«Немой крик»

Немой крик (fb2) - Немой крик 801K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Дана Стар

Дана Стар Немой крик

Пролог

Меня выволокли на сцену с последней партией, состоящей из пяти рабынь. Все девушки были по-своему уникальные: стройные, нарядно одетые, с яркой, интересной внешностью. Косметика и вульгарная одежда творила чудеса, поэтому невольниц быстро разбирали. Как ёлочную мишуру перед Новым годом.

Когда я вышла на трибуну — у меня тут же ноги от страха подкосились, голова панически закружилась, а дышать стало невыносимо трудно. Там было очень много людей. Разной национальности, разного пола, веса, цвета кожи, ориентации. Это меня насторожило. Потому что выглядели они до рвоты отвратительно, потому что постоянно что-то кричали, аплодировали и вели себя некультурно, как для сливок общества. Кто-то свистел, кто-то матерился, а кто-то на радостях почухивал свои набухшие ширинки. Возможно им в шампанское, как и мне, подсыпали наркотическую дрянь.

В зале было темно. Над головой сияли зеркальные шары, мигали софиты, вращались разноцветные прожекторы. Я прищурилась, пытаясь рассмотреть публику получше, как вдруг, увидела ЕГО. Безумно привлекательного мужчину. До дрожи в коленях, до остановки дыхания, до временной амнезии! Один взгляд на незнакомца — и я таю, будто сахар в кипятке.

Божеее!!!

Кто он? Как его имя? Из какой страны?

Вероятно, русский.

Тысяча вопросов мигом вскружило голову. Но как оказалось, этот красивый мужчина славянской внешности был один в зале. Остальные, отрастившие пузо и третьи подбородки «клиенты», являлись типичными иностранцами.

Я смотрела на него с жалостью, с мольбой, как на последний глоток воздуха в открытом космосе, как на последнюю каплю воды в засушливой пустыне, как на единственную надежду на спасение.

А по моим щекам крупными бусинами скользили слёзы.

Одними губами прошептала:

«Спа-си… Про-шу…»

И всё время смотрела на него. Не моргая, задержав дыхание. Смотрела и молилась. Молилась Богу, Дьяволу, Ангелу-хранителю, Будде и ещё чёрт знает кому! Потому что боялась. До смерти боялась стать чей-то безвольной куклой, бездушной игрушкой, грушей для битья, шлюхой, или просто куском разделочного мяса.

Смотрела на него. Он — на меня.

Ни единой эмоции. Пустой и холодный взгляд. Абсолютное безразличие.

Ни одна жилка не дрогнула на его холёном лице.

Мужчина сидел в первом ряду, в местах для ВИП клиентов, широко расставив ноги в окружении полуголых азиаток, которые массировали ему плечи, подавали напитки и даже одна из них, стоя на коленях, натирала ему обувь голыми руками. ГОЛЫМИ РУКАМИ!

Незнакомец поднял на меня свои большие, выразительные глаза, слегка нахмурил лоб, подпёр подбородок ладонью, призадумался.

Интересно, о чём он думает?

Может все-таки купит?

Пускай!

Пускай это будет он!!!

Боже, пожалуйста!!! Умоляю!

К нему хочу! К нему…

Ещё раз прошептала одними губами:

«Спа-си… ме-ня…»

Но он никак не реагировал.

Голос ведущего снова вернул меня в жестокую реальность.

Потому что всех девушек из моей партии уже продали.

Осталась только я.

Последняя.

Глава 1

— Эту! Черноволосую! — доносились их фразы ломаными отрывками, — Точно никто искать не будет?

— Точно-точно! У неё вся семья насмерть. В лепешку… Во время жуткой аварии, — заведующая демонстративно хлопнула в ладоши, сцепив руки в замок, а я невольно на месте подпрыгнула, почувствовав, как сердце в груди забилось на пределе, — Она одна чудом жива осталась. Только вот есть кое-какой нюанс… Не разговаривает девочка. Совсем. После того страшного случая.

— Хмм, это даже к лучшему! Идеальный вариант! А что с возрастом?

— Лине только вчера исполнилось восемнадцать. В самом соку деточка. Уже жильё и работу пытаемся подыскать. Но сами понимаете… Одна морока с ТАКИМИ.

Последняя фраза лощеным джентльменам была не особа интересна. Перебили, даже договорить заведующей не позволили.

— Отлично! Берём! — огласил один из «депутатов». — Я знаю такое место, где она научится работать ртом, даже не имея голоса.

Незнакомцы грязно заржали, толкая друг друга локтями.

— Тогда нам ещё ту, ту, и эту! — другой его приятель дополнил мысль первого, вальяжно ткнув ухоженным пальцем в сторону моих подружек, неподалёку читающих книгу, шёпотом добавив, — Деньги, как обычно, наличкой.

— Я подготовлю все необходимые бумаги! — сахарным голосом пропела директриса, протягивая пухлые ручонки джентльменам.

— И про конфиденциальность не забудьте! — предупредили господа.

Все втроем по очереди сцепились друг с другом крепким рукопожатием и торопливой походкой направились к выходу.

***

Мне было не особо понятно, о чем они там болтали. Да и вообще, если честно, не интересно! Взрослые дела… очередные спонсоры пытаются от уйти налогов, задабривая сиротское отребье просроченными шоколадками.

Сидя за облезлым столом возле окна, я просто продолжала рисовать портрет моей мамы. Я рисовала её каждый день. Её лицо, её красивые, мягкие руки… лучезарную улыбку и добрые глаза. Чтобы не забыть. Чтобы помнить. Всегда-всегда помнить. И не сойти с ума от одиночества. Я рисовала её в разных позах, в разных местах, в обнимку со мной, моей маленькой сестрой и любимым отцом. Никогда не забуду т-тот самый день… День, когда моя жизнь навсегда оборвалась. День, когда у меня ничего не осталось. День, когда мои самые близкие люди навсегда ушли. Ушли из жизни.

И больше… никогда не вернуться.

Всего несколько дней назад мне исполнилось восемнадцать.

Вот и всё. Я совершеннолетняя. А значит меня очень скоро просто пнут ногой под зад на улицу.

Обездоленная пустышка!

Столько лет прошло, а я до сих пор одна. До сих пор заперта в этом убогом клоповнике никому не нужных вещей. То есть детей…

Естественно!

Немая оборванка с глубокой психической травмой!

Кому нужна такая «радость»? Проще усыпить. Усыпить как собаку!

Я ведь пропаду, там, в большом и холодном мире.

И почему небеса решили оставить мне жизнь?

В той жуткой аварии погибли все, кого я любила.

Лучше бы и я с ними тоже.

Задумавшись, во время рисования, случайно обронила стакан с красной краской на мамин портрет. Алая жидкость уродливыми кляксами растеклась по её красивому лицу. И меня затошнило.

Кисточка выпала из рук, тело сковала нервная дрожь, во рту мгновенно пересохло, а сердце забилось где-то в ушах.

Нет! Нет! Неееет!!!

Я не должна думать про аварию!

Не должна!

Иначе… будет только хуже.

Считанные секунды оставались до начала припадка, как вдруг, я почувствовала осторожное прикосновение в области плеча.

В ноздри ударил привычный, приторный запах бульварных духов.

Это была наша заведующая — Жанна Михайловна.

Она настолько любила свои духи, что была чертовски эгоистична к мнению окружающих! Меня её запах всегда отрезвлял. Точнее, отрезвлял

от дурных мыслей. Как аммиак, например.

— Милая, а у меня для тебя чудесная новость!

Я на секунду отвлеклась от горестных мыслей и даже от того, что новый рисунок был испорчен.

— Очень красивая работа! — она, видимо, ляпнула это из вежливости. А сама втихаря настрочит рапорт психологам, что якобы у меня произошла вспышка скрытой агрессии-депрессии. Потому что на моём рисунке словно только что расчленили человека. — Но красного кажется много! Это что, кровь??

Что и требовалось доказать!

Огромные тёмно-карие глазища директрисы осуждающе прищурились, а хватка на предплечье, наоборот, усилилась.

Ненавижу, когда ко мне прикасаются!

— Нет. Я случайно опрокинула краску. — Жестом объяснила «Бурёнке». «Бурёнка» — так, кстати, её втихаря называли детдомовские. Потому что тётя Жанна постоянно жевала жвачку, курила, любила носить в ушах огромные золотые кольца и весила ровно столько, сколько весит годовалый телёнок.

— Ладно, не расстраивайся! Так вот… — продолжила разговор, — Представляешь, милая, тебя удочерили! Какое счастье! — когда она это озвучила, я снова принялась рисовать мамин портрет, ощущая затылком, как губы заведующей растянулись в змеиной улыбке.

Вот и настал тот самый день!

День, который я ждала восемь лет. День, который я представляла себе каждую свободную минуту! О котором я грезила каждый праздник!

Загадывала желания, мечтала, молилась…

У меня, наконец, появится дом. И семья.

Интересно, какими они будут?

Сначала, обрадовалась, но затем радость сменилась грустью.

Внутренне я задумалась: действительно мне нужна новая семья?

А если они мне не понравятся? Если я им не понравлюсь?

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

И смогу ли я принять новых родителей, также как своих?

Погибших…

Думаю, вряд ли.

— Ну, дорогая, ты рада? — Жанна тряхнула меня сильней.

В ответ лишь пожала плечами, продолжая тщательно прорисовать мамины руки, представляя, как она гладит меня этими руками…

Нежно, заботливо… Как старательно заплетает волосы в косы.

— Это наверно для тебя безумно неожиданная новость? Но не переживай! Твои будущие родители очень хорошие люди! И очень обеспеченные. Ты должна быть послушной девочкой, чтобы тебя не вернули обратно. Договорились? Это твой единственный шанс. Шанс начать жизнь с чистого листа, а не отправиться на консервный завод и до самой старости жить на подачки социальных служб.

Нехотя кивнула.

Интересно, почему я не чувствую радости?? Как и не чувствую доверия. Наверно, просто потому, что не верю.

Но почему тогда в груди жжёт и распирает странное напряжение?

— Вот и отлично! А сейчас я провожу тебя в твою комнату. Нужно собрать вещи. Твой новый папа уже ждёт тебя в машине.

Неужели?

Так быстро?

***

Жаль, что у меня не хватило ума задуматься над тем, почему какие-то там неизвестные люди решили удочерить совершеннолетнюю??

А зря…

Наверно, просто очень обрадовалась! Наверно, просто в этот момент меня накрыли сильные эмоции. Я ведь об этом так долго мечтала! О родителях, о любящей семье, о новом доме!

Думаю, я смогу справиться со своими чувствами и смогу впустить в свою унылую жизнь новых людей. Хотя бы попробую.

Бог дал мне шанс. Шанс начать всё заново, а не гнить медленно, закрываясь ото всех, отсиживаюсь в холодной, покрытой плесенью кладовке.

Мои новые опекуны будут очень добрыми, щедрыми, заботливыми!

Они позволят мне поступить в университет и больше никто не будет надо мной издеваться! Ни мальчишки из соседней группы, которые вечно дёргали меня за косы, обзывали, поколачивали и ржали над тем, что я не могу ответить.

Ни словом, ни делом.

Ни воспитатели… Которые любили избивать меня грязной шваброй и закрывать в холодной кладовке с крысами на целую ночь.

Просто потому, что им мало платили. Просто потому, что таким образом они избавлялись от собственных личных проблем! Или же собственной несостоятельности.

Как, например, наша уборщица.

Я ведь не могла ничего рассказать заведующей. Как и не могла закричать, когда она лупила меня шваброй, за то, что Ларису Викторовну не устраивала её унизительна работа с копеечной зарплатой.

Никто не слышал моего плача.

Никто не слышал моих криков.

Всем было плевать!

Уборщица, после жестокой расправы, угрожала мне, что, если проболтаюсь, утопит в ведре с помоями, а начальству скажет, что я сама решила утопиться. Якобы потому, что устала от такой жизни. Потому что после аварии превратилась в невменяемую истеричку.

И естественно, поверили бы ей, а не мне.

А я уже привыкла к такому скотскому обращению и жила лишь просто потому, что надеялась на лучшее.

Жила в память о моей маме, которая закрыла меня своим телом, а сама погибла. В тот момент, когда в нашу машину на бешеной скорости врезался грузовик.

Просто так сдаться и порезать себе вены… станет оскорблением её чести.

***

Я надела самое лучшее платье, которое только нашлось в моём убогом гардеробе, в старом совдеповском шкафу, который до дыр проели термиты. Волосы заплела в тугую косу, а вот косметикой никогда не пользовалась. У меня её просто не было. Была лишь одна единственная бледно-розовая помада, которая пахла прогорклым маслом.

Вещи собрала за пять минут. Моё ущербное приданое состояло из пары носков, пары застиранных платьев, альбома с красками, блокнота для записей, с помощью которого я общалась с людьми, и трёхлапого медвежонка-рюкзачка, оставшегося у меня в память о младшей сестре.

Этого мишку подарила ей я. В день аварии у Катюши был день рождения. Моей сестрёнке исполнилось всего лишь четыре года.

В тот день сука судьба преподнесла ей жестокий подарок.

Маленькому, беззащитному ребёнку… Отобрав, черт возьми, жизнь в день рождения. В день рождения!!!

Удар был настолько сильный, что медики говорят, якобы они погибли сразу. Без боли. Даже понять ничего не успели…

Когда я смотрю на эту потрёпанную игрушку, мне кажется, что я до сих пор вижу на ней кровь. Именно поэтому, во время таких вот разрывающих душу всплесков, я, захлёбываясь в собственных слезах, пулей несусь в ванную и по часу вожусь в холодной воде, замачивая, застирывая, затирая покоцанное тельце медвежонка, пытаясь избавиться от невидимых пятен боли.

А вот выкинуть игрушку не могу! Ведь у меня ничего не осталось.

Всё наше имущество отобрали плохие дяденьки в качестве оплаты за долги отца. А меня… меня засунули в сиротский приют.

После гибели семьи, на фоне мощного шока, я потеряла не только себя, но и голос. А ещё, исходя из заключений психиатров, моё психическое развитие остановилось в возрасте десяти лет.

Ровно тогда, когда нашу машину раздавил грузовик.

Глава 2

— Боже, Алина! Ты почему надела это убожество? Быстро переоденься!

Испугавшись внезапного крика директрисы, резко подскочила на месте, неловко выронив на пол рюкзачок сестры, когда позади себя услышала звонкий цокот каблуков, сопровождающийся недовольным мычанием заведующей.

Проклятье!

Мне до одышки страшно, когда на меня повышают голос. Особенно, когда это получается резко и неожиданно!

— Вот, надень другое платье! — протягивает новенькую подачку, упакованную в целлофановый пакет с логотипом нашего детского дома, — Ты должна произвести хорошее впечатление на своих новых хозяе… родителей! — невольно заикнулась, выдавив на пухлом лице коварную улыбку.

— Ладно. — Жестом ответила, принимая «подарок».

В принципе новое платье ничем особо не отличалось от старого. Разве что материал был более приятным и ткань пахла фабрикой, а не хлоркой.

Взглянув в мутное зеркало, висевшее на ободранной стене напротив шкафа, наконец, увидела своё отражение.

Ничего нового! Кроме строгого платья чёрного цвета, длиной чуть выше колен, украшенного белым кружевным воротничком и такими же кружевными манжетами.

Строго, но мило.

Природа наградила меня длинными, цвета глубокой ночи волосами, большими синими глазами, бледной, практически белой кожей, астеническим телосложением, округлыми бёдрами, небольшой аккуратной грудью и длинными ногами, на которых, в тон к платью, в настоящий момент, во всей своей поношенной красе сверкали потрёпанные балетки из чистой клеёнки.

— Так-с! Надень ещё белые носочки… Вот ведь милота! А волосы мы, пожалуй, распустим. — В зеркале появилось отражение вполне себе довольной Жанны, которая с головы до ног жадно сверлила меня своим змеиным взглядом. От этого недоброго взгляда у меня по спине пронеслись холодные мурашки.

Не дождавшись подчинения, женщина сама стащила резинку с моих волос, безжалостно вырвав парочку прядей.

Грубо, больно!

Когда они научаться обращаться с нами как с людьми, а не как с насекомыми!

Сжав кулаки до белизны в суставах, как обычно, промолчала, мечтая уже как можно скорей убраться из этого треклятого Ада! Я всегда считала, что лучше жить на кладбище, чем тут, в «Детском доме номер 11» комбинированного типа, где условия для существования были не лучше, чем, к примеру, в тюрьме строго режима. Здесь с детьми обращались как с животными. Поэтому часто случалось такое, что некоторые ребята не доживали до следующего утра. Некоторых, то есть счастливчиков, забирали в новую семью. А некоторые… сбегали на крышу… и заканчивали свою безнадёжную жизнь одним быстрым прыжком.

— Вот так намного лучше! Ты очень красивая! — Хлопки по спине, и я наблюдаю очередную высокомерную улыбку в отражении мутного зеркала, — Маленький, хрупкий ангел! Сама невинность!

К чему были сказаны все эти лести?

Она как будто замуж меня сватает, ей-Богу, а не с новыми родителями знакомит.

Жанна Михайловна лыбилась настолько приторно, будто только что выиграла миллион! Я предположила это в шутку, интуитивно. Но оказалось, что в каждой шутке есть доля истины. Потому что управляющая действительно неплохо обогатилась в тот день.

В день, когда обманом продала меня как скот на заклание.

А я… я была всего лишь наивным, брошенным ребёнком, не подозревающим о том, с какими ужасами мне предстоит столкнуться после того, как я навсегда покину стены замаскированного Ада на земле.

***

Заведующая, одной рукой, взяла меня за руку, другой — пакет с вещами, и повела на улицу. Только вот почему-то не к главному входу, а в сторону чёрного. Тогда я не обратила на это внимание — слишком сильно волновалась. Волновалась до трясучки в конечностях, до боли в висках, до спазмов в животе.

Настолько сильно нервничала, что даже забыла собственное имя.

Лина!

Лина!!

Лина!!!

«Я Алина! Приятно познакомиться! — мысленно репетировала речь для новых опекунов, — Спасибо что эээм… выбрали меня! Обещаю, буду покладистой и послушной дочкой. А ещё скромной, тихой, трудолюбивой. Только не возвращайте обратно в приют! Пожалуйста. Умоляю!»

Чёрт! Чёрт! Чёёрттт!!!

Как же я им скажу об этом?

Знают ли они язык жестов?

Надо бы хотя бы написать благодарность в блокноте. Заранее!

Не то растеряюсь и алфавит, к чёрту, забуду!

Божееее!

Как же мне страшно! Как волнительно!!!

Поверить не могу.

Где же радость? Где улыбка?

Почему сердце настолько бешено в рёбра вколачивается, а тело парализует покалывающая дрожь??

Странное предчувствие. В горле привкус металла, а в мыслях надоедливое, разъедающее беспокойство. Такое, словно мой внутренний Ангел Хранитель мне что-то нашёптывает. Предупреждает. Просит развернуться и бежать, бежать, бежааать куда глаза глядят! Без оглядки.

Но заведующая настолько жёстко вцепилась мне в руку, что у меня суставы захрустели и заболели, словно их кипятком ошпарили.

***

Жанна тащила меня по тёмным, пропитавшимся сыростью коридорам, пока мы, миновав кухню, не оказались на улице перед служебными воротами, за которыми был припаркован большой тонированный фургон, а в паре шагов от машины, под старым дубом, важно покуривая сигару, стоял незнакомый мужчина в строгом костюме чёрного цвета и в солнцезащитных очках.

Сегодня на улице было ветрено и прохладно. Небо поглотили тяжёлые тучи, темно-серого цвета, не оставляя ни единого намёка на солнце, даже несмотря на то, что начался бархатный сезон, после жаркого лета, перед холодной и дождливой осенью.

А этот респектабельный господин отчего-то надел очки.

Хм… наверно для стиля!

— Добрые день, Григорий! А вот и мы! — радостно взвизгнула Жанна, махнув пухлой ручонкой, обтянутой золотыми часами и браслетом с камнями «Сваровски». Если честно, на фоне пухлого запястья, обросшего жиром, эти побрякушки, передавливающие толстую кожу, смотрелись весьма уродливо.

Мужчина деловито кивнул, лениво бросил окурок в лужу и, отдёрнув подол пиджака, уверенной походкой двинулся к нам на встречу.

Ноги подкосились. Колени сковала ледяная дрожь. А окружающий мир перед глазами завертелся будто на каруселях.

Что со мной происходит?

Непроизвольный шаг назад. Непроизвольно обхватываю себя руками. А над нашими головами, в этот момент, громовым раскатом раздается вороний крик. Взгляд в небо — вижу, как стая иссиня-черных воронов нападает на одинокую голубку. Они кричат, кучкуются в небе, атакуют, разрывая нежную плоть несчастной жертвы на рваные куски. Настолько агрессивно, что с неба крупными хлопьями сыпется снег из серебристых перьев, вперемешку с кровавыми каплями, а их противный, хриплый «кар» режет мне уши и курантами отбивает в висках.

— Проклятые стервятники! — шипит директриса, брезгливо стряхивая с левого плеча своего темно-красного пиджака птичий пух.

А у меня слёзы в глазах застывают, при виде этой чудовищной жестокости!

Нехороший знак. И нехорошее предчувствие!

Которое острым шилом кольнуло в самое сердце.

Дальше, она толкает меня в спину, улыбаясь, как чеширский кот — подло, коварно, до самых ушей. Глаза женщины лукаво поблескивают, а на лице расплывается хитрая маска.

Лёгким кивком головы Жанна Михайлова здоровается с гостем, который уже торопливо поднимается на крыльцо по разбитым ступенькам.

— Привет, Алёна! — посылает мне радушное приветствие мой новый папа.

— Алина… — Буркнула заведующая, скрипя зубами.

— Ой, Лина! Линочка! Алина! Прости! — хохотнул господин в смокинге, почесав коротко подстриженный затылок.

На вид, ему около сорока. Обычная, среднестатистическая внешность, без какой-либо изюминки. Типичный образ хладнокровного бизнесмена-трудоголика. Жаль, не видно какого цвета у него глаза. Так некультурно — знакомиться в очках.

Руку мне протягивает, новый папочка, улыбаясь на все свои тридцать два идеально выбеленных зуба:

— Рад знакомству! Поехали, малышка! Тебя ожидает много приятных сюрпризов!

Странно, а ведь он даже не представился.

Кто такой, имя, чем занимается? Куда мы поедем?!

Возможно, он всего лишь шофёр?

Скорей всего да! Просто помощник. Ведь мои новые родители уж точно должны безошибочно знать имя будущей дочери, а не мычать, заикаясь на каждой букве.

Попыталась улыбнуться, но со стороны, наверно, получилось как-то кисло. За руку взяла. Как вдруг, наши ладони неприятно обожгло током.

— Это вам, Жанна! Как договаривалось. — Одной рукой со мной поздоровался, а другой — протянул заведующей черный дутенький мешочек. — За троих.

— Благодарю! — она обрадовалась ещё больше, радушно принимая в объятия шуршащую упаковку, — С вами приятно иметь дело!

— Взаимно. — Коротко ответил, будто по заданному, чётко отработанному сценарию, натянув на лицо маску железного робота, — Босс просил передать, чтобы через месяц была ещё одна поставка.

— Сколько нужно товара? — дыхание директрисы заметно участилось, будто она только что пробежала километровый кросс, а крысиные глазёнки хитро прищурились.

— Чем больше, тем лучше.

— Я поняла! Отберу для вас товар самого отменного качества!

— Ну вы уж постарайтесь…

На этом странном диалоге мы распрощались. Только вот Жанна особой любезностью не отличалась. Жадно вцепилась в этот странный пакет своими пухлыми клешнями и прочь поспешила, в любимую крепость, сильно хлопнув тяжелой дверью, ничего не сказав на прощание.

Со стороны её поведение выглядело так, будто она только что избавилась от тяжёлого груза. Или от мусора. Я для нее, как и другие дети, была просто безродной вещью. Грязным тараканом, с которого она имела свои грязные денежки.

Ощущение предательства ржавыми гвоздями въелось под самую кожу, но я старалась не зацикливаться на собственных разрушающих мыслях.

Дурацкое самовнушение! Я просто нервничаю!

Все будет хорошо!

Нет!

Не хорошо, а отлично!

Попыталась улыбнуться, когда мужчина повёл меня к машине. Быстро достала из рюкзака блокнот, набросав парочку вопросов:

— Привет! А как тебя зовут? Ты мой новый опекун? Куда мы едим?

Хотела протянуть блокнот незнакомцу, но он сделал вид, что не заметил мои записи. Быстро открыл дверь фургона, жестом приглашая внутрь.

— Меня зовут Григорий. Я работаю на твоего опекуна. Ни о чём не волнуйся, садись в машину. — Натянуто улыбнулся, протягивая руку, чтобы помочь забраться внутрь.

— Окей. — Безмолвно шепнула, осторожно забираясь в салон этого немаленького автомобиля в котором было непривычно темно и пахло кожей, с примесью сигар.

Глаза ещё не успели адаптироваться к темноте, поэтому я не сразу поняла, что в машине я оказалась не одна.

А когда поняла — дверь за моей спиной с силой захлопнулась.

Вздрогнула. По спине побежали ледяные мурашки.

Меня бросило сначала в жар, а затем в холод. Когда там, в салоне, на самых дальних сидениях, я увидела двух девочек. Из нашего приюта. Я их хорошо знала. Иногда мы даже вместе играли.

Мне сказали, что их тоже удочерили.

Они лежали неподвижно. Глаза закрыты, а рты, напротив, едва приоткрыты. Но самое ужасное было то, что их руки были связаны тугой бечевкой.

Что происходит?

Инстинктивно развернулась вокруг своей оси, бросившись к дверям. Дёрнула за ручку — надёжно заперта.

— Укладывайте её уже, чего тянете?? — послышалось со стороны водительского сидения. Эти грубые слова принадлежали Григорию.

Затем я почувствовала, как кто-то грубо схватил меня за плечи, заломил руки за спину, а к лицу припечатал кусок влажной ткани, со специфическим, до тошноты неприятным запахом.

И как я только могла не заметить, что в машине, помимо девочек, были ещё двое мужчин? Кажется, это они разговаривали сегодня утром с заведующей.

В этот страшный момент, я думала, что умру от страха, что моё сердце не выдержит и лопнет от ужаса!

Зачем они это делают??

Наверно я сплю?!

Но сон не может быть настолько реальным!

Последнее, что услышала перед потерей сознания — надменный, басистый хохот. А последнее, что почувствовала — грубые, шершавые ладони, которые с силой вцепились в мою правую грудь и властно сдавили сосок.

Через несколько секунд я провалилась в бездну.

Холодную, глубокую, наполненную лишь болью и страданиями бездну.

Глава 3

Весь период, который я провела без сознания, мне снились кошмары. В которых ядовитыми кобрами клубились самые мерзкие мысли! Начиная с того, что меня похитили с целью разобрать на органы, заканчивая вариантом сексуального рабства.

Ну зачем я им?

Зачем??

Тело — тощая спичка, на лице хронические синяки, психика подорвана, сексуального опыта ноль. Да ещё и с голосом огромные проблемы! Что с меня поимеешь?

Разве что органы.

Хотя, даже в темноте, перед тем как лишиться чувств, я заметила этот жадный, всепожирающий взгляд одного из похитителей. На его упитанном лице вспыхнула кривая усмешка, он смотрел на меня так, как голодный волк смотрит на беспомощного зайчишку, мечтая содрать с него шкуру.

И хорошо, что я потеряла сознание.

Но перед смертью ведь не надышишься?

Надеюсь, всё-таки разберут на органы.

Но мои пожелания остались без внимания. Мучения только начинались. Тогда я ещё даже не догадывалась о том, что жестокая судьба бросила меня в самый настоящий и беспощадный Ад.

***

— Шевелитесь, уроды! Опоздаем!

Когда я открыла глаза — поняла, что болтаюсь вверх тормашками на чьём-то каменном плече, а этот кто-то грубо орёт мне на ухо.

— Тащите их вон к тем контейнерам, с надписью «Осторожно, дикие обезьяны»!

В глазах всё плывёт, веки слезятся, окружающий мир размыт. Я вижу лишь грязный металлический пол и чувствую запах протухшей рыбы.

А голова как раскалывается!

Как-будто меня несколько долгих часов избивали железной битой.

Часто-часто моргаю, мычу, извиваюсь и сопротивляюсь, требуя, чтобы меня немедленно поставили на ноги и отпустили!

— Опля, уже очнулась? — похититель сипло рассмеялся, грубо шлёпнул меня по ягодицам, а затем, как мешок с отходами, бездушно бросил на грязный пол.

Ягодицы обожгло кипятком. Кровь хлынула к лицу, когда я поняла, что подол моего платья задрался, оголяя бёдра, а этот вонючий урод успел рассмотреть то, что находилось у меня под юбкой. Страшно даже представить, что они со мной делали, когда я находилась без сознания.

Когда я упала на пол — меня замутило, а желудок скрутило морским узлом. Отвернувшись, вырвала. А затем вдруг почувствовала сильную хватку в области затылка.

Грязный подонок, до рези в корнях, больно схватил меня за волосы и грубо встряхнул, используя локоны в качестве поводка, обращаясь со мной как беспризорной с дворнягой.

От бандита пахло потом, протухшей рыбой и морем.

От всей этой смеси рвотных ароматов мне захотелось просто задохнуться.

— Ну привет, конфетка! — зашипело это неотесанное, лишённое сердца создание у самого моего уха, глубоко втянув ноздрями запах юного тела, — Как же сладко ты пахнешь…

— Эй, ты, Чикатило, бл*ть! А ну отошёл от девки! — позади раздался знакомый голос, принадлежащий Григорию, который, вероятно, руководил всей этой бесчеловечной бесовщиной.

В этот раз господин-бизнесмен не отличался хладнокровной сдержанностью, или вежливостью, как тогда на территории приюта. Ибо матерился мужчина похлеще вокзальных бомжей.

Я до сих пор не понимала, где нахожусь и что эти нелюди собираются со мной делать. Слёзы слепили глаза, а сердце в груди разрывалось на части. От страха, от бессилия, от собственной немощной слабости.

«Чикатило» ослабил хватку. Снова плашмя плюхнулась на палубу, попыталась отползти в сторону, но тело настолько ослабло, что я и на сантиметр с места не сдвинулась. Конечности затекли, а руки были намертво связаны колючей верёвкой.

Кто знает сколько часов нас везли в машине?

Сутки, как минимум.

Желудок утробно урчал от голода, мышцы пульсировали в болезненных судорогах, а в висках стреляли автоматные очереди.

Несмотря на это, есть мне, конечно же, не хотелось. Тошнило, рвало выкручивало на изнанку. От стресса и от этого дурацкого яда, которым надышалась перед тем, как лишиться чувств.

— Чебурекнешь её и меньше бабла срубим, если не целкой на торги доставим. Так что давай без фанатизма, дружок! Помацал, вздрочнул и свободен, придурок. — Григорий превратился в настоящее бродячее быдло. — А лучше вообще не трогай! Шлюху вон портовую себе найди, больше толку будет. Сделает всё как надо!

— Нееет, портовые меня больше не возбуждают. Эту хочу! Сладенькую! Темноволосую! На нее так елдак стоит, что ох*еть можно. У меня уже яйца дымятся от перенапряжения.

— Извращенец конченный!

— Сладкая очень девочка. Миленькая. И кричать не будет, если по самые яйца драть. Удачная покупка, братиш. Повезёт кому-то! — насквозь обжег моё распластанное на полу тело ядовитым взглядом, — Если бы все бабы были такими… Эмм. Молчаливыми. Человечество уже давно бы побывало на всех планетах нашей необъятной Галактике.

— Не только на планетах. Ещё и в прошлом!

— Ах-ха-ха! Язык подрезал — вот тебе идеальная баба.

— Ладно, хватит лясы точить, давай побыстрей. — Строго отчеканил Григорий. — Через двадцать минут отчаливаем. Шлюхи должны быть надёжно связаны и наглухо замурованы по ящикам.

— Да я за три минуты отстреляюсь! С такой-то крошечкой…

— Ну я тебя в общем предупредил. Порвёшь её — и тогда я тебя порву.

— Батюшки! Какие мы грозные! — надменно расхохотался, — Ну просто обосраться от страха! Угрожаешь мне, сосунок? Я в море тридцатник отпахал, плюс ещё десяток на зоне. Так тебя отделаю, что мать родная не узнает! — здоровяк, который тащил меня на плече, угрожающе рыкнул, скрестил руки на объемной груди, и, прочистив горло, отвратительно отрыгнул, на пол схаркнув мокроту.

Зря он это сказал!

В ответ послышалось лёгкое шуршание, а затем щелчок. Меня панически передёрнуло, когда я увидела, как Григорий приставил к виску «Чикатилы» пистолет.

Боже!!!

Это в-ведь оружие!

Настоящее?

Кажется, я попала в лапы самым настоящим бандитам-головорезам!

Жанна Михайловна, где же вы? Спасите! Умоляю!

Как же так вышло? Неужели вы не знали каким мерзавцам передали собственную воспитанницу?!

— Хэй, хэй, мужик! Спокуха! Ладно, чё уж там! Базар окончен. Пушечку-то убери. Признаю вину, погорячился! Был не прав. Но клянусь, с девкой всё будет в полном порядке. Я только передёрну разок на её маленькую попку и всё. Ну мне правда очень надо! Нормальных тёлок уже с месяц как не видал. А эта, хоть на нервы не будет действовать своими воплями.

— У тебя ровно пять минут. Если через это время не увижу товар в контейнере — твои дружки будут соскребать твои мозги с палубы, а твои отстреленные причиндалы отправятся на корм акулам. Уяснил?

— Окей. Уяснил, уяснил. Не тупой, мля.

Григорий спрятал пистолет за пазуху, привычным действием одернул подол пиджака, щепетильно расправив невидимые вмятины на ткани.

— Распишись! Это для Башкирова. Контракт на шестнадцать душ. Членом за каждую отвечаешь. Особенно за немую! — протянул собеседнику какую-то кожаную папку.

«Чикатило» послушно чиркнул автограф. В этот момент его мозолистые руки, держащие ручку, дрожали как у восьмидесятилетнего старика.

Деловито крутнувшись вокруг своей оси, Григорий зашагал прочь.

— Пидрила, — шёпотом добавил моряк, когда бизнесмен скрылся за огромным металлическим контейнером.

А затем, вымещая накопленную злость, он со всей дури вмазал кулаком по металлической поверхности ящика с надписью: «Осторожно! Дикие обезьяны!».

От этого удара меня снова трухнуло как в лихорадке.

Свернувшись калачиком, закрыла глаза и зажмурилась, отчаянно прошептав молитву.

— Ну-ка, иди сюда, красотка! — шершавые руки ублюдка вцепились в мои костлявые лодыжки, — У нас мало времени! Развлечёмся немного.

Рывком рванул на себя, снова схватил за волосы, грубо толкнул в узкий проход между двумя контейнерами. А сам сверху навис, принявшись нервно дёргать ремень на поношенных джинсах, на которых, в области паха, уже виднелся выпирающий бугор, размером с крупный баклажан. Щелчок, звук расстегивающейся молнии и вот он, грязный извращенец, уже стоит напротив меня, истекая слюной, с приспущенными до уровня колен штанами.

Мамочки…

Наклоняется, ухмыляясь в акульем оскале. Пухлое лицо, щетина на подбородке, жидкие волосы, собранные в крысиный хвост на затылке, огромный пивной живот, накаченный жиром — этот человек отвратителен и ужасен! Надеюсь, очень скоро он до синевы нажрётся палёной водки, свалится за борт и его сожрут дикие крокодилы.

Ублюдок радостно смеётся, наваливается на меня сверху, придавливает своим тюленьим весом к полу и резко задирает платье до самого подбородка, выхрюкивая восторженные отзывы:

— Вот это малышка! Вкусная, маленькая ягодка! Я б тебя купил, но денег жаль не хватит. Хорошо хоть потрогаю. Расслабься… Тебе понравится. Боцман покажет тебе звёзды! Не ломайся, крошка. Это приятно… Пришло время почувствовать себя женщиной. Там, куда ты скоро отправишься, ты будешь делать это каждый день. Делать самые разные и непристойные вещи. Поэтому привыкай, малышка. Привыкай, осваивай новую профессию! И будь послушной девочкой. Тогда, никто не будет тебя бить.

Я попыталась скинуть эту грязную свинью со своего немощного тела, колотила руками и ногами его мясистый живот, захлёбывалась в собственных слезах! Бесполезно! Мерзавец даже мельком не почувствовал моих жалких брыканий.

Я настолько ослабла, что с трудом могла дышать.

В конце концов он сделал то, что планировал. Стянул с себя штаны, вытащил уродливый член из трусов и начал интенсивно водить мозолистой рукой по твёрдому, налившемуся кровью стволу, с каждой новой секундой ускоряя ритм движений. Одной рукой выродок просто дрочил, а другой — одержимо шарил по моим бёдрам и больно хватал за грудь, оставляя синяки на чувствительной коже.

А я в этот страшный момент билась в безмолвной истерике, давясь ядовитыми слезами, утопая в собственной ничтожности. Мне было настолько страшно, настолько больно, что я наверно поседела в свои восемнадцать, превратившись в никчемный овощ.

Но все же он этого не сделал. Не лишил меня девственности. Из-за угроз Григория. Поддонок просто поимел меня поверхностно. Поимел душевно, унизил, осквернил, клеймил… И своими жестокими, безжалостными прикосновениями, визуально превратил в потасканную проститутку. У которой нет ни сердца, ни души. Которая теперь не чувствует ничего, кроме боли.

Ровно через две минуты мучений ублюдок кончил, поливая мои ноги горячим, липким белком. Он вопил! Вопил как одержимый! Вопил так, будто его живьем резали на сотню мелких частей и в каждую часть втыкали острые булавки.

Выпустив пар, поддонок удовлетворенно обмяк, но всё ещё продолжал массировать свой вялый огрызок и огромные, обросшие густой растительностью яйца. Он делал это в порядке очереди. А когда возбуждение поутихло, нелюдь прошипел:

— Спасибо, милая… — Тяжело дыша, — Ты — настоящее сокровище.

Я не слышала его восторженных откликов. Ничего не слышала!

Кроме глухих ударов собственного сердца, которое беспощадным автоматом вколачивалось в рёбра.

Мне уже было все равно.

Меня подавили. Растоптали. Обесчестили!

И теперь мне хотелось лишь одного…

Как можно скорее отправится к родителям.

***

Когда я окончательно пришла в себя — поняла, что нахожусь на огромном корабле, сплошь заставленном металлическими контейнерами. Вероятно, это было грузовое судно. По палубе туда-сюда шныряли мужчины в тельняшках, выполняя разнообразную работу. Интересно, знают ли они, что на их судне происходят чудовищные вещи!? И никто, никто не вправе помешать этому! Всем наплевать. Главное, чтобы деньги платили. Ведь деньги в наше жестокое время решают всё.

Тот самый ублюдок, который только что поглумимся над моим телом, снова перекинул меня через плечо и потащил в неизвестном направлении, напевая себе под нос развесёлую морскую частушку, одновременно покуривая самокрутку.

Меня накрыла неизлечимая апатия. Сил на борьбу не осталось. Продранной тряпкой я просто повисла на его бетонном плече, кусая язык до крови, от невозможности выругаться, от невозможности просто хотя бы закричать!

Боже! А как же мне хотелось орать во всё горло! Звать на помощь, умолять о пощаде! Материться, угрожать, драться до последнего вздоха, отстаивая свои права!

Бесполезно.

Я просто жалкое, отравленное жесткой судьбой ничтожество. Безродная нищебродка, шалашовка, грязная оборванка!

Никому я не нужна.

Никто искать не будет.

Не человек я. А вещь. С которой в праве делать всё, что вздумается.

— Эй, Боцман! Ты где шляешься?? Как обычно, да? Червяка своего наяриваешь?

Мы подошли к одному из контейнеров, рядом с которым, покуривая приторно пахнущую дурь, стояли несколько неизвестных мужчин в застиранных матросках.

— Заткнись, капитан Барбоса, ёпте! Я успел. Эта последняя! Коли уже давай ей жопу, спать укладывай и жрать айда! Чёрт! Как же бухнуть охота!

— Ты глянь, довольный какой! Что, поимел небось эту цыпочку! Башкиров если узнает — сам тебя поимеет. На торги выставит, яйца подрежет и платье напялит. Станешь вылитой тёлкой! Там на этом, как его там… А! Грёбанном Ко-Ронге тебе цены не будет! Ах-ха-ха! Извращенцев до хрена хватает!

— Иди ты нах*й! Да не узнает он. Я же её это… только потрогал.

— Ну смотри, не подставляй товарищей. С нас тоже спросят. В бумагах сказано, что она целка.

— Ага! Целее некуда! Ну всё! Харэ трепаться! Коли давай!

Я нервно дёрнулась, когда чья-то грубая лапа задрала мне юбку.

— Классная! Попка-то ураган! Кукольная, миниатюрная, но мягонькая… Я б вдул!

— Заткнись уже и слюни подбери! Эта элитная шлюха тебе не по карману. Она, говорят, особенная.

Они заржали, а я жалобно застонала, когда почувствовала жгучий укол в области ягодицы, а затем не менее грубый шлепок.

После укола, примерно через пару минут, почувствовала, как куда-то улетаю. В иную реальность. Такую тихую, беззаботную. В которой хочется остаться навсегда. Мышцы слабеют, разум отключается, и я засыпаю, пока эти чёртовы ублюдки бездушно швыряют меня в один из тех грязных, покрытых ржавчиной контейнеров, в котором холодно, моторошно и воняет навозом. Вместо одеяла — отсыревшая солома, вместо туалета — железное ведро.

— Сладких снов, куколка! Жаль отблагодарить за услуги не чем. Я сейчас на мели.

Надменный хохот, противный скрип металла, и беспросветная, пугающая тьма.

Душа рыдает от одиночества, сердце захлёбывается в крови, глаза жжёт от бесконечных слёз.

Это конец.

Назад дороги нет и не будет.

Глава 4

Я уже давно потерялась во времени. Казалось, будто я находилась в этой замкнутой клоаке целую вечность. То открывала глаза, то снова проваливалась в сон. Периодически меня рвало и тошнило. То ли от бесконечной качки, то ли от наркотика, то ли от голода, то ли от всего это дерьма разом. В контейнере было холодно и темно. А ещё, как оказалось, там я находилась не одна. В этой ржавой клетке для обезьян, жалобно постанывая, забившись в дальний угол, лежала ещё одна девушка.

Я до озноба, до потери сознания боялась темноты. Если бы не транквилизатор — наверно моё сердце бы точно не выдержало.

Потому что в приюте воспитатели часто запирали меня в подвале с крысами, оставляя гнить на сутки в могильной тьме. Просто потому, что не хотела есть их похлёбку из куриных лапок и пить чай с плесенью. А в недоваренной крупе обычно попадались крысиные шарики. Однажды я высказалась об этих ужасах в письме, которое тайно попыталась отправить в социальную службу.

Но заведующая, узнав о моих намерениях, очень разозлилась, приказав уборщице принять воспитательные меры, чтобы доказать мне, что ябедничать — не хорошо!

Лариса Викторовна за этот инцидент жестоко избила меня кожаным армейским ремнём с массивной металлической пряжкой. Без капли жалости. До кровоточащих ран. И даже до шрама. На шее… У меня до сих пор остался уродливый рубец в области шее, в районе затылка. А ещё она грубо окунула меня с головой в эту рвотную похлёбку из остатков куриных потрохов.

С тех пор я больше никогда не жаловалась.

С тех пор я полностью замкнулась в себе.

С тех пор я до потери сознания боялась темноты и замкнутого пространства.

***

Из вынужденного сна меня снова выбросило в холодную реальность.

Девушка, с которой нас поместили в один контейнер, истерически забилась в дальнем углу ящика. Я ненадолго пришла в себя, от того, что она нервно ворочалась и била ногами в металлические стены наглухо запечатанного бокса. Но у меня не было сил, чтобы хоть как-то помочь бедняжке. Я не могла двигаться. Физически. Тело будто парализовало опасным ядом.

Бедняжка что-то мычала, стучала, пыталась кричать… Но никто не приходил. Вероятно, ей просто заклеили рот, а тело сковали цепями.

Через несколько минут она затихла.

У меня от этой страшной тишины волосы на всём теле дыбом встали.

Попробовала подползти — бесполезно.

И снова сознание отключилось, растворяясь в беспощадной действительности.

***

Под утро, кажется, меня разбудили чьи-то сумасшедшие вопли.

А когда я открыла глаза — увидела голубое-голубое небо.

Без единой тучки. И тёплое солнце. От которого телу стало немного теплее.

— Твою ж маааать!!! Вы уроды, бл*ть! Чё делать-то теперь?? В контракте ясно было сказано шестнадцать дырок! Шест-над-цать!!!

— Босс, не паникуйте! Может она просто спит??

— Ты что, сука, тупой что ли? Не дышит она! Не дышиииит!!! Как лёд холодная, а во рту засохшая пена! Вы твари все до единого за это ответите! Понятно!!! Кто на вахте дежурил?

С адским трудом подняла голову и увидела Григория.

С виду он напоминал бешеного кербера. (P/S: в греческой мифологии — это пёс, охраняющий выход из царства мёртвых).

Я лежала на полу, прямо на палубе, по-прежнему связанная по рукам и ногам, а мужчина, размахивая пушкой, безжалостно отчитывал моряков, периодически раздавая подонкам мощные пощёчины.

Взгляд правее — и у меня перехватывает дыхание. В нескольких метрах от контейнера лежит некая фигура, с головой прикрытая грязной тряпкой. А из-под этой тряпки выглядывает рука. Рука женщины. Бледная. Тощая. Без единого намёка на жизнь.

О, Господи!

Это ведь неправда!

Это просто мираж.

Я все ещё без сознания, под действием наркотика и у меня галлюцинации.

— Кто на вахте этой ночью дежурил?? Кто, сукааа!?? — Григорий схватил одного из матросов, швырнул его на пол, приставив к голове дуло пистолета.

— Пожалуйста! Пожалуйстаааа! Не надо! Не я это! Не я!!! — матрос истерически взмолился, — Боцман! Он дежурил!

— Где он?

— Отсыпается, видать! Я говорил ему, чтобы не жрал много, а он переборщил, видимо! Водка палёной оказалась… Сам гнал и сам траванул…

— Заткнись! Не интересно! Сюда его тащите! Вместо тёлки этой погибшей на панель отправится! И дело его личное мне на руки гоните! Семья есть??

— Д-да. Дочь с женой на кухне поварихами работают. — Выкрикнул один матрос из толпы.

— Это уже что-то! Тогда и их тоже тащите. В мой кабинет.

Клацнув предохранителем пистолета, Григорий вдруг ко мне направился.

На корточки рядом присел, а я сжалась вся как губка, покрываясь ледяной дрожью. Внимательно мазнул по мне властным взглядом, лоб потрогал, пульс прощупал и по щеке как ребёнка потрепал:

— Молодец! Вытерпела! Жить будешь. Ещё немного осталось, моя хороша, моя драгоценная девочка! Мы уже на месте, крошка. Скоро ты озолотишь своего папочку настолько, что он, наконец, купит себе островок на Мальдивах и парочку близняшек-азиаток, которые будут сутками напролёт сосать папочкин толстый член.

Ублюдок!

Чтоб ты сдох!

Чтоб тебя чума сожрала, нелюдь ты бездушный!!!

— В грузовик её укладывайте, воды немного дайте, но не кормите! Вечером уже будем на месте.

***

В этот раз мне просто надели на голову душный мешок. Но перед этим дали немного воды. Я настолько хотела пить, что думала не доживу до утра. Еду нам не давали. Боялись, видимо, что мы «заблюём друг друга и товар будет испорчен» — дословно выплюнул один из них.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

Как я поняла в грузовике нас было около пятнадцати душ. Мы ехали примерно полдня. Во время поездки, лишенная зрения, я постоянно слышала женский плач, шуршание и ворочание. Но в этот раз мы были не одни, а под наблюдением одного из охранников. Когда девушки начинали рыдать, нелюдь кричал на пленниц, угрожая избиением. Но на некоторых это не действовало. Тогда выродок переходил к другим методам. И об этих методах я рассказывать не буду.

Всё-таки хорошо, что на моей голове был надет мешок и я не видела, что мерзавец делал с невольницами. Но зато слышала. Слышала, как он грязно матерился, слышала звук расстегивающейся ширинки, женские стоны, плачь и его дикие хрипы.

— Если ещё раз пикнешь! Я снова сделаю тебе массаж! Членом по горлу.

У меня свои методы имеются, Маришка, как быстро и эффективно заткнуть непослушную шваль. Ты теперь шлюха! Скажи спасибо папочке! Ему, кстати, Гришка яйца отстрелил. За то, что с работой не справился.

Как я уже поняла, это он говорил дочке того самого Боцмана, по вине которого умерла одна из рабынь. Наверно девушка просто задохнулась от шока. Или её отравили наркотиком, переборщив с дозой.

Боже… Как же мне выдержать всё это?

***

— Шевелитесь, курвы! Быстрей, быстрей, быстрей!!! Мешки не снимать! Аукцион скоро начнётся! Почему так долго? Совсем страх потеряли??

Махина резко затормозила, так, что меня отбросило на рядом сидящую девушку, столкнув нас друг с другом лбами. Снаружи послышались громкие возгласы, приглушенные лязгом металлических створок грузовика.

— Мы немного задержались! Случился кое-какой инцидент.

Кто-то схватил меня за руку и бросил в неизвестность.

Я мысленно захныкала от страха, готовясь к боли, потому что предположила, что нас одну за другой просто начали выбрасывать из машины как мешки с навозом. Но меня к счастью поймали. И тут же впечатали лбом в холодную стену неизвестного здания, грубо приказав:

— Стоишь тут и не дёргаешься!

Пришлось подчиниться.

Бежать пока ещё рано. Нужно осмотреться, оценить обстановку, а потому уже попытаться подумать, как можно найти выход из сложившейся ситуации.

— Надеюсь, инцидент улажен?? Башкир разозлится, ты же знаешь!

— Вполне улажен. Не переживай.

Я снова услышала голос Григория. И ещё один. Хриплый, прокуренный, с неприятным акцентом.

А затем нас быстро связали друг с другом, выстроив в единую шеренгу, и как ездовых собак, запряженных в упряжку, повели в неизвестном направлении.

Сначала нас вели по улице, а затем завели в помещение.

Я даже понятия не имела в каком городе, или в какой стране мы оказались. Но исходя из здешнего климата — это были настоящие тропики. Очень душно! Настолько, что я почувствовала будто мои лёгкие превратились в песок, рассыпавшись на мелкие песчинки.

Турция?

Египет?

Или быть может Ирак??

Боже! Боже! Божееее!!!

До сих пор трудно поверить, трудно смириться с тем, что происходит!

Происходит на самом деле…

Нас вели по ступенькам, куда-то вниз, при этом постоянно подталкивали, шлепали по ягодицам, покрывали матами, если девушки начинали хныкать или спотыкаться. Теперь уже я слышала другие голоса, звучавшие на иностранном.

На китайском, или на тайском?

Без понятия. Я в них не разбираюсь.

В конце концов вереница остановилась.

— Снять мешки! Отмыть их хорошенько и подготовить товар к продаже! — голос Григория. Сначала на русском, затем на иностранном.

Когда с меня стянули это душный пакет я принялась жадно заглатывать воздух ртом, как полудохлая рыба, которую с суши снова бросили в воду.

Мы оказались в каком-то странном, затемненном помещении, напоминающим общественную баню. Голые стены, декорированные старой, облупленной плиткой, под ногами — стоковые решётки, около стен — пластиковые лавочки, а на одной из стен — огромное панорамное стекло, оклеенное тонированной пленкой. Такое как в тюрьме, в комнатах для допросов. Я такие в одном фильме видела.

— Девушки! Внимание! Ведите себя хорошо. За вами наблюдают очень злые дяденьки. Если ослушаетесь — вам живьём сиськи отрежут и отправят на органы.

Рабыни испуганно забились по углам. Никто из них больше не плакал. По крайней мере в голос. Их запугали как загнанных овечек, перед казнью.

Теперь понятно, что урод имел ввиду, когда предупреждал о том, что за нами наблюдают!

А затем, началась настоящая скотобойня.

Осмотревшись, мельком я успела рассмотреть пленниц. Все они были красивые, стройные, разной национальности, разного возраста, разной внешности. И всё до ужаса напуганы! Среди них я узнала своих знакомых девочек из приюта. Точнее, одну из них.

В этой тесной комнатушке, помимо нас, пленниц, было ещё несколько мужчин. И Григорий.

Облокотившись о стену, он лениво закурил, наблюдая за тем, как его подчинённые с звериной яростью принялись разрывать на девушках одежду сбрасывая их вещи в одну единую кучу.

— Осторожней там! Руки не распускать! — грубо скомандовал, сделав затяжку.

До меня тоже дошла очередь. Какой-то высокорослый амбал зажал меня в углу и с силой стащил с меня платье, разорвав вещь как салфетку. Выродок угрожающее приставил нож к моей шее, растянувшись в ехидной улыбке. При виде ножа мои колени подогнулись, но он не дал мне упасть на пол — крепко ухватил за волосы. Кончиком острого лезвия этот полоумный извращенец провёл по моему впалому животу снизу-вверх, возбужденно дыша, ноздрями втягивая запах моего страха, как одержимый наркоман при виде любимой дряни. А я в этот адский момент обреченно закрыла глаза, попыталась проглотить острый ком ужаса, который перекрывал доступ к кислороду, готовясь почувствовать жуткую боль.

Никто не знает, что было у выродка на уме! Таким опасным образом он лишь забавлялся. На самом деле нож ему был нужен для того, чтобы разрезать верёвки. И он это сделал. Быстро, резко, неожиданно.

А я, получив мизерную долю свободы, отчаянно прикрыла руками грудь, но бандит лишь коварно улыбнулся, демонстрируя мне свои выбитые зубы. Узкоглазый, коротко стриженный бугай нерусской внешности, одной рукой — заломил мне руки за спину, а другой, с бешеной яростью, тем же самым ножом, срезал лифчик. После, ещё и трусики.

Так стыдно, так грязно мне ещё никогда не было! Немощной тряпкой я просто сползла по склизкой стене и, спрятав лицо в волосах, горько заплакала.

Китаец что-то буркнул на своём «нерусском», схватил меня за локоть, швырнув в остальную кучу догола раздетых девушек. Затем на нас со всех сторон брызнули острые струи ледяной воды, вперемешку с пеной.

Ублюдки приказали нам мыться.

В этот миг меня накрыло. Утопило в собственной истерике! Я голыми руками принялась царапать собственную кожу, отмывая их мерзкие следы прикосновений. Натирала себя резко, грубо, до боли, до красноты во всём теле, а они лишь ржали, поливая несчастных девушек из шлангов, как коров в коровнике перед забоем, с жадностью рассматривая их самые откровенные места.

Ах, если бы можно было бы сделать тоже самое с воспоминаниями! Вырвать их, выцарапать, вырезать из мозга, из сердца, из души! Вырезать и сжечь. Чтобы забыть. Забыть о тех ужасах, которые я испытала и которые мне ещё предстоит испытать.

Григорий что-то грубо закричал на тайском (я всё-таки решила, что буду называть этот незнакомый язык тайским) и ледяная вода сменилась кипятком, а тесное помещение вмиг наполнилось плотным туманом.

На этом, массовая мойка рабынь завершилась.

После купания нам выдали полотенца и халаты. Чистые, новые, пахнущие цветами.

После того, как мы высушили волосы и оделись, нас, выстроив гуськом, повели в неизвестном направлении.

Теперь уже, скорей всего, на заклание.

***

Босые, до смерти напуганные, с опухшими от бесконечных слёз глазами, мы шли по тёмному, узкому коридору в абсолютном молчании. До тех пор, пока нас не впихнули в ещё одну комнату. Более светлую, более просторную в которой пахло медикаментами и в которой за письменным столом восседал немолодой мужчина в белом халате. Исходя из общего интерьера, я поняла, что мы оказались в медицинском кабинете.

— Итак, дамочки, времени у нас мало, поэтому, в порядке очереди, проходим к нашему высокопчтенному доктору Атхиту на осмотр. Сначала на гинекологический, затем на общий, — звучно объявил Григорий, — Больно не будет! Не надо бояться! Атхит мужчина нетрадиционной ориентации. Дырки для него — всего лишь работа. — Его пошлая шутка оказалась неуместной и никого не успокоила.

Девушки запаниковали. А у одной, симпатичной светловолосой блондинки, началась жуткая истерика. Она не хотела раздвигать ноги для досмотра, поэтому её просто распяли на столе и один из бандитов загнал ей иглу от шприца под ноготь, наказывая за неподчинение.

Остальные невольницы моментально притихли. В очередной раз бунт был подавлен, а у меня в очередной раз заболело сердце от ужаса.

— В следующий раз я просто отрежу тебе палец и отправлю в бордель для дешевых шалав, а не на элитный аукцион, где вас может купить богатый дяденька-шейх! — Рыкнул Григорий, кивком приказывая обработать окровавленный палец рыдающей девушки. После чего, пленница сама залезла в это чертово кресло и широко развела ноги перед пожилым мужчиной в маске нерусской внешности.

Тот, неторопливо ввёл ей в промежность специальное зеркало, после чего, повернувшись к Григорию, отрицательно качнул головой.

— Я понял! Порченая, значит. Какая-то тварь уже успела втащить! Суки! Всё равно узнаю! В документах она должна быть нетронутой!!! И что теперь делать?? Башкир нас всех на консервы пустит!

— Зашить. — Выдал идею один из подчиненных бандюганов.

— Зашить?! — перекривлял главный сутенёр, — Чёртовы ублюдки! Кастрирую всех нахрен! — затем, снова к гинекологу обратился. На тайском.

В ответ, тот лишь вяло пожал плечами, кивнул, буркнув нечто невнятное.

Охранники быстро засуетились и также быстро огородили переносной ширмой кресло, на котором, подергиваясь от испуга, с широко разведёнными ногами лежала светловолосая девушка.

— Подержите её? Может есть у кого верёвка?

— У меня есть ремень!

— И у меня тоже! — отозвались охранники.

— Отлично. Тогда ноги ей свяжите, чтобы не дёргалась.

— Так может «сахарку» вколоть?

— Идиот! Башкир ведь узнает! Она не должна выглядеть как сова под утро! Он должен видеть её естественной! — огрызнулся главный, агрессивно хрустнув костяшками пальцев.

— Понятно, кэп.

— Итак, милые дамы! — Григорий вышел в центр кабинета, — Всем оставаться на своих местах. Десять минут, и мы двигаемся дальше. Хочу напомнить, что сейчас вы сами управляете своим будущем. Если будете послушными — вас купит какой-нибудь обеспеченный красавчик-миллиардер. А если ещё и будете умными — то всю жизнь проживёте в Раю. Да кто вы вообще такие?? — взгляд на меня и тело колотит от его чёрных, бездушных зрачков, — Нищенки, оборванки, безродное отребье! Да с вами как с собаками обращались! Не так ли? — Несколько девушек утвердительно закивали. — Вы никто! Сейчас вы никто… По документам вы уже трупы. Никто вас не будет оплакивать. Мамочек и папочек нет, или они конченные наркоманы с пожизненным стажем. А ведь у вас есть шанс стать кем-то! И если вы ублажите вашего нового Хозяина, будете хитрыми, мудрыми, покладистыми женщинами — вас ожидает успех! Много денег, шикарная одежда, дорогие тачки, роскошная жизнь! Кто так считает, поднимите руку!

Девять человек согласились с его фальшью.

Те девушки, которые подняли руки, больше не плакали. Их лица заметно преобразились, слёзы высохли, а в глазах появилась наивная надежда.

— Отлично. — Довольно хлопнул в ладоши.

Он врал! Я это каждой клеточкой своего парализованного ужасом тела чувствовала. Сейчас мужчина был без своих стильных очков, поэтому я видела каждую его лживую эмоцию. У сутенёра подёргивался левый глаз, да и нос постоянно чесался.

Наивные, глупые дурочки!

Никто не подхватит вас на руки и не унесёт в красивую жизнь!

Так не бывает. Только не в нашем беспощадном мире, где власть принадлежит деньгами и таким вот бессердечным уродам, вроде Григория.

Это всё ложь!

Грязная, жестокая ложь!

За ширмой послышалась возня. Та бедняжка, которую привязали к креслу, снова застонала. Захрипели и охранники, переговариваясь между собой на повышенных тонах. Там, за тканевой завесой, проходила мини-операция. Бедную девушку вновь превращали в девочку.

Мне стало мерзко до дурноты!

Я попыталась отвлечься и подумать о чём-то другом, о чём-то хорошем. Например, о том, как я сбегаю. Выпрыгиваю из окна и со всех ног несусь в полицию. А их, этих ублюдков, прилюдно сжигают и их жалобные вопли, как тёплый бальзам, согревают мою измученную душу.

Глава 5

Осмотр я выдержала. Слава богу, прошёл он быстро.

Диагноз — абсолютно здорова.

— Венерической сыпи на теле не обнаружено и вшей, к счастью, тоже! — радостно перевёл мне с тайского Григорий.

Уроды! Ублюдки!!!

Как же сильно я вас ненавижу…

Я не собака! Я человек. Я личность!

У которой в груди бьётся сердце. Оно болит. Оно чувствует. Оно рвётся на части… Но вам это не понять. Вы все давно уже сгнили изнутри, одержимые насилием и деньгами.

После осмотра нас ожидало знакомство с теми, кто заявил на нас свои права.

С неким господином Башкировым — хозяином притона, владельцем невольничьего бизнеса.

Нас завели в очередную комнату, выстроив по росту в единую шеренгу.

В этой комнате было невыносимо душно, накурено и неуютно. Впрочем, как и во всём этом скотском доме. Для меня до сих пор оставалось загадкой в какой именно стране мы находимся. Либо Китай, либо Таиланд.

Интерьер в накуренном зале заметно отличался своей роскошью. Я даже рот приоткрыла от такого необычного, царского стиля. Дорогая винтажная мебель, интерьер преимущественно в тёмных тонах, под моими босыми ногами — идеально чистый ковёр с диковинным узором, над головой — большая хрустальная люстра.

Я таких апартаментов никогда не видела!

Всё было бы идеально, если бы не ОНИ. Трио незнакомых мужчин. Больше похожих на жирных кабанов, нежели на людей, на чьи мясистые тушки напялили смокинги от «Армани».

— Почему так долго? У нас теперь большая задержка по времени! — захрипел один из «кабанов». Самый жирный и самый страшный. С тройным подбородком, свиную шею которого перетягивала золотая цепочка весом в полтонны.

— Прошу прощения, Господин Башкиров. Машина в дороге слегка поломалась, — Григорий преданно поклонился, невольно заикнувшись.

Видать боится, пёс трусливый!

Врал он очень убедительно. Впрочем, ему не привыкать.

Эти «Господины», деловито расположившись за огромным столом из красного дерева, беззаботно играли в карты, распивали спиртное и покуривали тяжёлые, импортные сигары.

— Время деньги, ты же знаешь.

— Понял, понял, дорогой! Как скажешь…

— Вот и поговорили, — хмыкнул главный свин, — Вместо обещанной суммы, ты получишь лишь пятьдесят процентов.

— Как скажете. — С хрустом сжал кулак.

Мне показалось, что Григорий сейчас разрыдается от отчаяния, а затем от злости кого-нибудь застрелит.

Так ему и надо, выродку!

— Ну давай, чего встал как истукан! Показывай свой холёный товар.

— Мы уже успели немного оценить, там, во время мойки. Ничего такие дырочки. Но не идеал! Бывали и лучше. — Отчеканил другой мужчина, делая глубокую затяжку.

Сволочи!!!

Не дырочки, а девушки!

Мы личности, мы люди! А не проститутки бездушные…

Теперь понятно, для чего тут это тонированное стекло, как в тюрьме.

Чтобы глазеть на моющихся рабынь.

Извращенцы!!! Свиньи и уроды!

— Эти тоже хороши! Вот, зацените! — Григорий демонстративно схватил одну из рабынь и с силой рванул на ней халат.

— Ну, Господа, айда оценивать! — Башкиров радостно потёр свои сальные ладони друг от друга.

Мужчины в роскошных костюмах сначала принялись пристально рассматривать голое тело невольницы, перешептываясь между собой, а затем каждый по очереди стал трогать её за грудь, пощипывать за соски, просовывать руки между ног, лапать ягодницы. Девушка, стиснув зубы, крепко зажмурив глаза, послушно терпела их надругательства, вероятно, прокручивая в уме лживые слова Григория о «роскошной жизни».

— Ни чё такая цацка! Пойдёт! Этой надень браслет на «десятку». Она ещё целая?

— Целая, целая! И послушная! — Григорий кивнул и быстро нацепил рабыне на запястье красную ленту, с «номером 10». Позже я узнала, что это значит — стартовая цена. Десять тысяч долларов. Высший сорт.

— Отлично! Увести, приодеть и выставить через час на торги! — приказал Господин «жирная-свинья-Башкиров».

Девушка облегчённо выдохнула, когда один из охранников быстро вывел её прочь из комнаты.

— Следующая!

А дальше они раздевали всех девушек по очереди. Щупали, трогали, заглядывали в рот, нюхали волосы, наклоняли как кукол неваляшек вперёд-назад, влево-вправо, ставили раком, укладывали на стол, широко разводили ноги, проверяя на наличие гибкости. Это был сущий Ад! Нас не воспринимали как людей. Нас принимали за животных. За скот. Или за вещи. У которых не было ни чувств, ни сердца, ни души.

Они осматривали их по очереди. Одну за другой, одну за другой. Награждая бирками, словно ценниками, как товар на рынке, пока в помещении не осталось три девушки, включая меня. Один уродец всё же не сдержался. Схватил за волосы молодую блондинку и разложил на столе, принявшись одичало расстёгивать ширинку на своих брендовых шароварах, выкроенных как на слона.

— Эй, Каминский! Ты что задумал?? — рыкнул главный мафиози.

— Не кипятись, брат! Не целка ведь! Грех не воспользоваться. Черт как же я люблю свою работу!

Ублюдок изнасиловал девушку в нашем присутствии. Просто забросил её тощие ноги к себе на плечи и жёстко отымел, никого не стесняясь. Вероятно, был пьян. Или под действием наркотиков. Это был предел. Предел моего терпения, предел целостности моей психики. Я просто отвернулась и закрыла уши руками, чтобы не слышать её плача, не видеть её слёз и не слышать стонов этого невменяемого монстра.

Когда всё закончилось, они разложили и меня на том грёбанном столе, запачканном белым порошком, пеплом от сигарет и липкой спермой.

Жирные, уродливые с больным, наполненным бешенством взглядом, уставились на меня как голодные шакалы на кусок нежного мяса. От них несло алкоголем и сигаретами, а их чёрные зрачки, в которых не было ни капли жалости, были расширены до предела и почти полностью занимали цветную радужку.

Тогда я не выдержала. Перестала себя контролировать. Просто психанула. Просто сорвалась. Просто вцепилась одному ублюдку ногтями в рожу, намереваясь выцарапать глаза этой мерзкой скотине, но его друг вовремя успел дёрнуть меня за волосы.

— Сука! Это что ещё за гребанная кошка??? Я думал мы договорились, что вы доставите нам покладистых шлюх! Покорных! А в этой что? Вагина что ли золотая??

— Она немая! — Григорий попытался оправдаться, чтобы сохранить свою паршивую задницу в целостности и сохранности.

— Ну ясно. Ладно, оставляем. Богатенькие извращенцы любят неполноценных! Их это заводит. А значит…

— Значит спрос на её письку утроится! — глотнул один из товарищей.

— Точно! Особенно если она ещё плёночная! — остроумно добавил господин Башкиров.

— Она девственница.

Они ещё немного посмеялись, а затем улыбка с лица главной мрази резко испарилась.

— Ладно! Хватит веселиться! Пора заняться бизнесом. Через несколько минут начинаем аукцион. Эту, — ещё раз тряхнул за волосы, — Причесать, накрасить, приодеть. Красивая, сучка, но дерзкая! Впрочем… попробую её Махмуду толкнуть. Он любит синеглазых русских нимфеток. А ещё любит пожестче. Тот ещё извращенец психованный. Ах-ха! — заржал так дико, что слюни в разные стороны полетели, забрызгав мне лицо, — Самым непослушным вколи «похуин». Двойную дозу. Этой только половину. Чтобы на сцене выглядела естественной. Всё, Григорий! Вали давай! Не опаздывайте.

Меня дико трусило, мутило, выворачивало внутренностями наизнанку. От боли, от этой чёртовой безысходности и от синяков на теле. Я до сих пор кожей чувствовала их мерзкие прикосновения, как они халат с меня сорвали, как за соски по очереди щипали, как волосы на кулак наматывали… Никогда это не забуду. Никогда! Если выживу.

Григорий, набросив халат на моё бледное тело, быстро повёл меня прочь из комнаты, послушно исполняя приказ главных выродков.

***

Первым делом он вколол мне в шею какой-то жгучий препарат, от которого сначала было больно, а затем вдруг стало так прикольно! Хорошо, легко, и на все похер!

Мне казалось, что у меня выросли крылья и я превратилась в бабочку, а окружающий мир превратился в сказку. Меня нарядили в уродливо полупрозрачное платье с блёстками словно рождественскую ёлку, красиво уложили волосы, превратив пряди в пышные волны, накрутив локоны на плойку. В ноги швырнули туфли с тонкой шпилькой, на которых можно было с лёгкостью убиться, переломав себе к чёртовой матери ноги. Заставили надеть. Но размер не подошёл. А других ходуль не нашлось. Тогда эти толстокожие скоты просто вышвырнули меня на сцену босой.

Макияж лёгкий, ненавязчивый… Кроме ресниц. Их мне нарастили, сделав из меня живую куклу. В это момент я была послушной куклой. Плавала где-то далеко-далеко, в другом измерении. Улыбалась. Ловила разноцветных бабочек и смеялась.

Как странно…

Возможно меня скоро изнасилуют или того хуже — укокошат, а мне так кайфово! Так радостно от этих дебильных мыслей… Ну просто писец!

Надо же!

А материться, оказывается, прикольно!

Пять минут и вот я уже стою перед огромными портьерами, с предвкушением выйти на «большую сцену». Как будто я звезда, которая готовится к первому в жизни дебюту — моё отравленное наркотическим ядом воображение сходило с ума.

Там, за кулисами, полным ходом шло веселье: бренчала громкая музыка, смешанная с возбуждённым хохотом, хриплые голоса, звучащие на абсолютно разных языках, восторженные овации и глумливый свист. И под весь этот гадливый баритон девушек-невольниц шустро выводили на сцену в порядке очереди, небольшими партиями.

А когда настала моя очередь — я вдруг моментально протрезвела.

Меня выволокли на сцену в последней партии, состоящей из пяти рабынь. Все девушки были по-своему уникальны. Стройные, нарядно одетые, с яркой, интересной внешностью. Косметика и вульгарная одежда творила чудеса. Невольниц быстро разбирали. Как ёлочную мишуру перед Новым годом.

Когда я вышла на трибуну — у меня тут же ноги от страха подкосились, голова панически закружилась, а дышать стало невыносимо трудно. Там было очень много людей. Разной национальности, разного пола, веса, цвета кожи, ориентации. Это меня насторожило. Потому что выглядели они до рвоты отвратительно. Потому что постоянно что-то кричали, аплодировали и вели себя некультурно, как для сливок общества. Кто-то свистел, кто-то матерился, а кто-то на радостях почухивал свои набухшие ширинки. Возможно им в шампанское, как и мне, подсыпали наркотическую дрянь.

В зале было темно. Над головой сияли зеркальные шары, мигали софиты, вращались разноцветные прожекторы. Я прищурилась, пытаясь рассмотреть публику получше, как вдруг, увидела ЕГО. Безумно привлекательного мужчину. До дрожи в коленях, до остановки дыхания, до временной амнезии! Один взгляд на незнакомца — и я таю, будто сахар в кипятке.

Божеее!!!

Кто он? Как его имя? Из какой страны???

Вероятно, русский.

Тысяча вопросов мигом вскружило голову. Но как оказалось, этот красивый мужчина славянской внешности был один в зале. Остальные, отрастившие пузо и третьи подбородки «клиенты», являлись типичными иностранцами.

Я смотрела на него с жалостью, с мольбой, как на последний глоток воздуха в открытом космосе, как на последнюю каплю воды в засушливой пустыне, как на единственную надежду на спасение.

А по моим щекам крупными бусинами скользили слёзы.

Одними губами прошептала:

«Спа-си… Про-шу…»

И всё время смотрела на него. Не моргая, задержав дыхание. Смотрела и молилась. Молилась Богу, Дьяволу, Ангелу-хранителю, Будде и ещё чёрт знает кому! Потому что боялась. До смерти боялась стать чей-то безвольной куклой, бездушной игрушкой, грушей для битья, шлюхой, или просто куском разделочного мяса.

Смотрела на него. Он — на меня.

Ни единой эмоции. Пустой и холодный взгляд. Абсолютное безразличие.

Ни одна жилка не дрогнула на его холёном лице.

Мужчина сидел в первом ряду, в местах для ВИП клиентов, широко расставив ноги в окружении полуголых азиаток, которые массировали ему плечи, подавали напитки и даже одна из них, стоя на коленях, натирала ему обувь голыми руками. ГОЛЫМИ РУКАМИ!

Незнакомец поднял на меня свои большие, выразительные глаза, слегка нахмурил лоб, подпёр подбородок ладонью, призадумался.

Интересно, о чём он думает?

Может все-таки купит?

Пускай!

Пускай это будет он!

Боже, пожалуйста!!! Умоляю!

К нему хочу! К нему…

Ещё раз прошептала одними губами:

«Спа-си… ме-ня…»

Но он никак не реагировал.

Голос ведущего снова вернул меня в жестокую реальность.

Потому что всех девушек из моей партии уже продали.

Осталась только я.

Последняя.

***

— Итак, дамы и господа! Последний лот! Обворожительная, восхитительная, синеглазая конфетка, наша юная девственница Алина! Или можно просто Лина. Стартовая цена десять тысяч зелененьких!

Начинаем! Кто же даст больше??

— Пятнадцать!

— Двадцать!

— Двадцать пять!

— Тридцать!

Посыпалось со всех сторон.

С ума сойти!

Меня правда продают как вещь. Как животное. Как плюшевую игрушку.

— Ну же! Кто даст больше?? У этой крошки есть две изюминки! Первая — она всё ещё непорченная, свежая куколка, а вторая — малышка немая!

Представляете?? Какая удача! Послушная, молчаливая девственница!

Кто даст больше пятидесяти?? — разогревал публику разряженный клоун в белом смокинге.

Он говорил на английском. Поэтому я понимала его с трудом.

— Шестьдесят!

— Семьдесят!

— Ооо, вот это азарт!!! Торопитесь! И уже совсем скоро сможете опробовать эту вкусную конфетку!

Ведущий вращал меня вокруг своей оси, как юлу, задирал юбку до самого подбородка, наклонял взад-вперёд как пластилиновую фигурку, пытаясь завести публику, раскрутить богатеньких олигархов на денежки. В конце концов сумма дошла до такого баснословного порога, что сердце в моей груди на несколько секунд превратилось в кусок гранита и перестало биться.

— Восемьдесят!

— Девяносто!

В игре осталось два мужика. Один — темнокожий мавр в красных шелках, а другой — самоуверенный араб в белой дишдаше.

Ну а тот красивый мужчина славянской внешности по-прежнему молчал. Просто смотрел и просто молчал, взирая на меня как на цирковую зверушку. Собачонку в блестящей юбчонке, которую вывели развлекать своими плясками богатеньких детишек.

В конце концов сумма достигла такого баснословного порога, что у меня практически случился инсульт. В тандеме с инфарктом.

Бездушные животные… они ещё очень долго сражались за правом распоряжаться моей жизнью, с озверелым азартом, поднимая цену всё выше и выше, демонстрируя кто из них круче, у кого больше власти и денег.

С каждой новой цифрой свиные глазёнки главного-ведущего сутенёра вылетали из орбит! А когда торги дошли до полмиллиона долларов, мерзавец будто получил эмоциональный оргазм.

— Пятьсот тысяч раз, пятьсот тысяч два, пятьсот тысяч триииии!

Удар молотка. Звон в ушах, тьма в глазах…

— Продано господину Мухаммеду! Поздравляем!

И шумные, восторженные овации.

— Вашу покупку доставят в ваш номер через пять минут! И это новый рекорд, сегодняшнего аукциона, господа! Пятьсот тысяч долларов! Не кисло, правда ведь!

Мне казалось, что я умерла. Душой и телом. Превратившись в безжизненное растение. Мужчина из ВИП зоны просто встал с места и просто ушёл.

Он бросил меня. Ему наплевать. Как и всем остальным здешним обезьянам.

Дальше меня просто схватили под руки и потащили. Сначала со цены, затем по лестнице и засунули в лифт. А я болталась как желе. Безрукое, да безногое желе.

Первым делом, охранники затолкали меня в гримерку, в которой меня расчесали, надушили духами, немного подкрасили. А затем, снова куда-то потащили. Сама я была не в состоянии передвигать ногами.

Боже! Мне просто захотелось выкрасть у кого-то из амбалов пистолет и выстрелить себе в сердце! Потому что тот мужчина араб… его внешность была настолько отвратительной, что я бы лучше переспала с бомжом на теплотрассе, чем с ним. Особенно, отвратительными были его чёрные глаза. В них не было ничего святого. Ядовитыми кобрами в них клубилось сплошное, одержимое безумие! А ещё ненависть и психическая неуравновешенность.

Через несколько секунд меня затолкали в одну из ВИП комнат, расположенную на верхнем этаже здания. Это был гостиничный номер-люкс. Шикарный. Как и всё в этом треклятом музее разрушенных надежд и бесконечной боли.

Охранники посадили меня на стул и, не обращая никакого внимания на безмолвные слёзы, крепко привязали к стулу шелковой лентой. А на голову нацепили бант. Такой, каким обычно украшают упаковки от подарков.

Пригрозив пистолетом, выродки быстро удалились.

Осмотревшись, в противоположном углу я увидела ещё одну девушку. С белыми, как снег волосами. Также связанную по рукам и ногам, с красным бантом в волосах. Она сидела молча, будто не живая статуя, и смотрела в одну точку. Наверно, её обкололи дрянью.

Получается, монстр в белоснежной дишдаше купил двоих!

Господи!!!

Что же мне делать…

***

Через несколько минут там, в холле, послышались хриплые голоса, топот и обрывки фраз, сказанных на арабском языке. Парадная дверь беззвучно отворилась и на пороге появилось ОНО. Это бездушное, отвратительное создание с одержимым оскалом на губах.

Моё сердце стучало настолько резко, настолько мощно… будто меня жестоко резали изнутри! Резали и кромсали. Каждый орган, каждую венку, каждую клеточку несчастной души. Это невозможно описать словами! Я чувствовала себя настолько ужасно, что жизнь для меня превратилась в безумный Ад. И она, кажется, навсегда закончилась.

Дверь за арабом захлопнулась.

Мы остались наедине.

Смерть пришла за мной.

Глава 6

— Вах, вах!!! Какие конфэтка! — Захрипел на ломаном русском и, первым делом, подошёл к той девушке с белыми волосами, пощупал, потрогал, сорвал бант. А затем подошёл и ко мне. — Красоткэ! Меня звать Хозяин. Вы слушаться и делать то, что приказать! Иначе будет очень больно!

Я сжалась в судорожный комочек, когда его шершавые руки коснулись моего лица. А затем он резко схватил меня за скулы, больно надавив указательным и средним пальцем на ямочки на щеках.

— Идеальная игрушка! Сегодня Махмуд ибн Рашит сделать тебя женщиной! Отыметь на славу!

Ублюдок!

Небеса тебя покарают!

Мерзавец резко сорвал с меня ленту, настолько резко, что острая ткань, как лезвие, насквозь порезало кожу, оставляя уродливы шрамы. Шрамы боли и страданий. На всю жизнь… Схватив за волосы, без капли жалости, монстр, демонстрируя свою власть, со всей силы швырнул меня на кровать. Но я до неё не долетела. Просто упала на пол, приложившись лбом к деревянному бортику и тут же рефлекторно скрутилась в позу эмбриона. Прикусив язык до привкуса крови, беззвучно зарыдала. Навзрыд.

Как же это ужасно чувствовать себя насекомым. Когда ты ничего… абсолютно ничего не можешь сделать! Кроме как терпеть. Стиснув зубы, терпеть до адской боли. Этот ублюдок ещё толком ничего не сделал. А меня там, в душе, будто живьём резали кинжалами, отрезая кусок за куском, кусок за куском!!! Без анестезии. Наживую!

Араб брезгливо пнул меня в бок своим остроносым ботинком, недовольно хмыкнув:

— Какая слабая! Долго не протянуть!

Крутанулся вокруг своей оси и направился ко второй рабыне, проделав тоже самое. Вот только швырнул он её не на кровать, а на пол, решив поиметь прямо там.

— Начать, пожалуй, с тебя, снежинка! Лежать смирно! Сейчас Махмуд будет тебя трахать!

Дальше я начала сходить с ума… Когда эта поганая, бездушная гниль, принялась разрывать одежду на своей беспомощной жертве и вытворять с девушкой разные извращённые, наполненные страшной жестокостью вещи.

Я старалась не смотреть… Отвернулась, забилась под кровать, заткнула уши, попыталась подумать о чём-то добром, светлом, о чуде, которое вот-вот произойдёт. Например, о том, что прямо сейчас, разбив окно, к нам вломится отряд спецназа и все мои ужасы, наконец, закончатся.

Но ничего не происходило.

Пять минут.

Десять.

Двадцать…

Лишь адские стоны невольницы и бешеные крики насильника.

Он брал её сначала на полу, затем на тумбе, на столе, в кресле. В разных позах, с разной силой. Он был болен. Неуравновешенный, жестокий психопат! Теперь я поняла значение слов Башкира. Тогда, во время смотрин.

Девушка протяжно закричала, как будто с неё кожу живьём сдирали, поэтому я на секунду выглянула из «укрытия». Этот бесчеловечный изверг связал её избитое до синяков тело кожаными ремнями и просто подвесил к потолку в позе эмбриона. Араб насиловал девушку в таком извращённом положении, до тех пор, пока бедняжка не замолчала. Выродок просто вбивался в её вялое тело, испытывая при этом мощнейший экстаз! Периодически монстр бил её плетью. По спине, по ягодицам и даже по лицу.

Садист, дьявол и убийца!

Я даже не думала, что такие люди существуют.

Хотя нет… он ведь не человек.

Таких существ принято называть просто… нелюдь.

***

Закончив с блондинкой, Мухаммед переключился на меня.

— Кажется сдохла, мАра! (пер. сучка) Что за дрянь они мне подсунуть! И часа не подержаться!!! — завопил этот ненормальный психопат, схватил плеть и быстро зашагал ко мне.

Я запаниковала, отчаянно зарыдала, готовясь к боли, к смерти, к адским мукам, как вдруг… в дверь постучали. Оказывается, это принесли еду и напитки для Господина в качестве комплимента от «Фирмы». Ещё начальство велело передать клиенту набор игрушек для сексуального развлечения. Эти «игрушки» не выглядели как игрушки, а напоминали инструменты для разделки скота.

Мерзавец лишь успел схватить меня за щиколотки, вытащить из-под кровати, оторвать кусок платья на плече, но его прервали. Набросив халат на потное, обросшее густой растительностью тело, араб недовольно выругался на своём языке и поспешил к двери, пригрозив мне шокером, мол если дёрнусь — в шашлык превратит и поджарит.

Но мне уже было всё равно. Господь дал мне шанс. И если сейчас не воспользуюсь… после будет уже поздно.

Быстро вскочила с пола, схватила рядом стоящую вазу, и также быстро вернулась на прежнее место. Когда ублюдок вернулся, когда он снова приблизился ко мне, я, сделав глубокий выдох, ловко развернулась и со всей мочи ударила изверга вазой. По голове… Керамическая скульптура разбилась, оставляя уродливые раны на его лысой башке. А я, не раздумывая, выскочила за дверь, устремившись прочь.

— КоссОмак!! Элиф аир аб тизак!

(пер. Бл*ть! Сто ху*ёв тебе в жопу!)

— АнИкак, никОмак!

(пер. Я тебя вы*бу, твою ж мать!)

Господи!

Что же я наделала…

Отсюда ведь невозможно выбраться!

***

Араб упал на ковёр, судорожно закрыл лицо руками, протяжно завопил, поливая меня отборным матом. Но я и десяти метров пробежать не успела, нелюдь меня догнал. Видимо, недостаточно сильно ударила. Монстр оказался бессмертным.

Я бежала по длинному, тёмному коридору, невесть куда! Постоянно спотыкалась, билась ногами об острые углы на поворотах, пока не выбежала на более-менее просторную площадь. На лестницу.

Я звала на помощь, рыдала, махала руками… но разве это возможно?

Я рыдала до такой степени, что не ослепла от слёз и даже упала, не заметив этот дурацкий стол, больно ударившись ногой о его острый край. Араб набросился на меня сверху и первое что он сделал — с маху ударил ногой в живот. Настолько, сильно, что я начала задыхаться, думая, что он просто насквозь пробил мне легкие.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

Затем насильник схватил меня за волосы, и ударил по лицу. Несколько раз. Разбивая губы в кровь. Дальше, я видела только размытый туман, а моё тело будто скрутило жгучим огнём, выжигая все внутренние органы дотла. Живьём.

Я горела живьём… Задыхаясь от боли. Душевной и телесной.

Ублюдок с силой швырнул меня на стол, не обращая внимания на хрустальную статуэтку, которая упала на пол и разбилась под моими босыми ногами. Он грубо задрал мне платье практически до шеи и жадно вцепился трусики, крикнув какое-то непонятно слово:

— ЗарбА! Уисха шармута!

(пер. Дерьмо! Грязная шлюха!)

Я больше не сопротивлялась. Просто затолкала в рот собственный кулак и рыдала, корчась от боли, унижения, страха, чувствуя, как его шершавые грабли щупают мои бёдра, шлёпают по ягодицам и уверенно направляются к ещё нетронутой промежности.

— Какая же ты сладкий, девОчка шармута! — Боковым зрением я вижу, как он вырывает из брюк ремень, замахивается, собираясь полоснуть меня по спине металлической пряжкой.

— Меня это заводить! Твой дерзкий характер!

Закрываю глаза, готовясь к очередным болевым спазмам.

Как вдруг…

Слышу противный хруст, глухой удар, словно нечто тяжёлое врезается в стену.

А затем, истерическую ругань араба.

— Вставай. — В шаге от моего распластанного на полу тела звучит незнакомый голос, наполненный холодом, властью и ноткой высокомерия.

У меня от этого голоса сердцебиение в разы ускоряется, а дыхание, наоборот, замедляется.

Распахиваю глаза и сквозь размытую слёзную пелену вижу ЕГО.

Того самого красивого мужчину в шикарном смокинге, цвета горького шоколада.

— Какого Аллаха ты творить??? Ты мне бл*ть руку сломааааать!!!

— Сколько ты хочешь?

— В смысле???

— За девчонку, — холодно чеканит мой спаситель, а у меня ледяные мурашки по спине океанскими волнами накатывают.

— Она не продаваться! — рычит насильник, поднимаясь с пола. Красный как рак и озлобленный до пены на губах, он трусливо дрожит, покрываясь липкой испариной, прижимая к груди правую руку. — Я купить девку как законную собственность!

— Советую хорошо подумать, Мухаммед, прежде чем отказывать. МНЕ отказывать.

Через долю секунды на шум сбегаются люди. Советники шейха.

Они помогли ублюдку подняться и стали перешептываться друг с другом. Как будто уговаривали.

Пять секунд, араб вдруг отвечает:

— Хорошо. Забирать эту дикую суку себе! Бесплатно.

— Это что лесть? — его идеальные брови выгнулись дугой, а в глазах, цвета редкого авантюрина, полыхнули огненные искры.

— Н-нет. — Мерзавец явно нервничал. Но его советники вместе с охраной ещё больше.

— Я не собираюсь быть чьим-то должником. И зад мне лизать не стоит. Даю в два раза больше себестоимости. — Вытаскивает из потайного кармана чековую книжку, чёркает золотой ручкой по бумаге, вырывает лист, небрежно комкает в кулаке и агрессивно швыряет шейху в лицо.

Тот морщится, кривится, но не нападает.

Не нападают и его преданные шакалы.

Вот это да!

Да кто он чёрт возьми такой?? Этот стройный, бесстрашный мужчина с изумительными глазами, цвета мерцающего авантюрина?

Почему его все боятся?

Сам шейх! В кампании тучных мужланов, вооружённых до самых яиц, которые дрожат словно бездомные, напуганные до разрыва сердца щенки от одного лишь мимолётного взгляда загадочного незнакомца.

Несколько секунд Мухаммед тупо молчит, топчется на месте, а затем, отвечает.

Неуверенно, с ноткой боязни:

— Д-договорились.

После чего, вместе со свитой, отправляется обратно в покои.

***

Когда мерзавцы скрылись из вида, мужчина обернулся ко мне лицом, подошел ближе и присел рядом на корточки. До этого он будто закрывал меня собой. Своей широкой, массивной спиной-стеной. Закрывал от этого одержимого монстра. От всех бед, от бездушных унижений, от бесконечной боли! Когда я его увидела, у меня чуть было душа не разорвалась на куски от радости, а сердце… ещё минута, и сердце бы утонуло в собственной крови!

Это был как глоток свежего воздуха в холодном океане, когда я тонула в подводной лодке, а кислорода там оставалось на долю секунды. Когда думаешь, что это всё. Это конец… Жизнь закончилась. А смерть уже тянет к тебе своим тощие, костлявые клешни, утаскивая за собой в мир тьмы и хаоса.

Настоящее чудо…

Небеса все-таки услышали мои скудные молитвы.

Незнакомец одним ловким движением снял свой пиджак и быстро набросил на моё тощее тело, недовольно глянув на разбитую губу, с которой тонким ручейком стекала кровь и разбухший синяк на скуле.

Поморщился. Но ничего не сказал. Хотя по глазам было видно, что он находится на грани бешенства. Сдерживается.

Господин властно схватил меня за руку, рванул на себя, увлекая в неизвестность.

***

Когда мы спускались по лестнице, я вспоминала, как свита шейха ещё очень долго о чём-то спорила, метая в наши спины острые взгляды ненависти. Потом уже я поняла, что они просто не хотели переходить дорогу этому опасному человеку. Потому что он мог за одну лишь минуту превратить их бизнес, их Империю, их имущество… в ничтожную пыль.

Босая, жалкая я бежала за ним как брошенная собачонка, одной рукой — ухватившись за край его модельного пиджака, другой — придерживая пульсирующую огнём рану на животе. Этот ублюдок, похоже, сломал мне ребро. Неплохо так ботинком приложился! Ощущения такие будто он бензопилой прошёлся моему по животу, превращая все внутренние органы в мелкий фарш.

Миновав лестницу, мы оказались в коридоре, по которому вышли в новое крыло. Интерьер там был ещё более роскошным, чем то, что я видела раньше.

Неожиданно мужчина резко остановился. А я… я блин неуклюже впечаталась лбом в его твёрдую спину. Коснувшись безупречного тела, мгновенно получила сумасшедший разряд в тысячу вольт!

Запах дорогостоящего парфюма безжалостно травил мои лёгкие. До эйфории.

Новый выброс адреналина… и меня ведёт как проклятую наркоманку, которая только что понюхала.

Он резко развернулся, а я также резко отскочила назад, затылком вписавшись в бетонную стену. Места в проходе было предостаточно для слона, но в этот напряжённый миг, меня будто засунули в тесную коробку. А он… он буквально поглотил собой всё имеющееся пространство, включая кислород.

Упёрся руками в стену по обе стороны от моей головы (точнее не упёрся, а стукнул кулаками), склонившись на опасно близкое расстояние.

— Откуда ты? — немедленно потребовал.

Но я застыла будто парализованная. Не моргала, не дышала.

От его исключительного и такого приятного запаха в голове всё закружилось диким вихрем. Этот мужчина был очень красивым. Безумно красивым! От его модельного, невероятно роскошного смокинга разило ароматом богатства. Я никогда даже не думала, что подобные мужчины существуют в нашем мире. Он стал для меня кем-то из мира фантазий… Богом… Красоты, власти, величия.

Сначала я испугалась и опешила. Потому что думала, что у меня на фоне нервного истощения разыгрались галлюцинации, потому что прежде я никогда не видела НАСТОЛЬКО идеальных людей. Мне до безумия захотелось потрогать его изумительное лицо, его острый, самоуверенный подбородок с лёгкой щетиной, провести кончикам пальца по полным бледно-розовым губам, повторяя их контур, запустить пальцы в шелковистые, уложенные волосок к волоску волосы, от которых пахло дорогим шампунем, чтобы действительно убедиться в том, что он реальный.

Но разве я имею на это право??

Своими грязными руками лишь замараю изысканный шёлк брендового смокинга. На его одежде негде пылинки упасть… И тут я вдруг объявилась — безродная голодранка. Ещё и калека. Губу раскатала, оборванка-беспризорница!

Стоит ему только пальцами щёлкнуть… и всё.

Меня больше нет на этом свете.

— Ну, чего молчишь??

Зарычал. Уже грубее.

Но я блин… Я блин кажется впала в какую-то сумасшедшую фрустрацию.

Мне казалось передо мной стоит сам Бог. Или инопланетянин.

Потому что таких людей, идеальных, породистых, холёных не может существовать в априори. Прежде я общалась лишь с доисторическими питекантропами. Да и сама, по сути, такой являюсь.

— Я ненавижу повторять несколько раз. Он тебя что, по голове треснул? — Мощный удар кулаками по бетону, и я зажмуриваюсь, беззвучно всхлипнув от страха, — Ты как вообще, вменяемая?

Да! Да!! Да!!!

Да я, чёрт подери, вменяемая!

Но с изъянами.

В голосе.

Отрицательно качнула головой, дрожащими руками попыталась ответить на языке жестов. Куда там! Мои руки возомнили себя сто килограммовыми гантелями.

Боже!

И пикнуть не успела, как мужчина вдруг схватил меня за грудки, оторвал от пола и хорошенько встряхнул.

— И откуда ты только такая на мою голову свалилась?! Ходячая катастрофа…

Наши глаза теперь были на одном уровне. Его авантюриновые, как бриллиантовый песок и мои — тёмно-синие, как слеза океана.

Обеими руками я отчаянно вцепилась в его плечи и попыталась выдавить хоть какой-либо звук, потому что мужчина делал мне больно. Я начинала задыхаться от его звериной хватки на моей хрупкой шее, от его безумной энергетики и от горячего, наполненного бешенством дыхания, которое обжигало мне лицо, шею… и особенно губы.

Бизнесмен хищно прищурился, пытаясь понять, что со мной не так.

Тогда я всё же оторвалась от крепких плеч спасителя, жестами принявшись объяснять, что я немая.

Если бы в этот момент у нас за спиной не раздались шаги, я бы задохнулась от удушья.

— Господин, вот, информация по лоту номер семь, как просили, — к нам подошёл высокорослый мужчина в чёрном костюме с гарнитурой в левом ухе и тут же протянул некую папку в кожаном переплёте, — Здесь указано, что девчонка немая. Именно поэтому на неё был такой спрос.

— Ублюдки… — мой спаситель сказал это беззвучно, одними губами, но я успела прочитать. Маска из льда и холода на его стальном лице моментально растаяла. Взгляд потеплел. Хватка в области шеи ослабла. Там, в авантюриновых омутах блеснуло нечто, схожее с сочувствием. Но ярость всё-таки доминировала.

Одним резким рывком бизнесмен прижал моё тощее тело к своей мощной груди, тем самым осознавая, что перегнул палку, так как моё лицо уже наверно посинело от асфиксии.

— Пора собирать чемоданы. Мы уезжаем. Немедленно. — Прошипел и на пол поставил. Руку с талии убирать не стал.

Невероятно!

Его прикосновения — это как удар раскалённым утюгом по пояснице, который прожёг меня до дыр.

— Как прикажете, Дмитрий.

Дмитрий?

Вот, оказывается, как его зовут моего Ангела-хранителя.

Глава 7

Дмитрий приложил золотую карту к датчику, установленному на двери гостиничного номера, дождался сигнала, оповещающего об открытии замка и, властно сжав мой локоть, затащил в комнату.

— На кровать. — Холодно сказал. Точнее, не сказал, а приказал.

Видать возжелал потребовать возмещение материальных трат.

Зачем я ему?

Только сейчас вдруг осознала, что этот незнакомец спустил на меня, жалкую, безродную вещь, целое состояние.

— Снимай платье.

И сам начал раздеваться, абсолютно не стесняясь моего присутствия.

Сначала сорвал с шеи бабочку, затем рубашку, оставшись в штанах.

Мне моментально поплохело…

Боже!

Какая же у него красивая спина. И грудь. И пресс… И кожа. Гладкая такая, загорелая, в отличии от моей… Моя — белая как мел, а его — совершенная, как элитный молочный шоколад.

Чёрт!

Зачем он это делает…

Смутившись, быстро прикрыла глаза ладошками, услышав ехидный смешок.

— Ложись.

Ничего себе!

С ума сойти!!!

К-как это? К-как это понимать?

Сбежала от одного урода, чтобы попасть в когти к другому…

Вот только Дмитрия никак нельзя было назвать уродом.

Возможно, если только внутренним.

Прежде, чем я успела что-либо сообразить, он резко толкнул меня на кровать, так, что я плашмя шлёпнулась на спину, утопая в мягкой пелене подушек. И, не дожидаясь беспрекословного подчинения, рывком задрал платье до самого подбородка.

Ох… У меня душа в пятки упала, адреналин плавил кровь, превращая алую жидкость в вулканическую лаву, а зрачки расширились как у испуганной кошки.

Секунда. Хриплый мужской выдох. И его утонченные пальцы осторожно коснулись посиневшей кожи в районе пульсирующего болью ребра.

Дернулась, поморщилась.

Больно!

— Грёбанный выродок! Хорошо он тебя отделал. Потерпи немного.

Дмитрий встал с кровати, вышел из комнаты. Через полминуты вернулся с аптечкой и ведром для шампанского, наполненным льдом. Взял свою рубашку, сыпанул содержимое ведра в ткань, соорудив нечто, похожее на мешочек.

Когда он приложил к моему животу лёд, завёрнутый в собственную рубашку, я даже не дёрнулась. Потому что кожа там, в районе пупка, дымилась от смущения, покрываясь пунцовыми пятнами стыда.

— Не холодно? — судорожно сглотнул, застывая взглядом на ажурном белье, цвета перламутра, которое на меня напялили сутенёры.

Отрицательно качнула головой.

Я кожей чувствовала, бешеную энергию его скрытого желания, его уверенный, властный взгляд, и эту невероятную силу превосходства в прикосновениях. Идеально очерченные мускулы на безупречном теле дёрнулись от напряжения, превращаясь в мрамор, а лоб покрылся испариной. Но лицо по-прежнему сковала маска хладнокровия.

Около минуты Дмитрий занимался раной на животе, прикладывая лёд, обрабатывая место побоев мазью, а затем переключился на лицо.

— Будет неприятно. — Шепнул, нависая надо мной мощной горой, глядя глаза в глаза.

Какие нежные у него руки. Как шёлк. Воображение уже вовсю рисовало картину, как он этими руками трогает меня везде. И не только руками.

Очень бережно он начал касаться платком, смоченным в антисептике, разбитой губы. Время остановилось. Земля прекратила вращаться вокруг своей оси, меня будто выбросило в открытый космос, когда его сильные руки настолько трепетно ласкали моё, искалеченное побоями лицо. В это миг моя душа испытала эмоциональный оргазм, а тело покрылось морозными мурашками.

Всё!

Беру свои слова обратно!!!

Никакой он не урод… Он — самое лучшее, что случилось со мной за последние десять лет.

Наклонился ближе. Его губы… мои губы. Расстояние между ними измеряется в паре жалких сантиметрах. Его горячие, пряные выдохи обжигают мои щёки, сжигают волосы. Дотла… Превращая их в пепел.

Зажмуриваюсь. Невольно облизываюсь, в ожидании своего первого поцелуя.

Он наклоняется ещё ближе, я вся на нервах!!!

Меня рвёт в клочья от желания почувствовать его губы на своих, его властный, доминирующий язык в своём горле!

Это невыносимо.

Это мучительно больно!

Ожидание…

Никогда не думала, что так бывает. Что когда-нибудь в своей гнилой жизни я смогу испытать нечто подобное. Что когда-нибудь меня будет наизнанку выворачивать от сумасшедшего вожделения!

К мужчине.

Властному, опасному, хладнокровному! С глазами самого демона.

Ещё немного и это случиться…

Сопротивление бесполезно.

Как блоху раздавит и слезу не уронит. Одним мизинцем раздавит!

Плевать!

Я в его власти! Вся. Вся его! И я хочу этого не меньше.

Потому что мне кажется, что я родилась, чтобы принадлежать ему.

Надменному дьяволу в шикарном смокинге, стоимостью как целый авиалайнер.

Поддаюсь вперёд, навстречу окрыляющему дурману, выгибаю спину, снова облизываю губы…

Как вдруг…

Этот дурацкий телефонный рингтон за долю секунды разбивает мои сумасшедшие фантазии вдребезги!

Мужчина отскакивает от меня как от страшной химеры, отвечая на звонок.

— Через пять минут. Машину к чёрному входу. Едим в аэропорт. Вечеринка окончена. — Бегло протараторил, добавив, — Нет, сделка сорвалась. В другой раз. Появились более важные дела. Я его не дождался…

Во время разговора, быстро вскочила с постели, судорожно натянула на себя это ужасное платье бульварной проститутки, расшитое блестящими пайетками. Обхватив руками дрожащие плечи, мысленно отвесила себе ненормальной жгучую оплеуху.

— Что испугалась? — выключил телефон, обернулся, властно прожигая насквозь своими опасными глазами, — Думала насиловать буду? Напрасно…

В ответ я лишь уныло опустила голову в пол, пряча своё пылающее смущением лицо в растрёпанных волосах.

Напоследок, бизнесмен грубо добавил:

— Ты похожа на старое, потрёпанное одеяло. Так что можешь расслабиться… Мне больше по душе девушки из высшего общества. А не ширпотреб на базаре.

Ударил! Ух, как же больно ударил! Словами.

В этот раз я реально обиделась.

Он унизил меня. И это так больно!

Но почему?? Почему, Господи?

Мне ведь не привыкать! Я выросла в настоящей клоаке! В самой реальной заднице мира! Меня били практически каждый день, обзывали каждую минуту… У меня уже давно как выработался иммунитет к невербальному насилию. А тут…

Этот напыщенный зверь будто кол мне в самое сердце всадил!

Всадил и с наслаждением прокрутил несколько раз.

Неужели, влюбилась?

Вот так вот просто… С первого взгляда. Меня накрыло. Захлестнуло. Утащило в бездну его красивых, но таких опасных глаз, как у хищного орла, безупречного тела, власти и богатства. И боюсь, что из этой проклятой ямы мне никогда не выбраться.

Я буду тонуть, барахтаться, захлебываться…

Пока не задохнусь.

Навсегда.

***

Дмитрий переоделся в новый костюм. Он больше ничего не говорил. Собрал кое-какие вещи, вызвал охрану, приказав одному из верзил глаз с меня не спускать. А я так и осталась в этом грязном, подранном платье, завёрнутая в пиджак моего нового душегуба, мечтая о горячей ванне, мечтая, как можно скорей смыть со своего истерзанного тела ужасы сегодняшнего адского вечера.

Мы покинули «дом шлюх» ещё до начала рассвета.

Когда мы вышли на улицу я впервые выдохнула с облегчением. И хоть я не знала, что ждёт меня дальше, но в душе предчувствовала, что с Дмитрием я нахожусь в полной безопасности. Или, по крайней мере, надеялась. Ну а какой он человек? До сих пор оставалось загадкой.

В каждом втором «добродетели» прячется ещё более жестокий шакал.

Доверяй, но проверяй.

С другой стороны, если бы мужчина хотел меня отыметь — уже давно бы это сделал. Но вместо этого, он окатил меня отменной порцией унижения.

Дмитрий Орлов.

Так его звали. И эта фамилия мне показалась весьма знакомой. Часто приходилось слышать об этом человеке в СМИ. Но телевизор нам позволяли смотреть очень редко. Лишь слушала. Обычно, я слушала новости, сидя рядом возле кабинета заведующей, когда она в перерывах между приёмом посетителей включала «Первый новостной».

Как только я оказалась на улице, у меня моментально заложило уши. Вот-вот и кровь из ушей хлынет! Поскольку там, на верхних этажах здания, со стороны окон, где, вероятно, располагались гостиничные номера «клиентов», слышались жалобные женские стоны и грубые мужские маты.

В этот душеразрывающий момент, когда сердце ускорило биение, когда в голове вспыхнули жуткие, уничтожающие мысли, я осознала, что Дмитрий просто спас меня из самого настоящего Ада.

Ада, устроенного в самом центре земли.

До машин нас сопровождала целая армия охранников. Мы двигались по искусственной дорожке из гравия, прячась под фруктовыми деревьями, миная мусорные баки. Вдруг, возле одного из баков, я увидела плюшевого мишку. Моего мишку! Точнее, рюкзак моей сестры. С блокнотом и рисунками.

Резко дёрнулась в ту сторону, вырываясь из цепкой хватки охранников и со всех ног бросилась к свалке.

— Стояяять! — зашипел амбал в смокинге, которому было велено следить за моей падшей душонкой.

Они думали, я собираюсь бежать… Бугай уже угрожающе направил мне в спину пушку, но Хозяин его остановил. Одним коротким жестом. А я со слезами на глазах тупо бросилась в эту вонючую кучу мусора и с жадностью прижала к себе медвежонка. Там, в помоях, были ещё чьи-то вещи. И эти вещи принадлежали похищенным девушкам.

— Босс, эта девочка здорова? — бугай растерянно почесал дулом пистолета собственный висок.

— Не совсем. — Очередная гадость полоснула по ушам.

— Тогда зачем она вам?

— Сам не знаю. — Орлов безразлично пожал плечами, махнул рукой, намекая на то, «чтобы подданные не тупили и пошевеливались», сам же вальяжно зашагал к кованым воротам.

Меня снова грубо схватили за шкирку, и, перекинув через плечо, будто уличного котёнка, потащили к выходу.

***

На шикарных, бронированных джипах мы домчались до аэропорта буквально за полчаса. Махины неслись с такой бешеной скоростью, что я боялась даже взглянуть в окно. Дмитрий всё это время сидел напротив меня и что-то задумчиво печатал в ноутбуке. Даже ни разу не почтив меня хотя бы секундным взглядом. А я вот сидела будто сплющенная мошка, зажатая между двумя кабанами. Обращаются со мной как с преступницей. Будто я прямо на ходу могла выпрыгнуть из машины, лишь бы хоть на миг обрести свободу.

До сих пор было не понятно где именно мы находимся. Кругом пальмы, какие-то тропики и люди китайской внешности, прогуливающиеся по обочинам пыльных дорог в соломенных шляпах.

С ума сойти можно!

Всегда мечтала побывать за границей.

И вот они, сука мечты, сбываются!

Ненавижу свою жизнь…

Быстро вытащила блокнот из рюкзака, настрочила вопрос:

— Где мы?

Сунула в морду охраннику.

Тот лишь недовольно хмыкнул:

— Мне запрещено разговаривать с «объектом».

Раздражённо выдохнула, скрестив руки на груди.

— В Таиланде. — От этого ледяного голоса стало невыносимо холодно.

Господин соизволил-таки ответить.

И снова могильное молчание.

Которое длилось до приезда в аэропорт.

***

— Давай уже, шевелись!!! Да что же такое! — они бездушно толкали меня локтями в спину, но я панически вцепилась в перила лестницы, ведущей в самолёт.

Ни за что!

Лучше бросьте меня тут и пусть меня на взлётной полосе раздавит!

Ну зачем я вам такая?? Убогая…

Из меня любовница, как оливье без огурцов и майонеза.

Недельной давности.

— Хватит! — Дмитрий выглянул из самолета, недовольно нахмурившись, — Если сейчас же не поднимешься на борт я снова тебя свяжу и засуну в багажный отсек! Мы опаздывает. Для меня нет ничего ценнее и дороже времени!

— Ага! Не считая Лизоньки… — Шёпотом хохотнул охранник — бритоголовый обезьян с красным галстуком.

— Считаю до десяти.

Нет! Только не в отсек. Там наверно холодно, темно и страшно.

Пришлось отпустить поручень. Этот Господин с глазами порочного беса не умеет шутить.

По-прежнему босая, на дрожащих конечностях я побрела по лестнице, ведущей в эту алюминиевую бляшанку с крыльями. Но такую красивую бляшанку!

Самолеты… Они пробуждали во мне дикий восторг!

Но одновременно с восторгом и ужас.

Мой отец был военным летчиком. Он отслужил в небе двадцать лет.

Всё это время небеса благословляли его опасные полеты.

Но папа погиб так глупо…

За рулём автомобиля.

Споткнулась. Упала. Разбивая колени в кровь.

Телохранители весело заржали. Но стоило только Дмитрию бросил в их наглые, распухшие рожи свой острый взгляд, они тут же заткнулись.

Кое-как заползла в салон воздушного судна и устроилась в одном из кресел бизнес класса.

Через десять минут мы взлетели.

Первый взлёт стал для меня тем ещё адским проклятием!

Весь полёт, особенно его начало, меня лихорадило, трясло, выкручивало наизнанку. У меня началась мощная истерика, которая дошла до слёз.

А когда из динамиков раздалось предупреждение пилота о том, что мы входим в зону турбулентности, от страха я начала терять сознание.

— Чёрт! Что за трусиха такая!

Дмитрий сидел в левом ряду, в самом начале салона, как обычно, уткнувшись в ноутбук. Но видимо его настолько разозлила моя паническая возня, мои безмолвные стоны, что он, рискуя, отстегнув ремень безопасности, спешно бросился на помощь.

Кресло в бизнес классе было большим и комфортным. Да и вообще самолёт был полностью выкуплен под частную эксплуатацию. Этот восхитительный лайнер, класса люкс, являлся законной собственностью Орлова. Там было всё. Включая спальню, офис для переговоров и даже мини кинотеатр с буфетом.

Такое великолепие я видела впервые!

Но мне, естественно, было не до этого. Я уже буквально с ума сходила от собственного накрученного самовнушения.

Мужчина быстро расстегнул мой ремень безопасности и, подхватив на руки, сел со мной в одно кресло, усадив к себе на колени.

Ох!

Что же он творит?

Только этого ещё не хватало!

— Ладно, всё! Успокойся. Я с тобой… Слышишь? С тобой! А ты — со мной. В абсолютной безопасности. Не бойся. Самолёты по статистике — самый безопасный транспорт.

Успокоилась. Эти слова… как бальзам, как мощное лекарство, которое плеснули на раненную душу!

Дмитрий тесно-тесно прижал моё тощее тело к своей сильной груди и я, прижавшись щекой, тут же услышала биение его ритмично бьющегося сердца. Гладил по волосам, что-то шептал. Тихо так. Ласково. Непривычно.

Моё тело буквально подбрасывало от дрожи. Но через пару секунд истерика прекратилась. Напряжение исчезло. Мышцы расслабились. Дыхание восстановилось.

Сейчас он стал абсолютно другим человеком. Сейчас он снял свою маску тирана. И от этого я растаяла, как мороженое на тропическом солнце, превратившись в талую воду.

Ненавижу, когда ко мне прикасаются. Но в данный момент я сходила с ума от его объятий. Это было настолько приятно, что я готова была душу сатане продать лишь бы этот полет никогда не заканчивался.

Мне всю жизнь не хватало поддержки, принятия, ласки и тепла. Сейчас я почувствовала себя живой, а до этого будто не дышала, будто тлела в бездне обречённости, сгорая медленно, мучительно, по кусочкам.

Самолет периодически потряхивало в воздухе, но мне уже было наплевать на свой страх. Я чувствовала тепло, заботу, приятный запах сильного, мужского тела от которого, расслабившись, провалилась в сладкий сон.

Впервые в жизни мне не снились кошмары.

Потому что рядом был он.

Мой Ангел-хранитель.

***

Спустя несколько часов этого восхитительного полёта меня разбудил голос главного пилота, который объявил, что через пару минут мы приземлимся в Москве.

После его объявления я мысленно захлопала в ладоши.

Спасена!

Спасена!!!

Боже, спасибо тебе!

И улыбнулась. До самых ушей улыбнулась!!!

Впервые за десять лет.

А ещё зевнула, сладко потянулась, осмотревшись по сторонам.

Но рядом никого не было.

Лишь тёплый плед, в который, с особой бережностью, было завёрнуто моё маленькое тело, а в воздухе до сих пор чувствовался этот сладкий запах… Запах элитных, дорогих духов. Которым я пропиталась до самых косточек.

***

Когда самолёт приземлился в аэропорту, я вновь увидела своего героя.

Правда этот герой снова превратился в ледяного тирана.

Дмитрий, гордо вздернув подбородок, уверенно шагал по салону, а за ним, слащаво улыбаясь, стелилась свита из троих симпатичных стюардесс.

«Ну всё понятно!» — зашипело гордое «Я».

Это что ещё такое?

Неужели, ревность???

— Вставай и пошли. — Грубо рыкнул, даже не посмотрев в мою сторону.

«Наверно его доброта мне приснилась», — с горечью подумала, расстегнула ремень и под насмешливые взгляды блондинок в голубых беретах и мини-платьях, едва прикрывающих их мясные точки, босыми ногами потопала к выходу.

В аэропорту нас снова ждали бронированные монстры на колёсах — огромные джипы-внедорожники с тонированными стёклами.

Меня затолкали в машину. Орлов уже занял одно из пассажирских кресел. Он сидел в расслабленной позе, широко расставив мощные ноги, покуривая пряную сигару, с безразличием смотрел в окно.

Дверь за мной с грохотом захлопнулась, и машина резко сорвалась с места.

Куда дальше?

Интересно, что он задумал?

Швырнёт обратно в приют? Или в полицию?

А сам с гордым видом наваляет прессе о том, что это он спас несчастную сиротку из пут пожизненного рабства.

Сидит такой весь из себя. Гордый, властный, на пафосе, Властелин мира. Курит и думает, выпуская вихри ароматного пара. А меня всё ещё ведёт от его внешнего вида, от этой мощной, разрывающей на миллион атомов энергетики и от желания остаться с ним навсегда.

Но почему?

Он не цветочек. Он опасный, хладнокровный бандит. Но почему меня влечёт и тянет к Орлову как бракованный магнит??

Безумие!

Я ненормальная…

На самом деле Дмитрий тот ещё мерзавец. Хорошие люди не посещают нелегальные рабовладельческие аукционы.

Мы ехали около часа, а бизнесмен до сих пор о чём-то усердно размышлял, выпав из реальности, изображая из себя ледяную арктическую глыбу.

Человек из стали. Человек бетон.

Это — он.

— Останови машину! — резкий крик чуть было на смерть не разорвал мне сердце.

Я испугалась. Дмитрий завопил громко и неожиданно!

Водитель послушно тормознул возле ближайшей остановки с прогнившим козырьком. На улице было холодно, лупил мерзкий ливень.

Это не солнечный Таиланд, это суровые земли России.

Добро пожаловать в Преисподнюю, Лина!

— Выходи. — Чёрство скомандовал, но я не поняла его слов. — Быстрей. — Выхватил у меня рюкзачок-мишку и грубо засунул внутрь приличную стопку купюр, — На проезд хватит. И на жизнь тоже. — Обратно швырнул. — Не благодари.

Молча вышла из машины и сразу же шлепнулась в грязную лужу.

А он дверью с яростью хлопнул, умчавшись на своём треклятом джипе быстрее ветра.

Я промокла за две секунды. До самых костей.

Стояла под холодной стеной из водопада, глядя вслед удаляющемуся автомобилю. Дождь смывал мои слёзы, и они растворялись в пустоте.

Всё произошло настолько быстро, что я даже понять ничего не успела.

Бешеный дьявол! Он будто с цепи сорвался… Почему так?

Горло будто сдавило колючей проволокой от невозможности закричать! От невозможности высказать ему все свои чувства. От невозможности просто попросить, чтобы меня не бросали вот так вот безжалостно, как половую тряпку прямо в грязь.

Я его не понимала. Что произошло? Что я такого сделала?

Уж лучше бы он снова меня в бордель швырнул, чем так! Без объяснений… Избавился будто от мусора.

То, что я только что испытала — невозможно описать словами.

Я чувствовала лишь боль. Острую, уничтожающую боль.

Боль, разбавленную предательском.

Обхватив собственные плечи руками, там на заброшенной остановке, я забилась в угол под поломанным навесом, который ни черта не спасал от дождя. Промерзла до самых костей. И как назло нет ни одной машины, ни одной живой скотины!

Присела на лавочку, поджала под себя ноги и молча закричала, носом уткнувшись в колени.

Вот и всё.

Он просто избавился от меня как от грязного, безродного щенка, оставив гнить под морозным ливнем, вышвырнув в богом забытой глуши.

Как же мне больно…

Глава 8

Дмитрий

Она смотрела на меня настолько печальными взглядом, что у меня от этого странного ощущения жалости по затылку неслись крупные капли пота, а в области сердца что-то непонятное распирало, кололо, ныло и одновременно давило!

Какого дьявола?

Это что… жалость?

И я на неё смотрел. На эту миниатюрную, темноволосую малышку с телом фарфоровой куклы и глазами ангела. Смотрел как на беззащитного, брошенного на растерзание стервятникам котёнка. Красивая. Изящная. С синим, как дикий океан, глазами.

Длинные, шелковистые волосы, цвета арабской ночи, стройные ноги, небольшая, аккуратная грудь, но худая очень. Уверен, если бы девочку кормили как положено, её грудь была бы больше, а тело совершенней.

Чёртовы жмоты!

За право обладать этим лотом боролись два страшненьких ублюдка. Темнокожий негр и бородатый араб. Ни с того, ни с чего, меня накрыла-то грёбанная паника! Смотрю на проститутку — и самому купить хочется! Не понимаю правда зачем?? Это чувство необъяснимо! Не нужна мне шлюха. У меня есть Элизабет. И у нас скоро свадьба. Но рука отчего-то сама к бумажнику тянется.

Я будто на время оглох… Не слышал даже слов ведущего, а все гости в зале будто растворились в темноте. Она и я… лишь мы одни в этом огромном и холодном мире вечного мрака.

Нет!

Это безумие! Какая-то сумасшедшая фрустрация!

Это хоть и закрытые торги, но без крыс не обойтись. Папарацци сто процентов пронюхают. Я не должен делать глупостей, не должен! С

Лизкой проблемы будут. И так полжизни её руки добивался!

А она всё смотрит и смотрит!

В глазах девочки слёзы стынут.

Чёрт его дери!!!

Не вынесу. Не могу! Она словно насквозь меня этим взглядом-ядом прожигаете! Впервые со мной такое! Впервые, мать твою!

Психанул.

Встал и вышел из-зала, когда ведущий объявил, что она теперь законная собственность Мухаммеда. Объявил, как по ушам топором резанул.

Дьявол!

***

В номер вернулся. Круги наматывал по комнате, а в мыслях орудует настоящий хаос. В башке будто черти вечеринку устроили!

Всё о ней думаю, думаю, думаю! О той несчастной девчонке с синими глазами и взглядом брошенного на произвол судьбы щенка.

Щенка, которого бросили в живодёрню, чтобы из его шерсти сделать меховую шапку. А Мухаммед может! Я знаю этого ублюдка!

Проклятьееее! Знаю эту тварь полоумную!

Пропала она.

Фак!

Вазу со стола хватаю и в стену швыряю. А затем, срываюсь как проклятый дьявол, и ноги сами по себе несут меня в личные апартаменты шейха.

Не знаю, что буду делать. Наверно очередную безумную глупость. Но это его проблемы, если он её мне не отдаст.

Ибо если я что-то захотел — то, несомненно, это будет моим.

***

По воле судьбе, или по воле случая, но эта несчастная малышка сама мне навстречу выбежала. Босая, в разорванном платье, с побоями на лице и слезами в глазах она со всех ног бежала по коридору, а следом за ней в банном халате мчался араб.

Он был уколотым и неадекватным, это ведь очевидно! А она… она вдруг споткнулось и упала, чуть было не разбив голову об острый край декоративного комода.

У меня в это момент там, в груди, будто что-то лопнуло. Петарда, или граната, поэтому меня переклинило. Мозги растворились в ярости, а кулаки сжались в мрамор, когда я, набросившись на этого грёбанного пидора об стену его пресанул, и руку наизнанку вывернул.

Выбесил меня, сука!

Пизд*ц как!!!

Девку у него выторговал. Но он особо спорить не стал — знает, чем обернётся эта глупость.

Хрупкая, слабая и такая беззащитная… она рыдала без единого звука и дрожала, воспалёнными от слёз глазами поглядывая на меня, таким преданным взглядом, словно признала во мне настоящее сверхсущество божье.

Пока не знаю какого хрена она мне сдалась! Но с души словно бетонная плита свалилась! Пиджак свой набросил на её хрупкие плечи и в номер повёл, а у самого член в штанах дёрнулся, превратившись в острый кол. Потому что я на её плечи обнаженные посмотрел, на платье дырявое и полупрозрачное под которым просвечивался красивый кружевной комплект. И на ноги стройные, длинные, босые… выглядывающие из-под чересчур короткой тряпки, обклеенной блёстками. От этих стройных ног, от кожи, цвета нежного жемчуга, от того как платье, опасно короткой длины, соблазнительно обтягивало её сочную попку, сначала меня бросило в адский жар, затем повело как нарика проклятого, а затем волной дрожжи накрыло! Как будто я только что, будто пацан пятнадцатилетний, в трусы кончил.

И с этого момента я понял, что нужна она мне, что не зря столько бабла на ветер спустил. У меня как у служебного пса чуйка на хорошие вещи! Вот только никак смириться с этим не мог. Есть у меня один недостаток в характере. Во мне живут две сущности: святая и нечистая. И нечистая, естественно, преобладает.

Мы, когда по коридору в мой номер бежали, я снова взбесился. У меня из-за этой обузы будут проблемы в реальной жизни, личность я все-таки слишком известная и меня дома невеста ждёт.

А тут эта заноса из ниоткуда на голову свалилась и глубоко под самую корку мозга впилась!

Психанул пару раз. Кулаками стену даже на*бнул, когда вопросы задавать начал, а девчонка тупила. Больше я на себя злился, а на неё срывался, выплёскивая негативную энергию. Просто всегда так делаю. Характер паршивый. Меня что-то не устраивает — страдают другие.

Но тут же остыл. Остыл, когда Костик подскочил с бумагами по её делу. И эти его слова, они мне душу будто ржавыми бритвами порезали.

Когда он сказал… что девчонка немая.

***

Нужно было немедленно сваливать обратно на родину. Вывезу девку из страны, а там видно будет. Тут ей не место. И вообще мне было бы любопытно узнать, как это её сюда занесло. Папку решил в уже в самолёте полистать.

Нахрен я вообще сюда поехал? А всё этот озабоченный Лев Аркадьевич, мой новый бизнес пратнёр, шизанутый извращенец, решил встречу в Таиланде организовать, мол в одном из самых престижных заведений мира.

«Поработаем, заодно и развлечёмся немного, так сказать мальчишник твой отпразднуем» — хохотнул старый жополиз, отправляя мне по мейлу приглашение в место под названием «Долина персиков».

Я тогда не понял, что он имел в виду. А когда приехал по указанным координатам, подохуел, увидев шикарное здание в закрытом посёлке, со всех сторон облупленное местными головорезами, вооружёнными автоматами до самых яиц.

А это «престижное заведение» оказалось очередным домом шлюх. И как я только не додумался перевести с тайского всего два слова: «Долина персиков» мать их! Чтобы понять, что там вовсе не персиками торгуют. Хотя да, персиками. Вот только не фруктовыми…

Сам господин Лев не смог приехать — самолёт задержали из-за непогоды, и он опоздал к началу вечеринки.

Плевать мне на него. Теперь его бизнес — мой бизнес. Выбесил козёл старый, что я теперь весь на взводе. Причём, как и в моральном плане, так и в физическом. А в физическом — ниже пояса.

Я не планировал брать рабыню. Проще было купить абсолютно любую на всё готовую шлюху, чем сражаться с этим характерным бабьём.

Приплатил сколько захочет и хорошая, профессиональная шлюха исполнит любой каприз, сыграет любую роль. Хоть забитую крепостную, хоть ранимую мать Терезу, млять, хоть боевую «Чудо женщину-амазонку». А тут эта… девчонка с волосами цвета чёрного бархата и глазами, напоминающими гранённый лазурит.

Внутри что-то перевернулось. Сердце заныло, ускорившись до предела, а в штанах потеснело.

Девчонка оказалась той ещё худышкой. А её тело… я, когда синяк на её животе увидел, чуть было не разворотил в щепки этот сраный притон. Но сдержался. Репутация превыше всего. С ними потом поквитаюсь. Подброшу тайком «утку» и они получат по заслугам, мрази.

Для сиротки я специально надел маску абсолютного безразличия. Не хочу, чтобы привязывалась. Этого ещё для полного счастья не хватало! В её глазах я сейчас наверно, как герой.

***

Когда мы оказались в самолёте, снова открыл папку с личным делом девчонки, а там её фотографии. Много фотографий!

Вот она сидит за столом и что-то пишет в блокноте. Задумчивая такая… Густые, тяжелые локоны, цвета атласного бархата, хаотичными волнами рассыпались по стройной спине, практически до талии.

А вот… она абсолютная голая в душе моется.

Черт возьми!

Что за херня???

Откуда эти треклятые снимки? Неужели из детдома?

Суки… Я вас всех нахрен порешаю! В дерьмо превращу, уничтожив вашу вшивую конторку, приторговывающую безродными сиротками, превращая бедняжек в грязных шлюх.

Психанул. С дуру папку в стену швырнул! Чёртовы фотографии разлетелись по всему салону самолёта. Глубокий выдох… Вскакиваю с кресла, опускаюсь на корточки, собираю треклятые карточки. И снова взглядом застываю на беспризорнице, полностью обнажённой, в душе. С длинными, пышными волосами, ниспадающими до талии. Стоит к камере спиной, сжимая в руках трусики. А на другом снимке уже намыливает своё аппетитное тельце пеной… Мокрая и безумно красивая. Есть в ней какая-то нереально сумасшедшая изюминка! Но какая? Не могу понять.

Глядя на эти волосы, на миниатюрную кукольную фигурку с небольшими, упругими грудями, сочной, нежной попкой, я почувствовал, как меня повело. Трусы затрещали по швам, яйца выкрутило наизнанку…

Да здравствует, млять, стояк!

Мощный, каменный, болезненный!

Твою ж мать!

И как это понимать??

Я возбудился. И это возбуждение длится с момента торгов. С того самого момента, когда впервые её увидел.

Не думая, взял одну из фоток ту на которой она была абсолютно голая, сложил вдвое, и спрятал в потайной карман пиджака.

Лина… Алина.

Какое интересное имя.

И она интересная.

Бл*ть!

Совсем еб*нулся??

Да что за мысли такие в черепушку лезут, забираясь в самую подкорку мозга, будто мелкие, надоедливы пиявки!

Эта девчонка… настоящая ходячая напасть!

От неё нужно избавиться.

Меня пугают собственные мысли, собственные чувства, а ещё этот грёбанный стояк! На неё! Безродную оборванку, грязную проститутку. Она ведь шлюха? Не по своей воле, но так и есть. Это оскорбляет мою честь. Мой статус. Я касался её своими руками, затем этими же руками буду касаться своей невесты.

Это измена. Это ублюдочное неуважение к Элизабет.

И какого чёрта я только думал, когда решил спасти это вечно молчащее, до смерти напуганное существо?

Она как назойлива заноза въелась мне в пятку!

Она сущая беда. От которой срочно нужно избавиться.

Немедленно.

***

Об этих благоразумных словах я думал всю оставшуюся дорогу.

А затем вдруг… сам не понял, как сорвался! Деньги ей в рюкзак затолкал и выбросил прочь из машины!

«Не благодари! Свободна». — Хорошо, что эту дрянь про себя сказал.

Когда мы отъехали, я нервно потеребил галстук на шее, потому что в машине вдруг сделалось невыносимо душно. Настолько, что мне стало нечем дышать. Вспотел весь. Когда дверью с дуру хлопнул и приказал Игорю на максимум гнать. А тот, в свою очередь, на меня исподлобья в зеркало зыркнул:

— Сэр, может быть мы сами её отвезём? В полицию, наверно, или в приют. Девчонка ведь немая…

Да что он лезет не в своё дело?!

— А если кто из папарацци пронюхает? Представляешь, какой скандал закатят? Накануне нашей свадьбы с Элизабет! Я и так для оборванки многое сделал! Столько бабла в никуда спустил! И о чем только думал…

А в мыслях её бледное, лишённое жизни лицо мелькает и то как она совсем одна под дождём мокнет. И эти глаза… в которых нет жизни. В которых одна печаль чёрным дымом клубится.

Вмазал с дури кулаками по переднему сидению и заорал во все горло, так, что водитель резко по тормозам ударил:

— Разворачивайся!

— Не понял, босс?

— Я сказал разворачивай тарантайку! Обратно поехали. За девчонкой…

***

Сам к ней выскочил. Сидит и ревет навзрыд, обхватив себя руками, мокрая как беззащитный курёнок. Пиджак свой с себя стянул и её завернул. Уже второй по счёту жертвую. Увидел, что босая до сих пор была. Разозлился! Совсем млять забыл об этом — торопился.

На руки подхватил и в машину понёс. А сиротка мне носом в грудь ткнулась и притихла, крепко-крепко, обхватив худенькими ручонками мои широкие плечи, с такой душераздирающей жалостью, как спасательный плот, как единственную надежду на спасение в бушующем океане слёз.

А затем она уснула. Прямо на моих руках. Сначала её буквально до потолка от дрожи бросало, и я даже слышал, как она зубами стучала, но потом притихла. Успокоилась. Уснула. Но во сне периодически поскуливала, а руки не разжимала. Так и спала, вцепившись в меня такой жадной хваткой, что я было принял её за ротвейлера.

Не удержался. Волосы мокрые с щеки Алины убрал и до самого приезда в поместье лицом её кукольным любовался. Бывают же на свете люди, которые как капля воды похожи на кукол? Бывают. Это как раз про Лину.

Что теперь делать?

Не знаю.

Нельзя мне любить другую. Нельзя.

Ненавидеть нужно. Заставить себя это сделать. Я ведь Лизу люблю, и я не кретин конченный, чтобы менять её на калеку-нищебродку, которую выкупил из «дома шлюх».

А если в полицию заявлю, то скандал такой будет, что даже в Африканской глуши плебеи узнают, что Орлов себе шлюху купил, а сам кольцо с редким диаматом недавно на палец будущей невесте надел.

Или эта соплячка сама каким-нибудь образом растреплется.

Оно мне, определённо, не надо.

Пусть пока у меня живёт. Будет уборщицей работать. До тех пор, пока с долгами не рассчитается. Это правильно! Это логично. Я бизнесмен, по-другому мыслить не должен. Один раз уступлю — в следующий облажаюсь. Или она думала у меня тут благотворительный фонд?

К Жене на службу отправлю. Не отпущу, пока всё до копейки не отпашет.

И поебать, что у неё там с голосом поломки. Руки есть — а остальное неважно.

На самом же деле таким образом я просто себя оправдывал.

Чтобы её оставить. Потому что от этой занозы я испытывал реальный кайф. Мазохист, к чёрту!

На самом деле, чтобы забыть эту занозу, нужно всего лишь разок-другой хорошенько её вытрахать. Опробую её красивые, миниатюрные дырки, поиграюсь, а когда надоест — пусть валит на все четыре стороны.

Что я раньше и делал с другими шлюхами.

Но пока немного подожду. Азарт наколю, так сказать. Да и она пусть оправится после стресса.

Когда мы въехали на территорию моего поместья, оклемавшись от аффекта, я, не рассчитав силу, резко толкнул девчонку на соседнее кресло, так что она виском в панель двери вписалась. Тут же проснулась и широко распахнутыми глазами на меня уставилась, пальцами растирая ушибленный висок.

— Приехали. С сегодняшнего дня будешь на меня работать. — Холодным тоном поставил Лину перед фактом и, дождавшись пока к машине подбежит Евгения с зонтиком, прочь вышел.

Глава 9

— С приездом, Господин! Как долетели? — снаружи раздался женский голос, с едва уловимой хрипотцой.

— Нормально, Женя. Спасибо. — Орлов быстро покинул автомобиль, юркнув под зонт, который ему любезно предложила незнакомая женщина, на которой было надето строгое платье гувернантки, а её жиденькие волосы были собраны в высокий пучок на макушке,

— А это к-кто? — нерадушно спросила тучная дама, по имени Евгения.

— Новая уборщица. Под твою ответственность.

— К-как это так? — глаза гувернантки округлились как у рыбы фугу.

— Вот так вот. Я тебе премию выпишу за хлопоты. Обустрой её где-нибудь в подсобке, так, чтобы мне глаза не мозолила. А затем, в кабинет мой зайди, переговорить надо.

— Всё понятно, Дмитрий Олегович. Сделаем. — Кивнула, эта подлиза и ко мне вдруг обратилась, — Ну, чего сидим, кого ждём? Аль Прынца на белом коне? Выходи давай живо и за мной.

Вот так я познакомилась с ещё одной ядовитой змеёй в моей жизни. Плюс одна дрянь в копилку.

Зонтик мне, увы, никто не предложил. Поэтому, я снова была вынуждена выйти в холодную стену из дождя, проявив покорность.

У меня просто не было иного выбора. Всё-таки я решила довериться Дмитрию. Он ведь вернулся за мной. Не бросил… Там, на остановке, я увидела в нём совершенно другого человека. И, кажется, в его стальных глазах мелькнула некая тревога, а в тот момент, когда он подхватил меня на руки и заботливо понёс обратно в машину.

В этот миг я готова была задохнуться от счастья. В тот миг я практически в голос выкрикнула, что я безумно благодарна ему за заботу!

Но сейчас… сейчас вдруг снова почувствовала щемящий душу холод.

И я снова будто бы оказалась на тех ужасных торгах и снова почувствовал себя вещью. Потасканной вещью! Которую швыряли из одних рук в другие.

Мужчина предложил мне стать уборщицей в его доме. Точнее, не предложил, а приказал. Ну и ладно! Будущего у меня всё равно нет, в приют я не вернусь, а на нормальную работу вряд ли кто возьмёт. Разве что в бордель. Я ведь совершенно не приспособлена к жизни за пределами сиротского карцера. Я очень сильно напугана. И у меня теперь острая травма. На всю жизнь. После того, через что мне пришлось пройти. Точнее, моя внутренняя травма, после смерти родителей, после нескольких попыток изнасилования, стала ещё острей. Я не знаю, как мне жить дальше и где взять силы на жизнь?

Я будто лежу в чёрной бездне, наполненной ядом, и этот яд медленно, мучительно топит меня изнутри, разъедая моё тело, мою душу не спеша, болезненно, сжигая клетку за клеткой, нерв за нервом.

Они вместе с Дмитрием пошли вперёд, под зонтом, а я следом бежала, будто верная собачонка, босыми пятками шлёпая по холодным лужам.

Как я поняла, мы приехали в личные владения Орлова и, в настоящий момент, двигались к огромному белоснежному особняку, украшенному красивой подсветкой, по аккуратной дорожке из дикого камня.

Осмотревшись, мысленно ахнула!

Владения Дмитрия — это огромная, закрытая территория, огороженная высоким забор, размером с Великую китайскую стену, который был сплошь утыкан видеокамерами и окольцован острой проволокой, находящейся под смертельно-опасным током. Тут, на каждом шагу, разгуливали вооружённые до самых зубов охранники с агрессивными псами, тут ни одна муха не смела бы прошмыгнуть незамеченной.

Я конечно же утрирую, но у меня сложилось ощущение будто мы приехали в гости к президенту. Хотя Дмитрий, по слухам, был известен своей деятельностью на мировом уровне и популярен не меньше, чем наш президент.

Вот это я попала.

До сих пор не верится!

У входа в шикарный белоснежный замок, выстроенный по самому последнему писку интерьерной моде, нас встретил некий дворецкий — немолодой мужчина в красном костюме, в белых перчатках, который, поклонившись Господину Орлову, любезно открыл перед ним тяжёлую дверь, окантованную золотом.

Там, уже в самом доме, было как в другом измерении! В этот миг я почувствовала себя пещерным бомжом, который всю свою жизнь видел лишь плесень, мусор, нечистоты. А то том, что можно жить вот так вот, как цари, ни на йоту не догадывалась!

У меня от этой изумительной роскоши, буквально челюсть на пол упала.

Господи Боже! Ущипните меня, но я кажется попала в Рай!

Тут буквально каждый уголок, каждая щёлочка была пропитана властью и стилем. Стилем, под стать Дмитрию. Всё такое же сдержанное, холёное, властное, как и сам Хозяин, выполненное в бело-красных тонах, с добавлением золота. В интерьере и дизайне чувствовался его уникальный почерк.

— Госпожа уже прибыла? — властно бросил вопрос мечущимся в панике слугам, «барин Орлов», когда его, как царя, буквально начали раздевать там же, в прихожей, его личные слуги, снимая с него туфли, подавая тапочки, с порога предлагая горячий чай.

Мда… Стоило нам только зайти внутрь здания, как к нам, вернее к Орлову, практически в ноги упали его персональные холопы, обращаясь с мужчиной как с реальным божеством, пожелавшим спуститься в мир смертных.

— Так точно! — тут не хватало обращения «Ваше Величество!» — Ожидает вас в ваших покоях. Мисс Элизабет очень волнуется.

Меня вдруг затошнило. От того, с каким тоном, с каким подхалимством «слуги» обращались к Дмитрию. А я, переступив порог этого треклятого барского замка, честное слово, будто попала в прошлое, в котором во всю цвело и пахло крепостное право.

Лишь со времени пойму, что Дмитрий не такой уже и ангел, каким казался мне при первой нашей встрече.

Скорей всего, нефелим.

***

— Дмитрий!

Со стороны роскошной лестницы послышался восторженный вопль.

Цокая каблуками по белому мрамору к нам навстречу вышла незнакомая и очень красивая девушка-блондинка, чьи золотисто-белые волосы были аккуратно собранные в модную прическу-ракушку на затылке.

На барыне красовалось изысканное платье, цвета красного вина, а на её аристократических плечах был наброшен меховой полушубок. Хитрый, лукавый взгляд зелёных глаз мазнул сначала по Дмитрию, а затем по мне, заставляя поежиться от неуверенности. — Как же я дико соскучилась! А это ещё что за чудовище?

Она буквально подлетела к мужчине и нагло прильнула к нему всем своим упругим, идеальным телом, как у живой Барби, обвив руками, словно змеями, его мощную спину.

— Новая домработница. Так, долгая история. — Дмитрий почесал затылок, окинув меня таким брезгливым взглядом, будто он меня только что из мусорника достал. — Рассказать?

— Нет уж, спасибо, мне неинтересно. Лучше займёмся более важным делом, милый… — она прошипела ему это прямо в губы, руками вцепилась в галстук, дёрнула вниз, а огромным силиконовым вымем, буквально вываливающимся из зоны декольте, жадно прижалась к его массивной груди, — Идём в спальню, и я найду лучшее применение твоему сладкому языку…

Мне показалось, что вот-вот и они прямо тут, никого не стесняясь, трахнутся.

И меня это, к слову, задело.

Что?

Почему-то вдруг стало так больно, там, в области груди, когда я увидела моего спасителя с другой женщиной. И поняла, что у него есть невеста. У которой на лощёном, отманикюренном пальце, переливаясь всеми оттенками серебра, как полярная звезда, сверкает шикарное кольцо с драгоценным камнем.

И эта роскошная женщина, на фоне меня — безродной болотной лягушки, выглядела живой Богиней. Я, до истерического смеха в её хитрых глазах, безусловно, была вне конкуренции. Где-то на самом дне плинтуса.

— Я, когда вас увидела, приняла этого клопа за тряпку, а когда подошла ближе вдруг поняла, что это оказывается человек. Вроде на девчонку похожа? — Посмотрела на меня как на грязную свинью, с брезгливым омерзением, когда с меня вода стекала. А слуги тут же подсуетились и тряпками лужи вокруг меня замыли.

Босая, я стояла на холодном мраморном полу, переминаясь с одной ноги на другую. А затем к стене отскочила, мечтая раствориться в пустоте.

Выждала секундную паузу и добавила, благородная Афродита:

— Ты что это, решил заняться благотворительностью на дому? Или я чего-то не знаю? С бизнесом проблемы? Мы скоро станем банкротами? Ты теперь персонал за похлёбку пахать нанимаешь? Впрочем, это мудрое решение в пользу маркетинга. — Выплюнув эти гадости, напыщенная фифа расхохоталась. Противно так, пискляво. Голосом бракованной скрипки.

И я внутренне расхохоталась! Потому что представила, что если в её черепушку воткнуть напильник, разрезать на пополам как арбуз и взглянуть на её мозг — то он по размеру окажется не больше куриного.

Красивая снаружи, но гнилая внутри. Эта вульгарная женщина вызвала у меня сплошное отвращение. И снова из сказки я попала в фильм ужасов.

Потому что, вероятно, нажила себе ещё одного врага.

Отвратительная стерва! Меня её грязные слова ничуть не задели!

Наверно…

Я бы сейчас с удовольствием выпила бы что-нибудь от тошноты. Потому что, когда она находилась рядом, мне жутко хотелось проблеваться от омерзения.

— Элизабет, твой юмор, как всегда, остроумен, — «Его-Высочество-Князь-Орлов-Всея-Руси» натянуто улыбнулся, погладив стерву по щеке тыльной стороной ладони, — Иди наверх и приготовь мне ванну. Я очень устал с дороги.

— Ну окей, милый. Я вся в нетерпении… — А «Госпожа-редкостная-сука» отпустила галстук Дмитрия и, вырисовывая бёдрами восьмёрки, с гордо поднятой головой направилась к лестнице.

Затем, Дмитрий оставил меня на попечении Евгении и, ничего не объяснив управляющей, касательно новоиспечённой крепостной, быстро растворился в недрах своего кабинета.

Глава 10

— Всем работать! Шевелитесь бездари! — Евгения хлопнула в ладоши, подгоняя покорных, молчаливых слуг в сторону кухни.

Они всегда безотказно выполняли приказы главной. А та, в свою очередь, в нашем-то двадцать первом веке, общалась с людьми как со свиньями.

Видимо, у них до сих пор славилось крепостное право. Потому что Дмитрий был чистокровным наследником какого-то высоко почтенного графа, род которого жил и славился по сей день, вместе с драгоценным наследством — поместьем. И с этим поместьем все носились будто с уникальным артефактом, потому что его общее состояние оценивалось в ни один миллиард зелёных.

Об этих шокирующих фактах я уже узнала после того, как стала верной рабой «Дмитрия-Орлова-графа-Всея-Руси».

Когда слуги, опустив голову в пол, при виде острого взгляда главной управляющей, тоже разбежались, будто ничтожные мандовошки, старая ведьма обратилась ко мне.

В это момент я даже не заметила, что оказалась прижатой к стене. Я чувствовала себя грязным тараканом среди всей этой королевской знати и старалась просто стать невидимкой, чтобы не заработать лишних проблем, когда высокопочтенные Господа, минутой ранее, обливали меня грязью.

— Я Евгения! Управляющая прислугой. А тебя как звать? А? — неожиданно, женщина-змея грубо схватила меня за руку и потащила по коридору первого этажа, — Чего молчишь, будто язык проглотила, деревенщина?? Кости да кожа! Ходячая анорексия! Что же ты такого сделала Барину, что он тебя на работу взял?? М?

Она тащила меня по петляющим проходам настолько быстро, что я спотыкалась на каждом шагу, травмируя и без того истерзанные пятки. Но ответить, естественно, не могла, а Княже не соизволил поставить горгулью в известность, что я немая.

— С улицы что ль подобрал?? Отвечай, сказала!!! — мне показалось, что сейчас она меня ударит.

— Не могу я … — мысленно застонала.

А когда она снова окатила меня словесным водопадом из помоев, я перехватила её руку и дёрнула на себя — ноль эмоций.

— Ходячее несчастье! Только этого мне ещё не хватало!!! — в сотый раз выругалась злюка.

Но я продолжала упираться и дёргать женщину за рукав, жестом пытаясь объясниться.

Тогда Евгения остановилась, резко развернулась и сердито полоснула меня своим колючим взглядом, сквозь округлые лупы очков, которые она носила на кончике носа, прям как наша уборщица из приюта. И да, она для меня стала прототипом Ларисы Михайловны — безумной ведьмы, которая полюбливала лупить меня по спине грязной шваброй и до мяса строгать веником по рукам, за то, что её жизнь представляла собой сплошное дерьмо.

Прежде чем я бы получила сильную пощёчину, я успела жестами указать на своё горло. Она нахмурилась. А затем её осенило:

— Ты что немая?

Быстро-быстро закивала, с надеждой уставившись на женщину.

— О Господи! — перекрестилась и шарахнулась от меня, как от реальной дьявольщины, — Послали же небеса такое вот наказание! Ладно, для меня воля Господина — воздух насущный. Иди за мной, расскажу, чем будешь заниматься, а потом уже к Дмитрию загляну, пообщаюсь на счёт твоей судьбы.

Я до сих пор не понимала, почему люди настолько жёстко реагируют на мои изъяны. Почему издеваются, оскорбляют, унижают? Я ведь не какая-нибудь заразная голодранка! А немота — это не венерический герпес, не смертельно опасный лишай.

Либо мне просто везёт по жизни, и в прошлой жизни я была жестоким убийцей — теперь вот расплачиваюсь, либо им просто нравится меня унижать.

***

Евгения провела мне небольшую экскурсию по дому. Точнее, по тем местам, где я должна буду, будто в тюрьме, провести остаток своих дней, как ломовая лошадь, работая за горсть овса. Теперь меня с головой окунули в изнанку треклятого поместья. И оно, увы, оказалось не таким уж и роскошным.

— Это кухня, это прачечная, там псарня, а чуть дальше конюшни! — фыркала управляющая, тыча пальцами, словно указкой, в «объекты» моего пристального внимания, — Будешь работать везде понемногу. Надеюсь руки-то у тебя целее голоса будут?

Она нарочно избивала меня словами, пытаясь наносить удары как можно больнее и как можно жёстче. Её это забавляло… чувствовать свою власть.

Ведьма считала себя правой рукой Господина.

Неожиданно, в кармане горгульи зазвонил телефон. Он быстро ответила на звонок, а после короткого разговора, рыкнула:

— Так, это Барин звонил. Велел мне к нему на беседу явиться. Посиди пока тут, — указала на лавочку во дворе, на рабочем дворике, возле кухни, — Только без глупостей, чтобы! А то вылетишь отсюда через забор ногами вперёд и пикнуть не успеешь!

— Стерва! — я мысленно ругнулась, а когда ведьма скрылась за поворотом показала ей средний палец.

Хорошо, что дождь уже закончился, но телу было безумно холодно. Я ведь до сих пор босая по лужам шлёпала, завернутая в графский пиджак. И всем было высоко плевать на то, что это его вещь. Никто не смел задавать лишних вопросов. Даже невеста Орлова.

Через несколько минут мегера снова явилась. На её морщинистом лице сверкала маска из бетона, а в чёрных крысиных глазках клубились ядовитые сколопендры.

Наша «экскурсия» продолжилась. Вероятно, теперь тиранша знала обо мне всё.

— Усадьба у Дмитрия огромная! — её голос перенасытился ртутью, — Работы выше крыши. Хоть, как я погляжу, ты у нас и «особенная», но я не буду с тобой панькаться из-за твоих льгот. Будешь отрабатывать долг за то, что Господин тебя выкупил. Я всё знаю, но трепаться никому не буду. По его приказу. Дмитрий мне доверяет. Я у него сорок лет отпахала, с пелёнок растила, как собственного сына. Я для него как мать родная. Или правая рука. Господин весьма строг с подчинёнными, так что, если вздумаешь дурить, халтурить и, тем более, воровать — тебе не поздоровится. — Остановилась возле конюшен и до рези сдавила мой локоть, — За непослушание, за предательство, за кражи Господин жестоко наказывает. Скверно, но справедливо. У Дмитрия весьма непростой характер. Очень непростой. Как атомная бомба замедленного действия.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

Она меня запугивала. Умышленно, или спонтанно я не знала. Но знала лишь то, что влипла я капитально и попала не к добродушному ангелу-хранителю… а к самому дьяволу-искусителю.

— В прошлом году один садовник недосмотрел за его любимыми алыми розами — забыл вовремя полить. Часть растения завяла… Господин был вынужден сделать это лично. И он сделал. Вот только вместо воды использовал кровь. Кровь провинившейся, безрукой бестолочи. Дмитрий приказал перерезать неудачнику глотку прямо там, на клумбах…

Ч-что??

Божеее!

Да она ненормальная! Что за глупости?? Дмитрий не может быть таким жестоким! Он спас меня! Спассс!

Оправдывала я себя…

«Лишь для того, что лично до смерти замучить», — шепнул внутренний голос.

— Нашему бывшему дворецкому тоже не повезло! — продолжила гувернантка вещать свои страшные байки, — Идиот вздумал украсть антикварную вазу рода «Орловых». Ему за эти грехи обе руки отсекли. Топором. А затем в лес выбросили, на корм диким вурдалакам, так сказать.

Кошмар!!!

Ложь!

Грязная, мерзкая ложь!!

— Ну и на днях одна из служанок вот что учудила — постирала фирменные рубашки Дмитрия с красными носками. Он ей руки высек за свою дурную невнимательность. Шипованными розгами. Бил до тех пор, пока от них живого места не осталось. До самых костей.

Я обеими руками схватилась за стену, потому что у меня до рези в висках закружилась голова. Оценив мою телесную реакцию, Евгения злорадно добавила:

— Ну что, красота моя ненаглядная! Всё ещё желаешь работать у господина Орлова? Иль кишка тонка?

А что говорить?

У меня на лице всё было написано.

Страх и ужас.

Евгения звонко рассмеялась:

— А у тебя выбора нет, милочка! Потому что ты — ничтожная рабыня с дырявыми карманами. Подобранная на вокзале нечисть. Оборванка! Безродная пустышка. Не понимаю, что именно Господин в тебе углядел? Да ты и жалкого рубля не стоишь! А он, видать, целое состояние коту под хвост затолкал, чтобы тебя какого-то нечистого спасти!

Она била меня своими грубыми словами, словно кнутом, покрытым ржами гвоздями. И каждый этот гвоздь был пропитан ядом. И каждый этот гвоздь резал меня медленно, мучительно, оставляя уродливые шрамы на всю жизнь.

Евгения права.

Я грязная падаль.

И лучше бы я разбилась насмерть.

А мои родители… остались бы живы.

Вместо меня.

— Твои плюсы — это твоя неполноценность. Я не люблю болтливых выскочек. За свои века уж стольких повидала, что обзавелась пожизненной диарей на таких вот напыщенных кукол, которые приходили на собеседование. Но не по воле любви к труду, а потому, что хотели охмурить нашего Хозяина. То ли дело Лизочка! Красивая, интеллигентная, умная девушка из высшего общества. Она идеал. И они с Дмитрием отличная пара. Жду не дождусь их долгожданной свадьбы!

Вот и всё.

Мегера меня окончательно добила.

Не понимаю на что я надеялась, когда услышала, что теперь буду жить вместе, в одном доме с моим спасителем. Но мои надежды оказались наивны и глупы.

Я просто не знала про обратную сторону реальности. Не знала, что Дмитрий на самом деле такой жестокий и беспощадный тиран, как и не знала того, что у графа есть красивая невеста, как и не знала того, что он приютил меня в свои владения в качестве бесплатной крепостной силы.

Я ненавидела его, но в тоже время любила.

И от этой любви, как от яда, я медленно тлела, задыхаясь от жестокой правды.

Потому что до сих пор надеялась, что он оказался тем неравнодушным человеком, который просто решил мне помочь и спасти от беды.

Но как бы я себя не оправдала, там, в пульсирующей огнём груди, я чувствовала проклятое влечение.

К нему.

Богатому, успешному, красивому монстру с камнем вместо сердца.

***

Евгения затолкала меня в какую-то грязную подсобку, в которой было душно, пыльно и пахло сыростью. В моём присутствии она вытащила оттуда какие-то мешки с бытовым хламом и приказала мне навести порядок в моих новых «апартаментах». Но когда услышал, как жалобно заурчал мой живот — сжалилась. Велела идти на кухни и отужинать. Там для меня как раз оставили тарелку супа. Но сначала, она приказала мне принять душ и переодеться. Иначе, если меня вдруг увидят гости Дмитрия, у кого-то может случиться инфаркт, потому что с виду, исходя из её слов, «я напоминала огромную и мохнатую крысу».

Меня её задиристые слова ни капли не тронули. У меня иммунитет к брани.

К брани… но не к боли.

Меня поселили в служебной части дома, на первом этаже, вблизи кухни, так сказать, чтобы я всегда находилась на подачках у обслуги. Остальные, «нормальные комнаты», были уже заняты другими горничными. А мне, как и положено собаке, нашлось место под лестницей, в пыли, да не в обиде.

Но даже несмотря на это, новое жильё оказалось намного лучше моей ржавой раскладушки в детдоме. После ужина я превратила убогую каморку в уютную комнатку.

Приняв душу там же, в крыле для обслуги, я, надев строгую униформу горничной и передник, направилась (не направилась, а побежала!) на кухню, потому что уже буквально плашмя на стены падала от голода. Меня не кормили более двух суток! В самолёте мне конечно же предлагали еду, но из-за боязни полёта я думала, что вся моя съеденная пища снова окажется на тарелке. Аппетита не было совершенно!

Меня трясло как припадочную, и, если бы не Дмитрий, я бы уже раз сто кончилась от страха.

Одежда, которую дала Евгения оказалась немного не моего размера, из-за моей худосочности — пузырилась в области груди, а в талии пришлось подвязывать пояском от фартука. Но меня практически всё устраивало. Хотя, если бы я наклонилась вперёд, вероятно, моя грудь была бы выставлена на всеобщее обозрение. Чёрное платье служанки было сшито из тонкого хлопка. Свои вульгарные тряпки я моментально выбросила в мусорку и была счастлива избавиться от этого пошлого дерьма. А в душе, во время купания, буквально ногтями сдирала с себя кожу чтобы избавиться от синяков, царапин и прочих отметин, оставленных невменяемым ублюдком, купившим меня как кусок свинины для битья.

Мерзавец.

Хотела ли я сбежать из плена Дмитрия?

Если честно не знаю… Думаю, что пока останусь. Ведь тут по крайней мере лучше, чем в борделе. И отсюда сбежать, как из тюрьмы строго режима — не получится.

Когда я оказалась на кухне — увидела одинокую тарелку с куриным бульоном, стоявшую на большом столе, застеленном идеально чистой скатертью. Кухня предназначалась исключительно для прислуги, сам Господин трапезничал в специальном обеденном зале. Одного супа мне было недостаточно, возле плиты я увидела ещё и оставленное кем-то пюре.

Зверея от голода, я жадно набросилась на тарелку и опустошила её за долю секунды. Меня даже затошнило. Просто потому, что желудок отвык от пищи. Этот суп был намного вкуснее той мерзкой похлёбки, которой нас травили в приюте.

Облизав сначала тарелку, затем и ложку до зеркального блеска, вдруг… там, на столешнице, рядом с холодильником заметила свежеиспечённые эклеры!

Мамочка моя любимая! Как же вкусно они пахнут… И как же их много!

Никто ведь не заметит, если я возьму один. Всего один!

Божеее, да я об этом всю жизнь мечтала! А этот запах… он просто дурманил здравый разум.

В кухне было темно. Персонал уже давно закончил смену, поэтому тут, в абсолютной темноте и в абсолютной тишине я находилась совершенно одна. Нет, не одна! Я и эклеры.

Глянув по сторонам, быстро рванула к столешнице, схватила одну вкусняшку и быстро затолкала в рот, а затем залезла обратно на стул. И… по закону подлости как раз в этот момент на кухне появилась лупоглазая мегера.

Её лицо буквально перекосилось от гнева, глаза налились желчью, а губы обнажились в страшном оскале. Управляющая быстро схватила со стола полотенце и, замахнувшись, бросилась ко мне.

У меня… у меня же, чёрт возьми, этот проклятый эклер от неожиданности встал поперёк горла, как шило!

— Ты что это натворила?! Грязная девчонка! — с маху полоснула по голове тряпкой, а я, потеряв равновесие, полетела со стула прямиком в сторону острого угла столешницы. И я бы ударилась… Больно бы ударилась. Виском, возможно даже до крови, если бы кое-кто ловко не подхватил меня в воздухе, придержав за плечи.

Уткнувшись в чью-то ароматную грудь, я мгновенно растаяла и мысленно ахнула от блаженства. Знакомее тепло, знакомый аромат…

Дмитрий!

— Евгения. Уймись! — грозно приказал, а у меня вся кожа под платьем острыми пупырышками покрылась от его властного баритона, с ноткой хрипоты.

— Но Господин! Она ведь украла! Бессовестно! С княжеского стола! — управляющая настаивала на наказании, отчего меня ещё сильнее скрутило от страха.

Неужели они мне руки отрубят?

За тарталетку?

Которая, между прочим, оказалась немного горелой.

— На первый раз прощаем. — Холодно отчеканил, оттолкнул меня от себя так, будто ошпарился и прочь засеменил.

Глубоко выдохнула. Когда он скрылся в темноте, мне немного стало не по себе.

Он что следил за мной? И он что зашёл на кухню в одном халате?

Шёлковом таком, белом, дорогостоящем. Которое изумительно облегало его стройное тело. Настолько изумительно, что у меня внизу живота приятно завибрировало.

От него пахло свежестью и мятой. А меня как чистокровного наркомана повело от этого прованса, напрочь плюща мозги в лепешку.

— Тебе повезло, мартышка! У Господина, видимо, хорошее настроение. Завтра же попросишь у него прощение и покаешься. А в наказание обойдёшься без завтрака. Всё, вали давай! Подъем в пять утра.

— Закричала карга, пару раз хлопнув в ладоши, подгоняя меня как скотину в стойло.

Я тогда чуть было снова со стула не упала. Испугалась… После гибели родителей я начала бояться громких и резких звуков.

Со всех ног бросилась в свою каморку, плотно-плотно прижимая ладони к глазам, чтобы не дать волю слезам раньше времени. Там уже, лёжа на спине в тесной комнатушке, без окон, на скрипучей раскладушке я, уткнувшись в подушку, дала волю эмоциям и тут же для себя отметила некий плюс в браке моего голоса — в подобные моменты я могу хоть до срыва связок орать, выплескивая гнев на Евгению, на эту фифу с искусственными сиськами, и даже на самого Барина, с головы до ног покрывая их матами до кровавых рек в горле!

Потому что меня… всё равно никто не услышит.

В такие моменты, неполноценность — это мой плюс.

Глава 11

Уже около недели я осваивала новую профессию. Точнее не профессию, а настоящую каторгу, на которой вкалывала как проклятая с раннего утра до позднего вечера, а потому будто без ног, падала на раскладушку и засыпала за долю миллисекунды. Я до полоумия полюбила свою подушку, о которой мечтала от начала рабочего дня, до его окончания.

Никого и никогда в жизни я так сильно не любила!

Ну… почти.

Когда моё бешенство к Графу начало таять — он отчего-то начал мне сниться. Каждую ночь. То, как он бесстрашно спасает меня от араба, как и то, как он подхватывает меня на руки, заворачивает в своё ароматное пальто и несёт в машину.

А ещё… мне приснились его губы. Полные такие, упругие, и как клубника сладкие. И я их ем. Ем как клубнику! И не могу насытиться этим окрыляющим вкусом!

В такие моменты я ошарашено вскакивала с постели, отмечая, что моя сорочка и постельное белье насквозь пропитаны влагой. Как и мои волосы и моя кожа. А сама я сижу, дрожу и одержимо щупаю свои губы, постепенно возвращаясь в суровую реальность. Но когда понимаю, что мне просто приснился сон — вновь окунаюсь в омут депрессии. Потому что эти сумасшедшие поцелуи, настолько реальны, что я даже ощущаю реальную боль на своих губах. А в моих снах мы целуемся как одержимые звери, вгрызаясь друг другу в губы до самой крови, тараня друг друга языками до свежих ран, слизывая терпкую кровь с раненной кожи, будто сладкий мёд.

В такие моменты я прекрасно понимала, что я, глупая овечка, начинаю влюбляться в своего палача. Тогда, мне приходилось бить себя по лицу.

Сильно так. От души. Потому что боль на некоторое время отрезвляла.

Таким вот образом я пыталась себя воспитывать, чтобы не думать о своём сладком кошмаре.

Про Господина можно было смело сказать, что это человек, который никогда не умеет улыбаться. Лицо бетон. Лицо кирпич. Наверно, родители Дмитрия считали, что выставлять эмоции напоказ для обеспеченных сливок общества — это аморально.

Он смело шагал по головам своих недругов и был всегда выше других. Не знаю почему, но меня жутко тянуло к такому мужчине.

Я сошла с ума! Я заболела!

Что за проклятье?

Ну не пара я ему! Не пара!!!

Грязная сирота. Попрошайка и нищенка!

Но сердцу ведь не прикажешь…

Он отравил меня. Своим холодным, как бездна взглядом. Своим безупречным, как сталь, внешним видом. Своей манерой выглядеть на миллиард баксов! Выглядеть дорого, престижно, эгоистично!

Холодный, как айсберг снаружи, но горячий, как беспощадный вулкан внутри.

Это Дмитрий Орлов.

Он ассоциировался у меня с хищной птицей.

Орёл. Или ястреб. Или беркут.

С насыщенно яркими глазами, как отполированный авантюрин.

Иногда его глаза темнели и становились практически чёрными.

А иногда, когда он радовался, но не улыбался, они мерцали как звезды на летнем небе.

***

Дмитрия я не видела уже очень давно. Он будто исчез в никуда на некоторое время. Хотя я точно знала, что он находится на территории поместья. И вот когда мой испытательный срок в качестве посудомойки закончился — мне поручили уборку в хозяйских комнатах. До этого же момента я ни разу не покидала служебную часть особняка — пахала на кухне и в прачечной.

Со мной никто не разговаривал. А смысл? Хотя, вообще народ тут был необщительный. Работы хватало, настолько, что на трёпку языками не оставалось свободного времени. Да и Мегера постоянно всем подзатылки отвешивала, если её что-либо не устраивало. Ко мне так вообще никто и никогда не обращался. А я, по привычке, всегда носила с собой блокнот для удобства в общении.

Евгению все боялись. Она могла и ударить, и наказать, оставив без ужина. Но кроме меня, кажется, другие люди работали тут за деньги. Причём, за очень хорошие деньги. Но даже при добровольном найме жестокость никто не отменял.

***

Всё, что я успела узнать про Дмитрия за пару недель работы, так это то, что в “народе” простолюдины называли его «Кровожадным Орлом». Он был настоящим хищником бизнеса и мог разорвать абсолютно любого конкурента. В этом я не сомневалась! Ещё тогда… на торгах. Так вот почему шейх до трясучки испугался Дмитрия. Боялся, что его бизнесу настанет конец, если русского Барина что-либо не устроит.

Человек, который рушит чужой бизнес, топчет, давит, захватывает имущество конкурентов. Таких варваров обычно величают бизнес-садистами. В России Дмитрия принимали за русского Рокфеллера.

Материальное состояние Орлова на сегодняшний день увеличилось в пять раз и продолжает расти с каждой минутой. Дмитрий — номер один в рейтинге самых успешных богачей по версии «Форбс». Его власти, успешности, материальному достатку завидует даже английская знать.

А ещё говорят, что в его жилах течёт не кровь, а желчь. Он никогда не улыбается. Всегда хладнокровен, скрытен, высокомерен. Девушки армией падают перед ним на колени, разрывая на себе платья до обнаженной груди, предлагая себя в качестве красивых кукол в красивых упаковках, лишь за одну минуту его бесценного внимания. А некоторые даже вены режут, чокаясь от его безупречной внешности. Но хладнокровный Орёл бережёт своё сердце лишь для одной… И это, к смеху, не я. А живая кукла Барби Елизавета Вербицкая с жопой как у стриптизёрши Кардашьян, а сисками, как у королевы «Плейбоя» Памелы Андерсен. Она дочь нефтяного магната и лучшего друга отца Дмитрия. Кажется, их отцы погибли вместе во время авиакатастрофы.

***

Спустя две недели, я, наконец, увидела Дмитрия. В саду. Когда вешала простыни после стирки, а он просто прогуливался по территории поместья вместе со своим верным псом, породы «Аляскинский маламут».

Сегодня была относительно спокойная погода, а до этого на город обрушился сезон холодных дождей. Я выскочила во двор в одном лишь платье, поверх которого набросила шерстяной свитер. Евгения снабжала меня одеждой по своему вкусу. И эти тряпки были намного лучше детдомовских.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

Обычно развешивание белья у меня занимало не больше пяти минут. Но в этот день я настолько устала, что даже не заметила, как обмякла на стуле там же, среди колышущихся белоснежных простыней. Спряталась в надежде, что никто не увидит. На пару минут просто закрыла глаза и не заметила, как уснула.

Другие работники в наглую пользовались моей молчаливостью. Поэтому частично перекладывал свои обязанности на мои хилые плечи. А чё? Я ведь всё равно возмущаться не буду, да и многие уже знают, что я пашу тут в качестве должницы, а не для карьерного роста.

Именно поэтому я настолько устала, что у меня даже волосы болели.

А сейчас… сейчас я задремала на стуле, спрятавшись внутри развивающихся на ветру белоснежных простыней, и даже не заметила, как мне в руки ткнулось нечто влажное и холодное. Когда я распахнула глаза — беззвучно закричала. Закричала и со стула упала, разбивая коленку в кровь! Потому что увидела огромную мордаху, как у медведя, которая с любопытством глазела на меня своими лазурными глазами. Я уже потом поняла, что это был пёс, а не медведь, когда на асфальт упала и отрезвела от боли в коленях. Я ведь не люблю, когда ко мне подкрадываются. И животных я, кстати, тоже боюсь.

— Сервер! Ко мне!

Пёс мигом поджал уши и послушно юркнул между покрывалами. А меня будто мечом проткнули, и вдоль разрезали, когда я услышала этот голос, с ноткой льда и власти.

Я хотела бросится наутёк, со всех ног, чтобы ни на миг не встретиться с его опасно-прекрасными глазами, которые за секунду засосали бы меня в свою беспросветную бездну! Но ушибленное колено дало сбой.

Через секунду я всё же утонула в его дивных глазах, цвета авантюрина, когда мужчина торопливой походкой, будто профессиональный разведчик, выскочил из укрытия, и, сделав два широких шага, навис надо мной огромной скалой, прищурившись, глядя сквозь пушистые, бархатные ресницы.

Я уже подставила ему свою левую щёку для пощёчины в наказание за ледачество, но он… он с невероятной лёгкостью подхватил меня за талию, будто соломенную марионетку, и снова усадил на стул, внимательно осматривая содранную коленку.

Сердце в груди пропустило несколько ударов, а внизу живота проснулись надоедливые бабочки.

Лучше бы он ударил!

Я просто не хочу страдать от безответной любви. И лучше бы он никогда больше не появлялся в моей жизни. Иначе мне становится очень больно. Осознавать то, что я для него всего лишь колорадский жук, который существует лишь просто потому, что так Барин желает, просто потому, что ему жалко его давить.

— Болит? — затаив дыхание, я почувствовала, как его нежные пальцы едва-едва прикоснулись к дрожащей коленке.

Отрицательно качнула головой.

— Какая же ты растяпа! — ухмыльнулся. Поднял голову, и я вдруг осознала, что мы находимся друг к другу слишком близко. Настолько, что его горячее дыхание вплетается в мои взлохмаченные волосы и колышет их словно ветер.

Я как обычно чувствую себя беспомощной рыбой. На языке жестов ему бесполезно что-либо говорить — не поймёт. Но всё же по привычке я покрутила перед его красивым лицом руками, а он вдруг… он их своими накрыл, большими такими, сильными… и крепко сжал.

Всё.

Это конец.

Я сейчас лопну от переизбытка эмоций!

— Совсем как лёд! Ты почему спишь на холоде?? Соплей твоих мне тут ещё не хватало и эпидемии среди персонала! Ну-ка марш в дом! Живо! И чтобы одевалась нормально, когда на улицу выходишь!

Как же мне стало жарко! А какие у него горячие руки… Они отправили меня в беспощадную пустыню! Там, на нежной коже, где его ладони накрыли мои, у меня будто образовались ожоги с волдырями.

И я снова чуть было на асфальт не свалилась. Потому что крикнул Дмитрий так гласно, что у меня уши заложило. А когда я вскочила со стула, вырываясь из его цепкой хватки, он меня снова за талию обхватил, к себе припечатал и рыкнул:

— Я помогу. Обопрись об меня. Ходячая заноза в мягком месте…

Покрываясь острой дрожью, я поковыляла обратно в кухню, а Дмитрий меня за талию придерживал, не позволяя упасть. И снова кожа до костей плавилась, там, где я чувствовала эти властные ладони.

Когда Евгения увидела нас на кухне, она побледнела до состояния побелки на обшарпанных стенах подъезда, а в рыбьих глазёнках вспыхнул ураган ненависти.

— Господин! Зачем же вы сами эту грязнушку тащили? Мне так неудобно, простите! — демонстративно подскочила к Хозяину и полотенцем начала отряхивать его пиджак, — Запачкала же вас. Ходячая напасть! Столько проблем мне создаёт!

— Евгения, хватит! Ты утрируешь. У меня важное совещание, буду поздно. Предупреди Лизу.

Когда он ушёл, приказав Евгении обработать рану, я ещё долго не могла оправиться от шока. А управляющая в этот момент выливала на меня словесные помои и шипучую перекись. Но я даже не дернулась от жгучих ощущений. Потому что меня накрыло. Как лавиной. Когда он снова мне в глаза посмотрел. И особенно тогда, когда прикоснулся.

Закончив с обработкой раны, ведьма огрела меня щедрым подзатыльником. Схватила за локоть, с силой сдавила, ещё и в придачу в упор расстреляла невидимыми пулями из своих лупатых глаз:

— Послушай меня, мартышка! Больше не смей к Хозяину ближе чем на километр подходить! Поняла? Не смей к нему прикасаться своими грязными руками! Я что не вижу, что ты его клеишь? У него невеста есть, и он в ней души не чает. Уяснила? Теперь пошла работать! В конюшню. Будешь сегодня навоз подчищать. Там тебе самое место, в своей стихии! Грязь сродни грязи.

***

Через пару дней я поняла, что превращаюсь в одержимую психопатку. В голове только ОН, в сердце ОН, и в душе, кажется тоже ОН. Каждый час я искала любой встречи с Дмитрием. Даже самой мимолётной. Высматривала его в окнах, когда выходила на улицу с поручениями, в псарне и в конюшне. А когда видела высокого темноволосого мужчину — у меня сердце от радости автоматом в груди трещало. Но тут же расстраивалась, если это был просто похожий человек.

Вот таким вот образом проявлялась моя сумасшедшая зависимость, которую я ни в какую не могла контролировать. Я видела его везде. Во снах и в других людях. Иногда я грезила им настолько, что забывала то, что приказывала мне Евгения. Она из-за этого до остервенения злилась и нагружала меня за невнимательность дополнительной работой.

Сначала, когда Дмитрий вышвырнул меня из машины как ненужную дребедень, я его возненавидела до застоя желчи, но потом, спустя несколько недель, ненависть подавилась иными чувствами. Странными такими… Он глубоко во мне засел. В самом центре сердца. Впился острой пулей, которую теперь ни один хирург не достанет. И мне приходится жить с этой пулей… А она все кровоточит и кровоточит. Так сильно, что сердце захлёбывается в крови.

Хочется ее изъять, выдрать вместе сердцем! Потому что оно болит! Как же оно дико болит!!! Когда я вижу его с другой женщиной. А он… меня не замечает. Я для него всего лишь невидимка. Как мираж в пустыне роскоши.

Как бы разуму, в отличии от сердца, не хотелось принимать этот фактор, но я… я, кажется, просто заболела Дмитрием. Отравилась! И активированной уголь тут не поможет. От этой заразы не существует лекарства.

Глава 12

Однажды мне приказали навести порядок в хозяйской комнате. Я делала там уборку уже несколько раз и внутренне просто верещала от счастья, когда слышала это заветное указание.

Спальня Дмитрия была самым шикарным местом в доме. Кругом — сплошная роскошь! Мне даже приходилось разуваться, когда я туда заходила, так как к дорогому, персидскому ковру строго-настрого запрещалось прикасаться, тем более наступать. Там, я находилась словно в Версале! И сколько бы раз не заглядывала в комнату Господина — не могла привыкнуть к сему убранству! Тут все буквально пело от помпезности и исключительного вкуса! Мебель в антикварном стиле, дороги шторы, дорогое постельное бельё — пошиты вручную знаменитыми мастерами мира! Негде и пылинки упасть. Мы, рабы-холопы, используя руки вместо тряпок, щепетильно натирали эту диковинную фурнитуру, до тех пор, пока не видели там свой холодный оттиск.

И вот я снова тут… Стою посреди комнаты и как заклятый токсикоман вдыхаю этот потрясающий запах, от которого перед глазами звёзды пляшут. Его запах. Мужчины моей мечты.

Взгляд на кровать — а там вмятина от его крепкого тела. Представляю, как он там голый спит, весь такой идеальный, безупречный, с телом олимпийского Бога, и у меня коленки подгибаются от бесстыдных мыслей!

Дурочка…

Таким как я вообще даже запрещено смотреть на Господина. Тем более, дышать с ним одним воздухом. Потому что его предки были некими графьями. А он — единственный существующий их чистокровный потомок.

Закончив с уборкой, я всё же искушено шмякнулась спиной на хозяйскую постель, имея дурость немного помечтать и побродить по заветной розовой радуге, по которой я бежала вместе с Дмитрием, держась за руки, улыбаясь ему, а он мне, а потом мы долго и жадно целовались под радостное пение единорогов.

Мне до безумия хотелось стать к Дмитрию ближе. Хотя я знала, что дотянуться к нему — всё равно что достать с неба луну голыми руками. Всё, что я сейчас могу — это тайком обнимать шёлковые простыни, на которых он спит, тая от головокружительного запаха, и одержимо трогать его одежду, которую потом приходится раскладывать по своим местам в гардеробной, размером с ещё одну такую вычурную комнату. И мне нравится это делать. Касаться его шикарных костюмов, разглаживать вмятины на модельных рубашках, надраивать и без того чистые ботинки. С надеждой, что ему потом приятно надевать на себя чистую, ухоженную вещь. А на этой одежде… остались мои прикосновения. И ему от этого становиться теплей. От моей заботы, от моих тайных чувств к нему.

Вы когда-нибудь прикасались к идеалу?

Или видели идеального человека во внешности и стиле?

Я — однозначно да.

***

Лёжа на кровати, сминая простыни руками в месте где, вероятно, лежал Дмитрий, я даже не заметила, как задремала. Открыла глаза уже вечером, когда на улице сгустились плотные сумерки.

Чёрт возьми!

Прислуге ведь запрещено находится в спальне Господина после захода солнца!

Быстро вскочила с постели, но было уже поздно! Там, за дверью послышался задорный смех и торопливые шаги. Мне больше ничего не оставалось другого, как в темпе юркнуть в шкаф, превратившись в мышь.

Успела!

Спустя секунду, дверь отворилась и в спальню вошёл господин Орлов, под руку со своей будущей невестой. Я наблюдала за ними сквозь небольшую щель в шкафу и у меня до жара в груди ныло и кололо сердце. То ли от страха, то ли от ревности. Но ревность тут, определённо, доминировала.

Они были идеальной парой и хорошо смотрелись друг с другом. Статные, успешные, в дорогой модельной одежде, вероятно, только что вернулись из театра, или из ресторана. О чём-то бурно разговаривали, а затем… Затем Елизавета схватила Дмитрия за затылок и страстно вгрызлась ему в губы.

Настойчивый поцелуй длился недолго. Я вздрогнула, а на языке почувствовала неприятный привкус — привкус отвращения, когда она после поцелуя схватила его за выпирающий холм в районе паха и с придыханием, как ебл*ивая кошка, томно прошептала в его едва приоткрытый рот:

— Я проголодалась, милый! Трахни меня пожалуйста! Трахни так, как ты это умеешь! Делай со мной всё, что захочешь… Я твоя! Твоя собственность. И я всё для тебя сделаю, чтобы тебе было хорошо, любимый!

Я сжала кулаки до хруста. До крови на ладонях! Так, что ногти безжалостно проткнули кожу, которая по вине уборки и химических средств превратилась в рыбью чешую. Боль немного отрезвила, от необдуманных поступков выскочить из укрытия и к чёрту вырвать все её нарощенные патлы, до последней волосинки. Может лысой она вызовет у Орлова отвращение, и он её пнёт под зад ногой, передумав жениться.

Дмитрий, как обычно, напоминал мне хладнокровного, хищного зверя. Ни намёка на улыбку. Лишь властное, доминирующее превосходство и надпись на лбу — «Я есть всемогущий Бог».

Он схватил её за волосы, отчего Элизабет вскрикнула, и резко толкнул на кровать, чтобы поставить раком на четвереньки. Задрал платье до лопаток, и, издав хриплый, урчащий рык, провёл ногтями вдоль позвоночника до ягодиц девушки, оставляя красные отметины на теле законной собственности.

Три секунды — и я услышала звук ударяющегося о паркет ремня. А когда увидела, как Дмитрий приспустил штаны до уровня колен, у меня кровь носом пошла, а внизу живота завертелся огненный смерч, когда я увидела его упругие, мощные ягодицы, которые властно сжимались и разжимались во время резких, пружинистых толчков.

Он вошёл в её широко разведённые ноги одним сильным рывком, на максимальной скорости, задвигавшись мощно, дико, как сущий демон! Наверно, ей было больно! У меня от этой картины перехватило дыхание, а ненависть острыми иглами ударила по венам. Но холёная сучка лишь заверещала от удовольствия, требуя трахать её ещё жёстче, ещё грубее, до срыва связок, до потери сознания.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

Мне хватило трёх секунд, чтобы разрыдаться от отчаяния, как будто, моё сердце только что скинули с небоскреба, насмерть разбивая на его тысячу кровавых осколков. И сделал это Дмитрий, мой персональный палач, своими княжескими руками. Теми руками, которыми он заботливо прикладывал лёд к моему животу и которыми бил морду арабу, чтобы спасти мне жизнь.

Я не должна так остро реагировать на их отношения! Я ведь ему никто.

Но сопротивляться чувствам — бесполезно.

Больше я не смотрела на их безумные игрища. Просто свернулась калачиком в шкафу и, носом уткнувшись в колени, ждала пока всё это отвратительное распутство закончится.

Орлов забавлялся ещё несколько часов. Я закрыла уши ладонями, но это не спасло мой бедный слух от одержимых воплей Елизаветы. Барин брал свою невесту в разных позах. Он даже заставлял её делать ему глубокий минет. Девушка охотно соглашалась на любую прихоть диктатора. Даже на анал.

После того как крики стихли, а графья уснули, мне удалось незаметно выскользнуть из комнаты, чтобы спрятаться в своей каморке. Хорошо, что на сегодня уборка в хозяйской комнате была моим последним заданием. Иначе, меня бы наказали.

***

Всеми возможными способами я старалась забыться и отвлечься: почитать книгу, например, или заняться рисованием. Но с трудом получалось. В ушах до сих пор звенели их осатанелые оры, а перед глазами стоял упругий зад Господина Орлова и также его огромный, властный член, который резкими рывками входил в ухоженную задницу будущей графини Орловой, по своей безупречной форме, напоминающей орех. Жопа как орех, а тело до идеала прокачено в тренажёрных залах и СПА салонах. Я тоже мечтала вот так вот заниматься собой, своей внешностью. Кстати, у меня это получилось. Хоть и мельком. Несколько недель каторги в поместье Орловых, и я за свои страдания нашла некий, пусть и маленький плюс — подтянула и укрепила мышцы во всём теле.

Заперлась в каморке, открыла тетрадь с рисунками — а там около десяти набросков Дмитрия. Его портреты. Нарисованные моими руками. Я конкретно им заболела! И если не вылечу эту заразу — сойду с ума или сдохну.

***

На следующий день меня ждал «сюрприз». Я как обычно занималась своими делами, не подозревая о той заразе, которая подкрадывалась ко мне со спины, чтобы возить в мою глотку острые когти, лишив жизни. Вытирая пыль с ваз, картин и прочих предметов декора в коридорах поместья, я погрузилась в собственные мысли и не услышала осторожные шаги. А когда почувствовала, как меня грубо схватили за волосы и прижали щекой к стене, думала, что ещё и ослепну от стресса.

Острый, пропитанный ядом голос, больно ударил по ушам. Тело буквально подбросило от дрожи, когда я узнала кому принадлежит этот коварный барион.

Белобрысой ведьме, конечно же.

— Послушай ты, неполноценная! Мне тут доложили, что ты стала хозяйской любимицей? Что-то Дмитрий уж очень щепетильно о тебе печётся! Евгения меня уже поставила в известность. Так вот, грязная шлюшка, его внимания ты не добьёшься! И не таких обламывали… Ну сама посуди: кто он, а кто ты? Или, тем более, кто я против тебя? Кто тут золото, а кто дерьмо? Напомнить, иль знаешь?

Сильнее сдавила затылок, ногтями дырявая кожу в области шеи, причиняя острую боль. Пришлось кивнуть. Кто знает, что на уме у этой невменяемой ведьмы?

Элизабет душила меня не только своим резким запахом престижных дорогих духов, но и естественно грубыми словами.

— Так вот, сучка, если не превратишься в невидимку… исчезнешь так же непонятно, как и появилась в этом доме. А если будешь глазеть на Дмитрия, даже издалека, глаза выколю! Будешь немой и слепой в придачу! Я предупредила. Закопаю так глубоко, что никто и никогда не откопает.

Отстранилась. А затем за косы ещё раз от души дёрнула, вырывая клок волос, лбом приложила к стене и прочь на каблуках поцокала, изображая из себя гордую победительницу.

Грёбанная стерва!

Шишки на лбу не избежать.

Но ты обязательно за это ответишь, мымра.

Я найду способ.

***

И я его нашла. В этот же день, за ужином. Когда меня заставили подменить одну служанку на раздаче княжеской трапезы, которая слегла с температурой. Я не хотела попадаться им на глаза. Особенно после предупреждения блондинистой стервы.

Стоило мне только зайти с подносом в обеденный зал, Елизавета мгновенно поменялась в лице, превратившись в уродливую, озлобленную кикимору. Богиня «Инстаграма» тут же принялась осыпать будущего супруга всевозможными гадостями, с намёком на меня. Это меня задевало, но не так сильно, как когда я видела их рядом — как эта высокомерная фифа ластится возле Дмитрия, как касается его везде, где пожелает. И в данный момент, она, не стесняясь обслуживающего персонала, прямо там, под столом, во время обеда, страстно лапала его между ног.

А Дмитрий был не против. Он как обычно, широко расставив ноги, закатив рукава до уровня локтя, непринуждённо смаковал устрицы, сохраняя на лице непробиваемую броню из бетона.

Мне кажется Господин ментально кончал от того, что пред ним все ходили на коленях, стелились перед его княжескими ногами красными ковровыми дорожками, и от того, что он возомнил себя всемогущим Зевсом.

Лиза жадно массировала ему член под столом, хохотала и умудрялась ещё унижать меня словами. Нет, не в открытую. А просто выплевывала в голос очередные глупые намёки, не воспринимая прислугу за людей.

— Любимый! Когда мы поженимся, я сама лично займусь подбором обслуживающего персонала, не то они своим убогим видом всех наших гостей и родственников распугают. — Кикимора резанула по мне снисходительным взглядом.

Мне кажется Орлов бы попросил напыщенную зазнобу поменять тему беседы, но я не выдержала. Она меня выбесила! Потому что сучка начала расстегивать Барину ширинку — об этом свидетельствовал характерный звук молнии. Поэтому… поэтому я, озверела от бешенства! Подошла ближе, сделав вид, что споткнулась и, не устояв на ногах, вылила на её дорогущее платье из редкого шёлка поднос с рыбной похлёбкой. Она закричала как резаная и в панике вскочила со стола, потому что блюдо оказалось весьма горячим.

Ох… Чёрт! Что же я наделала?

Теперь мне конец.

***

— Тупая идиоткаааа!!! Ты нарочно это сделала!? Нарочно!!! Дмитрий, мне больно… Вызови врача! У меня ожог третьей степени. Умоляю! Помоги… Я умираю…

По её бешеным глазам, я поняла, что сначала она хотела вырвать мне волосы и избить в знак наказания, но затем просто решила поиграть в несчастную страдалицу.

Зачем я это сделала? Зачем??

Боже, я просто сошла с ума… Мне очень жаль!

Но я не могла этого контролировать. Не могла!

Сорвалась. Просто забылась, потеряв контроль над сдержанностью.

Дмитрий быстро подхватил невесту на руку и отнёс на диван, в

момент, когда она заливалась горькими слезами, до тех пор, пока тушь не потекла по щекам. Меня же он грубо оттолкнул прочь, как мерзкого клопа, а сам принялся осматривать повреждённую кожу девушки в области бёдер.

— Евгения! Срочно вызови скорую! Немедленно!!! Я отвезу Лизу в больницу!

От его грозного вопля я невольно забилась в угол. Мне было очень и очень страшно! Сердце разбивалось о рёбра. Я не хотела делать ей больно. Она просто довела меня до аффекта. Такое со мной случилось впервые.

— Неуклюжая, безалаберная деревенщина! Руки бы тебе оторвать! — Евгения бросилась к рыдающей Госпоже Вербицкой и ошарашено принялась гладить её ноги, — Ничего, ничего, не страшно! Скоро всё пройдёт, миленькая. Потерпите!

— Ага, пройдёт! У нас ведь через несколько дней свадьба! А если у меня шрамы останутся! Кто за это ответит?? О, Господи… — она снова уткнулась в свои изящные ладони, украшенные драгоценными перстнями, и наигранно заверещала.

Ей могли поверить только слабоумные. Потому что на самом деле кожа Елизаветы в области “ожога” лишь слегка покраснела. Эта её душеразрывающая истерика — просто очередная комедийная пьеска.

Когда страдалица более-менее успокоилась, Дмитрий подошёл к столу, схватил бокал с вином, одним глотком осушил до дна, а затем… сжал фужер, настолько сильно, что тот хрустнул и острыми осколками рассыпался по всему столу, заставляя меня вздрогнуть.

Отряхнул ладони друг о друга и уверенным шагом двинулся на меня как огромный, взбесившийся бык, раздувая ноздри, скрипя зубами, зверея от гнева… Бык, для которого я стала красной тряпкой.

Схватил за шиворот, грубо встряхнул и зарычал:

— Ненормальная! Ты зачем это сделала? Специально ведь?? А?

Но я не ответила. Просто закрыла глаза, слабея в его сильных руках, ожидая безжалостного удара в качестве наказания.

Но он не стал меня бить. По крайней мере сейчас. Он просто потащил меня за шиворот к стеклянным дверям, ведущим в сад, открыл их нараспашку и со злости толкнул меня на улицу. Не устояв на ногах, я споткнулась и упала на газон. А когда оглянулась, Дмитрий агрессивно хлопнул дверью, так, что стёкла задрожали, отчеканив четкий приказ прислуге:

— Не впускать. Не разговаривать. До тех пор, пока я не вернусь.

В глазах защипало от слез, а тело тряхнуло от холода. Он вышвырнул меня как провинившуюся псину на холод, в одном только хлопковом платье.

Обхватив дрожащие плечи руками, я обречённо осела на ступеньках, на крыльце, стараясь всеми возможными способами выбросить этого чёрствого изверга прочь из головы.

Через пару секунд, я заметила, как на клумбы опустились первые снежинки.

А через несколько минут эти снежинки превратились в обильный снегопад.

Глава 13

Дмитрий

Я приказал поселить девчонку в какой-нибудь неприметной подсобке, чтобы глаза не мозолила своим внешним видом. Для её же блага. Иначе, не сдержусь. Воспользуюсь девкой на правах законного владельца. Она ведь, по сути, моя вещь, которую я просто купил. Причём, за приличные деньги. Но пока что не хотелось раскрывать упаковку уникальной покупки— ждал подходящего момента, когда вообще невмоготу будет! Да и Лиза сейчас в поместье вернулась. По пятам за мной шастает и потрахивает по всем углам, ненасытная кошка. Секс с ней как хлеб насущный, но вот в последнее время мне наши игры до уныния наскучили. Она послушная, покладистая, на всё согласная до тошноты. Меня это не зажигает! Тем более, я у неё не первый. В её породистой п*зде уже побывал ни один нефтяной магнат. Если честно, чтобы хоть как-нибудь разнообразить свой половой быт, я был бы не прочь оттрахать неопытную девственницу. Скромницу, или дурнушку. Так, чтобы видеть страх в её глазах и восхищение моим огромным членом, который будет рвать её тугую плёнку на части, одаривая статусом женщины.

Но мне млять совесть не позволяет. Надоела прежняя жизнь. Скучно. Уже начал всерьёз задумываться о детях. Надеюсь, после свадьбы долго ждать не придётся. Лиза мне нравится. Мы ведь, считай, с детства дружим, как и наши предки. Отец всегда говорил, что лучше девушки во всём мире не сыскать. И я ему верил. Он всегда мечтал о том, чтобы мы надели друг другу на пальцы обручальные кольца и объединили наши семьи уже как родственные. Но он, увы, не дожил до этого момента.

Я хочу исполнить его мечту. Совсем скоро мы с Элизабет распишемся. И это будет правильным решением. Поэтому, чтобы не изменять жене, до этого момента я должен отыметь мою занозу во всех углах поместья и во всех позах, чтобы забыть, чтобы не думать, чтобы осточертела до бешенства, маленькая, миниатюрная напасть! С синими, как бездна дикого океана, глазами!

***

С этими прожорливыми мыслями, поздним вечером, я направился на кухню, чтобы выпить воды и успокоиться. А может, я сделал это специально, чтобы её найти. Найти и избавиться от грёбанного напряжения в трусах!

И я, конечно же, встретил Лину. На кухне. Она сидела спиной ко мне в полной темноте, не считая фонарей за окном, и жадно лакала остывшую куриную похлёбку из тарелки. Одной рукой уплетала суп, а другой — картофельное пюре. Причём, картофель она ела руками. Руками!!!

Боже!

Как дикий, голодный зверёныш!

Съела всё до крошинки, а потом ещё и тарелки облизала.

Вот ведь…

Как странно!

Сердце настолько больно в груди защемило, будто я действительно жалость почувствовал. Откуда она чёрт возьми на мою голову только свалилась?

Надо бы обратно вернуть в тот клоповник из которого выползла. Но с другой стороны… Не могу! И не понимаю почему? Её ведь снова могут в рабство толкнуть. А она вся такая маленькая, хрупкая, беззащитная. Ещё и немая.

А мне не нужны лишний раз неприятности. Особенно в прессе.

Пусть на дно пока месть заляжет у меня в доме и долг отрабатывает. Пол состояния нахер спустил, чтобы шейха проклятого задобрить.

Меня увидела, сжалась, будто испуганный ежонок, когда я, кровожадный демонюга, из темноты выполз. Сидит, глазки испуганно бегают. И тут меня вдруг повело… нереально повело! Когда я размазанный крем от эклера на ее губах увидел. В уме моментально самые озабоченные фантазии кобрами дикими заклубились, когда я представил, как языком губы этого ангельского создания тщательно вылизываю, тая от эйфории! А этот крем… вовсе не крем! А мой горячий белок, которым я бессовестно замарал её маленький ротик.

Затем, жадным, одержимым похотью поцелуем, я полностью подчиняю крошку себе и своей делаю! Разум дурманю! Пью её до самого дна! Владею и доминирую! Окутывая нерушимой властью.

— Ты что это натворила?! Грязная девчонка! — с чёрного хода Евгения заскочила, и тряпкой со всей яркость девчонку ударила. Она со стула практически на кафель свалилась, но я… подхватить успел. На ноги поставил и быстро опешил, снова обернувшись ледяной глыбой.

Кухарка повторно замахнулась тряпкой, но я успел перехватить удар.

— Евгения. Уймись!

— Но Господин! Она ведь украла! Бессовестно! С хозяйского стола!

— На первый раз прощаем. — Развернулся и к выходу зашагал, еле-еле сдерживаясь от бесконтрольного бешенства. Не потому что грёбанную тарталетку стащила… А потому что в штанах начался настоящий Армагеддон! Член копьём встал. Болезненным таким, пульсирующим! Жгучей кровью налился! Настолько, что двигаться некомфортно было. И даже стыдно немного. Перед персоналом, естественно.

И я, блин, не понимал почему???

Что же могло так зацепить в этой неприметной сиротинке?

***

Спустя какое-то время я снова увидел сиротку. В саду. Среди колыхающихся белоснежных простыней. Лина сидела на стуле, с закрытыми глазами, откинув голову назад. Рот слегка приоткрыт, тело расслабленно. Девочка спит. А меня как грёбанного маньяка манит к ее сладким губам. Они такие нежные и влажные… Я хочу впиться в них зубами и как дикий зверь предъявить свои права на её плоть.

Она и так уже моя, эта девчонка. Вопрос лишь во времени. Пока не хочу срывать обертку со своего подарка, со своей недешевой покупки. Пока Лиза рядом. А когда Елизавета укатит в Милан я, наконец, избавлюсь от этой адской напряжёнки в трусах, вдоволь вытрахав сочную синеглазую малышку. Пару раз выдолблю раком до одури, так, чтобы прям члену больно стало! А затем забуду, насладившись начинкой от заветной конфеты, на которую смотрю и не могу слопать.

***

В тот момент, когда подо мной лежала и стонала моя невеста я почему-то, сука, думал о другой! И думал, что вместо Лизы на моём члене скачет и орет во всю глотку Лина. Но сладкая иллюзия превращалась в беспощадную реальность, когда я понимал, что кричать Алина не может.

Сегодня мне даже показалось, что я чувствовал ее запах. Запах этого хрупкого синеглазого ангела. Что она где-то рядом. Смотрит на меня своими огромными бездонными глазами, а у меня сердце в груди отчего-то останавливается. Смотрит тем самым взглядом как тогда, во время торгов. Возможно, я совершил наиглупейшую ошибку, когда выкупил девчонку у араба. Но эта ошибка — стала моей удачей. Пока я это не понимал. Я ведь хладнокровный монстр, который волен контролировать абсолютно всё. В том числе и эмоции. Именно поэтому, порой веду себя как равнодушный кретин. Но по-другому просто не умею. Меня так воспитали. По нормам нашей семьи с древними корнями.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

Думая об Алине во время секса с будущей женой, я зверел ещё больше, превращаясь в хищного орла, вбиваясь в идеальное тело Лизы на максимальной скорости, пока не кончил и чуть было сдуру не прорычал чужое имя.

Лина.

От этого слова у меня холодок по члену бежит, и сперма мощным напором наружу выталкивается. Хотя, по сути, темноволосая малышка — всего лишь мимолётное влечение. Настанет время, и когда Лиза уедет в Милан за свадебным платьем, я тупо оттрахаю девчонку в какой-нибудь подсобке или в конюшне, чтобы мозги мне своим образом не плавила.

До нее у меня тоже были бабы. Много баб. И порой я также думал о каждой из них. Но со временем, наигравшись, они быстро надоедали.

А Лизу я люблю. Ещё с пелёнок. И не хочу испоганить наши идеальные отношения мыслями о безродной оборванке.

Оправдывал я себя…

***

То, что произошло в сегодня во время ужина… меня реально выбесило.

Вот только не могу понять, что именно?! То, что Лина перевернула поднос с рыбой на мою девушку, или то, что я должен был за такое дерьмо выпороть оборванку до сквозных шрамов на спине, но сдержался!

Я ненавижу неудачников. Особенно в моём доме. Мои прадеды были великими графиями, у них в подчинении числилось более двух тысяч крепостных душ. Они воспитывали их жёстко, а за провинность, бывало, отсекали пальцы. Уважение к нашему роду передавалось из поколения в поколение. То, что сделала Лина… должно понести серьёзное наказание.

Я не смог это сделать. Не смог отхлестать девчонку по рукам, хотя должен был. По сути, она моя рабыня, а не работница. Она здесь долг отрабатывает. Долг, длиной в полжизни.

По её потемневшим глазам, было видно, что Лина опрокинула поднос специально. Неужели… неужели девочка влюбилась? И что это было тогда? Не иначе, как проявление ревности?

Бить засранку не стал. Просто за шкирятник схватил и на улицу вышвырнул. Знаю, что ублюдок. Знаю, что прокажённый! Но не смог контролировать внутреннего беса, да и подчинённые подумали бы, что я в тряпку превратился, а честь Лизы для меня так… пустое место.

Уж лучше холодная улица… чем острая плеть.

Глава 14

Белые хлопья падали отовсюду, превращая окружающий мир в одно огромное и пушистое облако. На улице было тихо. Лишь изредка эту мрачную тишину нарушало завывание северного ветра и нервное постукивание зубов. Моих зубов. Потом что через пару долгих минут я буквально превратилась в застывшую сосульку. И уже не чувствовала ни рук, ни ног, ни частоты собственного дыхания. Мои волосы покрылись толстым слоем льда, а руки — посинели и распухли, утратив чувствительность. Но этот, пронизывающий до самых суставов холод, отрезвлял, заставляя на миг забыть о чудовищной душевной боли.

Не знаю точно сколько времени я просидела на крыльце, буквально корчась от боли, будто от сильных электрических ударов, когда меня со всех ног атаковала беспощадная метель, своими острыми осколками дырявя каждый нерв в мертвеющем теле, но на улице уже стемнело, а на территории поместья зажглись фонари.

Когда сил бороться со своими бедами не осталось я, закрыв глаза от горя и безнадежности, просто повалилась боком в сугроб, улетая куда-то далеко-далеко, где всё существующее утратило смысл. Впервые в жизни мне стало спокойно. Мне показалось, что вот-вот и моя душа очистится от грехов и обретёт долгожданную свободу. В этом мире я никому не нужна. Брошенная, безродная собачонка… Никто и не заметит, никто не будет оплакивать, если я вдруг навсегда исчезну.

Как только тело буквально утонуло в холодной трясине из белой ваты, там, за своей спиной, я услышала громкие вопли.

***

Они не позволил мне превратиться в мёртвую статую. Служанки, вопреки запретам Хозяина, занесли меня в дом, уложили в комнате и принялись усердно отогревать одеялами. Я не хотела просыпаться, чтобы снова возвращаться в этот вечный хаос. Дмитрий уже в который раз показал мне своё истинное лицо. Лицо кровожадного демона. От этого понимания моё сердце в груди разрывалось в лохмотья. Знаю, что я сама виновата… но я ведь человек! Живой человек! Который чувствует и которому очень и очень больно! Я не безмозглая кукла из пластмассы, за которою он меня имеет! Я просто хочу получить от него хотя бы каплю тепла и заботы. Ничего больше мне не надо.

Сначала меня дико колотило, так что, зуб на зуб не попадал. А затем я пропотела настолько сильно, будто меня окунули в один из котлов Ада.

Глаза открывала всего на несколько минут, но снова засыпала. Перед собой видела лишь взволнованные лица неравнодушных прислужниц, окутанные белой, размытой дымкой.

А следующий раз я открыла глаза уже тогда, когда почувствовала осторожное прикосновение мягкой ладони в области лба. Я узнала этот запах. С одной стороны, мне захотелось, чтобы его обладатель убирался к чертям подальше, но с другой… с другой я мечтала, чтобы Дмитрий лёг со мной рядом и просто обнял, согревая своим теплом.

— Все свободны. Я сам с ней разберусь. — Ещё одна порция холода пробежала по спине, когда Дмитрий вдруг осторожно завернул меня в одеяло, поднял на руку и вынес из подсобки в неизвестном направлении, — Эта каморка слишком мала для двоих. Пока ты не оправишься, в моей комнате тебе будет более комфортно, — ласково опалил мочку уха горячим дыханием и меня повело от этих будоражащих ощущений.

Наверно, я всё-таки умерла!

Потому что не поверила ни его действиям, ни его словам, ни собственным воспалённым глазам.

А когда он положил меня на свою постель, и я почувствовала знакомые шёлковые простыни под своими невольно сжавшимися пальцами — вмиг протрезвела и окончательно согрелась.

Если это сон… то я хочу, чтобы он длился целую вечность.

***

В княжеской комнате витала атмосфера интима: шторы плотно задернуты, кругом тишина и полутьма, не считая нескольких роскошных светильников. В воздухе струится знакомый аромат терпкого одеколона, смешанный с шоколадом, а возле мягкого уголка потрескивает действующий камин, благодаря чему в комнате тепло как в бане.

Всё это действует на моё сознание как наркотик: вводит в транс, дурманит, соблазняет.

Дмитрий осторожно сел на край кровати, ещё раз коснулся своей мужественной ладонью моего лба. Нахмурился. Его необычные глаза, будто золотой песок, завороженно блеснули в полумраке. Какой же он красивый! Будто музейная статуя. Как восковая фигура, которую вылепили с целью доказать людям, что идеальные мужчины существуют.

Своими прикосновениями он проверял есть ли у меня жар? Хорошо, что сейчас моё состояние практически вернулось в прежнюю норму. А всё благодаря ему. Сам наказал — сам исцелил. Странно, но чертовски мило!

Неожиданно Дмитрий прошептал новый приказ. Хищно так прошептал, не отрывая глаз от моего бесформенного тела, спрятанного под горой из пуховых одеял.

— Мне нужно тебя раздеть, — его кадык дёрнулся, а зрачки расширились, как у дикого волка, — Чтобы натереть лечебными маслами. Наш семейный врач, Леонид Львович, застрял в сугробах на полпути в поместье, а другим холопам я не за что не позволю лапать твоё тело.

Боже…

Остановите землю я сойду!

Сердце забилось на пределе, а в голове проснулись дикие карусели!

Сама не знаю, как так получилось… но я тут же кивнула, кончиком языка облизав пересохшие губы. В тот момент меня не волновало, что этот мужчина помолвлен, и что такая как я, нищая голодранка, смеет вот так вот просто валяться в его кровати, ожидая того момента, когда его золотые руки сорвут с новой игрушки обёртку.

Он явно ко мне что-то чувствует. Просто боится в этом признаться. Иначе бы не выкупил! Иначе, не злился с мыслью, что кто-то будет лапать моё тело, натирая маслами. Кто-то, а не он!

Я просто закрыла глаза, расслабилась, и периодически поглядывала на Дмитрия из-под густых опущенных ресниц. Моё дыхание заметно участилось, в глотке пересохло как в пустыне, и я вдруг ощутила странную влагу между ног, а внизу живота — сладкое покалывание, когда мужчина неторопливо стащил с меня одеяло.

Теперь уже и я почувствовала, как его дыхание изменилось, стало более глубоким, прерывистым, наполнилось утробным хрипом. Он увидел, что моя простая, хлопковая сорочка, в которую меня переодели служанки, промокла насквозь. Настолько, что прилипла к нижнему белью, которое теперь отчётливо виднелось сквозь тонкую ткань.

Мужчина с силой сжал челюсти, сделал глотательное движение и, смакуя каждую секунду, начал медленно расстёгивать пуговицы на моей груди. А я в этот момент со всей силы сжала руками шелковые простыни, мучаясь от мощного сердцебиения, которое наверно слышало всё поместье.

Боже!

Как же мне сейчас было хорошо…

Я отчаянно молилась Господу, чтобы Дмитрий меня поцеловал. А затем, сделал женщиной. Первой и единственной. Чтобы научил целоваться, чтобы научил заниматься любовью, чтобы открыл мне новые горизонты невероятных ощущений в своём теле! И подарил первый оргазм.

Однако, когда Дмитрий снял с меня платье и бросил вещь на пол, его аристократичное лицо, обросшее лёгкой, эпатажной щетиной, исказилось жалостью, когда он оценил мой простенький хлопковый комплект белья, впалый живот и торчащие, будто у мумии, ребра.

— Просто расслабься. Скоро тебе станет намного легче. — В руках мужчины появился некий пузырёк с желтоватой жидкостью. Растерев в руках ароматный бальзам, он бережно коснулся живота горячими ладонями. Я тут же подпрыгнула, выгнув спину, мысленно издав сладкий стон. Простыни в области моей хватки покрылись дырками от ногтей.

С каждой секундной его прикосновения становились более властными, более уверенными, более возбуждающими. Он массировал мою кожу круговыми движениями, растирал и поглаживал, а у меня в этот бомбический миг перед глазами взрывались новогодние фейерверки. Я даже не заметила, как мои щёки покрылись красными пятнами, а рот приоткрылся от удовольствия. Я дышала глубоко, часто, а через приоткрытые губы вырывались беззвучные стоны, вместе с горячим воздухом.

Движения Дмитрия стали свойскими и даже вульгарными. Теперь его сильные руки шарили по моему хрупкому телу, как руки законного собственника, периодически касаясь резинки трусиков, или же чашечек лифчика. Нижнее бельё до жуткого дискомфорта пропиталось влагой. И мне немедленно захотелось сорвать с себя и его тоже.

Моя кожа за секунду покрылась крупными каплями пота. Рубашка Дмитрия тоже стала влажной, а в области крепкой шеи выступила испарина. Как и на лбу, и на красивых шелковистых волосах, которые были модно подстрижены и щепетильно зачесаны в направлении к затылку.

Оценив моё податливое состояние, будто мысли прочитал, Граф мурлыкнул:

— Бельё… тоже придётся снять. Иначе… запачкаем маслом.

Делайте уже что хотите, Господин Орлов!

«Я вся ваша. Радуйтесь, всемогущий Повелитель Мира, вы довели меня до пика эйфории!» — Если бы я могла говорить — давно бы выпалила в голос эту дурость.

Он возбудил меня до чертиков. И теперь мое тело превратилось в пушистую радугу, по которой туда-сюда шныряли весёлые единороги, а разум расплющился в лепёшку.

Мужчина скользнул ладонями под мою спину, которую выгнуло дугой навстречу желанным прикосновениям, и одним ловким движением клацнул застежкой, срывая с груди мокрый, будто после стирки, бюстгальтер. В этот же миг, как только он увидел мои аккуратные троечки с острыми, выпирающими сосками-камешками, мне показалось, что в его глазах вспыхнул беспощадный тайфун похоти и желания!

Дмитрий по-настоящему превратился в хищного, голодного орла. Мужчина смотрел на меня будто на кусок деликатеса. Вкусного, ароматного, свежего, в любую минуту готовый наброситься, чтобы сожрать вместе с костями.

Сначала я засмущалась, думала Господин просто рассмеётся мне в лицо, когда увидит мои жалкие комочки. Не то что у его живой сисястой Барби! Но судя по выражению статного лица мужчины — бизнесмен был просто в ахуе.

Раз так… тогда настала очередь показать и остальные интимные места моего тела.

Одним быстрым движением Дмитрий перевернул меня на живот, чтобы смазать спину. Как только он откинул влажные, слегка волнистые волосы на левое плечо, тут же замер. Его острый взгляд больно кольнул мой затылок, прямо там… в месте зарубцевавшегося шрама.

Это было два года назад. Наша уборщица избила меня пряжкой от ремня… и «слегка» перестаралась.

— Откуда у тебя этот шрам? — кончиком пальцев коснулся к уродливой отметины в форме полумесяца, — Тебя что били?

Меня вдруг накрыло волной жутких воспоминаний, и я панически вздрогнула, но он тут же нежно погладил меня по спине, вынуждая снова расслабиться.

— Было очень больно?? — неожиданно наклонился на опасно близкое расстояние… и… черт возьми… поцеловал меня в этот жуткий рубец. Мягко так, бережно. — Обещаю! Я голыми руками порву каждого, кто причинил и посмеет причинить тебе боль. Снова…

По моим щекам бурным водопадом потекли слёзы. Уткнувшись в подушку, я попыталась дать отпор своим жидким чувствам.

Эмоции были на пределе вселенского взрыва! Никто и никогда меня не жалел. Никто не обнимал, не целовал, не поддерживал хотя бы словами! А ведь мне так этого не хватало…

Мужчина снова перевернул меня на спину. Теперь его пошлый взгляд впился в мои скромные трусики. Подцепив резинку указательным пальцем с золотым перстнем в виде дикой птицы, Дмитрий потянул трусики вниз к коленям и тут же хрипло выдохнул, когда увидел свежую влагу на белье и мой аккуратный ромбик, без единого намёка на растительность. Бизнесмена буквально начало колотить от желания. Руки покрылись пупырышками, а пальцы охватились дрожью. Дмитрий снова нанёс немного масла на ладони, потёр друг о друга, положил на живот. От новой порции прикосновений меня повторно выбросило в невесомость.

Затем он начал медленно, но уверенно, круговыми движениями, растирать мои бёдра, двигаясь всё выше и выше… пока не коснулся упругих полушарий.

— Ах… — беззвучно ахнула, поддалась вперёд, выгнувшись дугой как гибкая кошка, на что он ещё более властно схватил мою грудь и резко ущипнул за твёрдый сосок. Потёр влажную ареолу пальцами, иступлённо выругался:

— Твою ж мать… Какая же ты идеальная! Само совершенство. Тебя создавали ангелы! Именно поэтому ты такая естественная, живая, маленькая куколка. Моя девочка-бессонница. Я думаю о тебе каждый день… И я хочу ласкать тебя всегда и, везде, стоя и сидя, языком и членом…

Господи!

Как же это пошло и красиво!

Секунда и Дмитрий уже с ногами прыгнул на кровать. Встал на колени, навис надо мной сверху, сильней ухватился за грудь, принялся сжимать и разжимать пальцы, исполняя спиралевидные движения. А затем, он вдруг наклонился к моим губам, продолжая массировать округлые полушария. Я почувствовала, как соски твердеют всё больше и больше, до боли упираясь в сильную мужскую ладонь.

Его губы накрыли мои настолько неожиданно и настолько требовательно, что я чуть было не кончилась от инфаркта. Я никогда не целовалась прежде… Я полностью доверилась мужчине, действуя на фоне интуиции. Теперь моё тело жило свободной жизнью. И от этого душа испытала воистину сумасшедший кайф!

Мои губы до сих пор дрожали, но через пару секунд я привыкла. Движения языком стали более уверенными, более настойчивыми. Сначала я посасывала его нижнюю губу, затем верхнюю, потом мы менялись, а потом он ворвался в мой рот языком и принялся там хозяйничать, превращая моё ватное тело в вышедшую из строя электростанцию.

Запустил руки в волосы, притянул ближе к себе и своими напористыми, влажными поцелуями показал мне космос. Спустя минуту, я окончательно потеряла скромность. Меня с головой затянуло в пучину наслаждений, в которой я тонула от долгожданного счастья, до сих пор не веря, в то, что происходит. Я голая, безродная плебейка, широко раскинув ноги, лежу плашмя под самым богатым мужчиной планеты, а он властно таранит мой рот языком, задыхаясь от собственных хриплых стонов.

Когда наши губы распухли до трещин, Дмитрий рывком стащил меня с кровати и усадил на её край. Настойчиво раздвинул ноги, пристроился между бёдер и… Боже! Что он задумал?? Как некрасиво! Некрасиво, жутко и вульгарно! Чёрт возьми… я хочу стать его законной игрушкой.

Пусть делает, что хочет. Меня от этого выкручивает наизнанку!

Выкручивает от всей этой бесстыжей грязи, в которую он принудительно меня окунает, будто в какой-нибудь безнравственной порнухе.

Глубоко вдохнул мой запах, словно голодный пёс, заставил выгнуть спину на максимум, носом потёрся о клитор и застонал:

— Божеее, девочка, какая же ты сладкая! Аккуратная и маленькая…

Теперь я чувствую его горячее дыхание в сантиметре от промежности. А затем меня подбрасывает в невесомости, когда я вкушаю первые прикосновения его рук и его наглого языка. Запрокидываю голову назад, кричу! В безмолвном крике, а по щекам катятся крупные слёзы радости.

Боже, как хорошо!

Эти ощущения… они как наркотик!

Но нам нельзя. Нельзя так себя вести! А если Лиза вернётся?

Проклятье…

Сжимаю ноги, а руками пытаюсь оттолкнуть голову Дмитрия, но он тут же резко заламывает мне их за спину:

— Сиди смирно.

Приказывает и снова ныряет между ног, круговыми движениями языком, продолжая доводить меня до предсмертной агонии. Влажный язык кружит вокруг твердеющего клитора, дразнит, щекочет, бьёт по твёрдой горошинке, возбуждая до остервенения. И как только я чувствую нарастающие электрические волны в лобке — он нарочно останавливается, не позволяя мне получить свой первый, свой долгожданный оргазм.

Я готова была хоть каждый день спать на морозе, лишь бы получать вот такое вот лечение. От Дмитрия. Лишь бы ощущать его внимания. Хотя бы самую малость. Хотя бы на пару минут.

Внезапно меня передёргивает, когда я ощущаю его настойчивый палец возле глубин миниатюрного лона. Один нажим… и он входит на пару сантиметров внутрь. Дмитрий снова грязно матернулся, но я не разобрали ни слова, а затем восторженно мурлыкнул:

— Ты такая тесная… Такая красивая. Там. И везде. Тугая, горячая, миниатюрная, — палец входит ещё глубже.

А я дрожу, рыдаю и трясусь будто в смертельной лихорадке, от понимая, что он сейчас меня возьмёт. От понимания того, что он сделает меня своей девочкой.

— Страшно? — гладит меня своим таким непривычным и таким спокойным взглядом, в котором полыхает безграничная нежность, — Я не тот ублюдок араб. Я никому не посмею сделать тебе больно.

— Знаю, — отвечаю дрожащими губами. Набираюсь смелости, обхватываю руками его крепкую спину.

— Я твой первый? — жаждет услышать ответ на желанный вопрос.

Краснею, киваю, опускаю глаза в пол и шепчу:

— Научи меня. Всему. Я не умею… даже целоваться.

Дмитрий понимает меня без слов. Тогда его пальцы входят ещё глубже и он снова принимается массировать меня там, внутри, по очереди. Сначала языком, затем пальцами и одновременно. Сначала круговыми движениями, затем осторожными толчками, чтобы не причинить боли его нежный палец, входит и выходит, а моя плоть под его нажимами твердеет, покалывает, пульсирует. Вот-вот и он подарит мне это блаженное ощущение!

— Я сделаю тебе приятно. Я научу тебя кончать. И стонать. До срыва связок! Со временем. Вот увидишь!

Дмитрий на секунду отстраняется. Лишь для того, чтобы снять с себя брюки. У меня мутнеет перед глазами, а сердце… вот-вот и выстрелит петардой из груди, когда я вижу, как он властно срывает с себя ремень, сбрасывает штаны на пол вместе с трусами.

Огромный и толстый, будто кол, его мощный член пружинит перед моими глазами, нагоняя страх. Потому что я понятия не имею, как такой огромный монстр способен померится в такой тугой и маленькой норке?

«Всё будет хорошо… Всё будет волшебно! Первый раз всегда больно. Зато потом…» — Мысленно утешала себя.

А что, собственно, потом?

Неужели, я ещё смею на что-то надеяться?

Сейчас мне было на всё наплевать. Я слишком возбудилась и слишком отравилась Дмитрием. Вплоть до того, что потеряла здравый разум.

Как оказалось, он не планировал лишать меня девственности.

Он просто получал поверхностное удовольствие. Одной рукой мужчина продолжил отправлять меня к вратам Рая, а другой рукой с озверелой яростью надраивал свой огромный член.

Эмоции прут через грань! А мне охота визжать во всю глотку! Но…

Я бы всё отдала, лишь бы он услышал, как я кричу. Как я выкрикиваю его красивое имя, задыхаясь от бешеных стонов.

Внутренний взрыв случился резко и неожиданно. Меня отбросило спиной на кровать, когда я получила свой первый в жизни оргазм. Тело прошиб горячий озноб, тысяча мелких иголок рассыпались по нервам, проникая в каждую клетку ДНК.

Рехнуться можно!

Не знала, что так бывает.

Дмитрий кончил одновременно со мной. Зарычав как бешеный лев, он одержимо излился горячим, липким семенем прямо на мои щиколотки. А затем, просто упал спиной на ковёр, тяжело дыша.

Мы приходили в себя ещё несколько долгих минут. А затем, когда мне, после мощного головокружения, удалось вернуться в вертикальное положение и завернуться в простынь, Дмитрий вдруг резко отрезал:

— Прости, Лина, я сорвался, — тяжело дыша, — Забудь всё, что между нами только что произошло. В субботу мы с Лизой расписываемся. То, что между нами сейчас было — просто ошибка. Я тебя соблазнил, чтобы снять напряжение, — голос наполнился льдом, — Ты очень красивая девушка. А я просто спустил пар, в надежде чтобы забыться. Опробовал конфету в красивой обёртке и всё, я насытился. Ты ведь понимаешь? Ты, чёрт возьми, должна это понимать! — со всей дури стукнул кулаками о паркет, — Теперь иди. Давай! Быстрей! Убирайся с моих глаз! — заорал, с лютой ненавистью, — Иди к себе в каморку и запись там нахрен!

Как только меня снова выбросило в кошмарную реальность, я забыла, как дышать, а сердце в груди превратилось в мертвый камень.

Не. Может. Быть.

Его слова — грязная ложь!

Наивная, глупая дурочка!

Тебя развели, как подзаборную лохушку!

Быстро вскочила с постели, плотнее закуталась в одеяло, рванула к двери, спотыкаясь на каждом шагу. Возле порога, наступила на простынь. Упала. Ударившись коленями о твёрдый пол.

А Орлов, на прощанье, деловито бросил мне в спину ещё одну напыщенную гадость:

— Я прикажу, чтобы тебе сделали эклеры. Те самые, которые тебе так понравились. Ну или если что-то захочешь — просто скажи. Тряпку какую, или из косметики чего…

Прежде, чем вновь абстрагироваться от всего мира, особенно от этого двуличного дьявола, я резко развернулась и ответила на языке жестов:

— Не нужно меня прогонять как собаку. Я сама уйду. И мне от вас ничего не надо. Я не шлюха.

После чего со всей дури хлопнула дверью.

Глава 15

«Обещаю! Я голыми руками порву каждого, кто причинил и посмеет причинить тебе боль. Снова…»

Эти слова резали меня наживую. Отрезая орган за органом, нерв за нервом, оставляя глубокие, кровоточащие раны. А себя вы порвать не желаете? Я бы с удовольствием посмотрела на это забавное зрелище! Дьявол. Ненавижу! Как же мне больно… Он сделал из меня личную шлюху, да ещё и подарками пытается задобрить в качестве оплаты услуг.

Мерзавец!

Как бы я хотела, чтобы мне вырвали часть мозга, чтобы я полностью забыла негодяя. Абсолютно все воспоминания, которые нас связывали.

Я стояла в душевой кабинке под струёй горячей воды и смывала со своей кожи следы прикосновений Орлова. От злости захотелось срезать с себя шкуру! Горькие слезы катились по щекам, но тут же растворялись в воде.

Пусть только попробует ещё раз хотя бы на шаг подойти!

Я тогда… что? Закричу?

Смешно!

Просто всажу ему нож в его каменное сердце и сбегу из поместья.

***

На следующий день мне нужно было снова навести порядок в комнате Хозяина. Идти туда, впервые за месяц каторги, мне, естественно, не хотелось. Надеюсь, что «Его Княжество» отлучился по делам и я его ещё долго не увижу. Но я даже и не догадывалась о том, что мои мысли не совпали с реальностью.

В прошлом году на Новый год всем детям-сиротам один местный депутат подарил по «МР3» плееру. Это была одна из немногих вещей, которую я оберегала как собственную невинность. Иногда, для поднятия настроения, я затыкала уши наушниками и выполняла всю грязную работу, которой меня заваливали по самую макушку, чтобы не сойти с ума от от своей «счастливой» жизни.

В этот раз, после вчерашнего безрассудного вечера, мне захотелось немного забыться, немного расслабиться, поэтому наушники стали моей таблеткой для профилактики надвигающейся депрессии.

Уборку начала с чистки мебели от пыли. Заткнув уши, пустилась в развесёлый пляс, отплясывая вместе с тряпками «Макарену». А ещё я обожала петь. Хоть и одними губами.

Как вдруг…

Настолько увлеклась музыкой, что даже не заметила, что за мной наблюдают. Вот дурочка! Невольный взгляд прямо перед собой — и в зеркальных дверях шкафа я вижу отражение Дмитрия Орлова. В одном полотенце, небрежно приспущенном на рельефных бёдрах, скрестив мощные руки на выпуклой, идеально гладкой груди, бесподобный, как греческая статуя, он стоит оперевшись задом о край стола, слегка склонив голову на бок, и с озорным блеском в своих огромных глазах наблюдает за моим позором.

Ну твою ж…

В этот момент я как раз использовала швабру в качестве микрофона. Неловко крутнулась вокруг своей оси, подражая Джексону, так, что один наушник выпал из уха, позволяя весьма чётко и ясно услышать этот тяжёлый, бархатный голос, от которого моё тело тут же прошибло ордой острых мурашек:

— Как самочувствие?

И тут же шмякнулась задницей в ведро.

Напугал, блииин!!!

Кажется, на его ухоженном лице блеснуло некое подобие улыбки.

Интересно, и давно он тут вот так вот статуей притворяется, да на меня бессовестно пялится?

Пожимаю плечами, быстро вскакиваю на ноги, нервно собираю инвентарь по паркету. А он всё жрёт меня своими дикими, орлиными глазами, особенно тогда, когда я наклоняюсь. Хорошо, что форма служанок тут — действительно форма служанок, а не маскарадный костюм стриптизёрши. Но так, или иначе, юбка есть юбка, пусть хоть и длиной ниже колен.

— Судя по твоим пируэтам — прекрасное! Это хорошо, а то я немного волновался по поводу вчерашнего. — Сексуально провёл пальцами по шелковистым и влажным после душа волосам, пропуская бархатные пряди между пальцами.

Вот и всё.

Я как полоумная залипла, глядя на Орлова, принимая мужчину за сошедшего с Олимпа Геркулеса. Божееее! Какой же он невероятный! Сильные, упругие мышцы, по которым стекают капли воды, визуально слепят глаза… до такой степени, что в районе трусиков становиться мокро и щекотно. Полотенце едва держится на упругих бёдрах. Одно неловкое движение… и кое-кому придётся вызывать скорую. В данном случае мнееее!

Мерзавец!

Нарочно выделывается! Нарочно соблазняет! Знает ведь, что перед гадом невозможно устоять! И чего он добивается? Что мы прямо сейчас закончим начатое? А как же супружеская верность?

Ох, нет, нет, нет!

Валить надо, Лина, немедленно причём!

У кого-то из его верных подчинённых-жополизов всё-таки должна быть гордость. Пусть этим исключением буду Я. Ибо я не намерена прогибаться перед этим напыщенным монстром за какой-то там эклер!

Мысленно даю себе отрезвляющую оплеуху, отклеиваю глаза от шикарного пресса, и спешно начинаю собирать своё барахлишко.

Но как на зло всё будто по закону подлости валится из рук.

Монстр внутри Дмитрия, вероятно, ликует и наслаждается моей неуверенностью.

Вещи были собраны за пять секунд. Кивнув, мол, на прощание, как прокажённая я бросилась к выходу, но… Дмитрий уверенно преградил мне путь, двинувшись на меня стеной из мраморных мышц. Так, что я с маху впечаталась лбом в его каменную грудину, хмыкнув от боли. Твёрдую такую, влажную, ароматную… Ещё раз мысленно вмазала себе по лицу, чтобы не растворяться в этом грёбанного соблазне! Потому что там, в бесстыжей башке, воображение уже во всю рисовало картинки, где я языком слизываю эти сладкие капельки влаги с его совершенного тела, опускаясь всё ниже и ниже… срываю полотенце… воплощаю в реальность самые пошлые фантазии, когда начинаю ласкать своего Хозяина там… ниже пояса. Языком, губами, ртом.

А затем он ласкает меня. Огромным, мощным членом.

В своих идиотских мыслях я до одури мечтаю, чтобы он взял меня… сначала на столе, затем на полу, на комоде, в ванной и на кровати. Чтобы руки мне связал, рычал, кусал как голодный зверь как тогда… когда с Лизой трахался.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

Ненормальная!

Я просто сошла с ума. Отравилась, заболела, да, черт подери, тронулась! На фоне одержимой любви. К сущему бесу, скрывающемуся за маской успешного бизнесмена. Почему Дмитрий такой идеальный? И почему для него не существует слова «нет»?

Всё верно.

Он просто всемогущий черт.

— Послушай, — собирается поймать за плечи, но я отскакиваю от него в противоположную сторону, как от чумы, — Я спать сегодня не мог. О тебе постоянно думал… — голос мягкий, искренний, — О том, что чуть было живьём в снегу не замуровал. Прости. Не разобрался толком, вспылил. Впрочем, как обычно. Характер дерьмо.

Кхе-кхе!

У меня наверно глаза из орбит выпали от удивления!

Этот жестокий, хладнокровный тиран сейчас что, оправдывается?

Словно провинившейся ребёнок!

Помереть и не встать больше!

А ещё… ещё он сказал, что думал обо мне. Спать не мог.

Господи! Как же это умилительно! И как непривычно!

Услышать такое от человека, у которого в груди бьётся не сердце, а камень — величайший в истории нонсенс! Видать, завтра грянет лето, вместо снега.

Я вот бухчу, бухчу… а у самой-то душа до самого космоса от радости скачет. И в области сердце приятно замирает, а в животе будто бабочки порхают.

— Но, чтобы загладить вину, — продолжает, — я хочу отвезти тебя в медицинский центр для обследования. И ещё… в общем я тут нанял репетитора по обучению языку жестов. Так что теперь в твоём окружении будет тот, который научиться понимать тебя без слов. Но знаешь что… Ты должна будешь извинится перед Элизабет.

Всё было идеально. Я даже думала, что ко мне ночью приходила фея, точнее к Дмитрию, и она напоила его любовным зельем.

Пока мужчина снова не напомнил об этой бесноватой стерве.

— Я ведь случайно поднос опрокинула… — черкнула лже-оправдания в рабочем блокноте, барину протянула.

— Тем более. Если случайно, то и стыдиться нечего.

— Баран… — махнула руками, развернулась и побежала к выходу.

— А-ну стоять! Это что ты только что сказала? Осёл, или козёл? Так ведь? Я пока ещё не силён в языке жестов, но намёк понял! Выпороть бы тебя за такие словечки, Лина! — мужчина ехидно хмыкнул, а я остолбенела, схватившись за дверную ручку.

Чёрт!

Вот проклятье!

Похоже он и вправду начал обучение языку жестов!

— Ой, — обернулась, наигранно постучала ладошкой себе по губам, якобы наказывая свой вредный рот за дерзость, а он… он вдруг улыбнулся. Мило так, нежно. И у меня от этой потрясающей улыбки соловьи в душе запели.

Какая редкость!

Его улыбка — словно редкий алмаз в куче навоза.

— Иди уже, Алина. Я сегодня добрый.

***

Уставшая после долгой работы я, еле-еле волоча ноги, направилась в подсобку. Как вдруг, со стороны своей «комнаты» услышала громкие истерические крики и какой-то шум. Будто некто ненормальный диванами направо и налево разбрасывался. А когда заглянула в подсобку — перед глазами потемнело от шока, а лёгкие превратились в непробиваемый гранит! Потому что там… творился настоящий хаос.

Евгения вместе с Елизаветой переверчивали всё вверх дном. Крушили, ломали, швыряли мои вещи! МОИ вещи! Точнее всё, что у меня осталось в память от родителей, в память о сестре. Рисунки, несколько фотографий… Эти бешеные коровы просто по ним топтались!

Ненавижууууу!!!

Затем лупоглазая мымра схватила моего медвежонка и принялась грубо отрывать ему оставшиеся лапы. От ярости я бросила на них с кулаками, пытаясь отобрать вещь погибшей сестры, но Евгения с маху ударила меня по щеке.

— Вот она! Воровка! Явилась наконец! — завопила блондинистая выдра.

— Мерзкая преступница! На зону поедешь, там тебе быстро пальцы повыдёргивают за воровство! — я даже не успела переступить порог комнаты, Евгения сбила меня с ног, агрессивно схватила за косу и швырнула на пол. В её руках появилась острый прут, усыпанный колючками, которым управляющая угрожающе принялась рассекать воздух, нагоняя страх.

Что происходит?

За что они так со мной?

Я не понимала. Но догадывалась.

Лахудры решили просто от меня избавится, подставив в воровстве. Классика жанра!

Вот ведь курвы…

Всё предусмотрели!

— Преподай паршивке урок, Евгения!

— С удовольствием, Госпожа!

Я зажмурилась. И не шевелилась. Сидела на холодном полу, чувствуя, как колени от сумасшедшей дрожжи крошатся в пыль.

Только не реветь! Только не реветь!

Мои слёзы для этих ведьм — верх триумфа.

— Воровка!!! — жёсткий удар по спине. Вздрагиваю, прикусываю губы до металлического привкуса во рту, но терплю до напряжения в челюстях. — Знаешь что делали за такое раньше? Отрезали руки! — ещё один шлепок, и ещё один. — Хочешь в тюрьму? Там тебе такое устроят, век помнить будешь, оторва поганая! Руки сюда давай!

Евгения толкнула меня на кровать и рывком разорвала рукава моего платья. Меня буквально изнутри скрутило ржавыми цепями, когда я поняла, что она собирается сделать. Тогда я начала вырываться, но на подмогу тиранше подскочила Елизавета. Одна крепко держала, другая до одури лупила палками по рукам. Но в моих глазах ведьмы не увидели ни одной слезинки. Отчего злились до пены изо рта, с каждым разом хлестая всё сильней и сильней.

— Еще долго не будешь рисовать! Безродное чучело! Тебе место на помойке, дрянь! А твои рисунки — сплошное убожество!

Белые простыни на моей постели окрасились в красный. По рваным ранам на руках тонкими ручьями стекала алая жидкость, оставляя уродливые кляксы на некогда чистом покрывале.

Я думала, что это конец. Что я сдамся, проиграю, потеряю сознание и признаю вину, которую не совершала. Как вдруг, на нас, как гром средь ясного утра, обрушился грозный бас:

— Кто позволил??? Бить?!

Елизавета быстро отскочила в сторону, забившись в угол, мол она тут вообще случайно мимо проходила, и жалобно захныкала, включая профессиональную актриску:

— Милый! Милыыый! Эта дрянь украла моё кольцо с диаматом! То, самое, которое ты подарил мне на помолвку. — Ох, дорогой… Ты пригрел у сердца настоящую ядовитую крысу! Воровка! В твоём доме воровка!

Сопли, слюни, предобморочное состояние… Браво, Госпожа, браво!

Кивком указала на разорванного медведя, в котором, среди клоков синтепона, поблескивал крупный камень, размером с вишню.

Я продолжала сидеть на полу спиной к Орлову, не решаясь даже посмотреть в его орлиные глаза, потому что была уверена, что там сейчас нет ничего хорошего. Сплошная ярость, сплошное бешенство.

Потому что, когда в комнате появился Граф, воздух от его давящей энергетики трансформировался в опасную ртуть.

Ведьмы победили. Меня подставили по всем пунктам. Только дурак не поверит случившемуся. Осталось лишь вынести смертельный приговор.

— Тише, тише, моя хорошая! Успокойся. Кольцо нашли, всё хорошо. — Евгения бросилась утешать “несчастную”. Погладила по голове, вытерла платком слёзы. Меня чуть не вырвало от этой профессиональной постановки.

— Это ведь д-дорогой сердцу подарок, — выдавила из себя горькие слёзы, хитрожопая гадюка, с отчаянием глядя на будущего супруга.

— Ты правда украла, Лина? — Дмитрий нахмурился. Всё-таки я обернулась. Он стоял в дверном проеме, слегка наклонив голову вперёд, потому что его высокий рост не позволял мужчине выпрямиться в полном объеме.

Отрицательно качнула головой, прижимая раненые руки к груди, которые буквально разрывало от дрожи, с которых капала кровь.

— Врёёёёёшь! — ещё секунда и Елизавета сбила бы меня с ног и вырвала бы душу своими ядовитыми наманикюренными когтями. — Я сняла его всего лишь на минутку, когда поехала в «СПА»! А когда вернулась — кольцо пропало! До этого момента я видела, как эта грязная поломойка пялиться на твой подарок! Что и требовалось доказать!

Взгляд Дмитрия упал на мои избитые руки, отчего его ладони невольно сжались в кулаки, а густые брови сошлись на переносице. Мужчина реально напоминал дикого орла, жаждущего охоты, жаждущего крови, жаждущего свежего мяса.

Но что его так разозлило?

Мой поступок… или мои раны?

— Хватит, Лиза. Я сам с ней разберусь. — Холодно отрезал.

— Вы ведь накажете оборванку как полагается? — управляющая ехидно оскалилась, а затем принудительно вложила в руку Господину палку.

— Да. Она моя подчиненная, а также моя должница, поэтому бить её имею право только я.

— Это пока… — всхлипнула Лиза, явно на что-то намекая.

Один широкий шаг мужчины в мою сторону — и вот я уже в стальных когтях хладнокровного хищного ястреба. Дергаюсь, извиваюсь, наивная, немощная мышка. Дмитрий рывком схватил меня за воротник платья и грубо поводок из комнаты в сторону конюшни.

У меня панически подгибались ноги, тряслись руки, с них капала кровь, прямо на белый фартук. Неужели Дмитрий будет меня бить?

Когда мы оказались в конюшне, мужчина бесцеремонно толкнул меня в одно из пустых стойл, схватил плеть, которой обычно воспитывал непослушных жеребцов, и приказал:

— Повернись ко мне спиной.

Я ссутулилась, но всё же выполнила беспрекословный приказ деспота.

— Обопрись руками о стену и держись. Крепко держись. Потому что я буду бить сильно!

Навалившись на стену, рыдая навзрыд без единого звука, с болью в сердце я закусила собственный кулак, вместо кляпа, готовясь с головой окунуться в бездну боли. Дмитрий замахнулся, рассекая плетью воздух. Тяжёлый кожаный шнур ударился в стену в сантиметре от моего лица.

Колени подогнулись, и я шлёпнулась на пол. Но тут же поднялась.

Играет со мной.

Нагоняет больше страха!

Затем он подошёл в плотную к моей спине и с силой разорвал на мне платье. Вдоль позвоночника. Сверху вниз. На две равные части. Оголяя лишь спину. Так, что швы противно захрустели.

Долго стоял. Тяжело дышал. Я слышала и видела боковым зрением, как он расстегнул свою рубашку на несколько пуговиц и закатил рукава до локтей.

Глубоко выдохнул…

Снова замахнулся.

И снова ударил.

***

Безжизненным мешком я повторно упала на пол, рефлекторно закрыла голову руками, забилась в нервных судорогах и больше не смогла подняться. Тело не слушалось. Мышцы будто превратились в желе. А сердце… оно истекало кровью. Потому что его предали, порвали на части, макнули в грязь, ещё и растоптали.

Зажмурив глаза, я просто шептала губами, выклянчивая помилование:

— Не надо… Пожалуйста не надо…. Мне страшно…

Дрожь. Немые стоны. Литры слёз.

Дмитрий словно окунул меня с головой в кипящую лаву.

Это выше моих сил. Если он хотя бы раз ударит… я умру.

Молчит. Не нападает. Я слышу лишь нервное и частое дыхание.

Затем глухой удар. Плеть падает на пол. И ещё один шлепок.

Теперь Дмитрий падает. На колени… Обвивает моё судорожное тело обеими руками, усаживает к себе на руки, а я носом утыкаюсь в его ароматную шею и тут же успокаиваюсь, когда мужчина начинает вместе со мной плавно раскачиваться, то в одну сторону, то в другую, при этом мягко, словно ветер, шелестит на ухо. Левой рукой обжигает талию, а правой зарывается в волосы на затылке, пропуска спутанные пряди между пальцев. И дрожь отступает. Дыхание выравнивается, слёзы высыхают, тогда и я позволяю себе немного роскоши — руками цепляюсь за его крепкие плечи, а носом трусь о мягкую кожу мощной шеи.

Господи!

Как же хорошо!

Когда Дмитрий обнимает меня — он будто делится с моей душой частью своей мощной энергии. Такое бешеное тепло разливается по венам… Невероятно! Хочется вот так вот взять и навсегда приклеится к его горячей груди, чтобы никто и никогда нас не разделил. Чтобы стать единым целым.

— Шшш, прости, что напугал. — По волосам гладит, крепче к груди прижимает, его руки дрожат, и я чувствую эту покалывающую дрожь внутри своего тела, — Просто накипело… У меня нереально скверный характер, я очень вспыльчив и ненавижу преступников. Особенно в моём доме. Меня из себя вывести — всё равно, что плюнуть в лицо разъярённому быку. Сегодня я закрою глаза на этот инцидент… Но впредь — тебя ждёт ещё более суровое наказание.

Я слушала молча. Впрочем, как обычно. Мне казалось, что весь мир повернулся ко мне задницей. А люди… просто закрыли уши. Никто меня не услышит. Я просто одинокий, брошенный ребёнок, на которому всем наплевать. Они могут делать со мной всё, что захочется. А я кто? Я никто! Никто не услышит, никто не поверит пустому месту.

Зато, радует другое! Сегодня я выиграла. Дмитрий сдержался. Он не стал меня бить, вопреки своим идиотским правилам, вопреки своему паршивому настроению. Благодаря этим триумфальным мыслям, я быстро успокоилась. И даже невольно улыбнулась. Потому что Дмитрий нёс меня обратно в дом на руках, а я вцепилась в его мощное тело, как в спасательный плот, потому что настолько ослабла, настолько испугалась, что мышцы будто парализовало.

Больше всего я испугалась не наказания, не ударов плетью… а того, что эти ужасы нанесёт мне любимый человек. Тот… который разделил со мной одно сердце на двоих. Тот, в которого я, глупая идиотка, до одури влюбилась.

***

Мужчина отнёс меня на кухню, посадил на стул, а на плечи набросил тёплый плед, чтобы скрыть разорванные лохмотья на спине. Свет включать не стал. Вероятно, не хотел привлекать внимание прислуги. В настоящий момент тут было тихо и безлюдно. Евгения наверно сейчас отпаивает валерианкой «Госпожу-умелую-актриску», пока та ей по ушам ездит о том, что от меня нужно как можно скорей избавиться.

Сел напротив, копошась в переносном контейнере с лекарствами. Серьёзный такой, как лёд, холодный… Хмурит лоб, периодически вздыхает, а меня трясёт от его властного образа и от того, насколько близко мы находимся друг другу. Потому что я чувствую его мятное дыхание, от которого блин хмелею словно алкоголик.

Неожиданно, мне захотелось дать ему леща по его идеальному, лощёному лицу, без единого намёка на морщины, за то, что чуть было не довёл до инфаркта. Но я сдержалась. Потому что Дмитрий взял мои руки в свои, завернул будто в перчатки, несколько минут вот так вот просто сидел и молчал, а затем начал осторожно обрабатывать раны специальной мазью, после чего заботливо перевязал бинтами.

По глазам было видно, что мужчина не на шутку рассержен. Он заботливо дул на мои руки, стараясь обрабатывать ссадины осторожно, чтобы не причинить новую боль. Я в этот момент настолько залипла, глядя в его сосредоточенное лицо, что даже не обращала внимание на жгучие ощущения в области увечий.

— Спасибо, — шепнула губами, прижимая к себе забинтованные руки.

Дмитрий моргнул. Мир снова погрузился в неловкую тишину. А он все смотрел на меня и смотрел, пристальным, голодным взглядом.

Затем, поддался вперёд… Сильные руки потянулись к моим бледным скулам, и я закрыла глаза, предвкушая поцелуй.

Но…

Мужчина резко ударил ладонями по столу, вскочил со стула и быстро растворился в темноте.

Шмыгнув носом, сделав глубокий выдох, я тоже поспешила покинуть кухню, мысленно всхлипнув от отчаяния.

***

На следующий день меня ждал сюрприз. Я как раз собиралась приступить к работе, но как только открыла дверь подсобки — моментально вписалась лбом в чей-то плотный живот.

— На вот, Хозяин велел тебе переодеться. Он ждёт тебя в машине. У тебя пять минут.

Это был один из охранников Орлова, который швырнул мне в руки какой-то объемный пакет, а затем, впихнув обратно в каморку, хлопнул дверью.

Пожав плечами, заглянула в мешок и тут же ахнула!

Там была новая одежда. Моего размера. Переодевшись в шерстяное платье, колготки и сапожки, я поспешила в коридор.

Интересно, к чему всё это?

Или это так… просто чтобы задобрить вину после вчерашнего?

Я не хотела становиться шлюхой, но что-то в душе подсказывало, что сегодня лучше сделать так, как желает Барин.

Одежда, на вид, выглядела стильной, но без всяких излишеств. Видно, что дорогое тряпьё. Охранник, вручив мне ещё и кашемировое, приталенное пальто тёмно-серого цвета, кивком приказал следовать за ним, а сам повёл к чёрному входу.

Когда мы вышли к западным воротам поместья, я увидела знакомую бронированную иномарку «класса люкс», ту самую, на которой меня привезли в имение. Когда я села в салон, там, по правую сторону, увидела Хозяина и еле-еле сдержалась от бесконтрольной улыбки, потому что душа ликовала, предвкушая совместную поездку.

Дмитрий молчал. Зато насквозь сверлил меня своим морозным взглядом.

А когда мы выехали из закрытого посёлка, он вдруг похлопал ладонью по кожаной обивке сидения, намекая, чтобы я села рядом.

И я села.

Села, а он своей рукой мою руку накрыл и сидел вот так вот неподвижно, молчаливо, периодически поглаживая горячими пальцами онемевшую кожу, до тех пор, пока машина не остановилась, а водитель не заглушил двигатель.

У меня рука затекла и наверно начала отмирать, потому что я лишний раз боялась пошевелиться. Боялась спугнуть. Боялась, что отстранится.

Я просто хотела, чтобы он прикасался ко мне почаще. Также ласково, как сейчас.

***

Оказывается, Дмитрий привёз меня в медицинский центр. И не простой. Я таких крутых учреждений никогда в жизни не видела!

Меня обследовали. Я, естественно, очень сильно волновалась, но врачи здесь были очень милые и очень добрые, которые внушали доверие. Поэтому я старалась делать всё, как они просили.

Самым сложным, наверно, была беседа. Беседа, в которой меня заставили вспомнить аварию, после которой я потеряла голос.

Закончив с обследованием, я вышла в коридор. Настроение, естественно, упало, в глазах застыли слёзы, а руки покалывало иголками.

Дмитрий ещё несколько минут общался с лечащим врачом. Лишь изредка до моего сознания долетали обрывки их фраз, касательно моего диагноза.

— В плане физиологии с девушкой всё в порядке. Слух идеальный, патологий не выявлено. Скорей всего это больше психологический фактор. Требуется длительная реабилитация и работа над своими страхами.

— Боюсь, ей это вряд ли понравится. А какой есть ещё вариант?

— Эффективный? Поставить больного в аналогичную стрессовую ситуацию с благополучным исходом.

После долгих часов, проведённых в больнице, мы, наконец, отправились обратно в поместье. Дмитрий стал для меня первым человеком, который всерьёз занялся моей проблемой по восстановлению голоса. Тогда же я осмелилась подумать, что действительно небезразлична мужчине. Возможно, он испытывает ко мне нечто большее, чем жалость.

Но эти сладкие мысли превратились в прах и рассыпались над пучиной бездны, когда на следующий день состоялась свадьба Дмитрия и белобрысой бестии.

Глава 16

Я до озверения ненавижу ворюг. Особенно в моём доме. Лина не могла украсть кольцо… Или могла? Потому что эта девчонка, мля, втрескалась в меня как прокажённая. Эта скрытая, но такая явная истина, буквально чёрном по белому была нарисована невидимыми красками на её кукольном тельце. И особенно, будто видеопроектор, транслировалось в её глубоких, наивных глазах, от которых я визуально хмелел, будто чеканутый алкаш.

И жёстко хотел проучить паршивку! И оттрахать заодно хотел, когда на глаза мне засранка попадалась. Смерти моей хочет. Спермотоксикоза, млять! Член от единого её невинного взгляда в мою сторону в клочья взрывается! Не могу больше так. Не могу! Ненавижу себя за это. Привязался нахрен, теперь страдаю. Ну нах*я купил, нах*я домой к себе приволок?? Оно мне надо было? Нет же! Думал, че там! Херня… тархну, чпокну, забудется, уладиться.

А не могу, бля!

Не поднимается член на неё вот так вот чтобы грубо, чтобы мерзко, как шлюху подзаборную отыметь в конюшне! Другая она девочка. Совершенно. Таких у меня не было никогда. Нежная, хрупкая… Душа у неё чистая, как хрусталь. И я её своей грязью мараю! Но не могу остановиться, не могу! Как грёбанная неизлечимая болезнь. Я как одержимость в чистом виде. От которой избавит лишь смерть, лишь вечные муки в Аду.

***

Когда услышал шум со стороны комнаты Лины, бросив все дела, примчался на вопли Елизаветы. Узнал, что якобы девчонка кольцо украла. Естественно из ума вышел. Сам не понял, что вообще в этот момент рычал. Я не я, когда зол, когда рассержен, когда балансирую на грани бешенства! Бывает, даже не помню некоторые эпизоды из таких моментов. Мозг настолько сильно закипает, что борозды растворяются в этом адском месиве внутреннего бешенства. Уже потом соображать начинаю, когда бошку кому прострелю или же чью-то бывшую собственность подорву тротилом под дальнейшее личное пользование. Убил, отобрал — вот он весь мой смысл жизни. Так живёт, процветает и пахнет империя Орловых.

Таким образом, и в этот паршивый момент у меня некий всплеск произошёл. Больше наверно на автоматизме. Не хотел, чтобы её кто-либо другой наказывал. Я сам это должен был сделать. Но с другой стороны… понимал, что за такое, за воровство, тюрьма по всем нормам светит. Вот только мозг отказывался о плохом думать. Моя она! Моя Лина! Я ещё не получил то, что до адского кострища в штанах жаждал!

И как только прут в руках у Жени увидел, так тотчас же за шкирку девчонку схватил, с одержимой силой в конюшню потащил. А там… там млять плеть свою любимую увидел и запыхтел как дракон лютый, потому что до одурения чокнулся! Перевозбудился! Помешался, твою ж мать! В большей степени, я хотел выпороть девчонку, просто потому, что к бесу, забурлил от сумасшедшей похоти!

Как наркоман треклятый… Вот она моя дозушка! Наконец-то! Как же меня штырит, как ломает, как заводит эта её невинность, от которой ноздри разъедает, от которой сперма в члене острой лавой пульсирует!

Пизд*ец…

Понял, что не из-за воровства желаю избить девчонку.

А потому что меня это, придурка озабоченного, нереально заводит.

Думал так полегчает. Думал пар выпущу и всё окей будет. Поиграюсь, забуду, новую игрушку найду, если не погрязну в рутине семейной жизни.

Но бля, а рука то не поднимается!

Хоть и чешется!

Я замахиваюсь, а она в воздухе застывает, будто в бетон превращается.

Не могу. Всё-таки жалости во мне больше, чем похожи.

И это хорошо.

Потому что с Линой из монстра я превращаюсь в человека.

Когда её платье разорвал, у меня в глотке слюна в песок превратилась. Такая кожа нежная… Та и хочется гладить, целовать, вдыхать её цветочный запах. Уложить в сено и любить эту хрупкую малышку всем телом и душой. Нежно. Медленно. Не спеша… Толчок за толчком, толчок за толчком… Делая её своей девочкой. Первой и единственной.

Так. Сумасшедшие мысли… Бедный мозг сейчас в шоке.

Такие перлы он исполняет впервые. Что со мной? Странные ощущения.

Никогда не думал, что с девушками можно вот так вот обращаться. Больше дарить… чем брать.

Когда Лина зарыдала, на пол упала и больше не встала, мне захотелось себя лично морду расквасить! Жалко стало. И больно в душе. Видеть её слёзы, её страшную истерику. А потом я вдруг понял. Понял насколько ей нелегко пришлось и насколько она маленькая, хоть и сильная девочка. Внутри. Она даже сильнее меня, раз сумела пройти через настоящий Ад голыми ногами, ступая по раскалённому углю жестокой жизни. Смерть семьи, издевательства в детском доме, рабство… Сколько же грязи свалилось на её хрупкие плечи?

Я самая настоящая мразь и чудовище.

На руки бедняжку подхватил, к себе прижал и вдруг понял, что, когда вот так вот просто её обнимаю, чувствую необычное тепло. От которого сердце в разы ускоряется, от которого на душе лёд начинает таять, от которого я себя иным чувствую — свободным и счастливым.

***

С каждым новым днём я всё больше и больше привязывался к Лине. И с каждым днём осознавал, что не к добру это. Погублю девочку. Сломаю… До того, как она осознает, что я с ней просто играю.

До свадьбы считанные дни. Планирование — залог успеха. А наша свадьба с Елизаветой была предопределена еще задолго до нашего рождения. Я не собираюсь рушить свои планы. Есть чёткая стратегия, а за стратегией чёткое исполнение. Меня так воспитали. Именно поэтому я стал таким… успешным и всемогущим. Это брак приумножит мой статус на несколько ступенек вперёд к славе. И уже послезавтра я доберусь до самой вершины пьедестала.

А пока… нужно сделать ещё одно невероятно важное дела.

***

Не знаю какой овод меня укусил, но я начал усердно обучаться языку жестов. Так как память у меня была развита на уровне таланта, кое-что я уже запомнил. И когда я смотрел на малышку Лину — у меня сердце кровью обливалось… Когда я порой видел, как она ротик свой маленький открывает и сказать что-то другим пытается, но они не слушают. Отворачиваются, уходят. А она голову в пол опускает и беззвучно рыдает.

Мне захотелось от души помочь девчонке. Отправить на обследование, а также… выяснить кому мне голыми руками придется рвать глотку за то, что вот так вот жестоко всучили девочку в грязный «дом шлюх».

Какая такая тварь это сделала!?

К счастью, долго искать не пришлось.

Один звонок — и в моих руках адрес нужного сиротского приюта.

***

— Мне нужна Алина Левина.

В кабинет главной сутенёрши, приторговывающей обездоленными детьми, я, естественно, вошёл без стука и без приглашения.

— А вы, собственно, кто? — жирная курва, которая восседала своей целлюлитной задницей в кресле «заведующей детского дома номер 11» резко подскочила на месте, скривившись от недовольства.

Меня передёрнуло от отвращения, когда я в рожу её надменную взглянул. Ну теперь всё понятно! Неплохо пригрелась тут, мразь лощёная. Я сначала было подумал, что в сельхоз дворик случайно забрёл, а тут вдруг смотрю — человек это, иль нет? Или всё же животное? Помойное. Вроде в одежде сидит, вроде говорит… даже серьги из чистого золота в ушах поблескивают, а с виду — ну просто вылитая свинина!

— Её брат. — Грозно ответил и подошёл вплотную, уничтожая выдру мощью своей разрывающей в клочья энергетики.

— Ох, ничего себе! — ублюдина вжимается спиной в офисное кресло, так что кожаная обивка противно хрустит по швам, а у самой, крысиные глазёнки нервно по сторонам бегают, — К сожалению… девушки больше нет в живых.

Пауза.

На красной роже сверкает некое наигранное сожаление.

— Умерла. — Сглатывает ком «боли», продолжает врать, — Спрыгнула с крыши. У малышки были проблемы с психикой… Мне очень жаль. Явились бы на пару месяцев раньше… Лину бы спас…

Эта старая сука меня выбесила!

Схватил её за патлы и лбом к клавиатуре несколько раз приложил.

— Ты зачем врёшь, скотина жирная?! Ты ведь её впарила? Да? Как тряпку бездушную?? Пидорам-тиранам на забаву?! Отвечай!!! В рабство продала, так ведь?

Кнопки на клавиатуре затрещали, а заведующая заскулила от страха, боли и вытекающей из разбитого носа крови.

Я не Я, когда мои чувства задеты!

А Лина… Чёрт!

Кажется, я к бесу рехнулся!

Я как огромный кусок тротила… А моя малышка — спичка.

И если что не так… Чирк… И вселенского взрыва не избежать!

— Да, даааа! Отпустите, прошу!!! — забилась в конвульсиях, продажная крыса, — Давайте поговорим! Пожалуйста! Я всё расскажу! Я признаюсь! Только не бейте…

Обратно на кресло тушу эту плешивую швыряю, скалюсь и ладони друг о друга отряхиваю, потому что гадко! Гадко и стыдно к этому дерьмищу прикасаться, которое с детьми… как с зверятами… направо и налево… извращенцам грязным…

— Значит так, слушаешь меня внимательно! — кулаками по столу с дури стукнул, глаза в глаза, взглядом не моргая, застыл, — Прямо сейчас пишешь заявление об увольнении и на выход. Мои ребята твою тушу гнилую уже внизу ждут. А через час у тебя прямой рейс на Бангкок. Мне кстати в «Долине персиков» сообщили, что они любят мясистых… — Подмигнул и улыбнулся.

Улыбка — не мой стиль, но в данном случае, как никак кстати!

— Нет, нет!!! — качнула головой, в чёрных зрачках паника, губы посинели от страха, а по опухшему носу красный ручей прямо на белый лист будущего «чистосердечного раскаяния» капает.

— У тебя три минуты. — Разворачиваюсь, направляюсь к выходу, потому что уже перед глазами двоиться начинает от этой грбёанной атмосферы вечной боли, в этом грёбанном клоповнике!

— А к-как же мои родные? У м-меня ведь трое детей? — ревёт.

— А мне насрать. — Не оборачиваясь. — Как и тебе на тех девочек, которых ты… просто убила. А если бы твоих дочерей так? А?? Я тут на тебя досье собрал, Жанна Михайловна. Что, дачку за городом достраиваешь, Госпожа заведующая? И сыну старшему уже квартиру прикупила? А сама свой дивный задок на «Ровере» катаешь?

— Это неправда! Мерзкая ложь! Да кто вы такой, чёрт подери! Что касается сирот — они и так были обречены! Безродные, никому ненужные мешки с мусором! Их всех просто выбросили на свалку, не успели они на свет родиться! А мы их выходили, откормили, жизнь новую дали, в людей превратили!

Я держался из последних сил.

Если сейчас не свалю… придётся где-нибудь искать мешок для трупов и ребят напрягать, чтобы в лес ночью тащились. Потому что, клянусь, ещё хоть слово и я убью эту чёртову суку! Голыми руками.

— Закрой свой поганый рот, пока я тебе язык не отстрелил!

— Вы ещё пожалеете! — захрипела эта самоубийца грёбанная, — Я на вас ментам доложу. За избиение! За угрозы!!!

Ну вот и всё.

И зачем я только сюда поперся?

Сказал бы пацанам, они бы этот вопрос за минуту уладили, а мне бы ни руки марать, ни нервы бы поганить лишний раз не пришлось.

Я никогда прежде не пользовался пушкой. Не всегда даже с собой брал. Все и так знали, кто я такой. Но в этот раз чисто интуитивно в пиджак сунул. Обычно всю грязную работу за меня выполняли мои верные псы.

Но в этот раз…

Я просто вытащил ствол из кармана и выстрелил.

Сначала в камеру на облупленной стене, а затем в системник на компьютере. Заведующая ошалев от страха, взошлась в резанном крике, от которого у меня в ушах противно запульсировало.

Пришлось будто полоумной на пальцах объясняться:

— Ты что, идиотка, совсем безмозглая?? СМИ не читаешь, не смотришь?? Внимательней посмотри на меня, куриное ты ортродье! Внимательно!!! Вытащи глаза из своей жирной жопы и посмотри!

Никогда не ругался подобным образом, особенно на женщин.

Меня ведь воспитывали в интеллигентной семье.

А тут вдруг… понеслось по трубам.

— Ч-что, да как вы, как это… не может быть! Ор-лов… Дмитрий?

— Наконец, допёрло до твоего куриного мозга. — Хмыкнул, дунув на ствол.

— Я прошу прощения! Я умоляю! Это недоразумение! — упала на колени, на карачках ко мне подползла, в брюки наманикюренными царапками, выкрашенными в кислотно-салатовый цвет, вцепилась.

А я её как шавку ногой пнул.

— Недоразумение это ТЫ. Пиши завещание близким. Ещё не скоро их увидишь, если вообще доживёшь до этого момента. На зоне, говорят, время как резина. В твоём случае — в рабстве. В «Долину персиков» поедешь, дрянь. Знаешь, что это за место такое? — подмигнул.

— Нет! Нет! Неееет!!!

Она рыдала, целовала мне ботинки, но меня это не умиляло.

Тварь тронула то, что мне стало дорого.

Она меня выбесила, пробудив во мне внутреннего беса.

И теперь гореть ей в вечном Аду.

— Пошла к чёрту! Я всё сказал. — Брезгливо оттолкнул ногой в бок, поправил галстук по привычке и быстро покинул это мерзкое гнездилище тараканов, выдохнув полной грудью.

С души словно огромная плита свалилась, когда я на улицу выскочил, полной грудью свежий воздух вдохнул.

Обернулся, ещё раз бросив острый взгляд на пожелтевшие, покрытые грязными трещинами стены приюта. В сердце нещадно запекло, а душа покрылось колючим инеем. И с завтрашнего дня я твёрдо решил, что эту жуткую клоаку к чертям снесут с лица земли, а на этом же месте построят новое детское учреждение. По самым последним современным технологиям.

Глава 17

Они расписались в кругу семьи, а грандиозное торжество перенесли на другую дату. К чему такая срочность? Я не понимала. Быть может… они ждут ребёнка? От этих мыслей меня колотило и рвало на части, а в душе, как и снаружи, отныне я превратилась в живого мертвяка.

Я встретила Дмитрия за час до начала торжества. Точнее, когда я вытирала пыль со светильников, стоя на стуле в коридоре, он набросился на меня со спины настолько неожиданно, что я чуть было не клюнула носом в пол от испуга. Будто озверелый людоед, животом впечатал в стену, а руками… свои властные руки запустил мне под юбку и принялся жадно шарить по ногам, направляясь к бёдрам.

Закусив губы до ран, я просто превратилась в столб, не в силах ни вдохнуть, ни выдохнуть. Сегодня он был ещё более красивым и ещё более безумным! В белом смокинге, с красной розой в области сердце… от него пахло успехом, а его наглые прикосновения клеймили мою кожу невидимыми отметинами.

— Чёрт, Линааа, — горячее дыхание обожгло ягодицы, когда Орлов буквально с головой нырнул под юбку, — Я сейчас сдохну от твоего запаха! — сильные мужские руки врываются в трусики, с властью сжимают набухшие, и уже пропитанные влагой складки. В ответ на порочные ласки мужчины мои глаза невольно закрываются, а грудь в панике начинает совершать глубокие, быстрые выдохи, — Какая же ты… ты… — влажный язык скользит по бедру, и я в шоке понимаю, что Дмитрий облизывает мои бёдра, направляясь в сторону трусиков, а за его языком стелется дорожка из мурашек… Опьяненный разум выбрасывает в открытый космос от этих безбашенные ощущений, — Малышка… Твою ж мать! — но тут же резко шлёпает об землю, когда Дмитрий со всей дури лупит кулаками об стену и, выругавшись матом, быстро убегает прочь. А я стою как вкопанная идиотка и ничего не могу понять!

Что это было?

Вероятно, прощанье.

***

Когда они расписались, у меня поднялась температура и очень сильно разболелась голова. Евгения заперла меня в подсобке, чтобы я своим зомби-подобным видом не пугала гостей. Именно поэтому я впервые была искренне благодарна этой гадюке.

Заткнув уши подушкой, ещё и с головой нырнув под одеяло я мечтала не слышать весёлого смеха прибывших гостей, праздничной музыки, несмолкаемых аплодисментов. Всё это медленно травило меня живьём, лишая возможности дышать.

Я видела Лизу. Мельком. С улицы, через окно. Как они с Дмитрием, держась за руки, спускались по лестнице под шумные овации близких родственников. На их породистых телах сверкала роскошная одежда белого цвета. Платье Лизы, вручную расшитое драгоценными камнями, идеально подчёркивало её стройную фигуру, а на голове сияла корона из бриллиантов.

В этот вечер в поместье Орлова собралась вся самая известна знать светского мира. Гости прибывали бесконечными партиями, чтобы поздравить молодых, подлизать им их холёные пятые точки, чтобы в будущем задобрить пыл “верховных боссов”, управляющих империей жестокого бизнеса.

Госпожа Вербицкая радушно улыбалась, хохотала и хвасталась своим обручальным кольцом перед каждым встречным гостем. А я вдруг на себя в отражении окна посмотрела и на её оттиск в стекле. Как два разных мира… Как грязь и золото… И с ужасом поняла, что мне никогда не выползти из вечного болота, что я для Дмитрия реально никто. Так… мимолётная игрушка-развлекушка. Он теперь женатый мужчина. Его материальное состояние увеличилось в сотню раз. А с такой красивой женщиной за спиной — Дмитрий станет ещё более успешным Королём бизнеса.

Когда они поцеловались, я побежала прочь со всех ног.

Боже… Почему это так больно?

Хочется просто взять и вырвать собственное предательское сердце из груди, чтобы приказать ему остыть! Остыть и забыть Орлова как страшный, но такой прекрасный кошмар.

***

Дни летели как минуты. Прошло несколько дней с момента их свадьбы. Три дня меня лихорадило, но на четвёртый немного полегчало, поэтому мне срочно пришлось вернуться к работе после грандиозного банкета.

Отработав половину рабочего дня, я поднялась на хозяйский этаж, чтобы навести порядок в гостевых комнатах, как вдруг услышала шум, от которого у меня волосы дыбом встали, а горло сжалось в тиски.

Выглянув из-за угла, увидела обеспокоенную Евгению, вместе с прислугой:

— Пошли все вон! Вон! Чего тут шастаете, сплетни по углам собираете?! Каждую розгами высеку, если хоть слово об этом в прессе прочту! Испарились быстро! Хозяину отдых нужен. После такого-то горя…

— Да мы просто… Может помощь какая нужна? Врача бы вызывать.

— Господин не желает никого видеть. Пусть пока отоспится.

Схватив служанок за воротники, фурия потащила девушек прочь по коридору, а у меня сердце в груди словно задымилось и мёртвым огнём вспыхнуло, предчувствуя нечто недоброе. О чём ведьма трепалась? Что там с Дмитрием произошло? Заболел? А где же его Лизонька? Где его жена, которая обязана утешить в трудный час?

Я даже толком опомниться не успела. Ноги меня сами к двери в его комнату понесли. На ручку надавила, открыла, заглянув внутрь.

У меня душа в пятки рухнула, когда по ушам ударили чудовищные мужские вопли, а когда я вошла в комнату, плотно прикрыв за собой дверь, то увидела Дмитрия, лежащего на кровати вверх тормашками.

Он ворочался в постели как одержимый, рвал на себе волосы, извивался, рычал и грязно ругался матом. Мне стало до головокружения зябко. Так, что я даже за стену схватилась, чтобы не упасть в обморок.

Подошла к нему. За руку взяла. Дрожит. Пульс прощупала — как трактор стучит, гоняя по венам не кровь, а атомное топливо. Дмитрий вдруг резко подскочил, сел на кровати и на меня уставился. Не моргая, дыша хрипло, со свистом. А я побледнела до состояния мела, глядя в эти жуткие, чёрные глаза, с расширенными до предела зрачками.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

В этих глаза не было ни капли адекватности. Лишь жуткая, замогильная тьма. Никогда не видела человека в подобном состоянии. Он напоминал мне одержимого монстра.

Мужчину трясло в лихорадке. Дышал глубоко, рвано, широко открыв рот, будто никак надышаться не мог. Тогда я ему воды холодной принесла, даже ладони свои смочила и умыла. Он сначала дёрнулся, опешил и оскалился. Думала наброситься и придушит. Но слава богу, Дмитрий немного успокоился. Ведь с виду он напоминал неадекватного, дикого зверя. И, кажется, Дмитрий употреблял наркотики…

Господи!

Что же произошло такого ужасного, что он себя довёл до подобного состояния?!

В комнате орудовал полный хаос. Такой, словно тут пробежало стадо носорогов. Ни одной целой вазы. Вещи разорваны, разбросаны по всему периметру комнаты. Даже хрустальные люстры варварски уничтожены.

Дмитрий снова упал на подушки, закрыл глаза, кажется уснул. Странный такой. Смотреть жутко… Один взгляд на мужчину — и меня колотит от страха, да так, что охота перекреститься, сорваться с места и бежать без оглядки.

И как его вот так вот одного оставлять?

Жалко стало. Очень.

Решила раздеть. Ведь он в своём шикарном костюме спать завалился.

Помнёт же! Единственную уцелевшую вещь.

Стащив ботинки с мужчины, с неким предвкушением залезла на кровать. Осторожно сняла пиджак, не спеша растёгивая каждую пуговицу, аккуратно сложила. Затем галстук. И… рубашку. С восхищением и жадностью рассматривая это совершенное, гладкое тело с красивыми кубиками пресса. Внизу живота сладко защекотало, а в груди приятно запульсировало. Тело вспомнило, как его руки, его губы и язык… не так давно ласкали каждый сантиметр моей кожи, как властно клеймили своими прикосновениями, своими поцелуями, превращая каждую клетку в подобие петарды.

А когда я, сглотнув острый ком в горле, дрожащими руками потянулась к ремню на брюках, Дмитрий… он вдруг резко дёрнулся, схватил мою руку за запястье, рванул на себя и крепко сжал, заставляя меня беззвучно всхлипнуть. Настолько сильно сжал, что думала, к бесу сломает.

А дальше начала твориться страшная, необъяснимая вакханалия.

Дмитрий превратился в сущего Дьявола. Грубо швырнул меня спиной на кровать, навалился всей своей мощной массой, намертво пригвоздив к матрасу. А затем, порыкивая, совершая горячие, интенсивные выдохи, принялся исступленно рвать на мне одежду и… с бешенством набросился на моё тело, несколько раз укусил за шею, оставляя багровые засосы на чувствительной коже, выкручивание запястья до хруста, до синяков, до резкой боли!

— Дмитрииййй! — беззвучно, закричала, забилась в когтях одержимого коршуна, но тщетно. Не слушал, не воспринимал за человека. Я для него превратилась в сладкий и легкодоступный кусок сочного мяса, в которой он с лютой яростью вгрызался острыми зубами, оставляя глубокие отметины.

Изорвав в клочья одежду, он, до хрипоты в трахее, удерживая меня левой рукой за горло, также быстро избавился от своих брюк. Толстый, пульсирующий и горячий… его член острым мечом воткнулся в мой живот и я, распахнув глаза, хватая ртом его горячие выдохи, поняла…

Что сейчас он войдёт в меня.

Войдёт резко, глубоко, на всю свою огромную длину, а утром даже не вспомнит, о том, как ему было хорошо и о том, как было больно мне.

Пульсирующая головка втыкается в пупок, а жгучие губы мужчины алчно накрывают мои. Он хватает меня за запястья, заводит руки высоко над головой, крепко смыкая пальцы в замок, будто стальные цепи, и с остервенением насилует мой рот, толкаясь языком глубоко и властно, воруя мой кислород, мою беспомощность, сжирая меня досуха, испивая мою душу до последней капли.

И меня накрывает такое же необъяснимое безумие! Трясёт, подбрасывает в ознобе, когда Дмитрий вот так вот грубо заявляет на меня свои права! Безжалостно берет, подчиняет, наказывая своим превосходством!

Он разгрыз мои губы до крови, а затем, будто дикий волк, языком зализал ранки. После чего набросился на грудь. Укусил за сосок, смял полушария, заставляя меня, в обречённом молчании, взвыть от феерии невероятных ощущений! Я сходила с ума вместе с ним. Потому что мне было одновременно и больно и до извращения приятно!

Обслюнявил сосок, втянул глубоко в рот острый камешек, пососал, поиграл кончикам языка, отправляя моё опьянелое сознание в параллельную вселенную! Каждое новое действие заводило мужчину ещё больше, превращая его в лютого быка, для которого я стала красной тряпкой.

Выдыувая из ноздрей пар, он жадно вцепился в мои ягодицы руками, до синяков, насквозь дырява упругую кожу. В этот момент я чувствовала, как его член властно прижался к моему лону, тёрся о нежные складки, совершая пружинистые толчки. Но когда мужчина схватил меня за ягодицы, рывком притянул к себе и широко развёл колени в сторону… у меня вся жизнь пронеслась перед глазами. Я ничего не успела сделать. Лишь ногтями, до самого мяса, успела поцарапать его огромную спину, чтобы мужчина немного одумался, чтобы пришёл в себя, потому что он не понимал, что творит!!! Он не контролировал свои действия. И я до сих не понимала, с чем это было связано? С наркотиками? Но почему? Должна же быть причина…

Мысли взорвались подобно атомной бомбе и больше я ни о чём не думала, когда Дмитрий, совершил первый безжалостный толчок в тесное девственное тело, с первым ударом проникая практически на всю длину.

Меня согнуло, срубило пополам от адской боли, а затем растянуло, словно резиновую тетиву, так, что в нижней части живота всё захрустело, затрещало, вспыхнув нещадным огнём. Руки сжались в кулаки, непроизвольно упав мужчине на спину. Теперь я отчаянно колотила его по крепким мышцам спины, которые напрягались и бугрились, когда этот безумный монстр совершал жёсткие толчки, не задумываясь над тем, что мне до потери сознания чертовски больно!

Слёзы хлынули из глаз мощными цунами. Меня подбрасывало, колотило, трусило от этих кошмарных ощущений! А он всё толкался и толкался, вбиваясь до упора, растягивая, разрывая, дырявая насквозь тесную мякоть плевры.

Когда мне уже захотелось просто сдохнуть от этого грёбанного хаоса, этой бесконечно каторги, я вдруг заметила, что боль начала постепенно отступать. Тело расслабилось, привыкая к новым ощущениям, к размерам его огромного члена, которым он, мой безжалостный каратель, превращал меня в женщину, делал своей, властвовал и доминировал.

Пружинистыми точками, совершая резкие рывки, Дмитрий достиг пика эрекции. Теперь он входил на всю длину. Скользил быстро, уверенно, рычал, что-то мычал, кусал меня за шею, наматывал волосы на кулак, облизывал щёки и шептал нечто невнятное.

— Твою ж… К-какая т-тесная… М-маленькая моя…

Рывок, толчок, и новая феерия боли!

Боже, когда уже эти пытки закончиться?

И они закончились. Когда Дмитрий вдруг гортанно застонал, схватил меня за грудь, сжал настолько сильно, что из глаз посыпались искры и кончил.

Его крепкое тело подбросило в воздухе, парализовывая острыми конвульсиями. Мужчина закричал мне на ухо, пружинистыми рывками вбиваясь на максимально предельной скорости, корчась от сладких судорог, грязно матерясь, прижимая меня к себе, своей звериной хваткой образно ломая мне кости.

И, в конце концов, получив сумасшедшую разрядку, обмяк.

Просто упал на меня сверху, по-прежнему находясь внутри лона, которое ныло, саднило, пульсировало. Лишь изредка Дмитрий подёргивался, поглаживая меня своими подрагивающими ладонями по волосам, заставляя беззвучно всхлипывать от внутренней пульсации, исходившей от его объемного члена.

По ногам стекала огненная лава, а по щекам — слёзы.

Возможно, я назову себя извращенкой, но как только я пришла в себя, мне вдруг стало извращённо хорошо. Потому что я осознала… осознала, что теперь стала женщиной, а Дмитрий… моим первым мужчиной.

Орлов обнял меня обеими руками, перевернулся на спину, так, что я оказалась сверху и носом зарылся в мои волосы.

Его глаза, с момента начала полового акта, были плотно закрыты. Он гладил меня по спине кончиками пальцев, одержимо мурчал в ухо, тёрся носом о мою влажную шею, бубнил какой-то полоумный бред.

А у меня сердце автоматом под рёбрами колотилось, когда я чувствовала его обжигающие прикосновения, его сумасшедшую энергию, его звериную любовь. И хотелось петь от счастья, потому что я рядом с ним лежала, а он… он ласкал меня как законную супругу.

В животе то ныло, то пульсировало, то что-то бурлило. Тёплая влага стекала по ногам, а придурошный мозг радовался, понимая, что это его драгоценное семя из меня вытекает.

Но радость быстро сменилась шоком, когда Дмитрий вдруг запустил свои пальцы в мои волосы на затылке, прижал моё ухо к своим пересохшим губам и, заикаясь, шепнул:

— Не у-уходи от м-меня, Лиза… Пожалуйста… Я в-ведь всё для т-тебя делал. Всё! А ты… так жестоко… давай забудем, давай и-исправим… мы ведь должны… б-быть вместе… наши отцы так г-говорили… это была их воля… когда их самолёт р-разбился…

Прошептал это с болью в голосе, ещё сильней сдавил в тисках, а затем отключился.

Глава 18

Мы пролежали с ним в такой позе до раннего утра. Дмитрий вцепился в моё «побитое» тело, словно погибший бойцовский пёс, с такой сумасшедшей силой, что его теперь вряд ли кто сможет отцепить.

Его последняя фраза, сказанная в бреду, не давала мне спокойно спать.

Неужели Орлов принял меня за Лизу?

Любыми способами я пыталась себя переубедить, утешить, отвлечься. Наконец, под утро, все-же уснула.

А проснулась от резкого толчка в бок и оглушающего крика!

Дмитрий пришёл в себя. Резанув по мне бешеным, непонимающим взглядом, быстро вскочил с постели, сжав руки в стальные кулаки.

Несколько секунд на меня пялился, затем перевёл взгляд на скомканную простынь, на которой уродливыми кляксами застыли багровые пятна крови.

После чего… не на шутку разозлился!

— Как ты, что ты? Поверить не могу!!! — ходил туда-сюда вдоль комнаты, схватившись за голову. — Какого хера тут произошло, Лина? Ты что натворила, идиотка?!!

Всхлипнула, руками синяки на груди прикрыла и жестом ответила:

— Вам было плохо…

Но он перебил:

— И ты решила меня таким вот образом утешить? Похвально бл*ть! Молодец, Лина!

— Всё нормально. Мне было не очень больно. — Ответила, с дрожью в пальцах, выдавив подобие счастливой улыбки.

— Пошла вон. — Дмитрий остановился у окна, повернулся ко мне спиной и лбом упёрся в запотевшее стекло. Дышал интенсивно, прерывисто, так, что прозрачная поверхность стекла вмиг запотевала от его нервного дыхания.

Но я и не думала.

Тогда он со всей дури треснул по стеклу кулаками, к дьяволу разбивая окно на сотню острых осколков и заорал на всю глотку:

— ВООООН!!!!

На крики в комнату сбежались слуги. Набросив на тело халат, мужчина агрессивно приказал:

— С глаз её моих уберите и в кладовке заприте!

Главная Мегера, очумев от увиденного, схватила меня за волосы и буквально потащила по полу, с головы до ног награждая нещадными шлепками:

— Что ты натворила? Что??? Идиотка поганая! Ты чем так Хозяина разгневала!? Оборванка паршивая!

Я лишь всхлипнула, еле-еле поспевая за бесноватой ведьмой, отчаянно перебирая ногами, которые заплетались, не слушались, пытаясь удержать простынь, чтобы не слетела. Оглянулась на Дмитрия, а он на паркет упал, и окровавленными кулаками пол со всей дури лупить начал. А дальше дверь в его покои захлопнулась. И у меня на душе так холодно стало, так больно и так истерически одиноко.

Карга, окатив напором словесных помоев, швырнула меня в подсобку, заперев дверь на ключ. Ещё и свет выключила. Отчего меня тут же накрыло ураганом страха.

Ненавижу темноту, ненавижу одиночество!

Ненавижу боль.

Дмитрииииий…

Забившись в угол на кровати, с головой нырнула под одеяло и, сгрызая ногти до мяса, крепко-крепко зажмурилась, ожидая смертельного приговора.

***

Я не жалела, о своих ошибках, о том, что совершила часом ранее, о том, что произошло между нами. Я сама пришла к мужчине.

Я ведь люблю его. Извращённо, помешано, полоумно, как невменяемый мазохист. Да было больно, да было горько, но его поцелуи заглушали эту боль. Я мечтала, чтобы моим первым мужчиной стал Дмитрий Орлов. Пусть ненавидит меня, пусть обзывает, хотя за что? Я на него не сержусь. Разве что только за то, что он принял меня за Лизу.

И это… это черт подери больно!

Жаль, что я узнала об этой грязной истине только тогда, когда он уже слился со мной в единое цело, заполнил меня собой, наполнил своим семенем, взорвался как ядерная бомба лишь потому… что целовал МОИ губы, лишь потому, что ласкал МОЁ тело, лишь потому, что это была Я, а не она.

Через полчаса, по приказу Орлова, ко мне приехал врач. Гинеколог. Я не хотела никакого осмотра! Я жутко смущалась. Но служанки насильно скрутили меня в подсобке и позволили доктору выполнить необходимые манипуляции.

До приезда врача, когда меня отправили в душ, краем уха я услышала сплетни охранников, дежуривших на входе в душевую, которых приставили следить за тем, чтобы я снова не наделала каких-либо глупостей. Из их разговора я поняла, что Господин поссорился со своей новой супругой. Вплоть до развода. По какой причине — не понятно.

У меня в этот момент шампунь из рук выпал, а перед глазами сгустился размытый туман, потому что внутренний голос настойчиво ликовал, что это они из-за меня разбежались.

Смешно до абсурда!

Болезнь моя неизлечима…

***

Прошёл ещё один длинный и нудный день. Со мной никто не разговаривал. Меня по-прежнему держали взаперти. И от этого я начала сходить с ума. Потому что сердце чувствовало, что у Дмитрия проблемы. Мы должны были поговорить друг с другом, чтобы объясниться, чтобы он понял, что я не сержусь на него.

Почти…

Когда меня вывели в уборную, пользуясь моментом, я вылезла через окно и сбежала. Чтобы увидеть его. Хотя бы на минуту. Чтобы убедиться, что он больше не довёл себя до такого чудовищного состояния, чтобы не смел больше употреблять наркотики! Я не могла просто сидеть на одном месте, сложа руки. Меня колотило словно душевнобольного психопата! У меня была чёртова ломка! Чёртово одержимое желание увидеть Дмитрия! Хоть на секунду…

Я выскочила на мороз босыми ногами. Но мне было плевать на дискомфорт! Шлёпая голыми пятками по снегу, добралась до чёрного входа поместья, а затем осторожно поднялась по лестнице, оглядываясь по сторонам, молясь, чтобы никто из обслуги не решил прогуляться этими коридорами. К счастью, пронесло.

У двери его застыла, лбом к лакированному дереву припала, глаза закрыла, не решаясь войти. Колени дрожали, лёгкие от страха скрутило в морской узел. А затем… когда я приложила ухо к замочной скважине… меня будто ножом в сердце раз эдак с десять ударили!

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

Потому что я практически оглохла от этих мерзких и сумасшедших оров!

Женских. Не оров, а похотливых стонов.

Осторожно приоткрыла дверь. И… мгновенно разрыдалась.

Потому что ЕГО увидела. В компании двух грудастых шлюх. Одна блядь, стоя на коленях, делала ему скоростной минет, вторая — на столе задом своим огромным вертела, а Дмитрий с бутылкой коньяка у окна стоял. И в перерывах между глотками затягивался вонючей травкой, выпуская колечки дыма в силиконовые груди проститутки.

Не знаю зачем, и как я это сделала! Я была не я… Меня словно током ударило. В меня словно сатана вселился! Это был неконтролируемый всплеск ревности, на фоне мощного аффекта.

Задыхаясь от гнева, в комнату с дуру вломилась, вазу со стола схватила, с ненавистью в танцующую шалаву запустила. В ноги сучке попала, и она со стола на пол свалилась.

Такого злого Дмитрия я ещё никогда не видела.

Он, оттолкнув вторую давалку, покрывая матом весь белый свет, ко мне подскочил, за шиворот схватил и куда-то потащил, предварительно натянув на себя штаны.

Если бы могла, кричала бы до крови изо рта!

Кричала, что влюбилась, как дура, и не виновата в этом!

Жестами пыталась объяснить, но он не смотрел даже. Швырнул меня в коридор, а сам во всё горло выкрикнул имя охранника.

Когда подчинённый, задыхаясь от бега, появился на лестнице, Дмитрий прорычал:

— С глаз моих убери! Увези как можно дальше. Плевать куда. Чтобы ноги её больше не было в моём доме.

Хлопнул дверью. И даже не взглянул на прощанье.

Он этого добился. Он меня сломал.

Окончательно.

И меня больше не починить.

Я разрыдалась в немом крике. Бросилась на дверь, орала, вопила, до рваных ран в глотке, гатила кулаками по твёрдому дереву, чтобы он впустил, выслушал, чтобы не бросал… Потому что я люблю его… Очень сильно люблю.

Но его больше нет…

И меня тоже.

Есть только мёртвый, наполненный мучительной болью немой крик.

***

Охранники не позволили мне даже забрать любимого мишку. Швырнули в лицо пальто, схватили под руки и потащили в машину. Толкнули в салон, с яростью хлопнув дверью. Припав лбом к холодному стеклу я, с болью в сердце и со слезами в глазах, смотрела как огромный и роскошный дом семейства Орловых быстро превращается в маленькую точку. А затем и вовсе исчезает.

Во время поездки водителю кто-то позвонил. Разговор был коротким. Я услышала только быстрые ответы: «Понял, Господин. Сделаем». И всё. Дальше мы ехали в полном молчании. Куда? Зачем? Мне казалось, что Дмитрий решил от меня избавиться. Застрелить, к примеру, или же живьём закопать в лесу.

Но машина свернула на трассу. А через час мы въехали в город.

Тогда я поняла, что больше не хочу быть игрушкой в когтях плотоядного коршуна. Я просто сбегу. И начну жизнь заново. Ну и что, что с ножом в сердце. Пройдёт время и всё забудется.

«Ну да, ну да!» — хохотало внутренний дьявол.

Смерть родителей не забылась. Даже спустя столько лет. Время не лечит, оно лишь растягивает боль, делает раны острее.

Настало время сделать выбор. Стать свободной и независимой, либо же вечной пленницей и неудачницей?

Не хочу его больше видеть. Не хочу!

Пусть веселиться со своими шлюхами, задыхается от выпивки и наркоты, травится своей ядовитой злостью, чокается от своего эгоизма и хладнокровия! Вероятно, я для него никто.

Хватит уже! Хватит изображать из себя одержимую дуру, Лина!

Пусть идёт своей дорогой, а я… пойду своей.

Машина остановилась на светофоре, водитель отвлёкся на сообщение в телефоне, поэтому я решила действовать. Либо сейчас, либо никогда. Быстро распахнула дверь и пулей выскочила на дорогу, устремившись прочь, чудом не угодив под колёса встречных автомобилей.

— Стоооой! — ударом в спину. — Алинаааа! Проклятье!!!

Сегодня выходной — в городе людно. Мне не составило особого труда затеряться в толпе. Юркнув в первый переулок между домами, спряталась за мусорным баком, уткнулась носом в колени и закричала, до ядовитого пожара в горле!

Немного успокоившись, собравшись с мыслями, снова сорвалась с места.

И что дальше?

Куда идти?

Переночевать решила на вокзале. А там, видно будет.

Не пропаду! Кожу на себе живьём сдеру, но выживу! Работу найду, вскоре и нормальное жильё. Хватит себя жалеть. В этот вечер я попыталась полностью поменять своё мышление. Ради погибших родителей.

Потому что они отдали свою жизнь за меня, защищая моё тело, мою душу своими телами, во время аварии.

***

До сегодняшнего дня приют я покидала всего несколько раз. Не любила шумные месте, или большое скопление людей. А сейчас я бежала невесть куда, по каким-то страшным, обшарпанным переулками и, кажется, заблудилась. Юркнув в ещё один пролёт, надеялась, что выберусь на оживлённую улицу. Но… выскочила на небольшую площадку с мусорными баками и опешила, когда там увидела незнакомого пузатого мужика с густой бородой, в потрепанной кожанке, который стоял возле приоткрытой двери, некого неизвестного помещения, без вывески, из створки которой доносилась оглушающая музыка.

Пузач расслабленно затягивался косяком, выпуская круглые кольца дыма высоко в небо, но, заметив меня, быстро раздавил бычок об облупленную стену обшарпанного здания, ехидно улыбнулся своими желтыми зубами и спешно двинулся в мою сторону. Его мохнатые брови, сросшиеся на переносице, удивлённо выгнулись дугой, а улыбка больше напоминала волчий оскал:

— Привет, малышка! Что, потерялась?

В панике махнула головой, развернулась и собиралась броситься наутёк, как вдруг почувствовала сильную хватку в области плеча.

— Иди-ка сюда, красотка. — Навалившись своим тучным весом, мерзавец грубо прижал меня спиной к холодной стене, а его грязные, насквозь пропитанные табаком пальцы, острым нажимом проткнули мои скулы. Повертел лицо вправо-влево, направил в сторону полудохлого фонаря, оценивая внешние данные, омерзительно понюхал волосы. — Ммм, какая сладкая девочка! Птичка сама пожаловала в клетку? Не хош поработать, куколка? — Дыхнул перегаром, отчего у меня из глаз брызнули слёзы.

— Пустите… — жалобно, одними губами. Забилась в тисках, пытаясь выбраться. Бесполезно. Тяжёлый и невероятно вонючий ублюдок!

А я… я как магнит для всякой озабоченной уголовщины.

— Да кто тя спрашивать будет?! — заржал. Мерзко… Слюни полетели в разные стороны. — Пошли. Ты принята!

Нет, нет, нееет!

На что намекает этот помойный крыс?

Куда принята, зачем?

Запаниковала. Ртом хватаю воздух, но не могу надышаться, а в голове будто тисками в висках давит, давит, давииит!

Умирая от бешеного стука собственного сердца, поддалась вперёд и со всей дури зубами вцепилась в ухо кретину, до тошнотворного привкуса крови на языке, разрывая мочку, чтобы хоть как-то попытаться сбежать. Но тут же получила ответную реакцию в виде удара затылком о каменную поверхность стены.

Мощный толчок на время оглушил.

А в памяти всплыло кошмарное дежавю.

— Грёбанная сука! Ты за это, бля, ответишь! — с угрозой прорычал выродок, перебросил моё беспомощное тело через плечо и зашагал в сторону той самой двери, из которой доносилась бесноватая музыка.

Глава 19

После того, как я покинул то помойное кладбище, которое называли «сиротским приютом», ровно через час, мои лучшие из лучших ребята, доложили, что жиробасину успешно упаковали в контейнер для перевозки диких обезьян и отправили по морям, очищать карму, так сказать. А я в свою очередь набрал Сатида, одного из владельцев «Долины персиков» и сказал ему, мол так и так, он должен постараться и сделать всё возможное, чтобы наша «Буренушка» запомнила этот «уикенд» на всю оставшуюся жизнь и на последующие жизни. Иначе… «Долина персиков», превратится в «Долину сухофруктов», стоит мне лишь пальцем клацнуть. Они меня знают.

Вот и всё. Один вопрос решён. Осталось вернуть голос Лины и пристроить девчонку в хорошую среду. Для начала, сниму ей квартиру, а там уже попробую пристроить в одну из своих фирм.

Чёрт!

Не очень хорошая идея, если это будет центральный офис.

Какая там будет работа, млять!

Уж лучше в филиал. Желательно в другой стране.

С этими мыслями я поспешил к себе в комнату, чтобы начать подготовку к церемонии.

Вот только на душе нахрен никак не радостно было!

Всегда мечтал об этом дне — дне нашей свадьбы с Элизабет.

Лишь до того момента, пока в мою унылую жестянку не ворвался настоящий ураган! С синими и бездонным, как Марианская впадина глазами! И вот я теперь не пойму, почему стал больше думать о сиротке, нежели о любимой невесте? Лизу я безумно люблю!

Но…

Но днями и ночами напролёт думаю о Лине.

Чёёёрт!

Так ведь и не трахнул!

А трахнул — и забыл бы как пустой сон.

Тут другое дело.

Я просто не могу причинить ей боль.

После свадьбы прикажу вывести девчонку из поместья.

Потому что так… только так… надеюсь… смогу вытравить синеглазую сироту из головы.

***

Свадьба прошла на ура. Толпы гостей, море оваций, океан поздравлений… Как же дико я устал от всего этого! Все эти светские приёмы — один большой и нудный спектакль, где каждый из «актёров» норовит лизнуть твой задок, чтобы хоть как-то проявиться.

Лиза — настоящая Богиня красоты. Рядом со мной она смотрелась как живое, баснословно дорогое украшение. Аксессуар. Не более. Потому что, когда мы оставались наедине, я охотно мог её трахать как пластилиновую фигурку, ставя в абсолютно любую позу. В сексе она настоящий тайфун! Но вот в других жизненных аспектах — тупая, избалованная роскошью кукла. За этот год Лиза сильно изменилась. Власть и богатство сделали своё дело, превратив девушку в бездушный манекен, помешанный на трендовой моде и мире Инстаграм.

С ней абсолютно не о чем разговаривать, кроме как о том, какая сумка из какого питона скоро выйдет на рынок и какой цвет сосков будет модным в следующем году. Да! Светская элита, не зная, как себя развлечь, ввела в моду Новый тренд — татуаж сосков в ярких красках.

Отвратительность уёбс*тво!

Где я был раньше? О чём только думал, когда надевал на её лощёный палец фамильное кольцо с гербом «Орловых»?

Просто жил по привычке. Просто так нужно было. Я пообещал когда-то отцу, что объединю наши семьи.

Вот только сейчас это обещание ему нафиг не надо.

Его уже как несколько лет нет в живых.

А я… я себе жизнь испоганил.

Я просрал всё на свете!!!

И понял это только тогда, когда стало слишком поздно понимать.

Когда эта лживая сука добилась того, чего жаждала долгие годы.

Отобрать моё наследство и разрушить репутацию Орловых.

Потому что связалась с давним врагом семьи, действуя по его прихотям.

Об этом я узнал ровно тогда, когда вернулся домой после трудной рабочей встречи и не поверил своим глазам… Когда в нашей спальне увидел сумасшедший хаос!

Служанки в спешном порядке фасовали наряды Лизы по чемоданам, а она направо и налево деловито раздавала команды прислуге, тыкая ухоженным пальчиком в распотрошенные шкафы.

Меня увидела — тут же побледнела, а служанки быстро покинули комнату, потому что увидели, как моё лицо превращается в сталь, в глазах трещит и накаляется адское пламя злости, а из фаланг прорываются орлиные когти.

— Что тут происходит? Куда-то уезжаешь, милая? Зачем столько вещей?

Мнётся с ноги на ногу, будто у неё хроническое недержание, а затем писклявым голосочком выпаливает. Причём, выпаливает жестко, напрямую, не задумываясь о последствиях:

— Твой рейтинг на страницах «Форбс» упал… Я сматываюсь. Прости котик, но у меня как-то вдруг раз… и чувства пропали. — Хватает чемодан, к выходу мчится, — Бай-бай! Сори, но так бывает. Или как там говорят, дело не в тебе, а во мне. Упс! Точнее наоборот. Блиииин! Ну в общем, не важно. Ты понял.

Я сначала несколько секунд тупо стоял, не моргая, задержав дыхание, лишь костяшки друг о друга ломал от того, что с силой руки в кулаки сжимал, пытаясь переварить услышанное. А затем вдруг, когда почувствовал боль от напряжения в суставах и боль от предательства в бешено бьющемся сердце — моментально ожил.

Ожил нахрен и выпустил на волю внутреннего дьявола…

— Какого хераааа, Лиза? Скажи, бл*ть, что мне это снится? Или послышалось?? Или ты прикалываешься! — к ней подскакиваю, за локоть с силой хватаю и трясу, трясу, трясуууу, чтобы в чувства падла пришла! Чтобы остыла и извинилась, пока я ей зубы не выбил и язык не вырвал за подобную дрянь, сказанную в мою честь.

Да нет же! Глупости все это, Дим.

Лиза просто новой краской волосы покрасила, которая внезапно оказалось токсичной и проела часть её крохотного мозга.

Бля!

Какого беса я несу??

— Может мне тебя ущипнуть, милый? Чтобы ты поверил, чтобы проснулся. — Ладонью по щеке слегка шлёпнула. — Я передумала, Дима. Ошиблась. Развод хочу. Немедленно!

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍

— Объясни мне!!! — заорал и, к хренам собачьим, теряя контроль, за горло блядину схватил, не понимая, что вообще на х*й тут происходит!

А сучка расхохоталась во всю глотку, демонстрируя мне свои идеально выбеленные виниры:

— Ты думаешь я такая тупая? Думаешь я не знала, что ты трахаешься втихаря по углам с этой неотёсанный и неполноценной деревенщиной? Да мне пофиг, если честно. Я получила, что хотела. Помнишь Лаврентьева? Так вот… я с ним заодно.

При упоминании имени моего заядлого врага меня за долю секунды накрыло ураганом бешенства. Причём так охуенно накрыло, что я вообще позабыл о том, что такое «самоконтроль».

— Тварь! — настолько озверел, что с дуру её за патлы схватил, и лбом к комоду несколько раз приложил. Кровища хлынула мощным фонтаном, покрывая алым болотом белый персидский ковёр. А это потаскуха… В общем нос ей разбил. Я ведь любил её! Любил до слепоты! Когда-то любил. После смерти отца, из такого дерьма вытащил, что мама родная! А она… вот так вот взяла… и нож по самую рукоять в душу вогнала! О детях думал. Кольцо с бриллиантом подарил. Сука! Грёбанная сука!!!

Кровь и резанные вопли твари меня немного отрезвили.

Никогда прежде не бил женщин… Не считая свинину! Хотя, жируха Жанна не в счёт. Она ведь не женщина. Для меня. Для меня она даже не человек — а уёбище.

Подлая шлюха, пользуясь моментом, быстро дала дёру, пока меня бросало от одного аффекта в другой, пока у меня руки тряслись, а тело будто под током колбасилось, когда я на себя в разбитое зеркало смотрел, которое молотил до тех пор, пока там ни одного крупного осколка не осталось. Лишь бы окончательно не сорваться! Лишь бы голову ей таким образом не проломить. Молотил, потому что предоставляй, что это её тупой череп, без единого намёка на начинку, в адской агонии потрошу кулаками.

Двуличная шлюха с куриными мозгами!

Прочь из комнаты вылетела, вся в слезах и кровищи, побои на телефон снимать. Орала, что очень скоро в суде увидимся и она у меня нахрен всё отымеет. Бомжом сделает. Я тогда конечно же в шоке был. Сам не понял, как смог так бабу отделать. Но стерва конкретно выбесила.

Через пару дней я её фотки в инете увидел. Об стену комп лупанул, рассматривая то, как она с Лаврентьевым — жирным уродом и нефтяным магнатом зажимается, хвастаясь перед камерой шикарным колечком с сапфиром, размером с мяч.

Снова замуж собралась, блядина продажная!

А ещё через день мне приглашение в суд пришло с ахуит*льными фотками бывшей девушки. ГРЯЗНОЙ ШЛЮХИ, сука!!! Там она с расквашенной мордой позировала, вся в слезах, соплях, истерике. В общем затребовала за моральную и физическую компенсацию целое, мать её, состояние.

Не дождётся, дрянь!!!

Ни копейки не получит.

Адвоката своего набрал, но и тот пидарюга расстроил. Заявив, что у меня нет шансов. Или пол наследства курве отдать, или чемоданы на нары собирать.

В этот вечер я конкретно нажрался.

До одури.

До глюков!

Ещё и кокс из сейфа втащил. На дрожащей руке распылили и одним залпом вдохнул. Не хотел! Не хотел, падлаааа!!! Но так вышло… Сорвался! Клялся, что завязал с этим дерьмом, уже два года как. И вот на тебе! Одно грёбанное мгновение решает всё.

Лишь потом до меня, идиота конченного, допёрло, что ведьма специально нашу свадьбу сорвала и развод организовала, после того, как мы расписались. Потому что думала, что это я в смерти её отца виноват, так как они на нашем лайнере с моим отцом на бизнес встречу летели и разбились. А ещё, просто потому, что бегемоту этому, Лаврентьеву, продалась. Ублюдок спал и видел, как меня мордой в грязь макает.

Я проиграл.

Одна идиотская ошибка в один миг… лишила меня всего.

Но эта гиблая хренотень только начиналась.

Когда я, после того как нажрался и нанюхался до одубри, до такого состояния, что к фигам имя собственное забыл, понял, что совершил непростительную ошибку. И понял это утром, когда опухшие глаза, на которые будто бы две гири положили, продрал, а рядом с собой Лину увидел.

МАТЬ ТВОЮ ДЕРИ!!!

Голая, бледная, волосы взъерошены, на теле синячища размером с арбуз! Губы дрожат… а в глазах… в них, напротив, какое-то слабое счастье искриться.

Девчонка сидит рядом со мной, в одной постели, и натягивает на себя окровавленную простынь.

ПИЗД*ЕЕЕЕЕЦ!!!

Я не мог! Не мог! Не моооог!

Неадекватный ублюдочный монстр!!!

Изнасиловал…

Сам не понял. Сам не понял, как так получилось?!

Когда она пришла?

Кто разрешил?

Кто вообще подпустил???

Дальше я взбесился ещё больше. Вероятно, доза ещё не до конца растворилась в крови.

Вышвырнул прочь, а сам снова за бутылкой, как за лекарством, помчался.

Одно мгновение… Одно грёбанное мгновение может превратить тебя в пустое ничто. В дно. В днище плинтуса. Когда ты это не ждёшь. Когда даже не думаешь о том, что такое возможно.

Я пустил себя под откос.

Имение, считай, просрал, суд практически проиграл, Лину… и этой малышке от меня, варвара, нелюдя поганого досталось. Больно ей сделал. Ублюдок… И нет мне твари прощения!!!

Шлюх заказал, чтобы забыться. В последний раз! Потому что совсем скоро я разве что сам буду себя в аренду богатому бабью сдавать, чтобы хоть как-то прокормиться и не стать бомжом.

Лаврентьев, сволочь, может меня на дно опустить!

Он об этом мечтает.

И он сделает, потому что сейчас я уязвим как никогда раньше и в его грязных руках имеются все необходимые козыри.

А у меня… у меня убогая мелочёвка.

И я… не отыграюсь.

***

Даже две самые дорогие шлюхи не смогли поднять мне настроения.

Никто не сможет.

Разве что…

Лина!

Глупая девчонка!!! Какого дьявола ты снова ко мне лезешь??

На этот раз она просто в комнату вломилась, схватила вазу и в одну из проституток швырнула!

В шоке, я на миг протрезвел!

А затем… снова сорвался. Лишь потому, что побоялся, что наврежу. Поэтому… поэтому просто приказал бойцам увезти девчонку подальше. От меня. И спрятать. Так, чтобы я сам никогда не нашёл.

Без меня ей будет лучше.

Теперь уже я никто.

Я для неё — просто ходячая боль.

У которой нет ни души, ни сердца.

***

После того, как я вернулся домой, я узнал ещё кое-что отвратительное про мерзкие делишки жирной сутенёрши! Естественно, как чёрт взбесился. Эта бездушная сука настаивала на том, чтобы Лину определили именно в её учреждение, комбинированного типа, по большей части для детей с психическими отклонениями. Якобы просто потому, что у Жанны Михайловны в подчинении имелись хорошие психологи. Но на самом деле ей просто больше платили за «бракованных судьбой сироток», а ещё таких вот девушек можно было выгодно пристроить «в хорошую семью». Точнее в семью либо к извращенцам, либо к сутенёрам.

Самое поганое было то, что в учреждении целюлитной стервы практически не числились мальчики. А ещё дети в приюте «номер 11» часто болели и умирали от редких врождённых болезней. Но ещё чаще… выбрасывались из окон.

Это полный пизд*ц!

У меня слов нет. Одни бесконтрольные эмоции!

Лучшее, что я могу сделать для Алины — дать ей хорошее жильё, лечение и работу, чтобы загладить свою вину, после того сколько мук я ей причинил.

И правильно!

От такого демона лучше держаться подальше.

Плюхнулся в кресло, напротив окна и смотрю на свой любимый сад, на клумбы с розами, присыпанные снегом, на Севера, который бегает по периметру вольера в ожидании вечерней прогулки, и душа на осколки разбивается! Потому что чувствую, что в последний раз вот так вот просто сижу и любуюсь поместьем. Моим поместьем…

Снова за бутылку хватаюсь, как вдруг телефон звонит.

Виталий. Старший по охране.

— Простите Господин! Лина… она…

Бутылка, будто в замедленной съёмке, тяжелым камнем летит на пол, разбиваясь в мелкую крупу, а лёгким нечем дышать! Мне кажется, словно воздух в помещении отравлен. Пропитан ядом. Который плавит меня изнутри и снаружи, причиняя жуткие муки!

— Она сбежала. Просто выскочила из машины и скрылась в толпе.

Я даже понять ничего не успел. Простите… Мне очень жаль. Парни уже ищут. И найдут. Обязательно! Вы же знаете.

Но я не слушал.

Швырнул телефон об пол и пулей выскочил из комнаты.

***

В центре города снег давно растаял и превратился в уродливую грязно-серую кашу, по которой я, не жалея своих новых ботинок из редкой кожи тропической анаконды за пол ляма баксов, носился по тротуарам как одержимый, впечатывая в лица ошалелых прохожих фотографию моей девочки.

Прости меня, крошка…

Прости!

Сердце в груди убивается о рёбра. Оно кровоточит, оно плачет. Кровью плачет, потому что предчувствует. Предчувствует страшную и ужасную беду! Это я, бессердечный, чёрствый монстр во всём виноват!

Напугал её. Накричал! Поэтому малышка и сбежала.

Только сейчас до меня, идиота конченого, дошло!

Что нужна она мне! Как кислород, как пища, как вода, чёрт бы её драл, нужна мне!!! Как никто никогда был не нужен.

Только когда мы теряем… то в панике понимаем, насколько сильно любим.

И жалеем. Жалеем о своих грязных словах, поступках, сказанных или сделанных любимому человеку, которого просто с ненавистью вышвырнули из своей жизни как кусок дерьма. И самое ужасное — это давиться от своей тупости, от своей ненависти, когда в башке мерзкими сколопендрами извиваются страшные мысли — что, а вдруг… и ты больше никогда не увидишь этого человека.

Который на самом деле тебе дорог.

Который на самом деле тебе дороже даже собственной жизни.

***

— Вы девушку эту не видели? — с надеждой к одному прохожему.

Незнакомец отрицательно качает головой, плотнее кутаясь в пуховик.

— Простите, не видели девушку?? — набрасываюсь на другого, старика, но тот даже не смотрит в мою сторону. Отталкивает плечом и в спешке бежит в метро.

— Пожалуйста, помогите отыскать! — ору во всю глотку, задыхаясь от бессилия, от отравляющего страха! И от того… что я на самом деле, оказывается, не Бог этого мира. Впервые в жизни. Впервые в жизни судьба повернулась ко мне задом.

— Она немая. Точно не видели?! Посмотрите повнимательней!!! — за руку настойчиво встречную блондинку в белоснежной шубейке схватил, а она взвизгнула и никак вырваться не может. Трясу её руку, взглядом режу по лицу, будто умом тронутый, умоляя хоть чем-то помочь.

— Да отцепись ты! Псих ненормальный… — рычит эта фифа породистая и прочь удирает, отлупив меня сумочкой.

Наконец, после часа бесполезных скитаний я услышал, как затрезвонил мой телефон в кармане пальто. Сам лично решил искать Лину, потому что от вины буквально живьём подыхал! А поиски начал с того самого места, где она выскочила из машины, с места которое показал мне Виталий.

— Босс, мы нашли девчонку! — услышал взволнованный голос начальника охраны.

— Наконец-то! — Обрадовался! Будто могильная плита с сердца свалилась. — Гдеее?

— В клубе у Азамата.

— Твою ж!!! — и тут же с новой силой эта сама плита на душу обрушилась.

— Бомжа одного в переулке подловили, он мол признался, что видел девчонку. Видел, как её один упырь в кожанке лицом о стену приложил, а затем в этот его крысятник потащил.

— Ну проклятье! Ну ж*па проооосто!!! И почему мне так охрененно везёт в последнее время?!!

«Всё злое, или доброе, возвращается ответным бумерангом» — нашёптывал внутренний голос кармы.

Ненавижу ругань. Маты отбирают мою энергию!

Но в данном случае, просто не могу остановиться! Просто не могу контролировать собственный звериный пыл!

— Дмитрий, нас в клуб не пускают. Охрана там слишком ёбн*тая, нахохленная, настоящее неотёсанное быдло. Сказали, чтобы хозяин сам лично явился. Дела порешать, так сказать, и в картейки сыграть.

— Понял я. Две минуты, и я там, а они — все до единого кастраты.

— Вас понял, Дмитрий Олегович. Тогда я ребят буду собирать. Мы их быстро порешаем.

— Так! СТОП! — прошипел, задыхаясь. Голова кругом, в висках печёт. Быстро за стену ухватился, чтобы не упасть тухлым овощем в грязную лужу, в которой нервозно топтался на месте, — Эта мразина, Азамат, хитрая и подлая тварь! Я должен один пойти. Иначе Лина может пострадать. Он меня знает. Очень хорошо знает.

— Да кто ж вас не знает, — Виталий хохотнул, перебив.

— Так что пока без фанатизма. Но если совсем плохо будет — через чёрного хода зайдёте. Только тогда, когда я буду уверен, что Алина в безопасности.

Вызов скинул и быстро побежал по указанным в сообщении координатам.

***

В этот огромный и плешивый бечёвник, дополна забитый проститутками, меня пустили без особых проблем. Впустили лишь как одиночку. При других обстоятельствах мне бы хватило и полминуты, чтобы стереть с лица земли весь этот блохастый притон нечисти, но пока пусть поживут немного, муравьи поганые.

Азамат — это местный ворошила, мафиози, так сказать, который держит в ступоре все закоулки Москвы. До этого момента мне на него было насрать. Не интересно возиться с мусором, с него ничего особо ценного не поимеешь. Но всё же, надо было растоптать тварь раньше. Хотя, по сути, на его бы место пришла другая такая же гниль. Это как саранча. Одна дохнет, тогда сразу же плодится другая.

Один из псов Азамата — толстобрюхий, пропитавшейся потом байкер, провёл меня в ВИП комнату, в которой уже было надымленно так, словно в паровозной катальне, или на химзаводе.

Косяки во всю гоняют, отродье! И молоденьких девчонок, в синтетическом бикини, своими жирными клешнями лапают. Развлекаются! Короли крысиных переулков, мать их.

— Вот так картина маслом! Орлов? Не уж-то ты, дорогой? Какими таким судьбами? Ё-маё? Ты это, Господин, Граф иль Барин… как вас, эммм… лучше величать, ваше милейшество? — наиграно скорчил гримасу, — проходи, присаживайся! По какому вопросу? Чем заслужил подобную честь? — захрипел бородатый жиробас, который вальяжно восседал в центре покерного стола, у которого на руках под действием дешёвой наркоты извивалась грудастая блонди без лифчика. А ублюдок периодически её за сочные формы лапал и по заднице ладонью хлестал, умудряясь одновременно затягиваться толстой сигарой и делать ставки на чью-то жизнь.

В тёмном, до блевоты прокуренном помещении было ещё несколько человек — друзья Азамата, такие же зажравшиеся тюлени, родом из девяностых, и несколько головорезов с пушками за пазухой.

— Я здесь, чтобы забрать своё.

— Хмм… — В его хитрых глазах блеснул явный страх. Азамат нервно спихнул на пол проститутку, нахмурился, недружелюбным взглядом бросив мне вызов. — Не уж то халупа моя приглянулась, брат? — И заржал как придурошный, а его братки подхватили смех.

— Нет, залупу твою оставлю. Пока что… Если прямо сейчас вернёшь то, что украл.

— Вы, мажорики совсем уже оборзели! Это моя территория, мой мир, мои законы! Я к вам не лезу, и вам ко мне не стоит. У каждых своих владений, так сказать.

Я бы ему, прямо сейчас, голыми руками язык вырвал, и в его жирный анус запихал, за подобную грязь, которая мощным напором струилась из его поганого рта, как из общественного унитаза!

— Нет, Азамат, не нужен мне твой рассадник! — усмехнулся, руки на груди скрестил, краем глаза поглядывая на то, как головорезы за пушки схватились. Команды ждут.

— А чё надо тогда? — облегченно выдохнул и залпом осушил стакан с виски.

— Девчонку одну. Моя она. Сбежала, а твои парни её себе хапнули. — Попытался сказать это холодно, без намёка на то, что эта девчонка мне до смерти дорога.

— Аааа, так ты наверно про немую базаришь? — на мясистой роже блеснула коварная улыбка, с золотыми зубами, — Хорошая такая девочка, миленькая… Мне понравилась. Выгодный экземпляр, неплохо можно на такой подзаработать.

Всё. Контроль потерян окончательно.

Кулаки затрещали на весь зал, приглушая даже идиотскую музыку, льющуюся из ворованных динамиков.

— Ты же знаешь, я не бедствую. Скажи сколько, и я заберу своё обратно.

— Хммм, что-то ты уж очень сильно печёшься об этой оборванке. Не успел жениться, а уже по шлюхам помчался.

Таааак, Орлов! Спокойно, спокойно… Вдох — выдох… Вдох — выдох… Держи когти в фалангах, рано пока ещё, рано! Терпение — залог успеха. И ты это прекрасно знаешь.

За такое оскорбление… это были бы его последние слова перед долгой и мучительной смертью.

— Да ладно! Шучу я, друг! — расхохотался так гадко, что слюни в разные стороны полетели, а шавки как обычно этот хохот баритонно поддержали. — Не будем ссориться из-за какой-то там шмары! Давай, присаживайся! — ленивым кивком указал на свободное место. — Сыграем по-братски, заодно и развлечемся немного. Выиграешь в дурака, девуля твоя. Аль нет — я твой «Кадиллак» забираю.

— Идёт. — Скрипя зубами. Плюхнулся в кресло, пожирая мразь арктическим взглядом.

Не доверяю уё*бку. Мутит что-то. Но меня не так просто из колеи выбить.

По крайней мере я так думал… Пока в моей «идеальной» жизни не появилась Алина. Девочка-ангел. Девочка солнце. С чистой, не отравленной алчностью душой, с нежным, как только что распустившаяся роза телом, ни разу не знавшим что такое ботокс и липосакция.

— А девица пока пусть на сцене попляшет. — Стакан с пойлом мне протянул и сальными пальчиками клацнул дилеру, чтобы тот карты расфасовал. — Развлечет нас маленько.

Пять минут игры… и я практически с цепи сорвался, глотки бы каждому порезал, когда увидел ЕЁ. Лину. Наряженную, как бульварную шлюху, с синяками по всему телу. Девочка шаталась на своих худеньких ножках, придерживаясь за шест, и пыталась исполнить некое подобие танца. Глаза пустые, заплывшие, без единого намёка на нормальный зрачок. Руки трясутся, ноги подкашиваются… А на щеках крупные слёзы застыли.

Бл*ть!!!

Убью падаль! Четвертую и спалю вместе с притоном!

Лина на меня ни разу не посмотрела. Кажется, она вообще ничего не соображает, потому что ни капли не сопротивляется, будто под гипнозом. Обкололи, выродки!

Сукииии!!!

Они ей точно что-то вкололи! Твари!!!

Сейчас я по-любому должен выиграть! А потом расстрелять тварей поголовно, как псов нерезанных! Но я к бесу не мог сосредоточиться на игре, так как на малышку всё время смотрел. Я думал у меня к черту сердце из груди выстрелит, когда видел, как плохо ей, как больно и как грустно.

Она пыталась двигаться в такт с музыкой, крутилась вокруг шеста, ерошила волосы, тёрла покрасневшие глаза кулачками, хваталась за голову, пока какие-то уроды из шайки Азамата в трусы Лине бабки пихали.

Внезапно один плешивей даун в цветастом костюме как у пидара, встал со стола и уверенно направился к моей девочке. Пьяный в гавно! За руку её схватил, со сцены спустил и прямо на стол, на бутылки, сука, животом уложил, разрывая юбку на две рваные тряпки.

— Эээ, млять! Азамааат! Мы так не договаривались!!!

Это конец!

Больше не могу!

Пошло всё к херам!!!

— Тссс, дорогой! Он её просто потрогает. Булочки помнёт, писечку пощупает и все. Не целка же! Не страшно. Это брат мой родной. Не могу отказать, уж пойми. — С силой по столу ладонью шлепает, а когда лаптю с поверхности убирает, я вижу карту — красный туз.

В ответ краснею, ноздри как у бешеного быка перед родео раздуваются, а кровь по венам несётся со скоростью баллистической ракеты. Точнее не кровь, а жгучий яд. Который кипит, пениться, закипает до температуры плавления.

Огненным взглядом бросаю выродку вызов! И сверху на его карту свою швыряю. Рожа бандюгана перекашивается от гнева, когда там, на столе из бархата, поверх его карты он видит красного джокера.

— Да иди ты на х*й!!

Замахиваюсь и со всей мочи кулаком квашу ему рыло, наслаждаясь тем, как кровища хлещет острым фонтаном, заливая этой дрянью мою белую рубашку от «Армани».

Это была последняя капля сдержанности. Неужели в нашем мире до сих пор существуют такие безмозглые опоссумы, которые не знают, что с Орловым лучше дружить, чем воевать. Потому что эта война… для подобных балбесов станет похлеще вечного Ада.

После того, как я ему рожу расквасил, за галстук мразину схватил, и без капли жалости карты в глотку затолкал, заставляя жрать и глотать будто бабушкины пирожки. С привкусом мести.

А дальше… Дальше началась сраная мясорубка.

Хорошо, что мои бойцы вовремя подскочили. Все-таки пролезли через чёрный ход и в толпе шифровались.

Пятерым глотки картами порезал, двоих в витрину с голыми бабами, чьи киски по дешёвке выставили на торги гостям, лысыми бошками вписал, ну а хозяину… Хозяину яйца подрезал. Чтобы ублюдок знал, как девушек среди белого дня воровать, да ещё и наркотиками фаршировать, зарабатывая на этом свои грязные бумажки.

Месиво тут было капитальное!

Меня, кстати, тоже некисло так порезали. Но жить буду.

Лина на полу без сознания лежала, когда я её на руки подхватил и к чёрному ходу понёсся, как раз в тот момент, когда в барыжник вломились ребята из спецназа.

Виталик подогнал тачку прямо к выходу. Быстро прыгнул с Линой в машину, на сиденье девочку бросил, а сам сверху навалился, прикрывая её хрупкое тельце своим, от свистящих пуль, которые со всех сторон острым градом посыпались на внедорожник.

— Гони давай, гони!!! — по волосам девочку гладил и одновременно по щекам пошлёпывал, пытаясь привести в чувство, в тот момент, когда машина на полном ходу сорвалась с места.

Нам, считай, повезло. Тачка бронированная.

А псов Азамата, вместе с главным крысом, мгновенно повязали. Завтра от их барыжника останется лишь горстка пепла и никчёмные воспоминания.

— Линааа, малышка! — когда уже выехали на трассу я её к себе на руки положил, в пиджак завернул, крепко-крепко к груди прижал, пытаясь отогреть, потому что её тело больше напоминало кусок бесчувственного льда, исполосованного багровыми синяками.

— Ну что же ты так… Почему ты такая заноза в пятке?? Девочка… — немощно заскулил, ещё резче, с ещё большей жадностью, в себя вжал… такую маленькую, такую беззащитную, брошенную и несчастную крошку.

И в этот миг мне захотелось просто убиться!

С крыши броситься, или с машины на ходу шмякнуться, или под поезд!

Потому что я понял, что очень сильно ей навредил.

Обидел, оскорбил, вышвырнул, как мошку в грязную трясину, чтобы побыстрей засосало, чтобы больше никогда не видеть, эгоист конченый!

И что было бы с малышкой, опоздай я хоть на минуту?

Ну почему ей так «везёт»?

Чтобы загладить вину, я, наконец, понял самое важное — что хочу всегда находится с девочкой, всегда оберегать её ранимое сердечко от бед и несчастий. Потому что в нашем огромном и холодном мире демонов нет места жалости для нежного и хрупкого ангела. Каждый неизведанный шаг для такой малышки — опасность.

Она будто магнит, который притягивает все беды мира.

Но отныне — она моя.

Моя беда и одновременно моя победа.

Больше никогда и ни за что не отпущу!

Глава 20

Я очень долго не могла прийти в себе и не понимала, что со мной происходит, где я нахожусь и почему у меня настолько сильно болит голова?! Будто мне в череп сутки напролёт вколачивали острые гвозди. День и ночь, жизнь и смерть, любовь и ненависть поменялись местами и мне захотелось больше никогда не просыпаться, никогда не открывать глаза, никогда не делать судорожные вдохи. Но меня вынужденно привели в чувство, мазнув под носом какой-то едкой жидкостью.

Откашлявшись, быстро вернулась в сознание. Но перед этим невольно махнула головой сначала в одну сторону, затем в другую и грубо шмякнула кого-то по рукам, чтобы не трогали.

Всё, что я помнила прежде, чем сойти с ума и окунуться в гиблый мир безнадёжности, где всё воспринималось словно в тумане — как тот жирный тюлень, с кудрявой бородой, пропитанной тухлым запахом пива и травы, ударил меня по голове и потащил в незнакомое помещение, в котором было очень шумно, людно, играла пафосная музыка, в котором воздух просто трещал и разрывался от разврата.

— Девушка поправиться. Ничего страшного не случилось. От одного раза зависимым не становятся. Капельница поможет организму очиститься от этой дряни. — Незнакомый мужской бас звучал будто эхо в глубокой пещере. — Пусть ещё пять минут полежит, боль должна пройти.

— Благодарю, Аркадий.

Когда я услышала другой голос, прохладный такой, с ноткой холодного металла, мои нервы скрутило в тугие узлы, а дыхание перехватило.

Дмитрий.

Откуда ты здесь?

Ты мираж? Или иллюзия? Или у меня галлюцинации от интоксикации?

— Если понадоблюсь — всегда на связи. Всего доброго, не болейте.

Шаркающие шаги, хлопок и секундная тишина.

После чего, прямо у самого уха, я слышу тяжёлый вздох, а затем жалобное:

— Ли-нааа.

Тёплые прикосновения медленно и осторожно ласкают щёки, а большие, но такие нежные пальцы, стирают крупные солёные гранулы, скользящие прямо к губам.

— Ты в безопасности. Открой глаза, девочка. Это я, Дмитрий. Прости меня, маленькая… Я полный мудак.

И сердце в груди пропускает несколько ударов, и пульс набирает обороты, гоняя кровь по венам со скоростью света, когда душа рыдает от счастья, что он не бросил! Вернулся за мной! Нашёл! Нашёл и снова спас.

С жадностью, с лютой одержимостью бросаюсь мужчине на шею, руками обвиваю его крепкое тело и рыдаю. Беззвучно. Но навзрыд. Теперь уже от счастья.

— Тише, тише, — поцелуй в висок, прерывистое дыхание вплетается в растрепанные волосы, а сильные мужские руки прижимают к такому же сильному телу, так, что воздух со свистом выходит из лёгких, до самого последнего грамма, — Ты со мной. Моя. Только моя… Никому не отдам. Никто больше не обидит. Клянусь.

Секундная пауза. И снова взволнованный бархатный голос обжигает кожу:

— Если бы ты знала, насколько сильно я испугался, когда тебя потерял, Алина. Глупенькая… Я ведь просто хотел тебя обезопасить. От себя. Поэтому приказал своим людям отвезти тебя в другое место.

Меня передёрнуло. И я вспомнила! Частично вспомнила, как меня в стрип бар затащили, как догола раздели и лапали мерзкие бородатые мужики нерусской внешности! А затем, когда я начала сопротивляться, избили ремнями. Потом вкололи наркотик и швырнули на сцену, как дешёвую потаскушку, развлекать других зажравшихся извращенцев.

Я будто снова оказалась в том жутком месте, будто снова пережила клиническую смерть! Сначала на корабле, затем на острове, а после на сцене. Я считала, что это конец. Что теперь уже никто не поможет. А всё, о чём думала, так это о том, что мне нужно как можно скорей добраться до стола, схватить бутылку и проткнуть собственное сердце, чтобы больше никогда не мучиться. Но тело будто превратилось в вязкое безе, а мозг — и вовсе отключился.

— Дима! Дима! Я хочу в ванну. Срочно! Хочу смыть с себя эту дрянь! Смыть прикосновения, воспоминания, боль! Пожалуйста! — жестами, с мольбой в глазах, со слезами на щеках, за руку его схватила и чуть было пощёчину не отвесила, пока не поняла… что со мной всё в порядке, что я жива, а он… ОН рядом сидит. Зелёный, как мох, и взволнованный, как дикий океан во время шторма,

— Да, д-девочка, я понял. Идём! Вместе. Вместе идём! Я тебя теперь ни на шаг не отпущу!

Сорвал с меня одеяло, на руки подхватил и в ванную понёс, обращаясь со мной так, будто я была не человеком, а очень редкой и хрупкой фарфоровой нимфой.

***

Никогда бы не подумала, что мои мечты станут реальностью. Сколько раз я, во время уборки ванной комнаты, представляла себе то, как мы с Дмитрием, вдвоём, нежимся в его огромной джакузи, выточенной из натурального белого мрамора.

Это не ванна! Это бассейн, в котором без труда поместятся пять слонов.

И вот вселенная услышала мой безмолвный плач… Сжалилась.

Дмитрий наполнил ванну до самых краёв тёплой водой, заботливо снял с меня его же ароматную рубашку, не спеша, расстёгивая каждую пуговицу израненными в кровь руками, которую наверно лично надевал, а затем и сам разделся.

Как только мужчина избавился от брюк и рубашки, я в панике зажала рот ладонями и практически мертвым мешком осела на пол, от того, что увидела. Увидела на его прекрасном теле… Гадкие, кровоточащие раны и пурпурные синяки!

О, боже!

Да на мужчине нет живого места!!!

Эти раны… От ножевых.

Дурак! Ну зачем тебе это надо было? И почему в первую очередь не позаботился о себе, когда врач приходил?

Его ведь порезали. Из-за меня порезали! Когда Дмитрий меня защищал, рискуя собственной жизнью.

Ради кого?

Ради дефективного биомусора.

Как же это больно, как невыносимо! Смотреть на то, как его прекрасное тело, буквально рыдает кровавыми ручьями!

— Больно? — одним губами, со слезами на глазах, дрожащей рукой провела по уродливым меткам. — Надо промыть и обработать.

— Нет. За тебя больнее. Душевно.

Стоило мне только поднять глаза на Дмитрия, как он тут же схватил меня за затылок, сгрёб волосы в кулак и властным поцелуем впился в мои губы своими пухлыми губами, воруя весь мой кислород в судорожно сжатых лёгких, доводя сознание до грани экстаза.

Руку мою перехватил, сжал, а затем на сердце положил. Под ладонью запекло и у меня мурашки по всему телу понеслись, когда я почувствовала биение его сердца под своей рукой.

— Тут болит. И я не знаю, что мне с этим делать. Пока вижу твои слёзы. Пока ты молчишь… Лина… Маленькая. Если бы ты знала, как же дико я хочу, чтобы ты заговорила. Как я хочу услышать твой голос… Твой смех, и то, с какой страстью ты кричишь, выкрикиваешь моё имя своими вкусными губами, пока я беру тебя глубоко, нежно, или грубо, но страстно! Как ты этого захочешь. О дааа, твой смех… я бы душу дьяволу продал за возможность хотя бы раз его услышать.

И голова кругом, и пол под ногами проваливается в бесконечность!

А глаза разъедает от мощных слёз. Слёз искреннего счастья.

Но душа поёт. Поёт и радуется, потому что ей впервые хорошо!

Никто и никогда не говорил мне настолько нежных слов. Настолько, чистых, тёплых, душевных…

Две секунды — и я улыбаюсь. И я чувствую, как лёд в груди тает, как скулы сводит от радостной боли, от улыбки, а в глазах искриться радость.

— Спа-си-бо, те-бе, — по слогам шепчу, руку на сердце сжимаю, а Дмитрий вдруг снова на мои губы набрасывается, жадно пожирает их поцелуями, не давая договорить, не давая опомниться.

После чего на руки подхватывает, бережно укладывает в ванну и вместе со мной погружается в тёплую воду. Я лежу на спине, а он ноги мои широко разводит, настойчиво пристраивается между бёдер. Крепко-крепко обнимает. Теперь я чувствую ЕГО. Истинного его. Там, между ног. Такого огромного и горячего! Чувствую его плоть… Каменную, твёрдую. Которая пружинит, которая упрямо трется о мои складки промежности, отчего внизу живота просыпается смертельно-опасный вулкан.

— А как же твоя жена? — На секунду отстраняюсь. С опаской спрашиваю жестами.

— Молчи! — руки перехватывает, сжимает и каждый пальчик покрывает чувственными поцелуями, — Не хочу о ней. Для меня теперь существуешь только ты. А до этого… я просто жил как конченный мудак, обманывая себя, свои истинные чувства, пока не вляпаться в сущее дерьмо из-за своей правильности. Потом поговорим… а пока… пока я хочу сделать с тобой то, о чём так дико и так долго мечтал.

Мне немного страшно. Страшно, что снова будет больно. Как тогда… В первый раз. Но я стараюсь не думать об этой острой боли, гоню мысли прочь. Потому что люблю. Я до невозможности люблю его прикосновения, его бархатный голос, его хищные глаза, цвета изумительного авантюрина! И я готова живьём гореть, лишь бы Дмитрий всегда находился со мной рядом. Стал моей надёжной, крепкой стеной. Моими крыльями. Которыми бы нежно меня оберегал, завернув мое тело будто в непробиваемый кокон.

— Ты будешь говорить. Я добьюсь этого. — Сладкий поцелуй в шею. Горячий шёпот ласкает мочку до приятных мурашек, до электрических покалываний у корней волос. — Очень скоро мы отправимся за границу в самую лучшую клинику. — Руки любимого жадно сминают упругие ягодицы, и он… осторожным толчком скользит внутрь меня. — И всё у нас будет хорошо. Моя девочка. Моё чудо. Мой ангел. И мой наркотик.

— Ах… — выгибаю спину, закатываю глаза, мысленно кричу, когда Дмитрий начинает совершать плавные, бережные толчки, прямо там, в воде, с каждым рывком погружаясь всё глубже и глубже.

— Божеее, Алинааа… — Его трясёт в бешеных судорогах, а тело мужчины превращается в кипятильник. Рядом с ним становиться как в жерле вулкана. — Какая же ты… удивительная. — Убирает прядь с влажного лица, заправляет за ухо. Снова набрасывается на губы, целуя уже более дико, с языком, выпивая меня полностью, втягивая в себя мои судорожные выдохи. — Не больно?

Отрицательно качаю головой.

Нет. Уже нет. Сейчас мне хорошо. Хорошо, как никогда прежде.

И я не знала, что так бывает…

Эти ощущения… их невозможно описать словами.

Я таю и меня разрывает изнутри от приятных спазмов.

Это так сладко! Это так удивительно. Я даже не замечаю, как моё тело начинает жить своей жизнью. Как бёдра поддаются вперёд и начинают двигаться в унисон с бёдрами Дмитрия, принимая его, такого большого и такого красивого, полностью, на всю длину. Как мои мышцы внутри сладко сжимаются, как там стреляет и покалывает миллион фейерверков, готовых в любую секунду выстрелить одним огромным атомным залпом.

Мне кажется я кричу! В голос кричу! Когда моё тело швыряет от удовольствия, когда Дмитрий вжимается в меня всей своей мощной массой, заглушая мои немые крики своим дикими поцелуями, впечатывая меня спиной к бортику ванны, одержимо толкаясь, ускоряясь, теряя голову от безумного возбуждения, от звериного желания!

Грань эйфории близка.

Кажется, мы достигли вершины нирваны. Кажется, наши души сейчас взорвутся, а мозг заработает на все сто процентов, вместо пятнадцати, как в обычной жизни, и мы силой мысли сможем двигать предметы, манипулировать людьми, заглядывать в будущее.

Как же это потрясающе…

Напряжение. Покалывание. Взрыв.

Дмитрий воет в мой приоткрытый рот, сокращаясь, пульсируя, взрываясь внутри меня и я, кажется, растворяюсь в пространстве, рассыпаясь на миллиард крошечных атомов.

Мы кончаем одновременно. А затем ещё несколько минут подрагиваем в объятиях друг друга. Как вдруг, после сумасшедшего оргазма меня вновь накрывает необъяснимая паническая тоска. По щекам текут слёзы, а руки немеют от дрожи.

Не знаю с чем это связано?! Может с последствия эмоционального взрыва? Эти ощущения, они ведь для меня новые и мои первые, которые накрыли каждый мой нерв неудержимой лавиной, выкрутив нервную систему наизнанку.

— Из-за меня… Из-за меня тебя порезали! Мне так больно! Прости…

Вспоминаю о его ужасных ранах, отстраняюсь от мужчины и медленно, подушечками пальцев, начинаю промывать уродливые раны на рельефной груди, а он руку мою перехватываете, ласково целует и усмехается. Радушно, счастливо, как озорной мальчишка.

— Такая заботливая… Испугалась?

— Испугалась, что не придёшь за мной. Что бросишь. А я… я больше никогда тебя не увижу. — Руками попытались ответить, но он наверно не понял. Частично. Тогда воздуха побольше в грудь набрала и попыталась выдавить из себя его красивое имя, — Ди-ма. — Получился странный, картавый хрип.

Нежные руки мужчины упали на мои щёки. Он пальцами слёзы по скулам растирает, а в бездонных глазах отзеркаливается страшная тоска.

Никогда его таким не видела. Таким беспомощным, жалким. Не по себе мне стало от его эмоций.

Снова воздуха побольше в грудь набрала, руки свои поверх его положила, на своих же скулах, и прошептала, ещё более старательно, вкладывая в эти слова, в эту благодарность, всю свою душу:

— Спасибо. Спасибо! Спасибоооо!!! Что не бросил. Что вернулся. Я верила. Я знала. Я ждала.

Снова не вышло. Какая же я беспомощная, жалкая и никчёмная!

Всхлипнула, взглядом скользнула чуть ниже, к его аппетитным губам.

И добавила без единого звука:

— Я люблю тебя.

В больших глазах любимого вспыхнуло пламя, а в центре этого пламени моё смятенное отражение. Рывком сгрёб в охапку, прижал груди, и сотню раз подряд клеймил моё тело жадными поцелуями.

Везде, где только можно.

В тот вечер мы занимались любовью без передышки. Дмитрий не хотел брать меня так долго и так много, потому что переживал за моё самочувствие, но я сама настаивала, сама провоцировала мужчину, потому что вошла во вкус и понятия не имела как до этого жила без его бурных ласк.

Его любовь, жадная и властная, стала для меня, хрупкой и ранимой, жизненно необходимым топливом.

***

Впервые за десять лет моей разбитой жизни мне не снились кошмары. Я спала как младенец, положив голову на надежную грудь моего мужчины.

Да! Теперь Дмитрий стал моим. Я это чувствовала не только душой, но и телом, когда получила свой первый сумасшедший оргазм.

Под утро я невольно дёрнулась, вскочила на ноги, по привычке вспоминая, что мне нужно отправляться на каторгу, а ещё, с ужасом осознавая, что проспала! О, Боже! Мегера сейчас с меня живём кожу срежет!

Дмитрий тоже дёрнулся, но тут же схватил меня за руку, увлекая на себя. Прижал к груди, поцеловал в макушку, муркнув на ухо:

— Рано ещё. Спи, маленькая. Теперь тебе никогда больше не придётся работать на кухне. Твоё место в моей постели. В моём паспорте. В моём сердце. Ты… моя. Навсегда.

И я растаяла от его слов, от его поцелуев, от его приятного дыхания, снова погрузившись в крепкий, беззаботный сон, мысленно благодаря судьбу за то, что послала мне тёплый лучик надежды в бесконечную пучину безысходности.

Главное верить, от души верить, в лучшее!

Придёт время и страдания окупятся счастьем.

***

Сон для меня — это бесценная роскошь. Обычно я спала максимум по шесть — семь часов, работая в поместье Орлова без выходных и зарплаты. А тут, прям непривычно! До обеда. Мы с Дмитрием, позабыв обо всем на свете, продрыхли как сурки до двух часов дня!

Завтрак, который нам принесли в комнату, уже давно остыл.

Для меня.

Дима заказал для меня настоящий пир! Хотя бы раз, хотя бы кусочек… я мечтала попробовать блюда с княжеского стола, а не питаться безвкусными супами с картошкой. Мужчина приподнёс мне самый настоящий завтрак в постель, прям как Золушке, но, почему-то вдруг у меня пропал аппетит.

Ни фруктов, ни пирожных отчего то не хотелось.

Как странно!

Наверно слишком сильно перенервничала с повторным похищением.

Лёжа на шёлковых простынях в мягкой кровати, я попыталась объяснить мужчине, что пока не голодна, но обязательно поем. Чуть позже. Он нахмурился, бережно заправил мне прядь волос за ухо, подарив свою самую совершенную улыбку.

Теперь, когда мы общались друг с другом, ручка и блокнот не понадобились. Кажется, Дмитрий научился понимать меня без слов, по взгляду. Там, в глазах, он читал меня как свою самую любимую книгу.

Наверно, мы с ним как две половинки одной звезды, самой большой во вселенной. Мы пара. Которую создавали на небесах как единое целое, по единому образу и подобию, чтобы там, на земле, по воле наших создателей, мы встретились вновь. Потому что родственные души…они притягиваются. Мы, с одной стороны, как две противоположности. Он богатый, я — бедная. Но с другой… с другой стороны мы — как два лепестка одного красивого и совершенного цветка.

Глава 21

Дмитрий

Мне кажется, словно я провалился в настоящую адскую бездну. Все поступки возвращаются бумерангом? Так ведь? Однозначно это так!

Не делай зла — зло наказуемо. До сегодняшнего дня я плевал на эту житейскую мудрость, а стоило бы задуматься и не забивать болт глубоко в сырую землю, вместе с этим болтом закапывая там и свою честь.

Я никогда не задумывался о том, что мою жизнь тупо запрограммировали. Я не понимал почему не должен открыться Лине, должен давить в себе эти чувства. А потом до меня дошло! Это родители всю жизнь внушали мне, что нужно делать, где учиться, как жить, с кем спать, на ком жениться. И я был послушным сыном. Потому что отец вытравил из меня непослушание, высек тяжёлой пряжкой кожаного ремня, воспитал в холоде, пресекая всякое проявление тёплых чувств.

Никаких ласк. Суровый авторитаризм. Так воспитывал его отец, отец его отца, прадед и прапрадед. Именно поэтому их империя существует уже многие века.

И я привык. Запрограммировал себя на подобную жизнь. Хотя, практически с рождения мечтал стать художником — делать ювелирные украшения, а не разбивать судьбы людей, отбирая их хлеб.

Только сейчас понял, что Лиза — это тоже желание отца. Они с её родителями были лучшими друзьями. И всегда шутили, образно венчая нас былыми вечерами, когда играли в покер.

Но было уже поздно что-то менять в этой поганой жизни. Беда пришла. Набросилась на меня со спины, перекрывая доступ к кислороду.

Я запутался. В себе, в своих чувствах… Я погубил себя. Сам.

Потому что сука судьба резала меня без наркоза! Резала жестоко, безжалостно, отбирая у меня всё до пустоты. Вырывая ногтями, разрывая зубами, избивая до смертельных ран в рыдающей душе!

Неприятности сыпались, как из рога изобилия!

Развод с дрянью Лизой, похищение Лины, обесценивание акций корпорации Орлова… это только начало бед. Самое сердце тьмы поджидало меня впереди.

***

Около недели мы жили с Линой в относительном благополучии, наслаждаясь друг другом до забвения. Мне ничего не хотелось. Хотелось просто проводить время с моей малышкой, нежась целыми днями сначала в постели, затем в ванной… потом снова в постели и снова в ванной, покрывая её податливое тельце поцелуями, лаская её до озверения и до потери здравого разума.

Как вспомню её синяки, по всему телу и эти уродливые раны от уколов в венах… пизд*ц!!! Хочется рвать и душить, бить и убивать ту мразь, которая снова сделала больно моей маленькой девочке.

Ненавижу себя за это. И никогда не прощу. За то, что вышвырнул ту, которая нужна мне больше кислорода, больше чёртовой власти и даже больше жизни.

Какая же она хрупкая, как тростинка. А эти синяки… Эти раны!!!

Я бл*ть себе этого никогда не прощу. Когда принёс её полуживую домой, после того, как из клуба забрал, думал свихнусь нахрен от жалости и от своей грёбанном бессердечности! Раздел, осторожно, боясь причинить боль, уложил на постель, тут же врача вызвал. Если бы с Линой что-нибудь случилось… я бы себя живьём на куски разорвал! Собственными руками! Глаза бы вырвал, кости переломал, душил и орган за органом вырывал, отправляясь прямиком в пекло.

Потому что понял, наконец, чёртовый ублюдок, что ТОЛЬКО она мне нужна. Очень-очень нужна! А сучка Лиза… прогнившая изнутри ведьма! Даже к ней я не испытывал таких эмоций, такого болезненного стока, как при виде синеглазкой малышки с аккуратными миниатюрными грудками, нежными бёдрами, бархатной киской.

До того момента пока Лина не открыла глаза и не отошла от транса, я как одержимый монах молился всем Богам мира, чтобы они спасли мою девочку, чтобы вернули мне обратно, что я каюсь, и что я в отчаянье за то, что совершил.

Слава Вселенной, Алина очнулась. А я… я снова начал дышать полной грудью и теперь не отпускал её от себя ни на сантиметр.

***

Время для нас превратилось в металл, земля прекратила вращаться вокруг собственной орбиты, а реальность поменялась местами с миром иллюзией, потому что я, влюблённый, помешанный идиот, забыл о самом главном! О том, что нужно было изначально раздавить ту гадкую саранчу, которая притворилась прекрасным лебедем, мечтая отравить мою жизнь, чтобы изжить меня с мира живых, чтобы завладеть моим многомиллиардным состоянием.

Лина сладко посапывала на мягких подушках, после бурного вечера любви, а я, усевшись в кресле напротив камина, подперев щекой подбородок и закинув ногу на ногу, любовался моей маленькой радостью, моим ангелом, которым можно было любоваться часами, как самым мощным в природе наркотиком. Чёрные локоны, цвета мягкого бархата, непослушными волнами разметались по шёлковым одеялам. Девочка лежала на животе, абсолютно голая, и когда я вот так вот смотрел на её совершенные изгибы, на тонкую, бледно-розовую кожу, тут же чувствовал озверелый стояк в паху!

Мне было мало! Мало! Мало! Малоооо! Она не человек! Нет! Она сладкий кусок живого опиума. Которым никогда не насытишься, которого всегда будет мало. И чем больше ты его жрешь — тем больше хочется.

Никогда не думал, что настолько помешаюсь на женщине. На одной. У которой нет прошлого, нет корней, нет статуса. А мне насрать! Потому что у неё есть кое-что более важное, более бесценное, чем безлимитный счёт в банке…

Её доброта. Ее открытость. Её искренняя душевность.

Такое ведь ни за какие богатства мира не купишь.

Отныне для меня другие бабы просто растворились в пустоте. Наконец я понял. Наконец созрел! Для долгих отношений, для семьи, для детей.

Только с ней. Только с Линой мне захотелось по-настоящему стать женатиком, сделать моей крошке ребёнка, и не одного, с такими, как у неё глазами и с такой, как у неё, лучезарной улыбкой. Взять их на руки, прижать к себе и радоваться каждому дню. Радоваться любви, а не деньгам. Потому что я понял, что любовь не в деньгах — а в искреннем, настоящем счастье.

Да. Я почувствовал, будто с моего лица свалилась огромная железная плита. Я ведь прежде никогда не улыбался. Не знал вообще, что такое улыбка! Человек сталь. Человек бетон… Этот дурацкий имидж создавался долгими годами, чтобы у простых смертных при виде меня подкашивались колени, а зубы крошились от страха в мелкую пыль.

Но эта детка пробила вечную броню! Как сумасшедшинка ураган, неожиданно ворвалась в мою выстроенную на шаблонах жизнь.

Улыбнулся, томно выдохнул и глотнул терпкого вина из бокала, продолжая ласкать взглядом моего спящего ангела, до сих пор не веря в то, что действительно влюбился. Как баран! Как безрассудный подросток.

Ну просто с ума сойти!

Какая же всё-таки непредсказуемая наша жизнь!

Я бы до самой старости вот так вот просто сидел и днями на пролёт втыкал на малышку, а между перерывами на сон, брал её податливое тело в разных позах, кончая в её миниатюрную киску, кусая, щипая и сжирая её алые соски, забывая о повседневной рутине, о вечном хаосе, о дурацких сделках и захватах мелких конторок, которыми кормилась корпорация «Орлова», но… дурацкий звонок вмиг нарушил душевный покой.

Звонил адвокат. Мне захотелось со злости швырнуть телефон в камин! Но дело было той ещё дрянью. Потому что когда мы с ним поговорили, я еле-еле сдержался, чтобы не вспылить, чтобы не натворить, к чёрту, необдуманных глупостей. Потому что мне просто захотелось разорвать эту подлую шлюху на куски! Вырвать ей позвоночник и к херам переломает все её сраные кости!

Лиза объявила мне настоящую войну.

И она, кажется, намеревалась выйти из этой бойни победителем.

— Дмитрий… как бы это сказать… — адвокат нервно мямлил в трубку, — у нас огромные проблемы. Я вам отправил сообщение на почту — посмотрите. СМИ просто взрываются от сумасшедшей новости. Статья только что вышла. Свежая. А ещё около часа назад вышло скандальное интервью госпожи Вербицкой… В общем, сами посмотрите. Дело дрянь. Даже не знаю, как нам выкрутится из всего этого ада. Простите.

Я просто вырубил телефон, не проронив ни единого звука. Догадывался, что подлая змея скоро бросится в атаку. Если бы не забил на курву ещё тогда, когда она мне прямо после свадьбы, прямо в лицо плюнула, что требует развода, возможно, скандала удалось бы избежать. Надо было не кукситься, а сразу же грохнуть грязную шлюху! И я бы это сделал. Не будь она дочкой лучшего друга моего погибшего отца.

Схватил ноутбук и с яростью прошелся взглядом по всем самым известным сайтам, включая смазливые журнальчики, типа «Форбс», на которых меня боготворили чуть ли ни каждую неделю.

Оказывается, не только печатные издательства кишели горячими новостями, о том, что «Дмитрий Орлов подрался в стрип баре из-за проститутки», или «Дмитрий Орлов под действием марихуаны жестоко избил свою несчастную жену, Елизавету Вербицкую, с которой недавно расписался», но и весь интернет буквально взрывался от этой лживой дряни. Там, на дешевеньких спамерских сайтах я с озверением во всём теле и с пеной на губах, листали фотки, где я сначала жестко квашу лицо бывшей невесте, а затем устраиваю дебош в бандитском кабаке с потасканными шалавами. К фотографиям прилагались видео записи.

Чёртова шлюхаааа!!!

Поверить не могу, что она так запросто втоптала меня в помои!

Можно попробовать ментам доказать, что это фотожоп. Но слишком поздно. То ли дело один сайт, а тут… Новость разошлась по всему миру, как смертельно опасный половой герпес, передающийся воздушно-капельным путём. Падлы даже успели перевести статьи на иностранный. Теперь я та ещё знаменитость, млять!

Что делать, как быть в таком случае… ни хера не знаю!

Быстро связался со своими адвокатами, юристами, охраной и приказал под дулом пистолета уничтожишь всю эту мерзкую фальшь до самого последнего снимка, до самого последнего слова. Подчинённые поклялись попробовать сделать всё возможное… но дело весьма безнадежное. Если бы раньше обратился — возможно шанс бы был. Но какой там! Слишком был сильно был занят моей девочкой. Слишком соскучился, слишком проголодался. И устал от всего. От своего статуса, жизни, проблем. Когда я впервые осознал, что такое истинная любовь — кроме этого офигенного чувства, больше уже ничего не хотелось. Я готов был на всё ради Лины. Даже пожертвовать своей властью.

Что ж… желания сбываются!

Наивные людишки пожирали эту падаль, эти сплетни из интернета, как бесплатные пирожки. Именно поэтому, под утро, у главных ворот поместья столпилась целая орда журналистов и всех тех барыг, которым Лизонька приплатила по бутылке водке, лишь бы они от души помахали кулаками, погорланили гадости, выступая за справедливость, против зажравшейся власти, буржуазии, против насилия.

Они орали во все гланды, швырялись яйцами и помидорами, требуя выдать им негодника! Хорошо, что весь этот вшивый сброд, состоящий преимущественно из тунеядцев и алкашей, быстренько разогнали. До того момента, как Лина успела проснуться.

А когда я включил телек — там, на экране монитора, мелькали кадры, где якобы мои люди хлыстами порют прислугу на полях. Честно… Ни капли не расстроился из-за это дебильной постановки. Тупо расхохотался, до боли в желудке. Но смех резко оборвался, когда кадры сменились, и в телеке стали мелькать наглые лица обслуживающего персонала.

Кто-то брал интервью якобы скрытой камерой у горничных и… я, бл*ть, увидел среди них Евгению. Старая сука рассказала о том, как я отрубил голову одному садовнику. И полил цветы его кровью.

Брееед!

Что же ты наделала, идиотина? Эта ведь была просто байка для ленивых бездельников! Мы сами с ней придумали эту сумасшедшую историю, чтобы работники не отлынивали от обязанностей, выполняя дело на совесть.

Евгения меня тоже кинула.

Просто жесть! Просто полная ахинея!!!

Грязная выдра! Всю жизнь, практически с рождения, служила верой и опорой поместью, но в один миг решила макнуть рожей в навоз того, кто дал ей всё, а в спину всадить тупой, ржавый нож.

Долгие годы я то и делал, что ломал людей. Отбирал их бизнес, имущество, веру в себя, буквально превращал в бомжей. Все во вселенной возвращается бумерангом. Теперь я на своей шкуре почувствовал, что такое реальная боль, когда ты превращается в жалкий кусок говна, и когда твоя закрытая вселенная рушиться и падает в беспросветную бездну, захлебываясь в кошмарном хаосе.

***

Я не спал всю ночь. Не знал, что нам с Линой делать дальше. В уме только одна идея — продать всё к чёртовой матери и бежать как можно дальше. За границу. Всё равно куда! Туда, где тишина и покой. Туда, где нас никто не найдёт. Туда, где мы начнём новую жизнь.

Алина спала, как младенец, прильнув к моей груди своей маленькой, шелковистой головкой. Я бережно гладил её волосы, пропускал через пальцы, потому что только прикосновения к моему нежному ангелу успокаивали, сдерживали моего внутреннего беса.

Если бы не Лина — клянусь! Уже давно бы прикончил лживую суку-предательницу.

Вспомнишь о дерьме — тут же завоняет.

Внезапно, на прикроватной тумбочке завибрировал телефон. В душе всё перевернулось от ненависти, потому что я знал, кто это звонит. Предчувствовал.

Осторожно встал с постели, чтобы не разбудить малышку и, набросив халат, вышел на лоджию.

— Здравствуй, любимый! — ехидный смешок, — Соскучился?

Я молчал. Молчал и с силой сжимал металлические поручни перил до адской боли в суставах.

— Как тебе «шоу»? Понравилось? Читал новости?

— Читал. Поздравляю, сука, ты подписала себе смертный приговор.

Она расхохоталась ещё громче, ещё писклявей, так, что я практически оглох на одно ухо.

А затем вдруг замолчала. Всего на несколько секунд.

После, уже серьёзным, наполненным сталью голосом, прорычала:

— Я жду тебя возле ворот. Выходи немедленно!

— И чего ты хочешь?

Конечно я прекрасно знал, о чём так неистово грезит двуличная тварь.

Власть. Деньги. Статус. И моя боль. Много-много боли.

— Я ХОЧУ ВСЁ. Жду пять минут. И тогда… ты пожалеешь ещё больше, если опоздаешь хоть на одну миллисекунду. Тот спектакль с прессой — только начало. Мы с Лаврушей нарыли на тебя такое… за что, по сути, светит смертная казнь.

В ответ лишь лениво хмыкнул.

— На всякий случай, милый, если все ещё сомневаешься, я знаю, что тебе дорого. Точнее, кто… Твоя дефективная сополюшка.

И шлюха отключилась.

А вот это уже — по-настоящему больно, Мне было пофиг на свои деньги, пофиг на империю… Но когда я услышал злорадный намёк в отношении самого дорого в жизни — это всё! Конечная грань сдержанности.

Пусть только попробует! Пусть даже хоть в мыслях…

Клянусь, голыми руками на куски раздеру!

***

Стараясь не шуметь, быстро натянул штаны, свитер и спустился к парадной. Открыл ворота, вышел за периметр, уже издали заприметив красный «Феррари», принадлежащей самой конченой в мире мрази.

Нехотя подошёл к машине, дёрнул за ручку, забрался в салон на переднее сидение. В нос сразу же ударил знакомый и резкий запах элитного парфюма. Ненавижу эти духи! И её ненавижу. Как хорошо, что понял это. Хоть и прошла туча времени, но лучше поздно, чем никогда. Если бы упустил своё истинное счастье — до самой смерти бы жалел, подыхая в кошмарных муках, проклиная и ненавидя самого себя.

В шикарном шёлковом платье, с шубой из дорогущей норки, она, деловито докуривая сигарету, швырнула мне на колени документы на развод и документы на выплаты моральной компенсации за телесный и душевный ущерб. А также… добровольное согласие на перепись абсолютно всего моего имущества, включая наследство, в её грязные руки.

— Всё это, в обмен на твою свободу, малыш. Подписывай и клянусь, все претензии будут забыты.

Несколько минут я, сжав до хруста кулаки, чтобы хоть как-то держать себя в руках, чтобы унять нервную дрожь, просто читал сраные бумажульки, обдумывая возможные варианты выхода из данной ситуации.

Кроме того, как по-быстренькому придушить паскуду, на ум больше ничего не всплывало. Но это не вариант. Тогда меня уже точно упекут за решётку, даже если хорошенько замять следы убийства, так как, исходя из недавнишних видео, будет понятно, кто главный подозреваемый.

Кто же тогда о Лине позаботиться? Девочку ведь запросто могут снова, уже в третий раз, отправить в бордель. А я этого больше не выдержу.

Думал, думал… Стучал ручкой по поверхности папки с документами…

Да и плюнул на всё!

— А знаешь, что? — резко повернул голову в сторону шлюхи, заорав до пожара в лёгких, — Пошла на х*й!

Идиотка даже свой огромный шлюшечьий рот от шока приоткрыла, выронив недокуренную табачную палочку прямо в декольте своих огромных и искусственных сисек.

— Забирай все! К дьяволу! Вот тебе моя подпись, скотина продажная! Я устал от денег, от власти, от постоянных проблем! Я жить хочу! Нормально! Как обычный человек, а не глянцевый идол, на которого одержимо надрачивает каждая вторая баба мира. — С яростью черкнул ручкой по бумагам, ставя крест на своих достижениях.

Озверело скомкал документы, грубо за патлы скуку схватил и в рот ведьме весь этот кал от души затолкал!

— Жри давай! Жрииии! И подавись, чудовище белобрысое!

Она захрипела, на глазах выступили слёзы, даже пару раз по лицу ногтями полоснула, мымра, когда отбивалась, пока я ей бумагу в глотку заталкивал!

Вот сейчас самое время успокоиться. Взять себя в руки. Вовремя остановиться. Ради Алины.

Подумав о малышке, быстро клацнул дверной ручкой, бросив напоследок:

— Ну что, ты довольна, ведьма проклятая? Не в деньгах ведь счастье, дура!

— А в чём? — рыдая, захлёбываясь в слезах.

Кое-как вытащила документы из пасти, щепетильно разгладила, матерясь как вокзальная бомжатина. Тоже мне, леди из «высшего света».

— В любви. — Улыбнулся так широко, так радостно, будто только что выиграл вселенскую войну. И вышел из машины, со всей мочи хлопнув дверью.

В этот миг я кое-что понял. Кое-что безумно важное! Понял, что деньги — это всего лишь бумага. Я не чувствую радости, когда гребу эти миллионы, от которых даже ни разу не улыбнулся.

Простое топливо. Топливо для статуса. Но не для сердца.

— Сукин сыыыын!!! — чокнутая лахудра со всей дури ударила руками по рулю. А затем, следом выскочила.

— Ты мразь!!! Я хочу, чтобы ты сдох!! Чтобы мучился! Страдал!! Чтобы тебе больно было! Я с тобой разговариваю!!! Посмотри на меня!!!

Я не слушал, что она там тявкает, давясь слюнями. Я впервые почувствовал себя свободным. Впервые в жизни вдохнул полной грудью. Настолько глубоко. Настолько легко! И воздух… Он стал пахнуть иначе.

Не гнилью. А цветами.

— Ненавижу тебя, Орлов… Ненавижу! Это всё она виновата. ОНА! Украла тебя у меня. Ты меня разлюбил. Поэтому… я тебе и предала.

Пора начинать новую жизнь. С этой секунды я решил начать меняться. Забыть о своём грязном бизнесе и заняться тем, чем нравиться.

Схвачу Лину и увезу девочку к океану. У меня есть кое-какие счета «на чёрный день», так сказать. Этих средств вполне хватит, чтобы начать лечение моей малышки, чтобы купить новый дом, чтобы открыть свой бизнес — изготовление ювелирных украшений на заказ, или выращивание винограда. А может и то, и другое.

— НЕ ПОВОРАЧИВАЙСЯ КО МНЕ СПИНОЙ! СЛЫШИШЬ!

Она всё ещё что-то вопила, ругалась, материлась, пока я уверенной походкой победителя шагал к воротам.

Но мне было абсолютно плевать на эту гребанную истеричку!

Я будто заново родился. Сбросил груз, который тащил на себе сотню лет.

На душе теперь так легко, так хорошо. Всё, что мне сейчас хочется — быть рядом с Линой. Жадно обнять мою девочку, и любить, любить любииить! До тех пор, пока она не начнёт говорить.

А она начнёт. Очень скоро начнёт.

Я верю, неистово верю, что не пройдёт и месяца, как я услышу её красивый голос, наполненный нежностью. Звонкий, тонкий, чистый, как слеза младенца! Голос, от которого мурашки бегут по всему телу. И её крики… Её сумасшедшие крики в постели, когда я буду брать Алину, наслаждаясь иступлёнными стонами радости моей малышки.

— Я убью тебя, подонок! УБЬЮЮЮЮ…

Кажется, будто бы шлюха бежала за мной следом. Скорей всего с ножом. Как помешанный убийца-психопат, жаждущий мести, крови и расплаты.

А я, погрязнув в мечтах, тупо расслабился, с дуру забив на внутренний голос, который кричал, который истошно вопил, предупреждая об опасности. Ведь тогда я даже не думал, что у Лизы в руках… окажется пистолет.

Обернулся.

Слишком поздно.

— Дим-ма!

Я услышал крик. Жалобный такой, тонкий, с надрывом.

И выстрел…

А затем, что-то хрупкое, что-то родное ударилось мне в спину, повалив на асфальт.

Глава 22

Дмитрий

Я не понял, что произошло. Меня швырнуло в какую-ту чёрную, наполненную сплошной болью яму, кишащую ядовитыми, клыкастыми змеями. В ушах шум, сердце грохочет на пределе, вот-вот и просто разорвётся насмерть от кошмарного шока! Еле-еле нашёл в себе силы, чтобы подняться с асфальта, чтобы дрожащими руками притянуть к себе маленькое, бесчувственное тело, лежащее рядом, на мокром тротуаре.

Нет…

Это невозможно…

Это не могло произойти…

Проснись, идиот!!! Просниииисььь!!!

Открой глаза! Умоляю!

Алина…

Как же так… Почему?? Откуда ты мать твою… откуда ты тут взялась…

Я ударил себя по лицу. Несколько раз. Так, что из носа хлынула кровь. Чтобы собраться, чтобы как можно скорей вызвать скорую!

После отрезвляющего удара по телу пронёсся покалывающий жар. Адреналин оживил сердце, а в мозговом центре вспыхнули резервные источники энергии.

Лина лежала на животе. Молча. Без единого движения. Босая, в белом шёлковом халате. Вероятно, услышала шум на улице и поспешила на помощь. А из-под её тела… медленно, тонким ручейком, струилась вязкая жидкость, тёмно-красного цвета.

Дурочка… ЗАЧЕЕЕМ? Что же ты наделала?!!

Эта пуля…. Предназначалась мне.

Я погрузился в состояние мощного аффекта и думал, что просто умру. Прямо сейчас. От разрыва сердце, от шокового инсульта, от сраной беспомощности! Если она больше никогда не откроет глаза.

Дрожащими руками притянул девочку к себе, перевернул на спину и молча закричал, сгорая живьём от собственного внутреннего крика, от паники и от боли. В разбитой душе.

Глаза закрыты. И грудь, кажется, будто каменная.

Одной рукой придавил уродливую рану в области живота, а другой… другой потянулся к шее, чтобы проверить биение пульса.

Черт возьми… как же это страшно. Это мучительно, это сущий Ад!!!

Я никогда и ничего настолько сильно не боялся! А сейчас… сейчас боялся лишь одного — не почувствовать биение сердца любимой девушки под своей ладонью.

Секунда… Слёзы слепят глаза…

Кажется, я не выдержу этих пыток и просто умру.

Дрожащими пальцами касаюсь холодной кожи.

Замираю. В груди всё леденеет. А сердце пропускает несколько ударов.

Но… к счастью я всё-таки чувствую слабые, прерывистые толчки в районе сонной артерии.

Тогда, немедля, вызываю экстренную помощь.

Но руки не слушаются. Не могу вспомнить нужный номер. В глазах всё плывёт, растворяется. Как же мне плохо. Но к счастью, на шум сбежались охранники. Те, которых я ещё не успел разжаловать, или те, которые остались со мной до последнего, несмотря на клевету в мире интернета.

Меня охватило такое странное ощущение, будто с того момента, как Лиза нажала на курок и до того момента как подоспели охранники, прошло не менее часа. Мерзкая сука… она всё ещё стояла, как столб, лишь часто-часто дышала, а её ноги, обутые в двадцатисантиметровые лаковые лабутены, ходили ходуном, будто по ним пустили ток в пару сотен вольт.

— ТВАААРЬ! — не выдержал. Закричал настолько сильно, что в горле словно что-то лопнуло, — Что ты наделала?? Убийца…

Лиза истерически вскрикнула, с испугом швырнула пистолет на обочину дороги и, рыдая, побежала к автомобилю.

Я бы оторвал ей голову, живьём снял бы скальп, привязал за волосы к машине и гонял бы на полной скорости по всем окрестностям, пока от ублюдины не осталось бы ничего. Даже костей.

Но я позволил ей уйти. Потому что в этот момент пытался остановить кровотечение. Руки были заняты. Тем, что плотно зажимали глубокую разу на животе моей бедной, моей любимой и моей единственной девочки.

Тварь решила скрыться места преступления.

Бесполезно.

Всё равно найду.

И тогда, ярость моя, будет ещё безжалостней.

Гул мотора, скрип колодок, и Вербицкая на бешеной скорости умчалась по пустынной дороге. Но идиотка не учла тот факт, что днём снег растаял, а к вечеру снова ударил мороз. Её занесло на первом же повороте. Как я и думал. Я просто услышал громкий хлопок, а затем могильную тишину.

***

Скорая помощь приехала практически через три минуты после звонка.

Лину погрузили в машину и в срочном порядке доставили в ближайшую больницу. Я не отходил от девушки ни на шаг. Всё время держал за руку и молился. Особенно в тот момент, когда врачи реанимировали её обмякшее, полностью покрытое красной жидкостью, маленькое тело.

— Пожалуйста!!! Спасите её! Спасите мою девочку! — кидался то на одного фельдшера, то на другого, дёргая их за шиворот.

— Успокойтесь! Мы делаем все возможное! — шипели в ответ, — Не мешайте! Иначе высадим на первом же перекрёстке, следом побежите.

Я бы побежал. Бежал бы до тех пор, пока бы не упал. Мертвым мешком.

Что если вдруг она больше никогда не откроет глаза? Никогда не посмотрит на меня и не улыбнётся?

Так и знал! Так и знал, что я для неё — самая страшная в мире опасность. Зло, боль, ужас в одном флаконе. Поэтому, порой, был чертовски груб с девчонкой, чтобы не привязывалась. Хотел оттолкнуть. Но сам ведь не смог справиться с мощью новых чувств. Это как наркотик. А я наркоман. Понимаю, что нельзя, что это неправильно… но не могу устоять.

Фельдшеры сдержали слово, когда я, заметив на мониторе резкий скачок показателей сердцебиения, снова, не контролируя свои действия, вцепился в одного из медиков. Тогда они просто вкололи мне успокоительное и усадили на соседние кресло, пристегнув ремнём.

Она была ещё жива.

Мы бессильны против судьбы.

Остаётся только ждать и молиться.

Ибо всё… в руках Божьих.

***

Я бы отвёз Алину в самую лучшую клинику страны, нашёл бы и оплатил самых лучших врачей. Но делать было нечего. Её жизнь висела на тонкой волосинке. Не хватило бы времени на то, чтобы вызвать вертолет. Да и сотрудники к этому времени предательски сбежали из моего подчинения. Один бы я с такой огромной махиной не справился, хоть и частично умел пилотировать.

Пришлось доверить своё самое бесценное сокровище государственной хирургии. Лину выгрузили на каталку и быстро повезли в операционную.

Задыхаясь от чудовищной боли в груди, я бежал за ними следом до самого отделения, пока мои ноги не подкосились, в глазах не потемнело, и я не осел прямо там, на бетонном полу, перед тяжёлыми дверями с надписью: «Операционная».

А очнулся от того, что незнакомая, миловидная девушка в белом халате с беспокойством тыкала мне в нос бутылёк с противным, резким запахом.

— Лежите, — сердито, придержала меня за плечи руками, когда я резко дёрнулся, чтобы бежать сломя голову невесть куда, с трудом понимая, что вообще произошло.

— Г-где Лина, — захрипел, схватившись за сердце.

— Дождитесь доктора. Я пока ничего не знаю.

Мне казалось, что этот проклятый день будет длиться целую вечность.

Я провалялся несколько часов без сознания. Меня положили в одноместную палату с видом на город. Странно, а я думал, что просто оставят валяться на грязном полу в коридоре. Сотрудники больницы ведь, скорей всего, узнали меня. Дмитрия Орлова. Теперь уже известного под прозвищем «заядлого скандалиста, вора и бандита». Но, на удивление, персонал относился ко мне с дружелюбием. Для врачей, не важно, кто ты, — злой, добрый, или уличный бродяжка. В первую очередь ты для них пациент.

Когда мне немного полегчало, я снова помчался в «Операционную».

Упал на пол, прислонился спиной к двери, уткнулся лбом в колени и молча ждал, отчаянно продолжая бормотать в уме молитвы. Наверно, сейчас я был похож не на человека, не на потомка графского рода, а на плешивого, уличного мусорщика. Но мне было насрать. Периодически я смотрел на свои окровавленные руки, на белый свитер, заляпанный уже потемневшей кровь, и думал… думал насколько же ей было больно вот так вот не за что получить пулю в спину. Точнее, в живот. Из-за такого напыщенного в ублюдка, вроде меня.

Глаза защипало от слёз, по щекам покатились крупные бусины. Никогда не думал, что когда-либо в жизни докачусь до такого паршивого состояния, до состояния ущербной тряпки. Никогда не ревел. А сейчас слёзы не просто капали, они неслись по лицу бешеным напором, и я ничего не мог с этим поделать.

Кто-то постоянно ко мне подходил, трогал за плечо, что-то ласково шептал, но я отмахивался и продолжал сидеть на полу неподвижной скалой, до тех пор, пока мои мышцы не превратились в железо, и я вообще перестал что-либо чувствовать кожей.

Сколько прошло времени?

Трудно сказать. Наверно неделя, или месяц.

Вскоре, дверь отворилась, в коридоре показался немолодой мужчина — уставший, в белом халате с бейджиком в районе сердца, в котором было указано, что он главврач отделения срочной хирургии.

— Вы родственник? — печально выдохнул.

Несколько секунд затаив дыхание ждал моего ответа. А у меня, кажется, будто язык отсох. Потому что тело трясло, как в мясорубке. От страха, от нервов, от эмоционального выгорания.

— Жених. — Кое-как всё же выдавил короткое слово. Тихо так, ущербно.

В этот страшный момент, я чувствовал себя так, будто меня несколько часов подряд молотили железной битой.

— Что ж… операция прошла успешно. Угроза миновала. Ранение достаточно серьезное. Девушка потеряла много крови. Но шанс, что она придёт в сознание — достаточно высокий.

Выдохнул. Слегка помассировал подушечками пальцев виски, а затем, пошатываясь, поднялся на ноги, протягивая обе руки врачу:

— Спасибо вам огромное! Спасибо…

Доктор, без тени улыбки на лице, снова кивнул:

— Отдохните немного, потом можете навестить вашу невесту.

И быстро скрылся за дверью «Операционной».

***

На душе, по крайней мере, стало немного легче. В желудке, правда, чувствовалось полное отвращение к еде. Но поесть нужно было срочно. Иначе у меня уже начали отказывать ноги. А я нужен малышке как воздух, как единственный смысл жизни. Поэтому насильно затолкал в рот пюре с котлетой, а затем немного вздремнул.

Окружающие люди относились ко мне с подозрительной заботой. Что-что, а от государственного учреждения подобных «ласк» не ожидал. Жаль, что я, будучи миллиардером, не додумался пожертвовать больницам хоть какую-то копейку. Вместо этого, как придурошный кретин грёб всё под себя, даже не понимая зачем. Ведь у меня уже было всё. Всё, кроме власти. В политику идти не хотелось, поэтому решил просто заниматься захватом мелких фирм, пока не добился бы существования единой Империи.

Как хотел мой отец. Как хотел его отец. Прадед. И пра-прадед.

***

Прошли целые сутки. Я горел в ожидании того, что мне, наконец, позволят увидит мою девочку. В период ожидания я задалбливал врачей, интересуясь её самочувствием. Лина шла на поправку. Господь услышал мои молитвы! И я… будто только что заново родился.

Но не всё было настолько гладко, настолько радостно.

Пока я не узнал об одной шокирующей новости.

В конце концов мне разрешили проведать малышку. Дня через два из реанимации девушку обещали перевести в отделение.

Когда я, с адской болью в душе, увидел её там, сплошь обтыканную проводами, капельницами, подключенную к каким-то приборам, которые противно пищали, действуя на нервы, я мысленно задал вопрос Господу:

«Боже… Ну почему она? Почему не я? Эта дурацкая пуля предназначалась мне. Я виноват. Только я. А в итоге пострадал человек, который за всю свою недолгую и безрадостную жизнь даже мухи не обидел».

Присел рядом, бережно взял в руку её тощую ручку, закрыл глаза, мысленно умоляя крошку, чтобы простила.

— Девушка уже приходила в себя несколько раз. Звала вас. Шептала ваше имя…

— Шептала? — переспросил, с удивлением посмотрев на врача,

— Да.

— Ох, девочка… — Снова эти дурацкие слёзы слепят глаза.

Всхлипнул. И нежно-нежно поцеловал её хрупкую ручку.

Неужели, заговорила?

И тут я вдруг вспомнил. Вспомнил её взволнованный крик, когда она выбежала мне навстречу, в момент, когда подлая стерва нажала на курок.

Бедная. Она настолько сильно испугалась… Что закричала. В голос.

— Дмитрий… нам очень жаль. — Внезапно прошептал главврач, стоя за моей спиной.

Киваю. А сам лбом к её холодным, обездвиженным пальчикам припадаю.

— Жаль, что ребёнка спасти не удалось.

Пауза.

Отрываюсь от Лины, бросаю острый взгляд на врача:

— Что?? Какого ещё ребёнка? Моя девушка… Пострадала моя девушка! Детей у меня нет.

— Ах, так вы вероятно не знали… — Переминается с ноги на ногу, спрятав руки за спиной.

— О чём?! Говорите уже конкретней!

— Алина… В общем… — снижает тональность голоса до минимума, — Алина была беременна. Но срок очень и очень маленький. Три-четыре недели. Случайно обнаружили повышенный уровень ХГЧ в крови. И не понравилось биение сердца пациентки. Проверили на всякий случай… наши догадки подтвердились.

Что?

К-как?? К-как же это мать твоююю!

Ещё один удар. Безжалостный и беспощадный. Удар коварной судьбы.

В самое жерло души.

Лучше бы они не проверяли. Лучше бы я этого не знал!!!

Божеее, и как мне теперь вынести это горе??

У меня потемнело в глазах, а голову сдавило ржавыми тисками. Я просто начал заваливаться на бок, проваливаясь в неизвестность.

— Каталку сюда, срочно! И два кубика… — как эхо в бесконечной пещере прозвучал голос мужчины.

Как раз в тот момент, в момент, когда я узнал об ещё одном горе, о том, что потерял собственного ребёнка, мельком почувствовал, как худенькая ручка Алины резко сжалась в моей руке, как её холодные пальчики с силой задрожали в огромной ладони.

***

И снова я очнулся, лёжа на кровати в одноместной палате, с разрушительными мыслями, о том, что мне попросту было легче умереть от инфаркта, нежели продолжать жить в мучениях, которые теперь сыпались на меня отовсюду, втыкаясь острыми иглами в раненное, вечно кровоточащее сердце, на каждом шагу.

Врачи поспешили меня утешить.

— Не волнуйтесь. Девушка ещё сможет забеременеть. — Меня снова навестил Анатолий Борисович, лечащий врач Лины. — Просто пациентка потеряла слишком много крови. Но радует то, что жизненно важные органы практически не пострадали.

Легче от этого не стало. Прошлое не вернуть, не исправить.

Всё, что мне сейчас захотелось — мстить, рвать, метать и даже убивать!

— А что с убийцей? — Холодно спросил.

— С Елизаветой? — пауза, — Увы… Если бы она пристегнулась. Возможно… осталась бы жива. Вылетела через лобовое. Перелом шейных позвонков, удар головой… и моментальная смерть.

Вот теперь мне полегчало.

Каждому своё. Каждому рано, или поздно, достанется по заслугам.

Радоваться чужому горю, чужой гибели — нехорошо. Даже, если это твой самый заклятый враг погиб настолько ужасно, но в то же время настолько нелепо.

Просто потому, что я бы сам убил суку.

Собственными руками.

Эпилог

Из глубокого сна меня разбудил приятный голос. Тот самый голос, который я так хорошо знала, который безумно любила, и который узнала бы даже из миллиона разных голосов. Голос, наполненный бархатом, мятой и заботой. Голос, принадлежащий любимому мужчине.

Дмитрий не отходил от меня ни на минуту. Только когда медсёстры выгоняли его шваброй или угрозой, что пожалуются главному, что он решил тоже рядом лечь со мной, нацепив на себя кислородную маску, отлучался на какое-то время. Отдыхать ведь тоже нужно. Мы люди, а не работы. Наши организмы не железные.

Иногда я открывал глаза и видела всё так, будто находилась в густом тумане. Сил не было ни на что. Периодически болела голова, но больше всего беспокоил живот. Сначала я вообще ничего не соображала. Даже не понимала, как именно оказалась в больнице, с кислородной маской на лице и катетерами в венах. А затем вдруг вспомнила… Вспомнила тот ужасный вечер… когда получила пулю. В живот.

Но больше всего меня шокировал разговор Дмитрия и врача. Который я невольно подслушала, когда только-только начала отходить от лекарств. Оказывается… Оказывается я и правда была беременна. Я догадывалась, но не верила. Что за такой короткий промежуток времени это реально возможно. Знала, но не верила. Смущала лишь тошнота по утрам, отвращение к еде и постоянная сонливость. Утром я хотела попросить Диму дать мне водителя, чтобы тот отвёз в город, так… развеяться. Хотела купить тест в аптеке и сделать сюрприз. А ещё хотела купить маленькие носочки в детском отделе и в эти же носочки положить в тест с заветными двумя полосками. А подарок спрятать в кармане его красивого пиджака, на случай, если догадки подтвердятся.

На восемьдесят процентов из ста я знала, что жду малыша. Чувствовала сердцем. Это была та самая женская интуиция.

Но мои мечты, мои планы… превратились в чёрный пепел.

Когда меня, накануне ранения, разбудил шум со стороны улицы.

Выглянув в окно, я увидела машину Елизаветы и Дмитрия. Который стоял рядом, размахивал руками, что-то кричал.

Не раздумывая, наспех набросила на тело халат и выскочила на улицу. Как раз в тот момент, когда увидел, как нечто блестящее, сверкнуло в руках белобрысой крысы.

Я просто хотела предупредить Дмитрия, просто хотела оттолкнуть… Но даже не догадывалась, что она действительно выстрелит. Думала, стерва лишь угрожает. Но я ошиблась. В этот опасный момент тело действовало само по себе.

Бросилась со всех ног, толкнула любимого на асфальт и почувствовала адскую, невероятную боль. А затем… просто утонула в ледяной тьме.

***

Я знала, что он не отходит от меня ни на шаг. Если бы врачи дали добро — так бы и спал рядом, на полу, как послушный и преданный сторожевой.

Его голос помогал потерянному сознанию быстрее вернуться в реальность. Хоть я ничего не видела, но слышала, как Дмитрий рассказывал мне разные истории, чувствовала, как нежно-нежно гладил мои руки, массировал пальцы, растирал кожу, помогая организму восстановить кровообращение, когда мышцы затекали. Он звал меня. Умолял, чтобы открыла глаза. Говорил, насколько дико соскучился.

И вот однажды я проснулась. Тогда, когда услышала его стоны и почувствовала его слёзы на своих обездвиженных руках. Это был тот самый момент… когда мы узнали, что наш малыш… он… погиб.

Рука сама дёрнулась, а по венам пронеслись искры. Мне захотелось обнять Диму. Сильно-сильно обнять. И грустить вместе с ним.

Но тогда он настолько перенервничал, что просто лишился чувств.

Именно в этот момент я поняла, насколько сильно, насколько искренне он меня любит.

***

Я ждала его полдня. Снова задремала. А когда любимый пришёл, открыла глаза, попыталась улыбнуться и, сжав руки в кулаки с уверенностью прошептала:

— Д-Дима…

Чётко, ясно, с болью в горле. Но я сказала! Я, чёрт возьми, сказала своё первое слово за столько лет! И это слово… было его красивое, звонкое имя.

— Алина! — Дмитрий стал белее медицинского халата, в который его нарядили санитарки, а затем пулей подскочил к моей постели, схватил за руки, покрывая каждый палец одержимыми поцелуями. — Повтори! Повтори пожалуйста! Ну! Ещё разочек… Скажи, девочка! Скажи что-нибудь!

— Дим-ма… — Получилось! — Я сос-ку-чи-лась… — по слогам.

И улыбаюсь. Так, что скулы немеют.

— Моя дорогая! Моя миленькая! Как же я счастлив! Как же сильно я тебя люблю! — смеётся, глаза блестят от слёз, слёз радости, а улыбка слепит своей искренностью. — Я верил. Верил, что когда-нибудь ты заговоришь! Какой же он красивый… Твой голос. Я таким его себе и представлял. Звонкий, чистый, нежный. — Тыльной стороной ладони погладил по щеке. — Вот только… — сглотнул, — Не готов был идти на такие жертвы. — И радушная улыбка тут же исчезла с его бледно-зелёного лица.

— Все это, уже н-неважно. — Шепнула. — Главное, что мы снова в-вместе.

Закрыла глаза. И со вздохом прижала его ладонь к своей щеке.

***

Прошло ещё несколько дней. Я быстро шла на поправку, врачи конечно же удивлялись, тому что у меня появился неплохой аппетит, и я начала намного раньше вставать с постели, ходить, да и вообще выполнять абсолютно все требования медиков. Просто потому, что хотела начать жизнь заново. Бог дал мне второй шанс. Точнее, уже третий. Значит, всё не просто так. А дети у нас ещё будут. Обязательно! Главное желание и вера.

Ещё через пару дней, когда рана полностью затянулась и мне сняли швы, рано утром меня навестил любимы. Я его очень сильно ждала. Затаив дыхание, прислушивалась к шагам в коридоре, выглядывала в окно, надеясь обнаружить его машину.

Только в этот раз, скорей всего, мужчина приехал на такси. А когда вошёл в палату — на его лице виднелась странная маска. Уставший, потухший, бросил в мою сторону беглый взгляд и остановился возле кровати.

Настроение тотчас же упало ниже плинтуса. Что-то не так. Мне не нравились мои догадки и эта холодная энергетика в воздухе.

— Вот, возьми, — дрожащей рукой протягивает конверт, — Это всё, что у меня осталось. Хочу, чтобы ты немедленно поехала заграницу. Там хорошие специалисты, тебе помогут. Ты снова будешь говорить, как раньше. До аварии. И там же поступишь в университет. Оксфорд, Кембридж. Тебе выбирать.

Нервно закусила нижнюю губу, посмотрела не него таким отчаянным взглядом, как обычно щенки смотрят на своих хозяев, когда те решают от них избавиться. Вышвырнуть в дикий лес, например. Или хуже… утопить.

— Почему? Ты что, шутишь? — жестами, в полтона, шершавым голосом.

— Я не достоин тебя, маленькая. Не достоин! Я самая настоящая скотина, мразь, и… убийца. Потому что чуть было не погубил то, что так сильно люблю. Люблю больше жизни. Тебя, Лина. Именно поэтому хочу отпустить. У меня много врагов. Пйоми… Сейчас, когда я оказался наиболее уязвимым, они начнут мстить. Я рушил и калечил судьбы многих людей, отбирал их хлеб, разбивал семьи, когда жены успешных банкиров просто сбегали от мужей к любовникам, боясь нищеты… На меня начнётся охота. А я… просто хочу, чтобы ты жила. Нормально. В безопасности. Чтобы ты была счастлива, в конце концов!

Отрицательно качнула головой. По щекам невольно потекли слёзы, от которых будто бы плавилась и зудела кожа на чувствительном лице.

— Не хочу ничего. Не хочу такого счастья. Если в нём… не будет тебя. — Снова жестами, с хрипом в горле, попыталась сказать.

А затем психанула.

Набросилась на Дмитрия словно дикая кошка, ногтями вцепилась в его рубашку, рванула к себе и жадно-жадно заглушила его возмущения мощным поцелуем.

Нет! Не хочу его терять. Не хочу!

Хватило. Если он уйдёт — я просто спрыгну с крыши, или под поезд.

— Н-нет, — с болью в горле, — С тобой хочу быть. Никуда без тебя…

— Перестань, Лина. Я чудовище! Посмотри, на себя, что с тобой стало! Со мной ты будто бы барахтаешься в вечном дерьме. Я обижал тебя, унижал. Сердце твоё разбил. Ты заслуживаешь лучшего. Ты маленький ангел, которого нужно постоянно носить на руках. Это ведь из-за меня, нелюдя поганого, погиб наш ребёнок!

— Не отпущу. Никуда не поеду. Только если вместе. — Не слушаю. С надрывом в голосе пытаюсь ответить, с дрожью в руках цепляюсь за сильные плечи любимого, понимая, если отпущу — пропаду, погибну, чокнусь от отчаяния!

— Прекрати!

— Я упёртая, и ты это знаешь!!! Не отталкивай меня. Всё у нас будет хорошо. Я вылечусь, а ты заново начнёшь свой бизнес. Будешь делать украшения. И станешь знаменитым. А дети… у нас ещё будут дети. Много-много детишек! — Говорю, но не всё сразу получается.

Больше не могу. Слишком тяжело. Надеюсь, услышал. Надеюсь, понял.

— Милая моя, добрая, нежная девочка…

— Только не отталкивай, только не гони, умоляю… Ты разбиваешь мне сердце. И это так больно!

Пауза. Лишь чувствую, насколько бешено вздымается грудь мужчины, насколько озверело колотится в груди его сердце.

Он передумает. Он обязательно найдет способ, как справиться с нашими бедами. Он ведь Дмитрий. Дмитрий Орлов. Сильный, целеустремлённый, непобедимый хищник.

И я оказалась права.

Дима услышал меня. К счастью, он передумал.

— Не буду, девочка. — Поцелуй с привкусом слёз. Сначала в одну щеку. — Не буду, маленькая. — Затем в другую. — Обещаю. — И нежно-нежно в губы.

Через несколько часов мы уже сидели в самолёте, крепко-крепко держась за руки и с наслаждением смотрели, как плавно плывут пушистые облака в окне иллюминатора. Мы летели в Корею, в специальный лечебный центр, к лучшим специалистам. В полёте обсудили планы на нашу новую жизнь, а также расставили все точки над «i».

Как хорошо, что белобрысая ведьма не успела снова выскочить замуж. Соответственно, имение вернулось к Дмитрию. Он долго решал, что с ним делать. Хотел продать, но я отговорила. Потому что там прошло его детство, с поместьем любимого связывало много воспоминаний.

Но Дмитрий утверждал, что эти воспоминания… Теперь они для него как вечная, чудовищная каторга. Именно там, он чуть было меня не потерял.

Поэтому он распустил оставшуюся прислугу, продал лошадей, мебель, антикварные вещи и прочие остальные ценности. Некоторые даже, самые диковинные, подарил музеям.

Часть средств отдал больницам, часть — распределил по детским домам. Ну а для нас… Мы с ним, после курса реабилитации, в Корее, где я полностью восстановила голос, переехали за границу, в небольшой и уютный посёлок в Италии, где любимый стал заниматься земледелием и изготовлением ювелирных украшений.

Ну а я… я тоже открыла своё дело — сначала закончила медицинский, подучилась психологии, реабилитации и стала помогать другим людям, потерявшим голос, работать над своими бедами. Ещё планировала пробиться в госслужбу, чтобы следить за той беспредельщиной, которая творилась в наших детских домах. Но для этого нужно было вернуться в Россию. Дима, естественно, не отпустил.

Мы стали мужем и женой. Наша жизнь наладилась. И я впервые узнала, что такое счастье… Когда прижала к груди нашего первенца. Нашего долгожданного сыночка. Затем, через два года родилась наша вторая малышка, а ещё через три — третья.

Мы сами создаём себе счастье. Мы — творцы нашей судьбы.

В большинстве случаев.

И, в первую очередь, не важно сколько у тебя денег в кармане.

Не важно, сколько власти в кулаках.

А важно… кто ты внутри.

Конец.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg