«О, Брат»

О, Брат (fb2) - О, Брат 162K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Марина Александровна Анашкевич

Марина Анашкевич О, Брат

1

Вечер давно уже привел солнце на запад. Ева поднесла воду Адаму и омыла ноги его. После Адама пришел черед Каина и Авеля, младшего в доме отца своего. И Каин смотрел на воду, и была она темной, а ноги брата его, Авеля, белые, и улыбка витала на губах его.

Каин же был мрачен лицом: сегодня утром Ева пришла к колодезю и не нашла воды, возвратилась с пустым сосудом и, опечаленная, спрятала лицо свое.

И сказал Адам:

— Вот, небо заключилось и не дает нам росы. Глаза волов наших по–тухли, потому что нет травы. И лань родила в поле и оставила дете–ныша, и вороны клевали его.

И вышел тогда Каин из дома отца своего и бросил взор на небеса, твердые, как камень. Вот, удерживали дождь за три месяца до жатвы. И пошел, и сел в поле, и сложил на коленях руки. И увидел Каин: семена засохли до всхода, такими же остались в глыбах земли, какими зарыл их плуг. А что успело взойти, то сожгло солнце. И протянул Каин руку и потрогал листы засохших стеблей. И пролился его стон, как вода:

— Чего опасался, то и постигло меня…

И пошел, и нашел Адама в саду его, и сказал:

— Земля иссохшая неприятна на вид и палящий луч принимает прямо в глубину. Разве я не принес жертву Дарующему? Разве мало Ему дала земля? Почему Он удерживает дождь в себе?

И молчал Адам, и не отвечал ничего.

И увидел Каин: засохла виноградная лоза и смоковница завяла, гранатовое дерево и яблонь, — все дерева в саду посохли. И услышал, как стонет скот, и увидел сквозь сад осыпающийся: уныло бредет стадо овец, и завтра не досчитается Авель многих, если не воскреснут потоки вод. И вздрогнул Каин от видения, что коснулось глаз его: вот, оставшееся от гусеницы ест саранча, оставшееся от саранчи едят черви, а оставшееся от червей доедают жуки…

И прогнал видение голос Адама:

— Не стало у нас ни соломы, ни корма для ослов наших, ни хлеба и вина для нас. Сок виноградный отнят от губ наших. Ибо сказал Даро–вавший: сойди с высоты величия и сиди в жажде… И ныне вместо дождя изливается душа во мне, но не наполнить ею водопойные корыта… Бла–женны сеющие при всех водах и посылающие туда вола и осла!

И пал Адам на лицо свое и лежал так до вечера. И не трогали его. Так и лежал на земле, и бесплодная почва лежала под небом. И приблизилась к Адаму Ева и сказала:

— Иди в дом, муж мой возлюбленный, ибо пришел вечер. Утешит те–бя постель моя, унесет горе ложе мое…

Каин же долго сидел снаружи, пока небо не наполнилось звездами. И поднял Каин лицо, и хотел сказать, и не смел, ибо глаз Дарующего было не счесть. Брат его, Авель, говорит, что это звезды… И опустил Каин лицо, ибо он привык смотреть в землю, и засмеялся глухо: глупый брат. Младший в доме отца своего… Не умеет он ни сеять, ни жать. И пальцы его не знают круга гончарного, и не умеет делать сосуды, как Адам. А умеет только играть на свирели своей и молиться. Но молитвы его не приносят дождя.

И облизнул Каин сухие губы и закрыл глаза. И услышал шорох в траве и увидел: змея проползла перед домом, и остался от нее узкий длинный след из капель росы… И вот, вода накопилась на листьях, и капли соскальзывают вниз, и вот, уже другие на их месте, и пестрая птица в глубине ветвей отряхивается от дождя, и земля, ставшая красной, впитывает его, и на дороге к дому вскипают темные пузыри…

И возликовало сердце внутри Каина, и открыл он глаза, и солнце ослепило его. И увидел: высохший поток тянулся перед ним извилистой песчаной лентой. Ни шума текучих вод, ни пения птиц. И только грифы жадно клюют мертвое тело змеи, и вот, от змеи ничего не осталось…

И понял Каин, что не было дождя, а был только сон, который навел на него Дарующий прямо у порога дома. И сказал:

— Зачем ты обманул меня? Там, где я пил и стоял под дождем, нет ме–ня! Вот я, стою на земле сухой!

И горы стояли вдалеке, недосягаемые. Складка за складкой, прости–рались до самого горизонта. Закричал осел, и эхо наполнило долину, и безмолвие приняло его в себя, и напрасно ждал Каин ответа. И пошел в дом, ибо позвали домашние его.

Встали они рано, и Авель встал, чтобы идти. И сказал Адам ему:

— Подкрепи сердце свое куском хлеба и потом пойдешь.

А Ева поднесла воды, и знал Авель, что ее оставалось мало. И не взял воды, и пошел так, сказав, что найдет и овцам и себе.

И сказал:

— Буду пасти их на тучной пажити, и загон их будет на горах высо–ких. Там я буду водить их. Потерявшуюся отыщу и возвращу, больную укреплю, буйную успокою.

И погнал овец. И вот, облако пыли от земли, и скрыло Авеля с овцами его, и долго катилось до самых гор. И путь его изгибался вверх и вниз по холмам под жгучими лучами…

И вот, ястреб направил крылья на полдень, а Ева все стояла и смотрела на облако, и слушала свирель, ибо та была слышна издалека. Так пели ангелы в Саду: «Аве, Аве!» Так звали ее ангелы там, в Саду, Адам же звал наоборот: «Ева».

А когда родила Авеля, и лежал под рукой ее, отдыхая от усилий при появлении на свет, услышала опять ангельскую песнь: «Аве, Аве…»

И приблизился к ним Адам, и песня та коснулась ушей его. И сказал: дуновение крыл ощутило лицо мое… И дал имя сыну второму — Авель. И глаза его были голубые, как небо. И телом был белый, и голосом тих, как агнец перед стригущим его был безгласен. И слабость его была сильна. И рос, и слабел, и не мог работать землю вместе с Каином. И только в игре на свирели был силен и искусен, и лицо его с утра было обращего вверх, и молитва не утомляла его.

И сказала Ева мужу своему:

«Вот, печаль наша по Саду в облике его… Он не как Каин, другой. Сделаем ему небольшую горницу и поставим ему там постель, и стол, и седалище, и светильник».

И вошел Авель в горницу, а Каин остался там, где был от рождения. И когда подрос, стал ходить за плугом вместе с Адамом, и когда пришло время, взял плуг из рук отца, и взор его был устремлен в землю, и глаза черны, как сама земля. И солнце было над ним с утра до вечера, но не видел солнца, а видел лишь землю.

2

Адам же углубился в свой сад и не узнавал его. Покинули его звери и птицы, и не было слышно голоса их. И дерева, благоуханием которых был полон воздух, стояли белые от солнца, и ветер ходил среди них.

И приблизился Адам к смоковнице, и стоял, и смотрел, как лист, не окропленный дождем, засыхал. И слезы устремились вниз по щекам его. И сказал:

— Вот, покарал меня Даровавший за то, что хотел насадить сад на земле, как на небесах… Вот, взрастил смоковницу, и та сказала: возьми сладость мою и хороший плод мой. И не осудишь меня как дерево, пустившее в лист силу свою, и увидишь плоды мои прежде листьев.

И маслина сказала: возьми тук мой, которым чествуют богов и людей. И виноградная лоза вторила ей: возьми сок мой, который веселит богов и человеков… Но сказал я деревам своим: «Мало мне этого, ибо хочу насадить сад, как на небе». И был рядом со мной первородный сын мой, Каин, и указал мне: «Вот дерево, делающее плод по роду его. Оно плодоносит много раз, созревают и отпадают плоды. Возьми плод этого древа и соедини с другим, и добъешься большего урожая и неземного вкуса… И останавливал руку мою младший сын, Авель, и говорил так: «Смешение плодов по роду их портит плоть земли. Где видел ты, чтобы фрукт земной уподобился плоду небесному?» Не послушал я младшего своего; и вот, остался один терновник, и слышу, как он говорит мне: возьми, человек, тень мою…

И услышал Адам, как Ева зовет его: где ты, муж мой? И хотел сокрыться, и не мог, ибо листва облетела. И стоял, словно в день изгнания, когда голос Его был отовсюду:

Г д е т ы, А д а м?

И теперь стоял в саду опустевшем, и не было голоса, и знал, что утратил его в себе, не услышит, как прежде, во всех членах своих. И только голос Евы в глубине сада:

«Где ты, возлюбленный муж мой?»

И отозвался:

— Здесь я.

И взметнулись перед лицом две руки ее и обвили плечи. И глаза ее были как две ночи, и видел в них отраженье свое. И губы ее были, как лист сухой, и дыхание — сладостный ветер.

И прошептал:

— Жизнь моя… И нет яблок гранатовых, но есть груди твои, и запах твой — запах зерна теплого, и уста твои — вино темное… И глаза твои — две маслины блестящие, и слезы твои — дождь обильный…

И опустились на землю. И лег Адам рядом с женой, и приложил свои губы к ее губам, и свои ладони к ее ладоням, и свое дыхание к ее дыханию, и простерся над ней и познал ее…

3

Каин же запряг вола в жажде ощутить живое биение земли. Вот, лемех поднимет ее пласты, и ноздри вдохнут сладостный дух. И овладеет землей молчащей, и познает ее до самых глубин, и добудет влагу. И пот его уйдет в землю, и она даст то, что хочет он, Каин. И тогда принесет от плода земли жертву, и скажет Дарующему: вот, я дал Тебе, дай и Ты мне!

Но не шел вол, и плуг не мог войти в землю. И ударил вола. И молчал вол. И тогда ударил еще раз. И стоял вол, и очи его были исполнены влаги. И смотрел, и молчал.

И шум от ударов был слышен на горе, и Авель перестал играть на свирели своей, и сказал тихо:

— О, брат мой…

И подумал Каин в тот миг: высоко ли в горы загнал младший брат отощавшее стадо? Белое стадо, растаявшее, как снег в горах… И отер рукой выступивший пот, и бросил взгляд на облака: вот, овцы Дарующего бегут по небу. Утром на востоке, а вечером на западе Он режет своих овец, и небо наполняется кровью. Восход, закат… Глупый брат — это кровь. Кровь Его овец…

И вздрогнул: сзади приблизилась Ева, положила руку на плечо:

— Помолись, как Авель, и Он даст дождь…

И сбросил руку. Вот, земля его под ногами его, и он, Каин, будет не Каин, если не возьмет небо это, и не выжмет из него дождь до последней капли… Вон они бегут по небу — жирные овцы, полные влаги, и такого огромного стада Авелю никогда не иметь…

И ушел прочь от Евы, и сел под древом с раскидистой кроной, что стояло одиноко среди простора полей, и накопило силу большую, и ветви простерлись далеко над землей, и мир царил под его листвой. И солнце не проникало сквозь нее, и птицы слетелись сюда, ибо дерево говорило: корень мой открыт для воды, и роса еще ночует на листьях моих…

Каин же долго глядел на снующих у ног муравьев, и промолвил:

— Верно не увидишь льющего дождя из облаков, пока рассыпан запас у муравьев…

И глубокая тень под деревом смежила веки его, и пришел к нему Авель во сне, и была с ним только одна овца. И услышал Каин голос брата:

«Посмотри на овцу: голова ее наклонена к земле, смотрит на чрево и ищет только приятного чреву. А голова человека, брат мой, поднята к небу. Зачем ты работаешь чреву, уподобившись скотам немысленным?»

И посмотрел Каин хмуро и отвечал так:

«Поработай с мое, брат, и не поднимешь лица от земли. Разве знаешь, как ноют кости и жилы не имеют покоя? И разве вопияла на меня земля моя, и жаловались на меня борозды ее? Разве ел я плод ее без платы?»

«Отчего же тогда не подражаешь земле? Отчего не хочешь приносить плода, как она? Вот, вырастила плоды не для своего наслаждения, а на служенье тебе. Вот, дает семя тому, кто сееет, и хлеб тому, кто ест. Цель земледелия да будет тебе началом сияния небесного. Сей, брат, себе в правду».

" Но разве ты не ешь моего?»

Долго не отвечал Авель, и мягкие кудри его трогал ветер:

«Скажи мне, брат Каин, что у тебя собственного? Откуда у тебя, что берешь от земли? Если скажешь, что от случая, не имеешь ли тогда благодарности к Тому, кто дарует его? А если признаешь, что это от Него, то назови причину, ради которой получил ты».

И стала расти овца, как облако, и вошел в нее Авель, и исчез в ней.

И открыл глаза Каин, и увидел: воздух прозрачен так, что можно дотронуться до гор.

— И все же он ест мой хлеб, — сказал. И не заметил, что произнес это вслух. — Ест. Ест.

И поднял глаза на высоту небес и увидел: Он разогнал всех овец. И опечалился Каин чистотою неба, ибо вместо дождя несло ветер сухой…

И встал, и крикнул:

— Обрати лицо Твое ко мне, ибо я полон речами, и дух во мне теснит меня! Утром и вечером не давал я отдыха руке своей, внутренности мои кипят и не перестают, я хожу почернелый, но не от солнца! Один ли я съедал кусок мой, и не ели ли от него остальные? И плата мне за труд мой — опаленный хлеб прежде, нежели выколосился!

О, если бы кто выслушал меня!!! О полях подниму плач и о степных пастбищах рыдание, ибо они выжжены! Долго ли будет сетовать земля и трава на пастбищах сохнуть?! Скот и птицы гибнут… И меч Твой палящий пожирает все от одного края земли до другого! О, моя земля, текущая молоком и медом… Земля хлеба и вина, земля плодов и масличных деревьев стала землей терновника!.. И если я отягощал жизнь земли, то пусть эта тень у ног моих подвинется на десять шагов, и пусть тогда вместо пшеницы вырастает волчец и вместо ячменя — куколь!

И подвинулась тень на десять шагов, и убоялся Каин слов своих и сокрылся за деревом. И услышал голос Его, но не ухом услышал, а всеми членами своими. Голос этот проникал всюду, и плоть, сделавшись пустотою, наполнилась им:

М о ж е ш ь л и в о з в ы с и т ь р е ч ь с в о ю к о б л а к а м,

ч т о б ы в о д а в о б и л и и п о к р ы л а т е б я? М о ж е ш ь

л и р а с ч и с т и т ь о б л а к а и у д е р ж а т ь с о с у д ы н е б а?

И вышел из Каина так же, как и вошел, и ушел в горы, и показалось Каину, что они задрожали. И листва на дереве вздрогнула — то встрепенулась птица, и клекот ее был похож на смех. Вот, даже птицы смеются над ним… И нахмурился Каин, ибо уши услышали: и будешь унижен, с земли будешь говорить, и глуха будет речь твоя из–под праха…

И сжав кулаки, зарычал, как зверь, в загон попавший, и схватив камень, бросил в птицу, и улетела.

И увидел опять Авеля, видел его памятью своею: вот, стоит перед ним, и овцы, как белая пена, ручьем обтекают ноги его. И белый голубь сидит на плече его, и Авель кормит его с руки: да будет у меня с тобою одной сердце, брат.

И сказал Каин глухо, глядя в землю:

— У меня мое сердце, а у тебя — твое. Что будет, если начну ходить за овцами да голубями, как ты? Я стану бледным, как ты, и руки мои будут без волос, как у женщины… Или ты забыл, брат, что вышел из утробы матери вторым? А я — первым?

И крикнул:

— Первым!!!

— Им, им, им… — отозвались вершины.

4

Ева же пришла к овце, что разрешилась от бремени ночью и не могла идти в стаде. И увидела Ева черного среди белых ее детей, и позвала Адама, и удивился он, ибо все овцы в стаде были без порока. И сказал про агнца черного: вот, испортит все стадо нам, и надо отделить его, пусть станет добычей орлов парящих. Но не дала агнца, взяв его на руки, и выпросила жизнь для него:

— Посмотри на козлов диких: разве не ходит белый рядом с черным? И у детей наших кудри разные цветом, но разве один не брат другому?

И пришла взглянуть на другое утро, и взяла двух агнцев, белого и черного, и ласкала их. Вот, шерсть белого агнца будто кудри Авеля под рукой. А вот кудри старшего, Каина, черны они и тепло в них пальцам. И сказала Ева в сердце своем: первый мой удался обличьем, высок он и строен, как кипарис, и неудержим нравом, как воды горные, но нет лучше работника в поле. Младший же, Авель, иной плотью: лицо и стан его как у женщины, и нет силы в руках. Зато силен серцем своим, и слово его, как светильник ночью.

И отдав агнцев матери их, пошла собрать веток сухих, ибо сказал Адам, что пора вознести жертву Дарующему.

И был Адам возле жертвенника, и пепел на камнях говорил с ним: вот, поклялся приносить в дар начатки с земли своей и начатки всяких плодов с каждого древа в саду, но не достигает ноздрей Его аромат курений, восходящих с земли, ибо нет приношений от первых колосьев, от первых плодов. Земля под солнцем стала, как пепел, и горяча, как камни жертвенника, и нет источника, который бы наполнил колодец.

И вырвался вопль из сердца Адама, ибо не забыло, как нежен цвет зреющего винограда, как услаждает вино уста утомленных… И как шепчет вода в каменистом русле, и солнце купается в ней; и воздух полон благоуханья, и напоенный соками сад тянется до подножия гор, и тень благосклонная там…

И сказал себе:

— Узнаю гнев Его: вот, место услады сделал местом презрения и пепла. Опять я пред лицем гнева Его, и не сокроюсь за деревом, ибо сквозь скалы проникает.

И обратился взором к обширным и вечным холмам, чтобы спросить их о судьбе своей, и увидел: Ева спускалась с холма и шла к дому, и засмотрелся на нее. Вот, походка ее легка, и дорога камениста, но нога ее находит место, куда ступить. И голову несет прямо, словно увенчана лилиями, — но сухие ветви на ней, связанные лозой виноградной.

И приблизилась, и положила связку к ногам Адама, и увидел: стала худа, и на теле ее выступили ребра, и глаза изнемогают во впадинах своих, но живет там огонь при взгляде на него.

И сказал Адам:

— Прекрасна ты, жизнь моя… и уста твои слаще вина и меда, но нельзя мне отведать их, ибо не пришел час. Вот, в костре нашем много дров и огня, и дуновение Дарующего зажгет его! Но не осталось у нас ни муки, ни масла, чтобы воздать Ему. Разве взять первенца из скота нашего? это все, что осталось у нас.

И велел Каину принести агнца. И принес Каин агнца черного, но велел Адам отнести обратно, и сказал принести белого, мужеского пола и без порока.

И взял Адам агнца белого, и возложил руку на голову жертвы своей и вознес Дарующему на камне. И стал призывать Имя Его, и говорил: это жертва, благоухание, приятное Тебе.

И вышел огонь, и пламень стал подниматься к небу. И возликовав, пали на землю. И Каин пал на лице свое, но не возносил сердца своего к Нему, а ловил воздух ноздрями. Запах жертвы пьянил его и думал так: что приятно ноздрям, хорошо на вкус. И дождавшись минуты, сказал домашним:

— Да будет агнец второй нам в пищу, потому что нечего есть, кроме этого.

И молчали они, не зная, что отвечать ему, и соглашался их разум со словами его, но сердце запрещало слушать. И была тишина зноя вокруг, и дым последний отлетал в небо. И не было даже облака проходящего, и орлы парили в пространстве славы, и не было видно движения крыл их, и высматривали пищу себе.

И спросил Каин:

— Разве нельзя человеку то, что можно орлам? Вот, парят над нами и сыты, я ж извиваюсь от голода, как червь на солнце! Не выше ли орлов человек, и разве его удел — в пыли извиваться?!

И сказав это, направил стопы свои к загону, и хотел Адам удержать его, но остановила рука Евы:

— Не отменяй желания его и не положишь вражду между ним и тобою, ибо бурная вода оно, и не перейти реки, если не перекинуть мост.

И съевши мяса, уснул Каин, и довольно было чрево его, и не точил больше голод, как червь неустанный.

И снова увидел брата во сне: вот, шел к нему Авель с белым голубем на плече, и отступал Каин от брата, не желая его приближенья. И звал его Авель и просил со слезами: не удаляйся, брат мой, не уходи совсем… Но мотал головой своей Каин, телец упорный:

«Вот, я — ворон черный, ты — голубь белый, что общего у нас?»

«Братья мы с тобой, и один у нас отец и одна мать…»

И пробудила от сна Каина жажда сильная, и выпил всю воду на дне кувшина. И утолив жажду одну, воспламенился другой: не забыло чрево его вкус мяса и желало опять сильно. И придумал силки умом своим, и удалился в рощу, чтоб изловить там кролика или птицу.

Путь же к роще был через ложе реки, высохшее и обнажившее дно свое. И увидел: две птицы беспечных купались в песке и хлопали крыльями громко. И еще увидел змею в камнях, и следила за птицами. И были неподвижны глаза ее, и язык двойной колебался как пламя; и не было видно движенья ее, но приближалась к птицам все ближе. И тишина исходила от нее. И лежали везде кости рыб больших и мелких, что плескались недавно меж гладких камней ручья…

И раковина пустая издала хруст под ногой, и птицы с криком поднялись в воздух. И смеялся над змеей Каин, и сказал ей, что силки его хитрее ее, и вернется с добычей. И расставив их, притаился в кустах, и ждал недолго: забился в силках голубь белый, и метнулся Каин в броске змеином. И взял голубя, и легок был, словно облако. И сказал:

— Вот, больше перьев, чем мяса.

И хотел отпустить, но воспротивилось чрево его, напомнив о ликовании своем, и велело нести в дом добычу.

И встретил Адама в дверях, и сказал ему:

— Вот, опалю птицу в огне очага, и будет трапеза для всех.

Но разгневался Адам сильно и возвысил голос свой на сына:

— Оставь, ибо не твое это, но Дарующего!

И стали глаза Каина, как глаза зверя, горящие ночью. И свернул голову птице и надломил ее в крыльях, и окропив кровью камни, бросил на жертвенник, на дрова, которые на огне.

— Благоухание это приятно Ему. Ты сказал.

И увидели все: дым от жертвы стелется по земле, и не возносится к небу…

5

И было, как прежде, одно солнце, и не знало пощады. И изнывали все дни без работы, и не могли смотреть друг на друга.

И не приближался Адам к кругу своему: чем смочить руки и глину, если не стало воды для питья? И Каин забросил свой плуг, пал духом и пали волы в поле, и грифы сидели на них, и вот уже кости их белые рядом с плугом торчащим. И уязвления мух стали яростнее, и ждали сна, как дождя, чтобы спастись им от солнца.

Лишь руке Евы нашлась работа: и взяла ветвь пальмовую, и отгоняла назойливых от лица сына во время дремоты на ложе. И лежал, раскинувшись, подобно барсу молодому в расселине гор, и не было в нем изъяна. И смотрела Ева на царствие плоти, и не могла оторвать глаз своих: вот, солнце опалило до черноты, и не сгорел; и голод, и жажда иссушали до костей, но не высох, ибо тверда, как камень, мышца его. И лицо его спящее лик мужа неустрашимого.

И возгордилась Ева сыном своим и, думая, что уснул крепко, сказала Адаму:

— Вот, первенец наш силен и прекрасен телом; строен, как олень, быстр, как барс. И глаза его зорки, как очи орла, и как вол вынослив. Взгляни, как прекрасен он, и уйдет гнев твой.

И замолчала, ибо смутил ее взгляд Адама:

— Зачем, жено, хвалишь плоть — дом нищеты? Разве собранье зверей и птиц нужно Тому, кто царит в доме пира? Нет, Он велит им покинуть плоть человека.

— Разве не Он привел к тебе птиц и зверей?

— Положи руку свою на уста, ибо речи твои лишены смысла! Не велел Он впускать их внутрь, но дать имена. И вот, не уследил я, и собрались в сыне моем, Каине, и живут в нем, и царствуют. Вот, пришло время познать себя в детях своих, и вижу: в обоих живет страх пред Дарующим, но Авель боится Его, как сын отца, Каин же как зверь грома. И один ждет дождя, а другой — Дающего его. И нет равенства между ними, ибо первенства жаждет старший, младший же не здесь от рождения, и не нужны ему блага земные.

И встревожилась Ева в сердце своем и сказала господину своему:

— Не наша ль вина, что первородный сын наш жаден до земного? Призови память свою к себе: нужен был помощник тебе не для неба, но для земли. И вот, исполнилось по воле твоей: ничего, кроме нее, не видит; вот, ходит теперь по пустыне и озлобляется сердце его.

И увидел Адам памятью своею: вот, бредут они с Евой в жажде и голоде, устремляя взор на место обитания своего, и страшна им земля, впереди и позади лежащая. И нет Сада, но только песок и камни. И холод проник кожу, и голод терзает внутренности их… И бредут они к месту восхода солнца, и направляет их стопы надежда: вот, встанут там, где земля сочетается с небом, протянут, рыдая, руки к Отцу, и станет, как было.

И не считал Адам шагов своих, и вел Еву, пока не иссякли силы его. И упал, и лежал, как мертвый, и увидел: место слияния земли с небом не стало ближе. Все там же оставалось оно, и понял, что не дойти до него ногами.

И решил искать не неба, а земли лучшей, без камней и терний. И нашел, и увидел, что она весьма хороша. И задрожало в радости сердце его и сказало: «Не медли пойти и взять эту землю, где нет ни в чем недостатка, что получается от земли. Где потоки вод, источники и озера выходят из гор и долин. Без скудости будешь есть хлеб твой. И произрастит для тебя ячмень и пшеницу, лозу виноградную, смоковницу и деревья масличные. И когда будешь есть и насыщаться, благославляй Даровавшего тебе землю добрую».

И подумал Адам: нужен мне помощник, ибо не дано мне любить землю так, чтобы забыть о Саде…

И не отпускала Адама память его, и удерживала еще в днях протекших:

Вот, Каин, малый числом лет, идет за плугом, и голова его чернеет под солнцем. И чем больше сил отдает земле, тем быстрее растет, крепнет плоть его.

И настал день, и спросил Адам сына своего, Каина:

«Разве мало тебе наших полей и пастбищ? Зачем тебе столько земли возделанной? Длину борозд твоих уже не счесть шагами. Может, ты хочешь дойти до места, где земля сочетается с небом?»

И оторвал Каин взор от земли, и очи его были сумрак средь яркого дня:

«Мне нет дела до неба, — ответил. — Что взять с него, кроме дождя?»

И ударил вола, и вздулись жилы на руках его. И вошел плуг в землю, и бурлила она, как густой ключ темный, и запах влажный достиг ноздрей. И следил Адам борозды теченье, и привиделось: вот, земля кончилась, и идет Каин за плугом по небу, и распадается твердь небесная по левую и по правую стороны. И содрогнулся от вида распоротой тверди. И вздохнул облегченно, ибо вспомнил, что нельзя дойти плугу до неба…

И беседуя так, не знали, что не спит сын их Каин, и лежит без сна, прикрыв очи веками, и вздымается грудь его вслед дыханию его.

И услышал Каин слова Евы, и сказала: за обоих детей болит душа моя:

— Не умею сказать, ибо от слов терплю муку, как рождающая от младенца. Но вижу серцем, муж мой возлюбленный: гложет тебя червь неустанный; скажи, что задумал ты.

И медлил Адам с ответом, и стала просить его:

— Говори, не удерживай теченья реки! Вот, сына первородного называешь обителью звериной, но в чем вина его, если старается для земли нашей? Вспомни, сколько было бобов и пшеницы, и разве не пил ты вдоволь кровь ягод виноградных?

И открыл ей Адам сердце свое:

— Давно вошел сын наш в мужской возраст и довольно ему трудиться на землях отца своего. Вот, пройдут дожди, и пусть поселится в другом месте и промышляет там — земля же вот пространна перед ним. Пусть там возьмет жену себе, ибо хватит с него забот матери, и настало время заботиться жене о нем.

И взмолилась Ева:

— Не рано ли разлучаешь слабого с сильным?

— Когда солома смешана с пшеницей, не солома осквернится, но пшеница. А чистое семя сберегается в надежных закромах.

И молила его:

— Не будь, как вода, ставшая льдом! Вот, не знаешь жалости к первенцу своему!

— Кто пожалеет о приближающемся к диким зверям, если он сам идет к ним?!

И не ведал Адам, что не спит Каин, что слова жгут ему грудь, как угль раскаленный. И сказал Адам, глядя вдаль:

— Не в моей власти сделать второго первым, ибо Каин явился первым, а Авель вторым. Воля первого должна быть на то. Знай же, жено: если Каин уступит первородство брату, на земле будет…

И не успел сказать: звук свирели коснулся ушей их, и не поверили слуху своему.

И выбежала Ева из дома с радостным плачем, и Адам поспешил за ней. И Каин следовал за ними.

6

И увидел Каин: стадо возвращалось домой, и в пыль проникло солнце. И вот, Авель в солнечной пыли, и светел ликом. И почернело лицо Каина, ибо не такого ждал. И светлый круг солнца помрачился для него, и потемнело в глазах: не убавилось, но прибавилось овец в стаде, и пастух их исполнен бодрости, словно не знал лишений в горах.

И обнял Еву, и преклонил колени перед Адамом, и увидел, что плоть, как паутина, прилипает к костям их, и глаза истаяли в своих впадинах, как иссохшие ядра в ореховой скорлупе.

И снял Авель с осла винные мехи, наполненные водой, и дал напиться отцу с матерью, Каину же поднес последнему. И хотел Каин оттолкнуть руку дающую, но припал к воде жадно, и не мог оторваться, и покинула тьма глаза его. И Авель улыбался ему, но отвернулся от улыбки брата, как от света слепящего.

И напоил Авель осла, что издыхал у ворот дома. И сказал: высоко в горах есть источник, и бьет из него вода, и живая сила в этой воде. И сказал Каину: завтра встанем рано, брат. И возьмем двух ослов, и навьючим на них винные мехи, и наполним их водой из источника, и вернемся. И еще сказал: наполним этот большой сосуд диким медом, и будет, что есть отцу и матери. И прибавил:

— Милость Того, кто Дар, бесконечна.

И заскрипел Каин зубами, и кинул взор черный в твердые небеса. И хотел сказать: Дарующий слеп и глух, и не призрел он дара моего, и все, что имел я, уничтожил… Но не сказал, потому что вспомнил о тени.

И скрылся от домашних своих, и бродил один до самого вечера, и не мог унять обиду в сердце. И жгла, и пылала, как угли, и страдал от жжения нестерпимого. И узнал, что слезы солоны как пот, который слизывал с губ во время работы в поле.

И увидел памятью своею: вот, Ева пришла к нему в поле, и принял из рук ее вино и хлеб. И смотрела, как пьет жадно, и сказала, рукой коснувшись:

«Как много влаги твоей берет земля… Борозды эти политы потом твоим, как дождем… Выпей еще вина, я принесла его много. Ибо сказал Адам: вино веселит сердце, а хлеб укрепляет его. Ешь и пей вдоволь и отдохни под деревом на траве: олень и фазаны, кролики, скот — все собираются в тени его в полдень».

И уклонился от руки ласкающей: пусть кудри Авеля будут послушны ей. Разве он, Каин, агнец, молоко сосущий?

И сказал:

«Оставь, солнце не будет ждать меня, вино же пусть ждет часа веселья».

И сказал памяти как матери своей:

— Оставь меня, ибо ласки твоей нет страшнее! Вот, даешь и отнимаешь, и уходит, как роса, а узы бедствия остаются!

Вот, отнято веселье у сынов человеческих, вот, благосклонен час лишь для слез, и увлажняют землю, но разве станет рождать от воды соленой?! Вот, стала тверже панциря черепахового, и сетует о хлебе истребленном и слышу, как говорит мне: красней от стыда, раздирай сердце свое, земледелец! Вот, приятен Дающему дождь звук свирели пастушьей, и отверг Он пот твой! Рыдай о пшенице и ячмене и вспоминай о днях протекших, когда на горе всякой и на всяком холме возвышенном текли ручьи, и потоки вод затопляли луга…

И снова сказал памяти своей: оставь, не присылай видений своих без числа.

Но не отпускала она, и вела, и показывала ему: вот, мехи полные вина, вот, корзины со смоквами и горы пшеницы, и ячменя, и муки, и бобов, чечевицы, и жареных зерен. И горшки, полные меда и масла, и сыра. И сосуды округлые с молоком, большие и малые… И насытишься, и еще останется…

И ушло все. И увидел: смягчилось солнце, ибо знает свой запад. И вечер привел тишину на землю, и небеса облеклись в сумрак. И птицы сложили крылья свои, и цветы закрылись, и зверь в тростнике взалкал о добыче. И услышал Каин в рыке его: человеку лучше вернуться под кров свой.

И ступив на порог, увидел светильник сквозь завесу и две тени, одной ставшие, ибо не хотела Ева разлучаться с сыном, с мягкими кудрями его. И голос Авеля мерцал во тьме светом слабым, и медлил Каин на пороге. И стоял, и слушал, роняя дыхание, и было оно громче слов брата:

— В ущелье скалы, под кровом утеса, было жилище лисицы с лисенятами. Вот, подрастали и сами могли заботиться от себе, но еще держались возле матери своей. И только один не мог добыть себе пищи, и ползал, и задние ноги волочил по земле, ибо таким был от рождения. И мать заботилась о нем, и приносила корм, и ласкала его языком своим, и уходя за добычей, оставляла в норе. И вот, ушла снова, и выполз из норы и звал ее на краю скалы. И самый большой и проворный из братьев стал грызть его и сбросил вниз. И вернулась, и искала, и не нашла. И тосковала долго. И стояла на круче и нюхала воздух…

И не стал Каин слушать дальше, и отдернул край полога. И легла его тень на свет задрожавший:

— Слабый не должен жить, — сказал. — Я бы всех лисенят сбросил с кручи, ибо портят виноградники наши.

И настало время вечерней молитвы, и преклонил Авель колени. И опустились на них Адам с Евой, и Каин, помедлив, стал рядом. И наклонил голову, и кудри его, дым черный, закрыли лицо. И не шевелились уста его, как у всех, но были сжаты крепко.

И заметила это Ева, и когда окончили молитву, сказала Адаму. И замерло в нем сердце его, и стал он, как камень. И призвал к себе Каина, и спросил того, отчего не возносит смиренное моление пред лицом Дарующего?

И молчал Каин.

И тогда возвысил Адам голос свой:

— Вижу: хочешь отделаться от молитвы, как от неволи! Вот, упорствует сердце твое, но смягчи его, подобно брату.

И вскинул голову черную Каин:

— Сердце мое не черствее хлеба, который он ел сегодня!

— Положи руку свою на уста свои и не упрекай брата, ибо он делает больше!

— Скажи, что, ибо не вижу дел его.

— Он молится за тебя пред Дарующим!

— Что мне от его молитв?

И тогда сокрушил Адам глиняный сосуд, разбив его без пощады, так что в обломках его не нашлось бы и черепка, чтобы взять огня с очага или зачерпнуть воды из колодца. И было лицо Адама, как из скалы высеченное, и слова его были твердая тяжесть:

— Войди в себя, сын мой Каин, и осмотрись. Где ты видел, чтобы одно светило бранствовало на другое?! День дню возвещает, а ночь ночи. Все кругом — соединение и союз. Вижу: ты мучаешься нетерпением возразить мне, но я хочу продолжить слово! Плотью своей научись управлять, укроти ее, как в тростнике зверя, как скот домашний, данный в помощь, пусть будет покорна тебе.

— Разве плоть моя не от плоти твоей?

— Обуздай уста свои! Оглядись, что ты сеешь в мире! Ревность в доме моем снедает тебя и покрыла, как плющ!

И тогда Каин возвысил голос свой:

— Семена, что взрастил я, сложил на гумно твое, ты же, как саранчу, поносишь меня! Или забыл ты об урожаях обильных?! Но память моя со мной! Разве не нес я на жертвенник от первого плода? И разве не была жертва эта за всю семью? И награда мне — зной палящий! А что принес Ему брат? Что за труд — играть на свирели и возносить речи к небу?! Но Дарующий дал ему место в горах, где овцы утучнели и приумножились, а вся скотина на службе у меня пала! И с вершины горы той брат вернулся в облике мужа сильного. Откуда в нем сила, которой не было прежде? Я же едва на ногах стою, и он готов понести меня! И станет по праву сильного указывать мне, ибо принят дар его, а мой отвергнут! И я должен принять это, как вол ярмо?! Или я больше не первородный сын, скажи! Может, ему отдашь первородство мое и благословление твое?!

И сказал Адам, и слова его были как лист оливы, горьки:

— Благословление мое отдам тебе, сын мой. Ибо, кроме меня, благословить тебя некому.

И оставил Каина одного. И стоял тот, опустив голову, и не шли из нее слова Адамовы. И пришел к Каину ветер, вот, устремился к нему с четырех сторон сразу, и удивился, ибо и двери, и окна были закрыты. И дуновение это проникло внутрь… Вот, ходит среди внутренностей, вот, вошло в сердце…

И стоял Каин, и боялся пошевелиться, ибо не знал, что это. Вот, огромное принимало его в себя… И было страшно ему, и слышал сердце свое в пространстве. И тот, кто вошел, взял страх из сердца, и не стало гула в ушах… ни ушей, ни глаз, ни стен, ни земли под ногами, но только Голос Его всепроникающий:

О т ч е г о п о н и к л о л и ц е т в о е? Е с л и д е л а е ш ь д о б- р о е, т о н е п о д н и м а е ш ь л и л и ц а? а е с л и н е д е л а е- еш ь д о б р о г о, т о у д в е р е й г р е х л е ж и т: о н в л е ч е т т е б я к с е б е, н о т ы г о с п о д с т в у й н а д н и м.

7

И нашел себя Каин на полу лежащим и рядом то, что было кувшином. И ощупал себя. Вот, Дарующий прошел сквозь него, но цел. Вот, пришел не как дар с неба, а как ветер, гуляющий где хочет.

И встал на ноги, и сердце билось, как голубь в силках. И скрепил его печатью разума своего:

— Это ветер ночной ворвался в щель. Не безумен ли человек, внимающий ветру?

Но сказало сердце: разве разуму твоему должно господствовать? Сам Дарующий говорил с тобой только что.

И опять уступил памяти своей и затянула в дни протекшие: вот, малый летами, пришел к Адаму и долго следил за кругом его. Как рукою отец дает форму глине и ногой умягчает жесткость ее, к одному устремляя сердце свое: сделать сосуд хорошим. Вот, растет на круге, по воле рук принимает форму свою. Вот, охватит огонь его, и укрепится, и станет в ряду других — для питья пригодный и приятный глазу.

И спросил Каин, малый летами:

«Откуда знают руки твои, как глину сделать сосудом?»

«То Дар Его», — был ответ.

И стал Каин проситься за круг, и уступил Адам место сыну, и учил его. Но клонился сосуд и не мог устоять, ибо слаб был в основаньи своем. И был глиной без образа, и гневался малый летами. Адам же обуздывал нетерпение сына, и спросил его Каин, дитя неразумное: где дар обещанный?

Тогда прекратил Адам вращенье круга и направил свой взор за вершины гор. И ответил так:

«Тот, о ком вопрошаешь, не только дары с неба. И даритель Он, и гонитель в лице одном. Страх мой пред Ним да войдет в тебя, сын».

«Почему же зовешь Дарующим?»

«Дыхание Его и в тебе, и во мне, ибо дает, чего не имеем. И сегодня милость Его, а завтра — гнев, но принимать надо, как одно, ибо и гнев Его — Дар. Вот, солнце Его, взгляни и поймешь».

И сделал так, как велел отец, но не мог стерпеть света слепящего и рукой закрылся:

«Больно глазам моим, и не вижу!»

«Вот, говорит тебе: жаден до зримого глаз человека, но малы силы его. Откажись от зрения и доверься слуху. И внимай Его Голосу, ибо приходит так к человеку. Смотри.

И пал Адам на лицо свое, и лежал неподвижно. И Каин лег рядом, все сделал так, как отец его, и лежал, и не шевелился. Но не было Голоса, лишь трава ласкала лицо его, и запах земли входил в ноздри, и стрекочущие не умолкали.

И подумал малый летами Каин: почему он должен лишиться глаз своих? Что лучше их различает предметы? Не ухо ли разбирает слова, и не язык ли распознает вкус пищи? И зачем ему то, что нельзя увидеть или распознать языком?..

И вот, войдя в мужской возраст стал, как дитя, и говорит с ветром! Вот, ветер дает советы ему!

И спросил того, чьи шаги стихли:

— В чем, скажи, грех мой? Разве в том, что не умею срывать плоды с неба, и не несу тебе? Вот, в Саду ты имел все, что хотел, и все исполняли волю твою — и звери, и птицы. По воле твоей они назывались, и есть не смели без позволения твоего. И вот, утратил власть повелевать ими, и лишь малая часть служит тебе в доме твоем. Так и дети твои: вот — агнец в загоне, вот — зверь дикий, и не можешь держать за оградой, и гонишь камнями слов!

И говорил дальше, и гнев заполнял сердце, ибо не знало пищи другой, и скопился яд под языком, и некого ужалить, кроме пустоты:

— И дерева твои, что насадил ты — где их благоуханье? Вот, стоят и сохнут, ибо дождь властелин над ними! Вот, вкусил древа разумного и не нажил ума, — и лишь горшки глиняные во власти твоей, и можешь разбить! Видел я, как лепил ты из глины истукана, как прикасался к его губам, чтобы вдохнуть в него дыхание свое! И стоял истукан твой, и не оживил ты его дыханием твоим, ибо не дано тебе! Видел я, как озирался ты, ибо осрамил себя истуканом своим, и вылепленное тобой было ложь, и не было в нем духа! И разбил ты его, как кувшин этот, и ушел в сад свой, и слышал оттуда твои стенания… Властелин над всеми над собой не властен!

И говорил это в молчании, и ярость его искала выхода, и обида не знала исхода, и размеры ее были велики, и разрывала грудь. И вышел наружу вопль глухой:

— Нет целого места в плоти моей, и мысли мои превысили голову и пылает от них, как дрова в огне! И нет мира в костях моих, и кричу от терзания сердца! Для чего я вышел из утробы матери моей?! Чтобы видеть труды и скорби, чтобы дни мои исчезали в бесславии?!

И устал от речей своих, и метался на ложе, и не мог уснуть долго, и видел: за завесой не гаснет светильник. И сказал: вот, и у брата отнял сон Дарующий. И войду к Авелю, и скажу ему.

И откинул завесу, и вот — рукой брата достать можно, и не достанешь; далек он, как вершины гор, ибо с Дарующим один на один. И не уходил Каин, и сказал себе: «Послушаю, о чем просит Его. Не первородства ли хочет моего?»

И не мог разобрать слов, и стал ближе, и коснулись его, как поток вод тихих:

— …к Тебе взываю, и приклони ухо Твое ко мне, услышь от чертогов своих голос мой… Ты возжигаешь светильник мой и просвещаешь тьму мою, препоясываешь меня силою и расширяешь шаг мой подо мною… Не будь безмолвен к слезам моим и услышь молитву мою: ни о чем не печалюсь — ни о хлебе, ни о воде, ни о родителях моих, но лишь о брате моем, Каине. Ибо сказал ему: сделай сердце свое, как сосуд, и дай пить из него Дарющему, ибо и Он жаждет! Но не услышал брат мой слова моего. И увидел: подобен я стрекочущим в траве, чей хор взывает к небу в полдень и в полночь, но кто слушает его?.. Вот, младший в доме указал старшему, и отринул брат прошение уст моих. И пришло ко мне и услышал:

Я б у д у г о в о р и т ь с н и м, т ы ж е, п а с т ы р ь, м о л ч и. Я о д и н п р о н и к а ю с е р д ц е и в н у т р е н н о с т и и н е л ь з я п о х и т и т ь с л о в о М о е. И н е л ь з я в з я т ь о д о б р е н и е М о е, т о м у л и ш ь д а ю, к т о г о т о в в м е с т и т ь.

И положил я руку на уста мои. Вот, хотел спросить Тебя, и не смею: что слова мои пред лицом Твоим? Кто постигнет Тебя? Кто постигнет — страх сына перед отцом и любовь матери к сыну, в одно слиянные?..

Ты положил око Твое на сердце мое: сокроюсь ли от Тебя? Вот, велено мне запечатать уста, но могу ли молчать о брате моем? Вот, вошел в глубину вод, и быстрое течение увлекает его, ибо идет в сети, что скрыто распростерты… Удержи ногу его и сотвори улыбку его, которой не знал от рождения, — и да наполнятся ею небеса Твои!

Положи слезы мои в сосуд Твой: слезы радости — о Тебе, и слезы печали — о брате моем, ибо как человеку быть без Тебя, без Дара Твоего? Силы бездарного оскудеют быстро, ибо что колодец без источника? ров пустой. Так и человек без Дара — лишь из себя черпает, но разве бесконечны силы его?..

Потому снимаю руку с уст моих и припадаю ими к ногам Твоим: даруй милость Твою брату моему… Что облака? — пыль от ног Твоих, и припадаю к ним: не оставляй Каина, брата моего. Вот, обошел его дождь стороной, Ты же будь рядом и обрати в ликование сетование его! Вот, оставили его волы, но Ты не покинь! Если же ярость превысит сердце его, и радость пастыря ляжет жертвой ее — будь с братом моим по зову его!

И не мог Каин слушать дольше и бросился в мрак ночной, и там ходил. И не вернулся в дом, и лег рядом с ослами. И сказал в небо ночное:

— Облако ты преходящее, не человек! Лучше б дождя попросил.

И вздохнул осел бессловесный.

8

Поутру же, при восходе солнца, коснулся Авель брата своего:

— Пробудись! Не станем тревожить отца и мать, уйдем тихо, взяв ослов наших, чтобы вернуться до заката солнца.

И хотел Каин взять в дорогу воды и остатки смокв сухих, но удержал Авель руку его, говоря:

— Оставь им. Будет нам едой и питьем молитва. И камень даст тебе источник, которого не было прежде, но который исторгается по мольбе.

И шли долго. И не раз припадал к земле Каин, и давала силы. И ослы не хотели идти, и не было места, где укрыться от зноя, ибо солнце вонзало лучи повсюду. И позавидовал Каин червям, что могли укрыться в земле. И не хотел осел Каина подниматься, и тогда стал бить его жестоко. И сказал Авель:

— Не бей.

И приблизившись к ослу, обнял его, как брата. И встал осел, и пошел в гору, и камни мелкие катились вниз из–под копыт его.

И еще шли… Вот, скала нависающая скрыла солнце, и нашли под ней прохладу для плоти. И пожалел Каин, что не взяли воды и смокв, и голос чрева не переставал в нем, и жажда сушила губы, и трескались, как земля. И опять дивился брату: вот, путь неблизкий проделал под солнцем, но живо улыбкой лицо его, бороды не знающее. Вот, возносит молитву, и губы свежи, как лепестки цветка утром и розовы, словно испил вина. И вспомнил тут Каин, что Авель не пробовал вина, ибо не вошел еще в мужской возраст.

И увлекла память в рощу сада отца, и увидел цветы в росе, и сок в кисти виноградной, прозрачный, как свет… Вот, наполняются мехи вином и бежит оно, как река полноводная. И одна река светлая, белая, а другая темная, красная… И нельзя смешать и войти в обе разом, ибо не мешают свет с кровью. И зачерпнул Адам из потока белого, и сын его, Каин, из потока красного. И сказал Адам: вот, огонь в крови, и бежит по жилам, как в пылу любовном. И Каин сказал: вот, огонь в крови, и вырву дерево с корнем, и зверя разорву пополам, если встанет на дороге моей.

И поднес Адам первенцу чашу из рук своих:

«Вот, вкуси от плода лозы виноградной, ибо взаимно здесь вверились соки земли и соки небес; небо и земля пребывают в чаше этой!»

И легли отдохнуть на ложе травы, и хвалил Адам вино молодое. И сосуд хвалил, что в руке его: вот, хорошо обожжен и не протекает, и вино в нем прохладней росы утренней. И уснул на траве в тени дерева.

Авель же был в стороне и долго молился, и видел Каин, как шевелятся уста его, но слов не слышал, ибо Авель говорил в сердце своем. Каин же счел его пьяным и смеялся над ним: вот, пьян не от вина. И сказал Каин Авелю, брату своему, не знавшему вина, но пившему молитву, как вино:

«Доколе ты будешь пьяным? Вытрезвись от вина своего. Иди, работай».

И ответил Авель, не ведая обиды:

«Я вина не пил, брат, но изливал сердце мое пред Дарующим».

И вот, вновь смотрел на уста брата, но не было смеха и гнева в сердце, ибо усталость сковала члены. И веки отяжелели, и земля тянула к себе, но Авель не дал уснуть, говоря, что осталось немного. И тогда спросил Каин брата: откуда у тебя, бренного, столько сил?

И медлил Авель с произносимым словом, но Каин стал приступать к нему: вот, вопрос мой, и дай ответ. И сказал Авель:

— Ты плоть свою сделал опорой, и сердце твое удалено от Дарующего, и как человек нагой, дрожит от ветра, ибо одежды сердца — молитва. Обратись сердцем своим к Нему, и будешь, как дерево, посаженное при водах, пускающее корень свой у потока. Не знает оно, когда приходит зной, лист его зелен, и в засуху не перестает плодоносить. Обратись, и даст дождь на лице земли. И услышишь дивный глас Его, когда скажет дождю: будь на земле! Равно мелкий дождь и большой дождь в Его власти.

И встал Авель, и простер руки, и показался он Каину роста высокого, словно вырос на целую голову.

— Разумеешь ли, брат, равновесие облаков? Они направляются по намерениям Его, и повелевает идти им для наказания или в благоволение. Он помилует тебя по голосу вопля твоего, и услышит тебя, и ответит тебе. И прольется семя небесное на семя твое, которым засеял поле, и плод земли будет обилен и сочен, и стада наши будут пастись на обширных пастбищах, и Он будет покоить их: брать агнцев на руки и водить дойных. И холмы потекут молоком, и сады будут капать вином и маслом. И откроет на горах реки, и среди долин источники, пустыню сделает озером и сухую землю — вместилищем вод. Посадит в пустыне кедр и мирту, и в степи кипарис, явор и бук вместе. И вместо терновника вырастет яблонь, и вместо крапивы возрастет мирт, и виноградники станут в цвету, и это будет во славу Дарующего!

И лежал Каин лицом вверх, и видел твердь небесную, и птицу, парящую высоко. И речь Авеля отдалилась, уступив место потоку света:

Если ты разумеешь, вещи таковы, каковы они есть. Если же не разумеешь, вещи таковы, каковы они есть.

И границы пространства открылись, и поверхность земли, казалось, отступила. И проник на мгновенье в пространство славы, и измерил твердь высоты, твердь глубины и чистоты твердь, и видел — от птицы, летящей по воздуху, не остается знака пути, ибо твердь небесную разделить невозможно.

И стал рядом с братом на колени и сказал ему:

— Беру из твоей руки чашу опьянения, чтобы быть пьян, как ты.

И стал молиться вослед брату. И, помолившись один раз, сказал:

— Ничего нет.

Авель же стал уговаривать его:

— Продолжай это до семи раз, и увидишь, как отверзаются Его сокровищницы, и вылетают из них облака, как птицы.

И в седьмой раз Каин сказал: вот, небольшое облако величиною с ладонь человеческую. Что толку от него? Нет ветра и не будет дождя.

И сказал Авель:

— Не понял ты, брат. Не в ветре Дарующий и не в дожде.

— Так скажи, в чем, если знаешь!

— В тихом веянии вокруг сердца, как от крыла голубиного…

И засмеялся Каин: глупый брат. Значит, и с тобой шутит ветер… И сказал: зря не взяли с собой смокв и воды, и нечем укрепить силы.

— Не печалься. Скоро, — был ответ.

9

И снова шли по тропе крутой, что вела чрез предгорья к горам высоким. И не было конца. И спокойствие гор было кругом, и напрасно ждал Каин ярости их, выходящей в реках, облаков скопившихся на зубцах утесов; не сбегала вода с горных вершин, с облаков вниз, к земле… И вот, пришли в место пустынное. И сказал Авель, осмотрев его:

— Здесь.

И запылал Каин, как трава сухая, в гневе своем:

— Куда ты привел меня?! Здесь место пустынное, камни и змеи, и нет воды!

Авель же приступил к камню большому у подножия скалы и сказал:

— Помоги.

И помог ему Каин отвалить камень, и не поверил глазам: вот, бил из скалы источник живой, и блистал он на солнце и пел песнь песней…

И приник к нему Каин ртом своим и пил долго. И испив, умывал лицо, и, смеясь, разбрызгивал брызги, и прыгал, словно стал мал летами, резвился, как детеныш барса. И снова к воде подносил ладони, и наполнялись, и переполнялись…

И подвели ослов, и напоили, и наполнили мехи доверху, и снова пил и не мог напиться, и сверкали капли в бороде его. Авель же, испив последним, возблагодарил Дарующего, и слезы текли по щекам его.

И глядел Каин, и темнело сердце его, ибо не знал слез светлых, как у брата. Когда же окончил слово благодаренья, и поток слез высох, молвил Каин:

— Вот, любишь Его до слез, работаешь лишь Ему, и дает тебе.

— Не на мне одном милость Его — для всех нас источил Он источник из скалы гранитной!

— Нет, для тебя лишь, ибо тебе указал его! Вот, и отец с матерью избрали тебя, и одобрение в его глазах, когда смотрит на тебя, и нежность в ее руке, когда касается волос твоих. И украшен любовью их как яблоня цветом, я же для всех лишь вол, плуг влекущий. С камнями полевыми у меня союз, одни твари полевые в мире со мной. Есть во мне тот, кто сильнее меня, и не в силах с ним сладить верой в дар!

И взмолился Авель:

— Не говори так, брат, ибо не знаешь сердца своего! Устреми его лишь вверх от земли! Посмотри вокруг: все устремляется вверх — искры, растения! То возносит земля моление свое, и ты вознеси! Приступи к небу, как к земле, и пролей в него пот душевный, и голос твой будет услышан! Вот и отец наш, насыщенный днями, растит сосуд на кружале, и растет кувшин вверх под пальцами его! Простирай взор дальше земных трудов и увидишь.

И слушал Каин брата, и лицо его было темная ночь. И сошлись брови в борозду черную, и блеснули зубы:

— О ветвях вспомнил ты, брат, но забыл о корнях. Корни не знают неба, в земле они.

И ответил Авель с улыбкой:

— Есть дерево, и растет сверху вниз, и корни его в небе…

— Безумен ты, брат.

— … и нет слаще плодов его, и любовь в них. Отведай, и узнаешь.

— Любовь не заполнит чрева и поставляемое на стол не наполнит туком. И не сладость забота моя, но чтоб волы ели корм соленый! И вот, упряжь воловья осталась от них, и разве ее положить на камень жертвенный? Вот, перестали дары с неба, ибо тот, кто зовется Дарующим, отнял то, что дал — «да» и «нет» у него вместе, и не колеблется! Вот, все дни свои слышу о могуществе Его, но разве я сомневался в блеске молний Его? Вот я, в страхе и трепете, и ему мало?!

— О, брат, убойся своих речей, являющихся в огненном виде!

— Что, стало тебе жарковато, брат?! Пойди же, не медли: окунись в небе! Я ж не нуждаюсь в омовении этом, ибо на земле стопы мои! Я на своем месте и не печалюсь о Саде! И не могу стать Авелем, ибо кровь диктует мне быть Каином! Вот, овладею землей молчащей, и даст мне: и глину для сосудов, и дерево для огня, и вино веселящее. Что захочу, то и произрастит для меня! И войду глубоко, и даст источник, в лоне сокрытый!

— Как много хочешь ты от земли, брат…

— А ты, брат, от неба!

Долго молчал Авель, не зная, как уберечь безумца. И обратился к сердцу своему: «Слова мои, что мухи жужжащие, докучающие ему, и стану хранить молчание.» Но противилось сердце губам сжатым: «Вот, не отнимал у брата, но отдать должен».

И послушался Авель сердца своего, и снова стал, как муж сильный: опора ног его — скала, и солнце над головой его. И сказал брату:

— Разум твой покрыт тьмою, как голова кудрями! Много ль воды добудешь руками? Попробуй сделать хоть одно облако, придумай способ произвести каплю дождевую! А не можешь — доверься Ему; молча терпи волю Его, и придет час, и благословит землю вожделенными дарами неба. И посетит ее, и утолит жажду ее, и поля покроются хлебом, и долины — стадами. Ибо когда небо обильно росой, земля принимает его с радостью, как мать наша отца нашего. И ты прими слова мои, брат. Положи их на разум свой, если на сердце не можешь: с кем ты хочешь тягаться? Не похитить дары Его ни умом, ни силой — и мать, и отец тебе скажут это, ибо взяли с дерева и утратили! Погонишься — и не достигнешь, и убегая — не уйдешь… Перед Ним дела всякой плоти, и никто еще не укрылся от взора Его — и мать, и отец скажут тебе, ибо стояли за деревом! Войдешь ли, выйдешь ли, Он знает все…

И все выше возносил слово свое, и смотрел на него снизу брат хмуро:

«Вот, не ведает тщетности проповедей своих… И ему отдана любовь отца!»

Но не слышал Авель дум потаенных:

— Что для Него ярость языка твоего? Опрокинул ты сосуд гнева, и потопляет ум твой, как река в половодье, и с ростом вод этих темных тают силы твои. Дар же не увеличивается и не умаляется, не алчет, как ты, и не утомляется, и не прекращает дел своих ни днем, ни ночью, и нет светильника при Нем! Оглянись вокруг: разве ветвь тяготится разлукой с плодом? разве сетует небо о дожде упавшем? Остается в воздухе благоуханье цветка, и птица не забирает песню свою. Ты же исчислил усилья свои, — подумай, кому предъявляешь счет свой! Умерь желания свои, брат, обуздай их, как осла несмысленного, ибо не слушая, уносит в пропасть! Забудь о чреве и насыщай сердце, и это будет жертвой, приятной Ему!

И отмахнулся Каин, как от мухи назойливой:

— Упокой слово свое, ибо я удовлетворен сказанным. И тишины хочу между словами.

И молчали. И стояли ослы бессловесные, и мухи уязвляли их в глаза, и трясли головами, и спины их были покорны ноше своей. И источник пел свою песнь все тише, ибо истощился. И не было травы растущей, лишь солнце растило лучи свои.

И приблизился Авель, чтобы обнять брата, и сказал:

— Расположено ли твое сердце так, как мое к твоему, брат? Если так, дай руку свою!

И уклонился Каин от объятий, и не дал руки, вид сделав, что поправляет на осле поклажу. И сказал, глядя в землю: вот, дню скоро конец, и надо идти.

10

Когда же осталась половина пути, сели отдохнуть. И смотрели в сторону дома, и скрыт был холмами бестравными. И не было сил отгонять назойливых, и слетались на дух ослиный, и тучи их были над головами. И садились на тело, и уязвляли в лицо, но не мешал Каин пиру их, силы берег, чтобы дойти.

И мысли в голове роились сильнее оводов докучных — вот, дойдут, и выйдут отец и мать и скажут брату: милость Дарующего на тебе, сын наш, и будь опорой нам, ибо угаснут без тебя светильники плоти нашей… И на руках будут носить, и на коленях ласкать. И нарушит Адам слово свое. Ибо, если не сдержал слова, Ему данного, как тогда подтвердит сыну обещанное? И скажет Авелю, младшему в доме: «Ты — первый, и все мое — твое! Подлинно ты кость и плоть моя, от тука земли обитание твое и от росы небесной свыше!»

И следили за Авелем глаза черные, сверкали из–под руки, лицо прикрывшей: вот, прислонился к ослу лежащему, очи возвел, и у губ свирель. Одна забота у брата — источать звуки. И овод не трогает плоти его, словно не человек он, пот выделяющий. Звук ли льющийся охраняет его, или кровь его не влечет сосущих?

И сказал Каин в сердце своем: вот, один отец у нас, и одна мать, но ты взял себе светлое, а я темное. И нет волос на груди твоей, и не сбирается пот в них росою соленой, и на запах твой не летят, ибо нет его. Кудри твои — облако белое, мои же — чернее тучи. Ты забрал себе день сияющий, а я — ночь беспросветную, но глаза филина не даны мне, как и тебе — очи орла! И Невидимому отдал ты сердце свое, и мое хочешь отдать со своим вместе, и не постигаю: з а ч е м д а р Д а р у- ю щ е м у?! Вот, имеет все, и зачем Ему сердце мое, ибо сам же дал мне во владение! И как мех винный, ссохлось от зноя… И земля не рождает мне, и не смотрят отец и мать в сторону мою, и все взоры их на тебя, ибо хотят вернуть Сад утраченный! Дети!..Один я. Один на земле стою и не гоняюсь за облаками изменчивыми…

И не ведал Авель мыслей брата, ибо слышал только свирель свою. И звук от земли поднимался к небу, как дым жертвенный вился. И трели взошедшие наполнили воздух, и не стало холмов обнаженных. Собрала свирель все звуки земные, и сменяли друг друга… тихие удары спелых яблок о землю, плеск вина, ветер, гуляющий по пшенице, теплые волны ее, бегущие далеко… Легкие шаги Евы, вставшей рано, воркованье птицы, слетевшей к зернам… Тонкий крик голого существа в корзине, топот убегающих ног, и смех Адама вослед: «Да постой же! Это брат твой…»

И зажал Каин уши и оборвал пуповину звука, идущую к нему от свирели брата. И не стало сада звенящего, и были везде холмы, седые от солнца. Но Авель не прекращал мелодии своей, забыл, видно, и о брате, и о доме близком, захваченный звуком при восхождении его от земли.

И осталась внизу земля, и сказала оттуда: грудь моя да будет тимпаном твоим, человек… И горы дрогнули в величии своем: станут скалы для тебя кимвалами громогласными! И солнце протянуло лучи свои: вот струны тебе, положи на них руку свою, и сыграют песню восхода!

Но сказал Авель в сердце своем, игры не прекращая: не мне, пастуху, бить в тимпаны, ибо дана мне свирель моя. Не мне играть на гуслях солнечных, ибо придет ночь и исчезнут струны.

Пусть лягут все голоса земные на камень жертвенный, и сгорят на огне и станут пеплом. Хороши и тимпан, и кимвалы звенящие, и свирель сладкозвучная, но лучше всех сердце ликующее!

Слушайте меня, горы, внимайте мне, холмы! Соберитесь все, прячущиеся от солнца, и не бойтесь взгляда его! Слушайте, ибо полон я светом отраженным, как луна в полноте своей! Как вода ловит уходящий свет, так трепещет сердце мое и подвиглось с места своего, и дыхание мое стало звуком звучащим!

Не спешил я быть пастырем овец моих, но собрал их зов свирели, не желал я земле бедственных дней — сами пришли. И сказал я свирели: смолкни. И слух уловил стенания уст моих, и росли, и видел усилие стебля под ветром, и стлались по земле низко, не в силах подняться. И тогда сказал сердцу: оставь стоны свои, радуйся!

И взошла радость моя, как колос в поле, и возвысилась, как кедр на холмах, как кипарис на горе утвердилась и как пальма в пустыне возле воды. Распростерла ветви, как теревинф, разрослась, как куст розовый, разлила аромат свой, как смирна!

Готово сердце мое, и как лоза виноградная наполняется солнцем, так исполнено радости сердце мое, и стало свирелью. И плоть перестала быть ношею, что носил, сгибаясь под тяжестью ее. И стала чашей горшечника в руках Дарящего!

Радуйтесь, горы и холмы, ликуйте, деревья дубравные, звери и жужжащие все, и птицы крылатые не смолкайте! Славьте Дарящего вместе со мной, пойте стройно Ему, с восклицанием! Он скрепил Собой все живущее, сочетал небеса и землю, жизнью покрыл все лице земли, лоно ее наполнил дарами; все проник — бездну и сердце, обошел все изгибы их… Всех собрал в хороводе вечном: не расцепят объятий своих день и ночь, зной и дождь в круге том не расстанутся, и обнявшись, идут вместе дни спасения с днями бедствия …

И по вздоху Его — воды с небес, и изводит ветры из хранилищ бездонных, и блистанье Его — до краев земли, глас Его — по всему небу! И растит ветви любви из скал, и на крыльях бури шествует, и расступаются горы, когда идет, и земля колеблется, когда посетит. И трепещет сердце, когда войдет, и не может вместить близость дали Его…

Радуйтесь, небеса, торжествуй, земля, восклицайте, горы, от радости! Все живое подвинься сердцем к Нему, отзовись на дар жизни дыханием! Вознеси сердце на волне выдоха, и вернется на волне вдоха, и никто не займет места сердца, и никто не отнимет дара Дарящего!

И преклонятся небеса, и сойдет к вам, изливая поток света и славы; и солнце не скроется, и свет его будет, как свет семи дней, и окончатся дни сетования…

И стрекочущие в траве смолкли, и жужжащие в воздухе не вились, и сам воздух стал неподвижен. И змея, и ящерица вышли на камень раскаленный, и не двигались. И горы хранили молчание, и снег на вершинах блистал белизною…

Каин же все сильнее сжимал уши, ибо не мог больше вынести звуков. И уязвляли его, словно рой пчелиный, жужжащий тонко. И увидел: не свирель у губ брата, а жало скорпиона, тонкое и пустое, и вливается внутрь яд чрез него. И увидел камень, и взял, и занес руку:

— Вытрезвись от вина своего!!!

И стал клониться к нему Авель, и обнял его Каин, и держал крепко.

Адам же в час этот работал работу свою на кружале. И сосуд развалился в руке его… И Ева перестала чинить одежду, ибо звук оборвался. И уколола палец, и выступила кровь.

И не мог удержать брата Каин и отпустил. К ногам его склонился Авель, пал и лежал. Где склонился, там и лежал, и неподвижны были члены его. И лицом своим был обращен к земле.

И позвал Каин брата, но не дал ответа. И коснулся его в страхе, и перевернул лицом к небу, и увидел: пуст сосуд человеческий, ибо ушло дыханье. И увидел место на виске, откуда вытекала жизнь в землю, и сказал:

— Рана твоя неисцельна, язва твоя жестока…

И сидел возле брата долго. Вот, разбил плоть человеческую, и была непрочна, как сосуд глиняный, и не знал Каин, как поступить с ней. И некого было спросить, ибо ослы бессловесные отошли в сторону, и змеи и ящерицы скрылись. Лишь мухи слетелись к источнику крови, и садились, чтоб пить, и отгонял их. И видел, как пьет земля жадно… Но вот, истощился, и высох. И услышал крик в небе: то две птицы, раскинувших крылья, кружили над местом, и, опустившись, сели в отдалении.

И сказал себе: если отдам им брата, останутся кости подобно воловьим. Вот, удалились от гор, где мог спрятать его в расщелине, ибо как утаишь в месте открытом?

И тогда вспомнил о земле, о молчании сырой глубины ее, и взглянул на руки свои: оставалась еще сила в них. И дал им в помощь камень острый, и стали рыть яму глубокую. И разверзла земля уста свои, и поглотила Авеля, и не стало его. И устал Каин так, словно вспахал сто борозд, и не заметил, как очутился у ямы сна, и упал в нее. И не знал, что звал брата во сне, и не пришел, не откликнулся.

И очнулся от крика ослиного и увидел: ветер гонит по небу черное стадо. И ждал грома из туч, шума вод многих, но вместо брызг ветер сухой бросил песок в глаза. И закрылся рукой, и не мог найти ослов в буре, и не видел ничего.

И вот, бездна дала голос свой — глубины немеренной неисследимых высот… И обрушилось разом: и гнев Адама, и плач Евы, и удар плетью по спинам воловьим, и блеянье овнов бесчисленных, рассеянных по холмам… И увидел: отверзлись небеса, и ветвь огненная на небе, и росла стремительно, вот, ударила в холм рукотворный:

Г д е

А в е л ь,

б р а т т в о й?

И не ответил. И тогда ветер толкнул в спину, к лицу Ждущего. И пытался вырваться из рук пространства, и боролся, но сильнее был ветер, обернулся кольцами, как змея, и держал пред лицем небес. И бросил в них слово надменное Каин:

— Разве я сторож брату моему?

И отпустил ветер. И пал на землю без сил своих Каин, и вышел песок из глаз со слезами. И лежал, и разил кулаком землю молчащую, и все равно было ей. И не знал, куда излить страх свой — разве в мать свою, Еву, но не было теперь дороги домой…

И тогда перестал бить землю, и стал гладить ее, как женщину, и ощутил ее всю и сказал: вот, земля моя, много ее, и даст место мне. И нащупал рукой предмет узкий — то была свирель брата с жалом пустым. И разломил ее надвое и отбросил далеко. И пошел, и кружил его ветер, гнал по полю, как лист шуршащий, и не знал, куда занесет.

И вот, молния вновь озарила землю, и увидел дом свой, и сто шагов до него… И увидел Еву, и волосы ее длинные на ветру и понял, что пришли ослы домой, и пошла с плачем искать сыновей своих. И было до матери десять шагов. И пропала, ибо свет молнии краток.

И повернул в сторону, как зверь дикий, и опять кружил его ветер во мраке. И свет нездешний рассек его снова, и Ева стояла в двух шагах. И хватило ей мига единого, и лицо Каина сказало ей. И видел, как удержала крик внутри. Боялась, услышит Адам и придет сюда.

И стоял Каин ослом понурым, и ждал во мраке удара хлыстом — проклятий матери вместе с молнией новой. И не стал уклоняться от рук протянутых — пусть разорвут его, как сова добычу. Ева же взяла голову сына и спрятала на груди своей, меж холмов своих теплых, прижав крепко. И плачем плакала, и рыданием рыдала, и слова ее рвал ветер, разрывал и разбрасывал по земле:

— Чадо мое, воспитала тебя для утесов, болот и пустынь! Горный камень — кров твой! Зачем, выйдя из чрева, не погиб ты в то же мгновенье, так, чтобы смерть сочеталась с рождением?! И будешь ты, как вереск в пустыне, в земле бесплодной, необитаемой, ибо нельзя тебе возвратиться в дом!

И принес ветер зов Адама, и сказала: беги от проклятья отца, сын мой! — и прыгнул в самое сердце бури. И еще раз увидела в свете кратком, и вот, тьма поглотила его… И вспомнила что сказала, когда родила его: «Обрела человека от Господа ".

А родивши Авеля, ничего не сказала, ибо знала уже тогда: дуновение он, из Сада пришедшее, и не быть ему на земле долго.

И вот, теряла для земли рожденного, и уходил он, страшась Адама, ибо как утаишь, что скрыть нельзя? Найдется тот, кто принесет весть: и зверя вой, и ветер воющий донесут, и лицо матери не смолчит. И будет безутешен, и разорвет сердце свое, как одежды свои, и стенанья его услышат холмы дальние:

«Дом мой опустошен — дети мои покинули меня, и нет их. Некому раскинуть шатра моего и некому работать в поле! Нет больше пастыря, и все стадо его рассеяно! И не будет преломлен мною хлеб в печали, и не подадут мне чаши утешения в старости моей! И слезы мои будут хлебом моим день и ночь!..»

11

И хотел Каин укрыться в роще, но бежал от ветра, сокрушающего деревья. И ушел в горы — сокрыться в ущелье под кровом утеса. И горы прыгали, как овцы, и камни, как агнцы. И не знала нога, куда ступить, ибо небо не давало света, и не было ни луны, ни звезд. Лишь ветер и пустота окружали его, и звуки вокруг приводили в смущение. И небеса нависали, как глыбы камней, грозящих обрушиться.

И вот, молния страшная порвала завесу, от края до края ветвь огненная. И обрушились воды на землю, и забыл, что ждал их все дни, и не нужно было, и спрятался от ливня в пещере каменной. И клацали зубы его, как у зверя, и страдал во тьме, не зная, где он, что ждет его.

И не прекращалась вода и шумела сильно, и начала утихать, и волны ветра стихли. И на смену хлынули звуки ночные, вот, окружили со всех сторон: и сила быстротекущей воды, и треск камней низвергающихся, и незримое беганье скачущих животных, и эхо из горных углублений. И в слияньи своем повергали в трепет, ибо не узнавал их Каин. И являлись ему невиданные звери со страшными лицами, и голос водопада призывал бездну, и бездна присылала их без числа.

И отнял Дарующий сон у Каина, и холод от стен каменных входил в плоть, но были они теплее страха, и дрожал. И думал: вот, будет ночь вечно, и не будет в ней ни луны, ни звезд, но только глас бездны вопрошающий:

Ч т о т ы с д е л а л? Г о л о с к р о в и б р а т а т в о е г о в о- п и е т к о М н е о т з е м л и!

И н ы н е п р о к л я т т ы о т з е м л и, к от о р а я о т в е р з- л а у с т а с в о и п р и н я т ь к р о в ь б р а т а т в о е г о о т р у к и т в о е й.

К о г д а ж е б у д е ш ь в о з д е л ы в а т ь з е м л ю, о н а н е с т а н е т б о л е е д а в а т ь с и л ы с в о е й д л я т е б я, т ы б у- д е ш ь и з г н а н н и к о м и с к и т а л ь ц е м н а з е м л е.

И упало сердце. И сказал:

— Наказание мое больше, нежели снести можно…

И стало тихо. Лишь удары сердца раздавались в горах. Но и они перестали, и безмолвие проникло внутрь скал.

И вот, солнце воссияло над водою, и показалась Каину эта вода красной, как кровь. И сказал: это кровь. И закрыл лицо свое руками. И увидел, что руки его цвета красного, и глядел на них, и смеялся, и смех его катился по ущельям. И вернулся разум к нему и сказал: это солнце! Руки твои обагрены солнцем!

И молчало солнце, восходящее во всей силе своей.

И вышел из укрытия своего и вот, пропасть в трех шагах перед ним, и не мог понять, как дошел сюда и не сорвался вниз. И сказал:

— Вот, глубина бездонная, и сердце мое измерило ее.

И нашел тропу звериную, ведущую вниз. И спускался трудно, ибо была дрожь в коленях, которой не знал прежде — легко, как козел горный, взбирался на скалы, и тело служило ему, как барсу в прыжке.

И вздрагивал от шагов своих по тропе каменистой, и увидел зверя на пути узком, и не разойтись. И устрашился сильно когтей и зубов его, и сказал дрожью тела всего: вот, протянута бичева над бездной, по ней должен ступать я, но ноги мои не служат мне. И пересотворение это чудно для меня, ибо я теперь не я, и не справиться мне со зверем этим. И не боится, ибо голод его восстал на меня, и страх сына Адамова питает смелость его…

И вспомнил о Дарующем в страхе, и прошептал:

— Ты теперь сгоняешь меня с лица земли, и от лица Твоего я скроюсь, и буду изгнанником и скитальцем на земле; и всякий, кто встретится со мной, убьет меня.

Вот, пошлешь на меня зубы зверей и яд ползающих по земле, и будет лик ее страшен для меня!

И взглянул на небо из–под бровей и увидел: солнце завертелось печатью огненной, и вскрикнул, ибо вот, коснулось лба его.

И зарычал барс приближающийся, и повернул в сторону, и скрылся.

И потрогал рукой лоб пылающий, и взмолился: о, оставь меня! И тотчас память прислала слова Авеля, череду овнов белых: «Будь с ним по зову сердца его…»

И усмехнулся:

— Сердце мое на дне ущелья, и не достать его.

И спустился ниже, и силы таяли вместе с шагами его. И увидел ягоды, и хотел взять их, но не мог вспомнить, пригодны ли они в пищу. И не мог узнать запах, что принес ему ветер, не служил ему больше поглощающий дали. И не узнавал того, что окружало его, ибо местность была другая. Вот, птица сидит в гнезде, и глаза у нее желтые с узким черным разрезом, но не знает имени ее. И при виде Каина оставила птица гнездо и птенцов своих. И взял всех с остатками скорлупы их пятнистой, и хруст на зубах ощущал без вкуса.

И услышал шум вод быстрых, и вышел к реке. Вот, несла воды свои, посылая их к деревам, в долину; и олень шел бесшумно среди камней. И поворотил назад, не напившись, ибо Каин встал на пути к водопою.

И сказал Каин, огорчившись: вот, не так, как прежде, ступаю, и виден и слышен издалека.

И склонился к воде и отпрянул: лик чужой смотрел из глубин. И ударив рукой, взволновал воду, но глядящий на дне возникал снова: «Вот, бегут тебя, и не станут преследовать, ибо преследователь твой близко…»

И ответил Каин сидящему в реке:

— В воде, помутившейся от многого ила, никто не может узнать лица своего. Вот, и лице земли обновилось, и не узнаю его.

И оставался у реки долго, и день окружал его со всех сторон. Вот, змея вышла греться на солнце, и лягушки наполнили воздух песней, умолкая и заводя ее снова, и песнь их была о дожде, исцелившем землю. И воздух был влажен, и капли росы полны солнца, и долина стала зеленой, ибо земля сменила одежды свои. И птицы небесные издавали голос свой из среды ветвей, и песнь их была о небе, пославшем дождь. И горы сверкали под шатром небесным, и на холмах далеких паслись тучные облака.

И сказал Каин:

— О, какой день! День тьмы и мрака…

Вот, есть у меня глаза, и не видят, и есть уши, и не слышат. И есть руки, но не могут взять, и ноги мои со мной, и не идут. Крепко стоял я на земле, и взгляд мой и помыслы были к ней, и вот, колеблется место подо мною, и вырван, как дерево с корнем! Стал, как стена наклонившаяся и ограда пошатнувшаяся!

И склонился к земле, напоенной водою, и увидел: другая она. И взял ее в руку, и рассыпалась. Вот, не стало силы в ней, и не тянула к себе, как прежде.

И сказал:

— Это ли земля моя, текущая молоком и медом?! Вот, изменила мне и не влечет к себе, но отталкивает. И молчание ее громче слов: не приму в себя семя твое, пусть скалы рождают тебе, ибо зовусь теперь поедающей человеков, и мертвечина в чреве моем. Не земледелец ты, но кочевник теперь — из утробы теплой, материнской приидешь в мою, холодную…

И ворвался в хор птичий вопль человеческий:

— О, брат! Что ты сделал со мной?! Сердце мое стонет, как свирель… Это плачевная песнь, и останется для плача: мир, освещаемый днем, облекся в мрак для меня!!!

И не перестал щебет. И лягушки пели с птицами вместе, и стенанья вливались в радость их:

— Все, все отнято у меня, и сколько бы ни пришло дождей, не настанет для меня время жатвы, время обивания маслин и обирания винограда! Источник силы земной закрыт для меня, плоть моя не желает служить мне. Вот, камня не могу поднять, и как смогу пойти за плугом, и слышу земли голос, и говорит мне: «Сам из себя добывай!» Разве скажу земле изменившей: вот, посеял брата в тебя, и верни мне хлебом! Как женщина, будет смеяться надо мной: невозмужавшего отдал в объятья мои и ждешь плода… Где же сила твоя? твердость плуга твоего?..

И пошел Каин от лица небес. И шел он, и мысль была с ним неотступно:

«Путем называется жизнь… Вот, встретились мне изгибающие его: пропасти, камни, пни… Воды глубокие, болота, пески… Деревья, гниющие в чаще… Обрывы и ямы, звери, гады, тернии… Люди…»

12

И пришел в землю Нод, и взойдя на скалу, обозрел ее всю. И лежала пред ним, как жена, не рождавшая мужу: и не входит к ней, и забыла ласки его, и рада всякому, кто ложится с ней.

И уселся во мхах ее, и сказал:

— Эта земля примет меня, ибо имя ей — дом изгнанных, и отверженный свой для нее. И найду здесь место покоя для ног своих.

И сказал лежащей перед ним: лоно твое — камень плоский, и не порастет оно ворохом пшеницы, и живот твой не будет округлой чашей с вином опьяняющим, и груди твои — камни торчащие и не заколышутся кистями виноградными, когда коснусь их… И не жалко тебе камней твоих для скитальца, и не скажут: живые мы, и волнуют нас ласки твои…

И услышал: «Возьми камни мои, пришелец. Возлюби камни мои, и сокроют тебя от ветров налетающих, от зверя, во тьме приходящего, и поломает о них когти и зубы, и шкурой его покроешь ложе, ибо забирает тепло камень и не возвращает назад. И солнце мест этих слабое, и хладные ночи длиннее дня…

И спросил себя Каин:

— Речи земли слышу или голос разума моего? Вот, указует мне место спасения — в саду каменном, между землей и небом. Разве скажу теперь: земледелец я и дела мои на земле? Истреблена во мне опора хлебная, и лишь на каменную уповаю теперь, и должен возделывать камни, и как деревья, растить их вверх. О, если б мог укрепить ослабевшие руки, утвердить колена дрожащие, ибо камни потребуют силы моей, и своей не поделятся!

И увидел следы зверя, хранимые мхом, и вспугнул тишину возгласом:

— Вот кто восполнит силы мои плотью своей! Вот, прошел здесь недавно, и надо спешить… Но на стопах моих нет места живого, и как станут преследовать? И некому омыть их и залечить раны их…

Когда же сказал это, вспомнил Еву, руки ее, подносящие воду… И смыла вода землю приставшую, и обнажились на коже знаки пути — вот, начертали их терны и камни, и не узнал ног своих, ибо стопы были меньше ладони его… И узнал ноги брата своего, Авеля…

То память воскресила его, и стоял рядом, и овцы его были тут, и звал их по имени, и та, которую звал, отделялась от стада, и бежала к Авелю. И вывел стадо из загона, и поил из корыт возле колодца, и шел перед овцами со свирелью. И осела пыль дня — цвета белого солнца, и вечерняя поднялась — цвета зарева красного, и текло в загон вино пенное — руно за руном под посохом считающего…

И не досчитался одной, и пришел к Адаму, и сказал Адам сыну своему, Авелю: «Иди, и ищи, пока не найдешь. Без овцы же не возвращайся».

И ушел исполнять волю отца, и ночь прошла, и день преклонился. И не было Авеля десять дней. И не ел Адам в печали своей, и утратили блеск глаза Евы, лишь укор жил в них при взгляде на мужа. Каин же хранил чувства в себе, и не ведали их ни Адам, ни Ева…

И на исходе десятого дня точка возникла на холме дальнем, и росла, и приблизившись, стала Авелем. Вот, несет заблудшую на руках, и кладет ее у ног Адамовых, и сам падает возле овцы, и не могут добудиться его. И видят стопы его: не пощадил путь белизны их, и камни острые — нежности их, но не ведает страданий во сне, как всегда, улыбка на губах его. И ждал Каин, когда проснется, чтобы услышать жалобы его: «Я голоден и утомлен, и терпел жажду в пустыне». Но очнувшись, сказал: «Здравствуй, брат мой…»

И вскочил Каин на ноги и велел замолчать ссадинам их: разве слабее слабого я?!

И пошел по следам, ведущим за деревья, и голод в нем боролся со страхом; и велик был первый, и второй не мал, и одолел первый второго. И преследовал зверя, и превзошел того в жажде плоти чужой, и сказал бездыханному: страшнее клыков твоих ярость глодания внутреннего… И тогда разжал руки свои, и ладони его пахли духом звериным. Когда же утолил ярость чрева плотью дымящейся, кровь растеклась приятно по всему телу. И почувствовав силу, вернулся к камням ждущим. И сказал, приступив к первому:

— Бегство мое наполнилось смыслом: здесь воздвигну град вместо сада. И укреплю его с четырех сторон от ветров гуляющих, и не залетят. И не поколеблется от ветра, ибо приходит и уходит, а камни остаются! И сделаю внутри града крепость, и будет город внутри города, как дитя в материнской утробе, и буду защищен там от гнева небес. Разве камни из стен возопиют? Или перекладины из дерева будут отвечать?

И вздрогнул Каин, ибо коснулся лица взмах крыла. Вот, голубь белый делал над ним круг. Каин же решил, что хочет клевать его, и взяв камень, бросил. И упал голубь, и приблизился к нему, и не поверил глазам, и не знал, свет ли шутит или тьма играет: то не голубь, а вран черный бил крылом, и хотел взлететь и не мог.

И сказал Каин ворону:

— Привлекла тебя жертва моя, жадность твоя погубила тебя! Хорошо помню тебя, всю породу твою, как слетались вы к жертвеннику подкормиться, и ждали с нами: примет или отвергнет? И когда отвергал, посыпали головы пеплом, и было для вас знаком пира!

И бросил врану кусок добычи своей.

— Не стану убивать тебя, и останется тебе после трапез моих. И в городе моем совьешь гнездо, и потомство твое будет ходить между голубями. И смешавшись, станете цветом одним. И не скажут: вот, голубь белый, или вот, ворон черный, ибо все одно будет. Серым, как камень.

И сделаю в городе четверо врат, чтобы, войдя в одни, выйти в другие. И поставлю четыре башни, и каждой дам сторожа.

Где же найду источник вод подземных, установлю святилище, и положу змею охранять вход в него. И будет та змея сборщиком даров, чтобы не приближался к источнику хотящий воды, если не положит платы. Только Каин не будет платить до конца дней его, ибо уплатил Дарующему за дождь. И цена эта велика.

Так говорил Каин с вороном, и молчал ворон. И не клевал мяса брошенного, и смотрел вдаль, на запад …

13

И пришло время торжества камней. И теснили деревья растущие, и уступали те, страшась объятий каменных. Лишь Каин не трепетал их и стремился сомкнуть кольцо, чтобы жить в скорлупе гигантской. И таскал камни с утра до вечера, и прилаживал боками друг к другу. И когда отесывал, не стонали, лишь удары глухие тревожили землю.

И смеясь, говорил пространству:

— Слушайте, меня, горы, внимайте, мне, холмы! Или крик громоздящихся не по вкусу вам? Нет свирели у губ моих, нечем мне усладить слух ваш! И нет голубя на плече моем, разве каркающий ворковать начнет?

И ходил ворон рядом, волоча крыло, и делился с ним Каин трапезой своей, и оставалось еще. И много слетелось каркающих в вышине, и кружили над местом, и вечером складывали крылья свои, чтоб предаться размышлениям о дневных трудах. И казались молящимися в час вечерний, и раздражали Каина видом своим, и говорил так: «Бремя молитвы слагаю с себя, ибо что мне от возношения слов моих? Голос мой отрезан от высот; все равно падут камнем на землю».

И был вечер, и была ночь, и явление утра после ночи, и увидел дело рук своих. Вот, оделось пространство в ризы каменные, ибо не стало леса, но стал град. И лежали вокруг деревья, вырванные из недр земных, и корни их взывали к глубинам небесным.

И тогда сказал Каин Каину:

— Что тебе в первенстве твоем? Один ты, повелитель камней. И первый, и последний ты один. И будешь валить лес, и сжигать древо за древом, ибо земля навсегда охладела к тебе…

И сомкнулись четыре стены, и сел возле огня Каин, что пылал жарко. И смотрел на множество языков его, как мгновенно пожирает пищу свою. И сказал поедающему:

— Ненасытен ты, и без пищи умрешь; и положу пределы тебе, жадности твоей, и будешь служить мне, давая тепло.

И шипел огонь, и метал искры свои, и взлетев, разбивались о камень. И был вой ветра снаружи; и рык зверя, вокруг ходящего, вторил ему. И росло торжество внутри Каина: нет ничего надежнее камня. И плоть зверя — трапеза моя, и постель моя — шкура его. Вот, нет зверя, но кожа его сохраняет тепло, и жар плоти моей слился с теплом жертвы моей! Вот, полосы его под ногами моими, и узоры шкур многих устилают стены и пол!

Так говорил Каин ночью долгой и не гасил огня и ворочался на ложе своем, ибо помнили плечи тяжесть плит. И веки были тяжелее камня, и близко была трещина сна, но не мог проникнуть в нее, ибо стала узкой для него, и тревожил вздохами врана черного: вот, хотел покоя, но не шел, ибо третий проник сквозь стены — то страх ночевал в них. И не мог Каин прогнать его, и видел, как прячется в узорах и пятнах, в блеске крыла вранова. И тишина давила со всех сторон.

И спросил Каин окружавшую тихо:

— Кто изгнал покой из стен моих? Кто низводит меня к царю ужасов?..

И стал придираться к товарищу спящему:

— Прячешь голову под крылом своим, но разве спастись под крылом от страха? Не помощник ты мне и не брат мой, и не знаю, зачем держу врага подле, разрешаю быть в жилище моем. Видел я, как клевал ты глаза у добычи моей. Знаю, ворон, ждешь часа — и придет, и лишишь меня глаз моих… И когда говоришь со своими, слышу в карканье вашем: «Разве топтали овцы Авелевы посевы Каина?» Все, все сговорились против меня — даже племя черное! Нет мне мира и нет мне покоя! Ибо кричал: «Обида!» — и не слушали. Взывал к разуму их и не внимали! Разве на камне вырезать слова мои: яд таил Авель, брат мой, под языком сладкоречивым, желчь аспида внутри, и это имение свое выдавал за ручьи и реки, текущие молоком и медом; око змеи скрывал под оком голубиным; высиживал яйца змеиные, ткал паутину молитв своих. Скорпиону подобен был брат мой Авель, ибо коварством хотел возвысить себя надо мною! И говорил мне: прежде чем ступить ногою, всегда спрошу разрешения на вход и позволения на выход… Сам же всего лишил меня: и родных, и земли моей, и силы моей!!! И слышал в молчании его, и видел в улыбке его: светел я, а ты темен, разве ты Каин, муж сильный? ты — тень моя!

Кто опечалится о брате таком, кто захочет свирели его, яд источающей? Пусть же исчезнет из памяти моей как с земли моей, и имени его не будет на площади! Вот я, и где он? И никто не отнимет первенства Каинова, и многие произойдут от меня, и ни единого — от брата, ибо тяжел, как камень, закон земной: младший наследует после старшего.

И сказав, замолчал, ибо слов сказанных было в достатке. Но слух Каина был на страже, и слышал — идет к нему из тишины, и невидимые цепляются за него, и отдирать надо руки хватающих. Вот, кто–то сильный тянет к себе, не в обличье зверя и не в человеческом, а в виде воды бурлящей. Вот, стены стронулись с места, и ноги Каина стали отдельно, и руки его были далеко. И тогда сокрыл лицо в тепле шкуры, в узорах ее, и блуждал взор его в лабиринте полос бело–черных. И сплеталось причудливо белое с черным, и сходились и расходились круги, большие и малые; и там, где сужалось светлое, ширилось черное сразу, и где уступало темное, царствовал свет… И кружилось в водовороте множество лиц, и устрашился их: вот, кто–то рукой неумелой лепил их из глины, и оставлял их незавершенными, и жизнь не входила в них…

И услышал стук в тишине, и понял: вернулось сердце; вот, громко билось в груди его. И поймал ладонью своей стучащее:

— Здесь ты. Со мной. Вот, стучишь гостем непрошенным, но стоишь не снаружи, а внутри. Зачем ты вернулся, странник бездны? Вот, стонешь, как женщина, и трепещешь в страхе, бьешься о стены плоти моей… В стенах двойных не знаешь покоя, и не дано тебе спокойствие камня. Знай, вырву тебя рукой своей, и брошу ворону этому!!!

И стихало сердце, но сжимал его вновь приходящий ночью, и шептал в щели плоти Каиновой: «Подстелю под тебя пепел и рубище, и пошлю внутрь тебя грозу сухую, и будут молнии в груди, и схватки страшные среди них. И будешь содрогаться как земля, как бесплодное лоно ее под ударами неба, и выйдут лишь камни из недр твоих, и погибнет в огне сотворенное Каином, и станешь молить о водах смягчающих… И пока не узришь образ конца в недвижности камня, не увидеть тебе начала времен — в росте живом, в прорастании семени…»

И билось сердце, и просило слез, но глумился Каин над сердцем живым:

— Не земледелец я, но корчующий пни! Не дождешься дождя из глаз моих — разве песок, попавший в глазницы, вызовет слезы! Я же не женщина, чтоб увлажнять грудь свою! И велю тебе: умерь удары! О, если бы мог исторгнуть тебя, сделать камнем, если б изгнать мог гонящего кровь мою!

И встряхнулся ворон в углу своем темном, и перо уронил, и блестело, и казалось оно Каину белым. И жар был внутри человека сильнее огня в очаге, и метался Каин на ложе своем, и отбрасывал шкуры. И звал Еву, матерь свою, повторял беспрерывно имя ее; и не шла, только память прислала лице ее. И когда тянул руки, отдалялось, и не мог удержать его памятью больше, но пришли к нему вдруг и покой, и прохлада. И стих Каин на ложе узорном, и познал во сне силу памяти человеческой, ибо открывала двери, и входил…

И увидел луг зеленый, и идут вместе с братом в травах высоких, — первородный по первородству его, младший по молодости его. И стебли трав тех по пояс Каину, Авелю же по грудь, иба малы еще оба, и не достиг первый плеча Адамова, а второй — чресел его.

И ушли далеко от дома, и мысль вилась вкруг головы Каина слепнем назойливым: «Вот, травы мне по пояс, а ему по грудь, и станет проситься на руки мне, ибо не осилить ему путь обратный, и зачем только увязался за мной? Говорил же ему: не ходи, сиди в стенах дома!»

И зашли в травы непроходимые, и шедший первым разводил их телом своим, и сходясь снова, хлестали лицо идущего сзади, и не уклонялся. И рвал Каин осоку рукою безжалостной, и отбрасывал прочь. И увидел Авель стебли красные, — вот, легли на ладонь брата по всей ширине ее, и глаза его увлажнились сильно. Каин же отер кровь с ладоней своих и смеялся над братом, так легко отпускавшем слезы на волю: «Глупый брат, что ты плачешь о коже ладоней моих, лучше взгляни на щеки свои».

И высохли быстро, как дождь при солнце, и сиял снова всем лицом своим детским, лишь ресницы отбросили тень на него.

И шли в траве, возвращаясь к дому, и птица, парящая в небе, видела сверху две головы их: вот, плыли по волнам зеленым — одна темная и другая светлая, и белая то отдалялась, то приближалась к черной. И травы волновались на пути их, и день был ясный, и дождь недолгий при свете солнца не умалял лучей его. И были капли на листьях, и стебель не гнулся к земле, и нити тончайшие блистали в эфире. И зелень земли не умаляла сини небесной, и было прекрасно ее лице после дождя в чистоте своей.

И нес Каин брата на руках своих, и был легким, как голубь, брат его Авель, и не ведал тяжести больший, лишь щекотало грудь дыхание спящего…

И услышал Каин первенца утра, и свет мягко пришел под веки. И на миг единый увидел лицо Авеля: вот, склонилось над ним, не убавив света, и глаза его исполнены неба…

И прогнав видение, выбрался из шкур душных, и посмотрел на товарища черного: сидел у дверей его вран печальный, просился выйти на свет дня, в щели струящийся.

И послал Каин слово ворону, следящему глазом зорким:

— Что ты вообразил себе? Что я не я без брата моего? Что скучаю я без свирели его?

И сказав, выпустил птицу. И вышел вослед ей, и закрылся рукою невольно, ибо везде было небо. Облака. И солнце.

И сказала рука, что лицо его влажно. И дивился Каин влажности щек своих: вот утро после дождя, но вода не касалась лица моего. И сказали губы соленые:

— То его слезы, не мои. Разве мог Каин, муж непреклонный, разрешиться плачем из глаз

п о

к а

я

н у,

п о

к а

я

н у,

п о

к а

я

н у…

14

И познал Каин жену свою; и она зачала, и родила Еноха. И построил он город; и назвал город по имени сына своего: Енох.

У Еноха родился Ирад; Ирад родил Мехиаеля; Мехиаель родил Мафусала, Мафусал родил Ламеха.

И взял себе Ламех две жены; имя одной: Ада, и имя второй: Цилла.

Ада родила Иавала: он был отец живущих в шатрах со стадами.

Имя брату его Иувал: он был отец всех играющих на гуслях и свирели…

Оглавление

Марина Анашкевич О, Брат

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg