц в натуральных шубках от бобра до шиншиллы.
И невесты, невесты, невесты, жаждущие принцев, умеющих ценить голубую кровь, многовековую геральдику и изящные манеры.
Роскошное дефиле коронованных особ на бархатном подиуме в роскошном зале, специально выстроенном для уникальной коллекции, не сходило с экранов все последние сутки.
От Северного полюса до Южного.
От Зеленого континента до Черного.
От пролива Ла-Манш до пролива Лаперуза.
Устроители будущего аукциона посоветовали безутешному отцу надеть на каждую принцессу муаровую траурную ленту.
От этого и без того эффектные и лакомые экспонаты коллекции еще больше выиграли в глазах потенциальных инвесторов.
И харизма упрямой и своенравной дочери миллиардера, рвущейся к звездам от земной рутины, перешла к ее осиротевшим куклам.
И тихо, тихо, тихо вращался печальный, обитый темно-фиолетовым бархатом подиум, окруженный софитами, вращался с той скоростью, которая оптимально создавала иллюзию движения кукол.
Ни один, даже самый душещипательный сериал не мог сравниться по рейтингу с этими чарующими кадрами, сработанными лучшими режиссерами вместе с талантливейшими дизайнерами.
Ах, скольким женщинам от мала до велика было до слез жалко прекрасных осиротевших принцесс…
2 Утренняя зарядка
Несмотря на бессонную ночь, проведенную в эксклюзивном созерцании блаженно посапывающей во сне гостьи, Студент находился в прекрасной физической форме с признаками эйфории.
Ему хотелось совершить что-то совершенно безумное.
Залезть на крышу и спрыгнуть в сугроб без парашюта.
Отыскать в тайге рысь и срезать с ее ушей кисточки.
Поймать голыми руками соболя.
Устроить стипль-чез по пересеченной местности на пару с лайкой и финишировать первым.
Но, поборов эйфорию доводами разума, Студент принялся за по-настоящему важные дела.
Начал он с подготовки обещанного сюрприза для Принцессы.
Принес в баню две охапки дров.
Растопил печь, обложенную камнями.
Натаскал с Горячего ручья свежей воды и заполнил две бочки.
Достал с чердака четыре березовых веника.
И вспомнил о пельменях.
Вернувшись в избу, Студент приготовил тесто и накрутил фарш из медвежатины, которая хранилась в леднике, — разделанная, нарубленная и упакованная в бересту.
Присоединившаяся к хозяину лайка тихим поскуливанием выпросила свою долю добычи.
Это она разыскала берлогу.
Это она выманила зверя.
Это она развернула его своими укусами под верный прицельный выстрел.
— Тише, гостью разбудишь.
Студент в фартуке, частично белом от муки, выглянул из кухонного закутка.
Принцесса по-прежнему блаженствовала в дреме.
Егерь выставил наглеющую собаку на крыльцо, снял фартук, вымыл руки.
Принцесса, что-то прошептав на смеси англо-русского бреда, перестала улыбаться, и на ее лице, покрытом заживающими ссадинами, обозначились признаки страдания.
Студент хотел было вырвать гостью из объятий утренних кошмаров, но та вновь обрела блаженный и счастливый вид.
Хозяин занял свою излюбленную наблюдательную позицию: табурет, на котором провел бессонную ночь.
Но тут издалека, сквозь утихающие заоконные порывы раздался знакомый вертолетный звук.
Не может быть.
Медленно нарастающий звук мгновенно погасил все положительные чувства Студента, оставив лишь досаду и отчаяние.
Не может быть.
Егерь без шапки и полушубка метнулся на крыльцо.
Не может быть.
Лайка, воспользовавшись суматошностью хозяина, проскользнула в избу, отыскала пустую коробку из-под конфет и, насладившись незабываемым шоколадным ароматом, спокойно улеглась на свое место.
Студент задержал дыхание, чтобы лучше слышать приближающуюся разлуку, но шум, который он принял за гул вертолетного движка и свист лопастей, оказался слуховым обманом.
Просто снег, идущий беспрерывно третьи сутки, заметно поредел, а ветер, наоборот, резко усилился и взял в решительный оборот близлежащую тайгу.
— Ага, получили!
Студент неизвестно кому показал фиги с обеих рук.
— Получили!
На радостях хозяин снова заглянул в баню.
Сложенное из тяжелых лиственничных бревен приземистое сооружение встретило нарастающим теплом, запахом березового веника и легким смолистым ароматом.
Лиственница, как известно, лучший строительный материал для бань. В отличие от других древесных пород, она не подвержена гниению от избытка влаги и агрессивности перегретого пара.
А вот в качестве дров идеально подходит береза.
Хвойные дрова имеют дурное свойство: быстро сгорать и трескуче постреливать искрами.
А береза горит ровно, спокойно, без излишнего шума.
Студент присел у печки-каменки, открыл сухим поленом дверцу, полюбовался щедрым пламенем.
Если и есть где-то рай, то русская баня — это его предтеча. Подкинул дров.
Плотно закрыл дверцу, чтобы не испортить банный дух ни чадом, ни угаром.
Плоские камни постепенно начинали прогреваться.
В бочке, через которую шла железная труба, выводящая дым наружу, вода медленно, но верно набирала высокую температуру.
Студент, приготовив для замачивания свежие березовые веники, покинул баню.
Метель, стихая, металась и дергалась в последних снежных конвульсиях.
Пурга вообще практически угомонилась, лишь изредка срывая с ближайших сугробов хилые протуберанцы.
Студент, вооружившись метлой на длинной ручке, принялся энергично расчищать дорожку, ведущую от бани к избе.
Когда он миновал половину дистанции, на крыльце появилась заспанная Принцесса в сопровождении озорной лайки.
— Гуд монинг!
— Как спалось?
— Вери велл. Отлично. Только в голове шумит, шумит.
— Остаточные явления. Попаришься в баньке…
— Прямо сейчас?
— Нет, чуть позже. А пока — марш в душ.
— О'кей.
— Я закончу расчистку, и приступим к лепке пельменей.
— Из медвежатины?
— Угадала.
Принцесса, улыбаясь чему-то сугубо своему, не торопясь ушла в избу.
Собака же устроила энергичную физзарядку, кидаясь на метлу, изгоняющую снег с дорожки.
3 Поздняя побудка
Утренние часы на командном пункте штаба спасателей отличались небывалой тишиной.
Прессу еще с вечера разогнали по ближайшему жилью и не подпускали к охраняемому периметру, а тем более аэродрому, где наготове стоял самый надежный вертолет, с самым опытным экипажем.
Синоптики обещали в самое ближайшее время приемлемые условия для вылета в район Горячего ручья.
Винтокрылая машина предназначалась для высокого столичного, перебравшего самогону, гостя.
Начальник Центра подготовки космических туристов все еще спал.
Боссу снились палачи, топоры и плахи.
Вот его, невзирая на регалии, должности и прошлые успехи, четвертуют.
Одну руку запускают на Луну.
Вторую, с еще шевелящимися в отчаянии пальцами, — на Марс.
Левую ногу — на Меркурий.
Правую — на Венеру, планету любви.
А голову отправляют в Соединенные Штаты, автомобильному королю — в качестве компенсации за гибель единственной дочери.
Но что же стало с телом, которое так безжалостно обкорнали?
Этого начальнику Центра подготовки космических туристов узнать не удалось.
Помощник, ответственный за связь с общественностью, вырвал босса из кошмара незаслуженного четвертования и компенсационного усекновения.
— Убери! — закричал босс, ошарашенно моргая. — Убери!
— Что убрать?
— Плаху! — уточнил босс, ощупывая свои колени. — И топоры.
— Ах да, это вам просто все приснилось!
Помощник в который уже раз проявил сообразительность.
— Приснилось.
— Только бы сон не оказался вещим. — Босс дрожащими пальцами ощупал действительно уцелевшую шею.
— У меня хорошая новость!
— Хочешь сказать, что катастрофа с нашим вертолетом мне тоже лишь приснилась?
— Увы, это свершившийся факт.
— Увы, увы… — передразнил босс ретивого помощника. — Так давай, радуй своей хорошей новостью.
— Синоптики обещают летную погоду.
— Когда?
— В ближайшие шесть часов или даже раньше.
— Отлично. Как с вылетом?
— Баки заправлены, экипаж в готовности номер один.
— Молодец. Если меня отправят на пенсию, буду рекомендовать тебя на свое место.
Начальник Центра подготовки космических туристов с тоской посмотрел на оставшийся самогон, но опохмеляться не стал.
— Может, рассолу огуречного?
— Давай. Слушай, а может, эта чертова катастрофа — благо?
— В каком смысле?
— В прямом. Знаешь, сколько я сжег нервных клеток с этими богатыми разгильдяями, неизвестно зачем стремящимися в космос!
— Да, гибель такого знатного туриста хуже, чем сто аварий со штатными экипажами.
— Я про то же. Не простят нам Принцессу, ни за что не простят.
— Все зависит от деталей происшествия.
— Нет, братец, и не утешай. Все, что ни делается, — к лучшему. Переквалифицируюсь в дачники.
— Все зависит от деталей происшествия, — монотонно пробубнил не верящий в чудеса помощник.
— Смени пластинку!
Босс щелкнул ногтем указательного пальца по алюминиевой пустой кружке.
— Где рассол-то?
— Сейчас, сейчас!
Помощник по связям с общественностью бросился в штабные закрома.
Да, сибирские спасатели знали толк и в самогоне, и в квашеной капусте, и в соленых огурцах.
— Ни за что не простят!
Начальник Центра подготовки космических туристов, разминая ноги, прошелся до карты, на которой алым флажком было обозначено место катастрофы.
— Ни за что…
4 Кукольные откровения
Лепка пельменей началась с подробной инструкции.
— Итак, Принси, сейчас приступаем к основному процессу. Объявляется минутная готовность!
Гостья, успевшая замарать мукой и нос, и щеки, прыснула от смеха.
Хозяин, не обращая внимания на американскую хохотушку, продолжил:
— Тесто нарезано кружками…
— Хорошая работа, да?
— Не хвастай, самое сложное впереди.
— Bay!
— Теперь внимательно следи за мной.
— Стью, а обратный предстартовый отсчет?
— Три, два, один — поехали.
— Bay!
— Значит, Принси, кладешь чайную ложку фарша…
— А почему не две?
— Когда слишком много начинки, то пельмень получается урод уродом.
— Да, уроды нам не нужны.
— Заворачиваешь мясо в тесто…
— Не торопись, сорри.
— Залепляешь как следует края, чтобы при варке мясо не вывалилось в бульон…
— Как у тебя ловко получается.
— И кладешь готовый пельмень вот на этот противень.
— Как нехорошо звучит — противень.
— Принси, я не филолог и не лингвист, и, тем более, не знаток местных говоров, но могу заверить тебя, что название этого железного листа с загнутыми краями, на котором обычно пекут ватрушки, пироги и расстегаи, — название этой печной утвари образовалось не от слова «противный».
— В русском языке столько непонятных и странных понятий — ужас.
— У вас что, меньше?
— Намного меньше. Американцы во всем рациональны и конкретны. Одно точное слово лучше, чем двадцать слов, близких по смыслу, не так ли?
— Зато я могу, в отличие от американца, признаться в любви сто раз и ни разу не повториться.
— Если можно, пример.
Егерь отрицательно мотнул головой.
— Ну хоть один.
— Извини, Принси, не привык я такими словами разбрасываться.
— Стью, только не смейся. Знаешь, я вначале подумала, что ты, наверное, одичал в своем одиночестве и непременно сделаешь попытку меня изнасиловать.
— Логично, ничего не скажешь.
— И еще, Стью, я опасалась, что ты возьмешь меня в заложники.
— Зачем?
— Ну как? Чтобы потребовать за меня большой выкуп.
— Хорошая мысль! — Студент положил очередной залепленный пельмень на противень. — Посажу сейчас тебя в подполье.
— Куда, куда?
— В подвал, где у меня хранятся припасы.
— Не хочу в подвал!
— Поздно умолять. Посажу тебя в подполье и потребую с госдепартамента весь золотой запас Соединенных Штатов.
— А не много?
— Считай, что я тебя именно так оцениваю.
— Сенкью.
— А что еще ты напридумывала насчет злого сибирского отшельника?
— Честно?
— А как же, — Студент поддел чайной ложкой порцию медвежьего фарша. — Врать во время лепки пельменей не рекомендуется.
— Почему?
— Пельмени получатся невкусные.
— Стью, а тебе не кажется, что ты совершил величайшее кулинарное открытие?
— Дорогая Принси, в любом деле главное что?
— Профессионализм.
— Не угадала.
— Себестоимость?
— Это куда тебя вдруг понесло?
— Любовь?
— И дружба с верностью.
— Тогда я — аут! — Принцесса оценивающе взглянула на только что изготовленный пельмень. — Посмотри, какой симпатичный получился.
— Самое главное — это искренность. — Студент поместил свое пельменное творение рядом с американским. — А этого у тебя точно не отнимешь.
— Да… Искренне признаюсь — я думала, что ты отрежешь мне ухо…
— Ага, для Алисы. Она же у меня собака-людоедка и специализируется исключительно на девушках-американках.
— Нет, чтобы послать моему безутешному отцу.
— Да, Принси, ощущается тлетворное влияние низкосортной голливудской продукции.
— Ваше кино не лучше. Я видела.
Очередной пельмень занял место в строю.
— Только не будем разводить диспут на тему, какой из кинематографов — российский или американский — отвратней.
— О'кей.
— А я вот, дорогая Принси, сначала принял тебя за шпионку.
— Извини, Стью, но я не понимаю, что делать агенту Центрального разведывательного управления в этой таежной дали.
— Как что? Это же важнейшая стратегическая задача — узнать, сколько элитных соболей водится в нашем заповеднике.
Егерь расхохотался.
Лайка поддержала хозяина озорным лаем.
— Кстати, Стью, я тебе очень благодарна за вчерашнее.
— За рябиновую настойку?
— За нее тоже.
— А можно, я потребую сатисфакции за свои вчерашние откровения?
— О'кей.
Принцесса зажмурилась в ожидании робкого поцелуя в щеку или наглого — в губы.
Но никакого действия со стороны егеря не последовало.
— Скажи мне, почему ты все-таки решила податься в космос?
— Хочешь верь, хочешь не верь — но по причине отсутствия любви.
— Нет, явно пельмени будут невкусными.
— Да я еще никогда не была такой искренней!
— Отсутствие любви… Но это невозможно.
— Почему?
— Невозможно, чтобы в такую лапочку никто не влюбился.
— Я хотела сказать немного другое, Стью…
— В смысле — что ты еще никого и никогда не любила?
— Да.
— Только не разыгрывай меня.
— Стью, я не любила никого, кроме папы, мамы и своих принцесс.
— Кого-кого?
— Своих кукол. У меня весьма недурная коллекция.
Медвежий фарш — в тесто.
— Принцесса на горных лыжах…
Пальцы ловко проходятся по липкому краю, из которого безуспешно пытается вырваться полоска темного фарша.
— Принцесса в свадебном наряде…
Готовый пельмень замыкает ряд.
— Принцесса в мини-юбке…
— Хобби как хобби.
— Мне только с куклами было по-настоящему интересно. Я не боялась, что они предадут или обманут.
— Обыкновенный инфантилизм — ничего более.
— Bay!
— Наверное, у тебя было запоздалое развитие.
— Умственное?
— И физическое. — Студент просканировал веселым и пристальным взглядом американку, по уши устряпанную мукой. — Но, по-моему, ты уже наверстала упущенное.
— Еще нет. Хотя занятия в Центре подготовки явно пошли мне на пользу. Особенно центрифуга с десятикратными перегрузками.
— А что, Принцесса в центрифуге — это гораздо современней, чем Принцесса на горошине.
— Вот слетаю на Международную космическую станцию и, возможно, полностью избавлюсь от прежних комплексов.
— Кукольных?
— Именно кукольных, Стью, именно кукольных… Чем больше я любила своих верных принцесс, тем фатальней становилось мое существование.
— Выходит, ты подалась в космос, чтобы окончательно не превратиться в куклу?
— Я захотела начать совершенно другую жизнь — с околоземной орбиты.
— А что, хорошая точка для обзора.
— Особенно при выходе в открытое пространство.
— Говоришь, тренировки пошли на пользу?
— Но куклы мне все равно снятся до сих пор.
— Я надеюсь, что теперь тоже войду в перечень твоих постоянных сновидений.
— Наверняка, Стью, наверняка.
— Только если я появлюсь в кошмаре, то постарайся быстрей проснуться и сменить жуткий сон на что-нибудь лирическое.
— Например, на лепку пельменей.
— Принси, а интересно, с борта Международной космической станции можно разглядеть мою избушку?
— Если полечу, обязательно постараюсь увидеть и тебя, и Алису.
— Договорились…
5 Предбанник судьбы
Студент вплотную занялся баней, и через полтора часа она была готова для приема гостьи.
Плоские камни раскалились до нужной температуры, позволяющей получать самый ядреный, самый крепкий, самый великолепный перегретый сухой пар.
В одной бочке побулькивал кипяток, в другой молчала холодная вода.
Четыре березовых веника размокали в деревянной бадье — засохшие скукоженные листья постепенно расправлялись и приобретали первозданную форму.
Стены, пол, деревянный настил, предназначенный для лежания и расслабления, егерь, не жалея воды, обработал кипятком из ковша.
Еще раз проветрил баню, чтобы избежать малейшего угара, и пошел звать гостью.
Принцесса встретила хозяина открытой улыбкой, словно никогда и не испытывала тех подозрений и страхов, о которых успела ему сегодня рассказать.
— Баня готова, — сообщил егерь гостье. — Можете приступать.
— Говорят, что русская парная — это что-то вроде экстремального вида спорта.
— Не знаю. Парюсь каждую субботу, и, как видишь, цел и невредим.
— Кто не рискует, тот не пьет шампанского! — лихо проговорила Принцесса, подхватывая полотенце. — Гоу!
Студент вместе с лайкой проводил отчаянную американку до холодного тамбура, где надо было раздеваться как можно быстрей и заскакивать через низкую дверь в блаженное тепло банной тесноты.
Егерь на всякий случай решил остаться в тамбуре на все время пребывания в бане Принцессы.
Мало ли чего может случиться непредвиденного.
А пока она еще не разделась, надо как следует ее проинструктировать, как перед космическим полетом.
— Принси, пожалуйста, выслушай меня очень внимательно.
— Лекция о русской бане!
— Да, я тебя сейчас посвящу в священную технологию, как наиболее эффективно пользоваться березовыми вениками.
— Стью, не надо.
— Что не надо?
— Про веники.
— А тебе твоя русская бабушка когда-нибудь рассказывала про банную методу?
— Нет.
— Но поверь, без веника точно не будет ни драйва, ни кайфа.
— Верю.
— Тогда делаешь так…
— Стью, ты можешь помолчать?
— Пожалуйста.
На всякий случай егерь изобразил на обветренном лице досаду — ему так хотелось показать себя знатоком настоящей русской бани в сибирском исполнении.
— Стью, я хочу, чтобы ты остался и все сам мне продемонстрировал, — сказала Принцесса, нерешительно стягивая комбинезон. — Тебе это не будет неприятно? Ведь я же тебе нравлюсь?
— Само собой… — Студент хотел отвести взгляд от полуобнаженной американки и не мог. — А у тебя замечательная грудь.
— Спасибо, — смущенно улыбнулась Принцесса. — Только ты не смотри на меня, а раздевайся.
— Ты не шутишь?
— Мне не до шуток. — Принцесса почти совсем избавилась от комбинезона. — Раздевайся, Стью, и побыстрей!
— Честно сказать, я на подобное приглашение даже и не рассчитывал.
— Не ври. Я знаю, ты баню специально придумал, чтобы увидеть меня обнаженной… — Не договорив, Принцесса освободилась от последних одежд и шагнула к низкой двери, ведущей в знаменитую сибирскую баню. — Так что поторопись, пока я не передумала.
Студент обалдело и зачарованно проводил влюбленным взглядом изящную обнаженную фигуру.
В комбинезоне Принцесса смотрелась не так эффектно.
Дверь за смелой американкой захлопнулась, и егерь начал в ускоренном темпе скидывать с себя все, что мешает банному процессу.
Прежде чем открыть дверь, он почему-то трижды перекрестился.
Лайка рванулась за хозяином.
— Нет, Алиса, тебя туда никто не приглашал. — Егерь за шкирку вытащил собаку наружу из тамбура. — Сторожи!
Собака обиженно взвизгнула, но подчинилась.
Полностью оголившись, Студент рванул на себя заветную дверь, робко переступил через высокий порог и застыл возле бочки с холодной водой, в которой плавал деревянный резной ковш, выточенный им лично из кедровой плахи в такие же ненастные дни, как сегодняшний.
Студенту хотелось прямо сейчас признаться в любви к Принцессе.
Она совсем другая, совсем не похожа на тех женщин, из-за которых он спрятался от всего мира в сибирских снегах.
Это не грудастая старшая медсестра из реанимационного отделения, обожавшая после неизбежных визитов в морг березовые рощи и сосновые кущи.
И не всепонимающе улыбающаяся невеста будущего политического функционера.
И тем более не Алиса, у которой на прекрасные глаза наворачивались фальшивые слезы, прикрывавшие коварные планы.
Студенту очень хотелось прямо сейчас признаться в любви этой милой и искренней Принцессе.
Но заветные слова никак не хотели произноситься.
То ли потому, что ему не приходилось еще объясняться о столь высокой материи совершенно голым, то ли от инстинктивного страха не получить долгожданного ответа.
Студент вернулся к порогу и повторно — да посильней — захлопнул проконопаченную дверь, обитую снаружи войлоком, а изнутри — наборной рейкой.
Чтобы не оставлять будущему ядреному пару ни шанса просочиться на мороз.
Ни шанса…
6 Снежная купель
Он старался не пялиться на голую девушку, которая все еще стояла между бочкой, наполненной кипятком, и деревянным настилом, предназначенным для удобного лежания.
— Погоди-ка, сейчас сполоснем лучшее лежбище в мире.
Он дотянулся до ковша и сдвинул с бочки, в которой булькал кипяток, тяжелую плотную крышку из самого крепкого сибирского дерева — лиственницы, дерева, которое, в отличие от других представителей хвойных, на зиму сбрасывает пожелтевшие иглы, чтобы по весне сочно зазеленеть новенькими побегами.
— Отойди, пожалуйста, немного.
— О'кей.
— Только держись подальше от печки.
— О'кей.
Она шагнула в сторону застекленного, узкого, с диагональю три дюйма оконца.
Одной рукой прикрывая груди, покрывшиеся гусиной кожей.
Другой — рыжеватенький лобок.
Он взглянул мельком, отвел еще не распаленный взгляд и окатил кипятком выскобленные до полной гладкости доски.
— Не стесняйся, занимай лучшее место.
Она покорно и неторопливо присела на краешек деревянного настила, возвышающегося над полом.
В полумраке она казалась ему совсем не земной женщиной, а каким-то другим, гораздо более ранимым и хрупким созданием, упавшим то ли с облаков, то ли со звезд.
Он снова набрал полный ковш кипятка и вернул тяжелую крышку на место.
— Объявляется минутная готовность.
Голос его звучал торжественно и величаво, как при запуске космического межпланетного корабля.
Она, осваиваясь, прилегла на мокрый настил спиной к оконцу.
Он нацелил ковш на камни, светящиеся в полумраке багрянцем.
— Объявляется обратный отсчет.
Она плотно сжала колени, подтянув их к груди.
Так ее учили приземляться на парашюте, чтобы смягчить встречу с землей.
— Семь!
Едва заметный отблеск раскаленных камней ложился на ее замершее бедро.
— Шесть!
А свет от оконца — ровный, матовый, чуть-чуть усиленный снежным отблеском, ровно мерцал на ее девичьей шее, напряженной от необычности происходящего.
— Пять!
Она виновато улыбнулась и начала аккуратно менять положение.
— Четыре.
Теперь он видел только ее круто согнутую спину с едва угадываемым позвоночником и острыми лопатками.
— Три.
Лишнего веса в ней не было ни грамма.
— Два!
Нет, лучше обнаженной женщины нет ничего в этом мире.
— Поехали!
Он плеснул кипяток на камни и, подгоняемый волной перегретого сухого пара, ринулся к лежбищу.
Пар опередил его, лаская горячо и дерзко еще никем не целованные плечи, шею, торс, поясницу и тазобедренную классическую точеность скованно лежащей на деревянной лавке девушки.
Она вздрогнула, но осталась в той же напряженной и настороженной позе.
Он приблизился.
Она не шелохнулась.
Он присел и робко, чрезвычайно осторожно и нежно коснулся губами ее плеча.
Она подвинулась, освобождая место рядом с собой.
Он снова коснулся ее плеча тихим, аккуратным, бережным поцелуем.
— Не надо, — прошептала она. — Не надо.
Она замерла, боясь шелохнуться.
Он устроился рядом, почти вплотную к беззащитному, доверчивому, мелко дрожащему телу.
И ее, и его начал бить озноб.
То ли от пара, который ровным горячим слоем накрыл их.
То ли от неведомой обоим возможной близости.
Он ждал, но скованность и дрожь не покидали ни его, ни ее.
Он понял, что она просто робеет перед банной кондовой обстановкой, ведь это не бассейн, не душевая кабина, не джакузи и даже не финская цивилизованная сауна с электронными таймерами и умными термостатами.
Он понял, что ее смущает и тусклость освещения посредством единственного оконца, и замоченные в ушате березовые веники, напоминающие инструменты для мучительных пыток.
Он понял, что она элементарно заражает его своей неуверенностью и необоснованными страхами.
— Так! — сказал он, покидая ложе несостоявшейся любви. — Давай-ка я тебя тихонечко попарю.
— О'кей.
— Только ты расслабься.
— О'кей.
— Но для начала надо как следует прогреться.
Он плеснул два ковша подряд и вернулся к той, которая, крепко зажмурившись, успела принять всем телом нахлынувший жгучий пар.
В банной тесноте резко и свежо запахло березовыми листьями.
— Благодать, — прошептал он. — Истинная благодать.
Озноб резко сменился испариной, и он, и она почти одновременно начали исходить обильным потом.
Женский организм избавлялся не только от водных излишков и накопившихся шлаков, а еще и от стресса, вызванного недавней катастрофой, и от надуманных опасений, еще до конца не забытых, и от неуверенности в грядущих ласках, и от нерешимости все же отдаться именно сегодня, именно ему, и от возможности потерять, и от возможности приобрести…
Мужской же — чем больше прочищал кожные поры, тем становился решительней.
Осталось только довести желанную до соответствующей кондиции.
Он добавил парку и, дождавшись, когда почти невыносимая температура выровняется, пустил в ход два березовых веника сразу.
Правый веник ловко и легонько охаживал распаренной и развернувшейся листвой ее сомкнутые пятки и голени.
Левый веник ласково массировал девичью спину от шеи до поясницы.
— Так, а теперь ложись-ка на животик!
— О'кей.
Он еще добавил парку — немного, но вполне достаточно для усиления банного эффекта.
Она терпеливо сносила его парильный труд.
А он постепенно увеличивал и темп, и силу двойных ударов.
— Хорошо?
— Вери велл!
— Лучше не бывает.
— Вери велл.
— Так, а теперь на спинку, поживей.
Она выполнила команду, немного неловко и стеснительно.
Он же в это время созерцал веники, как бы прикидывая, сколько листьев осталось на каждом, а сколько прилипло к ее коленям, плечам, торсу, пояснице и аккуратным точеным ягодицам.
— Руки по швам!
— Это как? — спросила она шепотом.
— Вдоль тела, значит.
— Боюсь.
— Кого — веника? — Он ободряюще хохотнул. — Да после такой бани тебя уже ничего не испугает, поверь!
— О'кей.
Она снова подчинилась команде.
Производя вениками ритмичные пошлепывания, синхронные похлопывания и аритмичные постегивания, он все же невольно устремлял любопытствующий взор на раскрывшееся перед ним девичье обнаженное тело.
Она же, привыкшая к тому, что ее нисколечко не смущает его пристальное внимание к порозовевшим соскам, все же упорно держала колени сжатыми.
Он, чтобы дать ей ощущение свободы, оставил на лежбище оба веника.
— Теперь пробуй сама.
— О'кей.
— Только не переусердствуй.
Он повернулся к ней спиной, подхватил еще два свежих веника и принялся охаживать себя, не жалея ни листвы, ни собственного тела.
Таким образом он изгонял из себя пока несвоевременное похотливое желание и доводил организм до идеальной кондиции.
— Все, — сказала она. — Финиш!
— Как бы не так!
— Я больше не могу.
— Тогда вперед — на свежий воздух!
Он схватил ее за руку и потащил за собой наружу, в метель и в пургу.
Она не сопротивлялась.
Он толкнул ее в ближайший к бане пушистый сугроб и сам повалился рядом.
Она задыхалась — то ли от восторга, то ли от контраста между жаркой пьянящей баней и отрезвляющей стужей.
Он густо осыпал ее снегом, зачерпнутым ладонями.
Редеющие снежинки, падающие с небес, тоже добавили бодрящей прохлады.
К обнаженной парочке, барахтающейся в свежем глубоком снегу, внезапно присоединилась лайка.
Собака с разбегу зарылась по самый хвост и уши в сугробную рыхлость.
Недаром старалась непогода двое суток подряд! Егерь и Принцесса были теперь обеспечены высококачественным прохладительным.
Как и собака, активно участвующая в коротком, но яростном безумстве.
Но вот закалка распаренных тел закончилась.
Он выдернул ее из сугроба и подхватил на руки.
Она обняла его за шею.
Он в стремительном темпе доставил утомленную жаром и холодом подопечную в баню, к березовым веникам и интимному полумраку.
Она вновь ощутила возвращение забытого озноба.
Он окатил еще не остывшие камни горячей водой из ковша, и волна горячего пара, радостно шипя, заполнила тесное пространство.
— Как тебе наш сибирский обычай валяться голыми в снегу?
— Это даже круче имитации, — сказала она.
— Имитации чего?
— Возгорания спускаемого аппарата и отказа системы обогрева.
— Конечно, круче, — подтвердил он. — И гораздо безопасней.
— Что безопасней, то безопасней.
Она легла набок, освобождая рядом с собой вполне достаточно места.
Он молча устроился рядом.
Оба чего-то ждали и никак не решались приступать к действиям, чтобы не испортить наконец-то установившегося между ними полного, обоюдного доверия.
7 Чистая любовь
Медленно и неумолимо, подчиняясь законам термодинамики, остывали плоские камни.
Медленно и тяжело оседала завеса пара.
Медленно, постепенно, подчиняясь аксиомам взаимной любви, начинали резонировать между неопытной женщиной и таким же неопытным мужчиной неведомые ощущения, начинали резонировать еще никогда и ни с кем не испытанные чувства, начинали резонировать самые дерзкие желания, начинали обретать плоть так долго не сбывавшиеся мечты.
Она вздохнула как-то по особенному, надеясь, что он наконец-то догадается и перестанет дожидаться неизвестно какого магического знака.
И он уловил: пора.
— Можно, я тебя поцелую? — спросил. Робко, но все же спросил.
— Какой ты глупый.
— Почему?
— А разве мужчины спрашивают разрешение, когда им чего-то хочется от женщины?
— Можно, я тебя поцелую? — настойчиво повторил он вопрос нарочно туповатым и виноватым тоном.
— О'кей, — сказала она, крепко зажмуриваясь.
Он ткнулся носом куда-то между ее лопаток.
— Еще, — попросила она.
Он тронул губами там, где начинается шея.
— Еще.
Она медленно, без суеты сменила положение.
Теперь ему было доступно все, что полагается.
Он не стал прокручивать мысленно всю ту порнушную гадость, которой вдоволь насмотрелся еще в прыщавой юности и после которой в штанах становилось мокро, скользко, противно и досадно.
Он не стал вспоминать многочисленные прочитанные наставления по технике половых сношений — все равно без должной тренировки и навыков ни одна из рекомендуемых поз не получится.
Он доверился своим чувствам и ощущениям.
Только не испугать.
Поцелуй нежней розового лепестка.
Только не вызвать отторжения.
Поцелуй осторожней, чем движение пальцев сапера на мине.
Только не сделать больно.
Поцелуй ласковей, чем облизывание сукой новорожденного щенка.
Главное — не торопиться, пока она не ответит взаимностью.
Поцелуи, череда поцелуев — по-прежнему нежных, по-прежнему аккуратных, по-прежнему ласковых, но чуть более интенсивных — передвинулась тихонько и медленно с предплечья на ключицу.
Она не возражала, но и не отвечала. Она вспоминала свою коллекцию. Принцесса в охотничьем костюме версальской фаворитки.
Принцесса в бальном платье эпохи вальса.
Принцесса в купальнике, но с непременной короной в белокурых локонах.
Принцесса на лыжах из горного хрусталя.
Принцессы из волшебных сказок, из кино и мультфильмов.
А также сводный отряд модниц в натуральных шубках от бобра до шиншиллы.
И невесты, невесты, невесты, жаждущие принцев, умеющих ценить голубую кровь, многовековую геральдику и изящные манеры.
Он, не подозревая о проходящем перед ее мысленным взором легионе эксклюзивных кукол, продолжал настойчиво и целенаправленно тревожить поцелуями шею, плечи, ключицу и снова шею.
Ничего не форсировать. Ему давно хотелось перенести очередность поцелуев на столь близкую грудь, но страх все испортить одним непоправимым движением сдерживал его порыв.
Рано или поздно в ней проснется желание.
Шея.
Рано или поздно…
Плечо.
Непременно проснется.
Ключица.
Она же вдруг утратила интерес к давно не виденным принцессам.
Она вдруг ощутила, что ей становится все приятней и приятней от его неторопливой, бережной и ласковой настойчивости.
Она вдруг ощутила, что такое мужской поцелуй.
Обветренными губами.
С покалыванием щетины.
С многообещающим продолжением.
Его поцелуй.
Она вновь изменила положение тела.
И вот наконец он, замерев от восторга, почувствовал на своем плече ответный, робкий и такой желанный поцелуй.
Она, как исправная ученица, начала повторять его действия.
Но ее поцелуи были гораздо энергичней и страстней.
И тогда он положил одну ладонь ей на бедро, а вторую — на ближнюю грудь.
Она сделала то же самое.
Он пальцами нашарил нежный сосок.
Она накрыла ладонью его левый сосочек, под которым сердце начинало ускоренно гнать кровь, гнать туда, куда требуется.
И вскоре она тоже почувствовала, что кровь поступила куда надо и в должном количестве.
Ее вдруг осмелевшая рука убедилась, что имеет дело с настоящим мужчиной.
Его рука пустилась на поиск того, что доставляет женщине наибольшее удовольствие.
Она послушно раздвинула колени.
Он поймал нетерпеливыми раззадоренными губами ее отвечающие взаимностью губы.
И начался длинный урок по обучению страстным поцелуям.
Не отрывая губ от ее рта, он ощутил, как загрубел и напрягся сначала один сосок этой девственной груди, потом другой.
Ее язык начал поиск его языка.
А он все смелее и смелее нашаривал пальцами внизу лобка заветную упругость.
Она уже ласкала обеими руками то, чему предстояло наконец-то лишить ее девственности…
Он с трудом оторвался от ее затяжного сладчайшего поцелуя.
— Может, попробуем?
— А ты сумеешь?
— Не знаю.
— Стью, я боюсь.
— Я тоже.
— Но мне хочется, понимаешь, хочется.
— Мне тоже.
— Ладно, рискнем.
— Дорогая, ложись, как тебе удобней.
— Хорошо.
— И сама направляй куда надо.
— Хорошо.
— Если будет больно, сразу говори.
— О'кей, милый, о'кей.
— Ну что?
— Я боюсь.
— Я тоже.
— Поцелуй меня как можно ниже.
— С удовольствием.
— И я тебя поцелую куда надо.
— Думаешь, это облегчит процесс?
— Молчи.
Он исполнил все ее требования.
Она же сама проявила инициативу, от которой он издал сладострастный рык.
И вот она свой собственной рукой начала приближать кульминационный момент, о котором любая женщина мечтает как о начале новой, еще неизвестной, но такой счастливой, такой долгожданной, такой прекрасной жизни.
Он подчинялся ее робким движениям и сдерживал, сдерживал, сдерживал невыносимое желание стремительно ворваться в девственное лоно и начать там хозяйничать с пылом победившего завоевателя.
— Давай, — прошептала она. — Давай же.
Он подчинился.
— Гоу! — закричала она. — Гоу!
И он, последним усилием воли контролируя ситуацию, готовую сорваться в безумное, непоправимое, чудовищное действо, сделал наконец то, что требовалось.
Она даже не вскрикнула.
Она судорожно замерла.
И он вовремя остановился, чтобы не навредить, не причинить боль.
— Вери велл, — сказала она. — Подожди немного.
— О'кей, — ответил он, переводя дыхание. — О'кей.
Она поймала на пальцы слабую горячую струйку девичьей крови.
Она поднесла окровавленные пальцы к его губам.
Он принял на кончик языка это свидетельство свершившегося чуда.
Это он, а не кто-то другой, стал у нее первым.
И теперь навсегда, навсегда, навсегда он останется им.
Навсегда.
— Больно? — спросил он губами, окрашенными священной кровью весталки.
— Почти нет.
— Мне продолжать?
— Сорри.
— Продолжать?
— Дай расслабиться.
— О'кей.
И он, дожидаясь команды, принялся целовать попеременно то левый сосок, то правый, то левый, то правый, то левый, то правый.
Она же машинально впилась ему ногтями всех десяти пальцев между лопаток, как бы опасаясь продолжения кровавого нашествия.
Но вот страх ее заглушило новое возбуждение, которое он породил, целуя набухшие соски.
И скованность прошла.
— Гоу! — прошептала она, обмирая. — Гоу!
Теперь он вошел в нее, пусть и не резко, но до самого дна.
И вот элементарный половой акт, совершаемый по взаимному согласию, акт, совершаемый впервые и ею, и им, акт, происходящий в полумраке русской бани, вдруг преобразился в нечто подобное полному и абсолютному счастью, в небывалое единение души и тела, тела и души.
Когда хочется длить, длить и длить это утонченное, трепетное, пронизывающее каждую клеточку организма состояние. Когда хочется вечно пребывать в положении любящего и любимого, любимой и любящей, когда вещный мир перестает существовать и остаются только двое соприкоснувшихся с наивысшим блаженством. Двое бесконечно желающих сделать столь же приятно ему, как и себе, себе, как и ей, столь же щедро и безумно, столь же страстно и трепетно…
Но все когда-нибудь кончается.
Он испустил крик, свидетельствующий о неимоверном блаженстве, затмевающем все ранее испытанное.
Она, приняв обильную порцию того, что полагается, и куда полагается, ответила ему продолжительным, сладостным, многозначительным стоном.
Не зря он медлил и не форсировал, не зря.
Он попытался высвободиться от нестерпимо великолепного кайфа, чтобы хотя бы передохнуть чуток, но она резко догнала его отклоняющееся тело и не позволила разъединиться.
Тогда, восстанавливая сбившееся дыхание, медленно приходя в себя после впервые изведанного сверх-кайфа, он расслабился и перестал делать попытки к отступлению.
А она продолжала сладостно постанывать и совершать тихие, но нескончаемые движения.
И он, возвращаясь в исходное состояние, вдруг понял, что она хочет продолжения, и на миг испугался, что вряд ли сможет повторить все от и до.
Но она не унималась.
Без раздражения, без лишних слов, без суеты и отчаяния.
И страх его прошел, и опасение миновало, как только он почувствовал нарастающие симптомы новой готовности к еще более длительному, еще более восхитительному, еще более волшебному, еще более сказочному акту этого таинства.
И таинство повторилось вновь, и длилось оно намного дольше.
Он выложился полностью, обретя второе дыхание и дополнительную страстность.
Она тоже исчерпала все эмоции, отдала все силы.
Но старались, старались, старались они не зря.
А ради полного и безоговорочного удовлетворения, ради слияния в обоюдном порыве, ради обоюдного восторга и персонального счастья, ради обретения любви, ради подтверждения банальной истины, что мужчина без женщины ничто, как и женщина без мужчины.
8 Нежелательные последствия
Угас любовный пыл.
Камни, дающие крутой пар, тоже остыли.
Лишь в застекленном оконце добавилось света от наступающего полдня.
— Так я пойду одеваться. — Студент зашвырнул ненужный исхлестанный веник в дальний угол.
— Иди, — сказала Принцесса. — Я немного еще полежу.
— Правильно. Ты пока отдохни…
Студент начерпал ковшом из бочки полный таз холодной воды.
— Я за тобой вернусь.
Студент окатил себя с головы до пяток.
— Хорошо-то как!
Но утомленная физически, опустошенная духовно, истощенная сексуально Принцесса не разделила энтузиазма воспрянувшего партнера.
— Набирайся сил. — Приоткрыв дверь в тамбур, Студент, испытывающий небывалую вдохновенную усталость, обернулся к той, которая отдала ему все, что могла.
Принцесса лежала по-прежнему, боясь шевельнуться, лежала, широко раздвинув колени.
Студент поймал себя на удивлении, что эта вроде бы вызывающая поза смотрелась в ее исполнении вполне достойно и прилично.
Сквозняк из тамбура лизал пронзающим холодом ноги босого любовника, а тот смотрел и не мог насмотреться на ту, которой совсем недавно обладал без каких-либо оговорок и условий.
В полумраке она казалась дерзкой и откровенной скульптурой, которая запечатлела натурщицу в первый момент после изматывающего сношения.
— Ладно, я побежал!
Она не ответила ни словом, ни жестом.
— Я тебя люблю! — крикнул он.
В ответ вынужденное молчание.
И наконец до него дошло, что ей, наверное, просто больно.
Студент вывалился в тамбур и захлопнул дверь.
Принцесса осталась одна.
Страсть канула.
Оргазм закончился.
А боль от безвозвратно утерянной девственности осталась.
Тупая саднящая боль…
Студент влез в холодную рубаху и принялся натягивать брюки.
И тут его тоже настигли последствия банно-сексуального действа.
В области мошонки заныло противно и нудно.
И каждое движение теперь вызывало легкую боль.
Теперь Студент окончательно понял, что Принцессе гораздо тяжелей восстанавливаться после первого в жизни полового акта.
Вернее двух, совершенных почти без перерыва…
9 Тропа нежности
Студент, прислушиваясь к непривычным и не очень приятным ощущениям, доковылял до избы.
Лайка несла сторожевую вахту на крыльце в положении лежа.
Алиса пропустила хозяина в дом, а сама осталась на крыльце дожидаться куда-то запропастившейся гостьи.
Студент налил полстакана рябиновой настойки, выпил не закусывая.
Вроде полегчало.
Прилег на медвежью шкуру.
Через пару минут совсем отпустило.
Студент вдруг вспомнил о страданиях Принцессы и по-быстрому собрал нужные вещи.
Он вернулся в баню с тонкой свежей простыней, тяжелым овчинным тулупом, лохматой шапкой-ушанкой из лисьего меха и разношенными серыми валенками чудовищного размера.
Студент отворил дверь в остывающую баню.
— Эй, Принси, ты там еще живая?
— Почти, — ослабевшим голосом ответила бывшая девственница, так долго хранившая свое американское целомудрие. — Почти.
Студент внес в баню ворох сибирского барахла.
— Тогда приступаем к операции «Эвакуация»!
— Я не против. — Принцесса стянула с головы намокшее полотенце, впитавшее достаточно влаги с волос. — Я не против.
Студент завернул свою Принцессу в свежую простыню, а сверху набросил тулуп — надежную защиту от любой, самой злобной метели, от любой, самой разгулявшейся пурги, от любого зашкаливающего мороза и прочих атмосферных напастей.
Студент нахлобучил на голову своей законной Принцессе лисью шапку, которая мгновенно превратила цивильную американку то ли в заслуженную эскимоску, то ли в чукчу из анекдотов, так любимых русским народом.
Студент заставил свою ненаглядную и чудную Принцессу засунуть ноги в колючие, шершавые, просторные валенки.
— Я, наверное, сейчас похожа на пугало?
— На чучело, но весьма симпатичное чучело.
— Всего лишь симпатичное?
— Не напрашивайся на комплименты.
— Как гласит древняя японская пословица, «пойманную рыбу не кормят»?
Студент в ответ наградил эрудированное чучело долгим поцелуем.
А потом ловко и умело подхватил затихшую Принцессу на руки и вынес из бани на свежий воздух.
Принцесса обняла своего ненаглядного отшельника.
Ветер почти угомонился.
Снегопад почти перестал.
От метели остались только слабые завихрения над сугробами.
От пурги — лишь отполированный до блеска наст.
Но таежным любовникам, испытавшим банное вожделение, банную страсть и банное умиротворение, было не до изменений в текущей погоде.
Принцесса умудрялась прямо на ходу нацеловывать своего Студента.
Несмотря на то, что валенки едва не слетали с ног.
Несмотря на то, что тулуп практически не давал двигаться.
Несмотря на лохматую шапку, сползающую до переносицы.
Лайка встретила счастливых влюбленных на дорожке, ведущей к избе.
Но ни прежний хозяин, ни новоявленная хозяйка не обратили никакого внимания на прыжковые собачьи экзерсисы.
Алиса старалась напрасно.
Вкусившие истинного блаженства, влюбленные обменивались и обменивались поцелуями, не разбирая целей.
Он попадал то в изящное запястье, то в не менее изящную шею.
Она же попадала то в теплый, упрямый, твердый нос, то в сочные, вкусные, податливые губы, то в колючий подбородок.
10 Роковое признание
Студент перенес затихшую Принцессу через порог, как положено новобрачным.
Студент положил свою Принцессу на медвежью шкуру.
Кротко поцеловал в нос.
Освободил от шапки.
Сочно поцеловал в губы.
И наощупь стянул с любимой валенки.
Она ответила встречным слабым поцелуем.
Студент понял, что у его ненаглядной силы на исходе.
Развернул полушубок, но не понес на вешалку, а накрыл им изумительные очертания, проступающие сквозь влажную простыню.
— Вери велл, — прошептала совсем неслышно Принцесса. — Вери велл.
— Может, тебе одеться?
— Нет. — Принцесса блаженно улыбнулась, вспоминая банную эпопею. — Лучше найди сухую простыню.
— Будет исполнено.
Студент ринулся к шкафу, благодаря небо за то, что когда-то, непонятно зачем, запасся постельным бельем самой престижной итальянской марки.
Наверное, сам не подозревая, он готовился к этой встрече.
— Давай-ка помогу… — Студент приподнял полушубок, давая Принцессе возможность сменить простыню.
Та это сделала немного неловко, но без малейших признаков стыдливости.
Студент, пользуясь удобным моментом, наслаждался видом прелестной наготы.
Там, в бане, он воспринимал ту, которая ответила любовью на его любовь, какими-то потрясающими фрагментами.
Грудь — то одна, то другая.
Бедро.
Голень.
Запястье.
Шея.
Промежность.
Ляжки.
В общем, сексуальный набор.
И все это — сквозь волшебное марево восторга и обожания, сквозь чудесный туман осуществленной мечты, сквозь пелену сбывшейся надежды, сквозь метельную снежность, сквозь мутность пурги.
Здесь же Принцесса смотрелась обыкновенной женщиной.
Все как надо и где надо.
Но от этого открытия, от этого прозрения Студенту еще больше захотелось понежить это милейшее существо, принадлежавшее теперь исключительно ему, и никому больше.
Только ему — таежному отшельнику, все-таки дождавшемуся своего реального счастья.
Она завернулась в свежую простыню и легла набок, поджав колени.
Он осторожно накрыл ее тяжелым полушубком.
— Дорогая, тебе надо поспать.
— Хорошо, милый.
— А я пока пойду в бане приберусь.
— Стой.
— Хочешь, чтобы я тебя побаюкал?
— Хочу.
— Отлично. — Студент придвинул табурет как можно ближе. — Может, колыбельную спеть?
— Нет.
— Почему?
— Скажи, ты любишь меня?
— Зачем задавать нелепые вопросы, которые не требуют ответа?
— Нет, скажи все-таки — любишь?
— Люблю! — Студент поцеловал Принцессу чуть ниже розовеющего после банных испытаний уха. — Люблю!
— А ты знаешь, что я тебя обманула самым мерзким образом?
— Хочешь сказать — это была не девственная плева?
— Фак!
— Так ты еще и ругаться умеешь?
— Ты можешь не перебивать? Мне очень трудно говорить, а тем более правду.
— Извини, дорогая, извини.
Принцесса тут же получила сатисфакцию в виде череды поцелуев от макушки до пяток.
И самых интимных ласк.
— Не балуйся.
Студент выпрямился и демонстративно сложил руки на груди.
— Я понимаю: тебе необходим отдых, понимаю.
— Сейчас я тебе все скажу, и можешь быть свободен часа на три.
— Только не вздумай сказать, что ты отдалась мне без любви, а ради научного эксперимента.
Студент сердито надул щеки и выпятил губы.
— Мой хороший, мой единственный и неповторимый…
— Приятно слышать.
— Не перебивай, прошу.
— Извини, извини, извини.
— Я, как бы это правильно выразиться по-русски… Не то, что ты обо мне думаешь.
— Так ты не американская космонавтка?
— Астронавт я, астронавт, но не профессиональный.
— Это как понимать?
— Я должна была отправиться на Международную космическую станцию в качестве туриста.
— Стоп, стоп, дай сообразить.
— За собственный счет.
— Ты намекаешь, что у тебя много денег?
— Очень много.
— Никогда бы не подумал.
— Почему?
— Потому что деньги, особенно слишком большие, портят людей.
— Не всех.
— Но ты совсем не похожа на чересчур богатую особу, совсем не похожа. — Студент для подтверждения своих недоуменных слов чмокнул Принцессу в щеку. — Совсем не похожа.
— Увы, Стью, но я и правда в некотором роде принцесса. Дочь автомобильного короля.
Принцесса закусила губу, ожидая бурной реакции на сногсшибательное заявление.
Егерь лишь усмехнулся.
— А я — царь всех сибирских соболей.
— Стью, я серьезно — мой папочка входит в первую десятку американских миллиардеров.
— В первую десятку миллиардеров, — повторил егерь. — В первую десятку…
Наконец-то мельтешение и неразбериха событий последних трех суток прекратились, и смутные фрагменты сложились в четкий и логичный узор, от которого повеяло…
— Дочь миллиардера!
Егерь осторожно поцеловал самую желанную невесту мира в губы.
Та даже не ответила.
Он повторил поцелуй, но более страстно.
Результат отрицательный.
— Похоже, Принси, ты не шутишь.
— Но мы же не выбираем, в какой семье родиться.
— Кому как повезет.
— Вот и в любви то же самое.
— Значит, нам повезло?
— Конечно.
— Может быть, Принси, ты и права.
— Конечно, права.
— По крайней мере, будет что вспомнить.
— Мне тоже… Ты огорчен?
— Да практически нет. Видишь ли, я и так не питал особых иллюзий. Так как смешно думать, что американка променяет Международную космическую станцию на сибирскую таежную избушку.
— Хочешь, я скажу отцу, и он здесь такой райский уголок для тебя устроит — спутниковую связь, телевидение, дополнительное благоустройство…
— И мы будем каждый день с тобой беседовать по телефону.
— Я не против. Ты будешь мне рассказывать про соболей, я тебе — про невесомость.
— Нет, мне как-то не хочется возобновлять активные контакты с цивилизацией.
— А со мной?
— Принси, давай договоримся так. Когда ты уедешь, я буду просто мечтать, что, быть может, когда-нибудь ты вернешься. А телефон только все испортит.
— Боишься, что однажды я объявлю, что выхожу замуж?
— Да.
Замолчали.
Принцесса понимала, что после такого признания не надо больше никаких слов.
Студент же пытался убедить себя, что по большому счету ничего ужасного не произошло.
Подумаешь, дочь миллиардера.
Не инопланетянка же, в конце концов.
Обыкновенная женщина, обремененная капиталом.
Конечно, никогда не быть ему женихом той, которую он любит. Не быть…
Егерю надоело терзаться, прикидывая недоброе будущее, и он деловито вернулся в почти невероятное настоящее.
Факт, как говорится, налицо: американская миллиардерша отдалась ему по доброй воле и согласию.
А это дорогого стоит.
Не каждому такое доводится испытать, далеко не каждому.
Так что хватит нюни распускать.
Подумаешь, дочь миллиардера.
Не инопланетянка же, в конце концов.
Обыкновенная женщина, обремененная капиталом.
— Принси, лучше посоветуй отцу…
— Что? Стью, что?
— Лучше посоветуй отцу, чтобы на месте гибели вертолета поставили какой-нибудь памятник.
— О'кей. Закажем самому лучшему дизайнеру черную мраморную стелу с позолоченным вертолетом.
— По крайней мере, эта трагедия, подарившая мне самые счастливые дни моей жизни, будет увековечена.
— Самые счастливые дни, — повторила срывающимся голосом Принцесса. — Самые, самые…
И она вдруг зарыдала, не сдерживая ни слез, ни воплей, ни соплей.
Егерь не стал утешать миллиардерскую дочку.
Он подозвал отдохнувшую лайку.
— Ну что, красавица, пойдем подышим свежим воздухом? — В сопровождении верной собаки егерь, не оглядываясь, двинулся к двери. — Пусть наша гостья отоспится как следует.
Хозяин выпустил собаку на крыльцо и сам вышел следом.
— Пусть выспится…
11 Падающая звезда
Нарыдавшись, Принцесса уткнулась в подушку.
Теперь ей предстояло подвести хотя бы предварительный итог случившемуся.
Она никак не могла определиться в оценке того, что произошло, — то ей казалось, будто она совершила самую большую глупость на свете, то, наоборот, хотелось верить в сбывшуюся мечту, в мечту, которая осуществилась только наполовину.
Принцессу подташнивало, как после кросса по пересеченной местности.
Принцессу ломало от основания черепа до пяток, словно после центрифуги, настроенной на десятикратную перегрузку.
И особенно ныло и саднило там, где полагается, и чуть глубже.
Но она все принимала как должное и терпела.
Она привыкала к тому, что не менее получаса назад стала женщиной во всех смыслах этого изумительного слова.
Женщиной!
А ведь эта холеная красота могла остаться не востребованной ни одним настоящим мужчиной.
Женщиной!
А ведь эта принципиальная девственность могла уйти в мир иной, так и не познав ни любви, ни секса, ни взрывчатой смеси этих самых изумительных, самых непредсказуемых, самых желанных чувств.
Женщиной.
Теперь что бы ни случилось в дальнейшем, теперь какие бы зигзаги ни выписывала ее судьба, — то, что произошло так неловко, но так нежно, мило, восхитительно, навсегда останется в ее биографии такой же поворотной датой, как день появления на свет.
Женщиной!
Принцессу подташнивало, как после кросса по пересеченной местности.
Принцессу ломало от основания черепа до пяток, словно после центрифуги, настроенной на десятикратную перегрузку.
И особенно тупо ныло и саднило там, где полагается, и чуть глубже.
Но Принцесса все принимала как должное и терпела.
Пусть саднит.
Пусть ноет.
А еще нестерпимо клонило в сон.
Но Принцесса не могла так просто заснуть, не увидев хотя бы еще раз своего милого…
И вот он вошел с ружьем на плече — герой-хантер, да и только.
— Дорогая, — сказал он простуженным хриплым голосом. — Дорогая Принси, я ухожу.
— Куда, милый?
— На охоту, дорогая.
— Ты, милый, хочешь оставить меня одну?
— Ненадолго, дорогая.
— Я буду ждать.
— Дорогая Принси, я постараюсь добыть для тебя самого красивого соболя в заповеднике.
— Но это же нарушение закона?
— Ничего, дорогая, здесь не Соединенные Штаты Америки, здесь Россия.
— Ты хочешь сказать, что в России…
Но милый не дослушал гневной тирады поборницы строгого исполнения и непременного соблюдения любого, даже самого идиотского закона.
Он ушел в тайгу вместе с лайкой.
Принцессе хотелось прикинуть, на что она пустит шкурку знаменитого соболя, но все прикидки и расчеты показывали, что на шубу надо не меньше девяноста девяти соболей, и не меньше.
Впрочем, что стоит милому настрелять сотню? Пусть только попробует вернуться лишь с одним.
Тотчас же пойдет обратно на охоту за шубой.
Но тут меховые грезы прервал отчетливый гул прилетевшего спасательного вертолета.
Принцесса выбежала на крыльцо.
Из машины, зависшей над крышей избы, космической туристке скинули трос, на конце которого сиял никелированный альпинистский карабин.
Принцесса защелкнула тугой карабин в специальной петле на поясе своего комбинезона.
И время как-то мгновенно спрессовалось в непрерывные эпизоды.
Триумфальное возвращение в Центр подготовки.
Сдача экзаменов — в билете всего один вопрос, и то самый легкий: как выживать зимой в тайге. Отправка на космодром. Старт корабля. Удачный выход на орбиту. Идеальная стыковка.
Переход в жилой отсек Международной космической станции.
И сюрприз от автомобильного короля.
Папочка, оказывается, за дополнительную оплату купил обожаемой дочке право на двухчасовую прогулку в безвоздушном пространстве на высоте в триста пятьдесят семь километров от земной поверхности.
Выход в открытый космос состоялся над Северной Америкой, точно над родным штатом Принцессы.
Она парила над планетой.
И вот, когда промелькнул океан и большая часть Азиатского материка, Принцесса вдруг догадалась, что она в данный момент находится над Сибирью, точно над тем самым местом, где Соболиный заповедник и Горячий ручей.
Она снизилась максимально возможно, до упора натянув фал, но никак не могла разглядеть ту избушку, где к ней пришла любовь, ту баню, где она утратила девственность, где стала женщиной…
Женщиной…
Принцесса, обливаясь счастливыми и горькими слезами, рванула страховочный фал. Она увидела наконец то, что хотела. И избушку. И баню.
И милого, несущего с охоты девяносто девять соболей ей на шубу.
Но тут страховочный фал не выдержал напряжения и лопнул.
Обреченная на верную гибель незадачливая космическая туристка с красивым позывным «Принцесса» неумолимо понеслась на встречу с атмосферой, порождающей метель, пургу и снег.
Скафандр начал постепенно нагреваться.
И нет рядом ковша с ледяной водой, чтобы остудить раскаленную докрасна Принцессу.
Скафандр, врезаясь в плотный воздух, мгновенно вспыхнул…
Но Принцессе было не страшно погибать.
Ведь там, внизу, среди глубокого снега и столетних реликтовых кедров, там, внизу, стоит милый егерь, задрав голову в полночное небо, и завороженно наблюдает, как она, его Принцесса, его любовь превращается на краткий миг в звезду — самую яркую из всех звезд.
Самую яркую…
И Принцесса успела выкарабкаться из погибельного сна в тот самый момент, когда потеряла сознание от перегрева, не совместимого с жизнью…
12 Собачье настроение
Надышавшись вдоволь, егерь тихонечко заглянул в избу.
Принцесса, тихо простонав, глянула отчаянными глазами на Студента и снова провалилась в непредсказуемость и безжалостность послебанных сновидений.
Лайка попыталась ловко проникнуть внутрь.
Но егерь вернул беспокойную собаку на крыльцо, поплотнее закрыл дверь и продолжил дыхательные упражнения.
Ветер стих, но снег еще, пусть и редкий, падал и падал, красиво иллюстрируя закон гравитационного тяготения, гораздо красивее, чем винтокрылая машина, два дня назад исполнившая смертельную крутую диагональ.
Студент присел на нижнюю ступеньку крыльца.
Лайка устроилась рядом.
— Эх, псина ты, псина! — Студент обнял Алису правой рукой. — Ничего-то ты в человеческой жизни не понимаешь.
Собака блаженно припала мордой к хозяйскому колену.
— Эта катастрофа будет пострашней, чем трагедия с вертолетом, гораздо страшней.
Студент снял меховую шапку-ушанку и, зажмурившись, запрокинул голову, подставляя еще не отошедшее от пара и страсти лицо под холодные снежинки.
— Как же мне, собака, не везет с любовью!
В ответ Алиса только лизнула запястье огорченного хозяина.
— Как не везет! Ну почему она дочь миллиардера!
Собака проигнорировала некорректный вопрос.
— Она же ни за какие коврижки не останется здесь с нами в глухой тайге. Да дело даже не в том, что у нас медвежий угол и бездорожье. Принси же на всей Земле тесно и неуютно. Поэтому она и рвется, глупая, в космос, не понимая, что там тоже нет ни счастья, ни любви. Сплошной вакуум и температура, близкая к абсолютному нулю. Конечно, слетав на орбиту и намаявшись в международной консервной банке, она поймет, что зря покинула Землю. Но к этому времени, Алиса, поверь мне, эта космическая, блин, туристка забудет и тебя, и меня, и баню, и даже то, что она была на волоске от гибели. Конечно, веселясь на светских раутах или лежа на частном пляже, она будет изредка вспоминать, кто ее лишил девственности и одарил настоящей любовью. А потом выйдет замуж за какого-нибудь никчемного сынка, разумеется, миллиардерского, и постарается все позабыть, понимаешь, все.
Собака терпеливо выслушала необычайно пространный монолог хозяина и, незаметно выскользнув из-под слабеющей руки, рванула по нужде к поленнице.
Егерь же, по-прежнему без шапки, по-прежнему зажмурясь, ждал, когда же небо охладит его лицо и чувства.
Но облегчения не наступало.
Тучи вдруг спохватились, закаялись в своей многодневной расточительности, заскаредничали.
Студент открыл глаза, так как лишь одна последняя снежинка легла ему на лоб.
Небесные запасы иссякли.
Ветер тоже упорно не хотел возвращаться, наработавшись вдоволь за истекшие сутки.
А сквозь облачность пробилось тусклое солнце, предвещающее ясный и морозный вечер.
Но самоликвидация метельного фронта не обрадовала егеря.
Наоборот, донельзя расстроила.
Летная погода ускоряла расставание с любимой женщиной.
— Эх, Алиса! Даже проклятая метеорология, и та против нас. А я так хотел, чтобы метель не утихала хотя бы неделю или две, а лучше всего — до самой весны!
Собака явно не хотела внимать новому монологу и спряталась за баню.
— Но если счастливое ненастье закончится сегодня и проклятая хорошая погода все же подпишет смертный приговор нашей любви, то останется лишь одно — пустить себе пулю в лоб. Нет, две пули! Из обоих стволов разом. Это же так просто. Главное — соединить спусковые крючки изолентой. Да к тому же бахнуть в рот не пулями, а картечью. И дурные, влюбчивые, несусветные мозги красиво разлетятся по всей тайге. И пусть эти мыслящие ошметки жрут соболя, грызут зайцы, склевывают птицы!
Пожалев хозяина, лайка перестала таиться и снова приблизилась к крыльцу.
— И будешь ты, Алиса, безутешно завывать над трупом безголовым, трупом вечного неудачника!
Студенту вдруг почудилось, что за его спиной скрипнула, приоткрываясь, дверь. Он резко обернулся.
Нет, дверь была на месте. Но, возможно, предательский скрип прозвучал в момент ее закрытия…
Студент нахлобучил шапку и отправился колоть дрова.
Если Принси подслушивала, то это ее личное дело.
Так даже лучше.
Пусть знает, что он любит ее больше жизни. Студент условным свистом подозвал лайку. Собака приблизилась, виновато поджимая хвост.
— Алиса, я наверно, дурак.
Собака не подтвердила хозяйский диагноз, но и не опровергла.
— Мог бы догадаться, что Принси подслушает мой монолог.
Собака при слове «Принси» ткнулась носом в колено егерю.
— Эх, не сообразил сказать, что лучше, как в классической трагедии, закончить двойным убийством, даже тройным.
Собака навострила уши.
Голос хозяина звучал мрачно и пугающе.
— Сначала полчерепа снести богатенькой дурочке! Потом уложить рядом любимую собаку, чтобы не тосковала без хозяина.
Лайка, уловив угрожающий намек, отшатнулась от хозяина, сочиняющего то ли банальный хоррор, то ли дешевый триллер.
— И наконец славным дуплетом вышибить свое идиотское сознание и подсознание, покончить раз и навсегда с этой нелепой и необъяснимой штукой, которая называется любовь.
Студент оглянулся на крыльцо, проверяя, не приоткрылась ли дверь снова.
Но дверь оставалась непоколебимой.
— Впрочем, это необязательно любопытная Принцесса скрипнула дверью. Так же, Алиса? Может, это просто сквозняк подшутил?
Собака, обеспокоенная кровожадным настроем хозяина, бодро отступила к поленнице из сухих дров.
— Да ты не паникуй, Алиса! Не паникуй. Хозяин шутит. Это у него юмор такой черный…
Студент выбрал самую корявую, сучковатую и смолистую чурку и взмахнул тяжелым увесистым колуном.
Хрясь!
Впрочем, еще надо крепко подумать, что лучше — глупый суицид или дальнейшее бессмысленное существование.
Хрясь!
Ты в тайге.
Хрясь!
Она в космосе.
Хрясь!
Ты егерь.
Хрясь!
Она дочь миллиардера.
Хрясь!
Ты Студент.
Хрясь!
Она Принцесса.
Колун взмывал над взъерошенной головой егеря и со всего размаху опускался на чурку, которая требовала не только силы, но и умения.
И чем замысловатей и сложней выглядело сплетение в тяжелые узлы древесины, усиленной арматурой из многочисленных сучков, тем легче становилось на раздосадованной душе.
Самое благородное дело для настоящего мужчины — колка дров.
Это занятие всегда успокаивало, особенно в те минуты, когда одиночество становилось действительно невыносимым.
Хрясь!
Когда хотелось вернуться в город и создать полноценную семью с любимой супругой.
Хрясь!
Когда мечталось наклепать детей — трех мальчиков и пару девочек, может, даже и близнецов!
Хрясь!
Чурка упорно сопротивлялась, никак не желая превращаться в горку поленьев, одуряюще пахнущих смолой.
Хрясь!
— Ты ей не жених.
Хрясь!
— Она не твоя невеста!
Хрясь!
— Впрочем, о чем сожалеть?
Хрясь!
— Она же была.
Хрясь!
— Была.
Хрясь!
— Была — твоей первой женщиной.
Хрясь!
— А ты у нее — первый мужчина.
Хрясь!
— Первый.
Хрясь!
Чурка сдалась под напором увесистого колуна и неоспоримых выводов.
И этого должно хватить на всю оставшуюся жизнь, как бы эта жизнь ни сложилась дальше.
Утомленный, но успокоенный, егерь собрал корявые, уродливые, дырчатые поленья и бросил поверх стандартных дров.
На ладонях остались следы прозрачной смолы, напоминающей слезы.
Студент знал, что совсем скоро прозрачная смола почернеет и прочно въестся в кожу.
Но сейчас его занимало только одно — угрожающее изменение погоды в лучшую сторону.
Метель почти совсем перестала хулиганить.
А пурге не хватало энергии даже для игры с пышным собачьим хвостом.
Кедровые реликтовые кроны, еще не до конца освободившиеся от прошлогоднего урожая шишек, перестали шумно беседовать.
Сухостоины, устоявшие под натиском стихии, успокоились. На этот раз их обнаженные стволы не переломило, на этот раз их корни не вырвало из промерзшего суглинка.
Мертвые, безжизненные, но по-прежнему стойкие деревья продолжили свое бессмысленное и отчаянное существование.
Зато бодро и задорно разносился птичий гомон и перекличка.
Выжившие в лютый мороз, в беспощадную метель и безжалостную пургу получили великолепный шанс продержаться до весны, чтобы под журчание талых вод и тихое лопанье набухших почек воспеть любовь земную и небесную.
А Студент так надеялся, что распогодится не так скоро.
И Принцесса тоже…
13 Предчувствие разлуки
Вопреки пожеланиям обитателей Горячего ручья, природа, исчерпав февральский запал, перестала буйствовать и резвиться.
Сквозь поредевшие тучи внезапно пробилось солнце, и свежий покров снега отсалютовал яростным блеском.
Тайга впала в тихое уныние, вспоминая трехсуточное буйство стихии.
И в охотничьей избе никто не радовался тому, что наконец-то установилась вполне летная погода.
Егерь, сидя за пустым столом, вырезал на его поверхности сердце, пронзенное стрелой.
Острый нож плохо и лениво подчинялся непривычному занятию.
Принцесса, не обращая внимания на скрип упорного лезвия, наводила последние штрихи, чтобы окончательно превратиться из нечаянной любовницы егеря в будущую космическую туристку.
Даже лайка, предчувствуя грядущую разлуку с гостьей, тихо лежала у самого порога.
Принцесса давно переоделась в свой космический тренировочный комбинезон.
Чуть выше сердца — звездно-полосатый флажок.
Правее — российский триколор.
Американка в ожидании запоздавших спасателей упорно молчала.
Не раздавала пустых обещаний.
Не пыталась успокоить спасительной ложью.
Не унижала ни себя, ни его попытками откупиться.
Не искушала повторением банного акта.
Не усугубляла горечи затянувшегося прощания.
Принцесса лишь грустно молчала.
Да и зачем слова в такой ситуации?
Студент и так понимал — она благодарна ему за эти три незабываемых, нереальных, сказочных дня.
За нюх и сообразительность лайки.
За первую помощь.
За клюквенный горячий морс.
За обед из дичи.
За откровения про любовные неудачи.
За пельмени с медвежатиной.
За баню.
За крепкий пар.
За березовые веники.
За поцелуи.
За все, все, все…
Студент зашел в кухонный угол, нацедил в рюмку остатки рябиновой настойки и, выпив, тяжело вздохнул.
Не завтракать им больше вместе, не обедать и не ужинать.
Не лепить пельмени.
Не париться в бане.
Студент без шапки и полушубка вышел на крыльцо.
Лайка — следом.
Принцесса осталась на медвежьей шкуре. Студент прикрыл глаза ладонью. Нестерпимо бликовая белоснежный наст. Небо сияло прозрачной безнадежной синевой.
А кедры стояли молчаливым и угрюмым траурным караулом.
На Горячем ручье каждая деталь в данный момент свидетельствовала о скорой разлуке.
Студент, высвободив запястье из-под манжеты свитера, посмотрел на часы.
Вот-вот должно было кончиться время, отпущенное его любви коварной судьбой.
Вот-вот…
И действительно, лайка напрягла уши, заслышав где-то над затихшими сопками нарастающий вертолетный гул.
Да, собака не ошиблась.
Неотвратимый звук лопастей приближался, приближался и приближался.
Метель позорно спряталась в кедровой чаще.
Пурга затаилась на болоте, густо засыпанном снегом.
А вертолет хищно делал последний вираж, нагло выбирая место для удобной посадки.
На крыльцо вышла Принцесса.
Лайка досадливо гавкнула на снижающуюся винтокрылую, рубящую прозрачный морозный воздух машину.
— Кажется, это за тобой? — сказал тихо Студент и уселся на нижнюю ступеньку крыльца. — Точно, за тобой!
А вертолет снижался, снижался, снижался…
14 Цена любви
Начальник Центра подготовки космических туристов отбросил полушубок и, запинаясь, двинулся навстречу восхитительному таежному миражу, навстречу воскресшей миллиардерской дочери.
Следом неловко семенил помощник по связям с общественностью, пытаясь мысленно сформулировать пресс-релиз, самый сенсационный пресс-релиз в его жизни.
Но правильные и нужные слова где-то затерялись.
Босс с откровенным восторгом и нескрываемым удовольствием пялился на свою американскую подопечную — чудом выжившую красавицу, будущую космическую туристку с таким чудесным позывным «Принцесса».
Помощник тоже радовался и за себя, и за босса.
Чудесное спасение дочери миллиардера резко повышало шансы начальника на сохранение и должности, и всего остального.
В мудрых и уставших глазах счастливого начальника Центра подготовки космических туристов явно прочитывалась мысль: эту везучую леди теперь можно отправлять не только на Международную космическую станцию, но и на Луну… и даже на Марс.
— Рад видеть вас в полном здравии! — Босс от всей души обнял Принцессу.
— Сенкью, то есть спасибо.
Принцесса наклонилась к настороженной собаке и потрепала ее по холке.
— Все о'кей, Алиса, все о'кей.
Помощник по связям с общественностью, обойдя генерала, принялся необузданно фотографировать дочь автомобильного короля, по ошибке внесенную в скорбный список.
— Да уймись ты! — рявкнул босс. — Успеешь нащелкаться.
Помощник развернулся спиной к Принцессе и направил объектив на поленницу дров, на баню, на генератор под навесом.
Начальник Центра подготовки космических туристов, не, обращая внимания на главного спасителя, робко стоявшего за спиной Принцессы, продолжил взволнованную речь:
— Думаю, мисс, ваш отец будет чрезвычайно обрадован таким развитием событий.
— И не только он.
— Да, вы правы, все население Соединенных Штатов отчаянно переживало за судьбу своей великолепной соотечественницы — мужественной, смелой, отважной!
— Вы мне льстите.
— Нисколько.
Принцесса снова приласкала собаку.
— Алиса, все будет о'кей, все будет о'кей.
— Думаю, мисс, вас заждались на орбите.
Принцесса выпрямилась, а успокоенная лайка успела лизнуть ее в запястье.
Хитрый помощник по связям с общественностью, спрятавшись за углом бани, взял босса в перекрестье фотоприцела.
За снимок этой исторической встречи можно и первый приз взять — на любом, даже самом престижном репортерском фестивале.
Лишь Студент по-прежнему не принимал никакого участия в происходящем.
Принцесса обернулась к осунувшемуся и упорно молчавшему егерю.
— Все будет о'кей, Стью.
Егерь не ответил ни движением губ, ни движением глаз.
— Мисс, нам надо торопиться, — сказал босс. — Как бы погода снова не испортилась.
Принцесса обиженно шагнула от неотесанного егеря к вежливому и учтивому начальнику Центра подготовки космических туристов.
— Да, мисс, я думаю, что после ускоренной медицинской комиссии вы успешно завершите программу подготовки и в оговоренные сроки отправитесь на орбиту.
Принцесса приняла стойку, как по команде «смирно», и отчеканила:
— Сорри, сэр, но я передумала.
— Не понял.
— Я передумала.
В уставших и мудрых очах бывшего многократного дублера задергалось недоумение.
— Вы, мисс, опасаетесь повторения катастрофы?
Босс невольно покосился в ту сторону, где должны были лежать останки разбившегося вертолета.
— Нет, я не полечу на Международную космическую станцию по более веской причине.
— Какой?
— Я решила отправиться в другое путешествие. — Принцесса круто развернулась к онемевшему Студенту. — В свадебное.
Она решительно шагнула к обомлевшему от радостной неожиданности егерю. И влюбленные обнялись, не стесняясь ни космического начальника, ни его свиты, трамбующей в нетерпении снег возле замершего вертолета.
Лайка радостно закружилась вокруг соединившейся пары.
Принцесса доверчиво припала к груди любимого, в которой безумствовало и торжествовало сердце настоящего мужчины.
— В свадебное — и никакое другое!
Губы, помнящие банное роскошество, нежность и страстность, соприкоснулись с губами, умеющими дарить незабываемые ощущения и настоящее, не придуманное счастье.
Начальник Центра подготовки космических туристов деликатно дождался, когда закончится этот затяжной поцелуй.
— Мисс Принцесса, а как же полтора года усиленной подготовки?
— Поверьте, я их вовек не забуду. Без них я бы никогда не встретила своего избранника.
— Мисс Принцесса, — босс шагнул ближе к неожиданной невесте и внезапному жениху, — мисс Принцесса…
Лайка зло и предупреждающе заурчала, явно целясь клыками в начальственную ляжку.
Студент осадил собаку, не понимающую судьбоносности момента.
Начальник сделал еще шаг к дочери миллиардера, добровольно отказывающейся от оплаченного космического полета.
— Мисс Принцесса, но вы же в случае отказа безвозвратно потеряете двадцать пять миллионов долларов. Двадцать пять миллионов!
— Любовь стоит дороже! — Принцесса, на секунду оторвавшись от любимого, подбежала к оторопевшему начальнику и озорно чмокнула его в щеку. — Намного дороже!
Эпилог
В Соболином заповеднике, в избушке, что на Горячем ручье, поселился новый егерь-наблюдатель.
Безымянные спонсоры постарались, чтобы отважный молодой человек имел полное информационное обеспечение.
Цветной телевизор со спутниковой тарелкой на сто два канала.
Радиоприемник, берущий все радиостанции на этой половине Земного шара.
Телефон и компьютер с постоянным выходом через космос в Интернет.
А на месте катастрофы винтокрылой машины те же меценаты водрузили мраморный памятник с именами экипажа и героического инструктора по выживанию.
И когда дежурный вертолет совершал обязательный рейс для пополнения запасов отшельника, то прежде чем приземлиться на поляне между руслом и сопкой, он делал круг над местом, где одни потеряли жизни, а другие обрели счастье.
Вот и на этот раз вертолет, накренясь, исполнил ритуал памяти.
Егерь, сопровождаемый двумя крупными псами, поприветствовал воздушных снабженцев.
Сегодня вместе со свежими овощами и свежими фруктами на Горячий ручей была доставлена подборка лучших отечественных и самых престижных зарубежных глянцевых журналов.
И в каждом центральный разворот занимала фотография из цикла «Свадебное путешествие Кукольной Принцессы».
Вертолет, срывая с ближних сугробов колючую поземку, шумно взлетел.
Опоздавшие к разгрузке метель, притомившаяся за долгую зиму, и пурга, наработавшаяся вдоволь, жадно принялись листать гламурные страницы.
Тайга, вздыхая кронами столетних реликтовых кедров, наскрипывая гигантскими сухостоинами, пошептывая болотным кустарником, завидовала океанскому простору и глубине…
Там, по океану, по теплым, соленым, бурунистым волнам несется сейчас грациозная, мощная, надежная — вся в белом, от киля до нок-штока — яхта супер-класса.
На мостике стоят трое.
В высоком загорелом мужчине со счастливым лицом никто не узнал бы бывшего егеря.
— Александр… — шепчет имя любимого стройная девушка с лучезарными глазами, прячась на его груди от соленого ветра.
— Элли… Моя маленькая путешественница, — смеется он, целуя ее шелковистые волосы.
Алиса не обращает внимания на целующихся хозяев.
Собака то и дело задорно лает на очередную светящуюся рыбу, нагло выпрыгивающую перед форштевнем.
А влюбленные супруги в перерывах между поцелуями вспоминают снова и снова заснеженную тайгу.
И жаркую, жаркую, жаркую русскую баню…
А на земле, в великолепном семейном замке, молодых ждут счастливые родители. Отец Элли, тоже не выпускающий из объятий супругу, проснувшуюся как раз к свадьбе единственной дочери. И родители Александра, приехавшие погостить к американским родственникам и не устающие изумляться удивительному повороту в судьбе своего незадачливого в прошлом сына…
Комментарии к книге «Принцесса с принципами», Абигайль Кейси
Всего 0 комментариев