«Парни не плачут»

Кимберли Пирс, Энди Бьенен Парни не плачут.

Оригинальный сценарий: Кимберли Пирс, Энди Бьенен.

Перевод и адаптация: Ярослав Соколов.

The lonesome Texas sun was settling low, And in the rearview mirror I watched it go. I can still see the wind in her golden hair, I close my eyes for a moment, I’m still there… The bluest eyes in Texas are haunting me tonight, Like the stars that fill the midnight sky, Her memory fills my mind. Where did I go wrong, or can I make it right? The bluest eyes in Texas are haunting me tonight. Another town, another hotel room. Another dream that ended way too soon. Left me lonely wait before the dawn, Searching for the strength to carry on… The bluest eyes in Texas are haunting me tonight, Like the stars that fill the midnight sky, Her memory fills my mind. Did I make it wrong, or can I make it right? The bluest eyes in Texas are haunting me tonight. For every heart you break you pay the price, But I can’t forget the tears in her blue eyes…

***************

… Рваные на кусочки, наркотические, тягучие сны. Сложно открыть глаза, поднять налившиеся свинцом веки, приходится трудиться, чтобы узнать, что переживаешь наваждение. Оно сбывается регулярно, ближе к вечеру – приходит в сумерках цвета сливы, и забирает с собой. Туда, где можно быть с теми, кем хочешь, отдавать им всю любовь, что накопилась за вечность. Туда, где есть свобода, нет насилия, и «другой» не значит «убит». Туда, где помогут, если нет сил пройти выбранный путь. Труд оценят, усилия не пропадут. Нет преступления в том, чтобы быть желанным… есть символ надежды – дорожная разметка, бегущая вдаль… Её белый пульс всегда предвещает пробуждение. Трёшь глаза, во рту остаётся сухость. Как после ломки… … Клок тёмных волос, похожий на наконечник беличьей кисти, упал на старое полотенце. Было интересно смотреть себе – зеркальному – в глаза.

– Короче… – как же руку-то достать, чтобы не извозиться?! – Короче сделай вот тут.

Сзади зашевелилось изображение ножниц, серебряной рыбкой шпигующее воздух. Сорванный голос доморощенного парикмахера возопил.

– Куда короче?! И так коротко, по самое не балуйся… – волосатая лапища Лонни, где больше всего поражали аккуратно обстриженные полированные ногти, сорвала с плеч повязку. Несмотря на то, что в комнатке стоял обогреватель, голове стало холодно. Возможно, виноват был сквозняк из открытого окна, чьи прикосновения к затылку были довольно-таки ощутимы.

– Ну что, суперзвезда?

Самодовольства в голосе… цирюльник чёртов… Помимо физиономии кузена на заднем плане, из зеркала внимательно, даже с некоторым подозрением, глядел хрупкого сложения мальчик в клетчатой рубашке. Скуластый, кареглазый, безжалостно остриженный несколько минут назад. Он тронул языком верхнюю губу, нервно шмыгнул носом и вытянул шею.

– Симпатичная рубашка! – не меняя позы, Лонни поправил его воротник. Вдох. Выдох. Сердце сбоило, как барахлящий движок. Всё должно получиться… не сразу же отращивать щетину, и закусывать полуметровой сигарой! Пока достаточно трёх минут флирта по телефону – и свидание уже назначено. Таких ребят мимо не пропускают… Спокойно, приятель, спокойно! Как говорят продавцы индийских статуэток: и быть тебе отныне… ну, скажем, Брэндоном… Дэнни или Чарли, девушкам всё равно ведь.

Узкая ладонь потянулась к маленькому столику, на котором толпились баночки, туалетные принадлежности, немытые стаканы – и взяла оттуда скрученный белый комок. Лонни тоскливым взглядом проводил две пары носков, водружённые за ремень и ширинку. Гульфик сразу стал внушительно оттопыриваться. Неизвестно, мерещились ли братцу ночные клубы и дешёвые порнофильмы, но он как встал, так и сел в продавленное кресло.

– Такой жути я в жизни ещё не видал!..

Такая жуть на тебя и не смотрела, мысленно отрезал новоиспечённый Брэндон, чувствуя себя упакованным куском бифштекса, но одну пару вынул. Внушительность сразу испарилась…

– Вот, другое дело!

Зато Лонни пришлось поверить. Ненароком окажется, что он видел настоящих ребят в гей-баре. И кто тогда будет с тузами на руках?..

– О’К. Будь ты парнем, я бы захотел тебя трахнуть.

Он продолжил его саркастический стон, весело ухмыляясь и приглаживая виски. Задирать старшего было неожиданно приятно.

– Будь ты парнем, то уж точно бы захотел…

«Цыплёнок!» – ясно читалось в обиженной тишине.

– Теперь ты мальчик. Дальше что?

Ах, что?.. Он вспыхнул.

– Пошли.

Такой вызов бросают только неразумные учителя и заботливые мамаши, покупающие платьица с кружевами, да мишек с дебильными улыбками. Воспитание подкачало. Сорванец – на всю катушку, он помнил выкрашенные в мальчуковый голубой цвет стены комнаты, эспандеры и бейсбольные биты в подарок… Сунув давно потухший окурок в зубы, Брэндон довершил мужественный образ, нахлобучив сверху любимую ковбойскую шляпу. Да, пафосно! Но никто не совершенен, а голова мёрзнет куда как меньше… Отчётливо хлопнула дверца машины; в морозном воздухе звук разнёсся ружейным выстрелом. Его покрыли громкие такты музыки, доносящиеся из здания катка, щедро украшенного иллюминацией.

– Быть того не может, мать твою! – у Лонни отвисла челюсть, и он вжался грудью в руль, пытаясь за ним исчезнуть. Брэндон заглянул в окно.

– Да вылезай!

Тот повиновался, как учёная собака, чисто рефлекторно. Потом отступил и чуть не поскользнулся на гравиевой дорожке.

– Пойдём, чего ты трус такой?

Чем так страшен этот каток? Драками по субботам и чёртиками, которых ловят пьяные? Или тем, что здесь обычно тусуется пол-Линкольна, и каждая физиономия уже оскомину набила? Так в этом же залог успеха… может быть… Он переглотнул. Ведь договаривались идти вместе, Лонни и так уже влип по уши в эту затею, а отступать в последнюю минуту нечестно!

– Куда мы с тобой пойдём? – Лонни всё ещё не верил своим ушам.

– Внутрь, куда ж ещё? Я сегодня угощаю, – у Брэндона был вид ребёнка, у которого отнимают новую игрушку. Это и было хреново, по мнению кузена. Слишком несерьёзно и опасно! Ну и что с того, что постриг он эту куклу: челюсть мальчишечья, а губы девчачьи, любой дурак поймёт… Одно – медовым голосом совращать девчонок во время трёпа по телефону, лёжа кверху пузом на диване, а другое… Дрянь дело; наваляют по переборкам, как пить дать.

– Иди сюда, ну-ка… – вот, пожалуйста, хотел позвать, а швырнул на дверцу. – Я поговорить хочу!.. – до чего же она тщедушна!.. – Ты – как грёбаный идиот в этой шляпе! – игнорируя боксёрские хуки и откровенные подмигивания, Лонни сорвал с головы Брэндона шляпу и весьма резким жестом отправил её на заднее сиденье своего «тауруса». Крут на словах. Он боится, что верно, то верно. Геев в девятнадцатом веке на среднем Западе вешали. Но! – от родства не отвертишься, за это тебя и родители отчихвостят… То, что он может брюки намочить – ещё полбеды. А вот шляпу жалко!

– Брось ты! Пошли!

– Уже ходил, – с тем же отвращением Лонни наблюдал, как вытаскивают пьяных из бара. Надо же, он не хочет неприятностей… – Ты – психованная!.. Псих, O’K.

– Ладно. Пусти… – выбеленная стена катка высилась перед ним непоколебимой громадиной, залогом успеха. Ага. С каймой из красных сигнальных лампочек по краям… – Да не бойся ты, я вернусь…

О. У братца отлегло. А как там брюки? Внушительных размеров кулак удержал Брэндона от дальнейшей болтовни. Парню наконец удалось вырваться. Эй! Как гудят колёса! Только и видно, что мелькающие ноги!.. Окошечко билетёрши тускло светилось. В стекле отражалась долговязая фигура продрогшего юноши. Пожилая дама, неторопливо сматывая клубок домашнего вязания, приподняла брови. Чёрт знает что продают эти старьёвщики… шерсть никуда не годится. А малыш, похоже, ничего. Стройный, не то, что Пэдди, оплывший донельзя и регулярно качающийся пивом. У них таких смазливых называли «патрончиками» – ох, и хорош же! Глаза – по четвертаку, карие и глубокие, ресницы – любая деваха позавидует… Нервничает, бедняга. Неужто свидание пропустит? В той же формулировке Брэндон и услышал вопрос, протягивая аккуратно сложенный пятидолларовик.

– Один, пожалуйста.

Старушка, наверное, обиделась – что он не развил разговор про любовные приключения. Но – вдруг узнает по голосу? Она ведь работает и в школьной столовой… Чёрта с два теперь с неё допросишься «Будвайзера»… ладно, рубашка им и так пропахла. Лучше, чем у механика на автозаправке. Дверь в зал открывалась жутко медленно. В нос ударил запах свежевыжатых апельсинов, пота и жжёной бумаги – впрочем, присутствующие ни на что не обращали внимания. Стоило бы – на блеск конфетти, зависших в воздухе, на серебряные оборванные нитки, на громкие аккорды знакомой приятной музыки, теперь бившей по ушам… хм, они замёрзли! Брэндон потёр их ладошкой. На свечение вращающегося стеклянного шара… на милые девичьи силуэты, дефилирующие мимо… И на парня, протискивающегося от входа – его причёска наконец-то соответствовала виду и содержанию. Впрочем, задержаться ему там не дали. Растерявшись, он оправил воротник. Кашлянул. Ещё раз. Что ж, уверенности ему и так не занимать… нету её, потому что. Приятный холодок пробегал по стеснённой груди. Да, конечно – одежда с чужого плеча – не лучший выход, но… Брэндон передёрнул плечами. Ч-чёрт… Блондинка в накинутом на плечи свитере магнетизировала. Вот он её – нет. Переступать с ноги на ногу и слушать болтовню её подружек:

– Чистые волосы… и по возможности хорошо одет. Поверь мне, детка, это важно! Что бы ты сказала, если б этот… – было не очень удобно ещё и потому, что на него начали натыкаться, и парень, набравшись храбрости, спросил.

– Привет?.. – узкоглазая шатенка толкнула предел мечтаний локтём под рёбра. Как грубо, однако. Но та обернулась, уставившись на незнакомого. – Я… я Билли. – ну вот, назвался чужим именем. – Ты Николь, да?

Он показал пару роликов, висящих на плече, и застенчиво улыбнулся. Голубоглазая фея "отклеилась" от шкафчиков и, показав жемчужные зубки, взяла его за руку.

– Пойдём.

Завистливым взглядам публики не было конца – как ему показалось. Огни метались по площадке. Скользя между балдеющими парочками, они говорили и говорили – обо всём на свете… кажется, кавалер стеснялся, но старательно поддерживал разговор. Тёплая ручка легла сначала на его талию, а потом ненавязчиво двинулась к бедру. Ого, здесь девочки… Брэндон передохнул, давая себе пару секунд для оценки бешеного восторга, вздувавшегося под диафрагмой, а потом галантно перехватил хрупкое запястье, объехал девушку на крутом вираже, и, едва не касаясь губами её затылка, заскользил сзади.

– Хм… – Николь тряхнула головой; мальчишка слегка обиженно засопел, пинок вышел незаметный, но жёсткий. Никаких телячьих нежностей! Вот ещё, подумает, что приставала… Музыка обволакивала их. – Так откуда ты? Ты, мне так кажется, не здешний?

Ох. Как бы научиться сохранять спокойствие – в полицию, что ли, податься? Волнение побежало вверх по венам, отдалось тёплым колотьём в пальцах.

– Как по-твоему? Откуда я могу быть?

Впервые за историю их недельного знакомства Николь задумалась.

– Не знаю… откуда-то из красивого места.

На-адо же! А сами вы какая красивая… Брэндон усмехнулся самому себе, пролетая мимо поручня. Звуки поцелуев нескоро растворялись в тёплой, плотной ночной тишине, укутавшей город. Губы… вот здесь, и вот так… полные соком и жизненной силой вперемешку с алкоголем, узнанные совсем недавно, приоткрытые в ожидании, ночные … хорошо! Здорово… Далёкий рокот мотора напомнил о том, что время позднее, все разъезжаются по домам – а жаль. Брэндон слегка поморщился – девушка заметила это и крепче сжала руки на его шее, приникая в новом, жадном, торопливом поцелуе. Парень зажмурился, наслаждаясь моментом. Кайфовать он умел.

– Ладно… – голубые глаза в паре сантиметров от его глаз умоляли о продолжении ласк; дыхание обжигало. Пришлось глубоко вздохнуть самому, размыкая нежные руки. Такими же руками . – Я постою тут, пока ты дойдёшь до дома. Мне… спокойнее будет.

Мальчик смущённо топтался у дороги, отчаянно строя ей глазки. Встряхнув волнистой белокурой гривой, барышня призывно улыбнулась ему и исчезла за плохо покрашенной дверью. Хруст в кустах стал слышен отчётливее – Брэндон соразмерял оглушительный паровозный стук сердца – «сидя, выпивая, думая, как бы не потонуть»… руки тянулись поправлять выбившуюся рубашку, растрёпанные волосы и – аплодировать от радости. Огоньки интенсивно замигали вдалеке – где-то снова ехала машина. Господи! Ему всего-то нужно было убедиться в своей состоятельности. Игра идёт без правил. А он – не завсегдатай казино, кости бросает неловко… Зачем, собственно, это нужно тёмной лошадке? Задрав голову, Брэндон посмотрел в небо. Редкие звёзды подмигивали ему. Все они симпатичные… Он подкинул кожанку – и, перехватив, отправил на плечо. Брэндон… Тина был свободен топать, куда ему заблагорассудится. … Ливень такой, что в самый раз звать со двора сторожевых псов, закрывать ставни и начинать топить камин. Дровами, которые в поленнице за сараем отсырели сразу, при первых каплях, туго шлёпнувшихся в пыльную тропку. Туча, закладывая громовые раскаты, как артиллерист – залпы, уходила на север, порванным краем пряча звёзды. Под ней всё напоминало хляби небесные. Чахлая трава, и без того едва видная из окоченевшей земли, намокла и по виду напоминала болотную рясу… Линкольн давно не видел такого дождя – говорили рабочие в пивнушке, и ближе прижимались к стойке, думая предупредить жён о том, что их воскресный горячий ужин пропал… Они прятались за вяло звякающими стёклами, шлёпали по задницам хорошеньких официанток, а снаружи струи воды с остервенением хлестали серый асфальт. Тем более странной казалась тонкая, чёрная, будто вырезанная из картона фигурка, возвращающаяся домой с непокрытой головой – и душой нараспашку. Ливень её, видимо, не волновал… по одной простой причине. Надо было улепётывать со всех ног, как зайцу – по направлению к трейлерному посёлку, плутая и задыхаясь. А то, что мокро… и за шиворот полный банный ковш вылили… что позади осталась покрышка, о которую едва не сломал ногу… что соседские шавки охрипли от лая, гремя цепями – так что из этого? Преследователи уже сопели в спину.

– Никуда ты не пойдёшь!!! Эй, скотина? Вернись немедленно!!

Скорее, ну? Из груди вырвался не то, что стон, а нетерпеливый всхлип. Вот наконец живая изгородь, через которую секундой позже продрался, только руки исцарапал… больно… чуть не упал! Ступеньки, и пусть Лонни будет дома! Ой, пожалуйста!!

– Вернись!! Сука, лесбиянка проклятая!.. – на этой гневной ноте Брэндон влетел в трейлер, пошатнувшийся от его усилий, и налёг боком на хлипкую дверь. Перепуганный Лонни в одних трусах и футболке, с мыльной пеной в ухе, бросился ему помогать. Чувствовалось, что он спасал не шкуру проштрафившегося друга, а свою.

– Открывай, гнида!! Ты ж поимела мою сестру! – хорошенькие новости! Лонни свирепо покосился на Брэндона. Господи, опять эти амурные похождения, скоро весь город на них облаву устроит!.. И он-то мог позволить! Да кто же думал, что эта щеня… ни кожи, ни рожи, будет за девками бегать? Или они за ней? Хотя вот так, когда она с мокрым личиком ушибленного херувима, стоит и потирает руки – очень даже ничего смотрится.

– Мы и до гомика твоего доберёмся!

– Ой, чёрт! – Брэндон закусил губу, чтобы не расхохотаться. Надо бы Лонни стать адвокатом – уж так властно защищает своё имущество… Вот, опять в шкаф его впечатал, считает, что сейчас самое время почитать нотации. Ребята на улице, порастеряв пыл, ломились в дверь молча. Нашли, кого догонять… «Скотина, скотина!» А чего он сделал-то?.. – Алисия…

– Какая, к дьяволу, Алисия?! – воскликнул братец, бешено сверкая глазами. Чего так кипятиться? Всё шло и идёт пока прекрасно. Не станут же эти головорезы поджигать хибару, чтобы получить страховку. – Кто это?

Эх-х, кто это! Потрясающая девочка, фигурка по высшему разряду… а как за цветы благодарила, с ума сойти! Брэндон зажмурился, понимая, что для блаженной улыбки сейчас не место и не время. Здорово дарить подарки… из-за ухаживаний своих он уже был бит, и не раз… А на тех идиотов, что на частное имущество покушались, можно и в суд подать.

– Что за хрень творится, что с тобой вообще такое? – Лонни напряжённо прислушивался; грохот у ступеней и шаги на заднем дворе утихли. Решатся они фургон опрокинуть – да для этого и двух грузчиков достаточно… Что до мокрой дурочки, развозящей сопли восторга по дверной притолке! Звание мужское позорит! Он опять схватил Брэндона за шкирку. Восторжённое шмыгание носом сменилось обиженным сопением. – Что с тобой происходит?

Почему обязательно со мной?! Почему я должен ломиться во все двери, почему за мной надо бегать?.. Что я сделал?

– Чего ты разошёлся! – вспылил Брэндон, стряхивая его руки. – Так всё было классно! Я познакомился с обалденной девушкой… И не понимаю, что им не понравилось!

– Ты же не парень!!! – Лонни закатил глаза. Очевидно, благодетельствовать ему поднадоело. Ох, как не вовремя! Почему теперь? Мало у него неприятностей? Брэндон отряхнулся. Ведь во всём этом бреду есть одна радость, когда можно спокойно зависнуть у кого-нибудь на пару-тройку дней. – Ну сколько тебе раз повторять?

– А, спасибо, я забыл.

– Ты хочешь, чтоб тебя опять все лесбиянкой дразнили? Или чтобы мама посадила тебя под замок?

Воспоминание о матери в момент стёрло и рыжеволосую Алисию, и синий «бьюик», где он учил её целоваться, и красную кофту, и чудесное впечатление от сегодняшнего вечера. Надо же, азарт погони и угрозы этого не смогли сделать, а мать… Она со своими бесконечными телефонными звонками, уговорами, психиатрами, дармовыми таблетками… желанием разобраться … Он помнил, что значит быть больным ребёнком, но в новую жизнь эту грязь тащить не хотел. Да пошли они все! Почему не могут оставить его в покое, дать жить по-человечески, быть, кем он хочет… Брэндон нахмурился, отходя от Лонни, который едва не пританцовывал от чувства оскорблённой справедливости. Тот сам не понимал, что шутка стала реальностью…

– Нет. – он старался, чтобы голос не сорвался на фальцет. – Я был бы идиотом, если б хотел…

– Чего?! Так признайся, чёрт тебя дери, что в остальном мозги у тебя не варят! – Лонни показал рукой на дверь. Жеста полководца перед войском не получилось, он сильно ударился кистью о лодочное весло, прислонённое к стене. – Только придурки так делают! Ни меры, ни чувства самосохранения, ни-че-го! Скажи лучше прямо: ты лесбиянка?

Вот тебе раз, гениальный вывод! Нет, это не по нему: быть с женщинами, красивыми девушками, лучше которых нет на свете – так? Не иметь возможности их защищать, как парень? Не появляться в общественных местах? Отирать плевки и ловить презрительные взгляды? По крайней мере, так живут лесбиянки здесь. В соседнем штате их даже на работу не принимают! Отвратительно… Он не хотел, он… пробовал сделать, как лучше. Но как объяснить, как помочь себе, если даже брат не желает врубиться в ситуацию? О, Лонни везунчик с рождения. Он не знает, какая это радость – быть мужчиной. Хотя – вон, поджал заячий хвост, боится за репутацию. Легче вытурить негодного родственника!

– Господи, хренотень какая! – кто-то наверху с ним согласился, потому что в следующую секунду оба уже лежали на полу, прикрывая головы руками. Окно разбил здоровенный булыжник размером с куриное яйцо, а перекошенные жалюзи обдали их градом мелких осколков.

– Мать вашу!..

– Вы… сволочи… все запомните… – крики удалились. Жестом бывшего морского пехотинца, чистившего картошку на гауптвахте, Лонни пригнул Брэндона к полу и, закрутив руки, вытянул бумажник.

– Оборзел совсем?.. – конечно, боевым искусствам не обучался, но как отбрыкаться ногами, он знал. Уличное детство даром не проходит… Реплика была своевременной. Магические зелёные бумажки и пара кредитных карт с затёртыми именами владельцев уже исчезли в лапищах брата. Тьфу! – он же ещё пару кафе собирался посетить… Брэндон чуял за собой вину, и знал, что надо делиться – а потрошить бумажник-то зачем? Вот, всё… потайной карман открыт, и на дощатый пол веером легли фотографии. Брэндона передёрнуло. Это они: его красотки, его малышки…

– Раз так, гони деньги! Ты мне должна! – Лонни силой отцепил его руки, и бросил кошелёк от себя, как мокрую лягушку. Никелевые монеты со звоном покатились в разные стороны. Жалости и щедрости в искалеченном трейлере тоже больше не было места.

– Ты что?..

– Мало тебе ещё. Посидела бы пару месяцев за чужое добро… я для тебя старался, а ты? – чертыхаясь на доносящиеся из переулка воинственные вопли, он поднялся; Брэндон, протирая коленки, собирал фото.

– Как так можно? С ними надо осторожнее… что натворил… – ну эти кафе к чёрту, жгучая ярость за зря потраченное время… и, как это называется… выброшенные на ветер чувства поднимались к горлу колючим комком.

– Надо было быть осторожнее с теми дебилами. Надо было думать, что делаешь. – Лонни пробормотал это уже скорее по инерции, разыскивая подушку, которой хотел заткнуть зияющую дыру в окне. Она, как щербатый рот, открывала панораму на очередные задворки – тусклый свет фонаря и надоевший дождь… Везёт дурочке, думалось Лонни – как может любить, не размениваясь по мелочам, каждый роман – трагедия… Только сегодня она переборщила. Занавес, приятели…

– Вот, что я тебе скажу, Тина. – раздался над пареньком грозный голос. Брэндон сжался. – Слышишь, эй? Тина! Ты здесь больше зависать не будешь, я тебя не пущу. Иди давай. – он поднял его на ноги и пинком отправил к вещевому мешку. – Заявляться даже не смей. Иди…

… Ох, чёрт . Пластинку в музыкальном автомате регулярно заедало, и хриплый прокуренный голос мистера-как-его-там густел на самой пронзительной ноте. «Детка, приди ко мне… опусти голову… на-а-а моё плечо-о…»Проклятье! Дрянная штука – эта жизнь… Вопли, беготня по округе – и в результате, шайка грузных потных пьянчуг выходит победителями. Им всё можно – хлестать литрами пиво, тупо смотреть телевизор, ругаться и орать бессмысленные песни в лицо не понравившемуся соседу в баре… Но чем они лучше? Тем, что сто лет пахали у одного станка, или тем, что умеют… как это… за себя постоять? С ними надо считаться, везде и всегда, желательно – приличной суммой. Но неужели всегда так будет? Сидеть тихо, не высовываться, не распространять о себе слухов? Не делать добра – чтобы пальцем у виска не покрутили? Не рубить сук, на котором сидишь? Не поднимать голос на тех, кто зудит, как комар возле уха? Быть таким, как все, и принимать правила? Ох, чёрт… Брэндон почесал нос; густой табачный дым заволакивал крохотную комнату бильярдной – плотной сизой завесой. Машинально сдавив коробок спичек, где соблазнительно хрустнула одна-единственная – промокшая, он оглянулся в поисках бармена. Как они все надоели… башка трещит. Пускай после двух стаканов виски, но всё равно! Он честно пытался вписаться в систему, созданную специально для таких белоглазых быков. Он вырос среди них. И шкурой чувствовал, что надо мимикрировать. С армейским корпусом вышла незадача. Он страшно расстроился, когда провалил письменные экзамены – но не в математике же было дело! Ох, глупец… сдалась начальникам тощая девчонка, марширующая на потеху сержантам? Пушечного мяса и без неё хватало… Чем он думал? На что надеялся? Легально быть "парнем мечты" не получилось… Брэндон был занят, как подметили уже некоторые «леди и джентльмены», прошедшие через узкое пространство между крутящимися табуретами и столиками. Субботний вечер только начинался, и потому посетителей в пабе «У Большого Майка» было много. Возгласы и стук шаров сливались в однообразный гул. Провинциальный городок принимал в себя любого, кто желал отдохнуть после трудовой недели, предлагая выверенный годами список услуг – вино, более крепкие напитки, карты… цыканье сквозь зубы в сторону плевательниц… кантри… одинокие доверчивые девицы… Небольшое заведение. Никто большего и не ждал. За исключением, пожалуй, маленькой блондиночки, то и дело бросающей взгляды на парня около барной стойки. Он сидел молча, не обращая внимания на наглые свистки подвыпившей компании слева. Она редко видела таких симпатичных ребят, и готова была стать его подружкой – что на этот вечер, что на всю жизнь… Принцы на белых конях не часто бороздили просторы штата Небраска, важно было ловить момент, пока и этот не просочился вон – миновав скрипящую дверь… Потому, помявшись минуты две, забавная девчонка в джинсовом костюме, робко сжимая сумочку, двинулась на абордаж.

– Что, плохой вечер?..

Он меланхолично давил окурком искры. Нет, на свежем воздухе всегда курится лучше… отдыхал он однажды у озера на границе штата, с редкостной красоткой – никто им не мешал, громко вопили птицы, и булькал камешек в воде… Брэндон очнулся от грёз, рассеянно мигая. Перед ним елозил попкой по жёсткому кожаному табурету захолустный вариант Мэрилин Монро. Всё, пора решать. Ты – либо трудный подросток в этом глухом болоте, либо… Тут вариантов было – по тридцать центов пучок. Он вздохнул.

– Худший.

Девушка озадаченно отодвинулась, придвигая к себе свою порцию пива. Оно пенилось и просилось в глотку… Чёрт, зачем так сразу пугать девицу? Вот уж не хотелось… И Брэндон улыбнулся по возможности ласково, жестом прося бармена принести ему нормальную зажигалку.

– И как же тебя зовут?

Господи, какая реакция! Мэрилин вспыхнула, потупила старательно накрашенные глазки, и захихикала так, как могут только скромницы. Они были либо учительницами, либо студентками в бесплатных колледжах… и все западали на такого приятного собеседника, как Брэндон. Он почувствовал нестерпимое желание одёрнуть воротничок.

– Кэндис… – Конфетка! Эй, а тебе подходит, – Ненавижу это имя! Когда-нибудь я его поменяю.

– Иногда это помогает… – он пожал плечами. Разве это ложь? – Я – Брэндон. – и ладошка легла на его тонкие пальцы, замёрзшие после половины ночи, проведённой на улице. Впрочем, кровь согревалась под действием несолидной дозы алкоголя и милого личика собеседницы. Девушка водрузила сумочку на полированную сотнями локтей стойку, и начала в ней рыться. Смущённо оглядываясь на парня, она попросила.

– Не купишь мне сигарет? "Мальборо"… Сейчас, я найду пару баксов…

– Оставь, это не солидно, – готов спорить на миллион – с ней никто ещё не заводил знакомства так лихо… ого, какой румянец! Впрочем, здесь чертовски жарко. Хорошо бы охладиться – ну, хоть подставив голову под струю воды в туалете. Комок в желудке исчез, настроение резко подскочило вверх, как на термометре. Раз дама хочет…

Длинноволосый, крепко сбитый парень, до этого бесцельно гонявший жёлтые шары по рассохшемуся столу, насторожился и стал оглядывать публику. На выходные он часто выезжал отдыхать с приятелями в районный центр – главное было, никого не растерять. Суровая физиономия преобразилась. Он потёр небритый подбородок, и, хмыкнув, толкнул локтём приятеля, до того неловко мелившего кий.

– Ты погляди-ка… что за дела…

Кэндис, несомненно, в большом городе не считалась бы таким уж лакомым кусочком. Да и усилий с дешёвой косметикой было приложено мало, но завсегдатаям, опрокинувшим бочонок пива на троих, этого было достаточно. Оплывшая фигура дальнобойщика, возвышавшаяся на месте молодого и обаятельного охотника за девичьими душами, вовсе не вдохновляла Кэндис. Девушка состроила брезгливую гримаску.

– Тут мой приятель сидит…

Водитель, сознавая своё превосходство, на возражения не реагировал. Он был настроен неплохо провести время.

– Ну и что?

– А то, что проваливай быстрее! – прошипела Кэндис, сводя брови к переносице. Сзади раздался спокойный голос её «приятеля», успевшего смотаться до Африки и обратно за сигаретами.

– Извините. Вы бы даму оставили в покое… – для Брэндона она в одно мгновение стала прекрасной дамой, у порога которой лежит громоздкий дракон. Его бы не мешало согнать, нашеячив мечом плашмя… Только не это! Сколько раз Брэндона лупили из-за женщин… и каждый раз заваруха начиналась вот так. Сволочь, сукин сын! Тебя здесь ждали? Ярость поднималась из затихшего было закутка возле желудка. Всё это достаточно читалось на лице маленького, худого парня, оставившего бутылки возле своей девчонки… идиотки, для которой проблема – дать!.. и вытирающего ладони о джинсы. Дальнобойщик фыркнул. В его-то баре, в его городе – да не оставить в покое! Наступить на хвост! Наш-шёл кому…

– Я чего-то не расслышал? Ты издеваешься, вроде того?! Тебя… – он ткнул пацана в грудь. – Не спрашивают, чего ты тут хочешь, пидор!.. – и, примерившись, ударил. Неловко кувыркнувшись, Брэндон упал. Сшиб пустой столик. Пепельница зазвенела, откатившись в угол. Стул перевернулся и задел кого-то из ужинающих. Пьяные выкрики сменило настороженное молчание. Троица, до этого ловко метавшая карты, немедленно поднялась на защиту своего товарища – как же, устал с дороги, а тут какой-то охламон задирается! Кэндис залезла на табурет с ногами, боязливо оглядываясь. Её сопровождающие, раньше всех угадавшие крепкую ссору, стали пробираться к эпицентру событий.

Брэндон тряхнул головой, как жеребёнок, забежавший не в своё стойло. Драться было глупо – противник был, по меньшей мере, фунтов на сто пятьдесят тяжелее, сильно пьянее и разъярённее – но разве это его когда-нибудь останавливало? Злость удушливой волной поднялась к горлу. И он молча вскочил на ноги, стискивая кулаки. Есть землю его никто ещё не заставлял… Вокруг загомонили: народ начал хлопать в ладоши и разделился на два лагеря – болели, по традиции, за кого-либо из дерущихся. Второй удар, сокрушительнее первого, выбил паренька «за пределы ринга». Вставая (уже не с такой поспешностью) и бросаясь в бой, как теннисный мячик, отлетевший от стенки, Брэндон закричал. Пинок в живот врага получился воодушевляющий.

– Урод!.. – сзади послышались голоса. Волк небрасских степей, выплёвывая окурок, попытался дотянуться до его мелькающих в воздухе рук. – Скотина, вот ты кто! – Брэндон припомнил все сегодняшние обиды, пытаясь достать дальнобойщика. – Гад! Я тебе надаю… – он захлебнулся словами, получив лишний удар под колено. Двое парней, от которых несло табачищем, поставили его на ноги. Краем уха он услышал.

– Тихо, ковбой… – неужто ворчливое одобрение?! – Тише… а то не видишь, с кем связался? – говоривший ухмыльнулся от уха до уха, и выбил искру из глаз нападавшего.

– Надаю по белой, рыхлой заднице! Я тебя размажу!..

Бармен, прижимаясь спиной к ряду бутылок, старался пробиться к телефонной будке.

– Ладно, жеребец, ты сам это затеял! – две пары рук подхватили его подмышки и швырнули в сторону выхода. Толпа, собравшаяся вокруг, зарокотала. У всех чесались кулаки – хотелось присоединиться к драке; и чёрт с ним, на чьей стороне быть!.. Стараясь унять сбитое дыхание, Брэндон впервые подумал – молодцы, ребята… Не разобравшись, кто он, чей и откуда, пришли помочь… Это было по нему – чувство локтя, выпивка, девочки, за которых надо заступаться…

Собственно, всё это с ним и осталось. Сумасшедший вечер! Бои в забегаловках были для Линкольна не в новинку, и мальчики-пожар всегда были не прочь с левой руки заехать в ухо тому, кто пролил их пиво и не извинился. Никто не смотрел косо, если монтёр или слесарь приходили утром на работу с разукрашенной физиономией. Никто не поднимал крик, если другу, брату или приятелю приходилось после очередного отгула поваляться дома со сломанной ногой. Люди жили честно… жалоб не было, жили хорошо! Потому что делали, как положено, и думали, что положено. Символические реплики на воскресной службе в церкви – о том, что преступность в городе низкая, а калечат граждане друг друга чаще всего в пылу ссоры – никого не воспитывали. Единственного, чего не терпело общество Линкольна, заключённое в магическое кольцо одних и тех же проблем – это порчи государственного имущества, инакомыслия и коммивояжеров в запылённых костюмах. Последние привозили дурные вести и плохие товары… Америка, наилучшее место обитания, страна на благо Господа и меня , даровала право каждому штату на свои законы. Полицейские, восемь месяцев из двенадцати гоняющие собак на задворках, покупающие презервативы раз в неделю и наводящие неописуемый ужас на бомжей, не любили, когда дело касалось выпивох. А потому они сразу откликнулись на призыв из паба «У Большого Майка», заранее зная, что пара-тройка горожан переночует в вытрезвителе, а шайка чужаков, обязательно виновная в драке, получит тридцать дней в кутузке… Будет, кому тротуары мести. Худой патлатый парень, ещё недавно ловивший тычки вместе с ним, тащил Брэндона вперёд – до порога, а потом понадеялся на ум смазливого пришельца, и просто скомандовал рвать когти… Линкольнские-то задворки ему не знать! Ноги ещё ныли после прошлой гонки, однако усталости не чувствовалось – он нёсся вместе со всеми, как отпущенная из лука стрела, потому что не хотелось терять привкус крутизны, мешающийся с солёным вкусом крови на губах. Он был первым… его негласно приняли в команду… и кому какое дело, сколько шишек он набил в этой сточной канаве? Вот он, азарт, снова погоня… А непутёвый братец, не видевший его в действии, ещё имел наглость доказывать ему, что жить в тёплом углу спокойнее и приятнее! Тёмные закоулки на время скрыли беглецов; пришлось протискиваться гуськом, и холодный кирпич царапал спины, но было некогда миндальничать – свистки фараонов раздавались уже близко к пабу, взвизгнули колёса на резком повороте. Послышались первые негодующие вопли, громкие непечатные ругательства… Тряхнув чёрными кудрями, вожак обернулся к едва успевающей за бегущими парнями девушке, и сверкнул белозубым оскалом.

– Беги давай, беги!.. – он схватил её за рукав и, замедляя ход, притянул к себе. Кэндис затормозила в него. – Умничка!

– Какого лешего? – виски дало о себе знать. Брэндон поклялся бы, что новая заваруха ему приснилась – но еле отчищенные джинсы опять были уделаны, а сбитые костяшки правой руки болели. Он выталкивал из себя слова скорее по инерции, потому что подбадривать никого не надо было – все удалились на безопасное расстояние от паба и бильярдной. Осмотревшись, Брэндон сумел понять, что его новые приятели бегут не сломя голову, а знают, куда идти. Они ныряли в лазейки среди нагромождения ящиков, старых досок и помойных контейнеров – выбирать не приходилось…

– Чуть не вляпались… – мамочка по голове бы не погладила за такой лексикон, но как тут ещё скажешь?.. – Черти… А? Полиция! Они совсем озверели… – Брэндон сглотнул, успокаивая рвущееся из груди сердце. – Чёрт возьми… Ты, приятель, конечно, потрясающе врубился с кавалерией… и те кретины будут знать, как связываться…

Он бросил извиняющийся взгляд на Кэндис. И в самом деле, ему-то уже было по барабану, чем вся эта история закончится… а девчушка – Бог знает, отдохнуть, может, хотела. И парень этот партию на бильярде составлял, так что по справедливости мог бы и надавать ему кием… Пробравшись близко к попутчице, Брэндон галантно улыбнулся. Личико Кэндис омрачилось тревогой, и она протянула руки к его щеке.

– О Господи! Джон, ты только погляди… кровь!

Брэндон не любил, когда его начинали жалеть, но тут стерпел. Более того, усмехнулся с видом раненого французского легионера. События развивались неплохо: никто не ведёт его за руку признаваться во всех грехах – вон, «вожак» ухмыляется поощрительно, разглядывая его саднящую скулу…

– Да, влопался ты, малец. К утру фингал будет…

– Ох, ни фига!.. – свежая царапина отозвалась болью.

Брюнет полез в карман: расплющенное курево годилось только на самокрутки, но он умудрился собрать крошки табака, и, вернув сигарете первоначальную форму, невозмутимо спросил.

– Огонь есть?

– А? Да, конечно… на, держи. – он замялся, выискивая зажигалку в куртке. Слабый огонёк затрепетал на ветру, да и парень дышал, как рысак, пришедший в гонке первым. Как он выручил его и Кэндис… Блеск! Пытаясь оказать услугу, Брэндон сложил руки лодочкой и заслонил сверху чужие ладони, чтобы удобнее было прикуривать. От нового знакомого шёл тёрпкий запах пота и мужского превосходства, как от вратаря на футбольном поле. Парнишка поёжился. Джон посмотрел на него сквозь полусомкнутые ресницы и, глубоко затянувшись, выпустил облачко дыма.

– Малёк ты малёк, а гонор лезет… Какие у тебя руки маленькие!

– Да ни хрена подобного! – на себя, доходяга, посмотри! Я, конечно, благодарен тебе и прочая гадость, но портить наше знакомство в самом начале – нашёл ты, о чём заговорить!.. С радостью принял меня в свою компанию, посвятил в обычаи – так терпи, зачем расшаркиваться? – Большие они! У Джо Льюиса были маленькие.

– Ладно тебе загибаться!.. – он подмигнул, стискивая дымящую сигарету. – Льюис был крепкий боксёр, не бил, не защитившись. Если ты хочешь драться за девчонку вроде Кэндис, держи удар!

Попутчица зарделась. Ей нравилось, что парни её обсуждают – пусть даже открыто; а если учитывать, что за одного она переживала – не только из-за синяка, но и из-за нежной кожи и ласковой улыбки…

– Ладушки… – Джон пожал плечами, не понимая, почему вдруг нахмурился странный мальчишка. Ему было не до того; надо было найти партнёра по бильярду, убежавшего чуть ли не в другую сторону… Впрочем, найти его было – раз плюнуть, ведь в Линкольне и иголка в стоге сена была достопримечательностью… Так и есть – приятель мёрз возле кирпичной стены, тряся баллончиком с краской и боязливо оглядываясь – не видит ли кто его, охваченного приступом художественного вандализма. Вот почему на приветственный вопль:

– Привет, киса! Как поживаешь! – он зло огрызнулся.

– Пошёл на хрен!

– А, я его напугал… какие мы несчастные разлюли… посмотрите на него… – Джон тоже не прочь был позадирать того, кто попался под руку. Светлоголовый «киса» с едва намечающимися пушистыми усиками закашлялся, и Брэндон едва не вздохнул с облегчением – оказывается, бывают ребята с ещё более детскими лицами, чем у него… Червячок сомнения, весь этот вечер точивший его, понемногу успокаивался. Кэндис наконец выпустила его ладонь, которую крепко сжимала, и поспешила к друзьям – знакомить с тем «сокровищем», что открыла совершенно неожиданно для себя.

– Том, это Брэндон!

Шаг вперёд, кивок. В восемнадцатом веке, про который пишут в книжках, и где с девчонками обращались куда как вежливее, ещё бы и присесть заставили… Тёзка мультяшного кота был порядком нахлеставшись, это было видно по недоверчивому прищуру… Нужен ему ещё один доходяга в компанию? Главарь хлопнул в ладоши.

– Ну а я – Джон, ты уже сообразил. O’K, хватит дурью маяться. – он выхватил у Тома из рук баллончик и запустил им в темноту, откуда неимоверно тоскливым воем отозвались собаки. – Мы тебя домой подбросим, хочешь?..

Брэндон нашёл трещину в асфальте, и машинально начал ковырять её носком ботинка, как выдранный за уши школьник. Что сказать в ответ? Случаются в жизни огорчения, приятель, и я сегодня в очередной раз сел в лужу. С моими тонкими пальцами и клёвой зажигалкой фирмы Zippo. А всё потому, что я хочу быть похожим на вас… Чтобы уметь так размахиваться, чтобы драть ночью глотку – как король мира, надо долго потеть, и не возвращаться туда, откуда тебя с позором выперли. Вот так-то, волк… Том выругался и посмотрел на блестящую полосу шоссе – где-то на обочине была припаркована машина… Кэндис хихикнула.

– Ребята, стойте! Давайте отметим знакомство… Поедем с нами?

Ох, какие глазки. Не будь он в такой славной компании, давно бы смеялись они ему истомой… Джон фыркнул, угадав его стремление.

– Очнись, девушка! Твой дом в семидесяти милях отсюда…

Брэндон тряхнул головой; затылку больше не было холодно.

– Да чего там… Мне паршиво, вечер только начинается, – он затянулся так, что чуть не проглотил сигарету. Шоу должно продолжаться!

Дикий радостный крик прорезал ночную тишину. Джон подпрыгнул в надежде достать перекладину пожарной лестницы… Брэндон был не прочь отдохнуть – так, чтобы Млечный Путь сорвался с катушек… Где-то забренчали на электрогитаре. Увидев корявые зелёные буквы, которые изображал Том до их появления, "настоящий ковбой" рассмеялся.

– Класс. Это правильно…

Он сам не так давно свинчивал лампочки и ломал замки на автостоянках. Ему здесь всё осточертело. Собственно, в кои-то веки можно послушаться Лонни – не он ли говорил: "Ты крутой, но подставлять родных плохо"? Пора делать ноги. Хватит решать, где висит дамоклов меч, а где нет. Избавиться от груза забот, как можно скорее, вроде змеи, сбрасывающей кожу… Бежать навстречу неизвестности… «Выкуси, Линкольн!». … Душа жаждала любви и дальних странствий. Подумаешь – что колёса под задницей чужие… Уверенная рука на рычаге переключения скоростей, фонарные столбы, мелькающие по бокам… К дьяволу на кулички – но лишь бы подальше от пустоты и скуки… Хайвей открыт для них, и белая полоса исчезает под машиной, завораживая мерным ритмом… Она – как ниточка жизни. В неё можно вцепиться и уже не отпускать. Может быть, тогда хоть повезёт… Компания – первый класс! Сначала Брэндон ещё смеялся вместе со всеми, не отказываясь от пустеющей бутылки «Джека Дэниелса» с красиво просвечивающей медно-коричневой жидкостью, а потом… "Собака не злая, но нервы ни к чёрту". Он умел строить из себя умника, пока был трезвым. Брэндона сморило, и он уже не наблюдал за проплывающими мимо указателями, редкими пятнами окон и мёртвыми глыбами домов… Ткнувшись лбом в тёплое плечо подружки, он уютно устроился на заднем сиденье. Только ноющая скула изредка напоминала о себе. Всё O’K, всё O’K, Брэндон… неважно, кто поёт колыбельную – но Тина, как призрак, отошла от него… и не мешала сладко похрапывать. Том толкнул Джона.

– Ты гляди-ка…

«Вожак» вполоборота покосился на сидящих сзади. Пацан, до этого смешно крутивший кулаками в воздухе и затягивающийся «Мальборо» так, что щёки западали, облапил Кэндис и вырубился. Не зря они её с собой взяли, хорошо проехались… А парень – что надо. Свой. С него станется ещё дел натворить в тихом Фоллзе… Зря, конечно, шум такой подняли – поедем да поедем… Но что, устроить его негде будет? Че-пу-ха… Кэндис поморщилась. Ей не нравились взгляды, которые приятели бросали на нового знакомца. Дураки, не понимают ничего… В сумерках мальчишка казался воплощением её тайных грёз. Она улыбнулась, впервые за весь вечер дав себе волю подумать – эдакого она ещё не видела… Никто ещё за ней не ухаживал так – тонко, умно… Кайф-то какой! Брэндон с трудом разлепил веки. Девушка рядом с ним закашлялась. Конечно, он не успел придумать ничего лучше, как промямлить.

– Мы приехали уже?

Машина притормозила. Под громкое бульканье утекающей из бутылки жидкости Джон выдал.

– Ещё нет. Предлагаешь остановиться и кому-нибудь ещё начистить физиономию?

Куда там! Кэндис завозилась, разминая затёкшие ноги. Брэндон зевнул, огляделся по сторонам и окончательно провалился в сон… … Ему грезилось, ему очень приятно грезилось… Он шёл куда-то, и чётко стучали каблуки – сначала в такт с ровным покачиванием (машины?), а потом в дремотной тишине. Скрип колодезного журавля… Кажется, вот-вот приподнимется ситцевая занавеска, и, кем бы он ни был, на пороге его встретят, напоят горячим кофе, и от знакомых рук будет пахнуть мятой, и напротив будут пусть не те, ожиданные, любимые, но родные глаза… Как мечту, как песню без припева и конца, он с самого раннего возраста ждал – место, где ему будут рады. А потом – ну, потом, разумеется, одёрнув ковбойку, сняв ботинки и ощутив ногами шероховатость деревянного пола, пахнущего соком яблока и олифой, можно будет выйти наружу… И почти наверняка никто в трейлерных прицепах, занятый своими делами, не обратит внимания – но подсознательно будет слушать одинокую мелодию, которую он будет выводить на губной гармошке. Тряхнёт головой и заиграет – песенку о свободном мотыльке, слишком близко подлетевшем к огню… Тягучие звуки, увязывающиеся друг за другом, полетят вверх, к бело-серым точкам звёзд, и поздно будет их ловить… Всё будет правильно. Что ему до странного вида друзей? Возможностей не так много, и хвататься надо за любую… лишь бы приняли, отогрели. Чтобы не было больно… Чтобы ничего не надо было бояться. Громко каркала ворона, расправляя крылья, переступая по шаткой ветке. Неужели её ночные бдения были ещё более беспорядочными, чем его вчерашний день? Пчёлки делают "кусь", пернатые бывают аистами… ох уж эти разговоры о сексуальном воспитании! Брэндон провёл рукой по лицу. Пальцы занемели. Во рту было премерзко, и корочка крови сшелушивалась с потрескавшихся губ. Он чертыхнулся про себя – на большее сил не находилось. По вискам стучали раскалённые молотки. Если бы кто-нибудь взялся распостраняться о вреде похмельного синдрома при нём, Брэндон просто убил бы его на месте. Болело всё, включая першащее горло. Но лежать было неожиданно мягко; прикрываясь ладонью от света, он бросил вокруг несмелый взгляд. Та-ак… Куда его только не заносила нелёгкая, но это просто феномен. Узкая девичья постелька, на которой он перекрутился… прорванный плед, сбитое одеяло… ну – это сам виноват, метался во сне! А снилось что-то хорошее… Грубо побелённые стены. Пара фотографий. Скромно… Что же было вчера? До того, как он отрубился? Опустив ноги на пол, Брэндон попробовал подняться. Надрывно заскрипела половица, и он понимающе хмыкнул – сейчас, сам потянется и заскрипит не хуже… Чёрт знает что… В трубке раздавался треск, какой бывает, если раскалывать полено топором: щепки разлетаются, пот ручьём льётся… матюгаются исключительно все. Брэндон недовольно прищурился, подцепив шнур допотопного телефона.

– Я не знаю, где меня черти носят!..

Покосившиеся балки – между ними натянута бельевая верёвка. Обшарпанный сарайчик с наново покрытой крышей… В паре миль от старой фермы заканчивалось шоссе, и мимо него шла раздолбанная просёлочная дорога. Положение спасла карта, найденная на пластмассовом столе возле шезлонга. Жирным маркером был отмечен Линкольн… и россыпью точек – бары. Можно умереть со смеху.

– Это… как его? Фоллз-сити! – Брэндон шумно вдохнул. Если Линкольн он вчера ругал последними словами… глубокая дыра, глаза бы не видели – то это что же? Край американской вселенной. Шоссе – в десятке километров отсюда. Фабрика – единственная на район, и ряды картонных домиков с звёздно-полосатыми флагами… настоящие задворки. Дикость какая-то.

Лонни едва не рухнул на пол – потом подобрался, скрестил ноги.

– Ты какого это рожна там делаешь? Такого места на карте нет… чёрт знает, о чём ты думаешь! – и думала, придержал он язык. Брэндон пожал плечами с выражением бедного родственника. Именинная неделя продолжается!

– О чём я думаю – сказать тебе, брат? Лонни, у меня в жизни такого дурацкого вечера не было! Бесы меня носят или нет – это десятый вопрос! Блин!.. Не разберёшься, где что… – он вцепился в вихор на макушке, не улёгшийся даже после того, как по нему прошлись смоченной в воде расчёской. – Мне на следующей неделе в суде надо быть, это жутко важно! Понимаешь? А мне пожить негде!.. – при желании интонацию можно было принять за просительную. – Можно я… того… у тебя впишусь?

– Тебе ко врачу надо, дурья башка! – не стерпел Лонни, почёсывая пятку и бросая недовольный взгляд на часы. Он не знал, что делать: то ли бояться за друга, то ли беситься.

– Да я уже был там, это безумие! Нужен контроль психиатра, колоться гормонами. Это стоит кучу денег – я же состарюсь на фиг, пока их накоплю!

Лонни вцепился в трубку так, будто душил кого-то.

– Ни клепа ты не слышишь! Думай сама – нельзя всё время убегать от реальности, прятаться… это же не игра! Или ты считаешь, напялила ковбойскую шляпу, сунула тряпку в трусы – член вырастет и документы исправятся? Добегаешься – упрячут тебя в тюрьму. Насовсем!

– Моя жизнь – это глупый кошмар! – голос его опустился до шёпота; Брэндон постарался, чтобы не дрожали коленки. То, что говорил братец с расстояния в семьдесят миль – это было его… первой жизнью. И она дышала в затылок, что бы он себе не надумал во вчерашнем угаре… отворачиваться от неприятностей было не в его стиле… надо было что-то делать! Правда, глупости всё это, что он бежит. При стихийных бедствиях уезжают люди из дома – и никто ни слова не говорит… как распорядилась матушка-природа – никому нет дела. Лонни бы только покомандовать.

– Слушай мою команду. Ты сейчас находишь ближайшую автостраду… дам тебе медаль, раз уже нашла. Едешь прямо ко мне домой. Ни в какие бары не заходишь, вообще нигде не останавливаешься… Я тебя знаю! Разве что отлить. Тина, ясно тебе?

– Думаешь, у меня получится?

– Ты же мужик!.. Да, не вздумай ничего стянуть. И никаких больше девочек! – рявкнул Лонни. Раздались гудки. Брэндон раздосадованно буркнул – зная, что брат его уже не услышит.

– На тебе… никаких больше девочек.

Рядом остановилась хозяйка дома, и стала его разглядывать, склонив голову на плечо. Шла она вроде бы снимать бельё – так что и глазки построить можно было…

– Привет! Нормально поспал?

М-да, и носик у девушки премило вздёрнут… Он потёр руки, выискивая на высоковольтных проводах очередных представителей семейства вороньих.

– Да, всё отлично.

Неправильно истолковав его угрюмость, она представилась.

– Кэндис. – от неловкого движения белобрысый мальчонка у неё на руках захныкал – и потянул руки к "чужому дяде". Детское гуканье насмешило Брэндона. Он всегда любил возиться с карапузами – они ведь забавные… у них нет таких проблем, как у взрослых, им не нужно глупо смеяться, изворачиваться, лгать…

– Я помню.

Какая прелесть! Другой бы с перепоя отшил, послал бы куда подальше бедную провинциалку… Видно, ему плохо было дома, и как здорово было – потрясная идея! – привезти сюда, развеяться. Кэндис покачивала ребёнка на руках; тот цеплялся за тёплый воротник и пускал пузыри.

– А это Коди.

– Ага. Прелесть. – он протянул палец, и ребёнок радостно забрал его в кулачок… хватка почище, чем у мамочки… Нужно быть милым для собственной выгоды! Ужас!.. Кэндис застенчиво отвела пальцы сына.

– Ну что? Всё ругаешься с невестой?

– Извини?.. – он развернулся из гордой позы вполоборота и покраснел. Малыш захныкал; теперь уже Брэндон обрадовался возможности отвлечься на него. Ну-ка… А щекотки боишься? А улыбкой тебя не наградить по самое не балуйся? Меня ещё глупым зовут. Уфф… Нет у меня невесты… была, да вот разладилось. Татуировку сводил – с именем. И вообще, передай спасибо мамочке за то, что она меня ещё не выгоняет отсюда, посылая проклятия вдогонку… – Ну, это на самом деле длинная неприятная история.

Леди учили молчать, когда джентльмен разговаривает. Особенно такой, как этот. И не подвергать глупым дамским сомнениям то, что он говорит… Коди, Коди, не шуметь! Мистер Лунная Улыбка Года играет с тобой… ребёнка надо поскорей кормить, он обычно капризничает с утра… а сегодня – нет! Сынок, дядя к нам пришёл обалденный.

– Ну и ладно, ну и хорошо. – Кэндис не хотелось так уж обозначать свой статус матери-одиночки, ждущей помощи. Что было, то быльём поросло – отец Коди ушёл в армию… не написал ни разу, скорее всего, осел где-нибудь на вольных хлебах. Сделал дитя – привет с трапа самолёта… Но не все же они такие. Девушка простодушно тосковала по плечу, на которое можно без страха опереться… Ребёнку надо стирать, готовить, убирать за ним постоянно – за хорошим мужиком, в принципе, тоже, но от маленького когда ещё любви дождёшься… А такой и поможет, и обогреет, и подумает, где денег взять, чтобы зиму продержаться… – Ой, погляди! Ты и правда умеешь обращаться с детьми!

– Ну, это один из моих скрытых талантов. Я бы своего карапуза хотел завести. – Брэндон засунул большие пальцы за ремень и подмигнул, стараясь не обращать внимания на царящую вокруг серость. – Я надеюсь, что ты никому не скажешь… Честно, по рукам? – и он улыбнулся так лукаво, как никогда ещё не улыбался, скрывая свои не мужские качества в этом краю сильных ребят и нежных девчонок…

… Кажется, он похож на чьего-то младшего брата – уже по меньшей мере десяток приветственных возгласов раздались в его адрес. Походка вразвалку, твёрдый взгляд – и уже никто не выставит его за дверь. «Юноша, подходи, выпьем!» Благодарен покорно – и так голова гудит… после двух разжёванных таблеток аспирина и нелёгкого решения остаться в этом захолустье на вечер. Лонни, конечно, сживёт его со свету за опоздание – ничего, он ему наплетёт что-нибудь про рейсовый автобус. Пусть со стекольщиком пококетничает вдоволь… А что до суда в Линкольне… Раньше молчали эти бюрократы, безразлично шурша бумагами: увод автомобиля, покупка спиртного. Трудный возраст, подростки все такие, к чертям послать отбившуюся от рук молодёжь… Зашевелились они после того, как он покинул кризисный центр. Мелочь, а приятно, когда родное государство цедит сквозь зубы – люди вас не поймут… Подумаешь, большое открытие. Сейчас неплохо путешествовать автостопом; из соседних штатов идут фуры с компьютерным оборудованием… Ветер в ушах, зимний пожухший лист путается под ногами… Он поедет, конечно, и всё-таки… Что же заставило его ослушаться приказа? Да пожалуй, грустный взгляд Кэндис, исподтишка, когда она клала спать сынишку… расплывчатые воспоминания о вчерашней поездке. Нехорошо отказываться от тоста, когда всучили бутылку с ликёром… Здесь такие законы. Брэндон Тина очень хотел всем понравиться. Может быть, он просто следовал своему сну… Он не хотел сразу ошарашивать всех подробностями своей беспутной жизни. Ты пожал мне руку? Ладно, рядовой… O’K, будем надеяться, что ты не прогадал… И что я вывернусь, как всегда.

– Брэндон!.. – простая клетчатая кофточка с отложным воротником, синяя юбка и фирменный фартучек. Кэндис работает официанткой? Девочки из здешних мест, похоже, ещё больше дорожат своим положением, чем крутые работяги. Хотя у них меньше шансов на выживание, уж он-то понимает… Трудиться до конца дней своих, мусолить истрёпанные романы вместо лекций по математике, потом подцепить мужа, нянчить детишек. Кроме этого им достаётся ноль на палочке. Они не жалуются – так всё и должно быть: жёны, матери, симпатичные любовницы. Мужчины указали им место, и они поверили… но если неожиданно перейти им дорогу, разбить сердце – вовек не простят… Их используют для того, чтобы было, о чём болтать. Кто, с кем, где… вязание носочков вместо бильярда. Сами по себе… правила иногда бывают очень несправедливыми. Он почувствовал, как по спине побежали мурашки.

– Привет…

– Здорово! – она обошла вокруг него, неся в руках поднос. – Мило выглядишь…

Кокетливый взгляд… Брэндон выпрямился.

– Я тут нашла, с кем тебе поехать домой. Вон, видишь, человек сидит?

Белая ковбойская шляпа закрывала всё, включая большие уши и намечающуюся плешь. Племя угрюмцев росло и ширилось: такие без страха и упрёка высаживали ночью, посреди шоссе, и требовали большую плату за поездку до следующей автобусной остановки… Мальчик ухмыльнулся и тронул языком верхнюю губу. Где наша не пропадала? Наша пропадала везде… Прокуренный воздух, засиженные мухами картины и дипломы всех: начиная от первого тракториста и кончая сельским доктором. Большая вывеска: за всё платит Винни. Ехидный ломающийся голос из магнитофона вещал, что приближается буран… Погодка, что надо. Зима в этом году суровая… Другая обстановка, другая жизнь, где он мог ходить в старых джинсах и с обкорнанными волосами. Это ему больше по душе, чем обиталище «белых воротничков», строгое здание суда со слепой Фемидой. Пока корабль не тонет – можно направляться вперёд… Чёрт возьми, чёрт возьми, неспешная музыка – лучшее в мире лекарство от депрессии!

– Эй, чемпион!..

– Привет, Джон. – рука заныла от его крепкого пожатия. Брэндон стерпел и плюхнулся на свободный стул с вытертой спинкой. Можно было предположить, что это чужое место, но… народ в главном баре города не бродил просто так: все друг друга знали, на выпивку тратилась последняя зарплата, и всё было просчитано для мелочей. Хлопнули по плечу, обозвали дураком и предложили присоединяться в битком набитом зале – следовательно, дело на мази… и ждали его. Официанточек здесь за стол не сажают. Приятно, когда кто-то заботится… Кэндис могла, конечно, похлопотать за него – сказать, что гуляет с ним, хотя повода он не давал – но завоевать ребят труднее. Он серьёзно хотел понять толк в мужской дружбе – не такой, в которой надо стучать мячиком с дворовыми беспризорниками и искать пристанища у Лонни… Обстоятельно сесть, покурить, присмотреться к нравам… получить высший бал за соответствие их среде.

– Держись за стул крепче. Большая гулянка грядёт, как бы тебя не вытряхнули на мороз! – Том фыркнул в кулак. – Серьёзно, держи паспорт поближе, а то решат, что совсем малец…

– Кончай. – отрезал Джон. Брэндон позволил себе расслабиться и вытянуть ноги под столиком.

– Чего я?

– Ничего. Все же свои!

Он давно не отжимался, заняться спортом было положительно некогда; мышцы затекли, и Брэндон сменил положение. Никто не торопился к нему с «проверкой», удостоверение приятно грело карман джинсов. Долго делал, да зато теперь всякая законная и незаконная власть не пристанет… Джон откинулся назад и громко захохотал. Опорожнённые бутылки звякнули.

– Прикол не в этом. Тут надо быть знатоком! Вот послушай, – он толкнул Брэндона. – Ты новый человек в городе, зацени формулу. Том гуляет с такими девчонками: бывают высокие, худые, с круглой задницей, и чтобы ложбинка на спину выходила. Всё бы хорошо, но похожи на койотов – страсть, какие уродины!

– Койотов? – не поверил мальчишка.

– Ага. Люблю доступных. – Том выдохнул. Подошедшая Кэндис ловким движением заменила пепельницу. Парень на автомате поблагодарил её. – Спасибо, детка.

Она повела плечами, всем своим видом показывая, что не вмешивается в сугубо мужские разговоры. Кто девушку поддел, тот её и развлекает дальше…

– Тайсон, да ты, похоже, с Тэдом Банди сегодня на паях… – друзья тоже не пылали восторгом в адрес попутчика Брэндона.

Кэндис вспыхнула и, кажется, обиделась. Она так старалась, а они потенциального благодетеля обзывают техасским маньяком…

– Ну что ты мелешь, Джонни? Он сегодня нормально выглядит!

– Точно, точно. Едва из запоя… Купи ему стопку – и доедешь домой с ветерком, под шаманский бубен и враньё про войну в Корее… О, кстати, про нормальный вид.

Рядом остановилась длинноволосая шатенка, сделав строгое лицо.

– Куда тебя унесло? – уважения к Джону она не питала, как и особой симпатии. Другое дело, что держала себя с достоинством великосветской дамы. – Я тебя просила не отходить от… ну, ты понимаешь.

– Чего я должен понимать? – огрызнулся «вожак». – Я вам нянька, что ли?

Брэндон повернулся, стараясь проследить за незнакомкой; приветствовать его она не имела ни малейшего желания. Ох, какие мы гордые! Ну и пожалуйста. Ты не в моём вкусе.

– Ой, ой… – Том закашлялся. – Потом ещё надуется, не поцелует на прощанье, а, Большой Брат?

Джон помахал пальцем и резко встал.

– Детский сад! Я так чувствую, девчонки надерутся… и начнут петь караоке. Это у них вроде заработка, только не деньгами, а выпивкой. Бармен потом угощает… – в его голосе слышались нотки превосходства и едва уловимой нежности. Брэндон поднял брови – вот уж никогда бы не смог его подозревать в сентиментальных чувствах к провинциалкам. Шатенка вынырнула у стойки, куда минутой позже подошёл и Джон. Девушка обняла за плечи сгорбленную фигурку, которая опрокидывала стопку водки, с трудом глотая жгучую жидкость. Боже мой, болеет душой совсем, как я… кажется, как давно это было… нет, только вчера вечером. Что она заливает алкоголем? Минутное отчаяние или привычную тьму, в которую погружаешься год за годом от безысходности…

– Лана, солнышко, хватит уже…

Джон положил заскорузлую ладонь на узкую, обтянутую чёрной футболкой спину.

– Лана!

Плечи недовольно дёрнулись. Послышалось бормотание.

– Оставь меня в покое! Уйди!..

– Пойдём уже. Ты меня сюда притащила… – суровое выражение на лице шатенки разошлось, как тучи после грозы, и ясно отразилось понимание. – Не знаю уже, что с тобой делать. Пойдём петь…

Девушка нехотя поднялась, опираясь на руку подруги.

– Ай, брось, Кейт!

Караоке… Так вот для чего сцена! Закурить бы. Рука нашарила сигарету. Где твой дом, малышка, где твой дом? Кто сегодня, милая, ночует в нём? Ты уже ничего не ожидаешь, похоже… Шагающая мимо девушка обдала его запахом незнакомых духов и цепким взглядом.

– Ты ещё кто?..

Ответить на вопрос он не успел… да и, честно признаться, и не стремился. Первый раз в жизни храбрый воин, завоёвывающий женские сердца и не останавливающийся ни на ком, очнулся с громко бьющимся сердцем… Рвущимся на волю из грудной клетки. Брэндон тяжело вздохнул, признавая за собой вину. Он любил девушек так, как им хотелось… он старался быть идеальным, но до сих пор не знал, с кем. Первой настоящей любви не было. Но теперь… когда под ложечкой нестерпимо засосало… Он не знал, что делать. Он был в полной растерянности. Лана – так её зовут? Потрясающее имя… хочется делить на слога… отдала Кэндис банкноту, и та поспешила к стойке. Бармен одобрительно закашлял. Кейт горько усмехнулась, распутывая провода микрофонов. Её подруга – как блаженная, в самом деле… Стоило деньги на ветер бросать, когда этот старый толстяк с удовольствием всё, что горит, отдаст им… и матери в кредит отпустит, стоит в уик-энд развлечь посетителей аккордом-другим. Что-то неладное в последнее время с ней творится. Как черти несут на гоночном автомобиле – из этого маленького городишки, будь он трижды проклят… провалиться ему на месте! Кто из них не мечтал, не терзал по ночам подушку? Теперь-то зачем настроение портить? Получил своё – и уходи, или оставайся вместе со всеми – это закон. Напьётся в дудку, и на работу ещё не придёт – хандрить будет… Улюлюканье и свистки служили первым признаком того, что завсегдатаи готовы посмотреть бесплатное представление. Том и Джон весело переглядывались, видимо, зная, что дальше последует.

– Эй, кроха! Ставь нашу… любимую!

Любимую, Брэндон вздрогнул. Пульс отдавался в ушах. Он почувствовал себя мышонком, выбирающимся из угла посмотреть, как наряжают рождественскую ёлку: шарики, конфетти, мишура… Здесь этого нет; только отражение зеркал. Хрип микрофона, усиленный динамиками – и пронзительный грустный взгляд.

– Ух ты! Давай!..

– Ставь!..

– Кэнди, давай скорее! Залезай на сцену!

Робко перебирая край фартука, Кэндис услышала доброжелательный окрик и встала рядом с подругами, не очень-то радуясь затее. Ведь её ждёт работа, и всё такое… может, патрон ругаться будет… А ну, как пресечёт единственное развлечение? Вступление начала одинокая гитара; магнитофонная запись была старой, и поэтому звуки струн казались приглушёнными. Что за песня?.. Страшно знакомая… «Самые голубые глаза в Техасе»! Брэндон вспомнил, как один его приятель, Аллен, просил с больничной койки – он сильно разбился в автокатастрофе… поначалу только тёмные глаза блестели из-под бинтов… В палате стоял сильный запах лекарств и клюквенного морса… Худые руки лежали поверх одеяла, но в голосе страдания не было. Аллен относился к жизни лихо, и думал, что умирать будет не долго. «Это легко, приятель, как укол! Раз, и… Только дышать трудно становится… и это неприятно, дружок. Ты потерпи, у тебя ещё готовится гигантская вечеринка. Ты – хороший парень. Всех умеешь зажечь… Люди поэтому к тебе и тянутся. Живи… Не забудь только. Притащи мне кассетку кантри… "Самые голубые глаза в Техасе" – помнишь? Не забудь…» Девушки пропустили первые такты, и, запинаясь, начали петь. Первое слово, второе, третье… они капали в бесконечность, оставаясь в стенах старого бара. Брэндон был готов полюбить это место… где кончается вселенная. Где гуляет ветер, и замёрзла даже земля… Звон битого стекла и хохот прозвучали крайне неуместно. Джон, сложивший руки на груди и приготовившийся слушать, сердито крикнул в сторону.

– Закройте хлебальники!

Неожиданное послушание показало, что с его агрессивным тоном здесь знакомы не понаслышке. Куинси, Куинси гонит стадо… С полной уверенностью красавицей её назвать было нельзя; но дождь золотых волос, длинные ресницы и голубые глаза, сияющие из-под них, компенсировали впечатление… Лана. Лана. Лана. Где ты была? Я так тебя ждал! Долго… долго… всегда, может быть. Ты знаешь, жизнь меня не очень-то любит. Я стараюсь не отвечать взаимностью… Что же в тебе такого? Меня тянет, как магнитом… Я готов остаться, я буду ещё ждать, только посмотри на меня. Только скажи себе, что этот парень по центру столика тебе подходит, как половинка паззла… Я так хочу. О Господи, я так хочу… Малыш! Скорее всего, в Фоллз-сити никого лучше не было, потому что тишина была полной, чуть наэлектризованной. Первая леди в захолустье? Боже мой, какой же тяжёлый крест должен быть!.. Очень женственная, очень ранимая и чуткая. За слоем повседневных забот и однообразного проведения досуга – кому до этого дело? Оплатить счёт, да пригласить утоптать ногами танцевальный пятачок – считается кодексом вежливости здесь. А понять девушку… Что ж. Растерянно, чуточку испуганно и уже влюблённо Брэндон смотрел на изящную блондинку, прижимавшую микрофон и время от времени сбивавшуюся с ритма. Что со мной? Что за чёрт? Других слов нет, что ли?.. Голова кружится, пора слезать… но мальчишки ждут, пока мы закончим петь… сдалось им всё… Что такое с этим дурацким сердцем? Лана сердито мигнула и отвела взгляд от зала. Она тоже заметила незнакомца, тихо сидящего рядом с Джоном и Томом. Он выгодно отличался от них тем, что почти не пил и не посылал скабрезные шуточки в зал… Казалось, он просто не отрывался от сцены, зачарованный, притягивающий бесхитростным сексуальным обаянием… и казался странно благородным – словно они заговорщики, понимающие друг друга с полуслова, одни… договорились встретиться здесь, а на всех остальных – плевать. Он молчал ради неё, сидел здесь ради неё, и улыбался… Господи, чудесная улыбка! Лана помотала головой. Нет уж, лучше решить, что всё это ей снится… иначе потом будет очень обидно – с похмелья осознавать нереальность происходящего. Она долго воевала с собой, и мечты о свободе имела привычку загонять глубоко, чтобы они не мешали ей жить, как заноза… Но душа, скептически вздыхая, опровергала все доводы… и бросалась к любой соломинке, которая могла вытащить её и хозяйку из Фоллз-сити. Юноша с глазами цвета каштана… Кто ты? Я волнуюсь – скажи мне, кто? … У обклеенной афишами стены было холодно. Том с сожалением вздохнул, оттягивая верёвку с ключом, висящую на шее, и вынул из кармана клок бумаги. Старая газета вспыхнула не сразу; она была порядком измятой, и огонь долго лизал её. Наконец языки пламени оказались достаточно большими; парень зажал зубами окурок и раскурил его от импровизированного факела. Мурлыча незатейливый мотивчик, он обжигал пальцы. На странную его молчаливость никто не обращал внимания: таким уж Том уродился… мог часами стоять, притоптывать, сохраняя спокойствие и видимое дружелюбие, которое – уж близкие приятели знали – на самом деле могло быть обычным пофигизмом… Лана запрокинула голову. Ветер прогонял комки травы и мусор по шершавому асфальту стоянки стоянки. Холодно, бр-р…

– Ну что за херня? В пять минут же обещали вернуться?.. Что они там о себе думают?

– Чудачки… – лаконично согласился Джон. – Только не забудь: мы с тобой вчера дерьмовый бензин заливали… утром, на колонке чёрт его знает где. А у Кэндис машина капризная… Так что жди и надейся на прекрасное будущее… иначе вообще пешком домой пойдёшь, дурочка, – и он снисходительно ухмыльнулся. Лана огорчилась. Перспектива торчать на стоянке и замёрзнуть окончательно могла радовать только городских слепых, ночующих у церкви… Сколько она ни знает Джона – он берётся её поддержать, играет с ней, словно с младшей сестрёнкой – это бывший парень-то… Как-то раз Том сболтнул, что он обещал сделать для неё всё. Будет она рядом или нет. Всю жизнь в одном котле вариться… те же рожицы, та же мода, те же песни…

– Стучи каблучками, детка. Поехали, садись в машину. – очень предсказуемо произнёс «вожак», махнув ей рукой. Серый «форд», утробно урча, остановился в нескольких метрах: раскрасневшиеся Кейт и Кэндис махали ей руками. Том засмеялся и побрёл к ним. Лана обогнала его, чувствуя, что холод забирается даже под куртку и покрывает руки гусиной кожицей… Первое, что она услышала, едва усевшись на продавленном сиденье, было громкое.

– Эй, Брэндон!

Ах ты Боже мой, значит, он ей не приснился? Кэндис, высовываясь из окна, подтверждала эту версию жестикуляцией и ослепительными улыбками.

– Поехали с нами!

Парень засунул бумажник в карман и глянул на шумную компанию. Удивление мешалось в нём с сомнениями; то ли уже успел поцапаться с «Банди» из-за цены, то ли стеснялся оставаться у Кэндис больше, чем того требовали приличия . Он был милым, в этой своей замшевой куртке и рубашке «вестерн» – типичный ковбой, и никак не Казанова. Большие карие глаза сияли навстречу… вот только кому?

– У меня зависнешь!

– Давай-давай, махнём пивка на дорожку! – махнул ему рукой Джон. – Ну, старик?..

Встав на подножку фуры, угрюмец в белой шляпе, неизменно надвинутой на брови, кинул огромный термос в глубину кабины. Трястись всю ночь рядом с ним, подпрыгивая и клацая зубами при виде копов?.. Двух оборванных жителей Небраски за милую душу засунут в машину с мигалками, а дышащий весельем салон, полный молодёжи, гарантировал кое-какую безопасность… Кроме того, там была она … Долго раздумывать не приходилось; он сам не хотел прослыть трусом… со вчерашнего дня, а поэтому принял приглашения, втискиваясь между Томом и недоверчиво фыркнувшей Кейт.

– Э-э-эй!!

– Ура!

Это было похоже на американские горки, с поп-корном в руке и шипучкой на коленях… Плевать, что будет завтра… если голова кружится от счастья и потихоньку забываются проблемы – с кем ещё нужно считаться? Сигарету за ухо – и… Грёбаный мир скучает по тебе, чувак. … Дьявольский холод, положительно! Или этот чудной тюремный хиппи с соломенными волосами опять возился с обогревателем?.. Томми, извини… Мотор закашлял. Брэндон вспомнил пологую равнину Небраски, по которой дядя Мюррей возил подержанные авто, и подумал, что здешним пацанам, не помнившим, что значит слово «работа», достаточно повезло. Выбора у него не было – последние медяки уже начинали пугливо вжиматься в подкладку кармана при приближении руки, чумовая рок-музыка ещё не выветрилась из ушей, пиво не кончилось… Белобрысый Том затолкал целый ящик назад! И ещё… ему очень хотелось оглянуться на Лану, но он держал себя в руках. Пусть её и не разглядеть было среди хохочущих подружек… Лана. Ла-на… Имя перекатывалось по языку, как сливовая конфета. Ой. Кажется, он напился, несмотря на зарок капли в рот не брать… Ветер взъерошил волосы, а потом будто хлопнул по затылку. Или нет. Это Джон! Шут бы его побрал. Синяк на скуле всё ещё болел.

– Значит, подбегаю я к дому, а там – сестра подвывает… Голая.

– Что, и ты испугался сестры? Или камеру тут же схватил?

– Ты мне рожи-то не строй, приятель… тоже хотел бы всех спасать, только не вовремя успеваешь. Вот-вот, другое дело! Дом пылает, девица в плач – и бежать, а я ведро с песком схватил… – блондин важно жестикулировал.

– Том у нас большой герой. Так, нюня?

– Ты всех спас? – Брэндон сбросил капюшон.

– Ещё спрашиваешь! Легавые притащили меня в участок и говорят: самый большой был пожар за пятьдесят лет! Я говорю – да ну! А они мне – ну да… во всех газетах Линкольна пропечатали. Может, ты даже видал…

– Смотрите все! – Джон прислушался к рёву. Кэндис тоже получила свой шлепок, только уже чуть пониже спины… Размазанные фигуры начали проступать в темноте, как чертёж на кальке. – Это хорошая развлекуха, чувак!

Том предусмотрительно отскочил от него, путаясь в двух ногах. После удачного падения на кресло в остове старой машины, Джон продолжил разглагольствования.

– Слушайте! Тут проходят практику крутые пожарники… Они могли бы Фоллз-сити отгрохать заново, столько бабок загребают за один вызов!.. Подумайте: сосунков учат не пахать носом грязь, а выживать в зверских условиях! Ха-ха, то есть никто не сможет отнять у тебя прибыльной работы, везде пригодишься! – в его чёрных зрачках плясали бесенята; может быть, это были сполохи от луча прожектора, которым баловались самые надравшиеся водители.

– Переворачивать бургеры – работа для зануд!

– Мне по душе крутая работа! – восторжённо присоединился Брэндон. – Не то, чтобы вкалывать, но… Пожарники путешествуют, а я не прочь побывать Мемфисе, в Теннеси, или к Грейсленду поближе.

– Болван, ты что-то перепутал, Теннеси – это штат, Мемфис – его столица, родина Элвиса, значит, Грейсленд там же! – Том хохотнул.

– Я знаю.

– Тебе работать не надо, ты можешь развлекаться круглые сутки!

Лана бросила бутылку на землю – похоже, ей эти рассказы давно надоели. Если ей… то… то, кажется, и ему. Божественный голос. Божественное лицо. И глаза! Нет, эта девушка не для маленького городка, где бездомные пацаны гоняют по пустырю гремящий грузовик, где не приемлют ничего, что не было бы «нормальным» – секс, хард-рок, и грязные деньги… Очередной акробат не удержался на доске, приколоченной к днищу прицепа, и комок из штанов и воплей благополучно очутился в луже, поцеловавшись с матушкой-землёй. Чего им нужно?! Однако все его спутники восхищённо захлопали, то ли радуясь неудаче, то ли просто имея повод для весёлого времяпровождения.

– Хотите настоящей опасности, тащите народ сюда, на вышку…

– Вот козлы, больше никто и не хочет… – грузовик затих у натасканной Бог знает откуда кучи брёвен; драчуны предпочли удалиться к костру, откуда пахло сгоревшими сосисками. Водители тоскливо поглядели по сторонам, перекидываясь репликами и срывая звенья сетки, отгораживающей два передних сиденья непосредственно от прицепа. – Мотор посадили, что ли?

– Я тебя прошу, эта кляча семь лет работала, ещё нас с тобой переживёт. Машина – как хорошая баба, сносу ей нет, и работает верно. – Джон попытался было внедриться в тесную девичью компанию, но её обитательницы тут же показали коготки. У-у-у… Ветер забрался под ковбойку; Брэндон запрокинул голову, чтобы ткань коснулась затылка. Взгляд ослепительно голубых глаз направился вслед за лохматым ёжиком его волос. Что ???

– Пошли-пошли, дурилка картонная… – Том уж если про что прознавал, то не отвязывался. Идея с грузовиком пришлась ему по вкусу.

– Нет, я пью! – Джон перехватил горлышко бутылки, словно готовясь к удару, и пригладил бороду. – А ты уделываешь штаны, едва этот агрегат завидишь. Брэндон!..

– Что? – испуганно вздрогнув, юный Тайсон размером с Дюймовочку оторвал глаза от силуэта блондинки, чьи длинные волосы развевались по ночному ветру. Вожак усмехнулся.

– Давай, жеребец. Твоя очередь покататься на лыжах. Пошли!.. – загораясь новой мыслью, он вскочил на ноги, разминая их и пытаясь чеканить шаг. Ох, чёрт, и сильные же руки – воротник куртки жалобно треснул, а Лана, кажется, продолжала смотреть… – Раз-два!

Проклятый бар. Проклятая жизнь . Пора собирать чемоданы и убираться, а то дыра затянет её, как старое потухшее болото… Ремень джинсов больно впился в кожу; Лана поморщилась. Как всё приелось, это только после трёх порций водки настроение приходит, а Кэндис нарочно ещё разбавляла… Дурацкие лыжники . Полуразвалившийся остов вышки устремлялся в небо, как маяк, со специальной мигающей лампочкой – для летящих вниз звёзд… Принёс бы ей звезду худой симпатичный ангел, из тех, что имеют свободное представление о жизни. Надоела скука, то, что все себя не видят и корят других за желание пожить с удовольствием… Существовать на этом свете, пить пиво в разлив, мешая его с джином, клеить обои с маргаритками и писать на них изречения из книг… ходить голой по комнате, зная, что никто не подумает о том, что джинсы ей на себе не нравятся! Что там. Чудес не бывает. Прочертила небо косым хвостом искра… из леса наступал туман… Лана опустила глаза. И тут же его нашла – кареглазого смущённого ангела в замшевой нелепой куртке, с стиснутыми от испуга губами. Джон толкнул его вперёд, по жиже цвета отравленного молока. Брэндон поёжился. Водители загоготали.

– Говорю для всех, это Брэндон! Пожарник экстра-класс, задиристый, такой, что пальца в рот не положи! Бешеный! Давай, чувак, не подведи. – последние слова сопровождались ободряющим хлопком по спине. А он не против его покалечить – ради зрелищ, кажется.

Вот парень и дал… Легко говорить, стоя ногами на твёрдой земле… Упираясь же в трясущуюся доску, которая вела себя не по-братски на любой заметной кочке, этого сказать было никак нельзя. Тонкие руки вцепились в канат… грязи-то сколько, неухоженную арену совсем развезло… Выступление состоится! Ругаться и целоваться – небольшая наука… сложнее делать вид, что ты ничего не боишься. Брэндон поднял ладонь в приветственном жесте – это он сделал бы, даже если бы пришлось умереть пару раз. Прижавшись друг к другу, члены его компании с интересом следили за священнодействием. Только одна не глумилась, а смотрела, вникала в происходящее без похмельного энтузиазма – Лана, лучик света чуть в стороне, на отшибе… ОЙ !!! Одобрительное улюлюканье, истошные вопли – всё перемешалось в его голове. Парень кувыркнулся кверх ногами и отшиб задницу. Понятно, почему девушки не катаются… и многие мужчины – тоже. Удар, гол! Грузовик, как хорошая лошадь, поехал дальше, маленький же пришелец, прокатившись до бугра, на котором его сбросило. Джон в нём не ошибся! Лана дёрнула вожака за рукав.

– Ну перестань… он опять хочет!.. Хватит, я тебя прошу!

– Раз ему нравится – ничего не могу сделать…

Гротескная на фоне прожектора, мальчишечья фигурка поднялась с колен, и, прихрамывая, поспешила за замедляющим ход, скрипящим автомобилем, ожидающим ездока…

– Просишь, да, детка?.. – Джон полной грудью вдохнул, и рванулся к Тайсону, которого сам же так окрестил. Чёрт, он его забавляет! Так похож на него… встаёт, когда уже всыпали по первое число, и ни за что не хочет сдаваться… настоящий мужик. – Иди сюда!

– Да я в порядке! – Брэндон замахал руками, слегка морщась.

– Разумеется, ваше величество! Шевелись! – он крепко схватил его за плечо и повёл за собой. Обычно непокорный, новенький слушался…

– Чего там! Всё супер! Ещё бы кружочек… – он ожесточённо стряхивал грязь со штанов.

– Совсем ты ненормальный. И настырный, к тому же. Что мне с тобой делать? – гордо усмехнулся Джон. Будь бы это по-мужски, он бы стиснул дурака в объятиях и угостил лишней кружкой джина… для проформы. В пьяном добродушии его это устраивало. Эх, где сейчас найти хорошего друга? Только если сам откопаешь… И он будет следовать за тобой, и помогать. – Говорю вам, поехали отсюда… Заводите!

– Ерунда!

– Ты что это, старших перебивать вздумал?

– И куда ты ехать собрался?

… Он нравился многим; Брэндон это кожей чувствовал. Вливаясь в новую среду, как вино в меха, он предпочитал надеяться на лучшее. Жажда жизни бралась откуда-то извне, и он привлекал людей… потому что так хотелось… Он одержал не первую – но сладкую победу, будучи мужчиной. Лёжа на узкой кровати, Брэндон зарылся носом в колючую шерсть пледа и улыбнулся про себя – Кэндис осторожно вошла в комнату, положила на тумбочку чистое полотенце. Ступая на цыпочках, чтобы не разбудить его, она приоткрыла окно. Холодный воздух хлынул в комнату. Девушка подошла к "спящему". Брэндон зажмурился, чтобы… отдать дань гостеприимству: я сплю на твоей кровати, ты меня приютила и мне очень здесь неплохо… Тёплая ладонь легла на его волосы, жалостливо погладила их. Ах ты, чёрт возьми… Казанова иногда выигрывает, ставя фишки на любого скакуна… не так ли, браток? Он готов был обхватить руками весь мир и сообщить, что отдыхает он потрясно. На краю земли, в Фоллз-сити… даже не в нём самом, а в «пригороде», Гумбольдте, в маленьком домике посреди поля… Дверь скрипнула, оставив широкую полоску жёлтого, как лимон, света. Брэндон сомкнул ресницы, ожидая, что вечер кончится сам по себе, и мечты снова потекут, как им положено… Но через несколько минут он недоумённо выпрямился; организм запротестовал. Страдальческая улыбка прокралась на его лицо. Это было не вовремя. И это было женскими неприятностями… Чёрт, чёрт, чёрт! И послал же его Бог на грешную Землю паровозик искать! Чёрт возьми!.. Шум воды уже не успокаивал; переступая голыми ступнями по белому кафелю, Брэндон отчаянно тёр джинсы куском щёлочного мыла. Стиральный порошок он, как ни старался, найти не смог. Надо же было… пятна крови на штанах – ну очень приятный подарок… На пальце наметился волдырь. Брэндон чертыхнулся и бросил джинсы на пол. Не получилось… и постирать не попросишь, и в корзину для белья тайком не сунешь… вот дрянь! Некоторые особенности женского организма – месячные, к примеру – приводили его в отчаяние. Настоящему парню… этого было, конечно, не понять. Хорошо, что в мешке есть смена белья и ещё одни брюки… Собачья жизнь! Он нагнулся к маленькому кожаному саквояжу, который захватил с собой из комнаты, но нужной вещи не нашёл. Вот… а думал, всё предусмотрел… Эх ты, орёл! Он чуть было не начал смеяться сам над собой, и остановился. Нервный хохот в доме, где спит ещё двое человек, показался бы странным… ещё более, чем он, стоящий в трусах и рубашке посреди ванной… Бензоколонка, к счастью, была снабжена универсальным магазином. Неоновая надпись: «У нас есть всё» останавливала дальнобойщиков и странников, и очень многих жителей Фоллз-сити, мучающихся с похмелья. Брэндон проверил карманы: медяки остались медяками… да и зелёных бумажек могло хватить только на оплату жвачки и пары порций виски. Элементарные гигиенические средства были просто необходимы… Тонул бы он посреди моря – и то бы не забыл… а здесь… с бухты-барахты кинувшись в бездну!.. В освещённом зале толкались двое пьянчуг, набирая еды. Он прижался лбом к стеклу, чувствуя себя глубоко несчастным; двусмысленность положения давала о себе знать… Войдёт он сейчас в зал, потребует пива на всех и билет до Марса… Чёрт! Вылезти и сделать покупку, как свободный человек в Свободной Стране, он не может… Да хрен с ним, со всем! Что он, в мышеловке? Глупость какая… Осторожно прикрыв дверцу чужой машины (благодарности к Кэндис не было предела: поистине, она предоставила ему все средства к существованию, не требуя ничего, кроме робкого обожания – автомобиль, телефон…), Брэндон подождал, пока ночные посетители скроются за углом, и только тогда появился в небольшом зале супермаркета. Худосочный блондин за кассой поднял на него измученные глаза. Либо грыжа, либо нерадивая девушка, либо я тебя разочарую – я не вор. Брэндон хмыкнул.

– Э-э… привет.

– Добрый вечер.

– Где у вас «Раффлз»? – чипсами закусить парень зашёл, отвернуться можно!

– А вон там. – кассир сразу потерял к нему интерес и указал на угол, где было нагромождение пакетов с чипсами. Брэндон поблагодарил его, делая вид, что следует совету. Скрывшись за алюминиевыми стойками, он тут же изменил направление и подошёл к запылённой витрине в самом конце зала. Там, совсем как на подзеркальнике у Лонни, ютились баночки с кремами, туалетная вода, зубные пасты… ага, «гигиенические прокладки». Протянув руку к упаковке с тампонами, он надорвал край, вынимая несколько штук. Осторожность была излишней – тут же дверь грохнула так, что звука рвущейся бумаги не расслышал бы даже сыщик. А раздавшийся голос едва не заставил Брэндона выронить трофеи.

– Хороший вечер!.. – Лана улыбнулась кассиру; он не разделял её восторга, потому что видел, что девушка под хмельком. Брэндон судорожным движением отправил руку в карман.

– Что у нас насчёт «Спрайта»?

– В конце зала. Только не мечтай, Лана, пиво несовершеннолетним мы не продаём.

– Да сдалось оно мне… сто лет не видела. Я знаю, где в этом паршивом заведении что.

Спасибо тебе, друг. Ты направляешь судьбу прямо ко мне в руки… Квик Стоп – идеальное место для свиданий. Похоже, сюда часто заходят молодые и одинокие… Парень вырос перед ней неожиданно. Лана едва не ударилась плечом о холодильник, где стояли вожделенные банки с пивом.

– О, прости, пожалуйста. Я хотел поздороваться…

– Привет. Космический ковбой!.. – брови её совершили стремительный полёт вверх, а чувственные губы сжались. – Господи, я видела, как ты там кувыркался.

– Я заметил.

Она привалилась к гудящему рефриджиратору, и Брэндон подавил желание её удержать.

– Признаться тебе, я ещё не отошла после всего… н-не знаю…

Они теснились в узком пространстве – вот почему при следующей попытке облокотиться на что-нибудь он поймал девушку, ласково захватывая предплечье.

– Мне нужно пиво! Понимаешь, необходимо…

Гениальное слово!..

– Тише, тише. Иди сюда. Успокойся. – он был таким надёжным… Лана едва не ткнулась головой в его грудь. Парень усмехнулся, вынимая из холодильника целую упаковку красно-синих банок. – Вот оно, смотри!..

Как они прошли мимо стоек, набитых товарами и страшно равнодушных, девушка не помнила. Она видела, как подружки смотрели на этого стремительного героя – широко распахнув глаза, восхищённо вздыхая… она давно не считала себя доверчивой, и не хотела знакомиться с кем попало. Потом не отвертишься ещё! Правда, мальчишка нравился абсолютно всем. Он появился в городке и позволил им всем мечтать… Она внезапно ощутила пустоту, когда узкая ладонь парня покинула её руку и нырнула в карман при суровых словах продавца.

– Покажите документы, пожалуйста.

Смазливое личико на фотографии, грустная улыбка. Ангел?.. Боже мой, глупости какие. Никто из знакомых ей ребят так не улыбался… Печать непонятная. Имя крохотными буквами… Брэндон волновался. Стоило прыщавому юнцу в отглаженной форме куда-нибудь звякнуть по поводу этих документов… и всё, конец. С крышкой. В самом начале знакомства!.. (Брэндон Рэй Тина, дата рождения – 12/12/72. Отпечатано в типографии города Линкольна, на углу 70й Стрит и Дэд Мэн Ран. Ха-ха-ха…) Но продавец был так недоволен своей неурочной сменой, что едва скользнул взглядом по кожаной книжечке водительских прав, и начал пробивать упаковку пива. Чек, шурша, полез вверх из кассы…

– Спасибо, шеф.

– О! Какая классная вещица… – Лана подошла к стенду с дешёвыми украшениями; продавец глянул вслед. Её пальцы скользнули по изогнутому колечку. – Прелесть, а?..

Подошедший к ней сзади мужчина оголил зубы в улыбке.

– Выпьем вместе?..

Хорошенькое предложение для молодой алкоголички… Если мне не повезёт, ты начнёшь распускатьлапы, и космический ковбой бросится меня защищать, как Ромео Джульетту… Милая пьеса! А если повезёт, вы оба испаритесь отсюда… О-ой… Лана резко скинула его руки. Брэндон улыбнулся про себя – такая девушка сумеет защититься… это не инфантильные малышки, позволяющие вертеть собой… но всё равно она такая нежная, такая… неуместная на фоне пустых равнин и одноэтажных домиков…

– Пошёл к дьяволу! – она фыркнула и вышла из магазина.

– Ты чего шипишь, как змея? – рассердился непрошенный кавалер. Он вышел из магазина, ворча. Протягивая деньги, Брэндон невинно взглянул на продавца. Сосчитав наличность, блондин отвернулся к подставке с трезвонящим телефоном, и снял трубку.

– Квик Стоп! Слушаю вас…

Слушал бы ты поменьше, разрешил бы девушке пива купить… Не умеете вы ухаживать, болваны! Вот я… Брэндон не стал долго раздумывать. Кольцо, до этого поблескивавшее двумя соединёнными металлическими полосками на стенде, отправилось в нагрудный карман ковбойки… Он схватил пиво и выскочил наружу, на этот раз не поблагодарив. Где-то далеко сверкнули фары машины. Раздался одинокий свист.

– Лана! Эй, Лана!.. Постой! – она прошла достаточно далеко, и он сильно запыхался, пока успел её догнать. Плохо зашнурованный ботинок мешал прибавить шагу. – Я тебя отвезу, хочешь?..

Девушка смерила его поистине королевской холодности взглядом. Брэндон вытер верхнюю губу и улыбнулся.

– У меня машина Кэндис.

– С ума сойти… долго её уговаривал?

– На, держи, – он отцепил банку вместе с куском целлофана; Лана перехватила её с гораздо большим энтузиазмом. – Я… я не понимаю, чего ты здесь зависла. Не поехала домой. Надо бы тебя отвезти, пока не поздно.

– Ходить я пока могу, слава Богу. – она пожала плечами, делая глоток.

– Осторожнее!.. – Брэндон снова поддержал её, радуясь любой возможности прикоснуться.

– Я бы не споткнулась! – он был не похож на обычного нахала, но остудить пыл было полезно… как говорила мамуля.

– Да я ничего… – парень убрал руки мгновенно, едва она взглянула в его сторону. Необычно… – Только не надо ворчать, О’К?

– Будешь ворчать, коли зависнешь в такой дыре, как Фоллз. Это тебе не твои байки про Мемфис, штат Теннеси… Скажи лучше, какой чёрт тебя дёрнул вместе с Джоном поехать к вышке? Большая радость в грязи валяться, как собаке?

Она выделила его из общей массы не только… хм-м, за новизну? И за рассказы о Мемфисе. Вот уж новость…

– Нет. Просто это местное развлечение, и я согласился… с вашими правилами. – он сглотнул, пряча скрытый смысл в словах.

Лана прикрыла глаза. Господи, да он ей сначала девчонкой показался – такой милый, обходительный… И ни слова поперёк «вожаку» – впрочем, Джону чёрта с два кто может противиться… Но теперь всё, что он говорил – звучало, как слова парня. Парня откуда-то издалёка… не из захолустья – из мечты… Брэндон задержал дыхание.

– Серьёзно, я удивился, когда увидел тебя. А потом… знаешь, как это бывает – хотел найти.

– Почему это? – окончательно заинтригованная его словами, спросила Лана.

– Не знаю. Просто захотелось вдруг увидеть, отыскать…

– Минутку. Как тебя зовут? – она помотала головой, едва ли не ошеломлённая. Он же просто разговаривает с ней, почему ей так хорошо от низкого голоса?.. Вот напасть!

– Брэндон.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать. Так что насчёт продолжения знакомства?

– Даже не знаю.

– Это ничего. Я сам сначала растерялся… – он потупился. – Я смотрел на тебя, когда вы с Кэндис и Кейт пели караоке… в «Оазисе». У тебя получалось лучше всех.

– Правда? Я никогда тебя там раньше не видела… – наступило расслабление. Лана улыбнулась, думая, чего ей это будет стоить.

– Зато я тебя видел. – его глаза опять преследовали её. Что делается? Что с ней происходит? В детских снах она мечтала о том, как её завоюет темноволосый незнакомец, но… что за чёрт? Не похоже это всё на исполнение грёз… Мечты не сбываются. – Послушай, ты такая красивая… Такая малышка. Я уверен, что парни бегают по округе с криками и каждый день говорят тебе это.

– Глупости. Ничего они не говорят…

– Почему? Ты самая потрясающая девушка во всём городе. Серьёзно!..

Все окна были погашены, и жалюзи смотрели на пустынную дорогу рядами звенящих полосок; вряд ли жители этого квартала обрадовались бы, если бы Брэндон решил – как он это не раз делал на своих прошлых свиданиях – взять девушку под ручку и пошататься с ней по главной улице города часов эдак до четырёх утра… Маленькая белая одноэтажка, где, по словам Ланы, в случае вечеринки все три комнаты были забиты до предела, ничем не выделялась среди других домов. Стоило ли нарушать патриархальную тишину. Три шанса из пяти, что перчатку в новой драке бросит не он… Парень задумчиво улыбнулся.

– Почему тебе так не по нраву пришлась затея с грузовиком? Это же излюбленное развлечение местной молодёжи…

– А у вас в Линкольне… или где там, в Мемфисе – лучше? – обиделась она. – Гоняете воздушного змея по тротуарам? Тут с ребятами спятить можно… Кроме того, я боялась, что Джон наделает глупостей. Во всём виноват его характер… Он как-то вышиб семерых красавчиков из Квик Стопа, когда они начали смеяться над Томом. И я… – Лана встряхнула головой, подбирая ключ и умолкая. Умей Брэндон лучше видеть в темноте, он с гордостью отметил бы, что смущает её гораздо больше, чем она хочет показать.

Дверь им пришлось закрыть осторожно, пока не щёлкнула собачка в английском замке. В гостиной (ведь это же гостиная? Солнышко, пророни хоть слово… ) на полную громкость работал телевизор, и чуялся устоявшийся запах пролитого коньяка. Девушка скривила рот, поворачиваясь к своему провожатому.

– А теперь иди домой…

Всё – как в старых фильмах про строгих родственников, пансионы, чепцы и платьица. Брэндон скосил глаза на коврик, едва различимый в полутьме. Жёлтая улыбающаяся физиономия призывала выносить общий мусор.

– Как я ненавижу свою жизнь!

Он чуть не хлопнул себя по коленке. Ты права, малышка! Ты чертовски права… Герои сериала под музыку, от которой волосы становились дыбом, перебрасывались сухими репликами: "Летающие тарелки приземлились здесь!".

– Я твою жизнь тоже ненавижу.

Возглас прекратил их аккуратный разговор.

– Лана! Лана, это ты?

– Не смотри на мой дурацкий дом!.. – голубые глаза очутились рядом с его лицом – в пяти сантиметрах, и…

– Я не на твой дурацкий дом смотрю, – в тон ей ответил он, подражая интонациям. – А вовсе даже на тебя.

– Господи, о чём я думаю…

Да уж, интересно бы узнать… Он готов был построить лестницу на Луну и катать туда туристов всю свою взрослую жизнь – за пару вот таких мгновений… Рассчитывая на свою привлекательность, он совсем не хотел кому-то делать больно. Однажды на уроке религии я поспорил с учителем, святым отцом Берроузом – на тему того, кто куёт свою судьбу. Вот так, берёт за хвост и подковывает. С треском меня выгоняли с урока… но разве неправильно то, что человек может стремиться к тому, что загадал? Поступать так, как ему хочется… Он знал, что выставляться нехорошо , но предпочёл не послушаться – не покинул чужое жилище по первому требованию. В гостиной взгляды к себе приковывал диванчик, на котором лицом вниз лежала женщина, укрывшись лёгкой простынёй. Открытая банка зелёного горошка и тающее в вазочке мороженое свидетельствовали, что «просмотр кино» тянулся не час и не два. Брэндон скептически потоптался у порога, оценивая ситуацию. Вряд ли Лану так уж ждали… Да что там! Забота родственников о нём самом ограничивалась двумя вещами: оплатой проездного билета в автобусе и рассказом о контрацептивах…

– Мама?.. – Лана нагнулась к лежащей, опуская руку женщине на плечо. – Мама, это я.

– Кейт?

– Да нет же, я. Вставай.

Женщина неохотно поднялась, шаря ногами в поисках тапочек. Ночной наряд её составляла длинная красная футболка… Брэндон деликатно отвернулся.

– Встаю… дай-ка мне руку, дочка…

– Уйди. – Лана отмахнулась от непрошенного помощника, подставляя матери плечо. Продвигаясь с трудом, они обе скрылись в тёмном дверном проёме. «Ловец снов», висящий на гвозде, вбитом в косяк, закачался…

Лана упала на кровать, раскинув руки и тяжело вздыхая. Мелочь из карманов рассыпалась на покрывало, а никелевый четвертак даже звякнул по полу… Стоило закрыть глаза, её начинало мутить, как моряка в шторм. Под веками проплывали синие пятна с коричневым ободком, и кантри уже не успокаивало… Магнитофон поперхнулся, и где-то там… по её расчётам, там была ванна… потоком хлынула вода. Сейчас бы стаканчик… холодной минералки, от которой сводит зубы и пощипывает в носу. Чтобы во все стороны разлетались свежие капли. Завтра утром надо будет вставать, мерзко чувствуя, как ускользают вниз половицы… голова будет на разлом, опухнет лицо. Ещё будильник надо заводить, проклятое чудовище! И марш-марш на работу, с такими проблемами выцарапанную… много ли их, бывших одноклассников, желающих иметь деньги, шатается по Фоллзу… Разнорабочая на фабрике! Чёрт! Исчезнет волшебство этой ночи, как подарки, как щётка с отломленными зубчиками. Растает, будто бы его и не было… Хм-м, с другой стороны… Парнишка, так и не нашедший выход из дома, (она подозревала, что из вредности) наклонился к ней, согревая несчастную смертную лучезарнейшей из улыбок. Ой… а это что… стакан с шипучкой? Он Бог, и… кажется, больше!

– Выпей. Тебе полегче будет.

– Что это? – она сжалась, как от холода. Брэндон сожалеюще цокнул языком.

– Аспирин. Такое правило – принял лишку, потом ешь таблетки, чтобы с утра голова чугунной не была…

Лана страдальчески посмотрела на него, принимая стакан. Он почувствовал щекочущую радость, наблюдая, как она пьёт: запрокинутая голова, рассыпавшиеся в беспорядке волосы, гладкая шея…

– Ну? Полезная штука, я же говорил.

Она сжала губами стеклянный край. Брэндон отвернулся, думая, что если даст заметит ей краску, обжёгшую щёки, то тут ему и придёт конец. На тумбочке, где стояла простая лампа с жёлтым абажуром, источающая мягкий свет, оказалось большое собрание плюшевого коровьего стада. Он прищурился.

– Коров люблю, знаешь ли…

– Священное животное? Тогда тебе нужно ехать в Техас. А там уже и дело найдётся – можно хоть стадо пасти, хоть пластинками торговать, хоть замуж выйти… Кстати, в Египте для коров сочиняют весёлые псалмы.

В родном Линкольне, где не привечали ребят, проводящих время за книгами, ему сказали бы: не ёрничай. Ты не паяц на ярмарке, чтобы кроить из себя идиота… Грубоватые приятели, Том и Джон, скорее всего ничего бы не поняли и зазвали бы парня на кружечку горячительного. Только эта хрупкая девочка с печальными глазами, сейчас отравленными бессонной ночью пополам с хмелём, была ему благодарна за ненавязчивые шутки… Которыми её знакомые отличиться не могли. Он затаил дыхание. Хотелось вскочить и отбивать чечётку от восторга, попробовать её обнять… Но надо было взять себя в руки. Не время, браток, не время…

– Шутишь? Пение не может быть весёлым.

– Ну-у… почему? А ребятам в баре понравилось!

– Я бы не смогла нормально спеть, даже если бы от этого зависела моя жизнь… – слабо пробормотала Лана, утыкаясь лицом в подушку.

– Перестань, пожалуйста. Ты замечательно поёшь.

– Не люблю я это дело.

– Солнышко моё, так не всегда приходится делать, что хочется. Учись искать в этом приятное! Вот ты поёшь, а это людям в радость… – смешно наморщив нос, местный философ продолжал. – Здорово, когда тебя все любят. Будь я жителем прославленного Фоллз-сити, обязательно нанял бы себе гарем обожательниц и укатил бы с ними далеко… деньги зарабатывать.

Лана приподняла голову, недовольно окидывая его взглядом. Начавшие было стираться впечатления умело обновлялись этим худеньким юношей, всё никак не желавшим сесть на её кровать… Невероятно: он не похож ни на кого, с кем она раньше общалась… Когда её в последний раз называли «солнышком»?!

– Ну всё равно, у меня и так не выйдет…

Она лгала. Петь девушка умела и любила. Однако с третьего класса средней школы к ней летели надоедливые, как мухи, приглашения на церковные праздники, день города, дискотеки, открытие кинотеатра… Всё ради голоса. Не для неё самой, а для пары слов, которые она могла связать под музыку…

– O’K. Разве я спорил с тобой?..

Лана повернулась на бок, вздыхая и подсознательно отгораживаясь от его понятных, но чем-то волнующих слов. Ей бешено хотелось спать, и, будь это кто другой, а не… Брэндон! Она бы давно посоветовала ему прогуляться… неважно, какие слухи о её грубости будут после этого ходить… с чего это надо отдавать всем почести, если её не хотят разглядеть? Спать… спать… и фея принесёт лишнюю звёздочку на подоконник… Брэндон повертел в руках тряпичную коровку. Я хочу помочь тебе выбраться отсюда, защитить… я не хочу, чтобы тебя ломали так, как меня в своё время. Я выбрал дорогу, вдоль которой бежит разметка, а на обочинах проходит мимо жизнь… У меня тоже кружится голова – но от счастья. Нужно быть смелым, чтобы взять тебя за руку и мимо обомлевших зрителей вывести из этого мира колдобин и неоконченных писем… Ты красивая, девочка моя, ты сама не видишь этого. Я помогу тебе. Не думай, я не такой слабый… То, через что я прошёл, изменит мою жизнь навсегда. Я попробую зависнуть в «дыре», спеша к тебе навстречу. Но я не буду делать это в одиночку… Кольцо охотно скользнуло в его раскрытую ладонь. Рассеянно наблюдая за своими движениями, Брэндон одел его на рог и поставил игрушку на место. Улыбка блуждала по его лицу, как одинокий странник, бредущий вслед за огоньком. Нежно, едва слышно нагнувшись, мальчик погасил лампу и, тихо ступая, пошёл к двери. Было самое время для того, чтобы исчезнуть… а потом вернуться.

– Ты знаешь какие-нибудь песни про коров? – сонный голос прервал его мысли. Держась за дверную ручку, он лукаво склонил голову на плечо.

– Конечно знаю. – да, малыш… Луну и туристов в придачу. Ура!..

– Врёшь!

– Нет, папа научил.

… «Девять часов утра! Ребятки, продирайте глаза и давайте вместе приниматься за работу! Вы не похожи на ленивцев, которые висят по деревьям? Это правильно! Закусите и вдохновитесь бодростью! В нашей сегодняшней программе прозвучат…» Кэндис отвлеклась от прибауток, которые сыпались из маленького чёрного приёмника. Рог изобилия! Ди-джей был в ударе… Лопаточкой перевернув блин, она опрокинула его в шипящее масло и выпрямилась. Пузырёк детского «Калпола» нарушал гармонию на чистом кухонном столе; молодая хозяйка, смахнув крошки с клеёнки, убрала его в аптечку. Сзади послышались шаги. Кэндис обернулась, поправляя рукавицу-прихватку.

– Брэндон!..

Герой-любовник был слегка бледен, с растрёпанными волосами… она еле сдержала желание снова посмотреть на него этой ночью, такой он был славный и тёплый, когда спал!.. в мятой белой футболке, которая невинно свисала над джинсами… рубашка и приветливый взгляд.

– Привет. У вас всегда так здорово по утрам? – он имел в виду редкие лучи солнца сквозь пелену облаков, и почти полное отсутствие ветра, что действительно было редкостью.

– А, я не обращаю внимания. – Кэндис отвернулась к плите. Брэндон сел на пододвинутую к столу табуретку и внимательно, чуть нахмурившись, осмотрел два прибора.

– Потому, что ты здесь живёшь. Правильно?.. Как там Коди?

– Неплохо… кашляет чуть больше, чем надо бы, – она заговорила с ним, как с матерью, которой можно было рассказать все секреты, и внезапно спохватилась – на что они ему… Тарелка, исходящая паром, была торжественно водружена на клеёнку, прямо перед носом гостя. – Я приготовила тебе завтрак…

Блинчики с мёдом и кленовым сиропом!.. Пятипалый лист на гербе Канады и этикетке. Домашние запахи, и желание ему угодить. Он смутился, почёсывая затылок.

– Ух ты… – молоко из высокой бутылки хлынуло в кружку. Интересно, кто его здесь доставляет? – Спасибо большое.

Кэндис села напротив него, подперев щёку кулачком. Господи, и что я за кретин? Выбрать себе угол, где приютят всегда, осесть там, жениться на домохозяйке. Да как бы не выросла клуша!.. опять я о том же. Какая разница? Любит, заботится, и никаких межзвёздных королев, зовущих в путешествие. Вечно меня к райским птицам прибивает. Надеюсь, у всех пацанов в этом городе такое же потрясное утро – я не жадный. … Маленькая девчушка лет пяти начала слезать со стула, уцепившись за продавленное сиденье. Её проводил равнодушный взгляд и автоматическое.

– Не шуми. – Линда, мать Ланы, взяла заколку и соорудила на голове слабое подобие «хвоста». Несколько прядей остались на свободе, обрамляя худое, измождённое лицо. Пребывая в достаточно благостном настроении, женщина была занята одной мыслью – как выкроить хотя бы сорок долларов из той мизерной суммы, что посылал её бывший муж в качестве алиментов, на покупку зимнего пальто.

– Да ладно, она не шумит. Она хорошо ведёт себя. – сказал Джон, опираясь локтями на стол и следя за белокурой девчушкой, чьи короткие ножки уже задорно топали по полу. – Эй, надо слушать старших!

– Энни и Иджи ещё спя-а-ат… – тянула она на манер песенки, не обращая внимания ни на грозный окрик, ни на убогую обстановку, ни на потрёпанность собственной кофточки. – Они маленькие. А тётя Лана – она большая, и почему тоже спит?

– Тётя Лана – умница, но жуткая лентяйка. – Линда перемешала пепел в старой чашке концом окурка. Джон осмотрелся в поисках чистой тарелки. – Ну, мистер, как дела на работе?

– Я пару дней не работаю. – кратко произнёс он, отворачиваясь. Похмелье накатывало этапами, и вожак уже предвкушал вечер в окружении батареи пива и идиотской передачи, которую крутят по понедельникам на NBC… Его собеседница не обиделась; она давно привыкла к пренебрежению и шуточкам в свой адрес. Но простые людские радости и бывшая «первая красавица города» упускать не собиралась; услышав модную мелодию, Линда радостно захлопала в ладоши и вскочила с той поспешностью движений, которая наблюдается у нервных и много пьющих людей.

– О! Моя любимая… обожаю эту песню.

Добежав до радио на стене, она покрутила ручку; хрипы доноситься перестали, ощутимо прибавилась громкость. Джон закрыл уши руками, и, прищурившись, смотрел на плывущую к нему с глуповатой улыбкой миссис Гуттиэрез. М-да… доживи он до такого возраста, будет питаться собачьими консервами и рыбой торговать… «Кто эта леди? Кому она принадлежит?..» Том зевнул, поглядывая в окно. Общие собрания в доме у Тисдейлов ему наскучили. Кружась по комнате и мурлыча под нос слова, Линда подняла его соседа.

– Попался! Ну потанцуй со мной, давай же, тебе не жалко? – она вцепилась в широкие плечи и выкинула финт почище Риты Хэйуорт.

Стуча дверьми, портящими планировку дома и отделяющими гостиную от двух спален и кухни, в комнату ворвалась Лана. Дышала она тяжело, как полк кавалеристов, и щадить никого не собиралась.

– На кой дьявол вы так врубили?! Дайте поспать-то!..

Мать невозмутимо воззрилась на девушку, которая, видимо, так и легла вчера – в майке и потёртых джинсах. Красные пятна на её щеках Линду не обеспокоили; она отвернулась и закурила.

– Господи, кретинизм! Не дом, а отдел гестапо!.. – Лана бросилась к приёмнику и, не попадая на нужную кнопку спросонок, начала искать регулятор громкости. Том кашлянул, протестуя.

– Пусть о культуре думает тот, кто по утрам пьёт кефир…

– Идиоты!!!

– Остынь, – посоветовала мать. Она прогнала девушку от радио. Лана поморщилась. Когда я буду независимой? Вы, все, застывшие скульптурами – скажите мне, когда? Ты! В детстве отдавала меня в лагерь, наказывая, чтобы я не баловалась с тамошними мальчиками, да ещё специально перезванивала вожатой… и всё потому, что делала вид порядочной матери… мечтая выставить меня в кино, лишь бы не путалась под ногами! Вытащите меня отсюда, кто-нибудь! Я хочу, чтобы мой вопль был услышан… Она оставила бесплодные попытки и выбежала из гостиной, успев стянуть пачку из блока сигарет… сопровождаемая долгим взглядом Джона.

«И забудь, что я парень… и забудь, что я есть. Мы с тобою расстались. Мне важна моя честь…» Приятные тихие аккорды неслись из соседней комнаты. Брэндон чихнул, потирая переносицу и мельком оглядывая себя в зеркале. Махровое банное полотенце величиной с две Франции благополучно скрывало всё, что надо было скрыть… Хорошо промытые, во все стороны торчащие волосы и чистая до скрипа кожа – ещё не весь залог успеха. Что бы сказали его бывшие и нынешние подружки, узнав, что он занимается собой столь тщательно и в неурочный час?.. Гомик, и только? Ничего подобного… он знал многих гомосексуалов: те много красились, а у него – аллергия на макияж. Поиграв мускулами, он довольно хмыкнул. Были и более срочные дела… Избавившись от мыслей о прыщике на бедре, Брэндон открыл саквояж и достал тампон. Применение его было мучительно… Залезая в трусы, он подумал о том, что неплохо бы приобрести упаковку на случай, если подобная неприятность случится в дороге… Ещё раз красть тампоны из магазина? О, избавьте… Курс школьной армейской подготовки был хорош в одном: всех желторотых птенцов учили быстро одеваться и никому не доверять своих вещей. В данном случае это было просто законом… Чёрт его дёрнул прослыть аккуратным мальчиком! Комок широкого бинта, свёрточек из носков, книжка… крупный дилдо… Кем сегодня быть – господином Сексуальность или мистером "Не Бей Меня в Живот"? Кстати, живота-то и не было; даже втягивать нечего… Брэндон запихнул боксёрские шорты на дно мешка и взял в руки бандаж. Процедура заматывания грудей была привычной, чуть ли не ежедневной; не дай Бог… получится так, как в Линкольне: обалдевшая от ласки и выпитого девчонка спрашивала, что он прячет под майкой… что там за маленькие выпуклости. Ну, сексом он сегодня заниматься вряд ли будет… а если и решит, всегда придётся выкроить время на перегруппировку. Сержант, похвалите малька! Он стал разумен, следит за ходом боя!.. Девушки не улыбаются так, как он – им эта улыбка претит. Как всё похоже на нелепый маскарад… но пока от врачей нельзя было добиться результатов. Судейские вышибали «молодого человека» из кабинетов, говоря, что для смены пола нужны достаточные… э-э, доказательства… Чуть было не подумал – улики. А тут эта глупость. Женская гомосексуальность – вот в чём загвоздка. Неужели против всего мира придётся протестовать, спрятав грудь и надев галстук поверх свитера? Пристраивая носки в гульфик, он снова опасался за достоверность, и долго мучился… Сожалея о ширине бёдер, Брэндон через голову натянул майку. Чёрт… проблема с одеждой всегда будет стоять остро – ни приталенных пиджаков, ни бриджей в обтяжку. Он и это «обмундирование» покупал на чужие деньги… своими средствами там было не разобраться. Расчёска тоненько звякнула, когда он прошёлся пальцем по зубьям. Он был симпатичным шатеном… Единственным во всей округе, кто мог похвастать знанием женской психологии, и такими проблемами с укомплектовкой по утрам. Приглаживая виски, Брэндон на секунду застыл перед зеркалом, в углу которого притаилась трещина. Ведь так – всю жизнь, ни больше, ни меньше… Горечь прозвучала в его словах отчётливо, хотя ухмылка была широкой и торжествующей.

– Я придурок… я самый большой придурок в этом городе.

… Проблемы – пустой звук в месте, где дворняги носятся за дикими котами и автомобилями. Пособие по безработице – главный предмет обсуждения при походе в супермаркет. Ящик для мусора – и тот жутко приветлив… Косильщик лужаек выключил бормочущую машинку и полез проверять, не затупились ли ножи. Брэндон шмыгнул носом и подумал, что сидящий на скамеечке парень вполне мог бы её завести… пока здоровяк не перестал копаться в разных металлических блестящих кишочках. Идиллия!.. Кэндис вылезла на тротуар, сделав ему знак следовать за ней.

– Ой-ой.

– Что такое?

– Джонни повздорил со своей зазнобой!

Воспринимай это, как мужчина! Не всё же за девчонками ухлёстывать. Будь ты в бедственном положении, словно вожак… читай тупые вывески с утра до ночи, умер бы от цирроза печени лет в тридцать…

– Что случилось?

– Я живу в собачьей конуре. Меня прогнали. – улыбнулся Джон, шире расставляя ноги. – Врубаешься, друг?

– Как не понять.

– Я пошла, – проинформировала Кэндис, указывая на двухэтажный дом, сложенный, кажется, из листов фанеры.

– Помирить нас хочешь? – он потёр синюю от щетины щёку.

– Была бы охота мучиться…

Сегодня сила, бурлившая в нём, улеглась под корку мозга, как послушное животное. Грубость и жестокость… пусть с этим разбираются столичные психоаналитики. Джон пнул ногой пустую консервную банку. Не дать Тому окончательно вылакать запас виски, отложенный до Нового Года, и не загреметь в тюрьму – вот были главные его задачи на следующую неделю. Линда, чёрт её возьми, речи завела о работе… Какая работа? Придётся проехаться по штату, стереть шины на колёсах, пока удастся найти мало-мальски подходящее место… где не будет покрикивающего босса с сигарой, торчащей из кармана. Коровьи пастбища засевать? Пожалуйста… он был сильным парнем и не боялся физической нагрузки. Поехать за семенами кукурузы – это пусть департамент сельского хозяйства денежки отсчитывает. Он не бесплатник какой-нибудь, не оборванный дурачок, которого вокруг пальца обводят. Ведь все в округе знают, что Лоттеров трогать опасно – обжечься можно. Поэтому и шарахаются, наверное… Дурь полная. А ещё эти бабы! Начнёшь думать, как прокормить мать и сестёр, заявится фифа ненаглядная и начнёт гудеть, что ей причитается доля из жалких трёхсот баксов. Обидно. Новичок, весело улыбаясь, подошёл к нему и едва не доложился по всей форме. Джон стёр с губ снисходительную ухмылку. Не обидеть бы ещё… Он дорожил настоящими парнями, немногих он видел… и оценивал по меркам своей компании. Подавляя малыша своей харизмой и добротной силой – слишком уж был хрупок этот стриженый под машинку, невысокий пришелец – он понимал, что так просто его не возьмёшь. Отличающийся от них всех, он не затрагивал чувствительной стороны мужских качеств здешних ребят – не трахал их девчонок, вёл себя осторожно и не против был покуролесить… Закурить ему дать, что ли? Пусть подышит дымком здешних полей… Перловым супом отзавтракать не хотите, сэр?

– Вот в такой хибаре всю жизнь прожил.

Брэндон кивнул.

– Я сам из таких районов. Ничего плохого… все друг друга знают. У Кэндис, например, просто уютно… чёрт, не хочется разрывать ей сердце, но тусовать всё время за городом я не могу.

– Ну да, а она плевала на твою галантность – сбросила на полдороге к работе…

Из внутреннего дворика выбежала девочка. Брэндон готов был душу прозакладывать за то, что это была точная копия двух встреченных им блондинок: Ланы Тисдейл и её матери. Сердце нехорошо стукнуло. Джон специально поймал её за ручку, как маленького зверька, и развернул, чтобы похвастаться перед другом.

– Как тебя зовут, котёнок?..

– Эйприл…

– А кто тебе дал такое красивое имя?

– Папа… – отцом она гордилась, это точно. Ибо это был не забулдыга, а смеющийся углом рта, похожий на всех голливудских актёров второго эшелона, грозный в своём стиле Джон Лоттер. Он следил за девчушкой, как сытый кот за мышью. Нежность мелькнула в чёрных, как уголь, глазах.

– Да, это я дал ей такое красивое имя. Ты куда это?

– Домой. Мама конфету дать обещала. И в туалет хочу…

– Она пол-дома тебе пообещает, а потом ходи к адвокату до совершеннолетия, – буркнул Джон ей вдогонку. Брэндон уселся поудобнее.

– Может, и правда следует ей кулёк конфет подарить? Рождество ведь скоро… если ты не против, конечно.

– Тьфу, чёрт, баба! – расхохотался вожак. – Я б и сам ей купил, если б зарплату выдали… а так – пакет сахару послать – и то проблема… – голос его стал хриплым, и собеседник в удивлении вскинул голову. Система ценностей была упрощённой, что верно, то верно. Брэндон знал, как надо укрощать таких парней – бутылкой текилы, и не переходить им дорогу слишком явно. Ему было важно завоевать доверие Джона… он близок к цели? Открывая в приятеле всё новые и новые стороны, не переставал изумляться тому, что их роднило. Джон не был склонен к перемене мест – если ему что-то мешало, Джон скорее был готов разнести всё вокруг… от него исходила угроза, как от мины замедленного действия. И, в то же время… он был не чужд любви, ласки ему хотелось ничуть не меньше, чем другим…

– Сигарета есть?

– На, – мятая пачка "Мальборо" оказалась у его носа. Джон заслонил спиной глубоко вырезанное на стуле похабное слово.

– Спасибо, – он поискал зажигалку, слегка ёжась. – Послушай. А ребёнок этот… Ланы?

– Ланы? Иисусе, нет. – Джон посмотрел на него быстрее, чем мальчишка успел заметить. Он напоминал благородного хищника – своими повадками и стремлением прятать свои тропы подальше от других. – Это… от другой девушки, Мэлори. Тут все друг другу родственники в пятом колене… Не веришь, брат? Зря… – отметая протест, он пожал плечами. – И у меня есть настоящая семья, настоящий дом. Не здесь… Ребёнок Ланы? Да меня бы посадили за совращение малолетних. Я её знаю с тех пор, как она пешком под стол ходила… Не обошлось дело и без амуров. Мы же хваты, так?

Заметив неопределённое выражение на лице Брэндона, Джон выпустил струю дыма в сторону и разъяснил.

– Что тут говорить? Запутанная это история с Ланой. Сядешь на пару месяцев, наворачиваешь овощи с томатным соусом в камере – и никому дела нет. Мать родная не подходила, как к прокажённому. И вдруг – бац! – письмо…

– Лана писала? – будь Джон чуточку проницательнее, схватил бы его за шиворот и вытолкал… Дал от ворот поворот. Пульс стучит, как у птенца…

– Было. – он достал портмоне и помахал оранжевой бумажкой для пущей достоверности. Пацан и не думает, что над ним потешаются… Молоко на губах не обсохло, а кивает, как профессор… вызнать всё хочет. – У меня ещё девятнадцать штук в тайнике лежит… – и Джон, лениво потянувшись, шлёпнул Брэндона по затылку так, что тот едва не покинул место на скамье.

– Эй! Блин… – он смущённо фыркнул, жалея, что не может укрыться от пронзительного взгляда. Здесь это не принято, по законам тех, кто отвечает на вопросы… Вот уж действительно блин… парней кадрить запрещается, не стоящее это дело… а вот лапу пожать ему – можно… Не переходи границ!

… Чайник закипел, выпуская белесую струю пара. Так… коробка приправ… несколько кубиков сахара… леденец с отломленной палочкой, вощёная бумага – всё, чем можно располагать для отличного пикника в середине дня. Обалдеть… Брэндон повернулся к общему столу, неся чашки с кофе. Он успел вымыть гору грязной посуды, и ничуть этого не стеснялся; наоборот, хозяйка была весьма благодарна за помощь…

– Свежего быстрорастворимого заказывали?

– Вроде того, – Том прихлебнул горячую жидкость, обжёгся и нахмурился. – Долго же ты копался…

– Обижаешь, я совершал подвиг.

– Не разносчиком работал?

– Чего только не было, – отпарировал Брэндон. – Рисовал комиксы, торговал пылесосами, в магазине упаковщиком стоял… посуду мыл. Думаю устроиться автомехаником, может, повезёт…

– Брэндон… а откуда, ты говоришь, твои родители? – Линда завязала ещё один узел на поясе халата. Энтузиазм вдохновлял на великие дела… Каких только историй не сочинишь, чтобы быть любимым.

– Вообще-то из Линкольна.

– Мы тебя там и нашли, – Джон разогнулся со стоном. – Из самых низов, так сказать, вытащили…

– Н-ну… – он замялся. – Папа у меня сейчас в Мемфисе, э… работает на студии грамзаписи, где часто бывал Элвис Пресли. А мама – в Сан-Франциско.

Лихой присвист провинциалов, завидующих яркой жизни «суперзвезды», пусть даже он пишет рецепты для кулинарного шоу, дал ход его безумной затее.

– Сестра у меня – модель в Голливуде, и маме пришлось перебраться к ней поближе. Пятнадцать минут до студии на трамвае. Было трудно устроиться там – она же раньше была библиотекаршей, мы в детстве едва концы с концами сводили… и вдруг… подобное на голову свалилось. – Брэндон достал бумажник, вынимая фотографии. Чем не рискуешь ради достоверности?.. Вот я – в костюме гангстера на выпускной вечеринке, вот – Лайза и Мишель… наша неразлучная компания в Линкольне. Оп… я в неглиже на чьей-то кровати… Моя школьная подружка Сара. Какой-то праздник, первый раз я – в бабочке… А вот Николь. Я сделал ей предложение, и она светится счастьем… Везде – я теперешний, я настоящий. – Это моя сестра, Никки.

– Очень даже ничего. – Том исподлобья воззрился на приятеля. – Высоко взлетел… смотри не навернись. Господин хороший, достопочтенный рыцарь… не будете ли вы так любезны пепельницу выкинуть? А то я её запачкал по неведению, ваша милость…

Одобрительный смех тоже был общей реакцией. На секунду Брэндон понял, что играет в дрессировщика – а сейчас находится в клетке со львами. Он до сих пор был вне границы. Так ли уж это правильно, выдавать себя за героя? Чёрт… осторожность на поворотах не повредит. Он толкнул Тома в плечо.

– Пошёл ты!

– Уже бегу. Спокойно, петушок…

Линда почла за лучшее разнять молодых людей. Вдыхая запах кофе, она опять позвала.

– Брэндон! – мальчику почудился её вчерашний образ, и он зажмурился на секунду. Всё O’K, так ведь? Не тебе их судить, но тебе существовать с ними… – Иди-ка сюда. Я хочу на тебя посмотреть.

Том насвистывал, разглядывая пораненый палец. Джон отдал ему зажжённую сигарету и кивнул гостю. Продуманным движением опытной соблазнительницы Линда взяла наклонившегося к ней юношу за подбородок и повернула к себе лицом. Кожа была нежной, гладкой – не то, что у сидящих рядом посетителей… её было приятно касаться, и она легонько погладила его по щеке. Пикантности ситуации женщина предпочла не замечать; конечно, лет десять назад Линда закрутила бы неплохой роман с этим малышом… она чутко улавливала его магнетическую красоту, никогда ещё так щедро не исходившую от мужчины… но есть же вероятность, что он тогда пешком под стул ходил. Глаза цвета тёмного мёда!.. Мальчик флиртовать с нею не собирается. Брэндон опасался взрослых женщин; их труднее было одурачить… хотя Линда и находится под впечатлением от его вежливости, обходительности – чем чёрт не шутит… Она сама дочку воспитала, а он не всегда был уверен за свои повадки… Его тонко вырезанные ноздри нервно трепетали; Линда усмехнулась и ласково шлёпнула его по груди. Мальчишка в голубой рубашке, стройный, как тополёк… что-то неуловимо беспокоило её в его облике… Симпатяга. Она наконец сняла руки.

– М-да… Невероятно, у тебя должна быть красавица-мать, раз такие дети! Ты и сам-то славный.

Он присел рядом, ероша волосы – как всегда, когда находился в затруднении. Зубы едва заметной полоской блеснули из-под губ. Да, красавчик, возразить нечего: кровей намешано много – испанская, английская, индейская… Будущий великий соблазнитель годы прозябал в нищете. Зато огрызаться научился – не дай каждому такой талант… Со двора доносился ровный скрип качелей, и ему неожиданно стало жалко, что за тяжёлые шторы не проникают меланхолические лучи солнца. Старый телевизор барахлил, и Джон стукнул кулаком по крышке, рядом с антенной. Рябь не исчезла, он выругался. Футбольный матч транслировался из Чарльстона, поэтому гнусавое произношение комментатора заставляло его злиться. Будучи стопроцентным американцем, он был воспитан на том убеждении, что дальше Западного побережья и «мест славы» вроде Далласа, Вашингтона и Лас-Вегаса стоящих людей быть не может.

– Давай, игрок! Работай ногами!.. – он провёл пятернёй по своим длинным, тёмным волосам, и заставил Эйприл лечь ему на плечо. Том скривился от "телячьих нежностей". Банка плевалась пеной.

– Эйприл, пивка хочешь?

– Ты что, охренел? – Джон отпихнул его. – Думай, что делаешь! Сам алкоголиком был, и девку спаиваешь?

– Брось ты… я так, поиграть с ней хочу.

– Угу, – Джон перехватил малышку за пояс и поднёс к её губам горлышко бутылки. – Не слушай глупого дядю, вдарь папиного пива!

Брэндон посмотрел, как девочка делает медленный глоток, смакуя раннее приобщение к мирку взрослых. Хмельная жидкость побежала вниз по подбородку, заливая вытертую фигурку мишки, нарисованную на кармане. Вожак начал подкидывать ребёнка, имитируя езду на лошадке и от души развлекаясь.

– Поехали, поехали… стоп! Разворот, полицейский тебя заберёт…

Брэндон закашлялся, собирая снимки, лежащие перед ним. Ему стало неуютно в такой «тёплой» гостиной. Том указал на сгорбившегося парня.

– Вот в этом ещё жив добрый дух предков, ребячий дух… Он может горы свернуть. И твоя девчонка, босс, такая же…

Эйприл хихикала, поглядывая на взрослых и кусая палец. Внезапно Джон вскрикнул.

– Хрень какая! Негодяйка!! Чёрт возьми, она на меня надула! – лёгкая плюха впечаталась девочке пониже спины. Линда сурово сдвинула брови, наблюдая за размашистыми движениями черноволосого мужчины. Тот стряхнул Эйприл с колен так легко, как если бы она была котёнком, что заставило подумать – он бы смог и покалечить… будь на то достаточно злобы в его курчавой башке. – Кто её научил только? Такая твоя благодарность!..

– За что – за пиво? – Том поддел чайную ложечку. – Нет у неё своей туалетной кабинки.

– Заткнись, полудурок.

– А ты меня не затыкай, больно много ушами машешь, – обычно отвечавший на все подковырки и дразнящие интонации угрюмым молчанием, блондин улыбнулся.

– Тише. Спокойнее… Всё в порядке. – Линда поднялась со стула, затушив сигарету в банке из-под давешнего горошка и беря плачущую Эйприл за руку. Видимо, её методы воспитания разнились со спартанскими. – Ребёнок ни в чём не виноват.

Извольте видеть справедливость… Опасные штуки, эти мечты: для кого-то они чудесны, а для кого-то и опасны. Был вечер, и было утро… Равнины не менялись: равнодушные, едва озаряемые светом фар и маревом заката… Брэндон сунул лоток с плёнкой в «полароид». В недрах аппарата зажужжало. Он всегда сам заступался за себя… и предпочитал делать то, что нравится. Его чувству юмора завидовали, как универсальному средству вылезти из любой ситуации. Что же получается сейчас – решив начать с чистого листа, он – вроде голого на глазах у толпы… теряется от любой наглости, бездельничает… Руки опускались. Чтобы не заскучать, парень вынул камеру, без которой не мог помыслить хорошего путешествия, и попробовал расшевелить это сонное царство… гнездо дремлющих ос, а у тебя в руках булыжник. Не переборщить бы. Дикарский дух, подумал Томми? Что ж, он недалёк от истины. Лучше шаманством вызывать огонь, чем смотреть, как тележка из-под угля катится вниз, в шахту…

– Веселишься?.. – негромкий девичий голос заставил его осмотреться. Темнело. Лампочка под навесом горела не ахти как, но Лану он узнал бы из тысячи…

– Да. Изо всех сил.

– Молодец… – она остановилась возле него, разглядывая корпус «полароида». От вчерашней дрянной девчонки с Среднего Запада не осталось и следа: холодная красота, умноженная на лёгкий макияж и капризно изогнутые губы, сбивали с ног. Поднятый воротничок строгой водолазки интриговал; «бастион» поднял мосты?.. – Мне тут рассказали о твоих подвигах. Ты ребят изрядно перебаламутил.

Римским гладиаторам тоже хлопали, а потом опускали палец вниз… Лана посмотрела на его склонённую голову, макушку, от которой лучами разбегались пряди волос… и внезапно ей остро захотелось, чтобы этот «гость из Линкольна» не думал о ней плохо.

– У меня странноватая компания. И мать чудная… Что делать, когда в округе всего одна психушка.

– Да ладно. Загреми я туда, ты же носила бы мне передачи? – подмигнул он ей, с удовольствием разгибаясь. – Мама у тебя, кстати сказать, ничего. Нормальная.

Со всеми бывает. Твоя хоть не бегает за тобой с мухобойкой и не думает сдать в стационар! Только из-за того, что не разобралась в твоей сексуальности…

– Неужели?.. – два креста и серебряные цепочки трогательно переплетались на её груди, как некий символ веры. Брэндон тронул переносицу, чтобы что-нибудь да сделать. Сзади мелодично прозвенели пустые «дудочки» занавеси, которая висела над чёрным ходом. Линда была не прочь присоединиться к молодёжи, дышащей свежим воздухом.

– Вы только поглядите, кто у нас здесь?.. «Чикагские орлы» выиграли третий раунд, а ты, мужчина, здесь торчишь…

Лана сердито отмахнулась.

– Сними-ка нас, Брэндон. – Линда обняла дочь за плечи, демонстрируя целую бурю чувств. – Сними, миленький, я тебя прошу.

– Мама! Я не хочу… – блондинка замотала головой, пробуя отодвинуться. Решение было в корне ошибочным, потому что мать запротестовала ещё сильнее.

– Ладно тебе, перестань дуться! Не к лицу большой барышне строить из себя невесть что. Одну фотографию. Я честно обещаю. Одну.

Политика кнута и пряника сработала. Лана взглянула в лицо «назначенному кавалеру», и он едва не отшатнулся от такого количества понимания и фатального невезения во взгляде. Щёлкнула кнопка, яркая вспышка осветила задний двор. Горячий кусочек бумаги выполз из прорези. Зажёвывая очередной глоток пива корочкой хлеба, Линда усмехнулась.

– Развлекайтесь, не буду вам мешать. Только не шалите… Брэндон, заходи, а то матч кончится без тебя.

Он хмыкнул. Звёзд за доблесть не давали, и саблей махать было особенно не с кем… Только зимние мухи, и смертельная тоска. Надо что-то делать. Лана рассматривала свои ногти, покрытые красным лаком. Сходить в салон, обновить причёску?.. Мать её убьёт, если она отрежет волосы. Нестерпимо ходить у старших на поводке, но они уже стали довеском к этому чёртовому городу… и просто так от них не избавиться. До караоке ещё осталась целая неделя… Скука. Господи, о чём она думает! Мальчик с тонкими губами, в которого уже хотелось влюбиться с первого взгляда, следил за ней отовсюду… куда бы она не повернулась… Девушка вышла за забор, рассеянно скользя ладонью по перекладинам. Он незаметно появился… вдруг так же незаметно исчезнет? С ним легко… Она не реагировала на него так, как все остальные. Положив руку на сердце, сложно было сказать, чем это вызвано – ненавистной боязнью новизны… или предчувствием самого потрясающего приключения в её жизни? Та-ак… Он угрожающе красив…

– Неплохо, да? – она услышала щелчок, который бывает, если крутить колёсико с зубчиками. Он всё копается в своём фотоаппарате?.. Так же умело, как хирург, в моей душе?

– Ничего особенного. – улыбнулся Брэндон, наводя на неё окошко объектива. Девушка заслонилась руками, протестуя (против напора, вежливости, мягкой насмешки – чего? ).

– Нет!

– Почему? Ты же красивая, – обезоруживающим тоном заявил он. – Пойди сюда…

Далёкие огни автострады не мерещились больше. Он был рядом, готовый… помочь? Вспышка… и опять это узкое лицо с широким ртом, царапиной на скуле и мягкой макушкой, которую она сама заметила… Брэндон. Мало кто осмеливался так близко подходить к девушке… не бояться стоять рядом с нею, держать за руку… Лана отвернулась, чтобы привести мысли в порядок – они скакали, как белки в колесе, но были… неожиданно приятны. Глупо так, романтически… Он тянул её к себе, не заботясь об условностях, той манерой, которую можно было назвать беззастенчивостью… не здесь, не сейчас, в сгущающейся темноте. Миленький… Раскачивающаяся под порывами ветра лампочка жёлтыми пучками света выхватывала фигуры молодых людей, то убегающих друг от друга, то застывающих, как настороженные зверьки… то приближающихся с тем задором, бесшабашностью и заигрыванием, которые свойственны очень юным. Они двигались, как в тумане, не смея переступить через невидимую черту, которую сами же и провели… Шаг. Стук сердца. Снова шаг. Призрачная нить разметки… Роса на листьях ивы, наклонившейся через тонкие планки забора. Обаяние, как смертельно ранящее оружие.

– Ты приснился мне вчера ночью. – реплика ушла в немоту окружающего.

– Да? И что же случилось? – никакого пафоса, скабрезности или иронии. Мягкая насмешка, и глаза… греющие, как два солнышка. – Расскажи, если хочешь.

– Ты меня домой вчера провожал, так ведь?.. – её грации позавидовала бы любая гимнастка; Лана спряталась за ствол дерева, переводя дыхание. – Или мне приснилось… не помню, в общем. – она засмеялась, откинув голову. Узкая ладонь легла ей на плечо и, повинуясь правилу небезобидных салочек (кто кого догнал, тот и не выпускает…), Лана поспешила в темноту. Гитарные аккорды были её стихией, отовсюду ей слышался медленный чарующий мотив…

– Ты всё правильно запомнила, но так нечестно!

– Что? Я не хочу рассказывать…

– А я хочу услышать, – настаивал Брэндон, перескакивая через камень. – Правда!..

– Нет!.. стой, что ты делаешь, не фотографируй!

– Поздно, дорогая!

– Ах так??

На этот раз рассмеялись оба, уже готовые упасть в чьи угодно объятия, лишь бы не прекращалась гонка, вызывающая бешеный пульс и приятное волнение. Им было хорошо вдвоём, никто не смел остановиться… как над пропастью, по узкой серпантинной дороге…

– Лана! На работу пора!.. – голос Кейт, мешающийся с другими посторонними звуками, вылетел из раскрытой двери, сбрасывая их с облаков на землю. Брэндон и Лана остановились, растерянные, как подростки, которых застукали за курением… в неподобающем месте, не в то время. Будто надев маску, девушка помахала рукой вокруг щёк, чувствуя, что они горят. Эй, не будь я джентльменом, сказал бы пару крепких слов… да пальцами прищёлкнул от досады. Малышка, держись. Это не последнее наше свидание… хочешь, на колени встану, поклянусь?

… Машина называлась «Королева Виктория». Её ободранный нос возвышался перед ящиком для почты, как пусковые установки военного миноносца. Тенью она была пугающей и внушительной. Ссора могла вспыхнуть из-за чего угодно, хоть из-за клочка бумаги, на котором круглыми буквами выведен адрес… Чёрт! Промышленность идёт трёхмильными шагами: на весь Фоллз-сити – одна фабрика, а у Джона на лобовом стекле приклеены её координаты. На всякий случай, чтобы не ошибиться… Им надо отвезти туда девчонок до десяти вечера, но при таких усилиях они и до зловещей полуночи будут ногами землю пахать. «По хвое и мху я к тебе прибегу, Лорена…» Брэндон не драматизировал, отнюдь; просто их водитель шатался, мутными злыми глазами окидывая дом, у которого он припарковал автомобиль. Ключи волшебным колокольчиком от сундуков Шахразады позвякивали в его руке.

– Проедемся за город!..

– Мы и так за городом, придурки. – пять одноэтажек и один пустырь для драк… Так что Тома нельзя было считать вселенским мудрецом. Был бы Брэндон улиткой, давно бы драпанул в свою раковину… Везло ему на счастливые автобусные билеты.

– У нас ещё немного времени есть? Съездим на заправку, купим поесть… нам целую ночь торчать… в смене. Джонни, пожалуйста! – Кейт изменила своим «строгим правилам», мольба в её голосе была выделена печатными буквами. Джон отмахнулся от неё, как от прыткого насекомого.

– Съездим, съездим. Приятель, ты совсем никакой, так что… – Кэндис прикусила губу, соображая. – Пусть Брэндон сядет за руль.

– Н-на… – Джон бросил ключи в подставленную ладонь. Захлопали дверцы, и парню ничего не оставалось делать, как проникнуть в брюхо машины вместе со всеми. «Королеву» закачало на шинах от дружных попыток устроиться поудобнее.

– Том!.. А, мать твою за ногу, ты идёшь или нет?

Шесть молодых глоток взорвали спокойную тишину истошным воплем. Они кричали не от боли, а от избытка силы, хлещущей через край. Когда я пьян – в Фоллз-сити – я делаю ошибки! Вне закона, расправив затёкшие руки, сесть за холодную баранку руля… Пусть малолетние хулиганы бродят в поисках клея, который можно занюхать – их стоит поймать и отлупить. Согнать с дороги. Ведь куда интереснее, чем играть в карты, сутками уставившись в телевизор и проклиная судьбу, отпускать тормоза… На всё Божья воля. Но и она иногда ошибается, рождая посреди огромной пустыни ребят с варящим котелком на плечах… Служащий бензоколонки вынул шланг, не ожидая чаевых. Кэндис вдавила кнопку шестого канала (простор УКВ был достаточно необжитым), и начала отбивать такт носком туфли по резиновому коврику. Лана положила голову на плечо Кейт, жалобно хныкнув.

– Какая дрянь…

– Я купила картошки «Раффлз», печенья, «Спрайта» и копчёной колбасы. Теперь с голоду не подохнешь, – подруга детства вынула трофеи из пакета, показав ей язык. – Не расклеивайся. Можешь всё свалить на больную голову, но это ещё не повод проводить ночь без калорий. Ненавижу проповедников, говорящих о диете.

– Я тебя убью.

– Пожизненный срок тебе обеспечен, потому что я так просто не сдамся…

Брэндон лёг грудью на приборную доску, снимая со стекла вожделенную бумажку и пряча в боковой карман. Горсть подсолнухов проскользнула между пальцами. Он свистнул. Хотелось напиться аккумуляторной кислоты: самочувствие было неважное, но разве пристало ему жаловаться на критические дни? Часы на руке тикали, неумолимо укорачивая ночное время. Сапоги-скороходы натянуть… и вперёд. Заправка казалась единственной точкой, на которой теплилась жизнь во всём округе Ричардсон… Брэндон остановился возле школы карате, желая заглушить остатки мыслей и зудящей совести. Рок – это когда хорошему человеку приятно. А когда плохому? Попса! Рядом тормознул ветхий «камаро». Признаться по чести, против их "форда" он был ничем. Седоков хотелось охарактеризовать двумя словами, значащимися в любом меню: «мясо из Небраски». Комментатор, будь он приставлен к местной молодёжи, сошёл бы с ума от восторга… Серые выходят на ринг! Они полны решительности, они действуют, вырываясь вперёд прыжками, как лесные барсы! Но из-за поворота возникают коричневые, их неизвестно что угораздило присоединиться к гонке… Безумие! Итак, цвет элиты! Граждане Фоллз-сити, у нас на ринге небывалая ситуация! Займите места, слабонервные лишаются звания фанатов боя! Посмотрите, какой накал! Стекло в окне медленно опустилось, и на боковое зеркальце легла рука, увешанная фенечками. Девчонка надменно сморщилось при виде чужого автомобиля, застывшего у колонки.

– Клёвая тачка! В ней что, и радио есть?

– Есть! – Кейт показала на антенну. – Тебе-то что?

– Да вы гремите, как ведро с болтами, музона не слышно вообще.

– Ах ты кошёлка!

– Киса, отвали, я лесбосом не занимаюсь… – кто-то в «камаро» зажёг лампу, поэтому видимость была хорошая. Как раз для полётов. На Американской Гордости… – Чего пялишься?

Джон фыркнул, занимая лежачее положение. Шатенка перегнулась через него.

– Какого чёрта?

– Не хамите девушке. – Брэндон стиснул руль. Бурлившая кровь могла обернуться синяками да царапинами… а у него как раз в аптечке пусто.

– Ты на кого ногу поднял?! – заросший бородой и повязанный платком пират цыкнул на него. – Молчи!

– Чёрт! Чёрт, Том, пусти!.. – Лана усмехнулась. – Я ей покажу, заразе!

– Алина, уйди от греха.

– Робби, да перестань! Эти идиоты в своём корыте ещё зубы показывают!.. – рокерше тоже было настроя не занимать. Замок «камаро» едва держался на соплях, гневно потрясаемый оскорблёнными пассажирами. – Вы у меня щербатыми останетесь, хромыми и косыми до конца жизни!

– Рот закрой!.. – выпустил дежурную реплику Джон.

Как в упражнении для начинающих музыкантов: «быстро, быстрее, ещё быстрее, темп увеличивается, как только возможно», с обеих сторон сыпались оскорбления и ругательства, многоэтажными наслоениями угрожающие побить рекорды. «Сукины дети» отводили душу, поминая Бога и мать любыми способами. До кулаков дело не доходило, но обе машины, едва не соприкасаясь боками, качались на рессорах, как корабли в бурю. Том восторжённо взвизгнул.

– А-а-а, посмотрю я… Достанете вы нас? Кишка тонка! Брэндон, трогай!

Волей-неволей оказавшись в положении объездчика диких лошадей, парень вжал педаль газа до упора. Мотор взревел, как пойманное в силок чудовище, жутко вывернулись передние колёса, и запахло палёной резиной. «Королева» оставила позади преследователей, обдав их облаком выхлопных газов. Тёмной стрелой метнувшись на шоссе, она заскользила к кювету, но Брэндон вывернул руль, возвращая ей нормальное положение. "Тормозной путь" для патрулей получился шикарным.

– Уа-а-ау!..

– Жми давай, пусть умоются!

– Давай, малыш!..

– Ты же крут, Тайсон! Не подведи!..

И снова из небытия возникло ощущение, которое было на катке в первое свидание… Привкус опасности, замешанный на том, что в большой литературе называется “внутренней дрожью”. Барабанная дробь не передала бы обалденное напряжение в салоне… Душно. В панорамное зеркало он мог видеть сидящих сзади. Вытягивая шею, как волчонок на псарне, Брэндон нашёл отражение Ланы. Ему казалось, что сейчас может произойти чудо, и они очнутся где-нибудь в самолёте над жарким тропическим городом… или в норвежских фьордах, управляя лодкой… посреди бесконечности. Да, да, люблю! Он прибавлял скорость, и стрелка спидометра неохотно ползла с пятидесяти миль на шестьдесят… с шестидесяти на семьдесят… Трясясь на неудобном сиденье, слишком далеко отодвинутом назад, Брэндон жалел о том, что не может вытереть лоб – холодные мелкие бисерины стекали на виски… Чёрт, надо было выпить ту бутылку виски, что звякала на днище – и проблем не было бы. Искорки сзади превратились в белые круги. Призрачный свет фар ударил в лицо, и мальчик крепче уцепился за руль. Кожаная поверхность холодила, но не успокаивала. Эффект жёсткости, сгустка нервов и крови, алкоголя, брутальности и резкости… Он умел хвататься за соломинку, чтобы выплыть – но тут было другое. Любовные мечты были внезапно выставлены за дверь… Брэндон опять оказался на месте «зайца», ведущего свору собак… Размётка ярко-жёлтым лучом мозолила глаза. Спасти бы шкуру… Рваные на кусочки, наркотические сны… Он вскрикнул, когда машину тряхнуло на кочке, и голос его был затравленно-хриплым… По следам шла кучка пьяных мародёров, но… чёрт возьми, не так он представлял себе гонки на выживание. Не с ними соревноваться надо было, показывая свою «самость», мужское «я»… Немного сбавив ход, Брэндон повернул влево. Перед машины угрожающе вильнул. Двигатель громко зарычал, раздалась пальба из выхлопной трубы. Драться и ругаться не трудно? А на такой скорости можно в телеграфный столб влететь… или зубы обломать! Н-н-на! Получи!..

– Не трусь! – Джон почувствовал его настроение, как обратный полюс магнита. – Добавь хода!.. – он умел группироваться даже в дурном настроении. Может быть, потягивая спиртное. Тоже нашёлся канатоходец.

– Задница не чужая, своя!.. – Том скрипнул зубами. – Эти сволочи никогда нас не сделают. Мы просто не можем облажаться.

Брэндон перевёл взгляд на спидометр. Стрелку давно лихорадило, а теперь просто зашкаливало. Тёмный остов «камаро» маячил сзади – акулой. Туман, чаще появляющийся в низинах и болотистых краях рядом с лесом, проглотил целый участок шоссе, и парню на ум снова пришло сравнение с циркачом, только теперь выплясывать приходилось на тонкой ниточке. Уняв подрагивающую нижнюю челюсть, он свёл брови и дёрнул ручку скоростей. Толчок средней силы вывел «форд» почти на обочину. Девушки в один голос ахнули, а крутые ребята разразились новой очередью ругательств. Их схема «вышел, покурил, закончил разговор» предусматривала мордобой, но порча имущества типа помятого крыла машины тянула на серьёзные разборки. Записи бардов, транслируемые сумасшедшей радиостанцией Орегона, сменялись хитовыми песенками…

– Хреновы черти! Сволочные хреновы черти! – Брэндон вздохнул, уперевшись взглядом в панорамное зеркало. Оранжевый, голубой и фиолетовый огни плясали сзади нервным ансамблем. Рёв мотора перекрыл включённый на полную мощность приёмник.

– Не вырветесь!.. – Джон стукнул кулаком по водительскому креслу. От неожиданности мальчишка подскочил. Внезапно «камаро» затормозил, словно подбитый вражеский лётчик, и ушёл на просёлочную дорогу, которая была обозначена косо висящей вывеской… Брэндон проклял своё воображение. Цветные размытые пятна сменились ритмичным миганием, сменой красного и синего. Похоже на галлюцинации, или картинки из снов… Вой сирены оглушил их, потому что Том открыл окно, выбрасывая бутылку на обочину.

– А! Полиция!.. – Кейт вздрогнула, её белокурая подружка судорожно вцепилась Брэндону в рукав. Первый раз в жизни он был готов послать прекрасную даму к чёрту на кулички. Спину ощутимо поджаривали прислужники ада, корча рожи и высовывая вилы. Он пробовал дружить с законом… но… такое превышение скорости не расценивается на шоссе, как детские штучки.

– Прибавляй скорости, ковбой!..

– Мы же перевернёмся!

Устойчивые восемьдесят миль. Хорошие восемьдесят миль. Неизменные восемьдесят миль. Если мотор этого подержанного «форда» выдержит, он будет возносить молитвы всю оставшуюся жизнь. Обещаю. Пусть меня на порог в церкви не пускают! Не создан я для того, чтобы брать интервью у легавых в синих фуражках… Буду чистить ботинки на углу пятой авеню! Голые столбы неслись мимо него, как кардиограмма чахлого сердечника.

– Брэндон, останови! – Лана хорошо чувствовала опасность. Но ей он не возжелал бы признаться, что боится. Отпустить потные ладони – и уедут они в поле… шесть человек в эпицентре взрыва… их жизни пойдут на растопку огромного костра. Степи Небраски только тогда и хороши, когда в них не водятся шакалы… Копы! Мечта поэта!.. Овощи в тюремной столовой… только этого ему и не хватало… Вой сирен был бесперебойным, как зудящий комар у щеки. Ему хотелось показать средний палец, что Брэндон и сделал.

– На следующем повороте заворачиваешь. – Джон положил руку ему на шею мастерским захватом, которые демонстрируют здоровяки на соревнованиях по армрестлингу. Чёрт, задушит ещё, вожак… Ты обязан мне, малец, и самое время тебе об этом напомнить. Жизнью обязан, ведь это я познакомил тебя с ней. Ты дымил моим куревом и пил водку. Я болел за тебя только потому, что ты презрительно отказывался от танцев, предпочитая наблюдательную позицию за столиком. Ты любишь красоток. Так люби и настоящие мужские развлечения… Будь мужчиной! Слушай меня, старпёр… – Там будет грунтовая дорога.

Звуки были пронзительными. Чёрт… чёрт, чёрт! Отвращение к глупой ситуации охватило его, как раньше затоплял азарт.

– Я же ни бельмеса не вижу!

– Это ничего. Они тоже ничего не видят в тумане. O’K, я тебе говорю… Мы летим.

Гортанные интонации были близки к животному урчанию. Брэндон напугался. Ты меня обведёшь вокруг пальца, и потом я же получу пинок в задницу… Дерьмо! «Горячо звучащий парень живёт здесь»! Дача свидетельских показаний – не самое приятное дело. … Полицейский офицер имел физиономию кирпичом плюс неизменные солнцезащитные очки. Ночью они были прицеплены к карману. Форменная шляпа напоминала верблюжий горб.

– Положи руки на крышу. Ноги расставить. Не шути со мной, парень!

Джон хмыкал, жуя фильтр от сигареты. Неисправимое дитя трущоб, он сдерживался, чтобы не приплюснуть нос копа ещё больше.

– Я не делал ничего, начальник. Я вообще машину не вёл…

– Не выёживайся, а?

Его напарник, молодой любитель регби, приверженец буквы закона, допрашивал Брэндона. Тот мялся, как виноватый детсадовец.

– Итак, мистер Чарльз Брэйман. Что вы делаете в Фоллз-сити?

– Я… в гостях.

Ты сможешь их обмануть? Сможешь накормить кошку маслом?..

– У кого?

Гробовое молчание было ему ответом. Пламя охватило спичку; запахло серой. Том затянулся, почёсывая подбородок. Можно было надрать задницу нерадивому молочнику или обломать наглого панка… А в данном случае руки опускались. Всё что угодно, чтобы спрятать свою женственность. Я качал мускулы и спрашивал всех: «Как вам чувак?» Я поступил, может быть, и недостойно… не как настоящий парень, но я поступил разумно. Всё, что они могли сделать, это открыть на нас охоту. Теперь опасность пробежала мимо, пыхтя паровозной трубой… Маленький вопросик! Вы же свои здесь, бить никто не будет! Кэндис вот виновато отвернулась.

– Да у меня. – Лана выступила вперёд, сожалеюще качая головой. Если этого паренька не расшевелить, он так и будет топтаться перед фарами в своих кроссовках… Скромность украшает мужика, только дай ему кулаками взмахнуть… Она облизнула губы, заметив, что нервничает. Как и все. Боже мой, очнись, детка. Как и все… только ты нервничаешь из-за него. На работу опоздали… фиг с ним. Брэндон косо посмотрел на фальшивые документы.

– Я бы мог проверить ваше удостоверение, – пробурчал молодой коп. – Но у нас не работает компьютер. Придётся записать адрес и выбить чек… за нарушение, оплачивать будете в нашем участке. Знаете, как добраться туда?

– Он новенький в городе. – Кейт крепче взялась за сумку с продуктами, фальшиво улыбаясь. Блеск полицейского значка завораживал.

– Шеф, без проблем, но – может быть, вы отпустите ребят? Я… я виноват, немножечко забылся. А они ни при чём! – как муха в молоке, топорщишься… – В Линкольне вам подтвердят, что раньше особых неприятностей не было… O’K?

– Ты всегда так на шоссе гоняешь, дружок? – старший грузно подошёл, утопая сапогами в луже. Хруст гальки неприятно резанул слух. – Ты в курсе, что там обрыв? Пятьдесят футов. Летишь ласточкой, играешь в ящик. А потом я твою рожицу вижу в морге… – он кашлянул в кулак, где была зажата перчатка. Подробности отпечатывались у Брэндона в сознании, как на плёнке. Сам хорош, бугай чёртов… чтоб тебе жена сто лет не давала! – Я выпишу штраф и этим ограничусь… Но больше чтобы этого не было. Думай, что делаешь! Незнакомая местность, медленная езда… залог того, что к ужину ты переваришь хот-дог, будешь в целости и сохранности.

– Разумеется, сэр.

Видели мы тебя!!! Лана свернула бумажку чека и машинально сунула в карман чёрных джинсов. Гордо просигналив, полицейская машина рванула вниз по шоссе, игнорируя собственный призыв держать скорость в узде… А, чёрт. Она ещё за стрижку беспокоилась… Мать пальто купить не может, и ей придёт ласковое сообщение от мистера в синей униформе… Брэндон пнул ногой камень, чувствуя себя далеко от своей тарелки…

– Нет, а ты мастак!

Смелость – залог победы. Ковбойскую шляпу на голову, пальцы за ремень… Конфуз. Но конфуз, как шансы на пальцах: три из пяти… В упрощённых ценностях тоже есть свои нюансы! Копаться в грязи или стереть плевок с лица… Если на руках каре тузов, нельзя же опрокидывать стол и лезть на рожон…

– Вечер ещё не кончился. Давайте махнём летучих мышей гонять – в катакомбы? – Кэндис отчасти была рада, что все про неё забыли. – Там как в парке развлечений… похоже на Тоннель Любви.

– С фальшивыми документами катаешься! Мистер Чарльз Брэйман, подумать только! – ехидно растянул согласные Том.

– А всё остальное, что в правах написано, настоящее?

– Нет. – он замучился. – Я родился двенадцатого декабря семьдесят второго года.

– Ух, давайте отпразднуем? На следующей неделе будет классная вечеринка! – Кэндис залезла вглубь салона, подтянув ноги. – Твой день рождения! Двадцать один год… ты станешь мужчиной.

Не хотелось оказаться снова в душной, пахнущей потом и страхом машине. Брэндон устроился поудобнее. Ему тут же прилетел пинок.

– Чтобы больше у меня такого не было.

– Чего? – огрызнулся он.

Не хочу судить тебя, молокосос, но на орехи ты у меня заработаешь… Джон слегка сощурился.

– А вот этого. Не останавливайся, когда легавые сзади. Я тебе сказал – выжимай газ и сворачивай… Я объяснил, как оторваться, а ты не смог.

– Ладно тебе, Джон! Чего ты мне мозги моешь?.. Всё уже. На доске простирали меня , обошлось. Нечего расстраиваться. – первый раз Брэндон повысил голос, не срывая его, с колеблющимся сознанием правоты.

– Я не расстроенный. Ты чуть нас всех не угробил, скромняга! Нравится тебе цацкаться с полицейскими?! Ну и пожалуйста! Ты же всё сделал для того, чтобы загреметь в кутузку… фальшивое удостоверение, нос кверху, послушный какой… Ты не знаешь здешних законников, они тебя живьём сожрут! – Джон сжал окурок так, что раскалённые искры посыпались сквозь пальцы. – Первое предупреждение.

– Угробил?.. – не городи чепухи, вожак. Тебе стыдно, что я вывернулся без твоей помощи…

– Э-эй, Брэндон! – Том оттолкнул его в сторону, ухмыляясь. Мальчишка предупреждению не внял, зная, что от перетягивания верёвки сейчас зависит его статус в дальнейшем… Гулянка удалась.

– Ты сам мне говорил – дави до восьмидесяти… выжимай скорость. Я и слушался тебя! Признаюсь, с документами вышла осечка, но если бы мы не гнали так, нас бы и не стали отлавливать, как бродяг!

Ищешь выход, дурачок? Но хозяин-то всё равно я. И я тебе это докажу. Джон дал Тому затрещину, сплёвывая под ноги. Он казался напуганным… и разъярённым. Пришелец был прав, зато щелчков по носу парень сносить не мог. Что он о себе воображает? Ударившись о дверцу, он схватил Кейт за локоть и грубо начал выпихивать.

– Ну-ка, вылезай! Раз так…

– Джон! – Брэндон отпрянул назад, и как раз вовремя, потому что мог заработать второй синяк на лице. Парень рванулся к нему, угрюмо сопя и дико сверкая глазами.

– А ты пошёл к чёрту от машины! Проваливайте все! Хрень!.. Проваливайте все от моей грёбаной машины !

– Брэндон не виноват… – Лана вылезла было, но Джон её остановил.

– А ты сиди! Все остальные – вон отсюда!! – хрупкое равновесие было сломано. – Это вам не курорт! Пошли на хрен! Шевели ногами… Завожу!

Кейт поскользнулась на гравии и чуть не упала. Джон сел за руль, прочищая горло. Громы и молнии здешний бог метал на "отлично". Вспыхнули габаритные огни… Мотор заревел, как и прошлый раз, со сбоями. Брэндон подумал, что дело в свечах. Фырканье и кашель напоминали человеческие… что ж, старому автомобилю пришлось худо. Машина подпрыгнула. В руках у Джона она пела по-другому… Едва различимые, бледные пятна лиц повернулись к фигурам, неловко мнущимся возле шоссе. Том курил с показным равнодушием. Брэндон дёрнул плечом.

– Что такое?

– Это же моя машина, чего он врёт… на своей бы так рассекал! – обиделась Кэндис. Будто услышав её, владелец "королевы" ударил по тормозам. Лана закричала.

– Кейт, валяй к нам, а то на работу опоздаем!

Всем остальным грозила ночь, проведённая на великих просторах… Дело – прежде всего!

– Он совершенно не может контролировать себя, – печально констатировал Том, когда их осталось трое. Десять негритят пошли купаться в море… – Так врачи говорят. У него неуправляемое, импульсивное поведение… Только я умею его встряхнуть. А если мне мешать, случается дерьмо. – летом они с Джоном неплохо развлекались, поджигая стога и литрами выдувая анисовую водку… А нынче иней покрывал посевы.

– Пошли, Кэндис. Мы до Гумбольдта и пешком доберёмся.

– Палата номер шесть… – Лана не могла оценить плоскую шутку, но Брэндона разбирало вялое зло. Демонстрация запоздалой мужественности помогла так же, как помогают мёртвому припарки… Привлечён мной, да? Я и не покушался на твою территорию… Он подул на ладони.

… Луна тянула за душу. Ночь была пустой и огромной. В кромешной тьме изящно и странно мерцали тонкие красные линии электропередач, и облака неслись по небу со скоростью гоночных автомобилей. Мой личный мир… это мой мир. Я бы поместил фотографию в крышку от часов… с вами всеми не так-то просто ладить, я не могу оправдывать все ожидания… Голова слегка кружилась. Брэндон взглянул на Тома, распластавшегося по земле, и вытянул ноги, едва слышно поскуливая. Плечи болели после долгого сидения за рулём… Давно уже не было таких сильных переживаний. Веки слипались, как будто в них брызнули сладким молоком. На голодный желудок хорошо охотиться, а на истощённую душу здорово добиваться взаимности… Ботинки были в траве и земле после добросовестно отмаханных семи миль в поисках ночлега. Первобытные запахи, острые ощущения. Он вернулся к истокам. Он ничего плохого не сделал… просто решился на определённый поступок, и настоял на своём. Кэндис дома, с малышом, но на двоих постояльцев её фермерский домик просто не рассчитан. Да и с парнями нужно поддерживать вид братства – не соскучился же он по дивану! Посреди неизвестности, заложив руки за голову, Брэндон чувствовал себя свободным. Записывал на память комплименты, выдумывал шутки и трюки… Он был не тот, что вчера, или месяц назад, когда только начинал свой «поход» – он стал сильнее и счастливее.

– Ты как там? – спросил Том, услышав неопределённые звуки, исходившие от свернувшегося калачиком паренька. Он сел и вытянул руки, грея их над наскоро построенным «скаутским» костром. Чёрт… в этой пустоши веток не добудешь… сухим торфом надо было разжигать, да разве тут возьмёшь торф? Он вспомнил отца, который учил его пользоваться зажигалкой в возрасте девяти лет. «Ты уже большой! Я обещал тебе как-то, что мы соберёмся за домом и покурим сообща, но ты подумай, как обращаться с этой штукой… я не хочу, чтобы мой сын прослыл сопляком!» Он умер от рака лёгких, и в тринадцать лет пацан оказался оторван от привычного… уехал из штата Невада вместе с матерью. Золотые деньки кончились. Он бегал из дому, а потом молча выслушивал нотации и принимал побои. Может, это его и закалило … Том сощурил глаза. Он прослыл тихим, едва ли не дурачком, но на самом деле просто не видел смысла орать на всех подряд. Джон мог себе позволить. Он – нет… потому что он был за компанию, и тоже счастья не с котомкой искал…

– Да нет. Всё O’K. Разве что поджилки трясутся…

– Чего это?

Брэндон тоже сел, расставляя колени и обхватывая их ладонями.

– От неожиданности.

– Ты не смахиваешь на труса. Всё не так страшно… Домой пешком доберёмся. Или автостопом… поутру. Лучше глянь, – лезвие складного ножа блеснуло в сполохах огня. Парень фыркнул. – Не балуешься этим, нет?

– Как это?

– Бродяга! Смотри. – Том засучил штанину, и Брэндон невольно потянулся к нему, стараясь разглядеть, что собирается продемонстрировать случайный попутчик. Пересекающиеся шрамы шли от щиколотки к голени… Он приподнял футболку. Чёрт! Дерьмо весёлое… Он что, побывал в паре автокатастроф? На переломанного калеку тихоня не похож… Правда, что рубцы мужчину украшали, но этого было чересчур, и выпитое с ним напару пиво мерзко поползло к горлу. – Вот так баловаться. Я один раз прострелил себе плечо, а вину свалил на другого… кучу баксов огрёб от службы соцобеспечения. После этого стал ненавидеть пластическую хирургию… всего залатали, мерзавцы. Было красиво… как паззл. Пырнись!

– Пожалуй, я слабак по сравнению с тобой. – пробормотал Брэндон. Сговорились они все сегодня, что ли, проверять его нервы на растяжку? Дьявол… Нож в потёмках казался головой ядовитой змеи… Хорошо, если приятель применяет насилие только в узком кругу друзей. А если нет?!

– Шучу, дурак! – Том расхохотался, и он выкроил из себя улыбочку-другую. Костёр весело потрескивал обломками полена, которое они отыскали в потёмках. – Просто это… единственный способ вытерпеть долгий срок. Сидишь в камере, в покер играешь… я полжизни шлялся по тюрьмам. Джон тоже дока в этом деле, только он многовато пьёт…

– Из-за этого он нас здесь бросил?

– Что ты имеешь в виду? – непонимающе тряхнул светлыми патлами Том. Брэндон затянулся сигаретой, глядя на пляшущие отсветы огня. Страхи потихоньку таяли в дыму, лесенкой поднимавшемуся к небу.

– Я не хотел его обидеть, и… не думал, что мы здесь застрянем. Всё-таки получилось неудобно.

– Вот что я тебе скажу, брат. Я ж его знаю давным-давно. Когда мать сдала его в ясли, он бегал с игрушечным пистолетом и обзывал воспитателей «засранцами». Он кажется крутым, а в реале – слабак. Дай сигаретку. – он спрятал нож в задний карман брюк. – Будь я воякой, устроил бы третью мировую…

– Идея неплоха.

– Правда?

– Да, сэр. – спародировал свои же интонации Брэндон, ложась обратно. Живым человеком быть не так-то легко… факт. Кто кажется счастливым, тот и выигрывает… Будучи мужчиной, он твёрдо стоял на своих двоих, и сдаваться не собирался. Вперёд увлекали линии высоковольтных проводов…

… Ещё в школе его шпыняли за то, что он всё делал не так. Протестовал, когда его заставляли носить форму… был левшой и милым обаяшкой. Ты кто, прах тебя разбери? Джон Мария Иисус, и не смотри на меня этими гляделками. Ты носишь длинные волосы, а я – брюки, и ещё неизвестно, кто из нас прав… Выбраться из стога сена, оперённому, как птенцу – заняться в нём любовью… травинки колются… Чепуха всё это. Чепуха, потому что мышеловки уже расставлены… С этой жизнью в запарке легко заработать местечко на небесах. Столько конфликтов с законом в два дня – это слишком. Пока он тусовался в Фоллз-сити, в Линкольне уже наверняка выдвинули гору обвинений в незначительных преступлениях. Тюрьма пока кажется большим и неуклюжим призраком… но всё-таки, надо иметь совесть во всех её проявлениях. Плохая игра с палкой. Брэндон криво усмехнулся, елозя на жёсткой поверхности стула. Он знал главный секрет девушек – они любили получать подарки… Работа не приносила ему денег, нужных для воплощения его сумасшедшей мечты, и паренёк не гнушался ничем: подделкой чеков, чужими кредитками… «мелкими мошенничествами, по закону штата карающимися…» Чёрт! Грифель карандаша сломался от сильного нажима, и впился в подушечку пальца. Капля крови, наливаясь, возникла из маленькой точки. Брэндон облизнулся. Стружки медленно ложились на чистый лист бумаги… Бутылка охлаждённого «пепси» оказалась кстати. «Кэндис, дорогая! Мне надо уехать на пару дней, и я хотел, чтобы ты не беспокоилась. У вас тут здорово поют птицы! Вечеринка не отменяется. Я обещал ребятам устроить грандиозный праздник, и если ты сможешь придти, я буду очень рад. Большое спасибо тебе за гостеприимство…» Глупую поэзию он не отрицал, но сейчас у него не было «стихотворного» настроения, и рука начала уставать от беспрерывного писания. Чёрт… Он потянулся, скрещивая ноги. Роза тёмно-красного цвета печально наблюдала за его манипуляциями. Ничего. Здесь девчонкам не дарят цветы… быть может, его рачительной хозяйке это польстит? Дверь открылась. Воровато оглянувшись, он сложил записку и сунул её под хрустальную вазу.

– Брэндон!..

Полторы недели, как Брэндон. Он широко улыбнулся.

– Привет. – спортивная куртка шла ей не меньше, чем королевское платье… наверное. Лана шагнула в прихожую, легкомысленно запустив сумкой в платяной шкаф. Обстановка в маленьком домике была ей привычна. – Я помешала?

– Да нет… я тут один, – он развёл руками, жалея, что под ними нет «хлеба-соли». Эх, чтоб ещё глаза так масляно не блестели!..

– Уже знаю, что один. Все девчонки с фабрики об этом трещали… Кошмар. – она засмеялась. – Кэндис, вроде моей мамочки, наказывала не шалить… Она за тебя замуж хочет. Прибьёт, если узнает, что я тут была…

– Клёво. Я не скажу… – могу я рассчитывать на взаимность и пригласить вас на танец?..

Приятное волнение было вроде того, что раньше заставляло его делать глупости…

– После работы – худо, замоталась я совсем, и нужно было повидать хорошего человека. Дай я помыть руки схожу, – убрав локон за ухо, Лана прошла рядом с ним, втиснув ему в руки стакан с кофе. Он быстро выдохнул. Харизматическая невинность, когда проще безнаказанно строить глазки, уже не срабатывала… Из ванной, где он недавно принимал душ, донёсся возглас. Брэндон, чтобы не запрыгать радостно, отнёс горячий напиток в комнату.

– Э-э… Поверить не могу, что ты работала сегодня ночью! Такие непутёвые были сутки…

Снова появившись в дверном проёме, Лана взглянула на него. Коротко… и, пожалуй, оценивающе.

– Такое иногда бывает. Чувствуешь потом себя, правда, как сомнамбула… – она почти упала на диван, не стесняясь показывать усталость… Не пройдёт этот номер, девочка. Разве вас жалеют окрестные парни? С чего данный экземпляр должен выслушивать всё, что ты ему наплетёшь? Ехидный внутренний голос суфлировал – с того, что это он заставляет меня наводить по десять слов в секунду… я волнуюсь. О Господи! Святые угодники! – Тяжело приходится.

– Кофе принести? – он сел рядом, и Лана не стала отодвигаться. Она крепко запуталась в уютной сети его присутствия…

– Нет, спасибо. Покупного я уже хлебнула, а турка у Кэндис никуда не годится…

– Это надо исправлять… – он опёрся рукой на валик дивана. – Знаешь… мне надо уехать в Линкольн на пару дней. Кое-что там доделать.

– Так ты уезжаешь? – разочарование было искренним; Лана почувствовала себя едва ли не обманутой. Её надежда на лучшее обретала материальные очертания; парень жил, двигался и дышал одним с ней воздухом… дарил ей замечательную возможность доказать, что не только в этой забытой Богом дыре случаются чудеса.

– Похоже на то.

– Быстро ты умаялся от нас…

– Солнышко, без персональной машины до Линкольна не так-то просто добираться. – ласковое слово далось нетрудно, а вот голос подрагивал. – К тому же, долго.

Он знал, что «неправильность» поведения даёт самый верный залог привязанности друг к другу, будущей любви… Тепло покалывало кончики пальцев. Улыбка вышла жалостливой.

– К сестре собираешься?

– Она выходит замуж и собирается уезжать в Канаду, так что… может быть, мы не скоро увидимся. – он говорил уверенно, чтобы не возникло сомнения в простенькой лжи. – Её избранник… он всю картину портит. Мы с Никки смотрелись и то лучше. Представляю себе её в свадебном платье!..

– Мать мне говорила, что она красивая… на фотографии. Показал бы…

– Пожалуйста. – Брэндон пожал плечами, доставая из сумки перетянутую резинкой пачку. Снимок Николь лежал наверху. – Вот она.

– Действительно ничего. – Лана едва заметно нахмурилась. Чертёнок… разве так обнимаются с сёстрами? Ох, мне эти мальчики с Западного побережья!

Парень напротив замигал грустными глазами, предлагая ей сыграть партию в игре «кто кого одурачит». Лана усмехнулась.

– Ясно. – не похоже было, чтобы их социальные веточки были разными… Ей казалось, скажи она слово, он произнесёт к нему дополнение. Потребуй она дальнюю дорогу, странствия и любовь – достанет, заливаясь вместе с ней смехом. Реши она начать новую жизнь… Его энергия и энтузиазм были похожи на бьющий гейзер.

– А какие у тебя планы? Что ты собираешься делать дальше? Не верю, что такая потрясающая девушка будет прозябать в глуши весь отпущенный ей срок…

Лана вздрогнула от неожиданности и предсказуемости. Она начала понимать Брэндона… Ощущение понравилось.

– Ну, не знаю. Ещё не всё продумала.

Глубокий тембр его голоса очаровывал… незаметно завоёвывая себе местечко в её издёрганном сердце…

– Это ничего. – да, малышка моя… это ещё успеется. – Кстати… спасибо, что дала свой адрес полиции.

– Ерунда.

Сущая ерунда – по сравнению с тем, что я сейчас сделаю. Трепетно и серьёзно его тонкие, чуткие пальцы легли совсем рядом с ней… Целовался он, словно пил родниковую воду глотками… бесподобно. Губы касались её… влажные, обветренные… ещё никто не пробовал ласкать её так… Дразняще эротический язык!.. Воздух, втянутый ей, пах мятой. Она отвечала на поцелуй, не задумываясь… до тех пор, пока нежный мальчик не оторвался от её лица, прерывисто дыша. Он опьянял её волшебством и неистраченным удовольствием… Ты безумно красивая… шептали большие, тёмные глаза. Ещё не понимая, в эту секунду она полюбила их: его дыхание, его внутреннюю неустроенность, жаркие губы… запутавшийся в каштановых волосах солнечный зайчик, хрупкость… изломанные брови… Море парных огней на шоссе… Он не хотел уходить. Страшно не хотел.

– Я… я доберусь автостопом по хайвею.

Лана последовала за ним. Давно пора было расстаться, отпустить его туда, откуда он пришёл… но разве можно было… после медленных ласк… после окутывающего тепла… после!..

– Я так никогда не делала.

– Я тоже.

Они снова замерли, теперь уже возле входной двери. Сквозь сетку от комаров отчётливо было видно подъездную аллею с двумя глубокими колеями, почтовый ящик – красный поднятый флажок трепетал наверху… утрамбованную землю… серые рытвины поля… Что ты сделал со мной? И зачем? Не знаю… но мне бы сейчас край земли… Красивая девушка и чудесный парень. Оказавшись намертво привязанными друг к другу, они растерялись… не понимая слов, но обмениваясь чувствами.

– Ну… – он крепче сжал ремень рюкзака.

– Я… я знаю, я глупости говорю, но… – останься! Я не знаю, зачем ты нужен мне… останься. Я хочу это выяснить. Здесь, сейчас, немедленно. Разве можно найти мечту в замызганном городишке? Я и не надеялась… А тебе – тебе по-настоящему нравятся женщины. Лана непослушно тряхнула головой. – Ты мне говорил, что я хорошо пою. Случаем, не скажешь – могу ли я заработать на караоке?

Он не хотел спугнуть охватывающую его нежность. Брэндон не лукавил. Может быть, впервые в жизни…

– Конечно. Люди на чём только деньги не делают… некоторые с колоколен прыгают в Пасху, лишь бы заработать… – божественная девушка. И всё же… чтобы быть уверенным, твёрдо стоять на всех четырёх лапах, он должен был знать. – Такое дело… Лана, я могу тебя спросить?

– Спрашивай.

– Ты… правда писала Джону в тюрьму?

Её больно уколола иголочка ревности.

– Господи! Мне тринадцать лет было всего!.. – подозрение скользнуло в оживших голубых глазах, до этого подёрнутых мечтательной пеленой. – Это мама тебе наплела?

– Он сам.

– Глупости!

Шагнув и оказавшись совсем близко, в магическом поле его тепла, она прижалась к полуоткрытым губам… ставшим вдруг необходимыми. Лана хотела получить свою долю наслаждения, ещё не отмеренную… запасы которого были неистощимы в этом искушённом женской любовью мальчике. Брэндон с готовностью ответил ей… он оказался очень чувственным – всё более уверенно лаская её губы, нёбо, язык…

– Лучше иди… – прошептала она, мягко отодвигаясь от одержимого американского парня… существа, которое вдруг стало необходимым и ужасно близким. Столько любви было в его взгляде! Первой настоящей любви… – Иди, пожалуйста…

Брэндон смотрел на неё внимательно, полувопросительно – возбуждённо дыша и едва успев придти в себя. Тебе повезло!..

– Д-да. Да, наверное. – он немного замешкался, вскидывая рюкзак за плечо. Никакого сходства с тем, как он соблазнял девчонок раньше, не было. Шок – и самые голубые глаза в Техасе… Он не сможет их забыть, даже если его будут пытать… Он сам обрёк себя на беспощадность. Он любил эту девушку, Лану. И хотел всё делать правильно. Радость существования накатывала волной прибоя, сквозь которую проглядывали скалы… Фоллз-сити неожиданно превратился в город, хранящий жемчужину. Он вернётся… и справится со всем. Потому что так решил.

Запомни каждую свою девчонку, каждую драку и сумасшедшую историю – ведь всё это делает тебя мужчиной. Назови это мачизмом – и будешь прав, потому что у тебя было гораздо больше проблем, чем у тех подростков, которые из юнцов становились «членами стаи». Ты каждый день играл роль, а успех стоит дорого. Запомни это… чтобы намертво впечаталось в подкорку – именно поэтому футбольные игроки теряют здоровье, каскадёры ежедневно подвергают себя опасностям, солдаты – нередко лишаются жизни. И постарайся, чтобы больше не было маленьких скандальчиков… … За плечами выросли крылья; он два часа трясся в автобусе, деля обитое кожей кресло с чахлым пуэрториканцем, и пытаясь разобраться в происходящем… но настроение всё равно было приподнятым, граничащим с детской радостью. Мир был вовсе неплох, под хорошую закуску и приятные мысли… Трейлерный городок с висящей на воротах ржавой цепью вместо замка показался обетованным раем; архангелов с полыхающими мечами не наблюдалось… Он тряхнул головой, взбегая по ступенькам. Даже костяшки пальцев прикасались к обшивке двери с особой осторожностью… Тот, с кем спорить было бесполезно, прижался к окну.

– Пожалуйста. Я прошу тебя, – Брэндон сунул ботинок в появившуюся щель, и, отгороженный от заспанной физиономии брата цепочкой и дверью с облупившейся краской, зашептал. – Всего одну ночь. Одну, понимаешь?..

Лонни смотрел на него с выражением, которое применялось им только в беседе с налоговым инспектором и гробовщиком. Большие веки над карими глазами то поднимались, то опускались. Парень вздохнул.

– Я обещаю, всё будет тихо… Честно! Ну ты что, мне не веришь?..

Так… а теперь следует ударить себя в забинтованную грудь и порвать на клочки рубашку…

– Э… да дело не в этом? Ты не один?

Глядя на него с выражением собственного превосходства, Лонни процедил.

– Во-первых, привет. Во-вторых, я бы хотел узнать, что ты собираешься делать. Так не пойдёт, Тина. Мне надоело глядеть, как ты транжиришь деньги и портишь себе жизнь…

– Привет я десять раз успею тебе сказать! И потом… ничего я не порчу. – Брэндон был готов с мылом снять кожу, чтобы доказать это. В тёмных глазах заплясали отсветы… – Там знаешь, как здорово? Я начал настоящую жизнь… ничего похожего с этим дерьмом. Клянусь, Лонни!

– Где здорово, в Фоллз-сити здорово?.. – паренёк прищемил себе ногу под неуклонно растущим давлением, и братец полностью открыл створку, наваливаясь телом на починенный косяк. – Ты совсем обалдела? Испокон веков там на голубых охотились. Выкусите, страшный мистер Франкенштейн!

Брэндон схватил кипу фотографий – лучшие из того, что он когда-нибудь делал – и начал совать в сжатые кулаки собеседника. Как ни старался Лонни казаться спокойным, он всё же притворялся… а незваный гость был исполнен желания бороться до последнего. Отступать было некуда. Охотятся на педиков, да… только успокойся. – Я же был там, и ничего! Посмотри, живой, здоровый… пара ушибов только. Глянь – вот это Лана… красивая, правда?

– Симпатичная. Если тебе нравятся отбросы… – презрительно фыркнул он. Брэндон покраснел. Он не хотел ссориться… Почему девчонки обрывают мой телефон и спрашивают Билли? Почему ты якшаешься со всяким мусором и чувствуешь себя счастливой? Какая радость – копаться в грязи и выдавать себя за парня? Прямо не отвечаешь… живёшь, как приблудный щенок… Дурость, одна дурость и ветер в голове! Бабка моя звала меня педерастом, но я стоял на обеих ногах, и сносил оскорбления. Знаю, что ты хочешь жить по-своему! Но кому это надо… и кому нужна ты, лишённая умения жить, маленькая глупая дурочка? Легенды не помогают тем, кто упал в глубокую яму…

– Я собираюсь попросить её стать моей женой. – Брэндон был сумасшедше влюблён в девушку… с которой только что познакомился. – До или после операции по смене пола? – Лонни устал… и хотел есть. Шикарный ужин – макароны с сыром – стыл на столе. В обычную жизнь на полной скорости врубилась чужая искромётная история… Он не был спасательной жилеткой. И хотел знать правду… – Когда ты скажешь ей, что ты девчонка?

– Закрой рот!.. – на его лице мешались разочарование, обида, непонимание и отрицание сказанного. Брэндон не хотел сочинять истории в единственном месте, где про него знали всё . Противный страх начал вытягивать душу… – Это совсем другое дело! Понимаешь? Совсем отличается от того, что было раньше… Я не хочу врать. Но будет лучше, если… знаешь ведь, для всех это травма, а для меня тем более… Я же говорил тебя, что у меня денег нет, чтобы ходить ко врачу! Диагноз – транссексуализм – у меня есть. Я успею всё сделать… и как-нибудь всё устрою. А пока… У меня с ней всё получается, Лана… она самая чудесная, самая замечательная. Я верю, что всё будет O’K. На этот раз я ничего не налажаю… – он поцеловал фалангу пальца в знак удачи. Лонни покачал головой, хмурясь.

– Что я думаю… Так это то, что тебя скоро поймают и навсегда упекут в тюрьму. Ты – как беспокойная мошка, которая всем въелась по печёнку… За решётку, на замок тебя посадят. И ты будешь счастлива…

… Чтобы засыпать девушек подарками, Брэндону нужны были деньги. Он не видел ничего плохого в том, что возьмёт из кошелька, набитого баксами, небольшую сумму… потому что всё это шло к тем, кого он любил. Красивые личики, милые мордашки… Он был неподражаемым ухажёром. «Март 1991 – обвинение в краже на сумму 500 $ США на рабочем месте. Июль 1991 – обвинение в мошенничестве второй степени. Подделано 7 чеков на сумму 450 $ США. Пострадавшие неизвестны. Возможно, использована кредитная карта Дорис Брэндон. Апрель 1991 – обвинение в мошенничестве второй степени.» Чёрт… тюрьма – это позор. Да ещё в таком затхлом местечке, как Линкольн, где крикнуть можно на одной улице, и отзовётся у другой… Чтобы приобрести милые сердцу безделушки для бросившей его девчонки, он воровал у всех: даже у бабушки Дорис, которая уплатила залог, и у подруги Сары, с которой жил и воспитывал её ребёнка… он был в отчаянии. Те девочки, которые успевали узнать про это (мать не гнушалась ходить по всем его пассиям со свидетельством о рождении и фотографиями, доказывая, что «это моя дочь, я её родила и знаю всё про пол!»)… обращались с ним, как с кретином. Сев на 18 месяцев – никакого телевизора, наркотиков и оттопыривающегося гульфика! – он пробовал покончить с собой… клиника… А потом кольцо сомкнулось опять; уплата счёта… уколы гормонов и триумфальный выход из страшной камеры. Чтобы убежать, Брэндон не наносил визитов домой и жил в трейлере у новой подружки, Реанны. Она звала его «Мистер Правильный»… Что не мешало проявлять глупое любопытство – найдя искусственный пенис в паре носков, она засыпала его вопросами. Много было разговоров – истерики, плач, драки. Вмешались родственники… бывшие девчонки, изводя Реанну, пытались втолковать ей нелицеприятную правду. «Чёрт, ты всем нравишься! Они тебя до сих пор хотят!!» И она от него ушла… «Я всё думаю… а что, если отпущу тебя, и ты на самом деле чокнешься…» Реанна тяжело переживала разрыв. Он не хотел страданий, и поначалу занимал деньги у Аллена, умершего с песней о "другой комнате в другом мотеле" на губах. Трансгендеры – притесняемый класс. Откуда может быть хренова куча денег на мужскую одежду, счета от психиатров, компакт-диски, карточки и цветы? «В середине 1993 года предъявлено обвинение в восемнадцати преступлениях. По большей части – мошенничество, обман и неявка в суд.» Брэндон натянул капюшон на голову, ему очень хотелось уйти. Появилось давление в области мочевого пузыря. Скамейка была отполированной тысячью, наверное, свидетельских штанов… и сидеть на ней было неудобно. Мантия судьи колыхалась от исторгаемого густого баса.

– За преступление, которое вы совершили, будучи в нетрезвом состоянии… а именно – хищение государственного имущества, вы приговариваетесь…

– Законом штата! Прошу внимания!..

– Кеннет Пирс, вы приговариваетесь к двум годам лишения свободы в юношеской исправительной колонии…

– За угон автомобилей, с регистрацией семи случаев, вы приговариваетесь к…

– Ада Джексон!..

«Билли Бринсон, Брэндон Тина, Тенна Брэндон, Брэндон Уэйл, Тин Брэймори, Чарльз Брэйман…»

– Тина Рэне Брэндон… Дело № 72391! Прошу внимания! Угон автомобиля…

О Джон Мария Иисус! В этом-то всё дело?! У того пекаря с красной фуражкой? Чёртов «джип», который на металлолом надо было везти? Да я ему услугу оказал! Что вы… вы натворили! Депрессия из-за такой мелочи!.. Тьфу, дьявол… Фотоаппарат. Профиль на фоне разлинованной стены, анфас. Угрюмое выражение лица, запавшие щёки… короткая стрижка… недоумевающие детективы с чашкой кофе в руках. «Эй, пацан! Ой, простите, барышня… курточка у вас ничего, модерновая. Повернитесь-ка…» Поворот с нарочитой медлительностью. «А с машиной что случилось?» «С Полом Заггерманом свалили её в кювет… на 15 шоссе, он же всё и устроил… Извините, сэр. Я могу идти?» Глянцевое фото – длинные волосы, приоткрытый в изумлении рот. Тина. Тина-сорванец. Уродка паршивая! Как здорово пахнет навозом посреди этих ровных кукурузных рядов… засохшие обломанные стебли, твёрдая земля… корочка инея хрустит под каблуком… мотылёк летит дальше, на безлюдное шоссе… А он стоит, прижавшись к столбу… на котором, наверное, сотни объявлений налеплено – с тех пор, как в здешнем кинотеатре Лорен Бэколл стала звездой… и открывает дверь машины. Стекло посыпалось, ну и плевать… ключи под сиденьем. Никто не будет в обиде. Жизнь без риска – вообще не жизнь… Кто бы рассказал об этом копам? Прямоугольная печать оставила тяжёлый оттиск с красной каймой. Не явилась. Не явилась. Не явилась… … Да уж, что ему было делать в четырёх стенах? Если рассвет он встречал за рулём потрёпанного «седана», то в сгустившуюся темноту лихо въехал на мопеде. Лонни всё сделал, чтобы избавиться от нерадивого кузена. Вот и получился из него провинциальный «бунтовщик без причины», который предпочитает не Сан-Франциско и свободу слова, а захолустный Фоллз-сити с его барами и симпатичными девушками… Ему нравилось, как свистит ветер в ушах. Хотя в пределах города нельзя было превышать скорость, но в тот день он плевал на ограничения, с рёвом проносясь по засыпающим улицам. Лана снова работала в вечернюю смену. Здание фабрики на берегу реки Немахи… Не доехав до моста, он остановился и стал разглядывать его. Панорама – как для ночных открыток – курившийся над трубами дым, разноцветные огни, ровный ряд окон, бросающий голубоватые отсветы на асфальт, чёрный силуэт монолита. Сюрреалистический вид беспокоил его. А может быть, это свидание так раздразнило аппетит голодного до любви парнишки… Нет, как он бегал по знакомым в Линкольне, сбиваясь с ног – в районе была плохая телефонная связь, как искал хоть одного индивидуума со свободной трубкой, как потом сжимал эту трубку в побелевшем кулаке и, разглаживая смятые записки, звонил Тисдейлам… Набор – и не туда. Женский усталый голос, эмоции через край, он чуть не прыгал на месте! Зудящая боль от минутного страха – всё, его бросили и не хотят видеть там, где всё так хорошо шло! На предварительное слушание об его деле по краже автомобилей он так и не явился. Зато теперь, продрогший и хмурящийся, разглядывал здание фабрики… Он не был неистовым соблазнителем, он уважал девушек, хотя чисто по-мужски пользовался их неопытностью и своими очаровательными манерами. И теперь поджилки у него дрожали, как от дозы алкоголя – это чувство знакомо всем, будь парень капитаном школьной футбольной команды, атлетом и забиякой, или тихим очкариком, проводящим время за микроскопом. Желудок пуст, глаза трогательно доверчивы. Он хотел Лану… он хотел показать ей, чего стоит. Без спешки. Так редко ему удавалось побыть в обществе видной девушки, в которой так причудливо переплеталась хрупкость и неведение относительно того, что есть лучшее, чем пьянки в баре… Она курила у открытого окна, повернувшись боком. Стряхнула столбик пепла. Пожала плечами, глубоко вздохнула. Улыбнулась каким-то своим мыслям. Мальчишка на старом мопеде чувствовал себя Пигмалионом из пьесы. На глупую цветочницу она не тянула. «Полароид» оттягивал внутренний карман куртки. Он проследил за движениями девушки из своего укрытия и, стараясь не шуметь, полез за фотоаппаратом. Зашипел спуск, блеснула вспышка, и через доли секунды из разверстой щели появился горячий квадратик снимка. Лана вздрогнула от неожиданности, а потом протёрла глаза. Её жутко тянуло в сон – стоять у конвейера часами, щурясь под неоновыми лампами… одно и спасало, что сегодня собирался приехать её рыцарь. Сравнению она усмехнулась, а потом высунулась из окна. Ну конечно – умные глаза, смазливое лицо. И… постойте-ка, вот это роскошь!

– Брэндон!.. – улыбка её очень красила. Золотые волосы рассыпались по плечам, она чуть приоткрыла халат. – Ты… каким ветром тебя сюда занесло?

– Попутным, – ответил юный нахал. – Милая у тебя шапочка…

Она скомкала ткань в руке и смущённо отвела взгляд. Ей нравилось проводить время с парнями, с этим же – в особенности, потому что он предупреждал её желания, а иногда – слова. Она видела, что он волнуется, и была приятно польщена этим. Ещё никто не изволил приехать за ней, в разгар рабочего времени, и дожидаться её снаружи. С песнями, плясками, букетами цветов. Он был готов сделать для неё всё, кроме одного – он не хотел исчезать с её горизонта. Этот парень не сочинял сказки для девушек, он сам был такой сказкой, немного наивной и очень интригующей… В последнее их свидание он держал её за руки – чёрт возьми!!! Кто ещё из его неотёсанных дружков способен на это?

– Чем богаты… Когда работаешь, нет времени на развлечения.

– А как же я?

– Издеваешься? – воскликнула она почти жалобно. – Потому что… знаешь, круглые сутки шататься без дела, как этот дурак Том… много денег не заработаешь. Надо же на что-то жить…

– Чем Том виноват-то?

Лана осеклась. За период его отсутствия она отвыкла от его манеры выворачивать все её слова наизнанку. Конечно, признайся она ему, что пулей вылетела бы навстречу… будет ли он её уважать после этого? Плевать на внутренний голос, который шепчет соблазнительные вещи… Он относился к ней по-доброму. И немного не понимал, отчего она пугается этой его черты. В нём расцветал целый букет маленьких пороков, некоторыми он даже гордился, но чтобы так… из-за какого-то пустяка придавать голосу томное звучание?!

– Ничем. Я соскучилась. У меня как раз будет перерыв, и я смогу спуститься…

– А работа?

– Плевать. В крайнем случае, продашь свой знаменитый фотоаппарат, чтобы прокормить нас. И не забудь показать мне снимки!..

Раз так, если он отложил все дела в сторону и приехал её обвораживать… У неё месяцами не было нормального свидания. Романтического, когда кто-то не просто требует секса, а дарит пригоршнями нежность. Этот факт всё и решил… Лана с удивлением разглядывала фотографию. Она не была уродиной, как твердила завистливая Кейт. Боже мой, и ради своего широкоскулого лица она отказалась от снимка на выпускном балу в школе?! Какой ужас… Она закусила губу. Мальчишка сидел рядом с ней, раздвигая подошвой ботинка жёлтую траву. Если бы он пригласил её отужинать при свечах, это было бы ещё более странно. Она помолчала ещё минуту, оценивая степень влюблённости. А потом внезапно подняла голову – он пристально смотрел на неё, и от потока одиночества в карих зрачках Лана растерялась. Что его гложет? Бедный… при всей своей храбрости и показном обаянии он казался таким ранимым. Она смотрела, как он обижается на Джона и пробует отстоять право быть в их дурацкой компании… Нет, они, разумеется, тоже не шпана и бандиты, а так – ребята, полжизни встречающиеся на одних и тех же улицах. Он был чужаком. Ярким, как заморская птица, и стеснительным, как университетский ботаник. Старше её на год и в плане обаяния – на сто лет. Лана вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, пришедшей на городскую ярмарку и требующей самый большой леденец. И никто не может ей дать его. Даже если она дотянется, ибо есть дотошные продавцы и те, кто всегда будет завидовать чужому счастью…

– Со стороны я выгляжу совсем не так… – она откинула волосы с лица. Брэндон подвинулся ближе.

– Нет, ты красивая… – сказал он охрипшим голосом.

– Ты тоже.

– Что?!

– Да. – девушка уверенно кивнула.

– Нет… – ты смеёшься надо мной?!

Нет, не смеюсь. Со мной никогда такого не было. Никто не хотел согреть одинокое сердце самой сногсшибательной красавицы в Фоллз-сити. Никому не было до этого дела. И когда на горизонте появляется неожиданное сокровище, почему я должна делиться им с другими? Откуда ты такой взялся? Почему твоя теплота обволакивает? Почему ускользает от меня что-то главное в тебе, то, что позволяет тебе подобрать ключик ко мне, быть моей второй половинкой? Я столько тебя искала, а ты гулял по своему Мемфису, по широким проспектам, ел ореховое мороженое и трахался с девчонками… они гроздьями вешались тебе на шею, потому что есть красавицы и похлеще меня, те, которые живут в больших городах и лазят в карман к своим папикам… А что могу дать тебе я? Почему ты в меня влюбился? Почему ты ходишь за мной, не приглашённый и бесконечно родной? У меня никогда не было ничего подобного с парнем… никто не заботился обо мне так, как ты, никто не любил… ты такой интересный, такой душевный, а я… ничего не могу предложить. Я хотела сказать тебе, чтобы ты бежал отсюда со всех ног, и меня взял с собой… Я не хочу дожить до того момента, когда буду вожделенно фанатеть по тебе, когда начинаешь это делать, мальчишки делают девчонкам ручкой… Чего ожидали от меня при виде такого сильного и горячего мужчины?! Что я буду во всём с тобой соглашаться? Это ещё придёт, а пока ты пытаешься забрать себе моё сердце, очаровать меня до кончиков пальцев… у тебя такие мягкие, тёплые губы… у тебя глаза, в которых тонешь… а таких слов мне ещё никто не говорил – голова кружится! Я расскажу тебе всё, всё, только потерпи немножко, здесь не принято сумасшедше любить… Ты знаешь, каково это, месяцами не выезжать из захолустья, напиваться до чёртиков, а потом тосковать! Какая я дура! Была маленькой – вела дневник, где писала сказку о девочке с голубыми глазами, её хотели все в округе, и только один прекрасный принц мог себе позволить прикоснуться к ней… но она совсем его не знала. Как я тебя. Но я тебя чувствую, интуитивно ли, навскидку ли… Я хочу быть с тобой, я хочу, чтобы ты остался, я страшно соскучилась… не уходи от меня никуда, хорошо? Люби меня, люби скорее… И он любил. Так искусно, как только мог. Немного торопился, потому что сердце вырывалось из груди. Его куртка не была королевским ложем, но им – на двоих – хватало жаркой фантазии, чтобы согреться. Переплетались руки, ноги, дыхание… Он на удивление быстро справился со свитером и неподатливыми застёжками белья, как будто родился с таким нетривиальным умением. Его тонкие пальцы скользнули вниз, по обнажённой спине – мальчик задохнулся, потому что приник к выемке у её шеи, лаская её сначала губами, а потом языком. Она выгнулась назад, будто от ожога. Мысли появлялись и тонули в сладком тумане быстрее, чем она их прослеживала. Горячее, щемящее чувство разливалось внутри от таких касаний. Поэтический, нежный, страстный… как тебя назвать?! Зарываясь пальцами в его каштановый ёжик, она не находила слов и просто шептала имя, на выдохе, на прерывистом вдохе… Всё смешалось в ритме двух сердец. Она ощущала всю длину его тёплого тела, прижимающегося к ней. Брэндон дрожал. Сначала заманчивое предложение, а затем вот так… всепоглощающее желание… Лана прильнула к его губам. Избавив её от излишков одежды, он на секунду отстранился и внимательно посмотрел на лежащую под ним девушку. Его рука оставалась на её обнажённой груди. А взгляд… невероятно, но взгляд был – пусть и оценивающим – но согревающим, тёплым. Он смаковал её напряжение и обещал ещё более фантастическую радость от близости… Секс? Раньше она не находила в этом большой радости. Её бывшие парни совсем не умели целоваться. Брэндон… Умевший брать её всю… выматывающий нервы и пьющий страсть по капле, склонный дразнить её и чарующий… Он дотронулся пальцами до её шеи, провёл ими вниз, что-то шепча. Лана закрыла глаза. Полёт к звёздам? Так это называлось?.. Она отвечала на поцелуи, едва осознавая их, сбивалась со счёта медленным, возбуждающим ласкам… Чуть приоткрытые, ловящие ускользающий воздух губы, полусомкнутые от наслаждения глаза… Он улыбнулся – и будто щёлкнули выключателем, осветился изнутри. Она ещё не совсем пришла в себя, когда её непревзойдённый и совсем свежий (от вечерней прохлады и по определению) любовник откатывал свой мопед на фабричную стоянку и весело махал рукой Кейт. Спешащая к ним девушка пыталась оценить ситуацию – и не смогла. Её разбирало любопытство, а счастливая Лана была готова предоставить ей возможность удовлетворить его. Каждая клеточка в ней пела от испытанной физической радости. Она не знала, бывает ли у мужчин интуиция, но могла сказать, что лучшего занятия любовью у неё не было. Фееричность, нежность, красота… Кэндис сидела за рулём, и явно была недовольна воплями, раздававшимися в машине. Конечно, кто бы на скорости шестьдесят миль в час дал ей пригубить пива, которое щедро текло в чужие глотки? Кейт захлопала в ладоши. Брэндон поддержал её пронзительный крик – и получил весьма болезненный щипок за предплечье. Лана усмехнулась. Классики она не читала, но за своего парня могла… постоять. Нечего делать глазки подруге. Впрочем… она так счастлива была в тот беззаботный вечер после горячей волны и состояния дикого восторга… С дистиллированной воды пьян не будешь. Так, грудь, живот, дрожащие, ободранные коленки… Она удовлетворённо улыбнулась своему отражению. Морщинка пересекла чистый лоб. Лана оглянулась на курящих подруг, уютно устроившихся на её постели.

– Нет, чёрт возьми, я растолстела…

Привыкли делиться проблемами… Как я далека от них сейчас, найти бы мне искренности, всем приходится врать – каждому, чтобы никто не украл моё счастье… Кейт разделила длинную русую прядь и стала плести из неё косичку. Вид у неё был устрашающий – от бессонницы под глазами залегли мешки, и даже мечтательное выражение (после пачки дрянных сигарет, печенья и стакана молока) не могло их скрыть. Кэндис приподнялась на локте, стягивая носки.

– Девчонки, вы что, не видите?

– Давай сменим тему, – такой заядлой курильщицы и язвы в Фоллз-сити больше не было. Ухажёры обходили Кейт стороной, а девчонки опасались её компании из-за того, что она потихоньку превращалась в стерву. Но Лана была настроена благодушно. – Ты мне лучше расскажи, что происходит здесь… Я прикрываю твою задницу на работе, а ты шляешься возле фабрики? Что это было такое? Явление Христа народу? А если б Макферсон…

Кэндис прервала её, улыбаясь – глуповато, как всегда, но чертовски мило.

– Макферсон, великий вождь… он опять со своей женой разбирается, его не дозовёшься. Ты сама три лишних раза перерыв устраивала! Что скулишь? А наша милая Лана отдыхала… я думаю, без участия Брэндона тут не обошлось.

– У вас что-то было?

Лана сделала вид, что сражена их напористым любопытством. Ну куда, скажите на милость, деть горящие глаза и потрескавшиеся от поцелуев на ветру губы?!

– Как вы думаете?

– Не знаем…

– Нет, девчонки, я растолстела. Это беда. Надо куда-то девать лишние килограммы… – и, краем глаза смотрясь в зеркала, игнорируя растущее бешенство подруг, добавила. – Зато лёжа все кажутся худыми…

– С чего ты так решила?

– Брэндон сказал.

– Вот!! Я так и знала, я, твою мать, так и знала!! – завопила Кэндис, бурно аплодируя. Кэйт поперхнулась дымом и толкнула её в бок.

– Поаккуратнее давай, слышишь?

– Что мне, не видно было, где он по ночам шатается, и чего такой довольный приходит? Вот цыплёнок… Я так и знала!

Все квартирные хозяйки злы, а матери-одиночки – потенциально опасны. – Как же это получилось? Я не думала, что он пойдёт дальше, чем дарить тебе конфеты…

– Ты что, такой мачо!

– Нет, девочки… – Лана растянулась на кровати, с наслаждением ощущая прохладную ткань одеяла. Подруги уставились на неё, молча требуя продолжения. А она просто не знала, как рассказать о внутреннем огне, как выразить клубок эмоций, рвущийся наружу. Мир перестал быть простым для неё. С момента интимной близости с худеньким пареньком всё перевернулось с ног на голову… – Я не знаю, как всё объяснить… Он не бегал за мной, не требовал секса. Так необычно. Он показывал мне фотографии.

– Ну да, так мы и поверили. Ты ещё расскажи о холодных бутылках шампанского и круглой луне, освещающей вас во время… этого самого…

– Перестань, – она поморщилась. – Завидовать будешь потом.

Хотя она, довольная своей победой, разрешала и сейчас… Он овладевал ею потрясающе нежно. Сначала ласкал её всю, доводя до исступления, а потом… Она слышала звук клацающей пряжки ремня, ощущала, как он проникает в неё – резко, но приятно, заполняя её всю, без остатка… Брэндону нравилось, как она стонет. Лана не в силах была сдержать удовольствие, рвущееся наружу. Ещё немного… его глубокий поцелуй, ладони, скользящие по лицу… она посмотрела ему в глаза и – как ей казалось – прошептала что-то вроде «люблю»… Он помотал головой, слишком разгорячённый и готовый взорваться. Она вцепилась в его плечи, ногти не могли проникнуть сквозь рубашку, но парень рефлекторно вздрогнул – двигаясь всё быстрее… Девушка улыбнулась ему, опустила глаза – и замерла, перестав поддаваться ему навстречу. Наслаждение растворялось в низу живота. Она хотела видеть его обнажённым, чувствовать его каждой частицей, она знала, каким сексуальным он может быть… Но почему у него бинты на груди? Что это? С кем она занимается любовью? Брэндон вдруг понял, что что-то пошло не так. Он вышел из неё, приподнялся и отодвинулся в сторону, лихорадочно застёгивая джинсы. То, чем он её брал, ей видеть было совсем не обязательно… Чёрт, так всё хорошо было!

– Я сделал тебе больно?

– Нет… – Лана глубоко вздохнула. – Я в порядке.

– Что-то не так?

– Я… – пожалуй, он впервые видел эти голубые глаза так близко. Нагой она была потрясающе красива. Изгибы молодого тела… тонкие линии, округлость грудей, бёдра… Брэндон сглотнул. Он привык контролировать ситуацию. Он знал, как надо радоваться физической любви. Но что же было не так?.. Он не мог понять, что происходит с Ланой. Она смотрела на него внимательно, чуть исподлобья. За складками одежды ей трудно было угадать его настоящее тело… его облик, его … Удивление, нежность, желание… пересохшие губы – она облизнула их. Глаза медленно опускались – от гладкого лица с бархатистым пушком на щеках до плоской груди, пояса – и ниже… Бугорок под чёрной тканью джинсов был очень твёрдым. Член стоял, как если бы Брэндон всё ещё хотел её. Лана коснулась выпуклости, слегка поглаживая. Мальчик вздрогнул, отстранился.

– Что с тобой?

– Ты всё равно самый лучший… – она постаралась изгнать смутные догадки, приводящие её в изумление. Она плевать хотела на странности анатомии. Она знала, чего хочет – и этим «чем-то» был он, чья голова сейчас была склонена к ней… Она приняла решение. – Ты красивый, ты славный, ты любимый…

– Что?

– Я люблю тебя, – Лана опрокинула его на расстеленные куртки, мягко настаивая. – Я хочу тебя… не бойся. Всё хорошо.

… Сминая руками подушку, она закусила губу и расхохоталась.

– Невероятно! А потом мы разделись и пошли купаться.

– В декабре?! – возопили обе слушательницы.

– Ага, вы меня поймали… но раздевались мы страстно… Он такой невероятный и нежный… это было совсем не больно, очень здорово!

– Счастливая, – проворчала Кейт.

– Девчонки, ну как может быть так хорошо, мне до сих пор не верится… – девушка вздохнула полной грудью, натянула джинсы и с радостным визгом покинула кровать.

… И был ему двадцать один год. Его свитер с надписью «Небраска» был прожжён сигаретами в нескольких местах. Жизнь казалась ему прямой, чуть ухабистой дорогой, для которой не нужны были розовые очки, чтобы скрыть многочисленные изъяны. Вокруг него были друзья, самые лучшие люди на свете. Достали с антресолей бутылку вина, вынули торт из холодильника, ухаживают за ним… За всё надо платить – и он развлекал их, не переставая улыбаться и не чувствуя усталости, играя в Бога местного масштаба… Ну, ещё разок напрячься, задуть все свечи…

– Умница!

– Вот молодец!

– Сильный парень… – Линда сняла с тарелки кусочек крема и облизнула палец. Подумала над кулинарными изысками. – Эй, Брэндон, милый! Посмотри-ка, что у меня для тебя есть!

– Кто обо мне может позаботиться лучше вас? – галантно откликнулся он. Лана, сидящая рядом, обвила руками его шею и впервые дня за два посмотрела на мать без обычной настороженности. В такой праздник все должны быть веселы, можно надеяться, что она не станет его портить… На увядшем лице бывшей красавицы города ясно была прописана самая нежная забота о юноше, оказавшемся сейчас в чисто женской компании. Она протянула ему свёрток.

– Держи, малыш. Ты заслужил.

Пахло корицей, выпечкой и одеколоном. В ворохе хрустящей бумаги Брэндон обнаружил ручной эспандер, выполненный в стиле двух женских ножек. Он фыркнул, пробуя сдержать смешок. Линда расхохоталась.

– Укрепляете мои силы, мама? – он подражал Гэри Куперу. Хриплый, сорванный голос развеселил всех слушательниц.

– Давай-давай, упражняйся! С днём рождения, милый…

– А я свой подарок забыла, – Кейт сделала глубокую затяжку и, поймав тревожный взгляд Кэндис, отмахнулась от него, как от надоевшей мухи. Сигаретный дым окутывал её лицо.

– Ничего страшного, – великодушно разрешил юноша, откидываясь на спинку дивана. Лана расцеловала его.

– Слушай, я тебя просто обожаю. Потерпишь, пока я заверну свой подарок?

– Да, а ещё веди себя прилично… Я, твоя мама, и то позаботилась о том, чтобы этому сладкому мальчику было хорошо – а ты даже не вспомнила о подарке?

– Нет, у меня для него есть нечто особенное… – Лана сдержала улыбку.

– Ты – моё особенное! – без капли смущения констатировал Брэндон. Линда потрепала его по щеке.

– Ну разве он не прелесть? – светлые пряди свесились ей на лоб, женщина нетерпеливо отбросила их в сторону. – Так… иди скорей, детка, потому что я слышу – кто-то подъехал. Наверное, Том и Джон…

– Мы продолжаем праздновать? Девушки, угощайтесь тортом, – он расставил перед ними блюдца, всё ещё сияя глазами и прислушиваясь к шуму за входной дверью. – Я помогу ребятам… если это они, конечно. Линда, вы никого сегодня не ждёте?

– После того, как я одолжила у соседей десяток яиц и рецепт именинного торта? Они понятия не имеют, когда я это верну! Шутишь, малыш!

– Замечательно. Это парни приехали.

– Сегодня надо веселиться…

… Он любил праздники, вроде таких. Попыхивая сигаретой, Том вытаскивал ящик из багажника. На вечеринках можно было наесться до отвала, если хозяйка дома позволяла себе настрогать парочку салатиков. Или упиться дармовым вином, если никто тебя не хотел встречать. В любом случае – выгода. Тихо, спокойно. Пока не заорёт первый петух, и не начнутся буйные скандалы, которыми славен город Фоллз… Синяками изукрасить физиономию – что может быть лучше, чем биться за правое дело? Компания у них подобралась, что надо. Только Джон последние два дня ходит мрачнее тучи. Уж не пора ли собираться к психотерапевту? Да, сейчас прямо, накормит он семью, если будет шляться по врачам… Пусть ворчит себе, как медведь! Том был намерен отдохнуть. У него есть другой компаньон, Брэндон, который сейчас надрывался рядом, захватывая бутылки. Неплохой паренёк, только сила подкачала. И за девчонками уж очень бегает, чуть туфли им не чистит – тем и живёт… как глазки горят у девчонки Тисдейлов, едва она его видит! Ха!.. Ничего, будет и на его улице праздник.

– Ну-ка, дай сюда.

– Что я, сахарный? Растаю? – обиделся малёк, закусывая губу.

– Брось. Разобьёшь что-нибудь, будешь плакать кровавыми слезами… смотри, сколько пива! – он приподнял отстающую дощечку на боку ящика. Брэндон восхищённо присвистнул.

– Ну ты даёшь, чувак! Откуда такое богатство?

– От папаши чек получил. Приглашай хоть всю округу, спиртного у нас теперь – залейся… Хорошая штука – алименты! Раз – и денежки в кармане, раз – и забыл ты про всё…

– Ага, и только какая-то женщина ненавидит тебя за то, что ты с ней развёлся.

– Э, я чего-то не понял, мой папаша нас бросил, когда я… Короче, это я – ребёнок на попечении, он мне денежки платит! – Том взъерошил волосы. Брэндон пожал плечами.

– Если так, то ты – махровый везунчик. Чёрт бы тебя подрал.

– Я хочу ликёра, – заявила Кэндис, критическим взглядом осматривая свой автомобиль. – Идиоты, вы опять поцарапали крыло?!

– Молчи, женщина! Подумаешь, гоняли на шоссе…

– Куда же вы мотались за выпивкой?

– В Руло. Мы там теперь герои. Ты бы видел квадратные глаза продавца, малёк! Он думал, что мы с Джоном в два горла всё это выпьем… Возьми бутылочку, Кэнди, так уж и быть… – Том тряхнул головой, заливаясь нервическим смехом. – Захочешь сгонять партию в бильярд, так лучше места не найти! Поедем?

– В чём вопрос?

– Э, нет. Сначала мы отпразднуем твоё совершеннолетие. Ишь, скуксился… Гуляем! И тебе сегодня нельзя работать… А, Джон? Правду я говорю, Джон?

Вожак на него даже не оглянулся. Ссутулившись, он шагал по дорожке к дому, пытаясь унять тревогу. Ему не нравилось, как его закадычный приятель пляшет вокруг новичка. Голова болела после шести банок пива. Вечер только начинался… Не дай Бог какому-нибудь придурку надумать его испортить, он его удушит собственными руками! Вот этим кулаком, которого боится каждая собака к западу от Линкольна, пробьёт мораль. Джон громко хлопнул дверью.

– А тебя не учили стучаться? – возмутилась Линда. – Что, если я стою тут в неглиже?

– Подумаешь, чего не видел. Где Лана?

– У себя. Присядь, выпей с нами за именинника… – но Джон, не обращая внимание на собравшихся в гостиной женщин, прошёл в левый коридор. Лампочку, как всегда, кто-то вывинтил, и он нашарил дверную ручку. У него были причины для недовольства. Хуже всего ждать кульминации праздника, а затем присутствовать на крушении. Он оторвётся по-своему, иначе, чем алкаш Том. Сначала…

– Эй, детка!

Такой красивой он её никогда не видел. Лана стояла у ночного столика и расчёсывала длинные, золотистые пряди. Он помнил, как здорово навертеть на палец одну такую – и отпустить, наблюдая, как она сворачивается колечком. Эта девушка была потрясающа. Она совсем не умела целоваться – когда он её встретил, и Джон был не слишком хорошим учителем. Девчонки говорили ему, что он секс-бомба, лишь бы заручиться его присутствием в койке. Но она будто бы принадлежала ему всё это время, он знал, что она не может никому понадобиться настолько, что кто-то будет сворачивать горы… Тишина. Он хотел быть хозяином жизни. Он хотел мирно спать в своей постели, есть простую пищу, иногда подбадривать себя скачками на грузовике… А теперь что-то пошло не так. Он чувствовал себя растревоженным, раненым, покинутым – из-за кого? Из-за этой вот изящной девушки, которая больше его не любила. Она с ума сошла – бегать… за мальчишкой, неделю назад приехавшим в Фоллз-сити! Джон не считал себя дураком. Он прекрасно видел, что она выделила его из общей толпы, что она даже память об их свиданиях забросила… грудной смех, сияющие голубые глаза – какие ещё доказательства нужны тому, что у него почва уходит из-под ног? Проклятье… Джон сердито засопел. Лана наконец повернулась к нему и, не слишком удивившись, произнесла.

– Это ты? Привет…

– Красивые у тебя волосы, – неловко заметил он. Девушка отложила гребень и воззрилась на него.

– Ты что, дружок? Только что явился и уже оценил мои волосы?

– Они мне нравятся. Ты вся мне нравишься… – Джон погладил её по плечу. Никакой реакции. Он нахмурился. Пошарил в кармане, достал из него маленькую рюмочку, недавно стянутую из бара у Ролли.

– Смотри, это тебе! – мягкий жёлтый свет рассеялся в хрустальных гранях. Лана взвесила её на ладони. Намёк был понят.

– Классно.

Классно? И только? Он едва не зарычал. Лана отвернулась от него, ловко заворачивая подарок.

– Классно, ага. Я знаю. Ты, малышка, всегда умела ценить подарки…

Девушка знала, что его восхищение скоро перерастёт в ярость. Она знала, сколько притч ходит в городе о неуёмном характере Джона. Не в её силах было его изменить. Но в её – охладить его горячую голову… Нашёл, зачем устраивать драму.

– Я уезжал на пару дней, деньги зашибать. Думал, ты будешь скучать, и принёс тебе вот эту штучку…

– Я же сказала, она милая. Буду пить из неё.

– Не слишком-то усердствуй. Чёрт… Ты бы знала, как мы зажигали! – он в досаде прищёлкнул пальцами.

– Воровали машины?

Только ей Джон позволял над собой подтрунивать. Сестрёнка, глупышка, любовница… как трудно во всём этом разобраться.

– И это тоже. Я был у тебя на фабрике… заходил вчера – тебя не было.

Лана опустила глаза, разматывая скотч и заклеивая подарок.

– Что с того?

– Ничего, совсем ничего! – он посмотрел на её склонённую голову, стукнул по донышку рюмки. Неуловимое движение – и пачка дешёвых фотографий почти исчезла в его ладони. Лана слишком поздно заметила это.

– Эй, отдай! – ногти впились в запястье. Парень поморщился и грубо оттолкнул её. Рот саркастически кривился, пока он разглядывал обнимающуюся «сладкую парочку». – Джон, прекрати! Джон!..

– Утихни, детка. Ты красивая на этих фотках… да, симпатяги. – Он бросил снимки на кровать, и они веером рассыпались. – Тут собака зарыта. Я хотел с тобой поговорить…

– О чём?! – рассержено откликнулась Лана, потирая ушибленное плечо. Можно подумать, ты умеешь разговаривать!

– О тебе и Брэндоне! – сквозь стиснутые зубы пробормотал он.

– Тут не о чем разговаривать, совсем не о чем!

– Ну да, конечно… – он уселся на стул, вытягивая ноги. Рука потянулась к щетине, украшающей подбородок. – Я скучаю по тебе, знаешь! А ты… ты…

– Джон, перестань. Я… – Лана вздохнула. Ей было трудно отталкивать этого парня. Она знала его давно, совсем давно… она питала к нему тёплые чувства, но её раздражал его характер бешеного быка. Такой и поколотит, дай ему волю… таким был её отец. – Джонни… я не хочу сейчас это обсуждать. Мы с тобой не учёные, чтобы болтать о романтике.

– С ним же ты болтаешь! Щебечешь, как пташка, летаешь вокруг! Что ты в нём нашла?

– Он другой, он не похож на наших… хулиганов. В нём что-то есть…

– В нём что-то есть! – когда Джон хотел, он умел издеваться. Чёрные глаза были непроницаемыми, а голос – нарочито писклявым. – Ты послушай себя! Давно его знаешь? Год, два?! Неделю!

– Джон, ну что ты на него ополчился? Брэндон – чудесный, он же и твой друг, ты нас сам познакомил!

– Как бы он зубы о тебя не обломал… крепкий орешек, – он спрятал голову в ладони. Воцарилось тяжёлое молчание, которое нарушал лишь шорох бумаги. Лана двигалась спокойно, но Джон чувствовал её враждебность, упорное нежелание разговаривать и воспринимать его разумные, как он думал, доводы. Из-за чего возникла ссора, он не понимал. Он только видел, из-за кого – из-за юнца, который потягивал его пиво и начинал приобретать харизматические черты в его окружении, становясь неотделимой частью их жизни. – Я хочу, чтобы у тебя всё было в порядке. Заботиться о тебе, защищать…

– Никто этого не сделает лучше, чем ты. Пойми…

– Ты с ним спишь? – нашёл он наконец самое простое оправдание необычному поведению подруги. – Только честно, без обид!

– Пошёл ты к чёрту! – закричала она, разворачиваясь и выплёскивая на него злость. Джон ухмыльнулся.

– Я так и знал, что он что-нибудь натворит… вы спите вместе! Так нормальные ребята не поступают! Потрахались, блин, и разбежались…

– Заткнись, Джон, иначе мы поссоримся… – она не просто жалела его, она уже угрожала. Чёрт, как она была хороша в этом слабом освещении, сексуальная штучка… Джон был серьёзно встревожен происходящим.

Лана и не знала, что когда-нибудь будет так радоваться своей зануде-матери. Та изящным движением руки разлохматила невнятную причёску и улыбнулась молодым людям.

– Что, секретничаете? Я не помешала?

– Нет, мам.

– Джон, крепыш, я только что звонила твоей матери и могу наизусть пересказать то, что она тебе натрепала… ты бы не шатался по вечеринкам, а помог ей дома…

– Знаешь, Лин, я уважаю родителей, но она перегибает палку. Кроме того, я ещё не поздравил нашего чудака! – Джон закашлялся. Лана пошла к двери, бережно придерживая подарок.

– Да уж… дочка, Брэндон тебя заждался. А у вас всё в порядке?

– Если Джонни не будет джентльменом, мы с ним расстанемся. Забудь обо всём, друг, – вожак понял, что его бывшая девушка больше не подойдёт к нему в этот вечер. Она умела обижаться, и обдавать холодом любого, как Снежная Королева. Странно, ведь она помнила, что его лучше не раззадоривать… Себе Джон ещё не признался, что ревновал её.

Кто-то громко рассуждал о том, во сколько обходится установка домашнего караоке, и как его подключать к телевизору. Грудастые певицы мелькали на экране, повторяя заученный речитатив. Брэндон втянул в себя дым и зажмурился. Поп-корн и торт были съедены, все эти ребята оказались жуткими сладкоежками. Весёлая компания. Когда вечеринка начала затихать, к ним пришёл странный парень, которого он видел на заправке – Джейсон, и отдал девчонкам бутылку ликёра. Потом сказал, что Тома ждёт его семья, и кинул ему ключи от грузовика. Тот не хотел уходить, считая, что празднество сильно потеряет без него… Ну их, эти проблемы. Все расположились, как им было удобно, подарки отданы, именинник наслаждался жизнью… Честно признаться, его немного мутило после спиртного, но он героически протирал глаза и следил за танцующими дамами посреди гостиной. Они плавно двигались под негромкую музыку. Брэндон подмигнул своей девушке, отодвинул пустые бутылки… и поспешил уступить место Джону, который плюхнулся рядом.

– Следишь за порядком?

– Ну да… за собой надо убирать.

– Хочешь стопочку виски? – великодушно предложил вожак.

– Нет, спасибо, – мальчишка потянулся. – Буду лучше трезвым.

– Чего это? Боишься потерять Лану из виду? – он явно оценивал обстановку, лениво позёвывая. Брэндон промолчал. – Э-э-э, брат, да я вижу, ты с гордостью? Не бойся! Она мне всё про вас рассказала.

Лана бросила на них встревоженный взгляд. Джон просёк сигнал и усмехнулся.

– Никуда она не денется. Я знаю эту девчонку с крохотного возраста. Она чуть постарше Эйприл была… знаешь, такая боевая. Никому спуску не давала. Все стоящие парни от неё без ума теперь. И… хотел бы я тебе поведать о славных деньках, но ты же не спрашиваешь? – он хлопнул Брэндона по плечу, дружески возясь с ним. – Ты у нас молчун, себе на уме. Первую красавицу отхватил… Ты классный парень, я лучшего для неё сам бы не выбрал! Но вот что я тебе скажу, как мужчина мужчине…

От него пахло табаком и перегаром. Брэндон внутренне сжался, пробуя поощряюще улыбнуться. Чёрт, что задумал этот силач?

– Ты меня слушай, а не крути башкой. Передай пива!

– На, – пена полилась по его пальцам.

– Эй, что все притихли? Потрясающая вечеринка, день рождения Брэндона! Линда, когда нам принесут поесть? – Джон повысил голос, стряхивая с рубашки конфетти. – Так я о чём… Ты неплохой пацан. С тобой хоть в огонь, хоть в воду, хоть в разведку. Но… не забывай одну хорошую вещь. Это мой дом. Я за него в ответе.

Считай, что я тебя предупредил. Ты не устоишь ни перед моим авторитетом, ни перед моими кулаками. Конечно, не хочется портить твоё хорошенькое личико… Джон взъерошил волосы у него на затылке. Брэндон терпеливо вынес это. Он понимал, что и так уже перешёл дорогу вожаку… но если Лана сказала, что между ними ничего не было, всего пара поцелуев и поездка в Руло… то в чём же дело? Опять он беспричинно бесится? От одиночества с ума сойдёшь в этой глуши… Надо бы найти Джону подружку. Возня с сёстрами и матерью не придаёт мужества прозябающему здесь парню.

– О’К. Я тебя понял.

– Я не хочу сказать, что Лана неразборчива в связях. Ты ей подходишь. Клёвый парень…

Он проявлял повышенную чувствительность, как только кто-то переступал его территорию. Он был взбудоражен. Брэндон не надеялся успокоить его алкоголем, а поэтому встал и пошёл к музыкальному центру. Джейсон, всё это время сидевший за дверью и игравший в карты с Кэндис, заулюлюкал ему вслед.

– Поставь что-нибудь крутое!

Крутое. Не мягкое. Не нежное. Не бережное. Когда на сцену выходит моё женское «я», начинаются неприятности… Если бы я был благоразумен, то вообще бы не связался с этим дураком, чего стоят только словечки, которыми он награждает Лану! И ни слова ему не скажи, потому что он здесь хозяин. Чёрт… ну ничего, будучи тише воды, ниже травы, я его обставлю… … Джон не умел составлять внутренние монологи. Иногда он не умел себя контролировать. Сейчас ему хотелось рвать и метать, потому что он чувствовал – звериным нутром – что что-то не так. Будто его обманули. Отняли принадлежащую вещь. Много они все о себе возомнили… Он взял денег у Тома, съездил в Линкольн, развлёкся с тамошними девчонками. В этом плане он был безрассуден и по-своему щедр, потратив на платье одной вертихвостки больше, чем на ящик пива. Та, конечно, отблагодарила его отменной ночкой… Но удовлетворения это не принесло. Джон знал, что она сбежит от него при первой же возможности – кто захочет возиться с бывшим заключённым? На деньги женщины все падкие, хорошему мужику на шею вешаются, а взъерошенному угрюмому парню? Дьявол их побери… Джон не признавал ничего серого, у него было два критерия, «хороший» и «плохой». И сейчас он не мог разобраться в том, почему мирок сильных ребят пошатнулся… Что случилось? К дружной компании пьяниц и весельчаков присоединился парень. Он отличался от них тем, что был уж очень хрупок и умён. Правда, он смотрел на Джона, раскрыв рот, и даже в чём-то ему подражал… Джон любил оказывать покровительство. Он взял его под своё крыло и уже ни о чём не задумывался. Младший братец, да… Крылась в нём какая-то тайна. Щёлкнула зажигалка, трепещущий язычок пламени осветил мрачное лицо… Джон повертел сигарету в руках и снова пристально взглянул на светящийся ряд окон. Худенькие девичьи фигуры в униформах мелькали перед конвейером. Но той, которую он искал, там не оказалось… Он ждал её. Пока терпеливо… По небу бежали торопливые вечерние облака… … Фонящий телевизор не мешал ему обнимать девушку, шепча на ушко всякие соблазнительные глупости. А ей – разбирать его ласковые слова.

– Котёнок…

Она натянула его рубашку и сунула руку в карман.

– Ужас, какой ты худой… Я хорошо смотрюсь в ковбойке?

– Замечательно, – он поцеловал её в щёку. – Ты принцесса.

– Из сказки?

– Изо сна…

Лана удивлённо подняла бровь. В тот момент она была очень изящна.

– Брэндон, ну что ты творишь? Сны, мечты… Побудь хоть раз серьёзным. Я уволилась.

– Ты что сделала? – он опешил. Ответственность рухнула на него, как майский громкий ливень.

– Я ушла! Я ушла с работы… – никогда ещё Брэндон не видел таких сияющих глаз. Их голубизна завораживала и увлекала – куда – он пока не понял.

– Ну, если ты считаешь, что это хорошо… А дальше?

– Дальше? – Лана поджала губы, оглядываясь с воплощённой деловитостью. – Я засиделась в этом городишке. Пора развеяться. Я хочу поехать с тобой в Мемфис…

Он растерянно усмехнулся, ероша волосы. Под ложечкой противно засосало. Как рассказать ей об отчаянии? Как объяснить ей, что его красочные рассказы о прошлой жизни – ничего, кроме средства для самоутверждения, компенсирующего настоящую, жуткую действительность? Он сдерживал себя в рамках обворожительного мачо, он вёл себя с другими так, как им хотелось… только в подростковом возрасте пережил шок, когда выбежал на улицу едва одетым, и прохожий завопил – «эй, пацан, куда ты?». Он догадался, что природа ошиблась, что он сам является мутантом, что подобных людей боятся и ненавидят… что он – не такой. Долгое время Брэндон даже матери не признавался, что он не девочка, а мальчик. Страшная, стыдная тайна. Но он пересилил себя, превратил всё вокруг в праздник, он был нормальным одиночкой… И вот теперь чудесная девушка хочет разделить с ним всё? Она странно к нему относилась, чуть покровительственно и понимающе. Что она знала о нём? О чём догадывалась? Проклятая интуиция…

– Я всё уже решила. Всё просчитала. Подумай только – я буду петь караоке, а ты будешь моим менеджером. Если что-то пойдёт не так, поменяемся ролями…

– Я не умею петь.

– Ну не всё же тебе быть продавцом пылесосов и пить виски с нашими оглоедами? Брэндон, это же классно… мы будем вместе! – она обняла его, в надежде, что он закружит её по комнате в одном порыве восторга. Но парень почему-то стоял на месте, разглядывая квадраты ковра и почёсывая затылок. Лана подвела его к кровати. Я пеку лучшие рогалики в округе… тебе же нравится романтика? – Чем не побег от этих скучных, пыльных мест? Мне всё здесь опротивело с тех пор, как… я узнала, что может быть что-то другое, с тех пор, как появился ты…

В тихом выдохе этого слова было столько нежности, что Брэндон опечалился. Он не знал, как ей объяснить, что для него родным городом стал тот, где она жила – как последнее пристанище, как укрытие от всех бурь. Лана взяла его за руку – ей хотелось прикасаться к нему, ощущать, что её сказка ещё не растворилась в воздухе. Всё хорошее кончалось, особенно сны… Он был странным, её персональный герой-любовник, в пижамной рубашке с вышитым именем. Синий цвет шёл к его карим глазам.

– Мемфис – это очень далеко.

– Да, тысяча триста двадцать семь миль, я посчитала.

– А… а почему бы нам не начать здесь? С нуля? В Фоллз-сити!

Вот уж не было большей радости… Лана разжала пальцы и отвернулась. Она была слегка разочарована, и Брэндон поспешил разрулить ситуацию. Подумать только, они ещё ни разу не поссорились…

– Ты не хочешь со мной ехать? – глядя на него в упор, спросила она.

– Нет… то есть да, я очень хочу быть с тобой вместе… просто… – Брэндон лёг, закладывая руки за голову. – Это большое путешествие, оно может быть опасно…

– Я смеюсь над опасностью. Так ты возьмёшь меня?

– Лучше. Я готов хоть сейчас… на тебе жениться… – быстро добавил он, однако Лана поняла всю реплику. – Слушай… что же ты во мне нашла, что хочешь перевернуть свою жизнь?

– Ты умнее всех… добрее, красивее. Порядочнее…

Брэндон потом не сознавался, но в тот – самый интимный и волнующий – момент он покраснел… За это он приготовил им завтрак. Поскольку внутри у молодого человека гремели литавры и фанфары, удивляться его музыкальному настроению не приходилось. Он мурлыкал себе под нос какую-то песенку и молол кофе. Лана ела печенье, приготовленное к Новому Году, и постоянно оглядывалась на дверь кухни, опасаясь матери. Ей нравилось уничтожать пряничных человечков, ей нравилось смотреть на своего стройного и галантного кавалера, ей нравилось отдыхать воскресным утром… Линда появилась перед ними неожиданно, кутаясь в байковый халат и держа в руке бумагу. Она смела крошки с разделочной доски и посмотрела на влюблённую пару. Об их взаимных нежных чувствах было нетрудно догадаться, хотя заботливой матери было не до этого. Она снова взглянула на вытащенное из почтового ящика письмо и недоумённо пожала плечами.

– Привет… привет, Брэндон, когда же ты пришёл?.. Боже, как хочется пива… Не могу прочитать адрес без очков. Лана, ты не видела их?

– Футляр на полке, мам, – безразлично откликнулась девушка, едва услышав о спиртном. Брэндон подошёл к сутулой фигуре и взглянул на бумагу. Пожалуй, день решил начаться с неожиданностей. Это была повестка в местный суд. Точно – Фоллз-сити, штат Небраска. А на фамилию лучше и не смотреть… Он покусывал нижнюю губу, вознамерившись ловко обвести вокруг пальца ещё не проснувшуюся до конца женщину. Он привык быть осторожным. И лгать, лгать, лгать… но во благо.

– Хотите кофейку? Свежего… сейчас яичница подойдёт. Тот парень, Джейсон, захватил с собой пиво… но я могу сбегать в магазин.

– Какой ты вежливый, мальчик… – Линда благосклонно взглянула на него.

– О… письмо – мне! – притворно обрадовался он. – Я дал адрес, чтобы меня смогли найти… наверное, сестре что-либо понадобилось.

– Той знаменитой модели? Я просматривала как раз журнал… – она отдала ему бумагу, и парень лихорадочно запихал её в карман. – Хочу присесть… Слушай, положи мне кусочек яичницы?

– Где у нас зелень? – он открыл холодильник, чувствуя, как лоб покрывается испариной.

… Помимо невероятного желания быть собой и жажды настоящей жизни, он мало чем отличался от сверстников. Он хотел того же, что и каждый – в глубине сердца. Он хотел жить в маленьком городке – другой атмосферы он не знал – хотел хорошей, оплачиваемой работы, хотел перестать конфликтовать с законом, хотел любви, нежности, страсти, хотел семьи – и чем не шутят чёрт и врачи – детей… Он шёл по зимним улицам, шаркая ногами по асфальту, и задумчиво разглядывал лица прохожих. Ему интересно было, насколько он похож на них. Он привык быть аутсайдером, находиться на попечении социальных служб, но иногда так был нужен покой… Неужто всё снова? Неужто я вляпался в очередную грязную историю? Или до заварушки далеко… Документы фальшивые, улыбку на лицо – и пошёл завоёвывать мир! Дурак, ой, какой же я кретин… Что, зря пообещал Лонни не облажаться? Ну, успокойся, ты же мужчина. С неприятностями надо бороться. Интересно, что прячется в том устрашающем здании? Длинные столы, заваленные бумагами? Скучные люди, которые ничего слаще морковки не ели и посмотрят на меня, как на урода? Нашли даже обвинение… что предъявить… вождение в нетрезвом состоянии. Сказал, что разберусь – значит, надо разбираться! А там… позади, в Фоллз-сити у меня остались друзья. Лана, её мать… Кэндис, да даже Джон, хотя он и грубоват… и, самое главное – там я нашёл любовь, которую ещё не успел растоптать. Всё отлично. Мы начнём с нуля в Фоллзе. Я куплю трейлер, а на скопленные наличные откроем парк… сейчас весь средний Запад так живёт, на колёсах! У нас будет харчевня… нет, кафе. Уютная обстановка, старые плакаты, клуб для настоящих ребят – с огненными напитками, Лана будет петь караоке… Ступенька, вторая, третья… куда я иду? Оказалось, с тем же успехом можно было посетить супермаркет или "МакДональдс" – из-за стойки администрации ему улыбалась пожилая женщина в униформе. Ей было очень скучно принимать жалобы пенсионеров на перебои с водой и шумных соседей, поэтому миловидного посетителя она заметила сразу же. Кошмар! Вот поэтому он не хотел жить в своей биологической ипостаси: с возрастом пришлось бы наносить тонны макияжа, выщипывать брови и кокетничать с каждым встречным. Брэндон мысленно перекрестился, хотя не был истинным верующим. Последнее время он утопал в любви, и это позволяло ему держать голову выше. Он только боялся… что всё сорвётся. Итак, новую маску на лицо…

– Простите!

Социальная служащая обернулась.

– Чем могу помочь, юноша?

Прагматикам и атеистам не снился его страх. Может, стоило пойти в актёрское училище? Он зашуршал бумажкой.

– Вот… вы знаете, ко мне домой пришло это письмо. Я думаю, что произошла ошибка. Тут написано, что… Извещение за штраф, только на другое имя. Я готов уплатить.

– Дайте-ка посмотреть… – она вынула у него из руки письмо и благосклонно кивнула. – Вы знаете, я сейчас всё проверю. Одну минутку. У нас такой большой архив… может быть, кто-то и перепутал… Столько хлопот в этом ведомстве! На всякий случай – извините…

– Ничего, – он почесал переносицу. Наверное, трудно быть старым. Он не хотел дожить до этого времени. Вообще, Брэндон относился к смерти весьма легкомысленно. Этого не могло с ним случиться – он привык к неприятностям, но самая крупная случиться с ним не могла. Женщина удалилась в комнату с бесчисленным количеством ящиков. Полицейские за его спиной переговаривались, понизив голос. Мальчик опёрся на стойку, стараясь найти самое беззаботное выражение. И безопасное расстояние от стражей порядка – он относился к ним скептически… Кто-то отдёрнул занавеску. Уборщик загремел шваброй. Рация была включена… Брэндон вздохнул. Может быть, он зря тревожился? Соломенные волосы, чёрные глаза, золотой значок на груди – человек в голубой рубашке приближался к нему твёрдым шагом. Парень отдал бы всё, чтобы провалиться на месте – этот коп разговаривал с теми, кто задержал его на шоссе за превышение скорости. Чарльз Брэйман. Ну чего прицепился… ну что ему нужно, вон уже идёт служащая с его квитанцией, ещё улыбается… неприятности появляются не в одиночку, мало ему было нападок Джона и плохого самочувствия?!

– Мисс Брэндон!

Он сделал вид, что этот приказной тон относится не к нему, и уже было протянул руку за чистым бланком, на который служащая заменила штрафной листок…

– Мисс Брэндон, повернитесь, пожалуйста. Мне нужно с вами переговорить.

У женщины вытянулось лицо, когда она услышала обращение и гадкую приставку к имени – мисс.

– Документы, которые вы нам предъявили в момент задержания, оказались фальшивыми. Это само по себе – правонарушение. Потом, мы отправили запрос в Линкольн на предмет установления вашего имени и фамилии, и вот, что получилось… Целый список мелких преступлений. Вас разыскивает полиция штата за неявку в суд. Что вы скажете на это? – полицейский опёрся о стойку, игнорируя его недовольство.

– Что сказать? – Брэндон выругался про себя. – Идиотка Тина вляпалась.

… Кэндис взяла баночку с детским питанием и покрепче перехватила ремень сумки. У неё замёрзли ладони. Погода была мерзкая, шёл снег с дождём… Мать погуляла с Коди, и ребёнок опять простудился. Тратиться на врача – значит, отдать половину своей выручки в баре. А ведь скоро Рождество, она хотела устроить гулянку… Может быть, все снова соберутся у Мишель или Ланы, но их «сельское» общество обязательно будет ночевать на свободных койках, и её дом будет едва ли не самым желанным пристанищем. Ужас! Просто ужас! Денег нет, холодильник пустой, балованное девятимесячное дитя надо угостить конфеткой… Он с каждым днём становится всё больше похож на отца – ямочка на подбородке такая же, а ещё мальчишка весь день капризничает… Какое вино взять для Лесли? Принесут ли ребята с собой выпивку? Едой можно не угодить, но всё остальное они обязаны распробовать… Кэндис взяла хлеб для сэндвичей и упаковку лапши. У кассы очереди не было, её подруга Ронда откровенно скучала, смотря по маленькому телевизору шоу двойников. На этот раз выступал Элвис Пресли. Отдавая покупки, девушка тоже кинула взгляд на мелькающие картинки. Здорово было бы поболтать, но дома её ждут…

– Одиннадцать долларов. И… кстати, вот ещё чек.

Кэндис даже не сразу поняла, что Ронда обращается к ней. Но глаза её были честными, усталыми и ожидающими. С неё требовали ещё тридцать девять долларов и пятьдесят центов. Обрывок листа из её чековой книжки… с чужой подписью. Астрономические деньги! Как же рождественская вечеринка? Девушка нахмурилась, складывая покупки в бумажный пакет.

– Ты, верно, шутишь?

– Нет. Плату надо брать с владельца книжки.

– Откуда у меня сейчас деньги?

– Не знаю, Кэнди. Это общая забота. Я сама сейчас на мели, меня Кевин до последней нитки обобрал… Мужики – как саранча, попользуются нами и выбросят, как использованную зубочистку… – Ронда сочувствующе вздохнула.

– Я уж ничего не понимаю, это точно. Кто выписал чек?

– Парень, который у тебя квартирует. Брэндон.

… Красная рубашка. Запах отбеливателя от воротника. Лязганье замка. Прутья решётки. Двухэтажная койка – одеяло и подушка, умывальник у стены… За тот год, яркий и насыщенный событиями, он менял резиденции двадцать семь раз. Он был чертовски рад, если удавалось обрести крышу над головой хоть на ночь, но теперь… всё было не так. Холодно. Чуждо… Тюрьма, камера. Для одного человека… одного ли? Билли Бринсон, Брэндон Рэй, Брайан Уэйл, Билли Бойл, Чарльз Брэйман, Тен «Тинна» Брэндон – бесконечная череда сердцеедов и дурашливых парней. В сущности, что он успел сделать для себя, для близких, для девушек, которых боготворил? Простые девчонки старшего школьного возраста, они повисали на нём, как спелые виноградинки, их парни гоняли его в три шеи, полицейские старались выдворить проблему подальше от себя… Конфликт выплыл наружу. Он попался, как крысёнок, ведомый своим сыром… Всё это уже было, строгие лица, оценивающие реплики заключённых женского отделения. То, чем награждало его общество. Когда-то он ещё был полон наивной веры в будущее, он пытался заглушить в себе ощущение «ты не такой, как я – а поэтому хуже», до последнего давил в себе мысли о физическом взрослении, о том, что он становится не тем, кем хочет быть… Самовнушением нельзя было изменить организм. И поэтому однажды, вырвавшись из скучных кабинетов врачей, он уносил на груди справку о том, что ему удастся измениться – он был человеком противоположного пола, мужчиной. Он отчаянно взрослел и выдирался из рамок. Были жертвы – порезанные вены, проглоченные бутылочки антибиотиков. Но всегда над ним зажигались чьи-то глаза, и в последний момент беда проходила стороной, отведённая чьей-то рукой… Он не любил хныкать, не хотел просить. Но сил не было поверить в то, что всё пошло прахом, что его иллюзорная и очень пронзительная мечта рухнула тысячью хрустальных осколков. Брэндон свернулся калачиком на узкой кровати и прижал открытку к колену. Он писал единственному человеку, который связывал его с глубоким прошлым. «Лонни! Приятель, привет… Угадай, где я сейчас нахожусь… Конечно, в тюрьме. Обжёг пальцы на левой руке, писать трудно, так что оцени мои усилия. Обвинения самые глупые – вождение в нетрезвом виде. Тут ещё кто-то откопал историю с моими фальшивыми документами, подняли на ноги копов Линкольна… Ты не сходил бы для меня в суд – узнать, на какой день назначено заседание?» Он был похож на взъерошенного воробья. От жары и досады волосы прилипали к вискам. Парень поминутно утирал пот, едва слышно ругаясь. Чёрт возьми, ну какая гигантская несправедливость, я даже Кэндис не могу позвонить… она-то беспокоится, бедняжка – я пропал, как очередной подлец… поматросил и бросил. В кармане куртки лежит леденец для её детёныша. Глупость, очередная глупость, и вляпался я по беззаботности… как там ребята, лишь бы всё было в порядке… Он не знал, и не мог узнать, что «ребятам» приходится несладко. В тот самый момент, как осуждённый маялся на тюремной койке, мать-одиночка, которая не поступила в колледж и работала в трёх местах, чтобы прокормить немногочисленную семью, рылась в вещах своего постояльца. Её терпения хватило на четыре часа – причём ожидание было мучительным, при свечах. Из-за того, что отключили электричество, Кэндис варила кашку ребёнку в полутьме – и дожидалась рассвета… Едва было можно что-то разобрать в молочно-белых лучах, сочащихся с подоконника, она кинулась в угловую комнату. Чековая книжка хранилась под кипой белья в шкафу. Обычно щепетильная в мелочах, девушка выкидывала старую одежду и полотенца с такой поспешностью, как будто кто-то или что-то жарил ей пятки. Извлечённая страничка в точности подходила к аккуратно оборванному краешку, а почерк был тем же, что в романтических письмах, которые ей оставлял жилец – для того, чтобы ободрить или поблагодарить за добродушие… Парень был чистоплотным, чёрт возьми. Не идеальным – он крутил амуры с девчонками, чьей тенью Кэндис привыкла быть, но он согревал её своими насмешливыми взглядами и незатейливой помощью по дому… он был хорошим. Или нет?! Боже, ну зачем, что он опять надумал? Сама не очень соображая, что она ищет, Кэндис заметила бумажку в вентиляционном отверстии – это была обёртка от гигиенической прокладки. Страшных подозрений не было – просто у неё защипало глаза. Брюки в корзине для грязного белья… пятна, от которых избавлялись ожесточённой стиркой… Он никогда не просил её помочь что-нибудь вымыть или убрать его вещи… Почему? Разве ему было, что скрывать? Или такой коварной мог быть… могла быть только женщина! Девушка прислонилась к стене, протирая глаза кулачками.

– Ох, нет!

Ей до сих пор не верилось – слишком много всего свалилось на неё – не привыкшую философствовать – в последние два дня. В пачке бумаг из рюкзака она нашла свидетельство о рождении – и впилась в строку имени с той жадностью, которая отличает людей в безвыходной ситуации. У неё были причины для расстройства. Место рождения, дата – 12 декабря 1972 года… а вот пол – женский, и имя… Тина Рэне Брэндон. Хороший друг, неисправимый забияка – обманывал их всех. «Слушай, Лонни. Я не прошу у тебя ничего. Нелегко будет выпутаться из этой переделки, но я попытаюсь. Больше всего мне сейчас не хватает песенок и блюзов, а также большой, всепоглощающей любви… Знаешь, думаю, я задержусь в Фоллз-сити, если всё не пойдёт прахом. Я хочу довести дело до конца. Я обрёл здесь близких людей. Но и вас там не забываю… Передавай привет маме, скажи, что я попытаюсь вырваться на праздники. Ты уверен во мне, ковбой? Самый честный парень на всём западном побережье… Я стараюсь держаться. Мне трудно, потому что копы здесь – неисправимые зануды, а судьи могут напакостить. Но у меня пока есть силы… так что помолись за меня там, O’K?» … Лана вдохнула поглубже, задержала в себе дым, пахнущий травами, до тех пор, пока горло не стало немилосердно жечь, и наконец выпустила его через нос. Они с Кейт передавали друг другу самокрутку до тех пор, пока сидеть на ступеньках и ждать прихода не оказалось весело. Они носились друг за другом по детской площадке. Пытавшаяся похвастаться новой кофточкой Кейт упала в песочницу и, поднимаясь, со смехом отряхивала плечо.

– Посмотри, пройдоха, что ты наделала! Только посмотри, а?..

Девушки сели на карусель. Лана оттолкнулась ногами от крашеного в бело-чёрную полоску столбика и почувствовала, как всё под ней кружится…

– Не пойму, почему мы не можем жить вместе?

– Он к тебе сколько уже не приходил? – Кейт глубокомысленно затянулась и окинула подругу взглядом. Золотоволосый силуэт в тёмной водолазке и с пересекающимися цепочками на груди вызывал зависть. – Ты хорошенькая, мать твою. Это парней цепляет…

– Всё просто, и гениально… Слушай, я не могу сдвинуть эту штуку с места, давай… поработай ногами!

Им нравились детские развлечения. Видимо, когда-то не хватило тепла… Лане хотелось заплакать от переполняющего её счастья. Жёлтые пятна света от фонарей водили хоровод вокруг неё. Ещё немного потерпеть, и она бросит этот опостылевший мирок, вырвется наружу, будет не местечковой Джульеттой, а настоящей звездой… и её будет любить кареглазый мальчишка с вихрами на затылке. Она его причешет. Ничего… ничего… они все ещё узнают, как им не повезло. И как она…

– Эй, глянь-ка… – Кейт не очень вежливо дёрнула её за плечо. – Ну давай, красавица, проснись. Ты посмотри на это…

Сиротливая фигурка девушки в неизменной джинсовой куртке (удобная, ноская, они вместе покупали её на вещевой ярмарке) возвышалась у качелей. Тихо скрипели звенья цепи. Кэндис была или очень сердитой, или очень грустной – за дальностью расстояния было не разобрать.

– Атас, бросаем косячок… Пришла мисс Добродетель.

– Кэнди, почему это у тебя такой странный вид? – Лана глотнула «пепси» и шагнула к подруге. Та вжала голову в плечи, как собака, ожидающая трёпки, но всё-таки отстранилась от неё. Пристыженно отвела взгляд. Кейт поняла, что дружескими увещеваниями дело не ограничится.

– Ну ты нам-то, наедине, можешь сказать?

– Слушайте, девчонки… в это просто нельзя поверить!! – у неё, будто по команде, навернулись слёзы…

Вот если бы у неё был сын и море проблем в семье! Ни надоевшей работы, ни грубых приятелей, ни мамочки-алкоголички… Лана проводила глазами широкую спину охранника и сглотнула. «Вы что, нервничаете?» – спросила её молоденькая секретарша у входа. Лана знала, что она работает на полставки и готова любого посетителя засыпать вопросами о жизни города, который от неё был отделён тремя кордонами полицейских… но ей было не до этого. Мозг отключился, автономно работала интуиция. Всё это было не просто странно, это было шокирующе, по-дурацки и ужасно… Она бы всё отдала за то, чтобы выяснить отношения с мальчишкой, исчезнувшим в неизвестном направлении. Но он сидел в тюрьме. Не большая новость для города, где молодёжь вся поголовно спивается и гоняет коров на пастбище. Но он – преступник-интеллектуал, он подделывал чеки, крал кошельки и скрывался под чужим именем… он ей врал, он всем врал. Целый подвиг! Чёрт возьми, чёрт, чёрт… Если бы она хоть знала, с чем имеет дело, а её почему-то привели в женское отделение… У неё на руках было мало козырей – его карие глаза, сумасшедшая влюблённость, занятие сексом не ради секса, первые «Мальборо» на бесплатной стоянке, летящие в ночь качели, сущее безумие… Лана оглянулась – а что будет, когда эта смутная история с нехорошим началом станет достоянием общественности, ей даже думать не хотелось. Она пошла по шаткой дорожке, позвонив отцу и взяв у него денег из ещё не полученных матерью алиментов. Она пошла к Тому, выпила с ним банку пива и попросила его внести залог, потому что сама не была совершеннолетней. Самый молчаливый парень в округе лишь кивнул. Стоило к нему за этим обращаться… От подробностей голова потихоньку начала пухнуть и кружиться. На такой ноте её размышления окончились – Лана подошла к нужной камере и, сощурившись, попробовала разобрать, где находится её ухажёр. Он появился перед ней, как всегда, неожиданно – вынырнув из-за скамьи, на которой расположились бывалые дамы, играющие в карты. Полностью убеждённая в его маскулинности, Лана с удивлением заметила два маленьких возвышения под красной робой, и снова окинула взглядом узкобёдрую фигурку. Брэндон с размаху прижался к прутьям.

– Лана?! Что ты здесь делаешь?

Та помотала головой так, что волосы рассыпались по плечам.

– Нет, ты мне скажи, что ты здесь делаешь. В женском отделении…

– Хм… тут такая неразбериха во всём… – он замялся, не зная, куда деть глаза. Румянец залил щёки. Уж кого-кого, а свою обожаемую девушку он видеть не хотел… не сейчас, не рядом с собой, когда он – будто голый, весь на ладони… – Понимаешь, я нахамил копам, и они меня сунули сюда в наказание…

– Брэндон, не дури! – понизив голос, возразила Лана. – Я видела твоё имя и фамилию на листе… не важно, на каком, на документе – ты, может быть, скажешь, что и их поменяли местами?

– Их поменяли телами… – пробормотал он.

– Что?!

– Нет, нет, постой… я не то сказал, я сейчас всё объясню… – он совершенно разлохматил волосы, и Лане внезапно стало его жалко – потерянный, босиком топчущийся на холодном каменном полу.

– Уж будь любезен.

– Я… я… – Брэндон до крови закусил губу. Ещё никогда он не был так напуган… эмоции рвались наружу, вот так сразу сдать все позиции – это непросто было сделать, разрубить узел одним ударом. Он заврался, запутался. Он не хотел быть униженным ещё больше, и он не хотел её потерять. – Лана… милая, девочка моя, солнышко моё… я не могу!

– Почему? – забыв, зачем пришла, девушка подошла к решётке – их глаза теперь были на одном уровне.

– Слушай, я не хочу, чтобы всё кончилось так… – он всхлипнул.

– Успокойся. Я здесь. Почему всё так получилось?

– Я тебе расскажу, только ты пойми меня… Я и сам всего не знаю о том, что происходит. Я… я болен. Это как болезнь. Транссексуализм…

– Транс – что? – Лана взяла его за руку, пытаясь заглянуть в лицо, потому что Брэндон всё время отворачивался. Собственное сердце грозило вырваться наружу, колотясь, как паровозные колёса. – Ты можешь по-человечески объяснить?

– Ну, я гермафродит, транссексуал… Я был рождён двуполым, и воспитывали меня, как девочку… Но глубоко внутри я – мужчина. Путаница с документами возникает из-за того, что чиновники не хотят мне помогать. Я… должен пройти через кучу трудностей, чтобы стать наконец собой. Я ещё не прошёл полный курс лечения, но скоро буду делать операцию.

Мечты о тёплых, доверительных отношениях летели вверх тормашками. Лана всё ещё не могла понять, что происходит, хотя была поражена увиденным – Брэндон вцепился в решётку так, что костяшки пальцев побелели… и, что самое страшное, он готов был заплакать. Ради неё? Так он боится её потерять? Вот новость…

– Я парень, и всегда им был.

– Что ты… – Лана положила руку поверх его. – Я знаю, тебе нелегко отвечать на вопросы, но ты не мог мне сказать об этом? Всё было бы намного легче…

– Было бы? Разве я не знаю? – вскинулся он, и каштановый клок волос упал на глаза. У Ланы внутри всё сжалось. – Как это – быть изгоем, как это, когда над тобой все смеются… Слушай, тебе может быть неприятно здесь находиться. Я такой жертвы не заслуживаю.

– Брэндон, я…

– Подожди! Я часто думал о том, как бы это было – сказать тебе всю правду с самого начала. Я сидел тут… это целый ад – тюрьма, может быть, я его заслужил. Но и нашёл время подумать… – его шёпот напоминал горячечный, и воздух касался её щеки. – Лана, малыш… у меня нет не только денег, но и смелости, я трус… Ты могла меня прогнать. Ты – самое лучшее, что случилось со мной. Я просто имел возможность показать тебе, каково это – жить в своё удовольствие, любить и быть любимым! Я подошёл слишком близко и обжёгся. Я всегда всё порчу. Так было с родителями… в школе, везде. Другие девушки считали меня придурком… Пока я ничего не говорил о своём дефекте, всё было хорошо, а они… Вот так и с тобой. – заключил он и прижался лбом к холодным прутьям. Едва заметным движением девушка погладила его. Брэндон вздрогнул.

– Перестань. Прекрати мне всё это говорить, если тебе больно. Я верю… ты же врал не специально, ты никому не хотел вреда… Я внесла залог.

– Что? – он почти задохнулся.

– Брэндон, ты свободен! Потому что я так хочу, потому что… я люблю тебя… – она слабо улыбнулась, глядя, как в его потухших глазах начинает тлеть огонёк. Слишком бледный, слишком осунувшийся за последние сутки мальчишка… Ей было всё равно, матерью Терезой покажется она, или всепрощающей дурочкой. Ей позарез был нужен этот парень. А то, что он объяснял… будет время разобраться! – Собирайся, мы уходим из этого жуткого места.

– Это касается только нас двоих?

– Да!

Они были классной парой – симпатичная девушка в кожаной куртке и мальчишка в джинсах и пижамной рубашке. Когда они бежали вниз по лестнице, полицейские даже не собирались их останавливать, покровительственно ухмыляясь вслед. Если бы художники, певцы и поэты искали воплощение бунтарского духа, им не надо было искать в каменных джунглях больших городов – достаточно было просто заглянуть в Фоллз-сити… Хлопнула дверца машины, взревел мотор. Пристегнись, малышка, мы сегодня гуляем на все сто… Они поцеловались. И никому не говори о том, что я плакал – потому что парни не могут себе этого позволить, они – сильные и дорожат своей гордостью… Заводи, поехали! Мы – свободны! Как птицы, как ветер, как мы – вдвоём на шоссе… … Джон не помнил, когда на его памяти выдавался такой хороший вечер. Слякоть и ломкая трава под ногами сменились лёгким морозцем, колёса автомобиля не вырывались из колеи, после одного дела с рабочими он получил пачку баксов в карман… Блин, ты бессмертен. Но вступишь в свои права чуточку позже. Он криво усмехнулся, направляясь прямиком в бар. А что делать, схема одна – за горем ли, за радостью, но люди идут к знакомой стойке. Караоке не было, поэтому прыщавые школьники настраивали гитары для того, чтобы поразить всех выступлением самодеятельности… Том остановился, чтобы завязать шнурок. Его-то смутные подозрения не терзали, ему не надо было разбираться с ответственностью. Джон не слишком вникал в то, что ему сказал приятель, но опасность, исходящая от чужака в этом городе стала более ощутимой. Значит, надо было действовать. А не распускать сопли по любому поводу… пусть этим займутся девчонки! Вроде Кэндис, которая едва держалась на ногах, но продолжала смотреть на казённые бутылки с ликёром. Не поворачивая головы, вожак бросил сквозь зубы.

– Подтянешься потом. Но заходи.

Он бросил куртку на прилавок и счёл нужным поздороваться.

– Ну-ка, детка, возьми двадцатку. Ликёра на все.

– Что ты такой щедрый? – без энтузиазма отметила Кэндис. Ей совсем не хотелось разговаривать с главой шпаны в Фоллз-сити.

– Моё дело. Хочу – и гуляю… Плесни в стакан. Так, – он прикрыл рюмку ладонью. – Знаешь, я ведь разговаривал с матерью Ланы. Линда себе места не находит. Согласен, родительница она дерьмовая, но когда дочь дня два не ночует дома… Твоя непутёвая подружка сбежала, верно? И с фабрики уволилась. Ты ликёр-то пей, не смотри на меня такими круглыми глазками…

Меня не проведёшь. И лучше выкладывай всё, как есть. Дурёха попала в беду, и я её по любому следу отыщу… ты что, не знаешь, что мне каждое коровье пастбище здесь знакомо? Джон грозно сдвинул брови. Кэндис пару секунд посапывала, затем взяла рюмку – и привычным движением опрокинула. Спиртное мгновенно согрело девушку, разгоняя остатки мыслей. Этот бородач – неплохой парень, но…

– Джон, я не привыкла разговаривать. Меня ж никто не слушает: малышка Кэнди, глупышка… Один раз рот открыла, так девчонки мне бойкот объявили. – передразнила она его. Вожак вздёрнул руки в примиряющем жесте. Том, присевший рядом, громко фыркнул и заработал свою оплеуху.

– Я тебя слушаю. Кэнди, ты должна мне всё рассказать…

– Налей ещё, – она ткнула пальцем в бутылку. – Чёрт, почему я одна такая несчастная? Том… блин, куда ты тянешься… Ребята, или я чего-то не понимаю, или в этом городе творится чертовщина. Лана пока не сбежала…

Джона передёрнуло. …– Ты любишь кантри?

– Очень… Я люблю музыку. И тебя.

– Я польщён…

– Ты – что?

– Не обращай внимания.

Подумать только, я осталась с ним… Первый стоящий поступок за всю мою жизнь. Он – хороший… Меня будут называть лесбиянкой? Но за что? Хотя в маленьком городке новости разносятся быстро, например, о том, что юноша-любимчик является девушкой, я… я не могу им всем объяснять, что он классно целуется и будет моей единственной надеждой. Сбежать подальше отсюда, не видеть опостылевших стен в жёлтой краске, не слышать ругательств и криков, а только приятную музыку…

– Ты занимаешься спортом? – она погладила его по плечу. Брэндон смущённо улыбнулся.

– Да. Качаю мускулы. Знаешь, настоящим парням нужно быть сильными…

– Железки, железки, железки… – Лана закрыла глаза. – Лучше поцелуй меня.

Всё происходило слишком быстро – и чудесно. Сумерки сгустились над тем самым обрывом, в который они могли съехать неделю назад, и где их шумную компанию засекли полицейские. Там редко кто бывал, и трудно было заметить целующуюся парочку, выпускающую на волю страсти – в тёмном чреве автомобиля. Когда я увидела тебя запертым и плачущим, я пришла в отчаяние… Ты поможешь мне начать новую жизнь, ведь так? Его губы скользили вниз, к груди, которую он ласкал ладонями. Частое, прерывистое дыхание возбуждало её. Он снял с неё оранжевую футболку, свернул её комком… стиснул сосок. Лана обняла парня, прижалась к нему так крепко, как только могла.

– Брэндон…

– Что?

– Разденься.

– Не торопись… – он улыбнулся. Брэндон надеялся, что она вскоре забудет о нежных порывах, попытках доставить ему удовольствие. Растопить самообладание девушки – раз плюнуть… Так, шея, гладкая кожа плеча, потайное место за ушком… Он зарылся лицом в её волосы и глубоко вздохнул. Узкие ладони водили вверх-вниз по его спине, пока не нырнули за край белья. Одно прикосновение – и он отпрянул от девушки, внимательно вглядываясь в утомлённое, красивое лицо. Лана сощурилась.

– Почему нет?

– Лана, я…

Она уже добралась до пряжки его ремня, он почувствовал, как она начинает двигать бёдрами в такт его поступательным движениям. Ткань трусиков зашуршала под его пальцами. Брэндон нашёл в себе силы оторваться.

– Ну почему нет? – Лана поцеловала его, парень едва не задохнулся. Он кусал губы, виновато поглядывая на неё. – Чёрт возьми, ты опять водишь меня за нос! Я хочу, чтобы тебе было так же хорошо, как мне! Я хочу тебя всего…

– Подожди… я пока не могу… скоро. Обещаю тебе. Скоро.

Брэндон вытянулся рядом с ней на широком заднем сиденьи.

– Точно? Обещаешь?

– Скоро.

… У неё заканчивалась третья пачка, а все палатки на углу были закрыты. Фоллз-сити – город с не примечательной ночной жизнью, если только молодёжь опять не устроит драку. Хозяева магазинчиков в будни могли позволить себе сократить рабочий день. Линда их не понимала. Если в доме не было выпивки и сигарет, от долгих и нудных размышлений спасала только работа. Что с того, что сама она жила на пенсионное пособие и алименты? Ей страшно хотелось курить. Табачный дым густо заволакивал комнату. Если бы вернулась дочь и вымела окурки, она бы стала свидетельницей ещё одной премилой истерики. Ничего. Конечно, ничего – старая мать привыкла, вытерпит… что с того, что когда она была помоложе, все дочкины ухажёры были в неё влюблены? Так трудно было угадать, что болтают бабушки на лавочках? Сама проститутка и дочь такую вырастила… Знаменитой женщиной была Линда Гуттиэрез, очень знаменитой. Но она всегда думала о том, что скажет основная масса горожан, и не слушала сплетни. А Лана… что ж, девочка стала слишком много себе позволять. И не ей судить мать, которая пусть и родила в двадцать пять лет, но… но всё так же бодра духом, и злится на рано состарившееся тело… Она плеснула в стакан виски, провела пальцем по морщине на лбу и опрокинула в себя горячительное содержимое. Хлопнула дверь.

– Эй, что здесь происходит?..

Громкий топот – и перед ней, уперев руки в бока, стоял Джон Лоттер. Милый мальчик. Но нервный… Остальные его собутыльники и местные девчонки столпились в дверях.

– Линда, она ещё не явилась?

– Нет, духу её не было. Джон, я… дай мне закурить.

– Я тебе сейчас дам кое-что другое. Покажу одну замечательную вещь, – саркастически проговорил Джон, роясь в сумке. Кэндис протестующе крикнула.

– Не делай этого, ты мне обещал!

– Забудь… – бросил он сквозь зубы. Линда откинулась назад, ощущая спиной выпирающие пружины дивана.

– Если никто не хочет мне объяснить, что происходит, то, может быть, ты постараешься?

– Да уж, сервис – первый класс… – усмехнулся Том.

– Лана слишком неразборчива в знакомствах. Ты читала сегодня газеты?

– Что за чепуха? – Линда взяла серый клок бумаги и вчиталась в набранные мелким шрифтом строчки. Колонка происшествий… – Список задержанных за день. Брэндон, двадцать лет… Но ему, кажется, двадцать один?

– Так, мама, давай разберёмся. – Джон медленно выдохнул, сознавая, что силы ему понадобятся. Внутри всё клокотало – от обиды за обман, от плещущей в мозгу ярости. – Его адвокат звонил квартирной хозяйке, то есть Кэндис, и спрашивал, кто может внести залог. Парнишка соврал ему, что работает в колледже Перу Стейт – оттуда скоро прибудут деньги. Ты подумай, наш ловелас – школьный уборщик! Но это ещё не всё. Мало того, что его замели из-за документов. Мало того, что он воровал деньги у Кэндис. Даже… даже не будем думать про то, что Лана попросила Тома оформить чек… и заплатила за то, чтобы этот идиот вышел из тюрьмы! Ты посмотри на имя, Линда. Прочти статейку внимательно.

– Хорошо… – женщина имела серьёзные основания для того, чтобы испугаться. У неё дрожали пальцы, когда она положила вырезку на колени и вслух произнесла. – Список… Двадцать лет. Тина Рэне Брэндон. Тина?!

Кейт тихо ахнула. Кэндис закрыла лицо руками. Том действовал иначе. В узком коридоре было негде развернуться, но там столпился весь цвет молодёжи Фоллз-сити. Джон сердито толкнул ногой дверь и ворвался в комнату своей бывшей подружки.

– Вон его рюкзак! Теперь понятно, за чем Лана заезжала…

– А ты что думала, чайку попить? – в глазах всегдашнего молчуна Тома загорелся ехидный огонёк. Кэндис устало прислонилась к стене. Даже её запасы любопытства могли истощиться. Джон развернулся.

– Где?

Парень с лёгкостью приподнял объёмный мешок.

– Подумать только, он ей дарил духи, цветы… и Лана такой счастливой казалась! Я…

– Господи, заткнёшься ты или нет? Лин, пойми, что эта дешёвка промыла ей мозги!

– Ты как со мной разговариваешь?! Он был совершенно ажурным мальчиком, даже во времена моей молодости парни так не ухаживали!

– Видимо, разучились…

Том методически выворачивал ящики комода. Джон одним движением руки смёл с тумбочки коровье плюшевое стадо. Зазвенело разбитое стекло часов. Линда воспротивилась.

– Эй, что вы делаете? Я запрещаю вам копаться в их вещах…

– Их? Ты их уже за влюблённую парочку держишь? Если бы ты была внимательней… ты же мать! – отмахнулся от неё вожак. Его лицо блестело от пота. Не мудрено – обстановка накалялась. – Я говорил, что нельзя верить этому смазливому пройдохе!

– Ты мне ничего не говорил!

– Пусти! – он наконец справился с тесёмками на мешке и перевернул его вверх дном. Аккуратно сложенные рубашки стопкой оказались на кровати. Брюки, пачка бумаг и фотографий, часы, майки, коричневый саквояж… Джон начал рыться в вещах, не переставая наблюдать за реакцией окружающих. Что он искал – с трудом представлялось ему самому, но долго ждать не пришлось. Резиновый член и презервативы он отшвырнул от себя так, будто держал в руках гремучую змею. Парень выругался, заглаживая длинные чёрные волосы назад. На груди у него проступило пятно пота. – Нет, ну вы посмотрите на эту дрянь! Что, и теперь скажешь, что всё неправда? Что он, импотент, чтобы искусственным хреном пользоваться? – рекламный буклет привлёк его внимание, и Джон прочёл заголовок, наклоняясь к груде расшвырянных им предметов. – Перемена пола… Сексуальное раздвоение, непрошенная дилемма. Транссексуалы – такие же люди, как мы… реконструкция фаллоса осуществляется из мягких тканей! – при виде картинок его лицо перекосило. – Вот уродство! Меня тошнит… На какого гадёныша мы напоролись, он же всё выдумал…

– Не он, брат… – ненавязчиво поправил его Том. – Она.

– Святое дерьмо! – он оглядел застывших в шоке друзей. Его губы скривились, лицо стало неописуемо уродливым. – Я заставлю её вернуться…

Он мне солгал! Какой, к чёрту, он человек?! Какой приятель? Да его раздавить мало, как лягушку… чтобы он сдох. Зачем пересеклись наши тропинки, что ему здесь было нужно?! Хорошо мы жили до его появления, Лана была в порядке, а теперь всё перевернулось с ног на голову… Не он, не она – а «оно»! Вот что это, и руки пачкать бы не стоило, но я должен всё вернуть… Я по субботам стёкла у городских отщепенцев выбивал, и ничего мне не было, а кто меня накажет за то, что я вскрою это… как банку сардин, что я выясню всю правду, и никто от меня не спрячется! Брэндон… тварь, ну пусть только появится!

– Что, надерём задницу маленькому бродяге? – едва слышно спросил Том. – Выпей пивка, полегчает.

… Дорожка, ведущая к дому, почти обледенела. Брэндон посмотрел на хвойные веточки, стыдливо прикрывающие облупившуюся краску на двери резиденции Тисдейлов, и улыбнулся.

– У нас всё получится, ведь так? – спросила Лана, прильнув к нему. Они были почти одного роста, но девушка умудрялась с комфортом повиснуть у него на шее.

– Конечно, малышка.

– Я зайду на одну секунду… а потом мы уедем, да?

– Да… – он кашлянул в сторону. Только бы не простудиться в самый ответственный момент! – Будем есть жареный поп-корн, пить «колу» и смотреть кино в машине… тебе не надоела ещё такая жизнь на колёсах?

– Ну что ты, лишь бы быть с тобой, – оказывается, она умела быть застенчивой, что было новшеством для самой Ланы. У него защемило сердце в непонятном предчувствии. Он прижался лицом к её плечу и несколько секунд просто молчал, запоминая – её внешность, её запах, её длинные золотистые волосы и голубые глаза… – Я ненадолго, ладно? Возьму вещи…

– Я подожду тебя. Решено.

Она выпустила его руку и зашагала к дому, принимая тот независимый и гордый вид, которым он не раз обманывался. Неприступная и очень доверчивая, она принадлежала ему… Лана хотела открыть дверь ключом, и задумчиво вертела его в воздухе на брелке – прежде, чем решилась заняться замком. Её мучила нерешительность, ведь она перешагнула все грани «приличного поведения», как говорила самая отпетая алкоголичка их города, и теперь наверняка её ждала выволочка. Звонить или стучать не понадобилось – дверь была открыта. Первое, что увидела девушка за порогом родного дома, было феноменальное скопление народа. А точнее, все те, с кем она близко контактировала две недели – её мать, Кэндис, Кейт, Том и Джон. Никто не смотрел телевизор, не играл в карты, не выпивал и не захлёбывался дурацким визжащим смехом. Лана выдавила из себя улыбку.

– Привет всем… это что, вечеринка? И по какому поводу веселимся?

– Слава Богу, ты дома… – произнесла мать как-то слишком серьёзно. Она пожала плечами, притворяясь легкомысленной дурочкой.

– А что со мной могло случиться?

Всё было не так.

– Где ты была? – глухо спросил Джон, уставившись прямо на неё. Под их взглядами она чувствовала себя, как солдат при перекрёстном огне.

– Знаете, я хочу принять душ, и потом… я слишком устала и ни о чём не хочу разговаривать… – попробовала отвязаться от него девушка, удаляясь по направлению к своей комнате. Едва она исчезла в коридоре, все повскакивали с мест.

– Как дела на работе?

До них долетело едва слышное.

– Как всегда, мама… ты же знаешь! – а потом, через несколько секунд, которые понадобились Лане, чтобы увидеть фантастический разгром в её комнате – громкое и требовательное. – Это что ещё за чертовщина?! Мама, Джон???

Ей пришлось перейти в наступление. Ну, в самом деле, на что это похоже – как будто поигралась банда малолетних преступников… дрянь какая, они чуть подушки на куски не разорвали, что они о себе думают?! Мама?!?! Первым лицом с непереходящей печатью вины, которое она увидела, было лицо Кэндис. Белокурая милашка ошивалась возле задней стены, слишком усиленно разглядывая картинки.

– Да кто вам позволил?! – она захлебнулась словами. – Так… стоп, это ты? Это ты им всё рассказала?

– Мы же всё равно знаем, – Том надул и лопнул пузырь жвачки. Лана была готова расцарапать его самодовольную рожу. Надо было прибегнуть к помощи местного дурачка, а не этого тупого… – Мы знаем, что на работе тебя не видят уже второй день.

– Ты мне кто, отец? Какого чёрта ты тут языком молотишь? – рассержено закричала она. – Ну ладно… что вы уставились?

При ней так смотрели только на калек и обиженных умом. Она услышала, как Кейт шепчет её матери.

– Хорошо же она промыла ей мозги…

– Блин, о чём вы говорите? – ей было страшно, но негодование брало верх. Она привыкла управляться с этими нечёсаными ребятами одним щелчком, сейчас же они были сильнее. Потому что считали себя правыми. – Убирайтесь… убирайтесь, вы, жуткие люди! Как вы могли всё тут разворошить?! Это же идиотизм, это же фигня полная! Я вас видеть не хочу!

Из тех сил, что у неё ещё были, Лана стала закрывать дверь. Но против пятерых выстоять было довольно сложно, да и Джон держал ручку с той стороны. Его глаза мгновенно сузились.

– Детка, мы хотим тебя спасти… – мать казалась полностью убитой. Такой расстроенной Лана не помнила её с тех пор, как она посещала бесконечные заседания суда и слушания о разводе. Они что, и правда считают её еретичкой?!

– Выйдите из моей комнаты, меня не нужно спасать!

– Откуда ты так много знаешь о себе, врачи говорят, что болен тот, кто отрицает свою вину… – хмыкнула Кейт.

– Дураки учёные!

Бутылки с пивом в руках у ребят стремительно пустели. Судя по мрачным взглядам, её близкие люди решили указать девушке всю глубину пропасти, в которую она пала. Или просто поколотить, что более вероятно, если учитывать уровень их интеллекта. А мой парень – он такой умный, с ним, чёрт возьми, так интересно… Лана чувствовала беду, как кошки – грозовую погоду.

– Лана, ты же не хочешь вести себя плохо? Становиться на нашем пути?

Ей хотелось соврать с полной искренностью, но этого делать не пришлось. Её спаситель не носил плаща и кинжала. На этот раз он был худым мальчишкой в ковбойке с синими клеточками. Он не дождался её на улице и решил посмотреть, что же происходит в этом доме… И он был поразительно, гениально и жутко не вовремя. Брэндон осторожно закрыл дверь, это его умение было предметом восхищений её матери, которая ненавидела, когда ею хлопают. Вот говорят – одного человека ещё вынести можно, но пять человек – уже толпа… Лана горестно вздохнула.

– Ещё по баночке пива, Том? – небрежно бросил ему Джон, сразу став похожим на мраморное изваяние.

– У нас только бутылочный «Фрост». Пей, заливай свои чувства, приятель… Эй, Брэндон, привет!

– Привет… – он развернулся к ним, удивлённый большим скоплением народа. Это были его добрые знакомые. Они почти стали семьёй. Парень глуповато улыбнулся. Лана чувствовала хрупкость его тайны, и больше всего боялась, что Джон выкинет какой-нибудь фокус. А угрозы носились в воздухе, как ночные мотыльки… Её бывший приятель глумливо подмигнул новичку.

– Боже мой!..

Расталкивая их локтями, девушка вырвалась вперёд.

– Мы уходим отсюда, это больше не наш дом…

– Что случилось? – Брэндон нечаянно ударился об угол шкафа и радовался тому, что может не скрывать дрожи в голосе. Общее собрание в доме было неспроста. И оно начинало его пугать. Джон хлопнул в ладоши.

– Не обращай внимания, приятель…

Мать дёрнула Лану за рукав и попробовала оттащить её в сторону.

– Уйди, ма!

– Ты ведёшь себя, как дикарка.

– Это вы дикари! Просто звери! Оставьте его в покое!

Джон встал рядом с Брэндоном, придерживая его за плечо. Парень не отшатнулся, но хрипло сказал.

– Что происходит?

– А, так. Надо обсудить пару вещей.

Том, как всегда, был более прямолинеен. На его щеках проступали розовые пятна. Необходимости держаться за стенку не было, но он постукивал по ней кулаком.

– Да, некоторые мелочи! Я вот чего не могу понять… Мы с ним как-то после бара вышли отлить, я весь забор обоссал… извини, мама, но вот его члена я не видел! Что, такой маленький, что в кулаке его прячешь?

– И эта путаница с его документами… – Кейт стала похожа на куклу с закрывающимися глазами, потому что насуплена была сверх меры. Брэндон помотал головой, пытаясь определить, не ужасный ли это сон. Поезд катился под откос, он чувствовал, что земля готова разверзнуться у него под ногами… но не было резона просить кого-либо ущипнуть его, потому что он запросто мог получить под дых. Друзья были не в настроении.

– Да, всё верно. Ты ведь так и не объяснил нам, что делаешь в нашем городе, почему завис здесь и тусуешься с нами… Красть и врать – это неделикатно! Ты мерзкий тип! Всем лапшу на уши навешал…

– Он столько врёт, что и сам уже запутался.

– Слишком многое не связывается, Брэндон.

– Постойте, я… я… – от возникшего волнения он начал заикаться. Кэндис позволила себе вставить реплику, и никто её не осёк, никто не защитил новичка.

– Ты и в Мемфисе никогда не был…

– У тебя постоянно нет денег! Где ты работаешь? Куда ты всё время ездил?

Брэндон вытер нос. Джон внимательно рассматривал его, и внезапно бросился вперёд, повалив парня на скрипящую софу. Он вскрикнул. Вожак больно ударил его.

– Да ты не трусь! Образуется всё… – он потянулся к Тому, вальяжно устроившемуся в кресле, и прогнал его пинком. Средств он не выбирал. – Ну-ка, встань отсюда… Мы что хотим обсудить-то, послушай! Вот тебе газета, тут написано про тебя.

– Где? – Брэндон недоумённо пожал плечами. Страх, исходивший от него, окружающие люди чувствовали, как собаки – дыхание пьяного. Джон ткнул пальцем так, что чуть не порвал бумагу.

– Ты, оказывается, отсидел… ну и как тебе тюрьма в Фоллз-сити? Гостеприимное местечко? А что бы ещё могли написать эти глупые журналюги – сегодня к нам пришёл лучший парень города, он любит носить рубахи, которые скрывают его фигуру, и хмурить брови, когда ему говорят правду! Мне тут одно имя непонятно… Смотри. С большой буквы написано. Брэндон…

Он издевательски растянул его по слогам.

– Но вот… почему Тина стоит впереди? Получается – правильно, малыш! – он ухмыльнулся Тому. – Тина Брэндон!

– Бинго!

Брэндон выпустил газету, и она с противным звуком шлёпнулась на пол. Он едва ли услышал, движимый желанием оправдаться.

– Ну… зачем ты так? Они что-то напутали… Я признаюсь, что приехал в этот город по фальшивым документам, мне хотелось развеяться… не больше! Что вы, не знаете, каково это, когда копы висят на хвосте?

На Джона дружелюбный тон больше не действовал. Он прищёлкнул языком. Линда видела, что оба парня затеяли игру, и немедленно вмешалась – ждать было не в её привычках. Она была похожа на разъярённую фурию, вылетевшую на середину комнаты и устроившую семейный апокалипсис. Орала она громко, срывая горло криком.

– Ты… ты, сволочь, втёрся в моё окружение! Ты жил под моей крышей! Ты всё это время хотел… подобраться к моей дочери!! Нашёл себе лакомый кусочек, да?! Что она тебе, продажная девка? Ты хоть подумал, что о ней скажут в городе?

Его будто нахлестали по щекам. Брэндон выпрямился.

– Линда, поймите, я только о ней и думаю…

– Да пошёл ты к чёрту, кто ты такой, чтобы мне указывать?! – взвилась она. Джон сделал знак утихомириться. Он мог быть обворожительным, когда хотел, но сейчас его воркующий бас вызывал опасения.

– Лана, детка… – девушка, прижавшаяся спиной к дверному косяку, вздрогнула. Драма, разыгрывавшаяся у неё дома, больше не казалась фарсом. События развивались слишком быстро. – Лана, я тебя знаю ещё с детского возраста. Так что если ты лесбиянка, так и скажи.

– Кто?!

– Лесбиянка, баба, которая трахается с бабой! – презрительно бросил он. Брэндон вскочил, понимая, что прав на защиту ему не дадут, и всё может рухнуть от одного неправильного слова, но он должен был защитить свою любовь. Всё это он уже проходил – истерики, ссоры и позорные изгнания.

– Нет, Лана тут ни при чём! Это всё я… я виноват… – по злобным взглядам, направленным на него, парень понял, что произошла осечка. Иначе он не мог. Если уж приходилось поливать грязью себя… – Я вам сейчас всё объясню. Неужели мне так трудно поверить?

– Слушай, я не учился в школах и не ездил по Мемфисам. Но я помню басню про чувака, который вопил «волк, волк», потом зверюги перерезали всё стадо, а лгунишке никто не поверил… – Том почесал затылок. – Как ты думаешь, на кого ты сейчас похож?

Брэндон очутился в заколдованном кругу. Его сны, его худшие кошмары сбывались, хотя любого, кто захотел бы их предупредить, он обозвал бы параноиком. Вдруг перед ним возникло лицо Джона – он стоял перед ним и не собирался давать пути назад.

– Не нужны нам твои липовые объяснения… – он гаркнул во всю силу лёгких. – А ну говори быстро, сучонок! Ты девка – или нет?!

– Так девчонка ты? – переспросил Том, срываясь на фальцет. – Если да, то я могу помочь решить твои проблемы… – он прижался к нему грудью и выдохнул – Брэндон почувствовал запах перегара. – Поиметь тебя? Хочешь? Сосиску в твою булочку? Прямо здесь, на полу?

– Иди к дьяволу! – он оттолкнул светлоголового пьяницу. Лана дёрнула его за полу куртки.

– Оставь Брэндона в покое!

– Покой? Х-ха!.. – Джон пользовался безнаказанностью силы. Он подставил Брэндону подножку, тот неловко упал – опять, на прогибающуюся софу – вдавил его в спинку так, что парень едва мог дышать, и схватил за голову, не давая двигаться. – Мы не шутим… ты выдохся, дружище. Ты просто лох!

– Джон! – Лана попробовала отцепить его руки. – Джон, пусти!.. – при первой возможности Брэндон вывернулся из-под тяжёлого тела и встал, прерывисто дыша. Самым большим его желанием было оказаться за тысячу миль от проклятого дома. Девушка заняла его место. Она посмотрела на вожака, и тот ответил ей долгим, ленивым взглядом.

– Ты защищаешь этого засранца?

– Он и твой друг, опомнись! Если тебе это так важно, то я… я вот что сделаю. Ты мне веришь? – она не могла ничего угадать в тёмной пелене его глаз, даже вспышки ярости. – Джонни… ты мне веришь?

– Ну?

– Мы сейчас пойдём в мою комнату. Я его раздену… я попрошу Брэндона снять штаны и показать мне. Хочешь? Ты мне поверишь, если я его увижу своими глазами?

– Я хочу знать правду, – угрюмо отозвался он. Брэндон стоял за спиной Ланы, а потому Джон видел их обоих, прямо перед собой – испуганных, но надеющихся на чудо. И он мог им его разрешить. Парень потянулся, фыркая. – Хрен с вами, только давайте побыстрее. Не подведи меня, детка.

Тягостное молчание набивалось в уши, как вата. … Итак, он в мышеловке. Дела идут пострашнее, чем если бы их всех привели в кутузку и показали его за решёткой, как обезьяну. По крайней мере, тогда он имел бы возможность смыться. Невероятно!.. Ведь все без исключения – в бешенстве от того, что правда так быстро разнеслась. О том – что он девчонка. Биологически. Брэндон уже давно не чувствовал себя крутым мачо, но в этот момент он был просто раздавлен.

– Проклятье! – Лана бросилась на кровать, вытягивая гудящие ноги.

– Проклятье… – эхом откликнулся он. – Лана, я виноват…

– В чём это? – изумилась она.

Он лихорадочно начал расстёгивать джинсы.

– Я раньше должен был тебе объяснить, я не должен был довести до крайности… всё сейчас покажу…

Лана заслонила ладонями его промежность.

– Успокойся! Застегни брюки! Я знать ничего не желаю!.. – она встряхнула головой так, что волосы закрыли лицо. – Это я дурочка, я так и не научила их не соваться в мои дела… Ты не должен мне ничего. Ровным счётом. Ты столько мне подарил…

– Я… я не урод! Это болезнь от рождения, помнишь, я объяснял? – у него начал срываться голос. Разговор был ещё труднее, чем в напичканной врагами гостиной. – Врачи считают, что хирургическим путём это исправить можно… я проходил лечение в кризисном центре.

– Ну да, ты же мне говорил… – Лана прижала его к себе, бережно укачивая. – Тише, тише, всё пройдёт. Мы им не сдадимся. Я читала про всё это… я верю, что ты парень. Не позволяй моей матери втягивать тебя в эту гадость. Она просто озабоченная. А остальным только дай поскандалить… Всё очень скоро изменится. Посмотри за окно.

Бесконечные поля пересекались линиями электропередач, небо на востоке украшала бледно-розовая закатная полоса. Пахло скошенной травой. Брэндон сел на подоконник, ссутулился. Лане стало его пронзительно жаль.

– Ну посмотри же, что ты там видишь?

– Мне здесь было так хорошо… но я готов пройти через ад, чтобы быть с тобой.

– Мы же не расстанемся?

– Ни за что.

– Пусть они нас клещами разрывают… я так думаю, это всё Джон начал, он ревнует меня к тебе.

– Как он может ревновать? У вас же ничего не было?

– Ах ты… – она в шутку замахнулась на него, и в момент посерьёзнела. – Плохо то, что он узнал подробности. Посмотри, как они разворошили твои вещи… что там можно было найти?

У него противно засосало под ложечкой.

– «Плейбой» и билет на Багамы…

– Слушай, да побудь ты серьёзным!

– Я и так серьёзен.

– Врёшь ты всё… за это ребята, кстати, и взъелись. Так-то они к тебе неплохо относились. Я не знаю, что дальше будет.

– Я люблю тебя.

– Я тоже.

– Что ты им скажешь? Я ведь так и не показал тебе… пенис…

– Будем считать, что я его видела. Я выйду и скажу им то, что они хотят услышать. Им же тоже нужно успокоиться…

– Он сгрёб меня за шкирку, как котёнка. Позор какой…

– Ладно, пойдём!

… Лана чувствовала, как струйка пота стекает у неё по виску. Ни дуновения ветерка, хотя форточка была нараспашку. Брэндон с сомнением оглядывал людей, встретивших их гробовым молчанием.

– Мама! – девушка облизнула губы. Линда не шелохнулась, скрестив руки на груди. – Мама, я видела его обнажённым. Никаких обид и сомнений. У него – великолепный детородный орган. Я всё знаю… он мужчина. – после такого торжествующего заявления повисла пауза. Всё казалось полной бессмыслицей, чуть ли не ирреальностью, когда все говорят и двигаются, как сомнамбулы. Последующие действия Линды были даже слишком резкими. Она выпадала из общей фарсовой картины, схватив Брэндона за плечи и притиснув к стене.

– Зараза!

Когда на кого-то в этом городке злились, с этим безвестным кем-то случались очень неприятные вещи. Том завёл свою волынку.

– А ты знаешь, что бывает с теми, кто…

Мать перебила его, крича на ноте «си».

– Стерва!! Что ты сделала с моей дочерью?! Как ты могла сделать её жертвой своей болезни? Ну?! Что же ты молчишь?! Отвечай! Немедленно отвечай!!

Лана всхлипнула. Джон решительно отодвинул её, пробираясь к ссорящимся. Мягким, но быстрым движением он ухватил Брэндона за горло, и…

– Ты врёшь, – на его лице читалась печаль. – Вы оба врёте. Только это продолжаться не будет… – парень под его ладонями почти задыхался. Ручки у него и правда были маленькие, железную хватку вожака он не мог разнять. – Уведите её.

– Кого? – не поняла Кейт, нарочно или случайно.

– Да Лану, мать твою за ногу! Что я, всю ночь тут торчать должен?

– Отпусти меня, вот и отправишься восвояси… – выдавил Брэндон. Том похлопал его по щеке.

– Смелый малёк… сейчас мы узнаем всю правду. – грубая и жестокая притягательность исчезла. Остались два молодых парня, с любопытством взирающие на потенциальную жертву. И не только, как выяснилось… Едва женщины скрылись в кухне, Том скрутил Брэндону руки за спиной, Джон обхватил его за пояс, и они фактически понесли его в ванную. Громко хлопнула дверь. Парень отчаянно брыкался.

– Блин!! Что вы делаете?! Отпустите меня!..

Его отпустили, правда, для того, чтобы он пропахал носом несколько метров по каменному полу. Набивший себе синяки и перепуганный действиями товарищей, Брэндон попробовал забиться под раковину. Оттуда его бесцеремонно извлекли.

– Дерьмо!

– Лови его…

– Да вот он… извивается!

– Оставьте меня в покое! – закричал он. Джон улыбался, показывая зубы. Крепко стиснул его запястья – так, что едва ли не хрустели кости. – Ну что вы… блин, отпустите! Извини… я должен был вам сказать…

– Заткнись! – рявкнул Том, закрывая дверь на щеколду. – Самый умный, что ли?

Брэндон успел отдёрнуть руки и получил удар под дых. Согнулся напополам. Джон постарался его выпрямить, но безуспешно. Возня начинала затягиваться. Том был сзади. Он поднял парня на ноги, пару раз встряхнул так, что чуть не отвалилась голова. В плечо впились чужие, жадные пальцы. Он помнил только об одном – о непереходящей злобе этих ребят, когда задевается их мужественность… Брэндон оттолкнул его, получил удар локтём в скулу… Перед глазами поплыли зелёные круги. Джон слегка шлёпнул его по челюсти – так, что он до крови прикусил язык – и снова заломил руки. Он вздёрнул их и прижал к холодной кафельной стенке. Брэндон попробовал высвободиться, но не получилось. Том уже расстёгивал молнию у него на брюках. Парень размахнулся сильно – как только мог – и заехал коленом ему в лицо. Мужчина повалился на спину, стеная и осыпая всех градом проклятий. Со стены упала аптечка, во все стороны полетели пузырьки с таблетками. Под ноги Джону подкатился бинт. Он едва не поскользнулся, держа вырывающуюся жертву. Брэндон запрокинул голову. После очередного удара он начал кашлять… Том поднялся, оскорблённый донельзя, и просто начал рвать одежду на худосочном пареньке. Ремень с ковбойской пряжкой отлетел и звякнул о стену.

– Нет!! Нет, я сам!..

– Раньше надо было думать… – Джон снова взял его за шею. Пуговицы с металлическим клацанием покидали петли. Том стянул джинсы вниз и завопил, глядя на выступающий гульфик. Он попробовал сунуть руку в прорезь трусов. Брэндон дёрнулся.

– Стой, сука…

– Приятель, что ты видишь?

– Если и есть, то очень маленький… – Том дёрнул за края белья и спустил всё до колен, ободрав костяшку о заклёпки джинсов.

– Смотри, что у него там!.. – он кивнул на выпавшие носки и провёл пальцами по голым бёдрам бывшего товарища. Под тёмным треугольником волос ничего не было. – Так я и знал!

Крики в ванной привлекли общее внимание, и покинувшие их дамы теперь стояли за стенкой, колотя в неё и требуя впустить их. Брэндон застонал.

– Джон, отпусти меня!

– Молчи! – он рассвирепел. – Том, открой им! – его лицо потемнело. Приятель не заставил просить себя долго, преодолев расстояние в два прыжка и шикарным жестом распахнув дверь.

– Ну, никакого раздвоения нет… как и лишнего между ног. Шуму-то было сколько… – он привлёк к себе ближе всех стоящую Лану. Та вырвалась, но Том решительно заявил, хватая её за плечи. – Джон, скажи ей!..

– Вот этого педика… – Джон кивнул на Брэндона, морщащегося от яркого света. – Я ни за что не отпущу, пока ты не посмотришь…

Лана видела разукрашенную синяком правую сторону его лица, она видела, что он страшно страдает, и не хотела большей боли. Том силой заставил её опуститься на колени. Девушка закрыла лицо руками, всхлипывая.

– Вы же звери! Он просил вас оставить его в покое…

Джон расхохотался, не давая Брэндону пошевелиться.

– Он? Он ? Ты что, слепая?! Посмотри на своего парня хорошенько… с кем ты связалась! Я его в крошево изметелю!

– Не надо… – Лана подняла глаза, но не стала смотреть на низ живота, она пыталась увидеть лицо Брэндона. Оно было не злым – а неожиданно печальным, почти убитым. Воцарилась гробовая тишина. Слышно было, как капает вода в кране и тикают часы. Пока Том и Джон выкручивали ему руки, Брэндон внезапно понял – это конец. Конец его репутации в этом городе, хорошим отношениям с этими людьми, что свет в тоннеля погасили. Пустынное шоссе никуда его не привело. Более того, насилие совершалось быстро. Сделать себе "затерянный мир" не удалось. Всё, что досталось на его долю – равнодушие в глазах тех, кому он доставил столько беспокойства, его собственное поражение, уходящая любовь… Он сам мог быть среди весёлых ребят и красивых девушек. Но он балансировал над пропастью и не удержался на тонком канате… Какое унижение! Джон отбросил его назад, Брэндон кувыркнулся и едва не упал в ванную. Вожак хлопнул Тома по плечу и безразлично спросил.

– У тебя ещё остались деньги?

– Есть немного.

– А пиво?

– Спроси у мамы…

– Пошли вон отсюда! – вынесла приговор заглянувшая в ванную Линда. – Вы совсем спятили!

– Сама иди, – огрызнулся Джон, натягивая куртку. Лана бросилась к согнувшемуся в три погибели парню, шарящему по полу руками. Тот отчаянно замотал головой, утирая глаза. Девушка смотрела, как он натягивает джинсы, поддерживает съезжающую рубашку с оторванными пуговицами… Она хотела ему помочь. А он – уже ничего не хотел.

– Брэндон?

– Оставь меня! – он едва ли не рыдал. – Пожалуйста, оставьте меня все… оставьте…

– Лана, ты слышала, что он сказал? – прикрикнула мать. Его голова свесилась на грудь, взлетевшие ладони закрыли глаза и лоб. Лане не вынести было этой муки. Поэтому она выбежала вон, оставив за собой распахнутую дверь и полуголого мальчика на холодном кафельном полу…

… Она была поставлена перед загадкой, которую не в силах была разрешить. Сухой шорох бумаги неприятно царапал слух. Как при астме, ей трудно было надышаться. Офицер в синей униформе заполнял бланк, сосредоточенно посапывая.

– Мама…

– Давай пойдём отсюда.

– Мама, я хочу дождаться Брэндона.

– Нет, мы не будем этого делать!

– Мама, да как же ты не поймёшь, он… – девушка сжала кулаки так, что ногти впились в нежную кожу. Ей очень хотелось не разразиться проклятиями в адрес всех присутствующих. Она была вымотана за бессонную ночь.

– Мисс, я бы не советовал вам этого делать. Тина Брэндон ещё долго здесь задержится. Ей придётся давать детальные показания, ведь… – полицейский сдвинул фуражку на затылок и смущённо кашлянул.

– Что ведь? – она обернулась к нему моментально, так сильно побледнев, что Линда испугалась.

– Ничего. Детали уточнять будут. Опять же, из "Скорой" должны прислать результаты освидетельствования…

– Я не желаю ничего слушать.

– Лана, всё, что Брэндон говорил нам, было неправдой.

Шум, гул, как от целого пчелиного роя. Пчелиный рой в моей голове. Бой барабанов, палочки молотят по натянутому полотнищу… Бам, бам… Безысходные звуки, все двери закрыты, а ключи заржавлены… поздно извиняться, друзья мои. Я ни одним пальцем не шевельнула, не пыталась помочь ему, я просто стояла… С ума сойти можно, как всё быстро произошло… Он говорил мне, что ненавидит насилие, но я и подумать не могла, что сама окажусь виновата!

– Мама, уйди отсюда. Пожалуйста.

– Ты пойдёшь со мной!

Лана пожала плечами.

– Я останусь здесь. Я хочу его дождаться.

– Либо я устраиваю здесь скандал, либо ты поднимаешь свою филейную часть от стула и идёшь за мной… это абсурд! Ну-ка, поторапливайся, не маленькая, чтобы капризничать! Вставай, Лана!..

Линда боялась за свою дочь, подобной апатии на её лице она ещё не видела. Как будто рядом пронеслась комета, унеся кучу человеческих жизней, а уцелевшие стоят посреди выжженного поля, опустив руки… Она не видела того, что происходит за тонкой фанерной перегородкой. Она была лишена фантазии и ежедневных проповедей в церкви, иначе беспокойство за свою грешную душу переросло бы в громкий вопль отчаяния. … Ты в порядке, дружок? Тебя подвезти до дома? Ты же в порядке, верно? Что-то ты хреново выглядишь! Не плачь. Не плачь. Не плачь. Не плачь!!! Когда он разлепил глаза, кровавой корки уже не было. Он мог мигать, дышать ушибленной грудью, хотя его до сих пор подташнивало. Брэндон сел на краешек кожаного кресла, чтобы не утонуть в нём. Он закутался в широкий свитер и дёрнул плечом.

– Ведётся протокол, Джо, не забудь. Итак, сегодня я допрашиваю Тину. Ваше полное имя?

Он произнёс очень тихо и хрипло.

– Тина Рэне Брэндон.

– Дата вашего рождения?

– 12 декабря 1972 года…

– Отлично, записываю… Двенадцатое декабря, я не ошибся? Итак, Тина, нам с вами предстоит обсудить некоторые аспекты… Конечно, это не официальный допрос, потому что заявление подавали вы, и жалобу отзывать не собираетесь, поскольку являетесь жертвой. Но всё же. Изнасилование – это очень серьёзное обвинение. А дача ложных показаний карается по закону. Вы меня поняли?

Ещё бы ему не понять…

– Нам придётся восстановить картину произошедшего. Шаг за шагом. События прошлой ночи – это важно…

Губы пересохли. Проблема была в том, что он не мог точно рассказать, что же случилось. Полная неожиданность. Шок. А затем – растекающаяся боль… Самое худшее – он не мог выстроить логическую цепочку, он был полностью уничтожен. Ужас – ничего правильного, симметричного, законного не было в этом убойном чувстве.

– Говорите, пожалуйста, громче!

– Я не помню, что он сделал.

– Обнаружив тот прискорбный факт – что вы девушка, он совсем ничего не делал? Вы же говорите, что эти двое раздевали вас в ванной, чтобы унизить перед друзьями. Или мы что-то пропускаем? Мисс Брэндон, прислушайтесь к моим словам. Вы должны объяснить нам всё. Нам важна каждая деталь для того, чтобы картина произошедшего была полной. Мы ведём расследование, в конце концов! А вы принимаетесь выкладывать факты чуть ли не с середины. Мы не можем никак установить правду. Мы не можем оценить степень виновности… ваших насильников. Ладно… После того, как Джон стащил ваши штаны и увидел, что вы – девушка, как он поступил? Он приставал к вам?

– Нет… – он отрицательно качнул головой. Шериф нахмурился. Сидящий перед ним человек был ему в новинку – не пьяница, не хулиган, не забулдыга – а так… трансвестит, девушка, дурачившая добрую публику, и получившая по заслугам. Брэндон желал провалиться сквозь в землю, чтобы те, кто подвергал его допросу, не увидели краски на скулах. Он не мог ничего объяснить. Он был растерян до крайности… Конечно, детали были, и он помнил всё во вспышках – в ореолах ярко-белого цвета, расплывчатых, щадящих память. Он помнил запах пыли, то, как его лицо жестоко прижималось к старой обивке сидения, помнил цвет своей рубашки, помнил… всё. И забывал всё, проваливаясь в чёрные пустоты бездумья. Ему было плохо.

– И это вас не удивило? Или мы опять что-то пропускаем? Он мог, например, раздеть вас потому, что вы ему нравились, и он хотел уложить вас в постель. Вы бы сказали ему, что вы парень, и это будет совсем не правильно, что он – грязный гомик. Так? Или он запустил руку вам в трусы и поигрался немного? А? Такое было?

– Сэр, я… – у него навернулись слёзы от нестерпимой обиды.

– Никакой разницы не было. Он мог делать с вами всё, что угодно – на глазах у толпы полупьяных подростков! Иначе, зачем бы все напивались с таким упрямством! Сколько выпивки они купили, а? Или ещё потом догоняли? Вот что я вам скажу, дорогая… зная Джона Лоттера, зная его любовь к показухе и браваде, я не могу поверить, что он – сдёрнул с вас штаны, чтобы узнать, что вы – девчонка, так долго водили его за нос – не сунул палец вам туда, или что-нибудь в этом роде.

Шериф закурил – расправил усы и крякнул. Брэндон сложил руки на коленях, ещё не сломленный, но уже готовый повиноваться.

– Он этого не делал.

– Так что же произошло дальше?

Плёнка была простым доказательством. Аудиомагнитофон не мог воспроизвести его разбитого лица, опустошённого выражения на нём. Никто ничего не видел. Никто ничего не понял… Меня изнасиловали. Не могу поверить… Ты в порядке, дружок? Нет. Я – мёртвый солдат… … Брэндон задыхался. Его вытолкали из дома и нарочито долго возились с дверью – ключ царапал замочную скважину, потом цепочка… У него пересохло в горле – он надсадно сглотнул. Бывшие приятели возникли сзади, как тени. Брэндон не увидел на их лицах участия. Только занесённый для удара кулак. Он же стоял перед ними пристыженный, обессиленный и несчастный.

– Эй, ребята…

Неуклюжий прыжок влево не удался. Том ударил его, парень упал. Губа опухла почти мгновенно, и кровоточила…

– Вставай, вставай…

Обеими ладонями он погрузился в липкую, холодную грязь.

– Поднимайся, слабак!

Они сгребли его в охапку, будто куль с мукой. Брэндон сопротивлялся. Он всё ещё надеялся, что из дома кто-нибудь выглянет, что любимый голос позовёт его назад… Девушки за дверью смеялись, он отчётливо помнил. А затем – туман… Тонкий вопль сигнализации. Открытая нараспашку дверь. Колёса взвизгнули… Он был сжат с двух сторон угрюмо молчащими мужчинами. Джон время от времени награждал его тычком в бок. Брэндон не знал, почему выполнял их приказания. Он не знал, почему делал то, что приходилось. Он не знал, почему молчал, когда они остановились возле заправки, и Том выбрался, чтобы купить пива. Водители в нетрезвом состоянии – не лучшая компания, но ребята что-то задумали, они могли сломать ему пальцы, если бы он попробовал завопить или убежать… или они снова выставили бы его напоказ. Они позволили другим смотреть на его позор. Лучше бы они его убили… Он не смотрел, куда они едут. Огни сменялись натянутыми проводами, по которым бежал ток. Как кровь по венам. Как неправдоподобный, наркотический сон… Он пытался очнуться, он молил Господа, чтобы это был кошмар. Не реальность. Он подумал, что задворки старой фабрики Гормель были всего лишь чудовищным призраком, глупой, аляповатой декорацией… Его ноги в кроссовках с развязанными шнурками оказались на твёрдой почве. Джон толкнул его в спину.

– Вылезай!

Щёлкнул кремень зажигалки. Маленькое колёсико не слушалось. Том закурил, чертыхаясь, и выдохнул дым через ноздри.

– Снимай рубашку!

Брэндон похолодел. О нет. О нет, они не могли быть так жестоки… Чёрт возьми, они же друзья, пусть и бывшие, чего они злятся?! В разбитых стёклах гудел ветер.

– Ребята, погодите… мы можем всё решить…

Том ударил его – с размаху. Не сдерживаясь. Он не хотел себя контролировать. Он хотел драться.

– Ну постойте же…

– Ублюдок!

Джон положил руку ему на шею и резко пригнул к земле.

– Ты у меня будешь камни грызть. Снимай рубашку!

Негнущимися пальцами он нащупал пуговицы. Маленькие пластмассовые комочки туго выходили из петель. Подумать только, Брэндон мечтал, что поймает попутку и найдёт дорогу домой… Он потерялся сразу же, как они вырулили из Фоллз-сити. Лучше бы ему не водить автомобиль ночью. Лучше бы ему не знать этого города. Лучше бы ему!.. Страх опалил лицо. Удар в переносицу – Брэндон мимоходом удивился, что её не сломали. Том открыл заднюю дверцу и начал выгребать оттуда вещи. Его куртка, спортивная сумка…

– Раздеваться будешь, или мне помочь?!

– Мы тебя убьём, если будешь копошиться…

– Нет… не надо, я сам… – голос сел, пришлось шептать. Том едва не вывернул ему руку.

– Ну, что же ты?

– Уже…

Джон бил его несколько минут, потом удовлетворённо улыбнулся, поставил на ноги – и, согнув, втиснул на освободившееся пространство в машине. Брэндон застонал. Он думал только о том, с какой скоростью разрывается сердце, и быстрая ли эта смерть. Поскольку мечта была несбыточной, он желал, чтобы никто не видел того, что происходит. Его насиловали. Джинсы с бельём отбросили – оставили только тёплые носки. Он дёргал ногами, как пойманный зверёк, и кричал, кричал… Но не плакал. Он знал, что если заплачет – будет ещё хуже. Тяжёлое дыхание над ухом врезалось в память, звук расстёгиваемой молнии… капающая слюна… боль, опять жуткое ощущение тяжести… чья-то рука в низу живота… он начал извиваться, хватая ртом воздух. Рычание, снова удар. Кто-то нагнулся совсем близко, прижимая руки к дверце машины. Он попробовал оцарапать неизвестного. Он быстро перестал различать гримасничающие лица… Брэндон катал голову по сиденью, думая, что всё это бред… Если бы они знали, что уничтожают его, мучениям не было бы конца, и… всё внутри него… и жуткая, обжигающая боль… это бы длилось, как поступательные движения, как хрип над его поникшей головой… мускусный запах, липкая влага… Джон натянул брюки, зазвенел пряжкой ремня и испустил долгий, протяжный вопль победителя. Ему никто не мог сопротивляться. Вот и то… тот, кто лежал внутри автомобиля, был покорён. Он его оттрахал по первое число… Том глотнул пива, ухмыльнулся. На его лице проступили капельки пота. Джон прищурился.

– Ну давай, получи свой кусок пирога!

– Сейчас…

На Брэндона было страшно смотреть. Том прищурился, как художник, оценивающий своё творение, шлёпнул его по лицу. Захотел поцеловать – девчонка стала вырываться…

– Оставь меня в покое!!

– Охренела ты, что ли… – он сорвал с него футболку, раздирая ткань, как тонкий листок бумаги. Брэндон отшатнулся, но тут же новая оплеуха едва не сшибла его с ног. Том воззрился на бинты, прикрывающие грудь, потом решил, что ради пары торчащих сосков нет смысла стараться… Он ударил его в живот, загнул и положил на капот машины. Брэндон впечатался щекой в холодный металл. Перед глазами всё плыло…

– Том, перестань… мы же…

– Осторожно. Я предохраняюсь… – хруст разрываемой упаковки… толчок сзади… Пальцы впились в ягодицы. В мякоть. В кожу. Больно… Опять входят, опять издеваются, опять… Он всхлипнул, стискивая зубы. Из глаз посыпались искры. Ещё… ещё… грубое словечко, тычок в рёбра… возня…

Это продолжалось вечно. Свет фар слепил глаза. Брэндон помнил, что просил их остановиться, но ничего, кроме града насмешек и беспрестанных побоев, не получал. Его имели любым способом. Его уничтожали. С ним разбирались по-мужски . Они знали, что он или не вынесет пытки, или будет кричать, сходить с ума… Ему выворачивали руки, сдирали остатки одежды. Мир заволакивался пеленой. Он не знал, как это остановится. А как настоящие ковбои преодолевают трудности, как они избавляются от более сильных, брутально жестоких и похотливых товарищей? Что должно быть в конце оргии? Они просто уйдут, бросят его на старом заводе, где железо отчаянно скрипит на ветру, и с ржавых перил капает дождевая вода, собираясь в лужицы? Они отлупят его до потери сознания и оставят под каким-нибудь кустом, чтобы его забрал полицейский патруль? Вопросы роились в затуманенном мозгу, причиняя страдание, как горсть песка, которую ему бросили в глаза просто так… Как это закончится? Небеса… бегущие облака… он видел их, хотя лоб был разбит в кровь, и она текла на зажмуренные глаза. Он не утратил дара зрения. Он не потерял рассудок, хотя безумно желал этого, ползая по земле, как раздавленный уж. Он был изумлён, когда… всё просто остановилось. Половой акт затянулся даже для этих… удачливых сукиных детей… Они разбили бутылку пива о стену гаража и громко расхохотались. Брэндон валялся на земле, съёжившийся, слабый. Оба приятеля получили удовольствие и отбросили его – измолоченного, как боксёрская груша, оттраханного мальчишку. Ему было больно, бесконечно больно… Он лежал, разбитой щекой ощущая асфальт, и считал бесчисленные, нанесённые ему удары, все прикосновения, которые отзывались болью. Продранные джинсы прикрывали его дрожащие ноги, бёдра и трусы со следами крови. Утяжка была испачкана, над нею шла длинная рваная царапина… Брэндон не двигался. Потому что не мог.

– Ты живой?

Голос из другой жизни. Брэндон пошевелил губами, издавая тихий стон. На асфальте остались крупные красные капли. Джон бросил на него ковбойку, чья тёплая ткань не раз согревала его в холодные ночи… Звёзды кружились в вышине…

– Ты в порядке, дружок? Подвезти домой? – Том шаркнул ботинком по гальке. Джон обернулся на него, сверкая глазами.

– Не задавай глупых вопросов. Мы ж его тут не бросим!

Они вышли из животного состояния поразительно быстро. Теперь это были заботливые ребята, не насиловавшие никого. Руки, помогающие ему встать и отряхивающие грязь с поникших плеч. Совершенно иные голоса – не угрожающие, не кричащие, не насмехающиеся над ним. Всё изменилось в несколько секунд. Так о нём могли говорить те, кто подобрали бы его, жалкого и избитого, на шоссе рано утром… Он пробормотал – «оставьте меня», и едва не упал, теряя сознание. Том заботливо поддержал его, нахлобучивая сверху куртку. Брэндон стал натягивать джинсы.

– Ты что, тебе больно?

– Да всё будет нормально, забей…

Он не знал, как избавится от мерзкого вкуса земли. Без душа он умрёт, потому что они оставили следы на нём – и внутри… Он закусил губу. Изнасилования не случаются с мужчинами. Изнасилования – это то, что они совершают. Над более слабыми, униженными существами. Над теми, кто достоин наказания. Боль притуплялась. Запах пива и крови показался ему ненавистным. Брэндона чуть не вырвало, содержимое желудка поднялось к горлу. Он сглотнул. Что заставило их так ужасно поступить? Чем он был виноват? Том повернул ключ в замке зажигания. Мотор утробно заурчал. Брэндон прислонился виском к стеклу, торопливо застёгиваясь.

– Ну что, поехали?

– Не торопись. – Джон смял целлофановую обёртку сигаретной пачки и выкинул её в окно.

– Мы… – парень не знал, что даже вздохнуть будет целой проблемой после… после того, что случилось. – Мы никому не будем об этом рассказывать.

– Ага, сохраним маленький секрет! – поощряюще ухмыльнулся вожак. Его разбирало на дармовую выпивку и музыку. Но радио не работало. Он замолотил кулаками по приборной доске. Брэндон сжался, закрывая глаза. – Да ты не бойся! Что мы такого сделали?

– Если же ты кому-нибудь растреплешь, – Том нагнулся к нему. – То всё равно ничего не докажешь.

– Да… это я во всём виноват. Я один. – Брэндон вцепился в обивку, чтобы не заорать от бессилия. Кодекс настоящих мужчин не позволил его друзьям-маргиналам поступить иначе. Он не спорил с правилами, он их молча нарушал, украшал жизнь, как мог. И за то, что хотелось жить по-человечески, заплатил. Такова судьба? Но он протестовал в душе… Ему было больно. Я сказал им правду, а они всё поломали… что я сделал не так, в чём я ошибся… это же была моя вера в то, что я… смогу быть счастливым, смогу любить… и вот так всё, простым щелчком – уничтожить? Почему я должен в это верить? Я не в порядке. Я не хочу ехать домой. Я не знаю, где мой дом теперь…

… Брэндон не сдался. Он несколько минут сидел на краю ванны и решал – что сделать, нахлебаться воды из раковины или поискать бритву в аптечке. Насильники пили пиво, смотрели кино. Показывали фильм ужасов. Он имел полное право смеяться над голливудскими ухищрениями, он сам пережил мясорубку. И почему-то ещё стоял на ногах. И слабо улыбался на тупые хохмы, хотя рот его и кривился немилосердно. Он не знал, что ещё сказать, он не знал, как оправдаться для себя… Он потерялся. Радость на задворках жизни окончилась. Брэндон открыл воду на полную мощность, струя ударила в раковину – капли хлорированной жидкости оседали на его лице. Никто не должен был слышать того, что он плачет. Кратких рыданий. Он сдавил железный вентиль так, что боль снова запульсировала в ладони. Потом пришло время действовать. Терпи, терпи ещё немного… Окно скрежетало, открываясь.

– Эй, ты что там делаешь?

– Моюсь… – огрызнулся он.

– Тебе помочь? – Том предупредительно вскинулся. Брэндон знал, что он доволен устроенным развлечением.

– Нет! Отвяжись!..

– Ладно, брат, оставь его в покое…

Мальчишка наконец справился с оконными щеколдами и высунул голову наружу. Слава Богу, о доме Ниссенов никто не заботился в плане ремонта… Вокруг фонаря летали мотыльки, бьющиеся о сетку. Брэндон всхлипнул. Дверь была открыта, и если они увидят… Он дёрнул занавеску над ванной.

– По-моему, там что-то не так…

– Дай ты мне пару минут! – отчаянно крикнул он, протискиваясь в узкую щель. Том забеспокоился.

– Что за хренотень?

– Подожди!

– Чего ты делаешь?

– Да ещё чуть-чуть, я выйду сейчас, что вы дурите!.. – Брэндон перегнулся через подоконник и свалился вниз. Затравленно огляделся, рванул к забору… Крупная решётка пропускала худые пальцы. Парень пытался вскарабкаться, хотя на деревья забираться было неизмеримо легче… Провожаемый злобными воплями преследователей, он нырнул в высокую траву и – раздвигая стебли движениями пловца – скрылся там… Вода шумела громче, чем он мог себе представить.

… В шесть часов утра солнце только начинало подниматься над бескрайними равнинами. Штат Небраска мог гордиться образцовой красотой зимнего утра. Ленивые, длинные лучи окрашивали ночные облака в нежно-розовый цвет. Из окон по случаю праздника доносилась музыка, голоса, смех. Никто не обращал внимание на невзрачного парнишку, съёжившегося и бредущего по городу. Никто не стал его останавливать, когда он подошёл к дому Тисдейлов, едва волоча ноги. Он дотронулся до дверного звонка, словно боясь разбудить обитателей. Он просил о помощи. Он был избит, его одежда была порвана, куртка небрежно накинута поверх плеч, волосы всклокочены. Лана, едва узнавшая в нём весёлого задиру и очаровательного любовника, застыла на пороге.

– Боже, Брэндон!.. – она обняла его, пытаясь защитить от того, что уже свершилось. От самого страшного. – Мама?!

Линда возникла в дверях.

– Это что ещё за дрянь? Я не хочу, чтобы оно было в моём доме!

– Мама, ты что, не видишь, что ему плохо?! Мама, не будь такой злой!.. Слышать ничего не хочу, звони в больницу, быстро!!! Быстро!!! – она исходила криком, чувствуя, что худое тело оседает у неё на руках. Брэндон терял сознание.

… Он был слаб. Он знал это в глубине души. Поэтому и прикрывался бравадой, ослепительной улыбкой. Когда пожилая женщина – медсестра в приёмной «скорой помощи» начала ему помогать, он морщился и мотал головой, отказываясь от её почти ласкающих прикосновений. Брэндон знал, что ему требовалось лечение и чья-то поддержка, но женщина его жалела, совсем не догадываясь о том, что произошло… Она… что она могла знать? Как она могла избавить его от мысленного крика? Как могла вернуть мужество?

– Повернись, хороший мой. Я должна тебя осмотреть.

– Зачем? – безнадёжно пробормотал он, отворачиваясь. Женщина погладила его по щеке – и лишь потом натянула латексную перчатку.

– Понимаешь, изнасилование – это не шутки. Тебя так избили, бедный ты… бедный…

Она будто не видела грудей в кровоподтёках и царапинах, когда снимала разрезанный бандаж. Она обращалась к нему, как к пострадавшему мальчишке. Она позволяла ему быть собой.

– А откуда вы знаете, что меня… что меня… – он выдохся, как пиво, оставленное на ночь на подоконнике. Он не знал, почему, но он позволил себе разрыдаться на плече у этой, совсем чужой ему медсестры.

… Комната шерифа обладала одним замечательным свойством – лишать человека воли. Брэндон понял, что ничего хорошего в участке ему не светит. Едва пережив ночь, в сером свете дня он должен был отвечать на вопросы. И человек, задающий их, совсем не заботился о том, как они ранят его. Как эмоционально размазывают, будто масло по хлебу. Брэндон зажмурился. Он пришёл за защитой, а получил новую порцию насмешек. Ему надо было держать себя в руках… Шипящая плёнка всё так же равнодушно записывала гнусавый голос шерифа и редкие ответы допрашиваемого…

– И вообще, Тина… объясните мне такую вещь – почему вы шатаетесь по пивнушкам вместе с парнями, катаетесь с ними на грузовиках, трахаете девчонок – хотя вы сама девушка? Почему?

Как он грустил по музыке кантри…

– В смысле – почему?

– Вы зависаете с парнями… да что там, вы всех заставили думать, что вы парень. Для чего?

– Понятия не имею. – Брэндон пожал плечами. Ему трудно было двигаться. Физическая боль – настоящие рыцари к ней с презрением относятся, но эта…

– Понятия не имеете! – шериф хлопнул себя по колену и откинулся в скрипящем кресле. Он с откровенным любопытством рассматривал объект, сидящий перед ним. Похоже, для себя толстяк уже всё решил. – Прекрасно, я погорячился. Не знаю, что там с сексом… но девушек вы целуете?

– Я объясню.

– Что же вы объясните?

Брэндон ждал, что живописные картины его пребывания в Фоллз-сити не всплывут, чтобы не трогать нервы, но память была неумолима.

– Я… я ничем не занимаюсь с теми, кто обо мне знает… – он смутился.

– А те, кто вас не знают, думают, что вы мальчишка. Вы одеваетесь, как мальчишка, вы носите носок в трусах, подражаете манерам… Почему вы это делаете?

– Может быть, поговорим о другом?

– Я пытаюсь получить ответы на вопросы, выяснить, что же случилось. И мне нужны детали. Вы свидетель, Тина. Будете отвечать?

– Не вижу причины.

– Что?! – шериф удивлённо вздёрнул брови.

– Не знаю, как это относится к делу.

– Понимаете, это всё равно всплывёт в суде, если дело придётся передать…

Что ж, отбиться от этого настырного копа не удалось. Брэндон проглотил упрямые слёзы.

– Я… у меня – кризис половой идентичности.

– Повторите ещё раз, плохо слышно!

– У меня кризис половой идентичности!

… Ему было безумно стыдно. Его репутация погибла. И, самое главное, он не знал – как жить с этим, как говорить об этом близким людям, в частности – матери, которая ждала его в Линкольне на праздники. А она, так или иначе, должна была узнать обо всём – из скандальной хроники, полицейских отчётов, от друзей… Он не плакал, он не дал мучителям преимущества над собой, но как теперь выиграть? Как помочь себе бежать с шахматной доски, когда партия проиграна? Брэндон попробовал восстановить ход событий с тех самых пор, когда он покинул родной город. Надо бы позвонить сестре, она скажет, что делать… Она была старше, она всегда журила «младшего братца» за глупости и ошибки… А кому можно ещё признаться? Кто помнит о нём? Брэндон печально хмыкнул, разгребая ботинком гравий с дорожки. Он вынужден околачиваться по подворотням, как избитая собака… Каких-то чёртовых три года назад он сидел на стадионе, где их школьная команда проигрывала футбольный матч, и говорил с Сарой, лучшей своей подругой… «Я думаю, что я… хм-м, люблю девушек… это не лесбийские отношения, нет, но я хочу быть с другими женщинами. Мне это важно, но я не знаю, что делать. Я как мужчина, запертый в чужом теле… Вот такая заварушка. Ты меня ненавидишь?» А почему бы его не ненавидеть? Что хорошего он сделал для всех? Он – как бельмо на глазу, и даже сильные и мужественные ребята предпочли смешать его с грязью, чтобы не путался под ногами… Отщепенец, урод… Конечно, настроение было не самым подходящим для посещения бывших друзей, но Брэндон не мог иначе. Он долго топтался на крыльце деревянного дома, и лишь потом решил потревожить хозяйку. Кэндис долго возилась с комариной сеткой – и выглянула наружу.

– Ой, Брэндон… – она досадливо отвернулась. – Что ты… – и вдруг он, совсем не желая быть проклятым, расцвёл в робкой улыбке. Девушка смутилась, но не прогнала его. Она не считала его таким уж плохим. Она вообще предпочитала не думать о сложных вещах, откладывать их на завтра. Хозяйка дома наконец-то подняла глаза – и ахнула, как в вечер их знакомства, разглядев, что его отделали. – О-ооо! Зверюги, что они натворили! Брэндон, зачем ты там стоишь, заходи… холодно же, простудишься… я приготовлю чаю…

Чтобы не стеснять её, он поселился в сарае, благо там были стул и диван. Детская коляска и гора старья были его соседями. Брэндон не жаловался. В Фоллз-сити он стал изгоем, ему некуда было пойти. Маленький домик на окраине. Глоток виски и незатейливый ужин к вечеру. Он не знал, как благодарить Кэндис. Она не мешала ему… больше не мешала. Он старался не думать о том, что именно она выдала его тайну всей компании. Она имела на это право, она не знала, что за этим последует… Ему не хватало многого: любимых книг, рубашек, ветра в лицо и тёплого молока. Он снова захотел стать местным мальчиком. Но все пути были закрыты. Брэндон не знал, как дальше сложится его судьба. Он понял только, что от нынешней жизни не осталось и следа, всё рассеялось, как пыль по шоссе… Сердце иногда подбиралась к горлу. Парень изо всех сил старался не потерять надежду, но всё же развёл костёр из хвороста, посидел над этим романтическим сооружением, чиркнул зажигалкой – и… Отблески пламени слепили глаза, окрашивали усталое лицо и плотно сжатые губы в красный цвет. Он жёг фотографии. Всю толстую пачку, которую Кэндис сберегла. Билли Бринсон в костюме мафиози с автоматом – они хорошо повеселились, отдав шестнадцать долларов за прокат вещей в магазине карнавальных костюмов. Тот памятный вечер на катке – он обнимает Николь, склонив голову к её плечу. Чарльз Брэйман и его украденный мотоцикл, «Харлей Дэвидсон» со скрипящим кожаным сиденьем и силуэтом орла… Билли Бойл с компанией чудесных парней. Тин Брэймори, удерживающий рядом с собой шесть красоток выпускного класса, азартно смеющийся… Брэндон Тина возле трейлера. Брэндон Тина в одиночку, возле крашеной извёсткой стены. Джон Лоттер и Брэндон на диване, в шариках, в день его рождения. Линда, Кейт, Лана… Брэндон в туалете, с сигаретой в зубах и пиратской физиономией… Брэндон в тёплой компании, Брэндон в семье… Светлоголовая девушка нежно целует его. Парень чертыхнулся и полез в костёр, обжигая ладони. Это воспоминание он терять не хотел. Наверное, он был слишком сентиментален… Он всё ещё любил её. Раньше чувство было жгучим. Теперь он только тлел… не мог он смотреть ей в глаза… как честный, смелый, гордый человек. Она видела его в тюрьме, Лана была снисходительна и добра к нему, но… Кэндис присела рядом с ним, не нарушая молчания. Ей хотелось его пожалеть, прижать буйную голову к плечу, но что-то говорило ей, что он не позволит… Да и фотография первой красавицы Ланы Тисдейл говорила о многом. Кэндис умела терпеть. Она знала, что её нелюдимый квартирант должен оттаять… мальчишкам тоже нужна была женская рука, простая жалость… как глоток воды в жаркий день. Как утро после беспросветной ночи. В сущности, она была доброй девушкой… и простила ему бессовестный обман. … Комментатор срывал горло, пытаясь описать бесчинства болельщиков на трибунах. Его переполняла досада за команду местных футболистов, проигравшихся в пух и прах. Столичные гости победителями удалялись с поля. Флаги, воздетые к небу руки, хлопушки и раздавленный ботинками поп-корн… Джон заложил ногу за ногу и зевнул. Ему было невыносимо скучно. Хлопнула пробка – в соседней комнате Том воевал с бутылкой пива. Ругательства лились безостановочно. Мужчина вытянулся на кровати. Он едва было не крикнул дружку, чтобы тот заткнулся, но вовремя передумал. Тихоня мог и сорваться, он весь был, как на иголках – после содеянного. Они мало говорили об их компанейской поездке на окраину, и Джон не стал объяснять, что он уже два дня подыскивал нужное место, и не случайно выбрал безлюдный завод Гормель, на котором ещё его отец работал слесарем. Он знал там каждый закоулок, и – в случае чего – мог поймать беглеца, тщедушного парня, которому с ними было не справиться. Хорошо оттянулись. Трахнулись. Получили свою дозу жевательной резинки… А пускающий… пускающая сопли дурочка всё шептала – не надо. Да кто она такая, чтобы им противиться? Джон Лоттер – не карточный шулер, чтобы его безнаказанно обводить вокруг пальца, может быть, он вор и гуляка, но в душе – парень честный. С острым чувством справедливости. Готовый покарать. Брэндон вёл грязную игру! Правда, Джон раньше никого не насиловал, но просто… не придумал ничего лучшего. Изметелить дурака в кровь – мало… отпустить пинком под зад – тоже… После всех его выкрутасов было противно иметь с ним дело. Как бы не так, поверил Джон сказочкам об операции по смене пола! Этот парень гулял с Ланой, он не мог себе позволить беспробудного вранья… А, ладно, справились с проблемой – и конец! Вожак открыл новую бутылку пива и хотел было вернуться к телевизионному шоу, как дверь весьма бесцеремонно распахнулась. Линда вошла в комнату, не здороваясь. Джон заложил руки за голову.

– Привет, курочка!..

– Придержи язык. – отрезала она. Парень встрепенулся.

– Эй, ты что?.. – он понял, что что-то не так, но сначала хотел заговорить ей зубы. – Может, пивка? – бутылка засверкала в его руке, как настоящее сокровище. Линда отрицательно качнула головой.

– Не хочу. Джон, похоже, у тебя проблемы.

– Какие? Я чист, как ангел. Видишь, даже перья из задницы торчат… А что такое?

– По городу ходят слухи… – она откашлялась. – И очень нехорошие слухи. Джонни. Я помню тебя мальцом. Я знаю, что ты ночи простаивал под моими окнами, я знаю, сколько хорошего ты сделал для моей семьи…

Предисловие было слишком длинным. Он насторожился.

– Но я прошу тебя об одолжении. Единственный раз в жизни поступи нормально. Не как чёртов лихач, а мужик. Вы набедокурили! Так? Если что-то было в ту ночь… когда в доме разразился скандал, ты мне скажи.

– Что за чушь ты плетёшь? – возмутился он – достаточно искренне.

– Что за чушь? Шериф Лоукс звонил мне, искал тебя!.. Он собирается вас допрашивать, вас обоих… на предмет изнасилования. Угадай с трёх раз, кого. Проклятого мальчишки… или кто он там, гермафродита, урода чёртового! Дружка твоего бывшего!

– Брэндона? Да мне на него начхать! Сколько уж его не видели… а, Том? – Джон посмотрел на неё в упор. Женщина казалась расстроенной его неумелыми байками. Приятель не отзывался, чем-то занятый в ванной. – Ты права, уродец этот Брэндон… Зачем мне его насиловать?

Линда, не дождавшись ответа от Тома, перевела глаза на открытую дверь сортира. Парень возился с бельевой верёвкой, водружая на неё мокрые джинсы. Стирал он худо – концы штанин были в грязи. Джон проследил её взгляд и расхохотался.

– Наоборот, мы были жутко заняты! Представляешь, его отец не успокоился. Он там чего-то не доплатил из алиментов, и мать Тома… она нам прислала чек. Приятель его обналичил, и мы гуляли всю ночь… Напились, правда, как последние свиньи, и зарулили в канаву. Грязища безумная!

– Эй, а какого дьявола ты перед ней оправдываешься? – спросил Том, оперевшись на притолку. Он-то был не намерен что-то утаивать. Наоборот, бродяга проснулся в хорошем настроении, усугубив его порцией алкоголя. Хоть сейчас – в полицейский участок. Джон чертыхнулся. – Что она нам, мать родная?

– Мать не мать, а ты бы помолчал… Мы ничего не делали!

Том плюнул и развернулся, обидевшись. Линда промолчала. По её траурному виду можно было судить об участи, ожидающей малолетних преступников. Джон знал, что они попали в переделку, но был шокирован известием о том, что наглая девчонка покатила на них бочку… подняла на ноги копов… да её убить мало! Не хватало ему мотать срок в тюрьме, когда собственная мать и сёстры голодают…

– Ребята, вы влипли… – женщина поднялась, стараясь ничего не касаться. Она поглядела на него с презрением. Джон сообразил, что проблема серьёзнее, чем ему представлялось. Что его снова обставили!

– Останься, Лин, выпьешь…

– Нет… – она ожесточённо затрясла головой, удаляясь к двери. – Нет, может быть, денька через два… потом, Джонни.

– А партию в карты? Покер на деньги? Том поделится сбережениями!.. – крикнул он, чувствуя, что дело принимает безнадёжный оборот. Линда обращалась с ними, как с зачумлёнными.

– Потом. Вам бы сейчас на дно залечь не мешало…

Едва она скрылась из глаз, Джон набросился на приятеля.

– Ты совсем охренел! Нам сейчас только светиться, как рождественская ёлка!.. молчал бы ты и не чистил свои шмотки, она бы и сейчас ничего не знала…

– Что ты тупишь – не знала? Она же с нами новостями зашла поделиться. Копы нас ищут! С мигалками, знаешь, и пушками! Всё просто клёво!.. Эта тварь нас заложила! – Том насупился. Ему тоже не нравилась перспектива тюремного заключения. Джон сел, составив колени вместе и обхватив их руками. Он размышлял, что случалось довольно-таки редко. Он выдумывал стратегию. Когда зазвонил телефон, оба молодых человека подпрыгнули от неожиданности.

– Алло! Да… да, сэр. Извините, я вас не узнал. Это Джон Лоттер… – он нагнулся с трубкой к журнальному столику, путаясь в проводах. – Я… мы должны явиться в участок? Завтра утром? Отлично… мы будем, конечно же. Мы же стопроцентные американцы, сэр. Хорошо, больше шутить не буду… До свидания.

Том поморщился.

– Нас засекли. Подозрения снимут только после того, как выяснят, что мы не виноваты.

– С таким же успехом ты станешь девственником.

Его глаза неожиданно посветлели.

– Или не я. Может же исчезнуть предъявитель жалобы? Пострадавший? Руки в ноги… принимайся-ка за работу, у нас мало времени… – буркнул вожак, допивая пиво. По вкусу оно было, как вода. Он грязно выругался и пнул ногой стул. У того отвалилась ножка. Парни замолчали. И их тишина не предвещала ничего хорошего…

… Ресницы призрачными бабочками вспорхнули вверх, изящно опустились вниз, не полностью закрывая сияющие их общей болью глаза. Старая школьная куртка обтянула плечи, заставляя невольно ёжиться при каждом движении. В проёме знакомый силуэт казался неживым, как фотография, в спешке налеплённая на белую стену. Вот только глаза, мерявшие лежачего… ох, какими они были родными. Горячая волна обожгла бледные щёки. Ну почему такая настороженность, такая мучительность льётся из них?! Неужели она думает, что он ещё что-то может сделать ей? Боится подойти…

– Можно, я посижу с тобой?

Он вздохнул. Кажется, всё зависит от того, почему она боится. Ноги не слушались, но надо было заставить их спуститься на холодный пол. Не очень-то он и согрелся для того, чтобы привередничать. Лана шагнула вперёд, крепко сжав губы. Её тень сдвинулась, и теперь она могла видеть сощуренные глаза парня, ютившегося на продавленном диване.

– Ты меня ненавидишь? – первый раз в жизни сердце билось по всем углам озябшей груди, язык отказывался повиноваться.

Ух ты. Бог всё-таки есть. Даже в этой чёртовой дыре. И свет качающегося фонаря может сойти за очертания большого шоссе, по которому шаркающими шагами уходит путник, неловко поправляя рюкзак… Иначе она не любила бы его. Иначе бросила бы своего, навеки привязанного «мистера-еду-в-Мемфис». Ещё когда узнала, кто он есть – то, в чём он сам ещё не разобрался… то, что он спрятал от всех, от себя в том числе. Брэндон повёл плечами, отворачиваясь. Это значило «нет»… хотелось встать на колени перед воображаемым алтарём, сложив ладошки уточкой, как маленькой девочке в старой, открытой всем ветрам церквушке города Фоллз-сити, и молиться о том, чтобы это значило «нет»… Она осторожно села рядом. Ужас, ужас какой… Не тут должно было происходить это, наверное, самое главное свидание! Полуразрушенный домик, неудобная постель, на которой он-то с трудом дремал… пружины на хрустком полу, и тревога пополам с болью. Мне холодно. И я люблю тебя. Чертовски люблю… Брэндону хотелось плакать, выть – от неудачи, застрелиться – от никчёмности, и смеяться – от осязаемого счастья. Так это было сложно…

– Можно я спрошу? – он склонился в кивке. Лана протянула руку и сначала робко, а потом смелее притянула к себе – эту непутёвую голову, его знакомое лицо, на котором так неловко кривились искусанные губы… Боже мой. Бедный… – Каким ты был? До всего этого?

Его рваный вздох проник в самое сердце.

– Сначала…- интонация была не то удивлённой, не то смертельно усталой. Как хорошо, что он её не гонит… – Ну… как ты, наверное.

– Девушкой? – а, чёрт, ведь говорила себе – не подсказывай, не лезь в душу, тебе никакого дела нет до его первой жизни!!! Вот и сейчас хрупкие плечи напряглись… словно тогда, когда она увидела его за решёткой, в кутузке… Как нервно побелели костяшки на сжатых вокруг железных прутьев кулаках… и как он ждал её. Если бы всё вернуть, если бы пойти за ним, в ту ночь… а не сейчас – двое суток спустя, нянчить.

– Да… пожалуй, нечто вроде того. Девушкой. Потом… стал, как парень-девушка, да вот таким уродом и остался. Врачи это как-то длинно и нудно называют. Жуть, верно? – он искал защиты, как её порою ищет бездомный щенок в ливневую летнюю ночь, поскуливая у порога. Она всегда подбирала щенков… эдакие тёплые комочки влажного меха, пахнущие молоком… кожаные брюшки… Лана улыбнулась в ответ на неловкую шутку, целуя его в волосы. А её приятели в детстве облизывали зеркало в прихожей, и вечно пьяная мамаша старалась непременно попасть в них измочаленной диванной подушкой… Чёрт. Да на его свитере дырок полно…

– Расскажи мне, что с тобой такое? – никогда не спрашивали его так интимно и осторожно. Кажется, она имела в виду не его здоровье.

– Ничего… вроде как…

– Ничего – это хуже, чем что-то. Вот именно… – Лана подвинулась ближе, прислоняясь спиной к стене и чувствуя, как тёплая тяжесть на коленях перемещается. Надо же… он всё-таки ей верит… так уютно умостился, чуть шмыгая носом. Верь мне, верь, я разрешаю и хочу этого… Я больше не буду тебя ни о чём спрашивать, ну прости меня, прости … Остался только этот несчастный, дрожащий в старом обветшавшем сарае, одинокий и поразительно, всепоглощающе нежный парень… Он был её подарком, в серой и скучной жизни. А кто откажется намотать на палец далёкие огоньки сияющих гирлянд, щиплющие раскрасневшиеся щёки своим чарующим светом наравне с зимним морозом… Ёлочные игрушки и серебряные нити, засыпающие голову, едва пробьют часы… скромный праздник и бедный стол… комок в горле и желание нового, необычного… подарок под тонким слоем хвои. Сколько же колючих иголочек она вымела из праздничного уголка на этот раз, чтобы найти его … Странно… Сейчас хотелось одного – сидеть и гладить любимого парня по голове – да большинство из её знакомых расхохотались бы, узнав, что они сейчас делают. Вместо того, чтобы. Ну, они бы всё равно ничего не поняли…

– Ой, ну до чего ты смешной… глупый… Кейт больше меня не прикрывает, родственники обозвали лесбиянкой… мне больше некуда податься. Получается так.

А сколько, наверное, шла от автобусной остановки, продираясь сквозь чащобу, которая здесь сплошь и рядом…

– И всё из-за меня?

В городе – тьма, и никто не желает понимать…

– Поэтому и глупый… – Лана наморщила лоб. – До чего ты хорошенький…

– Ты так говоришь, потому что я тебе нравлюсь…

– Почти… Ты думал, что я не приеду?

– Я рассчитывал. – неожиданно сердито буркнул он, отворачиваясь. Она едва сдерживала дрожь, шаря и наугад обнаруживая его руку. Тонкие, длинные пальцы, совсем уж не мальчишеские… и такие ласковые!!!

– Почему?

– Тебе опасно здесь быть.

– Не меньше, чем тебе. А ты ещё тут торчишь… живёшь. – она сглотнула, подавляя рванувшиеся вверх по горлу слова. – Мне давно уже сон снится… я… ну, будто я стою с тобой на большом шоссе. На хайвее. Вокруг колышущиеся огни, ты мне ещё сказал, что они похожи на парное молоко. И мы… представляешь, совершенно одни, вместе. И всё у нас получается. Мне так нравится этот сон. Даже после случившегося. Я… и ещё я на самом деле хочу поехать с тобой в Мемфис.

Брэндон вздрогнул уже по-настоящему, и сморщился, как от боли. Она подумала, что могла нечаянно дотронуться до ушибленного места – синяков Том и Джон ему наставили предостаточно. Светлоголовая девушка с лицом убитого провинциального ангела прекрасно знала о происходящем вокруг. И желание схватить его в охапку, крепко обнять, укачать, плача от собственного бессилия, натыкалось на практичность. Слезами горю не поможешь…

– Ты пойми меня… Я ведь никогда не был в Мемфисе. И нигде не был дальше Линкольна… до тех пор, пока до вас не добрался. Семьдесят две мили, я по вывескам считал… – слова лились, быстрые, нервные, дрожащие. Он не знал, что с ним, и что заставляет его говорить – мешая радость с горем, а смех – с крохами храбрости. Он так скучал без неё, не зная, что принесёт ему откровенность. Только вот последние фразы он договаривал под аккомпанемент лихорадочных поцелуев, которыми она покрывала начинающие теплеть щёки, и ласку двух раскрытых ладоней, принявших в себя его виски, скулы, острый подбородок. – Я… у меня и нет никого, если подумать. Папа умер давно, я не родился ещё. И сестры нет никакой, модели в Голливуде… есть, вернее – но она вместе с нами ютилась, в трейлере, пока замуж не вышла. Тэмми…

– Плевать… – поцелуй. Короткий всхлип. Она искала его губы, как будто от касания к ним зависела сейчас её жизнь… – Плевать, ты всё равно мой красавчик… всё равно.

– Но…

Девушка начала стаскивать его свитер. Колченогий диван заскрипел.

– Кошмар. Что делать? Как же теперь наш классный секс?

– Я думаю, мы во всём разберёмся…

Они занялись любовью…

– Слушай. – Брэндон приподнялся на локте, сражённый догадкой. Истоме места не было. – Поедем со мной в Линкольн! Ты… Господи, да у меня никого, кроме тебя, нету. Я только ради тебя здесь торчал, и думал, что всё хорошо будет, а – видишь… Поедем! У тебя прекрасный голос… всё устроится. Я тебя со своей мамой познакомлю, она тебя любить будет, и с двоюродным братом Лонни – мировой парень… он бывает заразой, но! – я люблю тебя !!!

Лана помолчала. Господи. Он где-то по частям читал что-то о расстреливаемых, а теперь потихоньку начинал понимать их вязкое, как кисель или канзасская сгущёнка, ожидание будущего. Она просила его поверить. А ему уже и просить… вроде неудобно. И вдруг – словно свет из люка в потолке сеновала, раздалось неожиданное.

– Когда едем?

Он читал о симфонической музыке, которая взмывает вверх. Чёрт тебя дери, везунчик ты эдакий, плевать на всё, плевать! Она тоже – хочет быть самой собой, и любит тебя, и… Абсолютно счастливый, на долю секунды растерянный, Брэндон задохнулся в быстрых, нежных объятиях…

– Сегодня вечером.

– Тогда мне надо собрать вещи… – коротко улыбнулась она.

– А мне уже и собирать нечего…

Хихиканье и жадные поцелуи не входили в программу, но Лана была обрадована тому, что это есть. Она вновь распоряжалась своей жизнью.

– Я скоро вернусь…

Так же фантастически и неправдоподобно, как он появился, худенький девичий силуэт растаял в ночи… … Если бы он повнимательнее читал "Ромео и Джульетту", то понял бы, что повторяет сцену на балконе – влезая на подоконник и засовывая любопытную лохматую башку внутрь. Зябко звякнуло стекло. Лана паковала вещи – красный чемодан раскрыл зёв, поглощая платье с тонким пояском, брюки, блузки, кофточки, вязаный свитер, майку с глубоким вырезом… крохотный свисток, флакон духов, плюшевого медведя… журнал… Брэндон пару минут наблюдал за её сосредоточенными действиями, а потом тихо окликнул.

– Лана?

Девушка резко обернулась.

– Чёрт возьми… Брэндон!..

Ну так и есть, хмыкает… Хоть сейчас в рамку и на стену, самоуверенный нахал! Она вздохнула с облегчением.

– Ты меня испугал.

Он прижал руку к груди. Без бандажа дышать было куда свободнее. Голубые глаза светились ему навстречу…

– Извини, котёнок. Я не утерпел.

– Вижу… чего ради ты пешком добирался из Гумбольдта? Автобусы ведь не ходят, я проверяла… сама на частнике приехала.

– С ума сошла, с какими-то бугаями водиться ради того, чтобы домой попасть… Мне так захотелось. Лана, я не готов расстаться с твоим милым личиком…

– Вот и забирай его себе… – она минуту подумала и аккуратно сложила джинсы. – Зачем ты пришёл? Если моя мать тебя увидит, тут такое начнётся!

– Я вот что подумал… – он ногтём попробовал отскрести пятнышко на свитере. – Давай поедем прямо сейчас? Знаю, в Фоллз-сити попутки не ходят, но мы можем добраться до шоссе… и… лихости нам не занимать, а, детка? Всё, как ты мечтала. Только ты и я – на хайвее…

Брэндон так трогательно на неё смотрел, что Лана усмехнулась.

– Что ж, давай…

Она не была сторонницей перемен, и – хотя её волновала близость этого хрупкого мальчика, она с трудом поверила бы, что решится вот так всё бросить, без подготовки, покинуть дом… глупое словосочетание «родительский кров» – но здесь она провела всю свою жизнь… Когда-то надо начинать. И решаться. Сильные подают мяч, затем выигрывают. Лана отвернулась, закуривая. Брэндон перехватил её кисть, нежно сжимая в своей руке, и начал вальсировать.

– Завтра утром, едва только рассветёт, мы найдём самую симпатичную кафешку в Линкольне и будем там завтракать… Мне сделают скидку, а чудесной девушке…

Иногда Лана готова была его убить за тотальную несерьёзность. Казалось бы, он имеет право дурачиться – после того, как её мир его не принял, она понимала, что он бежит от действительности, но… решалась судьба, и тут было не до шуток. Брэндон попробовал одарить её поцелуем, губы коснулись щеки… Лана закрыла глаза. Просто отгородилась.

– Детка… ну что ты?

Она упрямо молчала.

– Лана… – едва слышно выдохнул он. – Лана, послушай… – парень пригладил каштановый ёжик. – Ты пока собирайся, а я пойду… обратно к Кэндис. Мне тоже надо кое-что забрать. А потом я буду ждать тебя у остановки. Мы уедем вместе… Всё хорошо…

Он беспокоится обо мне… хотя мог бы и ненавидеть. Он – настоящий шедевр…

– Всё хорошо, милая. Не бойся. Всё будет просто отлично. Мы же классная пара… Я буду ждать. Ты только приходи, ладно?

Внезапный шум заставил девушку поколебаться в принятом было решении.

– Конечно. А теперь беги… скорей, и будь осторожен. Я люблю тебя.

– Я тоже… – он с видимым сожалением выпустил её руку… Лана надела кожанку, нашарила в кармане спички и вновь прикурила потухшую сигарету. Он заботился об её здоровье, отвлекая от вредной привычки ласками. И, однако, понимал, когда был нежеланным гостем – быстро смотался через окно.

Линда куталась в ночную рубашку, переступая босыми ногами на холодном полу.

– Где вы были?

– В Руло. Выпивали, знаешь, – ответил Джон, исподлобья глядя на неё. Он тяжело дышал, время от времени облизывая губы. Женщина хотела предложить ему таблетку от головной боли – и воды, потому что у парня был такой вид, будто он пробежал не один километр – но потом раздумала.

– Плохой мальчик. А здесь ты что забыл?

– Да. Я плохой. Я не люблю, когда рушатся семьи. Я не люблю, чёрт возьми, когда вторгаются на мою территорию! – он сунул руку за пазуху. – И ты это знаешь. Может быть, вы все будете меня ненавидеть, после того… что я сделаю.

– Что ты несёшь, Джонни? У тебя как будто жар?

– Ну да, разумеется…

Линда не успела понять, что произошло – в переносицу ей смотрело чёрное дуло пистолета. Джон нарочито медленным движением снял его с предохранителя и взвёл курок. Металлическое щёлканье было отвратительным.

– Откуда… ты это взял? – она перешла на шёпот, потому что голос у неё пропал.

– Где они сейчас?

– Кто? – женщина отказывалась поверить тому, что видит. Смертоносное отверстие предлагало ни о чём не думать, и провокационных вопросов не задавать. Лоттер опёрся плечом о дверной косяк.

– Любовнички.

– Брэндона здесь нет.

– А Лана?

– Они… я не знаю, – Линда шагнула назад. Она вдруг поняла, что если не скажет ему ничего, то поплатится жизнью. Возможно, не она одна. Джон снова вышел из-под контроля. – Послушай… утихомирься, ты натворишь ещё глупостей…

– Где они?! – раздался низкий рык.

– В Гумбольдте. Лана поехала туда сегодня вечером. У Кэндис. – она закрыла глаза. Вершить судьбу признанием было не легко. Джон расплылся в улыбке, поспешно кивая.

… Сначала бей, потом думай. В "Алисе в стране чудес" было нельзя дышать и спать одновременно… но это не одно и то же. Он – не супергерой, он – не житель мегаполиса, он не хотел становиться образцом для подражания. Одни "не", хоть засахаривай и складывай в коробочку, как леденцы. Брэндон мечтательно улыбнулся. Его девушка потеряла кольцо, и тонкие полоски металла скользили между пальцами – всё равно не налезая. А стал бы он рудокопом, были бы мускулы, словно у качков… Ничего ещё не кончено, зачем он хандрил? Есть Лана. Его надежда. Его вера. Его… вот только привязывать её не надо слишком сильно, потому что зорко одно лишь сердце. Она придёт к нему – со временем, если не прямо сейчас. … Лану в детстве учили, что подглядывать нехорошо. Но она ничего не могла с собой поделать, потому что чувствовала опасность. Раньше их было только двое – она и Джон. Соседские ребята не в счёт, никто не ухаживал за ней серьёзно. Они все были слишком уязвимыми. А вот Джон – действительно мачо, черноголовый и весёлый вожак, душа компании… Лана сначала растерялась. Она выпрыгнула в окно, неудачно приземлилась и ушибла колено. Она хотела догнать бывшего приятеля. Ей было нужно знать, что он задумал, она не хотела быть такой пассивной, как мать… дожидаться своей участи. Она и Брэндона выбрала потому, что он помог ей вырваться из заколдованного круга. Джон что-то укладывал в багажнике, девушка слышала реплики о кастете, верёвке и смене белья… Затем он поднял голову, увидел её. Глаза расширились – он замер.

– Ребята, погодите!

– Ты здесь? – недоверчиво произнёс Том, натягивая белые перчатки.

– Я вчера вам немного нагрубила… это всё глупости, я виновата. Джон… – она попробовала сомкнуть руки вокруг его шеи. Мужчина отстранился, Лана замолчала.

– Мы торопимся.

– Джон, давай поговорим! Может быть, выпьете?

– Нет… – он снова повернулся к ней. Скривился, как будто ел что-то невкусное. Том прервал его, визгливо похохатывая.

– Да-да-да! Тащи выпивки побольше! Нам предстоит серьёзное дело, и…

– Умолкни, – Джон схватил девушку за шиворот и грубо втолкнул в автомобиль. Лана сжалась на заднем сиденье. Она не боялась, что они причинят ей вред. Она знала, что Джон слишком дорожит их дружбой и тёплыми отношениями… Хотя и умел находить больные места, ругался и слишком много пил, заливая горе. – Лучше заводи…

Том усмехнулся – над верхней губой, в усах заблестела испарина. Лана коснулась ручки дверцы – ей хотелось скрыться, и если бы не плохое предчувствие, она бежала бы пешком до автобусной остановки, лишь бы не видеть опостылевших лиц… Десять миль. Десять миль на спидометре, стрелка колебалась и ползла вверх…

– Мы поймали его в поле зрения. И не выпустим.

– Так ты его нашёл? – Том лениво зевнул. Нетрудно было угадать их общее напряжение, странную сплочённость. Они были – как рядовые в окопах, плечом к плечу. Отрешённые, как камикадзе. Ничего лишнего… и личного.

Как описать их поездку? Её спутники почти не разговаривали. Лана была подавлена их молчанием. В открытое окно тянуло сквозняком, но она не могла попросить Тома поднять стекло, потому что он беспрерывно курил, сминая пальцами сигаретные фильтры.

– Куда мы едем?

После нескольких таких вопросов Джон решился. В конце концов, от членов компании он ничего не скрывал. Он ненавидел весь мир. Он устал. И он хотел доказать девчонке, что она была не права во всём: в том, что бросила его, в том, что связалась с дурным мальчишкой, в том, что её страстная любовь была подделкой… Парень положил пистолет на спинку сиденья и ласково провёл по нему пальцами.

– У меня теперь новый друг.

– Что это? – Лана отодвинулась.

– Джонни вдруг понял, что ему нужно серьёзное оружие. Мы тут заезжали к его старушке-матери, так что у меня в кармане лежит нож… А пушку мы украли у Энди Бэннета. Чувак подумал, что мы зашли выйти пива. Нетрудно заболтать фермера. Коровы там, птицеферма его… Джон взял и стащил пистолет. Теперь он готов разобраться с проблемами. – торжествующе подвёл итог Том. Девушка попробовала унять быстро бьющееся сердце.

– С какими проблемами?

– Мы едем охотиться на проклятых лесбиянок. Ты не одна из них?

– С Брэндоном! Ты думала, что мы так всё стерпим? Мы решили его напугать… нечего ему было бегать к копам и рассказывать об изнасиловании… – Джон присоединился к беседе. Том вывернул руль. Его бледное лицо казалось маской призрака, но глаза смотрели ясно и осмысленно.

– Этот придурок прав. Сначала у нас был другой план. Мы хотели вывезти Брэндона за город, измолотить его – а потом отрезать руки и голову, чтобы труп не опознали. Скажи, он был бы для тебя "кем-то особенным", если бы ты подержала его башку? Посмотрела в глаза смерти? – Джон убрал пистолет.

– О да. Он больше не убежит. Вы всё ещё хотите поехать в Мемфис? – блондин приложился к фляге. Телеграфные линии за окном сливались в одну сплошную, рассекавшую ночь на две половины. – Эй, Большой Брат Джо, ты правда считаешь, что стоило её брать?

– Она не помешает. – вожак кивнул со значением.

Мужчины были настроены решительно. Сильнее всего она поняла это, когда Джон стал выбираться из машины, даже не посмотрев на неё. Они остановились в квартале от дома Кэндис, и им нужно было месить грязь на просёлочной дороге. Лана едва успевала за сообщниками, пытаясь не потерять их из виду. Она не знала, что ей делать. Позвонить в полицию было неоткуда. Она очутилась в сумасшедшем мире, где всё было реально… В окнах дома не горел свет, казалось, что все его обитатели разъехались. Минуты две Лана молила Бога, чтобы это было действительно так. Но Джон заметил автомобиль Кэндис в гараже. Он сомневался, чтобы мать оставила малыша одного и пешком ушла куда-то. Ему надо было убрать всех свидетелей. И долго тянуть волынку он был не намерен. Том ударом ноги опрокинул складной стул. Пронизывающий ветер раздражал его, парень боялся простудиться.

– Ну чего ты ждёшь?

– Он ждёт меня! – закричала девушка, наконец догнав их. Она схватила Джона за плечи, он увернулся. – Стой! Стой!..

Он стряхнул её руки и пошёл вперёд, нагнув голову.

– Подожди! Джон!!! Посмотри на меня!!

Глупышка. Она ещё на что-то надеется. А я… я – конченый человек. Том семенил рядом с ним.

– Джон!.. – она поскользнулась и упала. – Взгляни на меня!! Джон, послушай!! Подожди!.. – Лана вцепилась в его ногу, и метра три он волоком тащил её по мокрой земле. – Ну нельзя же так! Это глупости!.. Джон… подожди!! Стой!!! Нет!!! Нет! Нет!..

Может быть, из-за её отчаянных криков жильцы проснутся и успеют убежать… В следующий момент шума оказалось предостаточно. Понаблюдав за качающимся фонарём, Джон кивнул Тому и вышиб дверь. Треск дерева и падающие жалюзи… нападавшие ворвались в дом под грохот, фанфары и литавры. Мужчина свирепо оглянулся.

– Ну, где эта сукина дочь?!

Он не заметил кресла в темноте и, опрокинув его, упал. Больно ударился. Матерной тираде позавидовал бы портовый грузчик. Джон набил себе пару ссадин. Его товарищ досадливо качнул головой и метнулся в другую комнату, откуда донёсся душераздирающий женский вопль. В спальне Том обнаружил Кэндис, лежащую на постели, и её сына, ворочающегося в колыбельке. Через минуту он выволок девушку в разрушенную гостиную, где Джон швырялся всем, что попадалось под руку.

– Ну, где она?!

Кэндис заливалась слезами.

– Отвечай!! – Том дал ей смачную пощёчину. – Где ты его прячешь?

Насмерть перепуганная девушка всхлипывала. Тогда он начал её избивать.

– Послушайте… я ничего не знаю… не трогайте меня, и оставьте Коди в покое!! Не трогайте моего ребёнка… – просила она, заикаясь от ужаса. Джон пошёл в кухню и обнаружил там недоеденную миску салата.

– С кем ты сегодня обедала, дурочка? Отвечай, или я тебя изрешечу!.. – он выхватил пистолет. Потом… всё превратилось в какой-то кошмар, три человека начали кричать друг на друга… в соседней комнате надрывно завопил младенец… Джон тоже отвесил удар по миловидному личику.

– Чёрт возьми, это невозможно… я тебя убью, слышишь? Ты что, ничего не поняла?

– Кончай с этим…

– Пожалуйста, не трогайте нас…

Он услышал какой-то шорох позади себя и мгновенно обернулся. Хрустя сломанными жалюзями, в дверном проёме возник Брэндон, ошарашенный происходящим. Он стоял там в полном одиночестве, смешной в школьной куртке не по росту. Побитый, нахмурившийся… и безрассудно храбрый. Конечно, он не мог убежать так, чтобы нападавшие его не заметили. Они всё равно догнали бы его. Джон потёр руки.

– Иди сюда!

Его узкое лицо перекосилось.

– Выпусти девушку, она тут не при чём… Она меня просто спрятала.

Кэндис задохнулась от плача. Том отшвырнул её в сторону. Мальчишка, которого они так долго искали, прикусил губу. Умом он понимал – ему грозит смертельная опасность. И отказывался поверить, что появление двух бывших друзей, запросто перемоловших его жизнь – это конец . Джон угрюмо посмотрел на него.

– Тебя-то мне и надо…

– Давай разберёмся, как мужчина с мужчиной… – Брэндон не повышал голоса, потихоньку отступая. Джон в два шага оказался рядом с ним и пинком отослал к стене.

– Ага, давай… – он крепко взял его за шею. Брэндон переглотнул.

– Не стоит оно того. – почти небрежно сказал он. – Не стоит…

Джон поднёс пистолет к его лицу.

– Хочешь, я заставлю тебя сожрать эту штуку? Ты ждёшь этого, да?

– Нет…

– Да?!

– Нет! – и его карие глаза были почти спокойны. Он знал, как нужно обращаться с психами. Только вот… ни разу ещё не пробовал. Его никогда не пытались убить.

– Что ты городишь?!

– Нет, Джон. Мы должны всё выяснить – только ты и я…

– Заткнись, сучонок!

– Ты ничего нам не сделаешь.

Истерическая тишина. Плач ребёнка. Шум ветра на чердаке…

– Нет.

Джон не знал, как Лана очутилась в одной с ними комнате. Только она снова ему не верила. Только она его боялась. Смотрела на дуло пистолета, но шла к ним – двум парням, сцепившимся друг с другом…

– Прекратите сейчас же! – она кричала во всю силу лёгких. Том чертыхнулся.

– Идиоты! Брат, не слушай её!..

– Джон… – её лицо в свете фонаря было совсем ангельским. Он не знал человека добрее… Чувствовал, как колотится сердце врага, сжатое в его руке. И он мог его раздавить. Не слышать тока крови. Не слышать хрипловатого голоса. Ах, как смеялся и пел песни этот чудный парень… Убрать! Убить! Уничтожить… три слова на букву «у»… Джон стиснул его горло так, что Брэндон почти не мог дышать. А в следующую секунду он перестал. Потому что вожак согнул локоть, прижал пистолет к его подбородку. Грянул выстрел…

Кровь брызнула на стену. Хрупкое тело конвульсивно дёрнулось в его руках. Джон первый раз в жизни вышиб кому-то мозги… он отбросил от себя оружие, выпустил обмякшего мальчишку. Его кривая ухмылка завяла. Лана поражённо затихла… Парень бросился на колени, провёл ладонью по волосам своей жертвы, нашёл рану и начал зажимать, будто надеясь в секунду вылечить, собрать кусочки кости воедино… Он думал, что Брэндон встанет, улыбнётся ему или нахамит… да всё, что угодно, лишь бы он был жив… Но звёзды недостижимы. А сны кончаются. Быстро и катастрофически… Он умер. Кэндис зарыдала в голос. Том подобрал пистолет с ковра и тоже выстрелил. Девушка упала, как подкошенная. Из-за её плеча, неловко переступая, вышел Коди. Он плакал, повторяя интонации только что убитой матери. Том развернулся, почти не соображая, что делает. Он помнил только одно – что нужно убрать свидетелей. Ему показалось, что Брэндон ещё дышит. В его руке блеснул выкидной нож, лезвие угрожающе пропороло воздух… Раненых нужно добивать, своих ли, чужих. Том зарезал его и выпрямился с чувством выполненного долга. Освобождаясь от ступора, в который её вогнала увиденная кровавая баня – Лана с криком бросилась на светлоголового парня и оттолкнула его. Она царапала Тома, замахивалась и кричала… что именно, она потом не помнила. Она стремилась защитить того, кому уже нельзя было помочь. Том упал лицом в ковёр, вскочил на ноги и выругался. Девушка обняла застывшее тело, не замечая, что пачкается в крови. Вряд ли она осознавала, что грозит ей. Прогремел ещё один выстрел… Разбилось стекло, всхлипнуло и упало вниз сотней маленьких осколков. Джон дрался с Томом, напарником, который вышел из повиновения.

– Отстань от неё!.. Уходим отсюда! – он заломил ему руки. Мощным ударом отбросил в сторону. Потом повернулся к Лане, которая тоже могла погибнуть. Крови было слишком много, она собиралась в лужицы и текла к его ногам…

– Бежим!..

– Бежим…

Джон выстрелил ещё раз. Ему уже нечего было терять. По свитеру Брэндона расползалось ещё одно тёмное пятно… Убийцы покинули дом и выехали на шоссе. Остановившись у реки, они выбросили оружие и перчатки в воду, а затем спокойно вернулись в Фоллз-сити. Мальчишка… Высокого роста, худой. Он был миловидным, с хорошими манерами. Он ходил по барам в компании местных парней, играл в карты и бильярд, пил виски, мягко улыбался на сальные шуточки о женщинах, дрался, болтал о машинах, пользовался мужским туалетом, даже брился… Брэндон Рэй Тина. Он умер. Он умер, и она ощупывала руками его бездыханное тело, как слепая… не в силах поверить. Иней покрыл траву, машину, детские качели… Облака медленно, но верно окрашивались розовым с оттенками жёлтого. Пришло новое утро. Она помнила звуки кантри. Она больше не была подавленной или испуганной. Она просто лишилась всего… при одном грохочущем звуке, отнявшем у её любовника жизнь… У неё задрожали губы – и она плотно сжала их. Слёзы кончились. Наступила безысходность. Она так и не смогла ему помочь… Покойся в мире, Брэндон. Я люблю тебя, друг… Я люблю тебя… Я… Мать увела её. Какой бы она ни была, она осталась её матерью. Она заботилась о Лане. Она даже смогла проснуться в пять часов утра, приехать в Гумбольдт и увезти дочь с места преступления… Всё, что девушка уносила с собой – это клочок бумаги и серебряное колечко, которое соскользнуло с её руки во время занятия любовью… Она нашла их в его карманах. Она обнимала его так, будто надеялась воскресить. Но он не шевелился. Он больше никогда не засмеётся, не посмотрит на неё, не наградит ласковым словом. Сказка кончилась. … «Дорогая Лана! Если ты читаешь это письмо, значит, я нахожусь достаточно далеко. Во всяком случае, уже на дороге к Линкольну. Честно говоря, я немного боюсь того, что должно произойти – как, наверное, и ты… Ты была полностью права – Мемфис кажется близким, если ехать по большому шоссе, среди огней, похожих на парное молоко. Мы туда доберёмся, рано или поздно. А пока я поймаю кого-нибудь, и поеду домой… Я не убежал, ты не думай. Я буду ждать тебя. Всегда. Брэндон.» Яркие лучи наискосок перерезали лицо, как остриё шпаги из литого серебра. Размытые контуры фермерских домиков и придорожных заправок покорно уходили назад, провожая её неопределённым чувством тоски – словно приятельские собаки, свернувшиеся клубком у порога. Она чуть сильнее сжала холодный ободок руля – кольцо врезалось в палец… Ей его принёс коротко стриженый мальчик в нелепой ветровке, скрывавшей небольшого размера крылья – то, что сверкающую штучку он попросту спёр у продавца в супермаркете, не считалось. С ним можно было быть собой, потому что он умел стряхивать с плеч заботы и конкретность осязаемой городской пустоты, был лёгким и ненавязчивым – как и положено быть истории с печальным концом. Разве с каждым можно было сесть на траву, прикуривая от колеблющегося огонька зажигалки? Он был красивым, как тонкий ивовый прутик ранней весной, как поцелуй свободы – единственный и запоминающийся. Господи… Скрипучий голос, читающий выдержки из протокола, безумно раздражал – но сколько раз она его слышала… он даже во снах приходил. «Джон Лоттер был признан виновным в двойном убийстве с отягчающими обстоятельствами, и приговорён к смертной казни. Сейчас он дожидается исполнения приговора в тюрьме для особо опасных преступников. Подаёт апелляции… Марвин Томас Ниссен, соучастник Лоттера, находится в исправительной колонии штата, имея согласно вынесенному вердикту три пожизненных срока. Вердикт в отношении подсудимого был смягчён в связи с его помощью следствию… Брэндон Тина (Тина Брэндон): 1972 – 1993…» Мотор машины равномерно гудел, спидометр безразлично качал красной стрелкой на пометках с милями… Дорога убегала вдаль. Её разграничивала белая полоса, отделяя прошлое от будущего, сегодня от завтра, безнадёжность от нежности, яркость – от пустоты… Память была недолговечна – забыть, убрать прошлое на дальнюю полку в архиве, чтобы не царапало по сердцу… Жители Фоллз-Сити, штата Небраска, оставались в своих домах, даже не думая о том, куда в конечном итоге приведёт их разметка, по которой только и стоит идти, если хочешь жить… Они не помнили, они не желали. Что по этому поводу думала Лана Тисдейл… никто не знал. Она ничего не сказала…

Реклама на сайте