«Ледяное сердце»

Джоанна Лэнгтон Ледяное сердце

Пролог

Николь лежала в маленькой комнатке, расположенной над пристроенным к дому хозяев гаражом.

Она ворочалась в постели и не могла уснуть. В комнате было холодно. Николь вглядывалась в темноту, а мысли безудержно относили ее к тому времени, когда она, тогда тринадцатилетняя девочка, впервые увидела Пола.

На рождественские и летние каникулы он всегда приезжал к деду. Хотя его английский был безупречен, он очень походил на своего итальянца-отца. Высокий, удивительно красивый, он привлек внимание Николь с первого взгляда. Конечно, будучи старше ее на восемь лет, он вряд ли замечал тогда, существует ли она вообще на белом свете.

Летом, когда ей исполнилось четырнадцать, Пол привез с собой подружку. Она так глупо хихикала! С ревнивым удовольствием Николь наблюдала, как Пол вздрагивает от этого подхихикивания. Но на следующий год смеха уже не было. Приехала Сильвия Бозе, изящная как фарфоровая статуэтка, маленькая итальянская аристократка в облаке шелковистых черных волос, и с нею девушка постарше — родственница, опекающая ее как дуэнья. Николь стиснула зубы, не веря своим глазам, когда поняла, что Пол воспылал любовью. Неужели он не видит, что эта Сильвия слишком избалована и чванлива, чтобы составить достойную пару умному красивому человеку? Нет, Пол, казалось, ослеп.

Следующим летом у Сильвии появилось еще больше причин для самодовольства и уверенности. Она носила обручальное кольцо Пола. Николь была в ужасе, но даже тогда не оставляла надежды. В конце концов, мало ли помолвок распадается до алтаря, рассуждала она, хватаясь за эту мысль как утопающий за соломинку.

Когда дед Пола Уэббер все же улетел на свадьбу и никакое чудо в последнюю минуту не помешало этому ужасному действу свершиться, Николь была безутешна. Но, когда ей стукнуло семнадцать, воспоминания о том, как она чахла по недостижимому мужчине, который теперь являлся мужем другой женщины, померкли. Николь начала обращать внимание на себя. И, Бог мой, какой же она стала красавицей! Гибкое, изящное, как у манекенщицы, тело, симметричные черты лица и длинные, до пояса белокурые волосы убеждали ее, Что она никогда не будет обделена вниманием поклонников.

В то Рождество Сильвия ждала ребенка и через несколько месяцев стала матерью очаровательной девочки. Пол обожал дочь. У Николь щемило сердце, когда она видела, как он щедро дарит любовь и тепло малышке, которую назвали в память его покойной матери.

Сильвия была безразличной матерью, пытаясь поскорее сплавить ребенка няньке, как только для этого появлялась хоть какая-то возможность, и явно негодовала, потому что теперь не она, а дочь находилась в центре внимания мужа.

Ах, Пол, Пол… Что же ты не дождался, пока я вырасту?! — с горечью думала Николь. Но в тот же год трагедия разрушила семью Пола. Его жена и дочь погибли в автокатастрофе. В имении «Старое озеро» не устраивали рождественских торжеств. У Уэббера сердце не лежало к празднику, а Пол оставался в Италии. Следующим летом Пол, однако, снова приехал. Одинокий и мрачный. Он поселился в летнем домике с видом на озеро, избегая общения с кем-либо.

Безнадежно влюбленная глупышка, она тогда решила, что это для нее единственный шанс быть с Полом. Сейчас или никогда! Пока он не улетел в Италию и не влюбился снова в какую-нибудь совсем неподходящую для него женщину…

Под тяжестью воспоминаний Николь в который раз задала самой себе вопрос: что будет со мной и сыном, как жить дальше? Ответа не было.

1.

— Я не ошиблась? Ты действительно требуешь прибавки зарплаты? — Кэтлин посмотрела на собеседницу с таким неподдельным удивлением, будто услышала требование отдать полдома. — Думаю, мы и так слишком щедры. Ты получаешь зарплату, бесплатное питание, жилье, а еще, не забудь, пожалуйста, что мы содержим и твоего сына.

Николь пришла в ярость, но продолжала как можно спокойнее.

— Я работаю шесть дней в неделю, да еще по вечерам нянчу детей.

Ее настойчивость не обезоружила, а подстегнула темноволосую хозяйку.

— Ушам своим не верю! По дому работы совсем немного, а ты еще попрекаешь нас детьми! Подумаешь, какой труд — присмотреть за ними! Ты же все равно каждый вечер сидишь со своим Джимом. Не уж то полагаешь, что мы должны платить дополнительно за то, что один раз вечером заглянешь в детскую? Как можно быть такой неблагодарной после всего, что мы для тебя сделали!

— Я чувствую, что так мы никогда не договоримся, — решила закончить разговор Николь. От унижения ее начало трясти.

— Не знаю, что ты делаешь со своей зарплатой. Мы платим за каждый твой шаг, — сухо выговорила хозяйка. — Зато я точно знаю, что мой муж будет просто шокирован, когда я расскажу ему о твоем требовании.

— Это не требование, — резко парировала Николь. — Это просьба.

— Просьба отклоняется, — сказала Кэтлин, направляясь в комнату. — Я очень разочарована в тебе, Николь. У тебя же здесь просто синекура. Черт возьми, где еще ты найдешь такую работу? Мы относимся к тебе и к Джиму, как к членам семьи. Ты жила здесь, когда была беременной. Поверь, ни один из наших друзей даже не подумал бы пустить в дом беременную незамужнюю женщину!

Николь ничего не ответила. Она хорошо знала скандальный характер Кэтлин и теперь опасалась, что ее после такого разговора просто выгонят.

— Ну, не будем больше об этом, — снисходительно пробормотала Кэтлин из коридора, убежденная в том, что уходит с поля брани победителем. — Как ты думаешь, не пора ли купать детей?

Когда Николь уложила детей в постель, было уже далеко за восемь. Джордж и Кэтлин давно уехали куда-то ужинать. Шестилетняя Нина и четырехлетние малышки-двойняшки, несмотря на достаток семьи, не были избалованы родительским вниманием. Их отец, окружной судья, редко бывал дома, а мать, занимавшая далеко не последнюю ступеньку в мире бизнеса, обычно возвращалась с работы не раньше семи вечера.

Николь сидела у кроватки сына, глядя на его темноволосую курчавую макушку, как вдруг зазвонил дверной звонок. Она быстро поправила сползшее с Джима одеяло и тихо выскользнула из комнаты, чтобы пройти по коридору мимо детских спален и успеть сбежать по лестнице до того, как вновь позвонят. Старшая дочка Кларков, Нина, не отличалась крепким сном и могла проснуться. Отбросив упавший на встревоженное лицо завиток плати ново-светлых волос, она нажала кнопку домофона. — Кто там? — спросила она удивленно.

— Николь…

От неожиданности Николь отпрянула от домофона и застыла, не зная, что делать. Прошло два года с тех пор, как она в последний раз слышала этот голос с сильным итальянским акцентом, и узнавание откликнулось в ней панической дрожью.

Короткий, нетерпеливый звонок раздался вновь.

— Прошу тебя, не звони. Разбудишь детей, — прошептала Николь в домофон.

— Открой дверь, — решительно произнес Пол.

— Я… Я не могу. Мне не позволено открывать дверь вечером, когда я одна дома, — бормотала Николь, испытывая непонятное чувство тревоги и радости. — Я не знаю, чего ты хочешь и как ты меня нашел. Да это и не важно. Уходи.

В ответ Пол снова позвонил. Тяжело вздохнув, Николь быстро подошла к двери, открыла замок, сняла цепочку и распахнула входную дверь.

— Спасибо, — холодно процедил Пол.

Сраженная неожиданностью встречи Николь смотрела на него. Дыхание у нее перехватило, и она едва слышно произнесла:

— Тебе нельзя входить.

— Что за строгости? Не будь странной. Помимо своей воли, Николь взглянула в его глаза цвета ночи, и невольная дрожь прошла по ее телу. Пол Джиротти стоял на крыльце дома Кларков как воплощение мужской красоты, силы и уверенности в себе. Прекрасно сшитый клубный пиджак, элегантно сидящие черные брюки — весь его вид ошеломил Николь.

Огонек охранной сигнализации над головой высветил черты его лица, иссиня-черную шевелюру, но она все еще не могла поверить, что это и вправду он стоит перед ней.

— Тебе нельзя входить, — повторила Николь и, не зная, куда спрятать дрожащие руки, взялась за цепочку.

— Пи-ть хочу… Пить, — послышался сверху сонный голос Нины.

Николь засуетилась, чуть покраснела, бросилась обратно в тускло освещенную прихожую и на ходу громко сказала:

— Возвращайся в постель, сейчас я принесу сок.

Пол вошел в прихожую и тихо закрыл за собой дверь. Николь повернулась, бросив на него осуждающий взгляд, но разговаривать не стала, чтобы не привлечь внимания полусонной Нины к разговору внизу. Кусая от досады губы, она ринулась на кухню, взяла стоящий на столе пакет сока, стакан и понесла все наверх. Кэтлин и Джордж с минуты на минуту могли вернуться. Они будут вне себя, увидев в их доме постороннего человека.

Стараясь справиться с лихорадочно скачущими мыслями о причинах появления Пола, она уложила Нину и поспешила вниз.

К счастью, Пол все еще стоял в прихожей. Она бы не удивилась, если бы он уже оказался в гостиной и растянулся на кожаном диване. Когда Пол является к кому-то с визитом, перед ним расстилают ковры, и вряд ли кто-то рискнет оставить его вот так — стоящим перед дверью на крыльце или в прихожей. Его сверхуспешно растущая мировая империя туризма обладала устойчивым авторитетом, а сам Пол — огромным могуществом в мире бизнеса.

Неожиданно перехватив взгляд Пола, бесцеремонно скользящий по ее тонкой, но не обделенной формами фигуре, Николь споткнулась на последней ступеньке лестницы. Красивые черные глубоко посаженные глаза Пола загорелись и настойчиво искали ее взгляд. У нее перехватило дыхание, и она застыла на месте. Сердце билось и замирало, голова шла кругом.

— Я не задержу тебя, — усмехнулся Пол.

— Зачем ты здесь? — почти прошептала Николь, стараясь побороть эту минутную слабость и почти не в силах совладать с ней. Но вдруг дурное предчувствие отрезвило ее, и голубые глаза расширились в тревоге. — Ты здесь из-за моего отца? Он что, болен?

Пол нахмурился.

— Насколько я знаю, Бартон в добром здравии.

Николь зарделась, устыдившись страха, прозвучавшего в ее глупом вопросе. Она очень хорошо поняла брезгливое недовольство Пола. Скорее сковороды в аду заледенеют, чем Пол Джиротти возьмет на себя роль посыльного слуги деда.

Неуклюже пытаясь замять происшедшее, нарушая установленные Кэтлин жесткие правила, она распахнула дверь в маленькую комнату с телевизором.

— Мы можем поговорить здесь, — сухо сказала она.

Но Господи, какое же это испытание: в то время как там, наверху, спит невинным сном Джим, их маленький сын, здесь находится Пол и ведет себя как посторонний человек. Может, он боится, что, если проявит капельку внима-

ния, она снова бросится к нему в объятия, с ужасом подумала Николь, пытаясь сдержать прилив крови к голове. Но горькие воспоминания уже овладели ею.

Она была увлечена Полом много лет назад, будучи просто подростком, смиренно ждущим у зеркала свершения чуда в сочельник. Когда ей исполнилось девятнадцать, она задумала и осуществила все так, чтобы Пол оказался с ней. Николь перешагнула все барьеры, забыв, кто он и кто она. И в конце концов добилась своего — Пол заметил ее и она очутилась в его постели.

Сейчас они стояли друг перед другом, словно чужие.

Нервным движением руки Николь откинула спадающие на лицо волосы. Взгляд Пола проследил за этим движением, усиливая ее смущение. Потом он прикрыл глаза, а красиво очерченные чувственные губы сжались.

— Как ты узнал, где я живу? — отрывисто спросила Николь, потому что молчание стало невыносимым.

— Дедушка попросил разыскать тебя. Она удивленно подняла брови.

— Мартин? — недоверчиво протянула Николь, имея в виду его деда, чья дочь вышла замуж за отца Пола, итальянского судовладельца.

— Я здесь только затем, чтобы передать приглашение, — мягко сказал Пол. — Мартин хочет, чтобы ты провела с ним Рождество.

— Рождество? — тихо повторила Николь.

— Он хочет познакомиться с правнуком. Этого Николь выдержать уже не смогла.

У нее подогнулись ноги, и она рухнула в кресло. Пол знает, что она была беременна и у нее есть ребенок? Она не хотела верить, что Мартин Уэббер поделился этой тайной с внуком.

Ведь это Мартин заставлял ее сделать аборт, когда узнал, что дочь лакея забеременела от одного из его внуков. Непримиримый сноб, панически боящийся скандалов, он был готов выставить Николь из «Старого озера» в тот же день.

А теперь Мартин хочет видеть Джима.

— Старые люди остро ощущают приближение смерти. — Черные глаза Пола снова внимательно смотрели на нее. — И, честно говоря, любопытство его убивает. Ясно, что в твоих интересах на коленях приползти к нему и благодарить за великодушие.

— Приползти? — повторила Николь в замешательстве.

Пол заговорил жестко, рот его исказила гримаса.

— Я знаю, что ты проделала с Мартином. Я знаю все.

Николь остолбенела, не поверив собственным ушам.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Прекрасно понимаешь, — твердо возразил Пол, сжав в кулаки тонкие пальцы. — Воровство, Ники, — беспощадно продолжал он. — Мартин поймал тебя, и ты созналась.

Николь опустила голову, мука исказила ее лицо.

— Он обещал никогда и никому об этом не рассказывать…

Ей захотелось умереть прямо здесь, на этом месте. Мартин обещал, он клятвенно заверил, что об этом не расскажет никому.

А ведь под «никому» она имела в виду прежде всего Пола. Было невыносимо сознавать, что он считает ее воровкой, виновной в пропаже маленьких, но очень ценных предметов искусства из старинного замка, где ее отец и мачеха работали и жили.

— После твоего ухода больше ничего не пропало. Этот факт говорит сам за себя. Дед не мог утаить шила в мешке.

— Значит, мой отец тоже знает, — с трудом проговорила она.

— Я не обсуждал с ним этот вопрос, — твердо ответил Пол.

Никогда в жизни Николь не испытывала большего потрясения. Она смотрела на итальянские, ручной работы, кожаные туфли Пола и ненавидела его за то, что он поверил и принял за правду все, что услышал от деда. И больше того, бросил ей это обвинение в лицо. И о Джиме он говорит так, будто этот ребенок не имеет и не может иметь к нему никакого отношения.

Значит, это ее бесчестье так оскорбительно для Пола, что он не дает себе труда осознать, что она мать его ребенка? — спрашивала Николь себя в замешательстве. Что сказал Пол в ходе их разговора? Мартин желает увидеться с правнуком?! Значит, таким образом Пол хотел сказать, что его ни в малейшей степени не интересует Джим? Николь почувствовала, что не в состоянии правильно оценить все, что сказал Пол, да это и не имеет для нее никакого значения.

— Я хочу, чтобы ты ушел, — нетвердо произнесла Николь. — Я не просила тебя разыскивать меня.

— Это неразумный ответ, и ты очень скоро передумаешь, — холодно заявил Пол. — Мартин вызвал бы полицию, если бы ты не сказала ему, что беременна. Эти кражи продолжались очень долго. Они не были ни случайностью, ни результатом неожиданного соблазна.

Когда Николь под влиянием момента призналась в том, чего не совершала, она поддерживала себя верой в то, что защищала того, кого любила, и что ей в любом случае нечего терять. В конце концов, она уже потеряла Пола и приняла как неизбежное, что придется покинуть «Старое озеро», прежде чем ее состояние станет очевидным для всех. У нее. хватило гордости не связывать его обстоятельствами, возникшими после двух дней страсти.

— Дед готов пересмотреть прошлое ради твоего ребенка, — примиряюще продолжал Пол.

— У моего ребенка есть имя, его зовут Джим, — сказала Николь.

Пол проигнорировал это сообщение, но черты его лица стали жестче.

— В твоем положении глупо отталкивать протянутую руку. Я уверен, Мартин готов оказать тебе финансовую помощь.

— Я ничего не возьму ни от кого из вас, — покраснев от досады, Николь вскочила с кресла. — Но хотела бы знать, почему Мартин считает, что в его обязанности входит предлагать мне деньги!

Угольно-черные глаза пронзали ее яростным взглядом.

— Наверное, потому, что его внук Эндрю оказался не в состоянии поддерживать вас обоих.

Николь ничего не поняла — почему Эндрю обязан поддерживать ее и Джима? И вдруг какая-то заторможенность сознания прошла, ее осенило.

И сразу пришло еще большее разочарование: Пол вообразил, будто его двоюродный брат Эндрю — отец ребенка! Но как он мог подумать такое? Как вообще кто-то мог так подумать?

Это оскорбление огорошило Николь. Значит, Пол считает ее воровкой и шлюхой. Ведь только шлюха могла вступить в интимную близость с обоими внуками Мартина в течение трех месяцев. Но Пол, кажется, даже рад тому, что она якобы переспала с его кузеном после того, как была с ним, и, очевидно, доволен, что ответственность за ее незаконного ребенка лежит на Эндрю.

— Николь, я пришел сюда не спорить с тобой и вникать в личные дела, не имеющие, по правде говоря, ко мне никакого отношения, — протянул Пол тоном прощения. — Я передал приглашение от Мартина, и у меня нет времени препираться с тобой. Я опаздываю на свидание. — Его смуглое лицо выражало нетерпение. — Мартин ждет тебя в четверг. Надеюсь, я могу заверить его, что ты приняла приглашение.

— Когда я ушла из «Старого озера»… — Голос у нее охрип, она откашлялась и продолжила: — Я знала, что никогда не вернусь. Ничуть не жалею, что ушла, и у меня нет желания побывать там даже с кратким визитом. Тем более что сейчас меня отделяет от всего, что я оставила там, целая полоса жизни.

Черные глаза с раздражением разглядывали ее напряженный профиль.

— Согласен, с моей стороны не очень тактично было упомянуть о воровстве.

Николь сделала гримасу, пытаясь подавить подступившие слезы, чтобы не разрыдаться у него на глазах.

— Я никогда не ждала от тебя такта и предупредительности, — сказала она с грустью. — Но я не потерплю покровительства. У тебя не все в порядке с головой, если ты думаешь, что я захочу прийти с протянутой рукой к твоему деду, чтобы дать ему повод разыгрывать благотворительность. Я сама прекрасно справлюсь со своими делами.

Небольшая тень подчеркивала абрис высоких скул Пола.

— Ты работаешь прислугой… Ты всегда клялась, что никогда не сделаешь этого.

Николь вздрогнула, ее ногти больно впились в ладони. Это, конечно, не для Пола, окруженного с рождения прислугой, называемой на современном жаргоне домашним персоналом. Краска залила ее лицо, и она отвернулась, пресекая соблазн влепить ему пощечину за грубое напоминание.

— О Господи! Только из-за дурацкой эгоистической гордости ты отвергаешь такое великодушное приглашение! Дед мог бы столько сделать для твоего сына! Подумай о ребенке. Он-то почему должен страдать из-за твоих ошибок? — резко отчитывал ее Пол. — Твой долг матери прежде всего думать о его будущем.

Боль и ярость мурашками пробежали по телу Николь. Она вскинула подбородок. Голубые глаза потемнели.

— А как насчет отцовского долга?

Его широкий чувственный рот скривился.

— Прежде чем ложиться в постель с таким эгоцентричным и безответственным человеком, как Эндрю, надо бы знать, что, если что-то выйдет не так, все ляжет на твои плечи.

Пол разозлился, отметила Николь с удивлением. Напряжение ощущалось в чертах его лица, холодное осуждение мелькнуло в сузившихся глазах. Узнавая этот взгляд и зная ему цену, Николь поняла, что Пол не так уж безразличен, как пытается показать, когда речь зашла о том, что она прыгнула в постель его двоюродного брата вскоре после того, как отдалась ему самому. Горькое удовлетворение охватило ее. Он не пожелал продолжать встречаться после двух дней и ночей любви, но и не хотел, чтобы кто-то другой занял его место.

— Не знаю, поверишь ты или нет, но было время, когда я думала, что отец Джима крепкий как кремень, — услышала Николь свой собственный голос. — Я тогда очень любила его и, честно говоря, думала, что уж он-то не бросит меня в беде.

— Тебе было всего девятнадцать… Что ты могла знать о мужчинах и причинах их поступков? — Ответ Пола был резким, отстраняющим. Он нетерпеливо посмотрел на плоские золотые часы на запястье и направился к двери. — Боюсь, я действительно должен уже уходить. Подумай о том, что я сказал, — бросил он небрежно. — Мартин очень хочет видеть ребенка. Завтра я приду за ответом.

— Не надо. Нет никакого смысла. Я приняла решение, и мне не нужна еще и ночь, чтобы раздумывать над этим, — твердо ответила Николь. — У меня, кстати, и не будет свободного времени. Кларки очень заняты все, следующие десять дней. А на Рождество дом всегда полон гостей.

Прежде чем к ней вернулось перехваченное от пережитого волнения дыхание, он уже удалялся, растворяясь в ночи.

Стоя в дверях, она наблюдала, как Пол шагает к черному лимузину, припаркованному у неохраняемого угла улицы напротив мощеного подъезда к дому.

Она ощутила дрожь — наступила реакция на сильное перенапряжение, к тому же промозглый холод проник до костей.

В это время свет фар вдруг осветил палисадник перед домом. Вырванная светом из своего укрытия, Николь осталась на месте. Машина Джорджа Кларка остановилась у крыльца. Кэтлин эффектно выпрыгнула из автомобиля.

— Что здесь происходит? — спросила она, окидывая Пола, стоящего в тени, надменным взглядом, но обращая свой гнев на Николь.

— Я разговаривал с Николь, — холодно ответил Пол.

— Ты пускаешь посторонних в дом, когда мои дети спят наверху?

Кэтлин явно намеревалась перейти в атаку.

— Дорогая, — сказал ее менее вспыльчивый муж достаточно громко. — Я не думаю, что господина Джиротти можно характеризовать как постороннего.

— Мой отец работает у Пола, — сказала Николь. — Я его знаю много лет.

Кэтлин подошла к машине, глядя на мужа и ощущая поддержку. Ее высокий сухопарый муж пожимал руку Полу. Злясь на себя, что не узнала известного бизнесмена и могла показаться по меньшей мере смешной, Кэтлин презрительно взглянула на Николь.

— Мы поговорим об этом отдельно.

— Если не возражаете, я пойду спать, — ответила Николь тихо, с достоинством. — Пол долго и настойчиво звонил. Мне пришлось его впустить.

Она пошла наверх, уверенная, что ей не удастся в ближайшее время избежать еще одного хозяйского нравоучения.

Николь устроилась на работу к женщине, которая вывела бы из себя и святого, и лишь для того, чтобы Джим хорошо питался, жил в обустроенном доме, где много игрушек, и играл в просторном саду. Конечно, он ничего не может назвать своим, и вся его одежда — обноски близнецов, но он еще слишком мал, чтобы понимать это. Хотя на этот раз она собиралась устроить ему настоящее Рождество. Вот почему рискнула вызвать на себя гнев Кэтлин, прося прибавки к жалованью. Впрочем, воспоминания об этой части вечера держались недолго в ее памяти.

Она не могла, никак не могла поверить, что Мартин Уэббер горел желанием принять дочь дворецкого в свой огромный старинный дом. И куда бы он ее пригласил — в главную часть дома — или же ожидал, что она снова втиснется в отвратительную сырую и заброшенную квартиру в полуподвале, где жили отец с мачехой? А если дедушка Пола предложит ей финансовую помощь, неужели она окажется такой слабой, что примет ее?

— Теперь, когда я знаю, что у тебя был Пол Джиротти, — милостиво пробубнила Кэтлин на следующий день, — понимаю, что ты не могла не впустить такого важного человека. Но это должно быть единственным исключением из правил, Николь. Больше никогда не открывай дверь, когда нас нет.

О деньгах ни гугу, мрачно констатировала Николь.

Кэтлин уже раззвонила всем своим друзьям: «Вы не представляете, кто был у нас в доме прошлым вечером… самый очаровательный мужчина… стоит, должно быть, миллиарды… Да, у него работает отец нашей няньки… Можете себе представить, она не предложила ему даже чашки кофе! Видимо, он слишком избаловал ее, она просто повернулась к нему спиной. Я не думаю, чтобы итальянцы были так же строги с прислугой, как мы». В дверь позвонили. Николь прошла через прихожую и застыла в дверях. Через боковое окно она увидела впечатляющих размеров лимузин. Шофер, видимо, только что помог хозяину выйти из машины и стоял у открытой дверцы. Николь открыла дверь. Пол, в элегантном сером костюме, белой шелковой рубашке и бледно-голубом галстуке, стоял перед ней. Он выглядел величественно.

Сердце Николь пустилось во всю прыть, будто кто-то пришпорил его. Волна душевного подъема, настолько сильная, что ощущалась физически, пригвоздила ее к тому месту, где она стояла. Видимо, действительно сейчас что-то произойдет.

— Я не ожидала, что ты снова приедешь, — прошептала она.

Пол лишь мельком взглянул на нее, прежде чем озарить ослепительной улыбкой кого-то у нее за спиной.

— Миссис Кларк?

— Просто Кэтлин, пожалуйста, — проворковала хозяйка дома.

Пол прошел мимо Николь так, будто на ней была шапка-невидимка, и крепко пожал протянутую руку Кэтлин.

— Пол… — смущенно пробормотала Николь.

— Я пришел переговорить с твоей хозяйкой, если позволишь.

— Пойдемте в гостиную. — Кэтлин посмотрела на Пола с восхищенной улыбкой. — Принеси нам кофе, Николь.

Николь пошла на кухню. Возвратившись, она прислушалась к разговору хозяйки с Полом.

— Очень сожалею, но, боюсь, мы не сможем освободить ее в настоящий момент. У нас будут гости, которые останутся на Рождество, — говорила Кэтлин извиняющимся тоном.

Николь приоткрыла дверь в гостиную и встала в проеме, раздосадованная тем, что ее так бесцеремонно отстранили от обсуждения вопроса, имеющего к ней прямое отношение. Как Пол посмел перепрыгнуть через ее голову, будто она ребенок и сама не может за себя постоять!

Она поставила кофе на маленький столик.

— Когда Николь в последний раз была в отпуске? — растягивая слова, проговорил Пол, стоя у мраморного камина.

Застигнутая врасплох вопросом, Кэтлин замялась.

— Ну…

— На самом деле у Николь вообще не бывает выходных в этом доме, не так ли, миссис Кларк? — Неприкрытое презрение сквозило во взгляде Пола.

— Откуда вы это взяли? — довольно резко спросила Кэтлин.

— Пол. — Николь сделала слабую попытку вмешаться.

— Условия работы Николь на языке у всей округи, — отрезал он. Черты его лица стали жестче. — Неприкрытая эксплуатация — вот общая характеристика условий ее работы в вашем доме.

— Что?! О чем вы говорите? — Лицо Кэтлин покрылось пятнами, ее потрясла эта внезапная атака.

— Пол, ради Христа, — с ужасом вмешалась Николь.

Но Пол даже не посмотрел в ее сторону.

— Вы воспользовались ее беременностью. Более двух лет заставляете ее работать круглые сутки, а платы за это хватает только на леденцы и орешки. Люди обязаны заботиться о тех, кто на них работает, вы же проигнорировали этот долг. Поскольку ваша семья не бедна и никто из вас не страдает потерей разума, то нет и смягчающих обстоятельств, которые могли бы извинить такое недостойное поведение.

— Как вы смеете говорить со мной подобным тоном? Вон из моего дома! — Кэтлин покраснела от неописуемой ярости.

— Пойди собери вещи, Николь, — строго сказал Пол, не поведя бровью. Улыбка между тем затеплилась в уголках его чувственного рта. — Я жду в машине.

— Я никуда не поеду, — безвольно начала Николь.

— Притча во языцех во всей округе! Это я-то! — Кэтлин бросила на молодую женщину взгляд, полный осуждения. — Когда я думаю о том, что мы для тебя сделали…

— Вы не сделали ничего, кроме того, что использовали ее в своих интересах, — твердо заявил Пол.

— Вон из дома, немедленно! — Кэтлин сорвалась на пронзительный крик.

2

Без кровинки в лице, Николь тащила свой чемодан к входной двери, а вслед ей неслась громкая брань Кэтлин. Коренастый пожилой человек в форме шофера ждал с молчаливой готовностью взять ее багаж и отнести в машину. Дверь дома с грохотом закрылась.

Подняв дрожащую руку, чтобы прижать ее к дергающейся брови, Николь поспешила за угол дома к огражденному забором внутреннему двору, где играл Джим, пока она бросала в чемодан его и свои вещи.

Все это время Кэтлин стояла рядом, внимательно наблюдая за ней. Хозяйка, полная злобы и желания хоть как-то отомстить за унижения, которым подверг ее Пол, не разрешила Николь взять что-либо из одежды Джима, сказав, что обноски близнецов были отданы ей на время, а вовсе не насовсем. То же самое она проделала, когда дошел черед до игрушек, которыми уже давно не играли дети Кларков.

Напуганная тем, что бывшая хозяйка выставила Джима почти раздетым во двор навстречу зимнему ветру, Николь подбежала к машине и подхватила на руки крохотное тельце сына. Он, насупившись, смотрел на нее большими черными глазами.

— О, Джимми, — чуть не зарыдала она, тесно прижимая к себе сына и пряча лицо в черных кудряшках его волос, — я убью Пола за то, что он сделал с нами! Клянусь тебе.

Шофер распахнул дверь лимузина. Увидев, что Кэтлин вышла из дома, Николь с сыном на руках проскользнула в машину, надеясь, что здесь Кэтлин не посмеет снять с Джима потертое шерстяное пальто и бумазейные штанишки, не говоря уже о высоких сапожках.

Пока шофер закрывал дверь и с величественным видом обходил капот, как бы бросая этим вызов агрессивному настрою Кэтлин, молчание в просторном, обитом кожей салоне лимузина грозило вот-вот разразиться бурей. Еще не отдышавшись после лихорадочной гонки во спасение сына от прямого столкновения с гневом хозяйки, Николь подняла глаза. Пол в упор смотрел на мальчика, сидящего у нее на коленях.

— Он очень темноволосый, — резюмировал он с некоторым удивлением.

Николь склонила голову, пересаживая сына на сиденье рядом с собой и пристегивая его ремнем безопасности.

— Я думал, мальчик — блондин, — продолжал Пол, у которого перехватило дыхание, когда он увидел, как Джим рассматривает его темно-карими глазами, обрамленными длинными черными ресницами.

Заволновавшись, Николь быстро нашлась:

— Это у него от моей мамы… Она была темной. Гены, знаешь, передаются через много поколений, — как-то неуверенно проговорила Николь и, покраснев, сжала губы.

— Я никогда не встречал твою мать. Николь именно на это и уповала, потому что ее мать, как и она, была блондинкой и жила в имении «Старое озеро» всего несколько месяцев. Вскоре их брак с отцом распался. Будучи беременной, она предпочла одна перенести все тяготы и заботы, связанные с рождением ребенка, чем оставаться с мужем, которого очень скоро стала презирать, считая, что у него отсутствует чувство собственного достоинства.

Николь глубоко вздохнула. Это не помогло успокоить нервы.

Она только что была готова наговорить Бог знает что. Успокоиться помог сын. Николь привлекла к себе темную головку Джима и клятвенно пообещала себе успокоиться.

— Ты понимаешь, что наделал? — Вопрос к Полу тоже был выходом из положения.

— Плохи дела, — признался Пол с возмутительным спокойствием. — Я не могу взять тебя в имение по крайней мере до четверга. У Мартина гости. Совсем ни к чему появляться, пока они там.

Николь вздрогнула и вскинула голову.

— Ты лишил меня и сына единственного пристанища.

— Могла бы сказать мне спасибо. — Взгляд его черных глаз откровенно провоцировал ее.

— Сказать тебе что? — не поверила ушам Николь.

— Как ты могла оставаться в рабстве у такой дряни! Где твоя гордость и здравый смысл и как ты так долго могла терпеть все это?

— Я оставалась там ради сына, — выговорила она с чувством собственного достоинства. — Я находилась с ним целый день. Нигде в другом месте я не смогла бы это сделать.

Пол посмотрел на нее осуждающе.

— Кончай драматизировать. Естественно, я несу полную ответственность за вас обоих до тех пор, пока Мартин не освободит меня от этого.

Николь была так близка к взрыву, что решила ничего не говорить.

— В четверг вы будете в замке деда, где состоится примирение. Меня не волнует, что тебе трудно это сделать. Но такова цена возвращения, и ты ее заплатишь, — сказал Пол. — Сегодня я оказал тебе любезность.

Николь глотнула воздух.

— Любезность? В результате этой любезности вся одежда моего сына — та, что на нем, и ничего больше, даже ни одной игрушки.

— Ваф, — впервые заговорил Джим. — Хочу Ваф-Ваф.

Николь застыла в испуге.

— Ваф дома, маленький, — проговорила она тихо. — Он не может прийти.

Джим захныкал. Он был столь очевидной миниатюрной копией своего отца, что на мгновение Николь усомнилась, что Пол не догадался об этом.

— Ваф-Ваф. Ваф тоже любит машины, — продолжал малыш.

Николь проглотила комок в горле и окинула Пола осуждающим взглядом.

— Может быть, ты ему объяснишь, что игрушка, — это слово она подчеркнула, — с которой он спал все ночи, больше не принадлежит ему.

— О чем ты говоришь? Неужели во время своего бегства ты была столь невнимательна, что забыла взять игрушку?

— Нет, я не это имела в виду, — нервно проговорила Николь. — Нет. Вся его одежда и игрушки раньше принадлежали детям Кэтлин, и она запретила мне взять с собой хотя бы одну из них. Это не так уж удивительно после того, как ты оскорбил ее. Она не могла ответить тебе, но так она выместила злобу на моем сыне.

Тонкое смуглое лицо Пола потемнело.

— И одежда, и игрушки? Николь отрывисто кивнула.

— Игрушка, — настойчиво повторял Джим, — игрушка Ваф.

— Мы купим новую. Особенно этого Ва-фа, — скрипнул зубами Пол решительно. — Я бы никогда не поверил, что женщина может быть настолько мелочной!

— Этого Вафа нельзя купить ни за какие деньги, — сказала Николь глухо. — Его сделала бабушка Кэтлин для правнучки. Это розовый жираф.

Пол развел руками.

— Я найду похожего жирафа.

— Его не проведешь, Пол. — Николь покачала головой, которая раскалывалась от боли. Она вдруг подумала: и что я зациклилась на ничтожной, хоть и горячо любимой мягкой игрушке, когда мы не знаем даже, где придется ночевать. — Куда ты везешь нас?

— В мой городской дом, куда же еще!

— Я не поеду к тебе домой! — в ужасе воскликнула Николь.

— Домой, — сказал Джим. — Ваф.

— Он расстроен, — неуверенно заметил Пол.

— Сын еще такой маленький, — защищаясь, ответила Николь. — Как ты мог так поступить с нами?

— Легко. Я сделал то, что нужно.

— То, что нужно?

— Хорошо это или плохо, но твой ребенок из рода Уэбберов. Он часть нашей семьи и не должен страдать из-за ошибки своих родителей.

Николь окинула его обжигающим взглядом.

— Как мать я, по крайней мере, не совершала никаких ошибок.

— Предлагаю перенести этот разговор на то время, когда мы будем одни.

— Я не хочу ехать к тебе домой, — повторила Николь.

— А я не собираюсь селить вас в гостинице. Ты можешь опять сделать глупость и исчезнуть, а я и так уже потратил уйму времени, чтобы разыскать тебя.

— Я думала, что это Мартин…

— Моему деду за восемьдесят, — сухо напомнил Пол. — Я обратился в сыскное агентство и долго имел дело с ними, поскольку разыскать тебя оказалось не так-то легко.

— Я не хотела, чтобы меня разыскивали, — прошептала Николь. Ее вдруг охватила ужасная слабость.

Наступило молчание. Минуту или две она, ничего не видя, смотрела в окно, а потом повернулась к Полу.

Спокойствие, сквозившее в его эффектной фигуре, возмущало ее, готовую взорваться от напряжения. Однако и невозмутимость Пола была весьма обманчива, поскольку он тоже испытывал дискомфорт и без всякого удовольствия вынужден был делать то, что делал.

— Я боялся, ты кончишь тем, что окажешься на улице, — прервал молчание Пол бесцеремонно откровенным замечанием.

Но и его Николь оставила без ответа, лишь глаза у нее расширились от негодования.

— Это вполне естественное опасение, — спокойно заметил Пол. — Сколько бы денег у тебя ни было, на них долго не протянешь. Я думал, ты будешь вынуждена использовать свою внешность, чтобы выжить.

— Нет, я не дошла до такой степени отчаяния. — Николь стиснула руки на коленях, голос ее дрожал, но не утратил сарказма. — Я выжила… без использования внешности.

— Скоро ты будешь благодарна за мое вмешательство.

— Никогда. Нельзя так играть жизнями людей.

Хотя Николь говорила внешне спокойно, ей было тревожно и она чувствовала полную безысходность. Бездомная, без копейки в кармане, безработная! Пол разрушил все, что у них было. Он сделал то, чего нельзя простить: поставил ее в унизительное положение, заставив принять тот факт, что теперь они полностью зависят от его великодушия. Больно переносить такое, но, видимо, ничего не поделаешь — у нее есть сын и она не может бросить все и уйти. Да и куда?

Машина подъехала к большому впечатляющего вида особняку, стоявшему на тихой площади. Николь выбралась из лимузина и хотела взять на руки Джима, но он стал выкарабкиваться сам, умышленно ускользая из ее рук, проявляя черты упрямой независимости, которые она стала все чаще замечать по мере того, как подходило к концу его младенчество. Пожилая женщина открыла входную дверь, прежде чем они поднялись на верхнюю ступеньку крыльца. Она склонила седую голову, сосредоточив все внимание на Джиме.

— Моя экономка Анна. Она будет смотреть за ребенком, — сообщил Пол.

— За ребенком… — Как больно было слышать эти равнодушные слова, ведь их говорил отец этого ребенка. — Я сама буду смотреть за ним.

— Анна когда-то нянчила меня, — сухо сказал Пол. — Могу заверить, что она лучше тебя справится с маленьким.

Женщина внимательно оглядела Николь, потом перевела взгляд на хозяина, чтобы выслушать его наставления.

Няня Пола. Ну и дела, подумала Николь, розовея от замешательства. Итальянка-то быстро заметит сходство, особенно если она ухаживала за Полом, когда тот был в таком же возрасте. Правда, посмеет ли она заикнуться об этом и вообще что-либо комментировать? Николь убедила себя, что ее тайна не раскроется.

Она сама не имела намерения рассказывать Полу, что он отец ее ребенка. Это было бы нечестно — она же обдуманно пошла на риск забеременеть. Действительно, как ни тяжело это вспоминать без постыдного чувства презрения к себе, Николь и вправду хотела зачать в те памятные выходные.

В то время больше всего на свете она хотела дать Полу ребенка вместо того, которого он потерял, совсем не представляя, что будет в дальнейшем. Или все-таки представляла? В глубине души не надеялась ли она на то, что Пол сочтет невозможным бросить своего ребенка?

Конечно, она поступила безрассудно, но поняла это только в момент, когда Пол отверг ее. Безнадежная влюбленность в Пола все объясняла. Но этот человек никогда бы не понял и не простил того, что она сделала. Решил бы, что Николь солгала, потому что хочет завладеть его богатством. Услышав признания свалившейся на его голову воровки, что еще можно было подумать? Вряд ли он заподозрил бы искренние чистые мотивы в ее умышленном и удавшемся стремлении забеременеть.

Закончив разговор с Анной, которая уже держала Джима на руках, Пол распахнул дверь.

— Теперь мы можем поговорить, Николь, — тихо начал он. Эти спокойно сказанные слова подействовали.

Ругая себя, она последовала за Полом в великолепно обставленный кабинет и, посмотрев на свое отражение в зеркале на стене, испугалась. Перепутанные волосы напоминали пучок соломы; лицо, лишенное какой-либо косметики, поскольку косметику, как и многое другое, она считала не обязательным в однообразной и унылой ее жизни, было бледным. На ней был черный свитер, джинсы и бархатный жакет — поношенные вещи из благотворительного магазина.

Убожество своего вида она ощутила всем существом, когда вошла в кабинет, обставленный с потрясающей роскошью: старинная мебель, тяжелые, замысловато задрапированные занавеси, большие персидские ковры. Всюду свежие цветы.

Пряча руки в карманы, Николь как затравленный зверек смотрела на Пола.

Опершись на край письменного стола из красного дерева, он наблюдал за ней. Красивые глаза смотрели открыто и безжалостно оценивающе. Застигнутая врасплох этим взглядом, Николь восприняла его как физическое прикосновение. Ее стройная фигура напряглась, скулы залило краской, и у нее перехватило дыхание, сердце лихорадочно застучало. Пол выпрямился и пошел к ней, уверенный и молчаливый, словно крадущийся хищник. Николь готова была убежать, спрятаться от его пристального взгляда. Он остановился в двух шагах от нее. Воцарившееся молчание гнетуще действовало на Николь.

— Наконец-то мы одни, — произнес Пол с явным удовлетворением.

Николь сощурилась, ее сердце колотилось так пугающе быстро, что она подумала — оно вот-вот разорвется.

— Скажи мне… — продолжал Пол тем же гипнотизирующим голосом, который действовал на нее возбуждающе.

— Сказать тебе — что? — Настоящая паника стала охватывать ее, когда она почувствовала, как реагирует на его близость. Николь отступила назад.

Пол сделал еще шаг, почти прижав ее к книжным полкам.

— Я прошу честного ответа на очень простой вопрос. Мне потребовалось время для того, чтобы разобраться во всем и задать его. Ты использовала меня как приманку, чтобы заставить Эндрю ревновать? Или же оказалась в постели с ним, чтобы отвязаться от меня?

Как только Пол воскресил прошлое, точнее свою версию прошлого, Николь потеряла способность двигаться. Она в волнении облизывала губы, пытаясь взять себя в руки. Глаза Пола сузились. Все его внимание сконцентрировалось на розовом изгибе ее губ. Высвободившись на мгновение от его сковывающего взгляда, Николь набрала в легкие воздуха и почти беззвучно выдохнула:

— Ни то, ни другое.

— Нет, это должно быть или то, или другое, если только у тебя не мораль проститутки, а я бы очень не хотела так думать в отношении девятнадцатилетней девушки, — сказал Пол с безжалостным цинизмом. — Я хочу верить, признаю, что, возможно, ты испытывала что-то к одному из нас.

Николь побагровела, злость засверкала в ее голубых глазах.

— Ты не имеешь права спрашивать.

— Двое мужчин и одна очень красивая девушка, — как бы продекламировал Пол, — гарантия беды, особенно когда эта девушка импульсивна, чувственна и взбалмошна.

— Я не знаю, почему ты говоришь со мной так. Мне не нравится это.

Немигающий взгляд черных глаз не отпускал ее.

— Ничто не заставит меня прекратить задавать вопросы. Мне нужно знать все. Эндрю всегда хотел тебя. Но он никогда не хотел тебя сильнее, чем я, когда ты была моей.

Николь резко откинула назад голову. Мышцы ее живота сжались в тревоге от его настойчивости и проницательности. Пол не говорил ей ничего такого, чего бы она сама не знала. Но, по иронии судьбы, ее никогда не привлекал Эндрю. По сравнению с Полом он был всегда в тени, с комплексом неполноценности. Но, несмотря на это, внимание Эндрю явилось бальзамом для ее уязвленного самолюбия после того, как Пол отверг ее. Некоторое время она проводила с Эндрю и его друзьями в ночных клубах, глухая к гневному осуждению своего отца. От этого, возможно, и возникло убеждение, будто ее ребенок от Эндрю? — подумала Николь отстраненно. Или она была так безутешна в своем горе в тот день, когда Мартин нашел ее с миниатюрным портретом, что ничего не смогла объяснить и оставила старика пребывающим в полном заблуждении. — Ники…

Ее взгляд вернулся к Полу. Он был так близко, что Николь вдыхала теплый и до боли знакомый запах его тела. Долгая дрожь прошла по телу, и ее глаза невольно встретили его настойчивый взгляд.

— Прекрати, — прошептала она.

— Прекратить, что? Играть в игры? — Его бровь поднялась. — Почему? Ты вдоволь поиграла со мной в то лето. — Кровь отхлынула от щек Николь. — Господи, — сухо протянул Пол. — Как Артемида, богиня-охотница, ты настигла меня. Тут и более стойкий мужчина не устоял бы.

Николь хотела бы провалиться сквозь землю. Не в состоянии дальше переносить это испытание и стремясь как можно скорее уйти, она поспешно заявила:

— Лучше я пойду посмотрю Джима. Длинные худые пальцы обхватили ее талию и заставили остановиться.

— Не так быстро, — проговорил Пол с обволакивающей улыбкой. — Ты все еще не ответила на мой вопрос.

Николь вскинула голову, подбородок резко поднялся.

— Есть еще один ответ, который, кажется, не приходит тебе в голову.

— И какой же?

— Может быть, я не увидела большой разницы между тобой и Эндрю, — объяснила Николь с точно рассчитанным намерением нанести удар.

Лицо Пола залило темной краской, он уже не улыбался. Он двинулся вперед, и его руки распластались на книжных полках по обе стороны от головы Николь, плотно заключив ее в кольцо.

— Нет? — спросил Пол, зло блеснув глазами.

Спина Николь натолкнулась на полки, когда она инстинктивно попятилась.

— Пол…

Его длинные пальцы крепко сжали ее шею.

— Я покажу тебе разницу.

— Нет.

Но как только она столкнулась с поглощающей силой его страсти, ожидание прорвалось сквозь нее как штормовое предупреждение, сжимая каждую мышцу и зажигая каждый нерв мучительным предвкушением. С гортанным звуком, средним между грубым смехом и стоном, он опустил сильные руки ей на бедра, горячо и жадно сжимая ее в объятиях. Бешено атакуемая его жаждущими губами, Николь загорелась, почувствовав себя жертвой сокровенной памяти, которая смела все барьеры и превратила ее в податливую марионетку. И вдруг, когда, казалось, он добился своего, Пол отстранился от Николь и отошел к окну.

На секунду Николь вообще забыла, где находится. Ее тело болело от почти забытого чувственного желания, в котором не хотелось признаваться даже себе. Она ощутила набухшую тяжесть груди, болезненное чувство мучительной пустоты внутри себя и вздрогнула от сознания того, что Пол все еще может так возбуждающе действовать на нее.

— Разница между моим двоюродным братом и мной, — медленно выстраивал слова Пол, повернувшись, чтобы видеть ее, и сверкая глазами, — заключается в том, что я устыдился того, что произошло между нами.

— Устыдился? — в ужасе повторила Николь.

— Господи, что же еще? — переспросил Пол гневно. — А чего ты ожидала? Моя жена всего семь месяцев как умерла… а тебе было девятнадцать, и все твои уловки были так наивны. Неужели ты думаешь, что я мог гордиться такой победой? Подросток, дочь одного из самых преданных и доверенных слуг моего отца! И, что самое худшее, невинная!

3

Николь стояла с каменным лицом. Все здесь подчеркивало глубину пропасти, разделявшей ее с Полом.

С горьким чувством униженности она выскользнула из комнаты и направилась вниз, не зная даже, куда попадет в этом незнакомом доме. Оказавшись в прихожей, она зашла в комнату под лестницей и закрыла дверь.

Нет, у нее никогда не было шансов стать на равных с Полом, признала Николь с горечью. Их разделяло все — возраст, положение, опыт. Но хуже всего, что она встретила Пола в чуждом ей мире «Старого озера», то есть там, где воспринималась им, да и всеми другими, только как дочь слуги.

Так почему же он поцеловал ее? Чтобы унизить окончательно? Нанесенное ею оскорбление вызвало у него такую реакцию? Наверное, потому, что он от природы наделен повышенной сексуальностью. Предательская дрожь от воспоминаний пережитых мгновений охватила Николь, и лицо зарделось от стыда. Она ничем не могла оправдать своего поведения. Ее все еще тянуло к Полу. Но теперь это просто физическое увлечение, уговаривала она себя, пытаясь хоть этим объяснить случившееся, — всякие химические реакции и гормоны, но никаких чувств!

Стук в дверь вернул ее к действительности.

— Ники, открой!

Напоминание Пола о себе заставило Николь схватить полотенце и вытереть лицо, которое она тщательно вымыла холодной водой в слабой надежде прийти в себя.

Николь открыла дверь и спросила:

— Где Джим? — Она так внимательно разглядывала голубой шелковый галстук Пола, что, казалось, именно это занимало ее больше всего.

— Наверху с Анной. Послушай!

Она услышала радостный смех Джима, доносившийся с верхнего этажа. Кажется, ее сын неплохо проводит время.

— Я больше не желаю говорить о прошлом, — сказала Николь.

— Есть незаконченное дело. А я хочу его завершить, — парировал Пол.

Николь высоко вскинула голову, ее голубые глаза потемнели от напряжения.

— Все давно закончено. В свое время ты выразился прямо и просто: «Извини, Николь, я был пьян и нуждался в женщине», — сказала она с такой горечью, которую вовсе не собиралась вкладывать в эти слова.

— Я вовсе не то сказал.

— Но так оно вышло. — И, поскольку близкое присутствие Пола вызывало невыносимую боль воспоминаний, Николь скрестила руки на груди, инстинктивно защищаясь. — Никогда больше не прикасайся ко мне.

Пол снова бросил на нее взгляд. Теперь он был явно удовлетворен.

— Постоянство, с которым ты отвергаешь меня, требует объяснений.

Пол положил руку на ее плечо. Она увернулась. Он издал мягкий, успокаивающий звук.

— Мм. Ты дрожишь.

— Я тебя никогда не прощу за то, что ты привез меня сюда. Куда вообще нам теперь деваться? Я не собираюсь возвращаться в «Старое озеро», чтобы унижаться или «смириться». Что же остается делать?

Пол холодно посмотрел на ее горящее лицо.

— Насладиться моим гостеприимством, — спокойно сказал он и повернулся, собираясь, видимо, уходить.

— Но я не хочу принимать твое гостеприимство, Пол.

Помолчав, он ответил, не глядя на Николь:

— Через пять дней ты все осмыслишь и направишься в «Старое озеро». Если у тебя не хватает ума смириться, ты, без сомнения, испытаешь остроту языка Мартина, но это уж твое дело, а не мое.

Оставшись одна, Николь снова почувствовала себя страшно одинокой и брошенной. Она не хотела отправляться в замок Уэббера, но и здесь, в доме Пола, находиться опасно.

С тяжелым сердцем она поднялась наверх. Экономка провела ее в большую спальню, соединенную с еще одной комнатой, где теперь обосновался Джим. Анна предложила заказать что-нибудь на ужин и стала выяснять прямо-таки в пугающих подробностях, какие кушанья любит ее сын.

Но ни единым словом, взглядом или жестом Анна не намекнула на то, что Джим мог быть кем-нибудь иным, кроме как ребенком гостьи. Николь ругала себя за свое больное воображение, которое завело ее слишком далеко в подозрениях по поводу Анны. Конечно же, Анна не заметила сходства и не связала Джима со своим хозяином! Ясно, что домоправительница просто очень любит детей.

Через сорок минут Николь и ее сына пригласили вниз. На массивном полированном столе в большой, отделанной голубой с позолотой краской столовой стоял один прибор. Слева от него был поставлен высокий детский стул для Джима. Очевидно, Пол не собирался присоединиться к ним. Впрочем, должно быть, он и не ужинает в столь ранний час.

После окончания трапезы Николь повела Джима наверх. Целый парад мягких плюшевых игрушек и множество свертков ожидали их в его спальне. Огромный меховой жираф выделялся среди армии подарков.

Когда Джимми, взвыв от удовольствия, побежал посмотреть на все это богатство, Николь застыла в удивлении и беспокойстве на пороге комнаты.

— Видишь? Малыша легко привлечь новыми игрушками, — растягивая слова, проговорил Пол за ее спиной.

Смешавшись от его неожиданного появления, Николь быстро обернулась.

— Откуда все эти вещи?

— Один мой друг отобрал их для меня и прислал сюда. Здесь должна быть кое-какая одежда.

Николь покраснела.

— И сколько стоит твой великодушный жест?

Пол небрежно пожал плечами.

— Это не имеет значения.

— Да? — Николь негодовала. — Конечно, ты понимаешь, что я не могу принять все это?

— Ерунда. Забудь об этом, — сухо ответил Пол.

— Но я не могу позволить тебе заплатить за все это.

— Не заставляй меня копаться в том прошлом, которое ты так не хочешь вспоминать.

— И что это должно значить?

— Когда дело доходит до моральных принципов, мы оба знаем, что ты не такой уж кристалл.

Боже, он имеет в виду воровство. Она побледнела так, будто Пол ее ударил.

Николь попятилась в спальню и закрыла дверь. Она хотела схватить Пола, как следует встряхнуть и закричать: «Я не воровка!» Она хотела объявить о своей невиновности. Но отказалась от этого, потому что все надо было делать два с лишним года назад.

Свертки содержали полный гардероб для Джима. Нижнее белье и пижамы, пара свитеров, рубашки и брюки, на всех этикетки из не слишком дорогого универмага — в отличие от кричаще дорогих игрушек. Изучая все это, Николь уложила Джима в удобную взрослую кровать. Утомившийся малыш возбужденно завозился посреди мягких игрушек, которые прежде увлекали его, а потом сказал то самое слово, которое Николь уже надеялась не услышать:

— Ваф… где Ваф?

— Вафа нет здесь. Прости меня, — пробормотала Николь, видя, как нижняя губа Джима начала опасно подрагивать, а большие черные глаза вдруг наполнились слезами.

— Хочу Вафа, — зарыдал он.

Через пятнадцать минут непрекращающихся безутешных рыданий няня присоединилась к усилиям Николь успокоить и отвлечь малыша, но рыдания продолжали разноситься по всему дому.

Пол вошел без предупреждения. В белом вечернем смокинге с черной шелковой бабочкой, он явно направлялся на светский ужин. Мрачно посмотрев на Джима, предававшегося безудержному отчаянию, сказал:

— Твой сын знает, как добиться того, чего он хочет.

— Это несправедливо, Пол, — с упреком возразила Николь.

Переведя дыхание, Пол медленно опустился рядом с кроватью и нежно прикоснулся к плечу Джима, чтобы привлечь его внимание.

— Джим, я поехал за Вафом.

— Не давай обещаний, которые не можешь исполнить, — проговорила Николь, но было слишком поздно. Влажная, взъерошенная головка ее сына поднялась с подушки, и выражение надежды уже забрезжило в его заплаканных глазах.

— Если Джордж Кларк хочет, чтобы его затаскали по судам из-за розового жирафа, я сделаю это, — как клятву произнес Пол, поднимаясь.

— Ты рехнулся… Это затянется навеки.

— Дай мне час времени. Джордж произвел на меня впечатление очень уравновешенного и рационального человека.

— Может быть, и получится, — осторожно сказала Николь.

Ошеломленная, она смотрела, как он уходит.

Так или иначе, через час Пол вернулся. Он вошел в дверь с Вафом, торчащим в его руках как важный символ мира. Джим выскочил из кровати, обнял Пола за колени и, получив Вафа, хозяйственно поместил желанную игрушку под мышку.

— Ночи, ночи, — счастливо сказал он, прощаясь на ночь и принимая помощь Николь, чтобы взобраться на кровать.

— Как ты это сделал? — поинтересовалась Николь, когда Пол пошел к двери.

— Кларк был так взволнован, что долго не мог найти Вафа. Он шлет свои извинения за то, что он называет неудачным недопониманием, — сухо сообщил Пол через плечо.

— Правда? — Николь вышла вслед за Полом в коридор. — Что еще он сказал?

— Боюсь, у меня нет времени говорить об этом.

С запозданием она поняла значение белого смокинга, в который он был одет, и сказала:

— Ты опять опаздываешь.

— А завтра утром я улетаю в Мексику на несколько дней. — Пол изучающе посмотрел на нее. — Так что до четверга дом в твоем полном распоряжении.

Николь не спалось. Пол не приехал домой — очевидно, и не собирался делать это, — но почему же она бессознательно стремится услышать сейчас его голос?

Включив свет, она взглянула на будильник. Почти два. Дома тихо. В поисках книги или журнала, чтобы чтением скоротать время, она выскочила из кровати, автоматически поискала халат и вдруг поняла, что, уходя в спешке от Кэтлин, не взяла его, так же как и некоторые другие очень нужные вещи. А она совершенно не имеет денег, чтобы приобрести их. К тому же приближалось Рождество, и ей хотелось сделать подарки Джиму.

Николь спустилась вниз в кабинет. К ее удивлению, все полки были заполнены книгами только на итальянском языке. Она стала ворошить стопку специальных рекламных журналов, как вдруг дверь открылась. В испуге Николь застыла.

Пристальный взгляд черных глаз скользнул по ее застывшей фигуре.

— Что ты здесь делаешь?

Пытаясь прийти в себя, Николь неуклюже развела руками.

— Я искала что-нибудь почитать.

— На моем письменном столе? — сухо сказал Пол, возможно, потому, что она стояла недалеко от него.

— Я не прикасалась к твоему столу, — проговорила Николь, защищаясь и пятясь назад, в то время как Пол медленно двигался вперед. — Я листала журналы вот на этом стуле.

— С каких пор ты заинтересовалась туризмом?

Она взглянула на него. Его черные волосы были растрепаны. Бабочка отсутствовала, а расстегнутый ворот рубашки обнажал смуглую грудь с завитками волос. Николь на мгновение закрыла глаза. И перед ней возник Пол, стоящий так же, как сейчас. И подбородок его в такой же предутренней щетине. Однажды она почувствовала ее на своей мягкой коже.

Совершенно очевидно, что Пол недавно покинул постель женщины. Приступ ревности и негодования охватил ее, но она приказала себе молчать.

— Ты искала деньги?

— Деньги? — Николь не поняла, о чем он говорит.

Тот угрюмо улыбнулся.

— Так или иначе, ты еще, видимо, не докатилась до вскрытия сейфов.

Когда до Николь дошел смысл того, что он говорит, боль и злость соединились в горьком взгляде, которым она посмотрела на Пола.

— Пошел ты к черту! Я никогда бы не украла у тебя. — Она бросилась на него, но остановилась и отвернулась, потрясенная силой своего порыва.

— Тебе и не нужно, — хрипло выдохнул Пол, — я дам тебе денег, если ты хочешь.

Николь закрыла измученное лицо руками.

— Как ты мог так подумать? Я искала что-нибудь почитать, потому что не могу заснуть.

— Мне казалось, у тебя клептомания, — произнес Пол. — Рассудком я мог бы это понять, если бы ты была больна. Но, к сожалению, жертвы этой болезни прячут то, что берут. Они не продают это ради корысти, как делала ты.

Сдерживая дрожь в голосе, Николь резко обернулась к нему со сжатыми кулаками.

— Не хочу говорить с тобой.

— Вспомнив все подробности, я обнаружил, что если ты была воровкой, то совершила кражу у моего деда как раз за день до того, как оказалась в моей постели…

— Я сказала, что не хочу говорить с тобой об этом, — яростно бросила ему Николь.

— И просто блестяще провернула эту операцию. Как я помню, ты все утро каталась, на лошади для того, чтобы как бы случайно столкнуться со мной на территории имения. Потом ты принесла завтрак, который определенно приготовила собственноручно, потому что он значительно превосходил все, что мог приготовить ужасный повар Мартина, — продолжал Пол. Ирония и даже издевка сквозили в каждом его слове.

— Пол! — скрипнула зубами Николь.

— После этого почти весь день ты провела в лесу у озера, собирая цветы. Они были очень хороши. Ужин тоже принесла ты, и в тот же вечер выгуливала собаку Мартина, чуть не падая от усталости. Таким образом, именно мной ты практически занималась целый день!

Голос Пола сорвался, лицо вдруг расплылось в улыбке, он отбросил голову назад, рассмеялся, не сдерживаясь, и продолжал:

— Боже мой, Ники, когда я наблюдал, как ты борешься с этим толстым старым псом, чтобы затащить его домой, я был восхищен твоим упорством.

Николь стояла, слушая подробное перечисление своих тогдашних действий, вызывающе глядя на говорившего. Но, когда Пол настойчиво повторил, что многочисленные проявления ее отчаянного желания привлечь к себе его внимание были замечены, она не выдержала.

— Я очень рада, что развлекла тебя, — огрызнулась она и попыталась отойти от него. Но Пол, взяв ее за талию сильными руками, приподнял и поставил на прежнее место.

— Ты меня рассмешила, и я был тебе очень благодарен.

— Отойди от меня.

— Я хотел спросить, как ты нашла время и силы в тот же день сделать то, что сделала, но сейчас мне все равно, тем более, — и Пол закончил свою длинную речь неожиданным замечанием, — когда ты у меня в руках полуголая!

У Николь расширились глаза, и она быстро опустила их, потому как поняла, что действительно стоит перед Полом в ночной рубашке, хотя в ней не было ничего провоцирующего: вышитый вырез был небольшой и сама она доходила до колен. Николь сердито, почти с вызовом посмотрела на него.

— Я не полуголая. Пол не слушал ее.

— Нормальный итальянец не нуждается даже в таком ободряющем стимуле, когда знакомится с красивой блондинкой, малышка, — сказал он довольным тоном, медленно сжимая руки вокруг нее.

— Что ты делаешь? — выдохнула Николь. Ее сердце застучало чаще, когда она почувствовала прикосновение его мускулистого торса. И в тот же миг Николь ощутила жар сильного, властного тела, обжигающего ее сквозь тонкий хлопок ночной рубашки. Горящие глаза Пола пристально наблюдали за ней.

— Ты дрожишь, когда я прикасаюсь к тебе, и вряд ли можешь быть глухой к тому, как действуешь на меня.

Николь и вправду дрожала, лицо ее горело. Пол прижал руки к изгибу ее бедра, притянул к себе, и она почувствовала твердость внизу его живота. Ее ноги непроизвольно раздвинулись, соски мгновенно затвердели, и огненная волна желания разлилась по всему телу. Она тщетно пыталась побороть ее.

— Не надо…

Пол опустил голову, его дыхание нежно коснулось ее губ. Он чувствовал ее напряжение и слабость одновременно.

— Не хочу отказываться… Если я могу подчиниться своему желанию, то можешь и ты.

— Нет.

— Я вижу точно такую же жажду в тебе, чувствую ее, — заметил Пол хрипло. — Прошлым вечером, дав себе зарок продержаться по крайней мере несколько дней, я поступил очень глупо. Зачем терять время и возможность, если то, что должно случиться, все равно произойдет. Пойдем.

Наверное, только ненависть к своей слабости дала Николь силы освободиться от властного порыва Пола.

— Если я снова пойду с тобой, то заслуживаю быть повешенной, утопленной и четвертованной, — бросила Николь, отпрянув от него. — Не могу представить, почему ты думаешь, что я согласна? Я не хочу, действительно не хочу.

— О Господи! Конечно же хочешь. — Пол бросил на нее нетерпеливый взгляд. — Почему, думаешь, я так уверен, что ты будешь со мной сегодня?

Хотя Николь с трудом собралась с мыслями, до нее дошло, куда он клонит.

— Значит, ты умышленно сделал так, чтобы Кэтлин вышвырнула меня из своего дома? — Николь была поражена полным отсутствием с его стороны угрызений совести и, больше того, надменностью, с которой он так спокойно говорил об этом. — Боже мой, как ты мог быть таким эгоистичным и жестоким!

— Я действовал в ваших интересах, — возразил Пол.

Николь резко попятилась от него, ее бросило в озноб от этого бесстрастного ответа.

— Совершенно непростительно так поступать с нами. Неужели ты этого даже не понимаешь? — сказала она удрученно. — Хотя, конечно, как тебе понять, что значит быть с разбитым сердцем, без работы и без крыши над головой, а главное, когда при этом надо еще заботиться о маленьком ребенке.

— Что бы ни случилось с Мартином, я хочу тебя заверить, что твоя жизнь существенно улучшится по сравнению с тем, какой она была в том доме. Это мое обещание.

— Ах, как это благородно с твоей стороны, Пол! Но эта твоя помощь, так оригинально предложенная, будет чего-то стоить, не так ли? Ничего не потребовать взамен, совсем не похоже на тебя.

— Какого черта ты так говоришь? — взорвался Пол. — Медленно зреющий гнев отразился в его блестящих глазах. — Я предлагаю тебе только то, чего ты, как мы оба знаем, хочешь.

Николь повела плечами.

— Жалкое место на соломе со сверхсексуальным суперменом? Ведь ты только что выбрался из постели другой женщины, не так ли? — с болью заметила она.

Он разразился громким смехом и провел рукой по темным волосам. Точно такие же волосы были и у Джима.

— Жалкое место на соломе! — машинально повторил Пол. — Ну и ну! Ты что-то путаешь. Кроме того, я не был в постели с другой женщиной.

Николь резким движением скрестила руки на груди, желая хоть таким образом отгородиться от Пола. Намереваясь выйти из комнаты и чувствуя, что ее ноги приросли к ковру, она сказала:

— Не верю тебе.

— Неужели ты думаешь, что я откажусь от своего желания, чтобы оправдать твои ожидания? — выпалил Пол с нажимом. — С той минуты, как ты появилась прошлым вечером, я снова захотел тебя. Но я пока еще не так низко пал, чтобы удовлетворить это желание в чьей-то другой постели и тем более с женщиной, которая заслуживает моего уважения.

Этой речью Николь была выбита из колеи. Своими вопросами и предположениями она показала, что хочет Пола так же, как он ее, и что ее участь — вечная участь Евы — искушать и соблазнять. Но Пол не невинный и доверчивый Адам. И не станет слепо подчиняться ей. И она сделала один-единственный вывод, что не заслуживает такого же уважения, как та неизвестная женщина, о которой он говорил.

— Я ненавижу тебя, Пол!

— Неправда. Хотя немного ненависти было бы нам обоим на пользу сейчас, — выдохнул Пол, слегка отстраняясь от нее. — Я не искал этого притяжения, но оно все еще существует между нами.

— Это не оправдание тому, как ты ведешь себя со мной, — прошептала Николь.

В ответ Пол что-то невнятно произнес по-итальянски.

— Ты думал, что я буду легкодоступной, пойду у тебя на поводу. Думал, что тебе достаточно взглянуть на меня, протянуть руку и сказать: «Пойдем в постель», — и я, естественно, полечу за тобой. В конце концов, ты такой богатый, такой красивый, такой потрясающий в постели, что ничтожное существо, вроде меня, которое моет и чистит за другими, не заслуживает уважительного и обходительного отношения с твоей стороны.

Вспыхнув от ее слов, Пол протянул обе руки вперед, как бы желая заставить ее замолчать.

— Как ты смеешь оскорблять меня подобным образом!

— Глупая девушка-подросток, которая думала, что все ее выстрелы попадут в десятку, получила горький урок и запомнила его, Пол, — тихо сказала Николь. — Я была никем для тебя. Я была лишь телом, которое ты использовал по своему желанию.

Стиснув зубы, Пол шагнул вперед и положил сильные руки на ее худые плечи. Она взвизгнула от страха, и его руки опустились. Пол пробормотал что-то и отстранился.

— Ты так часто ворошишь прошлое! Я никак не разберусь, к чему бы это? И… не прыгай так, будто я собираюсь тебя ударить, — проворчал он с сердитым упреком. Я хотел, чтобы наше взаимное притяжение возродилось, — тихо сказал он.

— Там, где я стою, нет никакого притяжения.

— Нет? — Он бросил на нее опасный взгляд, полный уверенности мужчины, хорошо знающего свои возможности.

Пол быстро обнял Николь за талию и примирительно улыбнулся, заметив ее смущение.

— Полетим со мной утром в Мексику. Оставь мне надежду на вечер, и я буду ухаживать за тобой так, как только ты можешь вообразить, и даже больше, — пообещал он тоном, в котором слышалось такое сильное желание, что она невольно вздрогнула. Слабость охватывала ее все больше по мере того, как она пыталась сопротивляться его молниеносному изменению настроения.

— Иди спать, — посоветовала Николь, но пульс ее снова зачастил, когда она встретила его взгляд.

— К чему бороться со мной? Зачем притворяться? — спросил Пол, освобождая ее. — Я не предлагаю пару ночей на камнях. Останься со мной, пока желание не догорит до конца в нас обоих.

Николь вспомнила, как в тот день, на лугу у озера, Пол, раздраженный девичьей манерой наивного флирта, стремительно и грубо, сметая все барьеры, которые она напрасно надеялась сохранить, потянул ее вниз, на траву, открыв в ней такую страсть, о которой она и не подозревала.

— Нет, я не скажу спасибо за твою просьбу, — произнесла Николь. На самом деле она просто старалась, чтобы он не заметил, как высказанное им предложение потрясло ее.

— Господи, Ники, что еще я могу предложить тебе сейчас?

Оцепенение Николь прошло, и у нее вырвался короткий нервный смешок. Он думает, что она шлюха и воровка, и, конечно же, никогда не будет относиться к ней так, как относился бы к любой другой женщине своего круга.

— Если бы я проявила интерес, которого у меня нет, — четко и раздельно сказала она, полуприкрыв глаза, чтобы скрыть горечь, — к твоему предложению, надо было бы начать с того, с чего обычно начинают молодые люди, — просто назначить мне свидание.

— Свидание?! — воскликнул Пол, не веря собственным ушам.

— Кто знает, если бы ты подарил мне розы, потом предложил конфеты, шампанское и поразил бы меня своим красноречием, то мог бы оказаться удачливым, — закончила Николь, задыхаясь от ощущения несправедливости и раненой гордости.

С этими словами она вышла из кабинета, прежде чем злые, горькие слезы брызнули из ее глаз.

Твердая рука тормошила ее. Было темно, и Николь пыталась сосредоточиться. Наклонившееся к ней лицо расплывалось перед глазами.

— Кто это? — проворчала она, снова закрывая тяжелые веки.

Теплое одеяло сползло, и Пол схватил ее на руки, прежде чем она сообразила, что происходит.

— Какого черта ты здесь делаешь! — выкрикнула она.

— Несу тебя вниз завтракать.

— А что, в этом доме такой порядок?

— Забавно. — Пол рассмеялся.

— Сколько сейчас времени?

— Шесть.

— Шесть? — Николь, пока он нес ее вниз, ежилась от холода. — Значит, я проспала не больше двух часов.

— В семь я уезжаю в аэропорт.

— Хорошо. Только отнеси меня обратно в постель, прежде чем уедешь. И, ради Бога, опусти меня, пока не уронил!

Пол опустил Николь на холодный кафельный пол прихожей осторожно, с нежностью и поправил прядь волос, упавшую на заспанное лицо, с фамильярностью, которая вернула ее к действительности. Пол всегда отличался тем, что мог быть внимательным и нежным и одновременно беспардонным, даже грубым. Любить Пола означало приобрести билет в один конец — в бездну ада. В этом Николь с болью призналась себе.

— Зачем ты все это со мной делаешь? — удрученно прошептала она.

— Я хотел поговорить с тобой, прежде чем уеду.

— Поговорить?

Вместо ответа Пол широко распахнул дверь в столовую.

— Но прежде мы позавтракаем.

— Я не ем, не умывшись.

— Немытая, ты выглядишь взъерошенной, розовой и сексуальной. Мне это нравится.

Выведенная из себя этим замечанием и обжигающе чувственной улыбкой, которая его сопровождала, Николь под смех Пола бросилась наверх и захлопнула за собой дверь. Пол вел наступление на нее по всему фронту.

У Николь от силы пять минут ушло на умывание и чистку зубов, и вот она уже нырнула в джинсы и шерстяную кофту. Джим все еще спал. Она по-кошачьи бесшумно вошла в столовую и села напротив Пола. Анна разлила кофе в изящные фарфоровые чашки. Пол расслабленно сидел на резном стуле, являя собой образец европейской элегантности в очень хорошо сшитом «морском» костюме и шелковом галстуке цвета старого «бордо». Ощущая на себе его взгляд, Николь отказалась от предложенного обильного завтрака и лишь позволила себе не очень твердой рукой взять тост.

Молчание продолжалось, пока за экономкой не закрылась дверь.

— Я хочу взять с тебя обещание, что ты будешь здесь, когда я вернусь, — тихо сказал Пол.

— Чтобы меня подали Мартину на блюде как рождественского гуся? Ты все еще продолжаешь шутить.

Пол смотрел на нее серьезно, и этот темный пронизывающий взгляд смутил ее.

— Он очень старый человек, выросший в совершенно другом мире, и нравится тебе или нет смотреть правде в глаза, ты причинила ему зло. Надо уважать его желание увидеться со своим единственным правнуком. Я, признаться, и сам был удивлен тем, что он так настойчиво требует этой встречи.

Николь напряглась как натянутая струна.

— Прости меня, но я не поеду.

— Боюсь, что я не смогу даже предложить Эндрю в качестве приманки, — пробормотал Пол, скривив губы.

— Прошу прощения?

— Мой кузен не будет присутствовать на празднествах в этот раз. Вскоре после твоего ухода между Мартином и Эндрю произошел серьезный разговор по поводу его долгов, а затем неприятное расставание, — с горькой гримасой сказал Пол. — С тех пор Эндрю живет в Париже.

Николь кивнула, не слишком пораженная этой новостью. Эндрю Уэббер потерял родителей, когда ему было десять лет, Мартин воспитывал его, охотно выполняя малейшее желание внука, и пришел в бешенство только тогда, когда увидел конечный результат этой снисходительной опеки. Он ожидал, что Эндрю примет управление имением, но тот продемонстрировал полнейшее отвращение к работе. А ведь, будучи внуком Мартина по мужской линии, а не по материнской, как Пол, Эндрю в один прекрасный день должен был унаследовать «Старое озеро».

— Комментариев не будет?

Удивленно подняв брови, Николь встретила пристальный взгляд темных глаз и окончательно поняла, что происходит. Естественно, Пол ожидал хоть какой-то реакции на свое заявление, что предполагаемый отец ее ребенка живет теперь по ту сторону Атлантики.

Николь опустила голову и уставилась в кофейную чашку. Она ругала себя за то, что раньше не догадалась об изгнании Эндрю из семьи. Как иначе могло возникнуть убеждение, что он был отцом ее ребенка. В конце концов, будь Эндрю в пределах досягаемости, он очень быстро развеял бы веру в то, что имеет хоть какое-то отношение к беременности Николь.

— Честно говоря, все это время я как-то не задумывалась, где живет Эндрю. И, вообще, его отсутствие или присутствие, — продолжила Николь, — никак не влияет на мое решение не возвращаться в «Старое озеро».

— И все же ты туда поедешь, — очень спокойно сказал Пол.

В его тоне было нечто, что заставило предположить — так и будет.

— Как? Неужто ты планируешь привязать меня к багажнику своей машины?

Пол перевел дыхание, ему не хватало воздуха.

— Не заставляй меня оказывать на тебя давление, Ники. Я не имею привычки так поступать, но если ты вынудишь меня, то пожалеешь.

Кровь медленно отхлынула от лица Николь. Этот мягкий тон, которым произносилась угроза, был явно более эффективен, чем злобный крик.

— Не смей запугивать меня.

— Я думаю, что только что сделал это, хотя, может быть, напрасно, — растягивая слова произнес Пол. — Но ты должна нанести Мартину хотя бы один визит.

— И как это совмещается с тем, что ты пытался сделать со мной ночью? — пробормотала Николь в смущении.

— Никак. Ты и я — это одно, мой дед и я — другое, — сухо сообщил Пол. — Учитывая возраст деда, думаю, его надо пропустить вперед, не так ли?

4

В то утро, когда Пол должен был возвратиться, Анна суетилась, готовясь к этому событию и мурлыча что-то себе под нос, а Николь сидела в красиво спланированном саду за домом, угрюмо наблюдая за тем, как Джим собирал гравий с дорожек в маленькие кучки, проделывая это со счастливой сосредоточенностью маленького мальчика. Он испачкался с головы до ног.

Николь спрятала замерзшие руки в рукава. Ее единственная, подходящая к холодной погоде верхняя одежда — поношенный темно-синий бархатный жакет и короткая спортивная юбка, — совсем не согревала ее. Голову у нее ломило, а горло першило от холода, и даже на солнце она мерзла. Ко всему прочему ей предстояла поездка в имение «Старое озеро», одна мысль о которой бросала в дрожь.

Она ежилась и чувствовала себя отвратительно даже не от страха, а от ощущения жестокой боли, которую нанесет ей тяжелый взгляд черных глаз.

Пол остановился, чтобы полюбоваться ею. Волосы свободно падают, обрамляя правильный профиль, тонкие плечи опущены, длинные стройные ноги перекрещены. Смуглое лицо Пола просветлело и успокоилось. Джим первым увидел его и побежал навстречу прямо по гравию, чтобы припасть к его коленям.

— Дядя Ваф! — возбужденно закричал он. Трудно сказать, кто из них был больше поражен этим неожиданным приветствием. Николь застыла, прижав руку ко рту, а Пол просто окаменел. Тогда она посмотрела на него, мужчину, который любит детей, но не хочет иметь никакого отношения к ее ребенку. Низко, отвратительно, думала она с болью. Вдруг Пол наклонился и поднял Джима на руки, а тот, не способный отличить притворство от искренности, обвил маленькими ручками шею Пола и крепко обнял его.

— Поставь его, — не выдержала Николь. Видя отца и сына так близко и в то же время так далеко друг от друга — ведь ни тот, ни другой не знали, какими узами они связаны, — она проклинала и себя и Пола.

— Каждый раз, когда я смотрю на него, думаю о тебе и Эндрю, — мрачно заметил Пол, ставя карапуза, который только что с таким удовольствием спокойно сидел у него на руках, на землю. — Но это ведь не вина мальчика, правда? Уверен, я в подобной ситуации поведу себя как мужчина, чтобы признать собственные слабости.

— Я рада, что ты признаешь это как слабости… потому что ты действительно не хотел меня.

Опять Эндрю, с горечью подумала Николь. Пол совершенно уверен, что его двоюродный брат — отец Джима. У него нет ни малейшего сомнения. Его абсолютная уверенность удивила ее. Не может же нормальный мужчина хотя бы не подумать о том, что в такой ситуации есть пусть маленькая, но возможность, что ее ребенок от него? Никакое противозачаточное средство не дает стопроцентной гарантии.

Она прокашлялась, не в силах больше сопротивляться своему любопытству узнать, каким образом Пол впервые узнал о ее беременности.

— Когда Мартин сказал тебе, что я беременна?

— Он не сказал мне… во всяком случае, до того момента, пока я сам не затронул эту тему.

Николь в замешательстве сдвинула брови.

— Тогда как же?

Пол посмотрел на нее почти с жалостью.

— Это Эндрю не терпелось рассказать мне. Он хвастался, что стал мужчиной.

— Эндрю хвастался? — Николь запнулась, не веря собственным ушам.

От Пола не скрылась пунцовая краска, залившая ее лицо, но он неверно объяснил ее причину.

— По-видимому, Эндрю считал, что ему безопаснее признаться. К тому времени прошло уже несколько недель с тех пор, как ты ушла, я полагаю, он дал тебе денег на аборт. И, несомненно, думал, что на этом история и закончится.

Николь затихла, дрожащие губы крепко сжались, она уронила голову, поражаясь, что не обрушила на Пола всю накопившуюся ярость. Теперь уже не приходилось удивляться тому, что Пол, безусловно, принимал за истину — Джим был сыном другого человека. Признание, а на самом деле грубая, наглая ложь его кузена, очевидно произнесенная в самых обидных мужских выражениях, — вот причина уверенности Пола. Если уж сам Эндрю принял на себя ответственность, да еще наврал, что откупился от нее деньгами, какой здравомыслящий мужчина будет сомневаться в том, кто отец ребенка!

— Если это может послужить тебе утешением, я ударил его, — добавил Пол.

— Ты ударил его? — слабо откликнулась Николь. Внутри нее клокотало бешенство от предательства того, кого она считала другом. Одно ей было непонятно: зачем Эндрю все это придумал. Она лихорадочно глотнула воздух. — Если он все еще жив, значит, ты сделал это не слишком удачно!

Пол вдруг откинул назад голову и расхохотался.

Пораженная этой непонятной реакцией, Николь взглянула на него. Она увидела Пола таким, каким помнила его в те давние дни, — лишенным всякого холодного расчета, гордой уверенности в себе и совершенно неотразимым. С учащенным дыханием Николь просто смотрела на него, беззащитная, как попавшая в сеть птица.

Пол посмотрел на часы и нетерпеливо свел брови, явно нервничая.

— Мы отправимся в «Старое озеро», как только ты будешь готова.

Вернувшись на землю и стыдясь всего, что произошло с ней, Николь поднялась.

— Я никогда не прощу тебе, что ты принуждаешь меня вернуться.

— Часто, чтобы делать добро, приходится быть жестоким, — сухо сказал Пол. — Ты была настолько глупа, что исчезла, пока меня не было, а ведь я мог и не найти вас вообще.

Николь не слушала. Она мысленно рисовала себе ужасы унижений, ожидавших ее. Мартин встретится со своим правнуком, даже несмотря на то что отец этого правнука совсем не тот, кто им считается. А ее отец или находится в глубоком шоке, или усердно молится каждый вечер, чтобы его блудная дочь не посмела снова показаться в доме, где он служит. Незаконнорожденный Джим станет таким же олицетворением позора в глазах Николаса Бартона, как и в глазах его престарелого хозяина. И все же уличение ее в воровстве, очевидно, было еще большим ударом для человека, чья безупречная преданность семье Уэбберов, их сиюминутным интересам и старому дому доходила до того, что он, вполне возможно, мог сам сдать дочь в полицию, если бы нашел у нее миниатюрный портрет.

— Ты слышишь меня?

Николь проглотила подступивший к горлу комок и покачала головой, отгоняя нахлынувшие воспоминания.

— Надеюсь, ты сделаешь мне одолжение, Пол. Я прошу обещать, что, как только этот злосчастный визит закончится, ты подыщешь мне какую-нибудь работу.

— Тебе не нужна работа. Твое будущее уже обеспечено. Ты будешь жить или в моем доме, или в имении Мартина. Мое предложение действует с того момента, когда ты захочешь принять его.

— Ты удивительно настойчив.

Пол схватил длинными тонкими пальцами несколько локонов волос Николь и осторожно притянул ее голову к себе. Неутолимое желание горело в его открытом взгляде.

— Я голоден… очень, очень голоден, — без стеснения сказал он ей.

От близости к нему Николь вздрогнула, ее ноздри уловили чистый, теплый, знакомый запах, он действовал на нее как наркотик. Точно такой же голод переполнял и ее. Она больше не могла отрицать его власти над собой, значит, надо быть очень осторожной.

Пол наклонил голову, поднял подбородок Николь, чтобы лучше рассмотреть ее лицо.

— Ты выглядишь как несчастный призрак… можно подумать, что я обидел тебя, — признался он. — Я говорю о своем желании открыто. Я не могу обещать тебе того, чего не смогу обеспечить. В конце концов я отпущу тебя и твоего сына целыми и невредимыми. Ты хочешь роз и шампанского? Я дам их тебе, но все, чего я хочу от тебя, — это тебя.

Николь отстранилась от него.

— Отойди, Пол!

— Не знаю, как это сделать. Я почти не спал, когда улетел из Торонто, так был зол на тебя. Мы могли бы быть вместе в Мексике.

— Да. Несколько дней — это предел твоего внимания, как я хорошо помню.

Подавляя желание сказать резкость, Пол схватил ее, наклонился и поцеловал. Голова ее закружилась, ноги подкосились, и жар собственного предательского желания вихрем пронесся по ее замерзшему телу, сделав его слабым и податливым.

Пол продолжал целовать Николь. Эротические агрессивные толчки его языка настолько возбудили ее, что Николь прильнула к нему с таким же отчаянием, с каким, наверное, могла зацепиться за край обрыва, чтобы спастись от падения.

И тут маленькая рука дотронулась до ее бедра, требуя внимания. Джим настойчиво сказал: «Мама!» Эффект был такой, как если бы на нее выплеснули ведро ледяной воды. В то же мгновение Пол отпустил ее и сделал шаг назад. Он весь как-то потускнел и сник. Джим смотрел на мать с откровенным любопытством, а потом перевел взгляд на этого высокого, смуглого, возвышающегося над ним человека. Николь одарила сына улыбкой, и, удовлетворенный, он пошел обратно к своему ведерку и гравию.

— Я совсем забыл, что мы не одни, — едва выговорил Пол.

— Пожалуйста, не трогай меня больше. — Николь не позволила себе даже взглянуть на него, поскольку тело ее еще стонало и пульсировало от преступного, не утихающего возбуждения. — Я хочу, чтобы ты стоял подальше от меня. — В ее голосе звучали мольба и протест одновременно.

— Это невозможно. Ничего не могу поделать с собой, это сильнее меня, я хочу обладать тобой снова.

— Но я никогда больше не буду твоей, — выпалила Николь.

— Можешь бороться со мной, но как ты будешь бороться с собой? — тихо, очень проникновенно и с грустью спросил Пол.

Побледнев от беспощадной проницательности, прозвучавшей в этом вопросе, Николь пошла прочь. Она схватила за руку сына, который от неожиданности обиженно заплакал, и вернулась в дом.

Помыв Джиму руки, она закрыла чемодан. Потом внимательно осмотрела свое лицо в зеркале, недовольно отметив припухлость губ и предательский блеск в глазах. Ты опять сворачиваешь на ту же дорожку и заслуживаешь прежних страданий и даже худших, сказала она себе. Однако каким-то постыдным образом грубая сила желания Пола возбуждала ее и делала безвольной. Неужели это возможно, и Пол действительно сожалеет о том, что в свое время отверг ее?

Шесть недель спустя после памятного уикэнда, который они провели вместе, Пол ненадолго вернулся в имение деда.

Он выбрался из сверкающего лимузина на заднем дворе и смотрел, как Николь пробирается через кучу угля на тонких каблуках и в коротком сатиновом халате. Она держала под руку Эндрю просто для того, чтобы сохранить равновесие, но, увидев Пола, разыграла маленький спектакль с намеком на флирт. Николь откинула волосы назад и лучезарно улыбалась.

— Привет Пол! — крикнула она смело и беззаботно, так, будто это был кто угодно, но только не человек, разбивший ей сердце.

Когда она пришла домой, внутренне умирая мучительно медленной смертью от ощущения своей покинутости, а внешне выглядя как девушка — завсегдатай вечеринок, Пол вышел из левого крыла замка и преградил ей путь.

— Ты портишь себе жизнь, Ники.

Он говорил, как ее отец, и она ответила ему соответственно — со слегка раздраженной, но вызывающей улыбкой.

— Если это обо мне, то я получаю массу удовольствий, Пол.

— Наверное, это очень волнующее ощущение — быть ночным шофером у пьяницы.

— Эндрю не пьяница, — возразила она, защищая молодого человека, на которого ей пришлось опереться как на единственного друга. — Он возит меня на вечеринки и в клубы, где мы танцуем и веселимся. По правде говоря, я замечательно провожу время, лучше чем кто-либо. Но тебе-то что до этого? Чего ты от меня хочешь?

— Ничего. То есть абсолютно ничего, — медленно произнося слова, спокойно проговорил Пол. — Чего мне еще хотеть, кроме того, что у меня уже было? Извини, возможно, я старомоден, но на тебе очень дрянное платье. — И он ушел.

Она стояла на том же месте как вкопанная очень долго. Тушь от ресниц расплылась вокруг глаз от слез, губная помада смазалась, вызывающее платье спадало с ее поникших плеч. Николь уже не выглядела ни смелой, ни беззаботной. Одно Николь знала твердо — она ни за что не скажет Полу о том, что носит его ребенка.

— Ничего, переживешь все это, — сказал как-то ободряюще Эндрю в один из тех редких случаев, когда был достаточно трезв, чтобы вести разумный разговор. — Ты была увлечена, а он только-только стал оправляться после трагедии и вынужденного одиночества. Не строй планов. Я ведь тебя предупреждал, разве не так? Пол уже подростком охотился на женщин. Глупые секретарши ложились к нему прямо на письменный стол, откровенные приглашения приходили от совершенно незнакомых красавиц. Многие женщины рисковали репутацией, чтобы привлечь его внимание. Николь, ты милашка, но, к сожалению, у него была куча женщин милее тебя. У тебя никогда не было шансов удержать Пола.

Пол был абсолютно честен с ней тогда, он говорил то, что есть на самом деле, нравилось ей это или нет. Пол неизбежно полюбит и женится еще на одной богатой женщине.

— Отнести ваш чемодан сейчас, миссис Бартон?

Николь резко обернулась, застигнутая врасплох, как будто последняя мысль крупными буквами отпечаталась на ее лице. Шофер Пола терпеливо ждал у порога спальни. Кивнув и повернувшись, чтобы идти за сыном, она снова подумала об Эндрю, о том, насколько была глупа, относясь к нему как к другу и доверяя свои тайны.

Эндрю рос и воспитывался в доме деда, чтобы позднее постоянно подвергаться невыгодным сравнениям с Полом. Неудивительно, что он не любил двоюродного брата. Младший брат мог громогласно объявить о своей интимной связи с Николь, хотя бы из-за потребности возвыситься над кузеном. А Николь все еще пребывала в ужасе оттого, что Эндрю, которому она доверила тайну своей беременности, мог рассказать о ней деду, Полу и еще Бог знает кому.

Пол буквально застонал, увидев Николь, когда та спускалась по лестнице с Джимом, прицепившимся к ее ноге.

— О Господи! Ведь зима на дворе. Ты же замерзнешь. Я думал, ты наденешь что-то более подходящее.

Николь заметно покраснела от смущения.

— У меня есть только это.

— Мы по пути остановимся у магазина и купим тебе пальто, — сказал Пол, будто разговаривал с очень маленьким и глупым ребенком.

— Нет, мы нигде не остановимся и ничего не купим, — отрезала Николь. — Надеюсь, я знаю достаточно, чтобы опасаться итальянцев, дары приносящих.

Пол опешил, а потом не на шутку рассердился.

— Ты оскорбляешь меня.

— Не странно ли, каким чувствительным ты становишься, когда дело касается тебя, и остаешься бесчувственным по отношению ко мне? — проговорила Николь сквозь яростно сжатые губы.

Она прошла вниз с высоко поднятой головой и забралась в лимузин. Там она посадила Джима в специально оборудованное сиденье для ребенка, располагающееся против нее. Вероятно, сиденье было сделано специально для ее сына.

Отметив это, Николь удивилась. Новая одежда для нее — это одно, а удобство и безопасность ребенка — совсем другое.

Пол уселся рядом с ней, и машина тронулась. Она повернула голову и уставилась на мелькавшие за окном дома, деревья, окрестности, сама не заметив, как уснула.

Через какое-то время Николь проснулась. Ее щека покоилась на жестком мужском бедре, пальцы расслабленно лежали на другом. Отметив, что спала буквально на коленях Пола, а теплая давящая на плечи тяжесть — его рука, она поспешила отодвинуться.

Николь убрала со лба растрепавшиеся волосы и откинулась на спинку в противоположном конце сиденья, пристегивая ремень, который отстегнул, очевидно, Пол. Джим спал по-детски, с придыханием, слегка похрапывая.

— Он составил мне замечательную компанию, — заметил Пол не без улыбки, наблюдая ее смущение. — Ты не можешь поверить, сколько коров, овец и лошадей потребовалось, чтобы объяснить расстояние в сто пятьдесят миль.

— Ради Бога, который час? — Николь взглянула на руку, в смятении заметив, что проспала более двух часов.

— Мы даже видели поезд, это было самое интересное в нашем путешествии, — продолжал Пол с улыбкой. — Но то, что у меня останется в памяти, — это просьба Джима остановиться, когда мы проезжали мимо автозаправки.

— Тебе пришлось сводить его в туалет? Почему же ты не разбудил меня? — в замешательстве воскликнула Николь.

— Ты спала как убитая, и я решил быть великодушным.

В носу Николь невыносимо зачесалось, и она расчихалась, засуетилась в поисках одноразовых салфеток, хотя знала, что их у нее не было. Старательно сложенный льняной платок был тут же положен в ее ладонь.

— Спасибо, — пробормотала она, чихая уже, кажется, в пятый раз, и попыталась задержать дыхание, надеясь, что это поможет, как при икоте. Не помогло. Она начала кашлять. — Извини, я, кажется, простудилась.

— Как только мы приедем, сразу ляжешь в постель.

— Неужели ты думаешь, что я смогу там задержаться до Нового года? — сказала Николь упавшим голосом, потому что с каждой милей, которая приближала их к «Старому озеру», она становилась все напряженнее.

Теперь, когда дорога стала такой знакомой, сердце ее бешено заметалось. Мгновение спустя лимузин въехал в украшенные башенками ворота имения и стал подниматься вверх по мощенному толстыми бревнами проезду. Николь подалась вперед, напряженная как туго натянутая и готовая разорваться струна.

— Расслабься, Ники, — участливо посоветовал Пол. — Ты приехала домой.

Лимузин миновал усыпанный гравием двор и остановился перед фасадом здания. Взгляд Николь теперь бы прикован к внушительному главному входу в замок.

Сонно потягиваясь, Джим проснулся и довольно что-то промурлыкал, когда Пол отстегнул ремень и взял его на руки. Николь даже не заметила этого. Она забыла о ребенке, когда выходила из машины, и медленно пошла в сторону двери. На пороге стоял отец, застывший в ожидании, — маленький, тщедушный человечек, облаченный в старомодный темный костюм.

— Папа, — начала она дрогнувшим голосом…

— Добрый день, мадам… сэр, — говорил Николас Бартон без всякого выражения, чуть наклонив голову. Он всегда так делал, когда встречал хозяина и гостей дома. — Я надеюсь, у вас была приятная поездка сюда из города. Прекрасный, свежий день, не так ли?

От этого приветствия даже Пол застыл. Затем он оторвал одну руку от прильнувшего к его плечу ребенка и положил ее на негнущуюся спину Николь, которая промерзла до основания.

— Бартон?

— Мистер Уэббер ожидает вашего появления, сэр, — продолжал ее отец с деревянной четкостью. — Вы хотите, чтобы я вначале проводил ваших гостей наверх?

— Когда придет время, я сам провожу гостей наверх, Бартон, — сказал Пол, длинные тонкие пальцы которого лежали на дрожащей спине Николь. — Мы увидимся с моим дедом немедленно, но тебе нет надобности докладывать о нас.

— Как вам будет угодно, сэр, — педантично сказал дворецкий и отступил, пропуская их в дверь.

5

Пол опустил Джима на пол.

— Мартин должен быть в гостиной.

— Не смей притворяться, будто не заметил того, что сейчас произошло! — Слезы страдания наполнили глаза Николь. — Могли вы с Мартином хоть на минуту задуматься о том, как отец прореагирует на мое появление здесь?!

— Я сочувствую человеку, который считает, что нужно избрать такой странный способ, чтобы продемонстрировать свое осуждение, — проговорил Пол с ухмылкой. — Но эта маленькая сцена была возмутительным фарсом.

— Папа не считает, что я принадлежу к этой части дома. Честно говоря, он, очевидно, не хотел бы видеть меня где бы то ни было под этой крышей. Так чья же это вина?

— Эндрю, — мрачно ответил Пол. — И в большей степени твоя собственная. Твои отношения с отцом были натянутыми даже до того, как ты ушла.

— Они всегда были такими, — проговорила Николь с полной откровенностью. — Если бы ты узнал отца только в тринадцать лет, посмотрела бы я, как бы ты повел себя. Он всегда был мне совершенно чужим.

— Бартон обломается… у него нет выбора, — заключил Пол с непоколебимой уверенностью. Он был поражен поведением слуги.

— Не смей ему ничего говорить. Не смей его унижать! — предупредила Николь с яростью, в которой сквозило беспокойство за отца. — Меня не волнует, что он относится ко мне как к невидимке. Я перенесу это. Но ты, Пол, не смей вмешиваться!

Пораженный, Пол рассматривал ее лицо, выражающее страстную готовность защитить отца.

— Господи! Ты так глубоко привязана к отцу!

Устав дергать Пола за брюки, чтобы привлечь внимание, путающийся у них под ногами забытый малыш широко простер вперед руки почти в театральном жесте и пролепетал:

— На лучки, Пол.

Очнувшись от своих мыслей, Николь посмотрела на ребенка, не веря тому, что слышит.

— Хочу на лучки, — уже не так жалобно сказал Джимми, подходя бочком к коленям Пола и просяще глядя на него. — Хочу поносить. Николь потянула сына к себе, но он отчаянно стал сопротивляться.

— Хочу Пола, — настойчиво сказал он, поражая мать столь явно выраженным предпочтением.

— Он просто не привык к мужчинам, — торопливо сказала она. — Джордж Кларк редко бывал дома, чтобы замечать даже собственных детей, не говоря уже о еще одном лишнем. Извини.

— Почему ты должна извиняться? Мы с Джимом познакомились, пока ты спала.

— Я как раз не хотела, чтобы он беспокоил тебя, — пробормотала Николь.

— Я люблю детей, хотя и не имею чести быть ответственным за твоего ребенка. Но, уверен, мы с ним подружимся, — сказал Пол уверенно.

Но тут Николь опять увидела, как ее сын выразительно простирает руки и разводит маленькими ладонями, удивительно точно подражая Полу. От этой картины нервы Николь напряглись до предела. Чувство вины и страха охватило ее. Мартин Уэббер очень проницательный старик. Что, если он увидит сходство и отгадает загадку, которую ей пока что позволено задавать? А не может ли, что более вероятно, случиться так, что он просто бросит удивленный взгляд на темноволосого смуглого Джима и сердито объявит о своем полном неверии в то, что его светловолосый голубоглазый внук может иметь отношение к отцовству ребенка, столь непохожего на него?

Пол распахнул дверь в гостиную. Снедаемая мрачными предчувствиями, Николь опередила его, схватив за руку сына. Дед Пола стоял у камина. Рука его опиралась на трость, но прямая осанка, гордая посадка седой головы и острота взгляда орлиных глаз отвергали тот факт, что ему далеко за восемьдесят.

Николь стояла в нерешительности. Пол подтолкнул ее вперед и закрыл дверь. Пока Мартин Уэббер изучал малыша, освободившего руку, чтобы подбежать к огромной собаке, вяло поднимающейся со своего места, в комнате повисла электризующая тишина. Потом, когда Николь двинулась вперед в страхе за Джима, слишком близко подошедшего к животному, старик резко поднял руку, чтобы остановить ее.

— Барс любит детей, а мальчик бесстрашен. Ты должна гордиться им.

Когда огромный дог любезно опустился на ковер, так что мог тереться головой о грудь Джима, Николь успокоилась.

— Я и горжусь, — сказала она несколько вызывающе.

Мартин обозревал мальчика и собаку несколько напряженных мгновений, а затем буркнул с явным удовлетворением:

— Он очаровательный малыш с сильно выраженными фамильными чертами. Как ты думаешь, Пол?

Николь затаила дыхание.

— Он привлекательный ребенок, — сказал Пол без каких-либо эмоций в голосе.

— Я узнаю нос Уэбберов сразу, — закончил знакомство с малышом его прадед, дергая за шнур колокольчика. — От моих глаз мало что может ускользнуть.

Николь замерла. Но Мартин Уэббер повернулся к ней с ласковой улыбкой.

— Ты хорошо поступила, Николь, сумев так долго воспитывать его в одиночку. Это, должно быть, не легко.

Николь подумала, что было бы безумием представлять себе, что эта улыбка может быть не искренней. Ее встречают с гораздо большей приветливостью, чем она ожидала.

— Не легко.

— Ну, сейчас это в прошлом. Твоя жизнь скоро изменится, — сообщил Мартин.

— Я не уверена, что хочу…

— Я действительно хочу, чтобы малыш оставался в доме в течение всего Рождества, — спокойно продолжал Мартин, будто не слышал ее. — Такие дни совсем не воспринимаются как праздник, когда в семье все выросли.

Николь была захвачена неожиданным всплеском чувств. Рождество в замке «Старое озеро». Каким тусклым показался бы этот праздник в любом другом месте!

— Ты, наверное, хочешь освежиться перед обедом, — сказал Мартин, отрывая ее от воспоминаний, отчего Николь снова напряглась. — Надеюсь, вам будет удобно здесь. Ты, должно быть… В общем, мы наняли тебе в помощь няню.

— Няню? — воскликнула с недоверием Николь.

— Мелани Форд работала у одного из соседей и имеет отличные рекомендации. — Мартин одобрительно кивнул самому себе. — Она просто горит желанием приложить руки к этому пареньку.

Когда Николь уже открыла рот, чтобы высказать свои соображения, дверь открылась, и округлое, полное сосредоточенной озабоченности лицо няни Мелани оказалось в поле зрения. Она подарила Николь широкую улыбку, но ее внимание почти незамедлительно переключилось на ребенка, сидевшего на корточках возле собаки.

— О, какой милашка, — пропела она с умилением. — Какой портрет можно было бы сделать, сэр!

— Няня будет приглядывать за нами обоими, пока я и Джим хорошенько познакомимся, — объявил Мартин, подчеркивая равные прерогативы величия и тем заключая разговор.

Пол просунул худую ладонь под локоть Николь и вывел ее из комнаты.

— Джиму не причинят никакого вреда, — сказал он, заметив ее замешательство, — и ты не будешь трудиться день и ночь, обслуживая малыша, пока вы здесь. Я покажу твою комнату.

— Сейчас, когда ты разлучил меня с ребенком, твоя миссия завершена, так? — сказала Николь, следуя за ним по лестнице.

— Если бы моя миссия была завершена, — Пол остановился в галерее, ожидая ее. Обрамленные густыми ресницами черные глаза изучающе скользили по ее красивому лицу. Он смотрел на нее улыбаясь, — я не шел бы с тобой, сгорая от желания.

Сердце Николь готово было выскочить из груди, когда ее взгляд встретился с его пылающим взором. Струя предательского тепла размягчила ее тело, и она затрепетала.

— Пол…

— В последний раз удовлетворение не привело к пресыщению, — нашептывал Пол сокровенные воспоминания. — Я не получил всего, чего хотел. И ты тоже не могла полностью получить удовлетворение. В тебе живет огромная женская потенция. Ни один мужчина не смог бы забыть того, что между нами было.

Николь сделалась пунцовой от смущения при этом напоминании, ее соски набухли, а тело покрылось испариной.

— И если я хочу повторить все это снова, кто меня осудит? — мягко спрашивал Пол. — Ты будешь вруньей, если притворишься, что хочешь этого меньше меня. И зачем тебе врать? Нет ничего постыдного в том, что испытываешь сексуальный голод… и удовлетворяешь его.

Пол пытается представить все это таким легким, таким простым. Секс, по его понятиям, обычный голод, который надо удовлетворять. В то же время легкость, с которой она однажды отдала ему свое тело, отрицательно повлияла на мнение Пола о ней. Он был противоречив: мог казаться таким свободомыслящим, но не мог полюбить или жениться на женщине свободных взглядов. Эндрю часто отпускал ехидные шутки по поводу целомудрия отношений между Полом и Сильвией до брака.

— Это так много говорит о настоящем Поле, — говорил Эндрю. — У него было множество романов, но, когда дело дошло до устройства жизни, он отправился в Италию и выбрал миленькую девушку с висячим замком на поясе невинности.

При этом воспоминании Николь почувствовала себя неуютно.

— Где я буду ночевать? На чердаке?

Вместо ответа Пол сделал шаг вперед и широко открыл дверь в роскошную китайскую спальню. Николь застыла на пороге, окидывая взглядом тонкий рисунок обоев ручной работы и изысканный старинный гарнитур из какого-то экзотического дерева, дополнявший огромную кровать с изящно расшитым покрывалом.

— Поспи немного перед обедом, — почти нежно предложил Пол.

Оставшись одна, Николь с чувством непонятной вины ступила на роскошный восточный ковер. За внутренней дверью находилась просторная ванная комната и туалет.

Это было южное крыло здания, где располагались комнаты для гостей. Построенное как дань торжеству классицизма, южное крыло являло резкий контраст с мрачноватыми, обитыми дубом комнатами основного здания.

Ее отец и мачеха жили в полуподвале северного крыла.

Разрыв между ее родителями был горьким и окончательным. Мать сама подала на развод и никогда не стремилась вернуться обратно. Квалифицированный провизор, она открыла собственную аптеку и смогла направить семилетнюю Николь на учебу в специальный пансион. Только тогда она рассказала дочери, что ее отец, которого та никогда не видела, — дворецкий, но что это большой секрет, потому что школьные друзья будут смеяться над ней, если случайно узнают об этом.

Одним словом, Николь под влиянием матери стала стыдиться отца и его способа добычи средств существования. Но, когда девочке исполнилось тринадцать, мать внезапно умерла от сердечного приступа, и таким образом Николас Бартон появился в жизни своей подрастающей дочери.

Николь переехала жить к отцу в «Старое озеро» и пошла учиться в местную школу.

Как слишком ярко раскрашенный и шумливый попугай, она внезапно вторглась в тихую жизнь отца и мачехи со своими привычками, ожиданиями, со своими взглядами и представлениями о себе, совершенно чуждыми им. Промозглая маленькая квартирка, в которой очутилась девочка, пугала ее мать, она не испытывала никакого почтения к непреклонной преданности отца хозяину имения.

Открытие, что отец вторично женился, само по себе было ударом, но неприметная, бесцветная и тщедушная Глория ничем не напоминала злую мачеху. Достаточно великовозрастная дочь ушедшего на пенсию рабочего имения Уэбберов и настолько же преданная традиции услужения господам, как и ее муж-дворецкий, Глория казалась подходящей женой, точно подогнанной под образ жизни старомодного человека — Николаса Бартона.

Нервно покусывая нижнюю губу, Николь повела плечами при мысли о мачехе — женщине, которую почти не знала. Она посмотрела в окно на виднеющиеся вдали заросли леса, который когда-то очень любила. Старинный замок был подобен сосуду, заполненному замечательными личными предметами тех людей, которые когда-либо жили в нем.

Но примерно четыре года назад некоторые из этих неповторимых предметов стали исчезать, вспоминала с горечью Николь. Началось с небольших латунных каретных часов, а вскоре пропал и маленький серебряный маникюрный набор. Обе вещи были взяты из редко используемых спален. Потом наступила новая полоса краж, когда предметы выбирались явно за их высокую стоимость: дрезденская пастушка, пара изящных солонок, грузинская сахарница в форме груши и другие.

— Это должен быть кто-то хорошо знающий дом, — сказали Мартину полицейские.

Вся прислуга не раз допрашивалась с пристрастием. И Николь вызывали дважды. Когда ее отец обнаруживал и заявлял о каждом новом исчезновении, все домочадцы приходили в волнение. Подозрение разделило всех на враждующие группы.

Неделями Николас Бартон крался ночью по дому, пытаясь изловить злодея. На эти кражи реагировал так, будто именно он персонально не справляется со своими обязанностями. И никто, кроме одного из всех обитателей дома, насколько знала Николь, даже не заподозрил того человека, у которого она в конце концов обнаружила одну из пропавших миниатюр.

Николь была очень расстроена, но отчаянно пыталась замять это дело. Она поспешила вернуть миниатюру на место до того, как пропажа будет замечена, но Мартин застал ее врасплох с маленьким портретом в руках и сделал единственно возможный вывод, что все было украдено ею. Николь слишком поздно оценила риск, на который пошла. Она никогда не забудет момента, когда ее поймали: изумление и ярость старика и ее собственный ужас, толкнувший на то, чтобы объявить о своей беременности.

Николь схватилась за голову, пытаясь освободиться от неприятных воспоминаний, и сосредоточилась на трех фигурах, медленно идущих в сторону конюшни в увядающем свете дня: Мартина, ее сына и замыкающей процессию няни Мелани.

Голова отяжелела. Решив, что может ненадолго прилечь, Николь разделась… Она посмотрела на огонь, горящий в мраморном камине, и оглядела всю спальню. Слишком роскошно для дочери дворецкого! Она всего лишь случайный попутчик в экипаже собственного сына, разочарованно напоминала себе Николь. Осторожно отвернув роскошное покрывало, она села на хрустящую простыню.

Мартин пережил собственных детей, разлучился с одним из внуков и пережил смерть первой правнучки, грудной дочери Пола. Сейчас он собирался приютить Джима у себя в доме, невзирая на то, как тот появился на свет! Почему же она сомневается в перемене, произошедшей в Мартине? Ее сын — продолжение рода старика, а время творит чудеса.

Когда мысли перескочили на отношения с Полом, Николь опять захлестнуло чувство острого стыда. Здесь ничего не изменилось: когда Пол смотрел на нее, она загоралась.

Молодая женщина прислонила горящее лицо к прохладной подушке, но это не освободило ее от гнетущего предчувствия. Один лишь момент слабости, и она поставит и себя и своего сына в невыносимое положение.

Еле уловимый звук разбудил Николь. Лампа у кровати горит, занавеси на окнах зашторены. Пол сидит у камина с грустным раздумьем на смуглом лице, моментально исчезнувшим в тот миг, когда он встретился с ее удивленным взглядом. Красивые черты лица смягчились.

— Что ты тут делаешь? — сердито спросила Николь.

— Зашел посмотреть, как ты себя чувствуешь, и задержался, чтобы подложить дров в огонь.

— Хорошо, — соврала Николь, воспитанная в убеждении, что признак дурного тона говорить о плохом самочувствии в присутствии посторонних.

— Ты так не выглядишь. Я бы предложил тебе пропустить обед и остаться в постели.

Николь резко села.

— О, я думаю, это произвело бы большое впечатление на твоего деда, не так ли? Гостья, только что появившаяся и тут же прямехонько улегшаяся в постель. Такого здесь не бывало.

— Сейчас главный герой — Джим. Я думаю, тебе не следует беспокоиться о впечатлении, которое производишь ты.

— Я и не беспокоюсь. — Ее голос погрубел, потому что ей очень не нравилось, когда Пол замечал ее слабость и тревогу.

— Ты гоняешься за собственной тенью с тех пор, как появилась здесь, — невозмутимо продолжал Пол. — Мир и тишина успокоят твои нервы.

— У меня нет нервов.

— Их предостаточно на каждом сантиметре твоего исключительно чувствительного тела, включая самые привлекательные и неожиданные места, — сказал Пол с кажущейся холодностью. Взгляд его задержался на залившей щеки Николь краске, когда он проходил мимо кровати.

— Не приближайся, — предупредила Николь голосом, поднявшимся на целую октаву.

Пол сбросил пиджак и присел на край постели.

— Я тебя так сильно обидел? — мягко осведомился Пол. — Ты проглотила со мной больше, чем могла прожевать, Ники, разве не так? Около трех лет назад ты хотела просто поиграть, а я выдернул ковер у тебя из-под ног и взял больше, чем, думаю, ты намеревалась мне дать.

— Остановись, Пол! — Николь откинулась обратно на подушку с побелевшими и перекосившимися от боли губами.

— Я спрашиваю тебя сейчас… Что ты ожидала от человека, похоронившего жену и ребенка всего несколькими месяцами раньше? Я хотел быть один, а ты все время вертелась передо мной. В какой-то мере я даже возненавидел тебя за это, но и тогда не мог отрицать, что хочу того же, чего добивалась ты.

— Все, чего я хочу сейчас, это чтобы ты оставил меня в покое!

Пол дотронулся указательным пальцем до ее тонкой руки, лежавшей на простыне, и Николь отдернула руку так, будто его теплое прикосновение обожгло ее.

— Ты научилась быть осторожной, а сейчас еще и напугана.

— Я не напугана.

— Нет? — Пол посмотрел на нее, и весь мир потонул в глубине его красивых глаз. — Тргда почему каждый раз при моем приближении ведешь себя как испуганный ребенок?

— Это чепуха.

Пол медленно погрузил смуглые пальцы в копну ее светлых волос, а другой рукой властно притянул к себе. Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Легкие с трудом справлялись с дыханием. Она знала, что, если он сейчас же не отпустит ее, она пропала, и все же не могла найти в себе сил вырваться из объятий.

— Ты женщина в каждом своем проявлении, Николь. Ты таешь в моих руках, — ласково выдохнул он. — Так и должно быть.

Звонок тревоги загудел в голове Николь.

— Это так и есть… чертовски опасно.

— Безопасные вещи так скучны, — с трудом выговорил он. Красивая темная голова Пола склонялась к ней, пока его жаждущие губы не сомкнулись с ее губами.

Она растворилась в этом поцелуе. Биение сердца штурмовало барабанные перепонки, и собственное желание росло внутри Николь, переполняя и готовясь вот-вот вырваться наружу… Пол сорвал с нее простыню, обхватил руками округлые бедра, крепко прижал Николь, чтобы дать ей почувствовать силу своего возбуждения. Она закрыла глаза, и тело вспомнило все, что было между ними в те далекие дни.

Его язык продолжал дразнящую игру с ее чувственным нёбом. Николь судорожно вздрагивала и извивалась от этого, как от пытки, слабые крики наслаждения вырывались из самой глубины гортани.

— Тебе это нужно не меньше, чем мне.

Опытной рукой Пол мгновенно стянул с Николь одежду, глядя ей в глаза расстегнул лифчик, снял бретельки с вытянутых рук и отбросил его. Его горящий оценивающий взгляд, как огненный поцелуй, прошел вниз, по набухшим, вздувшимся холмикам ее грудей, увенчанных тугими розовыми сосками. Николь сделала инстинктивное движение закрыться простыней от этого взгляда. С нервным смехом Пол взял ее руки в свои и не дал этого сделать.

— Я сгораю. Я хочу чувствовать каждую твою клеточку, — признался Пол. — Но в то же время хочу заставить тебя саму взмолиться о близости.

Его напряженная чувственность посылала мучительные импульсы возбуждения, воспринимаемые ею. А когда он склонил голову над ее обнаженной грудью и кончиком языка дотронулся до упругих розовых сосков, спина Николь выгнулась. Она освободила руки, чтобы положить их на голову Пола и притянуть к себе. Он нежно играл ее горящими от напряжения сосками. Она думала, что лишится сознания от ощущения острой неудовлетворенности.

Николь услышала, что кто-то стонет, не сознавая, что стонет сама. Она издала крик удовлетворения, когда Пол вдруг устремился вниз, к треугольнику меж бедер, прижимаясь лицом и страстно целуя. Ощущение его языка в самой чувствительной точке тела превратило ее в дикого зверя. Невыносимый жар пылал во всем теле, но Пол вдруг отпрянул от нее с негромким, но выразительным ругательством.

Только тогда Николь услышала стук в дверь. Возвращенная к реальности, Николь пришла в себя, но даже сейчас каждый ее нерв стонал от саднящего чувства неудовлетворенности и ужаса от собственного откровенного и неукротимого желания.

— Не смей отвечать, — прошептала она, встав с кровати и прижав палец к его губам. — Я не хочу, чтобы хоть кто-то знал, что ты был здесь.

Прикрывшись простыней и потянув дверь, она приоткрыла ее не более чем на пару сантиметров, но так, чтобы тот, кто стоял за ней, видел, что она полуодета. Николь просунула нос в образовавшуюся щель и сказала почти беззвучно:

— Прошу прощения, я была в ванной.

— Миссис Форд просила передать вам, что она скоро будет укладывать ребенка в постель, — сообщила ей незнакомая девушка, одетая в униформу прислуги.

— Спасибо. Я присоединюсь к ней через десять минут, — пообещала Николь, подавленная чувством материнской вины, и закрыла дверь.

Пол подался вперед с пылающим взглядом.

— Я же просил не беспокоить тебя…

— Как жаль, что ты сам не придерживался этого. — Ее лицо мертвенно побледнело, когда она взглянула на бесстыдную наготу вспухших сосков и, поспешно защищаясь, повернулась к нему спиной. — А теперь не будешь ли ты так любезен уйти. Хватит и того, что произошло.

— До следующего раза и до после следующего, — пообещал Пол самоуверенно. — Некоторые желания невозможно побороть, а это одно из них. Теперь ты моя, и можно было бы уже примириться с этой мыслью. В конце концов, я могу так много тебе дать. Я предлагаю, чтобы, уложив Джима, ты снова вернулась сюда и пропустила обед. Признаться, ты выглядишь неважно.

Он нежно поцеловал ее и вышел из спальни.

Голова ее была все еще тяжелой, в горле першило, но Николь не могла сослаться на обычную простуду, чтобы уклониться от приглашения на обед. Однако, натягивая черную кофту и длинную хлопчатобумажную юбку, — единственные предметы ее гардероба, приличествующие такому случаю, она подумала, что надо было прислушаться к совету Пола о приобретении одежды.

Мартин Уэббер презирал трусость и, если она не явится, сочтет, что она избегает предложенной ей роли обычной гостьи. Стараясь не думать о том, что чуть не случилось между ней и Полом, Николь провела щеткой по растрепанным волосам и поспешила по коридору в комнату к сыну.

Мелани Форд читала Джиму сказку. Он был уложен в постель с защитной сеткой, его сонные черные глазки уже закрывались. Малыш резко поднялся при появлении матери и начал бормотать с несусветными подробностями что-то о лошадях, которых видел. Через некоторое время, устав от впечатлений дня, он уже сладко спал.

Николь двинулась по коридору, ступая теперь гораздо медленнее. Пол, думала она с внезапно подступившей к сердцу разрывающей болью, использует ее слабость против нее. У него нет и тени сомнения, что она сдастся. У него не было сомнений и тогда, когда в далеком прошлом в течение сорока восьми часов он удовлетворял свое любопытство и жажду, чтобы затем покинуть ее.

Бледная и дрожащая, Николь дошла наконец до первого этажа, разрываемая между желанием снова увидеть Пола и сознанием, которое настойчиво требовало от нее держать дистанцию и защищаться. Собрав в кулак волю, она выпрямилась и с гордо поднятой головой вошла в гостиную.

Пол повернулся, и она увидела только его, преображенного, в хорошо сшитом обеденном пиджаке, подчеркивающем могучее телосложение, одаривающего ее теплым взглядом темных глаз. Сердце Николь подпрыгнуло, но она заставила себя успокоиться. Дрожащей рукой она взяла бокал «шерри» с подноса, протянутого служанкой, а Пол обнял ее за талию с неожиданной интимностью.

— Николь, ты? — с сомнением произнес знакомый мужской голос.

При этих словах она оглядела комнату и увидела худощавого высокого мужчину, стоявшего чуть поодаль от Мартина. Николь побледнела. Эндрю! Его лицо тоже выдавало смущение от ее внезапного появления в семейной гостиной. Ужас объял Николь. В этот момент она осознала, в какой опасности находится, и, надеясь справиться с охватившим ее страхом, постаралась предположить, какую цену заломит сейчас Эндрю за признание отцовства Джима. Когда Эндрю раньше объявил об этом, он, несомненно, рассчитывал, что Николь предпочтет сделать аборт. Он вряд ли мог предположить, что его собственная ложь будет преследовать его. Знал ли Эндрю, что она родила и этот ребенок, которого и Мартин и Пол считают его сыном, спит сейчас наверху?

— Кто-нибудь из вас мог бы сказать мне, что Николь вернулась. — Эндрю выглядел испуганно, но принудил себя улыбнуться.

— Рождество — пора воссоединения, — мягко заметил Мартин.

— Обед с нами обоими? — натянуто продолжил Эндрю. — Что-то здесь изменилось, о чем я должен знать.

— Безусловно, Пол держит Николь на коротком поводке по причине, лучше известной ему. — Дед бросил насмешливый взгляд в их сторону.

Николь покраснела и отстранилась от Пола, из-за двери снова раздался звук гонга.

Эндрю, насупившись, посмотрел на Николь.

— Ты здесь с Полом? Николь подавленно усмехнулась.

— Боже мой, ты шутишь? Пол и я? — сказала она с явно преувеличенным отрицанием.

Секундой позже Николь воровски взглянула на Пола, но лучше бы она этого не делала. Пол ответил ей такой натянутой улыбкой, которая заставила ее желудок сжаться в судороге. Ей стало холодно.

— Пойдемте обедать, пока прислуга не разволновалась, — объявил Мартин, казалось безучастный к происходящему в гостиной.

Эндрю рванулся вперед и встал рядом с Николь, видя, что она выходит из комнаты.

— Что за черт, что здесь происходит? — шепнул он почти неслышно одними уголками рта.

Николь проигнорировала его вопрос. Отвращение и горечь охватили ее: Эндрю, ревновавший ее к Полу! Лучше бы он молчал в свое время. А что же Пол, почему не предупредил о том, что Эндрю здесь? Или его настойчиво повторенное предложение остаться наверху и было вызвано появлением его двоюродного брата?

Обед был подан в мрачной обитой дубом столовой. Несмотря на то что Николь сосредоточила все внимание на мужчинах, она заметила, что число прислуги в доме значительно увеличилось. До ее отъезда из имения отец обслуживал трапезы при содействии помощника повара. Сейчас он стоял у стола, надменно хмурясь и поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, словно дирижируя всем представлением как церемониймейстер.

Николь пропустила первое блюдо и выпила лишь два бокала вина, ожидая, когда упадет меч возмездия. Эндрю бросал на нее любопытные взгляды, но в основном был занят длинным рассказом о своей работе служащего по рекламе в Париже, изо всех сил пытаясь создать о себе впечатление как о человеке, сделавшем ошеломляюще успешную карьеру.

С видимой учтивостью Пол задал Эндрю несколько ничего не значащих вопросов. Ответы Эндрю на них выглядели хвастливыми, самодовольными и пустыми. Мартин реагировал на этот поток информации обычным кивком. Правда, было не ясно, одобряет ли он внука.

— Правда, сейчас я рассматриваю вопрос о переезде в Торонто, — сообщил Эндрю с улыбкой, когда подали второе блюдо. — Невозможно передать, до чего хорошо снова оказаться дома, дедушка. Я смотрю, тут тоже есть кое-какие изменения.

— Может, даже их больше, чем ты себе представляешь, — заметил дед.

— Старое местечко нуждалось в кое-каком обновлении. Если хочешь, Пол, давай прогуляемся после обеда и ты покажешь мне, что сделано, — снисходительным тоном произнес Эндрю.

— Я думаю, ты будешь весьма удручен, — сухо проговорил Пол. Его сильное смуглое лицо казалось вылитым из стали.

— Если есть что-то, чему меня научила жизнь за границей, то это необходимость ценить собственный дом.

— Боюсь, слишком поздно, Эндрю, — как-то уныло сказал Мартин. — Два года назад я продал дом, двор и замок Полу.

Рука Николь дрогнула, и бокал с вином чуть было не опрокинулся. Эндрю смотрел на деда, не веря услышанному. Мрачноватая улыбка удовлетворения тронула губы Мартина, и она была, как почувствовала Николь, единственным проявлением эмоций старика за все время, пока она его знала. И только Пол абсолютно не реагировал на разыгравшуюся сцену.

6

Мартин Уэббер прокашлялся. Теперь все его внимание сосредоточилось на Эндрю.

— Вследствие твоего небрежного управления имение приходило в упадок, а твои долги чуть не разорили меня. Дом нуждался в существенном ремонте, а я был не в состоянии финансировать его. Я всегда полагал, что только поддерживаю имение, и надеялся, что следующие поколения преобразуют его. Уверен, что все будет именно так в руках Пола.

Николь не знала, как реагировать на все услышанное. Собственно, непосредственно ее это не касалось, но Пол ничего не сказал ей. Почему?

Но больше всего она переживала из-за того, что присутствует при сугубо внутрисемейном разговоре.

После заявления Мартина о продаже имения Эндрю побледнел, но выслушал все молча. Последняя фраза деда привела внука в ярость.

— Почему ты не сказал мне об этом два года назад? — с негодованием воскликнул Эндрю. — Не думаешь ли ты, что я не имел права знать?

— Нет, — просто сказал Мартин. — Когда ты оставил меня одного тонуть и выплывать с твоими долгами, ты потерял всякое право голоса в том, что я делаю с имением. Но не волнуйся, Эндрю. Пол заплатил вполне достаточно, чтобы наполнить мои сундуки.

Когда Эндрю оправился от неожиданного удара, Николь резко поднялась со стула.

— Я думаю, вам будет гораздо удобнее продолжать беседу без меня.

— Ерунда, девочка, — перебил ее Мартин. — Сядь и молчи. Есть еще кое-что, и это касается тебя тоже.

— Меня? — спросила Николь изумленно.

— Как это может касаться ее? И вообще, кто-нибудь скажет мне, что она здесь делает? — проскрежетал зубами Эндрю.

— У тебя короткая память, — мягко выдохнул Пол.

— Она мать котенка, — ответил Мартин, со злорадным удовольствием наблюдая за своим загнанным в угол внуком. — Николь мать твоего ребенка, Эндрю. Настоящий, неожиданный рождественский подарок, как ты думаешь?

Лицо Николь стало похоже на маску.

— Мать кого?! — взорвался Эндрю.

— Николь не сделала ожидаемого тобой аборта, — сухо ответил Пол. — У нее сын.

— Ее сын, если это действительно ее, это… — Эндрю неожиданно замолчал, видимо вспомнив собственное заявление о своем отцовстве. Он бросил на Николь откровенно обвиняющий взгляд. — Черт возьми, о чем вы все говорите? — грубо вскричал он, а затем сердито посмотрел на деда. — Какая-то охота на ведьм? Зачем ты меня пригласил домой на Рождество?

— Пока я жив, ты всегда будешь здесь желанным гостем, — мягко сказал Мартин. — Но, думаю, обязан сообщить, что ты стоишь перед большой опасностью быть лишенным наследства в пользу твоего сына.

— Лишенным наследства? — Эндрю зашелся гневом.

Пол застыл. Глубокая морщина свела его брови вместе, он внимательно следил за дедом. Несмотря на шоковое состояние, в котором находилась Николь, она увидела, что это заявление стало сюрпризом и для Пола.

Без единого слова или взгляда в чью бы то ни было сторону, Николь встала, отодвинула стул и, ничего не говоря, быстро вышла из комнаты.

Николь была потрясена всем тем, что произошло в столовой. Она оказалась права в своих подозрениях об изменениях, происшедших в Мартине. Выведенный из себя предательством внука, Мартин возвысил правнука. Старик стремился использовать ее сына в качестве орудия наказания Эндрю. Но Николь не могла позволить ему совершать экзекуцию с помощью Джима. Ей надо немедленно вернуться в столовую и сказать им всем, кто есть кто. Впрочем, нет сомнения, что Эндрю уже сделал это за нее, потому что невозможно поверить, чтобы он промолчал в ответ на новую угрозу деда.

Николь пришла в оранжерею — излюбленное место ее пребывания в то время, когда она была школьницей, потому что туда никогда не ходили члены семьи Уэббер. Но эта часть дома, некогда изрядно запущенная, предстала ее взору совершенно неузнаваемой. Истертый мозаичный пол отреставрирован до блеска, вода тихо струится из бронзового фонтана, и листва высоких пышущих здоровьем растений поблескивает под приглушенной, но, без сомнения, очень дорогой подсветкой.

О Господи, где ее глаза? Почему она ничего не заметила? Непривычно скрупулезно соблюдаемый распорядок, безупречная чистота, множество новой прислуги и разнообразное меню. Так много изменений, и все они говорят о несравненно большем достатке, чем тот, которым Мартин когда-либо обладал.

— Николь?

Плечи моментально распрямились, но она не могла заставить себя обернуться и посмотреть в глаза Пола. Но, по крайней мере, поняла, что он так и не узнал, что Джим — его сын. Его голос был слишком тихим и хорошо контролируемым.

— Я не был в курсе, что Мартин пригласил Эндрю, — хрипло сказал Пол. — И понятия не имел о планах деда. Если бы знал, никогда бы не поставил тебя в такое положение.

— Мой отец работает теперь на тебя, — неожиданно проговорила Николь.

Лицо Пола изменилось, видимо от своеобразного света в оранжерее. Он не прерывал повисшего над ними тягостного молчания.

Николь поежилась. Кожа ее была липкой от холодного пота. Она резко повернулась.

— Черт бы тебя побрал, Пол, — подавленно сказала она. — Ты должен был мне сказать, что владеешь и замком.

— Это не относится к делу.

— Не относится? — нервно отозвалась она, думая о том, что только человек с таким огромным состоянием и характером, как Пол, мог быстро и решительно изменить облик древнего замка, имения в несколько тысяч акров и всей деревни с ее обитателями.

— Мартин сейчас занимает комнаты на первом этаже, но только потому, что ходьба по лестнице стала для него испытанием. Во всех действиях и побуждениях он такой же хозяин, как прежде, и я не согласился бы на другое, — произнес Пол. — Эндрю почти разорил его. Я купил имение, потому что должен был купить, а совсем не из желания лишить Эндрю того, что он уже считал своим.

Николь молчала.

— Это был поучительный вечер, — мрачно сказал наконец Пол, меняя тему разговора так же, как она сделала это несколькими минутами раньше.

Николь скрестила руки, пытаясь унять дрожащее тело.

— Ужасно, — сказала она то, что действительно думала.

— Посмотри на меня, — хрипло произнес Пол.

— Не могу. — Она боялась даже стоять рядом, когда будет говорить, что ее сын это и его сын. Он поломает все. Он возненавидит ее. Он повернется и уйдет. А может быть, возьмет на себя ответственность за Джима, но навсегда отвергнет ее за то, что она поставила его в такое положение.

— Господи, — прорычал Пол и, властно положив руку ей на плечо, развернул лицом к себе. — Я сказал, посмотри на меня!

Чувствуя усиливающуюся дрожь и слабость в ногах, Николь слегка пошатывалась. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами. Сердце билось как птица в клетке.

Пол атаковал без предупреждения.

— Ты… ты не могла оторвать от него глаз! Эта вспышка ярости потрясла Николь. Она ничего не понимала.

— О чем ты говоришь? От кого?

— Он переспал с тобой, сделал тебе ребенка, а потом выбросил на помойку. И вот сегодня, когда Эндрю неожиданно явился, ты, словно ничего не произошло, смотришь на него во все глаза. Для тебя никого не существовало в этой комнате, кроме Эндрю!

У Николь голова пошла кругом.

— Это вовсе не так…

— Может быть, ты не заметила его реакцию на известие, что у него есть ребенок. — Пол засмеялся. — Он забыл, что эта проблема вообще существовала, и был страшно испуган. Если бы вовремя не вспомнил, что объявил когда-то о своей причастности к появлению ребенка, он вообще отрицал бы все.

Николь прижала ослабевшую руку к дергающейся брови.

— Пол. Я должна тебе кое-что сказать…

— Нет, тебе нечего сказать и нет ничего, что я хотел бы услышать, — перебил Пол с безжалостной твердостью, внимательно глядя на нее. — То, что я хотел знать, я узнал сегодня — ты все еще без ума от Эндрю.

— Да нет, нет… Ты ничего не понимаешь…

— Не будь патетичной, Николь, — проскрипел зубами Пол, почти не переводя дыхания, и, бросив на нее осуждающий взгляд, пошел к выходу.

— Пол! — Глядя на все еще любимого человека, она последовала за ним. И вдруг застыла на месте — в дверях появился Эндрю.

— Она твоя! — медленно и четко выговаривая слова, сказал Пол, уступая дорогу кузену.

Чувствуя себя уничтоженной, побитой, презираемой, Николь подошла к изящному плетеному креслу и рухнула в него, прежде чем подкашивающиеся ноги совсем не подвели ее.

— Что это на него нашло? — раздраженно спросил Эндрю, остановившись в нескольких шагах.

— Твоя мерзкая ложь, — тихо сказала Николь.

Эндрю остолбенел.

— Так Пол сказал тебе…

— Да.

— Ну, все мы становимся глуповаты, когда слегка перепьем, — сказал Эндрю с шокирующе обыденным оправданием того, что сделал. — Но все равно это не объясняет, почему все носятся с мыслью, будто твой мальчуган от меня, почему ты не рассказала Мартину и Полу правду?

Николь обхватила голову руками.

— Я не слишком хорошо себя чувствую для этого.

— Очень жаль. Ты сделала из моего приезда домой настоящую пытку, — заметил он.

— Ты негодяй. Не пытайся переложить всю вину за ситуацию на меня, — предупредила Николь.

Молчание затянулось, но наконец Эндрю с видом человека, хорошо понимающего, что следует делать, произнес:

— Это очень легко решается. Ты просто скажи Полу, что в начале беременности думала, будто ребенок мой, а потом, позднее, поняла свою ошибку.

Хриплый смех был ответом. Эндрю ничуть не изменился, подумала она. Эндрю всегда очень заботился о впечатлении, которое производит на Пола. Он не хотел быть в его глазах хвастливым лгуном. Не хотел даже сейчас, чтобы стало известно, что никаких отношений между ней и Эндрю не было. Испытывая омерзение к его мелкому эгоизму, Николь с силой оперлась на ручки кресла и встала.

— Куда ты идешь?

— Спать. Я все скажу Полу, но только после того, как ты сам откроешь ему правду, — спокойно произнесла она, но взгляд голубых глаз был полон яростной, непреклонной твердости.

Эндрю взглянул на нее со злостью, не готовый к такому испытанию.

— Он мне не поверит.

— Ты должен сделать все, чтобы убедить его. Я не могу бесконечно притворяться неразборчивой девицей только для того, чтобы поддерживать твою репутацию.

— Мой Бог, да что тебе терять? Пола? Его ты все равно не получишь и не удержишь, а этот мальчик будет пропуском на бесплатный обед на всю жизнь. Так зачем же держаться за сладкие грезы?

Ужаснувшись порочности, которой она раньше не замечала в Эндрю, Николь посмотрела на него с презрением.

— Хорошо. Значит, Пол не готов радостно приветствовать незаконнорожденного малыша! — заключил Эндрю, скривив губы. — Особенно сейчас, когда у него на очереди Милена Паркер, будущая миссис Джиротти номер два. Но я склонен думать, что он все устроит так, чтобы ты могла сохранить лицо, и уж во всяком случае, тебе не придется больше ютиться где-нибудь в качестве няньки.

Холодная испарина покрыла тело Николь, и она сделала короткий вдох, чтобы справиться с собой.

— Милена Паркер?

Эндрю понимающе поднял бровь, злорадство читалось в его взгляде, когда он изучающе наблюдал, как Николь побелела.

— Он знает ее всю жизнь, — напомнил Эндрю. — Какую бы палку ты ни пыталась вставить в колесо их отношений, мне кажется, сегодня ничего не получится. К тому же Милена очень решительная женщина. На твоем месте я бы попытался побыстрее отделаться от Пола.

Николь закрыла заболевшие глаза, а затем пошла прочь, опасаясь, что упадет там, где стояла, если не возьмет себя в руки. Милена Паркер… дочь единственного крупного землевладельца в округе. Когда Николь еще жила здесь, та частенько наведывалась в «Старое озеро». Элегантная, утонченная блондинка, рядом с которой Николь всегда чувствовала себя неуклюжим подростком. Боль заполнила всю голову и грудь. Это было выше ее сил. Так вот с кем Пол провел вечер перед вылетом в Мексику!

— Скажи мне одну вещь, — напряженно прошептала она, не поворачивая головы. — Что тебя превратило из моего друга во врага?

Эндрю угрюмо посмотрел на нее.

— Ну наконец-то заметила! А до тебя еще не дошло? — сказал он с обидой в голосе. — Три года назад я был влюблен в тебя.

Пораженная Николь вздрогнула, будто он ударил ее.

— Нет… Не может быть…

— Да, — сказал Эндрю с горечью и очень искренно. — Я был не так горд, чтобы побрезговать объедками со стола двоюродного брата, но, к сожалению, Пол ничего от тебя не оставил, не так ли? Ты была словно ходячая говорящая пустая скорлупа. Я понимал, что меня ты просто использовала для того, чтобы обратить на себя внимание Пола.

Это было правдой. Тогда, настолько удрученная собственным горем, она была совершенно слепа и не видела того, что творилось у нее под носом.

— Прости меня, Эндрю. Это действительно так, — с трудом проговорила она, заставив себя посмотреть на него.

— Забудь об этом. Если бы ты не была беременна от него, я мог бы уговорить тебя выйти за меня замуж. Какая большая ошибка с моей стороны! Нет, не затрудняй себя извинениями. Ты так долго принадлежала ему и душой и телом, поэтому не думаю, что когда-нибудь захочешь быть чьей-нибудь еще.

— Это не так, — решительно запротестовала Николь.

— Не так? — Эндрю посмотрел на серый цвет ее лица. — Все, что у тебя осталось сейчас, — это твоя гордость, Ники. Это единственная причина, по которой ты не говоришь Полу, что он отец ребенка. Незаконный сын ударит по его самолюбию так, что ему действительно станет больно, а он — одно из самых непрощающих на свете созданий, с которыми я когда-либо сталкивался.

Когда Эндрю ушел, Николь сначала прислонилась к дверной ручке, а потом припала лбом к холодному стеклу.

Чья-то заботливая рука прикоснулась к ней.

— Тебе надо в постель. У тебя температура, какая бывает всегда, когда схватишь простуду.

Обернувшись, Николь увидела отца.

— Папа, — вскрикнула она, не веря глазам.

— Я предпочитаю держать личную жизнь подальше от чужих глаз, — чопорно заметил Николас Бартон, поддерживая ее, когда она нетвердой походкой пошла по слабо освещенному коридору. — Прошло более двух лет, Николь. Я не хотел приветствовать дочь и внука на глазах моего работодателя. Не время и не место. Ты все еще моя дочь, и этот факт ничто и никто не в силах перечеркнуть.

Слезы навернулись на ее и так уже влажные глаза.

— Я думала, ты зол на меня.

— Мы все делаем ошибки, дочка. Ты, я, — ответил он. — Поговори со мной прежде, чем убежать, я бы помог тебе.

Она положила голову ему на плечо.

— Я пришлю к тебе Глорию, — сказал он, когда они дошли до верха служебной лестницы, которую он выбрал, чтобы сократить путь. — Она поможет тебе улечься в постель.

Николь застыла на мгновение, а затем пошла в коридор, ведущий в спальни.

— Нет, не беспокой ее, мне уже лучше. Спокойной ночи, папа… Спасибо, — сказала она на прощание почти так же сдержанно, как и он.

Голова кружилась. Ее знобило, голова раскалывалась от боли. Она оперлась рукой на стену, как на поводыря, но потом, когда оказалось, что нужно сохранять равновесие, остановилась. Словно в тумане услышала звук чьих-то шагов.

Николь пошатнулась, но пара сильных рук подхватила ее, не дав упасть. Это был Пол, которого она успела увидеть прежде, чем все окутала тьма. Теряя сознание, она все-таки услышала, как он сказал:

— Все в порядке, Бартон. Я займусь ею.

— Николь не скажет вам спасибо за то, что вы вызвали доктора, сэр, — говорил Николас Бартон так тихо, как будто был где-то далеко. — Она не любит болеть и, вероятно, к утру будет в порядке.

— Вероятно? — перебил Пол. Голос его звучал раздраженно. — У нее может быть воспаление легких.

— Не думаю, сэр. В первый раз, когда у нее была температура, как сейчас, она тоже здорово нас напугала, но так с ней бывает. Пожалуйста, не утруждайте себя. Глория останется тут на ночь.

— Я повторяю, что… сиделка не нужна, — сказал Пол.

В наэлектризованной тишине, которая повисла после этого разговора, очнувшаяся Николь попыталась сконцентрировать затуманенный взгляд на Поле. Она чувствовала его ярость и удивлялась противодействию отца.

— Я побеспокоюсь о ней сам, — выдохнул Пол.

— Крайне любезно с вашей стороны, сэр… но, действительно, нет нужды утруждать себя.

Да, действительно, нечего утруждаться, подумала она с горечью. Если Эндрю прав, то у Пола уже есть другая, гораздо более подходящая ему женщина. Николь снова впала в тяжелое забытье.

В следующий раз, когда ее глаза открылись, голова уже не кружилась и она чувствовала себя определенно лучше, но испытывала сильную жажду. Дневной свет проникал через щель между занавесками и освещал человека, стоящего у высокого окна.

— Я застал здесь твою мачеху, прикорнувшую на стуле, и отослал ее спать, — произнес Пол. Он был в безукоризненном серебряном костюме, белоснежной рубашке и темном галстуке.

Николь смутно вспомнила, как Глория суетилась возле нее среди ночи, предлагая освежающий напиток. И каждая из них испытывала неудобство и стеснение от присутствия другой.

— Завтра я уезжаю в Торонто на пару дней, — продолжал Пол без всякого выражения.

Зыбкая надежда затеплилась в ней, чтобы сразу же угаснуть. Николь ненавидела себя. Она схватила стакан воды непослушной рукой, зажав его слабыми пальцами, и стала отхлебывать из него с ловкостью грудного ребенка.

— Подружка Эндрю, Люси, скоро появится здесь.

Скажи ему, что он отец Джима, покончи с этим, говорил ей внутренний голос. Зачем все это мучение? А голосок потоньше советовал другое — скажи Мартину, и пусть старик делает что хочет с этим сообщением, а сама, когда Пола не будет, уезжай. Отец одолжит тебе немного денег на первое время.

— Итак, я предлагаю тебе поехать в Торонто со мной, — тихо закончил Пол.

— Нет. — Ее измученные воспаленные глаза смотрели на него с укором.

Пол тихо засмеялся.

— Не хочешь разделить со мной не только постель, но даже крышу над головой? Я считал, что был достаточно откровенен прошлым вечером, но, видимо, это не совсем так. Я ушел от столкновения, Николь. Но я ответствен за то, что привез вас сюда, и не думаю, что тебе надо оставаться здесь сейчас.

Нестерпимо больно и горько стало Николь.

— Итак, меня выбрасывают.

— Освобождают, спасают от себя самой, — сухо возразил ей Пол. — Неужели нужно разъяснять все это? Ты, Джим, Эндрю и его подруга за одним столом?! Между прочим, Мартин, кажется, безразличен ко всему, кроме собственного, переполняющего его желания насолить Эндрю. В глубине души, конечно, он все еще обожает моего двоюродного брата, и даже, если завещание в пользу Джима, не думаю, что Эндрю много потеряет от этого.

Эти кражи, эти проклятые, мерзкие кражи, подумала она с негодованием. Естественно, Пол думал, что она ухватится за предложение остаться в имении как за возможность извлечь выгоду. А правда никогда теперь не выйдет наружу, да и как она может выйти? Глория унесет преступную тайну с собой в могилу, а Николь ради отца оставила эту тайну на совести мачехи.

Она побледнела.

— Ты думаешь, деньги действительно так много значат для меня?

Пол внимательно и проникновенно посмотрел на нее, но его лицо было неподвижно.

— Я думаю, что ты опасна, а как моя госпожа будешь еще более опасна и способна разбить эту складывающуюся семью.

— Я никогда не буду твоей госпожой, для этого у меня не было и нет никаких шансов, — сказала Николь, неожиданно для себя громко всхлипнув.

Черная бровь поднялась в знак решительного несогласия.

— Не было шансов? Сейчас это неважно. Я решительно отказываюсь стоять на задворках, наблюдая за тобой и Эндрю.

Зазвонил телефон, неестественно громко в давящей тишине. Пол ответил кому-то, нахмурился и толкнул дверь.

— Увидимся позже.

— Пол, — позвала Николь в отчаянии. Но дверь захлопнулась, и снова Николь осталась сама с собой. Как только она поправится и увидит Пола, покончит со всем этим неведением. Приняв решение, она выбралась из постели, заставила себя пройти в ванную, чтобы помыть голову. И, только высушив волосы, поняла, как долго спала: было уже почти десять утра. Николь надела прямую юбку и черный свитер и вошла в детскую. Она оказалась пустой: Джим и няня отсутствовали. Видимо, они завтракали. Николь спустилась по лестнице на первый этаж и в нижнем зале увидела отца.

— Где Джим?

— На прогулке с Мелани и собакой.

— А Пол?

— Думаю, уехал на целый день. Николь застонала. Надо было подумать об этом, но не гоняться же за ним по коридору в ночной рубашке и на босу ногу.

— У тебя есть номер его телефона? — спросила она.

Отец, сделав бесстрастное лицо, молчал, будто обращались совсем не к нему.

— Пап, не будь смешным.

Получив номер, Николь вошла в кабинет, чтобы позвонить оттуда.

— Джиротти, — нетерпеливо ответил Пол, и она услышала глухие женские голоса, разговаривавшие где-то рядом с ним.

— Это Николь. — Она глубоко втянула в себя воздух. — Я подумала… В общем, мне надо срочно переговорить с тобой.

— Ты выбрала не самый подходящий момент, — ответил Пол. — Так в чем дело?

— Пол, это не то, что я могу обсуждать по телефону. Это очень, очень…

— Продолжай.

— Личное. — Николь почти шептала, вертя телефонную трубку нетерпеливыми пальцами. — Это касается тебя… и меня.

Молчание на линии сгустилось.

— Правда? — Низкий голос Пола стал хриплым.

— Я хочу быть уверенной, что увижусь с тобой наедине, как только ты вернешься. Думаю, мы могли бы встретиться в оранжерее.

— Давай лучше у меня. Оранжерея меня поразила прошлым вечером как очень перенаселенное место.

— Когда? — напряженно проговорила Николь.

— Я возьму вертолет. Жди меня в течение часа, — сказал Пол. Прежде чем связь прервалась, она услышала, как он говорит ясно и четко: — Джентльмены, наша встреча отменяется.

Через час. Что ж, это приятный сюрприз. Ей станет значительно легче, когда противостояние с Полом закончится. Она чувствовала признательность ему за то, что он, очевидно, почувствовал ее тревогу и понял, что она хотела сообщить что-то очень важное.

Поскольку Мартин редко появлялся до полудня, а Эндрю тоже никак нельзя было назвать ранней пташкой, Николь позавтракала одна. Она думала о Милене Паркер, но устояла от искушения выведать информацию о ней у отца. Такие вопросы поставят его в неловкое положение, и он, конечно, постарается уклониться от ответа. И потом, очень возможно, что Эндрю назвал Милену чисто из ревности. Пол не может быть увлечен другой женщиной, решила она.

Когда Джим после прогулки вбежал к ней, она в страстном порыве схватила его в объятия. Двадцать минут спустя ее отец просунул голову в дверь и спросил, может ли он взять Джима, чтобы познакомить его с прислугой.

Удивленная и одновременно тронутая этой просьбой, Николь смотрела, как они идут, держась за руки, оценив тот факт, что до сих пор отец не задал ей ни одного неприятного вопроса. Правда, похоже, он считал мудрым не вмешиваться в это до поры до времени, так как не смог бы работать при любом недоразумении, связанном с отцовством его внука.

Обещанный Полом час истекал. Она пошла наверх в галерею, где располагались апартаменты Пола. Вазы из майолики были расставлены в богато украшенных оштукатуренных алебастром нишах. Покрытые позолотой диваны из черного дерева; обитые лимонного цвета муаром стулья, стоящие через равные промежутки под бесконечным рядом окон. Стены напротив были густо увешаны семейными портретами, под которыми располагался внушительный ряд мраморных бюстов на подставках.

Когда Николь услышала отдаленный шум вертолета, она ускорила шаги и в нервном волнении вышла из галереи через главную дверь в ту часть дома, которая до сих пор была запретной для нее. Отец всегда придерживался взгляда, что личные покои семьи Уэббер — святая святых, и она никогда не смела даже приближаться к этой части замка.

Николь вошла в очень изящную и довольно просторную гостиную, заполненную удобной старинной дубовой мебелью. Как рассказывал отец, за дверью налево были спальня, туалет и ванная, а за дверью направо — комната, которую Пол использовал как офис. Она хотела украдкой заглянуть за обе двери, но побоялась, что ее застанут за этим занятием как нашкодившую школьницу.

Николь волновалась, крутила в руках волосы, приглаживала юбку влажными пальцами уже, наверное, в сотый раз, когда дверь внезапно распахнулась. Она вздрогнула. Пол ногой захлопнул дверь, одарив Николь ослепительной улыбкой, полной искренней радости. Она приросла к месту, но каждая клеточка ее тела пела и ликовала.

А Пол выразил свой восторг совсем не свойственным ему способом: Бог знает откуда в его руках появился огромный букет роз. Широко раскрыв глаза и как-то диковато пятясь, Николь почти на лету успела поймать цветы и только тогда заметила ведерко со льдом, которое он раньше держал под мышкой, а сейчас устанавливал на столе рядом с оттоманкой. Пока Николь наблюдала все это в полнейшем оцепенении, Пол достал два бокала из бара, хлопнул пробкой шампанского, как будто выстрелил из пистолета, и с искусством специалиста вылил содержимое бутылки в бокалы.

— Ты знаешь, я никогда еще не дарил женщинам цветы! Впрочем, думаю, ты сама поняла это, когда я бросил их тебе, — проговорил он, как бы извиняясь и одновременно смеясь над собой. — Мой отец говорил, что дарить цветы — безнадежная глупость, и единственное исключение из правил — болезнь или похороны.

Николь по-прежнему молчала, с восторгом и изумлением глядя на происходящее.

— Мы будем сегодня ужинать вне дома, — пообещал Пол. Его горящие глаза ощупывали ее стройную фигуру взглядом победителя. — Это лучшее, что я мог придумать за короткое время, и должен признать, что начинаю чувствовать себя как шкодливый подросток, лукаво пытающийся соблазнить дочь в доме ее отца. Но я буду вести себя по-другому, более раскованно, в Торонто.

От роз и шампанского Николь опьянела, ее внимание было сосредоточено на непривычном благодушии Пола, и казалось, что между ними происходит что-то важное и значительное…

7

Николь сжала бокал, протянутый Полом, сделала глоток шампанского, что помогло ей прийти в себя, и в смущении пробормотала:

— Розы такие красивые, очень… но, я боюсь, ты не понимаешь, зачем…

— Я очень хорошо понимаю. — Придя на помощь, Пол взял из ее рук букет и поставил цветы в вазу, а затем снял свой роскошный пиджак, как бы освобождаясь от торжественности момента. — Ты сделала правильный выбор.

Он глотнул шампанского, освободил галстук и под ее пристальным взглядом отбросил его свободной рукой.

— Для тебя теперь нет места в жизни Эндрю. В худшем случае ты была бы для него препятствием, в лучшем — искушением, которое он с трудом может себе позволить. Люси Чемберлен — дочь его босса, и он глубоко…

— Это не совсем то, что я имела в виду, Пол, — перебила его Николь дрожащим голосом, хотя делала отчаянные усилия быть твердой и спокойной.

— Не надо все усложнять, Ники. У нас больше не будет необходимости говорить об Эндрю, потому что я не привезу тебя в замок, пока он будет гостить у деда.

Кончик ее языка высунулся змейкой и, подрагивая, лизнул краешек нижней губы. Каждая клетка тела напряглась как натянутая тетива.

— Ты думаешь совсем не о том. Когда я тебе позвонила, я не…

— Ты слишком много говоришь, малыш. Он смотрел на нее не отрываясь. Его взгляд был прикован к мягкой розовой припухлости губ. Николь потеряла контроль, стало трудно дышать. Медленно, властно Пол притянул ее к себе и заключил в объятия!

— У меня сейчас нет настроения разговаривать. Чего я хочу, так это уложить тебя в мою постель и обладать тобой снова и снова. Тогда я буду знать, что пути назад нет, — сказал он твердо.

В ту же секунду его губы жарко припали к ее губам в страстном поцелуе. Язык Пола проскользнул далеко в глубь ее рта, и она уже ощутила беспокойную тяжесть его эрекции. Николь охватило безрассудное стремление позволить ему делать все, что угодно, с ее дрожащим и страждущим телом, и она издала приглушенный стон, поощряя его.

Пол взял ее на руки и уверенно понес в спальню. Одной рукой Николь перебирала его густые волосы, а другой обнимала за шею. Прижавшись губами к смуглой коже на затылке, она медленно вдыхала его горячий мужской запах, как вдруг, опомнившись, с болезненным содроганием выдохнула:

— Пол, отпусти меня… пожалуйста.

Он положил ее на широкую дубовую кровать. Подогнув под себя ноги и сев на колени, Николь прижалась к резной выпуклой спинке, голубые глаза виновато смотрели на него.

— Ты не так меня понял по телефону… Пол замер. Густые черные брови сошлись на переносице, и он испытующе взглянул в побледневшее лицо Николь.

— Чего, собственно, я мог не понять? «Личное и касается только тебя и меня»? Что еще может быть, кроме этого?

— Это моя вина.

— О чем, черт возьми, ты говоришь?

— Ты очень разозлишься?

— Я уже разозлился, — сказал Пол без всяких колебаний, — то ты включаешься, то выключаешься.

— Это не о сексе. Есть кое-что поважнее.

— В эту минуту нет ничего важнее, — произнес Пол с мужским рыком нетерпения.

— Пол! О черт, никак не могу решиться, — с мучением призналась Николь, заставив себя встретиться с его взглядом. — Джим не сын Эндрю… Джим твой сын, — выдохнула она наконец и села рядом.

Молчание длилось дольше, чем она ожидала. Было так тихо, словно Пол ничего не слышал. Потом его смуглое лицо перекосилось.

— Это что еще за глупая шутка? Николь вздрогнула. Слезы навернулись на глаза.

— Спроси Эндрю, если не веришь мне. Перед тем как покинуть имение, я сообщила Эндрю, что жду от тебя ребенка. Не знаю, что уж он сказал тебе, но, во всяком случае, он никак не должен был говорить о своем отцовстве.

— Это неслыханно. — Пол взглянул на нее, не веря. — Эндрю сказал мне…

И тут Николь прорвало.

— Плевать я хотела на то, что сказал тебе Эндрю! — кричала она в ярости. — Я не собираюсь извиняться и пытаться давать объяснения всему вранью, которое нагородил твой брат. Ко мне это не имеет никакого отношения.

Она никогда еще не видела Пола таким бледным.

— Ты лжешь… Ты должна была…

— Я никому и ничего не должна. — Голос ее стал низким. — Тебе неприятно и не нравится то, что слышишь? Хорошо, Пол, пусть будет по-твоему. Если не можешь поверить, что это так, просто скажи, что я вру, и забудь все.

— Замолчи! — рявкнул Пол в ответ. Николь судорожно вздохнула, ресницы ее отчаянно заморгали.

— Что ты устраиваешь истерику? — с гневом выпалил Пол. — О Господи, ты думаешь, любой мужчина так просто проглотил бы подобную историю. Я спал с тобой два с половиной года назад. Если ты забеременела, у тебя было достаточно времени сказать мне об этом.

— Я не хотела. Ты пренебрег мной, и это я запомнила на всю жизнь.

— О чем ты говоришь? — В его глазах по-прежнему стояло недоверие. — Ты бы послушала сама себя!

Николь опустила голову.

— Я сожалею, что так случилось. Действительно жалею об этом, но ничего не могу изменить, — пробормотала она неуверенно. — Что ты видишь, когда смотришь на Джима? Темно-карие глаза, черные волосы и смуглую кожу.

— Ты же сказала, что он унаследовал это от твоей матери.

— Я солгала. Моя мать была такая же светловолосая, как я, — пролепетала Николь.

— Ты крутилась с Эндрю и его сомнительной компанией много недель. Почти все это время он был слишком пьян, чтобы помнить, что ты делала, — подчеркивая слово «что», сказал Пол. — Ты думаешь, я настолько глуп, чтобы меня убедили слова про черные волосы и карие глаза ребенка? Кто знает, с кем ты еще могла переспать тогда?

У Николь перехватило дыхание.

— Я думаю, ты сказал достаточно. — Она спустила ноги и соскочила с кровати. — Никому не позволю так оскорблять себя!

Пол удержал ее за локоть, не дав отойти.

— А я не собираюсь просить извинения за то, что громко высказал все, о чем подумал бы любой мужчина. Так уж я устроен.

Наполнившиеся слезами глаза Николь выражали горькое осуждение.

— Ты был первым у меня, ты же знаешь это. На каком же основании ты считаешь, что я превратилась в потаскуху через несколько недель после того, как была с тобой? — Помолчав, Николь продолжала: — Джим родился через восемь месяцев и три недели после тех выходных. У меня есть медицинский документ о рождении, который подтверждает это. Он не мог быть еще чьим-нибудь ребенком.

— Но ты же предохранялась!

— Откуда такая уверенность? — проговорила Николь с откровенным вызовом, но волнение опять охватило ее с неистовой силой.

Пол взглянул на нее из-под опущенных ресниц.

— Ты сама говорила, что принимаешь противозачаточные таблетки. Хочешь сказать, что они не сработали?

Николь медленно перевела дыхание. — Нет.

— Но тогда о чем ты говоришь? — нетерпеливо спросил Пол.

— Я никогда не принимала таблетки, — проговорила Николь через силу, но все же непреклонная в своем стремлении договорить правду до конца. — Я солгала тебе об этом тоже.

— Ты солгала? — эхом отозвался Пол не очень твердо и отпустил ее локоть.

Николь отвела взгляд, лицо ее залила краска, и она только кивнула в знак подтверждения.

— Зачем? — настаивал Пол. Гнетущая слабость охватила Николь.

— Я хотела забеременеть.

— Ты хотела забеременеть? — медленно, акцентируя каждое слово, повторил Пол. Он принялся быстро ходить по спальне, как пантера в слишком тесной клетке. — И ты говоришь это, глядя мне в глаза?

— Нет больше смысла лгать. Я понимаю, у тебя есть все основания ненавидеть меня, но это правда, — закончила Николь.

Пол больше не смотрел на нее. Темпера-

мент истинного итальянца неожиданно вырвался наружу. Прежде чем Николь успела выдохнуть, он выскочил из спальни, пересек гостиную и с такой силой толкнул дверь, ведущую в галерею, что она едва не сломалась.

— Пол! — закричала Николь, устремляясь за ним. — Куда ты?

— А куда, ты думаешь? — выдавил он сквозь стиснутые в бешенстве зубы. — Я разорву Эндрю в мелкие клочья, сделаю из него кровавую кашу за то, что он соврал!

Николь в панике вцепилась ему в руку.

— Нет, Пол, нет!

Пол освободился от ее рук и зашагал по галерее к выходу.

— Меня не волнует, что ты делала с ним. Меня не волнует, каким влюбленным он был.

Меня не волнует даже, что ты пыталась выдать моего ребенка за его, чтобы повиснуть на нем! — прошипел Пол и замер, глядя на Николь. — Все это не имеет значения. Не стоит и гроша ломаного, — заключил он. — Но ничто не может оправдать его ложь, из-за которой жизнь моего ребенка находилась под угрозой. Он дал тебе возможность уйти из этого дома одной, без гроша, а ведь знал… ничтожный самовлюбленный ублюдок, что ты носишь моего ребенка, и не только не сказал об этом, но сделал все, чтобы быть уверенным, что у меня не будет причины искать тебя!

— Это несправедливо, — с большим трудом выговорила Николь. — Я никогда не была близка с Эндрю.

— Я скажу тебе, что несправедливо, — ответил Пол, казалось, пропуская ее слова мимо ушей, в его глазах читался еще больший упрек и осуждение. — Несправедливо то, что ты сделала с моим сыном — единственной невинной жертвой из нас всех!

Николь отшатнулась от него, а Пол понесся к парадной лестнице. Но Николь больше не хотелось бежать вслед за ним и спасать Эндрю от неизбежного возмездия. Она не настраивала Эндрю и Пола друг против друга. В этом ее нельзя обвинить. Она была в таком отчаянии, когда потеряла Пола, а потом обнаружила, что беременна. В таком состоянии она не могла догадаться, что Эндрю испытывает к ней отнюдь не платонические чувства.

Резкий окрик прервал ее размышления, и с приглушенным стоном Николь поспешила к лестнице, но замерла на полпути. Внизу, посреди большого зала, стоял Эндрю, только что покинувший столовую, в полном неведении о том, что произошло. Пол решительно шел к нему.

— Влепить тебе пощечину, что ли, чтобы вызвать на дуэль? — проскрежетал он.

— Значит, Николь наконец рассказала тебе? Да что с тобой? — Неожиданно быстро Эндрю разобрался в происходящем. — Лучше скажи мне спасибо за всю эту историю… Кстати, если бы ты с самого начала вел себя по-другому, она бы сюда никогда больше и носа не показала.

Пол тут же ударил Эндрю, и так сильно, что все, что видела Николь, — неясное движение, а затем Эндрю, пытающегося подняться с пола. Испугавшись, она приросла к перилам.

— Зачем ты пытаешься обвинять меня, когда сам совершил ошибку? — обиженно отплевывался Эндрю.

Как раз в тот момент, когда Пол в ответ выругался по-итальянски, обитая зеленым сукном дверь в задней части зала широко распахнулась и появился Джим. С воплем радости малыш пронесся по залу и возбужденно кинулся к ногам Пола. Эндрю мгновенно воспользовался этой неожиданной отсрочкой казни и поторопился к парадной двери.

— Я поехал в аэропорт встретить Люси. Мы пробудем в городе день или два, — проговорил он через плечо.

Пол ничего не ответил. Он даже не посмотрел в сторону кузена. Во взгляде, устремленном на Джима, читалась нежность. А малыш, не реагируя на происходящее, нетерпеливо подпрыгивал у его ног, высоко поднимая руки, чтобы его подняли.

— Поносить, Пол, поносить, — настойчиво требовал он.

Глаза Николь увлажнились. Она отвернулась, пытаясь побороть свои чувства, а когда вновь посмотрела на Пола, тот сидел на корточках перед Джимом и разговаривал с ним. Она почувствовала напряжение в фигуре Пола, не видя его лица. Николь поторопилась вниз. В это время Пол подался вперед, схватил своего что-то неустанно говорящего сына на руки и вместе с ним поднялся.

Он медленно ходил кругами и, держа Джима в высоко поднятых руках, внимательно разглядывал его, явно изучая и сопоставляя известные ему факты. У Николь перехватило дыхание. В этот момент Пол за плечами сына увидел ее. Его лицо ужесточилось. Николь почувствовала себя так, словно ее, а не Эндрю подвергли экзекуции.

— Я прошу у тебя прощения, — хрипло сказала Николь, которую переполняло чувство вины.

— Ты никогда не выпросишь его, — как клятву произнес Пол.

Николь, совершенно обессилев, не пошла вслед, когда он понес Джима наверх. В том состоянии, в котором находился Пол, с ним было бесполезно разговаривать. Она хорошо знала, что Пол в любой момент снова вспыхнет, если она встретится на его пути. И потом, он имел право побыть наедине с Джимом.

— Он остынет, — сказал за ее спиной Мартин. Николь вздрогнула от неожиданности. — Если сам не сделает вывода, я помогу ему.

Николь повернулась. Дед Пола уже шел в гостиную.

— Холодно здесь, однако. Закрой за собой дверь, когда войдешь.

После маленькой паузы до Николь дошел смысл последнего замечания Мартина. Она двинулась следом за ним.

— Вы знали?

— Я подозревал это задолго до того, как ты появилась здесь, — признался старик. — Но всякие сомнения отпали, как только увидел мальчугана.

— Но вы же… Вы сказали Эндрю здесь вчера вечером, что я мать его ребенка.

Мартин медленно опустился в кресло.

— Он заслужил хорошей встряски. Когда наврал Полу, он вел себя мерзко. — Его блекло-голубые глаза всматривались в удрученное лицо Николь. — Если бы ты не рассказала Полу правду, я бы сделал это за тебя. Если он сейчас похож на разъяренного медведя, ты должна винить в этом только себя. Можно понять, что этот маленький мальчик должен значить для него.

От его упрека Николь вспылила:

— Не так давно даже вы не хотели, чтобы у меня был ребенок!

— Не хотел, — мрачно согласился Мартин. — Я страдал от ошибочного представления, что отец ребенка Эндрю. Он всегда соперничал с Полом, и самым сильным унижением явилась бы жена, которая вышла за него только потому, что не могла заполучить его кузена.

Николь бросило в краску.

— Я смотрела на Эндрю только как на друга.

— Очень сожалею, но в те дни я совершенно не предполагал, как далеко зашли вы с Полом там, в летнем домике, — заметил Мартин с грустью. — Ты водила компанию с Эндрю несколько недель. Естественно, я заключил, что он несет ответственность за твое положение, но ему этого не высказал.

В смущении Николь переминалась с ноги на ногу. В странном напряжении она ждала, когда он перейдет к кражам. Естественно, его уверенность в том, что воровала она, не могла не повлиять на отношение к ней.

— Потом Пол обронил, что Эндрю хвастал, будто послал тебя сделать аборт, — продолжил Мартин. — Конечно, я не мог поверить в это. Эндрю был так увлечен, что был готов жениться на тебе. Самым очевидным объяснением было то, что ребенок не от него. Кроме того, Пол тоже вел себя не как случайный прохожий.

— А как он себя вел? — не удержалась от вопроса Николь.

Мартин посмотрел понимающими глазами ей в лицо.

— По-прежнему самая преданная обожательница Пола, не так ли? — улыбнулся он. — Скажу тебе одно, Николь. Ты не ветреная. В тебе есть постоянство, а это я почитаю в женщинах превыше всего.

Дверь открылась. Вошел ее отец с утренней почтой. Мартин подарил ему усталую, но удивительно теплую улыбку.

— Бартон, старый хитрец… Выпустить Джима в нужный момент, это ли не шедевр изобретательности!

— Спасибо, сэр!

Николь поняла, что означал этот обмен любезностями. Появление ее сына в разгар ссоры не было счастливой случайностью, как она считала.

— Это определенно уменьшило ущерб, — одобрительно сказал Мартин.

— Безусловно так, сэр. А после какого-то времени, проведенного со своей американской леди, мистер Эндрю может сделать вид, что этого вообще не было.

— Ты думаешь, он приедет к Рождеству? -

Мартин прикрыл зевок старческой рукой. Он выглядел озабоченным.

— О да, сэр. Я бы не волновался на этот счет.

— Я так хочу гордиться мальчиком, — с надеждой признался старик. — Отец малыша — один из моих двух внуков. Жаловаться не приходится. Разве не так?

С неподдельным удивлением и уверенностью, что о ней уже забыли, Николь неслышно двинулась к двери.

Опасаясь идти наверх, чтобы случайно не встретить Пола и не вызвать очередной взрыв его негодования в присутствии Джима, Николь впервые со времени своего приезда направилась к зеленой двери и буквально столкнулась с мачехой — маленькой худой женщиной с седеющими волосами и не утерявшими блеска глазами.

— Николь, — выдохнула Глория, выглядевшая растерянной и затравленной.

— Спасибо, что побыла со мной ночью.

— Ты не знаешь, где мистер Пол? — перебила ее Глория.

— Он наверху с Джимом. Я думаю, если у тебя к нему записка, лучше отдать ее папе. — Николь замолчала в удивлении, потому что пожилая женщина, не останавливаясь, пробежала мимо. Послышались ее приглушенные рыдания.

Николь постояла в раздумье: не пойти ли за мачехой, но решила, что не стоит.

В конце длинного, мощенного плитами коридора она заскочила в комнату дворецкого, чтобы одолжить у отца его пальто.

Это было новое пальто, с некоторым удивлением заметила она, из тяжелой и дорогой ткани. Быть может, оно не подошло Мартину. Надев его, она изучила содержание ящика комода с ключами. Минуту спустя Николь увидела ключ, который искала, и направилась в старый туннель под замком, проложенный более века назад.

Выйдя из туннеля в парк, за старым ледником свернула на дорожку к озеру. Одним из самых неудачных проектов Эндрю была идея превращения летнего домика в самоокупаемое жилое помещение для туристов. Игнорируя любовь деда к одиночеству, Эндрю промотал немалую сумму на перестройку этого домика.

— Те, у кого медовый месяц, полюбят его, — предсказывал он.

Но никому так и не довелось пожить там, кроме Пола.

Николь прошла у озера, не видя больше колышущейся при дуновении ветра травы. Ее окружали голые деревья вместо тогдашнего летнего буйства листвы, распустившихся полевых цветов, полуденного зноя… и Пола, жаждущего ее.

— Присоединяйтесь ко мне, — небрежно предложил он, показывая на корзину со снедью для пикника, стоящую на ковре. Я начинаю жизнь заново.

Пол был далеко не трезв, но Николь была так возбуждена, что ничего не заметила. Волновало лишь то, что он наконец обратил на нее внимание и пожелал разделить с ней компанию. Ее отец был в Торонто, и она потратила почти всю неделю, постоянно попадаясь на глаза Полу и просыпаясь каждое утро в страхе, что он уехал в Италию. Но теперь, уютно усевшись на кашемировом ковре и видя, как Пол смотрит на нее, Николь чувствовала себя победительницей.

— Ты напоминаешь маленькую кошечку, лижущую сметану, — сказал Пол и, приблизившись к ней, прервал ее дыхание поцелуем.

Его поцелуй вызвал в ней бурю чувств, и она утратила контроль над собой. Пол ничем не походил на восхищавшихся ею неопытных юнцов, которых она легко удерживала на расстоянии. Прежде чем она смогла о чем-то подумать, Пол отнес ее в летний домик и овладел ею со страстным нетерпением…

Вынув ключ, Николь вставила его в дверь домика и вошла внутрь. Она поднялась по каменной лестнице в углу и вошла в пустую комнату наверху. Но не смогла перенести нахлынувших воспоминаний и выбежала оттуда на холодный воздух. Горькие слезы раскаяния хлынули из глаз.

Она была так счастлива в те дни, что поверила, будто он счастлив тоже.

— Мне нравятся женщины, которые знают чего хотят, если, конечно, я тоже хочу этого. А это так, да-да, так, — удовлетворенно говорил Пол, напряженно вглядываясь в нее, вспоминая прилив тепла и страсть, которые она вызвала в нем.

Боже мой, как он посмел спрашивать ее, действительно ли она использовала его как приманку, чтобы заставить Эндрю ревновать! В те выходные она не могла скрывать свои чувства, потому что была так отчаянно, так исступленно счастлива! Обо всем этом Николь вспоминала сейчас, ненавидя себя.

Как может она продолжать любить Пола, если он никогда не любил ее. А сейчас просто ненавидит. Конечно, это так! Но Пол, преданный своему роду, только из-за чувства чести и долга будет делать вид, что любит сына и примет его потому, что Джим оказался невинной жертвой безответственного поведения его матери. Она вышла в парк.

Треск ломающейся ветки прервал печальные мысли Николь, и она резко повернулась на звук. Пол стоял под деревьями, глядя на нее пристально и спокойно. Николь бросила на него испуганный взгляд и снова отвернулась, боясь, что он заметит ее покрасневшие от слез глаза. Должно быть, он увидел ее из окна и последовал за ней, чтобы поставить последнюю точку. Она ждала новой вспышки обвинений.

— Джим заснул прямо во время ланча. Я переутомил его, — как-то очень неожиданно и растерянно сказал Пол.

Николь стояла, глубоко засунув руки в карманы.

— Было бы полнейшим лицемерием с моей стороны отвергать его, — задумчиво продолжал Пол, будто разговаривая сам с собой. — Он часть меня, он мой сын, и теперь, когда шок немного спал, я должен признаться, что очарован им. Можно сколько угодно злиться, что пропустил первые годы его жизни, но что поделаешь!

Пораженная, Николь смотрела на него, с трудом веря тому, что слышит.

— Для тебя, конечно, было бы гораздо проще сделать аборт, но ты не сделала. За это я тебе благодарен.

— Благодарен? — повторила Николь, так сильно озадаченная, что с трудом смогла выговорить слово.

— Впрочем, так же, как и за твою искренность. — Пол продолжал изучающе смотреть на нее. — Не каждая женщина признается, что умышленно расставляла ловушку, чтобы поймать в нее богатого мужа.

Николь вернулась к действительности, покраснев до корней волос.

— Я… я, — начала она, но так больше ничего и не сказала, потому что пытаться разубедить его во мнении, что она изощренная, рассчитывающая каждый свой шаг охотница за богатым мужем, бесполезно. Пол в этой ситуации все равно никаким ее доводам не поверит и не примет их.

В наэлектризованной тишине Пол выжидающе смотрел на нее, подняв бровь.

— Ну да, — промямлила наконец Николь. — Теперь ты знаешь.

— Так почему же ты ничего не сделала, чтобы подобрать это богатство?

Николь в замешательстве напряглась, не готовая к продолжению разговора.

— Как видишь, у меня возникла проблема: никак не могу понять твои поступки, — мягко признался Пол. — Мартин мог в припадке гнева проделать с тобой Бог знает что, а тебе и надо было только связаться со мной. Естественно, тогда бы и вопрос о наказании не стоял. Твоя беременность давала тебе целую дюжину возможностей, но по каким-то странным причинам ты не попыталась воспользоваться ни одной из них.

— Я просто не могла признаться тебе в беременности. Понятно? — выпалила Николь в порыве отчаяния, который неожиданно обратился в гнев. — После того как ты со мной обошелся, я бы скорее приняла яд.

— Это звучит весьма убедительно, — ответил Пол с иронией, все так же пристально глядя ей в лицо. — Я больно ударил по твоему самолюбию, и ничто, даже самое амбициозное желание, не могло заставить тебя поставить интересы моего сына выше твоей раненой гордости?!

Николь отвернулась.

— Я все думала, сколько времени тебе потребуется, чтобы заговорить, как сейчас.

— Ты совершенно права. Разговор такого рода самый непродуктивный. Особенно в тот момент, когда все планы и интриги, задуманные и осуществленные, все эти заигрывания, охота и соблазнение привели к тому, что представляется почти неизбежным завершением.

Каждое его слово достигало цели. Николь напряженно смотрела на него в недоумении, явно ожидая подвоха, и Пол перехватил ее взгляд.

— Я могу узаконить рождение моего ребенка, только женившись на тебе. — Подобие принужденной улыбки тронуло его губы, когда он увидел, какую реакцию вызвали эти слова. — И я собираюсь настаивать на этом, как на абсолютной необходимости. Никто никогда уже не сможет назвать моего сына ошибкой!

8

— Ты просишь меня выйти за тебя замуж? — спросила Николь, заикаясь от удивления.

— Не прошу. Это само собой разумеется. — Пол сократил расстояние и остановился в нескольких шагах от нее. Вся его фигура выражала окончательно принятое решение. — Мы поженимся.

Николь с трудом перевела дыхание и с изумлением смотрела на него.

— Прежде чем газеты запестрят издевательскими заголовками про дочь дворецкого, про дитя любви Джиротти, — пояснял Пол с вымученной улыбкой. — Прежде чем Джим или кто-нибудь еще начнет задавать нелепые вопросы. И, наконец, отнюдь не самое маловажное: я буду иметь права на собственного ребенка.

Николь с трудом сомкнула губы. Даже это потребовало немалого мужества под пристальным взглядом Пола, выжидающего и готового ринуться в атаку при малейшем признаке возражения.

— Но…

— Никаких «но». — Пол посмотрел на нее сверху вниз с готовой взорваться яростью. — Это твоя обязанность перед сыном и передо мной.

Николь было попятилась, но Пол схватил ее и пригвоздил к месту. Его блестящие черные глаза метали молнии.

— И давай не будем притворяться, что делить семейную постель — большая жертва для кого-то из нас. Ты будешь утешаться моим богатством, я — твоим прекрасным телом. Мне кажется, это похоже на брак, заключенный на небесах.

Он подвел Николь к одной из колонн портика летнего дома и положил руки ей на бедра. Николь непроизвольно вздрогнула, ноги едва не подкосились. Прилив тепла, исходящий от стройного мускулистого тела Пола, вызвал в ней острое желание.

— Пол, — прошептала Николь почти умоляюще.

Обволакивая улыбкой, Пол раздвинул полы пальто Николь и медленно заскользил длинными тонкими пальцами по всей длине ее дрожащих бедер. Она вздрогнула и подалась назад, прислонившись к колонне. Приняв это движение за приглашение, он с дикой, горячей жаждой, которая электризовала ее, прильнул к Николь всем телом, но неожиданно отпрянул с хриплым стоном.

Николь смутилась.

С приглушенным свистом переведя дыхание, Пол прошептал:

— Господи… нас же видно из дома. Мы как на ладони.

Николь покраснела и оглянулась, стараясь восстановить утраченный контроль.

— Я не могу отпустить тебя, — выдохнул он, — но и не должен начинать того, чего не могу закончить. Для того чтобы ублажить Мартина, мы должны отправиться выбирать рождественскую елку.

— Елку? — удивилась Николь.

— Традиция, — сказал Пол. — Дед строго следует традиции. Как будущая хозяйка «Старого озера» ты должна сама выбрать елку и смотреть, как я буду рубить ее.

— Я не сказала, что выйду за тебя замуж.

— Не вижу ни одной причины для отказа.

— Ты не любишь меня. — Краска схлынула у нее с лица.

Быть женой Пола, отдать ему тело и душу, проснуться ночью и обнаружить его рядом, иметь право поднять телефонную трубку, чтобы услышать родной голос всегда, когда захочется. Все это лихорадочно проносилось в голове Николь. О таком счастье она не смела даже мечтать.

— Хорошо… Я выйду за тебя, — смущенно обратилась она к земле под ногами, с ужасом осознавая, как прилив любви накатывает на нее, полностью лишая гордости.

— Конечно, выйдешь. Свое согласие ты дала сейчас, когда стояла у колонны и предлагала мне себя средь бела дня.

С малиновым румянцем на щеках Николь вскинула голову и встретила взгляд его больших темных глаз, в которых светилась откровенная, приводящая ее в замешательство радость. Это обескураживало, казалось, будто огонек радостного трепета зажегся у него глубоко внутри и он делал огромные усилия, чтобы сохранить его в тайне.

— Я договорюсь о специальном разрешении, — сказал Пол, когда они шли вдоль фасада замка. — Свадебная церемония должна состояться до Рождества.

— До Рождества? — воскликнула Николь.

— В сочельник, если пастор согласится. Все пройдет по-семейному. Нам понадобятся кольца, не говоря уже о платье и вообще гардеробе для тебя, — размышлял вслух Пол. — Потом серьезный вопрос о рождественских подарках для Джима. Я сгораю от нетерпения пройтись по магазинам игрушек. Завтра полетим в Торонто.

— Да, — еле проговорила Николь, когда они входили в дом.

Отец ждал в большом зале. Рядом стояла Глория, ее лицо было бледно.

— Нельзя ли переговорить с вами, сэр? — сухо спросил отец.

Николь припомнила, что мачеха недавно разыскивала Пола, и встревожилась. Почувствовав ее напряжение, он с улыбкой положил руку ей на плечо. Все вместе они вошли в кабинет Пола.

Дверь еще не закрылась, когда Глория заговорила.

— Это не Николь брала тогда вещи… Она приняла на себя мою вину, — мачеха заикалась от душивших ее слез. — Это я взяла их, и я же их продала. Николь пыталась положить найденную у меня миниатюру на место, когда мистер Уэббер застал ее.

— Мистер Уэббер знает правду уже очень давно, — добавил Николас Бартон.

Николь только теперь поняла, почему Мартин так тепло встретил ее в своем доме.

Пол внимательно смотрел на дворецкого. Ни один мускул его лица не дрогнул.

— Дед знал?

— Моя жена ничего не сказала мне до тех пор, пока не попала в больницу, и тогда…

— Когда Глория лежала в больнице? — вмешалась Николь.

— Через несколько месяцев после того, как ты ушла. У меня был нервный срыв, — сказала мачеха.

— Почему мне об этом ничего не сообщили? — строго спросил Пол.

— К тому времени, когда я смог сообщить мистеру Уэбберу о том, что наделала Глория, замок был уже продан, сэр, — пояснил Николас. — Мистер Уэббер посоветовал нам молчать.

— Молчать? — повторил Пол, едва заметно вздрогнув. — Дед не советовал вам говорить мне об этом?

— Мистер Уэббер считал, что вы уволите меня, и это как раз то, чего мы заслуживали… Но в то же время с больной женой и при полном отсутствии средств… — Дворецкому становилось все труднее формулировать мысль.

— И у вас оставался чертовски небольшой выбор: умереть под мостом или выйти на большую дорогу, — мрачно закончил за него Пол. — Да, видно, мне иногда очень полезно взглянуть на себя глазами других.

Николь пересекла комнату, чтобы обнять мачеху.

— Все в порядке, — мягко сказала она, бросив на Пола умоляющий взгляд. — Пол понимает. Он не сердится. Все это теперь в прошлом.

— Очевидно, я должен подать заявление об уходе, сэр, — сказал Бартон.

— Я женюсь на вашей дочери, Николас. Боюсь, вы обречены не разлучаться с нашей семьей до конца дней.

— Женитесь на моей дочери?! — Старик был явно потрясен.

— Да, мы женимся, — подтвердила Николь.

Улыбка осветила утомленное лицо ее отца.

— Это прекрасная новость. — Он помолчал. — Я отведу Глорию вниз, если можно. Признание далось ей не так-то легко.

Молчание установилось сразу после того, как они вышли. Николь понимала, что сейчас последует, и, для того чтобы как-то предупредить ярость Пола, проговорила:

— Я хотела рассказать тебе об этом после свадьбы.

— Ну, спасибо тебе за такое выражение заботы обо мне и своем отце, — скривив рот, произнес Пол. — Какого черта ты молчала все это время?

— Я не знала, что Глория призналась моему отцу, — сказала Николь. У нее начала болеть голова. — Это не моя тайна и не мне ее раскрывать.

— Ну да, вместо этого ты позволила называть себя воровкой, — почти не разомкнув рта, сказал Пол, нервно потирая руки, чтобы унять их дрожь.

Николь поспешила объяснить, почему мачеха решилась на воровство. Глория задолжала по кредитной карточке. Стыдясь признаться мужу и понимая, что их скромный бюджет никогда не позволит расплатиться, как только этого потребуют, она с отчаяния прибегла к крайней мере. Все украденное сбыла за бесценок бесчестному торговцу. По чистой случайности Николь нашла украденный и спрятанный у мачехи миниатюрный портрет, заставила трясущуюся от страха пожилую женщину признаться во всем. Она оплатила остаток долга по карточке из своих сбережений, которые у нее имелись от кое-какой поденной работы.

— Жалованье твоего отца не менялось много лет, — без обиняков сказал Пол. — Он не просил прибавки, а дед не думал о положении своего верного служащего. Это в какой-то мере объясняет, почему мачеха попала в такой переплет. Когда я вступил в права владения, была проведена проверка бухгалтерии и рассмотрены вопросы оплаты обслуживающего имение персонала.

Он понял, прекрасно все понял. От всего пережитого Николь почувствовала такую слабость, что должна была сесть.

— Я никогда не сомневался в твоей виновности, — хрипло проговорил Пол. Его лицо окаменело от напряжения, когда он сделал это ужасное для Николь, но честное признание. — Когда я увидел квартиру твоего отца два года назад, я пришел в ужас. Мартин не был там ни разу за двадцать лет и никогда не интересовался, как они живут. Я понял твою привязанность к семье и поэтому решил, что ты действительно брала и продавала вещи.

— Прости, что не решилась рассказать тебе обо всем раньше.

— Но теперь я знаю все, правда? — сказал Пол с неожиданным и тем самым еще более тревожащим ее спокойствием. Его глаза не отрываясь смотрели на нее. — Дочь дворецкого не воровала, но нацелилась прямо и настырно на то, чтобы выйти замуж за самого богатого члена семьи?

— Я неважно себя чувствую, — пробормотала она, отбрасывая со лба прядь волос. От волнения и усталости у нее подкосились ноги.

Пол до сих пор не верит в ее всепоглощающее чувство к нему, подозревая в погоне за богатством!

— Потому что неправильно себя ведешь — от гриппа ты отнюдь не избавилась. — Подавшись вперед, Пол успел схватить ее падающее тело в свои руки. — Ты была совершенно больна вчера вечером. Так что же ты делаешь? Ты вскакиваешь к завтраку, гуляешь на холоде и в довершение ко всему не хочешь застегивать это чертово пальто. У тебя полный провал в том месте, где у других находится здравый смысл, и, что самое поразительное, именно от этого я чувствую себя великолепно!

— Из-за Джима, — потерянно проговорила она.

— Не хнычь, малыш, ты ведь поймала миллиардера.

— Я не хнычу.

— Наверное, мне послышалось. Отдохни. Мы отложим историческую рубку дерева до завтра. Даже Мартин поймет, что я не хочу брать в жены умирающую невесту. Сейчас ты поешь, ляжешь в постель и будешь спать.

Николь была слишком слаба, чтобы спорить. Это был самый эмоциональный изматывающий день в жизни, и сейчас, когда державший ее в напряжении стресс прошел, она с трудом размыкала закрывающиеся веки.

На следующее утро Николь завтракала в постели, чувствуя себя прекрасно. Она проспала двенадцать часов. Весь мир ей виделся в розовом свете, тем более что в ближайшие дни она собирается выйти замуж за человека, которого любит. Пол прав — хныкать тут неуместно.

Одевшись, Николь повела Джима в полуподвальное помещение, где жили ее отец и мачеха.

— Ты будешь удивлена, — предупредил отец, открывая входную дверь.

Она и впрямь удивилась. Промозглое, темное помещение, которое она помнила, исчезло. Они вошли в теплую комнату, обставленную удобной мебелью.

— Мистер Джиротти распорядился это сделать специально для нас, — объяснил Николас Бартон. — И зарплату мне повысил тоже… он очень великодушный хозяин.

— Вчерашняя хворь совсем прошла? — спросила Глория, улыбаясь Николь.

— Я чувствую себя настолько хорошо, что уже забыла о ней, — ответила та.

— Как ты относишься к тому, что я выхожу за Пола? — спросила Николь напрямик.

— Я рад за тебя, конечно… но к этому не сразу привыкнешь, — сказал отец с печальной улыбкой.

Николь пошла наверх взять пальто Джима. Когда она спускалась вниз в приподнятом настроении, то натолкнулась на Пола, ждавшего ее в большом зале. Высокий, смуглый, импозантный. Жестом, каким матадор распахивает красную материю перед быком, он выбросил вперед на протянутых руках незнакомое пальто.

— Что это и откуда? — спросила Николь, но быстро надела его и с интересом стала рассматривать себя в зеркале.

Ей понравилось, что пальто такое длинное, черное и теплое. Подняв роскошный меховой воротник, она не поверила отражению в зеркале.

— Это была импульсивная покупка.

Николь погладила мягкий кашемир непослушными от волнения и радости руками и закружилась в танце. Глаза ее сияли.

— Дух захватывает, — призналась она, не сумев припомнить, когда в последний раз надевала на себя вещь, которая ей действительно так нравилась.

— Меняешь отношение к итальянцам, дары приносящим?

— Зависит от того, чего ты хочешь взамен, — дерзко подначила Николь, когда они выходили на улицу.

— Тебя… сегодня вечером, — коротко сказал Пол.

Николь покраснела и бросила на него взгляд, полный восторга и смущения.

— Мое богатство в обмен на твое тело, — напомнил Пол совершенно серьезно. Его черные глаза, мерцая, смотрели на нее. — Это действительно не очень равный обмен, но я не жалуюсь. В конце концов, если бы ты была влюблена в меня, великих подвигов романтического свойства можно было бы ждать и от меня.

— Я думаю, тебе придется столкнуться с большими испытаниями, — ответила Николь. Губы ее сжались, глаза потухли.

Пол еще раз подчеркнул, что не верит в ее любовь к нему…

9

— Ты неверно понимаешь, почему я выхожу за тебя, — робко сказала Николь, расхаживая взад и вперед по жухлой траве. — Да перестань хоть на минуту стучать по этому проклятому дереву!

Пол выпрямился. Мышцы играли под тонким свитером. Николь была настолько поглощена его величественной статью, что чуть не споткнулась о бревно. Разгоряченный, вспотевший, он выглядел невероятно сексуальным.

— Я слушаю, — подбодрил он. — Ты сказала, что я неправильно представляю…

Джим тем временем вскакивал и спрыгивал с бревна.

— Как я уже сказала, я выхожу за тебя по некоторым очень важным причинам.

— Назови их. — Пол взмахнул топором и еще раз ударил по шестиметровой ели.

— Во-первых, Джиму нужен отец, во-вторых, я хочу, чтобы у него было все самое лучшее, в-третьих… — Николь потеряла мысль, потому что никак не могла оторвать восхищенного взгляда от могучих мускулов Пола.

— В-третьих? — переспросил он.

— Ты такой сильный… Я имею в виду, — бросив на него взволнованный взгляд, Николь снова принялась расхаживать взад-вперед, — такой крепкий, а это тоже плюс. Наверное, я не смогла бы выйти за того, кто может умереть на женщине во время любви.

— Не волнуйся, я не умру на тебе сегодня ночью, и, думаю, что как раз тогда у тебя будет шанс полностью обдумать и понять все. — С этими словами Пол нанес мощный, сокрушительный удар топором, и красавица ель с шумом повалилась.

Джим в восторге от зрелища побежал к поваленной ели с возбужденным криком. Николь спрятала дрожащие руки в карманы, пытаясь сделать вид, что не слышала последнего заверения Пола.

— Я просто не хотела, чтобы ты думал, что… — неуклюже начала она снова.

— Да нет проблем, Николь. Третью причину я знаю. Сильвия тоже вышла за меня из-за денег.

Елку предстояло доставить в замок и поставить в зале, чтобы потом нарядить. Когда они втроем забирались в машину, Николь все еще не могла думать ни о чем другом, кроме того, что Сильвия вышла замуж за Пола из-за его состояния.

— Я думала, что Сильвия была богатой наследницей, — сказала вдруг Николь, когда они подъезжали к замку.

— Я не позаботился проверить кредитоспособность родственников будущей жены до свадьбы. Дела ее отца были серьезно расстроены. Через день после свадьбы, которую она поторопила именно из-за отца, мне было сообщено, что мой долг — решить его проблемы. Этот опыт оставил по себе неизгладимую память, — сказал он, выскакивая из машины.

— Когда мы едем за покупками?

— Мне нужно принять душ? — В его черных глазах мелькнули веселые искорки. — Ты тоже можешь сбросить пальто. Я сомневаюсь, чтобы оно убежало.

После раннего ланча они улетели в Торонто на вертолете, которым Пол управлял сам. Джим был в восторге, но Николь все время успокаивала Мелани, которая очень нервничала. В аэропорту их пути разделились: Джим с няней отправились в особняк, а Пол повез Николь в модный салон.

Через полтора часа они вышли из магазина. Главная покупка — обручальные кольца — была сделана. Но, кроме этого, Николь стала обладательницей роскошного кольца с сапфиром и бриллиантами, купленного в знак помолвки, не говоря уже о золотых часах и двух парах изысканных серег, привлекших внимание Пола. Николь сначала останавливала его, но это не помогло, и она принимала все покупки молча.

— Я не ожидала такой щедрости, — затаив дыхание, призналась она, залезая в лимузин.

— Естественно, я делаю все возможное, чтобы поразить не только тебя, но и окружающих, — с улыбкой проговорил Пол.

Эти слова произвели на Николь удручающее впечатление. Ее жизнерадостность улетучилась.

— Я дал распоряжение своим адвокатам составить брачный контракт, — продолжал Пол, пристально глядя в ее расстроенное лицо.

— И привяжу тебя так крепко, что, если мне придет в голову развестись с тобой, ты будешь на коленях умолять меня изменить решение.

— Не поняла. — Щеки Николь зарделись. Пол поднял брови.

— С моей стороны было бы очень глупо не связать тебя крепко-накрепко. В браках, где узы не так крепки, всегда имеется возможность, что твое внимание может быть привлечено…

— Да мы ведь еще не поженились! — не веря своим ушам, вскричала Николь. — А ты уже говоришь о том, что я буду смотреть по сторонам.

— Я должен предусмотреть любой нежелательный поворот. Я бизнесмен. — Пол пожал плечами.

Николь была ошеломлена, но, кроме того, еще и серьезно разозлилась. Он все еще убежден, что она выходит за его проклятые деньги! Но, может быть, ей и нужно такое напоминание, чтобы опуститься на грешную землю, подумала она. С момента, когда Пол предложил ей выйти за него замуж, часть ее души воспарила в небеса. Было от чего. Ведь брак с Полом был всегда ее заветной мечтой. И только сейчас она столкнулась с действительным положением вещей: в то время, как она всегда любила его, он никогда не любил, и все его приготовления к свадьбе не имеют ничего общего ни с романтикой, ни с праздником.

Он настоял, чтобы она пошла с ним покупать одежду. Недовольство Николь возрастало. Она начинала чувствовать себя экспонатом перед выставкой, безликим объектом, который должен подходяще выглядеть перед тем, как предстать на обозрение публики.

Пока Пол в ожидании сидел на диване, потягивая глинтвейн, Николь примеряла один немыслимо дорогой наряд за другим.

Она входила и выходила из примерочной в разнообразных туалетах, туфлях на высоких каблуках. Пол с непроницаемым видом, расслабившись, рассматривал ее оценивающим взглядом.

— Оставь вот это, — проговорил он, когда она появилась в пурпурном костюме с черной отделкой, который великолепно подчеркивал ее высокую стройную фигуру. — Теперь займемся бельем.

Николь окинула его убийственным взглядом. Она поняла, что Пол вынашивает одному ему известные мужские фантазии.

— Я выберу его сама, когда останусь одна.

— А мне тоже нравится выбирать белье, — сказал Пол без тени смущения.

— Я хочу свадебное платье, — сказала Николь сквозь стиснутые зубы. — Я хочу свадебное платье с длинным-предлинным шлейфом, вуалью, цветами и множеством кружев.

— Хорошая мысль, — одобрительно кивнул Пол. — Мартин будет упиваться всеми традиционными свадебными причиндалами, но сегодня у нас уже нет времени.

— Мне надо бы одеться в черное с пробитым на нем ценником, — сердито сказала Николь. — Вот то, чего ты заслуживаешь.

Пол посмотрел на нее довольным взглядом.

— О, я думаю, что точно знаю, чего заслуживаю, и с трудом удерживаю свой пыл, малышка.

Они вышли на улицу. Разноцветные, яркие огни освещали темнеющее небо и бесчисленных покупателей, толпившихся на тротуарах. Николь остановилась.

— Великолепно, правда? — с придыханием проговорила она.

— Да, — сказал Пол. Он не смотрел на огни, он смотрел на нее, но Николь этого не замечала.

— Я всегда немного по-детски воспринимаю Рождество, — сказала она, почему-то смутившись.

— В нем есть свое очарование. — С застывшей улыбкой Пол поторопил ее сесть в ожидавший лимузин. — Мы обещали Джиму быть к его купанию.

Спустя сорок минут Николь стояла и смотрела, как радостно Пол бомбит пластмассовые катера из игрушечного самолета, а Джим визжит от удовольствия, брызгая от возбуждения водой во все стороны. Она могла упасть замертво, а Пол и не заметил бы этого, горестно подумала она, стыдясь и раздражаясь на саму себя за этот нахлынувший приступ зависти.

Он будет замечательным отцом. Мало кто из мужчин способен так непосредственно, искренне радуясь, играть с малышом. Это была нежность, признаки которой она угадывала во взгляде Пола на сына, заставлявшая сжиматься ее сердце. Пол никогда не будет так смотреть на нее. Она всегда будет придатком, а не потребностью.

Они собрались где-нибудь поужинать, и Николь направилась к себе переодеться.

Пол молчаливо подошел к ней сзади, накрыв ее руку своей, и вывел в коридор, а затем провел в хозяйскую спальню. Николь покраснела и поспешила в будуар, открывая по пути дверцы шкафов, пока не нашла то, что искала. Голубое ночное белье, прекрасное в своей элегантной простоте. Когда она отошла от гардероба, Пол выдвинул один за другим три ящика и достал дамское белье мягких тонов из шелка и кружев.

— Я сделал выбор по своему вкусу.

Склонив голову, Николь рассматривала белье, перебирая, но чувствовала неловкость оттого, что он сам выбрал для нее такие интимные предметы туалета.

— Ты можешь быть удивительно стеснительной, — хрипло рассмеялся Пол, проводя пальцем по припухлости ее нижней губы и пробуждая в ней трепет. — Но вот о чем я думаю: невозможно поверить, что все время, которое ты провела с Эндрю, ты ни разу не сказала ему «да».

— Ты ревнуешь к Эндрю… Не могу поверить! — воскликнула в отчаянии Николь. — К человеку, которого я вообще не хочу видеть!

Пол бросил на нее через плечо взгляд, полный яростного порицания.

— Я… ревную к Эндрю? — произнес он сквозь зубы. — Да ты в своем уме?

— Очень рада, что ты не ревнивец, — сказала Николь, быстро опустив глаза.

Через три дня она станет женой невероятно ревнивого и властного мужчины. Темные страсти бушуют в этом человеке, на первый взгляд уравновешенном и холодном. У Николь возникла потребность успокоить Пола, обвить руками его шею и сказать, что обожает его, но, как только она вспомнила о брачном контракте, желание открыто выразить свою любовь исчезло.

Она переоделась и спустилась в гостиную. При виде ожидавшего ее Пола сердце Николь ёкнуло.

— Ты выглядишь обворожительно, — хрипло проговорил он.

— Да… но… ты же сам купил это платье. Пол расхохотался.

— Что так рассмешило тебя?

Он завернул ее в кашемировое пальто.

— Твои слова, но это трудно объяснить.

Он привел ее в маленький, но уютный ресторанчик. Они выглядели сногсшибательной парой. Многие посетители приветствовали Пола, не скрывая своего любопытства по поводу сопровождающей его красивой блондинки. Пол улыбался и кивал в ответ, но ничего не говорил.

— Полагаю, ты решил вывести меня на публичное обозрение, — ядовито сказала Николь. — В общем, на первое свидание.

— Наше первое свидание произошло давным-давно. Это был пикник у озера, — напомнил Пол. — Одно-единственное свидание, которое длилось в течение двух выходных.

Николь, зардевшись от воспоминаний, закрыла лицо меню, якобы изучая его. На столе вдруг появилась крошечная плетеная корзинка с полевыми цветами. Ошеломленная, она наклонилась, чтобы посмотреть на прикрепленную к корзинке карточку. Там стояла подпись Пола. Где он мог достать их среди зимы? Она решила спросить.

— Они прилетели издалека, — пояснил Пол.

О, в тот день у озера аромат собранного им букета полевых цветов, сладкий и дурманящий в горячем, неподвижном воздухе, опьянял ее, когда она лежала у него в объятиях. Что может быть в этом сегодняшнем жесте иного, кроме нежной памяти о тех днях?

Когда подали первое блюдо, Пол решительно посмотрел на нее.

— Я все спланировал тогда: заказал корзину с едой, а потом лег, спокойно поджидая тебя в полной уверенности, что ты меня найдешь.

Николь чуть не подавилась кусочком дыни. Пол налил ей бокал воды со льдом. Закашлявшись, Николь схватила бокал, чтобы отпить воды и успокоиться.

— Я должен был наказать тебя за то, что ты пробудила во мне сексуальные фантазии. К тому времени прошло всего семь месяцев, как я потерял семью. Особенно ужасно я чувствовал себя, заходя в спальню, — говорил Пол с пугающей откровенностью. — А ты будто не понимала и не слышала мои просьбы держаться подальше и охотилась на меня с упорством, цель которого была вполне очевидной.

— Пожалуйста, не говори больше ничего, Пол, — прошептала Николь. — Я же все объяснила и уже просила у тебя прощения. — Ее лицо пылало.

— Так беззастенчиво и откровенно, что я ничего не мог поделать и просто вынужден был уступить, — не мог остановиться Пол. — Я сам до конца не сознавал тогда, что тоже хочу быть с тобой, — признался он глубоким, хриплым голосом. — Но Сильвия никогда не хотела меня так. Она была неспособна на такую страсть. А ты — да, ты дала мне то, чего я хотел и в чем нуждался.

Повисло молчание, видимо, каждый из них предался воспоминаниям. Николь нервно лизнула нижнюю губу. Наблюдая за ней, Пол вздрогнул.

— Пойдем отсюда, — вдруг сказал он. От неровного, прерывистого дыхания его голос срывался. — Я допустил ошибку, нельзя в таком месте начинать разговор о тех выходных.

Ошеломленная, она не могла подняться, но Пол уже протянул руку, его взгляд говорил о желании, и он даже не сделал попытки скрыть это.

Метрдотель поспешил к их столу. Николь наконец встала. Выйдя из ресторана, Пол подал знак своему шоферу.

— Мои цветы, Пол… мои цветы! — воскликнула Николь. — Я забыла их.

Она замолчала, когда улыбающийся официант вышел из ресторана с бесценной маленькой корзинкой. Пол засмеялся.

— К сожалению, они завянут через пару часов.

Николь прижала к себе корзинку, словно опасаясь, что ее отберут у нее. Глядя на спутницу взглядом, полным откровенной радости, Пол притянул Николь к себе и прижал губы к ее губам в горячем порыве. Она приняла и ответила на этот страстный поцелуй.

— Не приближайся ко мне, — хрипло посоветовал Пол, когда лимузин тронулся. — Если ты, конечно, не хочешь быть изнасилованной дошедшим до крайности мужчиной прямо здесь, в машине.

Николь конвульсивно вздрогнула. Ее тело стало слабым и податливым. Она почти потеряла власть над собой.

Пол что-то сказал по-итальянски.

— Не смотри на меня так. Это не поможет. С высохшим ртом Николь снова уставилась на него, впитывая исходящую от него бурлящую энергию.

— Кажется, меня ничто не остановит. Я ведь не такой джентльмен, как мой двоюродный брат. У меня чувство, что тебе придется научиться предаваться любви в самых неожиданных местах, а уверенность, что ты испытываешь то же самое, удесятеряет мое нетерпение.

— Думаешь, и я готова на все? — спросила Николь.

— Между прочим, когда ты останавливаешь на мне взгляд своих огромных голубых глаз, желание достигает опасных пределов. Переход от долгого поста к празднику выбил меня из колеи, такого никогда не было в моей жизни.

Николь съежилась. Ее очень ранило сознание того, что Пол потянулся к ней именно в результате сексуальной неудовлетворенности.

— Ты была просто глупым ребенком. — Пол склонил голову, чтобы снова в упор взглянуть на нее. — Внешне вроде бы женщина и одновременно — безрассудная маленькая девочка. Странно, но я не понимал, что по сути имел тогда дело с подростком. А понял все слишком поздно.

Николь подалась вперед.

— Не понимал?

— Только после всего, что случилось. Ты говорила о работе, к которой должна приступить в августе, но ни разу не сказала, что эта работа будет первой в твоей жизни.

Николь внимательно разглядывала свои плотно сжатые руки. Она чувствовала себя слишком виноватой, чтобы встретить его взгляд.

— Я вовсе не пыталась скрывать от тебя свой возраст…

— Извини, но… пыталась, — возразил Пол.

— Нет, я только хотела выглядеть более взрослой, — запротестовала Николь.

— О да, и это тебе удалось… — его выразительные губы дрогнули в улыбке, • но в это время машина остановилась и шофер открыл заднюю дверь, впуская в салон струю холодного вечернего воздуха. Пол широко распахнул переднюю дверь, и Николь вышла с явным облегчением.

Николь запахнула пальто и быстро пошла к лестнице. Прекратить неприятный разговор было сейчас ее единственным желанием.

— Я никогда и вообразить не мог, что невинная девушка может оказаться такой темпераментной, — продолжал Пол, догоняя ее. — Естественно, вначале я думал, что у тебя уже есть опыт.

Сердясь на себя и на Пола, Николь взбежала наверх.

— И ты, естественно, не жаловался, когда узнал, что у меня его нет.

Пол уже стоял рядом, чуть расставив ноги, и смотрел на нее сверху вниз.

— Какая-то первобытная гордость заговорила во мне, когда понял, что я твой первый любовник… Но почти тут же почувствовал себя последним подлецом.

— Но только после того, как получил все, чего хотел.

Горечь звучала в каждом ее слове.

— Господи, когда же наконец ты выбросишь все это из головы? Временами я готов удушить тебя, — признался Пол в откровенном нетерпении. Его руки уже коснулись ее и, не встречая сопротивления, заключили в объятия. — Но трудно представить, что я почувствовал, когда увидел тебя с Эндрю. А ты так самодовольно улыбалась мне, как будто была злобной, маленькой…

Проглотив окончание этой гневной тирады, он произнес что-то по-итальянски. Воспоминания, видимо, до сих пор задевали его. Руки Пола все плотнее сжимали Николь, хотя он и смотрел на нее с мрачным осуждением за ту прошлую обиду.

— Я не улыбалась самодовольно, не улыбалась! — споря сама с собой, выдохнула Николь. — Отпусти меня!.

— С удовольствием. — Пол уронил ее на пружинистую постель так, что в воздух взмыли ноги, а волосы разлетелись во все стороны. — Это последний откровенный и, может, чуть неприятный разговор между нами.

— Ты так думаешь? — Николь села, приглаживая растрепанные волосы и смахивая их с разгневанного лица.

— Я знаю. Ты обвинила меня в том, что я выбросил тебя, как вчерашнюю газету. Ты разговариваешь и ведешь себя так, будто я намеренно воспользовался твоей невинностью и неопытностью, — стараясь успокоиться, сказал Пол. — Но мы оба знаем, что ты сыграла звездную роль в своем грехопадении. Когда женщина бросается на мужчину, он видит сексуальное приглашение, а вовсе не открытие главы серьезных отношений.

— Да как ты смеешь!

— Может быть, ты любезно скажешь мне, как я мог продолжать эти отношения, когда то, что уже случилось между нами, было совершенно невозможно исправить, — скрипя зубами, жестко сказал Пол. — Ты была слишком молода. Мне было двадцать семь, тебе девятнадцать.

Николь откинула голову назад. Ее голубые глаза сверкали презрительным блеском.

— И я была дочерью слуги… Не забудь и об этом!

Пол Посмотрел на нее таким взглядом, что можно было провалиться сквозь землю.

— Два поколения назад мои предки в Италии были рыбаками, но меня воспитали в гордости к своим корням. Открой глаза… сейчас грани стираются, и это высоко ценится.

— Но некоторые из нас не очень-то стремятся к этой высокой современной оценке, — сказала Николь, стараясь спустить ноги с постели.

— Оставайся там, где сидишь, — сказал Пол, явно настроенный довести разговор до конца и снимая пиджак нетерпеливым движением. — Мы должны выговориться, даже если это займет всю ночь. Мы оба предали доверие наших уважаемых семей в те выходные, но я, по крайней мере, признал, что поступил неправильно, а ты когда это сделаешь?

Потрясенная этим требованием, Николь замкнулась.

— Я сделала, я… но…

Пол кинул пиджак через всю комнату на стул, будто она дала повод к долгожданной уступке.

— А когда ты признаешь, что сделала неверный шаг?

Николь еще более растерялась.

— Нет, но…

— Никаких «но», — яростно прервал Пол. — Я сделал то, что считал правильным тогда, поскольку был не готов признаться тебе. Теперь с этим покончено.

— Ты раздавил меня, — пробормотала Николь.

Пол едва перевел дыхание.

— Было бы несправедливо оставить надежду, что я могу к тебе вернуться. Это были сумасшедшие, замечательные выходные, но очень скоро я стал думать обо всем, что произошло. Мне пришлось отступить для блага нас обоих.

Николь вдруг стало невмоготу смотреть на него. Слезы брызнули из глаз. То, что он сейчас говорит, и есть самая настоящая правда, с горечью подумала она. В те дни она впервые так откровенно показала ему свои чувства и он, без сомнения, отметил, в каком отчаянии она может быть. «Замечательные» выходные, но не такие, чтобы он имел желание их повторить, значит, не такие уж замечательные.

С неожиданной нежностью Пол откинул пепельно-белый локон с ее вытянувшегося лица, мягко его погладил и смахнул слезы.

— Порой ты такой ребенок… Не знаешь, куда прыгаешь. Я не слишком импульсивный человек, но в тот уик-энд, должен признаться, воспользовался моментом и не учел всех обстоятельств. Всегда за все приходится платить. Я не хотел обидеть тебя.

— Но ты сделал это. Нельзя было уходить от меня так быстро.

Пол властно положил руку на ее плечи и привлек к себе.

— Я не мог ручаться за себя, находясь так близко к тебе.

Боясь разрыдаться, Николь уткнулась лицом в его широкую грудь. Ей было очень хорошо сейчас, и она не пыталась отстраниться.

— И сейчас не могу ручаться, — неожиданно продолжил Пол, прижимая губы к ключице и убеждаясь в том, что ее тело вновь встрепенулось в порыве возбуждения.

В наступившей тишине рука Пола оказалась за ее спиной, расстегивая молнию на платье. Со сноровкой опытного мужчины он снял его и отбросил в сторону. Потом соскользнул с кровати и стал раздеваться, обнажая бронзовый загар кожи и черные завитки волос на мощной груди. Она смотрела на него, не отводя взгляд, сердце, казалось, готово было остановиться. Пол тихо без стеснения снял остальную одежду. Он был предельно возбужден и ничуть не смущался этого. Николь сжалась, вдруг отчаянно застеснявшись. Ее желание отдавалось в каждой клетке всего напрягшегося тела.

— Иди сюда. — Он прижал ее к себе, скользя длинным загорелым бедром между ее бедер.

У Николь перехватило дух. Он слегка укусил припухлость ее нижней губы, и она импульсивно дернулась, подталкиваемая неодолимостью желания. Пол змеей шевельнулся на ней, просовывая кончик языка между губ и заставляя ее вздрагивать.

— Пол…

— Терпение, малышка. Я слишком долго ждал этого и хочу вкусить каждое мгновение, — прерывисто дыша, проговорил он.

А потом он втянул ее мягкие губы в свои, и руки ее замкнулись вокруг него в страстном порыве.

Пол поднял голову.

— Вот так лучше, — сказал он, отклоняясь от Николь, чтобы расстегнуть тугой, на передней застежке, лифчик, и любуясь ею. Он ласково провел кончиком пальца по до боли напряженному соску, и она отозвалась чуть слышным стоном.

Пол посмотрел на Николь с нескрываемым удовлетворением, наклонил голову и стал лизать, слегка покусывая, ее розовые соски один за другим. Неистовый жар хлынул вниз живота и разлился по всему телу Николь. Сердце застучало как молот. Она извивалась под ним. Пальцы впились в его спину, а потом поползли вверх, чтобы обнять голову и притянуть к себе для страстного поцелуя.

— Ты такая красивая, — бормотал Пол, оторвавшись от губ Николь, держа ее набухшие груди в горячих руках. Стиснув зубы, Николь застонала в мучительном возбуждении и нетерпении. Пол стал слегка касаться зубами вспотевшего, напрягшегося тела, ее бедра поднялись и раздвинулись, она издавала громкий, как от непереносимой пытки, стон.

Пол смотрел на нее не отрываясь. Глаза его блестели.

— Я хочу тебя, — задыхаясь, полушептала она. — Хочу так, что мне больно…

— Я не слишком груб? — прерывисто спросил он.

— О нет, — прошептала Николь.

Пол положил властную руку на спутанные волосы Николь и стал похож на дикого лес-

ного зверя, но при этом с нежностью отодвинул тонкий барьер из шелка и кружев, окружающий ее бедра.

— Боже! Какая ты женщина! Я хочу чувствовать тебя всю!

Его уверенная рука прошла сквозь влажные завитки волос и проследовала к увлажненному лону. Николь дрожала. Искусные пальцы Пола проникли в открывшуюся розовую глубину и стали играть там, доводя Николь до исступленного удовольствия, стон сорвался с ее губ.

— Пол, пожалуйста, — умоляла она, устремляясь к нему всем телом. Наконец одним сильным движением он вошел в нее с рыком грубого удовлетворения. Это ощущение превзошло все ожидания. — Пол, — стонала она. — Пол…

Он зашевелился, проникая в нее на всю глубину. Пол двигался внутри нее ритмично с огромной силой. Она вскрикивала и льнула к нему все плотнее, лихорадочная боль желания становилась все невыносимей, пока ее тело не содрогнулось в последней конвульсии с вырвавшимся вскриком его имени. Николь почувствовала глубокое удовлетворение от того, что полностью отдала себя.

— Я могу продолжать? — прерывисто спросил Пол.

— О… — виновато прошептала она и зарделась, когда он чуть приподнялся, чтобы взглянуть на нее.

С нескрываемым удовольствием, светящимся в его блестящих глазах, Пол пробормотал:

— Ты кончала, я думаю, целых три минуты… Это своего рода рекорд. Я даже испугался, мне показалось, что прошла вечность. Как хорошо, какая ты сладкая… — шептал он, целуя ее…

Среди ночи Николь зажгла свет и, наверное, добрых полчаса наблюдала, как Пол спит. Все, чего она хотела, — это любоваться им. Он лежал, растянувшись на животе, его черные волосы были взлохмачены. Даже спящий, он был так притягателен, что Николь выдержала упорную борьбу с собой, чтобы не разбудить его и не начать все сначала.

Чувствуя себя счастливой собственницей, она накрыла его так же нежно и аккуратно, как укрывала Джима, а затем вскочила с постели и стала собирать разбросанную одежду. Она была так несказанно счастлива! И только одно маленькое облачко все-таки омрачало горизонт.

Было уже далеко за полночь, когда Пол наконец уснул. Николь не могла представить себе ничего лучшего, чем его ненасытное стремление требовать от нее и давать взамен нескончаемое удовольствие. Он был таким страстным, таким нежным, что все прошлые воспоминания… Но только на этот раз Николь боялась, что Пол поймет: она по-прежнему влюблена в него «слишком сильно». Ведь именно это оттолкнуло его от нее в прошлом. Пол мог говорить сколько угодно впечатляюще звучащей чепухи о том, что тогда она была слишком молода. Николь это не убедило. Он просто не любил ее.

Через два дня она должна стать его женой и подписать этот дурацкий брачный контракт, о котором говорил Пол, и, может быть, тогда он поймет, что она не гоняется за его состоянием? Независимо от этого, нельзя так открыто демонстрировать свою любовь. Может, следует немного отдалиться и это сделает ее более желанной в его глазах?

Николь проснулась в рубашке Пола. На кровати прыгал Джим. Мороженое было размазано вокруг его рта. С сияющими черными глазками он рассказывал, как завтракал с отцом, ходил в какой-то парк, качался на качелях и упал с горки. Она тут же задрала его брючину и увидела забинтованную коленку. Николь поймала своего перевозбужденного малыша.

— Иди мойся, — заявил он, выскользнув из ее рук на ковер и убегая к двери. — Так сказал папа.

Николь с удивлением отметила последнее слово сына. Она остановилась у двери спальни, увидев, как Мелани поймала его.

— Я послежу за ним, — смеясь сказала няня. — Ему надо сменить одежду, прежде чем выходить на улицу.

Николь приняла душ и надела узкое черное платье, потерла щеки перед зеркалом, чтобы придать лицу хоть немного краски. Набор косметики — вот что ей нужно, весело подумала она.

Николь спустилась по лестнице, осторожно ступая на высоких каблуках, — она еще не привыкла носить их. Дверь в кабинет была открыта, и она, услышав голос Пола и думая, что он не один, не вошла.

— Никакого риска. — Он говорил с явным удовлетворением. — Но все же я не буду чувствовать себя спокойно, пока не надену ей кольцо… Нет, я не могу встречаться до этого… Не хочу, чтобы она подозревала, что у нас с тобой… — приглушенный голос Пола опустился почти до шепота. — Милена, ты великолепна!

Николь приросла к месту вне себя от гнева и осталась стоять за дверью, чтобы услышать, что он скажет дальше. Сначала он говорил что-то насчет постели, «такой большой, что выдержит двоих», а затем хриплый голос прошептал:

— Ты меня смущаешь…

Пол… и вдруг смущен? Пол, который даже не понимает значения этого слова! Николь передернуло, капельки пота выступили у нее под нижней губой. Она отпрянула от двери и бросилась через холл в гостиную.

10

Потрясенная услышанным, Николь, едва вбежав в гостиную, упала на диван, стоявший у окна. Пол и Милена Паркер! Всего за два дня до свадьбы Пол ведет многозначительный разговор, который возможен только между любовниками. Как он мог, после того, что произошло этой ночью, так предать ее!

Николь не понимала, где находится и что надо делать. Единственное, что она ощущала, — страшную боль. Она все еще не могла поверить в то, что услышала. А когда оцепенение начало чуть-чуть спадать, задала себе вопрос — почему она решила, что Пол будет ей верен? Это потрясающе наивно. Как много мужчин, особенно богатых, изменяют своим женам!

Николь попыталась точно припомнить все, что слышала: Пол был не готов встретиться с Миленой до свадьбы, опасаясь подозрений со стороны невесты. Еще он сказал, что не будет чувствовать себя в безопасности, пока не наденет ей обручальное кольцо. Тут какая-то загадка. Но в чем она? — потерянно думала Николь. Конечно, Пол не хочет сейчас рисковать. Он много потеряет, если свадьба не состоится.

Конечно! Как же она могла забыть о том, что Пол женится на ней только затем, чтобы иметь законные права на сына? Она вспомнила о брачном контракте и похолодела. Очевидно, Пол решил продолжать связь с Миленой, предполагая, что его внебрачные связи могут толкнуть Николь на развод. Естественно, Пол заботится о сохранении состояния.

Пол любит Джима и хорошо понимает, что в случае развода больше всех пострадает Джим. Нет. Вряд ли он на это решится. Но если это случится, она будет бороться за сына и Пол еще узнает, какой она может быть!

Николь вспомнила, что они собирались отправиться за покупками.

— Что случилось? — с тревогой спросил Пол, войдя в гостиную. — Джим и няня ждут в машине, чтобы подъехать к площадке с вертолетом.

— Ничего, — сухо сказала Николь, отстраняясь от руки, которую он нежно положил ей на плечи.

— Нет, определенно что-то случилось, — убежденно заметил Пол. Они в молчании выпили кофе, думая каждый о своем, и пошли к машине.

— Я что-то сегодня не в духе, — как можно спокойнее сказала она. В присутствии няни откровенный разговор был невозможен.

Они провели несколько часов в самом модном в Торонто салоне. Николь отказалась от предложения посмотреть свадебные платья. Джим теперь обладал гардеробом, достаточным для троих, и все потому, что у Пола напрочь отсутствовало чувство меры, когда дело касалось сына. В отделе игрушек он готов был купить все, что там имелось.

Николь находилась в состоянии крайнего возбуждения: то решала выйти замуж за Пола, чтобы превратить его жизнь в ад, а через мгновение уже не сомневалась, что не пойдет под венец ни при каких обстоятельствах.

Наконец вертолет сделал круг над «Старым озером» и мягко приземлился на поляне к западу от замка.

Пол помог Николь и сыну с няней спуститься на землю. Осень наконец уступила свои права зиме. Начался снегопад.

— Снег, снег! — восхищенно закричал Джим, когда первые пушистые снежинки упали на землю. Он побежал по гравию, кружась, как маленький дервиш, в попытке поймать белые хлопья.

Николь смотрела на сына так, будто его невинная радость была ее величайшей трагедией. Как она может лишать Джима отца! Безопасность, любовь, оба родителя. Это то, в чем сын нуждается больше всего.

В большом зале красовалась рождественская елка. Она сияла золотыми и серебряными украшениями и сделанными в форме свечей фонариками.

— Имей в виду, я такая женщина, что порву твои сшитые лучшими портными костюмы в мелкие клочья, если окажется, что ты мне неверен, — как-то по-бабьи сказала Николь, сбрасывая с себя пальто.

Пол в этот момент был целиком поглощен тем, как их сын вышагивает в сопровождении обоих дедушек. Он резко повернул голову в сторону Николь, которая с удовольствием отметила его полную растерянность.

Она двинулась наверх по лестнице.

— Я такая женщина, которая не задумываясь расскажет всю историю представителям прессы, включая самые неприятные подробности.

— Николь?

— Я такая женщина, что лишу тебя последнего, если ты предашь меня, — бросила она, стоя уже в галерее менестрелей. — И я буду такой бывшей женой, которая не привидится тебе в самых худших кошмарах: неразумной интриганкой, требовательной и совершенно нетерпимой.

— Что за дьявол вселился в тебя? — не очень уверенно спросил Пол, устремляясь за ней по лестнице, шагая через две ступеньки. — Подожди и объясни все.

— Просто я думаю, ты должен знать, прежде чем женишься. Если у меня когда-нибудь будет причина усомниться в твоей преданности, я буду мстить до своего смертного часа.

— Ты взяла неверный курс. Я ничего не понимаю.

— Нет, верный, — ответила Николь. — Пока ты собираешься с мыслями, я пошла спать в китайскую спальню.

— Я сейчас приду, — обрадовался Пол.

Не веря глазам, Николь увидела, как радость переполнила его. Поражаясь своему настроению, которое вдруг, вопреки ее желанию, в корне переменилось под влиянием исходящего от него обаяния, она, скорее уже по инерции, произнесла:

— Не пущу!

Навстречу им по коридору шел Эндрю. Его рука картинно обнимала талию маленькой гибкой брюнетки с улыбающимися зелеными глазами.

— Это Люси, — объявил он.

— Привет. Я — Николь, — только и смогла выговорить Николь, продолжая идти вперед и после большой паузы все же бросила через плечо: — Между прочим, Пол, я не подпишу никаких брачных контрактов.

Едва она закрыла за собой дверь спальни, как Пол в ту же секунду распахнул ее. В его взгляде уже не было ничего хорошего.

— Эндрю и Люси слышали твои последние слова, — резко произнес он.

Николь вздрогнула. Ее душили слезы.

— Почему это должно заботить тебя? Какие мы вдруг стали чувствительные, — заметила она. — Теперь об этом брачном контракте. Если хочешь обязательств от меня, то и я хочу, чтобы ты дал точно такие же.

Медленно расхаживая по комнате, Пол изучал ее оценивающим взглядом, сохраняя яростное молчание.

— В конце концов, ты ясно дал понять, что этот брак заключается исключительно для блага нашего сына, — настойчиво продолжала Николь, — и я, возможно, не слишком уверена в том, как ты будешь вести себя после свадьбы.

— Когда же я дал тебе повод усомниться в моей искренности? — удивился Пол.

Николь, стоя у окна и глубоко вздохнув, произнесла:

— Кое-кто рассказал мне о том, что до недавнего времени у тебя был роман с Миленой Паркер.

— Так вот в чем дело…

Николь повернулась, напряженная и очень бледная.

Раздражение глубокой тенью легло на лицо Пола.

— Милена и я большие друзья уже многие годы. Между прочим, именно ее ты должна благодарить за мягкие игрушки и одежду для Джима, которые появились в тот день, когда вы покинули дом Кларков.

— Большие друзья? — повторила Николь с неуверенностью, явно задумываясь над тем, что услышала.

— Без малейшей искры чего-то сексуального. Эта искра никогда не появлялась ни у одного из нас, — очень сухо добавил Пол. — Милена действительно сильно влюблена, но не в меня, а в одного ученого из нашей округи, который вот уже год работает за границей. Милена осталась здесь потому, что есть дело, которое она не может бросить.

Николь смотрела на него округлившимися глазами. Было что-то обезоруживающее и убедительное в холодном колючем взгляде Пола.

— Кое-кто — это Эндрю, так? — подсказал Пол и насмешливо продолжал: — Он не упустит случая сделать гадость. Но именно в тебе я сейчас разочарован. Ты все время говоришь о доверии и в то же время ни разу не спросила меня о Милене.

— Ты говоришь, что это платонические отношения, и в то же время не принимаешь точно такого же объяснения от меня.

— Эндрю хотел тебя. Это совсем другая ситуация. — Пол не отступил ни на шаг. Он открыл дверь. Лицо его ожесточилось.

Николь с досадой прикусила нижнюю губу и решилась:

— Пол… я слышала сегодня утром твой разговор с Миленой по телефону. Он отнюдь не походил на просто дружеское общение. Может быть, я чего-то не поняла. Но ты говорил, будто не хочешь, чтобы я подозревала тебя в том, что ты намерен сделать.

— Дорогая, до свадьбы, боюсь, тебе остается только верить мне на слово. — С этим замечанием Пол закрыл за собой дверь.

Принесли купленные сегодняшние покупки, появилась служанка, чтобы распаковать их. Николь пошла искать Пола, но сказали, что он ушел в конюшню, взяв с собой Джима. Ее отец напомнил, что на сегодня намечается вечеринка для прислуги. Это означало, что семья будет обедать вне дома.

Пока Николь решала, что ей надеть, раздался стук в дверь.

Это был Эндрю. Без всякого приглашения он расположился, как у себя дома, на краю кровати.

— Чего ты хочешь? — спросила Николь.

Он пожал плечами.

— Я полагаю, что должен извиниться за то, что сделал несколько лет назад.

— Прекрасно. Что еще?

Эндрю посмотрел на нее с упреком.

— Я вел себя не очень пристойно в тот вечер, но я не думал, что увижу тебя здесь еще раз. Честно говоря, это один из худших вечеров в моей жизни.

— Да, — согласилась Николь, припомнив, сколько ударов получил тогда Эндрю за обеденным столом. — Я думаю, ты прав. Но откуда тебе в голову пришла странная мысль, будто Пол чуть ли не на следующий день женится на Милене?

Эндрю покраснел, избегая ее взгляда.

— Я преувеличивал немного…

— Немного? — угрожающе заметила Николь.

— Ну хорошо. Я знал, что они просто друзья, но взвился, когда снова увидел тебя с Полом вместе, — довольно резко заметил Эндрю. — Я ненавижу его умение всегда добиваться своего. Но Люси полагает, что я был не прав, не следовало так говорить.

— К сожалению, Пол до этого сам вычеркнул меня из своей жизни.

Эндрю тяжело вздохнул.

— Кто может сказать, как бы все повернулось?! Тогда, давно, Пол прилетел сюда через несколько недель, полагая, что ты будешь сидеть и ждать его как преданная Пенелопа, даже если он выбросил тебя в канаву, а ты… Ты нарочно крутила со мной!

Николь начала злиться.

— О чем ты говоришь?

— Если бы я был благороден, я мог сделать шаг назад и объяснить ему, что между нами ничего такого не было. Но я ничего подобного не сделал. Честно говоря, я упивался сознанием, что Пол хочет, чтобы ты вернулась, полагая, что его лодка уплыла.

— Когда он приезжал… он хотел, чтобы я вернулась? — прошептала Николь. — Он тебе сказал об этом?

Эндрю выпучил глаза.

— Ники, ты можешь себе представить, чтобы Пол доверил мне свои тайны?

— Нет. Но ты сказал…

— Абсолютно ясно, что ты была единственной причиной его появления здесь. На следующее же утро он улетел в Италию. — Эндрю вздохнул, прочтя опустошенность в ее глазах. — Он был сам своим худшим врагом, Николь. Ему стоило выложить карты на стол и дать тебе шанс.

Николь, как бы защищаясь, откинула назад голову. У нее перехватило горло от воспоминания, как Пол подошел к ней, когда она тогда вернулась домой поздно вечером.

— Он пытался поговорить со мной, но я не обратила на это должного внимания.

— В то время я думал, что это забавно, — доверительно сказал Эндрю, скривив губы. — Все, кроме него, знали, что ты с ума сходишь по Полу.

Дверь распахнулась без предупреждения. Пол застыл на пороге. При его появлении у Эндрю вырвалось очень грубое слово. Почти плачущая Николь увидела ярость в глазах Пола.

— Я никогда в жизни не был ближе к постели Николь. Говорю абсолютно честно, — выдавил Эндрю очень натянуто и вдруг засмеялся. — Ради Бога, Пол! Смягчись, пока я не получил инфаркт!

Пол повернулся и пошел прочь по коридору. Николь попыталась броситься ему вдогонку, но Эндрю встал у нее на пути.

— Дай мне шанс выйти с честью из этого положения, — сказал он. — Я не хочу нового раунда. У меня теперь есть Люси. Я не сторонник волнующих страстей и великих драм, но вы оба, кажется, продолжаете преуспевать в этом.

Когда Эндрю ушел, Николь подставила лицо под холодную воду. Пол специально прилетел увидеть ее в тот молниеносный приезд в «Старое озеро»! Боже мой, неужто это правда? И не была ли она тогда со своей неуемной гордыней, движимая желанием показать себя ничуть не тронутой его отказом от нее, тоже своим злейшим врагом?

— Твое присутствие изумительно животворно подействовало на Пола, — заметил Мартин, когда она пришла забрать Джима из гостиной. — Я знаю своего внука как серьезного, рационального и уравновешенного человека. Ты заставляешь его делать необычные вещи.

— Какие?

Мартин наградил ее доброжелательной улыбкой.

— Заползать в свой дом как бродячий кот с цветами и розовым шампанским. Он ненавидит цветы, ненавидит шампанское. И почти тут же выскакивать из дому как смерч, бросаясь к машине, чтобы куда-то уехать.

Николь порозовела.

— Пол уехал?

Мартин утвердительно кивнул. Николь поперхнулась и увела Джима пить чай. Он засыпал на ходу. Переодев малыша в пижаму, она уложила его в постель.

Отразилось ли облегчение на лице у Николь, когда она вошла в гостиную и увидела там Пола? Он скользнул прищуренным взглядом по ее зеленому платью и светлому жакету. Николь беспомощно взглянула на него, затаив дыхание. С еще влажными после душа волосами, в элегантном костюме серебристо-серого цвета, он выглядел великолепно.

— Поедем? — предложил он, не глядя на Николь.

У нее будет возможность поговорить с ним в машине, решила она. Но возможности не представилось. Мартин, Николь, Пол, Эндрю и Люси уселись в лимузин. Через короткое время они прибыли в единственный ресторан в округе, до которого Мартин мог снизойти. Николь отчаянно пыталась отвести Пола в сторону. Она потянула его за рукав и встала на цыпочки, чтобы шепнуть:

— Пол.

— Сейчас не время, Ники, — сказал он сухо.

Удрученная, она убрала руку. Весь вечер Николь смотрела на него. Хотя заметный холод сквозил в его глазах, он улыбался и был очень общителен. Но подлинной душой компании был, конечно, Мартин.

Николь взглянула на группу людей, подошедших к их столу поздороваться с Полом. Маленькая стройная блондинка с огромными голубыми глазами несколько секунд внимательно смотрела на нее, а потом улыбнулась.

— Не припоминаю, чтобы нас когда-нибудь официально знакомили, Николь, — сказала молодая женщина. — Милена.

Улыбка исчезла с лица Николь. Поднявшись, чтобы пожать протянутую руку, она почувствовала себя не совсем уютно.

— Я так рада за вас обоих, — доверительно сказала Милена с такой теплотой и неподдельной искренностью, что даже самый злейший ее враг был бы повержен.

— Очаровательная женщина, — сказал Мартин, когда та отошла вместе со своей компанией. — Для меня полная загадка, почему она до сих пор не замужем. Карьера — это полная чепуха. Ну, владеет, я полагаю, одной из этих отделочных контор, так ведь?

— Консультационной компанией по дизайну интерьеров, которая стоит далеко не один миллион, — ответил Пол.

— Ни за что не поверю! — вскричал Мартин с искренним удивлением.

Николь немедленно решила, что Пол сравнивает ее с Миленой и что это сравнение в пользу Милены.

Люси и Эндрю пошли танцевать. Мартина окликнул пожилой джентльмен из-за соседнего стола, и он пошел с ним пообщаться. Пол молча разглядывал Николь.

— Ты сердишься на меня? Пол резко поднялся со стула.

— Пойдем подышим свежим воздухом.

— Пол… Эндрю пришел ко мне в комнату извиниться за все, что сделал, — проговорила она, когда он подавал ей пальто.

— Ты плакала, — буркнул он. Николь глубоко вздохнула.

— Я была влюблена в тебя.

— Я знаю, — просто сказал Пол, распахивая дверь и выходя с ней в тишину зимнего вечера. — Я не дурак. Но ты была слишком молода, — проговорил он, продолжая вспоминать. — И вполне вероятно, что через несколько недель могла полюбить кого-нибудь еще.

— Но я не полюбила… и Эндрю знал с самого начала, что я люблю тебя.

— Ты сказала ему это? — Пол бросил на нее удивленный взгляд.

— Вот почему мы всегда были только друзьями.

— Бог мой… Неудивительно, что он так часто прикладывался к бутылке тогда. Иметь тебя рядом и не иметь… — Пол вздохнул и передернул плечами. — Я бы не вынес таких отношений.

— К тому же я все время говорила только о тебе, — созналась Николь. — Я не знала, что он испытывал ко мне… А сегодня меня потрясло его признание, поэтому я и плакала. Он сказал, что в тот раз, когда ты прилетел, по его мнению, ты хотел, чтобы я вернулась…

— Да, хотел, — подтвердил Пол, обнимая ее сильной рукой и крепко прижимая к себе, когда они шли по ярко освещенной дорожке под покрытыми инеем деревьями.

— Почему же ты оттолкнул меня тогда? — удрученно спросила Николь. На ее красивом лице отражалось все, что она переживала сейчас.

Пол остановился, положив руки на ее дрожащие плечи.

— Мне нужно было на время отдалиться от тебя, чтобы проверить прочность возникших чувств.

— Надо было сказать мне правду, — произнесла Николь с непроизвольным осуждением. — Ты мог бы попросить меня подождать.

Пол усмехнулся.

— Я был слишком горд и самовлюблен, чтобы просить. Я не ожидал увидеть того, что увидел. Ты казалась такой счастливой с ним…

— Где были твои глаза? — чуть не вскрикнула Николь, задыхаясь от слез. — Я была в отчаянии!

— А я был очень зол. Я шесть недель боролся со своей страстью к тебе, — резко сказал он, — а ты, радостная, расхаживала с моим кузеном. Я готов был убить тебя, но сказал себе, что уж лучше мне поскорее исчезнуть, чем выставить себя еще большим ослом.

— Я не х-хотела, чтобы ты знал, как обидел меня.

— Хватит, — хрипло сказал Пол и еще крепче прижал ее к себе. — Теперь ты у меня в руках, и я больше никогда и никуда не отпущу тебя.

Мартин напрасно все громче покашливал в дверях ресторана. Поцелуй все продолжался и продолжался, пока Эндрю не закричал из лимузина, что давно пора ехать.

Николь не помнила, как они добрались до «Старого озера».

Они выпили за Рождество, когда вся прислуга собралась в большом зале. Пол произнес замечательную речь о том, как высоко он ценит каждого из них.

Наконец они пошли наверх. Но тут раздался голос главного конюха, который с озабоченным лицом пробрался сквозь толпу расходящейся прислуги.

— Я боюсь, что маленькая кобылка, похоже, собирается разродиться до времени, сэр. Я позвонил ветеринару, но он уехал по другому звонку, а ведь это у нее первые роды.

— Хорошо. Я приду взглянуть на нее. — Пол наклонился к Николь. — Не дожидайся меня.

Она пошла в спальню, чувствуя себя обиженной. Пол мог бы взять ее с собой, что явилось бы доказательством его внимания и любви.

Разумеется, ведь когда Пол снова вошел в ее жизнь, он действовал по поручению Мартина и отнюдь не был рад, почувствовав, что его все еще влечет к ней. Но на то он и Пол, чтобы решить переспать с ней и тем самым отомстить за прошлое. Но неожиданно обнаружилось, что она мать его ребенка. Николь все больше распалялась.

И мысль, что она именно по этой причине оказалась в постели с Полом, отравила сознание. Она больше никогда не бросится в объятия Пола!

Отец Николь утром принес ей завтрак в постель.

— Папа, — возмущенно выговорила .она ему. — Я не хочу, чтобы ты прислуживал мне. Это неправильно.

— Теперь здесь так много слуг, что я редко ношу что-нибудь тяжелее почты. Я хочу переброситься с тобой словечком. Ты уже приобрела свадебное платье? — озабоченно спросил он.

— Нет, не приобрела.

Он вздохнул с облегчением и сказал с гордостью, что это очень кстати, ибо именно его долг купить ей свадебное платье. Поэтому надо быстрее одеться и поехать за покупками. А как насчет подарков? Купила она уже подарки всем? Ее голова опустилась, а отец покачал седеющей головой.

— Значит, Пол не все продумал?

— Полу даже в голову не придет, что у меня совсем нет денег, — с грустью сказала она. — Боже! — вдруг воскликнула Николь. — Ты же назвал его Полом?!

— Я чувствую себя довольно глупо, когда называю будущего зятя иначе! Как говорит Мартин, мы должны идти в ногу со временем, если не хотим прослыть закостенелыми старыми чудаками. Но как трудно порвать с привычками всей жизни! А деньги тебе дам я.

Вероятно, Пол провел всю ночь в конюшне, так как появился, когда все уже завтракали, а потом пошел спать, сказав, что лошадь успешно разродилась. Но Николь так и уехала, не увидев его.

Для Николь это был волнующий день. Она прямо-таки влюбилась в платье, которое увидела в одном из магазинов. Высокий, отделанный бисером ворот, плотно прилегающий корсаж, пышная юбка до полу и исключительно красивый цвет слоновой кости! Николь смотрела в зеркало и видела там средневековую принцессу.

Выбор рождественских подарков оказался более трудным делом. Книга о современных манерах для отца и другая — на сей раз юмористическая — для Мартина. Сигары для Эндрю и шелковый шарф для Люси. Пока мачеха, сопровождавшая Николь, отдыхала в кафе, она купила для нее блузку.

Очередь дошла до Пола. Какой подарок выбрать ему? Это нелегкая задача. Они ходили из магазина в магазин, пока наконец Николь не увидела оригинальной расцветки модный галстук.

Уже стемнело, когда они добрались до имения, но огромный замок сиял, залитый огнями. Огромный снеговик украшал лужайку перед главным входом.

Николь, разлученная с Полом на целый день, теперь нестерпимо жаждала увидеть его. Она поспешила в дом.

— Где Пол? — спросила Николь у отца. Николас Бартон удивленно поднял бровь.

— Не имею понятия.

— Он сказал, что ему надо срочно сделать последние покупки, — неожиданно ответил Эндрю.

— Решил отыграться за твое отсутствие в течение целого дня, я полагаю, — высказался Мартин. — Он проснулся около полудня, слепил снеговика для Джима, а затем долго стоял у окна. Я не мог добиться от него ни одного разумного слова.

Отец, взяв Николь под руку, отошел с ней в сторону.

— Глория и я хотели бы, чтобы ты провела эту предсвадебную ночь в нашей квартире, — с надеждой сказал он. — Наверное, больше такого случая уже не. будет. Конечно, если у тебя нет других планов.

— Спасибо, я так и сделаю. Я приду, как только уложу Джима.

Когда часы пробили одиннадцать, Николь лежала на узкой кровати в свободной комнате родительской квартиры.

Завтра сочельник и день ее свадьбы, но она все еще не могла поверить в это. К тому же очень скоро наступит двадцать второй день ее рождения, но он был так близко к Рождеству, что о нем всегда как-то забывали. Послышался тихий стук в оконное стекло. Кровать стояла у окна. Увидев в проеме окна Пола, Николь без промедления открыла ставни.

— Ты выйдешь… или мне войти?

Николь босиком перебралась через подоконник и только тихо вскрикнула, коснувшись ступнями снега. Пол сорвал с себя пальто, укутал ее и поднял на руки. Ни о чем не спрашивая его, она прижалась к нему так, будто они не виделись вечность, голова кружилась.

Пол аккуратно опустил ее на подоконник и поднял голову, глубоко и громко дыша.

— Почему ты так волновался, когда меня не было дома? — прошептала она.

— Ты поехала на машине, а погода была как в тот день, когда погибли моя жена и дочь.

— О, Пол, я даже не подумала об этом, — вздохнула Николь, еще крепче обнимая и прижимаясь к нему.

— Конечно, это было глупо с моей стороны. Но даже молния иногда дважды ударяет в одно и то же место, малышка. Я уехал, потому что ожидание стало невыносимым.

Николь положила голову ему на плечо, блаженно вдыхая его запах.

— Я подпишу этот брачный контракт, если хочешь.

Пол усмехнулся.

— Эта дурацкая шутка вернулась ко мне бумерангом. Я никогда всерьез не собирался заставлять тебя подписывать какие-либо соглашения. Просто попытался отплатить тебе за то, что ты в свое время так удачно играла роль женщины, гоняющейся за состоянием.

— Отплатить мне?

Пол смотрел на нее с нескрываемым удовольствием.

— В тот первый вечер, когда я вновь тебя увидел, ты сказала, что была сильно влюблена в отца твоего сына. Ты бросила это мне в лицо со злорадством. Узнав, что Джим мой сын, я вспомнил этот разговор и наконец получил ответ на вопрос, который мучил меня столько времени.

— А меня это мучило еще дольше, — сказала Николь. — С тринадцати лет я смотрела только на тебя и решила получить любым способом. Я хотела восполнить тебе потерю дочки, — шептала она, задыхаясь. — Это было так глупо!

— Нет, совсем не глупо. Ты подарила мне красивого ребенка, зачатого в любви. А поскольку я не хочу, чтобы следующий ребенок был зачат на улице, то должен пожелать тебе спокойной ночи, малышка.

Светила луна. Николь вспоминала, как Пол попросил ее выйти за него замуж…

Она заснула с ясной улыбкой на лице.

Венчание проходило в маленькой деревенской церкви. Пол стоял у алтаря. Эндрю в роли шафера выглядел необычно серьезным, а Николь улыбалась, потому что никак не ожидала увидеть его в этой роли. Она взяла под руку отца, внимательно следя за своими движениями, потому что взгляд лучистых глаз Пола был прикован к ней. Каждое слово брачной церемонии имело особое значение. Когда они обменялись кольцами, Пол сжал ей руку и уже не отпускал.

Симпатичный фотограф и его помощник ожидали у входа в замок. После того как их вдвоем и вместе с сыном заставили позировать повсюду в течение получаса, Николь вопросительно посмотрела на Пола.

— У меня никогда не было твоей фотографии, разве ты не знаешь? — объяснил он.

— Он собирается сидеть в своем шикарном офисе с кучей твоих фотографий перед глазами, чтобы легче было прожить день без тебя, — смеялся Эндрю.

— Надеюсь, никто не будет возражать, если мы сейчас покинем вас, — объявил Пол, сплетя пальцы Николь со своими.

— Куда мы? — спросила она.

Блестящий экипаж из двух лошадей с кучером на козлах ожидал их. Потрясенная Николь позволила поднять себя на руки. Пол прижал ее к груди.

— Ничего больше не спрашивай. Просто смотри.

Экипаж остановился у конюшни. Пол помог Николь выйти и вместе с ней подошел к стойлу.

— С днем рождения! — сказал он с тихой гордостью. — Лошадь зовут Буря, а у жеребенка еще нет имени. Они твои.

Николь смотрела, потрясенная, на серебристо-серую арабскую лошадь и ее длинноногого, неуклюжего, но очень красивого жеребенка.

— Никто никогда не помнил моего дня рождения…

— Я помню, — твердо сказал Пол. — Как назовешь жеребенка?

— Джой (Радость (англ.)), — сказала Николь.

От конюшни экипаж направился по аллее, пересекающей все имение, и, проехав через лес, поднялся на холм.

— Закрой глаза, — попросил Пол.

Через несколько минут лошади остановились. Пол взял ее на руки и понес, а когда отпустил, Николь поняла, что стоит внутри летнего домика, который удивительно преобразился.

Ошеломленный взгляд Николь медленно скользнул от огня в полированном камине по мягкому, толстому ковру, диванам, ковровым дорожкам и портьерам к маленькой елке.

— О, Пол, — только и прошептала она.

— Милена сотворила это чудо для нас, -сказал он.

— Это самый замечательный сюрприз в моей жизни!..

Пол медленно повернул ее.

— Это были самые счастливые дни в моей жизни, — с трудом выдохнул он. — А я убежал от тебя, потому что был идиотом и боялся совершить еще одну ошибку!

Николь видела его сквозь туман слез.

— Мне было только девятнадцать. Я не могу осуждать тебя за то, что ты сомневался в нашем будущем.

Пол усадил ее на диван у камина.

— Я начал искать тебя через три месяца после того, как ты покинула «Старое озеро».

— Но почему? Ты же тогда считал, что я жду ребенка от Эндрю.

— Но он не собирался заботиться о тебе. Я хотел быть уверенным, что у тебя все в порядке, так как давно понял, что люблю. Но ты исчезла, испарилась.

Пол так сильно прижал ее к себе, что Николь стало трудно дышать.

— Хотя сыщики не прекращали работу, надежда постепенно таяла, — с горечью признался Пол. — Но ты зарегистрировалась для голосования на выборах пару месяцев назад, и вот так тебя и нашли.

— Пару месяцев назад?

— Я потребовал точного отчета о тебе, прежде чем сообщить Мартину. Я узнал уже о тебе все, вплоть до размера обуви, перед тем как позвонить в ту дверь. Узнал даже, что Кларков не будет дома, — сказал Пол с некоторым смущением. — Я старательно внушал себе, что наша встреча ничего не значит, что прошло столько времени, но…

— Но? — нетерпеливо переспросила Николь.

— О Господи! Я обманывал себя! Один только взгляд — и я хотел только одного: схватить тебя на руки и уже никогда не отпускать.

— Но Джим стоял у тебя поперек горла…

— Только сначала — не тогда, когда мы появились в имении. Но приехал Эндрю, и опять все спуталось, или, возможно, я сам запутался. Я не знал, кого из нас ты выберешь, и ужасно боялся потерять тебя.

— Ты никогда не мог потерять меня, сумасшедший, — хрипло сказала она, потирая щеку непослушными пальцами. — Я полюбила тебя на всю жизнь, неужели ты этого не знаешь!

Пол подхватил ее на руки и понес вверх по каменной лестнице.

— Ты играл в игры, Пол.

— А ты не могла признаться, что любишь меня?

— А почему ты не мог признаться?

— Я пытался показать тебе всеми известными мне способами, — запротестовал он. — Разве ты не видела, как я был счастлив в тот день, когда просил тебя выйти за меня замуж.

Пол внес ее в освещенную свечами комнату наверху, и Николь увидела великолепную, широкую, красиво убранную постель.

— «Определенно велика для двоих».

— Ты слышала это? — воскликнул Пол. — Боже, неудивительно, что ты проявила подозрительность! Милена вытянула из меня все жилы — какой тип кровати, какой матрац, какие простыни? Я дал ей карт-бланш.

— А что вы тогда делали с Миленой до двух часов ночи?

— Я уехал от нее около одиннадцати, а потом колесил вокруг нашего дома, думая о тебе.

Николь приподнялась на цыпочки и поцеловала его. Пол приблизился к ней с такой нежной улыбкой, что она все поняла.

— Я обожаю вас, миссис Джиротти, — проговорил он. — И быть романтичным теперь не самое главное…

Николь легла на спину с исступленным и лишенным смущения приглашающим вздохом.

— Еще… детей? — предложила она. Пол ослепительно улыбнулся.

— Ты моя…

— Я делаю тебя моим, — прошептала счастливая Николь.

Фразы становились все более короткими и бессвязными, пока не прекратились.

Мужчина и женщина радостно справляли праздник любви.

Эпилог

Прошло три года. За окном, как и в те памятные дни, белел снег. На площадке перед замком, в центре большой клумбы, стоял снеговик в шляпе и темных очках.

Накануне Рождества Николь уложила детей и спустилась вниз. По установившейся со дня их свадьбы традиции в «Старом озере» собралась вся семья. Приехали и Эндрю с женой.

За ужином непринужденная беседа то и дело прерывалась шутками, смехом. Всех развлекали дети — повзрослевший Джим и его младшая сестренка, которой недавно исполнилось два года. Дети, конечно, пытались зайти в зал, где стояла красавица елка и лежали подарки, но взрослые вовремя заметили это и позвали их готовиться ко сну.

Николь и Пол весь вечер гуляли по парку, предаваясь воспоминаниям, а потом отправились в свой домик. Утром они встали и сразу пошли к детям, чтобы поздравить их. Джим сладко посапывал, а малышка проснулась, когда отец наклонился над ее кроваткой, разглядывая дорогую мордашку.

Вскоре Николь и Пол в сопровождении детей спустились в столовую, а после завтрака все отправились в зал. Подарки лежали под елкой, и они с удовольствием стали разбирать их.

Николь очень волновалась, понравится ли мужу красиво оформленный сборник любовной лирики. Когда Пол, открыв книгу, стал восторгаться подарком, она радостно улыбнулась и поцеловала его, а он прижал ее к себе, вдыхая знакомый запах любимых духов жены.

— Пусть красота живет не только ныне,

Но повторит тебя в любимом сыне, — прочел Пол, глядя на Николь с восхищением.

Дети тем временем бегали вокруг елки. Восторгу Джима не было предела, когда он обнаружил подаренный ему отцом почти настоящий автомобиль. Все другие игры, машинки, мячики остались без внимания. Мальчик с шумом и криками радости помчался к Мартину показать, как он умеет водить новую машину.

Глядя вслед сыну, Пол усмехнулся.

— Вот тебе и явление младенца на Рождество, — сказал он. — Могу поспорить, что дедушки будут радоваться вместе с ним.

Конечно, больше всего подарков получила Николь: и несколько дорогих ювелирных изделий, и самый большой, какой можно было найти в городе, косметический набор, книги, много безделушек и всего того, что, как она знала, Пол называл чепухой.

— Ах, Пол. Здесь так много всего! А я подарила тебе только книгу.

— Я действительно очень старался, — сказал Пол и снова заключил Николь в объятия. Он нагнулся к ней, чтобы поцеловать, но тут раздался голос Мартина:

— Если будет продолжаться воркование и чириканье в столь неподходящее время, я, пожалуй, пойду к себе, — пригрозил он, притворно хмурясь.

Пол подвел Николь к окну.

— С удовольствием выполняю давнишнее обещание и приглашаю тебя на неделю в Мексику. Вот билеты, держи и не сердись, что пробудем там так недолго. Я не могу жить, не видя детей.

Николь благодарно улыбнулась.

— Хорошо, что ты оставил мне время подготовиться и проверить, есть ли у меня необходимый для такого путешествия гардероб.

— Пожалуйста, опустошай все магазины. Я хочу появиться там с моей самой красивой и любимой женщиной!

Оглавление

Пролог

1.

2

3

4

5

6

7

8

9

10

Эпилог

Реклама на сайте