«Порок и добродетель (Звонок из преисподней)»

Вера Кауи Порок и добродетель (Звонок из преисподней)

Игра – развлечение, спорт; заговор против кого-то, рискованное предприятие; способ ведения рискованного предприятия; способ достичь цели или путь ее наиболее вероятного достижения; состязание, проводимое по правилам, результат которого зависит от силы или удачи противников; дичь, за которой охотятся, намеченная жертва, на которую разрешено нападать; выражение «игра окончена» означает «все потеряно»; нарушить игру – раскрыть ее секрет.

1

Вечеринка уже достигла стадии общих разговоров, пьяного смеха и все усиливающегося шума, вызванного теснотой и избыточным потреблением алкоголя. Хозяйка, которую одновременно волновали ее еще не совсем устойчивое общественное положение и состояние ее только что отделанного пентхауза[1] на Итон-сквер, разрывалась между гордостью за то, что больше сотни людей сочли возможным принять ее приглашение на вечеринку по поводу новоселья, и ужасом, что рано или поздно кто-нибудь сбросит на пол какое-нибудь из тщательно подобранных произведений искусства, или небрежно посыплет пеплом ее свежевыкрашенный шелковистый ковер, или выльет бокал вина на специально заказанный нежный бархат обивки кресел. От шума голова ее раскалывалась, не говоря уже о беспокойстве по поводу того, во что все это обойдется.

– А, Джулия! – Она с энтузиазмом схватила за руку высокую рыжую женщину, имевшую неосторожность пройти мимо. – Все идет нормально, как вы думаете? – Она не могла скрыть беспокойства, которое просвечивало, как кирпичи сквозь облупившуюся штукатурку.

– Все чудесно! – поспешила заверить ее гостья. – Я тут подслушала, как вас хвалили…

– Самое главное, что вы довольны, – дипломатично промолвила Джулия. – Ведь вы… были моей клиенткой.

– Которой еще предстоит показать счет мужу.

Джулия улыбнулась этому замечанию, так как прекрасно знала, что Лейла Бейнбридж была замужем за свежеиспеченным миллионером, которому совершенно наплевать, как его жена тратит деньги, – лишь бы она не мешала ему тратить свое собственное время как заблагорассудится, а именно – на других женщин.

– Я дала кое-кому ваши координаты, – продолжала Лейла. – Надеюсь, это принесет вам новые заказы.

– Я работаю только в охотку, как говорится, – заметила Джулия. – Но я рада, что вы довольны.

– Довольна… Дорогая, я в совершеннейшем восторге! Вы так талантливы…

– А вы очень добры. Теперь я могу спокойно покинуть вас.

– Что вы, так рано! Мне хотелось бы представить вас нескольким влиятельным лицам…

Джулия постаралась улыбнуться. Заказ есть заказ, и еще раз заказ.

– Ну, в таком случае…

– Не торопитесь, пожалуйста! Я только попрощаюсь с теми, кто уже уходит…

А именно это Брэд Брэдфорд и собирался сделать. Он приехал поздно. Затащила его сюда его нынешняя любовница. Впрочем, роман был уже на излете, и ему все жутко надоело; его охватила такая смертная тоска, какая в последнее время случалась с ним все чаще и чаще. Если в ближайшее время что-нибудь не произойдет, он сбежит, отпустит все тормоза, рванет куда-нибудь очертя голову – после чего будет чувствовать себя еще паскуднее. С Анжелой покончено. Он это понял, стоило ему ее снова увидеть. Надо с ней разделаться еще до возвращения в Бостон. Ему нужно что-то новенькое. Новый вызов, новые, более трудные высоты, новые препятствия для преодоления.

В этот момент Брэд заметил, как она вошла в комнату. Его как током ударило. Откуда она взялась? «Ну и красотка», – подумал он. Одно лицо чего стоит! Он глубоко и шумно вздохнул. Господь услышал его молитвы. Раньше он ее не видел: вероятно, она бродила по другим многочисленным комнатам пентхауза. Но лучше поздно, чем никогда. Она – именно то, что ему сейчас нужно. Точеное лицо с несколько суровым выражением сдержанности и отстраненности. Именно с такими ему и хочется всегда скрестить шпаги. С другой стороны, ее улыбка согревала, и в ней скользил намек на что-то интересное в будущем. Как раз таких он и любил. С ней можно первоклассно развлечься… У нее есть для этого все данные.

Кроме потрясающего лица, она поражала простотой и элегантностью женщины, знающей себе цену. Свободное платье из джерси кремового цвета, облегавшее ее, подчеркивало в нужных местах соблазнительность фигуры. Ноги у нее начинались от подмышек. Он стоял слишком далеко, чтобы определить цвет глаз. Видел только, что они огромные и дымчатые. А волосы были цвета осенней листвы. Держалась она великолепно: прямая спина, голова гордо откинута, движения полны естественного достоинства, которое сразу охлаждает охотников пофамильярничать. Примерно двадцать пять лет, решил он, и холодна как лед. Уверена в себе: все ее при ней, и делиться ни с кем она не намерена.

«Ну да, – подумал он возбужденно, – ледник так ледник. Один из тех, под чьей шапкой прячется вулкан».

С этого момента он не отрываясь следил за незнакомкой. Куда бы она ни пошла, он не отводил от нее взгляда. Хотя она ни разу не взглянула на него, по положению ее плеч и некоторой напряженности в посадке головы, он понял, что она ощущает его присутствие, и знает, что он следит за ней. Он не приближался к ней, выжидая удобного момента. С такой нужно быть осторожным.

Наконец удобная возможность представилась. Брэд увидел, что она отошла от группы людей, с которыми только что беседовала, и прошла к двери на террасу, выходящую на площадь. Ее остановил мужчина, что-то спросил, но она решительно качнула головой и оставила его стоять неподвижно глядящим ей вслед. Она выскользнула из душной жаркой комнаты, полной сигаретного дыма и гула голосов, на свежий воздух. Брэд остановил проходящего официанта, взял у него два бокала с подноса и направился на террасу. Она стояла у перил, подняв голову к ночному небу, и глубоко, с наслаждением дышала. Апрельский вечер был напоен весенней свежестью, и, когда она вдыхала чистый воздух, грудь ее вздымалась под тонкой тканью платья.

Брэд почувствовал желание. Да, тут перед ним настоящая женщина. Весь полный приятного предвкушения, он вышел за ней на террасу.

– Мне кажется, вы не отказались бы от вина, – сказал он, протягивая ей один из бокалов. Она не шелохнулась, только посмотрела на него свысока, как будто с большого расстояния. – Я ничего не жду взамен, – поспешил добавить он, включая улыбку на полную мощность.

Она взяла бокал.

– Благодарю. – С этакой прохладцей. – Вы на редкость наблюдательны, – добавила она.

Это был ее напиток – джин с тоником.

– Я следил за вами весь вечер.

– Знаю, – спокойно заметила она, не выказав никакой реакции.

– Мы что – просто болтаем или разговариваем всерьез? – Обескуражить его было невозможно.

«Серьезный разговор – последнее, что у тебя на уме», – подумала Джулия. Этот мужчина просто излучал секс. Все у него – слегка чересчур. «Чересчур красив, чересчур самоуверен, и вообще – все чересчур», – подумала она с раздражением. Она на таких мужчин всегда плохо реагировала. Такие уверены, что весь мир у их ног, включая его женскую половину. Она чувствовала его взгляд так сильно, как будто он касался ее пальцами. «Какой странный цвет глаз, – подумала она. – Не голубой, не зеленый, а как море в отблесках солнца, все время переменчивое». В уголках глаз и рта – маленькие морщинки от смеха и нахальства, но лицо как высеченное из камня, слишком уж правильное и красивое. «Такие по всему миру аперитивы рекламируют», – подумала она презрительно.

– Желаете, чтобы я представился по всем правилам?

Она вздрогнула, сообразив, что он подошел совсем близко, пока она вслушивалась в его голос. Звучит не совсем по-американски, но, с другой стороны, и не по-английски. Нет назойливого «р», к примеру. «Возможно, учился в Англии?» – подумала она. Теперь он уже стоял так близко, что она чувствовала его, как тепло от электрокамина.

– Меня зовут Брэдфорд, но друзья называют Брэд. Я знаю, кто вы. Порасспросил.

Он протянул ей руку, но ее тянуло к его глазам. Казалось, они расширились, охватывая ее всю целиком. И она приняла его руку, сама того не желая, ощутила его прикосновение, и все ее тело, казалось, охватил огонь. Джулия быстро отпустила руку, с трудом перевела дыхание. «С ума я схожу, что ли? – подумала она. – Что со мной происходит?» Он обволакивал ее жаром своей сексуальности. Она остро ощущала его всего – его рост, его физическое совершенство, живость его глаз, притягательность его улыбки. Вокруг него существовало силовое поле, которое она могла чувствовать, даже слышать, и оно разбивало ее самообладание на тысячи мелких кусочков. «Да это ни на что не похоже», – подумала она, подивившись, как тяжело и быстро бьется ее сердце.

– Пожалуйста, по крайней мере, не торопитесь с выводами. Не приговаривайте меня сразу, – улыбнулся он.

«Ну, тут уж у меня нет никаких сомнений», – подумала она, а вслух сказала:

– Я бы предпочла, чтобы вы смирились с моим отказом.

– В девятистах девяноста девяти случаях это означает «да».

– Так значит, сейчас вам выпадает тысячный номер.

– Явно какая-то неисправность.

Он был, как это там американцы говорят, непробиваем. Да, именно так. Его наглая самоуверенность завораживала, но в то же время бахвальство раздражало.

– Я сама занимаюсь ремонтом, – резко возразила она.

Снова усмешка.

– Похоже, вы хотите поставить меня на место? – Его глаза блуждали по ней, она ощущала их как щекотку. – И сколько же в вас росту? Пять футов восемь дюймов, сто тридцать фунтов?[2]

Джулия поразилась точности его догадки. Видать, большая практика.

– Так что у меня преимущество в пять дюймов.

– Уверена, вы не забываете им пользоваться!

Он жизнерадостно рассмеялся. Она не давала ему спуску! Не только язык как бритва, но и головка быстро соображает. Именно то, что ему сейчас нужно.

– Мы зря теряем время, – уверенно заявил он.

– Нет. Это вы теряете время зря. Замечательно! Словесная дуэль с женщиной так скрашивает предварительный этап.

– Я никогда и ничего не теряю зря, – уверил он ее с серьезным видом. – По моей библии терять что-то зря – восьмой смертный грех.

– Но вы же сами ее писали!

Он снова рассмеялся. Ей никогда еще не приходилось встречать настолько физически ощутимого человека. Она чувствовала его всем своим существом, от корней волос до кончиков ногтей. Такого с ней никогда еще не бывало. Словно он сорвал с нее бинты и положил руки на нежную чувствительную кожу.

– Прелестно! – Он помолчал. – Почти так же прелестно, как прелестны вы сами. – Никакой реакции. – Вам не нравится, когда вам говорят, что вы прелестны? – Склоненная набок голова. – Ах да, понимаю, для вас это уже клише. Простите великодушно. Я такой ошибки снова не повторю. Не хочу, чтобы вы подумали, что я еще один назойливый мужик.

– Я вообще о вас не думаю, – уверила она его. – А теперь пропустите меня, пожалуйста.

– И потерять возможность достойно вам ответить? Ни за что.

– Тогда следите за мной.

– Я и занимаюсь этим весь вечер. Надеялся, что мы могли бы с вами пойти в какое-нибудь более интересное место.

– Я не собираюсь с вами никуда идти, – возразила Джулия.

За спиной Брэда кто-то произнес:

– Мы уходим к Аннабель, Брэд. Пойдешь с нами?

– Я знаю местечко куда лучше, где открыто допоздна, – твердо произнес Брэд.

– Нисколько не сомневаюсь. Пожалуйста, дайте мне пройти.

– Только если вы разрешите мне повести вас куда-нибудь.

Она поставила свой бокал на кирпичный парапет.

– Не советую вам никуда меня вести, – отрезала она. И прежде чем он успел ее остановить, проскользнула мимо, обдав его запахом духов – он узнал Шанель номер 19, – и скрылась в гуще гостей.

Только бы убежать. Джулия направилась к спальне, где были сложены пальто. Пока она искала свое, вошла брюнетка, которую она немного знала.

– Я видела, ты там с Брэдом разговаривала, – заметила она.

– Так вот кто это был?

Брюнетка огорченно рассмеялась.

– Здорово действует, верно? И так всегда. Но просто восхитительно, верно? Собираешься с ним покувыркаться?

– Я никогда этого не делаю, если у них ничего другого нет на уме.

– Анжела придет в ярость. Она-то думала, что пришила его к себе навечно.

– Этого иголкой не возьмешь, – медленно произнесла Джулия.

– Не поняла, – удивилась брюнетка.

– Он тоже не поймет, – ответила Джулия.

Но когда она вышла из спальни, он стоял, прислонившись к стене, и явно ждал ее.

Ситуация показалась Джулии забавной, и она рассмеялась.

– Вы очень мило смеетесь, – заметил он. – Подходяще для вашего голоса.

Ее смех напомнил ему те шоколадные конфеты, которые он всегда привозил матери: хрустящая внешняя оболочка, а внутри кисло-сладкая начинка. Одной было просто невозможно ограничиться.

Кто-то, проходя мимо, крикнул:

– До встречи в Бостоне, Брэд!

Он повернул голову, сверкнул улыбкой.

– Да… разумеется…

– Так вот вы откуда? – помимо воли заинтересовалась Джулия. – «Родина бобов и стручков»…

Снова смех.

– Верно. Но, вопреки словам поэта, я еще не разговаривал с Богом. Предоставляю это делать моей матери.

Джулия сделала последнюю попытку.

– Послушайте, у меня внизу машина.

– Оставьте ее. Я договорюсь, чтобы вам ее подогнали к дому.

Она заметила блеск в его глазах, и внутри у нее похолодело. «Вот дрянь!» – подумала она. Он не просто давит, он наваливается всей своей тяжестью. Его неукротимая самоуверенность натолкнулась на ее чувство собственного достоинства. С этим экземпляром справиться будет нелегко. Всем своим видом он давал понять, что для него нет ничего невозможного, – в крайнем случае, он немного подождет.

– Моя машина прямо у подъезда.

Он взял ее за руку. Стоило ему до нее дотронуться, как Джулия поняла, что она пропала.

Машина оказалась «бентли континенталь» серебристого цвета.

– Под цвет ваших глаз, – заметил он.

Садясь в машину, она решила, что, должно быть, излишне много выпила. В голове как мухи жужжали. Что это – алкоголь или возбуждение? Она не могла сказать точно. Знала только, что ей это совсем не нужно, и злилась, что поставила себя в такое положение. Совсем на нее не похоже. До сего времени ей всегда удавалось мгновенно охладить самые пылкие притязания любого мужчины. С этим так не получалось, и ее это беспокоило. Она давно решила для себя не ввязываться ни в какие отношения. Этот человек поставил ее решение под сомнение с того «самого мгновения, как она почувствовала на себе его взгляд. «Вечер без иллюзий?» – подумала она.

Иллюзий Джулию лишило ее краткое неудачное замужество. Она вышла замуж в девятнадцать, а в двадцать один уже развелась, потому что муж бросил ее ради другой женщины. Сейчас, когда ей уже двадцать шесть – через четыре месяца двадцать семь, – она упрямо оставалась одна, словно соорудив себе укрытие из обломков неудачного брака, в которое она забивалась при малейшем признаке интереса к ней со стороны мужчин. Этот, с беспокойством подумала она, готов сломать стены, которыми она себя окружила. Вот и рассуждай после этого о мужской самонадеянности! Той самой, которая появляется в результате стопроцентного успеха у женщин. Она не сомневалась, что как минимум тысячная в его списке. Такие красавчики любят разнообразие. Он, похоже, срывает женщин, как цветы, и выбрасывает, стоит им подвять. «Только не я», – решила она твердо. Зачем искать неприятностей? И тут в ее голове снова возникли слова, которые, уходя, сказал ее муж.

– Я тебе не нужен, Джулия. Тебе никто не нужен. У тебя есть ты. Вся беда в том, что ты так боишься взломщиков, что всегда хранишь себя под замком. – Джулия снова почувствовала тупую боль обиды. «Ну что же, – подумала она, – просто я не подхожу для того, чтобы сидеть в ожидании, когда тебя сорвет какой-то американский выскочка из Бостона».

– Приятные мысли? – поинтересовался выскочка.

– Нет.

– Надо же! Такие вещи на начальной стадии игры говорить не полагается, – пожурил он ее, но в глазах мелькали веселые искорки.

– Никогда не любила спорт. Отвезите меня домой, пожалуйста.

– А где дом?

– Кенсингтон, Хорнтон-стрит.

– А, я знаю, где это.

Джулия занимала верхний этаж дома как раз напротив станции подземки, в нескольких остановках от Слоан-стрит, где она работала. Когда машина свернула на ее улицу, она уже держалась рукой за ручку дверцы.

– Около того столба. Машина остановилась.

– Спасибо, что подвезли.

– Не стоит благодарности. Как насчет того, чтобы посмотреть, как вы живете? Я бы не отказался от чашки кофе.

«Он – как сорняк, – устало подумала она. – Только выдернешь в одном месте, глядь, а он пророс уже в другом». Вот только в своей постели она ему прорасти не даст.

– Чашку кофе получите, – недвусмысленно сказала она.

Он последовал за ней по лестнице, покрытой красным ковром, к двери, затем через холл и еще одну дверь в большую гостиную, где одна стена почти сплошь состояла из окон, выходящих на улицу. Джулия зажгла верхний свет и подошла к окнам, чтобы задернуть занавеси из тяжелого хлопчатобумажного атласа с красными и черными маками по белому фону, в тон обивки кресел и дивана. Пол был деревянный, покрытый темным лаком и напоминающий черное дерево. По нему разбросаны несколько шелковистых восточных ковриков в тех же тонах, а в черных лакированных вазах стояли охапки красных и белых гвоздик. Брэд снял пальто и бросил его на одно из кресел, а Джулия исчезла – как он предположил, в кухне.

– Черный, без сахара! – крикнул он ей вслед.

Склонив голову набок, он читал названия книг, стоящих на полках в углублениях по обе стороны камина. Много книг по искусству и дизайну. Еще романы, мемуары, исторические работы и «Америка» Алистера Кука. «Ну и ну», – подумал он. Неудивительно, что она в курсе насчет Бостона. Тут у нее целая полка книг о Соединенных Штатах. Да, это будет интересное приключение.

– Надо же, как быстро! – воскликнул он, когда она вошла в комнату с подносом, на котором стояли керамический кофейник, чашки, блюдца и сливочник. Сахара не было.

– Я, уходя, включаю кофеварку. Так что кофе всегда готов, когда я возвращаюсь. Люблю выпить чашечку перед сном.

– И я!

Брэд достал сигареты, зажигалку и положил их на кофейный столик, прежде чем взять у нее чашку. Хорошие чашки, с блеклым рисунком, матери такие нравятся. Она отказалась от сигареты, взяла свою чашку и села в кресло, скрестив длинные ноги. Холодный взгляд, которым она смотрела на него, ясно говорил: хоть на уши встань, ничего не добьешься!

В нем кипело возбуждение. Ему нравилось, когда ничего не давалось легко. С этой можно и на чемпионат. Ему нравилось побеждать сильных, а эта, он был уверен, заставит его побегать.

Он улыбнулся ей.

– Мне нравится, как вы молчите, – промолвил он, показывая, что ее молчание нисколько его не беспокоит, – и кофе у вас неплохой.

Он с удовлетворением оглядел уютную комнату с яркими, но спокойными расцветками. Ему нравилось, что она не болтает нервно и не старается казаться умной; это сразу бы выдавало в ней новичка. Да и правду сказать, женщина с ее внешностью должна была бы иметь дело с мужчинами с той поры, как натянула свою первую пару нейлоновых чулок.

И еще он чувствовал в ней глубину, понимая, что пока он только слегка замочил в воде кончики пальцев. Пора нырнуть поглубже. Загасив сигарету, Брэд поставил чашку с блюдцем на столик и пересел на диван, поближе к ней. Он положил руки ей на плечи и повернул ее к себе. Она не сопротивлялась. Только разглядывала его из-за дымовой завесы своих потрясающих глаз. При ближайшем рассмотрении кожа у нее оказалась, как у младенца, а в серых глазах виднелись маленькие черные точки. От нее чувственно пахло, а свет от лампы придавал ее рту эротическое очертание. Наклонив голову, он слегка коснулся губами ее губ. Она не отодвинулась. Просто позволила ему себя поцеловать.

– Я весь вечер хотел это сделать, – признался он.

Ее взгляд не сказал ему ничего, но губы были мягкими и податливыми.

– Принимаю ваше молчание за разрешение повторить…

На этот раз поцелуй был увереннее, потому что он обнял ее и прижал к себе, телом ощущая ее грудь и длину бедра. Совсем другой поцелуй.

Увертюра закончилась, начинался первый акт. «Если мне это не нужно, – мельком подумала Джулия, – самое время сказать об этом вслух». Но настроение ее менялось, сейчас она ощущала не столько апатию, сколько фатальность происходящего. Любой протест был бы пустой тратой времени. Кроме того, она знала, что это произойдет, даже если она не готова дать своего разрешения. И как-то плохо думалось, потому что теперь он целовал ее так, как ее не целовал никто и никогда. Он не занимался этим как чем-то предварительным и обязательным перед переходом к главному, подобно тому, как это делал Дерек. Нет, его поцелуи были глубоки и в то же время сулили еще большее, более сильное наслаждение, и они странно действовали на Джулию: они кружили ей голову и будили чувства, которые она, как оказалось, долго в себе скрывала. Его губы и язык вызывали в ней совершенно необыкновенные ощущения. Ей казалось, ее рот стал удивительно чувствительной антенной, способной принимать и посылать – если судить по его реакции, – самые утонченные сигналы. Поцелуи становились все более продолжительными и страстными, все менее сдержанными. Джулии казалось, что ее поглощают, вырывают из собственных рук, в которых она сама себя держала, что она не способна устоять перед мощной, страстной и нежной атакой этого мужчины.

Зазвонил телефон. Брэд слегка оторвал от нее губы, как бы спрашивая, нужно ли ей отвечать. Но Джулия воспользовалась этой возможностью снова вздохнуть полной грудью.

Звонила Крис, ее самая давняя и близкая подруга.

– Ну, как вечеринка? – спросила она.

– Да как обычно…

– Стоящего никого не было? – Крис всегда пользовалась подобными случаями для охоты за мужчинами.

– Пока трудно сказать.

Как всегда, Крис поняла ее с полуслова.

– Ты там не одна!

– Ну…

– Господи, Джулия! Только не говори мне, что я чему-то помешала.

– Да нет.

– Ничего больше не говори. Ты завтра вечером дома будешь?

– Да.

– Забегу где-нибудь около восьми, ладно?

– Договорились.

– Жду не дождусь!

Когда она вернулась, то не села рядом с ним на диван, а опустилась в кресло, в котором он раньше сидел, и налила себе еще кофе. Черт бы побрал этот телефон! Ясно, что для нее на этом все кончено. А ведь ему удалось ее здорово подзавести. «Здорово! Господи, – подумал он, – это еще слабо сказано». Там в ней такой огонь, у какого ему не приходилось греться уже долгое время. Он насчет нее все правильно угадал.

– Поужинаем завтра вместе? – спросил он.

– Нет.

Он удивился.

– Тогда в субботу? Мы можем весь день провести вместе…

– У меня есть дела на уик-энд.

– Ладно, тогда в субботу вечером.

Он чувствовал, что улыбка неестественно застыла у него на лице, но держался, потому что ее сопротивление разжигало его. Он уже давно не ощущал такого голода и такого острого предвкушения. Слава Богу, что он согласился пойти на эту вечеринку.

Джулия следила за тем, как он наблюдает за ней. «Испорчен, – думала она. – До мозга костей. Не привык к отказам». Она мысленно встряхнулась. Слава Богу, что позвонила Крис. Спасенная телефонным звонком? Потому что она ясно чувствовала, что сдается. «Зачем он тебе нужен? – холодно рассуждала она. – Плейбой и бабник, который хочет развлечься за твой счет. Ну и что, – спорила она сама с собой, – ты ведь не пытаешься найти замену Дерену? Скажи спасибо, что все, что этому субъекту надо, – это игры и развлечения». Она резко поднялась.

– Уже поздно. Мне завтра работать.

Он тоже поднялся, но упрямо повторил:

– Вы не ответили насчет ужина в субботу.

Только чтобы избавиться от него, она сказала:

– Ладно.

– Заеду за вами в половине восьмого.

Черт! Она собиралась договориться где-нибудь встретиться и не прийти.

– Мы вполне могли бы назначить встречу где-либо, – предложила она.

– Ничего подобного, – возразил он поспешно, давая понять, что хорошо понимает, о чем она подумала. Тогда она смирилась.

Он не стал ее больше целовать, что, как ни странно, вызвало у нее раздражение.

– Тогда до субботы, – заключил он. Она закрыла за ним дверь.

2

– Ну? – сразу спросила Крис, едва войдя в дверь. – Кто он, чем занимается и, самое главное, откуда взялся? У меня мало времени, – продолжила она не переводя дыхания. – В десять придет Тони. – Тони был ее очередным любовником.

– Прежде всего, он американец. Надо же, – сказала Джулия, сама не переставая удивляться. – Его фамилия Брэдфорд, Брэд Брэдфорд.

– Имя как у кинозвезды.

– И выглядит он так же.

– А именно?

Джулия подумала.

– Роберт Редфорд, только на шесть дюймов выше.

– Ух! – восхитилась Крис. – Рассказывай!

– Да нечего рассказывать. – Джулия пошла к бару, чтобы налить им по рюмке шерри.

– Да брось, Джулия! Это же я, Крис! Если он подходит под твои стандарты – он нечто выдающееся.

– Он действительно нечто выдающееся.

– Звучит интригующе, – заметила Крис.

– Еще как.

– А у тебя неожиданный мандраж?

Джулия постаралась не встречаться взглядом со все понимающей Крис.

– Надо же! – поразилась Крис – Где же та Джулия, которую мы все любим и боимся?

– Теперь, когда у меня было время хорошо подумать, никакого мандража!

– Господи, да ради всего святого, дай ты своим мозгам передышку!

– Ты ведь знаешь, что я думаю по поводу глупых и вовсе не нужных игр, которые затевают женщины и мужчины.

– И все потому, что тебе в первой же игре здорово досталось.

– Зато я запомнила урок.

– Как будто мы этого не знаем! И все же, – задумчиво посмотрела Крис на Джулию, – я впервые слышу, чтобы ты позволила кому-то дотронуться до тебя.

Румянец, заливший лицо Джулии, выдал ее.

– И как далеко ему удалось продвинуться?

– Он меня поцеловал, вот и все.

– Все! Слушай, я могу сказать через тридцать секунд после того, как впервые увижу мужика, хочу я с ним спать или нет.

– Ты другая.

– Да нет! Это ты другая! – Она внимательно вгляделась в Джулию. – Ну и как это было?

Джулия слегка пожала плечами.

– В том-то и беда. Это было необыкновенно.

– Понятно. – Аккуратно выщипанные бровки Ирис почти исчезли в блондинистых волосах. – Один из этих.

– Один из каких?

– Гроссмейстеров. Как правило, они выбирают себе достойных партнеров. С тобой это все равно что учиться пить на лучшем коньяке! – Она немного подумала. – Судя по твоему рассказу, он из профессионалов. Да нет, я вовсе не хочу сказать, что он это делает, чтобы заработать на жизнь. Наоборот, он живет, чтобы делать это! Тут чертовски большая разница… – Она заметила ужас на лице Джулии. – Но не хочешь ли ты сказать, что никогда с такими не встречалась?

– Нет, и слава Богу!

– Да уж, где тебе. Они же в женские монастыри не заглядывают, а если ты живешь, как монахиня…

– Я живу так, как мне нравится.

– Да нет, не живешь ты, просто существуешь, а это совсем другое.

Джулия было закусила удила, но Крис безжалостно продолжала:

– Ты ведь после Дерека отказалась от всякой жизни, верно?

– Если ты имеешь в виду такую жизнь, как твоя, то да! Но Крис ничем нельзя было сбить.

– Да знаю я свою репутацию – все мое, что в штанах, если, конечно, это «все» мужского пола. Но мы сейчас говорим о тебе. О тебе, Джулии Кэрри, за которой приволокнулся мужик с отличными оценками по всем статьям и которая ведет себя так, будто это ниже ее достоинства – заметить его.

– Да это глупо! Он явный бабник. Мне ничего подобного не надо!

– Какого черта ты придаешь этому такое большое значение? Разве ты никогда ничего не делаешь просто ради удовольствия?

– Никогда! – отрезала Джулия. – Это не в моей натуре.

– Ты хочешь сказать, ты себе этого не позволяешь.

– Разве я когда-нибудь казалась тебе женщиной, которой нужен секс как таковой?

– Я вообще не помню, чтоб он был тебе нужен, и все потому, что один мужчина, который для тебя не годился, отбил у тебя на него охоту. Хоть раз, Джулия, получи удовольствие. Возьми то, что предлагает этот Брэд, и на тех условиях, что он предлагает. Только, ради Бога, не опьяней от этого! Это очень крепкий напиток.

Выражение лица Джулии свидетельствовало, что она абсолютная трезвенница.

– Разве не лучше узнать все от мужика, который в этом деле большой спец? – с завистью спросила Крис. И, вздохнув, добавила: – Это все твои лицо и фигура. Ни один мужик, взглянув на тебя, не поверит, что ты не по уши в поклонниках. То, что ты сунула палец в воду, а она оказалась ледяной, не повод отказываться нырнуть поглубже.

– Только не я, – твердо ответила Джулия, – Мне это не нужно.

– Кто говорит о «нужно»?

– Я нутром чувствую, что потом буду жалеть.

– Ах, вот мы в каком настроении! Дать тебе нож или ты предпочитаешь снотворные таблетки? Трусишь, признавайся? Ты и твой постоянный ужас перед тем, что может быть больно. После Дерека уже пять лет прошло, пора бы ранам и зарубцеваться. Но только не у тебя, у тебя еще сердце в невинном состоянии, хоть сама ты уже не девушка. Скажи, ну чего ты так боишься?

Джулия долго молчала, прежде чем коротко ответить.

– Дело в том, что, я думаю, мне не хватает эмоциональной гибкости. Уж какая есть.

– В самом деле? Или ты предпочитаешь быть такой?

«У Крис, – устало подумала Джулия, – есть редкая способность сунуть нож именно туда, где он опаснее всего».

– Я тебя знаю, Джулия. Ведь столько лет дружим. И я знаю мужчин. У меня их было больше, чем я могу сосчитать. Мне нравится секс: это одно из величайших наслаждений в жизни. А ты смотришь на него, как на что-то мерзкое. Давай, причепурись как следует, надень что-нибудь потрясающее, подушись чем-нибудь, от чего у него глаза на лоб полезут, и сыграй с ним в его собственную игру. У тебя все для этого есть.

Лишенное всякого выражения лицо Джулии было красноречивее слов. Крис мысленно вздохнула. Они с Джулией дружили со школы, но если Крис была «стадным» животным, то Джулия туго сходилась с людьми. Ее спокойный и слегка презрительный вид держал людей на расстоянии нескольких вытянутых рук. Крис была свидетельницей тому, как эта вечная мерзлота стала еще глубже после Дерека Эллана, единственного мужчины, с которым у Джулии были не платонические отношения. Хотя в конечном счете и с Дереком они зашли ненамного дальше.

Они вместе росли, знали друг друга с детства, и это как-то естественно закончилось браком. Джулия настояла на том, чтобы продолжать работать. Закончив школу искусств, она нашла себе хорошую должность в фирме, занимающейся дизайном, в Лидсе. Дерек учился в аспирантуре, работал над диссертацией. Когда выяснилось, что работа отнимает у нее больше времени и доставляет ей больше удовольствия, чем собственный муж, брак начал расползаться по швам. Джулия работала допоздна, Дерек приходил в пустую квартиру, где его никто не ждал и нечем было поужинать. Он начал бунтовать, они ссорились. А когда они ссорились, то спали врозь. В результате чего Дерек подыскал себе другую женщину и в конце концов оставил ради нее Джулию.

– Ты замужем за своей работой, Джулия, не за мной, – с горечью сказал он ей, – а я нахожу тщеславие слишком холодным партнером в постели.

– Да и мне никогда не казалось, что от тебя пышет огнем! – огрызнулась Джулия. – Если учесть, что я от тебя имею, вовсе не удивительно, что меня тянет к более приятным занятиям!

Именно тогда он и закатил ей пощечину, сказав напоследок.

– Ты не женщина, Джулия. Ты только с виду на нее похожа.

Что поразило Крис, тан это то, как Джулия прореагировала на уход мужа. Как будто получила смертельную рану. Только позже она поняла, что терзалась Джулия не из-за Дерена и неудачного брака, а из-за того, что совершила ошибку.

«Джулия, – подумала Ирис, – воплощенная практичность. Она организовала свою жизнь, как работу. Систематично, талантливо, строго по часам». Она была прирожденным организатором и жаловалась Крис, что Дерек был не в состоянии этого оценить.

– Я работала, я экономила, копила деньги, а у него хватило совести жаловаться! Ради кого я все это делала, если не ради него?

– Разве? – спросила Крис. – Ты уверена, что именно это тебя расстраивает?

Но Джулия восприняла свою ошибку как последнее жизненное предупреждение и делала все, чтобы никогда больше не повторить ее. Из Йоркшира она перебралась в Лондон, нашла там работу в мастерской по дизайну и продолжала карабкаться по лестнице успеха. Она была талантлива и умела это показать. Уже доросла до старшего дизайнера, выполняла индивидуальные заказы, очень хорошо зарабатывала, но что она делала с этими деньгами? «Относила в банк, – с отвращением подумала Крис. – Она живет только на половину своего дохода, а то и меньше! Откуда это в ней, почему она тан уверена, что может обойтись без любви? Она и пальцем не пошевелила, чтобы избежать развода». Теперь Крис знала, в чем причина: гордость. Всепоглощающая, вызывающая гордость! «Если мне не удастся заставить ее смириться, она так и умрет, цепляясь за нее. В самом деле, – подумала Крис с отчаянием, – у нее лицо ангела, а душа – бухгалтера».

– Тебе совет, помощь не нужны? – спросила она. – Ты знаешь – я всегда рада. Я через все прошла и все еще прохожу…

– Тони?

– Кто же еще?

Джулия считала Тон лживым, хитрым, самовлюбленным сукиным сыном, но Крис здорово в него влюбилась. Как и все другие ее любовники, он был женат и, как все другие, вот-вот собирался бросить свою жену. Но пока не бросал. В последнее время она заметила, что Крис стала раздражаться по пустякам.

– Он должен выбрать, – говорила она. – Мне уже обрыдло так болтаться. – Она заметила взгляд, который бросила на нее Джулия. – Знаю, ты меня дурочкой считаешь, так ведь? Ты бы болтаться не стала. Но мне нужен Тони. Понимаешь, нужен. И если этого можно добиться только постоянным нытьем, так я и буду ныть.

– Я бы скорее умерла!

– Знаю. Здесь мы разные. Я лучше ошибусь, но мужика заполучу. А ты предпочитаешь всегда быть правой и одинокой. – Принимая у нее наполненный бокал, она спросила: – А что такого особенного в этом парне?

– Я думаю, он испорчен, полагаю, что беспечен. Хочет приятно провести время без всяких последствий. Он заказывает музыку, я танцую и плачу в придачу. Затем он швырнет мне монетку и переведет взгляд на другую танцовщицу. Он во всем видит игру: эдакие сенсуальные Олимпийские игры, где ничто не должно помешать ему получить…надцатую золотую медаль чемпиона мира по траханью.

– Так сыграй с ним в его игру!

– С моим-то опытом по этой части? Я могу только обороняться.

– Женщины в эти игры играют испокон века. Охотиться, любить должны мужчины, во всяком случае, они так считают. Пусть себе обольщаются, если им так нравится. Помни только, ты не должна делать ничего такого, что тебе не по душе. Никогда не ставь себя в положение, из которого нет выхода.

– Если, разумеется, я сумею его распознать.

– Ты же женщина, верно?

«Разве? – подумала Джулия, вспомнив замечание Дерека. – Что это вообще такое, быть женщиной?»

– Просто попытайся победить его в его собственной игре, поняла? – говорила тем временем Крис. – Читай инструкции или спрашивай меня по ходу дела. Я сумела выкрутиться из многих сложных ситуаций. Основная позиция – спиной к стене.

Он приехал в субботу и принес с собой возбуждение и свежий воздух. Шел дождь, и на его густых светлых волосах бриллиантиками сверкали капли. Переменчивые глаза сияли, а его улыбка заставила Джулию подумать, что еще никогда в жизни она так не чувствовала мужчину – каждым своим нервным окончанием. Он был, пришлось ей признаться самой себе, раздражающе сексуален.

Его взгляд польстил ей.

– Вы выглядите на миллион долларов.

– Тогда хорошо, что вы можете меня себе позволить, – пошутила Джулия, от всей души надеясь, что он не разорит ее.

Он потрогал бантик, завязанный у горла ее черного шифонового платья.

– Вам идет черное, ваши волосы тогда – как огонь. Но ведь вы не в трауре по чему-нибудь? Кому-нибудь? – Джулия почувствовала вопрос в его глазах. – Со мной вам не придется надевать траур.

«Надеюсь, что нет», – взмолилась в душе Джулия.

– Вы же просили, чтобы я оставила кое-какие сомнения на ваш счет.

– У меня сомнений нет. – У рта появилась недовольная морщинка.

– Вы не любите сомнений?

– Только не в моих женщинах.

Тем самым, решила она, он уже определил ее место. Во всяком случае, так он считал. Но там она вовсе не собиралась находиться.

– Вы не ответили, – поторопился сказать он, поскольку ему не понравилось то, что он заметил в ее взгляде. Он был на взводе с того момента, как увидел ее, а свидание с Анжелой только усилило его желание. Смотря на нее сейчас, такую обольстительную в этом прозрачном черном платье, он чувствовал, что уже готов к действию. Надо надеяться, он ее не рассердил.

– Это предупреждение? – спросила она наконец довольно холодно.

– Да нет, просто намек на то, какой я есть.

Она улыбнулась.

– А я-то надеялась, что вы позволите мне это узнать самой.

– Именно это я и имел в виду, – ответил он, решив, что хорошее настроение восстановлено, и торопясь воспользоваться этим. Он взял ее пальто. – Мило, – заметил он. Пальто было из черного вельвета с воротником и манжетами из норки. Над мехом ее волосы казались языками пламени.

Он отвез ее в ресторан, который сначала показался ей частным домом: просторная столовая, обставленная по-деревенски, на стенах картины, огонь в огромном мраморном камине. Столики расставлены по меньшей мере на расстоянии шести футов друг от друга, и официантов больше, чем посетителей. Приглушенные тона; безмолвное благоговение перед большими деньгами.

Один из официантов обратился к Брэду по имени, другой принес серебряное ведерко, где во льду стояла бутылка шампанского, третий – серебряную же вазу, тоже лежащую на льду, в ней горкой лежало что-то, напоминающее блестящий серый жемчуг, и что, как догадалась Джулия, было черной икрой, которую она еще никогда в жизни не пробовала. Четвертый взмахнул тяжелой салфеткой из плотной дамастовой ткани и торжественно положил ей ее на колени, проявив ловкость, которая сделала бы честь Эль Кордобесу, укрощающему быка.

– Налетайте, – пригласил Брэд и показал пример.

Джулия положила икру на кусок тоста, такого тонкого, что через него можно было читать газету. Официант разлил шампанское. Взяв высокий длинный бокал, Брэд протянул его в ее сторону.

– За нас, – сказал он, – за наше начало. Чокнувшись с ним, она спросила:

– Вам нравится именно это?

– Начало лучше, чем окончание.

– И часто оно вам перепадало?

– Вполне достаточно. А вам?

«На одно больше, чем нужно», – подумала Джулия, ответив ему небрежным, как ей казалось, пожатием плеч. Она знала, ему нельзя рассказывать. Что он о ней думал и что она из себя представляла на самом деле, не имело ничего общего. Ей следует быть осторожней. Вся беда в том, что он сумел проникнуть в ее бережно охраняемое сознание так глубоко, что это беспокоило и расстраивало ее. Ей казалось, она потеряла равновесие.

– Давайте не будем говорить об окончании, – резко сказал Брэд, и между бровями появилась морщинка, свидетельствующая о неудовольствии. – Сегодня наше начало.

«Разве? – подумала Джулия. – Начало чего?» Шампанское оказалось таким холодным, что она даже не ощущала его вкуса, но по венам потек огонь.

– Нравится? – спросил ее Брэд.

– Гм… Очень вкусно.

– Шампанское и красивые женщины должны сопутствовать друг другу.

– Теперь мы перешли к обобщениям.

– Разве не судьба свела нас вместе? Я чуть было не отказался от вечеринки.

Она не поинтересовалась, почему. Эта ее черта тоже заинтриговывала – обидное отсутствие любопытства.

– Но я рад, что пошел, – продолжил он.

И на этот раз она не дала ожидаемого ответа: «И я тоже».

– А вы? – вынужден был он спросить.

Она опустила ресницы, прикрывая свои таинственные глаза.

– Надеюсь, что буду.

Уже лучше. Она была достойным противником.

Меню оказалось на удивление коротким.

– Здесь только фирменные блюда – и все восхитительны. Сюда вы приходите поесть, а не затем, чтобы вас увидели, Я советую вам взять мясо в сладком соусе.

Такого блюда Джулия никогда не пробовала, но решила, что сегодня готова рискнуть. Официант снова наполнил бокалы.

– Пейте, – посоветовал Брэд.

– Мне от вина спать хочется, – призналась Джулия.

– Я вас вскоре разбужу.

Их глаза встретились, и Джулия снова почувствовала, как он проскальзывает внутрь нее. Она никак не могла объяснить себе этого эффекта. По правде говоря, она всегда считала, что подобное ощущение – плод раздутого романтического воображения, и всегда склонна была согласиться с Вольтером[3] или с кем-то другим, кто сказал, что, если бы любви не было, ее нужно было бы выдумать. Разве один раз ей уже не казалось, что она нашла ее, тогда как на самом деле все оказалось суррогатом? «Куда тебя занесло, Джулия», – подумала она. Эта игра не называется любовью. Ему нужна только постель, он и не скрывал этого с самого начала. Все в нем говорило: «Я готов, а ты?» «Снова эти игры», – подумала она.

Она опять опустила глаза, и лицо ее стало холодным и безупречным, как у статуи. Но он уже знал, что за этой холодной внешностью скрывается острый ум. А что она на самом деле из себя представляла – это было спрятано глубоко-глубоко. Ему придется нырять, тут уж ничего не поделаешь. Беда вся в том, что как бы при таком глубоком нырянии не заработать кессонную болезнь.

Они уютно молчали, и он наблюдал за ней. «Высший класс, – подумал он удовлетворенно. – Прекрасно держится, все идеально, начиная с того, как она движется, держит вилку или бокал, и кончая ее способностью воспринимать все как само собой разумеющееся, включая его самого. Да что говорить, с такой внешностью она не иначе как имела дело с мужчинами по меньшей мере половину своей жизни!» Ему это нравилось. Неумех он оставил еще в подростковом возрасте. Да нет, это – женщина до мозга костей: сексуальная, загадочная, завораживающе отстраненная. Его сжигало возбуждение. Как всегда в предвкушении охоты, его реакция обострилась. Он обожал погоню: разведку, заигрывание, пробные попытки. Плохо, что иногда все удовольствие на этом и кончалось. Но не в этом случае, тут он был уверен, что все, от начала до конца, будет замечательным.

Перед ними поставили подогретые тарелки. Подали мясо в сладком соусе. Взяв вилку, Джулия попробовала.

– Вкусно? – спросил Брэд, наблюдая за ней.

– Необыкновенно! – В ее голосе звучало удивление. Она оглянулась по сторонам. – Что это за заведение? – спросила она.

– Вы здесь раньше не были?

– Нет, здесь нет.

– Это частный клуб.

– И вы тут все прекрасно знаете, разумеется.

– Я много чего знаю. – Он помолчал. – Вот только о вас ничего. Расскажите мне о себе. Откуда вы и все такое.

– Родилась в Йоркшире. Родители умерли, когда я еще была маленькой, и меня воспитала тетка. Была замужем, короткое время.

– А сейчас почему уже не замужем?

– Ничего из этого не вышло.

– Сколько времени прошло? Я хочу сказать, после развода?

– Почти шесть лет.

– А сколько вам?

– Через четыре месяца будет двадцать семь.

– Мне уже скоро тридцать один.

И это все, что он сказал о себе, а задавать вопросы она не стала. Такое впечатление, удивился он, несколько задетый, что чем меньше она знает, тем больше ее это устраивает. «Я верно угадал, у нее все в глубине», – подумал он.

– И после развода вы живете одна? Она поняла, о чем он.

– Да.

Как советовала Крис, она не собиралась рассказывать ему о созданном ею самой для себя монастыре. Он ей не поверит. Мужчины такого не понимают. Все дело в ее бесподобной красоте, с иронией подумала она. Они не могут поверить, что она ею не пользуется. Но именно с этим мужчиной она положилась на свой инстинкт, который велел ей держаться легко, не терять разума, полностью рассчитывать на свою сообразительность, а, слава Богу, ей этого не занимать. С разборчивостью нужно подождать, все будет зависеть от того, как далеко это пойдет чем обернется и сколько продлится.

Поэтому, когда он спросил – почему (она была уверена, что он спросит), она только холодно пожала плечами и сказала:

– А почему бы и нет?

– Потому что это неестественно для такой красивой и соблазнительной женщины.

– А что, по-вашему, естественно?

Такой острый сарказм, что им можно бриться.

– То, что правильно. А это неправильно, если у вас нет в жизни мужчины – или мужчин.

– Считаете, что я не могу без них обойтись?

– Уверен, черт возьми, что можете, но я совсем о другом, и вы это знаете.

Джулия взглянула на него с веселым, как она надеялась, недоумением.

– Так вышло, что меня это устраивает.

Он этому не поверил! Но улыбнулся одобряюще. Крис была абсолютно права. Уж эти мужчины с их иллюзиями…

– У вас есть полное право выбирать, – серьезно уверил ее Брэд. – Такая красивая женщина может себе это позволить.

На его лице играла улыбка человека, которого только что выбрали.

Джулия допила вино.

– «Давай, налей бокал…» – процитировала она.

– «И осуши его, чтобы наполнить снова».

«Готова поспорить, что ты не можешь сосчитать, сколько раз ты это делал», – подумала Джулия, наблюдая за пузырьками, поднимающимися на поверхность в ее высоком бокале.

Брэд чувствовал, что начинает расслабляться. Но все же напряжение оставалось: как-никак, начало…

– Коньяк и кофе? – спросил он.

– Почему бы и нет?

За первой рюмкой арманьяна последовала вторая. Они еще долго сидели за столиком и беседовали. Он не выказывал ни малейшего нетерпения. Все, что он делал, было предназначено ей. Его внимание к ней было полным и льстило ей. Джулия видела, как поглядывают на него другие женщины в зале, но он ничего не замечал. Для него существовала только она. Он заставлял ее ощущать себя единственной женщиной на земле. Она была предметом восхищения, и то, как он сосредоточился на ней, заставляло ее ощущать себя более сильной. И его тоже. Она чувствовала его физически с первой же встречи, а теперь ловила себя на том, что разглядывает всего, пытаясь представить, как он выглядит без одежды. Такое ли у него красивое тело, как и лицо? Она обратила внимание на его длинные ноги, и впервые в жизни подумала, а что у него там, между ними. Она старалась отвлечься от этих мыслей, но его физическое присутствие не давало ей с этим справиться. От его кошачьей чувственности, озорной усмешки, ленивой уверенности хищника у нее прерывалось дыхание. Ее охватывала паника.

Слишком быстро, с ее точки зрения, подали счет. Брэд подписал его, а официант тем временем принес Джулии пальто. Другой, официант с изящным поклоном преподнес ей розу на длинном стебле из букета на столе. Джулия выплыла наружу, где Брэд крепко взял ее за руку и улыбнулся, глядя в глаза.

Они медленно пошли по улицам и переулкам Мэйфейр, разглядывая ярко освещенные витрины. Когда они вошли в тень на углу улицы, Джулия подумала, что Брэд поцелует ее, но он этого не сделал, что заставило ее желать его еще больше. Она оставила все сомнения вместе со скорлупой своего укрытия. Мимо проходили, держась за руки, другие пары. Джулии хотелось им улыбнуться: наконец-то и она была одной из них. Как часто, поздно возвращаясь с работы, она проходила мимо парочек, гуляющих так, как они сейчас гуляли с Брэдом, разглядывая витрины, и голова девушки обычно лежала на плече парня. Джулия снова ощутила себя восемнадцатилетней и полной надежд.

Они, видимо, сделали круг, потому что вернулись снова к машине, в которую Брэд усадил ее так бережно, как будто она была из бесценного фарфора. Они свернули на Парк-лейн, потом еще раз повернули и через несколько минут подъехали к высокому узкому зданию с черной железной решеткой. Брэд провел ее по идеально чистым мраморным ступеням и своим ключом открыл дверь. Мраморный холл, лифт с такой же решеткой, только на этот раз выкрашенной золотой краской, поднял их на третий этаж. Она последовала за Брэдом из лифта к двери с правой стороны площадки. Брэд открыл ее и пропустил вперед. Внешне спокойная, Джулия переступила порог; внутренне же она вся сжалась. «Сейчас!» – подумала она.

Он провел ее в узкую, роскошно обставленную комнату. В камине горел яркий огонь, отбрасывая розовый теплый свет на великолепный французский диван, обтянутый светло-зеленым шелком. Брэд зажег несколько ламп, и комната мягко осветилась.

Освободившись от пальто, он подошел к ней.

– Желаете припудрить нос? – спросил он.

Он провел ее через маленький холл, где открыл дверь, спрятанную в стене с китайскими обоями, за которой оказался небольшой туалет. Золотые краны в форме дельфинов, толстые полотенца светло-бежевого цвета, нераспечатанный кусок великолепного французского мыла «Альпийский аромат». Ноги утопали в толстом ковре цвета топленого молока.

Джулия зашла в туалет, вымыла руки и посмотрела на свое отражение в зеркале. Внешне она осталась той же. Она привела себя в порядок, подкрасила губы и немножко подушилась «Арпеджем». Когда она вернулась к Брэду, то застала его за открыванием еще одной бутылки шампанского. Она села в угол дивана и взяла протянутый ей бокал. Она никогда не пила так много шампанского. Впервые попробовала мясо в сладком соусе. И через какое-то время ляжет в постель со своим первым любовником. Или нет?

Трепет, который она тщательно прятала, охватил ее. Разве она не пила за начало? Если она не собирается ничего начинать, самое время сказать об этом.

Она заставила себя подавить эмоции, мешающие ей ясно видеть, и посмотреть на все – на него – объективно. Она попыталась оценить его положительные стороны: его возбуждающую чувственность, его безусловную физическую привлекательность, его уверенность победителя, убежденность, что что-то произошло между ними с первого же взгляда, его явное, но лестное преследование и чувство собственной значимости, которое он ей внушал, – и сравнить все это с минусами ситуации: случайность всего происходящего, его отношение ко всему, как к сексуальной игре, ее гнетущая боязнь ввязаться в игру, новую для нее… Она чувствовала, как желание борется в ней с отвращением. От мысли стать еще одной игрушкой в руках испорченного женщинами и деньгами плейбоя ее пробирала дрожь, но слова Крис насчет коньяка самого лучшего качества подталкивали ее. Как бы ей хотелось, подобно своей подружке, сначала ринуться очертя голову в омут приключения, а потом задавать вопросы, да и ее собственные эмоции подталкивали ее к краю трамплина. А где-то в самой глубине таились уничижительные слова Дерека о том, что она только выглядит как женщина…

«Что я здесь делаю? – подумала она с беспокойством и полным изумлением. – Удовлетворяю свое любопытство и желание испытать нечто, что, если верить Крис, я упускаю зря?» Почему тогда она не может освободиться от гнетущей уверенности, что пожалеет об этом? Потому что знала, что не сможет надолго завладеть его вниманием, не заплатив запрашиваемую цену. А именно в этом, как она обнаружила, заглянув в себя поглубже, и было все дело: ее раздражало, что этому есть цена. Скорее всего ее сомнения – последствие первого банкротства в сфере любви.

Она залпом выпила шампанское, будто надеясь, что от этого заржавеет тот механизм, который непрерывно работал в ее мозгу. Крис говорила ей, что она слишком много думает, все анализирует до умопомрачения. Но в ней зрела уверенность, что то, что сейчас произойдет, – а она была уверена, что это произойдет, – станет тем фундаментом, на котором будет основана ее жизнь. Секс. Именно секс, если уж быть честной. Те отношения, в которые она намеревалась вступить, принято было называть любовными. Любовники. Какое отношение ко всему этому имеет любовь? Что между ними было, так это только физическое влечение. Только физическое, а все эмоции, будьте так добры, оставьте за дверью.

Ну и что, спорила она сама с собой, он же был с тобой честен, так ведь? Что уже само по себе редкость. Отличные оценки за опыт и умение, так Крис сказала. Она бы и не задумывалась! Совсем бы не задумывалась!

Но что, если она и с Дереком, она жестоко разочаруется? Что, если все дело в ней? Крис решительно отвергала такую возможность.

Нет такого явления, как фригидные женщины, есть только неспособные мужчины. Секс с Дереком оставил в ней пустоту и сомнение: а может, в этом больше и нет ничего? Она была склонна согласиться с доктором Джонсоном: позиция смехотворная, удовольствие мимолетное, а расплата суровая. Плохой секс стоил ей брака. По крайней мере, до той поры, пока Крис безжалостно и с обилием анатомических подробностей не рассказала ей о своих любовниках, что заставило Джулию усомниться, была ли это ее вина, и что, возможно, она вышла замуж за мужчину, который оказался никудышным любовником. Что же, скоро она это выяснит.

– Надеюсь, вы думаете обо мне? – услышала она голос Брэда, наполнявшего ее бокал.

Джулия очнулась от своих мыслей.

– Разумеется. К примеру, чем вы занимаетесь?

– Тем, что скажет мать.

– Готова поспорить, что это не» так.

– И проиграете.

– Вы не похожи на маменькина сынка. Выражение его лица изменилось.

– Я и не маменькин сынок, – резко сказал он. – Теперь пейте…

– Вы случайно не стараетесь меня напоить?

– Ни за что! – Он перевел взгляд с ее лица на черный шифон, сквозь который просвечивала грудь. – Я хочу, чтоб мы оба отдавали себе отчет в том, что делаем.

Он взял у нее бокал, который она уже осушила, поставил его рядом со своим и, снова повернувшись к ней с сияющими глазами, обнял ее.

– Например… – пробормотал он, целуя ее в губы.

Это было точно рассчитанное наступление на чувства, осуществленное со знанием дела, и то, что он начал делать губами, он подкрепил движениями рук. Ничто из пережитого с Дереком не подготовило Джулию ни к чему подобному. Ей казалось, она поднимается по лестнице, ступенька за ступенькой, все выше к высотам физического наслаждения. Казалось, он очистил ее запутавшийся мозг ото всего, прежде чем наполнить его самим собой. Кровь ударила ей в голову, полностью лишив самообладания. Когда он наконец отпустил ее, она поняла: он дал ей почувствовать только малую часть того, что ее ожидает, и она страстно захотела большего, всего до конца.

Его глаза цвета морской волны сияли, от его взгляда ее бросало в жар. Теперь уже полностью находившаяся в его власти, она не сопротивлялась, когда он поднял ее с дивана и повел, полностью подчинившуюся, в спальню.

Кровать оказалась огромной, с шелковыми покрывалами и грудой подушек. Одеяло было отвернуто, все подготовлено. Скорее всего, он меняет своих женщин одновременно с простынями, подумала она, но на этот раз эта мысль заставила ее улыбнуться. Плевать ей на то, сколько их было, коль скоро она одна из них.

Он заметил ее улыбку и быстро подошел к ней.

– Такими улыбками нельзя разбрасываться, – заметил он, снова завладев ее губами, и прижал ее, беспомощную, к себе, а руки его тем временем развязывали бант, расстегивали маленькие пуговки и наконец стянули с нее платье, упавшее на пол.

Она увидела, как вспыхнули его глаза, и услышала, как перехватило его дыхание при виде ее в одной тонной комбинации и чулках. На этот раз ее улыбка была другой. Она подняла руки и обняла его за шею, прижавшись к нему, как горячий, мягкий воск. Все мысли исчезли, она действовала только по воле инстинкта. Их страстный поцелуй доказал ей, что она поступает правильно. Она уже с новой уверенностью отвечала на его поцелуи, его ласки и, наконец, оказавшись обнаженной с ним в постели, его тело…

3

Автомобильный гудок под окном разбудил ее. Полумрак незнакомой комнаты, незнакомая кровать и, что самое незнакомое, – лежащее рядом с ней тело. Она чувствовала на себе тяжесть мужской ноги, вес твердой мужской руки у себя на груди. Осторожно повернула голову. Тут она все вспомнила и удовлетворенно потянулась, ощущая непривычную податливость своего тела. Над комодом из орехового дерева висело огромное зеркало в резной раме; в нем отражались кровать и на ней две фигуры – спящий мужчина и вполне проснувшаяся женщина. «Как же прекрасно это было! – с восторгом подумала она.

Одно лишь воспоминание возбудило в ней приятную дрожь. Все происшедшее оказалось для нее не первой ночью с любовником, а первым настоящим сексом в ее жизни. Ничто из пережитого с Дереком не подготовило ее к такому мужчине, как Брэд Брэдфорд, к тому, что он делал с ней, что заставлял ее чувствовать так глубоко и сильно. Верно, Дерек был никудышным любовником, он и представления не имел о настоящем сексе. Ей не повезло, что первый ее мужчина оказался не тем, кто ей нужен. Теперь же настоящий мужчина превратил ее в женщину, открыл в ней то, о чем она и не подозревала. «Что же, – подумала она, – я всегда была способной ученицей».

За эту ночь, к примеру, Джулия узнала о себе – за сколько? три-четыре часа – больше, чем за все предыдущие двадцать шесть лет. Если бы ее раньше спросили, знает ли она себя, она бы вполне честно ответила: да, знает, она всегда умела об этом позаботиться. Но теперь она поняла, что это неправда. Что ее вера в себя оказалась хрупкой и этой ночью сломалась. Та Джулия Кэрри, которая все это проделывала, – это, и еще кое-что – не была похожа на другую Джулию, которую она, как ей казалось, прекрасно знала. Но ни одна из двух Джулий не удивлялась и не стыдилась, они обе просто лежали рядом с довольным выражением на лицах. Она мысленно показала обеим язык, но в этот момент почувствовала, что тело Брэда изменилось, оно уже не было мягким, но стало твердым и горячим и прижалось к ней.

– Утро доброе, – пробормотал он, лаская ее. – Как себя чувствуешь?

– Ты должен лучше знать. Он хмыкнул.

– А я и знаю, – объявил он, поворачивая ее к себе, так что она ясно ощутила прижатый к ее животу пульсирующий пенис.

– Ты ненасытен, – счастливым голосом проговорила Джулия.

– Нормальная реакция мужчины при пробуждении, особенно если рядом такая соблазнительная обнаженная красотка.

– Ну, ты говорил, что естественно то, что правильно, следовательно, «нормально» должно означать «естественно».

Он улыбкой одобрил ее высказывание.

– Мы правы. Да, кстати, а что ты скажешь о себе? – Его голос звучал удивленно. – Ты была просто невероятна, мне казалось, что я – тигр. Я счет потерял, сколько раз ты кончила.

– Я потеряла счет всему, времени включительно.

Он пальцем обвел контуры ее губ.

– Я оказался еще больше прав насчет тебя, чем думал сначала.

«Хотелось бы, чтобы я в тебе ошиблась», – подумала Джулия.

– Ты завела меня с первого взгляда, детка, от тебя прямо огнем пышет!

Он пригладил ей волосы и взял лицо в ладони.

– Я знал, что в тебе есть глубина, – объявил он. – По ней, подумал я о тебе, с виду ничего не видно, ее еще предстоит узнать.

– Благодаря тебе я тоже многое узнала. Он засмеялся, но это был довольный смех.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что такого не знала раньше?

– До тебя – нет.

Он провел рукой по ее теплому от сна телу.

– Ты просто шелковая, и снаружи, и внутри.

Джулия снова от души потянулась, потом свернулась около него калачиком.

– Я именно так себя и чувствую.

То была правда. Она никогда не чувствовала себя так раньше, никогда ее так не обожали и так ею не восхищались, и ей казалось, что все тело у нее поет. Крис была права. «Сколько же я упустила», – подумала она.

Руки Брэда скользили по её телу, изучая, пробуя.

– И еще говоришь, что я ненасытен! – пошутил он, глядя на нее горящими глазами.

– Естественная реакция женщины, с которой рядом страстный мужчина.

– Тогда чего же мы ждем?

Он был неутомим и изобретателен. Дерек знал один способ, Брэд знал все. Дерек после одного оргазма был уже ни на что не способен, Брэд всегда мог дождаться, пока она кончит, причем неоднократно. Он уже настолько настроился на реакции ее тела, что знал, когда приближается кульминационный момент. Когда он чувствовал сокращения ее внутренних мышц, это доводило его до экстаза, и она ощущала, как он заполняет ее всю, горячо и обильно, и она чувствовала, что он отдал все, до последней капли, и, содрогаясь, хрипло переводя дыхание, падал на нее без сил.

– Видишь, – пробормотал он, прижав губы к ее шее, – я же тебе говорил.

И снова Джулия проснулась первой. Во сне Брэд отодвинулся от нее и теперь лежал на спине, забросив одну руку на подушку, а другой держа ее за руку. Простыни были откинуты, и все его тело предстало ее любопытному взгляду. Такое же прекрасное, как и его лицо, гладкое, упругое, эластичное, в прекрасной физической форме, ни капли лишнего веса. Грудь гладкая, почти без волос, живот плоский, золотистый куст волос между ногами. Джулия осторожно погладила его ладонью. Пенис теперь был меньше и напоминал толстого, жирного червяка; в состоянии эрекции он становился невероятно большим и заполнял ее так, как никогда не удавалось Дереку. Тот очень не любил, когда она на него смотрела, даже настаивал, чтобы любовью они занимались в темноте. Но Брэд лежал перед ней во всей своей гордой мужественности, а она осматривала его, как незадолго до этого он изучал ее при полном свете, перечисляя ее достоинства и исследуя каждый дюйм ее тела руками, губами, языком.

Брэд – сластолюбец, который получает наслаждение от физических достоинств плоти. Дерек же был ханжой. В сексе он всегда торопился, небрежная ласка здесь, еще немного там, быстро залезал на нее, несколько судорожных движений – и привет, а она тем временем еще и со старта не снималась. Брэд никуда не торопился, вел ее медленно и искусно к той вершине, что сверкала впереди, прежде чем вытолкнуть ее в космос. Он показал ей, как можно наслаждаться плотью… нет, он осыпал ее этими наслаждениями. Ей еще не приходилось встречать мужчину, столь щедрого в постели.

Он крепко спал и не проснулся даже тогда, когда она поцеловала ту его часть, которая дала ей столько трепетного наслаждения. Когда же она зарылась лицом в золотистый куст, он пробормотал что-то непонятное, резко отодвинулся от нее и перевернулся на живот. «Странно», – подумала Джулия. Она готова была поклясться, что для него ограничений в сексе не было, и тем не менее он не позволял ей сделать для него то, что он так потрясающе делал для нее. «Ох, ладно, похоже, он вполне удовлетворен тем, что мне уже удалось сделать», – подумала она.

Тут она поняла, что необходимо найти ванную. Она была вся в зеркалах. Она стояла обнаженная, созерцая дотоле неведомую самое себя. Встала под холодный душ минуты на три, с трудом переводя дыхание. Потом намылилась. Завернувшись в огромное полотенце, почистила зубы новой щеткой, расчесала волосы и свернула их в пучок на затылке. Втерев в тело несколько пригоршней жидкого крема с запахом «Диориссимо», она взяла желтое кимоно, висящее на двери ванной. Оно было мужским, но она затянула его потуже в талии. Когда она снова вошла в спальню, Брэд все еще спал. «И понятно, – усмехнулась она, – он потратил массу энергии».

Ей ужасно хотелось есть, а еще больше – выпить чашку кофе. Часы показывали полдень. Дело явно идет к ленчу. Но где? В гостиной было прибрано, ее одежды нигде не видно, но чувствовался запах кофе. Она пошла на запах и нашла кухню. На столе стоял уже готовый поднос: тонкие китайские чашки, джем, мед в сотах, масло, сахар, свежие сливки. На теплой плитке – кофейник. Открыв духовку, она обнаружила дюжину свежих рогаликов, а в холодильнике величиной с банковский сейф – кувшин с апельсиновым соком.

Она осторожно отнесла тяжелый поднос в спальню, поставила на стол у окна и слегка раздвинула занавески. Воскресенье на улице Гросвенор. Проезжают машины, люди выгуливают собак. Апельсиновый сок оказался восхитительно холодным. Потом она налила себе первую чашку кофе, черного, дымящегося, наслаждаясь его вкусом после свежести апельсинового сока. Замечательно.

В это утро ей все казалось как бы увеличенным, все чувства обостренными. Она ощущала себя потрясающе живой. «Я счастлива! – подумала она с огромным изумлением. – Я просто безумно, невероятно счастлива!»

Джулия умяла два рогалика, щедро смазав их маслом и джемом. Она с наслаждением облизывала пальцы, когда зашевелился Брэд.

– Черный, без сахара, – быстро сказала Джулия.

Сок она ему уже налила.

– Сейчас вернусь. – Он скрылся в ванной комнате. Когда он оттуда вернулся, посвежевший и с мокрыми волосами, то забрался снова в постель и, положив под спину подушки, жадно выпил сок и взял чашку с кофе.

– Ты просто ангел! Именно так я и люблю просыпаться. – Он посмотрел на нее поверх чашки. – А ты уже вся чистая и свежая!

Желтый цвет халата удивительно шел к ее волосам.

– Я взяла твой халат.

– Делай что хочешь. Он тебе больше идет, чем мне.

– Понимаешь, мое платье исчезло.

– Должно быть, Джордж взял, чтобы погладить.

– Джордж… а, гномик…

– Вымысле?

– Невидимый поставщик шампанского, стелитель постели, делатель кофе.

– Это Джордж. Он присматривает за квартирой, да и за мной, когда я здесь. – Он помолчал. – Тебе нужно платье? Ты собираешься уходить?

Джулия сверкнула улыбкой.

– Я ничего не собираюсь.

– Прекрасно. Потому что я… – Он протянул ей чашку. – Как насчет еще одной и сигареты?

Она дала ему и то, и другое. Он похлопал по постели.

– Иди и садись. Надо поговорить.

– Ты имеешь в виду, для разнообразия? – заметила Джулия.

– Ах ты, ехидна! – усмехнулся он. – Но мне ты нравишься.

– Я тоже так решила, – скромно согласилась Джулия. – О чем ты хочешь поговорить?

– О нас. Об этой ночи. О сегодня. О завтра.

– Хорошо.

– Это ты хороша.

– Как никогда в жизни, – широко улыбнулась Джулия.

– Ну, ты была просто великолепна.

– Нет, это ты был великолепен.

Он самодовольно улыбнулся.

«Да, – подумала Джулия. – Он ждет только отличных оценок. Но, с другой стороны, разве он их не заслуживает?»

– Я уже говорил, что не ошибся в тебе?

– А как ты угадал?

– По твоим губам. – Он пальцем обвел их очертания. – Выдают сразу. Не сочетаются со всем остальным в тебе.

Серые глаза были прозрачны как вода. Он смотрел на нее с обожанием.

– Даже без капли косметики ты сводишь с ума.

– Так сведи с ума меня!

– А ты еще говорила, что я ненасытный!

Он поставил чашку, обнял ее и прижал к себе.

– У нас целый день. Мне нравится целый день проводить в постели. Конечно, с женщиной.

– Ты делал это раньше? – заметила Джулия беспечно.

– Много раз. А ты?

– Но ведь не с женщиной же!

Внезапно он внимательно посмотрел на нее.

– Нет, конечно. Но с мужчиной?

– Нет.

То был честный ответ, удовлетворивший его.

– Прекрасно. Еще один первый раз.

«С тобой, – подумала Джулия, – для меня все в первый раз. Господи, сделай так, чтобы этот раз не был последним».

– От тебя хорошо пахнет, – потянул он носом.

– Благодаря содержимому твоей ванной комнаты. Там имеется все.

– Не совсем. Тебя имею я.

– И не один раз!

Их взгляды встретились, и оба рассмеялись.

– Ты читаешь мои мысли, – удовлетворенно произнес он. Затем, слегка нахмурившись, добавил: – Я твои пока не могу читать, они запрятаны чересчур глубоко.

– Значит, ты меня еще не знаешь?

– Только в библейском смысле.[4] – Он помолчал. – Но я по опыту знаю, что в этом смысле можно узнать человека так, как не узнаешь его никаким другим образом… – Снова пауза. – И ты должна меня узнать. Хотя мне иногда кажется, что здесь ты меня опередила. – По тону было ясно, что он к такому не привык.

– Все потому, что ты мне ясно показал, каким образом это сделать.

– Не может быть! – Наигранное удивление, скрывающее глубокое удовольствие. Явно чувствовалась самонадеянность, но новая, более открытая. Джулия считала, что теперь она может с ней справиться.

– Пожалуй, надо выпить еще кофе. – Когда она отвернулась, чтобы слезть с постели, его рука ухватилась за пояс халата и потянула его к себе. Пояс развязался, полы халата разошлись, и он сполз с плеч Джулии.

– Раздвинь занавеси, – приказал он. – Вот так лучше, я хочу Тебя видеть.

Она стояла спиной к свету, и, когда она двинулась к нему, неся по чашке в каждой руке, освещенный солнцем желтый шелк придал ее телу сияние, сравнимое разве что с сиянием глаз Брэда.

– У тебя роскошное тело. Ренуар пришел бы от тебя в восторг.

– Лучше он, чем Модильяни, – беспечно заметила Джулия, но его, обожающий взгляд согревал ее.

– Когда ты в четверг вошла в ту комнату, я не мог поверить своим глазам! Чего-чего, а входить ты умеешь.

– Ты тоже!

Он схватил ее в объятия.

– Иди сюда! – весело воскликнул он. – Я никак не могу тобой насытиться.

Остаток дня они провели в постели. Разговаривали, бесконечно долго, не торопясь, занимались любовью, пили вино, спали, просыпались, чтобы снова любить друг друга. То был самый наполненный день в жизни Джулии. Они все больше настраивались друг на друга, и от этого секс все больше и больше удовлетворял их. Когда наконец они вылезли из постели и пошли в душ вместе, это превратилось в еще более эротическое приключение, потому что вода на теле возбуждала их чувственность. Затем, сытые до изнеможения, они оделись – одежда Джулии вернулась как новенькая – и пошли ужинать в полуподвальный ресторан, где столики были покрыты скатертями в красно-белую клетку, а в бутылках стояли горящие свечи. Оба были страшно голодны, съели по полной тарелке дымящегося ризотто, запив его парой бутылок вина. Затем Брэд отвез ее домой в Кенсингтон и остался ночевать.

Когда он проснулся в понедельник, она уже ушла, но на прикроватном столике лежал ключ. Он потянулся, вполне довольный собой. Да, насчет этой женщины он оказался прав! Вся ее холодноватая изысканность прикрывала омут страсти. И тело оказалось таким же пышным, как он думал. Но, тем временем, впереди был день.

Она оставила включенной кофеварку, и, когда он принимал ванну, вода уже кипела. Она даже побеспокоилась о бритве и креме для бритья! В его первое посещение в квартире никаких признаков мужского присутствия не было. Насвистывая, он вышел из квартиры.

Он позвонил ей в контору днем, сообщив, что опоздает заехать за ней, так как совещание займет больше времени, чем он предполагал, но к восьми приедет. Он появился уже около девяти, на улице снова шел дождь.

«Какого черта, – подумал он. – Придется сидеть дома».

Стол был накрыт, и чем-то вкусно пахло. Он поразился великолепию поставленного перед ним блюда.

– Ты умеешь готовить! – воскликнул Брэд, пробуя сочную телятину в белом соусе с каперсами.

– Я многое умею.

Его взгляд стал задумчивым.

– Да, наверное.

В ту ночь она ощутила, что в том, как они занимались любовью, появилось что-то новое. Он делал все так же умело, страстно, заботясь только о ее удовольствии, но в его поведении появилась нежность. И он не говорил ничего, как прошлой ночью, когда рассказывал ей, что он собирается делать и почему. Он молчал, стараясь добиться как можно большего наслаждения, для обоих, а когда ему это удалось, он прижал ее к себе, как нечто самое дорогое и важное.

Во вторник на вечер у него был назначен большой ужин. У Джулии Брэд появился около полуночи, выглядел несколько напряженно. Она ни о чем его не спрашивала, просто легла рядом в постель.

Они уже засыпали, когда он пробормотал сквозь сон:

– Ты чудесная женщина, Джулия. Я так рад, что нашел тебя.

Когда он приехал в среду, в их последний вечер, он протянул Джулии пакетик.

– До Рождества не открывать! – предупредил он. Он снова повел ее в тот клуб, где они были в первый вечер. Их начало – и их окончание. Но в этот раз Джулия явно чувствовала напряженность. Они подолгу молчали. Без неловкости, просто молчали – и все. Она ловила на себе его напряженный взгляд и в нем удивление, но она уже поняла его значение. «Именно это и делает Брэда неотразимым», – подумала Джулия. Она ошиблась, посчитав его неверующим. Каждая женщина, с которой он был, становилась его божеством; дни, проведенные с ней, были посвящены преклонению перед ней. Когда же все кончалось – что же, всегда можно найти другую богиню, другую фиесту. Он боготворил женщин не вообще, он боготворил ту, которая в данный момент была рядом.

Позднее в этот вечер, после медленной и нежной любви, они долго лежали молча. Потом вдруг Брэд потянулся и включил лампу, которую выключил совсем недавно. Приподнявшись на локте, он рассматривал Джулию с тем напряжением, которое она уже заметила в его взгляде раньше. Прочитав вопрос в ее глазах, он объяснил:

– Я просто хочу посмотреть на тебя… запомнить получше. – Он откинул покрывало и окинул взглядом всю ее, от горящих волос до грудей с розовыми сосками и от тонкой талии до треугольника шелковистых волос в низу живота.

Джулия неподвижно лежала под его взглядом. Внезапно этот взгляд стал непереносимым, и Джулия с трудом удержалась, чтобы не сжаться в комочек. Он не должен на нее так смотреть. Он уходит, все, спектакль окончен. Занавес должен опуститься на веселой ноте, вызывающей смех, а не слезы. Исполнение ими главных ролей в этой пьесе должно стать просто коротким и изысканным отрезком жизни, а не тяжелой драмой. Когда его глаза снова вернулись к ее лицу, она заставила себя взглянуть на него, тепло и удовлетворенно ему улыбнуться. С помощью огромного усилия и самодисциплины она сдержала слезы, которые уже набегали на глаза, благодарная самой себе за то, что за столько лет научилась скрывать свои чувства. Она увидела, как он закрыл глаза и молча положил ей голову на грудь. Она гладила густые светлые волосы, стараясь передать ему свое тепло, но не показать, насколько глубоко она все чувствует и что на самом деле ей бы хотелось дать волю безудержной, всепоглощающей нежности. Через некоторое время она протянула руку и снова выключила лампу.

Уже вставало солнце, когда он снова потянулся к ней. Она почти не спала, иногда только слегка дремала, зная, что и он не спит, но ничем это не выдает.

– Последний раз, – сказал он неожиданно звучным голосом. – Моя великолепная, прекрасная Джулия…

Этот раз был совершенно не похож на другие. Накал страсти был таков, что Джулии казалось, будто кто-то дергает ее за нервные окончания. После они молча лежали, крепко обнявшись, боясь показать свои истинные чувства.

«И вовсе это не только секс, – с трепетом подумала Джулия. – Это любовь или что-то на нее похожее».

Он отвез ее в контору, но не прямо к подъезду. Джулия была сдержанна, держала себя в руках. На самом же деле ей хотелось броситься ему на шею и умолять не уезжать. Но она улыбнулась и шутливо сказала:

– Я так рада, что ты решил пойти на то новоселье. Он улыбнулся в ответ, но его глаз эта улыбка не зажгла. Сегодня они были темнее, как будто надвигался шторм.

– Я тоже рад, что ты не приговорила меня сразу. – Он взял ее руку и поцеловал в ладонь. – Мы неплохо развлеклись, так ведь?

– И неоднократно. – Она смехом прикрыла дрожь в голосе, но облегчение, которое она заметила в его глазах, вошло в ее сердце как нож.

– Ты замечательная женщина, Джулия.

– А ты превосходный мужчина.

– Я получил от тебя огромное удовольствие. Надеюсь, что оно было взаимным.

Хотя она чувствовала, что у нее вот-вот начнется истерика, Джулия сумела сказать:

– Даже очень.

На этот раз он поцеловал обе ладони.

– Желаю тебе хорошо долететь, – быстро сказала она, чувствуя, что улыбка сползает с лица. Она вылезла из машины, осторожно прикрыла дверцу и пошла прочь от него. «Только не беги, – твердила она себе. – И не оглядывайся».

Когда она в тот вечер вернулась домой, ее ждала огромная корзина роз на длинных стеблях. Никакой карточки – но она знала, от кого они. Джулия внесла их в квартиру и поставила в холле, где было прохладнее и где они дольше не завянут. Затем она направилась к ящику, куда спрятала подарок Брэда. До Рождества оставалось еще девять месяцев, не ждать же так долго. Она сорвала яркую оберточную бумагу. Коробочка от Эспрея. Приподняв крышку, она увидела миниатюрную черную кошечку, искусно сделанную из черного жемчуга, с глазами из изумрудов и бантом на шее. Напоминание о банте на ее черном платье и о том, что он называл ее «киска». Она долго стояла, рассматривая брошку, потом захлопнула крышку и положила коробочку назад в ящик.

До этого ей никогда не платили. Странное ощущение. Она чувствовала себя странно – неуверенно, пустота внутри, как будто что-то потеряла. Вроде сердца. И ведь она отдала его не добровольно; он сам забрал ее сердце с собой. «Тысячная по счету», – грустно подумала она. Хорошее, круглое, число со многими нулями. «Думай об этом, как велела Крис, – с отчаянием уговаривала она себя, – как просто о жизненном опыте. Будь благодарна, он столькому тебя научил. Но какой болезненный способ обучения, – с тоской подумала она. – Чертовски болезненный способ».

Джулия молча сидела, прислушиваясь к пустоте в своей жизни, когда зазвонил телефон. То была Крис.

– Хочешь пообщаться?

– Откуда ты знаешь?

– Тебя я знаю, милочка. Сейчас приеду.

Она бросила только один взгляд на Джулию и заявила:

– Ты проиграла!

– Разбита наголову.

– Он таки достал тебя?

– Причем там, где больнее всего. Ох, Крис, до чего же больно!

– Я тебя предупреждала: затянешь – будет куда тяжелее. – Разглядывая напряженное, страдающее лицо Джулии, Ирис заметила: – Значит, как я понимаю, возвращаться он не собирается.

– И разговора об этом не было.

– Тогда, значит, не собирается.

Крис направилась к столику с напитками.

– Давай слегка подкрепимся, а уж потом перейдем к вскрытию? Или знаешь что, давай напьемся так, чтобы ноги не держали. Мои и так притомились от кочек и ухабов, по которым у нас все идет с Тони. Давай зальем наши печали. Это что такое?

Джулия взглянула.

– А, это «Джек Даниелз», водка такая, ее Брэд пьет.

Крис изучила этикетку.

– Боже милостивый! Девяносто градусов! Да она нас сожжет! – Она щедрой рукой наполнила рюмки. – За мужчин, за этих ублюдков! – Она осушила свою рюмку. – Уф! Напоминает жидкий динамит! Подходит ко всему остальному у него?

Джулия кивнула. Крис села.

– Что ж, по крайней мере ты начала с самой вершины. Мне-то пришлось карабкаться наверх. Не многим женщинам удается сразу же напасть на такого сексуального мужика.

– Все это означает только, что падать приходится с большей высоты.

– Именно это ты и сделала? – Она сочувственно добавила: – Я чувствую, он тебя полностью подмял.

– Господи, если бы он это сделал сейчас! – Джулия выпила свою водку.

– Так держать! – поощрила ее Крис. – Давай-ка устроимся поудобнее, и ты мне все расскажешь.

– Я раньше тебе говорила, я знала, что останусь с носом. Но в одном ты была права. Дерек виноват, что я сторонилась мужчин. Он мне все испортил.

– А Брэд снова все поправил? Что ж, детка, мать-природа не любит пустоты, сама знаешь. При первом же удобном случае она эту пустоту заполняет, не спрашивая, нравится ли тебе это или нет.

– Мне кажется, что я подкоркой сознавала, что слишком ранима. Способна очень быстро упасть и сильно разбиться. Эмоционально незрелая.

– Да, прямо надо сказать, с опытом у тебя туговато. Джулия беспокойно встала.

– Но все так глупо, Крис! Я его совсем не знаю. Разве что в одном смысле…

– Сексуальном? И каким это образом он умудрился в этом смысле вывернуться перед тобой наизнанку?

– Я никогда ничего подобного не испытывала, – сказала Джулия задумчиво. – Дерек никуда не годился, он и представления не имел о настоящем сексе. Брэд же знает все, и это все он отдал мне. По крайней мере, я поняла, что такое наслаждение. Господи, но как же я за это расплачиваюсь!

– Нам всем приходится расплачиваться рано или поздно, а ты только посмотри, сколько ты получила. Он, по твоим рассказам, похож на мужика, ради которого я бы ничего не пожалела!

– Но ведь теперь я горю на костре!

– Даже в этом случае мне жаль, что я не встретила такого Брэда. – Крис поднялась, чтобы налить еще водки. – То, от чего ты сейчас страдаешь, называется запоздалым пробуждением, причем в его худшем варианте. Ты слишком долго ждала. Перезрела, давно пора было собирать.

– Срывать, ты хотела сказать. Он выдернул меня с корнем!

– Я же тебе советовала пользоваться возможностями, когда они предоставлялись. У тебя бы уже мозоли образовались. А ты, с тех пор как только родилась, сама невинность – в смысле эмоциональном, девочка. Чтоб ты знала, потерять невинность – это не только разорванная пленка!

– Можно подумать, я не знаю, – горько заметила Джулия, направляясь к шкафу. – Мне к тому же заплатили.

– Уф! – выдохнула Крис. – Эспрей, не больше и не меньше!

– За оказанные услуги.

– Нет, – решительно возразила Ирис. – Тогда бы это был чек. А этот подарок говорит о вкусе, заботе и, прямо скажем, восхищении. – Она открыто завидовала. – Ты явно сорвала банк, верно? Причем с первой же попытки!

– Но с ним выиграть можно только однажды.

– Ну пойди тогда и поищи другого мужика. Не смей, повторяю, не смей просто сидеть и скучать, как какая-то курица. – Крис потянула Джулию на диван. – Послушай, лапочка, каждый роман имеет встроенный в него механизм саморазрушения. Во многих из них ничего не добьешься, и это ясно с самого начала. Ты на своей инструкции заранее прочитала: «Получай удовольствие, пока можешь, – не для повторного использования». Ты так и делала, и он так делал. Теперь тебе нужно захватить весь свой опыт в охапку и отправиться на поиски того, на ком его можно было бы использовать.

– У меня нет твоей эластичности.

– Ну, мне-то пришлось столько раз ударяться о стенки, что у меня никаких острых углов не осталось, все сгладилось. – И она твердо добавила: – Послушай моего совета, найди себе другие колени и все остальное в придачу. Вроде как возьми себе другую собаку. Но никаких дворняжек, поняла?

Джулия не могла не рассмеяться. Крис всегда умела ее взбодрить.

– Вот так-то лучше. Давай еще выпьем на дорожку. Моя-то все время в гору.

Джулия легла спать как в тумане под действием алкоголя и усталости. Крис должна знать, она столько раз уже попадала в огонь, что вполне готова к пластической операции. Джулия никогда не могла выдержать такого накала. Не для нее сжигающая все страсть к другому человеческому существу. «Да, в самом деле? – ехидно спросила она сама себя. – Тогда чего же ты мечешься, как влюбленная школьница».

«Да потому что я никогда ею не была, – ответила она сама себе с горечью. – Мне бы через все это пройти в семнадцать. Но я переживу. Должна. Вот увидите. Стоит мне вернуться к своему старому распорядку, я буду в норме».

Однажды ночью, недели через две после всех этих событий, разразилась весенняя гроза. Дикий ветер и тропический ливень. Он разбудил Джулию, и, пока она соображала, что к чему, почувствовала у себя за спиной что-то живое и теплое. Брэд! Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Но окончательно проснувшись, она поняла, что это всего лишь Уиллум, кот, который однажды пришел, осмотрел квартиру и решил в ней поселиться. Он вылез из своей корзинки из-за грозы и залез к ней на кровать в поисках компании. Она погладила его. Большой и черный, с белыми манишкой и кончиками лап, он под ее рукой напоминал ровно урчащую машину. «Одни мы с тобой, Уиллум», – подумала Джулия. Она еще не излечилась, все еще хотела Брэда, все еще скучала. Что ж, это тянулось дольше, чем она рассчитывала. Пройдет. Всему приходит конец. «И слава Богу», – подумала она, переворачиваясь на бок, в то время как кот уютно устраивался у нее за спиной. Но когда она засыпала, ей снова показалось, что это Брэд.

Он вылетел из Лондона с незнакомым чувством сожаления, которое пряталось за его удовлетворением. Джулия Кэрри подействовала на него как транквилизатор, он уже не чувствовал своего обычного беспокойства. Она оказалась наименее требовательной, но и наиболее завораживающей из всех женщин, которых он когда-либо встречал. Она сыграла с ним в игру, в какую ему не приходилось играть уже многие годы, а также позволила передохнуть от дел и приготовиться к тому, что его ожидает.

Но он никогда не думал, что будет продолжать о ней вспоминать через несколько недель, не ожидал, что ему снова захочется ее видеть, захочется снова обнять ее. Раньше одного раза вполне хватало, слишком многие ждали своей очереди. Тогда почему он не мог забыть Джулию Кэрри, почему она все время преследовала его, как запах ее духов – зовущий, завораживающий? Она вспоминалась ему в самые неподходящие моменты, даже когда он бывал с другой. Когда он обнимал какую-нибудь худенькую до истощения женщину, то сразу вспоминал округлые, женственные формы и теплоту Джулий. И буйная реакция другой – пущенные в ход когти и зубы – напоминали ему о страстной, но сдержанной реакции Джулии. Она никогда не позволяла себе распускаться. Он всегда чувствовал, что даже в моменты экстаза, хотя она и щедро отдавала себя, где-то в глубине затаилась какая-то ее часть, до которой ему, как он ни старайся, не добраться. Может быть, именно поэтому он не мог отправить ее в прошлое, где было ее место, чтобы сосредоточиться на настоящем или даже будущем.

Он все вспоминал, как она ушла от него в то последнее утро, даже не оглянувшись. Это заставляло его осознавать, что впервые ему не удалось победить в игре. И, тем не менее, она была просто потрясающей, черт побери, не только в смысле секса, но и просто для того, чтобы побыть вместе, поговорить или помолчать, если уж на то пошло. И еще его мучило, что она не спросила, как они все обязательно спрашивают, увидит ли она его еще.

Разумеется, Брэд с самого начала чувствовал в ней жесткую самодисциплину. И как он теперь понял, с ней ему справиться не удалось. Он постоянно, даже в самые пылкие моменты, ощущал ее холодный ум. И хотя независимость в женщинах ему нравилась, такая степень внутренней свободы его раздражала. Как будто он ей вовсе не нужен. Чего ему хотелось, понял он с большим изумлением, это второй раз откусить от того же яблока. Невероятно. Обычно одного раза хватало вполне. Они приходили, видели, но до сих пор не побеждали. И все равно ему хотелось еще раз попробовать разрушить этот самоконтроль, посмотреть, что лежит у нее в самой глубине.

Все это его удивляло, но вместе с тем подтверждало его вечную мысль о том, что в жизни еще много неожиданностей. Особенно в женщинах. А в случае с Джулией Кэрри он понимал, что только слегка царапнул поверхность. Этого мало, твердо решил он, когда эти постоянные воспоминания о ней превратились в неуправляемое желание. Я должен вернуться и закончить с этим так, как надо. Если я этого не сделаю, станет хуже. А сколько еще женщин ждет, чтобы он их открыл…

Поэтому он воспользовался небольшой неувязкой в переговорах, ради которых ездил в Лондон, отыскал маленькую дырочку, как сказала ему раздраженно мать, когда он ей позвонил, которую он должен заштопать, на этот раз толково.

– Не беспокойся, – уверил он ее, не покривя душой. – На этот раз я все сделаю, как надо.

4

Было около десяти утра, когда он появился на Гросвенор-стрит через пять недель после того, как уехал оттуда. Во время делового обеда в час дня он поднял ту петлю, которой умышленно дал спуститься. После этого он был свободен. Принял душ, переоделся и сделал несколько телефонных звонков, пока пил кофе. Когда с этим было покончено, он остался стоять, держа руну на трубке и постукивая по ней пальцами. Можно позвонить Джулии, тогда она приедет уже днем. Нет. Ему хотелось устроить ей сюрприз. Воспоминания о том, как она уходила – «Не звоните нам, мы вам сами позвоним», – до сих пор беспокоили его. Он всегда старался оставлять женщин смеющимися, разумеется, не над ним. Нет. Ему хотелось увидеть выражение ее лица, когда она откроет дверь.

Но дома ее не было. От расстройства он обозлился. Его женщины всегда должны быть на месте, ждать его, этакие Пенелопы. У него не было других планов, эти три дня он собирался провести с Джулией. Черт! Может, задержалась на работе? Он подождет ее до – он взглянул на часы – половины девятого, еще полтора часа. Если к тому времени не вернется, черт с ней.

Он подъехал к дому на Хорнтон-стрит в девять часов: окна все еще темные. Пусть так. Он позвонит Анжеле.

Та обрадовалась его появлению, с нетерпением ждала, когда он приедет, и сразу принялась сплетничать. Но он чувствовал, что не может сосредоточиться. Ему хотелось, чтобы она, черт бы ее побрал, заткнулась и дала ему подумать. Где же Джулия? С кем она? К половине двенадцатого он уже больше не мог терпеть.

На этот раз в окнах горел свет, но у подъезда стояла машина. Как раз когда он припарковывался на противоположной стороне улицы, из дома вышел мужчина и направился к машине. При свете уличного фонаря Брэд сумел разглядеть, что он примерно его возраста, темноволосый, с упругой походкой. Разумеется, он мог выйти и из квартиры на первом этаже, но волна ревности затуманила Брэду мозги.

Он нажал на звонок так, будто вонзил в него нож. Услышал легкий шум в микрофоне и ее голос – четкий и смеющийся:

– Ну и что ты еще забыл?

– Ничего. А ты?

Молчание. «Сюрприз, сюрприз!» – подумал он с жестоким наслаждением. Затем замок щелкнул, и дверь приоткрылась. Он распахнул ее и побежал наверх, перепрыгивая через ступеньки. Дверь в ее квартиру была открыта, он толкнул ее и вошел. Она была не одна. В кресле около камина, на который оперлась Джулия, сидела пухленькая блондинка кукольного типа.

Черт!

– Привет! – сказал он весело.

Блондинка перевела взгляд с него на Джулию.

– И, что касается меня, – пока! – быстро сказала она, поднимаясь.

– Не торопитесь из-за меня, – попросил он, глядя на Джулию.

– И не подумаю, – уверила она его хрипловатым голосом. – Но из-за Джулии – могу.

Джулия представила их.

– Кристина Барнес – Брэд Брэдфорд.

Он шагнул вперед, протянув руку, которую блондиночка пожала, оглядывая его с ног до головы с явным и растущим восхищением.

– Нехороший бостонец, – пробормотала она, сверкая светло-синими глазами.

Пышный кусок сладкой ваты, решил он. Которому о нем известно. К его удивлению. Вот уж никогда бы не подумал, что Джулия делится с подружками.

Как будто прочитав его мысли, Крис сказала:

– Мы с Джулией дружим с детства.

– Понимаю, – заметил он, улыбнувшись ей. Роста в ней было не больше пяти футов, все больше бюст, как у голубя.

– Я живу всего в нескольких кварталах отсюда, – продолжала она, – так что если захотите зайти…

Милая, но поверхностная, решил Брэд. Тем не менее иногда очень приятно поплескаться на мелком месте…

– Я тебя провожу вниз, – предложила Джулия Крис.

У дверей Крис задумчиво заметила,

– Теперь вижу, почему ты сомневаешься. – Потом твердо добавила: – Задуши сомнения. С этим парнем у тебя всегда под рукой будет подушка. – В ее взгляде сквозила откровенная зависть. – Теперь я вижу сама, что ты в нем нашла. Он великолепен, верно? Если бы я могла запустить в него когти… Впрочем, если судить по тому, как он на тебя смотрит, он когтей не заметит.

Джулия нахмурилась.

– Да перестань, чего уж тут. Мне казалось, ты уже пережила падение.

– Синяки до сих пор остались, – неуверенно заметила Джулия. – И я только-только взяла себя в руки.

– В этом твоя беда, – предупредила Крис. – Ты не можешь даже себе представить, как это – не держать все под контролем. Ты только запомни: так или иначе, но игра продолжается.

– Я уже один раз проиграла.

– Так пусть он об этом не знает! И ему игра, судя по всему, понравилась, иначе, зачем ему возвращаться для второго матча?

– Это, – задумчиво промолвила Джулия, – я и сама хотела бы выяснить.

Но ее глаза, отразившиеся в зеркале на стене холла, возбужденно горели, и она нетвердо стояла на ногах.

Когда она вошла, он протянул к ней руки, глаза его поблескивали именно так, как она помнила.

– Киска, киска, где ты была? – укорил он ее.

– Понимаешь, королева была в Виндзоре…

Он засмеялся и притянул ее к себе.

– Господи, как же я по тебе соскучился! Надеюсь, ты тоже по мне скучала.

– Я никогда не думала, что увижу тебя снова. – Он усмехнулся. – Почему ты вернулся в Лондон?

– Дело одно незаконченное.

Что-то в тоне Брэда заставило ее пристальнее посмотреть на него.

Он опустил руки и отступил на шаг.

– Я чему-то помешал?

Она удивленно смотрела на него.

– Я видел, как отсюда вышел мужчина…

«Господи, да он ревнует!» – обалдело подумала она, а сердце тем временем сорвалось с цепей и воспарило а экстазе.

– У меня есть друзья.

– Но он твой приятель?

– А у тебя сколько подружек? – Она смотрела ему в глаза и видела там гнев.

– Ладно, теперь мы сквитались, – бросил он коротко.

Значит, он ошибся? В ней чертовски трудно разобраться. Но зато как она желанна! В свитере и брюках ее фигура выглядела очень соблазнительно.

– Ты мне совсем не рада, – обиделся он.

– Конечно, рада! – «Не перестарайся, – подумала она. – Пусть посомневается и понадеется».

Она устроила ему довольно холодный прием. Но ее глаза могли растопить Брэда, как воск. Он подумал, что, наверное, это-то и привлекло его к ней прежде всего. Никто, глядя на холодную красоту магнолии, не подозревает, какая страсть скрывается в ее сердце.

– Ты в самом деле рада меня видеть?

– Ну конечно. – Она смилостивилась, приподнялась на цыпочки и слегка коснулась губами его губ, и он тут же страстно прижал ее к себе. «Именно это держит меня в рабстве? – подумала Джулия, ощущая его всем телом. – Что меня к нему привязывает? Страсть? Тогда надо скорее истратить ее всю без остатка».

– Да, теперь вижу, что ты рада меня видеть, – сказал он, удовлетворенный ее реакцией. Потом повернулся к часам. – Еще рано! Давай куда-нибудь пойдем. Я хочу отпраздновать.

Он повел ее в игорный дом, где она тоже никогда не бывала раньше. Но она не могла заставить себя играть, даже сегодня. Она наблюдала за ним, морщилась, когда он ставил горки фишек стоимостью больше ее полугодового жалованья на случайные номера, и их потом спокойно сгребал крупье. Когда Брэд стал настаивать, чтобы она тоже попробовала, она отказалась.

– Я не могу! У меня совсем другое отношение к деньгам, чем у тебя.

– Слушай, но ведь это мои деньги.

– Тем более.

Она видела, как затвердело его лицо, а нижняя гуда выдвинулась вперед, но стояла на своем. Он перестал дуться и начал над ней посмеиваться.

– Да будет тебе, раз в жизни дай себе волю. Когда у тебя день рождения?

– В августе.

– Нет, какого числа?

– Седьмого.

Он поставил горку фишек на седьмой номер. Номер выиграл. Забрав фишки, которые пододвинул ему крупье, он, несмотря на ее протесты, вложил их в руки Джулии.

– Они твои, и все тут, – заявил он. Их было так много, что Джулия не смогла удержать, и несколько штук упали на пол. Нагнувшись, чтобы собрать их, Брэд столкнулся с женщиной, которая, делая ставку, склонилась над столом.

– Нельзя ли поосторожнее! – Резкий голос неожиданно изменился. – Брэд! Господи, вот это неожиданность! Как ты живешь?

Она энергично обняла его.

– Салли!

Высокая, лет где-то тридцати с хвостиком, необыкновенно элегантная в черном, сногсшибательная, явно знающая, что к чему.

– Сто лет не виделись! Почему ты мне не позвонил… О! – Она перевела взгляд с него на Джулию и обратно. – Вижу. Как всегда, нашел себе другое занятие.

Проигнорировав этот выпад, Брэд представил женщин друг другу.

– Джулия Кэрри – Салли Армбрустер.

Они обменялись улыбками соперниц.

– Как дела дома? – мило спросила Салли. – Как мамочка?

И с еще большей проникновенностью:

– Как Кэролайн?

– Спасибо, хорошо. – Вежливость Брэда странно сочеталась с резкостью тона.

– Передавай им от меня привет, когда вернешься.

– Обязательно… – Он повернулся к Джулии. – Готова? Пошли, обменяем фишки.

– О, вы уже уходите? Я думала… может, выпьем вместе?

– Мы уже были в баре, спасибо. Приятно было снова тебя увидеть, Салли. – Он настойчиво повел Джулию прочь.

Взгляд, которым Салли одарила Джулию, вполне подошел бы в качестве ножа. И можно было не сомневаться, что она подразумевала своим прощальным «до свидания и всего хорошего». «Что ж, ее номера я не знаю, – думала Джулия, пока Брэд тащил ее прочь, – но она определенно знает мой».

Когда они вышли, Брэд предложил прогуляться.

– В этом городе еще можно гулять, – заметил он.

– Но машина?

– Они знают, где я живу.

Его настроение изменилось, хотя она уже в течение вечера слышала, как что-то постукивало в его механизме. Теперь же создавалось впечатление, что кто-то бросил горсть песка в систему передач, и он злился, что приходится ждать, пока сменят масло. Он снова взял ее за руку, но шагал молча и быстро.

Значит, помимо прочего, Салли Армбрустер была и другом дома. Знала его мать. И Кэролайн, кем бы она ему ни приходилась. Женой? Аристократическое имя, так и отдает от него лошадьми, собаками, подпиской на журнал «Город и деревня» и чаепитием в отеле «Ритц». И снова она ясно ощутила, как мало она его знает, как узок мир, в котором они соприкасаются, как много женщин он знал. Одной из которых была и она, Джулия. Ей бы сейчас повернуться и уйти, ведь понимает же она, что, не будь ее сегодня с ним, на ее месте была бы другая. Но когда позже этой ночью он любил ее, создавалось впечатление, будто до нее у него никогда никого не было.

Утром в воскресенье они спали допоздна. Стоило Брэду открыть глаза, как она поняла, что у него все еще плохое настроение. Она ходила вокруг него на цыпочках, сравнивая его настроение с погодой: ясно, но холодно, солнце светит, но не греет.

Когда он предложил прокатиться, что скорее напоминало приказ, она не возражала. Пусть, если это поможет ему развеяться. Как только увидела машину, она поняла, что он собирается делать. То была «мазерати», чуть выше земли, страшноватенькая и наверняка способная развивать сумасшедшую скорость.

Именно с такой скоростью он ее и вел, стоило им выехать на шоссе. Она напряженно ждала сирен и мигалок полицейских машин, но Брэд явно наслаждался. На лице у него было уже знакомое ей выражение: торжествующий восторг. Так он выглядел во время оргазма.

Именно в этот момент и начала она смутно понимать, что секс для него – способ убежать от чего-то или кого-то. С его помощью он идет на риск и получает освобождение. Джулия смущенно призналась себе, что в нем было еще что-то помимо примитивного плейбоя с красивой внешностью и тугим кошельком. Верно, он играл в игры, но она до сих пор не понимала, что они для него – вопрос жизни и смерти, что нечто другое движет им и не дает остановиться.

Они остановились у скал над морем, спокойным и серым. Джулия смотрела на него, с удовольствием вдыхая морской воздух. Она родилась у моря. Ей потребовалось от него уехать, чтобы понять, как она его любит и как ей его не хватает.

Ветер растрепал ее волосы. Она прикрыла лицо собольим воротником пальто, которое ей кинул Брэд из машины, небрежно заметив:

– Вот возьми, должно подойти.

– Женское, конечно.

– Осторожно! – Брэд оттащил ее от края. – Отсюда высоко падать. – Он нервно заглянул вниз. – Ты, видно, высоты не боишься.

– А ты разве боишься? – удивилась Джулия, считавшая, что он в любой игре мастак.

Они напились чаю с пшеничными лепешками с маслом в маленькой чайной в Хове среди старых дам в шляпках с цветами и пожилых джентльменов с цветами в петлицах. Чай был цвета хорошо начищенной кожи.

– Как во Флориде, – ехидно прокомментировал Брэд, оглядываясь по сторонам.

– Да, – согласилась Джулия, – в таком городке, как Хов, хорошо жить, уйдя на пенсию.

– Боже сохрани! – испугался Брэд.

– Это ждет нас всех рано или поздно. – Только не меня!

Все, последний кусочек мозаики лег на место. Именно поэтому он так все время торопился, хватался за все, менял женщин и костюмы – Джулия видела, сколько их у него. Новое впечатление от нового костюма, заменившего поднадоевший, от новой женщины, заменившей ту, с которой стало скучно. Теперь она поняла, что только потому, что ей удалось как-то задержать его интерес, он вернулся к ней для повторной игры. Она и была тем самым незаконченным делом.

В этот вечер он повел ее потанцевать. Как и все остальное, он это делал великолепно. Но был рассеян, даже мрачноват. Джулия удивлялась: она знала совсем другого Брэда. Весь день у нее было чувство, что что-то назревает. Его настроение менялось со скоростью цветов светофора. От очень хорошего до угрюмого – в течение нескольких секунд. Например, когда в своей квартире, куда она заехала переодеться, Джулия несколько минут проговорила по телефону, то, вернувшись, застала его в гневе. Ему не нравилось, когда ее внимание отвлекалось от него.

И в ту ночь он был необычно страстен, как будто наказывал ее за что-то, хотел заставить крикнуть «Довольно!». Чего она не сделала.

Иногда ей нестерпимо хотелось сказать: «Пожалуйста, повзрослей!», но она понимала, что их отношения запрещают такую фамильярность. Он с самого начала дал понять, что это только физиология. По законам плоти, ясно?

В воскресенье утром их разбудил телефон. Трубку снял Брэд.

– Салли? – Голос его звучал удивленно. Потом он искоса взглянул на Джулию и сказал: – Подожди, я спрошу ее. – Он прикрыл трубку ладонью. – Салли Армбрустер приглашает нас выпить. Хочешь пойти?

Джулия к этому времени уже достаточно хорошо знала, как он действует: хотел бы пойти – согласился бы, не спросив ее.

– Почему бы нет?

Армбрустеры жили на площади сразу за Кинг-роуд. В длинной гостиной собралось около дюжины человек. Брэд знал их всех, особенно женщин, которые сразу же завладели им. Джулии вручили бокал и оставили развлекаться по собственному усмотрению. Она знала, что все шепчутся за ее спиной и разглядывают ее. Ей было одиноко и тоскливо.

Она стояла одна у высокого окна, тупо рассматривая площадь. Там ее и заметила Салли Армбрустер, подошла, предложила еще выпить. В медового цвета блузке и брюках, русые волосы как львиная грива, она была ослепительна.

– Давно знаете Брзда?

– Нет. Я вообще его почти не знаю.

– А, все еще подготовительный этап. – Она улыбнулась, продемонстрировав острые зубки. – Сама этот этап хорошо помню. Настоящий виртуоз, верно? Первоклассный жеребец. Он бы разбогател, работай он за гонорары. – Она напоминала Джулии кошку. – Нас всех в свое время неплохо обслужил… – Салли сделала жест в сторону женщин, обступивших Брэда, но когда она взглянула на него, то Джулия заметила, что Салли закусила нижнюю губу. – Под этой мальчишеской внешностью еще более мальчишеское содержание, еще в игрушечной стадии. – Она горько рассмеялась, снова показывая на женщин, окруживших Брэда. – Сброшенные карты, вот кто они все. – Она разглядывала Джулию с явно завистливым интересом. – Мне хотелось бы узнать вас получше. Надеюсь, вы не против.

– Почему бы и нет?

– У меня имеются на то свои причины, вы это со временем поймете. Брэд для женщины не проходит бесследно. – Она смотрела на него с очевидной тоской и откровенной ненавистью. – Когда-нибудь кто-нибудь, даст Бог, его припечатает. Только мысль о том, чтобы он страдал и просил… – Она сделала резкий вдох и повернулась к Джулии. – Вы все больше молчите, – заметила она, – но уверена, вы свой текст знаете наизусть. – Она отпила от бокала. – Скажите, это натуральный цвет ваших волос? Если нет, признайтесь, кто ваш парикмахер.

– Спасибо моей маме, – сказала Джулия.

– Ах, да, мама… – Она снова взглянула на Брэда. – У Брэда тоже мамочка из этих, впечатляющая дама. Я бы сказала – леди Макбет. В смысле, перед леди Эстер Брэдфорд все Горгоны меркнут.

– Леди Эстер?

– А вы не знали? Мамочка Брэда из аристократок, дочка маркиза, ни больше ни меньше. Она из Конингхэм-Брэдфордов – очень величественно. Ее муж – из американской ветви семьи, но и у тех и других денег куры не клюют. Она вам горло перегрызет, если заподозрит, что вы имеете виды на Брэда, а потом повесит вниз головой, чтобы кровь стекала по капле. Она уже выбрала для Брэда спутницу жизни, да поможет ей Бог. – Она понимающим взглядом окинула Джулию. – Почему я вам все это рассказываю? Наверное, болтушка от рождения. – Карие глаза Салли сверкнули. – Вы скоро, к сожалению, сами поймете, что я имею в виду. Не держите на меня зла, если можете.

– Меня не так-то легко обидеть.

– Это тоже придет со временем. Он вас научит. – Рот ее искривился в злобной усмешке. – Так происходит даже у Кэролайн. Она изображает из себя весталку, но даже у нее при виде него пар из ушей идет. Мамаша тушит все пожары, хотя ей глубоко плевать, кого Брэд предает сожжению, только бы ее милый мальчик сам не обжегся. – Она насмешливо посмотрела на Джулию. – Вы вполне можете быть его последней пассией, – заметила она, прибавив с театральным вздохом: – Но он так хорошо умеет воспламенять… – Напоследок кивнув на кошечку на груди Джулии, она прибавила: – У меня был лев, – и грациозно двинулась в глубину комнаты.

Джулия продолжала смотреть в окно. Ничего не чувствовала. Только печаль.

– О чем это ты так долго разговаривала с Салли? – спросил Брэд, когда они уже сидели в ресторане.

– О тебе.

– Она была давно. – И давно забыта, говорил его тон.

– Ты не обязан мне ничего объяснять.

– Я и не собирался. Просто хотел, чтобы ты знала, вот и все…

– Почему?

– Потому что я знаю Салли.

«Как она знает тебя», – подумала Джулия.

– Она стопроцентная сучка, – продолжал Брэд, – и как черт ревнивая, совсем не такая, как ты. – Она промолчала. – Ты ведь нет? В смысле, не ревнива?

– Никогда раньше не была, – честно ответила Джулия, не потрудившись добавить, что у нее никогда не было на то оснований.

– Даже с твоим мужем?

– Нет.

– Тогда почему вы разошлись?

– Не подходили друг другу.

– Зачем тогда было выходить за него замуж?

– Я узнала об этом только после того, как вышла.

– Но ты была в него влюблена?

– Думала, что да.

Брэд беспокойно задвигался, как будто ее ответы его не удовлетворяли, неизвестно почему.

– Как ты думаешь, есть разница между любовью и влюбленностью? – наконец спросил он.

– Да, – ответила Джулия. – Первое – настоящее, второе – романтическая выдумка.

Снова появилась морщинка между бровей.

– Как получается, что ты, человек, который держит эмоции в морозильнике, выделяешь так много тепла? – спросил он почти что агрессивно.

– Я просто экономно расходую свои эмоции.

– Уж не хочешь ли ты этим сказать, что я разбрасываюсь моими?

– Нет, я вообще не думаю, что ты своими пользуешься.

– Понятно. Чувствуется работка Салли, не так ли?

– Салли не имеет к этому никакого отношения.

– Тогда почему ты задираешься?

– Я с тобой честна, считай это комплиментом.

– Без этого комплимента я бы обошелся. – Он продолжал хмуриться. – А чего бы именно ты от меня хотела? – грубо спросил он.

– Только того, что ты предложил.

Она увидела, как у него заходили желваки по сторонам его чувственного рта.

– Надеюсь, оправдал твои ожидания?

– Не жалуюсь.

– Вот видишь, – сказал он с оттенком разочарования. – Я же не зря просил не сразу сбрасывать меня со счетов. – Последнее слово он почти выкрикнул и резко сунул ей меню. – Давай кончать с этим. – Прозвучало как приказ. – Надо поесть.

Когда Джулия взглянула на маленькие хрустальные часики, стрелки показывали четыре утра. Самая темная ночь души. Именно поэтому она, по всей вероятности, и лежала в ней, так сосредоточенно исследуя свою.

Она тщательно перебрала все записи, которые аккуратно делал ее мозг даже в самые острые минуты экстаза; она нарисовала мысленный график: карабкающуюся вверх кривую, начинающуюся со странного физического притяжения до острых пиков физического наслаждения. Она взвесила показатели своего наслаждения, нырнула в глубину своего к нему отношения и поставила единственно возможный диагноз – наваждение.

Но, предъявляя свои заключения, мозг одновременно снимал с себя всякую ответственность: если бы она прислушивалась к нему, а не действовала по велению плоти, ничего бы этого не случилось. Так или иначе, он предупреждал ее, что она пожалеет; что пришло время удалить себя от источника заразы. Последняя в противном случае станет только опаснее, превратится в настоящую эпидемию одной из самых тяжелых и смертельных болезней – любви.

А это пугало ее до смерти. К этому человеку? Этому эгоистичному, беспечному, нагловатому, незрелому, непостоянному плейбою? Это просто не для нее!

«Разве? – презрительно спросил ее разум. – Тогда почему же ты плавишься, стоит ему до тебя дотронуться?»

«Секс, – честно призналась она самой себе. – Я изголодалась, а он подвернулся под руку. Любовь я понимаю иначе».

«Ну так определи, что такое любовь», – насмехался ее разум.

Но прежде чем она успела это сделать, зазвонил телефон. Брэд зашевелился, но не проснулся; он умел спать как убитый. Кто это может звонить в четыре утра? И тут она поняла. Его мамочка, разумеется.

Голос подтвердил ее догадку.

– Брэд, дорогой… это ты? – Напористо, с командирскими интонациями.

Джулия толкнула Брэда в бок.

– Тебя.

Не иначе как будет синяк, подумал Брэд и взял трубку.

– Брэд Брэдфорд… Мама! – Он внезапно сел прямо. – Да, да, все нормально, все выяснил. Что? Сегодня? Сейчас? – Огорчение явно было нарочитым. – Что ж, если надо… конечно, есть еще рейс в половине восьмого.

Самолет, чтобы спасти его, подумала Джулия. Увезти от ситуации, в которой он уже не чувствует себя в своей тарелке. Она ощущала, что отдаляется от него со скоростью света. Он положил трубку, провел руками по волосам и вздохнул:

– Вызывают домой. Назревает сделка.

«Знак, – подумала Джулия. – Ты на пороге, а за порогом тоска…»

– Как жаль, – заметила она.

– Мне надо быть в аэропорту в половине седьмого… – Быстрый взгляд на часы. – И заказать билет на тот рейс в половине восьмого.

– Хочешь, я за тебя это сделаю? – услышала она свой голос.

– Ты просто прелесть! Сделаешь? – Он облегченно спрыгнул с кровати, на лице улыбка. На этот раз никакого «последнего раза».

Ей удалось заказать ему билет в первом классе, пока он принимал душ. Она слышала, как он жизнерадостно насвистывает под шум воды. Одевшись, он повернулся к ней.

– Чем быстрее, тем лучше, – сказал он коротко.

Его поцелуй был скорее формальным, чем страстным. Ему хотелось поскорее уйти.

И вот дверь за ним закрылась.

5

Хотя все окна в столовой были подняты, бостонское лето давало себя знать. Из четырех женщин и трех мужчин, сидящих за столом, особенно мучилась от жары необыкновенно шикарная сорокатрехлетняя женщина, тратящая огромное количество денег и времени на то, чтобы выглядеть тридцатитрехлетней. Кожа ее блестела от капелек пота, а зачесанные назад волосы были влажными на висках и шее.

– Мама, ты просто должна установить кондиционер, – пожаловалась она. – Я не могу выносить эту турецкую баню, в которую дом превращается каждое лето.

– Я в этой стране живу сорок пять лет, – невозмутимо ответила ей Эстер Брэдфорд, – и я никогда не позволяла погоде так на меня действовать. Если бы ты, дорогая моя Битси, вместо того чтобы злиться, попробовала привыкнуть, тебе бы это пошло на пользу.

– Я привыкла жить в комфортабельных домах с кондиционерами, – ответила Битси.

– Я не могу этого допустить. Кондиционеры являются источником куда больших простуд, чем можно себе представить, и, если бы даже я не обращала внимание на свою астму, я все равно бы не согласилась иметь их в доме. Тебе бы пожить в Эруне пятьдесят лет назад, вот тогда у тебя действительно был бы повод для жалоб.

Тонкие губы леди Эстер растянулись в улыбке при приятных воспоминаниях, и Брэд, сидящий по другую сторону стола, поднял глаза к небу. Заметив это, его невеста Кэролайн Нортон, сидящая от него слева, толкнула его под столом.

– Эрун за последние пятьдесят лет здорово изменился, мама, – вступила в разговор старшая сестра Брэда. – Возможно, летом там было прохладно, поскольку стены толстые, но зимой, пока не установили центральное отопление, там должен бы быть настоящий ледник.

– Чушь собачья, – отшила ее леди Эстер. – Я думала, у тебя больше выдержки, Абигейль.

– У нее явно больше всего того, за чем надо приглядывать, – заметил Брэд, ласково улыбаясь сестре. Он не очень симпатизировал второй сестре, но обожал старшую. Эбби, как он любил повторять, надежный парень.

– Поскольку ты не устаешь всем рассказывать, сколько я вешу, то что же тут удивительного? – миролюбиво спросила Эбби.

Лицом она походила на сестру, обе типичные Брэдфорд, включая орлиные носы и тяжелые подбородки, но на этом сходство заканчивалось. Сорокашестилетняя Эбби была одета настолько же аляповато, насколько модно выряжена ее младшая сестра. У обеих типично брэдфордовсние волосы – золотистые и густые. Но если Битси каждый день бегала к парикмахеру, то Эбби небрежно скалывала свои на затылке постоянно вываливающимися шпильками, так что висели свободные пряди, и она то и дело заправляла их за уши. Битси носила фиолетовый костюм от Норелла с жемчугами – у вельветового малинового платья Эбби пятнадцатилетней давности подпушка была распорота на добрые шесть дюймов и под мышкой тоже светилась дыра. Но рубинов на ее шее и в ушах хватило бы на королевский выкуп. «Ее такт стоит еще дороже», – подумал Брэд, заметив, что она сменила тему.

– Как ты съездил? – спросила она.

– Устал.

– Хочешь сказать, работал не только дни, но и ночи? – спросила Битси с невинным видом. – Берегись, Кэролайн, – насмешливо повернулась она к невесте Брэда, – что касается Брэда, то каждое место, где он побывал, отмечается не крестиком, а женщиной.

– О, я знаю, что они стоят в очереди, – спокойно улыбнулась Кэролайн.

– Ты хочешь сказать, лежат в очереди, – промурлыкала Битси, опуская ресницы, наклеенные каждая в отдельности.

– Я их не виню, – просто ответила Кэролайн, – Я сама лежала в засаде…

«И это, – подумала Битси, – еще очень слабо сказано».

– Кэролайн умеет разбираться в людях, – вмешалась леди Эстер, с симпатией глядя на Кэролайн. – Как, впрочем, и Брэд, – добавила она великодушно. – Поскольку до свадьбы остается всего три месяца, мы сегодня же должны договориться о деталях. Ты с мамой говорила, Кэролайн, как я тебя просила?

– Да, конечно, леди Эстер. Она сказала, что вы можете действовать, как вы предложили.

– Скорее приказали, – шепотом пробормотала Битси.

Сидящий рядом с ней муж обнажил зубы в улыбке.

– Ради Бога, не заводись. Твой брат дома, мать счастлива, пусть так и будет. И кстати, меня тоже оставь в покое.

Поскольку в этот момент появился дворецкий с бутылкой вина, он прикрыл бокал жены ладонью.

– Миссис Адамс больше не надо, Паркес.

Битси гневно взглянула на него, но он, повернувшись, ответил ей таким взглядом, что она отвела глаза. С разгневанным Дрекселем Адамсом было лучше не связываться. Посему она просто надула губы.

– Тебе удалось встретиться с Джоном Холгейтом в Лондоне? – спросил Сет Эмори. – Я послал ему телеграмму, где сообщил, что ты в городе, и просил позвонить тебе.

– К сожалению, у меня не хватило времени, чтобы встретиться с профессором Холгейтом, – признался Брэд. – Поездка оказалась суматошной, Сет. Встречи с самого завтрака и иногда до поздней ночи.

Битси рассмеялась.

– Это теперь так называется?

Леди Эстер повернула голову, чтобы взглянуть на младшую дочь. У леди Эстер были глаза цвета морской волны, унаследованные от нее сыном, но, если она того желала, они становились темными, как воды Северной Атлантики. В данный момент от них несло стужей.

– У нас сегодня ужин в честь возвращения моего сына и твоего брата из дальней и утомительной поездки, – сказала она тоном судьи, выносящего смертный приговор. – Если у тебя нет желания с нами общаться, я разрешаю тебе уйти.

Битси пыталась переглядеть мать, но, как всегда, потерпела неудачу. Она покраснела, метнула ненавидящий взгляд на брата и погрузилась в гневное молчание.

– Теперь скажи мне, Сет, – обратилась леди Эстер к своему любимому зятю, – этот профессор Холгейт, он не родственник Холгейтов из Винчестера? У моего отца был друг, старый генерал Холгейт…

– Что такое с Битси? – спросил Брэд у Эбби под шум материнского голоса.

– То же, что и всегда с Битси, – спокойно ответила Эбби. – Тяжелый приступ ревности.

Брэд хрипло рассмеялся.

– Дом, милый дом. Ничего не меняется.

– За шесть-то недель?

– Тут и за шесть лет ничего не изменится.

– Если позволить матери делать то, что она хочет, то и за шестьдесят ничего не произойдет.

Брэд снова рассмеялся.

– А разве есть на этом свете человек, который пойдет против нее?

Эбби мельком взглянула на брата.

– Ты единственный, кто может заставить ее измениться.

– Это совсем другое. Я с детства привык не противоречить ей. – Он взял бокал, допил вино и нашел взглядом Паркеса, который подошел и снова его наполнил. – Может, в этом ее беда, – добавил он мрачно. – Никто никогда не пытался.

– Разумеется, если заботился о собственной пользе.

– А как насчет пользы для нее? – спросил Брэд. Эбби величественно повернулась и несколько удивленно посмотрела на него.

– Никак ты позволил себе роскошь серьезно подумать? – спросила она, раскрыв удивленно глаза.

Брэд усмехнулся.

– Ладно, можешь дразниться, сколько хочешь, но я иногда думаю, к твоему сведению.

– Очень надеюсь, что это так. Ты бы не был представителем мамы в противном случае.

Брэд выпил еще вина.

– Ты хочешь сказать, ее верным палачом?

Эбби слегка вздохнула.

– А, понимаю, и в этой поездке кого-то казнили?

– Мне надоело говорить «Пли!», – коротко ответил Брэд.

– Матери уже шестьдесят шесть, – мягко проговорила Эбби. – И у нее боли из-за артрита, хотя она и не жалуется. Ты же ее знаешь, если она сможет что-то сделать, то сделает. Ты делаешь только то, что она не может. – Она помолчала. – Кроме того, ты с малых лет знаешь, что именно ты – наследный принц. – Брэд смотрел в свой бокал.

– А что я должен сделать, чтобы отказаться от трона? – спросил он таким тоном, что сестра внимательно взглянула на него.

– Неудачная поездка? – сочувственно поинтересовалась она.

«Выглядит он измученным, – с беспокойством подумала Эбби. – В глазах цвета морской волны нет света, углублен во что-то в прошлом. По всей видимости, женщина. Верно говорят, что последние месяцы свободы – самые запоминающиеся в жизни. Ему только три месяца осталось жить в холостяках. По-видимому, он решил прожить их на полную катушку».

– Бывало лучше, – согласился Брэд.

– Бедняжка, – пробормотала Кэролайн. Он не обратил на нее внимания.

– С Кэролайн все в порядке? – шепотом спросила Эбби.

– Откуда мне знать? – заметил Брэд с иронией. – До свадьбы – ни-ни…

– Если ты не хочешь жениться…

– Зато мама хочет. Ты возьмешься ей возражать?

– Пожалуй, она не станет слушать, – просто ответила Эбби. – Ты единственный, кого она хоть как-то слушает. Она мне посоветует не тратить время на ерунду или не строить из себя дурочку. Но если ты сам поговоришь с ней…

– Ты сама сказала, что я наследник. От меня это ожидается.

– Но тебе вовсе не хочется приносить такую жертву?

Брэд осклабился.

– Ты же меня знаешь, Эбби. Я никогда не представлял себе себя женатым.

Эбби усмехнулась.

– Зато это хорошо представляли женщины.

На красивое лицо набежала тень и тут же исчезла, Эбби даже показалось, что она ошиблась.

– Я не жалуюсь, – сказал он спокойно.

«Нет, – подумала Эбби, – и хотела бы я знать почему». Всю свою жизнь Брэд был испорченным до мозга костей и мог при случае пожаловаться. Почему же ей тогда кажется, что он страдает? И из-за чего-то такого, о чем никому не может рассказать. Будучи на тринадцать лет его старше, она всегда служила для него амортизатором,[5] смягчающим собственнические претензии матери и мстительность второй сестры. Брэд и Эбби всегда были близки. Он рассказывал ей свои секреты, делился с ней бедами и обращался за советом. Теперь же она интуитивно чувствовала, – а внутри этой громоздкой стовосьмидесятифунтовой женщины жила чуткая и проницательная душа, – что-то его беспокоит, что-то занимает мысли, не имеющее отношения ни к матери, ни к невесте и предстоящей потере свободы. «Что-то его явно мучает», – подумала она. Когда Брэду казалось, что на него никто не смотрит, у него на лице появлялось странное, озадаченное, почти испуганное выражение. Она заметила это сразу, как вошла сегодня в дом. Эбби взглянула на мать, все еще беседующую с Сетом. Если она тоже заметит волнение Брэда, ни один камень не останется неперевернутым в ее попытках узнать, что, отчего и почему. Но, судя по всему, она ничего не заметила. Значит, ей он старался этого не показать. Что в свою очередь означает, решила Эбби с внезапным страхом, что все обстоит серьезно.

«О, Господи Боже мой! – молча взмолилась она. – Только не еще один мамочкин приступ. Я этого просто не вынесу. Еще в детстве я их до смерти боялась». Она невольно вздрогнула при воспоминании о матери, когда у той бывал приступ астмы. Хрип надрывающихся легких, вылезшие из орбит глаза, судорожные движения рук… Ее это пугало, и она, как и Битси, делала все от нее зависящее, чтобы предотвратить возможный приступ, поскольку они заметили, что он всегда случается, когда мать сильно волнуется, или, иными словами, приходит в ярость.

Все свое детство трое Брэдфордов ходили на цыпочках, постоянно боясь разгневать мать, и посему всегда являлись объектами ее эмоционального шантажа, особенно Брэд. Теперь же Эбби ясно понимала, что Брэд попал в какую-то беду, и, если, как случалось обычно, он не обращается к матери за помощью, значит, понимает, что ей это крепко не понравится. «Это также означает, – подумала Эбби с замирающим сердцем, – что, когда наконец она выяснит в чем дело, у нее будет такой приступ, что…»

6

Первые ее приступы были сугубо астматического характера, причем настолько серьезными, что врачи настояли на чистом загородном воздухе. Посему первую часть своей жизни она провела в Эруне, огромном имении в Суссексе, принадлежащем маркизам Эруна, из которых ее отец был шестым. Она была его единственной дочерью. Мать умерла при родах, а братец тоже не сумел пережить этого события. Ее отец так и не женился вторично, и только потому, что дочь делала все, чтобы воспрепятствовать браку. Она хотела, чтобы он принадлежал только ей. Она обожала его слепо, безудержно, считала своей собственностью. Крупный мужчина, блондин, как и все Конингхэм-Брэдфорды, с глазами цвета морской волны, которые она у него унаследовала и передала своим детям вместе с высоким ростом и вспыльчивым характером.

Леди Эстер Мэри Кларисса Конингхэм-Брэдфорд имела характер, наводящий ужас на окружающих и сочетающийся с величественными манерами и стальной волей, не допускающей никаких возражений. С ней опасно было связываться, что быстро уяснили женщины, желавшие выйти замуж за ее отца. Но она также обладала шармом, позволяющим ей с легкостью влезть любому в душу, если, разумеется, ей того хотелось. Единственно кем она не могла манипулировать, так это своим собственным отцом, но за это она любила его еще больше. Эстер с восторгом подчинялась его воле, более сильной, чем ее собственная. Он стал смыслом ее жизни, Следом за ним шел Эрун.

Эстер гордилась своими предками и их поместьем из мрамора, которое возвышалось в их округе графства Суссекс на много миль окрест. Оно было огромным и таким же роскошным внутри, как и снаружи: масса позолоты и резьбы, огромные фрески, чеканка, мраморные полы. Широкие коридоры уставлены мраморными статуями, а мебель раблезианских размеров затянута алым бархатом; стены завешены громадными картинами кисти Тициана, Веронезе и Караваджо, изображениями рубенсовских обнаженных красавиц.

Эстер управляла всем. Каждое утро делала обход вместе со слугой и экономкой, причем начинала со слуг, выстраивавшихся в ряд специально для такой инспекции в большом холле. После этого она совещалась с экономкой, одобряла меню на день, принимала слугу, ведавшего винами, и давала указания дворецкому.

Отец предоставил ей полную свободу распоряжаться всем, когда выяснилось, что у нее необыкновенный талант организатора, что она почти гений. Он просто приезжал из Лондона в пятницу утром и как бы между прочим сообщал, что пригласил дюжину или около того гостей на выходные. К их приезду, а случалось это обычно к чаю, все было уже готово: масса свежесрезанных цветов повсюду, журналы и газеты во всех спальнях, а также книги и сигареты; в ванных комнатах нераспечатанные куски мыла. Им ни разу не подавали одного и того же блюда, а их индивидуальные требования, вроде чая по утрам или особого сорта кофе, неукоснительно выполнялись. Теннисный корт был подготовлен, площадка для крокета подстрижена, бассейн вычищен, лошади приведены в порядок, а вечером за ужином Эстер сидела во главе огромного, в сотню футов стола в знаменитых жемчугах Конингхэмов, русских изумрудах или индийских рубинах.

Конингхэм-Брэдфорды были чудовищно богаты. В конце восемнадцатого века маркиз, весь по уши в долгах, женился на единственной дочке индийского набоба Клариссе Конингхэм. В благодарность за ее богатство он согласился добавить ее фамилию к своей.

В двадцать один год Эстер Брэдфорд обладала апломбом тридцатипятилетней женщины, а за ее классическими чертами строгого лица скрывался острый ум предприимчивого грабителя. Ее любимой газетой была «Файнэншл тайме», и ее отец распоряжался деньгами, полагаясь только на советы дочери.

В восемнадцать ее представили ко двору, но ни на одного из молодых людей, привлеченных ее холодной красотой и сказочным богатством и толпившихся вокруг нее, она внимания не обращала. Она смотрела на них с презрением. Все идиоты. Они ей надоедали, вызывая только отвращение. Единственным мужчиной, которого она желала, был ее отец, и она делала все, чтобы удержать его. Особенно когда появилась миссис Элен Фортескью.

Вдова, лет сорока, веселая и сексуальная. Ей достаточно было просто стоять и дышать, а мужчины уже стекались к ней со всех сторон. Включая маркиза. Когда он взял в привычку приглашать миссис Фортескью каждую субботу, да еще сделал ошибку, отказавшись слушать высказывания дочери на ее счет, Эстер поняла, что пришла пора действовать.

Маркиз был страстным наездником. Элен Фортескью и привлекла его прежде всего тем, что сама очень любила ездить верхом. Она может все, говорил он дочери с энтузиазмом. Но Эстер видела в ней прежде всего соперницу.

Однажды вечером, когда отец сказал ей, что собирается на следующее утро прокатиться с миссис Фортескью вдвоем, Эстер поняла по его поведению, что в этот день он намеревается просить эту нахальную сучку выйти за него замуж. Через мой труп, решила она, хотя на самом деле под трупом подразумевала миссис Фортескью.

Во время обычного своего обхода она взяла за правило проверять, все ли в порядке с лошадью, которую готовили для дамы. Эстер заранее уверила миссис Фортескью, что с норовистым жеребцом с плохим характером ей не справиться.

– Дорогая моя, – ответила заинтригованная Элен, – еще не родился тот жеребец, который сможет меня сбросить!

«Это ты так считаешь», – подумала Эстер, дразня жеребца, у которого от возбуждения уже выкатились глаза, а уши прижались к голове. Улучив минуту, когда грум занимался с Бальтазаром, крупным серым жеребцом отца, Эстер положила под седло жеребца для дамы колючую веточку от розы. Как только эти шипы вонзятся в нежную плоть… Она надеялась, что рыжая сучка сломает шею. Но так вышло, что пострадал маркиз. Когда они оказались в поле и маркиз сделал Элен предложение, та согласилась на него, а затем попросила маркиза поменяться лошадьми, поскольку ей не терпелось попробовать серого, на которого даже Эстер не разрешалось садиться. Когда массивный маркиз уселся в приготовленное для гостьи седло, вонзив колючки глубоко в спину жеребца, тот сошел с ума от боли: подпрыгнув на всех четырех ногах, рванулся так резко, что маркиз, даже будучи искусным наездником, не удержался в седле и, перелетев через голову лошади, ударился об огромный дуб так сильно, что сломал себе позвоночник.

Эстер сама пристрелила жеребца, предварительно незаметно вынув ветку из-под седла, а затем разрядилась на несчастной миссис Фортескью, да так, что ту пришлось держать, чтобы Эстер не занялась рукоприкладством.

– Это все вы виноваты! – кричала она на потрясенную женщину. – Зачем вам понадобился Бальтазар? Это ваша вина! Я вам никогда не прощу, никогда! Убирайтесь из этого дома, убийца! И никогда не попадайтесь на глаза ни мне, ни моему отцу! Убирайтесь, убирайтесь… Вон, вон!

Прячущиеся в холле слуги видели, как распахнулись двери и плачущая миссис Фортескью побежала вниз по лестнице.

Эстер быстро сумела все так для себя объяснить, что вина полностью падала на голову миссис Фортескью. Если бы она не запустила свои когти в папу, если бы она не уговорила его поменяться лошадьми… Она должна была лежать сейчас со сломанной спиной, а не папа. Так что она и виновата.

У хозяина Эруна парализовало всю нижнюю половину тела. Передвигался он только в инвалидной коляске. Эстер ухаживала за ним сама, без малейшей жалобы. По правде говоря, она была в восторге. Теперь ни одна женщина не позарится на ее отца, он принадлежит только ей. Теперь он никогда ее не покинет.

Она любовно заботилась о нем, выполняла каждое его желание с такой преданностью, что люди с сочувствием качали головами. Леди Эстер не слишком любили, но Господь свидетель, говорили в графстве, надо отдать ей должное.

Отец пытался сопротивляться.

– Ты не должна посвящать мне все время, дорогая. Ты слишком молода, подвижна, тебе следует думать о замужестве, детях.

– Детях! Не хочу никаких детей, папа! Хочу только тебя, моего обожаемого папу.

– Но так не годится!

– Не годится! – фыркнула Эстер. – Мы – Конингхэм-Брэдфорды, папа. Кто посмеет судить, что для нас годится, а что не годится?

– Но я калека!

Она прижала ладонь к его губам.

– Не смей говорить этого слова! Ты просто болен, и все. И даже в этом состоянии куда больше мужчина, чем все остальные, кого я знаю. Да, да, именно так, мой дорогой, мой обожаемый папочка, нуда больше мужчина.

Он подавил стон, прижавшись лицом к ее белому горлу, губами ощущая его нежность и бархатистость, чувствуя ее тонкий аромат. Как всегда, одни и те же духи. «Флорис ред роуз».

– Но мы не должны, моя дорогая, мы не должны…

– Вовсе нет, дорогой мой папочка, мы должны и будем. Я тебе нужна, папа, именно я, которая любит тебя больше всех, кто тебя когда-либо любил. Я дам тебе все, что ты пожелаешь, все, что тебе требуется, потому что я знаю, что ты – моя любовь.

Он снова застонал, когда она взяла его руки и прижала к своему телу, но больше от страсти, чем от отчаяния, потому что он был наделен мощной сексуальностью, а его дочь сумела доставить ему самое утонченное эротическое наслаждение. Ее изящные, но сильные руки умели разбудить в нем такие чувства и дать ему такие ощущения, которые, как он считал, были утеряны для него навсегда. У него сохранились отдельные нервы, способные дать ему острые ощущения, а его дочь знала, как этим воспользоваться. С самого начала, когда она, купая его, делала первые пробные попытки, он растерялся. И она это знала.

– Я действую на тебя нуда лучше, чем все эти лекарства, которые дают тебе доктора. У тебя здоровью аппетиты, папа, и мне доставляет радость удовлетворять их, бесконечную радость, папочка. Я знаю, что тебе нужно, и ты это получишь, все, что ты хочешь. Только мы вдвоем, навсегда, ты и я вместе на веки вечные…

Только позже, когда появились угрызения совести и осознание того, что он погряз в самом страшном из грехов, он начал страдать. Чистое безумие, но она мучила его так, что он не мог ни о чем думать, только хотел ее. Это его страшило. Ему казалось, что его поглощают; каждый раз, когда такое случалось, он с ужасом думал о том, что это произойдет снова, но, тем не менее, с нетерпением ждал ее. И когда она приходила, он отбрасывал всякие угрызения совести и отдавался ей во власть, вздрагивая и вскрикивая от прикосновения ее губ и требуя еще, еще и еще. После он понимал, что для нее самое главное – власть над ним, то, что он полностью в ее руках, и телом и духом. От отчаяния он приглашал молодежь на выходные. Они охотно приезжали, привлеченные ее ледяной красотой: высокая, стройная, как лилия, в бриджах для верховой езды и белой блузке, светлые яркие волосы копной над жестким правильным лицом с огромными глазами цвета морской волны.

Эвери, дворецкий, рассказывал Форбесу, другому слуге, что он слышал, как за ужином леди Эстер в присутствии отца жестоко смеялась над своими ухажерами, буквально уничтожала их своими насмешками. Однажды он видел, как она хлестнула молодого человека по лицу хлыстом за то, что он коснулся ее.

– Никто не смеет меня касаться! – крикнула она ему. – Никто!

– Так она себе мужа никогда не найдет, – заметил Эвери, качая головой. – Слишком остер язычок и слишком явное презрение.

Но Эстер не хотела замуж. Она хотела только отца. И была счастлива как никогда, потому что он принадлежал ей. Целиком.

Форбес про себя думал, что хозяин долго не протянет. Он выглядел тан, будто задыхался, сох, – так крепко дочь сжимала его в своих объятиях.

И вот однажды утром, после ночи, которая заставила его содрогаться от отвращения к самому себе, хозяин Эруна принял единственное возможное решение – воспользовался морфием, который специально копил для этой цели.

Эстер уехала кататься верхом. Она галопом промчалась до дальней границы их владений. Она наслаждалась данной ей полной властью. Все получилось так, как она задумала. Она была необыкновенно, потрясающе счастлива.

К тому времени, когда она вернулась, доктор Харгивз, старый друг семьи, посовещавшись с Эвери и Форбесом, уже подписал свидетельство о смерти, где причиной указал сердечную недостаточность. Возиться пришлось с Эстер. Она буквально развалилась на части. Когда они сообщили ей о его смерти, в ее горле возник какой-то звук, который перешел в дикий визг, слышный во всем доме. Он сопровождался истерическими воплями и воем. В ней искали выхода горе и ярость. Она в бешенстве металась по спальне отца, пиная мебель ногами, топча все, что попадалось под ноги, швыряя вещи. Она рвала на себе одежду, царапала себя и кричала, призывая отца.

– Папа! Папа! Ты не можешь так со мной поступить! Как ты мог такое сделать? Я тебя люблю! Папа! Папа!

Потребовались усилия двух крепких лакеев, чтобы удержать ее, пока доктор делал укол сильного успокоительного; Эстер уже с трудом дышала, хрипела, глаза вылезли из орбит, грудь вздымалась.

Она очнулась с сухими глазами и ледяным выражением лица. Настояла, чтобы ей позволили сесть около отца; отказалась покинуть свое место, когда появились работники из похоронного бюро. Она отправилась за гробом в фамильную часовню и просидела там до похорон, которые состоялись через два дня. Затем она молча выслушала завещание отца. Титул и поместье отходили законному наследнику, племяннику, сыну покойного младшего брата отца. Все, что не входило в титул, он оставил своей дочери, которая таким образом стала баснословно богатой молодой женщиной. Но Эрун ей больше не принадлежал.

Новый маркиз робко предложил ей поселиться в доме, доставшемся его матери по наследству.

Она с такой ненавистью взглянула на него, что можно было подумать, он предложил ей жить в сарае.

– Дороти думает… – Дороти была его женой, которую Эстер считала парвеню, выскочкой. – Видите ли, у нас дети, так что она хотела кое-что изменить…

И снова он замолк под ее ненавидящим взглядом. Про себя он решил, что жена скорее всего права. Эстер сошла с ума от горя.

– Какие изменения?

У него мурашки поползли по коже.

– Ну, довольно существенные, сами понимаете. Дороти хочет сделать дом более современным…

– Современным!

Он отступил на шаг.

– Почему бы и нет? – спросил он, набираясь храбрости.

– Здесь ничего не менялось несколько поколений. Это же Эрун, придурок!

– Послушайте, успокойтесь, это же мой дом теперь, сами понимаете. Я могу делать с ним что захочу!

«Не уступай ей, – говорила ему жена. – Не разрешай ей помыкать тобой. Сам знаешь, какая она. Если дать ей волю, то она нас выгонит во флигель. Ты теперь маркиз, не позволяй ей себе указывать».

Будь у нее такая возможность, Эстер отправила бы его в ад. Она подумывала даже, не избавиться ли от него, но у него было два сына. Какими бы дикими ни казались ей планы этого ублюдка и его жены – дочери торговца, хозяйничающих теперь в Эруне, сделать она ничего не могла. Все так и останется. Она едва не задохнулась от подавляемого крика. Папа! Папа! Ненависть поднималась, подобно тошноте. И все потому, что она не мужчина. Да она не хуже, даже много лучше, чем любой из них! Только потому, что у них есть эта штука в штанах и они могут производить детей! Она подавила стон. Нельзя об этом думать. Эрун должен был принадлежать ей. Что же, она им всем покажет! Она отомстит за то, что с нею сделали. Она покажет мужчинам, на что способна женщина.

Она смотрела на пухлое лицо своего кузена, и ее переполняло отвращение; затем она повернулась и быстрым, яростным шагом вышла из дома и пошла через лужайку. Она не заметила, как один из присутствующих на похоронах, высокий, худой мужчина с торжественным выражением лица, отделился от толпы причитающих родственников и друзей и последовал за ней в отдалении. Она казалась ему очень красивой, а ее характер приводил его в трепет. «Такая красивая, – подумал с одобрением, – и такая гордая». Он смотрел, как она вышагивает, высоко подняв голову, в направлении озёра, где плавали белые лебеди. «Она сама – лебедь», – весьма романтически подумал он, хотя, по сути, был вполне приземленным человеком.

До него донесся ее высокий, властный голос, который она не трудилась понизить ни по какому поводу. Она обращалась к лебедям.

– Даже вас, мои красавцы. Они забрали все… все…

«Как ей должно быть горько, – подумал он. – И в каком она гневе!» Он даже поежился от удовольствия. Он слышал, как она разговаривала со своим двоюродным братом. Какой величественной она была в гневе! Но в этот момент она, должно быть, почувствовала его присутствие, потому что взглянула через плечо в его сторону. Прекрасно воспитанная, она сумела скрыть раздражение, так что он счел ее улыбку искренней.

– Я только хотел попрощаться, – начал он неуверенно. – Мой корабль сегодня отплывает из Саутгемптона.

– Разумеется. Вы ведь из американской ветви семьи, верно?

– Да. Уинтроп Брэдфорд. У нас общие предки, но в вашем случае это сэр Генри, а в моем – его младший брат Уильям.

Эстер взглянула на его худое лицо с длинным носом. Типично брэдфордовскими были светлые волосы и высокий рост. Он ей уже надоел, но она вежливо спросила:

– И много вас там?

Он удивленно и досадливо рассмеялся.

– С избытком. Большой клан. Одна из старейших семей в Бостоне. Мы там живем уже около двухсот девяноста лет.

Его неприкрытая гордость заставила Эстер улыбнуться. Ее собственная семья жила на этой земле уже около тысячи лет.

– Как-то про американцев никто не думает, что у них есть предки, – забавляясь, промолвила она.

Его бледное лицо вспыхнуло.

– В Бостоне это имеет большое значение.

– В самом деле? А мне казалось, что там живут только краснокожие индейцы и гангстеры.

– Вы явно никогда не бывали в моей стране.

«Да, и не собираюсь», – подумала Эстер.

– Уверяю вас, вам понравится, – заверил Уинтроп. – Бостон – очень цивилизованный город, Англия в миниатюре, но, тем не менее, он – колыбель нашей независимости.

– Надо же! Тогда очень мило с вашей стороны приехать на похороны моего отца.

– Мы гордимся своими связями с Англией!

– Но, разумеется, с аристократией вы разделались?

– Только не в Бостоне! Кто ты – там значительно важнее, чем какой ты!

Он нагнал на нее такую тоску, что она позволила себе сказать ему жестко:

– Мой отец считал, что вы там все переженились внутри семьи, что это уже почти инцест.

Его худое лицо снова вспыхнуло.

– Верно, мы предпочитаем жениться на родственниках, – неохотно согласился он. – Среди моих собственных предков – Адамсы, Кэботы и Лоувеллсы. Моя мать из Адамсов.

Эстер хотелось рассмеяться ему прямо в лицо. Что это за фамилия такая – Адамс? Он же произнес ее тан, будто они сидели справа от Господа.

– Мы очень гордимся своими предками, – продолжал тем временем Уинтроп. – Более того, мы стараемся сохранить в себе все английское, – кроме права наследования титула, разумеется.

Это возбудило интерес Эстер.

– У вас нет закона о наследовании титула?

– С того времени как Томас Джефферсон его отменил, нет. – Он уверенно продолжил – Мы стараемся это обойти, разумеется. В Бостоне у нас принято передавать свое наследство целиком. Есть способы избежать дробления. Посмотрите, что случилось с Вандербильдами.

Эстер, которая ничего про это не знала и знать не хотела, медленно произнесла:

– Значит ли это, что, принадлежи я к американской ветви семьи, я была бы единственной наследницей отца?

– Ну конечно! Ведь вы были его единственным ребенком.

Эстер одарила его ослепительной улыбкой, подошла к нему и взяла под руку.

– Просто замечательно! Пожалуйста, расскажите поподробнее.

Через шесть недель леди Эстер Конингхэм-Брэдфорд была на борту судна, отплывающего в Нью-Йорк. Еще через полгода газета «Таймс» напечатала, что миссис Уинтроп Брэдфорд 111 имеет удовольствие сообщить о помолвке ее сына Уинтропа Брэдфорда IV с леди Эстер Мэри Клариссой Конингхэм-Брэдфорд, единственной дочерью шестого маркиза Эруна.

Уинтроп Брэдфорд женился по любви. Эстер же вышла замуж за фирму «Брэдфорд и сыновья», которая, как она выяснила, являлась именно тем, что ей надо. Американская ветвь семьи были мультимиллионерами, но жили как бедные аристократы, хотя и имели дома по всему Бикон-Хиллз. Семья разбогатела на морских перевозках и текстильной промышленности, но позже занялась банковским делом и коммерцией. Управлялись все дела старшими мужчинами в семье, причем в строго консервативной манере. Так, Уинтроп не имел права принимать участие в управленческих делах, хотя он и был старшим сыном старшего сына, до тех пор пока ему не исполнится сорок пять. Брэдфорды обязаны были пройти многолетний курс подготовки и доказать, на что они способны, а именно, получить с пяти центов столько же, сколько с пятидесяти, прежде чем им доверялось что-то ответственное.

Эстер пришла в ярость. Что может кучка стариков, которым всем далеко за шестьдесят, знать о том, как делаются дела сегодня? Сейчас ведь 1930 год, черт побери, и, хотя наблюдается некоторое падение производства, оно не может длиться вечно. Как они не видят, что сейчас самое время покупать, а не сидеть в траншеях? Целые компании можно приобрести почти даром! Но в ответ на свое предложение она увидела выражение ужаса на лице мужа, который тут же оглянулся через плечо и стал умолять ее никогда не поднимать данного вопроса в присутствии его дядей или даже тетей. И вообще ей незачем забивать свою хорошенькую головку такой ерундой. Ему и в голову не приходило, что эта хорошенькая головка вполне способна продать его и его дядей с потрохами, будь ей это выгодно. Эстер рвала и метала. Все эти деньги, которые впустую лежат в банках, зарабатывая только процент, весь этот капитал, который считается священным, она бы знала, как с ним поступить!

Брэдфорды тратили деньги так, как будто по капле отдавали свою кровь. Но Эстер была поражена, когда на их первый семейный ужин тетки пришли в платьях, сшитых, скорее всего, для их первого выхода в свет, зато в драгоценностях, стоящих нескольких состояний. Эстер, имеющей фантастические жемчуга, изумруды и рубины, доставшиеся ей в наследство, не составляло труда посоревноваться с ними в этом отношении, но она никогда и никому не рассказывала, насколько богата. Она сама занималась брачным соглашением, сама учила юристов, как обойти этот вопрос и раскрыть в документе как можно меньше. Так что девяносто пять процентов огромного состояния остались под ее полным контролем, и она использовала эти средства, чтобы купить несколько обанкротившихся компаний. Одна производила оружие, другая – шелковые чулки, третья – хлопчатобумажные ткани, четвертая – предметы из алюминия. Как только кончится депрессия, они станут производить больше. Так должно быть. А пока лучше подготовиться. Вся беда Брэдфордов в том, что они гордились своим прошлым и не доверяли будущему. Эстер же, наоборот, думала только о будущем.

Прежде всего она постаралась узнать как можно больше о том, как работает фирма «Брэдфорд и сыновья». Ей бы хотелось оставаться с мужчинами за столом и участвовать в разговорах, но вместо этого приходилось идти за женщинами в гостиную, или, как говорили в Бостоне, салон, и скучать до зевоты, слушая рассказы о кухарках, беременностях, рождениях и смертях. Эстер понимала, что от нее ждут, что она родит Уинтропу сына и наследника, причем как можно скорее. Но она не намеревалась торопиться. Ее отец всегда учил ее, когда она начала охотиться:

– Сначала оцени обстановку, знай заранее, что тебя ожидает, прежде чем пустить лошадь вскачь.

Поэтому она сильно огорчилась, когда три месяца спустя после того, как она позволила Уинтропу лишить себя девственности – как и все остальное в браке, секс с Уинтропом был сплошной скукой, – она обнаружила, что беременна. Еще больше она разозлилась, когда родилась девочка. Теперь придется пройти через всю эту гадость снова. По обычаю Брэдфордов, ее дочь назвали Абигейль, как ее бабку, и едва ей исполнился год, как Эстер забеременела снова. За пристойным бостонским фасадом Уинтропа таилась мощная сексуальность. Кроме того, Эстер выяснила, что после совокупления его куда проще расспрашивать о фирме. Сам он явно гордился тем, какой сексуальной оказалась его жена. То, что его персона никак не затрагивала ни ее чувств, ни ее интересов, никогда не приходило ему в голову, он знал только: она готова отдаваться ему каждую ночь. Для нее же было важно, что она сможет выудить из него после.

Ко времени рождения второй дочери, названной в честь нее и общей для обеих ветвей семьи бабушки, но обреченной всю жизнь зваться Битси, потому что дядя Брюстер, когда увидел ее впервые, воскликнул: «Надо же, а по сравнению с Эбби эта – совсем малюсенькая штучка[6]«. Эстер знала уже все, что нужно было знать, о фирме «Брэдфорд и сыновья». Особо ее интересовал вопрос распределения акций, которое осуществлялось таким образом, что ни один из владельцев не имел опасного преимущества. А именно этой цели Эстер и намеревалась когда-либо добиться.

Эстер едва не умерла при родах второй дочери. Она долго поправлялась. Врачи предупреждали, что в ближайшие два года ей не следует беременеть, вследствие чего она еще больше возненавидела мужа. Любой знает, что именно от мужчины зависит пол ребенка.

А в семье Брэдфордов пол имел первостепенное значение. Мужчины заведовали всем. Эстер понимала, что если она и сможет добиться реальной власти, то только опосредованно, через сына. Посему она проигнорировала предупреждение докторов, снова забеременела, но через девять недель у нее случился выкидыш. Мальчик. Ко времени нападения японцев на Америку в Перл-Харборе она перенесла три выкидыша, и дважды то были мальчики. Она пришла в отчаяние. Да еще эта война. Она рассчитывала, что война поможет несколько сократить изобилие Брэдфордов Мужского пола, по крайней мере, молодых, У ее сына не должно быть соперников. И он должен родиться. Теперь, возможно, был ее последний шанс на много времени вперед. Когда Уинтропа призвали во флот, так как он был резервистом, она постаралась возбудить его страсть перед отъездом в Норфолк, штат Виргиния, и снова забеременела.

Она собиралась на этот раз быть предельно осторожной, действительно собиралась, но, когда дядя Брюстер узнал, что его младший сын был убит в Гвадалканале, он свалился с инфарктом и через сутки умер. За этим очень скоро последовала смерть старшего сына дяди Тимоти, Лоуэлла, самолет которого сбили над Тихим океаном, а старший сын дяди Вилли Элиот пропал без вести над Гуамом. Старики были в прострации, под присмотром докторов. Эстер почувствовала, что пришло ее время. Когда они наконец были в состоянии разбираться в делах, она уже прочно обосновалась в офисе Уинтропа на Коммонвелс-стрит, отдавала приказания и принимала решения.

Теперь она в открытую занялась своими собственными четырьмя компаниями. Они заработали на полную мощность. Одна шила обмундирование, вторая выпускала алюминиевые детали для самолетов, третья делала пули, четвертая – парашютный шелк. У всех имелись надежные военные контракты, и все приносили огромную прибыль. Она не обращала внимания на протесты ослабевшего дяди Тимоти, глухого как пробка в свои семьдесят семь лет, и дяди Вилли, скрюченного артритом. Молодой Вилли, имевший белый билет из-за плоскостопия и пораженных голосовых связок, не мог ей противостоять. Она снова находилась в своей стихии, управляла всем, как когда-то давно в Эруне. Она втащила упирающуюся фирму силком в двадцатый век. Когда Уинтроп вернулся домой на побывку, он застал жену у руля.

– В чем дело, дорогой? – резко спросила Эстер, когда он посмел выразить по этому поводу неудовольствие. – Уж не думаешь ли ты, что я за все эти годы так ничему и не научилась?

Ее романтически настроенного мужа поразило не столько то, чему она научилась, а больше то, как она изменилась, что ему охотно подтвердил молодой Вилли:

– Дядя Вин, она настоящая машина. И какой организатор! От нее ничего не ускользнет!

Не обращая внимания на свою беременность, она ездила во все районы сражений, куда поступала продукция Брэдфордов. Она жила и питалась вместе с солдатами, третировала генералов и адмиралов, раздавала подарки и благодаря верному фотографу из журнала «Лайф» стала популярной фигурой по всей стране. Ее внешность, происхождение, ее спокойная отвага – она же, наконец, леди Эстер Брэдфорд, черт побери, и, как писал в своем письме жене молодой Тимоти, «если японец окажется на расстоянии ружейного выстрела от Эстер, она просто взглянет на него и скажет: «Но разве вы не знаете, кто я?..и – постоянно восхвалялись в прессе. И для дела это было очень полезно.

Когда ее предупреждали, что не только из-за своего пола, но и из-за беременности ей не следует забираться в джунгли, проводить часы в неотапливаемой «дакоте» или мотаться в тесной каюте на борту эсминца, она не обращала на это ни малейшего внимания. Для нее это было посланной с неба возможностью проявиться – что, тем не менее, безумно раздражало всю семью. Они боялись развернуть утренние газеты, страшась вновь увидеть ее имя в заголовках. И когда у нее снова случился выкидыш, они пожевали губами и заявили: «Мы так и знали». Но не прямо ей в лицо. Эстер почувствовала облегчение. Ребенок снова был девочкой. Ей не пришлось еще четыре месяца мучиться, чтобы произвести на свет не нужного ей ребенка.

Она была в своей стихии – организовывала, наводила порядок, паровым катком проходя по всему, что ей мешало. Она стала столь известной, что, когда президент Рузвельт пригласил ее на ужин в Белый дом, сообщение об этом появилось во всех газетах на первой полосе. Позднее президент заявил; что она – «выдающаяся женщина и неплохо, если бы таких было побольше». Брэдфорды, единодушно ненавидящие президента, шептались между собой, что таких как раз на одну больше, чем требуется. На этот раз Эстер зашла слишком далеко. Ужинала с этим человеком! Когда весной 1944 года Уинтроп сказал ей, что его переводят в Европу, без сомнения, для того чтобы принять участие во вторжении, практичная Эстер сразу сообразила, что он вполне может не вернуться. Таким образом, необходимо было немедленно зачать сына. Посему она приняла ванну, надушилась, приказала, чтобы ее не беспокоили, даже если позвонят из Белого дома, и принялась за дело.

Уинтроп никогда ничего подобного не испытывал. Он был потрясен пылом своей жены. Он кончал так часто и с такой силой, что ему казалось, что его раздирает на части, что взрыв его оргазма слышен в Бруклине, хотя ему было глубоко плевать, кто слышит его вопли и стоны. Он кончал так глубоко, что Эстер была уверена, что обязательно забеременеет. Время как раз оказалось удачным – самая середина ее цикла. Она получит сына в эту ночь, решила она, чего бы ей это ни стоило.

На следующее утро еле державшийся на ногах Уинтроп с трудом успел на самолет. Измочаленный и выжатый как лимон, он не знал, что его сын, которого ему не суждено увидеть, уже цепляется за стенки матки его жены. Через два с половиной месяца после того, как он прилетел в Англию, он вместе с другими посетителями кабачка, где он потихоньку выпивал, погиб, разорванный на куски фашистским снарядом. То, что посчитали его останками, переслали в Бостон, где Уинтроп и был с почестями похоронен рядом со своими предками. Эстер, вставшая по этому поводу с постели, трезво рассудила, что он выполнил свой долг, оставив ей сына. Потому что это должен быть обязательно мальчик. Мысль о дочери даже не приходила ей в голову. И на этот раз она принимала все меры предосторожности: устроилась в постели рядом с многочисленными телефонами, так как от них она всё равно не могла избавиться. То был ее последний шанс. На этот раз она родит сына. Что она и сделала. И точно в день рождения своего отца.

Стоило ей его увидеть, она влюбилась во второй раз в жизни. Ее сын был типичным Конингхэм-Брэдфордом: никаких длинных лиц и носов. У него было лицо ее отца. И глаза. И волосы. Посему она дала ему имя отца – Джонатан Уинтроп Брэдфорд V, или Брэд, как звали его в семье. Его мать свято верила, что мальчик является реинкарнацией своего дедушки по материнской линии. Это настоящее чудо, думала она. Она сама его кормила, никаких бутылочек, которые вполне годились для дочерей. Чувствовать, как сын жадно сосет ее грудь, прижавшись к ней кулачками, для нее означало физическое и духовное единение со своим отцом. Она впервые ощутила оргазм после смерти отца, когда кормила своего сына, – великолепный оргазм, за который она стала его боготворить. Она проводила часы, разглядывая его нагое тельце, лаская губами каждый его сантиметр, особенно его крошечный пенис. Дочерей она могла выносить только очень короткое время, стараясь побыстрее спровадить их няньке. Но с сыном она не могла расстаться. Вернувшись домой, она брала его к себе, ставила его колыбель около своего стола и запирала дверь, когда подходило время его кормить.

Уинтроп оставил все своей жене, которая так хорошо поработала, что все состояние переходило ей без всяких условий. Она сразу получила его двадцать один процент акций, к ним добавились акции, перешедшие от дядей, потерявших своих сыновей. К тому времени, когда последний из Брэдфордов вернулся домой, в ее руках находилось пятьдесят пять процентов акций. Но еще бы лучше иметь шестьдесят пять, подумала она. И принялась за дело.

Нацелилась она на Аманду, свою двоюродную сестру, вдову одного из Брэдфордов, вполне самостоятельную женщину, владевшую десятью процентами акций, оставленных ей ее матерью, очень эмансипированной особой, если судить с позиций Бостона. Аманда, пышнотелая и сексуальная, большую часть своего времени проводила в постели с мужчинами. Не успел ее муж добраться до своего полка, как она уже завалилась в койку с капитаном, чей эсминец стоял в порту на ремонте. Аманда не могла точно сказать, от кого забеременела, но знала, что от ребенка придется избавиться. Аборты были запрещены, и ей пришлось обратиться за помощью к Эстер.

Эстер имела дело с определенной группой высокопоставленных офицеров, которые устраивали для нее выгодные контракты, взамен чего ей позволили организовать частную клинику, где дочерям бостонских сливок общества в случае необходимости вычищали матки. Многие из бостонских дебютанток проходили в церкви Святой Троицы мимо скамьи семейства Брэдфордов, стараясь не смотреть на сидящую там леди Эстер, которая помогла им избавиться от нежелательного бремени. Она не подвела кузину Аманду, и та с благодарностью сказала ей:

– Ты помогла мне спасти свою шкуру.

– А я считала, что спасаю твою репутацию.

– Какая разница. Я, правда, тебе благодарна. Если я могу что-то для тебя сделать…

– Можешь. Продай мне свои акции «Брэдфорд и сыновья».

Аманда изумилась.

– Но я не могу! Брэдфорды никогда, понимаешь, никогда не продают своих акций.

– Не Брэдфордам.

– Да, но семья все равно это не одобрит, – целомудренно произнесла Аманда, соображая, как бы ей вывернуться.

– Но ведь и тебе не понравится, если станет известно, что ты снимаешь дом на Браттл-стрит в Кембридже для своих встреч… иногда с группами мужчин.

Аманда побледнела.

– Ты все вызнала.

– Не было нужды. Твои похождения хорошо известны.

«Сука! – подумала Аманда с ненавистью. – Как, черт возьми, она обо всем узнала?»

– Мне нужны твои собственные пять процентов и те пять процентов, что ты получила от Бруксов.

Аманда задумалась.

– Сколько? – наконец спросила она.

– По рыночной цене.

– Да, но для тебя, Эстер, они стоят гораздо дороже.

– В данном случае нас должно интересовать, сколько они стоят для тебя.

Аманда задохнулась от ярости.

– Никогда не верила этим твоим великосветским штучкам-дрючкам, – прошипела она. – Ты могла обмануть остальных старых пердунов в семье, но я-то знала тебе цену с самого начала!

Эстер усмехнулась.

– Дорогая моя Аманда, назови-ка мне мужчину, который не знает твоей цены?

Аманда сжала зубы. «Настоящая холодная стерва, – подумала она. – Вся в броне, а вместо сердца – будильник».

– Для любой передачи акций требуется одобрение правления, – попыталась вывернуться она.

Еще одна усмешка.

– Правление – это я.

– К чему ты всегда и стремилась, не так ли? Власть для тебя, что секс для меня, ты не можешь без нее обойтись.

– У меня есть… планы, – заявила Эстер и прибавила с безразличной жестокостью: – Война нам обеим послана с неба. Тебе в своем углу, или, лучше сказать, постели, и мне – в моем. Я хочу, чтобы хорошие времена продолжались, а для этого мне надо развязать себе руки. Так или иначе, я этого добьюсь.

– Что я буду иметь за свои десять процентов?

– Наличные или другие акции.

– Ты не собираешься этого афишировать? – поразилась Аманда.

– Не будь дурой. Зачем мне нужно, чтобы пайщики путались под ногами? Тот вопрос, который я собираюсь поднять, касается только семьи и голосованию не подлежит, только приносит дивиденды, и весьма ощутимые.

В этом Аманда не сомневалась. Она уже достаточно знала свою кузину, Комбинация из Адольфа Гитлера, Иосифа Сталина и королевы Виктории.

– Ладно. Они твои. Но я хочу, чтобы мой адвокат просмотрел все бумаги. – Один из ее теперешних любовников как раз был адвокатом.

– Как хочешь.

Вот так и случилось, что, когда оставшиеся в живых четыре члена правления уселись в комнате для заседаний, а трех оставшихся пайщиков просто не пригласили, у Эстер на руках был контрольный пакет из шестидесяти пяти процентов акций. Когда заседание закончилось, у нее уже было семьдесят пять процентов. Молодой Кэбот Брэдфорд, повидавший другую жизнь, пока был в армии и далеко от Бостона, не пожелал возвращаться к старой. Он предпочел продать свои акции тете Эстер, построить яхту, которую сам же и сконструировал, и уйти в кругосветное путешествие.

– Создается впечатление, тетя Эстер, – холодно заметил молодой, тридцатидвухлетний Тимоти, – что наша фирма тоже потерпела поражение в последней войне.

«Он говорит точно так же, как и его отец, большой поклонник Генри Джеймса», – с отвращением подумала про себя Эстер.

– Вряд ли это можно назвать поражением, – заметила она вслух. – Представленные мною цифры показывают, что это не так. Наш капитал никогда не был столь большим, а наша книга заказов столь полной.

– Совокупный эффект четырех военных лет со временем сойдет на нет.

– Именно поэтому я и хочу разнообразить наше дело. Поверьте мне, война дала мощный толчок техническому прогрессу. Наша фирма должна воспользоваться этим. Доверься мне, Тимоти, и мы будем впереди всех.

– Я и не думаю, что вы уступите это место кому-либо, – ответил он.

Но, как и у остальных, у него не было другого выбора, кроме как держаться покрепче за шляпу, чтобы ее не снесло ветром, создаваемым Эстер в ее движении вперед. На перемены у нее нюх гончей, неохотно признавал Тимоти. Она успела подсуетиться, когда страну охватил телевизионный бум: одна из ее фабрик уже выпускала телевизоры тысячами. Она предвидела, что возникнет потребность в дешевом жилье, и занялась изготовлением готовых блоков для домов. Она почувствовала, что скоро бал начнет править пластмасса, и построила огромный новый комплекс. Сейчас же она увлеклась электроникой. Доходы превысили все ожидания. Она построила новую контору в центре города на земле, которую предусмотрительно купила много лет назад. Старая контора на Комонвелс-стрит сохранялась только в память о прошлом. Она выбросила всю мебель в старом викторианском стиле, которая загромождала дом на Маунт Верчон-стрит, и заменила ее великолепной антикварной мебелью, пылившейся на чердаке. Никто не удивился, когда их дом стал упоминаться в путеводителе по Бостону.

Эстер была довольна. Все шло так, как она планировала. И у нее был сын.

Ее дочери вскоре поняли, что, хотя они могли рассчитывать на некоторое внимание со стороны матери, ее любовь принадлежала только сыну. Все дети Эстер воспитывались в английской манере. У них была няня-англичанка и гувернантка-англичанка до того, пока не наступила пора отправить их в интернат. Эстер проводила дочерей строгими указаниями насчет хорошего поведения и отличной учебы. С сыном она расстаться не смогла. Она подумывала об Итоне, хотя ей и представить было страшно, чтобы отправить его так далеко. Увы, придется послать его в американскую школу, и после длительных расспросов она выбрала академию Филлипс в Андовере. Это была, в конце концов, самая старая школа в Америке, основанная в 1778 году. В сравнение с Итоном не идет, конечно, но по крайней мере он тут будет под ее присмотром, Итак, решено – Андовер.

Она никогда не уставала внушать своим детям значение их английского происхождения. Каждое лето она возила их в Эрун, чтобы они прониклись его духом. Все трое обожали Эрун: Эбби из-за лошадей, Битси из-за его великолепия, и Брэд – потому что он там с восторгом открыл для себя секс, потеряв невинность с помощью одной из горничных. И странным образом это помогло его матери укрепить свою власть над ним. Девушка забеременела, и именно Эстер позаботилась о том, чтобы выдать ее замуж за рабочего из усадьбы, который стал считаться отцом ребенка. Все было проделано быстро и беспощадно, так что никаких сплетен не возникло.

Позднее она постаралась, чтобы ее сын полностью осознал, что она сделала и почему. Это был первый из тех бесчисленных случаев, когда она вытаскивала его из ситуаций, в которые он попадал и с которыми потом не мог справиться. Как она и стремилась, это укрепило в нем твердое убеждение, что в лице матери он имеет протестантский эквивалент Богородицы. В его глазах мать была идеалом. Он верил в нее слепо, полностью, с обожанием. Она не может поступить неправильно, она сама правда, олицетворение Матери. Она приводила его в трепет, ставила его в тупик, уничтожала его как личность.

Он превратился в мужчину, неотразимого в глазах женщин: красавца-мужчину и мальчишку одновременно, сексуального потребителя, всегда берущего и никогда ничего не дающего, кроме обширного сексуального опыта. В тех случаях, если у него что-то шевелилось в другом месте, кроме паха, мамочка всегда вырывала зарождающееся чувство с корнем.

Когда он закончил Гарвардский университет, она взяла его к себе на обучение, таская с собой во все поездки сначала просто как наблюдателя, но, по мере того как он обучался, разрешая участвовать в различных сделках и интригах. Она научила его тонкостям управления, научила точно рассчитывать, где и в какой степени надавить, как манипулировать и хитрить в случае необходимости, как блефовать, если нужно. Она обучила его тонкой и опасной игре, в которую играла и в которой непременно выигрывала. Его мнение о ней как о всевластной и безгранично любящей матери еще больше укрепилось, и соответственно выросла ее власть над ним.

Вскоре в поездки ездить стал преимущественно он. Мать оставалась сидеть в центре паутины, где она всегда, по малейшему дрожанию нитей, определяла, что он задумал и с кем.

Когда к ней пришла ее старшая дочь и сказала серьезно: «Мама, Брэд создает себе скверную репутацию мерзавца типа Лотарио» – мать улыбнулась, поскольку ей хорошо были известны похождения сына.

– Злые языки, – отрезала она решительно. – Я знаю своего сына и, если меня это не волнует, не понимаю, почему должно волновать тебя или кого-то другого. – Тон ледяной и презрительный. – Если его женщины настолько жадны, что требуют большего, чем он может дать, это их проблемы. Я знаю, что женщины слетаются к Брэду, как мухи на мед. В этом, как и во многом другом, он очень похож на моего отца. – Улыбка изменилась. – Он был потрясающе привлекательным мужчиной, да, мужчиной из мужчин…

Эбби увидела, как вспыхнули глаза ее матери и в них мелькнуло выражение, появлявшееся только тогда, когда она говорила об отце, и поняла, что даром теряет время.

Но слухи о скандальных разводах, побоях, даже одном самоубийстве все ползли. И когда возникала нужда, Брэд бежал к матери и прятался за ее юбками, пока она разбиралась со всеми неприятностями.

Леди Эстер получала большое удовольствие от сексуальных приключений своего сына. Он относился к женщинам так, как она относилась к мужчинам. Кроме того, ей казалось, что таким образом она мстит Элен Фортескью и всем другим женщинам, желавшим прибрать к рукам ее отца. Брэду было позволено иметь женщин столько, сколько вздумается, доводить их до чего ему заблагорассудится, если он в конечном итоге бросал их.

К счастью, ей удалось настолько подавить его чувства, что они редко давали себя знать. Если иногда, очень редко, он удивлялся, отчего ему не удается завязать постоянную связь с женщиной, мать умела развеять все его сомнения.

– Полагаю, – говорила она с сожалением, – тебе когда-нибудь придется жениться. Но подыскать для тебя подходящую, нет, идеальную жену – поистине труднейшая задача.

– Мне никого не надо. У меня есть ты, – возражал он, а она касалась его щеки и слабо улыбалась.

– Льстец… – говорила она в таких случаях, довольная и удовлетворенная.

Но он взрослел, и с годами ей приходилось все более серьезно задумываться о поисках подходящей жены для него. Она должна быть скромной, даже робкой, готовой услужить, причем не только Брэду, но и его матери. Ему уже тридцать, и она разрешала ему буянить и крушить все, что ни попадя, но нельзя забывать, что следует продолжать род. Эстер считала, что Всевышний сильно напутал, отведя человеку такую короткую жизнь.

И вот в своих тщательных поисках она наткнулась на Кэролайн Нортон. Она была сестрой старого друга Брэда, Брэдли Нортона (дружба началась в Андовере благодаря путанице из-за сходства имен), чей отец был миллионером, заработавшим свои деньги самостоятельно. Элдридж Нортон, бывший в свое время Элмо Ноторианни, начав со свалки металлолома в Чикаго, стал крупнейшим торговцем металлоломом на Восточном побережье. Его жена Элайн, когда-то бывшая Эстер Шнауцер, считалась в обществе выскочкой. «М.О.», пометила Эстер в своих записях. Мать отвратительная. Но Нортоны были очень богаты, так что Кэролайн наверняка изрядно поднатаскали в лучших школах. Хорошенькая как кукла Барби, внешне скромная, но внутренне отменная эгоистка, из тех, кто, раз решив, чего они хотят, всегда этого добиваются, невзирая на препятствия на своем пути. А Кэролайн хотела стать миссис Уинтроп Брэдфорд V. Ее матери хотелось того же.

Учтя рейтинг компании Нортонов, а также ознакомившись с финансовым отчетом этой компании, Эстер решила, что к Кэролайн следует присмотреться поближе. Разумеется, мамашу надо будет сразу поставить на место. В соответствии со своим решением она пригласила Кэролайн на ферму.

Кэролайн, сообразившая, что ее приглашают на смотрины, вела себя соответствующе: старалась казаться мило наивной, абсолютно целомудренной, безнадежно влюбленной в Брэда и готовой сделать все возможное, чтобы заполучить его. Когда она вернулась в Филадельфию, Эстер призвала сына.

– Такая милая девушка, – сказала она, – хотя от ее приторности у меня временами ноют зубы, и без памяти в тебя влюблена, мой мальчик.

– Она ничего, – безразлично пожал плечами Брэд. – Из тех, что быстро надоедают. Скорее лимонад, чем шампанское.

– Всегда лучший напиток для утоления жажды, – заметила его мать. – И с тем приданым, что ее отец за ней дает, ты сможешь пить шампанское каждый день до конца жизни!

Но Брэд даже не улыбнулся.

– Дорогой, ну надо же тебе когда-нибудь жениться. Кэролайн мила, не слишком умна; к тому времени как я с ней поработаю как следует, ликвидируя все следы влияния ее ужасной матери, она научится хорошо одеваться. С ней тебе будет спокойно. От тебя требуется только дать ей свое имя и детей. Как только она ими займется, ты снова начнешь свою собственную жизнь. Только потихоньку, мой дорогой, Нортоны такие богатые.

Теперь он надулся.

– Ты мой единственный сын – радость моя. Ведь ты же не хочешь, чтобы все забрали в свои руки эти ужасные дети Тимоти или Элиота? Все, что я делала, – для тебя, мой дорогой. Для твоих детей. Если я была готова рисковать жизнью, чтобы родить тебя, самое меньшее, что ты можешь сделать, это жениться, хотя бы ради меня.

Как всегда, он почувствовал себя виноватым.

– Или ты считаешь, что она недостаточно привлекательна? Я знаю, насколько высоки твои требования.

– Да она в порядке, просто… ничего особенного, никакой глубины… я ее не люблю.

– Дорогой, ну это совсем никуда не годится! В нашем положении люди по любви не женятся, слишком важное это дело – брак.

К тому времени как она закончила обработку, Брэд убедился, что Кэролайн идеально подходит для намеченной цели. Он только должен дать ей свое имя и детей. Ничего не говорилось о том, чтобы отдать себя.

Он выполнил свой долг. Слегка поухаживал, затем обручился. Предстояла грандиозная свадьба по-бостонски, подготовкой к которой твердо руководила Эстер.

– Господи, ну что за жуткая зазнайка! – возмущалась Элайн, возвращаясь домой после переговоров с Эстер. – Бог ты мой, ну и заносчивая стерва!

– Ты хочешь, чтобы я вышла замуж за ее сына, мама, – ехидно напоминала ей Кэролайн. – Твои внуки будут правнуками маркиза. Разве не этого ты всегда хотела?

– Но не собиралась ради этого черпать дерьмо ложками!

Кэролайн поморщилась.

– Не будь такой вульгарной.

– Если учесть, во что это все обходится твоему папаше, я буду такой, какой пожелаю, черт побери! Мы за твое право называться миссис Уинтроп Брэдфорд расплачиваемся сполна. Вы только посмотрите на это брачное соглашение. Это же чистый шантаж!

– Я хочу Брэда, и я его получу, – заявила Кэролайн злым голосом. – И не пытайся возражать.

– Ты совсем рехнулась от этого жеребца. Тебе придется как следует топнуть ногой, когда выйдешь за него замуж.

– Не беспокойся. Как только кольцо будет у меня на руке, я собираюсь положить конец очень многим вещам.

– Только если тебе удастся надеть кольцо ему на нос и держаться за него обеими руками.

«Для этого мне придется убрать его подальше от мамаши», – думала теперь Кэролайн, поглядывая на своего жениха, настроение которого после возвращения из Европы было далеко не романтическим. Что-то совершенно определенно стряслось. Было бы здорово, если бы какая-то женщина, относительно которой он строил планы, разорвала их на клочки и швырнула ему в физиономию. Кэролайн не сомневалась, что Брэд от души хотел, чтобы она сделала то же самое, да еще присовокупила бы к этому обручальное кольцо. Она улыбнулась про себя. Чего бы он хотел и что он на самом деле получит – вещи абсолютно разные. Поскольку в этом деле, как и во всех других, касающихся Кэролайн Нортон, имело значение только то, чего желала она сама.

7

Прошло немало времени, прежде чем Джулия поняла, что она беременна. После бесцеремонного бегства Брэда она замкнулась в себе, жила на автомате, ничего не чувствуя, ничего не замечая, и таким образом пропустила двое месячных подряд. Даже сообразив, что случилось, она не почувствовала ничего, кроме тупой апатии. Тем не менее, она взяла календарь и дневник и все проверила. Последний раз она спала с Брэдом как раз посредине своего цикла. Но ведь она принимала таблетку, разве не так? Нет, убедилась она, проверив. Не принимала. Она забыла обо всем. Так он на нее действовал. Как никто раньше или позже.

Когда Крис поинтересовалась, что случилось, заметив ее бледность и даже большую, чем обычно, молчаливость, Джулия призналась ей. Крис в ужасе всплеснула руками.

– Ты что? Это в наше-то время? О чем ты, черт возьми, думала?

– Я вообще не думала, ты же знаешь.

Крис покачала головой.

– Ох, Джулия, Джулия, а ведь я еще считала тебя умной женщиной. Даже подросток бы так не поступил. – Она тяжело вздохнула. – Что ж, неопытность, даже невинность в твоем случае, дают себя знать. Что сделано, то сделано. – Пауза. – Теперь придется исправлять положение.

Она произнесла эти жестокие слова сочувственным голосом.

– Знаю, – тупо сказала Джулия.

– В самом деле? – настойчиво спросила Крис.

Джулия кивнула.

– Да. Я все думала и думала. Я не могу родить этого ребенка. Я к этому ни эмоционально, ни как-то по-другому не готова. – Ее голос стал тверже. – Это была ошибка.

– Тогда предоставь все мне. Я точно знаю, что делать.

– Как скажешь, – согласилась Джулия.

Она послушно пошла в частную клинику в пятницу днем, где на следующий день в восемь утра ей сделали операцию, а в половине девятого она уже была в своей палате с маткой, так же тщательно выскобленной, как и ее чувства. Она пришла в себя в десять, ощущая тупую боль в нижней части спины и пустоту в сердце. Не может быть, чтобы все это происходило с ней! Только не со всегда практичной Джулией, никогда не идущей на риск. Через минуту она очнется, выяснится, что уже утро понедельника и что она проспала.

Только это не было сном: маленькая больничная палата, запахи лекарств и звуки – все было слишком реальным, как и боль в спине и тот факт, что у нее открылось кровотечение. Она понимала, что должна испытывать облегчение, и была благодарна за сочувствие и теплоту Крис, пришедшей ее навестить, но ощущала только холод и пустоту. Крис достаточно было взглянуть на нее – пустые глаза, отрешенное выражение лица – и отправиться на поиски врача.

На следующее утро Джулия уехала домой. Счет, представленный ей, точно равнялся сумме, которую она выиграла, когда Брэд сделал за нее ставку. Что ж, подумала она равнодушно, аборт не стоил ей ни пенни. В деньгах, во всяком случае.

Она отпросилась на неделю с работы и, как раненое животное, забилась в свою нору. Большую часть времени она спала с помощью таблеток, прописанных ей врачом. Когда она просыпалась, то металась по комнате, как тигр в клетке. Это ее наказание, решила она. За то, что сбилась со своего курса, за то, что вела себя не так, как полагалось ей. Разве не предупреждала она сама себя, что пожалеет? Надо было оставаться такой, как всегда. Мертвой и в безопасности. Ничего не хотеть, не требовать. Не так, как сейчас. Потому что она хочет Брэда. Нуждается в нём. Даже сейчас, несмотря ни на что. Если бы он вошел в дверь, она бы кинулась ему на шею.

Неделя прошла, а она все не могла заставить себя и подумать о работе. Поэтому отпросилась еще на неделю, сославшись на рекомендацию врача, и отправилась в Йоркшир. Назад к своим корням. Туда, где ничто не напоминает о Брэде, который, как она знала, покинул ее, сначала так щедро и обильно оросив ее своим семенем. Она сделает должные выводы и никогда не повторит ошибки. Начнет с новой, чистой страницы. А старую страницу следует сжечь.

Она взяла с собой Уиллума, посадив его в корзинку, которую он ненавидел. Он так мяукал и скребся, что, выехав на автостраду, она проверила, закрыты ли дверцы и окна, и выпустила его в салоне. Он занял позицию у заднего стекла, все еще громко выражая свое неудовольствие и отплевываясь от проезжающих мимо машин.

Погода стояла великолепная, жаркая и настолько солнечная, что маленькие коттеджи по сторонам дороги выглядели скучными и однообразными в ярком солнечном свете. Она заехала в Уитби, где купила ярко-белой краски, и два дня занималась ремонтом кухни. Теперь гостиная выглядела тускло. Посему она сняла старые занавеси, стянула старые чехлы с мебели, купила много ярдов тонкого хлопчатобумажного атласа с настурциями на ярко зеленом фоне и с помощью электрической швейной машины принялась шить новые. Ею двигала потребность работать, работать и работать. Затем она обратила свое внимание на сад и долгие часы копала, сажала и полола, доводя себя до такого полного изнеможения, что обычно ложилась в постель в восемь часов, где все та же таблетка обеспечивала ей десять, а иногда и двенадцать часов забытья.

Еще она гуляла по пляжу или скалам, долго и в одиночестве. В один из таких дней небо неожиданно затянулось тучами и пошел сильный дождь. Так что к тому времени, когда она выбралась на тропинку и вернулась домой, она промокла до нитки. Опустив голову, чтобы защитить лицо от ливня, она не заметила машины, припаркованной около ее забора, пока буквально не наткнулась на нее. Серая «бентли континенталь». Она остановилась как вкопанная, тупо глядя на машину, когда услышала:

– Привет, Джулия.

За калиткой стоял Брэд. Она перевела взгляд на него.

– Ты вся промокла, – быстро сказал он. – Входи скорее и обсохни.

Она молча протиснулась мимо него и прошла по дорожке к двери. Поднялась прямо наверх в ванную комнату, где сбросила с себя всю мокрую одежду, вытерлась насухо и завернулась в купальный халат. Волосы она замотала полотенцем. Затем внезапно задрожала, ослабела, почувствовала внутри пустоту и упала на кушетку. Сердце стучало, и к горлу подкатывала тошнота. «Я больше в эти игры не играю, – подумала она с болью. – Не могу. У меня больше нет сил». Ярость накатила, как расплавленная лава. Что, черт возьми, он о себе воображает? Подбирает, бросает. «Что же, я ему не позволю! Не посмею, – с отчаянием подумала она. – О Господи! Зачем он только вернулся…»

Собравшись с силами, она спустилась вниз, крепко держась за перила лестницы. Он стоял у окна, уставившись на дождь снаружи, белокурая голова почти доставала до потолочных перекладин. Услышав ее шаги, он повернулся. Когда их глаза встретились, и прежде чем она успела отвести взгляд, Джулия почувствовала, как ее вены согревает знакомое безумие, похожее на что-то тяжелое, расплавленное и горячее. Она молча прошла на кухню. Когда она наполняла чайник, руки ее тряслись. «Чашку чая», – подумала она.

Брэд не пошел за ней. Когда она выглянула в дверь, он сидел на диване. На его коленях расположился Уиллум, урча, как подвесной мотор, и зажмурив глаза от удовольствия.

«На этот раз не поддамся! – думала Джулия вне себя от ярости. – Как смеет он принимать меня как нечто само собой разумеющееся? Как он смеет!» Ей хотелось ворваться в гостиную и закричать во все горло, спросить его, что, черт возьми, он о себе воображает, за кого он ее принимает? Что она ему – мячик, которым можно стучать об стену? Она до смерти устала от него и его разрушительных игр! Но вместо этого она повернулась к раковине и плеснула в лицо холодной водой. Ноги были как ватные, в груди жгло.

Когда она вернулась в гостиную с подносом, он встал, сбросив громко протестующего Уиллума, и взял у нее поднос, стараясь не прикасаться н ней, искоса осторожно взглянув на нее, Джулия упала в кресло.

– Что ты на этот раз хочешь? – резко спросила она.

– Повидать тебя, поговорить.

– О чем? Все, что можно было сказать, было сказано в прошлый раз. И как ты узнал, где я?

– Заставил Крис признаться.

– Ты не имел права спрашивать, а она не имела права говорить!

Он несколько оторопел.

– Я настоял, – сказал он упрямо. И неловко добавил: – Ты выглядишь ужасно. Болела?

– Не твое дело. О чем ты намеревался со мной поговорить?

Она хотела поднять чайник и обнаружила, что не может. Он сделал это сам, налил чай в две чашки и пододвинул одну ей.

– О нас, – сказал он.

– Нас? С каких пор эти «мы» появились? Ты всегда заботился только о себе.

Он покраснел.

– Значит, на этот раз ты мне не рада?

– Третий раз оказался неудачным, – огрызнулась Джулия.

Теперь он побледнел.

– Ты говоришь неправду.

– Спорим?

– Джулия, я пролетел три тысячи миль только для того, чтобы увидеть тебя. На этот раз я не собираюсь сбегать.

– Так я тебе и поверила!

Он даже слегка оторопел от ее агрессивности, но сдаваться не собирался.

– Я не переставал думать о тебе с той минуты, как уехал, ни на мгновение.

– Вот не знала, что ты мыслитель!

– Ты многого обо мне не знала, я это понимаю. Но то, что ты обо мне знала, было правильным. Ты принимала меня таким, какой я есть, а именно – пустышкой. – Он задумчиво уставился на тебризский ковер, который Джулия купила на аукционе в графстве. – Если говорить обо мне в имущественном смысле, то я могу собрать сумму из десяти цифр за такое же количество минут, но в духовном смысле я – полный банкрот. – Он поднял на нее глаза. – Ты дала мне мужество начать платить свои долги.

Джулия непонимающе смотрела на него. О чем вообще он говорит? Она не могла понять его, всё ее силы уходили на то, чтобы держать себя в руках. У нее так шумело в ушах, что она плохо его слышала; звук его голоса то накатывался на нее, то снова исчезал, как прилив. Она видела, как шевелятся его губы, но не слышала произносимых слов. Она закрыла глаза, старалась дышать поглубже, борясь с подкатывающей тошнотой.

«Выглядит она жутко, – подумал Брэд испуганно. – Страшно похудела и побледнела. Скулы выдаются, а под глазами огромные черные круги». Он видел, что эти прекрасные глаза смотрят на него с ненавистью.

«О Господи! – подумал он, впервые в жизни осознав, что он натворил. – Что я с ней сделал? Мне надо заставить ее понять. Я должен!» Вид ее перед собой такую больную и страдающую, непривычно ранимую, он хотел протянуть к ней руки, коснуться ее, утешить. Но не смел. Завораживающая волшебница, какой он знал Джулию Кэрри, совсем не напоминала эту исхудавшую, терзаемую болью женщину с горящим взглядом. Но он знал, что любит ее больше, чем когда-либо. Как никогда никого не любил раньше. Никогда даже не подозревал, что, существует такая любовь. «О Господи, – снова подумал он со страхом, – что же я натворил?»

В отчаянии он сказал:

– Я знаю, ты сомневалась во мне с самого начала; принимала меня таким, каким я себя подавал, и выигрывала у меня в моей собственной игре. Ты считала меня поверхностным, так ведь? Способным только на виртуозный секс?

– Я думаю, что ты испорчен до мозга костей, – грубо ответила Джулия. – Маленький мальчик, который надувает губы, когда не получает желаемого, а когда получает и это ему надоедает, бежит к своей мамочке и просит ее помочь ему избавиться от надоевшей игрушки.

– Тогда почему ты согласилась?

– Потому что это меня устраивало.

– Бог мой, но какая же ты жестокая!

– Это я жестокая?

Его бледное лицо снова порозовело.

– Ладно, пусть будет так. Давай скажем друг другу всю правду.

– Правду! Чью правду? Твою, разумеется. Ту самую, которая говорит: никаких чувств, пожалуйста, никакой эмоциональной, или, как ты сказал, духовной, привязанности, только грубое использование друг друга и бездумный секс. Так ты можешь брать, бросать и снова брать. Женщины для тебя кусочки картона в твоей игре, так ведь? Ну так я не игральная карта! Я из плоти и крови, мне больно, я страдаю, дрянь ты эдакая. И скорее сдохну, чем снова стану играть с тобой в эти игры! – Голос ее поднялся. – Я-то думала, что смогу переиграть тебя в твоей собственной игре! Я забыла, что тот, кто попадает в этот игорный рай, оставляет душу на пороге. Я же свою взяла с собой. И потеряла ее! Но в этом моя собственная вина. Я должна была прислушиваться к своим собственным предчувствиям, а я что сделала? По-глупому дала тебе понять, что знаю правила! Я теперь пожинаю последствия своей ошибки. Так что обойдусь без твоей правды, большое тебе спасибо!

Его лицо перед ней расплывалось, превращалось в белое пятно с открытым ртом и горящими глазами, и, ног да он протянул к ней руку и оказал дрожащим голосом: «Джулия, ради Бога…» – она ударила его по руке и закричала:

– Не могу больше! Говорю тебе, не могу! Уходи и оставь меня в покое!

Она закрыла рот ладонями, потому что поняла, что ее сейчас вырвет, и, с трудом поднявшись, шатаясь, выбежала из комнаты. Он слышал, как она, спотыкаясь, поднимается по лестнице, а потом, как ее рвет. Он побежал за ней по лестнице. Она склонилась над унитазом, белая как мел, вся в холодном поту, и судорожно ловила воздух ртом. Ее лоб был холодным и влажным, когда он до него дотронулся, но она сразу же оттолкнула его руку.

– Уходи, – выдохнула она, все еще борясь со рвотой. – Уходи и оставь меня в покое. Больше не могу, я больше не могу…

– О Господи, Джулия!

Она сползла набок, глаза закатились, и голова громко стукнулась об пол. Наклонившись, он взял ее на руки. Ее голова откинулась, когда он ее поднял, и она была такой легкой, как будто пустой внутри. Что с ней случилось? Это была не та Джулия, которую он помнил.

Через коридор он увидел еще дверь и ногой открыл ее. Спальня: наклонный потолок, маленькое оконце, тяжелая, железная кровать. Он положил ее на кровать и укрыл одеялом. Она все еще была без сознания. Он взял ее за руку и нащупал пульс: слабый, трепещущий, как крылья птицы..

Минуту он стоял над ней в нерешительности, потом спохватился: телефон, подумал он, надо позвонить врачу, В том мире, где он существовал, когда заболеваешь, первым делом зовешь врача. Он кинулся вниз. Номер телефона врача он обнаружил на листке, приколотом к кухонной двери, рядом с телефоном стоматолога, сантехника и электрика. У Джулии всегда всё на месте.

Врач оказалась женщиной, которая настолько напомнила ему его мать, что он сразу успокоился. Она долго оставалась наверху, пока он ходил взад-вперед по комнате и беспрестанно курил. Когда она наконец спустилась вниз, то поставила свой саквояж на стол, уставилась на него немигающим взглядом и сказала:

– Болезнь ее не чисто физического происхождения, хотя больная явно резко потеряла в весе за последнее время. Ее следует подкормить. Однако… – Ее глаза, как и глаза матери, приковывали к себе. – Она сейчас страдает от шока, жестокого эмоционального шока. Вы можете мне прояснить этот вопрос?

– Могу только сказать, что я тому виной.

– Вы ее муж?

– Нет.

– Тогда как вам это удалось?

– Я приехал неожиданно.

– Понятно, – заметила врач. – Тогда вам лучше рассказать мне, как все было.

Когда он выполнил ее требование, она кивнула.

– Да, я вижу, что она жила на нервах и гордости, в результате и того, и другого остались крохи. Предписываю отдых и хорошее питание. Побольше мясных бульонов, омлета со сливками, тостов с маслом. Я ей сделала укол, так что она проспит часов двенадцать. Когда проснется, я хочу, чтобы вы заставили ее есть. Вы остаетесь?

– Теперь да.

– Прекрасно. – Она вынула из саквояжа рецепты, – Сходите в аптеку, здесь есть в деревне. По таблетке каждые четыре часа. Не разрешайте ей подниматься. Она станет пытаться, у нее сильная воля. Благодаря ей она и тянула. Сопротивляйтесь. Навязывайте ей свою.

– Легче сказать, чем сделать!

– Только не в ее нынешнем состоянии. Она и физически, и эмоционально истощена. С такими людьми, как она, всегда так – не хватает гибкости.

– Вы абсолютно уверены, что с физической стороны все в порядке?

– Кроме истощения, у нее все в порядке. С нервами у нее плохо. Она перенесла серьезное эмоциональное потрясение, оно всегда тяжелее переносится, чем физическое. Фонарь под глазом проходит значительно быстрее, чем пораженный рассудок.

Он проводил ее до машины, потрепанного «ровера». Когда она проезжала мимо, то взглянула на «бентли».

– И не гоните лошадей, – посоветовала она.

Когда он вернулся наверх, Джулия крепко спала. На белой подушке ярким пламенем горели ее волосы, темно-рыжие ресницы на щеках напоминали царапины; в углублениях ее щек вполне могла скопиться вода. Он долго стоял, глядя на нее, затем вздохнул, повернулся, спустился вниз, забрал свою шляпу и вышел из коттеджа.

Джулия спала четыре дня, просыпаясь, чтобы поесть, с протестами, густого бульона, свежих яиц с фермы с маслом и сливками и выпить гоголь-моголь с коньяком. Доктор Мид приезжала ежедневна ее навещать, выражая удовлетворение теми темпами, которыми Джулия поправлялась. Она подыскала женщину из местных, чтобы готовить и убирать в доме больной. Брэд в этом смысле был беспомощен, умея только вскипятить воду. Миссис Коллье готовила чудесно и с йоркширской тактичностью, хоть все видела и слышала, держала рот на замке.

На пятое утро, спустившись вниз, доктор сказала:

– Она явно поправляется. Но пусть полежит в постели еще пару дней. Никаких усилий. Она еще очень слаба, но читать и смотреть телевизор ей уже можно. И продолжайте ее кормить. Она весит на много фунтов меньше, чем требуется.

Брэд старался поменьше попадаться Джулии на глаза. Подносы наверх носила миссис Коллье. Он ходил по магазинам, возвращаясь с грудой продуктов, многие из которых были редкими деликатесами и должны бы были возбудить у Джулии аппетит.

Впервые она встала в воскресенье. Доктор Мид помогала ей удержаться на ногах.

– Я вся как резиновая.

– Вы были больны.

– Я никогда не болею!

– Именно поэтому такая реакция.

Джулия бросила взгляд на спокойное лицо врача, которая твердо сказала:

– Думаю, нам пора поговорить. – Джулия не ждала ничего хорошего от продолжения – Физически вы выкарабкались, – продолжила врач. – Калорийная диета сделает остальное. Но эмоционально вы все еще нуждаетесь во внимании и заботе. – Она легонько подтолкнула Джулию к креслу, а сама села на кровать. – Врач тот же священник. Много времени уходит на выслушивание рассказов о бедах пациентов. Потому что часто причины болезней находятся в нашем мозгу.

Джулия промолчала.

– То, что нам рассказывают, мы свято храним при себе, – спокойно продолжала врач. – Мой диагноз таков: вы наказываете сами себя, за какие грехи – знаете только вы. И мой прогноз: только покаявшись, вы получите отпущение грехов.

Джулия смотрела вниз на свои руки. Только когда она почувствовала, как врач вложила ей в руку бумажную салфетку, она поняла, что плачет.

– Уже лучше, – поощрила ее врач. – Слезы не только очищают глаза, они очищают душу, а мне кажется, вы полагаете, что ваша безнадежно очернена.

Джулия разрыдалась.

– Все дело в этом Адонисе внизу, так ведь? – предположила врач. – Он красив, ничего не скажешь, но красив тот, кто красиво поступает, верно?

Джулия смогла только кивнуть.

Бессвязно, рыдая, возвращаясь вспять, путаясь с последовательностью событий, Джулия поведала то, что тяжелым грузом лежало у нее на душе.

– Я так рассердилась, увидев его снова. Я никогда не думала, что он вернется, даже не хотела этого. Я просто набросилась на него. Он заслужил. Я не хотела, чтобы он снова легко отделался. – Джулия вытерла глаза. – Мне бы ненавидеть его за все, что он со мной сделал, но я чувствую, что не могу.

– Зачем вам его ненавидеть? Вы были с ним по вашей собственной воле. Я подозреваю, что больше всего вы ненавидите себя за то, что потеряли свой, скажем так, любительский статус. За то, что позволили себе увлечься снова, хотя после вашего неудачного брака вы сторонились мужчин. Это был моральный удар по вашему чувству собственного достоинства, не так ли?

Джулия кивнула.

– Всякая неудача обидна, но в вашем случае вы занялись самоуничтожением. Почему обязательно быть идеальной?

– Никому не нравятся неудачники.

– А, – мягко произнесла врач. – Вот чему вас научили. Пытаться достичь стандартов, недостижимых для человека? Вы сурово судите людей, но суровее всего вы относитесь сами к себе. – Врач немного помолчала, размышляя, и затем продолжила: – Если судить по тому, что вы мне рассказали, вашему мужу не нравилось ваше продвижение по службе, которое шло столь же быстро, сколь медленны были его успехи в учебе. Он страдал от того, что жил за ваш счет, а вы тем временем пересмотрели свои приоритеты и выяснили, что он далеко не на первом месте. Он в ваших глазах был неудачником, а потом он предал вас, найдя другую женщину, причем такого типа, который вы, по-видимому, презирали, так? Такую, которой достаточно иметь мужчину и не требуется ничего больше?

– Он сказал, что я не женщина, – плакала Джулия, – что я типичный эгоист-мужчина, что я не такая, какая нужна мужчине – робкая, послушная, готовая угодить. Теперь-то я знаю, что я действительно не такая, и «иногда такой не буду. Я пыталась, и посмотрите, что из этого вышло.

– Так вы именно поэтому приняли предложение Адониса? Потому что считали, что вы не женщина в мужском понимании этого слова? Возможно, вы воспользовались этой возможностью, чтобы доказать, что ваш муж был не прав.

– У меня и раньше были возможности, – не согласилась Джулия, – и я от всех отказалась.

– Потому что те мужчины вам не нравились, вот и все. А он понравился. Причем так сильно, что вы оказались неспособной сопротивляться. Если бы вы в самом деле не хотели иметь с ним ничего общего, вы послали бы его подальше, как остальных.

Врач отобрала у Джулии мокрые салфетки и дала ей новые.

– Та ваша часть, которая так эмоционально прореагировала на него, и была той самой, которую вы упорно прятали; он же выпустил ее на волю. Затем, когда поняли, что женщины в вас недостаточно, чтобы удержать его и помешать гоняться за другими, вы придумали сами себе наказание.

Глаза Джулии задумчиво расширились.

– В моей работе мне часто приходится встречаться с женщинами, которые «забыли» принять таблетку. Ни одна женщина ничего не «забывает», Джулия. Если, конечно, она действительно не хочет забеременеть. Все, что угодно, забудет, только не это. Я считаю, что, когда он вас бросил в первый раз, вы искали себе наказания, причем до такой степени, что решили никогда больше не иметь ничего общего с мужчинами.

Лицо Джулии стало белым как полотно.

– Я знаю, все это очень сложно. Но так всегда и бывает с человеческим поведением. Наши мотивы часто не таковы, как мы искренне считаем. – Она внимательно посмотрела на Джулию. – Он, надо полагать, думал, что вы надежно предохраняетесь?

Джулия кивнула.

– Расскажите о ваших отношениях.

– Нечего рассказывать, чистый секс, вот и все.

– Вот только вы оказались эмоционально вовлечены.

Молчание Джулии говорило само за себя.

– Вы его любите?

– В этом-то все и дело, – ответила Джулия с отчаянием. – Я не должна! Нельзя любить такого испорченного мерзавца!

– Которого вы, однако, не можете выбросить из головы.

– Я этого не понимаю, честно. Совсем на меня не похоже. Как я могла так влюбиться в человека, которого презираю? Это все желание, вот и все, сексуальная потребность. Мне просто хотелось попробовать то, что он предлагает, и вот что из этого получилось.

– Вы так думаете? – Врач явно была с ней не согласна. – Или это то, что вы сами себе без конца повторяете? Я думаю, вы его очень любите. С чего бы вам иначе впасть в такое состояние? Вы говорите, что тоскуете по ребенку, от которого отказались, но ведь в этом случае вы действовали в своем духе, то есть практично. Вы вовсе не ожидали, что окажетесь так затронуты эмоционально. Но ведь вы затронуты эмоционально, верно? Вы со своими эмоциями никак не можете справиться, уж такие они непослушные, что хотят, то и делают. Если бы у вac не было чувств к этому человеку, вы бы не ощущали такую вину за аборт. Я по опыту знаю, ни одна женщина не горюет о потере ребенка от человека, которого она ненавидит. И разве вы не защищаете его, скрывая от него все? Что это, если не любовь? Но я хочу сказать, что в эту неделю ему пришлось нелегко. Как бы он к вам ни относился, он не безразличен, он тоже не может просто так отбросить свои чувства к вам. Он возвращался к вам дважды, а это, если верить вам, совсем на него не похоже. Вы не думали почему?

– Еще немного попрактиковаться.

– Нет. Если бы он все еще, был тем же человеком, он бы сбежал, увидев, в каком вы состоянии. Нашел бы кого поздоровее. Но он остался, беспокоится, волнуется, грызет ногти и дымит как паровоз.

Джулия открыла рот от удивления.

– Пойдите ему навстречу. Конечно, если вы все еще хотите его видеть.

– В том-то и беда. Не знаю, хочу я или нет. У меня в голове все перепуталось.

– Тогда так ему и скажите. Он вернулся, чтобы что-то вам сказать, – выслушайте его. Потом решайте, что делать. – Врач поднялась. – Вам следует принять решение. Мой совет – не заставляйте его мучиться.

– Я боюсь.

– И он тоже. Потому это все так серьезно. Вы – женщина сильная, вы это понимаете. Но не забывайте, что, если до сих пор он своей силы воли не проявил, это не означает, что ее у него нет вовсе. – Врач положила руку на плечо Джулии. – Будьте к нему добры, – посоветовала она. – Он вдруг обнаружил, что очень любит вас и нуждается в вас.

Джулия была так слаба, что потратила вечность на то, чтобы принять ванну и одеться. В ванной комнате она обнаружила огромную бутылку «Диор-Диора», которую, очевидно, купил Брэд. Она воспользовалась ею и нежилась в душистых пузырьках, пока не поняла, что дальше тянуть нельзя. Он ждал ее внизу.

Она надела сepo-зеленые брюки и свитер в тон, стараясь не смотреть на себя в зеркало. Брэд говорил, что она ренуаровского типа, но сейчас она больше походила на идеал Модильяни. Брюки еле держались на талии. Она порадовалась, что свитер прикрыл глубокие ямы у ключиц. Лицо тоже очень бледное. Она наложила легкий тон и ярко накрасила губы. В гроб краше кладут. Она стерла помаду и заменила ее бледно-розовой. Так-то лучше.

Брэд сидел на корточках у камина, подкладывая новые поленья. Он услышал, что она спускается вниз, встал и повернулся, но Джулия в изумлении замерла на последней ступеньке. Каждая ваза в комнате была заполнена букетами цветов – розы, лилии, фрезии, тюльпаны. Гостиная превратилась в садовую беседку. На журнальном столике лежала стопка свежих журналов, а рядом – гигантских размеров коробка конфет. В углу красовался новенький, цветной телевизор, который сменил ее старый портативный черно-белый.

Она перевела взгляд на Брэда. Его лицо показалось ей лицом ранимого человека, чего раньше за ним никогда не наблюдалось. Отчаяние, вина – все ясно читалось на его лице, а улыбка была слишком бодрой, напоминая звезду, которая собирается вспыхнуть и погаснуть.

– Давай выпьем, – быстро предложил он. – Доктор сказала, что тебе уже можно.

– Давай, – согласилась Джулия, с трудом отводя от него глаза.

– Иди сюда и садись у огня.

Он заботливо подложил ей под спину подушки, стараясь не касаться ее, прежде чем пойти на кухню. Джулия судорожно вздохнула. Сам его вид до сих пор переворачивал в ней все, но ей, по-видимому, удалось избавиться от большей части горечи, после которой осталась пустота, требующая заполнения. Она также ощущала под собой бездну, как будто только что пережила землетрясение. То, что должно произойти сейчас, будет или спасением, или катастрофой.

Он вернулся с бутылкой шампанского в одной руке и двумя бокалами в другой. У Джулии упало сердце. Нельзя же так, это очевидно.

– Ты уверен, что тебя не зовут Чарли-Шампанское? – спросила она ехидно.

– Не-а. Джонатан.

– А, так вот что означает буква «Д».

– Верно. Джонатан Уинтроп Брэдфорд. Но как я уже говорил, – он встретился с ней взглядом, – друзья зовут меня просто Брэд.

Что-то в его тоне заставило ее внимательнее к нему присмотреться. То, что она там разглядела, вызвало в ней такой шквал чувств, который начисто смыл весь мусор после землетрясения в понедельник. Ее рука дрожала, когда она брала у него бокал.

– За что на этот раз?

– Как насчет начала?

– Еще одного?

– Я сказал, начала, все остальное было фальстартом, – повторил он упрямо.

Когда их глаза снова встретились, ее сердце попыталось выпрыгнуть из грудной клетки и, замерев, упало обратно.

– Разве? – Она попыталась говорить ровным голосом.

– А разве нет?

– Ну, я помню, ты говорил, что не любишь окончания.

– Ненавижу! Думал, что этот последний раз прикончит меня! Я правду говорю, Джулия. Именно поэтому я и вернулся, должен был вернуться. – Он глубоко вздохнул. – Никаких больше игр, теперь только правда в наших отношениях. Мы ведь не были честными раньше, верно? До того самого понедельника, когда ты сказала все, что думаешь. – Джулия открыла было рот, чтобы возразить, но он поспешно перебил ее. – Ты была абсолютно права, разумеется. Я уже успел сообразить, что ты сказала правду. – Он помолчал и отпил глоток шампанского. – Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Намного лучше, благодаря твоей заботе и защите, – ответила она.

– Ты хочешь сказать, самозащите. Потому что, если у меня не будет тебя, у меня не будет ничего.

На этот раз сердце Джулии добралось до горла и там застряло.

– Именно затем я и вернулся, чтобы сказать тебе все это. – Он помолчал и быстро продолжил: – Теперь и для меня это не игра.

Джулия не могла отвести взгляда от его лица, даже если бы и попыталась.

– Когда это перестало быть для тебя игрой?

– Когда ты ушел в первый раз.

– Для меня тоже, только я не мог, не хотел этого понять. Но именно поэтому я и вернулся. – Он пододвинул к дивану старый пуфик, купленный Джулией, потому что он подходил к креслам. – Мы с тобой играли в правду и ее последствия. То, что я вернулся, – последствие, а то, что ты сказала в понедельник, – правда. – Он глотнул шампанского и снова наполнил бокал. – Ты так заболела, потому что я сумел пробраться в твое сердце, верно? Так же, как ты сумела пробраться в мое?

Джулия молча кивнула. Она могла только слушать.

– Так или иначе, ты все правильно обо мне сказала. Я никогда особо мыслителем не был, только делал вид, но после того, как встретил тебя, я изменился. Стал думать о чем-то помимо себя самого. Даже стал мечтать. О тебе, Джулия. Ты преследовала меня всю дорогу через Атлантику, не покидала меня с той поры. Я мечтал, чтобы быть с тобой снова, так, как это было в первый раз. Не второй, тогда я все испортил, сбежал. Но впервые в своей жизни я оказался не на привычной глубине. – Он помолчал, уставившись в бокал. – Как я уже говорил, я всегда старался держаться где помельче.

Он подвинулся вперед, пока говорил, забывшись в порыве чувств, и теперь его колени касались ее. Он говорил торопливо, как будто старался побыстрее выговориться, пока хватает смелости.

– Я вернулся спросить, не возьмешь ли ты меня. Ты мне нужна, Джулия, больше, чем ты думаешь. Я не виню тебя за то, что ты мне не доверяешь, но я тебе доверяю. Доверяю свою жизнь. Я тебя использовал, относился как к чему-то само собой разумеющемуся, думал, что ты будешь ждать меня и радостно встречать каждый раз. Ты была честной со мной с самого начала. Теперь моя очередь. Это правда, что ты мне нужна больше, чем кто-либо в жизни. Думать о жизни без тебя для меня все равно что думать о смерти.

– А о моих чувствах ты подумал?

– Понимаешь, ты так хорошо владеешь своими эмоциями, по крайней мере я так думал до понедельника, но тогда ты не была сама собой.

– Нет, – произнесла Джулия твердо. – Именно тогда я и была сама собой, по-настоящему. Не искушенной машиной, какой ты хотел бы меня видеть. Я вовсе не опытная, не светская, не… Голос ее прервался.

– Значит всему этому… – сказал он, имея в виду ее бледность и худобу, – я причиной?

– Да.

– Слава Богу! Нет, я не хочу сказать, что я рад твоей болезни, я рад, что был ее причиной, потому что это значит, что я тебе небезразличен.

– Хоть ты ничего для этого и не сделал.

– Господи, Джулия! Я лежал ночи на этом продавленном диване и ни о чем, кроме тебя, не думал. Я так напугался, когда ты на меня набросилась. Я уже решил, что между нами все кончено, пока я не понял, что ты нездорова. – Он обнял ее с такой осторожностью, как будто боялся, что она сломается. – Такая худенькая и хрупкая, – пробормотал он. – Схвати тебя покрепче, и ты распадешься на куски.

– Не распадусь. Больше не распадусь. Ты как раз то лекарство, что мне необходимо.

– Я просто убить себя готов!

Джулии тоже казалось, что ею выстрелили из пушки и она парит в воздухе, поднимаясь все выше и выше. Она цеплялась за Брэда, надеясь, что он ее удержит. Все происходило так быстро, но впервые в жизни ей было глубоко на это наплевать. Главное – Брэд хотел ее, нуждался в ней.

Она щекой чувствовала, как сильно бьется его сердце, как он дрожит, так же как и она.

– Я – пьяный, – хмыкнул он, – и не только от двух бокалов шампанского.

– У меня самой некоторая легкость в голове.

– Ты сама как пушинка! Ты мне тощая не нравишься, любимая, тебе это не идет. Придется тебя подкормить.

– Зачем? Чтобы потом на убой? – поддразнила его Джулия, но увидела, как потемнело его лицо, – Я просто пошутила, – удивленно пробормотала она.

– Я не шучу, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты стала прежней Джулией, такой, какую я впервые увидел, когда я повезу тебя домой. Ты их тоже сразу покоришь. – Он покрепче прижал ее к себе, как будто пытался слиться с ней воедино. – Я хочу, чтобы отныне у нас все было иначе. Я устал жить так, как жил. – Он прервался, чтобы поцеловать ее. – Все будет иначе, вот увидишь, – яростно поклялся он.

Выражение его лица было решительным. Потом он принялся целовать ее с отчаянной страстью.

– Господи, как я по тебе скучал. С тобой все было не так, как обычно.

Тут она почувствовала, что он пытается «нажать на тормоза». Он стал неохотно отодвигаться от нее, но она его не пустила.

– Ты вовсе не должен обращаться со мной так, будто я фарфоровая, милый. Я не сломаюсь. Я все та же женщина, знаешь ли, только меня немного меньше. И я тоже мечтала снова оказаться с тобой.

– Но ты такая хрупкая… все равно что воспользоваться беспомощностью ребенка…

– Никакой я не ребенок. – В качестве доказательства Джулия поцеловала его.

– Ты уверена?

– Вполне. Я хочу, чтобы ты меня любил. Мне это нужно, прямо сейчас. Пожалуйста, люби меня, Брэд. Люби меня так, как только ты один можешь.

Он помог ей подняться на ноги, подхватил на руки и энергично двинулся к лестнице. Но он все время продолжал вслух горевать по поводу ее худобы и выпирающих костей там, где, как он хорошо помнил, была мягкая плоть с бархатистой кожей. Он положил ее на кровать и, поспешно сбросив одежду, лег рядом с ней под одеяло.

– Вот это действительно наше начало, – сказал он, а руки и губы готовили ее, возбуждали дрожь в теле, уже готовом для него.

Как много одиноких ночей она провела, вспоминая его прикосновения, его губы, его тело. Ее пальцы еще помнили ощущение его крепко сбитого тела, широких плеч, округлость и эротичность ягодиц, шелковистость и пульсацию пениса глубоко внутри нее, плоть внутри плоти. Она обвила его ногами, что заставило его совсем обезуметь, воскликнуть: «Джулия! Джулия!» – и потерять всякий контроль над собой, потому что он чувствовал ее всю, судорожное сжатие мышц внутри нее, передающееся ему. Впервые она ощутила, что ему трудно удержаться и не кончить, и она сжала его, чтобы он понял, что в этом нет необходимости. Но он мужественно держался, пока она не почувствовала, что его ягодицы напряглись, что больше он уже не может сдерживаться, маленький кустик волос у него на копчике встал дыбом, и он заполнил ее всю, испытывая продолжительный и сильный оргазм, сопровождаемый стонами. Наконец он упал на нее в полном изнеможении, и она почувствовала, что кожа у него влажная и липкая.

– Господи… – выдохнул он, – вот это и есть самое главное, для тебя и для меня, только на этот раз больше для меня, чем для тебя, любимая. Дай мне время, и я обещаю, я все тебе возмещу.

– В этом нет никакой необходимости, – благодарно ответила ему Джулия.

Впервые она чувствовала, что он принадлежит ей, хотя она сама, как ни странно, не кончила. Такого никогда не случалось раньше, но это не имело значения. Имел значение его оргазм – исключительный по силе. Это удовлетворило ее эмоционально куда больше, чем обычное физическое удовольствие, каким-то непонятным образом это принесло ей большую радость.

– У нас теперь времени хоть отбавляй, – заметила она спокойно.

Дыхание его успокаивалось, но голос все еще дрожал, когда он шепнул:

– И мы проведем это время вместе.

Он пристроил подбородок в углубление у ее ключицы, такая уж была у него привычка, прижавшись к ней теплым телом так, что она ощущала всю огромность его любви.

– А теперь я могу поспать, – сказал он и заснул.

8

Они поженились без лишнего шума в десять часов утра в американском посольстве на Гросвенор-сквер. Свидетелями были Крис и работник посольства, друг Брэда по колледжу. На Джулии было платье кремового цвета от Джин Муир и шелковый жакет, а также шляпа с широкими полями из шелковой соломки с массой маленьких розочек наверху, розовых с алым оттенком, точно таких же, как и ее букет. Брэд в новом сером костюме выглядел потрясающе. После бракосочетания все четверо отправились в ресторан на свадебный завтрак, хотя Джулия не смогла проглотить ни кусочка. Оттуда они поехали прямиком в аэропорт и улетели в Бостон.

Когда объявили их рейс, Крис крепко обняла Джулию.

– До свидания, миссис Брэдфорд, и не волнуйся насчет Уиллума. И удачи тебе, особенно с дражайшей свекровью. Что он тебе вообще по этому поводу рассказал, кстати?

– Не очень много, но каждое слово с золотым ободком. Она определенно нечто особенное, к тому же единственный сын и все такое.

– Именно поэтому ему все может сойти с рук, – нахмурилась Крис. – Почему у меня такое чувство, что, когда дело касается кого-то другого, она с легкостью выносит смертный приговор?

– Только не Брэду, – быстро сказала Джулия. – Для него она – идеал матери.

– Я всегда говорила, что Богородица – тот пример, с которым мы, смертные, никогда не сможем сравняться. – Но она упрямо продолжала: – И все же где-то какая-то гайка разболталась. Закрути ее, Джулия. Вот тебе мой совет. – Она помолчала. – Он так и не знает об аборте?

– Нет.

– И почему же, позвольте спросить?

– Это все в прошлом. Сейчас главное – будущее. Я ту страницу сожгла.

– Вместе с кораблями?

– Я делаю то, что мне хочется, – заявила Джулия. – Тут одна только альтернатива – Брэд или без Брэда.

– А ты изменилась, – удивилась Крис. – Знакомого от тебя осталось только личико!

Она повернулась к Брэду, который обнял ее и поцеловал.

– Позаботься о ней, – шутливо заметила она, – а то придется вам снова бегать по Бостону с криками «Англичане пришли!».

Брэд рассмеялся.

– Как будто я посмею ослушаться.

Он нетерпеливо взглянул на часы. В этот момент его отозвал работник аэропорта, дав Крис возможность прошептать:

– Тут тебе удалось ухватить тигра за хвост, детка. Так держать! А что касается остального, помнишь, я советовала тебе подыскать себе другие колени? Ты попала прямо на колени к Господу Богу. – Она похлопала ресницами в сторону работника аэропорта. – Но в данный момент меня интересуют совсем другие колени.

Джулия смеясь поднялась на борт самолета.

В салоне первого класса они были одни. Джулия подозревала, что Брэд скупил все остальные места. Ее догадку подтвердил стюард, немедленно принесший шампанское и пробормотавший:

– Примите поздравления.

Все было совершенно не похоже на ее первый брак. В первый раз было все: белое платье, церковь, подружки невесты, потому что мать Дерека стенала при мысли, что ее сын может жениться «жалким образом», так она говорила, то есть зарегистрироваться в мэрии, как предлагала практичная тетка Джулии.

– Абсолютно пустая трата денег, – утверждала она с отвращением. – Я тебя совсем не так воспитывала, Джулия. Такие огромные и пустые траты за одно воскресное утро!

Они потом поехали на две недели в Марабеллу. На этот раз Джулия и представления не имела, куда Брэд повезет ее и повезет ли вообще. У него на коленях лежала груда телеграмм, которые он нахмурясь просматривал, время от времени делая пометки золотой ручкой.

Джулия принялась рассматривать свои новые кольца: простое золотое обручальное кольцо и другое, с огромным топазом в обрамлении бриллиантов, которое Брэд неожиданно подарил ей.

– В тон твоих волос, – сказал он ей. Улыбаясь про себя, она подняла глаза и увидела, что он смотрит на нее. – Что случилось? – спросил он.

– На мгновение подумала, что мне все снится.

– Что именно?

– То, что случилось: что я здесь, миссис Уинтроп Брэдфорд, лечу в Бостон, штат Массачусетс. Все произошло так быстро.

– Так оно лучше, – коротко заметил Брэд. – Все портится, если слишком долго тянуть.

– А тебя нисколько не удивляет, что все вот так сложилось?

– Нет, важно, что все сложилось.

– Но для тебя все это привычно. – Она рукой показала на пустой салон, шампанское, их багаж, включая ее новый чемодан из крокодиловой кожи, один из его подарков на свадьбу. – Все внове, я нервничаю, но вместе с тем ужасно увлекательно.

– Нервничаешь! Ты!

Джулия открыла было рот, чтобы сказать «Но это не настоящая я», но передумала. Ей придется ему все показывать на деле.

– Уж не сожалеешь ли ты? – спросил он, сложив губы в недовольную гримасу.

– Не глупи. Просто у меня все время сейчас уходит на привыкание ко всему, что со мной случилось впервые. Я же новобрачная, дорогой, будь ко мне снисходителен.

– Но ты ведь через все это уже раз прошла.

Она отодвинулась от него.

– Тогда все было не так.

Он улыбнулся, показав ей, что смягчился.

– Прекрасно. Я и хочу, чтобы для тебя все было впервые.

– Какой он, Бостон? – спросила она через мгновение.

– Особенный, как ни один другой город. Сама увидишь.

Но когда они добрались до Бикон-Хиллз, Джулия решила, что здесь все точно как в Англии, только далеко. И в аэропорту, и во время поездки по городу у нее не создалось впечатления, что она находится заграницей. Наверное, подумала она, все дело в языке. И, кроме того, она часто видела такие улицы по телевизору, а именно огромные американские машины, магазины, куда можно въехать на автомобиле, и палатки, где продавали хот доги. Бикон-Хиллз был не похож на остальной город, там все тихо и степенно. Почему-то она вспомнила о Кенсингтоне, а когда они свернули на Маунт Вернон-стрит с ее булыжной мостовой, газовыми фонарями и железными приспособлениями для снятия грязи с ботинок, она решила, что вполне могла увидеть такое и в Лондоне, хотя это определенно было перенесено сюда очень давно.

Дом Брэдфордов оказался огромным, с двумя фронтонами, матовым стеклом во входной двери и ставнями, выкрашенными в ярко-зеленый цвет. На бронзовой табличке значилось Брэдфорд медными буквами, а дверной молоток имел форму львиной головы. Джулия приподняла его, пока Брэд приносил из машины чемоданы. Дверь открыл дворецкий. Его спокойное лицо озарила улыбка, когда он увидел поднимающегося по ступеням Брэда.

– Мистер Брэд, сэр! Мы вас не ждали, но зато какой приятный сюрприз. Рады снова видеть вас дома, сэр.

– Как поживаешь, Томас?

– Очень хорошо, сэр. Надеюсь, поездка была приятной.

– Не жалуюсь.

Дворецкий отступил, пропуская Джулию в высокий, красивый холл с полом, напоминающим шахматную доску, и чудесной старой лестницей сбоку. Пахло полиролью и массой белых цветов в бронзовых вазах, которые, как потом узнала Джулия, были типично английскими. Нигде ни пылинки, все сверкает и так и отдает традицией, солидным возрастом и упорядоченной жизнью. Чувствовалось, что в этом доме все организовано идеально, что здесь никто не посмеет повысить голос.

– Кто-нибудь дома? – спросил Брэд.

– Миссис Эмори и миссис Адамс в задней гостиной, сэр, ждут приезда вашей матушки. К сожалению, ее самолет запоздал из-за поломки двигателя. Она должна быть где-то около шести часов.

– В этом случае ты узнаешь первым, – произнес Брэд и повернулся к Джулии. – Это Томас, который работает у нас всю мою жизнь. Это миссис Брэдфорд, Томас. Мы сегодня утром поженились в Лондоне.

На бесстрастном лице Томаса не отразилось ничего, кроме приветливости.

– Добрый день, мадам.

Как раз в этот момент дверь в глубине холла открылась и появилась худая стройная женщина, воскликнувшая:

– Брэд! Мы только что о тебе говорили. Думали, где ты и как, или, вернее сказать, с кем ты сейчас! – Она заскользила через холл, раскинув руки с преувеличенной приветливостью.

– Битси! – воскликнул Брэд.

«Вторая сестра», – подумала Джулия, натянуто улыбаясь. Она смотрела, как обнимаются брат и сестра, и поймала удивленный взгляд Битси – те же брэдфордовские глаза цвета морской волны, что и у брата. Она улыбнулась, но ответной улыбки не дождалась, только жесткая оценка, сменившаяся изумлением, когда Брэд их представил.

– Поженились! – как эхо повторила она.

– Сегодня утром, в Лондоне.

– Поверить не могу! Ты же обручен с Кэролайн Нортон! Сегодня приглашения из типографии получили!

– Уже нет. Теперь я женат, Битси. Джулия – моя жена.

В голосе Брэда прозвучала стальная нотка, и глаза Битси сузились в щелки, потом снова широко раскрылись, и в них засветилось злорадное торжество:

– А мама? Кто скажет маме?

Джулия взглянула на мужа. Он крепко сжал челюсти, а на лице появилось странное выражение.

– Ты подумал, что может случиться? – ехидно спросила Битси. – Ты представляешь себе, как она прореагирует? – Битси упивалась ситуацией. – У нее будет приступ!

– И это, сестра моя, еще очень мягко сказано, – раздался звучный голос. Джулия и Брэд повернулись к крупной женщине, плывущей через холл подобно боевому эсминцу.

– Эбби! – На этот раз в его голосе прозвучала искренняя радость.

– Что ж, дорогой братец, ты все же это сделал, – сказала она, но в голосе ее чувствовалась любовь, и улыбка, которой она одарила Джулию, была теплой, хотя и с примесью любопытства.

– Добро пожаловать в Бостон, Джулия. Я – старшая сестра Брэда. Та, что с отвисшей челюстью, – Битси. Еще раз, добро пожаловать.

– Спасибо.

Джулия почувствовала, что ей начинает нравиться эта женщина, тогда как Битси не вызывала у нее симпатии. Неудивительно, что Брэд больше любил Эбби. Битси, вне всякого сомнения, была порядочной стервой. Брэд как-то будто невзначай проговорился, что Битси его ревнует. И это тоже мягко сказано, подумала Джулия. Она ненавидит брата всей душой. Она перевела взгляд на мужа, разговаривающего с Эбби, которая, нахмурясь, слушала. Вне сомнения, пытается заручиться ее поддержкой. Битси тем временем имела такой вид, будто уже решила проголосовать за другую кандидатуру.

Она подтвердила это предположение, когда заявила:

– Мы вас меньше всего ждали. Когда Брэд улетал в Европу, он был обручен с другой женщиной.

– Я знаю. – Джулия старалась сохранять спокойствие.

– Hо вам это безразлично? – Теперь в голосе звучало презрение и злость.

Битси явно не нравились такие сюрпризы со стороны брата. Она не успела подготовиться к схватке.

Джулия тоже внутренне собралась.

– Брэд сказал мне, что на этой помолвке настаивала его мать.

Битси сделала обиженную мину. Потом рассмеялась.

– Скажите-ка ей это сами, – поощрила она. – Ей это будет крайне любопытно.

И Джулия поняла, что заработала себе в ее лице врага. «Очень мило, – подумала она. – И пяти минут в доме не пробыла, и уже ссора». Она отвернулась от Битси и подошла к Эбби и Брэду, тихо разговаривающим между собой.

– …постараюсь, но это как раз тот случаи, когда я не могу… не буду гарантировать успех, – говорила Эбби. – Ты всё-таки это сделал. – Она замолчала, затем заметила с излишней сердечностью: – Что ж, Джулия. Я уверена, что вы с удовольствием выпьете чашечку чая. – Она взяла Джулию под руку. – В доме сейчас только мы с Битси. Мама еще где-то над Атлантикой, прилетит только к шести, так что у нас есть время познакомиться.

Брэд улыбнулся жене, но Джулия видела, что мысли его далеко. Та морщинка между бровей, выражающая, как она уже знала, неудовольствие, появилась снова. Улыбка была слегка искусственной; он видел Джулию, но это не могло нарушить ход его мыслей.

Эбби провела ее в заднюю гостиную, которая сразу возбудила в Джулии интерес специалиста. Портреты давно умерших Брэдфордов, кисти Копли и Джилберта Стюарта, висели на терракотового цвета стенах. Ковер в тон, с медальонами шоколадного и более резкого лимонного цвета. Четыре высоких окна с одной стороны, занавески из хлопчатобумажного атласа густо-шоколадного цвета с терракотовой каймой. Камин белого мрамора, на нем те же белые цветы, на которые она обратила внимание в холле, в медных и хрустальных вазах; свечи в старинных подсвечниках; высокое зеркало в позолоченной раме над массивным резным и позолоченным столом, на котором стояли прекрасные настольные часы под стеклянным колпаком. Напротив горка с великолепным английским фарфором. Июльское солнце заставляло комнату сверкать.

Эбби подвела Джулию к дивану, обитому узорчатым дамастом золотистого цвета. Несмотря на объемы и соответственно несколько подавляющее впечатление, которое производила Эбби, Джулия почувствовала, что встретила в этой приветливой и открытой женщине родственную душу. Ее поразило, насколько все трое были похожи друг на друга.

– Ну, давайте, – начала подгонять их Битси, усаживаясь на такой же диван, – рассказывайте же…

– Нечего рассказывать, – пожал плечами Брэд, но сел рядом и взял Джулию за руку.

«Меня успокоить или себя? – подумала Джулия. – Мы встретились, полюбили друг друга и решили, что должны быть вместе. Поэтому мы поженились и надеемся, что будем счастливы…

– И как же теперь Кэролайн? – резко спросила Битси.

– Когда вы поженились? – спросила Эбби, не слышавшая начала разговора в холле.

– Сегодня утром в Лондоне. В десять утра, лондонское время.

– Господи! Так у вас медовый месяц!

– После того, как со всем разберемся.

Смех Битси прозвучал так, как будто кто-то провел ножом по стеклу.

– Мне это представляется треугольником.

Выразительный взгляд Эбби заставил ее умолкнуть.

– Можно подавать чай, Томас, – обратилась она к вошедшему дворецкому.

Чай был подан на тяжелом подносе. Из серебра Поля Ревере, так ответила Эбби на вопрос Джулии. Серебряный заварочный чайник, серебряный чайник для воды, молочник и сахарница были типично английскими. Она наблюдала, как типично по-английски Эбби сначала согрела чайник, а потом насыпала в него заварку из серебряной коробки – «Эрл грей», так ей показалось по аромату.

– Да ладно вам, – хмыкнула Эбби, наблюдая за ней. – Вы ведь ожидали чай в пакетиках и печенье, признавайтесь?

Джулия смутилась.

– Брэд говорил мне, что его мама англичанка, – сказала она.

– Сорок пять лет в этих Соединенных Штатах даже не поцарапали поверхность, – хихикнув, согласилась Эбби. – Мать была и всегда будет экс-репатрианткой.

Для вящей убедительности подали английские пшеничные лепешки со смородиной, легчайшие пирожные и petit fours, которые, как догадалась Джулия, были от Фортнумеа. Она с удовольствием выпила две чашки чая, хватаясь за это напоминание о доме как за соломинку, отвечала на благожелательные вопросы Эбби и старалась не обращать внимания на постоянные выпады Битси.

Наконец, чувствуя растущее беспокойство Брэда, она поставила чашку на блюдце и благодарно произнесла:

– Замечательное начало жизни в Бостоне. Спасибо вам, но мне бы хотелось подняться наверх, разобрать вещи, принять холодный душ и переодеться.

– Дивно! – с излишним энтузиазмом согласился Брэд. – Ты иди наверх и не спеши. А мы с Эбби поедем встречать маму.

Джулия быстро взглянула на него. Он постарался не встречаться с ней взглядом, обнял ее за плечи и вывел из комнаты.

– Боюсь, что нам придется пока устроиться в моей комнате. Понимаешь, ничего не готово. Ты не возражаешь, я надеюсь?

Итак, он до сих пор ничего не сказал матери и берет с собой Эбби в качестве телохранителя при разговоре. Сердце у Джулии сжалось и тихонько опустилось в пятки.

– Как скажешь, – ответила она, проглотив комок в горле.

По чудесной старой лестнице и дальше по коридору он привел ее к двери, за которой оказалась большая гостиная и такая же большая спальня. За спальней находилась ванная комната. Красивая американская мебель, особенно хороша кровать, а покрывало – просто произведение искусства.

– Сделала одна из женщин Брэдфордов, Бог знает сколько лет назад, – небрежно объяснил Брэд. В его распоряжении находилась также и гардеробная, уставленная шкафами и полками из сандалового дерева.

– Здесь полно места, – объяснил он, открывая и закрывая дверцы и передвигая плечики для одежды. – Чемоданы здесь, но я пришлю кого-нибудь, чтобы их распаковали.

– Ты надолго? – спросила Джулия, не желая отвлекаться от главной темы.

Стоя спиной к ней, Брэд неловко пожал плечами.

– Трудно сказать, могут быть пробки на дорогах в это время суток. Я постараюсь побыстрее. Просто мама любит, чтобы ее встречали, – сама понимаешь, семейные обычаи и все такое.

Он повернулся к ней, стараясь не выдать своей озабоченности. Но Джулия уже хорошо его знала. Он готовился к Армагеддону. Ей казалось, что она задыхается! Господи всемилостивейший! Что это за мать у него такая? Они все ее до смерти боятся. Ничего не видя перед собой, она направилась к чемоданам, но в этот момент в дверь постучали.

– Привет, Роуз, – услышала она голос Брэда, – пришла помочь?

– Мисс Эбби сказала, что миссис Брэдфорд может понадобиться помощь.

– Роуз присматривает за мамой, – сказал Брэд. Джулия посмотрела на пожилую, тонколицую горничную, необыкновенно опрятную, в шелковом платье монашеского серого цвета, белоснежном фартуке и наколке. – Сколько лет уже прошло, Роуз?

– Этим летом будет тридцать два года, мистер Брэд.

Ее улыбка и южнолондонский акцент сразу расположили к ней Джулию.

– Роуз за тобой присмотрит, – благодушно сказал Брэд. – Как всегда присматривала за мной, так?

– Леди Эстер любит, чтобы все было без сучка без задоринки, – сдержанно ответила Роуз, но в блекло-голубых глазах ее появились смешинки.

– Ты можешь кое о чем моей жене намекнуть, – заметил Брэд с усмешкой. – Этот дом живет по расписанию, – объяснил он Джулии, – Мама любит, чтобы все было смазано и не скрипело.

– Я всегда рада что-то узнать, – улыбнулась Джулия Роуз.

И готова угождать. Не будь обстоятельства ее замужества такими необычными, плевать бы она на все хотела. Но Брэд бросил невесту, чтобы жениться на ней, и ей хотелось с самого начала развеять их подозрения, что она погналась за его состоянием. Вот с Роуз она и начнет.

Прямая линия к матери Брэда.

– Вернусь попозже, – сказал Брэд, мысли которого витали где-то в другом месте. Что ж, он сам все затеял. Пусть сам и расхлебывает. Она начинала злиться.

– Здесь ужасно жарко, верно? – Джулия чувствовала, что лоб покрывается бусинками пота.

– Я включу кондиционер. Мистер Брэд летом без него не обходится, но в основных комнатах в доме кондиционеров нет из-за астмы леди Эстер. Ей от них труднее дышать.

Астма! Брэд даже не упомянул об этом.

– Вы скоро к жаре привыкнете, – доброжелательно произнесла Роуз. – И к зиме тоже. В Америке даже погода доходит до крайностей.

– Вы часто приезжаете в Англию? – спросила Джулия.

– Каждый год, мадам. Каждое лето, леди Эстер проводит там месяц.

– Вы ведь тоже из Лондона, верно?

– Я родилась в Клэпхэме, но была эвакуирована на одну из ферм в Эруне во время войны. Когда мне исполнилось четырнадцать, я поступила работать горничной, помогала мисс Джелкс, в те дни она была горничной леди Эстер. Когда она ушла на пенсию, я ее заменила.

Роуз распаковывала чемоданы Джулии со сноровкой, приобретаемой долгим опытом, вешала новые платья и костюмы с еще не оторванными этикетками, которые, как считала Джулия, должны здесь подойти, – Рив Гуше, Элле, Джина Фратини, Бельвиль-Сассун.

– Не желаете, чтобы я приготовила вам прохладную ванну, мадам? Леди Эстер считает их очень приятными летом.

– Это было бы чудесно.

Раздеваясь, Джулия спросила как бы между прочим:

– Леди Эстер ведь не инвалид?

– Помилуй Бог, нет! – Роуз, казалось, позабавил этот вопрос. – В прошлом году она сломала бедро, когда ее сбросила лошадь, но и это ее не остановило, как, впрочем, и все остальное. – Роуз попробовала воду рукой. – Ну вот, думаю, вам удастся освежиться.

Так и вышло. Вода оказалась идеальной, достаточно прохладной и ароматной, подкрашенной каким-то чудесным зеленоватым составом, который смягчал ее. Джулия легла в ванну и разрешила телу расслабиться, хотя ее мозг и продолжал бешено работать.

Значит, припадок будет вызван яростью. Битси, да и по-своему Брэд с Эбби дали это ясно понять. Леди Эстер будет определенно недовольна, даже разозлится на своего драгоценного сына. А уж что касается невестки… Что ж, Брэд ясно дал ей понять, что все будет зависеть от нее. Со всеми неурядицами ей придется справляться самой. Ей самой надо будет доказать, что она стоит того, чтобы радоваться ее появлению, а не отвергать ее. И еще в этот поучительный день она уяснила следующее правило в этой семье: все дороги ведут в Мекку, а именно к леди Эстер Брэдфорд. И если она понимает, что хорошо, а что плохо, она совершит паломничество.

Джулия долго лежала в воде и все думала и думала. Наконец, услышав с удивлением, что часы пробили шесть, она выбралась из ванны. Если самолет леди Эстер не опаздывает, он как раз сейчас совершает посадку.

Эбби наложила вето на идею встретить мать в зале для особо важных пассажиров.

– Мы должны лишить ее оружия. Ты ведь знаешь, какая она. Какие бы сцены она ни устраивала за закрытыми дверями, на людях она всегда только идеальная мамаша. Воспользуйся этим, скажи ей новость там, где будет еще пара сотен человек. Она испепелит тебя взглядом, но сделать, ничего не сможет. – Эбби покачала головой, глядя на его напряженное лицо. – О чем ты думаешь?

– О свободе, – ответил он. – Ты чертовски хорошо знаешь, что, спроси я ее заранее, она бы сделала все, чтобы мне помешать. Кэролайн была ее идеей, не моей. Мне на нее наплевать. И, кстати сказать, не думаю, чтобы и ее интересовало что-то, кроме моего имени. Джулия ничего о Брэдфордах не знает, знает только меня – Брэда Брэдфорда, и именно меня она любит. Она не такая, как все, Эбби. Она другая. И когда я с ней, я тоже другой. Понимаешь, я ее люблю. И это главное.

Эбби увидела на его лице выражение упрямства, которое всегда появлялось, когда он был в чем-то не согласен с матерью и собирался с ней спорить. «Наконец-то, – подумала она, – слава тебе, Господи. Хотя если судить по предыдущей реакции матери на его бунты…»

Когда самолёт леди Эстер приземлился, они стояли впереди всех встречающих. Как всегда, ее сопровождал работник аэропорта с похоронным выражением лица. Леди Эстер считала необходимым летать на рейсовых самолетах, – разумеется, первым классом. Считала, что это полезно для имиджа и рекламы. Аристократка, не боящаяся общаться с Простым Народом. Увидев, что ее встречают не только сын, но и старшая дочь, она тепло поздоровалась с ними, подставив Эбби щеку, но поцеловав сына в губы, как любовника.

– Мой дорогой мальчик! И Эбби! За что такой необычный почет? И ты вроде раньше времени вернулся, сын?

– У меня была для этого важная причина.

Она шла, взяв его под руку, почти такая же высокая, но куда более величественная. Люди расступались, чтобы дать ей дорогу.

– Надеюсь, никаких проблем? – нахмурилась леди Эстер, обеспокоенная его тоном.

– Думаю, что нет. Надеюсь, и ты так будешь считать.

Она посмотрела на него слегка недовольно, затем улыбнулась и потрепала его по щеке.

– Разве мой сын когда-нибудь доставляет мне неприятности? – спросила она.

– Все когда-то случается впервые, – пробормотала Эбби.

– Абигейл, не разговаривай так, будто ты не хочешь, чтобы тебя слышали, – приказала ей мать. – А теперь скажи мне, почему ты так рано вернулся? – спросила она сына.

Брэд набрал в легкие воздуха.

– Я женился, – выпалил он.

Леди Эстер остановилась как вкопанная и медленно повернулась к сыну.

– Я женился, – повторил Брэд, но уже не так уверенно.

Прошло несколько секунд. Лицо леди Эстер затвердело как мрамор.

– Женился?

– В Лондоне.

– В Лондоне!

– Сегодня.

– Сегодня.

Леди Эстер повторяла каждое произносимое им слово медленно и бесчувственно. Внезапно она с трудом рассмеялась.

– Как любят говорить в этой стране, ты меня разыгрываешь.

– Нет, мама, – сказал Брэд. – Я женился. Этим утром. Все по закону.

– Я отказываюсь верить, что Кэролайн уговорила тебя на такое. Приглашения на свадьбу должны быть разосланы на этой неделе, я потратила много времени и усилий на подготовку…

– Я не на Кэролайн женился, – перебил Брэд.

На лице леди Эстер появилось такое выражение, что Эбби предусмотрительно отступила на шаг назад. Брэда мать держала под руку, так что он не мог последовать ее примеру.

– Ты… женился… не на Кэролайн? – медленно повторила леди Эстер.

– Нет. Я женился на другой женщине. Англичанке. Ее зовут Джулия Кэрри. – И прежде чем смелость оставила его, добавил: – Она в доме на Маунт Вернон-стрит, ждет, чтобы с тобой познакомиться.

Прошло секунд двадцать. На высоких скулах леди Эстер появились два красных пятна, а ее аккуратно накрашенные губы сжались в тонкую линию. Она крепко стиснула руку сына. Какое-то время она не могла прийти в себя от шока, затем глубоко вздохнула, изо всех сил борясь с желанием откинуть назад голову и взвыть. Необыкновенно спокойным голосом, она сказала:

– Дорогой мальчик, ты выбрал очень странное место, чтобы сообщить мне самые важные в твоей жизни новости.

Она с трудом повернула голову, как будто шея у нее заржавела, в сторону старшей дочери. И я знаю, кто его надоумил, говорил ее ненавидящий взгляд. Эбби постаралась не опустить глаза. И когда мать просто сказала: «Пойдемте в машину» – она послушно поплелась сзади.

Багаж был погружен, Эймс уселся за руль, а Эбби на откидное сиденье напротив брата и матери. Только тогда леди Эстер заговорила снова.

– А теперь расскажи мне все.

Пока Брэд рассказывал, она старалась держать себя в руках, хотя на самом деле ей хотелось взять свою сумку из крокодиловой кожи и ударить его ею по голове. Ей хотелось рвать и метать, кричать и плакать. Хотелось бить их, дать волю своему гневу. Дурак! – молча кричала она своему сыну. Безмозглый, бездарный дурак, помешанный на сексе! Однако какая-то часть ее спокойно слушала то, что он ей рассказывал, охотно и с гордостью, о какой-то женщине, которая, если верить ему, была комбинацией Елены Троянской, Элеонор Рузвельт и мадам Помпадур. Последнее сообщение ее особенно насторожило.

Когда Брэд закончил и сидел, глядя на нее и задрав подбородок с таким видом, будто ему удалось тайком стащить вкусный кусок со стола, она подобрала подходящую улыбку, в которой удивление смешивалось с покорностью, и вздохнула:

– Я вижу, ей удалось тебя достать, дорогой, но… не кажется ли тебе, что ты поступил несколько опрометчиво? Ты знаешь, я о себе не беспокоюсь, хотя, должна признаться, меня обидело, что ты со мной не поделился. Но ты подумал о чувствах Кэролайн? Все так некрасиво, мой дорогой. Бросить женщину – и как! – в таком дурном вкусе. Так джентльмены себя не ведут. Ко всему прочему, это говорит о твоих плохих манерах, чего я от тебя никогда не ожидала. Не думала, что ты можешь быть таким эгоистом.

Эбби, молча сидящая на откидном сиденье, бросила взгляд на брата. Его лицо было напряженным, бледным и потерянным, а мать упорно и настойчиво лишала его уверенности в себе, самоуважения. Как обычно, леди Эстер удалось превратить что-то, чем он гордился и по поводу чего был счастлив, в дешевку, которую лучше спрятать с глаз долой. «Господи, ну и силища!» – подумала Эбби. Она ощущала властность, исходящую от стройной фигуры матери, сейчас слишком высокой для ее маленького веса. Она не поцеловала его и не сказала: «Если тебе этого хочется, мой милый, я счастлива за тебя. «Ax ты стерва, – подумала Эбби, чувствуя, как падает настроение брата и растет его ощущение неловкости.

– Ради Бога, Брэд! Не надо молиться на нее, как на икону! Пошли ее к черту. Выбор жены – твое личное дело, тебе тридцать, и ты же не хочешь жениться на своей матери?»

Эта неожиданно пришедшая мысль потрясла Эбби настолько, что она издала какой-то звук, и мать повернулась, чтобы посмотреть на нее. Женщины уставились друг на друга, и настолько велика была проницательность леди Эстер, что она, казалось, прочла ужасные, мысли Эбби. В глазах вспыхнуло предупреждение. «Молчи, – говорили они дочери. – С тобой я разберусь позже».

– Все произошло так поспешно, – печально говорила тем временем мать, снова повернувшись к сыну. Ее передернуло от неудовольствия. – Тайком, как будто тебе есть чего стыдиться…

«Нет, – подумала Эбби. – Но найдется к тому времени, как ты закончишь с ним свой разговор».

– Я надеюсь, что не было никакой… особой причины для такой неприличной спешки?

– Не было.

Леди Эстер, обеспокоенная тоном сына, тут же сменила тактику.

– Прости меня, мой дорогой мальчик, но ты же понимаешь, как все это выглядит? Что люди подумают?

– Положил я на то, что они подумают! – сказал Брэд сдавленным голосом. То, что он употребил непристойное слово, показывало, как он старается устоять перед натиском противника, который до того руководил каждым его шагом.

«Хуже, чем я предполагала, – подумала леди Эстер, успев понять, что не сына втянули в этот брак, а он сам был его инициатором. – Даже в этом случае так дело не пойдет. Как она посмела? Как она только посмела? Она за это заплатит. Я ее уничтожу, кто бы она ни была. Пусть думает, что ее авантюра удалась, – до поры до времени. Как только я возьмусь за дело…»

Она снова вздохнула, увидела, как помрачнели глаза сына, и еще слегка поднажала.

– Что ж, мой милый мальчик, если ты этого хочешь…

– Больше чем чего-либо в жизни.

Эбби в отчаянии закрыла глаза, услышав, мольбу в его голосе. «Не надо, Брэд, – мысленно приказала она ему. – Ты позволишь ей все испортить. Ты позволишь ей победить, как случалось всегда».

Леди Эстер взяла сына за подбородок, наклонилась и снова жадно поцеловала в губы.

– Я смотрю, ты по уши влюблен, и, если ты ее выбрал, я тоже постараюсь полюбить ее. Но прежде всего я хочу хоть что-то знать о ней. Хочу, чтобы ты рассказал мне все. Начни с самого начала, с того момента, когда ты ее впервые увидел.

9

Джулия стояла около шкафа, отведенного ей Роуз, когда горничная вошла, чтобы помочь ей одеться. Джулия решила играть в открытую.

– Мне нужны ваши помощь и опыт, Роуз, – сказала она честно. – Это очень важный для меня вечер. Какое платье мне надеть? Я должна выглядеть так, как надо. Я уверена, вы меня понимаете.

Роуз не колебалась, ее рука сразу показала на платье, которое считала лучшим.

– Желтое шелковое, мадам. – Такое платье можно носить у себя дома.

Элегантного покроя, простое, с воротником в виде капюшона и длинными рукавами, которые застегивались у запястий на мелкие пуговки и были так широки, что свисали с плеч, подобно крыльям летучей мыши. На талии – тонкий шелковый пояс.

– Сегодня семейный ужин, мадам, и для такого случая я надела бы именно это платье. – Она улыбнулась Джулии тепло и ободряюще. – Кроме того, это ваш цвет, подходит к вашим рыжим волосам.

– Правильно, – благодарно согласилась Джулия. – Значит, желтое платье. – Как бы между прочим она добавила: – А леди Эстер интересуется туалетами?

– Только, в том отношении, мадам, что она никогда не наденет ничего, не сшитого идеально. Она во всем добивается лучшего, в одежде и прочем.

Джулия почувствовала, что к горе, на которую ей предстоит вскарабкаться, добавилась еще тысяча футов.

– Просто будьте сами собой, мадам, – посоветовала Роуз бесстрастным голосом идеальной служанки. – Леди Эстер мгновенно распознает малейший признак искусственности. – Пауза, – И она очень заботится о сыне.

Наблюдая за выражением лица Джулии в зеркале, она добавила:

– Я уверена, вы будете очень мило выглядеть. Желтое платье идеально подходит к случаю, так что вы легко справитесь. – Она нерешительно прибавила: – Если, хотите, я могла бы вас причесать.

Обычно Джулия тратила не больше нескольких минут, чтобы соорудить классический французский пучок на затылке, но сейчас она немедленно согласилась. Роуз ясно давала ей понять, что она на ее стороне и хочет, чтобы Джулия добилась успеха.

У Роуз оказались искусные руки. Скоро на голове Джулии возникла прическа деревенского типа, тяжелые волосы были сколоты шпильками. Она придавала ей элегантный, несколько старомодный вид: чувство собственного достоинства и привлекательная простота.

– Спасибо вам, Роуз, – поблагодарила она.

Роуз улыбнулась. Тут раздался телефонный звонок, и Роуз сняла трубку.

– Я сейчас спущусь, – услышала Джулия ее голос. Затем, положив трубку, она добавила – Леди Эстер приехала, мадам. Мне нужно идти к ней. Если я выберу минутку, приду помочь вам одеться.

Джулия посмотрела на свое отражение в зеркале. «Пора!» – подумала она. Но руки ее не дрожали, когда она накладывала макияж: не слишком много, вся хитрость заключалась в том, чтобы казалось, будто ты вовсе не накрашена. Она использовала тональный крем, румяна – подчеркнуть высокие скулы, тени для век темнее цвета глаз и краску для ресниц, которую аккуратно наложила в три слоя. Никакой пудры. Тогда лицо сохранит блеск юности. Розовая помада прекрасно сочеталась с желтым шелком. «Ну вот, – подумала она, рассматривая себя в зеркале. – Должно сойти».

Брэд вошел, когда она душилась. Один взгляд на его лицо, и сердце ее упало. Он был бледен, губы сжаты, глаза блестят, и создается впечатление, что они ничего не видят. «О Господи!.. – подумала она. – Что такого могла ему сказать мать?» Она встретилась с ним взглядом, прочитала мольбу в глазах и бросилась к нему.

– Ты выглядишь утомленным, дорогой. Движение большое?

– Скверное, – ответил он глухо. – Все скверно, все. – Он обнял ее слишком крепко, и это выдавало его отчаяние. Как и его поцелуй. И она чувствовала, что он страстно ее хотел.

– Я знаю, что тебе нужно. – Выскользнув из его рук, она заперла дверь, потом подошла к кровати и сняла покрывало.

– Ты читаешь мои мысли, – сказал он нетерпеливо.

«Да нет, выражение твоего лица», – подумала Джулия.

Оно подтверждало теорию, которую она уже выработала: секс для ее мужа – способ сбросить напряжение, особенно если оно вызвано его матерью. «Что ж, – трезво подумала она, снимая по очереди все – желтое платье и остальное, – некоторые мужчины пьют, чтобы разрядиться, другие бьют своих жен. Уж лучше так». Но где-то в глубине души она ощущала неприятие того, что ее использовали в таких целях. «Ты замужем, Джулия», – напомнила она себе. А тоненький голосок внутри нее шепнул: и разве тетя Шарлотта не говорила тебе, что брак – это не что иное, как узаконенный секс?

Они молча лежали удовлетворенные, Брэд вполне расслабился, когда раздался стук в дверь.

– Это, наверное, Роуз, – вздохнула Джулия.

Брэд поднял голову и посмотрел на часы, стоящие на прикроватном столике.

– Черт возьми, уже восьмой час! – Он спрыгнул с кровати и кинулся в ванную комнату.

Роуз никак не прореагировала на смятую кровать и испорченную прическу. Она просто дождалась, когда Джулия сядет перед зеркалом, и сделала все снова. Затем она надела на голову Джулии шифоновую косынку, прежде чем помочь ей влезть в платье. Джулия аккуратно подправила свой макияж.

Когда Брэд вышел из ванной комнаты в брюках и рубашке, его глаза засияли.

– Ты выглядишь потрясающе! – удовлетворенно воскликнул он.

– В огромной степени благодаря Роуз.

Брэд сверкнул улыбкой в сторону служанки.

– Спасибо, Роуз.

– Если я вам больше не нужна, я пойду к леди Эстер.

– Застегни мне рукава, пожалуйста, – протянул Брэд к Джулии руки в болтающихся манжетах.

Джулия улыбнулась ему и выполнила его просьбу.

– Все как у женатых людей.

– А мы и женаты! – На лице его снова стало появляться то же выражение, с каким он вошел в комнату полчаса назад.

«Это означает, – подумала Джулия, – что мать не одобрила его поступок».

Брэд подтвердил ее догадку, выразительно проговорив, когда они собрались спуститься вниз:

– Это очень важно, Джулия. Ради меня, постарайся.

«Ради тебя? – подумала Джулия, следуя за ним к двери. – А как насчет меня?»

Брэд привел ее не в гостиную, а в другую очаровательную комнату, всю в розовых и белых тонах», и Джулия со страхом увидела, что, хотя она и не могла разглядеть никого, похожего на ее свекровь, вся остальная семейка уже собралась.

Навстречу им поплыла Эбби, величественная в платье из бархата бутылочного цвета с дыркой у подола. В ушах и на шее сверкали огромные изумруды, весящие наверняка не меньше нескольких фунтов. Джулия не надела никаких драгоценностей, – но не потому, что их у нее было мало: только черная кошечка и нитка жемчуга, один из свадебных подарков Брэда.

Эбби представила Джулию тем членам семьи, с которыми она еще не успела познакомиться. Брэд не протестовал, когда Эбби увела ее, и направился к подносу с напитками.

Эбби подвела Джулию к Битси, которая в платье из бледно-голубого крепа стояла рядом с высоким темноволосым мужчиной со скучающим выражением на лице сатира.

– Джулия, это Дрексель Адамс, муж Битси. Твоя, новая родственница, Дрекс.

Он склонился над рукой Джулии.

– И очень хорошенькая.

– Мистер Адамс, – вежливо обратилась к нему Джулия, вглядывась в нахальные и явно оценивающие глаза.

– Дрекс для друзей и членов семьи, пожалуйста.

Эбби потащила ее дальше.

– А вот моя собственная половина. Сет, поздоровайся с женой Брэда!

Джулии пришлось задрать голову. Худой, и никак не меньше шести с половиной футов ростом. Он сутулился, не иначе как для того, чтобы не ударяться о притолоки, и с той же целью, очевидно, имел на голове массу волос, напоминающих шерсть английской пастушьей собаки. Но лицо, его было добрым и слегка проказливым. Неожиданно красивым густым голосом он процитировал:

– «Когда в шелках моя Джулия идет…» – И, взяв своей большой рукой ее руку, наклонился и поцеловал ее.

– У Сета цитаты на все случаи жизни, – с явной нежностью пояснила Эбби.

– Hac, к сожалению, не предупредили, – сказал Сет, подмигивая Джулии со своей огромной высоты, – что нам придется узреть такое прелестное личико, моя дорогая. – Он поднял бокал с шампанским. – Я пью за вас. Здоровья, благополучия и счастья на долгие годы.

– Спасибо. – Джулия ощутила радость от этого первого ничем не омраченного приветствия.

– Нет, это вам спасибо за то, что осветили нашу жизнь своей красотой.

– Говорила тебе, Брэд умеет выбирать, – басом заметила Эбби.

Джулия повернулась и увидела, что Дрексель Адамс направляется к ней с бокалом шампанского. Его глаза откровенно раздевали ее.

– Ну и как себя чувствует миссис Аполлон Бельведерский? – Под игривым тоном явно чувствовался наждак.

– Откуда мне знать? – парировала Джулия. – Вам надо спросить у нее.

Она увидела, что его темно-синие глаза неожиданно сверкнули, и он разразился одобрительным хохотом. Прежде чем Дрексель успел сказать что-то еще, подошла его жена и по-хозяйски взяла мужа под руку. Глаза ее смотрели на Джулию с явной неприязнью.

– Мы тут говорили о том, где вы собираетесь провести медовый месяц, – протянула она.

– Мы еще не решили, – солгала Джулия, поскольку эта тема даже не поднималась.

Битси опустила ресницы, за чем, Джулия уже знала, обязательно должен последовать выпад.

– Что ж, вы всегда можете воспользоваться теми планами, которые делались для другой.

Услышавшая это Эбби решительно вмешалась.

– Поскольку ты, дорогая сестричка, влезла не в свое дело, сама об этом и думай. – Она увела от нее Джулию.

– «Великий ум знает, какую власть имеет доброта», – заявил Сет, ни и кому конкретно не обращаясь, и Джулия, повернув голову, получила удовольствие, заметив, что Битси покраснела.

– Вы уже, верно, догадались, что, мой муж преподает английскую литературу, – сказала Эбби. – Это он, кстати, цитировал Браунинга. Я тоже все эти цитаты знаю. – Потом добавила, – Не обращайте внимания на Битси. Ее хорошо прозвали, у нее всего понемножку, включая ревность.

«Какая милая женщина, – подумала Джулия. – Неудивительно, что она любимая сестра Брэда». «Гибралтарская скала», так он ее называл. Битси выглядела так, будто защищала каждую пядь своей территории, в то время как весь спокойный вид Эбби показывал, что ее территория неприкосновенна. Что касается мужей, решила Джулия, то Дрексель явный хитрец. Мягко стелет, да жестко спать. Сет Эмори был единственным, кто выглядел так, как, с точки зрения Джулии, должны выглядеть бостонцы. «Но главный вопрос, который их занимает, – подумала она, – это – какая я, и почему Брэд так бесцеремонно бросил ради меня невесту».

Она оглянулась в поисках мужа, и увидела, что он стоит спиной к камину и наблюдает за ней. Его улыбка напоминала хлыст, подстегивающий ее, чтобы она продолжала в том же духе. Потом он жестом велел Томасу налить еще шампанского и повернулся, чтобы взглянуть на часы. Без пяти пять, а Роуз предупредила Джулию, что ужин начинается ровно с первым ударом часов. Неужели ее свекровь появится здесь только для того, чтобы провести их всех в столовую, не успев спросить даже «Как поживаете?». Но Брэд убедительно просил ее постараться завоевать ее симпатию, хотя он и завлек ее на территорию, которая оказалась густо заминированной. Его постоянные взгляды на часы увеличивали ее беспокойство и уверенность в том, что муж до смерти боится своей матери.

И в тот момент, когда прелестные старинные часы ударили в первый раз, двойные двери распахнулись и все повернулись к ним. На мгновение Джулия подумала, что сейчас все дамы сделают реверанс, потому что стоящая в дверях женщина была величественна в полном смысле этого слова. Джулия сразу увидела, от кого Брэд унаследовал свои глаза, рост и элегантность. Его мать была не меньше шести футов ростом, держалась она надменно и просто подавляла своим присутствием. Что вовсе не помешало Дрекселю Адамсу театрально прошептать:

– Бог ты мой! Да она уже в трауре! – Это все прекрасно расслышали.

Черный туалет леди Эстер был потрясающе элегантен: тонкий шелк под прозрачным шифоном, оборки у горла и на рукавах. Ожерелье из пяти ниток жемчуга в виде ошейника на уже стареющей шее, в центре – огромный сапфир в бриллиантовом обрамлении; из-под волос, белых, как только что подсиненные простыни, свисали такие же серьги: Волосы зачесаны назад и коротко подстрижены. В лице проскальзывало что-то орлиное, яркие глаза, кинжальный взгляд. Губы тонкие, но умело подкрашенные, чтобы выглядеть полнее. На удивление, у нее почти не было морщин, и строение лица говорило о необычной былой красоте. Выражение – высокомерное и командирское, как и ее голос, когда она, стукнув тростью с серебряным набалдашником об пол, потребовала:

– Что ж, сын мой. Я жду, когда ты представишь мне свою жену.

Брэд оказался около нее со скоростью, которая принесла бы ему золотую медаль на Олимпийских играх. Мать протянула руку, он ее поцеловал. Затем он поцеловал ее в губы, и, как заметила Джулия, мать придержала его лицо рукой, затягивая поцелуй до такой степени, что лицо у Джулии стало гореть. Когда она его отпустила, он подал ей руку, на которую она оперлась, входя в комнату при общем почтительном молчании. Он подвел ее к большому старинному креслу в григорианском стиле, на него, как заметила Джулия, никто не садился, и подставил ей под ноги скамеечку на гнутых ножках. Она отдала ему трость, и он прислонил ее к креслу. Затем она снова ему улыбнулась так, что Джулия сжала зубы, кивнула и произнесла:

– Теперь можешь представить мне свою жену.

«Да не может такого быть! – подумала Джулия. – Мне что, преклонить колени?» Выражение лица подошедшего к ней мужа говорило, что она должна преклонить все, что угодно. Ухватив ее за локоть, он потащил ее к креслу с такой скоростью, что она зацепила каблуком подол и едва не упала. Она услышала сдавленный смешок Битси, и ей захотелось убить их обеих.

– Это Джулия, мама, – произнес Брэд голосом вышколенного слуги.

Джулия встретилась взглядом с глазами, которые унаследовал Брэд, только куда более проницательными и острыми. Она не опустила взгляда, решив не склоняться перед этой женщиной. Она никогда ни перед кем не склонялась и не собирается это делать сейчас! Она смотрела на нее не мигая.

Тут леди Эстер улыбнулась, и Джулия почувствовала толчок, как будто лопнули связывающие ее путы.

– Иди и поцелуй меня, девочка, – сказала леди Эстер, подставляя щеку. Коснувшись губами сухой щеки, Джулия узнала духи. «Флорис Ред Роуз». Выпрямляясь, она почувствовала, как сильные пальцы ухватили ее за подбородок, а глаза впились в ее лицо с такой силой, что она ощутила беспомощность. Теперь ты знаешь меня, говорили эти глаза, покажи же мне, кто ты…

– Да, ты красива, тут не может быть двух мнений, – провозгласила леди Эстер удовлетворенно. – Мой сын не преувеличивал. Добро пожаловать в Бостон, Джулия. Надеюсь, ты будешь счастлива с нами.

«С нами?» – подумала Джулия.

Леди Эстер одарила ее милостивой улыбкой.

– Брэд, дорогой мой мальчик, подвинь-ка сюда стул, – приказала она, не глядя на него!

– Спасибо, милый, – сказала Джулия, устанавливая свое собственное господство.

Тут леди Эстер протянула руку на манер хирурга, ждущего, что в нее вложат нужный инструмент. В ее случае это оказалась пара очков, которые подала Битси, занявшая позицию позади кресла, эдакая постаревшая фрейлина. «Значит, такова ее роль в этой семье», – подумала Джулия.

Надев очки, леди Эстер заметила с грубой прямотой, которую Джулии приходилось встречать только среди аристократов:

– Я видела волосы именно такого оттенка всего однажды. – Голос тоже был подходящим. Высокий, слышный далеко, из тех, который никогда не понижается, потому что все недостойные и так не в состоянии ничего уразуметь. – Она тоже была нечто особенное.

Джулия вся внутренне кипела. «Почему не исследовать меня на предмет определенного жирового состава и покончить с этим? И Брэд все это допускает! Убить его мало!»

Но леди Эстер следующими словами выпустила из нее весь пар.

– Моя милая, – сказала она с теплотой, – я так счастлива, что мой сын выбрал себе, в жены англичанку. Моя любимая родина там много для меня значит. – Неожиданно в ее глазах появилось множество искорок, целый Млечный Путь. – Теперь я не буду в меньшинстве.

Джулия мигнула под напором обаяния, обрушившегося на нее с предельной точностью, и именно в наиболее чувствительном месте.

– Помню, как я впервые приехала в Америку, – принялась вспоминать леди Эстер. – Мне тогда казалось, что меня взвешивают на весах и все время обнаруживают недовес. Но я понимаю моего сына.

– Вы очень добры, – пробормотала Джулия.

– Я чрезвычайно редко добра, моя милая, но я всегда честна. – Она замолчала, потому что Томас склонился перед ней с единственным стаканом на подносе, в котором находился, по-видимому, тоник. – Нет, не надо, – отмахнулась от него леди Эстер. – Сегодня я буду пить шампанское, как и все.

– Но, мама, доктор Веннер сказал… – начала Битси.

– Я хорошо знаю, что сказал доктор Веннер, точно так же как я знаю, что я буду делать. Шампанского, пожалуйста, Томас.

Повернувшись к Джулии, она произнесла доверительно:

– Все из-за моего злосчастного артрита. Мне запрещен алкоголь. Но не сегодня. Не могу же я поднять тост за моего сына и его молодую жену бокалом минеральной воды?

Томас приблизился с шампанским.

– А, уже лучше. Это Тайттинджер, Томас?

– Разумеется, миледи.

Леди Эстер протянула руку к своей трости и постучала ею по ножке кресла. Хотя нельзя сказать, чтобы кто-то отвлекся. Она подняла бокал. Все последовали ее примеру.

– За моего сына и его жену, – провозгласила она.

Все выпили. Создавалось впечатление, будто объявили амнистию. Все расслабились. Джулия не знала, что и подумать. Леди-дракон неожиданно превратилась в добрую волшебницу, Она почувствовала, что обаяние леди Эстер действует на нее, что она раскрывается, охотно поддерживает разговор, старается угодить свекрови и млеет от ее откровенного одобрения.

– Брэда всегда привлекали красивые женщины, перед ними он никогда не мог устоять, – говорила тем временем леди Эстер с удовлетворением, которое заставило Джулию решить, что она придает большое значение внешности, так же как и испанцы. У них – если ты красив, тебе простится все остальное.

– Я тоже не смогла перед ним устоять, – честно призналась Джулия и получила в награду одобрительную улыбку.

– Хотела бы я посмотреть на женщину, которой бы это удалось. В этом отношении он в точности мой отец. Вон там, над камином, его портрет.

Джулия послушно повернулась к портрету, который заметила и раньше, но не хотела, чтобы кто-то догадался, что он привлек ее внимание. На нем был Брэд, только пятнадцатью годами старше. Чувствовались в изображенном на портрете мужчине властность и зрелость, которыми Брэд пока не мог похвастать. Только улыбка, эта убийственная улыбка покорителя сердец, была той же.

– Я обожала своего отца, – сказала леди таким голосом, будто исповедовалась.

– Брэд удивительно на него похож, – заметила Джулия.

– И именно поэтому я его тоже обожаю.

Взгляды встретились и задержались. Джулия чувствовала, что ей дают указания. Она слегка кивнула и снова получила в награду одобрительную улыбку.

Ужин был великолепным, шампанское лилось рекой, хотя Джулия толком и не понимала, что она ест. Ощущала только, что все прекрасно приготовлено и красиво подано. Разговор был тоже вполне удобоваримым. Время от времени Брэд, сидящий напротив нее, одаривал ее своей неотразимой улыбкой, а в глазах светилась все та же просьба: «Так держать!» С одной стороны, она вроде бы должна быть довольна, но, с другой стороны, ей было обидно, что он придает этому такое жизненно важное значение. Ей невольно представилось, какой была бы его реакция, если бы все прошло не так гладко.

Во время ужина она наблюдала его отношения с матерью, видела, как она постоянно, касается его с гордостью и с видом собственницы. Если она встречалась взглядом с Джулией, ее глаза, казалось, говорили: разве он не прекрасен, мой сын? разве он не достоин того, чтобы мы обе обожали его? «Неудивительно, что он так избалован, – подумала Джулия, и это навело ее на другую мысль. Нигде среди семейных фотографий в гостиной она не заметила фотографии отца Брэда. «Непорочное зачатие?» – кисло подумала Джулия. В семействе Брэдфордов явно царил матриархат, и именно в качестве его главы леди Эстер задавала ей дотошные вопросы по поводу ее происхождения, семьи, воспитания, образования, работы. Она желала знать все до мельчайших подробностей. Джулия чувствовала себя как на допросе по поводу тягчайшего преступления.

Что ж, это вполне естественно, утешала она себя. Если бы твой сын привел в дом совершенно незнакомую женщину и представил ее в качестве своей жены, когда ты считала, что он вполне благополучно помолвлен с другой женщиной, ты бы тоже выказывала подозрение. Кстати, о суженой. Кроме Битси с ее презрительными замечаниями, никто даже не упомянул имени Кэролайн Нортон. Создавалось впечатление, что леди Эстер приказала стереть ее имя из памяти и записать на этом месте имя Джулии. «Да, – подумала Джулия, – здесь никто ничего не делает без ее указаний».

Салли Армбрустёр была права насчет той власти, которой она обладала. Воистину настоящая grande dame. Но с той поры Джулия выяснила, что у Салли, с точки зрения леди Эстер, был один существенный недостаток. Она уже имела мужа.

Изучая свекровь, Джулия могла понять, почему Салли считала ее убийцей. Она убила ее мечты, разве не так? За этим внешним очарованием скрывалась стальная воля. Джулия ни на минуту не сомневалась, что в случае нужды ее свекровь могла быть совершенно беспощадной. Джулии надо быть благодарной за то, что она, пока, во всяком случае, столкнулась только с одобрением.

Оглядываясь вокруг, Джулия решила, что ей пора отложить микроскоп. Все присутствующие порозовели, и не столько от вина, сколько от облегчения. С весьма неуютным чувством она представила, чего же они ожидали, и взглянула на свои желтые туфельки под цвет платья – нет ли на них пятен крови. Когда подняла глаза, то увидела, что Дрексель Адамс смотрит на нее с иронией. Она посмотрела ему прямо в глаза. Он опустил взгляд первым.

«Не беспокойся о том, какое впечатление ты производишь на остальных, – сказала она себе. – В счет идет только леди Эстер. Брэд хочет, чтобы ты была послушной и упала перед ней на колени вместе с остальными».

Как и всему остальному, ужину положила конец леди Эстер.

– Давно пора спать, – возвестила она, потом милостиво добавила, – но по такому случаю…

Было половина двенадцатого. И такой сильной была ее власть, что расставание очень отличалось от встречи. Джулию поцеловали и жены и мужья, причем Эбби прошептала ей на ухо, доставив большое удовольствие:

– Молодец!

Брэд тоже повернулся к ней с улыбкой, обещающей его особую награду.

И тут леди Эстер заявила решительно и бесповоротно:

– Но мне придется на время отнять у вас моего сына. Дела, сами понимаете. – В голосе послышалась издевка. – Мне необходимо знать, все ли он сделал в Англии.

Брэд проводил Джулию до лестницы.

– Я скоро, – пообещал он. – Я постараюсь. Подожди меня.

Джулия поднялась наверх. Там ее ждала Роуз, и Джулии показалось, что в ее улыбке тоже сквозило одобрение. «Что ж, – подумала она, снимая желтое шелковое платье, – разве не правильно считается, что слуги знают все?»

Только сейчас, когда самое высокое препятствие было преодолено, а она все еще сидела в седле, Джулия осознала, как ей хотелось преодолеть его. Неожиданно она почувствовала сильную усталость и упадок сил. Но ее первая ночь в этом доме была беспокойной. Ей все слышались голоса, эхо от которых наполняло ее сон.

«Настоящий дракон… она вам горло перегрызет, потом повесит вниз головой, чтобы кровь стекала по капле… Чем ты занимаешься? Тем, что велит мама… Господи! У мамы будет приступ!.. Ну и как себя чувствует миссис Аполлон Бельведерский?..»

Она проснулась, когда Брэд ложился в постель со словами:

– Эй! Чего ты все вертишься и крутишься? Не может быть, чтобы тебе снились кошмары! – Он притянул ее к себе, теплый и готовый к любви.

– Это из-за разницы во времени, – солгала Джулия, с радостью поворачиваясь к нему.

– Бедная киска. Скоро ты у меня замурлычешь.

Последней мыслью Джулии, прежде чем она потеряла всякий контроль над собой, была та, что, возможно, Брэду полезно отчитываться перед матерью почаще. На следующее утро он разбудил ее поцелуем.

– Вставай, солнце уже светит, а у нас полно дел и ехать пора.

– И куда?

– Не скажу, пока не приедем.

Джулия села на кровати.

– Медовый месяц?

– Ну… он, правда, будет коротким, но я сделаю все, чтобы он был чудесным.

– Насколько коротким?

– Только до вечера понедельника.

Джулия не смогла скрыть разочарования.

– Всего четыре дня?

– Мама договорилась о некоторых вещах, разумеется, ничего не зная про нас. Так что я связан по рукам и ногам. Намечается большая сделка, и у нас есть соперники, совсем неожиданные. Тебе не о чем беспокоиться, но это значит, что мне на время придется тебя оставить.

– Так скоро!

– Ты же будешь не одна, – быстро проговорил Брэд. – У мамы куча планов. И у нас есть эти четыре дня.

Считай, что тебе повезло, говорил его тон. Он соскочил с постели и игриво шлепнул ее по голому заду.

– Вставай-поднимайся! В этом доме завтрак всегда в девять, а пунктуальность один из маминых пунктиков.

Леди Эстер уже сидела за столом в огромных дымчатых очках и просматривала почту. Она сняла очки, когда подняла, голову навстречу сыну, который снова поцеловал ее и снова в губы. Джулии она подставила щеку. В это утро на ней был элегантный костюм в черно-белую клетку – от Шанель, решила Джулия – отороченный тесьмой. К плечу приколота одна красная роза – как сообразила Джулия, товарный знак леди Эстер.

Брэд направился к нескольким серебряным мискам на буфете и положил себе в тарелку омлет, маленькие колбаски, жареный бекон, крошечные грибы и жареные помидоры. Джулия ограничилась одним яйцом, которое взяла из специального сосуда.

– Я надеюсь, вы не на диете? – неодобрительно спросила леди Эстер.

– Нет, просто не голодна.

– Хорошо начинать день с плотного завтрака, – указала ей леди Эстер. Она налила кофе из серебряного кофейника. – Все в порядке – сообщила она Брэду, протягивая ему чашку. Тонкий фарфор с бледным рисунком, близнец сервиза Джулии. – Теперь насчет вторника…

Джулия намазала маслом тост, лениво поковыряла яйцо, которого ей вовсе не хотелось, и прислушалась к разговору матери с сыном. Они говорили о совершенно неизвестных ей вещах, и она почувствовала себя посторонней.

– Если надо, поедешь туда, куда поедет он, – услышала она слова леди Эстер. – Если Мак-Каули от нас ускользнет, эти ребята Данхэмы до него доберутся, а так не годится. Я хочу, чтобы эта трещина превратилась в настоящий раскол, таким образом мы сможем разделять и властвовать.

– Ладно, – ответил Брэд спокойно и уверенно, – сделаю.

Джулия допила кофе, чувствуя себя совершенно лишней, и вспомнила свой сон. Что это, дурное предзнаменование?

– Эй! – Она почувствовала, как Брэд толкнул ее под столом ногой.

– Что? Ой, извини, задумалась…

– Поела? Хочешь еще кофе? Если нет, то поехали…

– Как поехали? Я же ничего не собрала.

– Я позволила себе приказать Роуз сделать это за вас, – сообщила леди Эстер.

– Но…

– Роуз точно знает, что вам понадобится. К вашему возвращению я найму для вас служанку. Вам нужно просто ехать и получать удовольствие.

Брэд отодвинул ей стул. Джулия поднялась, испытывая такое ощущение, будто ее упаковали и послали по почте, В комнату вошел Томас.

– Машина готова, сэр.

– Прекрасно. Чемоданы погрузили?

– Да, сэр.

Брэд повернулся к матери.

– Тогда до понедельника, мама.

Ее объятие было страстным.

– Так ненадолго приехал… – упрекнула она, подставляя щеку Джулии. Но ее «Развлекайтесь!» прозвучало как команда.

Джулия была уверена, что никакого удовольствия от этого путешествия она не получит. Вот так посадить ее в машину, даже не сказать, куда едут! Нет, она себе медовый месяц представляла иначе. С ней даже не посоветовались.

Она сидела, рассерженная, выпрямив спину, а Брэд вел машину – большой фургон – через поток машин, которые с визгом рассвирепевших пчел проносились мимо. Когда они пересекли реку, Брэд сказал:

– Это Чарлез. – Спустя несколько минут: – А это Кембридж, где живет Эбби. – Снова равнодушный поворот головы: – Вот Гарвард.

Вскоре они проехали колыбель будущих академиков, и здесь Джулия увидела знак: «До Конкорда 20 миль». Ее печаль переросла в ярость. Они едут на ферму, о которой ей рассказывал Брэд. Медовый месяц на ферме? Коровы и пашни и какой-нибудь старый полуразрушенный дом? Она так разозлилась, что даже не могла говорить. Так, значит, вот как мамочка представляет себе их медовый месяц.

Брэд улыбался, делая вид, что не замечает раскаленную от гнева Джулию. День выдался прелестный: он опустил окно и поставил локоть на дверь, без усилия удерживая рулевое колесо. По крайней мере, он одет по-загородному, кипела. Джулия. Клетчатая рубашка и джинсы. На ней же было элегантное платье кофейного цвета, нейлоновые чулки и туфли на высоких каблуках! Приятное начало!

Она все же заметила, насколько красивы окружающие пейзажи. Зеленая трава, белые заборы, лошади и запах сена.

– Уже близко, – утешил ее Брэд. Он взглянул на нее. – Солнышко сияет, отчего ты так мрачна?

– Знай я, куда мы едем и что там найдем, глядишь, я бы тоже засияла.

– Потерпи, тебе там обязательно понравится.

«Это ты так считаешь», – подумала Джулия. Она ждала, что он повезет ее в какое-нибудь роскошное место. Снова предоставит в ее распоряжение волшебный ковер-самолет, примчавший их сюда.

– Мама убеждена, что это именно то, что надо, – продолжал Брэд, не замечая ее настроения.

«Для чего? – подумала Джулия горько. – Чтобы я пришла в себя?»

Они поднялись на холм, перевалили через хребет, и у нее перехватило дыхание:

– Ох!

Брэд весело рассмеялся.

– Говорил ведь. Ты ожидала увидеть грязную развалюху и роящихся в пыли кур, не так ли? Я это понял по туче над твоей головой.

Перед ними в небольшой ложбине расстилалась местность, словно иллюстрация к произведению Луизы Олкотт. Приземистый белый дом, старые деревья; полоска воды, по-видимому, озеро или, по меньшей мере, большой пруд, где плавали утки; пасущиеся лошади, аромат фруктовых деревьев и свежескошенной травы.

– Бог мой, как красиво!

– Вот видишь? А ты ожидала худшего.

У Джулии хватило совести рассмеяться, хотя и с некоторым стыдом.

– Ну, я ведь не знала, чего ждать.

– Это ферма, откуда пошли все Брэдфорды. Для нас это особое место, здесь наши американские корни, ведь мы сыграли свою роль при создании Соединенных Штатов. Джон Адамс – мой отдаленный предок, седьмая вода на киселе, но мы горды тем, что происходим от одного из Подписавших! Куда же еще я мог везти тебя на медовый месяц?

– Ты просто чудо! – Джулия с жаром обняла его за шею как раз в тот момент, когда он сворачивал на широкую площадку, покрытую гравием. Практически в ту же минуту открылась дверь с сеткой и на верхней ступеньке появилась женщина. «Ну и ну, – подумала Джулия поеживаясь. – Прямо с обложки Нормана Роквелла». Коренастая, седая, розовощекая, в сером цветастом платье и необъятном белом фартуке. Широкая улыбка на лице.

– Ну вот и мы, Энни, – с энтузиазмом воскликнул Брэд. Он выпрыгнул из машины, поднялся по ступенькам и обнял ее. – Энни с нами с незапамятных времен, – добавил он, поворачиваясь к подходящей Джулии.

– Значит, это миссис Брэдфорд. Ну и красотка. Я так и думала.

– А где Джонас?

– Здесь я. – Он тоже был настоящим героем Нормана Роквелла, или, может, вернее сказать, Гранта Вуда? Полосатый комбинезон, серая рабочая рубаха, костлявое лицо типичного представителя Новой Англии и сухой, лаконичный голос. Они с Брэдом пожали друг другу руки.

– Джонас – муж Энни. Он занимается фермой, она хозяйничает в доме.

Джулия пожала всем руки.

– Входите, – засуетилась Энни. – Кофе свежий, и я спекла для вас пирог с мясом.

«Ох, – подумала Джулия, у которой от удовольствия дыхание перехватило, – все так по-американски».

Переступив через порог, она остановилась как вкопанная. Сквозь большое окно над лестницей пробивались лучи солнца, освещая прекрасно начищенный старый деревянный пол, на котором были разбросаны небольшие красивые коврики ручной работы и баснословной цены. Уютно тикали прадедушкины часы, и, как на Маунт Вернон-стрит, кругом стояли свежие цветы. К Брэду подошли два золотистых ретривера, возбужденно махая хвостами, и приветствовали Брэда, поднявшись на задние лапы и возбужденно повизгивая.

– Эй, привет, Джек, и ты, Джил, старушка, – Брэд погладил собак, которые сразу засопели от удовольствия. – Бедняжка Джек совсем слепой, но Джил смотрит за двоих, так ведь, девочка?

Хотя глаза Джека молочного цвета, ничего не видели, Брэд сунул холодный нос в ладонь Джулии, и она разрешила ему обнюхать и запомнить себя. Так же она поступила и с Джил.

– Я совсем неподходяще одета! – простонала она, оглядывая свое льняное платье й высокие каблуки. – Разрешите мне переодеться, и тогда все мне покажете.

Их комната привела ее в восторг. Высокая, просторная, полная солнца, с огромной кроватью, на которой вполне уместились бы четверо и на которую надо было залезать с небольшой приступочки, покрытой турецким ковриком. Мебель старая и красивая, вся раннеамериканского периода; покрывало на кровати – ручной работы, превосходный пример мастерства женщин Новой Англии; на кресле-качалке – такие же подушки. А работы; развешанные на стенах, были выполнены детишками Брэдфордов, носивших имена Абигейл, Сара, Присцилла и Пруденс.

– Ой, ну просто слов нет! – выдохнула Джулия. – Чистый «Сатердей ивнинг пост»…

– Я же тебе говорил, сюрприз будет приятным.

Пришел Джонас с чемоданами, и Джулия побыстрее схватила свой. Как и можно было предположить, он был набит брюками, рубашками и туфлями на низком каблуке. Она быстро натянула джинсы и рубашку.

– Теперь, – заявила она нетерпеливо, – ты можешь показать мне это чудесное место.

Джулия по уши влюбилась в ферму. Здесь все было американское, не квазианглийское, как на Маунт Вернон-стрит. Ферма развалилась на солнце, как стареющая красавица, снявшая корсет. Центральную часть дома составляла огромная гостиная, протянувшаяся вдоль всего фасада. К ней в течение столетий прибавлялось то крыло там, то пристройка тут. Лестницы вели в самых неожиданных направлениях, некоторые кончались в комнатах с покатыми крышами, прямо на самом верху. Вся мебель была старой, причем о ней явно с любовью заботились. Пахло полиролью, цветами и летом. Джулия рассматривала портреты кисти явно местных художников-примитивистов, никаких здесь тебе Копли или Гилберта Стюарта, как в бостонском доме, музейного серебра или драгоценного хрусталя.

– Просто необыкновенно! – не уставала она восхищаться. Брэд самодовольно улыбался. – Как ты догадался?

– Я знаю тебя, и, кроме того, мама решила, что это самое подходящее место. – Джулия почувствовала, как гаснет ее радость. – Мама очень хорошо разбирается в людях, – продолжал Брэд. – Она будет думать над каждым твоим словом, сказанным вчера. Кроме того, она ведь оказалась права, верно? У тебя есть небольшой пунктик насчет прошлого, а ферма – наше прошлое. Здесь Брэдфорды празднуют День Благодарения и Рождество, как, впрочем, и остальные важные даты. Так что это самое лучшее место для медового месяца.

Джулии стало стыдно за свои подозрения.

– Ты просто ангел! – воскликнула она, обнимая его за шею. – Здесь чудесно.

– Тогда давай посмотрим все.

Все напоминало мечту. Белые заборы, зеленая трава, пышные деревья, великолепные лошади, овцы, даже парочка коз, шумящая на ветру пшеница, работник, косящий траву на мини-тракторе, другой работник, поливающий смородину.

– Ферма вполне действующая, знаешь ли, – пояснил Брэд. – Мы собираем приличный урожай ягод и отправляем их на рынок.

– А деревня рядом есть?

– Конечно. Называется Брэдфорд, до нее две мили. Тебе понравится церковь, маленькая копия церкви в Сити.

Обняв друг друга за талии, они обошли всю ферму. Брэд показал ей деревья, на которые лазил мальчишкой. Потайные места, где он прятался от сестер. Пруд, в котором они все купались летом. И холмы, где зимой они катались на санках.

Он захватил с собой горсть кусков сахара для лошадей, которые брели за ними, выпрашивая еще. Джулия обычно боялась лошадей – такие огромные зубы, выпуклые глаза и горячее дыхание, – но на этот раз смело протягивала сахар на ладони и вздрагивала от удовольствия, когда теплая морда касалась ее руки и бархатные губы осторожно подбирали сахар, оставляя на ладони влажные следы.

– Господи! Да я здесь всегда могла бы жить! – воскликнула она, млея от удовольствия.

Когда они наконец вернулись в дом, их ждал обед, приготовленный Энни, и Джулия впервые в своей жизни ела пироги с рыбой и дичью с таким аппетитом, что Брэд шутливо сказал:

– Эй, осторожнее. Я знаю, что тебе еще надо поднабрать весу, но не чересчур. Я не слишком люблю толстух.

После обеда они поднялись наверх немного отдохнуть. Проснувшись, они медленно и с наслаждением занялись любовью. Затем успели еще погулять до ужина. Вернувшись, уселись в качалки – на террасе и раскачивались, вдыхая напоенный свежестью воздух и принюхиваясь к сказочным ароматам, доносившимся из-за угла, где располагалась кухня.

После ужина они сидели в гостиной, слушали музыку. Джулия опустилась на пол, прислонившись к коленям Брэда, а он вынимал у нее шпильки из волос, позволяя им рассыпаться по ее плечам и спине. Наконец он потянул ее за руку, заставив подняться, и повел наверх в большую спальню, где на постели лежали свежие простыни, пахнущие лавандой и травами. Они снова занялись любовью, а потом, удовлетворенные, заснули, как будто провалились в колодец.

Никогда Джулия не чувствовала себя так спокойно и надежно: она принимала тираническую потребность в ней Брэда с покладистостью, поразившей ее самое. Обычно она не любила, когда на нее слишком давили. Но его настроение было таким лучезарным, как будто он брал пример с погоды. Здесь, в деревне, он поразил ее тем, что мог бездельничать с удовольствием, считая это самым лучшим занятием: наблюдал с интересом, как она плетет венки из маргариток, собирает полевые цветы, знакомится с лошадьми. Но садиться ни на одну из них она пока не соглашалась.

– Тебе все равно придется когда-нибудь. Все Брэдфорды хорошо ездят верхом. Эбби так просто кентавр. Да и мама будет довольна.

Но у Джулии были свои планы. Она почувствовала себя увереннее после этих четырех счастливых дней. Никто не приехал, никто не позвонил. Они были предоставлены самим себе. Самый замечательный, хоть и самый короткий, медовый месяц, какого только можно было ждать.

Утром в понедельник она воскликнула:

– Дорогой мой, каждая наша минута в этом чудесном месте была восхитительна. Мы сможем сюда приезжать почаще?

– Конечно.

– Здесь так покойно.

– А ты уверена, что не будешь скучать? – По его тону и выражению лица можно было понять, что он-то уж точно будет.

– Никогда! – вскричала она. – Никто не может скучать в этом волшебном месте.

– Ладно, можно приезжать на выходные и, как я уже сказал, в День Благодарения и на Рождество, что обязательно. В эти дни дом трещит по швам.

– Да, пожалуйста, милый. – Она поцеловала его, желая высказать свою благодарность, но он понял это по-своему. Затем он звучно поцеловал ее – в благодарность? – и протопал в ванную комнату, где встал под душ, весело насвистывая.

«Я – жена!» – восторженно подумала Джулия, обхватив свои колени. Она ощущала себя на своем месте, чего никогда не случалось, когда она была с Дереком. Джулия чувствовала, что, как бы ни гнала она прочь свои сомнения, часть из них все же была привезена ею вместе с багажом сюда – так ее беспокоила несвойственная ей эмоциональная беспечность. Теперь же все сомнения исчезли. Она поступила правильно. Брэд провез ее не только три тысячи миль над океаном, он привез ее в новую жизнь, да, именно жизнь. Не такую, как раньше, когда она только думала, что жила, а сама лишь существовала, механически, изо дня в день. Она станет Брэду хорошей женой. Она не повторит с Брэдом той ошибки, которую совершила с Дереком. Она будет принимать его таким, какой он есть, а он оказался весьма сложным человеком, как и его мать. Она станет вести себя осторожно – как он, очевидно, и хочет. Она закрепит свой начальный успех в отношениях с семьей Брэда и докажет всем, и особенно матери, что Брэд поступил правильно, женившись на ней.

Снова выдался замечательный день. Они последний раз поплавали в пруду, последний раз прогулялись, съели последний обед и в последний раз устроили себе сиесту – со всем, что к ней прилагалось. Джулия была благодарна судьбе за эти четыре дня, ибо чувствовала, что они дали ей столь необходимую передышку. Что бы ни ожидало ее впереди, она была уверена, что справится с этим. Отбросив простыню, Джулия пошла в душ, где присоединилась к мужу.

Они уехали в пять вечера, обнявшись с Энни и Джонасом на прощание.

– Возвращайтесь поскорее, – такими напутствиями проводили их пожилые супруги. Джулия в последний раз оглянулась, чтобы все запомнить. Затем машина поднялась на холм, перевалила через него, и ферма осталась далеко позади. Тогда она повернулась лицом вперед, чтобы встретить то, что ждет ее впереди, лицом к лицу.

10

– Я нормально выгляжу? – спросила Джулия с беспокойством.

Эбби, поднявшаяся наверх, чтобы оказать ей по необходимости как моральную, так и физическую поддержку, отступила на шаг и воскликнула восхищенно:

– Джулия, ты выглядишь потрясающе. Черный – твой цвет, тут не может быть сомнений. Кожа как раз подходящего оттенка.

– Брэду нравится, когда я в черном, – согласилась Джулия.

– И без черного тоже, если судить по тому взгляду, которым он на тебя смотрит.

Джулия покраснела.

– Со стороны Битси было ужасно мило показать мне, где купить это платье, – поспешно сказала она.

– Это очень важный прием. Если мамочка приглашает, никто не смеет отказаться. Семья, а под этим словом я подразумеваю всех, включая двоюродных братьев и сестер, собирается вместе только по таким случаям, как рождения, свадьбы и похороны. С той поры, как Битси вышла замуж, нас по сорок человек за столом не собиралось. А теперь ты вышла замуж за Брэда. – Потом Эбби нахмурилась. – Тебе стоит надеть какие-нибудь драгоценности. Вырез на платье просто требует ожерелья. Я думала, мать даст тебе что-нибудь из брэдфордовских бриллиантов, но, по-видимому, неделя еще слишком небольшой срок для апробации. У тебя что-нибудь свое есть?

– Только жемчуг, подаренный мне Брэдом на свадьбу.

– Давай прикинем. – Эбби покачала головой. – Нет, он сюда не годится.

Ее рука потянулась к шее.

– Нет, нет, Эбби, я не могу.

На Эбби были изумруды, которые очень подходили к ее светлым волосам и глазам цвета морской волны. Но Джулия и представить себе не могла, как это можно ходить с целым состоянием на шее.

– Я возьму что-нибудь у мамы.

– Что ты возьмешь у мамы?

Они обе резко повернулись, увидев в дверях леди Эстер.

– Я даю Джулии поносить свои изумруды, и рассчитывала взять у тебя что-нибудь на сегодняшний вечер.

– У Джулии нет нужды носить чужие драгоценности, – решительно заявила леди Эстер. – Я принесла ей ее собственные.

Эбби подмигнула Джулии.

– Неужели бриллианты Брэдфордов?

– А что же еще? – с улыбкой спросила леди Эстер. – Они по традиции переходят жене старшего сына, – повернулась она к Джулии. – Когда-то их дали мне, теперь я передаю их тебе.

Открыв коробку из красного бархата, она представила на обозрение Джулии великолепие сверкающих камней. У Джулии даже дыхание перехватило.

– О, они просто замечательные.

– Сделано во Франции в 1798 году для Абигейл Брэдфорд, – объяснила леди Брэдфорд. – Конечно, их нельзя сравнить с бриллиантами Конингхэм-Брэдфордов, но все равно, камни чистейшей воды и довольно элегантно оформлены.

Ожерелье представляло собой гирлянду цветов, сделанных из бриллиантов, на лепестках которых при движении покачивались маленькие капельки росы. Кроме ожерелья, в комплект входили такие же серьги и браслет еще из полудюжины цветов.

Джулия стояла, пока леди Эстер не надела на нее драгоценности и не отступила на шаг, чтобы оценить результат.

– Хорошо, – сказала она наконец удовлетворенно. – Ты глядишь вполне презентабельно, Джулия. Без сомнения, черный – твой цвет.

Сама она на этот раз была в бледно-голубом, ожерелье из сапфиров размером с детский шарик, грушевидные солитеры в ушах и такой же кабошон на левой руке, причем такого размера, что Джулия удивилась, как у нее достает сил поднять руку.

– Значит, так, Джулия, я хочу, чтобы вы принимали гостей вместе со мной. Таким образом мне удастся представить вас всем. Абигейл, ты, как всегда, вместе с Битси позаботишься, чтобы все шло как по маслу. Сет и Дрексель пусть развлекают одиноких дам – слава Богу, их с каждым годом становится все меньше и меньше, – а Брэд будет на подхвате. У нас сегодня всего сорок человек, так что не так страшно.

Джулия было подумала, а что же леди Эстер считает по-настоящему большим ужином, но тут же получила ответ.

– В Эруне за стол обычно садилось около сотни. – Вздох по поводу добрых старых времен и тут же резкое указание Эбби: – Теперь иди скорее вниз, Абигейл. Мы с Джулией спустимся через минуту.

Абигейл, наряженная в платье бронзового цвета, на этот раз каким-то чудом не имевшее ни дыр, ни пятен, выплыла из комнаты, оставив Джулию наедине со свекровью.

– Значит так, Джулия. – Леди Эстер, уселась в кресло и уставилась на свою невестку взглядом учительницы начальной школы. – Нет повода нервничать. – Я это запрещаю, говорил тон. – Только семья, никого посторонних. Мне самой пришлось пройти через такие же официальные смотрины, когда я впервые появилась в этом доме в качестве новобрачной. Американская ветвь моей семьи придает особое значение происхождению, совсем как синтоисты в Японии. – Ее терпеливая улыбка говорила, что все этоправо, смешно, достаточно просто знать, что у тебя есть предки, но в такой молодой стране это чудачество можно понять.

– Теперь о сегодняшнем вечере. Ужин только для членов семьи, причем старших. Позднее я устрою несколько вечеринок, на которые приглашу тех, кто моложе, с друзьями. Сегодня же я прошу тебя потерпеть и развлекать многочисленных скучных стариков, которые тем не менее являются членами семьи. Все они страдают от каких-либо болезней, а некоторые совсем ничего не слышат, особенно три оставшиеся тетки, сестры отца моего мужа. Они оказывают тебе великую честь своим приходом сюда сегодня, потому что им всем уже далеко за девяносто, и они исключительно редко выходят из дома. Из мужчин старший в семье – двоюродный брат Тимоти, сын брата моего свекра; его до сих пор еще зовут «молодой» Тимоти, хотя ему уже хорошо за шестьдесят.

Таким образом, леди Эстер рассказала Джулии о всех Брэдфордах, с которыми ей предстояло встретиться, приехавших из Хилла, Бруклина, Кембриджа и Чеснат-Хилла. Она остроумно подчеркивала основную черту каждого человека, с тем чтобы Джулии легче было их всех запомнить, знать, как зовут человека с зубами, выдающимися вперед, и другого, со слуховым аппаратом; чтобы она могла различать теток по цвету их платьев, потому что каждая всегда носила свой собственный цвет по распоряжению матери, которая никак не могла их различить и отличить жену Солтонсталла от жен Адамса и Кэбота.

– Тебе придется значительно легче, чем мне, – продолжала леди Эстер. – В 1930-м, когда я приехала, это был совсем другой Бостон, не такой, как сейчас, в 1975~м. Они с таким подозрением относились ко всему не бостонскому, что, можно сказать, страдали от ксенофобии. Недостаточная уверенность в себе, разумеется. Но что можно ожидать, когда всей истории-то только триста лет…

Улыбка леди Эстер говорила: что можно ожидать от такой деревенщины? Джулия, которая к этому времени уже потеряла всякую надежду запомнить все имена и характерные черты, послушно улыбнулась в ответ, хотя на самом деле ей хотелось сказать: «Но ведь и я точно такая. Никаких предков». Однако она не исключала, что стрелы леди Эстер направлены и в ее сторону. «Ты чересчур чувствительна, Джулия, – упрекнула она себя. – Она пытается помочь, а не обидеть. Скажи спасибо!».

Леди Эстер взглянула на часы.

– Нам пора спускаться. Я сказала – от половины восьмого до восьми, а сейчас уже семь двадцать восемь. Моя страсть к пунктуальности известна всей семье. Я никогда никого не заставляю ждать и от других ожидаю того же.

Поднявшись на ноги и даже не взглянув в зеркало, чего нельзя было сказать о Джулии, она вышла из комнаты.

Спускаясь вниз, Джулия заметила, что дом для этого случая украсили. Кругом в серебряных и хрустальных вазах стояли свежие цветы. Люстра сверкала, как, впрочем, и все вокруг. Брэд в холле совещался с Томасом, которому должен был помогать Рош, дворецкий Битси, два лакея и три горничных, одетых в выглаженные черные платья с накрахмаленными оборками. Увидев спускающихся по лестнице мать и жену, Брэд улыбаясь подошел к ним.

– Должен сказать вам, дамы, вы обе выглядите потрясающе. – Он легко поцеловал Джулию в губы, а мать в щеку.

– Ты тоже неплохо выглядишь, – ответила весело Джулия, любуясь его мужественной красотой, которую особо подчеркивал черный галстук.

Он улыбнулся, но обратился тем не менее к матери.

– Все идеально. Я только что проверил.

Леди Эстер кивнула.

– Я ничего другого и не ожидала.

Взгляд Брэда остановился на бриллиантах, сверкающих на шее Джулии, и ей показалось, что она уловила в его глазах облегчение.

– Мило. – Он кивком указал на ожерелье. – Теперь ты на самом деле Брэдфорд.

Наблюдая за ним в тот вечер, Джулия получила некоторое представление, что значит быть Брэдфордом. Стоя между женой и матерью, он приветствовал членов семьи либо рукопожатием, если это был мужчина, либо поцелуем – если то была женщина, и всегда находил для каждого подходящее слово, удачную шутку, приятный комплимент. Он с легкостью принимал поздравления, представляя Джулию с точно вымеренной долей гордости и триумфа. От него исходила спокойная уверенность человека, давно ко всему привыкшего, а Джулия тем временем старалась связать увиденные лица с рассказами леди Эстер и с трудом сдерживалась, чтобы не показать удивление или изумление при виде некоторых членов семьи, особенно трех теток: Генриетты, известной как Гетти, Софронии, известной как Софи, и младшей, Луизы, известной в качестве Лу; все трое были миниатюрными, на удивление подвижными, в платьях таких же старых, как и они сами, и таких ветхих, что ткань (что-то вроде хлопчатобумажной тафты) уже расползалась на швах. С них в изобилии свисали кружева, желтые, как старые газеты, и старомодные драгоценности великолепного качества. Все они захихикали, когда Брэд сначала поцеловал им руки, а потом чмокнул в щечки, Захлопали ресницами и закокетничали, прежде чем отойти к «дорогой Абигейл» и «молодой Эстер».

«Молодой» Тимоти, толстый, лысый и напыщенный до чрезвычайности, оказался соседом Джулии за столом, и ей пришлось делать заинтересованный вид, когда он нагонял на нее скуку смертную своими откровениями насчет того, что сейчас неладно с английским правительством. С другой стороны Брэд сидел рядом с достаточно опасно выглядящей блондинкой, платье на которой держалось, казалось, одним усилием воли, выставляя на всеобщее обозрение прекрасный загар и великолепную грудь, к которой, с точки зрения ревнивой Джулии, было уж слишком приковано внимание Брэда. Все, что смогла вспомнить Джулия, так это то, что она замужем за каким-то двоюродным братом Брэда, но за каким именно, она, хоть убей, вспомнить не могла. Уж больно их много, раздраженно подумала она. Ее бросили в воду в глубоком месте, в сорок человек глубиной, и она безуспешно пыталась оттуда выбраться. Нескольких гостей – того, что с кроличьими зубами, другого – со слуховым устройством и неповторимых тетушек – она запомнила легко, но остальные для нее были просто загадками. Ужин самый простой по причине древнего возраста большинства гостей, которым уже трудно было управляться со сложными блюдами, остался почти нетронутым, зато Джулия отдала должное прекрасному вину, так что, когда они поднялись из-за стола – на этот раз все, включая мужчин, поскольку должны были подъехать еще гости, – она почувствовала, что у нее слегка кружится голова.

Кофепитие оказалось сущим адом: каждая женщина сочла своим долгом подойти по очереди и «поболтать»; все очень деликатно, но на самом деле как на допросе у следователя. Джулия в отчаянии пила чёрный кофе, приготовленный в английском стиле и соответственно значительно крепче, чем кофе по-американски, и отвечала снова и снова на одни и те же вопросы, стараясь улыбаться и не повышать голоса. К тому времени как она ответила в сотый раз на одни и те же вопросы, ей хотелось закричать, но тут подошел Брэд и сказал:

– Извини, кузен Додо, но я должен оторвать от тебя Джулию. Нам надо поприветствовать других гостей.

– И часто такое происходит? – с отчаянием спросила Джулия, когда он уводил ее в сторону.

– Слава Богу, нечасто. Но в подобных случаях это совершенно обязательно. Семейная традиция. Держи нос выше, малышка. Ты чудесно справляешься. Все только о тебе и говорят. Женщины одобряют, а мужчины завидуют. И самое главное, мама счастлива. Так что, так держать! – Он кивком показал на бриллианты. – То, что она тебе их отдала, свидетельствует, что ты успешно прошла испытание, и все это прекрасно заметили. Мать является матриархом этого клана, так что большинство следует ее примеру. Ты уже взяла в плен всю семью, теперь очередь за Бостоном, и все у нас будет в порядке.

Остаток вечера показался ей сплошным мельканием лиц. Джулия снова подверглась натиску любопытных величественных матрон; женщины помоложе предпочитали держаться поближе к Брэду. Шампанское лилось рекой, и Джулия пила бокал за бокалом, потому что это было «Дом Периньон» 47-го года. Начал играть оркестр. Прием проходил в оранжерее, и люди ходили из дома туда и обратно; масса цветов, стеклянная крыша раздвинута для доступа ночного воздуха, но все равно было еще очень тепло. Джулии показалось, что нос у нее блестит, и она ускользнула, чтобы привести себя в порядок и сделать еще кое-какие дела, и случайно услышала, как две женщины обсуждают ее:

– …хорошенькая, – говорила одна из них с забавным акцентом и немного в нос.

– Брэд всегда находил себе красоток, – ответила другая.

– Похоже, никто не знает, кто она. Леди Эстер не говорит ни слова, что означает одно – говорить нечего. – В голосе звучало злорадство. – Что также означает, – продолжал голос, – что она – не выбор леди Эстер. Куда подевалась Кэролайн Нортон?

– Последний раз, когда я о ней слышала, она рыдала у себя дома в Филадельфии.

– А ты бы не зарыдала, если бы мужчина бросил тебя на финишной прямой?

– Да уж, это был шок, и это еще мягко сказано. По Эстер Брэдфорд ничего не заметно, но я уверена, она показала ему, где раки зимуют.

– Ну, создается впечатление, что она ей нравится. Зачем бы иначе устраивать этот прием? Если бы невестка не понравилась, летела бы она сейчас в самолете в направлении Англии.

– И все равно, интересно, почему он на ней женился?

– Уж точно не потому, что она беременна. Не в наше же время?

– Да? А как насчет Шарлотты Форд? Ничего не скидывай со счета, дорогая.

Они злорадно хихикнули.

– В любом случае по счету платить придется ей. Я хочу сказать, ты когда-нибудь видела, чтобы расплачивался Брэд?

Обе рассмеялись, и голоса смолкли.

Джулия немного подождала, потом вышла из ванной комнаты. К счастью, в спальне никого не было, и ей удалось проскользнуть незамеченной. Она быстро прошла по коридору в свою собственную спальню, где уставилась в зеркале на свои горящие щеки.

«Спокойнее, Джулия, – сказала она себе. – Все вполне естественно. Брэд бросил свою невесту ради тебя, а ты ничего из себя не представляешь, как заметила эта стерва. Нечего по этому поводу расстраиваться. Ты вполне преуспеваешь. Так Брэд сказал. На тебе – ожерелье Брэдфордов. Так улыбнись». Она подправила макияж, слегка подпорченный во время еды и питья, надушилась и, расправив плечи, снова спустилась вниз.

– Вот ты где! – налетела на нее Эбби. – А я-то думала, ты уже покинула поле битвы.

– Неплохо бы удалиться, пока тебя не смели, – беспечно ответила Джулия.

– Это было бы ошибкой, – засмеялась Эбби. – Ты произвела фурор. Женщинам пришлась по душе твоя скромность и открытость, а мужчинам хватило просто смотреть на тебя.

– Понравилась всем?

Эбби прищурила глаза.

– Никто никогда не получает сто процентов голосов, – заметила она. – Но я бы сказала, что девяносто ты точно получила, и это совсем не дурно. – Она взяла Джулию под руку. – Теперь пойди и попрощайся со старенькими тетушками. Десять часов, их комендантский час. Старик Доремис уже подогнал лошадей к подъезду, а он всегда злится, когда они задерживаются.

– Лошадей?

– Тетки относятся неодобрительно к двигателю внутреннего сгорания. Они ездят в том экипаже, в котором ездили всю жизнь. Да тут и недалеко, только подняться на холм. И лошади такие же старые, как и тетушки, они дальше и не осилили бы, во всяком случае, зимой. Зимой мы сами к ним ездим.

Заботливый Брэд уже надевал на тетушек древние бархатные накидки, отороченные соболем. Правильно поняв его молчаливое указание, Джулия вышла вместе с ним, чтобы проводить древних дам до коляски, со столь же древним кучером на облучке, который с фамильярностью, рожденной годами тесного общения, пожурил их за то, что заставили пару его лошадей ждать.

Дверца захлопнута, копыта застучали по мостовой, и коляска укатила в гору. Брэд облегченно вздохнул.

– Готов поклясться, они выглядят точно так же, как когда мне было пять лет. Они кормили меня шоколадным печеньем, когда мы с мамой их навещали.

– Они никогда не были замужем?

– Нет. Дядя Элиот был самым ужасным деспотом в семье. Уверял, что все недостойны его дочерей. Я думаю, он не возражал бы против принца Уэльского, но этого позднее прихватила другая американка. Он был ужасным старым снобом, обожал маму из-за ее чистой голубой крови. Она рассказывала, он из кожи вон лез, стараясь выдать своих дочерей за какого-нибудь герцога или кого-нибудь в этом роде, но ничего не вышло, так как, несмотря на свое богатство, он был скуп и не соглашался отстегнуть для этого дела достаточно миллионов. Так они и остались дома, и все старели и старели. – Он обнял ее за плечи. – Радуйся, что ты живешь в Бостоне сегодня, а не семьдесят лет назад.

– С тобой мне безразлично, где жить.

– Мило. – Он наклонился, чтобы поцеловать ее. Она было прильнула к нему, но он быстро отпустил ее, сказав: – Пора возвращаться к гостям. Старые скоро разъедутся, и мы сможем расслабиться. Клянусь, Бостон последний город на земле, где возрасту придается такое большое значение.

Она всегда знала, что Брэд обожает вечеринки, любит общество. Наблюдая за ним позже в течение приема, всегда находящимся в центре веселой группы, порозовевшим от шампанского, с сияющими глазами цвета морской волны, она видела, насколько он чувствует себя в своей тарелке.

– Как он красив, верно? – тихо спросила её свекровь. – Я видела, как ты наблюдала за ним, Джулия. Осмелевшая от шампанского, она ответила: – И кошке позволено смотреть на короля.

Леди Эстер засмеялась.

– Что мне в тебе нравится, Джулия, – сказала она, – так это твоя смелость. Ты мне напоминаешь меня. – Она наклонилась вперед. – Кроме того, мыс тобой здесь две лучше всех одетые женщины. – Она кивком показала на группу представителей старой гвардии: дамы неопределенного возраста в туалетах, на которых явно сэкономили, зато увешанные сверкающими драгоценностями на манер новогодних елок.

– В Бостоне, – продолжала леди Эстер, – считается комплиментом сказать о человеке: «Он или она до сих пор хранят первый, заработанный доллар». – Она кивнула, поднялась и заметила: – А теперь мне пора вернуться к работе. – И направилась к гостям через комнату.

Как верно заметила Салли Армбрустер, мать Брэда была произведением искусства. Джулия, когда не смотрела на своего мужа, следила за свекровью. И училась. Джулия была не робкой, а просто сдержанной, и не любила большие сборища. Но, очевидно, Брэд не представлял своей жизни без них, и это означало, что они станут частым явлением. Посему она заставила себя подходить к людям, удовлетворять их любопытство, давать себя рассматривать. Она старалась угодить и потому не уходила от общения. Джулия терпеть не могла быть объектом любопытства и сплетен, но ее чувство долга заставляло ее поступать так, а не иначе. Поэтому она переходила от группы к группе, болтала, шутила, улыбалась чужим остротам, что-то рассказывала. Время от времени она ловила на себе взгляд своей свекрови и видела ее легкий кивок, означающий одобрение. Всем очень понравилось ее платье: черный бархат, плотно прилегающий к фигуре, с фалдами на бедрах и небольшим шлейфом. Глубокое декольте выгодно оттеняли брэдфордовские бриллианты, о чем тоже много говорили. Создавалось впечатление, будто свекровь наградила ее медалью. Но вот гости стали расходиться.

– Не забудьте: двадцать второго вы обедаете с нами. Восемь часов, черный галстук обязателен. Мы будем ждать с нетерпением.

– Я тоже, – весело подхватывала Джулия.

– Самый восхитительный вечер за долгое время, – говорил другой гость, – Приемы у Брэдфордов всегда лучше, чем у кого-либо.

– Очень мило с вашей стороны.

– Я, как обычно, ухожу одним из последних. Невозможно заставить себя уйти.

– Вы очень добры.

– До свидания и огромное спасибо.

– Я рада, что вам понравилось.

Джулия пожимала руки и улыбалась всем до того, что скулы у нее начало сводить. Когда наконец дверь за последним гостем закрылась и Томас запер ее, она с облегчением вздохнула и закрыла глаза.

– Пойдем со мной, Джулия. Я знаю, что нужно, – приказала леди Эстер, направляясь вместе с Джулией в розовую гостиную.

Там она сняла туфли и легла плашмя на ковер так, что позвоночник оказался плотно прижат к полу.

– Давай, ложись, – велела она, – Это – лучшее лекарство для тех, кто весь вечер провел на ногах.

Джулия неожиданно рассмеялась. Все это – часть сна, в котором она теперь жила. Она скинула туфли и вытянулась рядом со свекровью.

Через несколько минут она с удивлением пробормотала:

– А вы правы. Действительно здорово.

Вошел Брэд и остановился, глядя на них, «Даже если смотреть снизу вверх, он все равно красив» – сонно подумала Джулия.

– Ты хорошо придумала пригласить сегодня Маффи, – обратился он к матери. – Я знаю, ты ее не любишь, но завтра она расскажет о сегодняшнем приеме так, как не сможет никто другой.

Только тогда Джулии удалось привязать лицо к имени. Она поняла, что Маффи – та самая блондинка. Так вот почему Брэд был к ней так внимателен! Но что именно расскажет? Неожиданно ее озарило. Была придумана история, объясняющая, почему Брэд оставил Кэролайн. Что-то приемлемое, чтобы не потерять лица. А Маффи, очевидно, главная сплетница в семье и разнесет версию завтра по всему городу.

– Не выношу, эту женщину, – сказала леди Эстер со все еще закрытыми глазами, – но ее можно использовать.

Джулия и это запомнила.

Вошли Битси и Эбби вместе с мужьями. Они все оставались ночевать. Эбби рассмеялась.

– Господи, мама, и как тебе это удается? Уж если я лягу, то ни за что не встану!

– А я могу, – заметила Битси и тоже улеглась. Теперь, когда прием окончился, она уже не заботилась о своем розовом платье от Норелла и ожерелье из первоклассного жемчуга.

– Я, – проговорила Эбби, – воспользуюсь собственным лекарством от такого вечера. Выпью чашку чая.

Джулия быстро открыла глаза.

– Ой, Эбби…

– Тогда пошли. Чтобы помогло, это надо делать на кухне.

Джулия еще не была на кухне, и теперь она с любопытством оглядывала сверкающие белые кафельные стены, красный линолеумный пол, огромный стол с мраморным и цинковым покрытием в центре, ряды старых, но бережно хранимых медных кастрюль и сковородок, огромную старомодную газовую плиту, по размерам годящуюся для гостиницы, с различного вида духовками – для выпечки, приготовления мяса и тушения. Холодильник размерами напоминал английский платяной шкаф. Медный чайник, который Эбби поставила на огонь, тоже был старинный.

– Есть хочешь? – спросила Эбби.

– Ужасно, – радостно ответила Джулия.

– Как насчет… – Эбби исследовала содержимое холодильника и достала холодный нарезанный ростбиф. Мясо было ярко-красным с мраморными вкраплениями жира.

– С хлебом? – с надеждой спросила Джулия.

– Хлеб вон там, в китайской посудине.

Эбби поставила на стол масло, соль и английскую горчицу и, пока Джулия резала мясо, делала бутерброды американского типа: тонкие ломти хлеба и толстые куски мяса между ними. Чай, приготовленный Эбби, оказался крепким и вкусным.

– Ирландский чай, – сказала она, пододвигая чашку Джулии. – У нас когда-то давно была кухарка по имени Делия, так она научила меня, тогда еще девочку, заваривать чай.

– А кто научил тебя делать такие бутерброды? – спросила Джулия с полным ртом.

– Я! – раздался голос Брэда.

Он схватил бутерброд, уселся на край стола и начал его с жадностью поглощать. Внезапно Джулия почувствовала себя безмерно счастливой.

– Самая лучшая часть вечера, – заявила она.

– Я тоже так думаю. Я никогда не умела получать удовольствие от еды, если одновременно надо поддерживать разговор, – согласилась Эбби.

– Да все элементарно, – заявил Брэд, хватая следующий бутерброд. – Пусть твой сосед говорит, а ты тем временем ешь и слушай.

Постукивая каблуками, быстро вошла Битси и воскликнула:

– Господи, да как ты можешь есть, Эбби? Это при твоем-то весе?

– Перестань нудить, – грубо отрезал Брэд. – Хочешь чашку чая – наливай и пей, не хочешь – спокойной ночи.

– Я пришла за молоком, – обиделась Битси.

– Так наливай.

Что она и сделала при полном молчании присутствующих.

– Мама уже поднялась наверх? – спросила Эбби, наливая еще чашку чая.

– Нет. Она беседует с Сетом и Дрексом. – Битси повернулась к брату. – И она хочет видеть тебя, – злорадно добавила она, – Прямо сейчас.

Брэд немедленно соскользнул со стола, подошел и раковине, вымыл руки и вытер рот.

– Не жди меня, – посоветовал он Джулии. – Подобные вечера обычно заводят маму. Она может говорить часами, а так как завтра суббота, то не надо рано вставать. – Она наклонился и быстро поцеловал ее. – Ты была просто великолепна. Получите прибавку в десять долларов, миссис Брэдфорд.

Он вышел, за ним последовала Битси, которая презрительно фыркнула, проходя мимо Джулии.

Джулия налила себе еще чаю.

– Чем конкретно занимается Брэд? В смысле работы? – спросила она Эбби немного погодя.

– Делает мамину грязную, работу. Я не имею в виду что-то нечестное или позорное, просто неприятное. Она раньше сама всем занималась, но сейчас ей трудно разъезжать. Брэд в основном ездит по представительствам «Брэдфорд и сыновья» во всех уголках мира, разбирается с кризисными ситуациями, разрешает споры, нанимает и увольняет сотрудников и раздает похвалы, равно как и наказания. Он это здорово умеет, чертовски здорово. Он хорошо ладит с людьми, да и за всем этим блеском и красотой скрывается острый ум. Можешь мне не верить, но учился он всегда отлично.

– Я верю, – сказала Джулия. Эбби виновато улыбнулась.

– Ну разумеется, – согласилась она. – Но ты не поверишь, как много людей думают иначе.

– Я знаю, Брэд умный, – тихо проговорила Джулия, – и что он изо всех сил старается это скрыть.

Эбби подняла брови.

– Выходит, что и ты не дурочка, раз так быстро это распознала.

Джулия произнесла медленно и осторожно.

– Я чувствую, что в нем куда больше, чем можно думать, глядя на него. Он сложнее, чем тот везунчик, которым кажется на первый взгляд.

Эбби помолчала.

– Джулия… – начала она, но тут, к ее огорчению, в дверях показался ее муж.

– А! Так я и знал.

– Хочешь чашечку?

– Нет, спасибо. Я только что выпил с Дренсом на посошок. Пойду, поищу себе кровать. Может, разделишь ее со мной?

– Я уж думала, ты никогда и не попросишь, – бодро ответила Эбби и поднялась из-за стола. Ее глаза остановились на Джулии. Взгляд явно говорил: «В другой раз, хорошо?» Джулия скрыла разочарование за улыбкой. Если кто и способен просветить ее, то это старшая сестра Брэда.

– У тебя сегодня все прекрасно получилось, Джулия, – промолвил Сет с теплотой в голосе. – Бостонский бомонд завтра только и будет говорить об элегантной и очаровательной миссис Д. Уинтроп Брэдфорд V, как напишут в газетах.

– Только не уверяйте меня, что вы их читаете! – пошутила Джулия.

– Я на них отдыхаю, – ответил он.

– Лжец! – заметила его жена. – Спокойной ночи, Джулия. Мой муж сказал правду. Ты прекрасно справилась. Поспи завтра подольше. Ты это заслужила.

Джулия поднялась из-за стола, чтобы помыть чашки. Эбби убрала в холодильник мясо и масло. Джулия спрятала хлеб и со своей обычно сноровкой перемыла простые чашки и блюдца и такие же тарелки – расхожую кухонную посуду. Выключив свет, она вернулась в холл. Там тоже уже почти весь свет был погашен. Через розовую гостиную она могла видеть, как слуги убирают последние воспоминания о вечере. Ни Брэда, ни его матери нигде не было видно. Битси с мужем тоже исчезли. Она медленно поднялась наверх, где ее в спальне ждала Роуз.

– Примите поздравления, мадам. Я слышала, вы пользовались большим успехом, – сказала она.

И эти слова показались Джулии самой ценной из всех похвал, полученных за вечер.

– Слава Богу.

Роуз помогла Джулии раздеться и расчесала ей волосы. Джулия от удовольствия даже замурлыкала как котенок.

– А вы не устали, Роуз? – спросила она сонно.

– Нет, мадам. Я научилась не уставать за многие годы работы у леди Эстер. Она еще не скоро ляжет.

– Но ведь уже полночь.

– Тем не менее. Приемы ее возбуждают; она после них всегда долго работает. И я уже отдохнула, когда вы все были внизу.

– Это означает, что и мой муж не скоро придет наверх, – вздохнула Джулия.

– Думаю, да, мадам. Вы к этому со временем привыкнете. Мы уже все привыкли.

«Разумеется, если остальные привыкнут ко мне», – подумала Джулия, улегшись в постель. Она сильно устала физически, но, несмотря на это, была счастлива от того, что этот вечер прошел так гладко. «Я выполнила свой долг, – сонно подумала Джулия. – Она не сможет, сказать, что еле стараюсь. И Брэд не сможет. Он сказал, что все зависит от меня». Но ее последней мыслью перед тем, как заснуть, было: но он до сих пор не объяснил мне почему.

11

– Ты, конечно, понимаешь, – заявила леди Эстер решительно и бесповоротно, – что, поскольку я не знала о женитьбе моего сына, эта поездка, очень к тому же важная, была задумана заранее в соответствии с моим представлением о его обязанностях. В связи с этим ее невозможно отменить безболезненно. Однако я убеждёна, что такая женщина, как ты, не станет жаловаться, если ее муж посвятит большую часть своего времени работе.

– Я с самого начала знала, что Брэд много путешествует, – ровным голосом ответила Джулия, хорошо понимая, что ее снова испытывают, и твердо намеренная это испытание выдержать.

– Я знала, что ты женщина разумная, – одобрила ее свекровь. – И ты не будешь скучать одна, обещаю тебе.

По правде говоря, Джулия чувствовала себя мишенью в безжалостной кампании, ведущейся с единственной целью – победить. Леди Эстер родилась с жезлом фельдмаршала в ранце и, как всякий хороший генерал, придавала большое значение разведывательной работе. Джулия не сомневалась, что леди Эстер тщательно изучила и запомнила всю ее подноготную, а теперь с уверенностью принялась делать из Джулии типичную жену Брэдфорда.

Вне сомнения, Битси получила соответствующие указания матери и взяла Джулию под свою опеку во всем, что касалось покупок: какие магазины следует посещать, как платить, если отправляешься в магазин лично, где выбирать товары по образцам, с тем чтобы их потом прислали на дом. Джулия выяснила, что в Бостоне фамилия Брэдфорд значит столько же, сколько имя королевы в Лондоне. Благосклонное отношение леди Эстер рассматривалось как королевская милость.

Эбби занялась ее культурным образованием: концерты по пятницам, благотворительные организации, музеи и все такое. Именно это Джулия предпочитала. Она старалась как можно меньше времени проводить в элегантной, но холодной пустыне на Луисбург-сквер, где подавали невкусные коктейли, но зато всегда были в изобилии самые последние сплетни, предпочитая большой и плохо прибранный дом Эбби в Кембридже, где ее всегда приветливо встречали дети Эбби – два мальчика, студенты Гарварда, и девочка – первокурсница в Редклиффе.

Дома у четы Эмори всегда много смеялись, там царила атмосфера теплоты и счастья. Дети отнюдь не старались скрыть свою привязанность друг к другу. Кроме того, там жили пара кошек и несколько собак, которые, как и хозяева, были вполне равнодушны с царящему в доме беспорядку. Джулии нравилось проводить время в огромной кухне, где все с аппетитом ели за большим разделочным столом, одновременно ведя самые разные разговоры. Джулия обожала эти долгие дискуссии по вопросам музыки, искусства и политики. Уинтроп, старший сын Эбби, собирался стать политиком, а Сет-младший – писателем. Чарли играла на рояле так хорошо, что вполне могла сделать карьеру пианистки. В этом доме жили счастливые люди.

У Битси все было по-другому. Настоящая дочь своей матери, она старалась подражать ей во всем. Совершенно очевидно, пределом ее амбиций было стать grande dame. В доме все делалось тан же, как и на Маунт-Вернон-стрит, но ее сыновья, оба первокурсники и безупречные с виду, напоминали Джулии манекены в витринах. Они никогда не бегали по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, никогда не насвистывали мелодии, никогда ничего не разбрасывали, никогда не шутили со слугами. Сыновья Битси – Бредфорд и Дрекс (сокращенное от Дрексель) – были красивыми мальчиками, унаследовавшими элегантность матери и изящество отца, но имели один существенный недостаток. Они были начисто лишены обаяния. Оба громоздких парня Эбби, постоянно ходившие в свитерах и джинсах, как, впрочем, и Чарли, и под страхом смертной казни не согласившиеся бы напялить костюмы братьев Адамс, могли, тем не менее, обаять кого угодно. Эбби и Брэд поделили между собой обаяние Брэдфордов. Битси и ее сыновьям не досталось ничего.

После нескольких недель знакомства, узнав Сета, уже достаточно хорошо, Джулия как-то сказала ему о замеченной ею разнице. Он был ее любимым гидом по Бостону, и они гуляли по старому кладбищу, где она сосредоточенно рассматривала надгробия на могилах Поля Ревере, Джона Хэнкока и Сэмюеля Адамса, последний из которых был общим предком и Сета, и Брэдфордов.

– Ты права, здесь довольно четкое разграничение, – согласился Сет. – Эбби и ее брат пошли в так называемых английских Брэдфордов. Брэд очень похож на нынешнего маркиза. А Битси – в американских Брэдфордов. – Сухо рассмеявшись, он продолжил. – Мы, жители Новой Англии, знаешь ли, весельем и живостью не отличаемся. Это пуританский край.

Джулия механически улыбнулась, размышляя над тем, что собиралась сказать.

– Да и леди Эстер вовсе не американизировалась, несмотря на то, что уже долго живет в этой стране.

– Разумеется, нет! Она из нас сделала англичан. – Сет наклонился, чтобы рассмотреть старое надгробие. – Выдающаяся женщина. Сильная. Мы, мужчины, из самозащиты, называем таких женщинами с мужским умом.

Джулия снова улыбнулась, но стояла на своем.

– И все же, хоть Брэд и очень похож на нее, он ее сильного характера, похоже, не унаследовал, только ее обаяние.

Сет пожевал губами и покачал головой.

– Я бы не стал этого утверждать, – вежливо не согласился он. – Просто в присутствии матери Брэд вынужден вести себя очень осторожно. Они ведь необыкновенно близки, знаете ли.

– Знаю, – ответила Джулия.

– Он – самая главная драгоценность в ее жизни, и Брэд это хорошо знает. – Искоса взглянув на нее, он добавил: – Она тебе уже рассказывала, на какой риск пошла, чтобы родить его?

– Да.

– И насчет того, что он реинкарнация ее отца?

– О да. – Джулия глубоко вздохнула и как в омут кинулась, – Но ни одного слова об отце Брэда. В доме пруд пруди фотографий маркиза, но я не видела ни одной фотографии отца. Как будто его никогда не было. Эбби единственная, кто о нем вспоминает.

– Как старший ребенок, Эбби была к нему ближе, сохранила приятные воспоминания. Битси всегда тянулась к матери, старалась ей подражать, как ты уже, верно, поняла. А Брэд… – Сет помолчал, потом продолжил: – В его жизни главное – мать. Он хорошо сознает свою роль в ее жизни, и его обращение с ней основано на этом. Ему потребовалось большое мужество, чтоб вот так жениться, без ее согласия. С моей точки зрения, это доказывает, как сильно он тебя любит. – Он снова помолчал. – И нуждается в тебе. – Он тепло посмотрел на нее: – Ты мне очень нравишься, Джулия. Я обратил внимание, что ты легко справляешься со многим, что было бы не под силу более слабой женщине. У тебя есть такт и большое терпение.

– Не совсем так, – грустно возразила Джулия. – Иногда мое терпение удивляет меня самое.

– Для твоего возраста ты – зрелая женщина. Под таким давлением – и так держаться.

– Я хочу, чтобы все было как надо, – осторожно ответила Джулия. – Для Брэда это важно.

– Конечно, – просто согласился Сет. – Но ты – то самое, что нужно Брэду.

– А не Кэролайн Нортон? – Ну вот, она это сказала.

– Брэд никогда ее не любил. Он выполнял свой долг, не больше. Я не виню, он понял, что не может на это пойти.

– Почему же у меня такое чувство, что все винят меня? – спросила Джулия.

Он удивился.

– Разве? Могу тебя уверить, что Эбби и я…

– Не Эбби и ты, но Битси и…

– Битси ревнует своего брата, – спокойно ответил Сет. – Так было и так будет. Она всегда соревновалась с ним за любовь их матери, а ему никогда не приходилось ни за что бороться.

– Этому я верю, – сказала Джулия. Сет внимательно посмотрел на нее.

– Значит, ты думаешь, что, несмотря на чисто внешние проявления, леди Эстер, аи fond,[7] ты не нравишься, и она женитьбу сына не одобряет?

– Она ничего, кроме доброты, в отношении меня не высказывала, – ответила Джулия очень, очень осторожно.

– Так это потому, что ты проходишь испытание, – объяснил Сет ласково. – Ты посмела выйти замуж за ее Возлюбленного сына; ты должна соответствовать такой чести. Пока она не составит о тебе мнение, она будет добра. Ты поймешь, когда произойдет перелом.

– Каким образом?

– А все будет вполне очевидно, – сухо ответил ей Сет, – но я не думаю, что тебе стоит беспокоиться. Я ничего не слышал от Эбби, которая все бы узнала от Битси, всегда докладывающей, что сказала мама. По поводу тебя не высказывается недовольства, но, с другой стороны, дифирамбов тоже не слышно. Тебя просто приняли, а это, по-моему, дорогого стоит. – Сет помолчал. – Если бы было иначе, ты бы уже почувствовала недовольство леди Эстер. Уверен, мне не стоит рассказывать тебе, какую оно может иметь силу. Леди Эстер здесь следует за сыном: он счастлив – она тоже счастлива. А Брэд, по всему видно, никогда не был счастливее.

– Ты так думаешь? – с огромным облегчением спросила Джулия. Ее уверенность, приобретенная за дни, проведенные на ферме, быстро испарилась во время отсутствия мужа, оставив густой осадок сомнений.

– Ты думаешь, он с радостью уехал в эту поездку? – Сет взглянул на нее и расхохотался. – Мне он совсем иначе объяснил свои чувства.

Насмешливый взгляд Сета заставил Джулию покраснеть.

Такого же эффекта добился и Брэд, позвонивший вечером и с анатомическими подробностями изложивший ей, как он по ней скучает.

– Милый, это же открытая линия, – протестовала Джулия, не привыкшая к таким откровениям даже в постели.

– Плевать! У меня пар идет из ушей, и, если я тебе не позвоню, мне не уснуть. Кстати, когда я засыпаю, то вижу тебя во сне.

– Правда, милый? – Это растрогало Джулию больше, чем все остальное.

– Ты же знаешь, я воздерживаться не привык, – продолжал он, и ее воздушный шарик счастья лопнул. Но он тут же надул его снова.

– Но я борюсь с собой, хотя три недели воздержания даются мне нелегко.

Джулия поверила ему безоговорочно. Она отправилась спать с его словами о трехнедельном воздержании, все еще звучащими в ушах. Для Брэда с его сексуальным аппетитом то была гигантская жертва и наиболее убедительное подтверждение его любви. Она все еще очень тосковала по нему, ей не хватало его больше, чем когда-нибудь кого-либо в жизни. Она дивилась, сколь необходимым ей он сумел стать. Ей не хватало его присутствия, его жизнерадостности, его теплоты, даже его неряшливости – он всегда все сбрасывал на пол. Ей не хватало его в постели, но не только из-за секса, ей не хватало теплоты его тела. Брэд был лучше, чем электрическое одеяло. Он излучал тепло и всегда спал, обняв ее, передвигаясь за ней по большой кровати, когда она переворачивалась. Так что, когда они просыпались, их тела были переплетены, и она ощущала его пульсирующую эрекцию.

Но как бы ни тосковала, внешне она старалась казаться веселой и улыбающейся. Кроме того, она научилась попридерживать свой острый язычок. Она уже сделала одну ошибку с Дренселем, и теперь, когда мать Брэда, следила за каждым ее шагом и словом, она старалась не говорить ничего лишнего.

Если Брэд хочет, чтобы она ходила вокруг его матери по яичной скорлупе, то она постарается не раздавить ни одного кусочка. Ее неожиданное появление во владениях Брэдфордов и так проделало брешь в привычном ходе вещей. Пока дыра не затянулась, ей не следует проявлять свой характер. Пока она проходит испытательный срок. Она это знала и не обманывалась по поводу того, что ее уже приняли, несмотря на доброту и заботу, и несмотря на уверения Сета. Она понимала, что Битси следит за ней и жаждет, чтобы мать обнаружила какой-нибудь недостаток и посчитала ее неподходящей женой сыну.

Но пока Джулия получала только похвалы.

– Я думаю, ты молодец, – сказала ей леди Эстер. – За все три недели ни слова жалобы. Но ведь ты вполне самостоятельная женщина, верно? Как и я. Я думаю, мы во многом похожи, Джулия. – Она получила ещё одно прохладное одобрение. – И еще я думаю, не поэтому ли мой сын на тебе женился?

Джулия усилием удержала улыбку. Благодушное высокомерие этого высказывания было настолько очевидным, что становилось смешно, вот только смеяться почему-то не хотелось. Действительно ли Брэд женился на ней, предпочтя ее всем другим женщинам, именно по этой причине? И она должна делать для него то, что делала мать, то есть убирать все препятствия с его пути, хвалить его по мере надобности, с нежностью реагировать на жалобы и, самое главное, беззаветно любить его – без оговорок, без сомнений, бесконечно. Всегда и всюду.

Она обнаружила, что такая перспектива ее не устраивает, совсем не устраивает. Ей хотелось быть замужем и для себя, а не только, потому, что она напоминала мужу его мать. Тем не менее, она замечала, что изучает свекровь, как будто в поисках скрытых секретов ее воздействия на сына.

Вне всякого сомнения, леди Эстер была удивительным созданием. Ничто, то есть абсолютно ничто не проходило мимо нее. Она замечала малейшее нарушение порядка вроде плохо вымытой чашки, завядших цветов, тонкого слоя пыли или не слишком хорошо приготовленной пищи. Ничто не могло быть скрыто от этих все еще прекрасных, искусно подведенных глаз.

Утром во время завтрака, на котором Джулия должна была присутствовать, потому что леди Эстер считала завтрак в постели распущенностью, – если, разумеется, человек не болен, – она быстро просматривала большую почту, делала пометки на стопках писем, которые она делила на различные категорий для дальнейшей работы секретарши. Все это еще до того, как она направлялась, в свой офис. Затем она проглядывала меню на день, что-то вычеркивала и что-то одобряла. У нее нашлось время, чтобы поинтересоваться у Джулии насчет ее дневной программы, выразив одобрение, смешанное с изумлением, когда она узнала, что Джулия собирается взять машину и поехать за город.

Она тренировалась в вождении американской машины с Уинтропом или Сетом-младшим, пока не убедилась, что может ездить по Бостону самостоятельно – полный кошмар, как ее уверили, потому что бостонцы не соблюдают никаких правил уличного движения, кроме своих собственных. Но она долго изучала карту города, и, когда выяснила, что американские машины, по сути, ездят сами по себе, давая ей возможность сосредоточиться на дорожных знаках, она стала выбираться все дальше и дальше за пределы города. Наконец на третьей неделе после отъезда Брэда она рискнула двинуться в Конкорд и на ферму.

Энни ей страшно обрадовалась.

– Я сразу поняла, что вы полюбили это место, – заметила она, выразив как раз нужную долю сожаления по поводу отсутствия Брэда. – Моя собственная сестра, так она тоже замужем за человеком, который постоянно путешествует; всю свою замужнюю жизнь видит его от силы раз в месяц. – Смешок. – Да и то сказать, мистер Брэд никогда долго не засиживался на одном месте.

– Расскажите, какой он был мальчиком, Энни. Вы знаете его всю его жизнь, так ведь? Расскажите мне о нем.

Она знала, что доброжелательная Энни расскажет ей то, о чем она боялась спросить свекровь: правду, а не сказку. Энни любила Брэда, тут сомневаться не приходилось, но, в отличие от его матери, она не закрывала глаза на его недостатки. Для Энни Брэд был человеком, а не божеством.

– Настоящий хулиган, – со смешком начала Энни, раскатывая тесто для пирогов. – Всегда проказничал. Падал то с дерева, то с лошади, костей себе переломал – ужас! Чем опаснее, тем больше ему нравилось, особенно если мать возражала. Ей достаточно было только сказать «Нет!», как он немедленно шел туда, куда ему идти запрещали. – Она задумчиво вздохнула. – Он всегда умел обойти ее, да и сейчас может, кстати сказать, как, впрочем, любого другого. Он просто неотразим, наш мистер Брэд. Но сердце у него доброе. Я не обращаю внимания на то, что люди говорят о нем и его матери… – Она неожиданно замолчала, смутившись, как будто сказала что-то лишнее.

– Я знаю, что они очень близки, – заметила Джулия.

– Ну, леди Эстер всю свою жизнь строит по мистеру Брэду! – с облегчением согласилась Энни, как будто Джулия отпустила ей ее грехи.

– Ну, раз нет отца… – осторожно начала Джулия, стараясь навести Энни на интересующую ее тему.

– Это просто ужасно. И он был таким хорошим человеком, мистер Уинтроп. Сердце доброе, как и у сына, хотя и несколько прижимист насчет денег. Совсем не как мистер Брэд, этот последний цент отдаст. Но это плохо, когда у мальчика нет папы. Есть вещи, которым только отец может научить сына, мать не может… – она снова замолчала, нарезая круглые толстые круги теста. Джулия молчала, не желая сбивать ее с мысли. – Но нельзя винить леди Эстер за то, что присматривает за сыном; некоторые говорят, она здесь перебарщивает, но ведь он родился всего через несколько месяцев после гибели мужа, и ей пришлось лежать в постели, чтобы доносить его, – для такой женщины, как леди Эстер, это самая большая жертва. Мне кажется, что она видит в нем что-то вроде замены мужу.

– Она могла снова выйти замуж, – заметила Джулия.

– Ой, предложений было навалом, но она всем отказывала. Всю свою любовь отдала своему мальчику. Все самое лучшее – для него с самой первой минуты. Он сразу стал для нее самым главным в жизни.

Позднее, гуляя по полю, Джулия раздумывала над словами Энни. Все, что сказала Энни, подтвердило ее собственное мнение: между леди Эстер и ее сыном существует связь такая прочная, что, когда Джулия приближалась вплотную, она ощущала, как ее отбрасывает назад. До сих пор она относилась к ней с уважением, хотя и осознавала, что ее замужество окружено необычными обстоятельствами. И, помимо всего прочего, до сих пор у нее не было оснований для жалоб на отношение к себе леди Эстер. Она относилась к Джулии так же, как к собственным дочерям: немного резка, ожидая полного повиновения, но с добротой. Любовь она выказывала только к сыну и, с точки зрения Джулии, явно в этом перебарщивала. Она уже была твердо уверена, что Брэд мать боится. Почему? Она ни разу не слышала, чтобы они спорили, чтобы леди Эстер повышала голос. Она всегда казалась озабоченной только его счастьем и благополучием. Тем не менее, она давила на него, в этом Джулия была убеждена. Она была виной его непостоянства, беспокойства. И когда поводок ослабевал, он обращался к Джулии со своими тираническими потребностями. Но никогда не выражал это словами. И Джулия никогда не была достаточно уверена в нем и себе, чтобы задать ему этот вопрос.

Загадка. И поскольку у нее не было четких инструкций, она могла слушаться единственного пожелания Брэда: старайся и делай все правильно. Иными словами, делай, как тебе велят. Она бы предпочла, чтобы все карты были выложены на стол. Леди Эстер – прямая женщина, и, сравнивая характер Джулии со своим, она должна понимать, что и Джулия – прямой человек. Но ни разу она не сказала: «Слушай, Джулия, ты – не то, что я хотела бы для моего сына, и вообще все это для меня полная неожиданность, но, если ты нужна Брэду, тогда докажи мне, что ты ему подходишь, потому что главное для меня, чтобы он был счастлив». Она никогда не говорила с Джулией по душам, никогда не давала ей указаний, что было бы вполне закономерно для матери с такими собственническими замашками. Она просто оставила Джулию в покое. «Ждет, когда я сама ошибусь? – думала Джулия, пробираясь сквозь шуршащую пшеницу. – И, когда я понаделаю достаточно ошибок, очерню себя в ее глазах, не постарается ли она вытеснить меня? И самое главное, послушается ли ее Брэд?» Она дошла до пруда и уселась на берегу, бросая в воду хлеб, принесенный для уток.

«Почему я так подозрительна? – думала она. – Из-за того, что сказала мне Салли Армбрустер? Из-за слов Дрекселя Адамса насчет траура? Да потому что ты замужем всего четыре короткие недели, – сказала она себе. – Бога ради, Джулия, не спеши с выводами. Ты всегда была слишком нетерпеливой. Нет, последние три недели я не проявляла нетерпения! – ответила она самой себе. Какая новобрачная позволит своему мужу исчезнуть неизвестно куда на целые три недели, сразу же через неделю после женитьбы? Сотни тысяч во время войны. Но Брэд не в армии, и сейчас нет войны. Или есть? – спросила она себя подозрительно. – Или тебе просто хочется так думать?»

Она вздрогнула, услышав спокойный голос:

– «Одна скучаешь при луне», Джулия? И в твоем случае я знаю причину.

Оглянувшись, она увидела Дрекселя Адамса, безупречно одетого в серые брюки и синюю рубашку. Одной рукой он придерживал перекинутый через плечо синий же блейзер. И неожиданно она поняла, кого он ей напоминает, причем с самой первой встречи. Молодого Кэри Гранта. Такие же темные волосы и смуглая кожа, ямочка на подбородке, неотразимое обаяние. Ей всегда нравился Кэри Грант.

– Я полагала, что литератор в этой семье Сет? – поддразнила она его с улыбкой, довольная, что есть с нем поговорить.

– Я тоже прочел пару книг в свое время. – Он опустился рядом с ней на траву, аккуратно поддернув брюки. – Я был тут поблизости и решил заехать. Я так всегда делаю, если оказываюсь рядом. Чудесное местечко, правда? Здесь можно укрощать самых грозных зверей. – Пока он все это говорил, его взгляд остановился на груди Джулии, заставив ее замереть. – Похоже, Брэд задержится дольше, чем мы предполагали, – сочувственно продолжил он.

– С моей точки зрения, слишком долго.

– Ну конечно, ведь ты – новобрачная и все такое. Но речь идет об очень большой сделке. На миллионы. Если Брэду удастся ее заключить, он получит себе целый пучок перьев в шляпу. Дар мамаши, разумеется. – Темные глаза насмехались, хотя улыбка была мягкой. – Эти сделки – для жен одни неприятности.

– Ты говоришь, основываясь на собственном опыте, естественно.

– Я всегда говорю, основываясь на собственном опыте. Кстати об опыте, как ты находишь Бостон, – в смысле Брэдфордов, разумеется?

– Все были очень добры ко мне.

– Если выглядишь так, как ты, здесь нет ничего удивительного.

– Как поживает Битси? – спросила Джулия, намеренно меняя тему.

– Сегодня занимается благотворительностью. У меня выходной. Я время от времени беру себе выходной. Знаешь, давай куда-нибудь пойдем обедать. Я знаю прелестную старую гостиницу в десяти милях отсюда.

– Энни готовит обед, так что спасибо.

– Тогда можно мне к тебе присоединиться?

– Уверена, у Энни хватит на всех, – уклончиво ответила Джулия, уже не чувствуя себя уютно с ним, поскольку вспомнила, что говорила о нем семейная сплетница Чарли, – что он шлендра и Битси трудно держать его в узде.

– Она потрясающе ревнива, видите ли. Бедная тетя Битси. Увы, она его любит, тогда как он женился на ней только потому, что миледи (так в семье Эмори называли бабушку) так пожелала. Я думаю, он ей достаточно дорого обошелся – его ветвь семейства Адамсов бедны как церковные мыши.

Теперь он, улыбаясь, говорил ей:

– И не только у Энни, между прочим.

«Надо с этим кончать», – подумала Джулия и прямо заявила:

– Оставьте свои надежды.

– Мне не только о надеждах приходится заботиться.

Джулия резко вскочила на ноги. Родственник он ей или нет, он уже зашел слишком далеко! Но он схватил ее за руку и удержал.

– Пожалуйста, не убегай. Ты слишком хороша, чтобы скучать в одиночестве.

– Я хороша только для своего мужа.

– А почему бы не посмотреть на меня, как на временную замену?

Его наглость почти лишила ее дара речи.

– Никто не может заменить Брэда.

– Везунчик, но везение вещь переменчивая. Как и всякая женщина, например твоя свекровь, – Он терпеливо улыбнулся и потянул ее за руку. – Ты останешься, если я пообещаю себя хорошо вести? Ты ведь не только Брэду нравишься, сама должна понять, ты – женщина привлекательная.

– У меня есть все, что мне требуется.

– Увы, я это знаю. Я сдаюсь на твою милость, Джулия.

– Тогда будь благодарен, если я тебе ее окажу.

Дрексель рассмеялся одобрительно.

– Неудивительно, что Брэд так очарован. Я ему раньше никогда не завидовал, но теперь ему крупно повезло. Приятно смотреть, приятно слушать, эдакое спокойное остроумие.

Джулия решительно отняла руку.

– Мне хватит остроумия, чтобы забыть этот разговор.

– Я на твоем месте этого бы не делал. Тебе потребуются друзья.

– Так это ты мне в друзья набиваешься?

– Если ты мне позволишь. Меня лучше иметь в друзьях, чем во врагах. К тому же, последних у меня слишком уж много. – Он снова лег на траву, опершись на локоть, и посмотрел на нее жестким взглядом синих глаз. – Не обманывайся по поводу щедрой руки, насыпающей в твою чашку сахар. На дне вполне может оказаться яд. Ты не та, кого она хотела бы для Брэда, и совершенно определенно, что она сделает все, чтобы разрушить ваш брак. – От жалости в его улыбке Джулии стало тошно. – Ты ведь не думаешь, что его отправили так далеко и так надолго только по делам? Да она с этой сделкой покончила несколько недель назад. Тебя обманывают, Джулия. Испытывают. И когда Брэд вернется, она станет испытывать тебя снова и снова, пока не найдет способ тебя сломать…

У Джулии в душе все переворачивалось.

– Я тебе не верю, – соврала она.

– Я никогда не лгу.

– Если Брэд снова уедет, я поеду с ним.

– Что же, попытайся!

– Я – его жена!

– Ну разумеется. В этом-то все и дело!

Когда почувствовала, что может говорить нормальным голосом, Джулия спросила:

– Почему ты мне все это говоришь?

– Потому что ты чересчур молода, чтобы быть раздавленной. И отважна. Но, беспомощна и безнадежна по сравнению с ней. Она никогда не проигрывает. Она настолько изощренна, что может вонзить тебе нож в спину, улыбаясь в лицо. А ты так наивна и, понимаешь ли, порядочна. Ты играешь честно. – Он покачал головой. – Она – нет. Она идет на все, чтобы выиграть. Ты и умна, и характер у тебя сильный, наверное поэтому Брэд на тебе и женился, но она связала его по руками и ногам, и ему никогда не освободиться. Я ее знаю, Джулия. Я уже больше двадцати лет в этой семье и знаю, что заставляет леди Эстер тикать, и я употребляю это слово в буквальном смысле, потому что она – электронное чудо. Я такое мог бы тебе рассказать…

– За определенную цену, разумеется…

– Ничего не дается бесплатно.

– Да ты мне и даром не нужен! Ты мне не нужен сам и твоя забота тоже, мистер Адамс. Я прекрасно справлюсь сама.

– Сколько раз я уже это слышал от разных людей! Джулия в гневе быстро зашагала прочь.

– Только не говори потом, что я тебя не предупреждал! – язвительно крикнул Он ей вслед.

«Предупреждали, и не раз, а дважды, – думала Джулия, почти бегом возвращаясь с пруда. – Салли Армбрустер и теперь мой родственник. Вне сомнения, у него собственные интересы, но что такое сделала ему леди Эстер?» Он одним махом проделал огромную дыру в ее тщательно нарисованной картине «Жизнь с мамочкой». Ей снова вспомнились слова Крис насчет разболтанной гайки…

Есть ли яд на дне чашки? Если есть, она его пока не почувствовала. Пытается ли леди Эстер от нее избавиться? Если и тан, она ничем это не показала. Верно, она ожидает, что Джулия сама приспособится к ней, вместо того чтобы мягко научить ее, как это сделать. И разве не говорил ей Брэд: «Ты мне, нужна, Джулия. Если бы ты только знала…» И не сказал почему. А она, не желая «делать, волну», не рискнула спросить. Была ли она его спасением? Видел ли Брэд в ней защиту от матери? Если так, то почему? Джулия знала, что он ее боится, но она также пришла к убеждению, что Брэд боится, что доброта убьет его. Леди Эстер сына обожает; это тот урок, который надо твердить и сегодня, и завтра. Она также относится к нему как собственница, но разве не она сама, если верить Сету, организовала его помолвку с Кэролайн Нортон? Если бы она хотела держать его при себе, зачем вообще женить его на ком-то? Нет, если леди Эстер и хочет избавиться от нее, то лишь потому, что Брэд имел наглость отвергнуть ее выбор и сделать свой собственный. А Джулия уже знала достаточно об отношениях ее мужа с матерью, чтобы сообразить, что такого никто себе не может позволить, если не желает накликать беду. Кроме того, Дрексель Адамс гребет в свою сторону, и его циничное утверждение, что новобрачные могут и должны искать утехи в стороне от мужа, возмутило ее до глубины души. Неудивительно, что Битси постоянно ходит с таким выражением на лице, будто говорит: «Будь я проклята, если стану страдать в одиночестве».

Да нет, совершенно очевидно, что леди Эстер испытывает ее, хочет убедиться, годится ли она для ее драгоценного сыночка. «И что я должна делать, чтобы доказать, что готова на все, что я не просто гожусь, что я подхожу для него больше всех? И разве не того же хочет Брэд? Чтобы я доказала, что он сделал правильный выбор, что я не нахальная золотоискательница, а обычная женщина, которая его любит? Но отчего Брэд ничего не объяснил? Почему он не сел со мною рядом и не сказал: «Слушай, Джулия, насчет моей матери…» По правде говоря, иногда она была вовсе не уверена, что делает то, что нужно.

«Спрошу Брэда, – решила она, несколько успокоившись. – Как только он вернется, я все выясню. Прямо спрошу. О чем спрошу? – подумала она. – Какой вопрос могу ему задать? Что происходит между тобой и твоей матерью? Чем таким особенным она тебя держит?» Она почувствовала, что лишь от этой мысли сердце у нее упало. Брэд взовьется до потолка!

Когда она вошла в дом, в холле появилась Энни.

– Мистер Адамс вас нашел? – спросила она. – Я сказала ему, что вы пошли к пруду.

– Да… он пришел, чтобы сказать мне, что пора возвращаться в Бостон, – с ходу сымпровизировала Джулия.

– Мистер Брэд возвращается? – Лицо Энни просияло.

– Надеюсь, – через силу проговорила Джулия. – Ох, Энни, я так надеюсь.

Вернувшись на Маунт-Вернон-стрит, она так беспокоилась, что не заметила чемоданов в холле, но, видимо, Брэд следил за подъездом, потому что дверь гостиной распахнулась, и он появился на пороге, протянув к ней руки.

– Брэд! О, Брэд, дорогой мой Брэд… – Она бросилась в его объятия и спрятала лицо у него на груди, не заметив удивления, смешанного с облегчением, промелькнувшим на его лице.

– Значит, ты по мне скучала?

– Скучала! Да я без тебя чувствовала себя мертвой!

– Я уж собирался искать тебя с собаками. Где ты была? – Шутливо, но с изрядной долей напряжения в голосе он спросил: – Только не говори мне, что ты уже завела себе любовника.

– Я была на ферме.

– О… – Облегчение в голосе. – На ферме.

– Я уже могу сама найти туда дорогу… и мне там так нравится, все напоминает о тебе. Мне же нужно было что-то делать, чтобы развеяться.

– Не стану рассказывать, чем пришлось заниматься мне.

– Я больше одна не останусь! – решительно заявила Джулия. – Я готова спать хоть в чемодане, если придется, но я здесь не останусь. Никаких больше разлук, ты слышишь? Я категорически отказываюсь!

– Не стану с тобой спорить, – ответил Брэд счастливым голосом.

– Я знаю, что желтый цвет мне идет, но все равно больше не желаю быть соломенной вдовой!

Он весело рассмеялся, схватил ее на руки и закрутил.

Леди Эстер была в гостиной. Ну разумеется, раз Брэд дома, где же ей еще быть. «И надеюсь, – подумала Джулия, – она слышала каждое мое слово.

При этой мысли ее пробрала дрожь.

– Замерзла? – озабоченно спросил Брэд.

– Нет, это радостная дрожь, – спокойно солгала Джулия. Она с завистью оглядела его. – А ты, гляжу, грелся на солнышке.

– Когда не обливался слезами.

Смех леди Эстер прозвучал как колокольчик.

– Вы просто как голубки!

– Ну и как Калифорния? – спросила Джулия.

Последний раз он звонил из Лос-Анджелеса.

– На расстоянии в три тысячи миль от тебя. Леди Эстер взглянула на них и вздохнула.

– Вижу, сейчас мой сын для работы не годится, так что и не стану его об этом просить. Ты свободен до понедельника. – Она одарила его милостивой улыбкой.

«Видишь, – сказала Джулия самой себе. – Он просто завистлив, этот Адамс, вот и все. Беспокоиться не о чем».

– Давай поедем на ферму, – предложила она. Ей хотелось убраться подальше.

– Еще один медовый месяц, – пошутил Брэд.

– Я хочу его весь, целиком, – уверила его Джулия.

Он вел машину одной рукой, другой обняв ее за плечи.

Каждый раз, останавливаясь перед светофором, он целовал ее в охотно подставляемые губы.

– Значит, мистер Брэд действительно вернулся! – обрадовалась Энни.

– Ты знала, что я возвращаюсь? – спросил он с удивлением и с еще чем-то неуловимым.

– Я надеялась, – сказала Джулия.

– Я надеялся целых три недели. – Он схватил ее на руки. – А ты набрала свой вес!

– Все до последнего фунта.

– В этом я еще должен убедиться.

Все, разумеется, закончилось в постели, после чего они долго лежали утомленные и потные.

– Господи, Джулия, я чертовски по тебе скучал. Никогда не думал, что так можно скучать. Внутри – будто пусто. Скажи, что ты тоже по мне скучала. Я должен знать, что тебе меня не хватало.

– Без тебя я жила как в пустыне. Вся высохла от тоски.

– Чистое безумие, но это правда. Я о том, что с ума схожу по тебе. Я и раньше так думал, но теперь еще раз убедился.

Никогда раньше не чувствовала Джулия такого обожания, и оно подействовало на ее давшую трещину уверенность в себе, как хорошая штукатурка. Что бы там ни было между Брэдом и его матерью, нет сомнений, что как жена она значит для него очень много. Он сумел показать, как сильно в ней нуждается и как она ему нужна. Остальное не имело значения. Только знать, что он ее любит. И зная это, она сможет справиться с его матерью.

На следующий день они встали поздно, потому что всю ночь не могли оставить друг друга в покое.

Впервые у Брэда не было эрекции, когда он проснулся.

– Черт возьми, Джулия, – простонал он в подушку. – Что ты со мной сделала? Мне кажется, я даже пальцем пошевелить не могу. – Он с трудом поднял голову и взглянул на нее. – А ты как себя чувствуешь?

– Слегка жжет, но приятно. – Она уже научилась говорить такие вещи вслух.

– Ну, а я дотрахался до умопомрачения, это точно.

– Теперь я знаю, что значат три недели воздержания!

– Я никогда в жизни так долго не обходился без женщины, можешь мне поверить!

– Но разве не чудесно, когда кончается пост?

Он притянул ее к себе.

– Ты просто прелесть.

– И ты тоже. – Джулия потянулась, чтобы погладить его на этот раз вялый пенис, но с криком «Осторожно, а то отвалится!» он выпрыгнул из постели и помчался в ванную комнату. Всегда одно и то же – он не давал себя трогать. Ему нравилось, когда она руками и губами ласкала все его тело, но никогда не разрешал ей полностью контролировать себя. «Что ж, – подумала Джулия, – коль скоро мамочка контролирует все остальное, должен же он оставить контроль хоть за чем-нибудь себе. За мной, к примеру».

Джулия была вполне уверена, что леди Эстер слышала ее заявление насчет того, что она отказывается оставаться одна, когда Брэд уезжает, потому что Брэд пробыл дома довольно долго, и за это время они начали строить свою совместную жизнь. Джулия была на седьмом небе. Когда он не работал, тo все время проводил с ней; они послушно ходили на все официальные приемы, которые леди Эстер устраивала, чтобы представить их бостонскому обществу; они ходили на вечеринки, устраиваемые в их честь, но предпочитали по возможности быть только вдвоем.

Во время семейных сборищ Джулия изо всех сил старалась не оставаться наедине с Дрекселем Адамсом, причем, видимо, перестаралась, потому что заметила, что Битси следит за ней прищуренным взглядом, а сардоническая улыбка Дрекселя, казалось, говорила: «Не говори потом, что я тебя не предупреждал. По крайней мере, отдай мне в этом смысле должное».

В начале августа леди Эстер отбыла на свой обычный месяц в Эрун и не стала возражать, когда Брэд сообщил ей, что они с Джулией едут в отпуск на Мартас-Винъярд. Битси с мужем и сыновьями отправилась в средиземноморский круиз, а Эбби с семейством, как всегда, поехали в Кохассет где проводили отпуск многие поколения Брэдфордов.

Мартас-Винъярд показался Джулии настоящим раем. Как только катер отошел от Вудс-Хопа, она поняла, что их отдых будет великолепным. Ее удивил размер острова, а еще больше она удивилась, когда вместо машины Брэд подвел ее к двум велосипедам.

– Здесь местность самая подходящая для такого вида транспорта, – усмехнулся он. – О чемоданах не беспокойся. Они будут ждать нас в коттедже.

Скоро Джулия узнала, что даже автострады с самым плотным движением имеют дорожки для велосипедистов, ровные и легкие. Просто чудесно было крутить педали и ехать вдоль берега, теплый ветер в лицо, море сверкает на солнце, песок так и зовет к себе, а рядом Брэд что-то весело насвистывает.

Коттедж оказался сказочным викторианским домиком, построенным на обширной площадке, на веранде – масса растений в горшках, другие свисают с черепичной крыши. Окно спальни выходило на маленький балкон, откуда открывался вид на сад, украшенный узорами из белого камня и ослепительно яркими цветами. На веранде стояли качалки, обтянутые цветастым ситцем, и было достаточно спуститься по ступенькам, пройти по садовой дорожке и через дорогу, чтобы попасть на пляж.

Обставлен коттедж был мебелью из бамбука, кровать – в викторианском стиле и очень удобная, на стенах картины. Кухня маленькая, но прекрасно оборудованная, и из деревни приходила девушка, чтобы убираться.

Здесь они даже готовили иначе. Например, Брэд научил ее медленно варить устрицы в морских водорослях. Тихие ночи были наполнены ароматом дыма от костров и соленого воздуха.

Они плавали, Джулия почти все время ходила только в бикини, они загорали, катались на водных лыжах, занимались серфингом – и то и другое Брэд делал великолепно, а Джулия быстро научилась, Хотя достичь его совершенства ей так и не удалось. Она предпочитала яхту «Эстер», на которой они ходили вокруг острова и через пролив в Нантанет. Они играли в теннис на корте, принадлежавшем другу Брэда, причем он всегда ее побеждал, а вечерами в скрэббл,[8] но тут уж всегда одерживала верх Джулия.

Они не могли оторваться друг от друга. Бостон и леди Эстер находились далеко, они о них забыли. Они занимались любовью везде и в любое время: на лодке, в море, на застекленной веранде, однажды даже в гамаке, подвешенном под какими-то деревьями. Только через неделю они стали искать общества себе подобных, и Брэд стал принимать многочисленные приглашения. Они посещали вечеринки, участвовали в сборе устриц и диких гонках на скутерах. Кожа у Джулии стала интенсивно абрикосового цвета, а Брэд так загорел, что напоминал карибского пирата. По контрасту с темным цветом кожи волосы на его теле, выгоревшие на солнце, светились.

Однажды вечером они поплыли в Нантакет на вечеринку, которая устраивалась в недостроенном доме на сваях, и там впервые поссорились.

– Тебе вовсе не стоило так часто танцевать с Чаком Кэботом, – недовольно пожаловался Брэд, привязывая яхту.

– Я и с другими танцевала.

– Совсем не тан, как с ним. Я за вами наблюдал, вы прямо влезть друг в друга старались.

– Милый, ты ведь знаешь, ты единственный, кому это дозволено.

– В самом деле?

Джулия оцепенела, но выражение лица Брэда объяснило ей все. Снова одно из его настроений. Никогда нельзя было предусмотреть, когда это с ним произойдет. Они все время словно находились вблизи от глубоких ям, и ей приходилось осторожно обводить Брэда вокруг них. На этот раз, очевидно, он свалился в одну из самых глубоких, откуда без ее помощи ему не выбраться, «О Господи!» – подумала она. И ведь такая была славная вечеринка, она весь вечер протанцевала. И ни разу ей не пришло в голову, что Брэд может возражать. Теперь она пожинала плоды.

На его лице появилось странное выражение, под стать его тону. Джулия подавила желание рассмеяться. Ревнует! Да как он может ревновать и подозревать ее в неверности после той обработки, которой он подвергает ее два, а то и три раза в день!

– Да откуда у меня силы… и время?

Он облегченно усмехнулся.

– Ну…

– Он просто был очень мил.

– Он ни с кем не бывает мил, если ему ничего не нужно!

– Что ж, мне он не нужен, если ты об этом.

– Докажи!

Она доказала.

После этого он извинился.

– Дело в том, что ты для меня так много значишь, что я даже представить не могу тебя с другим мужчиной.

– Нет никакого другого мужчины. Нет сейчас, и не будет никогда.

– Извини меня, что приревновал.

– Конечно. – Они долго молчали. – Но почему, милый? У тебя нет никакой причины.

– Ничего не могу с собой поделать… так уж к тебе отношусь.

– Но ведь ты знаешь, что ты для меня – все.

– Правда?

– Ну разумеется.

– Тогда почему ты мне никогда об этом не говоришь?

– Как не говорю? Говорю.

– Только когда я говорю тебе первым.

Джулия огорчилась. Она не замечала своей оплошности, а вот он заметил. Ведь как часто он подходил к ней, обнимал ее и говорил: «Догадайся». «О чем?» – спрашивала она. И он говорил: «Я тебя люблю». Или неожиданно восклицал: «Представить себе невозможно!» И на ее удивленное «Что?» Отвечал: «Как я тебя люблю!»

Она не привыкла к открытым проявлениям любви. Тут сказалось, видно, влияние тетки, которая ненавидела открытую демонстрацию чувств. Дурной тон, так она считала. Но Брэд, напомнила она себе, вырос в атмосфере открыто и постоянно проявляемой любви. Он этого ждал.

Она плотнее прижалась к нему.

– Обещаю исправиться. Дело в том, что я… лишена твоей порывистости. Может быть, мне от тебя хоть немного перейдет?

– Уж я постараюсь! – Он еще крепче обнял ее.

– Еще раз? – спросила Джулия.

– Много-много раз!

Она терялась, не понимая его неуверенности, его потребности в демонстрации чувств. Но она пошла у него на поводу, все время помня о влиянии его матери и учитывая, что, если он начнет сравнивать, она может оказаться в невыгодном положений.

– Я думаю, все дело в том, что мы совершенно разные, – позже сказал Брэд, показывая, что он не отбросил эту тему. – Ты спокойная, организованная, всегда держишь себя в руках.

– Не всегда!

Но он как-то странно посмотрел на нее, оценивающе.

– Иногда я думаю…

– Я знаю, мне не хватает твоей импульсивности. Наверное, именно это и привлекло меня к тебе, твой бешеный темп.

Брэд произнес весьма странным голосом:

– По-видимому, мне всегда приходилось объезжать дракона.

– Что ты этим хочешь сказать? Он встал.

– Ничего! Давай-ка наперегонки к дому!

Он напоминал ей ртуть – или сложное сочетание взрывоопасных газов. Иногда он просто не мог заставить себя сидеть спокойно. Сильные эмоции, всегда на грани взрыва, часто поступает не подумав. «Всегда уверен, – подумала Джулия, – что мать его прикроет. И ждет того же от меня?» Отбросив прочь свою привычку сначала думать, она следовала туда, куда он ее вел, иногда даже закрыв глаза. Она уже достаточно хорошо узнала его, чтобы понять, где следует быть осторожной, а где надо уступить. Она всегда помнила о предупреждении Дрекселя и старалась не давать Брэду повода для жалоб. Она понимала, их жизнь сейчас проходит как под увеличительным стеклом; даже здесь, вдали от всех, она должна ходить на цыпочках. Ей не следует раскачивать лодку. Как бы ни велика была качка, ей нужно показать себя бывалым матросом.

Именно поэтому, неохотно призналась она самой себе, она до сих пор и не подняла вопрос о странном влиянии его матери. Здесь, вдали от всех, она чувствовала, что Брэд принадлежит ей так, как никогда не принадлежал в Бостоне. Здесь он был только внимательным, любящим, заботливым и пылким мужем, думающим о ее счастье, благополучии, готовым не только брать, но и давать. Здесь она чувствовала, что, если она попытается проникнуть в самую глубину его любви к ней, ей не хватит проницательности. Здесь, находясь рядом круглые сутки, она никогда не уставала от него, он никогда ей не надоедал, не раздражал ничем, потому что здесь он был другим человеком. Казалось, он оставил сложную часть своей натуры в Бостоне вместе с тем, другим Брэдом, который так осторожно обращался с матерью. Здесь и Джулия ослабила свои сдерживающие центры, снова стала той Джулией, с которой он познакомился в Лондоне и в которую так влюбился. Здесь впервые она почувствовала, что видит настоящего Брэда, того, что жил под многими слоями самозащиты, обретенными за долгие годы. Здесь он был с ней открыт, разговаривал так, как никогда не делал в Бостоне. Например, о том, какие они разные.

– У тебя все через голову, у меня – чистая физиология, – сказал он ей однажды вечером, после еще одного раунда страсти, после чего у Джулии появилось ощущение, что ей позволили краешком глаза заглянуть в рай. – Однако для меня ты – как лекарство. С тобой та физическая связь, которую мы испытали несколько минут назад, есть выражение веры: веры в меня. Мне это нравится. Мне это необходимо.

– Для меня быть с тобой – это кульминация любви.

Он помолчал, потом тихо сказал:

– Да. Любви. – Он повернулся, чтобы взглянуть на нее. – До тебя я никогда не любил, Джулия. Не знал, что это такое. Хотя это так тесно связано с сексом.

Джулия улыбнулась.

– Ладно, мы оба считаем друг друга сексуально привлекательными, но ты – куда больше, чем просто желанная женщина. Ты меня заводишь, видит Бог, как заводишь. Но за эти последние две недели я понял, что мне нравится быть с тобой, что твое присутствие меня успокаивает, смягчает, утешает, если хочешь. Ты очень глубокий человек, я знал это с самого начала. Даже сейчас я понятия не имею, что лежит на самом дне, но что тебя отличает от других, так это то, что мне хочется это выяснить.

Он говорил спокойно и серьезно. Никогда он так не открывался перед ней. Джулия почувствовала, как сжалось горло.

– Ты мне нужна. Наверное, именно это я и пытаюсь выразить. Ты стала для меня необходимостью.

– И ты для меня.

– Правда? – Даже сейчас в его голосе звучала неуверенность.

– Да. Больше чем когда-либо какое-нибудь человеческое существо. Никогда не думала, что такое может со мной случиться, но… чем больше мне дается, тем больше мне хочется. Какой бы ты ни был, а мне многое еще предстоит выяснить, ты – тот, кто мне нужен. Я думаю, что после Дерека я никогда не позволяла никому, ни мужчине, ни женщине, подобраться ко мне столь близко. Но тебя нельзя остановить. Ты полностью завладел мною. Я почувствовала это с первой ночи. Наверное, именно это меня так и напугало.

Брэд облегченно вздохнул.

– Ты права, это может напугать.

– Отдать всю себя… полностью… другому человеку – большой риск, – честно призналась Джулия. – Но я не жалею.

– Ты уверена? – И опять, что это у него в голосе – сомнение?

– Совершенно. Нам требовалось побыть наедине, чтобы мы могли… найти друг друга.

– Ты тоже это чувствуешь? – Теперь в голосе звучала радость.

– Да. – Путь к честности был открыт. – Там, в Бостоне, ты был другим, я не была в тебе уверена. Я не знала большую часть твоей жизни, чувствовала себя выброшенной из нее… – Он издал какой-то странный звук и поплотнее прижал ее к себе. – Но здесь, когда мы одни, ты тот Брэд, которого я люблю и всегда буду любить. – Теперь в ее голосе звучал смех. – И неважно, сколько в тебе еще других Брэдов.

– Наверное, мы все – несколько человек, в зависимости от того, с кем мы.

То было первое признание, хоть и очень туманное, что с матерью он – тот Брэд, которого той хочется видеть. Джулия ждала, что он расскажет почему, но он промолчал.

– Ведь мы можем рассказать друг другу все, – попыталась поощрить его Джулия, – верно?

Брэд колебался на секунду дольше, чем необходимо. – Мы всегда будем рассказывать друг другу все, – пообещал он.

Но тем не менее не рассказал ей о матери.

12

Они вернулись в Бостон после Дня труда, хорошо загоревшие и довольные, убежденные в том, что им удалось залатать те прорехи, которые появились в их отношениях и мнении друг о друге. Никогда еще Джулия не была так уверена в своем браке, никогда еще Брэд не чувствовал такую убежденность, что поступил правильно.

Тем неожиданней оказалась их ссора в первую же ночь, которая снова внесла в их отношения легкий сквознячок.

Состоялся семейный ужин в честь возвращения всех с каникул. Много рассказывалось о том, кто где был, что видел, чем занимался. Даже Битси несколько помягчела и вполне доброжелательно пожелала Джулии спокойной ночи перед возвращением на Луисберг-сквер. И когда она смотрела, как Эбби, Сет и дети уезжают домой в Кембридж, она подумала, как хорошо бы было, если бы и им можно было сейчас уехать к себе, если бы у них был свой собственный дом.

Она расчесывала волосы, а Брэд чистил зубы в ванной, когда она спросила, не задумываясь:

– А когда у нас будет собственный дом, Брэд?

– А здесь что не так? Слава Богу, этот дом достаточно велик.

– Но он не наш. Он принадлежит твоей матери. У твоих сестер свои дома, когда же будет у нас?

– Но у них дети.

– Когда-нибудь и у нас будут дети.

– Я-то думал, мы договорились. Сначала поживем для себя.

– Знаю, но…

Брэд появился на пороге с хмурым видом.

– Тебе здесь не нравится?

– Я этого не говорила. Просто мне хотелось бы иметь свой дом когда-нибудь. – Предупрежденная его тоном, она заметила беспечно, – Ты же знаешь, что говорят о жизни вместе с матерью.

– Не знаю. И что говорят?

– Что из этого ничего не получается.

– Значит, ты считаешь, что у нас не получается, так?

– Я этого тоже не говорила.

– Тогда что ты говорила?

– Что я когда-нибудь хотела бы иметь свои дом, разве странно?

– Это уже наш дом, мой, по крайней мере.

– Твой!

– Когда я женился, мать переписала его на меня.

– Но ты мне ничего не сказал!

– Ты не спрашивала. Теперь Джулия рассердилась.

– Можно подумать, ты меня спрашиваешь. – Она швырнула щетку. – Когда я говорила о своем доме, я имела именно это в виду. Этот дом принадлежит твоей матери, вне зависимости от того, на кого он записан официально! – Она беспомощно добавила: – Мне хотелось что-нибудь поменьше, только для нас двоих.

– Мне нравится жить здесь. Я здесь родился и, возможно, здесь и умру. Такая уж судьба у Брэдфордов, во всяком случае, старших сыновей. Кроме того, я смогу приглядывать за мамой. Она ведь не молодеет, да к тому же не надо забывать о ее астме. – Брэд помолчал. – Ты никогда не видела маму во время приступа астмы. Это ужасно. Когда такое случается, она всегда хочет, чтобы я был рядом. А что будет, если мы переедем в Бруклин или куда-нибудь еще? Разве я смогу быть возле нее так быстро, как в том случае, когда я живу здесь? – Он все продолжал хмуриться. – Кстати, она предложила переехать, но я и слышать об этом не хочу. Маме скоро семьдесят, и, хотя она ведет себя так, будто ей сносу нет, она куда слабее, чем кажется. Надеюсь, ты не откажешься провести несколько лет из тех, что нам суждены, с женщиной, которая никогда не отказывала мне, да и тебе, впрочем, ни в чем?

Теперь он уже гневался по-настоящему. Джулия совершила немыслимый поступок – посмела противопоставить себя матери.

– И не смей говорить мне, что она во все лезет, – со злостью продолжал Брэд, – потому что она никогда себе этого не позволит. Мать никогда ни во что не вмешивается.

«У нее нет в этом нужды, – подумала Джулия. – Ты и так делаешь только то, что она велит».

– Ты мне не ответила, – угрожающе напомнил ей Брэд.

Джулия отвернулась.

– Забудь об этом, – проговорила она бесцветным голосом.

– Ты сама начала!

– Так давай кончим!

Он вернулся в ванную комнату и захлопнул за собой дверь.

Джулия уставилась на свое напряженное лицо в зеркале над туалетным столиком. «Слабая? – подумала она. – У Эстер Брэдфорд столько же слабости, как у танка Шермана». Но еще одна загадка разрешена. Ее астма, какая бы она ни была, является главным оружием, когда речь идет о власти над сыном. Брэд, по-видимому, совершенно уверен, что мать делает бодрый вид только для него, как и все остальное. Конечно, она предложила переехать, будучи абсолютно уверенной, что Брэд не позволит ей даже думать об этом. И какой гениальный ход – перевести дом на его имя, поставить все от него в зависимость, включая ее саму. Связать его еще больше по рукам и ногам. Под видом предоставления полной свободы лишь отпустить на несколько ярдов поводок.

«О, Брэд, – содрогаясь подумала Джулия, которой вдруг стало холодно. – Почему ты не можешь быть со мной честен? Потому что есть что-то, чего я не знаю и не понимаю, я только чувствую, что это связано с твоей боязнью ее, ведь ты боишься, ты страшно боишься. Чего? Что она умрет? Этим она тебя держит? Оставит тебя разбираться со всем самостоятельно? Разве не поэтому ты не хочешь уехать из этого дома, уехать от нее? Потому что не смеешь?» С горечью она осознала, что ей понятны его страхи. Потому что у нее появились собственные. Те несколько слов, что она сегодня произнесла, вызвали бурю. Еще немного вопросов, которые она давно хотела задать, и дело кончится апокалипсисом. Существует невидимая линия, за которую Брэд не дает переступить даже своей жене, если дело касается его матери.

Поэтому она была поражена, когда несколькими днями спустя леди Эстер неожиданно сказала:

– Я тут подумала, Джулия, хватит вам с Брэдом ютиться в его комнатах. Они годятся только для холостяка. Дом огромный, почему бы тебе не осмотреться, не выбрать несколько комнат и не отделать их по своему вкусу? Ведь это же твоя профессия, верно? И занятие для тебя будет.

Джулия не нашлась что ответить, лишь смотрела, приоткрыв рот. Она что, ясновидящая?

– Брэду через неделю снова придется уехать и, боюсь, одному. – По глазам цвета морской волны было видно: она знает, что Джулия отказалась оставаться одна, но это не имеет ни малейшего значения. – Поверь мне, ехать туда, куда ему придется, вовсе не большое удовольствие. С арабскими странами всегда так. Тебе нельзя будет выйти из номера гостиницы. Разумнее заняться чем-нибудь полезным здесь.

– Мне бы очень хотелось иметь свои собственные комнаты, – согласилась Джулия, отчаянно пытаясь сориентироваться.

– Вот тебе и карты в руки. Я знаю, ты бы хотела заняться делом.

– Я скучаю без Брэда.

Ответила Джулия вполне правдиво, одновременно думая: значит, она заметила. Она ничего не пропускает из того, что касается ее сына. «Я бы не удивилась, если бы она установила в его комнатах подслушивающие устройства, – подумала она. – Что ж, с новыми комнатами у нее такой возможности не будет», – решила она и вдруг поняла, что практически согласилась с предложением свекрови.

– Мне бы очень хотелось воспользоваться вашим предложением, – сказала она.

– И пусть это будет нашей тайной, хорошо? Сюрпризом для Брэда, когда он вернется?

– Он надолго уезжает?

– Примерно на месяц. – Увидев явное сомнение на лице Джулии, леди Эстер снисходительно рассмеялась. – Моя дорогая Джулия, это же Соединенные Штаты. Здесь достаточно выразить пожелание, и все будет сделано. Рабочие здесь на самом деле работают. Тебе вполне хватит месяца, уверяю тебя. И я даю тебе carte blanche, делай все, что ты хочешь. Брэд и слышать не хочет, чтобы куда-нибудь переехать, уверяет, что мой возраст делает его присутствие здесь обязательным! – Улыбка была уже не снисходительной, а торжествующей. – Но мать должна смириться с отставкой, – продолжала она весело, – так что я делаю все возможное.

«И ты должна быть благодарной. Это явно подразумевалось», – подумала Джулия. Но как бы то ни было, все равно это будет лучше, чем го, что у них есть сейчас, и она сделает все по первому классу.

Она осмотрела дом снизу доверху и нашла именно то, что ей нужно, на третьем этаже: несколько смежных комнат, полных света, с видом на площадь, которые легко переделать в отдельную квартиру. Когда леди Эстер мужественно, хотя и с трудом, поднялась на третий этаж – она решительно отказывалась даже думать об установке лифта, – она сказала:

– Я помню эти комнаты. В них жили молодые холостяки, когда я впервые появилась в этом доме. Их тогда было много. – Взгляд искоса. – Здесь будет тихо, но, вероятно, тебе это и нужно. Любовное гнездышко?

– Просто собственное место, – ответила Джулия.

Но она с удовольствием занялась подбором цветов и деталей интерьера. Леди Эстер разрешила ей выбрать мебель по вкусу из других комнат и высоко подняла тонкие брови, ознакомившись с выбором Джулии.

– Вижу, ты умеешь определить хорошую вещь.

Что-то в ее тоне заставило Джулию подумать: «Ах ты, хитрюга! Да ведь ты имеешь в виду в первую очередь Брэда». Но здесь она была права.

Леди Эстер также разослала свои визитные карточки по некоторым специальным магазинам, и она же посоветовала «несколько человечков», которые отличаются высокой квалификацией и умением соблюдать сроки. Она же порекомендовала декоратора. Вся эта беготня дала Джулии то, в чем она нуждалась. Дело. Только вернувшись к привычным занятиям, она поняла, насколько соскучилась по работе, так что, когда Брэд сообщил ей огорченно, что должен ехать в длительную поездку, она лишь спросила:

– Дорогой, это обязательно?

– К сожалению, да. И я не могу тебя взять с собой туда, куда я еду. Ты ничего бы не увидела, кроме дюжины гостиничных номеров в разных странах.

Но было что-то в его глазах и тоне, чего Джулия, занятая своими планами, не заметила. Не увидела она, и как сжались его губы, как он опустил глаза. Она приготовит ему такой замечательный сюрприз, думала она. И пропустила штормовое предупреждение. Поцеловала его на прощание тан, что в его глазах появился холод и отчуждение.

– Буду звонить тебе каждый вечер, – пообещал он.

– Гм… что? А, да, конечно, милый.

Как только за ним закрылась дверь, она ринулась к своей чертежной доске.

На этот раз месяц промелькнул со скоростью света, Все ее дни были заполнены до отказа, каждая минута занята. Битси дала ей фамилию человека, у которого можно было найти изумительные полочки, а Эбби порекомендовала женщину, которая вручную мастерила подушки на диваны из выбранного заказчиком материала. Она также знала итальянку из северного района Бостона, которая шила занавеси, не идущие в сравнение с магазинными, хотя сама в одном из таких магазинов работала. Но если обратиться к ней лично, она выполняла работу за полцены. Бостонцы привыкли экономить вне зависимости от того, насколько богата семья.

Как только рабочие взялись за дело, ванная комната была закончена за несколько дней. Для нее Джулия приобрела у подрядчика огромную ванну из полуразрушенного здания, идущего на снос. Вот удивится Брэд, он всегда жаловался, что ванна маловата. Раковина вполне подходила к ванне. И то, и другое было расписано узором из весенних цветов и сохранилось на удивление хорошо. Джулии удалось подобрать к ним кашпо, в которые она поместила редкие растения, купленные в другом магазине по совету Битси. Узор на жалюзи был такой же. Пол и стены она сделала из пробки, а насадка на душе могла работать в дюжине режимов. Когда Брэд вернулся домой, что случилось раньше, чем намечалось, Джулия занималась развешиванием тонких занавесок от потолка до пола под более плотными полотняными занавесями. Они были из кремового шелка, и проходящий через них солнечный цвет не резал глаза.

– Если можешь оторваться на пять минут, обрати внимание, что твой муж вернулся, – пошутил Брэд, но было в этой шутке что-то еще.

– Брэд! Дорогой, но ты не должен был все это видеть до окончания.

– Слишком поздно. – Но комнаты явно произвели на него впечатление. Ему понравилась гостиная в кремовых и белых тонах с небольшими вкраплениями лимонного цвета, приятное сочетание блестящего хлопка обивки, полотна занавесок, вышитого шелка диванных подушек и красивого бархата на кресле, сделанном специально для него.

Когда он увидел ванную комнату, то потерял дар речи.

– Ого! Где ты достала эту ванну? Я же в ней вытянуться смогу! Ты просто чудо! – восхитился он.

– Значит, одобряешь?

– Еще как! – Но со вздохом добавил: – Вижу, на этот раз ты не слишком по мне скучала…

– Хочешь поспорить?

«Но он прав», – виновато призналась она самой себе, пока он рассматривал все вокруг. Она не скучала. Была слишком занята.

День рождения леди Эстер был в ноябре, в День всех святых, и в этот день в доме устраивался ужин.

– Когда мы были детьми, мы в этот день колдовали, – сказал Брэд Джулии и объяснил ей, не американке, что это значит.

Дрексель Адамс выразился более понятно и подробно.

– Вы ведь празднуете День всех святых в Англии, верно? И у вас есть ведьмы. Так вот здесь, в Бостоне, мы сожгли многих наших…

Джулия проигнорировала его. Сейчас она чувствовала себя значительно более уверенно. И все же с особой тщательностью выбирала подарок для леди Эстер. Она нашла то, что хотела, в антикварной лавке на Вашингтон-стрит. Викторианские часы-брошь. Джулия заметила, что леди Эстер никогда не носила наручных часов, и у всех ее платьев были длинные рукава. Часы – филигранной работы, с бриллиантовой буквой «Э» на бантике.

Открыв коробку, леди Эстер вскрикнула от удовольствия.

– Моя дорогая, как изумительно! И викторианские! – Она рассматривала часы, подняв брови и слегка улыбаясь.

– Я отдавала их почистить. Они идут точно, – заметила Джулия.

– Я и не сомневаюсь. Я знаю, как ты все умеешь организовать. Такая труженица. – Конец фразы она обратила к сыну. – Трудилась как пчелка все время, пока ты отсутствовал. Мы видели ее только в столовой. Такая целенаправленная. Приколи их мне, дорогой, – попросила она, и он послушно приколол их к ее кружевному платью кофейного цвета.

– Как раз по моему вкусу, правда? – довольно произнесла она, прежде чем начать рассматривать другие подарки. Ночная рубашка от Битси, вся в шифоновых оборках; новый кожаный кейс от Эбби; статуэтка – доярка – от внуков Эмери; шоколадные конфеты с мятной начинкой от Дрекселя Адамса и чудесная записная книжка в кожаном переплете от близнецов. Брэд подарил матери огромную сумку из крокодиловой кожи.

– Я заметил, что у твоей уже появляются признаки старости.

– Как и у меня, – печально вздохнула леди Эстер.

– Ерунда! Тебе возраст нипочем!

Она взяла его рукой за подбородок и поцеловала в губы затяжным поцелуем.

– Мой дорогой мальчик.

Утром в воскресенье они долго гуляли. С деревьев уже опадала листва.

– Как хорошо ты называешь это время года, – заметила Джулия, держа его за руку.

– Да это не я, просто это английское слово, которое больше не употребляется, вот и все. Почитай своего Шекспира, если не веришь!

Джулия так удивилась, что остановилась как вкопанная.

– Я тоже иногда читаю, знаешь ли, – ухмылкой пытаясь смягчить резкость тона, сказал Брэд. – И в Гарвард теперь только за деньги не поступишь.

– Милый, я вовсе не хотела…

– Я знаю, что не хотела, но мне захотелось доказать тебе, что в нашем браке не у одной тебя есть мозги.

– А кто сказал, что у меня есть мозги? – снова поразилась Джулия.

– Например, я, когда увидел, что ты сумела сделать в доме.

– Я рада, что ты передал мои слова насчет собственного дома своей маме, – проговорила довольная Джулия.

– Я ей ничего не говорил.

– Не говорил! Тогда откуда…

– Мама знает все, – пожал Брэд плечами. – Не спрашивай меня, каким образом, но знает. – Он помолчал. – И она была права, правда? Тебе действительно нравилось этим заниматься.

– Очень, – призналась Джулия. Такая разница – делать что-то для себя, а не для заказчика.

– Мама рассказывала, что ты с головой ушла в работу.

– Я всегда любила работать, ты же знаешь. Верно, я из тех, кто чем больше занят, тем счастливее.

– Значит, тебе не хватает работы?

Она заметила ошибку слишком поздно.

– Только когда ты не дома, – быстро нашлась она.

– Значит, тебе не скучно?

– С тобой – нет.

– А когда меня нет рядом?

– Ну, – осторожно начала Джулия, – мне кажется, я получаю что-то такое от работы, чего другим не удается. Мне нравится ощущать, что я делаю что-то полезное.

– Высказывание в духе твоей тетушки, – недовольно заметил Брэд.

Так оно и было, но Джулия в этом не призналась.

– Она всегда говорила, что труд приносит удовлетворение, – спокойно сказала она.

– Значит, когда я снова уеду, ты станешь искать себе работу?

– Ну, Битси действительно… она попросила дать ей несколько советов. И Эбби говорила, что она уже много лет собирается сделать что-нибудь с домом…

– Сжечь дотла и построить заново, – саркастически заметил Брэд.

– Не думаю, что она зайдет так далеко, – рассмеялась Джулия.

– Меня интересует, как далеко собираешься зайти ты.

Инстинкт заставил ее ответить:

– Поехать с тобой, если ты снова уезжаешь, – и по облегчению на его лице поняла, что нашла верный ответ.

– Пока еще никуда не еду, – признался он. – Но до конца года мне надо будет съездить месяца на полтора в Европу.

– Тогда я поеду с тобой. Я больше одна не останусь, слышишь?

Он притянул ее к себе и поцеловал, из чего она заключила, что снова ответила правильно. Она была рада, что ни разу не пожаловалась ему на скуку во время его первой поездки, когда ей совсем нечем было заняться. Она не может бездельничать. Ей не интересно ходить в гости, посещать все те же приемы и вечеринки, слушать все те же сплетни. Возможность снова взяться за работу позволила ей неким странным образом обрести уверенность в себе, почувствовать себя не просто миссис Уинтроп Брэдфорд, как весь Бостон о ней думал, но и Джулией Кэрри, художником по интерьеру. И несмотря на возвращение Брэда, она не собиралась отказываться от возможности показать Битси, на что она способна, хотя в случае с Эбби, пожалуй, не было необходимости, потому что, по мнению Джулии, та и так это знала.

Через неделю, когда Джулия работала над тем, что собиралась предложить Битси, ее вызвала к себе свекровь.

– Мне нужен твой профессиональный совет, Джулия.

– Разумеется. По поводу чего?

– Вот посмотри.

То были фотографии интерьера, который видел лучшие дни. По всей вероятности, здание когда-то было гостиницей.

– В свое время это, должно быть, было замечательно, – заметила Джулия, – но очень давно.

– Так и есть, до Первой мировой войны он был великолепен. Я его купила вместе с другой собственностью. Поговаривают, что его стоит снести, но мне нравится идея заиметь свой собственный отель. Я бы назвала этот отель «Эрун».

– Его восстановление потребует много денег.

– Здесь нет проблем. Я хочу знать, считаешь ли ты, что это можно сделать, даже нужно сделать. Стоит ли его спасать?

Джулия повнимательней рассмотрела фотографии: красивые покатые потолки, просторные комнаты, изящная лестница.

– Сколько комнат? – спросила она.

– Пятьдесят, и дюжина люксов. Небольшой, но для избранных, вот чего бы мне хотелось. Дом был явно заброшен и начал разрушаться, краска облезла, позолота облупилась, ковровые покрытия износились, вся цветовая гамма давно вышла из моды.

– Вам придется очень многое выбросить, – предупредила Джулия, – но, с другой стороны, здесь масса ценных вещей. Вы только посмотрите на эти ванные комнаты! Такие ванны и раковины сейчас стоят целое состояние. Уверена, что эта отделка из красного дерева.

– Они напоминают мне Эрун, – мечтательно проговорила леди Эстер, – или, вернее, то, что когда-то было в Эруне. Жена моего кузена помешалась на модернизации. Мне бы не хотелось, чтобы и мой отель так же разрушили. Здесь нужно действовать осторожно и с любовью. Я хочу, чтобы кто-нибудь омолодил его, но чтобы он все равно выглядел старым. Ты понимаешь, что я имею в виду? Удачные подтяжки на лице никто не замечает. – Она посмотрела на фотографии. – Мне требуется нечто особенное, – решила она. – Нечто уникальное. Не столько гостиница, сколько английский загородный дом.

– Это будет очень дорого стоить!

– Я предпочитаю заплатить, но получить то, что я хочу. Чтобы все было правильно. Идеально, иными словами.

Наступило время ужина, и они отложили бумаги.

Все последующие дни леди Эстер постоянно возвращалась к теме отеля. Ясно, что он стал ее любимой идеей, и по тому, какие цифры назывались, становилось совершенно очевидно, что скупиться она не собиралась. Те, кому будет поручено переделывать интерьер, смогут позволить себе все.

Лишь когда Джулия услышала имена предполагаемых художников по интерьеру, она почувствовала первые уколы зависти, ей хотелось бы заняться этим самой. В результате она уселась за стол и сделала несколько эскизов, изобразив отель таким, каким ей хотелось бы его видеть. Эскизы вышли удачными, она это понимала. Но у нее не было имени. Неизвестным художникам не поручают такие заказы.

Потому она очень удивилась, когда однажды вечером ее свекровь достала эти рисунки, хотя она их тщательно спрятала.

– Я надеюсь, ты не возражаешь, Джулия, но твоя горничная принесла мне вот эти эскизы, посчитала, что они важны, так как имеют отношение к моему отелю.

Застигнутая врасплох Джулия не нашлась что сказать, кроме:

– Я просто забавлялась. Ваши слова натолкнули меня на несколько идей.

– И, похоже, очень интересных. Это именно то, что я имею в виду. Почему ты прямо не сказала, что хотела бы работать над моим отелем?

Джулия, чувствуя, что Брэд внимательно слушает, внутренне сжалась, вспомнив недавний разговор.

– Знай я, что у тебя есть серьезное желание, я бы, разумеется, попросила тебя сделать эскизы, но у меня создалось впечатление, что брак положил конец твоей карьере.

– И это так! – защищалась Джулия.

– Думаю, что нет. Иначе откуда бы взялись эти эскизы?

– Вы же спрашивали моего совета.

– И получила его. А это уже другое. Да ладно, – леди Эстер говорила покровительственно, что всегда унижало Джулию, – эти эскизы тщательно продуманы и прекрасно выполнены. Не просто пустячки, а явная заявка на признание, как я понимаю. И совершенно обоснованная. Они отвечают всем требованиям. – Джулия с трудом удержалась, чтобы не открыть рот от изумления. – Ты явно очень талантливая женщина, Джулия, и сама подумай, мы можем использовать твои способности на пользу семье!

Джулия не смела взглянуть на Брэда.

– Но… – начала она нерешительно, склонив голову в ожидании шторма в десять баллов.

– Сколько на реконструкцию уйдет времени, как ты думаешь?

Джулия с трудом собралась с мыслями.

– Ну, – она ухватилась за первую пришедшую на ум цифру, – по меньшей мере шесть месяцев, возможно дольше, но точно не меньше.

– Гм. Сейчас начало ноября. Можно закончить работы к весне, как ты полагаешь? Мне бы очень хотелось. Открытие в мае. Париж весной – и отель «Эрун».

– Париж! – Сердце Джулии подпрыгнуло.

– А разве я не говорила, что отель в Париже?

– Нет. Я думала где-то здесь, в Америке.

– Да нет. Такого рода заведения в стиле fin-de-siecle[9], чисто европейские по характеру. Гостиница в Париже на опушке Булонского леса. – Леди Эстер еще раз окинула эскизы довольным взглядом. – Даже странно, – заметила она, – как тебе удалось ухватить самую суть моей идеи. Можно даже подумать, что ты подсматривала в замочную скважину, – рассмеялась она своим колокольчатым смехом. – Но ты явно посвятила много времени и сил моему любимому проекту, и я польщена. Для меня этот отель очень важен, очень. Ведь он будет носить мое родовое имя. Но у меня есть к тебе два вопроса. Ты совершенно права, что запланировала, кроме люксов, и одноместные номера, но…

Джулия встала со стула, подошла к леди Эстер и села рядом с ней. Обе они погрузились в изучение эскизов, оставив Брэда сидеть с каменным лицом. Только когда Джулия на секунду прервалась и подняла голову, то заметила выражение лица Брэда и поняла, что он радости от происходящего не испытывает: она забыла, что он терпеть не может, когда на него не обращают внимания. Именно в этот момент леди Эстер повернулась к сыну и воскликнула:

– Ну и умница у тебя жена, дорогой! Такая красотка и такая головка: потрясающее сочетание. И первоклассный специалист в своем деле, вне всякого сомнения! И была готова поступиться своей карьерой ради моего сына…

– Это было нетрудно, – соврала Джулия не очень ловко, чувствуя себя так, будто у нее вырвали зуб. – Но поскольку отель в Париже, мне трудно будет оставить Брэда, достаточно того, что он уезжает и бросает меня; о шести месяцах врозь и думать нечего, мне этого не вынести. Однако, если вы считаете, что мои идеи вам подходят, вы можете передать их тому, кого выберете для этого дела… Можете сказать ему, что это ваши собственные мысли…

Леди Эстер похлопала Джулию по холодной руке.

– Такая самоотверженность. Но если ты в самом деле хочешь…

Только когда они вернулись в дом, Брэд дал волю своему гневу.

– Господи, надо же, какое долготерпение, какое благородство, да меня просто тошнит! Почему прямо не признаться! Да ты бы ничего не пожалела, чтобы заполучить этот отель!

– И жить вдали от тебя полгода! Тебе бы это понравилось?

– Мы сейчас говорим не о том, что мне нравится и что нет, и ты, черт побери, знаешь это!

– Ради всего святого, да вырасти же ты, наконец! – огрызнулась Джулия, переживая этот нетипичный для нее приступ самоотверженности и злясь на Брэда за то, что он вызвал его. – Неужели ты никогда ни о ком, кроме себя, не думаешь?

– А ты? Зачем тогда ты столько времени потратила на эти эскизы?

– Твоя мать возбудила мой интерес. Я ведь занималась этим делом несколько лет, сам знаешь.

– И ты вот так, щедрой рукой, отдала бы маме все эскизы, чтобы она выдала их за свои? Да перестань!

– Хорошо, может, тогда мне спуститься вниз и сказать, что я передумала, что соглашаюсь на эту работу и на то, чтобы не видеть тебя полгода? Ты этого хочешь?

Ссора достигла пиковой отметки, они несколько поостыли и посмотрели друг на друга.

– Скажи, ты когда-нибудь думаешь о том, чего мне хочется? – спросил Брэд странным голосом.

– Ради Бога, разве я тебе это только что не сказала?

– Каким образом? – спросил Брэд все тем же странным голосом. – Хотел бы я знать.

– Что ты хотел бы знать? Как ты, черт возьми, думаешь, я себя чувствую?

– Я хочу знать, чего ты в самом деле хочешь, – честно.

Что-то в его голосе выдернуло из Джулии правду, как пробку из бутылки.

– Я хотела бы гостиницу, и чтобы ты был со мной в Париже.

– А если это возможно?

Она быстро взглянула на него.

– Насколько возможно?

– Просто возможно. Возьмешься ты тогда за гостиницу?

– Еще как!

– Ты ведь говорила – никаких больше разлук. Помнишь?

– Именно это я имела в виду. Потому и отказалась от предложения.

Теперь уже что-то в ее голосе заставило его подойти к ней, положить ей руки на плечи, посмотреть в глаза и спросить:

– В самом деле?

– В самом деле, – уверила его Джулия, стараясь изо всех сил заглушить укоры совести.

– Такой случай предоставляется раз в жизни.

– Знаю. – Джулия продолжала держаться. – И ты откажешься от него ради меня?

– Я же вышла за тебя замуж, забыл?

– Ты просто чудо! – Брэд порывисто обнял ее.

Едва переведя дыхание, Джулия спросила:

– За что?

– За то, что ты хорошая девочка. Мы едем в Париж вместе.

Джулия от изумления раскрыла рот.

– Мы что?

– У мамы возникла идея. Ей в самом деле ужасно понравились твои эскизы, и, когда она впервые рассказала тебе об отеле, она подумала, что, возможно, ты попросишь поручить реконструкцию тебе. Но когда ты этого не сделала, она поняла, что ты и в самом деле не хочешь разлучаться со мной, по-настоящему. И она посылает меня в Париж на полгода.

Джулия, вскрикнув, обняла его за шею.

– Дорогой мой Брэд, это просто замечательно! Почему ты сразу не сказал?

– Потому что хотел, чтобы ты первая сказала.

Радость Джулии несколько поубавилась.

– Ты хотел, чтобы я доказала тебе свою любовь?

Он и не подумал смутиться.

– Ты же меня знаешь, для меня наши отношения – главное.

Джулия высвободилась из его рук.

– Значит, ты меня испытывал?

– Я ревную ко всему, что отнимает тебя у меня, что бы это ни было. Я просто хотел убедиться, что, если встанет вопрос о выборе между мною и отелем, ты предпочтешь меня, вот и все.

Она все еще не могла понять.

– Почему ты чувствуешь себя так неуверенно? Если кто и любим, и имеет тому кучу доказательств, так это ты. Твоя мать…

– Речь не о моей матери, я говорю о тебе, моей жене. О нас, о наших отношениях.

Он говорил резко, страстно, жестко, и что-то в его тоне предупредило ее, что для него это имеет первостепенное значение. Она все еще не понимала, но снова приблизилась к нему. Ее толкало что-то вроде сочувствия.

– Ты всегда у меня на первом месте, Брэд. Первом, последнем, любом. Ты это хотел знать?

Его голос прозвучал глухо, потому что он спрятал лицо в ее волосах.

– Все время. Я так тебя люблю, Джулия, ты мне необходима. Раньше мне никогда не нужна была женщина, для меня это странно и ново, я с этим плохо справляюсь. Раньше все сводилось к желанию. Желание я мог понять. Я думал, что такая потребность не для меня, пока не встретил тебя.

– О, любимый… – Джулия отвела густые волосы с его красивого мальчишеского лица.

– Правда? Твой любимый?

– Как никто и никогда.

– И если дело дойдет до выбора…

На долю секунды Джулия замешкалась с ответом, но потом, отбросив все сомнения, ответила:

– Я выберу тебя, мой милый. Всегда только тебя.

Лишь позже, когда Брэд заснул в ее объятиях, она с ужасом подумала о том, что именно она неожиданно поняла, и о том, сможет ли она с этим справиться.

13

Они осмотрели гостиницу вместе. Изнутри уже многое было выброшено, наиболее скверные детали интерьера убраны, в результате чего обнаружились чудесные пропорции здания, высокие потолки, элегантные намины, отделанные мрамором, роскошные окна. Все это Джулия учла в своих эскизах, которые леди Эстер проверила с микроскопом и калькулятором. Расходы были подсчитаны до цента.

Когда они добрались до верхнего этажа, где еще трудились рабочие, Брэд заметил огромную кровать belle epoque,[10] на которой великосветские horizontales[11] развлекали своих любовников, и прошептал:

– А здесь есть где повеселиться! – Он повернулся к Джулии с блестящими глазами. – А почему бы в самом деле и нет? Остановимся здесь. Ты будешь прямо на работе, да и мой офис рядом. Вот будет здорово!

«Здорово! Неужели он больше ни о чем не думает? – сердито подумала Джулия. – Я приехала сюда работать, причем чертовски напряженно». Сейчас, увидев все собственными глазами, она поняла, что ошиблась насчет шести месяцев, потребуется не меньше девяти или даже год. О чем только она думала? Но, видимо, пока леди Эстер ею крутила и вертела, да еще и Брэд от себя добавил, она плохо соображала. Это следует исправить, причем с самого начала.

– Да ладно, Джулия, – настаивал Брэд.

Какой же практичной она бывает иногда, причем всегда в неудачный момент. Ведь это Париж! Они всего несколько месяцев женаты. Самое время развлечься. Серьезные вещи – на потом. Ему казалось, что он смог изменить ее взгляд на «пустые надежды и путешествия на Луну». Разумеется, она справится, постарается, и работа будет выполнена. Но сейчас, глядя на нее, он знал, о чем она думает. Рукава засучены, в голове только работа и необходимость выдержать сроки.

– У тебя все получится, – добавил он.

«Надеюсь», – думала Джулия, вернее, подсчитывала. За всем придется самой наблюдать. Все должно быть, как надо. По сути, идеально. Не только она должна соответствовать высоким меркам своей свекрови, она должна доказать сама себе, что может. Ошибиться было нельзя.

– Ладно, – быстро согласилась она, – давай так и сделаем.

Дальше их дни пошли по раз заведенному порядку, что так нравилось Джулии. Они завтракали вместе, потом Брэд уходил в офис, думая уже только о делах, а Джулия спускалась на первый этаж, где в уголке устроила себе контору, и где уже работал декоратор.

Поль Шамбрен – швейцарец, сорока пяти лет от роду, был полон очарования и работал в гостиничном бизнесе уже двадцать лет. К тому же он говорил на многих языках. Леди Эстер удалось сманить его из «Джорджа V. Джулия считала его сокровищем. Спокойный, быстро соображающий, уверенный в себе. У них с Джулией сразу сложились хорошие отношения, и, поскольку он знал Париж как настоящий парижанин, в смысле информации ему цены не было: от лучших магазинов, торгующих шелком, до тех, где продавали всякие безделушки.

Каждый люкс (одноместных комнат там решили все же не делать) должен был иметь свой собственный интерьер, причем нигде название отеля не обозначалось, за исключением писчей бумаги высшего качества в папке с шелковой обложкой в тон стен люкса. Джулия обегала весь город в поисках того, что ей было нужно, а тем временем недовольство Брэда все росло и росло.

– Но я договорился провести день в Нейи, – жаловался он. Или: – Но я заказал столик «У Максима»!

А Джулия отказывалась, потому что это приходилось на то единственное время, когда она могла произвести нужную покупку.

– Прости меня, милый, но если я не поеду сегодня (или завтра), то я могу упустить эти стулья (или шезлонги, или портрет, или зеркала).

Он надувался и жаловался, что совсем за другим приехал в Париж. Во всяком случае, не для того, чтобы им пренебрегали.

– Ну а я приехала в Париж не для развлечений, – терпеливо объясняла ему Джулия. – У меня сроки, твоя мать непременно желает открыть отель в мае, хотя я уже ей говорила, что вряд ли это возможно. Иди один, дорогой. Тебе вовсе не стоит отказываться от удовольствий.

– И не жди, что я буду отказываться, – грубо огрызался он.

И все чаще и чаще он уходил один; приходил все позже и позже, зачастую заставая Джулию крепко спящей и все чаще протестующей:

– Не сейчас, милый. У меня был четырнадцатичасовой рабочий день, и мне в семь вставать…

Это продолжалось до тех пор, пока он не сорвался с постели и не прорычал:

– Может, мне с тобой заранее договариваться?

Джулия нашла его в гостиной в шезлонге, завернутого в одеяло и в большом гневе.

– Прости меня, милый. Постарайся понять, пожалуйста. День выдался тяжелый. Эти ужасные плотники установили панели не в той комнате, пришлось все переделывать. Я не хотела тебя обидеть, но я всегда срываюсь, если обеспокоена.

– О чем тебе беспокоиться?

– Ты же прекрасно знаешь! Мы отстаем от графика. Не сможем открыться в мае, а твоя мать на этом настаивает. Каждый раз, когда звонит, напоминает.

– Так скажи ей, что ничего не получится! Как ты ни умна, но чудеса творить не способна!

– Я пыталась, но она только смеется и говорит: «Ну что ты, Джулия, если кто и может, так это ты. Париж весной, помнишь? Ты ведь согласилась».

– Разве не так?

– Я тогда так думала. Ошиблась. Теперь я думаю иначе.

– Так скажи ей!

– Противоречить твоей маме? Я никогда не замечала, чтобы даже ты это делал!

– Тогда работай круглые сутки, черт возьми! И плевать я хотел! – Он поплотнее завернулся в одеяло и повернулся к ней спиной.

Джулия выбежала в спальню, как следует грохнув дверью. Все мужики – дети и эгоисты! Почему он думает только о себе? Пусть дуется, если хочет. Ей надо выспаться.

На следующее утро он с ней не разговаривал, но Джулия этого не замечала, уставившись в письмо от производителей специальной розово-серебристой краски, в котором сообщалось, что партия испорчена и должна быть сделана заново. О Господи, подумала она, протягивая руку к телефону. Когда она положила трубку, Брэда уже и след простыл.

Она отправилась днем вместе с Полем на лакокрасочную фабрику, а на обратном пути заехала на выставку фарфора. Поскольку Джулия обожала фарфор, она провела там пару приятных часов и, вернувшись, застала Брэда в дурном расположении духа.

– Где ты шлялась, черт побери?

– Я же тебе говорила… насчет путаницы с краской.

– Ты мне ничего не говорила! Единственно с кем ты разговариваешь, так это с этим гениальным швейцарским козлом!

– Слушай, не будь смешон.

– Это ты делаешь из себя посмешище, связалась с этим ублюдком!

Она обратила внимание, что он в смокинге и черном галстуке.

– Ты куда-нибудь собрался?

– И собрался! Тебя тоже приглашали, но ты уже явно не успеешь. Я, как всегда, буду вынужден извиняться! – добавил он, хлопнув дверью.

Господи, ужин у Флэмбардов, вспомнила Джулия. Брэд весь вечер будет говорить о делах, а ей придется сидеть и слушать женские разговоры о модах, скандалах и прочей ерунде. «Нет уж, спасибо, – подумала она. – Горячая ванна – и в постель».

Она с удовольствием нежилась в ванне, когда зазвонил телефон. Звонила свекровь. Голос возбужденный. Она слышала, сказала она, что маркиза де Монтрей продает двенадцать стульев Людовика Шестнадцатого, и ей удалось заключить сделку, которую Джулия должна довести до конца.

– Для холла – идеально, – возбужденно говорила леди Эстер. – Именно то, что ты искала, тот цвет, тот период, все то. Смотри, Джулия, не подведи меня. Она согласилась встретиться с тобой завтра вечером. К сожалению, у нее приглашение на ужин, так что она не сможет принять тебя раньше одиннадцати часов.

– Так поздно! – воскликнула Джулия.

– Ничего не поделаешь. Я хочу иметь эти стулья, поняла?

– Да.

– Возьми с собой Поля Шамбрена. Он хорошо разбирается в мебели. Я хочу быть уверенной, что она продает все в идеальном состоянии. Заставь его все как следует осмотреть.

– Хорошо, – послушно согласилась Джулия. Все во имя мира.

– А теперь расскажи мне, как идут дела?

После двадцати минут перекрестного допроса – «Господи, ну и счет будет за этот разговор!» – подумала Джулия – она наконец угомонилась и повесила трубку, напоследок еще раз предупредив о важности покупки стульев.

«Она жадная старая перечница, но если они в хорошем состоянии, то стоит заплатить. Ведь они когда-то принадлежали Марии Антуанетте!»

Когда вернулся Брэд, Джулия уже спала, а на следующее утро почему-то проснулась поздно, и он уже ушел. «О, черт», – подумала она. Ей хотелось попытаться помириться с ним.

Она рассказала Полю о предполагаемой поездке в Версаль, и он очень удивился.

– Те самые стулья?

– Ты о них знаешь?

– А кто не знает? Кажется, однажды Поль Гетти пытался их купить, но даже он с его миллионами не смог заплатить их цену. Разумеется, они бесценны.

– Ну, я понятия не имею, сколько свекровь заплатила, но ей тоже палец в рот не клади, так что мне очень любопытно на них взглянуть.

В тот вечер Брэд вернулся рано и застал Джулию энергично спорящей с мастером, который требовал прибавки за сверхурочные.

– Ты еще не закончила? – озлился он. – Давай, пошевеливайся, ты же знаешь, что сегодня прием в посольстве.

Джулия прижала руну к губам.

– О нет!

– Что еще?

Джулия рассказала ему о телефонном звонке, стульях и поздней поездке в Версаль.

– Тут что-то не так, – агрессивно заметил он. – Мама никогда не забудет о важном приеме. Ты что-то перепутала.

– Да нет же. Она все точно так сказала.

– Этого не может быть.

– Почему это всегда я что-то путаю? Могла же твоя мать забыть о приеме от радости по поводу стульев.

– Мама никогда не забывает ничего, связанного с делами.

– Да нет же, на этот раз забыла. Говорю же тебе, она настаивала.

– Это ты так говоришь!

– Ты хочешь сказать, что я лгу?

Рабочие смотрели на них, открыв рты, Поль Шамбрен отошел на почтительное расстояние. Брэд вытащил ее в еще незаконченный холл.

– Я говорю, что что-то здесь является плодом чьего-то воображения.

– Иными словами, я вру. Я, но никогда – твоя драгоценная мамочка! – Гнев Джулии наконец вылился наружу. – Зачем мне придумывать всякие истории?

– А это уж ты мне скажи!

Джулия прошагала к ближайшему телефону и сунула ему трубку.

– Позвони ей, давай, звони! Пусть она повторит, что сказала мне.

Но леди Эстер не было ни в офисе, ни на Маунт Вернон-стрит, ни на ферме. Никто не знал, где она.

– Очень кстати! – Брэд бросил трубку. – Поскольку проверить мы не можем, о чем ты наверняка знала, ты можешь поступать как хочешь.

Глаза Джулии вспыхнули. Это уже чересчур!

– Брэд, я не хочу с тобой ругаться. У меня выдался длинный и тяжелый день, да он еще далеко и не закончился. Я так устала, что не могу больше спорить.

– Ты последнее время только и делаешь, что ссылаешься на усталость.

– По-видимому, ты не заметил, что я очень много работаю… но ведь ты видишь лишь то, что не нарушает твоей самоудовлетворенности.

На лице Брэда появилось странное выражение.

– Странное слово ты выбрала. Оговорка по Фрейду.

Джулия сначала побледнела, потом покраснела.

– Эта краска – признание вины? – Тон был угрожающим.

– За мной нет никакой вины!

– Не надо пудрить мне мозги! Я знаю, у тебя есть что-то с этим выскочкой-швейцарцем, с самого начала, как мы сюда приехали.

– Кто придумывает эти небылицы? Поль Шамбрен всегда добр ко мне и много помогает, вот и все. Неужели тебе твой здравый смысл, сколько там есть его у тебя, ни о чем не говорит? Подумай ради разнообразия! Да он бы за это поплатился работой! И, кроме того, мы в этом смысле друг другу не нравимся. Ты ведешь себя как последний дурак.

– Я вполне в курсе относительно твоего мнения о моих умственных способностях, – огрызнулся Брэд. – Но мне иногда приходится пользоваться мозгами, уж как тебе ни трудно в это поверить. Иначе я не смог бы выполнять свою работу в Париже. Ты не единственный человек со способностями в нашей семье.

– Если я такое и говорила, то не помню.

– Может, и не говорила, но, Бог ты мой, как часто подразумевала!

– Это неправда, это не так!

Какая-то отдельная, потрясенная часть Джулии поверить не могла, что все это происходит на самом деле. Они и раньше ссорились, в последнее время все чаще, но совсем не так. Тут уже шла открытая война.

– У тебя слишком разыгралось воображение, – сказала она, стараясь урезонить его.

– Воображение! Да ведь это ты рассказываешь всякие небылицы.

– Зачем, черт возьми, мне изобретать поездку в Версаль в десять часов вечера?

– Чтобы побыть с твоим любовником, вот зачем.

Раздался резкий звук пощечины.

– Ты что, рехнулся? Я не завожу себе любовников!

– Ты же завела меня.

– Я в тебя влюбилась.

– Вне сомнения, с первого взгляда.

– Нет, с первой ночи! – Джулия перевела дыхание, стараясь успокоиться. – Подумай сам, пожалуйста. Я провожу много времени с Полем, потому что мы работаем вместе, работаем, слышишь? Он мне во всем помогает, в том, в чем ты помочь не можешь.

– Себе он тоже помогает, вне сомнения!

Она тяжело дышала.

– Я же не учу тебя руководить своим офисом в Париже!

– Пока нет.

Джулия замерла, особенно пораженная этим последним выпадом. Когда она снова обрела голос, тон был совсем другой:

– Брэд, о чем это мы разговариваем? Ведь дело не только в этих стульях из Версаля, так?

– Разумеется, нет. Все это накапливалось неделями, с той поры как ты развелась со мной и вышла замуж за свою работу. – У Джулии перехватило дыхание. – Она забирает время, которое ты должна посвящать мне.

– Посвящать! – Джулия почти кричала. – Посвящать! С каких это пор ты стал моей религией? Я – твоя жена, вспомни, а не твоя мамочка! И от меня ты такого безропотного и слепого обожания не дождешься!

– Уж куда мне, если ты все отдаешь этому швейцарскому поганцу!

– Говорю в последний раз, Поль Шамбрен мне не любовник и никогда им не был!

– Врешь!

– А насчет того, что я посвящаю время работе, – упорно продолжала Джулия, – так ты этого никогда не поймешь и не согласишься принять! Или твоя мать ругала меня, называла дилетанткой?

– Тогда зачем ты так исхитрилась, что она поручила отель тебе?

Джулия просто задохнулась.

– Я – что?

– Да брось! Ты получила эту работу только благодаря твоей собственной изворотливости, и ты сама это знаешь! Я понимаю, тебе было скучно, меня – нашего брака – тебе было недостаточно. Ты жадная, Джулия. Ты хочешь все. Вот потому ты и строила планы и всячески хитрила. И ты обдурила меня, Бог свидетель, во многих отношениях. Ты совсем не такая, как я думал!

– Я ничего подобного не делала! Можно подумать, ты не врал мне с самого начала, скрывая, что твоя мать держит тебя в чем-то вроде эмоциональной клетки, за решетками и запорами! Я около нее дышать боялась с первого дня в Бостоне, и все ради тебя. Я и на работу эту согласилась, чтобы угодить тебе! Все, что я делала, от начала до конца, было направлено к одной цели – угодить тебе. И не надо превращать меня в злодейку.

– А ты не смей обвинять ни в чем мою мать! – Его голос, его лицо были такими ужасными, что она сделала шаг назад.

– Да будь я проклята, если разрешу тебе взвалить всю вину на меня! – бросила она ему.

Ей показалось, что Брэд смотрит на нее с ненавистью.

– Так ты идешь со мной на прием в посольство или нет?

– Ты что, оглох? – прошипела Джулия сквозь стиснутые зубы. – Твоя мать хочет эти стулья. И приказала мне их забрать. Теперь понял?

– Даже очень хорошо! – Он резко повернулся и направился к лифтам.

Джулия медленно подошла к ближайшей кипе ковров и плюхнулась на нее. Руки-ноги у нее дрожали, в животе крутило. Она ненавидела ссоры, а эта возникла так внезапно, сметая все на своем пути. Что такое случилось с Брэдом? Поль Шамбрен? Смех да и только! Ему и надо было только остановиться и полминуты подумать. Если бы он это сделал, то понял бы, что интерьер нельзя создать по выходным или в редкие свободные дни. Он и представления не имеет, сколько мельчайших, но важных деталей здесь нужно учесть. И вообще масштаб всех работ.

Она снова разозлилась, встала и двинулась к лифтам. Надо с этим всем разобраться раз и навсегда.

По дороге из спальни в ванную комнату образовалась дорожка из сброшенной им одежды. Джулия слышала шум воды. Но когда она дернула дверь, то оказалось, что та заперта. Она громко постучала.

– Брэд! Открой дверь! Слышишь? Немедленно открой дверь! Перестань вести себя, как испорченный мальчишка. Все это глупо и беспричинно. Пусти меня, давай поговорим спокойно. Мы же должны договориться.

Молчание.

– Брэд! – Она безуспешно колотила кулаками по двери. – Пожалуйста, выслушай меня. Ты все неверно понимаешь, поверь мне. Клянусь, между мною и Полем ничего нет. И мне действительно надо ехать в Версаль за этими стульями. – Снова молчание. – А, иди ты к черту! – Злость, испуг и обида привели к последней вспышке ярости. – Дуйся, как испорченный мальчишка, у которого отняли леденец! Иди и поплачься своей маме в жилетку! Вы мне оба надоели, и ты, и она!

Она выскочила из комнаты, хлопнув дверью, быстро промчалась по коридору и выбежала на балкон. Там она оперлась руками о перила, ее всю трясло. Когда дрожь унялась, она прислонилась к стене и закрыла глаза. Здесь что-то не так. Что-то не сходится. Как могла леди Эстер забыть о таком важном событии, как прием в посольстве, где собираются сливки французского истеблишмента? Или ее радость по поводу покупки стульев вытеснила все остальное? На нее не похоже. Обычно она способна думать о дюжине вещей одновременно. И куда она запропастилась? Если бы ее разыскали, она сразу объяснила бы Брэду, что важнее. Для нее на первом месте работа, как и для Джулии. И с начальством не спорят. Именно потому, что ее свекровь была одновременно и ее боссом, Джулия намеревалась работать круглосуточно семь дней в неделю, выкладываться полностью, но закончить гостиницу в срок. Она понимала, что ошиблась, запросив полгода, но сдаваться не собиралась. Она знала, как относятся к неудачникам. Здесь вопрос не только в отеле, речь идет об их браке. Лишь сейчас она поняла, как отчаянно ей хотелось добиться искреннего одобрения леди Эстер, которого она пока не дождалась. Она всегда чувствовала сдержанность, некоторое сомнение, свое несоответствие высоким стандартам. И более того, она ощущала, что Брэду это одобрение еще нужнее, чем ей, он одержим желанием, чтобы она добилась успеха. Именно поэтому Джулия так усердно и работала, забыв обо всем остальном. Она должна сделать все, чтобы леди Эстер смогла открыть гостиницу в конце мая. И Брэд должен это понять.

Придя к твердому решению, она вернулась в спальню. Дверь в ванную комнату открыта, внутри полный беспорядок. Как обычно, убирать придется ей. Она с раздражением собрала разбросанную одежду, повесила мокрые полотенца сушиться, закрыла ящики и завернула пробки на бутылках и банках. Ей до смерти надоело убирать за ним, стараться угодить. «Да, дорогой», «Нет, дорогой». Она с силой хлопнула дверью. Но где-то в глубине ее сознания копошилась мыслишка, что она таки забросила его, что проводила куда больше времени с Полем, чем с ним, – неважно, по работе или нет. Совершенно очевидно, что Брэд не чувствует себя уверенно, а ее постоянная занятость только усугубляет это состояние. Она схватилась за голову. Ей казалось, ее рвут на части. С одной стороны – Брэд и его потребности, с другой – его мать и ее требование открыть гостиницу в мае. Эта ссора назревала давно, просто выплеснулось все сегодня. «Смотри Правде в глаза, Джулия», – сказала она своему отражению в зеркале. Пора спасаться.

Она быстро разделась и включила душ. Наденет свое самое новое платье – классического покроя из белого крепа от мадам Тре, получит стулья и сразу же поедет в посольство, чтобы успеть хотя бы к концу приема. Брэд поймет, что она хочет пойти ему навстречу, уступить по возможности. Она виновато припомнила те ночи, когда отталкивала его, действительно слишком уставшая за многочасовой день, а он, с его характером, счел, что она отвергает его и получает то, что ей нужно, в другом месте.

«О Господи, какая же ты дуреха! – набросилась она на себя. – Таким путем ты мужа счастливым не сделаешь. Секс для тебя – удовольствие, для Брэда он необходимость. Надо, девушка, быстренько подсуетиться, пока тебя не выбросили за ненадобностью; хуже того, Брэд может начать удовлетворять свои сексуальные аппетиты в другом месте, а зная его, ты понимаешь, что он пойдет на это, если дойдет до точки».

Поль о ссоре не упомянул. Как всегда вежлив, приветлив, он вел машину на предельной скорости, чтобы побыстрее добраться до дома маркизы, недалеко от парка. Ей было по меньшей мере восемьдесят, но красилась и завивалась она, как сорокалетняя. Ей хотелось поговорить, она также настаивала, чтобы они оба осмотрели каждый стул, пока она доставала кипу бумаг, подтверждающих их подлинность.

– Для моего старого друга Эстер Брэдфорд – все только самое лучшее, – высокопарно заявила она, немедленно начав нескончаемую историю, как они впервые встретились, перейдя потом к причине, заставившей ее продать стулья, и расспросам, где именно они будут стоять в гостинице, потому что, как она объяснила, ее очень волновал вопрос, хорошо ли с ними будут обращаться.

Джулия старалась не суетиться, не поглядывать ежеминутно на маленькие, украшенные купидонами часы, стоящие на каминной доске резного мрамора. Им удалось вырваться только после полуночи. Теперь уж Брэд ее явно не ждал.

– Ты не можешь как можно быстрее подвезти меня к посольству? – спросила она Поля.

– Конечно, мадам.

Но он ехал недостаточно быстро. Так случилось, что, когда они въезжали в ворота посольства, оттуда выкатилась машина. За рулем сидел Брэд, прижавшись к нему – красивая брюнетка. Все его внимание было обращено на нее. Джулия слишком хорошо знала, как он умел сосредоточиваться на женщине. Машина проехала. Но за эти секунды Джулия превратилась в камень.

Поль, тоже видевший машину, молча развернулся и погнал свой автомобиль назад в гостиницу. Когда глухая и немая Джулия вышла из машины, он просто пожал ей руну. Проводил ее до лифта и дождался, когда за ней закроются двери. Оставшись одна, Джулия дрожа прислонилась в стене.

Когда зазвонил телефон, она подняла лицо с мокрой подушки и с надеждой схватила трубку.

– Джулия?

Она села прямо, рукой вытирая слезы.

– Что ты мне можешь сказать? – резко спросила леди Эстер.

– Стулья завтра доставят в гостиницу, – ответила Джулия голосом, лишенным всякого выражения.

Последовала небольшая пауза, затем леди Эстер спросила нерешительно:

– С тобой все в порядке? У тебя странный голос.

Джулия закрыла трубку рукой и откашлялась.

– Простите, что-то в горле застряло…

На этот раз, немного помолчав, леди Эстер сказала:

– Надеюсь, что нет, дорогая… – Для леди Эстер, не имеющей чувства юмора, это было так необычно, что, несмотря на свои печали, Джулия едва не рассмеялась. – Но ты, похоже, расстроена, – неодобрительно продолжила леди Эстер.

– Со мной все в порядке, – солгала Джулия. – Просто устала. – Она взглянула на часы. Почти три часа ночи, девять утра в Бостоне. И Брэда все нет. Если он вообще собирается возвращаться. – День был очень сложный, – продолжила она, желая оправдаться. – У меня теперь все дни такие – много дел и мало времени.

– Джулия, пожалуйста, не приставай ко мне опять с этими разговорами о мае!

– Я и не собираюсь! Я лишь хочу, чтобы вы знали, что я стараюсь.

– Я ничего другого и не ждала.

– Мы откроемся вовремя, – бесшабашно пообещала Джулия. – Если даже нам придется работать круглосуточно.

– Я надеюсь, ты не считаешь, что в этом я виновата?

– Конечно, нет. Я…

– Я вовсе не приказывала тебе работать на износ.

– Если вы настаиваете на открытии в мае, альтернативы нет!

На этот раз молчание было таким долгим, что она затаила дыхание.

– Ты неверно меня поняла, Джулия. Я просто предлагала май, вот и все.

– Для меня это прозвучало не как предложение, а как приказ.

– Значит, ты меня неверно поняла.

– Я убеждена, что поняла вас правильно.

– А я уверена, что нет. Не спорь со мной, Джулия. Я очень аккуратна насчет дат. Не сваливай вину за свои трудности на меня.

– Я ни про какие трудности не говорила!

– Пожалуйста, сбавь тон, – холодно распорядилась она. – Я хорошо тебя слышу, нет никакой необходимости кричать.

– Я не кричу.

– Ты хочешь сказать, что я лгу?

– Я ничего подобного не говорила! – Какого черта, она что, плохо слышит? Иногда при переговорах через Атлантику слышимость бывала такая, будто разговор шел под водой. – Вы меня нормально слышите? Линия чистая?

– Когда ты так рвешь и мечешь, все в округе прекрасно слышат.

– Я-не-кричу, – четко выговорила Джулия.

– Это просто смешно. Ты что, за дурочку меня принимаешь? Возьми себя в руки и говори четко. Не следует так выходить из себя.

– Я вовсе не выхожу из себя! – «Она наверняка меня не слышит», – подумала Джулия. – Мы с вами как в испорченный телефон играем.

– Ни во что я не играю! Это ты все что-то крутишь!

– Ничего я не кручу! – Но Джулия чувствовала, что начинает злиться. События вечера сильно на нее подействовали.

– Ты опять на меня кричишь! – обиделась леди Эстер.

– В последний раз говорю, я не злюсь и не кричу! – процедила Джулия сквозь сжатые зубы. – Вы меня, верно, плохо слышите.

– Ты что, хочешь сказать, что я не только дура, но и глухая?

– Да ничего я не хочу сказать! – Но про себя она подумала, а не глуха ли ее свекровь в самом деле.

– Я хочу поговорить с сыном, – последовало повелительное требование.

– Его нет.

– Нет? Тогда где же он?

– На приеме в посольстве, на том самом, о котором вы, по-видимому, забыли, когда приказывали отправиться за стульями.

– Ничего я не забыла! Не приписывай мне то, чего нет. Что это с тобой сегодня, Джулия? Ты чем-то расстроена.

– Мне показалось, что стулья для вас самое главное!

– Ты снова обвиняешь меня во лжи? – В голосе явно звучали изумление и обида. Внезапно Джулия услышала хрипы. – О, Джулия, что я такого сделала, что ты мне говоришь такие вещи…

– Какие вещи? О чем это вы?

– О, как жестоко, как жестоко! – Она услышала стон и внезапный всхлип.

– Мне кажется, вы меня плохо слышите. Может быть, перезвонить?

– Я считаю, что мы уже наговорились с избытком. Ты меня очень обидела, Джулия. Чтобы именно ты… – Снова хриплый вздох. – Чтобы именно ты так себя вела. Я от тебя этого не ожидала, Джулия.

– О, ради Бога! – Нервы Джулии не выдержали.

– Не богохульствуй! – Теперь уже слышались рыдания.

– Нет смысла продолжать этот разговор. – Джулия старалась четче произносить слова – Вы только расстраиваетесь, и я не хочу…

– Ты не хочешь!

«Просто смешно», – подумала Джулия, обеспокоенная странными сдавленными звуками, доносящимися с другого конца провода. Ее предупреждали все, от мала до велика, что следует избегать приступа астмы у леди Эстер любой ценой. Она понимала, что это орудие эмоционального шантажа, но ее пугали хрипы, напряженность в голосе и затрудненное дыхание. Только этого ей еще не хватало…

– Я позвоню вам завтра, – проговорила она все еще медленно и четко. – Слышимость будет лучше, и мы сможем поговорить разумно.

– Я и так разумна! Как ты смеешь говорить, что я сошла с ума?

«Бог мой, – подумала Джулия, по-настоящему испугавшись. – Она явно тронулась умом!» Страх заставил ее поспешно сказать:

– Я сейчас повешу трубку. Позвоню утром по вашему времени. – Она быстро положила трубку, чтобы не передумать, и долго сидела, в удивлении уставившись на телефон. Что такое, по ее мнению, я ей сказала? Уж явно не то, что я в самом деле говорила. Все выясню завтра, решила она. «Сейчас с ней говорить бесполезно. Ведь Брэда еще нет, и я ни о чем другом думать не могу».

Она все еще не спала, когда начало рассветать и распахнулась дверь спальни. Она резко села, открыла было рот, чтобы закричать, но тут увидела, что это Брэд. Такой Брэд, которого она не знала. Красный от ярости, он надвигался на нее, сжав кулаки.

– Стерва! – бросил он ей. – Лживая, мерзкая интриганка!

Джулия уставилась на него, потеряв дар речи.

– Ты чуть не убила мою мать, сука! Она в больнице с тяжелым сердечным приступом, и все в результате твоего поганого языка!

Его красивое лицо перекосилось от злости, в глазах цвета морской волны горел огонь, заставивший Джулию вжаться в спинку кровати.

– Что такого моя мать тебе сделала, что ты поливала ее грязью? Она тебя приняла, ведь так? Привечала, угождала? – Голос его дрожал от ярости и еще чего-то. Ужаса? Джулия никогда не видела его таким, она его не узнавала. – Я бы мог тебя убить за твой поганый язык, стерва! Видит Бог, я тебя убью…

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь, – наконец вырвалось у Джулии.

– Ты что, станешь отрицать, что говорила с мамой по телефону вечером?

– Конечно, нет. Но связь была плохая, она почти меня не слышала…

– Будь спокойна, она слышала достаточно! Каждое твое гадкое слово. А что случилось? Она помешала твоей любовной идиллии? Что он с тобой делал, твой изысканный швейцарский хахаль?

– Я спала одна!

– Черта с два!

– Это правда, и она плохо меня слышала. Все, что она говорила, было бессмысленно. Я думаю, плохая линия.

– Бог мой, какие только оправдания ты не придумаешь!

– Я говорю правду.

– Да ты и знать не знаешь, что такое правда!

– Я никогда тебе не врала.

– Еще как врала! Все, что я от тебя слышал, – вранье, как и ты сама. В тебе все поддельное. Одна в постели! Ты была с любовником, как и собиралась.

– Я ездила в Версаль за стульями. Если хочешь, спроси маркизу, она тебе скажет.

– Это каким же образом? Она в Монте-Карло.

Джулия смотрела на него, ничего не понимая.

– Но я видела ее… говорила с ней…

– Лжешь! Ее дом закрыт на зиму. Никаких стульев нет и в помине. Ты все выдумала.

– Но твоя мать звонила, дала мне четкие инструкции, куда идти и когда…

– Она звонила тебе, чтобы узнать, как прошел прием. Нет смысла врать дальше. Есть свидетель…

– Да нет, не тогда, раньше…

– Мама звонила тебе только один раз. Битси так говорит. Она, понимаешь ли, при этом присутствовала. Во время всего разговора. Она слышала каждое сказанное мамой слово, и о стульях никто даже не упоминал!

Джулия не сводила с него глаз и какое-то время не слышала ничего, кроме гула в ушах. Она видела, как шевелятся его губы, как искажены гневом его красивые черты; она также заметила, как будто со стороны, что на лице проступает явный ужас. Затем, с почти слышимым щелчком, все встало на свои места. Она поняла, что ее подставили. Хаотичный разговор вовсе не означал плохой связи, он был умышленным, ради свидетеля леди Эстер. Каждое сказанное ею слово, вырванное из контекста, было перевернуто и использовано, чтобы искусственно вызвать приступ астмы. Ведь всегда эти приступы вызываются эмоциональными расстройствами, так? Джулия с отвращением представила себе эту картину. Она может пойти так далеко? Заболеть нарочно? Джулии казалось, что она промерзла до костей. Все говорило о такой ненависти, какую она даже представить себе не могла.

– Что случилось? Почему ты так смотришь? – неожиданно ворвался в ее мысли голос Брэда.

– Она меня подставила, – прошептала Джулия. – Она, наверное, уже давно этим занималась, все это – отель, сроки, Поль, все вместе. – Джулия дрожала, ей казалось, что она смотрит фильм ужасов. – Это надо же, как она меня хорошо узнала, она поняла, что я не устою перед этой работой. И ведь именно она заронила в твою голову мысль о Поле, не так ли?

– Люди ей рассказали, что здесь происходит!

– Люди? – Джулия покачала головой. – Ах ты, дурачок, – воскликнула она с отчаянием. – Слепой, обманутый дурачок…

Он резко ударил ее по щеке.

– Да, я дурак во всем, что касается тебя! Ты мне врала, обманывала меня, но хватит! Моя мать меня предупреждала! Она говорила, что твоя внешность обманчива, и, Бог мой, как же она была права! А насчет того, что тебя подставили, – так это только доказывает, какой у тебя грязный умишко и как ты ее ненавидишь!

– Я ее ненавижу!

Джулия откинула голову и рассмеялась. И тогда он снова ударил ее. Джулия почувствовала, как зубы поранили губу. Лежа на спине, она не отрываясь смотрела в его горящие глаза.

– Нет, это она меня ненавидит! Салли Армбрустер меня предупреждала, что она не выносит соперниц, и Дрексель Адамс тоже говорил, что она меня достанет.

– Врешь! Мерзкая, лживая стерва! – Он еще раз ударил ее.

Из глаз посыпались искры, и в ушах загудело. На шелковые простыни капала кровь.

– Мать была права с самого начала. Она говорила, что у тебя лживый имидж, что ты слишком тщеславна для жены. Ты ведь хотела деньги Брэдфордов, хотела иметь доступ в общество, где могла бы получать заказы, ведь так? Ты ухватилась за этот отель обеими руками. Мама предупреждала, что так и будет. Я ей не поверил, но она была права, как обычно. В отношении тебя она была всегда права. А что касается Дрекселя Адамса, тан Битси мне рассказывала, что ты пыталась строить ему глазки…

Услышав такое, Джулия снова села на кровати, плохо соображающая от боли, с ноющими зубами, горящей щекой. Но голос ее прозвучал четко:

– А ты какого черта делал вчера вечером с брюнеткой? Я видела, как ты уезжал из посольства. Я поехала туда, чтобы помириться, но тебя только бабы интересовали! И не смей обвинять меня в обмане, ты сам мне изменил, подонок! Я съездила в Версаль и помчалась назад, чтобы наладить с тобой отношения, но, когда я увидела, чем ты занят, я вернулась сюда и легла одна, слышишь, одна! Это меня провели, и раньше, и сейчас, водили за нос с самого первого дня, когда я увидела эту проклятую суку, твою мать! Это меня одурачили, повели как агнца на заклание. Она сейчас, верно, от смеха заходится, когда вспоминает, как меня провела, да и ты, наверное, тоже!

– Врешь! – Он снова закатил ей пощечину, от чего голова ее ударилась о спинку кровати. – Шлюха! – Еще пощечина. – Обманщица! – Еще удар. – Не смей обзывать мою мать! И чтобы я никогда тебя больше не видел! У нас с тобой все кончено. Убирайся к чертовой матери из моей жизни! Но я тебя предупреждаю: если мама умрет, я тебя найду и убью, поняла? Убью!

Но Джулия уже ничего не слышала и не чувствовала. Она потеряла сознание.

14

Когда Джулия не вышла на следующее утро на работу, Поль Шамбрен поднялся наверх посмотреть, что случилось. Один взгляд на окровавленное, распухшее лицо, закрытые глаза, простыни в пятнах крови, и он потянулся к телефону. Он знал врача, который разбогател на подобных случаях, поскольку здесь молчание было на вес золота, чем этому врачу иногда и платили. Проработав так долго в гостиничном бизнесе, Поль твердо знал, что нет ничего такого, что нельзя было бы замять.

Доктор обработал ранки и ссадины на лице Джулии, наложил шов на разорванную губу, и снаружи и внутри, дал ей успокоительное и пообещал прийти вечером. Брэда нигде не было видно. Его чемоданы и одежда исчезли. Только пустые плечики и выброшенный флакон из-под лосьона после бритья. Полю все стало ясно. Прежде чем Джулия заснула под действием лекарств, ему удалось узнать у нее телефон Крис. Вернувшись в офис, он коротко сообщил мастеру, что мадам Брэдфорд заболела, что-то вирусное, и в ближайшие три дня на работу не выйдет. А пока – все вопросы к нему. Затем он закрыл и запер дверь и позвонил в Лондон.

Крис прилетела в тот же вечер. Поль встретил ее в аэропорту «Шарль де Голль» и вкратце обрисовал ситуацию.

– К счастью, все рабочие уже разошлись, так что они вас не увидят. Все должно быть шито-крыто, сами понимаете. Если миледи Брэдфорд станет предметом сплетен, я надолго окажусь безработным.

– Мне этот сюжет знаком, – мрачно сказала Крис, но тем не менее пришла в ужас, увидев избитое лицо подруги.

Она ничего не сказала, но быстренько попрятала все зеркала и с помощью Поля принялась приводить Джулию в какое-нибудь подобие нормы, чтобы можно было вернуться домой.

Через три дня ее лицо хоть и приобрело нормальные размеры, но осталось здорово разукрашенным, так что врач забинтовал его.

– Я предлагаю сказать, что это инфекционное заболевание, связанное с гнойными прыщами, вроде оспы, – сухо посоветовал он Полю. – Будьте уверены, когда ее понесут в машину, вблизи никого не окажется.

Так они и сделали. Из гостиницы Джулию вынесли, спеленутую, как мумию. В «скорой помощи» ее распеленали, она надела огромные темные очки, чтобы прикрыть синяки, и низко надвинула на лоб широкополую шляпу. Поль душевно переговорил со служащими аэропорта, и Джулии разрешили подняться на борт самолета задолго до других пассажиров. Если бы не травмы Джулии и ее тупое безразличие, Крис наслаждалась бы всем происходящим. Ну прямо как в кино!

Крис привезла Джулию к себе, где она забилась под одеяло, страдая от огромного унижения. И тем не менее, она прошлась по последним пяти месяцам с частым гребешком, разыскивая ошибки, упущения, обнаруживая, насколько наивной и самоуверенной была, как безраздельно подчинялась Брэду. «Сексуальная маньячка! Все тебе было мало физических наслаждений, хотя ты всегда в нем сомневалась, – говорила она себе безжалостно. – Тебя предупреждали, но ты не обратила внимания! Так тебе, черт бы тебя брал, и надо!»

И все-таки она часами рыдала, а в остальное время лежала, тупо уставившись в потолок.

Разумеется, леди Эстер детально исследовала ее жизнь, причем поручила это профессионалам. Все эти случайные вопросы, все эти намеки… А Джулия, зная о желании Брэда, купилась, стараясь «соответствовать стандартам». Вся эта история с отелем – подставка, как и назначение Брэда в Париж. Все – части одного блестящего плана леди Эстер.

Брэд. Теперь, задним числом, она все видела ясно. Салли Армбрустер оказалась совершенно права. Он оставляет на тебе след. Когда заживут раны на лице, внутри все равно останутся шрамы, и там они никогда не заживут. Он не оставил ничего, кроме отчаянной ненависти. Неудивительно, что он сбежал. Глубоко в душе он знал, что творит с ним его мать, но он или не мог, или не хотел освободиться от ее пут. Он был самостоятельным только сексуально. Отсюда его вечная погоня за женщинами. Отсюда поспешная, тайная женитьба. «Но почему я? – мучительно размышляла Джулия. – Действительно ли он так спасался, как утверждал Дрексель Адамс? Видел ли он во мне женщину, способную за него сразиться с его матерью? Почему он прямо так и не сказал? Почему не сказал, в чем именно дело, почему ему нужна я, а не кто-то другой?

Я думала, он хочет, чтобы я приспособилась к ней. Почему он не сказал, что хочет, чтобы я противопоставила себя ей, смогла ей противостоять, если он действительно этого хотел? Но вряд ли это так, потому что тогда он не возмутился бы, когда я заговорила о собственном доме. О Господи, ничего-то я не понимаю, – в отчаянии думала ока. – Его, ее, всего, что происходит. Только правда между нами, говорил он, и врал безбожно. Единственная правда, которую он знает, это правда его матери, а она целиком состоит из лжи. Каждое произнесенное ею слово, как бы оно ни было перевернуто, для него Священное писание. Он ни на одну секунду мне не поверил. И вообще он мне не верил с самого начала. Но тогда, Бог ты мой, зачем же он на мне женился? Чего он от меня хотел? И почему не мог прямо об этом рассказать? Чем мать его держит? Потому что я уверена, что тут что-то есть. Я это чувствую. Что-то такое ужасное, что он не мог решиться рассказать мне, его жене. Даже на острове, когда мы были так близки, ближе, чем когда-либо до или после. Именно тогда он мог бы мне все рассказать. Я должна была знать».

Она снова и снова проживала последние пять месяцев, пытаясь найти ключ к этой тайне, и не находила ничего такого, даже самого ужасного, что бы объясняло подобное влияние на мужчину его матери, когда их связь походила на симбиоз. Джулия смогла за это время немного узнать Брэда: от других она слышала, что он прекрасно справляется со своей работой, что он очень крутой бизнесмен, что он не делает ошибок и что в определенных кругах его уважают и побаиваются. Но тот же самый крутой мужик был воском в руках своей мамаши. Джулия удивилась, когда один из гостей на званом вечере в Бостоне, сидевший рядом с ней, сказал о Брэде с восхищением: «Этот парень не дурак, а когда дело доходит до сделки, у него всегда в последний момент козырная карта на руках. Что касается его матери, то у нее достаточно устрашающая репутация, но сын исхитрился дать ей сто очков вперед». Джулия с удивлением уставилась на сидячего через стол мужа. Брэд? Безжалостный? Крутой? Тот везунчик, жеребец, о котором рассказывают легенды, капризный и надменный мальчишка, способный дуться часами и бегающий за матерью, как собачонка? Она знала, что он человек сложный, но сейчас она полностью запуталась.

– Говорила тебе, где-то гайка разболталась, – печально заметила Крис несколькими днями спустя.

– Наверное, у меня! Меня трясет, как только подумаю, какой дурой я была. Как они, должно быть, надо мной смеялись! Наблюдая, как я своими руками сама себя разрушаю.

– Должна сказать, он тут неплохо поработал, – с горечью заметила Крис, разглядывая изуродованное лицо Джулии, синяки, распухшие губы и фонари под глазами.

– Да его на это запрограммировали. Он был в таком ужасе, что не соображал, что делает. Как он мог во всем разобраться, если мать все перекрутила и перевернула?

– Перевернула! Да она все разыграла как по нотам! – Крис шумно вздохнула. – По крайней мере, теперь мы знаем.

– Разве? Мы знаем, что она им вертит. Но почему, Крис?

– Разумеется, потому что ревнует!

– Здесь что-то большее, я уверена. Что-то еще, что-то… – Джулия беспомощно развела руками. – Все как в тумане, – наконец сказала она. – Что бы там ни было, это какая-то мерзость. – И с горечью добавила: – И моя вина в том, что я не настояла, чтобы Брэд пустил меня вовнутрь.

– Ты не должна брать всю вину на себя, – возразила Крис. – Он же держал тебя в темноте, так? Немудрено, что ты постоянно спотыкалась.

– Да я еще ходила в шорах. Думала, что моя спокойная рациональность поможет мне справиться. В этом я вся, гениальная Джулия Кэрри с ее здравым смыслом, спокойствием и логикой. Я не учла, что, когда речь заходит об эмоциях, все летит в тартарары! – Джулия задумалась. – Что ж, я все поняла, хоть мне это и дорого досталось. – Внезапно она прибавила: – Как Харди говорил Лорел, вот ты и втянула нас в еще одну хорошенькую передрягу. – Она встала, не в состоянии сидеть спокойно, подошла к окну и выглянула. – Я не смогла справиться со своими чувствами, Крис, и они меня пугают. Я стараюсь отрешиться от них. Я должна была побольше обращать внимания на свои сомнения. У нас и общего-то был только секс. Он и физически поработил меня, и одно это должно было бы послужить мне предупреждением!

– Ну, я тут тоже не без греха, – благородно заметила Крис. – Ведь это я посоветовала тебе дать волю чувствам, верно?

– То была не любовь, – продолжила Джулия. – Физическое порабощение. – Затем она зло добавила: – Зато теперь я свободна, и я никогда, слышишь, никогда, не позволю ни одному мужчине надеть на себя цепи!

«А я ведь многое могла сделать, – подумала она. – Почему же этого не произошло? Потому что с ним я плохо соображала. Когда дело касалось Брэда, я превращалась в нечто, незнакомое себе, я делала то, чего в другом состоянии ни за что бы не сделала».

– А что будет с отелем? – с любопытством спросила Крис.

– Ну, Поль почти что взломал дверь…

– Об этом я знаю. Ведь именно он позвонил мне. Нет, я имею в виду работу.

– Ко мне приезжал ее парижский адвокат, велел мне все прекратить. Сказал, что наняли другого художника по интерьерам и что мне следует выметаться. Так или иначе, у меня не было никакого контракта, я ничего не подписывала. «Семейная» договоренность. Все часть ее плана. И бедный Поль тоже. Она его использовала. Все и вся служило только ее заговору.

– Его уволили? За что?

– Неэтичные отношения со мной.

– Когда? А где доказательства?

– Выяснилось, что она наняла частного детектива, который все время следил за нами. Если верить ему, под предлогом поездок в магазины и на фабрики мы ездили в маленькую гостиницу на левом берегу.

– Что? – еле выговорила Крис.

– А вот то. Владелец гостиницы подписал свои показания.

– За большую взятку, так я думаю.

– Как она однажды мне сказала, деньги меня волнуют меньше всего.

– Мать твою! – выдохнула Крис. – Да она продумала все до малейшей детали.

– И учти, с Полем ей пришлось расплатиться. Ведь у него-то был контракт, и он грозился подать в суд. А это бы означало шумиху, чего она стремилась избежать. Так что ей проще было от него откупиться.

– Он на меня произвел приятное впечатление, – заметила Крис.

– Он и есть хороший человек. Он очень переживал из-за всего этого. Радует, что он получил с нее все до цента, так что хоть по этому поводу меня не грызет совесть. Он вернулся в Швейцарию. Там у его семьи гостиница.

– А ты? Ты что собираешься делать?

– Когда обрету приличный вид, буду искать работу.

Но прежде чем она успела этим заняться, из Америки прибыл самолетом большой контейнер. Там было все, что она оставила в Штатах.

– Вот видишь, – сказала она Крис с ехидной улыбкой, – меня выдернули с корнем.

Только когда она начала искать работу, выяснилось, что она, ко всему прочему, попала в черный список. Ей везде отказывали, даже самые маленькие компании. Лишь через одного «друга», который считал Джулию конкурентом, она узнала, что леди Эстер постаралась распространить слухи о том, что Джулия не справилась со своим первым самостоятельным заказом, тратила слишком много денег, не выдерживала сроки, да к тому же завела интрижку с главным декоратором.

– Боже милостивый, ну и сука! – взорвалась Крис. – Она же сломала твою карьеру, Джулия! Как же ты будешь жить?

– Она бы предпочла, чтобы я умерла.

– Но на что ты будешь существовать?

– Я предусмотрительно привезла с собой драгоценности. Жемчуг, черную кошечку, мое обручальное кольцо. Они должны прилично стоить. Продам.

– Давай я сначала поговорю с Тони. Возможно, он сможет помочь.

И через него Джулия получила чек на довольно приличную сумму. Достаточную, чтобы скромно прожить некоторое время, если не удастся найти работу, во всяком случае, по специальности.

Она возвращалась домой после еще одной неудачной попытки устроиться на работу, когда неожиданно почувствовала себя плохо в переполненном вагоне метро, в ушах зазвенело, колени подогнулись. Она пришла в себя и увидела, что сидит, положив голову на колени, а над ней склонился обеспокоенный мужчина.

– Вы внезапно потеряли сознание, – пояснил он. – Не поднимайте-ка пока головы, вот так.

– Это все давка виновата, – возмущенно заметила сидящая рядом женщина. – Как сардины в банке!

– Не спешите, – заботливо предупредил мужчина. – Я на следующей остановке выхожу.

Когда Джулия вышла на своей станции, ноги у нее все еще были как резиновые, но ей удалось добраться до квартиры Крис. Она решила, что слишком мало ела и спала. Но такая же история приключилась с ней снова через два дня, на этот раз дома.

– Надо пойти к врачу, – решительно заявила Крис. – Помнишь, как было раньше?

– Это просто реакция, – возразила Джулия. – Я мало ела, наверное. Я всегда плохо ем, когда переживаю.

– Вот пусть врач это и решит.

Врач заключил, что, скорее, виной всему перенапряжение, и дал ей таблетки, которые Джулия спустила в унитаз. Когда она провожала его до дверей, то заметила на коврике конверт. Послание от семейных адвокатов леди Эстер. Брэд подавал на развод на основании ее измены ему с неким Пьером Этьеном Шамбреном.

Она отнесла бумаги собственному юристу, который объяснил ей, что с ней разводятся по американским законам, поскольку формально она вышла замуж на американской территории – в американском посольстве. Он также спросил, собирается ли она оспаривать этот развод.

– Нет. Я тоже хочу быть свободной. Делайте что хотите. Я все подпишу. Только пусть будет по возможности быстро и безболезненно.

Все закончилось за шесть коротких недель, в течение которых она выяснила, что беременна. Когда Крис застала ее над унитазом четвертое утро подряд, она сказала:

– Мне бы сразу догадаться. Ты разве не заметила, что у тебя нет менструации?

– У меня голова другим была занята. Кроме того, я принимала таблетки. Нет, я уверена, что не забывала.

– И все же наверняка забыла. Столько всего наслучалось, детка.

– Я пила по таблетке перед сном. Это уже вошло в привычку.

– Но ведь ты ложилась спать в самое разное время. Я знаю, что и с таблетками бывают сбои, но готова поспорить, что ты просто один раз забыла. А больше ничего и не требуется.

– Однажды, дважды. Какая теперь разница.

– В смысле?

– Я рожу этого ребенка. И это будет единственно мой ребенок.

– Да брось, Джулия…

– Один раз – случайность, дважды – совпадение, но третьего раза не будет. Никогда, Крис, клянусь. Никогда.

– Тебе придется сказать ему.

– Зачем? Я же практически развелась. К тому времени как родится ребенок, я уже давным-давно буду одиночкой. Он бросил меня и моего ребенка. Ребенок будет принадлежать только мне, мне одной.

В ту ночь, лежа в постели, она строила планы. Поедет в Йоркшир. Коттедж все еще принадлежал ей. Раньше она сдавала его на лето, а теперь сама станет там жить. Тех денег, что она получила за драгоценности… Джулия потянулась за бумагой и карандашом. Да, с деньгами порядок, она протянет до рождения ребенка, даже немного дольше. Еще останется, хотя придется потратиться на вещи для малыша. Когда ребенку исполнится несколько месяцев, она найдет работу. Не обязательно по специальности. Она хорошо шила, всегда сможет работать портнихой.

Она почувствовала, что в ней зреет решимость, хотелось скорее привести планы в действие. Ей уже не казалось, что она парит где-то между небом и землей. И она всегда действовала лучше, когда имела ясную цель.

Через неделю Джулия уехала из Лондона. Первое, что она сделала, это попросила доктора Мид последить за ней во время беременности. Врач внимательно осмотрела ее, объявила, что она в полном порядке, только немного худовата, но «с этим скоро наладится, да я и не люблю, когда мои мамаши слишком толстеют. Ребенок родится весной, где-нибудь в мае, я так думаю». Она улыбнулась Джулии.

– Как вы относитесь к тому, что станете матерью?

– Радуюсь и испытываю какое-то умиротворение. Мне всегда хотелось иметь детей, но… после своего второго поражения, я уже и не думала, что они у меня будут.

– Никто не может предвидеть, как все повернется, – спокойно заметила врач, – хотя никто не мешает никому пытаться, разумеется.

– Это будет мой единственный ребенок, – сказала Джулия.

– Также не стоит позволять своим неудачам мешать дальнейшей жизни.

– У меня их две, одна за другой. – Джулия принялась одеваться. – Я плохо справляюсь с эмоциями. Мне проще с реальными вещами. В этом русле я и собираюсь действовать в будущем. – Она помолчала. – У меня все будет в порядке, верно? Я хочу сказать, тот аборт…

– Был прекрасно выполнен. Никаких последствий. Но все же, я считаю, вам надо отдохнуть. Подготовиться к родам. Вы сможете себе это позволить с финансовой точки зрения?

– Да, если буду осторожна.

– Я убеждена, что будете.

Она забронировала место для Джулии в клинике и записала ее на предродовые занятия. Она же порекомендовала посещать курсы психологической терапии.

– Роды вещь естественная, и я считаю, что нужно лишь помогать матери-природе, а не вмешиваться в ее дела. Вы можете иногда позволить себе немного выпить, позаниматься зарядкой. Вы любите гулять – гуляйте себе на здоровье, только не доводите себя до усталости. Не ешьте за двоих. Наступит май, и мы будем лицезреть счастливую маму и малыша, – Она внимательно посмотрела на Джулию – А как насчет отца ребенка?

– Я ему ничего не говорила и не собираюсь. Ребенок только мой. Я выяснила, что беременна, когда уже развелась, так что для меня это вроде знака свыше. Я не хочу иметь ничего общего ни с моим мужем, ни с его матерью, с ней особенно. Она постарается забрать у меня ребенка.

– Не может такого быть!

– Если ей захочется, очень даже может быть. Но меня это не устраивает. Это мой ребенок, доктор Мид, мой!

Крис приехала на выходные и все повторяла:

– Ты цветешь, как твои растения!

– Говорят, беременность делает раздражительной, я же так спокойна. Иди, посмотри, чем я занимаюсь.

Разглядывая шаль, связанную паутинкой, и великолепно сшитое приданое для новорожденного, Крис исподтишка рассматривала Джулию. Она набрала вес, ее кожа сияла, глаза – чистые и спокойные.

– Похоже, ты вполне справляешься, – с облегчением заметила она.

– Идеально. У меня строгий бюджет, и я его придерживаюсь.

– Хоть бы меня когда научила… я никак не могу держаться в рамках, хоть тресни. – И добавила, улыбаясь: – Зато я могу поучить тебя, как обращаться с мужчинами!

– Спасибо, вот чего не надо, того не надо. Я лучше уж сама по себе.

– Но тебе не будет одиноко?

– Конечно, нет. У меня ведь будет ребенок!

В феврале она получила окончательное извещение о разводе. Она перестала быть миссис Уинтроп Брэдфорд. Джулия спрятала бумагу в стальную коробку, где хранила все свои документы. Почувствовала же она лишь огромное облегчение. Последние нити, связывающие их, оборваны. Теперь она в самом деле свободна.

Время шло, роды приближались. Джулия чувствовала себя уверенно и спокойно. Днем она отдыхала, читая журналы, и обязательно спала. Выяснилось, что она вообще много спала. Однажды днем в конце марта ее разбудил громкий стук в дверь. «Что еще?» – подумала она. Она никого не ждала. Крис собиралась приехать только через две недели, а доктор Мид навещала ее по пятницам. Подойдя к окну, она выглянула на улицу. У ворот стояла большая американская машина. Она так быстро отпрянула от окна, что ударилась бедром о туалетный столик. Страх охватил ее. Видеть приехавшего она не могла, поскольку он стоял на террасе. Придется спуститься и все выяснить.

Это оказался крупный мужчина, завернувшийся в объемистое пальто от холодного ветра. На его смуглом лице латинского типа появилась улыбка, когда он спросил:

– Вы Джулия Кэрри? – Акцент не новоанглийский.

– Да.

– Слава Богу! Я тут все деревни вокруг объездил…

– Что вам от меня нужно?

– Если вы пригласите меня войти и угостите чашечкой кофе, поскольку ваш кафетерий у дороги предлагает сущие помои, я с удовольствием вам расскажу.

Джулия не шевельнулась.

– Кто вы?

Он протянул ей визитную карточку. Маркус Левин, «Левин энтерпрайсез», и адрес: Уордор-стрит.

– У меня к вам предложение, – продолжал он, ничуть не смутившись. – Строго деловое, – добавил он, усмехнувшись. – Да и какие могут быть другие предложения в вашем состоянии. – Но в его голосе звучало изумление.

– О каком деле речь?

– Внутренняя отделка, – быстро сказал он.

– Я сейчас не работаю.

– А меня сейчас и не интересует.

Он держался спокойно и уверенно, но в последнее время Джулия относилась ко всему из-за океана с большим подозрением. Улыбаясь ей и не обращая внимания на ее холодное и замкнутое лицо, он продолжил:

– Послушайте, я понимаю, вы меня не знаете, но, если вы меня впустите, я вам все расскажу.

– Кто вас послал?

– Никто. Но можно сказать, что меня привела сюда ваша работа.

– О какой работе речь?

– Ну, несколько интерьеров, которые вы выполнили. Я хочу, чтобы вы работали на меня, вернее, со мной, так будет правильнее.

– Вы ищете художника по интерьерам?

– Нет. Вас.

– Откуда вы обо мне знаете?

– Я не знал. Просто увидел вашу работу и поинтересовался. Начал вас искать. Но хотя это оказалось нелегко, я не сдавался.

– Кругом полно хороших художников, а я всегда была лишь мелкой рыбешкой. Так с чего такая настойчивость?

– У меня есть принцип. Только самое лучшее. Джулия продолжала хмуро смотреть на него.

– Послушайте, милая дама. Понимаю, вы меня не знаете, но, если вам нужны рекомендации, я доставлю вам груду. Проверяйте меня сколько душе угодно. Я выдержу любую проверку.

– И проверю, не сомневайтесь, – пообещала ему Джулия.

– Так могу я войти? Здесь холодно.

Джулия неохотно отступила и позволила ему войти. Ему пришлось пригнуть голову, чтобы не удариться о притолоку.

– Надо же! Наверное, старый дом, – воскликнул он.

– Семнадцатый век.

– Да уж надо думать. Люди тогда были явно ниже ростом. Пожалуй, мне лучше сесть. Могу я снять пальто?

Под пальто на нем, оказались майка и джинсы. На майке крупными буквами значилось: «Не согреши, да не грешен будешь». Джулия закусила губу.

– Бог мой, а у вас тут клево. – Он с одобрением оглядывал низкие потолки, белый потолок, кирпичный камин, окна, занавешенные хлопчатобумажным атласом.

Его взгляд снова вернулся к Джулии, сверкнула улыбка.

– Черный, два кусочка сахара, – прозрачно намекнул он.

В кухне, где от обогревателя веяло приятным теплом, Джулия снова перебрала в уме его слова. Если он и в самом деле предлагает работу… Будь осторожна, посоветовала она самой себе. Ничего не говори, пытайся все выяснить. Но эта африканская прическа, майка? Явно не обычный тип клиента. И все же, в наше время деньги есть у самых странных людей. Что он хочет ей поручить? Может, дискотеку? Несколько секс-шопов? Все равно, размышляла она, насыпая кофе в кофеварку. Заказ означает деньги, а если он пришел с серьезным предложением, следует его выслушать. Знает Бог, тебе потребуется каждый пенни, который ты сможешь заработать. Но ничего не делай и не говори, прежде чем не убедишься, что он взаправдашним. И внимательно просмотри всю эту груду рекомендаций, у тебя полно времени для тщательной проверки, вплоть до фамилии его парикмахера, а для своей безопасности и ради будущего ребенка ты должна это сделать. Не попадись на удочку во второй раз. Та женщина способна на все, ты это прекрасно знаешь. Но если с ним все в порядке, тогда это совсем другое дело.

Вернувшись в гостиную, она увидела, что он сидит в большом кресле, скрестив длинные ноги.

– Не возражаете, если я закурю?

– Нет. Но сама я не курю, так что спасибо.

– Разумно. Особенно в вашем положении, и все такое.

– Вы сказали, что видели мою работу, – Джулия постаралась навести его на интересующую ее тему.

– Занялся этим вплотную, после того как увидел отель «Эрун».

Джулия очень осторожно спросила.

– Что вы сказали?

– Ну, этот отель в Париже, о нем весь город говорит. Осенью состоится торжественное открытие. В журнале «Хаус бьютифул» ему был посвящен целый разворот, или в каком-то другом журнале, не помню.

– И там сказано, что он сделан по моим эскизам?

– Да нет. Там сказано, что автором является леди Эстер.

К своему собственному удивлению, Джулия расхохоталась.

– Это надо же!

– Так я поспрашивал и выяснил кое-что. Хоть эта дама способна на все, подчеркиваю, на все, там явно чувствуется рука профессионала.

– Вы ее знаете? – с беспокойством спросила Джулия.

– О ней… да и кто не знает? Так или иначе, я принялся наводить справки. – Тут он неожиданно сказал: – Слушайте, я знаю все про эту историю. Мне порядком порассказали. Но прошлое меня не интересует. Меня интересует, что вы сможете сделать в будущем.

– Попридержите-ка лошадей, – медленно произнесла Джулия. – Не хотите ли вы сказать, что отель был сделан по моим эскизам?

– От и до. – Увидев, как лицо Джулии залила краска гнева, он спросил: – Я чего-то не знаю?

– Меня с работы уволили. Из-за той истории, о которой вы упомянули. И, как я слышала, наняли другого художника по интерьерам.

– Многих пробовали, но никого не взяли. На меня особое впечатление произвела столовая. Говорят, готовить там будут соответствующе. – Он решительно добавил: – Мне плевать, почему вас выперли. Меня интересует ваш талант. Я хочу, чтобы вы работали для меня.

– Над чем?

– Надо всем, что мне удастся заполучить. Заметив удивление на ее лице, он рассмеялся.

– Хочу поставить вас в свою конюшню. Да нет, не пугайтесь, я девочками не занимаюсь. Эта майка – просто шутка. – Джулия почувствовала, что снова краснеет под взглядом этих всезнающих темных глаз. – Я ищу таланты. У меня есть поп-звезда, гонщик, танцовщица, парочка актеров, даже теннисист. Я распознаю их талант, вкладываю в них деньги и раскручиваю. Когда же они выходят на орбиту, я получаю двадцать процентов от всех их заработков. – Он вздохнул. – Учтите, я понятия не имел, что вы беременны. Но ведь это всего девять месяцев. – Он изучающе посмотрел на нее. – А в вашем случае вообще не больше двух. И это даст мне время сориентироваться.

– Вы слишком много на себя берете.

Он скромно заметил:

– Я еще не все разъяснил.

– Так разъясняйте.

Джулия слушала критически. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она так и сказала.

– Я вовсе не шучу с вами. – Его тон был спокойным и уверенным. – Я люблю деньги, и я рассчитываю на вас хорошо заработать. Вы сможете сделать то же.

– Но меня… вышибли… как вы выразились, с моей последней работы.

– Все это уже спущено в канализацию. Меня интересует, что можно получить из крана.

Джулия подумала.

– Значит, вы беретесь обеспечивать контракты, подыскивать подходящие заказы, а также помещение, где можно работать, а когда я начну зарабатывать, получаете свои двадцать процентов?

– Верно.

– Какие заказы?

– Самые лучшие. Ничего копеечного. Я так думаю, гостиницы, престижные офисы, рестораны и все в таком роде.

Джулия опять подумала.

– Я хочу подробный, законный контракт. Я уже в Париже работала по принципу полюбовной договоренности, и сами видите, что из этого вышло.

На лице его был написан ужас.

– Вы что, хотите сказать, что вам не заплатили?

– Это была, цитирую, «семейная договоренность».

С прямотой, к которой она уже успела привыкнуть, он сказал:

– Я знаю, вы были замужем за Брэдфордом.

– Вы уверены, что с ними незнакомы? – подозрительно спросила Джулия.

– Из них я лучше всех знаю старую даму. Это с ней вы полюбовно договаривались?

Джулия кивнула. Он вздохнул.

– Ничего удивительного. У нее репутация барракуды.

«Ну, наконец, – подумала Джулия. – Точное определение».

– Значит, она пользуется вашими эскизами задаром! – Маркус Левин присвистнул. – И после этого она уволила вас «без компенсации». У вас есть основания подать в суд.

– Мне с ней не справиться.

– Справитесь, если наймете хорошего адвоката.

– Я не могу себе этого позволить.

Маркус наклонился вперед и задумчиво посмотрел на нее.

– Вот что я вам скажу. Чтобы доказать вам свою благонадежность, я проконсультируюсь со своим хорошим другом, очень дорогим адвокатом. Если он подскажет, есть ли у вас шансы, вы станете сговорчивее?

Джулия с трудом поднялась.

– Я слышу, кофе кипит. – Она избегала прямого ответа. Ей надо подумать. Если она выиграет иск, то получит деньги, а они ей очень нужны. Но можно ли доверять этому стареющему хиппи? Идея казалась привлекательной. «Прищучить леди Эстер. Та использует не принадлежащие ей эскизы. Все дела велись внутри семьи. Не составлялось ни одной бумаги, хотя бы отдаленно напоминающей контракт. Разумеется, с дальним прицелом. И леди Эстер сейчас меньше всего ожидает, что я подам в суд. Она ни на секунду не сомневается, что я не рискну выступить против великой, знаменитой Эстер Брэдфорд». Поэтому Джулия решила, что она это сделает. Речь шла о крупной сумме. И пока этот Левин делает в этом смысле, что может, она попросит Крис и Тони поразузнать о нем. Если Тони ничего не обнаружит, значит, с ним все в порядке.

Она вернулась в комнату.

– Вот что, – начала она. – Расскажите об этом деле своему приятелю-адвокату. Послушайте, что он посоветует. Если он действительно знает свое дело…

– Будьте уверены!

– Тогда я подам в суд. Мне сейчас деньги позарез нужны.

– Ладно, излагайте факты.

Она послушалась, не переходя на личности.

– Гм, – нахмурился он. – Мне кажется, у вас есть шансы и по другой причине: ведь никто не говорил, что вы не справляетесь с работой.

– Я могу показать вам письмо, – предложила Джулия.

Он прочитал его и спросил:

– Могу я его взять, чтобы показать адвокату?

– Только потом верните.

– Обязательно.

Он сунул письмо в карман, снова взял кружку.

– Хороший кофе, – похвалил он.

– Расскажите мне поподробнее о своих планах, – попросила Джулия.

Джулия чувствовала, как ее охватывает возбуждение, но «звучит нормально» было единственным, что она сама себе позволила.

– Почему бы вам не поразмыслить об этом, пока я занимаюсь другими вашими делами?

– Хорошо, подумаю. Сколько у меня времени?

– Два-три дня.

– Договорились.

– Дайте мне ваш телефон, – попросил он, доставая пачку с сигаретами и ручку.

Когда он записал номер, Джулия спросила:

– Может, мне стоит записать ваш? И какие-нибудь имена людей, с кем бы я могла связаться насчет той груды рекомендаций, о которой, вы упомянули?

– У меня нет телефона, я все время в разъездах, – сказал он с обезоруживающей улыбкой. – Не волнуйтесь, я позвоню. – Он усмехнулся. – И вы обо мне все узнаете. – Он убрал пачку и наклонился вперед. – Когда ребеночек должен родиться?

– В середине мая.

– Значит, недель через шесть, скажем, восемь после этого вы сможете приступить к работе?

– Если у меня будет офис.

– Где именно вы хотели бы его иметь?

– Тут нужен «хороший» адрес.

– Например?

– Центральные районы.

– Ладно. Я погляжу, может, чего и найду.

Он был таким приятным, со всем соглашался, но Джулия чувствовала, что он умеет получить точно то, что ему нужно. Голливудский имидж скрывал питсбургскую настырность.

Он выпил еще чашку кофе, обсуждая все «за» и «против», и, очевидно, почувствовав, что она несколько оттаяла, сказал, поднимаясь, чтобы уйти:

– Вы решили, что мне можно доверять, верно?

– Давайте сначала поглядим, что скажет ваш адвокат, тогда посмотрим.

– Он обязательно за что-нибудь зацепится, если, конечно, есть за что цепляться.

– Есть, – заверила Джулия, и он усмехнулся, протянув руку.

– Приятно было познакомиться. Я вам позвоню.

Джулия смотрела, как он шел к большой, красивой машине. Одно очевидно. Он так же отличался от Брэда, как Бостон от Лос-Анджелеса. И слава Богу.

Он позвонил ей через четыре дня. Его приятель-адвокат считал, что у нее хорошие шансы. Каковы бы ни были причины ее увольнения, они не включали отказ от ее эскизов. Подтверждением тому служило то, что они до сих пор использовались.

– Если хотите, я попрошу его предъявить иск старой даме по поводу вашего гонорара и всего остального, что вам причитается.

– Если только это можно сделать с минимальными, повторяю, минимальными, неприятностями. – Она продиктовала слово по буквам.

– А за что, по-вашему, мой приятель берет такие высокие гонорары? Если вы наймете его, то именно по этой причине.

Две недели от него не было ни слуху ни духу. Затем, к ее великому изумлению, однажды днем он появился в дверях ее коттеджа, размахивая чеком. Джулия посчитала нули и упала в кресло.

– Мистер Левин! Каким образом…

– Зовите меня Маркус. И у меня создалось впечатление, что старушка вне себя от ярости.

– Но как вам удалось?

– С помощью письма. Мой приятель написал письмо. Он умеет писать такие письма, в которых самое невинное предложение звучит как страшная угроза.

– Но, надеюсь, он ей не угрожал? – Сердце Джулии забилось.

– Перестаньте. Мы оба знаем, что это не так. Он просто… пригрозил пригрозить. А у него такая репутация… – Маркус многозначительно усмехнулся, – Да, кстати, как прошла моя проверка?

– Все, что вы мне рассказали, оказалось правдой, – призналась Джулия.

– Я так и знал. И я, и мой приятель должны были думать о своей репутации, затевая это дело. Нельзя связываться со старушкой Брэдфорд, не имея реальных фантов, и, поверьте мне, он может заставить присяжных оправдать Иуду.

Джулия снова взглянула на чек.

– Сюда входит его гонорар?

– Он сделал это в качестве одолжения мне. Он у меня в долгу.

Джулия глубоко вздохнула. Теперь она богата!

– У меня есть для вас еще кое-что. Взгляните-ка вот на это и скажите, что вы об этом думаете. – Он протянул ей папку с бумагами агентов по продаже недвижимости.

Когда Крис приехала на выходные, она рот открыла от изумления и любопытства.

– Кто такой этот Маркус Левин и откуда он взялся? – спросила она.

– Похож на мексиканского бандита, говорит, как хиппи, но ведь ты видела отчет Тони. Он настоящий. – Джулия кивнула головой. – И он умеет делать дело.

– А больше он ничего не умеет?

Джулия расхохоталась.

– Крис, ты безнадежна.

– Да нет, просто Тони уже исчерпал себя. Он богатенький, этот Левин?

– В хлебе насущном не нуждается, это точно.

– Так. Когда ты меня с ним познакомишь?

Они сразу нашли общий язык, причем настолько, что Джулия была уверена, предложи она им двуспальную кровать, они немедленно оказались бы там. Крис исправила этот недочет по возвращении в Лондон.

– Дорогая, – ворковала она по телефону, – не могу тебе сказать…

– И не говори.

Крис взяла на себя осмотр возможных объектов, после чего отчитывалась перед Джулией. Она взялась за дело рьяно.

К середине апреля они нашли идеальное место.

– Угол Брук-стрит и Бонд-стрит, требуется ремонт, но в остальном подходит по всем статьям.

Маркус свозил туда Джулию, чтобы она приняла окончательное решение. Мастерская была маленькой, но наверху находилась рабочая комната, а еще выше – маленькая квартирка.

– Беспредельные возможности, – согласилась Джулия.

Подписали арендный договор. Вернувшись домой, Джулия принялась делать эскизы по переделке помещения, которые вручила Маркусу, когда он приехал вместе с Крис.

– Я надеюсь, вы за всем проследите, если, конечно, сможете оторваться друг от друга, – поддразнила их Джулия.

Наступил май, она уже с трудом передвигалась.

– Вы уверены, что у вас не двойня? – подшучивал Маркус.

– Такое впечатление, что целая армия, и лягается как мул.

– Синяков что-то не видно. Более того, вы выглядите крайне аппетитно.

«Нет уж, – подумала Джулия. – Хватит тебе Крис. Она тебе больше подходит, привыкла к такому». Маркус любил флиртовать. И, если верить Крис, постоянством не отличался.

– Никаких постоянных жильцов, – вздыхала она по телефону.

– Тогда получай удовольствие, пока можешь, – резко посоветовала ей Джулия, недоумевая, как Крис вообще может вести такую жизнь. Но, по правде сказать, Крис никогда не была способна оставлять свои эмоции за дверью спальни.

– Я так и делаю! – говорила между тем Крис. – Я уже давно так не развлекалась!

«Развлекалась?» – подумала Джулия, и ее передернуло.

– Настоящий тигр, – продолжала мурлыкать Крис. – Я когда-нибудь покажу тебе царапины.

– Как дела в мастерской? – перебила ее Джулия.

– Все по графику. Все переделки уже начаты и будут закончены к концу недели. Тогда можно заняться интерьером.

Маркус подтвердил ее слова, приехав в конце недели.

– Все идет по плану, – удовлетворенно заметил он. – А у вас как дела?

Она не видела его пару недель, он уезжал куда-то из страны.

– В моей конюшне неприятности, – пояснил он, пожав плечами.

– Я уже до того дошла, что готова оседлать любую лошадь из вашей конюшни и скакать прямо на закат.

– У вас злой язычок, – усмехнулся он, – но вы мне нравитесь.

Она знала, что нравится. «Может быть, это из-за моего состояния», – думала она. Она чувствовала себя слоном; никогда не разделяла ошибочного убеждения, что женщина прекраснее всего, когда беременна, считала, что это еще одна уловка мужчин, которые прежде всего и являются виновниками такого состояния. Но она ощущала, что, несмотря на вздувшийся живот, Маркус Левин находит ее привлекательной. Он постоянно с ней заигрывал и всегда старался оказать любую поддержку – моральную, физическую, эмоциональную. Он всегда был наготове, чтобы помочь ей встать со стула, не разрешал делать то, в чем мог ее заменить, терпел ее раздражительность, ее капризность по мере того, как приближались роды. И он всегда держал ее в курсе последних событий в Лондоне, так что ей казалось, что, несмотря на отдаленность, она принимает в них непосредственное участие. Она всегда радовалась его приезду и всегда грустила, когда он уезжал.

Он приехал за неделю до того, как ей надо было ложиться в больницу, и привез кучу фотографий мастерской, большую коробку восточных сладостей, к которым Джулия в последнее время испытывала слабость, и новости, что он уже наметил для нее первый заказ, хотя определенного пока еще ничего нет. Это все, что он ей рассказал, перед тем как помочь взобраться наверх, чтобы отдохнуть, а самому спуститься вниз посмотреть по телевизору скачки.

Джулия, как обычно, заснула. Проснулась она от боли: кто-то взял ее спину в тисни и продолжает стягивать их. Она также почувствовала, что постель мокрая. Приподнявшись, она потянулась к стоящей у кровати трости и постучала ею по полу. Маркус примчался наверх с рекордной скоростью.

– Думаю, тебе лучше позвонить в больницу, – простонала Джулия, выгибая спину.

Он также позвонил врачу. Та приехала раньше «скорой помощи», которую тут же отправила назад.

– Этот ребенок родится дома.

Все произошло на удивление быстро. Маркус держал ее за руки, не жалуясь, когда она пыталась их вырвать. Он стирал с ее лица пот влажной салфеткой, смоченной в одеколоне, держал тазик, когда ее рвало, поддерживал ее за плечи, когда врач командовала: «Тужься! Вот так! Сильнее, сильнее, изо всех сил. Тужься…» – Напрягаясь, со стонами и воплями, она произвела на свет возмущенно верещащее дитя.

Как по волшебству, боль мгновенно исчезла, и Джулия приподнялась на локте.

– Кто? – спросила она.

– У вас дочка, причем тоже рыженькая. – Врач приподняла пищащего малыша, чтобы показать Джулии. Затем быстро и ловко обрезала пуповину, установила зажим и протянула Джулии голенькую девочку – мокрую, с подсыхающей околоплодной жидкостью на коже и яростно протестующую до того самого момента, как она оказалась на руках матери. Тут она замолкла и неуверенно уставилась на Джулию глазами Брэда.

– Господи! – выдохнула Джулия. – Она прекрасна, – заметила она дрожащим голосом.

– Не совсем твои волосы, – сказал Маркус. – Скорее рыже-белокурые, чем огненно-рыжие. Но она такая же красавица, как и ты.

– Как насчет чашечки чая? – спросила по-деловому врач.

– Будет сделано. – Маркус встал с кровати и нагнулся, чтобы поцеловать изумленную Джулию в губы. Она посмотрела ему в глаза и прочла в них, что теперь все будет иначе, потому что она другая, и он будет вести себя соответствующе.

Дженнифер, взвешенная на кухонных весах, весила ровно семь с половиной фунтов. Когда Маркус принес ее наверх Джулии, та заметила с интересом:

– А ты обращаешься с ней вполне квалифицированно.

– Чтоб ты знала, я в свое время неоднократно бывал крестным отцом и, кстати, снова рассчитываю на такую честь.

Крис вместе с доктором Мид стали крестными матерями. Дженни проспала всю церемонию, не проснулась даже, когда ее окропили водой.

– Она в порядке? – забеспокоилась Джулия. – Что-то она все время спит. С того момента, как родилась, ни разу еще не заплакала.

– У вас спокойный ребенок, – улыбнулась ей доктор Мид. – Благодарите за это Бога.

– Благодарить! Да я считаю это благословением.

Как только Дженни наедалась, а Джулия настояла, чтобы кормить ее самой, и не потому, что так советовала ей доктор Мид, но и потому, что хотела сама, Джулия укладывала ее в кроватку и сидела над ней, не веря своему счастью, охваченная такой любовью, которая не шла ни в какое сравнение со спокойной привязанностью к Дереку или страстной, непреодолимой тягой к Брэду. Все было по-другому: надежно, часть ее самой. Эта любовь не имела предела, она захватила ее всю целиком.

– Мне кажется, ты влюбилась, – заметил Маркус, пришедший выяснить, куда она пропала.

– Нет, не влюбилась. Просто… люблю. – Джулия наклонилась, чтобы поправить выбившийся край одеяла. – Смешно, но впервые я начала понимать, как мать Брэда относится к нему. Раньше я не знала, откуда бы мне знать? У меня никогда не было ни матери, ни очень близкого человека до него. Но после рождения Дженни я многое поняла и почувствовала. Дженни – просто прелесть. Связана со мной тесно-тесно. Я теперь, понимаю, как легко начать считать ее своей собственностью, стараться сделать все возможное и невозможное, чтобы сохранить эту связь. Помню, как Эбби однажды сказала, что самое трудное с детьми – знать, как и когда отпустить их. – Она вздохнула. – Именно это мать Брэда и не сумела сделать. Она говорила, что в нем вся ее жизнь. Я никогда не понимала, вплоть до сегодняшнего дня, что это значит. – Она взглянула на спящую дочь. – Спаси Бог, чтобы я когда-нибудь поступила с Дженни так, как поступили с Брэдом.

– Ты ему сообщишь?

– Нет.

– Почему нет?

– Не вижу необходимости. Каким-то странным образом Дженни окончательно освободила меня от него. Я полагала, что у меня к нему ничего не осталось, кроме ненависти. Теперь же мне его ужасно жаль. У него нет никого и ничего. Он привязан к матери и ненавидит себя за это, не хочет все время идти у нее на поводу и не имеет сил вырваться. Мне повезло. Я выбралась из этой истории с Дженни. Все теперь стерто, ничего не осталось.

– Ты именно так и предпочитаешь жить, чисто, но одиноко?

Джулия повернулась к нему.

– Маркус…

– Не говори сейчас нет, Джулия. Тебя сейчас переполняют эмоции, все сконцентрировано на Дженни, но ведь ты знаешь, к чему это может привести: все остальное кажется заблокированным. Ты – мать, но ведь ты еще и женщина, и у тебя должны быть свои потребности.

– Вот-вот, – сказала Джулия. – Именно в этом я раньше и ошибалась. Я принимала то, что говорил мой муж, как истину в первой инстанции, а оказалось, что это просто его точка зрения. Я пыталась быть как все остальные и считала, что мне требуется то же, что и им, а на самом деле ничего подобного. Моя потребность – не нуждаться ни в чем. Ты меня понимаешь? Мне одной лучше, Маркус. Я лучше работаю, лучше себя чувствую, я более цельная одна, чем с кем-нибудь. Я не хочу себя ничем связывать. Не хочу чувствовать себя зависимой, так я полагаю; не хочу стать частью чужой жизни и нести за это ответственность. За чужое счастье. Возможно, это потому, что я готова взять на себя, и с радостью, полную ответственность за себя и за Дженни, но больше ни за кого, особенно за какого-нибудь одного человека. Я не из тех женщин, кто может отделить свои действия от своих эмоций. Для меня – или все, или ничего, и, откровенно говоря, учитывая свой опыт, я предпочитаю ничего. – Она смотрела на него открытым и честным взглядом. – Я буду твоим деловым партнером, Маркус. Буду работать на тебя и постараюсь не подвести, буду тебе другом и впущу тебя в свою жизнь в качестве друга, но не больше. Если тебе этого мало, что ж, я отнесусь с должным уважением к твоему решению.

Но Маркуса нелегко было переубедить.

– Ничего не выйдет, – сказал он совершенно спокойно. – Я тебе не позволю. Как я уже сказал, ты сейчас настолько погружена в Дженни, что за ней ничего не видишь, что вполне объяснимо. Но придет другое время. И когда оно настанет, я буду под рукой. Мужчина должен идти на риск, когда дело того стоит, Я положил на тебя глаз сразу, как увидел, несмотря на твою беременность. Узнав тебя получше, я захотел тебя еще больше, и я думаю, что твое «нет» означает, что ты не хочешь себе позволить захотеть меня. У тебя еще остались душевные шрамы после твоего красавчика, требуется время, чтобы они зарубцевались. Ладно, я человек терпеливый. Я научился ждать. – Он большим пальцем приподнял ей подбородок. – С другой стороны, ты до сих пор ничего не знаешь о любви, и я хочу стать тем, кто научит тебя любить. – Он улыбнулся ей. – А теперь пошли вниз. Я должен рассказать тебе о нашем первом заказе.

15

– Но ты же всего месяц как вернулся! – жаловалась недовольная Кэролайн Брэдфорд. – Я тебя почта не вижу, не успеешь приехать, как снова уезжаешь. Мне до смерти надоело сидеть одной.

– Да всего на три дня, черт побери! – нетерпеливо сказал Брэд.

– Да хоть на сутки, все равно. Иногда мне кажется, что ты делаешь это нарочно, только бы от меня уехать!

– Что же удивительного, если ты все время ноешь, когда я здесь?

Кэролайн закусила губу. Ей этот тон был хорошо знаком. Он означал, что она испытывает его терпение и что в любой момент он может взорваться. Но ее недовольство достигло уже высшей отметки, потому что она не выносила, если он не уделял ей все свое время и внимание. Она обожала его с того самого мгновения, когда ее брат привел его к ним в дом на уик-энд. Кэролайн, тогда еще подросток, взглянула на него и слепо влюбилась.

В двадцать лет Брэд был красив, как бронзовый Аполлон. Она сразу и жадно захотела его: сердце колотилось, в животе что-то замирало, и между ног жгло. Никогда в жизни не видела она столь красивого мужчину и никого так сильно не желала.

Но он видел в ней только девочку, сестру Брэдли Нортона. Был вежлив, дружелюбен, но смотрел мимо. И доводил ее до умопомрачения.

Она все время шпионила за ним, когда он приезжал к ним в гости. Она таскалась за ним и братом, когда те приглашали девушек поплавать или поиграть в теннис, кралась за ними в самые потайные места усадьбы, пряталась за кустами и с пересохшим ртом, дрожа от возбуждения, наблюдала, как Брэд уверенно и профессионально соблазняет девушек. Кэролайн зажимала рот ладонью, чтобы подавить свои собственные стоны, при виде этого роскошного, мускулистого тела, твердых ягодиц и толстого, стоящего члена в окружении светлых волос, который то исчезал, то снова появлялся из стонущей и извивающейся под ним девушки, забросившей ноги ему на талию и энергично работающей бедрами.

Она мечтала о том, чтобы оказаться на месте этой девушки. Часами воображала, что она с ним, писала ему длинные, страстные письма, которые потом сжигала.

У нее была его фотография, которую она всегда носила с собой. На ней он стоял в плавках, подбоченившись, на краю их бассейна. На лице его играла легкая улыбка, показывающая, что он вполне отдает себе отчет в том, что выпирает у него под тонким шелком плавок.

Еще в школьные годы она начала строить планы, каким образом заполучить его. Тем временем тело ее постепенно наливалось, а лицо становилось слащаво хорошеньким. Но она беспощадно мучила себя, стараясь стать такой, какие, как она считала, нравились ему: худой и плоской, как манекенщица, ухоженной и прохладно сенсуальной. Она бесконечно сидела на диете, тратила часы на уход за лицом, волосами и ногтями и в результате превратила себя в выдержанную и миленькую девицу, готовую приступить к кампании, направленной на то, чтобы стать миссис Уинтроп Брэдфорд.

Она изучала его долгие годы, знала его привычки, вкусы, взгляды. Умышленно заводила дружбу с девушками, с которыми он спал, чтобы узнать о нем побольше, хотя все они были временными и проходили через его жизнь, как постояльцы через гостиничный номер.

Кэролайн знала, что ему нравятся труднодоступные женщины, так что именно с этого она и начала. Но без всякой для себя пользы. Он привык смотреть на нее как на младшую сестренку своего лучшего друга и всегда держался от нее на расстоянии, что заставляло ее самой делать первые шаги, опять же без всякого результата. Она приходила в ярость и отчаяние от его власти над ней; пыталась вызвать его ревность, назначая свидания другим. Он не обращал на это внимания.

Она часто засыпала в слезах, неудовлетворенное желание жгло ее. Она постоянно мастурбировала, после чего чувствовала себя еще более расстроенной и дерганой.

Она хотела его, хотела, чтобы он делал с ней то же, что он делал с другими девушками. Ей становилось все труднее и труднее сдерживаться, чтобы не умолять его об этом, просить положить конец ее мучениям, но она знала, что если хочет заполучить его навсегда, то этого делать не следует. Он славился тем, что бросал женщин одну за другой, она же хотела остаться.

Когда, совершенно неожиданно, его мать пригласила ее на ферму на уик-энд, она поняла сразу же, что речь идет о смотринах, что, если она хочет заполучить Брэда, это следует делать через его мать.

Кэролайн была достаточно сообразительной, о чем мало кто догадывался, хотя и не слишком умной. Теперь же она интуитивно почувствовала: убеждать в том, что она подходит для семьи Брэдфордов, следует леди Эстер. И когда в результате осторожного подслушивания она выяснила, что весь исход переговоров будет зависеть от ее приданого, она взялась за своего отца. Если Брэда можно получить только за деньги, тогда слава Богу, что ее отец миллионер.

Когда Брэд наконец назначил ей свидание, она поняла, что выиграла. Она также знала, что она – одна из многих, что он все еще продолжает разгульную жизнь. «Что ж, пусть,1 – думала она. – Пока. Как только мы поженимся, все изменится. Когда я применю на практике все, чему за это время научилась…» Она с жадностью прочитывала все инструкции по половой жизни, какие только могла достать, и стала экспертом, если не на практике, то в теории, потому что для невесты Брэдфорда невинность считалась обязательной. Подпорченный товар подлежал возврату. Кэролайн порадовалась, что не потеряла свою, и вполне умышленно, потому что первым ее мужчиной должен был стать Брэд. Когда же после полагающегося для приличия полугода ухаживания он предложил ей выйти за него замуж, сделал он это с видом человека, выполняющего свой долг. Кэролайн проигнорировала этот факт, похлопала накладными ресницами, трепетно вздохнула и сказала с чувством:

– О, да, Брэд, да, да…

– Ты уверена? Ты понимаешь, что это будет за брак? Я не хочу, чтобы ты питала какие-то иллюзии, Кэро. В нашем кругу по любви не женятся. Наш брак – по финансовому расчету и для продолжения рода. Я не стану зря обманывать и говорить, что ты – свет моей жизни, этому что это не так. Я никогда никого не любил и не собираюсь. Так что в эту сделку любовь не входит.

Кэролайн ответила ему спокойной улыбкой, хотя внутри у нее все кипело.

– Я знаю, чего от нас ждут.

– Самое главное, чтобы мы не приставали друг к другу. Я тебе совершенно честно скажу, что я предпочел бы не жениться вообще, но мне приходится. Я – наследник Брэдфордов, так что моя задача обеспечить следующего. Прости, что я так хладнокровно тебе все излагаю, но я хочу, чтобы ты с самого начала знала, что это будет за брак. Я не собираюсь смотреть на тебя, как на свою собственность, и надеюсь, ты будешь поступать так же. То есть, я хочу сказать, что мы сделаем то, чего от нас ждут, но помимо этого наши жизни будут принадлежать нам самим.

«Ты хочешь сказать, что будешь продолжать жить так, как всегда, – подумала Кэролайн. – Не выйдет! Я не разрешу тебе охотиться ни в сезон, ни в какое другое время». Но она невинно улыбнулась и сказала с обожанием в голосе:

– Я понимаю, Брэд. Честно, я все понимаю. Я знаю, чего от нас ждут, и надеюсь, что мы оправдаем надежды и будем счастливы.

Вздох Брэда знаменовал поражение.

– Ладно. Попытаемся. – Он поколебался. – Но если в течение того времени, что мы будем помолвлены, ты решишь, что тебе этого мало, я все вполне пойму. Ты так молода…

– Мне двадцать два. Вполне взрослая. – «И я хотела тебя с двенадцати лет, – подумала она. – Я следила, ждала и училась, к тому времени как я возьмусь за тебя всерьез, ты и смотреть не захочешь на другую женщину».

О помолвке объявили официально и устроили два приема – один в Бостоне, другой в Филадельфии. Свадьбу назначили через шесть месяцев, в октябре. В течение этого полугода Брэд собирался в основном разъезжать. Кэролайн неохотно проводила его в Европу. «Поразвлекись напоследок», – подумала она, хотя он еще не знал, что это последний раз.

Вернулся он, весело улыбаясь и уверяя, что скучал по ней. Казалось, что он с удовольствием проводит с ней время, слушая ее болтовню насчет приготовлений к свадьбе, выбирая приглашения, оформление для церкви, подружек невесты и шаферов. Но внезапно его настроение менялось, он становился молчаливым, отрешенным, раздражительным, чем-то вечно недовольным. И уезжал снова. Кэролайн, знавшая каждое его настроение и выражение лица, быстро догадалась, что дело в женщине. «Пусть, – думала она. – У меня его кольцо на пальце, и свадьба уже назначена. Как только церемония закончится, видит Бог, я вдену ему кольцо в нос». Но он вернулся через несколько дней в еще худшем настроении, часто срывался и доводил ее до слез. Очевидно, его мать что-то ему сказала, потому что он вскоре пришел к ней и извинился, и несколько недель все было наилучшим образом. Пока он не впал в совершенно новое настроение. Молчал, сидел, уставившись в пространство, ходил везде один, даже за женщинами не бегал.

– Ты должна понять, Кэролайн, – утешала ее леди Эстер. – Мужчина, готовящийся к вступлению в брак, находится на пороге потери своей свободы, а для Брэда это самое ценное. Потерпи, постарайся понять.

И ее мать тоже говорила без обиняков:

– Ты – его невеста. Далеко ему не убежать. Не забывай об этом.

Поэтому, когда однажды ее мать приехала домой после срочного вызова в Бостон с белым лицом, не в состоянии что-то членораздельно объяснить, Кэролайн сначала даже не могла понять, в чем дело.

– Женился! Брэд женился! Не говори глупостей, мама. Он помолвлен со мной.

– Он бросил тебя, дура ты эдакая! – завизжала мать. – Поняла? Поехал и женился на ком-то еще, тайком, никому и слова не сказал. Вчера вернулся с ней в Бостон и повез ее на ферму на медовый месяц. Он тебя бросил, подонок! Все пропало, все! Господи, какой позор! Теперь все будут покатываться со смеху!

Миссис Нортон впала в истерику. Рыдающую и причитающую, ее уложили в постель. Она не уставала повторять, что не переживет позора. Кэролайн же, оправившись от первого потрясения, пошла наверх звонить леди Эстер.

– Да, это правда, – сказала ей та. – Нам надо поговорить, Кэролайн. Можешь приехать в Бостон завтра днем. В мой офис в центральном здании. И никому ничего не говори. Никому, поняла?

– Я приеду, – ответила Кэролайн.

Леди Эстер, сидящая за большим письменным столом, не стала попусту тратить время.

– Что сделано, то сделано. Теперь требуется переделать.

– Как? – спросила Кэролайн.

– Предоставь это мне. – Леди Эстер внимательно посмотрела на Кэролайн. – Я вижу, тебя не интересует почему. – Она улыбнулась. – Я так и думала. Значит, ты все еще хочешь выйти замуж за моего сына?

– Да, – ответила Кэролайн, не отводя взгляда от этих всезнающих глаз.

– Прекрасно. Мне это подходит. – И она по-деловому продолжила, – Повторяю, предоставь все мне. Ничего не предпринимай. Возвращайся в Филадельфию и гордо молчи. И заткни рот своей матери. Верни Брэду его кольцо, но никаких писем. Молчание будет для него большим наказанием. Остальное я сделаю сама.

– Сколько ждать? – спросила Кэролайн, не считая нужным ходить вокруг да около. С леди Эстер это бесполезно.

– Полгода, торопиться опасно.

Две женщины обменялись взглядами.

– Почему? – наконец отважно спросила Кэролайн.

– Эта женщина не годится. Я не желаю иметь ее в своих невестках. Я выбрала тебя, и так оно и будет. Со временем, Кэролайн, ты заменишь эту женщину.

Кэролайн не усомнилась в ее словах ни на секунду. Она всегда знала, что выбирали ее хладнокровно, но уж, поскольку выбрали, причины ее не интересовали.

Она вернулась в Филадельфию, и хранила гордое молчание, несмотря на сплетни и пересуды, от которых ее мать пряталась дома.

Но она следила за Брэдом. Она знала – через склонную к злобным сплетням Битси, – куда поехал Брэд, какие у него отношения с женой, чем его жена занимается. Время шло, и она была наготове, отмечая дни в календаре в ожидании телефонного звонка, который, она была уверена, будет. Так и произошло через полгода.

Звонила леди Эстер.

– Все сделано, – сообщила она. – Я свою задачу выполнила, Кэролайн. Теперь твоя очередь. Ты готова?

– Жду не дождусь.

– Хорошо. Я еще позвоню.

О том, что случилось, Кэролайн с наслаждением и злорадством рассказала мать.

– Ты не поверишь! – трещала она. – Брэд Брэдфорд бросил жену! Я, правда, не знаю подробностей, но это как-то связано с сердечным приступом этой старой ведьмы! Так или иначе, Брэд дал ей пинка! Как не порадоваться, эта зазнайка и сука наконец получила по заслугам, а ее сыночек-подонок за что боролся, на то и напоролся.

Кэролайн промолчала. Она ждала. И, разумеется, леди Эстер позвонила снова.

– Думаю, самое время тебе приехать меня проведать, – сразу приступила она к делу. – Завтра в четыре часа, и не опаздывай. Ты должна выглядеть как можно лучше.

Кэролайн сходила к парикмахеру, сделала массаж, маникюр и надела свой лучший наряд – пестрый твидовый костюм от Полин Тригер, который необыкновенно шел к ее глазам и волосам. Ровно в четыре часа она переступила порог дома на Маунт Вернон-стрит. Брэд, который собирался уходить и как раз спускался по лестнице, покраснел, увидев ее.

– Брэд, о, Брэд, мне так жаль… – Кэролайн подошла к нему, поднялась на цыпочки и слегка поцеловала его в щеку, давая ему возможность ясно почувствовать ее «Мисс Диор», которые он всегда ассоциировал с ней.

– Если я могу чем-то помочь… – уверила она, взглянув на него глазами, полными нежной любви, и в то же время замечая, что он наблюдает за тем, как она медленно поднимается по лестнице.

Леди Эстер сидела на огромной кровати. В комнате везде стояли цветы с карточками с пожеланиями скорейшего выздоровления. Она выглядела бледной, никакой краски, но голос прозвучал вполне бодро:

– Ты его видела?

– Да.

– Прекрасно. Значит, теперь все зависит от тебя. В данный момент он очень раним. Готов принять любое сочувствие и поплакать на любом плече. Он запутался, и ему ужасно жалко себя, ему представляется, что его предали. Когда он в таком настроении, при правильном подходе – он твой.

– Как вам удалось? – как завороженная спросила Кэролайн.

– Осторожностью, хитростью и большим терпением.

– Что с ней случилось?

– Пусть тебя это не волнует. Я избавилась от нее, вот и все, что тебе следует знать. Теперь я должна его развести. Ты жди. Он тебе позвонит. Может быть, не сразу, сейчас он сильно расстроен, но со временем. Я своего сына знаю, рано или поздно он вынырнет на поверхность. Когда это случится, будь на месте. – Леди Эстер пристально посмотрела на Кэролайн. – Ты справишься?

Теперь пришла очередь Кэролайн улыбнуться. Леди Эстер рассмеялась.

– Верно. Мы друг друга понимаем, так ведь? – Она удовлетворенно вздохнула. – Пусть так и будет. Я имею в виду взаимопонимание.

«Ну конечно, – подумала Кэролайн, – я все очень даже хорошо понимаю. Я – то, что вы разрешите Брэду иметь, но не больше. И я смогу иметь Брэда, только если буду держать язык за зубами. Леди, да я кляп себе в рот засуну, если это означает, что я получу желаемое».

Через четыре месяца состоялась роскошная свадьба в Бостоне, и Кэролайн Нортон стала миссис Уинтроп Брэдфорд. Леди Эстер решительно отстранила миссис Нортон от приготовлений к свадьбе. Ей было дано понять, что Кэролайн Нортон, как в свое время Грейс Келли из Филадельфии, выходит замуж за человека выше себя по общественному статусу, более того, разве вообще можно сравнивать Нортонов, попавших из грязи да в князи, с Брэдфордами.

Таким образом, еще раз Филадельфия играла вторую скрипку. Три сотни гостей прибыли к одиннадцати часам ясного апрельского утра, чтобы дождаться невесты. Ровно за две минуты до нее появилась леди Эстер, потрясающе элегантная в шуршащем синем шелке и шляпе, вызвавшей вздохи зависти у всех присутствующих дам за исключением Элайн Нортон, которая посчитала, что рядом с ней ее лимонно-желтое одеяние лишь выигрывает. «По правде говоря, – думала миссис Нортон, – свадьба далась нелегко, все время приходилось подталкивать Эстер Брэдфорд, но конечный результат все искупил».

Украшенная цветами церковь сияла в свете свечей. Здесь Элайн уперлась: плевать она хотела, как делают в Англии или Бостоне. Это американская свадьба, и церковь должна быть украшена по-американски. Воспоминание о том, что Эстер Брэдфорд безжалостно забраковала многие из ее экстравагантных предложений, заставило ее на мгновение нахмуриться, но она тут же оттаяла, когда жена бостонского брамина сделала ей комплимент по поводу убранства церкви.

– Сплошное очарование.

«Подожди, когда ты увидишь мою дочь», – подумала Элайн, и одновременно с этой мыслью появилась Кэролайн. Наблюдая, как ее отец, чувствующий себя довольно неуютно в сером костюме, под стать костюмам жениха и шаферов, медленно ведет ее по проходу, Элайн почувствовала, что ее распирает от гордости. Хотя она все еще считала, что лучше бы одеть подружек невесты в шифон пастельных тонов, а не старомодный шелк цвета слоновой кости, выбранный леди Эстер, она вынуждена была признать, что они очаровательны и вполне подходят четырем шаферам, выбранным за рост и внешность: все белые, англосаксонцы и протестанты. «А кому бы помешала девочка с цветами и мальчик с кольцами», – с возмущением подумала она. «Ничего не выйдет», – сказала леди Эстер, презрительно раздув ноздри. С цветами она тоже не смогла одержать верх. Указания, данные леди Эстер магазину Уинстона, были предельно точными: бутоны белых роз одинакового размера, девственно чистые с небольшой примесью девического румянца, все шипы срезать, а листья отполировать.

Но когда ее дочь шла по проходу, Элайн раздувалась от гордости как индюк и даже порозовела от удовольствия. По поводу свадебного платья велась долгая и трудная война, но Элайн, хоть неохотно, но призналась, что старая сука была права. Платье вовсе не казалось скучным, в свете многочисленных свечей чистый белый шелк сиял чистотой и невинностью, шелковый шлейф с шуршанием тянулся по красной ковровой дорожке, на которой настояла леди Эстер. Обтягивающий кружевной корсаж выгодно подчеркивал красивую молодую грудь Кэролайн, рукава были узкие и длинные, тоже кружевные. Прозрачная, легкая вуаль тянулась на двадцать футов. Под вуалью лицо невесты было чистым, глаза блестели, просто излучали сияние – благодаря не столько стараниям мисс Элизабет Арден, сколько испытываемому Кэролайн чувству триумфа. Уверенность ей придавала тиара Брэдфордов, переходящее из поколения в поколение великолепное сооружение из сверкающих бриллиантов и жемчуга в форме капель, которую сама леди Эстер возложила ей на голову. Поэтому когда Брэд взглянул на нее и она заметила, что глаза его расширились и дыхание перехватило, Кэролайн ясно улыбнулась ему в ответ и застенчиво опустила глаза долу. Когда они встали перед епископом, она почувствовала, что он крепко взял ее за руку. «Наконец-то! – подумала она. – Наконец-то он мой!»

После свадебной церемонии всех пригласили в ресторан «Ритц Карлтон». Как бы ни был велик дом на Маунт Вернон-стрит, но для трехсот гостей он был тесноват. Всех потчевали перепелиными яйцами, семгой, доставленной прямо из поместья Эрун, омарами, заливной индейкой и вкуснейшими petit fours от Фортнума. Все это запивалось неограниченным количеством «Дом Периньон-47».

Когда Кэролайн отправилась переодеться, Элайн не смогла сдержать восторга.

– Наконец-то! – радовалась она.

Кэролайн нахмурилась.

– Потише, мама, – холодно попросила она. – Не забывай, кто ты и где находишься.

Она уже превратилась в миссис Уинтроп Брэдфорд V, и в ту ночь, в их свадебном номере в «Станфорд корт», где они остановились перед тем, как отправиться в круиз на шесть недель, Кэролайн наконец применила на практике все, что она так тщательно выучила.

– Бог мой, Кэро, – сказал потом Брэд, с трудом переводя дыхание. – Я никогда не думал…

– Я все берегла для тебя, дорогой. Только для тебя, Я знала, что когда-нибудь мы будем вместе, даже когда…

– То была ошибка! – резко перебил ее Брэд. – Одна из моих самых грубых. Мама, как всегда, оказалась права. Я поспешил, не разобрался. Думал не головой, а членом, и вот к чему это привело.

– Я слышала, она очень красива, – невинно заметила Кэролайн.

– Все чисто внешнее! Под этой внешностью скрывалась настоящая сталь. Господи, как же я в ней ошибся! Тщеславная, холодная стерва, притворившаяся недоступной, а стоило ей меня заполучить, она все свое внимание обратила на то, что ее больше всего интересовало, – свою карьеру. Только подумай, как она исхитрилась заполучить этот парижский заказ! А потом еще утверждала, что это мама нарочно втравила ее! Бог мой, как же она была умна! Даже заявила маме, что отказывается от гонорара за свою работу! Что она это сделает просто по доброй воле. Да ей никто, кроме нее самой, не нужен! А затем она грозилась подать в суд! Я сказал, пусть подает, но маме не захотелось всей этой шумихи. Видит Бог, эта сука однажды уже чуть не загнала ее в могилу!

Кэролайн спрятала лицо на плече мужа.

– Эй! – растрогался Брэд. – Тут не о чем плакать.

«Бедная девочка, – самодовольно подумал он, – она меня действительно любит».

Хорошо, что он не мог видеть лица своей молодой жены, хотя и чувствовал, что она дрожит. Только он не знал, что от смеха.

Они вернулись в Бостон, полностью довольные друг другом. Брэд снова обрел чувство собственного достоинства, при полной поддержке Кэролайн. На Маунт Вернон-стрит, когда они вернулась, не осталось и следа пребывания там Джулии. Все, что она сделала, было старательно уничтожено.

Теперь Кэролайн и Брэд жили в главных комнатах. Леди Эстер настояла на том, чтобы освободить их.

– Это дом Брэда, – говорила она, – он – хозяин, и это его право. Я устроюсь с другой стороны холла. Я чувствую, что мне после сердечного приступа все время нужен кто-то рядом.

«Умно, ничего не скажешь», – с восхищением думала Кэролайн. Вроде бы передав сыну статус хозяина дома, она лишь укрепила свой собственный, Кэролайн не возражала. Она не собиралась жить со свекровью вечно, несмотря на этот последний хитрый маневр. Но впереди еще много времени.

Потом все стало меняться. Вернулось былое беспокойство Брэда. Кэролайн пришла в негодование когда поняла, что, несмотря на ее подвиги в постели, этого недостаточно, чтобы держать Брэда в узде. Хотя внешне она никак не показывала, что знает о его похождениях, она искренне не могла понять, почему он ей изменяет. Она всегда заботилась о своей внешности; неукоснительно соблюдала принцип «красота в стройности», она, руководимая свекровью, всегда выглядела настолько изысканно, что была признана «самой элегантной дамой среди молодых жен Бостона».

В отчаянии она побежала к свекрови, которая подняла брови и нетерпеливо сказала:

– Дорогая моя Кэролайн, ты хотела выйти замуж за моего сына на любых условиях. Я тебе в этом помогла. Но как говорится, брак – это союз, а не рабство. Не будь дурочкой. Эти женщины ничего для него не значат, а ты – его жена. Ты ведь именно этого всегда хотела.

Встретившись со взглядом ясных и пугающих глаз свекрови, Кэролайн поняла, что с самого начала та знала, что именно нужно Кэролайн, и что она нашла ситуацию подходящей, когда принялась разрушать первый брак своего сына, с тем чтобы сделать Кэролайн его второй женой. Она прекрасно знала, что Брэд не любит Кэролайн, и как раз это ее устраивало. Джулия Кэрри должна была исчезнуть именно потому, что Брэд ее любил.

То, что ни одна женщина не задерживалась около Брэда и он всегда возвращался к ней, привязывало ее к нему еще больше и усиливало ее мучения. Он мог быть нежным, внимательным, даже страстным, как будто с его внутренним беспокойством покончено. Он мог заниматься с ней любовью каждую ночь, причем так, что она таяла от наслаждения. Он делал ей комплименты по поводу ее платьев, ее прически, мог дарить ей неожиданные подарки, катать ее на яхте или ходить с ней на лыжах, посещать театры и вечеринки, но все это до той поры, пока его снова не охватывало беспокойство, и он не пускался в очередной загул.

Сейчас, глядя, как он причесывается, надевает пиджак, проверяет, на месте ли бумажник, ключи и кредитные карточки, она понимала, что он снова идет на охоту. Он любил ее прошлой ночью, просто затем, чтобы держать на крючке. Как бы ей хотелось иметь силу воли отказать ему, велеть ему убираться ко всем чертям, но ему достаточно было к ней прикоснуться, как она забывала обо всем. Страстно прижимаясь к нему, она говорила, что обожает, боготворит его, и рыдала:

– Почему ты так со мной жесток? – Прошлой ночью он впервые пытался объяснить ей, что с ним происходит.

– Я знаю, что порой я порядочный подонок, но ведь я тебя предупреждал, помнишь? Я говорил, что жить со мной будет нелегко. Во мне что-то есть… неудовлетворенное, так я думаю. Какое-то беспокойство, над которым я не властен.

– Как я слышала, с ней тебя беспокойство не мучило.

Она почувствовала, как он напрягся. Все это время он ни разу не заговорил о ней.

– Об этом мы говорить не будем, – резко бросил он. – Все кончено, умерло… для меня она умерла.

– Но ведь я даже не гляжу на других мужчин. Почему же ты бегаешь за другими женщинами?

Он освободился от ее рук и перешел на свою кровать.

– Ты никогда не любил меня, никогда! – рыдала Кэролайн.

– Любил! – сказал он язвительно. – Бог ты мой! Хватит с меня так называемой любви, благодарю покорно. Все ложь, все, от начала до конца! Уж я лучше ограничусь сексом, здесь все куда как честнее.

– Но разве тебе не хватает секса со мной? Я же люблю тебя, и никогда тебе не отказывала.

– Господи! – взорвался он. – А тебе не приходило в голову, что, может, именно по этой причине мне все и надоедает?

Кэролайн вскрикнула, как раненое животное.

– Я уже знаю тебя, Кэролайн, и вдоль и поперек. Первое возбуждение прошло. Сейчас уже нет вызова, нет никаких секретов. Совсем не так, как с… – Он вовремя прикусил язык.

Кэролайн села, обливаясь слезами.

– Не так, как с ней, ты хочешь сказать?

– Если хочешь правду, да, не так! Ты совсем не такая, да и ни одна женщина с ней не сравнится. Она глубокая, в то время как ты мелкая, – ты это хотела знать? В ней скрыты глубины, в которые мне так и не удалось проникнуть. Я её так и не узнал, до конца, всю. Если хочешь знать, я думаю, она – тайна даже для себя самой – теперь ты довольна? И любой мужчина, сталкивающийся с такой тайной, считает, что именно он ее откроет! Тот факт, что я так и не открыл этой тайны, что она всегда интриговала меня, не меняет того, что она была хладнокровной предательницей и стервой, но тем не менее женщиной, которая умела давать так страстно, как ни одна другая. Я ответил на твой вопрос?

Не дожидаясь ответа, он спрыгнул с кровати и пошел в гардеробную, захлопнув за собой дверь. Кэролайн закричала: «Подонок!» – и, швырнув в дверь подушку, упала на кровать в слезах.

Глядя на него сейчас, Кэролайн все еще пребывала в шоке. Но что-то в ней изменилось. Что-то убило ее чувство к нему, когда он говорил о своей первой жене так горько, но с живой болью. Он все еще о ней думал, желал ее. Теперь, когда она говорила себе: «Я его ненавижу!», это соответствовало действительности. Чувства Кэролайн застыли, умерли. Несмотря ни на что, ей не удалось заставить его полюбить себя. Она не смогла надеть на него узду. Нет. Этим все еще владеет Джулия Кэрри, чтоб она сдохла, стерва! Брэд бесконечно и бесповоротно унизил ее, когда сравнивал ее недостатки с достоинствами своей бывшей жены, доказал ей, что даже через два года совместной жизни он все еще не смог, несмотря на все старания, полностью избавиться от влияния Джулии на него. То, что он теперь никогда не упоминал ее имени, хотя в свое время охотно поливал ее грязью, подтверждало это. «Как часто, занимаясь любовью со мной, он представлял на моем месте ее? – думала Кэролайн. – Как часто повторял ее имя в душе, а мое вслух? Негодяй! – Она рвала и метала. «Неверный, лживый негодяй! Я ему отомщу, вот он увидит. И этой суке, его матери. Они вдвоем использовали меня, обманули и выбросили за ненадобностью».

Кэролайн искренне забыла, что для того, чтобы заполучить Брэда, она готова была на все, что угодно. Но сейчас она понимала, что в конечном итоге ей его заполучить не удалось. Неудивительно, что мать поощряет его похождения: ее это устраивало. Ей наплевать, сколько у него женщин, если он не любит ни одну из них. Этого она страшилась, именно поэтому избавилась от Джулии Кэрри. Потому что Брэд ее любил.

Точно так же она знала, что он никогда не любил и не полюбит ее. Матери годилось все и вся, если в результате их использования она еще крепче держала в руках своего сына. «Что ж, – подумала Кэролайн, – пора мне подумать о том, как бы прибрать его к рукам. Я перестану принимать таблетки. Ему не скажу, но перестану. Рожу ребенка. Привяжу его к себе таким образом. Он не сможет никогда выбраться из этого брака, потому что я перекрою все выходы».

Встав, она молча прошла мимо него в ванную комнату, достала из шкафчика таблетки, аккуратно вынула все до одной из упаковки, спустила в унитаз и так же аккуратно положила упаковку на место. «Придется ему кончать со своими играми, – подумала она. – Два года – достаточно большой срок, да и мать уже неоднократно намекала, что пора и браться за выполнение своих обязанностей. Я ему устрою обязанности, – подумала Кэролайн, глядя на свое напряженное бледное лицо в зеркале. – Он у меня попляшет!»

16

– Готова? – спросил Маркус, заглядывая в дверь. Увидев Джулию, он не удержался: – Да, мы сегодня нечто особенное!

– Нравится? – Джулия была в сером: бархатный костюм с облегающим жакетом, маленькая шляпка, украшенная блестками, которые, однако, не могли затмить блеска ее глаз.

– Нет слов.

– Мне придется встретиться с парой дюжин крутых журналистов, которых уже ничем не удивишь.

– Но подумай о рекламе, радость моя. Из грязи да в князи за короткие пять лет. От простой Джулии Кэрри до «Джулия Кэрри дизайн лимитед», с хорошим счетом в банке и кучей заказов.

– Благодаря твоим неустанным заботам. – Джулия приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

– А я ни на минуту не забываю о своих двадцати процентах, даже когда ты так хороша, что глаз не отвести. – Он положил руки ей на плечи. – Ты молодец, детка. По-настоящему молодец.

– Ты вроде удивляешься.

– Ты каждый день продолжаешь меня удивлять. Этот отель собрал всех журналистов, все главные газеты и журналы прислали своих фотографов, так что можешь рассчитывать увидеть свою фотографию на нескольких страницах и, может быть, даже на обложке. Я тут немножко поговорил по телефону с другой стороной Атлантики и задействовал пару европейских Собкоров американских журналов. Твои интерьеры заставили о них говорить, теперь пришла твоя очередь. Пора кончать прятаться. Время мученичества кончилось. Больше никаких копеечных заказов. Этот отель первый из наших будущих крупных работ. Джулия Кэрри теперь достигла больших высот, о чем, кстати, поговорим позже. А сейчас иди, проведи свою первую пресс-конференцию, да так, чтобы они все с ног попадали, слышишь, детка?

На следующее утро, в субботу, Джулия не работала и в постели просматривала газеты, где везде видела себя. Газеты хвалили совершенно новый отель в Найтс-бридже, который был рассчитан на богатых арабов и соответственно декорирован, а также ее, Джулию, рассказывали о ее карьере и партнерстве с Маркусом Левином. Одна из бульварных газетенок упомянула и о ее браке с богатым бостонцем, а еще одна умудрилась разыскать старую фотографию Брэда и написала, что он женат на Кэролайн Нортон из Филадельфии.

Всячески обыгрывалась привлекательная внешность Джулии и ее элегантность, а также тот факт, что ей удалось в одиночку сделать успешную карьеру, получая самые престижные заказы. Не забыла пресса и о Маркусе, но основное внимание было уделено Джулии. Она еще не успела перечитать все газеты, как начал звонить телефон.

В тот вечер они с Маркусом устроили себе праздничный ужин, и Джулия испытывала удовольствие и гордость от того, что ее узнавали посетители ресторана. Она оказалась там впервые после свадебного завтрака с Брэдом, но старший официант обратился н ней по имени и улыбнулся, когда она проходила мимо. «Паблисити – это все», – подумала она, сознавая, что выглядит как никогда в платье цвета морской волны, которое особенно хорошо контрастировало с ее огненными волосами. В течение пяти лет она зарабатывала сначала на приличную, а потом и роскошную жизнь, оформляя интерьеры небольших ресторанчиков, парикмахерских, «специальных» люксов в гостиницах, частных домов. Но сделал ее знаменитой роскошный отель в западной части города. Ей слава понравилась. Только за один день она получила как минимум десяток деловых предложений. Но у нее уже все заполнено на два года вперед, причем в основном людьми, которые были способны еще более улучшить ее репутацию. Среди них – международный секс-символ, которая хотела, чтобы Джулия полностью переделала ее дом в Бостоне. Теперь же, подходя к Маркусу, который и в черном галстуке все равно выглядел как хиппи, она заметила, что его прямо распирает от каких-то новостей.

– Детка, что я тебе сейчас скажу!

– И я тоже, – ответила Джулия.

– Не, тебе меня не переплюнуть. Заказ. Венец всей твоей карьеры.

– Где? Что? От кого?

– Еще одна гостиница, но это будет настоящий монстр по размерам. Арабский консорциум, денег куры не клюют, вполне могут купить и продать твоего последнего заказчика. Желают византийской экстравагантности и выбрали тебя в качестве исполнителя.

Джулия сияла.

– Им нравится, что ты сделала, но хочется больше…

– Арабские ночи?

– Именно.

– И где?

– Лос-Анджелес.

Вся радость мгновенно исчезла с лица Джулии.

– Что еще? – нахмурился Маркус.

– Я тебе с самого начала сказала, что заказы в Америке я брать не буду. Эта страна для меня табу.

– Так то когда было! Сколько времени прошло. Ты теперь преуспела, стала известной. Время расправить крылья и лететь. Кроме того, тут можно заработать целый монетный двор. Что может оправдать отказ от пары миллионов долларов только потому, что отель находится в неугодной тебе стране?

– Эстер Брэдфорд.

– Да ладно, будет тебе. Она была пять лет назад.

– Для нее и пятьдесят не имеют значения, если она что-то твердо решила.

– Да какого черта она может тебе сейчас сделать?

– Дженни, – ответила Джулия.

Маркус уставился на нее.

– Дженни! Ради Бога, Джулия. Ребенка Линдберга украли уже пятьдесят лет назад, а кроме того, это уголовное преступление. Даже она на это не пойдет.

– Она пойдет на все, чтобы навредить мне, – упорствовала Джулия, – но сейчас я думаю не об этом. Я боюсь, что она собирает на меня досье, чтобы доказать, что я плохая мать. – Она помолчала. – Ты ведь знаешь, что у Брэда нет детей.

Маркус разразился громким презрительным смехом, чем привлек внимание других посетителей ресторана.

– Господи, слава ударила тебе в голову, сердце мое.

– Меня сейчас волнует, что думает она.

– Она тебя люто ненавидит, зачем ей твой ребенок?

– Потому что Дженни еще и дочь Брэда.

– А, ну наконец-то, приехали. Знакомое имечко. Дело вовсе не в ней, а в нем.

– Не смеши меня.

– Да перестань, лапочка. Это ведь я, Маркус. Я тебя знаю. Этот твой бывший муж – главная причина того, что ты меня мурыжила все эти пять лет.

– Я с самого начала предупредила – никаких личных отношений.

– Ни со мной, ни с кем-либо другим! Вся твоя беда в том, что ты изображаешь святую Джулию мученицу. Ты постоянно выставляешь напоказ, и я тому свидетель, свою способность обходиться без мужчин. Вот только я до сих пор не мог решить, что это – садизм или мазохизм. Знаю лишь, что все дело в твоей проклятой гордости и в том, что ты – эмоциональная трусиха, и все из-за этого бесхребетного сукина сына!

– Незачем читать мне список моих собственных недостатков.

– Может, и так, но я считаю, что имею право на объяснение.

– Я получила короткий и жестокий урок, а я никогда не повторяю своих ошибок трижды, – ледяным тоном отрезала Джулия. – Я тебе сразу честно все сказала. Только деловые отношения, и, надо заметить, тебе грех в этом раскаиваться, черт побери.

– С финансовой точки зрения, да. То, что лично для меня, – все было на стороне.

– Я что-то не заметила, чтобы ты испытывал затруднения, – ехидно проговорила Джулия.

– Я не обладаю твоей способностью обходиться без секса, да не вижу причин, чтобы это делать. Но я не поверил тебе тогда, и я не верю сейчас. Я, черт побери, не позволю тебе отказаться от пары миллионов долларов лишь для того, чтобы показать свою самостоятельность. Когда ты говорила, что лист чист, ты забыла упомянуть, что запись на нем сделана бесцветными чернилами!

Джулия вспыхнула. Маркус никогда за словом в карман не лез, Он выдавал их с ходу, удобоваримость его не беспокоила.

– Речь ведь не только о тебе, детка. Обо мне тоже и моих двадцати процентах. Да будь я проклят, если позволю тебе подвести меня всего лишь из-за того, что ты до смерти боишься старой перечницы, которая, может, за эти годы ни разу о тебе и не вспомнила, или из-за бывшего мужа, которого ты так и не смогла выбросить из сердца. Во всяком случае, я так считаю. Так что на том листе написано все то, что сейчас на твоем лице.

– Я не обязана тебе все объяснять. – Джулия говорила тихо, но с яростью.

Люди оборачивались, чтобы посмотреть на них.

– Ты и себе-то объяснить ничего не можешь, я так считаю. Пять лет назад ты сдалась и без слова протеста позволила ей изгадить тебе жизнь, а потом постриглась в монахини. Встань с колен, Джулия, а то будет поздно.

– Теперь ты меня обижаешь.

– Я тебе правду говорю, а разве ты не та самая дама, которая всегда за правду? Не вешай мне на уши этот бред насчет Эстер Брэдфорд. Ты примерная мать, в твоей жизни нет даже и намека на скандал. Ты живешь одна, спишь одна… Слушай, а ты именно поэтому всегда так старательно выставляла меня из своей квартиры до полуночи? Относительно Эстер Брэдфорд у тебя паранойя, хотя вообще-то ты ее используешь, как предлог. И не ее ты боишься. Ты боишься ее драгоценного сыночка.

Лишь учащенное дыхание да еще что-то во взгляде Джулии выдавало ее внутреннее волнение.

– Калифорния в трех тысячах миль от Бостона, и что можно позволить себе в штате Массачусетс, то вряд ли можно позволить в Калифорнии, где живет больше богатых и могущественных людей, чем в Бостоне и всем штате, вместе взятых. Да и ты теперь не просто неизвестная девушка, которую он привез домой к маме. У тебя есть имя и репутация, ты имеешь вес. Она как следует подумает, прежде чем выступать против тебя сейчас.

– Моя единственная забота – не дать ей такой возможности.

– Врешь! – Маркус сказал это резко и грубо, как будто дал пощечину. – Это все твой бывший. Он все время стоял между нами, держал в кулаке твои чувства.

– Я не собираюсь возвращаться в Штаты, и кончай об этом говорить! – с железной решимостью, заявила Джулия.

– Черта с два! Ты от меня так просто не отвяжешься. Я слишком долго и тяжело работал, чтобы заполучить для тебя такой заказ, и, будь я проклят, если позволю тебе похерить его лишь потому, что ты празднуешь труса. – Голосом таким же твердым, как и ее, он добавил: – Даю тебе неделю на раздумья, перетасуй все в голове, ты это хорошо умеешь делать. Но через неделю я хочу получить честный, повторяю, честный ответ.

Джулия ни о чем другом не могла думать, но каждый раз, когда она приближалась к этой закрытой на засов двери в запрещенную часть своей жизни, она отводила глаза. Слишком много там боли и страданий. Она свернула остатки своего второго брака в окровавленный узел, засунула его в дальний угол с глаз долой и выбросила ключ. Одна мысль послать за слесарем ужасала ее.

– Я и себе ничего объяснить не могу, – в отчаянии призналась она Крис, – и не потому, что не стараюсь. Но мне становится страшно от одной мысли снова ступить на американскую территорию.

– Потому что там живет он.

– Но как такое может быть? После всего, что случилось… после того, как он показал, какой он?

– Да какая разница? Он все еще сохранил над тобой власть, и ты в глубине души это знаешь. И именно этого ты боишься. Того, что он снова сможет завладеть твоим сердцем. Он – твоя ахиллесова пята, хотя действует он больше на другое место. И он единственный, кто на это способен. – Крис покачала головой. – Он изменил тебя, Джулия, сделал из тебя женщину со всеми вытекающими отсюда последствиями, а ты такой вовсе не хотела стать. Несмотря на все эти вопли сторонников женской эмансипации насчет самоудовлетворения и роста сознания, женщине в жизни для полноты счастья нужен мужик. Пусть воспевают мастурбацию как путь к настоящей свободе, но мне это не подходит. – Она взглянула на подругу. – Да и тебе тоже.

Джулия с изумлением смотрела на нее.

– Я думаю, что ты боишься той женщины, в которую он тебя превратил, которую ты не знаешь и не понимаешь. Хуже – которую ты не в состоянии контролировать. Внешне у тебя вроде все в ажуре, все идет как по маслу, никаких проблем, особенно эмоциональных, с которыми, если верить тебе, ты не в состоянии справиться. Брэд Брэдфорд – единственный человек в этом мире, кто может сбить тебя с пути истинного, и ты боишься, что встретишь его там и не сможешь его остановить. – Она смотрела прямо в испуганные глаза Джулии. – Он виноват в том, что ты держишь Маркуса на расстоянии нескольких вытянутых рук и не позволяешь ни одному мужчине пересечь определенную границу. Он разделил тебя на две половины: с одной стороны, хочется, с другой – колется. Любишь и ненавидишь одновременно, совсем как тот несчастный придурок Катулл. Помнишь, ты мне привезла книгу в переводе на английский? Он любил эту шлюху Лесбию и одновременно ее ненавидел. Odio et amo,[12] лучше о тебе и не скажешь, моя дорогая. – Крис печально кивнула. – Я ведь по собственному опыту говорю, малыш. Я перебрала сотню мужиков, или больше, прежде чем нашла своего Билла, но для тебя они все сошлись в одном. Господь свидетель, я жалею, что в моей жизни не было Брэда Брэдфорда. – Она добавила без обиняков, – Ты всё испортила, Джулия. Всегда хотела больше, чем он мог тебе дать. Идеал ей подавай. Для Джулии Кэрри – все только наилучшее. Неужели тебе никогда не приходило в голову, что идеальное – идеально занудливо? Твоя беда в том, что ты не можешь выносить бородавки. И если ты по сей день так к нему относишься, после всех этих пяти лет, то какого черта ты не боролась за него тогда? Я бы заставила его и его мамочку выслушать несколько истин! Но не ты. Нет, нет. Ты предпочитаешь сохранить гордость. Ты руки пачкать не станешь, не унизишься до простых человеческих поступков. Тебе нравится вид, открывающийся с твоего пьедестала! И не то чтобы ты не могла по-настоящему драться, когда нужно. Я же видела тебя в действии – но лишь если речь идет о работе. От всего остального Ты бежишь без оглядки.

– Я тоже не могу объяснить этого, – сдавленным голосом призналась Джулия, – хотя очень стараюсь.

– Есть такие вещи, которые объяснить невозможно. В каждом человеке смешались добро и зло, жар и холод, страхи и уверенность. По моей теории, у тебя все так потому, что ты росла вне обычных норм и правил. Ну, знаешь, там папа-мама, дети. Ты была слишком молода, когда потеряла родителей, не успела узнать, что значит их иметь, и основное влияние на тебя оказывала властная старуха, ничуть не менее надменная, чем твоя бывшая свекровь. Это она научила тебя считать любовь слабостью, которой следует всячески избегать, поскольку она – апофеоз глупости. Неудивительно, когда у тебя что-то не вышло, ты уверила себя, что все дело в том, что ты ее не послушалась, не поверила в ее правду. Вот только Ты подзабыла; что твоя старая тетка не может претендовать на истину в последней инстанции. У истины разные формы и размеры. Маркус прав, ты готова откусить себе нос из ненависти к своему лицу. Пойди, посмотри на себя в зеркало!

Джулия никогда не видела Крис в таком гневе. Она даже заволновалась. «Пьедестала? – подумала она. – Я ведь не такая, не может быть». Она встала, прошла через комнату к зеркалу и уставилась на свое лицо. «Без носа у меня будет тот еще вид», – подумалось ей.

Когда она сказала Маркусу, что принимает предложение насчет Лос-Анджелеса, он произнес лишь одно:

– Я знал, что ты образумишься.

Она не стала говорить ему, что как раз в разумности своего решения, она и сомневается больше всего.

Эстер Брэдфорд протянула руку к трезвонящему телефону.

– Эстер Брэдфорд слушает… а, я ждала от тебя звонка. – Она, поморщившись, откинулась в кресле. С годами артрит все больше давал себя знать, она уже не могла ходить без палки. Пока она слушала своего собеседника, машинально рисовала что-то карандашом в лежащем перед ней блокноте. Страница была испещрена цифрами, но сейчас она явно рисовала букву «Д».

– Ты вполне уверен… она не передумает в последнюю минуту? Мне не стоит напоминать тебе, что твое благополучие, даже твоя свобода зависят от того, насколько тщательно ты будешь мне все сообщать. Никаких предположений, пожалуйста, лишь факты, точные и бесспорные. Ты же знаешь, я никогда ничего не оставляю на волю случая. Прекрасно. Но на этот раз я хочу иметь бесспорные доказательства. Ты и так с этим слишком долго возишься, а время уже поджимает. – Она снова послушала, а карандаш окружал «Д» целой путаницей колючей проволоки. – Попробуй иначе. Я тебе предоставила достаточно свободы. У тебя великолепные возможности. Воспользуйся ими. – Она снова послушала. – Хорошо. Держи меня в курсе.

Положив трубку, она глубоко задумалась. Затем увидела, что механически нарисовала ее рука. Она резким движением вырвала страницу, скомкала ее и бросила в мусорную корзину. Затем вернулась к работе.

– Это? – спросила Джулия возбужденно. – Это наш дом?

– Ну и что? В Калифорнии ты должна жить так, как хочешь, чтобы поверили, что ты действительно живешь! А ведь ты теперь пошла в гору.

Дом находился в Бель-Эйр, нависал над каньоном, кругом камень и зеленая трава.

– Это замок, мам? – спросила Дженни, широко открыв глаза.

– Ты попала в точку, Дженни, – ответил Маркус, сажая ее себе на плечо. – Понимаешь, мне всегда хотелось, чтобы твоя мама расслабилась.

Джулия прикрыла глаза ладонью, чтобы рассмотреть дом. Ее больше всего поразили не его размеры, а его обособленность. Нигде вокруг не было видно других домов. Неожиданно парадная дверь открылась и появился японец. Положив ладони на колени, он низко кланялся.

– Добро пожаловать, – хрипло произнес он, обнажая в улыбке зубы. – Меня имя Ито. Вы сейчас входить?

Войдя в дом, Джулия почувствовала, что она вне себя от изумления. Роскошь давила, всего было слишком много и, по всей вероятности, чудовищно дорого. Создавалось впечатление внутреннего убранства гарема – яркие материалы диких расцветок, груда позолоты, хрусталя, черного дерева, яшмы, перламутра. Все, что можно и нельзя, было отделано бахромой.

– Арабы любят краски, – пояснил Маркус.

– И пышный комфорт, – поморщилась Джулия.

– Так ведь задаром! Ты ведь не подумала, что я за такое место еще буду платить арендную плату?

– Даром!

– Входит в сделку. Какой-то саудовский принц устраивал здесь вечеринки.

– Ты хочешь сказать, оргии, – пробормотала Джулия.

– Прекрасный вид. И бассейн есть. – Маркус прошел мимо нее к окнам: огромный сад, спускающийся в каньон, бассейн в форме танцовщицы, исполняющей танец живота. Джулию передернуло.

– Ладно, тебе не нравится, но ведь даром. Наверху лучше, пойди и посмотри.

Спальни оказались роскошными. Ковры, подобные колышущейся траве, светильники на манер водопадов, парча кругом, зеркальные потолки, утопленные в пол ванны. В одной из них гипсовый лебедь загнул назад голову, его позолоченный клюв служил краном.

Джулия выбрала наиболее приемлемую спальню – всю бледно-розовую и ярко-белую.

– Все равно напоминает гарем, да и дом уж очень изолирован, – сказала она с сомнением. – Должны же здесь быть соседи.

– Конечно, есть, но не слишком близко, вот и все. В этом благословенном месте ты платишь за то, чтобы тебя оставили в покое, а не дышали в затылок, но если ты подойдешь к окну… – Он приподнял прозрачную белую занавеску. – Видишь там сквозь деревья голубую полоску? Это бассейн твоего соседа.

– Все равно далеко. – Джулия думала о том, что Бель-Эйр был как раз тем районом, где обокрали одну из ее клиенток, актрису Шейлуде Лайсл. Три грабителя в масках ворвались в дом, избили ее дворецкого-филиппинца и перевернули все вверх дном, оставив Шейлу в ужасе.

– Ито – единственный слуга? – спросила она.

– Единственный, кто ночует в доме. Уборщица приходящая. – Тут Маркус принял одно из своих внезапных решений. – Вот что я тебе скажу. Поскольку ты явно сомневаешься насчет собственной безопасности здесь, почему бы мне не поселиться в одной из спален? Бог свидетель, их тут предостаточно. Таким образом, в доме будет мужчина… – он слегка усмехнулся, – и ты будешь чувствовать себя спокойнее…

– Я точно буду чувствовать себя спокойнее, – вмешалась Барбара, молоденькая няня Дженни, но Джулия колебалась, прежде чем согласиться. Если Маркус станет спать в доме, создастся впечатление, что они живут вместе, а поскольку она сейчас находилась слишком близко к загребущим рукам леди Эстер… Но детей здесь часто крадут, и если что-нибудь случится с Дженни…

– Ладно, – согласилась она, решив отвести ему самую дальнюю от своей спальню, в другом конце дома.

– Вот и чудненько, – заметил Маркус, закрывая вопрос. – Теперь давай устраивайся, а я поеду в город и займусь делами. А потом мы отпразднуем. Первый день в Лос-Анджелесе и все такое… Я тебе город покажу. Заеду за тобой… – быстрый взгляд на часы, – в восемь?

– Годится.

– А мне можно? – спросила Дженни.

– На этот раз нет, солнышко, но наступит воскресенье, и я повезу тебя в настоящий рай для маленьких девочек, да, впрочем, и для маленьких мальчиков. – Он многозначительно помолчал. – В Диснейленд!

Дженни восторженно рассмеялась.

– Ой, дядя Маркус, Диснейленд! И я смогу увидеть Дональда Дака, и зачарованный замок, и покататься на большой лодке, и…

– Все, – пообещал Маркус. – Мы там проведём целый день, договорились?

Дженни обхватила его за шею ручонками и звонко поцеловала.

– Да, пожалуйста, Маркус!

Джулия с улыбкой наблюдала за ними. Дженни обожала Маркуса, который обращался с ней, как с принцессой.

– Вот и умница, – сказал он, ставя ее на пол. – А теперь беги к Барбаре. – Когда она затопала прочь, Маркус обратился к Джулии: – Сегодня – лучшие шмотки. Я хочу, чтобы кое у кого от тебя дыхание сперло. Надень то черное платье, то, что с золотой вышивкой.

– Слушаюсь, о хозяин, – пропела Джулия.

Платье из шифона с вышитыми золотыми листьями имело прямой ворот спереди и глубокий вырез в форме буквы «V» сзади, талию перехватывал широкий пояс из кожи, мягкой как шелк. Она как раз готовилась его надеть, когда он позвонил.

– У меня со временем зарез, – заметил он. – Не могла бы ты сама со мной встретиться? Возьми такси до «Сенчюри-плаза», это близко. Я буду ждать тебя в Лобби-корт в четверть девятого, хорошо?

– Хорошо, – согласилась Джулия.

Она пошла попрощаться с Дженни, которая ждала ее, сидя в постели.

– Ой, мамочка, ты похожа на фею!

– Очень красивое платье, мисс Кэрри, – с восхищением воскликнула Барбара. Она приехала к ним с севера, да так и осталась. – Вы выглядите потрясающе.

– Что и требуется, – весело заметила Джулия. Она нагнулась и поцеловала дочь. – Спокойной ночи, маленькая. Увидимся утром.

Ито ждал Джулию у дверей.

– Такси приехать, – сказал он и добавил: – Миссис выглядеть хороший.

– Спасибо, Ито! – Джулия сбежала вниз в облаке духов «Хлоя» и села в ожидающее такси.

– Куда прикажете, леди?

– «Сенчюри-плаза», пожалуйста.

– Будет сделано.

Как раз когда машина Джулии отъезжала от дома, Брэд Брэдфорд садился в свое такси в аэропорту Лос-Анджелеса. Он должен был быть на борту самолета по пути в Бостон, но звонок застал его врасплох, когда он уже уезжал из Сан-Франциско.

– Брэд? – Ни с кем нельзя было спутать этот гортанный голос, в котором звучало обещание.

– Трисия!

– Приятный сюрприз?

– Фантастический, именно то, чего мне не хватало.

– «Беверли-Хиллз», «Сенчюри-плаза». Хочешь приехать немного поиграть?

– Еще как! Откуда ты узнала, что я в Сан-Франциско?

– Я всегда знаю, где ты, мой милый.

Как и он знал, где она. Там, где и ему хотелось быть.

– Прилечу первым же рейсом, – обещал он. – Не начинай без меня вечеринки.

Трисия Тремейн на данный момент считалась секс-символом Голливуда. При виде ее тела, которое она демонстрировала на голубом экране в основном полуголым, у мужчин отвисали челюсти. Еще она отличалась сексуальной ненасытностью и особой постоянно тлеющей чувственностью, которая в постели вспыхивала, как напалм. Брэд повстречал ее на премьере, после которой они вернулись в его гостиницу в постель; роман с той поры продолжался, когда бы и где бы им ни довелось встретиться.

Именно то, что ему сейчас нужно. Настроение немедленно улучшилось. Домой не хотелось ужасно. Как, впрочем, не хотелось всегда, особенно последнее время. Никто его там не ждет. Кроме пьяной жены. Не вышло ничего у них, у него и Кэролайн. Им уже не о чем разговаривать, а ее прилипчивость начинала его раздражать так, что он не мог сдерживаться. Плюс ко всему прочему она стремительно дурнела под действием алкоголя.

– Потому что мне скучно! – кричала она ему. – Скучно, скучно, скучно!

А тут еще мать зудит, что Кэролайн никак не забеременеет.

– Моей вины тут нет, – говорил он ей. – Я сто раз проверялся и перепроверялся. Как, впрочем, и она. Никакой физической причины нет, просто ей уж слишком отчаянно хочется! Она чересчур старается.

Секс с женой он теперь ненавидел. Всегда потом ему казалось, будто его изнасиловали. Ее безумные требования сделать ей ребенка лишали его всякого желания. Врачи советовали ей довериться природе, получать удовольствие от секса как такового, а не как средства продолжения рода. Но она доводила и себя и его до полного изнеможения, потом ждала, отмечая дни в календаре, приближающиеся к дате, обведенной красным кружочком. Когда же, как обычно, ей приходилось вычеркивать и этот день, она отрывалась от календаря и припадала к бутылке. Напивалась, орала, материлась и швырялась вещами.

– Ничего нет удивительного, что я никак не могу зачать, если ты весь истратился в постелях других женщин. Ты вытрахиваешься напрочь к тому времени, как добираешься до меня! – истерически кричала она. – Что ты задумал? Перетрахать все женское население? Я чувствую, как от тебя ими несет, негодяй!

– Ты заранее знала, что это будет за брак. Не вини меня, если чувствуешь, что тебя обманули. И не я виноват, что ты не беременеешь, а ты!

И так далее, и тому подобное.

– Одной ошибки достаточно, – холодно заявила ему мать. – Второго развода я не потерплю. Ты должен найти с ней общий язык, Брэд. Она должна родить ребенка, тебе нужен сын.

Но за пять лет брака у Кэролайн ни разу не было задержки. Все точно по часам, как и ее запои.

«Господи! – горько подумал он, пока такси мчало его к гостинице. – Столько женщин у меня было, а оказался я с такой напарницей, что хуже не придумаешь! Слава Богу, что есть Трисия». Она утешит его, оставит приятные воспоминания, уж коли ему нечего ждать в будущем. Когда такси подъезжало к гостинице, он подумал: хоть бы было из-за чего лететь в такую даль..

Прибыв в «Сенчюри-плаза», он уверенным шагом направился к конторке дежурного.

– Мисс Трисия Тремейн, пожалуйста. Меня ждут. Мое имя – Брэдфорд.

Дежурный поднял трубку, а Брэд повернулся, чтобы посмотреть на переполненный и сверкающий Лобби-корт. Люди пили, встречали друг друга или ждали встречи. Как всегда, его больше интересовали женщины: он оглядывал их оценивающим взглядом, прикидывал, одобрял или отбрасывал, пока его глаза не задержались на столь знакомом лице. Его первая жена, потрясающе красивая в черном с золотом платье, сидела на диване и просматривала журнал. Его сердце так забилось, что он невольно сделал шаг назад, наступив на ногу стоящему рядом мужчине.

Механически извинившись, он перешел к полке с открытками, за которой и спрятался, не сводя с Джулии глаз. Из одного из лифтов высыпала толпа народу, закрыв ее от него. Он нервно дернулся, но тут узнал еще одно лицо. Он было открыл рот, чтобы позвать, но тут увидел, куда этот человек направляется. Прямиком, без всяких колебаний, к его первой жене. Она подняла глаза, и он увидел на ее лице сияющую улыбку. Человек наклонился, помог ей подняться и поцеловал в губы. Они немного постояли, потом он взял ее под руку и повел через вращающиеся двери к выходу. Подавшись вперед, Брэд наблюдал, как они ждали машину, которую подогнал дежурный, потом мужчина помог Джулии сесть в машину и сел сам. Красные огни черного «линкольна» мигнули, и машина покатила в сторону Лос-Анджелеса. Брэд долго смотрел ей вслед. Затем повернулся и медленно, как во сне, двинулся в направлении дивана и сел на то место, где только что сидела Джулия. Оно еще сохранило тепло ее тела, он ощущал чувственный запах духов. Он плотно закрыл глаза.

– О, Джулия, Джулия, – услышал он свой собственный шепот.

Он давно о ней не вспоминал, выбросил ее из своей жизни, так он думал. Теперь ему казалось, что кто-то держит его жизнь над пламенем и в его свете месяцы, проведенные с ней, высвечиваются все резче, захватывают его, не дают ни о чем больше думать – особенно это последнее, ужасное происшествие, которое началось со звонка Битси. Сестра была в истерике, плакала, панически кричала:

– Брэд, слава Богу, я куда только не звонила! Мама, у нее сердечный приступ, и все по вине Джулии! Она его вызвала, говорила кошмарные вещи. Брэд, ты должен вернуться домой, прямо сейчас! Приезжай, мама тебя зовет… я боюсь, она умрет! Брэд, пожалуйста, очень тебя прошу, возвращайся!..

В шоке он разыскал Эбби, которая подтвердила слова Битси.

– Мать в больнице, скорее всего, инфаркт. Вроде бы Джулия ее в чем-то обвинила, оскорбляла, причем до того, что у мамы начался приступ астмы, а уж потом – инфаркт. Она в реанимации. На твоем месте я бы поторопилась.

Но прежде он разберется с Джулией. Ее лицо преследовало его: белое как мел, струйка крови из угла рта, яркий отпечаток его ладони на щеках.

Открыв глаза, он щелчком пальцев подозвал официанта.

– Бурбон, двойная порция, со льдом – «Джек Дэниелз», и побыстрее.

Он и не подозревал, что может быть так потрясен. Он едва не рехнулся в самом прямом смысле этого слова. Домой летел как в тумане, пил всю дорогу над Атлантикой, но все равно был ужасающе трезв, когда наконец увидел мать, всю в трубках, шприцах и пищащих мониторах, с белым лицом, еле слышным голосом, похожую от лекарств на зомби. Он упал на колени, бормотал Бог знает что, умоляя ее не умирать. Она открыла глаза, минуту смотрела не него, не узнавая, потом он увидел, как в прекрасных глазах появился свет, и они наполнились слезами.

– Мой сын, – прошептала она еле слышно. – Я знала, что ты приедешь, раз ты мне нужен. Останься со мной, Брэд, не оставляй меня… пожалуйста…

Он пришел в ужас: его мать, его несгибаемая, непобедимая мать превратилась в эту легкоранимую, жалкую, испуганную женщину. Если бы Джулия была здесь, он убил бы её, не раздумывая, разбил бы это прекрасное лицо, переломал бы всё её изящные кости.

Он отказался покинуть палату матери, пока врачи не объявили, что она вне опасности – что после его возвращения произошло поразительно быстро.

– Вы действуете на нее лучше, чем любые лекарства, – сказали ему врачи. – Ее сердце вибрировало, как сломанная ставня на ветру, незадолго до вашего приезда. А теперь ее сердце работает, как хороший насос. Как только вы вернулись, она, видимо, решила выздороветь. До этого ей все было безразлично.

Позже, когда ее уже привезли домой, она рассказывала обо всем с такой грустью, винила себя.

– Я беспокоилась уже много недель, дорогой, сразу, как вы уехали в Париж. Мне такие вещи рассказывали… Я беспокоилась о тебе, что она с тобой делает.

– Почему ты мне не сказала?

– Да разве бы ты мне поверил? – с укором спросила она. – Она ослепила тебя, мой милый. Ты не способен был видеть что-то, кроме нее.

– Того, что она хотела мне показать, ты имеешь в виду…

– Я могу сейчас сказать правду. Я сомневалась в ней с самого начала. Такая спокойная, всегда держит себя в руках. Неестественно. Она мне всегда напоминала прекрасный белый сталагмит – холодный и жестокий. – Прекрасные глаза заволокла дымка. – Я ушам своим не верила, как она меня обзывала, в каких ужасных вещах обвиняла…

– Тихо. Не расстраивайся снова.

– Дорогой мой мальчик, я знала, что ты придешь, когда будешь мне нужен. Разве я не говорила всегда, что ты – вся моя жизнь? – Затем она заметила нерешительно: – Зачем ей нужно было лгать по поводу этих стульев? Я уже давно их приобрела. Зачем мне посылать ее в Версаль, если маркизы там не было?

– Она все придумала. Ей хотелось побыть с этим швейцарским ублюдком.

– Мой бедный мальчик! Как она тебя обидела! Я никогда не прощу ей, что она сделала тебе так больно, никогда!

– Она уже не сможет никак нам навредить. Все кончено. Раз и навсегда. Я ей так и сказал.

Мать заметила с глубокой грустью:

– Мне так жаль, дорогой мой мальчик. Прости меня.

– Простить тебя!

– У меня впечатление, что все из-за меня…

– Да нет! Она использовала тебя, вот и все! Но с этим покончено! Больше у нее не будет такой возможности. Я хочу развода, и чем скорее, тем лучше.

– Ты получишь свободу, мой дорогой мальчик.

Но Джулия опередила его. Однажды утром, когда мать читала какое-то письмо, он по ее лицу понял, что что-то не так.

– Что случилось?

– Она подает на развод. – На лице леди Эстер застыло выражение шока. – И в таких злобных выражениях… нет, я не стану тебя расстраивать. Предоставь все мне, мой дорогой. Она не сможет так с тобой поступить. – Она смяла письмо в руке. – Она не очернит твое имя.

– О чем ты?

– Какая-то женщина в тот вечер, когда в посольстве был прием.

Он начисто об этом забыл. Да и помнить-то было не о чем.

– Да я не виню тебя. Мужчина должен искать где-то утешения. А с такой женой… но не волнуйся, дорогой мой мальчик. Ей это не удастся. Я буду решительно с ней бороться! Обвинять тебя… тебя… в насилии!

– Ты не должна расстраиваться.

– Я расстроюсь, если ты не позволишь мне со всем этим разобраться, с этой авантюристкой! Она найдет во мне достойного противника! Ты разрешишь мне… сделать все… от твоего имени? Я видеть не могу, как ты расстраиваешься.

– Делай что хочешь, – облегченно согласился он. – Я знаю, ты все сделаешь, как надо. Как обычно.

И она все сделала. Ему же было наплевать. Он подписал там, где было велено, в детали не вникал. Только бы поскорее все кончить. И, верная своему слову, мать организовала все так, что ни тени скандала не коснулось его. Когда он получил окончательные документы, он лишь спросил:

– Как тебе удалось?

Мать пожала плечами.

– Единственным способом.

Значит, ему еще пришлось от нее откупиться! Господи, ну и мерзкая же сука! Он ежился, думая о ней. Он, Брэд Брэдфорд, который всегда всех имел, кончил тем, что поимели его, да еще как. Особенно он разозлился, когда она собралась подавать в суд насчет неуплаты гонорара за отель. Ей всегда нужно было лишь одно – деньги! Так что она нашла простачка – его – и поимела в свое удовольствие.

На какое-то время он погрузился в слепой, дикий разврат, пытаясь так расквитаться с ней и сознавая, что все впустую. После этого он впал в глубокую апатию. Никогда еще он не чувствовал себя таким разбитым и раздавленным. Никогда раньше от него не отказывались, не бросали. Именно в этот период и появилась Кэролайн, такая, добрая, смиренная, терпящая все зигзаги его настроения. Куда более добрая и понимающая, чем он мог надеяться. Если уж это не свидетельствовало о ее любви… Хотя сам он никак не мог заставить себя ее полюбить. По крайней мере, так, как он любил Джулию. Да, если говорить правду, он вообще никак не мог ее полюбить.

И в этом случае мать оказалась права.

– Ты уверен, дорогой, что Кэролайн именно то, что тебе нужно? Я надеюсь, ты женишься на ней не потому, что я ее выбрала?

– Я уже навыбирался – смотри, что из этого вышло.

– Что ж, Кэролайн карьера не интересует. Ей нужен только ты, ты всегда будешь на первом месте. Она не станет с тобой соревноваться, не предаст тебя. Она слишком тебя любит.

И слишком многого ждет, слишком многого требует. Больше, чем он может дать. Он пытался, Бог свидетель, но чего нет, того нет. С Джулией было совсем по-другому. Она для него была потребностью, которая всегда требовала удовлетворения.

Он снова представил ее себе такой, какой только что увидел. Она выглядела преуспевающей, уверенной и счастливой. Улыбка искренняя, он это почувствовал. Одета дорого. Она всегда хорошо одевалась, даже когда сама себя содержала, и вкуса у нее было куда больше, чем денег. Сегодня вокруг нее сияла аура больших денег, одно платье чего стоило. И сама Джулия выглядела превосходно. Очевидно, она преуспела, удачно использовала те деньги, которые вытащила из него. Да, определенно деньги у нее есть. Иначе, зачем бы е ней находился Маркус Левин? Этот жуликоватый сукин сын может унюхать деньги, если они на пятьдесят футов под землей. «Ну, – презрительно подумал он, – здесь ты, девушка, обмишурилась. Он тебя оберет до нитки, как пить дать».

Но что у нее с ним общего? Наверное, они любовники. Он вздрогнул, услышав свое имя.

– Я здесь, – крикнул он.

– Мистер Брэдфорд? Вас спрашивает мисс Тремейн.

Черт! Он напрочь забыл про нее, ему уже совсем не хотелось с ней встречаться. Хотелось остаться одному и подумать.

– Вы меня не нашли, – решительно сказал он посыльному. – Скажите, я попросил сказать, что меня срочно вызвали. Да, и выясните кое-что для меня… – Он вытащил из кармана доллар. – Узнайте, не остановилась ли здесь в гостинице некая Джулия Кэрри… да, и мистер Маркус Левин. Сразу возвращайтесь и скажите мне.

Мальчик вернулся: они в гостинице не останавливались.

Пусть так. Но где-то они живут. Он понял, что полон решимости узнать, где именно, да и все остальное тоже. Он не знал зачем. Он лишь сознавал, что должен это выяснить, чтобы спать спокойно.

17

– Ты прекрасно справился, дорогой, – похвалила его мать, когда он вернулся в Бостон. – Я так и знала.

– Твоя информация оказалась, как всегда, предельно точной. У них финансовые трудности, а швейцарцы им отказали. Я смог предложить 60 центов за доллар, и они вынуждены были согласиться. Филдинг особой радости не проявил, но выбирать ему не приходилось, а так он хоть сохранил работу.

– Пока мы не сможем его выставить. То, что он позволил делу зайти столь далеко, свидетельствует о том, что он теряет хватку. Как только станет возможно, мы его заменим. Итак, – продолжила она благодушно, – я думала, что ты поедешь в Палм-Спрингс на уикэнд.

– Передумал. Решил, поеду прямо домой и сообщу тебе приятные новости.

– Дорогой мой мальчик. Ты такой заботливый…

Но на этот раз он больше заботился не о ней. Первым делом он позвонил в сыскную фирму, которую они нанимали, когда им требовалась информация о конкуренте или проектируемой сделке. Брэд коротко объяснил, что он хочет получить информацию о женщине по имени Джулия Кэрри, находящейся сейчас в Лос-Анджелесе, в районе Беверли-Хиллз. Он сообщил коротко ее биографию и заявил, что хочет иметь информацию относительно последних пяти лет: где работает, как живет, материальное положение, друзья, и все остальное.

– Ее предлагают на ответственную должность, – объяснил он, – так что нам требуется знать, насколько она подходит, обычное дело. Гонорар тоже обычный и расходы, но ничего не упустите, даже ее личную жизнь. Вы понимаете?

– Будет сделано.

– Когда?

– Зависит от того, как глубоко будем копать, – три, четыре, пять дней.

– Копайте до самого дна, ни одного камня не оставляйте неперевернутым. И отчет в папке без названия направьте непосредственно мне, но не сюда. Я дам вам адрес.

Он позвонил знакомой в Нью-Йорке, попросил сообщить ему, когда прибудет пакет, и подержать его, пока он не сможет лично забрать.

Она позвонила ему через четыре дня. Поговорив с ней, он набрал другой номер.

– Марти? Это Брэд. Слушай, мне нужна железная причина, чтобы немедленно отправиться в Нью-Йорк. Ты ничего придумать не можешь?

– Что я за это буду иметь?

– Номер телефона Доди Лоуренс устроит?

– Годится. Куда позвонить?

– В офис. И лучше бы в ближайшие полчаса, я там буду.

– Идет.

– У них там какая-то неувязка в швейцарской сделке, – объяснял он позднее матери, изображая раздраженность, – мне надо лететь ближайшим рейсом.

Сделка была крупномасштабной, связанной с большими деньгами, так что он знал, что мать не рискнет ставить ее под угрозу. Кроме того, его всегда посылали в случае какой-нибудь неприятности.

– Тогда тебе нужно лететь, – сразу согласилась мать. – Но держи меня в курсе.

– Естественно.

– Что тут? – спросила приятельница, передавая ему объемистый пакет. – Грязные фотографии? – На пакете было написано: Личное. Передать в собственные руки.

– Надеюсь, парочка фотографий тут найдется. Огромное спасибо. – Он поспешно чмокнул ее в щеку. – Я еще позвоню.

Он вышел из дома, дошел до ближайшего бара, вошел и уселся в углу за пустой столик. Час и несколько двойных порций виски спустя он все еще сидел там, положив подбородок на костяшки пальцев и уставившись на фотографию пятилетней девочки с золотисто-рыжими волосами и его собственным лицом и глазами. Дженнифер Кэрри, или коротко – Дженни. Родилась через шесть с половиной месяцев после того, как он выставил Джулию. Он – отец, и он ничего об этом не знал. Все пытался с Кэролайн, а этот ребенок, его дочь, уже существовала, И ни намека от Джулии. Которая, кстати, весьма процветала. Он знал теперь все о Маркусе Левине, о компании Джулии Кэрри, о ее репутации, о том, сколько она зарабатывает, какие престижные заказы выполняет, о ее нынешней работе в Лос-Анджелесе.

Он заказал еще порцию выпивки, стараясь погасить недовольство, которое жгло ему внутренности. «Хитрая стерва, обманщица! Она не имеет права! Это несправедливо! Дженннифер моя дочь! Как она смеет? – подумал он с жалостью к самому себе. – Какое имеет право? Почему она может иметь все, тогда как я не имею ничего… ничего?»

Слово продолжало звучать в его мозгу, подобно насмешливому эху, не давалось в руки, не позволяло поймать себя и выбросить. Я остаюсь, говорило оно ему. Я слишком долго сюда добиралось. Он взял стакан, выпил одним глотком; то же слово уставилось на него со дна пустого стакана. Он заказал еще порцию.

Он был удивлен, расстроен, глубоко обижен. Вместо того чтобы с удовлетворением чувствовать, что он избавился от нее, у него появилось ощущение, что она сама выбросила его из своей жизни. Ей повезло больше. И это несправедливо.

«Мама знает, что надо делать, – подумал он. – Вот и решение. Я расскажу ей все, она знает, что делать».

Он поискал в кармане деньги и обнаружил, что его руки тряслись так сильно, что он уронил купюры на пол, а когда наклонился их поднять, в голове закружилось и в глазах так помутилось, что он едва не упал. Шатаясь, он выпрямился и позвал бармена.

– Вызовите мне такси, пожалуйста.

Холодный воздух заставил его покачнуться, когда он направлялся к машине.

– Я в своем такси пьяных не вожу, – угрожающе заявил водитель.

– Я не пьян, я болен.

– По твоему виду сразу можно сказать, что ты набрался, да и там бар неподалеку, верно?

– Я заплачу по двойному тарифу…

Он уселся в грязную, дурно пахнущую машину. Из-за сетки, отделяющей пассажирское сиденье от кабины водителя, шофер воинственно заявил:

– Наблюешь, заплатишь втрое, понял? Куда тебе?

Приятельница ахнула, увидев его, бледного, дрожащего, прислонившегося к двери, чтобы не упасть.

– Господи, Брэд! Что с тобой? Ты выглядишь ужасно.

– Черный кофе, – прохрипел он, когда она помогала ему войти. – И поскорее.

– Ты лучше ложись. – Она подвела его к широкой тахте, обтянутой бархатом. Он упал на нее с закрытыми глазами, все еще сжимая в руках пакет. Когда она вернулась с чашкой черного кофе и попыталась взять у него пакет, он сжал его еще крепе.

– Нет, это мое! Мое! – Она увидела, как в его глазах появились жгучие слезы. – Мое, – снова повторил он, переворачиваясь на живот. Плечи его содрогались от рыдании.

– О, Брэд, Брэд! – Казалось, его душа кровоточит. Она осторожно положила руну ему на плечо, он повернулся, обнял ее и спрятал лицо у нее на груди. Он плакал долго и даже несколько протрезвел. Гнев его утих. Он выпил кофе, держа чашку одной рукой, другою же продолжая сжимать пакет.

«Его состояние вызвано содержимым этого конверта, – подумала она. – Что там может быть? Медицинское заключение? Господи, неужели у него смертельная болезнь?»

Она неловко спросила:

– Я не могу тебе чем-нибудь помочь?

– Нет, спасибо. Ты и так уже много сделала.

– Ну, мне скоро на работу.

Она работала танцовщицей и была на содержании у старого любовника: с материальной точки зрения – лучше не бывает, с сексуальной – сплошная тоска. Брэд пригласил ее как-то после концерта, и с тех пор они время от времени встречались, практически каждый раз, когда он бывал в Нью-Йорке. Он всегда был уверенным, невероятно привлекательным, виртуозом в постели. Этот отчаявшийся, убитый горем мужчина совсем не походил на Брэда, которого она знала. Он пугал ее, ей было за него неловко.

– Ладно, я уже ухожу. – Он пальцами пригладил волосы. – Не мог бы я воспользоваться твоей ванной комнатой… – Конверт он унес с собой.

Он вышел из ванной умытым, только покрасневшие глаза и бледное лицо напоминали о недавних слезах. Она боялась встретиться с ним взглядом.

– Спасибо, – коротко поблагодарил он, тоже ощущая неловкость.

В дверях она поднялась на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку.

– Мне очень жаль, что бы там ни было, – прошептала она, затем поспешно закрыла за ним дверь. Как бы было здорово, если бы он никогда больше не позвонил.

Приехав в Бостон, он обнаружил, что леди Эстер отправилась на ферму.

– Сегодня ведь день ее рождения, сэр, – несколько удивленно заметил Томас.

Бог мой! Он снова забыл. Но подарок приготовил загодя: огромный флакон «Флорие ред роуз» и брошь-цветок, которую он сделал на заказ у Ван Клиффа и Арпеля из рубинов и изумрудов и небольших бриллиантов на лепестках. Он пошел взять подарки и отправился на ферму.

Вся семья уже собралась там, включая Патрицию ван Шуйлер, с которой был помолвлен один из сыновей Битси. Они ждали его с обедом, так что ему пришлось подняться наверх и быстро переодеться под недовольным взглядом жены. Так что поговорить с матерью наедине у него не было возможности.

– Ты хорошо себя чувствуешь, дорогой? – спросила она, нахмурившись и опираясь на его руну, когда они шли в столовую.

– Нормально. Просто слегка перебрал за ленчем, знаешь, как бывает.

– Но ты все уладил?

– Конечно, никаких проблем. – «Во всяком случае там, – подумал он. Но во всем остальном надо бы хуже, да некуда».

– Присматривай за Кэролайн, – прошептала мать, когда он подвигал ей стул. – Она уже выпила три двойных мартини перед обедом. Нам надо поговорить, дорогой… Так больше не может продолжаться.

– И мне надо с тобой поговорить, – сказал он тихо.

Она сжала его руку.

– После ужина.

Но во время ужина Битси выпустила джинна из бутылки.

– Догадайтесь, кто жив-здоров и живет в Калифорнии? – спросила она, сверкнув глазами.

– А кто там только не живет! – пробасила Эбби.

– Ну, уж эта бы не должна.

– Кто эта?

Взгляд Битси остановился на брате, который весь ужин промолчал.

– Джулия Кэрри!

От наступившего молчания можно было оглохнуть.

– В самом деле. – Леди Эстер не скрывала своего неудовольствия.

– Ее видела Баффи Пейтон, представляете себе, в Диснейленде, в прошлые выходные. И знаете что? Она была с ребенком. Маленькой рыжей девочкой. Баффи не удалось ее разглядеть, но ей показалось, что это дочь Джулии. – Драматическая пауза. – И еще, догадайтесь-ка лучше, с кем была Джулия, – с Маркусом Левином!

Леди Эстер взглянула на сына. Он сидел, уставившись в практически полную тарелку. Лицо его ничего не выражало.

– А я думал, он в тюрьме, – заметил Дрексель Адамс.

– Но мама не подала на него в суд, правда, мама? – невинно спросила Битси.

– Мне всегда… нравился Маркус, – спокойно заметила леди Эстер. – Но я не видела его с той поры, как он у меня не работает. – Она помолчала, потом заметила небрежно: – Так уж получилось? что я из другого источника узнала, что Джулия Кэрри вернулась в эту страну. – Она безразлично пожала плечами. – Людям часто нравится копаться в золе.

– И она, скорее всего, живет с Маркусом Левином, – не унималась Битси.

– Ты хочешь сказать, это его ребенок? – вздрогнула Эбби.

Тонкие губы леди Эстер сложились в гримасу неудовольствия.

– Нет. У меня есть надежная информация, что этот ребенок родился в результате связи этой женщины с Полем Шамбреном. – Она с нежностью взглянула на каменное лицо сына. – Я не хотела тебя расстраивать, дорогой.

Битси торжествующе рассмеялась.

– Сука – она и до смерти сука.

– Кто сказал тебе, что это ребенок Шамбрена? – спросил Брэд.

– Дорогой, у меня есть свои источники, ты ведь знаешь. Да и к тому же… я сочла целесообразным приглядывать за этой дамочкой. Она такая лицемерка. Я не хотела, чтобы она попыталась навязать этого ребенка тебе. К счастью, мне говорили, что ребенок – копия своего отца.

«Так оно и есть, – подумал Брэд. – Я видел девочку. Она как две капли воды похожа на меня».

– Сколько ей лет? – спросила Битси с жадным любопытством.

– Мне сказали, что ей скоро исполнится шесть.

Эбби вздохнула.

– Все сходится.

Леди Эстер небрежным жестом отмахнулась от этой темы.

– Джулия Кэрри и ее незаконнорожденная дочь не должны нас интересовать. Что касается меня, я считаю, они с Маркусом друг друга стоят. Каждый ищет себе подобного. Ну как, выпьем кофе, пока я буду смотреть подарки?

Брэд механически помог матери встать с кресла. В голове его все перепуталось. Она солгала, когда сказала, что Дженни – дочь Поля Шамбрена. Ни на мгновение он не поверил, что девочку ей просто «описали». Мать всегда знает все, такая уж у нее привычка. Если она присматривала за Джулией, то делала это как следует. Это означает, что она точно знает, на кого похожа Дженни. И, следовательно, она лжет.

Его мать лжет? Но почему? Почему? Ему достаточно было раз взглянуть на Дженни, чтобы понять, что она Брэдфорд, а коль скоро у Кэролайн детей нет…

Что-то здесь не так. «В чем? – подумал он. – Да во всем». Во всяком случае, с той поры, как он снова увидел Джулию. Он увидел ее, и вся его тщательно выстроенная жизнь расползлась по швам. Да и то сказать, ничего хорошего в ней никогда и не было. И если мать лжет ему… Он взглянул на нее. Она радостно вскрикивала, открывая подарки. Если она солгала ему сегодня, то ведь вполне может быть… Или не может?.. Что она лгала ему и раньше.

Когда он подал жене чашку кофе, та прошептала так тихо, что только он один расслышал:

– Спасибо… папочка!

Он с трудом удержал чашку и не пролил кофе ей на колени. Он заставил себя взглянуть ей прямо в глаза, стараясь скрыть потрясение. Какого черта? Почему Кэролайн так сказала? Буря в душе приняла угрожающие размеры; он чувствовал, что все вокруг него разваливается. Когда он увидел, как Кэролайн залпом выпила лучший арманьяк матери и протянула бокал, чтобы его снова наполнили, он понял, что худшее еще впереди.

Но, с другой стороны, это послужило поводом отказаться, когда мать сказала:

– Ну, дорогой мой, о чем же ты хотел со мной поговорить?

– Придется отложить разговор. Отведу-ка я Кэролайн в постель, иначе ее придется нести на руках.

Он увидел, как мать негодующе раздула ноздри.

– Надо что-то делать, – заметила она решительно. – О ее отвратительном пьянстве уже начинают говорить.

– Именно об этом я и хотел потолковать с тобой, – быстро соврал он. – Но позже, когда я ее благополучно уложу.

– Конечно, мой дорогой мальчик. Уведи ее, причём чем скорее, тем лучше. – Леди Эстер презрительно помахала рукой.

Поднимаясь по лестнице, он поддерживал Кэролайн, потому что она шаталась и спотыкалась. Она вылакала бутылку кларета в дополнение и трем двойным мартини за ужином, и один Бог знает, сколько коньяка. Но она не была настольно пьяна, чтобы быть не в состоянии повернуться к нему и закричать, как только за ними закрылась дверь спальни:

– Поль Шамбрен такой же отец этого ребенка, как его мать я!

– Откуда ты знаешь?

– Интереснее, что ты этого не знаешь! Или твоя мамочка скрыла от тебя это, как и все остальное?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Да то, что она следила за твоей бывшей женой с того самого мгновения, как ее вышвырнули из семьи, вот что! И сегодня уж больно она поспешила закончить разговор о Джулии Кэрри. Если бы девчонка и в самом деле была незаконнорожденной, твоя мамаша не отказала бы себе в удовольствии основательно смешать ее с дерьмом, уж будь уверен!

В словах пьяной Кэролайн чувствовалась логика, но Брэд все же спросил:

– Откуда ты знаешь, что она следила за Джулией?

– Да она за всеми следит, идиот! За тобой, за мной, за твоими сестрами, за мужьями твоих сестер… она всегда и все о них знает.

– За мной?

– За тобой в особенности! И никогда ничего тебе не говорит, за исключением того, что ты, по ее мнению, должен знать.

– Ты врешь!

– Как бы не так! Пришло времечко выложить правду, ребятки, и с какой же радостью я это сделаю!

Кэролайн шатаясь подошла к столику с графином и бокалами, налила себе и жадно выпила.

– Ты всегда бежал от правды, будто за тобой черти гнались. Ты бы ее не узнал, подойди она к тебе на улице и представься! Да и как ты можешь, если всю твою жизнь мамочка пичкала тебя только враньем!

– Ты лжешь!

– Вовсе нет! Сегодня тебе придется выслушать всю правду, Бог мне свидетель! Самое время.

Кэролайн рвалась в бой. Весть о том, что у Джулии Кэрри есть ребенок, была последней каплей, переполнившей ее чашу терпения. У этой суки все. И еще ребенок, которого она, Кэролайн Брэдфорд, так отчаянно старается родить.

– Эта девчонка – твоя дочь! Если бы не так, твоя мамаша сообщила бы тебе о ней в ту же минуту, когда она родилась! Она ненавидит Джулию Кэрри так, что готова сунуть ее лицом в дерьмо да еще потоптаться сверху! Она слова не сказала только потому, что это твой ребенок, твой, чтоб ты провалился!

– Ради Бога, говори тише! Ты что, хочешь, чтобы весь дом слышал?

– Плевала я на то, кто слышит. Кстати, и им самое время все узнать.

Кэролайн спотыкаясь подошла к двери, распахнула ее и закричала:

– Эй, все слышите?

Брэд бросился за ней, захлопнул дверь и толкнул жену так сильно, что она едва не упала, но вовремя схватилась за столик, чтобы удержаться на ногах.

– Ты не заткнешь мне рот, с этим кончено, понял? Я и так слишком долго молчала… и на черта мне это было нужно? Ты доказал, что у тебя могут быть дети, значит, моя вина, как всегда, в том, что у нас их нет. И ты и твоя чертова мамаша мне до черта надоели! Мне надоело, что ты бегаешь за каждой юбкой, трахаешься налево и направо, а я тут одна неделями сижу. Мне обрыдло смотреть, как ты бежишь к своей мамочке, когда должен был бы бежать ко мне, твоей жене, слышишь? – Визгливый голос Кэролайн легко проникал сквозь стены. – Ты со своими привычками грудного ребенка вечно мчишься жаловаться мамочке, когда что-то ломается у тебя в руках. Что со мной-то вы собираетесь делать, хотела бы я знать? Вы вдвоем сломали меня! Вам обоим на меня наплевать, вы только о себе заботитесь, потому что так она тебя научила, твоя мамаша, несчастный ты неудачник!

От звонкой пощечины Брэда она отлетела в сторону.

– Давай, давай, избей меня, как ты избил ее. Это все потому, что правды тебе не вынести!

Брэд схватил ее за плечи и встряхнул, как собачонку.

– Какой правды? Говори, какой правды?

– Правда в том, что твоя мамочка основательно прочистила тебе мозги; если она скажет, что луна сделана из зеленого сыра, ты поверишь, потому что это сказала она! Она так крепко тебя к себе привязала, ты задохнешься, если попробуешь освободиться! Она внушила тебе, что ты – подарок Господа, а когда другие относятся к тебе иначе, ты бежишь к ней жаловаться. Она знает, как ты поступишь в каждой конкретной ситуации, потому что она запрограммировала тебя с самого рождения. Единственный раз, когда ты поступил по-своему, она убрала эту помеху с пути! – Кэролайн засмеялась от удовольствия, увидев выражение лица своего мужа. – Ты ведь не знал, верно? В Париже все было заранее спланировано, все великолепно спланировано специально для тебя. Она велела мне подождать, пообещала, что через полгода ты будешь свободен, и, если я захочу, я смогу получить тебя. И я хотела, да поможет мне Бог, как я хотела… – Кэролайн начала плакать, слезы, перемешанные с тушью для ресниц, превратили ее лицо в клоунскую маску. – Я с ума по тебе сходила, мне было наплевать, какого дьявола она там сделала, раз я могла получить тебя! Именно она подтолкнула тебя ко мне, да и всех других баб тоже. Разве ты не понимаешь, простофиля, что твоей матери глубоко плевать, скольких женщин ты затащишь в постель, если тебе от них ничего, кроме секса, не нужно? Она до ужаса боялась одной-единственной женщины, которую ты полюбил, – Джулии Кэрри! Она так ревновала, что плохо соображала, потому что сама хотела тебя. Твоя собственная мать влюблена в тебя!

Она упала, потому что Брэд снова ударил ее.

– Врешь! – Он побелел, пот тек ручьями. – Врешь!

– Вот-вот, ударь и беги, как ты всегда делаешь! Как и твоя мамочка. Это она выдала меня за тебя замуж, потому что ты меня не любил. И она знала, как я тебя люблю, готова на все, чтобы заполучить тебя, абсолютно на все… но ведь я так тебя и не заполучила? Ну не смешно ли? – Кэролайн истерически захохотала. – Единственное, что я от тебя имею, это листок бумаги с печатью; ты получил меня, а твоя мамочка – всё эти миленькие миллионы от моего папы. Цена невесты! Твоя мать продала тебя, как раба на плантации, недотепа ты эдакий! Hу как, приятно чувствовать себя товаром?

Брэд как-то странно смотрел на нее, кожа вокруг губ побелела.

– Вранье, все вранье, – сказал он без всякой уверенности. – Ты пьяна, сама не знаешь, что болтаешь.

– Ошибаешься! Пьяна достаточно, чтобы наконец выложить тебе правду! И знаешь почему? Потому что мне уже на все наплевать, на тебя, на нее, на весь проклятый клан Брздфордов!

– Тогда скажи это ей, – неожиданно прорычал Брэд. – Валяй, а я погляжу!

– Да с удовольствием! Все эти годы мечтаю! – Губы оттянулись, обнажив зубы, похожие на клыки. Дойдя до двери, она положила руку на ручку и повернулась к нему. – Пошли! Посмотрим, что она скажет, после того как я выговорюсь!

Но Брэд не двигался.

– Не можешь, верно? Боишься, так ведь? Не хватает мужества взглянуть на свои глиняные ноги? Ты весь из глины, балда! Она вылепила тебя своими собственными руками. Посмотри на себя! – Кэролайн рванулась вперед, схватила его за, руку и подтащила к зеркалу. – Давай, посмотри на себя хорошенько. Это не твое отражение, а твоей мамочки. Она завладела твоей душой… А что ты станешь делать, если она в конце концов потребует и твое тело?

Вскрикнув, Брэд стремительно повернулся, протянув руки к ее горлу.

– Заткнись! Заткнись, мерзкая сука!

– Давай! – прохрипела Кэролайн, лицо которой начало быстро краснеть, пытаясь оторвать его руки от горла. – Задуши меня так, как тебя самого душат. И за это тоже скажи спасибо мамочке…

Он так неожиданно отпустил ее, что она упала на пол. В следующее мгновение он вышел, хлопнув дверью. Она слышала, как он сбегает по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Хлопнула входная дверь.

Она на четвереньках добралась до столика с графином. Но в этот момент дверь с грохотом отворилась, и на пороге появилась ее свекровь, тяжело опираясь на палку, с лицом, перекошенным от злости, и глазами, как у медузы.

– Ах ты, пьяная стерва! Да как ты смеешь так вести себя в моем доме? Ты что, не понимаешь, что твои ужасные вопли слышны по всему дому?

– Самое время, – невнятно пробормотала Кэролайн. – Самое время правду сказать. – Она снова свалилась на пол, полностью отключившись.

Свекровь подняла палку и с силой ударила ею по груди Кэролайн, которая почти обнажилась при падении. Она было подняла ее вторично, но почувствовала, как кто-то схватил ее за руку, и услышала голос своей старшей дочери:

– Бога ради, мама.

– Где мой сын? – потребовала ответа леди Эстер. – Это он сейчас ушел?

– Вероятно.

– Тогда иди и найди его, слышишь? Найди его, я сказала!

Эбби не пошевелилась.

– Нет, мама.

– Ты что, не поняла, что я сказала?

– Прекрасно поняла, но никуда не пойду. Я тоже все слышала. Брэду нужно немного побыть одному. Он вернется, когда сочтет нужным.

На лице леди Эстер отразилось огромное удивление.

– Да как ты смеешь? – прошипела она, придвинув лицо почти вплотную к лицу дочери. – Ты сделаешь так, как я велела.

– Нет, не сделаю, – невозмутимо ответила Эбби. – Слишком поздно, мама. Все тайное уже стало явным, мама. Теперь тебе придется многое объяснить.

Она протиснулась мимо матери, наклонилась, довольно легко подняла Кэролайн с пола, положила на кровать и накрыла пледом.

– Я хочу, чтобы эта потаскушка убиралась из моего дома! – в ярости выкрикнула ее мать. – Сейчас, сию минуту! Ей запрещено появляться в каком-нибудь из моих домов в будущем! Я выброшу ее из семьи! Глупое, бесплодное, пьяное ничтожество!

– Мама, поезд уже ушел, – твердо сказала Эбби, беря ее под руку и пытаясь увести с порога. Леди Эстер стряхнула ее руку.

– Отпусти меня! Ты мне не дочь! Теперь, когда мне нужна твоя помощь, ты мне отказываешь! Я этого не забуду, Абигейл!

Эбби поморщилась и произнесла бесцветным голосом:

– Мне тоже есть что вспомнить, мама. А теперь пойдем, я провожу тебя в спальню. Где Роуз?

– Не смей меня трогать! Я не собираюсь ложиться. Я пойду вниз и буду ждать своего сына!

– Мама, ты же не сможешь спуститься сама по лестнице.

– Я спущусь, даже если мне придется ползти!

Сжав трость и сильно хромая, леди Эстер медленно двинулась к лестнице. Вздохнув, Эбби последовала за ней.

– Подожди. Дай я помогу.

Все другие члены семьи, с вытаращенными глазами и полуодетые, молча следили за происходящим, стоя на пороге своих спален. Затем также молча они скрылись за дверями.

– Вот ты своего и добилась! – сказал Дрексель Адамс жене.

Лицо Битси сияло злобной радостью.

– Так ему и надо! – воскликнула она с ненавистью. – Надеюсь, он сейчас испытывает адовы муки!

Но рука, которой она накладывала на лицо очищающий крем, дрожала.

Брэд бежал. Когда он окончательно выбился из сил, то увидел, что добежал до пруда. Он тяжело дышал, в боку кололо. Он упал на скамейку и взялся руками за голову. В ушах все еще звучали издевательские слова Кэролайн.

Не может быть! Невозможно! Его мать – чудовище? Ему всю жизнь врали, дергали за ниточки, как марионетку, так вычистили ему мозги, что он беспрекословно подчинялся? Нет, все вранье, вранье! Мать любит его! Разве не демонстрировала она свою любовь раз за разом? И говорила ему об этом? «Никто не будет любить тебя так, как я, никто в этом мире. Между матерью и сыном существует нерушимая связь крови и плоти, моей крови и моей плоти. Я сотворила тебя, сделала тебя внутри своего тела! Поддерживала твою жизнь своей собственной! Никто не может встать между матерью и сыном, никто!»

Он всегда восхищался ею, потому что знал: что бы она ни делала, она делала из любви к нему. «Любви? – подумал он с содроганием. – Любви?»

А что, если его мать и в самом деле подставила Джулию? И звонила дважды, как утверждала Джулия? Перед его мысленным взором снова возникло лицо Джулии – мертвенно-белое, за исключением красного отпечатка его ладони и струйки крови, стекающей из разбитого рта; серые глаза наполнены удивлением и болью.

– О Господи!

Восклицание вырвалось у него подобно пуле, он схватился руками за голову, как будто пытаясь выдавить из нее невыносимые мысли, как зубную пасту из тюбика. «Она меня подставила». Ему казалось, что он слышит голос Джулии.

Так ли? Может ли улыбающееся, любящее, сияющее лицо скрывать черное сердце? Нет, нет! Не может быть! Он бы знал, почувствовал, заметил. Его мать – сама правда! Она любит его! Кэролайн просто пьяна, настолько пьяна, что не соображает, что говорит. Все это ее пьяное воображение. Наверняка, Он не мог допустить другой мысли.

Его мать влюблена в него? Господи милостивый! Он старался спрятаться от этой мысли, а в ушах звучал голос матери:

– Никто никогда не будет любить тебя так, как я, сын мой. Между матерью и сыном существует незыблемая связь. Мы с тобой – плоть от плоти, кровь от крови. Мы – одно существо, мой дорогой. Одно сердце, один разум, одна жизнь. Я – твоя, и ты – мой. Никто не сможет встать между нами, никто!

Господи ты Боже мой! НЕТ! НЕТ! Он прокричал это слово. Оно эхом отозвалось в тишине, вспугнув уток, которые с кряканьем захлопали крыльями.

Он долго так сидел, опустив голову на руки, переполненный болью и страхом, заставляя себя покопаться в себе поглубже и вытащить на свет Божий то, что, как он надеялся, было давно забыто. Он заставил себя перебрать все эти воспоминания одно за другим. Он не мог усидеть на месте и принялся ходить взад-вперед. Курил сигарету за сигаретой. Сел, снова встал, принялся ходить, подгоняемый неистовством мыслей. Он стонал вслух, кусал губы, грыз ногти, подолгу стоял неподвижно, слепо уставившись в пространство.

Когда он наконец поднялся со скамейки, земля была усеяна окурками, а небо уже светлело на востоке, возвещая скорый приход дня. Двигаясь медленно, как глубокий старик, ссутулив плечи и склонив голову, он вернулся в дом. У него был вид человека, идущего на виселицу.

18

Раздумывая над сочетанием цветов, Джулия машинально протянула руку и взяла трубку.

– Джулия Кэрри слушает.

– Здравствуй, Джулия. Это Эбби.

Джулия выпрямилась, как от толчка.

– Знаю, все знаю, – прервала молчание Эбби. – Сюрприз, сюприз.

– Что касается Брэдфордов, то никаким сюрпризом меня уже не удивишь, – откликнулась Джулия.

– Давай поспорим? Я в Калифорнии, Джулия. Чтобы встретиться с тобой. Ты согласишься со мной встретиться?

– С какой стати?

– Потому что мне нужна твоя помощь.

– А именно?

– Брэд.

На этот раз молчание настолько затянулось, что Эбби испуганно спросила:

– Джулия, ты меня слышишь?

– С какой стати? – снова спросила Джулия.

– Потому что он в большой беде. – Джулия промолчала, и Эбби поспешно добавила: – Это имеет отношение к тебе.

– Этого уже не может быть.

– Если я скажу тебе, что поводок лопнул, ты поймешь, что это возможно.

– Ты опоздала на шесть лет.

– Пожалуйста, Джулия. Не отталкивай меня. Я почти три тысячи миль летела. Если я могу побороть свой страх перед самолетами ради него, неужели ты не можешь преодолеть свои предубеждения?

– Он виноват, что они у меня есть. – И, четко выговаривая слова, она добавила: – Я не желаю иметь абсолютно никаких дел с твоей матерью, Эбби. Ни сейчас, ни потом.

– Тебе и не придется. Джулия, Брэд из-за нее сбежал из дома.

Джулия подавила истерический смешон.

– Эбби, он взрослый человек…

– Сейчас да.

Они опять замолчали. Молчание прервала Эбби:

– Он разваливается на куски, Джулия.

– Знакомое ощущение.

Вздох Эбби долетел до Джулии, как дуновение ветра.

– Разумеется, ты вправе сердиться.

Джулия навострила уши.

– Ты откуда знаешь?

– Мы все теперь знаем, лучше поздно, чем никогда. Я хочу сказать, что все открылось. Только Брэд погрузился во все это с головой. Вчера был скандал в семье, во время ужина в честь дня рождения матери. Кэролайн, жена Брэда, подожгла фитиль, и все взлетело на воздух.

– Что все равно не дает ему права обратиться именно ко мне.

– Затем я и прилетела. Попросить за него.

– Твое обычное занятие.

– Он мой младший братишка.

– Именно – маленький братишка!

– Уже нет. Он сейчас взрослеет самым трудным и мучительным образом, какой только можно вообразить.

– Лучше поздно, чем никогда! – сердито перебила ее Джулия, а внутри все сжималось, руки, губы тряслись.

– Пожалуйста, Джулия, согласись со мной встретиться, я тебе все объясню.

– Я уже сказала, ты опоздала на шесть лет.

Теперь молчала Эбби. Когда она наконец заговорила, голос был грустным:

– Что ж, во всяком случае, я попыталась.

«О Господи!» – подумала Джулия.

– Так плохо? – спросила она.

– Хуже некуда.

«Я знала! Я так и знала!» – думала Джулия, а сама говорила:

– Ладно. Когда и где?

– Ox, Джулия, слава Богу! У тебя, и чем скорее, тем лучше. Сегодня вечером?

– Хорошо. Я обычно прихожу домой в половине седьмого. Я живу…

– Да знаю я, где ты живешь, – перебила ее Эбби. – Спасибо, Джулия. Огромное спасибо. Значит, в половине седьмого. До встречи. – Она повесила трубку.

Джулия почувствовала, что ладони у нее мокрые. Все тело покрылось потом. Она встала, пошла в свою личную ванную комнату и вымыла руки и лицо холодной водой. На белом как мел лице огромные глаза. «Зачем ты возвращаешься? – спросила она свое отражение в зеркале. – Почему позволяешь людям делать, что они хотят? Ты ведь знаешь, добра тут не жди. Брэд поссорился с матерью? Да никогда! Немыслимо! Уж тут явно без землетрясения не обошлось». Неудивительно, что ей кажется, что пол под ее ногами вздымается.

Остаток дня она ни на что не годилась. Так что она смирилась с тем, что день потерян, и ушла из конторы в пять. Она нервничала, злилась, ожидала худшего. Несмотря на расстояние в три тысячи миль, паутина леди Эстер вполне в состоянии дотянуться до Калифорнии и снова запутать ее в своих липких сетях.

Едва она вошла в дом, как зазвонил телефон. Маркус.

– Эй, что случилось, в прятки играешь?

– Тут кое-что произошло.

– Например?

– Сугубо личное.

– Могу помочь?

– Нет.

– Ты в порядке? У тебя голос напряженный.

– У меня все хорошо.

– Поужинаем сегодня?

– Нет. Не могу.

– Что-нибудь личное?

– Да.

– Ладно, молчи, если хочешь. Увидимся позже, да?

– Да.

Кладя трубку, она увидела, что ее рука дрожит. «Дженни, – подумала она. – Я немного побуду с ней».

Они играли с Дженни, уже выкупанной, в ночной рубашке и халатике, когда Ито вошел и объявил:

– Там дама говолить она плиходить вас видеть, миссис Эмоли.

Дженни захихикала. Она всегда веселилась по поводу неспособности Ито произнести звук «р».[13]

– Сейчас спущусь, – сказала Джулия.

– Но мы не закончили игру, – запротестовала Дженни.

– Ты поужинаешь, а я потом приду, и мы доиграем.

– Обещай, скажи, крест на пузе.

Джулия послушалась.

Дженни успокоилась. Она знала, что ее мама обещания всегда выполняет.

Эбби стояла в гостиной с выражением недоверия, смешанного с ужасом, на лице. Она повернулась, услышав шаги Джулии.

– Дворец Шехерезады, не иначе, – заметила она.

Джулия рассмеялась, женщины шагнули друг к другу и обнялись.

– Рада тебя видеть, Джулия, – проговорила Эбби с подозрительно блестящими глазами. – На первый взгляд ты ничуть не изменилась. Как это тебе удается? Ни одной пряди не выбивается.

Ее собственная льняная блузка была сильно измята, на одном чулке спустилась петля, но, когда она знакомым Джулии жестом заправила за ухо прядь волос, Джулия неожиданно почувствовала огромную к ней симпатию. Да и то сказать, ей всегда нравилась Эбби.

– Давненько не виделись, – вздохнула Эбби. – Слишком давно. – Затем в свойственной ей прямой манере она спросила:

– Друзья?

– Друзья. Выпить хочешь? – спросила Джулия.

– Еще бы.

Джулия направилась к резному шкафчику, выполняющему роль бара, а Эбби вежливо заметила:

– Судя по всему, ты преуспеваешь.

– Тут все по вкусу сэра Ричарда Бартона, – засмеялась Джулия. – Я только снимаю, и, если бы мне разрешили, я бы тут все переделала, сверху донизу.

Эбби хихикнула.

– Господи, Джулия, как я рада тебя видеть! Ты совсем не изменилась.

– Только на шесть лет старше.

– Тут ты не одинока. – Эбби взяла бокал. – А ты помнишь, – начала она растроганно, отпивая виски.

– Мое короткое пребывание в семействе Брэдфордов запечатлелось в моей памяти навсегда.

– Ох!

Джулия села на диван в стиле арабских ночей и повернулась лицом к гостье.

– Ты говорила, что хочешь мне кое-что рассказать, – заметила она.

Эбби приложилась к бокалу.

– Ну, как я уже говорила, все случилось в день рождения мамы, и моя сестрица Битси снова распустила свой длинный язык…

Джулия молча и с нарастающим ужасом слушала повествование о праздничном ужине, превратившемся в катастрофу.

– Все было мерзко, – содрогнулась Эбби. – Голос Кэролайн разносился по всему дому. Да и Брэда тоже. Он был в трансе.

Джулия с испугом увидела, что глаза Эбби наполнились слезами, и полезла в карман за носовым платком, который оказался мужским.

– Ох, Эбби, Эбби, – в отчаянии воскликнула она.

– Если бы ты его видела, Джулия. Он пришел ко мне позже, много позже, через несколько часов. Я знала, что он придет, он всегда приходил ко мне, когда ссорился с матерью. К старшей сестре Эбби. – Она вытерла глаза. – Но на этот раз, на этот раз, – рыдала Эбби, – он выглядел как человек, который прошел через весь ад в поисках дьявола и наконец отыскал его в зеркале.

Джулия закрыла глаза.

– Это должно было когда-то случиться, но не так грубо и резко. Он был раздавлен, Джулия. – Эбби продолжала плакать. – Я понимаю, у него было самое длинное детство в истории человечества, но повзросление досталось ему чересчур тяжело.

– Что же ты от меня хочешь? – спросила Джулия.

– Хочу, чтобы ты с ним встретилась, поговорила, рассказала ему, что на самом деле произошло. Он пытается разобраться, чтобы выложить все матери, но он сможет это сделать, лишь если будет знать всю правду, ничего, кроме правды, ты понимаешь? Я знаю, что сказала ему Кэролайн, он мне рассказал, но… – Эбби снова вытерла глаза и оглушительно высморкалась. – Ведь она ему мать, ты знаешь, он обожал ее. Выяснить, что тот человек, которого ты считал стопроцентным идеалом, на самом деле скопище недостатков, к тому же отвратительных, это трудно принять. Он ненавидит себя, ненавидит ее, но в то же самое время его любовь к ней еще не иссякла. Он боится подтверждения, что его подозрения – правда, но он должен все выяснить, прежде чем что-то предпринять. Честно, Джулия, ему сейчас не позавидуешь.

– Где он? – спросила Джулия, не в состоянии больше все это выдерживать.

– Не знаю. После нашего разговора он уехал с фермы, но не сказал куда, чтобы мне не пришлось врать матери, когда она меня спросит, и говорить, что я не знаю, потому что она будет уверена, что я вру, и будет меня терзать, пока я ей не скажу. Он иногда звонит, и последний раз он звонил мне позавчера и просил найти тебя.

– Почему меня?

– Из-за Парижа. Телефонного разговора… того, что он с тобой сделал. Это тоже его мучит. Он должен знать, что действительно произошло тогда.

– Так я уже сказала ему правду.

– Но тогда он никому, кроме матери, не верил.

Джулия машинально крутила бокал в руках.

– Получится, что я бью лежачего, – неохотно заметила она.

– Он считает, что должен быть наказан, – с горечью сказала Эбби. – Он знает, что для очищения нужно пройти сквозь пламя.

– Он изменился, – заключила Джулия.

– Я же говорю, ты бы его не узнала!

Джулия, чтобы укрепить силы, отпила глоток из своего бокала.

– Откуда Брэд знал, что я в Калифорнии, до того, как Битси сказала ему?

– Он тебя видел, – прямо ответила Эбби. – В холле гостиницы дней десять назад, вечером.

Глаза Джулии расширились.

– Он поручил одной фирме узнать все о тебе, – продолжила Эбби, решившись выложить всю правду. – Они сообщили ему о Дженни.

Лицо Джулии окаменело.

– Дженни не имеет к этому никакого отношения, – отрезала она.

– Но мать знает! – воскликнула Эбби.

– Она лжет. Я тебя предупреждаю, Эбби, пусть она хоть только посмотрит в сторону Дженни, я ее достану! Я уже сейчас не никто, как раньше. У меня есть и власть, и деньги, и влияние. Если она хочет выносить сор из избы, видит Бог, я ей такую кучу нагребу…

– Видит Бог, она ничего не знает насчет того, что я здесь, где Брэд и все такое. Она сходит с ума, всех нас на стенку загнала своими припадками ярости. Брэд исчез, и она не может этого вынести!

– Откуда ты знаешь, что она не приставила к тебе сыщика? – жестко спросила Джулия.

– Брэд меня предупредил, так что я приняла меры предосторожности. Она считает, что я в Вашингтоне, покупаю лошадь. А я кружным путем прилетела сюда. Сначала в Каспер, потом в Чикаго, и уж затем сюда. Не стану скрывать, Джулия, мне потребовались горсть либриума и два двойных виски, чтобы заставить себя подняться по трапу.

Джулия сжала руки Эбби.

– Скажи ему правду, Джулия, что на самом деле произошло в Париже. Кстати, а что в самом деле произошло?

Джулия минуту смотрела на нее невидящим взглядом и потом повторила все дословно, потому что события тех дней врезались ей в память навечно. Как ей велели забрать двенадцать стульев и какой разговор за этим последовал.

– Знаешь, это было похоже на те сцены, какие иногда бывают в пьесах и фильмах. Ну, когда ты слышишь только то, что говорит актер, а то, что он должен слышать, ты себе воображаешь. Так и тогда. Ни один ее ответ не имел смысла. Я решила, что виной тому плохая связь.

– Да нет, – медленно возразила Эбби. – Это и в самом деле была сцена из спектакля. И аудитория у матери – лучше не придумаешь: Битси. – Она тяжело вздохнула. – Тебя подставили, точно. Кэролайн сказала правду.

– Да она-то откуда знает?

Эбби пожала плечами.

– Они с матерью выступали заодно, так ведь? Она знает, что мать от тебя избавилась. – Она снова вздохнула и покачала головой. – Такая паутина.

– И на этот раз я тут решительно ни при чем. Пусть твоя мать мою жизнь с ищейками рассматривает, она не найдет ничего, что бы могла против меня использовать.

Эбби уставилась в пустой бокал.

– Значит, ты не спишь с Маркусом Левином?

Джулия поставила бокал с таким стуком, что Эбби поморщилась.

– Я же сказала, Брэд собрал о тебе данные, – Покраснев, она продолжила: – Он увидел тебя, и началась своего рода цепная реакция. Он просил меня узнать от тебя правду…

– Он в этом доме пользуется спальней, и вовсе не моей! Дом на отшибе, в Калифорнии неспокойно, вот он и предложил себя на роль мужчины в доме, а мне это показалось неплохой мыслью. И все, можешь мне поверить!

– Откуда ты его знаешь? – спросила Эбби с облегчением, все еще испытывая любопытство.

Джулия рассказала.

– В том, что я несколько преуспела, его большая заслуга. Он очень любит деньги, а я плачу ему долю от всего, что зарабатываю.

– Да, – улыбнулась Эбби, – Маркус всегда любил деньги.

Что-то в молчании собеседницы заставило ее виновато вздрогнуть. Один взгляд на лицо Джулии, и она поняла свою ошибку.

– О, черт!

– Ты знаешь Маркуса?

Эбби неловко сказала:

– Лет десять – двенадцать назад он работал на мать.

– Что? – Джулия резко встала.

– Слушай, Джулия…

– Работал, ты говоришь?

– Она его уволила. Он пытался украсть, и она поймала его с поличным.

– Маркус!

– У него дорогостоящие привычки. Он ведь игрок по натуре.

– Маркус – игрок!

– Ну ты же знаешь, он ставит на все, что ни попадя!

– Я знаю, он любит лошадей и карты, но… – Джулия возбужденно ходила по комнате. – О Господи! – произнесла она голосом, в котором слышалось страдание.

– Подожди минутку… – Эбби встала, протянув руку.

– Если он игрок, часто проигрывает, то откуда у него деньги, чтобы поддержать меня? Он тысячи потратил, прежде чем я начала работать. Я скажу тебе, где он взял деньги. У твоей мамочки, будь она проклята!

– Ты спешишь с выводами…

– Его посадили за воровство?

– Нет, мать не подала в суд. Он ей был симпатичен, он единственный смел ей возражать…

– Видишь! – В голосе Джулии слышалась боль. – Она снова меня подставила! Маркус время от времени исчезает, ссылаясь на дела, но все эти дела у него здесь, в Штатах. – Она смотрела на Эбби горящим взглядом. – Он ездит, чтобы отчитаться перед твоей мамашей. Он докладывает ей обо всем, кого я видела, что делала, все до мелочей. Он – шпион твоей матери. – Джулия упала на диван. – Именно поэтому он регулярно ездит в Штаты. Отчитываться! – От сознания, что ее снова предали, Джулию едва не тошнило. – Он – соглядатай, грязный, лживый жулик и соглядатай! И надо же, я нашла, кому довериться! Маркусу Левину! – Она молитвенно закрыла глаза. – Благодарю тебя, Господи, что я не пустила его к себе в постель!

– Слушай, попридержи лошадей, – попыталась Эбби уменьшить ущерб, нанесенный самолюбию Джулии. – Ты Бог знает что напридумывала. Где у тебя доказательства?

– Не надо мне никаких доказательств! Я ручку твоей мамаши за милю чувствую. Она приставила ко мне Маркуса из-за Дженни, чтобы собрать на меня всякую грязь и объявить, что я плохая мать. Именно поэтому она отрицала отцовство Брэда, ее не устраивало, чтобы он все узнал на том этапе. Вот когда она отняла бы у меня Дженни, она преподнесла бы ее ему с милой улыбкой и словами: «Посмотри, дорогой, какой сюрприз тебе мамочка приготовила!» – В голосе Джулии слышалась ярость.

– Значит, ты должна сказать Брэду, – решительно заявила Эбби. – Такие вещи ему обязательно надо знать. Что все гадости, которые делала и собиралась сделать мать, она делала в своих собственных целях, а вовсе не его.

– Вот разберусь с Маркусом и с удовольствием сообщу Брэду все, что он захочет узнать!

– Нет! – резко возразила Эбби, заставив Джулию замолкнуть на полуслове. – Скажешь ему, он сразу поймет, что раскрыт, и немедленно доложит об этом матери! Нет, Маркус не должен ни о чем догадываться. Мы должны действовать осторожно, Джулия, чтобы у нас два плюс два всегда было только четыре.

– Но все сходится! Разве ты не видишь? Все совпадает. Он явился ко мне всего через несколько месяцев после Парижа! Господи, а у меня даже и подозрения не мелькнуло! Она опять сделала из меня полную дуру!

– Мать считает дураками всех, кроме себя, – без всяких эмоций заметила Эбби. – Только не дури Брэда, об одном прошу.

– Будь у меня возможность, я бы ему такого понарассказала! – неосторожно пообещала Джулия.

– Когда и где?

Джулия растерялась. Она не ожидала такой мгновенной реакции.

– Он просил передать, что встретится с тобой в любом месте и в любое время.

Джулия мысленно чертыхнулась, проклиная свой длинный язык.

– Мне нужно в следующий четверг быть в Сан-Франциско, – неохотно призналась она. – Если он сможет встретить меня там…

– Сможет.

– Я остановлюсь на ночь в «Хиатт Ридженси». Если бы он подъехал туда…

– Куда скажешь.

– Скажи, я буду ждать внизу, около большого бассейна. В шесть часов в пятницу.

– Поняла. Шесть часов, в пятницу, у бассейна, – повторила Эбби. Ее улыбка тронула сердце Джулии. – Спасибо.

– Мама! – Обиженный голос заставил их обеих разом взглянуть вверх, на площадка верхнего этажа. Там стояла Дженни. – Я ждала и ждала, а Барбара говорит, скоро спать пора.

– Извини, маленькая, я сейчас иду.

Но Дженни смотрела на Эбби.

– Привет, – сказала она прямо, по-брэдфордовски. – Ты кто?

– Старая приятельница твоей мамы. Спускайся и поздоровайся, – улыбнулась Эбби.

Дженни быстренько спустилась с лестницы и потопала к Эбби, нисколько не смущаясь, наоборот, с удивительной самоуверенностью.

– Как поживаете? – вежливо, как ее учили, спросила она, протягивая руку.

– Много лучше после того, как увидела тебя, – быстро призналась Эбби. – Надо же, да ты уже совсем большая, сколько тебе, пять?

– В мае будет шесть, – доброжелательно поправила Дженни. От ее улыбки у Эбби перехватило дыхание. Она столько раз видела эту улыбку на лице брата. – Я для своего возраста крупная. – Ее спокойный апломб сразу заставлял вспомнить Эстер Брэдфорд.

На лицо Эбби стоило посмотреть, особенно когда Дженни продолжила:

– А ты тоже крупная, да?

– Дженни! – одернула Джулия, но закусила губу, чтобы не рассмеяться.

– Всегда была такая, – весело призналась Эбби.

На лестничной площадке появилась Барбара.

– Беги наверх, маленькая. Я через пять минут приду, обещаю.

– Ты уже это говорила, – не поверила Дженни.

– Мы заболтались, – виновато извинилась Эбби. – Знаешь, как бывает со старыми друзьями.

Дженни внимательно посмотрела на нее.

– Ты и правда старая, верно? – спросила она.

Эбби закашлялась, прикрывая рот ладонью. Справившись со своим голосом, Джулия скомандовала:

– Сейчас же наверх. Но сначала попрощайся с миссис Эмори.

– Ито назвал тебя миссис Эмоли, – хихикнула Дженни.

– Меня и похуже обзывали, – весело сообщила ей Эбби. – Поцелуешь меня на прощание?

Дженни вопросительно взглянула на мать, которая сказала:

– Было бы очень мило с твоей стороны.

Дженни подошла к Эбби, наклонившейся к ней со своей значительной высоты, и поцеловала подставленную щеку.

– Знаешь, – Эбби протянула руку к сумке, – когда я была маленькой, я ездила в Англию навестить родственников, так там у меня жил дядя, который всегда дарил мне хрустящую новенькую бумажку в пять фунтов. Ну, пяти фунтов у меня с собой нет, но зато есть новенькие, хрустящие десять долларов. Как раз равносильно пяти фунтам. Ты не будешь возражать, если я тебе их подарю?

Дженни быстро взглянула на мать, которая слегка кивнула.

– Ой, спасибо большое, – воскликнула она восторженно, держа бумажку обеими руками. Затем повернулась и бросилась по лестнице к Барбаре, размахивая десятью долларами. – Смотри, Барбара, мне та тетя дала десять долларов, это стоит пять фунтов! Правда, добрая тетя?

Они прислушивались, пока ее голосок, рассказывающий, как она их потратит, постепенно не смолк за поворотом коридора.

– Брэдфорд, насквозь Брэдфорд, – возвестила Эбби гордо. – И не только с виду – Она покачала головой. – Слава Богу, подруга Битси видела ее лишь мельком. – Она повернулась к Джулии и снова обняла ее. – У тебя снова все козыри на руках, Джулия. Ты уже осветила некоторые темные углы. Я надеюсь, Брэд сможет выбраться из этой паутины после того, как поговорит с тобой. Если он не сможет быть в пятницу, я тебе позвоню, чтобы предупредить. Если ты от меня ничего не услышишь, значит, все в порядке, хорошо?

Джулия кивнула.

– И тем временем не суетись и не торопись. Не высказывай своих подозрений, держи язык за зубами. – Она приложила палец к губам и засмеялась. – Слава Богу, мы еще можем смеяться. Куда лучше, чем плакать. – Она быстро обняла Джулию и поплыла к дверям.

Всю ночь Джулия ворочалась с боку на бок. Ей казалось, ее душа разрывается на части. И не столько из-за того, что случилось с Брэдом, сколько из-за подлого предательства Маркуса. То, что он врал ей с самого начала, потрясло ее. Он ей нравился, она ему доверяла, считала другом. Слава Богу, что, несмотря на его постоянные приставания, она с ним не переспала. Разумеется, ему велено было пытаться. «Сволочь! – подумала она в бешенстве. – И эта сука!» Она чувствовала себя униженной. По правде сказать, она не могла сама разобраться, кто беспокоил ее больше, Брэд или Маркус. По крайней мере, решила она, по справедливости надо сказать, что Брэд никогда не лгал умышленно. Что заставило ее живо представить себе, как он должен сейчас себя чувствовать, узнав, что мать предавала его. Это не идет ни в какое сравнение с ее переживаниями по поводу Маркуса. Впервые, через свою боль и волнение, она стала понимать боль и тоску другого человека.

Она поняла, что все равно не заснёт. Встала, надела халат, спустилась в кухню, сварила кофе и сидела, размышляя, пока не рассвело.

Маркус позвонил на следующее утро и сообщил, что он пару дней будет занят.

– Роль в фильме для певца. Цифра с многими нулями в контракте.

– Можно подумать, ты эти нули не обожаешь!

– Что-то я не слышал, чтобы и ты жаловалась на их избыток.

– Разумеется, нет. – «Спокойнее», – подумала Джулия.

– Позвоню через пару дней.

– Обязательно, – согласилась Джулия, придумывая, как она его обзовет при случае.

Но он позвонил в четверг утром и сообщил, что должен лететь на восток.

– Что-нибудь случилось? – как бы между прочим спросила Джулия, но вся замерла в напряжении.

– Ничего страшного, но мне надо там быть.

– Неприятности? – «Так тебе и надо», – подумала Джулия.

– Да там с деньгами путаница, сама знаешь, как это бывает.

«Это означает, что от тебя потребовали отчета», – подумала Джулия.

– У тебя-то все в порядке? – спросил Маркус.

– Как и у тебя, ничего такого, с чем я не могла бы справиться, – ответила Джулия, давая себе мысленную клятву разделаться с ним самым мучительным для него способом.

– Позвоню, когда вернусь, ладно?

– Жду не дождусь.

Он полетел, чтобы предстать пред светлые очи Ее Величества; она каждым нервом чувствовала, что не ошибается. Исчезновение Брэда, пo-видимому, толкнуло леди Эстер на крайние меры. Указания, данные в последнюю минуту? С Джулией тоже так случалось. Она не знала, откуда что бралось, но никогда не ошибалась. И сейчас перед отлетом в Сан-Франциско она дала строжайшие инструкции Барбаре касательно Дженни.

Пятница, можно считать, пропала зря. Она не могла отделаться от мыслей о Брэде и их предстоящей встрече весь день, пока бродила по выставкам мебели, пытаясь принять правильное решение. Обычно ей нравилась такая работа, но сейчас она нервничала – причем чем дальше, тем больше, поминутно взглядывая на часы. В половине пятого она не выдержала и вернулась в гостиницу, чтобы привести себя в порядок. Она не торопясь и с наслаждением приняла ванну в надежде, что это поможет ей расслабиться, причем щедро налила в воду ароматного масла. Позже она воспользуется такими же духами.

Неизвестно почему, возможно, из вредности, она решила надеть черное. Вспомнила, наверное, ироническое замечание Дрекселя Адамса во время ее первой встречи с леди Эстер. Но, надев платье, начала сомневаться. Не подумает ли Брэд, что она в трауре? По нему? По их браку? Но черный цвет всегда ей шел, хорошо оттенял ее кожу, делал ее перламутровой, а волосы огненными. И Брэду она нравилась в черном. Как ни крути, все плохо, сердито подумала она. А, к черту все, решила она и осталась в черном платье. И похвалила себя за принятое решение, обозрев свою фигуру в зеркале. Платье было из черного крепа от Ханы Мори. На ноги она натянула тоже черные нейлоновые чулки со швами, пристегивающиеся к поясу с резинками, и сандалии на высоких каблуках, с ремнями крест-накрест, охватывающими лодыжки. Небольшая сумочка, жемчужные серьги, идеально подкрашенное лицо, зачесанные наверх волосы, за исключением нескольких прядей на шее и лбу, немного духов – и она готова. Она сознавала, что в глубине души хочет наказать его, преподнеся себя как подарок, только теперь предназначающийся не ему. Он же может лишь смотреть. И, возможно, понять, от чего он отказался. Она позвонила в ресторан и попросила принести в номер двойную порцию виски с лимоном.

19

Брэд занял позицию в углу огромного бассейна, вода в котором напоминала блестящий целлофан, ровно уходящий через покатые края в густую зелень. С того места, где он стоял, ему хорошо были видны лифты – стеклянные пузырьки, которые, подобно бегунку на логарифмической линейке, скользили вверх и вниз по прозрачному стакану. Как обычно, вокруг стоял шум, но он ничего не слышал. Два оркестра соревновались друг с другом, звенели ножи-вилки и посуда в двух ресторанах, звякал лед в стаканах в баре, люди громко переговаривались, какая-то женщина смеялась. Все в нем сосредоточилось на ожидании.

Он увидел ее сразу, стоило ей выйти из лифта. Мужчины расступались перед ней и провожали ее глазами. Она шла к нему, вскинув голову, расправив плечи, широко ступая длинными ногами, – он так хорошо помнил ее походку, – не обращая внимания на взгляды и зазывные улыбки. Выражение ее лица было, как он выражался, «на публику», то есть говорящее об отсутствии каких-либо шансов у «охотников» – спокойное, отрешенное, прохладное, как хороший мартини.

Когда он вышел из тени нависающей зелени навстречу ей, она мгновенно остановилась. Она не издала ни звука, но ее глаза, такие же огромные и дымчатые, как раньше, расширились, а черные зрачки сузились. Мгновение они смотрели друг другу прямо в глаза, а потом он услышал свой голос:

– Привет, Джулия. Давненько не виделись.

Она кивнула, и он заметил, что она судорожно сглотнула. Она нервничала не меньше него, понял он. И немного успокоился.

– Очень мило с твоей стороны было согласиться прийти, – продолжил он.

Она кивнула.

Она все еще молчала, стояла, пока он жадно разглядывал ее. Как всегда, она ощущала этот взгляд как прикосновение пальцев. Нервы у нее были напряжены до предела.

– Ты не изменилась, – сказал он наконец с изумлением.

«Но ты изменился!» – расстроено подумала Джулия. Ему сейчас тридцать семь, но выглядит он на сорок пять. Маленькие морщинки от смеха превратились в глубокие борозды, появилась масса новых вокруг четко очерченного рта. Глаза цвета морской волны стали тусклыми, как будто нуждались в чистке.

И еще новой была в нем неуверенность, с которой он произнес:

– Я подумал… выпьем перед ужином?

– Да, выпьем. Но боюсь, поужинать я не смогу. Мне надо успеть на самолет в восемь тридцать.

– А! – Он явно огорчился, да и в голосе это чувствовалось, причем настолько, что Джулия, помимо собственной воли, предложила:

– Пойдем во вращающийся ресторан наверху? Мне очень нравится вид на город оттуда.

– Прекрасно.

Он не взял ее под руку, когда они направились к лифтам, и вообще старался держаться на расстоянии. Старался не навязаться, не давить на нее.

В полутемном фойе ресторана их спросили, будут ли они ужинать или только зашли выпить коктейль. Услышав, что они не собираются ужинать, метрдотель подозвал официантку, которая провела их к столику у стены. Когда они сели друг против друга, то заметили, что стена медленно поплыла мимо.

– Правда, замечательный вид? – воскликнула Джулия. – Я всегда сюда прихожу, когда бываю в Сан-Франциско. Мне здесь значительно больше нравится, чем в Лос-Анджелесе. – Она скорчила гримасу. – Там одни предместья, а города не видно.

Она отдавала себе отчет, что безудержно болтает, старается поддержать разговор, полностью находясь под влиянием этого совсем нового, но такого знакомого человека.

– Все оставляют свои сердца в Сан-Франциско, – сухо заметил он. – Ты – не исключение, во всяком случае, в этом смысле.

Джулия поспешно постаралась закрыть пробоину.

– Ты его хорошо знаешь?

– Вполне. У меня здесь много друзей.

Она подавила желание спросить, где он остановился… где прячется от матери. Но ее сковала странная робость. Ей трудно было смотреть в эти мутные глаза, которые когда-то сияли, как солнце над морем. Она знала его лучше, чем какого-либо другого мужчину, но сидящего напротив нее человека она не знала совсем. Он действительно изменился, и не только внешне. Он так сильно постарел. Да, именно в этом дело. Тот Брэд был мальчиком, этот стал мужчиной. Как сказала Эбби, он повзрослел, причем наиболее мучительным способом. И это чувствовалось. Снова она ощутила, как вернулась боль, которую она испытала, сидя за кухонным столом несколько вечеров назад, боль потери и предательства. Но в случае с Брэдом все усиливалось в тысячу раз. Ведь Маркус был просто другом, а Брэда предала его собственная мать.

Молчание затягивалось, становилось неловким. Их выручила официантка.

Брэд заказал виски, а Джулия коктейль Май-тай.

– Мне этот коктейль здесь больше всего нравится, – призналась она Брэду.

– Ты никогда не любила выпивку.

– Я и сейчас не люблю, но этот коктейль мне нравится.

Брэд вытащил сигареты.

– А я все еще и не курю, – сказала Джулия, заметив, когда он прикуривал сигарету, что пальцы у него пожелтели от никотина. Он увидел, что она это заметила.

– Нелегко тебе?

– Да. – Джулия порадовалась возможности ответить честно и почувствовала, что напряжение спадает.

– У меня впечатление, что мы пытаемся друг до друга докричаться через Большой каньон, а не через маленький столик.

– Шесть лет – немалое расстояние.

– Прибавь к этому нервы.

Уже лучше, теперь он напоминал ей Брэда, которого она знала.

– Мне потребовалась вся сила воли, чтобы встретиться с тобой лицом к лицу после всего, что я натворил. – В голосе явно чувствовалась дрожь, та самая, которую она так хорошо помнила и которая говорила о его неуверенности. И еще он непрерывно вертел в руках зажигалку, подбрасывал ее вверх, ловил и снова вертел. Джулия внезапно почувствовала укол совести: она так сосредоточилась на своих переживаниях, что совсем забыла о его чувствах. Одно это как-то сразу приблизило его к ней. Как через увеличительное стекло, она увидела, как он волнуется, как боится, каким виноватым себя ощущает. Да, он повзрослел. Питер Пэн навсегда оставил свою сказочную страну и теперь с трудом приспосабливается к суровым реальностям жизни.

– Эбби тебе… обо всем рассказала? – наконец спросил он.

– Да.

Последовала еще пауза, во время которой он смотрел в окно, но взгляд его, скорее, был обращен внутрь.

– Я давно должен был сообразить. Давно. Только я старался все замести под ковер, с глаз долой. Один Бог знает, как это я умудрялся не спотыкаться об эту кучу. – Он глубоко затянулся. – Наверное, уже поздно, но я все равно хочу попросить у тебя прощения, Джулия. Поверь, мне ужасно жаль, это все не те слова, но мне действительно отчаянно жаль. Ты, верно, думаешь, что я заслужил все, что со мной за это время случилось, и это так, но… – он глубоко вздохнул, – мне сейчас нужна дружеская рука, а твоя всегда была самой сильной.

Он выговаривал словах такой осторожностью, будто боялся, что они могут разбиться, но именно его честность заставила Джулию произнести мягко и, что удивительно, совершенно искренне:

– Я пришла не для того, чтобы судить себя, Брэд. Я пришла потому, что Эбби сказала: тебе нужна моя помощь.

Он откинулся назад, чтобы не мешать официантке ставить на стол напитки. Когда та отошла, он заговорил:

– Все равно, после того, что я с тобой сделал, ты могла и не согласиться. – Пауза. – Разве мог я рассчитывать, что ты станешь принимать во внимание мои чувства?

Джулия неловко передернула плечами.

– У тебя были… причины.

– Верно, но мы здесь обсуждаем не материнские грехи, а грехи вечного младенца. – Джулия проглотила комок в горле, а он тем временем продолжал: – Ты никогда не умела прощать, как я помню. Самое большее, давала один шанс, но если бы ты могла…

– Чего конкретно ты от меня хочешь? – спросила Джулия, не в состоянии больше выносить эту муку.

– Услышать твою аргументацию… и сравнить с моей.

– Зачем? Увидеть разночтения?

Его лицо вспыхнуло, и Джулия мысленно дала себе пинка за то, что распустила язык.

– Да, но не с твоей стороны.

– Хорошо. С чего мне начать?

– Где все кончилось. С Парижа. Не могла бы ты рассказать мне, что именно говорила тебе мать, включая первый разговор?

Джулия еще раз повторила рассказ. Он слушал молча, но она видела, что, когда он погасил в пепельнице сигарету, сделал это с такой силой, что от сигареты остались клочья.

– Спасибо, – без всякого выражения проговорил он, когда она замолчала.

Затем поднял на нее глаза. Его взгляд заставил ее вздрогнуть.

– Прости меня, Джулия. Я заслужил то, что случилось со мной. Ты же пострадала безвинно.

И снова боль и честность в его глазах побудили Джулию сказать:

– Тут и я не без вины. Меня предупреждали насчет твоей матери с самого начала.

– Мне надо было прислушаться к тебе. Салли Армбрустер, так?

– Да. В то воскресенье, когда она пригласила нас выпить. Она предупредила, что твоя мать не смирится ни с одной женщиной, если та попытается забрать тебя у нее. Мне казалось, она просто ревнует, она все еще тебя любила, это чувствовалось. И ненавидела тебя за то, что ты ее не любишь. Так или иначе, я решила, она просто хотела сказать мне гадость. Но потом… – Джулии стало грустно, столько шансов упущено. – Если бы ты мне сказал.

– Что? Что я эмоционально полностью подчинен своей матери? – Он выпил виски одним глотком. – Не забывай, я воспитывался в неколебимой вере в нее.

– Которую теперь потерял?

– Вместе со всем остальным. Не подумай, что я стараюсь найти замену. Не надо. Как можно кому-то поверить, если не веришь самому себе? Но мне хотелось бы объяснить тебе, если ты позволишь, как я обрел эту веру.

Она нерешительно заметила:

– Мне кажется, я уже знаю… теперь.

Со вновь обретенным умением понимать то, что происходит в ее душе, он прочитал правду в глазах и голосе Джулии и спросил:

– Дженни?

– Да. – Она еще поколебалась. – Насчет Дженни…

– У тебя есть полное право прятать ее от меня. Зная мою мать… Но лучше расскажи, как она помогла тебе понять меня.

– Я стала матерью. У меня своей, считай, не было, так что я не могла сравнивать, судить, оценивать. Моя тетка только несла за меня ответственность – ни больше и ни меньше. Меня хорошо кормили, хорошо одевали, прилично учили. Но я никогда не видела от нее любви. Мне понадобилась Дженни, чтобы понять, что я потеряла.

– Тогда ты поймешь, если я скажу, что с самого моего рождения моя мать была для меня единственным светом в окошке. Идеал матери. Безукоризненная во всем. Она была моей жизнью, всем моим миром. В какую бы сторону ни стоило мне повернуться, она была тут как тут. Любила меня, защищала, помогала. Она ради меня готова была рисковать жизнью и всегда подчеркивала, что сделает это охотно снова и снова. Без конца повторяла, что нет ничего такого, на что бы она ради меня ни пошла. – Брэд помолчал. На его лице было написано такое невыносимое страдание, что Джулия отвела взгляд.

– Такая любовь… коварна, – продолжил он, слепо уставившись в свой бокал. – Но обнаружить, что она к тому же извращена, перевернута, даже нездорова… этого принять невозможно. Но я должен это сделать, потому что из-за этой любви, во имя этой любви она делала ужасные вещи.

Он весь окаменел. Джулия, отвернувшись, смотрела в окно. Слезы жгли ей глаза.

– Я должен смириться, что моя мать, которая, как я считал, ничего не боится, настолько страшилась потерять меня, что готова была пойти на все, на любую подлость, только бы удержать меня. – На этот раз он поднял пустой бокал и оглянулся, разыскивая официантку. – Но хуже всего то, что где-то в самой глубине души, так глубоко, что почти и не видно, я все понимал. И использовал эту любовь в своих собственных целях.

На этот раз молчание затянулось настолько, что Джулия повернула к нему голову, усиленно моргая, чтобы он не заметил ее слез, и стараясь проглотить комок в горле.

– Ты меня сразу верно определила: маленький распущенный мальчик, испорченный до мозга костей и уверенный, что мать заплатит за все его проделки. – В голосе звучала горечь. – Я даже тебя использовал. Тебя, в которой, как я считал, я нашел тот нож, которым смогу разрезать свои путы. Я говорил правду, утверждая, что нуждаюсь в тебе. Зря я не сказал тебе почему.

Джулия склонила голову под тяжестью этой болезненной истины.

– Я знаю, я говорил, что между нами должна быть только правда, но я имел в виду правду с твоей стороны, сам же я продолжал себя обманывать. Ты же была предельно искренней. Я должен был знать, да и, пожалуй, знал, что ты говорила правду, утверждая, что между тобой и Шамбреном ничего нет, что он не твой любовник. Но я не мог тогда ясно соображать, я вообще не соображал, только чувствовал.

– Ты всегда руководствовался чувствами, – сказала Джулия. – Думать приходилось мне. До умопомрачения. Все старалась разложить по полочкам, даже мою любовь к тебе.

– Знаю. Я иногда замечал, как ты за мной наблюдала со странным выражением лица. Как будто думала: «Что он здесь делает?»

– Вот видишь, – заметила расстроенная Джулия, – я была права, когда говорила, что это не только твоя вина.

– Но ты не понимала, что такое любовь, верно?

– Да, мне не приходилось с ней до этого сталкиваться.

– Наверное, поэтому ты не смогла справиться с моей.

Джулия открыла было рот, чтобы ответить, но промолчала.

– Иногда, – продолжил Брэд, – у меня создавалось впечатление, что ты предпочла бы быть где угодно, но не со мной. Что ты жалела, что вышла за меня замуж, считала меня ошибкой, сделанной под горячую руку. – Пауза. – Но ведь мы иногда слишком горячились, верно?

Джулия не смогла ответить, горло перехватило, и она лишь кивнула.

– Ты тоже так считаешь? – Он знал ответ, но хотел его услышать.

– Да. Я все пыталась найти рациональное объяснение абсолютно нерациональным вещам. Я не могла принять, что нет никакой причины, и изо всех сил старалась отыскать ее. – Она взглянула ему прямо в глаза. – Именно поэтому я и предала тебя. Я чувствовала себя в большей безопасности, когда занималась делом, тогда как с тобой я становилась кем-то мне незнакомым, делала несвойственные мне вещи. Во всяком случае, я так считала. Разумеется, это было не так, просто проявлялись такие черты моего характера, которые я отказывалась принять.

Все еще глядя ей в глаза, он сказал:

– Выходит, ты училась на своих ошибках, если можешь их признать.

– Надеюсь.

Она с трудом отвела от него глаза и снова склонила голову.

– Эбби рассказала, что у тебя теперь свое дело, – заметил Брэд, меняя тему. Это заставило Джулию поднять голову.

– Я знаю, ты собирал обо мне сведения, – прямо заявила она. Его бледное лицо порозовело. – Таким образом, ты знаешь, что у меня теперь своя фирма по оформлению интерьеров, много заказов и что я сейчас приступила к выполнению самого большого.

– Ты заслужила успех. Я всегда знал, что ты талантлива. – Он помолчал. – А Маркус Левин? Какое он имеет ко всему этому отношение?

– Только не к моей личной жизни!

Его лицо налилось краской.

– Я вовсе не имел в виду…

– И правильно делал.

– Да нет же, – проговорил он тихо. – Просто я его знаю.

– Эбби что-нибудь тебе рассказывала о наших отношениях?

– Только, что у вас совместные дела.

– Он был моим спонсором, – объяснила Джулия. – Используя деньги твоей матери.

Она заметила, как вспыхнули его тусклые глаза, как будто его ударили ножом.

– Расскажи.

Она послушалась.

– Но у тебя нет настоящих доказательств? – спросил он, закуривая очередную сигарету. На этот раз его руки тряслись еще заметнее.

– Мне не нужно доказательств. Я знаю.

– Ты ему что-нибудь говорила?

– Нет. Эбби отсоветовала.

– Я рад, что ты не сказала. – Глаза их снова встретились. – Мне очень жаль.

Она поняла, что он имеет в виду.

– Я считала его другом. Он появился в такое время, – теперь-то я это понимаю, – когда друг мне был особенно необходим. Он сумел… возродить мою веру в себя как специалиста. Я ему доверяла… – Как она ни старалась сдержаться, голос ее дрогнул.

– Ему нельзя доверять. Теперь я знаю.

– Я тоже. Он – Иуда.

– Кто же тогда я – блудный сын?

– Я же сказала, я тоже не без вины. Если бы я послушалась предупреждений…

– У Салли были на это основания. С ней я тоже скверно обошелся. Она хотела выйти за меня замуж, но я не хотел на ней жениться. Она настаивала, и тогда я пошел к матери. Армбрустеры делали для нас электронные детали, зависели от нас семьюдесятью процентами своего бизнеса. Мать заявила Роджеру Армбрустеру, что или он освободит меня от Салли, или она разрывает контракт. – Его глаза потемнели. – Видишь, разве мог я тебе рассказать такие вещи?

– Жаль, что ты не попытался. Возможно, тогда я смогла бы быть честной сама с собой. Например, признать, что я подделка. Что я совсем не та, за кого ты меня принимал, что я не в состоянии отдать себя целиком, связать себя полностью. Меня это ужасало. Одиночество для меня не наказание, я так себя надежнее чувствую. Так никто не может сделать мне больно. Ты один смог, и это напугало меня, потому что ты превратил меня в женщину, которой я не знала, с которой не могла справиться, – хуже, которую я не могла контролировать. Именно поэтому я и искала рациональное объяснение всему происходящему. Я всегда отлично ориентировалась в жизненных реальностях, здесь же речь шла о чувствах. Они меня пугали. Как пугали твои отношения с матерью. Я знала, там что-то не так, но боялась лезть вглубь, пытаться что-то выяснить. Страшилась того, что могла обнаружить. Говорила себе, что лучше не вмешиваться, а это значит, я боялась, что таким образом могу разрушить наш брак. Это освобождало меня от ответственности за его исход… Я была, – закончила Джулия, вспомнив нелестный, но совершенно точный портрет, нарисованный Крис, – эмоциональной трусихой. – И она решительно сделала вывод не в свою пользу. – Так что и я должна сказать, что мне очень жаль.

И пока они смотрели друг другу в глаза, Джулия поняла, что он, как и она, знает, что война окончена, хотя кое-какие сражения еще идут.

– Твоя мать верно меня оценила, иначе ей бы никогда не удалось сделать то, что она сделала. Да, она видела меня насквозь. Лучше, чем я сама.

– Ты тоже бродила впотьмах, – произнес Брэд. Джулия вспомнила последние шесть лет, наполненных успехом, благополучием и Дженни, но все равно ответ ее был правдив:

– Да.

– Ты изменилась, – заметил Брэд.

– Надеюсь.

Пережив боль и став более чутким, он перевел разговор на менее острую тему.

– Расскажи мне о Дженни. На кого она похожа?

– На тебя.

– На меня!

– Не только внешне. Я узнаю тебя в ней во многом. Она как ртуть, ты тоже таким был – только что радовалась, уже грустит; беспокойная, настроение часто меняется, очаровательная, раздражающая… Но я ни за что в мире не хотела бы, чтобы она изменилась. Она – весь мой мир.

– Может быть, когда-нибудь… ты разрешишь мне посмотреть на нее?

– Воскресенье подойдет?

Брэд смотрел на нее широко открытыми глазами.

– Мы собирались в Диснейленд. Дженни твердо убеждена, что это то место, куда уходят маленькие девочки после смерти. Если бы ты приехал туда к десяти часам…

– Куда?

– Ну, когда пройдешь турникеты, там есть арка у станции железной дороги. Через нее ты выйдешь на главную улицу, это самое любимое мое место. Пройдешь немного и увидишь прекрасную модель магазина образца 1910 года. На углу есть цветочный киоск, там собраны все звери Диснея, чтобы с ними можно было сфотографироваться.

– Я там буду.

Джулия опустила глаза в бокал, не в силах вынести его взгляда.

– Давай я закажу тебе новый коктейль, у тебя лед растаял.

Когда официантка ушла, Брэд признался:

– Я и не смел надеяться. Спасибо тебе.

– Она и твоя дочь, – ровным голосом проговорила Джулия. – Я была бы плохой матерью, если бы лишила ее отца возможности с ней общаться.

– Я бы не посмел тебя винить, если бы ты так поступила. Но будь уверена, я не позволю матери причинить ей хоть малейший вред.

– Ты не должен забывать, что она не только знает о Дженни, но, я уверена, следит за ней. Именно поэтому и появился Маркус. Если она сможет доказать, что я плохая мать, живу с человеком, которого выгнали с работы за воровство…

– Не сможет, – заверил Брэд. – С этого мгновения мать не имеет к нам никакого отношения. Это точно, Джулия.

– Замечательно, что ты так считаешь. Но ведь у нее всегда свои планы.

– У тебя есть все основания для подозрений, но сейчас все по-другому. Я сам другой. – Опять, сознавая, что он скользит по тонкому льду, Брэд переменил тему. – Скажи мне, чего мне ожидать от воскресенья? – спросил он.

– Мозолей на ногах.

Брэд впервые за весь вечер рассмеялся.

– Я не шучу. Ей удержу нет. Дженни могла бы решить всемирную энергетическую проблему.

– Как же ты тогда справляешься?

– Твердой рукой, двумя твердыми руками, моей и Барбары.

– Ты ведь всегда была поклонницей жесткой дисциплины, особенно самодисциплины.

– Да ты оглянись вокруг: недисциплинированные дети превращаются в недисциплинированных взрослых. Дженни не будет воспитываться по доктору Споку!

– Мама шлепает дочку? – усмехнулся Брэд.

– Когда необходимо. У нее сильная воля. Если я ей позволю, она всех приберет к рукам. И хотя я не согласна на сто процентов с моей теткой, что детей не должно быть видно и слышно, я также не считаю, что их следует распускать. Я держу ее на длинном поводке, но из рук его не выпускаю.

– Эбби сказала, в ней уже чувствуется характер.

«Да, твоей матери», – подумала Джулия, но решила, что это он пусть выясняет сам.

Пока им подавали свежие напитки, они молчали. Джулия, почувствовав жажду, жадно припала к своему бокалу. Она едва не подавилась, когда Брэд неожиданно спросил:

– Ты так и не вышла замуж. Почему?

– После двух таких неудач?

– Но не только же по твоей вине?

– Все равно. – Она тоном показала, что не желает разговаривать на эту тему. – Что ты теперь собираешься делать?

– Выяснить отношения с матерью, как только разберусь во всем сам.

– Хотелось бы мне поприсутствовать при этом.

Его лицо затвердело.

– Нет. Это будет частное представление.

– Мне хотелось бы показать ей, на что я способна, хотя она и выгнала меня с первого тура.

Он снова рассмеялся, и глаза его по-настоящему просветлели.

– Я должен сделать это сам, Джулия. Мне важно знать, что я смог это сделать сам, без чьей-либо помощи.

– В смысле – посмотри, мама, я все умею сам?

На этот раз он рассмеялся совсем свободно и весело.

– Ох, Джулия, до чего же приятно с тобой поговорить! Смех затих, но глаза их встретились и задержались друг на друге.

– Прости, что я сделал тебе так больно, – взмолился Брэд униженно. – За то, что верил лжи своей матери, хотя в глубине души всегда знал, что правду говоришь ты.

– Да, ты сделал мне больно, – ровным голосом ответила Джулия. – Настолько больно, что я собиралась ненавидеть тебя вечно, но это было до Дженни и до того, как я все поняла. Да, я прощу тебя, Брэд, если ты простишь меня.

– По мне лучше, если ты сама себя простишь, это ведь куда сложнее, я теперь знаю.

Джулия молчала. Затем с искренним удивлением заметила:

– Да, ты действительно изменился.

– Я очень надеюсь на это.

Их глаза снова встретились, и Джулии показалось, что в его глазах она заметила свет в конце длинного и темного туннеля.

– Джулия, – с чувством сказал Брэд. – Ты для меня так много сделала. Как бы я хотел…

– Брэд? Брэд Брэдфорд? – Голос разорвал тонкую паутину, которой они окружили себя, и Джулия с Брэдом подняли головы. К их столу двигалась типичная для Западного побережья блестящая парочка. Мужчина был одет в молодежном стиле, что мало соответствовало его стареющему лицу: бледно-голубой пиджак, белые полосатые брюки, шелковая рубашка и завязанный узлом шейный платок, а также масса цепочек, золотой браслет и огромные перстни. На его жене были обтягивающие вельветовые брюки и шифоновая белая блузка с оборками, под которой она явно не носила бюстгальтера.

Ее тяжелые груди качнулись из стороны в сторону, когда она наклонилась, чтобы смачно поцеловать Брэда в губы с таким видом, будто имела на это законное право.

– Мы с Джеком считали, что ты пропал навечно! – воскликнула она.

– Джек – Дениз. – Брэд скрыл злость под любезной улыбкой, в которой, однако, не было теплоты.

– Мы решили, что это ты. Подошли, чтобы убедиться, – сообщил Джек. Он повернулся к Джулии, оглядывая ее оценивающим взглядом знатока, в котором явно прочитывалась обостренная половая озабоченность и похоть. – Я вижу, ты все еще умеешь их выбирать.

Джулия пробормотала приветствие, несколько смутившись от такой открыто сексуальной реакции: мужчины – на нее, а женщины – на Брэда.

– Сто лет не виделись, – стрекотала Дениз. – Последний раз где? В Палм-Спрингс? Вот уж никогда не забуду! – Ее глаза, не отрывающиеся от Брэда, были глазами сообщницы, от чего Джулия испытала еще большую неловкость.

– Я бы предпочел, чтобы ты забыла. – Тон Брэда был таким, что улыбка сползла с лица женщины.

Она быстро взглянула на Джулию:

– Ох-ох. Извини, я-то думала, мы все еще в игре.

– Уже нет, – ответил Брэд.

– Жаль, – заметил Джек, который, видимо, считал, что попытка не пытка. – Мы тут встретили пару, с которой занимались групповухой в Малибу пару месяцев назад, но жена того парня прихворнула. Так что мы вроде не у дел. Вас не интересует небольшая вечеринка?

– Нет, благодарю, – отказался Брэд. Тон его был холодным и отрешенным. – Мы уже собираемся уходить. Опаздываем на самолет.

Пара не скрывала своего разочарования.

– Мы слышали, ты вроде выпал из обращения, – с недоверием заметил Джек. – Дома неприятности? Тебе надо быть осторожнее, мы понимаем.

Брэд молча поднялся, отсчитал несколько купюр и бросил их на столик.

– Вам обязательно уходить? – спросила Дениз, беря его за руку и прижимаясь грудью.

– Да, обязательно. – Он наклонился, взял Джулию под локоть и заставил подняться. – Извините, – добавил он, хотя по тону было ясно, что это пустая формальность. – Ни я, ни она этим не интересуемся. – И он быстро увел Джулию прочь.

– Ты уж прости меня, – попросил он, пока они ждали лифта. – Я сейчас иногда встречаю людей… или что-то вспоминаю, от чего меня передергивает.

Джулия промолчала, хотя она понимала, о чем он говорит. Маркус рассказывал ей о групповухе. Он сам этим занимался.

– Полагаю, что, максимум, который здесь может делаться в этом смысле, – это махнуться женами, – сказал он. – А у нас дома это в порядке вещей. Было бы подходящее настроение и организм бы не подвел.

Теперь Джулия ощущала такое же отвращение, как и тогда, когда она слушала откровения Маркуса. Она чувствовала, что пропасть между ней и Брэдом снова разверзлась. Все это у него в прошлом, и он явно сожалеет, так что у нее нет причины так резко реагировать. Уж кто-кто, а она-то должна знать о безудержной сексуальности Брэда. Все было тогда, напомнила она себе. Надо думать о сейчас, и он, слава Богу, изменился. Она обнаружила, что взирает на быстро тускнеющий образ старого Брэда с некоторым облегчением. Глядя на нового Брэда, со всеми его морщинами, напряжением, сомнениями, неуверенностью, она знала, что тысячу раз предпочтет его старому. Все эти сексуальные игры были способом спастись от матери. Ну и что, что он спал с Дениз, которая явно хотела бы повторить. Все было тогда. Старый Брэд, скорее всего, принял бы предложение, даже, возможно, рассчитывал бы, что и Джулия согласится… Она быстро выбросила эту мысль из головы прежде, чем та смогла убить хрупкие ростки ее нового понимания. Со старым Брэдом покончено раз и навсегда, сказала она себе. Каким он может стать – вот что важно. Но где-то в самой глубине души она чувствовала, что ревнует. Дениз выглядела весьма аппетитно.

Брэд проводил Джулию до ее номера и подождал, пока она брала уже упакованный чемодан. Взяв его у нее из рук, он сказал:

– Джулия, ты извини меня за этих двух сексуальных подонков. Они не мои друзья и никогда ими не были. Просто встречались на вечеринках. Эта та часть моей жизни, от которой я решил отказаться. Я хочу, чтобы ты знала.

– Я знаю.

Он внимательно посмотрел на нее.

– В самом деле? Тот мир, в котором я жил, он болен. Я тоже был болен. Духовно, я имею в виду.

– Я знаю.

– Мне все это больше не нужно. Не требуется. Я считал, что это – полная свобода. Но на самом деле я лишь гремел цепями.

Джулия положила руку ему на руку.

– Я знаю, что ты имеешь в виду, и я тебя понимаю. Честно, понимаю.

– Наверное, я пытаюсь сказать, что ты в самом деле изменилась. Что касается меня, я еще только хочу этого. Но я это сделаю. У меня нет выбора. Если мне это не удастся, я человек конченый.

Джулия взглянула в его полные отчаяния глаза.

– Я на твоей стороне, Брэд.

Он глубоко и с облегчением вздохнул.

– Это все, что я хотел знать.

Настроение, так грубо разрушенное появлением Джека и Дениз, восстановилось как по мановению волшебной палочки. Снова Джулия почувствовала, как он проникает в нее, но на этот раз не запаниковала. Просто почувствовала себя так, будто вернулась домой, будто вернулось то, что, как ей казалось, она безвозвратно потеряла. И она наконец могла это принять как часть себя.

Он и машину водил по-другому. Все в нем как бы замедлилось, переключилось с третьей передачи на первую. Они легко болтали, без всякого напряжения, в основном о вещах, не касающихся их лично. Это они отложили на потом.

Он проводил ее так далеко, как мог. Передавая ей ее небольшой чемоданчик, он задержал ее руку в своей.

– Мне было приятно тебя увидеть, Джулия. И я буду с нетерпением ждать воскресенья. Еще раз, спасибо тебе.

Наклонившись, он слегка прикоснулся к ее щеке губами и сделал шаг назад.

– До воскресенья.

Уже в самолете ее настроение изменилось, и Джулия начала жалеть о своей импульсивности. Зачем она устраивает эту встречу? – думала она. Ведь не собиралась же, и не меньше него сама удивилась своим словам. Все как всегда, грустно подумала она. С ним она становилась другой женщиной. Той, которая не слушалась голоса разума, игнорировала четкие сигналы опасности. Даже сейчас, после всего, что он натворил, после всех ее страданий по его вине он все еще мог развязать в ней все узлы, сделать ее мягкой и послушной, инстинктивно реагирующей на каждый его взгляд и жест. Крис опять была права.

Именно из-за него она не хотела возвращаться в Америку все эти годы. Потому что боялась его, понимала, знала в глубине души, что он все еще сохраняет власть над ней – и что так будет всегда. Даже сейчас, несмотря на поблекший вид, беспокойство, непрерывное курение и растерянность, он сохранил неотразимую привлекательность. Он постарел, она даже заметила седину в его густых светлых волосах; исчез блеск глаз и куда-то подевалась былая живость, но все равно она чувствовала его, он действовал на нее так же, как и раньше. Она обнаружила, что дрожит, во рту пересохло, мысли разбегаются. А ведь она собиралась сохранять спокойствие, быть сдержанной и ничего не прощать. Один взгляд на него – и она растаяла, позволила ему убедить себя, даже пригласила в воскресенье провести день с ней и Дженни. «Наверное, я сошла с ума, – подумала она, сжавшись в кресле у иллюминатора. – С самого начала было безумием появляться здесь, вблизи его матери, и все же… и все же я ему нужна. Ему нужна помощь. А в этом случае, поскольку он собирается выступить против своей матери, ему понадобится вся помощь, которую он только сможет получить…» По непонятной причине настроение снова поднялось. «Я. помогу ему, – храбро решила она. – Плохим бы я была человеком, если бы не помогла кому-либо вырваться из ногтей леди Эстер. Кроме того, я должна с ней рассчитаться за то, что она сотворила со мной. Этот должок за ней числится слишком давно».

20

Со своего поста около цветов он сразу их заметил. Огненные волосы Джулии легко увидеть издалека, а на этот раз к ним добавилась и рыже-золотистая копна на голове маленькой девочки, которая тянула мать за руку, как молодой щенок тянет поводок хозяина. Даже со своего места он ощущал возбуждение, которым она была охвачена, глазенки сияли, как раскаленные угли. Сильно загорелая, в шортах и майке с изображением ухмыляющегося Микки Мауса. Ноги голые, только кожаные сандалии английского типа. Высокая для своего возраста, но худенькая. Дойдя до угла, она вытащила ладошку из руки матери и врезалась в толпу. Локтем отпихнув маленького мальчика, который пытался взять за руку Дональда Дака, она сама заняла его место, одновременно лягнув рослого парня, пытавшегося протиснуться поближе.

После этого она повернулась к матери и сказала повелительным тоном:

– Быстрее, мама. У тебя фотокамера готова?

Разумеется, английский выговор и вполне узнаваемый тон. В точности как у его матери. Он невольно взглянул на Джулию, но она занималась фотокамерой. Брэд быстро вспомнил о своей собственной, и привел ее в действие, ловя в нее Дженни, которая со столь знакомой ему настырностью, устраивалась по очереди рядом с каждым из диснеевских животных. Она уверенно улыбалась Плуто, обнимала Микки Мауса и целовала Винни Пуха. Тут он заметил, что она движется в его направлении, и опустил камеру.

Девочка неодобрительно взглянула на него и строго спросила:

– Зачем ты меня фотографируешь?

– Дженни, – одернула ее Джулия.

– Но ты ведь говорила, что мне нельзя подходить к незнакомым.

– Он не незнакомый, Дженни. Он мой старый друг.

Брэд опустился на корточки и протянул руку.

– Привет, – сказал он. – Твоя мама пригласила меня с вами на прогулку. Меня зовут Брэд.

Дженни смилостивилась.

– Как поживаете, – величественно произнесла она, и ее худенькая ручонка исчезла в его большой руке, вызвав в душе странное чувство. – Такой камерой, как у тебя, кино можно снимать?

– Да.

– А мне дашь посмотреть?

– В любое время.

Она сверкнула в его сторону улыбкой; такую улыбку он привык видеть на лице своей матери, когда она брала над кем-нибудь верх.

– Может, тогда пойдем? Тут, видишь ли, столько надо посмотреть. – Она говорила точно так же, как его мать, когда водила членов исторического общества с экскурсией по дому на Маунт Вернон-стрит.

– Сначала пойдем в Страну чудес. – Прыжок, поворот, снова прыжок. – Мое любимое место. А твое какое? – спросила она, бессознательно беря его за руку.

– Я никогда раньше не был в Диснейленде, – извинился Брэд таким голосом, что Джулия взглянула на него.

– Ой, ну тогда я тебе все покажу, хорошо? Хочешь?

Брэд проглотил комок в горле.

– Очень.

– Я уже здесь два раза была! – важно сообщила ему Дженни. – Один раз с мамой и Маркусом, а другой раз с Барбарой. Барбара – моя няня, – доброжелательно объяснила она. – Она сегодня не поехала, ей надо в Санта-Барбару, на пикник.

– В самом деле? – переспросил Брэд.

– Давай, пошли. Нам еще много надо посмотреть.

Брэд обернулся, чтобы взглянуть на Джулию затуманенными глазами, но его дочь тащила его прочь.

Подпрыгивая между ними, Дженни провела их по Главной улице на Центральную площадь, откуда можно было попасть в разные страны; за входом в Страну чудес виднелись башни Зачарованного замка. Когда они обходили огромную клумбу в центре площади, Брэд почувствовал, как Дженни настойчиво тянет его за руку, Посмотрев вниз, он увидел, что она не сводит глаз с палатки, где продавали попкорн.

– Ой, спасибо большое! – воскликнула она с наигранным удивлением, когда он вложил коробку ей в руку. И сначала предложила коробку ему, причем без всяких понуканий. Потом они прошли мимо торговца морожеными бананами. – Потом купим, – утешила она себя.

Наблюдая за лицом Брэда, Джулия решила, что самым умным с ее стороны будет держаться в сторонке и предоставить инициативу дочери.

Посему Брэду пришлось прокатиться в одной из чашек на карусели Алисы в Стране чудес, проехаться на поезде Дамбо, залезть на розового слона – и делал он все это с радостью и охотой. Он накупил три комплекта билетов, да и у Джулии было два, так что они смогли побывать на каждом аттракционе. Не успевали они покончить с одним развлечением, как тут же спешили на другое.

Исчерпав все возможности Страны чудес, они двинулись в Страну приключений, где участвовали в сафари в джунглях, плыли на плоту к острову Тома Сойера и стреляли из пушек в Форте, где Брэд купил Дженни миниатюрную индейскую боевую шляпу и мокасины из оленьей шкуры, которые она немедленно натянула на ноги. Он пил безалкогольное пиво и ел сладкую вату, причем участвовал во всем с таким энтузиазмом, что Дженни весело призналась Джулии, когда он отошел, чтобы купить хот доги:

– Какой хороший дядя, мама! Он мне нравится.

Они направились в пещеры Карибских пиратов, где Брэд основательно вымок, когда спускающаяся по желобу лодка попала под небольшой водопад. Дженни, которой тоже слегка досталось, покатывалась со смеху.

– Я знала, что так будет, – хихикала она. – Потому и села на переднее сиденье. – Но она пожалела его и вытерла носовым платком.

Когда они перешли в Страну будущего, Дженни жутко расстроилась, потому что оказалось, что для Космических гор она еще чересчур мала. Брэд в утешение повел ее к Магической горе.

Он с радостью посидел в кафе «Новый Орлеан» и выпил кофе, наблюдая, как Дженни поглощает банановый коктейль, столь огромный, что он должен был запечатлеть его на пленку, потому что иначе «мне никто не поверит».

Он покатывался от хохота на кукольном спектакле, с удовольствием нацепил на себя средневековые доспехи, чтобы сфотографироваться в них, и послушно сидел, пока из бумаги вырезали его профиль. К этому времени Джулия уже тащила два пакета, а Брэд один, так что именно Дженни держала его за руку, приняв его с полной доверчивостью, решительно и бесповоротно.

«Она просто чудо, – с восторгом думал Брэд. – С одной стороны, сдержанная, с другой – полностью раскованная. По-детски непосредственная, всецело верящая в реальность увиденного, но на удивление взрослая по манере говорить. С ней можно рассуждать, вести настоящую беседу…» Но что больше всего поражало Брэда в его дочери, – по мере того, как он узнавал ее все больше и больше, – так это ее бесспорное сходство с его собственной матерью, которое проявлялось в самые неожиданные моменты. Так, например, увидев даму фунтов трехсот весом в голубых шортах, Дженни сморщила нос и сказала тоном леди Эстер: «Фу!» Или когда у нее в руке растаял мороженый банан и она настояла, чтобы ей вымыли руки, а не просто вытерли их платком. Или когда она сосредоточенно выбирала из дюжины темных очков Микки Мауса наиболее ее устраивающие, или перемеряла бесконечное количество шляп Микки, прежде чем сделать окончательный выбор.

– Брэд, ты бессовестно балуешь Дженни, – укорила Джулия, но в глубине души была довольна.

– Мне надо наверстывать пять лет. Разреши мне, пожалуйста. – Улыбка принадлежала старому Брэду и была полна неотразимого очарования.

Дженни наблюдала полуденную процессию животных, идущих за оркестром, сидя на плечах Брэда, восседала рядом с Брэдом и в повозке, которую тащила лошадь, и в автобусе, хватала его за руку в Доме с привидениями… Он сбросил свою озабоченность, как надоевшее покрывало, и на один день словно снова стал тем Брэдом, которого Джулия помнила. Беспечным, веселым, солнечным, легким человеком, воспринимающим все с неподдельным удовольствием, – точно так же, как и его дочь.

– Это самый прелучший день в Диснейленде, – заявила Дженни, прежде чем приняться за еще одну горячую сосиску, приправленную горчицей.

– Наилучший, дорогая, – поправила Джулия. – Но я с тобой согласна.

– И я тоже! – присоединился к ним Брэд. Они улыбнулись друг другу.

К четырем часам Джулия могла думать лишь о том, чтобы где-нибудь присесть, так что, когда Дженни предложила пойти в зал игральных автоматов, она заметила:

– Я с ног валюсь, но вы идите. Я тут на лавочке посижу и отдышусь. – Она с облегчением поставила свои переполненные пакеты, села и сбросила сандалии.

– Ты разрешаешь? – с надеждой спросил Брэд, жаждущий остаться с Дженни вдвоем.

– Конечно. Ты только следи за Дженни у этих машин, а то она тебя разорит.

Джулия проследила глазами за тем, как они ушли, держась за руки. Брэд старался приноровить свой шаг к шажкам без умолку болтавшей Дженни. Джулия с удовлетворением откинулась на спинку скамьи и закрыла глаза. День получился замечательным, хоть и пришлось исходить не одну милю в каждой из пяти стран чудес, где они покатались на всех аттракционах. За исключением тех минут, когда надо было садиться, чтобы перекусить или что-то выпить, они были на ногах с одиннадцати утра. Брэду пришлось мужественно примириться с открытием, что в Диснейленде не продавали ничего крепче безалкогольного пива, и перейти на кофе, который он нахваливал. «Все должно быть хорошо, – думала Джулия. – Они – семья: отец, мать, ребенок». Она вдруг поняла, что ей нравится это ощущение. Брэду такая ситуация тоже явно была по душе – несмотря на тот факт, что Дженни уже умудрялась вить из него веревки.

– Она – просто чудо, Джулия, – сказал он, ни на секунду не отрывая взгляда от раскачивающейся на качелях дочери. – Никогда не подозревал, что с детьми может быть так интересно.

– Она не всегда так мила, – предупредила Джулия.

– Я надеюсь! У нее уже чувствуется характер. Разве ты не заметила… – Он замолчал, потому что Дженни помахала ему рукой, и он замахал в ответ, но Джулия знала, что он хотел сказать: «Как она похожа на мою мать».

С возрастом в Дженни проявлялось все больше и больше фамильных черт. Ее высокомерие, ее полное игнорирование требований других людей, ее упорство и умение добиваться желаемого, ее самодовольство, когда ей это удавалось, – все эти черты она унаследовала от бабушки. Именно поэтому и Джулия, и Барбара старались держать ее в узде. Дженни уже поняла, что желать еще не значит получить. Однако сегодня Брэд выполнял каждую ее прихоть. Что ж, это всего один день. Но если Дженни будет продолжать с ним встречаться, такую практику придется придушить в зародыше.

Джулия зевнула и плотнее закрыла глаза, испытывая приятную усталость. Солнце уже не палило, но приятно согревало. Она подняла к нему лицо и слегка задремала.

Маленький парнишка выстрелил из игрушечного пистолета прямо у нее над ухом, заставив ее очнуться. Взглянув на ближайшие часы, она увидела, что уже без двадцати пять. Они должны скоро вернуться. Она зевнула, села и поискала скинутые сандалии. Ей очень хотелось пить. Сейчас бы стакан свежего прохладного апельсинового сока. Порывшись в одной из сумок, она обнаружила свои солнцезащитные очки, проверила, все ли на месте, но тут увидела поспешно приближающегося Брэда. Он шел один.

Он не дал ей ничего сказать:

– Я пошел за мелочью, пока она играла на одном из автоматов. Честно, я отсутствовал не больше минуты, но, когда я вернулся, она исчезла. Клянусь, Джулия, она стояла там, опуская монеты!

«Спокойнее, – сказала себе Джулия, поднимаясь на ноги. – Не паникуй. Достаточно белого лица Брэда».

– Это все ее характер. Когда ее что-нибудь заинтересует, она может увязаться даже за цыганами, если те будут проходить мимо. Пойдем, поищем ее. Наверняка она у другого автомата.

– Я там везде смотрел, ее нет.

– Тогда где-нибудь еще. Давай проверим все магазины. Ты с этой стороны улицы, я – с другой. Встретимся у вокзала.

Глаза Брэда молили о прощении. Она дотронулась до его руки.

– Она где-то тут. Я свою дочь знаю. Она как бабочка, порхает с цветка на цветок. Пойдем, чем раньше мы начнем искать, тем скорее ее найдем.

Но они не нашли Дженни. Когда Джулия наконец дошла до вокзала, проверив каждый магазин, каждую палатку, спрашивая служащих, не видели ли они рыжеволосую девочку в индейской шляпе, Брэд уже ждал ее. Один. Сердце ее упало. Диснейленд огромен. Там тысячи детей – и эта маленькая девочка.

– «Потерявшиеся дети», – вспомнила она вслух с уверенностью, которой не ощущала. – Пошли.

– Она где-то здесь, мэм, – уверил ее молодой человек по имени Рэнди.

Табличка с его именем была приколота к лацкану пиджака, как и у всех служащих Диснейленда. – Через нас ежедневно проходят сотни детей. Если ее приведут, мы вам сразу сообщим. А пока мы разошлем всюду описание, чтобы люди могли ее узнать. Не беспокойтесь, обязательно отыщется. Дети обнаруживаются в самых неожиданных местах.

У него все это прозвучало настолько буднично, что Джулия даже пожурила себя за то, что уже начала поддаваться панике.

– Может быть, ей захотелось посмотреть еще парад, – неожиданно предположил Брэд. – Ты ведь говорила, что будет еще, в пять часов.

– Разумеется! – Джулия едва не рассмеялась от облегчения. – Готова поспорить, она именно так и поступила. Стоит, наверное, сейчас впереди толпы.

Но ее там не было. Они опять шли по разным сторонам улицы. Дженни не было нигде. Они снова подошли к Рэнди, но и он не мог их ничем порадовать. Время приближалось к шести, и Джулия еле держала себя в руках.

– Она знает, что ей нельзя бродить одной, – пробормотала она. – Убью, когда отыщу. Я ведь ей столько раз говорила. В одно ухо влетает, в другое вылетает.

– Ей всего пять лет, – вступился за девочку Брэд. – Прости. – Он взял ее под руку, как в старые времена. – Мы найдем ее, – заверил он.

Они обшарили все пять секций в надежде разглядеть шляпку с яркими перьями, которую Дженни упорно отказывалась снимать. «По крайней мере, – с благодарностью подумала Джулия, – ее легко заметить».

Но к семи часам ее так никто и не заметил. Они еще раз вернулись к Рэнди, который на этот раз уже не столь уверенно сообщил, что Дженни пока нигде нет.

– О Господи! – простонала Джулия. – Здесь есть еще озеро с пароходом… – Они в начале дня катались на нем, и Джулии пришлось крепко держать Дженни за пояс, когда она перегибалась через перила. Она явно унаследовала от Брэда бесшабашность.

– Нет, мэм, – твердо вмешался Рэнди. – Ребенок никак не мог упасть в озеро. Здесь мы предельно осторожны. Да и на пристань вы без билета не попадете. Кроме того, если бы ребенок попытался туда проникнуть, наши люди его бы сразу заметили и поняли бы, что здесь что-то не тан. Мы гордимся нашими мерами предосторожности, мэм.

– Знаю, знаю.

– Если у нее нет билета, она не сможет ни на чем прокатиться.

– Давайте еще раз посмотрим, – спокойно предложил Брэд.

– У нас уже много людей ее ищут, – уверенно ответил Рэнди. – Если она в Диснейленде, мы ее найдем.

Но огромный комплекс уже закрывался, люди устало двигались к выходам. Брэд и Джулия встали по обе стороны ворот, чтобы было видно толпу уходящих людей. Они стояли, пока через ворота не прошел последний усталый ребенок. Дженни среди них не было.

– Я учила ее никогда никуда не ходить одной. Она бы не пошла, я знаю. Я столько раз ее предупреждала. И перед уходом из дома снова повторила… – Джулия замолчала.

– Что? О чем ты подумала? – быстро спросил Брэд.

– Телефон. Где ближайший телефон?

– Телефон? Зачем…

– Ближайший телефон. Скорее!

– Нет, – ответил Ито, – мистер Маркус не заходил, но он звонил и спрашивал, где Джулия. Я сказал, вы на весь день уходить Диснейленд.

– Левин! – поразился Брэд. – Почему именно Левин?

– Он же палач твоей мамаши, так? Она знает о Дженни, а он знает саму Дженни. А ты отошел…

Брэд молча смотрел на нее.

– Дженни нет в Диснейленде, потому что ее увели. Мы везде искали. Она знает, что одной бродить нельзя. Я уверена, она бы не посмела. Она ушла, потому что кто-то увел ее, причем этого человека она знает. В противном случае она бы орала как бешеная. А кроме меня, Барбары и Ито она знает только Маркуса и пойдет с ним, не задавая вопросов. Она ему доверяет. – Голос ее прервался.

– Но каким образом, черт побери, он нашел ее в таком огромном месте?

– Мы ведь здесь весь день ходили, так? Он мог выжидать.

– Ты просто дала волю воображению.

– Ничего подобного. Дженни увел Маркус.

– Зачем, скажи мне, моей матери воровать Дженни?

– Потому что она знает, что ты со мной встречался. Меня следует наказать за то, что я это допустила! – Голос Джулии повысился. – Дженни не потерялась, говорю тебе! Если бы так, у нее хватило бы сообразительности обратиться к кому-нибудь за помощью. Она знает правила, Брэд! Я ее научила. Я когда-то сама потерялась. До сих пор помню этот ужас. – По голосу Джулии чувствовалось, что нервы у нее на пределе. – Остается надеяться, что если это Маркус, то Дженни не испугается. Она бы не пошла добровольно с незнакомым человеком, в этом я уверена. Ты же видел, как она вела себя с тобой с самого начала.

Брэд закусил губу.

– Почему ты мне не веришь? – кипела Джулия. Голос ее эхом раздавался в пустом Диснейленде. – О Господи, зачем я вернулась в эту страну? Я ведь не хотела. Я знала, что снова быть беде. Почему я не слушаюсь своей интуиции? Здесь, в этой проклятой стране, со мной всегда случались несчастья. Нечего мне было здесь делать!

Она все больше и больше теряла самообладание.

– Джулия! – Брэд взял ее за плечи и потряс. – Бог свидетель, если это дело рук моей матери…

– Ну и что ты сделаешь? Что ты вообще когда-либо делал против ее воли, за исключением женитьбы на мне, и погляди, что из этого вышло! Мы теряем время, – бросила она ему. – Она у Маркуса, и он, скорее всего, везет ее сейчас к твоей матери!

– У тебя нет доказательств!

– Дженни нет – какие еще тебе нужны доказательства? К этому времени Маркус уже должен сообразить, что я догадалась. Как и твоя мать, будь она проклята! Я ее убью. Видит Бог, я ее убью!

Брэд ударил ее по щеке. Она приложила к ней руку, взглянула на него расширенными глазами и разрыдалась.

– Джулия, Джулия. – Брэд обнял ее, прижавшись лицом к ее огненным волосам. – Я понимаю, каково тебе, но не надо так. Первым делом следует узнать, где моя мать. Давай я позвоню Эбби. Узнаю, что смогу.

Леди Эстер находилась на ферме с вечера пятницы. Никто не видел Маркуса Левина.

– Вряд ли он будет таким дураком, что повезет ее прямо к твоей матери! – презрительно сказала ему Джулия. – Но она должна знать, где он ее спрятал.

– Тогда придется спросить ее, – заявил Брэд с пугающим спокойствием. – Но прежде всего следует заявить в полицию.

К тому времени как они поднялись по трапу зафрахтованного Брэдом самолета, никаких новостей о Дженни все еще не было. Предупредили полицию, которая еще раз осмотрела Диснейленд, на этот раз с собаками. Девочку не нашли. Они даже протралили озеро. Никто не звонил с требованиями выкупа, никаких записок, ничего. Дженни исчезла без следа.

Джулия села в самолет в состоянии полного кошмара: все у нее внутри кричало и сдерживалась она из последних сил. «Леди Эстер не причинит девочке вреда, – уверяла она себя. – Она – дочь Брэда. Да, но и моя тоже», – подумала она. Она боялась представить себе, что сейчас чувствовала Дженни, твердо уверяла себя, что девочка с Маркусом, которого дочка любила и которому доверяла, и что с ней все в порядке. Она верила, что Маркус не причинит Дженни зла, что его теплое отношение к девочке искренно. «Господи, пожалуйста, пусть все обойдется, пожалуйста, Господи. Я сделаю все, что Ты захочешь, все-все. Только пусть с Дженни все будет хорошо, пожалуйста, Господи…»

Брэд был в такой ярости, что голова его раскалывалась от боли. Если его мать, его ужасная, сошедшая с ума от ревности мать придумала эту чудовищную вещь, он убьет ее. Он возьмет ее за горло и сожмет руки изо всех сил. Именно так, как происходило в данный момент с его головой – будто стальной обруч безжалостно давил на его виски.

Ему казалось, что это возмездие, что он должен нести ответ за каждый когда-либо совершенный им грех. И наказание его состоит в том, что он должен поступиться своим спокойствием, своей мужской гордостью, своей жизнью – самим собой.

Он знал, его мать детей не любит. Она терпела своих внуков, не больше того. С любовью она смотрела только на него. «Любовью? – подумал он с отвращением. – Это не любовь, это психоз. Мать – сумасшедшая и, верно, всегда была такой. Но чрезвычайно хитрая, как это часто бывает у психбольных».

Чем больше он думал под ровный гул самолета, тем больше убеждался, что Джулия права. Его мать велела Маркусу Лерину украсть Дженни, чтобы наказать его, Брэда, за то, что он бросил ее, – а заодно и Джулию за то, что она посмела снова возникнуть в жизни ее сына. Она всегда в первую очередь думала о себе, сообразил он. Всегда. О том, чего она хотела, как она себя чувствовала. Люди для нее – вещи. Ими можно помыкать как угодно, выбрасывать их за ненадобностью. Тому же самому она учила его.

Он обхватил голову руками. Ему казалось, она сейчас разорвется.

– Ты плохо себя чувствуешь? – услышал он голос Джулии. Он видел ее как в тумане, ему казалось, что она расплывается.

Когда он пришел в себя, то увидел, что лежит на одном из сидений, а над ним наклонилась побледневшая Джулия.

– Ох, слава Богу…

– Что случилось?

– Ты внезапно потерял сознание. Нет, лежи спокойно. Вот, выпей это.

То был чай, сладкий и горячий. Он с благодарностью выпил и почувствовал, что обруч уже не так сильно давит на голову.

– Ничего удивительного, – сердито сказала Джулия. – Ты живешь на одних нервах с того момента, как это случилось. Я знаю, как это бывает. Сама через такое прошла. Пожалуйста, не доводи себя до крайности, Брэд. Мне страшно, и я… – Он увидел, как она судорожно сглотнула. – Я никогда такого ужаса не испытывала.

Он нашел ее руку и крепко сжал.

– Ты права. Я как-то сразу все понял. Но теперь я в порядке.

– Может, попытаешься поспать? – предложила Джулия. – Подвинься. Если мы обнимемся, места хватит для обоих.

Она вытянулась рядом с ним на кресле у окна, откинув его до предела. Он крепко обнял ее под двумя одеялами. Она все еще дрожала, но тепло его тела согревало ее, и она постепенно успокоилась. Она тоже обняла его, и положила голову ему на плечо. Он снова почувствовал ее женское тепло и надежность.

– Который час?

Он поднял руку и попытался разглядеть время в тусклом свете салона.

– Час ночи. Еще три часа.

– Я буду молиться, – сказала Джулия.

– Я тоже. – Они еще теснее прижались друг к другу.

– Мы найдем ее, – заверил он. – Я обещаю, Джулия, жизнью клянусь, мы ее найдем.

Они попытались подремать. Шел пятый час утра, когда стюардесса пришла разбудить их.

– Пристегните, пожалуйста, ремни. Нам разрешили посадку.

Было еще темно, и шел дождь. В открытую дверь несло холодом. На обоих была одежда, в которой они гуляли в Диснейленде, – Брэд в джинсах и рубашке, Джулия – в летнем платье.

– Нас должна встречать машина. – Брэд всмотрелся в мерцающие сквозь дождь огни. – Да, вот она. Подъезжай сюда, – крикнул он.

В машине сидели Эбби и Сет.

– Хорошо, что я догадалась захватить теплые вещи, – практично заметила Эбби Джулии после того, как они обнялись. – Вот, надень это. – «Это» оказалось норковой шубой, разошедшейся под мышкой и с оторванной подшивкой, но необыкновенно теплой. Брэду она протянула свитер, пиджак и пальто.

– Ты всегда знаешь, что надо, – благодарно заметил Брэд.

Эбби налила из термоса горячий кофе.

– А теперь, – велела она после того, как они его выпили, – рассказывайте, что это за история о том, как Маркус украл Дженни.

– Я узнавал, – вмешался сидящий на водительском месте Сет. – Маркуса в Бостоне никто не видел.

– Вы мать видели? – спросил Брэд.

– Нет. С нами не общаются, – спокойно сообщила Эбби. – Сейчас Битси единственная, для кого у мамочки находится время, причем она помыкает ею еще больше. Я никогда не видела ее в таком состоянии, она совсем рехнулась.

Брэд и Джулия переглянулись.

– С другой стороны, чтобы такое сотворить, она точно должна была рехнуться, – решительно продолжила Эбби. – Из всех идиотских идей…

– Она знает, что я прилетаю? – спросил Брэд.

– Я ей не говорила.

Эбби повернулась и похлопала Джулию по холодной руке.

– Мы найдем твою малышку. Не волнуйся. – Она снова взглянула на Брэда. – Но будь осторожен. Она на пределе.

– Я тоже.

Когда они вошли в дом, всегда рано встающая Энни вышла через кухонную дверь в конце холла, принеся с собой запах свежесваренного кофе.

Ее лицо просветлело при виде Брэда.

– Мистер Брэд! Слава Богу! Ваша мама с ума сходит от беспокойства… – Она удивленно замолчала, разглядев за его спиной Джулию в огромной шубе Эбби, свисающей с ее плеч, как палатка, до самых лодыжек. Рукава же достигали кончиков пальцев.

– Миссис Брэд! То есть, я хотела сказать, мисс Джулия… – Она покраснела и вытерла руки о фартук, явно сгорая от любопытства.

– Привет, Энни.

– Мать уже встала? – спросил Брэд.

– Я только что отнесла ей чай.

Брэд повернулся к Джулии.

– Почему бы тебе не пойти с Энни? Выпей чашку кофе, съешь что-нибудь. Я не задержусь.

Джулия не двинулась с места. Увидев выражение ее лица, Эбби подтолкнула Сета и, кивком головы пригласив с собой Энни, скрылась в кухне.

– Дженни – моя дочь, – начала Джулия.

– И моя. – Бледное и усталое лицо Джулии начало краснеть, но Брэд стоял на своем. – И моя мать ее похитила. – Джулия покраснела еще больше. – Там, в Диснейленде, ты обвиняла меня в том, что я все делаю лишь по ее указке. Теперь же, когда я решил поступить самостоятельно, ты не разрешаешь мне сделать это без твоей помощи. – Джулия упрямо смотрела под ноги. – Ты пять часов провела со мной в самолете, ты не можешь не понять, что я вполне подготовлен к этой встрече.

Лицо Джулии горело. Ее потребность разобраться во всей этой истории самостоятельно оттеснила все другие соображения. Как обычно, она все понимала умом, а не чувствами, несмотря на свой чисто животный страх за Дженни.

– Ты сказала, что я изменился, как и ты сама. Ты что, сейчас пересмотрела свою точку зрения?

Джулия отрицательно покачала головой.

– Доверься мне, – попросил Брэд.

– Я не тебе не доверяю.

– Ты считаешь, она снова сможет надеть на меня узду?

– Она попытается.

– Конечно, попытается. Но я ей не позволю. Доверься мне, – повторил он.

Она подняла на него глаза.

– Ты будешь… осторожен?

– Я умею обращаться со своей матерью лучше, чем кто-либо. Я из нее это вытащу, Джулия.

– Но речь идет о Дженни.

– Знаю. О моей дочери. Джулия снова покраснела.

– Ты забыла, я теперь знаю Дженни. Я был с ней, радовался ей, восторгался ею. Я хочу ее вернуть не только для тебя, но и для себя.

«Что с ним произошло? – дивилась она. – Он так скверно выглядел в самолете, был в таком ужасном настроении». Когда он потерял сознание, ее охватил ужас. Хотя в этом не было ничего удивительного, если учесть, под каким эмоциональным стрессом он находился. То, что она испытывает сейчас, он испытывал днями, не часами. «О, Господи, – в отчаянии подумала она, – я снова все запутала».

– Прости меня, – сказала она покорно, – Я рассуждала умом, а не сердцем.

Он понимающе улыбнулся.

– Я знаю. – Обняв ее за плечи, он повел Джулию в направлении кухни. – Иди к остальным. Съешь что-нибудь, если сможешь. Ты уже больше двенадцати часов не ела.

– Я не могу.

Она посмотрела ему в глаза, улыбнулась дрожащими губами и вошла в кухню. Но когда он повернулся и пошел к лестнице, она опять открыла дверь и смотрела, как он поднимается по ступеням и сворачивает за угол, направляясь в спальню матери. Он шагал решительно, высоко подняв голову. «Господи, помоги ему, – взмолилась она. – То, что он собирается сейчас сделать, ужасно». Она попыталась представить себя на месте леди Эстер, вообразить, что это Дженни идет по лестнице, чтобы бросить ей в лицо чудовищные обвинения. «О Господи, помоги ему».

21

Как он и предвидел, мать сидела в постели, откинувшись назад, с подносом на коленях и пила чай – «Лапсанг Сучонг», без молока и без сахара, держа перед глазами вечерний выпуск «Таймс».

Услышав, как открылась дверь, она опустила газету и широко раскинула руки.

– Брэд! Слава Богу! Дорогой мой мальчик, где ты был? Я так волновалась!

Брэд повернулся и запер дверь. Но он не бросился в ее объятия, а встал к ней лицом. Она опустила руки.

– Дорогой?

– Где Дженни, мама? Что ты с ней сделала?

Она молча смотрела на него. Полное непонимание.

– Дженни? Кто такая Дженни? О чем ты говоришь?

Именно в этот момент с упавшим сердцем он осознал, что все правда. Если мать знала, что у Джулии есть дочь, ей должны были быть известны все подробности. «Господи, помоги нам обоим». Но он должен был это сделать.

– Дженни, как ты прекрасно знаешь, дочь Джулии – и моя. Тот самый ребенок, которого вчера по твоему приказу Маркус Левин украл из Диснейленда.

– Диснейленда! – Снова неописуемое удивление. – Дорогой мой мальчик, о чем ты говоришь?

– Ты знаешь.

– Я очень бы хотела знать. Но не имею об этом ни малейшего представления.

– Брось, все это твоя затея. Я в этом ни на секунду не сомневаюсь. Никто другой не способен придумать подобное!

Теплоты в ее взгляде заметно поубавилось. Такого она явно не ожидала. Она упорно старалась удержать его взгляд, поставить его на колени. Но он оставался стоять, как и стоял, поэтому она быстро поменяла свою роль.

– Ой, бабушка, какие большие у тебя глаза!

– Чтобы наконец-то лучше тебя разглядеть!

Дразнящая улыбка исчезла. Она снова сменила роль.

– Ах, мой дорогой! Ты расстроен, правда? – Она опять протянула к нему руки. – Тебе нужно было просто прийти ко мне и попросить объясниться относительно всего того ужасного, что наговорила Кэролайн…

– Уже поздно объясняться, мне нужна Дженни. Где она, мама? Что ты с ней сделала?

– Сделала с кем, дорогой? – Тоном она давала понять, что никак не возьмет в толк, о чем идет речь…

– Дженни – мой ребенок, а вовсе не Поля Шамбрена. Я ее видел, мама, так что я это знаю, – как, впрочем, и ты. Иначе зачем тебе было бы ее красть?

На лице леди Эстер отразилась та боль, которую она испытывала, когда он употреблял, как она считала, неподобающие выражения.

– Не знаю, что ты имеешь в виду под этим словом, но могу тебя уверить, что я не крала никого и ничего.

– Разумеется. Маркус Левин сделал это за тебя.

– Я много лет не видела Маркуса Левина.

– Это как же? Он что, отчитывался перед тобой по телефону?

– Вот что. – Она тихо вздохнула, как бы начиная соображать. – Теперь я вижу. Ты все еще под действием пьяных бредней твоей жены.

– Кэролайн сказала правду. Поэтому я и уехал. Подумать. О тебе – и о себе. И главное – о нас.

– Я всегда думаю только о тебе, – просто сказала мать.

Ее улыбка благословляла его. Теперь в ней появилась снисходительность. Глупый мальчик, говорила она. Я же твоя мать! Мать, которая обожает тебя и которая не сделает ничего, что может повредить ее дорогому сыну.

– Слишком поздно, мама. Я знаю. Ты снова подставила Джулию, так? Хотела собрать на нее досье и объявить ее негодной матерью, чтобы можно было забрать Дженни, когда сочтешь нужным. Вот только когда я сбежал, у тебя лопнуло терпение. Ты должна была наказать Джулию, верно?

На этот раз последовал нетерпеливый жест.

– Ну что ты, Брэд! – То, что она назвала его по имени, служило первым предупреждением. – Никогда в жизни не приходилось слышать подобной чепухи!

– Тут ты права, что глупо, то глупо. На этот раз ты сделала ошибку. Дженни не такая девочка, которая пойдет с незнакомым человеком, ты забыла, кто ее мать.

– Не знаю и знать не хочу, – нетерпеливо перебила его леди Эстер. – Я забочусь лишь о тебе. Почему ты сбежал? Почему не пришел ко мне?

– После того, что рассказала Кэролайн, мне меньше всего хотелось идти к тебе.

– Ты хочешь сказать, что поверил россказням этой пьяной идиотки? – Глубокая обида боролась с недоверием.

– Кэролайн оказала мне услугу, рассказав правду, показав, во что я превращался, почти превратился, по сути дела. В твою заводную игрушку!

– Я не стану отрицать, что жила только для тебя.

– Неправда, ты хотела, чтобы я жил только для тебя.

– Вот как. – Голос прервался в точно рассчитанный момент. – Теперь я понимаю, во всем я одна виновата. В том, что любила тебя.

– Любила! Да такой любовью убить можно!

Мать вжалась в подушки.

– Как ты смеешь мне говорить подобное?

– Потому что наконец я могу это сделать.

– Я ни в чем тебе не отказывала, ни в чем! – страстно воскликнула она. За восклицанием последовал слабый стон. – Кто так тебя изменил? Кто отравил твой ум и настроил против меня? Наполнил его этой чудовищной ложью?

– Правда чудовищна, не ложь!

– Я с ума сходила от беспокойства. Никто не мог мне сказать, где ты, даже мои собственные дочери сговорились против меня. Меня предали мои же собственные дети!

– А в предательстве ты эксперт, верно?

На этот раз стон прозвучал громче.

– Как ты можешь говорить такие вещи?

– Теперь могу.

– Я всегда так тебя любила, больше я ни в чем перед тобой не виновата!

– Ты хочешь сказать, любила, чтобы владеть! Любить – не означает брать, так, как ты брала, брала и брала. Любить – это отдавать, хотеть, чтобы тот, кого ты любишь, был счастлив. У тебя же на первом месте, на последнем, на любом – всегда ты сама. Тебе всегда было безразлично, в чем я нуждаюсь, что нужно мне!

– Ложь, ложь… – Голос жалкий, слабый. – Я ни в чем тебе не отказывала!

– Лишь в праве быть самостоятельным человеком! Как только я родился, ты надела мне петлю на шею и душишь меня с той поры.

Лицо леди Эстер передернулось.

– Как смеешь ты говорить мне такое! Никто, даже ты, не имеет права так меня оскорблять! И я отказываюсь оправдываться перед тобой, да, да, даже перед тобой!

– К тому же это было бы совершенно бесполезно. Меня интересует только Дженни. Где она и что ты с ней сделала?

– Я ничего тебе не скажу! Как смеешь ты разговаривать со мной в таком тоне? Я тебе не горничная, я не разрешу тебе указывать мне в моем собственном доме! Вспомни, кто ты, и вспомни, кто я!

– Как будто я могу забыть!

Она незамедлительно сменила тактику.

– Ах, – вздохнула она, положив руку на сердце. – Зачем ты со мной так… – Глаза увлажнились, умоляя его. – Мы будем жалеть о том, что сегодня наговорили, мы ведь это сгоряча. Мы с тобой никогда не ссорились, и не только потому, что я знаю, как это для меня опасно.

– Пожалуйста, без эмоционального шантажа! Говори, где Дженни, и я больше не стану тебя беспокоить.

– Перестань утверждать, что я знаю, где она! – Голос звучал на октаву выше.

– Не выйдет, потому что ты в самом деле знаешь. Я знаю, ты ее где-то спрятала…

– Да ничего ты не знаешь, ничего! – Она снова откинулась назад и закрыла лицо руками. – Что я сделала, чтобы заслужить такое? – проговорила она надтреснутым голосом.

– Все твои мерзости. Все, что ты делала во имя своей драгоценной любви! Да к черту такую любовь! Никогда ты меня не любила, только себя!

Она жалобно рыдала, склонившись к коленям, закрыв лицо руками.

– Мой сын, мой сын… что ты со мной делаешь? Поверить не могу, чтобы ты принял всерьез пьяные бредни своей жены, ведь она все эти годы просто старалась настроить тебя против меня. – Леди Эстер подняла заплаканное лицо. – Иди сюда, сядь рядом, мы обо всем поговорим. Все еще можно исправить. Разве я всегда не направляла тебя на путь истинный?

– В самое дерьмо, туда, где тебе хотелось меня видеть.

Согбенная спина стремительно выпрямилась.

– Не смейте дерзить, сэр! Ты начинаешь мне надоедать своими грубостями и беспочвенными обвинениями. Еще раз повторяю, не смей так со мной разговаривать! Я не стану терпеть этого ни от твоей жены, ни от тебя!

– Плевал я на то, что ты будешь или не будешь терпеть. Хватит тянуть время. Повторяю, где Дженни?

– Я не стану слушать! – Она ладонями зажала уши. – Не позволю с собой так обращаться. Никто не смеет ничего от меня требовать, даже ты! Я многое тебе спускала, но есть предел моему, терпению.

– Тогда было бы неплохо, чтобы я сам поднабрался терпения.

– Похоже, ты за последнее время много чего поднабрался. И все без исключения отвратительно. Я вижу, ты совсем обо мне не думал.

– Уверяю тебя, мама, я ни о чем другом почти не думал.

– И все из-за этой гадкой, бесплодной женщины, твоей жены!

– Я не видел Кэролайн с того же времени, что и тебя.

– Чтобы ты мог поверить ей, плебейке и ничтожеству, а не мне, твоей матери! Как ты мог! Мой любимый сын. Как ты мог!

– Это было непросто.

– А мне? Мне, думаешь, было просто? Ты сбежал, ни слова не говоря, оставив меня в волнении. Потом, когда ты решил вернуться, ты принялся обвинять меня в самых диких, невозможных вещах! Никогда бы так о тебе не подумала, ведь ты – мой сын!

– Это потому, что я тебе больше не сын.

Эти слова заставили ее снова поднять голову и взглянуть на него полными ужаса глазами.

– О нет. – И снова протянута дрожащая рука, снова в глазах мольба. – Ты не можешь так поступить…

– Я провел пять худших в моей жизни часов в самолете, и я отвечаю за каждое свое слово. Тебе до сих пор все безразлично? Все, что я сказал, каким я стал – все это не имеет для тебя ни малейшего значения? Тебе нужно только удержать меня в узде, согнуть под нужным тебе углом. Все, мама. Ты меня слышишь? С этим все!

Ярость в его голосе и взгляде заставили ее замолчать. Еще раз ее лицо скрылось в ладонях, но мозг лихорадочно работал.

– Ты не в себе, – наконец заявила она. – Я тебя не узнаю. Что случилось с моим сыном?

– Он наконец вырос, вот что. Погляди повнимательнее, мама, я больше не твой маленький мальчик.

Она и в самом деле посмотрела на него, затем ее взгляд как молния метнулся по комнате, но угас, наткнувшись на яростный взгляд Брэда.

В отчаянии она снова упала на подушки в позе великомученицы.

– Дорогой мой мальчик, что случилось с нами? Ты причиняешь мне такую боль. – По щекам ее текли обильные слезы. – Если я сделала что-то не так, я прошу прощения за то, что, как ты считаешь, я сделала. За то, что слишком тебя любила. На тебя это не похоже – так грубо относиться к моим чувствам…

– Тебе всегда было плевать на мои.

Она издавала жалкие стоны, плечи вздымались от рыданий, но сквозь слегка раздвинутые пальцы леди Эстер внимательно следила за сыном.

– Ты ответишь, даже если мне придется проторчать здесь весь день. Где Дженни? Ты что, не представляешь себе, что ты делаешь с Джулией? Тебе это безразлично?

– А тебе безразлично, что ты делаешь со мной? – пронзительно закричала она, не сводя с него горящих глаз. – Теперь я вижу, кто тебя настроил, чье здесь злостное влияние. Этой женщины! И после того, что она сделала тебе!

– Ты хочешь сказать, что ты сделала ей.

Он видел, как шея матери покрывается красными пятнами, что служило первыми признаками гнева, но сейчас его это не страшило.

– Я знаю все, мама. Я видел Джулию, она рассказала мне правду, А ты еще называешь себя любящей матерью! Да кошка лучшая мать, чем ты. Ни один человек, имеющий представление о любви, не сделал бы то, что сделала ты – другой матери! Ты, которая без конца провозглашала безмерность материнской любви! Чего ты не учла, так это того, что я знаю, что такое быть отцом. Я хочу вернуть свою дочь! Поняла? Мою дочь!

Из горла леди Эстер вырвался вой на высокой ноте.

– Твою дочь! Твоя дочь! Ты должен думать о твоей матери!

– Ты сама думаешь о себе, причем с избытком.

Он увидел, как она схватила чашку, чтобы швырнуть в него, и сумел уклониться: Чашка ударилась о дверь и разлетелась вдребезги. За ней последовал чайник. Все еще горячий чай окатил его. Он рванулся к кровати и, прежде чем она успела поднять руки, схватил ее за горло.

– Будь ты проклята! – крикнул он. – Ты не мать, ты исчадие ада! Почему ты не говоришь мне, где Дженни? Ты хочешь, чтобы я вырвал из тебя признание? – Ему сдавило горло от гнева и боли, в душе он не мог поверить тому, что делал, и вместе с тем не мог заставить себя отпустить руки. Ему казалось, что боль от каждого нерва передается ему в голову, скапливается в затылке и вот-вот разорвет череп. Точно такую же боль он испытывал прошлой ночью.

– Говори, что ты сделала с моей дочерью! – Он резко встряхнул ее. – Говори!

Но ее глаза, не отрывавшиеся от его лица, горели фанатичным огнем.

– Давай, убей меня! Покончи со мной! Разве я не говорила тебе всегда, что через тебя приму смерть?

Выругавшись, он отбросил ее от себя, что-то внутри не давало ему полностью потерять контроль над собой, и в этот момент он осознал, что стук раздается не у него в голове. Кто-то стучит в запертую дверь.

– Брэд, впусти меня! Брэд, Брэд, пожалуйста… Это Джулия. Впусти меня…

– Все нормально, Джулия. – Он постарался говорить спокойно, хотя на самом деле его всего трясло.

– Но я знаю, где Дженни. Маркус действительно увел ее. Томас видел ее в машине…

Он распахнул дверь так внезапно, что стоящие за ней Джулия и Эбби едва не упали.

– Ты! – Голос леди Эстер напоминал шипение кобры. – Как же я сразу не догадалась! – Она начала приподниматься с кровати, готовясь к удару.

– Что видел Томас? – настойчиво спросил Брэд.

Ответила Эбби.

– Маркус заехал на Маунт Вернон-стрит, чтобы забрать ключи от старых складов, мать велела Томасу их отдать. Когда он закрывал дверь, он увидел на заднем сиденье машины Маркуса маленькую рыжую девочку…

– Поберегись! – То был Сет, вышедший из-за спины Эбби и так резко оттолкнувший Джулию, что она упала.

Леди Эстер, умудрившаяся встать с кровати, надвигалась на нее, размахивая палкой. Но удар достался Брэду, другой рукой он вырвал трость у нее из рук.

– Это ты виновата! – завопила леди Эстер, обращаясь к Джулии. – Мне следовало с тобой разделаться окончательно, как я поступила с другой рыжей сукой, которая хотела забрать то, что принадлежит мне!

Оскалив зубы, она бросилась к Джулии, готовая выцарапать ей глаза, но снова между ними стал Брэд, а рванувшийся вперед Сет схватил тещу за руки. Пытаясь удержать вырывающуюся женщину, он говорил Брэду:

– Уходи! Возьми Джулию и поезжай за Дженни. Мы тут управимся. Уходи! От твоего присутствия ей только хуже. – Но Брэд не мог отвести глаз от чудовищно искаженного лица матери. Взяв его за руку, Джулия почувствовала как он напряжен, глаза его не отрывались от матери, а на лице было выражение человека, краем глаза заглянувшего в ад.

– Брэд! – Он взглянул на нее, и его боль передалась ей. – Дженни.

– Дженни, – повторил он и глубоко, судорожно вздохнул. – Да… Дженни.

Резким движением он схватил Джулию за руку и потащил за собой из комнаты вниз по лестнице. Когда он исчез, леди Эстер удалось вырваться, но она услышала хлопок входной двери, и из ее груди вырвался вопль, от которого у присутствующих мурашки пошли по коже.

– Брэд! Брэ-э-д! Брэ-э-д! – Жилы на шее напряглись. – Мой сын, мой сын! Я потеряла сына!

Какое-то мгновение Эбби, Сет и Энни не в состоянии были двигаться от ужаса, чем воспользовалась леди Эстер и, вырвавшись, схватила трость, которую отбросил Брэд. Она сразу же завертелась, как бешеная, ломая все вокруг. Она металась по комнате и крушила все, что попадалось на пути. Картины валились со стен, хрусталь, фарфор, все, чего касалась трость, разлеталось вдребезги. То была настоящая оргия разрушения. Уворачивась от ударов, Эбби и Сет старались схватить леди Эстер, хотя им то и дело чувствительно доставалось. И тут Эбби осознала, что имя, которое выкрикивает мать, изменилось. Она уже больше не звала сына. Она кричала:

– Папа! Папа! Вернись ко мне, папа! Зачем ты меня покинул? Вернись ко мне, папа!

Только Энни с ее сообразительностью простолюдинки догадалась подставить ей ногу, отчего леди Эстер полетела на пол, выронив трость. Джонас схватил палку, а Сет и Эбби тем временем подняли упавшую женщину, которая теперь выкрикивала самые грязные ругательства. Эбби с тоской вспомнила о смирительных рубашках, но тут почувствовала, что тело ее матери выгнулось. Крик замолк, как будто кто-то сжал ей горло, рот беззвучно открывался и закрывался, а лицо начало приобретать неприятный красный оттенок, постепенно переходящий в пурпурный.

– Астма! О Господи! Ингалятор, быстрее, ради Христа, в верхнем ящике комода, поторопитесь!

Джонас дернул ящик так резко, что он вывалился целиком и все содержимое рассыпалось по полу. Он быстро нагнулся, нашел ингалятор и сунул его Эбби, которая, в свою очередь, вставила его в рот матери, пытаясь не дать ей исцарапать себя. Энни с мрачным видом помогала ей удерживать больную. Неожиданно обе женщины почувствовали, как тело леди Эстер резко выгнулось. Она издала полустон-полурычание, и Эбби ощутила, что у нее по пальцам течет что-то теплое. Внезапно дурно запахло, и Эбби с ужасом увидела, как лицо матери становится серым, тело обвисло, как мешок с крупой, а из носа течет струйка крови, пачкая уже изгаженную и порванную ночную рубашку.

– Мама! – в ужасе воскликнула Эбби. – О Господи, мама!

Брэд вел машину так, будто он помешался, как и его мать: с ходу беря повороты, все повышая и повышая скорость. Дождь сделал дорогу скользкой, машину постоянно заносило, один раз она развернулась на сто восемьдесят градусов, но Брэд справился и снова вжал в пол педаль газа. Джулия сидела, упершись ногами и вцепившись в дверную ручку, но не произносила ни слова. Она из кухни слышала достаточно, чтобы теперь молчать. Вскоре они оказались в старой, полуразрушенной части города. Встречающиеся в этот ранний час прохожие были, в основном, представителями этнических меньшинств. В этой части Бостона вместо высоких зданий с изящными фронтонами стояли грязные дома, в которых жили по нескольку десятков семей, а узкие, извивающиеся улочки, типичные, как выяснила Джулия в свой первый приезд в этот город, для Бостона, были замусорены. Когда Брэд свернул в узкий проезд, где стены обросли плесенью и повсюду свисали ржавые пожарные лестницы, Джулия внутренне застонала. О, Дженни, Дженни…

Они остановились перед высокими деревянными воротами с маленькой дверью. Крикнув: «Пошли скорее!», Брэд толкнул дверь и придержал ее, чтобы Джулия могла войти. Они оказались в большом, вымощенном булыжником дворе, заставленном ржавеющей техникой. В конце двора они увидели полуразвалившееся здание на сваях, сделанное наполовину из дерева, наполовину из железных листов. Джулия бежала за Брэдом, вглядываясь в окна с выбитыми стеклами, и вдруг увидела в одном из них грязную мордашку своей дочери – все еще в красной индейской шляпе.

– Дженни! Маленькая моя!.. – выкрикнула она, врываясь в дверь как раз в тот момент, как Брэд набросился на Маркуса, сидящего за маленьким столом, заваленным комиксами.

– Мама! Где ты была? Я так долго ждала!

– Дженни, милая! – Джулия опустилась на одно колено и прижала к себе хрупкое тельце бросившейся к ней девочки. Между энергичными поцелуями Дженни жаловалась:

– Я ждала и ждала, и я есть хочу! Маркус обещал мне биг-мак, но так и не принес… – Она прекратила ныть, потому что в этот момент перевернулся маленький столик. – Почему дядя Брэд бьет Маркуса?

Взяв ее на руки, Джулия отошла в конец комнаты, подальше от борющихся тел, от вскриков, от звуков ударов.

– Потому что он рассердился на Маркуса за то, что он забрал тебя, не сказав нам. Дженни, малышка, почему ты ушла с Маркусом? Я так беспокоилась.

– Но Маркус сказал… – Дженни, вскрикнув, прижалась к Джулии, потому что Брэд схватил стул и ударил им Маркуса по голове. Один взгляд на его лицо заставил Джулию закричать:

– Брэд! Брэд, ради Бога! Ты убьешь его!

Она никогда не видела ни у кого такого дикого гнева и, хотя понимала, что таким образом Брэд освобождается от печали и боли, пыталась остановить его. Маркус был крупнее, но Брэд обладал силой, которую дает безумие. Теперь он бросил Маркуса на пол и, схватив его за горло, сжимал, сжимал и сжимал.

– Брэд! – Отодвинув Дженни в сторону, Джулия подбежала к нему. Глаза Брэда были широко раскрыты, зубы оскалены, а руки все сжимали горло противника. – Брэд! – Джулия размахнулась и изо всех сил ударила Брэда по лицу. – Прекрати! Прекрати! – закричала она. – Он не стоит того, чтобы его убивать! – Дженни захныкала, и Джулия снова закричала: – Ты пугаешь Дженни!

Имя дочери сумело пробиться сквозь ярость Брэда, и Джулия увидела, что он ослабил хватку. Она сама отняла его руки от горла Маркуса. Маркус закашлялся и остался лежать с закрытыми глазами, хватая ртом воздух. У Брэда текла из носа кровь, на лице виднелись следы от ударов Маркуса, один рукав рубашки был порван. Тяжело дыша, он пробормотал:

– Я мог бы убить эту сволочь!

– Что ты почти и сделал.

– Дженни в порядке?

– Да, но ты ее напугал.

– Извини, – сказал Брэд, вовсе не чувствуя себя виноватым. – Он это заслужил.

Дженни, сообразив, что опасность миновала, подбежала к матери.

– Мне здесь не нравится, – заявила она. – И я есть хочу.

Брэд рассмеялся. Настроение его внезапно переменилось.

– Я должен был догадаться. – Он присел перед ней на корточки и спросил строгим голосом и с серьезным выражением лица: – Почему ты не сказала мне, что уходишь с Маркусом?

– Он мне не велел, – послушно ответила Дженни. – Он сказал, что это сюрприз. Мы летели в самолете, и он купил мне кока-колу и мороженое…

– Я полагал, что тебе не разрешалось ни с кем уходить без разрешения мамы.

– Но ведь это Маркус, – терпеливо объяснила Дженни.

– Ну и что? Ты так больше поступать не будешь, поняла?

Дженни взглянула на мать, которая строго смотрела на нее.

– Даже с Маркусом? – спросила она тоненьким голоском.

– Ни с кем, даже со мной. Поняла?

Дженни кивнула.

– Твоя мама очень расстроилась. Ты знаешь, как она беспокоилась, разыскивая тебя, не? зная, куда ты подевалась?

По щеке Дженни скатилась крупная слеза.

– Но Маркус сказал…

– Неважно, что сказал Маркус. Ты больше никогда не будешь уходить ни с кем, повторяю, ни с кем, если мама не разрешит. Ясно?

Дженни кивнула. Джулия тоже наконец поняла. То, чему она не могла поверить, когда была за ним замужем: что он может быть суровым, что его следует остерегаться и лучше не стоять на его пути. Она никогда не видела его на работе, так что не знала его с этой стороны. Она знала только легкого Брэда, охочего до удовольствий, эксперта в постели, красивого и притягательного мужчину, или другого – связанного по рукам и ногам, испуганного, эмоционально шантажируемого матерью… Тот человек, который сейчас наставлял Дженни, причем так, что она мгновенно подчинилась, был тем Брэдом, который, как утверждал Сет, да и Эбби, тоже существовал – если взять на себя труд заглянуть поглубже, «А я, – с горечью подумала Джулия, – именно этого и не сделала. И не только в отношении него, но и его матери. Только потому, что он никогда не демонстрировал мне свою сильную сторону, поскольку в этом не было нужды, я не верила, что она у него есть. Господи, прости меня, – подумала она. – Я сама во всем виновата».

– Прости меня, – говорила тем временем Дженни тонким голоском.

– Вот и молодец. – Брэд поднял ее и поцеловал. Она обняла его за шею и тоже поцеловала.

– Я с голоду умираю, – сказала она с надеждой. – Маркус обещал мне биг-мак, но так и не принес.

– Значит, ты получишь его сейчас. Тут, кстати, «Макдональдс» в конце улицы.

– И еще я хочу картошку и молочный коктейль и…

– Все, что пожелаешь, – согласился Брэд. Джулия воспользовалась удобным случаем.

– Почему бы вам с Брэдом не пойти и не заказать еду на троих? – жизнерадостно предложила она. – Я присоединюсь к вам, вот только перекинусь словечком с Маркусом.

Брэд повернулся, но, прежде чем он успел что-нибудь сказать, Джулия тихо заметила:

– Этого оставь мне. – Их глаза встретились, и Брэд согласно кивнул.

– Тогда пошли, – обратился Брэд к дочери. – Тут во дворе есть кран. Давай немного умоемся, а то нас не станут обслуживать.

– Что тебе заказать, мам? – спросила Дженни, когда они подошли к двери.

– Кофе и биг-мак. Но побольше горячего кофе. – Она постаралась улыбнуться, но едва не заплакала при виде грязной майки Дженни, засохшего кетчупа в уголках рта, грязных рук и ног. Но, несмотря на все это, индейская шляпа прочно держалась на ее голове. Брэд был весь в царапинах и синяках, а под глазом набухал фонарь.

– Идите, – сказала она им. – Я скоро. – Они снова обменялись взглядами с Брэдом, и дверь за ними захлопнулась.

Джулия повернулась к Маркусу.

Он дотащился до кресла и сидел, прикладывая к ссадине под глазом носовой платок.

– Что касается тебя… – начала она с отвращением.

– Да ладно, Джулия, – Маркус поморщился, так как из-за расшатавшегося зуба ему было больно говорить. – Я не в форме.

– Как ты мог, Маркус? Я полагала, мы друзья.

– Да очень просто. Так всегда бывает, если у тебя нет выбора. Старуха крепко держала меня за загривок.

– Но похитить Дженни! Я думала, ты ее любишь.

– Люблю. Но свободу я люблю больше.

– Зачем, черт побери, ей это понадобилось? Она же должна была понять, что я догадаюсь.

– Да она мало что соображала, потому что потеряла своего сына. Я ей сказал, что это идиотская затея, но она не хотела слушать. Я ей сказал, что Дженни не пойдет с незнакомым человеком, что ты ее так научила. Но я зря терял время. Она была в таком бешенстве, что ничего не понимала.

– Я понимаю ее чувства. Ты обманул меня. С самого первого момента, когда ты явился ко мне в коттедж, ты обманывал меня. Сделал вид, что удивлен моей беременностью. А ведь именно поэтому она тебя и послала, так? Правильно?

– Ну, следила она за тобой. Что тут нового?

– То, что ты оказался лжецом, вором и еще похитителем детей. Ты ведь поддерживал меня, используя ее деньги, верно?

– Конечно, откуда у меня свои?

– А двадцать процентов, их тоже она получала?

– Пятнадцать. Она великодушно оставляла мне жалкие пять! – Голос обиженный.

Типично для Маркуса. Он не жалел о содеянном, горевал только о том, что его поймали.

– Только подумать, ведь я тебе доверяла, – проговорила Джулия.

– Послушай, если бы я не сдерживал старуху, она давно бы с тобой покончила. Когда я тебя узнал, я принял твою сторону.

– Вот только не предупредил меня. Ты играл на обе стороны, так? Как раз посередине, так ведь удобнее.

– Я делал то, что должен был делать, – устало сказал Маркус. – Если бы ты сделала то, что сделал я, да побывала там, где побывал я, ты бы быстро узнала, где твое место.

– Я полагала, тебя не сажали в тюрьму, – жестко заметила Джулия.

– В тот раз нет, – согласился Маркус, к которому вернулся его привычный юмор.

Джулия недоверчиво рассмеялась.

– А твои попытки затащить меня в постель – это тоже ее идея?

– Но мое собственное желание, – галантно ответил Маркус.

Он взглянул на нее, и она поверила, что он говорит правду. Хотя, впрочем, какая разница?

– Я просто не нахожу слов, – наконец заключила она.

– Такое ведь случилось в первый раз.

– И в последний, что касается меня. Ты можешь взять свои двадцать процентов и засунуть туда, где побольнее.

Он дотронулся до шатающегося зуба.

– Больно.

– Хуже, чем стать объектом шантажа? Ведь так оно и было, признайся? Или тюрьма, или…

– Я делал за нее грязную работу задолго до того, как меня уволили. За тем меня фирма «Брэдфорд и сыновья» и наняла. Именно я докупал и продавал, давал взятки, откупался, организовывал то, что сейчас называют промышленным шпионажем. Поэтому-то она в суд и не подала. Слишком я много знал. Ей пришлось меня отпустить. К тому времени подрос ее драгоценный сыночек.

При этих словах лицо Маркуса исказилось.

– Ты ненавидишь Брэда, верно?

– А чего там вообще любить? Зазнайка и все. Первый в Гарварде. Иностранные спортивные машины, лучшие девки из Редклиффа, полный кредит во всех забегаловках, ужины в «Ритце». Почему одному человеку дается так много? У меня же были только мои мозги. Даже настоящего имени не было. Никто не мог правильно произнести фамилию моего деда, когда он появился в этой благословенной стране, так что ее переделали просто в «Левин». Он из России даже своего собственного имени не вынес!

С большим опозданием Джулия поняла, что под личиной беспечного, жадного до денег человека скрывалась застарелая ревность, ненависть и зависть, то есть те черты, которые умело использовала леди Эстер.

– Я крал у Брэдфордов, потому что у них было что красть. Сам виноват, что потерял бдительность и в последний раз попался. С той поры она занесла меня в черный список.

– Ты, наверное, и помрешь смеясь, – горько заметила Джулия.

– Слушай, работать на Эстер Брэдфорд – тут не обхохочешься.

– Когда ты будешь перед нею отчитываться, и да поможет тебе Бог при этом…

– Да не собираюсь я перед ней отчитываться, – заявил Маркус, все еще пытаясь остановить кровь. – И если она решит меня преследовать, можешь ей сказать, что у меня имеются копии некоторых документов, из-за которых она сама загремит в тюрьму. «Брэдфорд и сыновья» превратятся в «Брэдфорд и преступники». Вряд ли ей этого захочется.

Джулия закатила ему такую пощечину, что он едва не свалился с кресла.

– Вот это последний мой тебе привет.

Она вышла, и дверь с громким стуком захлопнулась за ней.

Она все еще кипела, когда вошла в тепло ресторанчика «Макдональдс». Когда она отыскала глазами своего бывшего мужа и дочь, ей захотелось рассмеяться. Дженни с упоением поглощала биг-мак, а Брэд, положив подбородок на руки, не сводил с нее восхищенных глаз. От запаха горячего кофе у нее потекли слюнки, но, когда она села за их столик, ее неожиданно охватила апатия, так что она просто положила голову на стол и закрыла глаза. Брэд пододвинул ей стаканчик с кофе. Она сняла крышку, вдохнула аромат, отпила и вздохнула.

– То, что надо.

– И вот это твое, ма, – сказала Дженни, подвигая ей биг-мак. – Поторопись, а то остынет.

Джулия улыбнулась, но не сделала попытки открыть крышку.

– Ты что, не хочешь есть? – удивленно спросила Джулия. – Дядя Брэд тоже не захотел, так что я съела его порцию.

Джулия расхохоталась.

– Ты съела два биг-мака?

Брэд усмехнулся.

– У нее аппетит, как у голодного тигра, – заметил он. – Ну как там у тебя?

– Все, что я думала, оказалось правдой. Он был ее шпионом. Много лет. Он также просил передать, что если вы захотите его преследовать, то у него есть какая-то информация, в результате которой вам придется менять название фирмы на «Брэдфорд и преступники».

Брэд нахмурился.

– Интересно.

Джулия переставила свою чашку с кофе.

– Он сказал… он сказал, что занимался тем, что ты делаешь сейчас, после того как начал работать в фирме. – Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. – Он имел в виду грязную работу.

Брэд не отвел взгляда.

– Верно, – ответил он. – Я на ней учился. Но мне удалось кое-что изменить, после того как у меня появилась власть. Матери не было нужды делать и половины того, что она делала. Ей это просто нравилось.

Джулия кивнула. Ее огорчило и обрадовало, что Брэд сказал ей правду. «Теперь, – подумала она, – может, действительно между нами будет только правда».

– Что дальше? – спросила она.

– Я вернусь на ферму. Но сначала отвезу вас на Маунт Вернон-стрит. Не хочу, чтобы вы были рядом с матерью.

– Достань нам билеты, и мы улетим в Калифорнию.

– Мне кажется, вам сначала следует выспаться. Лучше завтра?

Она поняла, что ему не хочется, чтобы они торопились, поэтому просто сказала:

– Хорошо. – И добавила: – Я ничем не могу тебе помочь?

– Нет, не хочу, чтобы ты в это ввязывалась.

– Слишком поздно. Я уже ввязалась, из-за Дженни.

– Возможно, но мы ее нашли, слава Богу. Мне теперь следует разобраться с остальным.

Зная, что он думает о тех воплях, которые доносились до них сквозь закрытые окна, она с надеждой сказала:

– Эбби справится.

– Я именно это и имею в виду. Она тут ни при чем. Это моя забота.

Она почувствовала, что сейчас, когда радость и злость потихоньку улеглись, он снова весь напрягся. Кроме того, от тепла ресторана и ощущения того, что кризис миновал, на нее навалилась тяжелая усталость. Глаза слипались. Дженни тоже начала клевать носом, там и не справившись со вторым гамбургером. Она положила его на стол и зевнула.

– Я устала, мама…

Брэд так стремительно поднялся, что Джулия поняла, как ему хотелось побыстрее начать двигаться. «Разумеется, – подумала она, – как бы там ни было, она все еще его мать».

Дженни уснула у нее на коленях, не сумев побороть комбинации из полного желудка и чувства полной безопасности. Джулии самой не терпелось добраться до постели.

Но открывший им дверь Томас был непривычно расстроен и напряжен.

– Мистер Брад, слава Богу, что вы вернулись!

Брэд нахмурился.

– Что случилось?

– Ваша мама, сэр. С ней случился удар рано утром. Миссис Эмори не так давно позвонила и сообщила, что ее увезли в больницу. Я объяснил, что вас здесь нет, но она велела сообщить вам об этом, как вы только появитесь.

У Брэда ноги приросли к полу.

– Удар!

– Да, сэр. Миссис Адамс тоже в больнице, и я сообщил другим членам семьи.

Джулия быстро приняла решение.

– Не могу я где-нибудь уложить Дженни в постель? Она так устала, что не проснется, но было бы неплохо, если бы кто-нибудь за ней присмотрел.

Глаза Томаса расширились, когда он увидел, кто стоит перед ним с ребенком на руках.

– Миссис… мисс Джулия! Ну конечно, конечно. Простите. Я так огорчен, сами понимаете.

– Подожди, – приказала Джулия Брэду. – Я поеду с тобой.

Он промолчал.

Джулия поспешно уложила Дженни на кровать в первой же спальне, указанной ей Томасом. Девочка не проснулась, только свернулась клубочком и засунула большой палец в рот.

– Я прикажу кому-нибудь из слуг посидеть с ней, – пообещал Томас.

– Спасибо, Томас. Если она проснется, в чем я сомневаюсь, позвоните в больницу.

– Будет сделано, мисс Джулия.

Брэд стоял на том же месте, где она его оставила. Она дотронулась до его руки.

– Пошли. Я отвезу тебя в больницу.

Томас успел сказать им, что леди Эстер в реанимации. Когда они вошли в приемное отделение, Джулия увидела там весь клан Брэдфордов, вплоть до двоюродных и троюродных сестер и братьев.

Эбби сидела рядом с Сетом. Они держались за руки. С другой стороны – Чарли, которую было просто не узнать – фунтов на тридцать худее и шикарно одета. За их спинами стояли сыновья, уже совсем взрослые. У окна сидела Битси, по бокам от нее – ее сыновья, муж смотрел в окно, пока не заметил Джулию.

Все смотрели на них.

Эбби сразу встала.

– Брэд! Слава Богу! Нашел Дженни?

– Да. Что случилось?

– Как только вы ушли, она пошла в разнос, ты ведь знаешь ее припадки гнева. Это привело к приступу астмы, тяжелому, а это, в свою очередь, – к кровоизлиянию в мозг. Как сказали доктора, обширный инсульт мозга. Она в коме, ей поддерживают жизнь только с помощью аппаратуры.

– Я могу ее видеть?

– Пойдем со мной.

Они исчезли за дверями с небольшими круглыми окошечками, а Джулия оглянулась, чтобы посмотреть, нельзя ли где сесть. Но тут она встретилась взглядом с Битси, которая, казалось, хотела прожечь в ней дыры своим взглядом.

– Давай, иди, посмотри! – злобно прошипела она. – Все твоя работа! Стоит тебе появиться, как в семье возникает катастрофа!

– Битси! – резко одернул ее Сет, вставая.

– Нечего меня останавливать! Я правду говорю. Не появись она, ничего бы не случилось. Мама с Брэдом ведь из-за нее поссорились, так? И из-за нее моя мать сейчас умирает!

Сет подошел к Джулии и сжал ее руку.

– Джулия здесь потому, что твоя мать похитила ее ребенка!

– Так она же дочка Брэда, дурак! Хотела бы я дождаться того дня, чтобы она так позаботилась о моих детях!

– Не забывайся! По справедливости…

– Справедливость! Да когда это что-либо было справедливо в отношениях Брэда и матери? Она всегда заботилась только о своем единственном, драгоценном сыночке! – Битси поднялась и двинулась к Джулии, как зверь, готовящийся к прыжку. – Зачем ты вообще влезла в нашу семью? От тебя одни беды! Ты мне и тогда не нравилась, не нравишься и сейчас, потому что ты – высокомерная стерва! Что ты, черт побери, о себе воображаешь? Да в тебе столько же жизни, как и в белом гладиолусе!

– Битси! – прогремел голос Сета. – Джулия ничего не сделала, чтобы заслужить эти оскорбления.

– Да она вообще ничего сделала, ничегошеньки, ни для меня, ни для мамы, ни для Брэда! Она просто стояла в сторонке и позволяла матери делать все, что ей заблагорассудится, так ведь? Если она любила Брэда, то почему не боролась за него? Ну нет, только не она. Ведь можно было запачкаться, так что спокойнее не обращать внимания! Она никогда ни о ком не заботилась, кроме себя, любимой!

– Ты тут нам сейчас демонстрируешь собственную самовлюбленность, Битси.

– Я демонстрирую свои чувства, которых у нее никогда не было!

– То, что твоя мать сделала с Джулией, непростительно.

– Я молю Бога, чтобы она так же небезразлично относилась ко мне и моим сыновьям! Но у нее всегда на первом месте Брэд, Брэд, Б-р-э-д! – Джулия почувствовала, что Битси обрызгала ее всю слюной, с такой яростью она выкрикивала слова, пока к ней не подошел ее муж и она не забилась в истерике в его объятиях.

Он взглянул на Джулию холодно, обвиняюще. Все остальные как завороженные уставились в пол, словно ожидая, когда он разверзнется.

Джулия почувствовала, как кто-то взял ее за руку, и, подняв глаза, увидела, что на нее с беспокойством смотрит Сет.

– Битси вела себя возмутительно. Я прошу тебя, пойми. Она в шоке, не владеет собой.

«Почему я не в шоке?» – подумала Джулия. У нее, напротив, все внутри онемело, она была не в состоянии пальцем пошевелить.

Прицельный огонь Битси попал прямо в точку. «Она лишь высказала свое мнение, – тупо подумала Джулия. – Да, но если ты и не узнала себя на портрете, это вовсе не значит, что в нем нет сходства… Белый гладиолус? Прямой, белый, безжизненный…» – Она содрогнулась.

– Дорогая моя, – заботливо произнес Сет. – Пожалуйста, не расстраивайся. Ты ведь уже должна знать, что любая картина, нарисованная Битси, окрашена в черные краски ее ревностью к брату.

«В самом деле? – подумала Джулия. – Так почему же я тогда все так ясно вижу?

– У тебя были тяжелые сутки, – продолжал утешать ее Сет. – Мне кажется, тебе стоит вернуться к дочери и отдохнуть. Здесь ты ничем не поможешь. – Он вздохнул. – Боюсь, что мы здесь все ждем конца. Ее мозг разрушен окончательно. Иди к дочери. Я все объясню Брэду.

Она машинально пошла с Сетом, который посадил ее в машину и наклонился к окну, чтобы еще раз высказать свою озабоченность.

– Ты уверена, что доедешь? Может, мне тебя лучше отвезти…

– Нет. Останься с Эбби. Ты ей нужен. Я справлюсь. Правда. – Вот только сама она была не слишком в этом уверена.

Он подождал, пока машина не скрылась из глаз. Но как только Джулия отъехала достаточно далеко, она заглушила мотор, положила голову на руль и почувствовала, что начала мелко трястись. Никогда в жизни никто не говорите ней с такой жестокой откровенностью. В результате придуманный ею ее собственный имидж разлетелся вдребезги. Между тем, что она думала о себе сама, и тем, как ее воспринимали другие, не было ничего общего. Безразличная? Равнодушно-спокойная и собранная? Неужели другие воспринимали ее старания контролировать себя таким образом? Неужели тот внешний образ, который она с таким тщанием создавала, был принят за ее суть? Что ж, разве не по внешности судят в первую очередь? Тетка часто говорила: «Люди встречают тебя по одежке. Следи, чтобы она была у тебя в идеальном состоянии».

Крис говорила, что она, Джулия, молится совершенству. Но та же Крис говорила ей и многое другое, от чего она отмахивалась. «Гордость, – подумала она сейчас. – Безудержная, надменная гордость. Эстер Брэдфорд сразу ее разглядела. Неудивительно, что она сумела мною манипулировать, как хотела. Она все видела, это точно. И играла на этом. Если бы она не знала заранее моей реакции, ей ни за что бы не преуспеть».

«Еще одно фиаско, – подумала Джулия, тщетно копаясь в кровоточащих обломках самоуважения. – Сначала Крис, теперь Битси. Очевидно, это правда. Я именно такая. В глазах других людей, во всяком случае. Я и представления об этом не имела, ни малейшего. Обманывала себя так долго. Например, уверяла себя, что Брэд хочет, чтобы я не делала волну», когда на самом деле он нуждался, причем отчаянно, в совершенно противоположном, даже если и не подозревал об этом сам. Дрексель Адамс говорил, что я сильная. Что я – спасение Брэда. Я ведь знала, да, да, знала, что Брэд боится матери, и все же допустила, чтобы мои собственные страхи руководили моими действиями. Я боялась испачкаться, я всегда, с давних времен, испытывала отвращение к эмоциональным дрязгам. Не пыталась понять, почему ревнует Битси, просто принимала это как должное. Почему-то вспомнились слова общей исповеди, которую она почти забыла. Как там? «…оставлять несделанным то, что должно сделать, и делать то, что делать не должно, и не дадено нам будет здоровья…» А она еще думала, что леди Эстер больна! «О Господи, – подумала она. – Что я натворила? И чего я не сделала?» Брэд покаялся в своих грехах Вечного младенца; она же покаялась в том, что, как ей казалось, было грехами эмоционального отрочества. Ни на секунду ей не пришло в голову, что она упускает тайной свой грех, как гордыня. Один из семи смертных грехов… Она припомнила, как в первый раз Брэд сказал, что восьмой грех – терять время впустую. И тут она виновата. Она теряла впустую время, потеряла мужа, все.

Она с душевным трепетом взирала на сложившийся перед ее мысленным взором «Портрет Джулии Кэрри» и видела, насколько он ужасен. Белый гладиолус. Жесткий, белый, негнущийся. Точность определения Битси не оставила от ее гордости камня на камне. Она и была жесткой и негибкой. Ни разу не пыталась понять чувствами, лишь умом. Только сейчас, испытывая боль и страдания, она осознала с ужасом, что должен был чувствовать Брэд.

У нее вырвалось рыдание, жгучие слезы потоком потекли из глаз, все тело содрогалось; «Милостивый Боже, прости меня», – просила она снова и снова. Скопившееся за последние сутки напряжение вырвалось наружу, она полностью потеряла самоконтроль. Не думала ни о чем, в первый раз в своей жизни она позволила чувствам возобладать. Она рыдала, пока больше не осталось слез, только сухие всхлипы, вздрагивая при воспоминании о словах Битси. С другой стороны, у нее было ощущение, что она прошла сквозь огонь. Но Брэд все еще поджаривался на своем.

Она выпрямилась, отбросила волосы с глаз и поискала бумажную салфетку. Вытерла лицо, взглянула в зеркальце и быстро отвела взгляд. Может, ей вернуться? Подождать вместе с остальными? Показать им, что она не станет уползать, как побитая собака, зажав хвост между ногами? Гордость! – предупредила она себя. Какая разница, что они подумают? Значение имеет лишь Брэд, как ему сейчас приходится, как он страдает. «Возвращайся к Дженни, дождись его. Ты будешь ему нужна больше, чем когда-либо. Будь на месте. На этот раз, Джулия, сделай все правильно. Ты обязана. Это твой последний шанс. Ты подвела его в первый раз. Ради Бога, ради него и себя, не повтори ошибки…»

Когда она снова завела двигатель машины, она чувствовала себя так, будто ее пропустили сквозь сито, и то, что выпало в осадок, было Джулией, лишенной/чувства превосходства. Она почувствовала, что в голове прояснилось. Вот только бы того, что осталось, хватило, чтобы пройти сквозь то, что ей предстоит. «Что ж, – подумала она. – Во всяком случае, стоит попытаться».

22

Кэролайн очнулась от того, что кто-то тряс ее и кричал:

– Да проснешься ли ты наконец, черт возьми! Кэролайн, ты меня слышишь? Кэролайн!

– Уходи, оставь меня в покое…

– Я оставила тебя в покое, и посмотри, что случилось! Ты так нажралась, что тебя узнать невозможно. Ты проснешься или нет?

– Незачем просыпаться.

– Нет, есть, именно это я и хочу тебе сказать!

С трудом открыв глаза, Кэролайн увидела нависшее над ней торжествующее лицо матери. Она моргнула, постаралась сосредоточиться и увидела, что мать держит в руках кипу газет.

– Такие новости! Эстер Брэдфорд умерла! Правда-правда! Вчера утром с ней приключился удар, а поздно вечером она умерла. Посмотри, здесь все на первых полосах.

С трудом приподнявшись, Кэролайн протерла слипающиеся глаза.

– Вот, выпей. – Мать вложила ей в руку стакан ледяного апельсинового сока. Обжигающий холод несколько прочистил мозги Кэролайн. – Смотри сама. Старая сука померла, точно! Никогда не надеялась, что доживу до этого дня! – Элайн была вне себя от радости.

Снова протерев глаза, Кэролайн уставилась мутным взглядом на протянутые ей газеты. Там она увидела фотографию свекрови и огромный заголовок: Бостонская аристократка умерла. Газета была бостонской. Элайн покупала все газеты и тщательно вырезала упоминания в них о ее дочери, миссис Уинтроп Брэдфорд, чтобы потом наклеить в альбом.

– Так это правда, – тупо проговорила Кэролайн.

– Разумеется, правда! Давай вставай. Нельзя терять времени. Ты должна вернуться в Бостон, но сначала нужно привести тебя в порядок. Посмотри на себя! Полный развал! – Мать чуть не плакала. – Сейчас же к Арден и обработка по полной программе, девочка моя. Я также позвоню адвокатам. Нужно остановить развод. Теперь в этом нет необходимости, раз старая кошелка прибралась. Вставай же! Ты разве не понимаешь, что это значит?

Эстер Брэдфорд действительно умерла! Разъеденный алкоголем мозг Кэролайн не мог воспринять этой новости. Такие люди не умирают. Они все тянут и тянут: портят другим жизнь, рушат надежды, держатся мертвой хваткой за своих сыновей.

Мать снова выскочила из ванной комнаты.

– Да встанешь же ты наконец! – Она стащила Кэролайн с измятой постели, свалив по дороге пустую бутылку. – И чтоб больше ни капли! – Элайн выбросила бутылку в мусорную корзину. – С этого момента у тебя сухой закон, поняла? Господи, как же ты кошмарно выглядишь! – Она сморщила нос от отвращения при виде опухшего лица, непрокрашенных волос, запаха винного перегара. Втолкнув Кэролайн в душ прямо в ночной рубашке, она до отказа повернула кран. Кэролайн завопила, но мать не дала ей выключить холодную воду. – Так или иначе, но ты должна быть трезва как стеклышко, когда сегодня днем появишься в Бостоне.

И Томас впустил в дом совсем другую Кэролайн. Волшебники миссис Арден сделали чудо. Лицо было великолепно подкрашено, волосы приобрели яркий золотистый цвет, костюм от Оскара да ля Рента сидел идеально, а маленькая кокетливая шляпка с вуалью помогала скрыть слегка налитые кровью глаза.

– Миссис Брэдфорд!

– Где все, Томас?

– На ферме, мадам.

– На ферме!

– Да, мадам. Все вернулись туда… после того, как леди Эстер умерла.

Черт! Ей следовало догадаться. Ведь они собирались на ферме всегда в случае рождений, свадеб и смертей. У этих Брэдфордов пунктик насчет корней. А она оделась для Бостона.

– Пойду наверх и переоденусь. – Она проплыла мимо него. – Спортивный «мерседес» на месте? Подгони его. Я сама поеду на ферму.

Она быстро покопалась в шкафах, все еще набитых до отказа одеждой. Где-то было черное шерстяное платье, оно подойдет. В самый раз для загорода. Она сменила туфли на высоких каблуках на более удобные и достала манто из русских соболей. В конце концов, она все еще жена Брэда.

Она не сомневалась, что вернет его. В такое-то время. Он сейчас того и гляди свалится. Пизанская башня двадцатого века. Она знает, как с ним обращаться.

Но когда увидела кучу машин у дома, она поняла, что все будет не так просто. Черт бы их побрал! Весь штат приносит свои соболезнования.

– Ну! – Эбби недовольно смотрела на Кэролайн. – Тебя-то мы меньше всего ждали!

– Почему? Все ведь здесь! – Огромная гостиная была наполнена людьми, которые держали в руках бокалы и разговаривали тихими голосами, соответствующими печальному событию. – Я ведь жена Брэда, забыла?

– Но, безусловно, не на долгое время. Когда ты уезжала в Филадельфию, ты орала о разводе так, что за версту было слышно.

– То было тогда. Сейчас – другое дело.

– Ну-ну! – мрачно отозвалась Эбби.

– Ты же слышала, как твоя мать разговаривала со мной, как она меня обзывала. Это она велела мне убираться из дома!

– Вот именно. Тем более что ты сама виновата. Так что довольно нахально с твоей стороны появиться здесь сегодня.

– Я имею право видеть своего мужа. Где он?

– Занят. Как ты заметила, мы здесь далеко не одни.

– Это я вижу!

– Оставь его в покое, Кэролайн. У него сейчас и так забот полно.

«Кэролайн ему только не хватает, – сердито подумала Эбби. – Будь она неладна. Да еще Джулия здесь. Но Брэд потребовал: Джулия остается, Дженни тоже». Битси бесилась, но Эбби была рада. Тут ее взгляд остановился на саквояже Кэролайн.

– Надеюсь, ты не собираешься здесь ночевать?

– Разумеется, собираюсь. Как жена Брэда…

– Слушай, хватит тебе об этом. И не трогай его сейчас. Найди какое-то дело. Займи кого-нибудь из гостей, помоги нам.

Она подтолкнула Кэролайн к группе гостей, и той ничего не оставалось, как пожимать руки и принимать соболезнования. Ладно, утешила она себя, это укрепит ее положение в семье.

Она оглядывала комнату в поисках Брэда и наконец обнаружила его среди большой группы гостей, в основном женщин. Она начала двигаться по комнате, приближаясь к нему все ближе и ближе и внимательно разглядывая его. «Он выглядит ужасно! – со злорадством подумала она. – Осунулся. И так постарел. Самое время повзрослеть. Все уже давно это сделали». Этот усталый, нервничающий, страдающий мужчина не был похож на того везунчика, за которого она выходила замуж. «И неудивительно, – мстительно подумала она. – Теперь ему придется стоять на своих собственных ногах, а он этого не умеет. Никто уже больше не станет кормить его с ложечки». С таким Брэдом она справится, подумала Кэролайн торжествующе. Такого она может взять и вылепить по своему желанию. И когда она с ним покончит, никто его не узнает.

Но когда Кэролайн наконец добралась до него, он не обрадовался при виде ее. Глаза его были мертвы. Он пожал ей руку и поцеловал в щеку, как просто хорошо знакомого человека.

– Кэро, спасибо, что приехала.

– Что ты этим хочешь сказать? Я же твоя жена, черт возьми!

Именно в этот момент к ним приблизилась старая миссис Пибоди, которая покидала свой дом только для выражения соболезнований по поводу чьей-нибудь смерти. Она шла, опираясь на руку своего младшего внука. Кэролайн увидела, как Брэд приветствовал ее с той же официальной вежливостью, что и ее. «Я этого не потерплю! Отнестись ко мне, как к еще одному посетителю…» Вся кипя от злости, она смотрела, как он провожает миссис Пибоди до дверей. Тут она заметила, что к ней приближается младшая сестра ее мужа. Она демонстративно повернулась спиной и удалилась. Эта стерва рассчитывает теперь занять место своей матери. Она подошла к бледной, заплаканной Чарли.

– Что здесь происходит? – резко спросила она. – Что с Брэдом?

Губы Чарли вытянулись в тонкую линию, выражающую отвращение.

– Его мать только что умерла.

– Это я знаю! Я имею в виду перемену в нем.

– А ты бы не изменилась, если бы это была твоя мать?

«Нет, точно нет», – подумала Кэролайн, но быстро соврала:

– Конечно, я понимаю, как это ужасно, но… да ладно, Чарли, ты ведь знаешь, что было.

– Для Брэда сейчас важно только то, что есть, – тихо заметила Чарли.

– Да, по-старому уже не будет, – согласилась Кэролайн, думая про себя: – «И слава Богу».

– Нет. Это ужасно… мама рассказывала… – Но тут она вспомнила, с кем разговаривает, и, пробормотав что-то невнятное, сбежала.

«Ужасно? – подумала Кэролайн, у которой вступило в действие ее шестое чувство. – Разве что-нибудь случилось? Что-то вызвало смерть этой старой стервы. Иначе, отчего бы Брэду так погано выглядеть?» Из того, что ей удалось вынести из соболезнований, она поняла, что смерть была внезапной и неожиданной. Но ведь с инсультами всегда так? «Интересно, – подумала Кэролайн. – Может, кто-то довел ее до такого состояния? Она ни одного дня не болела, насколько я помню, и доктор постоянно за ней приглядывал. И вдруг инсульт! Брэд! Не может быть! Или может? – подумала она злорадно. – Брэд довел ее до инсульта? Неудивительно тогда, что он выглядит так, будто ему вынесли смертный приговор».

Она не видела его с той ночи, когда он убежал с фермы. Вернувшись в Филадельфию, после того как старуха выгнала ее из дома и велела больше не показываться, она нашла утешение в бутылке. Черт! Что же она пропустила? Брэд наконец выступил против матери? Увидел в конце концов истину? Это уж точно могло довести старую перечницу до удара. «Я должна выяснить, потому что это важно. Если он виноват, мне следует знать, насколько и в чем».

Она снова оглядела переполненную комнату в поисках мужа, но тут заметила Эбби, выходившую из кабинета. По выражению ее лица Кэролайн сразу поняла, что там происходит что-то важное. Дождавшись, пока Эбби смешалась с толпой, она быстро направилась в кабинет, но оказалось, что там никого нет. Однако двери на террасу в дальнем конце комнаты были открыты. Она было вышла на лужайку, но остановилась с хриплым вскриком, какой издает человек, когда в него попадает пуля. «Вот в чем дело, – подумала она. – Она. И девчонка. Я должна была догадаться».

На качелях, привязанных к высокой ели, раскачивалась маленькая девочка. Она с радостным визгом взлетала вверх, потом падала вниз, чтобы снова взлететь от толчка. Толкал стоящий рядом Брэд. Джулия Кэрри наблюдала.

Первой ее заметила Джулия.

– Брэд… – предупредила она.

Он повернулся.

– Ну! – воскликнула Кэролайн обвиняюще. – Так вот почему ты избегаешь меня, свою жену!

– Пойдем, маленькая, – Джулия остановила качели и сняла Дженни. – Пойдем посмотрим лошадей.

– А ты стой на месте! – рявкнула Кэролайн. – Чтобы я могла знать, что ты задумала.

– Уведи Дженни к лошадям, – тихо сказал Брэд.

Дженни подняла глаза на мать, которая обещала:

– Мы потом покачаемся еще.

Когда они ушли, Кэролайн воинственно спросила:

– Что она здесь делает?

– Я ее пригласил.

У Кэролайн отвисла челюсть.

– Готова поспорить, не тогда, когда здесь была твоя мать.

– Нет.

– Ну, разумеется, нет! Ты не отдал бы ее на растерзание матери, так? Но ты бросил меня, убежал, как последний трус! Мне пришлось выслушивать все ее гадости. Я не стану из брезгливости повторять, что она говорила! Я бы с собакой так не позволила себе говорить!

– Мне очень жаль, Кэролайн. – В голосе действительно звучало сожаление. – По сути дела, – тихо продолжил он, – мне бы надо было попросить у тебя прощения за многие вещи, Кэролайн. За то, что я на тебе женился. Я теперь понимаю, что поступил неправильно. Ни ты, ни я этого не хотели, за нас решила мать.

– Неправда! Я хотела, я хотела тебя с того самого момента, как впервые увидела!

– Ты хочешь сказать, что стремилась стать миссис Уинтроп Брэдфорд.

– Потому что я любила тебя, до сих пор люблю.

– В самом деле, Кэро? Я сомневаюсь…

– Это правда. Я всегда тебя любила.

– Меня или то, что я собой представлял?

– Как можешь ты говорить такие жестокие вещи?

– Теперь могу. Разве ты не видишь, Кэро…

– Это ты не видишь! Никогда ничего не видел, кроме того, что твоя мать подсовывала тебе под нос! Ты, к примеру, не видел, какой несчастной она сделала мою жизнь! Всегда со снисходительной усмешкой, смотрела сверху вниз, презирала. Постоянно намекала, что я не настоящая женщина, потому что не могу родить ребенка… Ну, разумеется, ты этого никогда не слышал, потому что в твоем присутствии она ничего не говорила, да и все едино тебе было наплевать. Ты всегда только об одном и думал – перетрахать всех встретившихся тебе женщин!

Брэд сказал глухим голосом:

– И за это меня прости, если сможешь.

Кэролайн замолчала на полуслове.

– Что с тобой случилось? – спросила она настойчиво. – Я тебя не узнаю.

– И слава Богу.

– Что здесь происходит? Что тебя так перевернуло? И почему здесь эта женщина… и девчонка?

– Моя дочь, – поправил ее Брэд.

– Понятно. А меня, значит, на помойку, раз я не могу родить?

– Да нет, все не так. У нас с тобой ничего не получалось в прошлом, не выйдет и в будущем. Между нами ничего нет, Кэро, ты знаешь это так же хорошо, как и я. – Спокойная, но решительная твердость в его голосе привела Кэролайн в ярость.

– Если ты думаешь, что сможешь похоронить меня вместе с твоей матерью, то я должна тебя разочаровать! После всех этих лет, что я унижалась? Не пройдет номер! Я не для того провела пять лет в аду, чтобы позволить какой-то суке занять мое место в раю!

– Все впустую, Кэро. Я не могу сделать тебя счастливой, как и ты меня. Я скверно поступил, женившись на тебе, и я еще раз прошу простить меня, если сможешь. Но я не собираюсь пытаться возродить нечто, что умерло много лет назад. Воспользуйся своей свободой, Кэро, поищи себе кого-нибудь другого.

– Не надо мне другого. Я хочу тебя, и ты мне принадлежишь. Видит Бог, я тебя удержу! – Лицо ее покраснело, голос срывался на визг. – Мой отец купил тебя для меня, ты мой, мой, слышишь? Будь я проклята, если позволю тебе бросить меня из-за этой рыжей суки!

– Выбирай выражения, – посоветовал Брэд таким голосом, что красные пятна на ее щеках побелели. – Все кончено, Кэро. Многим вещам когда-то приходит конец. В том числе и нашему браку.

– Ну уж нет, если это хоть сколько-нибудь от меня зависит! Что ты о себе воображаешь, строя вдруг из себя святого сукина сына? Уж от кого-кого, а от тебя религиозности не дождешься! И все это быстро кончится! Уж я тебя знаю! Ты меня не бросишь, ты, всевластный бостонский Брэдфорд! Я подниму такую вонь, что к тебе близко по ветру никто стоять не сможет!

Но он только повторил, на этот раз решительно и окончательно:

– Мне очень жаль, Кэро, – и повернулся, чтобы уйти.

– Не смей поворачиваться ко мне спиной!

Но он повернулся и ровным шагом направился прочь.

– Подонок! – крикнула она ему вслед. – Вонючий лжец и мерзкий подонок!

– Почему эта леди кричит на дядю Брэда? – спросила Дженни, нахмурившись точно так же, как и ее бабка.

– Потому что она рассердилась.

«Несчастная дурочка, – подумала Джулия. – Запутавшаяся, как и все в радиусе действия леди Эстер. Вот только Кэролайн отказывалась страдать в одиночестве. А именно это, – подумала Джулия с тяжелым чувством, – и делает сейчас Брэд».

Вернувшись из больницы, он разбудил ее, чтобы сообщить, что мать умерла.

– Я сказал им, что они могут отключить приборы, – признался он глухим голосом, в котором звучало только поражение. – Надежды не было никакой. Абсолютно никакой. Ее мозг был почти полностью уничтожен.

Джулия встала с постели и крепко обняла его, прижавшись к нему своим теплым с постели телом.

– Все к лучшему, – сказала она, понимая, что это действительно так, причем не только в физическом смысле. – Она все равно не жила с этими машинами. Просто живой мертвец.

– Она была такой маленькой, – с некоторым удивлением заметил Брэд. – От нее ничего не осталось, а ведь она всегда казалась очень большой. Почему теперь она стала маленькой?

Она почувствовала, как по щекам у нее потекли слезы. Потому что в этот момент она поняла, что любит этого сломанного, страдающего мужчину так, как никогда не любила блистательного красавца, который побаловался с ней и оставил ее эмоционально покалеченной. К этому несчастному, потерянному человеку она испытывала такую нежность, что ей казалось, она переполняет ее через край, – как и ее любовь к Дженни с того самого момента, как она взяла дочку на руки. Этот мужчина нуждался в ней, как никто другой, он ничего не мог ей предложить, кроме многих наполненных болью и горечью лет вместе с остатками той личности, которую он тщетно пытался сохранить. И она чувствовала, что хочет его – вместе с бородавками и всем остальным, радостно подумала она, – как никого и никогда не хотела. Сердцем, не телом. В этом вся разница, поняла она. Тут не было ничего сексуального, секс к этому не имел отношения. Здесь речь шла о душе.

– Мой бедный любимый, – говорила она, качая его, как качала бы обиженного ребенка.

– Я убил ее. – Голос его был пустым. – Я чертовски хорошо знал, что для нее смертельно опасно так срываться, но довел ее до этого, потому что бросил. Она не смогла с этим смириться. Я был ее жизнью. Она мне много раз это говорила, она предупреждала, что когда-нибудь я принесу ей смерть…

– Нет! – Ярость в тоне Джулии заставила его вздрогнуть. – Ты не смеешь так думать! Твоя мать сама себя уничтожила! Если бы она научилась держать себя в руках, смирилась бы, что рано или поздно тебя придется отпустить, она бы не умерла. Но она убила себя. Потому что не смогла дать тебе уйти, не смогла принять это как должное. Да, ее убил ее собственный гнев. Потому что она не могла получить то, что хотела. Ты не должен винить себя за то, в чем ты не виноват!

Она прижалась к его лицу и почувствовала, что оно влажно от слез.

– Я так ее любил – и так глубоко ненавидел. Я отчаянно хотел от нее освободиться, что с ужасом думал, что может случиться из-за этого. Поэтому я никогда и не решался. Но она оказалась права, я принес ей смерть.

– Ничего подобного! – страстно возразила Джулия. – Она носила смерть в себе! Даже она не посмела бы это отрицать!

Она отодвинула его немного, чтобы взглянуть ему в лицо, но его глаза были закрыты. Лицо – серое от усталости. «И ничего удивительного, – подумала она с глубоким сочувствием. – Как давно он последний раз спал? По меньшей мере, двое суток на ногах». Он тяжело привалился к ней. Вырубился под действием усталости и переживаний.

– Ты устал, – прошептала она с нежностью. – Тебе надо поспать.

– Устал, – пробормотал он. – Так устал…

Она осторожно положила его на постель, где он сразу же отключился. Она сняла с него только ботинки, потом подняла ноги на кровать и прикрыла его одеялом. Затем легла рядом. Что-то бормоча, он придвинулся ближе, зарылся лицом в ее плечо таким привычным движением и обнял ее. Вздохнул еще раз и затем забылся глубоким сном.

«Бедный мой, любимый мой», – думала Джулия с щемящим чувством, радуясь тому, что может обнять его, утешить, согреть, дать все, что ему необходимо. Он нуждался в ней и раньше, тиранически нуждался, но сейчас все иначе. Это не было вынужденным, он ни от чего не бежал – он на этот раз к чему-то стремился. И в этом, как она поняла, огромная разница. «Как странно, – с удивлением думала Джулия. – На этот раз ничего сексуального». Раньше, если они так обнимали друг друга, то это являлось либо прелюдией к сексу, либо результатом секса. Но не на этот раз. Обнимая его, блаженно спящего, она тоже испытывала блаженство – ибо впервые за все время чувствовала, что он действительно целиком принадлежит ей. И не только потому, что умерла его мать. Не потому, что ему нравилось ее лицо и привлекало ее тело. Потому что он нуждался в ней, Джулии Кэрри, как личности, а не просто как в женщине. Он пришел за утешением, поддержкой, нежностью к ней, ни к кому-либо другому. И какое это счастье иметь возможность дать ему все это…

Она отвела светлые волосы у Брэда со лба, заметив, какими глубокими он изрезан морщинами. Джулия провела по ним губами, потрогала золотистую щетину на щеках. Брэд что-то пробормотал и подвинулся еще ближе. Лежащая за ним Дженни перевернулась и прижалась к его спине. Он оказался зажатым между двумя любящими существами. И именно в этом он нуждается, решила Джулия. Не в удушающей, жадной, собственнической любви, но просто в принятии его таким, какой он есть. Чего, поняла она, ей наконец удалось добиться. Неважно, какой он есть, чего в нем нет, главное – он есть. Ей понадобилось на это много времени, но в конечном итоге она узнала правду. Что настоящее удовлетворение можно найти, лишь поняв другое человеческое существо, что взаимное приятие и есть выражение человечности, которое так долго не давалось ей.

Вздохнув, Джулия покрепче прижалась к Брэду. Так они и лежали, обняв друг друга, и Джулия чувствовала его теплое дыхание у своего горла. Одна ее рука, обнимающая Брэда, слегка касалась дочери. Джулия закрыла глаза и наконец заснула.

Кэролайн ворвалась в дом, озверев от ярости. Она сразу же рванулась к бутылке, не обращая внимания на то, что это могли увидеть гости. Ей необходимо было срочно выпить. Она налила себе большой бокал виски, осушила его, затем повторила процедуру. Предусмотрительно забрав графин с собой, она забилась в угол диванчика около окна, спрятавшись за занавеской, все еще пылая гневом. Она чувствовала, что ее постыдно использовали, а потом выбросили при генеральной уборке, которая всегда следует за смертью. От старого барана избавляются, как от старой одежды. Не тут-то было! Она не позволит! Она забыла, что всего неделю назад вылетела из этого дома, угрожая скандальным разводом. Но тогда не было смысла за что-то цепляться. Особенно после этой окончательной ссоры со старухой. Теперь ее нет. Все по-другому. «Я никогда его не отпущу, – поклялась она сама себе, – никогда! Он от меня без борьбы не избавится! Клянусь Богом, я покажу ему список имен, который быстренько его остановит! Пусть только попробует меня бросить! Я сумею с ним поквитаться!» Глотнув еще виски, она снова наполнила бокал. Распутник исправился? Как бы не так! Подождите, стоит ему почувствовать сквозняк из той дыры, которая осталась после смерти его матери, и он вернется к старому. Вот тогда посмотрим, подумала она злорадно. Если он думает, что она позволит ему сменить себя на рыжую сучку, он сильно ошибается! Пусть почувствует, что значит отчаяние, что значит хотеть и не иметь возможности получить. Так ему, подлецу, и надо! Пусть хочет эту стерву-англичанку сколько его душе угодно, вместе с этой их рыжей девчонкой, но не получит он ни ту, ни другую! Если это хоть сколь-либо от нее зависит. Она здесь, и здесь она останется.

– Мне безразлично, что ты говоришь, – сердито заметила Битси, идя за Эбби в гостиную. – Она была и моей матерью, так что у меня такие же права, как и у Брэда.

– Ой, да переверни ты пластинку! – утомленно попросила Эбби. – Какого черта ты вообще-то можешь сделать? Завещание матери абсолютно ясно. Брэду остается только следовать ее инструкциям.

– И все равно у меня есть право.

– Ну ладно, поезжай тогда с ним. Ссорься из-за цвета гроба, если хочешь. Поезжай, только успокойся!

– Никто не понимает, что я чувствую!

– Ну еще бы!

– Я должна что-то делать. Не могу просто сидеть и думать! Я так на стенку полезу!

– А тебе не приходило в голову, что Брэд тоже может лезть на стену?

Но они все, подумала Эбби, в полной растерянности. Основной стержень выпал, и все сооружение развалилось. Слава Богу, что завещание совершенно определенное.

Похоронить ее надо было в Эруне, рядом с отцом. Ее нужно бальзамировать, как и отца, но не употреблять косметики. Одеть ее следовало в платье, которое отыскалось в ящике комода в спальне, тщательно завернутое в целлофан. То оказалось белое платье, фасона приблизительно тридцатых годов. В пакете также нашлись туфли и шелковые чулки. Это платье отец подарил ей, когда ей исполнился двадцать один год. Гроб должен быть из английского дуба, закрыть его следует сразу. Никаких прощаний с телом. На похоронах должны быть только члены семьи. Она оставила также подробные инструкции насчет двух заупокойных служб, одной в Бостоне, другой в Эруне, и полностью расписала порядок службы: какие молитвы и какую проповедь читать, какие гимны петь.

Остальное тоже было абсолютно ясно. Ее акции в компании «Брэдфорд и сыновья» переходят к сыну вместе с большей частью ее личного состояния, размер которого поразил всех. Он же получал всю недвижимость и акции в ее обширном портфеле. Свои драгоценности она поделила между дочерьми и внучкой, что еще больше разозлило Битси, потому что вместо желанных изумрудов она получила рубины, которые ненавидела. Изумруды достались Эбби, а Чарли – бриллиантовая диадема. Определенные суммы она завещала старым слугам – Томасу, Энни и Джонасу, а также некоторым благотворительным комитетам, которые поддерживала. Дом на Маунт Вернон-стрит уже принадлежал Брэду, ему же досталась и ферма. Ничего не было забыто. Она даже приготовила объявления в «Таймс» и бостонские газеты по поводу своей смерти. Она распоряжалась, даже находясь по ту сторону жизни.

Эбби подняла голову, заметив брата, который вошел, натягивая пальто.

– Так ты идешь? – спросил он Битси, завернувшуюся в соболиное манто матери, которое она прибрала к рукам, прежде чем о нем кто-либо вспомнил.

– Обязательно!

– Поступай, как знаешь. Я полагаю, мы быстро обернемся, – обратился он к Эбби. – Во всяком случае, я надеюсь.

– Ты уверен, что тебе следует ехать? Я хочу сказать…

– Не суетись, Эбби, – только и сказал он.

В этот момент вниз спустилась Джулия. В руке она держала листок бумаги.

– Если ты будешь в Бостоне, может, привезешь нам кое-что? Мы ведь совсем ничего с собой не взяли.

– Конечно, Джулия, – с готовностью ответил Брэд.

Битси вышла, надменно подняв голову и громко хлопнув дверью.

Именно этот звук и разбудил Кэролайн. Минуту она не могла сообразить, где находится. Голова раскалывалась, и когда она попыталась встать, то выяснилось, что ноги ее не держали. До нее доносились голоса, но откуда-то издалека. Она посидела несколько минут, потом поднялась и открыла окно. Холодный сырой воздух заставил ее поежиться, но она с жадностью глотала его. Она услышала голос мужа:

– Иди и посиди в машине, чтобы не замерзнуть. Я подожду, пока Джулия составит список.

– Пора бы ей уже убираться восвояси, – услышала Кэролайн язвительный голос Битси. – Как ты можешь ее выносить после всего, что она сделала…

– С большей легкостью, чем многих других, – резко ответил Брэд. – Перестань зудеть, Битси. Джулия не виновата, и ты это прекрасно знаешь. Если не можешь сказать что-нибудь приятное, то лучше помолчи. Джулия остается, и все тут!

Кэролайн увидела, как Битси прошагала мимо окна к машине.

«После того, что Джулия сделала? – задумалась Кэролайн. – Пожалуй, мне стоит поболтать с сестренкой Битси». Она замерла, услышав голос Джулии:

– Вот, думаю, и все…

– Все, что хочешь, – заверил ее Брэд. – Все, что угодно, Джулия.

– Здесь в основном для Дженни. Чарли, спасибо ей, дала мне кое-что из своих вещей. Мы с ней примерно одного размера.

– Вот именно, примерно. И эти вещи тебе не идут. Я помню твой размер. Посмотрю, что я смогу привезти.

– Кэролайн! – Голос вошедшей в гостиную Эбби прогремел так оглушительно, что Кэролайн ухватилась за занавеску. – Я думала, ты уехала… О Господи, неужели снова напилась?!

– Ничего подобного, – возразила Кэролайн, еле ворочая языком.

– Ну, тогда не дай Бог мне увидеть тебя трезвой! Лучше тебе пойти проспаться. Давай, отправляйся, пока не получила от меня пинка. Господи, ты хоть когда-нибудь о ком-то, кроме себя, думаешь?

– А зачем? Никто о других не думает. Я вообще здесь вроде вещи, никто меня не замечает!

– В этом твоя беда. Если ты не в центре внимания, ты сходишь с ума от злости. Давай, вставай и поднимайся по лестнице. Уж как сможешь, так и поднимайся.

Подталкивая Кэролайн перед собой, Эбби заставила ее подняться по лестнице и втолкнула в первую же спальню, причем с такой силой, что Кэролайн свалилась на постель, схватившись за покрывало, чтобы не упасть на пол.

– И не смей спускаться, пока не придешь в себя! – Эбби захлопнула за собой дверь.

Забравшись под одеяло, Кэролайн перевернулась на живот. Она действительно чувствовала себя усталой, немного поспать не помешает. А уж тогда она поговорит с Брэдом насчет этой рыжей суки.

Вернувшись в гостиную, Эбби столкнулась с Джулией.

– Пьяна вдребезги! – фыркнула она презрительно. – Не хочу, чтобы Брэду, плюс ко всему прочему, пришлось еще с ней возиться.

– Слишком поздно. – Джулия рассказала ей о сцене под деревом.

Эбби безнадежно вздохнула.

– Не одно, так другое, да еще моя дорогая сестренка. Я просто не успела вмешаться. Извини, что она так с тобой обошлась.

Джулия отмахнулась. Сцена была запоминающейся, да к тому же, несмотря на все, Джулия испытывала скорее благодарность, нежели огорчение. Атака Битси опрокинула целую корзину гнилых яблок, а ведь достаточно было бы одного, чтобы испортить все остальные.

– Она и на Брэда напала, знаешь ли. Обвинила его в том, что он убил свою мать.

– Ох, Эбби, нет!

– Ох, да. Когда дело касалось его, у нее всегда нервы на пределе, полностью разъедены ревностью. Теперь ей уже никогда не удастся сблизиться с матерью. – Эбби беспомощно взмахнула руками. – Видишь, какие мы? Ты только помни, что под всей этой жесткой оболочкой Битси по существу очень запутавшаяся и несчастная женщина.

– Я знаю. – «Теперь», – подумала Джулия.

– Материнский серп не разбирал, кого косил, если только это не касалось Брэда. И самое смешное, мне кажется, что Битси не возражала бы попасть под удар, только бы мать ее заметила. – Еще вздох. – Мне повезло. У меня есть Сет. С семнадцати лет у меня есть Сет. Дрекс никогда по-настоящему не принадлежал Битси, ты понимаешь, что я хочу сказать. Еще одна затея маменьки.

– Как тебе удалось вырваться?

– А я сбежала. Верно, верно. Как только мне исполнилось восемнадцать, мы с Сетом сбежали в Мэриленд. Когда мать нас изловила, я уже была беременна Уинтропом. А мой Сет, он хоть и выглядит как печальная гончая, но зубы у него имеются, да и лаять он умеет. Может, если бы Битси повезло, как мне… но ей всегда не везло. Дрекс женился на ней не по любви. Ее никто не любил. Вот в чем ее беда. – Эбби снова вздохнула. – Ладно, самое главное для меня сейчас – то, что Брэд чувствует, что он окружен друзьями. И он обожает Дженни. Она на него прекрасно действует. Поэтому я тебе очень благодарна за то, что ты согласилась остаться. После того, что причинила тебе наша семейка, ты имела полное право послать нас подальше.

– Сейчас меня сильно тревожит Брэд.

– Меня тоже. И у меня такое ощущение, что мы попали в самый центр урагана. Один Бог знает, что нас еще ждет.

Кэролайн проснулась в темноте. В голове стучало. Она не сразу сообразила, что это стучит оконная рама на ветру. С трудом поднявшись, она пошла закрыть окно. Фонарь над входной дверью освещал лужи на дорожке, капли воды на листьях – все кругом было мокрым и блестящим. Она прислонилась всклокоченой головой к оконному стеклу, но тут же снова ее отдернула, потому что заметила мужа и его первую жену, которые, основательно укутавшись, спустились по ступенькам и, держась за руки, ушли в ночь.

Ее охватила ярость. Она молнией перелетела через комнату, выскочила в дверь и перегнулась через перила. Тишина. Она в одних чулках тихо спустилась по лестнице, прошла через холл и вышла из дома. Она не замечала, как сразу промокли ноги, как впивается ей в ступни гравий на дорожке, по которой она шла к красному «мерседесу», припаркованному под деревьями. Она также не замечала жгучего холода, ее согревал гнев.

Когда она заводила мотор, она уже ничего не соображала. Включила первую передачу, но какой-то еще разумно действующий участок ее мозга подсказал ей, что не следует включать фары. Она медленно повела машину вперед, съехав на мокрую траву, чтобы гравий не скрипел под колесами. Где они? А, вот где. Прямо впереди ярдах в пятидесяти, вот-вот уйдут в тень с освещенной части дорожки. Оказавшись прямо за ними, Кэролайн одновременно включила фары и вдавила педаль газа в пол. Машина, дико взвыв, рванулась вперед. Она включила третью передачу и увидела, как две фигуры обернулись, прикрывая ладонями глаза от слепящего света и стараясь понять, в чем дело.

– Я вам покажу, ублюдки! – злорадно закричала она. – Я не дам вам снюхаться и избавиться от меня!

Машина с ревом мчалась на них. Кэролайн успела увидеть, как Брэд положил обе руки на плечи Джулии и сильно толкнул ее. Она отлетела в сторону. Сам же он не совсем успел отпрыгнуть, капот машины застал его в полете и отбросил в темноту. Кэролайн торжествующе рассмеялась и крутанула руль, чтобы добраться до Джулии. Но она убегала. Кэролайн снова нажала на газ, стараясь поймать убегающую женщину в свет фар. И внезапно прямо на ее пути возник огромный ствол старого вяза. Она в панике повернула руль, но трава после дождя была скользкой. Машину занесло. Джулия спряталась за дерево, потом бросилась на землю.

«Мерседес» врезался в ствол на полной скорости. Раздался скрежет покореженного металла, звон разбившегося стекла, и затем высоко взметнулся столб пламени, осветив Джулию, которая вжалась в землю, прикрыв голову руками.

23

Рождество ожидалось снежным. В Суссексе все было серым и голым, но низкие тучи обещали, что вот-вот пойдет снег. Дженни, которая большую часть пути от Лондона проспала, теперь проснулась, сладко зевнула и принялась задавать вопросы.

– Мы скоро приедем к тете Крис, мама?

– Еще пять минут, маленькая.

Джулия и сама испытывала нетерпение. Она ухватилась за приглашение Крис, как за спасательный канат. Уехать, побыть дома вместе со старой, близкой подругой, пожить в семейной теплоте и уюте – именно это ей требовалось после страшных событий последних недель. Ей хотелось поскорее приехать, но продвигались они медленно, потому что дороги Суссекса в этой глубинке оказались узкими и извилистыми, к тому же заросшими по бокам густым кустарником. Джулия почувствовала, что улыбается. Крис, до мозга костей городская жительница, наконец четыре года назад оказалась в глубокой деревне, выйдя замуж за фермера, и теперь большую часть дня ходила в резиновых сапогах. Но по ее письмам чувствовалось, что она счастлива. Счастлива так, что даже Джулия ей завидовала: никаких драм, никаких травм, никаких сложных отношений. Только обожающий ее и детей муж. Крис всегда бегала за мужчинами, заводила бесчисленные романы, особенно суетилась она в последнее время, пытаясь встать на якорь. Не было сомнений, что она этот якорь нашла. А Джулия, с ее разборчивостью и отвращением к подобным романам, попала из огня да в полымя, и еще до сих пор не зажили шрамы от ожогов.

Они свернули в последний раз и увидели вывеску: «Яблоневая ферма». Даже название – клише. Джулия свернула на недавно покрытую гравием дорожку и под скрип шин проехала последние сто ярдов между деревьями, которые дали ферме ее название. Тут они увидели старый, подлатанный дом, поднимающийся из трубы дым, свет в окнах, потому что уже спустились сумерки, и настало время чая. С одной стороны дома копались в пыли куры, где-то невдалеке ржала лошадь, а когда Джулия открыла дверцу машины, то сразу ощутила знакомый запах фермы и услышала вдалеке гудение трактора. Когда она вынимала Дженни из машины, дверь распахнулась и на пороге появилась маленькая круглая фигурка с протянутыми руками.

– Добро пожаловать, незнакомцы.

– Крис! Господи, Крис! – Джулия бросилась в объятия подруги, а Дженни последовала ее примеру, обхватив Крис за колени. Потом обе женщины разрыдались.

– Не смей на меня смотреть, – сразу же потребовала Крис, как только они отплакались друг у друга на плече. Ее мокрые глаза сияли счастьем. – Это все пироги да плюшки.

– Ты сама на плюшку похожа, – сказала Джулия сдавленным от эмоций голосом. У нее было такое чувство, что она вернулась домой.

– Очень тактично. – Крис снова обхватила Джулию руками, и они крепко обнялись. – Господи, до чего же хорошо опять тебя увидеть. Кажется, сто лет не виделись.

– Верно, хотя прошло всего несколько месяцев. Крис, милая, до чего же хорошо дома. Я жду не дождусь, когда смогу рассказать тебе…

– Надеюсь, ничего не утаишь. И Дженни тут! – Она наклонилась насколько могла из-за выпуклого живота, которого не было, когда Джулия уезжала в Америку, и поцеловала девочку. – Как ты выросла!

– Мне можно посмотреть близнецов, тетя Крис?

– Вне всякого сомнения. Я слышала какое-то шевеление как раз перед вашим приездом. Иди по лестнице, ты знаешь, где они.

Дженни побежала к деревянной лестнице.

Джулия оглядела теплую, уютную комнату и радостно вздохнула. Комната была украшена к Рождеству: бумажные гирлянды, остролист, большая елка в углу с блестящими шарами и звездами, свертки в цветастой упаковке. В кирпичном камине весело потрескивали поленья, и пахло свежевыпеченным тестом. На Крис был яркий фартук и пятна муки на розовых щеках. Женщины схватились за руки и улыбнулись друг другу.

– Я так рада, что ты смогла приехать к нам на Рождество, – сказала Крис.

– Провести Рождество в Калифорнии, где тридцать градусов жары? Да ни за что.

– Ну, здесь глубинка, когда выпадет снег, то будет как на Аляске.

– Чудесно. Тогда я точно буду знать, что дома.

Сверху доносились визг и хихиканье.

– Пусть играют, – спокойно заметила Крис. – А мы с тобой можем тихонько посидеть.

– И выпить, – согласилась Джулия, снова поворачиваясь к дверям. – У меня в машине бутылка «Джек Даниелс»…

Они принесли из машины чемоданы и поставили их в сторонку, потому что Крис сказала:

– Билл придет и отнесет их наверх. Он там, в поле, на своем возлюбленном тракторе. – Женщины уселись в потертые, но удобные кресла, стоящие по обеим сторонам камина.

– Умница! – воскликнула Крис, когда Джулия достала бутылку. – Мне это пойло пришлось по душе с того первого раза, когда Брэд нас угощал. И кстати, я умираю, так хочу все услышать, все-все. Давай только сначала пропустим по одной.

Она налила им щедрые порции.

– Ах… – облизала она губы. – Доходит до самого дальнего уголка.

Когда Джулия достала блок «Кента», Крис воскликнула:

– Все самое лучшее! Я бросила курить, так для младшенького лучше… – Она похлопала себя по выпирающему животу. – Но ради такого случая одну можно. Только Биллу не говори, ради всего святого!

– Как он?

– Свет моих очей, как всегда. Все эти годы я искала мистера Совершенство, а вышла замуж за совершенно простого парня. Мой Билл умудрился сделать мою жизнь счастливой. – И она импульсивно добавила: – Как бы мне хотелось, чтобы и ты могла сказать то же самое, детка. – В ее взгляде сквозило беспокойство. – Ты не очень подробно писала, но я умею читать между строчек. Похоже, ты прошла через Армагеддон.

– И вдобавок Апокалипсис.

– Расскажи мне все. Сама знаешь как говорят, поделишься – легче станет.

Но тут вопль возвестил о беде другого рода.

– Ну вот. – Крис тяжело поднялась. – Всем по местам стоять!

В комнату ворвались близнецы. Мальчик и девочка, по два года с небольшим, такие же жизнерадостные, как и мать, но крепенькие, в отца, с темными глазами и волосами. Они шли на руки к любому, широко улыбаясь, ласкаясь и целуясь.

– И когда следующий? – умудрилась спросить Джулия, пока дети старались удушить ее в объятиях.

– Весной, скорее бы, так надоело. Надеюсь, будет мальчик. – Она направилась на кухню. – Давай сначала их накормим. Тосты с маслом сойдут?

Джулия сидела, счастливо улыбаясь и деля свое внимание между Дженни и близнецами, а Крис тем временем нарезала тосты на длинные полоски и намазывала их маслом, поставив также на стол кружки с молоком. Вся троица с упоением принялась жевать, запивая хлеб большими глотками молока. После еды они отправились наверх играть, а обе женщины остались у камина.

– Ох, Крис… – голос Джулии опять дрожал от волнения, – как же хорошо вернуться.

– Так было плохо?

– Ужасно.

– Я прочитала обо всем в «Тайме» и только потом получила твое письмо. Длинный некролог. Ты ведь помнишь, отсюда всего десять миль до Эруна по прямой? Представляешь, мне после всего оказаться здесь? Здесь, где начались все твои беды, а мои кончились? Мы поехали на отпевание, ты об этом знаешь? Маркиз ведь наш хозяин. Народу пришло – прорва.

– Все работа самой леди Эстер.

– Как Брэд? – спросила Крис немного погодя.

– Изменился. Ох, Крис, и как изменился.

– К лучшему или худшему?

– К лучшему. Он стал несравненно лучше.

– Он уже выписался из больницы?

– Да. Поэтому и отложили похороны. У него было сотрясение мозга, сломана рука и ключица. Ну и трещины в ребрах, разумеется.

– Бедняга. – Крис задумалась. – Вот и говори после этого, что одним дается все. Ему крепко досталось. – Она встала и покопалась за диванной подушкой. – Вот. Я сохранила это для тебя.

Она протянула Джулии специальный выпуск эрунской газеты «Аргус», посвященный похоронам леди Эстер Брэдфорд. На панихиду прессу не пустили, но в газете было много фотографий членов семьи, входящих в частную часовню и выходящих из нее. Лицо Брэда ничего не выражало, он казался отрешенным. Эбби спряталась за вуалью, но лицо Битси было не закрыто, и при виде его Джулия ахнула. Точь-в-точь мать. Уставилась перед собой с тем самым выражением, какое Джулия так часто видела на лице свекрови. Безразличное и надменное.

Длинная статья в основном посвящалась воспоминаниям местного, населения о леди Эстер, которая была, как выразился один из репортеров, «английским цветком, пересаженным на чужую почву, но крепко держащимся за свои корни». Ее называли, весьма тактично, вне сомнения, «возвышающейся надо всеми, незабываемой личностью», – что, как сказала вернувшаяся с чаем Крис, было еще мягко сказано.

– Мне кажется, все пришли из любопытства. Хотели убедиться, что она в самом деле умерла! Честно, я такие вещи про нее слышала от местных! Нет, правда, Джулия, ее считали чем-то вроде гибрида между королевой Викторией и Мессалиной! Билл во время уборки каждый год нанимает одного старика, так, чернорабочего, который родился в усадьбе, и ему примерно столько же лет, сколько и твоей милой свекрови. Так вот он говорил, я цитирую, «видал ее у озера, она там браконьера едва не прикончила, честно. Прямо баба-яга, характер, как у чертяки».

– Именно это ее и убило, – заметила Джулия.

– Некоторые рассказывают, что шли в обход, только бы ее не встретить. Из-за нее один викарий вообще отсюда сбежал. А тот, кто сейчас, довольно милый человек, так он сам мне говорил, что боялся ее до потери сознания. «А мой отец, – так он сказал, – всегда дрожал от страха». – Крис зачерпнула сахар. – В свете этого неудивительно, что она сумела взять в руки даже такого пройдоху, как Маркус Левин. Знаешь, когда ты мне написала, что он сделал… – Крис покачала головой. – Иуда, ты верно сказала. Но ведь таким казался симпатичным!

– Именно казался.

– С той поры что-нибудь о нем слышала?

– Нет. Он глубоко залег, хотя никто и не собирался его преследовать, других дел хватало.

– Все, наверное, было ужасно.

– Я еще и не начала тебе рассказывать.

– Ну, так начинай! Твои письма так меня заинтриговали! Увлекательней, чем любой бестселлер.

Крис сидела, удивленно раскрыв глаза, пока Джулия рассказывала ей обо всем, что случилось. С того момента, как Брэд заметил ее в гостинице, и до того, как Кэролайн бросила на них машину. К своим собственным впечатлениям она добавила то, что слышала от других.

– Конечно, она выпила, но действовала вполне умышленно. Хотела нас убить. Я на мгновение увидела ее лицо, прежде чем Брэд оттолкнул меня, – такое можно увидеть только в аду. Машина превратилась в факел, ее нельзя было узнать, когда ее оттуда вытащили.

Крис поежилась.

– Хорошо еще, что Брэд все это время находился в больнице. Мать Кэролайн устроила жуткую сцену. Кричала и требовала возмездия. Она обвинила меня в том, что я увела Брэда, обзывала его мать по-всячески, чернила Брэда, камня на камне ни от чего не оставила. А потом поехала в Калифорнию и выложила все телевизионщикам. Мы жили, как в тюрьме. Кругом журналисты, телекамеры. Очень достойная бостонская семья – и вдруг столько мусора из дома вынесено. Затем было расследование, когда Брэд вышел из больницы, потом похороны Кэролайн, на которые миссис Нортон запретила Брэду приходить. Она даже вернула его цветы. Когда он раскрыл коробку – от них остались одни клочки.

– Господи! – выдохнула Крис.

– Я же говорила, Армагеддон.

– Бедняга.

– Он страдал, Крис, если бы ты только знала…

Как она теперь это знала. В конце концов она узнала правду.

Пока Брэд был в больнице, она не навещала его, хотя ей очень хотелось. Вместо этого она вернулась в Калифорнию, чтобы уладить дела со своими клиентами, объяснить им ситуацию, включая то, что ей придется вернуться в Бостон в связи с расследованием по делу Кэролайн. Как ни странно, самое большое впечатление на них произвело то, что она когда-то была замужем за Брэдфордом. Выяснилось, что все они слышали о леди Эстер и испытывали перед ней благоговение и страх как перед женщиной, возглавлявшей такую огромную финансовую империю. Они уверили Джулию, что она может отсутствовать столько, сколько понадобится.

Когда она вернулась, Брэд уже выписался из больницы, ходил хромая, рука в гипсе, но был вполне в состоянии давать показания.

Расследование проводилось в конференц-зале в деревне Брэдфордов, и прессы было куда больше, чем простых зрителей, – хотя люди ехали издалека, чтобы поприсутствовать на разбирательстве. Элайн Нортон наняла известного адвоката, который подверг Брэда суровому допросу, пытаясь выудить из него сенсационные сведения насчет его брака, отношений с первой женой, пьянства второй, роли, которую его мать сыграла в его жизни, и страшной ссоре, в результате которой, по словам Элайн Нортон, ее дочь выгнали с фермы в ужасном состоянии.

Он из кожи вон лез, пытаясь заставить Брэда признаться, что роман с его первой женой довел его вторую жену до таких отчаянных поступков, что ее алкоголизм был результатом того, что она чувствовала себя глубоко несчастной. Последнее Брэд признал, но от первого обвинения решительно отказался. Адвокат попытался сыграть и на Дженни, но адвокат Брэда запротестовал, и судья, к великому облегчению Джулии, поддержал его протест.

Она постоянно слышала шепот за спиной, ловила на себе неодобрительные взгляды, видела, как на нее показывали пальцем. Когда ее вызвали в свидетели, адвокат Нортонов постарался сделать из нее роковую женщину. Но она, следуя примеру Брэда, отвечала прямо и честно, подняв голову, ясным и четким голосом, отказывалась ловиться на каверзные вопросы и все время чувствовала на себе взгляд Брэда, хотя сама ни разу не посмотрела в его сторону.

Окончательный приговор был – смерть от несчастного случая в результате сильного опьянения.

Когда они выходили из здания, Элайн Нортон набросилась на Брэда с оскорблениями, пытаясь расцарапать ему лицо.

– Убийца! – визжала она. – Ты со своей дорогой мамочкой убил мою несчастную дочь! Тебе это так не пройдет, вот увидишь! Тебе и вашей холоднокровной семейке с вашими предками, которыми вы так гордитесь! Ты – убийца, слышишь! Ты и твоя шлюха! – И она плюнула Джулии в лицо.

Поспешно уводя Джулию, Брэд повернулся к ней и заговорил впервые за несколько дней.

– Я был жизнь отдал, чтобы избавить тебя от этого. – Джулия не посмела прикоснуться к нему, только ответила ему благодарным взглядом.

Они уехали в разных машинах. Он – с Эбби и Битси, она – с Сетом, который все это время служил ей надежной опорой. Он взял ее за руку и крепко сжал.

– Спасибо тебе, Джулия. От всех нас. – Больше он ничего не сказал, но Джулии и этого было более чем достаточно.

Днем, перед отъездом всей семьи в Англию на похороны леди Эстер, Брэд нерешительно предложил Джулии прокатиться.

Она с радостью согласилась.

«Наконец-то!» – благодарно подумала она. Она уж решила, что им никогда не удастся вернуться к той стадии их отношений, на которой они находились, когда Кэролайн попыталась убить их. После выхода из больницы Брэд был в очень тяжелом состоянии. Он говорил только в случае, когда к нему обращались. Он мало ел и совсем не спал. Эбби докладывали, что у него ночи напролет горит свет. Он выглядел ужасно, и все в нем говорило о том, что единственное желание Брэда – чтобы его оставили в покое. Так что никто и не решался к нему приблизиться.

Джулия, боясь совершить ошибку, тоже держалась на расстоянии, хотя и изводилась, пытаясь понять, что же именно привело его на грань полного срыва.

«Да тут богатый выбор, – горько думала она. – Просто фантастический. Смерть матери? Ее жизнь – что еще хуже? Ее роль в его жизни? Смерть его жены? Ее попытка убить его?» Закрой глаза, бери наугад, и все равно можешь вытянуть не ту карту. Если учесть, через что ему пришлось пройти, да и еще приходится проходить, удивительно, что он хоть как-то функционирует. Джулия посчитала хорошим знаком, что он предложил ей с ним поехать. Ее стало казаться, что та духовная близость, которая, как она считала, возникла было между ними, а потом разрушилась под воздействием его апатии и отрешенности, тоже ему небезразлична.

Всю дорогу до Бостона он молчал. Не сделал он и привычного поворота на Маунт Вернон-стрит. Вместо этого Брэд поехал к центральному офису. Внезапно она догадалась. Маркус! Те компрометирующие бумаги, которые он собирался использовать при необходимости. Что-то вышло наружу? Доказательства таких хитрых и незаконных сделок, что Брэда, как нового председателя компании, могут посадить в тюрьму? Джулия постаралась сдержать дрожь и последовала за Брэдом в здание. Но он не вошел в скоростной лифт, который бы поднял их на этаж, где находился кабинет леди Эстер. Лифт остановился на восемнадцатом этаже, где он подвел ее к двери, на которой висела табличка с фамилией: Д.Х.Лумис, доктор медицины.

Джулия в ужасе посмотрела на него. Так вот почему он так плохо выглядит? Может, его травмы привели к другой, смертельной болезни? Паника набегала волнами. «О Господи, – подумала она. – Только не это. Не позволяй ему умереть».

Когда они вошли в приемную, хорошенькая девушка, сидящая за столом, подняла голову и улыбнулась.

– Здравствуйте, мистер Брэдфорд. Доктор Лумис ждет вас.

Она нажала кнопку на переговорном устройстве.

– Мистер Брэдфорд пришел, доктор.

– Пусть войдет.

Дверь в боковой стене щелкнула, и Брэд ввел Джулию в уютную комнату, обставленную на манер гостиной, с картинами на стенах, глубокими креслами и растениями в горшках. Из-за стола встал мужчина и вышел им навстречу. Почти такого же роста, как Сет Эмори, но лысый как бильярдный шар и в больших очках в роговой оправе. Весьма элегантен в сером, шерстяном костюме-тройке. Золотая цепочка от часов на талии.

– Брэд, – произнес он несколько слащаво и повернулся к Джулии. – Мисс Кэрри. Приятно наконец познакомиться.

«Наконец? – подумала Джулия. Она еще больше расстроилась. – Почему Брэд на нее не смотрит?» Он не сводил глаз с врача, как будто держался пальцами за край над пропастью глубиной в десять тысяч футов, «Он болен, – подумала она. – И боится сам мне сказать. Попросил это сделать доктора».

Она не отдавала себе отчета, что глаза ее расширились настолько, что, казалось, занимали все лицо, и что она судорожно прижимает к груди сумочку, как будто хочет защититься, и что она бледнее, чем Брэд, у которого не было в лице ни кровинки. В ее уме промелькнул длинный список смертельных болезней. Рак? Серьезная сердечная болезнь? Костная болезнь? Множественный склероз? Болезнь Паркинсона? Но ведь ему всего тридцать шесть лет, проносилось у нее в мозгу. Она смотрела на Брэда так, будто пыталась разглядеть, что там у него внутри, но он не отводил взгляда от врача, который кивнул в знак молчаливой поддержки, потом повернулся к Джулии и сказал обезоруживающе:

– Сейчас я вам все объясню, обещаю.

Охватившая Джулию паника заставила ее ответить довольно резко:

– Надеюсь!

Снова повернувшись к Брэду, он сказал:

– Возвращайтесь через полчаса, хорошо?

Все еще не в состоянии взглянуть на Джулию, Брэд кивнул и быстро вышел.

Когда за ним закрылась дверь, Джулия поняла, что больше не может сдерживаться.

– Объясните мне, пожалуйста, что здесь происходит? – потребовала она.

– Брэд вам не объяснил?

– Никто мне ничего не объяснил! Он пригласил меня прокатиться, а привез сюда. От всех этих тайн можно рехнуться!

– Брэд не рехнулся, – тихо ответил доктор, как будто это слово объяснило ему то, что она чувствует. – Но он последнее время испытывает очень большой стресс.

Джулия почувствовала, что краснеет.

– Поэтому он пришел ко мне. Я – психотерапевт.

Джулия потеряла дар речи. Психотерапевт! Чего она только не напридумывала, а о его психическом состоянии даже и не вспомнила! Но, безусловно, здесь есть резон. То, что пришлось пережить Брэду меньше чем за месяц, может поколебать и более сильного человека.

– Почему бы вам не присесть? – предложил врач, снова читая ее мысли. – Когда она послушалась, он спросил, показывая на трубку: – Не возражаете, если я закурю?

– Нет.

Он набил трубку ароматным табаком.

– Меня пригласили еще в больницу. Когда он там лежал, врачей больше всего беспокоило его психическое состояние. Он почти не спал, в основном потому, что боялся, так как ему снились кошмарные сны. Ясно было, что он находится на грани нервного срыва, вот они и послали за мной. – Он чиркнул спичкой и глубоко затянулся. – Я смог с ним поговорить, и в конце концов он стал говорить со мной.

– Ему необходимо было выговориться. Я рада, что это произошло с профессионалом.

Доктор задул спичку, но долго сидел, потягивая трубку и глядя на нее глазами спаниеля так, что ей стало казаться, будто ее рассматривают под микроскопом.

– Значит, вы хотите ему помочь?

– Я пытаюсь.

– Хорошо. – Доктор выпустил облачко ароматного дыма в сторону Джулии, прежде чем спросить:

– Насколько вы осведомлены насчет его отношений с матерью?

– Они были необыкновенно близки. Настолько интимными, что они не допускали к себе даже меня, его жену.

– Вот именно. Вы нашли верное слово. Они были интимными. В смысле – сексуальными.

Джулия смотрела на него не отрываясь. Когда он убедился, что она не собирается ничего сказать и продолжает сидеть, он спросил:

– Насколько хорошо вы ее знали?

– Достаточно хорошо, чтобы бояться. – Ответ прозвучал механически, все силы уходили на то, чтобы справиться с собой.

– Она с вами когда-нибудь говорила о своем отце?

– Постоянно.

– В каком смысле?

Джулия попыталась выбрать наиболее точную из крутящихся в голове мыслей.

– Она верила в него, как другие верят в Бога.

– И творила Брэда по его образу и подобию?

– Да.

– Вот именно, – снова повторил доктор, удовлетворенно кивая. – И она обожала сына не меньше, чем боготворила отца. Насколько я мог заключить из слов Брэда, отношения его матери с отцом тоже были сексуальными.

Джулия промолчала. Сидела с каменным лицом.

– В случае с отцом вмешался паралич, так что леди Эстер была доминирующим партнером, а ей именно этого всегда и хотелось. Я имею в виду, что она занималась с ним оральным сексом.

Джулия старалась не потерять контроль над собой.

– Оральный секс характерен тем, что ставит мужчину в полную зависимость от женщины, она контролирует его сексуальность, его тело, его самого. Именно такие сексуальные отношения, по моему мнению, и предпочитала леди Эстер. Ей требовалось иметь человека в своей полной власти и собственности.

Доктор замолчал, попыхивая трубкой. Онемев от шока, Джулия молчала.

– Брэд описал мне с подробностями, как мать купала его, когда он был маленьким. Это был ежевечерний ритуал, который она не доверяла няньке. Она делала большую мыльную пену и покрывала ею его тело; гладила, ласкала, играла. Когда она вытирала его, она следовала за полотенцем губами. Он все это очень хорошо помнит, как и мы все хорошо помним наши первые сексуальные ощущения. Он рассказал мне не только то, что она делала, но и то, что она при этом говорила. И всегда об отце. Что она делала с ним то же самое, потому что он был единственным мужчиной, которого она любила. Она также говорила, почему она так поступает с ним. Все та же любовь. Разумеется, Брэд был слишком мал, чтобы понимать, что она с ним делает. Он лишь знал, что ему это нравится, он ждал этого, он испытывал наслаждение от тех ощущений, которые она в нем вызывала.

Джулия закусила нижнюю губу, стараясь подавить тошноту и не опозориться прямо перед врачом.

– Когда он достаточно подрос, чтобы понять, что это такое, вред был уже нанесен. Многие взрослые не умеют справляться с физическим и эмоциональным напряжением, связанным с сексом.

Джулия подумала о себе.

– Ребенок полностью беззащитен, именно поэтому у нас и существуют законы, призванные защитить тех детей, которые еще слишком малы, чтобы осознать тяжкие последствия такого рода актов. В случае с Брэдом можно сделать лишь один вывод: его мать развратила его.

Джулия не отрывала взгляда от своих рук. Костяшки пальцев побелели.

– Чего мы не должны упускать из виду, так это того, что она сама, очевидно, была с психической точки зрения глубоко больным человеком, и именно отсюда ее поступки. Еще следует учесть ее эмоциональное и сексуальное одиночество. Одинокая вдова, единственный сын. Тут легко можно преступить грань между материнской привязанностью и женскими потребностями. Только в случае леди Эстер ее главной потребностью была власть, та самая, которая происходит при полном контроле.

При последнем слове Джулия снова почувствовала укол совести. Слишком уж хорошо она с этим знакома. Она подавила свое первое дикое желание рассмеяться и отрешенно сидела, как бы окружив себя невидимой оболочкой, сквозь которую могла видеть и слышать, но не чувствовать.

– Ощущение постоянной вины, которое вызывают такого рода отношения, невероятно разрушительно: особенно если речь идет о совращении невинных. А кто может быть невиннее маленького ребенка? Такие отношения в нашем обществе запрещены, потому что они подрывают самые его основы, поэтому они всегда держатся в тайне, как постыдные. В случае с Брэдом, его мать объясняла их ее безмерной, бескорыстной любовью к нему. Ни на мгновение она не переставала подчеркивать, что никто и никогда не будет любить его так, как она. Разве не она создала его? Выносила его в своем теле? Дала ему жизнь? Он принадлежал ей, они – две половинки единого целого и посему неразделимы. Она постоянно повторяла, что между матерью и сыном существует связь настолько прочная, что разорвать ее может лишь смерть. Они едины, плоть от плоти, кровь от крови. Это травмировало его навсегда, привязало его к ней, чего она и добивалась, потому что она, как мне кажется, относилась к нему как к своей собственности, так же, как и к своему отцу. Из того, что Брэд мне рассказал, я понял, что его мать избавлялась от каждой женщины, которая грозила встать между нею и ее отцом. – Он подымил трубкой. – Позднее, разумеется, она точно так же вела себя с сыном.

Джулия закрыла глаза. Только когда слезы закапали на руки, она поняла, что плачет.

– Его чувство вины, разумеется, только укрепляло эту связь. Он стал бояться, причем не только за нее, но и ее самой. Той всесокрушающей любви, о которой она ему постоянно рассказывала и которая, по ее словам, могла убить ее, что еще больше углубляло чувство вины и ответственности за такую любовь. Любовь, которая обладает чудовищной силой и возможностью лишить ее жизни, если он ее отвергнет.

– О Господи… – Джулия снова закусила губу.

– Она здорово поднаторела в эмоциональном шантаже. Из-за нее Брэд стал не только бояться любить, но и быть любимым.

– Женщины…

– Да, они служили двум целям. Спастись от матери и дать выход той сексуальности, которую она в нем возбуждала, но не с ее помощью, и не ее способом. Он нуждался в полной сексуальной власти, хотел быть доминирующим партнером в любых отношениях. Быть мужчиной, делать самому, а не принимать то, что делают с тобой. И углубившись в секс, он избегал опасности влюбиться. Он очищался таким образом. Абсолютно ничего общего с тем, что делала с ним его мать, и посему – никакого чувства вины.

У Джулии возникло странное ощущение, что сыпавшиеся на нее удары сделали что-то с ее зрением. Она теперь видела с предельной ясностью все то, что до этого момента пряталось в тумане.

– Вот что он рассказывал мне во время наших встреч в последние недели. Вещи глубоко похороненные, о которых всегда молчали. Вещи настолько чудовищные, отравляющие организм, что они едва не сделали его эмоциональным калекой. То, что ему удалось сохранить свою собственную личность, говорит о том, что, к счастью, в нем есть внутренняя сила, которую следует вытащить на поверхность, развить, нарастить, ну приблизительно так, как человек наращивает свои мускулы. Разумеется, мать его была сумасшедшей. Ее ревность и собственнические чувства совершенно ненормальны. Но в то же время она была необыкновенно умной, что часто случается с сумасшедшими. Вспомните, к примеру, тот сердечный приступ, который якобы вызвали вы. Я просмотрел историю ее болезни. У нее было сердце льва. Ее убил мозг. Тот сердечный приступ был умышленно вызван, рассудком. С тем чтобы еще больше усилить ее влияние на сына. Вы едва не покончили с этим влиянием, и ее сын сыграл здесь большую роль, потому что женился на вас.

Джулия не могла долее сидеть спокойно. Она встала и подошла к окну, где и осталась стоять, глядя сквозь него, но ничего не видя.

– Все это, разумеется, ужасная трагедия. В его жизни нет ни одного уголка, где бы не побывала мать. – Он помолчал. – Что он теперь отчетливо осознал.

Джулия обернулась. Лицо ее побелело.

– Но не смог рассказать об этом мне?

– Да, хотя и хотел, чтобы вы знали. Для него это важно, потому что для него важны вы.

– Он тоже мне небезразличен.

– В самом деле?

– Да.

– То, что я вам рассказал сегодня, не вызвало у вас к нему отвращения?

– Нет.

– И что вы чувствуете?

– Печаль. Ужасную печаль.

– Это и в самом деле печально. Как я уже сказал, настоящая трагедия.

– Я всегда знала, что что-то такое есть, что-то плохое, но я никогда бы до подобного не додумалась.

– Куда уж там. Все еще существуют некоторые табу даже в нашем свободном обществе, где все позволено. Из них наиболее страшное табу – инцест.

Джулия содрогнулась, поняла, что снова начала чувствовать.

– Разумеется, все это разрывало его на части. Огромное психическое напряжение. Отсюда его кошмарные сны. – Доктор задумчиво подымил трубкой. – Отношения между матерью и сыном – вещь очень деликатная, совсем не такие, как между отцом и дочерью. Мать – создательница жизни, носит ее в своем теле. Именно поэтому многие религии поклоняются божеству-женщине. Мужчины всегда боялись этой способности женщин рожать детей и той власти, какую они над ними имеют. К тому же у Брэда не было отца, никакого мужского влияния, чтобы нейтрализовать материнское. Все, что он знал о своем отце, он узнал от сестер, помнивших его. Мать никогда о нем не упоминала, как и о той роли, которую он сыграл в рождении сына.

Джулия вспомнила, какая мысль пришла ей в голову во время того первого семейного ужина.

– Непорочное зачатие.

– Вот именно, – снова повторил доктор. – Эта женщина была дьявольски умна и опасна.

Джулия открыла сумку, достала оттуда бумажную салфетку, вытерла глаза и высморкалась.

– Что я могу сделать? – спросила она. – Скажите мне. Что я могу сделать?

– Принять. И понять.

– Я это могу, потому что на самом деле понимаю. Теперь.

– Тогда скажите ему об этом. Он отчаянно в этом нуждается. У него ощущение, что он вас чудовищно предал, что вы вышли замуж за подделку…

– То же можно сказать и про меня.

С хирургической точностью она описала ему свой собственный болезненный путь к себе самой, кульминацией которого стали разоблачающие высказывания Битси.

– Не она ошиблась, нарисовав мой портрет. Все было точно. Мной владела эгоистическая гордость. Моей свекрови, возможно, хотелось управлять другими людьми, мне же всегда хотелось управлять самой собой. Вот почему я относилась к Брэду с опаской. Он оказался единственным, кто сумел пробиться сквозь мой барьер, и это привело меня в ужас. Возможно, его мать была бесчеловечной, я же пыталась такой стать. Битси все разложила по полочкам. Я боялась выпрямиться, открыться. Вот почему я не боролась за него, как должна бы. И она это понимала. – Джулия сидела, углубившись в прошлое. – Именно поэтому ей и удалось от меня избавиться, ведь она знала, что я не уверена на все сто процентов ни в себе самой, ни в ее сыне. У меня были сомнения, и она этим воспользовалась.

– У нас у всех бывают сомнения. Иначе я остался бы без работы.

– Тем не менее. Я позволила своим сомнениям взять верх над всем остальным. У меня был этот пунктик насчет совершенства…

– Был?

– Ведь именно наши недостатки делают нас человечными. Мне больше по душе Брэд со всеми его недостатками и вывертами, готовый согласиться на меня, какая я есть, со всеми моими вывертами, чем нирвана совершенства, где я буду одна-одинешенька. Я уже пожила сама с собой и знаю, что этого недостаточно.

– Он боится того же самого. Что его вам будет недостаточна.

Джулия спокойно улыбнулась.

– Его мне всегда более чем достаточно.

– Тогда скажите ему об этом сами. Скажите ему все. – Доктор вынул трубку изо рта, внимательно посмотрел на Джулию и произнес: – Есть еще одна последняя вещь, которую я должен вам сообщить. Он импотент.

Он внимательно наблюдал за Джулией, так что, когда она сказала, что это не имеет значения, он ей поверил.

– Значит, вы в самом деле его любите.

– Если он больше никогда не дотронется до меня и пальцем, я все равно буду любить его.

– Я думаю, этого не следует опасаться. У него это, так сказать, временная неисправность.

– …временная неисправность. Я скоро все налажу. – Она вспомнила, каким уверенным голосом произнес Брэд эти слова в их первый вечер. Старый Брэд, вызывающе самоуверенный, сводящий с ума своей привлекательностью, тревожаще сексуальный. «Ох, бедный мой Брэд», – с тоской подумала она.

– Сексуально им двигала мать. Теперь ее нет, так что нет и этой движущей силы. Ему теперь нет нужды бежать и спасаться в сексе или чем-то другом. Когда он найдет себя как личность, как мужчину, он найдет и свою сексуальность – ту, которая обычна для нормального мужчины. Но он хотел, чтобы я рассказал вам все.

– Включая бородавки… – вспомнила Джулия, делая попытку улыбнуться. – Все очень запутано, верно? – добавила она.

– Человек – сложное существо.

– Я всегда думала, что знаю себя. А на самом деле я не знала себя совсем…

– Вот именно поэтому люди и приходят ко мне, именно это я и пытаюсь сейчас сделать с Брэдом: помочь ему найти себя.

– Сколько времени это займет?

– Несколько недель, никак не меньше, может быть, месяцев. Нужно побороть влияние многолетнего угнетения психики. Ваша помощь ему бы очень пригодилась. Я верю, что всегда надо иметь цель, надо к чему-то стремиться. Сейчас у него только надежда, у которой нет подтверждения. Вот почему я согласился ввести вас в курс дела. Что больше всего пугает его сейчас, так это то, что впервые в жизни он может оказаться совершенно один.

– Ему это никогда не нравилось.

– Тоже работа его мамочки. Она его таким образом наказывала, отдаляясь от него.

– Ну и сучка же она была, прости меня, Господи! – Джулия сжала зубы. – Исчадие ада, ни больше и ни меньше.

– И с этим ему надо смириться.

Джулия тоже это чувствовала. Что же тогда должен был чувствовать Брэд?

Брэд явно пребывал в нетерпении, потому что в этот момент раздался зуммер интеркома, и секретарша возвестила, что мистер Брэдфорд вернулся.

– Пусть подождет. Я сейчас освобожусь. – Прежде чем подняться, доктор отложил трубку. – Я пришлю его к вам. Скажите ему… докажите ему, что вы понимаете и принимаете его. И не судите.

– Так оно и есть.

– Прекрасно.

Доктор улыбнулся и вышел. Джулия ждала. Она полностью находилась во власти чувств, так что, когда Брэд появился на пороге, она кинулась к нему и обняла, шепча его имя.

Он держался напряженно, готовый к худшему, но, почувствовав ее тепло, заботу, он постепенно расслабился, и напряжение перешло в дрожь, которую он не мог унять, как ни старался. Он обхватил ее руками и держался за нее так, как будто боялся утонуть. Она видела, что он пытается заговорить, и еще крепче прижала его к себе.

– Прости, что я такой, какой есть, – наконец сумел выговорить он.

Она отодвинулась, чтобы посмотреть на него, и прижала свои пальцы и его крепко сжатым губам.

– Был, мой дорогой, – просто сказала она, а ее голос и глаза говорили ему о ее чувствах.

– Был.

Крис даже отвернулась от сияющего лица подруги, настолько откровенно все в нем читалось. Ей никогда не приходилось видеть такой Джулии. Такой открытой и незащищенной.

– Значит, ты поборола своих дьяволов? – наконец спросила она.

– Да, я победила. Мы обо всем поговорили, Крис. По-настоящему. Никаких больше игр. Одна лишь правда.

– Вроде исповеди?

– Вроде. – Но улыбка Джулии говорила, что это было совсем другое.

– Ты поддерживаешь с ним связь?

– Постоянно.

– Значит, он пишет тебе?

– Да. И какие письма! Ох, Крис, какие письма…

– Значит, ты его ждешь?

– Да.

– И уверена, что он придет?

Джулия улыбнулась.

– Вполне уверена, – ответила она твердо.

– Да, немало времени прошло. Но дело стоило того. Пробили часы.

– Давай кинем монетку, кого первым будем купать? – предложила Крис.

– Думаю, мы сможем засунуть их в ванну всех вместе. Давай я этим займусь. А ты отдохни, положи ноги повыше.

– Спорить с тобой я не стану.

– А я теперь вообще не спорю, – сказала Джулия. – Даже сама с собой.

– Говорила я тебе, ты сама свой злейший враг.

– Так оно и оказалось.

– У тебя такой вид, – заметила Крис, – будто ты рассчитываешь за что-то получить Нобелевскую премию.

– Мне это уже говорили, – улыбнулась Джулия. – Мне только осталось подождать дня вручения.

Укладывая дочь в постель, Джулия спросила:

– Ты написала письмо Санта-Клаусу?

– Да, вот оно… – Дженни вытащила смятый и испачканный листок бумаги. Джулия прочитала. Последним пунктом, тщательно написанным заглавными буквами, после куклы и коляски, а также игрушечного домика с мебелью, шло имя Брэд.

– Как ты думаешь, Санта-Клаус пришлет его? – с надеждой спросила Дженни.

– Если ты очень сильно этого пожелаешь.

– Давай пожелаем вместе? Ты ведь тоже хочешь, чтобы он приехал, правда, мама?

– Очень.

– Тогда давай пожелаем вместе.

Дженни крепко зажмурила глаза и сосредоточилась так, что ее мордашка порозовела. Шумно выдохнув, она сказала:

– Вот! Я пожелала сильно-сильно.

– И я.

«Может быть, наше пожелание и сбудется», – подумала Джулия, спускаясь вниз. Она тосковала по нему, мечтала о нем, он ей снился. В письмах она старалась поощрить его, поддержать, рассказывала о своих чувствах открыто, без утайки, и в ответ получала письма, которые перечитывала без конца.

В последнем, полученном два дня назад, он писал: «Скоро, Джулия, скоро. Мне кажется, я уже достиг вершины холма, и я не могу объяснить, как мне хочется поскорее увидеть открывающийся с него вид, потому что я знаю, что ты там, по другую сторону, ждешь меня. Я карабкаюсь и карабкаюсь, а Эбби с Сетом подталкивают меня сзади. Даже Битси принялась убирать препятствия с моего пути. Продолжай писать, твои письма – моя прямая связь с будущим. А пока помни, что я тебя люблю, и не как мое спасение, а как смысл моей жизни, как мою жизненную цель. Ты и Дженни, вот все, что у меня есть. Я очень хочу тебя видеть, дотронуться до тебя, поговорить с тобой, обнять тебя, и я скоро это сделаю, Джулия, совсем-совсем скоро…»

– Нужно только пожелать, – вслух сказала Джулия, и Крис, которая тем временем вытаскивала из буфета большую картонную коробку, закончила за нее:

– И все сбудется, все печали уйдут…

Джулия подошла, чтобы ей помочь. Крис выпрямилась, потирая спину.

– Думаю, я догадываюсь, чего ты пожелала, – усмехнулась она, – и, если это тебя приободрит, я всегда верила в фей…

Не успела она произнести эти слова, как раздался громкий, уверенный стук в дверь.

Примечания

1

Фешенебельная квартира на плоской крыше небоскреба. – Прим. ред.

(обратно)

2

1 фут (12 дюймов) равен 0,3048 м. 1 фунт равен 0,453 кг. – Прим. ред.

(обратно)

3

Неточность автора: Вольтер высказал эту мысль относительно Бога, а не любви. – Прим. ред.

(обратно)

4

В библейских текстах вступить с женщиной в половую связь значило «познать женщину». – Прим. ред.

(обратно)

5

Неточность автора: на стр. 14 Брэд сообщает, что ему скоро 31 год (Эбби 46 лет). Неточности, связанные с возрастом героев есть и далее. – Прим. ред.

(обратно)

6

По-английски «bit» означает маленькая частица, кусочек. – Прим. пер.

(обратно)

7

В глубине (франц.). – Прим. ред.

(обратно)

8

Игра в слова; аналог русского «Эрудита». – Прим. пер.

(обратно)

9

Конца века (франц.)

(обратно)

10

Начало XX вена (франц.). – Прим. ред.

(обратно)

11

Проститутка (франц.). – Прим. ред.

(обратно)

12

Ненавижу и люблю (лат), – Прим. ред

(обратно)

13

Неточность автора. Японцам трудно выговаривать звук «л», который они заменяют «р». – Прим. ред.

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23 . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте