«Дар Нептуна»

Вера и Марина Воробей Дар Нептуна

1

– Ир, долго мне еще сидеть этим центурионом?

Егор шумно втянул в себя воздух, выражая недовольство.

– Сам же напросился быть моей зачетной головой, – напомнила Ира.

Она отвлеклась от мольберта и окинула цепким взглядом идеальную для художника натуру.

Егор Тарасов был красив, как Адонис, и сложен, как греческий бог. Но сегодня он изображал не бога, а бесстрашного римского воина и патриция – человека власти в Древнем Риме. Вначале Ира собиралась запечатлеть только его чеканный, словно созданный искусным скульптором профиль, но загорелый торс Егора так и просился на лист, и Ире пришлось изменить свой план.

Тарасов, конечно, попрепирался для виду:

– Как раздеваться? Прям так сразу? А что мне за это будет?

Но Ира быстро уговорила его снять рубашку, задрапировала вокруг его загорелого плеча тонкую белую простыню на манер древнеримской тоги, после чего усадила в высокое кресло и взялась за уголь.

Положение у Иры было безвыходное. В конце мая ей нужно было сдавать зачетные работы в Школе искусств, а кроме нескольких пейзажей, акварельных этюдов и одного недавно законченного портрета Могиканина, которым она была, в общем-то, довольна, похвастаться перед комиссией было нечем. Одним словом, она возлагала большие надежды на эту творческую работу, которую задумала давно, еще до Нового года.

– Не опускай голову, – Ира требовательно взглянула на Егора. – Взгляд острее, жестче, ты же патриций.

– Хм-м…

– Ну вспомни что-нибудь по-настоящему тебе неприятное, что тебя задевает, – подсказала она, прибегнув к избитому приему. Он сработал. Из-под темных бровей сверкнули глаза цвета «горького шоколада». – Вот, вот! Егор, миленький, очень тебя прошу, не теряй это выражение…

Кусочек угля, словно сам собой забегал по ватманскому листу.

– Тебе легко говорить «не теряй», – отозвался Егор, едва разжимая губы. – А я уже полтора часа в таком каменном состоянии нахожусь.

– Всего-то? – чуть улыбнулась Ирина.

Неодолимо влекущие глаза стали проявляться в углу листа, на свободном кусочке. Как у Пикассо – пришло невольное сравнение. У него все сюрреалистические полотна внутренней энергией заряжены. Конечно, Ира не собиралась оставлять эти карие глаза неприкаянными. Она непременно «посадит» их на место, но не сейчас, во всяком случае, не на этом эскизе.

Несколько минут спустя юная художница уже рассматривала профессиональным взглядом сырой набросок. Это магнетическое выражение глаз, от которого млеют девчонки, ей, безусловно, передать удалось. Крепкая шея, голубая жилка на ней, этот широкий разворот плеч… Пожалуй, здесь придраться не к чему. Но в целом еще работать и работать. Впрочем, Алла Генриховна завтра непременно скажет: «Вот что значит точно выверенные пропорции!»

Почувствовав, что день прожит не зря, Ира с улыбкой изрекла:

– Между прочим, Сезанн самым сложным видом искусства считал портретную живопись. Он тщательно прописывал каждую деталь на своих полотнах.

– Что вы говорите? – Правая бровь Егора иронично приподнялась.

– Представьте себе! – в тон ему ответила Ира. – Известен случай, когда художник заставлял позировать Амбруаза Воллара в течение ста четырнадцати часов и после этого заключил: «Ну вот, по крайней мере, вашей манишкой я теперь вполне доволен!»

– Какое счастье, что ты не Сезанн!

– Отомри, центурион! – рассмеялась Ира. – Сеанс окончен!

Егора не пришлось упрашивать. Он вскочил с кресла и, потянувшись так, что мышцы заиграли, воскликнул:

– Бог есть, и он меня, кажется, любит!

Ира отвела глаза и как-то излишне суетливо принялась убирать эскизы в папку. И тут краем глаза она заметила, как Егор рванулся к ней:

– Дай посмотреть! Зря я, что ли, столько парился?

Ира оказалась проворнее. Захлопнув папку и бросив ее на стол, она запрыгнула следом и выставила вперед кулачки.

– Посмотришь, когда закончу!

Весь ее героический вид говорил: только полезь!

Егор отступил, прищурился, прикидывая свои возможности, и с напускным равнодушием заявил:

– Ладно, я могу и потерпеть.

– Вот и умница! – Ира победно заправила за ухо выбившуюся из хвоста прядку. – Давай говори, какое у тебя там желание?

Ей пришлось пойти на эту жертву, потому что Егор согласился обмотаться простыней и изображать из себя римлянина только в обмен на желание.

– А теперь тебе придется потерпеть! Я сам выберу время и место. Желание-то мое.

– Хорошенькое дельце. Я тебе что, джинн из бутылки? Ты, значит, пожелаешь, а я сразу должна выполнять!

– Уговор дороже денег. Не давши слова, крепись, а давши – держись, – назидательно заметил Егор.

– Не знаю, что ты там себе придумал, но мне это уже не нравится, – нахмурилась Ира.

Разумеется, она понимала, что Егор ничего такого запредельного от нее никогда не потребует, не тот случай, но все же было стремно сидеть, как на вулкане, и ждать: что еще в его взбалмошную башку взбредет. Однажды он от нечего делать «пожелал» ее поцеловать. Она тогда была потрясена, а он этого даже не заметил.

– Слушай, Егор, а нельзя покончить с этим сейчас? – нахмурилась Ира еще больше. – Просто скажи, что у тебя на уме?

– Не дергайся, солнышко. Поверь, все не так страшно, как тебе кажется. Ну улыбнись!

– Ни за что!

Егор хмыкнул:

– А спорим, что улыбнешься?

– Ха! – бросила Ира и сжала губы с твердым намерением не разжимать их хотя бы две минуты.

Егор потянулся к джинсовой рубашке, лежавшей на спинке кресла, и достал из кармана квадратную коробочку.

– Ой! Дар Нептуна! – выкрикнула Ира. Естественно, рот у нее расплылся до ушей. – Почистили!

– Держи! – усмехнулся Егор, бросил ей коробочку в руки, а сам принялся развязывать узел тоги. – Не просто почистили, а отмывали в каких-то специальных растворах, полировали и прочее.

– Что же ты молчал все это время?! – возмутилась Ира.

– Не хотел портить наш урок рисования. Тебе же нужна моя голова к концу месяца. – Егор натянул рубашку, повернулся к ней, стал застегивать пуговицы. И, заметив, что она до сих пор держит коробочку в руках, подтолкнул ее: – Ну что же ты, открывай!

Не без трепета Ира приподняла пластмассовую крышечку. Она знала, что лежит внутри обычной ювелирной коробочки, потому что примерно неделю назад уже любовалась этой удивительной находкой. Но ее воспоминания не шли ни в какое сравнение с тем, что она увидела на этот раз. От неожиданности у Иры перехватило дыхание. Восторг выразился одним емким звуком:

– О!

На черном бархате лежал перстень, нет, не перстень, а произведение искусства, выполненное с удивительным мастерством. Золото изящно переплеталось с алмазной крошкой, обрамляя тончайшим кружевом крупный травянисто-зеленый камень овальной формы. Грани его переливались в свете люстры и мерцали загадочными бликами.

И это чудо волны Черного моря вынесли к ногам Егора! Невероятно! Удивительно! Но это так и произошло! Просто гулял человек вдоль берега, весенний день оказался жарким. Егор разулся и не успел пройти ста метров по влажному теплому песку, как его что-то больно кольнуло в пятку. Он наклонился, подумав, что это осколок камня или бутылки, и обнаружил перстень. Сначала Егор не придал значения находке, такой грязной и непривлекательной она ему показалась. Он даже собрался зашвырнуть ее обратно в море, но в последнюю минуту передумал. И даже подробно описал этот случай в письме Ирине, пообещав отдать ей дар Нептуна (Егор так и написал в письме – дар Нептуна) вместе с ракушками, собранными на побережье.

– Какая красота! – произнесла Ира, благоговейно доставая кольцо из коробочки.

Ей очень хотелось его примерить, но что-то удерживало, какая-то внутренняя настороженность. Как будто она понимала, что у нее нет и не может быть такого права.

– Оно твое, – напомнил Егор, угадав ее мысли.

Ира обернулась и улыбнулась ему.

– Что ты, Егор! Я не могу его взять. Только не обижайся! – торопливо попросила она. – Видно же, что оно ужасно дорогое. Камень, оправа… Это не бижутерия, это ювелирное украшение…

– Это всего лишь старинное кольцо с изумрудом. – Егор взял ее руку в свою ладонь и мягко зажал в кулак ее пальцы.

Но Ира снова разжала их. Отточенные грани прозрачного камня ослепили своим блеском.

– Нет, это не просто перстень, – зачарованная этими мерцающими искрами, произнесла Ира еле слышно. – Это чья-то судьба… Он ведь принадлежал какой-то девушке или женщине. Она носила его, любовалась его огранкой, цветом камня. Наверное, надевала его на балы вместе с другими украшениями! Как этот перстень у нее появился? Может, его подарил ей возлюбленный или отец на совершеннолетие. А может быть, этот перстень перешел к ней по наследству, а потом был утерян или украден. Ведь каким-то образом он попал в море… – размышляла Ира вслух, не отдавая себе в этом отчета.

– А хочешь, мы попробуем разгадать его тайну? – хриплым голосом спросил Егор.

Ира подняла голову и недоверчиво улыбнулась. Неужели он это серьезно? Егор смотрел на нее с непонятным выражением на лице.

– Ты действительно этого хочешь? Ну, узнать судьбу этого кольца? – взволнованно спросила она, потому что вдруг поняла, что сама желает этого больше всего на свете.

– Конечно. Ведь зачем-то Нептун расстался с ним, – заметил Егор вполне серьезно.

– Ой! Это здорово! – загорелась Ира. – А с чего мы начнем? Меня охватила жажда деятельности!

– Вижу! А меня охватила обычная жажда, и начнем мы с горячего ароматного кофе. Надеюсь, я его заслужил?

2

Через час Ира и Егор уже наметили план действий. Он был до смешного прост, потому что пока ничего особенно оригинального в голову им не приходило. Егор собрался поговорить с маминым знакомым ювелиром, который приводил перстень в божеский вид, чтобы поточнее определить его возраст, антикварную ценность и по возможности выяснить, куда и к кому обращаться за нужной информацией. Потом они решили пока никому не объяснять, что перстень найден в море. Мало ли что. Оба смутно осознавали, что существуют какие-то законы на этот счет, однако по молчаливому обоюдному согласию обходили эту тему. Правда, некоторые знакомые и друзья уже были посвящены в историю с необыкновенной находкой, но вряд ли она их так сильно взволновала, чтобы остаться надолго в памяти. А для посторонних… «Пусть это будет бабушкино наследство из курортного местечка Коктебель», – предложил Егор, и Ира с ним согласилась.

Больше всего споров возникло из-за того, где должен храниться перстень. Ира говорила: «Лучше у тебя, Егор!» Тарасов твердил: «Он твой, значит, у тебя!»

Спор оборвался внезапно, едва Ира услышала, как в двери тяжело заворочался ключ. Стрелки часов приближались к семи. В это время обычно приходила мама.

– Ладно, пусть пока будет у меня, – прошептала Ира, пряча коробочку в задний карман джинсов и одергивая длинный мохнатый свитер, который сама связала.

– Своим будешь говорить о наших ближайших планах? – так же тихо спросил Егор, уточняя, в общем-то, немаловажную деталь.

– Пока нет! – не раздумывая ни секунды, ответила Ира.

И не то чтобы она обожала окружать себя тайнами, просто не была готова к этому разговору. Хотя, если вдуматься, ей и говорить пока было не о чем.

– Ир, ты дома?

– Мы на кухне.

Последовала короткая пауза, за ней мягкие торопливые шаги, из чего Ира заключила, что мама переобулась в тапочки.

– А, Егор, здравствуй, – натянуто улыбнулась Галина Сергеевна, входя в кухню.

Она поставила полиэтиленовый пакет с продуктами на пустой табурет.

– Здравствуйте, – кивнул Егор, темно-каштановая прядь упала ему на лоб, он откинул ее назад, пройдясь пятерней по густым отросшим волосам.

– В гости зашел? – Галина Сергеевна из вежливости поддерживала разговор, вытаскивая из недр пакета какие-то свертки.

– Я его рисовала. Он моя последняя надежда на зачет у Аллы Генриховны, – объяснила Ира.

Она поднялась, вцепилась в его запястье и потянула за собой в комнату. Егор не сопротивлялся, но в коридоре вдруг остановился как вкопанный.

– Ир, мне пора. Я и так у тебя засиделся, а у меня завтра зачет, не мешало бы конспектик полистать, освежить знания. Сама знаешь, сколько я с этим оздоровительным курортом пропустил.

Ира бросила быстрый взгляд на дверь, где мама нарочито громко загремела посудой.

– Да. – Она прикусила губу. – Ну тогда я тебя до метро провожу.

– Проводи! – обрадовался Егор.

Они стали одеваться. Хорошо, когда в город приходит весна. Асфальт сухой, температура плюсовая. Ни шарфов тебе, ни шапок, ни перчаток дурацких. Легкую куртку на плечи нацепил, в ботинки влез – и вперед!

– Мам, я Егора провожу! – крикнула Ира и только протянула руку к дверной ручке, как услышала из кухни:

– А разве тебе не нужно делать уроки?

– Нужно, – не стала спорить она, но все же настояла на своем: – Но вначале я голову проветрю, а потом засяду за алгебру!

– Ир, может, и правда… – напряженным голосом отозвался Егор.

– Нет, – перебила она, щелкая замком.

– Ну смотри.

Егор взял спортивную сумку, с которой ходил в институт, а раньше еще и на тренировки в баскетбольную секцию, и вышел за Ирой.

Она жила в хрущевской кирпичной пятиэтажке. Лифта у них в доме не было, в общем, обычный дом, обшарпанный подъезд, испещренный надписями не всегда приличного содержания, сломанная железная дверь. Над ней красовалась надпись, видимо выстраданная одним из отчаявшихся жильцов первого этажа: «Бараны, закрывайте за собой дверь! Не лето!» Поскольку никто из жильцов себя баранами не считал, дверь оставалась открытой и в лютый мороз, и в изнуряющую жару. Ира научилась не замечать этих неприятных мелочей, каждый раз продолжая закрывать за собой парадную дверь. На этот раз ее закрыл за ними Егор.

– Неудобно получилось, – сказал он уже на улице.

– Что?

– Забыл с твоей мамой попрощаться.

– Переживет, – откликнулась Ира, посмотрев на Егора снизу вверх.

Ничего не поделаешь, ей часто приходилось задирать голову. У Иры в семье все были низкорослые. И папа, и мама, и бабуля с дедом, и две родные тети.

Раньше она частенько плакала и жаловалась на горькую судьбу: «И ничего-то во мне особенного нет, мышка серая, и ростом-то я не вышла!» – и тогда родители начинали ее успокаивать разными мудрыми поговорками. «Мал золотник, да дорог», – убеждал папа. А мама трепала по волосам и приговаривала: «Маленькая собачка – до старости щенок», намекая, наверное, что Ира и в восемьдесят лет будет выглядеть такой же юной и свежей, как сейчас. К счастью для всех, в прошлом году Ира благополучно переболела этим комплексом неполноценности, открыв простую истину: нужно любить себя такой, какая ты есть. Как любят родину, близких тебе людей, старый дом, в котором живешь, ненужную теперь уже игрушку, просто любить и не думать – за что?

Придя к такому выводу, Ира нашла в себе массу достоинств. Во-первых, характер, он у нее просто ангельский. Во-вторых, упорство, чем не хорошая черта? Внешность тоже оказалась не такой уж неприметной при внимательном рассмотрении. Глаза у Иры были карие, но не темные, как у Егора, а янтарные, с желтыми и дымчатыми вкраплениями. Кстати, что глаза у нее дымчатые, первым заметил Егор. Потом у Иры были длинные светло-русые волосы, не такие пышные, как ей хотелось бы, но зато шелковистые на ощупь и послушные. Ира могла накрутить их на бигуди, и они целый день держали форму. Губы у нее были пухлые, а лоб высокий и прямой. А в маленьком росте тоже есть свои преимущества. Ира всегда может надеть шпильки, а вот Туся Крылова или Света Красовская еще подумают. Это пока у них рослые парни, а что там впереди – кто знает. Судьба – штука загадочная, неизвестно, как повернет. У Иры таких поворотов уже много было. Разве могла она, к примеру, предположить, что у нее с Егором настоящая дружба завяжется? Да никогда в жизни! Напротив, у Иры были веские причины обходить его стороной и в школе, и после того, как Егор ее закончил. Но не прошло, что называется, и полгода, как они стали друзьями.

Станция метро была рядом, в семи минутах от дома. Они дошли быстро, остановились.

– Что завтра будешь делать? – поинтересовался Егор.

– Завтра у меня школа, – напомнила она, – а потом курсы в пять.

Егор покачал головой:

– Уточняю: вечером после курсов?

– Вечером я обещала Константину Юрьевичу заглянуть к нему на часок.

– А-а, к этому австралийскому «могиканину». Не можешь без шефства, добрая душа. – Он посмотрел на нее чуть насмешливым взглядом.

– Знал бы ты, какая у него интересная судьба. Когда он был молодым, то странствовал по свету, добывал уголь в шахте, издавал русскоязычную газету. А теперь он уже совсем старый и здоровье не то. Понимаешь, он на родину умирать вернулся. Так и сказал: «Хочу, чтобы меня отпели в соборе, где крестили, и похоронили среди русских березок под обычным деревянным крестом», – сумбурно, с излишней горячностью рассказывала Ира, как будто пыталась защитить старика. А ведь на него никто не нападал. – Между прочим, род Смоляниных от самого Ивана Грозного начало ведет. И вообще, он милейший человек, простой и очень честный. Скупает для бомжей пирожки целыми пакетами.

– А этот Артем, будущий политолог? Он такой же, как его дед? Простой и очень честный?

– Я не хочу о нем говорить, – напомнила Ира строго.

Их взгляды на мгновенье встретились, потом Егор озабоченно посмотрел на часы:

– Слушай, мне действительно пора.

– На свидание? – вырвалось у Иры как-то само собой.

Егор усмехнулся, на этот раз без всякого намека на иронию.

– Сопромат учить. А то твой подарок так и останется не у дел.

Ира заулыбалась. Она подарила Егору на Новый год строительную каску с шутливой надписью: «Крепкий фундамент». Он ведь через пять лет станет строителем, и эта каска висела у него в комнате на почетном месте.

Вскоре Егор уже шел к метро своей упругой спортивной походкой, и полы его модного кожаного жакета развевались при ходьбе так, как будто не поспевали за ним. Этот парень всегда одевался с небрежным шиком, на нем даже потертые джинсы смотрелись как-то по-особенному.

«А ведь не скажешь, что пять месяцев назад он был прикован к кровати. Нервничал, что не сможет ходить после аварии», – подумала Ира. Сердце отозвалось щемящей болью, отогнав от себя неприятные воспоминания.

Ира крикнула:

– Егор!

Он не услышал, и она повысила голос:

– Егор!

И тогда он обернулся.

– Что? – отозвался он, чуть прищурившись.

Он часто прищуривался, поскольку был близорук.

– Позвони мне завтра. Расскажи, что узнал… – Ира осеклась, вспомнив, что кругом слишком много народу, но быстро нашлась и, абсолютно уверенная в том, что Егор ее поймет, прокричала: – Ну, о нашем деле!

– Обязательно! – Егор кивнул и больше не оборачивался.

А Ира провожала его взглядом до тех пор, пока он не скрылся в подземке.

3

Дома Иру сразу усадили ужинать, хотя она сопротивлялась, уверяя, что час назад пила чай с бутербродами.

– Ишь моду взяла: сухомятка да сухомятка. Вот наживешь себе гастрит смолоду и будешь потом всю жизнь маяться, – ворчала мама, ставя перед Ирой тарелку с наваристым борщом.

Папа помалкивал. Он попыхивал сигаретой и изредка бросал в сторону Иры сочувствующие взгляды. Он знал, когда мама в таком настроении, ей лучше под руку не попадаться. Но и Ира отлично понимала, в чем тут дело. Вовсе не в гастрите. Просто мама невзлюбила Егора. Ну не пришелся он ей по душе, и все тут! Зато папе Егор нравился. Это было заметно и невооруженным взглядом. Досаднее всего было понимать, что Егор эту разницу чувствовал, поэтому и сбежал сегодня, как только мама появилась. Пришел бы первым отец, они бы засели за шахматы, и сопромат бы спокойно подождал своей очереди.

Ира задумалась. Странная получалась картина: с Артемом все было с точностью до наоборот. Он с первой минуты не понравился папе, у него появилось стойкое неприятие этого интеллигентного парня, выговаривавшего фразы с легким акцентом и изъяснявшегося цветистым литературным языком. А вот мама была от него без ума. Только и слышно было: Артем такой воспитанный… такой умница… будущий политолог… иностранец… И многозначительно смотрела на Иру…

К счастью, последнее время, после того как Артем перестал Ире звонить и как-то напоминать о себе, мама поутихла. Может, она считает, что в этом виноват Егор? Точнее, его возвращение из санатория? Но ведь Ира ей все объяснила. Как она может с уважением относиться к человеку, если он говорит правильные слова, а поступает неправильно? Егор не такой. Он открытый, пусть далеко и не идеальный. Он умеет признавать свою вину и ошибки, а не сваливать их на обстоятельства или случайность.

Неожиданно Ира вспомнила, как Егор встревожился, что забыл попрощаться с ее мамой. Кто бы мог подумать, что его когда-нибудь будут волновать подобные житейские мелочи! Да, ничего не скажешь, этот парень и в самом деле сильно изменился после аварии. От его беспечной самовлюбленности не осталось и следа, и не заметить это мог только слепой.

Ира отодвинула тарелку, на дне которой плескались остатки борща. Есть совершенно расхотелось.

– Силу оставляешь, – напомнил отец.

– А зачем она мне? Я вагоны разгружать не собираюсь, – отмахнулась шутливо Ира.

– А уроки? – снова напомнил отец, загасив окурок в массивной стеклянной пепельнице.

Ира вздохнула. И кто ее за язык тянул! Чуть больше месяца назад она дала отцу обещание каждый день делать уроки – все-все, вплоть до физры, чтобы закончить нормально выпускной девятый класс. Конечно, она могла и поспорить с отцом. Он вот тоже обещал бросить курить после сердечного приступа, а ведь не бросил. Но Ира и сама понимала, что хороший аттестат ей необходим, как воздух, ведь она собиралась поступать в архитектурный колледж, а там учитывался средний школьный балл.

Неохотно поднявшись, она бросила:

– Все, иду сражаться с алгеброй!

«Легко сказать “сражаться”!» – думала Ира в своей комнате, сидя над открытым учебником. А как это сделать, когда в голове, словно жуки в жестяной банке, которых Ира недавно рисовала биологичке, копошатся совсем иные мысли.

Меньше чем через минуту Ира уже любовалась даром Нептуна. «Неужели Егор способен расстаться с такой ценной вещью?» – удивлялась она, пытливо разглядывая сверкающие грани травянисто-зеленого камня. Взять и вот так просто, за здорово живешь, подарить ей перстень с изумрудом. И Ирина Петровна, его мама, кажется, не возражает. Впрочем, для Иры не было таким уж большим секретом, какие мотивы движут семейством Тарасовых. Обычная человеческая благодарность, присущая щедрой русской душе.

Мама Егора была твердо убеждена, что именно Ирино участие, ее поддержка и забота помогли Егору встать на ноги после автомобильной аварии. Собственно, именно этот несчастный случай и сблизил Иру с Егором. И пусть смеются и иронизируют те, кто не верит в бескорыстную дружбу между парнем и девчонкой. Ира не из их числа.

Ира еще раз взглянула на кольцо, будущее которого было не менее туманно, чем его прошлое, и, вздохнув, захлопнула коробочку. Нужно было подыскать для подарка Нептуна укромное местечко. Не на столе же его оставлять и не с собой в рюкзаке носить! Подумав немного, Ира спрятала ювелирную коробочку на полке, среди книг. Оттуда при необходимости его и достать легко.

Теперь можно было спокойно садиться за уроки. И только Ира настроилась на решение уравнения, как зазвонил новенький «панасоник».

– Я подойду! – крикнула она, разыскивая радиотрубку на слух.

Она нашлась на привычном месте на журнальном столике, под ворохом газет. Ира взяла трубку, но палец ее задержался на кнопке связи. А вдруг это звонит Артем? В последние дни марта они расстались как-то неопределенно. Вот так же по телефону. Ира стала упрекать его и себя в черствости. Так получилось, что они с Артемом, пусть и косвенно, но оказались все же причастными к смерти хорошего человека, академика и известного биолога, к тому же папиного знакомого по фамилии Симагин.

А случилось это вот как. Артем, тогда еще Ира звала его ласково Тема, пригласил ее на прогулку в Ботанический сад. Они гуляли, разговаривали, собирали первые подснежники и неожиданно увидели лежащего на земле человека. Одежда его была в грязи, лицо разбито. Ира хотела подойти к нему, но Тема остановил: «Ты что? Это же обычный пьяница!» – взял Иру за руку и увел. И ведь она ушла. А вечером из передачи «Добрый вечер, Москва!» узнала подробности этого несчастного случая. Ученый обходил участок, прихватило сердце, и никто из людей, находившихся в это же время в саду, не захотел прийти ему на помощь… Наверное, многие их них подумали так же, как и Артем: «Принял человек на грудь после трудов праведных и теперь отдыхает!» Тогда Ира пережила самый настоящий шок, даже сознание потеряла. На следующий день, мучаясь от стыда и боли, она позвонила Теме, молясь, чтобы трубку снял он сам, а не Константин Юрьевич.

– А, это ты? День добрый, – сказал ей тогда Тема обычным голосом, и Ира подумала, что он ничего не знает об этом несчастье.

– Я вчера по телевизору видела того, ну, того человека. Помнишь? Он еще в саду лежал, – осторожно сообщила она.

– Да, не повезло бедняге. Я, знаешь ли, тоже репортажик этот поглядел. Журналистик, я тебе скажу, ужасно убогий. – Артем пренебрежительно усмехнулся. – По-русски толком высказаться не может, но сколько пафоса!

– Переживаешь? – Она все еще не понимала.

– Да нет. Все люди смертны. Хотя, возможно, отправься с ним гулять кто-то из родных или коллег, и обошлось бы.

– Но ведь мы же…

– Хочешь сказать, должны были что-то предпринять. Так ведь на лбу у него не написано, что он академик. Мы не могли копаться в чужих вещах, искать документы и прочее.

– Мы могли спасти его! Мы его убили! Убили! – Ира почти кричала, в тот миг от ее вялости и апатии не осталось и следа.

– Глупости! Наверное, ты плохо выспалась. – В Темином голосе слышались отчуждение и скука.

– Нет! Ты настоял на том, чтобы мы ушли, ушли! А я, дура, послушалась.

Кажется, именно так ответила в тот момент Ира. И тогда Артем произнес ледяным тоном:

– Не люблю истерик. Вот что, я сегодня перебираюсь от деда в местечко поспокойнее. Вы с ним будто сговорились… одни нравоучения…. Следовало бы, конечно, обидеться, но так уж и быть. Дам тебе шанс, дед передаст мои координаты при случае. Думаю, через пару дней ты войдешь в разум, тогда милости прошу. Всего хорошего.

Артем отключил связь, невежливо прервав разговор первым. А не так давно он учил ее этикету, правилам хорошего тона. Мол, первой протягивает руку для приветствия девушка, она же предлагает перейти на дружеское «ты», а разговор по телефону должен заканчивать тот, кто его начал.

С тех пор, то есть с последнего разговора, прошло две недели, а Ира этим шансом так и не воспользовалась, хотя регулярно навещала Константина Юрьевича, заканчивала его портрет, готовила ему обед, убиралась в комнатах, иногда ходила в магазин или аптеку. В первый ее приход Могиканин, здоровье которого пошатнулось, схватился за бумажку с номером телефона внука, но Ира отвлекла его на что-то другое. И мудрый старик понял, что эту тему пока трогать не следует.

– Ира, ты возьмешь трубку или нет!

Ира вздрогнула. Телефон в ее руке продолжал звонить, мама кричала из кухни: «В чем дело, доча?»

Ира нажала на связь.

– Алло, вас слушают, – сказала она и задержала дыхание.

– Ирк, чего нам по алгебре задали?

К Ире вернулась способность свободно дышать.

– Ань, ну ответь, когда ты научишься дневником пользоваться? Он у тебя что, только для Кошкиных замечаний?

– Нет. Не только. Мне туда отметки ставят, все больше средненькие, и еще я в нем каникулы отмечаю, чтобы отличить праздники от серых будней, – сообщила лучшая подружка, весело расхохотавшись.

Аня Малышева, пухленькая блондинка, круглолицая, как луна, часто смеялась, но столь же часто и плакала. Она вообще легко переходила от состояния уныния к всеобъемлющей радости. Эта резкая смена настроения зависела от многих обстоятельств, в первую очередь от того, в каких отношениях подружка пребывала со своим парнем – Ваней Волковым, их одноклассником. Жизнь без любви (именно без любви к Ване) не имела для Ани смысла. Они вместе ходили в кино, вместе выращивали Анины бонсаи, вместе посещали клуб экстремалов и экстрим-колледж «Путь Ариадны», где вместе с такими же одержимыми парнями и девчонками лазали по горам, плавали под водой и взбирались на отвесные скалы. Они уже даже решили, что поженятся в восемнадцать. В последнее время, правда, влюбленные частенько дулись другу на друга, но, судя по настроению Ани, вот уже неделю на их барометре «ясно».

– Ну так как? Продиктуешь номера или мне завтра у Мих-Миха двойку получать? – напомнила Аня.

Ира выполнила ее просьбу. Потом они немного поболтали и расстались. Завтра все равно в школе увидятся.

В дальнейшем вечер не отличался от множества вечеров, ему подобных. Ира приготовила уроки, поработала над эскизом, выпила за компанию чайку с родителями, а перед сном, уже лежа в кровати, открыла книжку, которую написал Константин Юрьевич.

На титульном листе была дарственная надпись: «Помни, Ирочка, слушать настоящую музыку, читать настоящую книгу, видеть настоящую красоту – это всегда большой труд… Но самый большой труд – все те годы, что отпустил тебе Господь, несмотря ни на что, оставаться самим собой!..»

4

На часах было начало второго. Егор Тарасов не спал. Перед ним на разобранной постели лежал открытый конспект приятеля, но в последние двадцать минут он ни разу не заглянул в него. Он думал об Ире и о себе, вернее, о них… Если «они» вообще имело право на существование.

– На свидание спешишь? – шутливо спросила его Ирина сегодня.

Свидание!

Знала бы она, что он уже полгода ни на какие свидания не ходит. Он вообще других девчонок не замечает. И охоту к ним она, Иришка, отбила! Вот такие вот дела! А ведь родился Егор с серебряной ложкой во рту – так принято говорить о счастливчиках. Он был единственным ребенком в семье, желанным и любимым. Предки не ограничивали его свободу. С него многое спрашивалось, но еще больше разрешалось. В четырнадцать он научился прилично водить машину, в пятнадцать плавать с аквалангом и прыгать с парашютом. Где-то годам к шестнадцати он окончательно свыкся с мыслью, что у него, такого удачливого и красивого, должно быть все самое лучшее. Самые лучшие родители, самые лучшие шмотки, самая лучшая тачка, самая лучшая девчонка… А еще лучше, если лучших девчонок будет много. Так он и жил, в соответствии со своими запросами. Благо родители были обеспеченными, на семнадцать лет подарили ему его хрустальную мечту – мотоцикл «Ямаха». Не новый, но в отличном состоянии. Вот Егор и укатывал череду подружек на этом рычащем монстре с ветерком. И вдруг однажды почувствовал, что ему это все до чертиков надоело. Надоело изображать из себя этакого горячего мачо, надоело проводить вечера с приятелями, у которых одно желание – выпить пивка для рывка да водочки для заводочки!

«Взрослеешь!» – сказал ему отец, как-то заметив в его руках учебник, а не банку с пивом.

А потом была эта авария. Не на монстре любимом, на отцовских «Жигулях» – самой безобидной машине. Занесло его на скользкой дороге: джип стал подсекать, Егор решил уйти в сторону, ну, его и завертело по встречной полосе. За те несколько секунд, что он был в сознании, перед ним пронеслась вся его непутевая жизнь. Все то плохое, что он совершил. Егор тогда подумал: «И как я перед Господом с таким списком прегрешений предстану? Мне точно дорога в ад обеспечена…» Очнулся он в больнице. Не ад, конечно, но и до рая далеко. И первое, что сделал, – это дал себе слово изменить свою жизнь, если ему, конечно, удастся выбраться из этого чистилища. Ведь, как выяснилось, он утратил подвижность и чувствительность ниже пояса. И тут, как ангел, в его палате появилась Ира. И, Егор ни капельки не преувеличивает, она действительно стала для него ангелом, и сиделкой, и другом. Он даже не понял, когда влюбился в нее, в эту невысокую, стройную, ничем, в сущности, не примечательную девушку с пытливыми глазами, смотревшими на мир с каким-то радостным удивлением.

Нет, не влюбился, а полюбил, вот в чем разница! Влюблялся он много и часто, и всегда легко относился к ссорам, расставаниям, но сейчас это было иное чувство, ранее им не пережитое. Любовь! Она раздирала его изнутри, мучила, не давала спать! А Ира ничего не хочет замечать. Смотрит на него как на друга, разговаривает с ним как с другом… Сегодня вот рубашку с него стянула, опять же как с друга. Получается, что он как парень для нее не существует.

Наверное, это ему в наказание за то, что однажды он посмел ее обидеть. Поспорил на нее с приятелем Максом Орловым в одиннадцатом классе. Развлечение себе такое придумали от скуки: с кем она придет на новогоднюю дискотеку, тот, значит, и выиграл пари. Макс свою трубку с янтарным мундштуком, с которой не расставался, на кон поставил. Егор фирменные очки от Гуччи. Начали, типа того, ухаживать. Макс оказался удачливее. Первым добился согласия насчет дискотеки. Да ему и легче это было сделать: у него же на шее Алена камнем не висела.

Но Егор тогда приятеля подколол:

– Зато я первым Ирку поцеловал у тебя на даче! Она вообще ни разу ни с кем не целовалась, мне Светка по секрету сказала. Так что тебе меня еще догонять и догонять.

– Чего это догонять?! – усмехнулся Макс. – Сегодня и поцелую.

– Не поцелуешь. Я не позволю.

Так и поступил. Взял и демонстративно при ней отдал Максу свои очки. Вот так он развлекался, идиот. В ту же новогоднюю ночь они всей компанией решили на чужой машине прокатиться. И ведь пьяными не были, так, куражились. А в милицию угодила одна Иришка.

– Не смогла убежать, дуреха! – рычал Макс, нервничая, что их теперь всех в милицию загребут.

– Не захотела, – сказал Егор ему в пику.

А потом сообразил: а ведь он попал в самую точку! Она действительно не стала убегать. Честная малышка оказалась. И тут в нем что-то заклинило. Он, здоровый лоб, сидит и трясется, а там из четырнадцатилетней девчонки показания выжимают! Егор собрался идти в милицию, когда выяснилось, что машину угнали до них и даже нашли настоящего угонщика. В общем, все тогда закончилось для всех хорошо. И для братьев Орловых, и для Светки Красовской, и для Ленки Истериной, с которой у Егора в то время был вялотекущий роман, и для него самого.

Только вот Ира после этого случая стала его сторониться. А он, наоборот, стал замечать за собой, что невольно на переменах разыскивает ее взглядом. Тогда он решил, что в нем говорит чувство вины, ранее ему не присущее. Через полгода Егор закончил школу, и их пути разошлись. Но он все равно с каким-то непонятным упорством продолжал помнить любую мелочь, имеющую к ней отношение. Особенно остались в памяти ее мягкие, неумелые губы и то, как она гневно топтала ножкой его крутые очки, когда поняла, что к чему. Позже, весной, он узнал, что у Ирины появился парень Илья, студент архитектурного института. Вскоре Толик Агапов случайно упомянул, что тот отправился учиться в Италию.

– Туда ему и дорога! – почему-то резко отозвался Егор.

Нет, он тогда не любил Ирину. И если бы кто-нибудь намекнул ему на это, он бы только рассмеялся! Он и сам ей тогда говорил:

– Не люблю я тебя, Дмитриева, уж слишком ты правильная! Брала бы пример со среднестатистической красавицы Светы Красовской, жилось бы легче.

Сейчас его от одного этого воспоминания мутит. А тогда ему казалось, что он думает правильно. Девчонок он уже так часто не менял, но и без них не мог обходиться. Привычка или естественное мужское влечение – трудно сказать, наверное, и то и другое…

А затем пришла зима. Больница. И Ирина – то ласково уговаривавшая потерпеть, то яростно требующая не распускать нюни, быть мужиком!

– Эх, мачо, мачо, как смотрю, так плачу! – злилась она, когда он в яростном отчаянии отказывался выполнять упражнения.

А он кричал, так, что вены на шее вздувались:

– Отвали от меня! Чего привязалась?!

И слышал в ответ:

– Не дождетесь!

И когда он почувствовал столь долгожданную боль в ногах и спине, именно она была рядом с ним. Не мать, не отец, не врач, а она – эта хрупкая девушка.

Егор принял тогда еще одно решение: так уж случилось, что эта больница оказалась в его судьбе значимой вехой, в общем, он тогда решил, что ни за что не отдаст Илье Ирину. Не достоин будущий архитектор такой девушки, если выбрал учебу в Италии, а не рядом с ней. Правда, на этот раз на стороне Егора играл счастливый случай. Илья и Ирина расстались, чувства ведь иногда расстоянием проверяются. А чуть позже Егор вроде как начал встречаться с Ириной… Ну, домой к ней заходил на огонек, ее к себе приглашал, в кино ходили вместе, в кафешку на углу. Теперь она казалась ему самой настоящей красавицей, и он удивлялся, как же раньше этого не замечал.

И скорее всего, эти частые дружеские встречи переросли бы со временем в нечто большее, но Егор сам все испортил. Дал слишком большую нагрузку на позвоночник, и пошло-поехало… Боли вернулись, левая нога иногда стала неметь по ночам, и родители забили тревогу. Отправили его к морю, в санаторий, на целый месяц. А в Ирину за это время успел влюбиться еще один хмырь! Австралиец Артем, белая дворянская кость…

Ирина, конечно, вкратце посвятила Егора в этот короткий роман. А как же, они же друзья!.. И вроде бы между ними все было кончено после той неприятной истории в Ботаническом саду, только вот на сердце все равно кошки скребут!

Когда она ему сегодня сказала: «Вспомни что-нибудь неприятное», он, само собой, вспомнил этого типа, которого, впрочем, ни разу не видел, и выражение у «римлянина» получилось что надо! Опять же кольцо… дар Нептуна… Если честно признаться, Егор никогда не задумывался над вопросом: кому оно принадлежало полвека назад или даже сто лет назад. Он хотел подарить его Ирине. Родители это решение одобрили. Однако он успел довольно хорошо изучить ее характер, чтобы понять, что она начнет отказываться. Все-таки кольцо дорогое, и без оценки видно. Вот он и воспользовался моментом, выторговал себе это желание: мол, не имеешь права не взять, я так хочу. Но когда он увидел ее взволнованное лицо, услышал ее сокровенные мысли вслух о судьбе этого кольца, он вдруг понял, что готов наизнанку вывернуться, лишь бы узнать его историю. В конце концов, во имя любви люди и не такие безумства совершали… Егор размышлял об этом в полусне, и снилась ему Ирина. Ветер играл ее длинными волосами, она манила его рукой в теплые пенящиеся волны и говорила, смеясь:

– Ну, какое у тебя желание, признавайся…

А где-то позади, в синеющей дымке, добродушно ухмылялся косматый Нептун, царь морей…

5

Утро у Иры прошло как обычно. Проснулась она по команде мамы:

– Ира, вставай!

Разлепив глаза, она набросила цветной короткий халатик, надела потрепанные шлепанцы и поплелась в ванную.

– Как спалось? – поинтересовался отец, тщательно выбритый и благоухающий одеколоном.

– Нормально, но мало, – пробурчала Ира, отбрасывая волосы за спину.

Ей точно снился какой-то сон, но как она ни старалась, так и не смогла припомнить ничего, кроме огромных пенящихся волн, разбивающихся с шумом о скалы.

– Так ложиться нужно пораньше, вот и не будет мало, – погладил ее отец по растрепанным волосам.

Ира промолчала, признавая справедливость упрека. Когда она вышла из ванной, вполне бодрая и способная соображать, папы уже не было дома. Он отправился на работу. Мама одевалась в прихожей.

– Ириш, я сегодня буду поздно. У меня конференция. Так что вы тут с папой…

– Я тоже буду поздно, – перебила Ира, делая себе бутерброд.

– А что такое? – Мама в летнем пальто, с шарфиком в руках, заглянула на кухню.

– У меня курсы. – Ира щедрой рукой намазывала масло на хлеб и, взглянув на маму, сказала: – А после занятий я на часок загляну к Константину Юрьевичу.

Это заявление не вызвало у мамы возражений. Она сама предложила Ире навещать почаще старика, услышав, что Артем временно съехал от деда: «В жизни бывает всякое. Повздорили, помирятся, они же родная кровь. А вообще-то, Ирочка, двое одиноких мужчин – это всегда неустроенность: гора немытой посуды, пыль, пустой холодильник. Так что шефство над ними не помешает».

Одним словом, мама упорно настаивала на версии «двое одиноких мужчин», не желая мириться с мыслью, что между Ирой и Артемом все кончено.

Уроки прошли как-то вяло. Кого-то вызывали к доске, кто-то отвечал с места, получая свои отметки и замечания. Иру учителя не трогали, сегодня был не ее день. Или, наоборот, ее. А вот классный час здорово повеселил. Кахобер Иванович подергал свой пышный ус, демократично расстегнул серый в елочку пиджак и произнес со своим едва уловимым грузинским акцентом:

– Ребята, все вы, разумеется, помните, что учиться осталось чуть больше месяца.

– Аминь! – крикнул Борька Шустров.

Девятый «Б», настроенный на веселую волну, одобрительно зашумел. Ленка Серова одернула Борьку за рукав, усаживая на место. Он сразу стих, потому что у них была любовь, и только Алена, как Борька ее ласково называл, могла утихомирить этого капитана Сорви-голову.

Кахобер Иванович подождал, пока в кабинете истории восстановится тишина, и продолжил:

– Экзамены и подготовка к ним – это отдельный разговор. И он нам еще предстоит в конце месяца, а сейчас я хотел бы напомнить, что после экзаменов, как обычно, всех нас ожидает выпускной вечер и общешкольный концерт. Давайте решать: чем будем радовать директора и всех остальных?

И наступила тишина… Все глубоко задумались. Ира тоже вроде как задумалась, но поверхностно. Ее взгляд скользил по бордюру с военными композициями, которые она вместе с Аней и Ваней наносила на стены во время весенних каникул. К юбилею Кахобера старались. Ира старалась вдвойне. Ведь Кахобер Иванович был не только самым классным, самым справедливым учителем в школе, он был ее первым романтическим увлечением. Как давно это было, целых два года назад! Повзрослев, Ира поняла, что в своих учителей из поколения в поколения влюбляются миллионы девчонок. Они точно так же тайно страдают, посвящают им стихи, рисуют портреты… Это как грипп, если заразился, то хочешь – не хочешь, а придется переболеть.

– А давайте опять спектакль поставим! – услышала Ира и переглянулась с Максимом Елкиным, отличником, математиком и ее соседом по парте.

С недавних пор он занял место Ани Малышевой, потому что подружка пересела к Ване. И здесь дружбу победила любовь. Вот только Юлька, староста и почти что отличница, по-прежнему сидела со своей подругой Маринкой, хотя она два года была влюблена в Кольку Ежова. А Колька Ежов, ученик посредственный, сидел, как и положено двоечнику и хулигану, на последней парте. В гордом одиночестве. Именно он и подал эту мысль с постановкой.

– А чо, мне эта идея нравится, – одобрил Макс, подтянув пальцем очки, норовившие съехать с носа.

Все принялись обсуждать эту затею вслух. Не такая уж она была и абсурдная, как казалась на первый взгляд. В прошлом году заводные «бэшки» удивили всю школу, сыграв «Ромео и Джульетту». Кахобер Иванович был постановщиком и сценаристом. Неожиданно выяснилось, что он ушел со второго курса ГИТИСа, с режиссерского факультета, осознав, что его желание учить детей и направлять их на путь истинный намного сильнее, чем создавать кинематографические шедевры. Джульеттой стала Туся Крылова, пройдя отборочный конкурс из трех Джульетт. Вот где открылся ее талант! Теперь она снимается в сериалах и собирается стать актрисой. С Ромео получилось… занятно. Ни у кого не вызывало сомнений, что Ромео будет играть Егор Тарасов. Он был первым парнем в школе, по нему сохли девчонки, ему и карты в руки, вернее, текст. Но получилось так, что Егора в то время как раз заштормило: видимо, чтобы не свалиться повторно с воспалением легких, он выпил коньячку для согрева, столь услужливо поднесенного Аленой Истериной. А может, решил напряжение снять. Одним словом, на сцену вместо него в результате вышел Толик Агапов, по прозвищу Сюсюка. И Ира предполагает, что именно тогда у Туси с Толиком завязался самый настоящий роман, который длится и по сей день.

– А что ставить будем? – подала голос Аня Малышева.

– «Три мушкетера!» Дюма-отца! – кинул Колька с места. – Там и любовь есть, и мочиловка на шпагах! Любовь для девчонок, мочиловка – для парней!

Ребята заспорили, загудели. Большинство девчонок завозмущались, так, все больше для порядка: мол, в гробу мы вашу любовь видали!

– Эк ты, парень, замахнулся! – Кахобер Иванович покачал головой, глядя на Кольку, но в глазах его уже загорелись знакомые огоньки. Видно было, что предложение его захватило. – «Три мушкетера» – это же целая приключенческая эпопея! А у нас тридцать, ну, сорок минут времени от силы! Может, что-нибудь попроще подыщем?

– Ага! «Репку»! Дедка за репку, бабка за дедку. Бабкой Маринка будет, она вечно ворчит! – выкрикнул Комаров Виталик, вообще-то парень тихий и покладистый.

– А ты – репкой! – ответила на выпад Маринка. – Вечно во дворе торчишь, как в окно ни взглянешь!

– Кончайте базар! – гаркнул Колька во всю мощь своих легких и обратился к классному совсем другим тоном: – Мы же можем парочку сцен поставить, а, Кахобер Иванович?

– Или, к примеру, отрывок с подвесками! – подключилась Лиза Кукушкина, будущая писательница.

Кахобер Иванович поднялся, пригладил волосы на висках.

– Согласен. Только придется над сценарием поработать. И, чур, участие в этом безумии принимают все! – потребовал он.

– Конечно, все! – заорали парни, а Борька победно взвил руку под потолок и кинул клич: – Ребсы! Один за всех, и все за одного!

После чего принялись обсуждать и распределять роли. Пока предварительно, так сказать, по горячим следам…

– Ир, а почему ты не захотела в спектакле играть? – спросила ее Аня после того, как классный час закончился.

– Да с меня и декораций хватит, и вообще, мне сейчас не до этого. – Ира загадочно улыбнулась. – А ты?

– Мне тоже не до этого. Мы же с Ваней на майские праздники опять под Дмитров едем с ребятами. В пещеры пойдем.

– Смотри не заблудись. Распутывай за собой клубочек, как Ариадна. – И тут в сумке Иры запиликал мобильник.

Это был Егор.

– Ир, ты как там, можешь говорить? – спросил он.

– Да, могу. – Ира кивнула на скамейку, нагретую солнышком. Аня кивнула в ответ, и они присели. Ира бросила сумку рядом с собой. – Ты что-нибудь узнал?

– Да в общем-то не так чтобы очень. А ты там одна?

– Нет, с Аней. Рассказывай, Егор, не томи! – потребовала Ира. Аня чуть округлила глаза, проявляя интерес к ее разговору. – Это насчет кольца, – пояснила Ира шепотом. Аня была одной из тех, кто был посвящен в эту историю с находкой и кому Ира рано или поздно поверяла все свои тайны.

– Ладно, слушай. Оказывается, к антиквариату относятся вещи, которым не менее полувека, и еще это обязательно должен быть синтез старины и красоты. К тому же антиквариат бывает элитный и обычный.

– Как это? – удивилась Ира. – Антиквариат – и обычный?

– А вот так. Обычные – это ширпотреб, а к элитным относят произведения искусства известных мастеров. Не понимаешь?

– Не-а.

– Я вначале тоже ничего не понял. Но Эдуард Моисеевич мне все на примере растолковал. Вот смотри. Есть чайные сервизы крупнейшей фабрики Кузнецова: белый фарфор, голубой орнамент. Перед революцией такие сервизы были почти в каждой зажиточной семье, их тысячами штамповали. Это предмет вроде бы и старинный, а все равно ширпотреб. Другое дело продукция завода Фаберже, он еще кого-то называл, но у меня из памяти вылетело, – сбился Егор, но снова поймал мысль. – Предметами этих фирм – сервизами, шкатулками, кубками, столовыми приборами – пользовались лишь аристократы. Вот они в цене и сейчас. Но самое главное – это клейма на изделиях. Оказывается, авторство старинных вещей определяется по клейму, которое обязательно имел каждый мастер, и не важно, ювелир он, гончар или оружейник. Ясно?

– Ясно. А дар Нептуна? Это какой антиквариат, настоящий или не очень?

– Вот тут небольшая загвоздка. Насчет камня сомнений нет. Это настоящий изумруд, причем довольно крупный. Как сказал Эдуард Моисеевич, изумруд легко отличим от других близких ему по окраске камней благодаря своей чистоте и прозрачности холодно-зеленого цвета. Кроме того, на внутренней стороне перстня, помимо старинной пробы золота, есть два клейма. На одном инициалы «А. Х.» латинскими буквами хорошо сохранились, на другом, похоже, тоже буквы, но их трудно прочитать – стерты сильно, как будто напильником сточены.

– Напильником? – с недоумением переспросила Ира, не понимая, зачем и кому это могло понадобиться. Хотя, если вещь была когда-то украдена…

– Вообще-то это мое предположение, – отозвался Егор на ее мысли. – А там – кто знает. Может, это вовсе и не человек, а море постаралось, обточило соленой водичкой. Но самое обидное, Ир, Эдуард Моисеевич не берется определить авторство перстня, говорит, что здесь нужен настоящий эксперт, и не один.

– Жаль. И что же мы теперь будем делать?

– Ну, в принципе отчаиваться рано. – («Молодец, Егор», – улыбнулась Ира.) – Ювелир подкинул парочку дельных советов. Во-первых, просмотреть предреволюционные каталоги с клеймами мастеров ювелирных фирм в Ленинке, во-вторых, поискать среди знакомых искусствоведа в этой области и эксперта по драгоценным камням и проконсультироваться у них. Ну а если это не поможет, то тогда уже придется обращаться в официальные инстанции. Но сама понимаешь, во что это обращение может для нас вылиться, – намекнул Егор на сложности этого пути (время, объяснения, возможно, деньги на экспертизы) и выдохнул: – Уфф, кажется, все сказал. Твоя очередь. Не расстроилась?

– Нет. Наоборот, у нас теперь есть конкретный план действий. Егор, ты хоть знаешь, какая ты умница?

– Догадываюсь, а еще я мягкий и пушистый, просто не все это замечают.

– Ох, Тарасов, ты неисправим! Не можешь без этих своих штучек.

Егор рассмеялся.

– Ладно, вечером созвонимся?

– Конечно.

Услышав короткое пиканье, Ира тоже отключила связь. Она улыбалась до тех пор, пока не заметила строгий взгляд Ани.

– Так, колись, Дмитриева. Что у вас там происходит?

– Да понимаешь… – Ира не стала рассказывать Ане, что Егор хотел подарить ей это старинное кольцо с изумрудом. Есть вещи, которые не сможет понять даже самая лучшая подруга. – Тут такое дело… Короче, мы с Егором хотим выяснить, кому принадлежал перстень, который он нашел на юге. Проследить его судьбу. И знаешь, Ань, у меня такое чувство, что, если я разгадаю эту тайну, в моей жизни тоже что-то изменится…

Аня смотрела на Иру недоверчиво, похоже, она ни секунды не сомневалась, что ее разыгрывают.

– Ну что ты на меня смотришь, как на тихопомешанную! Не получится, так не получится.

– Ага! – закивала головой Аня. – Про тихое помешательство это ты вовремя вспомнила. Они с Егором решили… Что-то ты часто последние две недели стала его имя упоминать.

– А что тут такого? Мы с Егором…

– Вот опять! – Аня ткнула в ее сторону пальцем. – Ох, Ирка, смотри! Смотри! – Палец предупреждающе закачался перед Ириным лицом. – Тарасов, как яд – полезен в малых дозах и смертелен в больших!

– У-у! – понимающе ухмыльнулась Ира. – И ты туда же, Малышева! Крылова мне все уши в свое время прожужжала, что Дельфин и Русалка не пара… Но ее хоть понять можно. Она была в него влюблена по самые гланды. А ты чего дергаешься?

– За тебя переживаю.

– Напрасно стараешься. Я нынешнему Егору как себе доверяю.

– Ну, тебе виднее. Как говорится, вольному воля, спасенному – рай. А вообще-то не понимаю я этой поговорки. Зачем спасенному рай, жил бы себе и жил на белом свете, раз он спасенный.

– А если не понимаешь, зачем же тогда употребляешь?

– Нутром чувствую, она сюда подходит. – Девчонки переглянулись и улыбнулись. – А знаешь, Ир, что-то в этом такое есть… – произнесла Аня мечтательно, – проследить судьбу кольца. Твоя, конечно, идея? – скосила она глаза на Иру.

– Наша с Егором, общая. Учти, мои не в курсе. Начнут выступать не по делу.

– Ясен корень, – согласилась Аня. – Пойдем, по мороженому съедим. Я, когда начинаю нервничать, страшно есть хочу, – напомнила она, поднимаясь. – Ладно, давай рассказывай, что там твой Егор про этот дар Нептуна узнал? Интересно же…

Подруги направились к палатке с мороженым.

– Егор к ювелиру ходил, ну, к тому, что кольцо в порядок приводил, тот ему дал несколько полезных советов, с чего нам начинать поиск. Во-первых, нужно к знающему искусствоведу обратиться. У тебя, случайно, такого нет?

– Откуда? – изумилась Аня. – Я пломбир буду, – отвлеклась она на дела насущные. – А тебе чего брать?

– Мне все равно. Бери, что и себе. – В эту минуту Ира вдруг поняла, что разгадать эту тайну им будет непросто, совсем непросто…

«Если вообще возможно», – вмешался внутренний голос, очевидно, более здравомыслящий, чем его хозяйка.

«Ну и что? Я же действительно ничего не теряю… разве что немного времени», – возразила ему Ира и принялась ломать голову, где же им раздобыть этого эксперта. Может, к тете Соне, старшей маминой сестре, обратиться? Она в Институте красоты работает, коррекцией фигуры занимается. Там много нужных людей бывает. Или к Тусе Крыловой. Ее отчим известный на всю страну режиссер. У него тоже связи.

Но помощь, как это часто бывает, приходит неожиданно. И, как правило, в тот момент, когда ее меньше всего ждешь.

6

Вечером Ира пулей влетела в квартиру и крикнула с порога:

– Ма, мне звонили?

– Обзвонились. Аня каждые десять минут: вернулась – не вернулась!

– А у меня телефон сел, – сообщила Ира радостно, присаживаясь на табурет. – Вам позвонила, что домой еду, и ку-ку связь. А еще кто звонил?

– Говорю же – Аня. А тебе кого нужно? – подозрительно прищурилась мама.

– Никого.

– А чего это ты сияешь, как начищенный самовар? – спросил отец.

Домашние старенькие треники пузырились на его коленках, как горбы верблюда.

– Просто хороший вечер! Константин Юрьевич просил нижайше кланяться нашему семейству. Я как раз кланяюсь.

– Прекрасно. Надеюсь, ты передала от нас привет и наилучшие пожелания?

– Что-то не припомню, чтобы об этом шла речь. – Ира подняла голову и перестала расшнуровывать ботинки на каблучках.

– Дочь! – разочарованно протянул отец.

– Но я все равно передала, – успокоила она и вернулась к своему занятию.

– Вот спасибо, не опозорила мои седины.

– Ирка, мой руки и ужинать, пока не остыло! – позвала мама.

Ира отказалась. Сказала, что плотно у Могиканина поужинала. Курица-гриль с картошкой-пюре и чай с кексом. Впрочем, так оно и было. Курицу она купила по дороге, на мамины денежки, а картошку быстренько отварила. Еще она приготовила салат из свежих помидоров и огурцов с оливковым маслом и укропом. Собственно говоря, незатейливый ужин, но было вкусно. Особенно ей понравилось, что Могиканин ел с аппетитом и вообще как-то помолодел. Еще бы – внук, судя по разговору, вчера заходил! Проведал деда, лекарство принес, книги, продукты в холодильник запихнул. А потом они долго обсуждали научную статью, которую будущий политолог готовил для одного сиднейского журнала.

«А он ничего обо мне не говорил?» – хотела спросить Ира и не спросила. Вначале как-то случай не представился, все, казалось, момент неподходящий, а потом она так увлеклась беседой, что и думать забыла об Артеме.

Телефонный звонок застал Иру в ванной, она мыла руки.

– Ир, опять тебя, Аня! – крикнула мама. – Я от нее сегодня устала!

Ира вытерла быстренько руки, схватила трубку и поспешила к себе в комнату. Прикрыв дверь, она сказала с усмешкой:

– Ань, ты чего обзвонилась? Неужели уроки спросить не у кого, кроме меня?

– За кого ты меня принимаешь! – возмутилась Аня шутливо. – Я уже давно все сделала, лежу себе в теплой кроватке, телевизор смотрю.

– Все сделала?

– Все?

– И физику?

– Ага.

– Завтра дашь списать, – шепотом попросила Ира.

Отца обманывать не хотелось, а что поделаешь, не разорваться же ей!

– Ир, я тебе чего звоню. Я тут у себя книжку нашла о драгоценных камнях. Хочешь, я об изумрудах тебе прочитаю. Тут такое написано, умереть не встать!

– Конечно, хочу. Еще спрашиваешь!

Впрочем, Ира и сама уже успела кое что прочитать об этом удивительном камне. Она, например, знала, что слово «изумруд» происходит от персидского слова, что астрологи с давних пор рекомендуют украшения с изумрудами рожденным под знаками Льва и Рака, что с изумрудом связано много суеверий. В древности полагали, что он оказывает благотворное влияние на зрение, обладает лечебными свойствами: укрепляет память, помогает при бессоннице и отгоняет дурные сны, спасает от злых духов и укрепляет сердце. Кроме того, изумруд – это камень мудрости и хладнокровия.

Ира не надеялась услышать что-то новое, но Аня прочитала ей совсем иное из книжки «История драгоценных камней».

Оказывается, в древние времена изумруды добывались преимущественно в Египте, в копях царицы Клеопатры. Драгоценные камни из этого рудника оседали в сокровищницах богатейших правителей древнего мира. Считалось, что изумруды обожала царица Савская. Существовало много легенд, связанных с изумрудами. По одной из них, император Нерон через изумрудные линзы наблюдал за битвами гладиаторов. Была и библейская легенда, согласно которой Сатана при его низвержении в ад потерял из своей короны один изумруд. Этот изумруд превратился в чашу, подаренную царицей Савской царю Соломону. И именно этой чашей пользовался Христос в последнюю Святую Вечерю.

– Ой! – вырвалось у Иры в этом месте.

– Вот тебе и «ой»! – отозвалась Аня. – Потом Иосиф Аримафейский собрал в эту чашу по каплям кровь распятого на кресте Христа и стал основателем ордена Святого Грааля…. У него еще и мистические свойства имеются, так что ты там с ним поосторожнее, – заметила подруга. – Этот камень один из немногих, что связан с высшим духом. Прикинь, считается, что изумруд приносит счастье только чистому, но безграмотному человеку. А вот людям образованным он почему-то особой радости не дарит. Еще этот камень не выносит неискренности. Лжецов, носящих изумруд, ждут не только несчастья, но и болезни. Есть, правда, и положительные качества: оправленный в золото, этот камень бережет от всякой заразы и бессонницы. Как тебе информация?

– Спасибо, Ань. Я ничего похожего не знала, – искренне поблагодарила Ира.

Особенно ее потрясла библейская легенда.

– Теперь будешь знать, – отозвалась подруга. – Все. Я ложусь спать с чувством выполненного долга. Чем смогла, так сказать, тем помогла.

Ира решила, что обязательно покажет Ане кольцо, нужно же было хоть как-то наградить человека за старания, но ее палец уже нажимал на кнопки, набирая номер Егора.

Он сразу снял трубку, как будто ждал ее звонка.

«Не обольщайся, Дмитриева», – посмеялась Ира над собой, прежде чем выпалить в трубку: – Егор, я нашла искусствоведа, и очень хорошего.

– Ты шутишь? Так не бывает.

– Я тоже так думала, оказалось, бывает, – счастливо рассмеялась Ира. – Слушай…

– Подожди. А почему у тебя телефон был так долго занят?

– Это я с Анюткой болтала, вернее, я ее слушала, она мне про изумруды читала. А так бы я тебе первому позвонила.

– Спасибо, утешила.

– Хватит прикалываться. Ты хочешь узнать…

– Хочу, хочу!

– Тогда слушай. В общем, у нас с Константином Юрьевичем зашел разговор о его братьях. Ну, помнишь, я тебе рассказывала, что он пытается выяснить, что с ними стало после того, как их судьбы разошлись. А я возьми да и спроси: может, у него есть знакомый искусствовед, специалист по ювелирным украшениям. Сама не знаю, как это получилось. Наверное, потому, что моя подкорка об этом все время думала. Тут-то и выяснилось, что его старинный приятель работал раньше экспертом в Алмазном фонде СССР, а сейчас на заслуженной пенсии. Могиканин ему позвонил, и мы договорились встретиться в субботу в четыре часа на квартире Смоляниных. Только… – Ира замялась.

– Что? Говори.

– У меня к тебе просьба, Егор, давай скажем ему правду, ну, что это дар Нептуна.

– Мы же договорились, – напомнил Егор. – Для посторонних…

– Да, но Константин Юрьевич не посторонний…

– Даже так? – ворчливо перебил Егор.

– Егор, если ты не согласен, так и скажи. Мы тогда поищем еще кого-нибудь, в конце концов, этот Ефим Борисович не единственный искусствовед в Москве, – напрямую ответила Ира.

– Нет, почему же! Если это так важно для тебя, я не возражаю. Можешь сказать, что этот перстень я нашел на берегу моря.

– Сам скажешь. Мы же вместе пойдем.

– Вместе? А это удобно?

– Еще как удобно! Константин Юрьевич давно хочет с тобой познакомиться, а тут такой случай.

– Ну, не знаю… – неуверенно протянул Егор, что было совсем на него не похоже.

– Да не волнуйся ты. Голову на отсечение даю, вы с ним поладите, – успокоила Ира и взглянула на часы. – Все, давай закругляться. Мне еще «Грозу» повторить нужно. Чувствует мое сердце, что Нина меня к доске вызовет. Да, Егор, чуть не забыла. Как насчет того, чтобы завтра римлянином побыть? Где-нибудь с пяти до семи?

– А у меня есть выбор?

– Не уверена.

– Вот и я так думаю. Ладно, прилежная ученица, повторяй образ Катерины. Она вроде бы «луч света в темном царстве», – напомнил Егор и добавил: – Завтра в пять я у тебя.

Ира положила трубку на базу и ощутила странное чувство: как будто между ними осталось что-то недосказанное или как будто она забыла сказать Егору что-то очень важное.

«Ничего, если это и в самом деле важное, то обязательно вспомнится!» – подумала Ира, открывая бессмертную «Грозу» Островского.

7

Когда на следующий день около пяти позвонили в дверь, Ира была уверена, что это пришел Егор. Он всегда предпочитал приходить чуть раньше, чем опаздывать. Легкомысленно пренебрегая глазком, Ира щелкнула замком и дернула на себя дверь. На площадке стоял Артем в спортивной куртке, светлых брюках, как всегда, аккуратный, но непривычно коротко постриженный.

– Привет, можно войти? – сказал он, натянуто улыбнувшись.

Ира от растерянности сделала приглашающий жест рукой:

– Входи.

И как только она это произнесла, так сразу же поняла, что не должна была этого делать. Ведь с минуты на минуту здесь должен появиться Егор, и ей совершенно не хотелось, чтобы Артем и Егор встретились. Но придумывать какие-либо отговорки было поздно. Артем уже повесил куртку, пригладил перед зеркалом волосы и прошел в ее комнату.

Бесцельно окинув взглядом книжные полки, он наконец-то обернулся к ней:

– Знаешь, кто-то из великих людей сказал, что совершать ошибки проще, чем каяться в них. Наверное, это так. – Артем вынул руки из карманов брюк. – В общем, я пришел извиниться и сказать, что там, в саду, я был не прав. Я это понял и готов признать свою вину.

Стоило Артему произнести эти слова, как у Иры внутри что-то сжалось.

– Я тоже виновата, Артем. Мне жаль, что я тогда накричала на тебя по телефону, – честно призналась она и, вспомнив почему-то слова посвящения, написанные рукой Константина Юрьевича, с удивившей ее саму убежденностью сказала: – Каждый человек должен сам отвечать за свои поступки, а не взваливать свои грехи на чужие плечи.

Артем удовлетворенно кивнул, соглашаясь с ней.

– Я рад, что ты это понимаешь. Но, возможно, тебе станет легче, если ты узнаешь, что Симагин умер как минимум за час до нашего с тобой появления в этом месте. Мы были там около пяти, а он скончался в районе трех часов.

Глаза Иры округлились от потрясения.

– Это правда?

– Конечно. Какой мне смысл обманывать тебя? Я сам только вчера об этом узнал, иначе поставил бы тебя в известность раньше.

– А как же тот репортаж? – вспомнила Ира.

– Непроверенная информация. В России с этим не церемонятся. Вот и выходит, что наша вина не так уж велика. Единственное, что мы могли бы сделать – это вызвать «скорую помощь», чтобы врачи констатировали смерть ученого. – Взгляд его темных глаз потеплел. – Ну что, предали забвению эту историю?

Ира едва не сказала «да», но в последний миг опомнилась. По сути дела, ничего же не изменилось. Вопросы возникли сами собой. А если бы ученый к тому времени был еще жив? А если бы на его месте оказался Ирин отец или Константин Юрьевич? И кто-то вот так же прошел бы мимо… И не важно, что бы его поступком двигало: нежелание быть замешанным в неприятную историю, равнодушие или черствость души. Нет. Об этом нельзя забывать. Для этого память и существует, чтобы душа умела не только радоваться, но и страдать, чтобы могла плакать, переживая чужую боль, как свою собственную.

– Что же ты молчишь? – Артем взял ее за руку, чуть сжал пальцы. – Мы могли бы попробовать начать все сначала? У меня еще никогда не было такой девушки, как ты. В тебе есть что-то особенное. Рядом с тобой хочется быть лучше.

Ира мягко освободилась. Его прикосновение не вызвало никакого отклика в ее душе. Льстивый комплимент не задел сердца. Артем всегда красиво говорил, красиво ухаживал. И тут Ира остро ощутила, что грустная история под названием «любовь к Артему» безвозвратно ушла. Жаль, что Артем так не считал. Он терпеливо ждал от нее ответа. А ей… ей не хотелось начинать еще один серьезный разговор, который мог затянуться до бесконечности, поэтому она уклончиво произнесла:

– Не думаю, что из этого что-то выйдет, Артем. Мне кажется, мы с тобой многое понимаем по-разному.

– Но это же естественно, – возразил он мягко и в то же время нравоучительно. – Мы же выросли в разных условиях, можно сказать, в разных цивилизациях, а это всегда накладывает отпечаток на личность. Чего-то не понимаю я, чего-то ты, но это же преодолимо. – Ира упорно молчала. – Ну хорошо. – Артем поднялся, провел рукой по темно-русым волосам. – Давай не будем торопить события. У нас еще есть время, чтобы во всем разобраться. Надеюсь, это не помешает нам общаться как прежде? Дед тут признался, что ты его не забываешь.

– Мы с ним подружились.

– И меня это радует. Мне ведь скоро нужно будет отлучиться в Мельбурн и Сидней, если помнишь.

– Да, помню, – рассеянно отозвалась Ира, посмотрев на настенные часы.

Стрелки неумолимо приближались к пяти, и она в отчаянии уставилась на них, словно пытаясь усилием воли замедлить их ход.

– Ты куда-то спешишь? – заметил Артем, проследив за ней глазами.

– Спешу? Да, спешу, извини, – ухватилась за подсказку Ира, с благодарностью взглянув на него.

Он по-своему расценил этот взгляд, улыбнулся в ответ:

– Жаль. Я хотел пригласить тебя на прогулку. Но раз у тебя дела, не буду мешать. – Артем вышел в прихожую, Ира за ним. – Главное, что мы поговорили и все выяснили. Еще увидимся.

– Да, конечно! – бездумно согласилась она, быстренько выпроваживая Артема за дверь.

Минут через пять снова раздался звонок. На этот раз пришел тот, кого Ира ждала.

8

В субботу, ровно в четыре, Ира и Егор переступили порог квартиры Константина Юрьевича.

Егору не раз доводилось видеть его портрет, написанный Ирой. Она много рассказывала ему о старике, и у него в скором времени сложился довольно целостный образ Могиканина. Короче говоря, отправляясь к нему в дом, Егор ожидал увидеть неординарного человека, прожившего сложную жизнь и не утратившего к ней интереса, но он совершенно не был готов к тому радушию, которое обрушил на него могучий старикан буквально с первой же минуты.

– Так вы, значит, молодой человек, и есть тот самый Егор, друг Ирочки? Так-так, очень-очень приятно познакомиться. – Могиканин протянул жилистую руку.

Его пожатие оказалось крепким, рука по-мужски твердой, и Егор охотно ответил на рукопожатие.

– Вы извините, что мы к вам со своими проблемами свалились, Константин Юрьевич, – улыбнулся он, отмечая про себя удивительное сходство оригинала и картины: те же высокие залысины, тот же мудрый, чуть грустный взгляд, мягкая неподкупная улыбка, бородка клинышком.

– Напротив, молодой человек, я очень рад, что еще могу быть чем-то полезным. Нам, старикам, скучно без дела. Ирочка, давайте-ка мне торт, я так полагаю, что сладости закуплены к общему столу?

– Конечно. Если бы вы знали, Константин Юрьевич, как часто я нахваливала ваш чай Егору. Его особенный вкус…

– Ну-ну, так уж и особенный, – зарделся от удовольствия старик, предлагая Егору пройти в комнату.

Оглядеться толком Егору не удалось. Он отметил про себя добротную старинную мебель, книжные полки до потолка, рабочий стол, заваленный бумагами. Над ним пришпиленный рисунок – портрет Могиканина, кажется, еще одна Иришкина работа углем. И только он обернулся к ней, чтобы спросить ее об этом, как из гостиной, раздвинув бархатные шторы, вышел еще один старичок.

Возраст его не поддавался определению, он казался худым, но жилистым и подвижным. Живые глаза поблескивали сквозь увеличительные линзы очков. Седые волосы, гладко зачесанные назад, открывали высокий профессорский лоб, изрезанный глубокими морщинами. В довершение ко всему искусствовед был в выглаженном костюме при галстуке и белой сорочке, как и хозяин дома, и Егор пожалел, что не соответствует важности момента в своих кожаных джинсах и тонком сером свитере под горло, надетом прямо на голое тело.

Они познакомились. Борис Ефимович Вяземский вкратце проинформировал о своих заслугах перед отечеством, Егор – о своей находке. У Егора были все основания предполагать, что со знакомствами на сегодня покончено, но стоило им расположиться за столом, а Ире достать из сумочки коробочку с перстнем, как раздался звонок в дверь.

– Честно говоря, я никого не жду, – развел руками хозяин и пошел открывать.

А затем послышались невнятные, но радостные возгласы, после чего в комнату вернулись уже двое – хозяин и высокий худощавый парень, внешне похожий на Константина Юрьевича.

Тут Егор бросил быстрый взгляд на Ирину. Судя по ее растерянному лицу, для нее появление внука тоже было полной неожиданностью. И все же в сердце Егора словно нож воткнули.

«Ну, положим, в плечах я пошире буду, – подумал он, стараясь ничем не выдать себя. – Что же касается мозгов, то мы с ним не в интеллектуальном клубе “Что? Где? Когда?”».

– Прошу любить и жаловать, мой единственный внук Артем. – Дед, улыбаясь, подвел внука к столу, поддерживая под локоток. – Вот навестил нежданно-негаданно.

Егор поднялся, протянул руку:

– Егор.

– Артем. – При рукопожатии парни обменялись острыми взглядами. Австралиец первым отвел глаза и улыбнулся Ирине: – Я же сказал, что мы скоро увидимся.

Услышав это заявление, волосы на затылке Егора ощетинились. Они, значит, опять общаются. А Ирина об этом умолчала.

– Да, – зарделась Ира под пристальными взглядами двух пар глаз. – Я не думала… – залепетала она что-то бессвязное, но Артем пришел ей на помощь:

– Ох! Извините, Ефим Борисович, совершенно забыл с вами поздороваться.

– Прощаю, Артем, – по-барски отозвался искусствовед. – Я и сам обо всем забыл, любуясь этим великолепием. – Он держал в руке дар Нептуна.

– А что это? Кажется, кольцо? – заинтересовался Артем, вытянув шею.

«А не слишком ли, парень, ты любопытен? А ведь любопытной Варваре…» – подумал Егор и, усмехнувшись, ответил:

– Этот перстень я недавно нашел на берегу Черного моря в Коктебеле. Есть такое скалистое историческое местечко в Крыму между Судаком и Феодосией. И мы с Ириной решили выяснить, что собой представляет эта находка.

Егор не случайно сказал «мы с Ириной». Австралиец это понял, тонко улыбнулся: мол, и без того ясно, что мы друзьями никогда не станем, но промолчал. Зато вмешался дед.

– Да, да, Артем. Ирочка попросила меня помочь установить не столько ювелирную, сколько историческую ценность этого перстня, – сообщил ничего не подозревающий Могиканин. – Я, естественно, обратился за помощью к Ефиму. Он любезно согласился приехать и произвести что-то вроде экспертизы.

– Скорее дать частную консультацию, – поправил Ефим Борисович.

Не выпуская перстня из рук, он полез в карман пиджака и сменил очки на увеличительное стекло, каким обычно пользуются часовщики, и еще достал какие-то таблички и коробочку с тонкими, как иглы, предметами.

– Интересно. А мне позволено будет при этом присутствовать? – вежливо спросил внук хозяина, взглянув на Егора, как бы предполагая, что решение остается за ним.

Егору очень хотелось сказать «нет», а еще лучше послать этого прилизанного чистенького австралийца в отглаженных брюках туда, откуда не возвращаются, но вместо этого он произнес:

– Да ради бога, – и даже уступил свое место рядом с Ириной, а сам сел напротив нее, на свободный стул. Его реакция была абсолютно лишена логики, в нем говорила злость, а не здравый смысл. Но, даже понимая это, он ничего не мог с собой поделать. Впрочем, Егор каким-то чудом сумел обуздать кипящие в нем эмоции и даже нашел в себе силы нацепить на нос очки в фирменной тонкой оправе и обратиться к искусствоведу: – Ефим Борисович, дело в том, что мы уже кое-что об этом перстне знаем…

Ирина смотрела на него не отрываясь, он это кожей ощущал, но виду не подал, сосредоточил свое внимание на разговоре. В конце концов, он оказался здесь ради этого.

– Что же вы знаете? – Искусствовед передвинул увеличительное стекло на лоб, и в его глазах появились хитрые искорки.

Егор в двух словах рассказал, что им известно о перстне.

– Хм-м… хм-м. – отозвался старик и с каким-то необъяснимым восторгом потер руки. – В таком случае, молодые люди, вы ничего не знаете об этой находке. Несомненно, что это ювелирное украшение принадлежит к ценному антиквариату. Сразу оговорюсь, отличить искусную подделку от авторской работы непросто, для этого и существуют специальные инстанции, такие, как Государственный исторический музей, Гохран, Институт геммологии при МГУ и еще ряд мест, где проводятся надлежащие исследования. Однако, опираясь на мой многолетний опыт, я готов и сейчас предположить, что это ювелирное изделие на девяносто девять процентов защищено от подделки высоким уровнем ювелирной работы, оригинальностью художественного замысла и качеством материала. Одним словом, поздравляю, вам досталась уникальная вещь!

– Да?! Я это чувствовала! – воскликнула Ира.

Егор не удержался, взглянул на нее и подсознательно отметил, что Артем буквально приклеился горящим взглядом к кольцу, которое продолжал держать в руках Ефим Борисович.

– Полагаю, что этому ювелирному украшению порядка ста пятидесяти лет, – задумчиво произнес он.

Вот тут Егор слегка опешил и даже снял очки, которыми пользовался крайне редко. К этому он был не готов. Ну, сто лет еще куда ни шло! И то древность, а тут, получается, древность дремучая. Примерно 1850 год. А когда крепостное право отменили в России? Кажется, в 1861 году при Александре II. Нормальный прикид получается!

– А почему вы так думаете? – спросил он.

– На это указывает характерный ряд признаков, – живо ответил искусствовед. – Ну, начнем с того, что это изделие выполнено в традиционном стиле, а не в стиле модерн, потеснившем классику в конце девятнадцатого века, отличительной чертой также является изящная закрепка камней. Вот, смотрите, здесь лапки и штифты настолько тонкие, что их почти не видно. Камень как бы парит в ажурном облаке из золота и россыпи мелких бриллиантов. Но главное здесь, конечно же, травянистый изумруд. Изумруды такого качества с характерной незначительной примесью хрома добывались в копях Уральских гор близ реки Токовая где-то в середине позапрошлого века. В нем примерно девять каратов, что причисляет его к редким находкам. Обычно камни такого класса ценились наравне с равновеликими алмазами и рубинами. Хотя подробнее о свойствах этого камня я смогу рассказать только после надлежащей экспертизы и консультации со специалистами.

– Можно взглянуть?

– Да, конечно.

Ефим Борисович передал кольцо Артему.

– А почему вы называете этот перстень ювелирным украшением или изделием? – неожиданно поинтересовалась Ира.

– Потому что это и есть ювелирное изделие, точнее, его деталь. Видите ли, Ирочка, – Ефим Борисович вернул себе кольцо, – мастера того времени редко ограничивались одним украшением, чаще создавали целые гарнитуры. Здесь, правда, иной случай. Я склонен думать, что перед нами вовсе не перстень как таковой и не гарнитур, а часть ювелирного украшения, возможно, колье или диадемы, которая легко трансформировалась в отдельные предметы украшения – брошь, кулон, перстень, подвеску.

– А разве такое возможно? – Ира захлопала ресницами, как совенок, вытащенный посреди дня на свет.

– Возможно?! – переспросил обиженно искусствовед. – Неужели вы не слышали о малой короне Дома Романовых? Недавно в Московском Кремле проходила ее экспертиза, и ваш покорный слуга принимал в ней участие. Так вот, эта корона – наглядный пример подобной сложнейшей конструкции. Из нее при желании можно сделать ювелирный гарнитур – брошь, кулон, браслет… Замечу, – Ефим Борисович многозначительно приподнял указательный палец кверху, – что старинные клейма фирмы братьев Болиных, придворных ювелиров русского императорского двора, отыскались на ней с трудом. Вот мы и подошли к главному вопросу. Чье клеймо стоит на этом ювелирном украшении? Безусловно, великого мастера. Но какого? До революции поставщиками императорского двора были более десятка известных ювелирных фирм, среди них самые знаменитые Фаберже, Хлебникова, Овчинникова, бывшего крепостного князей Волконских, Кехли, Яннаш, братьев Болиных… И у каждого из них работало более четырех сотен мастеров, наиболее талантливые из них имели право ставить свое клеймо наряду с клеймом фирмы…

– Фью-иттть! – присвистнул Егор и увидел неодобрительные взгляды со всех сторон.

Он прокашлялся. Ну да, совершил бестактность, позволил себе молодецкий посвист, с кем не бывает. А вот внучок не облажался: вежливо задал вполне правильный вопрос, а заодно и примазался к Егору и Ирине:

– И как же мы установим, кто это изделие создал? Жизни ведь не хватит.

– Ну-у-у, не так страшен черт, как его малюют! – рассудительно заметил искусствовед на вполне нормальном языке. – Во-первых, не все мастерские занимались изготовлением ювелирных украшений, многие специализировались на иных предметах быта. А во-вторых, я бы отдал предпочтение петербургской ветви Болина. И вот почему. Они работали с украшениями элитарными, драгоценными камнями высочайшего качества, такими, как этот. Братья Болины полностью указывали свою фамилию на изделиях, а затертое клеймо на вашем предмете старины вытянутой формы. Так что есть большая вероятность, что это клеймо принадлежит Карлу Болину. Отталкиваясь от этого предположения, можно выяснить, кому принадлежит второе клеймо с инициалами А. Х. Нужно всего лишь просмотреть список мастеров, имеющих право ставить свое клеймо рядом с клеймом фирмы и работавших в петербургском филиале примерно в середине девятнадцатого века. Но даже если я и ошибся, в этом нет ничего страшного. Просмотрев каталоги с клеймами известных фирм, вы непременно найдете клеймо с инициалами А. Х. и узнаете, на кого он работал. Просто этот путь чуть длиннее, чем первый. Как видите, ваша задачка со множеством неизвестных оказалась не такой уж и сложной. – Ефим Борисович прищурил правый глаз. – А позвольте поинтересоваться по-стариковски: как вы собираетесь распорядиться своими знаниями?

Ира и Егор переглянулись, и Егор, удерживая ее взгляд, сказал:

– В принципе мы хотели выяснить, кому принадлежало это украшение в прошлом…

– Но это же абсурд! – изумленно вымолвил Артем.

– Я так не думаю! – возразил Егор.

9

– А я знаю, почему ты такой хмурый, – не выдержала Ира после получасового разговора с Егором, который на все ее вопросы однозначно отвечал только «да», «нет». Она чуть наклонилась вперед, чтобы увидеть его лицо. – Это потому, что Артем будет помогать нам рыться в архивах? Да?

Ефим Борисович объяснил, что если им удастся узнать, какому мастеру принадлежит клеймо А. Х., то в дальнейшем они смогут без труда выяснить, кому и когда было продано ювелирное украшение, потому что каждый мастер вел специальные записи в книгах, где указывал число, год, имя нового владельца и стоимость проданной вещи. Все это можно разыскать в специальных хранилищах. И искусствовед так загорелся разгадать тайну перстня вместе с ними, что предложил устроить для Иры и Егора пропуска в архивы Гохрана. Артем тут же выказал горячее желание помочь.

– Ну скажи, из-за этого? – настаивала Ира.

Егор молча засунул руки в карманы темно-синей куртки. Кое-где горели круглые фонари, словно желтые одуванчики. В субботний вечер в центре было многолюдно. Но они забрели в какой-то скверик, где на скамейках болтала под пивко молодежь, а по асфальтированным дорожкам гуляли старушки с детишками да играл на баяне пропитого вида мужик без ноги. Перед ним стояла пластмассовая банка, в ней лежала мелочь. Егор покопался в кармане и бросил в нее две пятирублевые монетки.

– Напрасно дал, все равно пропьет, – сказала Ира, вспомнив мутные глаза баяниста.

– Ну и пусть. Это его выбор! Я не собираюсь кормить его пирожками, если ему, чтобы выжить, нужен стакан водки, – вспылил Егор, нарушив обет молчания.

Ира схватила Егора за локоть, остановилась. У нее тоже лопнуло терпение:

– Ну и сказал бы Артему, что нам не нужна его помощь!

– Да? А как ты себе это представляешь? – резко развернулся к ней Егор. – Пришли к этим Смоляным…

– К Смоляниным…

– Пусть будет Смоляниным… в дом, получили бесплатную консультацию, не отказались от предложения произвести нужные экспертизы, сделали цифровиком фотографии перстня, даже с удовольствием согласились воспользоваться специальным пропуском в архивы Гохрана, а когда нам великодушно предложили помощь, чтобы переворачивать тонны томов с материалами, мы вдруг сказали бы: «Спасибо, не нужно!» – Егор тряхнул головой и уже более спокойно сказал: – Не знаю, как ты, а я считаю, что нам лишние руки не помешают. Работа предстоит нешуточная.

– Тогда чего же ты такой недовольный? – недоуменно спросила Ира.

– Хочешь знать?

– А чего я тебя полчаса пытаю?

– Отлично, узнаешь. Мне другое во всей этой истории не нравится. – Егор взял Иру за руку и отступил вместе с ней в сторону, пропуская обнявшуюся парочку. Но он на них даже не взглянул, впрочем, как и Ира. – Мне не нравится, почему я не в курсе, что вы с этим Артемом виделись. Кажется, он упомянул среду.

– А-а-а! Вот где собака зарыта!

– Ты мне собаку сюда не приплетай. Знаем, мы эту присказку: у попа была собака, он ее любил… Признавайся, вы с ним опять встречаетесь?

– Егор! – предупредила Ира.

– Что, Егор! – не услышал он. – Я тебе, кажется, друг…

– Иногда мне даже кажется, что ты мой старший брат. – Ира хотела перевести все в шутку, но, взглянув на Егора, осеклась.

Сначала на его лице отразилось ошеломление, затем оно налилось кровью, и он взревел:

– Брат! Ну, знаешь, если я твой старший брат… – он оглянулся по сторонам в поисках чего-то, правда, непонятно чего, – то ты… ты… ты попросту влюбчивая дурочка! – закончил он, бурно дыша.

– Я влюбчивая дурочка? – Ира ткнула в себя пальцами. – И это ты мне говоришь? Сам Казанова, каких поискать!

– Вот именно! – Грудная клетка Егора так и заходила ходуном. – Мне эти шуры-муры знакомы! Поэтому я тебя и предупреждаю: оглянуться не успеешь, девочка, как окажешься в постромане.

– «Пост» – это в каком смысле? – полюбопытствовала Ира.

– В постельном, вот в каком, – грубо бросил Егор.

Ира отшатнулась. Чего это он? Минуту назад ничего не предвещало такого ослепляющего взрыва, похожего на ненависть. Внезапно накатила обида, в груди стала разрастаться и шириться боль, а в горле появился ком, предвестник неминуемых слез. Ира развернулась и бросилась бежать, не разбирая дороги. Перед глазами все расплывалось, а в голове проносились обрывки воспоминаний: зимний вечер… луна… поцелуй и слова, произнесенные с кривой усмешкой: «Смешная ты, Дмитриева!» Она помнит такого Егора, помнит, как он мог унизить пренебрежением или оскорбить равнодушием…

– Ир! Ириш! Стой! Ну прости! – Егор схватил ее, развернул к себе, несмотря на ее отчаянные попытки вырваться, крепко сжал в объятиях. – Прости меня, идиота! – шептал он, касаясь губами ее затылка. – Сам не знаю, что несу! – Он еще что-то говорил.

Она продолжала сопротивляться, но как-то неохотно, по инерции. Слезы высохли, как по волшебству. И неожиданно все звуки куда-то исчезли, а запахи, ощущения, напротив, обострились. Она чувствовала, как горячие губы шевелят волосы на ее затылке, и от этого у нее по спине бежали мурашки, сотни, тысячи иголочек приятно покалывали ее изнутри. Ноздри щекотал едва уловимый знакомый аромат лимона. Так пахла туалетная вода, которой пользовался Егор. Его руки были сильными и одновременно удивительно бережными, они словно покачивали ее в колыбели…

Чувство было приятным и… тревожным. Ира медленно, словно в замедленной съемке, освободилась из кольца этих рук. Егор не стал удерживать, но и от себя не отпустил. Встал на ее пути каменной стеной, и было понятно, что он готов в любую минуту вновь броситься за ней. А она никуда и не собиралась бежать от него. Больше не собиралась. Ира бесшумно вздохнула, с трудом подняла ресницы. В радужной оболочке цвета горького шоколада плескалось сожаление и что-то еще, чему Ира сейчас не могла, а может, и не хотела подобрать определение. Слишком уж она была сметена этим напором эмоций, она и сама не ожидала от себя такой бурной реакции, в общем-то, на вполне рассудительное и справедливое замечание.

– Ну и что, что я влюбчивая? – шмыгнула она носом. – Все девушки мечтают о великой любви, просто я мечтаю больше других. А с ним я только целовалась, и то нечасто, – ступила за черту откровения Ира.

– Я знаю, Ир, я знаю. Я не хотел тебя обижать! Клянусь! – прошептал Егор. Уголки его губ болезненно скривились. – Стукни меня.

– Зачем? – недоуменно спросила Ира.

– Ну стукни, я прошу! – принялся настаивать Егор.

– Не буду. Кулаки – не доказательство.

– Иногда самое верное. Ну стукни, чего тебе, жалко?

Ира подумала: ну, если ему станет легче… – и несильно ударила в его каменную грудь кулачком. И Егор улыбнулся так, что земля под ногами закачалась.

После этой ссоры и примирения прошло чуть больше двух недель. Все это время, каждый божий день, Егор, Ира и Артем по очереди, а иногда и вместе просиживали несколько часов кряду в архивных хранилищах, обложившись увесистыми папками с документами. Охранники и сотрудники Гохрана встречали их уже как родных людей. Родители ворчали, но, поскольку Ира приносила из школы хорошие отметки, особенно не возражали, когда она надолго отлучалась из дома по вечерам. Папа, как всегда, не возражал, если рядом был Егор, мама не возражала, если на его месте был Артем. Особенно после того, как он ей рассказал, что они при всем своем желании не смогли бы спасти беднягу профессора. «Увы, есть вещи, которые нельзя изменить», – сказала мама. Но вернемся к дару Нептуна.

К концу апреля Ира знала о перстне столько, что в голове не укладывалось. Практически все из того, что рассказал Ефим Борисович, подтвердилось. Изумруд в девять каратов, украшающий подарок Нептуна, оказался без изъянов, очень высокого качества – первого класса – и именно из уральских самоцветов. Это ювелирное украшение было действительно создано великим мастером своего дела Александром Холстедом, одним из главных ювелиров петербургской ветви фирмы Болин. Перстень, как и предполагал Ефим Борисович, являлся частью колье – изумительного по форме и исполнению. Ира видела его рисунок и до сих пор не могла забыть этот сверкающий водопад из бриллиантов и изумрудов, создающих волшебный узор. Колье датировалось 1884 годом. Тут Ефим Борисович немного ошибся. Ему было сто двадцать лет, а не сто пятьдесят, что, в сущности, не имело уж такого большого значения.

Теперь они общими усилиями пытались установить: кто же его приобрел? Сегодня над амбарными книгами потел Артем, а Ира рисовала Егора. У них был последний сеанс. И Иру это, если честно признаться, радовало. Уж слишком непредвзято она стала относиться к Егору, а он, напротив, кажется, стал отдаляться от нее. Во всяком случае, когда Ира предлагала присоединиться к ней и Артему в часы поисков, Егор всегда находил причину, чтобы отказаться. Но, с другой стороны, он охотно составлял ей компанию, если она собиралась ехать по Филевской линии одна. А еще Ире иногда казалось, что Егор ревнует ее к Артему не как друг, а как соперник. Но она отгоняла от себя эти бредовые вымыслы, объясняя их переутомлением. У нее в последние дни было одно желание – упасть в кровать и выспаться. Она ждала майских праздников, как манны небесной.

Звонок в дверь заставил Иру взглянуть на часы.

– Может, мама с работы пораньше сбежала? – предположила она, заметив вопросительный взгляд Егора. Он сидел в простыне – римлянин, одним словом.

– А разве у нее нет ключей?

– Может, лень в сумке копаться. Хотя это может быть и Анютка. Ты рубашку надень, чтобы ее нежную психику не травмировать! – крикнула Ира уже из коридора.

Но это, как выяснилось, пришел Артем.

– А разве ты сегодня не в Министерстве культуры на консультации? – спросила Ира, после того как они поздоровались.

– Был, – сказал Артем, захлопнув дверь. Он улыбался. – Слушай, Ириша, у меня такие потрясающие новости! – Взгляд Артема скользнул поверх ее плеча, и улыбка пропала.

– Привет, – услышала она голос Егора и, обернувшись, прислонилась к стене.

Судя по всему, Егор был настроен пошутить. Услышав голос Артема, он появился в одних джинсах, в руках простыня, в уголках губ намек на улыбку.

– Я, кажется, не вовремя? – произнес Артем едва слышно.

– Да! Нет! – одновременно сказали Егор и Ира. Ира сказала «нет» и пояснила Артему: – Я его рисовала. Ты же видел наброски.

– А-а, римлянин в тоге! Как же, видел! – Артем повеселел. – Мне кажется, что это одна из самых удачных твоих работ, Ириш. Идеальное портретное сходство.

– Мне тоже так кажется. – Егор потер подбородок свободной рукой. – А еще мне кажется, что я прервал тебя на самом интересном месте, ты хотел нам что-то рассказать.

– Ах да! – Артем легонько стукнул себя по лбу пальцами, усмехнулся. – Вы немного выбили меня из колеи. В общем и целом наши поиски сегодня благополучно завершены! Это колье было приобретено Феликсом Феликсовичем Юсуповым для его супруги Зинаиды Николаевны в канун Рождества 1884 года за баснословную сумму.

– Откуда такие подробности? Ну, что он приобрел это колье для жены? – уточнил Егор.

Артем расцвел: сегодня был его день.

– Она появилась в этом ювелирном украшении, среди прочих других, на маскараде в собственном особняке в Большом Харитоньевском переулке, что, к счастью для нас, запечатлели в рождественском выпуске газеты «Биржевые новости».

Артем зачитал переписанную от руки заметку, а затем назвал стоимость колье в царских деньгах, которая отразилась в сознании Иры невообразимым количеством нулей.

– Егор, надень рубашку, – механически напомнила она и так же механически отметила про себя, что его великолепный торс, отлитый в бронзе, сделал бы честь любой художественной галерее.

До ее сознания все еще никак не могло дойти, что они достигли цели. Итак, это колье было куплено для княгини Юсуповой, она блистала в нем на балу. А ведь совсем недавно Ирина мечта казалась неосуществимой, во всяком случае, для того же Артема.

– Юсуповы… Юсуповы… – бормотал Егор, отворачиваясь и запихивая рубашку в джинсы. – Чертовски знакомая фамилия. – Он обернулся, осененный догадкой: – Слушайте, а это случайно не…

– Именно! – подхватил Артем, в неимоверном возбуждении. – Одно из родовитых, богатейших и влиятельнейших семейств Российской империи. Юсуповы владели богатством, превышающим даже состояние царей: угольные и железорудные шахты, заводы по производству и переработке нефти, усадьбы, дома…. Да что там! К середине девятнадцатого столетия они накопили такой капитал, что одни только проценты составляли десять миллионов рублей в год.

Егор остановил поток красноречия Артема взмахом руки:

– Я, вообще-то, хотел сказать, а не тот ли это Феликс Юсупов, который стрелял в Григория Распутина?

У Иры на миг потемнело в глазах. Ничего себе дар Нептуна!

10

– Стихотворение называется «Сен-Женевьев-де-Буа». Написал его Олег Михайлович Иванов, – громко сказала Ира и начала читать медленно, проникновенно:

Этот русский погост в городке под Парижем. «Новгородская» церковь – проект Бенуа. Аккуратно газончик у входа подстрижен. Я во снах снова в Сен-Женевьев-де-Буа. Умереть на чужбине и жить там изгоем… Над могилою Галича осень дождит. Книги Бунина юным читал я запоем, А теперь мой кумир под Парижем лежит. На надгробии надпись: «Князь Феликс Юсупов». Рядом лег Павел Струве и князь Трубецкой. А землицы здесь мало, всё сжато и скупо. Прикандалены к Франции с русской тоской. Помолись за них, милый священник Евлогий, Они грешны, как все, отмоли их грехи. Наших русских погостов по свету так много, На камнях их могильных – исландские мхи…

– Чудесно! Чудесно!! – сказала Нина Викторовна и взглянула на Иру с любопытством. – А почему такой необычный выбор, Ира?

– Так у нее с этими Юсуповыми совсем крыша набок съехала! – заявил громко Борька Шустов.

По классу пронесся неясный гул.

– Так, Шустов, опять дисциплину нарушаешь? – Нина Викторовна постучала по столу ладонью. – Тихо! Ира, садись, пять, а ты, Шустов, иди к доске.

– А я к доске не просился, – наглел Борька.

– Это он сегодня смелый такой, потому что Ленки нет в школе, – тихим голосом заметил Максим Елкин, когда Ира села на свое место.

– Не готов к уроку, так и скажи!

Всем стало ясно, что Нина Викторовна задалась целью наказать Борьку двойкой.

– Чего это не готов? Очень даже готов. Серебряный век. Блок. «Незнакомка».

…И, медленно пройдя меж пьяными, Всегда без спутников, одна, Дыша духами и туманами, Она садится у окна… —

шпарил Борька уже у доски, но Ира его не слушала.

В принципе одноклассник не ошибся. У нее из головы не шел род Юсуповых и все, что было связано с ним. На прошлой неделе, на уроке истории, Кахобер Иванович несколько раз окликнул ее, прежде чем она поняла, что он обращается к ней.

– Ира Дмитриева, о чем ты все время думаешь?

Она заморгала ресницами и честно призналась:

– Я думаю о княжеском роде Юсуповых.

Тут все парни заржали, а Колька Ежов выкрикнул с задней парты:

– А нужно не о князьях мечтать, а думать о Русско-японской войне!

Эту тему они как раз сейчас проходили. Но Кахобер Иванович неожиданно встал на ее сторону.

– Зря ты, Коля, так думаешь. В истории зачастую события перекликаются самым удивительным образом. Вот не прими активное участие Феликс Феликсович Юсупов-младший в заговоре против Распутина, одной из самых противоречивых и загадочных фигур нашей истории, и, возможно, не было бы Великой Октябрьской социалистической революции.

– Как-то с трудом верится, – усмехнулся Максим Елкин.

– И тем не менее аналогия в этом просматривается. Распутин не раз заявлял, что его смерть приведет к гибели династии Романовых и великим потрясениям в империи. Так оно и случилось. Через девятнадцать месяцев после убийства Распутина в петербургском дворце Юсуповых, 18 июля 1918 года, вся царская семья была расстреляна большевиками в Екатеринбурге. Эту мрачную страницу нашей истории нам еще предстоит изучать.

– О! Сколько нам открытий чудных, Готовит просвещенья дух…

– не сдержался Шустов.

– Да, да, Боря. Именно так, – поддержал Кахобер Иванович порыв Борьки выразить распирающие его чувства, причем в стихах.

– Что же касается Юсуповых, у этого древнего княжеского рода своя удивительная история. – Кахобер Иванович расстегнул пиджак, уселся на угол учительского стола – верный признак того, что за этим последует интересный рассказ не из учебника. – Ну, начнем, пожалуй, с того, что Юсуповы ведут свой род от нагайских баев. Родоначальник Юсуф был владетельным султаном Ногайской орды. Его сыновья прибыли в Москву в 1563 году и были пожалованы русским царем богатыми селами и деревнями в Романовско-Борисоглебском уезде. Поселенные там казаки и татары полностью подчинялись им. Потомки Юсуфа были магометанами еще при царе Алексее Михайловиче. При этом государе первым принял христианство правнук Юсуфа – Абдул-Мурза.

– Ух ты!

– Ты чему удивляешься, Ковалев?

– Так это… вашей памяти! Всякие там Абдул-Мурзы… В смысле, трудно запомнить…

– А-а… Комплимент, значит, мне. Приятно, но не надейся, поблажки на экзамене не будет, – пошутил Кахобер Иванович и продолжил: – Так вот, Абдул-Мурза при крещении получил имя Дмитрий Сеюшевич, Юсупов-Княжев. После его смерти все богатство было разделено на три части между тремя сыновьями. Собственно, богатству Юсуповых положил начало один из сыновей Дмитрия, князь Григорий Дмитриевич. Он был одним из боевых генералов Петра Великого. Именно он производил следствие над Меншиковым, Долгоруким и отыскивал наворованные у казны богатства. В 1730 году боевой генерал был погребен в Богоявленском монастыре.

Кахобер Иванович сделал паузу, дожидаясь полного внимания, и весьма эффектно закончил свой монолог:

– Существует любопытнейший исторический факт, касающийся династии Юсуповых, совсем недавно прервавшей свое существование на чужбине. Семейное предание гласило, что над прямыми потомками рода Юсуповых тяготеет кара за то, что их предки изменили магометанству и приняли православие. Суть этого проклятия заключалась в том, что все, кроме одного, наследники мужского пола, родившиеся в семье, не проживут больше двадцати шести лет. Как ни удивительно, но два последних столетия это страшное проклятье неизменно сбывалось.

…После этого урока Ира принялась прямо-таки поглощать всю информацию о роде Юсуповых, которая только попадалась ей на глаза. Ира впитывала ее, как сухая губка влагу. Артем принес ей биографическую книгу, написанную в эмиграции Феликсом Феликсовичем Юсуповым, последним потомком по мужской линии. Называлась она «Я убил Распутина». На обложке была помещена фотография молодого князя в знаменитом костюме рынды – знатного юноши, несшего почетную вахту по охране российского монарха в особо торжественных случаях. На Юсупове был шитый золотом кафтан, юфтевые сапожки и отороченная собольим мехом шапка. Костюм князя, в котором он, как выяснилось при чтении, любил щеголять на императорских маскарадах, был дополнен драгоценностями и великолепным кинжалом.

А мама Егора подарила Ире книгу Людмилы Третьяковой с красивым названием «Красавицы не умирают», где были рассказаны судьбы женщин из рода Юсуповых. Эта книга оказалась Ире ближе. Она была написана доступным языком и говорила о простых вещах: о женской доле, любви и о том, что богатство, каким бы великим оно ни было, не может защитить человека от несчастия и страданий.

И это наблюдение как нельзя лучше подтверждали женщины рода Юсуповых. Юсупов Николай Борисович, блестящий вельможа Екатерининской эпохи, не смог отказать государыне в просьбе и взял в жены вдову с двумя детьми, Татьяну Васильевну Потемкину. И надо сказать, ни разу потом не пожалел о своем решении. Она родила ему сына, продолжателя славного рода. К тому же супруга была снисходительна к его многочисленным любовным связям. Так и повелось. Она занималась домом, имениями, крепостными, потому что была рачительной хозяйкой, а он служил при дворе. И довольно успешно. Князь был обласкан царской милостью и при Екатерине, и при Павле I. И при следующем императоре, Николае I, звезда Юсупова сияла столь же ярко.

У супругов было общее увлечение. Они были истинными ценителями прекрасного. В дни рождения Татьяна Васильевна получала безумно дорогие и зачастую необычные подарки. Был случай, когда супруг преподнес ей коллекцию прекрасных статуй и итальянских мраморных ваз для их усадьбы в Архангельском. Они расставили статуи в парке. Затем он устроил в этом парке зверинец, заполнив его экзотическими животными и птицами. Потом настала очередь зимнего сада, в котором среди зимы били фонтаны и плодоносили апельсиновые деревья. В скором времени архангельский парк превратился в произведение искусства. Его сравнивали с Версалем. Сотни крепостных ухаживали за ним. Жилось им у Татьяны Васильевны вольготнее, чем у других помещиков.

В коллекции драгоценностей семейства Юсуповых находились поистине легендарные украшения. Среди них самое почетное место занимала жемчужина «Пелегрина». Легенда гласит, что она принадлежала самой царице Клеопатре. Кроме того, в этой коллекции находился знаменитейший бриллиант «Полярная звезда». Драгоценная коллекция пополнялась год от года, однако счастливее от этого Татьяна Васильевна не стала. Ее дом был полной чашей, но в нем не было главного – любви.

Ира читала книгу и думала: «Мне нужно туда поехать. В Архангельское. Увидеть собственными глазами это место. Это же где-то недалеко от Москвы!» Конечно, она понимала, что там практически ничего не сохранилось в первозданном виде, что нет уже этого райского сада, нет питомника и царского великолепия убранства дворца, и все же какая-то невидимая сила тянула ее туда.

11

– Егор, ну слушай! – потребовала Ира, запустив в него подушкой.

– Слушаю, слушаю! – Он перехватил ее на лету и подложил себе под спину в кресло.

Ира пересказывала ему отрывки из книги Третьяковой, коротая время в ожидании Артема. Они договорились встретиться у нее в десять и отправиться в Архангельское. Егор пришел на пятнадцать минут раньше, а Артем что-то запаздывал. Ира взглянула на наручные часики и продолжила рассказ:

– Ну вот, сменялись поколения и правители, а род Юсуповых продолжал приумножать свое богатство и могущество. И лишь однажды, по воле злого рока, он едва не прервался. Так получилось, что Зинаида Николаевна оказалась единственной дочерью князя Николая Борисовича Юсупова. Претендентов, сам понимаешь, на руку и сердце богатой невесты было немало. И старый князь все больше склонялся к мысли выдать свою дочь за болгарского принца. Зинаида Николаевна не стала ему возражать. Знакомство состоялось, но юная наследница с первого взгляда влюбилась вовсе не в принца, а в его сопровождающего – статного красавца графа Феликса Феликсовича Сумарокова-Эльстона, простого офицера связи.

– Вот! – Егор вытянулся как струна. – Все вы такие! Имя вам – женщины! Обнадежите, а потом…

– Щас перестану рассказывать, – обиделась Ира.

Егор прижал пальцы к губам, подразумевая, что будет нем, как рыбка в аквариуме.

– В общем, они поженились. И граф по высочайшей милости государя получил право после смерти тестя носить фамилию князей Юсуповых. Зинаида Николаевна любила мужа всю жизнь. У них родилось четверо мальчиков, но выжили только двое: первенец Николай, названный в честь деда, и родившийся спустя четыре года Феликс, названный в честь отца.

– Тот самый, что избавил Россию от Распутина? – приоткрыл глаз Егор.

– Да. Кстати, это колье Феликс Феликсович подарил жене после рождения первого сына.

– А осталось от него одно кольцо. Любопытно, куда подевались остальные составляющие?

– Можно только предполагать. История об этом умалчивает, – напомнила Ира. – Зато она рассказывает, что случилось с семейством Юсуповых дальше. Вначале все шло хорошо. Они вели светскую жизнь, совмещая ее с военной службой супруга. Зинаида Николаевна была отличной хозяйкой, очень доброй, она заботилась о многочисленных слугах. У нее в доме даже ходила такая новогодняя записка, где каждый мог написать то, что он хочет получить в подарок на Рождество. А какие балы они устраивали в петербургском дворце и в московском особняке в Большом Харитоньевском переулке! Помнишь, мы туда с тобой и Артемом ходили?..

– Кстати, где он, этот австралиец? Не пора ли ему появиться?

– Наверное, сейчас придет. – Ира сидела на софе, поджав под себя ноги. На коленях лежала открытая книжка. – Если бы случилось что-то непредвиденное, он бы позвонил.

– А может, ну его? В конце концов, кто не успел, тот опоздал.

– Неудобно, Егор. Давай еще минут двадцать подождем, до пол-одиннадцатого, и тогда поедем.

– Как скажешь. Ты остановилась на балах, – напомнил Егор.

– Да. – Ира полистала книжку, заглянула в нее, как будто хотела свериться с текстом, который и без того хорошо помнила. – Юсуповы занимали такое высокое положение в обществе, что ни одно светское мероприятие не обходилось без них. И на всех Зинаида Николаевна блистала своей несравненной красотой. Вот послушай, как описывает бал в доме Юсуповых, данный в ее честь, родственница испанского короля: «…Княгиня была очень красивой женщиной, она обладала такой удивительной красотой, которая остается символом эпохи. На приеме хозяйка дома была в придворном туалете, расшитом бриллиантами и восточным жемчугом, ослепительное сочетание фантастических драгоценностей Востока и Запада дополняло ансамбль. Жемчужное колье, массивные золотые браслеты с византийскими мотивами, подвески с изумрудами, кольца, сверкающие всеми цветами, делали княгиню Юсупову похожей на императрицу…»

Ира замолчала, думая о том, как было бы замечательно съездить в Питер, пройтись по Невскому, заглянуть с экскурсией во дворец Юсуповых.

– Что же было потом? – напомнил о себе Егор.

Ира вздохнула:

– Потом всему пришел конец.

– В каком смысле? – Между бровей Егора появились две глубокие складки.

– В прямом. Закончилась беззаботная жизнь Зинаиды Николаевны. Николай, старший сын Юсуповых, погиб на дуэли за полгода до того, как ему должно было исполниться 26 лет.

– Погоди-ка! – ожил Егор, слушавший до этого описание из книги вполуха. – Это что же получается? Проклятье подействовало?

– Выходит, что так. Он был влюблен в замужнюю женщину. Муж узнал об их связи и вызвал его на дуэль. Они стрелялись на рассвете с тридцати шагов. Николай выстрелил в воздух.

– Благородно.

– Да. А муж в него не попал и потребовал продолжения дуэли, сократив расстояние до пятнадцати шагов.

– И его можно понять. Нечего на чужих жен засматриваться.

Ира только вздохнула:

– Николай опять выстрелил в воздух, а муж Марины его убил. Перед дуэлью Николай написал ей письмо. В самом конце были такие строчки: «Я не боюсь смерти, но мне тяжело умереть вдалеке от тебя!..» Он знал, что будет убит. Чувствовал. И эта смерть навсегда разбила сердце его матери. Но она нашла в себе силы жить и перенесла всю свою любовь на Феликса.

– Ясен перец. Дальше я эту историю знаю, в Нете читал. К двадцати девяти годам князь Феликс Юсупов-младший являлся единственным наследником огромнейшего состояния в России. К началу двадцатого столетия оно оценивалось в 350 – 500 миллионов долларов. Ему принадлежало четыре дворца в Петербурге, три – в Москве и более тридцати имений, разбросанных по всей России. В пятнадцать лет он уже побывал во многих странах Европы, ведя жизнь «золотой молодежи», затем поступил с Оксфордский университет и в 1914 году вернулся в Россию, чтобы жениться и исполнить перед предками свой долг. Его избранницей стала княжна Ирина – племянница императора Николая II. Этот брак считался относительно равным, поскольку оба супруга были царского происхождения. На венчании, которое состоялось в церкви Аничкова дворца, присутствовала императорская семья. Известно также то, что Николай II подарил Ирине мешочек с бриллиантами, типа дополнительного приданого. А через девять месяцев, как и положено, в счастливой семье родилась дочь, которую назвали в честь матери – Ириной. Затем в 1916 году был заговор, убийство Распутина – этого ненавистного России старца, которое, кстати говоря, Зинаида Николаевна одобрила всем сердцем и даже последовала за сыном в ссылку, прихватив с собой все семейство. Забыл, где они ссылку отбывали по повелению Николашки?

– В имении Ракитное, – подсказала Ира.

– Ну да. Там их и застала революция. Весной семнадцатого Юсуповы перебрались в Крым, в царское имение Ай-Тодор. Когда Крым заняла Красная Армия, все родственники Романовых оказались под надзором революционных матросов. Феликс Юсупов каким-то образом пробрался в Петроград, чтобы спасти фамильные драгоценности. Из особняка на Мойке с помощью верного слуги Григория Бужинского он перевез их в Москву и спрятал в тайнике под лестницей дома в Харитоньевском переулке, том самом, куда мы с тобой ходили и где сейчас сельскохозяйственная академия располагается. В сокровищнице было две с половиной сотни бриллиантовых брошей, 18 диадем, 42 браслета и около двух килограммов золотых изделий, каждое – настоящее произведение искусства. Когда питерские экспроприаторы пришли за драгоценностями, они взялись за Бужинского. Тот умер от ужасных пыток, но тайник не выдал. Сокровища эти нашли случайно, восемь лет спустя, во время ремонта в княжеском доме. А 13 апреля 1919 года Юсуповы покинули Россию. Из Крыма они отплыли на Мальту, там за несколько бриллиантов получили паспорта и визы, оттуда – в Париж, Лондон, снова в Париж. В Булонском лесу Юсуповы купили дом, где прожили долгие годы.

Княгиня Зинаида Николаевна, например, прожила в эмиграции 20 лет. На чужбине она похоронила мужа, своего бравого офицера. Ее последнее пристанище – русское кладбище Сен-Женевьев-де-Буа под Парижем. Позже в одной могиле с нею похоронили ее сына Феликса и обеих Ирин, невестку и внучку. Последний наследник старинного рода умер в 1967 году, в принципе не так давно, через три года умерла его жена Ирина, а еще через двенадцать лет бездетная дочь. На этом род Юсуповых окончательно угас. Что, между прочим, никак не объясняет, каким образом перстень оказался в волнах Черного моря, – усмехнулся Егор.

– А может, Зинаида Николаевна его в волны сама бросила, есть же такая примета…

– Монетку бросать, чтобы вернуться обратно, – закончил за Иру Егор. – Да, все может быть. Они мечтали вернуться в Россию. Хотя ты же читала выдержки из дневника Феликса Юсупова. В Крыму такое творилось! Вспомни, как он эти революционные события описывает. – Егор процитировал по памяти. – «Ужасное избиение офицеров в Севастополе… грабежи, насилие, убийства… Матросы носили на волосатой груди колье из жемчуга и бриллиантов, руки мальчишек были унизаны кольцами, лица подведены и напудрены». Юсупову все это казалось адским маскарадом… Возможно, это кольцо, а может, и целое колье было у них украдено умелым вором или просто экспроприировано каким-нибудь матросиком…

– Может быть. – Ира взглянула на часы. – Слушай, давай собираться. В конце концов, мы обещали Артему поехать вместе в усадьбу, но мы не обещали ему ждать битый час, – сказала она, вытаскивая из-под себя ноги и разминая их.

– Затекли? – спросил Егор.

Ира кивнула, легонько постукивая ногами по полу, чтобы избавиться от покалываний.

– Дай-ка я.

Она не успела его остановить, как он уже встал на одно колено и стал длинными ровными движениями растирать ей ступни и голени.

– Не надо! – жалобно пропищала Ира.

Ей это ни капельки не нравилось. Казалось, каждая клеточка в ее теле напряглась до предела. Она чувствовала, что щеки ее заливаются краской под молчаливым взглядом Егора.

– Ну как, лучше? – спросил он и улыбнулся.

Ира кивнула, во рту у нее пересохло.

– Тогда поехали?

Она опять кивнула. Встала. Поискала глазами этюдник.

Через пять минут они уже выходили из подъезда.

12

– Эй! А вот и я!

– Блин! – выругался Егор.

Артем выходил из такси, куртка висела у него на руке.

– Хорошо, что не разминулись. Прошу покорно простить за задержку.

– А позвонить было нельзя? – гневно спросила Ира.

– К сожалению, нельзя. У меня была важная деловая встреча. Но зато не придется тратить время, чтобы поймать такси. Прошу, – пригласил Артем.

Ира воспользовалась правом выбора и села на переднее сиденье, пусть парни на заднем посидят. Чтобы никому не было обидно.

Дорога оказалась приятной, погода отличной. В общем, к усадьбе Ира подъехала в прекрасном расположении духа и почти сразу потянулась к этюднику, увидев узорчатые кованые ворота с фамильным гербом Юсуповых.

– Мне надо…

– Погоди, давай хотя бы войдем в это царство, – остановил ее Егор, взяв за руку.

Ира виновато улыбнулась. И правда, что это она? Она же теперь сможет часто сюда приезжать. Впереди целое лето.

– Давай этюдник, – потребовал Егор и потянул за лямку.

Ира хоть и привыкла его таскать, но все же он был тяжелым. Странно, что Артем, всегда такой вежливый, не предложил своих услуг, подумала Ира, взглянув на парня. Он сегодня был на удивление молчалив и то ли рассеян, то ли погружен в свои мысли. Мог бы и не ездить с ними, если у него не то настроение. С этой мыслью Ира пошла вперед по дорожке, парни двинулись следом за ней. Перед ними открывался огромный мир, напоенный светом, простором и красотой. Ира всей грудью вдыхала в себя пьянящий воздух цветущей сирени и чувствовала, как счастье переполняет ее.

Примерно часа через два она поняла, что означает фраза: «Нельзя объять необъятное», и успокоилась, остановив свой выбор на архитектурно-парковом ансамбле усадьбы с его павильонами и скульптурами.

Переговариваясь и обмениваясь впечатлениями, они втроем вдоволь насладились видом церкви Архангела Михаила, построенной в середине семнадцатого века на высоком берегу Москвы-реки, дворцом, у подножия которого раскинулись террасы, украшенные мраморной скульптурой, малым дворцом «Каприз», построенным на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков, «Колоннадой», созданной архитектором Клейном, но заходить внутрь не стали. Хотя в «Колоннаде» была представлена экспозиция живописи иностранных художников восемнадцатого века, а в Конторском флигеле проходила выставка «Усадьба Архангельское. История и художественные коллекции». Это и многое другое, включая осмотр дворца с его огромной коллекцией живописи и бесценной библиотекой, Ира оставила для следующих визитов. И все же она немного порисовала.

Когда солнце стало клониться к закату, Егор взмолился:

– Ир, так больше не может продолжаться. Давайте поужинаем, раз уж нам не удалось пообедать.

– Присоединяюсь, – подал голос немногословный сегодня Артем.

Ира сдалась. Тем более что ей самой так хотелось есть, что желудок сводило. Она настаивала на обычном хот-доге, парни в голос твердили:

– Так вот же ресторан.

Соблазн отужинать в ресторане «Архангельское» был велик, и Ира ему охотно поддалась. Залов было три и еще две открытые веранды. И все они на первый взгляд были заполнены посетителями. Разумеется, за столик их компания попала не сразу. Артем пустил в ход свое обаяние и великолепный английский, давая понять официанту, что перед ним иностранец. А Егор нажал: «Где же наше русское гостеприимство? Что о нас Европа подумает? Не позорьте нацию!» И их устроили на летней веранде, за угловым столиком.

Казалось, после того, что Ира увидела сегодня, ее уже ничто не могло потрясти. Однако у нее округлились глаза, когда она увидела цены в меню.

Стоимость вторых блюд находилась в диапазоне от трехсот до шестисот рублей, салатов – от ста до двухсот пятидесяти рублей. Бокал пива стоил восемьдесят рублей, а бутылка советского шампанского в три раза дороже, чем в магазине.

– А мы сможем расплатиться? – спросила на всякий случай Ира. – Парни одновременно посмотрели на нее, примерно с одинаковой степенью удивления на лицах. – Ладно, вопрос закрыт.

Они сделали заказ. Салаты, на горячее бифштексы и целую бутылку шампанского.

– Я теперь здесь буду частым гостем, – тараторила Ира. Восхищение так и лучилось из ее глаз. – В первую очередь дворцовую композицию осмотрю, интерьеры, потом театр, когда его после реставрации откроют, церковь – обязательно.

– А как же твой любимый архитектурный ландшафт? – напомнил Егор.

– О да! – выдохнула Ира. – Артем, а ты что молчишь? Неужели тебе не понравилось здесь?

– Ну что ты, Ирочка. Разве может этот великолепный простор кому-то не нравиться. Я в восторге и теперь буду всем знакомым хвалиться, что смог увидеть такую жемчужину, как усадьба Архангельское. – Артем разлил шампанское по бокалам. – За успешное завершение нашего дела, – произнес он тост.

Егор молча выпил до дна, Артем последовал его примеру. Ира сделала два глоточка. Боялась, что ее поведет на голодный желудок. Шампанское было охлажденное, колючее и вкусное.

Когда они принялись за горячее, Артем вдруг сказал:

– Давайте поговорим серьезно.

– А разве до этого мы шутили? – подколол Егор.

Артем оставил его вопрос без внимания. Он промокнул рот салфеткой, откинулся на спинку стула.

– Вы хоть знаете настоящую стоимость этого перстня?

– Я – нет. А ты, судя по всему, знаешь. – В тоне Егора Ира уловила знакомые ироничные нотки.

– Угадал. Я сегодня проконсультировался кое с кем из толковых людей…

– А, деловой разговор ранним утром…

– Да. Так вот, дорогие мои, природные изумруды такого качества очень редки и поэтому оцениваются из расчета десять тысяч фунтов стерлингов, а иногда и выше, за один карат, то есть за две десятые грамма.

– А сколько это – десять тысяч фунтов? – переспросила Ира, ничего не понимающая в стерлингах.

– Около двадцати тысяч долларов, – ответил Егор ровным бесцветным голосом.

Ира быстренько перемножила в уме девять каратов на двадцать тысяч и получила сто восемьдесят тысяч долларов! Сумасшедшие деньжищи! Ира потрясенно прислушалась к словам Артема.

– Да, да, Ирочка. Получается порядка ста восьмидесяти тысяч, и это еще не все. Прибавьте сюда историческую ценность перстня и марку фирмы «Болин». – На впалых щеках Артема появился лихорадочный румянец. Губы стали влажными и блестящими… «Слюнявые», – подумала вдруг Ира. – В общем, цена этого перстня могла бы возрасти в три-пять раз на каком-нибудь престижном аукционе. Но…

– Ах, «но» все-таки есть? – перебил Егор.

– Ну, разумеется. Мы же не можем выставить это украшение на открытые торги, не имеем права. А вот продать его за полцены на черном рынке вполне реально. Завтра я улетаю в Мельбурн на неделю. Там у меня есть состоятельные знакомые, думаю, что за четыреста – пятьсот тысяч долларов они с радостью приобретут этот перстень в свою коллекцию. Насчет таможни можно не беспокоиться. Есть нужные каналы, в общем, как в фильме «Таможня дает добро», – усмехнулся Артем своими мокрыми губами.

Ира внутренне содрогнулась. И она целовалась с ним! Брррр…

– Что ты об этом думаешь, Егор?

«Вот сейчас все решится!» – сказала Ира себе, не понимая, собственно, что должно решиться? Что так важно для нее? Помимо очевидного.

– Ты, конечно, в доле? – помолчав, спросил Егор.

– Будет справедливо, если я получу, ну, скажем, двадцать пять процентов комиссионных. И не волнуйся, я не обману, слово потомственного дворянина, – напыщенно сказал Артем, наливая себе шампанского в бокал.

Тут вместо стройных мыслей в голове у Иры воцарился полный хаос. Они что же, обсуждают условия сделки? Она опустила глаза, сгорая от стыда, что стала участницей этого разговора. Встать и уйти, немедленно, сейчас… Но что-то удерживало, наверное, мелочное желание узнать, чем же закончится этот кошмар.

Артем осушил содержимое своего бокала, взглянул на Иру, затем снова на Егора.

– У меня к вам деловое предложение. По-моему, выгодное для всех нас.

– Так-то оно так. – В глазах Егора вспыхнули тлеющие огоньки. – Но ты не забыл, что есть существенная деталь в этой истории. Завещание, написанное супругами Юсуповыми в 1900 году. Как в нем сказано: «В случае внезапного прекращения рода нашего все наше движимое и недвижимое имущество, состоящее в коллекциях предметов изящных искусств, редкостей и драгоценностей, собранных нашими предками и нами… завещаем в собственность государства…»

– И что вы будете с этого иметь? – хмыкнул Артем, нервно поправив манжет на рубашке. – Двадцать пять процентов на двоих. Учтите государство не такое щедрое, как частные коллекционеры. Оно непременно занизит стоимость изделия, затем с вас взыщут положенный налог, и на руки вы получите крохи. Ирочка, ну ты-то что молчишь?

– Это кольцо Егора, – сказала Ира холодным, замороженным голосом и, пересилив себя, встретилась взглядом с Егором.

Егор едва кивнул головой.

– Совершенно верно, это я его нашел. А значит, решение остается за мной. – В его голосе появились стальные интонации. Он больше не смотрел на Иру. Он чеканил слова, пристально глядя в глаза Артема: – И оно остается неизменным: я собираюсь вернуть перстень его настоящему владельцу, то есть, согласно завещанию Юсуповых, государству.

У Иры в душе заиграли скрипки. Целый симфонический оркестр. Вряд ли Егор узнает, как много значит для нее это решение. А может, и узнает когда-нибудь!

Артем некоторое время удерживал его взгляд, а потом полез в карман пиджака. Бросая на стол несколько тысячных купюр, он сказал с желчью:

– Думаю, вы еще пожалеете об этом. Позвольте откланяться…

– Катись! – прищелкнул языком Егор.

Ира проводила Артема взглядом до самых дверей.

– Теперь я уверена, что в ту субботу он появился у Могиканина не случайно, – сказала она и вздохнула, подумав, что, скорее всего, он и к ней перед этим пришел не с целью наводить мосты. Просто нужно было поближе подобраться к дару Нептуна.

Константин Юрьевич, простая душа, не утерпел, рассказал внуку, что Ирин друг нашел ценный перстень в море. Но Ира вначале не придала этой маленькой подробности значения. Ну пришел и пришел, подумаешь. И вот теперь все эти события – одно за другим – выстроились в логическую цепочку. И помощь его стала понятна: думал, для себя старается. Нет, все же она его сущность раньше раскусила. Не сумел он ей мозги запудрить своей видимой интеллигентностью.

– Как у такого героического деда может быть такой внучок? Гримаса природы, – сказал Егор и, взглянув на нее своими насмешливыми бархатистыми глазами, спросил: – Ты наелась?

– Да.

– Тогда пошли.

Егор достал кожаный бумажник, вытащил из него три тысячные купюры и положил их под свой бокал. На деньги Артема он не взглянул. Подняв Ирин этюдник, встал из-за стола. Она поднялась в тот же момент. Эта мужественная немногословность ее потрясла.

– Хорошие сегодня у официанта чаевые будут. А он нам столик не хотел сервировать, – пробурчала Ира себе под нос, озвучивая собственные мысли.

Егор так раскатисто рассмеялся, что на него обернулись несколько человек. А Ира, обычно сдержанная на эмоции, тоже рассмеялась вместе с ним, громко и весело. А пусть себе! Они молодые, им можно!

Прощаясь возле подъезда, Ира неожиданно призналась:

– Ты был на высоте.

– Одобряешь, значит, – улыбнулся он.

– Восторгаюсь. Но знаешь, Егор, вот вроде эта история закончилась, а мне почему-то никак не хочется ставить в ней точку.

– Странно, но у меня такое же чувство. – Егор протянул руку, заправил ей за ухо прядку волос. – До завтра?

– Да.

Ира думала: а что же дальше? Но ничего не случилось. Егор отступил в сторону, подмигнул и пошел к метро.

Нет, она ему не нравится. Нет, она ему нравится, но как друг, а не как девушка. Она же видела, каких он себе девушек выбирает. Все высокие, элегантные, как изящный бокал для шампанского. Ей до них далеко. «А почему же он с тобой все время возится?» – тоненько полюбопытствовал внутренний голосок. «Это из-за дара Нептуна и потому, что мы с ним связаны общими грустными воспоминаниями прошлой зимы. И вообще, отстань от меня», – ответила ему Ира, поднимаясь по лестнице на свой пятый этаж.

Дома Ира узнала, что умер папин двоюродный брат в Краснодаре и папа собирался лететь на похороны, чтобы помочь и поддержать родственников.

– Побуду там недельку, – сказал отец.

– Конечно, – согласились они с мамой.

13

А буквально на следующий день выяснилось, что история перстня продолжается. Предчувствие не обмануло ни Ирину, ни Егора. То, что произошло, можно было также назвать предвидением, случайностью, везением или чем-то еще в этом роде, но вряд ли стоит тратить время на то, чтобы подыскивать точное определение случившемуся, когда предстоит узнать главное.

Оказавшись дома в тот субботний вечер, Егор никак не мог уснуть. Коротая время, движимый внутренним неудовлетворением, он залез в Нет. У него была выделенная линия, и он при желании мог сидеть в Интернете сутками. Примерно после часа поисков, посвященных, конечно же, семейству Юсуповых, Егор неожиданно наткнулся на отрывки воспоминаний дворецкого Юсуповых. Тот был с ними в Крыму до последнего момента, то есть до 13 апреля, когда Зинаида Николаевна, ее муж, сын, сноха и трехгодовалая внучка навсегда покинули родину. И вот что он написал в своей книге воспоминаний, в России так и не изданной: «Зинаида Ивановна призвала нас к себе накануне отплытия. Нас, прислуги, к этому времени в Ай-Тодоре осталось немного. Я, моя дочь, служившая горничной, камердинер Феликса Феликсовича-старшего, пара слуг по дому, пара рассыльных слуг, повар и молодая няня княжны Ирины. Остальные разъехались кто куда, а иных сыра земля прибрала. Княгиня Зинаида Николаевна позвала нас под вечер перед молебном и сказала: “Хочу наградить вас за преданную службу. Более, наверное, не свидимся”. Она достала из шкатулки колье из изумрудов и бриллиантов, то, что ей супруг Феликс Феликсович подарил на рождение первенца, покойного к тому времени Николая, и ловко так расцепила его на части. Получилось несколько украшений. Мы начали отказываться, понимая, что за награда нас ждет, да она остановила, грустно так произнесла, словно пророчила: “Это всего лишь камни, они ничто по сравнению с вашей верностью, но они помогут вам в трудную минуту”. Мне была подарена старинная шкатулка, дочери моей браслетка из этого гарнитура. Марии Филипповне Зиминой, няне младой княгинюшки Ирины, перстень с удивительным по красоте изумрудом». (Дальше шло перечисление, а в конце было написано: «…поскольку княгиня Зинаида Николаевна во всем любила порядок, то она и дарственную по всем правилам составила, кою и подписала в нашем присутствии».

– Да, это похоже на женщин из рода Юсуповых. Они больше ценили чистоту души, чем чистоту драгоценных камней, – заметила Ира, когда Егор рассказал ей о дарственной. – Кто же это такая – Зимина Мария Филипповна?

– Я попросил отца посодействовать в поисках, через его приятеля-комитетчика. Найти будет, думаю, не так уж и сложно, все-таки няня в семействе Юсуповых – заметная отличительная черта. Но вряд ли Мария Филипповна Зимина жива.

– Почему? – не поняла Ира.

У нее всегда с арифметикой было неважно.

– Да ты представляешь, сколько ей сейчас лет, если в девятнадцатом было двадцать пять? Сто десять годков!

– Ох! А Могиканин…

– Крепкий старик, и дай Бог ему здоровья, – сказал Егор. – В общем, если и жив кто-то из этих Зиминых сейчас, то это дети или внуки. Скоро узнаем! – пообещал он.

– Скорее бы! – Ира сгорала от нетерпения, как и тогда, когда они только брались за розыски владельцев дара Нептуна.

– Егор, а тебе не кажется, что нам Нептун все время помогает? – спросила Ира и спрятала лицо в ладони, испугавшись, что Егор начнет над ней смеяться, что она сморозила глупость.

Но он был серьезен:

– Конечно, помогает. Мне-то уж точно.

А несколько дней спустя Егор возбужденно говорил, потряхивая черным мотоциклетным шлемом:

– Нашли! Слушай, Ир, нашли ее дочь! Вот. – Он достал из кожаной куртки справку. – Анастасия Ивановна Зимина, и фамилия та же. Это нам повезло, что она фамилию не сменила. Иначе бы поиск затянулся.

– А адрес есть?

– Есть. Она в доме престарелых живет, в Сергиевом Посаде.

– Как в доме престарелых? – Ира заморгала ресницами. – Значит, у нее никого нет?

– А вот это в наши дни совсем не обязательно. Есть, знаешь ли, люди, которые своих родителей пристраивают в такие учреждения. Впрочем, их людьми назвать можно с натяжкой.

– А этот Сергиев Посад далеко? – Ирины мысли уже закручивались по спирали.

– Часа полтора на мотоцикле.

– Поехали!

– Ириш, погоди! Давай завтра с утра. Прогуляешь школу, я – институт ради такого дела.

Ира его не слушала, доставала ювелирную коробочку с книжной полки.

– Ир, посмотри на часы, уже начало пятого, – упрашивал Егор, но теперь с нотками раздражения. – Пока мы туда доберемся, начнет темнеть. – Она искала ключи, сумочку. – Ира! Послушай меня! – гаркнул Егор, и Ира мгновенно поняла, что нужно сменить тактику.

– Егорушка, ну, миленький, ну, пожалуйста, ну, мы только туда и обратно! – Она умоляюще сложила руки перед его лицом и сделала несчастные глаза.

– Ох, лиса! – сощурился он, покачивая головой. – Хорошо, пиши записку матери.

– Я ей позвоню, – отмахнулась Ира. – У меня сотка в сумке.

Она была уже в коридоре.

– Куда легкую куртку хватаешь?! – взревел опять Егор, наблюдая за ней. – Одевай вот эту дутую, чтобы не просквозило.

Ира подчинялась беспрекословно. Егор был голова, она – шея, ну а дальше всем хорошо известно, что происходит.

Вскоре они оказались на улице. Ира заметила, как, подходя к мотоциклу, Егор вытащил из кармана куртки мелкие деньги и сунул их в руку Сашке Ракитину, двенадцатилетнему соседу. Из-за его плеча выглядывал Севка Коровкин.

– С приятелем поделись.

Сашка кивнул, улыбаясь во весь рот.

Егор и Иру наградил – розовым шлемом, а потом снял мотоцикл с педали и стал откатывать его, чтобы не шуметь под окнами.

– Ага! Детский труд эксплуатируешь, – посмеивалась над ним Ира, застегивая розовый шлем под подбородком. – Заставляешь мальчишек свой мотик охранять?

– Даю честно подзаработать, – бросил Егор через плечо и, обернувшись, сказал: – Садись.

И только он завел двигатель, как пришлось его заглушить. В воротах появился Артем.

– Что ему все неймется, этому уроду? – разозлился Егор, сплюнув на землю, в аккурат неподалеку от того места, где остановился незваный гость.

– Вижу собрались куда-то? Я долго не задержу. Вот, пришел сказать, что, оказывается, у Юсуповых есть приемный сын.

Ира чуть с мотоцикла не упала. Новость ошеломила. Хотя в нынешней ситуации она мало что меняла. Ведь настоящая наследница перстня была найдена. Что-то подсказывало Ире, что это именно так и на этот раз они на пути к конечной цели.

– И кто же это? – спросил Егор, взглянув на Артема.

– Известный мексиканский художник и скульптор, шестидесятилетний Виктор Мануэль Контрерас. Он и Юсуповы познакомились в Париже в пятьдесят восьмом году. Мануэлю было семнадцать. Он приехал учиться в Сорбонну, был талантлив, беден и горд. Этим и привлек внимание четы Юсуповых. Они пригласили погостить его в свой особняк. И в скором времени юноша переселился к ним в дом на правах близкого друга. И только после смерти Ирины Юсуповой, когда встал вопрос об архивном наследии, потому что, кроме домашних реликвий, больше к тому времени наследовать было нечего, вот тут и выяснилось, что мексиканский художник приходится приемным сыном Юсуповых. Фамилию рода они ему не могли передать, сами понимаете, такой величайшей милостью только государь располагал, но вот наследие нужно было пристраивать куда-то – иконы, картины, предметы быта, дневники… Кстати, костюм, в котором Юсупов снят на обложке книги, тоже в мексиканской коллекции. Вам не интересно?

– Почему же, интересно. – Егор завел мотоцикл. – Мы обязательно восполним пробел в этой истории, но не сейчас. Сейчас у нас более важные дела. Ирин, держись.

Ира обхватила Егора за талию, крепко прижалась к нему, и они рванули с места. Об Артеме она больше не думала.

Спустя два часа, поплутав и поспрашивав случайных прохожих, Егор и Ира оказались около дома престарелых. Здесь царила удивительно безмятежная атмосфера. Повсюду были видны следы запустения. Впрочем, местность была красивая. Кругом простор, вдали зеленеющий лес, рядом с унылым старым домом в два этажа заболоченный прудик. Ира живо представила себе, как по утрам над ним поднимается туман. Невысокий покосившийся забор огораживал территорию, где сохранились остатки былой роскоши – беседка с колоннами, домашняя церквушка. Казалось, что здесь нет ни одной живой души, но стоило им свернуть на грунтовую дорожку и притормозить перед домом, как две любопытные старушки вышли на крыльцо, а остальные приклеились к окнам.

– Откуда же вы такие будете? – спросила одна из бабулек, кутаясь в потертый вязаный платок.

– Из уголовного розыска.

– Егор! – дернула его за рукав Ира, но старушки попались с чувством юмора, рассмеялись.

– Ну раз официальные инстанции, то вам на второй этаж налево и до конца по коридору, там у нас кабинет заведующей.

А вскоре они уже сидели в бедно обставленной, но по-своему уютной и прибранной комнате на четыре койки и беседовали с дочерью Марии Филипповны Зиминой, Анастасией Ивановной. Остальные жильцы проявили удивительную чуткость, вышли из комнаты, прикрыв за собой скрипучую дверь.

– Да, конечно. Мама много раз рассказывала мне эту историю, как она оказалась в мятежной Ялте, как они спасались в разграбленном поместье, как молодой Феликс Феликсович Юсупов тайком пробрался в Петербург, чтобы вывезти сокровища из дворца и надежно спрятать. Часть их он привез с собой, в Ялту. Так рисковал, так рисковал! Но где без денег жить хорошо? – рассудительно заметила старушка.

Глаза ее сияли добрым светом. Видно было, что ее никто не навещал и что ей безумно хочется поговорить, не важно, о чем, о чем угодно, лишь бы с новым, не примелькавшимся лицом. Она подлила ребятам жидкого остывшего чая, подвинула вазочку с медом. Ира сделала глоток, положила в рот ложечку меда. Старушка одобрительно кивнула:

– Мед Степановне родственники прислали. Вкусный, гречишный, для гостей бережем, – сообщила она и продолжила рассказ: – А перед самым отъездом за границу Зинаида Николаевна, храни, Господи, ее светлую душу, – старушка трижды перекрестилась, – вызвала всех слуг и сделала им подарки за службу. Моя мама гувернанткой была при ее внучке. – Егор с Ирой переглянулись: старушка повысила маму в должности, но они не стали задавать ненужных вопросов, только понимающе улыбнулись. – А поскольку княгиня Зинаида Николаевна в младшей Ирочке души не чаяла, она маме перстень с огромным изумрудом подарила и дарственную написала.

Егор чуть кивнул, и Ира достала коробочку, открыла:

– Анастасия Ивановна, посмотрите, не этот ли перстень?

– Ох! Этот! – Старушка надела очки, заглянула внутрь полированной поверхности, камень погладила пальцем, алмазной крошкой на свету поиграла. – Этот! Другого такого нет. Вот видите потертость внутри. Уж не знаю, откуда она взялась, но я ее хорошо помню. – Старушка покачала головой, словно не веря своим глазам. – Он ведь у нас пропал в сорок первом, перед самой войной. Мы уже тогда в Москве жили. Отец был военным инженером, мама преподавала на курсах иностранных языков. Мы хорошо жили, обеспеченно. Нас и обворовали. Родители, конечно, заявили о пропаже, только куда там! Одно свидетельство на право собственности сохранилось. – Старушка полезла в тумбочку, достала коробку из-под сигар, покопалась в ней и наконец-то извлекла пожелтевший от времени листок, весь разлохмаченный по краям. – Вот, смотрите.

Ира и Егор развернули уникальный исторический документ, вместивший в себя, по сути дела, целую эпоху, наполненную кровавыми событиями, удивительными судьбами, человеческими страданиями и радостями.

Егор, наверное, тоже об этом подумал (они часто в последнее время думали одинаково), потому что тихо прочитал вслух чьи-то строчки:

Нет, не в мирную ввел обитель, Дал судьбу, крутую, как трек, Мой творитель, мой покровитель, Мой могильщик – двадцатый век!…

– Это Блок, – сказала вдруг старушка.

– Да, – кивнул Егор.

Глаза ее затуманились.

– А ведь верно – двадцатый век был таким. Впрочем, Россия иначе жить не может. Какой век ни возьми – все смута, перестройка, войны… Каждому поколению достается. А как же этот перстень у вас оказался? – спросила наконец-то Анастасия Ивановна.

Ира, честно сказать, давно ждала этого вопроса.

Настала очередь Егора рассказывать. А в конце он просто сказал:

– Мы приехали, чтобы вернуть этот перстень вам. Он принадлежит вашей семье. Только вы должны знать: сегодня этот перстень стоит очень дорого. Что-то около пятисот тысяч. Долларов. Вы понимаете, Анастасия Ивановна?

– Долларов! – сказала старушка, взволнованно поправляя коротко остриженные, жесткие, совершенно седые волосы. Но Ира отметила, что особой радости она по этому поводу не выказала. – Это много. В голове не укладывается. Только зачем они мне? Я одинокая. Мне уже восемьдесят скоро. Я больна, а деньги эти мне ни здоровья, ни молодость не вернут.

– Что с этим перстнем делать, решать вам, – мягко напомнил Егор.

Он посмотрел на часы, давая понять Ире, что им пора собираться. Она торопливо прошептала:

– Сейчас, – и снова вернулась к разговору с одинокой старой женщиной, у которой жизнь оказалась не менее интересной и сложной, чем у Могиканина.

14

Вернулись они в Москву в половине двенадцатого. Во всех Ириных окнах тревожно горел свет. Она не смогла дозвониться домой – батарейки сели. Телефон был дешевый, вот они и садились каждые два дня. А Егор, как назло, забыл свой супермобильник дома.

– Сейчас мне мать устроит разбор полета, – призналась Ира, впрочем, без всякого сожаления.

Настроение у нее было праздничное. Анастасия Ивановна нашла применение своей пропаже. Она решила потратить неожиданно свалившееся на нее богатство на благотворительные нужды. В Сергиевом Посаде собрались строить приют для беспризорных детей, восстанавливать церковь в усадьбе, да и их дом нужно было подновить, поправить хозяйство.

Егор тоже был какой-то умиротворенный весь вечер. Иру совсем не ругал, что они так поздно вернулись, а ведь стоило. Он быстро проводил ее на пятый этаж и побежал вниз. Мотоцикл стоял без присмотра, хоть и припрятанный в кустах.

А Ира открыла дверь своими ключами, чувствуя, как безмятежное настроение размывается в тревожном ожидании чего-то непоправимого.

– Где ты была? – Мама встретила ее на пороге с воинственно упертыми кулаками в бока. – Где ты была, я тебя спрашиваю? Посмотри на часы. Почти двенадцать. Может, ты забыла, как в прошлом году обещала отцу, что больше этого никогда не повторится. Или ты думаешь, что я ему ничего не расскажу, когда он вернется? – обрушилась на нее мама с обвинениями и угрозами. Лицо у нее пошло красными пятнами. – Ты с ним была? С Егором этим? Говори!

Было бессмысленно увиливать от вопроса.

– Да, я была с ним. – Ира стояла в коридоре, забыв о том, что нужно раздеться.

Мама огорошила ее этой вспышкой гнева.

– Куда вы с ним ездили на мотоцикле?

– А откуда ты знаешь, что мы ездили на мотоцикле? – изумилась Ира еще больше.

– Я, в отличие от тебя, волновалась, – пристыдила мама, тяжело и бурно дыша. – Я обзвонила всех твоих друзей. Аню на ноги подняла с кровати, Светку Красовскую и потом сообразила позвонить Константину Юрьевичу. Артем подошел к телефону. Он-то мне и сказал, что вы куда-то уехали по срочным делам. Какие у тебя с этим парнем могут быть срочные дела? Я помню, как на каждом школьном собрании обсуждался вопрос: «Как бороться с повальной влюбленностью в Егора Тарасова?»

– Не преувеличивай, мам! – начала заводиться Ира.

Ну почему, как что, все сразу вспоминают его сердечные победы, будто у Егора других заслуг нет! Он же совсем другой! Он внимательный, честный, иногда ранимый… «Ой! Я в него влюбилась! – потрясенно подумала Ира. – Влюбилась! – Ее сердце сжалось, сделало нечто вроде сальто и устремилось вперед. – Точно, влюбилась! Все признаки налицо. Как же я раньше этого не поняла?»

И тут до Ириного сознания донесся раздраженный голос мамы.

– Да с тебя как с гуся вода! Я говорю, а мои слова словно в песок уходят! Ты посмотри на себя, улыбаешься, как глупая дурочка! А два года назад! Помнишь, как мы тебя из милиции с отцом забирали? Кто тогда с тобой в этой машине был? Егор?

– Мам, он не виноват. Я сама туда полезла, меня никто за руку не тянул! – окрысилась Ира.

– Да? Не виноват? Ну, допустим! А эта поездка на мотоцикле? Как ты могла?

– А что здесь такого? Что в этом такого ужасного? – прикинулась она чайником.

– А авария! Этот лихач чуть калекой не стал! И после этого он посмел тебя на мотоцикл посадить! Катания ночные устроить!

– Мам! – взорвалась Ира.

На ее глазах выступили слезы. Что за несправедливость такая!

– Что «мам»? Ты хоть понимаешь, что я за это время пережила? Кругом столько несчастных случаев на дорогах! – тоже перешла на крик мама. – Куда вы ездили?

– Не скажу.

Ира насупилась. Возможно, она бы и рассказала все маме, но после того, как та накинулась на нее с беспочвенными обвинениями, об этом не могло быть и речи.

Мама перевела дух:

– Значит, так, Ира. Я хочу, чтобы этой дружбе был положен конец.

– Это ты из-за Артема?

– Да при чем здесь Артем? Пойми, этот парень не для тебя.

– Нет, – твердо сказала Ира. – Егор хороший, и мне с ним хорошо. И вообще, я не собираюсь выбирать себе друзей, исходя из твоего вкуса и желания.

Мама смерила ее непримиримым взглядом.

– Ну это мы еще посмотрим! А сейчас живо раздевайся и в постель! – Оставив за собой последнее слово, мама ушла в свою комнату и захлопнула за собой дверь.

А Ира постояла в коридоре всего с секунду, а потом схватила ключи и выбежала за дверь. В ней все кипело от негодования. Она слышала, как мама кричала: «Ира, немедленно вернись!» Но даже не обернулась и не замедлила шаг.

Был бы отец дома, он бы ее понял! Не вернусь домой до тех пор, пока он не приедет из Краснодара, думала Ира, звоня в дверь Егора. А куда ей еще было идти среди ночи? Об Ане, тете Соне она даже не вспомнила.

– Ты? – Егор втянул ее за руку в квартиру. – Что случилось? – Он был растрепан, в одних джинсах, над верхней губой смешные белые усы от молока. – Что ты молчишь?

– Я с матерью поругалась. – Ира прислонилась к двери.

– Та-аак. Из-за меня? – сообразил Егор, и на его щеке дернулся мускул.

– Из-за нас, – поправила Ира.

Он взглянул ей в глаза и севшим голосом переспросил:

– Нас?

– Да, нас. – Ира подняла руку и будто во сне провела пальцем, стирая белую полосу с верхней губы Егора. Он тяжело сглотнул. – Молоко, – пояснила она.

– Кефир, – бессмысленно поправил он.

– А где твои?

– Их нет. В гостях заночевали.

– Вот и хорошо, а я у тебя заночую, – обрадовалась Ира, что никому ничего объяснять не нужно, и взялась за молнию на куртке.

– Ир, подожди!

– А что такое? – обернулась она.

– Господи! – простонал Егор. – Ну имей же сострадание! Нет, ты, конечно, снимай куртку, – поспешно произнес он. – Пошли на кухню, поговорим.

– Вот, – вздохнула Ира, коротко обрисовав ситуацию, естественно, умолчав кое-какие неприятные для их будущего детали, – я не выдержала и ушла.

– Напрасно. – Егор поднялся, стал мерить кухню широкими шагами. У него получалось четыре шага туда, четыре обратно, а кухня у них была приличная, не то что у Иры. – Нужно было рассказать матери, чем мы занимались все это время, куда сегодня ездили.

– Я хотела, а она набросилась на меня, что я к тебе на мотик села, и вообще.

– А что, твоя мама – ярая противница мотоциклов? – изогнул бровь Егор, ошеломленный такой несправедливостью.

– Да, в общем-то, понимаешь… – замялась Ира, прежде чем признаться, – у нас на днях родственник папы на мотоцикле насмерть разбился, вот она и задергалась. Она мне об этом, конечно, не сказала (она мне другой пример привела, мысленно подогрела свою обиду Ира), но я и так понимаю, не маленькая.

– Тем более глупо с твоей стороны такой шум поднимать, – взвешенно заявил Егор. – Мать, наверное, с ума сходит. Вставай!

– Что?

– Иди позвони ей. – Егор кивнул в сторону комнаты. – Скажи, что ты у меня.

– Не пойду! – уперлась Ира на манер тупого барана.

Ведь понимала, что Егор прав, что она маме сердце разбивает своим глупым жестоким поступком, а что-то в ней плохое проснулось, темное. По принципу – чем хуже мне, тем лучше. Хорошо, хоть Егор оказался умнее. Он взял Иру за руку и повел в комнату.

– Ладно, поступим иначе. Сейчас мы пойдем к тебе домой…

– Нет!

– Да. И когда мы придем, ты будешь сидеть и молчать, а говорить с твоей мамой буду я.

– Нет! – твердила Ира.

Ей только этого разговора между мамой и Егором не хватает, тогда можно вообще из дома съезжать. Но Егор был неумолим. Он умел, когда хотел, настоять на своем.

– Значит, так. Помнится, у меня в запасе есть одно желание? – Ира насторожилась. – Так вот. Я хочу, чтобы ты меня послушалась, и без разговоров.

Одним этим словом «желание» Егор выбил у Иры почву из-под ног. Она пошла с ним и, честно сказать, чувствовала себя при этом гораздо лучше, чем тогда, когда входила к нему в квартиру, переполненная обидой на весь мир.

А спустя час, когда ночь уже опустилась на город, Галина Сергеевна произнесла следующие слова:

– Извини меня, Егор. Если бы Ира мне сразу все рассказала, что вы таким благородным делом заняты, а то напустила тумана, вот я и сорвалась.

– Что вы, Галина Сергеевна, это я должен просить у вас прощения. Наверное, я действительно не должен был сажать Иру на мотоцикл, не узнав, как вы к этому относитесь. Но вы, честно говоря, напрасно волнуетесь, я не лихачу на дорогах. Отец приучил, что это не только моя безопасность, но и безопасность других людей. – А чуть помолчав, добавил со скрытой горечью: – А от всех неприятностей в жизни все равно не застрахуешься.

– Это ты верно заметил. – Мама шумно высморкалась в платок.

А потом они пили кофе, разговаривали, и Ира чувствовала, как тают хрупкие осколки льда между самыми дорогими ей людьми…

– Я, наверное, пойду, – сказал Егор спустя некоторое время.

– Ну куда же ты, уже ночь, – опомнилась мама, суетливо вскакивая. – Давай я тебе на кухне постелю. Не очень удобно, правда, на раскладушке, но зато идти никуда не нужно.

Егор улыбнулся и вежливо отказался:

– Ничего, мне полезно прогуляться.

– Мам, я выйду на минуточку, – попросила Ира, переглянувшись с ним.

Через минуточку или чуть больше Галина Сергеевна осторожно приоткрыла дверь и, увидев целующихся дочь и Егора, чуть помешкав, так же бесшумно прикрыла ее. На губах женщины играла легкая улыбка, возможно, она вспоминала свою молодость…

Но не только в квартире у Дмитриевых горел свет в столь поздний час. Не спалось и Лене Серовой. Девушка проснулась внезапно среди ночи. Сердце беспокойно билось, отмеряя секунды рваными, неровными толчками. Ей что-то снилось. Приятное и в то же время тревожное. Это уже было с ней однажды. Было не так давно, перед самой болезнью ба. Ей снилась мама! Как и в прошлый раз, она словно предупреждала Лену с небес о чем-то. Только в этом сне мама была веселая и красивая, как на фотографии, где ей девятнадцать лет. Волнистые белокурые пряди падали волнами на грудь, губы подкрашены перламутровой помадой, голубые глаза сверкают в ожидании счастья. И платье на ней было любимое – шифоновое, с неярким абстрактным рисунком. Лена недавно его себе переделала. И убрать-то в талии пришлось всего ничего. Не зря говорят, что она вылитая мама – и лицом, и фигурой.

«Эх, мама, мамочка! Как рано ты ушла от нас с Катькой. Ушла насовсем. Сначала папа, а потом ты…»

Лена почувствовала, как на глаза набегают слезы. Этот сон заставил ее вернуться в прошлое…

Но это, как вы конечно же догадались, совсем другая история.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

Реклама на сайте