«История о сене и собаке»

Ольга Болгова История о сене и собаке (по мотивам комедии Лопе де Вега «Собака на сене»)

«Любовь — опасная стезя…»

Лопе де Вега «Собака на сене» (действие I, явление 17)

Глава 1

Сегодняшний день начался плачевней не бывает, словно старательно сложенный пазл, разрушенный небрежным движением неловкой руки. Настроение, испорченное еще вчера вечером после неудавшейся беседы с бестолковым подрядчиком, и с утра оказалось на нуле, нет, точнее — намного ниже нуля, где-то на уровне затвердевания бетона марки F500. За завтраком я вдруг вспомнила, что осталась без машины, потому что по причине неприятного стука в кардане вчера отогнала ее на автосервис, да так и не успела забрать, а домой меня подвез Федор. Пока размышляла, позвонить ли Федору или вызвать служебную машину, на кухне появилась племянница Дора, глядя на меня круглыми, как шары для пинг-понга, глазами.

— Что случилось? — спросила я, подозревая, что эта вечная нарушительница спокойствия устроила очередную пакость.

— Теть Даш… я ваш мобильник… но вы сами его там оставили… я не хотела, — застонала нахалка.

— Что с моим мобильником? — рыкнула я.

— Я его… в ванну уронила, а вода включена была…

Вспомнила, что вчера перед сном залезла в ванну, прихватив с собой телефон, чтобы сделать пару звонков. С трудом сдержавшись, чтобы не облаять истекающую оправданиями Дору, я долго трясла мобильник, нажимала кнопки, но он не реагировал, словно укоризненно вопрошал: «Со мной такое обращенье?».

Домашний телефон шофера Димы ответил долгими гудками. Цивилизация хлопнула меня по голове.

Злая, как друг человека, я вышла из подъезда и направилась на проспект в надежде поймать такси, но зрелище пробки, растянувшейся ни на один километр, лишило меня последней надежды. На десерт к расчудесному утреннему блюду пошел противный холодный дождь, и я, раскрыв чудом захваченный в последний момент зонт, двинулась в сторону станции метро. В подземку я не спускалась года три, и у меня, естественно, не оказалось ни карточки, ни жетона, а очередь анакондой вилась по всему вестибюлю. Кляня на чем свет стоит автосервис, Дору, пробки и жизнь вообще, я пристроилась в конец очереди. «Хотите карту?» — раздалось слева. «Конечно», — взбодрилась было я, но попытка пройти по купленной втридорога, но оказавшейся уже использованной карте позорно провалилась, и мне волей неволей пришлось вернуться в очередь. Выстраивая пункты плана кары, которая обрушится на головы виновных в моих мучениях лиц, я втиснулась в переполненный вагон и оказалась зажатой между немеряно крупной дамой и потрепанным мужиком, от которого тошнотворно несло перегаром. Навыки подобных поездок оказались утраченными, на станции толпа рванула на волю, мужик дохнул в лицо перегаром, дама толкнула сзади, сознание на миг выпало из действительности, и меня понесло к выходу. Я попыталась затормозить у дверей, в результате, ноги остались в вагоне, а голова по инерции решила отправиться на перрон, и мое бесславное падение совершилось бы в следующую секунду, если бы кто-то не схватил меня сзади и не дернул, довольно бесцеремонным образом. «Осторожней надо, девушка», — услышала я позади мужской голос и попыталась повернуть голову, но попытка оказалась безуспешной, поэтому разглядеть я смогла лишь плечо, покрытое темной тканью куртки.

— Спасибо, — сердито буркнула я в сторону плеча. — Но я бы и самостоятельно справилась.

Стоящий за спиной промолчал, и через некоторое время я бы совсем забыла о нем, если бы он не дышал мне прямо в ухо, что стало еще одним раздражающим фактором в дополнение ко всем неприятностям сегодняшнего утра. На Техноложке толпа вынесла меня из вагона, и я рванула в сторону, к стене, чтобы отдышаться, прийти в себя и проверить, все ли части одежды и существа находятся на месте.

— Все в порядке, девушка? — передо мной вырос мужчина, кажется, мой нечаянный спаситель.

— Вы, вероятно, опаздываете на работу? — прорычала я. — Если вы — тот, кто помог мне не упасть, я премного благодарна, но это, черт побери, не значит, что вам дано право цеплять меня и задавать идиотские вопросы!

— Ну и желчи же в вас, растопите гранит, — сказал он и исчез в толпе, словно его и не бывало.

Перепугав секретаршу Анну, которая шарахнулась от меня, как новобранец от деда, я пролетела мимо нее в кабинет, бросила в угол мокрый зонт, скинула плащ, опустилась в свое директорское кресло, вытащила из сумки косметичку и устроила в кабинете импровизированный салон восстановления утраченной после поездки в общественном транспорте и под воздействием атмосферных явлений красоты. Точнее сказать, внешнего вида, соответствующего деловой, уверенной в себе женщине. Пора бы навестить цирюльню и подправить стрижку, но на это совершенно не хватало времени. Я поработала феном, привела в порядок лицо, немного успокоилась, ответила на пару телефонных звонков и едва успела убрать со стола свои дамские штучки, как дверь отворилась, и в кабинет осторожно просунулась голова секретарши, украшенная прической а-ля «умопомрачительный переполох».

— Дарья Васильевна… там к вам Зеленин, от субподрядчиков…

Строительная компания, на благо которой я трудилась, и которая, в свою очередь, давала мне кусок хлеба с неплохим слоем масла, конечно, не являлась акулой строительного бизнеса, отнюдь нет. Созданная на базе бывшего Мостоотряда, она до сих пор вполне успешно держалась на плаву благодаря разумной политике и не без моего участия, если не скромничать, а подходить к вопросу объективно. Компании даже удалось частично сохранить старые кадры во времена, когда строительная индустрия падала в пропасть, и казалось, что кроме торговых павильонов-времянок и замков обновившихся русских, строить больше нечего.

— Почему не позвонила? — рявкнула я, тут же вспомнив, что сама только что вырубила внутреннюю связь, чтобы отдышаться.

— Но вы же отключили… — виновато протянула Аня.

Кажется, я перегнула палку. Срывать свое дурное настроение на подчиненных — последнее дело. На службе следует быть выше собственных настроений и провалов, держаться невозмутимо и спокойно, а не сходить с ума.

— Да, ты права, я отключила. Пусть проходит. Да, найди Сударева, и принеси мне материалы по торговому комплексу на Восточной… акты приемки нулевого цикла и согласования с водоканалом.

Аня кивнула и скрылась, а в дверь ворвался Зеленин, представитель компании-субподрядчика, которая занималась монтажом сетей отопления и водоснабжения на нескольких наших объектах. Зеленин с места в карьер выложил свои претензии по отношению к нашим претензиям по срокам и качеству работ. Затем я целый час просидела с главным инженером Сударевым, разбираясь с проектом моста, тендер на строительство которого нам удалось успешно выиграть; подписала десяток смет и ведомость на премию монтажникам, которую росчерком пера уменьшила с двадцати процентов до пятнадцати. Попросила Аню сварить кофе, порелаксировала с чашкой в руке, глядя в окно на доходный дом позапрошлого века, что возвышался напротив, мрачно нависая над улицей и предупреждая любое проникновение солнечных лучей. Явился зам Суриков, явно с хорошего похмелья, попытался рассказать дурацкий анекдот про гаишника и страшно обиделся, когда я выставила его вместе с похмельем и анекдотом. Почему я не могу себе позволить явиться на работу в таком состоянии? Потому что не бываю в нем? Снова разъярившись, объявила Анне, что иду обедать, но звонок, раздавшийся в этот момент, помешал осуществить сей гуманитарный план.

— Дарья Васильевна, это вас… там что-то случилось… — Аня протягивала трубку, испуганно глядя на меня.

Взволнованный голос, принадлежащий прорабу с Восточной, сообщил, что на стройке произошел несчастный случай: рабочий упал в котлован, об этом, невесть откуда, узнали телевизионщики, и требуется присутствие начальства на объекте. О, черт, догнать и заколоть на месте! Я отчитала прораба, забыв спросить, насколько несчастным был случай. Делать было нечего: Суриков уехал домой, главный инженер укатил на загородный объект, и я, ругаясь и моля, чтобы случай не оказался фатальным, прихватила инженера по технике безопасности, смущенную девицу — недавнюю выпускницу вуза и мою родственницу, троюродную сестру по отцу, Риту, Маргариту Николаевну. Мы загрузились в служебный Форд, и Дима помчал нас, ловко объезжая одному ему ведомыми путями пробкоопасные улицы.

Первыми, кого я увидела, вылезая из машины, были оператор с камерой на плече и девушка-репортер с микрофоном в руках. Какой же доброжелатель сообщил на телевидение? Я хлопнула дверцей и, не оглядываясь на Риту и игнорируя представителей СМИ, направилась к прорабу, который уже спешил навстречу. Девица с микрофоном бросилась наперерез, выкрикивая: «Кажется, на место происшествия приехали представители строительной компании! Кто виноват…», — микрофон с кубом-набалдашником, украшенным надписью «Городские новости» противно замаячил перед глазами.

— Уйдите, мадам, — сквозь зубы процедила я, отводя куб в сторону.

Она отшатнулась и заявила в микрофон, что представитель строительной компании от комментариев отказывается.

— Дарья Васильевна… — начал прораб.

— Кто вызвал сюда репортеров? Какого черта? Что произошло? — оборвала я его. — Вы понимаете, к чему все это приведет? Какие последствия? — добавила тише. — Исход?..

— Да кто их знает, кто вызвал! Все одно к одному. Жив этот узбек, спасли его, — махнул рукой прораб.

— Какой узбек?

— Узбек из бригады узбеков.

Оказалось, что двое рабочих несли носилки с раствором и, проходя по дощатому мосту, перекинутому над котлованом, один из них, вышеупомянутый узбек, оступился, выронил носилки и свалился в котлован, прямо на свежеуложенный бетон, чуть не утащив следом своего напарника. Напарник, не растерявшись, быстро спустился вниз и вытащил несчастного, живого и почти здорового, не считая сломанной руки и прочих ушибов. Пострадавшего уже увезли на скорой.

За спиной маячили фигуры репортеров. Напрасно я подставилась, сглупив и нагрубив им. Все это последствия неудачно начавшегося в метро дня. Теперь завтра, а то и сегодня, я появлюсь в «Городских новостях» в роли подозреваемого в криминале руководителя, прикрывающего пятерней объективный объектив камеры, пытаясь утаить от корреспондентов страшную правду.

— Так, — обратилась я к репортерше. — Я дам интервью. Подождите пару минут, чтобы сориентироваться в обстановке.

«Узнаю, какой гад позвонил телевизионщикам, ему не жить!»

Девица заулыбалась, радостно кивнула и что-то крикнула оператору, а я отправила растерянную Риту выяснять подробности и собирать объяснительные.

Мы встали около ограждения котлована, благо, что дождь, что лил с утра, наконец-то прекратился, и стало сравнительно тепло. Заурчала вновь запущенная бетономешалка, рабочие разбирали настил-мостик, с которого упал пострадавший.

— Этот вопиющий случай будет поставлен на контроль, расследован и проанализирован так, чтобы впредь, насколько возможно, исключить вероятность повторения несоблюдения нашими работниками правил техники безопасности, которые пишутся не для того чтобы ими пренебрегать, но потому, что за каждым правилом, возможно, стоит чья-то жизнь… — сказала я в микрофон, стараясь, чтобы голос звучал как можно жестче и уверенней.

Подошла Рита в сопровождении мужчины в каске и заляпанной бетоном робе.

— Вот, спаситель, Лудовин, чернорабочий…

— Здравствуйте, — сказал тот.

«И зачем она его сюда притащила? Он хоть пару слов может связать между собой? Или брякнет что-нибудь неуместное!», — подумала я и перешла в наступление.

— Вы должны написать объяснительную записку, — я старалась не смотреть в сторону черного жерла камеры. — Вы напишите подробную объяснительную записку и принесете ее мне, лично… Маргарита Николаевна, возьмите на контроль. Мы разберемся и примем все возможные меры…

Еще минут десять я тошнотворно рассуждала на темы правил техники безопасности, контроль за соблюдением которых ведется у нас на каждом объекте, и в конце своего блистательного интервью, взглянув туда, где стояли Маргарита с чернорабочим, чью фамилию я уже успела позабыть, с удовлетворением отметила, что герой дня испарился со своего места.

Вечером Дима забросил меня в автомастерскую, и я забрала свою любимую малютку «Пежо», явно переплатив за ремонт. По дороге домой вспомнила, что нужно купить мобильник, поскольку мой, пострадавший от неловкости Доры телефон так и не подал признаков жизни. Едва вставила симку в новое навороченное приобретение, как меня настиг звонок Федора, возмущенного молчанием моего средства связи. «Ты в порядке, дорогая?» — спросил он. Отрезала, что есть небольшие проблемы, которые не намерена сейчас обсуждать, а организм требует релаксации. «Целую, дорогая, завтра увидимся», — сказал Федор. «Увидимся, дорогой», — ответствовала я, нажимая на красную кнопку отбоя. Разговор навел на мысль, что я уже пару недель как не была в спортзале. Заехав домой и захватив снаряжение, я решительно направилась в свой, давно насиженный фитнес-центр расслабляться и восстанавливать несколько утраченную в борьбе с жизненными неурядицами форму. Я потела на тренажере, задыхаясь и мучаясь от боли в спине, но зато все неприятности и тревоги дня отступили, остались лишь нагруженные мышцы, усталость и пот, словно меня живьем палили на тысяче огней. Потом я долго стояла под душем, наслаждаясь усталостью и болью во всем теле. Домой вернулась поздно и, войдя на кухню, где на диванчике перед телевизором, аппетитно поглощая глянцево-коричневое буше, восседала встрепенувшаяся при моем появлении Дора, поняла, что немыслимо голодна, потому что поесть мне так и не удалось.

Все утро следующего дня я проторчала в пробке, совмещая неприятное с бесполезным: листала юридический справочник и думала о том, что поездки в общественном транспорте имеют при явных недостатках реальные преимущества.

Кое-как с опозданием добравшись на работу, попросила Аню сварить кофе и с места в карьер вступила в конфликт с замом Суриковым по поводу тендера на строительство моста в области. Тендер этот мы каким-то чудом выиграли, упирая на квалифицированные кадры и наличие многолетнего опыта подобного строительства, но, в действительности, сооружением мостов не занимались уже давно. Кроме того, проект этот носил скорее социальный, чем коммерческий характер и по большей части финансировался из областного бюджета. Суриков был изначально против участия в тендере и теперь при любом удобном случае высказывал свое недовольство и аргументы против. Именно это он и не замедлил сделать, заявившись прямо с утра и, видимо, дополнительно лелея мысль отомстить мне за вчерашний наезд.

— Романтики захотелось? Благотворительностью решили заняться? — завел уже ставшую традиционной песню Суриков. — У нас все кадры — пенсионного возраста, монтажный кран на приколе стоит, образца прошлого века! И финансирование неустойчивое, ну что такое местный бюджет? Я бы, пока не поздно, отказался от этого проекта и уступил бы его Гладилину.

Мне совсем не хотелось вступать в дискуссию, но последние слова вывели меня из себя.

— Подлее замов не встречала! — рявкнула я. — Хорошая пойдет молва, если мы сейчас откажемся от проекта! Кроме того, ты не забыл, что на подходе новая техника?

Короче, мы в очередной раз не на шутку сцепились с Суриковым, но в конце концов этот конформист пожелал усластить ложкой меда бочку дегтя, которую старательно вылил на меня, и попытался рассказать анекдот о муже, невпопад вернувшемся из командировки.

— Право, не до шуток, Миша, — оборвала его я. — Много и без них забот.

Суриков обозвал меня недобрым, но нормативным словом и удалился, но вскоре в дверь просунулась Аня.

— Дарья Васильевна, ваше кофе…

— Ваш кофе, Анна! Ваш! Кофе — мужского рода! — рявкнула я.

Аня моментально скрылась за дверью и появилась минуты через три… без кофе, но с поджатыми губами, всем своим видом демонстрируя оскорбленное достоинство.

— Дарья Васильевна, простите, но у вас опять отключена внутренняя, — бесстрастно объявила она. — К вам пришел этот… Лудовин…

— Это еще кто такой? По какому вопросу? Он предупреждал?

— Инженер по ТБ говорит, вы его вызывали, чтобы он лично явился, с объяснительной по вчерашнему случаю, — процедила Аня.

Вчерашний несчастный случай… Ч-черт, и когда я такое говорила? Ах, да, я же сказала это, когда давала интервью «Городским новостям»! А если и сказала, то отчего Маргарита понимает все так буквально?

— Аня, скажи, что мне некогда, пусть напишет и отдаст инженеру…

«Впрочем, — вдруг подумала я. — Наверное, стоит поговорить с этим типом лично и прочитать, что он там понаписал, чтобы держать руку на пульсе, кто его знает, что раздуют из этого случая. Тем более, Гладилин спит и видит, как мы обанкротились и пошли по миру. Нет, успокаиваться нельзя, и я не буду Дарья Цветова, не разведав, кто там виноват».

— Подожди, Аня… пусть он заходит, у меня есть минут десять… — сказала я вслед уходящей секретарше.

— Здравствуйте, — мрачно сообщил герой дня, войдя в кабинет и остановившись у двери.

Был он высок и небрежно одет, сразу видно, безнадежный работяга.

— Проходите, присаживайтесь. Вы принесли объяснительную? Давайте ее сюда.

Он прошел и уже собрался садиться на один из стульев, окружавших длинный стол для заседаний, как вдруг замер и совершенно беззастенчиво уставился на меня.

— Что случилось? — спросила я, когда прошла чуть ли не минута.

— Нет, так, ничего, — ответил он, с шумом вытянул стул и сел, прекратив созерцать меня и переключившись на осмотр интерьера кабинета.

— Давайте вашу объяснительную, я ознакомлюсь, — сказала я.

— Знаете ли, я ее еще не написал…

— Как это не написали? И зачем же вы тогда сюда явились?

— Так это же вы распорядились, чтобы я срочно в офис ехал …

— Я? Когда?

— Ну… с утра Семенычу позвонили, он меня силой вытолкал с работы, я вот так, как есть, и приехал.

Я взглянула на него. Потертая кожаная куртка, под ней — видавший виды свитер. Прядки темных волос падают на лицо, которое вдруг показалось мне знакомым. Ну конечно, оно мне знакомо, я же видела его вчера. Что за глупое удивление? И с чего это я решила разыгрывать демократичного руководителя перед каким-то там чернорабочим? Испугалась СМИ? Что за чушь?

— Значит так! Берите у секретаря бумагу и пишите! — рыкнула я, разозлившись и отбросив прочь план взять под контроль данный случай. Пусть Рита этим и занимается! — Идите, напишите, и принесете… хотя, нет, оставьте у секретаря… Идите…

Мне показалось, что он хмыкнул, когда поднимался со стула.

— Ну что ж, до свидания, — сказал он, направляясь к двери.

Я посмотрела ему вслед, он слегка прихрамывал, но при этом походка у него была довольно легкая… Не повредил ли он ногу вчера, когда вытаскивал из бетона узбека?

Через полчаса, зарывшись в дела, я совершенно позабыла о хромом рабочем и его объяснительной. Ближе к обеду позвонил Федор и предложил сходить вместе перекусить в нашу любимую харчевню. Я вышла в приемную и в ожидании сообщения, что он подъехал, машинально перебирала бумаги, лежащие на столе секретарши.

«Объяснительная, — прочитала я на листе, исписанном размашистым почерком. –

Я, Лудовин Роман Петрович, 15 сентября сего года занимался обычным делом, то есть нес носилки с бетоном вместе с Урузбековым Алимом, который при переходе через небрежно сколоченные мостки, споткнулся и упал вниз, в котлован. Я спустился и помог ему выбраться из жидкого бетона. Удостоверяю, что Урузбеков был трезв, потому что он вообще не пьет.

Но что удивительно в тот же день 15 сентября я оказал помощь еще одному человеку, утром в метро вовремя перехватил женщину, которая чуть не выпала из вагона на перрон. Эта женщина затем неплохо отшила меня. Ну вот, отклонился от сути. Вышло плохо, видно сразу, работал по приказу.

16 сентября 2008 г.

Лудовин Р.П. рабочий 2-го разряда».

— Аня! Аня! — заорала я, потрясая листом. — Что это такое?!

Перепуганная секретарша вскочила, грохнув пальцами по клавиатуре.

— Что случилось, Дарья Васильевна?

— Звони на Восточную, и чтоб этот… Лудовин был здесь, в… — я взглянула на часы. — Ровно в два! Наглец!

Аня плюхнулась на стул, а я с подозрением взглянула на нее, но, не уловив никакой иной реакции по поводу объяснительной, кроме испуга от моего неадекватного вопля, с надеждой решила, что она эту бумагу не читала. Возможно… Я свернула лист и сунула его в сумку.

Из-за очередной встряски обед с любимым прошел в нервозной обстановке. Я потеряла аппетит и думала о странностях и причинах совпадений. Впервые за три года спуститься в метро и там, где проходят тысячи и тысячи людей, столкнуться с человеком, который работает в нашей компании и через несколько часов станет участником события, в которое буду завлечена и я. Но зачем он написал эту бредовую объяснительную? Захотел поиздеваться надо мной? Отомстить за мое хамство? А если я возьму и уволю его! Хотя, вряд ли он боится увольнения, найти подобную работу можно на счет один, безо всяких проблем. Но он совсем не прост, ведь для того, чтобы написать такое, нужны мозги и зачатки чувства юмора. «Вышло плохо, видно сразу, работал по приказу».

Я нервничала оттого, что думала об этом Лудовине, я чувствовала себя униженной и оскорбленной — он каким-то образом переиграл меня, чернорабочий, неудачник, таскающий носилки на стройке. Федору пришлось несколько раз повторить свой вопрос, прежде чем до меня дошло, что он обращается ко мне.

— Извини, устала, — начала оправдываться я. — Что ты спросил?

— Вообще-то, я предлагал обсудить наши планы…

— Какие планы? — рассеянно пробормотала я, выбирая кусочки брынзы из греческого салата.

Федор отодвинул опустошенную тарелку, аккуратно сложил вилку и нож сигналом «блюдо можно уносить», помял в руках салфетку и сказал, в упор глядя на меня:

— Насколько я понимаю, у нас с тобой есть матримониальные планы. И я думаю, что откладывать это событие до холодного декабря не имеет смысла. Тем более, в конце года вечная запарка. В октябре-ноябре мы могли бы поехать в Испанию или еще куда-нибудь, куда захочешь… Или ты до сих пор еще не решила? Молчишь и клонишь взгляд, словно не рада моим речам.

— Я очень рада твоим речам, — ответила я.

Наверное, мне все-таки пора выйти замуж, иначе, еще немного и вопрос о замужестве можно будет снимать с повестки дня. Федор же был отличной кандидатурой во всех отношениях. Успешный бизнесмен, симпатичный мужчина, спортсмен, комсо… в общем, если выходить замуж, то только за него. Тем более, что у нас с ним так много общего. Мы познакомились, столкнувшись как-то по строительным делам, тогда он только что развелся с женой. Возможность брачного союза мы обсудили с ним уже давно, и по меркам прошлых веков можно было бы считать, что мы помолвлены… почти, так как до сих пор не пришли к окончательному соглашению на этот счет.

— Знаешь, какая история со мной приключилась, — сказала я. — Удивительное совпадение, и очень неприятное.

Я рассказала Федору о вчерашней поездке в метро, несчастном случае, Лудовине и его объяснительной записке.

— Так и написал? Ну и наглец… И ты терпишь подобные выходки со стороны своих рабочих? Даша, нужно сразу поставить его на место, кардинально и просто — уволить.

Я молчала, глядя, как Федор аккуратно разрезает стейк, и снова вспомнила дурацкую фразу Лудовина: «Ну вот, отклонился от сути. Вышло плохо, видно сразу, работал по приказу». А что он сказал тогда, в метро? Ну и желчи же в вас, растопите лед… нет, не лед, что-то другое… Наглый! Наглый и хитрый!

— Что молчишь? — спросил Федор. — Или? Или тебя нравится, что чернорабочие пишут тебе записки подобного рода?

— У него второй разряд… — зачем-то сказала я.

— Ну-ну, Дарья, смотри, советую не церемониться… Прими меры!

Меры пришлось принимать, едва я вернулась в офис. Анна сообщила, что только что в дневном выпуске «Городских новостей» видела сюжет, посвященный вчерашним событиям на Восточной, и меня, дающую интервью. Появившийся как нельзя вовремя Суриков заявил, что мне не следовало лезть в объектив камеры, и обвинил в желании лишний раз засветиться.

— Да, конечно! Я — кинозвезда и топмодель, поэтому только и мечтаю, как попасть на экран или на обложку! — взорвалась я. — Ты неплохо устроился, вчера укатил домой, а мне пришлось отдуваться за всех, ехать на объект, разбираться там, и ты еще позволяешь себе упрекать меня, что я дала это чертово интервью? Сам бы покрутился!

— А кто меня послал вчера практически прямым текстом? — поинтересовался Суриков, но продолжать не стал, поскольку аргументы его явно зашли в тупик.

Разозлившись, я, после ухода зама, вызвала Маргариту с отчетом о проделанной работе.

— Я собрала все материалы, всех опросила, позвонила в больницу, — сказала Рита, появляясь в кабинете и выкладывая передо мной бумаги. — С этим, с Урузбековым, все в порядке. Ну, не совсем, конечно, в порядке, сломана рука и ребра, но в целом, нормально. Вот, составила акт…

— Присаживайся, — я постаралась настроиться на миролюбивый лад. — Акт я просмотрю, надо все проверить, потому что раз вмешалась пресса, нужно быть готовыми ко всему. Рабочий сам виноват в том, что случилось, он нарушил правила техники безопасности, и ты должна доказать это.

— Но мостки перехода были не очень устойчивы, вот, посмотрите, Дарья Васильевна, во всех объяснительных написано!

— Значит, нужно собрать другие, переписать… или ты хочешь, чтобы этот Урузбеков подал на нас в суд? Сейчас у него вполне могут найтись неуместные советчики!

— Но, Дарья Васильевна… — начала Маргарита, потерянно глядя на меня.

— Что — Дарья Васильевна? Это работа, Рита, работа и ты… — мне не удалось продолжить воспитательную речь, потому что в кабинет впорхнула Аня и заявила с триумфальным видом:

— Дарья Васильевна, он пришел!

— Кто он?

— Но, Дарья Васильевна, вы же потребовали, чтобы он был здесь ровно в два… А сейчас, — она взглянула на монументальные часы, висящие на стене кабинета, — двадцать минут третьего. Опоздал немного…

«Черт, это явился Лудовин… — сообразила я. — И мне нужно поговорить с ним с глазу на глаз… Но не могу же я выставить из кабинета инженера по технике безопасности, когда вопрос как раз и касается этой самой техники безопасности!»

— Пусть заходит, — скомандовала я, поскольку иного выхода из ситуации не намечалось.

Лудовин вошел в кабинет, высокий, лохматый, все в той же потертой куртке, прохромал длинными ногами к столу.

— Еще раз здравствуйте… — он взглянул на Риту. — С Маргаритой Николаевной мы сегодня виделись…

— Здравствуйте, Роман Петрович, — ответила Рита.

Ого! Она уже помнит, как его зовут. Надо же!

Он улыбнулся Рите, сел, не дожидаясь приглашения, откинул прядь волос с лица и уставился на меня.

— Вы вызывали меня?

Откуда в нем такая уверенность в себе? Какой-то рабочий второго разряда, второразрядный рабочий.

— Вызывала… Хотела, чтобы вы написали более подробную объяснительную, чем та, что вы изволили сочинить.

— Вам не понравилось? — спросил он. — Я… возможно, я погорячился и написал лишнее.

— Что значит, понравилось или не понравилось? — возмутилась я. — Да, вы погорячились, Роман Петрович! Пожалуйста, будьте так добры, перепишите ее, изложите все конкретно, по делу, распишите в деталях, что и как произошло. С вами же проводился инструктаж, не так ли? Вы напишите, я знаю, гораздо лучше… прочтите, вот, что вы писали, — я достала из сумки и подала ему свернутый листок бумаги, поймав удивленный взгляд Маргариты.

— Готов прочесть, но вовек не упражнялся, чтобы писать всякие там бумаги. Не писатель я…

— Вовек? А мне показалось, что у вас прекрасный слог, — съязвила я. — Не скромничайте, Роман Петрович, не скрывайте свои таланты!

— Скрываю? Я? Где и когда?

— Читайте, что вы написали, берите бумагу и переписывайте! Здесь и сейчас! — рявкнула я, вырвала из лотка чистый лист бумаги, достала из настольного органайзера ручку и протянула ему, желая как можно скорее прекратить на глазах развивающийся балаган.

— Извините, — сказал он, встал и огляделся. — Писать здесь?

— Здесь! Садитесь и пишите! Я жду! И поскорее! Маргарита Николаевна, вы можете идти!

Рита хотела что-то сказать, но, видимо, передумала или не решилась и вышла из кабинета. Лудовин, крутя в руке ручку, уставился на чистый лист. Я вынула из прозрачной папки пачку объяснительных и, взяв первую сверху, начала читать ее.

— Знаете, сто лет уже ничего не писал, — сообщил Лудовин.

— Но вы грамотно излагаете, — заметила я, читая, как один из свидетелей развернувшихся перед ним событий, пытается описать их: «Я увидил, как пастрадавший упал с носилками в катлаван. Побижал туда…».

— Неплохо учился в школе… книжки читал, — бросил Лудовин, начиная заполнять лист своими размашистыми буквами.

Почему же ты таскаешь бетон на стройке, если хорошо учился в школе? Кто ты такой? Неудачник, выброшенный на дно благодаря неумению бороться с невзгодами? Лентяй, не желающий лишний раз шевельнуть пальцем, чтобы чего-то добиться в жизни? Алкоголик, не способный справиться с губительным пристрастием? Явно неглупый мужик, но, видимо, без царя в голове, лишенный самолюбия и амбиций. В общем, тряпка. Но неплохо выглядит, если его приодеть, то будет очень даже ничего. Яркий пример, когда вполне мужественная внешность скрывает под собой отсутствие характера и набор скрытых пороков. Я вынесла приговор и почти успокоилась, хотя мне очень хотелось спросить, зачем в своей записке он решил сообщить о встрече в метро. Я просматривала следующий документ, параллельно размышляя, как задать этот вопрос таким образом, чтобы он прозвучал как бы между прочим, безразлично. Мне совсем не хотелось демонстрировать свой, пусть и слабый, интерес к его нахальной, неуместной выходке. Момент, когда я могла это сделать как руководитель, требующий от подчиненного ответа за неправомочные действия, был безнадежно упущен. Может быть, он сам догадается и соизволит объяснить свои странные действия. Мститель второго разряда! Применил бы лучше зачатки своих талантов в деле!

Телефонный звонок прервал мои размышления и наблюдения. Когда я закончила разговор и положила трубку, Лудовин приподнялся со стула и подал мне исписанный лист бумаги.

— Не знаю, вроде описал все подробно…

По привычке вооружившись простым карандашом, я пробежала глазами объяснительную-дубль.

— Вот видите, Роман… э-э-э… Петрович, вы затмили всех, очень неплохо все изложили и… без отступлений не по делу.

— Но я уже сказал, что погорячился. Если вас все устраивает, я могу идти?

— Да, меня все устраивает, можете идти, — сказала я, наблюдая, как он поднялся, кивнул в знак прощания и, прихрамывая, направился к дверям кабинета.

Если не спрошу сейчас, уже не спрошу никогда. И с чего это я так оробела перед каким-то чернорабочим, пусть и грамотным?

— Роман Петрович!

Он остановился и обернулся.

— Что-то не так?

— Роман Петрович, вы вот тут написали, что одна доска мостков расшаталась, и вы считаете, что именно поэтому и произошел несчастный случай?

Я что, с ним советуюсь? Сама себя не узнаю! Застрелиться и не жить! Начиная со вчерашнего дня, я опускаюсь все ниже и ниже!

— Да, именно так и было…

— А почему же вы раньше не обратили на это внимание?

— Вообще-то, мое дело маленькое, принес, выгрузил, унес…

Мне показалось, или в его тоне прозвучали издевательские нотки?

— Конечно, ваше дело маленькое! Безответственность, лень и пофигизм, и, как следствие, увечья, падение, разрушение, если не сказать хуже!

Ну и зачем я выдала эту пафосную реплику? Что я хочу ему доказать?

— А вот этого не надо… я вам кто здесь, школьник, чтобы выслушивать нотации? Вызвали, я приехал, написал, что требовалось! Что еще от меня нужно? Целый день мотаюсь через весь город! Какого … — он проглотил последнее слово и замолчал.

— Между прочим, мотаетесь вы по своей собственной вине! — взорвалась я. — Кто вас просил писать эту чушь в объяснительной? Хотели показать себя, выпендриться, соригинальничать? Надо же, какой отважный, сообщает директору предприятия, что именно он спас ее от неминуемой гибели на платформе метро! Да, огромное спасибо, очень благодарна! Могу выписать вам за это премию! Если вы хотели воспользоваться случаем и таким образом как-то устроиться, то, знайте, вы просчитались! Полагаю, что мужчина мог бы найти себе лучшее применение, чем неуместно выпячивать себя, являясь на самом деле невесть кем!

Я задохнулась, замолчала, понимая, что наговорила лишнего, и сломала карандаш, оказавшийся на удивление хрупким.

— Хотите изобличить мою ничтожность? — спросил Лудовин. — Не напрягайтесь, Дарья Васильевна… ничего мне от вас не нужно! И тем более, премии! Конечно, я круто прокололся, сам не знаю, какого… я это написал. Удивился совпадению… Короче, полный аут. Низость оскорбила высоту! До свидания, госпожа директор… Здоровья вам побольше и успехов в вашем нелегком труде!

— И вам того же, Роман Петрович, и будьте осторожнее, когда переносите тяжелые грузы! Не забывайте о правилах техники безопасности и о своем месте!

— Огромное спасибо! — наглец приложил руку к груди и изобразил явно издевательский поклон. — Постараюсь не забыть ни о том, ни о другом!

С этими словами он вышел, аккуратно прикрыв дверь, хотя я отчего-то ждала, что он хлопнет ею. Я вскочила, сделала круг гнева по кабинету, постояла у окна, выбросила обломки карандаша в мусорную корзину, сгребла листы объяснительных со стола, затолкала их в папку, подумав, достала снова, аккуратно сложила и отодвинула папку на край стола. Акт подпишу завтра. А сейчас нужно просмотреть последние подготовленные экономистом договоры. Я открыла нужный файл и долго сидела, тупо уставившись на червячки букв и цифр, заполнивших экран монитора, пока очередной телефонный звонок не вывел меня из транса.

Глава 2

Отложив книгу, я щелкнула выключателем настольной лампы и, забравшись под одеяло, закрыла глаза, пытаясь уснуть. Сон даже и не попытался приблизиться хоть к одному глазу, и, поворочавшись с боку на бок, я решила, что борьба под лозунгом «Уснуть во что бы то ни стало» бесперспективна и бесполезна, и выбралась из кровати. Я долго стояла у окна, наблюдая, как в сквере напротив покачивается на ветру береза, её мокрые листья поблескивали в свете уличного фонаря.

Сегодня дождь шел с утра, я долго спала, а потом, проснувшись, валялась в постели, не имея ни сил, ни желания выбираться и приступать к обязательным утренним ритуалам, пока не явилась Дора и не объявила, что уходит, потому что ее уже ждет компания, с которой она собирается поехать за город. Дора — моя дальняя племянница из маленького провинциального города, дочь моей не то тро-, не то четырехюродной сестры. Когда-то в юности я бывала у них в гостях, а этим летом многоюродная племянница приехала поступать в вуз, и я предложила ей устроиться в моей просторной квартире. Я подумала, что вполне уживусь с жизнерадостной Дорой, которая на деле оказалась, домашней разрушительницей, но зато рьяно занималась уборкой.

Проводив Дору, я побродила по квартире, пощелкала каналами телевизора, сварила себе кофе, разогрела в микроволновке бутерброд с сыром и в таких приятных делах провела все утро. К полудню в окна вдруг нежданно-негаданно потянулись солнечные лучи, дождь прошел, и серая неулыбчивая утренняя облачность чудесным образом растаяла, уступив место вселяющей оптимизм небесной голубизне. Я решила преодолеть охватившую меня лень, добраться до ближайшего парка и побродить там в одиночестве, благо, что Федор еще вчера укатил с приятелями на рыбалку, и я в его планы не вписалась, из-за чего, признаться, не слишком расстроилась. Я не стала заниматься макияжем, решив, что имею право расслабиться и появиться в общественном месте в естественном своем виде, поверив зеркалу, что он вполне приемлем. Я оделась, завершив туалет широкополой шляпой, которую неизвестно почему приобрела летом, случайно зайдя в Пассаж. Настроившись на спокойную одинокую прогулку, постаравшись забыть о делах и заботах, я вывела на дорогу свой «Пежо» и рванула вперед, благо воскресный проспект радовал пустотой и отсутствием даже намеков на пробки. Ноги, то есть, колеса сами повели меня в сторону любимого парка, где можно было найти место, чтобы поставить машину, и прогуляться под развесистыми кленами.

Я шла по аллее, по опавшим листьям, думая обо всем и ни о чем, мысли скользили, не цепляясь и не задерживаясь. Почти тишина, запах вялой травы, запах осени — всего этого было достаточно, чтобы впасть в состояние грустного умиротворения и дремоты на ходу. Отчего-то представила, как сплю на мокрой скамейке, укрывшись газетами и подложив под голову сумочку. Отбросив прочь это сомнительно-криминальное видение, я пробралась по подстриженной траве к старому клену у пруда, остановилась возле его сырого неровного ствола, достала сигареты и закурила, наблюдая, как листья падают в воду и медленно тонут в её прозрачной глубине. Вода, как это бывает осенью, казалась чистой, словно в хорошо ухоженном аквариуме.

Мимо по аллее ритмично шурша кроссовками, пробежали два юных спортсмена, затем печально протащился мужчина абстинентного вида с огромной клетчатой сумкой в руке. Я затушила сигарету и, как добропорядочная жительница любимого города, двинулась в сторону урны, что притулилась возле скамьи. На аллее показалась парочка: высокий мужчина и светловолосая девушка в коротком пальто. Девица была ни кем иным, как моей родственницей и протеже Ритой свет-Николаевной, а мужчина… в первый момент я не поверила своим глазам и решила, что ошиблась, но когда они подошли ближе, все сомнения отпали: это был второразрядный чернорабочий, обладатель размашистого почерка и литературного стиля, мой спаситель и оппонент, Роман Петрович Лудовин, собственной персоной. Вряд ли теперь я забуду имя этого типа. Когда же они успели поладить до такой степени, что прогуливаются вместе по осеннему парку, словно влюбленная парочка? Рита, уж от нее я не ожидала ничего подобного! Неужели нельзя найти приличного парня, более подходящего по всем показателям? О чем она только думает? Все эти мысли пронеслись в моем, вдруг резко проснувшемся мозгу одновременно с безуспешными поисками выхода из сложившейся ситуации: мне отнюдь не хотелось встречаться с ними, но было уже поздно, а ведь могла бы отсидеться под дубом, то есть под кленом, если бы меня не понесло выбрасывать этот чертов окурок. Я швырнула виновника в урну, надвинула шляпу на глаза и шагнула навстречу сладкой парочке, смутно надеясь, что они не узнают меня, или, по крайней мере, сделают вид, что не узнали. Моим надеждам не суждено было сбыться, потому что бестолковая Рита остановилась и жизнерадостно воскликнула:

— Дарья Васильевна, здравствуйте! Не ожидала вас здесь встретить!

Не ожидала она! Это я не ожидала, что в единственный день, когда надеялась прогуляться в одиночестве, без партнера и макияжа, я наткнусь на нее, да еще и в сопровождении совершенно неуместной сомнительной личности.

— День добрый, — ответила я, стараясь задавить рвущийся на свободу сарказм и мимически и вокально изобразить лишь легкое удивление и небрежное дружелюбие. О, если бы это мне удалось, хоть отчасти!

— А я тем более не ожидала встретить тебя, да еще в такой… гм… приятной компании…

— Добрый день, Дарья Васильевна, — провозгласила «приятная компания».

И когда же он успел уговорить Риту? Причесался, приоделся, куртку сменил, а эта темно-синяя рубашка смотрится очень даже неплохо. И что ему нужно от Риты? Хочет развлечься или лелеет какие-то меркантильные планы? Но отчего я-то так разволновалась? Рита — взрослая самостоятельная неглупая девица, которая вполне способна отличить черное от белого. Во всяком случае, очень надеюсь на это. И раз она разгуливает здесь под ручку с этим непонятным Лудовиным, значит, что-то нашла в нем.

— А мы вот, с Романом, гуляем… — сообщила Рита.

Он для нее уже просто Роман!

— Вот и я тоже… гуляю, правда, в одиночестве, отдыхаю от трудов… А вы, Роман Петрович, как я понимаю, ухаживаете за моей сестрой?

Я взглянула на него из-под полей свой шляпы. Кажется, он сильно удивился.

— Рита ваша сестра? А она мне ничего не сказала…

— Троюродная сестра… — уточнила Рита, которая, очевидно, тоже удивилась моему вопросу. Впрочем, я и сама от себя не ожидала подобного всплеска родственных чувств.

— Родственные связи… — задумчиво молвил в пространство Лудовин.

И что он хотел этим сказать? В очередной раз подколоть меня? От умиротворенного состояния, навеянного общением с природой, не осталось и следа. Наступило неловкое молчание, я изобразила подобие улыбки и сказала:

— Ну что ж, была рада встрече, мне пора… Рита, я позвоню тебе…

Дождь плавно перешел в ливень. Я стояла и смотрела, как стекают по стеклу струи дождя, причудливо искажая свет фонарей и мокрые листья, качающиеся за окном. Нужно обязательно поговорить с Ритой, ненавязчиво и осторожно, по-родственному. Не нравится мне это ее знакомство…

Глава 3

Я кликнула на красный значок «отключить», компьютер напрягся, обдумывая поданный сигнал, и слопал иконки с рабочего стола, обоина-релаксатор — морской простор и волны, разбивающиеся о прибрежную скалу где-то там, в дальних далях — на секунду приобрела черно-белые оттенки и сменилась на синеву прощающейся с пользователем винды.

Договорились с Ритой встретиться сегодня после работы и поужинать вместе — ведь она все-таки моя родственница, а я совсем не общаюсь с ней вне служебного времени. Тем более, меня волновал вопрос ее отношений с рабочим со стройки, и я не могла оставаться в стороне, видя, что молодая девушка готова сделать столь неверный шаг. Я даже прикинула, с кем из известных мне молодых перспективных людей можно было бы ее познакомить, чтобы отвлечь от Лудовина и, по возможности, направить на верный путь в личной жизни.

Немного взволнованная Рита уже ждала меня в приемной, когда я вышла из кабинета.

— Рита, — вкрадчиво начала я, когда мы устроились с ней за столиком в уютном, давно взятом на примету, ресторане. — Мы с тобой так редко общаемся, только по работе. Но мы все-таки сестры, хоть и дальние…

— Согласна, Дарья Васильевна, я… я очень благодарна, что вы пригласили меня и что на работу устроили, — ответила Рита, настороженно глядя на меня.

Откуда эта напряженность, что я — зверь какой-то, что ли? Я улыбнулась, стараясь разрядить обстановку.

— Рита, и давай, вне официоза, перейдем на ты… Почему ты мне выкаешь сейчас?

— Но… Дарья Васильевна, вы такая… — Рита замолчала, явно подбирая более-менее литературное слово, характеризующее мои человеческие качества. Я напряглась и осторожно спросила:

— Какая?

— Строгая, э-э-э… требовательная, старше меня…

Последнее можно было бы и не сообщать!

— Приходится быть такой: положение обязывает, но сейчас ведь можно и расслабиться. Стать самой собой. Разве нет? И прошу тебя, обращайся ко мне на ты…

— Хорошо, Дарья Васильевна…

— Можно просто Дарья… Что ты будешь заказывать? Выбирай… здесь готовят неплохой шашлык… Хотя, наверное, лучше что-нибудь полегче. Надеюсь, ты не придерживаешься принципа не есть после шести? Может, выпьем немного вина, какого-нибудь легкого, сухого? Ты не против?

Рита согласилась на вино и доверила мне право выбора блюда, заявив, что полностью полагается на мой вкус и познания в данной области.

Разобравшись с меню и сделав заказ, я расспросила Риту о жизни ее родителей, а затем плавно перешла на жизнь личную.

— Рита, — сказала я, поднимая бокал прозрачно-золотистого вина. — Я не люблю произносить всякие там тосты, а тем более у нас с тобой дружеский ужин по-родственному, поэтому просто скажу: хочу пожелать тебе всяческих успехов, особенно в личной жизни…

— Спасибо, Дарья Вас… Дарья, — исправилась Рита, встретив мой взгляд, надеюсь, не слишком укоризненный.

— Кстати, — продолжила я, ставя бокал на красно-белую клетчатую скатерть. — Ты помнишь нашу воскресную встречу?

Я взглянула на Риту, щеки ее зарделись пунцовым, но непонятно, от моего ли вопроса или от выпитого вина.

— Да, конечно, помню…

— И ты была с этим… как его… напомни мне, пожалуйста, — я поддела на вилку корнишон и отправила его в рот.

— С Романом… — ответила Рита, отрезая кусочек от своего по-македонски фаршированного баклажана.

— Полагаю, вы случайно встретились? — спросила я, проглотив острый на вкус корнишон.

Рита поедала македонское блюдо и молчала. Я наполнила бокалы вином.

— Нет, не случайно… — наконец ответила она.

— Ты с ним встречаешься? — спросила я, протягивая ей бокал.

— Да, ну… не то, чтобы… да… — пробормотала Рита.

— Как-то ты странно реагируешь, — сказала я, глотнув чуть кисловатое, приятное на вкус вино. — Мне кажется, хотя, возможно, я и не права, что это не тот человек, не совсем подходящий человек для… отношений.

Получилось коряво и натянуто, хоть я и старалась, чтобы слова прозвучали естественно.

— Потому что он рабочий на стройке? — спросила Рита, ставя на стол наполовину опустошенный бокал. — А вы… ты знаешь, что он на стройке потому, что так у него сложилось…

— То есть, он рассказал тебе трогательную историю своей неудавшейся жизни? Такие истории продаются дюжинами, — заявила я, все-таки не удержавшись от сарказма.

— Нет, трогательную не рассказывал, просто ответил, когда я его спросила, что так сложилось…

— Я понимаю, что тебе не хочется откровенничать со мной, да и не надо, — я улыбнулась Рите. — В конце концов, это твое дело, а я просто спросила, потому что не хочу, чтобы ты лишний раз разочаровывалась в мужчинах.

Я произносила эти менторские слова и чувствовала себя отвратительно опытной матроной, имевшей за плечами с десяток неудачных романов, в ходе которых вскрывались различные проявления подлой мужской сущности.

— Нет, отчего же, — сказала раскрасневшаяся Рита. — Я скажу… Мы разговорились с Романом, когда я приезжала на Восточную, он мне понравился, я совсем не ожидала, что он такой. Я никогда не встречала такого разумного, интересного, чувствительного и сдержанного человека.

Вот даже как! Кажется, Рита всерьез увлечена этим Лудовиным!

— Чувствительного! Странный оборот. И что ж он говорил тебе?

— Наверно я и не вспомню.

— Постарайся, — невольно вырвалось у меня.

— Говорил, что стройка стала для него спасеньем, рассказывал, что был футболистом и играл в «Апогее», но получил травму, и ему пришлось уйти.

Вот она, душещипательная история, на которую этот наглец подцепил Риту!

— И ты поверила ему? — спросила я.

— Но почему нет? Зачем ему придумывать то, что можно легко проверить? — запальчиво воскликнула Рита.

— Возможно, ты права, — мне вдруг расхотелось продолжать этот разговор. — Впрочем, все это вздор, — сказала я. — По крайней мере, тебя он радует?

— Конечно! Он такой… необычный!

В его талантах и уменье я убеждаюсь ежедневно. Во всяком случае, за последнюю неделю слишком часто. Я решила свернуть разговор, потому что Ритин восторг по поводу травмированного футболиста-ныне-строителя начал раздражать, и мне хотелось дать выход этому раздражению, но я не могла себе этого позволить.

— Хорошо, Рита… давай закажем десерт, — сыграла я отступление.

Я подвезла Риту — она снимала квартиру в спальном районе — и отправилась домой. Поставив машину на стоянку, я шла по вечерней улице. Над миром стоял полный штиль, дым от тянущейся в небеса трубы котельной поднимался строго вверх, исчезая в темно-синей бездне, по которой в известном лишь создателю порядке рассыпались блестящие точки звезд. Я пыталась думать о красоте небес и чудесной погоде, но мысли, словно под действием неведомого магнита, возвращались к «необычному, интересному и чувствительному» человеку.

Во вторник дела вновь привели меня на Восточную: жильцы соседних домов направили в районную администрацию очередную гневную петицию по поводу шума, который производила наша техника, работающая по ночам. Отдуваться снова пришлось мне, потому что зам Суриков умудрился сломать ногу и теперь лежал загипсованный дома, а главный инженер по уши увяз в согласованиях по проекту строительства моста. Первым моим порывом было отправить туда кого-нибудь из инженеров, например, ту же Риту, но в конце концов я решила прокатиться до Восточной сама, чтобы быть в курсе событий, поскольку предыдущая петиция по поводу начала этого строительства стоила нам некоторых моральных усилий и неких материальных затрат. Этот торговый центр уже становился камнем преткновения, постоянно создающим проблемы.

Едва выбравшись из машины, я вновь попала под объектив телекамеры. Еще немного, стану телезвездой и смогу претендовать на приз «Не фиг» являться не вовремя и не туда, куда нужно. Я кивнула репортерше, как старой знакомой, и вступила в переговоры. Седовласый представитель общественности для начала окинул меня неодобрительным взглядом с ног до головы. Объясняться пришлось долго. Я выслушала возмущенные сентенции о неуважении к покою мирных граждан, о прекрасном прошлом и невыносимом настоящем и о том, что мир чистогана на корню уничтожает все доброе и светлое. Значительно поистратив запас своей дипломатичности, я все-таки протолкнула предложение пойти на компромисс: жильцы терпят нашу какофонию, а мы, насколько возможно, постараемся перенести особо шумные работы на дневное время, в скобках: «Хотя бы на несколько дней, а там видно будет». Переговоры удалось закончить мирно и без кровопролития. Я сказала несколько слов в уродливо-огромный микрофон, обсудила с прорабом насущные вопросы и отправилась обозревать строительную площадку, на которой виновница противостояния — сваезабивочная установка — оглашала окрестности гулкими звуками ритмичных ударов. Спорить с тем, что деятельность этого агрегата способна лишить сна, было действительно трудно. Но обеспокоило меня другое — через минуту другую пришлось признаться самой себе, что пытаюсь среди фигур двигающихся по стройплощадке рабочих разглядеть одну — лудовинскую.

Этот неудавшийся футболист не давал мне покоя. После разговора с Ритой я решила, что следует выяснить, правду ли сказал ее наглый воздыхатель, и начала наводить справки. Знакомых в футбольном мире у меня не было, зато имелась подруга и одноклассница Кристина, которая долгие годы трудилась на журналистском поприще. При желании она могла добыть нужную и не очень информацию. Я уже целую вечность не виделась с подругой и была рада, что появился повод, чтобы позвонить ей и пообщаться. Но прежде чем набрать номер, я предприняла попытку придумать нейтральную версию причины, по которой мне понадобился этот футболист. Моей жалкой фантазии хватило на два глупейших варианта: попросил некто знакомый, и хочу найти бывшего футболиста для рекламной акции компании. Первый я отбросила по причине его явной нелепости, а второй, потому что ничего нелепее придумать было уже невозможно. Я позвонила безоружная, и когда, после четверти часа радостного трепа, состоящего из смеси взаимных упреков и восторгов, Кристина вкрадчиво-язвительно спросила, что же мне все-таки от нее нужно, я прямо и честно брякнула, что интересуюсь неким бывшим футболистом и прочая.

Вездесущая подруга позвонила через пару дней и сообщила, что накопала требующуюся инфу: в «Апогее» действительно играл форвардом Роман Лудовин, считался весьма перспективным игроком, но попал в аварию и был серьезно травмирован, настолько, что из спорта ему пришлось уйти. «Если хочешь узнать подробности и сообщить, за каким чертом тебе понадобился этот футболист, предлагаю встретиться в ближайшие семь дней», — закончила свою речь Кристина. Я с энтузиазмом согласилась на встречу, поблагодарила подругу за добытые сведения и сообщила Рите, что новоявленный приятель не обманул ее. «Возможно, ему требуется помощь, и он еще сможет добиться чего-то в жизни», — бодро сказала я ей, видимо, под влиянием каких-то альтруистических брожений в атмосфере, сама себе не веря, но мне вдруг захотелось поддержать сестру. На всякий случай я разбавила гуманистическую направленность своих слов расхожей истиной о том, что мужчина должен быть сильным и уметь преодолевать жизненные препятствия, опять же слабо веря в сказанное.

В очередной раз вспомнив все эти хлопоты, я прошлась вдоль котлована и повернула к машине, вдруг разозлившись на себя. Что за ребячество высматривать мужика, который наделал каких-то несуразных глупостей и увлек неразумную девчонку? Какое мне дело до них?

Распрощавшись с прорабом, я устроилась на сиденье своей малютки, завела мотор и начала разворачиваться в сторону выезда со стройплощадки. Едва я подъехала к поднятому на выезде шлагбауму, как заметила среди идущих к выходу рабочих высокую фигуру. Я притормозила, чтобы удостовериться в том, что боковое зрение не обмануло меня. Лудовин остановился на мгновение, взглянул в мою сторону, ответил кивком на мое приветствие и двинулся дальше. Глупое положение. И зачем я только тормозила? Нет, нужно воспользоваться встречей, вполне случайной, чтобы получше узнать его, мало ли чем обернется вся эта история с Ритой. Поколебавшись, я просигналила. Лудовин шагал, как ни в чем не бывало. Я проехала вперед, остановила машину и, спустив стекло, негромко позвала его:

— Роман Петрович!

Он соизволил оглянуться, остановился, повернулся и шагнул в нашу с «Пежо» сторону.

— Здравствуйте. Что изволите, Дарья Васильевна?

Ну и к чему эта издевка? Разве я заслужила ее? Стараюсь для него же, между прочим, трачу свое отнюдь не резиновое время, а он позволяет себе разговаривать со мной в таком недопустимом тоне. Именно эту мысль я и высказала, но коротко:

— Ничего, Роман Петрович…

— Значит, я могу идти? — спросил он, наклонившись ко мне, и я обнаружила, что у этого хама серые глаза.

— Можете, Роман Петрович… вы, наверное, спешите?

— Спешу, Дарья Васильевна…

— Вас ждет Рита? — совсем неуместно ляпнула я и прикусила язык.

— Рита? — переспросил он и нацепил на лицо удивленную мину.

— Да, Рита, а чему вы удивляетесь, Роман Петрович? Она моя родственница, и я, боясь, что она не справится сама, решила помочь ей, но плоха услуга, когда я ровно ничего не понимаю в ваших делах. В ваших делах, Роман Петрович… — подчеркнула я, уже открытым текстом, напрямую, без обиняков и двусмысленностей.

Кажется, он удивился еще сильнее… и разозлился?

— Что вы хотите от меня, Дарья Васильевна? Я не собираюсь обижать вашу сестру, не беспокойтесь…

— Садитесь в машину, Роман Петрович, — отрезала я. — Я вас подвезу, и по пути мы обсудим дела и обиды.

Он пожал плечами, зыркнул на меня своими серыми глазами, обошел капот, я открыла дверцу. Через несколько минут я вывела машину на проспект.

— Вы уверенно водите, — сказал Лудовин.

— Спасибо, — ответила я, отметив про себя, что его реплика прозвучала очень по-мужски: под якобы комплиментом скрывалось снисходительно-недоговоренное «хотя, как женщина, конечно».

— Закурю, — сказала я, чтобы заполнить паузу и успокоиться, привычно нащупала в сумке пачку, вытянула сигарету и занялась поисками зажигалки.

— Уверенно ведете, — повторил он. — Но лучше не отвлекайтесь.

Ах, да, он же попадал аварию и волнуется — психологические последствия пережитого стресса. Я чуть было не высказала свою догадку вслух, но вовремя спохватилась. Как же мне начать разговор? Издалека, но из какого далека? Решимость, которая наполняла меня несколько минут назад, куда-то бесследно улетучилась, осталось состояние неуместного смущения. Не следует ни одним словом показать ему, что я что-то знаю о его прошлом, иначе можно попасть в двусмысленную ситуацию.

Какое-то время мы молчали, затем пошел дождь, и я нашла оригинальную тему для начала разговора.

— Дождь надоел, — глубокомысленно изрекла я. — Очень мокрая осень.

— Для нашего города это и не удивительно, — молвил Лудовин.

— Да, верно, — ответила я.

Я осторожно взглянула на него. Он смотрел вперед, прядка темных волос на лбу, вполне приличный профиль — немного неправильный нос, тонкие губы, подбородок… гм-м-м… можно было бы посчитать волевым, если бы он был чуть резче очерчен. Я оценивала черты его лица, словно собиралась делать карандашный набросок, невольно прикидывая — вот здесь нужно обвести контур, там наложить тон посветлее, а сюда — густую тень. Впереди светофор мигнул красным, я остановила машину и сказала, словно нырнула в холодную воду:

— Роман Петрович, мы как-то странно познакомились с вами, вы меня действительно удивили…

— Чем же? — спросил он, повернувшись ко мне.

— Как будто вы не знаете? Зачем вы написали такую объяснительную?

— Но я, вроде бы, объяснил…

Светофор засигналил зеленым, и я рванула вперед, но через некоторое время пришлось притормозить, движение застопорилось, кажется, мы попали в пробку.

— А, может быть, вами двигало желание обратить на себя внимание? — медленно проговорила я.

— Круто вы берете! Зачем мне это? Да нет, это было ребячество, просто глупая шутка…

— Зачем? Но вы же не всегда были… землекопом? И вряд ли в детстве мечтали об этой интереснейшей профессии.

— Отчего же? Кому-то ведь надо и землю копать… — отрезал он.

— Роман Петрович, мне кажется, вы… кокетничаете…

— Кокетство — это ваше, баб… женского пола, Дарья Васильевна.

— Не скажите… Рита рассказала мне, что вы раньше играли в футбол, в престижной команде…

— А, черт, — коротко бросил он.

— Почему черт? — спросила я. — Что-то криминальное?

— Это не слишком интересно, — отрезал он.

— Было бы не слишком, если бы вы не начали встречаться с моей сестрой.

— Думаю, вы зря беспокоитесь… Я Риту не принуждал, силой не тащил…

— Но зачем вам это?

— Что? Встречаться с девушкой? Странный вопрос.

Я начала злиться. Зачем он разыгрывает этакого наивного простачка? Взглянула на него, но он, отвернувшись, смотрел в окно, и мне пришлось удовольствоваться лишь созерцанием его темных, явно требующих вмешательства парикмахера, волос. Впрочем, я сама так и не добралась до салона.

— Роман Петрович, но вы же понимаете, что девушке все-таки стоит встречаться с молодыми людьми, которые… — я не договорила, замолчала, подбирая подходящее слово.

— Которые могут ее упаковать с ног до головы? — зло закончил он мою мысль. — Вы принимаете всерьез только такие отношения? Само собой, кто бы сомневался!

О! Он недоволен женской меркантильностью? Ушиблен этим? Нарвался?

— Откуда вы знаете, что я принимаю всерьез, а что нет! Отчего вы так отзываетесь о женщинах? — я сразу нашла слова, которые лучше бы и не находила: — А разве мужчины не оскорбляют нас своей беспомощностью и неспособностью к поступкам? Прикрываетесь пустыми словами, якобы любовью, а сами пользуетесь женскими слабостями?

— Любовью нельзя оскорбить, — сказал он вдруг. — Только вы ни черта не понимаете…

— Конечно, несовершенный женский ум судить не может… — начала я в запале и замолчала, переваривая его слова. Кажется, в жизни ничего подобного не слышала от мужчины, ощущение было, словно меня ошпарили ведром кипятка. Я уставилась на Лудовина, потом пробормотала что-то бессвязное о том, что он не прав, что, видимо, обижен и прочая. Расспрашивать дальше о его прошлом было неуместно, да и не имело смысла. «Все, больше не вмешиваюсь, пусть Рита решает сама. А вдруг, у них что-то получится, и он бросит эту черную работу и найдет что-то иное. В конце концов, я бы могла помочь, если вся эта история не сойдет на нет сама по себе, а в таком случае и беспокоиться будет не о чем».

Пробка зашевелилась, пришла в движение.

— Куда вас подвезти? — спросила я.

— Тормозните у метро, — ответил он.

— Но я могу подбросить вас до дома. Где вы живете?

— Спасибо, не стоит. Вы и так потратили на меня свое время. Тормозните вон там, Дарья Васильевна. Благодарю.

Я остановила машину, Лудовин вышел, махнул мне рукой и, прихрамывая, направился в сторону входа в метро. Я смотрела ему вслед, пока его высокая фигура не смешалась с толпой.

А дома меня ждали поедающая пирожные Дора и довольный жизнью Федор, который объявил, что его влекут ко мне любовь и тревога, как бывает с теми, кто к цели близится заветной, хотя выразил он эту мысль короче и деловитее:

— Дарья, давай решать наши дела! Ну скажи, что тебя не устраивает в том плане, который я предложил?

«Все не устраивает», — хотелось сказать мне, но я опять занялась дипломатией и демагогией.

«Как он сказал? Любовью нельзя оскорбить?» — вертелось у меня в голове, когда я, с трудом спровадив Федора и сделав Доре внушение за неумеренное потребление кондитерских изделий, погрузилась в благословенное одиночество в стенах своей спальни, центром которой была огромная кровать с коваными витыми спинками.

Глава 4

Второе, что пришло в голову, когда я проснулась — «любовью нельзя оскорбить». Первое же, традиционное, едва я открыла глаза и увидела на часах противно светящиеся цифры 6:24, было — «как неохота вставать так рано, поспать бы еще чуток».

Утро прошло под знаком размышлений над вторым. Зачем он сказал мне это? Не оттого ли, что видит во всех женщинах алчных соискательниц плотного мужского кошелька? Неужели и я дала повод так думать о себе? Это я-то, которая всего, что имею, добилась сама, тяжким упорным трудом, собственным умом и силами? Да что он знает обо мне! Ничего, кроме того, что я успешна в жизни. А он, между прочим, там, внизу, почти на дне. И какого черта меня волнует его отношение ко мне? За завтраком я пришла к неутешительному выводу, что ради собственного спокойствия и родственных отношений должна все-таки узнать хоть какие-то детали биографии Романа Лудовина, обещанные подругой, и позвонила ей, чтобы договориться о встрече. Кристина предложила пересечься на ее территории, то есть, подъехать в редакцию газеты, где она трудилась, и на месте договориться о дальнейших действиях. С тоской в голосе она объяснила, что не может пригласить меня в гости, потому что дома у нее уже два месяца царствует его мучительство ремонт, и они с мужем и сыном влачат жалкое существование у его родителей, отчего состояние нервной системы Кристины уже приближается к критическому уровню. В ответ я предложила посетить мое жилище, на территории которого могла бы предоставить их семейству комнату, не на месяц, разумеется, но на несколько дней, чтобы дать им возможность оторваться и отдохнуть от общения со старшим поколением.

Рабочий день выдался на редкость спокойным, проблемы с заказчиками, подрядчиками и прочими сопутствующими элементами были временно утрясены, проекты согласованы, а при отсутствии зама Сурикова никто не капал на мозги. Я даже негуманно подумала, что было бы неплохо, если бы нога нашего зама подольше не срасталась.

С утра главный инженер собрал планерку по текущим делам, и я забежала в его кабинет, чтобы вставить некоторым нерадивым труженикам строительной индустрии за их недочеты и провалы в работе и выдать несколько животрепещущих инструкций. После разборок я подошла к Рите.

— Как у тебя дела с этим твоим строителем? — небрежно задала я вопрос, старательно закопав его среди нескольких дежурных и родственных.

— Дарья Васильевна, — Рита заулыбалась и, оглядевшись, с заговорщическим видом полушепотом сказала:

— Вы ошибаетесь насчет него, он — классный парень, просто ему немного не повезло в жизни, а на стройке он работает временно.

— Временно… гм… Рита, знаешь, существует такой… такая закономерность, установленная опытным путем, — если женщина жалеет мужиков, то к ней всегда будут липнуть всякие неудачники, алкоголики, бездельники и прочие, — противно-поучительным тоном сказала я.

— Но, Дарья Васильевна, он же не алкоголик, да я и не жалею его совсем… — она помолчала, поправила свои с художественной небрежностью подкрученные локоны, затем добавила задумчиво: — И почему вы решили, что мне его жаль?

— Потому что невозможно не испытывать жалость к человеку, который, когда-то достигнув успеха, после неудачи удовлетворяется носилками и лопатой, — рыкнула я.

— Но это временно… — уже неуверенно повторила Рита.

— Он сам тебе это сказал?

— Да, сам…

— Возможно, для коротких отношений он и неплох, — пустилась в размышления я. — Если он интересный мужчина, то почему бы и не развлечься? Но без далеко идущих последствий…

— Дарья Васильевна, а если с последствиями? — нахально спросила осмелевшая Рита.

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась я.

— Да не беспокойтесь, Дарья Васильевна, это я в общем смысле… Вы же сами говорили, что человека нужно поддержать и все такое…

— Говорила, — мне пришлось расплачиваться за свою излишнюю филантропию. — Говорила, но тоже… в общем. И почему ты выбрала из всех возможных мужчин именно его? Вон, посмотри — Вадим, — кивнула я в сторону стоящего у окна молодого красавца-инженера-строителя, — такой приятный молодой человек. Разве он тебе не нравится?

Рита откровенно поморщилась.

— Чем же он тебе не нравится? Он не пытался к тебе подъезжать? — отреагировала я на ее красноречивую мимику.

Рита пожала плечами.

— Пытался, но он такой… зануда и несет всякую чушь,

— В отличие от Лудовина? — ехидно спросила я.

— Небо и земля! — выдала Рита.

По правде говоря, мне и самой не нравился этот Вадим, несмотря на его вполне приятную внешность.

Подошедший с вопросом Сударев прервал нашу душещипательную девичью беседу.

Вторая девичья беседа состоялась с подругой Кристиной. Ближе к вечеру мы встретились, как и договорились, у нее на работе. Я не сразу нашла редакционный офис среди множества заведений всевозможных профилей, заполнивших огромное здание, что смотрело столь же не по-северному огромными окнами в сторону Невы. После нескольких коротких переговоров по сотовому и расспросов пары встретившихся на пути местных обитателей, я наконец добралась до нужного кабинета, где в крутящемся кресле восседала Кристина, ловко лупя по клавиатуре пальцами с гневно-красным маникюром. Она приветственно-небрежно махнула мне рукой и кивнула в сторону свободного стула. Я села, разглядывая подругу, которая почти не изменилась с тех пор, как мы виделись с нею в последний раз, разве что пополнела. Кристина никогда не отличалась хрупкостью сложения и еще в школе возглавляла на физкультуре славный строй «По порядку номеров рассчитайсь!» и носила прозвище «Крушина», в том смысле, что легко справлялась с парой мальчишек, пытавшихся посягнуть на ее шикарные тогда косы длиной до пояса.

— Счас, погодь, статейку долеплю, завтра срочно в номер, а у меня и конь не валялся, — бросила подруга. — А ты пока завари-ка кофейку, там все найдешь в шкафу, чайник на окне, а то с утра ни маковой, ни конопляной росинки во рту не было…

Кристина в своем репертуаре. Я нашла в заваленном всяким хламом шкафу банку растворимого кофе, вазочку с печеньем, пару чашек, наполнила и включила электрический чайник.

— Ты на колесах? — спросила Кристина, закончив печатать. — А то я сегодня еще и безлошадная. Свою развалюху разбила, а Васька-старший родителей повез в «Ленту» и когда вернется, неизвестно. А ты всерьез нас пустишь на несколько дней к себе? Я бы с радостью, а то боюсь, скоро драться начну со свекрухой, достала она меня, беспредел полный…

— Конечно, пущу, — ответила я, разливая кипяток по чашкам. — У меня сейчас, правда, племянница живет, но места всем хватит.

Если вначале я и предложила свою квартиру лишь из вежливости и сочувствия к мучениям подруги, то сейчас мне ужасно захотелось, чтобы она пожила у меня несколько дней. Как было бы чудно предаться детским воспоминаниям, подурачиться, почувствовать себя юными и бесшабашными, хоть на какие-то часы.

— Отлично! Скажу Ваське-старшему, он не будет возражать, ну а младшего и спрашивать не будем, — обрадовалась Кристина.

По традиции семейного дома Кристининого мужа, всех рожденных в нем мужчин именовали Василиями, в результате чего все эти мужчины носили двойные имена: Василий-старший, Василий-младший и так далее, словно были отпрысками царского рода.

Обсудив личные новости и дела не пропавших из поля зрения одноклассников, слово за слово, мы добрались до момента, ставшего поводом для нашей встречи.

— Меня любопытная жаба душит, — сказала Кристина. — С чего это ты, акула строительного бизнеса, так заинтересовалась каким-то бывшим футболистом, что даже нашла время позвонить мне, да еще и встретиться?

— Ну, во-первых, я не акула, и даже не щука, так, окунь, который с трудом держится на плаву, — ответила я, стараясь отдалить момент истины.

— Не скромничай, дорогая, ты у нас — одна из самых успешных, не считая Колокольникова и Супягина.

Колокольников и Супягин — наши одноклассники, один из которых процветал в банкирах, а второй бодро осваивал правительственные коридоры и на последней встрече выпускников пару лет назад потряс всех своим холодно-покровительственным тоном и намерениями учить всех жизненным основам, за что получил как порцию дружеских издевок, так и осторожного подхалимажа, на случай «а вдруг знакомство пригодится».

— Я не скромничаю, а реально смотрю на вещи, — ответила я и пустилась в объяснения трудностей, предшествующих и сопутствующих моменту, когда взлелеянное и вымученное сооружение из кирпича, бетона и прочих материалов становится пригодным к употреблению.

— Все понятно, что тебе нелегко, — без малейшего сочувствия в голосе отреагировала на мои стенания Кристина. — Но раз уж влезла, тяни, пока сможешь. Но, возвращаясь к футболу, кое-что я накопала, но инфа только в обмен на откровенность, хоть частичную. Ну накорми ты мое любопытство, подруга, зачем он тебе сдался, этот Лудовин?

— Это запрещенный прием, — пробурчала я.

— Ни фига не запрещенный, а самый что ни на есть легитимный и очень действенный. Здоровый обмен есть суть отношений приматов, — выдала Кристина.

— Кого ты имеешь в виду под приматами? — с подозрением спросила я, чувствуя, что подруга гнет линию в ту сторону, куда бы мне совсем не хотелось гнуться.

— Под приматами я имею в виду биологический вид, к которому мы с тобой относимся.

— Убила бы, если б могла, — проворчала я.

— И это вся твоя благодарность за мои тяжкие труды? — весело возмутилась Кристина. — Давай еще по кофейку и рассказывай! И учти, чем больше ты будешь пытаться скрыть, тем сильнее мои мысли будут сползать в интимную сторону. И не забудь, я — журналюга.

— Вот уж точно — журналюга, — проворчала я и приступила к рассказу о своем знакомстве с Лудовиным, начав с той встречи в метро.

— Значит, говоришь, он успел, воспользовавшись случаем, познакомиться с этой твоей кузиной и теперь обхаживает ее? А ты беспокоишься, что у него дурные намерения? — спросила Кристина, когда я замолчала, закончив свой обзор. Я рассказала все, упустив лишь наш с Романом Петровичем последний разговор, прошедший под знаком «любовью оскорбить нельзя».

— Вот именно, что я ничего не знаю о его намерениях! — ответила я. — А если он воспользуется Ритой? А вдруг он — тайный алкоголик? Я чувствую себя ответственной, ведь, получается, что я, хоть и косвенно, познакомила их.

— Но, извини, это полная чушь, — отрезала Кристина. — Не вали на себя то, в чем ты не виновата. А Рита твоя, она что — ребенок неразумный?

— Не ребенок, но, кажется, не на шутку увлеклась этим типом.

— Дашка, а с ним самим ты разговаривала? Ну, кроме той стычки в метро и дебатов по поводу объясниловки?

Кристина поднесла к губам чашку с горячим дымящимся кофе и взглянула на меня в упор, умная и проницательная стервоза.

— Я еще не услышала обещанных деталей биографии… — парировала я.

Наш разговор начинал напоминать беседу двух шантажисток.

— А, счас расскажу, — смилостивилась Кристина, допила кофе и, поставив чашку на стол, защелкала по клавиатуре. — Вот… Лудовин Роман Петрович, играл в команде «Такелажник», затем его пригласили в «Апогей», форвардом… хорошим был форвардом, ну, а потом гнал по трассе, выехал на встречную полосу, короче, собирали по частям. Кстати, был женат, бездетно, с женой развелся.

В этот момент на меня накатило неприятное ощущения, что я подглядываю за человеком, который этого не желает, и я совершила ошибку, сказав Кристине:

— Ладно, не надо о жене и личной жизни, да и вообще все с ним понятно…

Скрипнула дверь, и в кабинет просунулась кудрявая голова, а затем появился и обладатель кудрей — невысокий субтильный молодой человек.

— Кристин, я ухожу… здрасте вам, — кивнул он в мою сторону.

Когда, после коротких переговоров и прощания кудрявый коллега Кристины скрылся за дверью, она, проводив его взглядом, сказала:

— Вот посмотри, парень внешне вроде ничего из себя не представляет, но девки на него вешаются гроздьями… что-то же в нем находят. Вот и твоя Рита что-то в этом футболисте нашла, неважно, где он там сейчас трудится, пусть даже среди гастарбайтеров. Это мы с тобой умудренные и все такое, хотя, ты ведь, Дашка, так замуж еще и не сходила… Я тут как-то любопытную статеечку надыбала, по поводу мужчин, так там авторша такой расклад сделала: мужики они хороши своими недостатками, то есть чем хуже, тем лучше. Ну, расхожие истины, типа бьет — любит, брать не будем, хотя в этом есть своя сермяжная правда, но женщина инстинктивно старается в памяти носить и лелеять их изъяны и самые гадкие. Он пьет — значит у него страдающая душа, и женщина рвется излечить эту душу, он — чертовски некрасив, но для мужчины же это неважно, уродство и шрамы украшают его. Он — бабник и изменщик, но что хорошего в мужике, которого не интересуют и которым не интересуются бабы? Стараясь вновь и вновь припоминать их изъяны, мы растравляем свои раны и культивируем любовь.

— И ты согласна с этой дурацкой теорией? — возмутилась я.

— Ну, согласна, не согласна, но рациональное зерно в этом есть. Мотивировки женского поведения. Я ж вкратце описала. Но, в связи с этим вопрос: недостатки твоего футболиста не вызывают у тебя интереса к нему, а, Дашка?

— У меня есть замечательный жених, и я собираюсь замуж, — отрезала я.

— Правда? Вот с этого места поподробнее! — Кристина с довольным видом потерла ладони.

Разговор с подругой детства привел меня к логичному выводу: пора заканчивать глупые юношеские метания, настало время остепениться и выйти замуж — за Федора, лучшей кандидатуры мне не найти. Да и зачем искать, когда она уже есть, лучшая, и этот план я осуществила вечером того же дня, то есть дала свое согласие утомленному ожиданиями уже запланированной свадьбы жениху.

Семейство Кристины, нагруженное баулами, явилось ко мне на следующий день. Василии, чуть посмущавшись, но вскоре освоившись, отправились на кухню готовить ужин. Дора сделала попытку пристроиться к нашей с Кристиной компании и была благосклонно принята, а затем, после исполнения ритуала «дань вежливости», выпровожена в направлении кухни, в общество мужчин и кастрюль. Мы же с подругой погрузились в противоречивый, как горький шоколад, мир воспоминаний, приятно щекочущий нервы и слегка раздражающий чувства, сентиментальный и невозвратимый. Я вытащила из ящика секретера, сделанного на заказ в стиле псевдобарокко, школьный альбом, набитый любительскими и официальными, чуть выцветшими, фотографиями прошлого века, и мы от души насладились созерцанием метаморфоз наших лиц от детской припухлости до юношеской претенциозности.

От воспоминаний мы плавно перешли к делам насущным и, само собой, не могли не затронуть вечные темы: мужчины, сохранение молодости и красоты, и как со всем этим бороться.

— Ты классно выглядишь, Дашка, — заявила Кристина, — еще вчера хотела тебе об этом сказать. Только чуть усталая, да бледновата для бизнес леди… Солярий не посещаешь? А вашим, из среднего класса, вроде, положено: солярий, спа и все такое… В отпуске была хоть в этом году?

— Стервоза ты, Крушина, — ответила я, — была такой, а сейчас еще хуже стала. С какого перепугу ты решила смешать бизнес-леди с женой олигарха? Я, между прочим, тружусь, как пчела, а не обжариваюсь на пляжах Майорки или чего там еще! Кажется, мы вчера с тобой говорили на эту тему! А ты, простая журналюга из низшего класса, выглядишь очень неплохо, просто великолепно, несмотря на то, что располнела со времени нашей последней тусовки, — последнее я добавила, разумеется, ради того, чтобы бросить ответный кирпич в огород подруги

— Спасибо, дорогая, умеешь ты утешить и порадовать, — ответила та.

Но если я и съязвила, то процентов на пятьдесят, в чем тут же попыталась убедить Кристину. При всей ее грузности, она была поразительно пропорционально сложена, и я всегда завидовала изяществу ее движений, которому ее полнота не мешала, а, возможно, даже и придавала особый шарм. Если утверждать, что половине всех красот натура обязана портным, то другая половина напрямую принадлежит самой натуре, и никакие портные здесь уже не помогут. Все это так, архитектура… Кристина могла надеть любую вещь, выйти из дома, кое-как причесавшись, и ни то, ни другое не мешало ей всегда выглядеть привлекательной. Плюс легкий общительный характер — и она никогда не была обделена мужским вниманием. Общение с Кристиной всегда вызывало у меня приступы самоуничижения. Не обошлось и на этот раз. «Мне всю жизнь приходится безуспешно сражаться со своей внешностью, — горестно подумала я. — То с волосами, которые не желают держать никакую укладку, то с макияжем, который упорно отказывается попасть в золотую середину между умеренным и вызывающим. Я ношу совершенно неподходящие вещи, в силу природного неумения одеваться — здесь мне не помогли ни достигнутые материальные возможности, ни вполне приличная фигура. И я вечно конфликтую с мужской половиной населения. Кстати, чем же я не угодила невезучему Лудовину, ведь я пыталась помочь ему, совершенно, между прочим, бескорыстно, из самых лучших побуждений, да еще своими руками принесла ему на блюдечке с цветной каемочкой, пусть не родную, но сестру, посмотрев сквозь пальцы на их бесперспективные и, более того, возможно, опасные для Риты встречи».

Мысли мои опять неуклонно потекли в направлении проклятого загадочного Романа Лудовина, и, задумавшись, я пропустила очередной Кристинин кульбит остроумия, в результате чего она довольно ощутимо пихнула меня в бок кулаком и заявила, что мне давно пора хотя бы сходить замуж и посмотреть, что это такое, потому что задумчивость, рассеянность и рассуждения о псевдоженихах в моем, уже далеко не девичьем, возрасте свидетельствуют об отсутствии здорового взгляда на мужскую, пусть и далеко не лучшую, половину человечества и необходимости регулярного общения с хотя бы одним из представителей этой половины.

— Глупости говоришь, — буркнула я. — И что это значит, псевдоженихи? Я же сказала, что выхожу замуж и в ближайшее время, у нас уже все спланировано.

— Ты не замуж идешь, — ответила Кристина. — Ты брак заключаешь. Если не шутишь, конечно…

— Я не шучу… Только не понимаю, в чем разница между «идти замуж» и «заключать брак». По-моему, это — синонимы.

— Да, но каждый из них, дорогая, имеет свой неповторимый нюанс, на то они и синонимы. И ты, думаю, прекрасно эти нюансы различаешь, но кокетничаешь. Не буду оригинальной, если скажу: замуж можно идти для удовольствия, пусть часть этих удовольствий и сомнительна, но оно того стоит, а можно заключить брак, деловое соглашение, расчет и синекуру. Тоже неплохо, только тебе-то, Дашка, на фиг это сдалось? Деньги ты сама заработаешь, а мужик тебе нужен не для карьеры, для души, поверь мне, старой опытной женщине! Как учит опыт нас печальный… шествовать стезей гордыни — значит кликать на себя беду.

— Набралась же опыта…и словечек… — проворчала я. — Никогда не замечала за тобой подобного… романтизма.

— Между прочим, я грубо цитирую реплику одного широко известного персонажа американской классики. Хотя, подозреваю, что ты вовек не догадаешься кого, потому что роман этот вряд ли читала, — ехидно ответила подруга.

— Почему это не читала? — обиженно спросила я, мучительно пытаясь сообразить, о каком романе идет речь.

— Собственно, в свете феминистических настроений общества и превалирующего в женских кругах неверия в мужское начало как основообразующее, — Кристина, не обратив внимания на мой вопрос, продолжила речь, словно отстукивала на клавиатуре текст статьи, — утверждение об удовольствиях замужества звучит сомнительно, но, тем не менее, я, дожив до своих тридцати, предпочту жить с любимым недотепой, чем с нелюбимым нуворишем.

— Не понимаю, зачем ты мне все это рассказываешь? Я разве говорила, что не люблю Федора и иду замуж по расчету?

— Ты впервые со вчерашнего дня назвала его по имени, а это о многом говорит, да не просто говорит, а сигналит правительственной мигалкой.

Я хотела возразить, но не нашла подходящих слов и глупо брякнула, проиграв партию:

— Болтушка ты, Крушина… А все-таки, что за роман?

— Очень известный, советую почитать… А когда ты в последний раз читала что-нибудь, кроме договоров, пояснительных записок и пособий по экономике и строительству?

— В последний раз, кроме пояснительных записок, я прочитала много объяснительных, — вырвалось у меня совсем не к месту.

— Как все запущено… — пробурчала Кристина. — Поэтому и говорю: прочитай роман!

— А роман-то какой? — упрямо спросила я, но в этот момент створки раздвижной двери лихо расползлись, и на пороге появился Василий-старший.

— Девчонки, ужин готов! Живо моем руки и за стол!

Не удивительно, почему Кристина проповедует идею брака… то есть, замужества для удовольствия…

Глава 5

Все утро следующего дня я вспоминала Кристинино «прочитай роман», потому что вчера в дальнейшей суете я так и не спросила его название. Романическое состояние не сразу оставило меня и на работе, когда я, усевшись в свое директорское кресло, начала рассеянно щелкать по кнопкам клавиатуры компьютера, делая по два орфографические ошибки в каждом набранном слове. «Это последствия вчерашних возлияний по поводу встречи с подругой, с далекими навсегда ушедшими детством и юностью и результат переживаний из-за данного Федору согласия на брак», — сурово одернула я себя и вызвала Аню, попросив ее сделать мне кофе.

— Покрепче, пожалуйста, Аня, — добавила я вслед уходящей секретарше.

— Сделаю, Дарья Васильевна, — ответила Аня, как-то удивленно взглянув на меня.

Чему она удивляется? Моему запаренному виду? Я глубоко вздохнула, собралась и исправила неверное впечатление о своей персоне, гаркнув:

— И поживей, Аня! У меня масса дел, и у тебя тоже, кстати!

Кажется, Аня удовлетворенно кивнула и исчезла за дверью, а я, встряхнувшись, погрузилась в трудовую деятельность, которая безошибочно отвлекла меня от ненужных мыслей.

Согласие на брак с Федором неминуемо повлекло за собой посещение загса с подачей заявления, необходимость забить желаемую дату бракосочетания в престижном брачном дворце города и организацию помолвки, на которой настоял Федор, ссылаясь на необходимость этого ритуала в целях взаимного знакомства друзей и родственников. Хотя аргументы Федора по поводу помолвки были не слишком убедительными, я согласилась, не имея желания спорить с ним. Признаться, я особо и не думала о нашей предстоящей свадьбе, словно это было ординарное малозначительное событие в моей жизни. Федор развернул бурную организационную деятельность, а я не защищалась и не уступала, мечтала быть понятой и молчала, соглашаясь. Я вспоминала слова Кристины о замужестве и браке, но убеждала себя, что это лишь словесная эквилибристика, а брак по расчету есть далеко не худший, если не лучший, вариант. Ведь известно, что любовь — опасная стезя, глупая игра для юных душ, но не для взрослых женщин, которые заняты своим делом и у которых нет ни времени, ни сил вступать на эту сомнительную тропу и позволять толпе неистовых желаний похищать благие помышленья души или, проще говоря, напрягать себя глупыми помыслами встретить мужика для души.

Помолвку назначили на следующую субботу, Федор сам выбрал ресторан, я поручила Доре разослать приглашения, украшенные изображениями каких-то птиц, несущих в клювах букеты роз, перевитых розовыми лентами. «Отчего у предсвадебной суеты такой приторно-розовый утомительный привкус?» — вяло думала я, когда в один из этих суетных дней, закончив дела, садилась в свою малютку, собираясь в экспедицию, посвященную поискам подходящего по случаю наряда. Подбирать платье казалось мне сущим наказанием. Кем-кем, но шопоголиком я не была, скорее, шопофобиком. Я предпочла бы накидать абрис жилого многоквартирного дома, чем заниматься поисками и примерками нарядов. С утра я попросила Кристину сопроводить меня в качестве эксперта, она согласилась, но полчаса назад позвонила и, извинившись, сообщила, что не сможет принять участие в походе, поскольку, по причине болезни основного редакционного репортера, ее отправили со срочной миссией взять эксклюзивное интервью у некой важной персоны. «Журналист — и зеркало, и свечка, и балдахин для господина», — выдала Кристина в свое оправдание.

Я сидела в машине, не заводя мотор, размышляя, ехать ли домой или все-таки предпринять попытку купить себе платье. Второй насущной проблемой был вишневый «Нисан», почти приклеившийся к моей крошке «Пежо», и я прикидывала, смогу ли выехать со стоянки, не процарапав его лощеный бок. В конце концов я склонилась к слабовольному, но весьма желанному решению отложить шопинг до завтра и уже повернула ключ зажигания, как увидела Риту, которая нарисовалась на выходе из здания, где расположился наш офис, и остановилась, как-то растерянно оглядываясь по сторонам. «Отлично! Попрошу Риту, пусть поможет, а заодно узнаю, как ее дела, что-то я давно с ней не разговаривала по душам. И, кстати, приглашу на нашу помолвку…», — подумала я, нажала на сигнал, опустила стекло, и помахала ей рукой. Рита сбежала по ступенькам и подошла к машине, стройная, длинноногая, юная, но печальная.

— Здравствуйте, Дарья Вас… Дарья… — сказала она как-то потерянно.

— Рита, ты свободна сейчас или у тебя есть какие-то дела?

Рита замялась.

— Ну… я… да, свободна.

— Нет, если ты занята, то так и скажи, я не стану настаивать, — осторожно ответила я.

— Настаивать на чем? — испуганно спросила Рита.

«Неужели я произвожу такое удручающее впечатление на подчиненных?» — в очередной раз подумала я и, открыв дверцу со стороны пассажирского места, продолжила разговор, попытавшись смягчить тон и манеру изложения мыслей.

— Рита, я не так выразилась, точнее, не объяснила. Если ты свободна и в настроении, я хотела бы попросить тебя сесть в машину и поехать со мной. Ты ведь знаешь, я выхожу замуж, а в субботу мы устраиваем помолвку, и мне нужно подобрать платье, срочно, потому что остается два дня. Мне требуется твоя помощь.

Кажется, прозвучало все-таки категорично, но эффективно. Рита согласно закивала, со словами «конечно, конечно, Дарья Вас…» забралась на переднее сиденье и тусклым тоном сказала:

— Да, знаю, поздравляю вас! Конечно, у меня есть время, и я с удовольствием вам… тебе помогу…

— У тебя что-то случилось? — спросила я, вырулив со стоянки с почти ювелирной точностью, не задев липучее авто.

— Нет, все нормально, — ответила Рита и уставилась перед собой, словно впервые увидела разворачивающуюся впереди перспективу проспекта, оживленного потоком летящих по нему автомобилей.

Некоторое время мы ехали молча.

— Хочу заехать в «Бушевель» на Владимирском, — сказала я. — Возможно, там есть что-то приличное.

— А в каком стиле ты бы хотела? — мрачно спросила Рита.

Нет, определенно, у нее что-то произошло, что-то неприятное. Может, я напрасно потащила девчонку с собой по магазинам? Я озвучила эту мысль и вопросительно воззрилась на свою многоюродную сестру.

— Нет, это наоборот хорошо, просто чудно, что ты попросила меня, а то я не знала, куда податься.

— Значит, все-таки, что-то не так?

— Не так, — вздохнув, согласилась Рита.

Логическим потоком на поверхность вынесло мысль, что печаль Риты связана с пресловутым Романом Петровичем, и я спросила напрямик, отбросив дипломатические инсинуации:

— Ты расстроена из-за Лудовина? Или я ошибаюсь?

Рита вздохнула и коротко бросила:

— Да.

— И что случилось? — спросила я, отчего-то разволновавшись.

— Ну… в общем… в общем, мы больше не встречаемся… — пробурчала Рита, отвернувшись к окну.

— Почему же? — я выруливала на обочину, прикидывая, куда лучше поставить машину.

— Но вы же хотели этого… — заявила Рита.

Я пристроила машину, заглушила мотор, достала ключи.

— Ничего подобного я не хотела, не передергивай, Рита, — странно, но мне вдруг стало весело, словно она сообщила приятную, долгожданную новость. Неужели я способна так радоваться за безопасность своей дальней родственницы? — Я просто хотела предупредить тебя. Ну… и меня очень удивил твой выбор, кажется, в этом нет ничего странного, не так ли?

Рита ничего не ответила, а меня просто распирало от невесть откуда упавшего бабского желания узнать подробности их разлада, но я сдержалась, благо, что мы зашли в магазин и занялись другим бабским делом.

Экспедиция, как ни удивительно, завершилась успешно, и я даже получила удовольствие от выбора платья и примерок. Рита оказалась терпеливой и достаточно принципиальной помощницей, а у меня резко подлетело настроение, так что в третьем или четвертом по счету магазине я с подачи сестры приобрела чудное безбашенное длинное платье золотистого цвета с бретелью через шею и открытой спиной, а затем и золотистые же туфли на шпильке. Весьма довольная своими покупками, в порыве благодарности я предложила Рите обмыть приобретения в ближайшей харчевне, на что она без колебаний согласилась.

— И что же дальше? — спросила я, допив вино и поставив бокал на стол. Бокал был уже не первым по счету, голова слегка кружилась, переливы ненавязчивой мелодии и шум голосов в небольшом зале доносились как бы издалека, а я слушала Риту, которая рассказывала мне о том, как они расстались с Лудовиным.

— Он сказал, что занят, что у него какие-то неотложные дела, и он не может прийти. Мы договорились с ним встретиться… — Рита раскраснелась и разволновалась, она потянулась за бокалом, отпила вина, затем продолжила: — Договорились… а он, он пришел и сказал, что, нам не надо встречаться, что он… не тот человек, что мне нужен, но он… он такой… нежный и умный…

— Гм… нежный и умный! Даже так? — возмутилась я. — И он совершенно прав, тебе нужно держаться от него подальше. Возможно, это ловкий ход, чтобы заставить тебя страдать и бегать за ним. Ведь кто играет, тот всегда возьмет свое и с тех, и с этих — не камни женские сердца. Забудь про него, выбрось из головы…

— Я не могу… — ныла Рита. — Я люблю его… Я не хочу его терять!

— Не выдумывай! В такой потере горя мало, теряют больше иногда! Как ты можешь его любить, ведь ты его совершенно не знаешь! Рита, нельзя же быть такой легкомысленной. Отвлекись от этих мыслей! Я займу тебя работой, чтобы тебе было некогда думать об этом твоем Романе! Ты не считай, что я сержусь, я просто беспокоюсь за тебя…

— Ты слишком обо мне заботишься, — ответила Рита. — Давай, лучше поговорим о твоей свадьбе!

— Не слишком… мне надо было пресечь ваши отношения в самом начале! — сказала я, замяв на корню тему моего бракосочетания.

Рита смутилась и замолчала, занявшись десертом, а я, сама не зная почему, вдруг спросила ее:

— Кстати, ты не помнишь, в каком классическом американском романе герой говорит, что замуж надо идти для удовольствия?

Рита удивленно уставилась на меня.

— А при чем тут?..

— Ладно, забудь, неважно, — махнула я рукой.

Так, в результате шопинговой экспедиции я стала обладательницей роскошного наряда, а в нагрузку к нему — потока размышлений о негодяе-чернорабочем Романе Петровиче, который увлек, а затем подло бросил несчастную Риту.

Платье было одобрено Кристиной, Василием старшим, Дорой, и даже Васькой-младшим, а подлый соблазнитель Роман Петрович вновь удобно устроился в творческом полушарии моего измученного мозга и совершенно не намеревался его покидать. Я искренне жалела Риту и надеялась, что мои доводы и утешения дошли до нее, хоть отчасти успокоив, а ее здравый смысл взял верх над глупыми любовными муками, которые не стоят и ломаного гроша. «Нежен и умен, значит, — думала я, теребя любимую подушку, которая отчего-то стала ужасно неудобной. — Мягко стелет, да жестко спать. Кто мягко стелет для колен, тот голову не прочь отрезать».

Глава 6

Свадебные дела, тем не менее, текли своим чередом. Родители мои, которые давным-давно развелись и обзавелись другими семьями, известие о предстоящем бракосочетании великовозрастной дочери восприняли с философским удовлетворением. Подруга Кристина перестала развивать теории счастливого замужества, приглашение стать подружкой невесты благосклонно приняла, лишь мельком заметив, что разум — это дикий зверь, вцепившийся когтями в чувства, я ответила ей тем же оружием: чувства — это дикий зверь, вцепившийся когтями в разум. Во всяком случае, в мой разум явно вцепился, если не дикий зверь, то, по крайней мере, домашний кот.

— Итак, господа, полагаю, что пути решения наших проблем определены, загородные объекты мы замораживаем до поступления финансирования, Олег Григорьич, вы вплотную заняты в области… Вадим, ваша задача — тендер. Как там здоровье Михаила Андреича? — я захлопнула папку и встала, загрохотали стулья, главный инженер отозвался на последний вопрос:

— Скачет по дому в гипсе… Через неделю обещал появиться на трудовом посту.

Дела на сегодня были закончены, сотрудники и коллеги шумной толпой покидали кабинет, и, когда за последним закрылась дверь, я плюхнулась в кресло и потянулась, сцепив руки над головой. «Сто лет не была в фитнес-центре, совершенно распустилась с этими личными делами», — подумала я и решила заехать домой, переодеться и отправиться поправлять свою физическую форму и потрепанные нервы.

На выходе из здания, доставая ключи от машины, я не обнаружила в сумочке мобильник и вспомнила, что оставила его на столе. Отругав себя за рассеянность и забывчивость, я взялась за ручку двери, но в тот же миг она резко распахнулась, я отшатнулась, взмахнула руками и упала бы, если бы мужчина, так не вовремя открывший дверь, не ухватил меня за руку.

— Извините, Дарья Васильевна… — услышала я у самого уха знакомый голос.

За руку держал меня Лудовин, собственной персоной, его серые глаза смотрели на меня в упор, серьезно, удивительно серьезно. Интересно, мне на роду написано падать в его присутствии? Я собралась, вернула состояние равновесия, выдернула руку и сказала:

— Ну что вы, Роман… э-э-э… Петрович… вам не в чем извиняться, это случайность.

— Интересная штука, не правда ли? — ответил он вопросом, усмехнулся и чуть отступил, словно решив осмотреть меня с ног до головы, что, впрочем, и сделал. — Я опять вас спас, только сейчас сам был виноват.

— Не вижу ничего интересного, — отрезала я. — И что вы вообще здесь делаете?

— Заходил в отдел кадров, забрал документы.

— Какие документы?

— Ну, какие документы можно забрать в отделе кадров? Трудовую и все такое…

— Вас увольняют? — удивилась я.

— Почему увольняют? Сам ухожу…

— Почему, Роман Петрович?

— Но вы же сами, Дарья Васильевна, утверждали, что работа моя не престижна, что я мелко плаваю… — ухмыльнулся он.

— Решили нырнуть поглубже? А что, у вас есть сомнения насчет того, что чернорабочий на стройке — это не предел мечтаний для человека с возможностями?

— Насчет нырнуть не скажу, но откуда вы знаете о моих возможностях?

— Я немного разбираюсь в людях и могу отличить безголового, ни на что не способного болвана от вполне разумного человека.

Он уставился на меня удивленно, наигранно удивленно.

— Вы слишком высокого обо мне мнения.

— Ничего подобного, Роман Петрович, не скромничайте, вы очень успешно обаяли девушку, а потом бросили ее, влюбив в себя!

— Хм… ваш жесткий натиск меня смущает. Но вы ошибаетесь, Дарья Васильевна…

— Я? Ошибаюсь? — возмутилась я.

«Дарья Васильевна, до завтра», — махнул рукой пробежавший мимо главный инженер, с интересом глянув на Лудовина.

— Знаете, Роман Петрович, — продолжила я. — Хотела бы сказать вам пару слов, всего пару, но оставила в кабинете мобильник и должна вернуться за ним. Если вы не спешите, подождите меня здесь, я вас не задержу надолго.

— Конечно, Дарья Васильевна, подожду, — кивнул он и бросил на меня быстрый странный взгляд.

Добравшись до кабинета и обнаружив злополучного виновника ненужного столкновения на столе, я опустилась в кресло, чувствуя себя до крайности паршиво.

«О чем я собираюсь с ним разговаривать? Отчитывать за то, что он бросил Риту? Но с какой такой стати?

Во-первых, мне следует радоваться этому, а во-вторых, он пошлет меня подальше и правильно сделает, потому что не мое это дело. Странно то, что он расстался с ней и тут же уволился… Что бы это значило? Спрошу его об этом? В конце концов, здесь нет ничего криминального, и я как работодатель имею право интересоваться судьбами своих работников!» Раздраженная собственными сомнениями, я вытащила зеркало, поправила волосы и подрисовала губы.

Приближаясь к выходу из здания, я уже мечтала, чтобы Лудовин ушел, но моим желаниям не суждено было сбыться — он, прихрамывая, прохаживался по тротуару, засунув руки в карманы куртки, и мне ничего не оставалось, как шагнуть навстречу.

— Весь внимание! — сказал он, улыбнувшись.

— Садитесь в машину, — бросила я, щелкая кнопкой дистанционки и направляясь к своей малютке.

— Дарья Васильевна!

— Что? — обернулась я.

Лудовин, стоял, не двигаясь с места.

— Вас что-то не устраивает?

— Я не поеду в вашей машине. Если хотите поговорить, давайте пройдемся пешком.

— Это с какой стати? — возмутилась я.

— Как хотите, Дарья Васильевна… хотя, я мог бы пригласить вас выпить кофе или что покрепче… — заявил он.

Невозможный, невозможный тип! Кто он такой, чтобы так нагло разговаривать? Он издевается надо мной? Может, он — брачный аферист? Ну да, и поэтому пашет на стройке чернорабочим, именно там и находит свои жертвы! Почему же он так кичится своим незавидным положением? Я страшно разозлилась, захлопнула дверцу машины и… согласилась прогуляться с ним пешком. Из принципа. Но пить кофе отказалась, это был бы перебор.

Вечер выдался умеренно теплым, и прогулка по не слишком шумному Владимирскому, даже в компании бывшего футболиста и чернорабочего, а ныне безработного, совсем не повредит. И в фитнес-центр я еще успею.

— У вас есть работа на примете? — спросила я.

— Да, есть, — коротко ответил он.

— А работа на стройке это?..

— Хотите знать, почему я пошел на стройку?

— Нет, не хочу, впрочем, любопытно было бы узнать…

— Хм… ну это длинная и не очень интересная история…

— Можете коротко, я пойму…

— Ну, а если коротко, то я, как вы уже знаете, играл в футбол с двенадцати лет, неплохо играл. Потом попал в аварию, с игрой пришлось завязать, да и со спортом, а на стройку пошел, потому что нужны были физические нагрузки, чтобы восстановиться.

— Но почему на стройку, чтобы восстановиться? Очень странно! Вы же могли заниматься в клубе, в спортцентре, разве нет? А зарабатывать чем-то другим.

— Хм… — он взглянул на меня как-то изучающе. — Знаете, Дарья Васильевна, чем-то другим, как вы выражаетесь, не вышло, да и желания не было. Мужики тоже удивлялись, зачем меня понесло туда… А может быть, чтобы вас встретить?

— Что? — я остановилась. Да он при этом еще и дипломат! Он, что ко мне клинья подбивает? И как у него хватает наглости вот такое заявлять? Да кто он есть, на самом деле? Альфонс?

— Очень милая шутка, — сказала я.

Лудовин смотрел куда-то в сторону, мы остановились у решетки небольшого сквера, над которой веерами покачивались пожелтевшие листья каштана.

— Ну да, шутка, конечно, прикол, — ответил он. — Слова стоят мало, всякий, кто чего-то хочет, украшает сотней врак одну сомнительную правду.

Я совершенно смутилась и жутко разозлилась, чувствуя, что жаром ударило в лицо, и никакая пудра не спасет теперь мой покрасневший от гнева нос.

— Знаете, Роман Петрович, все это совсем не смешно. Вы решили ухлестнуть сначала за Ритой, а теперь, бросив ее, за мной!

— Поверьте мне, не так ужасна моя вина, как вам сообщила Рита. И я не собирался за вами ухлестывать… — лицо его помрачнело, он, кажется, тоже покраснел. — Я сказал то, что сказал…

Совсем близко от меня были его серые глаза, злые и темные, гладко выбритые синеватые щеки и подбородок, тонкие губы. Я пыталась поймать свою злость, которая стекала, скручиваясь где-то в желудке в горячий дрожащий узел. Вот сейчас возьму и поцелую его в эти тонкие губы, чтобы… я мотнула головой, приходя в себя. Мимо прошел старик, взглянул на нас, что-то пробормотав в пышные седые усы.

В пятницу вечером Федор уже не в первый раз намекнул, что нам, как людям зрелым и лишенным предрассудков, давно пора продвинуться в отношениях, тем более, что союз наш — дело решенное, и нет смысла ждать и откладывать сие знаменательное событие. Я вздрогнула, вспомнила Романа Петровича, пообещала обдумать предложение Федора и дать ответ в ближайшее время, сильно разочаровав жениха, воспылавшего гормоноактивными чувствами. Распрощавшись с обиженным Федором, я отправилась домой и, едва переступив порог, начала дергаться, переживать и третировать население своей квартиры. Василии на меня не отреагировали и устроились в гостиной перед телевизором смотреть футбольный матч огромной важности, зато на кухне Дора разбила стакан с каким-то ядовито-малиновым соком. Его брызги попали на стену и теперь красовались на светло-абрикосовом фоне отвратительными несмывающимися пятнами. Я почти молча проглотила неудачу криворукой племянницы лишь благодаря своевременному вмешательству Кристины. Она взяла Дору под защиту, заявив, что коль скоро здесь начнется гром небесный, от молнии мудрей уйти.

— Лучше уйдет молния! — бросила я и попыталась присоединиться к теплой компании Васек-болельщиков, нервно утрамбовывающих своими пятыми точками мой белый шведский диван. Вид зеленого футбольного поля с мелькающими на его фоне мужскими фигурами снова пробудил моего личного внутримозгового кота, который тут же расправил когти и, напомнив о разговоре под каштаном, спросил: «В какие игры играет Лудовин?». Я попыталась ухватить наглого кота за шкирку, возразив сакраментальным «Какое мне дело до всего этого?», но он начал сопротивляться, вопя, что так просто от него не отделаться.

Василии в один голос заорали «Йес! Го-о-ол!», я вскочила с дивана и рванула обратно на кухню к мирно беседующим девам. Точнее, мирно беседовала Кристина, а Дора слушала ее и терла губкой стену, размазывая по светлым абрикосам розовую малину. Жизнь шла своим чередом. Я достала сигареты и удалилась на лоджию выкуривать из мозгов мерзавца кота.

Глава 7

Суббота навалилась мутно-серым утром и отчетливо-цветным смятением по поводу вечерней тусовки, в которой мне предстояло играть одну из двух главных ролей. Я вдруг осознала, что играть эту роль мне совсем не хочется, а не выйти на сцену уже невозможно: банкет заказан, билеты проданы. Роман Лудовин маячил в мыслях нестираемым фоном, при поддержке когтистого кота, и я даже не стала пытаться отделаться от них, пожелав парочке недоброго утра и успехов в труде. Выбравшись из-под одеяла, я накинула халатик, сунула ноги в пушистые тапочки и подошла к окну, за которым с безнадежно бесцветных небес моросил противный дождь, размывая контуры бесстыдно полуголой березы, что возвышалась среди краснолистых кустарников сквера во дворе. Я вышла из спальни, в квартире стояла необычная для последнего времени тишина, нарушаемая лишь звуками капающей воды — видимо, кто-то неплотно закрыл кран в ванной или на кухне. Народ беззаботно спал, пользуясь свободой выходного дня, а я отправилась искать источник капели.

В ванной никаких недоработок не обнаружилось, и, сполоснув лицо холодной, бодрости ради, водой, я двинулась на кухню. Коротконосый блестящий кран не проявлял признаков жизни, зато в центре гладко выбеленного потолка набухали и устремлялись вниз тяжелые водяные капли, гулко стучали по столу, на котором растекалась лужа, неуклонно сползающая к краям и грозящая хлынуть на пол водопадом. Я замерла, ахнула и кинулась искать средства борьбы с наводнением, то бишь, ведра и тряпки, пытаясь сообразить, где они могут находиться, поскольку уже давно не занималась уборкой, перекинув это неблагодарное дело на плечи Доры. Пока я металась, капель плавно перетекла в поток, который хлынул с потолка, окончательно безобразя его белизну взбухающим, на глазах увеличивающимся в размерах темным пятном.

Кульминация подвигла меня на решительные действия. Я водрузила на стол таз, вытащила из постели ошарашенную Дору и отправила ее на кухню бороться со стихией, а сама помчалась к соседям на верхний этаж выяснять, что происходит. К моменту, когда я, взбудораженная борьбой с соседями, вернулась домой и начала звонить диспетчеру по экстренным ситуациям, пробудилось Кристинино семейство и после эмоциональной разминки приступило к борьбе с наводнением. В таком активном жизнерадостном темпе прошло все утро. Катаклизм выбил из моей головы как Лудовина с его котом, так и мысли о предстоящем банкете, поэтому, когда я в схватила трубку зазвеневшего среди суматохи телефона и услышала вкрадчивое «Доброе утро, дорогая, ты не забыла, что нам нужно заехать проверить меню и уточнить вечернюю программу», я секунды две пыталась сообразить, о чем вообще идет речь, а сообразив, брякнула: «Перезвони, пожалуйста…» и отключилась от связи. Федор перезвонил через пять минут, требовательно спросив, что случилось. Мне пришлось взять себя в руки, извиниться и сообщить о невзгодах.

— Я приеду и разберусь? — спросил Федор, явно недовольно вздохнув.

— Не нужно, уже разобралась сама, — ответила я и, ощутив резкость ответа, попыталась смягчить его спонтанным: — То есть, сейчас не надо… да и вообще, давай я сама заеду в ресторан и все улажу, а ты пока занимайся своими делами.

Федор помялся и согласился, строго уточнив, что в три он заедет, и к этому часу я должна быть во всеоружии.

Борьба со стихией была закончена, и я, с тоской осмотрев огромное темное пятно на потолке, неприятно взбухший ламинат и отвратительные подтеки на стенах, на фоне которых Дорина акварель в розовых тонах смотрелась невинной шалостью, в очередной раз пожелала соседям наверху всех благ в жизни, приняла соболезнования соратников по квартире, облачилась в джинсы и любимый свитер с норвежским орнаментом и покинула родную обитель, чтобы за рулем обрести душевное равновесие и выполнить взятые на себя обязательства.

С рестораном я справилась быстро, домой возвращаться не хотелось, и я бесцельно катила по набережной канала, думая о предстоящем внезапном ремонте и в нагрузку зачем-то вспоминая Романа Петровича, нашу последнюю встречу и его злые глаза под каштаном. От раздумий меня оторвал заигравший первые такты фламенко мобильник. На дисплее высветилось: Кретов.

— Слушаю, Вадим Макарович, что случилось?

— Добрый день, Дарья Васильевна, прошу прощения, что беспокою вас, но дело очень срочное…

— День добрый, слушаю вас, в чем проблема? — меня всегда раздражало многословие Вадима.

— Документы к тендеру… мы все подготовили, они же должны быть в понедельник на месте, сроки поджимают, вы же знаете, Дарья Васильевна, но вы не поставили свою подпись…

Я не подписала документы? Не может такого быть! Или может? О тендере речь шла всю эту неделю, но как я могла забыть подписать бумаги, и почему Вадим не принес их на подпись?

— В чем дело, Вадим? — Какой невиннейший ответ! — Хочу поставить вас в известность, что документы мне не приносили, и я полагала, что…

Что я полагала? Что просто-напросто позабыла, что не подписала документы, потому что думала о своей личной жизни и мужиках? Это ж надо дойти до такого, так опуститься?

— … я полагала, что не должна бегать за вами, чтобы поставить свою подпись на документах!

Вадим на секунду замолчал, затем растекся в извинениях и сожалениях по поводу своей невнимательности и вызвался тотчас подъехать в любое удобное для меня место, чтобы скрепить бумаги моей подписью.

— Не нужно, Вадим Макарович, — я сменила гнев на милость, отгоняя прочь неприятное ощущение насколько гнусно я свалила проблему с больной головы на здоровую. — Сейчас подъеду сама, ждите меня минут через… двадцать. Вадим бросился благодарить, а я прервала его, сославшись на свою занятость рулем, распрощалась и вывернула с набережной на боковую улицу.

Офис встретил нерабочим покоем, охранник дремал за столом, из кабинета инженеров доносились негромкие голоса. Я простучала каблуками по направлению к кабинету, голоса стихли, из-за дверей появился Вадим.

— Дарья Васильевна, я очень извиняюсь, что так получилось, я оставил документы у Анны, а она подумала, что вы все подписали… — заворковал он, нервно теребя ворот свитера.

— Иду в свой кабинет, принесете туда, — отрезала я. — Знаете, есть старые рецепты… поверьте мне, хватая случай за вихры, вы промахнетесь, мой любезный!

— При чем здесь вихры? — пробормотал Вадим и скрылся в кабинете, откуда раздался женский голос.

Любопытства ради я прошла за ним и остановилась у входа. За столом сидела Рита, перебирая какие-то бумаги. Она подняла голову и встретилась со мной взглядом.

— Здравствуйте, Дарья Васильевна, — сухо сказала она каким-то обиженным голосом.

— Добрый день, Маргарита Николаевна, — в тон ей ответила я, спрятав удивление, развернулась и отправилась в свой кабинет, размышляя, отчего Рита сидит на работе в выходной день, какая муха укусила ее, что она позволяет себе здороваться со мной столь прохладным тоном, и не связано ли все это с Вадимом…

Тот появился минут через десять, когда я, включив компьютер, начала тупо раскладывать «косынку».

— Присядьте, Вадим Макарович, — махнула я рукой. — Я не напрасно упомянула случай и вихры — не пытайтесь свалить свою вину на другого.

— Я не пытался, — мрачно ответил Вадим.

— Мое дело — заметить, ваше — принять к сведению… подождите, я просмотрю бумаги.

Мне пришлось несколько раз перечитать первую строку пояснительной записки, чтобы сосредоточиться и вникнуть в суть написанного. К концу первой страницы я поняла, что сейчас дело это безнадежное, но упрямо перебрала все листы, делая вид, что не замечаю обиженного лица Вадима. Поставив подписи в положенных местах, я протянула ему бумаги.

— Когда намерены отправить?

— Сейчас, чтобы к понедельнику были в тендерной комиссии.

— Хорошо. Кстати, а Маргарита Николаевна чем сегодня занята? Вроде, у нее нет срочных дел…

— Я не знаю, — буркнул Вадим. — Делает свой отчет, видимо, не успела за неделю.

— И как давно она его делает? — спросила я.

— Ну, я пришел, она уже сидела, вся в делах.

— Ладно, Вадим Макарович, надеюсь, я больше вам не нужна? — спросила я.

— Извините, что побеспокоил, но так получилось… — Вадим поднялся, аккуратно собрал бумаги, вложил их прозрачную папку и взглянул на меня:

— Могу идти?

— Да, конечно, идите, Вадим Макарович…

Когда он уже подходил к двери, меня пробила идея.

— Вадим, пригласите Маргариту Николаевну ко мне в кабинет, если вас не затруднит.

Он кивнул, попрощался и вышел. Вскоре появилась Рита. Прошла, села на стул, поправила челку и молча взглянула на меня. Я тоже молчала, теребя в руках кохиноровский карандаш. В воздухе нависла напряженность неясного происхождения, мне показалось, что Рита пытается выиграть состязание «кто заговорит первым». Но выиграла я. Рита не выдержала и сказала:

— Вы что-то хотели спросить, Дарья Васильевна?

— Кажется, сегодня выходной, Рита, можно обойтись и без официоза? Просто удивилась, увидев тебя на работе, обычно субботние авралы обходятся без инженера по ТБ.

— А сегодня не обошлось, — с вызовом ответила Рита.

— Так… ты с Вадимом? — мелькнула у меня догадка.

Рита уставилась на меня так, что я невольно задумалась, не превращаюсь ли на ее глазах в уродливую ведьму. Несколько секунд она молчала и вдруг взорвалась, словно кто-то рванул спрятанную внутри нее чеку.

— Как у вас все просто, Дарья Васильевна! Как у тебя все просто! И, главное, удобно, ах, Рита, как здорово, ты уже с Вадимом, путь свободен, можно все! Ты же замуж выходишь, зачем тебе он? Едва я отвернулась, как ты прибежала и поймала его в сети! Зачем он тебе нужен? Вот уж поистине собака на сене, просто невозможно, сама не ест и есть мешает!

Я оцепенела. Что за бред несет эта девчонка? Как она смеет? О чем, о ком она?

— Рита! — начала я, стараясь говорить спокойно. — Я ничего не понимаю… о какой собаке и о каких сетях ты ведешь речь?

— Не понимаешь? Ты все прекрасно понимаешь! Ты так убеждала меня, что Роман не тот человек, в которого можно влюбиться! Ты чернила его, ты убеждала меня, что он неудачник и негодяй… ты можешь быть довольна, что потратила труд недаром! Ты хотела его для себя! Зачем? Чтобы позабавиться?

— Замолчи, Рита, сейчас же замолчи! — рявкнула я. — Ты бредишь? Мне нужен Роман? Ты имеешь в виду этого твоего Романа Лудовина? Который переносит тяжести и этим зарабатывает на жизнь? Ты с ума сошла, Рита?!

— Не притворяйтесь, Дарья Васильевна! — голос Риты сорвался, а лицо пошло пятнами. — Я видела вас, два дня назад! Я шла за вами, я видела, как вы чуть ли не обнимались с ним посреди улицы… — Рита задохнулась и сжала ладонями щеки.

Я сосчитала до десяти. Она шпионила за мной и Лудовиным? И что такого она могла видеть, чтобы сделать столь далеко идущие и совершенно абсурдные выводы? Я сосчитала до двадцати, встала, вышла из кабинета, открыла встроенный в офисную горку холодильник, достала бутылку минералки, взяла с полки пару стаканов.

Когда я вошла в кабинет, Рита сидела в той же позе, и мне даже стало жаль ее. Я налила воды в стакан и поставила его перед сестрой.

— Выпей воды и успокойся…

Рита вздохнула, взяла стакан, подержала и вернула на место.

— Извини, я разошлась… но все ведь так и есть. И ты не можешь этого отрицать, — сказала она, глядя на меня огромными влажными глазами. Сейчас еще и реветь начнет. Только этого мне не хватало.

Я налила себе воды, выпила полстакана и осторожно начала:

— Рита, я выхожу замуж, и никакие романы ни с твоим Романом, ни с кем другим мне не нужны. Та прогулка, которую ты наблюдала на днях, была единственной и совершенно случайной. Я хотела, между прочим, выяснить, почему он расстался с тобой, но потом передумала. Ты считаешь, что я ошибалась, когда уговаривала тебя не связываться с этим типом? Разве ты не убедилась в моей правоте? Я никак не ожидала, что в моем великодушье ты почерпнешь право так распустить себя и устроить такую истерику!

— Я видела… — заныла Рита.

— Что ж такого ты видела?

— Как вы смотрели друг на друга! Там… у сквера…

— Рита, это плод твоего воображения! Ты влюблена, и тебе мерещится то, чего нет, и быть не может. А ты не заметила, что после того, как мы, как ты выразилась, смотрели друг на друга, мы распрощались?

— Это ничего не значит, — упрямо пробормотала она.

В конце концов, с какой стати я оправдываюсь перед этой втрескавшейся в невесть кого девицей? Что, у меня дел больше никаких нет? Я взглянула на часы и охнула — половина второго, а мне еще нужно добраться до дома, привести себя в порядок, ведь в три часа Федор заедет за мной.

— Рита, — сказала я. — У меня времени в обрез, вечером — помолвка, гости, ты, кстати, тоже приглашена, не забыла? А утром мне квартиру залили, а тут еще твои нелепые претензии. Знаешь что, бери своего Романа с собой и приходите вместе… может и помиритесь, — добавила я в каком-то порыве альтруизма.

Рита уставилась на меня.

— Дарья Васильевна… вы не поняли? Мы расстались…

— Как расстались, так и сойдетесь! Пригласи его, ну, скажи, что это официальное приглашение, придумай что-нибудь!

Рита настороженно посмотрела на меня.

— А тебе зачем это?

— Иди ты к черту, Рита! — разозлилась я. — Я предложила, от души, а ты поступай, как знаешь. Только выбрось из головы мысль, что у меня есть какой-то интерес к твоему грузчику! Если он и есть, то его нужно рассматривать под тысячекратным микроскопом!

Я забралась в машину, нашла в сумке сигареты и закурила. Психоз, самый натуральный психоз, шизофрения — назвать иначе всё, что происходит со мной и вокруг меня, невозможно! Зачем я предложила Рите пригласить Лудовина на помолвку? Совершенно чужого, незнакомого человека, случайно встреченного, непонятного, неуместного во всех отношениях! А эти нелепые обвинения? Нужно было не сдерживаться, а встряхнуть Риту как следует! Пыталась помочь, защитить родственницу, и вот какую благодарность получила в ответ на свои усилия! Собака на сене! Да как она посмела такое мне сказать?! Афоризмами решила блеснуть! Нахалка! Ревность, все это ревность, глупая бабская ревность! И к кому, подумать только! Как вообще Рита могла предположить, что я, я… могу увлечься этим Романом?! Как она могла приревновать его ко мне?!

Меня трясло от негодования, пришлось с четверть часа посидеть в машине, чтобы успокоиться.

В результате всех этих перипетий я добралась домой лишь к половине третьего, усталая, злая, разобранная на мелкие, несогласованные между собой части. Плюнув на время, наступающее на пятки, я забралась под душ, включила его на всю мощь и застыла, как оскорбленная петергофская статуя под горячим фонтаном, в надежде, что процедура смоет с меня дурь, обиду и злость.

«Один негодяй, другая помешана, а я обоим им под стать», — твердила я себе, упиваясь горячим водопадом, пока в дверь не застучали, и сквозь шум воды не донесся голос Кристины:

— Офелия, ты там не утонула? Жених уже прибыл, нервничает и бьет копытом…

Проскочив мимо пытающегося что-то молвить Федора, я влетела в спальню и села на кровать. Не хочу никакой помолвки, не хочу. На подоконник за стеклом спланировал голубь, забился, складывая крылья. Я встала и подошла к окну. Голубь покрутил головой, кося на меня желтым глазом, расправил перья и унесся в промозглую серость низкого осеннего неба.

— Дашенька, дорогая, — в дверь просунулась кудрявая голова Федора, а затем и он сам. — Мы опоздаем, уже четвертый час, тебе собираться, а ты еще вся мокрая…

— Я совершенно сухая, — отрезала я.

А если сказать ему сейчас: «Федор, дорогой… дорогой Федор… давай отложим все это дело, обдумаем все еще раз и решим потом… или совсем не решим, расстанемся и не будем вспоминать о наших планах». Это было бы честно и… неразумно.

— Федор, дорогой… — начала я, — подожди, сейчас я соберусь.

— Что-то случилось? — спросил он озабоченно. — Ты волнуешься? Но это же еще не свадьба, просто небольшая репетиция.

— Ничего не случилось, если не считать того, что с утра меня залили соседи сверху, а потом пришлось ехать в офис по делам, и я зверски устала.

— Ерунда, тебе же не проблема сделать ремонт, потрясешь соседей, пусть несут ответственность. А отдохнешь в ресторане.

— Ладно, Федор, — на меня вдруг навалилась тупая вялость. — Иди, я быстро соберусь, успеем…

Он пригладил волосы, кивнул и послушно удалился, а я уселась перед туалетным столиком, включила фен и едва приступила к процессу укладки своих непослушных волос, как в комнате нарисовалась Кристина.

— Даша, тебе помощь требуется?

— Спасибо, справлюсь сама…

— Что-то не так, вижу… — протянула подруга.

— Отстань, все в норме, просто немного волнуюсь…

— С чего бы это?

— Почему я не могу волноваться, отправляясь на собственную помолвку? Я же не статуя, все-таки…

— Ну, иногда напоминаешь… Зевса Громовержца… Хотя сейчас ты, скорее, Зевс, у которого конфисковали копье и обломали руки, что для тебя совсем не характерно, и это меня волнует.

— Спасибо, подруга, — буркнула я. — Умеешь ты успокоить и поддержать…

— Может и не умею, но советовать уже не берусь, хотя язык чешется… Все это азбука, сеньора, для тех кто любит и желает.

— Нет, отчего же, советуй! Любит и желает! Надо же, сколько лирики! Хотя, я знаю, что ты собираешься сказать. Про чувства и мужиков для удовольствия. Мне некогда и нет желания этим заниматься! Я выхожу замуж. Выхожу замуж! — ядовито подчеркнула я.

— Не нравится мне твой настрой, но дело хозяйское, смотри сама, — ответила Кристина. — Замуж, так замуж. Чувства, действительно, где ж на них найти время? Царицы древности любили одна — коня, одна — быка, о прочих умолчу пока…

В словесной дуэли, как всегда, выиграла Кристина, зато я, спустя полчаса, выплыла из комнаты, стуча шпильками, в макияже и золотистом платье, которое чудным образом подняло мое настроение на пару градусов в плюс. Как положено жениху, Федор изобразил потрясение моей красотой и женственностью, и мне хотелось верить, что его восторг был искренним, ведь даже честная подруга и хитрое зеркало упорно убеждали меня в том, что зрелище не лишено привлекательности.

Усевшись в машину Федора, я почти успокоилась — помолвка обрела основательность и логичность, Ритин наезд стал казаться пустым и смешным, а появление Лудовина в ее компании — абсолютно невероятным. С какой стати ему приходить? Во-первых, мое внезапное приглашение само по себе выглядит странным, а во-вторых, если он расстался с Ритой, то зачем ему вообще куда-либо с ней идти?

Церемония поздравлений, восторгов, приветствий, объятий, рукопожатий, дежурных слов, букетов, знакомств и рассаживания за столами, поставленными традиционно П-образно, закончилась, и гости приступили к тостам и закускам. Матушка, устроившаяся рядом со мной, неодобрительно взглянула на отца, пришедшего со своей женой, и проворчала:

— Мог бы и не брать с собой свою.

— Мам, но ты же взяла своего, — ответила я.

— Да? Ну я… — мама махнула рукой и переключилась на критику моего платья и качества моей обнаженной спины.

Федор наполнил бокалы и в …дцатый раз повторил, что я сегодня потрясающе-великолепна, и он всю жизнь мечтал о такой жене.

— Я еще не жена, — упрямо брякнула я в ответ.

— Почти жена, дорогая, — самоуверенно объявил Федор, поднялся и потянул меня за локоть: — Отец собирается поздравить…

— Но мы же не на свадьбе, чтобы вставать на каждый тост, — возразила я. — Я полагала, что помолвка должна быть более демократичной.

— Даша, не упрямься, хоть тут, — Федор уже с раздражением тащил меня со стула, который мне совсем не хотелось покидать.

Я встала и обвела взглядом гостей, не обнаруживая среди них Риты. Её отсутствие напрягало. Обиделась и не пришла? Ну и ладно, стоит ли из-за этого переживать? Но напряг не проходил. Я взглянула на тяжелую бархатистую штору, отделяющую наш зал от соседнего, с неприятным холодящим спину чувством, что сейчас она откроется, и на пороге возникнет блистательная пара Рита—Роман.

Будущий свекор пожелал нам всяческих благ по традиционному списку, Федор улыбался, приглаживая волосы, я кивала в знак благодарности, гости радостно зашумели, зазвенели бокалами. В тарелочно-бутылочную-голосовую какофонию влились звуки струн, труб и клавиш — на эстраде в углу зала музыканты настраивали инструменты. Пузырьки прохладного шампанского противно щипали горло, я поставила бокал на стол и села. Негромко запел кларнет, через несколько тактов вступил клавишник, слева что-то говорил Федор, справа что-то рассказывала мама, я кивала, стараясь вникнуть в смысл слов, но уже не могла, потому что увидела Риту, которая вошла в зал в сопровождении официанта. Интересно, с каких это пор у меня так учащается сердцебиение при появлении собственной многоюродной сестры? Нонсенс… «Лудовин не пришел», — с облегчением подумала я и улыбнулась в Ритину сторону.

— Поздравляю вас, — сказала Рита, подходя, и протянула мне букет пышных белых хризантем.

— Спасибо, — ответила я, едва сдержавшись, чтобы не спросить про Лудовина. Федор, разулыбавшись, зачем-то чмокнул Риту в щеку.

Я поставила цветы в вазу, уже изрядно заполненную букетами, и плюхнулась на стул. Кажется, можно расслабиться, не пожиная плоды своей глупости.

Я глотала шампанское, наблюдая за Ритой, которая устраивалась за столом, явно стараясь больше не смотреть в мою сторону. Все-таки любопытно, говорила ли она с Лудовиным или нет? А если говорила, как он отнесся к приглашению? Скорее всего, покрутил пальцем у виска и спросил, не тронулась ли умом его бывшая начальница. Нужно будет обсудить все это с Ритой, объяснить ей, что приглашать Лудовина я вовсе не хотела, что это был спонтанный порыв, вызванный ее нелепыми инсинуациями и волнением по поводу предстоящей помолвки. Хотя, зачем мне оправдываться перед этой особой? Забыть и не позволять ей повторять подобные вещи, вплоть до угрозы лишения места в нашей компании! Придя к этому сомнительному выводу, я решила, что неплохо бы сейчас пообщаться с подругой детства и, если удастся, повеселиться.

А веселье набирало темпы. Гости увлеченно и шумно беседовали; музыканты выводили приятную мелодию, в которой лидировал кларнет; возле эстрады в медленном танце двигалась пока единственная пара — к моему разочарованию, партнерами оказались мой неуемный папенька и Кристина; Федор активно обсуждал бизнес-проблемы с незнакомым мне мужиком; матушка взяла в заложницы отцову жену, и они о чем-то горячо спорили, видимо, опять делили папу. Оставалось одно — выйти покурить и успокоиться. Я встала и направилась к выходу, жестом усадив на место взметнувшегося было Федора. Пройдя через гудящий голосами зал, я зашла в курилку, но вдохнув там табачный смрад, в котором висел уже не один топор и отнюдь не вдохновляющие мужские взоры, выскочила прочь, взяла пальто в гардеробе и вышла на улицу.

Дождь все так же противно моросил, и я пристроилась под ажурным дверным козырьком, достала сигарету, но закурить не удалось — в сумке не оказалось зажигалки. Сплошное невезение! Неужели придется возвращаться в курилку просить огонька? Я с тоской посмотрела на бесполезную сигарету и покрутила головой в поисках урны, а в следующую секунду буквально подпрыгнула, потому что за спиной знакомый голос спросил:

— Хотите закурить?

Я развернулась, Лудовин, возникший невесть откуда, как черт из табакерки, стоял передо мной.

— Вы меня напугали, — сердито бросила я.

Откуда он взялся? Пришел все-таки! Значит, Рита пригласила его? Или сообщила о моем предложении… Я окинула его взглядом. Цивилен… Короткое пальто, серые брюки…

— Извините, не хотел. Увидел, что вы стоите в сомнениях, ну и подошел.

Я взглянула ему в лицо. Он был серьезен, очень серьезен, безобразно серьезен.

— Я не стояла в сомнениях, я просто искала зажигалку…

— Не нашли?

— Не нашла…

— У меня тоже нет…

— У вас нет зажигалки?

— Нет, к сожалению… но могу найти…

— Не нужно. А почему у вас нет зажигалки?

— Она мне не нужна…

— Вы не курите?

— Нет, не курю…

— Сколько у вас достоинств…

— Вы считаете, что много?

— Я ничего не считаю. А что вы здесь делаете?

— Проходил мимо…

— Надо же, какое совпадение! А я вот тут… — я махнула рукой в сторону входа в ресторан, пальто сползло с плеча от резкого движения и упало на мокрые плитки тротуара.

Лудовин быстро наклонился и поднял его, но возвращая, задержался, взирая на меня… серьезно, очень серьезно… На мое декольте? На плечи? А спина моя совсем открыта, и по ней, между прочим, уже дождь моросит. Правда, мне отчего-то не было холодно, а совсем наоборот.

— Роман Петрович, спасибо, но давайте же пальто, мне холодно…

— Да, точно, Дарья Васильевна, — он накинул пальто мне на плечи, и я даже не сделала попытки опротестовать это его действо. — Не могу не сказать…. Вы… у вас… это платье вам очень идет…

— Шутите, Роман Петрович? Льстите? Врете ведь, чтобы уколоть меня, только не понятно, зачем, что я вам такого сделала?

— Я мог бы сочинить сто сказок, когда хотел бы вам солгать, но лучше всякого обмана в беседе с умным человеком сказать ему простую правду.

— Неужели вы считаете меня умной? — я пыталась разозлиться, но не могла.

— С умными женщинами непросто… — сказал он. — Мне по жизни не везет…

Это что, ответ на мой вопрос или общие рассуждения на тему? И к чему это он? И как он все-таки здесь оказался? Да не все ли равно, зачем мне это знать, в конце концов, можно спросить у Риты. Нужно закругляться и возвращаться в ресторан, пока меня не начали искать.

— Мне нужно идти, Роман Петрович, я, знаете ли, праздную свою помолвку, — сказала я.

— А, ну да, Рита говорила мне… — пробормотал он.

Капли блестели на его волосах.

— Что же говорила Рита? Я… впрочем неважно… — отчего-то я не решалась сообщить или напомнить ему о том, что пригласила его прийти вместе с ней.

— Что неважно? — спросил он.

— Все неважно.

— Собственно, я пойду, дриблинг явно не тянет…

— Какой еще дриблинг, вы о чем, Роман Петрович?

— Тоже неважно, Дарья Васильевна… Так я ухожу… — сказал он, но с места не сдвинулся.

— Когда же вы уйдете, скоро? — спросила я.

- Сейчас…

- Постойте, нет, уйдите… Послушайте…

- Я здесь, я жду…

- Нет, нет, идите…

- Я иду…

«Да что же со мной происходит? Я не хочу, чтобы он уходил? Но он не должен быть на моей помолвке! Не должен!» — охваченная паникой, я кинулась в атаку:

— Знаете, Роман Петрович, сейчас вас видеть — худшее из зол. Почему вы постоянно попадаетесь мне на пути? Не вовремя. Не к месту… Зачем вы здесь?

— Я не знаю, как это сделать вовремя…

— Роман Петрович! Так вы пришли на мою помолвку? С Ритой?

— Нет, я просто проходил мимо…

— Скажите правду! — взревела я.

— Неужели вы думаете, что я хочу присутствовать на вашей помолвке!

— Это почему же? Зачем же вы в таком случае пришли?

— Я же сказал… — он вдруг осекся и замолчал.

— Вы уходить собирались… — пробормотала я.

Ответа Лудовина я не услышала, потому что в этот момент из дверей ресторана вывалилась шумная компания моих гостей во главе с моим же женихом, они кинулись в нашу сторону с воплями: — «Вот же она, невеста! Дарья, куда ты запропала?»

Меня подхватили и потащили, но мне хватило пяти шагов, чтобы осознать, что если я сейчас же не сделаю что-нибудь, Роман уйдет, и мы больше никогда не встретимся. Эта мысль хлестнула меня, словно колючая ветка в темном лесу. Я вырвалась из рук Федора, обнимающего меня за плечи, и повернулась, чтобы увидеть мокрую питерскую улицу, прохожих, спешащих мимо, и никаких признаков присутствия Романа Петровича Лудовина…

— Даша, что с тобой? — спросил меня Федор, усадив за стол. — Что случилось? У тебя какой-то потерянный вид.

Потерянный? Вот именно, потерянный! Я потеряла самообладание, потеряла контроль над собой, поддалась странному, необъяснимому гипнозу, короче, сдурела, беседуя с этим Лудовиным непонятно о чем, под дождем, да еще и желая, чтобы этот разговор продолжался!

— Все о’кей, дорогой, — сказала я. — Все нормально и вообще, все просто, супер… абсолютный дриблинг…

— Хм, с каких это пор ты интересуешься футболом? И с кем ты беседовала там, на улице?

— Да так, знакомый, работал в нашей фирме… мимо проходил, — я напряглась. — А при чем здесь футбол?

— Но дриблинг — это футбольный термин.

— Не знала, — я пожала плечами. — Просто слово понравилось.

— Мимо проходил?

— Кто?

— Да этот, твой, сослуживец.

— Ну да, — ответила я, мечтая, чтобы Федор оставил меня в покое, и от этого чувствуя себя премерзко.

— Хм-м-м… — протянул Федор, — И стоило стоять там, под дождем? С такими плечами. Он положил ладонь мне на плечо. Все-таки, безбашенное платье создает ненужные проблемы и излишние волнения.

— Я вышла покурить… — сказала я, изо всех сил стараясь не дернуться. — Пальто накинула…

— Под дождь?

— В курилке было душно и народу полно…

И почему я должна оправдываться?!

— Ладно, пойдем, потанцуем? — без всякого перехода спросил вдруг Федор. — И нам нужно порешать вопросы по свадьбе, а то ты как-то без энтузиазма относишься.

— Но не сей же час мы будем решать эти вопросы? — вяло возмутилась я.

— Не сейчас, но надо, — Федор потянул меня за руку, и я послушно последовала за ним на маленький танцпол перед эстрадой.

Его ладонь уверенно устроилась на моей спине, горячая и влажная, по коже почему-то побежали мурашки, словно от холода. Я положила руки ему на плечи, на мягкую чуть шершавую ткань пиджака, и уставилась на его гладко выбритую щеку, с красноватыми пятнами и крошечным порезом от бритвы. Горьковатый запах знакомого парфюма и пропущенных стопок водки, нелепо красное ухо, аккуратно подстриженные бачки. Я выхожу за него замуж.? Ну да…

— Здесь не слишком хорошо готовят… Тебе понравилось, как приготовлено мясо?

— Я не пробовала…

— Почему? Только что подали… Мясо жестковато… Думаю, лучше будет форель или иная рыба. И салат очень грубо нарублен.

— Как хочешь, — ответила я щеке Федора.

— Ты не правильно относишься к вопросу, некорректно…

— Ну и пусть, — буркнула я. — Давай молча потанцуем.

— На своей помолвке ты могла бы быть и повеселей, Даша, а то странно как-то, словно тебя ничто не радует…

Слова Федора попали на благодатную почву и навели меня на мысль, что я должна сейчас что-то сделать, чтобы остановить свою, явно пришедшую в движение кровлю. Поступить экстремально, удалившись с этого праздника жизни, на котором я почувствовала себя чужой и лишней? Этот вариант отпадал, поскольку не останавливал, а, наоборот, активизировал дальнейшее движение рассудка в неверную сторону. Поступить бездарно просто и отечественно традиционно: напиться и пойти в разнос? Результат будет тот же, что и в первом варианте. Оставалось сохранять хорошую мину при плохой игре, чего бы это ни стоило, попытавшись каким-то образом удалить маячащий передо мною дождь и серьезный взгляд господина Лудовина.

Как часто бывает в критические моменты, мой желудок, посовещавшись с нервами, решил экстренно напомнить, что его хозяйка почти ничего не съела за вечер, зато выпила натощак шампанского.

— Знаешь, я что-то проголодалась, — сказала я Федору, который как-то уж слишком напористо прижал меня к себе.

— Я тоже… — дыхнул он мне в ухо.

Идиотка! И о чем я только думаю? Нет, у меня явно не на месте мозги.

— Федя, доро… — я запнулась и, откашлявшись, продолжила: — Я имела в виду то, что сказала: проголодалась, значит, есть хочу, и ничего иного.

Я — муха, а мужики — пауки, плетущие свою липкую паутину… Муха, муха, цокотуха, позолоченное брюхо… да, и брюхо у меня сегодня позолоченное, и чаем я всех угостила… и в женской корысти меня обвинили, и попала я в какие-то сети. Может быть, это от двух бокалов шампанского натощак? Любезная подруга, твои мысли как будто отдают бутылкой…

К счастью, музыканты сыграли последний аккорд, и у меня появился серьезный повод рвануть к столу, невзирая на Федора и его любовные потуги. Кристина, чудная моя подруга, словно услышав мой зов, пристроилась рядом с бокалом и тарелкой, оттеснив Федора, который тут же попал в лапы моей матушки.

— Ужасно есть хочу, — сказала я подруге.

— Мясо не ешь, так себе, а попробуй во-о-он тот салатик с крабами, славная вещица. И эта штука с грибами, не знаю, как называется, очень вкусная… короче, давай тарелку, поухаживаю за… невестой.

Кристина взяла инициативу в свои руки, а я, в который раз за сегодняшний вечер, покорно согласилась. А дальше слепая судьба, явно зацепившая меня своим вязальным крючком, приняла простое решение, избавив от всех накативших проблем: желудок не выдержал гремучей смеси шампанского, доброй порции крабового салата и чего-то грибного: мне так поплохело, что пришлось покинуть ресторан по примитивным физиологическим причинам.

Глава 8

Рабочая неделя накрыла налоговой проверкой и проблемами с субподрядчиками, вернув мои мозги в относительно рабочее состояние. Лудовин со своими глазами убрался в пассив, лишь по вечерам, да во время трапез и переездов из пункта А в пункт Б, давая о себе знать в качестве объекта моих дедуктивных размышлений. «Он пришел в ресторан, потому что Рита сказала ему о моем приглашении? Он пришел с Ритой или отдельно от нее? — думала я. — Предположим, он сидел в соседнем зале и вышел вслед за мной. Или стоял на улице, в ожидании? Почему? Решил соблазнить богатую даму, чтобы таким образом подняться из пепла, в котором зарылся? Испытывает ко мне какие-то чувства? Он сделал меня объектом какого-то личного шоу, от которого получает удовольствие?»

Я не могла принять ни одну из версий. Первая и третья разбивались о жесткий аргумент, что он не искал встреч со мной, скорее, это я постоянно втягивала его в свои нравоучительные беседы. Вторая была слишком неуместной и нелепой, но противно волнительной. И если он и неравнодушен ко мне, то какое мне до него дело? Неужели я могу неровно дышать к человеку, который не подходит мне ни по каким параметрам? Бывший футболист с темным прошлым, чернорабочий на стройке, а сейчас, возможно, безработный. Я ничего не знаю о нем. Где он живет? С кем? Он подцепил Риту и оставил ее, безо всяких объяснений. Любовью оскорбить нельзя? Ничего подобного, можно, да еще как!

Углубившись в работу, я забывала о нем и связанных с ним перипетиях, затем снова вспоминала. Но особенно назойливо наталкивали меня на мысли о Лудовине встречи с Ритой, с которой, по правде говоря, я бы предпочла и вовсе не встречаться, но, как назло, постоянно сталкивалась на просторах нашего офиса. Рита здоровалась со мной сквозь зубы, всем своим видом демонстрируя оскорбленное невесть чем достоинство. Мне не хотелось разговаривать с нею, но на третий день подобного обращения я все-таки не выдержала и решила поставить нахальную родственницу на место, поскольку даже секретарша Аня осторожно спросила меня, что случилось с Маргаритой Николаевной.

Выкроив окно в до отказа забитом делами рабочем дне, я попросила Аню вызвать ко мне инженера по технике безопасности с отчетными материалами по экологии и загрязнению нашей компанией окружающей среды — эти вопросы были возложены на хрупкие плечи Маргариты.

— В чем дело, Рита? — без обиняков начала я, когда виновница моих терзаний явилась в кабинет с тонкой синей папкой в руках, стуча непомерной высоты шпильками.

— Я принесла документы, которые вы просили, Дарья Васильевна, — объявила она с невозмутимым видом.

— Положите их на стол, Маргарита Николаевна, — холодно ответила я, — и присаживайтесь. Кажется, нам с вами есть о чем поговорить. И серьезно.

Рита положила на стол папку и села, намеренно уставившись в сторону окна.

«Пригрела на груди змею», — мелькнула злобная мысль, но я постаралась подавить ее и продолжила: — В чем дело, Маргарита Николаевна? Отчего это у вас в последнее время такой расстроенный вид? И я полагаю, с начальством можно вести себя и поприветливей!

— Вы прекрасно знаете, в чем дело, — ответила Рита, так и не отводя взгляда от окна, словно там, за стеклом, разыгрывалось какое-то представление. Я даже невольно посмотрела в ту же сторону, но, естественно, ничего, кроме привычного серого здания напротив, не увидела.

— Рита, — сказала я, сдерживая закипающее негодование, — свои личные дела и взаимоотношения следует оставлять за порогом офиса. Здесь мы работаем. Заметь. Ра-бо-та-ем! А не выясняем, кто кого, с кем, почему и за что! — я говорила и не верила себе. Если бы все на самом деле обстояло так! Наш офис кипел страстями и выяснениями отношений, человеческий фактор процветал пышным сорняковым цветом. Правда, до меня доходили лишь отголоски и краткие обзоры происходящего в Анином исполнении и интерпретации, да я, собственно, никогда этим материалом и не интересовалась в силу иных предпочтений и служебного положения. Но сейчас дело дошло до того, что я сама оказалась в центре разборки на личном уровне, да еще с кем, с инженером по ТБ, с родственницей, которая обвинила меня в том, что я увела у нее мужчину! И какого мужчину! Подумать только!

— Дарья Васильевна, вы сами завели этот разговор, я не хотела… нет, я хотела, но не могла. Я все думала, спросите ли вы меня о нем. Но вы так и не спросили. Почему? — Рита сделала паузу, наконец оторвала взгляд от крыши за окном и уставилась на меня.

— Ну и почему? — язвительно бросила я. — Почему, как ты думаешь?

— Да потому что он не пришел, а вам обидно, да? — с неким торжеством объявила Рита.

«Наивная девочка! Он пришел, между прочим, а ты, оказывается, об этом и не подозревала! А он отказался идти с тобой, но пришел один, ко мне! — возликовала я, тотчас же одернув себя: — Идиотка! С чего это я так радуюсь? Одолела соперницу? Какую соперницу?» Нет, у меня явно что-то не в порядке с головой. Какой-то нездоровый гормональный взрыв, видимо, на почве предстоящей свадьбы.

— И поэтому ты целую неделю расхаживаешь по офису с обиженным видом и здороваешься со мной сквозь зубы? — поинтересовалась я, профильтровав и проигнорировав Ритин выпад.

— Извини… те, просто было плохое настроение…

— Я вас предупредила, Маргарита Николаевна, на будущее, по поводу демонстрации своего плохого настроения…

— Я поняла и приняла к сведению, Дарья Васильевна… — отрезала она.

Я не узнавала всегда спокойную, даже робкую Риту. Что с ней случилось? Неужели на нее так повлияла неудачная влюбленность в невнятного мужчину? Чем же он так ее зацепил, что она летит, не разбирая дороги и не думая о последствиях? Чем? Серыми глазами? Нахальством? Неожиданными фразами?

— Рита, пожалуйста, выбрось из головы всю эту чушь по поводу меня и Лудовина. Этого нет и быть не может. Где он, а где я?

— Вот я и удивляюсь, зачем он вам? У вас и так все есть, и карьера, и деньги, и муж будет! Зачем вы его цепляете? Ему мозги вскружило ваше внимание!

— Какую ерунду ты говоришь, Рита! Он же взрослый мужчина, а не мальчик! Хочешь обвинить его в корысти?

— В какой корысти? Он не корыстный! А может, и корыстный! — воскликнула Рита, вскакивая с места. — Но он будет со мной, я снова с ним встречаюсь!

— Ну и встречайся на здоровье, мне-то какое до этого дело? И больше я не желаю слышать об этом и возвращаться к этой теме! Я доступно объяснила, Маргарита Николаевна? — спросила я, чувствуя, что от злости задрожал голос. До чего я дошла, до чего опустилась! Стала участницей бабских разборок на базарном уровне.

— Вы можете быть свободны, Маргарита Николаевна, — добавила я, сломав карандаш, который попался под руку. — И будьте добры, передайте Роману Петровичу, как только увидите, мои наилучшие пожелания. Счастья вам….

— Обязательно передам! — гордо бросила Рита. — Не сомневайтесь! До свидания, Дарья Васильевна!

— И вам не хворать! — рыкнула я закрывшейся за Ритой двери.

Я ее уволю, если еще раз повторится что-либо подобное. Не хватало еще разговоров в офисе по поводу нашего псевдосоперничества. Надеюсь, что Анна не слышала этой душещипательной беседы, а у Риты хватит ума не трепаться на тему этой нелепой ревности. Но неужели Лудовин снова встречается с ней? Этого не может быть! Я застыла в кресле, словно меня окатили ледяной водой.

Мысль о непостоянстве Лудовина гадюкой проскользнула в мозг и коварно передвигалась вдоль извилин. Я злилась оттого, что Рита втянула меня в разборки, потом зачем-то представляла, как она гуляет в парке среди желтых кленовых листьев под руку с Лудовиным, который идет, прихрамывая, и что-то шепчет ей на ухо, и без конца вспоминала, как мы с ним болтали под дождем обо всякой ерунде. «Наглец, альфонс и бабник, он пользуется женскими слабостями и умудряется ухлестывать за двумя сразу!» — возмущалась я. «Но разве он ухлестывал за мной?» — тотчас же спрашивала себя и признавалась, что в его действиях явно просматривалось некое ухлестывание. Затем я представляла его в рабочем комбинезоне с грязными руками и черными каемками под ногтями и твердила, что нужно быть полной идиоткой, чтобы воспринимать его качестве партнера. Да и в цивильно-привлекательном виде у него не было никаких шансов даже встретиться со мной, не то что продолжить свои мужские маневры, если я сама с какого-то перепугу не захочу предоставить ему такую возможность.

Я успокаивалась на какое-то время, а потом вновь начинала думать обо всем случившемся и пылать от негодования. Эта история — еще одно доказательство деградации мужской половины человечества. Что за жалкие пошли мужчины? Поиграл, бросил, вернулся? Потерпел неудачу, упал на дно и пытается выкарабкаться с женской помощью? Да он не стоит и доли секунды, чтобы думать и вспоминать о нем. А Рита, тоже мне, сестрица, ни гордости, ни самолюбия, ни самоуважения! Поманил, и она тут же готова броситься к нему в объятия! И к кому, главное, к кому? Был бы хоть достойный мужик, ради которого стоило устраивать скандалы с начальством, рискуя потерять хорошее место и родственное расположение. Эта вечная женская слабость — одуревать от распущенного цветастым веером павлиньего хвоста. Курица бестолковая! И пусть гибнет, я больше и пальцем не шевельну, чтобы вызволить эту дуру из сетей мерзавца-ловеласа Лудовина! Но что-то же она нашла в нем, то ради чего идет на такие жертвы! Вполне могла бы подцепить себе приличного мужчину, вот, например, Вадим явно ей симпатизирует, но эта идиотка запала на непонятного Романа, вцепившись в него своими наманикюренными ногтями. Хуже смерти она мне надоела.

Более того, подруга Кристина, дипломатично выдержав пару дней, за вечерним чаем с коньяком задала-таки вопрос о личности мужчины, с которым я беседовала под дождем.

— Так, знакомый проходил мимо, — попыталась я обойти ответ тем же способом, что применила с Федором.

— А что ж ты так рванула к нему, к знакомому?

Кажется, мой порыв заметила только Кристина, которой в силу профессии надлежит быть наблюдательной.

— Куда я рванула? — невинно спросила я.

— Дашка, не финти, даю руку на отсечение, это был твой футболист.

— Рука тебе еще пригодится… хоть это и был тот самый футболист, но отнюдь не мой! — взвилась я. — Я же тебе черным по белому объяснила, что он встречался… встречается с Ритой, моей сестрой двоюродной! Неужели ты считаешь, что меня может заинтересовать мужчина подобного рода?

— А отчего же тогда ты так кипятишься? — ехидно спросила подруга. — Право слово, не будь ты в столь плачевном виде, не будь грехом ввергать в унынье и без того уже унылых, я бы напомнила тебе сейчас, что твой заносчивый взлет в этом деле равен паденью…

- Тоже мне, психолог доморощенный, стоит мне поинтересоваться биографией мужчины и постоять пять минут с ним наедине, как тут же делаются такие далеко идущие выводы! Неужели у меня такой плачевный вид, и отчего ты считаешь, что я так уж заносчива? Я просто реально оцениваю себя, я знаю свои возможности и свои приоритеты, и заметь, подобного рода мужики в этот круг не попадают!

— Да, да! — театрально замахала руками Кристина. — В твоем круге великолепный Федор! Прости, умолкаю.

И она вправду умолкла, но едва прекратился разговор, я поняла, что мне невыносимо хочется поговорить с Кристиной о Лудовине и его подлости.

Глава 9

Кристина испросила разрешения пожить со своим семейством в моей квартире еще неделю, на что я с удовольствием согласилась, не без задней эгоистичной мысли, что вне их веселой суеты меня совсем одолеют гормонально-пакостные мысли и жених. Предстоящая свадьба ушла куда-то вбок, иногда я просто забывала о ней, если не напоминал Федор, который упорно бранил меня за индифферентное отношение к предстоящему событию. Подруга моя была все-таки в чем-то права, когда рассуждала о заключении брака и замужестве.

В конце недели выяснилось, что тендер на новое строительство мы проиграли, что, само собой, не добавило светлых пятен к моему мрачному настроению. Неудача столь критически повлияла на мой рассудок, что я отправилась навестить пострадавшего зама Сурикова, решив показать себе, что удары судьбы не сделали меня черствой и бесчеловечной. С Мишей Суриковым мы учились в одном вузе и, более того, в одной группе, но никогда не испытывали друг к другу особых симпатий. Я просто не обращала на него внимания, он отвечал мне тем же. Волею судеб мы оказались с ним сотрудниками одного и того же Мостоотряда, а затем, познав падения и взлеты, достигли того, чего достигли. Михаил всегда умудрялся работать и на своих, и на чужих, поменял трех жен, расставшись с последней полгода назад, развлекался от души и мало помалу становился вредным наростом на теле компании.

Суриков восседал в кресле, вытянув на журнальный столик изящно зашитую в аппарат Илизарова ногу. Рядом с ногой царила бутылка любимого Мишиного коньяка и пузатый бокал с коричневатыми подтеками.

- Ты хоть закусываешь, Михаил? — спросила я, не заметив на столе никаких признаков подходящих к коньяку закусок.

- Бери, Даша, бокал, наливай, — откликнулся Суриков. Его полное раскрасневшееся лицо и мутноватый взгляд сигналили о длительном принятии на грудь крепкого заморского напитка.

Я отказалась, сославшись на свою «Пежо» и руль, за которым предстояло сидеть.

— Тогда в холодильнике пошуруй, найди что-нибудь перекусить, — предложил Суриков.

— А девушки твои о тебе не заботятся? — спросила я, распаковав плитку шоколада из набора продуктов для больного, который сердобольно принесла с собой.

— Заботятся… — махнул рукой Суриков. — Боюсь, нечаянно столкнутся во время визитов…

— Ситуация выходит из-под контроля?

— Ну да, где-то выходит… — пробурчал Михаил.

Он замолчал, вздохнув, и я не знала, что сказать. Обычно наши разговоры сводились к выяснению отношений на производстве, а вот так, в неофициальной обстановке, мы с ним встречались лишь на заре туманной юности, да и то не с глазу на глаз.

— А у тебя тут… — начала я, решив, что нашла тему для разговора.

— Слушай, Даша… — одновременно со мной затянул Суриков.

Я замолчала, он тоже.

— Ну, говори… — уступила я очередь.

— А ты о чем собиралась?

— Да так, ерунда.

— Ладно, скажу, — Суриков плеснул коньяку в бокал и выпил одним глотком, даже не поморщившись. — Мы с тобой, Даша, враждуем и спорим, и ты считаешь, что я подыгрываю Гладилину, ведь так?

— Так, — отрубила я. — А разве нет?

— Вот за что ты мне нравишься, Дарья Васильевна, так это за умение врубить, не глядя. Хотя, иногда это не срабатывает.

— Ты к чему начал разговор? — спросила я. — Перекидываться с тобой мячом не входило в мои планы. А вопрос твоих отношений с Гладилиным стоит поставить на совете директоров!

Вот так всегда, мой миролюбивый настрой улетучился, а желание навестить больного привело к выяснению отношений.

— Даша, не злись… не надо про совет директоров, у меня к тебе совсем другой вопрос…

— Какой еще вопрос?

— Ты надежна и благополучна, ты восхитительна, и я хочу узнать, насколько благополучен сам.

Я изумленно уставилась на Сурикова. Что он такое несет?

— Миша, ты о чем? Совсем сбрендил на коньячной почве? — вырвалось у меня.

— Не хами, Дарья. Я к тебе, между прочим, с предложением. Я очень рад, что ты пришла, хоть верь, хоть не верь.

— С каким предложением? — спросила я, предчувствуя нечто очень неладное.

— С предложение руки и сердца, между прочим! Извини, что так обыденно, но раз уж ты пришла, то пользуюсь моментом! — выдал Суриков, спустил со столика ногу и с кряхтением поднялся.

— Что-о-о?! — взревела я. — Миша, я, конечно, понимаю, ты сидишь здесь, со сломанной ногой, с коньяком и девицами, и у тебя на этой почве возникают неадекватные идеи! Но не настолько же?! Или эта мысль пришла тебе в голову пять минут назад?

— Я, между прочим, давно это обдумываю, — обиженно ответил Суриков, окончательно покраснев. — Мы могли бы с тобой объединиться и начать свое новое дело.

— Зачем мне это?

— А ты уверена, что наша фирма долго продержится на этих социальных проектах? И тендер мы проиграли… А наш с тобой союз очень перспективен, ты — женщина чудесная во всех отношениях, умная, с характером…

Я просто оборвала его. Налила себе коньяку, от гнева позабыв, что внизу меня ждут руль и машина, выпила, распрощалась и ушла. Я кипела, как жидкость в автоклаве. Я даже позабыла сказать Сурикову о том, что уже собираюсь замуж!

На перекрестке меня остановил гаишник-гибэдэдэшник, словно почуяв, что я благоухаю коньячными парами. Он явно терпеть не мог иномарки, потому что смотрел на мою малютку с нескрываемым отвращением, но на уговоры все же согласился, прочитав мне внушение и отпустив почти без последствий. Общение с представителем власти подействовало на меня странно успокоительно, словно щелочь нейтрализовала кислоту, создав некий, пусть и неустойчивый, баланс.

А дома я обнаружила содом и лазарет. Кристина, скрюченная от почечного приступа, звонила Ваське-старшему и не могла дозвониться.

— Скорую вызвать? — спросила я, скидывая пальто на диван в прихожей.

— Не надо, оклемаюсь, не в первый раз… До Васьки не могу дозвониться, и родителей, как назло, на дачу унесло. И Дора где-то шляется. Ваську-младшего из спортшколы со Светлановского надо забрать, а я, боюсь, не доеду.

— Не проблема, — бросила я. — Сейчас съезжу, заберу.

— Ты же только вернулась, Даша, — жалобно протянула Кристина.

— Я уехала, если что, звони в скорую и мне. Давай адрес школы! — отрезала я.

Я не только успела добраться до спортшколы вовремя, но, как оказалось, приехала раньше окончания тренировки. Разузнав у вахтера, где занимается младшая группа, я промчалась по мрачноватому коридору и толкнула указанную им тяжелую дверь, из-за которой доносились голоса и гулкие удары мячей. Взору предстал просторный зал с высокими окнами, усыпанный мальчишками, которые увлеченно бегали за несколькими мячами. Пока я пыталась высмотреть среди них Ваську, подошел юноша лет пятнадцати, спросил, кого я ищу и, не дожидаясь ответа, сообщил, что тренировка закончится через пять минут, а пока он просит покинуть помещение, чтобы не мешать процессу. Стушевавшись и извинившись, я вышла и, оглядев коридор, заметила скамейку, на которой сидели, по всей видимости, родственники юных футболистов, терпеливо ожидая своих спортсменов и не позволяя себе, как это бесшабашно сделала я, святотатственно врываться в спортзал. Я пришла к такому выводу, поймав несколько укоризненно-снисходительных взглядов, устремленных в мою сторону.

Возникшую паузу можно было неспортивно, но приятно заполнить сигаретой, и я уже намылилась было в сторону выхода, но пожилая полноватая дама, сидящая с краю, вдруг обратилась ко мне с вопросом:

— Вы кого ждете?

— Мальчика… — брякнула я, вдруг растерявшись, как юная дева.

— Понятно, что не девочку, — сказала дама с каким-то неудовольствием. — Что-то я вас раньше здесь не видела.

— Но девочки ведь тоже играют в футбол, — ответила я, не сдержав накатившее желание противоречить.

— Играют, но здесь мальчуковая секция, — невозмутимо продолжила дама, словно вела речь о продаже детской одежды, и уставилась на меня, явно ожидая ответа на поставленный ранее вопрос.

Я почувствовала разоблаченным шпионом во вражеском тылу. Дожила, долетела, добежала до тридцати с хвостом… и не семьи, ни детей!

«Но будет же, и скоро, — тут же напомнила я себе. — И сын, возможно, будет, и я стану водить его на футбол. Хотя нет, не буду — футболистов мне уже и так хватило. И отчего мы с Федором никогда не обсуждали эту тему?»

— А вы, наверное, внука ждете? — дипломатично спросила я.

— Двух внуков! — гордо объявила та и тотчас же вздохнула: — У дочери двойня. А у вас кто? — упрямо добавила, не поддавшись на мою уловку.

— У меня сын знакомых, — ответила я и уточнила протокола ради: — Форс-мажорные обстоятельства, вот меня и попросили забрать

— Ах, форс-мажорные… надо же… что-то случилось? — встревожено поинтересовалась бабушка близнецов.

— Нет, все в порядке, просто небольшие нестыковки.

— И слава Богу. А кто сынок-то? — облегченно вздохнув, продолжила она, демонстрируя твердое упорство в достижении намеченной цели.

— Трудно, наверное, с двойней? — упрямо спросила я, отчего-то решив во что бы то ни стало выиграть в этой дуэли.? Я бы, наверное, не смогла.

— Трудно бывает… — собеседница все-таки заглотила наживку и принялась рассказывать о сложностях взращивания и воспитания братьев-двойняшек. Я слушала ее, ловя себя на мысли, что почему-то завидую ей, точнее не ей, а ее дочери. Странно, но до сих пор у меня не часто возникали подобные чувства. Старею, явно старею… становлюсь сентиментальной и чувствительной. Атавизм. «Все-таки стоит пойти покурить», — решила я, почти маниакально ощутив потребность воспроизвести алгоритм простых успокаивающих действий — пристроиться в уютном месте, открыть пачку, щелкнуть зажигалкой, ловя огонек, затянуться и выпустить в пространство горький дым, сжимая сигарету пальцами.

— Извините, — вклинилась я в речь словоохотливой женщины. — Это очень любопытно, все, что вы рассказываете… но я…

— А у вас-то есть дети? — вдруг спросила она.

— У меня? Нет, пока нет, — пробормотала я и добавила, чтобы предупредить возможные вопросы по поводу моих планов завести детей. — Я пойду, выйду…

— Так деток уже скоро выпустят, — проворковала она.

Я не ответила, изобразила сочувственную улыбку и двинулась в сторону выхода.

Перекур не задался: предвкушаемое удовольствие было нарушено наплывшим воспоминанием о предложении Сурикова и беспокойством о Ваське, который расстроится, выйдя в коридор и не увидев никого из родителей. Я силой заставила себя простоять на улице, пока сигарета не превратилась в неприглядный огрызок фильтра и как можно медленней вернулась в здание, внушая себе, что с внезапными психозами следует бороться путем поддержания хладнокровно-безразличного состояния.

Беспокойство мое не было беспочвенным, потому что, когда я добралась до конечного пункта, Васька стоял среди шумной компании мальчишек и их родителей, озираясь вокруг с весьма огорченным видом.

— Вася! — я махнула рукой и ринулась к нему.

— Теть Даша! А где мама? Она же обещала приехать… — разочарованно протянул он.

— Мама немножко приболела, а папа занят, — объяснила я. — Поедешь домой со мной.

— На «Пежо»?! — радостно встрепенулся Васька, по-детски пропустив сообщение о нездоровье матери.

— На «Пежо». Одевайся, я тебя жду.

— За Васенькой, значит, приехали? — бабушка с близнецами прошествовала мимо, просияв довольной улыбкой.

— Счас, теть Даш! — Васька обменялся с двойняшками одним им понятными репликами и скрылся за дверью спортзала.

Я села на опустевшую скамейку. Мимо, басисто хохоча, прошествовала компания подростков, они свернули за поворотом коридора, и снова почти все стихло. Через несколько минут появился Васька.

— Теть Даш, застегните куртку, молния заела… А мама чем заболела? А я сегодня Серого дриглингом обвел. Устал! Есть хочу!

Я села на корточки и начала осторожно протягивать вниз застрявший замок, пытаясь свести воедино полы куртки. Васька замер, разведя в стороны руки, от его свитера пахло спортзалом и одеколоном Василия-старшего.

— У меня шоколадка в кармане есть, но я не люблю его! — продолжил Васька мне в волосы. — А у нас новый тренер! Он хромает! Его зовут Роман… Роман… забыл как! Классный!

Я вздрогнула и неловко дернула язычок заевшего замка — он остался у меня в руке. Застежка накрепко застряла на середине, распахнув куртку выше и ниже этой мертвой точки.

— Не дриглингом, а дринлингом, то есть, дриблингом… — пробормотала я, пытаясь ухватить пальцами бегунок и сдвинуть хоть в какую-то сторону злосчастную молнию.

— Сломался совсем? — весело спросил Васька.

— Язычок отвалился. Подожди, стой так, сейчас попробую еще раз.

Хромой тренер по футболу по имени Роман. Таких совпадений не бывает. Или бывает? Неужели это он? Но в зале я его не видела. Или не заметила, разглядывая мальчишек? В висках противно застучали молоточки, задрожали руки, я дергала молнию, которая и не собиралась никуда продвигаться. Психоз продолжался.

Позади стукнула дверь, затем раздались шаги, Васька заерзал, замахал руками. Я еще раз подергала молнию и взглянула снизу вверх на его расплывшуюся в щербатой улыбке физиономию, улыбка явно предназначалась личности, нависшей за моей спиной.

— Роман… я забыл как… — начал Васька.

— …Петрович, — продолжил знакомый голос. — Что, авария?

— Да, авария… — сказала я, поднимаясь и разворачиваясь.

Лудовин, а это был именно он, уставился на меня, как на привидение, и, кажется, даже растерял слова.

— Дарья Васильевна? — наконец спросил он, словно решив удостовериться, действительно ли это я, а не двойник или фантом.

— Здравствуйте, Роман Петрович, — я поправила растрепавшиеся волосы, щеки горели, видимо, оттого, что я резко выпрямилась. — Значит, теперь вы здесь работаете… по специальности?

— Здравствуйте…. Да, как видите, Дарья Васильевна. А как вы здесь оказались? — Лудовин бросил взгляд на Ваську, который взирал на нас с нескрываемым интересом и явно намеревался что-то спросить.

— Нет, это не мой ребенок, — зачем-то открестилась я от Васьки.

— А я и не подумал ничего подобного…

— Это сын моих знакомых, я просто выполняю благотворительную миссию.

— Какую миссию, теть Даш? — все-таки вставил свое слово юный футболист.

— Василий, не встревай в разговор взрослых! — рыкнула я.

Васька обиженно надулся и начал демонстративно дергать бегунок молнии.

— Вася, совсем сломаешь! — я снова опустилась на корточки и взялась было за замок, но Лудовин дотронулся до моего плеча:

— Дайте-ка, я попробую…

Я не стала упорствовать и уступила ему поле деятельности. Васька сиял от восторга, пока его новый тренер пытался справиться с упрямым замком. Дело закончилось тем, что движок замка окончательно развалился, и куртка раскрылась на свои две половинки.

— Плохи дела, парень, — сказал Лудовин, поднимаясь. — Тебя как зовут?

— Вася, — ответил виновник суеты. — Вы меня еще не запомнили?

— Нет пока… и что будем делать? — вопрос был обращен ко мне.

— А какие проблемы? Мы же на колесах, садимся в машину и едем, — ответила я.

И зачем только мы возились и ломали этот замок?

— Действительно, — сказал он, обращаясь к Ваське: — Ну что, извини, Василий, не получилось. Придется менять молнию.

— Пойдем, Вася, нам пора…

В сумке запел сотовый. Звонила Кристина, спросила о сыне и сообщила, что ей полегчало. Поговорив с подругой, я решительно ухватила Ваську за руку и повернулась к Лудовину. Смотреть на него почему-то было трудно, и я постаралась избежать его взгляда.

— До свидания, Роман Петрович. Рада за вас, вы нашли достойную работу и достойную девушку.

Сказав это, словно сбросив с плеч какую-то ношу, я развернулась и потянула за собой Василия, направляясь в сторону выхода. Из-за поворота неожиданно вывернул мужчина внушительного вида и размеров, и я чуть не врезалась в него. Он шарахнулся в сторону, пропуская нас с Васькой, и я услышала, как он воскликнул:

— Роман, отлично, что я тебя застал!

— Запахнись и побежали к машине, — сказала я Ваське, когда мы наконец-то оказались на улице. Уже стемнело, вечер был тихим и вполне теплым для поздней осени.

— Наперегонки? — азартно поинтересовался Васька.

— Давай, — согласилась я.

Василию удалось обогнать меня на последнем этапе, но он благосклонно согласился не учитывать мое поражение, сделав скидку на высокие каблуки моих сапог. Бег к машине привел меня в какое-то сумасшедшее состояние, стало вдруг весело, словно я глотнула хорошего шампанского и воспарила среди его шипучих пузырьков. Правда, эйфория прошла столь же быстро, как опали бы эти пресловутые пузырьки. Когда Васька устроился на заднем сиденье, а я захлопнула дверцу, веселье помахало мне рукой и удалилось прочь, растаяв в сумерках легким облачком. Я завела мотор и дала задний ход, выруливая с узкого пространства стоянки. В зеркале заднего вида мелькнула мужская фигура, и в тот же момент Васька завопил:

— Теть Даш, сумку, мою сумку на тренировке оставили!

Я чертыхнулась про себя, вернула транспортное средство в исходную позицию и заглушила мотор.

— Подожди в машине, — бросила я Ваське, энергично рвущемуся выскочить наружу.

Далеко идти не пришлось. Мужская фигура, которую я заметила в зеркале, принадлежала Лудовину. Он, прихрамывая, приближался к нам, и я пошла навстречу, почти спокойная, как то, широко известное, неживое домашнее животное.

— Это не вы, случайно, оставили сумку? — спросил Лудовин, останавливаясь передо мной.

— Да, Вася только что вспомнил. С этой молнией обо всем позабыли… — пробормотала я. — Спасибо, Роман Петрович, но вам не стоило беспокоиться, я бы сама вернулась и забрала. Извините, что напрягли…

— Никакого напряга, увидел сумку, подумал — ваша. Вроде, мы с вами немного знакомы, вот я и решил попытаться догнать вас.

— А если бы не догнали? — тупо спросила я.

Он не ответил, молчал, глядя на меня в упор, кажется, точно также как тогда, у входа в ресторан. И опять вечер, только без дождя, капли не блестят на его волосах. Бред…

— Я пойду… — то ли сообщил, то ли спросил он.

— Да, конечно, и мне ехать пора…

Он кивнул, развернулся и, не прощаясь, двинулся прочь.

Я смотрела ему вслед и почему-то злилась оттого, что он вот так равнодушно и уверенно уходит.

— Роман Петрович! Подождите! — воскликнула я, поддавшись этой злости.

— Да? — он резко остановился, обернулся, подошел ко мне.

— Вы хотели что-то спросить, Дарья Васильевна?

Что я хотела спросить? Ничего не хотела, я все уже ему сказала, и если бы не эти чертовы молния и сумка, я бы уже катила по проспекту и знать не знала об этом новоиспеченном тренере. Не расспрашивать же его о делах, которые меня больше никоим образом не касаются, да и прежде касались постольку поскольку. По совпадению случайностей. Почему именно он оказался новым Васькиным тренером? Но пауза слишком затянулась, и мне нужно было хоть что-то сказать, потому что он стоял и смотрел на меня так серьезно-выжидающе. Кстати, он ведь так и не отдал мне Васькину сумку, а собрался уходить. И я не заметила этого. Надо же! Зачем, спрашивается, догонял?

— Роман Петрович, давайте же сумку… — начала я и продолжила более чем неоригинально: — Рада за вас, что вы нашли работу… не век же вам таскать тяжести на стройке…

— Да, я это понял, вы рады за меня, если не шутите, — ответил он, даже не пошевелившись, чтобы вернуть мне злополучную Васькину вещь.

— А отчего же мне за вас не порадоваться? — спросила я. — Что-то не так?

— Нет, все нормально, вы сами видите, — в голосе его я услышала язвительные нотки.

— Ну и как, вам легче, Роман Петрович?

— В каком смысле? Не понял… — сказал он.

— Все у вас утряслось, вы ушли со стройки, хотя я не понимаю, зачем вы вообще там работали… с вашими возможностями. И… с Ритой… — имя нахалки слетело с языка помимо воли, — у вас все наладилось.

И зачем я брякнула это? Какое мне дело?

Он растерялся, удивился, или ловко разыграл удивление?

— Рита? При чем здесь Рита?

— Но как же, Роман Петрович… — я замолчала, злясь, что начала этот разговор и, более того, так необдуманно окликнула его. Хотя, он же не отдал мне сумку.

— Дарья Васильевна… — начал Лудовин, помолчал, вздохнул, потом продолжил:

— Вы так убиваетесь о своей сестре, но напрасно, совсем зря.

— Я не убиваюсь, мне просто не совсем понятно… не совсем понятны ваши поступки, Роман Петрович!

— Какие поступки?

— Вы прекрасно понимаете, какие…

— Дарья Васильевна, я не могу разгадывать ваши загадки, скажите, чего вы хотите от меня?

— Я? От вас? — взорвалась я. — Ничего, абсолютно ничего не хочу! Прощайте, Роман Петрович, надеюсь, что больше вы никогда не возникните на моем пути!

Я двинулась в сторону машины и через пару шагов сообразила, что сумку он так мне и не отдал.

— Роман Петрович! Вы отдадите мне сумку или нет? — ринулась я обратно.

— Вы все-таки хоть что-то хотите от меня, — произнес он, не сделав ни малейшего телодвижения.

— Отдайте сумку! — взревела я.

— Возьмите же, — он стащил ее с плеча и протянул мне.

Я дернула сумку к себе.

— Что за дурацкие игры? Я вам кто, девочка?

— Нет, вы очень… привлекательная женщина, — сказал он, отпуская ремень сумки.

Еще не хватало, чтобы он начал отпускать мне какие-то сомнительные комплименты!

— Прекратите, Лудовин! Вам есть кому говорить такие вещи и делиться вашими рассуждениями! — бросила я в сердцах и снова рванула к машине. На сегодня хватит! Слишком много всякого негатива, слишком много!

— Мне некому говорить и не с кем делиться! — Лудовин остановил меня, схватив за локоть.

— Отпустите же, что вы себе позволяете! — возопила я, пытаясь вырваться из его хватки.

— Простите… сам с собой в раздрае, — сказал он, отпуская мою руку. — Но, подождите… все же скажу: у вас гну… трудный характер, и вы совсем не та женщина, и я не хочу быть ни подписью на объяснительной, ни цифрой вашей сметы… ни ножнами кинжала, ни рукояткой шпаги, ни бутсами хавбека, потому что с вами может получиться только так…

— Что? Что вы хотите этим сказать? — воскликнула я. — При чем здесь мой характер и бутсы хавбека? Да! у меня такой характер! какой есть, но вам-то какое дело до моего характера? И мне не нужны ни ваша подпись, ни ножны, ни рукоятка и что там еще вы предлагаете, Роман Петрович!

Я пылала от негодования. Или это было не негодование, а что-то иное? Я злилась, но от его слов и взгляда защекотало внутри, как перед прыжком с десятиметровой вышки.

— Не нужны? И правильно, что не нужны! — сказал он. — Вы же не женщина, вы — шеф!

— Роман Петрович! Кажется, вы, не далее, как пять минут назад, сообщили, что я — привлекательная! — взвилась я. — Женщина! Или мне послышалось? Моей руки, между прочим, и для вас это не тайна, весьма усердно ищут двое!

— Как, уже двое? Насколько я в курсе, у вас была помолвка с одним! Уже есть и второй? Как же им только удалось?

Он ухмылялся и сарказм, жалкий сарказм звучал в его голосе. Он явно издевался, и поделом мне, совершенно не владеющей собой, распустившейся перед ним, как та курица перед павлином!

— А вы — мошенник и негодяй, вас убить мало! Цепляетесь к двум, а может, и больше, женщинам! Как вы смеете?! — не сдержалась я.

Если бы я могла, если бы это не было дико, нелепо и смешно, я бы с удовольствием влепила бы пощечину этому наглецу, в кровь бы разбила его ухмыляющиеся губы. Он лез в мою личную жизнь, вынуждая говорить то, что я никогда никому ни под каким предлогом бы не сказала! Тем более, малознакомому мужику!

— И убейте, Дарья Васильевна! — резко бросил он, вдруг снова став серьезным. — Убейте… потому что я… вы… меня, черт, я не мальчик говорить это, но вы меня так зацепили … лучше мне вас не видеть совсем!

Он запустил пятерню в волосы, взъерошил их, махнул рукой, развернулся и пошел прочь, а я полетела вниз, с десятиметровой вышки, ужасаясь от звенящей внутри, обжигающей пустоты. Из состояния шока меня вывел Васька, который выбрался из машины и сейчас дергал за рукав:

— Теть Даш, мы домой поедем? Мама звонила…

— А, что? Да, сейчас поедем, Вася.

Когда я захлопнула дверь, перед капотом возник Лудовин. Я спустила окно, вопросительно взглянув на него. Он протянул мне визитку, сказал совершенно спокойно, словно и не кипел пару минут назад:

— Это не моя… клубная, но там есть и мой номер телефона. Для Васи.

— Спасибо, Роман Петрович, — сказала я, вытягивая из его пальцев картонный четырехугольник. — Передам Васиным родителям.

— Не забудьте, Дарья Васильевна.

— Что вы, ни в коем случае не забуду, Роман Петрович! Прощайте…

— Всего хорошего… до свидания, Василий…

Я закрыла окно и завела мотор.

Глава 10

— Как дела? — спросила я Кристину, возлежащую на диване с ноутбуком на животе. С утра Василий-старший свозил жену к врачу, и ныне она болела на законных основаниях, усердно трудясь над статьей, без которой, видимо, следующий номер газеты не имел никакой возможности добраться до печатного станка.

— Ничего, вроде отпустило… сейчас погоди, пару слов допишу и вся твоя… — бросила Кристина, не отрывая взгляда от экрана монитора, пальцы ее лихо летали по клавиатуре. — Один момент! Мысль поймала!

Я забралась с ногами в кресло, кутаясь в уютный палантин, закрыла глаза и не заметила, как задремала под мягкое пощелкивание клавиш. Проснулась от звонкого голоса, зазвучавшего прямо в ухо, вздрогнула и пару секунд изумленно озиралась, приходя в себя.

— Васька, ну что ж ты так орешь? Дарью Васильну разбудил, негодник! — вполголоса отчитывала Кристина сына, который с воплем влетел в комнату, отчего я и очнулась.

— Устала? — спросила меня Кристина, отправив расшумевшегося Ваську и снова устроившись на диване.

— Удобное кресло у тебя, как берлога для утомленной медведицы.

— Твои эпитеты достойны твоего пера, — буркнула я. — Сама не заметила, как заснула. Да, кресло и впрямь удобное, купила пару лет назад, когда квартиру обставляла. Вроде с виду непрезентабельное, но очень уютное. Частенько в нем вырубаюсь после работы.

— Запарилась ты совсем с твоей работой. Не надорвешься, подруга?

— А ты сама? Вчера загибалась, а сегодня уже статью кропаешь, вперемешку со стонами.

— Ну… я имею в виду ответственность и риск, — ответила Кристина. — Я же не веду репортажи из горячих точек и не разоблачаю политиков, следовательно, не слишком рискую, а ответственность несу лишь перед теми, о ком пишу. А ты тащишь на себе воз проблем, вагон ответственности и маленькую тележку комплексов.

— Любишь ты, Кристя, ударяться в философию… но, честно признаться, ты права и насчет воза, и по поводу вагона, ну и тележка тоже пойдет. Да, я устала… и… замуж не хочу, — сказала я.

Кристина уставилась на меня, молча, но не удивленно, а с нахальной улыбочкой.

— И что ты улыбаешься и молчишь? — сердито спросила я. — Что смешного ты обнаружила в моих словах? Радуешься, что уже попала в точку?

— Дашка! — дар речи наконец вернулся к подруге. — Ты не хочешь замуж в принципе или не хочешь за Федора? Неужто тебя проняло? Или есть более веские причины? О-о-о, блин… — последняя реплика относилась к Кристининым почкам, и она тут же махнула рукой, предупреждая сочувственные реплики.

Я замолчала. Признаться, мне хотелось поговорить с подругой о скопом навалившихся на меня заморочках с тремя мужчинами, но на фоне её недомогания они вдруг показались неуместными и легкомысленными. И, кроме того, я вдруг испугалась, что так легко высказала вслух мысль, которую старательно загоняла подальше, на задворки.

— Что молчишь? — настойчиво спросила подруга. — Колись, что стряслось? Отчего вдруг возникло нежелание бракосочетаться? Повздорила с женихом? Или…

Или? В том-то и дело, что или. Проклятое «или» застряло в моей голове бутсой хавбека, цифрой сметы, и чем там еще. Почему он сказал, что со мной может получиться только так, то есть, иначе говоря, совсем ничего не получиться? Я, что, прокаженная? Мне, между прочим, уже два предложения руки сделали! А может, он боится меня?

Сегодня я с большим трудом удержалась, чтобы не вызвать к себе Риту и не спросить ее в лоб, что она имела в виду, утверждая, что снова встречается с Лудовиным. Кто из них врет? И зачем? Эта мысль накатила даже во время разговора с главным инженером, в результате я ответила ему невпопад, чем сильно удивила педантичного Сударева. Рассеянность на работе была непростительна, неуместна и выходила за все возможные рамки, и мне нужно было что-то делать, как-то расставить все точки над й.

«Даша, ты где?» — услышала я. Кажется, сильно торможу. Кристина что-то спросила. Ах, да про или…

— Что или? — спросила Кристина.

— Какое или?

— Но ты же сама сейчас сказала: «или»!

— Я сказала?

Неужели слова помимо моей воли вырываются наружу?

— Ну да, именно ты! Даш, здесь, вроде, больше никого нет!

— Прекрати издеваться!

— Дашка… что случилось? Чувствую, случилось что-то ужасное… Нет?

— Прекрати издеваться!!

— Даш, ну не сердись, не злись, не хочешь, не рассказывай, ой… зараза… неужели… футболист? А, Даш?

Кристина поморщилась от боли и снова уставилась на меня. Проницательная ведьма! Ну откуда ей знать, в чем причина моей рассеянности!

— Футболист… — брякнула я. — Давай закончим разговор, ты же плохо себя чувствуешь.

— Ах, футболист? Замечательно…

— Какой футболист? Кристина, ты совсем на мужиках помешалась? Вроде, замужем, а не в браке! — я сделала рокировку ее же турой. — Ты меня пугаешь. Я пошутила!

Кристина смотрела на меня, и глаза ее стервозно смеялись.

— Ну что за страхи, в самом деле, у тех, кто шутит, никогда так густо не краснеют щеки…

— Я уже не в том возрасте, чтобы краснеть!

— И этот взгляд и вздох глубокий…

— Я даже не думала вздыхать! Стервоза ты, Крушина!

— А как же, на том стоим! — пропела подруга. — И что ты собираешься со всем этим делать?

— С чем со всем? Мне, между прочим, мой зам Суриков предложение сделал! — ответила я.

— Опа! Офигеть! Ну ты, Дашка, даешь! Кстати, ничего удивительного, ты женщина в соку, персик просто… м-м-м… А как же футболист?

— Сурикову мой сок не нужен, он капиталы хочет объединить.

— Тоже неплохо! А как же футболист? У него нет капиталу?

— А мне какое дело до его капиталов? — возмутилась я и зачем-то добавила: — Думаю, нет. А ты знаешь, что он — новый тренер твоего Васьки!

— Ага… — глубокомысленно сказала Кристина, с весьма довольным видом потирая ладони, — раскололась все-таки… Дорогая, я справки уже с утра навела, Васька мне вчера все уши прожужжал про нового тренера Романа Петровича, хромого, с которым тетя Даша разговаривала.

— Тебе бы на улицу разбитых фонарей…

— Даш…

Я махнула рукой, покрутилась в кресле, ища удобное положение, которое никак не находилось. Кристина вопросительно смотрела на меня.

— Слушай, подруга, — сказала я. — Вчера тебе визитку давала… футбольного клуба.

— Сейчас! — Кристина сползла с дивана, заохала.

— Лежи! Скажи, где искать, — остановила ее я.

— На столике возле кровати, кажется, лежит.

Итак, я дошла до какой-то критической точки. Я сжимала в руке мобильник и смотрела на гладкий кусок картона, на котором под отпечатанными адресом и телефонными номерами было от руки написано: «Лудовин Р.П. 89017537712». И что же я собираюсь ему сказать?

Я держала телефон в руке, заворожено глядя на черные цифры, выстроившиеся на светящемся дисплее. Зеленая кнопка, скромная маленькая кнопочка, притулившаяся слева, казалась ключом для входа в бездну. Именно так, патетично, но точно, можно было описать мои ощущения от созерцания этих одиннадцати цифр. Что за дурацкий порыв? Ведь он отдал визитку не мне, он передал ее Васькиным родителям, чтобы быть с ними на связи в каких-то экстренных случаях. Ничего другого он в виду не имел. С какого перепугу я вдруг ринулась звонить ему? Решила назначить свидание? Он будет несказанно удивлен или страшно развеселится, наслаждаясь, что гордая генеральная директорша позвонила с шитой белыми нитками целью. Или пошлет меня подальше. Пусть только попробует! Даже повод искать не буду, возьму и позвоню, и спрошу в лоб, какого черта он наговорил мне все, что наговорил! Кажется, в последнее время, в моих рассужденьях больше бывает светлых промежутков, чем в моем разуме. Я вздрогнула оттого, что телефон в руке дернулся и разразился веселенькой мелодией… одиннадцать цифр поблекли под вырвавшимися на дисплей пятью буквами ФЕДОР. Как вовремя… Я кликнула зеленую кнопку.

— Даша, прости, не звонил сегодня, но ты тоже не удосужилась без пяти минут мужу звякнуть. Ты сходила в салон насчет платья? Беседовал с твоей мамой, она жаловалась, что ты обещала…

О, черт! Платье, салон, мама, я обещала… что я обещала? Я слушала Федора, поддакивала, даже оправдывалась, и меня накрывало противное чувство стыдливого раскаяния, в компанию к которому пристроились раздражение и злость на саму себя.

Что я делаю, зачем и почему? Более-менее устоявшаяся жизнь дает трещину из-за мужика, который зачем-то завладел моими мыслями, и глупой девицы, что навела меня на этого мужика. Кое-как распрощавшись с Федором и договорившись с ним встретиться завтра, я отключила телефон и несколько минут сидела, совершенно выпав из действительности. Из ступора меня вывели звук открывающейся двери и Кристинин вопрос:

— Позвонила?

— Нет, — вяло протянула я. — Да и зачем? И неудобно… у него там Рита, наверное, или еще кто… да и вообще, это тупо… Федор вот звонил…

— А, понятно… порыв остыл. Нет, я тебе советовать не могу, это дела личные, но ведь с тебя никак не убудет. Придумай что-нибудь, скажи какую-нибудь глупость и посмотри на реакцию: если обрадуется…

— Кристина, ты соображаешь, что говоришь? Я, взрослая женщина, звоню мужику, чтобы проверить его реакцию на себя? Да еще и говорю какую-то глупость? Да я в жизни такого не делала и не собираюсь! И зачем он мне, ответь! Зачем?

— Я тебе уже говорила, зачем, — отрезала подруга. — Ладно, отдыхай, спок ночи!

Кристина удалилась, оставив меня в состоянии полного раздрая. Как мне могла прийти в голову подобная мысль: позвонить Лудовину в десятом часу вечера? Сдурела совсем. Хорошо, хоть Федор вовремя появился в эфире, а то я уподобилась бы влюбленной по уши сестренке Рите. Сопернице. Мне вдруг стало смешно. До чего же я докатилась, позволив втянуть себя в нелепый любовный треугольник! Я швырнула телефон на кровать и отправилась в ванную смывать дневные заботы, раздрай и дурь. Будет день, будет и песня. Завтра или успокоюсь и забуду о Лудовине навсегда, или приму меры, чтобы поставить точку в этой нелепой истории.

Глава 11

С утра загрузились с главным инженером в служебную машину и отправились в область, в поселок Сунжа, в районе которого через одноименную реку наша компания строила мост. Поездка Сударева была запланированной, а я, отложив текущие дела, присоединилась к нему с целью взглянуть на объект собственными глазами, а кроме того, мне просто не сиделось в кабинете, словно там рассыпали жгучий перец вперемешку с киндзой. Я переоделась из офисного костюма в дежурные куртку, джинсы, свитер и кроссовки. Эту одежду я всегда держала под рукой на случай неожиданных выездов на объекты, требующие детальных осмотров, которые предполагали передвижение по распаханной земле и проникновение внутрь всяческих железобетонных и прочих конструкций.

В Сунжу мы прибыли в полдень. Шофер Дима вырулил на стройплощадку, я выбралась из машины вслед за Сударевым, натянула капюшон — с мутно-серых небес опять моросил противный октябрьский дождь. Обойдя стройплощадку и получив дозу положительно-отрицательной энергии от беседы с прорабом — умудренным опытом мостовиком еще советской закалки, я оставила Сударева и строителей, чтобы не мешать им обсуждать открытым текстом животрепещущие подробности и проблемы строительства, и спустилась по деревянной, временной брошенной с берегового откоса лестнице к реке. Серая тягучая вода неторопливо текла, мутно отражая неприглядно скучный берег, пейзаж был скомкан, перечеркнут грохочущим над рекой драглайном, в общем, картина ждала кисти художника-соцреалиста и явилась отличным фоном к моему смутному настроению. Поставить задачу, оградить ее, как котлован шпунтом, продумать детали, выгрести и отбросить все ненужное, забетонировать и забыть. Все было бы просто, если бы я могла выгрести, выбросить и забетонировать.

Вчера днем мне вновь посчастливилось столкнуться с Ритой, которая процедила мне сквозь зубы холодное «Здрасте» и удалилась в свой кабинет, стуча каблуками и гордо неся кудрявую голову. Я попыталась заняться аутотренингом, внушая себе, что нет ничего глупее, чем обращать внимание на выходки недалекой девицы, но это мало чем помогло. До обеда образ подлеца Лудовина преследовал меня с неприятным постоянством.

Вечером же я, как пионерка, отправилась мотаться по салонам в поисках свадебного платья, причем — в гордом одиночестве, Кристина была нетранспортабельна, а никого другого мне брать в компанию не захотелось. Платье я, естественно, не купила и удовольствия, само собой, не получила. На Троицкой меня подрезала нахальная «Лада Калина» и удрала в сторону Кронверкского, а мне пришлось приходить в себя после основательного выброса адреналина. В результате, плюнув на платье, я отправилась домой, где меня настиг явившийся навестить невесту Федор. Я встретила его столь радушно, что после его ухода Кристина объявила мне, что ей искренне жаль несчастного, который женится на такой стервозе, как я. Я не стала реагировать на выпад подруги, и на этой торжественной ноте мы разошлись по своим углам.

С откоса замахал руками Сударев, призывая возвращаться, и я резво двинулась на подъем, задохнувшись на верхних ступеньках.

На обратном пути, видимо, надышавшись свежим воздухом и напрыгавшись по стройплощадке, я даже задремала и очнулась, когда машина катила по Светлановскому. «Кажется, еще квартал, и будет Васькина спортшкола», — вдруг накатила мысль, когда я, стряхнув дрему, повернулась к окну, за которым тянулись монотонные стены многоэтажек проспекта. «А что, если…», — мелькнула вторая, крамольная, мысль. Я взглянула на часы. «Но зачем ставить себя в дурацкое унизительное положение?» — накрыла первые две третья, разумная, но было уже поздно.

«Дима, тормозни вон там, у павильона, мне нужно кой-куда забежать!» — неужели это сказала я?

— А как домой добираться будете, Дарья Васильевна? — спросил Сударев. — Может, Диму прислать попозже?

— Не нужно, — отважно бросила я, отрезая себе путь к отступлению.

Попрощавшись, я хлопнула дверцей джипа, накинула на плечо сумку и ринулась в подземный переход. Поставить задачу, оградить ее, как котлован шпунтом, продумать детали, выгрести и отбросить все ненужное, забетонировать и забыть. Именно так. И никакого дурацкого положения!

У дверей спортшколы я притормозила, подумав, что выгляжу из рук вон плохо, но успокоила себя мыслью, что этот пункт в моей задаче является факультативным. Застыв у двери, я пыталась взять себя в руки. Все будет нормально. Во всяком случае, если я его застану, я смогу задать ему вопросы и получить на них ответы. Я толкнула дверь, прошла мимо вахтера, и двинулась по коридору в сторону спортзала. Решимость моя с каждым шагом уменьшалась, но я повторяла, как молитву: поставленная задача требует разрешения, нерешенная — будет мешать и может выплыть проблемой в самый неподходящий момент. Одна из проблем уже плавала передо мной с гордо раскрытыми парусами в виде каравеллы Риты.

У дверей спортзала никого не было, значит, тренировка уже закончилась. Изнутри раздавались звуки избиваемого мяча. Футболист! Что за профессия? Вся жизнь — игра, бег за мячом, кубки, проигрыши, травмы, болельщики, неудачи, удачи… Хотя, риск волнует, движение стимулирует, да и финансово они сейчас неплохо обеспечены. И зачем Лудовина понесло на стройку? Его ответ меня совсем не устраивал, и мне хотелось услышать от него что-то более вразумительное, но я застыла перед очередной дверью. «Мы просто люди, и каждый имеет право на получение ответов на свои вопросы», — твердила я, пытаясь убедить себя, что в моем поступке нет ничего двусмысленного.

Психотренинг прервало раскатистое: «Девушка, вы кого-то ждете?» Я резко обернулась. Тот самый амбал, с которым я чуть не столкнулась в прошлый раз, улыбался, глядя на меня сверху вниз.

— Э-э-э-э… нет… да, я приехала забрать ребенка, но, кажется, его уже забрали…

— Ваш у Лудовина тренируется? — спросил он.

— Да… но ребенок не мой, меня просто попросили…

— Кажется, я уже вас здесь видел. Что ж вы так поздно, тренировка закончилась с полчаса назад. Да вы загляните в зал…

— Меня так сурово выгнали из зала в прошлый раз, — ответила я.

— Ничего, сейчас не выгонят…

Даже если мне и хотелось убежать, сделать это я уже не могла, потому что титан распахнул дверь и жестом пригласил меня пройти внутрь.

Я вошла, одарив верзилу благодарственной улыбкой и втайне надеясь, что Лудовина там не окажется, но моим надеждам не суждено было сбыться: по залу за мячом бегали двое: Роман Петрович и юноша-подросток.

— Вот, видите, всех уже разобрали. Так вы позвоните, узнайте… — сочувственно обратился ко мне детина. — С тренером поговорите…

— Да, спасибо вам большое, я, конечно, позвоню, думаю, что ребенка забрали, — пробормотала я.

— Роман! — заорал детина густым басом и замахал ручищами. — Давай сюда!

Кажется, по моей спине заструился холодный, нет, ледяной, ручей. Лудовин остановился, обернулся, замер на мгновение, пнул мяч, что-то сказал своему партнеру и, прихрамывая, двинулся в нашу сторону.

— Вот, Роман, тут дама за ребенком пришла, побеседуй… да и не забудь, завтра в десять в Кавголово!

- Как, я не сплю? Здравствуйте, Дарья Васильевна, — сказал Лудовин, бросив на меня быстрый взгляд. — Да, я помню, — это было адресовано разговорчивому амбалу. — Вы за Василием приехали? А его уже отец забрал, — это мне.

— Странно, значит, получилась какая-то путаница, — пробормотала я.

Детина, оказавшийся главным тренером школы, удалился, попрощавшись и слегка удивившись нашему знакомству. Мы молчали, глядя в разные стороны. Я ругала себя за то, что затеяла всю эту авантюру. О чем думал Лудовин, мне было, само собой, неведомо, но молчание он нарушил первым.

— Дарья Васильевна, раз уж так получилось, и если вы не торопитесь, давайте… давайте сходим куда-нибудь, поужинаем. Если вы не против…

— Нет, я совсем не против, Роман Петрович, — ответила я.

— Голодный, как черт… — добавил он. — Вы подождете меня, я переоденусь…

— Да, я подожду, Роман Петрович.

Он шагнул в сторону, потом вернулся на место, взъерошил волосы, снова шагнул.

— Я сейчас, быстро, вы посидите… вон там, на скамье.

Он махнул рукой в направлении скамеек, стоящих вдоль стены зала.

— Нет, спасибо, я лучше здесь постою… идите… — пробормотала я. — Идите…

Он пошел, затем вернулся, спросил:

— Вы можете звать меня просто Романом?

— Могу, — ответила, чувствуя, что почему-то постыдно краснею.

— Я рад, — бросил он, уходя в очередной раз.

Я вышла в коридор и села на скамью, но вскоре пожалела, что не последовала приглашению Романа подождать его в зале, потому что ко мне тут же пристроился и начал нахально клеиться возникший из недр школы футболист. Через пять минут пикировки я мысленно помянула неформальными словами рогатое существо, которое занесло меня в эти стены. Еще через пять минут я обрубила все концы, объявив нахальному пикаперу, что жду Романа Петровича Лудовина по делу и прошу не доставать меня пустыми разговорами. Футболист по имени Артем попытался противопоставить свою кандидатуру лудовинской, затем увял, пробормотал, что тому вечно везет, и удалился, а я увяла еще больше, поднялась со скамьи и шагнула в сторону выхода, снова поминая рогатого. Конечно, а чего же я ожидала? Явилась, клюнула, заглотила наживку! Которая я у него по счету за неделю, хотелось бы знать? Нет, не хотелось бы!

— Дарья Васильевна! — услышала я за спиной. — Я готов…

Пришлось отреагировать и развернуться. Блестяще! Влажные волосы зачесаны назад, но прядка упорно падает на лоб, в глазах… ожидание и удивление.

— Я готов, — повторил он. — Я не слишком вас задержал?

— Нет, вы меня совсем не задержали!

— Но вы сердитесь…

— Даже не думала сердиться, просто передумала с вами ужинать, о чем и хочу сообщить.

Он нахмурился, провел рукой по подбородку, на котором уже синела полуденная щетина.

— Что случилось? Почему?

— Я… мне срочно позвонили и…

Я замолчала, не в силах придумать содержание мнимого звонка.

Он тоже молчал, смотрел на меня, потом вздохнул, резко застегнул молнию на куртке.

— Знаете, Дарья Васильевна, если так срочно, уезжайте… поужинаю и без вас.

— И прекрасно, Роман Петрович, я тоже, знаете ли, найду, где поесть и с кем…

Я снова рванула прочь, не оглядываясь. Сердце лупило по ребрам так, словно я только что пробежала стометровку. Вылетев из школы во влажное промозглое питерское марево, я резко остановилась, жадно вдохнув прохладный воздух, словно мне долго не давали дышать. Да что же такое со мной? Я что, втюрилась в этого хромого футболиста? За компанию с Ритой? Чем же он нас так очаровал? Позади стукнула дверь.

— Вы за рулем? — спросил Роман мне в спину.

Еще один прокол! Глупейшее положение, и как я об этом не подумала! Явилась за ребенком пешком! Как все очевидно и нелепо!

— Нет… с машиной проблемы, — пробормотала я, обернувшись.

— Неужто на метро? — спросил он.

Я проигнорировала саркастическую ноту, явно прозвучавшую в смысле и тоне вопроса, но не удержалась от демонстративной лжи.

— Да, — сказала я. — На метро, а вас что-то смущает, Роман Пет… Роман?

— Нет, абсолютно ничего. Вас проводить до метро? Или, может, такси?

— А проводите, — сказала я.

И почему я не могла уйти, оторваться от его взгляда?

— Прекрасно…

Я натянула капюшон куртки, взглянула на него и двинулась вперед.

— Вам все-таки нужно уезжать? — спросил Лудовин.

— Нет, — помедлив, ответила я. — Дело не срочное, подождет.

— Тогда, может, снимите горчичник с ужина?

— Что сниму? — я остановилась и уставилась на него. — Что у вас за манера говорить загадками? Вы философ, а не футболист…

— Такой уродился, — сказал он. — А горчичник — это как раз от футбола, желтая карточка.

— А, штраф… — кивнула я и продолжила путь. — Хорошо, горчичник снимаю. У вас есть что-то на примете? Я не слишком знакома с этим районом, бываю здесь редко.

Вот только в последнее время зачастила, идиотка.

— Да я тоже не так давно здесь обосновался. Поедем, куда хотите? Или на мой выбор?

Надо же! Такой предупредительный и осторожный!

— А у вас совсем нет машины, Роман? — зачем-то брякнула я и прикусила язык, поздним зажиганием подумав, что, возможно, напоминание о машине ему неприятно.

— Нет, как свою разбил, так до новой дело и не дошло… — ответил он спокойно. — Не могу вас доставить сам, но тормознем такси.

Я решила расслабиться и понаблюдать, что же будет дальше. В конце концов, я же пришла не на свидание, а для того, чтобы разобраться в гнетущей меня ситуации. Предоставив Роману возможность выбрать харчевню, поймать такси, я даже чуть было не позволила ему вольное обращение к себе по имени, но наличие водителя в салоне и остатки разума вовремя спасли меня от этого опрометчивого поступка. Лудовин не блеснул оригинальностью, выбрав направление к центру и остановив машину напротив Гамбринуса. Мы спустились по ступенькам, вошли в длинный полупустой прохладный зал, расположенный в цокольном этаже, и, не сговариваясь, направились к дальнему столу в углу, Здесь было вполне уютно, лишь слева на стене мерцал плоский дисплей, по которому двигалась в немом зажигательном танце компания смуглокожих певиц.

— Почему сюда? Это же пивная! — сказала я. — Вы часто здесь бываете?

— Вам не нравится? Здесь вкусно готовят, и пиво неплохое, — отозвался Лудовин. — Бываю нечасто, но это первое, что пришло в голову.

Я кивнула в знак одобрения и углубилась в меню, чтобы как-то заполнить нависшую вдруг паузу, да и есть, признаться, очень хотелось.

Выбрав блюдо посытнее, я, неожиданно для себя, впрочем, это была отнюдь не первая неожиданность за сегодняшний день, согласилась на пиво, которое по уверениям Лудовина, меню и официанта разливалось из бочек, и являлось наисвежайшим и изготовленным по старинным технологиям.

Покончив с заказом, мы снова погрузились в неловкое молчание, которое опять нарушил Лудовин.

— Я рад, что вы отложили свое срочное дело.

Выдался не занятый Ритой вечер, а тут нежданно-негаданно подвернулась директорша, не так ли?

— Неважно, хотела с вами поговорить, ну и не стала упускать возможность, а то дело подождет, — старательно сформулировала я.

— Понятно. И о чем вы хотели поговорить, Дарья Васильевна?

— Обо всем… что получилось. Чтобы разрулить сложившуюся ситуацию.

— Гм-м-м, и что же вы хотите разрулить?

— Ну… — я замолчала, не в силах продолжать разговор в этом направлении. А в каком направлении у меня хватит сил продолжать? Я уже собралась было удалиться под предлогом покурить и страшно обрадовалась официанту, который появился перед нашим столом, каким-то чудом держа одной рукой огромный поднос, заставленный тарелками и прочими атрибутами заказанного ужина.

— Давайте за встречу… — сказал Роман, приподнимая высокий пивной бокал и улыбаясь, словно, мы встретились по взаимной договоренности.

— За встречу, — эхом откликнулась я.

Не будучи любительницей пива, я, с неожиданным для себя удовольствием, опустошила половину бокала, наполненного аппетитно-золотистым, дышащим шапкой пены напитком, и с тем же удовольствием занялась своим блюдом. Опять наступила пауза в разговоре, на этот раз заполненная весьма приятным для оголодавшего организма делом.

— Как вам пиво? — спросил Лудовин. — Надеюсь, не очень разочарованы?

— Не слишком разбираюсь, но это понравилось, — без всякой логики ответила я.

Он поставил бокал на стол и спросил:

— И все-таки, какую ситуацию вы хотели разрулить?

— Ту, что сложилась между нами, — ответила я, осмелев от пивных паров и мясных ароматов. — Я не в праве судить вас, но дело коснулось и меня.

— Я ваших слов не понимаю…

— Не понимаете? Но вы мне столько наговорили в прошлую нашу встречу. Зачем?

— Зачем? — повторил он рефреном и замолчал.

— Не слишком ли это низко — ухаживать сразу за двумя женщинами? Мне не нравится, что я попала в подобную историю, благодаря вам, Роман…

Он уставился на меня, качнул головой, словно боднул неведомого противника. Кажется, растерялся. Неплохо притворяется, и неудивительно. А жаль.

— Дарья Васильевна, смысл ваших речей мне темен! Какие две женщины?

— Роман… Петрович, вы прекрасно понимаете, о чем я говорю! Вы умный человек, а строите из себя…

— …болвана? — продолжил он. — Я понял…

— Вы издеваетесь? — спросила я.

— Вы хотите, чтобы я понял вас, и я же глуп, когда вас понял! — отрезал он. — Если вы имеете в виду вашу сестру, то напрасно, совсем напрасно.

— Почему напрасно? Желаю вам успехов в этом деле, а за ней дело не станет!

Ну что же такое я говорю? Устраиваю какие-то разборки на уровне примитивного любовного романа! А ведь хотела подойти к вопросу конструктивно.

— Дарья Васильевна! Все не так, Рита здесь совершенно не при чем…

— Послушайте, Роман! Называйте меня просто Дарья! — рыкнула я, зверея от его нахальства и взгляда.

— Я… с удовольствием, Дарья!

— И вообще, пойду покурю! — объявила я, поднимаясь из-за стола.

Он смотрел на меня, пока я накидывала куртку и, уходя, я спинным и прочим мозгом чувствовала его взгляд.

Я рассмеялась вслух, напугав прохожего, который окинул меня изумленным взглядом и, кажется, даже шарахнулся в сторону. Мне стало смешно оттого, что все повторялось: я опять стояла под дождем у ресторана и держала в руке бесполезную сигарету, потому что у меня снова не было зажигалки. Постоять еще или вернуться? Вернуться, забрать вещи и уйти, чтобы не продолжать бестолковый разговор, который все равно ни к чему не приведет? Или вернуться, взять зажигалку и все-таки покурить? Над улицей спускались сумерки, медленно расцвел матовым светом фонарь напротив, замигала вывеска ресторана.

Трое мужчин прошли, спустились по ступенькам в пивную. Дверь за ними закрылась, чтобы тотчас же раскрыться, выпуская Романа. Он в пару шагов преодолел ступеньки и оказался передо мной.

— Не беспокойтесь, Роман, со мной все в порядке, — сказала я.

— А я почему-то подумал, что у вас опять нет зажигалки…

— Но у вас ведь ее тоже нет, — отрезала я. — Вы же не курите.

— Значит, у вас все-таки нет? — улыбнулся он.

— А у вас есть?

— Нет… — сказал он и засмеялся.

— Ладно, не буду курить, — я кинула сигарету в урну. — Согласна, это очень забавно, я как раз думала о совпадениях.

— Не знаю, совпадения или нет, но… но вы меня просто достали, Дарья…. — он шагнул вперед и навис надо мной.

— Я вас достала? Хотите сказать, что я вам надоела? Роман, да как вы смеете! — возмутилась я, ища пути к отступлению, но за спиной громадой возвышалась стена.

— Знаете, нет ядовитее сосудов для мужчины, чем эти женские глаза…

Его ладони обхватили мои плечи, я дернулась, но он не отпустил меня, а совсем наоборот.

— Вы опять говорите афоризмами… Вы всем женщинам такое говорите, Роман? — пробормотала я. — И отпустите меня сейчас же! Вы забываетесь!

— Да, забываюсь! И черт вас побери: отдайте мне самого себя!

С этими словами этот мерзавец наклонился ко мне и поцеловал в губы, вот так, посреди улицы, заполненной спешащим по делам народом. Хотя, признаться, улица не была столь уж сильно заполнена, да и я вдруг забыла о том, что стою на улице и почему-то ответила на его поцелуй. Это длилось долго или не очень, я не знала, но когда он отпустил меня, все так же моросил дождь, и мигал веселенький курсив «Гамбринус».

— Если я вас так достала, то отчего вы лезете ко мне целоваться? Что это значит? — задала я очень подходящий к ситуации вопрос и получила на него безмолвный, но практический и волнующий от макушки до пяток ответ.

— Роман, мы на улице… — напомнила ему я.

— Ах, да… забылся… вы же хотели покурить?

— Нет, уже не хочу. Хочу знать, что это значит…

— Разве непонятно? Я завяз с вами, это фол, ерунда, бред, но вы появились, как снег на голову! Вы меня забрали, затянули, не знаю, сам не знаю чем!

— Вот именно это я и хотела выяснить! Вы наговорили мне что-то такое про бутсу хавбека, теперь про глаза, и что? Что вы хотите, Роман? У нас с вами ничего, ничего не получится! И не надейтесь!

— Дарья… Даша, можно на ты? — сказал он и, не ожидая моего разрешения, продолжил:? Ты гордая, резкая, грубая… ты рубишь с плеча и судишь со своей колокольни, но все это — ты, и все это мне нравится! Хотя, согласен, у нас с тобой ничего не выйдет!

— Не выйдет, совершенно верно! — эхом повторила я.

— Но если даже и не выйдет, может, просто, попробуем? Сейчас… сегодня… — спросил он, глядя на меня в упор. И мелкие капли опять блестели на его волосах.

— Вы… ты имеешь в виду…?

— Даша, да, имею… именно! — он снова наклонился ко мне, но я оттолкнула его.

— Мы на улице, Роман! И это невозможно! Хочешь развлечься, хорошо провести время? Или…. — «Или унизить меня?» — чуть не добавила я, но проглотила эти слова, вдруг испугавшись произнести их.

— Развлечься?! Ладно, я понял… — сказал он, отстраняясь. — Тебе все равно, ты же замуж выходишь, при чем тут я!? Дождь идет, ты промокла, идем.

Сказал, но не сдвинулся с места. И надо же, вспомнил про мое замужество! Очень вовремя, кстати. Его слова словно встряхнули меня, приводя в чувство.

— Это ты промок, ты же без куртки… Да, между прочим, я замуж выхожу…

— Зачем ты пригласила меня на свою помолвку? — вдруг спросил он.

— Просто пригласила, хотела, чтобы вы помирились с Ритой…

— План не сработал… — бросил он мрачно.

— Не сработал?

— Нет, не сработал! Ну почему ты мне не веришь? Ты же не знаешь меня совсем!

— А зачем мне тебе верить? — брякнула я. — Ты же сказал, что у нас ничего не получится! И был прав! Мы слишком разные!

— Я понял, — снова сказал он. — Идем, ты вся вымокла.

— Идем, надо рассчитаться за ужин, — согласилась я, обошла его и спустилась по ступенькам «Гамбринуса».

Через четверть часа я одиноко сидела в такси, тупо глядя на мокрую рябь, покрывшую стекло на окнах машины. Я тщетно боролась со слезами, которые накатили и полились в унисон питерскому дождю. Он сказал мне так много, но я не могла ему поверить! Он не может быть тем человеком, с кем я была бы рада жить вместе! Да он мне этого и не предлагал! И все же просится слеза, кто мало видел, много плачет!

Глава 12

— Неужели правда, что я слышу? Ты это сделала? — спросила меня Кристина, поставив на стол крошечную кофейную чашку и потянувшись за венским пирожным.

— Да, правда, — подтвердила я. — Я сделала это. И ты знаешь, стало как-то легко, словно ношу с плеч сбросила.

— Значит, я была права… — задумчиво протянула подруга, разглядывая пирожное. — Как там, с угрызениями?

— Наверное, я — стерва, не чувствую угрызений, но и не ликую. Трудно было начать, а потом Остапа понесло, — я глотнула уже остывший, но еще благоухающий собственным ароматом, смешанным с запахами корицы и гвоздики, кофе.

— И как отреагировал несчастный? — цинично поинтересовалась Кристина.

Я вздохнула. Вспоминать о подробностях вчерашнего объяснения не хотелось. Произошло оно почти случайно, я не планировала ничего говорить, не планировала все ломать, просто не смогла сдержать свое раздражение и протест против того, что происходило со мной помимо моей воли. Я, чуть ли не впервые в жизни, не могла ничего сделать, изменить, преодолеть, наступить на горло обстоятельствам — так, как я делала почти всегда, наперекор всему. Правда, это не касалось личной жизни, в которой все страсти, кажется, закончились еще в юности, а потом были лишь короткие романы, обрывающиеся иногда по моей, иногда нет, инициативе. Затем появился Федор, и все утряслось, устаканилось, личная жизнь должна была войти в нормальную устойчивую колею, если бы не эта нелепая встреча, сдвинувшая мои мозги настолько, что я перестала управлять собой.

— А ты как думаешь? Был в полном восторге! — отбрыкалась я от ответа.

— И в чем же выразился восторг? — продолжила безжалостная подруга, надкусывая аппетитную корочку пирожного.

И отчего я тоже не заказала себе пирожное? Или торт? Или стакан водки… Хотя, водку в изящной кофейне, где устроились мы с Кристиной, оправившейся после болезни, естественно, не подавали.

— Ну как тебе сказать… Объяснил мне, какая я… неуравновешенная, нечестная, неверная, в общем, сама можешь представить. Ладно, давай не будем больше об этом, как-нибудь потом, — отрезала я.

— Дай мне право на последнее слово! — возопила Кристина. — Знаешь, отчаянный призыв души искупает все преступленья! Да, ему обидно. Да, тебе тяжко, понимаю. Но какой смысл вам соединяться в подобном союзе, в котором и расчета-то даже нет? Считай, что ты сделала все правильно и не оглядывайся, Дашка! Здесь рецепт — подобный брак после пары-трех недель будет клизмой натощак!

— Скажешь тоже… Браковед доморощенный! Возьму пирожное, — проворчала я, осторожно выбираясь из-за миниатюрного круглого столика. В этой кофейне все выглядело столь хрупким, что, казалось, любое резкое движение может разрушить его нежный интерьер.

— Ну-ну… давай, а я тебе сразу предлагала: бери, это лекарство от тоски! — бросила мне вслед подруга.

— Опасное лекарство! — глубокомысленно отрезала я, но пирожное заказала.

Я не стала удовлетворять ставшее уже болезненно-профессиональным любопытство подруги, и не посвятила ее в детали и причины моего расставания с Федором. Признаться, даже если бы захотела, я не смогла бы ничего толком рассказать. Почему я сделала это? Неужели из-за тех двух поцелуев под дождем у «Гамбринуса»? Или из-за моей глупой ревности? Из-за слов Кристины о браке и замужестве? Из-за серых глаз и капель дождя, блестящих на волосах? Из-за не выкуренных сигарет и не найденной зажигалки? Все это — романтические бредни, которые толкнули меня на опрометчивый, глупый поступок, нарушили течение моей жизни и сделали ее другой, мучительно-волнующей, горькой и снова одинокой. Зачем? Теперь я могла хоть тысячу раз задавать себе подобные вопросы — на них не было логичных ответов, но это уже не имело значения, потому что все мосты были сожжены, а впереди оставалась свобода, работа, работа и еще раз работа. И забытый в последнее время фитнес-центр, и отдых — поездка в хорошее, спокойное, теплое место, которую я решительно запланировала, дав себе слово осуществить ее, несмотря ни на что. А личная жизнь пусть пока останется за бортом. Слишком много пустых переживаний и глупых порывов.

Более того, я решила помириться с Ритой, чтобы раз и навсегда поставить точку во всей этой истории. Этот пункт своего антикризисного плана я и осуществила на следующий день после беседы с ныне уже бывшим женихом, благо оказалось необходимым съездить на Восточную, и я пригласила инженера по технике безопасности сопровождать меня.

За прошедшие недели нулевой цикл торгового комплекса на Восточной перетек в следующий этап, котлован начал приобретать упорядоченно-бетонированный вид, а бывший виновник общественного конфликта — сваезабивочная установка скучно безмолвствовала. Рита тоже молчала, изображая оскорбленную добродетель, и я, рассвирепев, отправила ее проводить детальную инспекцию соблюдения тружениками правил техники безопасности, а сама устроилась с документацией и сигаретой в вагончике прорабской. Прораб, вынужденный сидеть со мной, недовольно пыхтел и в конце концов проворчал, что генеральному директору не след заниматься такой мелочевкой. Я возразила, что для хорошего руководителя мелочевки не бывает, на что зануда-прораб упрямо парировал, что, несмотря на все уважение, которое он ко мне питает — еще бы попробовал не питать — можно было бы переложить все эти дела на плечи замов. Я отрезала, что, несмотря на мое взаимное уважение к его профессиональному уровню, подобные вещи не входят в его компетенцию, следовательно, разговор наш бесперспективен.

— Красивая вы женщина, Дарья Васильевна, — сказал на это прораб. — Красивая, но трудная…

— А вы как думали, Петр Сергеевич? — отрезала я.

Вот так, докатилась, уже и прорабы начинают делать замечания, да еще позволяют себе подобные мужские вольности! Может, у меня на лбу написано: «Неудачница в личной жизни!»? Я даже невольно провела пальцами по лбу, словно искала там горящие буквы.

Прораб извинился, обиделся и ушел, а я достала вторую сигарету. И я еще собиралась мириться со своей нахальной сестрицей? Чтобы она стала следующей в списке дающих советы и поучения? Скрипнула дверь, и легкая на помине Рита явилась предо мной.

— Как успехи, Маргарита Николаевна? — спросила я, со злорадным удовольствием отмечая забавную красноту ее замерзшего носа и растрепанность волос, выбившихся из-под кокетливой вязаной шапочки.

— Все посмотрела, Дарья Васильевна, — сухо отчиталась Рита. — Результаты предоставлю.

— Судареву отдадите, мне они не нужны, — ответила я, стряхивая пепел в импровизированную пепельницу, изготовленную каким-то умельцем из пивной банки.

— Как скажете, Дарья Васильевна…

— Присаживайтесь, Маргарита Николаевна, — я кивнула на стул. — Поговорим.

Рита помялась, но села и уставилась на меня в упор.

— А почему именно здесь, Дарья Васильевна? Прямо, как в американском боевике — разговор на заброшенном заводе…

— Остроумно, но здесь не заброшенный завод, а перспективная стройка. Хотя, можем сразиться, если желаешь! Выбор оружия за тобой!

— О, Дарья Васильевна, вы ли это? Всегда столь уверенная в себе и все знающая, практичная, расчетливая! Вы, и о чем? Ушам своим не верю!

— Дорогая моя, изволь выбирать выражения!

— Я вас чем-то оскорбила?

— Нет, ты просто несешь невесть что!

— Ах, да, я позабыла, ведь вы та, что учит жить!

Наш разговор опять неумолимо скатывался в банальную бабскую перепалку, нужно было срочно менять его тон и направленность. Что мы с ней не поделили? Мужика? Глупее не придумать! Именно это я и сказала Рите, упаковав мысль в сухую, почти техническую, формулировку:

— Маргарита Николаевна… Рита, люди имеют право ошибаться, а все мои действия были направлены исключительно на пользу дела, и если в каких-то деталях я допустила промахи, а ты в результате создала надуманную проблему, это не значит, что все наше дальнейшее общение должно сводиться к низкопробным разборкам по весьма банальной причине.

— Что это, новая насмешка? Умеешь же ты накрутить! Уважаю! — помолчав, ответила Рита. — Проще говоря, хочешь сказать, что победила, все порушив — ни себе, ни людям, как собака на сене, а я должна с тобой жить мирно? Так? Конечно, мне придется, ты же — директор, а я кто?

— Хорошо, давай прямым текстом, — разозлилась я. — Забудь на минуту, что я директор, во-первых, а во- вторых, мне надоела эта собака! Ты повторяешься, Рита!

— А это очень применимо к тебе, Дарья! Извини, конечно, и не обижайся, — смягчила вдруг тон Рита, — но ведь ты отбила Романа у меня, и сама же его бросила. И не пытайся отрицать это!

Она стащила с головы свою вязаную шапочку, положила ее на стол и начала прибирать растрепавшиеся волосы.

— Мне кажется… — медленно начала я. — Мне кажется, что сами твои формулировки неверны. Изначально. Во-первых, я не могла отбить Романа у тебя, потому что даже не встречалась с ним. Во-вторых, я не могла его бросить по той же самой причине.

Отчего же при упоминании его имени какая-то струна натянулась внутри и болезненно зазвенела, словно от неосторожного прикосновения?

— Тогда почему он бросил меня? — спросила Рита. — Безо всякой причины? В один прекрасный день сказал, что нам не стоит больше встречаться? А после этого встретился с тобой! Почему, когда я позвонила ему и передала твое приглашение, он вежливо послал меня подальше, а сам пришел? Я знаю! Ты же не станешь это отрицать! Но если ты заполучила его, так бери! Но тебе он не нужен, он не дотягивает до тебя, так? Так! Но зачем ты его цепляла, зачем? Прийти к решению такому, прийти к жестокости такой! Развлеклась, а теперь замуж пойдешь! Да!

— Ты хочешь сказать, что врала мне, и не встречаешься с ним? — вырвалось у меня помимо воли.

— Да! — Рита закрепила волосы заколкой и махнула рукой. — Врала, представь себе! А теперь, что толку… — она вдруг всхлипнула, засуетилась, достала носовой платок и начала старательно промокать потекшие по щекам слезы. — Тебе он не нужен, а мне нужен… но он… он упрямый, как…

— Рита, Рита, перестань сейчас же! — я вскочила, схватила стакан с подноса, плеснула в него воды из чайника, протянула всхлипывающей сестрице. — Плюнь ты на него, зачем он тебе, ну зачем? Ты посмотри, сколько вокруг тебя мужиков вьется! У нас же мужской коллектив! Нормальные, состоявшиеся мужчины, а не упрямый футболист с темным прошлым!

Рита продолжала твердить о своем желании заполучить именно Лудовина, несмотря на его вопиющие недостатки, я вдруг прониклась к ней сочувствием, в общем, встреча закончилась к обоюдному полу-удовлетворению сторон. Прораб, явившийся в вагончик, поставил на переговорах жирную точку в виде сообщения о поломке новой супертехнологичной бетономешалки.

В конце ноября природа преподнесла подарок. Выпал снег. Выпал удачно, в субботу вечером, под морозец, поэтому не растаял сразу, а продержался до утра, порадовав своей хрупкой белизной. Именно этим снежным воскресным утром я курила у окна, разглядывая любимую березу, нацепившую на себя зимний наряд и от этого невероятно похорошевшую.

Жилище скучно опустело. Кристина с семейством перебрались в свою почти отремонтированную квартиру, а Дора укатила домой на несколько дней. Выбравшись из постели, я покайфовала от одиночества, бродя в стриптизного вида пижаме без опаски наткнуться на одного из Василиев, заварила себе кофе, который никогда не умела готовить, да так и не научилась, соорудила омлет из трех яиц, от души натолкав в него ветчины, огурцов, сладкого перца и сыра, позавтракала и устроилась на широком подоконнике курить и разглядывать обновленный снежный, истинно зимний пейзаж. Я думала о работе — за неделю набралось множество мелких и не очень проблем, вспоминала о несостоявшемся замужестве, — на днях состоялся очередной, и я надеялась, что последний, разговор с Федором, в ходе которого он пытался выяснить, кто же перешел ему дорогу, как будто не могло быть иных причин для разрыва, кроме наличия соперника. Я думала об этом невнятном сопернике: после разговора с Ритой я перестала воспринимать его в прежнем отрицательном ключе, мне было жгуче приятно вспоминать о наших случайных и не случайных встречах, тех внезапных поцелуях, перебирать в памяти его слова. Во всяком случае, если жизнь моя в личном плане уже не сложится, мне будет о чем размышлять на старости лет — о странном не сложившемся романе с Романом, человеком из иного круга, который навсегда останется для меня чужим, загадочным и… влекущим. Я по-мазохистски наслаждалась этими мыслями, играя с собой в игру «Что было бы, если бы…». Что было бы, если бы я согласилась на его откровенное предложение? Я переспала бы с ним, удовлетворив его мужское самолюбие и растоптав свое женское, а дальше? Дальше последовало бы мгновенное расставание и, возможно, свадьба с Федором? Что было бы, если бы я не рассталась с Федором? Я стала бы его женой и, возможно, родила бы ребенка. Впрочем, в день расплаты нет поблажки, жив больной или помрет.

Я достала очередную сигарету, закурила и закашлялась. Кажется, пора бросать это гнусное дело, собираться и отправляться ловить настоящий зимний день, столь редкий в нашем мокром городе и глобально теплеющем мире, прекратив сочинения бы-сценариев и отбросив несносные мысли о работе и мужиках. Покинув свой наблюдательно-мыслительный пункт, я высыпала окурки в мусорное ведро, вымыла посуду и, облачившись в любимую джинсово-спортивную униформу, вышла в мир, с удовольствием окунувшись в холодный, поскрипывающий от минус десяти градусов воздух.

Звонок мобильника настиг меня, когда я выводила машину со стоянки. Вырулив за ворота, я тормознула у выезда на проспект и взглянула на номер. Кристина.

— Дашка, привет! Надеюсь, не в трудах праведных и неправедных?

— Привет! Нет, свободна и даже собралась прошвырнуться по городу. А что звонишь? Проблемы?

— Нет, наоборот… отлично! Ты еще дома?

— Уже выезжаю со стоянки…

— Еще лучше! Тогда давай, двигай в нашу сторону и быстро!

— Да что случилось-то?

Судя по бодрому и довольному голосу подруги, намечалось нечто коллективное, но мне не очень-то хотелось вливаться в какой-либо коллектив, и я попыталась отбрыкаться, приведя в качестве аргументов головную боль и желание прогуляться по зимнему Летнему саду. Сопротивление оказалось бессмысленным, потому что в ответ Кристина разразилась пышной тирадой на тему перетрудившихся воротил строительного бизнеса, которые по неясным причинам воротят нос от приглашений единственной и лучшей подруги, той, что наконец-то почти управилась с бедствием по имени ремонт.

— Так это, значит, с утра сабантуй по поводу ремонта? — спросила я в ответ на тираду.

— С утра, потому что на воздухе — едем шашлычничать на нашу дачу!

— Кристина, ты ж только что оклемалась, куда тебе шашлычничать? — докторским тоном поинтересовалась я.

— Расслабься, свежий воздух с мясом больному не повредит, а наоборот, возродит к жизни, но мысль, что ты, приютившая наше измученное семейство, не отведаешь Васькиных шашлыков, которые он замочил в благородном вине еще с вечера, истерзает мои бренные почки и лишит радости существования!

— Зараза! Почему вчера не позвонила? — ругнулась я.

— Чтобы застать тебя врасплох и не дать времени на размышления, — отрезала Кристина. — Даю полчаса форы.

— Ладно еду, ждите… — сдалась я и, отключив телефон, вырулила на проспект.

По пути я задержалась, тормознув у супермаркета, чтобы приобрести продукты, те, что посчитала подходящими в качестве личного вклада в общее дело, поэтому, когда добралась до пункта назначения, обнаружила все семейство во дворе в боевой готовности. Кристина командовала Василиями, которые загружали шашлычно-дачным инвентарем багажник Нивы, точнее, загружал Василий-старший, а младший гонял по снегу футбольный мяч. Сей простой предмет вызвал у меня если не учащенное сердцебиение, то некое внутреннее содрогание, как у барышни, нашедшей среди страниц старой книги засушенный цветок — безмолвный свидетель романтических отношений. Приобрести, что ли, футбольный мяч и хранить его в таком же качестве? Или попросить Ваську стащить из спортшколы тот мяч, которого касались руки и бутсы господина Лудовина? Я невольно хихикнула, Кристина бросила на меня удивленный взгляд.

— Что смешного? Поделись…

— Да так, ничего, глупости всякие, — махнула я рукой.

Кристина выразила желание ехать со мной. «Проконтролировать, чтобы ты не свернула куда-нибудь налево», — объяснила она свой выбор.

— За что ты мне так не доверяешь? — поинтересовалась я, заводя машину.

— Так ты же у нас непредсказуемая и упертая. Кто тебя знает, втемяшится что-нибудь в голову, и свернешь с правильного пути…

— Пристегни ремень! — суровым тоном скомандовала я, чтобы хоть как-то ответить на выраженное подругой недоверие. — И отчего ты так волнуешься за меня? То годами не видимся, то опять не разлей вода.

— Видишь ли, подозреваю, что мы с тобой связаны некими невидимыми нитями, и жизнь неуклонно сводит нас вместе. В добрые часы, заметь…

- Соглашусь, — ответила я. — Если очистить твою речь от пафосной шелухи, мысль верная. И насчет добрых часов ты права.

— Ну вот, видишь, значит, все должно сложиться, — ответила Кристина и поерзала на сиденье, поправляя застегнутый по моему требованию ремень безопасности.

— Что должно сложиться? — поинтересовалась я.

— Что сложиться? — переспросила она, удивленно приподняв бровь.

— Ты только что сказала: «Все должно сложиться». Вот я и спрашиваю: что?

— Я сказала? Ну если сказала, то в контексте разговора, — объявила Кристина и, уставившись вперед на дорогу, вдруг ни с того ни с сего поинтересовалась, насколько критически я отношусь к строительству в исторических районах города зданий из пластика и стекла. Не поддержать эту тему я, естественно, не могла, и беседа плавно перетекла в область градостроительных и архитектурных проблем.

Так в разговорах и в достаточно хорошем темпе мы отмахали положенные десятки километров — воскресные дороги радовали отсутствием пробок — не прошло и часа, как мы въехали в пределы деревни Медный завод. Здесь и находилась дача — старый дом, давно приобретенный родителями Василия — с небольшим участком, засаженным фруктовыми деревьями, которые сейчас, укутанные по пояс мешками, тянули к небесам ветви, покрытые легким снежным пушком. Старшее, более организованное и ответственное поколение в составе Василия Васильевича, отца Василия-старшего и деда Василия-младшего, его жены, Кристининой свекрови — я никак не могла запомнить ее имя — было уже не только в сборе, но и трудилось в поте лица. Над внушительного вида самостийным мангалом пятимиллиметрового листового железа — здесь явно потрудился сварщик разряда не ниже пятого — поднимался дым, вспыхивали и вились языки пламени.

Если бы я умела, я могла бы описать этот снежный день, безветренный, чуть морозный, из тех редких дней, когда легко дышится и оттого не думается о плохом. Если бы я владела художественным словом, то поведала бы, как в дрожащем в прозрачном воздухе пекле, рожденном тлеющими углями на дне мангала, аппетитно румянились, сочились и благоухали куски мяса, нанизанные на опасно острые шампуры. Я бы рассказала, как было здорово, забыв обо всех проблемах и невзгодах, запивать терпким крепким вином сочные куски мяса, и болтать ни о чем, ощущая себя хоть на миг свободной от обязанностей, долгов и забот. Впрочем, все это общеизвестно, а я, к сожалению, или к счастью, всегда избегала даже попыток нарисовать какую-либо словесную картину, пусть даже она и затронула какие-то там струны души. Я так давно не ощущала подобной умиротворенности, так давно не могла настолько расслабиться, чтобы получать удовольствие от самой жизни, от того, что я дышу, двигаюсь, смеюсь, пью вино и закусываю сочным мясом. Проще говоря, я одурела, опьянела и в результате приняла участие в импровизированном футбольном матче на поляне перед домом, то есть, начала легкомысленно гонять мяч по снегу в компании деда, отца и внука Василиев. Не знаю, сколько времени мы бессмысленно носились по поляне с воплями: пасуй, подрезай его, бей, лови… и прочая, но в какой-то момент я вдруг поняла, что ситуация на поле приобрела смысл, поскольку в игре появилась опытная рука, точнее сказать, нога. Мой неловкий пас был ловко подхвачен и передан пустым, за неимением вратаря, воротам — ими служили два колышка, забитые на положенном расстоянии друг от друга.

— Роман Петрович! Гол! — заорал Васька.

Я остановилась, задохнувшись, и уставилась на Лудовина, который стоял передо мной и смотрел, серьезно и улыбаясь. «Как он умудряется соединять эти два в одно?» — была первая мысль, посетившая меня в этот момент.

— Роман Петрович, как вы здесь оказались? — вопросила я, оглядываясь вокруг в поисках автомобиля, вертолета либо летающей тарелки, поскольку его внезапное появление казалось катастрофически необъяснимым.? Встречи с вами становятся просто фатальными, — продолжила я, не дав ему ответить. — Неужели мне придется покинуть родной город, чтобы не сталкиваться с вами на каждом шагу? — понесло меня в каком-то кураже. — Откуда вы здесь взялись?

Вокруг нас радостно прыгал Васька, порываясь что-то сказать, Роман повернулся к нему, так и не ответив на поставленные мною вопросы.

— Роман Петрович, ура, вы приехали! — это Васька, получивший возможность выступить, констатировал очевидное.

— Приехал, — подтвердил Роман.

Мне ликовать или злиться? Отчего он игнорирует мои вопросы? Наглец!

— У вас что, дача где-то рядом? Или… — осенило мою нетрезвую голову, — «значит, все должно сложиться»?

Я покрутилась в поисках Кристины, но виновная, если моя догадка была верна, укрылась за пределами видимости.

— Что «значит, все должно сложиться»? — Лудовин наконец-то обратился ко мне, но с весьма странным вопросом.

— Что должно сложиться? — спросила я.

— Но ты же только что сказала: или значит, все должно сложиться, но я не понял, что ты имела в виду.

— Я сказала что-либо подобное? — «Неужели я сказала это вслух?» — Нет, Роман, ничего такого я не говорила, вам послышалось!

— Вы сказали, теть Даша! — завопил Васька.

— Василий, не встревай, когда беседуют взрослые!

— Мне казалось, что мы перешли на ты…

— Здравствуйте, Роман Петрович! — это Василий-старший подошел к Лудовину с мужским рукопожатием.

Васька обиженно замолчал. К рукопожатию присоединился Василий Васильевич-самый старший.

Отец принялся расспрашивать про успехи сына, дед включился в беседу, а я осталась в стороне, униженная и оскорбленная. Такого положения вещей я стерпеть не могла, поэтому развернулась и направилась к калитке, в намерении сей же час разыскать неверную подругу, чтобы подтвердить или опровергнуть свои подозрения и указать ей на недопустимость подобных манипуляций с моей личной жизнью. До калитки мне дойти не удалось, он догнал меня и остановил.

— Что же ты все-таки хотела сказать, Даша?

— По-моему, — возмущенно начала я, — тебе был задан простой вопрос: как ты здесь оказался? Тебя пригласила Кристина?

— Это имеет значение? — спросил он.

— У тебя просто идиотская привычка напускать туман там, где можно обойтись простым ответом!

— Неужели? Никогда не замечал за собой ничего подобного!

— Так почему не ответить прямо на мой вопрос?

— Отвечаю…

Он вдруг замолчал, словно сомневался в своем предстоящем ответе, затем продолжил, отчего-то махнув рукой:

— Приехал, потому что… очень захотел тебя увидеть!

— Зачем, Роман?

— Не знаю зачем. Но… у тебя же сейчас никого нет…

— Откуда ты знаешь?

— Знаю… — сказал он в этой своей загадочной, раздражающей манере.

— Донесли, сообщили! Да, я свободна, совершенно свободна и весьма довольна своим положением! — рявкнула я. — И прекратите, Роман Петрович, преследовать меня!

— У женщин, жалящих без жала, есть что-то такое… Да какого черта, зачем я приехал сюда? Чего ожидал? Вечные, вечные грабли! — взревел он и развернулся, чтобы уйти.

— Роман! — закричала я ему вслед.

Удивительно, но я испугалась, что он уйдет, испугалась так, что даже глаза наполнились слезами, что, в общем-то, можно было списать на мое неадекватное состояние.

— Что еще? — почти грубо спросил он, тормозя и оборачиваясь.

— Ничего, совершенно ничего… — пробормотала я.

— Ты плачешь? — он шагнул ко мне.

— Нет, мне в глаз попало что-то… — прошептала я, отчего-то потеряв голос.

— Может быть, любовь? — в тон хрипловато прошептал он, наклоняясь ко мне.

— Любовь? Но разве я боролась мало? — я несла полную чушь.

— Я поспешил явиться, прости, если виноват, но я так хотел…

— Сама с собой в раздоре… но, Роман, не делай этого, здесь же полно народу…

— Черт… да… нет, никого уже нет, Даша…

— Я вовсе не собака, которая лежит на сене…

— При чем здесь собака?

— Неважно, Роман…

Конец

Эпилог

Я сидела на подоконнике, завернувшись в мягкий теплый халат, курила, чуть приоткрыв створку окна, смотрела на березу в сквере — она принарядилась в нежно-зеленое марево молодых, едва проклюнувшихся из лопнувших почек листьев. Роман уехал с утра — его команда принимала участие в детском городском футбольном турнире — но поспорить мы c ним успели уже с вечера, правда, потом помирились ночью и еще раз повздорили после рассвета.

Прошла зима, самая сумасшедшая из всех прошедших зим моей жизни. Все началось в тот памятный морозный день, когда подруга пригласила меня на шашлыки, а на самом деле осуществила коварный план, который разработала и осуществила в компании с тренером ее сына, узнав, что тренер этот неравнодушен ко мне. Хотя, оба клялись и клянутся до сих пор, что все произошло случайно, причем, первая твердит, что вообще ничего не планировала, а второй — что никогда ничего не говорил Кристине о своих чувствах ко мне, поскольку находился в глубоких сомнениях, которыми ни при каких обстоятельствах не стал бы поделиться с незнакомой женщиной.

В общем, вся эта история так до сих пор и осталась для меня, благодаря невыносимым характерам моей подруги и моего возлюбленного, тайной, покрытой мраком. Что последовало дальше? Гм… видимо, тот самый месяц, который называется медовым, хотя, он больше отдавал крутой брагой, настоянной на меду. А как иначе можно назвать состояние, когда невозможно сосредоточиться ни на работе, ни на элементарных делах, когда все мысли и помыслы примитивно скатываются к одному и тому же: его голос, его шаги, его взгляды, руки, губы…

Всю жизнь посмеиваясь над термином «любовная горячка», я сама заболела ею, попала в эту паутину, как муха, глупая муха, влекомая инстинктом. В моменты короткого отрезвления я даже перерыла несколько сайтов в поисках научного объяснения своего состояния, прочитав массу любопытных вещей, а заодно, между делом, выяснила, кто же был тем персонажем, что произнес пресловутое «выйти замуж для удовольствия», и тут же позвонила Кристине, чтобы поделиться своим открытием. На мой звонок подруга отреагировала в своей обычной манере.

«Как, я не сплю? Ты все-таки влюбилась? Плод созрел?» — задала она сразу три саркастических вопроса.

«Но разве я не женщина?» — обиженно парировала я.

«Теперь верю, а то уже боялась, что ты — лед, такой, что солнца луч замрет, едва задев его края», — ответила безжалостная подруга-сводница.

Да, я действительно, влюбилась и отчего-то поверила, что Роман тоже любит меня. Хотя, через некоторое время, несколько отрезвев, я обнаружила, что у него есть масса недостатков. Он ужасно, по-мальчишески, упрям, он выворачивает спиралью тюбик с зубной пастой и разбрасывает свои вещи, он экстремист, он не очень разговорчив, не любит делиться своими проблемами; он непрактичен и прогорел в бизнесе, который пытался начать после того, как провалялся полгода в больнице после аварии. От него ушла жена — и я подозреваю, что не последнюю роль в этом сыграло его неукротимое упрямство, и тот факт, что он пошел на стройку, решив доказать себе, что может выжить в любых условиях, хотя все это только мои умозрительные заключения. Он — ярый болельщик, и когда смотрит футбольный матч, я удаляюсь в другую комнату, подальше от его восторгов и возмущений. Он часто уезжает и часто возвращается. Он не может смириться с тем, что живет у меня, и мы постоянно пикируемся по этому поводу. Он даже пытался убедить меня переехать к нему, заверяя, что обставит мебелью свою пустую неухоженную квартиру, и мне стоило огромных усилий хоть отчасти убедить его, что он создает проблему на пустом месте.

Я поняла Риту, правда, это никак не помогло улучшению наших с ней отношений — они так и остались прохладными. Признаться, при всем сочувствии к ней, мне было даже приятно осознавать, что мой Роман так зацепил сестрицу. Это было мелочным и гадким бабским тщеславием, но, как оказалось, я отнюдь не лишена его. И кто из нас может уверенно сказать, что лишен подобных слабостей? Кому дана такая сила, тот небывалый человек.

Вот так я и прожила эту сумасшедшую и невероятно счастливую зиму. И хочу продолжать жить также дальше. Каким-то образом оказалось, что личная жизнь и человек, который рядом, могут стать важнее всего того, что прежде казалось самым важным.

Декабрь, 2009 г.

Copyright © 2009 Ольга Болгова

Оглавление

.

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Эпилог

Реклама на сайте