«Цвет страсти. Том 2»

Сюзанна Форстер Цвет страсти. Том 2

Глава 14

Непонятный звук вывел Гас из задумчивости. Она подняла голову и посмотрела на свое отражение в зеркале: полное тревоги лицо, беспокойные глаза, застывшая фигура. Было уже шесть часов, время идти в столовую, а чем она занята? Сидит у туалетного столика в голубом шелковом платье от Бетти Крокер и выбивает барабанную дробь на зубах!

Гас встала и занялась своим платьем. Платье было с запахом, и она была недовольна тем, что оно слишком открывает шею, – ей хотелось выглядеть как можно скромнее. Декольте казалось слишком вызывающим, надо что-то придумать.

Она расстегнула пояс и, увеличив запах, снова застегнула его. Что ждет ее внизу? Наверняка крушение всех надежд. Лейк решил, что событие следует отметить торжественным ужином и на нем представить мужа Гас членам семьи и другим близким людям. Он пригласил также нескольких членов правления компании «Феверстоун», включая и ее президента Уорда Макгенри.

Это было все равно как если бы ее с Джеком Кэлгейном поместили под микроскоп! Каждое их движение будет под пристальным вниманием людей, от которых зависела судьба Гас и успех задуманного ею плана. В качестве главы опекунского фонда Макгенри держал в руках деньги, в которых была заинтересована Гас, но остальные члены правления могли повлиять, и влияли, на его решение.

Одно неверное слово, один неверный шаг, и со всем будет покончено.

«Что-то не ладится с юбкой. – Гас вздохнула от огорчения. – В чем дело? Может, в длине и покрое?» Она поворачивалась то одним, то другим боком, рассматривая себя в зеркале и поддергивая вверх платье, и наконец заключила:

– Я похожа на Лили!

Возможно, она напрасно не пошла к Кэлгейну, чтобы наедине объясниться с ним начистоту. По крайней мере она бы знала, чего ей ожидать. Но выражение его лица остановило ее, оно ясно говорило, что он замышляет нечто чудовищное, нечто такое, что оправдает данное ему матерью имя – Сатана. Сначала Гас думала, что безопаснее будет говорить с ним в окружении семьи, но теперь, помимо семьи, свидетелями их разговора будут и чужие люди.

Гас также ждала звонка Роберта, но он почему-то молчал, хотя она сама уже несколько раз оставляла ему сообщение на автоответчике. Никогда она не нуждалась в нем так сильно, как сейчас.

«Это все из-за дурацкого покроя платья», – наконец догадалась Гас, не понимая, как она могла не заметить этого раньше.

Запах делал его похожим на домашний халат, оставалась только надеть передник, и марш на кухню готовить ужин!

Давным-давно, еще в те времена, когда Гас объявила войну страху, обитавшему в ее душе, она придумала для себя маскарадное домино, или, скорее, рыцарские доспехи, маску, за которой она могла спрятаться ото всех. Этой маской для нее стала напускная презрительная бравада. Пришло время вновь надеть маску и не строить из себя застенчивую молодую жену. Долой голубое шелковое платье, рее равно ему бы никто не поверил!

Сейчас ей надо было что-то совсем другое. К счастью, профессия научила ее в мгновение ока облачаться в другой костюм.

Через несколько минут Гас совершенно преобразилась. Зеркало сказало ей, что она добилась нужного эффекта. Облегающее красное платье с голыми плечами и смелым декольте и такие же красные узконосые лодочки на высоких каблуках превратили ее в наглую обольстительницу. Гас добавила еще длинные серьги из легких перьев, щекотавших ей шею, а в качестве последнего штриха вытащила гребенки, державшие ее прическу, и волосы волнами упали ей на плечи, кокетливо прикрыв один глаз.

Капелька крепких духов «Перечная мята» производства компании «Американская натуральная косметика», чью продукцию она собиралась рекламировать, и Гас была готова к выходу.

– Не забудь отдать мне честь, солдатик! – пропела она себе в зеркало, улыбаясь блестящими красными губами.

Эта была та самая Гас Феверстоун, которую все знали и с удовольствием ненавидели, такой она мечтала быть не только снаружи, но и внутри. Потому что такую женщину никто никогда не способен обидеть.

Она уже шла к дверям, когда ее остановил пронзительный звонок. Никогда еще Гас не двигалась с подобной быстротой.

На втором звонке она уже прижимала трубку к уху.

– Это ты. Роб? Здравствуй. – , Голос жениха с трудом пробивался сквозь шум помех.

– Гас! – закричал он в трубку. – Я нахожусь в Мексике. Я нанял детектива, чтобы разузнать о Кэлгейне, и он отыскал виллу в заливе Скорпионов. Я прилетел сюда сегодня утром.

– Ты опоздал, Роб. Я вчера сумела избавиться от Кэлгейна, но он продолжал преследовать меня и каким-то образом проник в дом, несмотря на охрану. Возвращайся скорее, ты мне нужен.

– Он у вас? Не тяни, вызывай полицию!

– Я не могу. Роб. Он меня шантажирует… Вернее, нас с тобой. Он может рассказать все нашим. И вообще всем. Я должна ему подыгрывать, пока не выясню, что ему нужно.

– Держись, Гас. Я вылетаю следующим самолетом.

Он отсоединился, но Гас еще некоторое время прижимала трубку к уху. Роб успокоил ее, он был талисманом, поддерживающим ее дух, хотя она чувствовала, что в ней тоже зреет решимость. Она никогда не позволяла себе целиком полагаться на кого-то другого, особенно в эмоциональном плане. Роберта здесь не было, но даже окажись он рядом, в борьбе с Джеком Кэлгейном она должна была рассчитывать на собственные силы.

К счастью, в ее голове зрел новый замысел, и на этот раз Гас была готова на все, чтобы не допустить провала. Существовало множество способов избавиться от неугодного гостя.

***

Занимавшее несколько акров и расположившееся на поросших лесом холмах в районе Флинтридж имение Феверстоунов было так же знаменито, как и соседние имения, среди давних владельцев которых числился один из первых голливудских киномагнатов, а также миллионер, сделавший состояние на выращивании апельсинов, плантации которых он заложил, привезя несколько пакетиков семян из Флориды.

Главному дому из двадцати четырех комнат было уже четверть века, когда прапрадедушка теперешнего Лейка-младшего купил его за пятьдесят тысяч долларов у тогдашнего губернатора Калифорнии, что даже в те времена считалось выгодной сделкой. Пока строился губернаторский дом в Сакраменто, «Замок Дракулы» в течение нескольких летних месяцев служил официальной губернаторской резиденцией.

Феверстоуны добавили к дому еще одно крыло и соорудили эффектный дворик под стеклянной крышей, а также несколько раз меняли внутреннюю отделку, но всегда бережно сохраняли первоначальный викторианский облик особняка и обстановку начала века.

В богато иллюстрированной статье в недавнем номере «Архитектурного дайджеста» особняк был назван историческим памятником. На фотографиях на развороте журнала были запечатлены Бальный зал, превращенный в художественную галерею, и Большой холл – элегантная прихожая, украшенная ампирными вазами и несколькими предметами эпохи Людовика XV.

Что же касалось парадного салона, то снимки успешно передавали всю прелесть мягкого света золоченых канделябров и хрустальных люстр, барочную пышность росписи на потолке, но не могли передать общей атмосферы гостиной, которую можно было оценить, лишь охватив взглядом весь ее простор и великолепие.

В этот вечер интимная обстановка приема особенно контрастировала с размером салона, освещенного одновременно и люстрами, и свечами, что тем не менее создавало особый уют.

Лейк, известный как гостеприимный хозяин и большой знаток вин, всегда заботился о том, чтобы приглашенные остались довольны. Вот и теперь они с Лили предлагали немногочисленным гостям напитки и закуски, в то время как официанты держались в стороне, не зная, чем еще они могут помочь.

Джек, уже представленный Лейком гостям, занял место у камина, откуда мог следить за всем происходящим. Ожидая появления интересующей его особы, он, развлекался тем, что легким круговым движением заставлял кубики льда с мелодичным звоном ударяться о стенки бокала, посылая во все стороны маленькие волны.

Его напускное равнодушие никак не означало, что Джек не оценил всей пышности и красоты особняка, он готов был немедленно высказаться по этому поводу. Хотя тут были и другие достойные похвалы вещи, такие как пятидесятилетнее ячменное виски, плескавшееся в его бокале. Время от времени он с удовольствием поглядывал на золотистую влагу.

Джек по-прежнему жаждал забвения, которое мог дать ему алкоголь, но помнил и те страшные дни, когда виски и забвение были единственной целью его жизни. Он жил тогда смутной надеждой, что в один прекрасный день, если ему сильно повезет, он больше не проснется. Смерть безболезненно перенесет его в иной мир.

Но, видимо, его намерение свершить правосудие пересилило тягу к саморазрушению. И все же иногда ему нравилось держать бокал в руке, вдыхать крепкий аромат виски и подавлять мучительную жажду, искушая себя и судьбу.

Двустворчатые двери салона были сегодня гостеприимно распахнуты настежь, но никто из занятых беседой гостей не обратил внимания на гибкую фигуру в ярко-красном платье, которая появилась на пороге. Она остановилась в картинной позе, оглядывая зал, явно рассчитывая на то, что ее заметят. Джек был поражен, что никто не посмотрел на темноволосую красавицу в пламенеющем платье. Он не мог оторвать от нее глаз.

Склонив голову набок и слегка вытянув губы, она равнодушно оглядывала комнату, как будто это был не блестящий прием, а бакалейная лавка на углу с редкими покупателями. Ее взгляд безразлично и даже несколько устало скользил по лицам гостей, пока не встретился с его взглядом, и она гордо, почти с вызовом, вздернула подбородок. У Джека начал дергаться мускул на щеке, и он не знал, что сделать, чтобы его остановить.

Если Гас хотелось привлечь внимание, то теперь ей это наконец удалось. Один за другим гости поворачивались к дверям, чтобы посмотреть, в кого же впился взглядом стоящий у камина новый член семьи Феверстоунов.

– Вижу, что мой л-любимый супруг уже со всеми перезнакомился. Вот и прекрасно, – объявила Гас, направляясь прямо к нему.

Она назвала его «любимый супруг»? Она определенно переигрывала. Забавляясь в душе ситуацией, Джек протянул ей руку, но Гас не только не приняла ее, но посмотрела на него так, будто собиралась выцарапать ему глаза, если он посмеет к ней прикоснуться.

– У нас есть о чем поговорить, – сказала она, понизив ГОЛОС. – Но ЭТО ПОТОМ.

– Я буду с нетерпением ждать счастливого момента.

Джек смотрел в ее злющие фиалковые глаза и чувствовал, как снова подпадает под ее очарование. Все остальные тоже в упор смотрели на них, но Гас было наплевать на это. Какая же она бешеная и непредсказуемая, готовая сорваться в ответ на малейший вызов… Совсем как чувствительная ультразвуковая система сигнализации, реагирующая на малейшее движение. Красные блики от огня в камине играли на ее волосах. А может быть, это был отсвет ее ярко-красного платья…

Джек почувствовал сладкий щекочущий запах перечной мяты.

– Я очень рада, дорогой, что ты сумел вернуться, – сказала она. – Я была в полном отчаянии, когда обнаружила, что тебя нет в самолете. Я… – Она смолкла, не находя подходящих слов, чтобы выразить свои чувства. – Я просто не выдержала и закричала, – завершила она.

– Неужели? Жаль, что меня там не было, чтобы послушать.

Гас пальцем сняла холодную каплю с бокала в его руке.

– Вижу, ты уже пьешь. – Она поднесла палец к губам и слизнула влагу. – Пожалуйста, дорогой, принеси мне тоже что-нибудь выпить.

Он отрицательно покачал головой.

– Ты не хочешь? Почему? – удивилась она.

– Потому что я твой муж, а не лакей.

Ярость вспыхнула в ее глазах. Она гордо вскинула голову и принялась высокомерно разглядывать плохо сидящий на нем темный блейзер, найденный им в стенном шкафу в спальне.

– Даже лакей и тот одет лучше, чем ты, – произнесла она громким свистящим шепотом. – Где ты раздобыл этот пиджак?

Одолжил у официанта в третьесортном ресторане?

Джек сжал бокал в руке. Ему безумно хотелось выпить.

– Я не манекенщик. Гас. Я человек простых вкусов.

– Ты человек, который не способен довести до конца начатое дело.

В одном он МОГ отдать ей должное. Она умела вызывать в нем бешенство, как никакая другая женщина. Он никогда не имел склонности к публичным скандалам, не считая возможным на глазах у всех унизить женщину, но сейчас он был готов на все. Джек жаждал довести до конца начатое в пустыне. Он жаждал перебросить Гас через колено и задать ей хорошую взбучку, пока она не запросит пощады, и произвести экзекуцию прямо на глазах у этих высокомерных денежных мешков. В его ушах уже звучали ее жалобные вопли.

К счастью для Гас, он был человеком с огромным самообладанием.

– Но ты ведь свое получила, – напомнил он ей.

– В следующий раз можешь не затрудняться, – произнесла она одними губами и тихо, чтобы никто не услышал, презрительно послала его к черту.

После чего повернулась и отправилась на поиски новой жертвы.

Гас пересекла комнату походкой модели под взглядами обожающей публики. Одно покачивание ее бедер сводило его с ума.

Можно было забыть, что она заикается и панически боится змей, хотя, впрочем, она убила одну, чтобы спасти ему жизнь.

Можно было забыть, что она всего-навсего наглая сучка. Джек одновременно и любовался ею, и ненавидел ее. Что с ним происходит? Он умирал от желания выпить и от желания обладать ею. Он не знал, какое из этих желаний было сильнее. Он никогда не думал, что способен так хотеть чего-то. Сладкая отрава виски во рту и сладкая отрава ее тела в его объятиях…

Бокал в его руке стал необычайно тяжелым, он поставил его на мраморную полку камина и расстегнул пуговицы пиджака.

Гас сначала направилась к бару около дверей на террасу, но дошла только до рояля-, где тапер негромко наигрывал приятные мелодии. Лейк остановил ее, чтобы представить паре, мужу и жене, которые, если Джек правильно запомнил, оба были театральными режиссерами. В конце концов вся, семья Феверстоунов была ревностной поклонницей искусства. Пианист уже успел сыграть весь свой репертуар от Шопена до Шуберта и, к сожалению, добрался до одной из органных фуг Баха. Что касалось музыки, то и тут образование Джека было на уровне. В этой области он знал все, что надо было знать. Просто он предпочитал Баху Луи Армстронга.

Он также чувствовал, как постепенно росло напряжение в комнате, и сознавал, что в немалой степени способствовал этому своим присутствием среди гостей. Лейк Феверстоун, в частности, следил за ним с более чем братским интересом. И не только сейчас в салоне, но и в спальне наверху. Осматривая свою комнату в поисках приборов наблюдения, Джек обнаружил крошечную камеру у самого потолка. Когда в следующий раз Лейк настроится на «Шоу Джека Кэлгейна», он подумает, что в комнате произошел потоп. Добравшись до камеры, Джек облил объектив водой.

Джек почувствовал, что напряжение в салоне повысилось еще на несколько единиц. Прибыл новый гость, и он вызвал такое же волнение, как и появление Гас. Высокий, с аристократической внешностью, стройный почти до, худобы, он должен был пробуждать невольный страх в сердцах всех, и особенно женщин, своим суровым тевтонским обликом.

Что-то привычно жестокое читалось в холодных темно-серых глазах Вебба Кальдерона, сквозило в очертаниях его волевого подбородка и даже угадывалось в строгой прическе. Его волнистые русые волосы были зачесаны назад, и лишь одна выжженная солнцем прядь падала на лоб. У любого другого человека эта прядь смягчала бы суровость облика, но только не у Вебба Кальдерона.

Отчасти именно из-за Вебба Кальдерона Джек Кэлгейн проник в этот дом. Известный торговец на международном рынке произведений искусства, он помог Лейку приобрести наиболее ценные предметы его коллекции, но Джек знал, что федеральные власти уже давно подозревают Кальдерона в организации нескольких сенсационных краж. Ему не раз подстраивали ловушки, но он не попал ни в одну из них и всегда выходил сухим из воды. Не было ни свидетелей, ни улик, ничего, что могло бы связать его с преступлениями, только наводчиком всегда был кто-то изнутри и большинство похищенных предметов в то или иное время прошли через руки Кальдерона.

Сам Джек как-то принимал участие в одной из подобных секретных операций, встречался с Кальдероном лицом к лицу и теперь гадал, вспомнит ли он его. Тогда обстоятельства их встречи были совсем другими, и, самое главное, тогда Джек действовал под другим именем и выглядел иначе.

Сегодня он постарается выяснить, узнал ли его Кальдерон.

А пока Джек наблюдал, кто из Феверстоунов первым заметит торговца, и был очень удивлен, что именно Лили бросилась к нему навстречу в своем развевающемся белом шифоновом платье, делавшем ее похожей на привидение. Пряди пепельных волос выбились из ее прически, она изящным жестом водворила их на место и только потом взяла Вебба под руку и повела представлять гостям. Они неторопливо обошли комнату и оказались возле рояля, где собралась небольшая группка людей, в том числе Лейк и Гас.

Кальдерон вел любезный разговор с Лейком, не выходя за рамки обычной светской беседы. Джек заметил, что Гас взяла с подноса официанта бокал шампанского и с шутливым поклоном подала его Кальдерону. Тот ответил ей кивком головы и продолжительным восхищенным взглядом, что было вполне естественно, когда речь шла об Августе Феверстоун. Видимо, его отношения с семьей Феверстоунов ограничивались законным бизнесом, хотя на этот счет у Джека имелись сомнения. Лейк мог быть среди покупателей бесценной контрабанды, во ввозе которой подозревали Кальдерона. Вполне возможно, один из них или они оба были замешаны в краже знаменитого полотна Ван Гога, поисками которого занимался Джек.

Джек как раз собирался подойти к группе и нарушить ее уединение, когда Уорд Макгенри, директор опекунского фонда и президент компании «Феверстоун», поднялся с дивана и нарочито громко откашлялся. По добытым Джеком сведениям, уважаемому президенту было за пятьдесят, но его густые рыжеватые волосы, причесанные на манер Джона Кеннеди, симпатичные живые синие глаза и здоровый цвет лица делали его лет на десять моложе.

– Дорогие друзья, – начал он добросердечно, – позвольте мне на несколько минут занять ваше внимание. Я собирался сообщить вам свою новость за ужином, но не могу больше ждать и хочу немедленно поделиться ею с вами. Прошу минуту вашего внимания!

Разговоры смолкли, и пианист тоже перестал играть.

Макгенри поднял вверх бокал с мартини, как бы собираясь произнести тост.

– Всем вам известно, какое испытание недавно выпало на долю одного из членов этой семьи. Наша дорогая Августа, или Гас, как она предпочитает, чтобы ее называли, была похищена и взята в заложницы левыми экстремистами с целью привлечь внимание к их преступным идеям. Но давайте не будем предаваться печальным воспоминаниям. Трагедии удалось избежать, и это одна из причин, по которой мы собрались здесь сегодня. Мы собрались, чтобы отпраздновать благополучное возвращение Гас.

Макгенри быстро кивнул Гас и снова обратился к гостям:

– Я хочу сообщить вам, что тяжелое испытание, выпавшее на долю Гас, открыло мне глаза на многие вещи. Позвольте мне сказать, что даже несчастье, как это ни удивительно, имеет свои положительные стороны. Обычно последствием его бывает перемена в наших взглядах и расширение нашего кругозора. Вот и теперь я с ужасом и в то же время с покорностью судьбе обнаружил, что никто из нас не застрахован от подобного рода несчастья. Что все мы беззащитны перед террористами, чьи радикальные идеи получили в наше время столь широкое распространение. Вот почему героизм Гас не должен пройти незамеченным. Она совершила храбрый побег и тем самым внесла вклад в борьбу за свободу каждого человека.

Макгенри остановился, давая присутствующим возможность переварить сказанное.

– На некоторых из нас возложена благородная обязанность стоять у кормила промышленности, которая одевает и насыщает граждан нашей страны, сооружает для них жилища. Гас показала нам доблестный пример борьбы с насилием, и мы никогда не отступим перед этим злом. Так давайте же поблагодарим ее за то, что она сделала нашу жизнь более безопасной.

Реакция гостей на речь была сдержанной. Джек понял, что Гас не пользовалась среди них особой популярностью. Тем не менее она выступила против заклятых врагов большого бизнеса, во всяком случае, так они считали, и одно это обеспечивало ей их поддержку.

– Жизнь подвергает нас множеству испытаний, пока мы находимся на этой земле, – тем временем продолжал Макгенри, – и Гас с честью выдержала одно из них. Вот почему, как глава опекунского фонда семьи Феверстоунов, я рад сообщить вам, что все условия, предусмотренные при его создании, теперь можно считать выполненными, и я пользуюсь предоставленным мне правом, чтобы передать Гас все причитающееся ей наследство в любой указанный ею срок, чтобы она могла использовать его на дорогие ее сердцу цели. Деловые цели, я хотел бы подчеркнуть.

Джек взглянул на Гас и увидел, что она побледнела. Не дыша, вся внимание, она смотрела на Макгенри, расплескивая шампанское из бокала на свои красные лодочки.

– Мой близкий друг и деловой партнер покойный Лейк-старший, – тем временем бубнил Макгенри, – настаивал на том, что условия передачи наследства, предусмотренные фондом, можно считать выполненными только в том случае, если его дети проявят дальновидность, мужество и моральную стойкость, необходимые для успешной деятельности на ниве бизнеса. Я считаю, что Гас выполнила все эти условия. – Он поднял бокал. – Такая женщина заслуживает, чтобы ей дали шанс на пути к успеху, и мы, члены семьи и я, даем Гас этот шанс!

– Правильно! – крикнул кто-то.

Все, кроме Джека, подняли бокалы. Где-то в середине не слишком вразумительной речи Макгенри он начал разбираться в происходящем и чуть не рассмеялся. Так вот для чего было задумано похищение. В завещании Лейка-старшего содержалось некое расплывчатое условие, и, для того чтобы вырвать деньги из цепких когтей Макгенри, Гас пришлось пуститься во все тяжкие и совершить нечто столь заметное и грандиозное, что не могло ускользнуть от внимания публики.

Гас уже пришла в себя, но все еще не могла поверить своей удаче. Восторг был написан на ее лице, широко улыбаясь и светясь от счастья, она принимала поздравления.

Что же касается реакции остальных Феверстоунов, то она была двойственной. Джек отметил, что Лили не скрывала своей растерянности, но Лейк продолжал разыгрывать благодушного хозяина, хотя во время речи Макгенри он тревожно посматривал на свою сестру. Он даже тихонько подошел к ней, стал рядом, и они обменялись многозначительным взглядом. Джек тут же сделал вывод, что в этой семье, как и во всякой другой, есть свои секреты.

Вебб Кальдерон тоже поднял свой бокал с шампанским.

– Расскажите нам подробнее о ваших деловых планах, Гас. Вы, наверное, собираетесь открыть собственное модельное агентство?

Гас немного смущенно рассмеялась:

– Нет, у меня совсем другие планы. Я поставила себе две цели, и одна из них совсем не требует шумного блеска рекламы, потому что касается очень деликатного вопроса, связанного со смертью моей сводной сестры.

Гас бросила быстрый взгляд в сторону Лейка и Лили и поняла, что близнецы недовольны. Рука Лили нервно метнулась к тяжелой, украшенной драгоценными камнями броши у нее на шее, а Лейк сделал шаг вперед, словно собираясь остановить Гас.

Гас, заикаясь, произнесла еще несколько слов, смолкла и затем начала все сначала:

– Я хочу сказать вам, что собираюсь создать, фонд имени моей покойной сестры Джиллиан для изучения коварной болезни, которая ее убила. Никто не должен умирать, как умерла Джиллиан и как каждый год умирают тысячи других молодых женщин, подростков и детей.

Теперь сама Гас подняла вверх свой бокал с шампанским.

– Для начала я собираюсь издавать журнал, но он не будет чисто женским журналом или журналом мод, во всяком случае, не таким, к каким мы привыкли. Его основой будет поиск индивидуального стиля для каждой женщины. Я хочу, чтобы женщины поняли, что мы не должны позволять законодателям мод с Медисон-авеню закабалять нас своим идеалом совершенной женщины. Каждая из нас может сама решить, каков этот идеал для нее.

Гас еще выше подняла свой бокал.

– Я хочу, чтобы каждая женщина нашла для себя свой индивидуальный стиль, даже если это мужские трусы…

Бледно-розовый комок подкатился к самым ногам Гас и заставил ее замолчать.

– Тетя Гас! – пропищало существо и стремительно бросилось в объятия Гас, так что та еле успела поставить на столик свой бокал.

Джек догадался, что явился последний член клана Феверстоунов. Видимо, это и была пятилетняя Бриджит. Он наблюдал за девочкой и Гас и чувствовал, как тоска подкрадывается к его сердцу. Бриджит была примерно того же возраста, что и его дочь, если бы осталась жива.

– Где же он? – допрашивала Бриджит. Она была в розовом трико и такого же цвета атласных балетных туфельках. Она крутила головой, и ее кудряшки подпрыгивали. – Где же он, Гас? Покажи мне его!

– Кого? – удивилась Гас.

– Ну конечно же, мужчину, за которого ты вышла замуж!

Он ведь теперь мой дядя, правда?

– Я здесь, рядом с тобой, – отозвался Джек. Его подчеркнуто веселый тон не мог скрыть грусти.

Малышка сморщила нос, сосредоточенно разглядывая Джека. В свои пять лет она уже проявляла властность, подражая Гас, и все же была очаровательна. Джек еле сдержался, чтобы не погладить ее по белокурым волосам.

Бриджит смотрела на него своими синими глазами, – Вы злой? – спросила она.

– Очень.

Она даже не улыбнулась шутке.;

– Я вам не верю.

– И напрасно, – пробормотала Гас, – Нам надо вместе поужинать, – заметила Бриджит. – Тогда, пожалуй, мы лучше познакомимся.

– Нет, дорогая, – вмешалась Лили, обращаясь к Бриджит через комнату. – Это ужин только для взрослых.

Лейк, а за ним Лили подошли к Гас и Джеку.

– Нет, Лили, мне кажется, Бриджит права. – Лейк взял на себя роль семейного миротворца. – В конце концов это особый случай. Мы отмечаем возвращение Гас и ее свадьбу.

Бриджит засияла улыбкой и подняла кверху сразу два больших пальца, но, к удивлению Джека, Гас промолчала.

– Прекрасно, – нервно вздохнула Лили, явно чем-то недовольная.

Она повернулась к экономке, которая тоже определенно не одобряла идею и с упреком смотрела на Джека, как будто он был причиной возникшего конфликта.

– Френсис, пожалуйста, приведите в порядок Бриджит, – сказала Лили. – Может быть, вам удастся уговорить ее снять трико, в котором она днюет и ночует, и переодеться во что-нибудь более подходящее? Тогда вы снова можете привести ее сюда.

– Трико – самая лучшая одежда, – высказала свое мнение Бриджит. – И если вы против, чтобы я была в нем на ужине, тогда я надену свою пачку из «Лебединого озера». Могу я, Гас? Пожалуйста! В балете я буду белым лебедем Одеттой.

Гас опустила на пол свою подопечную.

– Хорошо, можешь надеть пачку, но только давай обойдемся без венка из перьев на голове, согласна? Иначе ты будешь мешать всем за столом.

Френсис увела Бриджит, гости потянулись в столовую, и Джек заметил, что Гас задержалась, разглаживая свое облегающее красное платье, как если бы хотела поговорить с ним наедине.

– Хорошая девчушка, – заметил Джек. – Наверное, сильно увлекается балетом?

– Только и живет Им-. Я поощряю ее, потому что знаю, как ей одиноко. У нее есть подруги в школе, но никого здесь по соседству, а меня из-за работы часто не бывает дома.

– Наверное, теперь все переменится? Я хочу сказать, с изданием журнала?

– Да… Да, конечно.

Они пошли к дверям, и снова его накрыла волна ее крепких духов. Он смотрел на покачивание ее бедер и живо представил их обнаженными, как тогда в душе… И неудовлетворенное, гнетущее желание привычно вернулось к нему.

– Я тоже хочу тебя поздравить. Гас, – сказал он. – С этими деньгами ты станешь по-настоящему богатой женщиной.

– Да, спасибо. – Она кивнула, явно не желая обсуждать свое будущее. – Между прочим, ты ездишь верхом?

Джек со значением посмотрел на нее.

– Ты ведь хорошо знаешь, что да, – пошутил он.

Вспыхнувшее в ее глазах недовольство сказало ему, что она не одобряет его грубого юмора и что он лишился тех очков, которые заработал с помощью Бриджит.

– Я имела в виду лошадей, – сказала она резко.

– А, значит, ты говорила о лошадях? Конечно, умею. И на них тоже.

– Тогда до завтра. В восемь утра.

Она кивнула ему и пошла прочь, не дожидаясь ответа и не заботясь о том, что о них подумают.

«Чем непокорнее молодая кобылица, тем лучшая лошадь из нее получится», – подумал Джек, глядя, как Гас пересекает Большой холл. Сексуальная королева в красном на шахматном черно-белом поле…

– Я также прихвачу плетку, – пробормотал он. – На случай, если она понадобится.

Глава 15

Во сне она была готова принять его… Нетерпеливая, возбужденная, она ждала его. Он подошел к ней сзади и начал поглаживать ее бедра, как поглаживают испуганное дрожащее животное или норовистую лошадь, которую готовятся оседлать.

Он был не из тех наездников, которые пользуются седлом, он не хотел, чтобы что-то разделяло его с лошадью. Он будет скакать на ней без седла, сжимая ее сильными ногами, чтобы она не могла сбросить его и вырваться на свободу.

Его шепот был тихим и умиротворяющим, а легкое прикосновение ладоней погружало ее вздрагивающее тело в море блаженства. Море блаженства с капелькой ада в нем… Когда он склонился над ней, она почувствовала его запах, теплый пряный аромат сдобренного специями бренди. Внезапно он оседлал ее и шлепнул ладонью по крупу, чтобы пустить вскачь.

Дрожь пробежала по ней от холки до хвоста, а ноги ослабли, готовые вот-вот подогнуться. Нега до краев наполнила ее, захлестнула теплой волной, погрузив в оцепенение. Его рука похлопывала ее, подгоняя вперед, но она не могла сделать ни шагу. Ей было достаточно и этого наслаждения. У нее не было сил па большее.

Внезапно она ощутила на шее прикосновение его губ и его дыхание.

– Дай мне покататься на тебе, прекрасное животное. Дай мне покататься хоть немного, прошу тебя.

Его ладонь на крупе давила все сильнее, ноги отказывались ее держать, мягкая земля манила к себе. Она была готова упасть на нее, но непокорное неистовое сердце влекло ее вперед. Ее одинокое, вырывающееся из груди сердце…

Она хотела его. Боже, как сильно она его хотела! Если бы только он дал ей остановиться и упасть на мягкую землю, если бы он просто взял ее в свои объятия и отправился вместе с ней в рай или в ад, все равно куда, но вместе.

– Ну еще немножко, – умолял он. – Не останавливайся!

Его дыхание участилось, но рука все увереннее подгоняла ее вперед, все сильнее наносила удары горячая ладонь. Ей не было больно, но от каждого удара она вскрикивала, задыхаясь от наслаждения.

И вот уже он не бьет, а ласкает ее. Как неожиданно и как невыносимо сладко движение его пальцев! Она приготовилась к следующему удару, она даже предвкушала его, но он снова повторил легкую, как прикосновение птичьего пера, ласку. От нахлынувшего желания мир завертелся перед ее глазами.

– Пусти же меня к себе, прекрасное животное, – шепнул он.

Ее бедра задвигались, имитируя совокупление. Теперь, к своему стыду, она была готова подчиниться любой его прихоти.

Она готова была повернуться к нему, чтобы он, закинув ее ноги себе на плечи, начал бы свое неторопливое ритмичное движение Мужчина на свободе, наслаждающийся женщиной…

Ощущение вины вернуло Гас к действительности. Вот какие похотливые и нечистые сны ей снятся… «Это он всему причиной», – решила она, по-прежнему витая где-то далеко. Как велика его власть над ней, если он подчиняет ее себе даже в пределах бессознательного.

Она хотела повернуться к нему, но ей нравилось, когда он лежал вот так, прижавшись к ее спине, одной рукой поглаживая ее бедра, другой ощупывая ее груди. Обе его руки, привычно распоряжавшиеся ее телом, находились как раз там, где следовало, и казались удивительно знакомыми… Знакомыми, как.

Тревожный звоночек прозвенел где-то в глубинах ее мозга, там, где обрабатывалась сенсорная информация, чтобы в дальнейшем обрести форму мысли. Она знала эти руки. Она чувствовала их тепло, она знала эти пальцы… Мужской одеколон с его душноватым запахом тоже был ей хорошо знаком. Он ей даже нравился.

Ну конечно же, это был одеколон Роберта.

Вычислительный центр в ее мозгу приступил к обработке накопившейся информации. Ей снилось, что она в конюшне, но в действительности она находилась в постели, причем в своей собственной, а мужчина, сжимавший ее груди и поглаживающий бедра, был не кем иным, как Робертом Эмори. Это он, а не Джек, хотел на ней покататься.

– Это я. Гас! Это я, девочка! Нам надо с тобой поговорить.

Гас открыла глаза и увидела свою залитую лунным светом спальню. Привычный запах одеколона и привычный жар тела, это точно был Роб.

– Это ты, Роб? – на всякий случай спросила она и стремительно повернулась на другой бок, при этом ударив его по носу. – Прости, пожалуйста!

Даже при лунном свете Гас заметила, как сощурились его глаза, а лицо выразило недоверие. Она всегда считала ревность единственным недостатком Роба. И все же как хорошо, что он с нею рядом. Видимо, поддавшись импульсу, он, не раздеваясь, лег к ней в постель. Гас очень нравилось, как играли желваки на его скулах, когда он волновался. Живые карие глаза, темные волосы и ямочка на подбородке делали его похожим на подростка, за исключением тех случаев, когда он сердился, как это было сейчас. Тогда он из подростка превращался в совсем маленького мальчика.

– Конечно, это я, – сказал Роб. – Интересно, за кого ты меня приняла?

Не получив немедленного ответа, он по-настоящему разозлился.

– Ты что, спишь с ним. Гас? Вы с ним в Мексике, наверное, только этим и занимались?

– Да нет же. Роб! – опровергла она его подозрения, и это было правдой: в Мексике они с Джеком не спали. – Давай не будем сейчас говорить о сексе, у нас есть более серьезные проблемы для обсуждения.

Подперев голову кулаком, он напряженно вглядывался в ее лицо.

– Например, такие, как расторжение твоего брака…

В порыве непонятного смущения Гас натянула на себя одеяло, которое Роб с нее сбросил.

– Пока не стоит об этом беспокоиться, – сказала она. – Возможно, наш брак с ним вообще не является законным. У нас есть другие вопросы, поважнее.

– Слушай, Гас, если он к тебе прикоснется, я его убью, так и знай. Я его обязательно убью. Между прочим, это неплохая идея. А почему бы тебе самой не убить его?

– Я уже думала об этом, и у меня даже возникло нечто вроде плана.

– Ты хочешь сказать, плана его убийства? Ты серьезно хочешь взять это на себя? Пожалуй, не стоит все-таки рисковать.

– Это не то, что ты думаешь, – заверила его Гас, мудро решив не открывать Робу своего замысла. – Прежде всего я попробую поближе познакомиться со своим мужем, провести с ним некоторое время, но не больше.

– И никакого секса? Никакого убийства? Я против того, чтобы ты занималась этими двумя вещами без моего участия.

Гас рассмеялась, ощутив всю нелепость ситуации. Лежа в постели с бывшим женихом, она обсуждала с, ним убийство своего мужа, спавшего в другом крыле дома.

– Обещаю тебе. Роб, что не буду заниматься ни тем, ни другим без твоего участия. А теперь, прошу тебя, уходи. Уже поздно, а у меня завтра тяжелый день.

Вдруг она вспомнила, что не сказала ему самой главной новости.

– Господи, я чуть не забыла! Они отдают мне мои деньги.

Уорд объявил об этом сегодня вечером Лейку и Лили и всем остальным. Теперь у меня есть необходимая сумма, чтобы начать издавать журнал.

От радости у нее закружилась голова, и она упала обратно на подушки, устремив взор на ситцевый балдахин все с тем же узором из пышных красных роз. Роб был одним из немногих людей, кто мог оценить всю значимость этого события. Он был ее деловым партнером и хорошо представлял себе, что на раскручивание подобного журнала в национальном масштабе потребуется несколько десятков миллионов долларов. Гас мечтала заинтересовать этим изданием тысячи и сотни тысяч людей, сделать их своими читателями.

– Не может быть. Гас! – Роберт слишком растерялся, чтобы сразу поверить новости. – Какая удача! Значит, мы все-таки осуществим нашу идею. Если бы не Кэлгейн, все бы шло как по маслу Давай отметим это событие, – предложил он, заключая Гас в объятия.

Его рука скользнула по ее бедру, и Гас одеревенела. И почему мужчины всегда хотят отметить любое событие одним и тем же способом? Нет, она не согласна. Она не могла определить почему, просто не согласна, и все тут.

– Не сейчас, я…

– У тебя болит голова? – спросил он.

Она тяжело вздохнула и стала очень серьезной.

– Роб, это ты, а не я, всегда считал, что мы должны держать в секрете наш роман. Ты опасался, что это может повредить твоей и моей карьере. Мы не можем допустить, чтобы люди именно сейчас узнали о наших отношениях. Это будет настоящей катастрофой.

Гас не жалела слов, убеждая Роба до поры до времени держать все в тайне, чтобы не погубить того, что досталось им такими тяжелыми усилиями.

– Если что-то случится сейчас, если они д-дознаются о нас с тобой, я… Ко всему прочему я устала.

Она начала заикаться, и ее голос охрип. Роб был одним из немногих, кому Гас рассказала о том случае со змеями в подвале и о последовавшем за ним заикании. Теперь она снова заикалась, и это охладило его пыл. Он неохотно выпустил ее из объятии.

– Ты, конечно, права. Нам придется быть очень осторожными, пока все не успокоится.

Он ушел, и Гас вновь осталась одна. Она сбросила с себя одеяло и вытянулась на прохладной простыне. Сегодня она не раз солгала Роберту, и самой невинной ложью было то, что она устала. На самом деле она была полна энергии и ни капельки не хотела спать. Она лежала и думала о завтрашнем дне, но это не были мысли об убийстве. Она мечтала о том, как ранним утром сядет в седло и пустит лошадь вскачь.

***

– Ты представляешь, чем они там занимаются? Сексом! А для этого они взяли моих лошадей и сделали вид, что отправились на прогулку!

Так и не наполнив свою чашку. Лили Феверстоун вернула серебряный кофейник обратно на подставку. Забыв о кофе, она встала и стремительно подошла к окну, чтобы посмотреть наружу.

Бледные лучи раннего утра робко освещали невысокие холмы и проникали в столовую через мелкие фигурные стекла. Но сегодня Лили не интересовали красоты природы, она была в бешенстве оттого, что Августа потихоньку взяла лошадей из конюшни и, не спрашивая разрешения, отправилась на прогулку.

По словам конюха Дэниела, Гас и ее муж взяли для себя Бирюзу, на которой ездила Лили, и еще одну лошадь. Яшму, из десятка других, которых держали специально для гостей.

Подумать только, что Гас вышла замуж за какого-то охранника, о котором никто никогда не слышал! Вздох Лили был настоящим вздохом отчаяния.

– Боже мой, что происходит с нашей семьей? – спросила она жалобно.

– Не беспокойся, уверяю тебя, они не занимаются любовью прямо на лошади, – заметил Лейк.

Лили повернулась к брату в ярости оттого, что он снисходителен к Гас, обрушившей на их головы еще одно несчастье. Их сводная младшая сестра была для них постоянным источником бед и унижений с тех самых пор, как она со своей матерью Ритой появилась в доме Феверстоунов вместе с картонными коробками, в которых был упакован их жалкий скарб. Почему эта дрянь Рита сбежала, не прихватив с собой дочь?

– Как ты можешь так шутить? – возмутилась Лили, дергая воротник белой батистовой блузки, который, по ее мнению, не лежал как надо. – Ты видел, как эти двое смотрят друг на друга? Я думала, что они разденутся прямо перед гостями и покажут нам, на что способны.

– Что ж, это зрелище было бы лучше, чем твой вялый пианист.

Шутка Лейка ничуть не смягчила гнев Лили. Лейк сидел за столом перед тарелкой с недоеденной яичницей и булочками, которые так искусно пекла Френсис. Брат и сестра во многом были схожи, в том числе и в отсутствии аппетита по утрам.

Лили терпеть не могла яиц, но Гас не уставала напоминать ей, что в доме растет ребенок, который нуждается также и в такого рода пище. Что особенно бесило Лили, так это то, что Лейк упрямо недооценивал вредность Августы. Лейк видел в ней не более чем очаровательное неудобство и отказывался признавать, кем она является на самом деле, а именно: настоящей угрозой семье Феверстоунов и всему тому, что эта семья олицетворяет.

– Откуда ты знаешь, что они не занимаются любовью? – настаивала Лили. – Я уверена, что они занимаются любовью прямо на лошади, а если хочешь знать, то и с лошадью, не исключая и всяких других отвратительных способов, до которых они способны додуматься.

Лицо брата по-прежнему сохраняло снисходительное выражение, его не трогали выпады Лили в адрес Гас.

– Они даже не снят вместе. Лили, – заметил он. – Они живут в отдельных комнатах.

Лили отмахнулась от него нервным жестом и занялась своей блузкой. Брюки и жилет от Лиз Клейборн, которые она купила для поездок по магазинам, ей совершенно не шли. Спортивный стиль не был ее стилем. Все больше расстраиваясь, она разглядывала свое отражение в большом старинном зеркале на стене позади Лейка. Как печально, что в тридцать семь она уже выглядит поблекшей и усталой. И всегда грустной. Судьба благоволила к брату как в этом, так и во многом другом, и хотя они были близнецами, Лейк выглядел лет на десять моложе.

– Что значит «они не спят вместе»? – упорствовала Лили. – Многие замужние пары не спят вместе, но это не мешает им заниматься сексом на раковине в ванной.

– Ну и что из этого? – Лейк бросил на стол салфетку, взял чашку и направился к буфету, чтобы налить себе еще кофе.

В солнечном свете, лившемся из окна, его лицо с красивыми, немного резковатыми чертами казалось очень бледным. – Нам нет дела до того, как и где они спят. Главное, мы не знаем, что это за человек. Мы не знаем, что ему нужно.

– Ты прав, – подхватила Лили, довольная, что хотя бы в одном они пришли к согласию. – Без сомнения, его привлекли деньги. Что ты об этом думаешь?

– Очень возможно, но, видимо, есть еще и что-то другое.

Он налил себе кофе и присоединился к Лили у окна. Наверное, для того, чтобы помочь ей отыскать пэру, похитившую ее лошадей.

– А что, если нам нанять детектива? – предложила Лили.

Лейк немного помолчал.

– Я уже позаботился об этом, – наконец отозвался он.

– Ты нанял детектива?

– Не совсем так.

Лили была поражена. Она взглянула На его профиль, и ей показалось, что она угадала в нем озабоченность. Лейк смотрел вдаль в окно, туда где их владение сливалось с обширным парком, принадлежащим штату Калифорния и служащим удобным местом для прогулок верхом для Лили и ее гостей. Брат явно нервничал.

– Ты считаешь, что Кэлгейн чем-то опасен?

– Я просто проявляю осторожность, – ответил он и улыбнулся своей нарочито спокойной улыбкой.

Лили показалось, что он что-то от нее скрывает, хотя это вряд ли было возможно, учитывая их отношения. Она почувствовала крепкий аромат свежего горячего кофе и, протянув руку, отобрала у него чашку, довольная тем, как легко они понимают друг друга даже без слов. Молчаливый контакт всегда был основой их общения.

Лили неторопливо пила кофе, наслаждаясь его необычным вкусом: Френсис иногда добавляла в него при варке щепотку корицы.

– Один из твоих охранников, кажется, Говард, – заметила Лили, – сказал мне, что вчера поймал двух репортеров, которые пытались перелезть к нам через стену. «Загадочный человек» Августы, так они его называют, пробудил у всех огромное любопытство. Боюсь, как бы это любопытство не распространилось на всю нашу семью и они не начали раскапывать какие-нибудь наши секреты.

– Ты хочешь сказать, какие-нибудь скандальные подробности из нашей жизни? Что-нибудь такое, что мы хотим скрыть?

Какие-нибудь привидения?

Воробей сел на подоконник с другой стороны окна в поисках хлебных крошек, которые Френсис насыпала там каждое утро после завтрака.

Сегодня Лейк определенно был в настроений, непонятно только в каком – склонном к откровенности или, наоборот, отвергающем всякую попытку проникнуть в его душу. И к чему упоминать привидения? Лили поежилась.

– Как ты можешь так спокойно говорить об этом? – упрекнула она брата. – Нам не поздоровится, если пресса начнет копаться в нашем грязном белье. Ты это прекрасно знаешь.

Лейк неожиданно смягчился.

– Мы не представляем для них интереса. Лили, – заверил он сестру. – Через несколько дней, в худшем случае через пару недель, шум утихнет. Они отыщут что-нибудь более сенсационное.

– Если только Гас даст этому шуму утихнуть. Ты ведь знаешь ее, Лейк. Она захочет разрекламировать будущий журнал как можно лучше. – Лили не скрывала пренебрежения. – Она уже успела объявить о создании этого смехотворного фонда. Так что пресс-конференция не за горами. Клянусь, что, если она еще раз поставит нас в неловкое положение, если она снова использует имя Джиллиан в своих корыстных целях, я…

Лейк взял чашку из ее рук, поставил ее на стол, повернул Лили к себе спиной и начал массировать ей шею и плечи.

– Все в порядке. Лили, все в порядке, – почти напевал он. – Я обо всем позабочусь. Ведь я всегда обо всем забочусь, не так ли, Лили?

Его утверждение не совсем соответствовало истине. Лили могла напомнить ему о некоторых его просчетах и недостатках, включая чрезмерные траты на покупку произведений искусства, что, по мнению Лили, было настоящим мотовством. Но одно прикосновение его рук уже принесло ей успокоение, и она облегченно вздохнула. Ее тело было напряжено, особенно шея и плечи, и энергичный массаж действовал расслабляюще. Лейк усилил нажим на мускулы, Лили откинула голову назад и, увидела фигуру, стоящую в дверях столовой.

– Кто там? – невольно вскрикнула она.

Лейк убрал руки с плеч сестры, и Уорд Макгенри вошел в комнату.

– Это вы, Уорд? – удивился Лейк, явно напуганный его неожиданным появлением. – Я не слышал, как вы вошли.

Макгенри тоже выглядел несколько смущенным. Его загорелое румяное лицо было краснее обычного, а рыжие волосы пламенели в лучах яркого утреннего солнца. Ворот его рубашки был расстегнут, а пиджак перекинут через руку.

Лили быстро исправила положение, предложив гостю кофе.

– Разве я не говорила тебе, Лейк, – объяснила она, наливая кофе, – что я пригласила Уорда переночевать у нас? Глупо было ехать обратно в Малибу так поздно ночью.

– Ну конечно, глупо, – с готовностью согласился Лейк.

Судя по тону его голоса, брату не понравилось, что его застали врасплох. После смерти Лейка-старшего Уорд стал почти что членом их семьи и взял на себя управление компанией «Феверстоун». Этого наверняка не случилось бы, если бы Лейк-старший верил, что сын способен руководить его империей. Уорд был президентом компании и главой опекунского фонда, что давало ему возможность почти целиком контролировать все финансовые дела Феверстоунов. Сила Лейка-младшего заключалась лишь в обладании основным пакетом акций, полученным им в наследство от отца. Это позволяло ему влиять на принятие решений и выступать против Макгенри. Он редко пользовался этим правом, но Лили знала, что в их отношениях существовала натянутость.

– Как вы спали? – спросила Лили, подавая чашку Уорду и одновременно пытаясь угадать, как он отреагировал на увиденное.

– Прекрасно, – отозвался Уорд, отвечая Лили таким же испытующим взглядом. – Вижу, я опоздал к завтраку?

– Совсем нет! Все еще горячее.

Покраснев под его вопрошающим взглядом. Лили отвернулась, чувствуя себя служанкой в своем доме. В душе она была сердита на Макгенри. Он заранее сообщил им о своем решении передать Августе наследство, но когда Лили попросила его повременить и хорошенько подумать, он отверг ее аргументы, заявив, что у него нет выбора. Но если Лили и была недовольна тем, что в семье управляют мужчины, то никогда не высказывала протеста. Лишь совсем недавно она обнаружила в себе собственный источник сил, свои собственные ресурсы, и это открытие окрылило ее. Она стала другим человеком. Неужели, несмотря ни на что, она обладает более острым умом и крепкими нервами, чем все они?

***

Стук копыт и тепло, исходившее от разогретого тела лошади, наполняли Гас радостным опьянением. Ветер раздувал ее скрученные в пучок волосы и хлестал покрасневшее лицо. Она уже забыла, когда в последний раз садилась на лошадь. Забыла, как нелегка верховая езда и какое это удовольствие.

Гас потянула на себя поводья, и Бирюза недовольно фыркнула, сопротивляясь и показывая свой норов.

– Давай же, девочка! – крикнула Гас, поворачивая неспокойную лошадь к ручью, протекавшему по владениям Феверстоунов. Роща на северной границе владения оставалась в этом году свежей и зеленой даже в июле, а поляны заросли летними цветами и высокими сочными травами.

Оглянувшись, Гас увидела следовавшего за ней Джека на чалой кобыле, которую Дэниел рекомендовал им как самую спокойную из всех лошадей на конюшне. Джек подпрыгивал в седле, совсем как знаменитый чертик из коробки, и Гас невольно рассмеялась.

Когда Джек появился на берегу ручья, она уже привязала Бирюзу к столбу возле журчащей воды, а сама, прикусив травинку, укрылась в тени раскидистого калифорнийского дуба. Гас старалась сдержать улыбку, наблюдая, как Джек пытается справиться со своей кобылой.

– А я-то поверила тебе, когда ты сказал, что умеешь ездить верхом, – крикнула она ему, стараясь перекрыть шум воды.

Этим летом роща с ее пышной растительностью была настоящим раем. Летние дожди наполнили ручей обильными прозрачными водами, хотя в пришлые годы русло в что время было уже почти сухим. Переплетаясь с ветвями деревьев, зеленые побеги жимолости, покрытые последними летними цветами, наполняли воздух приторным благоуханием.

– Я думал, ты приглашаешь меня покататься по лугу, а не принять участие в родео, – крикнул Джек в ответ. Он перебросил ногу через круп лошади и сполз с седла, как это делают начинающие наездники. – Как только ты подгоняла свою красавицу, моя пускалась вслед за ней.

– А ты бы ее сдерживал, Джек, – посоветовала Гас, со смехом наблюдая, как Яшма за его спиной отправилась куда-то по своим делам. – Вот и сейчас, к примеру, ее влекут сочные пастбища, и может случиться, что ты ее уже никогда не поймаешь.

– Господи!

Джек повернулся и бросился вдогонку за кобылой. Яшма выбрала себе хорошую делянку клевера на чужом поле, но, к счастью, Джек сумел поймать ее до того, как она, испугавшись, бросилась бы прочь. Произошла короткая схватка между человеком и животным, но, к его чести, Джек уже успел овладеть искусством сладкой речи и, что-то ласково нашептывая лошади, подвел ее к дереву на берегу и обмотал поводья вокруг нижней ветки, потом нежно почесал ей морду, сопровождая процедуру причмокиванием. Когда же он оставил Яшму отдыхать возле прохладного ручья и аппетитной зеленой травы, она с тоской посмотрела ему вслед и тихо заржала.

«Прекрасно, – подумала Гас. – Даже кобылы и те к нему неравнодушны, что уж говорить о людях» Так, Бриджит была определенно покорена им за ужином, хотя скрывала свои чувства и вела себя как настоящая злодейка, выпытывая у него все о его отношениях с Гас, включая такой важный вопрос, как рождение детей. Френсис спасла положение, подхватив на руки маленького «белого лебедя» и унеся его в спальню. По пути наверх Бриджит не переставая громко жаловалась, что ее лишили десерта, замечательного нового мороженого с шоколадным соусом.

Тем временем Джек шел по поляне, и Гас невольно отметила, как отлично он смотрится в выгоревших джинсах, обтягивающих длинные ноги. Для такого большого мужчины он очень легко и свободно двигался в ковбойских сапогах, подражая походке ковбоев и их непринужденной манере держаться. Он смахнул что-то с рукава своей куртки из денима и тряхнул головой, подставляя ее ветру.

Джек приближался к ней, и, наблюдая за ним. Гас испытывала трепет. С каждым его шагом где-то в глубине ее тела зарождалась нервная дрожь. Возможно, все дело было в ее наметанном глазе, она невольно оценивала его как кандидата в манекенщики и отмечала каждую деталь.

«Белая майка – тоже удачный выбор, – одобрила она, – ее белизна выгодно подчеркивает загорелый цвет его кожи». Ну и, конечно, особенно привлекало его мужественное обветренное лицо плюс большой, но выразительный рот.

Джек приближался к ней, и трепет нарастал, охватывая ее всю и спускаясь все ниже, ниже и ниже.

«Ладно, он красив, – неохотно признала Гас. – Прямо как герой рекламы „Мальборо“ на журнальном развороте: свободный, раскованный и видавший виды. Высокий, темноволосый и одинокий… Жаль, что он не умеет ездить верхом».

– Кстати, – заметила Гас, когда Джек очутился рядом с ней под сенью дуба, – мы называем это «пришпорить лошадь», а не «подгонять» ее, хотя я сама шпорами не пользуюсь.

– «Мы»? Кто это «мы»? Ты и твои ковбойские дебютантки?

Гас рассмеялась, довольная тем, что сумела его разговорить.

– Не придирайся, Джек. Тебе не идет быть циником.

Теперь он, в свою очередь, разглядывал Гас, ее тесные джинсы и коротенькую клетчатую блузку, концы которой она узлом завязала под грудью, оставив обнаженной полоску загорелого тела. Его особенно заинтересовали узел и эта полоска.

– Что ты знаешь о циниках?

– Очень и очень много.

– Что это значит? Не хочешь ли ты сказать, что твоя жизнь не всегда состояла из дефиле и роскошных приемов?

– Не будем говорить об этом, Джек.

Гас замолчала, боясь, что начнет заикаться, если позволит себе произнести еще хотя бы слово.

Джек нагнулся, сорвал травинку и, очистив ее от грубого покрова, начал жевать нежный белый росток.

Воздух вокруг них был пропитан ароматом жимолости, и спутник Гас был столь неотразимо мужествен, что она не решалась нарушить очарование момента. Она заманила его сюда, чтобы на свободе задать ему тот самый вопрос, на который не получила ответа на берегу залива и который принес ей много неприятностей. Теперь она сформулирует его по-другому.

– Как мне заручиться твоим молчанием? – Ее голос сорвался на последнем слове, и уже совсем тихо она добавила:

– И как мне избавиться от твоего присутствия?

Джек поднял голову и посмотрел на нее пронзительными темными глазами, взгляд которых проникал в самую глубину ее души, что еще никогда никому не удавалось.

– Я исчезну, когда получу то, что мне надо, – сказал он.

– А что тебе надо?

– Мне нужна информация.

– Хорошо, – быстро согласилась она. – Спрашивай все что хочешь, и я тебе отвечу. Если, конечно, я знаю ответы.

– Ну что ж, тогда начнем. Кто родители Бриджит?

Гас не успела скрыть своего удивления:

– Зачем тебе это?

– Я спрашиваю, ты отвечаешь, так мы, кажется, договорились.

– Хорошо, тем более что тут нет никакого секрета. Бриджит – дочь моей сводной сестры Джиллиан, а Джиллиан – младшая родная сестра Лейка и Лили. Джиллиан умерла, когда Бриджит была еще младенцем. Перед смертью она попросила меня быть опекуншей Бриджит.

Гас удивило, что он не спросил ее почему. Все остальные, в том числе Лейк и Лили, спрашивали, а Лейк и Лили даже пригрозили через суд потребовать отмены решения Джиллиан, если бы не Уорд Макгенри, убедивший их не поднимать шума.

Никто не мог понять, почему Джиллиан любила Гас. Разве можно поверить, что кто-то способен любить эту дерзкую Гас Феверстоун…

– Ты относишься к ней как к собственной дочери.

– Я и люблю ее так, как если бы она была моей дочерью.

– Тогда тебе следует приглядеться к тому, как ты ее воспитываешь.

– Мне не в чем себя винить, просто я стараюсь быть ей хорошей опекуншей и делаю это как умею. Мне хотелось бы проводить с ней больше времени, но, с другой стороны, у нее есть Френсис. Думаю, теперь, когда я начну издавать журнал, все изменится.

– Я говорю не о том, сколько времени ты с ней проводишь, а о том, как ты ее воспитываешь…

– Если ты хочешь сделать мне выговор, – резко оборвала его Гас, – то, пожалуйста, избавь меня от этого.

Джек смотрел на нее изучающим взглядом.

– Бриджит точно такая, как ты. Гас. Она очаровательная девчушка, но уже успела много возомнить о себе. Она не задает вопросов и не ждет ответов, она допрашивает тебя. Она устраивает сцены, если ей в чем-то отказывают.

– Она такая же, как и все остальные дети.

Гас почувствовала укол тревоги. Неужели он прав? Неужели Бриджит ей подражает, а она подает ей плохой пример? Гас всегда хотела для Бриджит только одного: чтобы та была счастлива и здорова. Она только хотела научить девочку избегать страданий, выпавших на долю самой Гас, а это значило, что ребенку следовало закалять свой характер. Она не хотела, чтобы из девочки выросла заносчивая, самолюбивая кукла, в своих мечтах она видела Бриджит храброй и твердой.

Гас посмотрела в глаза Джека и увидела в них жалость.

Жалость, это ненавистное ей чувство, хуже которого не было ничего на свете. Вмиг куда-то исчезла тревога, а ее место заняло чувство возмущения.

– Что же ты нашел во мне плохого,? – атаковала она Джека. – Разве я беспомощная неудачница? Наоборот, у меня все получается!

Гас повернулась, чтобы уйти, но он поймал ее за руку и остановил. – Согласен, у тебя действительно все получается!

– Тогда почему ей нельзя быть такой, как я?

Свирепо глядя на него. Гас требовала ответа: почему она недостойна воспитывать ребенка и почему он вообще считает ее недостойной личностью? Она знала, что не является образцом совершенства и что у нее множество изъянов, но кто дал ему право быть судьей?

– Да потому, что ты бездушная, заносчивая сучка.

– Как ты смеешь, подонок…

Она хотела дать ему пощечину, но не могла. Он крепко схватил ее за руки и не выпускал. И как он только догадался!

– Уймись, Гас, и считай это комплиментом. Это ведь твой имидж, ты трудишься над ним день и ночь, и тебе это здорово удается. Но неужели ты хочешь сделать Бриджит своим подобием? Ты хочешь, чтобы она стала такой же бездушной и жестокой, как ты? Подумай хорошенько, этого ли ты хочешь?

Он назвал ее бездушной, подонок! Отвратительный, низкий, подлый тип. Одной хорошей пощечины будет достаточно, чтобы показать ему, какая она жестокая! Она была готова избить его до полусмерти, если бы только ей удалось высвободиться. Ужасная жгучая боль зародилась в груди Гас и поднималась все выше, готовая задушить ее.

Ее глаза наполнились слезами, и она опустила голову. Только не это! Стыдно плакать, когда ты уже давно не ребенок. И как можно плакать, когда ты в такой ярости? Лучше уж умереть, чем позволить ему увидеть ее страдания. Как могло случиться, что всего несколькими словами он довел ее до такого состояния? Ее и раньше называли бездушной, и не только бездушной, но еще и похуже.

– Почему ты так со мной, п-поступаешь? – спросила Гас охрипшим голосом. – Ты сказал, что тебе нужна информация.

Ты обещал отпустить меня, если я отвечу на твои вопросы.

– Я этого никогда не говорил.

– Тогда что тебе нужно? – Она спохватилась, что следовало избегать именно этого вопроса, но было уже поздно. – Хорошо, давай обо всем забудем…

– Гас, послушай, – сказал он, смягчившись.

– Я уже сказала: давай обо всем забудем!

– Но мне действительно кое-что нужно!

– Мне наплевать на то, что тебе нужно?

Он отпустил ее, оставив на ее руках два розовых следа браслета. Гас засунула руки в карманы джинсов и отступила назад, не глядя на него. Ей стало плохо от смеси запахов лошадиного пота и цветущей жимолости.

– Я хочу вернуться домой, – сказала она.

– Хорошо… Но только дай мне еще минутку. Я хочу вырезать на дубе наши инициалы.

– Наши что?

Гас не удержалась и посмотрела на него. Ей надо было увидеть выражение его лица. Что за ерунду он несет? В его блестевших глазах она прочла непонятную одержимость и, не умея ее разгадать, предположила самое плохое. Он над ней смеется, и она ненавидит его за это. Он обращается с ней как с глупой школьницей, но почему это должно ее трогать? С красными от слез глазами и носом она, должно быть, представляет собой жалкое зрелище.

– Наши инициалы, а еще лучше имена, – повторил Джек, вытаскивая из кармана складной нож. – Твое, мое и наши сердца. И еще надпись: «Джек любит Гас». Ты не против?

Гас онемела. Не веря своим глазам, она наблюдала, как он открыл нож и принялся за работу. Его быстрые умелые движения напомнили ей о замке, который он вырезал в пустыне, и о том, что тут он почти профессионал Вырезать их инициалы на коре дерева было для него сущим пустяком.

Но для чего?

«Не спрашивай, – остановила она себя. – Садись на свою лошадь и отправляйся домой. Он издевается над тобой, а ты терпишь! Он мог бы вырезать инициалы прямо на твоем сердце…» Гас вспомнила, что до сих пор никто не вырезал ее инициалов на дереве, и если уж так случилось, то к этому следует отнестись серьезно. Ведь не ради пустой забавы он украшал дерево эмблемой любви.

Минуты бежали, Гас уговаривала себя уехать, но не двигалась с места. Она словно приросла к земле, слушая громкое биение своего сердца.

– Зачем ты это делаешь? – спросила она. – Ты меня не любишь, ты назвал меня сучкой.

Джек продолжал работать, не обращая на нее внимания.

Сначала он как бы набросал их имена вчерне, а потом углубил и разукрасил каждую букву.

– Может быть, мне нравятся вздорные женщины, – наконец пояснил он.

– Не выдумывай, ты меня терпеть не можешь. Вспомни, как ты обращался со мной в пустыне. Ты даже не позволил себе кончить, когда мы занимались любовью.

Он только что принялся за букву «л», но остановился и посмотрел на Гас. Она поняла, что застала его врасплох и что он не поверил своим ушам. Журчание воды между камнями подчеркивало наступившее молчание.

– Так вот что ты подумала. Гас, – сказал он почти ласково и, воткнув нож в ствол дуба, повернулся к ней. – Что я не разрешил себе кончить? Это ты подумала?

Его голос был полон сожаления, и он покачал головой. Их разделяло всего несколько шагов, и Гас молила, чтобы он не притронулся к ней, а если притронется, то чтобы у нее хватило сил остановить его. Правда, она знала, что даже и не попытается сопротивляться, она была недостаточно сильной для этого или, может быть, просто не хотела его останавливать. Как бы там ни было, но когда Джек протянул руку и догладил ее по щеке, ее руки, словно плети, беспомощно повисли вдоль тела.

Чувствуя его близость, Гас уткнулась взглядом в землю, и его пальцы погрузились в спутанные пряди ее волос, выбившиеся из пучка на затылке.

– Если ты думаешь, что я тебя не хотел, то ты ошибаешься, – сказал он, гладя ее волосы, плечи, спину. – Наоборот, я тебя слишком хотел.

Гас прислушалась к шуму ручья и глубоко вдохнула ароматный воздух, отгоняя наваждение. Он настаивал, чтобы она ему поверила, и как сильно ей хотелось ему поверить! Это было безумием. Он был дьявольски хитер, и все же именно таким она себе представляла своего мужчину. И вот теперь в подтверждение своей любви он вырезает на коре сердца, что не делал для нее ни один мужчина. Это было почти что сбывшейся мечтой, но, как известно, мечты никогда не сбываются. Никогда.

Горечь овладела ею. Он ее обманывает, улыбаясь своей прекрасной белозубой улыбкой. Он не мог ее не обманывать. Какая-то странная, непонятная причина заставляет его добиваться ее любви и требовать от нее взаимности. Очень скоро ей откроется его тайна. Никто никогда не любит кого-то просто так, без задней мысли.

– Из всего того, что ты сказала обо мне, лишь одна вещь является правдой.

– Какая же?

– Я не кончил того, что начал. Я хочу сделать это сейчас, Гас. Прямо под деревом с нашими именами.

В противоположность глазам его улыбка была полна нежности. Глаза же выражали только одно голое желание, отчего казались напряженными точками на его лице. Он начал развязывать узел на ее блузке, и Гас поняла, что его надо остановить. Немедленно. Его теплые пальцы, задевая груди, скользили по ее коже. Если она сейчас его не остановит, то через секунду уже будет поздно.

– Мы женаты, и я хочу заняться любовью со своей женой. Разве это непонятно?

Гас закрыла глаза, прислушиваясь к его словам. «Мы женаты, и я хочу заняться любовью со своей женой», – повторила она за ним про себя.

– Я уже готов. Гас, – нашептывал он. – Я хочу проделать с тобой все то, что делают мужчины с женщинами. Я хочу соединиться с тобой и довести дело до конца, но только с одной тобой. Я хочу иметь с тобой брачные отношения. – Его губы коснулись ее виска, потом нежного ушка. – Ты знаешь, чего я хочу. Я хочу…

Гас очнулась, как от удара. И не от того очень откровенного слова, завершившего его речь, а от тех длинных официальных. «Я хочу иметь с тобой брачные отношения…»

Он взял ее лицо в ладони и нагнулся, чтобы поцеловать, и она широко раскрыла глаза. Что происходит? Он вырезает сердца на дереве и твердит о желании иметь секс со своей женой. А где же тут любовь? Ее нет, и это смешно. Он хочет осуществить свои права, чтобы их брак перестал быть браком фиктивным.

Он хочет помешать ей его расторгнуть.

– Я возвращаюсь домой, – объявила Гас.

Ей надо было поскорее расстаться с ним, чтобы он больше не пробуждал в ней неосуществимых желаний, с которыми она не умела бороться. Он пробуждал в пей мечты о том, чего не мог ей дать. Это было очень жестоко с его стороны.

– Подожди!

– Нет!

Гас вырвалась из его рук с такой свирепой решительностью, что он не стал ее удерживать. Злые слезы слепили ей глаза, когда она бежала к лошади. Какая же она глупая, что позволяет себе плакать…

Гас пустила Бирюзу галопов, а он все еще стоял под деревом, на котором вырезал их имена. Она направлялась к обрыву над оврагом, через который, она была, уверена, его лошадь не сможет перескочить. Гас не знала, как еще она может от него избавиться, но знала, что непременно, любой ценой, должна это сделать. Сколько лет прошло с тех пор, как она заставляла лошадь преодолевать препятствие? Много, и она не была уверена, что сумеет сделать это теперь. Но Бирюза сумеет, недаром Лили тренировала ее не только как охотничью лошадь, но и учила брать барьеры. Бирюза могла перескочить через достаточно широкий овраг.

Спустя несколько минут, когда она уже была на вершине холма. Гас оглянулась и увидела Джека, скачущего за ней вверх по склону. Следовало признать, что он достиг значительных успехов в верховой езде всего лишь за одно утро. Он настигал ее! Прижимаясь к холке и вцепившись в поводья. Гас погнала лошадь вниз по склону к оврагу.

Они приближались к обрыву с ужасающей быстротой, и Гас задержала дыхание, не веря, что может решиться на прыжок. Если Бирюза вдруг остановится или заупрямится. Гас перелетит через голову лошади и окажется на дне оврага Гас распласталась, прижавшись к лошади, и с трудом удерживала вопль ужаса. Она зарылась лицом в гриву Бирюзы и ощутила, как сжалось и потом распрямилось в прыжке мощное тело лошади, и они перелетели через овраг на другую сторону.

Глава 16

Джек изо всех сил натянул поводья. Пытаясь замедлить бег лошади, но Яшма лишь фыркала в ответ и мчалась во весь опор.

Гас опережала его футов на двести и, как ему казалось, скакала прямо к оврагу. Ветвистые дубы впереди мешали Джеку разглядеть девушку, когда она на мгновение появлялась между ними.

Он видел, как она прижалась к лошади, сливаясь с ней в единое целое. Неужели она решится прыгать? Да, теперь в этом не было сомнений, она стремительно приближалась к оврагу.

Должно быть, она сошла с ума или не оценила ширины пропасти!

Пригнувшись к гриве Яшмы, Джек уговаривал ее прибавить ходу. Возможно, лошадь Гас перестала ей подчиняться, и если он сумеет их нагнать и перерезать им путь, то еще есть слабая надежда их остановить. Сначала бег Яшмы был неровным, и Джек подпрыгивал в седле, но постепенно лошадь выровнялась и перешла на быстрый галоп, и Джек почувствовал себя настоящим наездником. В один короткий день он прошел всю школу верховой езды.

Расстояние между ним и Гас сократилось вдвое, но дна уже почти достигла оврага и явно не собиралась останавливаться. Ей никогда его не перепрыгнуть, а падение вниз убьет и ее, и лошадь. Джеку казалось, что стук копыт Бирюзы отдается у него в голове. Никогда ему не догнать Гас, и все же он упорно гнал свою лошадь.

Гас достигла края оврага, и Бирюза без труда перемахнула через него.

– Господи, – только и сумел выдохнуть Джек, когда Гас и Бирюза преодолели пропасть и благополучно приземлились на другой стороне.

Похоже было, что у лошади на миг выросли крылья! Копыта Бирюзы почти не подняли пыли, коснувшись противоположного края. Как это удалось Гас? Теперь его очередь. Он еще крепче обхватил Яшму коленями, еще сильнее натянул поводья и приготовился к полету.

Как только вся глубина бездны открылась перед ней, Яшма начала тормозить задними ногами, и Джек врезался головой в ее шею, как мчащийся на полной скорости автомобиль – в кирпичную стену. От сотрясения, казалось, у него сдвинулись позвонки, а лошадь, проехав на всех четырех ногах некое расстояние, остановилась перед самым обрывом, толчком через голову сбросив с себя седока. Одна его рука запуталась в поводьях, но тело вылетело из седла, словно запущенная ракета. Последнее, что он увидел, сделав сальто-мортале, была твердая, сожженная солнцем земля. Наверное, тут не помешал бы пояс безопасности, подумал Джек, и это было его последней мыслью.

Когда Гас решилась посмотреть туда, где всего секунду назад был всадник, то увидела лишь огромное облако пыли.

– Господи, – только и сумела вымолвить она и направила Бирюзу обратно к краю оврага. Овраг сильно зарос, что затрудняло поиски, и, сколько Гас ни смотрела, она не обнаружила ни Джека, ни лошади.

Тем временем облако пыли рассеялось, и Джек чудесным образом материализовался перед ней. И не в крови и со сломанными конечностями, но на вид целый и невредимый. Значит, он не упал на дно оврага, а каким-то образом сумел удержаться на краю. Он сидел на земле спиной к ней и тряс головой, словно отмахиваясь от мух. Яшма стояла рядом, мирно жуя пыльную траву.

Гас в изумлении приподнялась в седле, стараясь получше разглядеть его. Она не видела никаких внешних серьезных повреждений, таких как вывихнутые руки или ноги, но следовало учесть, что он сидел к ней спиной и находился на некотором расстоянии. Гас все еще не пришла в себя от ужаса. Она не могла разобраться в путанице противоречивых чувств, какие вызывал в ней этот человек. Она испытывала огромное облегчение оттого, что он жив, и в то же время страстно желала, чтобы он убрался из ее жизни.

Бирюза задвигалась под ней, и Гас похлопала ее по шее, поздравляя с победой. Запах пота исходил от беспокойного, переступающего с ноги на ногу животного, и причиной тому были жара и долгая скачка.

Птица громко засвистела на одном из дубов, и Яшма подняла голову от травы. Но Джек оставался неподвижным.

Не в силах больше терпеть неизвестность. Гас приложила руки ко рту и крикнула:

– Как ты там?

Слова гулким эхом отозвались в овраге. Джек должен был ее услышать, но он не откликнулся. Гас всегда нервничала, когда люди ей долго не отвечали. В детстве мать не обращала никакого внимания на то, что говорила ей маленькая Августа, чем еще больше разжигала в ней страх, что ее могут покинуть.

Даже теперь, если люди вдруг замолкали в разговоре с ней. Гас испытывала то, прежнее, чувство ненужности.

Испарина выступила у нее на лбу. Она не могла бы сейчас произнести не заикаясь ни одного слова. К счастью, ей не пришлось говорить. Джек поднял руку, потер шею и покрутил головой.

– Кэлгейн! – позвала она, как ей показалось; очень тихо, но имя эхом разнеслось вокруг.

Он повернул голову и посмотрел на нее, и Гас уже собралась помахать ему, но удержалась. Он глядел на нее недоброжелательно, и грозный блеск темных глаз напомнил ей тот день, когда он ее похитил. Только на этот раз он действительно готов был ее прикончить. Убить без малейшего сожаления и раскаяния. Она не сомневалась, что, доберись он до нее, он сломал бы ей шею. Существовало еще одно важное обстоятельство, которое следовало учесть: бесполезно было убеждать его, что это несчастный случай. Она предстала перед ним преступницей, в руке которой еще дымился пистолет. Он был уверен, что она специально заманила его на край пропасти.

***

– Эй, Бриджит! – негромко позвала Гас, осторожно заглядывая в кухню, где ее племянница доедала шоколадную булочку, запивая ее молоком, и при этом читала «Пупси Померанец, вытяни носок!», детскую повесть о балете, которую Гас недавно привезла ей из Нью-Йорка. Не по годам развитая девочка научилась читать уже в три года, а совсем недавно Гас застала ее за чтением автобиографии примы-балерины Гелей Киркленд, которую Бриджит обнаружила в домашней библиотеке.

– Ты ведь знаешь, что Гелей и Миша все время ссорились? – спросила она тогда Гас. – Гелей на него кричала и даже что-нибудь в него бросала. Дальше я пока еще не прочитала.

Бриджит говорила о бурном и широко известном романе Киркленд с Барышниковым. Гас знала, что Бриджит умеет читать, но не знала, что она читает так хорошо. С тех пор Гас начала снабжать Бриджит детскими книгами.

Френсис тоже сидела за столом перед чашкой мятного чая, погрузившись в перипетии «мыльной оперы» на экране телевизора, и Гас, спрятавшись за спиной экономки, делала Бриджит молчаливые знаки.

Она старалась привлечь внимание девочки, чтобы отвезти ее на занятия балетом. Гас не хотела, чтобы кто-то еще в доме узнал о ее возвращении с прогулки, и особенно Лили, которая, конечно, негодовала, потому что Гас посмела без разрешения взять Бирюзу. Очень молодой конюх Дэниел, который, как уже давно догадалась Гас, пользовался особым доверием Лили, выразил недовольство, когда Гас возвратила ему усталую, взмыленную лошадь. Хуже того, Гас боялась, что в любую минуту появится Джек, готовый задушить ее голыми руками.

Бриджит оторвалась от книги и, не подозревая, что за ней наблюдают, засунула в рот последний кусок шоколадной булочки и принялась пальцами собирать крошки с тарелки. Слишком мелкие она слизывала быстрым розовым язычком, чем пробудила у Гас не слишком приятные воспоминания о ящерицах в пустыне. Когда-нибудь она расскажет Бриджит о «курорте» в Долине Смерти. Гас не сомневалась, что девочка пришла бы в восторг от пыльной экзотики тех мест.

Одетая в свое вечное трико, с ямочками на щеках и легкими белокурыми кудряшками, связанными в маленький пучок на затылке, она была точной копией прелестных созданий, украшавших поздравительные открытки Мери Энгелбрейт. Гас ощутила особый прилив нежности, она готова была отдать жизнь за Бриджит. Гас не только растила девочку, заменяя ей мать, она еще и защищала ее, как львица защищает своего детеныша, и с самого раннего возраста обучала ее приемам самообороны. Однако, возможно, она слишком потакала Бриджит. Девочка иногда проявляла страшное упрямство. За ее открытой улыбкой и ямочками на щеках скрывалась железная воля.

Френсис поднялась из-за стола и вытащила из холодильника пакет с молоком.

– Хочешь еще? – спросила она Бриджит и уже приготовилась долить молока, но девочка прикрыла его своей маленькой ладонью.

– Разве ты не видишь, что он и так полный? – удивилась она.

Пятилетняя Бриджит часто сомневалась в разумности взрослых, и это был как раз такой случай.

Френсис пробормотала что-то невнятное и вернула пакет в холодильник. Но Гас была недовольна властным тоном Бриджит. И хотя ей не хотелось признавать справедливость слов Кэлгейна, она считала, что сегодня Бриджит ведет себя деспотично. Гас желала вырастить из нее не грубиянку, а лишь женщину, способную постоять за свои права.

Гас взглянула на часы и поняла, что им надо торопиться и что ей нет смысла прятаться. Она вошла на кухню и приветливо помахала рукой.

– Привет, Бриджит, маленький поросенок!

– Привет, Гас-противогаз!

Она так спешила навстречу тетке, что повалила свой стул.

Широко раскинув руки, Бриджит приготовилась прыгнуть в ее объятия. Для них стало привычкой это приветственное столкновение двух тел.

– Ай! – вскрикнула Гас, когда Бриджит ударила ее, как маленькое тяжелое пушечное ядро. С радостными восклицаниями она подхватила девочку под мышки и подняла в воздух, делая вид, что ей не хватает сил.

– Слишком много ешь сладкого. Булочка. Придется посадить тебя на диету. – Гас смеялась, вспоминая исхудавшую Джиллиан и пряча свою грусть.

Бриджит сощурила плутовские синие глаза.

– Тогда откуси от меня кусочек, – предложила она с гримасой доморощенного комика.

– Хорошо, сейчас попробую, – отозвалась Гас, щекоча ее и покусывая ей шею, и Бриджит разразилась визгом и смехом.

– Нам пора, Бриджит, – наконец прервала игру Гас, опуская ее на пол.

Она не только торопилась поскорее убраться из дома, но у нее впереди была еще и важная встреча.

– Ты опоздаешь на урок, Бриджит, – поторопила она. – Давай поскорее сложи посуду в раковину! Потом возьми свою сумку и бегом!

Розовая полотняная сумка, набитая всякими необходимыми для урока предметами, такими как балетные туфли, наколенники, свитер и лейкопластырь, лежала на полу возле стола. Бриджит нагнулась за ней с выражением искреннего удивления.

– Почему я должна складывать тарелки в раковину? – спросила она. – Пусть Френсис займется грязной посудой.

Разве мы не за это ей платим?

Гас с трудом заставила себя нахмуриться.

– Поторопись, Бриджит. Давай складывай в раковину посуду.

Девочка подчинилась все с тем же недоумением на лице, словно спрашивая, почему бы Френсис самой не заняться своей работой; и Гас поняла, что пришло время побеседовать с Бриджит о самостоятельности и разделении обязанностей.

По пути к гаражу во дворе, где Гас держала машину, кто-то за спиной остановил ее громким криком:

– Гас, подожди, мне надо с тобой поговорить!

Гас застыла на белом гравии дороги. Мистер «Тихий, но смертельно опасный» вернулся после прогулки верхом, и она не решалась посмотреть на него. Но Бриджит была чужда подобная нерешительность. Не выпуская руки Гас, она обернулась и вскрикнула от страха, и Гас, охраняя, прижала ее к себе. Кэлгейн шел к ним со стороны конюшни, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Он намеревался с ней расправиться, Гас видела грозные молнии в его глазах.

– Господи, какой он сердитый! – шепнула Бриджит.

Но Бриджит и не подозревала всего ужаса происходящего.

Гас надела строгий костюм и туфли на высоких каблуках, имея в виду деловой обед в середине дня, и теперь она вонзила каблуки в гравий, готовясь отразить нападение. Никогда прежде Джек не казался ей таким устрашающе огромным по сравнению с ней и Бриджит. Его челюсти были сжаты, и он впился в нее взглядом, не замечая ничего вокруг.

Он был страшно рассержен, но одновременно Гас прочитала в его глазах все то же мучительное желание, которое видела в них у ручья. В самой их глубине горел все тот же огонь…

Какой же он примитивный! В пустыне язык его компьютера оказался ей недоступен из-за ограниченности се технических знаний, но на физическом уровне Джек ничем не отличался от одноклеточных организмов.

– Черт побери. Гас, может, ты скажешь мне, почему…

– Если вы обидите мою тетю, я буду плакать, – прервала его Бриджит и еще сильнее прижалась к Гас.

Гас еле сдержала улыбку. Бриджит уже успела определить, какой стратегии ей придерживаться с этим человеком, что особенно подействует на него – крики о помощи или плач, и остановилась на последнем. В данных обстоятельствах Гас на ее месте сделала бы тот же выбор.

Кэлгейн явно растерялся. Видимо, он лишь теперь осознал, что имеет дело не только со взрослой женщиной, но и с впечатлительным ребенком.

– Не надо плакать, – сказал он отрывисто, обеспокоенный возникшей ситуацией. – Я не собираюсь никого обижать.

Я только хочу поговорить с твоей тетей. Всего одно слово. Гас.

– Тогда это слово «нет», – весело отозвалась Гас. – К тому же Бриджит опаздывает на занятия балетом, а у меня… назначено свидание.

– Какое еще свидание?

– Деловой обед, – объяснила она и, повернувшись, быстро направилась к гаражу, увлекая за собой Бриджит. Гравий скрипел под ее каблуками, а глаза Джека буравили ей спину. И все-таки напрасно она назвала обед свиданием… С другой стороны, целая гамма непонятных чувств, отразившаяся на его лице, была интересным зрелищем. Что это? Ревность? Переживания оскорбленного собственника?

Гас все еще раздумывала над этим, выезжая на шоссе на красном «мерседесе». Небольшая традиционных форм машина была единственной роскошью, которую она себе позволила из своих заработков манекенщицы, и Гас обожала ее. Все остальные деньги, до цента, Гас откладывала на издание журнала.

Ведь первоначальные вложения составляли десятки миллионов, поэтому так кстати пришлись деньги опекунского фонда. Теперь она могла позволить себе все то, о чем раньше только мечтала, включая создание фонда памяти Джиллиан. Новые журналы редко приносили доход первые несколько лет, но Гас была полна оптимизма.

Соблюдая осторожность. Гас влилась в поток машин и почувствовала на себе внимательный взгляд Бриджит. Она уже растолковала девочке, что у них с Джеком возникло небольшое недопонимание, но ничего по-настоящему серьезного.

– Что там у тебя еще? – спросила она Бриджит.

– Я подумала, может, тебе интересно знать, почему Гелей все время ссорилась с Мишей. Ну как, хочешь, скажу?

– Пожалуй, не стоит, Бриджит, – со всей искренностью ответила Гас. – Но ведь ты все равно мне скажешь? Правда?

– Гелей казалось, что Миша ее не любит, и она его проверяла.

– Кто бы мог подумать, – прокомментировала Гас и, послюнив палец, стерла следы шоколада с подбородка Бриджит, что было верным способом отвлечь внимание от неприятной темы.

– Что ты делаешь! – с недовольной гримасой воскликнула Бриджит. – Ты послюнила палец! Ты же знаешь, что я этого не люблю.

– Можешь укусить меня в наказание, – усмехнулась Гас.

Бриджит потерла подбородок и возвратилась к прежней теме:

– Может, у тебя с Кэлгейном то же самое? Может, ты его любишь и все время ссоришься с ним, потому что не хочешь, чтобы он догадался?

Сердце Гас на миг замерло.

– Милочка, называй его Джек и помни, что я не все время с ним ссорюсь. Все пары после свадьбы должны привыкнуть друг к другу. Вот и мы с Джеком сейчас переживаем этот период.

– И сколько же он будет продолжаться?

– Ты имеешь в виду наш брак?

– Нет, испытательный срок.

– Достаточно долго для того, чтобы ты стала называть Кэлгейна дядей Джеком.

– Мне больше нравится Кэлгейн, – сморщила нос Бриджит.

Гас уже сожалела о своем предложении и обрадовалась, когда Бриджит его отвергла.

Они как раз успели к началу занятий, и хотя Гас знала, что опаздывает на встречу с Робертом, она тем не менее проводила Бриджит до класса, находившегося в подвале здания небольшой страховой компании, и провела там несколько минут, наблюдая за тем, как пятнадцать ангелочков разогревались у станка.

Бриджит серьезнейшим образом выполняла полуприседания.

Одна ее рука лежала на перекладине, другая была слегка отведена в сторону, спина абсолютно прямая. Раз за разом она приседала, лишь иногда теряя равновесие. Гас была готова бесконечно любоваться этим очаровательным зрелищем.

Удивительно было видеть столько грации и умения в ребенке, которого Гас в душе по-прежнему называла «мое дитя». «У нее моя координация движений», – с гордостью думала Гас, хотя и знала, что фантазирует. Бриджит не была ей родной по крови и как две капли воды походила на остальных Феверстоунов. И все-таки, несмотря ни на что, Бриджит принадлежала ей одной.

***

«Полная неудача» – так Гас назвала свой первый обед в ресторане в качестве официального издателя журнала «Принципы». Напряженное, даже враждебное молчание царило за их столиком в ресторане «У Люсин». Гас ковыряла вилкой в тарелке с жареным тунцом с черным перцем, а Роберт мрачно смотрел на свой пустой бокал. Хотя время уже приближалось к двум, уютный европейский ресторан все еще был полон. Здесь можно было встретить любую знаменитость, включая голливудских, и сегодняшний день не был исключением.

Гас потихоньку поглядывала на один из лучших столиков у окна, где женщина, режиссер известной киностудии, вела переговоры с английским актером Ральфом Файнсом, видимо, предлагая ему не только хороший сценарий, но и еще кое-что в придачу. За другим столиком неподалеку двое из четырех знаменитых братьев Болдуинов развлекались тем, что особым образом накручивали на вилку тонкие скользкие спагетти.

Это Роб остановил свой выбор на известном ресторане. Он убедил Гас пообедать в престижном месте и на глазах у публики обсудить планы издания нового журнала. Он уже успел познакомить ее тут с несколькими влиятельными продюсерами и другими важными личностями в мире кино и на протяжении всего обеда прямо за столом отвечал на телефонные звонки, показывая, что рекламодатели и журналисты осаждают их просьбами о размещении рекламы и статей в журнале.

Гас была не слишком довольна стараниями Роба создать им какой-то особый имидж, тем более что задачей журнала было помочь людям сбросить с себя маску, найти свое настоящее «я» и понять, кто же они на самом деле. И все же она была готова согласиться на любую выдумку Роба ради успеха журнала. Смешно, конечно, что она шла на компромисс ради того, чтобы издавать журнал, цель которого – учить людей быть бескомпромиссными.

Но, по всей видимости, они произвели впечатление даже на пресыщенных завсегдатаев ресторана. Они только успели устроиться за столиком, как к ним подошла молодая, но популярная голливудская актриса и сказала, что уже слышала об их журнале. Она намекнула, что статья о ней была бы неплохой рекламой для них, и Гас пообещала связаться с актрисой, как только журнал станет на ноги.

Сегодняшний обед был своего рода рабочим совещанием по вопросам планирования. Роб принес с собой «начинку», то есть список материалов для первого номера и макет, подготовленный его людьми с учетом идей Гас, а позже, на этой неделе. Гас должна была подписать договор об аренде двух верхних этажей в банковском здании в центре города. После чего она займется обустройством помещения и наймом недостающих сотрудников.

Она уже нашла людей на большинство издательских и административных должностей. Ей повезло, что ее директор-распорядитель считался одним из лучших в своей области. Гас увела его из-под носа «Харперс базар», предложив ему стать одним из совладельцев ее детища.

Он счел ее идею журнала новшеством и верным путем к значительным прибылям, но для Гас это было нечто большее Она стремилась не только к финансовой независимости и освобождению от оков так называемой высокой моды, но и видела в журнале способ объединить женщин всех возрастов, размеров и положения, убедить их отбросить страхи и предрассудки и начать жить смело и раскованно. Она сама в качестве модели сыграла отрицательную роль в создании образа идеальной американки и поэтому в первую очередь обращалась к молодым женщинам… Таким, какой была Джиллиан.

Гас поставила все на успех журнала, но ее свидание с Робертом было полной неудачей. Разговор шел гладко, пока она не допустила ошибку и не рассказала ему о печальных последствиях прогулки верхом.

– Ты хочешь сказать, что прыгнула через овраг? – изумился он, и его резкий голос заставил людей за соседними столиками повернуть головы. – И кого же ты хотела убить? Его или себя?

Гас поразила перемена в нем. Роберт Эмори, тонкий дипломат, умеющий без ущерба для себя и других найти выход из любого положения, забыл о том, где находится, и вел себя как ревнивый, рассерженный муж.

– Мы поспорили, – начала объяснять Гас. – Я разволновалась. Бирюза понеслась прямо к обрыву, а ты ведь знаешь, как она любит брать препятствия. Я решила, что Кэлгейн все равно не сможет перепрыгнуть через овраг. Я думала только о том, как мне от него отделаться…

Роб нахмурился, он смотрел на нее в упор, и Гас опустила глаза в тарелку, сознавая, что не говорит всей правды и вообще не понимает, какова она, эта правда.

– Что же такого он тебе сказал, чти ты так огорчилась? – настаивал Роберт, и Гас покраснела, чем окончательно испортила дело.

– Он сказал, что я подаю Бриджит дурной пример.

– Ну, тогда все понятно, – произнес он насмешливо. – Неудивительно, что ты решила прикончить негодяя. Лучше бы ты подала на него в суд за оскорбление материнских чувств.

– Может быть, ты прекратишь издеваться надо мной? – прошипела в ответ Гас. – Может быть, ты перестанешь намекать, что я пыталась его убить?

В этом месте Роберт сделал еще одну безуспешную попытку привлечь внимание официанта и замолчал. Его больше не интересовали ни еда, ни его спутница, и Гас испытывала угрызения совести. Наверное, из-за того, что произошло между ней и Кэлгейном и о чем знали только они с Джеком.

– Давай, Роб, не будем сегодня обсуждать эту тему, – просительным топом предложила она и робко коснулась его руки. – Мы ведь пришли сюда, чтобы поговорить о журнале. Художественное оформление просто великолепно.

– Да, великолепно, – согласился Роберт и переложил нож на своей тарелке с одной стороны на другую. Выражение неприязни не покидало его лица.

Официант подошел к ним и добавил воды и льда в бокалы, но Гас не заметила его, целиком погрузившись в воспоминания.

Знакомым холодом непонимания и одиночества детских лет пахнуло на нее, и невольно она задумалась о том, как на самом деле относится к ней Роб. Любит ли он ее вообще? Она первая пошла на примирение и взяла вину на себя, но это ничего не изменило. Ей оставалось ждать нового удара.

– Я нанимаю детектива для слежки за ним, – объявил Роб не терпящим возражений тоном. – Как только мы в чем-то его уличим, мы тут же от него избавимся. До тех пор я хочу, чтобы ты держалась от Него подальше, тебе ясно?

Гас осторожно положила вилку. Если ярость имеет цвет, то ее ярость была ярко-красной. Комок образовался у нее в горле и мешал дышать. Ей было все равно, что в данном случае Роб прав и что детектив – наиболее разумный и безопасный выход из положения. Но ее взбесили высокомерие и непререкаемый тон Роба. Он отдавал ей приказания, а она была не из тех, кто принимает ультиматумы. Он, наверное, забыл, что в этой игре она была жертвой шантажа. Она была той самой фигурой, которая подвергнется порицанию и насмешкам, если их план выйдет наружу.

– Предельно ясно, – сказала она наконец.

Очень спокойно и не торопясь Гас взяла сумку, жакет и отодвинула стул. Она аккуратно разгладила и поправила юбку.

– Куда ты собралась? – спросил Роберт. – Мы еще не закончили обсуждение.

– Почему же, закончили, – отрезала Гас.

Гордясь своим самообладанием, она объяснила Роберту, что ей якобы надо отвезти домой Бриджит, и не спеша вышла из ресторана, оставив его в недоумении за столом. Ничего не понимая, он смотрел ей вслед. Он не узнавал ее. Та, прежняя Гас, не сдерживаясь, закатила бы скандал, и плевать ей на окружающих. Прежняя Гас не стала бы скрывать раздражения и высказала бы все ему в лицо, и черт с ними, с Робертом, рестораном и даже журналом. Та, прежняя Гас обожала подобного рода стычки и не считалась с чужим мнением. Если кто-то наступал ей на больное место, она и не думала сдерживаться, а громко вопила, чем очень скоро заработала репутацию несговорчивой женщины.

Но теперь слишком многое было поставлено на карту, и Гас не желала, чтобы кто-то стал свидетелем ее ссоры с менеджером. Она также немного опасалась Роберта. Он занимался практической стороной дела, и она зависела от него больше, чем от кого-либо другого. Пожалуй, даже слишком зависела. Она приблизилась к поворотному моменту своей жизни, и, наверное, пришло время остановиться и трезво оценить положение. Ей было ясно, что, пока их ссоры с Робертом ограничивались областью деловых отношений, это вполне поправимо. Хуже будет, когда встанет вопрос об их личной судьбе, куда уже нельзя внести поправки.

По пути домой эти и другие мысли не давали Гас покоя, но стоило ей миновать ворота особняка, как новое зрелище заставило ее забыть обо всем. Полицейские машины со включенными мигалками выстроились вдоль дороги, а одна даже расположилась на газоне. Их было штук шесть, не меньше, и в будке у ворот не было охранника.

«Прошу Тебя, Господи, только не Бриджит», – твердила Гас про себя. В ресторане она обманула Роба. Мать одной из учениц пообещала развезти по домам сразу нескольких девочек, в том числе и Бриджит.

Гас поставила «мерседес» как можно ближе к дому, вышла из машины и вне себя от беспокойства почти бегом кинулась к особняку. Она пробежала по аллее подстриженных кустов, мимо изящного итальянского фонтана и ворвалась в дом. В Большом холле было множество народа, в том числе несколько полицейских в форме.

– Вот она наконец! – услышала Гас голос Лейка, стоявшего в дверях салона рядом с худым лысеющим человеком в сильно помятом полотняном костюме. Человек держал в руках блокнот и карандаш и, щурясь, смотрел на Гас поверх очков. Он направился к ней, и Гас заметила, что квадратная челюсть и очки, как у Гарри Трумэна, делали его похожим па подслеповатую сову. «Наверное, детектив в штатском», – решила она.

– Вы миссис Джек Кэлгейн? – спросил он.

Гас кивнула, опасаясь, что вдруг окажется втянутой в неприятное дело.

– Вы знаете, где сейчас находится ваш муж?

– Нет, не знаю. Я не видела его с утра. – Гас почувствовала, что ей стало холодно на сквозняке, тянущем из открытой входной двери. – Что-то случилось?

– Ее муж здесь…

Голос Джека прозвучал за ее спиной, и Гас испуганно обернулась. Это был искренний страх не за себя, а за него. В чем он провинился?

Джек переоделся, и на нем были брюки цвета хаки и бордовое поло, подчеркивающее ширину его плеч. Он был угрюм, и в его напряженном взгляде читалась угроза.

Детектив сунул в нагрудный карман пиджака блокнот с карандашом.

– Мистер Кэлгейн, вы можете сказать мне, где вы находились сегодня в двенадцать тридцать?

– Кто это хочет знать? И почему?

Гас окинула комнату взглядом и увидела у подножия лестницы Лили и Френсис. И ту и другую допрашивали полицейские в форме. Два охранника разговаривали еще с одним полицейским, и через открытую дверь Гас заметила синюю полицейскую форму и внутри галереи.

Детектив показал Джеку свой жетон и повторил вопрос.

– Ценное произведение искусства было похищено из художественного собрания Феверстоунов, мистер Кэлгейн. Поэтому прошу вас сказать мне, где вы находились в это время?

– Я подозреваемый? – настаивал Джек.

– Совершенно верно, черт побери! – почти взвизгнул Лейк, быстрым шагом пересекая холл. – Кто-то украл у меня картину Мери Годдар, мое последнее приобретение!

– Ты говоришь о «Скромнице»? – вмешалась Гас, потрясенная новостью и реакцией Лейка. – О женщине, целующей собственное отражение в зеркале?

Лейк с ненавистью смотрел на Джека.

– Нет никаких следов взлома, значит, это кто-то, кто вхож в дом.

– Где вы были, мистер Кэлгейн? – продолжал настаивать детектив. Он снова извлек из кармана блокнот и карандаш.

Гас перевела взгляд на Кэлгейна, удивляясь его продолжительному молчанию.

– Так где же т-ты был? – спросила она очень тихо.

Вряд ли кто-нибудь, кроме него, заметил ее заикание, но он услышал его и впился взглядом в ее обеспокоенное лицо. Всего одна секунда, но, как уже много раз прежде, через все преграды он проник в самую глубину ее души и коснулся болевой точки, которую она скрывала от всех. «Я искал свою жену, – говорили ей его глаза. – Я пытался найти тебя. Гас».

– Я работал весь день, – наконец ответил Джек, не спуская с нее взгляда.

Странно, но Гас почему-то знала, что он лжет. Но еще более ее поразила вторая догадка: «А ведь это он украл картину».

– Кто-нибудь может подтвердить это? – спросил детектив. Молчание Джека заставило его прибегнуть к угрозе. – Я всегда могу забрать вас для допроса в полицейский-участок. Так что решайте.

– Брюс Хьюстон, президент шинной компании «Хьюстон». – Джек холодно улыбнулся. – Я находился у него с десяти утра, осматривал систему безопасности. Кстати, такую же негодную, как и в этом доме.

– Мы свяжемся с мистером Хьюстоном.

Все с той же холодной улыбкой Джек оглядел присутствующих, не обращая внимания на откровенное любопытство и поразив всех, в том числе и Гас, своим равнодушием.

– Не забудьте сказать ему, что он второй подозреваемый в вашем списке, – заметил Джек.

Озноб охватил Гас, проникая до самых костей. «Час пробил, – внезапно осенило ее. – Непримиримые враги Лейк и Джек вступили в открытую борьбу».

Глава 17

Спустившись вечером к ужину. Гас сразу заметила, что линия фронта уже установлена. Два-три раза в неделю Лейк и Лили устраивали небольшие званые ужины, и хотя Гас редко на них присутствовала, этот она не пропустила бы ни за что на свете. Она ожидала, что Лейк отменит его из-за кражи, но тот уверил всех, что в одиночестве он будет только предаваться черным мыслям. Таким образом, несмотря на то, что новый член семейства Феверстоунов, муж Августы, являлся главным подозреваемым, ужин в девять вечера все равно должен был состояться.

Детектив подробнейшим образом допросил Джека, но, не имея достаточных улик, ушел ни с чем. Сотрудники криминалистической лаборатории и остальные полицейские покинули особняк, его обитатели разошлись по своим комнатам, и в доме воцарилась тяжелая, полная значения Тишина, таившая в себе отзвуки бурных утренних событий.

Даже тихая библиотека, куда направилась Гас, чтобы присоединиться к немногочисленной группе любителей аперитива, напоминала военный лагерь. Помимо собственной спальни и внутреннего дворика, библиотека была любимым местом Гас в особняке. Она особенно ценила тот удивительный покой, который всегда царил в ней. И хотя комната была очень просторной и ее высокий резной потолок из ореха и такие же кресла и книжные полки выглядели богато и пышно, а высокие окна с узорчатыми переплетами напоминали торжественные окна собора, библиотека привлекала своим теплом и уютом. Лишь внушительный викторианский бар у стены напротив камина, с его стойкой, полками и зеркалами, контрастировал с остальной обстановкой своей массивной неуклюжестью. Наверняка в давние времена он украшал какой-нибудь бордель.

Всякий входящий в библиотеку невольно чувствовал благоговение перед ее величавым достоинством. Сегодня все в ней – негромкая беседа, приглушенные звуки концерта Вивальди, привычный запах старых кожаных книжных переплетов и лимонный аромат мебельной полировки – успокаивало чувства. Но тем не менее ничто не могло снять тайного напряжения, которое, казалось, пронизывало атмосферу.

Лейк и Лили стояли у камина с бокалами манзаниллы и беседовали с несколькими гостями, в том числе с Уордом Макгенри и куратором Пасаденского художественного музея и его женой. Несмотря на внешнюю любезность, близнецы то и дело украдкой бросали на кого-то быстрые взгляды, и Гас легко определила, что объектом их недружелюбного любопытства был ее собственный муж. Кэлгейн расположился у мраморной стойки бара, держа в руках бокал с жидкостью, по виду очень напоминающей виски. Как обычно, он не пил, а лишь погружался взглядом в янтарные глубины того, что считал для себя ядом.

Джек даже не попытался должным образом одеться к ужину. Он был непринужденно небрежен в обстановке, где законом были смокинг для джентльменов и вечернее платье для дам.

Вопреки приличиям его белая рубашка со стоячим воротником была расстегнута и открывала загорелую шею, что напомнило Гас о его мускулистом торсе и руках… Лишь свои чувства он держал под замком и не позволял себе распускаться. Даже в любви… Что это было: неспособность или самодисциплина?

Гас поняла, что могла бы весь вечер вот так разглядывать Кэлгейна. Он притягивал ее к себе, хотя она не находила тому причины. А может быть, она не хотела ее видеть, чтобы не открыть чего-то плохого в самой себе. Ей уже приходило в голову, что чары Джека крылись в его преступном прошлом.

Если то, что он ей говорил, было правдой, значит, на его совести были человеческие жизни. Он не боялся убивать людей. Он пренебрег законами человеческой морали и присвоил себе божественные права. Одно это отличало его от всех людей, которых она когда-либо знала. Сила, в противоположность злу, включала в себя и плохое, и хорошее. Она одновременно и влекла к себе, и отталкивала. Она будила воображение и даже чувственность.

Но это ли влекло Гас к Кэлгейну? Или ее манило то, что им двигало? То неизвестное, что стояло за его поступками. Она видела эти знаки страдания и тень трагедии. И не осталась равнодушной к ним…

Если из-за этого ему пришлось убивать, то Гас была почти готова его простить. И все же жизнь была слишком великим даром, чтобы ее можно было отнимать. Как мог он решиться на это…

А она сама? Ведь уже дважды она создавала ситуации, которые могли стоить ему жизни. Позже она сумела убедить себя, что действовала во имя высших целей, хотя ее поведение и заслуживало порицания. Ведь он угрожал абсолютно всему в ее жизни. Он мог одним словом погубить и ее жизнь, и ее мечты!

Кроме того, ее собственные поступки не были преднамеренными, и в том и в другом случае у нее были смягчающие обстоятельства. Он ей угрожал, и она защищалась. И все-таки, если она способна на такое, то чего еще можно от нее ожидать?

Какая-то ее часть хотела возложить на него всю вину за происходящее, и до какой-то степени она была права. Он представлял для Гас опасность, которая заставила ее действовать точно так же, как действовал он сам, вне всякой морали. Кэлгейн также пробудил в ней столь запретные инстинкты, что Гас спрашивала себя, а может быть, она действительно такая ужасная, какой хотела казаться?

До ее ушей донесся смех, и Гас вспомнила, что в комнате есть и другие люди. Пара, оба архитекторы, известные ей только как друзья Лили, о чем-то оживленно беседовала в креслах у письменного стола. Эти, конечно, были на стороне семьи, на стороне Лейка и Лили. Один Вебб Кальдерон занимал нейтральную позицию, разглядывая редкие книги в шкафу в дальнем конце комнаты.

На секунду Гас заколебалась. Она не могла вечно стоять на пороге, но куда ей идти и к кому? Не было смысла искать поддержки у мужа-шантажиста. Сейчас был самый подходящий момент объединить силы семьи в борьбе против захватчика. Они уже поверили в то, что он похитил ценную картину, возможно, теперь они также поверят, что он женился на ней только для того, чтобы добраться до их коллекции. Если же он посмеет открыть тайну ее похищения, то ей не составит труда убедить их, что он лжет. Она может представить его авантюристом, в которого она по ошибке влюбилась и который выдумал историю о похищении и пригрозил выдать Гас, если она не отдаст ему полученные по наследству деньги. Может, это будет звучать несколько не правдоподобно, но не более, чем его версия происходящего. Она раскается во всем содеянном со слезами на глазах, что позволит Лейку и Лили почувствовать свое превосходство.

Особенно если они вспомнят о проступке ее матери. Они захотят ей поверить хотя бы ради того, чтобы изгнать из своей среды Кэлгейна.

Гас приняла окончательное решение, как только Лейк и Лили заметили ее. Выражение, появившееся на их лицах, было столь одинаковым, что в этом было нечто сверхъестественное. Они испытывали к ней одно любопытство, не больше. И никаких теплых чувств. Глупо было с ее стороны ожидать чего-то другого. Они были не только Феверстоунами, но и близнецами, и их объединенный фронт был несокрушим. Для них Гас была такой же чужой, как и Кэлгейн. Ей никогда не стать одной из них, как бы она ни старалась.

Даже Макгенри, который с таким энтузиазмом объявил о поддержке семьей ее фонда и журнала, теперь тоже держался в отдалении, будто опасаясь, что она вошла в сговор с Кэлгейном.

Боль и одиночество… Сколько лет она переносила их из-за людей, которые считались ее родней. Она вновь ощутила ту невидимую стену, которая всегда отделяла ее от них, и холодной улыбкой ответила на холодную улыбку сестры, затем повернулась и направилась прямо к Джеку. Он поднял голову и без удивления посмотрел на нее, не сомневаясь, что из всех гостей она остановит свой выбор именно на нем.

Их взгляды встретились и столкнулись, как две чуждые стихии. Одно дело наблюдать за ним украдкой, издалека, другое – встречаться в открытом бою.

– А вот и женщина, которая умеет летать по воздуху, – сказал он, как только Гас подошла ближе.

Он двумя руками удерживал бокал с огненным напитком, а его глаза были такими же холодными и оценивающими, как у тех двоих.

– А вот и мужчина, который совсем не умеет летать, – ответила она, смерив его таким же неблагосклонным взглядом. – Насколько я могу судить, он не имеет каких-либо видимых повреждений.

Он не ответил на ее легкую улыбку.

– Все хорошо, что хорошо кончается. – Джек поставил бокал на стойку. – Могу я предложить вам что-нибудь? Представьте себе, что я бармен.

Широким жестом он показал на зеркальные полки, уставленные бутылками.

– Это трудно представить, – сказала Гас и окинула его критическим взглядом.

Она намекала на расстегнутый ворот его рубашки. Их глаза на мгновение снова встретились, но как по-зимнему темно и морозно было в их глубине.

– Так чего же вам налить? – снова спросил он.

Гас теперь услышала негромкую приятную музыку скрипок.

Джек занялся напитками, и Гас заметила глубокую ссадину у него под ухом.

– Тебе не больно? – спросила она, не скрывая беспокойства.

Ей стало смешно. «Что тебе нужно от этого человека, Гас?

Ты хочешь видеть его мертвым или он нужен тебе живым в твоей постели? Решай поскорее, дорогая».

Кэлгейн не успел ответить на ее вопрос, а она сама на свои собственные, потому что к ним шел Вебб Кальдерон. Неужели перебежчик из стана врага? Что ж, посмотрим. Когда-то Гас, можно сказать, встречалась с Веббом: два года назад на благотворительном показе мод с целью сбора средств для одного из местных музеев. Она не знала, как он к ней относится и что ему от нее нужно, потому что с самого начала было ясно: ему нужно что-то другое. Между ними не возникло физического влечения, по крайней мере с его стороны, хотя она не могла отрицать наличие определенного интереса к нему. К сожалению, семья быстро положила этому конец своим чересчур одобрительным отношением к Веббу.

По правде говоря. Гас не могла понять, чем он ей понравился. Вебб был загадочной и пугающей личностью. Сегодня в своем белом свитере и строгом черном костюме от Армани он напоминал ей красавца эсэсовца. Но в мужской красоте Гас всегда влекли необычные, нестандартные черты, которые не соответствовали общепринятому эталону. Так, в случае с Веббом ее привлекали выгоревшие волосы, стального цвета глаза и резкие, словно высеченные из камня, тевтонские черты лица. При виде их женское сердце начинало биться сильнее и невольно возникал вопрос, какие жестокие или необычные поступки такой мужчина способен совершить во имя любви.

Гас пришла к выводу, что не стоит пытаться разгадать его тайну.

Будь у нее выбор, она так же поступила бы и с Джеком Кэлгейном, но она уже слишком далеко зашла в своих отношениях с ним. Она стала его заложницей не только потому, что он ее похитил. Она стала пленницей его непонятных приступов тоски и неудовлетворенного желания, частью его муки, его ада. Она по-прежнему не знала, почему он здесь. И чего он хочет от нее…

– Если вы наливаете себе, то, пожалуй, я выпью с вами за компанию, – обратился Вебб к Джеку. Он улыбался им обоим, но его взгляд дольше задержался на Гас и ее легком облегающем платье. – Вижу, вы в прекрасном настроении.

– Почему вы так думаете? – рассмеялась Гас.

– Потому что вы потрясающе выглядите.

– Совершенно верно; – согласился Джек. – Мне с ней очень повезло.

Жестом собственника он обнял Гас за талию, и Вебб зло сощурился. Удивительно, как быстро двое взрослых и внешне неглупых мужчин могут упереться лбами и вступить в борьбу за право самца обладать самкой. Вот он, животный инстинкт в действии.

– Выбирайте, что вам по вкусу, сами, – со значением произнес Джек. – Я имею в виду выпивку. Тут даже есть шампанское на льду.

Вебб подчинился с готовностью человека, уверенного в своем превосходстве. Он нашел ведерко, вытащил из него мокрую бутылку розового шампанского «Дом Рюйпар», прочитал наклейку и налил в бокал немного пенящейся влаги. Как настоящий ценитель, он посмотрел вино на свет, затем поднес к носу и только потом стал пить. Мелодичные звуки скрипок служили отличным сопровождением церемонии.

– Я слышал, что вы разрабатываете системы безопасности, – сказал он, долил бокал и вернул бутылку в ведерко. – Меня всегда интересовал этот вопрос. Есть ли среди этих систем абсолютно надежные?

– Нет такой системы, которую нельзя было бы перехитрить, – признался Джек. – Мои разработки не исключение.

Подчиняясь Джеку, Гас на минуту прижалась к нему и ощутила запах мыла и лосьона. Она мысленно представила его в душе. Вот он моет голову, вот он… Картинки замелькали быстрее. Вот он, как тогда в лачуге, забыв о шампуне, всецело занялся ею и делает с ней все, что хочет!

Гас осторожно сняла со своей талии его руку, чтобы остановить поток воспоминаний. Кроме того, она хотела на свободе понаблюдать за двумя мужчинами.

Загадочный ток пробегал между ними, передавая от одного к другому непонятные ей сигналы, но одно было ясно: все эти сигналы касались ее.

– Значит, любое произведение искусства можно украсть? – допытывался Вебб. – Я хочу сказать, потенциально. Даже то, что находится под защитой компьютеризованной мультисенсорной системы?

Джек молча кивнул и снова взял в руки бокал, наблюдая, как свет играет в янтарном виски. Гас казалось странным, что он всегда только держит бокал, но никогда не пьет из него.

Очень похоже на то, что у него происходит с сексом.

– Может быть, вы объясните, как это делается? – настаивал Вебб.

– С удовольствием. Скажите только, что вы планируете украсть.

Смущенный смешок пронесся по комнате, и Гас увидела, что Лейк, Лили, Уорд Макгенри и все остальные давно смолкли и слушают пикировку Джека и Вебба.

– Раз вы уж затронули эту тему, мистер Кэлгейн, позвольте спросить у вас о пропавшей картине. – Словно поздравляя Джека, Вебб поднял бокал с шампанским. – Если бы я был на месте того очень умного вора, который похитил «Скромницу» Мери Годдар, то как бы я действовал?

– Существует несколько возможностей, – начал Джек, охотно подыгрывая Веббу. – Галерея охраняется сразу несколькими системами, такими как микроволновая система оповещения, замкнутая сеть телевизионных камер, и плюс к этому наиболее ценные экспонаты снабжены своими собственными датчиками.

Так как все системы компьютеризованны, то самым простым способом будет перепрограммирование компьютера.

Вебб был явно заинтересован.

– Но для этого надо быть хакером?

– Не обязательно, хотя и требуется определенное знакомство с технологией, к примеру, для того, чтобы создать временной промежуток между тем моментом, когда ближний датчик сообщает на компьютер о замеченном вторжении, а тот, в свою очередь, оповещает охранников. Это достаточно легко, если у вас есть доступ к программе.

Джек поставил на поднос свой по-прежнему полный бокал и вытер руки салфеткой, медля и как бы не замечая, что все затаили дыхание.

– Видеокамеры обмануть несколько труднее, – продолжал он. – Здесь необходимо создать повтор изображения, чтобы оно поступало на монитор не меняясь и подтверждая, что все в порядке.

Похоже было, что Вебб схватил идею, чего Гас не могла сказать о себе.

– Значит, монитор постоянно показывает галерею и картину, как это было до совершения кражи, – подытожил Вебб. – И во время совершения кражи, и после охранники видят на экране одно и то же изображение, как если бы картина находилась на месте?

Джек пожал плечами:

– Как я уже сказал вам, это не слишком трудно, если у вас есть доступ к программе.

«Зачем это он? – спросила себя Гас. – Зачем он бросает на себя подозрение?» Жаль, она отказалась, когда он предложил ей выпить.

Вебб кивнул, и взгляд его серых глаз стал особенно пронизывающим.

– Итак, насколько я понимаю, это был кто-то из своих?

Кто-то, кто живет или работает в доме?

Напряжение достигло своего предела, и звуки музыки подчеркивали наступившую вдруг тишину.

Гас хотела вмешаться, но не знала, как это сделать. Гости все теснее обступали Джека, чтобы не пропустить ни слова.

Вопросы Вебба увлекали Джека к пропасти, а он, кажется, готов был признать свою вину и послушно следовал за Веббом.

– Не обязательно, – наконец прервал молчание Джек. – С новыми высокочувствительными антеннами можно на некотором расстоянии уловить электромагнитное излучение монитора или его кабелей. К примеру, вы можете находиться в машине на улице рядом.

– То есть вы можете, сидя в машине, читать коды доступа в систему по мере их появления на экране компьютера?

– Вы поняли совершенно правильно, – подтвердил Джек, глядя в упор на Вебба. – Как будто вы уже это делали.

Гас сжала руки, боясь выдать себя их дрожью. Джек добился невозможного. Он ступил в западню и убрал ногу как раз в тот момент, когда капкан собрался захлопнуться. Неужели он так уверен в себе? Или она чего-то не понимает? Неужели он сам устроил западню для Вебба или кого-то другого в комнате?

– Конечно, существует куда более легкий способ похитить произведение искусства, – продолжал Джек, водя пальцем по краю бокала. – В своем роде идеальное преступление.

– Идеальное преступление? – повторил Лейк, выступая вперед; он побледнел, и его губы превратились в узкую злую полоску. – Кто может лучше спланировать и осуществить его, чем тот, кто создает системы безопасности?

– Простите, но тут вы ошибаетесь, – нанес встречный удар Джек. – То, о чем я сейчас говорю, не зависит от нарушения системы безопасности. Все гораздо проще. Преступникам надо лишь выдать себя за работников таможни, которые руководят перевозкой произведений искусства в места их хранения. Вам всего-навсего следует переадресовать машину в другое место, что делается путем оповещения по радиотелефону шофера и охранников о грозящей им опасности, например, сообщив им, что в автомобиле находится взрывное устройство.

«Господи, – поразилась Гас. – Зачем он это говорит?»

Вебб теперь почти вплотную подошел к Джеку и смотрел ему прямо в лицо.

– Но для этого надо знать, на каких частотах работает их передатчик? – спросил он. – Для определения частоты и затем передачи им сообщения потребуется весьма сложное оборудование.

– Не такое сложное, как вы думаете. Для определения частоты вам необходим модулятор с широким диапазоном и, конечно, телефон с изменяющейся рабочей частотой, чтобы сделать вызов. – Джек сунул руку в карман и вытащил самый маленький сотовый телефон, который Гас когда-либо видела. – Вот такой.

Неожиданный взрыв ругательств заставил Гас вздрогнуть.

Она обернулась и увидела в дверях Роберта Эмори, в том же костюме, в каком он был с ней в ресторане. Его лицо сильно покраснело, и было похоже, что он уже давно слушает разговор.

Он был рассержен, или, скорее, взбешен.

– Какой увлекательный сценарий, – заметил Роб, не скрывая своей враждебности и не приближаясь к толпе гостей. – Украдено ценное полотно, и вы, Джек, имеете наглость рассказывать всем, как это было сделано. Но вы забыли о самом главном. Вы забыли сказать, кто это сделал.

– Я не забыл, мистер Эмори…

Роберт перебил его:

– Вы также забыли сказать, что сидели в тюрьме, не так ли, Джек? – Роберт повернулся к Лейку и всем остальным:

– Этот человек по имени Джек Кэлгейн – бывший заключенный.

Он был осужден за покушение на убийство. Что же касается его бизнеса, то это лишь прикрытие. Его клиенты – темные личности, которые хотят защитить произведения искусства, приобретенные незаконным путем. Он имеет дело с ворами и преступниками и, возможно, сам является одним из них.

В тишине слышалось лишь взволнованное дыхание Роберта.

Гас, растерявшись, не знала, что сказать. Ее не столько потрясли открытия Роберта, сколько то, как он их подал. Неужели он не понимает, что загонять Джека в угол опасно для них? Если Джек нанесет ответный удар, то может разрушить все возводимое ею здание.

– Роб, ты понимаешь, что делаешь? – как можно мягче спросила Гас.

– Я обещал тебе, что соберу о нем сведения, и, слава Богу, я это сделал.

Действительно, он сказал ей об этом за обедом, но никто не мог собрать столько информации за такой короткий срок. Возможно, он нанял детектива, еще когда они с Джеком совершали свое «свадебное путешествие».

Внезапно Джек быстрыми шагами направился к окну в противоположном конце комнаты.

– Остановите его! – крикнул Роберт. – Вызовите полицию!

Никто не двинулся с места. Массивные книжные полки поднимались к высокому потолку по обе стороны окна, и Джек начал ощупывать лепку, украшающую оконную нишу.

– Не глупите, Джек, – крикнул ему Лейк. – Так вы никогда отсюда не выберетесь.

Джек, обернувшись, взглянул на него.

– Не будьте так в этом уверены, – сказал он.

Его рука задержалась на детали лепки, он сделал чуть заметное движение, и часть полок поползла в сторону, открывая проход, достаточный для того, чтобы в него мог войти человек.

Никто, даже Роберт, не произнес ни слова, когда Джек Кэлгейн скрылся в узком коридоре. Все были слишком потрясены, чтобы как-то реагировать. Старинные часы на камине негромко отсчитывали в тишине секунды. К тому времени, как Гас и все остальные начали приходить в себя, Джек появился в проходе с картиной в руках.

– Господи! – выдохнул Роберт. – Я так и знал, что это он!

Джек поставил картину на подоконник, чтобы все могли ее видеть. На полотне прелестная молодая девушка, зарумянившись, смотрела на себя в зеркало.

Вебб Кальдерон первым нарушил молчание:

– Это что – ваше представление о шутке, Кэлгейн? Что это значит? – Джек оставил картину на подоконнике и подошел к группе все еще не опомнившихся людей.

– Я хотел кое-что доказать, – начал он. – Я предупреждал Лейка, что его система безопасности ненадежна, но те, кто ее ему продал, сумели его уверить, что она непроницаема.

Только таким способом я мог доказать ему свою правоту.

– Странный способ заполучить нового клиента, – заметил Лейк удивительно спокойным тоном.

– Поверьте, мне не нужны новые клиенты, – отозвался Джек. – Я занимаюсь проверкой уже установленных систем, хотя и сам разрабатываю и испытываю подобные устройства.

Сегодня я проверял новую охранную систему в доме Брюса Хьюстона, президента шинной компании «Хьюстон». Всем, конечно, известно, что он знаменитый похититель произведений искусства, ну и, конечно, подпольный торговец ими.

Джек бросил недобрый взгляд на Роберта, и тот стал красным от смущения.

– Эта картина может оказаться подделкой, – начал оправдываться Роберт, показав на картину у окна. – И даже если это не так, то учтите, Лейк, он совершил кражу прямо у вас на глазах. Он сделал из вас идиота.

К этому моменту Гас тоже была вне себя от ярости.

– Если уж говорить об идиотах, то не забудь и про себя, – громким шепотом обратилась она к Роберту.

Лейк также был недоволен оценкой положения, сделанной Робертом.

– Мне кажется, мы не так близко с вами знакомы, – возмутился он, – чтобы вы могли называть меня по имени, мистер Эмори.

К великому облегчению Гае, Роберт тут же замолчал. И если она опасалась, что Лейк может предпринять какие-то шаги против Джека, то тут она ошиблась. Наоборот, он смотрел на ее мужа каким-то новым взглядом. Как будто он что-то обдумывал, прикидывая выгоду. Гас переводила взгляд с одного на другого и ничего не могла понять.

Загадочное выражение на лице Кальдерона подсказывало ей, что и он тоже является частью головоломки, и вдруг отдельные обрывки информации, которые она получила в течение всего вечера, начали складываться в некое логическое целое. «Так вот для чего я понадобилась Джеку Кэлгейну. Через меня он хотел добраться до Лейка и Кальдерона. То, что ему нужно, каким-то образом связано с ними, а я только дорожка, ведущая к ним».

Гас оглядела комнату и отметила скрытое торжество Лили и пробудившийся глубокий интерес Уорда Макгенри, который до сих пор был погружен в несвойственное ему молчание.

И тут же настоящий глубокий страх овладел ею, во рту пересохло, и сердце стало биться редко и гулко. Возникшие вопросы принесли с собой неприятное предчувствие, потому что оно возникло в ее собственной душе. Неужели ей одной неизвестно, что здесь происходит? Существовал ли тайный заговор молчания между этими людьми и загадочным человеком, за которого она вышла замуж? Или у каждого из них своя цель?

Растерянность и беспомощность взяли в ней верх над всеми другими чувствами. Никакая гадалка не смогла бы напугать ее так, как она сама себя напугала. И все же Гас не знала, откуда исходит опасность. Не знала, что случилось. Знала лишь, что случилось нечто непоправимое.

***

Кто-то побывал в его комнате. Джек узнал об этом, как только открыл дверь. Он использовал самый старый и надежный способ: оставлял нитку в щели двери. В данном случае это было проще и надежнее лазерного луча. Если кто-то в его отсутствие заходил в комнату, нитка исчезала, так было и на этот раз. Он немедленно направился к вентиляционной трубе, за решеткой которой спрятал свой компьютер.

Джек запрограммировал его, чтобы тот отметил время и дату, если кто-то поднимет крышку. Он набрал комбинацию, экран засветился зеленым светом, и Джек увидел, что никто не проникал в систему. Никто не открывал компьютер с тех пор, как он сам пользовался им в последний раз. Это также исключало Гас, хотя обыск комнаты был для нее самой невинной вещью, если вспомнить все другие ее проделки. Интуиция подсказывала Джеку, что кто-то другой из Феверстоунов или их гостей мог проявить еще большее, чем Гас, любопытство.

Профессионал наверняка бы проверил дверную щель, и это означало, что, кем бы ни был посетитель, он, по всей вероятности, принимал участие в сегодняшней вечере. Роб Эмори признался, что подверг его проверке, но в данном случае Джек ставил на Лейка. Его неровное поведение привлекло внимание Джека. Лейк пришел в ярость, обнаружив пропажу картины, но был подозрительно спокоен, когда Джек возвратил ее.

Джек пожалел, что у него не хватило времени, чтобы хорошенько изучить картину. Что-то в ней показалось ему подозрительным. Он не был уверен, что именно его насторожило. Возможно, вздутие краски, во всяком случае, он не сумел ничего подробно рассмотреть. Этим он займется при первой возможности.

Джек переоделся в джинсы и вытянулся на кровати, заранее зная, что ему не удастся заснуть. Он все еще был взволнован, и адреналин все так же продолжал поступать в кровь.

Мысленно перебирая события дня, Джек непрестанно вспоминал женщину, которая сама по себе была целым событием. Он мог бы заняться сейчас множеством дел, например, ввести в компьютер новые данные о системе безопасности особняка, которые раздобыл сегодня. Он ознакомился с системой охраны с помощью крошечной переносной высокочувствительной антенны, которая собирала данные с использованием разработанной им для этого программы. Его следующей задачей было обнаружить преступника, занимающегося кражей произведений искусства. Натюрморт Ван Гога исчез пять лет назад и до сих пор не найден. Джек был почти уверен, что картина спрятана где-то в особняке, и когда он найдет ее, то наконец приблизится вплотную к зловещей фигуре, которая погубила его семью.

Он сжимал и разжимал кулаки, испытывая потребность в действии. Многое он был способен совершить, но лишь одна вещь могла помочь ему обрести покой.

***

Бесформенный кусок дерева он собирался превратить в ее подобие. Джек знал это, еще только прикасаясь к его поверхности. Дерево под его пальцами было теплым и живым. Он не раз ощущал дыхание предмета, готового появиться на свет, но Гас будет первой человеческой фигурой, которую он вырежет из дерева.

Он сидел на ковре у кровати, прислонившись к ней спиной, держа в одной руке кусок золотистого дерева, а в другой нож.

Эта спальня не была рассчитана на его размеры, узкая и длинная, она чем-то напоминала унылую больничную палату. Остальной дом благоухал лимонной полиролью и запахом свежих цветов, был украшен старинными вещами, хрустальными люстрами и тяжелыми бархатными портьерами, но эта комната своей спартанской бедностью скорее походила на монашескую келью.

Кровать с медной спинкой была покрыта стеганым лоскутным одеялом, а в ногах стоял сундук из кипарисового дерева.

Джек подвинулся, устраиваясь поудобнее. В комнате не было другого места, где бы он мог сесть, чтобы заняться любимым делом. Кресло-качалка было слишком маленьким для него, скамейка под окном слишком узкой, поэтому он выбрал место на полу, и чувствовал себя прекрасно. Как мальчуган, когда он прячется от всех, чтобы насладиться своей игрушкой, сокровищем, которое способен оценить только он один.

В его руке блестел нож, орудие разрушения или резец творца, все зависело от того, кто пускал его в ход. Для Джека он был и тем и другим.

Никто никогда не обучал Джека резьбе по дереву, но в тюремной камере это помогало скоротать время. Ножи были запрещены в тюрьме, и поэтому он использовал то, что находил на прогулке: острые камни, щепки и кусочки дерева. Сначала охранники отнимали у него его грубые творения и даже подвергали наказанию. Но со временем перестали обращать на него внимание, и он наполнил камеру поделками той или иной степени трудности. Маленькие дома и замки были словно мистические талисманы, но он не понимал ни их значения, ни своей любви к ним. Иногда ему казалось, что они напоминают ему о детстве, единственных годах, когда его жизнь не была пронизана болью.

Другим его занятием в тюрьме была разработка планов расправы над убийцами дочери, когда он выйдет на волю. Сегодня Джек очень близко подошел к осуществлению своей цели. Ловушка была готова, и приманка поджидала жертву. Теперь ему оставалось только ждать и не терять присутствия духа.

Джек провел большим пальцем по гладкому дереву, представляя себе очертания тела Гас, чувствуя их под своей рукой.

Такое тело, как у нее, – мечта всех мужчин. Нежная кожа и упругая плоть. Воспоминания о ее мягкой податливости и влажной розовой глубине причиняли ему почти физическое страдание. Ему не следовало никогда к ней прикасаться…

Пять лет его ничто не отвлекало от цели и ум был занят одним: найти тех, кто погубил его семью, и расправиться с ними.

И вот теперь его мысли заняты ею одной, женщиной, которая скрыта в этом куске дерева. Сейчас он уже у цели, но способен думать только о Гас.

Он не мог понять эту женщину. Его не удивляло, что она попыталась его убить. В данных обстоятельствах он бы поступил точно так же. Его удивляло, что сегодня вечером она приняла его сторону, выступив против своего жениха и своей семьи.

Джека удивляло, что она заманила его в ловушку, чтобы он там погиб, и вернулась, чтобы вызволить его оттуда. И это случилось дважды. Как ему поступать с женщиной, которая не знает, какой он ей нужен, живой или мертвый?

Любовь с ней будет такой же запретной и самоубийственной, как кража огня у богов. Гас так же одурманивала его, как выпивка, которой он противостоял с таким упорством. Правда, с выпивкой было проще, а вот любить Гас ему запрещала его собственная плоть. Слишком долго он сдерживал себя, и теперь, когда наконец запрет снят и пришло время сладкого освобождения, его тело просто не желало ему подчиняться. Может, это только к лучшему, убеждал он себя, и ему не следует ввязываться в любовную историю, которая помешает его делу. Кто знает, может. Гас была как-то связана с тем, что случилось пять лет назад.

«Я все-таки надеюсь. Гас, что ты к этому непричастна, – сказал он себе. – Я молю Бога, чтобы ты не была виновата.

Иначе мне придется расправиться с тобой так же, как и со всеми остальными».

Джек осторожно водил ножом по дереву, выбирая место, где начать. Женщина в куске дерева сама подскажет ему, как вдохнуть в нее жизнь. Он создаст ее, само начало жизни, из куска дерева, такого же творения природы, как и женщина, которую он любит. Он сделал первый надрез, и ему почудилось, что он слышит вздох освобождаемой души.

Глава 18

Напрягая все силы, Джек попытался взметнуть вверх штангу весом в двести пятьдесят фунтов. Он до скрипа сжал челюсти, и жилы на шее напряглись, казалось, готовые лопнуть.

Стекающий со лба пот обжег ему глаза, и он крепко зажмурился. Он тренировался уже целых два часа, и его мускулы были на пределе. Какой-то из них не выдержит, если он будет упорствовать и дальше!

Его руки словно приросли к штанге, и он не мог сдержать дрожь, охватившую плечи и грудь. Он лежал на спине, пытаясь взять вес в десятый раз. В тюрьме он делал это каждый день.

Джек попытался опустить вниз страшный груз, но руки вдруг ослабли, он не мог удержать штангу, и не было никого рядом, кто бы его подстраховал. Двести пятьдесят фунтов стали могли превратить в пыль даже кирпичную кладку!

Штанга дрогнула и качнулась вперед. Джек взвыл, как раненое животное, пытаясь вернуть ее обратно. Он должен был вернуть штангу в прежнее положение, чтобы затем положить ее на стойку. Упираясь ногами, Джек сделал еще одно, последнее страшное усилие и наконец водворил штангу на место. Со стоном боли он опустил руки. Пот буквально выедал ему глаза.

Стойка со штангой над ним закачалась и провисла.

– Господи, – только и успел выдохнуть он, скатившись с лежака в сторону. Стойка треснула, как тонкая веточка, штанга рухнула на деревянный лежак, переломила его надвое и с грохотом упала на пол. Эхо ударило в стены комнаты, словно захлопнулся сразу десяток железных тюремных дверей… Поднявшись на ноги, Джек молча созерцал последствия катастрофы. Его тренировкам в одиночестве пришел конец. Они стали слишком опасными.

Джек взял полотенце и вытер тело, промокнул лицо и волосы. Его майка и трусы все еще были влажными, но пульс стабилизировался и руки почти перестали дрожать. В день его приезда экономка сказала ему, что в подвале особняка есть гимнастический зал, но только сегодня утром Джек впервые спустился сюда.

Он надеялся, что тренировка поднимет его настроение, которое со вчерашнего вечера находилось на самой низшей точке.

– Идиот, – пробормотал он, оценивая свое состояние.

Много ли найдется на свете людей, которые будут портить себе настроение из-за деревянной куклы? Он так и не закончил вчера свою работу. Он слишком возбудился. Его нож не упускал ни единой выпуклости, ни единой впадины на деревянном теле Гас Джек резал дерево и припоминал каждый нежный изгиб и ложбинку. Своими руками он дал ей жизнь, но не мог получить от нее ничего взамен. Это причиняло боль.

Напряженные мускулы живота сказали ему, что следует продолжить тренировку. Он подошел к соседнему тренажеру, добавил вес к ножному жиму и лег, зная, что его ногам придется потрудиться. Но лучше уж ноги, чем другие, менее тренированные части тела.

Джек решил, что, как только сумеет расслабиться, он начнет обыскивать дом, а также еще разок посмотрит на полотно Мери Годдар, которое вернул Лейку. Поведение Лейка вызывало подозрение, да и с самой картиной было что-то неладно.

Джек имел в виду небольшие вздутия, которые заметил на полотне. Возможно, это было несущественно, но, с другой стороны, он не должен упускать из поля зрения ни малейшей детали.

Джек начал работать ногами, поднимая и опуская тяжелую пирамиду блестящих дисков. Мускулы бедер напрягались от усилия, и с каждым подъемом ему становилось все жарче. Это был верный признак того, что он потерял форму.

Диски с неприятным звоном ударялись друг о друга, и что-то в них привлекло внимание Джека. Не вставая, он быстро осмотрел тренажер и обнаружил причину шума. Один из тросов, на котором держались диски, истончился до предела. Трос мог оборваться в любую секунду, и, если это случится, диски рухнут вниз, как бомбы, а некоторые даже отлетят в сторону. Джек перестал двигать ногами, стараясь придумать, как ему убраться с тренажера, не обрушив на себя груз.

Гантель лежала на полу поблизости.

Он вставил ее под флексоры и слез с тренажера. Теперь Джек мог хорошенько его оглядеть. Он выхватил гантель и быстро отскочил назад, и тут же под тяжестью груза разорвался изношенный трос, поток блестящих дисков ударил как раз в то место, где он раньше лежал. Он бы не смог увернуться.

Даже один-единственный диск мог раскроить ему череп и убить на месте. «Интересно, – подумал Джек, – кто же пользуется этим тренажером постоянно?» Возможно, впрочем, что кто-то знал: им будет пользоваться Джек. Даже поверхностный осмотр показал, что разрыв произошел не из-за усталости металла, а оттого, что трос надрезан.

Джек услышал за спиной шум, похожий на чьи-то шаги, и стремительно обернулся. Фигура в синем мелькнула в дверях, и он догадался, что кто-то наблюдал за ним. Возможно, даже тот, кто подрезал трос.

Выглянув из дверей, он увидел все ту же фигуру, которая скрылась за углом коридора, и бросился вдогонку. Похоже, это была темноволосая женщина в синих джинсах. Господи, неужели опять Гас? Она не оставит его в покое, пока не загонит в могилу.

– Постой! – крикнул он, поворачивая за угол и наращивая темп.

Женщина бежала к лестнице. Он настиг ее как раз у первой ступеньки и подставил подножку. Она рухнула лицом вниз и только успела перевернуться, как Джек упал на нее сверху.

– Хотел бы я знать, что ты там делала? – грубо спросил он.

Прошла секунда, прежде чем он осознал, что смотрит в изумленное лицо Лили Феверстоун. В полумраке коридора ее пепельные волосы казались очень темными.

– Я там ничего не делала! – Ее голос звенел от неожиданности. – Пустите меня, или я позову на помощь охранников!

– Значит, это все-таки были вы?

– Я не знаю, о чем вы говорите. Я спустилась вниз, чтобы взять кое-какую посуду из кладовки, а вы до смерти напугали меня своим криком, да еще гнались за мной. А теперь позвольте мне встать!

Ее груди касались его груди при каждом отрывистом вдохе, лицо покраснело от бега. Джек был поражен, что она вдруг показалась ему привлекательной. Лили была слишком строгой и чопорной для него. Его не прельщали ее наружность и манера одеваться: мелкие черты лица, поджатые губы и любовь к белому цвету. Настоящая безгрешная белая лилия. Но сейчас ее цветочные духи обволокли его, и, несмотря на злость, Джек вдруг почувствовал необъяснимое желание поцеловать эту фригидную ведьму-свояченицу.

Вместо этого он скатился с нее в сторону, но, видимо, она уже успела прочитать его мысли. С жалобным тонким криком Лили подползла к лестнице и поднялась на ноги. Секунду смотрела на Джека и вдруг зажала рот рукой, будто опасаясь, что ее стошнит. Потом отступила назад, повернулась и бросилась вверх по лестнице.

Джек был слишком поражен, чтобы почувствовать себя оскорбленным. «Почему Лили Феверстоун хочет убить меня?» – вопрошал он себя, глядя, как она бежит вверх, на первый этаж.

Ответ был прост: «Она может попытаться убить меня, если ей известно, почему я нахожусь здесь». Он сомневался, что ей хватило сил и умения устроить поломку тренажера. Значит, у Лили есть сообщник.

И такого сообщника недалеко искать. Джек вспомнил о Дэниеле, здоровом двадцатилетнем парне, который отирался в конюшне. Возможно, ему нужны деньги на учебу в колледже, так что он с готовностью согласится подработать. Трудно было поверить, что Лили, как она утверждала, действительно спустилась в подвал, чтобы достать посуду из кладовки. Что ж, по крайней мере двое Феверстоунов видели в нем опасность и мечтали убрать его с дороги.

Отлично, лучше просто и быть не может. Наверное, проклятое семейство Феверстоунов все целиком приговорило его к смерти.

***

Лили трясущимися руками сняла с блузки брошь в виде головы Медузы и положила ее на серебряный поднос на туалетном столике. Она почти с религиозным благоговением носила эту старинную вещь, но не потому, что брошь принадлежала ее матери. Лили еще только начала посещать частную школу для девочек, когда умерла ее мать, Луиза Феверстоун, с которой они никогда не были близки. Лили носила брошь, потому что отец приколол ее на кисейное белое платье дочери в день ее рождения. Ей тогда исполнилось тринадцать, и отец сказал Лили, что женщины семьи Феверстоун всегда с гордостью носили эту реликвию. Если бы он тогда приказал ей пронзить свое сердце булавкой этой броши, Лили, наверное, подчинилась бы.

В тот далекий день ее глаза особенно сияли молодостью и надеждой. Посмотрев в зеркало, Лили отметила, что и сегодня они ярко горят зеленым блеском изумруда. Вздохнув, она принялась расстегивать мелкие жемчужные пуговицы на белой полотняной блузке, ощущая под ней тепло своего тела.

Она все еще чувствовала себя униженной грубостью, с которой обошелся с ней Джек Кэлгейн. Он повсюду оставил на ней следы своих потных пальцев, а на блузке даже несколько больших пятен. Сейчас она снимет с себя блузку, которая стала ей противна, и осмотрит свое тело.

Лили подняла подбородок, разглядывая в зеркало шею. Наверняка она найдет у себя на теле ушибы и синяки. Хорошо еще, что не кровоподтеки, ведь он бросил ее на пол и сам упал на нее сверху. Гас выбрала себе в мужья животное, и не просто животное, но еще и похотливое. Она видела выражение его глаз, когда он лежал на ней. В них светилось вожделение. Хотя чему здесь удивляться, если вспомнить, из какой семьи происходит Гас. Ее мать Рита всегда имела склонность к сомнительным личностям, поэтому вполне естественно, что и дочь тянет к подобным типам с их грубым сексом и опасными приключениями.

Чего Лили никак не могла понять, так это того, что отец, человек высокой культуры, мог найти в вульгарной женщине, подобной Рите Уолш.

Лили спустила с плеч блузку и, поворачиваясь из стороны в сторону, принялась осматривать себя в зеркале. Пока никаких следов. Возможно, еще рано. Некоторые синяки – как фотонегативы, они проявляются лишь спустя время. Надо осмотреть бедро, которым она ударилась о ступеньку лестницы.

«Тяга к запретному плоду…»

Так называл Лейк страсть отца к Рите Уолш. Лили расстегнула плетеный кожаный пояс и металлические кнопки джинсов. «В нашем благопристойном отце живет старый распутный козел, – шепнул ей как-то брат после того, как мачеха смутила гостей неприличным анекдотом. – Рита умеет растормошить лицемерного святошу».

Лейк считал отца ханжой и сухим педантом, хотя внешне всегда был почтительным и покорным сыном. Лили было обидно, что отец открыто отдавал предпочтение Лейку, который его ненавидел, а к ней был равнодушен, хотя она довольствовалась бы даже его редкой похвалой. Отец никогда не проявлял к ней особого интереса, и Лили часто спрашивала себя, не потому ли это, что она так на него похожа… И еще потому, что в ней нет ничего от запретного плода.

Она расстегнула и приспустила джинсы и трусики и продолжила поиски.

– Так я и знала, – обрадовалась она, обнаружив большое красное пятно на ягодице.

Она провела пальцем по припухлости и сморщилась от боли.

Смотрите, что с ней сделал этот хулиган! Можно только сожалеть о том, что диски не размозжили ему голову. Смерть мистера Кэлгейна значительно облегчила бы положение вещей.

Лили сняла парусиновые кеды и начала закалывать волосы, поглядывая в зеркало на свой растрепанный вид. Внезапная мысль покрыла краской ее лицо и шею. Расстегнутая блузка, спущенные джинсы и трусики, а теперь еще и яркий румянец делали ее похожей на тех женщин, которых тайно вожделел отец. Непристойных существ, таких как Рита и Гас.

К тому времени как Лили открыла воду в душе и сняла с себя всю одежду, она обнаружила еще два синяка. Ей пришло в голову, что Джек Кэлгейн наверняка избивает своих женщин, и хотя мысль об этом принесла ей удовлетворение, она не могла представить, чтобы какой-то мужчина избивал и унижал Гас.

Она бы его просто убила на месте.

Обычно Лили предпочитала душу большую мраморную ванну, но тяжелое испытание, которому она только что подверглась, требовало омовения под очищающей струей душа, самой горячей, которую она могла выдержать. Лейк часто упрекал ее в том, что, подобно отцу, она была узкой моралисткой и к тому же еще недотрогой. Прав он или нет, но она испытывала отвращение к грубой силе и примитивному мышлению, которые олицетворял Кэлгейн. Сейчас она мечтала только об одном: поскорее смыть с себя его отвратительный потный запах.

Лили встала под душ, и потоки горячей воды обрушились на нее. Это было как раз то, в чем она нуждалась. Через несколько минут напряжение исчезло, как та вода, что, журча, исчезала в стоке.

Она еще изо всех сил терла себя и подставляла то спину, то бока мощному водопаду, когда почувствовала, что кто-то вошел в ванную. Через запотевшие стеклянные стенки душа она разглядела мужскую фигуру. Лили приостановилась, и струя воды выбила у нее из рук пористую морскую губку. Дверь душа поползла в сторону, и Лили застыла в беспомощной позе.

Дрожь охватила ее, сначала внутри, потом снаружи. Это был сигнал тревоги, предупреждавший об опасности. Да, это опять он, в этом не было сомнения. Он нарушил ее уединение, и скоро, если у нее не хватит сил сказать «нет», он осквернит все то, что ей дорого: ее достоинство, душу и тело. Она должна найти в себе силы, чтобы оказать ему сопротивление. Она не может допустить, чтобы он снова воспользовался ее слабостью.

Она не может позволить ему снова ее унизить.

– Повернись, – сказал он. – Повернись и подними губку, которую ты уронила.

Лили с трудом воспринимала, что происходило потом. Ее сердце так сильно колотилось, что она не могла думать. Ее свидания с ним всегда превращались в один пламенный пожар, из которого она выбиралась, тяжело дыша и сгорая от стыда.

Но она не могла не подчиниться. Она всегда выполняла то, что он ей говорил.

– Нет, не надо приседать на корточки. Нагнись, – приказал он ей. – Нагнись, чтобы Я мог осмотреть синяки у тебя на ягодицах.

Она согнулась пополам, как гимнастка, и вошедший в душ голый мужчина начал гладить ее бедра, одновременно глубоко погружаясь в ее сотрясаемое спазмами тело. Как умело он дарил ей наслаждение! Она знала, что это грех, и еще какой, но она не могла не подчиниться. Его власть и твердая воля были единственной опорой ее жизни. В этом он был точно таким, как ее отец.

***

«Если ты можешь выбирать между двумя пороками, выбирай тот, которому ты еще не предавался». Редко какая пословица так отвечала внутреннему состоянию Вебба Кальдерона. Он был настолько искушен в пороках и грехах, что вряд ли существовали хотя бы еще два, из которых он мог сделать свой выбор. Но это было до того, как он познакомился с Феверстоунами. Это семейство предлагало Веббу столь богатый выбор пороков, что даже он не знал, на каком ему остановиться. А наблюдать, как это почтенное семейство реагирует на присутствие Джека Кэлгейна, было все равно что развлекаться цирковым зрелищем.

Он удовлетворенно отложил в сторону увеличительное стекло, которым пользовался, рассматривая рисунок XVII века, сделанный Гверчино. Видимо, рисунок действительно подлинный. Стиль художника был свободным и естественным и в то же время отличался строгостью деталей. Гверчино скорее стремился к точности, чем к совершенству.

Забавно, что эти качества были характерны еще для одного мастера своего дела. Существовало великое множество талантливых умельцев, но Джек Кэлгейн поразил Вебба технической точностью своей работы в сочетании с любовью к драме. Он оправдал свою славу Мага, продемонстрировав им всем номер с тайным ходом за книжными полками. Это было здорово придумано. Лейка чуть удар не хватил.

Но у Кэлгейна было еще одно качество, особенно интриговавшее Вебба. Да Винчи назвал это качество духовной силой, хотя другие давали ему иные названия, такие как жизненная или космическая сила, но Вебб был уверен, что в любом случае подразумевалась некая тайная неистовая мощь, двигающая людьми, подобными Кэлгейну, и скрытая у них в душах.

Почувствовав беспокойство, Вебб встал из-за стола, за которым проработал весь день. Во дворе стая воробьев, громко щебеча, перелетала с ветки на ветку. Их бодрое чириканье наполняло виллу, служившую Веббу домом, когда он находился в Южной Калифорнии. Энергичные воробьи с их жаждой жизни, пищи, секса, новых территорий… Им можно было позавидовать.

Вебб купил двухэтажный дом и часть пляжа не только из-за красоты выложенных изразцами двориков, но в первую очередь из-за великолепного вида на океан. Бесконечный голубой простор неба сливался с такой же бесконечной морской гладью, и Вебб не уставал любоваться этой прекрасной картиной природы.

Дом буквально висел на утесах Малибу, и Вебб часто думал о том, что, случись землетрясение или оползень, вилла, а вместе с нею и он, упадет в бездну. Он дорожил лишь очень немногими принадлежащими ему вещами, и в том числе этим домом, с которым его связывали невидимые нити. В то время как верхний этаж состоял из просторных комнат, залитых солнцем и открытых морскому ветру, нижний служил хранилищем для необычайной коллекции. Но это было не собрание картин старых мастеров, как у Феверстоунов, а коллекция орудий истязаний времен испанской инквизиции, настоящая камера пыток.

Вебб не был ни садистом, ни убийцей, но он был знатоком человеческих переживаний. Преступления, свидетелем которых он был в детстве, лишили его способности чувствовать, эта способность просыпалась в нем разве только в исключительных случаях, в остальном и радость, и боль были для него почти неразличимы. Он также понимал, что в придачу к его беспокойному и проницательному уму судьба одарила его еще и сверхъестественной способностью угадывать в других их наиболее уязвимые места. Он обладал шестым чувством во всем, что касалось людей и ситуаций, в которые они попадали.

Может быть, именно поэтому он с таким интересом наблюдал за развитием отношений между Кэлгейном и Гас Феверстоун. Догадывались они об этом или нет, но они неотвратимо шли к столкновению. Кэлгейн был движим самым темным из чувств, чувством мести, в то время как Гас стремилась доказать всем, что заслуживает уважения и не имеет ничего общего с той заносчивой особой, которую с великим сладострастием преследовали репортеры. Джек и Августа были как свет и тьма, а свет и тьма не могут сосуществовать. Один из них должен одержать над другим победу.

Видимо, Гас уже на том вечере у Феверстоунов поняла, что кто-то из них должен погибнуть. Вебб прочел это в ее глазах, когда она оглядывала комнату в поисках Кэлгейна. Гас неминуемо обратится к Кэлгейну за помощью, потому что только он один мог оказать ей эту помощь. И, наверное, окажет, если она, в свою очередь, поможет ему. Все зависело от того, как сильно Гас желала заполучить свой журнал и свой фонд. А дальше…

Развязка была лишь вопросом времени.

Вебб вернулся к столу и взял резной ящичек из тикового дерева, в котором хранил карты Таро. Он вытащил колоду и начал раскладывать зловещий пасьянс, где предсказания будущего были неразрывно и драматически связаны с прошлым. Вебб почти не сомневался, куда повлечет Кэлгейна неистовая сила, прячущаяся в его душе. Весь вопрос в том, знали ли об этом карты.

Глава 19

– Люди верят, что могут купить за деньги чувство собственного достоинства, – объясняла Гас. – Я же хочу убедить их, что чувство собственного достоинства – это внутреннее состояние каждого человека. Слово «свобода» будет манифестом нашего журнала. Я не желаю, чтобы женщины оставались рабами моды. Я хочу, чтобы каждая наша читательница создала свой собственный стиль, стиль вне диктата моды.

Гас говорила со страстью и верой в свои слова. К счастью, старшие редакторы были заражены ее энтузиазмом. Сидя на складных стульях в еще неотделанной комнате, где пол был посыпан опилками, они аплодировали, смеялись и задавали Гас каверзные вопросы. Она же развивала свою идею журнала, хотя раньше уже беседовала с каждым из них в отдельности.

Сегодня она была проповедником, обращающим в свою веру языческие души.

Ранее, на этой неделе. Гас подписала контракт об аренде двадцатого и двадцать первого этажей банковского здания и сегодня собрала редакционную коллегию, чтобы обсудить новые идеи, а вместо этого устроила им «театр одного актера». Нечто вроде длинной коммерческой рекламы.

– Простите, – сказала Гас, заметив усмешки на лицах присутствующих. – Я не даю никому высказаться.

– Хотелось бы знать, где ты получила такую прекрасную ораторскую подготовку? – поинтересовалась главный художник Лиза Берне. – Наверное, не иначе как у самого Росса Перо.

Все захлопали, и Лиза Берне, молодая женщина, бывший сотрудник журнала «Эль», поблагодарила всех гордым поклоном. Затем взяла последний кусок пиццы с ананасом и ветчиной, закинула на стол с уже пустыми коробками и пластиковыми стаканчиками ноги и принялась за еду.

«Какие грязные у нее ступни», – подумала Гас. Подошвы ног главного художника были совершенно черными, за исключением тех мест, где к ним пристали опилки. Именно таких вот самостоятельных женщин, равнодушных к общественному мнению, Гас мечтала воспитать с помощью своего журнала. Хорошенькая тридцатилетняя блондинка Лиза щеголяла, как всегда, в штанах и кофте китайских бедняков и была босиком. Ее не заботило чужое мнение, к тому же Гас попросила всех прийти на совещание именно в той одежде, в которой они чувствовали себя по-настоящему комфортно. Наверное, ей самой вместо джинсовых шортов следовало надеть мужские трусы!

Гас захлопнула дверь в коридор, откуда неслись жужжание дрели и стук молотков. Отделка помещений шла полным ходом, и Гас сочла это добрым знаком. Обновлялось и строилось все: само здание, журнал и даже ее собственная жизнь.

– Теперь высказывайте свое мнение! – предложила Гас, и главный редактор «Принципов» Джеки Сандерсон первой откликнулась на приглашение.

– Познание самого себя и мужество быть тем, кем ты являешься на самом деле, – так я понимаю задачу нашего журнала, – объявила она.

Рыжей Джеки было сорок пять, но сегодня, она смыла краску с волос и явилась такой, какой была в действительности: седые пряди преобладали в ее пышной прическе, а серебристый костюм из лайкры обтягивал ее, как знаменитых кошек из мюзикла Вебера, и завершался прозрачными пластиковыми босоножками. Единственным ярким пятном были алые ногти на ее ногах.

– Надо смело идти туда, где еще никто до вас не был, – продолжила она и встала, чтобы показать всем свою далеко не идеальную фигуру, похожую на большую грушу. – Например, посетить свое собственное сердце, чтобы узнать, кто же там живет.

– Браво! Джеки! – похвалила Гас. – Но как нам донести эту мысль до масс? И, что еще более важно, как убедить их, что наш журнал – для всех без исключения, что все мы хотим перестать прятаться и быть самими собой?

Гас подумала о своем заикании, которое пока не проявилось сегодня. Она искусно скрывала его многие годы и не была уверена, что решится открыть свой недостаток этим людям и тем более всему свету. Но каким облегчением было бы расстаться с этой тайной!

– Мы донесем нашу мысль до масс, помещая на обложке «Принципов» портреты знаменитостей, – объявила Лиза, которая все еще не справилась с пиццей. – Это должны быть первооткрыватели, проложившие свой собственный путь, может быть, даже те, кто вступил в борьбу с системой.

– Если мы хотим адресоваться нашему поколению, мы должны быть абсолютно современны, – вступил в разговор коммерческий директор Сэмми Фрей, поправляя свой модный галстук от Хьюго Босса. – Мы должны быть не только людьми нашего времени, но и людьми будущего.

Уже стареющий представитель современного поколения явился на совещание в строгом костюме фирмы «Брукс бразерс», пробуждающем воспоминания о фильме «Уолл-стрит» и его герое Гордоне Гецко с его девизом «Алчность – это прекрасно».

Единственной уступкой Сэмми веяниям времени была коса, висевшая у него почти до талии.

– И пожалуйста, никаких мертвых див, таких как Джеки Онассис, – заключил он.

– Я обожаю Джеки! О! – притворно надулась Джеки Сандерсон.

– Это потому, что тебя назвали в ее честь! – пояснил кто-то.

Все принялись с жаром обсуждать идею броской обложки, и только тогда Гас заметила молчаливую фигуру в дальнем углу комнаты. Бывший жених определенно пребывал не в лучшем настроении. Он опоздал к началу совещания, но ход обсуждения был явно ему не по вкусу.

Гас подумала, что причиной тому – их разладившиеся личные отношения, а не сам журнал. Роберт не остался ужинать в тот вечер, когда он потерпел неудачу с разоблачением Кэлгейна.

Он покинул особняк Феверстоунов, кипя от гнева, сознавая, что его репутации нанесен урон. Роб считал, что ею предали, но Гас полагала, что и он тоже не пощадил ее: он не сказал ей правду о найме детектива. И тем не менее она ему сочувствовала. Ей бы не понравилось, если бы какая-нибудь особа внезапно появилась в жизни Роберта, как Джек Кэлгейн ворвался в ее собственную жизнь. Должно быть, Роберт также подозревал, что у нее зародились сомнения насчет уместности их отношений. Но это было вполне закономерно. Скажите, какие отношения могли бы выдержать подобную жесткую проверку на прочность?

– Поскольку мы вот-вот собираемся развернуть рекламную кампанию по всей стране, – заметила Лиза Берне, – то нам будет значительно проще заполучить для обложки звезду первой величины.

– Мы возьмем твое предложение на заметку, – поддержала ее Гас, – но пока мы еще только начинаем. Вот если «Американская натуральная косметика» заключит с нами рекламное соглашение, тогда мы и выступим в национальном масштабе.

Неприятный скребущий звук привлек всеобщее внимание.

Это был Роберт, который встал, резко отодвинув стул.

– Мне придется тебя огорчить. Гас, – сказал он. – Боюсь, поддержки «Американской натуральной косметики» будет мало. Мне не хотелось бы охлаждать ваш пыл, но я все утро просидел с бухгалтером, проверяя смету, и, как это ни печально, нам понадобится дополнительное вливание средств. Иначе ничего не получится.

Такими же словами Роб мог бы объявить, что издание журнала вообще откладывается на неопределенный срок. Гас была поражена, что он сделал объявление, не предупредив ее заранее, чтобы она могла подготовиться. Все погрустнели, на лицах появилось разочарование. Гас растерялась, не зная, как их обнадежить. Новость Роба застала ее врасплох.

– Значит, мы каким-то образом должны заработать эти деньги, – твердо сказала она. – Мы увеличим число рекламных страниц. Новой косметике «Клэйрол», они ее назвали «Естественные чувства», как раз место в нашем журнале. Я использую все свои связи, чтобы п-привлечь их к нам.

Гас с трудом справилась со словом и замолчала. Все тоже молчали, ожидая продолжения. Пот выступил у нее на лбу, сердце стучало громче молотков в коридоре, но она не могла выдавить из себя ни слова.

Заявление Роба стало для всех чем-то вроде холодного душа, и уже ничто не могло возвратить прежнего энтузиазма. Но Гас была тверда, она не собиралась расставаться с «Принципами», даже если для этого ей придется просить, занимать или воровать.

***

Тень метнулась в сторону, вползла на стену и прочертила потолок галереи. Джек укрылся в неглубокой нише. Уже в течение некоторого времени он знал, что за ним следят. Теперь он выжидал, что «хвост» забудется и проявит себя.

Был час ночи, и Джек спустился вниз, в галерею, чтобы хорошенько осмотреть «Скромницу», а также некоторые другие картины из собрания Лейка. Существовало множество способов укрыть похищенное произведение, например, спрятать одно полотно под другим и повесить его на самом видном месте.

Джек теперь прекрасно разбирался в охранной системе галереи. Он уже нейтрализовал часть датчиков, чтобы добраться до полотна Мери Годдар, и Лейк пока не сделал ничего, чтобы вернуть все в прежнее состояние. Сейчас Джек просто повторил все те приемы, которые описал Веббу за ужином. Но осмотр галереи тут же показал ему, что кто-то успел опередить его.

«Скромницы» не было на своем месте. Неглубокий альков, в котором висела картина, был пуст.

Именно в этот момент Джек обнаружил, что и здесь, в доме, кто-то за ним следит.

Теперь он ждал и прислушивался, готовый немедленно перейти к действию. Кто-то уже несколько дней вел за ним профессиональную слежку. Кто-то повсюду следовал за его джипом и, конечно, прослушивал его мобильный телефон. Но сегодня он определил по некоторым признакам, что обыск в его комнате, как и слежка в доме, осуществлялся человеком, далеким от мира сыщиков. Его преследователь старался ступать бесшумно, но не заботился о том, чтобы сдерживать дыхание. Так что Джек иногда слышал, как кто-то втягивал в легкие воздух или шумно дышал. Кроме того, профессионал знал, как прятать свою тень, его же «хвост» нимало не беспокоился об этом.

Секунды бежали, и Джек догадался, что преследователь озабочен его исчезновением. Возможно, он затаился где-то в углу или вообще покинул комнату. Если Джек хочет его поймать, то надо действовать не откладывая.

Джек прокрался вдоль стены, пригнулся и быстрым взглядом обшарил галерею. Удостоверившись, что в просторном зале, видимо, никого нет, он, осторожно ступая, направился к двери Он был одет в тот же черный комбинезон и ботинки на мягкой подошве, которые были на нем в день похищения Гас. Черный цвет растворялся в темноте, а ботинки бесшумно скользили по гладкому паркету. На этот раз он отказался от маски.

Джек приблизился к открытой двери и замер, увидев, как мимо промелькнуло белое облачко. Оно напоминало воздушный белый шарф или вуаль, колеблемую дуновением ветра. Вуаль снова возникла в дверном проеме, и на этот раз она отливала серебром, как та бумага, в которую упаковывают рождественские подарки.

Джек поспешил в прихожую, и облачко метнулось в сторону одной из ведущих наверх лестниц. Оно не стало подниматься на второй этаж, а нырнуло куда-то вниз, под лестницу.

Джек осторожно последовал за облачком, не понимая, куда оно могло деться. Помимо входной двери за его спиной, оставалось всего два пути к спасению: в одном конце Большого холла, размерами напоминавшего театральное фойе, была дверь в коридор, ведущий в кухню; на противоположном конце был выход к гаражу. Интуиция подсказала Джеку, что сначала ему следует осмотреть кухню.

Приглушенный смешок заставил его быстро обернуться. В углублении под лестницей он увидел фигуру своего воздушного преследователя. В тени лестницы скрывалось миниатюрное существо в пышной белой балетной пачке с неким подобием легкого воздушного хвоста за спиной. Джек всегда неплохо видел в темноте и теперь разглядел в полумраке под лестницей маленького ангелочка с гримасой недовольства на лице. Той самой, какую можно видеть на физиономии каждого нью-йоркского таксиста. От фигурки исходил слабый запах жевательной резинки и душистого мыла.

– Это ты, Бриджит?

– Я вовсе не Бриджит, – сердитым шепотом отозвалась она. – Я девушка-лебедь, которую заколдовал злой волшебник. Днем я лебедь, а ночью чары исчезают, я снова превращаюсь в девушку и брожу по дому. Разве ты никогда не видел привидений?

Она была абсолютно серьезна, и даже в темноте Джек мог представить себе ее капризно надутые губы. Такая же вздорная девчонка, как и ее тетка, но в равной степени неотразимая.

Сердце невольно тянулось навстречу такому ребенку. Совершенно ясно, что не она сняла со стены картину Годдар, наверное, сам Лейк спрятал ее в более надежное место.

– Я никогда не видел привидений, потому что в них не верю.

– Даже если привидение стоит за твоей спиной с большим окровавленным ножом в руке?

Вступая в игру, Джек послушно посмотрел назад. Там не было никого, кроме полного теней холла и безобразной скульптуры, которую один из гостей удачно назвал «кормящей матерью».

– Наверное, оно уже исчезло, – сказал он.

Но когда он повернулся, исчезла также и Бриджит. Растаяла в воздухе, как сказал бы каждый уважающий себя маг.

Бриджит не представляла себе, что в его лице имеет дело с еще одним злым гением и что на него произвел впечатление ее фокус с исчезновением. Он лишь на секунду выпустил ее из поля зрения, и она тут же скрылась. Это было странно.

Он осмотрелся вокруг, мысленно ведя подсчет возможным путям исчезновения: лестница из двух полукружий, ведущая в спальни на втором этаже, двери галереи и все остальные двери в прихожей. Все его чувства обострились в ожидании сигнала, но сигнала не последовало. И все же, когда он снова повернулся, Бриджит была перед ним на прежнем месте.

– Верно, хороший фокус? – спросила она довольным тоном.

– Как это тебе удается?

Он уже разгадал ее тайну, но не хотел огорчать девочку.

– Это мой секрет, – гордо объявила она.

Он охотно кивнул, поддерживая игру. В конце концов, фокусники и маги уважают друг друга, а у Бриджит был явный талант в этой области. Он также понял, что Бриджит может служить ему отличной ассистенткой при осуществлении задуманных им трюков.

– Могу поспорить, что дом полон секретов.

– Да, – подтвердила Бриджит и заговорщически добавила:

– Мне кажется, в моей комнате есть секретный ход.

– Почему ты так решила?

Джек не стал скрывать своего интереса. Он собирался обыскать весь дом от подвала до чердака. Он уже осмотрел третий этаж крыла, где находилась его спальня, и обнаружил лестницу, ведущую в библиотеку. По его идее, она первоначально предназначалась для прислуги. Подобные коридоры и лестницы частенько встречались в старых больших особняках, но не они были целью его поисков. Он искал схожую с сейфом комнату, почти наверняка оборудованную специальными замками, температурным контролем и другими приспособлениями, необходимыми для хранения произведений искусства и антиквариата. Если такая комната существует, он обязательно ее найдет, возможно, с помощью «белого лебедя».

Хвост «белого лебедя» шуршал в темноте, создавая странный фосфоресцирующий эффект, тог самый, который Джек видел прежде.

– Наша экономка Френсис не дает мне покоя, стоит мне взяться за роман для взрослых, – тем временем рассказывала Бриджит. – Гас и Френсис не нравится, когда я читаю такие книжки. Френсис утверждает, что они не для моего возраста.

Бриджит не одобряла отсталых идей некоторых взрослых.

– Беда в том, что Френсис умеет застать меня врасплох.

Иногда я даже не слышу, как она ко мне подкрадывается.

– Так на чем же мы остановились? Вспомнил. Тебе кажется, что Френсис шпионит за тобой, например, через глаза картины на стене?

Бриджит энергично закивала.

– Хотя я не могу это доказать. – Бриджит сделала многозначительную паузу. – А вы что думаете?

– У тебя есть какие-нибудь догадки насчет тайного хода?

Бриджит отрицательно потрясла головой.

– Ты можешь рассыпать порошок по периметру своей комнаты.

– Что это такое – периметр?

– Вдоль стен, около плинтусов.

– Хорошо, – немедленно согласилась девочка и тут же недоуменно спросила:

– А для чего это?

– Если в стене есть тайная дверь, тот, кто ею пользуется, наступит в порошок и оставит следы.

– Здорово! Что-нибудь вроде душистого талька? У меня его сколько хочешь.

Джек уже знал об этом. Бриджит благоухала чем-то сладким, наверное, она обильно посыпалась тальком после вечерней ванны.

– Пожалуй, дрожжи или мука будут лучше. Они без запаха и их можно насыпать тонким слоем, так, чтобы было похоже на пыль, – посоветовал Джек.

– Я попробую это сегодня же! – воскликнула Бриджит и зажала рукой рот, словно сдерживая свое нетерпение, и перья на ее костюме заколыхались в такт движениям.

Джек рассмеялся. Приятно было видеть, что она ведет себя как и положено ребенку и не претендует на роль взрослого деспота. Он почувствовал, что у него сжалось горло. Бриджит напомнила ему о его невозвратимой утрате. По здравом размышлении он должен был бы избегать ее, и к черту секреты, которые малышка может открыть ему об этом доме. Эмоции превращают человека в тряпку, и, даже если Бриджит радует тебя, встречи с ней всегда будут приносить и боль. Что весьма схоже с его отношениями с ее теткой, напомнил он себе. Только в присутствии Гас он был даже не тряпкой, а желе при комнатной температуре. Так, кажется, он когда-то определил это свое состояние.

Где-то заскрипели половицы, словно кто-то скреб ногтями по грифельной доске.

– Кто-то идет, – предупредила Бриджит, дергая его за рукав. – Идем со мной.

Она нажала атласной туфелькой на плинтус, и панель в стене поползла в сторону. Шаги становились все громче, и они быстро нырнули внутрь.

Придерживая панель, Джек через узкую щель наблюдал за приближением фигуры. На женщине были мужские трусы, топ из жатки, и больше ничего. Ее длинные ноги белели в слабом свете, а топ не прятал, а подчеркивал упругость подрагивающей груди. Джек почувствовал слабость. Биение сердца отдавалось где-то в голове. И почему он перестает владеть собой, стоит ему увидеть эту женщину?

– Это Гас, – шепнул он. – Давай напугаем ее.

Бриджит вовремя остановила смех, но Джек, почувствовав ее одобрение, сильнее оттянул панель вбок.

– Только осторожнее, – предупредила девочка. – Не напугайте ее до смерти.

«Так ей и надо, – подумал Джек. – Она уже пару раз чуть не отправила меня в могилу».

– Ничего, она крепкая, – отозвался он. – Она любит розыгрыши.

Когда Гас оказалась рядом, Джек, еще шире открыв панель, вытянул руку и остановил ее. Испуганный крик Гас заставил его Действовать не раздумывая. Он обхватил девушку за талию одной рукой, другой зажал ей рот и приподнял вверх, так что ее ступни оторвались от земли.

Нельзя сказать, чтобы дальше все шло гладко. Он так напугал ее, что, к его удовольствию, она сопротивлялась с бешенством дикой кошки. Гас извивалась, металась и, изловчившись, старалась его ударить, даже когда он втащил ее внутрь, в темный проход. Он почувствовал прикосновение ее зубов и понял, что она вот-вот укусит его за палец.

– Прекрати! – прошипел Джек.

Он уже не стесняясь применял всю свою силу. В тайнике была кромешная тьма, и он воспользовался растерянностью Гас и тем, что Бриджит ничего не видит. Чем быстрее он справится с Гас, тем лучше. В конце концов, он не хочет напугать ребенка.

Но Гас были неизвестны его благородные побуждения, и она не переставала изгибаться и корчиться, пытаясь вырваться из его рук, и всюду, как бы он ни повернулся, Джек натыкался на ее подрагивающие крепкие груди. Прижав ее к стене, он успел удивиться тому, что соблазнился Лили, когда рядом находится такой выдающийся экземпляр.

Если бы с ними в этой тьме не было маленькой Бриджит, он, наверное, поддался бы соблазну. А может, присутствие девочки и к лучшему, потому что в прошлый раз, когда он не устоял, он чуть не поплатился за это жизнью. Гас, как алкоголь, была для него смертельно опасна. Быть с другими женщинами было мучением, быть с этой равнялось агонии. Внезапно он заметил, что Гас притихла и перестала сопротивляться.

– Гас, это я, – сказал он. – Это я, Джек. Успокойся.

– Успокойся, ты говоришь! – взорвалась она, когда он убрал ладонь с ее рта. – Сукин сын, ты…

Он снова зажал ей рот и взглянул на Бриджит, чьи белые перья, как ему казалось, он мог рассмотреть в темноте.

Бриджит нервно рассмеялась.

– Это была шутка. Гас, – пояснил Джек, стараясь ее удержать, пока обращался к ней с успокоительными словами. – Просто мы с Бриджит решили немного развлечься.

– Бриджит? – пробормотала Гас через его пальцы.

– Да, это я, Гас-противогаз, – смущенно отозвалась Бриджит. – Я тоже здесь. Мы с Джеком решили сыграть с тобой шутку.

Джек снял руку с ее рта, готовый в случае необходимости тут же снова заглушить ее крик. Но Гас молчала, яростно дыша, и он удивился, что из ее ноздрей не вырывается пламя. В темной тесной комнатке стоял запах разогретых тел, душистого талька и ужаса. Две женщины рядом с ним, маленькая и большая, одинаковые в своей необузданности, делали все, чтобы завладеть его сердцем.

– Мы просто хотели пошутить, – повторил он.

– Мы хотели тебя напугать, – объяснила Бриджит, уже менее уверенная в достоинствах своего плана.

– Вот как? – Гас с трудом выдавливала из себя слова. – Что ж, у вас это здорово получилось. А теперь, если вы не против, давайте выберемся из этого склепа.

Джек тут же отпустил Гас, отодвинул панель и дал обеим выбраться на свободу. Гас протянула руку, зажгла свет и принялась отряхиваться, поправлять волосы и одежду, а Бриджит молча задумчиво разглядывала ее, словно сегодня узнала нечто новое о женщинах и вообще о жизни. Когда Гас привела себя в относительный, порядок, она скрестила руки на груди и воззрилась на них обоих.

– А теперь скажите мне, что вы двое делаете здесь среди ночи?

– Я не мог уснуть, – не очень убедительно объяснил Джек. – Пошел на кухню, чтобы поискать что-нибудь в холодильнике. Ну хотя бы остатки той замечательной лазаньи, которую Френсис подавала сегодня на ужин. Жаль, что ты опоздала.

Он хотел отвлечь ее от мрачных мыслей. Джек знал, что Гас ради Бриджит обычно участвует в семейных трапезах, но дела задержали ее сегодня, и, когда она вернулась, Бриджит уже была в постели.

– Знаешь, Гас, – поддержала его хитрая Бриджит, – было так вкусно, что мы с Джеком два раза себе подкладывали.

– Вот как? – улыбнулась Гас, но тут же перевела взгляд на Джека. Она была им недовольна, очень недовольна, и не скрывала этого.

Что же касалось Джека, то он гадал, не выдаст ли его Бриджит. Он не представлял себе, как долго девочка следовала за ним по пятам сегодня вечером, но, несомненно, она была свидетелем некоторых его действий. Если это так, то она могла разоблачить его с помощью одной фразы.

Он посмотрел вниз, на нее, и встретился с широко открытыми вопрошающими глазами.

– Знаете ли вы, – спросила она, – что Гелей все время ссорилась с Мишей, и все из-за того, что любила его, но боялась, что он ее не любит?

– Кто это Гелей? – в свою очередь, спросил Джек.

– Бриджит! – позвала Гас, и в ее голосе были слышны непреклонные нотки. – Пора обратно в кровать. Идем.

И она протянула племяннице руку.

Взгляд, брошенный Джеку, предупреждал: «Не поощряй ее. Бриджит романтичный ребенок, и она ищет романтику во всем: в балете и глупых ребячьих выдумках. Оставь ее в покое».

Они направились к лестнице, а он смотрел им вслед. Бриджит была просто очень маленькой девочкой, в ней не было ничего от взрослой властности ее тетки. Как всякий ребенок, она нуждалась в родительской любви и надежном семейном очаге.

Она очень хотела, чтобы тетя Августа нашла себе друга.

– Спокойной ночи, – обернувшись, пожелала ему Бриджит.

Украшенный блестками лебединый хвостик удалялся, легкое облачко вот-вот должно было улететь.

Джек подмигнул ей, словно скрепляя договор: он сохранит ее тайну, если она не разгласит его секрет.

Глава 20

Это была церковь, в которой они венчались.

По этому проходу она шла к алтарю с букетом белых роз под руку с отцом. В тот субботний день дождь хлестал по крыше церкви Святого Андрея и ни единый солнечный луч не оживлял мрачного сумрака сводов. Но она, его невеста, освещала храм силой своей любви. Он никогда не видел в ком-нибудь такого сияния. Нежность, преклонение, страсть горячей ирландской крови, все было в ней в тот день.

Мэгги Донован, которая должна была стать Мэгги Кэлгейн…

Джек так и не понял, почему она его обожала и почему остановила на нем свой выбор. Он ничем не заслужил столь глубокого чувства. Но в тот день, когда она стояла рядом с ним у алтаря и клялась посвятить ему всю свою жизнь, он дал себе слово, что станет достойным ее любви. Что не обманет ее ожиданий. Он станет тем самым героем, каким уже был в ее глазах.

Но это было вчера. А сегодня церковь залита солнечным светом, и витражи с крылатыми ангелами и святыми сияют разноцветными драгоценными камнями. Но сердце Джека исполнено тоски. Он идет к алтарю, еле передвигая ноги.

Сегодня он, а не невеста, идет по проходу к алтарю, где его ждет гроб из красного дерева, украшенный кроваво-красными розами и кудрявой зеленью папоротника. Преступники похитили его единственную дочь, шестимесячную Хейли, а когда он отказался выполнить их требования, зверски убили ее.

Он шел по проходу под взглядами родных Мэгги и читал в их глазах растерянность и боль. Как мог он допустить, чтобы такое случилось? Почему он ничего не сделал? Но больнее всего было для него недоумение собственной семьи. Отец и мать, которые прежде не знали, что о нем думать, теперь осыпали его упреками. Они стыдились своего сына и не желали даже смотреть на него.

– Нет! – закричал он, и отраженное каменными стенами эхо ударило прямо в него.

И вдруг он очутился в другой церкви, и это был другой день, и он, ворвавшись внутрь, полный отчаяния, бежал по проходу к алтарю. Там в конце стоял гроб, но это не была его малютка-дочь…

Это была его жена Мэгги. «Мэгги, что я с тобой сделал?»

Вся в белом, она походила на окровавленного ангела. Алая кровь текла из ран на запястьях, жертвенная кровь за грехи человечества, за ее и его грехи. Потому что у них с Мэгги был ужасный секрет, который он так и не решился никому открыть.

Секрет, известный только похитителям дочери. И хотя жена покончила с собой, Джек знал, что не только потеря ребенка заставила ее расстаться с жизнью, но и его отказ договориться с похитителями. Он поставил на кон жизнь своего ребенка и проиграл.

– Нет! – снова закричал он.

***

Джек, вздрогнув, проснулся. Он был в поту и лежал, свесившись с края кровати. Одно движение, и он окажется на полу.

Кто-то еще, кроме него, был в комнате. Он напряг глаза и увидел Гас в ногах постели. Она стояла, ухватившись за медную спинку кровати, и ее лицо выражало озабоченность. На ней были мужские трусы и майка. Груди с розовыми сосками натянули тонкую ткань. Такой она являлась ему во сне. Если бы сейчас она тоже была сном, от которого он мог бы очнуться…

– Тебе приснился кошмар? – спросила она.

Джек потряс головой: черная сетка перед глазами мешала ему видеть. Голова раскалывалась на части, сердце сильно билось. Гас была последним человеком, которого он сейчас хотел видеть. Он был не в настроении.

Видимо, войдя в комнату, Гас включила свет у кровати.

Джек вспомнил, что на нем нет пижамы и что простыня сбилась на сторону и едва прикрывает его.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он.

– Я тоже не могла уснуть. Наверное, бессонница заразительна. Я подумала, что, если ты тоже не спишь, мы могли бы… поговорить. Но когда я подошла к проему двери, я услышала, что ты к-кричишь и…

Он уловил неуверенность в ее голосе. Она казалась слабой и уязвимой, совсем не той привычной, решительной Гас. Она испугалась за него и сняла с себя маску. Гас Феверстоун приходит к нему на помощь. Смешно.

– Уходи, – приказал он ей.

Она отпрянула, как от удара, и он удивился, как мало это его трогает. Припадок горя и чувство вины ожесточили его.

– Убирайся отсюда, – повторил Джек еще резче, с ненавистью глядя на нее.

Хотел бы он знать, почему у нее такой обиженный вид? И что вообще она от пего хочет? Гас была для него чересчур сложной натурой, и он не собирался в ней разбираться. Он не для того находится здесь, чтобы пытаться завязать с ней дружбу. Он здесь для того, чтобы найти негодяев, погубивших его семью. Он здесь для того, чтобы навсегда залечить свою рану.

Чувство вины раздирало его на части.

– Ты так хочешь? – с сомнением спросила Гас, ее голос еще больше смягчился, и в нем зазвучала покорность. – Я могла бы остаться, мы бы п-поговорили… Как бы там ни было, но разговор всегда облегчает душу…

Джек был поражен, что она продолжает настаивать. Должно быть, он выглядит ужасно, если сумел вызвать в ней сочувствие. Только одна Бриджит была способна найти отклик в ее душе. Гас была не из тех, кого легко разжалобить. Она жила в постоянном ожидании, что люди ее отвергнут, и поэтому отвергала их первая. Она причиняла боль в надежде уберечь себя от боли.

«Только не на этот раз, – сказал он себе. – Я не собираюсь ставить себя на твое место, чтобы понять твои чувства».

Наоборот, ему хотелось причинить ей боль. И если это могло прогнать ее из комнаты, он готов был на этот шаг. Позволь он ей остаться, она замучает его вопросами и копанием в его душе.

Женщины не остановятся, пока не превратят твою душу в сплошную рану.

– Говорить с тобой? – сказал Джек презрительно. – С богачкой и владелицей журнала? Вздорной королевой подиума?

Это все равно что мухе исповедоваться пауку.

Она смотрела на свои стиснутые руки, и Джек видел, как у нее дергается щека. Некоторое время Гас молчала, принимая решение. Когда она подняла голову, ее лицо выражало твердость и все то же сочувствие: Она не стала надевать маску, но и не прятала своих ран.

Злая радость охватила его при мысли о том, что он попал в цель. Скорбь в ее глазах на мгновение заглушила ту, что жила в его душе, и он торжествовал победу.

Триумф продолжался всего секунду. Он увидел ее взгляд, взгляд обманутого одинокого существа, которого лишили последней веры в человечество. «И это сделал я, – подумал он, – Джек Потрошитель. Придите ко мне, усталые, голодные, бездомные, и я вырву из вашей души последние ростки веры…»

Джек не видел, как она ушла, но слышал, как захлопнулась за ней дверь. Наступила гнетущая тишина, и вместе с ней пришло осознание одиночества, равного которому он не испытывал никогда в жизни, даже когда потерял все, что было ему дорого.

Тогда его питало и поддерживало слепящее бешенство и мысль об отмщении. Теперь у пего не было ничего. Он остался один на один с собой. Джек понял, что погиб.

Презирая себя, он встал с кровати, прикрываясь простыней.

Как это погиб? Да он почти не знает эту женщину! Что, черт возьми, с ним происходит? Разве можно питать искреннее чувство к эгоистке, подобной Гас Феверстоун? Она была из стана врага. Она не только пыталась убить его ради своих целей, но и была полной противоположностью женщине, на которой он был женат. Мэгги была бескорыстной и любящей. Странно было сходить с ума по какой-то манекенщице, одержимой мыслью об убийстве, после такой женщины, как Мэгги. Ему вообще незачем было сходить с ума по какой-либо женщине.

Фигурка Гас, которую он начал вырезать, лежала на ковре, там, где он ее вчера оставил. Придерживая на поясе простыню, Джек осторожно поднял ее, стараясь не касаться тех частей, которые казались ему особенно живыми, но пальцы сами собой сомкнулись на ее выпуклостях.

Он все крепче сжимал ее в руке, чувствуя, как в нем пробуждается желание. Потом уронил деревянную Гас на комод, спрашивая себя, уж не лишился ли он разума. Ведь эта женщина ему даже не нравилась Его влечет к ней секс, и ничего больше, а ведь он давным-давно забыл радости и горести этого развлечения.

Никогда не стоит смешивать работу с личными чувствами.

«Господи, – подумал Джек. – Я так запутался в своих отношениях с Гас и Бриджит, что почти забыл о работе». Он обманывал себя. К Гас его влек не только секс, но и она сама, и даже Бриджит Он сделал ужасную ошибку, поставив чувства выше долга, и теперь должен за это расплачиваться. В его деле не было места переживаниям, он не имел права щадить людей на пути к цели, даже если это заставляло его страдать. Он ножом отсечет все нити, которые связывали его с Гас.

Джек поднял подушку, открыв спрятанное под ней блестящее смертоносное оружие. Он взял его, крепко сомкнув пальцы на рукоятке из слоновой кости. Свет играл на стальном лезвии ножа.

Отсечь все раз и навсегда. Без всякой жалости и снисхождения.

***

Первым впечатлением, когда он проснулся утром, было чувство тяжести, словно большой камень придавил ему ноги Джек лежал лицом вниз, и находись он в другом месте, то уже давно приставил бы нож к горлу неизвестного пришельца. Он не мог объяснить своей нерешительности, особенно если учесть, что за ним установлена слежка, а его жена уже не раз покушалась на его жизнь. Он стал удивительно беспечен после встречи с Гас Феверстоун. Вот и сейчас он позабыл об осторожности, слушая совсем другой голос, который советовал ему не горячиться и не спешить. Предмет, прижимавший к постели его ноги, был тяжелее средних размеров животного и легче человека обычных размеров, что особенно возбуждало его любопытство.

Джек повернул голову и увидел белые перья. Он ошибся.

Это не был человек или животное, это был «лебедь».

– Ты что – в этом спала? – спросил он, изгибаясь, чтобы рассмотреть «лебедя».

– Ну конечно же, нет, глупый, – снисходительно объяснила Бриджит.

Джек приподнялся на локтях и оценил ситуацию. Бриджит сидела на его ногах и при этом энергично жевала, судя по всему, резинку.

– Я бы тогда испортила хвост, – продолжала она. – Обычно я сплю в трико, у меня их несколько.

– Рад слышать это. А теперь не могла бы ты слезть с моих ног, чтобы я мог повернуться на спину?

– Ох, простите, пожалуйста. Кровать очень узкая, и мне надоело ждать, когда вы проснетесь.

Бриджит переместилась на край постели и выдула большой розовый пузырь, который ловко спрятала обратно движением языка. На ней были все та же кисейная пачка и атласные туфельки, но теперь она украсила голову убором из белых перьев, таких же как хвост.

Придерживая простыню, Джек с опаской перевернулся на спину, боясь, что неосторожное движение откроет пятилетней племяннице некоторые ошеломляющие детали мужской анатомии. Маневр не совсем удался, но Бриджит, казалось, ничего не заметила.

Джек хорошенько закрылся простыней, положил за спину подушку и не без тени иронии спросил:

– Чем вызван ваш визит?

Слава Богу, пятилетние дети не слишком разбираются в тонкостях человеческого общения.

– Почему ты пришла сюда? – спросил он, переводя вопрос на доступный ей язык.

– Я хотела взять у вас интервью.

– Для «Лос-Анджелес тайме»?

– Нет, для моего дневника, – ответила она очень серьезно. – Я не знала, как пишется ваше имя. Ну и еще кое-что…

Джек не удивился. У девочки была масса общего с ее теткой, включая болезненный интерес ко всему, что касалось лично его.

– Что же еще?

Бриджит была явно довольна, что он не прогнал ее, и поудобнее устроилась, готовясь к длинному, подробному разговору.

– В общем-то меня особенно интересует один вопрос, – начала она, – как… как вы с тетей полюбили друг друга?

У него чуть не отвалилась челюсть.

– Ну, это целая история, – только и сумел выдавить Джек.

– Вот и прекрасно! – подбодрила его пятилетняя репортерша и, расправив пачку, продолжила:

– Видите ли, «Лебединое озеро» – мой любимый балет. Принц Зигфрид отправляется охотиться на лебедей и безумно влюбляется в королеву лебедей Одетту. Одетта плавает по озеру, потому что ее заколдовал злой волшебник. Зигфрид не стал убивать Одетту, а полюбил ее. У вас тоже так было с тетей Августой?

Джек прикрыл глаза, мечтая о чашке кофе и о том, чтобы у него перестала болеть голова И еще, чтобы Бриджит не была такой разговорчивой. Как это кто-нибудь, даже пятилетний ребенок, мог вообразить, что их отношения с Гас хотя бы отдаленно походили на балет о лебедях?!

– Угу, – подтвердил он. – Так оно и было.

Бриджит в восторге молитвенно сложила руки.

– Моя самая любимая сцена в «Лебедином озере» – это когда Зигфрид и Одетта танцуют па-де-де. Вы знаете, что это такое? Они танцуют вместе, как будто они уже поженились. И еще мне нравится, когда Одетта предупреждает принца, что ему грозит опасность, он обнимает ее, а она с любовью смотрит ему в глаза. Правда, здорово? Один раз я видела, как Гас тоже смотрела на вас с любовью в глазах.

Противная девчонка, у нее не было к нему жалости. Тем временем Бриджит наклонилась и, не переставая жевать, очень серьезно спросила:

– И как вы там с ней – проделываете всякие вещички?

На этот раз он открыл рот, из которого не вылетело ни звука. Интересно, что они разрешают ей смотреть по телевизору? Какие «вещички»? Только теперь до него дошел смысл сказанных ею слов: «Один раз я видела, как Гас тоже смотрела на вас с любовью в глазах». Не смея себе в этом признаться, он так хотел, чтобы Гас смотрела на него с любовью в глазах.

Джек опустил голову и чуть не застонал от отчаяния. Всю жизнь он имел дело с монстрами: громилами, ворами, убийцами… И еще он имел дело с властями, что было не лучше. С самых ранних лет его обучали искусству побеждать в бою и умению перехитрить противника. Он жил по законам строжайшей дисциплины и беспрекословного подчинения. Он был послушной машиной и орудием убийства, но он оказался безоружным перед наивным простодушием ребенка. Бриджит победила его одной-единственной фразой!

Джек понял, что проиграл в битве со своими собственными чувствами, ничто не помогло, даже игра с ножом и деревом, и уже не стон, а сдавленное ругательство сорвалось с его губ. Он был не просто побежден, он был раздавлен.

– Значит, я не ошиблась, вы этим занимались? – настаивала Бриджит, догадавшись, что нащупала больное место. – Неужели вам это так не понравилось?

Шум в коридоре за дверью спас Джека от объяснений.

Кто-то звал Бриджит, но это была не Френсис.

– Я здесь! – что есть мочи закричала Бриджит. – Это Гас, – с довольной улыбкой объяснила она Джеку. – Я сказала ей, что буду у вас. Я подумала, что вы будете рады с ней повидаться, раз вы живете в разных комнатах. Кстати, интересно почему?

Дверь спальни скрипнула, и Гас нерешительно просунула голову в щель:

– Ты здесь, Бриджит?

– Привет, Гас! Джек только что рассказал мне, как вы влюбились друг в друга и почему не спите вместе.

– Что-что? – Дверь широко распахнулась, и Гас появилась на пороге. Ее глаза бегали по сторонам, как у Робота-полицейского в фильме, и казалось, она сейчас поднимет руку и расстреляет всех короткими очередями.

– Бриджит, дорогая, Френсис уже приготовила завтрак, – сказала Гас, входя в комнату и с трудом сдерживаясь. – Отправляйся на кухню и смотри не съешь все сама. Оставь мне булочку с черникой.

– Но я не хочу есть…

– Бриджит, что я тебе сказала, иди завтракать, дорогая.

Ты же знаешь, как это важно – хорошо поесть с утра.

– Подожди! Джек как раз собирался рассказать мне, как ты с ним…

– Марш отсюда, Одетта! – скомандовала Гас, прерывая ее. – Мне надо поговорить с принцем Зигфридом.

Глаза Бриджит наполнились слезами, и в поисках сочувствия она повернулась в Джеку.

– Вечно она все испортит! – пожаловалась ему Бриджит.

В ответ он только трусливо пожал плечами, не желая сердить Гас, но в душе поддерживая Бриджит. Как только, обиженно колтыхаясь, хвостик Бриджит исчез за дверью. Гас обратила на пего весь свой гнев.

– Что ты ей сказал? – приступила она к нему.

В другое время Джек бы подразнил ее ради удовольствия, но сегодня он всеми способами хотел избежать столкновения.

Прежде всего потому, что при ее появлении у него вновь участился пульс. Во-вторых, он уже серьезно нарушил правила профессионального поведения и больше не доверял даже себе самому.

В-третьих, он так и впился глазами в ее лицо, шею, рот, упрямо скрещенные под грудью руки и в сами груди с розовевшими под тонкой майкой сосками.

И что за привычка, скажите, пожалуйста, разгуливать по дому в нижнем белье? Но больше, чем тело под легким покровом, его влекли ее глаза. Он всматривался в них, ища подтверждения словам Бриджит, и не находил его. В ее глазах горела ярость, и ничего другого.

– Я не открыл ей никаких секретов, – сказал он, садясь на постели. – Она думает, мы полюбили друг друга, как Зигфрид с Одеттой. Не вижу в этом ничего плохого. А по-твоему, я должен был выложить ей правду?

– Нет, конечно, но я бы не хотела, чтобы девочка думала, будто мы безумно влюблены друг в друга. Это только запутает ее. – Гас на секунду остановилась и, взяв прядь волос, выбившуюся из скрученного на затылке пучка, рассеянно потерла ею щеку, не сознавая чувственности жеста. – Не представляю себе, почему она так решила.

Джек тоже помолчал, взвешивая, стоит ли открывать ей все.

– Кажется, именно ты натолкнула Бриджит на эту мысль, – наконец решился он.

– Я?

– Ну да, она заметила, как ты смотришь на меня.

Гас недоуменно склонила голову набок.

Он безуспешно попытался обратить все в шутку, но губы не подчинялись ему и слова с трудом появлялись на свет.

– Смотришь с любовью в глазах…

Гас чуть не задохнулась от негодования. Ее глаза изумленно расширились, спина гордо выпрямилась.

– Какая ложь! – вскипела она. – Я никогда на тебя так не смотрела! Н-никогда! Если бы я умирала с голоду, а ты был моим любимым блюдом, я бы в-все р-равно тобой не соблазнилась!

Джек с трудом удержался от смеха. Она была в таких растрепанных чувствах, что начала заикаться. Это с ней случалось и раньше, а вот то, что она покраснела, было действительно событием. Ему и не снилось, что он может стать свидетелем подобного зрелища. Ее щеки стали ярко-розовыми, и на верхней губе выступили капельки пота. Она уже не раз приводила его в замешательство, и он задавался вопросом, что может заставить покраснеть такую женщину, но никак не предполагал, что это будет слово «любовь».

– Какое твое любимое блюдо? – не удержался он.

– Во всяком случае не ты! Я немедленно пойду и поговорю с Бриджит!

Гас повернулась и пошла к двери. Джек соскочил с кровати и бросился за ней, неловко прихватив простыню и одеяло.

– Не смей прикасаться ко мне! – закричала она, отталкивая его руку, когда он попытался ее удержать.

– Что ты собираешься делать?

Он встал перед ней, преграждая путь.

Прикрываясь, он держал перед собой простыню и сознавал, что похож на плохую копию изваяния греческого атлета. Натертый пол скользил под его босыми ступнями, а холодная круглая ручка двери нахально упиралась ему куда-то пониже спины.

Гас зло потрясла головой, и новые пряди волос выбились из ее прически. Они летали вокруг ее головы, как змеи вокруг головы Медузы.

– Я обязана поговорить с Бриджит, чтобы избавить ее от ложных представлений о нас с тобой.

– Она ребенок, Гас. Романтичная маленькая девочка.

– Но я не могу допустить, чтобы она думала…

– Думала, что ты влюблена в меня. Гас? – закончил за нее Джек.

Она отвернулась, и он сразу подпал под ее очарование. Не стесняясь, он жадно смотрел на ее волосы, шею, грудь под узкой майкой. Она была обижена и сердита, особенно после того, что он наговорил ей накануне, но выражение ее глаз поразило его в самое сердце. Он был коротким, этот взгляд, и у Джека не было слов, чтобы его описать. Пожалуй, он бы назвал его томлением, сладкой тоской… Вожделением прекрасного создания, смотрящего на мир из-под чадры огромными темно-фиалковыми глазами. Гаремные глаза, так бы он их назвал.

– Почему ей нельзя думать, что мы как те двое влюбленных в ее балете? – спросил он.

– Да потому, что это не правда.

Она отказывалась от всего того, что произошло между ними, и он был солидарен с ней. У него было еще больше причин, чтобы держаться от нее подальше. Значительно больше, чем у нее. Но у него не было сил, чтобы от нее отказаться.

– Я бы сказал, что это не совсем правда, – поправил он ее. – Бриджит восхищалась танцем, который они там танцуют.

Она называла его па-де-де, а я бы назвал его брачным танцем, преддверием любви. Разве это не то, чем мы с тобой занимаемся, Гас?

Она все еще отказывалась смотреть на него.

– Отпусти меня, – попросила она слабым голосом.

Он плечом захлопнул дверь.

– Нам надо поговорить, – сказал он.

– О чем?

– О том, что я наговорил тебе вчера.

Эти слова заставили ее поднять голову. Гас смотрела на него глазами, по-прежнему полными обиды. Он оскорбил ее, ей было больно, и она не скрывала этого. Почему же ее зависимость от него была ему так приятна? Нет, он не станет перед ней извиняться, он просто расскажет ей, как все было.

– Мне приснился плохой сон о том, что со мной когда-то случилось и с чем Я до сих пор не могу примириться. Я был в ужасном состоянии, когда ты пришла ко мне в комнату.

Гас подошла к окну и взглянула на лужайку внизу и холмы под солнцем вдали. Джек видел ее задумчивый профиль.

– Я слышала твой голос в коридоре, – сказала она. – Ты звал какую-то женщину, Мэгги.

Он был рад, что она не видит его лица.

– Мэгги была моей женой. Она умерла.

Они замолчали, каждый из них обдумывал сказанное – для нее новость, для него привычная боль.

– Поэтому ты здесь? – наконец спросила Гас. – Это связано с тем, что случилось с ней?

Он был так поражен, что еле удержался, чтобы не рассказать ей обо всем. Он никогда никому не доверял свою тайну, и с каждым годом ее груз становился все тяжелее. И вот теперь все нити привели его сюда, в семью Феверстоунов, и он не сомневался, что кто-то из них, а может быть даже Гас, был замешан в этом деле. Пока не определит, кто это, он должен подозревать всех.

– Кто знает, может быть, я здесь из-за тебя, – сказал Джек, меняя тему. Он хотел вернуться к прежнему разговору о любви в ее глазах, но напоминание о прошлом вернуло его к суровой действительности. – Я появился здесь из-за тебя, когда ты решила организовать свое собственное похищение. Если ты не против, объясни, почему тебе в голову пришла эта идея. И еще: почему для этого ты выбрала меня.

– Я тебя не выбирала.

– Значит, вместо тебя это сделал кто-то другой. Предполагаю, им был твой дружок Роберт.

– Не представляю, почему он выбрал тебя, – сказала она, глядя в сторону. – Наверное, он сделал это по рекомендации каких-то знакомых. Я только знаю, что он не помещал объявления в газете.

– Довольно безрассудный шаг нанимать кого попало для похищения. Это могло плохо кончиться.

К его удивлению, Гас, быстро кивнула головой.

– Я была готова на все, – подтвердила она, все так же глядя в окно. – Чего я только не предпринимала, чтобы выручить из фонда свои деньги, мне оставалось только подать на них в суд. Я бы это и сделала, если бы не придумала этого похищения.

– Макгенри не хотел отдавать тебе твои деньги?

– Первым условием было, что я получу деньги, когда мне исполнится тридцать пять. Возраст мог быть снижен лишь в случае выполнения второго условия, а именно: если я докажу, что обладаю кругозором, дальновидностью, твердой моралью и прочими прекрасными качествами, о которых столько написал в своем завещании лицемер Лейк-старший.

Гас нервно приглаживала спутанные волосы, и этот жест выдавал ее растерянность. Что-то беспокоило ее, и Джек догадывался, что она старается скрыть это от него.

– Уорд Макгенри управляет не только компанией «Феверстоун», но и всей семьей Феверстоун, – сказала она. – Он считал издание журнала большим риском и говорил, что я слишком неопытна и легкомысленна, чтобы мне доверили такое дело.

Все члены семьи согласились с ним. Пришлось доказать им обратное.

«И это у тебя неплохо получилось», – подумал Джек.

Гас повернулась и окинула взглядом комнату, словно ища в ней что-то. Ее взгляд секунду блуждал вокруг, потом остановился на предмете, прислоненном к зеркалу на комоде. Это было ее деревянное изображение, и Джек молча обругал себя за небрежность.

Она подошла к комоду и принялась рассматривать свой незавершенный портрет. Потом повернулась и посмотрела ему в глаза. «Так, значит, это я, – говорила она ему, не произнося ни слова. – Значит, ты меня хочешь, сколько бы ты ни утверждал обратное».

– Наверное, Бриджит ошиблась, – прошептала Гас. – Наверное, она имела в виду тебя, когда говорила о любви в глазах.

Джек не знал, что ей ответить. Хорошо еще, что он не покраснел.

Глава 21

Гас вышла из такси и оглянулась. Она не могла избавиться от неприятного ощущения, что кто-то следит за ней. Такси тронулось, а она снова посмотрела в переулок, из которого они только что выехали.

Она обнаружила там бродягу, справлявшего у стены свою нужду, и более ничего тревожного. На всякий случай она внимательно оглядела ближайшие дома, занятые небольшими конторами. Никто не проявлял интереса к Гас Феверстоун и тем более не следил за ней в бинокль, успокоила она себя. Это был еще один обычный вечер в одном из деловых районов Города Ангелов. Трудолюбивые пчелки разлетелись по своим ульям или праздновали обретенную свободу в одном из переполненных лос-анджелесских баров.

Гас могла бы к ним присоединиться, но пока у нее не было причин что-либо отмечать. Через несколько коротких часов она будет или торжествовать победу, или оплакивать поражение, все зависит от того, насколько успешной окажется ее сегодняшняя миссия.

Быстрым шагом она направилась к «Сезанну», ресторану, избранному ею для проведения своей кампании. Короткая крутая лестница привела ее в полуподвал, где все напоминало о французском импрессионисте и его Эпохе, начиная с обтянутых темно-красной парчой стен, увешанных репродукциями его картин, и кончая терпким французским розовым вином, которое, по легенде, любил знаменитый мэтр.

Ресторан был особенно популярен среди деловых людей, которых привлекали сюда респектабельность и отсутствие суеты. Старинные бра на стенах и особая тишина напоминали о винных подвалах французских замков. Уютные деревянные кабинки походили на небольшие конференц-залы, и, по слухам, многие крупные сделки были заключены за их столами.

Гас зарезервировала один из «залов» в надежде именно на такую выгодную сделку. По случаю встречи, на которой предполагалось обсудить вопрос о дополнительном финансировании журнала, она надела черный деловой костюм и теперь в ожидании собеседника молила Всевышнего об успехе мероприятия.

– Прошу тебя. Господи, – шептала она, сложив руки под подбородком, – ну хотя бы раз помоги мне. Дай мне то, о чем я столько мечтала. Пожалуйста.

Гас приехала задолго до назначенного часа, чтобы проверить, насколько укромной была кабинка. Она также попросила украсить стол одной-единственной веткой орхидеи в хрустальной вазе и подать к ужину воду из артезианского колодца вместо обычного здесь перье. Затем, подвергая дальнейшему испытанию знаменитое терпение метрдотеля, вежливо отказалась от прославленного розового вина, предпочтя ему шампанское. Для начала она заказала себе свой любимый коктейль «Беллини», смесь шампанского с персиковым нектаром.

Не желая вселять напрасные надежды, Гас скрыла от всех, включая Роберта, имя возможного инвестора. К тому же она была суеверной. Она всегда считала, что лишние разговоры могут погубить дело. А для нее журнал «Принципы» был делом всей ее жизни. Она никогда не простила бы себе, если бы из-за глупого промаха погубила свою мечту.

Гас поднесла к губам бокал, но, не отпив ни глотка, со вздохом поставила обратно на стол. Уж не грязна ли льняная скатерть? И что за желтое пятно на ней, или это просто тень? Похоже на пятно от горчицы. Она принялась лихорадочно осматривать столик. Может, позвать официанта, чтобы он ее сменил?

Хватит, остановила она себя, прекрати выдумывать. Все в идеальном порядке, и тебе остается только ждать. Это все нервы. Что бы подумали люди, узнай они, что знаменитый вздорный характер Гас Феверстоун был не более чем маской? Простили бы они ее, как они охотно прощали Барбру Стрейзанд?

Гас вновь почудилось, что кто-то наблюдает за ней. Тень легла на скатерть, и Гас вскрикнула от неожиданности. Ее бывший жених молча проскользнул в кабинку и сел на диван напротив. Вот уж кого Гас меньше всего ожидала здесь увидеть! Он не снял своего темного, военного покроя, плаща и грозно смотрел на нее, как обманутый муж, обнаруживший любовника в спальне жены.

– Р-роберт? – изумилась Гас.

Как он узнал, что она здесь? Она никому об этом не говорила. Наверное, он следил за ней, и не только сегодня, но и раньше. Вот почему последние несколько дней она все время оглядывалась. Она считала свою подозрительность результатом стресса. К примеру, сегодня утром в метро она вообразила, что мужчина в кожаной куртке как-то странно и зловеще поглядывал на нее.

– Что происходит. Гас? – спросил Роберт.

Он говорил очень тихо, впиваясь в нее безумными глазами и обшаривая ими ее прическу и черный деловой костюм.

В какой-то степени она могла его понять и даже посочувствовать ему. История с Джеком Кэлгейном превратила очень спокойного и положительного человека в комок нервов, он стал не похож на самого себя. Она не могла его винить, но и не собиралась потакать его неоправданному поведению. Так, после совещания в редакции «Принципов» они даже поссорились. С тех пор у них не было возможности поговорить, но сегодня этот номер со слежкой переполнил чашу ее терпения. Он был одержим манией подглядывания! Неужели он не понимает, что его сумасшествие вредит не только их отношениям, но даже будущему журналу?

– Я тоже могу задать тебе вопрос, Роб, – сказала она. – Что ты здесь делаешь?

Он протянул руку, взял бокал с «Беллини» и одним глотком опустошил его наполовину.

– Вот уже много дней я пытаюсь вымолить, даже украсть у тебя минутку времени, и все напрасно. У тебя. Гас, нет для меня времени вообще.

Она не могла не согласиться, что он прав. Он оставлял ей сообщения на автоответчике дома, а когда она не отзывалась, он звонил Френсис, чтобы узнать, где она находится. Он приходил в редакцию «Принципов», но она всегда была занята и только отмахивалась от него. Ей не хватало времени, и, честно говоря, она не желала тратить его на Роберта.

– Прости меня, Роб, но сегодня я ужинаю с одним человеком. Если хочешь, потом я могу подъехать к тебе, и мы поговорим.

– Интересно, с кем? – Он допил коктейль и принялся играть пустым бокалом, потом наклонился к ней через стол и враждебно спросил:

– С каких это пор ты назначаешь свидания без моего ведома?

– Я никогда не просила у тебя разрешения на деловые встречи.

– Но я и не требовал этого. Просто мы всегда ставили друг друга в известность, когда встречались с кем-то другим.

Это естественно между людьми, связанными определенными отношениями.

– Все изменилось. Роб. Теперь я связана определенными отношениями с Джеком Кэлгейном. Или по крайней мере все так думают. И мне приходится вести себя соответственно.

Официант кружил вокруг их кабинки, не зная, надо ли к ним подходить. Роберт махнул ему, чтобы он не мешал.

– Почему, черт возьми, ты ничего не делаешь, чтобы расторгнуть ваш брак? – возмутился он. – Или хотя бы узнать, законный ли он? Ты уже обращалась к адвокату?

– Я не хочу, чтобы Кэлгейн меня шантажировал и погубил все то, что я создала. Неужели ты не можешь этого понять?

– Все то, что мы создали с тобой вместе. Гас. Ты и я.

Совсем недавно мы были партнерами, товарищами. Что случилось с нами? Что будет дальше?

– Не знаю, – честно призналась Гас.

Она чувствовала сильный пряный запах его одеколона и не могла не видеть его жалкого состояния. Галстук плохо завязан, и Роб явно не брился сегодня утром.

Она имела все основания на него сердиться. Он примчался сюда, чтобы помешать ее деловой встрече, он деморализовал ее сотрудников объявлением о нехватке средств, а его опрометчивая попытка разоблачить Джека окончилась бы катастрофой, если бы Джек решил им отомстить. Гас не могла разобраться, что происходит в ее отношениях с Робом. Всегда он был для нее опорой, единственным человеком, на которого она могла положиться. Но теперь он превратился в ее врага. Теперь он думал лишь о себе и о том, чего может лишиться. Или уже лишился…

Она не замечала, что стучит по столу ногтями, пока Роберт не остановил ее руку, сжав ее так сильно, что Гас сморщилась от боли.

– Это его ты ждешь? – спросил он. – Для этого ты выбрала тихий ресторанчик? Неужели ты пойдешь на какие-то отношения с этим выродком и шантажистом? Разве ты забыла, что он сидел?

– Я заказала здесь столик, чтобы никто не мешал моему деловому разговору. – Гас высвободила руку и начала растирать онемевшие пальцы. – Тот, кого я жду, вот-вот будет здесь. Это деловая встреча по поводу журнала. Пожалуйста, Роб, не мешай мне и не ставь меня в неудобное положение.

Он так стремительно встал, что разлетелись полы его плаща и Гас отпрянула назад.

– Ты гладишь меня по головке и одновременно выталкиваешь за дверь. Подумай хорошенько, что ты делаешь, – пригрозил он. – Я уже потратил два года жизни на тебя и твою карьеру, а теперь еще занимаюсь твоим журналом. Не надейся, что я уйду просто так, безо всего. Я хочу получить свою долю, чтобы все было по справедливости.

Гас показалось, что он ее ударил.

– Так вот в чем дело? Ты хочешь получить свою долю?

– Именно так. Мою долю журнала и мою долю тебя. Я хочу получить и то и другое.

Значит, интуиция не обманывала ее. Роб выслеживал ее или нанял кого-то, кто ходил за ней по пятам. И, как ни печально, он был ее противником. Они с ним никогда не договаривались о дележе доходов, поскольку таковых не предвиделось еще в течение нескольких лет. Все их силы были брошены на то, чтобы собрать огромную сумму, необходимую для начальных вложений. Видимо, теперь все изменилось.

– Не беспокойся. Роб, – сказала она. – Я позабочусь о том, чтобы ты получил все, что тебе причитается. Я не собираюсь тебя обманывать, но не рассчитывай получить от меня натурой свою «долю по справедливости».

Он ничего не сказал в ответ, повернулся и как ураган полетел к выходу. Гас смотрела на его спину и темный развевающийся плащ и вдруг почувствовала на себе чей-то внимательный взгляд.

Потенциальный инвестор сидел у бара с полупустым стаканом в руке, он, видимо, находился здесь уже немало времени.

Его взгляд также сказал ей, что он не только был свидетелем случившегося, но и слышал их с Робертом разговор. А вопрос в его глазах подтвердил, что полученная информация повлияет на его решение. Но Гас не удивилась. Общение с ним научило ее, что ни одна мелочь никогда не ускользает от его внимания. Она также знала, что он опасный человек, и не только в сфере деловых отношений, и что цена, которую он потребует, если заключит с ней сделку, может значительно превысить ее возможности.

***

Было уже около полуночи, когда Гас вернулась домой, но она все еще не избавилась от нервного напряжения. За ужином они так и не договорились ни о чем конкретном, и, как будто этого было мало, всю дорогу домой в такси Гас поминутно оглядывалась, проверяя, нет ли слежки. Она не могла избавиться от ощущения, что кто-то по-прежнему преследует ее.

Гас тихо открыла дверь, вошла в дом и тут же увидела букет роз. Наверное, судьба распорядилась, чтобы эти вечер и ночь стали временем неожиданностей и сюрпризов. Пышный букет в хрустальной вазе стоял на столике под зеркалом в передней, и Гас поразилась его красоте: ей редко приходилось видеть столь крупные полураспустившиеся бутоны, да еще в таком количестве. Они были настолько совершенны, что напоминали искусственные. Похоже, они были сделаны из красного атласа или бархата.

Кто же прислал их? Может быть, Роб? Может быть, он пришел в себя и понял безвыходность ее положения? У нее отлегло от сердца. Как бы она на него ни сердилась, все же он был ей дорог, даже больше, чем она это сознавала. Гас положила на столик рядом с вазой портфель с бумагами и нагнулась, чтобы понюхать самую крупную из роз. Пока она вдыхала ее аромат, такой сильный, что у нее защекотало в носу, новая мысль пришла ей в голову. Возможно, прошедший ужин не был таким уж неудачным, а этот букет – тому подтверждение.

Гас торопливо взяла конверт, вытащила записку и с изумлением прочитала слова:

«Укуси меня. Если ты голодна, то, приходи на конюшню в шорную».

Гас не была голодна, но любопытство взяло верх и победило усталость. Если это Роб поджидал ее на конюшне, то вряд ли он известил бы ее столь загадочным образом. Как бы там ни было, она должна была откликнуться на призыв. Не мог же Роб заночевать там среди седел, уздечек и прочего инвентаря. А если это не Роберт, тогда наверняка Джек, хотя она сомневалась, что он способен на подобного рода экстравагантные выдумки. «Укуси меня…» Бриджит частенько просила Гас укусить ее, но Джек был единственным мужчиной, которого Гас когда-нибудь кусала. Она задумчиво водила пальцем по поверхности карточки, гадая, кто бы это мог быть.

Когда Гас подошла к двери в шорную, теплый летний ветерок уже превратился в свежий бриз и трава под ногами была мокрой от росы.

Она неуверенно пробиралась в темноте на высоких каблуках и жалела, что не прихватила с собой фонарик. Даже тонкий луч света помог бы ей избавиться от страха, который постепенно овладевал ею. Хорошо еще, что она не сняла жакет того самого делового костюма, в котором была в ресторане.

Спасаясь от холода, Гас обхватила себя руками и принялась вглядываться в темноту, но ничего не видела, хотя временами луна появлялась среди облаков. Она заметила, что фонарь во дворе конюшни сегодня почему-то не горел. Боясь споткнуться и сломать каблук, она осторожно ступила на покрытые мхом кирпичи при входе в шорную.

«Открой дверь, Гас, – приказала она себе. – Открой, но будь готова тут же броситься бежать».

Она с опаской отодвинула заскрипевший железный засов, и ее неясная тень легла на стену комнаты. На первый взгляд внутри никого не было. Осторожность подсказывала ей, что лучше всего будет задвинуть засов и поспешить обратно в дом, но тогда загадка останется неразгаданной, а она была не из тех, кто отступает. Видимо, любопытство было одним из ее главных недостатков.

– Есть здесь кто-нибудь? – спросила Гас.

Никто не ответил, и она ступила в темноту. В шорной стоял сильный запах старой кожи, мешающийся со сладким ароматом люцерны и резким запахом лошадиного навоза из стойл.

Тень возникла на стене напротив, поглотив ее собственную.

– Кто здесь? – крикнула Гас, в панике отступив к двери и с трудом удержавшись на высоких каблуках.

Она еле успела произнести эти слова, как кто-то схватил ее за плечи, повернул и поставил лицом к стене. Чьи-то сильные руки, несомненно, мужские, не давали ей шевельнуться. Крик застрял у нее в горле, ужас сковал тело, тот самый, знакомый с детства цепенящий страх. Если она с ним не справится, у нее нет шансов выбраться отсюда.

Гас не стала сопротивляться нападавшему. Вместо этого она подчинилась ему и застыла на месте, и лишь одно ее тяжелое дыхание нарушало тишину. Но как только Гас немного пришла в себя, она обнаружила нечто невероятное! Он ощупывал ее!

Одна его рука прижимала ее плечи к стене, в то время как другая, к ее изумлению и еще большему страху, путешествовала по ее телу, ощупывая руки, залезая под жакет и задирая юбку.

– Прекратите это! – возмутилась она. – Что вы делаете?

– Ищу оружие. Раздвиньте ноги.

Гас мгновенно опознала хрипловатый мужской голос, он принадлежал человеку, способному грызть стекло.

– Ни за что! У меня нет никакого оружия.

– И ты думаешь, я тебе поверю на слово? – пробормотал Джек Кэлгейн. – Кто-то пытается меня убить! В моей комнате устроили обыск, за мной следят, а сегодня я получил записку, где меня приглашают посетить конюшню. И кого же я здесь нахожу? Мою любимую жену!

– Я тоже получила записку. От тебя! Вместе с букетом роз.

– Букетом роз, ты говоришь? Но я никогда не посылал тебе ни записки, ни роз.

– А я-то надеялась!

– Раздвинь ноги, и я тебя отпущу, – повторил он.

Она пришла в бешенство. Уж не думает ли он, что она явилась сюда, чтобы его убить? Это было верхом абсурда. Он получает удовольствие от издевательств над ней. Она попыталась ударить его ногой, но он ловко увернулся. Когда ей все же удалось лягнуть его каблуком, Джек снова прижал ее к стене.

– Успокойся, – повторил он.

– Отпусти меня!

Это был настоящий вопль, за которым немедленно последовало наказание. Он уперся коленом ей в ягодицы, и Гас смолкла, пораженная непристойным намеком, кроющимся в его жесте.

Она была беззащитна перед ним, и его наглость выводила ее из себя, особенно если учесть, что он мягко, но настойчиво пытался коленом, как тараном, раздвинуть ей ноги.

– Подлец! – не выдержала она, – Если ты разорвешь мне колготки, я тебя убью!

– Давай же. Гас, – уговаривал он, дыша ей в затылок. – Не упрямься. Я только взгляну, что там у тебя есть, и после ты тоже можешь обыскать меня. Если тебе захочется…

– Согласна, при условии, что дашь мне отхлестать кнутом твою голую задницу.

– Неудивительно, мисс Амазонка, что лошади несут вас быстрее ветра. Я бы тоже скакал под вами, если бы вы меня оседлали.

Колено продолжало свое упорное движение, и хотя Гас ни за что на свете не призналась бы, что испытывает замешательство, она не смела требовать такой же стойкости от своего тела, которое могло выкинуть какой угодно номер, если Джек не прекратит свою игру. Нервные окончания вообще отличаются повышенной чувствительностью, ее же были словно оголенные провода… И почему он всегда вызывает у нее эту ужасно неприятную реакцию?

– Хорошо, – наконец Согласилась Гас, чуть-чуть раздвинув ноги, чтобы туда с трудом могла проникнуть его рука. – Только быстрее.

Она почувствовала, как он прижался к ней всем телом, бедром к бедру, и грубый шов на его джинсах царапал ткань ее юбки. Но тут же его рука, скользнувшая под ее узкую короткую юбку, завладела всем ее вниманием.

Его пальцы пробежали по внутренней стороне ее бедер, легкие и быстрые, как паук на паутине, и Гас напряглась в ожидании дальнейшего. Она зажмурила глаза и сжала зубы, ожидая главного… Того самого первого нестерпимого прикосновения, за которым последуют другие, тайные, недозволенные, отчего ее тело покроется росой пота…

От нетерпения у нее задрожали ноги, но его пальцы не продвинулись дальше, продолжая поглаживать ее бедра все в том же месте.

– Что ты делаешь? – спросила она, и ее голос сорвался.

– Наслаждаюсь моментом… А ты?

– Хватит, умник, переходи к делу!

– Какому?

– Ты знаешь какому! Довольно тянуть. Ой! – вскрикнула она.

Ей показалось, что его рука наконец достигла цели, но, увы, она ошиблась, и ее лицо загорелось от стыда. Достаточно было тепла и энергии, излучаемых его телом, как она вообразила невесть что. Короткие волны удовольствия все еще пробегали по ней.

– Что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Н-ничего… – еле сумела выдавить Гас.

«Делай со мной что хочешь… Что только придет тебе в голову…»

– Отпусти меня, – попросила она вслух, стараясь четко произносить слова. – Я хочу, чтобы ты отпустил меня.

Его пальцы вновь прошлись по шелку ее колготок, почти не прикасаясь к ней.

– На тебе нет оружия, – объявил он и отошел в сторону. – А жаль.

Гас знала одно: ей следует убираться отсюда, пока он не надумал остановить ее. И пусть у нее еще ватные ноги и как безумное скачет сердце, ей надо спасаться. Молча она одернула юбку и направилась к двери. Гас сразу заметила, что тут что-то не так. Дверь была закрыта, а ведь она помнила, что оставила ее открытой.

Она попыталась открыть ее, но дверь не поддавалась. Они были в западне. Или что-то случилось с дверью, или кто-то запер их здесь. Не веря этому. Гас изо всех сил толкнула дверь руками.

– В чем дело? – спросил Джек.

Теперь Гас навалилась на дверь плечом, но безрезультатно.

Лучше было не думать, во что превратится ее элегантный черный костюм после соприкосновения с гнилым скользким деревом! Дверь не поддавалась, и Гас пришла в отчаяние.

– Она застряла! – невольно вырвалось у нее, и, повернувшись, она бросила ему в лицо:

– Это ты подстроил!

Гас сумела разглядеть в темноте, что он растерянно поднял кверху руки.

– Интересно, как я мог это сделать? Я все время был рядом с тобой.

Пол заскрипел под его шагами. Это он двинулся к ней, обходя встречающиеся на пути предметы, которых здесь было, немало.

Должно быть, он, как кошка, прекрасно видел в темноте.

Теперь он ударил плечом в дверь, и металлические части в сбруе, висевшей на крючках, отозвались тихим звяканьем.

– Она закрыта на засов снаружи, – сказал он. – Кто-то запер нас. Но здесь должен быть еще один выход.

– Его здесь нет, – объявила она. – И окон тоже. Нам придется рубить дверь топором.

– Разве в конюшне нет интеркома?

– Есть, но не в шорной. А свет здесь есть, на стене позади тебя.

Он нащупал выключатель после некоторых поисков, потянул ржавую цепочку, отозвавшуюся скрежетом, и тесная комната с седлами и уздечками на стенах и прочим конным снаряжением осветилась тусклым светом лампы на потолке под пыльным стеклянным абажуром.

– Что было в той записке, которую прислали с цветами? – спросил он. – Может, она подскажет нам, кто это все подстроил.

– В той записке? – повторила она.

Гас не хотела открывать ему, что в ней было. Как не хотела говорить и о том, что случилось этим вечером, включая ссору с Робертом и постоянное ощущение, что кто-то за ней следит.

Роб не сумел снять с себя подозрение, и, вполне вероятно, именно он запер их здесь. Но зачем?

– Тебе не кажется, что за нами следят? – спросила Гас.

– Очень возможно.

Он быстро обыскал комнату, осмотрел стены и дверь. Потом занялся седлами и прочим снаряжением для верховой езды.

Похоже, он искал, нет ли здесь подслушивающего устройства, но ничего не обнаружил.

– Здесь чисто, – объявил он наконец. – Так как насчет записки? Кто ее прислал?

– В ней ничего не было, только какая-то глупая шутка.

– Так кто же все-таки прислал цветы?

Гас пожала плечами, но съежилась под его взглядом. Она знала, что его взгляд может стать пронизывающим, как алмазный бур.

– Я не знаю, кто ее прислал, – повторила она.

– Ты не очень-то разговорчива, – отметил он.

– Ладно, – вздохнула Гас. – В записке сказано: «Укуси меня».

– Что-что? Повтори.

– Ты слышал.

К сожалению, теперь, при свете лампы. Гас могла видеть выражение его лица и улыбку, которую она назвала бы волчьей.

Джек стоял, упираясь кулаками в бока, и чувствовал себя как дома в этом царстве кожи и металла, веревок и хлыстов. Его джинсы, вытертые на ширинке, обтягивали бедра, как старая перчатка из лосиной кожи. Тонкая ткань майки, вылинявшей от многих стирок, подчеркивала мощную мускулатуру рук и торса.

– Припомни, с кем ты сейчас в «кусачих» отношениях, Кроме меня? – спросил он.

– Ты был первым, о ком я подумала.

Гас лукавила, потому что с первой минуты у нее зародилось еще одно подозрение, которому она не могла поверить. Был еще один человек, который сам в шутку требовал, чтобы его кусали, но поскольку Джек намекал, что речь может идти об убийстве, она отбросила пришедшую мысль как совершенно нелепую. С другой стороны, у этого человека могли быть свои мотивы.

– Есть такая личность, – призналась Гас скорее себе, чем ему. – У нее в комнате на стене даже висит вышитое крестом великое изречение «Укуси меня». Рядом с репродукцией «Танцовщицы» Дега. Господи, да ведь это Бриджит, – рассмеялась она, довольная, что нашла подтверждение своей догадке.

– Ты хочешь сказать, что пятилетняя малышка придумала идею, достойную Макиавелли? Она прислала тебе цветы с запиской, а мне одну записку, а потом заперла нас здесь вдвоем?

– Бриджит куда старше своих пяти лет. Наверное, это ее романтическая идея, как соединить двух влюбленных.

Чем больше Гас думала, тем больше убеждалась в своей правоте. С момента появления Джека Бриджит только и говорила о своем новом родственнике и постоянно допекала ее и Джека вопросами об их отношениях.

– Наверное, это сцена из какого-нибудь балета. – Гас не могла удержаться от смеха. – Зигфрид и Одетта танцуют паде-де среди уздечек и седел.

Смех замер у нее в горле, когда она увидела, что делает Джек.

Он снял со стены два седла и попону, которая вполне могла сойти за одеяло, и разложил их на полу в некоем подобии постели.

– Это для чего? – подозрительно спросила она.

Он протянул руку, словно приглашая ее лечь. Его многозначительная улыбка говорила о том, что мистер «Тихий, но смертельно опасный» задумал нечто другое, помимо ночного отдыха.

– Мне кажется, Бриджит опомнится, – сказала Гас без особой уверенности. – Она обязательно выпустит нас отсюда.

Он продолжал улыбаться.

– Это после всех ее ухищрений? Ни в коем случае. Кстати, ты совершенно права насчет па-де-де. Я припоминаю, она мне сказала, что это танец, который танцуют двое, когда они вроде бы поженились. Интересно, что она имела в виду.

У Гас не было никакого объяснения того, что имела в виду Бриджит, и она даже начала сомневаться в правильности своей теории. Уж очень охотно Джек поддерживал ее догадку. Наверное, было глупо думать, что он в сговоре с ее племянницей, но, с другой стороны, и тот и другая были способны на все.

Гас понимала Бриджит. Для нее самой, как и для Бриджит, Джек был загадкой. Сначала он выгнал ее из душа, потом из своей спальни, но он вырезал на дереве их инициалы и слова любви. Или он искусно дразнил ее, или, как и она сама, не мог разобраться в своих чувствах. Как бы там ни было, но с этой минуты она будет держаться от него подальше. Он может один располагаться на своем роскошном ложе. Она не приблизится ни на шаг ни к нему, ни к его импровизированной постели.

Глава 22

Гас проснулась от холода. Она сидела, прижав к груди поднятые колени и положив на них голову. Она и заснула в этой позе, что позволило ей сохранить хотя бы какое-то тепло. Она сняла туфли на высоких каблуках, и теперь ее ступни совсем окоченели.

Руки, плечи, спина тоже были не в лучшем состоянии.

Джек лежал на спине, положив голову на одно из седел. Он размеренно дышал, как в глубоком сне, но его глаза были открыты.

Он смотрел на нее, и в его взгляде она прочла все тот же мучительный голод и жажду обладания. И не столько физическое желание, которому она, несмотря ни на что, могла противостоять, сколько потребность в чем-то. И этим чем-то была она сама…

– Ты замерзла, – сказал он.

Гас кивнула и задрожала еще сильнее.

Джек встал со своего самодельного ложа, захватив с собой попону.

– Давай я тебя укрою, – сказал он, присаживаясь на корточки рядом с ней. – Ты посинела от холода. Думаю, у Бриджит были совсем другие планы в отношении нас.

Джек подоткнул вокруг нее попону, и руки «доброго самаритянина» показались Гас удивительно ласковыми. А может, сейчас ей более всего хотелось заботы и нежности и она искала их повсюду?

– Не знаю, что Бриджит имела в виду, запирая нас в конюшне, – сказала она, – но, боюсь, маленького лебедя ждет разочарование.

– Я могу посидеть с тобой, если от этого тебе станет теплее, – предложил он.

Джек говорил нарочито грубовато, что делало особенно неотразимой скрытую в его голосе нежность. «Да, это бы мне очень помогло, – чуть не вырвалось у нее. – Куда больше, чем ты думаешь».

– Нет, не надо. – Она опять уткнулась подбородком в колени. – Спасибо… за то, что накрыл меня.

***

Когда Гас проснулась спустя некоторое время, слабый свет все так же горел под потолком, но на этот раз Джек сидел у стены, обхватив себя мускулистыми руками, чтобы хоть как-то согреться Секунду она смотрела на него, на его склоненную к плечу голову, закрытые глаза с темными, чуть подрагивающими ресницами. Она вспомнила сцену в душе, гнев на его лице и обиду в глазах. И окутывающий его покров тайны, присутствие которой она ощутила с их первой встречи Теперь она вновь наблюдала ту же слабость и почти беззащитность в его спящей фигуре.

Она хотела бы согреть его, но не сомневалась, каков будет результат. Если он проснется и посмотрит на нее теми же полными мольбы глазами, она уже не сможет ни в чем ему отказать.

Стон вырвался из ее груди, и Гас чуть не заплакала от чувства бессилия и подавленного желания. Холод пробирал ее до костей, и она еще плотнее завернулась в одеяло. Никогда прежде она не ощущала так сильно своего несовершенства и своей неспособности защитить себя. И почему ее неотвратимо влекло к человеку с загадочной и трагичной судьбой? Она видела его страдания, как он ни старался их скрыть, и именно они находили отклик в ее душе. И все же она почти не сомневалась, что погибнет, если не освободится от него.

Роберт был прав. Она определенно сошла с ума, связавшись с таким типом, как Кэлгейн. Он дважды похищал ее, причем оба раза угрожая оружием. Теперь он шантажировал ее и, несомненно, проник в их семью, руководствуясь какими-то зловещими низкими целями. Джек угрожал всему, что было ей дорого…

Один беглый взгляд в его сторону подтвердил, что он проснулся и наблюдает за ней, и она задержала дыхание, ожидая того, что неотвратимо последует за этим.

– Нет, – пробормотала она, когда его взгляд остановился на ее губах.

– Как ты себя чувствуешь, Гас?

– Пожалуйста, оставь при себе свою заботу, – попросила она, не глядя на него. – Мне она не нужна.

– Ладно. – Он задумался. – Тогда скажи мне, я действительно замерзаю или это плод моего воображения?

Проклятый умник, чертов насмешник… Слезы невольно навернулись ей на глаза. Она не успела вытереть их, как он уже был рядом и озабоченно всматривался в ее лицо, держа наготове руки, чтобы ее обнять.

– Я пошутил, Гас, прости меня. Скажи мне, что с тобой.

– Ничего.

– Что ты со мной делаешь. Гас? Скажи мне, что случилось?

– Ничего я с тобой не делаю. – Она попыталась оттолкнуть его. – Это ты со мной что-то делаешь.

– Что я с тобой делаю?

– Я не знаю что. Не знаю… – Она беспомощно вздохнула. – Не трогай меня, хорошо? Если ты ко мне прикоснешься, я…

– Что тогда? – Он начал улыбаться. – Снова попытаешься меня убить? Попробуешь на этот раз что-нибудь попроще, чем подвал со змеями или дикие лошади?

– Может, попробовать электрический ток? – предложила она. – Или лучше удар молотком по темени? – Как он не мог понять, что убить его совсем просто, куда хуже будет, если он прикоснется к ней. – Если прикоснешься, мне тебя захочется, – завершила она чуть слышным голосом.

Секунду или две он обдумывал ее слова.

– Постой, видно, я чего-то не понимаю, – наконец нарушил он молчание. – Значит, стоит мне к тебе притронуться, как ты меня захочешь?

– К сожалению, да…

– Давай для порядка уточним, что ты имеешь в виду.

Секс?

Гас кивнула, сопровождая кивок тяжелым и безнадежным вздохом, после чего снова уткнулась подбородком в колени. Ее судьба теперь была в его руках, и кем бы он ни оказался – убийцей, похитителем или шантажистом, – для нее он был тонкой, отзывчивой натурой и жертвой несправедливой судьбы.

Гас вспомнила дуб и вырезанное на нем сердце, а внутри сердца ее имя. Вот тогда-то все и произошло. Именно тогда она перестала ему сопротивляться.

В последовавшем молчании Гас особенно остро ощутила реальность окружавшего ее мира: жесткие половицы, на которых она сидела, свежий ветерок, гулявший за ее спиной, и даже резковатый запах, исходивший от грубой шерстяной попоны, в которую она закуталась. Земля и природа посылали ей свои сигналы. Запах лошадиного навоза проникал в шорную из соседнего стойла вместе с фырканьем и всхрапыванием лошадей и звуками их беспокойного движения. Странно, что всякий раз, когда речь заходила о любовных отношениях между ними, это происходило в необычных условиях. Конюшня была несколько ближе к цивилизации, чем враждебная пустыня, но тем не менее оба эти места были связаны с природой и неизменным постоянством ее циклов.

– Так, значит, ты не хочешь? – спросила она, смущенно сжавшись, и посмотрела ему в лицо. – Ты не хочешь меня приласкать?

Джек смотрел на нее, и каждый мускул его лица был напряжен. Он не ответил ей сразу, но его руки мысленно уже путешествовали по ее телу, а то, что этого не происходило в действительности, не имело значения.

Гас закрыла глаза, прислушиваясь к своему дыханию, похожему на шум большой морской раковины.

– Нет, хочу, – наконец ответил он. – И я это сделаю.

Гас больше не владела собой, она потянулась на звук его голоса, резкая отрывистость которого влекла ее больше, чем самая глубокая нежность. Она потянулась к нему каждой клеточкой своего тела, каждым его тайным уголком. Она не могла ждать. Она жалела о том, что на ней одежда, будь она обнаженной, он бы скорее перешел к самым смелым ласкам.

Его губы прикоснулись к ее губам, и волна чувств обрушилась на нее. Горести и печали жизни, радости и восторги, пронзительный крик человеческого страдания и шок от физического контакта после стольких лет одиночества…

Гас задрожала и тут же пожелала большего. Большего, чем поцелуй… И не потому, что ей не нравились его губы, они ей очень правились, и она была готова целоваться с ним до бесконечности. Но ей хотелось большего… Все ее тело кричало об этом, оно было как сухая земля, жаждущая благодатного дождя.

Его дрожащая рука сжала ее плечо, и Гас вспомнила боль в его глазах, такую глубокую и откровенную, что она невольно находила отклик в ее душе. Джек поднял ее, так что ее ноги не касались земли, а она жестом, полным безумного желания, провела пальцами по его лицу, царапая его ногтями.

– Не дразни меня, Гас, – попросил он. – Не то сделаю тебе больно, а я не хотел бы этого.

Попона упала с ее плеч на пол, и с ней вместе отлетели все сомнения Гас насчет фиктивности их брака. Она не представляла себе, какие юридические последствия повлекут за собой занятия с ним любовью и как это отразится на ее дальнейшей жизни.

Ей было все равно. Важнее всего то, что он не хотел причинять ей боль, а она пошла бы на все для человека, похитившего ее и силой ворвавшегося в ее жизнь. Если потребуется, она была готова вынести даже боль…

Гас хотела потрогать напрягшиеся жилы на его шее и желваки на щеках, но вместо этого спросила:

– Тебе больно?

И тут же ощутила всю ненужность своего вопроса.

– Все в тебе причиняет мне страдание, – ответил он. – Мне даже больно смотреть на тебя.

Гас позабыла о холоде и сквозняке, ей стало жарко при мысли о том, что последует дальше.

Он поставил ее на пол у самой стены, и тонкий шелк ее колготок разорвался, зацепившись за неровности досок, но Гас ничего не замечала. Вновь она поразилась тому, как он умел подчинять ее себе. Это вызывало страх. Никогда еще она не встречала человека, который бы так сильно ее желал. Множество мужчин на ее пути восхищались ею и ухаживали за ней, но не так, как он. Она была ему нужна, как никому другому. Даже в детстве близкие люди отказывали ей в любви, на которую она имела право, и старались избавиться от ненужного ребенка.

– Мне нравится, когда ты страдаешь, – сказала Гас и уточнила:

– Страдаешь из-за меня.

Она попыталась высвободить руки, чтобы прикоснуться к нему, но он схватил их и прижал к стене над ее головой, так что она оказалась всецело в его власти. Он смотрел в ее взволнованное лицо и старался справиться с собой. Доказать самому себе, что ему не нужно ничего: ни любви вообще, ни этой женщины в частности.

Но его тело твердило ему об обратном. Плотно прижавшись к ней бедрами, он вопреки себе уже готов был проникнуть в нее.

Какая-то ее часть все еще сопротивлялась, потому что борьба для Гас была таким же естественным состоянием, как дыхание, но силы оставили ее. Он похитил ее, принудил выйти за него замуж и теперь, как средневековый феодал-победитель, требовал отдать ему то, что по праву принадлежало ему в поверженном городе. Ни при никаких других обстоятельствах Гас без боя не сдавалась врагу, но сегодня она капитулировала.

Наверное, он почувствовал ее молчаливое согласие. Его инстинкт воина подсказал ему, что враг побежден, но что для полного триумфа ему не хватает публичной демонстрации покорности. Это был ритуал, восходивший к первобытным временам борьбы за женщину и землю, в основе которого лежал инстинкт продолжения рода.

– Будь моей женой, – потребовал он, но за его решительностью пряталась мольба.

Джек заявлял о своей власти над ней и требовал немедленного подчинения. Он настаивал на соитии, занятый только мыслью о сексе. Он целовал ее, а она пыталась высвободиться, чтобы рассказать ему о своих чувствах.

– Та боль, о которой ты мне говорил… удивительно, но я испытываю ее сейчас, – объявила Гас. – Ни с кем у меня не было ничего подобного.

– Бывает, ты не можешь выговорить слово, – сказал он и притронулся к ее губам, – но, когда ты целуешь меня, это красноречивее любых слов. Я хочу, чтобы ты это знала.

Невольные слезы обожгли ей глаза. Он коснулся той части ее души, которую она всю жизнь прятала от людей, считая свой недостаток доказательством некой неполноценности. Он находил ее заикание прекрасным…

Он взял попону, расстелил ее на полу и заставил Гас лечь рядом с собой. У них не было времени раздеться, одним быстрым движением он поднял ее короткую юбку, стянул с нее колготки и отбросил их в сторону. Они приземлились поблизости маленькой кучкой, и Гас усмехнулась, вспомнив о том, как боялась их разорвать. Теперь, наверное, они состояли из сплошных дырок.

Джек приподнялся над ней, опираясь на ладони, и Гас вспомнила, как во сне он умолял ее дать ему покататься на ней…

Бешеная скачка вырвавшихся на свободу лошадей, которая станет явью.

Она закинула руки за голову, предлагая ему себя и свои груди, полностью покоряясь его власти. И это проявление слабости было самым захватывающим ощущением, которое она когда-либо испытывала. Она уже представила себе, как его губы, его рот ласкают ее тело.

– Боже мой, какая ты красивая, – сказал он, и Гас увидела, что он борется с желанием уступить ее немой просьбе и взять в рот сосок. Дрожь пробежала по его телу и пересилила это его намерение. Мускулы волнами заходили под его кожей, когда он перенес свое внимание на другое место.

Первое его прикосновение заставило Гас вскрикнуть от изумления.

– Нет, ты слишком большой, – объявила она, зная по прежнему опыту, что это не так. – Я еще не готова! Ты не сможешь…

– Положись на меня, – ответил Джек тем прежним резким голосом. – Ты готова. И я тоже.

Он еще не успел договорить, как уже проник так глубоко, что у нее перехватило дыхание. Ее голова и плечи соскользнули с попоны. Она ожидала какого-то неудобства, но его не было.

Было лишь ощущение замечательной полноты. Мысль о том, чтобы остановить его, исчезла, сметенная его стремительной быстротой и абсолютной уверенностью в себе. Он был само мастерство, а она – дрожащее от нетерпения ожидание.

Джек стал медленно двигаться, и она начала умирать от удовольствия.

Это было так прекрасно, что Гас едва не заплакала. Она вся отдалась неторопливому ритму и хотела, чтобы это продолжалось бесконечно. Он был удивительно крепким, объемным и в то же время очень нежным, но тот факт, что он погружался в нее так глубоко, наводил на мысль, что она вряд ли протянет хотя бы еще минуту.

Гас никогда не позволяла кому-либо подчинять себя и пугалась самой мысли об этом, но сегодня, один раз в жизни, она наслаждалась своим полным рабством. Она подчинялась его правилам, его темпу и его мужской воле, в чем бы она ни выражалась. Она мечтала растянуть до предела минуты наслаждения, любого, какое он захочет ей предложить. Она была готова служить ему бесконечно, а значит, ей оставалось одно: обуздывать себя.

– Еще! – потребовала она вместо этого. – Глубже! Быстрее!

Его глаза широко открылись, предупреждая ее об опасности.

– Если попробовать глубже, – сказал он. – то я окажусь у тебя в горле.

– Ну и пусть. В горле и везде, где хочешь.

Он вздрогнул, и она ощутила эту дрожь у себя внутри.

– Ты говоришь – везде? У тебя во рту и в других твоих потаенных местах? Ты уверена, что хочешь этого?

Никто никогда не посягал на ее «потаенные места», но в этот миг возбуждения она дала бы согласие на все что угодно.

– Уверена, – прошептала она, ожидая, что он предпримет дальше. Что, если он перевернет ее на живот и попытается проникнуть в эти самые места, что тогда ей делать? – Но сейчас…

Сейчас ты мне нужен здесь, – робко сказала она и сжалась, не отпуская его. – Я умру, если ты сейчас меня оставишь.

– Вот и отлично, – ответил он, – потому что я тоже хочу оставаться здесь. Там, где я сейчас.

Волна зародилась где-то внутри и, нарастая, вздымала Гас все выше.

– Помоги мне, – шепнула она. – Сделай так, чтобы я закричала.

Он на миг остановился, и, когда возобновил движение, она негромко вскрикнула, что подстегнуло его и заставило ускорить темп. Он схватил ее за руки и прижал их к полу, погружаясь в нее с силой и грацией атлета, и она отвечала ему с равным энтузиазмом.

Гас Феверстоун наконец получила то, о чем мечтала, и даже более того: удовлетворение, которого требовало ее изголодавшееся тело, и наслаждение, которое он давал ей с необузданностью жеребца. Последняя дрожь сотрясла ее тело, последняя волна блаженства пробежала по ней, и Гас расслабилась.

Она была свободна, потому что, может быть, в первый и последний раз отказалась от борьбы и необходимости оберегать свои душевные раны. И тут же в изнеможении, в согласии с собой и с жизнью она подумала о нем. Как он? Разделил ли он с ней ее наслаждение?

Джеку не досталось ни капли ее восторга, хотя он был свидетелем каждой его секунды, но он разделил с ней ее радость. Боль и напряжение остались с ним, все его тело молило об освобождении, разгоряченное сердце часто билось, словно стараясь вырваться из груди.

Он разделил с ней ее радость, взяв ее в свои объятия и наблюдая, как она, забыв обо всем, отдается наслаждению, корчась и вздрагивая под ним. Его пульсирующая плоть все еще находилась внутри нее, и это действовало на него успокаивающе. Если бы она не начала донимать его вопросами, успокаивать и ласкать…

– Нет, не надо, – попросил он, когда Гас прижалась губами к трепещущему пульсу на его шее. – Это не поможет.

– Ты даже не даешь мне попробовать, – пожаловалась она.

Со вздохом он наблюдал, как она гладит, целует и ласкает его перевозбужденное тело, зная, что это сделает его только еще более несчастным. Но ее губы, покрыв поцелуями живот, спустились ниже, и он почувствовал, как все более распаляется. Он не сдержался и громко застонал, когда она сосредоточила все свое внимание на причине его бедствий.

– Доверься мне, – пообещала она; кончиком языка очертив все изгибы и особенно чувствительные и напряженные места.

Ее рот действовал с такой осторожной нежностью, что постепенно Джек расслабился, и скоро на смену покою пришло новое возбуждение. Иголки покалывали его тело, натянутое как тетива в непривычном ожидании. Гас склонилась над его бедрами и взяла его плоть в рот, как ему казалось, до самого основания. Чудо произошло с первого же ее движения, когда он потерял над собой контроль. Он потерял его целиком и полностью и уже не управлял собой, а находился в ее власти, и избавление, когда оно наконец пришло, было таким мучительно сладким, что у него на глазах выступили слезы. Вот он, волшебный огонь, похищенный у богов Прометеем. Он обладал им, как Прометей, и, как Прометей, в наказание за это должен был умереть.

***

Стоя в дверях спальни сестры, Лейк наблюдал, как Лили, понизив голос, разговаривает с кем-то по телефону. Ему надо было немедленно сообщить ей что-то, но ее скрытная манера разговора заставила его остановиться на пороге. Она вела очень личный разговор, и хотя Лейка терзало любопытство, он не решался подойти поближе, чтобы не выдать себя.

Лили сидела за секретером орехового дерева и по ходу разговора делала пометки в ежедневнике. Яркое утреннее солнце заливало светом полки, уставленные многочисленными серебряными безделушками и анютиными глазками в горшочках, цветами, которые Лили особенно любила.

Лили попрощалась, положила трубку, но продолжала делать пометки в записной книжке, и Лейк решил, что обязательно заглянет в нее при первой же возможности. Лили никогда ничего не скрывала от брата, и ревность еще больше подогревала его любопытство. Он смотрел, как ее тонкая рука двигалась по странице, как ее плечи приподнялись от горестного вздоха, и догадался: у его прелестной сестры появился какой-то секрет.

Этим утром на Лили были легкая белая шелковая блузка и коричневые галифе, а волосы она собрала в тяжелый пучок на затылке. Он не видел застежки ее блузки, но мог предположить, что ее грудь украшает брошь с бриллиантами и жемчугом в виде головы Медузы, которая перешла к Лили от их матери, а до этого принадлежала их бабушке, и так далее. Первой владелицей броши была дочь Метью Тобиаса Феверстоуна, основателя их династии.

– Ты не спустилась к завтраку, – упрекнул он сестру.

Лили резко обернулась, испуганная его неожиданным вторжением.

– Прошу тебя, Лейк, никогда не подкрадывайся ко мне, – сказала она. – Ты знаешь, как это меня пугает.

Она закрыла ежедневник и убрала его в ящик секретера.

– Ты ездила верхом? – спросил Лейк.

Обычно он без церемоний входил в комнаты сестры и устраивался там как хозяин. Канапе у дверей на террасу было его любимым местом, хотя иногда он располагался и на ее кровати.

Это часто случалось, когда они с Лили были детьми. Он и Лили никогда не придерживались строгих правил других взрослых, потому что они были близнецами. Они были вместе еще в утробе матери. Если их дальнейшая жизнь сложится благополучно, они не разлучатся до самой смерти. Именно поэтому Лейк не терпел, чтобы Лили имела от него какие-нибудь секреты. Он был также абсолютно уверен, что связывающие их от рождения узы препятствовали их вступлению в брак. К чему им супруги, когда каждый из них находит в другом все, в чем нуждается.

Лейк напомнил себе, что в последнее время Лили несколько отдалилась от него, причиной чему, видимо, являлось поведение Гас. Для женщины, подобной Лили, было невыносимо присутствие в доме такого типа, как Кэлгейн. Что касалось домашних дел, то Лили была образцом аккуратности и твердо держала бразды правления в своих руках. Именно поэтому никто не смел изгнать дотошную придиру Френсис Брайтли: несмотря на свой вздорный характер, Френсис была педантична, как операционная сестра.

– Нет, я сегодня отказалась от прогулки, – тем временем говорила ему Лили, – зато наша младшая сестренка определенно покаталась вволю.

В костюме для верховой езды Лили выглядела очень молодой и привлекательной, и Лейк с чувством ностальгии вспомнил об их детских играх и прогулках верхом на пони в соседних лесах, когда они предпочитали галоп любому другому аллюру. Лили обожала отца, но в основном издалека, потому что тот был сдержанным в своих чувствах человеком, Лейк же предпочитал общество Лили всем остальным. Именно тогда им навязали Гас, сразу разрушившую их мирное существование, хотя они сумели извлечь пользу из этого вторжения, потому что благодаря ему стали еще ближе. Издевательства и насмешки над сводной сестрой служили для них постоянным источником развлечений. Просто удивительно, какими изобретательными палачами они тогда были…

Лейк сожалел теперь об их прежней жестокости, особенно когда понял, что это стало причиной заикания Гас, но сейчас он даже обрадовался, что именно Гас явилась источником плохого настроения сестры.

– Ты хочешь сказать, что она снова взяла твою Бирюзу?

Может, мне с ней поговорить?

Лили поднялась со стула и решительно направилась к Лейку, словно он, а не Гас, вызвал ее гнев.

– Нет, она не брала мою Бирюзу! Но они с ее тупицей мужем провели ночь в конюшне в обществе других подобных себе животных. Удивительно, что Дэниел – это он их нашел – сумел отличить Кэлгейна от других жеребцов.

– Они были голыми?

Вопрос вырвался у Лейка непроизвольно. Он видел и того и другого обнаженными на мониторе и теперь пытался представить их себе вместе в этом виде. Пожалуй, ему следует установить камеру также и в конюшне.

– Почему ты это спрашиваешь?

– Мне показалось, ты сказала, что они провели ночь в стойле, занимаясь сексом.

– Ты угадал, они провели ночь на конюшне и, конечно, занимались любовью. И наверняка очень громко, потому что сегодня я не смогла сесть на Бирюзу, так она нервничала. Да я и не стала пытаться, когда узнала всю историю.

Лейк почувствовал, что потеет. Ему стало жарко в полотняной рубашке и легких брюках, которые ему приготовила утром Френсис. Лили не любила, когда он надевал шорты, она считала, что у него слишком тонкие ноги.

– Ты говоришь, они напугали лошадей? Что ж, очень вероятно.

Старинная брошь поблескивала на блузке Лили, и казалось, что лицо Медузы оживает.

– Главное в том, что произошло с нашей жизнью, Лейк. Я надеялась, ты что-то сделаешь, чтобы исправить положение.

– Но я делаю. Лили. Я уже предпринял шаги…

– Какие шаги? – Она подошла к нему почти вплотную. – Прости меня, если я буду вынуждена принять свои собственные меры.

Лили протянула руку, чтобы закрыть дверь спальни и, значит, заставить его уйти.

Она прогоняла его. Это было оскорбительно, как пощечина.

Лейк почувствовал, что в нем разгорается гнев. Мало кто вызывал в нем это чувство, и первой из них была Лили. Лили и отец, и, пожалуй, больше никто. Однажды, когда они были детьми, Лили предала его, и Лейк до сих пор считал этот поступок единственным темным пятом в их отношениях. Лили открыла отцу, что Лейк подсматривает за своими родителями в спальне.

Лейк-старший был так возмущен, что высек Лейка-младшего, на многие дни запретил ему выходить из дома и заставил носить на глазах повязку, чтобы тот ничего не видел. Ему также было приказано всякий раз, прежде чем начать говорить, вслух произносить заповедь о необходимости почитать отца и мать. Но Лейк всегда подозревал, и это было хуже всего, что Лили решилась на предательство, чтобы лишить брата отцовской любви и самой занять его место. И хотя из этого ничего не вышло, он так и не сумел простить сестру.

– Зачем ты закрываешь дверь? – раздраженно спросил он.

– Мне надо переодеться. Ты не против? Мы договорились с Уордом пообедать в клубе.

Лейк отступил назад, дверь закрылась, и в тот же миг он изо всех сил ударил в нее кулаком. Дверь с шумом распахнулась, и от сотрясения одна из серебряных безделушек Лили скатилась с книжной полки.

Испуганный возглас сестры доставил Лейку особое удовольствие. Право, время от времени следовало ставить на место эту самоуверенную особу. Конечно, ничего из ряда вон выходящего, а лишь маленькое напоминание о том, кто из них двоих главный. Лили никогда прежде не оспаривала его претензий на старшинство. Поэтому он не мог понять, почему она не хочет, чтобы он занялся возникшей в семье проблемой. Он всегда все брал на себя, разве не так? Все трудности с Джиллиан, возня с ребенком, все это легло на его плечи, и эти проблемы он благополучно разрешил.

Лейк поймал и остановил дверь, когда она едва не ударила его.

– Сегодня утром детектив сообщил мне кое-какие интересные новости. Похоже, кто-то покушается на жизнь Джека Кэлгейна. Наша очаровательная Гас тоже сделала несколько таких попыток, хотя непонятно зачем.

– Мне, например, ясно, почему я желаю его смерти, – объявила Лили.

Лейк колебался, стоит ли открывать ей всю серьезность обстоятельств. Он догадывался, что Лили что-то замышляет, возможно, у нее есть свой собственный план. В таком случае ее вмешательство могло только навредить.

– Берегись, Лили, – посоветовал он, понизив голос до шепота, чтобы никто не мог их подслушать. – Не совершай необдуманных поступков. Вообще ничего не делай. Если Джек Кэлгейн именно тот, за кого я его принимаю, тогда нашей семье грозит очень серьезная опасность. Все мы уязвимы, и, возможно, Гас больше всех.

Он отметил, что понимание появилось в зеленоватых, как море, глазах сестры, а вместе с ним и страх.

– Боже мой, Лейк, что ты говоришь? Что он знает о Джиллиан? Что он знает о…

– Тише. Да, боюсь, что он в курсе дела.

Лили беспокойно играла брошью.

– Гас что-нибудь знает об этом? Может, она поэтому хочет от него избавиться?

– Мне неясно, что она знает и чего не знает. Сведения детектива пока очень отрывочные. У Гас с Робертом Эмори, помимо деловых, были и другие отношения, но явился Кэлгейн, и все пошло кувырком. Это Гас и Эмори должны были пожениться, а не Гас и Кэлгейн. Детектив пока не может выяснить, почему так случилось, что она вместо Роберта вышла за Кэлгейна, но он считает, что Кэлгейн что-то знает о ней.

– Ты хочешь сказать, что Кэлгейн шантажирует Гас? Тогда у Роберта тоже есть причина желать его смерти? Ведь он выступает в роли обманутого любовника.

– Да, кстати, пока мы говорим о любовниках… Тебе известно, где сейчас Гас?

– Да. Тебя ждет большой сюрприз, Лейк. – Лили неуверенно улыбнулась. – Френсис сказала, что они втроем отправились на пляж: Гас, Джек Кэлгейн и Бриджит.

– Они взяли с собой Бриджит?

Лейку было наплевать, что Гас с мужем делали в конюшне.

Они могли сколько угодно заниматься любовью, но последняя новость ему не понравилась. Он не мог больше ждать. Пришло время действовать.

Глава 23

Для усталых, утомленных городской жизнью людей калифорнийский Венис-Бич был одновременно и ярмаркой, и карнавалом.

Бетонное шоссе, изгибающееся вдоль берега лежащего в штиле океана, было, как обычно, переполнено загорелыми людьми, но не океан и не туристы сделали знаменитым этот пляж, а многочисленные бродячие актеры: жонглеры, фокусники, клоуны и эквилибристы, специализирующиеся на велосипедных трюках.

Глаза разбегались при взгляде на шумную, бурлящую толпу. Роллеры выделывали немыслимые номера на роликовых коньках, акробаты ходили на руках, но больше всего народу собралось у «Королевства колбас и сосисок» Джоди Марони. Дразнящие аппетитные запахи неслись из его кухни, поднимались от его гриля, в том числе аромат особенно популярной марокканской колбасы из ягненка, сдобренной пикантной смесью апельсина, чеснока и тмина. Почти у самой линии прибоя, под тентом, аккордеонист наигрывал веселые польки, но самым большим успехом пользовался аттракцион, где сжатый воздух, вырываясь наружу через небольшие незаметные дырки в асфальте, ко всеобщему восторгу, вздымал вверх дамские юбки. По всей набережной продавали с тележек дымящиеся горячие сосиски, пушистые облака сахарной ваты и мороженое всех цветов радуги. Один из уличных торговцев, снабженный похожей на дирижерскую палочкой, обещал с помощью электрошока излечить вас от всех болезней, начиная от мигрени и кончая чрезмерным сексуальным аппетитом. В длинной очереди к нему явно не было никого, кто бы страдал каким-то более серьезным заболеванием, чем солнечный ожог.

Сегодня Джек, Гас и Бриджит тоже толклись среди любопытствующей густой толпы. Поездка на пляж была идеей Джека, она пришла ему в голову во время их заключения в шорной.

– Если мы когда-нибудь выберемся отсюда, – пообещал он ночью Гас, – я отвезу тебя на Венис-Бич попробовать чего-нибудь из кулинарных фантазий Джоди Марони.

Когда утром Дэниел нашел их и выпустил из конюшни, Джек выполнил свое обещание. Не прошло и получаса после их освобождения, как, надев купальные костюмы под джинсы и майки, они с Гас уже садились в его джип. Он сказал Гас, что ее «мерседес» совсем не пляжный автомобиль, но не успели они отъехать и мили от дома, как Джек остановил машину.

– Бриджит, – не сговариваясь, произнесли они хором и посмотрели друг на друга.

– Давай возьмем ее с собой! – воскликнула Гас.

Джек на секунду заколебался. Он чувствовал себя меченым человеком и боялся подвергнуть опасности ребенка. Тот, кто следил за ним, не собирался предоставлять Джеку Кэлгейну день отдыха. Но желание хотя бы несколько часов пожить нормальной жизнью и энтузиазм Гае в конце концов победили его опасения.

– Бриджит будет в восторге, – сказал он, поворачивая обратно к дому.

Джек оказался прав. После продолжительных уговоров они все-таки убедили Бриджит не надевать на пляж ее новый костюм для «Лебединого озера», а ограничиться хотя бы раз тем, что Гас назвала «обычной одеждой, какую носят дети». С печальным видом Бриджит облачилась в красное с белыми цветочками платье, но по мере приближения к пляжу ее настроение сильно повысилось, и она перестала дуться.

– Пожалуй, нам следовало разрешить ей надеть пачку, – сказал Джек, оглядевшись вокруг. Он показал Гас на группу тинейджеров с торчащими во все стороны разноцветными волосами и странными украшениями в самых немыслимых местах. – Это сумасшедший дом. Спящая красавица была бы тут очень кстати.

Но Гас была слишком занята, смазывая открытые места тела защитным кремом от загара, и не обратила на подростков никакого внимания. Она сняла с себя одежду в машине и осталась в купальном костюме тигровой расцветки, добавив к нему шифоновую юбку под цвет. Самым важным для нее сейчас было спасти плечи и руки от обжигающего июльского солнца. Она намазала кремом и Бриджит, хотя та сморщилась от отвращения. Один Джек отверг ее заботы, видимо, чувствуя себя слишком взрослым для подобного рода нежностей.

– Хочешь, чтобы тебе воткнули палку? – шепнул он на ухо Гас, когда Бриджит отправилась обследовать торговые стенды.

– Мне уже воткнули, – рассмеялась Гас. – Прошлой ночью.

– У тебя грязные мысли, – заметил Джек и, притянув ее ближе, шутливо укусил за ухо. – Я имел в виду его, – пояснил он, указывая на мастера электрошока.

– Неужели, – отозвалась Гас и лукаво посмотрела на Джека, коснувшись его колена. Джек остался в джинсах, но снял майку. – Я бы предпочла что-нибудь из колбас, которые ты мне обещал.

– Боже мой, женщина, что ты говоришь, постыдись ребенка.

Бриджит уже бежала к ним, крича, что хочет купить что-нибудь на память.

– Можно мне сделать татуировку? – попросила она, задыхаясь от бега. – Идемте, я вам покажу. У них там голые женщины, черепа и скрещенные кости!

– Голые женщины? Кто бы мог подумать! – изумился Джек.

– Татуировка – это навечно, Бриджит, – объяснила Гас. – Боюсь, мадам Золя не понравится, если ее Спящая красавица будет похожа на байкерскую маму. Ты ведь хочешь танцевать Спящую красавицу?

– А что такое байкерская мама? – допытывалась Бриджит.

– Ну такая, как Шер, – предложил свой вариант Джек.

– Понятно, – задумчиво кивнула Бриджит и тут же перешла к другой теме:

– Забудем о черепе, он все равно не подойдет к моему костюму. А как насчет настоящего живого тарантула?

– У меня есть другая идея. – Джек подвел Бриджит к стенду, где торговали мягкими игрушками, и взял с полки бегемота с кокетливо закрученными вверх черными ресницами и в розовой кисейной юбочке. – Как, такой тебе подойдет?

– Что это такое? – спросила Бриджит.

– Это бегемот в балетной пачке.

– Я вижу… И на что вы намекаете?

– Ты ведь любишь балет, верно?

– Да.

– Разве ты никогда не видела «Фантазию»?

Бриджит наконец поняла, куда он клонит, и тяжело вздохнула.

– Я больше не хожу на фильмы Диснея, – сообщила она Джеку. – Целую вечность их не видела.

– Интересно, сколько это – «целая вечность»? – Джек неодобрительно взглянул на нее. – Один из фильмов тебе придется посмотреть, я говорю о «Спящей красавице». Гарантирую, что он тебе понравится. И даже очень.

Его строгий тон подтверждал, что это приказ, и Бриджит с беспокойством посмотрела на Джека. Ее щеки порозовели, а немигающий взгляд был полон уважения.

– Ладно, – послушно согласилась она. – Только не стоит из-за такой ерунды лезть в бутылку.

Гас позабавила реакция Бриджит. Надо отдать ей должное, девочка уже успела сообразить, что громкие сцены не произведут на Джека Кэлгейна никакого впечатления. Наконец малышка встретила себе ровню.

Гас испытала потрясение, наблюдая за развитием отношений между очень большим мужчиной и очень маленькой девочкой. Они определенно были покорены друг другом, и видеть их взаимное притяжение было увлекательным зрелищем. Мужественный профиль Джека и его мощное, в шрамах тело удивительным образом контрастировали с детской пухлостью Бриджит и ее подкупающим лукавством. Она была ключом к будущему и чистой, незапятнанной надеждой. Он был пленником прошлого, которому знакомы страдание, боль, жизнь и смерть. Они отлично дополняли друг друга, потому что вместе составляли единое целое.

Гас почувствовала, что у нее щекочет в горле. Кто бы мог подумать, что она столь сентиментальна… Она знала, как опасно наполнять жизнь романтическими грезами. Видимо, она еще не избавилась от детских мечтаний о принцах и золушках. По множеству причин, которые она не могла бы полностью перечислить, их странные отношения с Джеком Кэлгейном были обречены на неудачу, но лишь на секунду, на один миг, украденный у безжалостного времени, Гас пожелала, чтобы они трое стали единой семьей.

Потому что каждый человек на земле имеет право мечтать.

– Больше всего мне понравился ученик чародея, – восхищалась Бриджит, когда они на следующий день вечером выходили втроем из кинотеатра. – И еще, разве не замечательно, когда Микки остановил метлу, превратив ее в щепки?

– Потрясающе, – согласилась Гас, – особенно когда все щепки превратились в новые метлы.

– Я рассматриваю это как потерянную возможность, – заметил Джек, который, как всегда, олицетворял голос рассудка. – Если бы Микки действовал с умом, он мог бы монополизировать рынок метелок.

Бриджит, пританцовывая, шла перед ними по ковру фойе киноцентра Вест-парка, который включал в себя сразу несколько кинозалов и примыкал к обширному торговому центру.

– А нельзя ли нам сейчас что-нибудь съесть? – спросила она. Ее светлые косички подпрыгивали при каждом шаге. – Я бы не отказалась от гамбургера Джонни Рокета и жареной картошки с острым кетчупом.

Гас застонала.

– И это после того, как ты съела гору воздушной кукурузы и целую коробку мармелада? Да ты лопнешь!

Сама Гас опустошила две пачки «Ред хот», которые не только были ее любимыми конфетами на киносеансах, но которые она еще и обессмертила, украсив этим названием номерной знак своего «мерседеса».

Бриджит подняла юбочку и, надув живот, похлопала по нему:

– Посмотрите на меня, я настоящий бегемот!

– Она совсем как ее тетка, – шепнул Джек на ухо Гас. – Так же любит выставлять себя напоказ.

Бриджит подбежала к Джеку и повисла у него на руке.

– Жаль, я отказалась тогда от бегемота. Он был совсем как те, в фильме.

Притворяясь, что она очень тяжелая, Джек, как штангу, взметнул ее вверх и посадил себе на плечи.

– Ты меня покатаешь! – в восторге закричала девочка, крепко обнимая его за шею. – Никто никогда не катал меня на плечах!

– Я тоже еще никого так не катал! – объявил Джек, стараясь ослабить кольцо ее рук вокруг своей шеи. – Тем более бегемота!

И вновь Гас была захвачена игрой между ними. Она уже не раз видела проявление нежности и заботы со стороны Джека, особенно по отношению к Бриджит. Что же касалось Бриджит, то ее отношение к Джеку было почти благоговейным. Что бы он ни делал, всякий его поступок вызывал у нее восхищение.

Для Гас это было время горечи и блаженства. Она ловила каждый миг радости и старалась не думать о будущем, но ей это плохо удавалось. Ее одолевали грустные мысли о невозможности счастья. То неизвестное, что привело Джека Кэлгейна сюда и заставило вторгнуться в ее жизнь, в конце концов разрушит и ее жизнь, и жизнь ее семьи.

Не раз Гас напоминала себе, что они с Джеком находятся на пересекающихся орбитах и что их столкновение неизбежно.

Три раза она подвергала опасности его жизнь, один раз спасла его и дважды занималась с ним любовью. Наверное, этого было достаточно, чтобы удовлетворить ее любопытство и послужить ей предостережением. Она же, напротив, все сильнее увлекалась им, она была им одержима. Джек был слишком магнетической личностью, чтобы, попробовав однажды, от него можно было отказаться навсегда и перейти к следующему «блюду», как поступают с кушаньями «шведского стола». Он брал тебя в плен, из которого нельзя вырваться.

Веселый визг Бриджит и довольный смех Джека только усиливали ее печаль. И почему Бриджит не могла вот так же привязаться к Роберту? Гас еще предстояло принять немало болезненных решений, и главное из них касалось Роберта. Но самой важной для нее была встреча на этой неделе, которая должна была решить все. Наконец она узнает, кто такой в действительности Джек Кэлгейн. Она наблюдала за его возней с Бриджит и спрашивала себя, насколько опасной окажется тайна… И хочет ли она вообще ее узнать.

Если Джек и замечал, как напряженно Гас вглядывается в него, то делал вид, что это его не интересует. Он знал, на что шел. Он играл с огнем, и боги заставят его заплатить за это.

Милая девочка Бриджит, Гас с ней рядом, они трое вместе… За то, что он приблизился к счастью, с него потребуют особенно высокую цену. Он уже начал вносить задаток. Стоило ему взглянуть на Бриджит, как он вспоминал свою собственную дочь, стоило ему взять Бриджит на руки, как он уже спрашивал себя: а его Хейли, была бы она сейчас такой же не по годам взрослой и такой же веселой?

Он запрещал себе даже мечтать о том, чтобы вновь стать отцом и мужем, обрести семью, потому что сознавал всю бессмысленность пустых фантазий. Боги оставались глухи к просьбам смертного об удаче, потому что он сам, своими руками разрушил прежнее данное ему счастье. Вместо этого они дразнили его, предлагая вернуть потерянное богатство как раз в тот миг, когда он не мог принять этого дара.

Они вышли на улицу, и Джек, прежде чем опустить Бриджит на землю, подбросил ее в воздух. Уже стоя на тротуаре, она, улыбаясь, смотрела вверх, ему в лицо, и вдруг обхватила его колени и прижалась к ним. Невыносимая боль пронзила сердце Джека.

– Может, ты совершишь еще одно чудо и найдешь нам гамбургеры Джонни Рокета? – спросила Гас.

Она взяла его под руку, и он подумал, что Гас стала для него всем на свете. С ней, пусть на несколько мгновений, он вновь почувствовал себя мужчиной, испытал то, чего не испытывал долгие годы. Ему не терпелось снова заняться с ней любовью. И как можно быстрее.

Гас ждала, выразительно приподняв темные брови. Она ждала чуда, пусть самого пустякового, и он не смел обмануть ее ожиданий. Гас и Бриджит зачарованно смотрели на него, как если бы он был героем, которого они ждали всю свою жизнь. Никто не смотрел на него так с тех самых пор, как умерла Мэгги.

– Три гамбургера и три порции жареной картошки с соусом чили! – шутливо объявил он. – Дамы, прошу вас минутку подождать.

***

Вебб Кальдерон вновь посмотрел на свой «Ролекс» и вспомнил, что проверял время всего пять минут назад. Он редко с таким нетерпением ждал назначенной встречи, хотя и не собирался показывать это своему визитеру. Он пришел в хранилище, чтобы использовать время ожидания и завершить кое-какие дела.

Сегодня в комнате было прохладнее обычного, но Веббу нравилось это неудобство. Холод бодрил и оживлял его, он прогонял сонливость и апатию и, самое главное, пробуждал энергию и заставлял ум трудиться.

Вебб наслаждался бодрящей атмосферой. Пища, вино, секс – вся гамма обычных человеческих радостей – давно перестали существовать для него, он забыл, когда в последний раз получал от них наслаждение. Ничто не волновало его в этом мире, за исключением самых острых ощущений, поскольку только они могли разрушить воздвигнутый им вокруг себя мысленный барьер.

Сегодня он распаковал ящик, в котором прибыла его последняя покупка, и теперь не мог определить своего отношения к ней. Это было небольшое полотно начала XV века, написанное мастером феррарской школы. Оно нравилось ему, насколько может нравиться что-то человеку, которого ничто не трогает. Вебб не стал заботиться о мольберте, а просто прислонил картину к ящику, в котором она прибыла, и отступил от стола, чтобы полюбоваться ею на расстоянии.

На полотне, заключенном в резную деревянную раму, был изображен истекающий кровью Спаситель на кресте. Его лицо искажало страдание, ребра проступали на измученном теле, кожа повисла складками. Картина не вызывала у Вебба никаких религиозных чувств. Он не был верующим в обычном смысле этого слова, но при виде чудовищных мук какое-то подобие жалости зашевелилось в его душе.

Вебб хотел бы оставить картину себе, но это было невозможно. И хотя на свободном рынке за нее дали бы изрядную сумму, ей был закрыт путь на аукцион. Это безусловно прекрасное произведение было подделкой и предназначалось для личной коллекции латиноамериканского наркобарона, который ничуть не сомневался, что получает бесценный образец итальянского примитивизма.

В этой игре нет проигравших, подумал Вебб. В конце концов, не имело значения, является подлинным произведение искусства или нет. Важно, чтобы люди в это верили. Все на свете было иллюзией, и если хорошенько подумать, то торговля иллюзией и мечтой являлась главной дорогой к успеху в жизни. Хорошие иллюзионисты всегда выходили победителями, потому что люди отчаянно хотели верить в немыслимые чудеса. К счастью, Вебб относился к числу именно таких фокусников. Кэлгейн тоже был из числа удачливых. У них с Джеком Кэлгейном было много общего. И теперь они собирались заиметь нечто общее, одну вещь на двоих.

Внезапный настойчивый писк «Ролекса» возвестил ему, что его гость вот-вот появится. Он нажал на кнопку на часах, чтобы отключить сигнал, и вышел из хранилища. Двойные двери открывались в коридор как раз напротив кабинета Вебба.

Еще утром он разложил на столе в кабинете пасьянс Дьявольского Таро, все еще сомневаясь в происхождении карт. Загадочные изображения снова привлекли его внимание, как только он вошел в кабинет. Лондонский торговец, продавший ему карты, определил их румынское происхождение и считал, что колоде больше ста лет. Вебб с трудом верил этому, учитывая прекрасное состояние карт, но, с другой стороны, он никогда в жизни не встречал ничего похожего.

Он уже хотел убрать карты в футляр, когда почувствовал присутствие другого человека. Легкий цветочный запах коснулся его ноздрей, возвещая о появлении женщины.

– Входите, – пригласил Вебб, взглянув на дверь. – Я вас ждал.

Женщину, стоящую на пороге, никак нельзя было Назвать приветливой, что противоречило сладкому, манящему аромату ее духов. Напротив, она выглядела напряженной, а строгий белый костюм от Шанель особенно подчеркивал ее высокий рост и стройность, короткая юбка и лодочки на тонких каблуках позволяли любоваться красивыми, знакомыми с тренажером ногами.

Она умеет себя подать, отметил Вебб, одобряя ее холодную, сдержанную элегантность. Лишь одна деталь выдавала внутреннее беспокойство посетительницы: она так сильно сжимала сумку, что у нее побелели пальцы. Августа Феверстоун явилась сюда, чтобы подписать договор с Мефистофелем, отметил Вебб, но шла на это по необходимости, а не по доброй воле.

Она стремительно приблизилась к нему, и две карты, подхваченные струей воздуха, слетели со стола и плавно опустились на пол.

– Извините.

Она нагнулась, подобрала одну из них и протянула Веббу.

Улыбка невольно появилась на его губах, когда он перевернул карту и посмотрел на нее.

– Мои поздравления, – сказал он, показывая ей изображение молодого человека в средневековой одежде, который держал в руке тонкую ветвь. – Это Валет Жезлов.

– Что это значит? – с опасением спросила Гас, не в силах подавить любопытство.

«Женщины, они все такие, хотя любопытство не доводит до добра», – подумал Вебб.

– Вы получите хорошие новости, – успокоил он ее. – Это знак, что вы можете начинать новое дело. Будущее сулит вам удачу. Гас. – Он показал на вторую карту, лежащую на полу. – Вы забыли поднять еще одну.

Гас нагнулась, и Вебб представил себе, как в этот момент она выглядит со спины в своей короткой юбке. Некоторое волнение сказало ему, что он не так уж безразличен к соблазнам, как это ему казалось.

Она подала ему карту, но на этот раз Вебб сдержал улыбку.

– Десятка Мечей, – сказал он, встречая ее взгляд.

Он показал ей изображение лежащего лицом вниз человека, пронзенного десятью огромными блестящими мечами. Они пригвоздили человека к земле, и кровь потоками текла из его ран.

Картинка была устрашающей даже для Вебба.

Гас опустила веки, и ресницы скрыли выражение ее глаз.

– Я немного разбираюсь в Таро. Ведь это означает потерю?

– Это может означать потерю. Но это также означает прибыль, преимущество, власть. С учетом первой карты это можно толковать следующим образом: ваш выигрыш произойдет за счет какой-то потери.

Она молчала, смотря на сумку в своих руках и сжимавшие ее пальцы.

– Вы получите все, что хотите. – Он повысил голос, чувствуя, как нарастает в ней внутренняя дрожь. – Если вы согласны ради этого на потери. Вы должны заплатить за свой успех. Гас.

***

Это был чудесный летний вечер. Солнце неохотно опускалось за холмы, озаряя синее небо последними оранжевыми лучами, когда Джек поднялся по ступенькам особняка и открыл дверь. Он держал под мышкой мягкого игрушечного бегемота и немного задыхался, потому что бежал всю дорогу от ворот до дома. В прихожей он обнаружил как раз того человека, который был ему нужен. Экономка смахивала пыль с Мебели ярко-желтой метелкой из перьев.

– Где наша проказница, миссис Брайтли?

Френсис Брайтли окинула его подозрительным взглядом.

Было ясно, что она не одобряет в нем ничего, начиная со старых кроссовок и черной футболки и кончая его короткой стрижкой.

Женщина, которая продала ему сегодня бегемота, взглянув на Джека, заметно покраснела и объявила, что он точь-в-точь как добрый близнец в рекламе диетической колы. Почему-то Френсис Брайтли не уловила этого сходства.

– Если вы имеете в виду Гас, – сказала она холодно, – то сегодня у нее был трудный день. У нее все было расписано по часам, включая посещение доктора.

– Посещение доктора?

– Ежегодный осмотр. Наверное, это ее и задержало.

Гас Феверстоун у доктора? Невозможная мысль мелькнула у него в голове: он представил себя в душе и стоявшую спиной к нему Гас. Джек рассмеялся и покраснел, как та продавщица на пляже, чем заработал еще один подозрительный взгляд Френсис.

– Между прочим, – объяснил он, – я имел в виду Бриджит.

– Разве вы ее не видели? – Френсис сунула метелку из перьев под мышку, а руки в карманы своей серой кофты. – Она только что была у входа, на ступеньках. Я как раз собиралась позвать ее ужинать.

– Я ее разыщу, – пообещал Джек, поглаживая игрушечного бегемота. – Я все равно должен отдать ей вот это.

Однако на ступеньках Бриджит не было, как не было ее и в саду перед домом. Джек быстро зашагал к воротам. Ворота были полуоткрыты, и в будке не было охранника.

– Бриджит! – закричал Джек и тут же увидел ее на другой стороне дороги.

– Привет, Джек! – отозвалась она и помахала ему. – Я кормлю белку земляными орехами!

– Остановись! – крикнул он, увидев, что она бежит к нему через дорогу.

Он слышал нарастающий шум приближающегося автомобиля, видел мигание фар, но Бриджит словно ничего не замечала.

Одним прыжком Джек преодолел разделявшее их расстояние, но, прежде чем он успел схватить девочку, машина повернула прямо на него.

– Берегись! – снова закричал он и оттолкнул Бриджит в сторону. Но спасать себя было уже поздно. «Ред хот», – успел он прочитать слова на номере, и машина ударила его.

Он слышал, как затрещали его кости и последовавший за этим детский вопль ужаса. Удар смел его с асфальта и подбросил высоко вверх, словно куклу, и пока он летел, то удивительно ясно видел все: и алый закат между деревьями, и каждый камешек на обочине. Он был легок и свободен, как птица, и его полету не было конца. Но вот, перевернувшись, он начал спуск, и земля стала приближаться к нему с невероятной быстротой.

Джек ударился о землю с такой силой, что, казалось, у него с треском сломался позвоночник и раскололся череп. Он слышал страшный звук, но ничего не чувствовал. Он не чувствовал боли и не видел ничего, кроме тьмы. Теплая мокрая лужа окружала его, и он подумал, что так ему даже уютнее. Жаль только, что он уже никогда не встретится с той дамой с завязанными глазами по имени Фемида. Убийцы его ребенка останутся безнаказанными и никогда не заплатят за свою бессмысленную жестокость, и мысль об этом терзала Джека сильнее, чем боль.

Последнее, что он увидел, прежде чем его накрыла темная волна, был красный «мерседес», мчавшийся прочь на хорошей скорости. Красный «мерседес» Гас…

Глава 24

Солнечный свет был так нестерпимо ярок, что Джек с трудом заставил себя открыть глаза. Он медленно приподнялся и сел, наклонив голову, чтобы спастись от ослепляющих лучей, но все равно ощущал их жар. Он вытянул перед собой руки, и они показались ему странно белыми, как обожженные солнцем кости на песке. Ядерная бомба разорвалась в небе и опустошила мир, превратив его в пустыню.

Он услышал шум, подобный шелесту листьев и жужжанию насекомых, но не мог определить, откуда он исходит.

Бриджит, где она? Сквозь полуприкрытые веки он попытался разглядеть ее скорченное тело. Она лежала на асфальте, подтянув коленки к груди и спрятав в них голову, совсем как ее тетя Гас, когда он выбрался из подпола в лачуге. На первый взгляд Бриджит не пострадала, но, видимо, находилась в шоке.

Теперь Джек ощутил глубокую разрывающую боль в груди и животе. Он не мог разглядеть свои раны, потому что не различал деталей. Если на нем и на земле была кровь, то она казалась ему такой же белой, как и все остальное. С трудом он встал сначала на колени, потом на ноги. Добраться до Бриджит было его единственной целью. Главное, он пришел в себя и мог ходить.

Его глаза слезились от света, он щурился, шум нарастал, ударяя ему в барабанные перепонки и перемежаясь с мелодичным звоном.

– Что с тобой, Бриджит? – спросил Джек и опустился рядом с ней на колени.

Она вскочила и недоуменно уставилась на него.

– Папочка! Я думала, ты умер!

Папочка! Он снова крепко зажмурился, потом согнулся пополам и рухнул на землю.

– Папочка! – в отчаянии закричала Бриджит.

Джек почувствовал, как кто-то трогает его и расстегивает на груди рубашку. Быстрые руки ощупывали его тело, и люди о чем-то возбужденно говорили.

– У него бешеный пульс! – сказал чей-то голос.

– Хорошо еще, что он у него есть! – откликнулся другой. – Непонятно, как он вообще выжил.

– Его спасла мокрая трава. Она мокрая от дождевальных установок.

– Мокрая трава спасла комара!

Все вокруг засмеялись, и Джек снова попробовал открыть глаза. Он открыл их всего на секунду, но успел заметить окружавшие его большие фигуры в ослепительно белых одеждах и с сияющим ореолом вокруг головы.

Может быть; он умер?

Может быть, на небесах тоже есть больницы?

– Давление падает, – объявил кто-то. – Прощупайте его живот, у него могут быть внутренние повреждения или кровотечение.

Дверь открылась и со стуком захлопнулась. Кто-то задернул занавеску у кровати.

– Там в коридоре шумит его жена, она хочет узнать о его состоянии.

– Та самая манекенщица Гас Феверстоун?

– Та самая вздорная красотка? Неужели он женился на ней?

– По крайней мере ему есть ради кого жить.

Ради кого ему жить? Он вспомнил мчащуюся прямо на него машину Гас, удар, подбросивший его высоко в воздух. Это она, Гас, сделала еще одну попытку убить его.

***

– Но я должна с ним увидеться, – настаивала Гас. – Он мой муж. Я имею право знать, в каком он состоянии.

– Очень сожалею, но это невозможно. – Старшая сестра посмотрела на часы и вздохнула, показывая, что ее утомил бесцельный разговор. – Мне дано указание не пускать к нему посетителей. Я уже говорила вам об этом. Ваш муж не хочет никого видеть, миссис Кэлгейн, и, боюсь, это касается и вас тоже. Он сказал об этом своему лечащему врачу. Еще раз прошу меня извинить.

Близился рассвет, и Гас провела в больнице всю ночь без еды и сна, к тому же она не могла найти никого, кто бы мог дать ей хоть какую-нибудь информацию. Она дошла до того, что была готова наброситься с кулаками на седую пожилую сестру, но благоразумно решила не устраивать сцен, чтобы не привлечь внимания вездесущих репортеров. Она не отходила от поста сестры в надежде увидеть кого-нибудь, кто сможет отменить строгий приказ врача.

Ей сказали, что Джек стал жертвой наезда и что машина скрылась с места происшествия. Что его состояние стабилизировалось и жизнь вне опасности, но он нуждается в покое. И больше никаких сведений, сколько она ни настаивала. Они даже отказались сообщить Гас, какие он получил повреждения.

– Когда я смогу поговорить с его врачом? – в сотый раз спросила она, стараясь сдерживаться. Она должна была увидеться с Джеком по множеству причин. – Мне сказали, что лечащего врача здесь нет со вчерашнего вечера. Разве он не делает обход, как положено?

– Врачи обычно делают обход после приема больных у себя. Он обязательно будет здесь после обеда. А теперь прошу меня извинить. – Кто-то вызывал сестру по больничной пейджинговой связи. – Мне надо идти.

И сестра удалилась по коридору, прежде чем Гас успела опомниться. Гас поняла, что ей придется преодолевать препятствия без посторонней помощи. Все утро она внимательно прислушивалась к разговорам, пытаясь извлечь из них что-нибудь полезное для себя, и подслушала, как старшая сестра попросила сиделку принести графин со свежей водой в одну из палат. Гас показалось, что она назвала фамилию Джека, и теперь ей оставалось найти палату и незамеченной пробраться туда.

Палата находилась на седьмом этаже, и, к великому облегчению Гас, в коридоре было пусто. Противоречивые чувства нахлынули на нее, когда Гас открыла дверь и увидела Джека, без движения лежащего на кровати. Она не могла разобраться в своих чувствах. Ей хотелось бежать прочь отсюда и одновременно броситься к нему. Ей хотелось открыть свое сердце неподвижному, безмолвному Джеку и рассказать ему о своей беде в надежде, что он ее услышит и поймет. Она обязана рассказать ему о вещах, которые, без сомнения, изумят и озадачат его, но не представляла себе, как это сделает. Хуже всего было то, что ее мучили страх и чувство вины, два ненавистных ей состояния.

Гас не знала, как сильно он пострадал, она видела только повязку у него на голове и гипс на плече. Его ровное дыхание свидетельствовало о спокойном сне. Во всяком случае, он не боролся за жизнь внутри кислородной палатки. Бриджит так громко плакала, что Гас тогда подумала о самом худшем.

Она подошла к кровати и в растерянности остановилась, слушая, как он дышит. На его лице было множество порезов, а широкая марлевая повязка на лбу, видимо, прикрывала более серьезную рану. Гас была рада, что не видит осуждающего взгляда его темно-синих глаз. Его взгляд всегда приводил ее в смущение, а сейчас у нее и без того хватало забот. Больше всего ее поразили ссадины на его лице, они невольно вызывали жалость, и Гас с трудом удержалась, чтобы не притронуться к ним.

Она снова отметила, какие у него длинные ресницы и что форма его рта говорила не только о чувственности, но и о тонкости натуры.

Гас уже протянула руку к большому синяку на его скуле, как вдруг увидела, что у него дрогнули веки.

– Ой! – вскрикнула она и отпрянула назад, когда Джек открыл глаза.

Наверное, Гас убежала бы, не будь она так поражена. Он не двигался, молчал и только смотрел на нее, как человек в засаде, заставший врасплох своего врага. Его взгляд был абсолютно ясен, в нем не было ни остатков сна, ни растерянности, а только холодные, страшные вопросы.

– Что ты тут делаешь? – спросил он ледяным тоном.

Такими же ледяными были и его глаза.

Черная бездна Ледовитого океана не могла быть холоднее…

Гас отступила назад, подавляя желание убежать.

– Они не пускали меня к тебе… Я должна была у-узнать, как ты тут…

Джек презрительно оглядел ее с головы, до ног. Ее костюм от Шанель и лодочки на высоченных тонких каблуках.

– И кого мы сегодня изображаем? – спросил он. – Барби на светском рауте?

– Я должна была кое с кем встретиться, – оправдываясь, сказала Гас. – Я пришла сюда, как только узнала…

– Как только узнала? Жаль, что я не на искусственном дыхании, а то бы ты отключила аппарат.

Она пятилась все дальше от кровати.

– Что с тобой? – спросила Гас почти так же тихо, как и он. – Что с тобой случилось?

Он с трудом сел на кровати – Кто-то сбил меня «мерседесом» и уехал, считая, что я мертв. Прошу прощения, если сегодня я не так бодр, как обычно.

– Мне рассказали, как это было, но ведь у тебя нет серьезных повреждений? Ничего опасного для жизни? Я хочу сказать…

– Врач сказал мне, что я чудом выжил. В полицейском протоколе записано, что я отлетел с дороги в канаву. К счастью, канава заросла травой. Там была вода, которая смягчила удар.

– Слава Богу.

– Я еще не закончил. Гас. В протоколе говорится, что меня сбил красный спортивный «мерседес».

– Красный «мерседес»… Такой, как у меня?

Он долго в упор смотрел на нее.

– Такой, как у тебя. Гас. Один к одному. «Ред хот», помнишь?

– Но это невозможно.

– Еще как возможно. Я видел это своими собственными глазами. Я все время оставался в сознании. Это твой «мерседес» сбил меня. Гас.

– Но у меня было деловое свидание, и я ездила туда на своей машине.

– Значит, кто-то на время одолжил ее у тебя, верно? Ты на это намекаешь? Кто-то украл твой «мерседес» и сбил меня, чтобы потом свалить вину на тебя.

– Никто не крал у меня мою машину!

Она подошла к окну и посмотрела вниз. Стоянка во дворе семью этажами ниже сейчас была переполнена, а ночью, когда она ставила машину, там было почти пусто. Целенький, без единой царапины «мерседес» стоял в ближайшем ряду от входа.

Или сверху ей было плохо видно?

– Иди сюда и посмотри, – пригласила она его. – «Мерседес» стоит на том самом месте, где я его поставила ночью, а ведь я приехала сюда уже после того, как тебя сбили. Если бы тебя сбила моя машина, ты бы увидел вмятины на ней даже с седьмого этажа. Иди посмотри.

Джек слез с кровати, преодолевая слабость. На нем была смешная больничная рубашка, одна из тех, что завязываются на спине, и она была ему явно мала и коротка. Но он не стеснялся, хотя Гас невольно посмотрела на его открытые выше колен сильные ноги.

Он поморщился от боли, и Гас решила, что в дополнение ко всему у него сломаны ребра. Это было болезненно, но не смертельно. Она с облегчением вздохнула.

Гас отодвинулась в сторону, давая ему место у окна. Она предпочитала держаться от него подальше. Даже в таком плачевном состоянии от Джека можно было ожидать чего угодно.

Она помнила, как он сказал, что ей не следовало оставлять его в подполе со змеей, потому что такие вещи не забываются.

Он молча сосредоточенно смотрел в окно, и Гас почти видела, как лихорадочно он думает, пытаясь разрешить загадку. Как могло случиться, что ее «мерседес» без единой царапины стоял внизу во дворе, если именно эта машина сбила его на дороге?

Джек не сомневался, что машину вела она, и примирился со страшным фактом, несмотря на все то, что произошло между ними. Гас не смела винить его в этом, особенно если учесть ее прежние попытки лишить его жизни… К тому же он утверждал, что это был именно ее красный «мерседес».

– Это не я, Джек. – Гас с трудом заставила себя говорить. – Я не в-виновата. Как мне убедить тебя?

Его лицо все еще выражало недоверие, но презрение в его глазах сменилось мучительным вопросом. Гас видела, что он – колеблется. Он не хотел ей верить. Не верить было для него легче, чем оправдывать ее. Ведь тогда он по праву разгромит их семью, уничтожит всех Феверстоунов, и ее в том числе. Стоит ему захотеть, и он может передать ее в руки правосудия…

Она встретила вопросительный взгляд Джека и ответила на него вопросом:

– Если полиция подозревает меня, то почему они меня не допросили? Никто не говорил со мной, и никто не осматривал «мерседес». Я здесь с ночи…

– Полиция ничего не знает. Я объяснил им, что все произошло слишком быстро и я не успел разглядеть машину. А тебе я ничего не сказал, потому что хотел увидеть твою реакцию.

Значит, он все-таки сомневается, что это была она, иначе сообщил бы о ней в полицию.

– Ну и как, ты вынес мне оправдательный приговор? – спросила она.

– Что происходит. Гас, черт возьми? – Он сделал было движение к ней, но остановился. – Кто пытается убить меня?

Если не ты, то кто тогда?

Гас подумала, что ей известно немало людей, которые могут желать его смерти, включая ее бывшего жениха и всех Феверстоунов. Вне подозрений была только одна Бриджит. Гас также знала еще кое-кого, кто представлял для Джека опасность. Она пришла сюда, чтобы предупредить его об этом, но не решалась, боясь, что это будет для него неприятной новостью.

– У тебя должны быть враги, – наконец начала Гас. – Ты ведь сам рассказал мне, чем зарабатываешь на жизнь. Я не имею в виду охранные системы.

Она имела в виду убийство людей.

Джек устало привалился к подоконнику. Ему не надо было вставать. Она бы отвела его обратно в кровать, если бы знала, что он не отвергнет ее помощь. Гас снова взглянула на него, большого, сильного, красивого мужчину в коротенькой больничной рубашке, и ее сердце сжалось от нежности. Теперь ей предстояло самое трудное, и хотя это был совсем неподходящий момент, у нее не осталось выбора. Сейчас она объявит ему новость, никак не связанную с происшествием. Она не может больше откладывать.

– Может быть, ты сядешь? – предложила она, показывая на кресло.

– Не надо, я чувствую себя прекрасно.

Это вряд ли соответствовало действительности…

Он изучал ее, сжав челюсти, стараясь разгадать причину ее беспокойства. Он смотрел, как ее руки нервно вертят белую кожаную сумочку.

– Ты выглядишь так же невинно, как вор с мешком награбленного добра, – заметил он. – Ты просишь, чтобы я тебе поверил, а у меня это не получается. Убеди меня. Гас.

Сделай так, чтобы я тебе поверил.

Красные ногти Гас еще глубже впились в мягкую кожу сумочки, царапая ее. Сумочка была для нее талисманом, лишись Гас талисмана, и она бы пропала.

– Сейчас я говорю не о моей вине, Джек, а совсем о другом. Мне надо кое-что тебе сказать… Пожалуй, лучше будет, если ты все-таки сядешь.

– Так в чем же дело?

Гас сунула сумочку под мышку и начала ходить взад-вперед по комнате. Ей казалось, что она не удержится на своих высоких каблуках, но она не могла устоять на месте. Она не предполагала, что все будет так плохо.

– Я была у доктора, – нерешительно начала Гас и остановилась в надежде, что ее изъян избавит се от необходимости продолжать, но почему-то на этот раз она не заикалась. – Дело в том, что у меня возникла небольшая проблема, но до сегодняшнего дня я еще не была ни в чем уверена.

– Какая еще проблема?

По непонятной причине глаза ее наполнились слезами. К счастью, Джек был на другом конце комнаты и не заметил, как она взволнована. Ей не оставалось ничего другого, кроме как признаться.

– Я беременна, – сказала Гас внезапно охрипшим голосом.

Джек смотрел на нее не понимая, словно она говорила на чужом, неизвестном ему языке. Глядя в его растерянное лицо, Гас ощутила невыносимую боль. Она ожидала любой реакции, но не такой.

– У меня будет ребенок, Джек. Я… Я хочу сказать, мы…

– Ты беременна?

Слова были полны холода и неверия.

Гас кивнула.

– Ты ждешь… р-ребенка?

Похоже, теперь он начал заикаться вместо нее. Его глаза бегали по ее телу, словно в поисках доказательств, и при этом он недоверчиво качал головой. Джек явно счел это досадной новостью, а она почему-то надеялась, что он обрадуется… Но с какой стати он должен радоваться? Потому что вырезал на дереве ее имя? Это наивное проявление любви убедило ее, что она ему небезразлична и что раз она ему дорога, то ему будет дорог и их ребенок.

Как же она наивна…

Гас глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Боль была такой нестерпимой, будто он вырезал ее имя не па коре дерева, а у нее на груди. Бедная Гас, наверное, ты смотришь слишком много телевизионных сериалов! Слишком много рекламы тестов на беременность, когда счастливый муженек с идиотской улыбкой обнимает свою дорогую женушку. Слишком много рекламы памперсов и вообще всякой романтической дребедени со счастливым концом.

– Не понимаю, как это могло…

– Не сомневайся, – оборвала его Гас. – Я беременна, и ребенок твой. Я не спала ни с кем, кроме тебя.

– Когда это случилось? Ведь мы занимались с тобой любовью всего два дня назад.

– Ты забыл, что мы занимались тем же самым в пустыне, в душе. Или это вылетело у тебя из головы?

– Нет, такое не забудешь, но я…

Она осуждающе посмотрела на него и произнесла всего одно слово:

– Утечка.

Он поднял руку и тут же бессильно уронил ее.

– Наверное, мне надо сесть. – Джек неуверенным шагом подошел к клеенчатому креслу у кровати и тяжело опустился на его скользкую поверхность. – И давно ты знаешь?

Гас ожидала всего чего угодно – удивления, шока, гнева, но не бесчувствия. Вся кровь отхлынула от его лица, и казалось, он был так оглушен и подавлен новостью, что не мог до конца воспринять ее.

– Я не знала, – ответила она. – Во всяком случае, не была уверена. Я думала, что ошибаюсь, а тут как раз пришел срок ежегодного осмотра, и я пошла…

– Ребенок? – пробормотал он. – Господи, какая нелепость.

Гас в ужасе смотрела на него, отказываясь слышать, не понимая, как может он быть таким жестоким. Ей хотелось броситься на него и ударить, но Джек словно забыл о ее присутствии. Он недоуменно покачал головой, не зная, смеяться ему или плакать.

– Подлец, – выдохнула она, не в силах остановиться.

Злоба выплеснулась наружу, как яд змеи. – Это ты сам нелепость.

Он поднял голову и посмотрел на нее безумными неверящими глазами. Как если бы она вдруг призналась, что виновата в его несчастье и что это она сбила его на дороге. Он был готов примириться с тем, что она его убийца, но не с тем, что она мать его ребенка. Гас попыталась проглотить вдруг ставшую горькой слюну. Негодование мешалось в ней с обидой, слезы хлынули из глаз.

Какая она глупая, ей не следовало ему открываться. Она должна была сама что-то предпринять, позаботиться о себе, может быть, лечь в клинику. А она доверилась ему, чтобы вместе с ним принять решение. Какая ужасная ошибка!

– Я сама во всем разберусь, – сказала Гас и пошла к двери, путь до которой был длиннее путешествия на край света.

Она явилась сюда еще и затем, чтобы признаться, что совершила оплошность, которая может обернуться для него бедой. Но теперь все отошло на задний план и не имело никакого значения. Она сказала ему все, что могла сказать.

Не осталось ни единого слова, которое хотели бы произнести ее окаменевшие губы.

Глава 25

– Он правда хорошо себя чувствует? Ты уверена. Гас? Ты с ним говорила? И что он сказал?

Бриджит лежала на спине на полу в спальне Гас, положив поднятые кверху ноги на подлокотник кресла. Она была в своем обычном розовом трико и с интересом исследовала внутренности неприкосновенной музыкальной шкатулки Гас с фигуркой Золушки на крышке. Рядом с ней, как и она, животом вверх, лежал бегемот, подарок Джека.

– Он чувствует себя прекрасно. Ты уже спрашивала меня об этом, Бриджит.

Гас была непривычно резка, но Она не знала, как еще отделаться от Бриджит, целый вечер пристававшей к ней с вопросами о человеке, которого Гас больше всего на свете хотела бы забыть. Но Гас не могла объяснить это ребенку, по крайней мере сейчас. Сейчас ей было не до этого, так как она еще не навела порядок в своих чувствах. Она еще не была способна ясно мыслить.

И если в ее голосе слышался надрыв, то только потому, что в ее сердце была рана, такая же свежая, как ссадины и синяки на лице Джека. Стоило ей вспомнить разговор с ним в больнице, как она тут же приходила в ярость.

Устроившись в кресле напротив Бриджит, Гас безуспешно пыталась сосредоточиться на изучении договора об ограниченном партнерстве, который она собиралась подписать с возможными инвесторами. Она попросила семейного адвоката составить документ и решила ознакомиться с его пунктами до начала переговоров. Гас хотела, чтобы ее принимали всерьез, но вот уже целый час она читала и перечитывала первый пункт, но так и не добралась до его смысла. Она не могла сосредоточиться. Сколько она ни старалась, горечь обиды поминутно возвращалась, а вместе с ней и мысли о Джеке.

– Почему ты не привезла его домой? – продолжала приставать Бриджит, которую ничто не могло остановить. – Если Джек так хорошо себя чувствует, почему он не вернулся вместе с тобой? А ты уверена, что он хорошо себя чувствует? Эта машина его сильно помяла. Я думала, он не выживет. Они еще не нашли того, кто был за рулем?

– Бриджит… – начала Гас и остановилась.

Бриджит была всецело под впечатлением увиденного и нуждалась в поддержке. Она вполне справедливо хотела знать не только о состоянии Джека, но и о том, когда он вернется домой.

Но даже ради Бриджит Гас не могла притвориться, будто все в порядке. Чувства разрывали ее на части. Завтра, пообещала она себе, завтра безумие немного уляжется, и тогда она поговорит с Бриджит.

– Разве тебе не пора в постель? – спросила она.

– Совсем нет. У меня в запасе еще целый час.

Музыкальная шкатулка заиграла свою серебристую мелодию из диснеевского фильма, и Гас вздрогнула. Неужели было время, когда она могла часами слушать эту музыку и грезить вместе с Золушкой? Ведь даже шестилетней девочке не пристало быть такой наивной! «Когда-нибудь мой принц придет…»

Боже мой, какая ерунда, какие романтические бредни! Того, кто их придумал, следовало бы судить за то, что он засоряет мозги неопытным девушкам. В другое время Гас не позволила бы Бриджит заводить музыкальную шкатулку, но сегодня ее надо было чем-то отвлечь.

– Прошу тебя, Бриджит, оставь ящик в покое, – попросила Гас. – Этот звон мешает мне сосредоточиться.

– Ладно, – вздохнула девочка, и шкатулка со стуком ударилась об пол и замолчала, а Бриджит обратила свое внимание на толстого бегемота. – Хорошо бы Джек вернулся. Тогда бы я сказала ему, как мне нравится его бегемот.

– Можешь сказать мне это сейчас, Бриджит. Я здесь.

Бумаги выпали из рук Гас и рассыпались на коленях. Джек Кэлгейн стоял в дверях спальни, заслонив весь проем, он улыбался и выглядел вполне здоровым.

Гас отметила, что его бледность исчезла и легкий румянец появился на скулах. Повязка по-прежнему закрывала лоб, но гипса на плече уже не было. Если бы не повязка на голове, трудно было бы поверить, что недавно он чуть не проиграл поединок со смертью. «Надо надеяться, не последний», – мстительно подумала Гас.

При виде Джека Бриджит быстрее молнии вскочила на ноги, и бегемот отлетел в сторону.

– Джек! – закричала она и бросилась к нему.

– Эй, подожди! – попытался он остановить девочку, но не успел и со вздохом подхватил ее на руки.

Гас в ужасе вскочила с кресла:

– Бриджит! У него вывих плеча, ты делаешь ему больно!

– Совсем нет! Тебе ведь не больно, Джек?

Она прижималась к его груди, но Джек осторожно поставил ее на пол. Его лицо покрылось капельками пота.

– Ты меня чуть не убила, малышка, – сказал он одновременно со смехом и стоном боли.

– А вот и твой бегемот, Джек!

Она бросилась поднимать игрушку, но Джек уже смотрел на Гас, и его настойчивый взгляд сказал ей, что он пришел сюда с чем-то очень важным, способным изменить ее жизнь. Хотя он и так уже в этом преуспел.

Бриджит остановилась, смотря то на одного, то на другого.

– Джек! – снова позвала она. – Что это с вами происходит? Может, вы влюбились друг в друга, или я чего-то не понимаю?

– От нее ничего не скроешь, верно? – обратился он к Гас, вытирая пот с лица рукавом своего черного тренировочного костюма.

Бриджит по-прежнему наблюдала за ними, прижимая к щеке бегемота.

– Вы что – ссоритесь? – спросила она, завороженная немой сценой. – Или, наоборот, решили помириться?

– Все зависит от твоей тети, – пояснил Джек.

При этих словах Гас гордо вздернула подбородок.

– Может, мне лучше уйти? – предложила Бриджит.

– Спасибо, девочка, – сказал Джек. – Похоже, нам с твоей тетей надо поговорить наедине.

– Конечно, конечно. – Бриджит на мгновение задержалась в дверях. – Пожалуйста, попроси ее, чтобы она разрешала мне читать взрослые книги. Как ни старайся, ребенка все равно не уберечь от жизни. Лучше уж узнавать обо всем дома, чем на улице. Разве я не права?

– Посмотрим, что я сумею сделать для тебя, – пообещал Джек. – Но и ты тоже должна мне помочь. Не говори никому, что я здесь, хорошо?

Как только дверь закрылась, Гас попыталась привести в порядок мысли. Она ничего не могла с собой поделать, ее неудержимо влекло к Джеку, что, в свою очередь, заставляло ее еще больше его ненавидеть. Гас не могла решить, хочет или не хочет она с ним видеться, и презирала себя за свою слабость. Как можно терпеть его присутствие после того, что он ей сказал?

Теперь она знала, что привело его в их дом, и не она была тому причиной. Вебб Кальдерой намекнул, что Джек взял на себя функции правосудия, или, говоря иными словами, решил отомстить. Он возлагал на Феверстоунов ответственность за свои беды и готов был доказать их вину. Новость о ребенке не смягчила его, а, напротив, только еще больше ожесточила.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Джек.

Не дождавшись ответа, он начал оглядывать стены спальни и почти тотчас же обнаружил то, что искал. Он вытащил из кармана небольшой аэрозольный баллончик, подошел к самой дальней стене и протянул руку туда, где обои почти подходили к потолку.

– Что ты делаешь? – удивилась Гас.

– Хочу обеспечить нам хоть какое-то уединение. – Он побрызгал из баллончика на красные розы обоев. – Твой сводный брат псих. Гас. Он любит подглядывать за людьми, и за тобой тоже.

– Ты хочешь сказать, что в этой комнате установлена скрытая камера?

Гас с ужасом вспомнила, сколько раз она раздетой ходила по комнате, и не только удивилась, но и почувствовала себя оскорбленной. Почему такая возможность никогда не приходила ей в голову? Ведь охранник Говард как-то сказал ей, что одна из комнат Лейка полна мониторов. К счастью, в ту ночь, когда к ней в спальню пробрался Роберт, все уже легли спать.

– Я спросил, как ты себя чувствуешь, – снова повторил свой вопрос Джек и спрятал баллончик обратно в карман.

– Я чувствую себя прекрасно, – отрезала она. – А как ты?

– Но ведь это не я ожидаю ребенка.

Уловив искреннее беспокойство в его голосе. Гас вовремя удержалась от резкого ответа, который уже вертелся у нее на языке. Можно подумать, что она все-таки ему небезразлична. С другой стороны, она могла напридумать кучу вещей, которые якобы прочитала в его взгляде. «Я не могу тебе поверить, Джек Кэлгейн, – сказала она себе. – Я никогда не верила никому, кроме себя, так было безопаснее с той матерью, какая была у меня. Я больше не перенесу разочарования или обмана. Отец и мать бросили меня, никто из тех, кого я любила, не сдержал своих обещаний. Вряд ли ты станешь исключением…»

– Гас, послушай…

Он успел заметить слезы на ее глазах, хотя она наклонила голову, притворяясь, что поправляет майку.

– Гас, я очень виноват перед тобой, – добавил он.

Она еще ниже опустила голову.

– Виноват в чем? У меня все в порядке. Просто избыток каких-то гормонов, наверное, тех, что вызывают мрачное настроение… Я не знаю.

– Не сердись, Гас, ведь тогда я рассуждал вслух о неурядицах своей жизни и о том, как это неожиданно, что ты именно сейчас беременна моим ребенком. Это не касалось моих чувств к тебе и ребенку. Речь шла о времени, о том, что по странному стечению обстоятельств все происходит в данный момент. Это и есть нелепость. Можешь ты мне поверить?

Гас кусала губы.

– Я наговорил глупостей. Давай забудем об этом, хорошо? – Он пальцем стер слезинку, повисшую у нее на ресницах. – Ты также должна учесть внезапность событий. Вечером меня сбивает «мерседес» с твоими номерными знаками, а утром ты объявляешь мне, что ждешь ребенка. Я не знаю, какое из двух событий меня больше ошеломило.

– Слушая все это, я не могу с тобой не согласиться, – признала Гас. – Но ты сразу поверил, что тебя сбила я. Ты долго не раздумывал. У тебя не было сомнений.

– Сначала да. Но ты должна меня понять. – Теперь его пальцы уже стирали слезы с ее щеки. – Я был в здравом уме, когда меня сбила машина. Это был точно красный спортивный «мерседес» с твоими номерами. Я не хотел этому верить, но факты неумолимы. У тебя были для этого основания, и к тому же ты прежде очень решительно пыталась от меня отделаться.

Так вот, представь себе, что я считаю тебя убийцей, а ты в этот момент сообщаешь мне, что беременна.

– Мне показалось, что ты предпочел бы видеть во мне убийцу, а не мать твоего ребенка.

Она увидела сомнение на его лице. Значит, она все-таки права.

– Ты меня очень напугала, – признался он. – Но мне кажется, я знаю почему. Гас, я…

– Нет, – остановила она его, поняв, что не желает слышать его аргументы.

Она боялась его А вдруг он докажет ей, что она ему дорога, и тогда ей придется вновь полюбить его. Ее бедное сердце больше не выдержит такого испытания. Если она вновь полюбит кого-нибудь, это ее убьет. Она не переживет удара, если ее снова покинут. Все, кого она любила, покинули ее, даже Джиллиан.

Она отвернулась от него.

– Я должен тебе все рассказать, – настаивал Джек. – Ты уже знаешь, что моя жена умерла несколько лет назад. Но я тебе не сказал, что тогда я потерял и своего ребенка, девочку.

Ей было шесть месяцев, и в церкви на ее похоронах я думал, что тоже умру. Мне чудилось, что меня ведут на казнь, которую я заслужил, и я очень жалел, что она не совершилась. – Он на мгновение остановился, не в силах продолжать. – Вся вина за их смерть лежала на мне, наверное, я мог бы предотвратить несчастье, если бы не строил из себя героя. Может быть, тогда сегодня они были бы живы…

Джек опять замолчал, и Гас почувствовала, что он борется с собой. Она хотела знать, почему произошла трагедия н в чем состоит его вина. Она также хотела знать, каким образом это связано с его местью Феверстоунам. Но больше всего ей хотелось прижаться к нему и раствориться в тепле его тела… Но она не доверяла себе. Нужно было совсем немного, чтобы она смягчилась. И снова полюбила.

– Теперь я понимаю, почему ты не хочешь больше иметь детей, – сказала она вслух.

– Неужели ты меня поняла? Одна мысль о новой семье пугает меня.

Гас поняла. Поняла, что он испытывает те же чувства, что и она сама. Это значило, что снова возникнет страх потери, боязнь пережить прежнюю боль. Он знал, что не выдержит новых мук, Он не мог позволить себе любить кого-то или что-то.

– А ты, Гас.

Ты хочешь этого ребенка?

Она не ответила. Она не могла заставить себя ответить. То, что он говорил, трогало ее и было так непохоже на обычную, лишенную чувства болтовню, к которой она привыкла. Ему было важно то, что она скажет.

– У тебя есть Бриджит, – продолжал он, – и я почему-то не могу представить тебя с собственным ребенком, особенно теперь, когда ты будешь занята журналом. Так ты все-таки хочешь его. Гас?

Гас не знала, чего она хочет, за исключением одной вещи: она хотела его самого. Она хотела его всего, такого, какой он есть. Наверное, некая извращенная сторона ее натуры всегда требовала того, что было ей недоступно, отчего она всегда была обречена проигрывать.

– Я не знаю, – совершенно искренне призналась Гас.

Она услышала его вздох и почувствовала, что он снял руку с ее плеча.

– А ты? – Она повернулась к нему, не смея верить себе. – Ты его хочешь?

Губы Джека приоткрылись, словно он что-то хотел сказать, но раздумал. Кривая улыбка появилась на его лице. Сначала Гас показалось, что он чуть кивнул, но он заговорил, и его грустные слова лишили ее иллюзий.

– Боже мой. Гас, – сказал он, – что я буду делать с этим ребенком?

Ее сердце привычно заныло.

– Я так и думала, что ты это скажешь.

Они немного помолчали.

– Ну а если бы я сказал, что хочу его… – Он приостановился. – Если бы я хотел его, что бы ты мне ответила?

Музыкальная шкатулка на полу вдруг заиграла, и Гас подумала, что это поощрительный знак небес, но тут же догадалась, что Джек нечаянно толкнул ее ногой.

– Что бы я сказала? – шепнула она скорее себе, чем ему. – Я бы сказала, что Бриджит права.

– В чем. Гас?

Она почувствовала, что краснеет. Румянец залил ее щеки, приятное тепло охватило все тело.

– Ей показалось, что мы начинаем любить друг друга. Она угадала, я начинаю любить тебя…

Он коснулся ее щеки, сомневаясь, что этот подарок предназначается ему.

– Какая ты хорошенькая, тебе так идет румянец.

Многие мужчины называли ее красивой. Пресса не жалела для нее самых громких эпитетов, и слова потеряли смысл, превратившись в пустой звук. Правда, Гас все равно никогда не верила хвалебным речам, которые слышала. Но сразу поверила тому, что он назвал ее хорошенькой, как и тому, что ей к лицу румянец. Поверила, потому что никто до него не говорил ей таких простых искренних слов.

Она никогда не чувствовала себя такой хорошенькой. И такой смущенной.

Шкатулка продолжала играть свою незатейливую мелодию.

– Наверное, это Бриджит забыла свою игрушку, – наконец нарушил молчание Джек. – Она очень романтичная девочка.

Гас взглянула на фигурку Золушки, крутящуюся на крышке шкатулки, и кивнула, не желая признаваться, что она и есть та самая романтичная девочка. Она вздохнула и подняла взгляд на Джека, боясь, что он прочтет правду в ее глазах, и опасаясь того, что она сама увидит в его взгляде.

Гас увидела на его лице такое сильное желание, что ей стало больно. Жестом собственника он положил ей ладонь на бедро.

– Да, я хочу этого ребенка, – подтвердил он. – Почти так же, как я хочу тебя. Но можем ли мы заниматься любовью в твоем состоянии?

– Еще как, – только и сумела произнести Гас.

Они обнаружили, что оба в плохом состоянии, когда начали раздевать друг друга. Гас совсем забыла, что у Джека повреждены ребра.

– Я буду осторожной, – пообещала она, расстегивая его куртку и ощущая под ладонями теплое крепкое тело.

Его дрожь сказала ей, что он с трудом сдерживается.

– Ты обещаешь не причинять мне боль? – спросил он.

– Я обещаю, что ты никогда не будешь из-за меня страдать. Я тебя н-никогда не покину.

Он просунул руки под ее майку и положил их ей на груди.

Его ладони показались Гас удивительно прохладными на ее разгоряченном теле. Она засмеялась, радуясь тому, что он рядом с ней. «Я люблю тебя до невозможности», – хотела сказать ему Гас, но промолчала. Вряд ли ей удалось бы без труда произнести сейчас эти слова. У нее была своя гордость… Правда, не тогда, когда речь шла о Джеке Кэлгейне.

Очень скоро они, еще не раздевшись до конца, оказались на ее кокетливой кровати под балдахином. Гас в майке, а Джек в трусах. Сначала Гас потратила некоторое время на оказание ему первой помощи, склонившись над ним и целуя повязку на его ребрах, потом занялась синяками и ушибами, самый большой из которых был у него на бедре. В ответ Джек стремительно освободился от остатков одежды, демонстрируя замечательную степень возбуждения.

Он поднял вверх ее майку, обнажив груди, и несколько секунд смотрел на них, прежде чем наклониться и наградить каждую множеством поцелуев. Он вовремя остановился, иначе бы для нее все кончилось в один миг. Гас хотела проделать то же самое с ним, но он не позволил и, когда она попыталась проложить цепочку из поцелуев от его груди до живота, остановил ее.

– Не надо, – сказал Джек. – Нам это ни к чему. Я хочу, чтобы ты лежала на спине, жена, и я хочу все время находиться у тебя внутри.

И, превозмогая боль, он обнял ее и устроил под собой на кровати. Затем, глядя ей в глаза, поместился у нее между ног.

Мгновенное и очень определенное желание тут же овладело Гас.

Она не хотела, чтобы он трогал и ласкал ее, как бы чудесно это ни было. Она хотела ощутить его внутри себя и не могла выдержать даже секунды ожидания. Наверное, он прочитал это в ее глазах, потому что сразу вошел в нее очень глубоко.

Ее тело с жадностью приняло его, и все это время Гас, не прекращая, стонала, задыхалась и произносила слова, выражая полное удовольствие. Она умоляла его не останавливаться, не прекращать движения, идти все глубже, хотя ему казалось, что он уже находится где-то в районе ее души. Наконец он поднял ее и усадил себе на бедра, от чего она, не выдержав напора, задрожала, выгибаясь и запрокидывая голову назад.

Когда последний стон замер у нее в горле, Джек, движимый мощной энергией, притянул ее к себе за майку, целуя и слегка покусывая ее груди, и его бешеный пыл чуть не заставил ее испытать наслаждение во второй раз.

Гас все еще пребывала в стране блаженства, когда Джек отправился в путешествие, которое не совершал много лет. Он схватил ее за плечи и, не отрывая взгляда от ее лица, по привычке старался обуздать себя и не уступить, но потерпел поражение. Ураган унес его с собой и, победив, покинул его умиротворенное тело. Джек опустил веки и отдался покою, наслаждаясь полной гармонией чувств.

Гас заметила слезу в уголке его глаза, но когда он открыл глаза и посмотрел на нее, слезы уже не было.

Они лежали рядом, он – положив руку ей под голову, она – прижимаясь к нему.

– Как это тебе удалось? – спросил Джек. – Я так забылся и потерялся, что впору объявлять мой розыск.

Гас смеялась вместе с ним и рассматривала страшный шрам у него на плече, удивляясь, откуда он у него. Втайне она радовалась, что Джек поддался своим чувствам, но не хотела смущать его намеком на прошлые неудачи.

– Может, тебе это было не нужно? – спросила она.

– Может, и не нужно, потому что так легче контролировать свои чувства.

Он уже понял намек и начал поглаживать ее плечо, но скоро его ладонь переместилась в другое место. Его пальцы обхватили ее грудь, вызвав у нее дрожь предвкушения.

– Пожалуй, я не прочь повторить все сначала, – сказал Джек. – Теперь держись, ты научила меня забытой игре.

Гас удовлетворенно вздохнула. Теперь она больше не завидовала Золушке. Что же касалось каких-то теней на горизонте, то она решила забыть о них на время. Ей еще многое надо было обсудить с Джеком. Она еще не успела рассказать ему о своих подозрениях, о том, кто хочет убрать его с дороги. Джек считал, что это ее семья, но она придерживалась другого мнения. Но сейчас было бы кощунством нарушать чудесную атмосферу счастья.

Он смотрел на нее, словно она была его сокровищем, самой любимой женщиной на земле. И еще его руки, они умели удивительно ласкать ее. Пожалуй, лучше всего будет отложить разговор до утра…

***

Когда Джек проснулся. Гас крепко спала рядом с ним, свернувшись, как котенок. Он немедленно захотел снова заняться любовью, как подросток, который впервые узнал секс и готов бесконечно повторять открывшееся ему чудо.

Джек положил ладонь на ее ягодицы и ощутил нежность кожи. Он поцеловал ее плечо. Он хотел повторять игру много раз, до изнеможения, но вид Гас вызвал у него беспокойство. Утром она выглядела удивительно хрупкой, бледной и осунувшейся, слишком худенькой для беременной женщины. И дышала немного неровно. Что, если этой ночью он как-то навредил ей?

– Гас, девочка, проснись. Как ты себя чувствуешь?

Она продолжала спокойно спать.

Шум снизу привлек внимание Джека, шум и мелодичный звон дверного колокольчика. Затем последовал громкий стук, явно говоривший о том, что происходит что-то необычное. Он взглянул на часы: было около десяти утра. Джек тихо натянул тренировочные штаны и вышел из комнаты.

Он задержался, не доходя до лестницы, и его догадка, что пришел кто-то чужой, подтвердилась. Снизу доносились голоса, но он узнал только один из них – голос Лейка. Подойдя поближе к лестнице, Джек услышал обрывки разговора и понял, что пришедших было двое, они были из ФБР и искали его.

– Какое отношение имеет к вам Джек Кэлгейн, мистер Феверстоун? И как давно он проживает по этому адресу? – спрашивал один из посетителей.

– Он мой зять, – ответил Лейк. – Он находится здесь неделю или что-то около того, я точно не помню. Что-нибудь случилось?

– Похищена дорогая картина, и в связи с этим мы хотели бы задать мистеру Кэлгейну несколько вопросов. Он сейчас здесь?

– Да, он наверху с женой, с моей сестрой Августой.

Джек подкрался поближе, ловя каждое слово. Должно быть, Лейк увидел его в комнате Гас еще до того, как он вывел из строя скрытую камеру. Только таким образом Лейк мог узнать, где Джек провел ночь. Если, конечно, ему не сообщила об этом Бриджит, что было маловероятно.

– Вы уверены, что мистер Кэлгейн там? – спросил один из мужчин.

Джеку не надо было больше слушать, чтобы догадаться: его подозревают в краже той самой ценной картины. Пришедшие назвались сотрудниками ФБР, и у Джека не было оснований сомневаться в их словах, если не считать того, что в подобных обстоятельствах он не доверял никому вообще. Явиться сюда под видом представителей ФБР не так уж трудно. И опять же не это было главным, главным было то, что они пришли за ним.

Видимо, наступил момент продемонстрировать всем фокус с исчезновением.

– Хотите, я позову его? – предложил Лейк.

«Осел, – подумал Джек. – Хочешь передать меня прямо в руки агентов?»

– Почему бы нам не пройти вместе с вами наверх, – предложил один из посетителей. – Мы могли бы там поговорить с мистером Кэлгейном.

– Прошу вас, – пригласил Лейк агентов.

Джек отступил назад в коридор, мысленно представляя себе план огромного дома и все его входы и выходы. Побег из дома был лишь частью проблемы. Он не знал, что его ждет снаружи.

Вряд ли они оцепили дом и сад, но если это так, то тогда они поставили по агенту у каждой двери.

Странно, что Лейк с такой готовностью взялся им помогать.

Агенты не упоминали об ордере на арест, значит, Лейк сам разрешил охраннику у ворот впустить их, и у него было достаточно времени, чтобы позвонить Гас и сообщить о визитерах, но он этого не сделал.

Приближающиеся шаги сказали Джеку, что ему следует поторопиться. Учитывая услужливость Лейка, им даже не понадобится разрешение на обыск. Он проведет их по всем комнатам, включая задние лестницы и потайные переходы, своего рода осмотр старинного особняка. Джек понял, что у него нет времени, чтобы известить Гас. Он не мог даже оставить ей записку.

Ему следовало не откладывая убираться отсюда.

Джек медлил, не зная, что предпринять. Бежать от опасности или остаться с Гас, которая теперь особенно нуждалась в его защите. Если он лишится свободы, то уже никогда не сможет поймать чудовищ, убивших его жену и дочь. Этого он не мог допустить. Он последовал за дьяволами в ад и стал одним из них только для того, чтобы проникнуть сюда. Он был совсем близок к цели. Джек уже чуял запах того, кто все замыслил.

Оставалось только добыть доказательства. Если его предположение верно, ключом ко всему было то самое полотно под названием «Скромница».

Джек повернулся и побежал по коридору к потайной лестнице, которой воспользовался тогда в библиотеке. Теперь ему предстояло повторить номер с исчезновением на бис.

Глава 26

Джек нажал кнопку поиска на автомобильном приемнике и подождал, пока не появилась станция, где в новостях рассказывали о краже картины. Он знал, что не услышит ничего хорошего. Вот уже на протяжении часа он слушал примерно одно и то же сообщение.

– Следователи ФБР объединили усилия с департаментом финансов и департаментом полиции Лос-Анджелеса, – рассказывал репортер, – ив настоящее время занимаются поисками главного подозреваемого – Джека Кэлгейна, бывшего специалиста по безопасности таможенной службы США. Джек Кэлгейн был освобожден от своих обязанностей пять лег назад, когда его пытались шантажировать в связи с его работой. В ходе этой попытки преступники похитили и убили его маленькую дочь.

– Позже он отсидел срок за нападение на человека, которого он ошибочно принял за одного из похитителей.

Джек выключил радио.

Ему была необходима тишина, чтобы все хорошенько обдумать. Кто-то воспользовался тем самым способом, который он тогда описал за ужином, а преступление повесил на него.

Украден был Пикассо стоимостью в тридцать миллионов долларов. Джек понимал: избранная им в тот вечер стратегия была рискованной, но он хотел открыть другим игрокам часть своих карт, чтобы показать, что не блефует и кое-что знает о своих собеседниках.

Кроме Лейка, Лили и Гас, па ужине в тот вечер присутствовали еще четверо: Уорд Макгенри, Роберт Эмори, Вебб Кальдерой и экономка Френсис Брайтли. Когда никто из них не проглотил приманку и не стал расспрашивать Джека о его необычной профессии, он почувствовал неладное, но только теперь его осенила догадка. Кто-то сообразил, зачем он находится в этом доме, и из его же собственного мешка фокусника вытащил на свет трюк с Пикассо, чтобы разделаться с опасным противником.

Это была блестящая идея, размышлял Джек, чувствуя, как растет жара внутри автомобиля по мере того, как он углублялся в раскаленную пустыню Мохаве. Он восхищался негодяем, бросившим на него подозрение, и одновременно мечтал его поймать, так как почти не сомневался, что именно этот негодяй подставил его пять лет назад.

Ползущая вверх температурная стрелка предупредила его, что мотор машины работает на пределе, обеспечивая прохладу в салоне. Джек отключил кондиционер и опустил окно, невольно отпрянув, когда, несмотря на ранний час, внутрь хлынул поток горячего воздуха. Пустыня Мохаве походила на доменную печь.

Джек остановил машину в том самом месте, куда привез Гас после похищения. Кругом царила все та же тишина, и он немного посидел в машине, вспоминая тогдашние проделки Гас и их новые отношения. Это были мысли, окрашенные радостью и печалью, потому что сейчас ее не было рядом.

Он смотрел на мертвый, сожженный солнцем пейзаж и думал о том, что готов защищать ее и будущего ребенка всеми доступными ему способами и даже, если понадобится, ценой собственной жизни. Пожалуй, это желание теперь превосходило его решимость исправить прежние ошибки. И тем не менее самым главным оставалось возмездие за гибель семьи, поставь он что-нибудь выше этой справедливой цели, и он погубит свою душу.

Джек захлопнул дверцу машины, и вокруг разнеслось эхо.

Он взял из багажника рюкзак и направился к лачуге.

Джек шел по пустыне и по привычке перебирал в уме каждую деталь, каждое событие, определяя их значение и важность.

Что касалось федеральных агентов, то по крайней мере он знал, чего от них ожидать. Прошлый опыт обеспечивал ему это преимущество. К делу обязательно будут подключены специализированные отделы департамента полиции Лос-Анджелеса и отдел расследований таможенной службы. Будет организован его розыск и опубликованы приметы. Это означало, что его фотография и вся остальная информация о нем, включая судимость, будут регулярно появляться в телевизионных новостях по всей стране, а также поступят в компьютерную сеть полиции.

Но он направлялся в пустыню Мохаве совсем по другим причинам. Интуиция звала Джека в лачугу старателей, и, хотя он сильно рисковал, он не мог не подчиниться этому зову. Пять лет назад они победили его потому, что в своем яростном порыве расправиться с убийцами он перестал здраво рассуждать и допустил слишком много ошибок в тот момент, когда платой стали человеческие жизни. Теперь он не мог позволить себе ни единой ошибки, и даже если он умело проведет операцию, ему все равно грозит поражение, поскольку борьба осложнилась множеством других обстоятельств. Наверное, ему следовало на время уйти в тень, но сейчас это было невозможно. Он должен был прятаться, оставаясь при этом на виду. На этот раз он должен был сыграть роль приманки.

***

Джек замер, почувствовав чье-то присутствие в лачуге. Он передвинул кровать к самой дальней стене и теперь лежал на ней, напряженно прислушиваясь. Дверь открылась, и белая молчаливая фигура появилась на пороге. Казалось, она возникла из ничего, из лунного света, она могла быть привидением, но могла быть и человеком. Фигура медленно двинулась по направлению к нему, и Джек нащупал револьвер.

Если это привидение, то ему не страшно оружие, но на всякий случай он снял револьвер с предохранителя и положил палец на курок. Сейчас самым важным было точно определить время, когда стрелять. Стоит ему допустить ошибку, и все будет кончено и с ним, и с его замыслом. А пока он притворялся спящим, не двигаясь и сонно дыша. Если «привидение» что-то заподозрит, если оно остановится, то это будет означать провал.

«Ну давай же, – мысленно поощрял он серебристую тень, которая теперь была совсем близко. – Еще немного, и мы узнаем, кто ты: дух или живое существо».

В ожидании гостей Джек просидел в лачуге целых три дня, и, как оказалось, не напрасно. Он задержал дыхание, когда человек в нерешительности остановился около лежащего на полу брезента. Чтобы обойти его, пришельцу следовало повернуть влево. Этот шаг будет для него роковым…

Затрещали, ломаясь, доски, и Джек соскочил с кровати с револьвером в руке. «Привидения» нигде не было видно, но удар тела о землю и последовавшие за этим – непристойные ругательства, безусловно, свидетельствовали о его материальности.

Джек взял лампу и спички из-под кровати, куда он их спрятал. Зажег лампу и оставил ее возле кровати, а сам осторожно приблизился к дыре в полу, все так же сжимая и руке револьвер, на случай если пришелец вооружен.

– Господи, – только и сумел произнести он, увидев, кто был его гостем. Вебб Кальдерон, отряхивая с себя грязь, стоял внизу, в подполе. Изумление на миг появилось в его глазах при виде Джека и направленного на него дула револьвера, но тут же исчезло.

– Ловушка, – сказал он с холодной улыбкой. – Неплохая идея, Джек. Я ожидал засады, но никак не этого.

– А я вот никак не ожидал, что именно вы явитесь сюда.

Как вы нашли меня, Кальдерон? И для чего я вам нужен?

– Ваша жена сказала мне, что вы можете быть здесь.

– Моя жена? – переспросил Джек. – Что все это значит?

Прежняя ослепляющая ярость вспыхнула в нем, но он не сдвинулся с места. Он хорошо знал людей, подобных Кальдерону. Они умели выжидать, пока противник не совершит какой-нибудь промах.

– Я только говорил с ней, Кэлгейн, но я с ней не спал. А если бы такое случилось, я бы не допустил, чтобы она забеременела.

Джек направил револьвер прямо в лоб Кальдерону, предвкушая, как брызнут мозги и кровь из его пробитого черепа.

– Но я вам не враг. – Вебб немного отступил назад, как бы подтверждая справедливость своих слов. – У нас с вашей женой сделка. Ей кое-что нужно было от меня, а мне от нее. Всего-навсего обмен информацией. Все было весьма цивилизованно.

– Я тоже буду действовать цивилизованно и пристрелю вас одним выстрелом.

Джек вообразил, как ощутит в плече отдачу от выстрела.

Потом он выстрелил, нажал на курок не раздумывая и не рассуждая.

Кальдерон не вздрогнул и не двинулся с места, когда пуля со шлепком ударила в земляную стену позади него.

Тихое ругательство, вылетевшее из его рта, звучало почти как благодарственная молитва.

– Куда вы так спешите, Джек? – спросил он, – Я привез вам новости от Гас. Разве вы не хотите их услышать?

Джек подошел ближе, двумя руками держа револьвер, чтобы в случае необходимости тут же разнести Веббу голову.

– У нее неприятности.

– Какие?

– Боюсь, Джек, вам не понравится то, что вы услышите.

Ярость лишь немного поутихла, и Джек знал, что любая мелочь заставит ее вспыхнуть с прежней силой. Пять лет демон мести жил в его душе, и чаще всего Джеку удавалось держать его в узде, но сегодня демон вырвался на свободу. Более того, сам Джек поощрял его, потому что жаждал насилия и крови. Он жаждал правосудия.

– Предупреждаю вас, Кальдерон, что я хочу услышать от вас только хорошие новости.

Они молча, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза.

– Она потеряла ребенка, – наконец сказал Кальдерон. – И очень огорчена.

Джеку почудилось, что чей-то тяжелый кулак ударил его под ложечку. Он еле удержался на ногах, но тут же отверг страшное известие.

– Потеряла ребенка? Не может быть. Она только что узнала, что беременна.

– Женщина может потерять ребенка в любой момент, но не в этом дело. Гас, видимо, очень его хотела. Она в полном отчаянии. Она не выходит из своей комнаты и отказывается видеть доктора.

Если Джек раньше еще сомневался, нужна ли ему Гас, то теперь он твердо знал, что она для него дороже всего на свете.

Старые потери превратили его в сгусток страданий, казалось, его сердце окаменело от горя и уже ничто не могло его тронуть.

И все же где-то тлел крошечный уголек надежды, крошечное пламя, готовое разгореться при дуновении даже самого слабого ветерка. Пламя разгорелось, сердце Ожило и снова отозвалось на боль.

Кальдерон продолжал говорить. Странно, но его Голос и успокаивал, и волновал одновременно.

– Она не сможет с этим справиться без вас, Джек, – говорил он. – Она в опасности, и Бриджит тоже, но они ничего не подозревают.

Шрамы па теле Джека, казалось, снова начали кровоточить.

– Какая это опасность? – спросил он.

Кальдерон поднял голову и посмотрел на него.

– Я не могу вам больше ничего сказать.

– Подлец!

– Стреляйте, если вам кажется, что это поможет делу.

Давайте, убейте меня, если не можете придумать ничего другого. – Опять та же холодная улыбка появилась на губах Кальдерона и заморозила блеклую голубизну его глаз. – Вам не привыкать.

Джек не слышал слов Кальдерона. Он изнемогал от боли.

Гас потеряла ребенка. Он готов был в приступе горя сокрушить все вокруг себя. Он хотел упасть на колени и разрыдаться. Ему необходимо поскорее выбраться отсюда и поспешить к Гас, чтобы поддержать ее в трудную минуту.

Он может взять машину Кальдерона и уехать, оставив его на съедение змеям. Но что-то удерживало Джека от подобного шага. Все не так просто. Сквозь пелену боли он разглядел признаки опасности. Возможно, в доме Феверстоунов его поджидала ловушка и Кальдерон искусно заманивал его в нее.

– Почему вы мне все это рассказываете? – спросил Джек. – Какая вам от этого выгода?

– Давайте будем считать, что я заинтересован в исходе игры, и остановимся на этом.

Джек колебался, не зная, надо ли наконец задать вопросы, мучившие его на протяжении пяти лет: «Это вы, Кальдерон, организовали кражу Ван Гога? Вы стояли за похищением и убийством моей Хейли? Это вы были тем чудовищем, Кальдерон?

Вы и сейчас чудовище?»

Каждый вопрос он мысленно посылал Кальдерону и так же мысленно ждал от него ответа.

Кальдерон молчал.

И хотя Джек не верил в чудеса и мистику и уже много лет вообще ни во что не верил, незримая нить связала их на мгновение, и он почувствовал, что знает Вебба Кальдерона давным-давно. Что их объединяет некая тайна… Что Кальдерон дал ему ответы на все его вопросы, но он, Джек, не понял их значения…

– Мы, люди, выполняем то, что на нас возложено, – сказал Кальдерон. – В остальном мы полагаемся на богов.

Идите и сделайте то, что на вас возложено, Джек. Иначе вы съедите себя заживо.

– Я не знаю, о чем идет речь, черт побери.

– Я говорю о вас, человеке, который лишился всего. Энергия без применения разрушает сама себя. Это ее предназначение, а у вас избыток энергии. Так используйте же ее, если не хотите погибнуть.

Джек почувствовал, что задыхается от волнения.

– Что вам известно о краже натюрморта Ван Гога? – наконец спросил он. – Того, что похитили из сейфа в Эль-Сегундо пять лет назад. Что вы знаете об этом?

Вебб покачал головой:

– Ничего такого, что могло бы помочь вам сейчас. Вы не могли спасти Мэгги, но вы можете спасти Гас. Отправляйтесь к ней. Спасите свою жену, Джек. Спасите себя.

– Скажите мне что-нибудь еще, Кальдерон!

– Лучше убейте меня. Я уже сказал вам все, что мог. Что же вы не стреляете? Размозжите мне голову. Пожалуйста. Я буду только рад.

Джек отступил от дыры в полу.

– Если вы меня обманываете…

– Если там вас ждет ловушка, шансы таковы, что скорее всего вы не выживете. Если же все-таки вам удастся выбраться, не тратьте времени и не возвращайтесь сюда. Меня вы здесь не найдете.

***

На машине Вебба Кальдерона Джек поспешил обратно в Лос-Анджелес. Он промчался по автостраде номер 395, а затем по извилистому шоссе номер 14 спустился в национальный парк.

Он столько времени держал взаперти свои чувства, что забыл о существовании каких-либо других переживаний, кроме умерщвляющей ненависти к себе, да и это чувство казалось ему ненастоящим. Он был человеком без сердца, все, что он умел, так это вырезать его изображение на дереве.

Боль превозмогала все остальные его чувства. Боль и ненависть. Эмоции превращают тебя в тряпку. Теперь это казалось смешным. Он торопился домой, к Гас, и к черту все остальное, что бы там ни случилось.

Черный «ягуар» Кальдерона отлично держал дорогу, с ревом проносясь через загадочные холмы, голубые от лунного света. На скорости девяносто миль повороты возникали один за другим с невероятной быстротой и будили воспоминания об автомобильной катастрофе, мертвой женщине и убитом младенце.

Эмоции ослабляют. Эмоции обрекают на смерть…

Он все крепче сжимал руль. Ему надо остановиться и все обдумать.

Джек не представлял себе, сколько времени он просидел в «ягуаре» на обочине тихой боковой дороги, обдумывая свой следующий шаг, который, по всей вероятности, приведет его к гибели. Казалось, он просидел в неподвижности многие часы и даже дни, потому что начал чувствовать холод. Он не мог по-настоящему оценить риск, связанный со спасением Гас. И самое главное, слишком глубоко в нем укоренился инстинкт самосохранения, основа успешного ведения партизанской войны. Пожалуй, это не был вопрос его собственной безопасности. И не вопрос искупления его вины. Что ему спасать, когда от него самого почти ничего не осталось…

Это был вопрос потерянных надежд и разбитых жизней.

Сделать так, чтобы принесенные жертвы были не напрасными.

Пять долгих лет, которые были для него как вся жизнь, ждал он этого часа и теперь готов был принести в жертву все ради бессмысленной попытки спасти женщину, которая желала его смерти с первой минуты их встречи, и ради маленькой, почти незнакомой ему девочки. Джека менее всего беспокоило, что его, возможно, поджидала ловушка, печальнее всего было то, что в заговоре против него могла участвовать Гас. Она говорила ему о будущем ребенке, а что, если это тоже был обман? Какой прекрасный способ заманить его в сети… Какое изощренное воображение…

Неужели Гас способна на такое предательство? Джек не знал ответа. Он не хотел его знать и не был уверен, что ему предоставлено право выбора. Гас была его женой, а Бриджит была для нее самым дорогим существом на свете. В сравнении с его прошлыми воспоминаниями они представлялись ему почти что незнакомками, но обе стали частью его жизни и его души…

Первый золотистый свет восхода появился над холмами, когда Джек наконец принял решение. Он включил мотор, развернулся и с такой силой нажал на педаль газа, что из-под задних колес взметнулся фонтан песка и земли. Через сорок минут он уже подъезжал к воротам владения Феверстоунов и уже издалека заметил машину наружного наблюдения.

Он предположил, что боковой въезд, ведущий к флигелю для гостей, тоже находится под наблюдением, и поэтому свернул на немощеную дорогу для верховой езды позади имения. Джек оставил «ягуар» в стороне, в сухом русле ручья, надеясь, что Лили так рано не совершает здесь свои верховые прогулки, и пешком направился к дому. Он еще раньше научился легко выводить из строя внешнюю охранную систему с помощью своих средств и давно подготовил все необходимое для пребывания внутри дома. Но он не мог превратиться в невидимку. Это был единственный трюк, неподвластный Магу. Но каким-то образом он должен был незаметно проникнуть в дом.

К счастью, Джек уже придумал отвлекающий маневр.

Глава 27

По задней лестнице Джек поднялся в спальню Гас. Он ожидал, что кто-нибудь наблюдает за ее комнатой, но в коридоре никого не было, и когда он открыл дверь, его глазам представилась вся в оборках и под балдахином кровать Гас, а на ней неподвижная фигура, покрытая одной простыней.

Спящая красавица, пришло ему в голову. Она явилась сюда из балета Бриджит.

Джек располагал небольшим запасом времени, так как выпустил из конюшни лошадей, которые тут же разбежались по парку. Охране и полицейским придется потрудиться, пока они загонят их обратно в стойла. Ему же предстояла самая трудная задача из всех: разбудить Гас и поговорить с ней. Он сразу узнает, лжет она или нет, стоит только посмотреть ей в глаза.

Джек подошел к кровати, и его сердце сжалось: такой бледной и осунувшейся ему показалась Гас. На ней была одна из любимых ею маек. Взгляд Джека невольно остановился на ее груди, и тут же на него нахлынули воспоминания. Он предавался им всего секунду или две, потому что не мог не заметить, какой неподвижной была Гас. Она почти не дышала.

Он присел на край кровати и коснулся ее бледного лица.

Щека была горячей, у нее был жар, и ей был нужен врач.

Разбуженная его прикосновением, Гас шевельнулась, ее ресницы дрогнули, и она открыла глаза.

Ее исказившееся от горя лицо ответило сразу на все его вопросы. Если кто-то и заманил его в ловушку, то только не она.

– Ребенок, – сказала она и остановилась. – Мне очень жаль, что так случилось…

Слезы появились у нее на глазах, и Джек с горечью подумал, что навсегда запомнит этот миг, сколько бы ему еще ни оставалось любить ее.

– Забудь об этом, – сказал он вслух. – Если ты захочешь, у тебя будет много детей, Гас. Столько, сколько пожелаешь.

Она потянулась к нему, и он осторожно обнял ее, боясь причинить боль. Он не стал спрашивать, как случилось несчастье. Это было неподходящее время. Она страдала, он укачивал ее в своих объятиях и все же, несмотря ни на что, не отчаивался.

Впервые за многие годы в нем возродилась надежда.

– Эти агенты из ФБР, – попыталась объяснить Гас. – Они хотели увезти меня к себе для допроса, но я не могла… Я почувствовала себя плохо. И тогда началось кровотечение.

– Помолчи, – попросил он. – Не надо ничего говорить.

– Я думала, ты бросил меня, – продолжала Гас, уткнувшись ему в грудь. – Я проснулась, но тебя уже не было. Я даже не удивилась. Все, кого я любила, всегда бросали меня.

Поэтому я держусь подальше от людей, я не позволяю им любить меня, но ты… – Она всхлипнула. – Я хотела, чтобы ты остался со мной.

Джек ничем не мог облегчить ее страданий. Ее горе было как шип, вонзившийся ему в сердце. Чтобы извлечь его, следовало пройти через мучения. Но Гас больше не вымещала на нем свою боль, как это было прежде. Вместо этого она обращалась к нему, чтобы обрести поддержку и передать ему частицу своей тоски. Видит Бог, он хотел ей помочь.

– Посмотри на меня, – сказала она, держась за его плечи. – Посмотри, что ты со мной сделал.

Он оцепенел. Неужели Гас считает, что он виноват в гибели ребенка? Что она хочет сказать? Что он принес в жертву уже второго ребенка?

– Ты заставил меня поверить, – продолжала она.

– Ты сказала – поверить?

– В Золушку, эту глупую пустую сказку. Ты заставил меня поверить в любовь, хотя я всегда знала, что любовь причиняет страдания. Что она разрушает… Ты проник в мою душу, и я почувствовала вместе с тобой твою боль. Я думала, что умру, когда не увидела тебя рядом.

– Но я вернулся. Гас. Я здесь, с тобой.

Он еще крепче обнял ее и осторожно поцеловал в висок.

– Ты должна мне поверить. Гас. Потому что я люблю тебя…

Ничто не могло тронуть его так глубоко, как ее несчастный ищущий взгляд. Она была удивительно красива сейчас, но не той обычной внешней красотой, которую так ценят люди, а настоящей, исходящей из глубины сердца. Она рисковала всем в своей жизни, но верила в него. И он не мог ее подвести, скорее он готов был умереть сам.

Гас попыталась улыбнуться или что-то сказать, но ее губы только беззвучно шевелились. Новая, открытая, искренняя Гас рождалась на свет, освобождаясь от маски, которую носила столько лет.

Внезапно на ее лице появился страх.

– В чем дело? – спросил Джек.

– Я ходила к Веббу Кальдерону, чтобы попросить у него денег, – призналась она.

– Я знаю. Гас. Это не важно.

– Нет, важно. Он знал о похищении и расспрашивал меня о тебе. Он хотел знать, где ты меня прятал. Он сказал, что тебя называют Магом…

Она не могла больше говорить, так велико было ее волнение.

– Здесь тебе небезопасно, – наконец заговорила она. – Полиция повсюду. Они тебя ищут…

Джек услышал тихий, но полный значения щелчок. Он донесся откуда-то из-за двери.

– Тише, – шепнул он Гас. – Не двигайся и молчи. Оставайся на месте.

Расставание с ней было невыносимо. Словно бы он оставлял здесь часть себя, но у него не было выбора. Если он не ошибался, то сейчас под угрозой была их жизнь. И чтобы спасти Гас, он должен был ее покинуть, отбросив в сторону свои чувства.

Джек коснулся ее губ, приказывая молчать, и поднялся, чтобы уйти.

– Что вас задержало? – спросил он женщину, которая вошла в комнату.

Лили Феверстоун остановилась на пороге с маленьким револьвером в руке. Джек узнал «чифс спешиэл» тридцать восьмого калибра, легкий, словно его производили специально для женщин. Он ничуть не удивился, увидев оружие. Как не удивился и появлению Лили. Во время их редких встреч он угадал в Лили ее бурный темперамент, скрытый под внешним равнодушием.

При определенных обстоятельствах, как, например, сейчас, она была способна на что угодно.

– Она ждала меня, – раздался еще чей-то голос.

Уорд Макгенри появился вслед за Лили, и Джек, не веря своим глазам, разглядывал резкие черты его лица и всю его высокомерную фигуру. Теперь Джеку пришло время удивляться. Он ожидал увидеть Лейка, но никак не президента компании «Феверстоун». Очень возможно, что семейная драма будет разыгрываться совсем не по тому сценарию, какого он ожидал.

Джек послушно поднял вверх руки, надеясь, что Гас будет вести себя благоразумно. Она была слишком измучена к физически, и душевно, чтобы совершать героические поступки.

– Удовлетворите мое любопытство, – обратился он к Лили. – Кто обвинил меня в краже Пикассо? Если кто-то из вас двоих, то я хотел бы выразить ему свое восхищение.

Лили чуть заметно улыбнулась – Обвинять Джека Кэлгейна в краже? К чему? Мы собираемся обвинить Гас в вашем убийстве.

Кровать слегка скрипнула за его спиной, и Джек понял, что Гас отреагировала на слова Лили. Он тоже был потрясен, особенно тем невозмутимым спокойствием, с каким Лили сделала свое признание.

– Так, значит, это вы испортили тренажер? Вы сбили меня на дороге?

Ни Лили, ни Макгенри не произнесли ни слова в ответ, но довольный блеск в глазах Лили открыл ему, что она была участницей, а возможно, и организатором всех преступлений. Она сознавала свою вновь приобретенную силу и была опасна. Похоже, тут не обошлось без наркотиков.

– Вам не кажется, что вы избрали слишком рискованный способ вернуть себе деньги Гас? – попытался Джек определить их мотивы.

– Наверное, – ответил Макгенри, – если бы только это было нашей единственной целью. Деньги Гас – лишь малая часть того, что мы получим. Ее акции вместе с моими и Лили обеспечат нам право решающего голоса.

«Это окончательно отодвигает Лейка на второй план», – подумал Джек. Видимо, брат Лили не принимал никакого участия в заговоре.

– И моя смерть поможет вам в этом? – спросил он.

Джек не просто любопытствовал, он оттягивал время.

– Совершенно верно.

Тон Лили был вежливо-презрительным.

Макгенри выразительно посмотрел на нее, и она умолкла, хотя на миг Джеку почудилось, что сейчас она повернет револьвер в сторону своего сообщника. Всю жизнь Лили Феверстоун провела в окружении мужчин с сильным характером и, наверное, привыкла быть у них в подчинении. Теперь она наверстывала упущенное. Джек догадался, что еще немного, и в ее руках сосредоточится вся власть.

– Вы собираетесь меня застрелить? – настаивал Джек, обращаясь к Лили.

Он надеялся вызвать между ними разногласия, но у Макгенри уже был готов ответ.

– Что касается полиции, то курок спустит ваша жена, а не Лили, – объяснил он. – Гас пыталась убить вас с того самого дня, как вы заставили ее выйти за вас замуж. Сегодня ей это наконец удастся с помощью револьвера, похищенного из комода Лили.

Джек понимал, что после наезда на него красного «мерседеса» не составит труда сделать вывод, что именно Гас застрелила его. Он не сообщил полиции, что это была машина с ее номерами, но Лили вполне могла предоставить необходимую информацию.

Джек сунул руку в карман тренировочной куртки и нащупал пульт дистанционного управления. Это был один из сюрпризов, подготовленных им для семейной встречи. Он запустил дистанционное управление, спрятанное под подкладкой тренировочной куртки.

– И все-таки я не понимаю, как моя смерть поможет вам взять все в свои руки.

– Не только ваша смерть, но и ее тоже, – сказал Макгенри. – Печально, но Гас не выдержит нервного напряжения и сведет счеты с жизнью. В качестве лица, ответственного за семейный фонд, я снова приму на себя руководство, а также буду голосовать вместо нее по ее акциям. Я думаю, что правление не станет препятствовать, учитывая, что мы с Лили выступим единым фронтом.

– Уорд, – предупредила Лили. – Он что-то задумал.

«Каждый хороший иллюзионист всегда имеет в запасе какой-нибудь необычайный трюк», – подумал Джек, нажимая на кнопку. Взрыв потряс воздух снаружи и озарил комнату, как сигнальная ракета. Стекла зазвенели от сотрясения.

Лили испуганно отпрянула назад, и Макгенри крикнул, чтобы она отдала ему револьвер. Когда же она не сделала этого, он попытался силой вырвать оружие у нее из рук.

Выстрел пробил дыру в потолке. К счастью, Джек уже успел схватить Макгенри.

Гас теперь не лежала, а сидела на кровати, и Джек бросил ей револьвер Лили с просьбой держать под прицелом членов «единого фронта», пока он их связывал и затыкал им рты. После чего для безопасности он оттащил их в ванную.

Джек дал Гас краткие инструкции, как пользоваться револьвером, и попросил ее быть осторожной.

– Оставайся здесь, – приказал он ей и, наклонившись, поцеловал в губы. – Я вернусь за тобой, – пообещал он, – а сейчас я иду за Бриджит.

– Пожалуйста, не умирай, – попросила Гас, когда он уже покидал комнату.

***

Джек нашел Бриджит в стенном шкафу, так напугал ее взрыв. Шум заставил экономку, как и всех остальных, выбежать на улицу, и Джек постарался успокоить девочку. Она затаилась в шкафу среди игрушек и балетных костюмов, и когда вышла наружу, Джек заметил, что ее ноги оставляют белые следы на натертом блестящем полу.

– Это мука, – объяснила она Джеку, очень довольная собой. – Помнишь, ты посоветовал мне насыпать муки у стен, чтобы узнать, не пользуется ли Френсис каким-нибудь потайным ходом? Так вот, я обсыпала мукой всю комнату! Я взяла на кухне у Френсис ее сито.

Следы трудов Бриджит были повсюду. Мука лежала вдоль всех плинтусов, проход был оставлен только у двери. Бриджит сделала все так, как говорил ей Джек: слой муки был тонким и походил на пыль. Ее трудно было заметить.

– Так ты поймала ее? – спросил он Бриджит.

Бриджит задумчиво почесала нос.

– Не совсем. Но я еще обсыпала мукой бельевую комнату и кладовую в подвале, потому что Френсис часто туда заходит, и знаешь, что получилось?

Она сделала устрашающую гримасу.

– Ты что-то нашла?

Джек вспомнил, как говорил ей, что если следы идут от глухой стены, то, значит, за ней находится потайная комната.

Правда, тогда он просто хотел развлечь Бриджит.

– В кладовой? Ну конечно! Я нашла следы у задней стенки. Это значит, что Френсис шпионит за мной. Она каким-то образом незаметно поднимается наверх из подвала. Вот только я пока еще не поняла как.

– Бриджит, ты умеешь держать слово? – спросил Джек, и, когда она энергично закивала, он присел перед ней на корточки и взял ее за руки. – Обещай мне, что не выйдешь из комнаты, пока я не вернусь. Как, можно на тебя положиться?

Если тебе станет страшно, снова спрячься в шкаф, и я буду знать, где тебя найти. Но ни шагу отсюда, хорошо?

– А ты найдешь для меня потайной ход?

Ее глаза блестели от восторга.

– Попробую, – кивнул Джек.

***

Он действительно обнаружил в кладовой подвижную панель, но только она вела не в потайной ход, который так мечтала найти Бриджит, а в другую комнату с еще одной дверью. Джек обследовал дверь с помощью детектора, и писк возвестил ему, что дверь закрывается и открывается с помощью магнитного устройства, которое, как он знал по опыту, мешало металлическому рычагу включить сигнал тревоги, пока не открыта дверь.

Это был сравнительно несложный способ оповещения о вторжении, который он быстро подавил с помощью собственного сильного магнита.

Джек оказался в небольшом помещении, складе произведений искусства, и сразу же его взгляд упал на картину, которую он недавно искал. «Скромница» была попросту прислонена к полкам и оставлена стоять на полу. Джек взял ее в руки.

У него не было времени ею любоваться, Джек хотел лишь узнать, не прячет ли она что-нибудь. Он потер влажным пальцем кусочек платья «Скромницы» и понял, что под верхним слоем краски нет второго. Теперь надо было выяснить, нет ли за ней второго полотна. Он уже обратил внимание на свободные зажимы, так что скорее всего другую картину уже успели извлечь отсюда. Возможно, он опоздал.

Джек с трудом поднялся на ноги и почувствовал, как от волнения у него начинает болеть голова. Неужели это никогда не кончится? Разгадка никак не давалась ему в руки.

Почти неслышный шорох сказал ему, что он не один. Шум был таким тихим, что на него скорее отозвались его нервы, а не уши. Он обернулся и замер. Представившееся ему зрелище было одним из самых страшных, которое он когда-нибудь видел.

Бриджит, а за ней Лейк вошли в комнату. Слезы стояли в глазах Бриджит, и Джек не сразу понял, что Лейк прижимает к виску девочки «вальтер».

– Бриджит сказала, что, возможно, я найду вас здесь, – сообщил Лейк. – Я обнаружил ее в стенном шкафу. Она объяснила мне, что испугалась взрыва и что вы приказали ей спрятаться там.

Бриджит не подозревала, что она делает, сообщая обо всем Лейку. Она просто отвечала на вопросы своего дяди. Джеку стало ее жаль. Она была в растерянности, ужас исказил ее лицо.

К тому же девочка, наверное, догадалась, что невольно выдала его. Джек кивнул ей, стараясь подбодрить, и перевел уничтожающий взгляд на Лейка. Если бы он мог добраться до него, не причинив вреда Бриджит, то убил бы на месте.

Джеку больше не надо было искать натюрморт Ван Гога.

Он знал, где тот находится.

– Так, значит, это были вы, – сказал он, вглядываясь в лицо Лейка, словно ожидая увидеть подтверждение своим словам. – Это вы терроризировали мою жену Мэгги. Это вы похитили и убили моего ребенка.

– Я не убивал вашу девочку, – сказал Лейк и со щелчком дослал патрон в патронник. Звук в тесной комнате прозвучал, как взрыв бомбы. – Но на этот раз я ее не пощажу.

Бриджит захныкала от страха, а Джек застыл на месте, впившись в нее взглядом. Его Мозг плохо регистрировал события, но сердце отозвалось сразу, метнувшись к ней навстречу.

Он вглядывался в ее мокрое от слез лицо и синие глаза. Это был один из тех моментов, что меняют жизнь человека. Перед ним была его дочь, которой он лишился пять лет назад. Та самая крошка Хейли.

– Хейли? – неуверенно позвал он ее.

– Я не имел никакого отношения к похищению ребенка, – повторил Лейк.

Джек почти не слышал его слов. Он понял одно: Лейк пытается доказать ему, что он не связан с преступлением.

– Люди, которые обратились к вам, работали на меня, – продолжал Лейк, твердо решивший высказать все до конца, – Но я не представлял себе, что они прибегнут к таким методам, как похищение. Мы договорились с ними, что они без насилия убедят вас сотрудничать. Я пришел в ужас, когда узнал о преступлении. А когда мне сообщили, что они собираются продать девочку на черном рынке, я не мог не вмешаться…

Джек оторвал взгляд от Бриджит и посмотрел на Лейка.

– Вы говорите, что пришли в ужас? Если вас терзали угрызения совести, то почему вы не вернули мне мою дочь?

– Я не мог, – вздохнул Лейк. – Моя младшая сестра Джиллиан умирала от анорексии. Мы перепробовали все, лучших докторов и лучшие клиники, но она была обречена. Диета, которой она себя мучила, полностью лишила ее аппетита. Она как-то сказала мне, что всегда мечтала о ребенке. Я умолял ее воспрянуть духом и выздороветь, чтобы родить собственное дитя, но было уже поздно. Истощение сделало ее бесплодной, и все было напрасно.

Джек смотрел на него, не веря.

– И вы сочли возможным украсть чужого ребенка?

Лейк пожал плечами. От отчаяния его голос стал совсем слабым.

– Джиллиан думала, это спасет ей жизнь. Она верила, что не умрет, если ей будет для чего жить. Что-то важное, что удержит ее на земле, драгоценное, как ребенок. Поэтому я подделал документы об удочерении и отдал ей Бриджит.

Джек сжал кулаки, но не мог заставить себя ударить Лейка.

Безумец, стоящий перед ним, верил, что его имя и привилегированное положение в обществе давали ему право распоряжаться чужой жизнью.

– Она была моей сестрой. – Лейк просил, даже умолял Джека понять. – Она умирала. Бриджит была ее последней надеждой. Я не посмел ей отказать…

– Моя жена умерла, – прервал его Джек. – Она убила себя из-за вашего поступка. Или ваши сообщники убили ее.

Какая теперь разница.

Лейк как будто только и ждал этих слов.

– Как какая разница? Все имеет свой смысл. Они придумали план, и они его осуществили. Они, а не я, являются похитителями и убийцами. Я могу назвать ваш их имена, – предложил он. – Я даже скажу вам, как их отыскать.

Страшная ярость охватила Джека и затуманила мозг, он готов был растерзать Лейка. Он с трудом сдержался. Убить Лейка не представляло труда. У Лейка был пистолет, но вряд ли у него хватило бы мужества им воспользоваться, и наверняка Джек опередил бы его в этой дуэли.

Но Бриджит со все возрастающим испугом следила за происходящим, готовая разразиться плачем. Один раз он уже потерял ее, разыгрывая героя. Больше он не повторит ошибки. Теперь он будет защищать ее, чего бы это ему ни стоило, даже пойдет на уступки такому моральному уроду, как Лейк Феверстоун. Но прежде всего он должен был получить от Лейка ответы на свои вопросы.

– Что Гас знала об этом? Она знала, что Бриджит моя дочь? – Лейк все еще пытался оправдаться.

– Она знала, что Бриджит удочерили и что это было сделано не совсем законно, но и только. Мы никогда не обсуждали этот вопрос, никто из нас. Мы были членами одной семьи и пытались спасти одного из нас. Неужели вы не понимаете?

Значит, Гас ничего не знала. Тяжесть, которая много дней лежала у него на сердце, вдруг исчезла.

– А как насчет Кальдерона? – продолжал Джек. – Он замешан в этом деле?

– Кальдерон? – переспросил Лейк. Было видно, что он удивлен вопросом. – Кальдерон всегда замешан во всем, но только не спрашивайте у меня, каким образом. Этот человек для меня абсолютная загадка. В мире искусства он известен как торговец, и не только продавец, но и покупатель. Но он куда больше чем торговец. Он обладает огромной силой и властью.

Его боятся. Я бы не удивился, если бы узнал, что он занимается подпольной торговлей произведениями искусства…

Джек собрал в кулак всю свою волю, чтобы не ударить Лейка.

– Довольно хвалебных речей, – перебил он. – Лучше скажите, принимал ли он, участие в этой истории.

Лейк криво усмехнулся:

– Не могу точно сказать. На мой взгляд, он всегда во всем участвует в той или иной степени. Как-то несколько лет назад он пришел мне на помощь, когда ко мне в руки по чистой случайности попали краденые предметы и мне грозило преследование по закону. Он забрал их у меня, и на этом дело кончилось.

– Ван Гога он тоже забрал?

– Нет, ни в коем-случае. Я ни за что бы не расстался с натюрмортом, ни за какие деньги. Видите ли, мой отец хотел иметь этот натюрморт, и этим все сказано. Он всегда мечтал о нем. Он как-то признался мне, что не добился в жизни самого главного, потому что в его собрании не было ни одного Ван Гога. Правда, ему представилась возможность купить его на аукционе «Кристис», но он не выдержал борьбы, А я довел ее до конца.

Лейк показал на небрежно скатанное полотно, лежащее поблизости на полке. Ван Гог, догадался Джек.

– Я не растерялся, – еще раз похвалил себя Лейк, и у него задрожали губы.

Джек видел признаки приближающегося срыва. Лейк висел над пропастью, ухватившись за слабые корни. Стоило лишь чуть-чуть подтолкнуть, чтобы он полетел вниз. Но толкни он его слишком сильно, и Лейк прихватит с собой Бриджит.

Джек постарался смягчить свой голос:

– Ваша сестра, Лейк, пыталась убить меня, сбив машиной, но, думаю, вам и без меня это известно. Я также предполагаю, что вам известны ее отношения с Макгенри.

Лейк поднял голову, и его сузившиеся глаза заблестели.

– Что вы хотите сказать? Лили и Макгенри? Не может быть!

Джек молча улыбался.

– Скажите же мне, черт побери! – Лейк бросился вперед, не выпуская руки Бриджит. – Что вам известно о Лили и Макгенри?

– Разве они не поделились с вами своим грандиозным планом?

– Каким планом?

– Они собирались избавиться от меня и Гас, завладеть ее акциями и полностью контролировать компанию. Странно, что они вам этого не сказали, Лейк. Интересно почему? Может быть, потому, что вы были следующим на очереди?

– Лили? – Лейк с глубоким благоговением произнес имя сестры. Его лицо выражало отчаяние и растерянность, словно он не мог понять того, что ему сказал Джек. – Лили и Уорд Макгенри? Я вам не верю.

Джек понял, что близнецы обладали одним и тем же губительным недостатком, но на этом их сходство и заканчивалось.

Лили была одержима мечтой о власти, а Лейк был одержим Лили. Для него, кроме Лили, не существовало никого и ничего на свете.

– Вы мне не верите? – осторожно спросил Джек. – Поднимитесь в спальню Гас и загляните в ее ванную комнату.

Там вы найдете вашу сестру и Макгенри. Я сам связал эту парочку.

Лейк затрясся от бешенства. Пистолет дернулся в его руке.

Бриджит пискнула от страха и попыталась вырваться, но Лейк притянул ее к себе. Теперь время ужаса пришло для Джека, такого страха, казалось, он не испытывал никогда в жизни. Лейк больше не соображал, что он делает. В любую секунду он мог нажать на курок и не заметить этого. У человека, взявшего в заложники его дочь, начинался нервный припадок, и Джек не смел к нему подступиться. Он не мог рисковать жизнью Бриджит.

– Отпустите ее, – сказал он Лейку, и тут же сквозь хаос мыслей откуда-то издалека он услышал голос Вебба Кальдерона, повествующий о волшебном даре душевной силы, которым владеют редкие из смертных. Надо лишь уметь воспользоваться им.

Чьи-то шаги раздались совсем рядом, и Лейк стремительно обернулся.

– Ты? – спросил он, обращаясь к фигуре, подкравшейся к нему сзади.

Это была Гас, и в руках она держала револьвер. Вряд ли она могла его применить, так слаба она была, но ее присутствие уже было поддержкой.

– Берегись, Гас! – вдруг крикнула Бриджит и, вывернувшись, устремилась к тетке.

Воспользовавшись замешательством, Джек бросился на Лейка и, обхватив его за шею и плечи, повалил на пол. При этом «вальтер» Лейка выпускал пулю за пулей под нажимом его дрожащих пальцев.

Пистолет словно прирос к руке Лейка, и Джек понял, что имеет дело с безумцем. Случайная пуля могла ранить Гас или Бриджит! Он перехватил руку Лейка и с такой силой прижал ее к полу, что от удара содрогнулись стены тесной комнаты. Пистолет отлетел в сторону, но Лейк вырвался и, махая руками, наносил удары в пространство с одержимостью сумасшедшего.

Защищаясь, Джек применил удар снизу, от которого Лейк растянулся на полу и больше не шевелился. Почти надеясь, что он убил его, Джек вскочил на ноги и бросился к Гас и Бриджит, которые, обхватив друг друга, лежали на полу у двери. Джек с облегчением вздохнул, увидев, что они целы и невредимы, хотя и сильно напуганы.

Сначала он заключил в объятия Гас, потом протянул руку Бриджит, и они все трое прижались друг к другу, радуясь тому, что спаслись. Наверное, это продолжалось очень недолго, но Джеку показалось, что прошла целая вечность, прежде чем к нему вернулось спокойствие. Он все еще не решался хотя бы на миг отпустить Гас или Бриджит.

– Спасибо тебе, – прошептала Гас.

– За что?

– За то, что живой.

Джек хотел засмеяться, но вместо этого только покачал головой.

Бриджит с любопытством смотрела на него. Ее глаза были полны недоумения.

– Кто это – Хейли? – наконец спросила она.

– Хейли – это девочка, которую я очень люблю, – сказал он, чувствуя, что с трудом произносит слова. – Я всегда думал, что потерял ее, но это оказалось не правдой.

Он снова обнял Бриджит, испытывая прилив самой нежной любви. Это было удивительное чувство, ничем не замутненное, прозрачное, как родник. Он поцеловал мокрую от слез щеку жены, и это тоже было выражением необыкновенной любви.

Удивительный покой охватил душу Джека, когда он благодарил небо за спасение. Он произносил слова благодарности и слушал воцарившуюся вокруг тишину, как-будто довольные боги улыбались ему и ликовали вместе с ним.

Простой смертный похитил у них огонь и употребил его себе во благо.

Notes

Оглавление

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27 .

Реклама на сайте