«Краденое счастье»

Краденое счастье (fb2) - Краденое счастье [СИ] 619K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ульяна Соболева

Ульяна Соболева Краденое счастье

Пролог

— А говорила, что муж есть. Любимый муж. Так горячо любимый, что ты почти целка ради него. Или я тогда мало предложил? Ах, да, я ничего не предлагал. Надо было, да? Надо было предложить денег?

Этот акцент сводит с ума, как и тембр его голоса. Нервно сглотнула и вся сжалась, когда он обошел меня по кругу. Словно зверь, обнюхивающий свою добычу и прикидывающий, когда на нее наброситься. Соблазнительный, как сам дьявол, распущенный, искушенный и циничный. Не высокий, но очень мускулистый, с довольно смуглой золотистой кожей и глазами медового цвета, которые умели темнеть, превращаясь в угли. Обманчивая едкая красота, скрывающая нутро жестокого подонка, которому позволено абсолютно все. Я помнила то нападение в гостиничном номере. И он его помнил. Это читается в циничном, откровенном взгляде. Каждое мое слово теперь будет исковеркано по-иному и понято иначе.

Да, теперь я знала о нем все. И, нет, мне не стало от этого легче. Я пришла сюда себя продать…я шлюха и подстилка и со мной все можно. Замужняя шлюха и подстилка. А он — покупатель. Аукцион только начался и продать мне придется так много, что от меня может ничего не остаться, но, если я этого не сделаю Гошеньку убьют…нашу квартиру отберут. И я согласилась…Теперь поздно отказываться. Да мне никто и не даст — ведь часть денег я уже получила.

Мужчина рывком привлек меня к себе и, тихо всхлипнув, я оказалась в его крепких объятиях. В руках, о которых мечтали женщины всего мира…И я могла бы мечтать, но не так, не здесь, не в этой гостинице, не за деньги.

Провел ладонью по моему позвоночнику, опускаясь к ягодицам. Мне хотелось отстраниться, хотелось оттолкнуть его, закричать, что я не такая. Что мне пришлось, что меня заставили обстоятельства…Но мужская рука сжала меня еще сильнее и говорить расхотелось.

— Муж знает, чем ты зарабатываешь на жизнь? Это ваш общий бизнес?

Ладонь ласкает мои волосы, почти нежно, заставляя млеть и запрокинув голову смотреть на его красивое, смуглое лицо. Завораживает красотой, подкупает ею, дурит мозги. И уже кажется я не могу поверить, что этот человек способен на самую изощренную жестокость. Это вранье все что о нем сказала Джо, этого не может быть. Разве эти руки могут причинить боль?

— Знает, что ты берешь деньги за то, что тебя имеют во все дырки? М?

Рука задрала мое платье вверх, грубо сжав ягодицу, до боли и до синяка. Правильно. Шлюху можно не жалеть.

— Нет.

— Нет? Нет не знает?

— Не надо так.

Мое «нет» было о другом, и он это понял, прочувствовал инстинктивно.

— А я спрашивал твое мнение? У шлюхи мнение не спрашивают. Ее еб**т. Когда я захочу, чтоб ты открыла рот я скажу тебе об этом.

Сдавив меня за талию, так что дышать было трудно толкнул вперед к кровати. Из глаз чуть не брызнули слезы. Закусила губу и опустила веки, вцепившись в деревянную спинку широкой постели.

— Красивая. Идеальная. И такая порочная…испачканная…жадная шлюха. Развела меня как долбаного идиота. Я буду рвать тебя на части. Ты будешь кончать и плакать. Обещаю. Или только плакать…посмотрим чего именно мне захочется больше.

Снова исследует мое тело, едва касаясь кожи, по позвоночнику вниз, удерживая за волосы, собрав их в кулак. Резко повернул в бок мою голову и впился в мой рот губами. С такой силой, что я чуть не задохнулась. Не смогла удержаться и вскинув руку, обхватила его за шею. Ощущая, как язык глубоко скользит внутрь, как играет с моим языком, как жадно лижет мое небо, мои десна. Углубил поцелуй и отодвинув в сторону трусики он резко вошел в меня пальцами. Поглаживая, растягивая, раздвигая плоть протискиваясь внутрь так глубоко, как только можно, так что я ощутила себя насаженной на них до упора, как на крюк. Вышел и тут же снова резко вошел. С характерным гортанным выдохом мне в затылок. Он оставил меня, когда мой рот приоткрылся перед тем, как из груди вырвется стон. Дернул за волосы и безжалостно заставил выпрямиться во весь рост. Хриплый голос прошептал мне в ухо.

— А теперь ко мне повернись. Стань на колени и открой рот.

Глава 1

— Васильева, у тебя недостача тысяча пятьсот рублей, понимаешь?

Он навис надо мной с запахом удушливого и сладкого до тошноты парфюма. В глаза не смотрю только на его шею в вырезе свитера. На ней дергается кадык и видны светлые волоски, которые он недобрил. Модный воротник розовой рубашки настолько же чистый, насколько грязный и мерзкий его хозяин. Возомнивший себя Богом сукин сын.

— Не может быть. Я всегда пересчитываю. Всегда до последней копейки, Борис Алексеевич. Может заново пересчитать?

От неожиданности у меня затряслись руки и стало першить в горле. Неужели они и правда думают, что я украла деньги?

— Нет, вы это видели? Она отрицает! Ты со мной спорить будешь? Воровка! Так и скажи, что взяла деньги!

От обиды тяжело дышать и кажется я сейчас расплачусь, только мне не хочется доставить им такое удовольствие. Это нарочно…Зарплата должна быть после этой смены. Он нарочно, чтоб не платить. Не хочет потому что я ему отказала, не приняла ухаживаний.

— Я и вчера ста рублей не досчитался! Вчера смолчал и ты решила, что можно и побольше взять?

— Я вам сразу говорила нечего брать эту …, - начальница смены смерила меня презрительным взглядом и поправила тонкий шарфик. — она мне еще тогда не понравилась.

Только за что не знаю. Точнее знаю — она с ним спит…с нашим женатым хозяином небольшого модного бутика «Ла Рошель» с одеждой из Турции и фальшивыми бирками от брендов. Спит и боится, что он западет на одну из новых кассирш и вышвырнет ее саму. Как это было с ее предшественницей лет пять назад. И с первого дня Виолетта меня подсиживала. То я медленно товар отпускаю. То кассу закрыла позже, то раньше. То на перерыв часто бегаю.

— Значит так, Васильева, ты уволена. Собирай свои вещи и можешь идти домой.

— Как домой?

— Давай вали, сучка наглая! Думаешь никто не видел, как ты трусы на себя натягивала в отделе нижнего белья и прятала упаковки между ящичками?

— Это ложь! Я никогда такого не делала! По себе не судят!

— Заткнись! А то засудят тебя!

У меня все внутри похолодело. Они сговорились. Оба. Нарочно, чтоб не платить. Смотрит на меня тварь своими подведенными «аля Клеопатра» глазами и дергает гилоуроновыми губами.

— Я подожду. Ведь вечером зарплату должны дать.

— Какую зарплату воровке? Скажи спасибо, что я полицию не вызвал! Наглая дрянь!

— Я ничего не брала! Это ложь! Посмотрите в камеры!

Меня трясло от обиды и от ужаса, что мне не заплатят. Я же ради этих денег месяц пахала по четырнадцать часов. Дома с ног валилась. На ступни стать не могла зудели так, что выть хотелось. Как я вернусь ни с чем? Как? Мне надо за коммунальные сегодня заплатить, мне надо еду купить. Димке тоже уже месяц не платят на его фирме, в которую мы вложили кучу денег. Выплаты за ипотеку уже четыре месяца не вносили. Я хотела внести хоть какую-то часть уже завтра.

— Какие камеры? Совсем обнаглела! Тут никого не было кроме тебя.

— Вот ее сумка! — Виолетта поставила мою сумочку на стол хозяина магазина и ее тяжела большая грудь колыхнулась в вырезе блестящей кофты.

— Я уже заглянула — там в кармане полторы тысячи лежит!

— Ах ты ж гадина! Все видели? У нее в сумке деньги ворованные!

— Как…вы мне их подбросили. Как же так?

— А ну пошла вон отсюда! Вон пошла! Не то я сейчас полицию вызову и посажу тебя, дрянь! Охрана!

Борис Алексеевич схватил меня за локоть и потащил к двери.

— Не надо было ломаться и целку из себя корчить. Была б тебе и зарплата и все остальное. Ничего б не отвалилось от тебя. А так… вон пошла.

Меня вытолкали за дверь магазина под самый дождь, который стеной обрушился мне на голову. Я постучала в дверь магазина, пнула ее ногами, но мне никто не открыл, а наглый ублюдок показал свой сотовый.

Сволочи! Какие же твари! Я достала старенький сотовый с сумочки и набрала Диму. Длинные гудки — никто не отвечает. Наверное, занят, как всегда. И что мне теперь делать? Где деньги брать? Потрясла сумочку — только мелочь на автобус. И все! Все! Больше нет ничего!

Еще и коллекторы вчера звонили Дима сказал. Угрожали опять. Где только нашли новый номер телефона. Я шла по мокрому асфальту к остановке и изо всех сил держалась чтоб не расплакаться. Бросила взгляд на часы — через три минуты последний автобус. Ступила на пешеходный переход и услышала визг тормозов, а потом меня опрокинуло на асфальт с такой силой, что я проехалась вперед, счесала колено и щеку.

* * *

— Божеее!

— Вы это видели?

— Девочку машина сбила!

— Ни хера себе тачка! Мазерати!

Я попыталась приподняться, но меня подхватили чьи-то сильные руки и встряхнули.

— Дура! Она не еб***т она давит! Какого хрена прыгаешь под колеса? Блядь, они все здесь неадекватные? Эй! Ты в порядке?

Ругается матом с акцентом. Но грубо и очень едко. И волосы с моего лба быстро убирает. Встретилась с ним взглядом и замерла. Дождь хлещет, течет по щекам, а я смотрю в светло-карие глаза с длинными ресницами, в очень красивое лицо…красивое и чем-то знакомое. Я словно где-то видела этого мужчину, но не помнила где. Меня выбило из реальности. Я зависла.

— Давай садись в машину, а то здесь уже зрители собрались.

Легкий акцент, едва заметный. Как у человека, который провел долгое время заграницей.

— Я никуда не поеду!

Но меня не спрашивали, затолкали в черную, блестящую тачку. И та сорвалась с места. Оторопевшая, ничего не понимающая и насквозь мокрая, я почему-то дернула ручку двери, но та не поддалась.

— Выпустите меня отсюда. Немедленно! Мне домой надо!

— На ходу прыгать будешь? Прыгай.

Блокировка щелкнула, и я как раз дернула ручку, глаза округлились, когда асфальт в виде обсидиановой крошки промелькнул перед глазами. Незнакомец наклонился и силой хлопнул дверью.

— Успокойся, истеричка. Кофе со мной попьешь, договоримся и поедешь домой.

Уверенно держит руль и смотрит вперед на дорогу, а я смотрю на его профиль и вспомнить не могу где я его видела. Эти черты лица, короткие жесткие волосы, резко очерченные скулы, чуть скривленный нос. Волосы со лба убрал, а меня током прошибло от этого жеста. Ничего ведь особенного…но взгляд на запястье, на сплетенные вены и сильные пальцы и в горле пересохло. Рука вернулась на руль, несильно сжала. И в голове пульсирует его пошлое «она не еб***т, она давит». Никогда не позволяла себе ругаться матом, но и никогда не думала, что это может вызвать дрожь во всем теле. Меня пронизывало одновременно и возбуждением, и страхом.

— Я не хочу кофе. — пробормотала, чуть тряхнув головой. С такими нельзя куда-то ехать. С такими даже здороваться нельзя. Сожрет и не подавится. И… и меня Дима дома ждет. Наверное. Тем более, что он знает, что я ключи забыла.

— Я хочу.

Завернул куда-то в переулок. Явно неплохо знает город. «Я хочу»…сглотнула и отвернулась к окну. Дима никогда так не говорил. Он был мягким и не настойчивым. Скорее спрашивал «ты хочешь, киса?»…Киса…Как-то омерзительно пошло и в то же время подходит мне и Диме. Но никак не этому в дорогом худи с капюшоном и мягкой, спортивной кожаной куртке.

— Мне домой надо. Меня ждет муж.

— Подождет.

Стало страшно, стало не по себе от этих безапелляционных ответов и наглой самоуверенности. Бывают мужчины рядом с которыми сразу становится очень неуютно, тяжело, нервно. Как будто ты уже голая.

Глава 2

От мысли об этом стиснула колени и сжала пальцами сумочку. В зеркале увидела свое отражение и ужаснулась — мокрая, волосы к лицу прилипли, с размазанной тушью. Рядом с ним как пугало огородное.

— Пожалуйста, отвезите меня домой или отпустите — я поймаю такси.

— И на каждом углу будешь орать, что тебя сбила моя машина?

— Ваша? — я не понимала, что он имеет в виду и в машинах совершенно не разбиралась, — Какая разница чья? Господи! Да не буду я ничего орать! Мне домой надо!

— Сильно надо?

— Сильно. Ждут меня.

— Это я уже слышал.

Усмехнулся как-то по-мальчишески задорно и на смуглой щеке ямочка появилась. Он не русский. Я бы сказала похож на испанца или итальянца…и акцент этот. Легкий, мягкий, но заметный. Все в нем обескураживало, искрилось, он горел. Человек-огонь. Гипнотизирует, завораживает, притягивает. Эти глаза с наглым блеском, эти губы в постоянной сусмешке. У меня Дима. И я люблю его…Дима…Дима…Дима…Боже! Ну где я его видела? Гдеее?! Как будто только вчера и очень отчетливо.

— Плохо слышали, — сказала я и отодвинулась еще дальше, прижимаясь к окну.

— Проехали. Адрес говори.

Я бросила на него опасливый взгляд и не поверила, что все так быстро и просто сейчас закончится. Как будто стою на крыше высотного здания на самом краю и вот-вот полечу вниз. Продиктовала адрес. Какое-то время мы ехали в тишине, только музыка орала на весь салон. Прислушалась к модному хиту, прислонившись лбом к стеклу. Начала согреваться…

Ты пишешь мне письма, такие печальные

И в каждой странице сплошное молчание

Простые ответы, увидимся снова

Заклею в конверты я каждое слово

Ты уйдешь и не посмотришь вслед,

а я бегу на красный свет

Так манят облака, в чужие берега

А я поранилась тобой нечаянно

А я сама себя сломала пополам

— Нравится?

Не сразу поняла, о чем он.

— Трэк нравится? Кто поет?

Знает город и не знает модные хиты?

— Светлана Лобода.

Не отреагировал. Зачем спросил не понятно. Въехали на мою улицу — темень беспросветная. Ни одного фонаря.

— Твой муж не мог тебя забрать или встретить?

— Он допоздна работает, — огрызнулась и старалась на него не смотреть. — а у меня есть ноги.

— Я заметил. — приподнял черную, резко очерченную бровь и усмехнулся, поглядывая на мои колени и порванные колготки.

Невольно поправила юбку, которая порвалась по шву сбоку при падении. Каждое его слово резало нервы. Казалось, что любое из них имеет какой-то подтекст и намек. Все в нем орало об уверенности, что он лучший. Во всем. Это чувство превосходства читалось в каждом жесте. И взгляд колючий, цепкий.

— Коленку намазать надо. Аптечка в бардачке. Достанешь — я обработаю.

И продолжает на ноги смотреть таким взглядом, что меня от него в дрожь бросает и щеки разрывает от прилившей к ним крови.

— Дома намажу. Как раз приехали. Остановите возле первого подъезда.

Затормозил рядом с бордюром, выхватывая фарами старое здание. Я пулей выскочила из машины. Ни спасибо, не до свидания. Лишь бы в подъезд заскочить и чтоб дверь закрылась. Там домофон и он просто так не войдет. Не оглядываясь, не благодаря. Просто сбежать, скрыться, исчезнуть. У меня муж дома, я счастлива, я любима.

Я счастлива и любима. Счастлива и любима. Уже лет семь счастлива и столько же любима. Считая про себя ступеньки, спотыкаясь и чувствуя, как знобит и покрывается мурашками кожа. Скорее переступить порог квартиры и…Руку в сумку, пошарила по дну — нет ключей. Где они? Чееерт. Я же их забыла. Дернула ручку. Позвонила. Никто не открывает. Постучала — тишина. Снова набрала Диму — сбросил звонок. Или это связь такая. Не мог сбросить. А вдруг что-то случилось?

Прислушалась, но за дверью звонок не раздался. Димы нет. Он не дома. Выглянула в окно подъезда — незнакомец еще не уехал. Говорит по сотовому и ходит возле бордюра. Я набрала Нюрку.

— Прости, что поздно. Дима не звонил твоему Сашке?

— Таткааа. А он у нас. Они поздно пришли и спать завалились.

— Черт. Я же ему говорила, что ключи забыла! И телефон отключил!

— Приезжай к нам. Я думала ты знаешь, что они вместе с Шуриком ходили пиво пить.

* * *

Да уж. Приезжай. Транспорт в это время не ходит, а у меня нет ни копейки и стыдно просить ее такси оплатить сами еле концы с концами сводят. Только недавно малыш родился…А Дима пока что детей не хочет. Говорит сначала надо на ноги стать. Семь лет уже говорит. И он прав. Наверное….только когда станем мне неизвестно. С каждым днем кажется, что мы их скоро протянем.

Снова посмотрела в узкое окно — все еще стоит внизу, болтает и пинает камень. Можно сказать «гоняет» его по асфальту. Похож на дикого шакала. Юркий, приземистый, мускулистый и такой же опасный.

Сама не поняла, как спустилась вниз и толкнула дверь подъезда. Парень поднял голову и посмотрел на меня пронзительным взглядом. Вздернул одну бровь и отключил сотовый.

— Что такое? Тебя не дождались? Или муж выгнал?

И снова эта наглая ухмылочка с ямочкой на щеке. Зубы белые сверкают и татуировка на пальцах притянула взгляд, когда он хрустит ими, сложив вместе и выгибая назад.

— Нет…На работе задержался, а я ключи забыла. Вы не могли бы подвезти меня в другое место.

— Такси вызови.

Выдохнула и отвернулась.

— Кошелек дома забыла.

— Он у тебя в сумке.

Стиснула открытую сумку. Глазастый и наглый черт.

— В нем пусто.

Прозвучало жалко и ничтожно.

— Ясно. Садись.

Открыл дверцу, впуская меня в теплый, пахнущий новенькой кожей, салон автомобиля стоимостью с десять моих мечт. Села на переднее сидение и выдавила из себя:

— Спасибо.

— Адрес говори.

Пока ехали молчал. Только один раз спросил:

— Замерзла?

— Нет.

Соврала и постаралась не дрожать. Он включил обогрев и сделал громче музыку. Постукивает пальцами по рулю. Кивает в такт ритму. Челка падает слегка на лоб. Скулы сильные сжимаются и разжимаются, смуглая кожа поблескивает в слабом освещении салона. Пока ехали ему несколько раз позвонили. В последний это была девушка. Я не слышала, что она говорит, но слышала женский голос.

Он ответил очень раздраженно на другом языке. Действительно или испанском или итальянском.

— Адьос! — отключился и бросив на меня взгляд, крутанул руль — Диос! Ла идиота!

Отшвырнул сотовый на заднее сидение. Тот еще несколько раз зудел, но незнакомец не обращал на него внимание. Смотрел впереди себя.

Остановился у подъезда Ани и я распахнула дверцу, чтобы выйти, но незнакомец удержал меня за руку.

— Может встретимся завтра? Покатаемся! — выразительно посмотрел в вырез моего платья, и я сжала воротник куртки прикрывая грудь, выдернув руку из его цепких длинных пальцев.

— Я замужем!

— Да…точно. Замужем. Как я забыл? Тебя же ждут.

Его ухмылка заставила меня задохнуться от злости. Со всей силы шваркнула дверью и зашла в подъезд. Щеки горели и жгли и мне казалось, что меня только что по ним отхлестали.

***

— Ох ты ж бляяя! Воу! Мазерати! Это Мазерати! — Аня смотрела в окно, приоткрыв рот, — Ох-ре-неть!

— Этот Мразерати сбил меня на перекрестке. А потом домой подвез.

Я склонилась, чтобы рассмотреть счесанную коленку.

— Сильно ободрала. Давай перекисью промою.

— Че не спим?

Резко подняла голову и увидела Диму в дверном проеме. Стоит без рубашки с пустой бутылкой из-под пива в руке, облокотился о косяк.

— Привет, киса. — виновато улыбнулся и помахал мне рукой. — он тебе денег дал, да? Или нет? — улыбка пропала, и он прошел на кухню неуверенной походкой, — Надо было бабла с него срубить, ты че протупила?

Глава 3

Дима подошел к окну, распахнул его и закурил. Даже в полумраке было видно насколько красивое у него лицо. Когда мы познакомились мне было семнадцать и девушки сходили по нему с ума. Все, кого я знала тяжело вздыхали, когда произносили его имя. Димка крутился и умел заработать деньги. Тогда мне именно так казалось. Развлекал толпы гостей по клубам, был знаком со всякими интересными людьми. Когда мы начали встречаться у меня глаза широко распахивались и открывался рот от той жизни, что он вел. Вечный праздник. Днем какая-то работа на которой он что-то там продавал несчастным покупателям по телефону, и он умел продать все, что угодно вплоть до старых поношенных трусов. Подвешенный язык и харизма заставляли людей ему верить. Иногда он говорил, что его могут поймать и оторвать ему яйца за то, что он делает. А я считала, что он храбрый и ужасно рисковый.

До того раза, пока его просто не уволили за то, что он обманывает клиентов и он не ушел в запой на неделю и не проиграл все свои деньги в казино. Потом таких работ были сотни и на каждой находился подсидевший его коллега, ужасный начальник, сволочь-клиент. Деньги вроде зарабатывались, но тут же исчезали. Как и те, что нам подарил мой отец перед свадьбой, продав свою машину. У Димы были очередные плохие времена — подарок пришлось вложить в какое-то дело. Мы поженились спустя полгода. Просто расписались без гостей. А потом отец умер от инфаркта. Мама прожила после него полтора года и ушла следом за ним. От горя я выла по ночам и кусала свои пальцы. Дима в это время закрывал какие-то вопросы по работе в столице. Иногда приезжала Аня. Мы продали квартиру родителей в пригороде (так как кому нужна халупа в жопе мира, как говорил муж) и вложили эти деньги в покупку квартиры в центре. Диме так было ближе к работе ну и он любит центр. Нормальные люди должны жить в комфорте.

— Что ты такое говоришь, Митька? Ее машина сбила, коленка опухла, а ты про деньги.

Смотрит в окно, не поворачиваясь и я уже чувствую себя виноватой. Как будто что-то натворила. За семь лет нашего брака к тридцати годам, он немного изменился, набрал вес, округлился. На тренажерный сейчас денег особо нет, а меня его чуть отросший живот не смущал. Не во внешности дело, да и на лицо он очень красивый до сих пор, если не обращать внимание на мешки под глазами. А в голове картинки одна за одной — спортивная, подтянутая фигура того незнакомца с Мразерати (да, я нарочно эту супер-дупер тачку так называла) и его мускулистые руки, сильная шея, гладкая и смуглая кожа…И то, как прожигал меня взглядом, когда я выходила с машины. Дима уже давно на меня так не смотрит.

— Понятно. Значит надо пожалеть? Меня тоже избили я ж не ною.

— Как избили?

Вскочила со стула, отодвигая руки Ани и подбежала к мужу. Хотела убрать его волосы с лица, но он дернулся, и я заметила у него на щеке огромный синяк.

— О Боже! — прижала руку ко рту.

— Ты зарплату получила?

Спросил, отстраняясь от меня, пятясь ближе к окну и не давая к себе прикоснуться.

— Нет…меня уволили. Виолетта дрянь подбросила мне деньги в сумочку и…и они меня уволили.

— Как это уволили?

Он обернулся с искаженным лицом и уставился на меня расширенными голубыми глазами, сводящими раньше с ума.

— Вот так. Уволили.

— Ты…ты понимаешь? Что будет? — он схватился за волосы и судорожно их смял, — Ты! Ты понимаешь, что они меня убьют? Эти…эти твари!

— Боже! Какие твари?

— Я денег должен! В бизнес вложился, ты разве не знала? О будущем нашем заботился, позанимал на черном рынке. Ради тебя! Чтоб кольцо и шубу тебе купить как ты хотела…а оно прогорело! Пыф! И нет денег! И меня убить хотят, ясно тебе? Я думал, что хоть с твоей зарплаты им что-то дадим!

Он орал истерически так, что Аня прикрыла дверь на кухне, чтоб он не разбудил своего шестимесячного племянника Гошку. Не помню, чтоб я просила кольцо и шубу, но разве это имеет значение, когда моего Диму хотят убить?

— Димочка, родной. Ты не нервничай…не нервничай так. У нас есть отложенные деньги на выплату по квартире. Внесем на месяц позже…возьми их и расплатись.

— Ты идиотка, да? — взвизгнул и отшвырнул мои руки, — Какие деньги? Их нет давно!

— Как нет? — я смотрела на него и хлопала глазами, — Ты же сказал, что они у тебя на бизнес-карте.

— Нет там ничего! Ясно тебе?! И даже если б и было этого не хватит! Меня растерзают!

Я попыталась успокоиться, унять сильное сердцебиение. Ведь всегда есть выход. Всегда можно как-то выкрутится и что-то придумать.

— Я что-то придумаю. Обещаю.

— Что ты придумаешь? Самая умная? Могла у чувака этого бабла взять. Нет. Мы гордые! Бабки не пахнут!

Развернулся и выскочил с кухни. Услышала звон ключей и хлопнула входная дверь. Я едва сдерживала слезы, глядя ему вслед. Аня подошла ко мне и обняла за плечи.

— Тшшш, моя хорошая. Ну они мужики все такие, когда денег нет переживают. Он днем пришел с Сашкой уже взвинченный. Я еще скулу ему мазала и к ребрам лед прикладывала. Испугался он сильно.

— Это я… я виновата. Надо было не ругаться на работе, а просить, чтоб заплатили мне. Что теперь делать, Ань? Те люди не успокоятся, да?

Она пожала плечами и налила мне в чашку чай, придвинула ее ко мне.

— Саша говорил ему не брать деньги на черном рынке, но ты ж знаешь Диму…

— Знаю. — я в отчаянии сжала ладонями чашку, — а что если его и правда убьют?

— Что ты говоришь такое!

От ужаса у меня сердце зашлось и стало очень холодно. Лихорадочно метались мысли, цепляясь одна за другую. Пока вдруг не появилось решение, какой-то ничтожный проблеск надежды.

— Я …я придумала. Я завтра пойду в банк и попробую взять кредит под залог квартиры. Ведь могут дать, да? Мы ж ее почти выплатили. Остались какие-то полгода.

Я ужасно ждала, когда закончатся выплаты. Дима обещал, что мы сразу родим ребеночка, отдыхать поедем. А сейчас все деньги ипотека сжирает и бизнес его.

— Может с Димой посоветуешься?

— Там все на меня записано. Ипотеку я брала. Он только выплатами занимался. Я тихонько все сделаю он и не узнает.

— А где деньги взяла скажешь?

— Я потом расскажу ему. Главное найти эти проклятые деньги. Дима может не согласиться квартиру заложить…он хотел после выплат сразу ребеночка и я хотела, — закрыла глаза, вытирая слезы.

— Моя хорошая. Все обойдется. И Дима остынет. Мужики они такие….Моя мама говорит, что главное чтоб не бил и относился хорошо. Что еще женщине надо для счастья? Вон твой крутится, старается. А Сашка мой на госпредприятии ишачит. Вроде два брата… а такая вот разница. — в комнате заплакал маленький Гошка, и она побежала укачать его чтоб Сашку не разбудил.

— Не спит микроб мелкий. Зубы лезут так он мне ацццкие ночки устраивает.

Вернулась с племянником Димы и я с умилением посмотрела на малыша. Как же я хочу вот так же качать своего, ласкать, кормить грудью, прижимать к себе. Как же долги эти надоели. Но Дима и слышать о ребенке не хотел. Нюра советовала мне наврать что пью таблетки. Забеременею и он никуда не денется, но с Димой такое не прокатит — он пользовался резинками и даже в них в меня не кончал. Попыталась вспомнить когда у нас последний раз был секс и не смогла. Вроде пару недель назад. Или нет? Или три недели. Не помню.

— Это кто у нас тут не спит?

Я протянула руки и Аня дала мне младенца. Я поцеловала его в мягкий затылочек и втянула запах молока.

— Мммм, как сладенько пахнет.

— Кстати… я пока малого сюда несла подумала о том, что кредит тебе не дадут пока ты официально не работаешь. Тебе надо устроиться куда-то и взять там справку.

Черт! Она права. Не дадут. Кто ж безработным кредиты выдает даже под залог.

— Знаешь есть одно место…у меня клиентка Лада, ну такая вся из себя я тебе рассказывала о ней. У нее пять мопсов и муж держит прачечную. Так вот она мне вчера на маникюре говорила, что в отель «Парадайз Стар» нужны горничные. Они у Геры стирают и гладят…Ты знаешь этот отель?

— Неа… Ах ты ж маленькаяя бубуська. скажи бубубу. Покажи мне зубик. Дяяяя. Где твой зуб?

Тискала Гошку и даже на душе как-то легче становилось.

— Это самый крутой отель в столице. Ты что! У нас все звезды останавливаются. Недавно даже футболист один мега знаменитый приехал. Рассказывала их главная там с отеля, как после его оргий простыни от …ну ты поняла …отстирывают. Секс машина. Трахает телок пачками. С номера крики стоны по нескольку раз в день. Испанец. Животное. Арррр. Капец…у моего стоит по утрам в большие праздники. Татка, ты меня слушаешь?

— Угу…скажи Тате агууууууу. Дааа.

Гошка показывал мне свои едва прорезавшиеся два зуба и топтался ножками по моим коленкам.

— Татка! Давай я Ладе позвоню и пристроим тебя в отель этот, а?

— Дяваааай. Гошка-гого-шка маленький галошка.

— Блин тебе точно рожать пора. Совсем от мелких дуреешь.

Снова хлопнула дверь. Дима вернулся. Нюра забрала у меня малыша и кивнула в сторону коридора, мол, иди мирись.

Я еще раз «козу рогатую» смеющемуся Гошке сделала прямо в пузико, и вышла к Диме, который демонстративно на меня не смотрел.

— Дим…там же дождь, а ты куртку не надел.

— Ну заболею. Какая разница, все равно башку скоро отстрелят.

— Не отстрелят.

Обняла его сзади и тяжело вздохнула.

— Аня обещала меня на работу устроить. Да и придумать можно что-то. Иногда на новом месте аванс дают. Я прям сегодня туда пойду с утра.

Он вдруг повернул меня к себе.

— Танюшка моя…, - приподнял и к себе прижал, — Прости…не хотел на тебе зло сгонять, Кис. Просто расстроился ужасно. Коленка болит?

— Немного. Все хорошо будет вот увидишь.

Утром Нюра созвонилась с Ладой и я счастливая ехала на собеседование. Что-что, а постели заправлять и пыль вытирать я умею. Деньги ведь и правда не пахнут.

* * *

— Вульгарно не красится, ничего чужого не брать, по ящикам не лазить. У вас рекомендации есть?

Я стояла напротив начальница смены и послушно кивала, сжимая сумочку и перебирая пальцами. Мне была нужна эта работа настолько сильно, что я была готова на все и согласна на все. Утром Дима взял наши кольца и мои серьги сдать в ломбард. И я думала о том удастся ли мне вернуть их потом…Подарок папы.

— Нет…Нету. Но меня вам порекомендовала Лада Викторовна.

Рената поправила прядь рыжих волос за ухо с массивной серьгой-кольцом и нахмурила идеально очерченные брови.

— Да, точно. Ладно. В общем так за воровство здесь очень попадает. Могут и три шкуры спустить. Кто хозяин отеля знаешь?

Отрицательно качнула головой.

— Ну вот чтоб знала — с рук не спустят. Ментов не будет — будет очень больно.

Кивнула опять и нервно прикусила губу, глядя на начальницу.

— Работа по восемь-десять часов. Никаких опозданий, никаких прогулов, больничных и перекуров. Ты куришь?

— Нет.

— Хорошо.

Посмотрела на аккуратные часики на своем полном запястье и потом на меня.

— Значит завтра в семь утра чтоб на смене уже была.

— Регина Андреевна! — в кабинет-подсобку с полками, заставленными тряпками, чистящими средствами, швабрами влетела молодая женщина с короткой стрижкой в обтягивающей форме.

— Ты чего орешь, Петрова? Стучать не учили?

— Камиллу машина сбила она в больнице. Только сейчас мужу ее дозвонилась.

Регина изменилась в лице, и я подумала, что сейчас она сильно разнервничается из-за пострадавшей девушки, но…та зло стукнула алыми ногтями по столу.

— Не вовремя, как и Егорова в отпуск ушла, а Рогову я уволила. И тут эта…Не в тему совершенно. И кого мне ставить на вип-свиты? Кого, мать ее?

— Я могу, — подала голос и тут же замолчала. Регина обернулась ко мне и приспустила модные очки.

— У тебя нет опыта. Кто-то должен учить и показывать.

— Я умею убирать, я буду стараться.

— Я ей все покажу, — Петрова улыбнулась начальнице. На меня она посмотрела и подмигнула мне.

— Да? Черт! У меня и думать особо времени нет. Альварес скоро проснется после своей оргии и там нужно убрать. Андросович мне голову свернет если его гость останется недовольным.

Повернулась ко мне снова.

— Значит так. Переоденешься и приступишь к работе. Лена все тебе покажет и расскажет. Какой размер носишь?

— 42 обычно.

— Там форма Роговой должна быть я ее еще не сдала. 40 размера. Пусть втиснется в нее.

Еще раз на меня посмотрела.

— Волосы собрать в хвост. Ногти покажи? — я протянула руки.

— О, нет когтей. А то потом их в наволочках находят или в простынях. Отлично. Все приступай. Времени нет.

— А мне этот день зачтется? Вы запишите? У вас же десятого зарплата?

Недовольно посмотрела на меня.

— Еще начать не успела спрашивает про зарплату. Посмотрим. У бухгалтера спрошу.

По коридору Петрова не шла, а бежала, перебирая короткими ножками в туфлях на каблуках. Я за ней едва поспевала.

— Рената нормальная. Конечно вредная, но бывает и хуже. Главное не бесить ее. А так она ничего так. Насчет чаевых сказала тебе?

— Нет.

— Чаевые мы отдаем им. Потом нам приплюсовывают с них пятьдесят процентов к зарплате*1 Если кто забирает чаевые и главная об этом узнает будет трепка. Я потом расскажу за что здесь трепка бывает…По большому счету за очень многое. Но и платят хорошо.

Мы зашли еще в одно подсобное помещение с шкафчиками, лавками и душевой.

— Здесь девочки переодеваются. Вот свободный шкафчик. Держи ключ.

Достала с кармана ключ и протянула мне. Я сжала его в ладони, а Петрова прошла к другому большому шкафу, открыла его и достала оттуда форму.

— Пока надень эту. Потом тебе закажут лично твою по твоим размерам и выдадут карточку работника. Будешь отмечать часы при входе и выходе с работы.

Постоянно кивая я уже напоминала себе какую-то марионетку на шарнирах, а сама радовалась, что меня берут. И что возможно за эти дни получу десятого числа, а не в следующем месяце. Пусть Дима хоть какую-то часть оплатит этим гадам. Хоть немножко.

Натянула на себя форму серое платье облепившее тело и весьма короткое, надела белый фартук и белый кокошник на волосы. Платье с трудом сошлось на груди и на бедрах сидело в обтяжку.

— Маловато, но на первое время сойдет.

Посмотрела в зеркало — как стюардесса или стриптизерша какая-то. И зачем вульгарно краситься если я и так выгляжу как непонятно кто.

В одной из пустых комнат Лена показала мне как менять постельное белье, как мыть ванну и туалет быстро и чисто. Попутно о чем-то болтала, а я смотрела на эту роскошь и думала о том, что никогда в жизни не могла себе позволить даже мечтать о такой гостинице. Моя первая брачная ночь прошла в съемной квартире друга Димы и тот под утро ломился к нам в дверь так как напился и забыл, что отдал нам ключи.

— Красиво здесь, да? Только не вздумай тырить полотенца или шампуни. На выходе всегда проверяют. Потом накажут так, что мало не покажутся. Роговой…только тссс…ей руки сломали…дружки хозяина. Она украла часы у одного из постояльцев. — отвлекла от мыслей Лена, — Так. Мы сейчас пойдем убирать к Альваресу. Знаешь кто это?

Отрицательно качнула головой.

— Та ладно! Серьезно? Ты с какой планеты? Это же знаменитый футболист. Скандально известный во всем мире. Миллионер! Красив как Бог! Черт…ох если б он на меня хотя бы посмотрел — я бы сдохла от счастья!

— Я не увлекаюсь футболом.

Пожала плечами.

— И что? Я тоже! Но это же мужчина мечта! Это…не знаю. Это Альварес. Его все знают. Всеееее! Говорят, он у нас будет строить сеть отелей покруче Парадайза этого. Эх…взял бы меня…

Посмотрела на часы.

— Так. Идем. Вначале уберем в гостиной, он еще спит. Умаялся. Под утро от него две красотки уехали. Гламурные куклы. Всю ночь их…блин кто б меня так, чтоб орала и захлёбывалась. Говорят у него…, - она закатила глаза, — он иногда голый спит потом в ванну идет при девках наших. За людей их не считает, а они….- она захихикала, — потом натирают на него по ночам. Ну ты поняла…Там есть на что. Уж поверь мне.

Рот не закрывается. Болтает беспрерывно. Да о таких вещах, что у меня вся краска к лицу приливает и хочется, чтоб она заткнулась. Я всю ночь не спала. Я устала. Мне не до членов постояльцев отела Парадайз.

— Он, кстати, всегда чаевые дает. Большие.

Мы зашли в номер. В глаза бросились раскиданные по полу мужские вещи, пахло приятным мужским парфюмом. На столе бутылка бренди и галстук, нож, фрукты.

На сотовый Лены позвонили и она тихо ответила. Потом округлила глаза и посмотрела на меня.

— Так, ты тут вытирай пыль, сложи его вещи, а мне надо уйти. Я скоро вернусь. У нас форс-мажор еще один.

И ушла, а я растерянно стояла посреди роскошной залы с пушистой щеткой в руке и ведерком с водой. Ладно. Просто вытереть пыль. Это не сложно.

Но вначале сложила вещи. Они мне почему-то показались знакомыми. Как будто я их где-то видела. Повесила аккуратно на стул. Подошла к шкафчику и бару, вытереть стекло и невольно посмотрела в приоткрытую дверь спальни. Подошла на носочках. Мужчина распластался на постели и я видела сильную, мускулистую спину с рельефно выделяющимися мышцами и очень широкими плечами. Его кожа резко контрастировала с белым постельным бельем. На лопатках татуировка птица, раскинувшая крылья. Она что-то держит в лапах, но поясницу прикрывает простыня и мне не видно, что именно там набито. Но на спину я засмотрелась, двигая щеткой по тумбе туда-сюда. Мужчина пошевелился, и простыня сползла ниже, приоткрывая одну ягодицу и сильную ногу, согнутую в колене. Не знаю, как я махала своей щеткой, но умудрилась свалить вазу и та с грохотом упала. Но слава Богу не разбилась.

Мужчина приподнялся, а я выпрямилась и затаилась. Он стянул свой смартфон с тумбочки и выругался.

— Мьерде!*2

Резко поднялся с постели, и я втянула в себя воздух, застыв со своей дурацкой щеткой. Мужчина стоял ко мне спиной…но никогда в своей жизни я не видела ничего красивее этого тела. Казалось оно выбито из камня, высечено талантливым художником. Идеальное, настолько красивое, что дух захватило и в горле пересохло. Сильные сбитые ягодицы, переходящие в накачанные ноги с выступающими мышцами, узкая талия и эта татуировка с ястребом или орлом, держащим в лапах футбольный мяч.

Испанец прошел в ванну ступая легкой, спортивной походкой и при этом его ровная спина красиво напрягалась, как и ягодицы от вида которых в мою голову лезли самые пошлые мысли. Я даже на мгновение представила, как эти ягодицы напрягаются и ритмично двигаются, когда он…О, Боже! Я правда об этом думаю? Я замужем! Меня дома Дима ждет и у него ужасные неприятности. Идиотка! Такие, как этот миллионер, таких, как я даже за людей не считают.

Отвернулась и принялась начищать до блеска тумбу и никуда не смотреть. Позади меня испанец говорил с кем-то по сотовому. Он двигал ящики и ругался с кем-то. Потом швырнул сотовый и тот прокатился по полу. Я невольно посмотрела на мужчину через стекло. Видно лишь обнаженный торс и полотенце на бедрах. Смуглая кожа блестит от воды. Мышцы пресса выпукло выделяются над плоским животом и мне издалека видна тонкая черная полоска волос, змеящаяся и скрывающаяся под полотенцем, чуть оттопыренным в паху. Я снова что-то столкнула и на этот раз на пол упал бумажник испанца с него вывалились пластиковые карты и какая-то мелочь. Я тут же бросилась все это поднимать. Оглядываясь на комнату.

Он шел сюда. Босые ноги, скрытые до колен махровым полотенцем неумолимо приближались.

— Что здесь происходит? Почему у тебя мой бумажник?

Я подняла голову, стоя на коленях и мои глаза распахнулись, а сердце дернулось с такой силой, что казалось оно раскололось там в груди на части.

Это был он. Мой ночной незнакомец. С «Мазерати». Стоит надо мной, сложив руки на невозможно красивой груди, расставив накачанные ноги, а я смотрю на него, сжимая его бумажник и чувствуя, как у меня дух захватывает и не могу сглотнуть, потому что с его смоляно-черных волос стекают капли воды, бегут по скулам вниз по сильной шее и эти глаза…темные, шоколадные, бархатные с мокрыми ресницами. Он присвистнул и криво усмехнулся. Потом схватил меня за руку и рывком поднял с пола, дернул к себе, сдавливая мое запястье так сильно, что в глазах потемнело:

— Ох***ть! Ты? Или мир тесен или…

Перевел взгляд на вырез моего платья, пуговицы не все застегнуты, и я тут же опять сжала ворот дрожащими пальцами.

— Ты решила взять компенсацию сама? — выкрутил руку назад, — Ненавижу воровство. У нас за это можно без рук остаться.

— Я не воровала.

— Неужели?

Притянул к себе и осмотрел с ног до головы, продолжая мою руку держать за спиной.

— Как ты меня нашла?

*1 — Помним, что это альтернативная Россия. Так что в данном отеле вот так))))

*2 Твою мать (испанский)

Глава 4

Испанец сжимал мою руку вывернутой за спиной и смотрел мне в глаза. И я не понимала, что чувствую в этот момент. Как будто до этого никогда мужчины на меня не смотрели или я не знала, как они умеют смотреть. А он смотрел изучая, сканируя каждую черту моего лица. И я, словно заколдованная, замерла под этим взглядом. И чувствовала, как яростно пульсирует кровь в венах. Сумасводящая знойная красота и в тоже время в чертах проскальзывает животная жесткость и резкость.

— Чего тебе надо? Денег?

Сдавил руку еще больнее и почти прижал к своему телу. Слово «деньги» ворвались в воспаленный мозг, и я дёрнулась в его руках, понимая, что это никак не объятия. Этот мужчина считает меня воровкой и своей чокнутой фанаткой. Или еще хуже — мошенницей.

— Мне от вас ничего не надо! Это моя работа! Работаю я здесь и кошелек ваш просто уронила.

— Кто тебе поверит? Вошла пока я спал и под видом уборки решила обокрасть. — опустил взгляд к моей обуви далеко не брендовой, а с рынка, посмотрел на тонкое обручальное кольцо на пальце и глаза нехорошо сверкнули. Как будто это кольцо чем-то его разозлило. — такая, как ты, явно нуждается в деньгах.

Смотрит свысока с чуть презрительной складкой в уголке губ. И я ощущаю себя скользким насекомым и нищебродкой в жалкой форме. Ничтожеством. И самое обидное, что так и есть. У меня нет мелочи даже пообедать и от голода сводит желудок.

— Я сейчас вызову портье, и мы зафиксируем факт воровства. Слышал ваш хозяин вам за это руки ломает. По крайней мере мне так обещали, когда я ехал в вашу дыру! Обещали дешёвых шлюх, водку, чистоту и никакого воровства!

Шипит сквозь зубы и он красив даже в гневе. Породист, шикарен и силен. Я чувствую всем существом его мускулистое голое тело в одном полотенце. «Воровство» как молотком по затылку, так чтоб отрезвило. Снова это проклятое воровство! Это слово преследует меня. Я никогда в жизни не взяла чужого.

— Ложь! Я ничего не украла! И не успела бы даже, если бы хотела!

— А ты хотела?

— НЕТ! Я устроилась на работу, я просто убирала. Понятно?

— Мое слово против твоего, — пристально смотрит мне в глаза, — я даже попрошу поприсутствовать при экзекуции.

И на лице отразилось предвкушение пиршеством.

— Вас возбуждают сломанные руки и пальцы?

— Нет, меня возбуждают наказанные сучки, которые зачем-то меня преследуют! Тебе заплатили, чтоб ты что-то взяла из моего бумажника?

— У вас мания преследования? Я даже не знала кто вы! Я первый день на работе и мне откровенно на вас плевать!

— Так кто я, а?

В глазах появился маниакальный блеск, страшный, глубокий. Если бы я вчера такой увидела, то бежала б от него без оглядки. Красота его идеально-жуткая, уже пугает, а не привлекает. Не зря говорят, что у великих людей великие тараканы в голове.

— Высокомерный придурок, возомнивший себя важной персоной! А на самом деле мелкий ноль без палочки, разъезжающий на дорогой тачке и сделавший карьеру на допинге!

Выпалила и тут же прикусила язык. Но слово уже вырвалось. Достигло цели и испанец изменился в лице, побледнел, стиснул широкие челюсти с выпирающими скулами. А потоми резко наклонился ко мне.

— От тебя пахнет лимоном. В детстве этот запах ассоциировался у меня с болезнью. — словно сам себе.

— Видно вы часто и сильно болели. Отпустите! Вы делаете мне больно!

И не подумал разжать пальцы, сдавил еще сильнее.

— Неужели? О, малышка, ты понятия не имеешь о боли. Так что…, - его настроение менялось каждую секунду, оно не было устойчивым и постоянным, — позовем портье?

— Что вам надо от меня? Вы чего-то хотите?

— Оооо, я много чего хочу. Так много, что если бы ты услышала, то охеренела бы и твои обе дырочки между ног сладко сжались бы от страха.

Я не просто покраснела я кажется стала пунцовой. Второй он рукой провел по моей щеке, и я хотела дернуться назад, но он не дал, удерживая прижатой к его телу с запрокинутой головой.

— Но я тебя пожалею. Положи мой бумажник туда где взяла. Разденься наголо залезь на тот стул, — он кивнул на табурет у окна, — и прочти мне стихи. Ты знаешь хоть один из вашей школьной программы? Я в детстве любил вот этот… «Я помню чудное мгновение….»

— Вы сумасшедший? — испуганно прошептала и в горле пересохло от этого странного блеска в его глазах. Он мне не нравился, пугал, сковывал по рукам и ногам и в тоже время как-то странно завораживал.

— Да. — совершенно спокойно, — И ты пожалеешь, что нарвалась на меня, кто б тебя не послал ко мне ты пожалеешь втройне.

— Меня никто не посылал. Отпустите. Я горничная. Всего лишь работаю в этой гостинице.

— А вчера всего лишь попала под мою машину? А сегодня просто случайно оказалась у меня в номере? Я не верю в гребаные совпадения! Отпущу, и сюда войдет портье с полицией. Идет?

Нет, не идет. Не идет, черт бы его разодрал проклятый ублюдок. Мне нужны деньги. Нужна эта работа, нужен этот отель потому что ничего лучше я не найду. Потому что Диму убьют, если я не принесу деньги.

— Разденься, прочти стих или спой, или станцуй. Что ты там умеешь делать? И свободна. Отпущу.

Это унижение. Он нарочно хочет меня унизить, заставить почувствовать себя никем.

— Зачем вам это?

— Мне просто скучно, а тебе не повезло. Ноль без палочки хочет развлечься, допинг вознес меня так высоко, что я могу купить с сотню тысяч таких дешевок, как ты, — Опустил взгляд в очередной раз к моей груди, потом посмотрел на мои губы, — у тебя красивый рот. Пухлый, чувственный. Можешь отсосать, если не хочешь читать стихи или стать раком, и я вы***у тебя.

Безумно красивый, знаменитый подонок, с черным и грязным ртом, которому все позволено, который считает, что может делать с людьми что угодно.

— Я замужем…, - едва шевеля губами и не веря, что это происходит на самом деле.

Дверь тихо открылась и вошла Лена. От облегчения я чуть не закричала, но меня и не подумали отпустить.

— Пошла вон и дверь закрой. — не оборачиваясь рыкнул испанец, поглаживая мою щеку, как будто гладит собаку. — Вон, я сказал! Пусть нам не мешают!

Наклонился ко мне.

— Малышка, мне насрать на твоего мужа, насрать на тебя и даже насрать на твои дырки. Ты взяла чужое, разозлила меня и я хочу наказать тебя. А как это произойдет выберешь сама.

— Я ничего не брала! — чуть не плача, уже не чувствуя вывернутую руку.

— Выбирай. Я считаю до …до десяти. Прочесть стих, стать на колени и вылизать мои яйца или вызвать портье.

Разжал пальцы, и я чуть не упала, не веря, что это происходит на самом деле. Чем я его так разозлила? Отказом? Тем что не млею от него? Тем что не знала кто он? Или трем что назвала никем?

— Четыре…пять…шесть…

Беспомощно посмотрела на дверь, потом повернулась к нему, кусая губы.

— Хватит считать, я выбрала.

Он внимательно на меня смотрел в глазах азарт, огонь предвкушения. Его красота притягивает и отталкивает одновременно.

— Знаете, мне действительно нужна эта работа, нужны деньги. Очень нужны, но я никогда не позволю себя унизить. Зовите портье и полицию. Я не воровка.

Тишина. Рассматривает меня, как подопытное насекомое, изучает и вблизи он еще красивее, мужественнее. Особенно эта бархатная кайма густых ресниц, смягчающая жесткий взгляд. Ему около тридцати или чуть больше и в чертах лица эта южная жгучесть, страстность, эмоции, которые бурлят под кожей. Есть в этом нечто завораживающее.

— Забавно.

Склонил голову в другой бок. Прищелкнул языком и разжал пальцы. Пошел за своим сотовым, поднял с пола и что-то наклацал. Я стояла полумертвая от страха. Если меня сейчас уволят это будет не только крах моих надежд — это будет грандиозный позор перед Аней тоже и перед Димой. Не знаю, как я посмотрю ему в глаза. Он прятался у Шурика и не выходил из дома.

Испанец говорил что-то на своем языке, посматривая на меня, а я изо всех сил старалась держать себя в руках им не дрожать от волнения. Он вдруг повернулся ко мне:

— Ты будешь омлет или тост с беконом?

Вот так просто? После того как угрожал мне заказывает завтрак в номер и спрашивает буду ли я? Реально психопат.

— Ничего не буду. Я хочу уйти.

— Сначала окончи свою работу.

Прищурился, мой ответ явно ему не понравился. Повернулся с сотовым к окну и продолжил говорить. Я наблюдала за ним. Скорее на автопилоте, чем нарочно. За ним было невозможно не наблюдать потому что его тело идеально насколько вообще может быть идеальным тело у мужчины. Я даже не представляла сколько часов этот человек проводит в спортзале. Каждый мускул настолько рельефен, что кажется он отлит из жидкого железа или из бронзы, как статуэтки спортсменов. Но когда мужчина снял полотенце, нисколько не смущаясь я чуть не подавилась собственным языком. Резко отвернулась, схватила щетку, бросилась к шкафчику со злополучным бумажником, потом отшатнулась от него, шарахнулась к другому шкафчику, принялась смахивать пыль дрожащими руками. Но заметить успела и полоску волос, убегающую к гладко выбритому паху и его член большой даже в спокойном состоянии. Щеки не просто горели, они пылали и жгли. Я не видела голых мужчин, кроме моего мужа и вид голого тела испанца меня шокировал. Подхватив ведерко, я хотела было тихо удрать из номера, дернула ручку, но тот оказался запертым.

— Откройте номер. Я хочу уйти.

— Ты еще не закончила. Ты ведь убирать пришла? Убирай.

Испанец сидел за столиком, он успел натянуть светло-голубые рваные джинсы, и положив ноги на соседнее кресло с нескрываемым интересом смотрел на меня. Издевательским интересом. Мне этот интерес не нравился. Так наблюдают за глупой добычей перед тем как ее сцапать.

— Вот там под шкафом полно пыли. Вытри. У меня аллергия на пыль.

Сволочь. Под шкафом. Это мне придётся стать на четвереньки задом к нему в этом коротком платье.

— Я сжалился над тобой, не позвонил портье, не вызвал полицию. Ты сказала, что тебе нужна работа. Но ты солгала. Она тебе не нужна, потому что тебя все равно уволят. Ты бездарная горничная.

Стиснув челюсти, я намочила тряпку в воде и став на колени принялась вытирать пыль под шкафом. В полированной поверхности я видела его отражение, как он склонил голову и смотрит на мой зад, потирая подбородок большим пальцем.

— Еще дальше, у самой стенки целые хлопья. Давай. Работай.

Наклонилась ниже, одергивая одной рукой платье, а второй пытаясь достать до плинтуса, и он вдруг мерзко присвистнул.

— О, да, тебе реально нужны деньги в таких трусах не ходит даже моя бабушка.

Вынырнула из-под шкафа, ударилась головой и плечом, чувствуя, как вся кровь прилила к лицу, сжимая в руке ведерко за пластиковую ручку я быстрым шагом подошла к наглому ублюдку и плеснула мыльную воду в его лощенное красивое лицо. И от ужаса, что осмелилась такое вытворить, выронила это ведро на пол оно с грохотом покатилось и пару секунд раскачивалось на полу из стороны в сторону, а я отсчитывала удары своего сердца. Перевела взгляд на мужчину и судорожно втянула воздух. Он медленно вытер лицо тыльной стороной ладони.

И с ревом поднялся во весь рост, сдавил мои руки и рывком дернул меня к себе. Стало жутко, я даже хотела заорать, но меня парализовало каким-то первобытным ужасом только от одного адского блеска карих глаз испанца. Он ненормальный. Мне надо было уходить отсюда в самом начале. Не разговаривать. Просто бежать, когда Лена вошла сюда. Что ему от меня надо? Почему он издевается надо мной? За что? Он ведь совершенно меня не знает. Или нашел девочку для битья?

Испанец схватился за мой фартук и рванул его вниз вместе с пуговицами от платья, бретельки жалко повисли, а пуговицы посыпались бусинами на пол, ворот распахнулся.

— И лифчик ужасный! — дернул мой бюстгальтер наверх в попытке обнажить грудь, но я уперлась руками ему в плечи изо всех сил пытаясь вырваться. Я уже начала понимать, чего он хочет и меня это напугало до такой степени, что от паники начало холодеть все тело.

— Отпустите! Немедленно меня отпустите! Зовите вашу полицию, портье, кого хотите!

Но он меня не слышал, он смотрел на мою грудь и его сжатые челюсти двигались от напряжения.

— Я буду кричать! Я сама вызову полицию, не смейте ко мне прикасаться!

— Будешь кричать…Это точно… Я тебе обещаю… Подо мной всегда кричат…

Схватил пятерней за грудь, жадно сминая, грубо, до боли, но я изловчилась и со всей силы ударила его по лицу. На смуглой коже вспыхнули алые отпечатки от моих пальцев.

— Ах ты ж сука!

С рыком испанец заломил мне руки за спину и толкнул на кресло, наваливаясь сверху, переклоняя меня через спинку, я брыкаюсь ногами изо всех сил, но он зажал их коленями, обездвиживая и придавливая всем весом к спинке.

— Да лифчик и трусы ужасны, а вот то что под ними я бы попробовал.

— Зачем? Отпустите меня…чего вы хотите? Стих? Я расскажу этот проклятый стих, любой стих. Только не прикасайтесь ко мне!

Но ему явно было уже наплевать на стихи и на что-либо еще. Его глаза хищно сверкали, рот скривился в оскале, а ноздри раздувались то ли от ярости, то ли от возбуждения. Я раздразнила его, взбесила настолько, что он потерял контроль. И черные глаза невыносимо жгут мою кожу. Я не должна бояться. Он ведь заметность, он…футболист с именем. Такие ведь не могут быть насильниками, да? Он ведь не маньяк и ночью у него были девушки….О Боже! Это ведь не может произойти со мной здесь и сейчас.

— Поздно читать стихи, чика, — голос хриплый, срывающийся, — я тебя еб***ть буду. Так у вас кажется говорят.

Его член упирается мне в живот я чувству его пахом и меня дергает от напряжения, от желания сбежать, спрятаться, вырваться из его сильных и цепких рук.

— Я не хочу. Я замужем. Не трогайте меня! Отпустите! Зачем? Я мужа люблю. Я ему всегда верная была. Отпустите! Пожалуйстааа, — и на глаза слезы навернулись, мне до ужаса страшно, так страшно, что кажется я сейчас умру.

— Потрахаемся и отпущу. Любая на твоем месте рада была бы. Тебе понравится! Не ломайся! Не набивай себе цену!

Он, сломал сопротивление и сунул руку под мою юбку, добираясь до трусиков. Лицо так близко, глаза горящие, рот приоткрыт и дышит хрипло, тяжело. Красивый и жуткий одновременно.

— Ты ведь за этим и под машину прыгала и сюда пришла, да? Чтоб я тебя отымел, засунул тебе поглубже по самые гланды, да? Отодрал по-настоящему. Как там у вас меня называют «испанский жеребец»? Так бы и сказала, а не игралась в случайные встречи.

— Нееет! Я не хочу! Вы мне противны! Омерзительны! Я буду кричать! Вызову полицию! Все узнают, что вы насильник! Зачем вам такой позор?

Он расхохотался мне в лицо и потянул трусики на себя, заставив их затрещать, а меня зайтись от паники.

— Мои адвокаты уделают тебя на раз-два-три, малышка. Но зачем же такие крайности? — я снова дернулась всем телом, приготовилась заорать, но он накрыл мой рот ладонью и его лицо исказилось от злости. — Хватит играться, блядь! Давай раздвигай ноги!

Я укусила его за ладонь с такой силой, что ощутила привкус крови. Он тут же инстинктивно ее одернул. Поднял голову и посмотрел на меня. Злой, возбужденный, похож на хищника готового вгрызться в свою добычу. И взгляд сверкает злостью и похотью. Адский взгляд, я не подозревала что человек может на столько выражать свои эмоции взглядом. Я тяжело дыша, уперлась руками ему в грудь.

— Пошел к черту! Я не играюсь! Отпустииииииии! — изо всех сил попыталась его оттолкнуть. Но испанец вдруг схватил меня за шиворот и опрокинул навзничь на само кресло, наваливаясь сверху, придавливая мускулистым тяжелым телом. Так жутко мне еще никогда не было. И никто не был ко мне так близко, кроме Димы. Такого звериного натиска я никогда не испытывала, как ужаса от чувства необратимости.

— Хочешь поиграть в такую игру. Разозлить меня? Хочешь, чтоб я тебя драл насильно? Хорошо сука. Ты хочешь так — будет так. Я никогда не отказываю женщинам.

Его взгляд стал еще злее и вспыхнул голодом, вспыхнул чем-то первобытно-опасным. Он косо усмехнулся и наклонился ко мне чтобы силой укусить за нижнюю губу. Но я дернулась назад и ощутила языком кровь на губах. Испанец, просунул колено между моими ногами и придавил одну ногу за колено к дивану.

— Нет! — впилась ногтями ему в шею, раздирая кожу. — Неееет!

— Да! Сучка! Да! Ты сама на это напросилась, ползая здесь и виляя своим задом! Все вы здесь такие…я заплачу. Хватит ломаться! Это входит в обслуживание номера. Можно подумать ты об этом не знала.

Глава 5

Я изловчилась, потянулась рукой к вазе, стоящей на стеклянном столе и пока ублюдок возился с ширинкой схватилась за узкое горлышко и изо всех сил ударила его по голове. Ваза разлетелась на осколки, рассыпалась вдребезги, а футболист обмяк на мне, уткнувшись лицом в мою грудь. Я силой оттолкнула его от себя и увидела, как он сполз на пол. Некоторые осколки от вазы окрасились в красный цвет, и я от ужаса закрыла рот рукой, пятясь назад, одергивая подол платья и всматриваясь в неподвижные черты испанца. Мне потребовалось время восстановить дыхание и прийти в себя. Пальцы стали ледяными и непослушными. Я дышала громко и прерывисто. Ступор прошел, и я поняла, что должна немедленно убираться отсюда. Откашлявшись, привстала, опираясь на руки и посмотрела на испанца. Он лежал без сознания. Черные волосы растрепались и по лбу стекала тонкая струйка крови. И я вдруг испугалась до полуобморока, до панического паралича и тошнота подкатила к горлу, встала комом. О Боже! Если я его убила?! Или смертельно изранила?! Божееее!

Склонилась над ним и прислушалась к дыханию — дышит. Вскочила с пола, схватила со стола пластиковую карточку, открыла номер и выбежала в коридор. Мои вещи оказались запертыми в шкафчике, а ключи я должна была взять на перерыве у администратора. Хорошо хоть кофта с собой осталась. Лена сказала, что придется убирать на балконе, а уже прохладно. Застегнув кофту по самое горло, я выскочила на улицу в униформе. Мыслей о деньгах уже не было. Был только дикий ужас и понимание, что как только испанец придет в себя он меня просто уничтожит. Высокомерный, непривыкший к отказам сукин сын. Насколько красивый, настолько же и прогнивший от вседозволенности. Даже не знаю, как могла восхищаться им…он мерзкое и похотливое животное.

И как я вернусь ни с чем домой? Как расскажу все Диме? Он же с ума сойдет еще побежит морду бить испанцу. Побежала к автобусной остановке как раз приехал мой автобус. Щеки все еще пылали и дрожали руки. Я села на сидение у окна и уткнулась лбом в стекло. Меня трясло и подбрасывало как в лихорадке. Болели запястья, болели ребра и дико жгло щеки. Так словно по ним отхлестали.

Что я сделала не так? Как повела себя? Чем спровоцировала его? Вызвала этот приступ ярости и похоти? Почему он решил, что со мной можно и я буду не против? Какое право он имел так со мной поступить…И зверская обида. Потому что понравился с первого взгляда, потому что казался красивее всех, кого я когда-либо видела. О внимании такого мужчины можно только мечтать, о нем грезить, фантазировать… а на самом деле такие как я для них ничто. Прожигатели жизни, порождения дьявола в нашем мире, пользующие женщин, превращающие их в свои подстилки, готовых на все за ласку таких известных пожирателей плоти и души. Типа одноразовой салфетки — передернул в нее и забыл. Салфетка не имеет права возмутиться и отказать. Я оказалась несговорчивой салфеткой и меня решили порвать, окунув вначале в самую грязь.

Позвонила в дверь — мне открыла Аня и тут же улыбка пропала с ее лица.

— Что случилось?

— Ничего!

Я зашла в квартиру с трудом сдерживая слезы. Дима тут же выбежал мне навстречу.

— Ну что? Тебе заплатили за первый день?

— Я…я ушла оттуда, Дим…меня там…, - всхлипнула и закрыла лицо руками, — меня там чуть не изнасиловали. Я сбежала.

— Что?! — рявкнул Дима и я тут же проглотила слезы, приготовилась удерживать его от опрометчивых поступков. — Да я…

— Нееет, не ходи туда. Не надо … все. Я ушла. Это опасный человек и…и он может сделать с тобой что угодно. Он иностранец. У него связи и деньги…немеряно много денег. От таких надо держаться дальше и….

— Что ты сказала? Чуть не изнасиловал? — окинул меня презрительным взглядом с головы до ног, — Я б тоже решил, что тебя можно. Ты нарочно это платье надела, чтоб жопой светить и сиськами? Расхаживала вот так перед мужиком вот он и набросился! Надо было орать и жаловаться! Надо было заставить его заплатить, а не сбегать!

— Как? Он набросился на меня…набросился понимаешь? Он меня давил и сдирал одежду!

Я еще не понимала, что Дима и не думает защищаться и куда-то идти он обвинил во всем меня.

— Набросился на нее. Давай беги обратно в свой отель, вызывай ментов и подавай заявление, а потом заставим его заплатить тебе. Ты представляешь сколько бабла можно срубить с этого иностранца за насилие?

— Я не могу туда вернуться!

— Чего это?

Дима с яростью посмотрел на меня.

— Это шанс и наказать ублюдка и поиметь деньги.

— Я…. Я его ударила вазой. Он без сознания….и в крови.

— БЛЯЯЯЯЯДЬ! Чтоооо? Чтоооооооо!? Ты ударила его и….твою мать, что ж ты такая идиотка, что ж ты дура такая беспросветная? К нам теперь менты могут нагрянуть или дружки его? Пиз***ц! Что ж за…что за идиотка!

Он толкнул меня в грудь так что я отлетела к стенке и выскочил на лестницу с сигаретой.

— Дура! — выкрикнул еще и оттуда. — Женился на свою голову!

— Тат…, - Аня дотронулась до меня, но я повела плечами и бросилась в ванну. Заскочила внутрь и закрыв дверь на щеколду разрыдалась. Ничего не видя перед глазами забралась в ванну.

Я терла себя мочалкой и вспоминала перекошенное лицо иностранца, его горящие глаза и бездну безумия в ней. А потом разочарованное и полное презрение лицо своего мужа. Наверное, это и все чего я заслуживаю — только такое отношение от мужчин. Один толкает и оскорбляет, другой пытается взять силой. А ведь я никогда не была гулящей. Хранила себя для одного единственного. Кроме Димы никого у меня и не было. Меня воспитывали в строгости. Отец всегда говорил, что, если принесу в подоле лично мне голову свернет, а мать водила на проверки к гинекологу.

Глупая…мне надо было уйти. Пусть бы он вызвал портье, пусть бы Лена осталась. И ничего бы не было. Ничего б не произошло максимум получила бы выговор. А я идиотка нашла приключения на свою задницу. Я и правда сама виновата.

И первый день работы превратился в сущий ад из-за меня самой. Меня все еще трясло от пережитого ужаса. Меня сочли легкодоступной шлюшкой, которой можно потом заплатить. Согласной на все. Дешевкой, побирушкой, воровкой. Бросила затуманенный взгляд на свое нижнее белье, сваленное в кучу на стиральной машинке — а он прав. Нет у меня нового кружевного белья. Китайский трикотаж по дешевке купленный на вещевом рынке, как и обувь, как и все остальные вещи. И я никогда не задумывалась об этом. Мне никогда не было стыдно. Отец говорил мне, что лучше быть нищей кошельком, чем обделенной сердцем. И что не в этом счастье. Мы всегда жили скромно. У меня не было никаких высоких запросов. Вместо шубы пуховик, вместо кожи — дешевенькая парка, вместо итальянских сапог — ботинки с отечественного кооператива. Каждую копейку собирать на квартиру. И мчать к мечте — к ребеночку. Все остальное можно потерпеть. Что мне эта шуба или сапоги.

И таких вот, как мы, за версту видно…над такими можно издеваться, можно хамить, обижать. Ведь нет денег и связей за себя постоять. Только терпеть…или как я сопротивляться изо всех сил. Я не шлюха. Со мной обломится. Я замужем и мужа люблю. Пусть своих подстилок валютных укладывает.

— Тат, где твой сотовый у меня кончились деньги и надо маме позвонить, чтоб с Гошкой посидела. — Тат, дай телефон, а?

Я посмотрела на серую униформу, на кофту, соскользнувшую на пол и у меня внутри все похолодело. Сотового я не видела уже давно… Я закрыла его в шкафчике вместе с вещами. Он остался в гостинице.

— Ань… я кажется его потеряла.

И заревела в голос, тыкаясь лбом в кафель и чувствуя, как бьют по лицу капли горячей воды.

***

Аня успокаивала меня и отпаивала чаем с липой, гладила по руке, а я обнимала Гошку, целовала пушистые волосики и старалась унять дрожь во всем теле. Дима куда-то ушел…но я сейчас была этому рада. Я не могла бы с ним спокойно говорить. Меня слепило от обиды и какого-то странного ощущения, что он от меня далекий…что в какой-то момент мы стали чужими и я не заслужила от него защиты и утешения. Он сам не понимал, что говорит. Боится за нас, наверное, и сильно нервничает и тут я со своими проблемами.

Успокоившись я переоделась в Анины вещи, подкрасила припухшее от слез лицо тональным кремом, глаза подвела карандашом и пошла в банк. Возможно мне удастся выбить кредит под залог квартиры. Я расплачусь с долгом Димы и все наладится. Все станет на свои места, я начну посещать консультацию и думать о деточке.

Я не сразу поняла, что говорит мне банкир в идеально отутюженной черной рубашке с тонким золотым зажимом на галстуке на котором выбито его имя и фамилия.

— Что? Простите, я не поняла вас.

— Я говорю, что ещё месяц назад ваше дело отправлено к судебным приставам. Вам нужно обращаться именно к ним и улаживать с ними все вопросы по поводу вашего долга по ипотеке.

— Какого долга? — я все еще по-дурацки улыбалась, глядя на парня и совершенно не понимая, что он мне говорит. — Вы меня с кем-то путаете. Посмотрите у себя еще раз Татьяна Михайловна Васильева. Ва-си-ль-е-ва. Мне платить осталось меньше полугода.

— Татьяна Михайловна ежемесячные взносы не поступали на ваш счет с начала прошлого года. Вместе с процентом вы должны банку…

Он назвал сумму и у меня закружилась голова, я почувствовала, как отъезжаю и все плывёт перед глазами.

— Мы несколько раз присылали запросы.

«— Дим, а что там пришло в ящике? С банка кажется?

— Да то херня. Платежка. Присылают квитанции.

— Ааа. Сколько нам там осталось?

— Меньше восьми месяцев, киса. Мы крутые!»

— Дело передано в суд. Вам нужно как можно быстрее обратится вот по этому адресу иначе к вам нагрянут с описью имущества…

Я его уже не слышала, взяла бумажку и шатаясь встала с кресла.

— Вам плохо? Хотите воды?

Отрицательно качнула головой, потом обернулась к банкиру, который участливо и даже с сочувствием на меня смотрел. Молодой совсем. Намного моложе моего Димы и на такой хорошей работе…Что мы в этой жизни делаем не так? С этими долгами… с этим убыточным бизнесом…нет…это все неправда. Они ошиблись. Дима платил. Он ведь не мог не платить.

— Скажите, прошу, проверьте, пожалуйста. Ааааа Дмитрий Олегович Кузнецов, мой супруг, разве он не переводил эти деньги со своего счета на мой?

Банкир осмотрелся по сторонам потом шепотом сказал.

— Его счет давно арестован. Его дело передали в суд еще год назад.

— Спасибо, — едва шевеля онемевшими губами, прошептала я.

На улицу вышла в адском тумане, ничего не соображая и с ужасом понимая, что у меня теперь и квартиры нет… и Димы…его у меня тоже нет или не было, или я… я чего-то совсем не понимаю. Он меня обманул. Подло. Отвратительно. Какие бы причины у него ни были это низко столько времени мне врать.

Обессиленно опустилась на скамейку, сжимая бумажку с адресом в руке и глядя на мокрый асфальт. Не чувствуя, как начался дождь. Я даже не обратила особого внимание, когда перед моими глазами появились красные туфли-лодочки на высокой шпильке. Они обошли лужу и остановились напротив меня, отражаясь в луже вместе с длинными ногами и кожаной алой сумочкой.

— Простите…Таня кажется?

Медленно подняла голову и в недоумении посмотрела на холеную кукольную блондинку с яркими чертами лица и выпуклыми губами. Она стояла напротив меня с развевающимися очень длинными платиновыми волосами, придерживая тонкой ручкой зонтик.

— Вы кто?

— Я… — она нервно осмотрелась по сторонам и улыбнулась, обнажая ряд мелких жемчужных зубов, — я случайно услышала, что у вас большие долги и неприятности. Я могла бы вам помочь.

Она говорила вычурно, гламурно так разговаривают модели и актрисы, звезды инстаграма и ютуба, которыми увлекалась Анечка. Женщины с другого измерения. И я не понимала, что она делает напротив меня в своем тоненьком безумно красивом кашемировом белом пальто, красном платье и красных лаковых туфельках. Позади нее стоят два огромных шкафа, сложив за спиной руки.

— Помочь?

- Да. Помочь. Давайте поговорим здесь неподалеку есть кафе. Заодно переждем дождь.

Кафе? У меня денег нет даже на метро о каком кафе она вообще говорит.

— Я за все заплачу, — тут же поспешила заверить меня блондинка, — так вам нужна помощь?

Глава 6

Мы сели в маленькой безлюдной кофейне и от умопомрачительного запаха свело голодный желудок. Я не помню, когда ела в последний раз. Но аппетита нет и не предвидится совершенно. Все мысли только о Диме, о его лжи, о раненом мною футболисте и о деньгах.

Да, о проклятых деньгах. Каждую секунду я думаю о них. Нескончаемо, лихорадочно. Когда все в жизни зависит только от них…думать больше не о чем.

Блондинка грациозно села за столик, ее зонтик тут же забрали, и она поправила свои ослепительные волосы, улыбнулась официанту. Потом повернулась ко мне.

— Что будешь пить?

— Чай с лимоном, если можно.

— Принесите чай и мне латте-макиатто без сахара.

Я даже названия такого никогда не слышала. Да и к черту названия я вообще не понимаю, что делаю здесь с ней и зачем поехала в это кафе. Наверное человек от отчаяния способен на странные вещи.

— Таня, я слышала, что у тебя серьезные проблемы и…и даже, прости, услышала сумму, в которой ты нуждаешься. Я на «ты» ладно?

Равнодушно кивнула. Все это мне вдруг начало походить на какой-то «развод». Я осмотрела зал в поисках придурков с камерами или еще чего-то настораживающего. Но кроме ее охранников в кафе никого не было. Только вдалеке за столиком какая-то пара.

— Послушай…знаю, что мое предложение покажется странным и может даже неприличным…

Я посмотрела на ее лицо с идеальными чертами, шикарным макияжем и совершенно не понимала, что именно мне может предложить такая женщина.

— Ладно скажу вкратце. У меня есть разногласия с мужем и их решило бы мое незамедлительное материнство. Но…но у меня с этим есть некоторые проблемы. И забеременеть так быстро, а то и вовсе забеременеть я не могу. Я дам денег, а ты родишь мне ребенка.

— Предлагаете стать суррогатной матерью?

— Нет, переспать с моим мужем, родить, а младенца отдать мне. Так, чтоб мой муж не узнал об этом. И все будут счастливы. Ты с деньгами, а я со своим мужчиной.

В этот момент принесли мой чай и ее латте. Я тут же сделала глоток и обожгла язык. Ее предложение звучало как дичайший абсурд.

— Я заплачу тебе столько, сколько надо для того, чтоб ты вылезла из долгов и еще сверху, чтоб было за что жить дальше.

— Зачем вам я? Сейчас есть суррогатное материнство и…

— Не важно зачем. Я не исповедоваться пришла я хочу купить у тебя ребенка. Ты продашь его мне за ту сумму, которую назовешь сама.

В этот момент ее лицо стало неприятным, похожим на морду какого-то зверька, то ли куницы, то ли сурка. Губы в тонкую полоску не сжались видимо были подкачаны, и она просто их поджала бантиком. Потом спохватилась и рпасмплылась в улыбке.

— Суррогатное материнство не решит моей проблемы. Ни ЭКО ни что-либо еще, где нужно участие двоих. У нас проблемы — она скривилась и ударила кулачком по столу, — …Он на это не пойдет. А мне надо его удержать. Мне нужен ребенок… ты знаешь, что такое любовь? Ради нее пойдешь на что угодно. И я готова пойти ради своего мужчины.

— Я вряд ли вам подойду. Я замужем и…этот способ мне не подходит. Что я мужу скажу?

— Ну и что? Все можно обыграть, и твой муж ничего не узнает. Он же обманул тебя, я слышала, а ты его…Выносишь потом скажешь, что ребенок умер делов-то.

Она пожала плечами, как будто предложила мне продать ей свои сережки или мебель. Мне вдруг стало неприятно находится с ней рядом, неприятно осознавать, что она с такой легкостью предложила мне чудовищный обман, самый чудовищный из всех, что можно себе представить. Я резко встала с кресла.

— Нет… я не могу. Я никогда не продам своего ребенка, я никогда не пересплю с чужим мужчиной. Вам нужно найти другие варианты решения проблемы…это как-то неправильно.

Хотела направиться к двери, но она удержала меня за руку.

— Никогда не говори «никогда», детка. Понимаю, что предложение дерзкое, скандальное, но, поверь, для меня это единственный выход…как и для тебя. Никто не даст тебе таких денег никогда. Не торопись…возьми визитку. — сунула мне в руку карточку, — позвони, если решишься.

— Я не решусь. Найдите кого-то другого.

* * *

Никогда я не решусь на это. Она сумасшедшая и… и почему решила, что я способна на такое пойти ради денег? Что со мной не так? Как я выгляжу, что мне предлагают такие чудовищные вещи. То этот ублюдок-знаменитость, то эта размалеванная инстаграмная красавица.

Домой к Ане я ехала в переполненном автобусе в каком-то ступоре. Я не знала, что мне теперь делать…не знала, как говорить с Димой лжецом и… что теперь с нами будет? Мой мир выстроенный в идеальную семью, где все счастливы и жена лепит пироги по воскресеньям, а муж гуляет с детьми во дворе вдруг стал выглядеть совершенно иначе…Он попросту исчез. Его не стало…как и нашей квартиры, с которой нас вот-вот выселят. Как он мог так подло мне лгать? Каааак?

Меня скручивало от боли и от отчаянья, от полной растерянности и неизвестности. Едва мне открыли дверь, как я набросилась на Диму, я схватила его за шиворот и закричала, глотая слезы:

— Куда ты дел все деньги, Дима? Зачееем лгал мне?

Вначале он опешил, пытался меня оттолкнуть, пятился назад.

— Ты же…ты же их проиграл, да? Все это время ты спускал мои деньги? Ты…ты родительскую квартиру просто проиграл…да? Все наши деньги…ты обокрал меня, Димаааа! Нас обокрал!

— Я все объясню…все объясню. Так получилось. Я бы все вернул. Эй! Успокойся! Прекрати истерить! Ты че?!

— Что вернул? Чтооо? — меня било в истерике, я не могла успокоиться. — Тыыыы…ты же обещал, что расплатимся и…. и ребёночка родим…тыыы…

— Какого ребёночка? Какая из тебя мать? Ты на работе и дня продержаться не можешь!

— Ты…я больше не хочу с тобой жить! Я хочу развестись! Хочу …хочу сама жить!

— Сама? — впился мне в плечи и сильно тряхнул, — Значит, когда я в дерьме сама хочешь жить? А когда жрала за мой счет не хотела?

— Отпусти… я сейчас же уйду! Ты сам этого добивался, когда врал мне! Сам разбирайся со своими проблемами…сам! Ты…ты лгал мне, лгааал!

— Да! Блядь, лгал! Чего орешь, сучка?! — и ударил меня по лицу так что я отлетела к стене — Проиграл и перед тобой отчитываться не намерен! Не пойдешь никуда. На работу устроишься и долги выплачивать будем! Орет она!

Аня выбежала с Гошей и громко закричала, стала между нами, но Дима уже опомнился. Его лицо приобрело осмысленное выражение, а я закрылась руками и сжалась в комок возле стены. Потом он резко вышел на кухню, а Аня подошла ко мне, опустилась на корточки.

— Ты…ты как? Божеее…он совсем с ума сошел. Это безденежье кого угодно сведет с ума. Подожди, я малого в манеж посажу и выйдем на балкон. Вам обоим надо успокоиться.

Она закурила, а я приложила лед к синяку на щеке и закрыла лицо руками, чувствуя себя совершенно опустошенной и разбитой. Вспоминались слова мамы… «Один раз ударил — значит ударит снова!». Что мне делать теперь? Кому верить?

— Шурка тоже иногда злится вот так…молчать в этот момент надо, под руку не кидаться.

— Он все наши деньги проиграл. Квартиру…ее заберут судом. Он за нее не платил.

По щекам покатились слезы. Вспомнились похороны отца и то, как родители мечтали, что у нас будет своя квартира…внуков понянчить. Мечтали, чтоб я была счастлива. И в погоне за этим счастьем я ведь что-то упустила…а теперь могу только рыдать и прикладывать лед к синяку.

— Да…жуть. Совсем с ума сошел я ж говорю. Еще и долги тебе на голову свалятся. Квартира ж на тебя записана.

Я раскачивалась из стороны в сторону, ничего не видя из-за слез.

— Я…я…мне сегодня такое предложили…такое. Мир действительно с ума сходит.

Рассказала Ане про ту женщину и про ее предложение, а сама словно видела перед собой ее лицо, то как плечами пожимала снова и снова, и руки ее холенные с маникюром и длинными, острыми ногтями. Кто-то о ребенке всю жизнь мечтает, а кто-то может просто его купить…

— Охренеть! Так и сказала купить ребенка?

Я кивнула и взяла у нее сигарету. Сделала затяжку и вернула, закашлялась. Никогда не курила и всякий раз, когда пыталась душил кашель.

— Я отказалась…

— Понятно. У богатых свои причуды. Надо же…купить ребенка. Ааа с Димой, что думаешь? Поговорить бы вам обоим. Я вечером предложу Шурику с малым к маме съездить. Втроем. А вам бы наедине все спокойно обсудить.

— Нет! Я домой пойду…Не останусь здесь больше.

— А коллекторы? Встретят еще и тебя изобьют!

— Не изобьют. Это не мои долги. Я с ним не останусь. Он мне так подло лгал…Ань, как же это подло. Я верила ему!

Дверь балкона резко открылась, и я увидела Диму. Он бросился ко мне, пытаясь схватить в объятия.

— Таточка…ну прости. Прости. Бес попутал. Прости, моя девочка. Ну проиграл…проиграл. Мы что-то придумаем…Таткаааа!

Оттолкнула его от себя, уворачиваясь, выскочила с балкона, подхватила на ходу сумочку.

— Таткааа! Ну куда ты пойдешь? Там опасно!

— С тобой не лучше!

Пошла к двери, но он хватал меня за руку, пытался остановить, выскакивал вперед и на лице раскаяние, страх и… и что-то мне непонятное. Мне вообще сейчас казалось, что я этого человека никогда не знала.

— Не делай глупости. Ну хочешь я себе руку отрублю? Хочешь суну ее в огонь? Таточка моя!

Но мне надо было побыть одной. Успокоиться, остыть. Он еще долго кричал что-то вслед, а я поймала такси на последние деньги, которые прятала на черный день. Кажется, для меня эти черные дни уже настали.

Таксист привез меня к самому подъезду, я расплатилась и кутаясь в плащ пошла к двери подъезда. У обочины стоял черный массивный автомобиль с тонированными стеклами, я никогда не разбиралась в марках машин. Только отметила, что машина красивая. Вытирая слезы на ходу, и роясь в сумочке в поиске ключей поднялась по ступенькам. Едва собралась набрать код от домофона на мой рот опустилась чья-то рука в перчатке. Я даже закричать не успела. Меня куда-то волоком потащили, легко приподняв, как пушинку. От ужаса все тело парализовало, и я не могла закричать, рука крепко зажимала мое лицо мешая дышать. Меня швырнули на кожаное сидение, хлопнула дверь и автомобиль с ревом сорвался с места.

Глава 7

Он посмотрел на часы со сверкающими по кругу циферблата мельчайшими алмазами и тихо выругался. Долго везут, ублюдки. Сколько там должно занять времени схватить эту дрянь и доставить в клуб.

У него трещит голова и шов на лбу слегка кровоточит. Но ему плевать. Тело привыкло к травмам, ударам, переломам. Хотя эта травма болит по-особенному мерзко, потому что его никогда не били женщины. Царапали до мяса, когда он их трахал, да, но не били. За это можно было остаться со сломанными руками. Прошелся по полутемному ВИП помещению с зеркальным потолком, отражающим темно-синий пол из начищенного до блеска мрамора. Бросил взгляд на цветы, стоящие в огромной красной бархатной коробке и ощутил, как покалывает от нетерпения ладони. Они же любят цветы? Он раньше их никому не дарил. Считал что пара шуршащих купюр поднимают настроение любой девушке намного сильнее, чем то, что сгниет в вазе с водой уже через пару дней.

Альварес не помнил подобного ощущения с того момента, как впервые должен был встретиться с тренером, от которого зависела его дальнейшая карьера. В груди что-то печет, сжимает ее тисками. Он пока не решил, чего хочет от строптивой русской девки. Однозначно наказать…Он еще не придумал как именно и понять не мог, что ж его в ней так зацепило. Еще там на дороге. Посмотрел в широко распахнутые глаза, так напоминающие голубые опалы, прозрачные, чистые, удивленные и ощутил впервые это странное жжение под ребрами. Какой-то чудовищный азарт, желание схватить и держать рядом. В ее зрачках испуг, а у него ощущение, что ему глубоко насрать что там в этих глазах. Он хочет в них смотреть.

«Сегодня ночью я буду ее трахать». И плевать, что она не проститутка. Он ее купит. Денег хватит на любой ее каприз. Здешние девки всегда продаются вопрос в цене, а для Альвареса с любой ценой нет никаких проблем. Когда-то он дал себе слово, что не будет отказывать себе ни в чем, он поклялся самому Дьяволу, что отдаст ему душу за эту возможность. И скорей всего тот забрал, потому что Альварес давно забыл, что значит что-то чувствовать.

А сейчас опять ощутил, что это такое. От ее волос пахнет ландышем и свежестью, и он тянет этот запах в себя, сжимая хрупкие плечи незнакомки. Вначале он думает о том, что ее подло слали, потом о том, что она одна из этих конченых фанаток… а потом его накрывает так, что он сам не может себе объяснить какого хера таскается с ней то в ее дом, то к ее подружке и это упоминание о муже. Тычет им при каждом удобном случае и неудобном. Было б чем хвастать. Козлом, который даже дома ее не ждал с ночной смены и не встретил в темном районе.

Уехал в отель и не мог заснуть. Думал об этой сучке, которая даже не обернулась, чтобы сказать спасибо…И не узнала его. Не просто не узнала, а в ее взгляде даже намека на узнавание не было. Вскочил с постели и набрал Гонсалеса.

— Найди мне шлюху. Нет, две шлюхи. Темноволосые и белокожие.

Его хватило бы и на троих. Секс — это дар самого Сатаны настолько оху***ный, что самый жуткий грех это им не воспользоваться и Арманд пользовался в полной мере. Когда-то сучки даже не смотрели на него, когда-то они могли ему отказать, потому что у него не было ни гроша в кармане. Он жил в подворотне и жрал с помоек, а каждую заработанную копейку вкладывал в тренировочную одежду и тренировки. Он грезил футболом, он им жил, он им дышал и бредил.

«Кровавый король» — под этой кличкой его узнал весь мир. Арманд Альберто Альварес. Внук русской эмигрантки княжеского рода. Она вышла замуж за португальского моряка, который помог ей сбежать от репрессий. За спасителя, беспощадно ломавшего ей ребра и оставлявшего кровоподтеки на ее теле. Островская говорила с сыном своей единственной дочери-шлюхи-наркоманки, почившей от передоза когда мальчишке было семь лет, только по-русски. Материла по-русски, орала на него по-русски и любила его тоже по-русски, пока не спилась и не умерла в фешенебельной багадельне. К тому времени ее внук уже давно прославился на весь мир. Знаменитый футболист, звезда, порочный зверь, жестокая тварь от которой женщины сходили с ума, бежали без оглядки и приползали обратно, как побитые собаки ползут к хозяину.

Да, он это сделал. Он вылез с помойки и стал миллиардером, заработал кровью и потом свои миллионы и перестал их считать, когда нулей стало слишком много.

— Ты похож на своего отца. Долбаного сутенера-французишку, который долбил твою мать во все щели и приносил ей героин. Трахал ее за этой вонючей стенкой, и я ни хрена не могла сказать, потому что слабая, жалкая и сама виновата. У тебя его блядские светло-карие глаза. Марина говорила, что он если бы они были синими он был бы похож на Ален Делона. Ха-ха-ха вые***те меня в зад…Ален Делон, мать вашу! Его так и называли все его конченые шлюшки. Но это лучше, чем если бы ты был похож на моего Пидора. Тогда б я не смогла тебя любить, Арманд…она назвала тебя на французский манер…любила этого подонка, погубившего ее…мою девочку… — говорила бабка, наливая себе в грязный стакан водку и осушая его залпом. Пидором она называла своего покойного мужа Педро, после того, как того пырнули ножом в очередной разборке, и он умер от потери крови прямо на улице. Она пила, как десять портовых грузчиков и материлась точно так же.

Муж сломал ей ноги, когда она хотела от него уйти и одна из них срослась неправильно. Бабка мыла полы в притоне и предлагала себя за копейки матросам, чтобы купить бутылку водки и шоколадку своему любимому внуку. От ее былой красоты остались лишь воспоминания и старые фотографии. Алкоголь, страдания, побои и лишения стерли красивые черты лица, обесценили знания пяти языков и громкую фамилию.

***

Он трахал их обоих, привязанных за руки к ножкам кровати, стоящих на четвереньках с оттопыренными голыми задницами кверху, скулящих, как жалкие дворовые сучки, когда он пристраивался к уже давно не узким анусам то одной, то другой шлюхи, и, взявшись руками за спинку постели безжалостно драл их на адской скорости так что пот струился по его телу ручьями. Драл и представлял себе эту… с глазами-опалами и каштановыми волосами. Драл под их вой, потому что его член был ощутим в любой раздолбанной дырке. Спасибо отцу французишке, которого отправил на корм рыбам еще десять лет назад, за такое внушительное наследство. Но даже, когда кончил в их широко открытые, жаждущие рты, не испытал никакого удовольствия. Он хотел ту…голубоглазую замужнюю скромницу. Хотел чужую женщину. Отнять и оставить себе пока не надоест. Надо найти ее и заставить точно так же стать на четвереньки, может тогда его отпустит.

Альварес вернулся к широченному кожаному креслу и рухнул в него всем весом, откидываясь на спинку и притягивая к себе рюмку с текилой. Ее привезли. Только что Гонсалес кинул ему смску на сотовый.

От предвкушения встречи затрепетали ноздри и вспенился адреналин. Вспомнил, как заметил ее в своем номере и глазам не поверил. Просто остолбенел, когда узнал. Стоит на коленях с его бумажником в руках. В дурацкой форме, облепившей ее божественное тело, достойное дорогих шелков, мехов и тончайших кружев. И эти волосы, собранные в пучок на затылке настолько туго, что ее глаза кажутся по кошачьему раскосыми, приподнятыми к вискам. Скромница, схватившая его бумажник…Конечно он знал, что она его просто уронила. Но не мог отказать себе в удовольствии поглумиться над ней за то, что не смотрит на него с открытым ртом и в ту ночь даже не подумала вознаградить его за любезность хотя бы взглядом.

Красивая, но бездарно одета, бездарно причесана и совершенно бездарно накрашена. И у него болезненно встает член, когда он думает о том, чтобы пристроиться к ней сзади и прямо сейчас войти в ее тело. Отодвинуть полоску дешевых трикотажных трусов, обнажить ее молочные складочки и с упоением вдолбиться туда на всю длину, сжимая пятерней ее пучок на затылке. Пусть сравнит его со своим недоноском. Интересно она с ним кончает?

Какая же… эмоционально вкусная, наполненная, живая. Ее злость будоражит его фантазию, и он представляет, как горячо будет трахать ее в самых разных позах.

От похоти и злости помутился разум, особенно когда сучка облила его грязной водой. Это стало тригерной точкой, отправкой к невозврату. Заломить ее руки назад и иметь так долго. Пока она не надорвет голос его именем или пока ему не надоест. Это было помешательство. Мгновенная аномальная тяга. Он не слышал ни ее отговорок, ни отказов. Только видел перед собой бледное лицо, манящие губы и пышную грудь в вырезе платья. Увидеть ее соски и спустить в трусы с уверенностью, что член встанет колом сразу же. О его неуемных аппетитах ходили легенды. Он мог трахаться сутками напролет.

Он испытывал какие-то адские эмоции из-за ее упрямства, из-за ее дерзости, из-за отказа и…и из-за упоминания о том, что она принадлежит другому. Альварес всегда брал то, что хотел и в этот раз отступать не собирался…Он уже предвкушал как войдет в нее и все же заставит выстанывать свое имя, как перед глазами потемнело…

А очнулся, мать ее, в лужице собственной крови с болью в висках, с расстёгнутой ширинкой и ощущением как ярость слепит ему глаза. Ничего…он все равно ее получит. Альваресу никто и никогда не отказывает. Он получит ее по любому. По-плохому, по-хорошему, по-всякому. И сводит скулы, мышцы, нервы от безумного желания найти дрянь и заставить пожалеть о своей выходке.

Что она там говорила о насилии? Нееет, она будет его умолять ее трахнуть.

Дверь затемненной синей комнаты распахнулась и Альварес с триумфом поднял голову, чтобы посмотреть на дрожащую девушку, стоящую на пороге.

— Здравствуй, малышка. Ну что? Поговорим о твоих долгах и о прощении?

— Итак она звалась Татьяной…

Щелкнул языком и подошел к ней. Несколько шагов, оттесняя ее к стене, заставляя облокотится об нее лопатками. В опаловых безднах мелькнул страх. Его возбуждало даже это. Неоновое освещение плясало на нежных щеках, бросало блики на радужку глаз, делая их светящимися и яркими. Они сводили его с ума. Ее глаза.

— Мне не за что просить прощения.

Руки сжала вместе так, что пальцы побелели. Одета в какое-то дурацкое платье ниже колен и бесформенное на талии, но это не мешает ему фантазировать о том, что под этим платьем и как он сорвет его через голову, чтобы обнажить ее тело.

И снова волна поднимающегося адреналина. Хочет. Он ее до чертей, до ошизения хочет.

— Верно. Не за что. Я сам виноват.

Смотрит с недоверием, готовая в любую секунду сорваться с места и сбежать. Но его люди не дадут ей и шагу ступить. Даже больше — ее устранят по его щелчку пальцев, если вдруг маленькая дурочка откроет рот, чтобы посплетничать о якобы изнасиловании. Его незапятнанное имя дорогого стоит. Ради этого имени и пиара он женился на самой красивой, изысканной и востребованной в мире моды, суке. Русской суке. Так посоветовал его пиарщик. Русские нынче в моде.

Раз в месяц он ее потрахивал, когда та особо усердно просила и одаренно сосала. Прирожденная минетчица. Ей нужно было дать титул Мисс Соска Вселенной, а не мисс Вселенная. Даже самая красивая женщина мира опускалась перед ним на колени истекая влагой и молила его о ласке…а какая-то замухрышка, оборванка возомнила из себя недотрогу и великую ценность. Ладно бы еще целкой была.

Он конечно мог бы сейчас поставить эту упрямую дуру на колени, отыметь ее, дать денег и всем закрыть рты, даже ей, возможно навсегда, но…это было неинтересно.

С Татьяной ему хотелось совсем иного. Ему хотелось получить ее по доброй воле, а потом можно и выкинуть, как использованную тряпку. Представил себе, как голубоглазая дрянь опускается на колени добровольно и преданно смотрит ему в глаза и скулы свело. Дааа, он хочет поиграть в эту игру. Арманд хочет забивать голы на этом поле самыми грязными методами.

Он ведь чувствовал, как она на него смотрела в первую встречу. Ощущал эти волны. Опытный охотник Альварес всегда чуял, когда добыча потекла. Но эта испугалась его напора. Не привыкла к вниманию. Скромница, мать ее. Ничего он попробует по-другому.

— Давай начнем знакомство иначе. Как там у вас говорят — Бог любит троицу?

— У меня нет желания с вами знакомиться. Вы похитили меня.

— Ну что ты. Всего лишь привез к себе на ужин. Добровольно ты бы не согласилась.

— А слово «нет» вам не знакомо?

— Ненужное слово, которое могу говорить только я, а не мне. Давай перейдем на «ты».

— Нет.

И бешенство лавиной поднимается по венам все выше и выше. Она нарочно его бесит или набивает себе цену? Так он заплатит сколько угодно. Так было бы проще. Заплатить и делать с ее телом все, что угодно. Она в любом случае покорится. Это уже дело принципа. Сколько бы не упиралась. И предвкушение вкусной охоты начало щекотать ноздри. Когда фанатки, поклонницы, просто бешеные и голодные сучки ползали у его ног, текли и подставляли свои дырки для грязного совокупления ему было насрать что они чувствуют… а с этой вдруг захотелось сломать. Чтоб тряслась от мысли о нем, чтоб ее знобило о мысли о нем, чтоб она кончала в ванной сама с собой с мыслями о его члене.

А потом он будет клеймить ее тело в самых разных позах. Ее недоносок муж вряд ли подозревает, что такие существуют. Она будет вопить под ним, извиваться и сходить с ума. Ее жизнь разделится на до и после. Прежней она не станет.

Пусть это будет ценой за гребаное «нет», за то, что осмелилась ударить и унизить. Он впервые захотел больше чем тело. Сожрать и вытрахать ее душу.

— Смелая девочка. — подошел к ней вплотную, осматривая, охреневая от кристальной голубизны ее взгляда. — а что, если я принесу свои извинения.

— Если или принесете?

Дерзкая дрянь. За каждую дерзость наказать, связать руки, заткнуть рот кляпом и измываться над ее телом так, чтоб от оргазмов теряла сознание.

Подошел к коробке с цветами, взял снизу и поднял, подошел к ней и протянул коробку.

— В знак примирения. Все женщины любят цветы. Не знал, какие любишь ты.

— Я люблю только Меддлемист*1…и вообще считаю, что цветы должны расти в земле, а не умирать в вазе.

Не взяла коробку, а он так и стоял перед ней, как идиот с этими цветами, которые хотелось запустить в стену так чтоб вся грязь забрызгала эту высокомерную нищебродку, возомнившую о себе слишком много. Ничего…еще одно очко. Он высушит ее сердце.

Повернулась к свету, и он заметил синяк на скуле, схватил за лицо, повернул к себе.

— Что это?

Дернула головой, сбрасывая его руку.

— Ничего.

— Кто это сделал? Твой муж?

— Нет!

— Да! По глазам вижу.

С трудом справился с адским желанием сесть в тачку, вдавить педаль газа и поехать к этому конченому ублюдку, чтобы раздробить ему череп о стену. Ничего…придет время, и он это сделает. Сделает все что хочет и с ней и с ее жизнью.

— Это не ваше дело. Мой муж хороший человек. И я не собираюсь его здесь обсуждать с вами. Я хочу уйти.

— А я хочу ужинать и ненавижу делать это один. Всего лишь ужин. Он ни к чему не обязывает.

— Я хочу уйти. Сейчас.

— Поужинаем и я лично отвезу тебя домой.

— Я хочу уйти сейчас. Если это извинения то, я их принимаю и просто хочу домой. У меня слишком много проблем, чтобы просто так ужинать с вами в каком-то клубе.

«Каком-то? Детка, да это самый крутой клуб в твоей стране. Чтобы сюда попасть нужно иметь в банке весьма круглую сумму, которая тебе даже не снилась». Но он был готов к блефу…у него месяц на пребывание в этой стране и, пожалуй, эта строптивая сучка самое интересное развлечение. Смотрел на нее одним из самых своих соблазнительных взглядов, улыбаясь уголком губ и вспоминая, как женщины млели от этой улыбки, как потом шептали, что Альваресу достаточно ухмыльнуться, чтоб их клитор стал твердым, а трусики мокрыми насквозь. Ему до боли захотелось сунуть руки в трусики этой девчонки и потрогать ее клитор прямо сейчас, а потом вогнать в нее пальцы так, чтоб она закатила свои голубые глазки и сладостно застонала.

— Да, это были извинения. Татьяна…Таня… — посмаковал ее имя, потрогал кончиком языка каждую букву, наслаждаясь румянцем на ее щеках, — Можешь идти, — распахнул дверь и весь внутренне сжался. Ну что? Уйдет? Без гроша в кармане? Он просчитался? — Но я целый день мечтал об этом ужине…о том, что ты согласишься и простишь меня.

Молчит смотрит своими огромными глазами, а он любуется ее длинными ресницами нетронутыми косметикой и аккуратными естественными бровями. Когда он в последний раз видел настоящие? Оказывается, это дьявольски сексуально, когда у девушки вздернутые уголком натуральные брови.

Поднырнула под его рукой и вышла из комнаты ВИП. Твою ж мать. Сучка! Вышел следом и преградил дорогу.

— Я отвезу.

— Не надо.

— Ты говорила о проблемах. Я могу решить любую твою проблему.

— Не надо…просто не создавайте новых.

— Ты даже не спросила, как меня зовут.

— Мне все равно.

Сукаааа! Идет по коридору, а он за ней, пока не ощутил себя полным идиотом. Бляяядь! Схватить за шкирку, придавить к стене, разодрать долбаное уродское платье и вогнать в нее член по самые яйца, отдолбить ее прямо у этой стены. Или она бежит к своему кобельку, который машет руками и…возможно трахает ее каждый день. От мысли об этом у него зашкалил адреналин и захотелось сейчас же свернуть шею ублюдку. Ничего он с ним побеседует позже.

Что он нашел в этой дряни? Что в ней такого, что у него кровь закипает в венах?

Как же она испугалась, увидев его. Ни тени, ни намека на симпатию. У него зубы свело от желания, а она только и мечтает улизнуть. Еле сдержался, чтобы не сцапать и не оттрахать самым жестоким образом. Сначала насильно до синяков и ссадин, ломая, перегибая, а потом все эти синяки зализывать своим языком, вбивать его в каждую дырочку на ее теле, в каждую выемку. Заставить кричать от наслаждения и просить еще.

Вернулся в номер и в ярости швырнул цветок о стену, ударил кулаком по коробке, растоптал ногами.

Схватил сотовый и набрал Гонсалеса.

— Пусть ее возьмут обратно на работу. Мне по х**й, как они это сделают. Дадут аванс, вылижут ей ноги, расцелуют зад ее собаке…И…что это за цветок Меддле…Меддлемист кажется? Найди мне его и купи таких сотню. — несколько секунд подумал и добавил, — В долбаных горшках.

Игра не окончена. Он готов делать крупные ставки, готов принять ее правила. Пока. Ненадолго. Потом она прогнется под его правилами и пожалеет о каждом своем «нет».

Сотовый снова зазвонил, и он бросил взгляд на дисплей. Тут же поморщился как от зубной боли. Как же она его достала. Сколько он там женат на ней? Два года или три? Кажется, пора разводиться.

*1 Самые редкие растения на нашей планете, вообще не имеют цены. Ни цветы, ни саженцы розы сорта «Красный Миддлемист», завезенной в Великобританию из Китая около двухсот лет назад, нигде не продаются. На всей Земле осталось всего два экземпляра (прим автора)

Глава 8

Дрожащая от страха я смотрела на испанца, оглушенная пониманием того, что меня выкрали средь бела дня. И что это сделал именно он…А еще мысль о том, что он жив и я не убила его. Цел и невредим. Даже больше — решил отомстить, наверное. И только этого мне сейчас и не хватало.

Услышала его вкрадчивый, красивый голос и не смогла поверить, что именно этот голос говорил мне отвратительные гадости еще день назад. Стоит передо мной. Действительно, как король. Прямая спина, широко расставленные ноги, руки за спиной. Видимо, привычка. Властный взгляд, тяжелый и в то же время невыносимо бархатный. Во всем его виде царственная небрежность, затаенность всегда готового к прыжку хищного и смертоносного зверя. Белый воротник рубашки светится от неонового голубого света. И его кожа кажется еще темнее.

Перевела взгляд на смуглые руки и вздрогнула, когда вспомнила, как он впивался ими в меня, как драл на мне одежду. Тогда его глаза горели безумием, а рот скалился в звериной похоти. Вся сжатая внутренне я ожидала, что сейчас начнётся война, что он решил закончить начатое. Ведь меня привезли ради этого. Особенно неожиданными были его извинения и эти цветы…Безумно дорогие и очень красивые. Когда в последний раз мне дарили цветы? Дима никогда не заморачивался. А я…я считала, что любить можно и без цветов с серенадами под окном. Какой-то части меня захотелось с детским восторгом схватить коробку и принюхаться к аромату цветов…но я тут же вспомнила как этот человек собирался разорвать меня на части и тут же момент очарования окончился. Вспомнила, как читала статью о самых дорогих цветах в мире. Они действительно безумно красивые…и никто и никогда не сможет их купить. И назло назвала именно их. Хотя…этот даже искать бы не стал.

Он говорит…говорит, а я смотрю как двигаются его губы. Одинаково полные, чувственные и почему-то думаю о том, что, если бы …если бы все было иначе…мне бы понравилось ощутить его губы на своих губах. Губы, о которых грезят миллионы девушек и женщин по всему миру. Искушение во плоти…Для других. А для меня наглый, самоуверенный пуп земли, возомнивший, что каждая должна пасть перед ним ниц и раздвинуть ноги. Я не такая.

Но то очарование, которым он обволакивает меня, улыбаясь мальчишеской улыбкой, вздергивая бровь, хлопая своими проклятыми длинными ресницами. И я начинаю забывать, что этот человек хотел меня изнасиловать…он выкрал меня и насильно привез к себе. А теперь лживо мне льстит…наверное, боится огласки. Или я не знаю зачем ему все это нужно. Вряд ли я действительно ему нравлюсь. Вокруг него ослепительные красотки, сексапильные, шикарно одетые, длинноногие блондинки и брюнетки. Типа той, что пристала о мне возле банка. Боже, да он может заполучить любую. Ему даже стараться не надо.

Но черта с два я клюну опять. Я лишь надеюсь, что мне удастся уйти отсюда без потерь… и это не прелюдия к какой-то гнусности.

Черт…зачем ему такие красивые глаза? Зачем вообще мужчине такие бархатные, глубокие, светло-карие омуты с этими длиннющими ресницами из-за которых взгляд кажется знойно-обжигающим. Красивый и самоуверенный сукин сын. Ненавижу таких… и его особенно. Я нисколько не сомневаюсь, что по щелчку пальцев любая женщина будет готова на что угодно ради него. Такие калечат женщин, выдирают им сердца, вытягивают вены, выматывают душу. Я…я никогда не стану одной из таких идиоток.

Со мной у него ничего не выйдет. Я замужем…пусть за гадом, который проиграл мои деньги…но он мой муж. И мне хотелось бежать как можно скорее от этого мужчины. И меня пугал азарт в его глазах…словно я ощущала, что как только побегу он бросится вдогонку. Загонять добычу. Его заводит мой страх, заводит сопротивление.

Вышла в коридор, пытаясь отдышаться, не веря, что меня действительно отпустили…сунула руку в карман и вспомнила, что сотового у меня нет. Решительно открыла дверь в комнату ВИП снова и расширенными глазами посмотрела на разбитые и рассыпанные по полу цветы. Испанец стоит передо мной, тяжело дыша и потирает одной рукой разбитые костяшки пальцев другой руки.

Растерянно посмотрела на цветы на полу, затем на него.

— Зачем…зачем вы их так?

— Ты сказала, что они мертвые. Я их добил.

Судорожно выдохнула и снова ощутила опасность, исходящую от этого человека, который в одну секунду мог потерять контроль и превратиться в психа. Меня он мог сломать так же, как эти несчастные цветы.

— Там… в номере я потеряла свой телефон. Вы не находили его?

— Нет.

На автомате сунула руку в карман и достав носовой платок протянула его испанцу.

— У вас…рука в крови.

— Это уже статистика. Как только мы с тобой видимся я разбиваюсь в кровь. Из-за тебя.

Сказал очень двусмысленно и улыбнулся этой обезоруживающей улыбкой от которой трепыхнулось сердце. Мальчишка…с этой челкой, упавшей ему на лоб. Я посмотрела на его лоб — под челкой видно краешек шва. Сердце застучало сильнее. А испанец взял платок и приложил к сбитым костяшкам.

— Вы на меня напали… я защищалась…

— А могла покориться, — вкрадчиво прошептал с сожалением.

— Не могла. Я замужем.

Повернулась к двери, но он удержал меня за руку.

— Я верну тебе платок.

— Оставьте себе.

— Верну, когда будешь на работе.

— Меня уволили…Отпустите. Мне пора.

— Муж ждет? — криво и зло усмехнулся.

— Да. Ждет.

Вышла, растерянно и не веря, что на меня никто не напал, никто не пытался унизить, сломать. И вдруг стало жаль цветов, разбросанных по полу. Теперь они действительно мертвы. А еще обескураживал напор и страстность этого мужчины. Он зажигался и обжигал в одну секунду, сжигал в пепел.

Прошла по неоновому коридору, вышла на улицу, к порогу заведения подъехала машина с шашечками такси на крыше. Перед тем, как сесть в авто, я посмотрела на название места в которое меня притащили и оторопела. Как истинный житель своего города я знала о самых крутых клубах, куда могли попасть только избранные, видела снимки с гламурных вечеринок мажоров. Иногда мы с Аней рассматривали этих небожителей, обсуждали одежду, машины, украшения… с каким-то обреченным пониманием, что нам такое никогда не светит.

А возле дома меня действительно ждал Дима. Нервно ходил под подъездом, сунув руки в карманы своей косухи. От скамейки к скамейке, нервно затягиваясь сигаретой. Когда я вышла из такси, он бросился ко мне, преграждая дорогу.

— Кисонька моя. Где ты была? Я весь извелся! Бабки долбаные сказали, что тебя увезли в какой-то машине. Где ты была?

Я ведь могла сказать ему правду, верно? Могла рассказать, что испанец просил прощения…Пусть ревнует. Хоть раз.

— Общалась с тем испанцем. Он решил извиниться. Дай пройти. Я не хочу с тобой разговаривать.

Глаза Димы вспыхнули, но это даже был не огонь. А так тусклое свечение. Раньше они мне казались красивыми, похожими на глаза актера…а сейчас вдруг показались какими-то пустыми, масляными, безжизненными.

— Что значит с испанцем? С тем что напал на тебя? Что этому подонку было нужно? Денег предлагал небось, чтоб ты молчала.

— Нет. Денег не предлагал.

— Урод! Мало того, что чуть не …

Он осекся, когда я прошла мимо, открыла дверь подъезда и начала подниматься по лестнице. Бросился следом.

— Кисонька, я ведь мириться пришёл. Прости меня. Я такой…такой идиот. Я хотел выиграть больше. Для нас с тобой. Отыграться хотел.

Не слушая его пошла вверх по лестнице, но он бежал следом.

— Понимаешь. Все вроде было уже у меня в руках. Одна ставочка и мы в дамках… а оно вон как вышло.

Проиграл…всю мою жизнь он проиграл. Это ведь не впервые.

— Кисонька, ну подожди.

Догнал и резко развернул к себе.

— Я же люблю тебя. Соскучился ужасно…Черт с ними с деньгами. Давай ребеночка прямо сейчас сделаем, а?

Я не верила своим ушам, не верила, что он это говорит. Сейчас, когда мы остались почти на улице. Из-за него. Намеренно давит в больное место.

— Ну…не прям вот щас…а в ближайшее время. Я исправлюсь, я на работу пойду еще одну.

Прижал меня к стене, обхватил лицо руками, пытаясь поцеловать, я подставила губы, но ладони Димы уже сдавили мою грудь, щипая соски.

— Давай домой, киса. Я хочу тебе всунуть. — целует меня в шею, лапает за ягодицы… а меня почему-то не зажигает в ответ, как обычно. Почему-то даже не екает нигде. — всунуть своего Димика поглубже. Ты ведь соскучилась по нему.

Схватил за руку и прижал к полувставшему члену.

— Чувствуешь? Димик встает. Погладь его, и он станет каменным, чтобы любить тебя.

Сопит мне на ухо, а мне вдруг стало обидно, ослепило от злости. Димик его…мне не до Димиков сейчас. Оттолкнула мужа.

— У нас долгов столько, что кажется я из них никогда не выплыву. Какой Димик? Я только о коллекторах и думаю, о проблемах, о том, что квартиру отберут. Я ничего уже не хочу. Мы завтра на улице окажемся…

Теперь уже глаза Димы зло сверкнули.

— Я сказал, что все улажу.

— Ты всегда так говоришь. Дай пройти я домой хочу. Без тебя.

— Что такое? Испанец лучше, да? Бегала давать ему?

— Отстань от меня. Я не хочу с тобой разговаривать.

Пошла вперед, но муж вдруг схватил меня за руку и дернул к себе.

— Ты охренела, да? Думаешь можешь со мной так поступать?

Внизу раздались шаги, и Дима тут же выпустил мою руку. По лестнице поднимался мальчишка с виду похож на посыльного.

— А квартира двадцать пять на каком этаже?

Мы с Димой переглянулись. Что за…опять коллекторы? Но пацан не похож на одного из этих тварей.

— А вам к кому?

— К Лариной Татьяне.

— Я… я Татьяна, но не Ларина.

Паренек усмехнулся.

— Ну я так и думал, что он пошутил. Заказчик. Это вам. Распишитесь.

Достал с сумки коробочку и у меня глаза расширились. Коробка от самой дорогой модели смартфона. Самой последней.

— Это какая-то ошибка. От кого посылка?

— От Евгения Онегина, — сказал парень и смешно улыбаясь пожал плечами. — распишитесь.

— Нет. Не буду. Я ничего не покупала и….

— Ну и ладно. Счастливо.

Окинул каким-то насмешливым взглядом моего мужа и побежал вниз по ступенькам, а я так и осталась стоять с коробкой…пока внутри нее не раздался звонок.

Я открыла коробку, не сводя взгляда с Димы, судорожно сглотнула увидев новенький золотистый смартфон, он красиво поблескивал неоном при звонке. Высвечивался незнакомый номер.

— Ответь, — кивнул на коробку Дима.

Я с опаской взяла смартфон и поднесла к уху.

— Алло

— Татьяна.

— Дда

— Это Рената. С работы.

С работы? Меня же уволили? Или нет? Вспомнилось надменное лицо начальницы смены.

— Хотела спросить, когда ты сможешь приступить к работе. Мы были чрезвычайно довольны твоей работой в первый день и даже готовы выплатить тебе аванс.

Что? Мои глаза округлились, и я посмотрела на Диму не в силах сдержать радостной гримасы.

— Правда? Я там… я…

— Все прекрасно. Ты справилась. Мы ждем тебя завтра с утра. Ты выйдешь на смену?

Я с неверием смотрела перед собой, не в силах поверить, что это на самом деле происходит.

— Татьяна?

— Да. Да, конечно выйду.

— Вот и хорошо. Завтра в восемь утра и не опаздывай. При себе иметь паспорт, код и сменную обувь. Волосы собрать.

Я отключила звонок и с визгом хотела обнять Диму, но он резко оттолкнул меня.

— Димааа, меня взяли на работу в отель и готовы дать аванс. Ааааа. Я думала это все и меня уволят.

— От кого сотовый?

Я перевела взгляд на смартфон и растерянно провела большим пальцем по гладенькому экрану. Невероятно красивый. Шикарный. Дорогой. Как кусочек жизни, которую я никогда в своей жизни не узнаю.

— Наверное…от испанца того. Он извинился.

— Ни хера се извинения. Ты знаешь сколько стоит эта цацка? Штуку баксов если не больше!

— Я буду в отеле и верну ему его. Мне не нужны такие вот… — хотела сказать «подарки» и не решилась при Диме.

— Еще чего!

Дима отобрал сотовый, покрутил, посмотрел сзади, включил, зашел в настройки.

— Ты гляди настоящий, не подделка. Пусть расплачивается за свой мерзкий поступок. Легко отделался я бы сказал.

Дима достал с кармана ключи с маленькой штучкой с острым концом и надавил сбоку от панели смартфона.

— Ты что делаешь?

— Как что? Симку вытаскиваю. Вставишь в свой старый «самсунг» он в ящике лежит.

— Ааа с этим что?

— Продам и отдам часть долга за квартиру.

Дима удовлетворённо хрюкнул и отобрал у меня коробку, аккуратно сложил сотовый в него.

— Нулячий. Просто шик. Может толкну его за штуку. Будет круто.

Я понимала, что он в чем-то прав…что надо продать сотовый и заплатить первый взнос за квартиру, но внутри почему-то саднило и стало как-то обидно. Мне никогда не дарили таких дорогих подарков.

— Ладно. Ты, Кисунь, домой иди состряпай что-то пожрать я к ночи буду. Приласкаю мою девочку.

И ускакал через ступеньку вниз, а я так и осталась стоять с новенькой симкой в кулаке и чувством как будто у меня только что был какой-то кусочек радости в руках и тут же ускользнул, как солнечный зайчик.

Дима пришел около полуночи. Я уже легла спать, а ужин остыл. Свечи истлели, с шампанского вышли все пузырьки. Я нашла подарочную бутылку с прошлого года и хотела … да, идиотка, я хотела устроить вечер перемирия. Ведь он тоже думает, как отдать долг за квартиру. Как же мы любим искать оправдания тем, кого любим, обелить в собственных глазах, чтоб были причины их любить дальше и не чувствовать себя ничтожеством и лохом. Когда в двери повернулся ключ я привстала на постели. Сейчас Дима снимет обувь, заглянет на кухню, увидит ужин, потом придет ко мне и будет извиняться. А потом…потом у нас будет страстный секс. Такой как у того испанца с его девками. Прикрыла глаза, но от чего-то вместо Димы перед глазами появилось красивое и жгучее лицо испанца, его безумно красивые черные глаза и чувственный рот…. И его тело. Идеально красивое, как самый невероятный грех. Сильная спина с бугрящимися мышцами и сбитые ягодицы.

Тряхнула головой и нахмурилась, услышав голоса на кухне. Дима пришел не один, а с кем-то из друзей. Я слышала, как они звенят тарелками, как пьют выдохшееся шампанское…Судя по голосам они уже навеселе оба. Так как второй голос срывается и петухом что-то прикрикивает, они оба ржут. Дима даже не зашел в спальню.

Слезы покатились стремительно быстро, хлынули из глаз, и я уткнулась лицом в подушку, сотрясаясь от рыданий. От обиды и понимания очевидного. Того, чего понимать не хочется, то, от чего прячешь голову в песок и твердишь себе «у других хуже, мне еще повезло».

Через несколько часов, пока я лежала вся в слезах и пыталась уснуть, послышался скрип дверной ручки, но я заперлась изнутри.

— Кисааа, открой. Я дома. Хочу трахнуть мою кошечку.

Поскребся в дверь.

— Открывай.

Я сильнее вжала лицо в подушку и зажмурилась, сжимая руки в кулаки, чтоб он не услышал мои рыдания. Раздались удаляющиеся шаги.

- Спит уже. Даже не дает. Жена называется.

— Так ты ей пару синяков под глаза и сразу даст. Бабы они любят грубую силу.

— Та не сильно и хотелось. Пусть спит.

Я накрылась сверху еще одной подушкой и сильно сжала веки, так чтоб голова заболела. Он просто зверски пьян и сам не понимает, что говорит. Не помню, как уснула. Дима еще несколько раз ломился в дверь, матерился. К утру они затихли, и я провалилась в сон. А через пару часов разбудил будильник.

Еле содрала себя с постели, стараясь не шуметь, выбралась в коридор и увидела Диму и его дружка — совершенно незнакомого мне мужика. Они допили шампанское и на столе стояла еще одна бутылка коньяка, тоже пустая. Ужин полностью съеден. Грязные тарелки на столе. Дима спит на диване, а его дружок развалился в кресле остатки коньяка разлились на светлый ковер.

Я очень тихо умылась, почистила зубы, нанесла легкий макияж, замазала синяки под глазами, собрала волосы в пучок, оделась в скромную юбку-карандаш до колен и свитер, накинула куртку, захватила зонт. Дождь лил еще с ночи. Бабье лето резко закончилось сегодня утром, а я еще не достала теплые вещи с антресолей. Придется идти быстрым шагом до остановки и надеяться, что маршрутка приедет вовремя.

Я заглянула в кошелек — пусто. Набралась наглости и открыла портмоне Димы. Глаза тут же округлились — стопки денег в двух отделениях. Судя по всему, смартфон Дима таки продал. Я взяла немного денег себе. Только на дорогу на пару дней и на какой-то сэндвич, потому что мне с ужина ничего не осталось.

Порывшись в ящиках нашла старый «самсунг» с трудом поставила туда симку так как, она не подходила по размерам, пришлось нахимичить. Когда проходила мимо Димы, он чавкая повернулся на бок и вдруг показался мне таким жалким….таким мелким, каким-то липким. Я даже не знаю, как описать это ощущение. Но от него передернуло и захотелось быстрее выйти из квартиры провонявшейся перегаром.

На улице я не просто замерзла, а меня колотило от холода, спрятала одну руку в карман, приподняла плечи, чтоб ветром не так дуло в спину. Полусапожки на каблуках промокли сразу же как вступила в первую лужу. Дима обещал отдать их в ремонт…Боже, чего только не обещал Дима. Тяжело выдохнув я посмотрела на часы и прибавила шагу. Не сразу заметила, что за мной следом едет машина, пока она не поравнялась со мной и водитель не приоткрыл окно.

— Татьяна! — легкий акцент тут же заставил мое сердце пропустить несколько ударов. Не просто пропустить — оно зашлось так сильно, словно меня швырнуло на качели вниз на адской скорости. Не оборачиваясь прибавила шагу. Машина последовала за мной. Только этого мне и не хватало, чтоб испанец следил за мной.

— Таня. давай подвезу. Холодно, дождь. Ты замёрзла. Садись в машину.

Тоже мне заботливый выискался, когда мне руки заламывал не заботился. Изо всех сил стараясь не смотреть на машину пошла еще быстрее.

Дика, печальна, молчалива,

Как лань лесная боязлива,

Она в семье своей родной

Казалась девочкой чужой.

Усмехнулась…Два раза подвернула ногу, полил дождь, чтоб он был неладен. Не хочу слушать этого безумца, цитирующего стихи…но в груди становилось тепло и щекотно.

Она ласкаться не умела

К отцу, ни к матери своей;

Дитя сама, в толпе детей

Играть и прыгать не хотела

И часто целый день одна

Сидела молча у окна.*1

Не выдержала рассмеялась, стараясь сдержаться и не оборачиваться. И досадливо и в тоже время …как-то необычно. За мной едет тип на «Мазерати» и читает мне Онегина. Резкий порыв ветра выдрал зонт из моих рук, его унесло куда-то на дорогу, а я хотела побежать за ним, споткнулась, уронила сумку, с нее все выкатилось на мокрый асфальт. От досады, злости, ощущения собственного ничтожества начало трясти и казалось я сейчас опять разрыдаюсь.

Принялась все засовывать в сумку, когда заметила, как смуглые руки с массивными толстыми кольцами и золотыми часами на запястье, собирают со мной визитки, помаду и…тампон. Протянул мне, я отобрала, чувствуя, как обожгло стыдом все лицо. Испанец усмехался уголком своего умопомрачительного рта, сидя со мной на четвереньках. И этот взгляд…невероятный жгучий блеск от которого хочется себя куда-то день и кажется, что одежда резко стала прозрачной или где-то порвалась.

— Спасибо.

Встала во весь рост. Оба мокрые и он и я.

— И все же я тебя подвезу. Ты мне должна я из-за тебя промок.

— Вас никто об этом не просил!

Отрезала и отвернулась, чтобы пойти дальше к остановке, но он схватил меня за локоть и развернул к себе так что наши лица почти соприкоснулись, и я посмотрела ему в глаза.

— Перемирие. Договорились? Просто подвезу и отстану. Хорошо?

Боже, разве я не должна ощущать все оттенки ненависти? Разве он не должен вызывать во мне отторжение? Но эти глаза…сводят с ума. Берут в плен, завораживают, эта властность, эта обжигающая страстность, этот жар несвойственный нашим мужчинам, напор и наглое обаяние. По его щекам катятся капли воды. Показалось, что это длится вечность. Пока я смотрю ему в глаза, а он мне. И я… я отвечаю.

— Да.

*1 — Евгений Онегин. А.С. Пушкин

Глава 9

— Вы меня преследуете? Это такая игра? Вам скучно?

Мне до безумия и хочется, и страшно сесть к нему в машину. Но выбора нет, и я боюсь опоздать на работу. Второго шанса мне точно не дадут. Испанец открывает передо мной переднюю дверцу и галантно пропускает вперед. И я вдруг понимаю, что даже не знаю его имени. И у меня адски быстро бьется сердце, очень гулко, болезненно. Последний раз посмотрела ему в глаза…и все же они темные и очень глубокие, в них нет дна. Только кайма по краю радужки черного цвета и лучами сходится к зрачку, создавая паутину в которой начинаешь барахтаться изо всех сил. Нет окончательно понятной эмоции в его взгляде, как в глазах других людей. Но он действует на меня так мощно, словно я попадаю под действие наркотика. Парализует волю. Гипнотизирует.

— Ты спросила слежу ли я за тобой? — положил руки на руль, и я снова посмотрела на его пальцы с большими ногтевыми пластинами, широкими ладонями и выступающими на запястье венами. — Да, слежу!

И нагло посмотрел на меня так, что мне показалось, я перестану дышать. Тут же захотелось выскочить из машины, но двери заблокировались, и мы тронулись с места. И я ловлю себя на том, что не перестаю на него смотреть, не перестаю пялиться на его профиль, на влажные рукава рубашки, на выступающие четкие скулы. А еще в салоне его автомобиля умопомрачительно пахнет сумасводящим мужским парфюмом. У меня кружится голова от этого сочетания роскоши, какого-то ощущения ауры порока…Почему-то подумалось о том, что в машине достаточно места чтобы заняться диким сексом прямо на переднем сидении. Представились его руки на женских бедрах то как они силой опускают женское тело к себе на чресла. И это тело…оно мое. На боку светлое родимое пятнышко в виде бабочки.

Тряхнула головой и с трудом оторвала взгляд от испанца, отвернулась к окну. Боже! Ранее утро, я еду на чертовую, проклятую работу с которой меня можно сказать уволили, мне обещали аванс, у меня хренова туча проблем, а я смотрю на этого испанского кобеля и роняю на него слюни в очередной раз…он же меня изнасиловать пытался и это из-за него я осталась без работы, из-за него я вообще чуть не сошла с ума от ужаса, поссорилась с Димой.

— Согрелась? Ты вся дрожишь!

Его голос с легким акцентом звучал очень заботливо и обманчиво ласково. Не спрашивая меня накинул мне на плечи одной рукой теплую, согретую его телом куртку. И меня опалило жаром, окатило волной его мощного обаяния.

К этому мужчине нельзя приближаться, садиться в машину, разговаривать и вообще на него смотреть. Нужно выскочить и мчать в противоположную сторону, так чтоб пятки сверкали, менять адрес, номера телефонов, работу, а меня несет, как глупого, безмозглого мотылька в самую домну в горящее жерло. И все инстинкты самосохранения вопят — беги, Таня, беги!

— Что такое? Боишься меня?

— Я не привыкла по утрам кататься с незнакомцами в машинах.

— Ну от чего я незнакомец? Меня знает полмира. И хоть ты до сих пор и делаешь вид, что впервые меня увидела, но я напомню тебе свое имя — Арманд Альварес.

Арманд. Красиво. Как-то стильно и …невероятно сексуально. Его должно было звать иначе. Как Хуан-Карлос или Хуанито или еще какое-то идиотское имя из сериалов. Почему Арманд? От него веет властью, шиком и его звучание пробирает до дрожи. Вызывает сексуальное возбуждение. Армандами не зовут скромных мальчиков…само это имя уже порок.

— Я видимо отношусь ко второй половине, которая вас не знает.

Ухмыльнулся. И это напомнило мне его тогда в номере. Ухмылка наподобие оскала. Когда зверь нисколько не сомневается в собственной силе.

— Но успела уже побывать в моих объятиях.

— Вы это сделали насильно.

Улыбка пропала и тут же появилась вновь. Как будто ее стерли, и она нарисовалась неестественно быстро сама. Такая же лучезарная, только мне она показалась неискренней.

— Ты почему не пристегнулась? — вдруг спросил он и потянулся рукой к ремню возле моей головы, а я инстинктивно вжалась в сидение чтоб он не прикоснулся ко мне, чтоб не задел мою грудь в обтягивающем свитере. Потянул шлейку, и та скользнула по моим ключицам вниз под грудь, приподнимая ее, по ребру вниз к моим бедрам и ладонь Альвареса случайно или намеренно коснулась моей ноги, там, где как раз оканчивалась юбка. Даже через колготки я ощутила насколько горячие у него пальцы.

Перехватила ремень чтоб пристегнуться самой и сделала только хуже так как накрыла его руку своей и вздрогнула всем телом.

— Можно подумать я электростанция и тебя ударило током. — наклонился к моему уху и прошептал, обдавая жаром чувствительную мочку, — меня от тебя тоже бьет током в двести двадцать. Особенно когда ты так часто дышишь.

Рассмеялся самоуверенно, когда я вся вдавилась в сидение, и взялся опять за руль, а я заерзала, отодвигаясь от него подальше. Оказалось, что мне ужасно сложно держать эту дистанцию и я отчаянно жалею, что села к нему в машину. Надо было ехать на автобусе, маршрутке, идти пешком, ползти на четвереньках только не оставаться с ним наедине.

То, как он смотрит на меня. Словно готов сожрать, но сдерживается и то, как жутко искрятся его черные глаза пугает и притягивает одновременно. Я никогда в своей жизни не испытывала ничего подобного, ничего отдаленно напоминающего это состояние. У меня дыхание перехватывает от его близости. И…это не страх. Он включил все свое демоническое обаяние, все свое умение соблазнить женщину, всю силу своего шарма. Нарочно. Я вижу, что нарочно и он наслаждается производимым впечатлением. Он его знает. Он его отработал на миллионах таких идиоток, как я.

Перевела взгляд на его руку, лежащую на руле. Скольких он вел этой рукой к бездне? Скольких женщин ласкали эти сильные пальцы и швыряли как футбольный мяч?

Машина остановилась у отеля, и я мысленно поблагодарила Бога, что эта нескончаемая дорога окончилась и я больше никогда, ни за что, не сяду к Альваресу, не встречусь с ним и не подпущу его к себе даже на сантиметр.

Тяжело дыша вошла в лифт и посмотрев на своё отражение ужаснулась — такое впечатление, что меня отхлестали по щекам и выкрутили мне соски так они оттопырили лифчик и тонкий свитер. Глаза горят, сверкают, как после хорошей дозы алкоголя. Да, что это со мной, черт возьми? Это же наглый сукин сын, я ударила его по голове, когда он пытался завалить меня на стол как какую-то шлюху… и застыла, глядя себе в глаза.

«Именно это заставило тебя сопротивляться? То, что он счел тебя легкодоступной шлюхой? То, что полез в первый же день…а… а если бы он сделал это иначе? Как сейчас…если бы забыть о том, что было и представить, как Альварес касается моего лица и наклоняется к моим губам, а его бархатные испанские глаза с томным обволакивающим взглядом обещают мне все муки ада…то что бы я сделала? В ответ начало покалывать губы, и я от досады сильно прикусила нижнюю.

Поднялась на офисный этаж и втянув поглубже воздух в легкие вошла в кабинет Ренаты и тут же попятилась назад — она разговаривала по телефону, закинув ногу на ногу и потягивала тонкую сигарету своими ярко-алыми губами. Но завидев меня тут же положила трубку на подставку и затушила сигарету в изящной маленькой пепельнице.

— Умница. Вовремя. — улыбнулась, но только губами. Ее глаза остались колючими, цепкими, неприятными. Я ей не нравилась и ей было трудно это скрывать.

— Да, я обычно очень пунктуальна. И могу прямо сейчас приступить к работе. Я снова буду вместе с Леной учиться?

— Эммм…нет. Как раз об этом мы и поговорим. Прикрой дверь.

Я обернулась и плотно закрыла двери. Почему-то появлялось ощущение, что то что сейчас произойдет мне не понравится.

— Ты будешь убирать и прислуживать только в одном номере и возможно даже в две смены.

— Как это в одном номере? Что можно делать только в одном номере.

— То, что захочет его хозяин.

И выразительно на меня посмотрела.

— Господин Альварес желает, чтобы с сегодняшнего дня ты постоянно обслуживала его и его номер.

Что? У меня на минуту отнялся дар речи. Обслуживала его номер и его самого? Я не ослышалась? Так… так вот откуда эта любезность, это лицемерное сочувствие и забота.

— Спасибо, но мне не подходит. Найдите для работы кого-то другого.

Развернулась, чтобы пойти к двери, но тут же услышала металлический голос начальницы.

— Стоять! Один только шаг к двери и здесь будет охрана. Я повешу на тебя все, что когда-либо случалось в этом отеле. Это, не считая твоего нападения на Альвареса с целью украсть его бумажник. Я припишу тебе торговлю наркотой, кражи в номерах, проституцию и даже, блядь, взлом сейфа в офисе хозяина отеля!

Она встала и подошла ко мне сзади, цокая каблуками, пока я со свистом дыша смотрела на разводы в дубовой двери кабинета этой суки, которая заманила меня в ловушку вместе с Альваресом.

— Ты, маленькая серая мышь, неизвестно чем взяла его, неизвестно почему он пожалел тебя и не сдал со всеми потрохами, а цацкается с тобой. Так вот ты будешь обслуживать его номер или по гроб жизни не расплатишься со мной! Я тебе выпишу такой счет, что за него будут платить даже твои внуки. Одна ваза, которую ты разбила стоит дороже всего твоего шкафа с убогим безвкусным гардеробом. Даже если ты продашь последние трусы тебе не хватит расплатиться с тем, что я повешу на тебя.

Я так и стояла, не поворачиваясь к ней, продолжая смотреть на дверь, чувствуя, как холодеют кончики пальцев рук и ног.

— Вы обещали мне аванс.

— Ооо, вот это совсем другое дело.

Цоканье каблуков отдалилось.

— Аванс в принципе не от меня, а от Альвареса. Хер бы я тебе что платила. Корчила из себя недотрогу и целку-патриотку.

— Тогда не надо никакого аванса. — отрезала я. — буду работать за зарплату. Меня на работу берете вы или Альварес? Да любая бы на твоем месте…

— Я не любая и вы не моем месте!

— Упаси Господь от такой помойки! Иди переодевайся и приступай. — она посмотрела на часы, — через полчаса он будет завтракать, и ты должна его обслужить. А чтоб тебе веселее работалось, посмотри вот сюда.

Я медленно обернулась и посмотрела на экран ее ноутбука. На одном из кадров я держу в руках бумажник Альварасе, притом, как бы пытаюсь, что-то с него вытащить, когда на самом деле пыталась засунуть обратно… а на втором кадре я как раз ударила его по голове и злополучный бумажник валяется рядом с нами.

— Как минимум с тебя за это можно содрать денег. Как максимум посадить и позаботиться о том, чтобы тебя там порвали любыми подручными средствами при первом же медосмотре! — она щелкнула зажигалкой, — Альварес дорогой нам клиент. Очень дорогой. Более того — инвестор. И такое насекомое, как ты, слишком ничтожное, чтоб мы не проехались по тебе танком. Будь хорошей девочкой и иди работай.

Глава 10

Он был не один. В его номере собралась какая-то делегация из шести человек. Все они сидели за столом вместе с Альваресом. И моя злость, моя ярость на то, что он устроил для меня ловушку, на то, что заставил меня работать только у него таким отвратительным шантажом, не могла найти выхода. Я шла сюда с твердым намерением узнать какого черта он вытворяет? Он же извинился, он же…он же старался втереться мне в доверие, подвозил меня, заботливо укутывал в свою куртку и все ради того, чтобы через несколько минут меня поставили в известность, что он таки меня купил? Унизить? Потешить свое испанское эго?

Я с такой силой распахнула дверь, что на меня все обернулись в том числе и он. Сидит во главе стола с чашкой кофе в руке и смотрит на меня выжидающе раздраженно. Потом повернулся к мужчинам за столом так словно меня и не было вовсе.

— Продолжим.

Ощутила, как щеки стали пунцовыми и прошла в уже знакомые мне апартаменты через небольшой конференц-зал, намеренно громко размахивая пустым ведром. Я убрала в его спальне, заправляя постель, с досадой швыряя чьи-то маленькие красные стринги в мусорку в которой валялась использованная резинка.

К горлу подкатывает ком. Отвращение и злость. И я не знаю, что именно меня так ужасно злит из всего, что сейчас происходит. Эти стринги, этот факт, что у него другие женщины, это принудительное унижение или… просто сам Альварес.

Я различала его голос из всех остальных, даже слышала, что именно они обсуждают. Хотя, мне это ни о чем не говорило. Иногда я поглядывала в приоткрытую дверь и видела его профиль. Четко очерченный нос, ровные скулы, сильная шея. Небрежно удерживает пальцами чашку и смотрит на собеседника.

Пока шла их конференция или как называлось это сборище я трижды вытерла пыль, трижды наблестила зеркала и теперь хотела уйти, но Рената сказала, что я не могу покинуть номер, пока Альварес сам меня не отпустит. Я прошлась несколько раз по спальне и подошла к окну.

Унылая погода, отвратительный день, сплошная черная полоса, которой не видно ни конца, ни края. Ну хотя бы обещали аванс. Я думала о том, что заберу эти деньги и больше сюда не выйду. Эта Рената блефовала. Зачем я ему? Зачем я им всем? Неужели Альварес действительно готов удерживать меня силой. Я с трудом верила, что такая могла его заинтересовать. Я не тот типаж. Не одна из его секретарш, моделей, любовниц. Я слишком серая для него. Слишком обычная.

— Закончила?

Резко обернулась и увидела, как надменно Альварес облокотился о косяк двери и сложил руки на груди.

— Закончила. И хочу сказать, что не собираюсь здесь работать, не собираюсь вас обслуживать! Немедленно скажите этой…этой…

— Суке? — услужливо подсказал он и усмехнулся.

— Именно. Скажите ей, что я уволена и вы не хотите, чтоб я у вас здесь у вас…, - я запнулась, стараясь не смотреть ему в глаза, потому что они выводили меня из равновесия, — находилась.

— Почему же я хочу! Хочу, чтоб ты у меня здесь находилась.

— Зачем? Почему это не может делать другая? Что вы прицепились ко мне? Что вам от меня надо? Вы вызываете во мне глубокую антипатию, вы мне неприятны! Не нравитесь! Не хочу я у вас работать и видеть вас не хочу и…

Он вдруг подошел ко мне взял меня за руку и развернул к окну.

— Вот там вдалеке видишь чертовое колесо? — невольно посмотрела на горизонт и увидела самое большое колесо в городе. — В детстве для того чтобы покататься на таком колесе, я чистил ботинки богатым дядям целый месяц и мог прокатиться на колесе всего лишь один раз.

Я посмотрела на его отражение в заляпанном дождем стекле, не веря тому, что слышу. Чьи-то грязные ботинки и этот надменный, самоуверенный мерзавец у меня в голове не сочетались.

— Ты голодна? Поехали пообедаем и прокатимся на этом колесе.

Это было неожиданно, и я … замерла обескураженная странным предложением. Его настроение менялось стремительно быстро и выводило меня из равновесия.

— Уже холодно и…там, наверное, все закрыто. Тем более сейчас дождь.

Это то, что я говорю ему вместо отказа? Серьезно?

— Есть ключи, которые могут открыть любую дверь.

— А какие ключи могут заставить вас отпустить меня?

Обернулась снова и все же встретилась с его глазами. Как ни старалась избегать этих опасных глаз.

— Никакие. Я тебя не держу. Я просто дал тебе работу, на которой ты можешь не работать. Не мыть эти подоконники, он провел моими пальцами по гладкой поверхности окна, а я тут же отняла руку, — не мыть пол, не драить унитазы. Так у вас говорят верно? Моя бабка именно так говорила: «Не выдраишь унитаз, Ар, я выдеру тебя». Жесткая была женщина.

— А что я, да, должна делать на этой работе? — спросила, игнорируя его рассказ и в то же время умирая от любопытства. Ведь вряд ли Арманд Альварес рассказывает о себе еще кому-то. — То, что у вас не получилось сделать в первый раз?

В эту секунду он наклонился к моему лицу и тихо прошептал:

— У меня обязательно получится…Но ты сама меня об этом попросишь. А пока что просто поехали в город. Я здесь не был очень давно.

— А если нет? Если у вас не получится. Когда вы меня отпустите?

— Так не бывает. — наклонился еще ниже и его губы почти коснулись моих, — у меня всегда получается.

И тут же отпрянул, а я с трудом оторвала взгляд от его сочных, налитых губ. Мне не верилось, что этот человек и тот мерзавец, который рвал на мне одежду один и тот же человек.

— Ну так что? Поехали пообедаем и покатаемся?

Подумалось о том, что я не могу ему доверять, но с другой стороны если бы он хотел меня изнасиловать он мог это сделать прямо здесь и сейчас. И если это то, за что мне сегодня дадут аванс то почему бы и нет. Это не самое страшное что могло со мной произойти. Сотовый давно сдох. Старый аппарат нуждался в ремонте, а значит Диме придется поволноваться о том, где я. Вот пусть волнуется. При мысли о Диме я невольно поморщилась.

— Едем?

Посмотрела на Альвареса и в голове все еще пульсировали его слова о бабушке и о том, что он чистил ботинки…Это так не вязалось со всем его внешним видом, с этой аурой шика, власти, денег…

И я согласилась. Обнаружила это только тогда, когда мы приехали в закрытый парке аттракционов и недовольная бабка сторож, посмотрела на нас со своей будки выкрашенной во все цвета радуги.

— Закрыто. Все. Не сезон уже.

Альварес усмехнулся мне и положил перед бабкой двести долларов. Бабка от удивления икнула и уставилась на купюры.

— Ааа вы на каком аттракционе покататься хотели?

— На колесе, бабуля, на колесе.

— Так мокро же, опасно.

— А мы аккуратненько.

— Сумасшедшая молодежь. Если что не так скажу сами пролезли.

— Договорились.

Альварес взял меня за руку и повел по узкой аллее следом за бабкой, которая прытко бежала впереди нас и светила фонариком.

— Черт! Я рецепт забыла! А можно без него? Я всегда здесь беру.

— А теперь новое распоряжение без рецепта такие препараты не давать.

— Ну у меня есть старый. Я могу показать и…это же не наркотик. Лекарство от астмы.

Анна полезла в сумочку за старым рецептом, положила бумажку возле окошка, но аптекарь в высокой белой шапке, в толстых очках с коричневой оправой на нее даже не взглянула.

— Не дам без рецепта идите в другую аптеку.

— Но как так? Мне и в другой не дадут. Я с маленьким ребенком. Мне домой сорок минут пешком идти, а потом с коляской столько же сюда, а там дождь. Что за люди такие? Вы ведь другим без рецепта лекарства даете я видела!

— Вы что мне тут скандалы устраиваете! Не отпущу я без рецепта. Уволят меня. Все идите и не мешайте работать! Заграницей давно такие препараты только по рецепту дают! Вы ж еще и скидку хотите. *1(напоминаю действие происходит в альтернативной России).

— И что мне делать?

— Возьмите рецепт и возвращайтесь.

Аня взялась за коляску, развернулась к выходу. Домой идти не выйдет. Надо дождь переждать. В маршрутку в час пик она с коляской не засунется, а Шурик на работе еще. Можно конечно Диму попросить…Но она брата мужа недолюбливала и лишний раз к нему не обращалась.

— Девушка, а вы какой препарат ищите?

Аня обернулась к миловидной пожилой женщине, в светло-сиреневом пуховике. Она держала на поводке маленькую собачку, которая послушно сидела у ступенек аптеки. Если б Аня не забыла надеть линзы, то рассмотрела бы песика получше, а так могла различить лишь мохнатую мордочку и лохматую шерсть.

— Вот этот.

Протянула женщине рецепт.

— Но мне говорят, что рецепт старый и не дадут ни здесь, ни где-то еще. А новый я дома забыла.

— Глупости какие! Вон через дорогу аптека там все без рецепта можно взять?

Аня посмотрела на другую часть улицы. Перехода нет, дождь лупит. Она с коляской в обход если пойдет малыш промокнет. Надо вернуться домой, переждать кого-то и потом опять пойти в аптеку. А у нее обострение и даже в дороге приступ может начаться.

— Я могу с малышом постоять. Мы с Басей присмотрим за ним, да, Бась? А вы бегом бегите пока они на перерыв не закрылись. Мы все равно не пойдем пока дождь не кончится. А если сильно лить будет — внутрь зайдем.

В этот момент в аптеку поднялась вторая аптекарша и хозяйка Баси с ней приветливо поздоровалась, а та так же приветливо ответила.

Аня посмотрела на женщину — такая приятная и улыбка мягкая, светлая. Ну что случится за пять минут и правда. Ребенок спит все равно.

— Вы если что коляску вот так покачайте он сразу опять уснет. Я бегом.

Пока бежала несколько раз оглянулась, женщина рукой ей помахала и коляску покачала. Аня забежала в аптеку, а сама в окошко выглянула. Стоят вроде и собака стоит. Как вкопанная. Умная такая…не то что у их соседей.

Лекарство ей сразу продали без вопросов, и она довольная вышла на улицу, посмотрела на аптеку напротив — коляски и женщины нет, но вроде Бася стоит привязанная за поводок. Наверное, внутрь зашли. Дождь ведь сильный. Аня быстро перешла дорогу, толкнула дверь аптеки, довольно улыбаясь и улыбка тут же пропала. В аптеке коляски и женщины не оказалось.

— Аааа… эта женщина с… с собакой. Она не заходила сюда с коляской?

— Никто сюда не заходил.

— Как? Вы… вы же знакомы. Вы поздоровались.

— Мало ли с кем я здороваюсь. Я тут работаю и со мной каждый встречный поперечный расшаркивается. Никто сюда не заходил.

Сердце больно дернулось. Аня выскочила на улицу, склонилась к собаке и истошно закричала — собакой оказалась мягкая игрушка, привязанная к перилам за поводок.

Я всегда боялась высоты. Нет ничего страшнее оказаться в самом верху бездны и понять, что при падении у тебя нет крыльев и от ужаса у тебя остановится сердце. Но я не хотела, чтоб он подумал о моем страхе, чтобы ощутил его.

— Ну? Давай! — запрыгнул в кабинку и протянул мне руку, — Ты не упадешь. Я тебя поймаю. Прыгай.

Прозвучало двусмысленно. Пока я сомневалась Альварес наклонился вперед одной рукой обхватил меня за талию и легко подняв поставил рядом с собой в кабинку, которая покачнулась, и я тут же вцепилась ему в плечи. Наши взгляды встретились, и я на секунду задохнулась от вихря, промчавшегося по легким горячего кипятка. Какой же невыносимо властный и обжигающий у него взгляд. Я провела кончиком языка по пересохшим губам и расслабила пальцы, которыми впилась в воротник его мягкой кожаной куртки. Кабинка двигается плавно вверх, а я не понимаю, что здесь и сейчас происходит, в какую бездну меня тянет этот мужчина. Это игра или…или между нами творится нечто неподдающееся моему пониманию. Ветер треплет его короткие черные волосы и мне хочется убрать их с его лба, коснуться кончиками пальцев кожи цвета сливочного шоколада. Как он отреагирует на прикосновение? Каково это касаться такого мужчины…каково это ощущать его своим?

И зачем ему такая? Разве ему больше нечем заняться? Зачем ему развлекать такую глупую и невзрачную замухрышку, как я. А сама не могу оторваться. Я зависла, зацепилась за его взгляд и время остановилось, а его рука на моей талии прожигает кожу, печет ее, посылая импульсы незнакомого возбуждения, сумасшедшего по своей силе, по всему телу. И мое сердце кажется бьется с такой частотой и так громко, что его может услышать даже бабка-вахтерша внизу. И… Альварес точно его слышит. Пусть он отведет взгляд первый. Пусть заговорит, пусть разрушит эту мощную волну, которая охватывает меня с ног до головы. Я ее не хочу…мне страшно утонуть. Я ведь сразу пойду ко дну.

— У тебя безумный цвет глаз… — шепчет он, — я бы смотрел на них часами.

И его взгляд становится еще жарче, а мое дурацкое сердце трепещет сильнее, падает с высоты и снова парит, в безумной пляске. Он ведь говорит это всем…он умеет говорить так, чтоб душа воспламенилась и низ живота опалило жаром, говорить и смотреть так, чтоб каждая клеточка тела пылала от восторга и понимания что это ОН на меня ТАК смотрит.

И мне стало страшно, что, если я полечу на этот огонь от меня даже пепла не останется. Он ведь не пощадит. Я вижу эту беспощадность в черном взгляде и в жесткой капризной линии губ. Но мои крылышки трепыхаются и полет уже не остановить. Необратимость. Она имеет красивое смуглое лицо испанца, его чувственный рот и ненасытный блеск в наглых карих, жгучих глазах.

— Безумный?

— Да…он сводит с ума мужчин. Сводит с ума меня.

И у меня адски пылают щеки. Зачем он все это говорит, зачем играет со мной так жестоко и так изысканно?

— Все испанцы так красиво лгут женщинам?

— Не все…нинья*1 (детка исп), только я…не лгу.

Уперлась руками ему в плечи отодвигаясь, пытаясь разорвать объятия, и он легко отпускает. Ощутив позади себя пустоту невольно оборачиваюсь и, увидев высоту, на которую успела подняться кабинка, в ужасе снова хватаюсь за его плечи снова.

— Страшно? — шепчет где-то у моей макушки, — боишься высоты?

Боюсь. Высоты и тебя. Боюсь так сильно, что от этой близости у меня начали дрожать колени. Моя кожа покрывается мурашками и приподняв голову я понимаю насколько мое лицо близко к его лицу.

— Я хочу спуститься вниз.

— Уже поздно спускаться. Ты на самом верху. Только прыгать вниз…, - усмехнулся своей невыносимой ухмылочкой, — Посмотри, как здесь красиво.

Отрицательно качаю головой. Если посмотрю меня начнет тошнить.

— Я буду держать тебя так крепко, что ты никогда не упадешь…Только не со мной. Клянусь. Ты можешь мне доверять.

И от этих слов дух захватило с такой силой, что я глубоко вдохнула, пытаясь унять дрожь восторга. Никто и никогда не говорил мне ничего подобного.

Повернула голову в сторону и от вида сверкающих внизу огней зарябило перед глазами. И правда красиво. Невероятно красиво.

— Когда смотришь на мир сверху вниз ощущаешь себя всесильным крылатым демоном. Как будто он весь принадлежит тебе. Таня…тебе когда-нибудь дарили целый мир?

Мне? Мне мало чего вообще дарили в этой жизни.

— Это ваш подарок? Весь мир с высоты чертового колеса?

— Я не могу подарить тебе весь мир, но могу пообещать, что в этом мире не будет ничего из того, в чем ты бы могла себе отказать если бы была со мной.

И властно привлек меня к себе. Это было так необузданно дико, так по-мужски, что меня всю пронизало током. Я уже лечу в пропасть. Он сводит меня с ума каждым своим словом. Все тело ломит от невыносимого жара. И нет в этом во всем ничего романтического, ничего воздушно красивого. Меня окатывает какой-то первобытно-примитивной дрожью. Я горю. Каждый миллиметр моего тела обожжен его взглядом и словами.

Взглядом, который скользит по моему лицу, по моей шее, вниз к груди, к тонкому свитеру под которым сильно напряглись соски. Божеее. Это ведь не я сейчас стою в объятиях незнакомца. Не я. Замужняя женщина. Потерявшая всякий стыд, бывшая скромная девочка с косой, у которой муж был первым и единственным, которая никогда не позволяла себе даже думать о других мужчинах стоит в объятиях испанца и хочет, жаждет ощутить на себе все то, что обещают его наглые глаза.

— Я пьяный, Таня. Меня шатает и ведет от тебя, — наклоняется к моему лицу, осматривая всю, сжирая голодным взглядом мои губы, скулы, мои глаза, волосы, а по моим венам пульсирует расплавленная ртуть, Арманд отравляет меня неведомым ядом.

Испанец резко подался вперед и накрыл мои губы своими губами. Жадно, требовательно. Горячо, властно с напором грубым и в то же время искусно соблазнительным от которого мгновенно подкосились ноги. Ненасытно выдохнул мне в рот, терзая мои губы, проникая языком глубже, толкаясь в мой язык, сплетаясь с ним, сцепляясь и лаская, подхватывая мою голову за затылок обеими руками, не давая оторваться от себя.

И он отбирает у меня сейчас все. Контроль, попытки вырваться, шансы на спасения и…право решить хочу ли я этого. Потому что хочу. Потому что нет и не было в моей жизни ничего подобного никогда. И каждое движение его языка подписывает мне приговор, мне настолько нравится, что я кажется стону ему в губы.

Прижал к себе сильно, требовательно, так чтоб низом живота ощутила твердость его эрекции. И в голове вспыхнула совершенно безумная мысль, что я могла бы отдаться ему прямо здесь и сейчас. Забыв о Диме, о стыде и совести, забыв о своей гордости, забыв о скромности. Пальцы невольно скользнули по его сильной шее, к воротнику рубашки и мне до безумия захотелось ощутить ладонями гладкость его кожи, там, под рубашкой, сжать его тело, обжечься им до крови, до мяса. И перед глазами картинки, как уже мои губы скользят по его шее, по сильной груди. Той самой по которой стекали капли воды. Что со мной такое? Почему меня так сильно влечет к нему? Утягивает в самый ад, туда где я захлебнусь в собственном грехе, туда, где забуду саму себя и превращусь в жалкое существо, готовое на все ради его ласк…Как и другие женщины в его жизни. Но как же сладок этот запрет…как дико бьется мое сердце, когда его губы сминают мои, терзают, всасывают, набрасываются. Я ощущала себя старшеклассницей, сумасшедшей девчонкой, ощущала себя птицей, вырвавшейся на волю. Но ведь это иллюзия…это горький обман. Он получит меня и бросит как своих многочисленных любовниц и фанаток.

Я не хочу быть одноразовой салфеткой на столе Арманда Альвареса. Силой оторвалась от его губ, упиралась ему в плечи, яростно уворачиваясь от поцелуя, от его задыхающегося рта, шепчущего по-испански какие-то невероятно сумасшедшие слова от которых хотелось умереть сладкой смертью.

— Нет…надо остановиться. Нет…Да нет же!

— Твою мать! Почему? — взвыл и стиснул мои руки чуть ниже плеч, — Ты же хочешь меня. Я чувствую. Я глотаю твою страсть, Таня. Танечка…Танюша. — шепчет, а я млею и меня всю трясет. Но я все же отталкиваю его от себя, и кабинка почти спустилась вниз.

— Я замужем…Вы помните?! Но я другому отдана и буду век ему верна!*2 (Пушкин. Е. Онегин)

Горящий взгляд налился кровью, стал тяжелым, скорее похожим на тот страшный, который я уже один раз видела.

— Комму верна? Тому, кто за весь вечер ни разу не позвонил спросить где ты?

— У меня отключен телефон… — я порылась в сумочке в поисках дурацкого аппарата и когда нашла Альварес вдруг схватил меня за запястье.

— А где мой подарок?

На секунду сдавило горло обручем и ложь застряла внутри липким коком грязи. Но я все же ее сказала:

— Его…его стащили… в маршрутке.

Альварес нахмурил брови.

— Как это стащили? Карамба!*3 (черт возьми исп) Проклятая страна! Я подарю тебе новый.

Я отрицательно качала головой все быстрее и быстрее пока не сжала сильно его запястья, не давая снова себя обнять. Если дотронется я уже не смогу остановиться.

— Давайте договоримся. Вы ничего не должны мне дарить, обещать, развлекать, играться. Между нами никогда и ничего не будет. Я замужем. Я не могу быть вашей или ещё чьей-то. Я люблю своего мужа. Понимаете? Я. Его. Люблю. Оставьте меня в покое. Умоляю.

По мере того как я говорила он щурился и сильнее сжимал челюсти.

— Все. Хватит. Я понял. Замолчи!

— Я… я хочу уволиться. Просто давайте исчезнем из жизни друг друга.

Это он проигнорировал. И дальше пока ехали домой молчал всю дорогу. Высадил меня у подъезда и умчался в дождливую темноту, а я так и осталась стоять у подъезда с ощущением, что только что я действительно упала… с высоты полета куда-то в лужу, куда-то в свою никчёмную обычную жизнь, где нет мечта такому мужчине, как Альварес.

Добралась до квартиры и едва отворила дверь ключом, ко мне бросилась опухшая от слез Аня.

— Где ты была, Тата? Гдеее?

— Что случилось? — оглянулась на Диму и Сашку. Оба стоят бледные, с опущенными глазами, словно случилось что-то жуткое. Сашка весь дрожит. А Аня, Аня бьется в истерике.

— Гошку украли…украли моего сыночка, Татаааа. — кричит и захлебывается слезами.

— Как украли? — у меня сердце зашлось, и я облокотилась о стену.

— Украли…украли моего маленького мальчика.

— Кто украл? — хрипло спросила я, — Зачем?

— Выкуп просят, — сказал Дима и я медленно сползла по стене.

Глава 11

— И… и сколько они хотят?

Глядя перед собой и вспоминая щекастое личико малыша и чувствуя, как сдавливает спазмом горло. Мы уже вернулись в квартиру Ани и Саши, они каждую минуту ожидали звонка, и Аня сидела на диване, раскачиваясь из стороны в сторону. Ее глаза опухли от слез и руки тряслись так сильно, что она не могла ими взять даже стакан с водой.

— Много…Боже, даже если мы все продадим нам не собрать таких денег. Божееее, если они что-то сделают с Гошей я покончу с собой. Я этого не перенесу! — Аня закрыла лицо руками, ее всю подбрасывало, и я бросилась к ней прижала к себе.

— А в полицию звонили? Может надо сначала туда. Они бы и деньги помогли достать.

— Ты что? Какие менты? Они убьют мелкого сразу же! Или по частям присылать будут! Ой…прости, Ань! — раздался голос Димы, и Аня завыла, заскулила, больно впиваясь мне в плечи. Я судорожно гладила ее по голове и мне казалось, что от ее всхлипов и стонов у меня внутри все разорвется.

— Это связано с долгами Димы? — тихо спросила, глядя на мужа.

— Не знаю, — пожал он плечами, — сумма бешеная просто. Понятия не имею откуда вообще брать такие деньги. Даже если Сашка бизнес свой продаст, я продам и машины, и две квартиры…

— Одну! Нашу уже не продать! — и с упреком посмотрела на мужа.

— Какая разница! — раздраженно сказал он, — Все равно не хватит! Это даже больше, чем все мои долги вместе взятые!

— Что делать? Что делаааать?!

— Тянуть время! — деловито сказал Дима, — Скажем им, что ищем деньги. Напиши, Ань. Напиши, что мы ищем и нам надо несколько дней. А за это время что-то придумаем.

Не знаю, что мы можем придумать за это время и где брать такую сумму. Но надо немного успокоиться и подумать. Мне удалось уложить Аню на диван после нескольких рюмок водки, которые заботливо ей налил Дима, она все же задремала. А я вышла на балкон, чтобы хлебнуть глоток свежего воздуха. В голове все смешалось и казалось там липкая и вязкая вата. Я не могла понять кому надо было воровать маленького Гошу? Мы ведь не миллионеры какие-то и живем скромно. Кто решил, что нам удастся найти такие огромные деньги? Думать о том, что твари делают с малышом я вообще не могла меня начинало подбрасывать от ужаса и едкой щемящей жалости-боли. Сотовый тихо зажужжал смской и я поднесла его к глазам. Сердце тут же дернулось, когда поняла от кого она. Словно упрек мне, как будто наказание за то, что флиртовала с другим мужчиной. Мы с ним из разных миров. Сытый голодного никогда не поймет. И мне нужно искать другую работу. Какую угодно, но только не рядом с ним.

«— Какого цвета смартфон? Белый, красный? Я бы выбрал тебе небесно-голубой, как твои глаза. Могу заказать эксклюзивный дизайн. Ты бы хотела голубой смартфон?

И какое-то адское зло разобрала какая-то дикая ярость на то, что он стоит и выбирает смартфоны в тот момент, когда мы в такой жуткой ситуации, когда у меня в кармане пару копеек, а долги исчисляются миллионами. А кто-то так просто выбрасывает тысячи долларов на простой телефон.

— Никакого! Не пишите мне! Я сменю номер! Я больше не выйду на работу и не преследуйте меня! Вы мне не нравитесь! Оставьте меня в покое! Не всех можно купить! Я не одна из ваших шлюшек!»

Выключила сотовый и сунула его в карман кофты. Судорожно сжала аппарат холодными пальцами. Так правильно. Да, так лучше всего. Не играть в эти игры для олигархов, где я заведомо проиграю. У меня есть муж и Аня с Сашей моя семья. А у них горе. А я… я последняя сволочь, которая в этот момент гуляла с другим мужчиной и целовалась с ним.

***

— Киса, ты не замерзла здесь?

Дима вышел на балкон со своей курткой и набросил мне на плечи. И я невольно прижалась спиной к его груди, ища в его объятиях утешение. Как привыкла за все эти годы. У меня кроме него никого не было. Каким бы он ни был. Мы вместе прожили достаточно долго. Многое прошли. Да, у него ужасные недостатки, но он все же заботился обо мне, как умел. И наши проблемы были всегда общими. После смерти родителей именно Дима был рядом и не дал мне сойти с ума от горя.

Ладони мужа сжали мои плечи, но легче не стало…от чего-то вспомнились другие ладони и другой мужчина сзади. И, словно, обожгло дыханием в затылок. По коже пробежали мурашки. Этого больше не повторится. Я забуду наглого испанца, и мы с Димой начнем все сначала. Я найду другую работу. Пойду официанткой, уборщицей. Да куда угодно. На еду хватит. А сейчас надо думать как помочь Ане.

— Совсем замерзла.

Дима обнял меня за плечи сильнее, прижимая к себе.

— Я… я тут спросить хотел. Помнишь…ты рассказывала про женщину в банке.

— Какую женщину?

Стало теплее телу, но внутри как будто острыми иглами покалывает, накатывает волнами ощущение надвигающейся катастрофы. Если бы Дима всегда вот так был рядом, если бы он был как…

— Ту, что предложила тебе большие денег за то, чтобы ты…чтоб ты выносила ей ребенка.

И меня словно окатило ледяной водой, с ног до головы обдало адским отрезвляющим холодом, и я резко отшвырнула руки Димы и отшатнулась от него к перилам балкона. Перед лицом возник образ блондинки, о которой я совершенно забыла. Возник так отчетливо будто сейчас она стоит прямо передо мной. В тонких изящных пальцах визитка и очаровательная улыбка на губах…улыбка, с которой она мне предлагала спать с ее мужем.

— Ты…ты всерьез думаешь об этом?

— Я…всего лишь предположил. Всего лишь ищу выход из ситуации.

— Выход?

Обернулась сжимая руки до боли.

— Подложить меня за деньги под другого мужика это выход?

— Это…это боль, маленькая, это унижение, это…ад. — в его глазах блеснули слезы и рот сжался в трагическую складку, — Я не знаю, как бы я это пережил…Но…жизнь малыша в опасности. И я готов … готов пережить и закрыть глаза лишь бы его вернули. Прости, что говорю об этом. Прости. Я не должен был. Ты не должна…нет! Что я такое говорю?! Прости… все забудь! Я идиот!

Он выскочил с балкона, а я смотрела вниз в темноту, кутаясь в его куртку. Не знаю сколько так простояла. В голове ни одной мысли. Пусто. Пульсирует что-то и сильно сдавливает виски. Мне кажется на меня наваливается тяжесть и необратимость. Так сильно наваливается, что мне становится нечем дышать.

— Гошааааа! — дикий вопль заставил меня вздрогнуть и выскочить с балкона. Аня билась в истерике она хватала игрушки сына и дико орала, целуя их и прижимая к себе кофточку малыша и его мишку.

— Они …они записали голос его голос…он плачет…и никто…никто его не успокоит…они сказали… сказали убьют его, если не найдем аванс. Убьют моего маленького мальчикаааа! — она так кричала, что мне казалось у меня сейчас из ушей польется кровь, а сердце разорвется на части. Саша предложил вызвать скорую, снизу стучали соседи. Тяжесть давила все сильнее, так что пекло глаза, и они словно налились и вот-вот лопнут.

— Успокойся, Анечка…успокойся любимая. Что-то придумаем. Я позвоню родителям, друзьям. Всех на уши поставим. Найдем деньги.

Саша укачивал Аню, что-то шептал ей на ухо, гладил по голове. Они оба сидели посреди игрушек малыша на полу, а я смотрела на них и мне казалось, что я последняя мерзкая тварь. Что я сука, которая знает, как найти деньги и не говорит об этом никому из них, а Дима …он не смотрит на меня, он обнимает брата и Аню, плачет вместе с ними.

Я взяла свою сумочку и вышла обратно на балкон. Долго смотрела перед собой, слушая рыдания Ани, ее всхлипывания, ее стоны и шепот за стенкой. Потом решительно достала визитку, свой сотовый и набрала номер.

— Здравствуйте. Помните меня? Мы с вами встретились в банке, и вы предложили мне сделку. Так вот я подумала, и я согласна. Давайте встретимся и все обсудим.

Она обошла меня со всех сторон, скептически осматривая и я ощутила себя не в своей тарелке, как подопытный кролик под микроскопом. Я не буду сейчас думать об этом. Не стану позволять гордости и самолюбию задавить мое решение. Гошу не спасет ничего кроме аванса этим тварям, и я вытерплю чтоб его получить. И я должна ей понравиться…иначе, иначе моего сладкого малыша убьют, и я никогда себе этого не прощу. Да, я такая дура. Да, мне жалко чужого ребенка настолько, что я готова ради него пойти на такое. Может когда-нибудь кто-то пойдет на что-то ради меня. Да и не это важно…важно, что я могу и если я могу, а другие нет, то как я откажу?

— Ну вроде как в его вкусе. Конечно, было б не плохо, если б ты была блондинкой, как я. Вдруг бы ребенок родился светленьким и голубоглазым. Хотя, мой муж брюнет, смуглый с карими глазами и его гены скорей всего будут сильнее твоих в любом случае. Если я выберу именно тебя, конечно.

Нет, она не улыбалась, когда это говорила и не умилялась. Ее голос звучал по-деловому, она даже что-то отмечала в листике и у меня создалось впечатление, что я не единственная кандидатка. Стало страшно, что мне откажут и тогда…Боже! Я не хочу об этом думать. Так же как и не хочу думать о том, на что иду на самом деле. Я приехала к ней в гостиницу, она долгое время что-то записывала в своем ноутбуке, потом с кем-то говорила по телефону, куда-то звонила. Я стояла возле двери и ждала пока она обратит на меня внимание. Где-то я ее уже видела. Мне знакомо это лицо, эта фигура и роскошные светлые волосы. Анька б ее сразу узнала, наверное, какая-то гламурная инстаграмная красавица. Она явно нервничает, и я вижу, как ходит туда-сюда, цокая каблуками. Ей кто-то позвонил, и она вышла на балкон, прикрыла дверь, но до меня отчетливо доносился ее голос.

— Что значит уезжает? Он мне ничего не говорил! Я только приехала за ним! И что? Твою мать! Ублюдок! Ненавижу! Когда? Я поняла. Нет, у него еще не было для меня времени. Он занят, сука! Занят, чтоб его! Что Каролина, что-что-что! Ладно…черт. Все. Спасибо, что сказал. Я держу себя в руках. Держу. Я спокойна. Никуда он от меня не денется и никакого развода не будет!

Через несколько минут вышла с балкона, ее лицо даже через слой косметики было видно, покрылось красными пятнами. Выдохнула и наконец-то посмотрела на меня.

— Анализы принесла?

Я кивнула. Она взяла со стола бумажки, долго читала и рассматривала.

— Как насчет обследования?

Черт! Какое обследование? Мне сейчас не до этого, у меня нет времени!

— В отель, где я работала, я предоставляла справку о состоянии здоровья. Выписка от гинеколога, дерматолога и лора имеется.

— Пришлешь мне по электронке.

Подошла снова ко мне.

— А вообще ты мне нравишься. И я думаю он клюнет и выберет именно тебя.

— Что значит выберет именно меня? Вы говорили, что он не знает… и.

Блондинка обернулась ко мне и в удивлении приподняла брови. Будто удивилась, что я смею задавать вопросы.

— Говорила. Именно так и есть.

— Я хочу знать, как все будет происходить?

— Как обычно происходит между мужчиной и женщиной, — усмехнулась. И мне показалось она хотела использовать другое слово, а еще у меня создавалось впечатление, что я ее раздражаю. Не нравлюсь и нравлюсь одновременно. Или у нее сейчас нет никакого выбора.

— Я не про процесс. Как вы предполагаете нас…свести?

— Обычно и банально. Он купит тебя.

— В смысле? Купит?

Надменно задрала голову, с ровной спиной прошла к столику, налила себе воды, сделала несколько глотков, достала сигарету с сумочки, изящно прикурила и села в кресло, закинула ногу за ногу. Казалось ее ноги затянутые в блестящие брюки растут от ушей. Рядом с ней я казалась коротышкой.

— А как ты думала? Вам устроят знакомство на курорте или в поезде? А может вы познакомитесь на улице? — она рассмеялась, — Деточка с такими, как мой муж, таким, как ты, никогда и нигде не пересечься.

Сердце глухо забилось и руки напряглись в желании сжаться в кулаки. Надменная стерва. Как будто говорит с человеком второго сорта, как будто я какое-то насекомое.

— Он часто разъезжает по городам и…заказывает девочек. — тут же посмотрела мне в глаза вызывающе, стервозно ее взгляд как бы говорил «только попробуй меня пожалеть мне по хер», — дорогих, проверенных, вип класса. Первоклассных проституток.

Ее нервозность выдало дрожание пальцев. И сжавшиеся челюсти. Не по хер ей. Ни одной нормальной женщине не будет наплевать если ее мужчина спит с другими, пусть даже с проститутками. Она злится и ничего не может с этим сделать.

— Ему присылают фото, и он выбирает одну на всю поездку. И в этот раз ею должна быть ты. А если не будешь, тебя «привезут» по ошибке.

Выпустила дым и отвернулась.

— Зачем? — тихо спросила я, — Зачем вам от такого ребенок?

Резко повернулась.

— А я спрашивала твое мнение? Мне насрать что ты думаешь по этому поводу. Я предлагаю тебе огромные деньги, а ты делаешь как я сказала и молчишь. Мне не нужны твои выводы и советы. Я хочу, чтоб ты переспала с моим мужем и родила от него ребенка. МНЕ.

Она взорвалась, а я, тяжело дыша, старалась больше ничего не отвечать. Да, мне все равно зачем ей все это нужно. Мне нет до этого дела. А еще мне все больше казалось ее лицо знакомым. Я его где-то уже видела и не один раз. Как там она сказала ее зовут — Каролина?

— Ознакомишься с договором, но я сразу озвучу тебе свои условия. Первое и самое важное. Мой муж. Ты с ним встретишься несколько раз, если с первого не получится. Но если не выходит забеременеть, то ты исчезаешь и мой аванс покроет твой моральный ущерб, а я найду другую. Если только попробуешь захотеть чего-то большего… — ее глаза сузились, — не советую даже думать об этом. Второе. При удачной попытке тебя не посетят идиотские сомнения и не придет в голову идея оставить ребенка себе и обмануть меня. Запомни — ты просто сосуд, и я плачу тебе деньги, чтоб ты родила ребенка. Ты ему не мать, никто. Вбей это в голову сразу и чтоб потом не было каких-то проблем. Ясно? То, что ты будешь носить принадлежит только мне. Как и мой мужчина!

Я кивнула с трудом сдерживаясь, чтоб не отказаться прямо сейчас и не уйти, не сбежать от этой циничной стервы, которая обговаривает со мной детали как будто покупает у меня какую-то вещь. И ребенка называет «чем-то», «что» принадлежит ей. А перед глазами щекастое личико Гошки и заплаканное Анны.

— А…если это женщины они…они

— Проститутки, — напомнила она с удовольствием, намеренно унижая.

— Да. Проститутки, с которыми спит ваш муж. — парировала я, видя, как расширились ее тонкие ноздри, — Разве с ними не используют средства защиты?

Она рассмеялась, а потом даже расхохоталась.

— Мой муж пользуется услугами самых дорогих женщин в мире. Они проверены с головы до пят от кончика ногтей до кончика волос. С ними не нужны средства защиты. Об этом заботится фирма. А о тебе позабочусь я.

Встала с кресла.

— Купишь тесты на овуляцию и будешь отслеживать «опасные дни». Известишь меня, поняла? Я тут же организую вам встречу. Поедешь к нему в другой город, скорей всего он тебя «снимет» на несколько ночей.

Значит выбор сделан или ее прижали обстоятельства, а меня слегка затошнило от осознания на что я решаюсь и стало страшно. Похолодели кончики пальцев.

— Мне нужен аванс.

— Да, завтра я об этом позабочусь.

— Мне нужно сегодня.

Ее брови снова приподнялись, но она не возразила, а лишь спросила:

— Сколько?

Глава 12

После уплаченного аванса нам позволили услышать, как плачет Гоша. На все мольбы Ани показать его нам, снять хотя бы ручку или ножку жестоко бросили трубку.

— Это может быть запись! — подливал масла в огонь Дима, а Аня выла еще громче, хваталась за сотовый, гипнотизировала его опухшими от слез глазами. Смотреть на ее страдания было невыносимо. Я шикнула на Диму и укачивала Аню, как ребенка, а внутри все больше росла уверенность, что я поступаю верно. Другого выхода нет. Только этот. Иначе я никогда не прощу себе смерти Гоши.

Следующего звонка надо было ждать через три дня, когда будет готова вся сумма и в этом весь ужас. Всей суммы у нас не будет. Каролина согласилась выплатить мне половину после того, как все произойдет с ее мужем. Об этой части я думать пока не хотела. Я намеренно запрещала себе такие мысли насчет мужчины, с которым мне придется заниматься сексом, как и мысли о том, что буду носить ребенка…Я совершенно не воспринимала этот факт. Как будто изначально в меня было заложено, что он мне принадлежать не будет. Как нечто неопределенное, неизвестное и неосязаемое. Если бы я знала на что себя обрекаю…в какой ад попаду и как буду гореть живьем без секунды передышки.

А пока я собирала документы, очередные анализы, проверки у врачей, к которым возил меня водитель Каролины. Обо всем было договорено заранее. Я не стояла в очередях и никого не ждала. Результаты уходили прямиком к ней. О том, что я согласилась на не знал никто, даже Дима.

Я сказала, что аванс выпросила как кредит на работе и подала заявку еще в один банк. Когда принесла деньги Аня стояла на коленях и целовала мне руки. Ничего более жуткого я в своей жизни не видела и не представляла на что готова мать ради ребенка, если я готова ради Гошки на что угодно.

Диму я к себе не подпускала, не только из-за договора с Каролиной. Он вдруг начал вызывать во мне отторжение, какое-то стойкое ощущение, что рядом со мной совсем другой человек, не тот Дима, которого я знала и любила. Словно его ухудшенная копия как внешне, так и внутренне и мне было неприятно, когда эта копия ко мне прикасалась, трогала мои руки, что-то шептала на ухо, лезла ко мне в трусики или пыталась развести в стороны мои ноги и навалиться сверху.

— Мне не до этого. Я думаю про Гошу ежедневно, ежечасно! Давай потом, когда все это закончится.

Отпихивая Диму, убирая его ладони, отодвигаясь от него подальше в кровати и отворачиваясь к стенке.

— Что с тобой происходит? Ты как будто другая!

У меня у самой такое же ощущение, что я другая. Я, мои чувства, мои эмоции все другое. Все изменилось после встречи с испанцем. Все стало с ног на голову. Все эти мысли не приходили ко мне, все это жуткое разочарование собственной жизнью, отношениями. Всем.

Разочарование в Диме. Сильное, едкое, неисправимое. Оно изъедало меня все глубже и глубже и никакие самоувещевания не работали.

— Ты меня больше не любишь, Кисуль? Все да? Любовь прошла?

Ткнулся лицом мне между лопаток. И захотелось отстраниться, передернуть плечами. Но я сдержалась.

— Люблю конечно. Просто все навалилось. Я морально выжата, как лимон. Думаю, где денег взять.

— Я понимаю…Ты знаешь я думал про ту женщину…ну про ту с предложением о ребенке…

Я напряглась и быстро открыла глаза.

- Я идиот…как я мог сказать тебе подобное? Я бы сошел с ума если бы ты согласилась. Я бы этого не вынес. Ты и другой мужчина, чужой ребенок в твоем животе.

Медленно выдохнула и закрыла глаза. Мне придется ему сказать…но позже. Когда все будет позади. А ему придется вытерпеть или это будет конец нашего брака. Подумала и не содрогнулась, как прежде только от одной мысли о расставании с Димой.

Рано утром на тесте на овуляцию виднелась ярковатая полоска. Я сфотографировала его и отправила по мессенджеру Каролине. Ответ пришел через несколько минут.

— Сегодня. Готовься. За тобой приедет машина через час. Нужно сделать некоторые покупки и сфотографироваться. В десять вечера сядешь на самолет. Будем надеяться, что он тебя заметит.

— А если нет? Что тогда?

— Тогда, как я и говорила поедешь все равно, якобы по ошибке и сделаешь все, чтобы остаться с ним хотя бы на пару часов. Постараешься. Я тебе за это плачу!

Я вернулась в комнату и посмотрела на спящего Диму. Внутри вдруг появилось какое-то странное чувство, что он не должен спать в моей постели. Что я хотела бы оказаться в ней утром совсем одна. А не с этим обрюзгшим, пузатым, неухоженным мужиком, который обрек нас на вечные долги и нищенское существование. Обрек меня на унизительное согласие, если бы не проиграл наши деньги мы бы сейчас могли помочь Ане сами. И мне бы не пришлось торговать собой…Всплеск ненависти был жгучим и неожиданно сильным, как волна боли.

— Что такое, Киса? Ты чего так рано?

Почувствовал и резко проснулся. Хорошо, что я не лежу рядом, а то потянулся бы ко мне за утренней порцией любви и ласки.

— Ничего. С работы звонили. Открывают новый отель в соседнем городе — мне надо уехать на несколько дней или недель и отработать там.

— Как это уехать? — он приподнялся на локте, — Ты только недавно начала работать. Зачем в другой город?

— Ну я новенькая. Условия свои выдвигать не могу. Сказали надо ехать.

— Ну это им надо, а у тебя муж, семья. Нечего кататься.

— Обещали хорошо заплатить. Надо ехать, Дим.

Он как раз потянулся за пультом от телевизора.

— Аааа, ну раз надо — значит надо. Что поделать? Хотя мне все это не нравится!

И у меня возникло ощущение, что обещание хорошо заплатить было решающим в его согласии. И никаких вопросов? Вот так все просто. Жена едет в другой город. Не спросил куда, зачем? Главное, что хорошо заплатят?

Или я придираюсь? Господи, с появлением Альвареса в моей жизни — разочарование сжирает меня как адские черви. Точит и точит, гложет до костей. Захотелось его увидеть. Хотя бы ненадолго, хотя бы одним глазком. Но еще вчера мне сказали, что он покинул гостиницу и уехал в другой город. Промелькнул, как комета в моем черном небе безысходной тоски и погас где-то высоко-высоко, куда мне никогда не достать. Я лишь слегка обожглась об его пламя. «А могла сгореть. Радуйся, что легко отделалась».

Но радости не было. Осталась пустота, сожаление и та самая тоска с разочарованием.

В фотостудии в самом центре города меня тоже уже ждали с ворохом нежнейшего нижнего белья, которое отбирала моя «работодательница». Я выходила к ней в самых разнообразных образах, а она то кивала, то отрицательно качала головой. На меня смотрела с нескрываемым презрением. Я ощущала его буквально кожей, как и ее злость, несмотря на то, что Каролина улыбалась и говорила со мной очень приветливо в ее глазах я видела злость. И чем больше ей нравился мой образ, тем острее становился этот взгляд.

Она ревновала…Представляла себе, как ее муж выбирает девочек вот в такой одежде и ревновала. Для нее я одна из них. Пусть даже выбранная ею. Я буду делить постель с ее мужчиной. Мне было ее жаль. Как-то по-женски очень жаль. Потому что жить вот так, с таким человеком и пытаться удержать его любой ценой это еще больший ад, чем жить, как я.

После того, как закончились съемки она упорхнула даже не попрощавшись. Точнее, она попрощалась с фотографом, который расцеловал ее в обе щеки и если бы мог, то расцеловал бы и следы после ее ног.

— Великолепна. Годы идут, а она все красивее, все шикарнее.

Повернулся ко мне.

— Когда-то давно я фотографировал ее для зачуханного городского конкурса, а сейчас она мисс Вселенная и самая востребованная модель в мире. А ведь я уже тогда рассмотрел жемчужину. Уже тогда.

Мисс Вселенная? Надо потом спросить у Ани, она в курсе таких вот звезд. Следит за ними в инстаграме. Я бы и сама посмотрела кто это, но интернет в моем старом телефоне не работал за неуплату.

— А ты не модель?

Фотограф пристально осмотрел меня с головы до ног.

— Очень даже ничего. И в объективе смотришься превосходно. — потом ухмыльнулся, — только фотки как для каталога девочек по вызову. Это новая работа Кары? Подбирает девочек?

Масляный взгляд, мерзкая улыбочка.

— Что если я сделаю для тебя парочку вкусных фоточек, а ты мне…, - посмотрел на мои губы, — доставишь удовольствие.

— К черту пошел!

— Что?

— Я сказала на хер побежал! Урод!

От удивления его лицо вытянулось, он быстро заморгал, а я подхватила свой зонт и пошла к двери.

Когда самолет приземлился в аэропорту, меня встретил очередной водитель. Открыл передо мной дверцу автомобиля, и я уже привычно села на заднее сидение.

Сотовый зазвонил почти сразу, и я услышала резкий голос Каролины.

— Надо же. — зло усмехнулась, — он тебя выбрал не раздумывая. Сразу же. Как я… как я хорошо знаю его проклятый вкус.

Сердце сдавило тисками страха и одновременно досады и все той же жалости вперемешку с гневом. Я не виновата, что ее муж такая сволочь. И на меня зло сгонять не обязательно. Но язык прикусила. Мне нужны эти деньги. Ане нужны эти деньги.

— Сейчас едешь в гостиницу, переодеваешься и ждешь моего звонка. Ты помнишь, о чем мы говорили? Свою биографию, имя?

— Да, конечно помню.

— Он обычно вопросов не задает, но мало ли. Вдруг пробьет пообщаться.

Я нервничала. Настолько сильно переживала, что казалось пол уходити из-под ног и шатаются стены. У меня никого не было кроме Димы. А сейчас я должна отдаться незнакомому мужчине и при этом он будет думать, что я шлюха. А мне нужно будет поддерживать в нем эту уверенность.

Пришла смска от Каролины:

«После секса сразу не вставай. Ляг на спину или на бок. Мыться не иди. Притворись, что устала или уснула. Поняла? А если он сам пойдет мыться задери ноги «березкой».

Стало еще противней. И от себя и почему-то от нее. Как же гадко она собралась лгать своему мужчине. Ничто не стоит такой ужасной лжи, даже любовь, даже желание удержать и бороться. В гостиницу ко мне приехала какая-то женщина с чемоданчиком. Сказала, что она от фирмы. Что за фирма я не спрашивала. Только поняла, что она стилист и парикмахер.

— Девочки называют меня Джо.

— Какие девочки?

Спросила я и тут же поняла, что вопрос идиотский.

— Такие, как ты. И, такие, какой когда-то была я. Разденься. Я хочу на тебя посмотреть и подобрать то, что подойдет больше всего для встречи с НИМ. У него особые предпочтения последнее время.

— У кого у него?

— Ты странная? У твоего клиента.

Да, конечно. У моего клиента. Я теперь та, у кого есть клиент. Мой папа бы в могиле перевернулся если бы узнал. Надеюсь, что в эти моменты души моих родителей не видят, что со мной происходит и им не стыдно за меня. Она подкрасила мне соски, наблестила грудь по бокам, припудрила плечи. Осмотрела и внизу тоже.

— О, не придется тебя брить. Там все гладенько. Он теперь предпочитает одежду горничной. Для тебя заказали костюм.

Достала из чемоданчика платье похожее на мою одежду в отеле и белый фартук.

— Надевай. Следом чулки и туфли на каблуках.

Она вертела меня в разные стороны, что-то постоянно говорила, а я пребывала в прострации и смотрела перед собой, позволяя себя гримировать, наклеивать ресницы, укладывать волосы.

Когда Джо закончила я с трудом узнавала себя в зеркале это было одновременно и красиво и вызывающе. Я себе не нравилась. Я похожа на куклу.

— Ну вот и все. Красавица. Сама не ожидала. Я пошла.

Но в дверях остановилась.

— Знаешь…Не мое это дело, и я никогда и ничего никому не говорю. Но я вижу, ты не такая. Ты новенькая. Беги отсюда. И от него беги. Он страшный человек. Жестокий. Для него женщины — это вещи, это тряпки…Он может покалечить не только физически и морально. Каким бы он не казался на постерах и по телевизору он ужасен…Он животное. В жизни есть и другие способы заработать.

Есть…конечно есть, но не для меня.

— Прости. Удачи.

После ее ухода пришла смс от водителя, и я спустилась вниз, села в машину. Я даже не представляла насколько она окажется права. Ведь у меня еще был шанс всего избежать, жить по-другому, сделать иной выбор.

Машина остановилась возле неприметного двухэтажного особняка. Он мало походил на гостиницу, скорее на место для приватных встреч очень высокого уровня. С фасада не скажешь.

Мне помогли выйти из автомобиля и провели к одному из входов в здание. Их оказалось около десяти. Узкие коридоры, запах благовоний, эротичная музыка. Дышать становилось все сложнее и потихоньку подкрадывался страх, а точнее ужас неизбежного. Ведь я не знаю кто меня там ждет. Не знаю на что согласилась. Почему эта девушка сказала, что он страшный человек.

Передо мной распахнули дверь, я вошла в просторную затемненную комнату и дверь тут же закрылась. Но меня парализовало намного раньше. Не просто парализовало, а сковало по рукам и ногам, заморозило на месте.

Я узнала его со спины. Узнала сразу же. Его невозможно не узнать. Эта осанка, эти руки, сложенные за спиной, вздернутый подбородок и иссиня-черные волосы таким контрастом с белой рубашкой.

Обернулся и у меня чуть не вырвался дикий вопль из груди. Этого не может быть. Это не может быть он. Ошибка. Какая-то дьявольская ошибка. Он следил за мной. Каким-то образом пронюхал и вместо того мужчины меня привезли к нему. Это ведь могло быть именно так… могло ведь да? Могло?

Но нет… я зря тешу себя надеждой. Потому что его губы скривлены в жестокой и презрительной ухмылке. Он делает несколько шагов ко мне.

— Какая неожиданная встреча. Не правда ли? В картотеке тебя звали Мальвина. Это пошлое имя сама выбрала или кто-то из клиентов дал?

Нееет. Нетнетнет. ОН не может быть ЕЕ мужем. Это так жестоко, это ужасно. Это самое худшее, что могло со мной произойти. Пожалуйста, пусть это будет ошибкой. Я не хочу… я не хочу этого делать с ним.

— А говорила, что муж есть. Любимый муж. Так горячо любимый, что ты почти целка ради него. Или я тогда мало предложил? Ах, да, я ничего не предлагал. Надо было, да? Надо было предложить денег?

Этот акцент сводит с ума, как и тембр его голоса. Нервно сглотнула и вся сжалась, когда он обошел меня по кругу. Словно зверь, обнюхивающий свою добычу и прикидывающий, когда на нее наброситься. Соблазнительный, как сам дьявол, распущенный, искушенный и циничный. Не высокий, но очень мускулистый, с довольно смуглой золотистой кожей и глазами медового цвета, которые умели темнеть, превращаясь в угли. Обманчивая едкая красота, скрывающая нутро жестокого подонка, которому позволено абсолютно все. Я помнила то нападение в гостиничном номере. И он его помнил. Это читается в циничном, откровенном взгляде. Каждое мое слово теперь будет исковеркано по-иному и понято иначе.

Да, теперь я знала о нем все. И, нет, мне не стало от этого легче. Я пришла сюда себя продать…я шлюха и подстилка и со мной все можно. Замужняя шлюха и подстилка. А он — покупатель. Аукцион только начался и продать мне придется так много, что от меня может ничего не остаться, но, если я этого не сделаю Гошеньку убьют…нашу квартиру отберут. И я согласилась…Теперь поздно отказываться. Да мне никто и не даст — ведь часть денег я уже получила.

Мужчина рывком привлек меня к себе и, тихо всхлипнув, я оказалась в его крепких объятиях. В руках, о которых мечтали женщины всего мира…И я могла бы мечтать, но не так, не здесь, не в этой гостинице, не за деньги.

Провел ладонью по моему позвоночнику, опускаясь к ягодицам. Мне хотелось отстраниться, хотелось оттолкнуть его, закричать, что я не такая. Что мне пришлось, что меня заставили обстоятельства…Но мужская рука сжала меня еще сильнее и говорить расхотелось.

— Муж знает, чем ты зарабатываешь на жизнь? Это ваш общий бизнес?

Ладонь ласкает мои волосы, почти нежно, заставляя млеть и запрокинув голову смотреть на его красивое, смуглое лицо. Завораживает красотой, подкупает ею, дурит мозги. И уже кажется я не могу поверить, что этот человек способен на самую изощренную жестокость. Это вранье все что о нем сказала Джо, этого не может быть. Разве эти руки могут причинить боль?

— Знает, что ты берешь деньги за то, что тебя имеют во все дырки? М?

Рука задрала мое платье вверх, грубо сжав ягодицу, до боли и до синяка. Правильно. Шлюху можно не жалеть.

— Нет.

— Нет? Нет не знает?

— Не надо так.

Мое «нет» было о другом, и он это понял, прочувствовал инстинктивно.

— А я спрашивал твое мнение? У шлюхи мнение не спрашивают. Ее еб**т. Когда я захочу, чтоб ты открыла рот я скажу тебе об этом.

Сдавив меня за талию, так что дышать было трудно толкнул вперед к кровати. Из глаз чуть не брызнули слезы. Закусила губу и опустила веки, вцепившись в деревянную спинку широкой постели.

— Красивая. Идеальная. И такая порочная…испачканная…жадная шлюха. Развела меня как долбаного идиота. Я буду рвать тебя на части. Ты будешь кончать и плакать. Обещаю. Или только плакать…посмотрим чего именно мне захочется больше.

Снова исследует мое тело, едва касаясь кожи, по позвоночнику вниз, удерживая за волосы, собрав их в кулак. Резко повернул в бок мою голову и впился в мой рот губами. С такой силой, что я чуть не задохнулась. Не смогла удержаться и вскинув руку, обхватила его за шею. Ощущая, как язык глубоко скользит внутрь, как играет с моим языком, как жадно лижет мое небо, мои десна. Углубил поцелуй и отодвинув в сторону трусики он резко вошел в меня пальцами. Поглаживая, растягивая, раздвигая плоть протискиваясь внутрь так глубоко, как только можно, так что я ощутила себя насаженной на них до упора, как на крюк. Вышел и тут же снова резко вошел. С характерным гортанным выдохом мне в затылок. Он оставил меня, когда мой рот приоткрылся перед тем, как из груди вырвется стон. Дернул за волосы и безжалостно заставил выпрямиться во весь рост. Хриплый голос прошептал мне в ухо.

— А теперь ко мне повернись. Стань на колени и открой рот.

Глава 13

Дыхание срывается, и я судорожно дергаюсь назад, глядя, как он расстегнул ширинку брюк, глядя на меня сверху-вниз. Этот дикий взгляд пугает и манит одновременно. Как так могло случиться? В голове ни одной мысли, только дрожь по всему телу и обреченность. Вот он ад. Получить желанного мужчину вот так. Самым извращенным и ужасным способом. И я понимаю, что меня ждет боль. Много самой разной боли, от которой не останется сил ни на что больше. Этот человек погрузит меня в нее, как в кипящее масло. Почувствовать, как сводит скулы от одного взгляда как сильные мужские пальцы тянут змейку вниз, и каждая вена на них слегка напряжена, сжимает в кулак член и меня ведет только от одного взгляда на эту мощь в сильной руке, от взгляда на пульсирующую головку с каплей посередине на его подрагивающие пальцы.

— Что такое? Страшно? Ничего! Потерпишь! — не слушать его, не давать себе шанс погрузится в отчаяние. Все уже происходит. Я в эпицентре самого дикого кошмара какой только можно себе представить.

— Давай, бери его и не забудь сладко причмокивать. Покажи мне на что способна самая дорогая шлюха в стране.

Тыкается в мои губы головкой и тут же вбивает член мне в рот и кричит, и от этого крика по всему телу проходит адская судорога, она колет клитор, требовательно воя о разрядке, которой он мне не дал, и я невольно верчу бедрами, а горло разрывает от первых толчков. Безжалостно сильных. Смотрит мне в глаза, а я от возбуждения и дискомфорта мычу, и из глаз ручьем льются слезы. Да, я делала это с Димой…но не так. Это было совершенно по-другому, без принуждения, без этой доминирующей властности…но и без этого сумасшедшего пламени, сжигающего изнутри, испепеляющего, жестокого, обугливающего все мои былые представления о сексе. Мне одновременно страшно и в то же время стенки влагалища начинают подрагивать, а клитор от напряжения дергается. Он еще помнит прикосновения его пальцев одно трение и меня разорвет на части. Это так унизительно, так мерзко. Я не могу даже сопротивляться, возразить и сказать хотя бы слово. Только смотреть на его искаженное похотью лицо и мысленно желать, чтоб заставил перестать думать, столкнул в пропасть, где нет ни одной мысли, а только жажда и страсть, которых я никогда в своей жизни не испытывала.

И он это делает сразу темя пальцами, погружает себе в рот, а потом опускает вниз к моему паху и сильно растирает клитор, врывается ими внутрь. Зашипев и одновременно ускорив темп. Вдалбливаясь в мой рот, осатанело таранит меня пальцами, и уже в следующую секунду вынимает их, чтобы растирать влагу по складкам, по уже пульсирующему твердому бугорку между ними. И меня выгибает, я закатываю глаза и все тело простреливает адским оргазмом настолько сильным что на какие-то мгновения выбивает из сознания, а растянутые стенки лона начинают сильно сокращаться вокруг его пальцев. Кончаю с его членом во рту, сотрясаясь всем телом чувствуя, как напряглись соски и все тело еще швыряет судорогами. Судорожно сглатывать ощущая гортанью головку его члена и содрогаясь снова и снова. Ощущая, как по щекам текут слезы.

— Вас этому тоже учат? — рычит он, удерживая меня за волосы и любуется своими мокрыми от моих соков пальцами, — Кончать с клиентами?

Злой, взвинченный, бешеный от неуправляемой злости и похоти. И мне нечего сказать, я только давлюсь слезами и ненавижу себя в этот момент так сильно, как только можно вообще ненавидеть себя самого. Потому что я хочу секса с ним и хотела с первой секунды, когда увидела его. Это было понятно и именно это пугало и заставляло меня бежать от этого мужчины, отторгать его, отвергать, пытаясь спастись. Зная, что это моя казнь.

Рывком поднял с колен и сдавил затылок, всматриваясь в мои заплаканные глаза с потекшей тушью.

— Отвечай учили? Со всеми кончаешь?

— Нет… я никогда, — слабо и беспомощно.

— Что такое? Никогда не драли в рот? Или никогда от этого не кончала? Лживая дрянь! Но как же невинно ты лжешь! Если б не видел в картотеке даже расчувствовался бы!

Молчу, а он тащит меня к дивану и толкает вперед, на четвереньки, лицом в подушки и едва вдирается внутрь я кричу. От боли и наслаждения потому что большой потому что во мне никогда не было такой мощи, и он задевает головкой матку. Слишком глубоко и сильно. Выгнута так, что все тело растянуто от напряжения. Все быстрее и быстрее набирает темп разрывая изнутри, натягивая волосы назад и судорожно хватать воздух, когда пальцы впиваются в горло и силой давят, вызывая разноцветные круги перед глазами и меня кроет от этого ощущения падения в бездну.

— Все еще нравится? Думаешь мы все одинаковые? — рычит мне в ухо, — Ни хера. Есть и такие психи, как я. Могу и задавить, слышишь, сучка?

Слышу. И на какие-то доли секунд, хочется, чтоб это сделал, чтоб презрение к себе растаяло в этой комнате.

— Слышишь?

Судорожно киваю.

— Но не стану…не сегодня, — разжал пальцы и тут же погрузил палец во вторую дырочку, сильно глубоко, одновременно с членом. Застыла напряженная, натянутая, как струна. Там никогда. Дима не прикасался даже.

— Расслабься, — глухо дышит мне в ухо, — и за это тоже уплачено.

— Не надо, — жалобно, кусая губы, — не надоооо.

— Надо. Мне хочется значит надо. В твоей долбаной анкете написано все виды секса в том числе и анальный….дааа, там узко. Еще не пользованая?

— Нет…боже, нет. Пожалуйста. Не надо туда.

— Дыши быстро и глубоко. Тебе понравится.

— Нееет!

Но он меня не слышит. Я вижу, как ставит ногу на диван, как его рука упирается в спинку, и член врезается еще глубже, синхронно с пальцем и я чувствую каждую фалангу тонкими стенками кажется он их разорвет этим бешеным ритмом. Легкая боль отступила и какое-то грязное, мерзкое наслаждение нарастает витками порочное. Неожиданное для такой хорошей девочки, оно накрывает постепенно и мне не верится, что в этой вакханалии меня трясет от невыносимого возбуждения и влечения к этому животному. Он рычит, и я под эти рыки напрягаюсь всем телом.

— Не надо, — тихими умоляющими стонами. — хватит. Хватиииит!

— Что не надо? Ты кончаешь, Мальвина…разве не понимаешь, что ты уже кончаешь?

Пока не ослепило с такой силой что судорога свела все тело, и я забилась как раненная птица, проткнутая иголками в конвульсиях наслаждения. Сжимая и член, и палец сокращающимися мышцами.

Извиваясь и сдавливая подушки обеими руками. Слышу, как он сдавливает меня сильнее, впивается одной рукой мне в грудь, а второй все еще таранит меня, продолжая биться о мои ягодицы пахом, пока не замирает, а затем я слышу, как он гортанно хрипит с ругательством по-испански.

Зажмуриться, пряча лицо в подушках, чувствуя сумасшедшее отвращение. Настолько сильное, что по щекам снова текут слезы. Ощущаю, как его член покинул мое тело.

— Похотливая сучка. Не зря мне тебя расхваливали, как одну из лучших.

Ушел в душ. Шум воды сливается с гулом в голове, и я падаю на бок, подтягивая ноги к груди. Мне стыдно, мне паршиво до желания сдохнуть в эту же секунду, но только не видеть его лицо. Сейчас мне плевать на договор, на контракт. Такой грязной и использованной я никогда себя не чувствовала. Такое впечатление, что меня заплевали и затоптали ногами.

Не таким должен был быть наш первый секс, если бы он был. Не таким я его представляла. Еще одного такого раза я не выдержу. Надо найти другой способ достать деньги…надо уйти и забыть обо всем. Вскочила и тут же бросилась в туалет. Открутив кран, судорожно вымывала все из себя.

Я передумала. Только не с ним… не от него. Это невыносимо. Я ведь не выдержу такой боли. Я не смогу быть отстраненной, как себе представляла. Она говорила, что если не получится, то найдет кого-то другого. Пусть так и будет. Еще часть денег даст он….Каролина говорила, что деньги, которые заплатит ее муж я могу взять себе.

Вышла из туалета, обмотанная полотенцем, с опущенными глазами и пунцовыми щеками.

Он уже стоял посреди комнаты и не спеша одевался. Ни одного взгляда в мою сторону. Движения отточенные, жесткие, порывистые, как и он сам. Я тихо прошла сзади, подобрала свою одежду и тоже начала одеваться, стараясь на него больше не смотреть.

Мой сотовый вибрирует, и я знаю, что это Каролина звонит спросить как все прошло. Или кто-то из моих. А мне стыдно даже глаза поднять. Альварес подошел вплотную ко мне.

— Оказалось тебя можно было просто купить, а я, блядь, дурак, старался тебе понравиться. Думал, что не такая, как другие. А ты шлюха. Очередная продажная дырка. Все было банально просто.

Достал деньги из бумажника и протянул мне.

— Здесь в два раза больше. Заслужила.

Судорожно стараясь не дышать, я хотела взять, но он нарочно уронил их на ковер. Купюры закрутились и плавно приземлились на ковер.

— Поползай, пособирай и одевайся. Со мной поедешь. Каждый день двойным окладом. С твоими боссами я уже договорился.

Застыла стиснув руки в кулаки. Что значит с ним? Мы так не договаривались. Каролина сказала пару раз и…

— Я не могу.

— А тебя никто не спрашивает. Я хочу тебя трахать пока мне не насточертеет.

И направился к двери.

— Нет. Вы не можете. Я … я не согласна.

— Срать я хотел на твои согласия теперь. Не пойдешь добровольно будет по-плохому.

Я бросилась к телефону, но он оказался проворнее и отобрал его у меня.

— Никаких телефонов. Пока не заслужишь.

Вышел из номера даже не закрыв дверь. А я стояла и смотрела на деньги. Отчаянно хотелось схватить каждую купюру и яростно разорвать, но я собрала их все и аккуратно положила в сумочку. Они нужны Ане и я найду способ их передать…как и способ связаться с Каролиной, чтоб она помогла мне вырваться от ее психопата мужа.

Я чувствовала себя осужденной без права на оправдание. Без права голоса и без права на апелляцию. Мне нужно было только молча принимать все, что этот человек захочет со мной сделать. Меня увезли в небольшой особняк в лесной местности, в какой-то глуши. И мне стало страшно, что я не выдержу. Я здесь сломаюсь. Я не готова к тому на что обрекла себя.

Одно дело заключать сделки в кафе с чашкой в замерзших руках, а совсем другое ощущать себя вещью, за которую заплатили и с которой будут делать все, что хотят. Унизительно больно и до сумасшествия хочется рассказать правду, но нельзя. Первую ночь я провела в полном одиночестве в роскошной комнате с огромной постелью, заваленной таким количеством подушек, что куда не повернись они были везде. Шелковые простыни, запах аниса и стерильной чистоты. Что это за дом? Вряд ли он принадлежит Альваресу. Скорей всего он его снимает. Первое, что я сделала это осмотрела окна и двор, камеры наблюдения и сколько людей охранят территорию. Решетки на окнах, забор под током.

И мне показалось, что сбежать отсюда невозможно. И я совершенно не умею лазать через заборы и по деревьям. Я всегда была девочка-девочка. С бантиками, рюшками и куклами в коляске. Спала с мишкой и боялась крови. Своей и чужой. Меня сразу тошнило. После смерти родителей я осталась совершенно одна…глупая, неприспособленная к жизни, не знающая ее совершенно.

У меня всегда было все хорошо и правильно. Я хорошо училась, я все делала на отлично, меня любили родители баловали и лелеяли, ограждая от любого зла. И сейчас мне казалось, что вдруг с мира слезла обертка. И я увидела какой он на самом деле. Обрушилась какая-то лавина грязи и я тону под ней, пытаюсь тянуть руки, кричать, молить о помощи, но меня никто не слышит… ведь я все это делаю молча.

С какого-то момента моя жизнь превратилась в ад. Начиная с увольнения за воровство, бешеными долгами, похищением Гошеньки, пониманиея, что Дима…Дима далеко не тот человек, каким я привыкла его считать… а я… я продалась испанскому футболисту и сейчас заперта загородном доме с решетками на окнах. И… и вряд ли меня кто-то станет искать. Ведь я «уехала по работе».

Я уснула ближе к утру и меня разбудил будильник. Нет, он не звучал из каких-то часов или приспособления. Он звучал отовсюду с каждого угла. Как сирена. Я распахнула глаза и испуганно уселась на постели. Двери комнаты открылись и на пороге показался мужчина, одетый во все белое. Молча положил на стол поднос, на котором даже издалека были видны лакированные туфли на высокой шпильке, кивнул мне и вышел из комнаты. Я бросилась к столу и тут же отшатнулась. На подносе лежат блестящие трусики, чулки в сетку, красная помада и платье горничной с фартуком настолько короткое, что, если хоть немного наклониться будут видны ягодицы. Тяжело дыша, не говоря ни слова я оделась. Если все это можно назвать одеждой. Вышла в коридор, где меня молча ждал мужчина в белом. Я пошла за ним цокая огромными каблуками и боясь с них свалиться, растянуться на полу. Мы зашли в просторную комнату, и мужчина провел меня на веранду. Следом за нами вошел слуга с подносом в руках, сервированным на одного человека… Как же ароматно пахнет из-под крышки на большом блюде. Ощутила насколько я голодна. Я не ела со вчерашнего утра. Желудок свело голодными спазмами.

Но вряд ли этот завтрак принесен для меня. Испанец восседал на кресле полубоком, расставив широко ноги в кроссовках. Одет по-спортивному. На нем лонгслив с вырезом на бронзовой груди. И джинсы и лонгслив кипельно белые. Контрастируют с его смуглой кожей и черными волосами. Он увлеченно смотрел телевизор. На огромном широком экране шел футбол, а из колонок гремела музыка. Слуга стал рядом с подносом. Ставить завтрак некуда. Разве что на колени Альваресу.

Испанец оторвался от экрана и кивнул мне, подзывая к себе. Медленно подошла, в нерешительности, стараясь не рассматривать его лицо. Но невольно тянуло…на него невозможно не обращать внимание. Рукава подтянуты до локтей и обнажают сильные руки с выпирающими венами. Похож на отдыхающего зверя, расслабленного и довольного собой. Есть в нем какой-то противоречивый налет аристократизма вперемешку со звериным темпераментом. Эдакое животное, отвлекающее от своей натуры и заставляющее обманчиво считать себя цивилизованным человеком.

И все же он невероятно красив…Все черты лица отточены, как будто четко прорисованы, вылеплены гениальнейшим скульптором, доведенные до идеала. Но в них проглядывается нечто дикое, неуправляемое, жесткое. Даже то, как он отбивает ритм музыки большим и указательным пальцем…даже эти движения отточено властные, чувственные. Как я не видела всего этого при первых встречах. Он вызывал во мне самую разнообразную палитру чувств. От злости, до восхищения, от ярости до возбуждения и страх. В моих эмоциях всегда присутствовала легкая нотка страха.

Сейчас она превалировала над всеми остальными. С хищника свалились все маски. Повернулся ко мне и осмотрел с ног до головы своими темными, бархатными глазами от темноты которых по коже пошли мурашки.

Нет в этих глазах больше игривости, нет в них той искры, которая заставляла меня трепетать, покоренной его морщинками в уголках…Мне стало одновременно и страшно и в тоже время захотелось поглубже вдохнуть его запах. Горький аромат незнакомого парфюма и крепкого кофе. Почувствовать, как все тело охватывает жаром, как становится тяжело дышать под его взглядом, как напрягаются соски и тянет низ живота. И я уже смотрю на его резко очерченные скулы, на сильную шею в вырезе и на рельефные мышцы груди, выступающие под тонкой трикотажной тканью.

— Вот теперь ты выглядишь так, как и должна выглядеть. Дорогая блядь.

Приподнял одну бровь глядя на мои ноги в развратных чулках, на грудь, спрятанную под фартуком. Чтобы ничего не ответить стиснула челюсти.

— Проголодалась?

Кивнула едва головой. Неужели пригласит позавтракать с ним?

— Еду надо заслужить.

Я продолжала улыбаться. Он ведь шутит, наверное.

— Поработаешь столом. Я хочу завтракать на свежем воздухе и смотреть матч, но здесь нет стола. Если не прольешь мой кофе и не опрокинешь тарелку с тостами — получишь завтрак.

Он шутит или издевается? Посмотрела на слугу с подносом — тот невозмутим, как статуя. Не шевелится с подносом в руках.

Перевела взгляд на Арманда — карие глаза смотрят на меня с каким-то едким презрением и жесткостью. Альварес улыбается, но эта улыбка не затрагивает его взгляд. И моя исчезает… я понимаю, что это не шутка.

— Молчишь? Правильно. Молчи. Рот откроешь, когда я скажу. А теперь стань на четвереньки у моих ног.

Я судорожно глотнула воздух, глядя то на него, то на огромный экран телевизора. Этого не происходит на самом деле. Этот человек не может быть настолько омерзителен и жесток.

— Чего ты ждешь? Это входит в оплату твоего эммм…труда. Начинай трудиться. Вчерашняя возня не в счет.

Отшатнулась назад, чувствуя, как стало нечем дышать. Он…он чокнутый психопат и садист? И по безмятежной и довольной улыбке поняла, что да — психопат и испытывает истинное наслаждение унижая меня.

— Давай. Я жду. Мой завтрак остывает.

Глава 14

— Тебе доставляет удовольствие меня унижать?

— Ты даже не представляешь какое удовольствие мне это доставляет.

Становись на колени. Задом ко мне. Сейчас.

Стиснув челюсти медленно опустилась на колени.

— На четвереньки.

Оперлась на руки и невольно посмотрела на экран. Там тоже ОН. Носится с мячом. Гибкий, юркий, как стрела. Сильные ноги, накачанные икры.

— Поставь свой поднос сюда и свободен.

Ощутила тяжесть на спине и зажмурилась. Когда дверь захлопнулась я почувствовала, как по моей ягодице скользнула горячая ладонь. Прикрыла глаза, почувствовав его руку между ног. Закусила губу до боли, чтобы отрезвить себя, чтобы напомнить себе — я шлюха. Сейчас, здесь для него я просто купленная им подстилка, которую он собрался трахать тогда, когда ему вздумается и как вздумается. Это не акт любви, это даже не просто секс, вызванный обоюдным желанием. Это просто клиент и купленная им вещь. Он будет ею пользоваться, попутно унижая и вытирая об нее ноги. Альварес снова и снова будет показывать мое место. За то, что оттолкнула и отвергла его…за то, что унизила его эго. Он даже не знает, чего мне тогда это стоило и как сильно я хотела быть с ним…как мечтала о нем все это время и вспоминала наши встречи. Он казался мне недосягаемой фантазией.

А сейчас мне хотелось выцарапать ему глаза, вылить на него кофе, выплеснуть в лицо кипятком. И я не могла…не могла себе этого позволить. По ту сторону моего безумия жизнь маленького мальчика, а я уже пошла по краю пекла и поздно сворачивать назад именно сейчас. Нужно найти выход из этого ада, забрать деньги и забыть об этом человеке, как о страшном сне.

— Раздвинь ноги, не сжимайся. И смотри на меня. Там. На экране. Я хочу, чтоб ты следила за мной взглядом. Прольешь кофе останешься без завтрака. — голос хриплый, низкий. Слегка надавил и помассировал мою плоть, а у меня по коже прошел вихрь мурашек. Этого не может быть. Со мной не может происходить вся эта дрянь. Все эти ненавистные ощущения, которых не должно быть. Собственная реакция…непредсказуемо дикая. И пульсация становится все отчетливей…там, под его пальцами все ноет. Просто у меня никогда не было кого-то похожего на этого мужчину, кого-то настолько знающего женское тело.

Палец другой руки прошелся по моим губам, и испанец надавил мне на подбородок, одним движением заполнил мой рот сразу двумя пальцами, надавливая на язык, проталкиваясь к горлу и в ту же секунду вонзился во влагалище, рывком, одним сильным движением по самые костяшки, ударяя ими о нежную плоть. Я еле сдержала стон, но его рука мешала стонать, только замычать…. Как же дико я ненавидела его сейчас, ненавидела и проклинала себя за то, что живот опалило жаром, за то, что внутри все сжалось, сократилось, появилась ненормальное желание почувствовать не только его руки. Как вчера…как в моих самых влажных фантазиях.

— На экран смотри. Ты любишь футбол, Таня? — пожалуйста…сдержаться, не сжать его пальцы губами, не коснуться их языком. Пусть делает что хочет. Я больше не поддамся, я останусь равнодушна к его грубым, извращенным ласкам. — Соси мои пальцы, сучка. Соси и причмокивай, заглатывай так, как если бы это был мой член. Иначе я сам оттрахаю твой рот. Тебе это не понравится.

Грубые слова, произнесенные с хрипотцой над самым ухом и словно противореча им пальцы его другой руки, выскальзывают из моего лона, отыскивая клитор легонько, умело, властно сжимают его подушечками, перекатывая, массируя, дразня так изысканно и чувственно, что я ощущаю, как напряглись соски и уперлись в синтетическую ткань униформы. Услышала легкий смешок, подонок наверняка почувствовал, как я вздрогнула и как твердеет узелок под его ласками, как набухает и пульсирует, когда он царапает его ногтем и снова сжимает, и отпускает, заставляя меня дрожать и всасываться в его пальцы изо всех сил.

— Мокрая. Мокрая шлюшка, которая возбудилась, стоя на коленях передо мной и работая моим столиком. Попробуй какая ты…мокрая.

Поменял руки местами и поднёс к моим губам влажные от моих соков пальцы.

— Вылизывай их. Ощути, какая ты маленькая, течная сучка. Теперь понимаю почему настолько дорогая. Кончающие проститутки всегда стоят дороже. Тебе с ними так же хорошо? Ты орешь? Стонешь для них? Куда тебя трахают? Ты продаешь все свои дырки или только две?

Мокрые от моей слюны пальцы глубоко вошли внутрь лона, надавливая на стенки, растягивая изнутри, и я невольно, гортанно застонала, закатывая глаза. От напряжения тело закаменело и тряслось мелкой дрожью. Я не хочу…нет. Не хочу вот так с ним опять. И эту нарастающую волну… я уже ее узнавала. Она начиналась там, где его пальцы потирали клитор, пощипывали, растирали и сдавливали, и снова вонзались глубоко внутрь, чтобы изводить меня толчками и опять выскальзывать наружу одновременно с этим трахая мой рот по самое горло.

А я смотрела на его лицо на экране. Мокрое от пота, покрытое бусинками их хрусталя. Камера выхватывает огромные карие глаза с черными вратами ада внутри зрачков, с азартом и дьявольским блеском. Облизал полные губы кончиком языка и все мое тело заныло, завибрировало от жажды получить больше.

Оно приближалось…проклятое, ненавистное удовольствие. Унизительный, мерзкий оргазм, зудящий на самом кончике клитора, охватывающий его по спирали тонкими покалываниями пока не сорвало в пропасть, не выгнуло так что поднос полетел на пол, а я закусила его руку, сжала зубами до крови, безжалостно, сильно, так чтоб рот наполнился солоноватым привкусом, с громким криком, сильно содрогаясь, сжимая его пальцы потираясь о них доведенной до наивысшей точки возбуждения, плотью, по животному, инстинктивно продлевая удовольствие, которого никогда и ни с кем не испытывала ранее. Тут же ощутила, как задернул юбку мне на пояс, стягивая трусики вниз.

— Как же ох***но ты это делаешь, как же по-настоящему изображаешь это. Бляяяядь, я готов платить миллионы за эти судороги и закатывающиеся глаза. Так натурально, так красиво, мать твою, долбаная ты шлюха. Как я представлял это…представлял раньше и скулы сводило. Хотел тебя, сучку. До бешенства…все эмоции мне вывернула. Готов был ради…И сейчас хочу. Пиз***ц, как хочу тебя!

Перевернул на спину, развел ноги в стороны, поднимая за колени к моей груди, ткнулся головкой члена у самого входа, надавил, проводя по нижним губам и сильным движением пробился вперед. На всю длину, заставив зайтись и захлебнуться стоном.

Задвигался быстро, яростно, жестко потираясь лобком о мой лобок, придавливая своим весом, впиваясь взглядом в мое лицо. А я сдавила его плечи, прогнулась в пояснице, впуская глубже…инстинктивно, на голых эмоциях. Но он вдруг подался вперед, удерживая вес своего тела на руках.

— Почему? Такая…такая красивая, нежная…почему блядь? Тебе нравится, когда тебя е*ут толпами, нравится? Ты кайфуешь от бесчисленных членов в тебе? Или что? Деньги? Дерут за деньги? Вот так? — глубоко, сильно вошел в меня, удерживая мое лицо всей пятерней. — Нравится, да? — и еще один толчок мощно, грубо, — Отвечай, тебе нравится? Говори со мной!

— Нет! — зажмуриваясь и и пытаясь оттолкнуть, — Не нравится…нет!

А он давить мои скулы все сильнее и толкается резче, больно, сильно. Намеренно жестко, чтобы причинить максимум дискомфорта, доставая до самой матки, заставляя меня пытаться отодвинуться, чтоб избежать таких глубоких проникновений.

— Больноооо, — стонола, мотая головой, впиваясь в его плечи в попытках оттолкнуть. — пожалуйста, мне больно.

— Ничего…потерпишь. Тебе не впервой. Не все клиенты бывают ласковыми. Оргазмы тоже надо выстрадать. С тебя на сегодня хватит. Обкончалась уже.

И не прекратил вбивался все сильнее, все больнее, глубже, так что у меня слезы потекли по щекам. Ощутила, как он остановился, как сжалось в камень его тело и напрягся внутри огромный член, как запульсировал изливаясь горячим семенем под хриплое рычание, переходящее в низкий гортанный стон.

Оставил меня, тяжело дыша, поднимаясь с пола, толкая ногой поднос и разбросанные чашки.

— Стоишь каждой потраченной копейки. Это чаевые. За боль.

На голову посыпались купюры, и я закрыла глаза, сжимая руки в кулаки.

Перетерпеть. Это не долго. Я придумаю как мне от него сбежать. Обязательно придумаю. Проклятый ублюдок. Грязное, жестокое животное. Никогда не прощу. Никогда не забуду.

Ничего… я сбегу. Я здесь не останусь. А они…он и его чокнутая жена пусть сами решают свои проблемы. Жена…только сейчас это осознание резануло нервы так, что вся кровь отхлынула от лица. Проклятый, женатый подонок. Развлекающийся с такими дурочками, как я…еще немного и там, в том парке я бы много всего ему позволила. Хорошо, что этого не случилось…хорошо. Мне бы найти как позвонить Диме или кому-то еще. Разузнать где я и … и бежать отсюда.

Со стоном перевернулась на живот, вставая вначале на четвереньки, потом на колени и лишь потом на ноги. Теперь я понимала почему его называли животным и жеребцом. На дрожащих ногах пошла в ванну. С ощущением, что у меня внутри до сих пор его член и там все горит от натертости, а сперма течет по ногам тонкими струйками к лодыжкам. И мне остается только молиться, чтобы ничего не вышло. Чтобы никакой беременности не случилось.

Отдам деньги Ане и уеду. Не хочу никого и ничего. В животе жалобно урчало, но есть перехотелось. Я вымылась под душем и в махровом халате вышла в комнату. Слуга как раз расставлял на столе завтрак и в комнате пахло беконом, яйцом и сыром.

Значит завтрак все же заслужила. Подошла к столу, села на краешек стула, глядя пустым взглядом на тарелку.

— Господин велел вам отдохнуть и собираться. Вы сегодня едете с ним на на какое-то мероприятие.

Подняла голову и посмотрела на невозмутимое лицо слуги или кто он там такой.

- Я устала и никуда не поеду.

— В шесть вечера принесут одежду, в семь вы должны быть уже готовы.

Развернулся и вышел из комнаты, а я сунула в рот кусок бекона. Вкус не ощутила. Разжевала и запила чаем. Потом повернула голову и увидела сотовый телефон на столе….

Глава 15

Я схватила сотовый и бросилась в ванную, открутила воду на полную мощность, выглядывая в приоткрытую дверь в надежде, что успею позвонить до того, как меня хватятся или начнут искать сотовый. Набрала быстро номер Димы. Ответил сразу.

— Да. Почему так долго? Я же сказал в…

— Димаааа.

— Тань, ты?

— Я. Привет…Дим…

Выглянула в щель, посматривая на дверь.

— Дима… я в беде, слышишь? Дим! Мне помощь твоя нужна.

Где-то вдалеке в трубке послышался детский плач и какой-то щелчок.

— В какой беде? Что такое? Ты разве не на работе?

Звуки все стихли и голос Димы звучал очень глухо, как будто он прикрывает телефон ладонью.

— Нет…то есть …да. Ты сейчас где? Ты можешь мне помочь?

— Мне сейчас некогда, Тань. Что-то серьезное? Я очень сильно занят. Позвони потом. Или я позвоню. Все. Пока.

И отключился. Вот так просто…бросил трубку. Я набрала еще несколько раз, но он сбрасывал меня, а потом выключил телефон. В отчаянии набрала номер Ани. Она ответила сразу же. Выхватила трубку и заорала.

— Да! Слушаю!

Значит Гошу не вернули…

— Я слушаю. Где мой сын? Вы его уже отпустили, да? Вам привезли деньги?

— Ань…это я.

— Ааа ты, Татка.

Явно с разочарованием.

— Дима поехал на встречу с этими уродами…деньги повез. Твой кредит с отеля и мы продали, что могли. Даже квартиру заложили. Вроде сумма им подошла. Дима поехал…он такой молодец, так помогает нам. Он привезет Гошу, слышишь, Тань? Они его обещали отпустить.

— Аня…, - а потом осеклась. Ей не до меня сейчас и не до моих проблем. Я должна сама думать, что дальше делать и как быть.

— Ой, Тат, кто-то звонит еще. Это Димааааа. Подожди. Подожди, прошу.

Раздалось пикание. Она переключилась на другую линию. Я смотрела то на дверь. То снова на сотовый. И кажется секундная стрелка тикала у меня в голове, отбивала ритм, звенела.

— Таткаааааа, Дима забрал Гошу, слышишь? Тааат. Они Гошика отдали. Представляешь?! Они деньги получили и оставили его на остановке…отдали нам. Тат…Гошууу вернули. Дима везет его домой. Татааааа. Счастье какое…Гоша живой и едет домой!

Я расплакалась вместе с ней, оседая на пол, сползая по стене вниз, чувствуя предательскую слабость в ногах и дрожь облегчения во всем теле.

— Это и правда счастье…такое счастье, Ань.

— Ты когда приедешь? Давай, уезжай с работы своей. Я так хочу тебя видеть. Тат?

— Приеду.

Я отключилась и медленно стерла все номера, положила сотовый Альвареса обратно на стол.

Вечером мне принесли одежду, повесили на спинку стула и удалились. Я смотрела на висящие на стуле тряпки и внутри все переворачивалось. Как попугайские перья, как мерзкая вторая кожа. Ненавистная до тошноты. Захотелось схватить ножницы и разрезать на куски красивую черную ткань. Вызывающее, открытое, короткое. Не решаясь надеть, я сжимала тонкий люрекс пальцами и как будто потерялась во времени и пространстве.

— Машина ждет внизу. Вы должны одеться и спуститься.

— Я ничего никому не должна.

«Должна. Ты взяла у этой женщины деньги… теперь ты вообще всем должна».

И что? Я обещала ей две встречи. И на этом конец. Две встречи закончились. Я больше не должна продолжать эту проклятую игру. Я устала, я раздавлена и сломлена. Домой хочу…Закрыться где-то и никогда не выходить. Никуда. Сидеть в темноте с полным осознанием какое же я ничтожество. С омерзением к себе и своему телу. Говорят, насилие это страшно…Не знаю….но продать себя это тоже жутко, это такое падение в грязь, с которым трудно смириться.

— Передайте своему хозяину или господину, что я хочу уехать.

— У меня нет с ним связи на данный момент, а вы должны прибыть к нему. Он так пожелал. Переоденьтесь и распустите волосы.

Хорошо. Я поеду и там все ему выскажу сама. Он не может удерживать меня насильно. Тем более мне не нужны его деньги больше. Ни одна копейка не нужна. В зеркало не смотрела. Я не хотела видеть собственное отражение. Там уже не я. Там продажная шлюха, которую трахали, а она стонала и извивалась от удовольствия. Ей швыряли купюры, а она ползала и собирала. Я ее не знаю. И видеть не хочу. Я бы с удовольствием ее убила.

Но платье, которое выбрал Альварес было все же великолепным. Обшитое тонкими черными блестящими стразами оно походило на змеиную кожу и переливалось при каждом шаге. Туфли на высокой шпильке красиво смотрелись на ноге, затянутой в тонкий чулок. Дорогая, элитная, завернутая в блестящую обертку кукла.

Я спустилась по лестнице вниз и вздрогнула от неожиданности, когда мне на плечи набросили мягкую меховую накидку. По обе стороны от меня охрана. Они же сопровождают меня в машине. Ничего. Это ненадолго. Сегодня он даст уйти. Никуда не денется. Черный лимузин привез меня к круглому зданию, скорее похожему на сверкающий шар. Этот какое-то ночное заведение или клуб. Я даже не знаю, что это за место. Никогда не бывала в подобных. Меня провели внутрь и когда я оказалась в шикарном помещении, с красными и голубыми неоновыми огнями, живой музыкой и игорными столами, я сразу поняла куда меня привезли — казино.

Я оглядывалась по сторонам, всматриваясь в лица, в окружающую меня толпу и у меня возникло ощущение полного сюрреализма, какой-то нереальности происходящего. Как будто моя личность сидит в ином теле… а оно живет своей жизнью. Ко мне подошел официант с подносом и предложил бокал какого-то очень красивого бирюзового напитка. Я взяла. Скорее на автомате. Пораженная окружающей роскошью, атмосферой денег. Нет, не так. Атмосферой огромных денег и звучащей из колонок музыкой. Саксофон и фортепиано.

Пригубила напиток, и обжигающая жидкость потекла в горло, обожгла вены. Обернулась и увидела ЕГО. За игорным столом. Окруженного женщинами, одетого в шикарную бордовую рубашку, модные черные джинсы с декоративными дырками спереди, с бокалом в руках. Заметил меня и глаза тут же сверкнули опасным, ядовитым блеском. Он кивнул мне, как собаке, подзывая к себе, но я вызывающе вздернула подбородок и даже не подумала к нему идти. Все. Аренда окончена.

Увидела, как он встал из-за стола, не обращая внимания на виснущих на нем женщин, и направился ко мне. Своей легкой, хищной походкой, покручивая в руках бокал. А я отвернулась и пошла в противоположную сторону. Здесь же должен быть туалет или какие-то подсобные помещения, черный ход. Ни секунды не хочу находиться в этом заведении.

Но едва я успела выйти в темный коридор, как меня схватили за руку чуть выше локтя.

— Куда?

— В туалет или тоже надо заслужить?

Резко обернулась и встретилась взглядом с черными глазами. Такими глубокими, бархатными вблизи.

— Надо, — одними губами, а палец гладит мое предплечье. — ты…ты такая красивая в этом платье. Я не прогадал ни с размером, ни с фасоном. Тебе идет черное…на твоей белой коже смотрится охрененно.

— Всем своим шлюхам покупаешь шмотки?

Бровь испанца удивленно приподнялась.

— А тебе правда интересно?

— Нет, — выдернула руку, — я приехала не затем, чтобы спрашивать у тебя разрешение на что-либо. Я приехала сказать тебе, что я больше не хочу с тобой трахаться. Забери свои сраные деньги и отпусти меня.

По мере того как я говорила он хмурился, внимательно всматриваясь в мое лицо.

— Что сделать?

— Отпустить! — повторила я, сжимая сумочку в которой лежали купюры и казалось прожигали дыру в самом дне.

И он вдруг расхохотался. Громко, раскатисто, так что на его лице отразилось искреннее веселье. А меня от этого хохота начало трясти. Я схватила сумочку, достала сложенные в стопки банкноты и швырнула ему так же в лицо.

— Подавись своими деньгами. Скажи сколько я еще тебе должна и дай мне уйти. Ни копейки не хочу от тебя.

Хохот стих внезапно, как и начался. Взгляд почернел, глаза сузились, и он схватил меня за шею, толкнул к стене.

— Ты…ты охренела? Я тебе эти деньги засуну знаешь куда? Уйдешь, когда я этого захочу. А сейчас я хочу играть, и ты пойдешь играть со мной. — и вдруг его глаза снова заблестели, в них появился какой-то дикий, бешеный блеск, словно у маньяка появилась интересная идея, — а знаешь… я тебя отпущу. Если ты выиграешь? Хочешь испытать судьбу?

Он ненормальный? Он совершенно невменяемый, чокнутый психопат?

— Сделаем ставки. Выиграешь — я отпущу тебя вместе с твоим выигрышем, а проиграешь останешься рядом пока мне не надоест.

— Я не собираюсь ни во что играть.

— Ну как хочешь. — пальцы медленно разжались, — тогда я сейчас прикажу своим парням отвезти тебя домой, привязать к кровати голую и ты будешь стоять там на коленях и ждать пока я здесь закончу, а потом я приеду и вые**у тебя. — наклонился к моему уху, — у тебя очень узкая, тесная дырочка сзади…я думаю там я стану первым. Не бойся, я дам тебе сначала кончить и только потом войду туда, — снова отпрянул назад, — или не дам кончать. Я подумаю, что мне больше захочется услышать крики боли или крики оргазма. Мне по вкусу м то, и другое.

— Ты просто больной ублюдок! — мои щеки стали пунцового цвета, и все тело свело от напряжения.

— Ты не представляешь насколько ты права. Я конченый, больной ублюдок! Ну что? Поиграем? Я дам тебе шанс уйти.

Ухмыляется своими чувственными губами и в блеске красноватых лучей прожекторов его ресницы кажутся пушистыми и очень длинными.

— А если я проиграю?

— Проиграешь…останешься рядом со мной. Бесплатно. Пока я захочу. Добровольно.

— Это ведь шутка, да? Ты ведь не можешь держать меня насильно? Я же не вещь какая-нибудь и мы не в каменном веке.

Он осмотрелся по сторонам, потом наклонился ко мне.

— Могу, детка. Я могу что угодно. Например, устроить так, что уже завтра все будут считать тебя мертвой. Ну так как? Какие ставки сделаешь ты?

— Нет! Я не буду ни во что играть. Ты немедленно отпустишь меня. Я не хочу никаких денег, игр, ничего не хочу.

— А я хочу. Поняла? Я хочу. И пока я хочу будет, как я сказал. Ты продажная дырка, что о себе возомнила?

— Я не продажная ясно? Не продажная! Но тебе этого никогда не понять! Не понять, что у людей могут быть обстоятельства, толкающие их на любые поступки!

— На какие? Сосать за баксы или евро?

— Да. Даже на такие. Но тебе никогда не узнать, что это такое. Ты не знаешь, что значит голодать, что значит нищета!

Но Альварес вдруг силой сдавил мою шею, впечатывая меня в стену.

— Это ты ничего обо мне не знаешь. Просто заткнись и не болтай своим языком. У меня для него есть занятия поинтересней. Не хочешь играть — хер с тобой. У тебя был шанс. Значит будешь сосать пока мне надоест без игры.

Схватил за локоть и потянул за собой, но я уперлась, пытаясь вырваться.

— Я не шлюха! Не шлюха, ясно?!

Резко обернулся ко мне и, заламывая руку за спину, прошипел.

— А кто ты? Что твое фото делало в картотеке самых дорогих элитных блядей страны?

— Мне были нужны деньги. Много денег и срочно. Это был единственный способ!

— Какая красивая и в тоже время отвратительная ложь. Всем шлюхам нужны деньги.

— А зачем мне лгать? Сопротивляться? Если это моя работа, то какой смысл?

— Вот именно. Зачем? Вчера ты молчала и делала все, что я говорил. А сегодня, что такое? Надоело с одним и тем же?

— Можешь позвонить туда, отправить своих людей, можешь убедиться, что я не такая. Можешь узнать. Я никогда у них не числилась. Это был один раз. Единственный.

— И ты нарвалась именно на меня. Карма не находишь? Так вот слушай внимательно, девочка. Я не отпущу тебя.

— Почему? Почему, черт возьми?

Мне казалось еще немного и я сорвусь в истерику.

— Потому что я так хочу. Потому что мне нравится тебя трахать. А теперь пошли играть. Мне надоел этот идиотский разговор ни о чем. Я не такая. Я жду трамвая.

— Послушай, подожди…пожалуйста. Я согласна. Согласна играть с тобой.

Усмехнулся снова этой невыносимой ухмылочкой.

— Давай…, - судорожно сглатывая вязкую слюну, — давай сыграем. Ты ведь предлагал? Или уже передумал?

— Со ставками? — его глаза снова вспыхнули.

— Со ставками.

— Проиграешь — останешься добровольно.

Я кивнула, чувствуя, как бешено колотится сердце. Говорят, новичкам везет. И мне может повезти. Я буду свободна.

— Отлично. Пошли играть.

Глава 16

Он отправил ее в зал, а сам осмотрелся по сторонам в поисках, притаившихся папарацци. Эти суки умели маскироваться под кого угодно и засовывать свои камеры чуть ли не себе в зад или уретру, чтобы снимать даже как ты мочишься в туалете и какого размера твой член.

Сколько раз Альварес платил этим сукам штрафы — не счесть. Отбирал камеры, ломал их о головы или вместе с челюстью. Но они лезли чуть ли не в постель. Похлеще матрасных клещей. Им интересно все, начиная с того чем он блевал в туалете и заканчивая хомяком бабушки его уборщицы.

Его трясло. Все еще трясло с того самого момента, как узнал ее там… в списке гребаных, драных шлюх с агентства, которое поставляло ему интим услуги в любом уголке мира. Он тогда глазам своим не поверил. Увидел это лицо, спрятанное под гримом, прическу, выставленные напоказ изгибы идеального тела и слетел с катушек. Он был способен заплатить любые деньги, чтобы заполучить именно ее. Заполучить и…драть суку за то, что ломалась, играла с ним, корчила из себя недотрогу. Корчила из себя то, что затянуло его в ловушку и плотно задавило там.

А ведь он влюбился. Да. Это именно так называется. Его состояние рядом с ней. Когда сердце трясется в груди, когда потеют ладони и пульсируют все вены, когда член ломит от адского желания вбиться в ее тело, а пальцы сводит от жажды коснуться хотя бы раз ее шикарных, густых волос. Хотел завоевать ее, впервые хотел получить женщину до такой степени, что было плевать на гордость, на время, на занятость. Рядом с ней ощущал себя восторженным подростком, ощущал полноту жизни, ощущал желание дышать. И…он принял ее отказ. Сцепив зубы, стиснув кулаки, принял и готов был отступить. Его ломало, корежило, он сбил себе все пальцы, выбил костяшки, вылакал весь коньяк в баре гостиницы, пропустил тренировки, но отпустил.

И все для того чтобы увидеть эту суку в элитном списке самых дорогих блядей. Значит можно было…только за деньги, которых Альварес не предлагал. Он ей, мать ее, предлагал цветы, предлагал гребаное чертовое колесо, свое время, которое стоило десять жизней таких пустышек, как она, он предлагал ей и свою душу, а надо было предложить доллары. В этой гребаной жизни все очень просто. Деньги решают все. Проследил взглядом за стройной фигурой, затянутой в платье стоимостью в несколько тысяч зелени и ощутил, как опять стало тесно в паху и зарождающаяся эрекция натянула штаны. Когда отымел ее в первый раз думал вышвырнет и забудет, обычно всегда пропадал интерес после первого раза. Получал их, нажирался их телом и запахом, и вышвыривал как смятую, использованную туалетную бумагу в которой оставил свою сперму. Но…в этот раз ничего не надоело. В этот раз он захотел снова, едва кончив. И хотел ее двадцать четыре на семь. Гонсалес провел ее до стола, не смея тронуть, следуя сзади и проследил, чтобы она села за столик. Смешная дурочка. Думает, что выиграет. Да это его казино. Альварес владеет им вот уже года три. Здесь все принадлежит ему и крутится эта рулетка будет так как ОН скажет, в ту сторону, что он скажет.

Деньги она ему вернет? Ни хера. Никто никому и ничего не станет возвращать. Он заплатит агентству и выкупит эту дрянь бессрочно, пока не насточертеет. Вые**т ее во все дырки. Она будет его столиком, стульчиком и всем чем только можно. ЕГО. Вот какое слово здесь ключевое.

Неожиданно его обняли сзади чьи-то руки и Арманд вздрогнул, схватил запястья, ощутив их тонкость и браслет…такой до тошноты знакомый.

— Кара!

— Да, родной. Твоя Кара. Соскучилась до безумия.

Альварес весь напрягся и сдавил челюсти так, что затрещали зубы. Ее только сейчас здесь и не хватало. Кто сказал куда он поехал? Какая тварь проболталась?

— Арманд…мой. Как же я изголодалась по твоему запаху.

Тыкается ему в лицо, тянет красивые влажные губы. У него тут же сникла эрекция и по телу прошла дрожь отвращения. Благоверную он имел по праздникам или по очень непраздникам, когда напивался вдрызг и лень было снимать блядей или она сама приползала к нему на коленях и молила ее отодрать. Последний раз до поездки проснулся с ней в одной постели и сам себе не поверил. Потом вспомнил, что она его забрала из какого-то клуба и отвезла домой…а там кажется он на нее прилег ненадолго, а потом она работала ртом пока у него не встал и он не кончил ей в рот.

— Что ты здесь делаешь?

— Соскучилась. Приехала к тебе. Сил нет так далеко находится.

С раздражением сбросил ее руки.

— Я говорил тебе, чтоб ты не таскалась за мной? Говорил, что скорей всего нас ждет развод в самое ближайшее время?

— Говорил…но я верю, что у меня еще есть шанс. Верю, понимаешь? Я люблю тебя. Безумно люблю. Я готова терпеть что угодно лишь бы оставаться рядом…где еще ты найдешь такую! Что тебе еще надо, Альварес? Не будет такой, как я никогда с тобой?

И в этот момент он невольно посмотрел на Татьяну — она взяла бокал шампанского и поискала его глазами. Такая изящная, красивая. Передернуло всего от мысли, что столько рук касались ее. Он бы оторвал каждую…

— Новая игрушка?

От раздражения свело скулы. Посмотрел на свою жену…сдерживаясь, чтобы не вытолкать ее на хрен отсюда. Брови сами сошлись на переносице.

— С каких пор ты интересуешься моими игрушками?

— С тех пор, как ты захотел со мной развестись…это же не из-за нее? Не из-за этой шлюшки?

— А я должен отчитаться перед тобой?

Иногда ему даже было ее жаль. Особенно когда она вот так смотрела на него с этим отчаянием в огромных глазах и скорбной складкой в уголках губ.

— Не должен… Но я люблю тебя, Арманд… сильно люблю. Я на многое готова закрывать глаза.

— А я не готов. Надеюсь ты помнишь зачем мы поженились? И чем с самого начала был этот брак?

Он посмотрел снова на Татьяну и напрягся — к столику подошел какой-то мужчина. Светловолосый, хорошо одет. Уселся рядом, что-то спрашивает.

— Но ведь потом многое изменилось?

Повернулся к Каролине и увидел, как в ее глазах блеснули слезы. Когда-то она казалась ему красавицей, а сейчас у него на нее не только не вставал, но и падал в ее присутствии. От этого раболепия, от ползания на коленях и готовности на что угодно. Альварес относился к ней ужасно с самого начала, он имел ее так жестоко, как только мог, он никогда ее не жалел. И ему было откровенно плевать на ее слезы. Податливые, готовые, согласные на все это скучно и пресно до тошноты. Не соленое и не сладкое. Никакое. Как последний кусок несвежего мяса на тарелке. Вроде и съел бы, но не голоден и не лезет.

И уже около года он постоянно думал о том, что от нее надо избавиться, но то ли лень, то ли сейчас не до адвокатов, а она вроде, как и не мешает особо.

— Как ты смотришь на нее. На проститутку, на очередную подстилку…чем она лучше меня? Чем? Я готова дать тебе намного больше! Арманд!

Резко схватил Каролину за руку и вывернул ей за спину.

— Исчезни. Просто растворись и чтоб я тебя не видел. Не следи и не суй свой нос куда не надо. У нас все кончено и это вопрос времени, когда я освобожусь от тебя окончательно.

Оттолкнул ее от себя и пошел в сторону столика. Если эта стерва не успокоится он все же вышвырнет ее отсюда несмотря на то, что она все еще носит фамилию Альварес.

— Не освободишься, — зашипела вслед, а он передернул плечами.

Приблизился к столу и заслонил ее собой от придурка, который так и пытался усесться поближе.

— Заскучала?

— Нет. Мне не скучно. Мне неуютно. Давай сыграем и покончим с этим.

— Ну как же покончим? Если я выиграю тебе придётся сопровождать меня по таким местам снова и снова.

Она отвернулась и ее хрупкий профиль с аккуратным, курносым носом выделялся на фоне неоновых бликов. Ощущение, что ее воротит от него, что он ей противен. И от этого ощущения злость не просто закипает, а вспенивается в венах. И это платье, черт бы его побрал. Сам выбирал и сам же дуреет от него. Точнее от нее в нем. Ничего…сегодня все будет по-другому. Она проиграет и останется рядом добровольно.

— Так какие ставки, детка? Ты не озвучила.

— Ты меня отпускаешь и забываешь о моем существовании. Оставляешь меня в покое.

Сучка! Значит оставить в покое и забыть о ней? Это то, чего она хочет? Мне любезно принесли коньяк, и я опрокинул бокал залпом и плевать что завтра тренировка.

— А мои ставки хочешь выслушать? Если ты проиграешь, Таня, ты останешься рядом со мной столько сколько я захочу. Ты будешь с упоением сосать мой член и подставлять мне свои маленькие дырочки. Все без исключения. И как только мы закончим игру я тебя трахну прямо здесь. В этом казино.

— Хорошо.

Не поворачиваясь к нему, опустив веки с длинными ресницами, припорошенными блестками. Конечно она проиграла. Потому что он уже давно предрешил эту игру и барабан крутили так как надо было ему. Ни в одном казино нет стопроцентно честной игры и если вы верите, что в данных заведениях реально выигрывают крутые бабки, то знайте — это сказки для лохов, которых там разводят на бабло. Когда шарик упал в ячейку она вся подобралась и побледнела, а ее тонкая шейка задрожала от напряжения. Альвареса повело от нежной ямочки у нее на затылке. Словно он не бокал выпил, а намного больше. И возбуждение накрывало неодолимо, нестерпимо. Так что член и яйца простреливало болью.

— Здесь есть прекрасные вип комнаты с мягкими кожаными диванами.

— Этого не может быть! — качает головой. — Не может! Почему? За что?

— Просто фортуна повернулась к тебе задницей и моим лицом. Но я не самый плохой вариант, детка. Позвони своему мужу и скажи, что в ближайшие месяцы ты не приедешь домой…И не переживай я буду тебя содержать так, что ему хватит на пару бутылок водки и безбедное существование. Я потяну ВАС обоих.

Арманд хохотнул ей в лицо, его черные волосы упали на лоб и чувственные губы изогнула соблазнительная усмешка, но она отшатнулась назад.

— Мой муж…он не продал бы меня. Это вы торгуете людьми.

— Неужели? Разве это мое фото красовалось с припиской «анальный, оральный за отдельную плату»?

Наклонился к ее уху.

— Пошли. Я хочу добровольный секс. Хочу, чтобы ты ублажила меня. Обещаю, что сегодня ты кончишь… я добрый. У меня хорошее настроение.

Как ни странно, но она больше не сопротивлялась. Пошла за ним. Покорно и молча. Но это была та покорность от которой веет ураганным внутренним сопротивлением. Альварес шел следом, выпуская воздух через трепещущие ноздри и понимая, что его дико возбуждает эта игра. Он на грани злости, ярости и безумного осознания, что снова ощутил себя живым, когда почувствовал ее рядом.

Набросился сзади, разворачивая к себе, сжимая ее скулы, впиваясь в рот, проталкивая в него покалывающий язык. Он, как будто впустил под кожу иглу с самым едким и мгновенно дурманящим наркотиком. То ли это долбаный коньяк так подействовал, то ли она наглая, недоступная в этом платье…Недоступная шлюха, которую Арманд купил, и которая пытается не дать ему то за что он заплатил.

Но на поцелуй ответила, Арманд вогнал язык глубже, бешено вылизывая ее небо, придавливая юркий язычок, сплетаясь с ним, засасывая ее губы. Втолкнул в одну из комнат, прижимая к стене, лихорадочно стаскивая платье вниз на груди, целуя обнажившиеся соски, с рычанием, с хриплыми стонами. Озверевший от похоти. Как будто не брал ее совсем недавно. Содрал трусики и с воем вдолбился одним толчком в самую глубину, припадая к ее губам снова, сжирая с них стон. Дааа, маленькая застонала для него. Несколько толчков и накрывает так, что он понимает ему этого мало. Протащил по комнате, не нашел куда опрокинуть и завалился с ней на пол, распластав на ковре, раздвигая ноги и впиваясь жадным ртом в промежность, в ее набухшие нижние губы, сохранившие запах его члена. Он вылизывал ее так жадно и так оголтело, не давая вырваться, прижимая ее тело к полу, фиксируя ее ноги и отбрасывая руки, которыми она пыталась оттолкнуть его голову, а потом выгнулась и забилась под ним в оргазме, нанизанная на его язык и пальцы.

Мокрая, потная, извивающаяся и кричащая для него, кончающая прямо ему в рот, а он сосет ее дергающийся клитор и ощущает, как самого трясет от желания взорваться. Приподнимается, шатаясь на руках. Он то ли пьян, то ли совершенно с ума сошел от этой лживой продажной сучки. Ему хотелось убить каждого кто прикасался к ней до него, всех найти, отрубить им яйца и прикопать глубоко под землей. Выколоть глаза каждому, кто видел ее голой.

Снова вонзился в нее, на всю длину и выстанывая маты по-испански, запрокинул голову, закатывая глаза. Толкнулся еще несколько раз и громко заорал, кончая, выплескиваясь в нее фонтаном, сжимая бедра до синяков. Обессиленный скатился в сторону, глядя в потолок. Потянулся к ней, чтобы привлечь к себе, но девчонка оттолкнула с такой силой, что он упал обратно на ковер. Попытался встать и не смог. Ощущение, что Альварес не просто пьян, а мертвецки пьян и этого просто не может быть от одного бокала. Смотрит осоловевшим взглядом как девушка вытирается, как одергивает юбку, как быстрыми шагами идет к двери:

— Таняю….Таняяяя, вернись!

Обернулась…то ли ему кажется, то ли на ее щеках слезы.

- Таняяя! Стой! Куда ты?

С трудом встал, застегивая ширинку, поплелся к двери, за ней, согнутый, шатающийся, моментами достающий кончиками пальцев до пола. Не дающий себе вырубиться. Он собрался, изо всех сил стараясь не упасть, и все же побежал за ней. Блестящее платье исчезло в лестничном пролете.

Несколько раз упал на лестнице, ушиб руку. Но с упорством шел за ней, глядя в раздваивающиеся образы перед глазами. Выскочил на стоянку. Увидел, как русская села в машину, бросился чтобы промешать, но упал, покатился по асфальту, счесав скулу. Успел заметить, что в машине с ней тот самый блондин. Они его чем-то опоили…твари. Она…она тварь.

— Сууууукааааа! Я найду! Найду и…и … и убью тебя!

Его швырнуло на асфальт. Глаза закрывались, а сознание двоилось, дергалось, расплывалось. То ли услышал, то ли показалось, но к нему склонилось женское лицо.

— Не найдешь.

Глава 17

— Куда мы едем?

Водитель не отвечал. Это был тот самый блондин, который подошел ко мне в казино и сказал, что уже через час я смогу быть свободна. Мне нужно всего лишь увести отсюда подальше Альвареса и бежать, как только он отключится…К щекам прилила краска, когда я подумала о том, что было до того, как он отключился. Но больше это не повторится. Никогда. И я сожалею о каждом стоне, который подарила ему.

Я несколько раз обернулась, когда он Арманд пытался бежать за машиной и упал на асфальт, не устояв на ногах. Вот и все. Это конец. Тяжело дыша смотрела на неподвижную мужскую фигуру на асфальте, потом отвернулась и посмотрела в лобовое стекло, переводя дух.

— Вас Дима послал? Да?

Он не ответил еще тогда, но меня почему-то это не насторожило, а должно было. В моей крови кипел адреналин, меня трясло от напряжения. До сих пор не верилось, что все позади и в то же время было какое-то сожаление, какое-то ощущение, что я в каком-то фильме и сценарий нарочно изменили я видела его совсем другим, но что-то пошло не так. В моем сценарии все было красиво, а не грязно и пошло.

— Почему мы выезжаем из города? — спросила у водителя снова. — Вы меня слышите? Я хочу позвонить своему мужу. Он меня заберет с вокзала. Я же вам говорила, чтоб вы отвезли меня на вокзал.

— Нельзя на вокзал.

— Почему?

— Потому что вас будут искать. У меня приказ отвезти вас в другое место на время.

— Какое время?

Он повернулся ко мне и посмотрел, как на идиотку.

— У вас же договор вы забыли? И по договору три недели после предполагаемого зачатия вы должны провести на территории заказчицы.

Разве там был такой пункт? Я же читала договор и читала несколько раз. Не помню, чтоб там было написано нечто похожее.

— Нет. В договоре было сказано, что в случае беременности я сообщу ей об этом. Сворачивайте к вокзалу.

Но водитель и не думал никуда сворачивать он упрямо смотрел в лобовое стекло и игнорировал все, что я ему говорила.

— Вы что оглохли? Я сказала везите меня на вокзал или остановите машину я сама доеду.

У него зазвонил сотовый и блондин тут же ответил.

— Да, госпожа. Мы едем. Нет, хочет, чтоб я вез ее на вокзал. Да, конечно. Включаю громкую связь.

— Таня! — я услышала Каролину и внутри стало неприятно, как будто даже звук ее голоса доставлял мне физический дискомфорт. — Виктор мой человек и он везет вас в безопасное место…Мой муж…он очень влиятельный и опасный, и он начнет вас искать, понимаете? Домой сейчас возвращаться нельзя… вы ведь осознаете, что все пошло немного не по сценарию. Ни вы, ни я не думали, что все так усложнится.

Да…все пошло не по ее сценарию, потому что оказалось, что я с НИМ знакома, потому что…потому что он мне нравился и все могло быть по-другому. Потому что судьба злая сука, которая игралась мной в футбол и забивала голы, не заботясь о том, что я уже вся в синяках и задыхаюсь от боли и безысходности. Самой злой насмешкой было оказаться в постели с тем, о ком мечтала и грезила и при этом не вызывать в нем ничего кроме похоти и презрения.

— Но… я хочу встретиться с мужем. У меня ничего нет с собой. Даже телефона.

— Там, куда вы едете, все будет. Поверьте, я смогу вас защитить. Я хорошо знаю СВОЕГО мужа. — она зачем-то это подчеркнула так чтоб я услышала и в районе сердца кольнуло как иголкой, — Сейчас он будет рвать и метать. Останетесь в безопасном месте недели две-три, сделаем несколько анализов и, если ничего не вышло, сразу сможете уйти. И вам спокойно, и мне. Просто позвольте о вас позаботиться.

— Хорошо…да, вы правы. Хорошо.

В ее словах был резон. И голос звучал убедительно, твердо и внушал доверие. Ничего это не самый худший вариант. Она права. Альварес мог найти меня и неизвестно кто ещё бы пострадал. А так …так никто не знает где я и не сможет меня выдать. Я откинулась обратно на спинку кресла и прикрыла глаза. Надо успокоиться и прийти в себя. Надо начать трезво думать…Ощущения былой защищенности и уверенности в завтрашнем дне у меня уже не было. Но одно я твердо знала — я хочу начать свою жизнь сначала и в ней не будет Димы. Мы с ним слишком разные, я уже давно не люблю его…иначе ничего бы не испытала по отношению к Арманду. И я теперь вообще сомневалась любила ли на самом деле Диму или это было чем-то удобным, правильным «как у всех». Сейчас трудно ответить самой себе на этот вопрос.

Снова посмотрела на водителя и возникло какое-то неприятное чувство — он мне не нравился. Доверия не возникло ни к нему, ни к Каролине. Появилось едкое желание избавиться от них от всех. Не хочу никаких анализов, ничего не хочу. Никакой беременности нет. Я слишком долго пила таблетки и с одного раза никогда не получается. Моя гинеколог мне сразу сказала, что после прекращения приема таблеток придется ждать пока организм «заведётся». Тем более я сразу шла мыться и сидела на унитазе, чтобы все вытекло. Быть под колпаком у этой женщины, под ее контролем…и понимать, что она ЕГО жена. Она с ним живет, спит, имеет на него все права. А я…всего лишь подстилка. Об которую он вытирал ноги.

— Мне надо в туалет.

Посмотрел на меня через зеркало каким-то жестким взглядом, в котором пряталось раздражение и некая доля презрения. Да и как уважать шлюху, которая только что трахалась с мужем его хозяйки.

— Заедем на заправку.

После выпитого шампанского мочевой пузырь был готов лопнуть. Мы заехали на ближайшую станцию, и я вышла из машины, чтобы зайти в здание маленького супермаркета при заправке. Водитель пошел следом за мной, оглядываясь по сторонам и поправляя черный галстук. Когда подул ветер и пола его пиджака слегка загнулась я увидела кобуру с пистолетом. Снова стало не по себе. Быстро зашла в туалет и прикрыла дверь.

Спустя несколько минут умылась, вымыла руки. Вышла с туалета и тут же остановилась, услышав голос водителя:

— Заехали на заправку. Да вроде угомонилась. Почему бы мне не свернуть ей голову, и ты бы наконец-то успокоилась? Другую можно взять. Он сейчас оклемается и искать ее будет. И что? Ты этого наверняка сейчас знать не можешь. Я ее в лесопосадке прикопаю по кускам. Ни одна собака не найдет.

Я отпрянула назад, глядя расширенными глазами перед собой. Это они обо мне говорят?

— Подожди, гляну где она.

Да. Обо мне. Я заскочила обратно в туалет и прикрыла дверь. В нее тут же постучали.

— Все нормально?

— Нет, — издавая звуки, как будто меня рвет. — укачало.

А у самой сердце от ужаса заходится. Только что этот человек обсуждал с Каролиной мою смерть. Предлагал свернуть мне шею. Нужно что-то решать прямо сейчас. Внимание привлекла боковая дверь с метлами и ведрами. Помещение явно сквозное. Я юркнула в подсобку. На крючке висит зеленая роба уборщицы и бейсболка. Не раздумывая стащила с себя платье, переоделась в робу, спрятала волосы под бейсболку, взяла ведро, швабру и тряпки и вышла с другой стороны. Блондин сторожил меня прямо возле туалета, нервно покусывая губы, он поглядывал на часы…Ему слышно, как течет вода в туалете и у меня практически нет времени.

— Хватит там сидеть. У нас нет времени. Слышите? Выходите!

Через несколько секунд он уже вывернул дверь и выскочил, с другой стороны.

— Ты где лазишь? Надо в туалете пол вытереть там урод какой-то воду открыл в забитой раковине.

Обернулась и услышала, как ойкнула кассирша.

— Ты кто?

Попятилась назад, споткнулась, уронила ведро со шваброй. Блондин тут же обернулся, заметил меня тут же наметанным глазом останавливая свой взгляд на мне.

— Эй! А ну стой!

Я спряталась между стеллажей, отступая к черному ходу. Выскочила на улицу, внимание привлекла машина с открытым багажником и старик, заправляющий "Ниву". Я бросилась туда, запрыгнула в багажник и спряталась за ящиками с рассадой, выглядывая и ища глазами блондина. Он выбежал на улицу с телефоном. Оглядывается по сторонам. Обежал вокруг всю заправку. Потом пошел к машинам, я залегла на дно и тут старик вернулся, захлопнул дверцу багажника.

Внезапно надо мной раздался странный звук, похожий на чавканье, и я приподняла голову. Глаза с ужасом широко распахнулись. Мое лицо сравнялось с огромной собачьей, овчарочьей мордой. Глаза в глаза. От страха показалось, что я снова хочу в туалет, потому что это чудовище в два счета могло сожрать мою голову и судя по низкому рокоту я ему явно не нравлюсь.

— Простите. Вы не видели здесь женщину? Невысокую в зеленой робе уборщицы. Чаевые ей дать хотел, а она как сквозь землю провалилась.

Вздрогнула от внезапно раздавшегося рядом голоса блондина, не отрывая взгляд от собаки. Сейчас она залает и меня найдут.

— Нет, молодой человек. Не видел. Да и глаза у меня уже не те, чтоб кого-то рассматривать.

— Женщина, красивая, невысокая, худенькая.

— Я уже давно не смотрю на женщин.

— А в машине у вас что?

— Какая разница? Вы из полиции?

— Ты, дед, не умничай. Покажи, что в багажнике.

— Шел бы ты сынок по добру по здорову.

— Багажник сказал покажи! Не то я тебе все твои дряхлые кости пересчитаю!

— Ну как хочешь.

Я, тяжело дыша, смотрела на собаку и тихо прошептала:

— Пожалуйста…хороший песик…молчи.

Прижалась животом к дну, глядя на массивные собачьи лапы.

Багажник едва открыли и я услышада злобный рык от которого кровь стынет в жилах. А затем грозный лай. Собака продалась вперед, она рычала и ревела как самое настоящее чудовище.

— Твою мать, блядь! Предупреждать надо!

— Ну…ты хотел посмотреть вот и посмотрел.

— Убери свою бешеную псину, она сейчас в меня вцепится!

— Не вцепится. Тихо, Гроза, тихо. Он уже уходит. Яйца откусишь ему в другой раз.

— Старый козел.

— Иди-иди, куда шел. И чаевые свои засунь себе в зад. Тише, Грозушка. Моя. Тише, девочка. Ну придурок. Сама знаешь, таких сейчас пруд пруди.

Старик сел за руль, а я голову приподняла и на собаку посмотрела. Теперь она стояла надо мной и едва я хотела пошевелиться наступила мне на плечо, парализовав и не давая двигаться. Ну вот блондина не сожрала теперь сожрет меня.

Машина вырулила с заправки. И какое-то время мы ехали по трассе, на мне так и стояла лапа немецкой овчарки и я мысленно молилась, чтоб она не перегрызла мне горло. Старик включил радио, открыл окно. Повеяло прохладой и свежестью. Перед носом раскачивалась рассада и приятно пахло помидорами.

— Ну все, Гроза, можешь отпустить гостью и иди ко мне.

Собака убрала лапу и прыгнула вперед, весело перебежала на переднее сидение и уселась рядом с хозяином.

— Я так понимаю чаевые ты не захотела? — светло-серые глаза старика посмотрели на меня через зеркало. — Меня зовут дед Мазай. Куда тебя отвезти, внучка?

— Не знаю, — тихо сказала я, становясь на четвереньки и пытаясь усесться между ящиками. Удалось мне это не сразу.

— Бывает. А если подумать?

— Куда-нибудь, где телефон есть. Я позвоню и за мной приедут.

— На с моего сотового позвони.

Протянул мне старый мобильный с большими кнопками.

— Скажи Горловку проезжаем. Могу на автовокзал отвезти.

Вернула телефон деду Мазаю.

— Набирай еще, после районного центра связи не будет. А на хуторе вообще даже радио плохо ловит.

Я дрожащими пальцами набрала номер Димы, но он мне не ответил. Несколько раз набирала, пока не услышала его голос.

— Да! Кто это?

— Дим…это я, Таня. Ты…ты с машиной? Мне надо, чтоб ты меня с забрал с…

— Я занят. У меня переговоры насчет работы. Возьми такси я оплачу. Все. Давай.

Даже не спросил с чьего сотового я звоню и где я.

— Это кто такой занятый?

- Муж, — тихо ответила, не зная куда спрятать глаза от стыда.

Старик деликатно промолчал и вдруг прикрикнул.

— Наклонись! Быстро! — я, ничего не спрашивая, наклонилась, — Ох ты ж…а приятель твой с чаевыми носится! Ищет тебя. В машины заглядывает. В Горловку, наверняка, поехал. Высажу тебя на автобусной остановке. Вряд ли он сейчас обратно будет возвращаться.

— Спасибо.

Какое-то время ехали молча, и я не знала, что мне теперь делать и как вернуться домой. Ни денег, ни одежды. Ничего нет. И искать меня будет и этот ублюдок и Альварес. На глаза слезы навернулись, я их проглотила и посмотрела наверх, чтоб слезы высохли. Старик свернул к обочине, и я поняла, что поездка закончилась. Сейчас он высадит меня и…дальше надо будет ловить попутки. Думать, как добираться до города.

— Спасибо вам большое, вы мне очень помогли.

— Да не за что. Всегда рад. На вот. — сунул мне яблоко в руку. — Грызи.

И пошел чуть, прихрамывая к машине. Овчарка, высунув язык, наблюдала за мной в окно. Красивая, большая, чепрачного окраса. И глаза умные, карие. Когда-то я мечтала об овчарке. Я помахала ей рукой и села на скамейку. Дед сорвался с места, а я посмотрела в другую сторону и тяжело выдохнула. А ведь блондин и Каролина правы — в городе меня найдет Альварес. И теперь точно не станет со мной церемониться. Разорвет на куски.

— Эй, внучка, — вздрогнула и подняла глаза — дед Мазай вернулся и, опустив стекло, смотрел на меня, улыбаясь:

— Мы тут с Грозой посоветовались и решили взять тебя с собой. Поедешь?

Собака склонила голову набок и издала интересный утробный звук, я невольно почувствовала, как приподнялся уголок губ.

— Давай. Запрыгивай обратно. Доля у меня такая брошенных зайцев спасать. Трясешься вся.

Уселась на переднее сидение, чувствуя, как першит в горле и ужасно хочется разреветься. Чужой человек протянул руку помощи, а родной муж…заявил, что занят и отключил сотовый.

— Спасибо… я потом уеду. Я найду как отблагодарить и…

— Тебя как зовут, внучка?

— Таня.

Старческие глаза вдруг странно блеснули, и улыбка пропала. Он повернулся к собаке.

— Ты слышала? Мне же не показалось?

Собака склонила голову то в одну сторону, то в другую.

— Ну вот…я же говорил тебе, что похожа. А ты не верила. И Танюшка зовут.

Глава 18

В себя пришел на диване лицом вниз и все тело свело от неудобной позы. Голова гудит, трещит, разламывается и скулы мерзко сводит. Горло пересохло. Доползти б до бутылки с минералкой и прочистить слипшуюся гортань. Вечер закончился, как и предыдущий. Он напился и уснул на диване. К сотовому даже не хотелось тянуться. Там звонки от всех, кого только возможно. Каждая тварь звонила ему и срывала сотовый. Тренер, импрессарио, продюсеры, партнеры…А ему хотелось лежать мордой в диван и ничего не делать. Не шевелиться и не думать. Чтоб голову разломило на хрен и ни одной мысли в ней не осталось.

Три месяца. Проклятые, нескончаемые три месяца. Ищет ее и не находит. Сам себе поверить не может. Перевернул вверх дном все близлежащие города. Ее город. Всех знакомых, сокурсников, одноклассников. Заглянул в каждую дыру.

Как будто и не было никогда. Исчезла. Растворилась в воздухе. Ни живая, ни мертвая.

Он не верил, что это на самом деле возможно, чтоб человек пропал и его нельзя было найти даже за огромные деньги.

Вспомнил ту ночь, когда она уехала с блондином. Но все как в тумане, даже рожу этого ублюдка не рассмотрел. Только издалека. Его тоже искал. Но камеры зафиксировали только затылок и пару раз профиль. Как будто тот знал каким образом расположены камеры в казино и не засветился.

Тогда Арманд пришел в себя лежа навзничь на постели, первая мысль была…как и всегда теперь О НЕЙ. Об этой маленькой русской сучке с красивыми глазами, похожими на топазы или рваные куски неба. Ничего, она еще пожалеет, что сбежала. Сучка такая. Найдет ее и…и накажет. Сам не знает, как, но обязательно накажет.

И не нашел. Первым же делом позвонил в агентство.

— Мне нужна та девка, которая обслуживала меня последний раз.

— Какая девка? Вы помните имя?

— А у них есть имена? Не знаю. У вас там должно быть записано, — а сам чувствует, как ломит все тело и виски. Как будто не напился, а нанюхался какой-то дряни. — Такая…с длинными темными волосами и глаза…у нее яркие голубые глаза. На…кристаллы похожи и губы.

Ее лицо перед глазами и хочется протянуть руку, сцапать, притянуть к себе.

— Да, у нас всегда все записано, господин Альварес, но в последнее время мы не отправляли к вам девушек с нашего агентства.

— Как это не отправляли? Я же… я же заходил на сайт и выбирал сам.

— Когда?

— Да…вот несколько дней назад.

— У нас были сбои в программе. Может быть что-то не сохранилось.

— Найдите мне эту девку! Немедленно!

— Я… я просто не знаю кого искать. Если бы вы…

— Блядь! — а самого тошнит и горло дерет от сушняка, наклонился над краном, выпил воды оттуда, — Мне нужна эта дрянь!

— Она что-то натворила? Может мы возместим? Вы только скажите…вы для нас важный клиент. Мы готовы на любые уступки.

— Ты меня не слышишь? Найди мне эту суку! Ясно?! Или я твой бордель закрою на х*й!

Потом он немного успокоился. Ему прислали всю картотеку и, сдавливая пальцами чашку с кофе, он смотрел на эти блядские лица в надежде ее найти…но, Татьяны среди них не оказалось.

Лично встретился с самым главным, гребаным сутенёром с лысиной и глазами навыкате. Тряс его как мог, но тот крутил головой и божился, что показал всех девочек и новеньких за последнее время не было. Альваресу казалось, что он сходит с ума. Он точно помнил, как увидел ее среди фотографий. Кудри волнами падают на плечи, лицо кукольное, глаза-озера горные, чистые. Ресницы длинные.

— Мальвина. Ее звали Мальвина.

— Да? О, у нас есть такая!

Лысый тряс головой, судорожно улыбался и сам листал толстыми пальцами страницы сайта. Потом ткнул в экран.

— Вот она. Мальвинка наша.

От ярости Альварес свернул со стола компьютер.

— Это не она! Не она, блядь!

— Другой нет…, - быстро моргая шепчет лысый и пятится назад.

— Твою ж мать!

И он начал искать. Первым делом отправился к мужу ее недоноску. Нашел его фирму, которой на самом деле не существовало. Маленький офис, захламлённый мусором. У Альвареса в голове не укладывалось, что она делает рядом с этим ничтожеством, как может любить этого неудачника и торговать собой …ради него.

Дмитрий был полным банкротом, злостным должником, прятавшимся от коллекторов. Все деньги он просаживал в казино. И ради этого дерьма она…она отказала Арманду?

Альварес выследил недоноска прямо возле очередного подпольного игорного дома. Тот выиграл какие-то копейки и вывалился с заведения с какой-то блондинкой в мини юбке и сапогах ботфортах. Такие пачками крутятся возле казино или ошиваются внутри, ожидая очередного идиота-неудачника с маломальским выигрышем и высасывают все деньги в прямом смысле этого слова. Альварес навис над муженьком скалой, сгреб за шиворот.

— Что? Кто? — испуганно захлопал глазами смазливый светловолосый ублюдок, — У меня ничего нет. Денег нет!

Девки сразу и след простыл.

— Где она?

— Кто?

— Таня! Где она?

— А…моя жена? — быстро моргая переспросило ничтожество, — Не знаю. Я ее не видел больше недели. Она по работе куда-то поехала. Ааа вы кто?

— Врешь, мразь! Она должна была домой вернуться!

— Нет ее! Не вернулась! Что она натворила?

Альварес смотрел на оплывшее лицо Димы, на полные щеки, покрытые щетиной, осоловевшие глаза и влажную, прилипшую ко лбу челку.

— Когда ты говорил с ней последний раз?

— Не помню. Кажется, день назад. Она звонила, говорила ее забрать надо. У меня машины не было.

Значит нашла откуда набрать своего козла.

— Послушайте, чтоб там Татка не натворила я не при делах и денег у меня нет. Мы это…мы с ней вообще разводиться думаем.

Какой же он жалкий и хочется его мордой об асфальт приложить, Альварес не удержался и пятерней рожу муженька прихватил.

— Ты, мразь, если врешь я найду тебя снова и яйца оторву, а потом засуну их в твою трусливую жирную задницу. Понял?

Тот быстро закивал, а Арманд толкнул его за лицо и подонок отлетел к бордюру, проехался мордой и заскулил.

— Ты меня ударил! Все это видели? Он меня ударил!

Альварес выругался по испански и сплюнул.

— Ты тот испанишка, да? Она о тебе рассказывала. Запал на Таньку? А ты ей не нужен! Она у меня правильная! Ей только я нужен. Она меня любит.

Альварес пошел на сучоныша в диком желании разодрать на куски, свернуть до хруста голову и отпинать жирное брюхо, но Гонсалес схватил Арманда сзади и удержал.

— Не ввязывайся, — сказал по-испански, — Папарацци раздуют с этого такое — не отмоешься. После проигранного матча тебе это не к чему! Ни одного скандала, помнишь? Не то контракт разорвут с тобой! Успокойся! Поехали отсюда!

Дима сидел на земле и плевался кровью. А Альваресу вспоминались ее слова о том, что она мужа любит и в груди все ныло, саднило, так будто ребра поджаривались на огне.

Набрал в легкие побольше воздуха, сжимая кулаки, а Гонсалес сам подошел к ублюдку, наклонился над ним и что-то тихо сказал по-английски. Потом достал бумажник и отлистал несколько сотен долларов, протянул козлу. Тот залез в сотовый и начал что-то диктовать, а Гонсалес записывать. Потом вернулся к Арманду.

— Дал телефон невестки. Говорит, жена с ней дружит, и та может знать то, чего не знает этот…

Гонсалес брезгливо поморщился.

***

С Анной он созвонился на следующий день утром. Они договорились встретиться утром, когда она будет гулять с сыном в парке. Испугалась. Не захотела встречаться наедине. Только при других мамочках с детьми. Альваресу было все равно. Он согласился и хоть его исмпрессарио сорвал голос, когда орал ему, что так нельзя, что он не может разгуливать по городу и встречаться с кем вздумается. Каждый день о нем фонтанируют новости в интернете. То он бьет мужика возле казино, то пьяный запускает бутылку в голову официанта.

Анна оказалась миниатюрной брюнеткой с большими карими глазами и миловидной улыбкой. Когда увидела его в сопровождении Гонсалеса ее глаза округлились и рот приоткрылся в удивлении. Узнала.

— Здравствуйте, Анна. Мне сказали, что вы можете знать где, находится Татьяна.

— Тата? — глаза округлились еще больше.

— Да, Тата.

— Я…знаю, что она уехала по работе в другой город. Она мне с тех пор не звонила. Ни разу. А…нет. Вру. Звонила. Один раз. Как раз мне Гошеньку моего вернули… — она посмотрела на спящего малыша с такой болью, — я этот день никогда не забуду. Мой малыш вернулся ко мне…

— Вернулся? — переспросил Альварес. Куда мог уйти такой маленький ребёнок? Он же еще не ходит ему на вид месяцев семь.

— Да, вернулся. Его похитили. Требовали выкуп. И…у нас не было таких денег. Таня…она куда-то устроилась и получила аванс, взяла кредит на работе, чтобы помочь, чтобы заплатить за Гошу. Таткааа…она такой золотой человек. Если она вам что-то должна вы скажите, я найду деньги и верну за нее. Вы из-за кошелька, да? Она что-то рассказывала про кошелек.

Альварес окаменел. Ему показалось, что его ударили в солнечное сплетение и он согнут пополам, а разогнуться не может.

«— Это ведь шутка, да? Ты ведь не можешь держать меня насильно? Я же не вещь какая-нибудь и мы не в каменном веке.

Он осмотрелся по сторонам, потом наклонился ко мне.

— Могу, детка. Я могу что угодно. Например, устроить так, что уже завтра все будут считать тебя мертвой. Ну так как? Какие ставки сделаешь ты?

— Нет! Я не буду ни во что играть. Ты немедленно отпустишь меня. Я не хочу никаких денег, игр, ничего не хочу.

— А я хочу. Поняла? Я хочу. И пока я хочу будет, как я сказал. Ты продажная дырка, что о себе возомнила?

— Я не продажная ясно? Не продажная! Но тебе этого никогда не понять! Не понять, что у людей могут быть обстоятельства, толкающие их на любые поступки!

— На какие? Сосать за баксы или евро?

— Да. Даже на такие. Но тебе никогда не узнать, что это такое. Ты не знаешь, что значит голодать, что значит нищета!

Но Альварес вдруг силой сдавил мою шею, впечатывая меня в стену.

— Это ты ничего обо мне не знаешь. Просто заткнись и не болтай своим языком. У меня для него есть занятия поинтересней. Не хочешь играть — хер с тобой. У тебя был шанс. Значит будешь сосать пока мне надоест без игры.

Схватил за локоть и потянул за собой, но я уперлась, пытаясь вырваться.

— Я не шлюха! Не шлюха, ясно?!

Резко обернулся ко мне и, заламывая руку за спину, прошипел.

— А кто ты? Что твое фото делало в картотеке самых дорогих элитных блядей страны?

— Мне были нужны деньги. Много денег и срочно. Это был единственный способ!

— Какая красивая и в тоже время отвратительная ложь. Всем шлюхам нужны деньги».

И ее глаза. Они издалека приближаются, все ближе и ближе пока он не начинает в них тонуть и захлёбываться от собственного бессилия и понимания, которой тисками сдавило грудь, зажало сердце и не дает ему пульсировать.

— Что…что она сказала, когда звонила.

— Сказала…вы знаете, я е помню я ждала звонок насчет Гоши. — Анна вдруг замерла, — а вдруг что-то случилось, у нее был взволнованный голос. Мне даже показалось, что она плакала.

Да, плакала. Потому что он, идиот конченый унизил ее, растоптал, уничтожал и словесно, и физически.

— Я оставлю вам свой номер. Если она позвонит — сообщите мне.

Анна с недоверием на него посмотрела.

— Она ничего мне не должна. Я… я просто прошу вас сообщить мне, что она вернулась. Я…заплачу.

— Что?

— Я дам вам денег если вы мне сообщите. Могу прямо сейчас заплатить аванс.

Лицо брюнетки исказилось в гневе.

— Заплатить? Засуньте эти деньги себе в свою испанскую задницу! Ясно! Урод! Заплатит он! Думаешь знаменитый все можно! Вали в свою Испанию!

Развернулась с коляской и быстро пошла прочь… А Альварес вдруг испытал странное ощущение, как будто внутреннюю радость. Хоть кто-то оказался не фальшивым из окружения Тани.

И он перестал спать. Совсем. Ему нужна была она. Немедленно и рядом. Как все эти дни. Словно у него вдруг отняли нечто жизненно необходимое и он впадал во внутреннюю истерику. Не мог держать себя в руках. Похерил тренировки. Сослался на боль в колене.

Он хотел найти эту женщину и заставить остаться рядом. И первые дни ему казалось, что это легко. Он в два счета отыщет беглянку. И не тут-то было. Все нитки обрывались, никто не видел и не слышал, не встречал. Альварес узнал о ней все. Когда родилась, где, с кем дружила, кого ненавидела…когда с мужем своим-ублюдком познакомилась. И когда с ним девственности лишилась…все знал даже то, от чего руки в кулаки сжимались и выть хотелось. Он ведь ее даже к прошлому ревновал. Да узнал…и нашел всю информацию. До того момента как села в машину блондина.

Как потом оказалось, то был парик. А номера джипа заляпаны грязью. И искать его как иголку в стоге сена. После месяца поисков он словно начал сходить с ума. Это было все, о чем он мог думать. О ней. Начал выпивать по вечерам и смотреть осоловевшим взглядом в потолок.

Из дерьма его потянула Каролина. Нашла его в одном из гадюшников. Пьяного, полумертвого с какой-то худой брюнеткой. Он пытался ее трахнуть, одел в тряпки горничной и тыкал вялым членом в рот. Потом разнес к черту весь стриптиз-клуб, сломал челюсть охраннику. Забрала его оттуда Каролина. Увезла к себе…

— Чего приехала? Я же говорил, чтоб не лезла!

— Говорил. Но если я не буду лезть твоя карьера будет окончена.

— Плевать.

— А чего ты хочешь? Найти свою…ту…шлюшку?

Пьяно качнулся.

— Это ты шлюха, а она…она Таня. Моя Танечка. Найди мне ее, а…найди. Я тебя за это трахну, я тебя за это даже буду долго трахать…только ее найди. — и расхохотался, ощущая себя ничтожеством.

Жена упала перед ним на колени, обхватила его лицо ладонями.

— Я не могу ее найти…но могу быть для тебя кем угодно. Я спасу тебя, Арманд. Вытащу с ямы…Забудь о ней. Зачем она тебе? Никто. Какая-то деревенщина. Она не любит тебя. Ты ей не нужен.

— Отвали…спасет она. От себя спаси. Я развестись хочу. И Таню найти…найду и женюсь на ней. Я ее люблю, поняла? — и язык заплетается, слова сами лезут их глотки обожжённой алкоголем.

Оттолкнул Каролину и запрокинул голову, распластавшись на ковре.

— Зачем разводиться? Чем я тебе мешаю? Твоя карьера висит на волоске, понимаешь? Два месяца ты не играешь! Два месяца! Как восстанавливаться будешь? Удрала от тебя твоя. эта…удрала на хер ты ей не нужен. А ты карьеру ломаешь. Ради чего?

— Уйди… мне тошно от тебя. Голос твой до блевотины.

Она ушла, а потом вернулась в темно-каштановом парике и одежде горничной, подползла к нему на четвереньках…долго и умело поднимала его обмякший член, вылизывала яйца, сосала всю мошонку пока у него не встал, и он не трахнул ее, перевернув на живот, впиваясь в искусственные волосы и представляя матовое тело Тани, ее тонкую спину и ямочки чуть ниже поясницы. Он выстанывал ее имя, когда вонзался в чужое тело и кончая представлял себе топазовые глаза. Найдет… и никуда не отпустит. Никогда.

Но он так и не нашел ее.

Три месяца прошло…три долбаных месяца. Нет, он уже не пил каждый вечер и вернулся к тренировкам, приводил себя в форму постепенно. Окончательно решил развестись с Каролиной и вернуться в Испанию. Все бесполезно…девчонка исчезла. Здесь его люди продолжат рыть во всех направлениях, а он обязан вернуться в спорт.

Перед отъездом не выдержал, снова искал ее, катался по улицам. Не нашел, вернулся, напился и теперь еле содрал себя с дивана, приподнял голову, глядя на жену, которая появилась с подносом в дверях, одетая в шелковый халат.

— Доброе утро, любимый.

Бляяядь! Он что приехал к ней? Да…приехал. Опять драл ее в парике. Затошнило и захотелось выблевать собственную память.

— Послушай… я тут подумал и решил, что хватит. Ты хорошая…ты не виновата. Прости…

— Конечно хватит, — она улыбнулась так загадочно, так странно, — надо начинать взрослую жизнь ведь мы скоро станем родителями.

— Что? — поморщился, сел, обхватывая пальцами виски.

— Я беременна. Уже три месяца. У нас скоро будет малыш.

— Какой малыш?

— Врач считает, что сын… я сделала генетический тест. Там как раз указано твое отцовство и пол малыша.

Протянула ему лист бумаги, радужно улыбаясь.

— Я жду маленького Альвареса… и я так счастлива. Сам Бог благословил наш брак, Арманд. Он видел, как сильно я люблю тебя и вознаградил меня.

«Я никогда не брошу женщину, которая родит мне ребенка. Такие мужчины слабаки и моральные уроды. Мой ребёнок — это я сам!»

Собственное лицо в кадре интервью… и глухо бьющееся сердце, а в руке подрагивает бумага с анализами. Каролина улыбается, а ему кажется, что он летит в пропасть на огромной скорости.

Глава 19

Ее звали Таня. Внучку деда Мазая. Она утонула в озере сразу после выпускного. Никто так и не знает, как это произошло. Утром тело нашли в корягах течением вынесло. Дед воспитывал ее сам. Дочка родила без мужа и укатила заграницу. Вышла там за иностранца. Объявилась только после смерти внучки. Сказала дед сам виноват, не доглядел.

— Она денег оставила и укатила куда-то там забугор. Мне неинтересно было куда. Я бы и денег не взял…но памятник ставить было не на что. А так…мы с ней и не общались больше. Враг я ей. И врагом всегда был. Ее мать тоже так…укатила. Правда дочь с собой увезла. Нашла себе городского. Не знаю, чего наплела…и дочери со мной общаться не давала. Тамара приехала ко мне на сносях. Сказала тут поживет. А я сразу понял — Ирка ее выперла, когда про беременность узнала. Зачем ей вся эта возня она со своим городским то ссорилась, то мирилась. Тома родила и…и мне Танечку оставила. Сказала на работу устроится и заберет ее. Перед отъездом приехала потом. Тане уже три года исполнилось. Денег дала и попрощалась. Обещала устроиться и забрать внучку…но не забрала. А я и рад был. Любил ее до беспамятства. Отрада моя на старости лет… а теперь опять один.

Слезу смахнул и потрепал по морде Грозу, та жалобно заскулила и ткнулась деду в колени.

— Виноват я. И правда недоглядел. Но, а как доглядеть то? Если взрослая девка уже была и плавала хорошо…а оно вона как. Господь к себе прибрал. Все мы под ним ходим.

И фото внучки показал. Чем-то может и похожи. Волосы темные, глаза голубые. И я старше намного. Но…может быть и правда похожа. Со стороны виднее. Старик пока рассказывал становился все мрачнее и мрачнее, брови на переносице сошлись, взгляд в пол и слезы на старческих седых ресницах блестят.

— Никого у меня кроме нее не было. Всегда вместе. Ласковая, умная, нежная. И в доме приберет, и вещи перестирает, зашьет и по двору, и по хозяйству. Училась хорошо. Завидовали мне. Говорили: «Вон Мазай Танюшку как воспитал и не скажешь, что сирота. Такая девка выросла. Загляденье». Я мечтал, как замуж выдам, как правнуков понянчу. Как дом ей останется. Ремонтировал его, пристройку делал…а как она утонула все бросил. Потом Грозу нашел. Питомник у нас здесь был. Разводили красавцев-немцев и продавали. Потом что-то не срослось у них. То ли щенков продать не смогли, то ли не знаю, что произошло. То ли конкуренты или разборки какие-то. Я только слышал, как перестреляли взрослых собак, потравили мелкотню и удрали на джипах своих.

Сука беременная, раненая сбежала. Щенков родила в кустах у озера. Сама умерла и щенки тоже. Я как увидел ее, хотел прикопать, чтоб не валялась, а потом писк услышал и нашел мою девочку. Да, Грозка, это ты пищала там?

Собака залезла к деду лапами на колени и головой ткнулась под мышку.

— Спряталась. Стесняется. Знает, что про нее говорят и морду прячет.

Я осталась у него. И впервые почувствовала себя в безопасности. Свободной. Как будто сбежала от всех проблем, от боли и унижений. От всего что не являлось мною. И вдали от мира и цивилизации почувствовала себя намного лучше. Устроилась нянечкой в детский сад. Люди в деревне совсем другие. Добрые, открытые. Как будто на иную планету попала.

Дед ни о чем не спрашивал. Я сама ему все рассказала…Позже, когда узнала. Узнала, что жду ребенка. Даже не я узнала, а дед догадался. Когда на работе в обморок упала и он за мной приехал. Обычно сама домой добиралась. Приеду, а меня уже Гроза встречает, виляя хвостом и зажимая уши к голове, тыкаясь в колени.

— Даа, хитрюжка. Принесла тебе печеньки, только деду не говори, а то он нас обеих наругает.

— Что, шельма, рыжая, выпросила у Татьяны печенье? Да? Кого ругать?

Гроза хвост прижмет и к деду в ноги кидается, подлизывается.

***

— Что такое, внучка? Заболела?

— Та нет. Просто плохо стало. Скоро пройдет.

Плохо мне постоянно было. То голова кружилась, то тошнило беспощадно до рвоты, особенно по утрам.

— Ты бы, внучка, в центр съездила и врачу показалась. Бледная вся, исхудала.

— Это от стресса. Наверное.

— Давай, бросай возню по дому и поехали в районный центр. Отвезу тебя.

— Да желудок это шалит. У меня уже бывало такое.

— Ну вот пусть врач и скажет, что бывало. А я не доктор. Лечить не умею и диагнозов не ставлю.

В кабинет к гинекологу зашла после того, как педиатр туда отправила, узнав о задержке. Простая формальность. Просто убедиться, что все хорошо. А вот гинеколог, осмотрев меня на кресле и приподняв тонко выщипанные брови и поправив выжженные пергидролью волосы уселась что-то писать в карточке.

— Так…пока что ничего не назначаю кроме анализов. Сдашь в понедельник и в пятницу ко мне. Сейчас давление измеряем и взвесимся. Жалобы есть?

— Ну…да. Я говорила с желудком. Тошнит. Рвет иногда. Голова кружится.

— Ну это нормальные жалобы в первые месяцы. Скоро пройдет. Обычно к концу первого триместра легчает. А выделения какие-то есть, боли внизу живота.

— Нет. Нету…Какого триместра?

— Первого. У тебя предположительно одиннадцатая неделя беременности. УЗИ у нас нет. Так что я на глаз и по месячным. Анализ сдашь и точнее посмотрим. Но я редко, когда ошибаюсь.

Врач пожилая, стервозная, старой закалки. Из-подл очков строго смотрит и сразу скукожиться, и спрятаться хочется.

— Что?

Я вскочила со стула и тут же схватилась за голову. Она беспощадно закружилась.

- Вот чего так прыгать? Еще в обморок мне свалишься здесь, а я отвечай. Сядь. Прыгает она. Давление как у трупа, а она прыгает. Витамины пить надо, Анализы сдашь и посмотрим, что там еще прописать. А пока покой, хорошее питание и сон.

Вышла я от нее, пошатываясь и к стене прислонилась, закрывая глаза. Ну почему? Почемуууууу? Почему именно сейчас и от него? Господи и что мне теперь делать? Но внутри вспыхнуло что-то горячее, что-то дико-радостное и неописуемое, заставившее в коридоре руки к животу прижать и веки прикрыть. Там. Во мне. Ребенок. Мой. Сладко что-то вспорхнуло под кожей и защемило сердце. Не отдам! Самой первой мыслью и ударной волной разошлась по телу. Никому не отдам. И договор мысленно в клочья разорвала.

В машину села как заторможенная, глядя в одну точку.

— Ну что? Когда мужу своему скажешь? Отец у ребенка есть?

Дед Мазай спросил и окно приоткрыл, впуская свежий воздух.

— Нет…

— Мужа нет или отца?

— Муж есть… а отца нет. Точнее есть…но можно сказать, что нет.

— Это как так?

— Не спрашивайте… я плохой человек. Ужасный. Я глупостей наделала. Таких глупостей…божеее…как же я теперь?

— А хороших людей не бывает, внучка. Как и плохих. В каждом из нас живет и Бог и Дьявол. Да и кто я, чтоб судить? Сам не без греха. Но ты если не хочешь, можешь не говорить.

И я рассказала ему все. Вот как есть…от начала и до конца. Не поднимая глаз, перебирая складку на юбке его родной внучки, трогая оборку и чувствуя, как опять глаза печет, как жжет веки. От самой себя противно, мерзко, отвратительно. Как будто про кого-то другого рассказываю и ненавижу этого человека всей душой.

— И я не знаю, что мне теперь делать? Как быть? Я и домой вернуться не могу.

— Не надо возвращаться. У меня оставайся. Сколько хочешь. Работа есть, крыша над головой тоже.

— А… а с ребенком что делать? — подняла на него глаза, чувствуя, как кровь прилила к щекам от стыда и как сердце тревожно бьется от одной мысли, что его забрать могут.

— А что ты с ним хочешь сделать? Отдать той женщине?

В голосе нет осуждения, только вопрос и участие, а серые глаза с сочувствием смотрят. И я вдруг отчетливо увидела себя с младенцем на руках, как прижимаю к себе маленький комочек, как прижимаюсь губами к головке и ответ сам собой вырвался.

— Нет! Не отдам! Это мой ребенок!

— Вот и правильно. А здесь тебя не найдет никто. Родишь, а потом решим, как поступить. Бог всегда путь подскажет…Вот я недавно думал, что нет от меня пользы никакой, просто так небо копчу, внучку не уберёг, дочка чужая, жена ушла. Наверное, нет во мне смысла. Только моей Грозе и нужен….Спросил у Бога зачем такой, как я живет? Что хорошего может сделать?… Ко мне ответ пришел и дня не прошло…Ты появилась. Вот зачем я продолжал жить.

Я подалась вперед и обняла Мазая за шею, а он похлопал меня по спине, неуклюже, неумеючи.

— Спасибооо…даже не знаю, как вас благодарить.

— Ну что ты…ты ж мне как родная. В жизни всякое бывает…главное людьми всегда оставаться. Мужу что скажешь?

О Диме я давно не думала…А если и думала, то скорее с раздражением и ощущением неприязни. Но надо как-то все решить. Как-то разобраться. И я тогда впервые позвонила Ане.

— Таняяя, Танечкааа. Боже! Мы обыскались тебя. Дима каждый день с ума сходит. Плачет. Ищет тебя. Где ты? С тобой все хорошо?

— Да…были некоторые проблемы, а сейчас все хорошо.

— Ты где? Когда вернешься?

— Н…не знаю. Скорей всего нескоро.

— И правильно. Не возвращайся, Тань…тут искали тебя всякие. Ко мне приходили и Диму избили.

Сердце сильно сжалось и защемило. Даже стыдно стало…Диму из-за меня избили, и он искал меня, а я трусливо спряталась.

— Тань, ты хотя бы поговори с ним. Он места себе не находит. Только о тебе и говорит. Позвони ему…Нельзя так бросать.

— Позвоню. Обязательно. Как Гоша?

— Гошик в порядке. Зуба два прорезалось. Скучаем по тебе. Ты там хоть не голодаешь? Деньги есть?

— Да. Все хорошо. Есть.

После того как отключилась несколько минут думала, глядя в никуда и прижимая ладонь к животу. Она права. Я должна поговорить с Димой и…сказать ему, что мы разводимся. Так будет честно. А малыша я и сама вырастить смогу.

* * *

Дима приехал в районный центр через день после моего звонка. Когда услышала его голос не ощутила, как раньше, радость и желание его увидеть. А стыд ощутила и…себя предательницей. Как назло он безумно обрадовался моему звонку.

— Кисааа, кисонька моя, Таткааа, как же я волновался. Перезванивал потом, а ты телефон выключила. Искал тебя в отель звонил. Где ты, девочка моя?

— Я не могла с тобой связаться. Прости. Нам надо поговорить, Дим. Ты сможешь приехать или у тебя работа?

— Смогу! Ты что? Я так перенервничал и соскучился. Как же я люблю тебя, Киса, до безумия. У меня сейчас от счастья сердце выскочит.

А у меня от тошноты желудок выскочит. Договорилась с ним о встрече, и скрюченная в уборную бросилась исторгать завтрак. К разговору с Димой готовилась морально и физически. Чтоб не начало тошнить посреди встречи и чтоб он не догадался о беременности. Это его добьет окончательно. А мои собственные мысли крутились вокруг малыша. Я не могла успокоиться и только об этом и думала. Рассматривала себя у зеркала, трогала живот. Вроде ничего еще не изменилось, но грудь стала твердой, упругой и болезненной. Но я от чего-то казалась себе невероятно красивой. Как будто внутри меня появилось какие-то свечение и даже глаза смотрели по-другому.

«Внучка, красавица моя, глаза не нарадуются. Повезло мне, да. Грозка. Красавица наша Танюшка!»

Ужасно хотелось почитать что-то о беременности, но у меня не было сотовой связи не то что интернета. Хутор находился в низине и здесь ничего не ловило кроме центральных телеканалов и обычного стационарного телефона, и допотопного радио, где казалось давно забыли, что уже не семидесятые прошлого столетия и крутили коммунистические песни. Мне даже в какой-то мере это нравилось, я как будто отрезана от внешнего мира, как будто попала куда-то в иное измерение и буду строить свою жизнь и растить малыша вдалеке от злобы и ненависти, вдалеке от продажности и цинизма.

На автовакзале было единственное кафе с сосисками в тесте, мороженым и кофе с чаем. Там я и назначила встречу Диме. Приехала заранее, морально готовясь к скандалу. Я чувствовала, что он непременно будет. Особенно, когда увидела своего мужа с букетом цветов, выпрыгивающего из нашей машины и припрыгивающей походкой направляющегося к кафе. Издалека он походил на бочку на длинных ногах. Рубашка с трудом застегнулась на животе, светлые волосы лезли ему в глаза и в распахнутом воротнике светло-голубой рубашки раскачивался крестик на толстой золотой цепочке. Мне почему-то это показалось вульгарным. Никогда не казалось… а сейчас да. Как и весь его вид. Вроде и одет хорошо и машина вымыта блестит, и туфли начищены, а такое ощущение, что передо мной заплывший жиром, самовлюблённый хряк. Когда-то мне нравился цвет его кожи. Светлая, сливочная, а сейчас подташнивало и тут же вспоминала другую бронзовую, упругую, тело с бугрящимися мышцами, татуировки, сильные руки. Не хочу…не буду о нем думать. Не сейчас и никогда не буду. Его нет. Он остался в другой реальности вместе со своей женой.

— Кисаа, моя девочкаа, — Дима бросился ко мне, схватил за плечи, прижал к себе, — как же я переживал. Как ты здесь оказалась? Я заберу тебя домой. Ты не представляешь, как нам тебя не хватает. Только о тебе и говорим целыми днями. Почему ты пропала? Куда? Я везде звонил…оборвал телефон в твоей гостинице!

— И что они сказали? — спросила скорее на автомате, чтоб хоть что-то сказать. На секунду он опешил.

— Что?

— Что тебе сказали в гостинице?

— Сказали…сказали, что ты в другом филиале и тебе передадут что я звонил. Тебе передали? — я разжала руки, ощущая, как внутри становится холодно и пусто. Становится как-то мерзко до липкости и хочется помыть руки, — Не передали, да? Вот гады!

— Да…гады…

Дима никуда не звонил. Потому что нет никакого филиала…

— Я хочу развестись с тобой. — сказала и поняла насколько это правильно.

— Конечно не передали, им не простых смертных. Они крутые, они…

— Слышишь меня? Я хочу с тобой развестись!

— Не понял!

— А что здесь непонятного? Я хочу развод. — в третий раз повторила и посмотрела ему в глаза, видя, как выражение приторной нежности быстро сменяется раздражением и злостью. Как сверкают его зрачки.

— Какого еще развода? Что за бред! Ты перегрелась в этой дыре? Давай собирайся и поехали домой. Хватит прохлаждаться!

Кивнул головой на дверь.

— Я никуда не поеду мне и здесь хорошо. Это конец, Дима.

— Какой еще конец? А долги кто раздавать будет? Я один? Как тратить так вместе, а теперь она в кусты? Хитрая какая. Не думал, что ты ушлая настолько, Татьяна.

— Какие кусты? — смотрела на него и ощущала, как мною овладевает отвращение, как всю корежит от неопрятного ощущения. — Какие траты? Тратил деньги ты! А я их даже не видела. И кредиты тоже брал ты, и квартиру нашу закладывал тоже ты. Поэтому и платить будешь ты.

— Чтооо? — подался вперед и схватил меня за локоть, опрокидываю чашку с кофе. — Я? Решила слиться, да? Оставить меня в заднице самого? Нет, моя дорогая. Сначала отработаешь, выплатишь со мной кредиты, а потом можешь катиться.

Он так разозлился, что его глаза вылезли из орбит и на губах появилась слюна.

— Я не стану ничего выплачивать. Ты больше не получишь от меня ни копейки. Сам ищи деньги и сам рассчитывайся с долгами. Все что я могла я уже сделала для тебя и для твоей семьи.

— Что ты сделала? Дала деньги для Гошки? Так это не мне знаешь ли! Я с тех денег ни хрена не увидел! И между прочим рисковал своей шкурой и ездил за ним… а они…

— Это твоему племяннику! Понимаешь? Гошке! Не кому-то там на улице. Ты мог…мог и спасибо мне сказать.

Закричала и на нас все обернулись. Дима сжал мою руку.

— Никакого развода не будет.

А потом осмотрел меня с ног до головы. И рот скривился в злой ухмылке.

— Хорошо выглядишь. Ты себе хахаля нашла? Да? Еб**ся здесь с кем-то? Вот почему развод? Где он?!

— Ты с ума сошел? Кто он?

Я пыталась выдернуть руку, но Дима держал ее изо всех сил. От него воняло каким-то мерзким незнакомым парфюмом и сквозь него пробивался запах пота. Как будто он несколько дней не мылся. Значит …поссорился с Сашкой и негде было вымыться. Меня затошнило так внезапно, что я вся похолодела и покрылась липким потом. Вырвала руку и бросилась в туалет. Меня выворачивало несколько минут. Потом я полоскала рот и умывалась, а когда вышла из уборной, Дима схватил меня за плечи и придавил к стене.

— Ты беременная, да? Отвечай, сука! Ты залетела?! Смотри на меня и говори!

Я закусила губу, оглядываясь беспомощно по сторонам, но как назло возле туалета никого нет, а Дима явно вне себе от ярости, его всего трясет и глаза кровью налились.

— Отвечай! Или я тебе сейчас все кишки переверну. — замахнулся кулаком, и я инстинктивно руки к животу прижала.

— Говори! Иначе выбью из тебя правду!

— Да! Беременна! Не от тебя! Поэтому требую развод!

— Сукаааа! Ну и тварь! — ударил меня по лицу так что лопнула губа и я тут же тронула ее языком, Хоть бы он сильно не разозлился и не ударил в живот. — Знаешь что…заплати мне и я дам тебе развод.

И глаза тут же заблестели по-другому. Даже ярость на мгновение схлынула. Он снова играет. Точно играет. И мне наврал, что завязал…у него снова неприятности и он приехал ко мне не ради меня, а в надежде, что у меня что-то есть.

— У меня нет денег, Дима. Ни копейки.

— Лжешь!

— Нету…я здесь нянечкой работаю за грошИ. Уезжай. Все кончено. Прости…Я больше тебя не люблю. Давай все мирно решим и разойдемся. В память обо всем хорошем. Спокойно. Как цивилизованные люди.

— Прости…прощения она просит. Сука. Вот ты кто. Шлюха и сука. От кого залетела? Кто тебя вздрючивал? Пусть он заплатит за тебя. И так уж и быть я дам развод.

Навис надо мной, а я чувствую, как его злость фальшью отдает. На самом деле он злой не потому что у меня кто-то есть и я беременная. Он злится, что я не даю денег.

— Не важно…это уже не важно. Не знаю кто отец. Нет отца. Есть я и все. А у меня нет денег, Дима. На этот раз действительно нет.

Долго смотрел мне в глаза, снова с ног до головы изучил и пришел к выводу, что денег и правда нет. Увидела по разочарованию на лице и опустившимся уголкам губ.

— Ясно. Тварь ты. Я с тобой рядом с самого начал…всегда. А ты! Да пошла ты…шалава! Не нужна ни ты, ни деньги твои. Сучка!

Развернулся и пошел к машине, вышвырнул цветы. Сел за руль, вдавил педаль газа. А я, тяжело дыша, прислонилась к стене справляясь с еще одним приступом тошноты. Ну вот и все. Все…Да, рвать связь всегда непросто, всегда больно. Даже если любви уже нет. Даже если уже все закончилось. Люди прирастают к нам и отдирать их и убирать из своей жизни — это больно. Потому что есть общее прошлое, есть воспоминания, есть много общего. Но я больше не видела себя рядом с Димой. Я скорее видела себя одну. С дедом Мазаем, с Грозкой и с моим ребенком. Здесь. В этом ином мире.

* * *

Домой вернулась, прикрыв синяк возле губы волосами, попыталась прокрасться в ванную, чтоб там замазать его тональным кремом, но дед вышел мне навстречу с закатанными рукавами и полотенцем через плечо.

— А я раньше вернулся с работы. Сегодня сменщик мой дежурит. Я и забыл совсем. В голове одни дырки. Склероз. Так что будем обедать. ВнучкА моего надо вкусно кормить.

Я принюхалась к аромату с кухни и в животе зурчало.

— Картошкой?

— Дааа.

— Жаренной?

- О дааа. Как ты любишь. С грибочками и селедочкой.

А потом улыбка пропала и ко мне дернулся, волосы с щеки убрал и брови седые на переносице сошлись.

— Кто это сделал?

— Муж…приезжал сегодня. Сказала ему о разводе. Он обычно…он сдержанный, и я не знаю почему так разозлился и…

— Не ищи оправданий, Таня. Если мужчина поднял руку на женщину ему нет никаких оправданий…точнее есть. Одно. Он уже не мужчина, а мразь последняя. Я по своим связям пробью и тебя с ним быстро разведут.

— Связям? — улыбнулась я.

— Связям. Думаешь у бедного жалкого деда никаких связей нет? Ошибаешься. Я в свое время…знал очень важных людей.

Потом вдруг обнял меня и к себе прижал.

— Я уже успел съездить в город. Не говорил тебе у меня квартира есть. Сдаю ее студентам… На тебя все записал и дом этот и квартиру. Не станет меня, хоть что-то у тебя будет.

У меня от одной мысли об этом внутри все сжалось.

— Всегда боялся умереть и что никому не достанется. Государство утащит или дочка моя приедет…

— Вы зачем так говорите? Не надо мне такое говорить. И переписывать ничего не надо. Не такой вы и старый. Поживем еще. Что за разговоры! Вы расстроить меня хотите?

— Ну конечно, внучка…Как говорят — Будем жить!

И кулак вверх поднял.

***

Утро было солнечное, яркое. И небо такое пронзительно-голубое. Только за городом оно кажется таким насыщенным, таким ярким. Я на крыльцо вышла, вдохнула полной грудью…сегодня чуть полегче стало. Не тошнило так сильно. И день такой хороший. Поеду в соседний город на УЗИ на малыша посмотреть. От волнения колени тряслись и пальцы дрожали. Я уже не представляла, как могла хотеть отдать малыша, как вообще могла подумать об этом. Он же там, во мне совсем крошечный. Уже знает, что я его мама и любит меня. Уверена, что любит. Я эту любовь ощущаю каждый день. Она сквозь кожу просачивается и греет мне сердце. Особенно по ночам, когда вижу во сне ЕГО. Словно проклятие. Каждую ночь. Снова и снова мне снится. И всегда в кошмарах, всегда так, чтоб от слез подушка промокла и сердце до боли свело судорогой.

Снилось как бегу к нему, а он где-то рядом совсем. Видит меня, руки тянет. На нем спортивная одежда и мяч катится по дороге. Я быстро иду навстречу, а он ко мне. Улыбается своей улыбкой мальчишеской. Почти вплотную подошла и хочется обнять. Я вперед бросаюсь и о стекло бьюсь всем телом, как птица. Да так бьюсь, что чувствую боль в животе и по ногам кровь начинает течь. Я кричу, колочу руками в невидимое стекло, а Альварес стоит за ним и сквозь меня смотрит. Как не видит. Вокруг меня кровь ручьями растекается, и я понимаю, что ребенка теряю и никто мне не поможет даже он. Мое сердце разрывается от боли и ужаса.

Вздрогнула отгоняя неприятные мысли о сне. Это всего лишь гормоны. У меня все хорошо будет. И без Альвареса и без Димы. Нам с малышом никто не нужен.

Вышла на улицу и ко мне Гроза подбежала, начала укрутиться в ногах, прижимая уши, требуя ласку.

— Привет, моя хорошая. Соскучилась? Ты ж в доме спала. Возле меня. Уже успела истосковаться? Ну все…все. Мне пора.

Иду к калитке, а она опять передо мной выбегает и к ногам, хвостом виляет, поскуливает в руки тыкается. Глаза такие просящие. Я наклоняюсь, а она мне в лицо носом мокрым тычется и лижет мои щеки.

— Что? Забыл покормить тебя дедушка? Печенье хочешь? Попрошайка. Ну ладно. Дам одно. Пока деда Мазая нет. А то она нам с тобой наподдаст.

Достала из сумки печенье и протянула ей, но Гроза не взяла, а в глаза мне заглядывает и поскуливает жалобно. Я только к калитке, и она бежит, дорогу перегораживает. Сядет и сидит, голову на бок клонит.

— Эй! Ты чего? Да ты не хочешь, чтоб я уходила, да? Я быстро. Вернусь и на речку с мячом пойдем. Обещаю. Честно-пречестно. Ну все. Хватит. Я опоздаю из-за тебя.

Вышла за калитку, а собака беспомощно завыла.

— Гроза! Ну хватит! Я ненадолго!

***

— Совершенно здоровый малыш. Смотрите все пять пальчиков на месте, ручками и ножками шевелит. Шустрый. Предположительно мальчик, но через полтора месяца лучше будет видно. В восемнадцать недель придете и посмотрим вырос хоботок или нет.

Мы обе засмеялись. Я смотрела на серый экран и чувствовала, как по щекам текут слезы, а узистка улыбается и по животу моему датчиком водит.

— Вот видите он открывает ротик. Как маленькая рыбка.

Узистка была молодая и очень приветливая. Казалось она восторгается вместе со мной. Смеется, все озвучивает и показывает… а мне кажется, что я влюбилась. Да, это ощущение было похоже на всепоглощающее чувство любви. Когда от нее покалывает все тело и хочется кричать от счастья. Мой мальчик. Мой сладкий. Это же мой малыш. Только моооой.

— Папа будет рад такому чудесному и здоровому мальчику. Я напечатаю вам фотографии непременно покажите ему.

— У нас нет папы.

Посмотрела на меня, и улыбка тут же пропала.

— Простите…Я не хотела. Извините.

— Ничего. Зато у него есть мама и дедушка. Так что есть кому показать.

Первые фото малыша казались мне невероятно красивыми, и я шла и рассматривала их, спотыкаясь и останавливаясь, чтобы, улыбаясь присмотреться к личику, с животику, ручкам и ножкам, к напечатанным срокам и размерам плода.

Это произошло настолько стремительно, что я даже закричать не успела. Возле меня остановилась машина, преградила мне дорогу. Из машины выскочили два мужчины, они схватили меня, засовывая в рот какую-то тряпку, согнули пополам и протащили по улице, бросили ничком на заднее сидение, и я услышала скрип покрышек. Автомобиль стремительно сорвался с места. От ужаса я смогла только замычать. Но мой голос заглушила бешено орущая в салоне музыка.

Глава 20

Со мной никто не разговаривал. Меня куда-то везли. Очень долго. По ухабам, по каким-то вихляющим дорогам. И чем дольше мы ехали, тем страшнее мне становилось. Я дергалась и мычала, брыкалась. Но это лишь от бессилия. Выйти с машины несущейся полным ходом я бы все равно не смогла.

Потом меня грубо тащили куда-то, опустив мою голову вниз за волосы, удерживая согнутой, чтоб ничего не видела кроме красивых мраморных плит под ногами с завитками на углах. Я перебирала босыми ступнями и быстро бежала ведомая жестокими руками. Меня завели куда-то в здание, ничего кроме пола я не вижу, мне не дают смотреть. Потом повели вниз по лестнице, отперли какую-то дверь. Я изо всех сил сопротивлялась, билась, пытаясь не дать втащить себя в жуткую комнату, похожую на темницу для заключённых с решеткой на окнах с цепью, вдетой в кольцо на стене.

Это ведь не может быть моя комната? Человека не могут держать в таких условиях. Это…это какой-то бред. Жуткий сон. Мне снится этот кошмар, и я скоро проснусь. Надо ущипнуть себя, укусить. Но меня насильно подтащили к низкой тахте, усадили на нее, нацепили железный ошейник на шею и закрутили его так, что он впился неровными краями в кожу. Как собачья цепь в деревнях. Я видела такие…как и несчастных псов, сидящих на ней. Но я не собака. Я человек!

От отчаяния я взвыла, но всем было плевать. Меня бросили в этой страшной квадратной комнате с тусклым светом и маленьким окошком под потолком. Услышала, как снаружи повернулся ключ. Вытащила кляп изо рта и подбежала к двери, но тут же вскрикнула, упала на колени. Цепь не давала сделать больше ни единого шага. Она доставала лишь до ведра в углу и до второго угла комнаты, где стояла железная миска с водой и при любой попытке дернуться резала кожу.

— Так нельзя! Нет! Слышите?! Отпустите меня! Отпуститееее! Кто вы? Что вам от меня надо? Вы все ненормальные! Сумасшедшиееее! Я беременная! Слышите? Меня нельзя в такие условия! И… и у меня нет денег! Вам никто за меня не заплатит!

Боже! Где я? Что это за очередной кошмар, страшнее предыдущего?

От ужаса я не могла успокоиться. Металась по комнате и железка страшно терла горло. До крови. Я кричала так громко, что охрипла и сорвала голос. Я била кулаками о пол, раскачивалась на коленях и трогала стены в поисках хоть какой-то лазейки. Но ее не было. Комнату подготовили к моему прибытию. Стены обиты войлоком и забиты досками. Как попало. И мне видно ворсины через зазоры. Попыталась отодрать одну из досок и загнала занозы в пальцы. Со слезами выдергивала их зубами. К вечеру я поняла, что мои крики и истерики бесполезны. Меня никто здесь не слышит, а тому, кто меня сюда притащил плевать.

Спать было страшно. Я не знала где я и у кого. А вдруг я усну и произойдет что-то страшное. Воспаленный мозг рисовал жуткие картины. Одна страшнее другой. Села под стенкой, обхватив ноги руками, постоянно глядя на дверь. Готовая напасть если кто-то зайдет и попытается приблизится ко мне. В отчаянии опрокинула воду, а потом меня мучила страшная жажда и я пожалела, что сделала это. Я совершенно обессилела и мне казалось, что сижу здесь целую вечность.

Ключ в дверях повернулся, и я увидела пожилую женщину со светлыми короткими волосами, уложенными в красивую прическу. В ее руках был поднос. Выглядит женщина очень хорошо, даже изысканно. И я воспряла духом, радостно бросилась к ней, но она меня осадила резким движением руки.

— Сядь на место иначе к тебе сюда неделю никто не зайдет.

Металлический голос, похожий на воронье карканье и тонкие брови изогнулись над маслянисто-серыми глазами, аккуратно подведенными карандашом. От нее пахло дорогими духами и ее туфли на невысоком каблуке блестели и отражали решетки на окне.

— Кто вы? Что вам от меня нужно? — закричала я, чувствуя, как по телу бегут мурашки при взгляде на это каменное лицо. Ни капли сочувствия. Скорее пренебрежение и злость.

— Только то, что находится внутри тебя.

— Что? — я не сразу ее поняла. Меня душили слезы и отчаяние. Я не могла понять, что происходит и мне казалось, что сейчас все закончится. Еще немного и все прекратится. Это ведь не по-настоящему все. Так просто не может быть. Не со мной. Но выражение лица этой женщины заставило похолодеть от страшного предчувствия.

— Вам нужен выкуп? Меня выкрали ради денег? У меня их нет. И вам никто не заплатит. Понимаете? Вы ошиблись.

— Тебя не выкрали, а заставляют выполнить свои обязательства. То, что находится внутри тебя — тебе не принадлежит. И ты прекрасно об этом знаешь, но попыталась присвоить себе чужое! Украсть!

И до меня начало доходить что она имеет ввиду. Стало жутко, волосы зашевелились на затылке, а над губой выступили капельки холодного пота, я попятилась назад.

— Вы…передайте ей, что я передумала. Я не хочу отдавать своего ребенка. Никто не может меня заставить. Это незаконно. Этот…этот ребенок мой. Вы ничего не добьетесь. Я вам его не отдам.

— А ты видишь, что здесь кто-то соблюдает закон? Ты думаешь кого-то вообще волнует твое мнение?

Она поставила поднос в углу. Достала с кармана баночку, вытащила одну таблетку и положила возле стакана с водой.

— Здесь твой ужин и витамины. Будешь вести себя хорошо будешь выходить на прогулки во двор. А начнешь устраивать истерики — привяжут к кровати до самых родов. Будешь испражняться в судно и есть через капельницу. Ты еще не поняла, что с тобой никто не играется? Все серьезно, девочка. И когда ты подписывала бумаги и брала деньги тебя об этом предупреждали.

Она говорила так, будто совершенно не сомневалась в своей правоте. И ее нисколько не ужасали методы, которыми они собирались меня заставить отдать им малыша.

— Вы в своем уме? Это похищение человека! Подайте в суд, если вы считаете, что я виновата! Я верну вам деньги!

— Ты? Вернешь деньги? Тебя нет. Никто не знает где ты. Возможно никогда не узнает. Хочешь жить — сиди тихо. Родишь и может быть тебя отпустят.

Вблизи она походила на змею. Белую, страшную, с холодной кожей и злыми глазами.

— Может быть?

— Да, именно, может быть!

Она ушла, а я смотрела на дверь и не верила, что на самом деле это со мной происходит. Но поверить пришлось. Первые дни я ничего не ела. Сидела на постели и смотрела в одну точку. Я знала, кто это сделал…знала и мне было страшно. У меня в голове не укладывалось, что человек способен на такое. Это только в кино так бывает. В самых жутких фильмах ужасов. Но не в жизни и не со мной. На четвертый день моей голодовки у меня начала кружиться голова, я не вставала с постели. Змея пришла с двумя мужиками, меня скрутили и держали, пока старая сука запихивала в меня овсяную кашу, а потом колола мне в вену какой-то препарат. Все это время я кричала и пыталась вырваться, но она схватила меня за лицо и поцедила своими тонкими подведенными перламутром, губами.

— Если выкинешь ребенка — тебе вырежут матку наживую. Обещаю! Поэтому жри, пей витамины и молись, чтобы у тебя родился живой и здоровый ребенок!

Ее глаза в этот момент казались безумными. Я замерла, глядя на нее, как на ядовитую и опасную паучиху.

— Кто вы? Она вам платит за это? Зачем…зачем вы так…я же человек. В вас нет сострадания?

Нет, его в ней не было. Как и никаких других чувств по отношению ко мне. Точнее одно было — это презрение. Иногда она смотрела на меня с нескрываемым отвращением. Словно ненавидела. Но ведь я ее совершенно не знала. За что ей меня ненавидеть?

— В следующий раз накормим через зонд. Поняла?

Я кивнула. Рыдать уже не хотелось. Это было бесполезно. Только думать о том, как сбежать отсюда. Надеяться, что у меня получится это сделать рано или поздно и они не успеют забрать ребенка.

— Вот и хорошо, что ты понятливая.

Меня выпустили на улицу под конвоем. Позволили час в день сидеть на лавке на заднем дворе. Раз в неделю ко мне приходил врач брал у меня кровь, прослушивал плод. Первые разы я умоляла его позвонить в полицию, угрожала, просила, молила. А потом поняла, что ему хорошо платят за молчание. И ему все равно. Он выполняет свою работу, а я для него не больше чем труп для патологоанатома. Всего лишь предмет для анализа, не более. После осмотра он равнодушно при мне разговаривал с Змеей. Он никогда не называл ее по имени. А для меня она была Змея. Бесчувственная, холодная и мерзкая.

— Плод развивается хорошо. Сердцебиение, размеры, все в норме. Конечно, неплохо бы сделать еще одно УЗИ. По крайней мере на двадцать второй неделе нужно провести скрининг. Обязательно. Привезете ее ко мне в клинику. Я предоставлю необходимые условия. У нас есть инфекционный, изолированный бокс.

Я смотрела то на нее, то на него и чувствовала, как ненависть рождается и внутри меня тоже. Это не люди. Это даже не животные. Я не знаю, что может заставить быть человека столь жестоким и циничным. Теперь каждый раз, когда Змея ко мне входила я молчала и смотрела на нее так же, как и она смотрела на меня.

— Что смотришь волком? Спасибо скажи, что кормим как на убой. И относимся нормально. Сидишь тут, как на курорте. Спасибо должна говорить каждый день. Коллекторы были бы менее терпимы. А мы всего лишь забираем свое. То, что ты, отдала добровольно и даже взяла деньги. Теперь поздно жалеть.

Наверное, ей и в самом деле так казалось или она издевалась надо мной. В этих четырех стенах я сходила с ума. Мне хотелось биться о них головой. Ни телевизора, ни радио. Только голоса снаружи. Из-за окна. Иногда близко настолько, что я различала, о чем говорят охранники или слуги. Я успела понять, что мы находимся в доме. Видимо загородном. Когда у Змеи было хорошее настроение она приносила мне старые газеты.

— На. Почитай. И не говори, что к тебе плохо относятся. Завтра поеду в город привезу книгу. Если смотреть так перестанешь. Мне не нравится твой взгляд.

Мне самой он не нравился… и я ощущала, как с каждым днем и я все меньше похожу на человека. Я скорее загнанное животное в клетке. Которое ждет свою миску с едой и водой. Я зачитывала газеты до дыр. Они собирались в углу моей комнаты стопкой и когда было совсем невмоготу я начинала изменять статьи. Подставлять имена. Особенно мне нравилось делать это с криминальными сводками. Представлять себе Змею мертвой. Ее и ту тварь, которая меня на все это обрекла…которая решила, что купила мою жизнь и жизнь моего ребенка.

В тот день, когда моя жизнь окончательно и бесповоротно изменилась, меня разбудил знакомый голос. Голос, который я так часто слышала во сне.

— Я приехал поговорить. И ты ответишь на мои вопросы! Ты не будешь прикрываться положением и прятаться здесь от разговора!

Я вскочила с постели и бросилась к окну, позвякивая ошейником. К причиняемой им боли я уже привыкла. А на коже образовались незаживающие ранки и рубцы от старых шрамов и потертостей. Но звук голоса заставил меня ожить…заставил меня всхлипнуть и превозмогая боль влезть на стул, ощущая, как душит ошейник и краем глаза смотреть в окна на НЕГО. Они были вместе. Альварес и… и Каролина. От взгляда на него стало больно дышать и сердце не просто забилось оно затрепетало, ударяясь о грудную клетку изо всех сил.

Они стояли друг напротив друга. Мне было больно на них смотреть под таким углом, но я услышала, как он заорал:

— Перестань меня шантажировать! Я знаю, что ты беременна! Не напоминай каждый раз!

— Не знаешь. Ты …ты постоянно заставляешь меня страдать! Тебе плевать на мое состояние! На токсикоз и боли! Врач запрещает мне нервничать!

— Просто ответь ты с ней встречалась? Скажи да или нет? На ее сотовом были звонки от тебя!

— Нет! Я не встречалась с твоей потаскухой! Я не знаю почему она пропала! Не знаю ясно?! Мне еще не хватало думать о твоих шалавах! Да, я ей звонила…звонила, чтоб узнать на кого ты меня меняешь! На кого у тебя стоит вместо меня….Она сделала тебя импотентом?! Или … ты можешь трахать только продажных сучек? С нормальными, без париков и линз у тебя не выходит?

Альварес замахнулся, а я дрожала от напряжения и чувствовала, как ошейник ранит мою кожу на шее.

- Если…если я рожу мертвого ребенка — это будет твоя вина!

Его рука опустилась и сжалась в кулак.

— Да пошла ты! — и быстрым шагом пошел прочь.

Она вдруг бросилась за ним следом, падая на колени и цепляясь за его ноги, волочась за ботинком по траве, как тряпка.

— Арманд, подожди…прости меня. Да…да я с ней говорила. Я ревновала, понимаешь. Ревновала тебя. Прости… хочешь я буду для тебя ею. Скажи и я сыграю кого угодно…умоляю!

— Тебе никогда не стать ею, ясно?! Никогда! Ты мне омерзительна! Я не знаю каким образом от этой грязной еб**ли, где я практически не принимал участие, появился ребёнок…но я позабочусь о нем… а ты держись от меня подальше.

Я изо всех сил дернула решетку. И вдруг Каролина обернулась. Ее искаженное рыданиями и яростью лицо показалось мне таким же жутким. Как и маска смерти. Она посмотрела прямо на меня. А я с тоской и болью провожала взглядом удаляющуюся фигуру Альвареса.

И, не выдержала, набрав, в легкие побольше воздуха изо всех сил закричала ему вслед:

— Армааааанд! Я здеееесь!

Он остановился, как-то странно дернулся, поворачивая голову, словно в поисках звука. Услышал? Да? Услышал? Но белобрысая тварь заорала его имя так же протяжно, как я.

— Армааанд! Это же я! Я здесь! Посмотри на меня! Я люблю тебя!

И он быстрым шагом исчез из моего поля зрения.

Каролина полонялась с колен и пошла в сторону дома.

Когда она открывала дверь в мою темницу, Змея впивалась в нее сзади, хватала ее за руки, в попытках удержать, не дать войти в комнату, пытаясь закрыть перед ней дверь.

— Не надо, дочка. Не трогай ее. Ребенок это самое ценное! Без него ты потеряешь мужа! Все потеряешь, слышишь, Кара? Это не только твой брак! Это значительно больше! Возьми себя в руки!

Но Каролина вырвалась, оттолкнула Змею и повернулась ко мне.

— Сукааа! Все из-за тебя! Тыыыы тварь! Ты забрала его у меня! Твои проклятые волосы и глаза! Проклятыееее!

Она бросилась ко мне с ножницами. Я помню только как она кромсала мои волосы и толстые пряди падали на пол к моим ногам. Я пыталась отбиваться, но она была сильнее, агрессивней. Казалось она сошла с ума.

— Кара, не надооооо! Ты убьешь ее!

— Она отняла его у меня, мама! Отняла! Он думает только об этой суке! Пусть ходит лысая! Гадинааа! Глаза ей выколю!

— Не надо она беременная! Выкинет, что будешь делать?!

— Не знаю! Мне уже все равно! Получи, гадина! Получи! Больше никогда он на тебя так не посмотрит! Никогдаааа! Ненавижу, тварь! Чтоб ты сдохла!

— Карааа! Не смей! Ты чтооо?

— Не будет тебя любить! Не будет! Уродиной будешь! Зеркала треснут когда отразишься в них!

Режущая боль пронизала вспышкой перед глазами или блеском ножниц, я не успевала закрывать лицо, только слышала и чувствовала, как лезвия вспороли кожу на щеках и подбородке.

Визжащую и воющую Каролину оттащили от меня, а я лежала на полу и смотрела в бетонный потолок. В моем животе впервые раздался отчетливый толчок

Глава 21

Я открыла глаза в больничной палате и тут же попыталась подняться с постели. Но едва я села, как в руке больно кольнуло. Обернулась, увидела впившуюся в вену иголку катетера. Посмотрела в окно и вскрикнула от неожиданности, заметив свое отражение. Мумия с бинтами на лице и на шее, в какой-то белой робе, завязанной по бокам тонкими тесемками. Тронула забинтованную скулу и поморщилась от боли. Перед глазами промелькнули лезвия ножниц.

С тоской и отчаяньем громко застонала. Это не сон. Не сооон! Схватилась за живот, ощупала свой пах.

В палату вошла медсестра и я тут же бросилась к ней.

— Мой ребенок, он цел? Он жив?

— Лягте на место! — прикрикнула та и быстро выскочила в коридор, — Эй, Вась, а ну сюда бегом!

Вбежал санитар, он тут же скрутил меня, уложил на постель и привязал мои руки к боковым ограждениям кровати.

— Просто скажите мне про моего ребенка! Слышите? Скажитеее мне про ребенка! Твари! Отпустите меня! Вы изверги!

Я кричала и рвалась на постели, колотила ногами и руками. Медсестра куда-то убежала и вернулась со шприцом. Санитар удержал ее за руку.

— А можно ей? Она ж того…беременная.

— Можно. Борис Нестерович сказал колоть если буйствовать будет. От ее психов ребенку больше вреда. Выкинет еще. А нам отвечай.

Но я уже успокоилась. Они могли больше ничего мне не колоть. Я услышала самое главное — малыш цел, и он во мне. Этого было достаточно, чтоб я перестала метаться на постели.

— Не надо. Не колите. Я не буду буйствовать. Не колите! Не надо вредить ребенку!

Медсестра с недоверием посмотрела на меня.

— Нечего мне орать здесь. Сейчас ночь глубокая. Ясно? Еще один писк и вколю тебе лошадиную дозу успокоительного. Родишь потом дауна сама виновата будешь. Мое дело маленькое. Чтоб ты не орала и плод живым оставался. Больше меня ничего не волнует.

Никого и нигде больше ничего не волнует. Только деньги и собственная шкура. Я притихла и больше не кричала. Осмотрела палату, окна, стены и дверь. Я больше не в темнице. Отсюда есть шанс сбежать. Надо успокоиться и понять, как это сделать. Я должна думать ради себя и ради ребенка.

До утра я пролежала в своей кровати. Я мысленно считала. Я успокаивала себя равномерным дыханием. После обхода меня повезли на УЗИ и я снова увидела своего малыша. Теперь он был намного больше и крутился в животе, размахивал ручками и ножками. На этот раз со мной никто не разговаривал. Врач говорил вслух параметры, а медсестра записывала. А я жадно рассматривала силуэт на экране, видела пульсацию сердечка, движения рук и ног, личика.

— Пол мужской запишите. Меня просили убедиться.

Значит ты мальчик. Маленький, сладкий, мальчишка. Мой мальчишка. Прости….я никогда не думала, что полюблю тебя с первого удара твоего крошечного сердечка…Я думала…думала, что ты не принадлежишь мне, что ты чужой и думала смогу отдать тебя….Но это не так. Я ощущаю тебя настолько своим, настолько родным и любимым. И никому тебя не отдам. Ты мой. Моя кровиночка, моя крошечка. Я буду за тебя бороться!

— Николай Алексеевич, к вам пришли насчет этой, — кивнула в мою сторону. Боже. Люди, до чего вас могут довести деньги. Вам заплатили, и я уже не человек. Я уже «эта». Никто. Без права голоса и права на свободу.

— Да, я уже иду. Присмотри за ней. Санитар заберет после обеда.

На меня не посмотрел и даже не вытер мне живот от геля. Я так и лежала с задранной робой и голым низом, покрываясь мурашками от прохлады. Медсестра на меня тоже не смотрела. Ее сотовый зазвонил, и она отошла к окну, открыла форточку, и я поежилась от холода.

— Да сижу тут. Какой перерыв. Меня оставили с какой-то полоумной беременной, которая лицо себе порезала. Там такие рубцы. Ее теперь только пластика дорогая спасет. Та больная на голову. Из-за хрена какого-то. Бросил ее. Говорят, и от ребенка отказаться собралась. Уже продала его сучке одной богатенькой. Лежит тут пока санитар не заберет. Что? Привез? Мне? Та ладно. Шутишь? С Парижа? Охренеть.

Значит вот что эта тварь наплела обо мне. Сама лицо себе порезала…сука! Я тоже отвернулась, чуть приподнимаясь и пытаясь так двинуться, чтоб роба сползла вниз и вдруг мой взгляд остановился на столике.

На стальном подносе лежит шприц с желтоватой жидкостью.

— Если будет брыкаться или орать вколешь ей снотворное и ее вырубит.

— А пока вырубит она мне глаза повыцарапывает?

— Вырубит быстро. Не переживай. И проспит часик точно.

Снова посмотрела на шприц и перевела взгляд на медсестру. Дернула руками, на одной оказалась ослаблена веревка. Я осторожно покрутила запястьем, освобождая руку. Затем вытащила вторую. Медсестра увлеченно говорила по сотовому и что-то рисовала на клочке бумаги. Стараясь не шуметь, я села на постели, спустила ноги. Сначала одну, потом другую. Протянула руку к шприцу, взяла. Встала во весь рост и сделала шаг к женщине. Едва она обернулась я вонзила иглу ей куда-то в шею и быстро надавила на шприц. Она упала к моим ногам, барахтаясь, глядя на меня поплывшим взглядом, пока веки не опустились.

Не знаю откуда во мне взялось столько сил, но я стащила с нее вещи, переодела ее в свою робу и даже затянула на кушетку, повернула на бок и прикрыла простыней. Сама оделась в ее халат, колготы и туфли, которые оказались на меня большими. Сжала шапочку в руках. Нет, в зеркало я смотреть не буду. Не сейчас.

Сняла повязки, ощупала свою как попало остриженную голову и лицо с едва затянувшимися рубцами. Одернула руки. Надела шапочку и маску, прикрыла челкой лоб. В кармане больничного халата оказался кошелек с деньгами и банковской картой на имя Людмилы Барановой.

В трубке все еще «алокали», я нажала отбой и сунула сотовый в карман. Он может мне пригодиться. Пошла к двери и тут же остановилась. За другой дверью слышались голоса. И один из них, молодой ненавистный я уже хорошо знала. Подкралась и прислушалась.

— Двадцать две недели беременности. Ребенок здоров, развивается как положено, состояние внутренних органов инкубатора в норме.

«Инкубатора» меня передернуло и сжала челюсти, тут же сморщилась от боли.

— Я предлагаю переместить ее в психиатрическую лечебницу своего знакомого. После того что она с собой сделала ее вряд ли резонно оставлять среди нормальных людей. В клинике гарантирована полная конфиденциальность и есть отделение для рожениц. Там же я ее прокесарю…В журнал внесем информацию о смерти плода. А потом, потом обсудим, что с ней делать. Можно и оставить…ну вы понимаете. С ее психическими отклонениями это будет самый лучший выход из положения. Ну или сами решайте куда ее…

— Конечно понимаю. И я вам очень признательна за понимание. Мы подумаем над этим вопросом. Как поживает Юлия Дмитриевна?

— Спасибо, все хорошо.

— А Данечка? Ему уже исполнился годик?

— Да. Совсем недавно.

— Ооо, поздравляю. Пусть растет здоровеньким, радует маму и папу.

Голос Каролины звучал нежно, мягко. Они обсуждали семью врача-взяточника и …и его ребенка…через секунду после того, как обсудили каким образом отобрать моего малыша и заставить меня молчать.

Больше слушать я не стала, вышла из кабинета и быстрым шагом пошла к пожарной лестнице. Спустилась по ступенькам, поглядывая наверх.

Прошла мимо курящих «коллег» кто-то свистнул мне вслед.

— Покурим, медсестричка?

— Ты что дебил? Она с животом! Ты теперь к беременным пристаешь?

— Да? Я не заметил. Я на ножки засмотрелся. Шикарные ножки.

Сбежала вниз, толкнула дверь и, тяжело дыша, осмотрелась по сторонам. Увидела такси и помчалась туда.

— Мне надо за город. В поселок Заречный.

— Я по вызову, девушка. Вызовите другое такси.

— Ну да, я вас и вызывала. Зачем мне еще какое-то такси.

— Мне другой адрес назвали.

— Ну, а теперь стал этот. Я с парнем поссорилась. Поеду к маме в село.

— Ааа, ну садитесь. Только за город дорого получится. У вас деньги есть?

— Ну и ладно. Деньги есть. Поехали.

— Вы это… вы в маске до сих пор.

— Да. Я знаю. Мне болеть нельзя. Я в положении.

Больше он вопросов не задавал, а я выдохнула через стиснутые зубы, растирая запястья на которых остались следы от веревок. Я расслабилась, закрывая глаза и засыпая. Наконец-то почувствовала себя в безопасности.

— Эй, девушка! Мы в Заречном! Здесь куда ехать?

Словно в пропасть провалилась и тут же с нее вынырнула. Очнулась. Растерянно оглядываясь и всматриваясь в дорогу. Неужели проспала больше часа?

— Вот здесь налево и до конца улицы. Там три березы возле ворот.

Машина затормозила рядом с калиткой, я заплатила таксисту и хотела уже войти, но меня окликнула соседка. Баба Шура. Дед Мазай с ней не ладил и уже много лет не разговаривал. Называл старой сплетницей и стервой.

— Нет его. Помер. На прошлой неделе. А вы откуда? С поликлиники? К живым не ходите значит, а к мертвым наведываетесь?

— Что?

Я ее не услышала или слышать не хотела.

— Помер говорю, Мазай. Схоронили уже.

— Как помер? — и внутри все холодеет, вместе с кончиками пальцев. Сердце сдавливает ледяными тисками так что даже воздух глотнуть не могу.

— Ну вот так. Помер. Как люди помирают? В город катался постоянно, искал кого-то. Сам не свой был. А потом умер. Инфаркт. Зайти в дом смогли только через день. Собака не впускала. Выла зараза такая и войти во двор не давала.

Я дрожащей рукой взялась за калитку.

— Вам он зачем нужен? Вы с поликлиники?

— Я?…Я его дальняя родственница.

— Аааа. Родственнички начали объявляться. Что помер не знаем, но за наследством пожалуем. Вот жеж…Ну вы туда не войдете. — зло сказала она и зашла к себе во двор. — Она вас не впустит. Ее в прошлый раз выстрелами отогнали. Сидит там злая и голодная.

Я ее уже не слышала, меня разрывало на части от безысходного ощущения пустоты, от боли, сжимавшей грудь и от понимания, что теперь у меня опять никого нет…даже деда Мазая. Достала с почтового ящика запасной ключ, открыла калитку и вошла во двор. Тут же послышался страшный рык. На меня неслась оскаленная Гроза. И вдруг ее рык сорвался на скулеж, на звонкие невыносимые звуки, режущие слух. Она словно плакала, словно рыдала, жаловалась мне, просила разделить ее боль и тоску, виляя хвостом кидалась мне в ноги. Я наклонилась к ней, а Гроза начала прыгать мне в лицо, облизывать меня, ласкаться и скулить так жалобно, так тонко.

— Моя хорошая, моя девочка. — Обняла собаку за шею, пряча лицо в длинной мягкой шерсти. — ушел он, да? Ты скучаешь…и я скучаю. Нет его…нет. Я тоже не верю. Даже попрощаться не успела.

А она в глаза заглядывает, руки мне лижет, лицо голову. В дом вошли и опять сердце сдавило болью и дыхание перехватило. Как же странно войти сюда…войти, а деда нет. Гроза забежала по дому носится, ищет, скулит. Возле ботинок деда улеглась и тяжело выдохнула.

Я посмотрела на пустые миски. Заглянула в холодильник. Там три одинокие сосиски, яйцо и кусок чуть подсохшего сыра. Налила Грозе воды, положила сосиску и себе одну взяла. Собака не встала со своего места и к еде не подошла. Так и лежала на ботинках Мазая, глядя в одну точку.

И что мне теперь делать? Куда бежать дальше? Домой нельзя, не дай Бог потом их из-за меня будут терроризировать. Пошла в душ, стянула с себя больничную одежду, стараясь не смотреть в зеркало, но мельком все же увидела свое лицо и замерла, глядя на чудовищные красные шрамы на щеках, подбородке и на лбу. Из-за стянувшейся кожи губы потянуло влево, а уголок глаза опустился вниз. Вздрогнула. Стало страшно, что там кто-то другой. Это ведь не я. Я не могу так выглядеть.

— Кара, не надооооо! Ты убьешь ее!

— Она отняла его у меня, мама! Отняла! Он думает только об этой суке! Пусть ходит лысая! Гадинааа! Глаза ей выколю!

— Не надо она беременная! Выкинет, что будешь делать?!

— Не знаю! Мне уже все равно! Получи, гадина! Получи! Больше никогда он на тебя так не посмотрит! Никогдаааа! Ненавижу, тварь! Чтоб ты сдохла!

— Карааа! Не смей! Ты чтооо?

— Не будет тебя любить! Не будет! Уродиной будешь! Зеркала треснут, когда отразишься в них!

Я замахнулась, и сама разбила зеркало. Осколки посыпались вниз, мне под ноги. Из глаз полились слезы и тут же забился в животе малыш. Я прижала к нему руки и тихо всхлипнула. Что я в этой жизни сделала не так? За что все это? Почему не как у других? Почему столько боли? И как мне ее выдержать и не сойти с ума?

Потом снова посмотрела на свое отражение в битом стекле, чувствуя, как пинается ребенок. Ничего. Я выдержу. Ради него. Я смогу. Я должна быть сильной.

Легла рядом с собакой на старый диван, накрылась клетчатым пледом и протянув руку, потрепала Грозу между ушами.

— Теперь я буду заботиться о тебе, Грозушка. Будешь меня любить?

Она приподняла морду и посмотрела на меня.

— Нет. Не так как его…но хотя бы немножко, будешь?

Лизнула мою руку и снова улеглась, а глазах столько грусти. Я склонила голову на подушку…и мне подумалось, что она ведь меня предупреждала и не пускала в город. Всеми силами держала. Знала, что с этого все начнется…чувствовала своим маленьким собачьим, преданным сердцем.

Меня разбудил скулеж Грозы. Она терлась о мое лицо, покусывала мои руки, словно будила. Я приподнялась на диване.

— Что, моя хорошая? Кушать хочешь?

Бросила взгляд на миску, но к сосиске собака не притронулась. А меня хватала за руку и тянула куда-то.

— Что такое? Куда?

В этот момент к дому подъехала машина. Я вскочила и подбежала к окну. О боже! Черный джип. С него вышли четверо мужчин. Гроза меня за рукав потянула за собой, и я пошла, оглядываясь на окно. Собака притащила меня к шкафу, поскребла в него массивными лапами.

— Что? Здесь спрятаться?

В дверях уже копошились. И у меня выбора не оставалось. Я спряталась в шкаф и Грозу с собой взяла, пасть ей рукой закрыла, вжимаясь в стену и прикрывая глаза, молясь, чтоб нас не заметили.

- Молчи! Слышишь? Не выдай меня! Они чужие, я знаю…но надо молчать. Тссс.

Собака ткнулась в ладонь мордой, и мы обе прислушивались к шагам. Они ходили по комнатам, светили фонариком. Может не найдут.

— Нет никого, но она точно здесь была. И собаки нет. Может ушли.

— Далеко не уйдет. Прочешем дорогу. Она одна здесь.

— Идем…убежала сучка.

Они уже направлялись к двери, а у меня в кармане зазвонил сотовый медсестры. Я схватила его, начала искать как выключить, но он пиликал, жужжал.

Когда дверцы шкафа распахнулись Гроза сразу прыгнула на одного из них. Раздался дикий крик и рычание с чавканьем. Меня схватили под руки и потащили во двор.

— Спаситееееее! — орала изо всех сил, кусая руки, пытающиеся закрыть мне рот, — Помогитеее! Люди! Кто-то! Спаситеее!

Ублюдки вытянули меня на улицу, и я узнала в одном из них «блондина» теперь у него были темные волосы. Я изо всех сил закричала, глядя на соседний дом, но там свет не включился, а потом услышала, как захлопнули окно.

Да….никто мне не поможет. Они сами боятся. Я обмякла, устав сопротивляться, меня подтащили к машине. И вдруг услышала как орет один из них.

— Эй, стойте, меня подождите. Стойтеее! Вы совсем хренели?

— Я думал тебя псина загрызла

— Я ее полоснул тварь такую.

— Садись возле нее.

Едва он сел, как я с воем впилась ногтями ему в лицо раздирая в кровь с бешеным воем.

— За Грозууу, тварь!

Он отшвырнул меня изо всех сил, и я ударилась плечом о дверь машины.

— Сучка!

— Ты смотри! Псина за нами бежит!

До меня доносился собачий лай, и я зажмурилась, глотая слезы. Грозушка моя….моя девочка, прости. Не позабочусь я о тебе. Всех обманула…никого не спасу.

Эпилог

Артемов Владимир Иванович въехал в широкие ворота больницы и поежился. Ему здесь не нравилось. Противное место. Как кладбище. Ощущения примерно те же. Холодно, неприятно и хочется тут же уйти. Он вышел из машины, ступая по хрустящему снегу. Куда только не приедешь за «материалом». Главное, что подходящий нашелся, но он должен посмотреть сам. Никогда не доверял никому поиск модели для своего творчества.

Он поднялся по широким ступеням и направился в кабинет главврача. Тот уже ждал его за столом с бутылкой коньяка, двумя бокалами и нарезанными дольками апельсинами.

— Володя, мой дорогой. Я безумно рад тебя видеть. Давно ты к нам не наведывался.

— да, давненько. Как жизнь, Ген?

— Нормально. Весело. Что не день, то развлекаловка. Психиатрическая клиника тот еще цирк. Вот сегодня у меня пациентка заявила, что раз в неделю чувствует себя мотыльком и ей хочется биться о стекло, потому что надо улететь. О как…

— Ты сказал у тебя есть для меня материал?

— Ага. Есть.

— Пострадала от пожара. Несколько ожогов на щеке и руках. Лечение прошла. Родня есть, но если ты им заплатишь, то она вполне подойдет для тебя. Притом они точно против не будут. Им никогда не найти таких денег, что ее прооперировать.

— Ладно. Пошли покажешь. Сколько ей лет?

— Сорок два.

— Многовато. Мне надо помоложе.

— Ну где я тебе на заказ найду, — усмехнулся Геннадий Арнольдович. — Идем. Прогуляешься по нашему санаторию.

Гулять по психушке Володе особо не хотелось. Не то это место. Явно не для прогулок. Отсюда бежать хочется, сверкая пятками. Нигде так не веет могильным холодом, как здесь…где люди уже не являются людьми в полном смысле этого слова. Как в тюрьме. Только еще хуже.

Он шел следом за невысоким и полным доцентом Комаровым, а сам думал о том, что не стоило сюда ехать. Каждый раз на его накатывает тоска в этих стенах. Они вошли в одну из палат, и он тут же обратил внимание на очень худенькую, хрупкую девушку. Она стояла у окна, положив на него ладони и прислонившись к нему лбом. Владимиру был виден аккуратный профиль, чуть вздернутая верхняя губа, остриженная как попало голова и худые плечи.

— Вот она. Наша Оленька. Здравствуй, моя хорошая.

— Здравствуйте, Геннадий Арнольдович.

— А это мой друг, о котором я тебе говорил. Он сделает из тебя красавицу. Да, Володя?

Но Владимир не сводил взгляда с девушки у окна. Яркий свет освещал ее обезображенное шрамами и в то же время очень красивое лицо.

— Это кто? — спросил он, не поворачивая головы.

— Это? Не знаю. Она даже имени своего не помнит. Ее нашли на заброшенной стройке полумертвую зимой в куртке на голое тело. Она не идет на контакт. Постоянно вот так стоит у окна и что-то бормочет себе под нос.

Родила не так давно. Кесарево было. Наверное, ребенок умер вот и тронулась умом…Больше ничего не знаем о ней. Родных искали, но так и не нашли. Даже по соседним городам рассылали ориентировки. Но сам понимаешь бюджета на все это нет. Ну да ладно. Вот наша Оленька…

Владимир подошел к молодой женщине и вместе с ней посмотрел в окно. Внизу на снегу сидела огромная овчарка. Она так же смотрела на окна. Ходила туда-сюда и снова садилась под деревом.

— Она все время здесь стоит. С утра до вечера. Ей кажется, что гроза началась. Стекло трогает и постоянно повторяет «гроза…гроза». И собака эта крутится…Гнали ее гнали. Не уходит тварь. Года два так уже стоит под окнами. И днем и ночью.

— Я хочу забрать эту женщину. Я заплачу вам. Заплачу сколько скажете.

— Как ее? Я ведь уже договорился и…

— Я понимаю. Но либо она, либо я уезжаю.

***

Девушка все время молчала и покорно шла за Владимиром и доктором. Но когда они вышли на улицу она вдруг бросилась вперед.

— Стой! Да что ж такое! Стой, мать твою!

Но она его не слышала, она куда-то бежала. И Владимир увидел, как навстречу несется овчарка. Худая, грязная, ободранная. Только глаза сверкают на припорошенной снегом морде.

— Стой! — закричал уже он, хотел было бросится вперед, но осекся. Девушка упала на колени, и собака бросилась к ней, облизывать лицо, руки. Она визжала, скулила, прыгала.

— Гроза…Гроза… — бормочет девушка и гладит собаку.

Когда доктор и санитар попытались приблизиться псина тут же кинулась на них, а девушка впилась в ее шею и не отпускала.

— Позовите охрану. Пусть пристрелят эту бешеную собаку!

— Нет! — крикнул Владимир и приблизился к молодой женщине, а потом посмотрел на псину, та оскалилась и стала между ним и девушкой.

— Эй… я ее не обижу. Честно. Даю слово. Я помочь хочу.

Собака смотрела ему в глаза, а он ей, а потом отошла назад, позволяя поднять девушку со снега и увести к машине.

Владимир помог ей сесть на заднее сидение и сел рядом, кивая водителю, чтобы он ехал. Машина тронулась с места набирая скорость, а девушка вдруг резко обернулась, всматриваясь в заднее окно.

- Гро…за, — прошептала бледными губами. — Гро…за.

Владимир тоже обернулся и увидел, что овчарка бежит за машиной. Снова посмотрел на молодую женщину. Вблизи ее глаза казались огромными, как озера. Шрамы глубоко въелись в кожу и перекашивали черты лица, но не могли скрыть красоты, как бы не уродовали образ, но дар природы не спрятать. И Владимир ощутил, как у него покалывает кончики пальцев. Он представлял, как будет эту красоту лепить заново, как она засияет всеми гранями и обретет новую силу.

— Останови.

Через минуту он смотрел как огромная псина зарылась мордой в колени девушки и тоненькая рука начала поглаживать ее за ушами. Владимир улыбнулся…если у него получится, то очень скоро у этой женщины будет другое лицо и другая жизнь.

КОНЕЦ 1 КНИГИ

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg