«Венганза. Рокировка»

Венганза. Рокировка (fb2) - Венганза. Рокировка (Венганза - 2) 1489K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Юлия Михайловна Герман

Юлия Герман Венганза. Рокировка

Пролог

Выплывать из бездны, на дно которой меня поместил человек, ставший одновременно моим адом и раем, поднял на вершины счастья и безжалостно спустил на землю, превращая каждый вздох в мучения, оказалось непосильной задачей. Как только мне удавалось подобраться к поверхности воды, сквозь которую светили солнечные лучи, его сильная любимая рука снова отправляла меня на самое дно, привязав к шее неподъемный камень, убеждая, что никогда не смогу выплыть обратно без его помощи. Тогда я начинала просто мечтать о собственной погибели, смиряясь с уготованной участью. Но, как я убедилась позже, моя смерть в его планы не входила. Ему доставляло извращенное удовольствие ломать меня снова и снова, погружаясь в пучину безумия, затягивающую нас обоих. Иногда я видела в его родных, и в то же время настолько незнакомых глазах, проблески отчаяния, видела того человека, который завладел моим сердцем. Стоило Диего понять, что демонстрирует мне свою слабость, и его место занимал Ангел. Беспощадное, расчетливое, кровожадное чудовище, терзающее моё тело и душу. В нашу последнюю встречу Диего избавил меня от наркотического дурмана, заставив мучиться от болезненной реальности. Его забота пугала. За все это время я успела понять, как сильно ему нравилось давать надежду на избавление от мучений и снова показывать мою ничтожность в его мире.

Время без кокса превращалось в бесконечную тягучую субстанцию, съедающую меня изнутри. Я каталась по кровати из стороны в сторону, истязая себя воспоминаниями. Во мне не оставалось ни сил, ни желания, даже чтобы подняться на ноги. Я просто ждала его приговора, молча давясь слезами отчаяния, перестав ориентироваться во времени. От Диего не было никаких новостей несколько суток. Я не знала, радоваться этому, или пришло самое время насторожиться. Только я знала, что любые мои предположения окажутся неверными, бесполезными. Моя жизнь мне не принадлежала.

После нескольких дней ломки, самоистязаний и полного равнодушия к окружающему миру на мой телефон пришло смс от Диего:

«Собирайся. Выходишь на работу. Через двадцать минут за тобой приедет машина».

Сообщение не вызвало никакого удивления. На самом деле, все это время я ждала очередной порции унижений. Поверить в то, что Ангела искренне заботит мое состояние, оказалось невозможным. Слишком упорно он доказывал обратное. Время вдали от наркотиков и разврата расслабило меня. Зная, что так будет, он ни намёком не дал понять о возможности возвращения к работе. Теперь явно хотел, чтобы я прочувствовала полную глубину своей ничтожности, находясь в абсолютной трезвости.

Ровно через тридцать минут у ворот особняка меня забрала машина, доставившая по привычному маршруту в место, переполненное похотью, алкоголем и отсутствием надежды на будущее. Я не понимала, почему многие девочки, танцующие на сцене и торгующие собственным телом, получали удовольствие от работы. Также как и не понимала их радости от полученных денег, взятых из рук грязных ублюдков, видящих в них лишь тело, готовое удовлетворить любым извращенным способом. Я видела, как порой некоторых девочек выносили без сознания после очередного «привата», а потом они пропадали, восстанавливаясь неделями. Многие танцовщицы оказались здесь насильно, со временем научившись наслаждаться своим делом. Были также и те, кто пришел в клуб добровольно. Среди таких далеко не все соглашались на приватные танцы, довольствуясь лишь выступлениями на сцене. Но, несмотря на редкие исключения, даже «свободные» девочки с удовольствием брали заказы, при мысли о которых к горлу подкатывала тошнота.

На шатающихся ногах я прошла к своему столику в гримёрке, собираясь готовиться к выступлению. Из зеркала на меня смотрел призрак той девушки, что когда-то мечтала лишь освободиться от необходимости слепо подчиняться решениям отца. В результате став заложницей человека, который, как она надеялась, спасет её из скользких лап выгоды и тщеславия. Я усмехнулась отражению, взяв в руку баночку с кремом. Какой же дурой я была!

Грохот и крики, доносящиеся из основного зала, заставили девочек подскочить с мест и обернуться к входу в гримёрку, прислушиваясь к шуму. Тяжелый топот нескольких пар ног приближался, неся с собой нечто, чего ни одна из нас не могла ожидать. Внутри комнаты повисла напряженная тишина, словно на подсознательном уровне все девочки уже знали, что принесут с собой обладатели этих шагов. Я не отводила взгляда от девушки в зеркале, не оборачиваясь к двери. Казалось, стоит развернуться, и от неё останется лишь дым воспоминаний. Я жадно всматривалась в каждую потухшую черту, пытаясь разглядеть в потускневших глазах страсть, пылавшую в них всего несколько недель назад.

Дверь распахнулась, и комната заполнилась визгом девочек. Мужские голоса кричали, чтобы мы выбирались на улицу. Я по-прежнему смотрела в зеркало, не двигаясь с места. Одно движение — и хрупкая иллюзия пародии на жизнь будет разрушена. В отражении полуголые танцовщицы, подгоняемые дулами автоматов, покидали помещение. Огромный мексиканец ткнул меня оружием в спину, чтобы я сдвинулась с места. Поторапливаемая стволом, упершимся между лопаток, выбежала на улицу вслед за остальными девушками. Не беспокоясь о ссадинах, оставляемых грубыми толчками, нас распихали по нескольким фургонам. Плотно закрыв двери, охраняемые изнутри двумя вооруженными мексиканцами, машина тронулась с места с визгом покрышек. Происходило нечто ужасное. Напряжение в фургоне нарастало, превращая крупицы спокойствия, сохраняемого некоторыми из девочек, в истерику. Машина наполнялась плачем и криками. Джесс вскочила на ноги, принявшись долбить кулаками о кузов фургона.

— Выпустите меня! — кричала девушка. — Ублюдки, выпустите! Что ж вы делаете, сволочи! Выпустите! — её крики перерастали в завывания.

Один из охранников поднялся на ноги, замахиваясь прикладом автомата ей в голову.

— Заткнись, сука! — прорычал он.

С глухим грохотом девушка повалилась на грязный пол, окрашивающийся рядом с её головой в алый цвет.

Девочки завизжали ещё громче, увидев подругу с разбитой головой на полу. При виде чужой крови меня затрясло. За все это время я настолько привыкла к собственной боли, что забыла, каково это — видеть страдания других. Кровь, растекающаяся по полу, напомнила, все девочки в этой машине — они ещё живы в отличие от меня. Каждая дышит, верит и надеется на будущее, которого возможно никогда не будет. Не знаю почему, но я была уверена в цели данной поездки. Ни одна из нас не должна вернуться обратно. Ещё утром мне было все равно, какое решение примет Ангел. Но сидя среди отчаявшихся, оплакивающих заранее свои жизни девушек, не видя его глаз, так равнодушно выносивших приговор, захотелось жить. Захотелось, чтобы этот подонок сам набрался мужества и сделал то, на что не хватало смелости. Все это время я была жива лишь из-за его трусости. Но он нашел выход из положения, поручив уничтожить меня вместе с остальными. Оставалась непонятна причастность к происходящему остальных танцовщиц. Крохотный проблеск надежды в груди просил не делать поспешных выводов. Возможно, все обстоит не так, как мне кажется. Этот проблеск нещадно растаптывался запахом смерти, витавшим в воздухе. Вместо людей в фургоне сидели живые покойники, от которых исходил трупный смрад.

Спустя какое-то время, машина затормозила, заставив затаить дыхание. Я слышала, как громко бьется мое сердце, отбивающее последнюю дробь. Девочек вытаскивали из машины, но вместо их криков в ушах шипело. Охранник дернул меня за руку, выкидывая из фургона. Я выпала на сырую землю. Вокруг виднелись лишь деревья без каких-либо признаков жизни поблизости. Девочек выстраивали в ряд, держа на прицеле и не давая дернуться с места. Меня толкнули в ряд. Встав в линию, я поняла, что мы на краю огромной ямы, разинувшей пасть и дожидающейся своих жертв. Шипение в ушах заглушило собственное частое дыхание. Я смотрела перед собой и видела направленное мне в лицо дуло автомата, смотрящее на меня черным глазом смерти. Я зажмурилась, не желая встречать погибель с широко раскрытыми глазами. Передо мной возникла улыбка Диего, сводящая с ума, наполненный страстью взгляд, нежные прикосновения… Череда выстрелов, пронзающих лесную тишину, и разрывающая грудь боль…

Задыхаясь, я подскочила на постели, промокшая от холодного пота. Уже месяц, стоило мне закрыть глаза, как приходилось заново проживать этот день. День смерти Марины Асадовой.

Глава 1

Время превратилось в зыбучий песок, постепенно засасывающий меня с головой без возможности выбраться обратно. Месяцы, проведенные во мраке отчаяния и раздирающего грудь бессилия, слились в мельтешащую массу. Бесконечные часы пустых поисков, ярости и жажды расплаты с виновниками произошедшего не облегчали боли от потери, разъедающей кости и вытягивающей ошметки, называемые когда-то душой. В моем теле поселилась бездушная машина, выполняющая ежедневно одни и те же функции, отдающая одни и те же приказы, мысленно проживающая одни и те же дни и лишившаяся надежды на будущее. Я потерял счет времени, перестал стремиться куда-либо успеть. Первые часы, дни, недели решимость найти Марину горела во мне ярким пламенем, но с каждым новым пустым днём этот огонь постепенно затухал, оставив вместо себя пепелище. Снова и снова я прокручивал тот день, когда решил, будто потерял её безвозвратно. Вспоминал, как рыл чертову землю, словно псих, надеясь на то, что найду её живой под грудой земли. Я отчетливо помнил каждый момент того гребаного дня.

Мои руки до сих пор чувствовали прикосновение к обнаженной коже под мокрой землей. Страх и надежда захлестнули меня, заставляя быстрее достать найденное тело. Образы Марины беспрестанно сопровождали меня в том лесу, не позволяя сдаваться. Я отрыл плечо, продолжая откидывать землю в сторону. Перед глазами предстала Котёнок в бассейне, нахмурившись, смотрела на меня, прикрывая свое стройное тело. Вспоминая её, ускорил движение руками, откидывая землю, пачкающую прекрасное тело Марины. Показалась голова. Схватил за плечи, вытягивая тело из ямы. Справа в груди у девушки зияла дыра, забитая кровью и землей. Это оказалась не она, а брюнетка, встречавшаяся пару раз в борделе. Под ней белело другое тело. Снова перед глазами Котёнок в ночном клубе, прижимается к моей груди в благодарность за спасение от ублюдков, домогавшихся её. Вытянул следующий труп, но и в этот раз снова просто одна из танцовщиц. Постепенно отчаиваясь, но не теряя веры на спасение своей девочки, я будто почувствовал прикосновение её губ, как тогда на пляже, где поцелуй пробудил чувства, отвергаемые мной долгое время. Волшебная ночь на том же пляже, когда Марина уже готова была подарить мне свое тело. Все эти воспоминания роем накинулись на меня, жаля в самое сердце. Я копал и копал, доставая тело за телом из бездонной ямы. Первые лучи солнца пробились сквозь листву, окрашивая в багровый цвет деревья вокруг и груду тел, лежащих на краю общей могилы. Мои руки уже походили на окровавленные куски мяса, но я до сих пор не нашел её тело. С каждым вытащенным наружу трупом искра надежды в моей груди найти её живой светила слабее, пока совсем не потухла. Я по инерции продолжал доставать тела из земли. Но ни одно из них не оказалось тем, ради которого я готов был ползти километры на коленях, мучаясь от жажды и истекая кровью. Беспощадное солнце должно было погаснуть вместе с моей девочкой, но светило высоко в небе, когда я перевернул последний труп в земле. Среди тел не оказалось Марины. Решив, что, наверное, не заметил её среди остальных покойниц, принялся скидывать все тела обратно, стирая грязь с лиц и внимательно осматривая девушек. Её тело исчезло.

Я обессиленно рухнул на землю рядом с могилой, отказываясь двигаться с места.

Её нет. Тела Марины не оказалось среди убитых.

Выбравшись из леса, превратившегося в могильник, я перерыл все окрестности вплоть до Лос-Анджелеса, несмотря на то, что раненая она вряд ли смогла бы дойти до него пешком. На ноги были подняты все Сангре Мехикано. Для клана задачей номер один стали поиски Котёнка. Я превратился в одержимого безумца, преследующего одну единственную цель — найти. День перемешался с ночью, сон перестал существовать в качестве физической потребности. Я лично прочесывал вдоль и поперек дороги и близлежащие к лесу поселения, но никто не слышал о Марине Асадовой. Начинало казаться, что я просто схожу с ума, выдумав её образ. От Котёнка не осталось и следа, кроме моих острых, как лезвие кинжала, воспоминаний и пропасти, разверзшейся в груди. Снова и снова поступали неутешительные результаты поисков, ввергая меня в пучину отчаяния. Назойливые мысли о том, что больше никогда в жизни не увижу её глаз цвета моря, не услышу нежного голоса и не почувствую осторожных прикосновений, вновь и вновь рождались в моей голове. Оставался единственный вариант. Вопреки здравому смыслу я пошел в полицейский участок с требованием найти Марину. Никто из копов не удивился моему обращению. Она и её отец уже числились в федеральном розыске.

— Какие отношения вас связывали с Мариной Асадовой? — темнокожий коп презрительно рассматривал меня через массивный стол в комнате для допросов.

— Личные, — этот цирк с допросом выводил меня из себя. Никак иначе, кроме как пустой тратой времени, происходящее невозможно было назвать.

— Какого рода личные отношения? — пристально следил за мной детектив Джонс. — Вы были любовниками, господин Альварадо?

— Это разве имеет отношение к делу? Пропал человек во время вашей гребаной облавы, а вы сидите и выясняете, спал ли я с ней? — потеряв контроль над своими эмоциями, ударил кулаком по столу.

— На вашем месте, Диего, я был бы осторожнее с проявлением вспышек гнева, — усмехнулся коп. — В вашем случае сотрудничество со следствием может сыграть на руку. Мы знаем, что вы вели дела с её отцом Павлом Асадовым, который тоже числится без вести пропавшим.

Несколько секунд Джонс наблюдал за моим лицом, стараясь уловить какие-то знаки, способные выдать меня.

— Чёрт возьми! — закрыл ладонями глаза. — Я не знал, что Павел пропал, — посмотрел на Джонса.

— Где вы были четырнадцатого октября, господин Альварадо? — скрестил руки на груди коп.

— Я не буду отвечать на этот вопрос без присутствия адвоката.

— Значит, вам есть что скрывать? — продолжил давить детектив.

— Я знаю, чем вы занимаетесь, Джонс! Не первый раз не меня пытаются повесить то, чего я не делал, — посмотрел в глаза полицейскому.

— Где вы были, Диего, 14 октября? — повторил свой вопрос детектив.

— Отвечу в присутствии адвоката, — твердо ответил, зная, что сейчас он не сможет ни в чем меня обвинить.

— Но вы не отрицаете вашу любовную связь с его пропавшей дочерью? — откинулся на спинку стула детектив, быстро задавая другой вопрос.

— Нет, — шумно выдохнул, — не отрицаю.

Любое промедление отдаляло меня от Марины. Сейчас требовалось лишь добиться какого-то действия от копов, обо всем остальном можно будет подумать позже.

— Хорошо, — сделал пометку в блокноте Джонс.

— Вы должны её найти! — умоляюще посмотрел на мужчину напротив. — Она — это все, что у меня осталось, — еле слышно проговорил последнюю фразу.

После моего визита в участок Хавьер долгое время обвинял меня в неосмотрительности. Но подняв все свои связи, я знал, скорее всего, раненая и потерянная, не зная, что делать и куда идти, Марина отправится к копам. А так как за мной ещё не пришли, был уверен в том, что у них её еще не было. Да и помощь правительства могла оказаться как нельзя кстати во время поиска пропавшего человека. Хотя после стольких лет в банде я понимал: во многом копы бессильны. Только теперь оказался важен результат, а не способы его достижения.

С каждым новым днём без новостей о Марине злость на себя, за свою слепую ненависть и бесполезную гордыню, затмевала все остальные эмоции. Я понимал, что все случилось только из-за меня, и прежде всего я должен наказывать самого себя. Но также существовали и другие виновники случившегося, поиск которых заботил меня чуть меньше, чем силы, вкладываемые в возвращение Котёнка. До сих пор я не мог понять, почему она вышла в тот злосчастный день на работу? Охранники, не сумевшие внятно объяснить, по какой причине позволили ей выйти за пределы особняка без моего прямого указания, поплатились за свою оплошность. Люди, участвовавшие в расстреле, также понесли наказание, отправившись следом за девочками, окрасив общую могилу свежей кровью. Единственным и самым большим пробелом оставался инициатор этого заговора, в существовании которого я не сомневался. Свести все стрелки к одному человеку оказалось совсем непросто. Хавьер перепроверял все возможные варианты, среди которых только один нам казался вполне логически объяснимым.

— Из-за неё ты стал уязвим, — Хавьер налил в бокал ром. — Ты же знаешь, что под тебя давно копают русские, копы, кубинцы. Все знали, что смерть Луиса подкосит тебя, — отпил янтарной жидкости помощник. — И убрать Марину сразу после похорон брата — самый верный способ полностью уничтожить тебя.

При свете ламп жидкость в бокале играла разноцветными бликами, нервируя своим озорством. Уже долгое время я прятался в кабинете от окружающего мира, погружаясь в раздумья и самобичевание.

— Могу сказать, затеявший это— просто гений! — отсалютовал бокалом помощник.

— Что ты собираешь, мать твою?! — то, о чем говорил со мной Амиго, медленно продиралось сквозь дебри алкоголя до затуманенного мозга.

— Посмотри, в кого ты превратился, — махнул рукой Амиго, усаживаясь напротив меня. — Забил на бизнес, высовываешься отсюда, только если появляются какие-то новости о твоей Чике. Думаешь, Большой Денни еще долго намерен закрывать на твое состояние глаза? У каждого есть предел терпимости.

Помощник был абсолютно прав. Я превратился в отшельника, оплакивающего девушку, брата и уничтожающий себя ненавистью к своему прошлому, окружающим и к тем, кто посмел покуситься на нечто, принадлежащее только мне. Все свободное время я только пил в полном одиночестве, игнорируя каждого, кто обращался с какими-то проблемами, не касающимися поисков моей девочки. Приканчивая бутылку за бутылкой, я разрешал себе заново проживать все моменты, позволившие прикоснуться хотя бы ненадолго к счастью. Теперь я точно знал название всему, что было между мной и Котёнком, пока я сам все не испортил. Между нами было счастье. Жить в мире, где не осталось ни единой зацепки для меня, способной снова заставить биться за жизнь и стараться достигать каких-то результатов, не оставалось ни малейшего желания. На тот момент я просто сдался, позволив себе плыть по течению, упиваясь своим горем и наслаждаясь слабостью, проснувшейся после стольких лет постоянной борьбы.

— Что ты хочешь сказать? — отодвинул сияющий и этим нервирующий бокал в сторону, схватив бутылку, прикладываясь к горлышку.

— Мьерда, Ангел! — вспылил Хавьер, вскакивая на ноги. — Скоро от тебя все отвернутся, и ты останешься один, понимаешь? Денни сделает тебя самым настоящим изгоем, наплевав даже на память о Луисе! И тогда никто, НИКТО не станет помогать тебе с поисками Марины! — оперся ладонями на стол, прожигая меня взглядом, друг.

— Плевать! — достал из-под кипы бумаг на столе пачку сигарет, продолжая перерывать беспорядок в поисках зажигалки. — Я сам её найду!

— Бл***! — помощник обошел стол, выхватывая из моих рук бутылку. — Ты её до сих пор не нашел при помощи всех кланов и копов вместе взятых! — отошел к окну, раскрывая шторы и впуская в тёмный кабинет ослепляющий солнечный свет. — Одному тебе это никогда не удастся.

Наконец-то наткнувшись на зажигалку, зажмурившись, молча следил за тем, как Амиго открывает окно и выливает содержимое бутылки в сад. Каждое его слово — гребаная правда. Сидеть взаперти и жалеть себя до самой смерти — не выход из ситуации. Я все ещё рассчитывал увидеть Котёнка и молить её о прощении. И если я потеряю свое положение и уважение людей, тогда сам себя отдалю от долгожданной цели.

Я медленно возвращался к делам, выстраивая дальнейший план действий. Потребовалось какое-то время, чтобы в голове прояснилось. К моему огромному удивлению все по-прежнему боялись Ангела. Но появилось в глазах людей нечто, пробуждающее желание убивать. Они сочувствовали мне. Приходилось действиями доказывать, что меньше всего мне требуется это уничижающее чувство. Но таковыми оказались последствия допущенной слабости.

По всей стране действовали поисковые группы, разыскивающие Марину. Многие твердили о ничтожной вероятности найти её живой. Но я был уверен, она где-то прячется от меня и готов был выяснить это любой ценой. Периодически копы вызывали меня на допросы, которые я посещал только в присутствии адвоката. Эти ублюдки пытались надавить на меня и признаться в убийстве Павла. Но мой адвокат предоставил стопроцентное алиби, к которому невозможно подкопаться. Согласно показаниям свидетелей я был на деловой встрече в одном из самых людных ресторанов города. Опросив посетителей и персонал, копы так и не смогли придраться и выдвинуть обвинение по делу об убийстве Павла Асадова.

Мысленно я часто возвращался к последнему разговору с братом, обдумывая смысл его слов. Я отказывался верить в то, что это ничтожество Павел был моим отцом. Не столько из-за того, что меня волновали собственные гены, сколько из-за родства с Мариной. От вероятности подобного кожа покрывалась испариной, а в груди становилось тесно. Единственная женщина, погрузившая меня в водоворот страсти и безумия, не могла оказаться моей сестрой. Допустить подобную мысль — означало ещё большую вину перед ней. Я собственноручно уничтожал её, совращал, влюблял, лишил девственности и превратил женщину, мечтающую о смерти. Каждый мой шаг, за исключением собственных чувств к ней, тщательно планировался годами. Для меня оказалось достаточно лишь того, что я пропустил через ад ту, которую любил. Но проделать все вышеперечисленное с собственной сестрой?! На это способен лишь настоящий монстр! Каким я и предстал в собственных глазах. Всё оставшееся время я запрещал даже думать об этом, посвятив себя полностью её возвращению. Я обязан найти Марину, а со всем остальным у нас ещё будет время разобраться. Оставался, конечно, ещё один человек, способный развеять все мои сомнения, но я оттягивал встречу с ним, опасаясь ответов, которые мог бы получить. Я знал, рано или поздно встреча с Иваном Асадовым должна произойти, но можно ли будет верить этому ничтожеству, я не знал. А заставить его говорить правду под дулом пистолета не самая лучшая идея. Копы буквально следили за каждым моим шагом, карауля малейшую оплошность. Приходилось действовать с удвоенной осторожностью, избегая многих привычных методов. Это отражалось на бизнесе, но все же не в тех масштабах, что способны выбить у банды имеющуюся на побережье власть.

Медленно жизнь входила в прежнее русло, за исключением не прекращающихся поисков Марины. Работа занимала меня с головой, хоть как-то скрадывая время, не желающее двигаться с места. Жизнь будто остановилась, не привнося ничего нового, но постоянно напоминая о прошлом, пронесшемся мимо кометой. Сердце кровоточило, когда я видел все те места, которые мы посещали вместе с Котенком и Луисом. Я старался избегать всего, что напоминало бы о них, но невольно возвращался туда же, позволяя боли врываться в меня, пронизывая осколками воспоминаний. Только придя в себя, содрогался от отвращения к тому человеку, которым стал. Старался забыться, каждый день трахая разных девок, и отдаленно не напоминающих Марину. Даже светлые волосы и молочная кожа не могли поддержать иллюзию сходства. Всё, начиная от запаха, прикосновений и заканчивая стонами и призывными взглядами, кричало, что ни за что мне не заменить её. Ни одна женщина не способна дать мне столько даже за всю жизнь, скольким смогла одарить меня за такой краткий срок Котёнок. Никогда и никто не сможет стереть память о ней из моих воспоминаний. Марина — самая лучшая из женщин. После неё любая другая — второсортная дешевка. Даже среди девушек её класса, не встречалось подобных ей. А довольствоваться жалкими подделками я не собирался. Я обязательно найду её. Даже ценой собственной жизни, но я найду Марину.

Глава 2

Дышать становится тяжелее, при каждом вздохе земля забивает нос. Сверху прижимает что-то тяжелое, не позволяющее открыть рот и полноценно вдохнуть. Открываю глаза, ничего не вижу кроме беспросветной тьмы и земли, застилающей глаза. Мне не хватает воздуха. Ещё немного, и дышать станет нечем. В ужасе спихиваю то, чем придавлена сверху. Ладони упираются в человеческую плоть. Наконец-то понимаю, где нахожусь, и стараюсь скорее вытолкнуть лежащее сверху тело на поверхность. Паника острыми шипами покрывает тело, вытесняя из головы все варианты для спасения. Остается одна мысль: “Задохнусь”. Снова двигаю труп, но земля, принявшая нас, только сильнее засыпает рот и нос, предвещая скорый конец. Хочется крикнуть, но сил хватает лишь на глухой стон, оповещающий о моей гибели. Я в ловушке. Вот она — смерть. Пробую ещё раз спихнуть с себя мертвое тело, получая вместо долгожданного глотка воздуха порцию влажной земли, залепляющей надежду на спасение. Темнота, страх, паника и первобытный ужас. Это яма станет моей могилой.

Распахнула глаза, жадно глотая ртом воздух. Ночная рубашка, пропитанная потом, прилипла к телу. Провела рукой по простыням, возвращая чувство реальности.

— Раз, — вдох-выдох.

— Два, — вдох-шумный выдох.

— Три, — делаю более спокойный вдох.

Снова, как и многие ночи до этого, за этот год, один и тот же кошмар, не желающий оставлять меня в покое и не позволяющий забыть раз и навсегда о прошлом. Села на кровати, спуская обнаженные ступни на пол, постепенно восстанавливая дыхание так, как учил меня психолог. Вопреки ожиданиям, погружаться в тот день вновь и вновь не становится легче. Каждый миг проживается также четко, как и тогда, под грудой тел и земли. Провела рукой по покрывшейся мурашками коже плеч, пытаясь хоть как-то согреться. Стянула со стула шаль, прячась в нее от пронизывающего насквозь холода. Как и все предыдущие разы после этого кошмара, я не могла найти укрытия, дарующего тепла, надежности и уверенности в безопасности. Больше всего в эти моменты мне нужна убежденность в том, что знакомый кошмар не повторится в реальности, оставаясь жутким напоминанием о страшном прошлом.

“Все в порядке. Я жива. Я жива”, - мысленно повторяла, убеждая себя в собственных словах.

Провела ладонями по лицу, трогая глаза, рот, нос. На ощупь это была все та же девушка, которую я знала в прошлой жизни. Но внутри от дурочки, похороненной в проклятом лесу, не осталось ничего даже близко похожего на женщину, полностью отвечающую за своё настоящее и будущее. Теперь я знала, что жизнь разделилась не на «до» и «после» момента встречи с Ангелом, а на “до смерти” и “после воскрешения”. Сколько кругов ада мне пришлось пройти, избавляясь от призраков прошлого и постоянного страха быть найденной Им. Навязчивая мысль, твердящая о том, что Он обязательно найдёт меня, чтобы закончить начатое, не давала дышать полной грудью, заставляя пугаться собственного прерывистого дыхания. Оставшееся от бывшей когда-то нежной и беззаботной девушки существо напоминало подопытного зверя, попавшего на свободу и готового на всё, лишь бы не возвращаться вновь в ту же клетку.

Порой, кошмары о смерти сменялись другими… теми, от которых сердце сжималось от дикой боли и начинало биться, снова истекая кровью. Мне снилось то, как я его любила. Во сне он снова был страстным, нежным, заботливым и только моим. Не было жестокости, наркотиков и других женщин. Существовали мы вдвоем и сжигающая все на своем пути страсть. И этот кошмар был несравним ни с каким другим, потому что я не желала просыпаться от этого сна. Я хотела оказаться снова в его крепких объятиях, почувствовать прикосновение горячих губ, услышать хриплый смех и нежное «Котёнок». Каждый раз, возвращая в реальность, меня скручивало на кровати от безнадежности и жалости к себе. Я позволяла себе заливать постель слезами, оплакивая невозможность прежних чувств и собственное ничтожество. Насильно вскрывала все еле затянувшиеся раны, выпуская через надрывы всю гниль, затмевающую любую эйфорию. Теперь я отчетливо знала цену, назначаемую за счастье, которым может одарить судьба. И только познав всю глубину расплаты, поняла, что готова прожить совершенно обычную жизнь, лишенную всякого безумия, сводящего с ума.

Пронзительный детский плач заполнил комнату, приводя меня в чувства. Задвинув плотнее края шали, подошла к детской кроватке, стоящей у стены. Мне не требовалось включать ночник, чтобы разглядеть единственный свет в окружающем меня мраке.

— Всё в порядке, моё Сокровище, — протянула руки к кричащему комочку. — Мама с тобой, моя Крошечка.

Прижала к груди крохотное тельце, прикоснувшись губами ко лбу, жадно втягивая самый родной и любимый запах на земле. Запах моей дочери.

* * *

За год до этого

Неделю я находилась в какой-то стерильно белой комнате, где, казалось, не было ни одного предмета темнее цвета топленого молока. Каждый раз, когда открывала глаза, вокруг меня появлялись люди в белых халатах, подключающие датчики и пичкающие таблетками, от которых постоянно хотелось спать. Я послушно принимала все лекарства и с радостью погружалась в глубокий сон, освобождающий от мыслей и переживаний. Тепло и спокойствие избавляли от пережитого ужаса, создавая иллюзию обыкновенного существования. Как только заканчивалось действие препаратов, мне тут же выдавали порцию новых, не дающих впадать в безумие. Казалось, это длилось целую вечность, пока спасительные таблетки перестали появляться в пластиковом стаканчике, зажатом в руке улыбчивой медсестры. Именно тогда наступил ад. Меня выворачивало наизнанку от всего перенесенного. Без наркотиков и успокоительных, вся степень чудовищности Диего предстала в новом свете. Вдалеке от него и находясь в чертовом сознании, каждый раз вспоминая его, я заново умирала. Из меня высыпались остатки души, которую ему удалось стереть в порошок. Каждое действие Ангела направлялось на уничтожение моей воли. Я превратилась в птицу с обрезанными крыльями, жаждущую ласки от своего мучителя. Омерзение к своей слабости и ничтожности сменялось ненавистью к Диего. Мерзкие щупальца ненависти расползлись внутри меня, заполняя собой каждую клетку. Вместе с каждым выдохом я сеяла черноту, поселившуюся благодаря ему. Содрогалась от каждого шороха, дожидаясь, когда он найдет меня и окончит начатое. Неизменная тошнота и головокружение сопровождали любую мысль об Ангеле. Он стал моей болезнью, завладевшей телом, разумом и душой, лекарств от которой никто не изобрел и не в состоянии избавить меня от этого смертельного недуга. Мысли разрывали на части, выжимая последние силы. Многочисленные осмотры врачей физически не выматывали и на тысячную долю также сильно, как изнашивали собственные воспоминания.

— Вам повезло, — мягко улыбнулась доктор Мёрфи. — При подобных травмах обычно не выживают, но у вас, похоже, очень сильный ангел-хранитель.

Услышав слово «ангел», задержала дыхание, прислушиваясь к звукам вокруг, дожидаясь, когда в коридоре раздадутся его тяжелые шаги. Девушка в углу комнаты, наблюдающая за мной безмолвной тенью все дни моего пребывания в белой комнате, отложила ноутбук в сторону, скрестив руки на груди и внимательно рассматривая меня.

— Милая, — осторожно прикоснулась к руке доктор, напугав своим действием, — не волнуйтесь. Вас никто здесь не найдет.

Я резко отдернула руку, переводя взгляд от тени в углу комнаты к потускневшим от возраста зелёно-карим глазам доктора. Женщина в больничном халате обеспокоенно вглядывалась мне в лицо, пронизывая сожалением. Меньше всего хотелось чьего-то сочувствия. Единственное, чего я желала, спрятаться как можно дальше от Лос-Анджелеса, туда, где Ангел не смог бы меня достать.

— Ваше тело удивительно хорошо реагирует на лечение, — слегка улыбнулась доктор. — Думаю, через пару недель вас можно будет выписать, — женщина опустила лицо, делая пометку в журнале.

Я не заметила, как сжала руки в кулаки, до боли вонзаясь ногтями в ладони. Куда мне идти? Где прятаться? Он найдет меня, если не будет уверен в гибели. Мелкая дрожь сотрясала тело при одной мысли о том, чтобы остаться один на один с внешним миром. Вера в людей растворилась в крови, увиденной мной за все время пребывания в Его рабстве. Боковым зрением заметила, как тень, следящая за нами, снова протянула руку к компьютеру, быстро пробегая пальцами по клавиатуре.

— С вами давно добивается встречи детектив, но мы не могли его пропустить в палату до стабилизации вашего состояния, — тихо проговорила доктор Мёрфи. — Если вы не готовы, то мы отложим его визит.

Встретиться с копами мне рано или поздно придется. Но внутри поселилось опасение, что именно так Ангел сможет добраться до меня. Для банды ничего не стоит подкупить полицейских целого побережья. Но других вариантов побега у меня тоже не оставалось. Нужно как можно скорее определиться с собственной ситуацией и с тем, что известно копам.

— Если вы не против, то я приглашу детектива через полчаса? — выпрямилась доктор, заправляя за ухо седую прядь волос.

Я кивнула в знак согласия, возвращаясь взглядом к девушке с ноутбуком.

— Замечательно…Я приду к вам после встречи с детективом, проследить за вашим состоянием, — женщина развернулась к двери, оставляя наедине с тенью.

До сих пор я не проронила ни слова. Связанная ужасом пережитого и горечью, сопровождающей каждый мой вздох, я чувствовала, как язык сковала немота. Желание заговорить с кем-либо полностью отсутствовало. Тратить силы и эмоции на разговоры казалось ненужным и более того глупым, так как до сих пор не понимала, о чем я могла рассказать всем этим посторонним людям.

Девушка в углу комнаты зашевелилась, поднимаясь с кресла и приближаясь к моей кровати. Всё тело моментально напряглось в жалкой попытке защититься от неизвестности. Я следила за её плавными движениями, напоминающими кошачьи. Каштановые локоны, раскиданные по плечам, не шелохнулись во время её ходьбы. Тёмно-синий костюм, подчеркивающий тонкую талию, только усиливал её схожесть с пантерой. Карие глаза не излучали совершенно ничего кроме интереса. Она смотрела прямо в мои глаза, а я не смела отвести взгляд в сторону, понимая, что таким образом могу упустить что-то важное в её облике, не дающее мне покоя. Тень остановилась рядом со мной, придвигая стул от тумбочки к кровати. Взявшись за спинку, она присела, по-прежнему не отводя глаз. Ощущение, будто меня изучают как некий объект, усилилось от её близости. Независимо от того, что у неё на уме, я не собиралась проигрывать в этом маленьком поединке и отводить взгляд в сторону. Напряжение в комнате достигло того предела, когда достаточно поднести спичку и все взлетит на воздух.

— Я рада, что вы пришли в себя, Марина, — наконец-то нарушила молчание Тень. — Разрешите представиться, — она просунула руку во внутренний карман пиджака, вытягивая оттуда визитную карточку. — Доктор Роуз Холл, — протянула тонкий пластик, дожидаясь пока я заберу его.

Я перевела взгляд на прямоугольник в протянутой руке, затем снова вернулась к глазам девушки. Доктор Роуз Холл выждала несколько секунд, и лишь убедившись в том, что я не собираюсь брать карточку, положила её на тумбочку рядом с кроватью.

— Я оставлю её здесь, чтобы вы смогли со мной связаться в случае необходимости.

В комнате снова повисло молчание. Прежде чем заговорить с ней, необходимо было выяснить, зачем она здесь и что ей от меня нужно. На долю секунды в глазах Роуз что-то промелькнуло, изменяя её пустой взгляд и окрашивая эмоцией, которую она тут же погасила, взяв себя в руки.

— Я здесь, чтобы оказать вам психологическую помощь, — Тень сделала паузу, дожидаясь какой-либо реакции. — То состояние, в котором вы были найдены, не могло затронуть вас только физически. Марина, — Роуз придвинулась вместе со стулом к кровати, — я пока не знаю, что с вами произошло, но это должно быть нечто ужасное. Поговорите со мной, и тогда я смогу помочь вам справиться с этим. Бороться с пережитым рука об руку с кем-то всегда проще, чем одной.

Доктор Холл чуть нахмурилась, не получив от меня никакой реакции. Провела ладонью по волосам, поправляя и без того идеально лежащие локоны.

— Я оставлю вас наедине с вашими мыслями до прихода детектива, — на её губах появилась улыбка. — Если понадоблюсь, достаточно будет вызвать медсестру.

Роуз вышла из палаты тем же плавным шагом, что подходила к моей кровати.

В голове роилась тысяча мыслей. Какими бы благими не оказались намерения у этой девушки, я не могла ей рассказать всего, что со мной произошло. Это останется моим персональным адом, в котором я буду гореть всю оставшуюся жизнь. Пока, я не видела ни единого способа убедить себя в реальности чистилища, пережевавшего мой рассудок, душу и выплюнувшего искромсанное в клочья сердце. Сложнее всего оказалось каждый раз при мысли о моём мучителе заставить поверить себя в его безразличие ко мне. Даже очутившись на дне бездны, в которую погрузил меня именно он, я оказалась не способна поверить в то, что все его действия были результатом работы больного ума бездушного садиста, а не уязвленного самолюбия влюбленного мужчины. Я всё ещё искала ему оправдания, проклиная себя за неуместное бессилие. Ни один живой человек не заслужил мучений, через которые пропустил меня этот монстр. Назвать его подругому не получалось, потому что человек не способен на подобные зверства. Только порождение бездны так безжалостно распоряжается человеческими жизнями, упиваясь их агонией.

В обещанное время на пороге палаты появилась Доктор Роуз Холл, вместе с молодым латиносом, при виде которого я покрылась холодной испариной. Свет вокруг начал меркнуть, отсчитывая мои последние минуты.

«Он нашел меня», — крутилось в голове. Выпрямилась на кровати, сжав крепко зубы, готовясь бежать из комнаты в любую секунду. Спутник доктора, улыбаясь, пропустил её в комнату первой. Кивнув головой в знак благодарности, девушка подошла к кровати.

— Марина, это детектив Андрес Рамирес. Он хотел бы задать вам пару вопросов.

Представленный коп, один из немногих, способный вытащить меня из затянувшего болота, оказался латиноамериканцем. Прошли те времена, когда я верила в подобные совпадения. С каждым его шагом ко мне, оставшаяся призрачная надежда на помощь стремительно таяла, превращаясь в пар. В тот момент я абсолютно четко поняла, что рассчитывать могу только на себя.

— Мисс Марина Асадова, — кивнул головой мужчина. — Сожалею о случившемся, — посмотрев в мою сторону, коп нахмурился, тут же опуская взгляд.

За сегодняшний день он оказался первым человеком, смутившимся рассматривать меня как исследуемый предмет. В этом незначительном, но в то же время настолько искреннем, порыве он показался гораздо более располагающим к себе, чем все заискивающие передо мной и пытающиеся поладить дамочки.

— Я понимаю, что возможно сейчас не самый подходящий момент, но для поимки того, кто совершил все это, — он снова посмотрел на меня, сдвинув брови сильнее, чем в первый раз, — с вами…, -сделал паузу, борясь с желанием снова отвести взгляд. — Мне просто необходимо задать несколько вопросов.

Я смотрела на этого высокого мужчину, пытаясь уловить скрытую угрозу. Внимательно вглядывалась в его лицо, прислушивалась к интуиции, кричащей до этого при виде каждого незнакомца: «прячься», но ничего кроме искреннего сочувствия и симпатии с его стороны не ощущалось. Даже доктор, опирающаяся на стену позади детектива Рамиреса, вызывала больше подозрений, чем этот латиноамериканский мужчина.

— Доктор Холл предупредила меня, что вы не заговаривали ни с кем из персонала с тех пор как пришли в себя. Но есть некоторые вопросы, требующие безотлагательных ответов. Вы можете просто кивать головой.

Рамирес молча ждал моего согласия. Доктор Холл замерла, наблюдая за происходящим, практически сливаясь со стеной и снова превращаясь в незаметную Тень.

— Наедине, — посмотрела в глаза детективу, произнося первое слово со времени моей смерти.

— Боюсь это невозможно, — отлепилась от стены Роуз, приближаясь к нам.

— Только наедине, — повторила своё условие, не сводя взгляда с почти черных глаз копа.

Несколько секунд Рамирес обдумывал мои слова, взвешивая все «за» и «против».

— Доктор Холл, я не задержу надолго вашу пациентку, — повернулся к девушке, смущенно улыбаясь.

— Ей сейчас нельзя нервничать. Только несколько вопросов. Не больше! — приблизилась к нему Роуз.

— Обещаю. Несколько вопросов.

Доктор Холл моментально покинула комнату, прикрывая за собой дверь. На этот раз её походка изменилась. Превратившись из мягкой, кошачьей, в твердую солдатскую поступь, выбивающую каблуками четкий ритм. Как только она покинула палату, я почувствовала облегчение. Мне не нравилась эта девушка, и требовалось узнать почему.

— Вы помните, что с вами произошло? — сразу же приступил к допросу детектив.

— Да, — воспоминания бурным потоком картинок пронеслись перед глазами. Я посмотрела на противоположную стену, выискивая тёмные пятна на белом.

— В вас стреляли?

— Да, — более развернуто отвечать на его вопросы я не видела необходимости.

— Вы знаете тех, кто в вас стрелял?

— Нет, — во рту пересохло. Я провела языком по губам, смачивая их.

— Вы уверены в этом?

— Да, — шумно сглотнула, вспоминая лица каждого из расстреливающих нас.

— Вам знаком Диего Альварадо?

Снова при звуке его имени сердце пустилось галопом, разрывая грудь от невыносимой муки. Сжала кулаки до боли, напоминая себе о всех пытках, устроенных им.

— Вам знаком Диего Альварадо? — повторил вопрос Рамирес.

— Да, — тихо ответила, борясь со слезами, начинающими жечь глаза.

— Он причастен к вашему расстрелу? — спросил детектив, чётко выделяя каждое слово.

Черное дуло, смотрящее прямо на меня, прощающееся громким выстрелом и пронзительной болью, Майкл, горящий как факел, вонючий гадюшник, в котором я танцевала…Каждое событие, связанное с Диего, оставило во мне нарывающие раны. Стоило лишь услышать его имя, и образовавшаяся на них корка прорвалась, выпуская наружу гной вперемешку с кровью. Я хотела, чтобы Ангел прошел через все возможные круги ада на земле, но, чтобы убедиться в справедливости его наказания, чистилище ему должна буду устроить я сама, упиваясь его муками так же, как он наслаждался моими.

— Нет, — подняла глаза к лицу детектива.

Рамиресу потребовалось некоторое время для принятия моего ответа. Казалось, он был уверен в обратном, а я обнулила всю известную для него систему.

— Что ж, хорошо…, - протянул он, записывая показания в блокнот.

— Как вы себя чувствуете? — прокашлялся детектив, меняя тему. — Надеюсь, последние события никак не отразятся на здоровье вашего ребенка…

Сердце перестало биться в груди, сжавшись в камень. Холод и паника быстро завладели телом. Опора ушла из-под меня, оставляя безвольно болтаться в воздухе. Комната завращалась бешеной каруселью, затягивая воронкой в самую бездну.

— Вам пора, детектив, — услышала голос Роуз, перед тем как погрузиться в беспамятство.

Глава 3

Дружба, какое ёмкое и в то же время пустое слово. Произношу его вновь и вновь, пробуя на вкус каждую букву, протягивая и распевая. Ничего. Бессмысленный набор букв. Как может слово, значение которого заключало в себе весь мир, обесцениться до нуля? Какой смысл быть другом того, для кого хочется стать целой вселенной? Выполнять функцию советчика, компаньона, мягкой удобной жилетки, зная, что это тот максимум, выше которого никогда не дотянуться. Если бы двадцать лет назад мне сказали о том, что дружба может стать проклятьем, я могла бы назвать говорившего ненормальным. Как стремительно меняются наши взгляды на жизнь и её аспекты. Достаточно было встретить Его, чтобы жизнь поменяла ориентиры.

Я всегда гордилась своим происхождением. С самого рождения несла национальную принадлежность с высоко поднятой головой. Несмотря на бедность нашего квартала, в душе я чувствовала себя гораздо богаче всех тех грингос, что тыкали своими деньгами нам в лицо. Они красовались на дорогих тачках и жили в огромных домах с бассейнами, размером больше нашего квартала. И, тем не менее, казались лишенными самого важного. Надежность и преданность — это то, о чем белые могут только мечтать. Но здесь, в мексиканском районе, несмотря на нищету, малообразованность и перестрелки, мы гораздо счастливее снобов, чей смысл жизни — пускать пыль в глаза.

Верить в величие своей нации, вопреки стереотипам, предрассудкам и чьим-либо доводам, — одновременно благословенье и проклятье. В первом случае, ты никогда не потеряешь веру в себя и свой народ. Во втором, твоя вера может ослепить, превратив в упрямца, не видящего слабых сторон. Я стала свидетелем множества примеров, когда окружающие люди действовали против своих интересов, руководствуясь слепой гордыней. В юности все мы с ног до головы напичканы принципами, твёрдо следуя им. Проходят годы, под гнетом всеобщего стремления к наживе, абсолютной безнравственности и жестокости от прежней бравады и упёртости остаётся лишь призрачная тень. Сложно жить в мире, где собственное благополучие дороже убеждений и веры. Так произошло и со мной. С годами я перестала быть настолько категоричной и начала принимать жизнь такой, какая она есть, не стремясь изменить мир.

Детство, проведенное в автомастерской, где перебирала двигатели вместе с отцом, до сих пор остается самым светлым временем жизни. Беззаботные игры среди сверстников, праздники, на которых присутствовали все соседи — всё это неотъемлемая часть моего счастливого взросления. Всегда находилась в окружении мексиканцев, неприязнь к белым укреплялась изо дня в день, превращаясь в патологическую ненависть. Любой гринго, оказавшийся на мексиканской территории, моментально изгонялся из наших мест. Таких смельчаков было совсем немного, не считая зарвавшихся копов, возомнивших себя превосходящей нас всех кастой. Как же я мечтала показать этим ничтожествам их место.

Наблюдая за отцом, изо дня в день выполняющим тяжелую работу, при этом каждым своим поступком демонстрирующим безумную любовь к маме и нам с сестрой, за его братьями, излучающими мужественность и силу в каждом движении и слове, считала мексиканцев эталоном мужественности. На их фоне белые смотрелись блеклым пятном. Они казались слабыми, малодушными, абсолютно не привлекательными и совершенно лишенными мужской искры, которой обладают мексиканцы. Их чрезмерное самолюбование и трусость вызывали лишь отвращение. Со временем моё отношение к белым не изменилось. Ко всем, кроме Него…

Нам было по тринадцать, когда на заднем дворе школы я впервые увидела гринго в окружении мексиканцев. Он чувствовал себя свободно, будто не являлся чужаком, случайно забредшим на вражескую территорию. Его бросающаяся в глаза уверенность раздражала. Этот мерзавец возомнил себя хозяином там, где ему совсем не место. Как сейчас помню охватившую меня злость, вызванную лишь взглядом на него. Но хуже всего казалось то, что никто из окружавших его мексиканцев, похоже, не разделяли моих эмоций. Они смеялись над его шутками, как если бы он был одним из нас. Не наблюдалось никакой агрессии со стороны ребят, абсолютное принятие. Гнев, взывающий к уничтожению наглеца, распирал изнутри от мнимого предательства, превращая белого парня в главного врага.

Самое ужасное последовало позже. На уроке математики этот самонадеянный гринго оказался за соседней партой. Я чувствовала себя грязной от пальцев ног до кончиков волос лишь от того, что находилась рядом с ним. Омерзение, с которым я приходила на математику, не могло сравниться ни с чем. Даже слизни вызывали больше приятных эмоций, чем он. Так продолжалось какое-то время. Я всё чаще замечала его среди наших ребят и непроизвольно наблюдала за ним издалека. Постепенно белый мальчик открывался для меня с неожиданных сторон. Впервые услышав, как он свободно разговаривает на испанском, замерла, будто получив доказательства существования Санты. Этот факт сразу же сделал этого гринго чуть более приятным в моих глазах и заставил присмотреться к нему. Он не был похож на высокомерных белых детей, задирающих нос, завидев одного из наших и игнорирующих в школе. Злость и решимость в глазах парня не сочеталась с ангельской внешностью. Каждое движение получалось резким. Всегда напряженные скулы, будто каждое мгновение он ожидал нападения. Я не понимала, почему этот мальчик такой сосредоточенный. Интерес к нему возрастал с каждым днем, размывая созданные обществом грани. Не помню, что натолкнуло первой завести с ним разговор, забыв о своей ненависти к белым. Но после этого шага с каждым днём наши диалоги становились всё глубже, а интерес к чужаку всё больше. Мне не пришлось долго узнавать, кто он и откуда. Практически все ребята из нашего квартала знали его старшего брата, о котором шептались даже взрослые. Время шло, а моя привязанность к этому озлобленному парню становилась все крепче. Он уже не был таким напряженным как прежде. Диего словно выдыхал в моём присутствии, его черты смягчались, на лице всё чаще появлялась улыбка. Тепло и надежность, сопровождающие его близость, тянули меня к нему. Незаметно мы практически перестали расставаться, несмотря на все протесты его амигос. Я могла бесконечно смотреть на Диего, когда он думал во время занятий, молча злился, дрался или когда дарил такие редкие для него улыбки. Больше ничего и не требовалось для счастья. Я просто хотела быть рядом с ним.

С каждым новым днём он раскрывался с новых сторон. Меня поражала настойчивость, с которой он умел добиваться своего. Диего всегда считал, что нет недостижимых целей. Есть только очень запутанные пути. И шел к желаемому, невзирая на препятствия.

Девушки всегда любили Диего. Стоило ему появиться в помещении, как все внимание переключалось на него. Он как магнит притягивал к себе противоположный пол, не делая при этом совершенно ничего. Оставаясь угрюмым и немногословным с посторонними, Ангел был для многих загадкой. Никто не задумывался над тем, что творилось у него внутри. Окружающих привлекала его внешность и сила, чувствовавшаяся в каждом жесте и взгляде. Девушки готовы были на все, лишь бы обратить на себя внимание красивого блондина. Всем хотелось диковинного и популярного парня. Словно мухи, чики жужжали вокруг него, жадно впиваясь в Ангела липкими лапками. Эти дурочки старались привлечь его внимание развязным поведением и вседозволенностью. Будучи ещё подростком, Диего всегда брал всё то, что хотел, и моментально забывал об использованном материале. Я жалела глупышек, страдающих от неразделенных чувств к моему лучшему другу, тщетно пытающихся завязать с ним какие-то продолжительные отношения, и в то же время меня выворачивало от отвращения к ним. Я не понимала, как можно так не уважать себя, чтобы предлагать тело человеку, который мог даже не знать твоего имени. Сборище идиоток. В жизни Ангела находилось место только для одной женщины, и делить его с кем-то не входило в мои планы. Я знала все его мечты, планы и тревоги. Считала за счастье занимать особое место в его жизни. Мы делали практически все вместе, с гордостью называя друг друга лучшими друзьями.

Не могу сказать точно, в какой момент поняла, что смотрю на Диего не просто как на родную душу. Я не могла оторвать глаз от капризного изгиба его губ, которые не терпелось попробовать на вкус. Сходила с ума от небесно-голубых глаз, самых красивых и прозрачных, что мне доводилось видеть. Восхищалась тем, как перекатывались его мышцы, когда он работал в автомастерской или участвовал в драках. Гордилась каждым его успехом, превознося его мысленно над всеми. В один день поймала себя на том, что отвожу глаза в сторону, когда Диего перехватывает мой взгляд. Нам было по пятнадцать, когда он перестал быть лучшим другом, а стал человеком, заполнившим сердце, мысли и душу.

Каждый раз, находясь рядом с Ангелом, я умирала от счастья видеть его, вдыхать пьянящий запах тела, слышать голос и в то же время гибла от отчаяния. Видеть, как пляшут искры в его глазах, когда он смотрит на других девушек, обнимает этих пустышек, нашептывая что-то на ухо, и уходит в заднюю комнату мастерской — все это походило на пытку. Никогда он не смотрел на меня тем же дьявольским взглядом, от которого бросало в жар, а лицо заливала краска. Пусть никто из них не задерживался рядом, но перейти черту и стать для него больше, чем просто другом, я не решалась. Сама мысль о возможности оттолкнуть Диего своими чувствами и потерять из своей жизни, парализовала, не давая совершить неверного шага.

Годы в университете превратились в настоящий ад. Оказавшись в другом месте и в окружении новых людей, я практически потеряла его. Редкие звонки и еще более редкие встречи оставляли горький осадок и кровоточащее сердце, не желающее освобождать место для кого-то другого. В попытках избавиться от мыслей о Диего снова и снова встречалась с парнями, не стоящими его мизинца. Новости о свадьбе Ангела выбили почву из-под ног. Пылающий в груди огонь надежды безжалостно окатили из брандспойта, не оставляя и малейшего шанса на существование. Я чувствовала себя преданной. Знаю, что глупо с моей стороны ждать перемен, но факт появления другой женщины в жизни Диего означал потерю особенного места, занимаемого мной долгие годы. Недели в барах с незнакомцами и постоянный алкогольный туман затягивали в пучину, из которой практически невозможно выкарабкаться наружу. Из забытья помогла выбраться автомастерская. Разбирая и собирая двигатели, я отключалась от реальности, полностью сосредотачиваясь на процессе.

День свадьбы — стал первым важным днем в жизни Диего, когда рядом с ним стояла другая… На лице этой самодовольной сучки жирным шрифтом светилось слово — тварь. Всё в ней казалось фальшивым, начиная от улыбки и заканчивая клятвой в вечной любви. Впервые не понимала, почему Ангел не видит её сущности. Мне оставалось только ждать, когда он наиграется и поймет, кто она на самом деле. Но чёрт, как же невыносимо больно оказалось наблюдать за тем, с какой нежностью он смотрит на женщину, названную женой. Сердце в груди практически не стучало, разрываясь от боли, заставляя корчиться от отчаяния. Я ненавидела эту сучку всей душой.

Всё изменилось в тот день, когда эта тварь променяла Диего, раздвинув ноги перед каким-то ублюдком. Мой сильный, несгибаемый мужчина оказался предан и сломлен женщиной, забравшей его сердце. Не знаю, сколько бы он переживал из-за неё, но несчастье с Луисом помогло ему правильно расставить приоритеты. Жесткий при посторонних, твёрдый и беспощадный ко всем, но прежде всего к себе, растоптал последнюю веру в людей. Диего сутками сидел у кровати брата, дожидаясь каких-либо перемен в его состоянии. Скандалы с врачами и долгие переговоры с бандой. Одиночество тяжким грузом свалилось на его плечи. Каждую свободную минуту он проводил с Сангре Мехикано, отыскивая виновных произошедшего. Ангел ни на секунду не позволял себе расслабиться, словно опасаясь поддаться панике, если остановится хотя бы на мгновение.

— Я знаю, кто это сделал, — спокойной сказал Диего.

Перевела взгляд от пикающих приборов, подключенных к лежащему на больничной койке Луису, на Ангела, стоящего ко мне спиной и смотрящего в окно. Костяшки его пальцев побелели от силы, с которой он сжал подоконник.

— Ты уверен? — мне не требовалось уточнять, что он имеет в виду. Я прекрасно понимала любое его слово.

— Да, — резко развернулся, устремив на меня наполненные ненавистью глаза. — Это он, Эстер! Это ОН! — сжал челюсти. Жевлаки заходили от переполнявшей его ярости.

— Что ты хочешь сделать? Ты же не собираешься наделать глупостей? — обошла кровать, вставая напротив и вглядываясь в напряженное лицо.

— Я убью этого ублюдка! — прошипел сквозь зубы. — И пусть буду вечно гореть в аду, но я убью его!

— Ты же понимаешь, что если тебя посадят, то некому будет заботиться о Луисе? — подошла к обездвиженному телу, поправляя постель Лу.

— Твою мать, Эстер! — в отчаянии провел рукой по волосам. — Я разрываюсь, понимаешь? Разрываюсь! — закричал Диего. — Снова молча проглотить то, что он сделал?! Не смогу об этом забыть, не смогу!

Ангел прошел к двери, снова зачесывая ладонью волосы назад, и вернулся к окну.

— Этот ублюдок не может в очередной раз остаться безнаказанным! — полез в карман за сигаретой. Кинул взгляд на лежащего брата, смял папиросу и выбросил в ведро.

— Я не предлагаю тебе забыть об этом! — посмотрела на Диего. — Тебе нужен план или ты хочешь лежать рядом с братом, в то время как этот мерзавец будет гулять и радоваться жизни?! — нахмурилась, представляя лицо подонка.

Диего закрыл рот руками, делая несколько глубоких вдохов и выдохов.

— Ты отомстишь ему, обязательно отомстишь, — подошла ближе. — Но нужно сделать так, чтобы ему самому не хотелось больше жить. А пока, давай решим, как можно помочь Лу.

— Мы вытащим его, — тихо проговорил Диего. — Вытащим.

— Обязательно вытащим, — обняла за шею, притянув к себе и положив голову друга на плечо, осторожно поглаживая по голове. — Обязательно, — шептала словно мантру.

В тот день Диего позволил боли завладеть им. Я не могла оставить его одного в такой жуткий час. Подливая ром в быстро пустеющий бокал, молча находилась рядом, став единственной, не требующей от него быть сильным. Ночью он наконец-то стал моим.

Мягкие требовательные губы, сминающие мои в жарком поцелуе, сильные руки, блуждающие по телу и оставляющие метки своей безудержной страсти, горячая кожа, сводящая с ума своей гладкостью и запахом, которым не могла надышаться. Диего вновь и вновь возносил меня на вершины удовольствия, а я дарила ему любовь и ласку, хранимые глубоко внутри на протяжении многих лет. В его объятиях моё тело ожило, отвечая на каждое прикосновение волной удовольствия. Я словно была создана для его ласк. Пусть Диего и не стал моим первым мужчиной, но он оказался первым, пробудившим мою чувственность. Лежа на его груди и слушая размеренное дыхание, я умирала от счастья, благодаря судьбу за весь кошмар, произошедший с ним и сблизивший нас. Снова и снова целовала его грудь, боясь даже не секунду закрыть глаза и обнаружить, что всё это лишь сладкий сон. Утро отрезвило не только Диего от рома, но и меня от напрасных иллюзий.

— Чёрт, Эстер! — поставил передо мной чашку кофе. — Прости меня, — сдвинул брови. — Я не знаю, как смог допустить подобное… Это была ошибка.

Сердце оборвалось. Хотела возразить, успокоить и рассказать, насколько счастлива, но его глаза, наполненные тоской и раскаянием, вернули меня на землю. Он действительно раскаивался в случившемся.

— Ты слишком дорога мне, чтобы я обращался с тобой как с дешевкой. Ты не заслуживаешь такого, — посмотрел прямо в глаза.

— Ты жалеешь? — прочистила горло, осмеливаясь спросить.

— Мьерда, Эстер, — нахмурился ещё сильнее. — Я поступил как ничтожество. Воспользовался твоей добротой…

— Не извиняйся, — перебила его, найдя силы слегка улыбнуться. — Всё по-прежнему.

Дрожащими руками поднесла кружку к губам, запивая комок слёз, застрявший в горле.

— Точно? — он внимательно следил за моим лицом.

— Да, — кивнула, поставив чашку. — Ничего не было.

С тех пор Диего никогда не повторял нашей ночи. Не важно, насколько пьяным или разбитым был, он всегда помнил о данном мне обещании. Я ненавидела себя за трусость. Стоило раз и навсегда прекратить собственные мучения, но я, словно обезумевшая, предпочла снова быть просто рядом, наблюдая за тем, как через постель любимого мужчины проходят новые и новые женщины. Я ненавидела каждую, на которую он обращал свое внимание. Стоило ему хотя бы улыбнуться девушке, я мысленно представляла, как её гладкая кожа гниёт под землей. Единственное, что служило успокоением-краткосрочность романов Диего.

Решив сосредоточится на способах возвращения брата к нормальной жизни, Ангел превратился в очерствевшую и более жестокую копию Луиса. Он поставил перед собой цель, пути достижения которой его не волновали. Диего шёл напролом, невзирая не средства, затрачиваемые по пути. Единственным неизменным в его жизни оставалась дружба со мной. Пока не пришло время воплощать в жизнь его план мести.

Глава 4

Луч солнца пробился сквозь плотные шторы, падая на чемодан, стоящий у порога. Немую тишину нарушало лишь моё прерывистое дыхание. Закрыла глаза, прижавшись спиной к двери, шумно выдыхая. Шаг в пропасть сделан. Смогу ли я выкарабкаться из неё? На этот вопрос никто не сможет дать ответа. Во что бы то ни стало, я просто обязана вернуться. Другого выхода нет. Перед глазами всплыло улыбающееся личико Софи. Большие широко-раскрытые синие, как морские глубины, глаза, всегда с удивлением и любовью смотрящие на меня, круглые щёчки, вздернутый кверху крошечный носик, пухлые ручки, протянутые ко мне — это всё, о чём я способна была думать. Сердце забилось в бешеном ритме. Плач, разрывающий душу на тысячу мелких осколков, не переставая, звучал в голове. Как я могла? Как я могла оставить её одну, соглашаясь на это безумие? Позволила прошлому затуманить рассудок и прыгнуть с утёса в пропасть, кишащую тварями. Медленно сползла по двери, оседая на пол. В памяти раз за разом прокручивалось мгновение после передачи Софи в руки няни. Наблюдая, как улыбка, озаряющая личико моей девочки, сменяется плачем, я всячески пыталась улыбаться сквозь слезы, оставляющие на коже обжигающие следы. Стараясь не думать о минуте расставания, непроизвольно вновь и вновь мысленно прокручивала эту сцену. Как ни пыталась, не могла удержать перед глазами картинку её радости, которая всё время ускользала от меня, сменяясь пронзительным криком. Чувство засасывающей пустоты и гулкого одиночества захватило каждую клетку тела. Глаза опять застили слёзы, и не в силах бороться с эмоциями, позволила горечи прорваться наружу. Расставаться с самым дорогим созданием на свете оказалось настоящим испытанием. После ада, через который пропустил меня Ангел, не думала, что впереди ждет нечто ещё более страшное. Я бы ни за что не допустила разлуки с дочерью. Но снова моё слово ничего не значит. И подвергать опасности Софи оказалось бы моим самым непростительным поступком. Единственный выход — выполнить миссию как можно скорее и вернуться к своей девочке.

— Кэндис, — вздрогнула от стука по дереву, — через час у нас встреча. Будь готова.

Низкий мужской голос по ту сторону двери напомнил о причине, по которой пришлось уехать от полугодовалой дочки. Жестокая реальность не собиралась ждать до тех пор, пока я перестану сокрушаться о несправедливости этого мира.

— Хорошо, — прочистила горло, вытирая ладонью слёзы, струящиеся по щекам.

Опираясь о пол, поднялась на ноги. Долгая дорога отзывалась во всем теле. У меня в запасе всего шестьдесят минут до момента, после которого невозможно будет повернуть назад. Скинула туфли и направилась в ванную. Включив воду в душе, расстегнула узкую бордовую юбку, торопясь избавиться от неудобной одежды, служившей панцирем около суток. Оставшись совершенно обнаженной, шагнула в душевую кабину, сразу же оказавшись под струями прохладной воды. Перед встречей необходимо привести голову в порядок, спрятав мысли о слабых местах и обо всём, что способно сбить с цели, как можно глубже. Провела рукой по отрастающим волосам, смывая усталость и мрачные мысли. Пришло время вступить в игру.

Чуть больше года назад

Новости о беременности порвали последнюю нить, сдерживающую лавину безумия. Крупицы рассудка, оставшиеся после моих похорон, затерялись в шквале помешательства, проникшего в каждый уголок сознания, стирая настоящее и заполняя кошмарами прошлого. Меня окружил туман, заполненный голосами и образами тех, кого старалась забыть. Отец снова равнодушно вручал мою руку Майклу, горящему как факел. Человек, назвавший себя моим мужем, касался кожи липкими пальцами, оставляющими на теле жирные следы. Но их образы быстро рассеивались, не успев вывернуть душу наизнанку. Сквозь густой смог до меня добрался тот, из-за которого хотелось убить себя, лишь бы не чувствовать снова невыносимой боли. Руки Ангела осторожно дотрагивались до щек, через мгновение беспощадно сжимаясь вокруг шеи. Его хриплый голос, шепчущий «Котёнок», сменялся на рык, выкрикивающий «шлюха». Я бежала сквозь белые перья тумана, спасаясь от жестоких рук. Бежала, зная, что он собирается превратить меня в товар, сор под ногами, не достойный даже пыли на его ботинках. Поворачиваясь спиной, ждала, когда догонит и прижмет к груди, коснется губами лба и будет умолять остаться. Но каждый раз оказывалась в яме, под грудой тел, не в силах выкарабкаться наружу. Я вновь задыхалась под землей с мыслями о Нём.

Таблетки, инъекции и бесконечная череда одинаковых людей в белых халатах заполнили просветы забвения. Страх быть найденной обострился, заставляя бояться даже теней. Сознание тщательно блокировало мысли о беременности, оставляя один на один со страхом. Иногда, когда меня в очередной раз засасывал липкая мгла, я видела маму. Ложилась головой к ней на колени и давала перебирать ей свои волосы. Но сколько бы я не мечтала продлить это мгновение, вместо неё постоянно появлялся Он, хватал за волосы и утаскивал за собой, словно тряпичную куклу. Мне не удавалось вырваться из его рук. Никогда.

Целый месяц врачи боролись за мой рассудок. Снова приходить в себя оказалось гораздо сложнее, чем в первый раз. Находясь среди незнакомых людей, распоряжающихся моим телом по своему усмотрению, практически вернулась в Его ад. Чувствовала себя марионеткой в руках множества кукловодов. Здесь не могло быть моих друзей. Каждый, притворяющийся заботливым специалистом, ничем не отличался от людей Ангела, стремящихся закончить начатое у той гребаной ямы. Их лекарства ни черта не помогали, вгоняя в ещё больший бред. Но даже эти невыносимые, отвратительные проблески реальности казались радостнее, чем всё, преследующее в забытье.

Постепенно туман рассеивался, позволяя привыкать к жизни лабораторной крысы. Терапия, процедуры, наблюдение психологов и снова всё по замкнутому кругу. Осознание действительности проникало в меня медленно, давая возможность привыкнуть к её уродливости. Жуткие воспоминания прошлого съедали изнутри, отравляя своими токсинами. Беременность по-прежнему оставалась за гранью понимания и казалась скорее сном, чем горькой правдой. Лишь после того, когда я вновь смогла разговаривать, печальная явь представила свой жуткий лик. Чтобы провести грань между сном и реальностью, чётко проговаривала про себя: «Я беременна. Я ношу в себе то, что посеял монстр, не знающий пощады и не имеющий никаких ценностей в жизни. Во мне растет Его ублюдок. Как я могу позволить появиться на свет ещё одному чудовищу?» Прикладывала ладони к животу, не веря до конца, что там развивается жизнь. На какие-то доли секунды забывала о чудовищной стороне человека, поселившего её в меня, представляя, как такие же пронзительные голубые глаза будут мне улыбаться. Но затем, даже в фантазиях, искры радости в них сменялись на пламя ненависти, превращаясь в то, с чем никогда в жизни не хотелось соприкасаться вновь. И тогда я точно знала, что внутри меня вселенское зло, цель которого уничтожить всё хорошее вокруг. Я умоляла врачей избавить меня от плода, но все как один утверждали, что время допустимое для аборта упущено и придется выносить ребенка до конца. Тогда я ненавидела их всей душой, так же, как ненавидела Ангела за разрушенную жизнь.

— Чем ты любила заниматься в детстве? — спросила Доктор Роуз, заправляя прядь волос за ухо, придвинув диктофон, лежащий на тумбе и фиксируя на мне взгляд.

— В детстве? — переспросила, нахмурившись. Беззаботное время, казалось таким далёким и нереальным, что вспоминать о той другой, спокойной жизни, было неправильным.

— Да. Когда ты была ребенком, что ты любила? — Тень внимательно вглядывалась мне в глаза.

— Ну…, - взяла в руки край одеяла, перебирая грубую ткань. — У меня было два детства, — перевела взгляд на белую материю.

— Когда ты говоришь, что у тебя было два детства, что ты имеешь в виду? — спокойный голос Доктора Роуз убаюкивал.

— До смерти мамы, — провела языком по пересохшим губам, — это одно детство. И …, - быстрее принялась перебирать пальцами, стараясь найти изъян в ткани, позволяющий зацепиться за него.

— И… Марина? — так же спокойно поинтересовалась девушка.

— И когда её не стало, — замолчала на пару секунд, снова смачивая губы. — Когда её не стало, это второе детство, — сказала, опасаясь, что даже слова, произнесенные вслух, заставят меня вновь пройти через её смерть.

— Расскажи о детстве с мамой, — настаивала Роуз.

— Самое лучшее время в моей жизни, — замолчала, вспоминая, как мама читала сказки на ночь и, не дождавшись пока я усну, засыпала на самом краю моей кровати. А я лежала, и молча любовалась ею, боясь разбудить и тем самым остаться в комнате совсем одной. Я рассматривала её ровный аристократический нос, длинные черные ресницы, чуть вздрагивающие во время сна, мелкие веснушки, окрашивающие её лицо в солнечный цвет. Она казалась самой прекрасной женщиной на свете. И только налюбовавшись, я осторожно брала её за руку и держала до тех пор, пока она незаметно не исчезала из детской.

— Вы были близки с мамой? — продолжила сеанс Тень.

— Да. Она научила меня любить музыку, — опустила лицо, чувствуя, как глаза начинает щипать.

— Расскажи об этом, — интонация Роуз совершенно не менялась, оставаясь такой же спокойно-равнодушной.

— На фортепиано. Она играла на фортепиано, — прошептала, вспоминая маму, сидящую ко мне спиной и играющую «Лунную сонату».

— Тебе нравилось слушать её игру?

— Я любила наблюдать за ней во время игры, — слегка улыбнулась.

Когда мамины пальцы порхали над клавишами, она превращалась в неземное создание. Весь её образ становился практически невесомым и безумно прекрасным. Она отдавалась игре полностью, отключаясь от реальности. А я, забравшись в кресло с ногами, смотрела на неё, уносилась под музыку туда, где были только мы вдвоём.

— Она учила тебя играть на фортепиано? — Роуз сидела по-прежнему, не двигаясь, изучая меня.

— Нет. Не она. Папа считал, что мама бездарность, и нанял для меня учителя, — мечта играть вместе с мамой обернулась кошмаром. Бесконечные пустые этюды, монотонные гаммы и недовольство учителя и папы навсегда перечеркнули мою любовь к классической музыке. Единственный, кто помогал мне не затушить тлеющий огонек былой страсти — мама. Когда я начинала падать духом и думать, что никогда не осилю очередной этюд, она тихо присаживалась рядом и незаметно подсказывала, затягивая и превращая нудную зубрежку в настоящее исполнение.

Под ложечкой противно защипало. Вспоминать то время, зная, что её больше нет, напоминало занятие мазохизмом. Говорить о маме, после её смерти всегда было тяжело, а теперь, когда во всей вселенной не осталось ни одного близкого человека, казалось просто невыносимым. Грудь щемило от тоски по её ласке и любви. От отчаяния, подпитываемого беспощадным одиночеством, захотелось вернуться в ту яму, из которой я так яростно искала выход.

— После того, как мамы не стало, ты продолжила заниматься музыкой? — размеренный голос Роуз не раздражал, но и не радовал. За время, проведенное в больнице, я привыкла к постоянному присутствию посторонних, их тихому перешептыванию, мягким шагам. Разговоры с доктором Тенью стали частью новой жизни, они просто появились в ней как данность, не зависимо от того, нравится мне это или нет.

— Когда я была совсем маленькой, постоянно наблюдала за маминой игрой. Для меня это казалось чудом! — вспоминая свои первые бестолковые попытки извлечь из рояля, стоявшего в холле внизу, хоть какие-то складные звуки, снова заставили улыбнуться. — Для меня фортепиано — это она. Без неё оно превратилось в боль.

— Больше ты не играла? — Роуз наклонилась чуть ближе, дожидаясь ответа.

— Пришлось, — сжала одеяло в кулаках, впиваясь ногтями в ладони. — Папа не позволил прекратить занятия. Я искала утешение в наушниках, слушая рок и мечтая заглушить крики души, извлекая пронзительные звуки из гитары, но всё осталось лишь в мечтах.

— Могу я узнать почему? — пристальный взгляд Доктора испепелял.

— Папа считал это бесполезной тратой времени и распутством, — по щеке скатилась предательская слеза.

— Чем ты заглушала свою боль? — понизила голос Роуз.

— Почти все время проводила с подружками. Часто ночевала у них дома. Мне нравилось чувствовать себя частью настоящей семьи, — слезы бесконтрольно стекали по лицу, падая и оставляя мокрые разводы на одеяле.

— Наблюдая за чужими семьями, о чём ты думала? — стараясь быть мягкой, Роуз всё равно надавливала на самые больные точки, настраивая против себя.

— О том, что у меня обязательно будет дружная и любящая семья, — вздернула подбородок, смахивая соленые капли.

— Что ты думаешь сейчас о семье? Ты по-прежнему об этом мечтаешь? — интонация доктора Роуз слегка изменилась, став более мягкой.

— Нет. Сейчас семья не входит в мои планы, — обезумевший взгляд Диего, бьющего меня по лицу, в мгновение стёр все прекрасные воспоминания о маме.

— Чем ты хочешь заниматься после того, как выйдешь из больницы? — на секунду показалось, что она приблизила руку ко мне, но затем вернула на колено.

— Хочу уехать как можно дальше, — снова мысли о мире, где никто не сможет защитить меня от Него, вызвали панический ужас.

— Ты уедешь одна? — следила за моим лицом Роуз.

— Да. Совсем одна, — повернулась к ней, всматриваясь в глаза цвета разбавленного чая.

— Ты твёрдо решила отказаться от ребенка? — в комнате повисла тишина.

Мысли в голове начали кружиться бешеной воронкой, вызывая приступ тошноты. Никогда раньше не предполагала, что смогу оставить свою плоть и кровь на произвол судьбы, стараясь за повседневными занятиями навсегда вычеркнуть эту часть жизни. Стоило лишь вспомнить, каким монстром оказался мужчина, от которого какой-то краткий миг в прошлом я мечтала иметь детей. А теперь, эти мечты сменились на яростное желание стереть любое напоминание о нём с лица земли.

— Я не хочу его, — посмотрела прямо в глаза Тени, стиснув челюсти.

— Ты уверена? — чуть наклонила набок голову Роуз.

— Совершенно.

Выписываясь из больницы, я наблюдала за происходящим будто со стороны. Девушка с потухшим взглядом выглядела незнакомой и совсем чужой. Я была уверена в том, что теперь смогу разбираться со своей головой самостоятельно, не распахивая душу посторонним. Но чертова Роуз предусмотрела все, позаботившись о том, чтобы ежедневно был тот, кто сможет копаться в моем грязном белье. В сопровождении двух копов меня перевезли на другой конец страны в штат Мэн. Ещё год назад я и подумать не могла, что попаду в подобную дыру. Передо мной стояли другие цели и приоритеты. Теперь, оказалось, совершенно наплевать, где склеивать собственные ошмётки. Запершись на все замки в крохотной квартирке, снятой на деньги государства, и задернув шторы, сутками не вылезала из кровати, прислушиваясь к каждому шороху. Мне не хотелось есть, не хотелось возвращаться к жизни. Я намеренно морила себя голодом, чтобы уничтожить инфекцию, завладевшую организмом. Мой покой нарушала огромная черная Тень с ежедневными проверками, маскируемыми под сеансы. Постоянное пичканье едой и витаминами под размеренную болтовню о муже и внуках нового надзирателя не давали тихо сдохнуть. Все ежедневные ритуалы совершались на автомате, без понимания их смысла. Я наблюдала за существованием девушки с незнакомым именем Рэйчел, из такого же чужого тела. Да и вся жизнь происходила с другим человеком, а я дышала по инерции. Днём воспоминания заполоняли мою реальность, снова утягивая в смердящую топь. По ночам сны продолжали выворачивать мою душу. Кошмары не шли ни в какое сравнение со снами, от нереальности которых щемило в груди. В них я снова жила. Чувствовала прикосновения Диего, вкус его поцелуев. Он дотрагивался до моего живота, излучая восторг, и его глаза светились обещанием бесконечного счастья. А на утро, я просыпалась одна в чужом городе, поломанная, с разорванной душой и дырой в груди вместо сердца. Положив руки на живот, забывала на время о жутком монстре. Я понимала, что, не зная Ангела, могла бы летать от счастья, паря над облаками, чувствуя его продолжение в себя. Но теперь … готова собственноручно покончить с его копией. В том, что вынашиваю его копию, не сомневалась ни на мгновение. Контраст между сном и явью пропускал, словно через мясорубку, перемалывая последние останки той девушки, которой я была когда-то. Я погружалась в ванную, заполненную до краев ледяной водой. Стискивая зубы, лежала до полного онемения тела. Теряя физическую чувствительность, верила, что становлюсь жестче и равнодушнее к терзавшим призракам. Только вытирая полотенцем обжигающе холодные капли, ловила в зеркале отражение незнакомки. Абсолютно несчастной женщины с кровоточащей душой и стеклянными глазами. В этом человеке невозможно было узнать красавицу с глянцевых обложек. Длинные светлые локоны стали свидетелями чужой жизни, где есть место радости и позволительны глупости. Но сейчас они были свидетелями падения личности и никак не сочетались с той, кого прятала программа защиты свидетелей. Взяв кухонные ножницы, избавилась от следов прошлого, поверив на мгновение в жизнь.

Терапия с новым доктором, практически ничем не отличалась от сеансов, проводимых Роуз. Самым главным отличием стала большая и тёплая доктор Вашингтон. Наблюдая за моей жизнью, она принимала в ней активное участие. Обеспокоенная моей апатией, она множество раз пыталась найти занятие, способное вернуть радость жизни. Но ни вязание, ни выпечка и тем более музыка не вызывали нужной искры. Спустя пару недель работы, доктор Вашингтон схватила своей пухлой черной рукой моё запястье и, не говоря ни слова, усадила в машину. Всю дорогу, натянутая как струна, я внимательно следила за всеми проезжающими мимо автомобилями. Остановившись возле четырёхэтажного здания, я долго сомневалась, стоит ли покидать машину.

— Не бойтесь, милая, — улыбнулась Кэри. — Мы в добром месте.

— Добрых мест не существует, — посмотрела на женщину, терпеливо держащую дверь машины открытой.

— Дай этому миру еще один шанс, и он тебя не разочарует, — протянула руку Доктор Вашингтон, ослепляя своим участием.

Несмотря на все опасения и страхи, я доверилась этой женщине. Оказалось достаточным лишь перешагнуть порог здания, и гомон детских голосов окружил со всех сторон.

— Где мы? — спросила, оставив позади женщину, записывающую в журнале имена посетителей.

— Там, где тебе помогут, — взяв в обе руки, Кэри осторожно погладила мою ладонь. Мы прошли до конца коридора, останавливаясь у стеклянных дверей, за которыми играли дети. Когда мы оказались внутри, десятки детских глаз устремились к нам, с любопытством осматривая пришедших.

— Ты пришла с нами играть? — вздрогнула, услышав голос девочки, подошедшей сбоку.

— Я не знаю, зачем я пришла, — посмотрела на курчавые волосы, застилающие большие зеленые глаза. Чистый взгляд, наполненный ожиданием, добротой и искренностью, затронул что-то в груди, от чего очерствевшее сердце сжалось в комок.

— Я покажу тебе свой рисунок, пойдём, — схватила за руку девочка и решительно повела к крохотному столику. — Смотри, — сунула мне в лицо бумагу.

— Что здесь? — отодвинула от глаз, чтобы рассмотреть изображение.

— Это моя мама и папа, — гордо сказала девочка. — Они просто забыли, где меня оставили, но очень скоро найдут дорогу и заберут меня к себе.

На рисунке рядом с разноцветным домом девочка держала за руки мужчину и женщину. У взрослых не оказалось ни глаз, ни рта, только девочка широко улыбалась с листа бумаги.

— Почему у них нет лиц? — продолжила рассматривать странный рисунок.

— Я их не помню, — отобрала бумагу девочка. — Но когда они найдут меня, обязательно нарисую. Думаешь, моя мама будет красивая?

В горле встал ком, не позволяющий ответить на вопрос. Я подняла глаза на прозрачные изумрудные озера, дожидающиеся ответа. Всё в ней излучало веру и любовь к той, кого не существует в природе, но кому эта маленькая девочка подарила всё сердце.

— Самой красивой, — прошептала, сдерживая предательски выступившие слезы.

Несколько часов я провела, помогая строить волшебные миры своим новым друзьям. Рисование, лепка, игры в куклы и конструктор — эти нехитрые занятия делали их счастливыми. Для каждого из них требовалось всего несколько добрых слов и внимание, чтобы позволить почувствовать себя нужными. Но больше всего на свете они мечтали о семье, о маме…

Всю обратную дорогу до дома я не могла унять слёзы, омывающие лицо. Меня сотрясали рыдания, которые таились внутри жуткого плена. Открытые ласковые лица, нежные голоса и маленькие руки заполнили звенящую пустоту, съедающую изнутри. Впервые я забыла о собственном горе, решив, во что бы то ни стало подарить этим детям столько радости, сколько в силах одного человека. Подъезжая к дому, поняла, что крепко обнимаю живот.

День за днём Кэри отвозила меня в детский дом, оставляя там до наступления темноты. Узнавая лучше детей, становилась ближе к их мечтам и тревогам. Помогала учиться познавать мир и разрешать первые проблемы. Ухаживая за ними, поняла, что не существует плохих или хороших малышей. Никто не рождается монстрами, сеющими зло. Все дети чисты и приближены к Всевышнему гораздо больше, чем самый набожный взрослый. Свет, окружающий каждого ребенка, может согреть даже самую черную душу. Задача взрослого — не погасить в нём это свечение. Ведь то, кем становятся дети в дальнейшем, зависит только от нас.

Через несколько недель, проведенных в окружении маленьких друзей, ощутила трепет, думая о развивающейся внутри меня жизни. Ненависть и брезгливость ушли, оставив вместо себя нежность и зарождающуюся любовь.

Глава 5

Одиночество. Тёмное, тягучее, смердящее, вот оно — моё вечное проклятье и вечный компаньон. С самого рождения пришитое ко мне прочнее, чем тень, которая не исчезает независимо от того, как светит солнце. Наступая мне на пятки, оно единственное всегда было со мной, разрастаясь коконом вокруг и медленно пробираясь к душе, опустошая её. Сколько себя помню, всегда хотел заполнить этот вакуум, но вместе этого питал его ещё больше. Лишь Луису удавалось немного прикрыть язвы, расползающиеся от зараженного места пустотой. После несчастного случая с братом, небольшие заполненные островки, державшиеся на нём, стремительно пошли на дно. Оставив на своём месте бездонную пропасть, превращающуюся в болото. Такое же мутное, пустынное и вонючее.

Ежедневно возле меня крутились толпы людей, которым и дела не было до того, какой я на самом деле. Назойливые, жужжащие мухи, слетающиеся на запах наличных и власти. Для каждого из них я был лишь средством достижения цели, временной преградой, отделяющей от желаемого. Как часто хотелось отмыться от бесконечного лицемерия, ставшего нормой в нашем мире. Нет ничего омерзительнее человека, притворяющегося другом. Хладнокровные твари, вместо души у которых калькуляторы, просчитывающие выгоду от каждого шага, окружали со всех сторон. Подростком я ещё питал иллюзии на счет банды, о том, что семья не позволит остаться наедине со своими демонами. Но как бы я не сближался с людьми внешне, пропустить кого-то в своё сердце оказалось непосильной задачей. Даже те, кто знал о моих тревогах, никогда не смогут понять меня, не оказавшись в той же шкуре.

С каждым годом окружение заталкивало меня в топь одиночества всё глубже, оставляя там идти на дно, захлебываясь едкой жижей. Мимолетная вспышка счастья, сбившая все заданные координаты, подарила иллюзию наполненности и без промедления отобрала обратно. После потери Марины я понял, что больше не желаю мириться с гудящей пустотой. Уверенность в том, что она единственная сможет разорвать порочную связь с убивающим одиночеством, наполняла силами. Несмотря на полное отсутствие новостей о местонахождении Котёнка, я не сомневался ни на секунду, что отыщу её. Поиски давали стимул моей жизни, но от разрывающих на части воспоминаний хотелось выть. Думая о времени, проведенном вместе с единственной девушкой, о которой болела душа, понимал, насколько пусто моё существование. Заглушая жалящие, как осы, мысли, загрузил себя работой, погружаясь в шаткий мир грязных денег. Бесконечная череда деловых встреч, звонков и полное отсутствие свободного времени. Я заполнял образовавшийся вакуум холодными цифрами, кочующими с одного банковского счёта на другой, и пачками банкнот, переходящими из одного увесистого бумажника в другой. Жизнь стала практически такой же, как и до встречи с Мариной, за исключением смены целей и того, что я знал, какой может быть эта безжалостная сука, когда рядом моя девочка.

Первое время заниматься поисками Котёнка без ущерба для бизнеса казалось практически невозможным. Какое-то время я даже планировал выйти из дела, посвятив себя полностью главной цели. Но оказаться в стороне от Сангре Мехикано — означало лишиться связей, имеющихся у банды. Без нужных контактов найти Марину — практически невыполнимая задача. Оставалось лишь пристально следить за выполнением необходимой работы и верить в успех.

Мои люди круглосуточно следили за Асадовым-младшим, прослушивая его телефон, ожидая возможных контактов с племянницей. Кроме этого жадного ничтожества, паразитирующего на имени брата, у неё не осталось ни одного родственника. После пропажи Асадова-старшего, он рьяно стремился прибрать к рукам всё его имущество. Только попытки оказались тщетными. Даже если Павла признали бы мертвым, законной наследницей все ещё была его пропавшая дочь Марина, и в этом случае, до подтверждения её гибели, он не мог даже прикоснуться к остаткам былого богатства брата.

Иван не меньше моего оказался заинтересован в поисках племянницы, хотя бы для получения доверенности на ведение дел брата. Большая часть бизнеса Павла оказалась записана на Котёнка, и этот неприятный факт сильно раздражал младшего Асадова. Долги Ивана растоптали его репутацию в глазах банд Калифорнии. Жалкий наркоман, воспользовавшись пропажей брата и племянницы, заказал ограбление опечатанного особняка Асадовых. Его сообщники обчистили под ноль семейное гнёздышко Павла, не забыв про гараж с общей стоимостью автомобилей почти на миллион долларов. Вернув долги мексиканцам, он сохранил свою жизнь, но превратился в изгоя. Большая часть его шестерок переметнулась на сторону Дэна Исаева, обладающего не таким авторитетом, как в былое время у Асадова-старшего, но его огромным преимуществом был трезвый ум, позволяющий удерживаться на нашем рынке достаточно долго. Поэтому последней надеждой Ивана стала смерть племянницы, после которой он сможет распоряжаться всеми делами Павла, стремясь вернуть потерянные позиции. Этот прогнивший ублюдок не признавал ни бога ни черта, поклоняясь только пачке зеленых банкнот. Я бы не удивился даже, если в его планы входило убрать Котёнка с пути собственноручно. Но подобное случится только через мой труп.

Время шло, а поиски Марины буксовали на месте. Моим людям не удалось узнать совершенно ничего о её местонахождении, не говоря уже о бесполезных копах, раз за разом бессмысленно тягающих меня на допросы. Сначала разговоры об одном и том же дико выводили из себя. Затем появилось какое-то равнодушие, а после не осталось ничего, кроме насмешки. Не зная в каком направлении двигаться, полиция пыталась создать хоть какую-то видимость выполняемой работы, стараясь повесить на меня причастность к исчезновению Асадовых. Но за отсутствием доказательств отпускали домой через широко распахнутые двери.

Не теряя надежды, Сангре Мехикано и копы по всей стране пытались выйти на её след, но безуспешно. Казалось, что Марина растворилась в воздухе. Сейчас она представлялась мне неким миражом. Я словно обезвоженный путник в пустыне тянулся к ней и своему счастью, как к воде, виднеющейся за очередным барханом, но стоило приблизиться — и только тогда осознание жестокой реальности обрушивалось песчаным ветром, лишая грёз о глотке воды. О реальности случившегося кричала боль, уничтожающая изнутри, оказавшаяся слишком невыносимой для галлюцинации.

Впервые, абсолютно ясно осознавал, что один ни за что не справлюсь. Год назад, переступив через омерзение и гордость, решил просить Ивана о содействии в поисках его племянницы. Эта тварь не упустила своего шанса вывернуть ситуацию в свою пользу. Его слова оказались полностью лишены какого бы то ни было беспокойства. Чистое ликование сопровождало каждый его жест и взгляд.

— Я знаю, кто ты, — улыбнулся, обнажая пожелтевшие зубы Асадов-младший.

Не удостоив и взглядом Ивана, я осмотрелся по сторонам, оценивая ситуацию. Двое бритоголовых русских за соседним столиком потягивали кофе, искоса поглядывая в нашу сторону. Ещё двоих я заметил в машине у входа в ресторан. Остальное помещение зала практически пустовало в послеобеденный час. Своих же ребят я решил не брать. Ни к чему мне светиться перед русскими с мексиканцами и создавать образ не того, за кого себя выдавал. Что ж, надеюсь, мы сможем договориться, и пускать в ход стволы не придется.

— У нас с вашим братом был бизнес, — сел напротив, посмотрев прямо в прищуренные тусклые глаза.

От Ивана смердело кокаином и разлагающимися органами. Я с детства помню эту вонь, которую мама нещадно заливала дешевым парфюмом, но, сколько не маскируй, гниль всё равно пробивается наружу. Для людей, незнакомых с кокаинщиками, он никогда не будет бросаться в глаза. Но те, кто жил в доме, пропитанном наркотическим зловонием, никогда не забудут его. У каждого существуют запахи, вызывающие отторжение и дикое желание убежать как можно дальше от его источника — моим был кокаин.

— А ещё ты потрахивал мою племянницу, — провёл тыльной стороной ладони по носу, пришмыгивая.

Стоило ему упомянуть Марину, как в жилах закипела кровь. Ещё мгновение, и я вцепился бы этому отморозку в горло. Мне хотелось медленно сдавливать его мерзкую шею, пока желтые глазные яблоки не вылезут наружу. Как подобное ничтожество может говорить о ней в таком тоне? Сжав зубы до хруста, посмотрел на Ивана.

— У нас были отношения, — процедил сквозь зубы, сдерживая порыв ярости.

— Видать Мариша хорошо работает ртом, раз ты так завелся, — хрипло рассмеялся русский.

Предохранитель оказался спущен. Соскочив со стула, схватил его за рубашку, притягивая к себе.

— Не смей своим поганым ртом произносить её имя! — прорычал в лицо, просверливая Ивана взглядом.

В висках пульсировало, отбивая барабанную похоронную дробь. Злость яркой вспышкой ослепила, застилая глаза багровым цветом, не позволяя мыслить трезво. Меня трясло от сдерживаемой ярости. Смотрел на серую кожу, обтянувшую кости, словно у древнего старика, и понимал: одно движение — и я раздавлю череп этого ничтожества. Ненависть, разгорающаяся годами, подпитывалась абсолютным отвращением. Всё в нём вызывало омерзение и отталкивало настолько, что даже обыкновенный слизняк вызывал больше симпатии. Казалось дикой несправедливостью, что Луис гниёт в могиле, а это подобие человека топчет землю и наслаждается всеми смертными грехами. Хотелось хотя бы немного очистить мир от подобной падали, сделав так, что он перестанет загрязнять воздух своим зловонным дыханием. Останавливало лишь одно — Марина. Если у неё не останется совсем ни одной причины, по которой она сможет вернуться в Лос-Анджелес, то её поиски могут затянуться на месяцы и бесконечные годы…

— Ещё одно слово, пачкающее её имя, и я, наплевав на твою охрану и остатки связей, сверну тебе шею, — прошипел, приблизив его лицо вплотную к своему, выплёвывая каждое слово. — Ты. Меня. Понял?

— Не кипятись, — улыбнулся Асадов. — Я тебя понял.

Несколько секунд наблюдал за усмешкой, сверкающей в его глазах, не понимая, чего он добивается. Он, словно назойливая муха, которая, несмотря на угрозу быть прихлопнутой газетой, всё так же упорно летит к сахарнице.

Из носа Ивана побежала красная струйка. Теперь понятно, почему этот обдолбыш такой спокойный. Перед нашей встречей принял дозу для храбрости, и теперь море по колено. Я разжал пальцы, отбрасывая обратно этот мусор, не заслуживающий зваться человеком.

— Молодость, — Асадов присел в кресло, схватив салфетку, вытирая алый ручеек. — Кровь бурлит, требует выпустить бунт наружу, — прищёлкнул языком, откидываясь на спинку.

Посмотрев на ухмыляющееся лицо, я представлял, как однажды навсегда сотру улыбку с его противной рожи. Но пока, не пришло время. Как бы это не звучало мерзко, но он мне нужен.

— Мы не сможем разговаривать дальше, если вы будете продолжать говорить в том же тоне о Марине, — не отводил взгляда, наблюдая за Иваном, стараясь понять, что у него на уме.

— Не кипятись, не буду, — поднял вверх ладони. — Нам обоим нужен этот разговор.

Ухмылка не сползала с его лица, превращая каждое слово в ложь. Рядом с ним время буксовало на месте, бессмысленно забрызгивая липкой грязью каждое мгновение.

— Мне нужно ваше содействие в поисках Марины, — перешел к делу, не дожидаясь очередной порции наркотического бреда. — Также я понимаю, что безвозмездной помощи не бывает. Нам стоит обсудить условия вашей, — сделал паузу, прежде чем произнести такое непривычное для меня слово, — помощи.

Иван снова потёр нос, пришмыгивая, и закинул руки за голову. Несколько секунд он молчал, нервируя напрасным промедлением, которое стоило возможных километров, отдаляющих от меня Котёнка. Чем дольше молчал Асадов, тем сильнее меня охватывало напряжение.

— Не веришь в искреннюю любовь дяди к племяннице? — Иван наклонился вперед, положив предплечья на стол.

— С трудом, — водил пальцем по кристально чистому стеклу бокала, продолжая следить за Иваном.

— Зря ты так, Диего. Меня судьба Мариночки очень беспокоит, всё-таки родная племянница, — перестал улыбаться.

Только вот словам его я не поверил. Не было в них ни искреннего переживания, ни теплоты, сухие, бесполезные звуки. Нахмурившись, сделал глоток воды, не давая ругательствам вылиться наружу.

— Если это так, тогда вы сразу же с радостью сообщите мне, если она свяжется с вами? — я видел насквозь, прогнившее нутро Ивана. Никакой уверенности в его словах быть не могло. Но попробовать всё-таки стоило.

— Конечно, конечно, — театрально свёл брови вместе, изображая печаль. — Только и мне твоя помощь не помешает.

А вот и истинные мотивы, приведшие его на эту встречу. Слегка улыбнулся, получив подтверждение собственным мыслям.

— Слушаю, — отодвинул бокал в сторону, вложив один кулак в другой.

— Ты с братцем моим табак перевозил, верно? — понизил голос Асадов, оглядываясь на своих людей, стоящих чуть дальше стола.

— Все верно, — начал догадываться о характере его просьбы.

— Хочу заключить договор с твоей компанией в обмен на полное сотрудничество в поисках племянницы, — уверенно заявил Иван.

— Что собираетесь возить?

— Явно не табак, — хрипло засмеялся собеседник, шмыгнув носом.

— Ничем не могу помочь, — пожал плечами, наблюдая за складкой на лбу русского, становящейся все глубже.

— Это не бесплатная услуга, и сразу после того, как получишь свой процент, сразу же забудешь о своём неудобстве. Хорошие бабки никому не помешают, — оживился Иван. — Твой табак фигня. Мороки много, прибыли пшик.

— Незаконными перевозками я не занимаюсь, и точка, — попытки Асадова-младшего убедить меня вступить в мой же бизнес, выглядели более чем жалкими. Но я наслаждался его смехотворными попытками заполучить хоть какую-то поддержку. Мать его, пускать чужака через свои каналы мне было не с руки, а подставлять его сейчас оказалось бы совершенно непредусмотрительно в сложившейся ситуации. Оставался лишь один выход — пустить его по левому каналу, перекрыв который, не потеряю стабильную прибыль и проверенные контакты. — Что конкретно будет перевозиться?

— Дурь, — воодушевился собеседник. — Возможно, оружие.

Чертов идиот ещё надеется найти покупателей на оружие после инцидента с китайцами. Непонятно, где он собирался искать покупателей. Никто из местных не согласиться заключать с ним сделку, а содействовать в этом мне совсем не с руки.

— Мне это неинтересно. Проблемы с правительством не входят в мои планы. Не хотелось бы искать вашу племянницу из тюрьмы. Вряд ли она появится, чтобы ходить ко мне на свиданку, — достал из кармана сигарету, прикуривая.

— Многое потеряешь, отказавшись, — неотрывно следил за мной Асадов-младший. — Но самое главное, потеряешь Марину.

Мьерда! Ублюдочный недоносок! Собрался давить на больное место, зная, что сейчас я готов на всё ради одного слова от неё!

— Где гарантии того, что ты не сдашь меня копам? — выдохнул клуб дыма ему в лицо.

— Только моё слово, — развёл руками Иван. Его глаза заблестели алчным блеском, предвкушая победу.

— Не знаю предприятий, продержавшихся долго на одном лишь слове, — усмехнулся, стряхивая пепел в хрустальную пепельницу.

— Придется поверить, или я тебе не помощник, — откинулся на спинку кресла. — Слушай, чего ты так нервничаешь? Зачем мне сдавать тебя копам, если ты будешь перевозить мой товар?

— Сколько у меня есть времени на принятие решения? — снова затянулся дымом.

— Можешь думать так долго, насколько далеко можешь позволить Марише убежать от тебя, — почесал ладонью нос.

— Завтра дам ответ, — затушил сигарету, резко поднимаясь с кресла. — Жди звонка.

Иван сразу же переключил внимание на подошедшего с подносом официанта, довольно потирая ладони. Двое сидевших за соседним столом русских резко встали, провожая меня до двери взглядом, полным презрения. В отличие от трусливого наркомана я пришёл на встречу один. Будь здесь хоть кто-то из моих амигос, тогда даже этот тупой ублюдок в мгновение ока сложит пазл воедино, и после этого встанет вопрос совсем о другом …

У меня ушло полчаса на то, чтобы просчитать возможные риски и способы удержать Асадова как можно дальше от действующих каналов. Проблема заключалась в другом. После облавы копы круглосуточно пасли меня и моих помощников. Требовалось найти посредника, способного заняться организацией поставки товара для Ивана, и сделать это как можно незаметнее. Лишь один человек, не затронутый вниманием копов, обладал моим безграничным доверием. Эстер. Я ненавидел себя за то, что собирался втянуть её в опасные игры, но без участия подруги сделка не состоится. А этого я никак не мог допустить. Поместив на одну чашу весов шанс приблизиться к Марине и на вторую — возможность подвергнуть риску Эстер, не колеблясь ни секунды, набрал не меняющийся долгие годы номер телефона.

— Привет, амиго! Заскучал? — без промедления послышался знакомый голос.

— Амига, ты нужна мне!

Сторонние наблюдатели думали, что Эстер — глупая дурочка, позволяющая мне использовать её. Но для меня она никогда не была расходным материалом. Она всегда была родственной душой, и я по-настоящему любил её, но не более чем друга. За что я любил Эстер? Эта девчонка всегда была рядом и участвовала во всех моих аферах, не спрашивая, для чего я совершаю те или иные поступки. Даже если мои действия ей казались сомнительными, не говоря ни слова, она всегда была вместе со мной. А когда я спрашивал её мнение, высказывала всё напрямую, не стесняясь в эпитетах. Я знал, что могу на неё положиться. Был уверен в ней больше, чем в себе. Амига знала, что я не позволю ей пострадать из-за меня. И я не собирался подводить её.

Уже через два дня Эстер в сопровождении Хавьера отправилась на встречу с тем раздражающим типом, Паблом Пересом. На самом деле я с трудом вспомнил, кто он такой, когда Хавьер предложил его в качестве подставного поставщика. В момент нашей единственной встречи парню не удалось меня впечатлить так, чтобы его образ остался в памяти. Но благодаря своему помощнику, напомнившему о подозрительно выгодных условиях Переса и непрекращающихся просьбах о повторной встрече, решил узнать о нём подробнее. Хавьер, выучив меня вдоль и поперек, заранее тщательно выполнил домашнее задание, предоставив подробную информацию о жизни и бизнесе Пабло Переса-Костильо. Ничего примечательного в его биографии я не заметил. Обычный пуэрториканец, бывший член «Жнецов». Две непродолжительные отсидки и небольшой официальный алкогольный бизнес. Никаких связей с конкурирующими бандами или копами нет. Его условия поставок выгодно подходили для сделки с Иваном. Мы предоставим ему товар, забирая разницу себе, а после разрыва договора с Асадовым не останемся ни с чем, не засветив основной канал. После переговоров с Большим Дэнни, Эстер и Хавьер, заручившись поддержкой банды, заключили договор с Пересом, а я смог получить необходимую помощь Ивана.

Целый год я терпел гребаного кокаинщика, при каждой встрече мечтая прострелить его пустой череп. Столько лет я ждал уничтожения его семьи, а теперь помогал твёрже встать на ноги, возвращая значимость его фамилии. Но всё это временное. Чем выше Иван взберется сейчас, тем больнее будет его падение после. Я ждал момента, когда смогу вытащить кирпичик из основания его пьедестала, терпеливо дожидаясь вестей от Марины. Но время шло, она пропала без следа, а терпеть Ивана становилось всё сложнее. Несмотря на его неуёмное желание быть на вершине наркобизнеса, он совершенно не умел вести переговоры. То, как он занимался делами, волновало меня в меньшей степени, но постепенно это начало сказываться на его выплатах. А выкидывать сотни тысяч долларов на ветер за фантомную возможность получить хоть какую-то весть от Марины казалось бессмысленным.

За весь год сотрудничества я ни разу не встретился с Пересом лично, что по словам Эстер, выводило того из себя. Но получая стабильную оплату, Пабло не мог сказать ни слова против. Свой договор наша сторона выполняла безупречно, и казалось, что все стороны довольны. Понимая совершенную бесполезность Ивана, решил разорвать сделку с русскими, но для начала должен был отказать Пересу. Я не мог позволить Амиге одной вести переговоры о расторжении сделки с пуэрториканцем. Парень мог послать мне весточку в виде её простреленной головы в знак невыполнения обязательств, а этого я никак не мог допустить. Получив очередное приглашение Переса на вечеринку, решил впервые не игнорировать его, а появиться лично.

По дороге к особняку Переса, Эстер сохраняла поразительное спокойствие, учитывая непредсказуемые последствия этой встречи. Никто не знает, как может отреагировать пуэрториканец на потерю такого жирного куска. Я гордился Амигой, не понимая, зачем она во все это ввязалась, невзирая на моё предложение отсидеться в стороне. В этот вечер она выглядела ослепительно. Поднимаясь по лестнице в особняк, заметил, как облегает её тело черный шёлк платья, соблазнительно подчеркивая изгибы. Как блестят черные как ночь волосы. Она лёгким движением перекинула локоны на одно плечо, обнажая идеальную спину. Ещё ни разу я не видел её такой прекрасной как сегодня. Постоянные джинсы, брюки, шорты, изредка платья, но всё какое-то другое. Раньше я никогда не подобрал бы к ней слово «шикарная». Сегодня она открылась для меня с другой стороны.

— Что-то не так? — Эстер вопросительно подняла бровь, заметив то, как я рассматриваю её.

— Мьерда, Амига! Ты неотразима сегодня! — улыбнулся, радуясь её недоумению. — Почему я вижу тебя такой впервые?

— Может ты просто не смотрел? — пожала она плечами, останавливаясь перед дверьми.

Войдя в дом, я автоматически положил ладонь на поясницу Эстер, притягивая её к себе. Сейчас не время думать над её словами, оставившими неприятный осадок. Как только мы разберемся с этим дерьмом, я обязательно попытаюсь понять, что именно она имела в виду.

Дом кишел людьми. В нос ударил запах виски, шампанского и дорогого парфюма. Девушки в облегающих платьях бесстыдно демонстрировали свои прелести, бросая томные взгляды на окруживших их мужчин, а те, не скрывая интереса, рассматривали то, что им предлагали, выбирая себе развлечение на ночь. Эстер подняла подбородок выше, расправляя плечи, и плотнее прижалась ко мне. Пробравшись через откровенно танцующие парочки к бару, взял бокал виски, выискивая взглядом Переса.

— Видишь его? — спросил Амигу.

— Пока нет, — отпила из бокала джин. — Он сам найдет тебя, вот увидишь.

Я наблюдал за развлекающимися людьми и пытался поймать их кураж, которого не чувствовал уже больше года. Но происходящее вокруг злило, вызывая лишь отвращение. Я не любил веселиться на чужой территории. Слишком много врагов появилось за последние годы, чтобы можно было спокойно расслабиться. В любой момент дуло у виска могло напомнить, в каком мире живу, и никто не прикроет нас в этом притоне. Всё время, пока остальные отрывались, я находился в напряжении, улавливая каждое движение вокруг.

— Эстер! Господин Альварадо! — послышался восторженный возглас.

Слева от меня высокий латинос с самодовольной улыбкой на лице протянул руку для пожатия. Теперь я вспомнил, почему этот тип мне не понравился в прошлый раз.

— Господин Перес, — сжал его ладонь.

— Для вас просто Пабло! — обнажил белоснежную улыбку. — Наконец-то очаровательная Эстер смогла привести вас в мою скромную обитель, — развел руками.

— Нельзя оставлять дела без контроля, даже при огромном доверии. Обсудим бизнес? — вернул бокал на барную стойку, рассматривая Пабло.

— Конечно, — кивнул пуэрториканец. — Пройдемте в мой кабинет.

Перес вывел нас в небольшой холл, находящийся в стороне от общего веселья, где оказалась всего одна дверь. Распахнув дубовую дверь, Пабло пригласил нас внутрь.

— Присаживайтесь, — махнул на два кресла, стоящие перед письменным столом. — Виски?

— Не откажусь, — присел в мягкое кожаное кресло, внимательно наблюдая за хозяином дома.

— Эстер не предлагаю, так как она никогда не пьет раньше, чем разберется с делами, — повернулся к ней Пабло, подмигивая.

— Запомнил? — щеки Амиги залил легкий румянец.

— Я ничего не забываю, — налив два бокала виски, поставил один передо мной, а второй забрал с собой, усаживаясь за стол напротив нас. — Я примерно догадываюсь, о чем вы хотите поговорить. Эстер упоминала о затруднении сбыта товара.

Перес продолжал улыбаться, но улыбка не затрагивала глаз. Казалось, что он находится в жутком напряжении. На его месте я бы тоже напрягался, если кто-то решил помахать перед носом сумкой денег и тут же отобрать её.

— Именно об этом я и хотел поговорить, Пабло, — взял в руку бокал, делая небольшой глоток. — Нам…

Дверь кабинета распахнулась, впуская внутрь облако запаха ванили.

— Любимая! — перевел взгляд на вошедшего Перес. — Иди сюда, хочу тебя познакомить со своими партнерами.

Втянул глубже запах, слушая, как цокают каблуки по мраморному полу. В горле пересохло, а сердце слегка запнулось и побежало быстрее обычного. Странная реакция на появление незнакомой женщины. В поле зрения появился красный подол платья. Хрупкое запястье обхватывал тонкий браслет, переливающийся на свету. Поверх красной материи, её рука смотрелась совсем крохотной. Девушка словно в замедленной съемке прошла к столу, а у меня перехватило дух. Острые плечи, тонкая длинная шея, молочная кожа. Со спины она до боли в груди напоминала единственную, мысли о которой не позволяли спать по ночам. Медленный разворот головы — и мир перестал существовать, оставив лишь раскосые глаза цвета морской волны, заставлявшие не раз тонуть в своём омуте, пухлые алые губы, вкусом которых не мог насытиться, снова и снова вспоминая, какие они податливые. Передо мной стояла она. Мой Котёнок. Такая же прекрасная, какой я увидел впервые, и такая же любимая, какой видел в последний раз.

— Знакомьтесь, моя невеста Кэндис, — вернул на землю голос Переса.

Глава 6

Время перестало существовать, растворяясь в вечности. Все чувства обострились до предела, будто превратившись в сверхспособности. Картинка стала ярче, словно у старого экрана телевизора, попавшего в руки к умелому настройщику. Внезапно все то, что казалось серым и размытым, приобрело четкие очертания, заполняя мир красками. И аромат, ни с чем несравнимый запах ванили. Её запах. Тонкий и еле уловимый, спрятанный под густым слоем терпкого парфюма, он пробивался наружу, пробуждая меня к жизни. Я не слышал ничего, кроме звука собственного сердца, стремящегося вырваться из груди и очутиться рядом с ней. Смотрел на её фарфоровую кожу, нежный румянец и грудь разрывало от нестерпимого желания очутиться рядом с ней, прикасаться к ней, прижать к себе, убедиться в том, что это она, а не её голограмма, способная испариться в любой момент. Я не верил своим глазам и в то же время обрел некое умиротворение. И прежде мне не требовалось доказательств того, что она жива. Я знал это. Не знаю, каким именно образом, но был уверен на тысячу процентов в том, что Марина дышит тем же воздухом, что и я. Безумием оказалось увидеть её именно здесь, с этим человеком, среди подобного сброда. Нужно было во чтобы то ни стало вытаскивать её отсюда. Но я просто смотрел на неё, пытаясь вновь запомнить каждую черту лица, каждый взмах длинных ресниц, каждый взгляд, затягивающий меня в бездну глаз цвета моря.

— Диего? — услышал, пробивающийся сквозь туман голос Переса. — Диего, с вами все в порядке?

Прохладное прикосновение к руке, вернуло к реальности. Ладонь Эстер накрыла мою, напоминая, что в этом безобразном мире существуют другие люди, кроме Марины и меня.

— Да, — машинально ответил хозяину дома, не сводя глаз с Марины. Она положила руку на плечо Пабло, повернув к нему лицо. Внутри меня всё клокотало от переполнявших эмоций. Единственно важным в данной ситуации было лишь то, что она жива и стоит передо мной прекрасная, словно ночное сновиденье. И разбираться в том, почему этот выскочка назвал её своей невестой, мне предстоит после. А пока что, я просто, мать его, чертовски счастлив просто видеть её.

— Я очарован красотой вашей невесты, — осторожно вытащил руку из-под пальцев Эстер, приподнимаясь на ноги и застегивая пуговицу на пиджаке.

— Таких, как моя Кэндис, больше нет, — Перес повернул к ней лицо, улыбаясь, поглаживая по руке.

Увидев, как он дотрагивается до её руки, ощутил, как меня прострелила злость. Захотелось в ту же секунду разбить лицо недоноска. Но до тех пор, пока я не пойму, что здесь происходит, нужно проявить все чудеса самообладания и не наломать дров.

Не спеша я обошел стол, разделяющий, словно на километры, Марину и меня. Котёнок медленно повернулась ко мне лицом, вежливо улыбаясь. Рука Пабло напряглась, крепче сжимая острое плечо.

— Грубо было с моей стороны, не представиться, — протянул руку Марине, дожидаясь пока она вложит свою ладонь в мою. — Диего Альварадо, деловой партнер вашего …, - запнулся перед таким ненавистным для меня словом, — жениха.

Марина посмотрела мне в глаза, быстро опустив взгляд к моей руке. У меня перехватило дыхание в предвкушении её прикосновения.

— Очень приятно, господин Альварадо, — снова подняла бирюзовые глаза к моим, уверенно положив маленькую руку в мою открытую ладонь.

Электрический разряд в месте соприкосновения с бархатистой кожей Марины запустил замершее сердце. Оно мгновенно отозвалось на этот невинный жест, подпрыгивая в груди и забившись с удвоенной силой. Не могло быть сомнений, что это именно та рука, которая ласкала меня ночами, успокаивала в моменты гнева. Чуть наклонившись вперёд, осторожно поднёс хрупкую ладонь к лицу, прикасаясь губами к белоснежной коже. Мьерда! Здравый смысл во мне боролся с яростным желанием обхватить её двумя руками, прижать к груди, исследуя губами каждый миллиметр её кожи, наслаждаясь ни с чем несравнимым вкусом, наполняющим меня жизнью.

— Кэндис Уильямс, — её голос не дрогнул, выдавая мне эту ложь, будто она сама верила своим словам. — И я ни в коем случае не подумала о вас плохо.

Оторвавшись от её кожи, выпрямился, всматриваясь в прекрасное лицо, надеясь увидеть знакомые эмоции, охватывающие её во время нашей близости.

— Значит, до вас еще не дошли слухи, — улыбнулся, удерживая в узде волнение накрывшее меня.

— Как знать, — улыбнулась она какой-то новой для меня улыбкой, в которой чётко угадывалась насмешка. — Они правдивы?

— Как знать, — усмехнулся, все ещё пребывая в подвешенном состоянии.

— Кхм, — услышал кашель за спиной.

Рука Марины выскользнула из моей, оставляя с неудовлетворенной потребностью большего.

— Моя подруга, Эстер, — вспомнил об Амиге, терпеливо дожидающейся окончания нашего разговора, и вернулся к своему креслу.

— Наслышана о вас, — Марина протянула руку Эстер, переключив все своё внимание на неё. — Пабло отзывался о вас как о леди с железной хваткой.

На лице подруги замерло ничем не прикрытое потрясение. Она, не моргая, смотрела на Марину, не делая ответного жеста.

— Она слишком потрясена вашей красотой, — попытался сгладить неловкий момент, вытягивая подругу из ступора.

— Простите, — словно очнувшись ото сна, Эстер, улыбаясь пожала руку Марине. — Он приукрашивает мои способности. Я всего лишь стараюсь получить своё любыми способами.

— Незаменимое качество для бизнеса, — с интересом разглядывала мексиканку Марина.

— Я же говорил тебе, она прелесть, — рассмеялся Перес.

— Да, — улыбнулась Марина. — А ещё ты забыл сказать, какая она красавица. Господин Альварадо настоящий счастливчик, что рядом с ним такая девушка, — разорвала рукопожатие, поправляя кольцо, блестевшее словно огромная лампа, на её пальце.

— Уверена, он знает об этом, — повернулась ко мне Амига, подмигивая.

— Что ж! — обвела взглядом собравшихся Марина. — Не буду вам мешать. Бизнес есть бизнес, а меня ждут гости.

В каждом, сказанном девушкой слове, слышались перемены. Я не мог понять, что именно изменилось в ней, но то, что с лица полностью стерлась привычная мягкость, было очевидно невооруженным взглядом.

— Я присоединюсь позже, — улыбнулся Пабло, схватив её руку и прикладывая её к своему жадному рту.

Кресло затрещало от силы, с которой я сжал подлокотники. Никакое самообладание не способно погасить во мне инстинкт защищать своё. Не важно, что произошло с Мариной, и какой цирк она разыгрывает передо мной, она принадлежит мне. И ни одна тварь не смеет прикасаться к ней, будто к своей собственности. Ярость обжигающей лавой забурлила во мне, вытесняя радость от встречи. Я напрягся всем телом, сдерживая порыв превратить лицо Переса в кровавое месиво. Смотрел, как плотоядно блестели его глаза при взгляде на невесту, и понимал, что не могу контролировать себя. Эстер, сдавила мою руку, удерживая на месте. Стиснув до боли челюсть и сминая подлокотники, я, словно идиот, молча наблюдал за тем, как Марина одаривает его ласковой улыбкой, покидая кабинет. Меня переворачивало от того, что она даже не удостоила меня взглядом, посылая своему чёртову жениху воздушный поцелуй перед дверью. Смотрел, зная, что не могу заявлять свои права на неё, пока не прощупаю почву. Но, мать его, не хотел притворяться, что не знаю её. Не хотел! Мне требовалось схватить ее, заставить перестать играть, показать Марине, что, несмотря ни на что, она все ещё моя и всегда ею будет. Чем дольше я сдерживался, тем чётче понимал, что надолго меня не хватит. Я мог ждать и готовиться к чему угодно и неважно, как долго, если знал, что цель оправдывает временные неудобства. Только в этот раз я абсолютно чётко понимал, теперь выдержки может не хватить.

Когда дверь захлопнулась, я почувствовал, как поменялась атмосфера в воздухе, буквально искрящемся от напряжения. Всё вопросы, обсуждаемые ранее с Пересом, полностью потеряли интерес для дальнейшего обсуждения. Сейчас меня заботила лишь Марина, которую этот выскочка присвоил себе. Его наглые глаза ухмылялись, излучая восторг. Мои руки зудели от желания стереть с его лица самодовольное выражение. Не долго ему осталось улыбаться, так как я уничтожу его, за то, что посмел прикоснуться к ней.

— На чём мы остановились? — Пабло потер руки перед тем, как взять бокал виски.

— О трудностях сбыта товара, — напомнила Эстер.

— Что случилось? — пуэрториканец наклонился вперед, внимательно посмотрев на неё.

— Наши точки, одну за другой, стали накрывать копы.

— Большие убытки? — нахмурился Перес.

— Да, — я не дал ответить Эстер. — До шестидесяти процентов потерь территорий, — пусть цифры верны всего лишь отчасти, но таким образом расторжение договора будет наименее безболезненным. — Мы только вкладываем, но не получаем ничего взамен.

— Понимаю, — откинулся на спинку кресла Перес, сосредоточенно глядя на меня. — Хотите выйти из дела?

— Не вижу другого выхода. Зачем мне вкладывать деньги в то, что несет убытки?

— Разрыв сделки понесёт для вас ещё большие потери.

— Я прекрасно понимаю, чем нам это грозит. Поэтому предлагаю найти вместо Сангре Мехикано другого клиента, плюс пять процентов к прежним условиям, — разговоры о бизнесе волновали меня в меньшей степени. После того, как я узнал, что где-то за этой дверью находится мой Котёнок, я был готов оставить все как есть, лишь бы оказаться рядом с ней. Но существовало одно правило, которое въедалось в мозг каждого члена банды и навсегда оставалось на подкорке сознания: личные интересы не должны вредить интересам братьев.

— Так не пойдёт, — наклонился вперёд Перес, опираясь локтями о стол. — Мы заключали договор с Сангре Мехикано, полагаясь на авторитет банды и её влияние на побережье, — самодовольство исчезло из взгляда пуэрториканца, оставляя холодный расчёт.

— Предложение было построено на взаимовыгодных для сторон условиях. Для другого клиента будет совершенно иной договор.

— Я бы удивился, если бы ты ответил подругому, — усмехнулся, наконец-то осознав, что передо мной не зарвавшийся щенок, а настоящий делец, продумывающий все ходы заранее. — Выставляй свои условия. Я же гарантирую: не расторгну сделку до тех пор, пока не найду нам замену. И в дальнейшем можешь рассчитывать на мою поддержку и поддержку моих Амигос. Сангре Мехикано не оставит тебя без помощи.

— Хм, — снова откинулся назад на высокую спинку кресла Перес, соединив ладони перед лицом.

Нахмурившись, несколько мгновений он смотрел на дубовую столешницу, не произнося ни слова, а я считал бесконечные секунды до момента, когда смогу вырваться из этого душного кабинета.

— Не могу осуждать тебя, Диего, за это решение, — наконец посмотрел на меня, прерывая молчание. — В подобной ситуации я бы тоже решил расторгнуть сделку, но сейчас я, прежде всего, думаю о своём благополучии.

— Ты ничего не потеряешь, скорее наоборот. Материальная выгода окажется выше, чем при нашем сотрудничестве, плюс покровительство банды, — не моргая, смотрел на Переса, пытаясь понять, почему она оказалась с кем-то вроде него. И не находил ответа.

— Мне нужно несколько дней для принятия решения.

— Договорились. Через пару дней встретимся вновь, — меня начинал напрягать этот баран, цепляющийся за наш договор, как за последний шанс. Но больше всего раздражало то, что Перес прекрасно понимал — предложенный мной вариант, единственный возможный в данной ситуации. Если, конечно, не принимать во внимание первоначальный вариант расторжения сделки, без поиска запасного клиента на замену. Появление Марины помогло мне утвердиться в правильности принятого решения. Я должен узнать всё об этом хмыре и, самое главное, почему мой Котёнок оказался именно с ним!

— В таком случае, предлагаю присоединиться к основному веселью, — улыбнулся хозяин дома, переводя взгляд с меня на Эстер и обратно.

— Спасибо за приглашение, мы задержимся ненадолго, — мысленно я уже покинул комнату и разыскивал Марину.

— С большим удовольствием, — ответила Амига, поднявшись на ноги и поправляя платье.

Проводив нас к стойке бара, Пабло тут же переключил внимание на кого-то из гостей. Сгорая от нетерпения, я тщетно пытался найти знакомый силуэт в зале, переполненном людьми. Дрожь, расползающаяся изнутри, выбралась наружу. Мне стало невыносимо страшно, что она оказалась лишь плодом моего воображения, и на самом деле я принял за неё другую девушку.

— Тебе нужно выпить! — протянула бокал рома Эстер.

— Не сейчас, — не взглянув на подругу, продолжил вертеть головой по сторонам, отыскивая девушек в красных платьях.

— Ты весь на взводе. Что происходит, чёрт возьми? — почти шепотом спросила она, приблизившись ко мне вплотную.

— Хотел бы я сам разобраться в том, что здесь происходит, — чувствуя нарастающее волнение, похлопал себя по пиджаку, вспоминая, положил ли сигареты во внутренний карман. — Скажи, что я не псих, и она мне не привиделась? — посмотрел на Амигу, не понимая до конца, какой ответ желаю услышать.

— Нет, — она протянула руку к стакану с ромом, предназначавшимся мне, залпом опустошая бокал.

— Дьявол! — бросил попытки найти сигареты, снова осматривая толпу. — Я думал, что сошел с ума.

— Ты нет, — вернула пустой бокал на барную стойку, показав жестом повторить заказ. — А она, похоже, что да…

— Я должен найти её.

— Диего, прошу тебя, не натвори глупостей, — встала передо мной Эстер, упершись ладонью в грудь. — Тебе сейчас не нужны проблемы с пуэрториканцами. Что бы ты не чувствовал, думай над последствиями, — тревога в глазах Амиги напомнила о тех днях, когда я наплевал на все и позволил себе упиваться горем, забыв про банду и создав для неё множество сложностей.

— Не волнуйся, — сжал её руку. — Все будет в порядке.

Оставив Эстер у бара, я направился в гущу танцующих людей. Пробираясь сквозь извивающие расслабленные тела, всматривался в лицо каждой блондинки, игнорируя цвет одежды. В конце концов, смена платья не занимает много времени. В глазах рябило от множества лиц, сливающихся в бесцветную массу. Звуки музыки и хохот, звоном отдавались в ушах. Казалось, что людей так много, что на осмотр каждого уйдёт, как минимум, несколько дней. Подняв голову, увидел перила холла второго этажа. Не теряя ни секунды, двинулся в сторону лестницы. Оказавшись в стороне от потных тел веселящихся гостей Переса, заметил промелькнувший подол красного платья.

Сердце пустилось вскачь, устремившись за убегающим миражом. Не медля ни секунды, быстрым шагом пошёл за алым знаменем, убегающим от меня словно огонь по зажженному фитилю. Я ускорил шаг, пытаясь разглядеть хотя бы цвет волос девушки, но видел лишь хвост подола. Вслед за лавирующим между гостями красным маячком я вышел во двор, останавливаясь вместе с застывшим на месте платьем. Шумно сглотнув, поднял взгляд вверх по обтянутой алым шелком, хрупкой фигуре. Белокурые пряди, развевались на ветру, доносящим до меня легкие отголоски ванили. Она разговаривала с мужчиной и женщиной, делая саркастические замечания и посмеиваясь над их ответами. Услышав звук её мягкого смеха, почувствовал, что в груди все сжалось от болезненных воспоминаний. Когда-то она так же смеялась для меня, превращая в самого счастливого человека во всем этом грёбанном мире, а теперь я не знал, имею ли право просто слышать её голос. Не двигаясь с места, наблюдал, словно хренов извращенец, как она поправляет волосы, изящными пальцами, как слегка наклоняет в сторону голову, слушая собеседника. Я,бл***ь, просто стоял на месте и не решался сделать шаг к ней на встречу. В голове проносилась тысяча слов, которые я мог ей сказать, и ни одно из них не было верным для неё, для нас. К собеседникам Марины присоединилась еще одна пара, оживленно рассказывающая очередную бредовую историю. Взяв бокал с подноса проходящего мимо официанта, Марина молча потягивала шампанское, слушая гостей.

Так и не найдя правильных слов, я шагнул вперед с полным ощущением того, будто сделал шаг в пропасть. Затаив дыхание, я приблизился к Марине, остановившись за её спиной. Сердце с удвоенной силой качало кровь, справляясь с вновь охватившим волнением. Наверное, впервые в жизни я был взволнован настолько, что боялся пошевелиться. Я мог просто протянуть руку и прикоснуться к ней, развеяв все страхи и волнения. Но любой неверный жест или слово способны испортить абсолютно все, оттолкнув от меня Марину. Но и стоять в стороне я не собирался. Эта моя женщина! Пришло время вернуть её себе.

— Вы не танцуете? — медленно обошел девушку, останавливаясь напротив неё.

— Как и вы, — усмешка, исказила её пухлые губы.

— У меня есть для этого весомое оправдание, — заглянул в её глаза, стараясь найти там хоть какие-то эмоции.

— Неужели не умеете танцевать? — приподняла одну бровь, ожидая ответа.

— Умею. Просто я жутко хочу курить, а ваш особняк похож на зону для некурящих, — сказал первое, что пришло на ум, не зная, в какую сторону нужно двигаться.

— Пабло — противник курения и не выносит запах табака, — отпила шампанское. На лице Марины явно читалось недоумение, объяснение которому я никак не мог и не желал находить.

— А вы? Вы тоже не переносите запах табака? — вспомнил, как выпускал ей в рот сигаретный дым, не желая отрываться от её сладких губ ни на секунду.

— У меня аллергия на табачный дым, — коротко ответила она.

— Вряд ли такую аллергию можно считать наказанием, — улыбнулся, пытаясь выдавить из Марины хоть какую-то эмоцию.

— Мой организм оградил меня от ненужного.

— Тогда вам повезло, — увидел на лице Котёнка прядь волос, застилающую глаза. Дёрнулся, чтобы убрать её, но вовремя остановился, наткнувшись на лед в бирюзовом взгляде.

Марина ничего не ответила, молча потягивая шампанское из бокала и недоуменно взирая на меня. Неловкость ситуации нарастала с каждым мгновением, утягивая меня на дно отчаяния, и нужно было срочно что-то предпринимать, чтобы разрушить барьер, возведенный между нами Мариной.

— Мы с вами не встречались раньше? — главной задачей на этот момент для меня стало понять, что с ней случилось, и почему она старательно делала вид, будто незнакома со мной.

— Не думаю. Я раньше не сталкивалась с подобными людьми, — снова усмехнулась она.

— Подобными? — нахмурился, стараясь понять, что именно она имела в виду.

— Самовлюбленный, помешанный на деньгах, власти и сексе, разве это не о вас? — равнодушный тон, с которым она выдала характеристику на меня, удивил еще больше, чем холод во взгляде.

— Если мы не встречались раньше, то, что помогло вам сделать подобные выводы? — улыбнулся, поражаясь откровенности Котёнка.

— А мне и не нужно знать вас, чтобы сделать выводы по вашей манере держать себя.

— И что именно в моей манере держать себя выдало во мне властолюбивого сексоголика? — автоматически засунул руку в карман брюк, разыскивая зажигалку.

— То, от чего вам ни за что не избавиться, — поставила опустевший бокал на поднос, меняя на наполненный. — Слухи.

— Это самый большой мой недостаток, — рассмеялся в голос, не в силах отвести от неё глаз.

Справившись с первоначальным шоком, полученным в кабинете, только сейчас смог как следует рассмотреть её. Внешне она почти не изменилась. Только волосы гораздо короче, чем раньше. Но вот взгляд, манера подать себя, выдавало в ней совершенно другого человека. Уверенность и пренебрежительность, с которой она смотрела на людей вокруг, не позволяли усомниться в переменах, произошедших с ней за этот год. Моя Марина была нежным котёнком, не способным на резкость и не знающим высокомерия. Эта девушка казалась полной её противоположностью. Едкие замечания, язвительные шутки — все это сейчас составляло неотъемлемую часть новой Марины или, как все её называли, Кэндис.

— Всё же слухи…, - качнул головой, вспоминая разговор в кабинете.

— Думаю, недостатков у вас больше чем достоинств. Достойные люди держатся вдали от наркотиков.

— Согласен. И как много вы знаете действительно достойных людей среди собравшихся?

Кивнул на людей, прохаживающихся за спиной девушки, прекрасно осознавая, какого сорта этот сброд. Я боялся отвести глаз от неё и пропустить малейший намёк на то, что не всё еще потеряно, и в её груди я занимаю значимое место.

— Среди них достаточно тех, кто способен развеять скуку.

— А Пабло? Он тоже один из тех, кто развеивает скуку? — мысленно умолял её ответить «да» и наконец-то сорвать с себя маску бездушной куклы.

— Пабло — это Пабло. У него есть огромное преимущество перед толпой, — произнесла его имя с какой-то особой мягкостью.

— Огромное доброе сердце? — усмехнулся, начиная закипать от её восторженного тона, с которым она говорила о Пересе.

Марина слегка наклонила голову на бок, осматривая меня с головы до ног. Этот взгляд был похож на ее тот самый, первый, который она подарила мне на приеме отца. Тогда я не представлял, чем обернется затеваемая игра, а теперь… Теперь мечтал вернуть время вспять и повторить все заново, уберегая нас от прежних ошибок. Единственное, что отличало этот её новый взгляд от того — в нем не было интереса, совершенно. Абсолютное равнодушие и холод.

— Вам не понять, — отвернулась от меня, отсалютовав бокалом какому-то гостю, слегка кивнув головой.

— Я бы попробовал, да только боюсь, это плохо кончится, — не осталось ни малейшего желания изображать учтивость. В груди, словно холера, расползалось раздражение, заражая каждый миллиметр.

— Почему? — бросила лукавый взгляд поверх бокала, делая глоток шампанского.

— Прекращай, — понял, что не в состоянии играть в эти идиотские игры и притворяться, будто мы чужие люди.

— Что, простите? — с её лица мгновенно сползла самодовольная улыбка.

— Хватит притворяться, что видишь меня впервые, — сделал шаг навстречу. — Я, бл***ь, с ума сходил, разыскивая тебя этот год! — смотрел ей в глаза, зная, что она должна отреагировать.

— Я не понимаю о чем вы, мистер Альварадо, — нахмурилась Марина. — Вы должно быть меня с кем-то путаете.

— Чёрт возьми, Марина! Я знаю каждую твою черточку, самую маленькую родинку на твоем теле, я найду тебя в толпе по запаху, — наклонился ближе, чтобы меня могла слышать только она. — Как я могу перепутать тебя с кем-то другим?!

— Вы абсолютно точно ошибаетесь. Меня зовут Кэндис, и я не знаю никакой Марины, — раздраженно ответила девушка, отступая назад.

— Можешь рассказывать эти сказки своему жениху, — прошипел, сдерживаясь, чтобы не закричать на неё.

— Да что вы себе позволяете?! — начала отворачиваться от меня.

— Мьерда, Марина, — поймал её руку, останавливая. — Прости, — сказал то слово, с которого стоило начинать разговор.

— Кэндис? — из-за спины девушки появился Перес. — У вас все в порядке?

Мне было плевать на Переса. Моим вниманием полностью владела Марина. На краткое мгновение в её глазах промелькнула боль. Та самая, что скручивала меня ночами и разрывала душу на мелкие осколки. И так же быстро исчезла.

— Всё в порядке, — презрение исказило лицо девушки. Котёнок снова спрятался за стервозную Кэндис. — Господин Альварадо рассматривал кольцо, которое ты подарил мне, — выдернула руку из моей.

— Ты так и будешь хвастаться им перед всеми знакомыми! — засмеялся Перес, приобнимая невесту.

— Ты же знаешь, я в полном восторге от него, любимый! — вытянула вперед ладонь, любуясь огромным камнем на пальце.

— Если потребуется, я скуплю тебе все бриллианты мира, лишь бы ты была счастлива! — в каждом жесте и взгляде пуэрториканца сквозила нежность.

— А вы, Диего, делали ли кого-нибудь счастливой? — уничижительно посмотрела на меня, прижавшись ещё больше к Пересу.

Две пары глаз, издевательски тычущие в лицо своим суррогатным счастьем, молчаливо дожидались ответа. Руки Пабло, плотным кольцом сжавшиеся вокруг белоснежной кожи Марины, по-хозяйски гладили её по плечу. Расслабленная и спокойная, она млела от его прикосновений, позволяя ему ласкать себя. Взирая на их умиротворенные лица, я начал сомневаться в верности своих предположений. Возможно, она действительно не помнит, кем была и возможно, действительно влюблена в пуэрториканца.

— Не знаю, — я действительно не знал, был ли кто-то когда-то счастлив благодаря мне. И тем более не мог этого сказать о Котёнке.

— Прошу нас извинить, нас дожидается мой брат. Он привез фотографии племянников, — извиняющийся тон Переса совсем не сочетался с тем образом самоуверенного выскочки, пришедшего предлагать мне свои услуги.

Они удалялись не разжимая объятий, оставив меня в полной растерянности. Марина ни разу не обернулась, уходя с тем, кто решил лишить меня того, что действительно важно. Моей женщины.

— Чёрт! — озадаченно провел рукой по волосам, шагая из стороны в сторону, проклиная себя за глупость.

Я понимал, что облажался, и не знал, как теперь это исправлять. У меня был шанс поговорить с ней, а я его потратил настолько бездарно. Вряд ли появится новая возможность остаться с Мариной наедине. А мне, мать его, просто необходимо узнать, что с ней произошло, и как теперь мне можно все исправить!

Забыв о приличиях, я последовал за парочкой в дом, бессмысленно надеясь найти ответы на свои вопросы. Я шёл за ними по пятам, оставаясь большую часть времени незамеченным. Наблюдая за Котёнком, её общением с другими людьми, я всё еще надеялся увидеть свою девочку, а не эту высокомерную подстилку Переса. Встретившись с ней глазами несколько раз за вечер, рассчитывал на то, что она устанет притворяться. Но Марина улыбалась мне точно так же, как делала это абсолютно для всех гостей на этой вечеринке. Её взгляд оставался приветливым, но совершенно равнодушным. В моей груди все переворачивалось от этой холодности, заставляя сердце истекать кровью. Меня разрывало от желания прижать Марину к себе изо всех сил, только лишь для того, чтобы убедиться в её реальности. Вдохнуть глубже её запах, запустить пальцы в шелковые волосы, и помочь её телу вспомнить мои прикосновения. Я превратился в маньяка, неотрывно следящего за передвижениями Котёнка по дому. И мечтал убить каждого, кому посчастливилось хотя бы на мгновение завладеть её вниманием.

Бокал за бокалом, я опустошал местные запасы рома, расковыривая рану, не успевшую затянуться, как следует. Месяцы постоянной борьбы с болью и отчаянием безвозвратно исчезли. Я смотрел на Марину, смотрел на то, какие взгляды она бросает на Переса, намеренно позволяя сердцу кровоточить. Её постоянные прикосновения к рукам пуэрториканца будили во мне монстра. Но было что-то, что не позволяло мне до конца поверить в правдивость происходящего. Наблюдая за голубками, обжимающимися у перил второго этажа, я выжидал. Выжидал шанса всё исправить. До этого самого момента я надеялся, что все это просто временное помутнение, и стоит нам хотя бы пару минут побыть наедине, как она забудет о Пересе. Но как же, мать его, я был неправ. Словно в замедленной съемке, я смотрел, как тонкие руки Марины обхватывают его шею, притягивая к себе. Марина слегка приподнялась на носочки, приближая своё лицо к его, приоткрывая губы. Воздух застрял у меня в горле, лишая возможности дышать. Марина закрыла глаза, впиваясь губами в его. Время остановилось. Это был самый долгий и, чёрт возьми, невыносимый миг в моей жизни.

Каждая мышца в теле напряглась как струна. Ярость вспыхнула адским пламенем внутри, превращаясь в нестерпимое желание расквитаться с соперником. Убрав с дороги раз и навсегда. В голове, словно назойливый красный свет лампочки над аварийным выходом, пульсировала лишь одна мысль: «Убить»! Услышал хруст стекла и почувствовал, как по ладони побежала теплая струя.

— Боже, у вас кровь! — вскрикнула женщина, протягивая мне салфетку.

Даже не удостоив её взгляда, ринулся вперед, видя перед собой только ненавистную рожу Переса и его лапы, блуждающие по телу моей женщины. В венах кипела кровь, отправляя в каждую часть тела желание убивать. Шум в висках заглушал все остальные звуки, оставив лишь навязчивый призыв к насилию. Стряхнув разбитое стекло на пол, твердым шагом шёл к парочке, зная, что силой вырву Марину из его липких лап. Мне стало наплевать на прелюдии и нежность, важным остался лишь тот факт, что она моя, и никто не смеет к ней прикасаться кроме меня.

— Ангел, стой, — выросла из ниоткуда Эстер, упираясь обеими ладонями мне в грудь. — Не сейчас, Диего! Очнись! — обхватила моё лицо, поворачивая к себе. — Посмотри на меня! — крикнула она.

Схватив её запястья, оторвал руки от себя, продолжив двигаться к намеченной цели.

— Так ты её не вернешь! — снова догнала Амига, схватив за руку.

— Я убью его, — прорычал в ответ, твёрдо зная, что не смогу ждать ни секунду дольше.

— Она возненавидит тебя, Диего! — встала передо мной Эстер, вновь обхватывая моё лицо ладонями.

— Уйди, Эстер! — посмотрел на неё, давая понять, что лучше ей не мешать мне.

— Чёртов упрямец! Не так! Ты вернешь её, но не так! Послушай меня! — умоляюще посмотрела на меня подруга.

— Уйди! — накрыл её ладони своими, чтобы убрать от лица.

— Мьерда! — выругалась она, поднимаясь на носочки и прижимая свои губы к моим.

Влажный горячий язык разомкнул губы, прикасаясь к моему. Резкие, порывистые движения языка, пробуждающие меня к ответным действиям, застали врасплох. Мягкие губы, впивающиеся в мои, требовали ответных ласк. Оторопев, я стоял не двигаясь. Поцелуй Амиги оказался неожиданным и резким, сбивающим с толку. Я не отталкивал её и не отвечал на поцелуй, позволяя делать то, что она хотела. Не получив ответной реакции, Эстер разорвала поцелуй, отшатнувшись от меня.

— Ещё спасибо скажешь, — зло вытерла губы тыльной стороной ладони.

Посмотрев поверх её головы на балкон, где видел Марину в объятиях Переса, нашёл лишь несколько девиц, весело смеющихся над шуткой полного парня.

Всю дорогу домой я не мог расслабиться, обдумывая произошедшее. Поглядывая время от времени на Амигу, занимающую соседнее сидение в машине, испытывал чувство глубокой благодарности за её поступок. Если бы не она, то можно было устраивать похороны не только для пуэрториканца, но и для надежды на будущее с Мариной. А пока у меня все ещё оставался шанс на исправление ошибок. Шанс на жизнь, а не жалкое существование.

Глава 7

Вбежав в спальню задыхаясь, я осторожно закрыла дверь, чтобы не привлекать внимания гостей. Прислонившись к вибрирующему от громкой музыки дереву, закрыла глаза, стараясь вернуть ровное дыхание и унять крупную дрожь. Меня охватил озноб, сменивший дикий жар, который завладел телом сразу же, как только я узнала, что он в одном здании со мной. Почему я решила, что смогу пройти через все это, не рассыпаясь на кусочки, находясь рядом с ним? И кто мне внушил, будто я достаточно сильная для воплощения в жизнь плана, больше похожего на план самоубийцы? Нет, чёрт возьми. Я не готова ко всему этому дерьму, не готова снова проходить через мясорубку и не готова каждый раз при виде его умирать внутри.

Оказавшись у кабинета, мне не требовалось входить внутрь, чтобы убедиться в его присутствии. Я чувствовала Диего всем телом, находясь по противоположную сторону двери. Каждый волосок на теле ожил, встрепенувшись и посылая холодок от одного к другому. Мне потребовалось немалая доля самоконтроля, чтобы, не реагируя на замирающее от страха сердце, сделать шаг в бездну. Как бы я ни старалась не смотреть на его спину, шагая к Андресу, никакие мотивирующие до этого мысли не помогли снять волнение и не помогли напомнить, для чего я оказалась там. Ещё не посмотрев на его лицо, я почувствовала тяжелый взгляд Ангела, слыша, как моё сердце предательски грохочет о грудную клетку. Стоило взглянуть на него, и весь мир перестал существовать. Я видела только его светло-голубые ошеломленные глаза, пшеничные волосы, четко очерченные губы — это всё, что существовало в тот момент. Диего совершенно не изменился внешне, нисколько, как и моя реакция на него. Казалось, будто и не прошел мучительный год, и не было тяжелой борьбы с собственными демонами с лицом любимого мужчины. У меня перехватило дыхание от того, насколько он прекрасен и каким родным казалось его лицо. Но стоило увидеть девушку рядом с ним, и весь тот ужас, через который пришлось пройти, ярким всполохом пробежал перед глазами, помогая рассеять дурман. Только напомнив себе, кто виноват во всех моих бедах, и собрав в кулак все своё мужество, мобилизованное благодаря мыслям о Софи, я смогла безупречно отыграть отведенную роль. Лишь тело моё не переставало вести себя так, будто и не происходило ничего жуткого по вине этого человека. Каждое слово, сказанное Диего, каждый взгляд, различаемый даже затылком, погружали меня в удушающий жар. Его прикосновение ко мне запустило ток, от которого сердце принялось качать кровь во множество раз быстрее.

Я посмотрела на руку, по-прежнему чувствуя на ней ладонь Диего. Горячая, широкая и безумно родная. Когда он пожал мне её, хотелось закрыть глаза и упасть в его объятия, почувствовать тепло его тела хотя бы на мгновение. Только глядя на его ладони, никогда не смогу забыть, какими жестокими они могут быть, совершая непостижимые вещи.

Самым невыносимым моментом бесконечного вечера оказалось время, проведенное с ним наедине. Попытки Диего вытянуть наружу ту глупую влюбленную в него до безумия девчонку казались отчаянными. И запоздалое «прости», прозвучавшее так искренне, вполне могло сбить с толку меня прежнюю, но сейчас я не должна забывать, какой он на самом деле. Кем является человек с обманчивой внешностью Ангела. Вновь и вновь во время нашего разговора я повторяла про себя, что передо мной не Диего, а беспощадный и незнакомый Ангел, и, тем не менее, медленно плавилась, словно свеча, от каждого его пронзающего взгляда, от голоса, пускающего мурашки по коже, от обжигающего прикосновения. Ещё немного, и я не смогла бы играть, продемонстрировав ему желаемое. Кто знает, как бы все обернулось, если пришлось бы провести в обществе Ангела еще несколько минут? Настойчивость всегда была самой сильной стороной Диего. Именно ею он и взял меня в прошлый раз.

И снова при мыслях о нем сердце сбилось с ритма. Боже, во что я ввязалась? Дай мне сил вытерпеть пытку воспоминаниями, оберегая мою Софи. Мою маленькую девочку, единственное, что действительно важно в этой жизни. Зная, где я, он сможет рано или поздно узнать о её существовании, и мне необходимо закончить этот спектакль как можно скорее. Иначе будет поздно.

Картинки того, как Ангел добирается до Софи, огненными всполохами встали перед глазами. Внезапно в комнате стало не хватать кислорода, сжимая горло и сдавливая грудь. Я досчитала до десяти, глубоко вдыхая и медленно выдыхая, прогоняя приступ паники. Не двигаясь с места, открыла глаза, успокаиваясь. Свет фар отъезжающих от особняка машин пробивался через портьеры, напоминая о доме, полном посторонних людей. Не желая возвращаться вниз, подошла к окну, немного раздвигая шторы, тут же инстинктивно прикрыв щель между ними. Диего стоял внизу у машины, держа открытой дверь перед своей спутницей. Шикарные длинные черные волосы волнами спадали по смуглой спине. Она грациозно села на сидение рядом с водителем. Очень красивая девушка. Неудивительно, почему он привел её с собой, желая продемонстрировать всем вокруг. Внутри всколыхнулась горечь, расползаясь и стягивая в узел все внутренности. Он никогда не показывал меня партнёрам или друзьям. Прятал словно грязный секрет, опасаясь, что тот всплывет на поверхность, словно утопленные в реку отходы. И сейчас Диего повезет её домой, где сделает с ней все, что пожелает. Представила их тела, переплетенные, извивающиеся в экстазе. Ясно увидела, как он наматывает на кулак черные локоны, удерживая за упругие бёдра, вдалбливаясь в неё словно отбойный молоток. Я тут же захлебнулась от отвращения к нему и к собственным эмоциям. Продолжила осторожно наблюдать за тем, как он закрывает дверь автомобиля, подняв голову вверх, скользит по мне взглядом, опуская взгляд к машине. На этот раз я не спряталась в темноте комнаты, подпитываясь ядом, отравляющим меня изнутри. Решив, что он не заметил меня, и сегодняшняя пытка подошла к концу, вздрогнула, увидев пронзительные голубые глаза, направленные на меня. Наши взгляды встретились, сцепившись в молчаливой битве. Несколько мгновений он смотрел на меня, наконец, разорвав зрительный контакт. Воспользовавшись моментом, когда Диего обходил автомобиль, я вернулась вглубь комнаты, усаживаясь на кровать, позволяя буре эмоций переворачивать в груди все чувства, тщательно спрятанные в самые дальние уголки. Мне необходимо было позволить пройти этому шторму, чтобы он больше не мог заставить меня потерять равновесие и принять ложное за истинное.

Стук в дверь выдернул из размышлений:

— Ты в порядке? — послышался голос Андреса.

Его забота и участие в моей судьбе сбивали с толку. Я прекрасно понимала, что все это только лишь из-за тревоги о выполнении операции, но было в нем что-то располагающее, что заставляло поверить в его искренность.

Поднявшись на ноги, медленно подошла к двери, распахивая ее, молча приглашая его внутрь.

Не мешкая, Андрес тут же вошел в спальню, вглядываясь в мое лицо.

— Все хорошо? — осторожно спросил, посмотрев в глаза.

— Кажется, — при нем я старалась не прятать своих эмоций, зная, что он единственный, кто сможет хоть как-то помочь мне.

— Кажется? — не отводил глаз в сторону.

— Слишком много всего за один вечер. Не ожидала такой стремительности, — призналась своему псевдо жениху.

— Думаешь, сможешь продолжить?

— А разве теперь есть выбор? — хмыкнула, сдерживая истерику. — Я прыгнула в это болото, зная, что возможно не смогу выбраться обратно, — развернулась, возвращаясь на кровать.

— Ты была великолепна сегодня, — подошел ближе, присаживаясь напротив меня на корточки. — Даже я поверил, что ты не помнишь его.

— Это было не сложно, учитывая то, что я не помню ту сторону, которую он так тщательно демонстрировал сегодня.

— Он был потрясен и, кажется, в действительности одержим тобой.

— Это просто шок и синдром ребенка, у которого без спроса взяли ненужную игрушку, — снова представила его в постели с девушкой, сопровождавшей этой ночью.

— Не похоже. Но я могу ошибаться, — потер переносицу, устало посмотрев на меня. — А поцелуй был для..?

— Для достоверности, — моментально перебила Андреса. — Иначе, он ни за что не поверил бы в нашу легенду.

— И ты не пыталась заставить его ревновать? — испытующе смотрел мне в глаза, дожидаясь ответа.

— Я боюсь его ревности, — в груди снова образовался камень, увеличивающийся каждый раз при воспоминании о горящем теле Майкла. — И не хочу, чтобы ты пострадал из-за меня, прости. Внезапно почувствовала вину перед мужчиной, старательно прятавшим меня весь этот год.

— Не беспокойся за меня, — повернулся спиной, опускаясь на пол и вытягивая ноги, откинулся на кровать. — Это моя работа, — слегка улыбнулся, пытаясь успокоить меня.

— Все же, будь осторожнее, — теперь я знала, что могу ожидать от Ангела настоящих безумств, испытав на себе всю силу его помешательства. Мне больше не хотелось ввергать в такую катастрофу кого бы то ни было.

— Я знаю, с кем имею дело. Не волнуйся, — его интонация изменилась. Из голоса исчезла легкость, наполнив его решимостью.

— Хорошо. Не хочу, чтобы ты пострадал из-за меня.

За всё то время, что мы провели бок о бок с Андресом, я ни разу не усомнилась в нём и его порядочности. Пожалуй, он один из немногих повстречавшихся мне людей, которые всё еще помнили о значении этого слова. Когда доктор Вашингтон сказала, что со мной хочет встретиться лейтенант Рамирес, я решила, что это — ужасная идея. Мне не хотелось тем или иным образом соприкасаться с прошлым. Кошмары и так не желали отпускать из своих сетей и подпускать к себе кого-то, кто косвенно связан с пережитым, это казалось выше моих сил. Лишь брошенная случайно фраза Кэри о том, что жить в страхе в моём случае предпочтительнее, чем плюнуть фобии в лицо, рассмешила. Не знаю почему именно, меня задели ее слова, но мысль о том, что мне придется всю жизнь прятаться и бояться того, что Ангел найдет нас с Софи, посеяла панику. Я не желала бояться за жизнь дочери, превращая каждый день в борьбу с призраками. Требовалось покончить с этим раз и навсегда.

Именно тогда я позволила Андресу вновь появиться в моей жизни. С того момента, как он попросил меня о помощи в деле «Сангре Мехикано», я не могла думать ни о чём другом кроме мести. Разговоры с Рамиресем и его поддержка заряжали меня уверенностью в реальности задуманного, а время с Софи подогревало желание сделать невозможное и обезопасить её от монстра-отца.

Лишь часы, дни и недели в обществе Андреса, помогающего мне в подготовке к нашему делу, рассказывающего об устройстве банды, раскрывающего глаза на их методы ведения дел и на устройство жизни побережья в целом, полностью контролируемого бандой, позволили мне привыкнуть к нему и увидеть его как прекрасного, честного человека. Я перестала воспринимать его только копом, постепенно начав считать кем-то вроде друга.

Изучая материалы дела Диего, до которых смог допустить меня Андрес, я крепче убеждалась в своём решении навсегда оградить мою семью от Ангела. Преступления, числящиеся за ним, вызвали во мне животный ужас. Я знала, что он занимается торговлей наркотиками, работала в борделе, прикрывающимся безобидным клубом, догадывалась об оружии. Но горы трупов, к чьим смертям он оказался причастен, показали мне истинную личину этого хладнокровного чудовища. И тогда смерть Майкла перестала иметь оправдание. Какой бы сволочью тот не был, он не заслужил подобной гибели. И если я еще где-то пыталась оправдать Диего, списав все на предательство и ревность, то теперь я знала, что ему доставляла удовольствие чужая боль и человеческие жизни для него оказались лишь переработанным материалом, отбросами. Точно так же, как все те девочки в сырой холодной яме, так же, как и я.

— Теперь, когда ему известно, что ты рядом, будет продумывать вашу следующую встречу, — прикрыл глаза Андрес, устраивая голову удобнее на кровати.

— Я не знаю, Андрес, — скинула туфли, поднимая ноги с пола и притягивая колени к груди. — Тот мужчина, которого я знала, со мной всегда был очень импульсивен. Он один из немногих, повстречавшихся мне, кто полностью отдавался эмоциям, не думая о последствиях. Поэтому, если он все тот же, мы можем сколько угодно просчитывать его ходы и в итоге не угадать. Ангел удивит нас следующим шагом.

— Считаешь, нужно подождать, когда он сам свяжется с тобой?

— Он не заставит нас долго ждать, — я знала, что на этом этапе стану для него идеей фикс. Именно поэтому он сделает всё, чтобы добраться до меня. Оставалось только догадываться, как именно произойдет наша следующая встреча. — Сегодня мы были хозяевами ситуации, теперь он сделает так, чтобы ситуация оказалась на его стороне.

— Именно поэтому я и волнуюсь за тебя, — открыл глаза Андрес, повернув голову ко мне.

— Я выучила уроки прошлого на «отлично», и теперь со мной будет все в порядке, — я не сомневалась в этом ни на долю секунды. Свою порцию боли я уже испила в прошлом.

Несколько дней после знакомства Кэндис Уильямс и Диего Альварадо не происходило совершенно ничего. Мы пребывали в каком-то подвешенном состоянии. Андрес находился постоянной в работе, занимаясь новыми контактами и прослеживая успешность поставок. И только когда он появлялся дома, я видела, насколько он озадачен затишьем со стороны Ангела. Мне оставалось лишь бессмысленно убивать время, загорая у бассейна и прогуливаясь по магазинам. В какой-то момент ощущение дежавю стало настолько сильным, что могло посоревноваться в интенсивности с кошмарами, по-прежнему нападающими на меня по ночам. Я снова превратилась в жалкую содержанку, прожигающую жизнь. Лишь мысли о Софи помогали не потонуть в том водовороте, в который засасывали меня воспоминания о прежней жизни.

Прошло больше двух недель с тех пор, как я видела последний раз свою малышку. Тоска по ней съедала меня изнутри, вызывая желание бросить эту безумную затею и вернуться к ней. Связываться с домом я не могла, опасаясь прослушки. Единственной связующей ниточкой с дочкой оставались фотографии, приходящие раз в несколько дней на анонимный электронный адрес. И тогда просматривая свидетельства того, как растет Софи вдали от меня, окруженная совершенно чужими людьми, на меня накатывало отчаяние. А что, если вся эта затея закончится для меня погибелью? Что будет с моей девочкой? Ведь тогда он узнает о ней. Обязательно узнает. И чтобы вернуть себе твердость духа, я вскрывала гнойник, выпуская пройденный ад наружу, напоминая себе причины, по которым я была обязана довести дело до конца.

Поддерживая легенду, время от времени мы появлялись на людях вместе, разыгрывая влюбленную пару. Притворяться близкими с Андресом оказалось совсем не сложно. Мне было комфортно и спокойно с ним. В этом человеке не было ничего, вызывающего хотя бы малейшее раздражение или дискомфорт. Я могла молчать часами, и это не казалось неловким или странным. Словно, он всегда был в моей жизни. В свободное от деловых встреч время мы ходили в рестораны, прогуливались по набережной. И все время, что мы находились вне дома, я чувствовала, будто за нами наблюдают. Напряжение от чужого пристального взгляда оголяло нервы, не позволяя забывать об опасности, в которой я находилась в этом городе.

Солнце клонилось к закату, окрашивая линию горизонта в огненно-оранжевые цвета. Вода отражала дорожку угасающего солнца, готовясь принять на его место луну. Я смотрела на океанскую гладь, на небо, пылающее в лучах закатного солнца, и становилось не по себе от того, насколько все спокойно и тихо. Внутри меня будто жил маятник, реагирующий на затишье, начиная раскачиваться из стороны в сторону, напоминая, что это всего лишь отсрочка. Подняла бокал, обхватывая соломинку губами и делая несколько глотков грейпфрутового сока. Легкая горечь заполнила рот, подкармливая живущего во мне предвестника бури. Андреса не было в городе второй день. Заглушая мысли и тоску, я дни напролет бездумно бродила по магазинам, избегая тех мест, где любила проводить время раньше. Я смотрела на витрины брендовых бутиков, удивляясь ценам на одежду, чьей функцией было лишь прикрытие человеческой наготы и согревание в холода. Раньше я, не задумываясь, могла спустить целое состояние на несколько ненужных шмоток. А теперь, прожив год, стараясь удержать нас с Софи на плаву и работая с детьми из детского дома, наконец-то поняла, насколько моя жизнь была мелочной и пустой. В моём распоряжении была кредитка Андреса и указание ни в чем себе не отказывать, но меньше всего мне хотелось спускать деньги на не нужные для меня вещи. Я вспомнила своих ребятишек, радующихся любой мелочи, и представила, сколько счастья могла бы подарить им на эти деньги.

Сидеть в кафе на пирсе и смотреть на воду оказалось гораздо приятнее. Каждый раз, выбираясь за пределы особняка в одиночестве, я приходила в это место. Было в нём что-то магическое, избавляющее от тревог.

— Мисс Уильямс? — оцепенела, услышав знакомый голос.

Сердце замерло, боясь сделать очередной удар. Позвоночник сковало холодом, не давая возможности пошевелиться. Я знала, кто это, как и то, что «предвестник» оказался прав. Не двигаясь, стараясь заставить себя отреагировать на приветствие и постараться не загубить дело, сидела целую вечность. Спустя бесконечно долгие мгновения сделала вдох и словно в замедленной съемке повернула голову к потревожившему мой покой. Он стоял, возвышаясь надо мной и отбрасывая огромную тень на стол, перекрывая солнце. Светлые волосы развевались от бриза, а на губах застыла легкая улыбка.

— Мистер Альварадо! — нашла силы нацепить на себя маску и улыбнуться в ответ. — Добрый вечер!

— Даже если не был до этого таковым, то теперь определенно становится, — Ангел сделал шаг навстречу. — Надо же, какая встреча!

— Действительно, неожиданная, — протянула ему руку, посмотрев в глаза, понимая, что сердце пропустило удар.

И снова, как в первый раз, я поразилась его необычной внешности. Голубые глаза, пронизывающие тебя насквозь, пытались вытянуть на поверхность все тайны, словно светясь на фоне его смуглой кожи. Интенсивность его взгляда вызывала желание прикрыться, словно стоишь обнаженной, с раскрытой грудной клеткой, и позволяешь увидеть все твои чувства. Я прекрасно знала этот взгляд, впадая в безумие каждый раз, почувствовав его на себе, веря, что Диего знает всю меня без слов. Но теперь он казался особенно сильным, пробуждающим тревогу.

Диего обхватил длинными пальцами мою ладонь, наклоняясь вниз и прикоснувшись к ней губами. Невинное прикосновение запустило ток по всему телу, медленно накаляя его. Чувствовать его кожу на моей было так естественно и, одновременно с этим, волнительно, что хотелось, как можно скорее разорвать этот контакт, стряхнув вместе с ним ненужные ощущения.

— Не возражаете? — оторвался от руки, кивнув на свободный стул.

— Конечно, нет, — задышала полной грудью, не прекращая улыбаться как полная дура.

Диего отодвинул стул, усаживаясь, слегка осматриваясь вокруг.

— Вау! — воскликнул, посмотрев на закат. — Теперь понятно, почему вы не замечаете никого вокруг! Потрясающий вид.

— Именно из-за вида люблю террасу этого кафе, — опустила на стол бокал, удерживаемый до этого момента в руке. — Вы здесь впервые?

— К сожалению, да, — посмотрел на меня, оглядывая лицо. — Но теперь, видимо, буду постоянным клиентом. Вы здесь одна? Не вижу Пабло, — оглянулся по сторонам.

— Дела прежде всего, — пожала плечами, давая понять, что спокойно отношусь к его работе и всему, что с ней связано. — А вы? Тоже в одиночестве?

— Нет, у меня здесь встреча, — кивнул в сторону столика с несколькими мужчинами за ним.

— Вот как, — почувствовала разочарование. Почему-то до этого момента я была уверена, что он выследил меня и подстроил нашу встречу. Эта мысль позволяла мне думать, будто контроль над ситуацией у меня. Но узнав, что у него здесь деловая встреча, засомневалась в своей затее.

— Вас это огорчает? — внимательно смотрел в мои глаза, следя за эмоциями.

— Меня огорчает, что у мужчин в жизни есть место только для работы, — и вновь этот горький привкус во рту, напоминающий об осторожности.

— На месте Пабло я бы не отходил от вас ни на шаг, наплевав на все дела, — с лица Ангела сползла улыбка, позволяя мне снова увидеть его боль.

— Надеюсь, вы не забудете о своих словах, когда у вас появится невеста, — снова взяла в руку бокал, почувствовав, как пересохло во рту.

— Хм, — усмехнулся он, отворачиваясь к горизонту и снова посмотрев на меня.

— Что-то не так? — сделала глоток сока, удерживая стекло в руках и перебирая соломинку.

— Всё чертовски абсурдно, — потёр переносицу, усмехаясь.

— Не понимаю…

— Зовите меня просто Диего, хорошо? — внезапно перебил меня, доставая из кармана пачку сигарет.

— Договорились… Диего, — улыбнулась, наблюдая за тем, как он перебирает пачку в руках, рассматривая её.

— Ситуация абсурдная, — хмыкнул, вытягивая сигарету и прикуривая её.

Не решаясь произнести ни слова, молча следила за тем, как он выпускает клубы дыма, заполняя воздух запахом табака, пробуждающего воспоминания. Он, так же как и я, не произносил ни слова, откинувшись на спинку стула, выкуривая сигарету и поедая меня глазами. У меня перехватило дух от этого вида. Хотелось подойти к нему и прижаться к сильной шее, вдыхая его запах, приправленный сигаретным дымом.

— Нравится? — нарушил молчание.

— Прости, что? — не сразу поняла, о чем он говорит.

— Нравится смотреть, как я курю? — сделал новую затяжку, медленно выпуская сигаретное облако в мою сторону.

— Что тебя натолкнуло на эту мысль? — почувствовала, как краснею. Словно школьница, пойманная на подглядывании в мужской раздевалке.

— Твой взгляд, — не сводил с меня глаз, полностью стерев со своего лица улыбку.

— Я просто задумалась…

— Не правда, — не позволил договорить. — Я знаю, о чем ты думаешь, когда так смотришь.

— Это вряд ли, — рассмеялась в голос, чуть громче, чем сделала бы это в другой ситуации. — Мы видимся второй раз в жизни.

— Пусть так, — с каждым сказанным словом взгляд Диего тяжелел, гипнотизируя меня. — Но в прошлой жизни я знал о тебе все.

Внезапно захотелось зажмуриться и позволить ему продолжить говорить, наслаждаясь звуком его голоса, пускающего по коже мурашки, и не бояться сделать неверный шаг.

— Веришь в реинкарнацию? — прошептала, наклонившись чуть ближе, тихо посмеиваясь.

— Нет, — покачал головой. — Но ты была моей.

От того, как он произнес слово «моей», в животе всё скрутилось, медленно ослабляя узел и выпуская стаю бабочек в дикий полёт.

— Так самоуверенно, — вернула бокал на стол, понимая, что дрожу. — Почему именно я? Осмотрись вокруг, может это был кто-то другой!

— Ты любила смотреть, как я курю. Тебя это жутко заводило, — проигнорировал мой издевательский тон, прожигая меня глазами.

— Даже так…, - сердце в груди набирало обороты, заколотившись быстрее.

— Ты подходила ко мне, вытаскивала сигарету изо рта, накрывала губы своими и вдыхала дым от меня, — опустил взгляд к моему рту, лишая возможности проговорить хоть что-то. — Я проводил языком по твоим губам, проталкиваясь в горячий ротик, лаская руками твою грудь, — перевел глаза к груди, — срывая с тебя одежду, желая чувствовать твою кожу под своими ладонями.

— Прекрати, — почувствовала, как внизу живота расползлось тепло, а соски предательски стянулись в комочки.

— Я приподнимал тебя, усаживая себе на талию…

— Не надо, — понимала, что требуется прекратить этот безумный разговор.

— …разрывая мокрые насквозь трусики.

— Хватит! — крикнула, не выдерживая напряжения, охватившего меня. Все звуки вокруг пропали, словно исчезнув по моей команде. Я задыхалась, понимая, что именно этого и добивался Диего — лишить меня равновесия. Он с невозмутимым видом докурил сигарету, не на секунду не разрывая нашего зрительного контакта. А я буквально физически чувствовала все то, о чем он пробудил воспоминания. Губы и кожа горели, словно от его реальных ласк. Каждое слово, сказанное хриплым голосом, отпечаталось на моем теле, напоминая о его власти.

Диего затушил сигарету о пепельницу, не говоря ни слова, и поднялся на ноги.

— Встреча получилась… приятной, — усмехнулся он, застегивая пуговицу на пиджаке, окидывая меня взглядом.

Не в состоянии произнести ни слова, я молча смотрела на него, не зная, как должна отреагировать на подобное поведение.

— Скоро увидимся, Кэндис, — подмигнул, поворачиваясь ко мне спиной и направляясь в сторону своих партнеров.

Шумно выдохнув, я прикрыла глаза, стараясь вернуть себе невозмутимость. Тело горело, сотрясаясь от перенапряжения.

— Чуть не забыл, — вновь послышался его голос.

Вздрогнув, подняла на него глаза, увидев Диего так близко, как не видела уже больше года. Он стоял прямо надо мной, практически прижимаясь к моему плечу бедром. Я затаила дыхание, не понимая, что он задумал. Диего осторожно убрал мою прядь волос за ухо, смотря прямо в глаза. Не произнося ни слова, он дотронулся до мочки уха, опускаясь ниже до ключицы. Я боялась дышать, чувствуя, как пылает кожа под его прикосновениями. Он медленно наклонился ко мне, обжигая кожу горячим дыханием. Будто скованная по рукам и ногам, я выжидала его следующего шага, превращаясь в горячий воск.

— У тебя краснеют ушки, когда ты возбуждаешься, — прошептал, — Как я и говорил, — усмехнулся, выпрямившись и оторвав руку, лишая своего тепла. В следующую секунду Диего уже уходил от меня прочь, оставляя растерянной и возбужденной.

Не медля ни секунды, я схватила сумочку и, кинув деньги на стол, вылетела из кафе. Запрыгнув в машину, обреченно упала головой на руль. Я провалилась. Я, чёрт возьми, выдала себя с потрохами.

Глава 8

— Ты меня совсем не слушаешь, сынок. Делись, что с тобой происходит?

Большой Денни появился в Эл — Эй[1] два дня назад. Требовалось обсудить меры предосторожности в связи с участившимися облавами и найти способы покрытия убытков.

— Прости, — расправил плечи, отгоняя ненужные мысли прочь. — Я просто плохо спал.

— Снова сны о Луисе или о ней? — обеспокоенно посмотрел мне в глаза.

За последний год я мог по пальцам пересчитать ночи, когда мне не снилась Марина. И стоило ей покинуть видение, как его тут же заполнял брат. По утрам я просыпался не в силах пошевелиться, разбитый, как после нескольких дней без сна. Мне не хотелось подниматься с кровати до тех пор пока не найду подсказку в их явлениях, бесполезно перебирая обрывки, оставшиеся после тревожных ночей. Но единственное, что удавалось понять это то, насколько я никчемное ничтожество. Я клялся брату отомстить за него и маму, уничтожив виновного и заставив страдать его так же, как пришлось моей семье. А в итоге, подарил слишком быструю и легкую смерть. Единственное, за что мог испытывать гордость — это за полное уничтожение дочери врага, ведь именно такой была часть изначального плана. Что вышло в результате? Вместе с ней я раздавил себя, превратившись в бесхребетного слизняка. Всё это время я был противен себе настолько, что не мог разговаривать вслух, передергиваясь от отвращения к собственному голосу.

Перемены во мне были заметны не только приближенным. Спихивая какое-то время бизнес на плечи других, я не беспокоился ни о чем, кроме самобичевания и поисков Марины. Естественно, так не могло продолжаться вечно. Именно тогда состоялся откровенный разговор с Большим Денни. Я знал, что в первую очередь он беспокоится о своих делах, и это не проявление искреннего беспокойства о моём состоянии, как и знал то, что не могу делать вид, будто все в порядке, рассказав ему большую часть происходящего. В тот момент Денни проявил себя неожиданным образом. Он понял меня. Предложив свою помощь в обмен на надлежащее выполнение работы. Босс не дал мне скатиться в канаву, выпнув из бизнеса. С момента нашего разговора он каждый раз интересовался моим состоянием, и я чувствовал, что делается это не просто из вежливости.

— Всё усложнилось, — слова застревали, не желая обретать звучание.

— У меня достаточно времени, чтобы тебя выслушать, — закурил Денни.

— Что ж, — почесал переносицу, делая большой глоток воздуха. — Она нашлась.

— Марина нашлась? — босс удивленно вскинул брови.

Я молча кивнул, наблюдая за восторгом на его лице.

— Что же ты раньше не сказал! — воскликнул он, наклонившись вперед. — Поздравляю! — похлопал меня по плечу. — Ни на секунду не сомневался, что ты вернешь эту девочку.

Я молча принимал его поздравления, не зная, стоит ли вдаваться в подробности. На языке вертелось множество слов, и ни одно из них я не решался озвучить. Втягивание в свои проблемы третьих лиц вряд ли приведет к чему-то хорошему. Поэтому, лучше оставить все при себе.

— Тогда не понимаю, почему ты по-прежнему такой озадаченный?

— Временные сложности в отношениях, — слегка улыбнулся, надевая маску, скрывающую настоящие эмоции.

— Главное, что она нашлась, верно? А с остальным вы разберетесь. Не сомневаюсь, что ты сможешь справиться со всеми препятствиями, — выпускал клубы дыма Денни, прищурившись, вглядываясь в меня.

Смуглое лицо, покрытое родимыми пятнами и глубокими морщинами, завораживало. Я всегда считал, что на восемьдесят процентов своим успехом Денни обязан природному обаянию. Несмотря на сферу деятельности, он располагал окружающих к себе, получая всё необходимое. Не зная, кем он является, люди добровольно раскрывались ему, расплачиваясь за излишнюю доверчивость после. Большой Денни умел получить желаемое без помощи оружия, и лишь тогда, когда дело заходило в тупик, в ход шли всё возможные методы. И в минуты спокойствия, как и в минуты гнева, ему удавалось сохранить невозмутимость и хладнокровие. Эта его способность восхищала и пугала одновременно. Словно, решение о том, будет человек жить или гнить где-нибудь в канаве, было чем-то вроде подписи на списке деталей, необходимых для починки автомобиля.

— Верно, остальное не важно, — широко улыбнулся ему в ответ, вспоминая встречу с Мариной в кафе на пирсе.

Узнать, где она находится, не составляло труда. Мои люди следили за каждым её шагом. Поэтому назначить встречу с партнерами именно в том месте, куда она приходила почти каждый день, в надежде на встречу с ней, оказалось вполне логичной идеей. Она была там одна, погруженная в мысли и закат. Чёрт, даже если её не оказалось тогда на пирсе, то я бы назначал новые и новые переговоры, дожидаясь Котёнка. Мне повезло, что Марина оказалась в нужное время и в нужном месте. Увидев её там в полном одиночестве, я изо всех сил сдерживался, чтобы не схватить Чику в свои объятия и не целовать до тех пор, пока не сотру губы в кровь. Но я потерял право целовать её, как и потерял право прикасаться к ней без разрешения. Она стремилась избавиться от меня так сильно, что придумала идиотскую историю про девушку Кэндис, собирающуюся замуж за придурка Переса, прекрасно понимая в бесполезность подобных легенд. Моей задачей стало сделать так, чтобы она простила меня. Ну а в случае, если её легенда окажется правдой, предстояло влюбить её заново в себя, благодаря бога или черта за свежий старт. Только я не верил в амнезию, как и в существование второй такой же девушки как мой Котёнок.

С бешено колотящимся сердцем я приближался к Марине, предвкушая момент, когда наши глаза встретятся. Я ждал искры узнавания или интереса, искусно прикрытого холодностью и равнодушием. Но передо мной всё так же сидела лишь её оболочка, которую заполнили совершенно другим человеком. Находясь рядом с этой холодной, как лёд, и закрытой девушкой, не знал, в какую сторону нужно двигаться для разрушения выстроенной стены. Но я, чёрт возьми, не собирался притворяться кем-то другим. Однажды она смогла полюбить меня таким, какой я есть, и если это произошло однажды, то я сделаю невозможное и войду в ту же самую воду.

Намерение дать ей время привыкнуть к моему присутствию таяло с каждой секундой, проведенной рядом с нею. Казалось, что чем дольше я бездействую, тем сильнее позволяю расти пропасти между нами. Смотрел в ее глаза цвета моря, вдыхал запах и понимал, что пропадаю. И чем дальше она будет от меня, тем глубже меня будет затягивать трясина отчаяния. Молча смотреть за тем, как моя женщина отдает всю себя другому, равносильно добровольному сдиранию кожи. Роль стороннего наблюдателя не для меня. Счастье Марины было одним из главных моих приоритетов, но только я способен подарить его ей. Пришло время решительных мер.

Неприступная крепость — таковым было новое амплуа Марины. Закрытая на тысячи замков и возвышающаяся надо всеми вокруг. Она пресекала любые попытки дотянуться до неё, превращаясь в восковую фигуру. Все время одно и то же выражение лица, сменяемое приторной дежурной улыбкой. Становилось тошно от подобной фальши и не терпелось, как можно скорее выбить из неё хоть одну настоящую эмоцию. Даже во время нашей первой встречи в ней не уживалась правильная девочка. Кроме примерной папиной дочки, какой она притворялась, она прятала в себе бунтарку, о существовании которой не подозревал никто. Знакомство со мной выпустило наружу её настоящую, позволив наслаждаться жизнью, потакать своим желаниям, почувствовать себя наконец-то живой. И наблюдая за этой девушкой, контролирующей каждый свой жест и слово, ощущал подступающую тошноту. Лишь проигнорировав ту жирную красную черту, прочерченную ею между нами, и переступив её, я смог получить доказательства того, что моя Марина всё еще там, под пластиковой маской. Лёгкий румянец, проступивший на её щеках после моих слов, напоминающих о нашем прошлом, говорил громче тысячи голосов. Я не был глупцом и видел, как расширяются ее зрачки и учащается дыхание при упоминании о прошлом. И мне не нужно было подтверждений того, что наша близость ей по-прежнему не безразлична. То, как она задерживала дыхание при моих прикосновениях, было весьма красноречиво. И, черт возьми, эта невинная и, в то же время, настолько интимная реакция ее тела вызывала во мне целый ураган эмоций, сдерживаемых неимоверным усилием воли. Не хотелось давить на нее, дав пространство и время осознать происходящее, но и отсиживаться в стороне, не предпринимая совершенно никаких действий, оказалось бы совершенной глупостью. Увидев, как Марины выбежала из-за своего столика, я лишь утвердился в своей правоте. Я ей не безразличен. И очень скоро Котёнку придется это признать.

— Только у меня есть одна просьба, — вытянул на столе руку с дымящейся сигаретой Большой Денни.

Я внимательно посмотрел на него, полностью сосредоточив внимание на том, что он собирался сказать.

— Не позволяй личным делам влиять на бизнес. Банда — единственная семья, которая у тебя осталась и которая никогда тебя не бросит. Помни об этом.

Я молча кивнул, соглашаясь с каждым его словом. В действительности, Сангре Мехикано всегда находились рядом со мной, не оставляя даже в самые черные дни. И не следовало пренебрегать своими обязанностями и нашей связью с бандой, как это произошло со мной год назад. Только я прекрасно понимал, что если придется выбирать между Мариной и бандой, выбор окажется не в пользу последней.

— Не беспокойся, Денни. Я тебя не подведу.

— Пусть будет так, — не моргая, проговорил он. — Сейчас главная задача, снизить потери к минимуму, что крайне проблематично в условиях постоянных облав, — вернулся к бизнесу босс.

— У меня есть идея, но она тебе вряд ли понравится.

Как только мы закрыли личную тему, с плеч будто свалился тяжкий груз. Мне не хотелось оправдываться или убеждать Большого Денни в том, в чем сам себе не мог дать никаких гарантий. Проще было по-прежнему держать его, как и остальных, вдалеке от моих личных переживаний, декорируя внутреннюю боль делами и поиском ответов на проблемы банды. Только вот всё то, что действительно меня волновало, предстояло решать в полном одиночестве. В этот раз я не собирался впутывать в свою жизнь никого третьего: только Марина и я. Даже Хавьер не должен знать больше положенного. До сих пор я не смог выявить истинного виновника казни Марины, это пугало гораздо сильнее любых облав и перспективы попасться законникам. В моих рядах водился крот, способный вновь подвергнуть опасности жизнь Котёнка.

— Выкладывай, — затушил сигарету Денни, сложив ладони на столе, переплетая пальцы.

— Хочу на какое-то время приостановить поставку по основным каналам, пустив лишь по запасному и посмотреть, что из этого получится. У меня есть кое-какие подозрения и нужно, чтобы они либо подтвердились, либо, наоборот, развеялись.

— Ты представляешь весь масштаб убытков?

— Нам в любом случае нужно залечь на дно до тех пор, пока копы не забудут о нас. Иначе, помимо материальных потерь, последуют аресты наших ребят, и тогда Сангре Мехикано будет гораздо сложнее расхлебывать всё навалившееся дерьмо.

Денни замолчал, отвернувшись к экрану телевизора, мельтешащему через стекло кабинки. Несколько мгновений он молчал, обдумывая моё предложение. Я следил за его лицом, пытаясь понять, что происходит в его голове. Но босс по-прежнему смотрел на мелькающих в телевизоре китайцев, собравших у экрана телевизора всех сотрудников ресторана, эмоционально комментирующих на родном языке происходящее на экране. Сегодня мы решили встретиться за пределами владений Сангре Мехикано, избегая любой возможности прослушки. А если в банде находился крот, в чем я не сомневался, то любые гарантии приватности разговора отсутствовали. Чайна-таун являлся одним из немногих мест в городе, где можно было спокойно обсудить проблемы и при этом не бросаться в глаза. Местные настолько привыкли к туристам, что не особенно присматривались к новым лицам.

Денни начал отстукивать пальцами ритм, выходя из своеобразной комы.

— У тебя не больше недели. Попытайся вытянуть нас из этого болота, сынок, — посмотрел мне в глаза.

— Сделаю всё возможное, — проследил, как босс поднимается, кинув несколько купюр на стол, и покидает кабинку, зазвеневшую музыкой ветра.

Не медля, достал телефон, набирая номер Хавьера.

— Назначь встречу с Пересом сегодня же. Буду только я.

Игра началась.

Шумное и чертовски дорогое открытие отеля, кричащее о сотнях тысяч долларов, потраченных на пьянку для местной элиты, которая никогда не станет тратить деньги в этом заведении. Вспышки фото и телекамер, блестящие и чрезмерно откровенные вечерние платья, одинаковые улыбки с ослепительно белыми зубами и много, много зависти. Я ненавидел подобные мероприятия, как и вращающуюся на таких вечерах публику. Эти люди знали много лести, приправленной желчью и злобой, проникающей в каждую пору и разъедающую тебя изнутри. Всякий притворялся другом, благодетелем, пытаясь убедить в незаменимости своей персоны в твоей жизни, но ни одно слово не оказывалось искренним. Чистая выгода, расчет и гребаная ложь. При посещении таких мест появлялось навязчивое желание спалить к чертям алчных ублюдков, не знающих ничего кроме корысти. Человечество ничего бы не потеряло, если бы кучка жадных до славы и денег людишек перестала навязывать молодежи ложные идеалы с экранов телевизоров. Но уничтожив одних, я бы не искоренил проблему полностью, так как подобное дерьмо не убиваемо. И на смену одним в ту же секунду придут другие, но уже в большем количестве.

Несмотря на срочность встречи, меня напрягало то, что уже второй раз подряд Пуэрториканец назначает место для разговора посреди вечеринки. В такой обстановке сложно обсуждать дела, тем более на нейтральной территории. Но, будь я на его месте, то поступил бы именно так. Тем не менее, он явно не доверял мне и, возможно, боялся. Что тоже вполне оправданно и умно с его стороны, но совсем не на руку мне.

Но оказался и один огромный плюс в выборе места для встречи: Марина была с ним. Я увидел их сразу же, как только зашел в банкетный зал. Прекрасная, как нимфа, в фиалковом платье, оттеняющем её фарфоровую кожу и подчеркивающем нежность, Котёнок стояла с бокалом шампанского в руке, держа Переса под локоть. Небрежно уложенные волосы, придавали ей ранимости, напоминая лишний раз, что она не такая холодная, какой хотела бы казаться. Я до сих пор не мог привыкнуть к её стрижке, чувствуя, словно вместе с длинными локонами, она лишилась всех воспоминаний о нас, и тогда сердце стискивало раскаленными щипцами, сжимая его с такой силой, чтобы оно лопнуло раз и навсегда. Я любил смотреть на неё, на тонкую длинную шею, любил наблюдать за поворотом её головы. Казалось, что в Марине нет ни единого изъяна, даже её острые обнаженные лопатки, пробуждали во мне звериные инстинкты. Пусть она и пыталась казаться стойкой и сильной, но всё еще была ранимой девушкой, нуждающейся в заботе и ласке, именно в том, в чем я с треском провалился, не сумев дать. Наблюдать за ней было одним из моих любимых занятий, но если честно, я предпочитал это делать, когда она лежала на соседней подушке, а не выходила в свет под руку с каким-то придурком в качестве его трофея. Глядя на них вместе, я закипал, зная, что не вынесу еще одного вечера, приправленного их прикосновениями, поцелуями и жаркими взглядами. Достаточно было мыслей о том, как они проводят время наедине, и всё нутро покрывалось бурлящими кратерами. Как бы я не старался выкинуть подобные мысли из головы, сосредоточившись на сделке и постепенном отвоёвывании девушки, но мьерде! Один взгляд на их счастливую идиллию — и план начал трещать по швам. Только вот с катушек слетать мне никак нельзя, иначе я подведу не только Большого Денни, но и нас с Котёнком. Не думаю, что смогу заполучить ее путём публичной драки. Нет. Это только оттолкнет её от меня ещё дальше.

Они разговаривали с парой голливудских знаменитостей, словно были частью их мира. Говорил в основном Перес, а Марина смеялась, слушая его. Магма, бурлящая во мне, заменила кровь, сжигая изнутри. Я медленно приближался к ним, позволяя злости завладеть мной на эти несколько метров до того мгновения, как разом придется взять себя в руки. Упиваясь гневом, я представлял, что сделаю с Пуэрториканцем, когда Марина вновь будет со мной, а бизнес вернется в прежнее русло. Картинки того, как под кулаками смазливое лицо Пабло превращается в кровавую отбивную, успокаивали, охлаждая жидкий огонь, текущий по венам. Я не видел и не слышал больше никого и ничего, кроме своей девушки под ручку с посторонним мужиком. Шум вокруг смолк, оставляя лишь звук моего дыхания. Каждый шаг отдавался молотом в голове, и чем сильнее я приближался к ним, тем яростнее хотел позволить вылиться злости. Шаг, второй, третий, достаточно протянуть руку — и я схватил бы Переса за самодовольное лицо, сделал глубокий вдох и…утонул. Два бездонных бирюзовых океана, затянули меня в свою бездну, заставляя забыть обо всем. Она смотрела широко раскрытыми глазами, будто догадавшись о том, что у меня на уме, и весь мир будто перестал существовать. Да, черт возьми, как в гребаном фильме. Только Марина и я, как в мечтах или как во времена нашего счастья. Котёнок шевелила губами, но я не слышал слов, позволяя моменту растянуться. Она явно что-то говорила, привлекая внимание. И тогда мир вновь обрушился мне на голову.

— Что с вами? — повторила она.

— Простите, задумался, — натянул улыбку, взяв себя в руки. — Добрый вечер, — поприветствовал собравшихся вокруг будущей четы Пересов. — Надеюсь, не помешал?

— Пабло как раз рассказывал о том, какой конфуз с ним произошел со Стэнли Бёрч, когда он назвал его музыку феноменальной, а тот лишь поблагодарил его, — защебетала рыжая актриса с перекаченными сиськами, мелькающая по всем каналам.

— Не слышал его музыки, — честно признался, не вспомнив этого имени.

— И вы туда же! — рассмеялась девушка.

— Оказывается, он режиссер, — прикинулся смущенным Перес.

Компания собравшихся разразилась смехом, и мне не оставалось ничего иного, как сделать вид, будто тоже считаю это охренительно смешным.

— Кажется, мы незнакомы, — слегка прищурившись, осмотрела меня с ног до головы рыжая. — Джейн Портер, — протянула руку.

— Диего Альварадо, — поцеловал кисть, окидывая взглядом фигуристую девушку. — Очень приятно, — улыбнулся, зацепившись глазами за пышную грудь, поднимаясь к слегка прикушенной пухлой губке.

— Это Джейсон Стивенсон, — махнула рукой на стоящего рядом загорелого мужика с неестественно белыми зубами.

— У вас знакомое лицо, — пожал руку Стивенсон. — Мы не могли раньше встречаться?

— Если только вы любитель просматривать криминальную хронику, — нахмурился, наблюдая за тем, как стекленеют его глаза, а уголки рта опускаются, оставляя рот бессмысленно открытым.

— Мне нравится ваше чувство юмора, Диего, — рассмеялась рыжая, дотрагиваясь до моей руки. — Остальные тут же присоединились к ней, заполнив воздух фальшивым смехом. — Обожаю эту песню! — взвизгнула она, оставляя бокал в руках у Стивенсона и вытягивая меня в центр зала, где вертелись десятки потных тел.

— Простите, но сперва мне нужно…, - попытался избежать танцев, посмотрев на Переса, надеясь, что он остановит эту ненормальную.

Мерзавец Пабло лишь пожал плечами, посмеиваясь над моей беспомощностью, в то время как напористая девка уже вжалась в мою грудь силиконовыми сиськами. Она обвила руками шею, перебирая пальцами мои волосы. Чёрт! Только не сейчас. Снова повернул голову в сторону Марины и Переса и крепко стиснул зубы. Увидев, как обняв её за талию, он прижал девушку к себе, закружив в танце и выводя на танцпол.

«Что ж! Тогда стоит ответить на дружелюбие Джессики, или как там зовут эту сучку. Она может принести пользу», — обнял её за талию, крепче прижимая к себе, повторяя движения её бедер.

— Наконец-то среди этой скучной мишуры появился кто-то интересный, — словно промурлыкала девушка, меняя руки местами на моей шее, поворачиваясь спиной и не убирая головы с моего плеча.

— В тебе есть огонь, — потёрлась ягодицами о пах.

— А в тебе, похоже, целый пожар, — провел ладонями от её бедер вверх к груди, чувствуя, как в брюках становится тесно.

— М-м-м-м, вот так, — закрыла глаза, накрывая мои руки своими, продолжая вилять бёдрами.

— Чёрт! — разозлился, понимая к чему это все ведет. Эта девка выбрала самый неподходящий момент из всех возможных, и нужно было решать эту проблему немедленно. — Если продолжишь в том же духе, то я загну тебя прямо здесь, — прошипел, стараясь думать о чем угодно, только не об упругой заднице, трущейся о мой член.

— Давай уйдем, — слегка наклонилась вперед, сильнее вдавливаясь в меня попкой.

— Чуть позже. Сначала мне нужно решить кое-какие дела, — взял её за плечи, поворачивая лицом к себе, держа на расстоянии.

— Не будь занудой, — облизала губы, опуская ладонь к моей ширинке.

Вовремя перехватив её руку, отодвинул девку от себя, заглянув в глаза. Расширенные зрачки блуждали по мне, не задерживаясь на одном и том же месте дольше доли секунды. Твою мать! Икона нового поколения под наркотой.

— У меня дела, — сжал зубы, пересиливая отвращение.

— Я всё поняла, — приблизилась к моему лицу. — Ты просто чёртов педик, как большая часть этих ничтожеств, — зло расхохоталась, вновь оплетая мою шею руками.

Резко схватил её запястья, отпихивая в сторону.

— Охладись немного. А еще лучше отлежись в клинике, — развернулся, больше не желая слушать претензии обдолбанной девки.

— Чёртов ублюдок, — услышал за спиной, но даже и не подумал вновь повернуться к ней.

Меня не раздражали женщины, предлагающие себя мужчинам. Не видел в этом ничего предосудительного. Единственное, что я ненавидел всем своим существом — женщин, принимающих наркотики. Худшее, что может сделать человек со своей жизнью — это отдать её иллюзорному миру, полностью потерявшись в настоящем. Самое жуткое, что может сделать женщина, не владеющая собственным разумом — завести семью. И самое непростительное, что случается с женщиной, успевшей подарить жизнь другому человеку, спустить в унитаз настоящее и будущее своего ребенка, растворившись в наркоте. Пусть это странно, слышать подобные признания от человека, способствующего распространению этой дури. Но для меня это — всего лишь бизнес. А вступать на путь полной деградации и самоуничтожения — это дело каждого. Поэтому любой, решивший попробовать для опыта хотя бы раз в жизни наркотики, сознательно уничтожает себя и любящих его людей. Вот, почему я презирал до тошноты не только матерей принимающих наркотики, но и женщин наркоманок в целом. Они, как и моя мать, уничтожали зависящих от них людей, день за днем убивая их вместе с собой, даже не задумываясь, какой урон наносят их жизням. Не понимали и того, что стать нормальными уже никто и никогда из них не сможет.

отмыться от прикосновений рыжей. Кожа словно покрылась белым порошком, разлетающимся при ходьбе по залу. Самое время спустить пар, только уйти, не решив основных вопросов, я не мог. Посмотрел на танцующую Марину, и стало невыносимо дурно. Нежная, хрупкая, гордая. Такой разительный контраст между ней и той актрисулькой, считающей себя лакомым кусочком. Впрочем, как и вся моя жизнь до появления в ней Котёнка и после. Познав истинное счастье, вряд ли смогу довольствоваться жалкими суррогатами, пытающимися подсунуть мне подделку. Перес нежно и в то же время по-хозяйски обнимал её, что-то нашептывая на ухо, а Марина лишь улыбалась и молча кивала на каждое его слово. Она сияла, просто находясь рядом с ним. В то время как я, глядя на них, лишался остатков света, благодаря которому вышел из беспроглядной тьмы. Почему-то даже не возникло прежней злости, лишь безысходность и отчаяние выплыли на поверхность, напомнив о себе. Твердым шагом я приближался к танцующей паре. Мне требовалось немного нежности Марины, чтобы перекрыть отвращение к самому себе и напомнить о смысле жизни. Только рядом с ней я забывал об окружающем уродливом мире, растворяясь в настоящем.

— Позвольте мне украсть ненадолго вашу даму? — дотронулся до плеча Переса, не отводя глаз от Марины.

— Только если пообещаешь вернуть.

— Как знать, — улыбнулся, протягивая руку Марине.

Перес оставил на щеке невесты лёгкий поцелуй и, похлопав меня по плечу, покинул танцпол.

Марина смотрела ему вслед, не решаясь заглянуть мне в глаза. Значит, всё же наша последняя встреча произвела на неё впечатление, и теперь она чувствует себя неловко. Что ж, это именно то, чего я добивался. Нарушить равновесие — одна из самых основных задач, и, по всей видимости, она достигнута.

Приглашая на танец, протянул руку, дожидаясь ответа. Марина повернулась, подняв глаза на меня, тут же опуская веки и вкладывая хрупкую ладонь в мою. Её щеки окрасились в ярко-розовый цвет. Я положил руку ей на талию, не решившись вспугнуть прикосновением к обнаженной спине.

— Тебе очень идёт фиалковый, — повел в танце, не отводя взгляда от длинных бархатных ресниц и нежного румянца на щеках.

— Спасибо, — ответила Марина. — Это мой любимый цвет.

— Теперь понимаю почему, — провел большим пальцем по её руке, наслаждаясь ощущением под пальцами шелковой кожи.

— Ты очень быстро сбежал от Джейн, — поспешила сменить тему Марина.

— Не оказалось общих тем для разговора.

— А со стороны казалось, будто вы очень быстро нашли точки соприкосновения, — всё еще не поднимала глаз Котёнок.

— Ты следила за мной, — усмехнулся, ревнивые нотки в её голосе.

— Не за тобой, а за Джейн, — посмотрела вверх, встретившись со мной взглядом. — Мне она интересна как человек. Всё-таки она выдающаяся актриса.

Попытки Котёнка придать взгляду невозмутимость забавляли меня. В то же время её откровение развеяло тучи над головой, выпустив солнце.

— Она очередная пустышка.

— Ты так быстро сделал выводы о незнакомом человеке? — в её глазах промелькнула презрительность.

— В нашем бизнесе не может быть подругому. Пока ты присматриваешься к кому-то, он может уже несколько раз тебя кинуть.

— И что же ты делаешь во избежание этого? Кидаешь его первым?

— Я за честный бизнес, — понимал, к чему она клонит.

— Честный наркоторговец. Так и вижу подобные надписи на агитирующих плакатах, — фыркнула она. — Такие, как ты, не ведают, что такое честь.

— У нас она своя, особенная.

— Кровавая, — в голосе девушки послышалась боль.

— Не забывай, что Пабло живет по тем же законам, — я не понимал, что она пытается сделать. Мне не нужно было напоминать о том, какой я человек, как и взывать к совести. Получалось, что она напоминала себе о моей натуре.

— В бизнесе — да, но не в жизни, — в глазах Марины промелькнула боль, быстро сменившаяся равнодушием.

— Чем он взял тебя? — продолжал крутить в танце Котенка, раздражаясь от нового упоминания об идеальном Пабло.

— Что, прости? — озадаченно посмотрела на меня.

— Как он смог тебя получить? Неужели нежностью и долгими ухаживаниями? — для моей Марины этого было недостаточно. Она заслуживала лучшего, несомненно, только не банального и скучного.

— Это не твое дело, — спина Марины напряглась под моей рукой.

— Или бешеным сексом? — меня уносило. Чем больше я начинал думать о ней с пуэрториканцем, тем сильнее стирались границы допустимого. — Неужели, он трахнул тебя так сильно, что воспоминания о прошлой жизни стерлись. Словно и не было ничего?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — попыталась отдалиться от меня.

Сжав крепче руку, сильнее прижал ее к себе, не позволяя уйти.

— Я не верю, что ты забыла мои поцелуи, мои прикосновения, — поднял руку с талии вверх по спине, прикасаясь к прохладной гладкой коже. Провел пальцами к шее, оставляя после себя на шёлке ее кожи мурашки.

Марина затаила дыхание, слегка запинаясь о мои ноги.

— Закрой глаза и позволь напомнить, как ты таяла в моих руках, — наклонился к ее уху, чувствуя, как она балансирует на грани дозволенного.

Марина слегка расслабила мышцы, все еще оставаясь напряженной.

— Как твое тело отзывалось на каждое соприкосновение с моим, будто было создано для меня. Вспомни нас. Вспомни, как ты выгибалась подо мной, как умоляла проникнуть в твое тело, — Марина прикрыла глаза, не двигаясь с места. Ее соски предательски выпирали через тонкую материю платья. — Я до сих пор помню, как твоя кожа скользит по моей, помню каждый твой стон и взгляд. Ты оставила на мне свои следы, которые не смыть и не выжечь. Они глубоко в порах, в сердце, в душе. Мы — одно целое, — прошептал, прикоснувшись губами к ее мочке уха.

— Я тебя не знаю, — еле слышно прошептала, раскрыв глаза. В них блестела злость. Только относилась ли она ко мне в настоящем или к её воспоминаниям, я не мог сказать. Я должен был спросить её об этом, но Марина не захотела продолжать наш танец. Вырвавшись из моих рук, она быстрым шагом удалилась в сторону дамской комнаты.

— Нужно поговорить, — услышал из-за спины голос Пабло.

Глава 9

Отголоски шумной вечеринки накатывали волнами, долетая вместе с порывами ветра. Нагретый днем до кипятка воздух к вечеру перестал обжигать легкие, позволяя насладиться видом безоблачного ночного неба, отражающегося в океанской глади множеством огней россыпи звезд.

Как давно я позволял себе остановиться и посмотреть на мир, о существовании которого я успел забыть. Мир без денег, людской гнили и без страстей. Как хорошо было бы начать жить заново, наслаждаясь каждым моментом спокойствия. Но я настолько глубоко погряз в крови, лжи и всем том, о чем большинство людей предпочитают даже не знать, что назад дороги нет. Как и вперед. Я не был дураком или самовлюбленным слепцом, не способным заметить, к чему все движется. Все, что происходит в моей жизни, ведет лишь к саморазрушению. Рано или поздно от Диего Альварадо не останется ничего. Но, мать его, будь я проклят, если допущу подобное.

Тихие приближающиеся шаги Пабло прервали поток ненужных мыслей. Все, на чем требовалось сосредоточиться в данный момент, не имело никакого отношения к спокойной жизни и одиночеству. Моим главным и самым отчаянным желанием было желание избавиться от этого тоскливого чувства, оказавшись рядом с Мариной.

— Неплохое место для отеля, — Пабло встал рядом, повернувшись лицом к зданию.

— Не думаю, что ему придется пустовать, — согласился, успев мысленно настроиться на разговор. Повернулся, посмотрев на профиль пуэрториканца.

— Понимаю, что здесь не самое подходящее место для бесед, но есть безотлагательные дела.

Я молча сверлил его взглядом, подталкивая продолжать говорить. Мы остались с ним наедине впервые после того момента, когда у меня на глазах губы Марины прижались к его рту. Если не считать тех нескольких амбалов, что он на всякий случай вытащил на террасу, вокруг не оказалось никого. Рассматривая смазливую физиономию, пытался понять, почему из всех мужчин в мире она выбрала его. Неужели её привлекла внешность или же за приятным фасадом скрывается что-то более глубокое?

Невольно перед глазами встало лицо покойного мужа Марины, пробуждая затаенную злость. Тот был похож на безмозглого Кена для Барби. Даже спустя год достаточно было подумать о том ублюдке, как тут же мной овладевала неконтролируемая ярость. Но сейчас она была направлена лишь на него. За время, проведенное без Котёнка, я убедил себя в её невиновности. Перебирая в голове всю известную информацию об отце Марины и наши с ним встречи, сильнее убеждался в том, насколько огромным куском дерьма тот был при жизни. Продать собственную дочь, словно одну из шлюх, проходящих через его постель, ради чертовых вложений в политическую компанию. Именно таким он был на самом деле, а не заботливым отцом и безутешным вдовцом, каким его рисовала пресса. Естественно, в планы Павла не входил побег дочери, да еще из-за какого-то мексиканского выродка. Не удивительно, что пришлось пускать в ход шантаж. А для наивного сердца Марины достаточно было пригрозить моим убийством, и тогда она согласилась на все. Сколько раз, сидя в одиночестве и погружаясь мысленно в то болото, в которое затащил нас с ней, я представлял, как тяжело ей было покидать меня и следовать отвратительным желаниям отца. И с каждым разом от сердца отрывалось всё больше кусков, опустошая грудную клетку.

Я ни на секунду не пожалел об убийстве Асадова. Такие, как он, не имеют права марать своим присутствием землю. Как и не раскаивался в казни мерзкого слизня, позволившего себе испачкать моего Котёнка. Он никогда не был настоящим мужиком. Подобные богатые избалованные мрази редко могут похвастаться достаточным количеством тестостерона в крови и чётким пониманием того, что значит быть мужиком. Но всё, что волнует баб — это наличие смазливой морды и тугого бумажника. Только вот для Марины подобное не могло казаться привлекательным. Каждый, кто знал её хотя бы немного, мог увидеть это невооруженным взглядом. Вспоминая её подруг, испытывал чувство глубокой печали к моей девочке. Все те сучки, позволявшие себе называться её подругами, не видели дальше собственного носа. Марина их интересовала ровно настолько, насколько её положение и известность хоть что-то значили в обществе. И ни одну не волновали её чувства.

Пуэрториканец вызывал у меня странные эмоции. Первое отталкивающее впечатление ушло, сменившись чем-то похожим на смирение. Я не мог к нему расположиться, впрочем, даже и не хотел. Скорее, мне хотелось размозжить его пухлые губы да такой степени, чтобы никто не смог разобрать, действительно ли уголки его рта настолько опущены, или это всё запёкшаяся кровь. Я не мог даже мысли допустить о том, что он снова будет прикасаться ими к Марине. Даже пытаясь абстрагироваться от ситуации с Котёнком, оценивая лишь его деловые качества, я начинал уважать Пабло. Но и это не превращало его в человека, рядом с которым я мог бы чувствовать себя спокойно. Главная проблема заключалась в ревности, это было бесполезно отрицать. В голове я снова и снова перемалывал его кости за то, что посмел взять мою женщину. Но не менее важным вопросом оказалась моя неспособность прочитать его. Умея оценивать людей с первых минут общения, я находился в замешательстве. Пуэрториканец никак не мог получить определения в моей системе координат. Его плотно натянутая маска мешала понять, какой он на самом деле. Не ошиблась ли Марина, позволив этому человеку приблизиться так близко. Меньше всего я хотел её новых страданий. Поэтому требовалось как можно скорее вернуть её в то место, которому она принадлежит. Рядом со мной.

— До меня дошли сведения, — продолжил Перес, — что ты ищешь способы скинуть меня, — развернулся ко мне лицом, посмотрев в глаза.

— Подбираешь сплетни, — ухмыльнулся, не прерывая зрительного контакта.

— Ты же знаешь, как обстоят дела в нашем бизнесе. Любые сплетни могут спасти состояние, — кадык на его шее заходил, когда он сглотнул.

— Верно. А также могут уничтожить бизнес, — засунул руки в карманы брюк.

— Мне нужно знать, к чему готовиться.

— Я тебе скажу, к чему. Готовься, мать твою, к заказанной партии. И если появятся какие-либо сомнения, приходи сразу ко мне.

— Не собираюсь быть скинутым на самое дно, не успев подняться, — слегка прищурился Пабло.

— Тогда тебе стоит не позволять этому случиться.

— Я обратился к тебе, зная твою репутацию. Верность партнерам и честность с ними, вот что говорят о Диего Альварадо.

— И это останется неизменным, — я не отводил взгляда, продолжая смотреть прямо в его глаза.

Не требовалось узнавать об источниках, из которых просочилась информация о моих намерениях. Об этом знала лишь Эстер. И, по всей видимости, у нас с ней предстоит серьезный разговор.

— Конкуренты будут стараться расторгнуть наше сотрудничество. Тебе нужно быть готовым к любым провокациям. Но если ты хочешь и дальше получать кусок от Сангре Мехикано, то определись с тем, кому ты доверяешь.

Молчание, повисшее между нами, акцентировалось шумом веселья, доносящегося из отеля. Взрыв смеха раскатился по вечеринке, достигая нас. Пабло сжал челюсти, обдумывая мои слова, не прерывая зрительного контакта. Я буквально видел, как зашевелились шестеренки у него в голове, обрабатывая информацию.

— Какие у меня будут гарантии? — прервал молчание пуэрториканец.

— Мое слово. Я не могу рисковать репутацией. Слишком многое поставлено на карту.

— Мне кажется, отличной гарантией станут эксклюзивные поставки, — пытался надавить Перес.

— Исключено. Существует действующий договор, который банда не вправе разорвать. Я должен быть уверен в тебе, чтобы выдать подобный кредит доверия. В любом случае, здесь не самое подходящее место для подобных разговоров.

Пабло осмотрелся по сторонам, будто впервые после того, как мы начали обговаривать бизнес, вспомнил о месте, в котором мы находились. Он слегка опустил голову вниз, сосредоточив взгляд на мраморе между нами. В это время я продолжал изучать его, стараясь проникнуть под маску.

— Как на счет того, чтобы забыть обо всех разногласиях и обсудить возможности дальнейшего нашего сотрудничества на моей вилле в Майами?

Поездка во Флориду сейчас совсем не уместна. Слишком нестабильная ситуация в городе. В случае моего отсутствия в любой момент многие могут воспользоваться временными сложностями и подорвать авторитет банды. Но, черт возьми, это прекрасная возможность оказаться настолько близко к Марине, насколько я пока не мог себе позволить, вылавливая её по приёмам и местам прогулок. Рано или поздно подобные совпадения начнут вызывать вопросы, и, начав рыть, люди смогут отыскать совсем ненужную для них информацию. Снова я стоял на перепутье: стоило думать о моих амигос или о женщине, ставшей для меня целым миром?

— С удовольствием, — улыбнулся, приняв единственное верное решение.

Пабло вернулся внутрь, оставив меня на террасе. Разговор с ним оставил тянущее чувство недосказанности. Словно, он скрывал от меня гораздо больше, чем мне приходилось прятать от него. Что-то было не так. И дело не только в его отношениях с Мариной, хотя достаточно только этого, чтобы я ненавидел его всей душой. Но помимо этого под его непроницаемой маской таилось нечто иное.

Я схватил бутылку рома с раздаточного стола и в поисках тишины спустился по ступенькам на пляж. Туфли утонули в мягком песке, моментально покрывая золотистыми частицами блестящую черную кожу. Увидев запачканную обувь, расслабленно выдохнул. Меня выматывала необходимость изображать проклятую идеальность, в любом её проявлении. Подобное лицемерие составляло часть моей жизни, требуя соответствия навязанным нормам и чужим ожиданиям. Но я не был таким. Грязь — именно то, что отражало меня лучше всего. Я вышел из неё, позволив утонуть себе в смердящем болоте с головой. И отмывшись снаружи, никогда не смогу сделать того же изнутри.

Мне не терпелось поскорее отгородиться от окружающей фальши и спокойно подумать над событиями вечера. Мысли о бизнесе отошли на задворки сознания, оставляя лишь воспоминания о хрупком теле Котёнка, прижимающегося ко мне во время танца. Достаточно было воспроизвести этот момент в памяти, как в груди всколыхнулись нежность, пронизанная тоской. Только дотронувшись до неё, я понял, насколько сильно мне нужно было почувствовать её, удостоверившись, что это не сон и не выдумка, а моя Марина. Пройдя по пляжу, дошел до самого дальнего лежака. Упав на деревянное сидение, откинулся назад, вытягивая ноги. Открутив колпачок бутылки, поднес её к губам, делая глоток. Жидкость обожгла горло, моментально окутывая тело теплом. Хотелось забыться на какое-то время. Отключить голову, а еще лучше чувства. Но я словно мазохист проигрывал раз за разом ощущения её тела в своих руках, запах, голос, от которого в животе все скручивалось в тугой узел. Я утопал в призрачных ощущениях, позволяя им утягивать меня из реальности. Но будто вторгнувшийся сигнал от другого спутника, все они в раз оборвались, транслируя образ Марины в объятиях Пабло.

Впившись губами в прохладное стекло бутылки, глоток за глотком вливал в себя обжигающую жидкость, стирая чертовы видения. Я был готов соскочить с места и бежать обратно на вечеринку, разыскивая его, чтобы раздавить каждый шейный позвонок ублюдку, вставшему на моём пути. Разум отступал, оставляя место лишь чувствам и грязи, наполняющей меня. Сценарии возможной расправы сменяли один другой, окрашиваясь все большей кровью. Чёрт! Оторвав бутылку от губ, взял контроль над мыслями. Я не должен этого делать, даже думать о подобном не должен. Если хочу вернуть Котёнка себе, то надо действовать не так. Не насилием и угрозами. Она должна сама выбрать меня. И совсем скоро у меня появится шанс позволить ей вновь узнать меня.

Медленно потягивая алкоголь и любуясь лунной дорожкой на воде, захотел забыться на какое-то время. Не думать о сделках, безопасности поставок и сохранности прибыли, не думать о Марине. Приближающаяся вдоль берега женская тень привлекла моё внимание, вытягивая из размышлений. Развивающийся по ветру подол платья, превращал девушку в мистическое создание, сошедшее со страниц книги. Она казалась настолько лёгкой, что ветер мог унести её так же легко, как принес на этот берег. Во мне разгорелось любопытство о том, кто она и что делает в полном одиночестве ночью на пляже. Неотрывно наблюдая за силуэтом, с каждым шагом принимающим более четкие очертания, замер. Я почувствовал, как по телу пробежал жар, и чем ближе она подходила, тем сильнее колотилось мое сердце. Не требовалось видеть её лицо, чтобы знать наверняка, кто это. Моё сердце научилось распознавать её на расстоянии, оповещая об опасности, которую она для него представляла. Каждый её шаг в мою сторону эхом отзывался в сердце. Словно завороженный, я не отрывал от неё взгляда, переполненный радостью.

Марина остановилась напротив меня. Её грудь тяжело вздымалась, но она продолжала молчать. Лунный свет, окутывающий её со спины, превращал Котёнка в иллюзию, померещившуюся захмелевшему сознанию. Я не видел её глаз, но чувствовал, как она смотрит на меня. Кожу покалывало в тех местах, которые она рассматривала, электризуя каждый волос на теле. Зная, что стоит мне произнести хоть слово, и момент будет разрушен, продолжал молчать, впитывая ощущения. Наблюдая, как учащается её дыхание, и, чувствуя на себе взгляд Марины, ощутил, как моё тело напряглось, словно оголенный нерв. Её присутствие пробудило каждую клетку в организме, словно магнитом притягивая к себе. Не зная, для чего именно она появилась на пляже, выжидал, боясь вспугнуть её.

— Я…, - начала она и тут же остановилась.

Дав ей время собраться с мыслями, я не произнес ни слова.

— … пришла, — снова замолчала она.

В горле пересохло, словно я целый день не держал во рту ни капли жидкости. Не отрывая от неё взгляда, сделал ещё один глоток рома, поставив бутылку на песок рядом с лежаком.

— Зачем? — спросил, охрипшим голосом, стараясь не показывать надежды, всколыхнувшейся в груди.

Марина сделала шаг вперед, приближаясь ко мне. Свет упал ей на лицо, наконец-то показав глаза. Она смотрела на меня с каким-то болезненным отчаянием, словно сама не была уверена в том, что делает.

— Покажи мне, — еле слышно проговорила она.

— Что ты хочешь увидеть? — посмотрел на её слегка приоткрытые губы, снова почувствовав сухость во рту, тут же возвращаясь к её глазам.

Переступая с ноги на ногу, Марина подошла к лежаку, медленно опускаясь на его край. Её бедро соприкоснулось с моим, обдавая жаром. В горле образовался ком, мешающий говорить. Я смотрел на нее, сгорая от нетерпения дотронуться, и в тоже время, не решаясь первым сделать шаг. Она подняла дрожащую руку, осторожно опуская её на мой живот. Котёнок смотрела на свои пальцы, не поднимая на меня взгляд и не двигаясь дальше. Несколько мгновений её рука словно привыкала к моему телу у неё под ладонью, а затем двинулась дальше, оставляя за собой след из мурашек. Она аккуратно касалась меня через рубашку, исследуя пальцами грудь, плечи, поднимаясь выше. Когда она дошла до границы, где заканчивался расстегнутый воротник рубашки, и начиналась кожа, рука замерла на секунду и двинулась дальше. Тонкие пальцы плавно скользили по моей шее. В животе все скрутилось в крепкий узел от ощущения ее ладоней на моем теле, а сердце стремилось выпрыгнуть из груди. Я замер, вспоминая каково это, чувствовать ее прикосновения. Не вынужденные, как во время танца, а добровольные. Она прочертила линию до подбородка, прикоснулась к скуле и осторожно провела подушечками пальцев по нижней губе, посылая электрические разряды по всему телу.

— Покажи…, - запнулась она, громко сглатывая, — все то, о чем говорил.

Для меня этого было достаточно. Обхватив Марину двумя руками за талию, резко приподнял ее и усадил на себя сверху. Она спустила мой предохранитель, освобождая неконтролируемую жажду. Обхватив одной рукой её за талию, второй положил на спину, приближая к себе. Я понимал, что следует быть осторожным, но её просьба стёрла все проложенные границы, оставив единственное желание — чувствовать. Прерывистое дыхание обдало мою кожу, когда она приблизила своё лицо к моему. Не медля ни секунды, прижался губами к её рту. В момент соприкосновения наших губ почувствовал, как с плеч падает огромная тяжесть. Нежная мягкая кожа, оказалась точно такой же, какой я помнил её на протяжении года. Марина прикрыла глаза, слегка подрагивая в моих объятиях. Обхватывая её, поднял руку к шее Котёнка, заскользив пальцами вверх в её волосы. Мягкий шёлк прядей, напомнил дом. Наш с ней дом, где мы были счастливы. Провел языком между её губ, не веря в реальность происходящего. Марина приоткрыла рот, не препятствуя мне. Зажал её нижнюю губу между своих, втягивая. Хотелось растянуть долгожданный момент, успев насладиться каждым мгновением. Марина издала тихий стон. Мьерда! Я забыл, какие же сладкие у неё звуки. Приняв это за призыв к продолжению, я протолкнулся языком к ней в рот, дотронувшись до её языка. Повернув голову на бок, завладел её губами, углубляя поцелуй. Влажный, горячий язычок отвечал на движения моего. На вкус она была словно клубника, шампанское и солнце. Такая же горячая и жизненно необходимая. Мне хотелось выпить её, чтобы сохранить всю сладость для себя.

Крепче прижав девушку к себе, почувствовал, как она прильнула ко мне, вжимаясь возбужденными сосками в мою грудь. Её руки обхватили меня за шею, заскользив по затылку. Марина отвечала на мой поцелуй с таким же голодом, с каким я поглощал её. В брюках стало тесно, но я не хотел разрушать долгожданное блаженство похотью и спешкой. Я желал её до одури и, в то же время, наслаждался нашими ласками как никогда раньше. Мир перестал существовать. Остались лишь мы вдвоем и наш голод. Мы выписывали круги языками, переплетая их и исследуя каждый миллиметр губ друг друга.

знаю, в какой момент я перестал осторожничать, целуя её жестко и жадно. Я ласкал её язык, тут же засасывая и покусывая губы, резко погружаясь в её горячий рот, блуждая руками по её спине. Марина кусала мой рот, впиваясь ногтями в шею и оставляя следы. Она вжалась сильнее в мою эрекцию, заерзав на ней. Я зарычал, понимая, что она настолько же сильно возбуждена, как и я. Схватил её за шею, опуская губы на подбородок, прокладывая дорожку из влажных поцелуев вниз по её шее. Марина тяжело дышала, по-прежнему держа глаза закрытыми. Я хотел увидеть её взгляд, хотел понять, отозвалось ли сердце на мои ласки или это всего лишь тело. Накрыл одной рукой пышную грудь, сжимая сосок через ткань платья. Стянутая в горошину вершинка, царапала ладонь, взывая к вниманию. Провел по острому соску большим пальцем, вызывая из Марины стон. Я оторвался от ее шеи, посмотрев на прекрасное лицо.

— Посмотри на меня, — я хотел видеть ее глаза.

Руки Котёнка на моей шее замерли, но Марина продолжала плотно сжимать веки.

— Мне нужно видеть твои глаза. Нужно знать, что ты полностью со мной.

Ее ресницы затрепетали, медленно приподнимаясь. Взгляд Марины остановился на моем подбородке, не двигаясь вверх. Она боялась посмотреть в мои глаза. В груди защемило. Находясь физически со мной, она не собиралась впускать меня в голову, сохраняя дистанцию.

— Посмотри на меня, — осторожно взял ее за подбородок, приподнимая. — Без тебя я схожу с ума.

ком, образовавшийся в горле. Дыхание Марины участилось. Она подняла тяжелые веки, посмотрев затуманенным взором. Я продолжал массировать ее шею рукой, а второй крепко удерживать за талию, не желая отрываться от её тела. Как долго я ждал этого момента, и насколько важно было не оттолкнуть ее от себя еще дальше. Наши взгляды встретились, и с глаз цвета морской воды спала поволока. Ее щеки пылали, а грудь тяжело вздымалась. Осторожно убрав руку с ее талии, я провел костяшками пальцев по бархатной щеке, балансируя на грани отчаяния. Марина смотрела на меня, какое-то время не двигаясь. Между ее бровей пролегла морщинка, а глаза похолодели. У меня в груди все оборвалось. Не успев обрести, я снова терял её. Котёнок все еще сидела на мне, сжимая ногами мои бедра, но между нами будто оказалось расстояние в тысячи миль.

— Я сделал тебе больно? — тихо спросил, надеясь на то, что она скинет этот чужой взгляд и посмотрит на меня так же, как и раньше.

— Я не могу, — отстранилась она, убирая руки с моей шеи и подхватывая подол платья, слезая с меня.

— Стой! — схватил ее за ладонь.

Я не собирался ее отпускать. Не после того как вновь смог почувствовать её, раствориться в тепле и нежности.

— Прости. Я не знаю, о чем я думала, решив прийти сюда. Этого не должно было случиться, — ее глаза вновь скрывала ночь.

Луна освещала лишь ее руку, зажатую в моей ладони. Поглаживая ее тонкие пальцы, наткнулся на холодный камень, обрамленный металлом. По телу пробежала злость. Она принадлежала другому. И сегодня ночью она без сожаления будет таять в его объятиях, одаривать его слух сладкими стонами и позволит ему погрузиться в ее тело, изнывая от желания. Резко выронив ее ладонь, выпрямился во весь рост. Теперь она смотрела на меня снизу вверх.

— Ты знала, как сильно тебе понравится мой поцелуй, Чика, — усмехнулся, маскируя отчаяние. — И ты была готова дать больше, — пытался рассмотреть выражение ее лица.

Марина прижала руки к груди, закрываясь от меня.

— Хотела. Чтобы ты оставил меня и Пабло в покое. Если это именно то, что заставит тебя позабыть о моем существовании, то да. Я была готова пойти дальше и не вспоминать о тебе больше.

В ее голосе слышалась злость, и даже ненависть. Она выплевывала слова, обжигая ими словно ядом.

— И многим ты предлагаешь такой способ оплаты вашего спокойствия? — достал из внутреннего кармана сигарету, стараясь занять руки хоть чем-то, чтобы в наказание за все вышесказанное не опрокинуть её на песок и грубо взять.

— Какой же ты подонок! — с отвращением проговорила она и повернулась ко мне спиной, собираясь уйти.

— Мьерда! — выбросил сигарету под ноги, схватив Марину за предплечье, разворачивая к себе лицом.

— Скажешь, я не прав? Как тогда я должен понимать все это?! — наклонился, приблизив свое лицо к ее, всматриваясь в широко распахнутые глаза. — Ты приходишь, предлагаешь себя, извиваешься и стонешь в моих руках, а потом говоришь, что это во благо чертова Пабло!

Мой голос эхом прогремел по берегу. Испугано оглянувшись, она начала вырываться из моих рук.

— Я не знаю, почему ты с ним, — сильнее сжал пальцы на ее предплечьях, — и не знаю, правда ли то, что ты не помнишь меня, Котенок. Чёрт, разве ты не видишь, как твоё тело реагирует на меня? Оно дрожит лишь от одного моего взгляда. А с ним ты словно неприступная скала. И сегодня, когда он будет трахать тебя, на его месте ты будешь представлять меня!

Рывком притянул ее к себе, захватывая припухшие от моих поцелуев губы и проталкивая язык в ее горячий рот. Марина вскрикнула, упершись ладонями мне в плечи. Она попыталась оттолкнуть меня, но положив одну ладонь ей на затылок, я удерживал её на месте, не позволяя вырваться. Я завладел её ртом, губами, стремясь захватить её сердце. Невзирая на легкое сопротивление, Котёнок отвечала на поцелуй, жадно посасывая мои губы и язык. Этот раз не был похож на предыдущий. Сейчас не оказалось места для осторожных прикосновений и проверки границ дозволенного. Я клеймил её губами, вкладывая в поцелуй всю ту страсть, отчаяние и любовь, что пылали во мне для неё. Ее мягкие податливые губы впивались в мои, зубы зло царапали язык и губы, но она тут же переплетала наши языки, показывая, как сильно желает меня.

— Кэндис! Кэндис! — услышал вдали голос Переса.

Боль пронзила мою нижнюю губу, и Марина резко оттолкнула меня от себя. Она отошла на несколько шагов. Её глаза сверкали в гневе, а грудь тяжело вздымалась как после марафона.

Восстанавливая дыхание, я молча поднёс руку к укушенному месту, не отрывая от неё взгляда. Отняв ладонь ото рта, увидел на подушечках пальцев красное пятно. Поднял глаза к Котёнку, по-прежнему не двигающемуся с места, слизывая кровь с губы.

— В следующий раз ты сдашься, — довольно улыбнулся.

Марина вытерла губы тыльной стороной руки, брезгливо обтирая её о подол платья.

— Кэндис! Это ты? — снова послышался приближающийся голос Переса.

— Я здесь, любимый! — крикнула она через плечо, с вызовом посмотрев мне в глаза.

Резко повернувшись на каблуках, она пошла к нему на встречу. Оставив меня на взводе и готовым к проклятой войне.

Глава 10

Дрожь не унималась. Уже несколько часов я безуспешно пыталась прийти в себя, а в результате погружалась во все большее отчаяние. Как бы упорно я не отгоняла мысли о произошедшем на пляже, ощущения его рук на мне, горячих губ, жадно крадущих последний поцелуй, не исчезали. Каждое его прикосновение, каждый взгляд остались выжженными на коже. Диего, как и раньше, играл на моем теле, словно на инструменте, вылавливая нужную ноту. Стоило ему посмотреть на меня, и весь мир переставал существовать, превращая Его в центр вселенной. Рядом с ним я совершенно теряла контроль над собой, реагируя на близость как на гипноз.

Проследовав на пляж, я знала, на что иду, рассчитывая именно на полученную реакцию Диего. Но также я прекрасно понимала, чем это может обернуться для меня. Я инстинктивно тянулась к нему, не важно, насколько сильно горела ненависть к этому опасному мужчине или как велик был страх перед его жестокостью. Больше всего я опасалась своих чувств, именно они представляли самую большую опасность, оставаясь такими же яркими, как и раньше. Теперь подчеркнутые ненавистью, они пылали еще сильней.

Сделанный сегодня шаг должен был ознаменовать начало конца Диего Альварадо, но в реальности он стал моим концом. Я знала, что не вернусь после всего этого к жизни такой же, какой уехала от Софи. Мне предстояло оставить в этом городе что-то важное, позволяющее быть человеком. После грядущих событий моя душа навсегда останется здесь, вместе с дьяволом, носящим имя Ангела.

Проворочавшись в постели в безнадежных попытках уснуть, я спустилась к бассейну, укутавшись в плед. Несмотря на душную ночь, меня по-прежнему знобило. Эмоции, раздирающие на части, не желали утихать. Меня пугала тяга к Диего. Мечтая об успокоении, я всматривалась в рябь на воде, предвещающую начало шторма, точно так же, как и сделанный мной первый шаг, ведущий в чистилище.

Мысленное признание во влечении к моему палачу тут же вытянуло на поверхность воспоминания о сырой земле на коже и трупах, окружающих мое тело и удерживающих в могиле. Кошмар вернулся. На этот раз не потребовалось даже погружаться в сон, чтобы прочувствовать в мельчайших подробностях пережитый ад. Восстановила дыхание, мне требовалось хоть как-то почувствовать себя живой. В поисках тепла и подтверждения того, что на самом деле всё еще жива, я закурила захваченную из бара пачку сигарет. Дым от тлеющей между пальцами сигареты уносил в сторону ветер. Я смотрела, как прозрачные завитки уплывают от меня, забирая жар. Закутавшись посильнее в плед, поднесла сигарету к губам, делая новую затяжку. Горячее облако окутало горло, проникая ниже в грудь. Задержав дым во рту на несколько секунд, смакуя его, медленно выдохнула. Запах сигарет пропитал плед и одежду, всколыхнув воспоминания о нем. Это был Его запах. Сигарета за сигаретой исчезали из пачки, пока спокойствие возвращалось ко мне.

Я снова и снова прокручивала встречу на пляже. Лишь позволив себе насладиться послевкусием минувшего вечера, избавилась от дрожи. Я должна была один раз дать мыслям и чувствам плыть в избранном ими направлении, понимая, что лучше пропустить их через себя сейчас, чем потерять голову рядом с Диего и провалить все задуманное. Что бы я не испытывала к нему, не имела права забывать о том, кем на самом деле был человек, перевернувший и разрушивший мой мир. Он никогда не доберётся до Софи, и не испачкает мою девочку кровавыми руками.

— Не спится?

Вздрогнула, услышав голос Андреса.

— Похоже, давно здесь сидишь, — подошел к лежаку, бросив задумчивый взгляд на переполненную пепельницу.

— Я…, - запнулась, задумавшись о проведенном у бассейна времени, — не знаю, — потушила сигарету, оставив окурок в пепельнице. — Наверное. Скоро рассвет?

— Скоро, — медленно опустился в соседний шезлонг.

— Почему ты не спишь? — посмотрела на него, обрадовавшись возможности отвлечься от тяжелых мыслей.

— Просматривал материалы, — откинулся на спинку лежака, посмотрев на затянутое облаками небо. — Искал то, что мог упустить раньше.

— Не знаю, перестану ли восхищаться твоей работоспособностью!

— Только ей? — повернул лицо ко мне, улыбнувшись.

Мне нравилась улыбка Андреса. Она придавала ему мальчишеский вид, стирая со смуглого лица чрезмерную озабоченность. Черные глаза начинали искриться, позволяя увидеть совершенно другого человека, лишенного тяжкого груза ответственности, вытягивающей из него энергию. Лейтенант Рамирес отдавался работе без остатка, не позволяя себе обыкновенных радостей жизни. Казалось, что расследования и есть вся его жизнь. Меня одновременно поражала и в то же время огорчала его одержимость выполняемым делом. Она выматывала его, высасывая из этого привлекательного молодого человека свет, идущий из сердца, пятная грязью преступного мира. За этот год я успела неплохо узнать Рамиреса с профессиональной стороны, но у меня практически не было возможности узнать его глубже. Андрес закрывался от людей, не позволяя проникнуть к тому, что скрывалось под значком полицейского. Но даже под бронежилетом он не мог спрятать собственной доброты, порядочности, искренности и готовности биться за справедливость до последнего.

Весь год, что он помогал мне подготовиться к делу, Андрес держался очень профессионально, поддерживая меня морально, наблюдая за мной, но оставаясь по-прежнему загадкой. И лишь с того момента, когда мы примерили на себя наши роли, я стала замечать в нём перемены. Появилось больше улыбок, взглядов, которые я не могла прочесть. Он приоткрывал броню, впуская меня внутрь. Замечая, пусть и маленькие, но шаги, сделанные им для сближения, я гордилась этими успехами, воспринимая их как его личный подвиг.

— Лейтенант Рамирес, даже используя ваши профессиональные навыки, вы не сможете этого выпытать у меня, — улыбнулась в ответ.

— Я бы не был в этом так уверен.

— Не напрашивайся на комплименты. Это привилегия девушек, — неожиданно для себя вспыхнула, смутившись направлению, в котором двинулась эта беседа.

— Мужчинам тоже нравится слышать похвалу, — посмотрел мне в глаза, дожидаясь реакции.

— Даже и не мечтай. От меня ты не услышишь ни одной!

— Даже совсем маленькой? — перестал улыбаться, притворившись расстроенным.

— Ты флиртуешь со мной? — слегка отодвинулась в сторону, чтобы лучше разглядеть его, возвращая себе невозмутимость.

Он смущенно улыбнулся, на мгновение отводя взгляд в сторону, но тут же возвращаясь к моим глазам.

— Не смог удержаться, — слегка понизил голос, вызывая странное волнение.

— Да брось! — повернулась на бок, чтобы лучше его видеть. — Откуда такие перемены? Целый год сдерживался, а сегодня нет?

— Считай это уловкой, чтобы развеселить тебя, — отвернулся, посмотрев на воду, слегка пожимая плечами.

Услышав его слова, я замерла, осознавая, что действительно смогла ненадолго забыть об удерживающей меня пропасти. Я молча смотрела на Андреса, совершенно не понимая, как должна реагировать на его признание. Он знал о моём состоянии и предпринимал попытки, чтобы я чувствовала себя живой.

— Спасибо, — тихо проговорила, повернувшись лицом к воде, медленно опуская голову на спинку лежака.

Между нами повисло молчание. Ко мне вновь вернулись нежеланные мысли о Диего, о том, что все только начинается.

— Хочешь поговорить? — заговорил Андрес.

— Не уверена в этом, — прокашлялась, избавляясь от вставшего в горле кома.

— Что произошло там, на пляже? — сменил игривый тон на обеспокоенный.

— Я сделала первый шаг, — ответила, словно на автомате.

— Марина, он сделал тебе больно? — осторожно спросил мексиканец. В его голосе слышалась озабоченность.

— Не называй меня этим именем! — выпрямилась, приподнимаясь на локтях, стрельнув глазами в детектива.

— Прости, — поднял руки ладонями вперед, показывая, что не собирается спорить.

Напряженное молчание снова заполнило воздух, разлетаясь по ночи вместе с ветром. Андрес хотел знать правду, имея полное право на это. Ведь именно такой была наша договоренность. Но я не могла выдавить из себя ни слова. Горло будто заклеили изнутри пластилином, не позволяя звукам выбираться наружу. Я подбирала нужные слова, намереваясь произнести их вслух, но даже не могла раскрыть рта.

— Я вижу, как тяжело тебе участвовать во всем этом, — мягкий голос Андреса, окутывал, как теплый весенний воздух, успокаивая напряженные нервы. — И мне очень жаль, что тебе приходится снова проходить через всё, о чем мечтаешь забыть. Ты можешь выйти из игры.

— Нет! — резко ответила, повернувшись к нему. — Нет! Я доведу начатое до конца. Ни за что этот монстр не доберется до моей дочери! Я готова на всё, ты понимаешь? — наклонилась вперед, заглядывая в самую глубину его черных глаз. — На всё! — неожиданно почувствовала прилив сил, в котором я так нуждалась весь этот вечер.

— Запомни это, Андрес, и если он как-то узнает о ней, то я готова на крайние меры.

— Я не допущу этого, — твердо сказал он. Взгляд лейтенанта мгновенно ожесточился, возвращая вместо заботливого мужчины, решительного и беспощадного копа.

Мне требовалось услышать это от него. Не важно, как сильно я была настроена на защиту своего ребенка, всегда важно знать, что ты не один, и кто-то сможет подстраховать тебя и подставить твердое плечо. Чем бы эта история не закончилась для меня, Ангел обязательно получит по заслугам. Ничто и никто не позволит ему разрушить мою дочь.

— Хорошо, — протянула руку дотронувшись до его, и с благодарностью сжала ладонь.

Снова перевела взгляд на воду, рассматривая небольшие гребешки, собирающиеся под дуновением ветра. При искусственном освещении вода в бассейне даже ночью выглядела кристально голубой, заставляя игнорировать мусор, сброшенный ветром в воду, и любоваться лишь игрой света. Точно так же, как и Ангел. Он заставлял влюбиться в то, что выставлял в выгодном для него свете, отвлекая внимание от гнили, наполняющей его нутро.

— Я поцеловала его, — произнесла, не чувствуя больше прежнего волнения. — Он ответил на поцелуй.

Когда я заговорила, взгляд Андреса вспыхнул на моей коже. Он молча смотрел на меня, слушая каждое слово.

— Знаешь, поймать его на крючок, оказывается еще проще, чем мы думали, — усмехнулась.

Вся ситуации начала казаться мне настолько комичной, что в самую пору оставалось лишь рассмеяться. Год назад я была готова на все, лишь бы он стал полностью моим. Верил только мне и никогда не поворачивался спиной. А теперь, мне нужно было обратное. Чтобы этот мужчина никогда больше не приближался ко мне.

— Только он понимает, что никакой амнезии у меня нет. Это может подтолкнуть его к необдуманным поступкам. Может причинить тебе вред, — повернулась, с сожалением посмотрев на Андреса, понимая, что он вряд ли сможет противостоять Ангелу, если тот решит его убрать с пути.

— Со мной все будет в порядке, — его взгляд смягчился, возвращая вместо безэмоционального полицейского, Андреса — друга.

— Не стоит недооценивать его. Он способен на жуткие вещи.

Пламя, охватывающее тело Майкла, вспыхнуло перед глазами, погружая в пережитый ужас того дня. Никогда раньше мне не доводилось встречаться с подобной человеческой жестокостью. Ия уверена, что это далеко не предел того, на что способен Ангел.

— Кэндис, — сделал паузу, словно спрашивая разрешения на право называть меня так, — я годами занимаюсь делом Сангре Мехикано и поверь, я знаю, что может этот ублюдок.

— Я беспокоюсь, Андрес. Наша фальшивая помолвка делает тебя его мишенью номер один.

Лейтенант спустил ноги с лежака, усаживаясь лицом ко мне. Он посмотрел в сторону, запуская пальцы в волосы и взъерошив их. Шумно выдохнув, Андрес медленно опустил руку по лицу, почесав подбородок, покрытый черной щетиной. Я наблюдала за тем, как он мысленно прокручивал разные доводы, подбирая необходимые слова, способные убедить меня. Когда наши взгляды встретились, его глаза излучали абсолютную уверенность и спокойствие.

— Так же, как и ты, я готов на все, чтобы прекратить те жуткие преступления, виновником которых он стал. Если ты доверяешь мне, то не думай о том, как это отразится на мне. Сосредоточься на главном. Об остальном позабочусь я.

Прошло два дня с нашего ночного разговора, когда Андрес сообщил о следующей встрече с Ангелом. Он должен прилететь в наш особняк в Майами и провести там выходные. Поэтому, от меня требовалась вся собранность и выдержка, чтобы пережить эти длинные дни. События стали набирать обороты. Дорога назад перекрыта. Передо мной стояла непростая задача, и я не имела права провалить её.

Собрав необходимые вещи, мы вылетели во Флориду. Огромный уединенный особняк на берегу Атлантического океана встретил нас дружелюбной тишиной. В округе не раздавалось ни звука, кроме шума прибоя и шелеста листвы деревьев. Увидев с террасы дома мили и мили водной глади океана, переходящего в линию горизонта, затаила дыхание. По сравнению с величием природы все проблемы людей представлялись сущей мелочью. Все мы приходим в этот мир и обязательно уйдем. Не важно, как сильно все мы пытаемся оставить свой след в жизни, со временем любое упоминание будет стёрто и полностью забыто. Вселенная гораздо умнее нас, она знает, что должно существовать вечно, а чему уготован лишь краткий срок. Так не поэтому ли наш человеческий век так скоротечен, что мы не способны созидать, а лишь разрушать себя, других и мир вокруг? Тот единственный шанс, подаренный нам для чего-то прекрасного, мы бездумно тратим на беспрерывную вражду. Даже если человек прожил всю свою жизнь в мире с окружающими, он будет бороться с собой до конца своих дней.

Так для чего все эти боль, страдания, слезы? Почему мы намеренно ищем собственного разрушения? Неужели, это заложено где-то на генетическом уровне, и в этой войне выиграет тот, кто сможет перебороть инстинкты, действующие веками? Чем бы это в итоге ни оказалось, но только так я могла объяснить собственную тягу к Диего. Я знала, что бесполезно противостоять собственному телу, как и знала о том, что это не помешает мне выполнить дело до конца.

День перед приездом Ангела выдался довольно напряженным. Дом гудел. Люди сновали в разные стороны, готовясь к приезду гостей. Андреса не появлялся до самого вечера, предоставляя меня в собственное распоряжение и давая возможность вжиться в роль хозяйки дома. Прислуга широко улыбалась и покорно кивала на каждое мое указание. Приготовление гостевых комнат и планирование приема в честь деловых партнеров моего жениха легло на плечи персонала и заранее нанятого организатора мероприятий. Если бы не эксцентричный молодой человек с женственными манерами, я бы ни за что не успела справиться с поставленной задачей и уложиться в такие сжатые сроки.

— Не спишь? — заглянул в спальню Андрес, тихо закрывая за собой дверь.

— Ждала твоего возвращения, — отложила журнал в сторону, осматривая его с ног до головы.

Он выглядел утомленным. Взъерошенные волосы, расстегнутый воротник рубашки, переброшенный через руку пиджак, всё указывало на то, что у него был тяжелый день. Андрес медленно прошел вглубь комнаты, усаживаясь в кресло рядом с кроватью, облокачиваясь о колени. Приподняв голову, он слегка улыбнулся, посмотрев на меня.

— Длинный день? — убрала глянцевый журнал с коленей на тумбочку, поворачиваясь на бок, чтобы лучше видеть его.

— Бесконечный, — устало усмехнулся он, растирая напряженную шею.

— Хочешь поговорить об этом?

— Нет, — устало покачал головой, поднеся ладонь к переносице, потирая её двумя пальцами. — Лучше расскажи, как ты? — выпрямился, опуская плечи, наконец-то позволяя себе расслабиться.

— Неплохо, — улыбнулась, тут же поджимая губы.

— Волнуешься? — внимательно смотрел в мои глаза.

— Солгу, если скажу, что нет. Было бы глупо с моей стороны не беспокоиться.

— Ты уверена, что сможешь пережить эти дни? — нахмурился, не разрывая зрительного контакта. — Прости, не тот вопрос. Сможешь ли правильно отыграть свою роль, не выпуская на поверхность настоящих чувств?

— Смогу. Всё пройдет именно так, как и задумано, — ни на секунду не усомнилась в ответе. — Остается лишь дождаться зрителей.

— Хорошо, — кивнул Андрес, поднимаясь на ноги.

— Ты не забыл, что сегодня спишь здесь? Мы не можем допустить, чтобы у прислуги появились вопросы. Не тогда, когда ему предстоит провести две ночи под одной крышей с нами.

Меньше всего хотелось быть пойманными на такой мелочи, как раздельные спальни. Нам предстояло не просто отыграть свои роли, но по-настоящему слиться с персонажами, став ими.

Твои вещи уже здесь, — спустила ноги с кровати, указывая подбородком на гардеробную.

Андрес задумчиво перевел взгляд в указанную мной сторону, несколько секунд рассматривая дверь гардеробной комнаты. Молча кивнув, он скрылся за ней, зашелестев одеждой.

Задумчивость и молчание лейтенанта вызвали внезапную нервозность. Опустила голову вниз, заметив, как вывожу пальцем круги на ноге. Сцепив руки вместе, начала мысленно считать:

«— Один, — вдох.

— Два, — выдох.

— Три, — вдох.

— Четыре, — выдох».

Дверь распахнулась. Андрес вышел из гардеробной, сжимая в руках одежду. Я чувствовала его взгляд на себе. Он остановился напротив, дожидаясь чего-то.

— Кэндис, — заговорил он.

— Да? — подняла голову, удерживая в голове цифру пять.

— Не против, если я приму здесь душ?

— Конечно, нет. Мы живем вместе, — натянула улыбку.

Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но вместо этого снова кивнул и ушел в ванную.

— Пять, — произнесла вслух и шумно выдохнула.

Предстоящая ночь вызывала во мне не меньше волнения, чем приезд Ангела. Я не боялась Андреса и доверяла ему. Но одна мысль о проведении целой ночи в кровати с мужчиной, даже если это должен быть только совместный сон, повергала меня в ужас. Другие представители сильного пола, появлявшиеся в моем прошлом, не приносили ничего хорошего. Представляя чужие руки на себе, я покрывалась липким потом. Хотелось закрыться ото всех в каком-нибудь бункере и не видеть никогда больше ни одного живого человека. Мысли о постороннем мужчине рядом вызывали воспоминания о Майкле и нашей брачной ночи, клиентах в клубе, распускающих свои грязные руки, людях Ангела, пытающихся изнасиловать меня и конвое, сопровождавшем нас до места казни. Я просто не способна вытерпеть рядом с собой мужского присутствия. Даже если это Андрес. При включенном свете я знала, кто он, и была уверена в его намерениях. Но стоит освещению погаснуть, как он тут же превратится в чудовище, пришедшее причинить мне боль.

К горлу подкатила тошнота. Я зажмурилась, снова медленно считая.

«— Один, — вдох.

— Два, — выдох».

больших и потных ладоней заскользило по телу, жадно сжимая его. Распахнув глаза, упала на пол, открывая рот в беззвучном крике, не в силах вдохнуть. Призрачные прикосновения, пятнали мою кожу.

“Их нет. Их нет. Это мираж”, - повторяла про себя.

“Их нет. Я одна. Их нет. Одна. Одна”.

Расслабив горло, снова задышала, падая на спину и возвращаясь в реальность.

Остаться на ночь в одной комнате с Андресом — выше моих сил. Я не смогу закрыть глаза даже на мгновение. Головой я понимала, что страхи по отношению к нему беспочвенны, но ничего не могла поделать с подсознанием, так настойчиво подсовывающим мне самые жуткие из моих воспоминаний. Странным оставалось лишь одно. Почему рядом с Диего я не чувствовала подобного отвращения и страха? Безусловно, я боялась его, как никого другого. Но мое тело с готовностью откликалось на него, не задумываясь о возможных последствиях.

Отдышавшись, поняла, что в ванной прекратился шум воды. Услышала шаги за дверью и щелчок замка. Нужно было привести себя в порядок, но я не нашла в себе сил даже пошевелиться. Приближались шаги, заглушаемые ворсом ковра.

— Кэндис! — замер на месте лейтенант, в следующее мгновение очутившись на коленях, и протягивая ко мне руку.

— Не надо! — успела остановить. — Не сейчас, прошу.

— Что произошло? — в недоумении смотрел он, стоя на коленях рядом со мной.

— Прости, я не смогу. Я физически не смогу остаться с тобой в одной спальне на целую ночь.

— Но…черт. Конечно. Только скажи, чем я могу помочь?

— Только оставить меня одну, — приподнялась, усаживаясь рядом с кроватью.

— Ты уверена, что это хорошая идея в данный момент? — нахмурился он, все так же обеспокоенно рассматривая меня.

— Сейчас это самое лучшее, что ты можешь для меня сделать…

— Если так лучше, то конечно.

— Как быть со слугами? Это будет подозрительно, если мы окажемся ночью в разных спальнях, — беспокоилась о правдоподобности нашей легенды.

— Не беспокойся. Я переночую в кабинете. Сделаю вид, что заработался и вырубился в процессе, — провел рукой по влажным волосам.

— Да. Пожалуй, это самый лучший вариант. Прости, — я была виновата перед ним и перед нашим общим делом. Но остаться с ним ночевать в одном пространстве — это могло подвергнуть риску всю проделанную работу, раскрыв нас.

— Тебе не за что извиняться, — улыбнулся он. — Мне на самом деле очень жаль, что тебе пришлось в этом участвовать. Чувствую себя куском дерьма, — нахмурился, поймав мой взгляд. — Если тебе что-то нужно, просто скажи мне, хорошо? — в его глазах загорелась надежда.

Я понимала, что он хочет как-то загладить свою вину и сделать мое существование немного легче, но единственное, о чем я мечтала, это оказаться в одиночестве.

— Все в порядке, — нашла в себе силы улыбнуться. — Не волнуйся обо мне.

— Точно?

— Точно, — растянула улыбку еще шире.

— Тогда, до завтра, — поднялся на ноги, отходя к двери.

— До завтра, Пабло, — махнула рукой, вживаясь в роль.

Андрес подарил мне последний обеспокоенный взгляд, прежде чем за ним закрылась дверь.

Откинув голову на кровать, провела руками по телу, убеждаясь, в отсутствии следов чьих-то прикосновений. Я осторожно исследовала себя, проверяя кожу. Наклонившись вперед, убедилась в том, что ощущения не обманывали меня и не видно следов чужих рук. Задышав свободной грудью, поднялась на ноги, возвращая самообладание.

Сегодня мы нашли выход для этой ситуации, но завтра подобное окажется невозможным. Ангел будет с нами в одном доме, следить за каждым нашим шагом. И до его приезда мне придется сделать невозможное и решить свою проблему, оставшись на ночь в одной спальне с Рамиресом. Впереди целые сутки для обдумывания вариантов выхода из положения. А пока мне предстояло, как следует выспаться. Ведь уже через несколько часов появится гораздо более весомый повод для беспокойства. Диего окажется здесь, и на этот раз мне будет некуда бежать.

Глава 11

Разбираясь с вопросами банды, я погрузился с головой в бездонную прорву дел, не позволяя себе расслабиться ни на минуту. Я не хотел анализировать ночь на пляже, после которой не мог уснуть, не хотел вспоминать, какая на ощупь ее кожа и на вкус губы, не хотел до тех пор, пока у меня не появится новая возможность воспроизвести эти воспоминания в реальном времени.

Внезапно у меня появилась не только энергия, но и желание для действий, способных вернуть позиции Сангре Мехикано на побережье. Постоянная слежка и прослушка федералов все еще сковывали движения, но не обездвиживали полностью. Адвокат скинул с моего хвоста копов, позаботившись так же обо всем ближайшем окружении. Но они по-прежнему пытались поймать нас, используя мелких сошек. Закон не мог запретить им выполнять свою работу, но как минимум, пока он держал этих псов в стороне от меня.

Перед поездкой в Майами предстояло решение нескольких важных вопросов, а так же разговор с Эстер. Но он мог подождать до нужного момента. Пока наиболее важным казалось встретиться с основными поставщиками, решившими после начала проверок и обысков заморозить дела с бандой.

Благодаря Энтони Пирсу, самому скользкому типу, но первоклассному законнику, я смог спокойно назначить встречу, не придумывая для этого отдаленных мест и запутанных способов прибытия. Этот пройдоха сумел не просто избавить меня от наблюдения, но и получил запрет на слежку для всех моих приближенных. Оставалось не вляпаться в новое дерьмо и снова не разворотить эту навозную кучу, пробуждая всех мух. Они жаждали моей ошибки. Стояк федералов на верхушку Сангре Мехикано с каждым годом усиливался, мешая им свободно ходить. Эти ублюдки были готовы на все, лишь бы поиметь одного из нас на пожизненный срок. Не подсуетись Джон вовремя с судебным запретом, оберегающим нашу частную жизнь, о встрече с картелем можно было забыть на долгое время.

Впервые за, казалось бы, целую вечность, оседлав байки, мы с амигос двигались вместе по трассе, вызывая интерес прохожих и пробуждая ужас. Ветер, обдувающий лицо, вибрация мотоцикла и гул мотора — все это позволяло почувствовать себя живыми. Именно в такие моменты я был ближе к братьям, чем во время совместных пьянок и пустого трёпа. Мы составляли единое целое, и ничто не способно нас разъединить.

Держаться в стае, не заботясь ни о чем, словно дикие волки, именно такими были ощущения, когда мы оказывались вместе. Этим особенно привлекала меня банда в детстве. Попав единожды внутрь, ты никогда не будешь одинок. Так я чувствовал себя рядом с амигос, находящихся бок о бок со мной. Эта связь нерушима, но она не могла искоренить тоску и гнетущее одиночество в душе. Поэтому такие редкие моменты единства, устанавливающие, пусть всего и на несколько мгновений, но всё-таки гармонию не только с миром, но и с собой, казались гребаным раем. Только в дороге я не думал ни о чем, живя здесь и сейчас.

На подъезде к месту увидел Хорхе Мартинеса и его ребят, дожидающихся нас. Этот парень никогда не опаздывал, прибывая чуть раньше назначенного времени. Такую пунктуальность можно приписать к его плюсам, несмотря на то, что он делал это исключительно ради собственной безопасности, проверяя местность на ловушки и подготавливая надежный тыл для себя и своих людей. Для кого-то это было поводом для недоверия Мартинесу, но для меня лишним доказательством его профессионализма. В нашем бизнесе уверенность в партнёре играла важную роль, но еще большую составляла готовность к любому развитию событий.

— Ангел, — поприветствовал коротким кивком головы Хорхе.

В его взгляде читалась настороженность, словно он ожидал в любую секунду увидеть отряд федералов, застегивающих наручники на каждом участнике встречи.

— Спасибо, что согласился поговорить, — остановился в паре метров от Мартинеса.

По обеим сторонам от мексиканца стояли его ребята, пристально осматривающие моих амигос. Чуть позади, прижавшись спиной к джипу, дожидалось еще четверо парней. Не нужно было крутить головой по сторонам для подтверждения того, что по всему периметру расставлены его люди в ожидании любого неверного движения моих ребят.

Сангре Мехикано пользовалась особым доверием у картеля, но даже с нами они предпочитали держаться настороже. Учитывая напряженную обстановку на протяжении последнего года, никто не мог обвинить их в этом.

— Кажется, шум немного поутих, — Хорхе смотрел прямо в глаза, задрав выше, чем следует, подбородок.

Уступая мне в росте, он все равно знал, что значит смотреть свысока и как заставить собеседника почувствовать себя некомфортно.

Неизменно хмурое лицо мексиканца редко менялось в выражении. Всегда подозрителен, он предпочитал производить враждебное впечатление, всем своим видом показывая последствия возможного обмана. И ему это удавалось. Он считался самым жестоким и опасным членом картеля. Его боялись и уважали. Мартинес сохранял полную конфиденциальность личной жизни, предпочитая быть известным своими кровавыми пристрастиями. Не зная, свойственны ли ему человеческие чувства, люди в головах рисовали образ некоего мифического чудовища, готового оторвать голову за малейший проступок.

— Мы разобрались с федералами. Они пока нас не тронут, — не отводил взгляд, смотря прямо в его надменные глаза.

Я чувствовал напряжение моих амигос, стоящих по обеим сторонам от меня и прикрывающих спину. Хавьер не сводил глаз с Мартинеса, следя за любыми изменениями в его манере поведения. Он, как и многие братья, был против продления отношений с картелем. Их заносчивость и предлагаемые условия не устраивали нашу сторону, но и обрывать с ними сотрудничество — равносильно объявлению войны. Каждый из присутствующих прекрасно это понимал и даже не старался делать вид, будто находится при встрече старых друзей.

— Уверен, что ты бы не стал назначать встречу с агентами на хвосте, — одобряюще кивнул Хорхе.

— Сангре Мехикано дорожит нашим сотрудничеством, и мы стараемся оградить партнеров от неприятностей. Именно поэтому в последнее время невозможно было производить закупку в желаемом объеме.

— Не нужно объяснений. Мы в курсе последних событий, — мексиканец стоял, не двигаясь, не меняя положения даже на миллиметр, прожигая меня острым взглядом. — Но, мы понесли убытки.

— Как и наша сторона, — разговор повернулся именно в ту сторону, в какую все мы ждали.

— Тем не менее, договор был заключен на срок, за который картель должен получить определенную сумму и ни центом меньше. А из-за этих ваших обстоятельств мы просто остались за бортом, получив вместо обещанного единорога жалкого пони.

Колючая ухмылка появилась на губах Мартинеса, предвещая неприятное обсуждение.

— Не думаю, что в интересах картеля предоставить федералам прямые улики своей деятельности, только из-за выполнения договорных условий.

— Верно. Но теперь, когда, как ты говоришь, Ангел, всё улажено, пришло время оплачивать долги. И не думай, что картель хочет наколоть Сангре Мехикано. Вы получите товар на ту сумму, что мы должны были выручить за прошлый год, а вы нам — деньги.

— Это очень большой объем товара. Для его сбыта потребуется больше времени, а соответственно, заключение нового договора может быть отложено на неопределенный срок.

Мексиканец слегка повернул голову в сторону, посмотрев на что-то вдалеке.

— Знаешь, Ангел, — снова перевел взгляд на меня, — за все годы знакомства с тобой, моё мнение о тебе постоянно менялось. Сначала я не воспринимал тебя как равного, — усмехнулся Хорхе, — затем не хотел доверять, но всё равно знал, что ты не кинешь. Потом наступил период, когда я начал восхищаться тобой. А теперь, — сделал паузу, — я привык к тебе и не хотел бы идти против тебя или Большого Денни. Но ты должен понимать, если Сангре Мехикано не будут с картелем, тогда мы уйдём на сторону другого. Ты знаешь, чем это все обернется для вас.

— Мне не нужно объяснять, как все устроено в нашем мире.

— Тогда не буду говорить о том, что личные симпатии, не имеют никакого значения.

— Я понимаю, — в голове пронесся сценарий с развитием дальнейших событий, и ни один из них не устраивал интересы банды. — Но так же не могу принимать подобные решения без Большого Денни.

— Время идет, нужно что-то решать.

— Дай нам неделю, и тогда получишь ответ.

— Не вздумай опрокинуть меня, Ангел.

— Не в моих интересах, — улыбнулся, понимая, что выиграл целую неделю.

Договорившись с Большим Денни о встрече сразу по возвращении из Флориды, сосредоточился на поездке. Решение лететь одному или в компании созрело еще в ту ночь на пляже и, не колеблясь ни мгновения, я позвал с собой Эстер. Пригласив Амигу, я преследовал несколько целей. Прежде всего, нужно было понять, для чего она проболталась Пабло о нашем намерении прекратить сотрудничество. И, конечно же, я должен вывести Марину на эмоции, избавив её от маски, так тщательно приросшей к её новой личности.

Каждый нерв в теле пребывал в возбуждении перед полетом. Мне не казалось, что нас ждут беззаботные выходные. Наоборот, чем ближе оказывался час встречи с Пересом и его милой новьей Кэндис, тем сильнее я пребывал на взводе, подготавливаясь сразу к нескольким битвам, ни одну из которых я не намерен проиграть. Я отгонял все ненужные мысли, способные вывести меня из равновесия и поставить под удар весь смысл поездки.

На протяжении всего полета Эстер казалась какой-то подавленной и отстраненной. За все годы дружбы, пожалуй, это один из немногих случаев, когда я видел её такой. Молча наблюдая за ней, не собирался задавать интересующих меня вопросов. Спрашивать напрямую — не самая лучшая идея, ведь тогда она может ответить так, как хотел бы услышать я, упуская истинные причины и мотивы. С ней что-то происходило, и это что-то вызывало неприятное предчувствие. И эта поездка — прекрасный способ докопаться до истины.

— Что-то не так? — спросил, устав видеть лишь её затылок и напряженную шею. С момента нашей посадки на рейс она ни разу не посмотрела на меня, устремляя взгляд в иллюминатор.

— Что? — вздрогнув, повернулась ко мне, нахмурив брови.

— Что с тобой происходит, Амига?

— Всё в порядке, — устало улыбнулась она. — Обыкновенная мигрень.

— Может, стоит принять таблетку обезболивающего?

Синяки под глазами, скрытые под слоем тонального средства выдавали её усталость и беспокойство, о котором кричал каждый её жест. Она ни на секунду не расслаблялась, словно ожидая чего-то, что наводило на неё страх. Зная Эстер больше десяти лет, был уверен, она влезла, куда не следовало. Но, естественно, самостоятельно ни за что не расскажет о причине собственной бессонницы и напряжения. Сколько её помнил, она всегда справлялась с переживаниями молча, стараясь не напрягать окружающих своими проблемами, но, в то же время, она оставалась общительной и улыбчивой. Никто не мог сказать, будто с Эстер что-то не так, глядя на неё. Но сегодня она вела себя совсем иначе.

— Уже приняла, спасибо! Скоро подействует, не волнуйся, — прислонилась плечом к спинке кресла, расслабляя лицо. Складка на лбу сгладилась, но не исчезла до конца.

— Сложно, когда ты настолько молчалива, — осматривал её, пытаясь понять, действительно ли дело в головной боли.

— Прости, просто, — опустила глаза, замолчав, — я волнуюсь за тебя.

— За меня? — нахмурился, чувствуя, как губы растянулись в улыбке. — Серьезно? — отодвинулся, чтобы лучше рассмотреть её.

— Ты шутишь, наверное?

— Нет, Диего! — резко ответила Эстер.

Посмотрела на меня, и ее лицо ожесточилось. То, что несколько мгновений назад казалось усталостью, превратилось в злобу. Черты лица Амиги будто заострились, потеряв всю мягкость.

— Я видела, что с тобой было из-за нее! Ты был похож на тень от прежнего себя! И вот снова готов мучиться, заставляя себя наблюдать за тем, как ей хорошо с другим.

Каждое слово прозвучало с такой резкостью, превращаясь в жестокость, будто она намеренно хотела сделать мне больно. Не ожидая от Эстер подобных нападок, не сказал ни слова, продолжая слушать ее.

— Я не верю, что ты стал настолько жалок, превратившись в пса, которого выпнули из дома, и он готов скулить под закрытой дверью.

Мгновенно во мне вспыхнула злость, расползаясь по венам. Захотелось схватить Эстер за шею и заставить пожалеть о сказанном. Кем бы ни была эта девчонка, она не имела права заставлять меня чувствовать себя так паршиво. Амига резанула меня словами по самому больному и знала об этом. Внутри всё бурлило от ярости, но не из-за ее слов, а оттого, что она была отчасти права, и меня выбивал из равновесия тот факт, что это заметно постороннему глазу.

— Все сказала? — сжал челюсти, подавляя гнев.

— Неужели ты сам этого не видишь? — в ее глазах появилась печаль, но теперь мне стало наплевать на ее мнение и чувства.

— Это, чёрт возьми, не твое дело! Займись лучше своей гребаной жизнью и никогда не смей совать нос в мою! — выплюнул каждое слово, желая обозначить границы раз и навсегда.

В груди стало тяжело от злости, распирающей меня изнутри. Я не мог нормально дышать, чувствуя, как ярость душит, сдавливая горло. Требовалось как-то выпустить пар. Но находясь в тесном салоне самолета, у меня не оставалось ни малейшего шанса сломать что-нибудь или разбить чью-то рожу. Оставалось взглянуть правде в лицо. Вот, кем я стал. Жалким скулящим псом. И мне было плевать до момента, как Эстер произнесла эти слова вслух, придавая им силы.

Внезапно я почувствовал абсолютную беспомощность перед обстоятельствами. Теперь Марина определяла правила игры, а мне оставалось лишь бить руками по воде, пуская круги и, тем не менее, следовать за ней. Бесспорно, у меня получалось надавить на какие-то определенные точки, но в этот раз она решала, как будут развиваться события. И я, мать его, с готовностью принимал все, что она давала. Меня разозлила не Эстер, а собственное бессилие. Привыкнув контролировать всех и каждого, дергать за ниточки, как марионеток, с Мариной я сам оказался в роли куклы.

Я все еще чувствовал на себе взгляд Амиги, но больше не повернул к ней лицо. Стыд за свои слабости и гнев не позволили встретиться с ней глазами.

Приземлились в Майами, нас встретил шофер Переса, доставивший в его резиденцию. Приближаясь к месту, где ждала Марина со своим женихом, чувствовал нарастающее в теле напряжение. Мышцы натянулись, будто под действием электрических импульсов. И с каждым новым метром, сближающим нас с неизбежным, я превращался в комок нервов.

Страх отдалить Марину еще дальше, парализовал меня. Зная, что через несколько мгновений вновь увижу её, лишился всей прежней уверенности и бравады. Её появление на пляже той ночью даровало мне спокойствие, словно битва уже выиграна. Но только теперь меня стали посещать мысли о том, как сильно она могла отдалиться после своей выходки. Тем не менее, чтобы не творилось в её голове, я не допущу этого. В моем распоряжении двое суток для её возвращения.

Останавливаясь напротив дверей особняка Переса, пребывал совершенно в ином настроении, чем по дороге сюда. В тот момент во мне вновь поселилась уверенность, что всё получится. Как бы ни развивались события, я сделаю все от меня зависящее и получу свое.

Шагнув из машины, подошел к двери Эстер, подставляя руку.

— Ты готова? — улыбнулся, наконец-то справившись с эмоциями, подавляющими меня большую часть пути.

— Конечно, — так же беззаботно улыбнулась она в ответ, взяв меня под локоть.

Улыбка украшала лицо Амиги, заряжая его светом. Я больше не видел уставшую девушку. Рядом со мной шла прекрасная сильная женщина, способная заставить померкнуть на своем фоне любую другую. Именно это и требовалось сегодня. Ничто так не пробуждает чувства, как ревность.

Перешагнув порог, все, что я видел вокруг — лишь глаза цвета моря. Снова, словно заглянув в них впервые, я не мог налюбоваться их красотой. Всего несколько дней, проведенных вдали от Марины, теперь обернулись одинокой холодной вечностью. Как только она оказалась рядом, все сомнения и гнев стерлись из воспоминаний, оставляя вместо себя лишь безграничную тоску по её близости. Каждый её взгляд, направленный на меня, поворот головы и аромат ванили, обволакивающий её хрупкую фигуру, заставляли сердце замирать, возобновляя свой бег с удвоенной скоростью.

Все мои органы чувств были направлены на Марину. Тело реагировало на её присутствие раньше, чем успевал проконтролировать мозг. Стоило ей оказаться рядом, как внутри поднимался вихрь, переполняющий грудь и сбивающий дыхание. Весь организм волновала близость Марины. Вне зависимости от того, как сильно я пытался подавить эмоции, её влияние оказалось выше всякого здравого смысла.

Внешне я сохранял спокойствие, стараясь не выдать собственных чувств. На это уходила вся моя выдержка, и пусть по холодному взгляду бирюзовых глаз невозможно понять, насколько успешно мне это удавалось, но судя по спокойствию Амиги, всё шло по плану.

Проведя краткую экскурсию по дому и поселив нас в разные спальни, Марина и Пабло удалились, давая нам время на отдых перед ужином. Решив убедиться, что с Амигой все в порядке, проводил её до спальни, находящейся рядом с моей. Даже оказавшись без посторонних глаз, ни Эстер, ни я не позволяли себе расслабиться, постоянно создавая именно ту иллюзию, что требовали наши зрители. Я не был уверен в том, что мы действительно оставались наедине. Вряд ли пуэрториканец оставил нам подобную привилегию. Прежде всего, он — бизнесмен, и для получения своего мог пойти на любые уловки. Обследовав комнату, я лишь убедился в своих догадках, наткнувшись на несколько жучков. Избавляться от них на его территории оказалось бы идиотской затеей. Показав находку амиге, дал знак быть осторожной, и, оставив устройства по своим местам, сделал вид, будто ничего не произошло.

Вернувшись в свою комнату, я был рад оказаться наедине со своими мыслями и вдохнуть полной грудью. После напряжения во время встречи с Пабло и его новьей Кэндис, быть предоставленным самому себе оказалось большой удачей. Только мысли снова и снова возвращались к ней. К моему Котёнку. Находиться с ней под одной крышей и не иметь возможности пойти и заключить в объятия — самая большая пытка из всех существующих. Во мне бурлила кровь, стоило представить, что где-то в этом доме, рядом со мной, она целует его. Хотелось в ту же секунду разорвать ублюдка на части. Но я не мог. Не мог заставить её ненавидеть себя еще сильнее. Оставалось лишь ждать, утопая в тихой ярости.

«Я вырву обратно возможность быть с Котёнком. И сделаю это в следующие два дня», — повторял про себя словно мантру, подавляя ненужные порывы.

Лишь представив её в своих объятиях, чувствовал, как отступала злость.

Перес основательно подготовился к нашему приезду. Живая музыка, блюда от именитого шеф повара. Все казалось каким-то вычурным и кричащим. Я смотрел на поведение Марины в этой обстановке и не понимал, как той девушке, что я знал, могло нравиться все это. Разве не от подобной мишуры и показушности она пыталась сбежать в прошлом году, уехав из дома отца?

На какое-то мгновение, когда моя рука лежала на талии Эстер, показалось, что взгляд Марины загорелся так же ярко, как во время нашей последней встречи. Но увидев, с какой нежностью она смотрит на Переса, понял, подобные взгляды предназначались лишь ему. А мне лишь холод и отчуждение. Я чувствовал ее игру. Не мог поймать, но был уверен в фальшивке, представленной в качестве правды. Стоило нам четверым оказаться вместе, как словно по щелчку переключателя маски оказывались на местах. Наступало время каждому сыграть свою партию в этом спектакле. Моя задача быть тем, кем видели посторонние: расчетливым и жестоким бизнесменом, любителем вечеринок и женщин. Всю свою жизнь я жил в этой шкуре, не зная, как жить подругому. Только рядом с Котенком проявлялся тот Диего, которого не знал никто другой.

И Марина, плавящаяся, словно воск в моих руках в ту ночь на пляже и готовая превратиться лишь в огарок, сегодня отлично вжилась в роль красивой статуи, дорогого аксессуара, бездушной куклы. Фальшивая улыбка, холодный взгляд и осторожные фразы для всех, кроме него… Смотря на Пабло и считая, что никто вокруг их не видит, она словно оживала, превращаясь в чертов пластилин, из которого он лепил все, что вздумается, и она не просто позволяла ему, а с готовностью и каким-то немым обожанием отдавалась его рукам.

Подавляя гнев, я следовал правилам её игры. Она притворялась, что любит Переса, мне оставалось следовать примеру. Проявлять внимание, прикасаться и флиртовать с Амигой, словно она моя любовница-все это казалось интересной командной забавой. Эстер очень натурально реагировала на разыгрываемый спектакль. По её коже ползли мурашки, стоило моей руке коснуться ее, а щеки заливались румянец при каждом взгляде. Я видел влюбленный блеск в её глазах, именно такой, как раньше замечал в глазах Марины. Если бы я не знал о исключительно дружеском интересе с ее стороны, то поверил бы во влюбленность Амиги.

Котёнок же, словно ничего не замечала, исполняя роль приветливой хозяйки и верной невесты. Чем больше я наблюдал за её приторно-сладким поведением, тем сильнее выходил из себя. Она никогда не была такой и не хотела выглядеть подобным образом в глазах окружающих. Рядом со мной бунтарка в Марине взяла верх над правилами и общественным мнением. А эта девушка казалась полной её противоположностью. Нет, она не выглядела глупой или поверхностной, но всё в ней было слишком правильным, слишком продуманным. Будто она тщательно контролировала себя.

Несмотря на то, что меня раздражала ее сдержанность и некая механичность, я знал, как нужно действовать дальше. Её чрезмерный самоконтроль поможет мне в получении желаемого. Я выведу её из себя, вытянув все те эмоции, что она пытается спрятать от посторонних глаз.

— Как вы познакомились? — внезапно спросила Эстер в попытке поддержать светскость беседы.

Улыбнулся, предвкушая последующую сцену. Положив руку поверх лежащей на коленях ладони Амиги, погладил её большим пальцем в знак одобрения. Эстер замерла, шумно выдыхая, но не сказала ни слова.

Пабло повернул лицо к невесте, дожидаясь её реакции. Кэндис посмотрела на него, ласково улыбаясь, словно воспоминания об этом доставляли ей удовольствие.

— Это вполне обычная история, — проговорила она, слегка пожимая плечами, продолжив разрезать стейк из лосося.

— Нет, нет, нет! — вмешался Пабло, воскликнув. — Это самая волшебная история в моей жизни! И не преуменьшай этого, милая.

— Заинтриговал, — Эстер взяла свободной рукой бокал вина, не сводя глаз с Переса. — Не терпится услышать о настоящем волшебстве.

— Позволишь? — пуэрториканец снова посмотрел на невесту, дожидаясь разрешения.

— Конечно! — улыбнулась Кэндис, сжав его руку.

— Представьте себе дождливый хмурый день, когда вода заполняет весь мир вокруг и бестолкового пуэрториканца, считающего, что ничего хорошего не может с ним случиться, тем более в такой слякотный и жуткий день.

— Напоминает начало романтического фильма, — прокомментировала Амига, отпивая вино из бокала.

— Так оно и было, — мечтательно усмехнулся Перес. — Как в кино.

Марина не перебивала его. Обменявшись многозначительными взглядами, они оба замолчали на мгновение. Наблюдая за их молчаливым общением, понимал, что вне зависимости от реальности чувств Марины к Пабло, у них существовала некая связь, которую я бы с радостью разорвал.

— Пабло, не томи, расскажи! — потребовала Амига.

Выйдя со встречи из отеля Хилтон, обнаружил, что мой водитель отлучился по семейным делам на время переговоров и, разумеется, застрял в пробке. В такой ливень не могло быть подругому. Понимая, что мне придется добираться до следующей встречи на такси, ждал, когда швейцар поймает для меня машину. И что вы думаете, в этот момент останавливается такси, и из него выходит яркожелтое видение. Сказочное создание в платье, никак не вписывающемся в подобную непогоду. Она встретилась со мной взглядом, и в тот момент я понял, что спасен, снова посмотрел на новью, предаваясь воспоминаниям. — И я не только дождь имею в виду, усмехнулся он.

— Она придержала для меня дверь, и я понял, что не хочу никуда ехать.

Улыбаясь во все свои белоснежные зубы, Пабло поедал Кэндис глазами. В его взгляде было столько восхищения и нежности, что не оставалось сомнений в искренности его чувств. Но это не уменьшало моего желания разбить его рожу и вырвать руки, чтобы он никогда больше не смел притрагиваться к моей женщине. Марина ответила ему такой же сияющей улыбкой. Они смотрели в глаза друг другу как в каком-то чертовом кино, и через мгновение их губы встретились. Тошнота подкатила к горлу, смешиваясь со слепой яростью. Сдерживаясь изо всех сил, чтобы не превратить это место в кровавую бойню, пытался отвести взгляд в сторону от их сплетенных губ. Но все, что я видел, — это Марина, отдающаяся другому мужчине. Она закрыла глаза, позволяя ему трахать свой рот языком, ласкала пальцами его щёки. Не сложно было представить, что обычно следует за подобной прелюдией.

— Как романтично! — восторженно проговорила Эстер, стараясь выдернуть руку из моей. — Верно, Диего?

Она смотрела на меня, широко раскрыв глаза. Только тогда я понял, что сжимаю её ладонь до боли. Отпустив руку подруги, снова перевел взгляд на влюбленную парочку.

— Когда, говоришь, это произошло? — хотел немедленно прекратить эту пытку. И пришло самое время узнать, как долго она позволяла ему трахать себя. И всё из-за какого-то гребаного такси.

— На следующей неделе будет ровно год с нашей встречи, — ответила Марина, оторвавшись от губ Переса и одаривая меня самым холодным взглядом из всех, что я видел.

Взяв салфетку, она осторожно поправила размазанную помаду, и каждый её жест наполняла некая торжественность. Она знала, что мучает меня подобным представлением, и ей доставляло это немало удовольствия.

— Год — это целый срок, — не отводил глаз в сторону.

Внутри меня все клокотало от ярости. Всё то время, что я сходил сума, пытаясь отыскать её, целый год, представляя её мёртвой, не предполагал, что она кувыркалась в постели с этим ничтожеством.

— А сколько длились ваши самые долгие отношения, Диего? — в её глазах промелькнуло злорадство.

— Один год, два месяца и шесть дней, — сразу ответил, понимая, что застану её врасплох.

— Надо же, такая точность в подсчетах, — произнес Перес, но я не смотрел в его сторону. Всё что я видел, лишь кошачьи глаза, бросающие мне вызов.

— Не думала, что для вас характерны такие длительные отношения.

— Больше нет, — почувствовал, как напряглась Эстер, перебирая на коленях салфетку.

— Что произошло с той девушкой? — снова влез Пабло.

— С моей женой. Не с девушкой. Я застал её в нашей постели, в момент, когда она насаживалась на чужой член.

Глаза Марины распахнулись в шоке. Её губы медленно приоткрылись, образовывая круглую букву «О», но она не отводила взгляда, все еще смотря на меня.

— Чёрт! Прости. Не знал, — где-то фоном проговорил Перес, но я не слушал его.

Получив от Марины первую искреннюю эмоцию, я не собирался останавливаться. Требовалось нажать на нее еще, и тогда защита спадет, позволяя настоящему Котёнку выйти из-за стены.

— Это был не единственный случай, когда мне изменила девушка, которой я верил, — не дожидаясь смены темы разговора, продолжил, удерживая взгляд Марины. — Доверившись женщине второй раз, я допустил слабость, забыв о том, что нельзя доверять никому, тем более тому, кто притворяется невинным. Снова поверив в искренность чувств, я получил новый урок. Она украла мои бумаги и вышла замуж за другого.

За столом повисла тишина. Лишь звуки джаз — бэнда наполняли зал, подчеркивая неловкость момента.

Грудь Марины начала тяжелее вздыматься. Она прикрыла веки на доли секунды, но и этого оказалось достаточным для того, чтобы показать, она все помнила. Наконец Чика снова посмотрела на меня.

— Вы любили? Эту девушку. Вы любили ее? — твердым тоном проговорила она.

— Больше, чем когда-либо, не думал, что способен на такие чувства.

Марина протянула дрожащую руку к бокалу, поднося его к губам. Я неотрывно следил за каждым ее действием. Ей явно стало не по себе. Она старалась ровно дышать, но её тело сотрясала мелкая дрожь от напряжения или же от беспокойства. Любая из причин указывало на одно: её по-прежнему волновало наше прошлое.

— Наверное, сейчас самое время оставить дам и пройти в мой кабинет. Закончим с делами, прежде чем позволим себе расслабиться, — вмешался Пабло, нарушая тишину.

— Конечно! — все еще не сводил глаз с Марины, мысленно отмечая победу. — Сейчас можно, — подмигнул Чике, оставляя её, подавленную и застигнутую врасплох, в компании Эстер.

Глава 12

Мной овладело абсолютное оцепенение. Я видела, как мужчины удалились в кабинет, видела пристальный взгляд подруги Диего, но не могла даже повернуть головы. Все, что от меня требовалось, это вытерпеть еще несколько часов, притворяясь, будто не слышала его слов и мне не хочется убежать отсюда как можно дальше, не возвращаясь никогда обратно.

Я снова оказалась запертой внутри себя и не могла выбраться за пределы коробки, куда разум прятался от новых потрясений. Отгородившись от внешнего мира ментально, надеялась, что смогу игнорировать все происходящее за пределами комфортной зоны, полностью отключая мозг. Но выходило наоборот. Меня трясло. Дрожь проснулась в центре груди, расползаясь по телу вместе с холодом, охватывающим меня. Любая попытка сдержать её приводила к обратному эффекту, превращаясь в настоящую тряску. Резкий взгляд голубых глаз Диего резал меня изнутри, в то время как с его губ слетали слова о его прошлом, о его чувствах. Как он мог быть настолько жестоким, чтобы лгать о подобных вещах?! Но, как бы я не пыталась убедить себя в его лжи, сердцем знала, каждое сказанное им слово-правда. Горькая, болезненная чертова правда.

Его признание звенело в ушах, медленно отравляя душу. Теперь я не хотела знать о пережитом им, не хотела знать об источниках той ненависти и жестокости ко мне. Проще было считать его чудовищем, выродком, бельмом на глазу человечества, а теперь я понимала, что все жуткое в нем было порождено отвратительным предательством жены, оставившем рану в его душе, которую я разбередила повторением подвига своей предшественницы. Узнав об этом, я с новой силой начала чувствовать собственную вину за все, через что он меня пропустил, понимая, какую боль испытывал Диего в момент моего предательства. Его признание, из-за которого щипало глаза и болело сердце, опять пробудило внутри ненависть к себе самой.

Меньше всего мне нужно было вновь всколыхнуть ответственность за случившееся. Сколько часов работы с психологом потребовалось для её искоренения, и стоило Диего сказать пару слов, как я снова оказалась придавленной к земле неподъемным грузом вины.

Кровь стучала в висках, а воздух, казалось, совершенно не поступал в легкие. В голове снова и снова проносились картинки нашего с ним прошлого, начиная со знакомства и заканчивая осязанием холодной земли на моей коже. Я слетела с катушек. В тот момент я не могла даже вести счет, возвращая себе ощущение реальности и спокойствия именно так, как делала на протяжении последних месяцев. Все эти мысли о способах восстановления невозмутимости напрочь стерлись из моего сознания, оставляя лишь страх, панику и вину.

— Вам нехорошо?

Услышала словно сквозь вату чей-то голос. Но не могла определить, откуда он идет.

— Кэндис, вам плохо? — все отчаяннее прорывался женский голос.

— Боже мой, Кэндис! Давайте, я позову Пабло или еще кого-то.

“Пабло”, - пронеслось в голове. «Я знаю Пабло. Он друг. Он защитит. Защитит».

Медленно оцепенение начало отпускать, позволяя обратить взгляд на голос, продолжающий взывать ко мне. Тиски, сдерживающие сознание, медленно отпускали, позволяя увидеть иное пространство, то, которое упорно вырисовывало моё сознание. Девушка, с широко раскрытыми от страха глазами цвета черного шоколада, сидела на корточках рядом с моим стулом. С её губ срывались какие-то звуки. Возвращая себе контроль над сознанием, позволила словам наконец-то быть услышанными.

— Кэндис! Я побежала за помощью! — крикнула она, вскакивая на ноги.

— Не нужно, — успела схватить её за ладонь, прежде чем она покинула помещение. — Я в порядке.

— Вы уверены? — осторожно присела обратно на корточки, осматривая моё лицо. — Вам срочно нужна чья-то помощь.

— Всё хорошо, — постаралась выдавить из себя улыбку, чувствуя, как холод всё еще сковывает изнутри. — Это просто паническая атака. Со мной подобное случается.

— Может, вам нужно что-то принять? — настороженно смотрела на меня брюнетка.

— Воды, пожалуйста, — с трудом сглотнула. Во рту все стало каким-то шершавым, словно выстланным наждачной бумагой, словно я много дней не смачивала горло. Я осматривала глазами комнату, то и дело возвращаясь к шоколадному взгляду девушки.

— Секунду, — вскочила она на ноги, скрываясь из комнаты.

Мой взгляд метался от одного предмета к другому, не в силах задержаться надолго хотя бы на чем-то одном. В голове по-прежнему царил хаос, с трудом позволяя вылавливать из затуманенного клубка трезвые мысли.

Послышались шаги, и передо мной появился запотевший стакан с выступившими на стекле каплями воды.

— Возьмите, — девушка удерживала в руке бокал, дожидаясь пока я смогу взять его.

Обхватив пальцами холодное стекло, поднесла к губам, делая несколько жадных глотков. Вода смочила горло, скользя по пищеводу в раздраженный желудок. Прохладная жидкость слегка освежила мой разум, возвращая помимо голоса еще и мысли.

Приподняла взгляд на брюнетку, слегка кивнув.

— Спасибо!

— Диос Мио! — вскинула она руки вверх. — Это меньшее, что я могу для вас сделать.

Она протянула руку к стулу, придвигая его к нам и усаживаясь на него.

— Уверены, что не нужно звать Пабло?

— Да. Это мелочи, но он воспримет все как настоящую трагедию. Не хочу, чтобы расстраивался из-за подобных пустяков.

— И часто подобные пустяки случаются с вами? — брюнетка пристально смотрела мне в глаза. Казалось, будто она пытается заглянуть в самую душу, отыскивая там спрятанные тайны. Под ее проницательным взглядом становилось не по себе, но я взяла себя в руки, понимая, чего будет стоить еще хоть одно малейшее проявление слабости.

— С детства, — вновь стала Кэндис, сливаясь с образом и прогоняя прочь Марину, — помню, когда именно случилась первая атака. Мне было одиннадцать, и я узнала о папиной неверности. Точнее, увидела его с женщиной, которая не была моей мамой.

Легенду мы приготовили заранее, предполагая подобные приступы. Тем более что она не слишком отличалась от правды. Нам требовалось логическое объяснение всему, что не укладывалось в идеальный план, и мы постарались продумать любые форс-мажоры. И, как выяснилось, не случайно.

— Сочувствую, — сказала Эстер, продолжая ковыряться взглядом у меня в душе.

Смуглое лицо совершенно не отображало сказанных слов. Ей было плевать на мои эмоции, все, чего она добивалась — вывести меня на чистую воду, игнорируя услышанное. Нужно отдать должное ее уму и проницательности, но также не стоит забывать, насколько велика необходимость вести игру по своим правилам, чтобы ни за что не давать ей даже намека на ее правоту.

— Где сейчас ваши родители?

— Погибли в автокатастрофе, — сцепилась с ней взглядами, не отворачиваясь даже на долю секунды.

— Простите, я не знала, — и снова пустые слова и холодная маска безразличия.

— Не извиняйтесь. Я давно смирилась с их утратой.

— Скучаете по ним?

— У нас были не очень теплые отношения. И все же, они были родителями. Временами тоскую, — пожала плечами, подумав о своём отце.

Как бы ужасно не закончились наши с ним отношения, и каким бы чудовищным эгоистом и мерзавцем он ни был, порой я ловила себя на мысли, что вспоминаю о нём. Пусть это мало походило на всеобъемлющую тоску и печаль по маме, из года в год разрывающую душу на части, но в моем сердце воспоминания о нем вызывали некую грусть. Сперва, узнав о его смерти, я испытала облегчение, мне не нужно было больше злиться на него и подогревать ненависть к нему. Я думала о том, что наконец-то он получил наказание за свое коварство и черствость. Знание о его смерти освободило меня от гнева, отравляющего своими токсинами не только душу, но и тело, превращая в подобие здорового человека. Именно его я считала виновником всех своих несчастий.

Сколько раз в голове прокручивался иной сценарий развития событий. Я представляла, как именно сложилась бы моя жизнь, не послушай я в тот день отца и не сбеги от Диего. Насколько бы мы смогли продлить наше счастье, доверься я Диего. Даже узнай я на тот момент о его жуткой стороне, об Ангеле, я бы закрыла глаза на любые кошмары, если только он оставался бы со мной таким, каким я смогла его полюбить. И тогда я бы не сбежала. И тогда Софи родилась рядом с ним. И тогда было бы поздно что-то менять. Моя дочь росла бы рядом с чудовищем, испачканным кровью с ног до головы. Она всегда находилась бы в опасности возле Ангела и превратилась бы в мишень для его врагов. Какими бы глупыми ни были на самом деле мой порыв и слепая вера в отца и его могущество, принятое на тот момент решение оказалось верным. Только так я смогла избавиться от монстра, поработившего мое тело, сознание, душу. И сейчас я сделаю все, лишь бы не вернуться обратно.

— Да, родители всегда получают свою порцию любви, пусть и незаслуженно, — усмехнулась брюнетка, отпивая вино из бокала.

— По вам не скажешь, будто вас недолюбили в детстве, — окинула гостью взглядом, отмечая уверенную осанку, дерзкий взгляд и легкий налет высокомерия.

— Со мной все в порядке. Мои родители всегда уделяли мне достаточно много внимания. Порой, даже слишком, — тихо рассмеялась, чуть опустив взор. — Но я видела достаточно дерьма вокруг, чтобы осознавать, какой может быть жизнь, родись я в другой семье. Наркотики, алкоголь, проституция, карьеризм, эгоизм — все это стороны одной медали. У каждого, страдающего хотя бы одной из этих проблем, росли несчастные дети. И вырастали они практически всегда в таких же ублюдков, как и их родители.

— Наверняка есть исключения.

— Есть, — вздернула подбородок вверх, снова пронзив меня холодным взглядом. — Например, Диего.

— Диего? Неужели? — почувствовала, как сердце снова начинает ускорять свой бег лишь от одного звука его имени.

— Он самое яркое исключение.

— Заинтриговали, — поднесла к губам бокал с водой, смачивая пересохшее горло.

— Трудности лишь закалили его. Сделали сильным. Если бы не то детство, что у него было, то он бы не стремился стать умнее, сильнее, проворнее других.

Она произносила каждое слово о Диего с неким трепетом и гордостью.

— Вы давно знаете его?

— С детства. Я знала его еще тогда, когда он только начал зарабатывать себе имя.

В груди стало некомфортно. Ревность острой иголкой пронзила самое сердце. Эстер знала его настолько хорошо, насколько мне не суждено будет никогда.

— Вы любите его, не так ли?

Эстер замерла на мгновение, вступив в зрительную схватку со мной. После нескольких мгновений молчания с вызовом произнесла:

— Да. Разве можно его не любить?

Ее черты будто заострились, а взгляд из пытливого превратился в колкий, готовый атаковать при малейшей опасности, угрожающей ее возлюбленному. Мне больше не требовалось слов. Я видела, насколько велика ее любовь, в той же степени, насколько и несчастна. Несмотря на весь образ тигрицы, способной разорвать каждого, хотя бы посмотревшего на Диего не так, как он того заслуживает, внутри пряталась хрупкая девушка, желающая ласки и любви, мечтающая быть за ним, как за каменной стеной, а не оберегать его от нападок посторонних. Эстер прекрасно понимала, что Диего не нуждается в защите, но не могла мириться с тем, что кто-то дурно отзывается о нем, не выказывая должного уважения, и еще сильнее не терпела женщин, пытающихся отобрать у нее право быть единственной в его жизни.

Увидев враждебность Эстер, я уже не испытывала необходимости в доказательстве того, что она считала меня преградой к её счастью. От осознания этого внутри поднимались смешанные чувства. Мне становилось радостно за Диего, за наличие в его жизни подобной поддержки, некомфортно от того, что я должна буду причинить этой девушке боль, и печально за годы её неразделенной любви и пустых надежд. Но больше всего меня съедала злоба.

Какую бы ненависть я не испытывала к Диего, как бы не старалась избавиться от остатков чувств к нему, мне все равно было больно и неприятно видеть рядом с ним других женщин, и тем более, подобных Эстер: сильных, красивых, уверенных, имеющих за плечами годы близости с ним и знающих его так, как не дано больше никому другому. Как бы я не отрицала этого, но я ревновала. Ревность прогрызала ходы в моей душе, выпуская наружу желчь, находящуюся запечатанной там долгие годы. Я чувствовала, как грудь наполняется ядом, отравляющим голову и забивающим её страшными мыслями. Внезапно захотелось продемонстрировать этой высокомерной девице, кто именно имеет власть над Диего, и следом за кем он будет ползти на коленях по одному только зову. Чем сильнее брюнетка пыталась уничтожить меня взглядом, тем яростнее мне хотелось проучить её в ответ. В воздухе повисло напряжение, говорящее яснее любых слов об истинных эмоциях каждой.

— Он мой, — твердо произнесла Эстер, прерывая зрительную борьбу. — Никто не сможет ему дать столько, сколько дам я. И никто не сделает его по-настоящему счастливым.

Гордыня, завладевшая моим сознанием, подталкивала меня к действиям, к стремлению опровергнуть дерзкое заявление. Единственное, что меня удерживало — образ моей малышки с голубыми глазами. Я не могла променять её будущее на уродливую гордость. Подумав о Софи, устыдилась собственных мыслей, позволяя уйти всему ненужному и оставить в сердце лишь её светлый образ, спасающий меня от глупостей.

— Ему повезло с вами, — слегка улыбнулась, поставив бокал на стол и поднимаясь на ноги, стремясь скорее выйти из этой комнаты, пока не натворила глупостей. — Надеюсь, вы простите мою бестактность, но я должна вас покинуть. Приступ отнял слишком много сил, и мне нужно прилечь, пока дом не заполнился людьми.

— Обо мне можете не беспокоиться, — плечи девушки заметно расслабились. — Пожалуй, я последую вашему примеру.

— Если вам что-то потребуется, то обратитесь к Ричарду, управляющему особняком.

— Разумеется, — улыбнулась она.

— Тогда увидимся позже, — подарила Эстер самую дружелюбную улыбку и вышла из комнаты.

Сердце громко ухало в груди, заглушая звук каблуков, стучащих по мраморному полу. Я ускорила шаг, стремясь оказаться в желанном уединении, но дверь комнаты словно уплывала от меня. Добравшись до спальни, рухнула на кровать, зарываясь лицом в подушку. Хотелось спрятаться, убежать, перестать бороться с собой и просто жить, как все нормальные люди. Но я влезла в самый эпицентр событий, которые ни один человек не назвал бы нормальными. Из серых будней я словно открыла дверь в триллер про шпионов, которым не суждено вернуться живыми с задания. Но самой страшной в этом фильме оказалась битва с внутренними монстрами, пожирающими главного героя. Настало время приступить к активным действиям, а я все боялась сделать новый шаг вперед, зная, насколько сложно будет вернуться обратно. Время шло, и чем больше я тянула, тем сильнее возрастала вероятность, что я никогда не доведу начатое до конца. Подобного нельзя было допустить. Оставалось только собрать в кулак всю оставшуюся волю, вспомнить весь тот ад, через который он меня пропустил, и, подумав о будущем дочки, идти навстречу неизбежному.

Освежившись и сменив наряд, я спустилась вниз на звуки заполнившей весь особняк музыки. Гости прибывали, расползаясь по дому и саду, словно тля по листу салата. Смех, гул голосов, запах алкоголя и наркотиков, неизбежно сопровождающих подобные мероприятия, — все превратилось в одну сплошную раздражающую массу. Я понимала, зачем именно нужна эта массовка, но не могла дождаться момента, когда из дома исчезнет последний посторонний, оставляя нас в покое. А пока требовалось играть свою роль и играть так, чтобы никто и на мгновение не смог усомниться в ее достоверности.

Раздавая улыбки и приветствуя гостей, я пробиралась сквозь толпу, пытаясь отыскать Андреса. Предстояло отыграть свою партию и начать действовать грязно, пуская в ход любые уловки. Нет времени снова уговаривать себя и настраивать на исполнение долга. Стоит затянуть хотя бы на день, и мне не хватит смелости провернуть подобную операцию. Сейчас или никогда.

Взяв вино с подноса проходящего официанта, залпом осушила бокал, возвращая его обратно и двинувшись дальше. Пабло стоял в компании мужчин, среди которых выделялся, словно ангел, как бы это иронично не звучало, Диего. Он невольно приковывал к себе внимание совершенством внешнего образа. Все в нем, начиная от прекрасных черт лица, словно вышедших из-под резца скульптора, ясных, как летнее небо, голубых глаз, широких плеч, идеальной осанки и заканчивая силой, чувствующейся в каждом взгляде и повороте головы, будто несло в себе неземное происхождение. Он напоминал викинга, сильного и прекрасного. Остальные меркли на его фоне. А у меня перехватило дух от его мужественной красоты. Находясь на расстоянии, я могла позволить себе на мгновение забыть о том, кто прятался под прекрасной оболочкой, и насколько в действительности красота обманчива, и просто любоваться его видом и животной грацией. Диего улыбнулся одному из собеседников, и я замерла, чувствуя, как низ живота скрутился в клубок. Улыбка делала его еще прекраснее. Глядя на его белоснежную улыбку, пухлые губы и блеск глаз, понимала, что снова тону. Меня тянуло на самое дно, туда, где водятся кошмарные твари, и откуда никому еще не удавалось вернуться обратно. Клубок в животе ослаб, выпуская на волю сотни вспорхнувших мотыльков, устремившихся на темный свет, излучаемый этим волнующим мужчиной.

Диего перевел взгляд от собеседника, и наши глаза встретились. Электрический разряд пронзил меня через все тело. Он пристально смотрел на меня, не отводя глаз. Казалось, будто он, как и я, не видел никого и ничего. Были только мы, а все остальное ушло на задний фон со смазанной картинкой. Я не могла отвернуться, будто попав в плен голубых напористых глаз. Он просто смотрел, а меня бросало в жар, как будто его взгляд был осязаем моей кожей. Я медленно шла к нему навстречу, как на зов волшебной флейты. Диего гипнотизировал меня, и я не могла этого отрицать.

Остановившись от него в нескольких шагах, вздрогнула, почувствовав чье-то прикосновение.

— Милая, — вывел из гипноза знакомый голос.

Андрес. Я совсем забыла о нем, стоило увидеть Диего. Рука моего жениха опустилась на поясницу, придвигая к себе.

— Я заждался тебя, — проговорил с улыбкой в голосе.

Голубые глаза напротив меня, по-прежнему не отпускали, но теперь в них появилась усмешка. Небольшие лучики-морщинки вокруг глаз, будто говорили о том, что их обладатель знал о царящем в моей голове хаосе: о том, как сильно меня влекло к нему, и насколько фальшивыми были наши отношения с Пабло.

— Ты была наверху? — прижались губы к уху, обдавая горячим дыханием.

Прикрыла глаза, натягивая улыбку и изображая удовольствие от близости. В реальности же, сдерживаясь и стараясь не вырваться из объятий жениха.

— Мне нужно было освежиться, — посмотрела на него, убирая с нахмуренного лба выбившуюся прядь волос.

Пабло обхватил мою ладонь, поднося к губам и оставляя нежный поцелуй. Его нежность и забота в черных глазах, делали свое дело, снимая с меня раздражительность и растапливая лёд в сердце. Мне моментально стало стыдно за собственное безразличие к этому внимательному мужчине. Неважно, что наш союз был всего лишь подделкой. День ото дня он демонстрировал мне одного и того же человека в наших взаимоотношениях, неважно, находились мы за закрытыми дверьми или на публике.

— Всё хорошо? — заглянул в глаза, отыскивая ответ.

— Лучше не бывает, — слегка приподнялась на цыпочках и поцеловала его губы.

Целуя Пабло, я чувствовала на себе напряженный взгляд Диего. Беспокойство новой волной поднялось в груди, всколыхнув ненужные эмоции. Выдвинув на передний план страх, приструнила поднявшуюся бурю. Не входит в мои планы оповещение предмета моей миссии об истинных чувствах. Сейчас и никогда впредь.

Представив меня знакомым, Пабло практически не выпускал из своих объятий. Он водил меня за собой, словно маленького ребенка, из опасения, что тот мигом потеряется в толпе незнакомцев. Он то и дело прижимал меня к себе, целовал и шептал на ухо нежные слова.

Диего же всё время находился где-то поблизости. После нашей зрительной дуэли, он больше не смотрел на меня, уделяя все внимание своей подруге. Диего казался полностью поглощенным ее обществом. Он смотрел на нее так, как до этого дня смотрел на меня. Открытые прикосновения, многозначительные улыбки — все это было либо частью талантливой актерской игры, либо он действительно вел себя подобным образом со всеми женщинами без исключения. И если дело обстояло именно так, то весь наш план обречен на провал. Наблюдая за его поведением, я терялась в раздумьях: если для него наша связь была одной из множества, тогда почему ему так важно, чтобы я помнила его? Хочет закончить начатое? Или продолжить мучить, превращая в безвольный живой труп? Неужели ему так не понравилось то, что я здорова, внешне счастлива, и строю отношения с кем-то другим. Может ли это быть просто проявлением ущемленной мужской гордости? Но Диего не просто мужчина, и в его поступках ничего не может быть без причины. Диего — это Ангел, самый жестокий и ужасный человек из тех, что мне довелось узнать в жизни. И в его воспаленном, черством мозгу ничто не может представляться таким же, как в сознании обычного человека. Я должна помнить об этом, не позволяя затуманить мне сознание.

Диего не ограничивал себя общением лишь с Эстер. Точнее, женщины не давали ему проходу. Похотливые женские взгляды сопровождали его повсюду. Девушки на этой вечеринке не отличались высокой моралью либо скромностью. Никого не смущало наличие спутницы у мужчины, это не мешало откровенно соблазнять его. Я видела, как они недвусмысленно дотрагивались до его груди, плеч и, в игривой форме, даже волос. Особо уверенные в себе засовывали ему в нагрудный карман номера телефонов или же адреса отелей. Все это время внешне спокойная Эстер, следящая, словно ястреб, за жертвой, не сводила глаз с наглых девиц, оценивая степень опасности. Стоило Диего ненадолго отлучиться, как она превращалась в комок нервов. Нервно перебирала пальцами ножку бокала, теряла нить разговора с собеседниками и постоянно пыталась отследить местоположение своего друга. Порой, я ловила на себе её взгляд, словно, единственная её цель — удержать Диего вдали от меня. Только, похоже, что на этот вечер не только она старалась разделить нас с Ангелом. Пабло так же делал все возможное, чтобы держать меня вблизи себя.

Вечеринка набирала обороты. Подзарядившись алкоголем и наркотиками, люди перестали сдерживаться, становясь все раскованнее. В отличие от приемов в Лос-Анджелесе, где действия гостей не выходили за определенные рамки, все происходящее напомнило мне о тех закрытых вечеринках, на которые меня таскала Линда. Воспоминания о подруге и о былых временах вызвали налет легкой грусти, но не из-за того, что я скучала по ним. Нет. Я скучала по той наивной и чистой девочке, которой была всего лишь чуть больше года назад.

— Тебе скучно? — принес новый бокал вина Пабло, обнимая меня за талию и притягивая к себе.

— Скорее беспокойно, — оглянулась по сторонам.

Недалеко от нас две девушки устроили шоу, страстно целуясь и начав раздевать друг друга. Вокруг них столпились люди. Мужчины улюлюкали, подбадривая к дальнейшим действиям, женщины снисходительно смеялись, нашептывая что-то своим подругам.

— Хочешь, давай уведу тебя отсюда?

— Не нужно, — посмотрела в его глаза.

Сегодня в Андресе, именно в Андресе, а не в Пабло, что-то изменилось. Взгляд потяжелел, наполнившись тоской. Я всегда чувствовала заботу с его стороны, но теперь она словно переросла в нечто большее. Даже прикосновения стали иными. Исчезла былая робость, сменившись чувственностью. Меня настораживали подобные изменения. Я не желала сейчас мучиться из-за очередной задачи в виде проснувшихся у него чувств.

Положила голову ему на плечо, проговорив:

— Сегодня.

Андрес замер, не шевелясь несколько мгновений. Опустив подбородок к моей голове, прижался к ней губами.

— Ты не обязана это делать так скоро.

— Ошибаешься, Пабло. Я должна это сделать сегодня же, — зарылась лицом в тонкую ткань рубашки, вдыхая успокаивающий запах тела Андреса, смешанный с парфюмом.

— Будь осторожна, — обнял второй рукой, крепко прижимая к себе.

Спустя еще пару выпитых бокалов в компании каких-то знакомых Пабло я поднялась наверх. Нужно было привести себя в порядок перед тем, как вступать в бой. Музыка гремела на весь дом, заполняя каждый его угол громкими битами. Идти в спальню не хотелось, зная, как сложно будет заставить себя выйти обратно в прокуренный и шумный дом. Завернув в гостевую ванную, повернулась, чтобы закрыться, когда сильная рука схватилась за дверь, не давая ей захлопнуться.

Я отскочила назад от неожиданности, чувствуя, как сердце ухнуло от страха вниз. Мне не нужно было видеть лица, чтобы узнать того, кто нарушил мое уединение. Длинные загорелые пальцы, сжимающие дерево, навсегда остались выжженными в моей памяти ласкающими моё тело. В следующий миг высокая мужская фигура заполнила дверной проём, не медля ни секунды пройдя внутрь и быстро закрывая за собой дверь ногой. Сердцебиение в моей груди возобновилось, сбиваясь и ускоряя ритм. Я подняла лицо, встретившись с парой голубых глаз, пылающих злым огнем. Отступила на шаг, пытаясь увеличить расстояние между нами. Мне требовалось больше пространства. Слишком близко к нему, слишком опасно, слишком неожиданно. Диего шагнул ко мне, а я продолжила отступать, до тех пор, пока не уперлась поясницей в раковину. Широкая грудь в черной рубашке тяжело вздымалась в нескольких сантиметрах от моего лица. У меня в висках грохотало, а во рту вмиг пересохло. Злость отпечаталась в каждой черте Ангела. Ноздри раздувались. Диего стоял так близко, что я чувствовала жар его тела. Он приблизился вплотную, упершись носками ботинок в мои лодочки. Адреналин, выброшенный в кровь, взбудоражил весь организм. От страха я боялась пошевелиться и, в то же время, была взбудоражена его появлением и еще сильнее его близостью. Я не знала, что именно он хотел сделать, да и думать в тот момент тоже не получалось. Существовали лишь его глаза, лицо, искаженное яростью, и ощущение сильного тела вблизи моего.

Диего положил руку мне на талию, сжимая. Легкая боль привела меня в чувство. Ударила его по руке, пытаясь убрать с себя, прекрасно понимая, что ни за что он этого не сделает. Так и вышло. Широкая ладонь, удерживающая меня, не пошевелилась. Ударила еще раз, но он только положил вторую руку на другую сторону талии, впечатывая меня в свое тело. Диего не отрывал взгляда от моих глаз. Стукнула его одновременно по обеим рукам, но он лишь сильнее стиснул пальцы. Резким движением поднял меня и усадил на столешницу раковины, не отводя глаз. За мной следил взгляд голодного волка, наконец-то добравшегося до желанной добычи. Меня пугала его настойчивость. Слишком хорошо знала, каким он бывает в ярости. Но в отличие от моих воспоминаний, наполненных Ангелом с глазами безумца, сегодня я видела ясность во взгляде, хотя и приправленном гневом.

Уперлась руками в его грудь, отталкивая от себя, но Диего лишь сильнее сдвинув брови, перехватил мои запястья, заведя их мне за спину. Он тяжело дышал, но не произносил ни слова. У меня тоже не возникало желания заговорить. Будто кто-то накинул мне на горло колючий ошейник, сдавливающий при любой попытке произнести звук. Снова дернулась в бесполезной попытке высвободить руки. Диего удерживал мои руки одной ладонью, второй рукой грубо задрав юбку раздвигая мне колени и протискиваясь между моих бедер. Борясь с ним, сжимала ноги вместе, чувствуя, как внизу живота всё стянуло, медленно наливаясь жаром. Мое тело снова реагировало на него так же, как и раньше. Находясь на таком близком расстоянии от человека, занимающего все мои мысли, понимала, что желания сопротивляться больше нет. Вне зависимости от того, какая передо мной стояла задача, сегодня моё тело должно сдаться. И видя его перед собой, вдыхая запах и чувствуя через его брюки возбужденный до предела член, упирающийся в меня, мысль о капитуляции совсем не претила мне. Пусть, где-то в отдаленных участках сознания я твердила себе о том, что делаю это исключительно ради достижения основной цели, всё во мне кричало об обратном. Я просто хотела вспомнить, каково это, быть с ним.

Я клокотала внутри. Ерзая по холодной мраморной столешнице обнаженными ягодицами и продолжая делать вид, будто отталкиваю его от себя, лишь сильнее вжималась в его тело. Беспорядочными движениями я терлась промежностью о его каменный член. Изначально случайные соприкосновения уже набухшего клитора о возбуждение Диего привели к абсолютно мокрому нижнему белью.

Я видела, как его глаза темнели от желания, как участилось его дыхание, как медленно он выпускал наружу зверя. Придвинув меня к краю столешницы, сильнее вжался пахом между моих бедер. Я застонала, чувствуя его длинную эрекцию, прижимающуюся к моему лону и массирующую через одежду мой чувствительный комок. Соски стянулись в бусинки, болезненно царапающиеся о материю платья. Диего положил руку на колено, медленно поднимая её вверх по моему обнаженному бедру к талии, обхватывая через платье грудь. Простонав, я прикрыла глаза, позволяя ему жадно сжать её. Обхватив через платье пальцами сосок, он потянул его, посылая сквозь тело смесь боли и удовольствия, напоминающую разряд тока. Всё это время он не отрывал своих глаз от меня. Я хотела, чтобы он поцеловал меня, хотела вспомнить его вкус, но Диего только смотрел на меня, тяжело дыша. Подняв лицо вверх, потянулась к нему, желая поцеловать, но он не откликнулся на мой порыв и не приблизил лицо ни на миллиметр.

Отпустив мои запястья, он прошелся вдоль моего бока освободившейся рукой, спускаясь к трусикам. Положив ладонь поверх промокшего кружева, провел пальцами вверх и вниз, окончательно сводя меня с ума. Сильнее заерзала по мрамору, желая получить долгожданную разрядку. Диего отодвинул промокшую ткань в сторону, накрывая ладонью набухшую влажную плоть, вырывая из меня новый умоляющий стон. Не медля, он ввел в моё лоно два пальца, медленно выходя из меня, а затем так же мучительно медленно возвращаясь внутрь. Я снова потянулась губами к нему, но он лишь ускорил темп. Положив большой палец на мой пульсирующий клитор, начал круговыми движениями массировать его, продолжая жестко трахать меня пальцами. Чувствуя, как изнутри по спирали нарастает удовольствие, поставила руки назад на столешницу в поисках опоры, не в силах сопротивляться своему телу. Второй рукой Диего продолжал тянуть, гладить и щипать мои груди, уделяя как можно больше внимания соскам. Я не могла дышать под напором его жестких ласк. Голова кружилась от наслаждения. Его руки и жгучий взгляд умело подводили меня к черте.

Ускорив движения руки, резче проникая в меня и быстрее массируя клитор, Диего почти довел меня до желаемого состояния. Ещё мгновение — и я взорвалась бы на тысячу осколков. Но внезапно он остановился, вытаскивая руку из моего белья. Не понимая, что происходит, подняла голову, посмотрев на него. Он стоял на том же месте, не сводя с меня тяжелого взгляда, но не пытался вернуться к тому, что не успел закончить. Медленно поднимая руку вверх, он облизал пальцы, которыми секунду назад доводил меня до неистовства. Темные от желания глаза ни на мгновение не отрывались от моих. Я смотрела, как Диего пробует мои соки, и понимала, что завожусь еще сильнее. Он сжал вторую руку в кулак, борясь сам с собой, но так и не придвинулся снова ко мне. Огонь в его глазах запылал еще ярче, завораживая меня своей дикостью. Сейчас Диего был особенно прекрасен в своей необузданности. Я смотрела на него, изнывая от желания и так и неполученной разрядки. Выпрямившись, он прикрыл на мгновение веки, крепко сжав челюсти. Играя желваками, он сделал еще один шаг назад.

Протянула руку к нему, но он перехватил её, не дав дотронуться до себя.

— Что такое? — не понимала, что именно с ним происходит. — Почему ты остановился?

Диего резко поднял веки, зло сверкнув глазами.

— Остальное получишь в другой раз, когда не будешь пропитана его запахом и вкусом его языка на твоей коже и у тебя во рту.

Осознание происходящего наконец-то накрыло меня.

— Если тебе так противно, что я была с ним, тогда для чего все это? — сдвинув ноги вместе выпрямилась, поправляя подол.

— Чтобы напомнить, кому ты принадлежишь на самом деле.

— Это ничего не значит, — опустила ноги на пол, разглаживая юбку платья, чувствуя, как тело потяжелело от неполученного удовлетворения. — Ты практически напал на меня. Я не хотела всего этого.

— О, да! — усмехнулся он, резко дернув меня на себя, задирая подол платья.

— Что ты делаешь? — ударила его по плечу, чувствуя, как мое тело снова предательски льнет к нему.

Сильные пальцы отодвинули испорченное кружево, пройдясь вдоль еще набухших складок. Усмешка на идеальном лице Диего резко контрастировала с тяжелым взглядом. Он хотел меня так же неистово и дико, как и я его. Но сегодня в его планы не входило идти на поводу у своих желаний. Достав руку из-под юбки, он поднёс к моему лицу блестящие от соков пальцы.

— Ты можешь говорить «нет» так много раз, пока сама не поверишь. Но твое тело всегда, каждый раз, будет говорить правду за тебя. Обогнув меня, он включил кран и, ополоснув руку, вышел из ванной, больше не сказав мне ни слова.

Что ж. У каждого своя игра.

Глава 13

Притворство, самоконтроль и тлеющий внутри гнев стали девизом прошлого вечера. Как и моей жизни в целом. Сколько себя помнил, все сознательные годы я пребывал в состоянии постоянной ярости. Мир вокруг представлял собой враждебный организм, намеренный перемолоть меня в порошок или превратить в жалкое ничтожество. Я ненавидел каждого, осмелившегося встать по другую сторону дороги или пришедшего извне. Чужаками были все, включая соседей и одноклассников. Прошло немало времени с тех пор, как сквозь боль в разбитых костяшках пальцев рук, скулах и сквозь литры выблеванной крови появились те, кого я мог назвать своими, на кого мог положиться, но всё еще не мог довериться. Неважно, сколько людей вошли в мою жизнь, заполняя пустоту и одиночество, ни один из них не смог искоренить злость из моей души, освободив в ней место для чего-то более светлого.

Лишь Луис был единственным маяком между черствостью мира и тем истинным, ради чего хотелось драться до последнего. Именно он показал мне эту грань между черным и белым. Не будь его рядом во время моего взросления, кто знает, кем бы я стал. И дожил бы вообще до своих лет. Думая об этом, я понимаю, что без него я просто не знал бы, за что бороться и что можно быть сильным, несмотря ни на что. Меня бы просто уничтожили. И я, б**ть, навряд ли пытался бы дать отпор.

Трагедия, произошедшая с братом, размыла линию, разделяющую хорошее и плохое, окрасив все вокруг в серый со всполохами багрового. Всё, чего я желал — это кровь и месть. Зная о практически нулевых шансах Луиса вернуться ко мне таким же, как и прежде, я понял, что должен драться за нас двоих и разорвать на части каждого, кто посмеет вторгнуться в нашу жизнь. Окончание начатого Лу дела и месть за него стали смыслом жизни. Так было вплоть до появления белокурой девчонки, дочери главы русской мафии, моего злейшего врага. Откуда я мог знать, что именно она вернет мне потерянный луч света? Мьерде! Не просто какой-то гребаный луч, а целое солнце. И теперь, после того, как я собственноручно погасил её свет, превратил в обгоревший уголь, она мстила мне, держа меня на расстоянии и даря моё солнце другому.

Прошлым вечером я сорвался. Я не мог больше терпеть публичных проявлений её нежности к другому, не мог думать о ней, обнаженной, в его постели. Мне нужно было подтверждение, что, невзирая на все её слова и действия, в душе Котёнок — всё еще моя Чика. И я получил своё. Подвел её к грани и заставил мучиться от неудовлетворенного желания, заставил хотеть меня еще больше. Меня, чёрт возьми, а не этого мудака! Только теперь терзали мысли о том, а не побежала ли она получать то, чего не дал ей я, у другого. И эти мысли, эти чертовы картинки, пробуждали во мне новую порцию ярости.

Чиркая зажигалкой, следил, как маленькая искра превращается в огонь. Так и в моей жизни все воспламенялось от одной крошечной искры. Хотелось затушить источник боли и всего, от чего дыра в груди лишь сильнее разрасталась. Но не мог. До тех пор, пока она с другим мужчиной, ничто не способно погасить стремление разрушать, да и не нужно мне абсолютное спокойствие сейчас. Пусть голова и твердила об обратном, но в душе я чувствовал удовлетворение адреналином, полученным от злости. Он стимулировал меня к новым действиям, не давал возможности впасть в отчаяние. Гнев служил мне допингом в решении многих проблем. Удерживая его в узде, я находил выходы, казалось бы, из безнадежных ситуаций. И эта — не исключение.

Нахождение на яхте посреди Атлантического океана в компании любимой, но такой далекой женщины и её гребаного мужика казалось совершенно сюрреалистичным. Даже Эстер не сможет помочь мне, предотвратив извержение вулкана, проснувшегося во мне. Из-за морской болезни она осталась дожидаться в особняке Переса нашего возращения. И я, мать его, не знал, как смогу сдерживаться весь чёртов день.

Блики солнца отражались от воды, прыгая на светлой коже Марины и переливаясь, словно грани алмаза. Вытянув длинные ноги, она устроилась на корме яхты, подставив лицо жарким лучам. Опершись на локти, ловила тепло с легкой улыбкой на губах. Гладкая, безупречная кожа сияла при полуденном солнце. Стройное тело Марины прикрывали лишь два жалких лоскута мятного цвета, совсем не пряча её прекрасные формы, подчеркивая их. Скользнув взглядом по её телу, сжал ладони, вспомнив, какой мягкой и упругой была её грудь прошлой ночью и насколько нежной ощущалась кожа под моими пальцами. Я смотрел на неё, как завороженный, совершенно не слушая Переса, продолжающего мне что-то рассказывать. Все моё внимание сосредоточилось на девушке внизу, на палубе, девушке, не оттолкнувшей меня прошлой ночью, девушке, чей вкус до сих пор горел на моём языке.

Под монотонный говор Пабло я наблюдал, как Марина села, протянув руку за тюбиком крема. Выдавив на ладонь белую субстанцию, поддела её пальцами и медленно опустила руку на колено, растирая крем по ногам. Плавными движениями она поднималась выше к полоске бикини, спускаясь пальцами к внутренней стороне бедра. Происходящее на моих глазах действие больше напоминало ласки, чем простое нанесение солнцезащитного крема. Я завидовал этому ублюдку из тюбика, смеющему беззастенчиво прикасаться к ней. На мгновение захотелось послать Пабло к черту, и, перекинув Котёнка через плечо, утащить её в каюту и закончить начатое накануне. Но кем я тогда буду в её глазах? Снова чертовым эгоистом, ставящим свои желания превыше её воли и чувств. С каждой гребаной минутой, проведенной рядом с ней, сдерживаться становилось все сложнее. Теперь, когда я знал, что она хочет меня так же рьяно, как и я её, уже не мог не думать об этом каждую секунду, как и не мог бороться с тягой к этой девушке. Наблюдая за тем, как она практически ласкала пальцами себя, чувствовал нарастающий жар в теле. В паху потяжелело, норовя наглядно продемонстрировать моё желание миру.

— Отличный вид! — поймал меня с поличным Перес.

— Что? — придвинулся вплотную к бортику, надеясь скрыть предательски выпирающую ширинку на брюках.

— Отсюда открывается потрясающий вид на берег, — протянул мне запотевший бокал с виски.

— Да. Вид великолепный, — прочистил горло, посмотрев снова на Марину, перевернувшуюся на живот и положившую перед собой книгу. Убедившись, что она не обращает на нас никакого внимания, перевел взгляд на береговую линию, утопающую в зелени, контрастирующей с бирюзой морской глади.

— Но мне больше нравится вид, открывающийся на моей палубе, — поболтав в бокале жидкость со льдом, Пабло сделал глоток.

Я замер, понимая, что глаза этого ублюдка сейчас прикованы к моей Чике, и он без тени стеснения имеет её взглядом. Повернул голову к пуэрториканцу, увидел плотоядное выражение на его лице. Понимая, что закипаю, сжал челюсти до хруста. Стоит ему сказать еще хоть слово, и я размозжу череп этому ничтожеству. Крепче обхватив бокал пальцами, поднес его к губам, делая глоток. Мне не нравилось, что он смотрел на неё, как и не нравилось то, что он, скорее всего, был в ней, на ней, чёрт побери, с ней прошлой ночью. Но более всего невыносимым оказалось моё вынужденное бездействие.

— Пабло! — позвал женский голос снизу, привлекая моё внимание. — Не мог бы ты помочь мне?

Посмотрев на палубу, рефлекторно выплюнул алкоголь обратно. Марина развязала веревки купальника, лишь слегка прикрыв ладонями обнаженную грудь. Секундный ступор от непонимания действий Чики тут же сменился огненной лавой гнева, разливающейся по телу. Я закипал изнутри, превращаясь в вулкан, приготовившийся к извержению. Прежде всего, я пришел в ярость из-за нее и ее легкомыслия. Для чего, черт возьми, все это представление? Неужели Чика намеренно сталкивает нас лбами с Пересом, чтобы посмотреть забавы ради, у кого окажутся более крепкими яйца! После ее возвращения я впервые был готов вытрясти всю дурь из её головы, а не из идиота пуэрториканца. Ее игры выходили за рамки безобидности. Но пока что, мне только оставалось смотреть, как чертов Перес натирает ее молочную кожу кремом, словно все, до чего дотрагивается его рука, — его собственность. Он по-хозяйски лапал ее за бедра.

Лава внутри меня пришла в движение, я не мог просто смотреть на них, как чертов мазохист. Два дня! Два адских и невероятно тяжелых дня я наказывал себя, впитывая каждый жест, взгляд, прикосновение, что они дарили друг другу. И все это время у меня хватало выдержки и сил терпеть и молча проглатывать подобные унижения. Но стоило один раз убедиться в ее тяге ко мне, как выдержка лицезреть ее прелюдию с другим мужчиной начала меня покидать. Мьерде! Я был готов разорвать на части этого ублюдка! Сделал шаг к лестнице, чтобы прекратить этот фарс раз и навсегда, забрав свою женщину. Но затем месяцы, потраченные на ее поиски, черная воронка одиночества, затягивающая все глубже и поглощающая свет, вновь всплыли в памяти. Кровь в жилах леденела от мысли, что предстоит пережить подобное вновь. Я не мог позволить себе потерять Чику.

Отвернувшись к противоположному борту яхты, достал сигарету и, нервно чиркая зажигалкой, поджег ее. Быстро втянул едкий дым, успокаивая нервы. Табачное облако заполнило легкие, усмиряя бушующую лаву. С глаз медленно спадал смог, открывая взору распростершуюся водную гладь, бесконечную бирюзу, растянувшуюся до линии горизонта, такую же чарующую, как и глаза Котенка. Мерцающие на воде блики света завораживали, отгоняя тягостные мысли и возвращая спокойствие.

Я вспомнил наши с ней вечера на пляже, когда я все еще был уверен, что смогу испортить ее жизнь без всяких сожалений. Но уже тогда понимал: она перевернет мой мир и, к сожалению, не ошибся. Находясь с ней рядом и стараясь ненавидеть так же сильно, как её отца, я даже не замечал ни цвета воды, ни времени суток. Все, что я видел — ее глаза и такую нежность, что до этого не встречал в жизни. Черт. Та моя Марина была неопытна и чиста. Она не побоялась отдаться мне полностью, не оставив для себя ничего. И я взял. Взял и растоптал ее. А теперь эта девушка пытается ответить мне тем же. Я не позволю ей совершить этого, сорвав с неё броню и вернув обратно моего Котенка.

Восстановив контроль над эмоциями, докурил сигарету, выпрямившись во весь рост и вдохнув полной грудью морской воздух. Найдя гармонию с собственной злостью, ощутил, как с плеч словно упала очередная, непосильная ноша. В тот момент все казалось возможным.

Спустившись на палубу, был готов увидеть Переса с Котенком. Но к моему удивлению, Марина оказалась одна, загорая на том же месте, и читала книгу, название которой я не мог разглядеть. Да и не интересовала меня она. Все, что я видел, — это расслабленное лицо Чики. В эту секунду мне показалось, что передо мной та же девушка, что убегала от меня по песку в одну из первых наших встреч. Лицо спокойное, лишенное тревог и тягостных мыслей. Она будто пребывала в ином, более счастливом, мире. Мысли об этом успокаивали, согревая душу. Я был заворожен ее красотой, готов любоваться ею целую вечность. Не хотелось тревожить ее ни разговорами, ни даже своим присутствием. Отчего-то казалось, будто подобные мгновения мира — для нее большая редкость. Отвернувшись, прошел в бар, желая заглушить тоску, проснувшуюся в самом центре груди.

Наполнив бокал ромом, залпом проглотил обжигающую жидкость. Вопреки моим ожиданиям, дыра в груди лишь стремительнее разрасталась. Снова плеснул рома, услышав позади себя шаги.

— Снаружи адская жара, — проговорил Перес, пройдя за стойку бара. — Лучше всего в такую погоду охлаждаться изнутри.

Он быстрыми движениями наполнил виски свой бокал, кинув туда несколько кубиков льда.

Я смотрел на него и не чувствовал совершенно ничего. Привычное раздражение и злость ушли куда-то на задний план, оставив безразличие.

— За холодную голову, — приподнял бокал пуэрториканец.

Отсалютовав ромом ему в ответ, одним глотком осушил содержимое бокала.

— Обдумал наш разговор?

— Да, — поставил бокал на стойку. — Но без разговора с Большим Денни решение принимать не буду.

— Конечно. Я не вправе давить на тебя или торопить. Единственное, что мне нужно — конкретные ответы. Либо я могу положиться на Сангре Мехикано, либо буду рассматривать другие предложения на более длительные сроки. Я хочу гарантий на долгосрочные контракты. Иначе, я не могу быть уверенным в завтрашнем дне.

— Тебе не нужно объяснять мне. Я знаю, как устроен этот бизнес. И дам тебе ответ через неделю.

— До тех пор я не буду тебя дергать. Если ты сказал неделя, значит, буду ждать указанный срок, — выпрямился Пабло, взяв бутылку с ромом.

— За продление нашего сотрудничества! — подлил мне алкоголя и наполнил свой бокал виски.

— За выгодные сделки! — постарался улыбнуться, отсалютовав ему бокалом.

И снова все находилось во власти Большого Денни. От его ответа зависело многое, и не только бизнес. Мои встречи с Мариной так же во многом обусловлены его решением. И это единственный вопрос, в котором я могу пойти против него. А до тех пор мне нужно как-то достучаться до Котёнка. Но пока не понимал, как. До возвращения на сушу я старался держаться от нее в стороне, удерживая себя от спонтанных действий и нежелательного исхода. Предпочитая общество Переса и алкоголя, я практически игнорировал ее присутствие. Я чувствовал ее близость, черт возьми, каждой клеткой тела. И все во мне отзывалось на нее, как на дуновение свежего воздуха в удушливой комнате. Но, мьерде! Я не знал и не понимал, как смогу держаться в стороне от нее. Ведь стоило лишь обратить на Марину внимание, и все летело в преисподнюю. Собрав всю проклятую волю в кулак пытался быть от Котенка как можно дальше. И дьяволу только известно, чего мне это стоило: каждый ее взгляд, брошенный в мою сторону, запах ванили, доносящийся до меня с порывами ветра и пойманные краем глаза прикосновения к Пересу. Уйма прикосновений к проклятому пуэрториканцу. Медленно напиваясь и игнорируя все, что сводило сума, хотел как можно скорее оказаться на земле.

Спустя несколько мучительных часов яхта причалила к берегу. Оказавшись в особняке Переса, первым делом направился в спальню Эстер, проверить всё ли с ней в порядке. Утром я не хотел оставлять Амигу одну на целый день, но она убедила меня, что и в одиночестве отлично проведет время, а эта прогулка на яхте поможет нам с Пересом найти контакт для более успешного сотрудничества. Зная, что её поездка с нами невозможна из-за морской болезни, накрывающей Эстер в океане, понимал, что остаться и составить компанию Амиге я тоже не смогу. Ведь цель этой поездки заключалась совершенно в ином.

Постучав в дверь спальни Эстер, не услышал ни звука. Повторив попытку и по-прежнему не дождавшись ответа, приоткрыл дверь, осматривая комнату. Амиги не было в спальне, как не оказалось и в душе. Выглянул с балкона, надеялся найти её у бассейна, но и там её не было. Спросив у прислуги о местонахождении Эстер, успокоился, узнав, что она уехала на прогулку в город и обещала вернуться к ужину.

Лишь удостоверившись в том, что могу не беспокоиться на её счет, прошел к себе в спальню, мечтая смыть с себя безумие этого дня. Сгорая от желания потушить лаву, всё еще растекающуюся по венам, погрузился под ледяную воду. Холодные струи обжигали кожу, стараясь погасить все то, что горело внутри. Опершись ладонями о кафельную стену душа, пытался очистить голову от мыслей, но как бы я ни старался, образ Котёнка стоял перед глазами. В груди щемило, от тоски по ней. Мне нужна её любовь, нужно, чтобы она смотрела на меня как раньше, иначе я не представлял, как смогу не развалиться на части и не потерять крупицы настоящего себя, если не смогу почувствовать, ради чего мне стоит бороться и поверить, будто в этом мире осталось что-то хорошее.

Простояв достаточно долго под ледяными струями, почувствовал себя свободнее от тяготивших мыслей и негативных эмоций. Словно вода унесла в канализацию весь ненужный мусор из души, а вместе с онемевшей от холода кожей смогло окостенеть и сердце, пусть и на краткий срок. Схватив полотенце и обернув его вокруг бедер, вошел в спальню, собираясь упасть на кровать и отключиться до тех пор, пока я никому не потребуюсь. Закрепив импровизированную набедренную повязку, поднял глаза и замер. Марина сидела на моей кровати, пристально глядя на меня.

— Что ты тут делаешь? — сердце в груди встрепенулось, но я не сдвинулся с места, не понимая происходящего.

— Жду тебя, — робко улыбнулась она.

— Зачем? — кровь в висках отбивала барабанную дробь, а я не мог пошевелиться, затаив дыхание, смотрел на неё.

— Мне показалось, ты сегодня не очень хорошо себя чувствовал на яхте, — перекинула ногу на ногу, и её шелковый розовый пеньюар оголил бедра, открывая взору молочную кожу.

— Ты права. Тебе показалось, — слегка усмехнулся, понимая, что смог привлечь своей отстраненностью её внимание.

— У тебя был такой хмурый вид, и ты совсем не смотрел на меня, — поднялась на ноги, медленно приближаясь ко мне.

— Почему ты считаешь, что весь мир должен крутиться вокруг тебя? — наблюдал за тем, как она надвигается на меня. Она знала, как сильно хочу её близости, и пыталась сыграть на этом.

— Если не вокруг меня, — Чика остановилась в нескольких шагах от меня, смотря прямо в глаза, — то вокруг кого? Тебя?

— Что ты делаешь, Чика? — её взгляд действовал на меня сильнее, чем вид обнаженных девиц, ласкающих друг друга. Каждый нерв в теле проснулся под гипнозом её раскосых глаз. — Где Пабло?

— У него возникла проблема, и он срочно куда-то уехал. Забудь о нём, — сделала последний шаг, останавливаясь прямо передо мной.

Я чувствовал тепло её тела, от которого охлажденную кожу обдало жаром. Марина смотрела на меня, широко раскрыв глаза, горящие огнем. Она не старалась спрятать чувства за маской безразличия или презрения. Её взгляд говорил со мной, говорил прямо и откровенно. В нём виднелись лишь неприкрытое желание и похоть, на которые отзывалось моё тело.

— И ты решила быстро перепихнуться со мной до его возвращения? — я хотел услышать от неё слова, способные развеять любые сомнения в её чувствах ко мне, но не мог спросить напрямую.

— Ты против? — окинула моё тело взглядом.

Марина прикоснулась к моему животу, поймав стекающую с груди каплю воды. Медленно прочертив пальцем путь вверх по следу от капли, она остановилась на груди, поднимая глаза к лицу. Её веки потяжелели, а дыхание сбилось. От прикосновения Котёнка по телу расползлись электрические разряды, обостряя каждое из чувств. Встретившись со мной взглядом, она поднесла палец с блестевшей на нём водой ко рту и обхватила его губами. Я затаил дыхание, наблюдая, как её палец погружается в ротик. Мьерде! Член моментально отреагировал на вызов. Иначе я не мог назвать её поведение. Я представлял, как её губки точно так же смыкаются вокруг затвердевшей эрекции. Марина следила за моей реакцией, и я был уверен — чувствовала мое возбуждение, прикрытое лишь полотенцем.

— Что ты делаешь? — спросил хрипло. В горле пересохло.

— Здесь стало жарко, тебе не кажется? — облизала губы.

Марина сделала шаг назад, чуть приспуская с плеч пеньюар и открывая взору упругую грудь, слегка прикрытую шелком. Она явно была настроена на получение желаемого, провоцируя меня на решительные действия. Но я, невзирая на желание тела, не хотел идти у неё на поводу, не услышав ответы на свои вопросы.

Котёнок провела кончиками пальцев по шее, медленно спускаясь к ложбинке между грудей и ниже к животу. Она обхватила рукой пояс пеньюара, развязывая его.

Я наблюдал за её действиями, уже находясь на грани того, чтобы схватить и, разложив на кровати, наконец-то овладеть ею.

— Прекрати, — проговорил, сжимая руки в кулаки, удерживая себя от прикосновений к ней.

— Что прекратить? — кокетливо улыбнулась, сделав еще шаг назад. — Это?

Марина распахнула халатик, скидывая его с плеч и оставаясь передо мной в маленьких розовых кружевных трусиках, совершенно не прикрывающих её наготу, а наоборот подчеркивающих. Захотелось вмиг сорвать этот ненужный клочок ткани и, широко раздвинув стройные ноги, погрузиться в жар её тела, насладиться её вкусом и не думать ни о чем.

— Чёрт! — прошипел, уже не чувствуя ничего, кроме зверского голода по её телу.

— Или это? — подошла к кровати, залезая на самый центр.

Откинувшись на спину, она провела ладонями вдоль тела, сжимая руками груди и издавая тихий стон.

— Я хочу, чтобы это были твои руки на мне, Диего. Хочу, чтобы ты ласкал меня своими большими ладонями, сжимал соски, — одновременно сжала обе вершинки груди тонкими пальцами, — целовал меня здесь, — подняла одну руку к губам, проведя по ним пальцами. — И здесь, — опустилась к подбородку, продолжая второй ладонью сминать грудь, — и здесь, — снова опустилась к груди, с силой сжав сосок, — и здесь, — продолжила путешествие по своему телу вниз к животу, опускаясь все ниже и ниже, — и здесь, — скользнула ладонью под кружево трусиков.

Становилось труднее дышать, наблюдая за её ласками. Она дразнила меня, звала, хотела, черт возьми, а я стоял, продолжая разрываться между желанием плоти и тем, что шло из сердца. Я смотрел на её идеальное тело, раскрасневшиеся щеки, испарину выступившую в ложбинке между грудей, понимая, что не железный, и прекрасно осознавая её власть над собой. Но по-прежнему не сдвинулся с места, как идиот, вместо того, чтобы наконец-то быть со своей девочкой, со своим Котёнком.

— У тебя есть новьо. Он может все это дать, — процедил сквозь зубы, проклиная себя за то, что отталкиваю её, и Переса за постоянное присутствие между нами.

— Я хочу, чтобы меня обволакивал твой запах, Диего, — простонала она, лаская себя рукой в трусиках, а второй грудь. — Хочу чувствовать на себе жар твоего тела, прикасаться своей кожей к твоей.

Марина выгнулась грудью вверх, закрывая глаза. Её рука двигалась между ног, а я хотел, чтобы я оказался тем, кто дарит ей удовольствие. Она издавала тихие стоны, при звуке которых всё внутри меня превращалось в плавленый воск. Глядя на неё, я с трудом мог думать и, тем более, сопротивляться. Следуя инстинктам, я подошел к кровати, чтобы лучше видеть, как она ублажает себя. Марина раздвинула ноги еще шире, открыв мне лучший обзор. Её белье уже полностью промокло, крича о её возбуждении. Рука в трусиках описывала небольшие круги, а ладонь с груди ползла верх к губам. Она поджала пальцы ног от приближающейся разрядки.

— Я хочу тебя между своих бедер, — протянула она, постанывая и начиная чуть больше извиваться.

— Кого именно ты хочешь? — не заметил, как сбросил полотенце и обхватил рукой член, медленно проводя по нему вверх-вниз.

— Тебя, Диего, — она резко распахнула глаза, встретившись с моим взглядом. — Хочу сейчас быть твоей.

Вот и всё! Больше мне не требовалось никаких слов, никакого шоу, никаких обещаний. Марине достаточно было признаться в своем желании принадлежать мне, и я потерял контроль. Она освободила нити, удерживающие разные кусочки моего здравого смысла и выдержки вместе. Рядом с ней всё посыпалось, словно от удара кувалды, оголяя мою истинную сущность, каждое чувство и каждое желание.

Я встал коленями на кровать между её бедер, изнывая от нетерпения наконец-то прикоснуться в ней. От нахлынувших эмоций сбилось дыхание, но я не мог и не хотел ждать другого момента.

Грудь Котёнка чаще вздымалась, а дыхание стало шумнее, но она и не думала прекращать ласкать себя.

— Остановись, — проговорил охрипшим голосом.

— Не могу. Ты снова можешь меня оставить голодной, — прикусила нижнюю губу, смотря прямо мне в глаза.

— Хочешь получить всё, тогда остановись, Чика, — с каждой новой секундой я понимал не только, что не прогоню её, но и так же чувствовал, как азарт рос внутри меня. Невзирая на всю внезапность действий Марины, мне нравилась её дерзость.

— И ты снова уйдешь, — выпустила протяжный стон, не послушав моей просьбы.

Подавшись вперед, накрыл ее руку поверх трусиков своей. Влага от возбуждения пропитала насквозь тонкое кружево белья. Как только я почувствовал, насколько сильно она истекала соками, желая меня, моя эрекция дернулась став ещё твёрже. Марина слегка вздрогнула от моего прикосновения. Движения её пальцев замедлились под моей ладонью.

— Остановись, — повторил, медленно вынимая её руку из трусиков и поднося её ко рту.

Как только рука Котёнка оказалась в моей, она будто в тот же момент полностью отдала контроль мне. Марина следила за мной из-под отяжелевших век. Я обхватил губами тонкие пальцы, слизывая её соки, не отрывая взгляда от её глаз. Она шумно втянула воздух. Терпкий и пряный вкус наполнил рот, вызывая прилив дикого голода. От одного её запаха член наливался, будто от годового воздержания, и лишь попробовав её на вкус, я испытал нечто похожее экстаз. Я истосковался по её сладости, по ней, и теперь, ничто не могло остановить меня от того, чтобы я мог наконец-то получить желаемое.

Наши глаза встретились. Марина следила за моими действиями, покрываясь румянцем. В это мгновение она была особенно прекрасна. Её волосы разметались по покрывалу, а молочная кожа порозовела от её ласк. Для меня оказалось достаточным видеть её на моей кровати, готовую отдаться мне, для того, чтобы задвинуть в сторону все тревоги.

Я удерживал её пальцы у себя во рту, упиваясь сладостью её вкуса, положив вторую руку на щиколотку. Мои руки зудели от нетерпения, от жажды соприкосновения с её бархатной кожей, как можно скорее. Не пропуская ни миллиметра, я следовал ладонью вверх по голени, приближаясь к бедру и останавливаясь у самых трусиков. Кожу покалывало от прикосновения. Проклятая тряпка мешала мне увидеть Котенка полностью, впитать ее образ раз и навсегда, сохранить в голове картинку обнаженной Марины, возбужденной подо мной. Я хотел большего, не мог медлить ни секунды. Выпустив ее руку изо рта, завел ее над головой Марины, нависнув над ней так, чтобы оказаться напротив ее глаз. Второй рукой схватил в кулак кружево трусиков и резко дернул. Тонкая ткань лопнула, заполняя комнату треском.

— О-о-ох, — испустила Чика испуганно, на долю секунды шире распахнув веки.

Сбросив испорченное белье с кровати, улыбнулся, проведя ладонью по бедру и не обнаружив больше никакой преграды. Я вел рукой выше, вспоминая на ощупь каждый ее изгиб. Кожа Марины покрывалась мурашками под моей ладонью, а дыхание стало еще более хаотичным.

Котёнок закусила губу и будто боролась с собой, чтобы не выпустить ни звука. Но мне не нужно было доказательств того, насколько сильно она хотела меня. Каждый ее вдох, взгляд и реакция тела рассказывали мне об этом без утайки.

— Мьерде, Чика. Ты прекрасна, — прошептал, любуясь ею.

Раскрасневшиеся щеки, потяжелевшие веки и потемневший взгляд, искусанные от сдерживаемых звуков губы — именно сейчас она была настоящей. Была той Мариной, что я знал. Не дожидаясь ее реакции, наклонился, накрывая ее рот своим. В миг, когда наши губы соприкоснулись, Марина издала чуть слышный стон. Импульсы от ее кроткого звука растеклись по мне, опьяняя. Она раскрыла рот, отвечая на мой поцелуй и позволяя мне упиваться ее сладостью. Не спеша впитывая ее вкус, чувствуя ее ответные ласки, становился жаднее. Она распаляла мой пыл, словно ветер, подхвативший искру и опустивший её на кучу сухого хвороста, тут же превратив его в пламя. Вкус выпитого Мариной мартини смешался с ее личной сладостью, тая во рту. Язычок Котенка обвивал мой, срывая все предохранители и превращая меня в хищника, вынужденного питаться травой в течение года, добравшегося наконец-то до дичи. Наши пальцы переплелись у нее над головой, а вторая рука легла мне на шею. Марина приподняла грудь, прижимаясь и вырывая из меня звук, больше напоминающий рык. Тонкие пальцы зарылись на затылке в волосы, перебирая их и впиваясь в кожу острыми ноготками.

Провел рукой вверх, сжимая упругую грудь в ладони. Марина застонала мне в рот. Оторвавшись от её губ, опустился к подбородку, целуя, стараясь не упустить ни одного участка кожи. Чика дрожала подо мной, да я и сам волновался так, словно чертов девственник, впервые допущенный к женскому телу. Помимо того, что я дико хотел почувствовать её каждой клеткой тела, я хотел сделать всё верно, чтобы она вспомнила, как хорошо нам было вместе. Целуя шею, отпустил её руку, положив свою ладонь на талию, проведя вверх до груди, и тут же — вниз через талию по упругому бедру, крепко сжимая попку.

Марина царапала мне кожу сжавшимися в тугие комочки сосками, а я продолжал звереть. Я спускался поцелуями все ниже, лаская нежную кожу губами и языком. Дойдя до груди, облизал ореолу соска, втягивая острую бусинку в рот и слегка прикусывая зубами. Положив руку на вторую грудь, я поглаживал сосок, зажимая его между пальцами и снова поглаживая. Чика тяжело дышала, прогибаясь мне навстречу и сильнее прижимая меня руками к себе. Перебирая ногами, она приподнимала бедра, ища абсолютного контакта наших тел. Проскользив пальцами вниз по плоскому животу, накрыл ладонью лоно. Марина шире раскрыла бедра, издавая молящий стон. Погладив пальцами влажные складочки, я не спешил давать то, что она хотела. Котёнок снова приподняла попку, потершись о мои пальцы. Меня заводила её нетерпеливость. Но хотелось довести её до безумия, до дикой одержимости мной, хотелось заставить умолять, прежде чем удовлетворить каждое её желание.

— Пожалуйста, — прохныкала она, блуждая руками у меня по спине. — Пожалуйста, Диего.

Её мольбы как-то по-особому действовали на меня. Одновременно хотелось ей дать все и, в то же время, слушать их снова и снова. Ведь только так я знал, что нужен ей в этот момент, который хотелось растянуть на целую вечность.

Обхватив зубами другой сосок, нащупал большим пальцем между влажных складочек набухший комок нервов, медленно массируя его. Чика откинула голову назад, протяжно застонав. Я продолжал целовать, груди, шею, лаская клитор и доводя её до полной потери контроля. Марине не терпелось получить полную разрядку, но я растягивал этот момент, наслаждаясь каждым её звуком и движением.

— Прошу, — хныкала она, не достигая пика удовольствия. — Прошу, или я снова сама всё закончу.

— Хочешь кончить сама? — приподнялся, встретившись с её обезумевшими от желания глазами, перестав массировать клитор.

Марина отчаянно заерзала на кровати, отыскивая потерянный контакт. Её руки потянулись к моей эрекции, но я перехватил их, заведя их ей за голову, удерживая одной рукой.

— Хочешь заканчивать сама? — спросил, меняя интонацию и давая понять, что сейчас всё будет так, как того захочу я.

Котёнок молчала, кусая губы, пытаясь вырвать руки из моей хватки. Её глаза метались по сторонам, но она не смотрела на меня. Взяв её второй рукой за подбородок, удерживал её голову на месте так, чтобы она посмотрела мне в глаза.

— Спрашиваю последний раз. Ты хочешь, чтобы я прекратил?

Наконец-то наши взгляды встретились. Марина колебалась отвечать, продолжая молчать. Я не двигался с места, терпеливо дожидаясь её ответа. Понимая, насколько серьезен я в своем намерении, она наконец-то заговорила:

— Нет, — выдохнула, умоляюще смотря на меня. — Я хочу тебя.

— Вот так? — снова начал массировать клитор, наблюдая, как Марина слегка расслабляется.

— Нет, — прижалась грудью к моей.

— Может вот так? — раздвинул пальцами нежные складочки, проникая в горячее лоно двумя пальцами.

Котёнок шумно выдохнула, слегка закатывая глаза.

— Так, Чика?

Она отрицательно покачала головой, не произнося ни звука. Я снова и снова проникал пальцами в неё, лаская клитор. Мой член пульсировал, готовый разорваться от напряжения, но я не собирался брать её до тех пор, пока не услышу нужных слов.

— Ты хотела мои пальцы?

Она кивнула, тут же снова отрицательно помотав головой.

— Не-е-ет, — ответила она, упершись в меня взглядом.

— Скажи, как ты меня хочешь?

— Я хочу тебя, Диего! Тебя внутри себя, черт подери! — закричала она, устав проигрывать в нашей схватке.

Услышав именно то, что требовалось мне в тот момент, ускорил движение пальцами, накрывая её губы своими, впиваясь в её рот. Марина так же жадно ответила на поцелуй, словно выпивая меня. Сменяя ласки укусами, она снова целовала меня так, будто я вода во время засухи. Быстрее и быстрее вонзаясь в нее пальцами и увереннее нажимая на твердый комочек, почувствовал, как она затрепетала, напрягшись подо мной. Удовольствие накрыло Марину, слегка расслабляя её тело подо мной. Она замерла.

Не дожидаясь больше ни секунды, я развел коленями шире ее ноги, устраиваясь между бедер. Эрекция уперлась в жар всё еще пульсирующего лона. Обхватив рукой член, медленно ввел его в неё. Марина откинула голову назад и приподняла бедра так, чтобы я оказался в ней на всю длину. Войдя в неё до упора, замер. Целый год вдали от неё, от её тела успел стереть из памяти, насколько идеально наши тела подходили друг другу. Её лоно плотно сжимало член, лишая возможности думать связно. Я начал медленно двигаться, давая ей время привыкнуть ко мне и стараясь растянуть такие долгожданные мгновения. Марина прикрыла веки, протяжно застонав. Двигая попкой в такт мне, она стонала всё громче. Нас могли услышать, но меня это совершенно не волновало. Даже если бы в ту же секунду в спальню ворвался Перес, вместе со всей охраной, я бы ни за что не остановился.

Высвободив руки Котёнка, положил её ноги себе на поясницу, проникая в неё ещё глубже. Марина обхватила руками мою голову, приподнимаясь и оставляя влажные поцелуи на шее, распаляя меня ещё сильнее. Я выходил полностью из её лона, сразу же возвращаясь назад и резко заполняя её до конца, вырывая из Котёнка всё новые и новые звуки удовольствия. Марина впивалась ногтями мне в плечи, исследуя спину. Откинувшись на кровать, она металась головой из стороны в сторону. Я чувствовал, что её кульминация приближается, и как можно дольше оттягивал свою.

Сливаясь воедино и вглядываясь в любимое лицо, я не думал ни о чем, забыв обо всех проблемах, терзавших меня месяцами. Как и не думал о том, что последует дальше. Тело Котёнка напряглось, я участил движения бедрами, подводя её к пику удовольствия. Резко войдя в неё до конца, почувствовал, как лоно начало сжиматься вокруг члена. Марина напряглась всем телом, прижимаясь лицом к моему плечу. Снова покинув горячее лоно, резко вошел в него. Она продолжала сокращаться, плотно сжимая эрекцию. Член запульсировал, и со следующим движением бедер я излился в неё. Жар расползся по позвоночнику, взрываясь внизу живота и заполняя всё тело. Мелкие покалывания, эхом отзывались в каждом нерве, окутанном дурманом экстаза. С последней каплей моего оргазма, Марина выпустила длинный стон и откинулась на спину, продолжая крепко прижимать меня к своей груди.

Туман после сумасшедшей разрядки застилал взор, а тело находилось на вершине блаженства. Слышно было лишь наше шумное дыхание, разлетевшееся по комнате. Найдя губы Котёнка, я медленно поцеловал её, лаская искусанный рот и благодаря за волшебные мгновения. Марина так же нежно целовала меня в ответ, не разжимая объятий. Оторвавшись от её губ, посмотрел в затуманенные экстазом глаза. На губах Котёнка играла легкая улыбка. Марина была ещё прекраснее, чем когда бы то ни было. В моей груди разливалось тепло. Меня распирало изнутри, словно сердце ожило вновь и стало в несколько раз больше. Я не мог поверить, что наконец-то соединился со своим Котёнком.

Перекатившись на спину, крепко сжимая Марину в своих руках, удерживал её у себя на груди. Ни один из нас не решался заговорить. Словно стоило произнести хоть слово, и наше хрупкое счастье будет уничтожено. Мы продолжали лежать, переплетясь. Чика шумно вдохнула, и в эту же секунду температура воздуха в комнате будто опустилась на несколько градусов.

— Мне пора, — холодно проговорила она.

Горло словно сжало колючей проволокой. Я сглотнул, понимая, что ничего не изменилось.

— К нему? — спросил, мысленно умоляя ответить «нет».

— Мне пора, — проигнорировав мой вопрос, она вырвалась из моих объятий и уселась на край кровати, начиная искать одежду.

— Это все? — лег на бок, облокотившись, наблюдая за тем, как она собирается к другому. — Получила, что хотела — и всё? Теперь можно возвращаться к жениху и притворяться примерной невестой?

Дурман счастья быстро окрасился в красный цвет. Мне становилось тяжело дышать. Злость, будто жидкий металл, заполняла легкие. Я не знал, что должен делать и какого черта она так поступает со мной.

— Я тебе ничего не обещала, — спокойной проговорила Марина, накидывая халатик, и завязывая его на талии.

— Так какого черта это было?!

— Не ты ли хотел все это время трахнуть меня? — повернулась ко мне. Её лицо исказила жестокая усмешка, а глаза стали такими холодными и чужими, будто не она несколько мгновений назад извивалась подо мной.

— Чёрт, Марина! — сполз на край кровати, пытаясь поймать её за руку.

— Я — Кэндис! — зло проговорила она, отшатываясь в сторону.

Услышав это имя, сжал плотно зубы, сдерживая ненависть ко всем звукам, образующим его. Ведь Кэндис принадлежала не мне, и я ненавидел её за это.

— Кэндис, — прошипел сквозь зубы. — Нам же было хорошо вместе. Ты не можешь этого отрицать. Уедем отсюда. Не думай о Пересе. Я сам с ним разберусь.

На тот миг меня не волновал бизнес. Мне нужна Марина, и я плевал на все остальное.

— Секс — это просто секс. Каким бы хорошим он ни был, это ничего не значит, — отошла к зеркалу, поправляя волосы.

Я не верил услышанному. Не верил, что мой Котёнок может так говорить и, тем более, так думать.

— Что это значит? — старался вернуть ту девочку, что была несколько мгновений назад со мной.

— Ни-че-го. Забудь о том, что было. Ты получил желаемое. Я получила хороший секс. Больше нас ничего не связывает.

Меня словно окатили ледяной водой. Моментально развеялись последние остатки эйфории от нашей близости. Я слышал её слова и в то же время не мог до конца осознать услышанное.

— Спасибо за прекрасное время, мистер Альварадо! — повернулась ко мне, одаривая искусственной улыбкой. — Ужин будет подан через час.

Сказав это, она распахнула дверь и оставила меня сидеть на кровати в полном оцепенении.

Глава 14

Жизнь под прикрытием вносит свои коррективы во взгляд на мир. Если, пробыв несколько лет в чужой шкуре, живя каждое мгновение как другой человек, дыша его воздухом и примеряя на себя его систему ценностей, ты не стал им в действительности, то есть большая вероятность того, что, вернувшись к прежней жизни, больше не сможешь найти в ней своего места. Я знал все риски и подводные камни, соглашаясь на это задание. И поэтому не вправе винить кого-то в хаосе, заполонившем каждый миг существования.

Отыскивая в Пуэрто-Рико новые каналы, налаживая контакты с бандами, становясь одним из тех, кого презирал на протяжении жизни, я не думал о том, что могу быть разоблачен. Лишь один человек в головном офисе знал о моем задании. А теперь и Марина. Она стала еще одним риском, что я принял на себя. Открываясь ей в качестве детектива и представляясь им перед людьми, возвращающими ее к жизни, я знал, что мне нечего опасаться. Никогда и ни при каких условиях я не мог больше с ними пересечься, оставляя легенду в сохранности.

Получив приказ капитана Шеферда сблизиться со свидетелем по делу Диего «Ангела» Альварадо, я не предполагал, что мне предстоит познакомиться с кем-то, вроде неё. Наблюдая годами за Ангелом и его окружением, ожидал увидеть одну из тех девиц, что готовы на все, лишь бы иметь возможность быть ближе к такому авторитетному и влиятельному человеку, как Альварадо. Польстясь на власть, деньги, а в его случае, еще и внешность, женщины готовы терпеть многое и даже получают от этого удовольствие. Как не удивительно, в окружении Ангела девицы держали рты на замке очень крепко и обладали удивительной лояльностью. Нам не удавалось разговорить ни одну из них. Деньги и уверенность во всемогуществе Сангре Мехикано делали своё дело лучше, чем вера в законодательную систему государства.

Приехав в поликлинику на первую встречу с Мариной, я был осведомлен о её жизни ранее. Видел на рекламных плакатах и в колонках светской хроники. Так же, как и любой, неважно коп или мафиози, в нашем городе, прекрасно знал, чем в действительности промышлял её отец и каким ничтожеством был уважаемый средствами массовой информации политик Асадов. Поэтому, впервые перешагнув порог больничной палаты, ожидал увидеть совершенно иную девушку. Марина Асадова представлялась мне такой же испорченной пустышкой, преданной отцу или же любовнику, напрочь лишенной каких-то моральных ценностей. А в результате встретился с совершенно уничтоженной личностью. Увидев состояние, до которого её довела связь с Альварадо, понял, что не могу позволить мерзавцу безнаказанно творить подобные бесчинства. Мне хотелось помочь этой потерянной девочке снова вернуться к нормальной жизни, и также я еще сильнее загорелся целью — упечь Диего Альварадо за решетку любой ценой.

Всё то время, что поначалу меня не подпускали к Марине, оставалось лишь наблюдать. Её абсолютная замкнутость и отрешенность пугали. Думая над тем, что могло довести её до подобного состояния, представлял самые жуткие картины, от которых леденела кровь в жилах. Но слушая заключения врачей о физическом и психологическом состоянии, понимал, что её прошлое гораздо страшнее моих фантазий.

Узнавая Марину, я очень быстро стал проникаться симпатией к ней. Она не рассказывала никому, что именно с ней произошло, держа все в себе. Как и не стремилась к контакту с людьми. В ней совершенно не осталось доверия к человеческому роду. Порой, стоило ей оказаться в чьем-то обществе, и я видел в ее глазах самый настоящий ужас. Но, несмотря на это, Марина сумела перебороть себя и постепенно возвращалась к общению. Делая каждый день небольшие шаги в новую жизнь.

Поражаясь ее внутренней силе, я открывал эту девушку как совершенно необычного человека. Во время нашего знакомства став именно тем, кто оповестил её о беременности и усугубил её состояние, решил, что после этого она вряд ли согласится даже заговорить со мной. Эта новость шокировала её. Никогда не забуду тот момент. Будучи прямо у меня на глазах, она закрывалась в себе еще сильнее! Видел отторжение действительности в её остекленевших глазах, и мне становилось жутко. Я был уверен, что теперь Марина ни за что не станет нормальным человеком и проведет остаток дней в психиатрической лечебнице. Она напоминала пустую оболочку. Манекен с мертвым взглядом! В тот момент я опасался не за её благополучие, поскольку был уверен в том, что она ничем не отличается ото всех, кто крутился в их обществе, а за потерю важного свидетеля.

Для восстановления Марины были привлечены все средства и лучшие специалисты. Постепенно затраченные усилия начали давать результаты. И пусть девушка все еще не разговаривала и не выражала каких-то эмоций, но она начала немного двигаться. Марина сидела возле окна и часами смотрела на улицу, практически не шевелясь. Затем начала выходить на воздух, прохаживаясь по аллее и подбирая обломанные ветки. Тогда мне казалось, что вместо них она представляет свою жизнь, которую пытается собрать по крупицам. Постепенно её взгляд оживал, даруя надежду на то, что не все потеряно не только для неё, но и для моего задания.

После отправки Марины в новый дом, у меня в груди поселилось чувство, будто именно там она сможет вернуться к нормальному состоянию. И я не прогадал. Не знаю, что именно помогло ей начать адаптироваться к новой жизни, но, прилетев навестить её после нескольких недель отсутствия, впервые увидел улыбку на кукольном лице. Именно тогда она впервые заговорила со мной о малыше, живущем у неё под сердцем.

Я искренне радовался подобным переменам. Мне доставляло удовольствие слышать её голос, рассказывающий о шалостях детей в приюте, сердце согревалось от её робкой улыбки. Мне хотелось видеть эту девушку счастливой, хотелось верить в то, что она сможет отыскать свое место в мире и забудет прошлое раз и навсегда. И в то же время, не мог игнорировать действительность. Мне предстояло вновь отправить её в прошлое, заставляя прожить весь ад заново.

До рождения ребенка, по наставлению психотерапевта, я не вспоминал рядом с Мариной про Ангела и не затрагивал интересующую меня тему. Всё, что угодно, могло столкнуть девушку обратно, и никто не мог дать гарантии, сможет ли она снова выползти из раковины. Я просто старался быть другом. Кем-то, на кого она могла положиться и в чьей компании позволяла себе быть собой.

Время до родов Марины, которое мне посчастливилось провести вместе с ней, создавало иллюзию того, что не существует банд, задания, жизни под прикрытием и чертова ублюдка Альварадо. Мне было хорошо в её обществе. Настолько, что хотелось бросить все и остаться с ней, забыв обо всем и жить как обыкновенный человек. Хотелось растянуть оставшиеся недели, наслаждаясь миром и спокойствием. Каждый новый день с Мариной подпитывал мой страх просто начать разговор с ней об Ангеле. Я видел, как она училась радоваться мелочам, как старалась не позволять мыслям утягивать ее внутрь собственных воспоминаний. В моменты, когда она погружалась в себя, мне становилось жутко от того, что снова увижу вместо нее безжизненный манекен. Но Марина каждый раз возвращалась ко мне, и мое сердце разрывалось от счастья и печали за неё.

Я игнорировал мысли о своем задании, находясь рядом с ней. Отыскивая лазейки и способы подкопать под Сангре Мехикано без помощи Марины, я надеялся успеть до рождения малыша и никогда не напоминать ей о пережитом. Но время шло, а доказательств по-прежнему не было. Более того, банда стала настолько осторожной, что сложно было поймать хотя бы на какой-нибудь провинности мелкую сошку. Они осторожничали, зная о наблюдении. И это играло против нас, вынуждая на кардинальные меры.

После рождения Софи, мне стало еще сложнее найти нужные слова, чтобы затронуть тему Альварадо. Погружаясь в заботы материнства, Марина наконец-то обрела цель и смысл жизни. Она растворялась в ребёнке, и её демоны отступали. Тогда мне казалось, что Софи была послана ей Богом для перезагрузки собственной жизни, давая возможность начать всё с чистого листа. И я, черт возьми, не имел права уничтожать только что обретенный ею мир. Внутри меня всё переворачивалось лишь от представления того, как я буду просить ее вновь окунуться в проклятую преисподнюю. Не понимал, как смогу попросить оставить на время свою дочь. По телу бежали ледяные мурашки даже от мысли об этом.

— Уснула, — тихо прикрыла дверь спальни Марина, проходя через гостиную в кухню.

— Она всегда так быстро засыпает? — сделал глоток кофе из еще горячей чашки, наблюдая, как девушка заваривает себе чай.

— Всегда, — улыбнулась Марина, отжимая ложкой пакетик с заваркой. — Мне послана самая спокойная девочка в мире.

Как только улыбка коснулась губ, её лицо словно засияло. Глаза светились теплом и счастьем, стирая воспоминания о той потерянной и практически безжизненной девушке, что я знал всего полгода назад. Любуясь её умиротворением, поймал себя на том, что улыбаюсь ей в ответ. Видел Марину такой счастливой, и это вызывало бурю эмоций во мне. В груди поднялся теплый ураган, взметая вверх все чувства и заставляя затаить дыхание от нехватки воздуха. В тот миг не требовалось больше ничего, просто смотреть на неё и быть частью момента её счастья.

— Говорят, все меняется, как только у них начинают прорезываться первые зубы.

— У нас все будет подругому. Софи — особенный ребенок, — мечтательно произнесла она.

Подобное выражение лица появлялось у Марины каждый раз, когда она говорила о дочке, и это не могло не радовать. Я был счастлив от того, что наконец-то её жизнь наполнилась истинной красотой.

— Андрес? — тихо проговорила она.

— Да? — сердце запнулось, когда услышал из её уст своё имя.

— Это ведь безопасное место, верно?

В одно мгновение безмятежное счастье исчезло с лица Марины, сменившись обеспокоенностью.

— Конечно, — слегка нахмурился, предчувствуя дурное. — Здесь ты и малышка в полной безопасности.

— Хорошо, — кротко кивнула она. Но складка между её бровей была всё на том же месте, а взгляд стал отрешенным, как в те времена, когда я не знал, будет ли она улыбаться снова.

— Что случилось, Марина? — старался скрыть тревогу в голосе. — Вас кто-то беспокоит?

Внезапно в голове стали прокручиваться самые жуткие сценарии, от которых на лбу выступила холодная испарина. Я боялся услышать её ответ и в то же время молился о том, чтобы всё оказалось не более чем моей фантазией.

— Ничего, — помотала головой. — Мне просто хотелось услышать это от тебя, — слегка улыбнулась она.

Я смотрел на неё, стараясь понять, насколько оправдано жуткое предчувствие, крепнущее у меня в груди. Марина мельком пробежалась взглядом по мне, перемещая его к чашке на столе. Морщина, пролегшая у неё между бровей, не желала исчезать, лишь подтверждая мои догадки.

— Марина, если кто-то досаждает тебе или ты не чувствуешь себя здесь в безопасности, то нужно сказать мне об этом. Я рядом именно для того, чтобы защищать тебя и Софи, — постарался говорить как можно спокойнее, не давая ей возможности снова закрыться в себе.

— Ты можешь рассказать мне обо всем, что тебя волнует.

Несколько мгновений она стояла, не шевелясь, молча рассматривая кружку, лишь крепче сжимая её в ладонях. Мне начинало казаться, что слишком надавил на неё, и теперь она вряд ли захочет упоминать об этом при мне, когда она повернула голову в сторону и заговорила:

— Ты же знаешь, что он найдет меня? — повернулась ко мне, посмотрев прямо в глаза.

Во рту пересохло от ужаса, наполнявшего её взгляд. Марине не требовалось называть имени, чтобы я понял, о ком она говорит. Моментальная злость на этого ублюдка сменила все иные чувства, оставляя лишь чистую ярость за то, что он сотворил с девушкой, отчего она находилась в постоянном ужасе, даже пребывая на другом конце страны.

— Он не сможет. Нет никаких следов того, куда исчезла Марина Асадова.

— Он обязательно найдет меня, — кружка в её руках задрожала.

— Этого не случится.

— Я не могу ему позволить добраться до Софи, Андрес, — отчаянно проговорила она. — Ни за что на свете не могу позволить ему оказаться рядом с ней. Только не в этой жизни, — яростно покачала головой. Из-за бьющей её дрожи, чай пролился из чашки на столешницу.

— Марина, ему ни за что не отыскать вас. Поверь мне, — обхватил ладонями её руки, удерживая их на месте и осторожно опуская на стол кружку.

— Откуда такая уверенность?! — выдернула ладони из моих, вскакивая на ноги и начиная измерять маленькое пространство кухни шагами. — Ты не знаешь его возможностей. Не знаешь, на ЧТО он способен, — скрестила руки на груди.

— Я знаю, какой он человек. Но у меня нет доказательств, чтобы упрятать его за решетку.

— Тебе никогда не удастся посадить его. Поверь.

— Расскажи мне, Марина. Расскажи всё, что знаешь, и мы сможем использовать твои показания.

— Нет, — разгневанно помотала она головой. — Нет, нет, нет! Тебе не втянуть меня в это. Ни за что.

Марина нервно грызла ноготь, шагая из одного угла комнаты в другой. Я наблюдал за ней, обливаясь изнутри кровью, видя её бесконтрольный страх и беспомощность. Её паника буквально ощущалась физически. Атмосфера вокруг нас потяжелела, и оставалось лишь выть от безысходности. Я должен был успокоить её, но понимал, не важно, какие именно слова будут подобраны, Марина не услышит их, пребывая в подобном состоянии.

— Нам не спрятаться от него, — проговорила она, не останавливаясь ни на секунду. — У него есть связи, деньги, власть. Он не побрезгует и прольет реки крови! Это всего лишь вопрос времени, когда именно он доберется до меня и узнает про Софи.

Марина резко остановилась, словно врастая в пол.

— Что случилось? — соскочил с места, выскакивая из-за стола и оказываясь перед ней. Марина в ужасе распахнула глаза, безмолвно шевеля губами.

Теперь мне стало по-настоящему жутко. Никогда прежде она не начинала разговоров об Альварадо или банде. Все те крупицы информации, что удалось узнать от нее, пришлось выуживать долгими месяцами. И то немногое, чем я располагал сейчас, — это лишь намеки, выдавая которые она моментально погружалась в длительную депрессию.

— Он заберет ее у меня! Диего заберет у меня Софи! Андрес! Он заберет мою девочку! — Марина вцепилась в воротник моей рубашки. Она смотрела на меня, но не видела. — Он заберет мою девочку! — продолжила шипеть она.

— Успокойся. Он не сможет приблизиться к Софи! — накрыл ее руки своими, стараясь успокоить.

— Он заберет мою дочь! — перешла на крик Марина. — Заберет!

— Марина, послушай меня. Вы в безопасности…

— Заберет! — продолжала кричать она, не слушая моих слов.

— Марина, послушай меня. Послушай! — повысил голос, но она продолжала твердить одно и то же. Дотянувшись до разделочного стола, схватил стакан воды и выплеснул ей в лицо, приводя в чувства.

Марина замолчала, шокировано хлопая глазами.

— Успокоилась? — протянул ей полотенце, наблюдая за тем, как к ней возвращается ощущение реальности.

Она молча кивнула, промакивая лицо.

— Теперь ты готова слушать?

Она снова кивнула, опустив глаза.

— Садись и просто слушай меня.

Словно под гипнозом она вернулась к стулу, не решаясь поднять на меня глаза.

— Посмотри на меня!

Марина нерешительно встретилась со мной взглядом, заливаясь румянцем.

— Во-первых, он вас не сможет найти, как бы ни искал. Во-вторых, безусловно, вы были бы в большей безопасности, окажись он за решёткой. И, в-третьих, есть возможность упрятать его на пожизненный срок, и, попутно, большую часть верхушки банды.

В глазах Марины появилась сосредоточенность. Она приготовилась выслушать всё, что я мог ей сказать. И пусть эти новости невозможно назвать полностью хорошими, но они несли в себе надежду на светлое и спокойное будущее, к которому она стремилась и в которое совершенно не верила.

Выслушав то, что я предлагал, вопреки моим ожиданиям, она не стала тут же кричать о безумстве плана и налагать табу на участии в нём. Не сказав ни слова, она проводила меня до двери и попрощалась. Тогда мне казалось, что совершил чудовищную ошибку, вывалив не неё такую информацию без предварительной подготовки. Я думал, что это может вспугнуть её еще больше. Каково же было моё удивление, когда увидел утром сообщение лишь с двумя словами: «Я готова».

Для принятия решения ей потребовалась всего лишь одна ночь. Уже потом, спустя какое-то время после начала подготовки к делу, Марина призналась, что тогда она просидела у кровати Софи, не смыкая глаз. И наблюдая за спокойным беззаботным сном дочери, поняла — я предлагал единственный способ обезопасить их жизнь раз и навсегда.

С того дня, мы стали проводить вместе всё время, на которое я прилетал в штат Мэн. Улетая от Марины для того, чтобы играть собственную роль, в определенный момент поймал себя на том, что думаю о ней все больше, и считаю дни до новой встречи. Я не заметил, как она заполнила мои мысли и стала путеводной звездой. Именно к ней я тянулся каждый раз, как только выпадала возможность сбежать от фальшивой чужой жизни. Оказываясь рядом с Мариной, я обретал покой. Не требовалось притворяться другим, изображать кого-то, кем не хотел быть. Порой мы могли даже не разговаривать, и, тем не менее, я чувствовал себя согретым её близостью, как теплым весенним солнцем.

Подготавливая девушку к заданию, не мог и подумать, через какую боль буду проходить сам, кинув ее в эту пропасть. Я прекрасно знал, что именно ей предстоит делать и насколько опасной будет наша афера. И все же, будущее представлялось чем-то далеким, размытым и отчасти нереальным ровно до тех пор, пока я не увидел в одной комнате её и Альварадо. Именно тогда я окончательно осознал, во что втянул женщину, ставшую близкой и даже родной. Оказалось, достаточно взглянуть на выражение лица Ангела и понять, какие чувства она в нем вызывает. Коп во мне ликовал, получив подтверждение собственным догадкам. Только сердце уже тогда твердило, как сильно я буду жалеть об этой затее.

Сложнее всего оказалось позже, когда я познакомился с Мариной, ломающей себя каждый раз перед встречей с Альварадо. В ней словно переключалось что-то, и она переставала воспринимать настоящее, погружаясь в пучину собственных кошмаров. В эти мгновения я ненавидел себя за необходимость принуждать ее к подобным страданиям. Ненавидел Ангела, что довел ее до такого. Ненавидел банду, вынуждающую предпринимать крайние меры для ее уничтожения.

Я всегда знал, насколько опасен наш план и насколько сложно его воплощение, но воспринимал это отстраненно, не впутывая личные чувства и мотивы. А теперь всё изменилось. Задание перестало быть лишь работой, занимающей все время и вытеснившей личную жизнь. Оно стало смыслом просыпаться, от исхода операции зависели судьбы многих людей. Нельзя допустить ни малейшего промаха, иначе расплата будет слишком велика, и беспокоит меня вовсе не собственное благополучие. Всё, о чем я мог думать, это — как можно скорее вытащить отсюда Марину и обеспечить её безопасность. Я был готов наплевать на план, на чертовых Сангре Мехикано вместе с Ангелом, спрятав Марину и Софи где-нибудь заграницей. Я даже собирался бежать вместе с ними, но, как бы мне этого ни хотелось, и Марина, и я знали: подобное теперь стало совершенно невозможным. Увидев одержимость ею в глазах Ангела, никто не станет сомневаться, что он ни за что не позволит ей убежать от него снова.

Притворяясь на публике парой, целуя мягкие губы Марины, я начинал верить в реальность нашего представления. Мне хотелось, чтобы оно никогда не заканчивалось, и хрупкая белокурая девушка действительно осталась со мной. В сердце горела надежда на то, что после завершения задания, так оно и случится. Но не важно, как страстно я мечтал об этом, мечтал подарить Марине тихую гавань и крепкое мужское плечо, я не мог игнорировать то, как она смотрела на Альварадо, как сбивалось её дыхание в его присутствии. Понимал, что не смогу выиграть борьбу за сердце девушки до тех пор, пока он стоит на моём пути.

В ожидании Ангела на вилле в Майами внутри меня все клокотало от волнения. Я уже заметил перемены в Марине, в ее поведении. И ждал, что именно эти выходные станут поворотным моментом во всей операции. Нужно было продвигаться вперед, и Марина дала ясно понять, что готова к следующему шагу. Неизбежность надвигающегося накрыла меня словно цунами. Даже зная о необходимости подобного шага, я надеялся, что можно добиться цели иначе. Наблюдая за их обоюдной тягой, все еще пытался отрицать очевидное. Боясь всего происходящего, она тянулась к нему словно магнитом, летела к его огню, зная, что обожжет крылья, хотела его, хотела всего, что должно случиться и одновременно ненавидела. В этом я не сомневался ни секунды. И только ее ненависть по-прежнему заставляла у меня в груди теплиться надежду на то, что после окончания всего этого безумия Марина сможет разглядеть во мне кого-то большего, чем просто друга.

Я вернулся в особняк после переговоров с китайцами. Нужно создавать видимость активности, действовать, подгоняя Сангре Мехикано. Сосредоточиться на разговоре совершенно не получалось. Мысленно я представлял Марину в жадных лапах Альварадо. И стыдно признаться в том, что именно меня сводило с ума в этих картинках. Зная о риске нахождения в обществе Ангела для Марины, я беспокоился не за её безопасность, а за чувства, что она испытывала к нему. Но больше всего я не находил себе места, представляя её в его объятиях, как она отдавала ему своё тело вместе с частью души. Хуже всего во всей этой ненормальной ситуации было то, что от меня больше ничего не зависело. Единственной моей ответственностью оставалась жизнь Марины. И я намеревался спасти её любой ценой.

Перешагивая порог, я слышал только стук собственного сердца, отбивающего набатом ритм моего страха. Да, я боялся возвращаться в этот дом. Боялся застать Марину, решившую наплевать на прошлое и поддаться чувствам. Боялся, что не узнаю ее после времени, проведенного с ним.

Дом, отражая моё состояние, словно боялся издать малейший звук и тем самым разоблачить мой провал. Гулкие звуки шагов отражались от стен, напоминая об одиночестве. Почему оно стало ощущаться особенно остро сейчас? Я мог только догадываться. Наверное, все дело в том, что даже такие ублюдки, как Альварадо, получали порцию искренней любви. Притворяясь же кем-то другим, рассчитывать на взаимность чувств, практически, невозможно. И осознание подобной шутки вселенной неизбежно накатывало, напоминая о моём месте в мире.

Поднимаясь на второй этаж и прислушиваясь к безмолвию немого дома, дошел до спальни. Онемевшими пальцами дернув за ручку двери, вошел внутрь, приготавливаясь столкнуться с тем, что меня ждало. Встречаться с действительностью оказалось страшнее, чем лезть в логово врага.

— Ты вернулся, — сказала Марина раньше, чем я успел её заметить. Голос девушки звучал так же, как и прежде, успокаивая бурю в моей душе.

Поднял глаза, отыскивая ее взглядом. Она сидела у туалетного столика, смотря на меня через зеркало.

Увидел ее лицо — и все тревоги спрятали свои мерзкие головы, оставив радость от встречи.

— Как все прошло? — повернулась ко мне, заглянув прямо в глаза, и сердце пропустило удар от тепла в её взгляде.

— Хорошо, — улыбнулся, понимая, что она всё та же девушка, что я оставил несколько часов назад. Ее забота согревала меня, заставляя забыть об одиночестве. — Скучно, но продуктивно.

— Рада, что тебе удалось ненадолго сбежать отсюда, — робко улыбнулась она.

Я не сомневался в искренности слов и чувств Марины. Но внезапно во рту появилась горечь. Вина прокладывала себе путь наверх из самого центра груди, затмевая первоначальное облегчение от встречи. Я презирал себя за отсутствие и предоставление её на растерзание собственных чувств, долга и Ангела.

— Что-то случилось? — прошел вперед, усаживаясь на край кровати. Едкое предчувствие, сжимающее сердце всё время, проведенное вдали от неё, растекалось по крови.

Марина замерла на мгновение, отворачиваясь к зеркалу. Взяв в руки кисточку для румян, она прикоснулась мягкими ворсинками к щеке. Я заметил, как дрожат её пальцы, и грудь защемило от собственной беспомощности. Мог ли я зваться мужчиной, черт возьми, если толкал девушку на вынужденные страдания?

— Ничего, о чем следует волноваться, — отстраненно проговорила она. — Всё идёт по плану. Так что, это скорее хорошая новость, чем плохая, верно? — встретилась со мной взглядом через зеркало, ища у меня поддержки.

Получив подтверждение своим догадкам, почувствовал холод, расползающийся по телу. Теперь у неё не было дороги назад, как бы я не продолжал верить в обратное. Всё изменилось. Всё, к чему я стремился весь этот год, внезапно потеряло значение. И то, что считалось хорошим еще несколько недель назад, теперь утратило причины, по которым я верил в это.

Марина умоляла взглядом ответить, что её муки не напрасны, что всё еще имеет смысл. И основные мотивы операции оставались в силе. Только вот я не чувствовал прежнего энтузиазма. Всё, о чем думал теперь, была она и только она. Размышляя над вопросом, не знал, как должен ответить. Ведь мы всё еще пытались избавиться от гнезда змей, сделать жизнь чуточку лучше и безопаснее.

— Это — отличная новость, — нашел в себе силы изобразить улыбку, слыша, как разбивается на осколки моя совесть. — Только не забывай о безопасности. Тебе есть, ради кого беречь себя.

— Не волнуйся. Я помню инструктаж и еще более четко помню, ради кого всё это начато.

— Тогда остается лишь действовать дальше, — убеждал больше себя, чем подбадривал Марину.

— Очень скоро все мы получим желаемое, — её глаза потемнели, и она снова отвернулась от меня к зеркалу.

Я смотрел на её уверенное и даже немного жестокое выражение лица, понимая, что она говорит о мести. Но назойливая мысль снова и снова жалила меня:

«К концу этого задания желания разрушат наши жизни».

Глава 15

Пейзаж за окном смешался, превратившись в зелено-голубую сплошную пелену. Мне было плевать на изображение, мелькающее по ту сторону машины, как и на цель данной поездки. Мысленно я находился совершенно в другом месте, всматриваясь в кошачьи глаза цвета моря. Поведение Марины совершенно выбило меня из колеи. Прокручивая в голове события минувших выходных, снова и снова погружался то в лед ее безразличия, то в пламя страсти. В Чике словно уживались два человека, намеренных заставить меня заплатить за все грехи. Думая, что пытка отчуждением самая страшная из припасенных ею, я жестоко ошибался. Ничто не сравнится с отстраненностью и безразличием после того, как сначала дают надежду на большее, надежду на прощение, а после — тут же отбирают, резко выдернув из-под ног, будто грязный коврик. Она подпустила меня к себе, позволяя вспомнить, каково это — быть с ней, упиваться сладостью и пылкостью ее тела, поверить на мгновение, будто и меня может кто-то любить. Но все это оказалось лишь фантазией, жестокой насмешкой, принятой за истину. Никогда еще мне не было так мучительно больно падать на землю.

Эта холодная, расчетливая и бездушная девка была кем угодно, кроме моего Котенка. Лишь в моменты близости я смог разглядеть в ней ту, о ком кровоточило сердце и разрывалась душа. Получить ее в свои объятия оказалось самым большим подарком из всех возможных. И самым жестоким! Отчужденность Марины, последовавшая за нашим единением, шокировала меня. Я не знал, как следует реагировать на подобное поведение и смогу ли я вернуть ее себе не на краткий миг, а навсегда. Она играла со мной, словно котенок с клубком ниток, то приближая к себе, то снова отпихивая в сторону. И в конце меня ждет та же участь, что и любую другую игрушку. Марина забудет обо мне. Только это совершенно не входит в мои планы. И она увидит, насколько сильно я ей нужен. Пусть еще не понимает этого сама или не желает принять, но в результате ей предстоит корчиться от той же жуткой зависимости от меня, в которой держала меня сама.

Выходные напоминали мучительный сон, участие в котором вызывало отторжение у всего организма, и в то же время я не желал просыпаться и возвращаться в унылую реальность. Именно так я чувствовал себя рядом с Чикой. Без Марины жизнь напоминала графический рисунок, лишенный ярких красок и атмосферы. Не чувствуя её поблизости, мне не хотелось двигаться вперед. Словно жизнь замирала. А суета и перемещения вокруг не вызывали ничего, кроме раздражения и агрессии. Мне неизменно хотелось сорвать злость на ком-то, и ничто не могло поменять моего настроя, кроме неё. Лишь рядом с Котёнком во мне просыпалось что-то ещё помимо злости. Именно с ней я выходил из ступора и начинал снова жить. Вот только присутствие Переса не позволяло моей ярости утихнуть. Ублюдок раздувал её, словно ветер костер, и то, когда именно я потеряю контроль и превращу его смазливую рожу в отбивную, лишь вопрос времени.

Марина пробуждала во мне самые лучшие качества, о существовании которых я не догадывался, и в то же время — самые худшие. Я чувствовал себя жидкой взрывчаткой, во избежание взрыва которой, требовалось поддерживать определенную температуру. Пока меня удерживало раскаяние и беспомощность, те новые эмоции, что никогда не приходилось испытывать раньше. Опыт наших прошлых отношений с Котёнком показал — не всё может быть получено силой. Ранее оттолкнув её таким образом, прекрасно понимал, что стоит мне хотя бы на шаг оступиться второй раз — и нового шанса не будет. Марина указала на моё место. И если до этого я думал, будто будет достаточно трахнуть её как следует, и тогда я смогу достучаться до своей Чики, то после я перестал надеяться на скорое окончание битвы. Она не собиралась прощать меня, как и не собиралась давать нового шанса. Даже несмотря на проблески прежних чувств, успевших промелькнуть в её глазах в то время, когда она стонала подо мной, теперь я не был уверен во взаимности наших прежних эмоций.

Остаток пребывания в особняке Переса прошел, будто под кайфом. Я снова наблюдал за ним с Чикой и не верил в действительность происходящего. Не мог поверить, что та циничная сука, делающая вид, будто я пустое место, а придурок у неё под боком — центр вселенной, и та, что всего несколько часов назад добровольно легла под меня, умоляя дать ей кончить и крича мое имя, один и тот же человек. Меня тошнило от лицемерия и фальши, тошнило от необходимости притворяться и делать вид, что все прекрасно. Я даже забыл об Эстер, терпеливо принимающей мое дурное настроение и отстраненность. На тот момент мне было плевать даже на причины ее странного поведения. Марине вновь удалось пошатнуть мой мир, окунув в ледяную воду. И теперь я плохо понимал, в каком направлении должен двигаться дальше.

— Ангел, мы на месте, — вывел из транса голос водителя.

Только в этот миг заметил раздвигающиеся массивные ворота и охранников, нашпигованных оружием и натыканных по всему периметру особняка. Не так-то просто добраться до Большого Денни без его согласия на визит. Для не приближенных возможность добиться разрешения попасть в его резиденцию походила больше на выигрыш в лотерею, или же означала конец пути. Если вас впустили однажды и позволили выйти за ворота на своих двоих, то подобный кредит доверия требовал подтверждения преданности. Стоило оступиться, и кто знает, каким раем мог оказаться ад последних часов жизни споткнувшегося.

Дом Большого Денни напоминал неприступную крепость. Десятки вышколенных охранников, следящих за безопасностью жильцов особняка, амигос, сменяющих друг друга, и камеры, следящие за каждым шагом — войдя впервые на территорию королевства Денни, чувствуешь себя, как под микроскопом. Но стоит узнать хозяина дома лучше, и тут же перестаешь удивляться подобным мерам безопасности.

За свою немалую жизнь, босс успел нажить много врагов, как в криминальном мире, так и в лице государства. Его ненавидели и в равной степени трепетали даже при звуке имени. Большой Денни был легендой преступного сообщества. И беспечность или чрезмерная самоуверенность в собственной неприкосновенности могла стоить ему жизни. Никто не смел упрекнуть Босса в трусости или излишней мнительности, в нашем мире нельзя было доверять никому. Тем более, довериться сильному и влиятельному человеку означало проявить глупость. А в этом ни за что невозможно было упрекнуть нашего Босса.

— Похоже, нам наконец-то отпустили все грехи и благословили появлением Ангела, — встретил, опершись на дверной проем, Руи, помощник Большого Денни.

Высокий жилистый мексиканец с первой встречи тотчас же взывал к осторожности. Пронзительный острый взгляд исследовал тебя, мгновенно вычисляя степень опасности. В нём моментально угадывался острый ум и проницательность. Никому не удалось обмануть правую руку Большого Денни, пытаясь предстать не тем, кем являлся на самом деле.

— Разве ты не знал, что демоны тоже бывают с крыльями? — усмехнулся приветствию Руи. — Ваши души вряд ли будут отмыты.

— Что ж… В аду слишком холодно по сравнению с этим местом, — он протянул руку, раскрывая вторую для объятий. — Рад видеть тебя в наших краях, Диего.

— Приятно оказаться в кругу семьи, — сжал руку амиго, обняв в ответ и похлопав по спине. — Ты знаешь, что тебя здесь всегда ждут, — криво улыбнулся, удерживая зубочистку во рту,

— Спасибо, Ру. Самое время перезагрузиться среди близких людей.

— Денни ждет тебя. Сначала бизнес, потом все остальное, — отпрянул он, кивнув в сторону дома.

— В нашем мире это единственный закон, который не может быть нарушен, — провел ладонями по пиджаку, расправляя полы, и вошел в дом.

Проходя через просторный холл, увидел амигос, тихо обсуждающих что-то в гостиной. Заметив движение у двери, они одновременно повернули головы в мою сторону, с любопытством взирая на пришедшего. Моментальное узнавание тут же отразилось на их лицах. Поприветствовав мужчин кивком головы, я отвернулся, всё еще чувствуя на себе многочисленные взгляды. За спиной послышались шаги Руи, проследовавшего за мной в дом. Он практически не издавал звуков, двигаясь, словно зверь на охоте, не нарушая привычной для босса тишины. Не важно, как много людей обычно толпилось в доме Большого Денни, все они научились практически не издавать шума. Больше всего на свете он не любил резких звуков и громких людей. И каждый знал, что может стать с тем, кто всё же осмелится нарушить тишину «храма» банды. Никого не волновало, насколько шумным или неуклюжим человек пребывал за стенами этого места. Стоило пройти через ворота, как всё менялось. Желание жить творило действительно чертовы чудеса.

— Кабинет? — спросил, не останавливаясь, зная, что Руи поймёт, о чем именно я спрашиваю его.

— Дальняя беседка, — так же коротко ответил он.

Пройдя через дом, вышел к бассейну. Не обращая внимания на отдыхающих амигос, прошел дальше, следуя в сад. Густо насаженные пальмы, вперемешку с цветочными кустами и плодовыми деревьями, образовывали нечто наподобие оазиса, способного спрятать любого от забот внешнего мира. Вдалеке от дома, посреди буйства природы, находилась уединенная беседка, повторяющая архитектуру особняка. Внутри, закрывшись от посторонних глаз газетой, сидел глава и основоположник банды Сангре Мехикано.

Подойдя к крыльцу, заметил прозрачные перья, взмывающие вверх от чашки с кофе, стоящей у левой руки Босса, нетронутый круассан, вареное яйцо, масленку и апельсиновый сок, стоящий слегка поодаль.

— Денни, — нарушил тишину Руи, — я привел Ангела.

Не дожидаясь ответа и не произнеся больше ни звука, мексиканец беззвучно удалился. О его уходе сообщил лишь шелест листьев.

Зашуршав страницами прессы, Денни закрыл газету, аккуратно сворачивая пополам. Убрал её на край стола и лишь тогда поднял на меня взгляд темных, как чашка его горячего кофе, глаз.

— Диего, сынок! — не спеша поднялся на ноги, выходя из-за стола. — Как радостно видеть тебя дома. Сколько ты здесь не появлялся?

— Последний раз я прилетал на пасху, — улыбнулся, понимая, что прошло уже больше шести месяцев.

— Не жалуешь ты старика вниманием, — подошел Босс, сжав в объятиях и похлопав широкой ладонью по спине.

— Ты же знаешь, что дорога домой самая долгая, — поприветствовал его в ответ, вдохнув запах кубинских сигар, идущий от льняной рубашки.

Резиденция Большого Денни, по умолчанию, считалась домом Сангре Мехикано. Плевать, где проживал или вырос тот или иной член банды, его домом будет то место, где находился основатель банды, и нигде больше. И рядом с Денни я действительно чувствовал себя, как дома. Он умел расположить к себе тех, кому доверял и держал рядом, мог создать атмосферу спокойствия, чем умело пользовался и во время переговоров. Те, кто плохо его знал или недостаточно слышал о методах его работы, могли ошибочно принять подобное поведение за мягкость или слабость. Но всё обстояло совсем иначе. Недооценивать главу Сангре Мехикано означало нажить себе смертельного врага. Та естественность, с которой Денни превращался из вкрадчивого собеседника в безжалостного противника, поражала. Поэтому, даже находясь в круге избранных амигос банды, я никогда не позволял себе забыть, кто находился передо мной, и плевать, что общество Босса действительно приносило мне удовольствие.

— Главное, чтобы ты всегда находил эту самую дорогу.

Выпустил меня из объятий и, удерживая за плечи на вытянутых руках, внимательно всмотрелся в глаза.

— Всё в порядке? — продолжал разглядывать меня.

— Лучше, чем в последний раз, когда я был здесь, — сказал полуправду, оставляя остальные подробности для себя.

Несколько секунд Денни все еще изучал моё лицо, а затем, мягко улыбнувшись, спросил:

— Голоден?

— Как волк.

Разделавшись с завтраком и расположившись в кресле с чашкой крепкого черного кофе, чувствовал, как наконец-то расслабляюсь. Несколько мгновений тишины вдали от всего, что месяцами занимало голову, и возможность выдохнуть и расслабиться, казались бесценными. Покой не мог длиться вечно, тем более, оставалось множество нерешенных вопросов с Боссом, и откладывать их обсуждение оказалось бы безрассудством с моей стороны. Но, Мьерде! Почему-то только здесь я перестал чувствовать давление всего происходящего. Денни редко занимался обсуждением дел за завтраком, и меня устраивал подобный расклад. Впервые я был благодарен его многолетним привычкам.

— Знаешь, я нашел отличный способ успокаивать нервы, — сказал он, отпивая кофе из кружки.

— Проливаешь чью-то кровь?

— Хм, — задумчиво улыбнулся Денни, смотря в глубину сада. — Кровь лишь возбуждает и требует еще большей крови. С годами я понял, что ярость не нужно подпитывать насилием. Ее нужно заземлять.

— И что помогает тебе погасить ее? — пытался понять, в какую сторону он клонит.

— Все просто, — повернулся ко мне, посмотрев прямо в глаза. — Земля.

— С трудом могу представить тебя роющим землю. Разве что могилы?!

— В свое время я немало могил вырыл. Не мне тебе об этом рассказывать, — отвернулся он, сосредоточив внимание на пролетевшей бабочке.

— Значит, запачканные в грязи руки будто смывают с тебя всю ту кровь, что ты проливаешь?

— Возможно. Но сам процесс создания чего-то, поддержания в этом жизни, а не разрушения, усмиряет демонов, требующих смертей. Может быть, и тебе стоит попробовать?

— Что? Стать садовником? — никогда не любил землю, растения и прочую херню, на которую люди убивали время.

— Найти для себя какое-то успокоение. Не всегда нужно отдаваться злости. Так недолго и полностью потерять последние крупицы благоразумия.

— Считаешь, я готов сорваться? — Босс затеял этот разговор с определенной целью, которую я никак не мог уловить, и тревога притаилась на подкорке сознания.

— Каждый может. Особенно когда его толкают к этому.

— Что ты имеешь в виду?

— Я знаю, насколько она дорога для тебя, и знаю, что вы не можете быть вместе.

«Бум»! В голове наконец-то все разложилось по своим местам. Марина. Все дело снова в ней. Оглядываясь на минувший год и моё состояние, понимал: неудивительно, что Большого Денни волнуют наши отношения. Вряд ли он готов снова спустить все на тормозах, если это отразится на бизнесе.

— У меня все под контролем, — отвернулся, всматриваясь в густую листву деревьев, подавляя нарастающую злость.

— Даже срывающиеся сделки? Слушай, Диего! Мне плевать, кого ты трахаешь, как и что именно ты делаешь со своими девками, ровно до тех пор, пока это не касается бизнеса. Нам нужен был пуэрториканец в качестве запасного канала на время слежки федералов. Так ты же его использовал, чтобы держать ближе русских. Но теперь, перед бандой встало несколько проблем: озлобленные русские и картель, обвиняющий Сангре Мехикано в несоблюдении договоренностей.

— Денни, ты лучше моего понимаешь, что мы не можем оставить русских на нашей территории с нашим же товаром, — посмотрел на Босса и вновь отвернулся, боясь сорваться.

— Но и просто скинуть ты их тоже не сможешь. Нам не нужна война ни с русскими, ни с кем бы то ни было другим.

— У меня есть план.

— Посвяти.

— Мы засветим пуэрториканский канал.

— Когда? Картель теряет терпение. И если они еще не связались со мной лично, не значит, что до меня не доходят слухи.

— Мне нужно еще какое-то время.

Я кожей чувствовал на себе прожигающий взгляд Большого Денни, прекрасно зная, какие эмоции сейчас бушуют у него внутри. Что бы он ни говорил про заземление злости и прочую чушь, мы с ним были людьми одного сорта. Единственным отличием стало его мастерство в маскировке и контроле собственных чувств, которым он обязательно даст волю чуть позже. А пока будет пытаться вытянуть из меня всю необходимую информацию более мягкими методами. Но это лишь пока.

— Называй конкретные сроки, — надавливал он.

— Месяц.

— Это из-за нее?

Когда услышал упоминание о Марине из уст Денни, тревога, сидевшая в дальнем углу, вылезла на поверхность сознания. Я не собирался впутывать её в бизнес и, тем более, не собирался смириться с тем, чтобы Босс считал её виновной в наших разногласиях с картелем или русскими. Желание защитить Котёнка любой ценой накрыло меня, выступая на передний план. Теперь оставалось лишь убедить Денни в её непричастности к принятым мною решениям. Никогда больше я не укажу на Марину в качестве своей слабости. И он обязан в это поверить.

— Ты уверен, что за это время решишь все свои проблемы?

— Уверен. Можешь не сомневаться.

— Не подрывай моего доверия, Диего. Мне не хочется, чтобы ты стал очередной ошибкой.

— У тебя нет причин для беспокойства.

— Время покажет, сынок. Время покажет, — встал, подойдя к столу, доставая из коробки одну из сигар.

Мне не требовалось объяснений, что будет, если Денни решит, будто я недостоин доверия или облажаюсь. Ничто не встанет на его пути в устранении ненужного напоминания о его неудаче. Ведь каждого, не оправдавшего его надежд или заставившего сомневаться в себе, Босс воспринимал как личный просчет, и ничем иным, как слабостью. Ничто Денни не презирал больше, чем наличие слабых мест. Никто не знал, где именно находится ахиллесова пята Денниса Альвареса-Доминго, но каждый пытался отыскать её. Он сделал все возможное, чтобы убедить абсолютно всех в ее отсутствии и не допускал проявления подобных слабостей у своих приближенных. А каждый провал становился ни чем иным, как чертовой слабостью.

— Пойдем, я все-таки покажу тебе созданный мной садик, — повернулся ко мне с широкой улыбкой на лице, зажав между пальцами сигару.

Достав из внутреннего кармана пиджака зажигалку, сделал шаг к нему навстречу, улыбаясь в ответ.

— Чёрт с тобой, Денни. Показывай свою зелень, — щелкнул кремнем, поджигая его сигару.

Окончив дела, ночным рейсом я вернулся в Лос-Анджелес, место, считавшееся моим настоящим домом или, по крайней мере, тем местом, куда я возвращался на ночь долгие годы. Тишина, царившая в доме, вызывала странные чувства. Я испытывал облегчение от того, что наконец-то оказался без посторонних глаз, следящих за каждым моим шагом и вынуждающих контролировать каждую свою эмоцию. И в то же время я понимал, насколько пусто в моей жизни, где нет никого, кому можно довериться, никого, кто ждал бы меня вечерами и отгонял демонов, преследующих по ночам. Не включая свет, я прошел сразу к бару, протягивая руку к рому. Открутив крышку, припал ртом к прохладному горлышку бутылки. Обжигающая жидкость опалила горло, моментально растекаясь теплом по телу. Внутри меня разрасталась пустота, стремящаяся поглотить все мысли и чувства, как происходило из ночи в ночь, из года в год. Мне требовалось вытравить ее, и я видел лишь единственный способ заполнить её чем-то.

Перед этой пустотой я чувствовал себя потерянным, был полой оболочкой человека. И лишь одна эмоция могла вытеснить ее, одно чувство, питающее мою душу и заставляющее дышать полной грудью, — ярость.

Звонок телефона с высветившимся именем Хавьера на дисплее раздался в самый нужный момент, не позволяя мне полностью впасть в оглушающую пустоту.

— Говори, — принял звонок.

— Здорово, босс. Мы нашли крысу.

* * *

Через двадцать минут я добрался до нашего автокомплекса. Пройдя мастерские, зашел на автомойку и, пройдя мимо персонала, спустился в подвал. Шум мойки, прекрасно заглушал все остальные звуки. Именно поэтому стены этого подвала повидали немало человеческой крови.

За спиной со звоном закрылась металлическая дверь. В нос ударил запах сырости и затхлости. Я пригнул голову, стараясь не задеть ржавые трубы. Тусклый свет, рассеянный у нижней ступени, не доставал до лестницы, скрытой за генераторами. С каждой новой ступенькой становилось светлее, будто я направлялся к свету из ада. Так оно и было. Я жаждал крови, и вряд ли что-то способно остановить меня от её пролития.

Приглушенные голоса и лязганье железа вызывали во мне ликование. Я, черт возьми, был рад возможности снова почувствовать что-то, кроме опустошенности. И ничто не пробуждало меня к жизни, как злость. Она помогала забыть о Марине, обо всех, кого я потерял, показывала, кем являлся в действительности Диего Альварадо. И порой не требовалось ничего больше, кроме как выпустить пар. Пусть я и не знал, что именно значит быть живым, до встречи с Котёнком, не ожидал, каким потрясением это станет для всего моего мировосприятия. Но потеряв её, я получал удовольствие, наказывая себя одиночеством, упиваясь чувством полной безнадёги. Рядом же с ней я вновь ожил, не желая ничего иного кроме нее. А теперь, после того как начал понимать, что Марина совсем иной человек и не принадлежит мне, одиночество вновь стало проклятьем. И приглушить его, хотя бы на краткий срок, могла только ярость.

Посреди помещения подвешенный к трубам за ноги болтался мексиканец. Я помнил его, он был одной из шестерок, доставляющей девочек до места работы. Ребята в банде называли его Охо за косивший левый глаз. Охо, как и всех, кто работал непосредственно в клубе, допрашивали одним из первых. Как могло произойти подобное упущение, что именно он натравил облаву на клуб, пока что требовалось выяснить.

— Ангел, — вскочил с бочки, стоящей у стены Хавьер, натачивающий ножи. Еще две пары глаз амигос, Чтеца Лоренсо и Рауля, дожидающихся расплаты с предателем, устремились на меня.

— Рассказывай, — посмотрел на помощника, чувствуя, как внутри начал пробуждаться вулкан.

— Он стучит одному копу. Рауль видел его на заправке, выходящим из туалета вместе с тем копом. Ему показалось это странным, и тогда он приставил к нему слежку. Раз в неделю они встречались на разных заправках. И убедившись, что это не случайность, мы обыскали его дом.

— Дальше, — резко подталкивал его к сути истории, не в силах сдерживаться, представляя, как буду выпускать кишки из этого куска дерьма за то, что пытался убить Котёнка, за то, что отобрал ее у меня, за то, на что обрек банду.

— Дома у него нашлись жучки, предназначенные для того, чтобы, бл***, прослушивать нас, визитки агента ФБР, а в телефоне, в заархивированных сообщениях, оказались адреса наших встреч, отправленных ублюдкам-федералам!

Больше информации мне не требовалось. Теперь я не слышал его. Из всех звуков остались лишь стук крови в висках и собственное шумное дыхание. Шагнул к пленнику, выдергивая у него изо рта кляп.

По его лицу стекала кровь. По-видимому, его доставка ко мне не была мягкой. Лицо крысы болталось чуть ниже моего, но сучий потрох находился без сознания.

— Не спать! — ударил его тыльной стороной ладони по лицу.

Парень приоткрыл опухшие глаза, зажмурившись от света.

— Не спать, мать твою! — крикнул, наконец-то давая волю своей темной стороне, снова ударяя.

Ублюдок вновь открыл веки, взглянув на меня. Его глаза озарило узнавание, тут же сменившееся страхом.

— Ангел, я не при чем, — начал тут же хрипеть. — Меня под…

Не давая ему закончить фразу, ударил кулаком по челюсти, услышав хруст костей.

— Заткнись, мразь! Будешь говорить, когда я скажу. Понял?

Он дернул головой, пытаясь кивнуть, тут же сплевывая выбитый зуб.

— Это ты устроил облаву на клуб в прошлом году? — единственный вопрос, на который я хотел знать ответ, — из-за кого моя Чика больше не хочет меня.

— Это не я, — испуганно проговорил он, выводя меня из себя еще сильнее.

— Мьерде! Заткни свою лживую пасть, если это не слова правды, тварь! — ударил его изо всех сил в живот.

Охо закашлялся, с бульканьем выплевывая кровь. Его тело содрогалось от кашля. Мной полностью завладела ярость. Я не мог стоять на месте, вспоминая ту чертову ночь, когда я думал, что потерял Марину навсегда. Ходил из стороны в сторону, сдерживаясь, чтобы не убить его раньше, чем получу признание. Крыса сегодня умрет, и этого не изменить. Никто не смел делать из членов банды Сангре Мехикано идиотов и оставаться безнаказанным. Но мать вашу, я должен услышать признание в его причастности к расстрелу Котенка и девочек, чтобы обрести долгожданное спокойствие.

Тело зудело от гнева, требующего высвобождения. Думая о том дне, я по-прежнему чувствовал под ладонями сырую землю и холодную кожу тел в яме. Страх и отчаяние, от которых в жилах леденела кровь, вновь ожили в груди. Словно чья-то рука залезла мне под ребра и сжимала сердце вновь и вновь, пытаясь раздавить его. Подобные чувства вызывали панику — и я не знал, как с ними бороться.

— Отвечай! — крикнул, снова и снова ударяя его по животу и пояснице.

Его тело дергалось под ударами, а из глотки доносились булькающие звуки. Но за его болью, я не почувствовал облегчения, она лишь распаляла мою жажду крови и его нескончаемых мучений. И я не собирался дарить легкой смерти предателю. Предстояла длинная ночь, наполненная криками и болью.

— Вряд ли он сможет сказать хоть слово, если ты его вырубишь, — вмешался Хавьер, выпуская сигаретный дым, сидя на бочке.

— О, нет! Пусть эта гнида и не думает отключаться. Веселье только в самом начале.

Снова ударил его по пояснице.

— Переверните это, — кивнул на подвешенное тело. — И не забудьте закрепить ноги. Хочу, чтобы он совершенно не мог пошевелиться.

Хавьер прокрутил рычаг колеса, закрепленного на стене, ослабляя цепь. Охо с глухим звуком упал на цементный пол. Рауль подхватил его за волосы, поднимая на ноги.

— Встань, каброн! — сплюнул рядом с ним Амиго.

В это время Чтец отсоединил цепь от ног крысы, прикрепляя ее к наручникам на запястьях предателя, а Хавьер закрепил новую цепь к его щиколоткам и привязал его к полу. Прокрутив колесо, Амиго поднял его вверх, вытягивая руки к потолку и закрепив его в висящем положении так, что ноги болтались над полом. Лицо ублюдка исказила гримаса боли.

Позволяя амигос выполнять их работу, я отошел к столу у дальней стены, где Хавьер уже успел разложить ножи, кастеты с шипами, мачете, крюки, хирургические скальпели и другое оружие. Осмотрев орудия пыток, улыбнулся, предвкушая способы извлечения крика из жертвы. Холодное оружие вызывало у меня чувство эйфории. Словно в руках я держал подарок, который только предстояло развернуть. И теперь, все это перемешалось с ожиданием облегчения, обязанного появиться после отмщения.

Взяв скальпель, подошел к растянутому в воздухе бывшему брату, не испытывая теперь к нему ничего иного, кроме омерзения. Трое амигос не сводили глаз с избитого тела. В их глазах горели ненависть и разочарование. Прощание с братьями никогда не приносило радости. Тем более, если кто-то из своих оказывался гнидой и предавал банду. Остановившись напротив крысы, посмотрел в его налитые кровью глаза.

— У тебя есть последняя возможность во всем сознаться и умереть быстрее, чем я запланировал, — провел скальпелем от левого плеча к правому боку, оставляя длинную красную линию.

Охо дернулся, зажмурившись, и простонал от боли.

— Решил молчать?

Снова поднял скальпель и провел такую же линию от другого плеча.

— Ангел, не …, - простонал ублюдок, звавшийся нашим братом.

— Ты что-то сказал? — поставил кончик скальпеля в точку пересечения кровоточащих линий, медленно вдавливая его в кожу. — А? — надавливал на ручку, вгоняя лезвие в грудную клетку.

— А-а-а-а! — закричал Охо, выгибаясь от боли.

— Я плохо тебя расслышал, — провернул скальпель, загнанный в плоть по самую рукоятку.

— Скажу! — выкрикнул он. — Скажу, — замер в ожидании прекращения боли.

— Верное решение, — резко дернул скальпель, извлекая его из груди крысы.

Крик боли разнесся по подвалу, заглушаемый ревом генераторов.

— Я не собирался предавать, — тяжело дыша начал говорить он. — Меня нашел этот коп, сказав, что я должен буду позвонить в участок и сдать клуб. Когда я отказался, он пригрозил, что убьет моего сына. Показал фото, где он катается на велосипеде. А ведь никто, даже я, не знал, куда бывшая жена увезла сына от меня. Пойми, я не мог казнить собственного ребенка, — поднял на меня измученный взгляд.

— Почему они просто не устроили облаву? — пока что его рассказ вызывал больше вопросов, чем давал ответов.

— Он работает на кого-то из конкурентов.

— На кого?

— Не говорил. Но я понял это, когда получил десять штук после той облавы.

— И ты взял их?

— Он сказал, что так будет проще заглушить совесть, так как с того момента я стал его информатором. И чтобы я не колебался, показал видео, где мой сын играет на детской площадке с матерью.

— Ублюдок, — зло проговорил Рауль, снова плюнув на пол.

— Информацию, полученную от тебя, он передавал нашим конкурентам?

— В основном копам. Но если удавалось перепродать информацию кому-то на стороне, он, не задумываясь, поворачивался спиной к закону.

— Чей был заказ на облаву клуба? — в висках стучало, а вены налились раскаленным свинцом. Сдерживаясь, чтобы не распотрошить крысу без промедления, сжал в ладони скальпель, вдавливая лезвие в кожу.

— Я пытался выяснить, но не осталось никаких хвостов.

— Что же ты, мразь, после первой вашей встречи не пришел к нам и не рассказал все? — спросил Хавьер, вставая рядом со мной.

— Я боялся за жизнь сына, — с горечью произнес Охо.

— Банда могла защитить тебя. Твою семью. Тебе нужно было только попытаться защитить банду, — проговорил помощник.

— Вы бы не смогли. Я не знаю, где находится мой сын. А он знает!

— Это все? — прервал разговор, устав слушать подобную лирику.

— Я могу узнать больше, если вы меня отпустите, — быстро проговорил предатель, умоляюще посмотрев на меня.

— Чтец, — игнорируя крысу, я позвал Амиго.

— Алонсо Охо Рохас, ты обвиняешься в предательстве братьев Сангре Мехикано, нарушении клятв и кодекса банды, — начал зачитывать обвинение Чтец, встав слева от меня. — Ты приговариваешься к исключению из банды.

— Амигос, пожалуйста, позвольте мне все исправить, — его наполненные ужасом глаза перебегали с одного на другого, умоляя поверить ему и дать возможность жить. Но проблема заключалась в том, что Сангре Мехикано не прощала и не давала шансов на новые предательства. А исключение из банды означало одно — смерть. — Диего, прошу тебя! — начала умолять он, смотря мне прямо в глаза.

Но я больше не видел человека и тем более брата. Передо мной находилась мразь, разрушившая мою жизнь и наплевавшая на законы банды.

— Диего, я сделаю все, — продолжал он.

Не слушая тошнотворных звуков мольбы, обошел крысу, останавливаясь у него за спиной.

— Хавьер, — умолял он помощника. — Рауль? Чтец?

Искал спасения в бывших амигос.

— Мьерде, Охо! — крикнул Рауль. — Возьми себя в руки и хотя бы подохни, сохранив остатки достоинства, а не как жалкое ничтожество, — сморщившись от омерзения, проговорил он.

Не дожидаясь новой порции мольбы, опустил скальпель над вытатуированным на всю спину коранчо[2]. Окровавленное лезвие в то же мгновение распороло кожу. Повернув нож параллельно напрягшейся спине предателя, начал отсоединять кожу с символом банды от плоти. Нечеловеческие крики оглушили подвал и прекратились лишь после того, как освежеванное тело крысы бездыханно повисло на цепях. Его сердце не выдержало всех приготовленных пыток и остановилось, когда я дошел до кожи его рук.

Сидя на столе и наблюдая за тем, как амигос запихивали в бочку части изуродованного тела бывшего брата, втягивал горький дым сигарет. Я казнил предателя, казнил того, кто снова обрек меня на одиночество и жизнь во тьме. Но вопреки ожиданиям, не почувствовал желаемого облегчения от мести. Я лишь усмирил пустоту, накормив её кровью. Не наказанными оставались еще те, кто заказал мои мученья, а значит, охота не окончена.

— Как думаешь, кто стоит за всем этим? — прикурил сигарету Хавьер, усаживаясь рядом.

Я пожал плечами, все еще следя за работой амигос.

— Надо найти этого копа.

— Теперь это не составит проблемы. Рауль видел его. Знает его машину.

— Тогда скоро мы получим ответ на твой вопрос.

— Расскажешь Денни?

— Надо сначала узнать имя заказчика. Мы сами в состоянии решить наши проблемы, — кинул окурок на пол, затушив его ногой.

— Думаю, это займет всего пару дней.

— Тогда не стоит медлить, — посмотрел на него, понимая, что в наступившие нестабильные времена не мог заставить себя верить даже самому близкому другу.

Глава 16

Один модный бутик сменял другой, отличаясь от предыдущего лишь униформой консультантов и цифрами на бирках. Скупая ворох ненужных тряпок и бездумно спуская чужие деньги, я не обращала внимания на окружение. Мысли мои находились явно в другом месте, привязанные к человеку, поработившему все мои чувства от любви до ненависти. Минувшие выходные разбередили покрывшиеся тонкой коркой раны сильнее, чем все предыдущие стычки. Я не могла выбросить из головы его прикосновения, поцелуи, взгляды, голос. Стоило начать воспринимать наши прошлые ночи с ним лишь как выдумку, фантазии ненормальной женщины, но после этой поездки в Майами сложно игнорировать их реальность. Испытав это на себе вновь, позволив прикоснуться к себе, я ожидала, что смогу изолировать душу, оставаясь с ним лишь телом. Но оказалось, что Диего все еще владел каждой частичкой моего сердца. И за это я ненавидела его еще сильнее.

— Марина? — услышала за спиной женский голос.

Каждый мускул в теле напрягся при звуке своего настоящего имени, а чувства обострились. Я замерла, не зная, должна ли откликаться на него.

— Марина, это ты? — удивление в голосе девушки не оставляло сомнений, что эта встреча одна из тех, что не должна была состояться.

Стук каблуков по мрамору приблизился, и на плечо опустилась ладонь.

— Это точно ты! — сказала более уверенно девушка.

Бежать поздно. Предстояло встретиться лицом к лицу со своей прошлой жизнью. Расправив плечи, повернулась к настойчивой особе.

Знакомые карие глаза удивленно рассматривали мое лицо. Сотни раз они убеждали делать то, что мне совсем не нравилось, и столько же раз я соглашалась на это ради нашей дружбы. Линда. Черт бы ее побрал!

— Глазам не верю! — вскрикнула она, бросив пакеты с покупками и схватив меня за плечи. — Подруга! Как я по тебе скучала!

Притянула меня к себе, сжимая в медвежьих объятиях. Я не обняла её в ответ, оставаясь все в том же положении, в каком она меня застала, удерживая пакеты на вытянутых руках вдоль тела. Шокированная этой встречей, я не могла пошевелиться. Увидев Линду, стояла словно парализованная. Будто все, от чего я так долго и тщательно пряталась на протяжении года, настигло меня в одночасье. Сначала Диего, теперь она, кто будет следующим? При мысли о тех людях, которые связывали её и меня, тело пронзил разряд тока. Я была не готова к подобным воспоминаниям.

Она продолжала обнимать меня, усиливая объятия, а все, чего хотелось мне, это оттолкнуть её и, не говоря ни слова, уйти из этого места. Но я не находила в себе сил произнести ни звука.

— Подумать только! — наконец-то оторвалась от меня Линда, но всё ещё удерживая на вытянутых руках за плечи. — Где ты была?

Ослепительно белая улыбка, блестящие от счастья глаза и искрящаяся кожа. Она выглядела так же, как в день нашей последней встречи. Словно её жизнь прекрасна, в идеальном мире, как и прежде, не существует никакого дерьма. А все кошмары, произошедшие со мной, это лишь плод чьей-то нездоровой фантазии. На секунду я представила её реакцию на правду. Всю ту отвратительную, больную и уродливую правду, преследовавшую меня со дня свадьбы с Майклом и до сих пор не оставляющую в покое. Соблазн исказить её сахарное представление о мире искушал меня. Только я не могла признаться в этом ужасе кому бы то ни было. Тем более ей! Этой лживой, лицемерной и завистливой суке.

Лишь оглядываясь назад, я поняла, чем именно была наша дружба. Линда всегда брала и не давала ничего взамен. Ей доставляло удовольствие склонять меня к пороку, радовало всё, что могло сделать мою жизнь как можно хуже. Так что мой рассказ только потешит её самолюбие и осчастливит на следующие десятки лет жалкого существования. Да и вряд ли она оказалась бы в подобной ситуации. Линда умнее меня, так как гораздо расчетливее. Для неё важны статус, деньги и мнение общественности. Выйдя замуж за подонка Майкла, она бы с радостью делала все, что он пожелал, и даже больше. А Диего не ворвался бы в жизнь разрушительным смерчем и не разнес бы к чертям весь её мир.

* * *

— Мы с ума сходили, не зная, что с тобой и куда вы все исчезли! — улыбалась так, будто увидеть меня, стало для неё настоящим счастьем.

Проблема заключалась в том, что я слишком хорошо знала Линду. За годы нашего беззаботного взросления и легкомысленного юношества я выучила наизусть каждую её эмоцию и возможную реакцию на то или иное событие. И в образ той девушки, что я помнила, плохо вписывались тревога или беспокойство. Единственное, о чем Линда способна переживать, это упущенное на распродаже платье или уведенную из-под носа выгодную партию. Всё остальное даже поверхностно не затрагивало её восприятие.

— Чёрт возьми, что случилось с твоими волосами? — провела пальцами по пряди моих волос.

Линда продолжала тараторить, засыпая меня вопросами. А я смотрела на неё и видела в её лице свою прошлую жизнь, о которой стремилась забыть навсегда.

— Ну, рассказывай же! — взяла меня за ладони, не переставая улыбаться безупречной, как и весь её облик, улыбкой.

— Простите. Вы меня с кем-то перепутали, — наконец-то вышла из ступора, выдернув руки из её ладоней, развернулась и быстрым шагом пошла прочь из торгового центра.

— Марина! Стой! Я никогда ни с кем тебя не перепутаю! Марина! — продолжала кричать мне в след Линда.

Я лишь ускорила шаг и, ни разу не обернувшись, убежала на парковку, запрыгивая в безопасное пространство автомобиля. Закрыв все дверцы изнутри на замок, бросив сумки на заднее сиденье, откинулась на подголовник, шумно выдыхая. Сердце до сих пор стучало где-то в горле, а дыхание сбилось. Я закрыла глаза, прогоняя прочь образы, нахлынувшие на меня после столкновения с бывшей подругой. Вот теперь стало по-настоящему страшно. Даже встреча с Диего и возможный исход нашей с Андресом авантюры не испугали меня настолько сильно, как безобидный случай с когда-то близкой подругой. Вместе с ней ко мне будто вернулись все призраки прошлого. Внезапно стало казаться, что в любой момент из-за угла может появиться Майкл или, того хуже, отец.

При мысли об этих двух мужчинах так равнодушно распорядившихся моей жизнью по телу побежали ледяные мурашки. Люди, обязанные заботиться и оберегать, обошлись со мной как с товаром, разменной монетой. До сих пор я не могла определить, кого я ненавидела больше, их или Ангела. Конечно, головой я понимала, то, как поступил со мной Диего, не способно сравниться в своей жестокости с действиями отца или Майкла. Только сердце твердило, что именно по их вине земля подо мной разверзлась, и я попала в ад. А тогда, тогда я просто хотела защитить любимого мужчину, не предполагая, что меня саму защищать некому.

Воспоминания всколыхнули боль и обиду, чувствовавшиеся так ярко, будто все случилось только вчера. Горячие слезы покатились из глаз по щекам, и я даже не пыталась остановить этот бесконтрольный поток. Уронив руки на руль, упала на них, жалея себя, проклиная судьбу, бога и своих обидчиков. Мне хотелось чьей-нибудь заботы и ласки, хотелось наконец-то чувствовать себя в безопасности или просто-напросто стереть из памяти весь этот кошмар.

В такие моменты появлялась острая тяга к забытью, возникало непреодолимое желание раствориться в наркотическом дурмане, как это было тогда в проклятом борделе, чтобы не осталось ни боли, ни тревожных воспоминаний. Но я не могла так поступить с Софи. Как я смогу её защитить, если не способна справиться с собственными слабостями?

Призраки прошлого преследовали меня. Я боялась даже пошевелиться, опасаясь выдать себя. Словно стоило сделать шаг из машины, как отец воскреснет. Нужно было какое-то отвлечение, что-то, что способно заставить забыть обо всем. Рефлекторно достала из сумочки телефон, поддавшись эмоциям, набрала сообщение. Не думая, нажала на кнопку “отправить”. Убрав телефон обратно, отключила звук, изолируя себя от возможных вопросов. В зеркало на меня смотрела девушка с размазанной по лицу косметикой и заплаканным лицом. Поправив макияж, посмотрела еще раз на отражение, где с трудом узнавала себя. Наверное, так было лучше. Мне не хотелось возвращать прежнюю Марину, но и этой быть не нравилось. Повернув ключ зажигания, тронулась с места.

Может пройти год, два, десять лет, а я по-прежнему буду помнить в малейших деталях дорогу до набережной. Весь путь я ехала будто по волнам памяти. Каждый поворот, выступ скалы и каждая пальма казались размытым воспоминанием, вырезанными в сознании. Не заметила, как добралась до места. Затормозила у скалы, закрывающей бухту от любопытных глаз, чувствуя, как взволнованное сердце начало громче стучать в груди. Вцепилась в руль, боясь посмотреть на берег. Пальцы дрожали, напоминая о безрассудности затеи.

— Что я здесь делаю? — прошептала себе под нос.

Словно отзываясь на невидимый зов, повернула голову к берегу, увидев ответ на свой вопрос. Сидя на песке, повернувшись лицом к бьющимся о берег волнам, курил Он. Тот, от кого я должна бежать на другой конец земли и никогда не видеть вновь. Но стоило увидеть его силуэт, как все сомнения рассеялись. Выйдя из машины, не торопясь направилась в сторону заката, не сводя взгляда со спины Диего. Садящееся солнце освещало его нежным ореолом, превращая образ в ангельский. Усмехнулась собственным мыслям. Какая насмешка! Обладать такой неземной внешностью и настолько демоническим нутром. Даже полное осознание его сущности не могло меня заставить отвести от него глаз. Мне хотелось любоваться им, пока он не заметил моего приближения. Хотелось запомнить его образ, свои эмоции. Ведь вряд ли я смогу испытать нечто подобное вновь. Скоро все закончится, и всё, что мне нужно, — это урвать хотя бы крупицу хорошего от наших встреч и этого задания в целом.

Услышав шаги, Диего слегка повернул голову, тут же отвернувшись обратно к волнам. В груди защемило при виде его лица. Я не могла смотреть на него, не восхищаясь. А возможность видеть его здесь, где всё начиналось, где мы открывали друг друга, впервые осознав, что все происходящее между нами гораздо глубже, чем случайная встреча, вызывали во мне столько эмоций, что казалось, будто сердце разорвется на части.

Сдерживая волнение, подошла к Диего, останавливаясь чуть поодаль, все еще не решаясь подойти ближе.

— Зачем ты меня позвала? — спросил, не оборачиваясь, продолжая курить.

При звуке его голоса в животе затрепетали крыльями бабочки, поднимаясь выше и превращаясь в предвкушение, осевшее гулким стуком в сердце.

— Хотела увидеть тебя, — сказала правду, зная, что сегодня не хочу притворяться.

— Почему? — вопрос прозвучал холодно, практически враждебно.

У меня появилось ощущение дежавю, и оттого волнение еще сильнее сковывало мои мысли. Всё это уже было: и море, и песок, и его настороженность, и моё желание просто прикоснуться к нему.

В поисках нужных слов подошла ближе и присела рядом на песок, вытягивая ноги. Диего не обернулся, выпуская изо рта клубы дыма, так похожие на облака, проплывающие над нашими головами. Я посмотрела на него, чувствуя, как сбивается дыхание, отвернулась к накатывающим на берег волнам. Океан был внешне спокоен, но ветер подгонял легкой рябью воду, выбрасывая её небольшими гребнями на землю. Так и я сохраняла видимость спокойствия, покрываясь мурашками и взволнованно трепеща.

— Не знаю. Просто почувствовала, что сойду сума, если не увижу тебя сегодня, — задержала дыхание, ожидая его реакции.

— Увидела? — наконец-то посмотрел на меня, усмехнувшись, тут же отворачиваясь снова. — Теперь можешь возвращаться к своему жениху, — ответил резко, будто жалил.

— Злишься, — кивнула сама себе, понимая, что не могла требовать от него иного поведения после абсолютного пренебрежения. — Имеешь право.

Диего выдохнул облако дыма, зло рассмеявшись. Затушив сигарету в песок, провел ладонью по лицу, мотая головой.

— Бред какой-то, — отвернулся в другую сторону, продолжая смеяться.

Я понимала его злость и не просила ничего иного, тем более, что это ни за что не заставит отказаться меня от намеченной цели. Смех резко затих. Диего посмотрел на море.

— Имею право, — тихо проговорил он, молча всматриваясь в закат. — То есть, — резко повернул голову ко мне, — теперь ты решаешь, на что я имею право, а на что нет?

Холодный взгляд впился в меня, пытаясь не то получить ответ, не то уничтожить. Захотелось сжаться под напором этих враждебных глаз. Я слишком хорошо помнила, какую опасность они несли в себе. Отправляя ему сообщение, не думала, чего именно хочу. Мне просто требовалось увидеть его. А что выйдет из этой встречи, на тот момент совершенно не волновало. Теперь, сидя рядом, вдыхая его запах и вглядываясь в глаза, подумала о возможной ошибке. Решение встретиться с Диего наедине, даже не сообщив Андресу о своих планах, как минимум глупо. И даже опасно. Но в то же время, мне вдруг неимоверно сильно захотелось снять с себя груз ответственности и просто побыть собой. Хотя бы какое-то время.

— Что ты хочешь от меня, Кэндис? — произнес имя с такой желчью, будто это было ругательство. — Быстро трахнуться и сделать вид, будто ничего не произошло? — вскочил на ноги. — Ты этого хочешь?

Он дотронулся до ремня, расстегивая пряжку.

— Тогда давай быстро покончим с этим, чтобы ты успела еще обслужить своего мужика! Задирай юбку, пока любимый не организовал поиски своей блядливой невесты, — намеренно причинял боль, наказывая за то, как обошлась с ним.

— Ну, же, Чика! К черту разговоры. Раздвигай ножки, — расстегнул пуговицу на джинсах.

Его слова достигли цели. Я почувствовала себя грязной шлюхой. Ведь именно такой я выглядела в его глазах. Неверной тварью, изменяющей мужчине, за которого собралась замуж. Снова. И тот факт, что после Диего я не подпускала к себе парней, не очищал меня даже перед собой.

— Это была ошибка, — встала на ноги, подбирая с песка сумочку.

— Куда же ты, Кэндис? Или у тебя встреча с другим членом? — схватил меня за руку, разворачивая к себе. В следующую секунду моя ладонь со звоном опустилась на щёку Диего.

Отдернув руку, я с ужасом посмотрела гримасу гнева, застывшую на его лице. Его глаза пылали яростью, готовые растерзать меня на части. Ноздри раздувались в гневе, а грудь тяжело вздымалась. Я сжалась, приготовившись к порции боли. Поняв, что сделала, отскочила от него, ожидая появления Ангела. Вот и все. Теперь я исчезну так же бесследно, как и отец. Но тогда Диего ни за что не узнает про Софи, а это означает спасение для неё. Секунды шли, но не происходило совершенно ничего. Внезапно его лицо смягчилось, а взгляд сменился со взбешенного на обескураженный.

— Черт, Чика, — проговорил растерянно. — Ты решила, что я тебя ударю? — теперь он смотрел на меня с ужасом.

— А разве ты не собирался это сделать? — горько усмехнулась над ироничностью ситуации.

— Мьерде, — потерянно провел рукой по волосам. — Я бы никогда не… — тут же осекся, замолкая, услышав мой смешок.

Диего озадаченно смотрел на меня, не двигаясь, словно боясь снова сделать неверный шаг.

— Прости, что напугал.

— Ты действительно в это веришь? — скрестила руки на груди, пытаясь хотя бы создать видимость безопасности. — В то, что не причинил бы мне вреда?

— Чёрт, я, правда, не хотел пугать тебя, — уронил руки вдоль тела, посмотрев на океан и затем снова на меня. — Просто… Я не знаю, что тебе от меня нужно, и это сводит меня с ума.

Диего провел ладонями по волосам, оставляя руки на затылке. Закрыл глаза на несколько секунд и, встряхнув головой, извиняющеся посмотрел на меня. Впервые я видела его настолько потерянным и открытым. Сейчас он стоял передо мной, скинув все наносное, оставаясь лишь тем, кем был в действительности. Не было ни безжалостного главаря банды, ни напускного безразличия, ни ненависти. Только он и его эмоции. Но даже теперь я не понимала, действительно ли это он, а не очередная маска.

Мы молчали, вглядываясь в глаза друг другу, пытаясь отыскать там ответы на наши вопросы и видя там лишь покалеченные души.

— Это ни к чему не приведет, — опустил руки, застегивая джинсы.

— Что именно?

— Молчание. Проклятые загадки, недомолвки! Зачем ты здесь? Что нужно от меня? — достал из куртки сигарету, прикуривая её, прожигая меня напряженным взглядом.

— Не знаю! Это импульс, понимаешь? — сильнее обняла себя руками, спасаясь от прохлады надвигающейся ночи. — У меня был ужасный день и единственный, кого я захотела увидеть, чтобы забыть о нем, оказался ты, — отвернулась к практически полностью спрятавшемуся за линией горизонта солнцу.

— Что случилось? — настороженно спросил он.

— Ничего особенного. Просто встретила старую подругу.

— Она обидела тебя?

— Нет, — поспешила разуверить его. Меньше всего мне хотелось натравливать Диего на какого-то, пусть и не сильно приятного. Неважно, каким человеком была Линда, ни она, ни любой другой не заслуживают несчастья попасть в чистилище, устроенное Ангелом. — Нет, я не стала с ней общаться. Просто, не была подготовлена к этой встрече.

— Ты уверена, что ничего плохого не произошло? — выпустил облако дыма, сощурив глаза.

— Всё хорошо, правда.

— Должен ли я тебе поверить? — потёр переносицу, не отводя глаз.

Мне показалось, что в его голосе прозвучала надежда, и от этого почему-то глаза предательски защипало.

— Да, — твёрдо ответила, справляясь с ненужными эмоциями.

Диего снова сел на песок, не произнося ни слова. Приняв это как знак примирения, последовала его примеру и присела рядом, слегка содрогнувшись от холода.

— Возьми, — Диего стянул с себя куртку, ту самую, что я надевала десятки раз, передавая мне.

Я протянула руку, чтобы забрать её, и наши пальцы встретились. Сердце запнулось, ощутив его горячую кожу. Чувствуя его тяжелый взгляд, подняла взор, встретившись с голубыми хищными глазами. Диего смотрел на меня голодным взглядом, зажимая между чувственных губ сигарету. Я позавидовала этой чертовой папиросе, захотелось, чтобы ко мне прижимались его губы и ни к чему больше. Словно под гипнозом, вытянула руку, забирая сигарету и взяв её в рот в том месте, где только что были его губы. Диего следил за моими действиями, не произнося ни слова. Под его давящим взглядом медленно втянула едкий дым, выдыхая в вечерний воздух. Не сводя с меня глаз, он забрал сигарету, затягиваясь, но не выпуская дым наружу. Я приблизила лицо к его, чуть раскрывая рот, оставляя между нами несколько сантиметров. Взгляд Диего темнел, и, глядя на него, ощущала, как по позвоночнику бежит дрожь. Я любила, когда он так на меня смотрел, будто мир остановился, не существовало больше ничего и никого в целой вселенной. В такие моменты забывалось обо всем — я видела лишь его.

Диего сократил расстояние между нами, замирая напротив моих губ. Приоткрыв губы, он медленно начал выпускать дым мне в рот. Втягивая табачную горечь, я не чувствовала вкуса сигарет, казалось, будто меня охватывает дурман всего лишь от его близости, горящего взгляда и запретности всего происходящего. Было в этом действии нечто настолько эротичное, отчего поджимались пальцы на ногах. Диего пожирал меня глазами, а у меня крыша ехала от того, как именно он на меня смотрит. Из самого центра живота расползался жар, сосредотачиваясь где-то внизу.

Мне нестерпимо хотелось стать ближе к Диего, почувствовать всем телом и не думать ни о чем. Не дожидаясь его дальнейшего шага, провела языком по его нижней губе, тут же отпрянув.

— М-м-м, — невольно издала звук, следом облизывая свои губы, оставляя на них его сладко-горький вкус.

Диего смотрел на мой рот, как одичавший зверь на загнанную добычу. В следующее мгновение он выбросил сигарету, тут же положив ладонь мне на затылок и захватывая мои губы своими. Стоило ему попробовать меня, как он больше не медлил, действуя, как завоеватель. Раскрывая мой рот языком, он жадно исследовал его, посасывая и покусывая губы. Он пил меня словно путник, заблудший в пустыне, воду и в то же время, будто наказывал, кусая губы и следом смягчая боль языком, нежно касаясь места укуса. Я же упивалась им в ответ, теряя разум от его грубых страстных ласк. Никто кроме него не целовал меня так, никто не воспламенял мою душу настолько, что я была готова сгореть заживо, лишь бы побыть рядом с ним, чувствовать его хотя бы еще какое-то время. Прошло всего несколько дней после нашей близости, а мне казалось, что целая вечность. Он пробуждал меня ото сна, в котором я пребывала, находясь вдали от него, теряясь и не зная, где именно моё место в жизни. Лишь его поцелуй показывал, что значит, дышать полной грудью и как же чертовски прекрасно может быть нечто столь неправильное. Но тогда, в то мгновение, я ни о чем не думала, полностью отдавшись своим ощущениям. Отвечая на его поцелуй, запустила руку ему в волосы, сжимая их в кулаке, прижимая Диего сильнее к себе. Перекинув ногу, села сверху на его бёдра.

Из его груди послышался рык. Он положил руки мне на ягодицы, вжимая в себя. Я чувствовала его эрекцию, словно камень упирающуюся мне между бедер. Получив доказательство того, насколько сильно он желал меня, моё тело отозвалось сладкой болью. Моё белье промокло лишь от поцелуя, а ерзая по его эрекции, получив обещание чего-то большего, казалось, что я сгорю от нетерпения. Зная, что его желание так же велико, как мое, я сходила с ума. Со мной происходило что-то невероятное. Я отдалась полностью ощущениям и чувствам, обострившимся до предела. Диего пробудил во мне животные инстинкты, вышедшие на передний план. Я хотела его, хотела так сильно, насколько женщина может желать мужчину, и чувствовала такую же дикую жажду в нем. От каждого его прикосновения по телу расползались электрические заряды, затрагивая каждый нерв. Набухший комок у меня между ног пульсировал, требуя, чтобы к нему прикоснулись. Поерзала вдоль эрекции Диего, пытаясь усмирить нарастающую боль желания.

Он плотнее вжал меня в себя, опуская губы к шее, посасывая кожу и спускаясь поцелуями ниже к груди. Я откинула голову назад, открывая для него лучший доступ, блуждая руками по мускулистой спине, сильной шее, зарываясь в густые волосы. Горячие влажные поцелуи Диего опускались дальше, оставляя после себя на коже след из мурашек. Он опустил голову к груди, обхватывая губами сквозь ткань платья сосок. Я застонала, стоило Диего только притронуться до стянувшейся в бусину вершинке. Слегка захватив зубами острый сосок, он зарычал, сдергивая с моих плеч платье. В тот момент я даже не обратила внимания на треск материи, все, что требовалось, это как можно скорее ощутить его каждой клеточкой тела.

Схватив край его футболки, потянула её вверх, желая прикоснуться своей обнаженной кожей к его, разделить жар его тела. Диего отпрянул на долю секунды от моей груди, чтобы одним резким движением избавиться от ненужной преграды, тут же возвращая губы ко второму моему соску, лаская языком и царапая зубами. Я уже не видела ничего вокруг, захмелев от возбуждения. Горячие губы и кожа, прикасающаяся к моему распаленному телу, практически воспламеняли меня. Я целовала его шею, царапая спину ногтями, двигаясь вдоль его эрекции, пытаясь облегчить боль между ног. Диего подхватил меня, удерживая ноги у себя на пояснице и переворачивая на спину. Прохладный песок, резко контрастирующий с пылающей кожей, вызвал новую волну мурашек. Диего нашел мои губы, жадно целуя и двигая одной ладонью вдоль тела, а второй сжимая и поглаживая соски. Я обняла его ногами за талию, вжимая в себя, лаская пальцами каждый мускул на его широкой спине.

Диего будто не мог насытиться мной, целовал без остановки в губы, шею, зацеловывал лицо и затем опускался ниже, вновь терзая грудь. Я выгибалась ему на встречу, чувствуя, что нахожусь на пределе и больше не могу терпеть. Мне требовалось почувствовать его всего. Словно прочитав мои мысли, он опустил руку под юбку, запуская пальцы под промокшее кружево трусиков. Как только его палец дотронулся до набухшего клитора, из моей груди вырвался стон.

— Да, пожалуйста, — проговорила, не в силах больше ждать разрядки.

Ничего не сказав в ответ, Диего начал массировать круговыми движениями возбужденный комок нервов. Его поцелуи опускались все ниже по телу. Он стащил с меня остатки платья, сбившегося на талии, сразу же перекидывая мои ноги себе на плечи. Губы Диего исследовали живот, а палец продолжал медленно подводить меня к долгожданному пику удовольствия. Закрыв глаза и отдаваясь ощущением, вновь услышала звук рвущейся ткани. Распахнув веки, увидела, как Диего сорвал с меня остатки трусиков, оставляя под собой совершенно обнаженной. Окинув моё тело пылающим взглядом, он дотронулся пальцами до моих губ, медленно проводя рукой от них через шею, вершину груди, затрагивая кончиками пальцев сосок, нежно касаясь мягкой кожи живота, через пупок — вниз к лону, лаская его вдоль влажных складок. У меня перехватывало дыхание от жара в его глазах. Хотелось спрятаться от этого откровенного взгляда, и в то же время я готова была лежать так целую вечность, позволяя делать с собой все что угодно, лишь бы любоваться им в ответ и вдыхать его запах.

— Ты прекрасна, — хрипло произнес, опускаясь ниже, устраиваясь у меня между ног.

Задержала дыхание, как только горячий язык дотронулся до нежной кожи лона. Неторопливыми движениями Диего пробовал меня, сжимая одной рукой мою грудь, а второй раскрывая меня для себя. Стоило ему прикоснуться языком к клитору, я шумно выдохнула. Тепло волнами накрывало меня от его неторопливых ласк. Диего дразнил, не давая в полной мере желаемого.

— Пожалуйста, Диего, — простонала, запуская пальцы ему в волосы.

Будто дожидаясь именно этой фразы, он обхватил набухший комок губами, слегка посасывая его. Неважно, как сильно я хотела более резких действий, для моего тела эти ощущения стали неожиданностью. Привыкая к интенсивному удовольствию, резко втянула воздух, еще крепче вцепляясь в его волосы, выгибаясь грудью. Новое ласкающее движение языка Диего приближало к долгожданному удовольствию, сменяясь посасываниями и нежными прикосновениями. Он подводил меня к грани, не давая перешагнуть через нее, и снова приближал к ней. Вновь и вновь поднимая к звездам и не давая достичь их, постоянно оттягивая этот момент.

— Пожалуйста, позволь мне, — умоляла его, а в ответ услышала лишь рык.

Мучая меня ртом, Диего вошел в мое лоно двумя пальцами, усиливая удовольствие. Его движения руки и языка ускорились и стали более напористыми, не позволяя мне ни на мгновение выдохнуть. Я глотала ртом воздух, от переизбытка ощущений и с широко раскрытыми глазами взирала на звезды, бесстыдно следящие за нами с небес. Каждая мышца в теле напряглась, накапливая напряжение и умоляя о скорейшей разрядке. Удар языка по клитору, движение кистью руки — и мир рассыпался на части. Я протяжно застонала, отдаваясь горячей волне удовольствия. Тело покалывало и окутало теплом. Закрыла глаза, наслаждаясь долгожданной разрядкой.

Мягкие губы коснулись моих, жадно завоевывая их. Влажный, дерзкий поцелуй с моим вкусом, вновь оживил вулкан, что только начал затихать.

— Посмотри на меня, — прорычал мне в губы.

Распахнула глаза, окунаясь в тяжелый, потерявшийся в дурмане желания взгляд. От него кружилась голова, а тело вновь начало покалывать от нетерпения в ожидании большего. Почувствовала член у входа в лоно. Потершись головкой о влагу от моего оргазма, Диего медленно заполнил меня, замирая. Я вонзилась пальцами в его плечи, привыкая к ощущению наполненности. Словно пазлы одной картины, мы идеально дополняли друг друга. Мгновения молчаливого перемирия, превращающие наше соитие в акт потерянного счастья… Нависнув надо мной, опираясь на ладони, он медленно вышел из лона, не прерывая зрительного контакта, тут же заполняя меня до самого упора. Я застонала, вновь ощутив его внутри себя, ликуя и расползаясь на кусочки от чувств, бушующих в груди. С каждым новым неторопливым движением бедер во взгляде Диего что-то менялось, окрашивая страсть в нечто более глубокое, дотрагивающееся до самого сердца. Сегодня не было ни резкости, ни злости, только тепло и забота. Глядя ему в глаза, в неприкрытую нежность, находя там нечто более значимое, чем одержимость или простое физическое влечение. Тогда вновь начало казаться, будто в его черной душе есть место для любви.

Сердце защемило от собственных эмоций, не дающих двигаться дальше в жизни и не позволяющих представить кого-то иного на его месте. Из глаз стекла слеза. Диего наклонился ко мне, сцеловывая соленую каплю. Это проявление заботы, пробудило во мне целый ураган чувств. Казалось, будто в груди недостаточно места, чтобы удержать всей той бури, что разрывала меня изнутри. Притянула Диего за шею к себе, обхватив лицо ладонями и осторожно целуя его в соленые губы, показывая всё, что творится на душе. Сладко-солёный поцелуй, медленные толчки бедрами и его запах, смешанный с запахом моего тела, полностью одурманили. Я больше не понимала происходящего да и не стремилась, растворяясь в ощущениях.

Его поцелуи поглощали мои всхлипы и стоны. Я ласкала руками его кожу, подаваясь бедрами навстречу ему, не желая ни секунды находиться без него, чувствовать его вне себя. Обняла его ногами за талию, сжав ладонями ягодицы, вдавливала сильнее в себя и ощущая приближение оргазма. Диего спрятал лицо у меня между плечом и шеей, вновь и вновь заполняя меня, вознося все выше и выше. Я не могла больше сдерживать нарастающий вихрь удовольствия. Еще один толчок Диего — и я воспарила высоко в небо, мир вокруг осыпался мириадами огней. Крик удовольствия оглушил океанский берег, смешиваясь с шумом прибоя. Диего зарычал, изливаясь в меня. Горячее семя заполнило лоно, продолжающее сокращаться от экстаза и вытягивать из него наслаждение до последней капли. Диего замер на мне, восстанавливая дыхание. Я все еще пребывала где-то на небесах, когда он осторожно поцеловал меня в шею и перекатился на спину, утягивая меня за собой, не выпуская из горячих объятий. Я была счастлива и умиротворена, запоминая этот момент на долгие годы.

— Ты всегда будешь моей, — тихо проговорил он, оставляя теплый поцелуй у меня над скулой.

Глава 17

Длинные щупальца дыма уползали из-под ног танцовщиц и таяли над головами посетителей. Прожекторы, направленные на сцену, и тусклый неоновый свет в зале позволяли скрыться клиентам, нежелающим быть замеченными в подобном заведении. Примерные семьянины, влиятельные политики и бизнесмены в окружении голых девиц, наркотического и алкогольного дурмана снимали маски, демонстрируя истинные лица. Никто не хотел оказаться скомпрометированным в публичном доме, пусть и замаскированным под стриптиз клуб. Мне нравилось наблюдать за тем, как все эти чистенькие, выхоленные праведники, презирающие сброд, подобный моим амигос, и меня, демонстрировали свои сущности, погружаясь в пучину самых грязных и запретных фантазий. Никогда не перестану удивляться, насколько сильно люди меняются, стоит им понять, что их никто не видит и теперь не существует запретов. Двуличность заложена в природе человека. И пусть мне пустит пулю в лоб тот, кто никогда не притворялся кем-то иным, кому ни разу не приходилось подавлять свои истинные желания.

Плевать, что я грешник, которому ни за что не отмыться от крови, но я буду лучше стоять по эту сторону, не стесняясь своей природы, чем стану одним из лицемерных ничтожеств. Я никогда не пытался казаться лучше, чем есть. Всегда был собой, не притворяясь и не отрицая свою натуру. В нашем мире ты не должен нравиться кому-то, порой даже себе, направляя все усилия на то, чтобы вызывать страх и ужас. В моём же случае даже не пришлось стараться стать таким. Неважно, как меня называли за глаза, как и неважно то, что неистово ненавидели. Мне нравилось держать контроль и нравились методы, благодаря которым я его сохранял.

Я кайфовал от своей жизни и ее устройства. Но после того, как в нее ворвалась девчонка с глазами цвета моря, понял, насколько пуста моя душа. И сейчас, сидя в этом рассаднике порока и похоти, не мог думать ни о чем ином, кроме нее и последней нашей встречи. Вокруг крутились полуголые девицы, а я не замечал ничего, находясь мысленно на том гребаном берегу. Я не видел её всего сутки, а ломало так невыносимо сильно, что я с трудом мог сосредоточиться на чем-то дольше десяти секунд. И, чёрт возьми, мне до сих пор казалось, будто я чувствую запах её кожи и ощущаю тепло тела.

Ни разу расставания не давались мне настолько тяжело. Можно накинуть на шею удавку, и то дышать было бы легче, чем в эти невыносимо длинные сутки.

Там, в бухте, я чувствовал, что Котёнок так же, как и я, пыталась растянуть наше с ней время, чувствовал, что наконец-то она позволила себе быть со мной той самой девушкой, укравшей мой покой и рассудок. Впервые после её возвращения она смотрела на меня так же, как и год назад. Чёрт. От одного её взгляда у меня будто увеличивалась в размере грудная клетка от всех этих чертовых эмоций, и твердел член. Чика поработила мои чувства, превратив в эмоционального наркомана. Я зависел от неё. Черт бы её побрал! Было больно даже сделать вдох, находясь вдали от неё, и просто невыносимо дышать, зная, что она в этот момент с другим.

Представлял то, как чужие руки прикасаются к коже, которую я готов покрывать поцелуями на протяжении вечности, и в голове включался часовой механизм, отсчитывающий секунды до того момента, когда я смогу свернуть шею ублюдку Пересу. Я и раньше был готов отрубить каждый палец, а затем и каждую руку любому, посмевшему прикоснуться к моей женщине. А теперь, когда ситуация обернулась таким образом, что в любой момент она может ускользнуть от меня вновь и уже навсегда, то вынужден был копить в себе ярость и гнев, выплескивая злость в бизнесе. Только на душе не становилось легче. В груди нарастал ком, постепенно начавший напоминать бочку с порохом, тянувшую своей тяжестью вниз и готовую взорваться от любого неверного толчка, уничтожая все на своем пути.

А пока всё, что мне оставалось, — это ждать. Ждать — и вновь и вновь мысленно проигрывать моменты на пляже.

* * *

Я находился словно где-то в параллельной вселенной, обнимая Марину, лежащую в моих руках после того, как она растопила лёд между нами, показав истинные эмоции. Крепко сжимая её в объятиях, я не размыкал руки, опасаясь, что она может упорхнуть в любое мгновение, и всё, что было до этого момента, окажется лишь чертовым сном. У меня в груди творилось что-то, не поддающееся никакому описанию. Я был готов на любые подвиги ради нее, и неважно, насколько безумными они должны быть. Мне хотелось положить к ногами Котёнка целый мир, лишь бы она всегда вот так же мирно спала в моих руках, позволяла любить себя и никогда не покидала меня. И в то же время я знал, что это все временно. До конца не понимая мотивов того её рокового сообщения, я чувствовал, как наше время истекает, совсем как волны, которые неизбежно оставляли берег и возвращались в океан. Этот страх не позволял полностью отдаться счастью, нависая над нашими головами гильотиной, настроенной прекратить тихие мгновения спокойного блаженства.

Размеренное дыхание Марины успокаивало злых демонов, владеющих моей душой вдали от нее. Вдыхая её запах, слушая стук сердца, наконец-то пребывал в гармонии с окружающим миром. Словно не существовало ничего, кроме девушки на моей груди и меня. Хотелось верить, будто вселенная решила дать мне второй шанс, чтобы все исправить и никогда не отпускать её от себя. Мне больше не требовалось доказательств её чувств ко мне. Этот вечер, её прикосновения и то, как она на меня смотрела, говорили громче любых клятв. Я видел: Марина любит меня так же сильно, как и год назад. Как бы Котёнок не убеждала меня в обратном, сегодня я получил ответ на главный вопрос. Не оставалось сомнений, что её сердце принадлежало мне, как и она вся. И плевать на все, что осталось в прошлом. Я намерен заставить её забыть о каждом проклятом моменте, из-за которого она сбежала от меня и так отчаянно не желала впускать обратно в свою жизнь. И теперь, когда мы сдвинулись с мертвой точки, сделаю что угодно, но верну её, верну своё счастье.

Марина пошевелилась, пряча руки у меня на груди. Я и забыл о том, что вокруг нас была абсолютная ночь, и температура воздуха опустилась гораздо ниже, чем во время нашего приезда в бухту. Осторожно вытянул руку, схватив куртку, и накинул ей на спину, укрывая от ночной прохлады. В груди потеплело при мысли, что могу вот так всю жизнь заботиться о ней и защищать от всего и всех. И эта мысль совсем не показалась странной, скорее наоборот, она дарила надежду.

— Спасибо, — тихо проговорила Чика.

При звуке голоса Котёнка сердце споткнулось, застучав быстрее о грудную клетку. Она проснулась, и это могло означать, что наше расставание близко.

— Надо было сразу тебя укрыть, чтобы не прерывать сон.

— Тогда не было необходимости, — почувствовал, как она улыбнулась.

Подумав о том, что она намекает на то, как я выбивал из неё стоны чуть ранее этим вечером, ощутил, как член очнулся ото сна, пошевелившись.

— Если это единственный способ поддерживать тепло в твоём теле, тогда нам не следовало останавливаться, — улыбнулся в ответ, забыв о появившемся вновь напряжении.

— Не думаю, что Вы, Мистер Альварадо, способны трудиться без перерыва, — слегка поерзала по мне, окончательно пробуждая мой организм.

— Это вызов, Чика? — осторожно взял её за подбородок, приподнимая лицо, чтобы разглядеть его выражение.

— А ты готов его принять? — в её глазах плясали лукавые искорки, глядя на которые, хотелось улыбаться вечно.

— Мне кажется, ответ на этот вопрос очевиден, — пошевелил бедрами, уткнувшись ей в живот уже болезненно твердым членом.

— М-м-м, — задумчиво протянула. — Я не совсем понимаю, о чем вы, мистер Альварадо, — прикусила губу.

Посмотрев, как краснеет губа в месте укуса, безумно захотел целовать её до тех пор, пока губы полностью не окрасятся в такой же алый цвет.

— Что ж, похоже, стоит тебе напомнить, с какой готовностью я принимаю каждый вызов, — одним движением перевернулся, укладывая её спиной на песок.

— Ах, — вырвалось от неожиданности у Марины. — До сих пор не понимаю, о чем ты, — обхватила тонкими пальцами эрекцию, проведя ладонью вверх-вниз.

Стоило ей коснуться моей плоти, как я зарычал от нестерпимого желания оказаться снова в ней. Марина дразнила меня, и это возбуждало сильнее любого порно. Видеть её беззаботной и счастливой — значило для моего либидо ничуть не меньше, чем для сердца. И понимание, что улыбка на её губах вызвана мной, а не кем-то другим, сводило с ума от счастья.

— Кажется, я наконец-то вижу, как сильно ты любишь вызовы, — продолжила дразнить меня рукой.

Я склонил голову, захватывая губы Марины, тут же утопая в ее сладком вкусе. Котёнок сразу отозвалась на поцелуй, погружая меня в нирвану. Тело вибрировало, сгорая от нетерпения слиться с ней воедино. Она поглощала мои разум и чувства, и не требовалось совершенно ничего в этом проклятом мире, если моя Чика позволит просто быть с ней. Её поцелуй будто накачивал меня жизненной силой, превращая возможности в неограниченные. Растворяясь в её вкусе, в таком родном и ни с чем несравнимым запахом ванили, я ощущал себя гребаным суперменом. Достаточно лишь знать, что для нас есть надежда, и ни одна преграда не в состоянии мне помешать быть с нею.

Марина обняла меня за шею, запуская пальцы в волосы, пуская по коже мурашки. Не отрывая губ от моих, она закинула ногу мне на бедро, опрокидывая меня на спину. Я не противился инициативе Котёнка, принимая всё, что она давала мне.

— Я бросила вызов, — оседлала меня, двигаясь влажным лоном вдоль эрекции, — и я руковожу процессом.

Я смотрел, как она возвышалась надо мной во всей своей обнаженной красоте. Растрепанные светлые волосы, достающие до середины тонкой шеи, хрупкие плечи и полная грудь с острыми сосками — всё в ней было идеально. Свет взошедшей луны освещал Марину сзади, превращая в настоящую сирену, предвещающую мою погибель. Весь её облик влек меня, обещая рай, и было плевать, что последует после, как и плевать на все, предшествовавшее этому мигу. Её красота ослепляла. Теперь я не сомневался — она самая прекрасная женщина на земле. И я готов идти за ней даже в самое пекло ада, зная, что мы будем вместе.

Взяв в руку член, Котёнок медленно ввела его в себя, прикрывая глаза. Я шумно сглотнул, почувствовав жар её лона, обволакивающий и плотно сжимающий мою плоть. Марина чуть раскрыла распухшие от жарких поцелуев губы, тихо застонав. Приподняв попку, она выпустила меня, заставляя стиснуть зубы от потери её лона. Положив руки ей на талию, помог снова опуститься на себя до упора. Марина уперлась руками мне в грудь, впиваясь ногтями. Она поднималась и снова опускалась, смотря на меня из-под отяжелевших век. Её взгляд представлял собой расплавленный металл, гипнотизирующий и манящий. Медленные движения бедер Котёнка, колышущийся им в такт бюст, тихие стоны, ногти, царапающие мою грудь, погружали в транс, унося далеко в мир бесконечного блаженства.

Обхватил рукой её грудь, сжав сосок между пальцами. Марина выгнулась вперед, требуя еще большего внимания к чувствительным бусинам. Сжав в руках обе груди, потёр подушечками больших пальцев соски. Марина накрыла мои ладони своими, прогибая спину. Я зажал между пальцев острые вершинки, слегка потягивая и снова потирая подушечками. Котёнок ускорила движения бедер. Её плавные скольжения стали более хаотичными. Я вторил ей, двигаясь внутрь лона в такт её попке, не сводя глаз с её лица. Ни разу еще я не видел её такой необузданной, дикой, раскованной и, черт возьми, эта её сторона оказалось дьявольски возбуждающей. Я был готов взорваться в любой момент, лишь смотря на нее. Те ощущения, что она дарила, совершенно расплавили мне мозг. Но, даже теряя связь с реальностью, я не мог позволить себе лишить её долгожданной кульминации. Погоня Марины за удовольствием становилась более резкой и неконтролируемой. Опустив одну руку на разбухший от возбуждения комок нервов между её складочек, круговыми движениями пальца начал подводить её к разрядке.

Чёрт, находясь с Мариной, неважно в ней или вне её, всё, о чем я мог думать, — это хорошо ли ей так же, как и мне. Ни одна женщина не могла похвастаться подобным вниманием с моей стороны, но эта Чика завладела всем миром, став его единственным и неоспоримым центром. Я чувствовал, как напряглись мышцы лона, сжимая член в надежные тиски. Убрав руку с груди, переместил её на талию Котёнка, крепко сжав, двигая тазом резче и глубже, помогая достичь желаемого удовольствия. Несколько круговых движений пальцем по клитору и резких проникновений в её плоть, и стенки лона начали сжиматься вокруг меня. Марина откинула голову назад, протяжно закричав. Звук её наслаждения разлетелся по берегу, уносясь в разные стороны. Убрав руку с клитора, схватил её за талию, резко вонзаясь в её тело, продолжающее содрогаться от наслаждения. Мой оргазм нахлынул гигантской волной всепоглощающего удовольствия, расползаясь от поясницы по всему телу. Мной овладели лишь чувства, лишающие способности мыслить. Удерживая Котёнка на себе, излился в неё до последней капли. Словно почувствовав мой экстаз, Марина прижалась грудью к моей обнаженной коже, накрывая рот своим. Она целовала меня жадно и чувственно, сплетая наши языки и не позволяя мне жалеть её губы. Находясь в посторгазменном тумане, я не хотел отрываться от неё. Её запах, вкус, ощущение шелковой кожи кружили голову. Я не помнил, когда в последний раз чувствовал себя таким…счастливым.

Разорвав поцелуй, Марина спрятала голову мне под подбородок, восстанавливая дыхание. Я гладил её по спине, глядя на звезды и не понимая, настоящие они или у меня в глазах мерцают отголоски наслаждения. Лежа там, под ночным небом, усыпанным миллионами галактик, и слушая умиротворяющий звук прибоя, я был счастлив. Марина, покрытая капельками пота, чертила пальцем круги у меня на груди. В тот момент мы воспринимались как единый живой организм, а не отдельные личности с именами Марина и Диего. Только с ней я чувствовал себя полноценным человеком, а не бездушной тварью с дырой в груди. Теперь я точно знал, где находилось мое сердце и как оно выглядело. Все казалось таким простым и легким, что причины, по которым мы не могли снова быть вместе, совершенно потерялись в мороке пьянящего счастья. Я не хотел разговаривать, боясь разрушить магию, окутавшую нас, рассчитывая остаться в таком положении навечно.

— Диего? — тихо позвала она.

— Да? — ответил, уже слыша, как панцирь вокруг нас дал трещину.

— Мне нужно ехать, — еле слышно сказала Чика, напрягаясь всем телом.

Марина будто даже уменьшилась в размерах, пытаясь сохранить спокойствие, но напряженные мышцы выдавали ее. Я стремительно падал с небес на землю. Воздух вокруг нас загустел, превращаясь в свинец. Стало тяжело дышать, а сердце замерло в груди, не зная, для чего ему биться.

— К нему? — все, что смог из себя выдавить, по-прежнему не выпуская её из рук.

— Диего, — приподняла лицо Чика. — Посмотри на меня, — обхватила ладонями лицо, направляя мой взгляд на себя. — То, что между нами — это страсть, которую сложно отрицать и с которой невозможно бороться. Но я не могу быть с тобой, пойми это.

Марина замолчала, дожидаясь моей реакции. Я чувствовал, как быстро бьется в её груди сердце, словно крылья колибри, загнанной в клетку, каждым стуком отдаваясь о мою грудь. Видел грусть и страх в её глазах и не понимал, точнее не желал понимать, какого черта происходит. Она была моей. И любые слова, утверждающие обратное, значили не больше, чем пустой звук.

— Почему? — слышал, как ярость входит в меня, хлопая дверьми моей души, за которыми пряталось хрупкое и такое неверное счастье.

— Я обручена. И не могу просто уйти от него.

— Это ничего не значит, — убрал её ладони с лица, взяв за талию и пересаживая на песок рядом с собой. — Если бы ты любила его, то не трахалась бы со мной.

Проговорил зло, совсем утратив легкость и тепло, заполнявшее меня еще пару мгновений назад. Отыскивая разбросанные по песку вещи, боялся даже посмотреть на Марину, ожидая увидеть вместо неё снова ту бездушную стерву, которой она была всё последнее время.

— Любовь переоценивают, — с вызовом произнесла Марина. — Гораздо важнее уважение, привязанность, забота.

Натянув на себя футболку, повернулся к Чике, смотря, как она кутается в те лохмотья, что я оставил от платья.

— Значит, лучше жить всю жизнь с человеком, которого презираешь?

— Я не презираю, Пабло! — оскорблено ответила она, скрестив руки на груди, удерживая спадающее платье.

— Тогда что всё это? — показал сначала на неё, потом на себя и снова на неё. — Трахаться с другим мужиком за спиной у мужчины, с которым собираешься связать свою жизнь, что это, если не презрение? Думаешь, он обрадуется, если узнает, что превратился в рогоносца?

— Ты не понимаешь…

— Да, мать твою! Не понимаю и не хочу понимать! — подошел ближе, чувствуя, как от злости закипает кровь. — Я всё видел и, черт возьми, ты сама всё показала мне! Я знаю, у тебя ко мне чувства и, бл***, - растерянно провел рукой по волосам, посмотрев в сторону. — Я сожалею, слышишь, — посмотрел на Марину, — сожалею, что уничтожил все своими руками в прошлый раз! — увидел, как заблестели её глаза. — Чика, я каждый гребаный день без тебя умирал, превратившись в живой труп. Для меня жизнь окончилась в тот день, когда я думал, что потерял тебя навсегда.

Марина смотрела на меня широко раскрытыми глазами, а по её щеке катилась слеза. Я сделал шаг к ней навстречу, желая обнять и сказать, что никогда больше не обижу её и всё у нас с ней будет хорошо, но она тут же отшатнулась, отпрянув назад.

— Никогда, — прекрасное лицо исказило отвращение, — слышишь, никогда не разговаривай со мной об этом! Или больше ты меня не увидишь, — резко развернувшись, она направилась твердым шагом к машине.

— Мьерде! — закричал, пнув песок. — Марина! — позвал, но она не обернулась. — Стой! — побежал за ней, не собираясь оставлять всё снова в таком же подвешенном состоянии, в каком она покинула меня во Флориде. — Стой, Чика! — догнал, положив руку ей на плечо.

Марина остановилась, но не развернулась ко мне. Её плечи тяжело поднимались, словно ей нечем было дышать.

— Убери руку! — со злостью выплюнула она.

— Чика, послушай…

— Если сейчас же не уберешь свою проклятую руку, больше можешь не искать меня.

Каждое сказанное слово звучало как проклятье. Она не желала вспоминать о прошлом, как и не хотела иметь со мной ничего общего. Просто секс. Именно так она обозначила наши отношения в прошлый раз. Просто чертов секс. Испугавшись потерять её навсегда, сделал, как она попросила.

— И что теперь? — в отчаянии смотрел, как её спина удаляется от меня.

— Теперь не тебе решать, — кинула она через плечо.

Я почувствовал, как болезненно сжалось сердце. Растерявшись, я молча смотрел, как она села в машину и, не медля, уехала, завизжав шинами колес по асфальту.

Не зная, как поступать дальше, достал сигарету, мечтая об одном: взять назад гребаные слова, заставившие её так резко поменяться. Я хотел вернуть свою девочку. Чёрт! Хотел так сильно, что не мог думать ни о чем другом. Если раньше мне не терпелось достучаться до нее, то теперь я болтался в каком-то вакууме, не зная, захочет ли она увидеть меня вновь. Оставалось лишь ждать. Других вариантов после этой ночи у меня не имелось.

* * *

На коленях терлась танцовщица, пытаясь пробудить интерес к своей персоне. Амигос уже разошлись по уединенным комнатам, устраивая там оргии. А я сидел у барной стойки, заливая отчаяние ромом. Девчонка всё еще надеялась уйти со мной в комнату, но мне даже смотреть на неё было тошно. Слишком темные волосы, слишком много косметики, слишком отчаянные попытки соблазнить. Несмотря на то, что в ширинку уже упирался стояк, я сам себе стал противен от того, что моё тело возбуждалось от пошлых приставаний жалкой шлюхи. Поморщившись, скинул её с колен.

— Займись лучше клиентами, — махнул ей на заполненный озабоченными мужиками зал.

Потирая зад, танцовщица поднялась на ноги и, не говоря ни слова, скрылась в глубине клуба. Она знала прекрасно порядки в моём заведении, но, как и многие другие тупые шлюхи, не оставляла попыток поймать крупную рыбешку. Но я не хотел ни одну из них. Порой, на протяжении прошлого года, теряя надежду найти Котёнка, напивался до беспамятства и просыпался наутро с одной или несколькими обнаженными шлюхами. Если до Марины я часто не запоминал лиц, прошедших через мою постель девиц, то после неё не мог вспомнить даже сам секс.

И теперь, когда она ураганом вернулась в мою жизнь, не хотел, чтобы её прикосновения стерлись под чужими руками. Я пытался сохранить воспоминания о каждом проведенном вместе мгновении, а подпустить к себе кого-то другого — означало пожертвовать единственно важным, что осталось в моей гребаной жизни. Я был жалок. Прежние независимость и равнодушие оказались растоптанными каблучками хитрой русской, решившей упечь меня в психушку. Не думая ни о ком, кроме Марины, я медленно напивался, подкармливая отчаяние и злость.

— Значит, правду говорят, — хриплый голос привлек моё внимание. — Моя племянница вернулась.

Отодвигая табурет от барной стойки, рядом уселся Иван Асадов.

Глава 18

За день до встречи Ивана и Диего

Осколки бутылок ковром устилали пол в помещении, мерцая, как бриллианты, под упавшими через окно солнечными лучами. Поломанные стулья, попавшие в эпицентр драки, развернувшейся прошлой ночью, дожидались своей очереди быть вынесенными на помойку. Оглядывая ресторан, с трудом можно было найти уцелевшие предметы. Всё превратилось в кучу бесполезного мусора. Именно так чувствовал себя Иван Асадов — никому ненужным хламом, отбросами. Все надежды на то, что после пропажи брата, он наконец-то перестанет играть роль второго плана и займет место, предназначенное ему по праву, рассыпались в прах.

Павел никогда не воспринимал его всерьез, считая ни к чему не годным прихлебателем. Думал, что брату требуется от него только деньги. Но всё обстояло совсем иначе. Деньги, безусловно, были важны для Ивана, но совсем не те жалкие копейки, что кидал, словно подачки, его старший брат, позволяя содержать лишь ничтожно малый процент бизнеса. Иван грезил властью, уважением. Он собирался стать влиятельным человеком, перед которым другие трепетали. Но всё это у него отнял брат, превратив практически в свою шестерку. Выбивать деньги у должников, забирать товар и владеть чертовой дырой в качестве прикрытия, дерьмовым рестораном на Санта-Монике, которую Асадов старший не называл иначе, как притоном. Вот и все, что доверял известный политик Павел Асадов младшему брату.

Даже в детстве между братьями не получалось дружбы. Высокомерие Павла часто выводило Ивана из себя, провоцируя драки. Родители-дипломаты перевезли сыновей-подростков из Ленинграда в Лос-Анджелес, мечтая о новой жизни и счастливой судьбе для мальчиков. Но эмоциональный и агрессивный Иван, завидуя брату, ещё до окончания школы оказался втянут в дурную компанию, где быстро пристрастился к наркотикам. Собираясь делать политическую карьеру, Павел презирал брата, ставшего бельмом на глазу семьи. Выпустившись из Гарварда и приготовившись приступить к престижной стажировке, Павел уже видел, как будущее, к которому стремился годами, распахнуло перед ним свои объятия. Но дома Павла ждали отчаявшиеся родители, испробовавшие все возможные методы по спасению младшего сына и вынуждающие старшего участвовать в жизни непутевого брата. Пройдя в очередной раз реабилитацию, Иван заново принимался за наркотики, спуская свою жизнь в канализацию. Он мешал Павлу строить карьеру, став черным пятном на его биографии. Родство с безработным вором-наркоманом, имеющим несколько приводов в участок, портило всё его безупречное реноме. Но подобную информацию сложно утаить, и за это Павел проклинал брата.

Пока Павел налаживал связи в мире политики и бизнеса, Иван связался с торговцами оружием. Именно тогда он узнал, как много политиков замешано в этом бизнесе. К тому моменту, когда Павел стал публичным человеком, Иван сумел сколотить неплохую команду, пообещав солидный куш за переход на его сторону. Желание Ивана стать сколько-то значимым затмевало все остальное, превратившись в навязчивую идею. Тогда, заручившись поддержкой сторонников, младший Асадов убил своего нанимателя, перехватив канал поставки и развязав кровопролитную войну среди русских. Именно в то непростое время на помощь пришел Павел, усмотрев в проблемах брата золотую жилу. Навыки политика в ведении переговоров и острый ум сделали свое дело, и он смог уладить конфликт, незаметно сместив брата и постепенно став главарем русской мафии. И как бы Иван снова не старался подняться, Павел сталкивал его обратно в героиновую яму, откуда тот лишь изредка высовывал голову.

Когда же Павел исчез с радаров, младший Асадов был уверен, что это организовали грязные мексикашки, владеющие всем побережьем. Иван воспринял смерть брата как долгожданный подарок. Теперь он мог наконец-то вернуть себе бизнес, став хозяином всего, что по праву принадлежало ему. Только на тот момент он забыл об одной маленькой проблеме: его племяннице, на имя которой оказалось записано всё имущество и состояние брата. Решить проблему с ней не составило бы труда, но эта маленькая дрянь испарилась вслед за папашей. Процесс ожидания того момента, когда они оба будут признаны без вести пропавшими и он сможет претендовать на их имущество, оказался совсем не легким. Иван попытался прибрать к рукам легальный кофейный бизнес брата, но после того, как понял, кто был главным поставщиком кофе у Павла, желание заняться законными делами сменилось решимостью забрать всё, что раньше принадлежало ему. И более того, в этот раз он мог заручиться поддержкой такой мощной и ненавистной им группировки, как Сангре Мехикано. Ведь у Ивана имелся козырь в рукаве, коим младший Асадов не побрезговал воспользоваться. Марина оказала ему огромную услугу своим исчезновением. Благодаря ей он мог наладить такие выгодные связи и заполучить не менее выгодные сделки.

Заключая договор с Альварадо, он давил на родство со шлюшкой-племянницей. Люди говорили, что тот был готов на все, лишь бы вернуть её обратно, и, встретившись лично, Иван убедился в правдивости этих слухов. Воспользовавшись подобной слабостью беспощадного и ужасного Ангела, он получил первоклассную сделку.

Жизнь Асадова младшего начала налаживаться, окрашиваясь оттенками денег и власти, но что-то снова пошло не так. На торговцев Ивана, промышляющих на улицах, стали всё чаще совершаться нападения. Их вытесняли с их же территории. И пока люди Асадова искали виновника его злоключений, пытаясь не вступить вновь в войну ни с одной из группировок, произошло еще одно роковое событие.

* * *

За два дня до встречи Ивана и Диего

Иван поставил стопку на стол и, покачиваясь на стуле, обвел взглядом забитый до отказа гостями зал ресторана. Хотя бы здесь он мог расслабиться и не думать о проблемах. В этом районе города всегда хватало русских, скучающих по родной кухне. И чем хуже было обслуживание ресторана, тем сильнее он напоминал им дом. Это заведение удовлетворяло эмигрантов по всем параметрам: хорошая кухня, русский колорит и хамоватые официанты, напоминавшие гостям о временах СССР.

Асадову младшему хотелось на какое-то время забыть о том, что творилось на улицах, и к чему вся сложившаяся ситуация может его привести. Как бы он ни старался не думать о причинах, по которым люди отказывались от работы на улицах, боясь быть подстреленными, у него не выходило. Днём был ранен еще один бегунок, и теперь находился в критическом состоянии в больнице. Пока что паренек пребывал в реанимации и не мог ляпнуть ничего лишнего, но если врачи смогут помочь ему выкарабкаться, нужно позаботиться о том, чтобы тот не раскрывал рта. Конечно, вариант заставить замолчать того раз и навсегда привлекал Ивана гораздо больше. Но, если пацана убьют в больнице, тогда будет еще сложнее найти лохов, согласных на такую работу.

Пытаясь избежать навязчивых мыслей, Иван наполнил рюмку водкой и залпом выпил, не закусывая. Сложив локти на стол, постукивал пальцами по дереву в ожидании ужина. Единственной компанией, против которой он сегодня не возражал, был его помощник Лёха. Он был таким же хитрым и жадным до наживы мерзавцем, как и сам Асадов.

Гости ресторана уже изрядно подвыпили и вышли на танцпол, вспоминая все известные со школьных лет танцевальные движения под тягучий женский голос затягивающий песню «Курю». Только сегодня даже непринужденная атмосфера ресторана не помогала Ивану выбросить из головы назойливые мысли. Ему казалось, что если в ближайшее время он не исправит сложившуюся ситуацию, то всё, о чем он так долго мечтал, снова ускользнет от него. При мысли о том, что в очередной раз упустит шанс стать кем-то значимым, Ивана начинала бить мелкая дрожь. В таких случаях его успокаивали лишь наркотики, уносящие прочь любые тревоги. И чем дольше Иван сидел в одиночестве, тем острее чувствовал героиновую тягу. Ему требовалось немедленно решить все вопросы с Лёхой и сразу же после этого загнать чертову дозу себе в вену.

Скрип стула по полу привлек внимание Ивана. Лёха сел напротив Асадова, нахмурившись. Сложив руки поверх стола одну на другую, смотрел какое-то время на белую скатерть, медленно подняв на Ивана угрюмый взгляд.

— Ну! — стуча ногой по полу, поторапливал его Асадов. — Говори уже, мать твою!

— Говорят, что Марину видели в городе.

Услышав имя племянницы, Иван замер, чувствуя, как тут же пошел трещинами хрустальный кокон его надежд, окружавший его на протяжении года. Он надеялся, что эта дрянь больше не появится и не испортит все его планы. Но сука-судьба снова решила испытать его на прочность.

— Когда? — перестал топать ногой, сосредоточив все внимание на собеседнике.

— Уже несколько недель она появляется с тем пуэрториканцем, что поставляет нам товар. Поговаривают, что они обручены.

— Сукин сын! — Асадов стукнул кулаком по столу, привлекая внимание удивленных гостей ресторана. — Значит, он решил наколоть меня?! — повысил голос. Но увидев настороженные взгляды людей, затих на какое-то время, снова начав постукивать туфлей по паркету. — Почему ты мне раньше не рассказал о Марине?

— Не был уверен, что это она. Девчонка сменила имя. Требовалось лично убедиться, что это твоя племянница, — сцепил в замок пальцы, смотря из-под густых бровей прямо в глаза Ивана.

— Мелкая сука! Решила оставить меня ни с чем! — прошипел, оглядывая зал, стараясь не быть услышанным.

— Это еще не все, — продолжил Лёха. — Альварадо проводит много времени с Пересом.

— Ублюдки, — резко вскочил со стула, так что тот с грохотом рухнул на пол, и по залу прошла волна взволнованного шепота.

Асадов прошел несколько раз туда и обратно вдоль стола, хрустя костяшками пальцев. Подошедший с подносом официант замер рядом со столом, не зная, следует ли ему оставить еду или скрыться. Иван взмахом скомандовал ему накрыть на стол, поднимая в это время стул.

— Твари! — зло выплюнул он, продолжая хрустеть пальцами. — Они явно что-то задумали.

— Скорее всего, — кинул взгляд через плечо Лёха, снова посмотрев на босса. — Но нужно быть уверенным в этом, прежде чем бездумно махать стволами.

— Мало дерьма на улицах, так теперь еще это! — не мог успокоить свой гнев Иван.

— Беда не приходит одна, — равнодушно произнес его помощник.

— Плевать. Разбирайся тогда с бегунками, а мне придется навестить Марину. Всё же не дело это — забывать про семью, — покачал он головой.

— Отправишься к Пересу?

— Сделаю подарок к помолвке.

Лёха фыркнул на его заявление:

— Зачем она сменила имя?

— Этого пока не знаю. Возможно, прячется от кого-то?

— Думаешь от того же, кто виновен в пропаже Павла?

— Всё может быть, — пожал плечами помощник.

— Тогда возвращаться в Лос-Анджелес неразумно с её стороны?

— Сам озадачен, — кивнул Лёха, потянувшись к бутылке и быстро наливая Ивану и себе.

— Пусть горит в аду каждый, решивший пойти против нас! — поднял рюмку Иван.

— Не сладко же им придется! — усмехнулся Лёха, чокаясь хрусталем с Иваном.

* * *

За день до встречи Ивана и Диего

Теперь же, взирая на разгромленный ресторан, Иван злился еще сильнее на племянницу и проклятого Пуэрториканца, не позволившего даже поздороваться с Мариной, сказав, что не знает девушек с таким именем, и в его доме он вряд ли сможет отыскать своих родственников. Ублюдок даже не постеснялся принять подарок, но так и не позволил увидеть невесту. Натянув фальшивую улыбку и поговорив о бизнесе, Иван вернулся в ресторан ни с чем, долго напиваясь, но так и не сумев утопить в алкоголе жуткое унижение и злость, грызущие его изнутри, словно крысы. Стопка за стопкой водка пропадала в его пищеводе, отдаляя от человеческого облика и превращая в озлобленного, неконтролирующего себя ублюдка. Обычно в таком состоянии Асадов младший переставал сдерживать злость и обиду, терзающие его годами, и выплескивал всё наружу. Опьянев, он только и делал, что искал на ком бы выместить злость. Чаще все ограничивалось обыкновенной дракой, в ходе которой кто-то из шестерок оттаскивал его от жертвы, пока одного из них не увезли в реанимацию.

Но тот вечер оказался сплошным недоразумением. Для Ивана оскорбление, нанесенное каким-то пуэрториканцем, стало одним из самых сильных в его жизни, которое он вряд ли сможет забыть. А учитывая, что в этом замешана его родная племянница, то бремя унижения тянуло его вниз, словно стальной якорь. Всё, о чем он думал, — это месть, злость затмевала его разум, не позволяя взглянуть на ситуацию трезвым взглядом. И вместо того, чтобы продумать свои дальнейшие действия как следует, Иван упивался этим чувством, храня внутри как некое богатство, способное раз и навсегда решить все его проблемы. И пока она жалел себя и хранил обиду, ему было плевать на все и всех вокруг него.

Прикончив очередную бутылку и, тем самым, раздув собственные эмоции до комических размеров, ждал повода для высвобождения негатива, накопленного за эти дни. Его шестерки и Лёха были начеку, ожидая неприятностей, непременно следующих за Иваном, находящимся в подобном состоянии. И никто из них не мог предвидеть, чем именно этот вечер обернется не только для него, но и всех их.

И в обычные-то дни, напиваясь так же сильно, Ивану достаточно было косого взгляда, адресованного ему или кому-то из его окружения. Только увидев, как босс начинает пить, будучи в дурном расположении духа, сотрудники ресторана опасались выходить в зал. Но таким злым его не видели уже давно, и каждый пребывал настороже, приготовившись спасаться бегством.

Глаза Ивана налились кровью от количества алкоголя, залитого в организм, а взгляд стал маниакально острым. Парни пытались вовлечь его в разговор, обратить внимание на скабрезные шуточки Сереги, но у Ивана кровь шумела в висках от непреодолимого желания почесать кулаки о чью-то морду. Возможно, этим бы все и закончилось, если бы он не увидел в группе новоприбывших гостей латиноса, разговаривающего с одной из девушек на испанском. В тот момент Ивану больше не требовалось иного повода. Неважно, кем тот был: мексиканцем, пуэрториканцем или же кубинцем — в своем ресторане он не желал видеть ни одного ублюдка, разговаривающего на языке грязножопых латиносов.

Оказавшись практически сразу возле выбранной жертвы, Иван принялся избивать его с невероятной жестокостью, представляя на его месте наглую морду Переса. Он бил его, не чувствуя, как кто-то пытался спасти ублюдка, забредшего не на свою территорию, как и не заметил развернувшейся вокруг драки, за минуту охватившей весь ресторан.

Наутро, увидев масштабы разрушения и услышав о том, что пострадавший находится в реанимации, а репутация заведения полностью уничтожена, Иван понял: это был последний аккорд, превративший его жизнь в руины.

* * *

Настоящее время

Кровоподтеки, синяки и запекшаяся кровь на физиономии Асадова младшего делали его мерзкую лживую рожу более приятной для глаз. Я даже слегка позавидовал тому, кто сделал это с Иваном, так как давно мечтал увидеть вместо его физиономии лишь кровавое месиво. Даже при моем довольно не праведном образе жизни редко встретишь человека, вызывающего больше отвращения, чем этот кусок дерьма, возомнивший себя элитой криминального мира.

Мне не нравился его старший брат, даже больше, я ненавидел его, но в отличие от младшего, тот действительно добился чего-то в жизни и отлично управлял бизнесом. Иван же был жалким наркоманом, вором и лжецом, пытающимся доказать миру, что он чего-то стоит. И если бы не пропажа Марины, я никогда и близко не подпустил подобный экземпляр к себе и своим амигос, отправив его вслед за братцем.

— Видно тебя не пригласили на свадьбу, — рассмеялся, посмотрев на то, как исказилась рожа Ивана.

— Почему ты не сказал, что с моей девочкой все в порядке? — Иван попытался изобразить обеспокоенность, но из-за побоев, вышла карикатура на улыбку.

— Видать, не настолько вы были близки, насколько ты мне рассказывал! — зажал между губ сигарету, поднося к ней зажигалку.

— Я удивлен не меньше твоего, Диего. Не понимаю, почему она до сих пор не встретилась со мной или хотя бы не сообщила о том, что с ней все в порядке. Ведь я места себе не находил, не зная, что с ней и с Павлом, — нахмурился Асадов, изображая отчаяние.

— Действительно, странно, — фыркнул, выдыхая дым, посмотрев в бегающие глаза Асадова.

— Они были моей единственной семьей, и я думал, что потерял их навсегда. И какое же счастье — узнать, что с моей малышкой Мариной всё в порядке! — улыбнулся он, обнажая желтые, подгнивающие у корней зубы.

— Ты, наверное, жутко обрадовался, что все имущество брата не будет пущено с молотка, — снова затянулся сигаретным дымом, пытаясь унять раздражение от разговора.

— О каком имуществе может идти речь, когда главное, что моя племянница в порядке!

— Слушай, — посмотрел ему прямо в глаза, сдерживаясь, чтобы не закончить начатое кем-то другим и не отправить его на тот свет. — Мне порядком надоел этот разговор, и я не знаю, для чего именно ты здесь. В твои сказки о любви к Марине поверит только абсолютный кретин. Либо ты говоришь, для чего твоя мерзкая рожа появилась здесь или тебе сейчас же покажут, где выход.

— Я хотел с ней встретиться, поговорить, но Перес сказал, что в его доме я вряд ли смогу найти своих родственников, — напрягся Асадов, стерев с лица фальшивую улыбку.

— И? Что тебе нужно от меня? — удерживая во рту дым, отпил из бокала ром, наслаждаясь вкусом табака с алкоголем.

— Я хочу с ней увидеться.

— Ничем не могу помочь.

— Тебя разве устраивает то, что она с другим? — ехидно проговорил он.

Слова Ивана задели за живое, я сжал кулаки, стараясь немедленно не разбить его голову о барную стойку. Меня не то, что не устраивал этот факт, он сводил меня с ума. Я места не находил себе, думая о ней в постели с другим, даря любовь и нежность — и все, что раньше было моим и ничьим больше кому-то другому. Моя готовность на все, мать его, на ВСЁ, лишь бы получить еще один шанс, порой пугала. Ведь так я мог лишиться абсолютно всего, к чему стремился и за что дрался годами. Но Марина стоила любых жертв. Теперь я это знал точно. И судя по ехидной ухмылке Ивана, он прекрасно понимал это и пытался сыграть на моих чувствах.

— Мне плевать на ту, кого ты ошибочно принимаешь за свою племянницу. Проспись и попробуй побыть трезвым дольше нескольких минут, может быть, тогда увидишь жизнь в реальном свете, — окинул его взглядом, не в силах скрыть отвращения.

Помощь Ивана в поисках Марины мне больше не требовалась, и осторожничать с ним совершенно не входило в мои планы.

— У тебя есть связи, о которых ты просил, есть территория, что тебе еще нужно от меня? — я терял терпение, и чем больше времени приходилось тратить на это ничтожество, тем сильнее во мне крепло желание покончить с ним раз и навсегда. Но тогда разрушится другая часть плана, включающая Переса.

— Подожди Диего. Прости, если я заставил тебя думать, будто мне что-то нужно от тебя, — в его глазах пробежала искра страха, подтверждая наличие остатков здравого смысла в отравленной наркотиками и алкоголем голове. — Я знаю, что она сменила имя и что это — именно Марина. И хотел убедиться в отсутствии разногласий у вас с Пабло, способных помешать делу.

Хитрый сукин-сын, вовремя сумел выкрутиться. Но у него на уме крутились явно другие мысли. И хотел он от меня совершенно иного, только чего именно, я не мог понять. Да и не хотел вникать в его гниль, чтобы не запачкаться в том, от чего не смогу отмыться. В скором времени с Иваном будет покончено. Пусть он — лживая мразь, но не полный идиот, не замечающий очевидных вещей. Я знал, насколько он прогнил изнутри, и на что был готов, чтобы сместить брата. Поэтому меньше всего я хотел видеть его возле Котенка. И в этом вопросе я был благодарен пуэрториканцу, оградившему Марину от стервятника, способного растерзать даже самого близкого ради личной выгоды и выдающего себя за заботливого дядюшку.

В уме напоминая себе о бессмысленности войны с русскими, сдержался, чтобы не врезать ублюдку по морде. Его поджимали конкуренты среди своих же. Никому не нравилось ходить под Иваном, но никто не хотел действовать в открытую. Внутренняя война началась, и все, что оставалось сделать мне, — это добавить несколько штрихов и убрать одновременно двух ненужных для меня и Сангре Мехикано людей. Думая об этом, выпустил дым в лицо Асадову.

— С бизнесом все, как и прежде, — процедил сквозь зубы. — Раз мы все прояснили, то теперь у тебя есть время убраться отсюда, пока я не докурил сигарету, — положил на барную стойку дотлевающий окурок. — После этого тебя вынесут, и возможно, вперед ногами.

— Я рад, что мы все прояснили, — неестественно улыбнулся Иван, кинув взгляд на сигарету у меня в руке. — До встречи, Диего.

Спрыгнув с табурета, он направился к выходу из клуба, оставляя после себя запах гнили и деградации, прикрытый шлейфом крепкого одеколона. Я затушил сигарету о пепельницу, чувствуя, как из головы выветрился весь хмель.

Иван — один из немногих людей, вызывавших во мне только презрение и ничего больше. Я мог ненавидеть Переса, но в то же время уважал его как бизнесмена и мог оценить его харизму, черт бы его побрал. В Асадове младшем, я не видел ничего, что не вызывало бы тошноты. И каждая встреча с ним взывала ко всей моей выдержке и здравому смыслу, чтобы я не прекратил его бессмысленное существование. Но, сказать по правде, меня обеспокоило его появление. То, что он узнал о возвращении Марины, не сулило для неё ничего хорошего. И теперь необходимо проследить, чтобы он держался от нее как можно дальше.

Во время поиска Котёнка я находился в полном отчаянии, именно поэтому решил обратиться к Ивану, как к последнему связующему звену с Мариной. Мне пришлось перешагнуть через ненависть и отвращение, лишь бы сохранить крупицы надежды увидеть её вновь. А теперь все изменилось. Я хотел стать её щитом, закрывая от всех ужасов мира. Но она не желала быть со мной. Её влекло ко мне физически, но она не позволяла присутствовать в её жизни. Подобное оказалось сложнее принять, чем я мог подумать еще пару месяцев назад, мечтая просто знать, что с моей девочкой все в порядке и она счастлива. Так какого же черта, получив этому подтверждение, я не ощущал облегчения? Наоборот, словно мне на шею накинули цепь, прикованную к горе, не позволяющую сдвинуться с места. Я задыхался без неё. Марина нужна мне как воздух, как клей, удерживающий разум и тело вместе и не позволяющий развалиться на кусочки. Я мог выкрасть её и спрятать где-то от всех и каждого, послав к дьяволу банду и всю прежнюю жизнь, заставив её полюбить себя вновь. Но таким образом вряд ли можно вынудить человека полюбить себя, тем более, насильно. Самая тёмная часть меня не обращала внимания на доводы разумы и рассматривала этот план как единственный возможный, но стоило вспомнить, как изменился взгляд Котёнка, стоило мне напомнить о нашем прошлом, как её тело напряглось, отгораживаясь меня. Я четко видел, к чему приведет наша история, решись я на выполнение этого безумного плана. И снова оставалось лишь ждать, отыскивая другие способы заполучить свой чертов шанс.

После ухода Ивана тревога прочно засела в груди. Теперь следовало отложить в сторону свои переживания и подумать о том, что будет лучше для Марины. Приставленные к дому Переса амигос, смогут оповещать меня обо всех посетителях пуэрториканца. Но это не гарантирует полной безопасности Котёнка. И, похоже, пришло время поговорить с Пабло на чистоту, решив с ним все наши проблемы раз и навсегда.

Глава 19

Черно-белые клавиши рояля смотрели на меня, призывая коснуться их и высвободить звук, запертый в деревянном корпусе. Но я не могла даже дотронуться до инструмента, боясь пробудить последнее, что способно окончательно вогнать разум в чулан, наполненный тяжелыми воспоминаниями и болью. Заиграть на рояле означало погрузиться в воспоминания о маме, о единственном времени, когда меня любили просто так, не требуя ничего взамен. И думая о ней, так хотелось вернуться в то счастливое время, когда я не знала о существовании таких кошмаров, как моя реальность. Но тогда, играя в четыре руки на рояле с самым любимым человеком в мире, я даже прощала отцу, что заставлял заниматься игрой на ненавистном инструменте. Главным оставалось лишь наше с мамой совместное время, которое я готова была коротать как угодно, даже за игрой гамм и сонетов.

Будет ли Софи чувствовать себя настолько же любимой мной, как и я когда-то мамой? Этот вопрос волновал меня не меньше, чем её безопасность. Неуверенность в себе росла день ото дня, проведенных вдали от неё. Хотелось выть от тоски по дочери и чувства вины перед ней. И всё ради чего? Лицо Диего, рассматривающего меня, проплыло перед глазами. Поцелуи, ласки непрошеными гостями вновь и вновь проносились в памяти, сбивая дыхание и вызывая приятную боль внизу живота. И вновь муки совести за разлуку с дочкой и удовлетворение своих нездоровых потребностей начали прогрызать туннели в сердце. Я не должна думать о Диего в таком ключе, не должна. Он снова истопчет мою душу и разобьет сердце. И ни за что Софи не будет в безопасности, если он или кто-то из его врагов прознает о её существовании. Она — единственное, что действительно важно в жизни. И ничего больше. Вот о чем я обязана думать, когда встречусь с Диего в следующий раз.

Провела кончиками пальцев по поверхности белых клавиш осторожно, не выпуская звук наружу. Порой я напоминала себе этот самый рояль, прячущий внутри все, о чем хотелось бы кричать, рыдать и смеяться. Каждая эмоция, плотно запечатанная в глубине и не смеющая проявиться до тех пор, пока кто-то не посмеет развлечься, вытягивала душу, словно музыку из этого огромного инструмента, который обязательно закроют крышкой, как только надоест слушать все, о чем он решил рассказать. Так и я не могла поделиться бурей, воющей внутри ни с одним живым существом.

Я могла ругать себя сколько угодно за импульс и встречу на берегу, но не получалось. Сердце не соглашалось с доводами разума, утверждая о правильности каждого мгновения, что я провела той ночью. Находясь с Диего, я не чувствовала, будто совершаю нечто неверное. Быть с ним казалось настолько же естественным как дышать. За свою недолгую жизнь он был единственным, с кем нахождение рядом приводило меня в смятение, и одновременно с этим всё ощущалось чрезвычайно просто.

И не верьте, если я скажу, что мне не нравилось, как тело отзывалось на него. Как внутри все трепетало от его близости, замирало от одного взгляда, как по венам растекался жар от прикосновений, и как я задыхалась от счастья, услышав из его уст моё имя. Моё настоящее имя, подарившее столько боли.

Я терялась в эмоциях, вызванных своим поступком. Больше всего мне хотелось чувствовать раскаяние, отвращение к себе, но ничего этого не последовало. Меня по-прежнему окутывала некая истома от его ласк. По телу блуждали призраки его прикосновений и поцелуев, а воспоминания о них заставляли плотнее сжимать ноги, сдерживая внезапно накатывающее желание. Диего владел моим разумом и телом, и как бы сильно мне это не нравилось, в то же время в груди всё плавилось при осознании этого.

Тем не менее, никакие чувства не могли затмить здравого смысла. Я четко знала, что именно должна сделать, и с какой целью. И подобные моменты приближали меня к желаемому результату. Насколько бы слабой я не чувствовала себя, поддавшись эмоциям и чарам Диего, я помнила обо всех пройденных испытаниях. И пусть я сымпровизировала, но тем самым я лишь приблизила его расплату.

— Играешь? — остановился у рояля Андрес.

На его губах красовалась улыбка, лицо казалось расслабленным и счастливым. Растрепанные спросонья волосы убавляли ему несколько лет, делая облик мальчишеским. Мне нравилось видеть его в футболке и джинсах, так чувствовалось, будто мы находимся не за тысячи километров от дома, где могли быть самими собой и проводить время словно обычные друзья, а не фальшивая пара. Так он выглядел как мой друг Андрес, а не пуэрториканский наркоторговец Пабло Перес, одевающийся в дизайнерские костюмы и зачесывающий волосы назад.

— Пока что просто смотрю на клавиши, — не стала его обманывать, слегка отодвинувшись на табурете, освобождая место для него. — Почему ты не спишь?

— Если честно, направлялся на кухню в поисках ночного перекуса, — смущенно проговорил он.

— Пабло! — я привыкла, что не могла его называть настоящим именем в доме полным слуг и сторонних наблюдателей. — Я бы никогда не подумала, что ты относишься к ночным обжорам!

— Каюсь, — выставил ладони вперед, тихо рассмеявшись.

Мне нравился его смех, тихий, спокойный, как журчание ручейка. Он умиротворял и согревал. Здесь я редко видела его настолько расслабленным и только теперь поняла, насколько соскучилась по Андресу, а не Пабло.

Похлопав по сидению табурета, улыбнулась в ответ, забыв на какое-то время о гнетущих мыслях. Он подошел, присаживаясь рядом. Сразу же почувствовала тепло, идущее от его тела, осознавая, что немного замерзла, и рефлекторно придвинулась к нему, пытаясь немного согреться.

— Так что тебя заставило сесть посреди ночи за рояль? Ни разу не слышал твоей игры, — повернулся ко мне, сосредоточив внимание на моём ответе.

Андрес потрогал черные клавиши, извлекая тихий звук.

— Не могла уснуть. Блуждала по дому и увидела его. Не заметила, как оказалась здесь, открывая крышку рояля. До сих пор не смогла нажать ни на одну клавишу.

— Почему? — он озадаченно посмотрел на меня.

— Кажется, что в последний раз я играла миллион лет назад.

— Миллион лет — это достаточно долго, — улыбнулся уголком рта. — Есть какая-то причина?

Андрес спросил осторожно, продолжая изучать пальцами клавиши. Я чувствовала, как он практически замер, дожидаясь моего ответа и, скорее всего, беспокоясь, не перешагнул ли дозволенную линию. Он всегда был таким чутким, внимательным, боялся ранить мои чувства. И мне нравилось подобное отношение, словно я тоже значила нечто большее, чем просто марионетка в руках других. Сначала вся моя жизнь вращалась вокруг планов и желаний отца, а затем его место занял Диего. Он безоговорочно решил, что я буду его, а затем принял решение о перечне моих прав, распространяющихся лишь на выполнение им дозволенного, принял на себя функцию Бога. Даже проклятый Майкл не считал нужным спрашивать моего мнения. С Андресом всё обстояло иначе. Рядом с ним я чувствовала себя ровней. Он не помыкал мной, пытаясь заставить делать то, что нужно ему, не пренебрегал моим мнением. Я не просто видела искренний интерес к моим мыслям или чувствам, я ощущала это даже в его молчании.

— Просто… Обычно мы играли вместе с мамой, а без неё все это не имеет смысла. Если честно, кажется, если заиграю, то предам её. Словно забыв о ней и о том, насколько она дорожила моментами за роялем.

— А ты не пробовала посмотреть на это иначе? Твоей маме было бы приятно знать, что ты продолжаешь играть. Ведь если она уделяла этому столько времени, значит, это было важно для неё. И сыграв, ты лишь почтишь её память, — осторожно перевел на меня взгляд в ожидании ответа.

— Возможно, ты прав, Пабло. Но… я не могу. Просто не могу. Боюсь, что стоит мне начать, как я рассыплюсь на кусочки, — прикрыла глаза, сдерживая эмоции внутри.

— Тогда что ты тут делаешь?

— Не знаю. Слишком многое навалилось за последние дни. Не понимаю, как не сойти с ума от всего этого безумия.

— Хочешь выйти из игры?

— Нет. Нет! Теперь он никогда не отпустит меня и узнает о малышке. Я не могу допустить, чтобы это произошло, — и я верила в каждое произнесенное слово. Никогда не позволю этому человеку приблизиться к дочери.

— С каждым днем становится опаснее.

— Я знаю и ни за что не сбегу.

— Это хорошо для дела, — помрачнел Андрес.

— Тебя что-то беспокоит? — пришла моя очередь тревожиться о друге.

— Только твоя безопасность, — посмотрел мне прямо в глаза.

Шоколадная радужка глаз Андреса всегда напоминала мне талый шоколад. И рассматривая её, я успокаивалась, чувствуя себя в безопасности. Но в ту ночь в его взгляде появилась тень, окрасившая молочный шоколад в горький. Он беспокоился обо мне, я знала об этом и без слов. Только до той ночи не думала, насколько эта тревога мучила Андреса, исходя из самого сердца.

— Я буду в порядке, правда, — накрыла его ладонь своей, успокаивая.

Андрес замер, посмотрев на меня. В его глазах застыл немой вопрос. И чем дольше он молчал, тем сильнее темнел его взгляд. На миг мне показалось, что там промелькнуло нечто похожее на надежду, но не могла понять, что именно он собирался сказать, и так не решился. Будто спохватившись, Андрес опустил взгляд. Его щеки слегка порозовели, и он отвернулся, прокашливаясь.

— Очень на это надеюсь, — наконец-то проговорил он.

Сильнее сжала его ладонь, пытаясь показать беспочвенность его тревоги. Андрес шумно выдохнул, проводя второй рукой по крышке рояля.

— Альварадо назначил мне встречу на завтра, — равнодушным тоном сказал он, не поворачиваясь ко мне.

Сердце тут же среагировало на упоминание Диего, сделав в груди сальто. Андрес напрягся, будто заметив мою реакцию на новость. Он осторожно вытащил ладонь из-под моей, почесав подбородок.

— Похоже, разговор будет не о бизнесе, — добавил он, посмотрев на меня.

— Откуда такие выводы?

— Сказал, что хочет обсудить личные вопросы, — усмехнулся, слегка покачав головой.

— Думаешь, захочет поговорить обо мне? — теперь уже пришла моя очередь напрячься. Несмотря на то, что мне нечего скрывать от Андреса, я не хотела, чтобы Диего принимал какие-то решительные меры. Тем более, для всех остальных мы сохраняли видимость пары, и, оставаясь в роли, я обязана бояться подобных встреч.

— Это не входило в наши планы, — представила разъяренного Ангела, решившего убрать с пути соперника.

На шее выступил холодный пот от одной мысли, что именно может с ним сделать Диего в гневе. И вновь стало страшно. Страшно, как тогда, когда я висела на цепях, наблюдая за казнью Майкла. Вздрогнула, мысленно увидев на его месте Андреса, горящего как факел. Меня затрясло мелкой дрожью. Я не могла допустить ещё одной смерти по моей вине. Если такое случится, то не представляю, как смогу дальше жить и смогу ли вообще. Нужно предотвратить их встречу во что бы то ни стало. Это единственное, что я могла сделать.

— Не встречайся с ним, прошу, — вцепилась в его предплечье, продолжая дрожать. — Придумай какой-то повод и перенеси встречу.

— Ты вся дрожишь! — встревожено посмотрел на меня Андрес. — Тебе плохо?

Попытался вскочить на ноги, но я удержала его на месте, не собираясь никуда отпускать до тех пор, пока не услышу необходимый ответ.

— Просто скажи, что перенесешь.

— Почему? Да что такое случилось? — он сел обратно, смотря на меня широко раскрытыми глазами.

— Андрес, просто перенеси встречу. Хорошо? Пообещай мне.

— Если для тебя это настолько важно, то… обещаю.

— Хорошо. Я не вынесу, если с тобой что-то случится, — уткнулась лбом ему в плечо, закрывая глаза. — Не вынесу.

Меня всё еще трясло, но внутри становилось спокойнее. Значит, у меня еще оставалось время, чтобы спасти Андреса. И я сделаю всё от меня зависящее. Погруженная в мысли, почувствовала, как сильные руки осторожно обняли меня, убаюкивая в объятиях.

* * *

После разговора с Андресом я не могла уснуть, терзаемая видениями того, как Диего убивает друга у меня на глазах. Хотелось кричать, думая о возможности повторения пережитого ранее кошмара, но не могла. Словно все звуки застряли где-то в горле, и мешали не только говорить, но и дышать. Как бы я не старалась, сон не шел. Вновь холодная волна прошлого накрыла меня, пытаясь утопить. И как я могла забыться, позволив себе думать о счастье рядом с этим монстром, способным стереть нас всех в порошок, предварительно неделями мучая ради собственной забавы. Неважно, что я всегда знала всю степень опасности этого дела, как и неважно, что много раз меня об этом предупреждал Андрес. Ослепленная желанием уничтожить своего мучителя, не сильно задумывалась о том, какой опасности подвергаю других людей. И теперь, когда реальность распахнула дверь, столкнувшись со мной лицом к лицу, только и думала, как бы отгородить остальных от ударной волны, непременно последующей после взрыва под именем Диего.

Усталость взяла свое, и с первыми лучами солнца сон выиграл битву у тревоги, затянув меня в крепкий мир без сновидений. Наутро, открыв глаза, я уже знала, как должна действовать и, недолго думая, приступила к выполнению задуманного.

Через два часа я уже сидела в ресторане напротив клуба, где год назад вынужденно осваивала азы обольщения. Солнце стояло высоко в небе, освещая этот рассадник порока теми же яркими лучами, как и все остальное в мире. До сих пор не понимала, почему над этим местом круглосуточно не сверкают молнии. Ведь именно так должна выглядеть преисподняя. Внутри меня все дрожало от визуального напоминания об аде, окружавшем меня в том жутком месте. Но не оставалось ничего иного, как делать вид, будто не волнует ни близость места моих пыток, ни то, что в этот момент там, скорее всего, унижают и эксплуатируют женщин, как второсортных людей, поставляют наркотики и алкоголь. Непроизвольно посещали картинки с Диего, совокупляющимся прямо в это мгновение с одной девочкой за другой, а девицы там готовы на все, лишь бы обратить на себя его внимание.

К горлу подкатила тошнота, и я отвернулась от окна, предпочитая рассматривать гостей ресторана, нежели обитель порока за окном, замаскированную под дорогой элитный клуб для избранных.

Кофе передо мной давно остыл, став таким же, как и мои воспоминания, холодные, но по-прежнему горькие, и неважно, сколько времени пройдет, горечь останется навсегда. Отодвинув чашку, я смотрела на людей, обедающих за соседними столиками: деловые костюмы, дорогие дизайнерские платья, лишь хваленая элита, сливки общества. Среднему классу нечего делать в ресторанах авторской кухни с многозначными суммами в меню и на чеках. Только на лицах всех этих гостей не виднелось улыбок или искренних эмоций, каждый поглощен своими мыслями и смартфонами, игнорируя спутников, игнорируя изысканные блюда, потребляя их скорее ради престижа, чем для собственного удовольствия.

В их мире все крутилось вокруг сумм, потраченных на гребаный обед и имя очередного кутюрье на лейбле. И неважно, насколько тебе в действительности то или иное приносит удовольствие. Стоит сделать иначе, пойти против принятых этим обществом устоев, как те же люди, что улыбались тебе и приглашали на воскресное барбекю, превратят в изгоя, отщепенца, чудака, игнорирующего правила. Всего лишь год назад я была одной из них, беспокоящейся о репутации и общественном мнении, теперь же рассматривала этих людей, как манекенов за витриной магазина. Таких же красивых, искусственных и пустых.

Звук мотора мотоцикла оглушил улицу, заставив напрячься каждый мускул в теле. Оглянувшись по сторонам, не увидела ни вопросительных взглядов, ни вопросов у окружающих, каждый был поглощен своими делами или чтением очередных сплетен в телефоне. Собравшись с духом, протянула руку к чашке и дрожащей рукой поднесла кофе ко рту, отпивая остывшую жидкость.

Через стекло меня прожигал взгляд, вынуждая повернуться. Повинуясь невидимой силе, повернула голову, столкнувшись с разъяренными кристально — голубыми глазами. На противоположной стороне дороги, у входа в клуб, стоял Диего. Грудь тяжело вздымалась в гневе, а глаза метали молнии. Но он не переходил дорогу и не зашёл внутрь ресторана, как я ожидала, а, опершись на мотоцикл, продолжил испепелять меня взглядом. Под напором его испытующих глаз по коже пробежал озноб. Но я не спасовала, продолжая смотреть прямо на него. Я не торопилась выйти наружу, всё еще надеясь, что Диего сдастся и придет за мной в ресторан. Но он лишь достал из внутреннего кармана куртки сигарету, закуривая. Он выдыхал дым, не сводя с меня глаз ни на мгновение. А я не спеша потягивала проклятый кофе, покрываясь то испариной, то холодным потом.

Диего одновременно и пугал меня до дрожи в коленях и привлекал своей непредсказуемостью. Этот мужчина никогда не сможет стать для меня пустым местом. Да и возможно ли забыть о человеке, вывернувшем наизнанку душу и вырвавшем сердце из груди, загнав в самое чистилище? Теперь я знала об этом точно. Сейчас я в равной степени ненавидела его и трепетала перед ним, но со временем одно из чувств возьмет верх, и оставалось лишь молиться, чтобы к тому моменту Диего был лишь тяжелым воспоминанием.

Чашка опустела, но ни один из нас не двинулся с места. Подошедший официант забрал пустую посуду, оставив меня без какого-либо прикрытия. Мы продолжали поединок взглядов, не пасуя друг перед другом. На губах Диего появилась ухмылка, как только он заметил, что я продолжила сидеть в укрытии шумного ресторана за абсолютно пустым столом. Я снова представила пухленькое лицо дочери, продолжающей жить без матери, пока я играю в шпионку. Приняла наконец-то решение: нужно заканчивать со всем этим, и как можно быстрее.

Расплатившись по счету, собрав всю смелость в кулак, вышла на улицу с высоко поднятой головой. Диего не пошел мне навстречу, лишь затушив окурок от сигареты ногой, и, засунув руки в карманы куртки, наблюдал за мной. Наплевала на план, растоптанный Диего, и здравый смысл, мне стало интересно посмотреть на его дальнейшие действия. Мы сражались взглядами, взывая к первому шагу, но каждый оставался по свою сторону дороги. Я дождалась швейцара, подогнавшего машину, и, забрав ключи, ухмыльнулась Диего в ответ, тут же усаживаясь в автомобиль и поворачивая ключ зажигания.

Я видела, как он сел на мотоцикл, заводя мотор, и поняла — теперь он не отступится, пока не догонит. Подгоняемая адреналином, забурлившим в крови, тронулась с места, сразу вжимая педаль газа в пол. Спина Диего, разворачивающегося на мотоцикле, показалась в зеркале заднего вида. Я слегка притормозила, сворачивая на первом перекрестке, и снова разогнала машину. Через секунду в зеркале снова появился мотоцикл, от которого я пыталась скрыться. Нервы натянулись как струна, когда я поняла, что теперь Диего не даст мне фору и намерен настичь меня в этой гонке. Разгоняя автомобиль, я то и дело поглядывала на преследователя, следующего за мной практически впритык. Мне было страшно от неизвестности, последующей за моей поимкой, и в то же время, у меня захватывало дух от скорости, опасности, горящей в глазах преследователя. Утром я не собиралась гоняться по дорогам, пытаясь спрятаться от неизбежного, а всего лишь хотела поговорить в безопасности людного ресторана. И пусть Диего сделал всё по-своему, но я чувствовала, что подобный исход событий способствовал моей сегодняшней цели гораздо больше изначального плана. Он должен поймать меня, должен разозлиться и тогда.…Будь, что будет! Время думать и просчитывать возможные варианты развития событий закончилось, настала пора действий.

Увидев мигающий светофор, я вдавила в пол педаль газа, успев проскочить на желтый свет, надеясь, что мой хвост остался у светофора. Только, когда я посмотрела в зеркало на дорогу, совсем не удивилась, увидев его, догнавшего мою машину и практически прижимающегося к ней. Резко свернув направо, я гнала что есть мочи, не зная куда, лавируя в бешеном потоке машин. Диего слегка отстал от меня, обгоняя другие автомобили и позволяя мне вырваться на более свободную улицу, думая лишь о бегстве. Но через несколько мгновений мотоцикл поравнялся с машиной, прижимая меня к обочине. Я не могла остановиться. Меня гнал драйв. Диего обогнал автомобиль, выехав вперед меня и махнув рукой на обочину, чтобы я остановилась. От неожиданности я резко ударила по газам, испугавшись, что могу сбить его. Свернув на обочину, не отпускала руль, сжимая побелевшими от напряжения костяшками пальцев, восстанавливая дыхание. В висках шумела кровь, а перед глазами мельтешило. Всё еще находясь под действием адреналина, не сразу заметила, как к машине приближается Диего.

Не думая дважды, отстегнула ремень и, распахнув дверь машины, бросилась бежать в сторону, не разбирая дороги. Звуки тяжелых ботинок соприкасающихся с сухим грунтом, подгоняли меня бежать быстрее. Сбросив туфли, помчалась по пересохшей земле, царапая ноги. Я не понимала, зачем бегу и где именно нахожусь, но я знала одно, Диего зол, и это не может быть для меня хорошей новостью. Увидев какие-то постройки, направилась в их сторону, надеясь спрятаться. Землю сменил асфальт, когда я услышала его прямо за спиной, и в следующий миг оказалась сбитой с ног большим телом.

Схватив меня в объятия, Диего крепко держал меня в руках, а я инстинктивно пыталась вырваться. Брыкаясь и пинаясь, я не смогла преуспеть в высвобождении. Перевернув меня навзничь, он уселся мне на талию. Удерживая всем весом на асфальте и схватив меня за запястья, завел руки над головой, плотно прижимая к холодной дороге. Я всё еще пыталась высвободиться, но все попытки оказались безуспешными.

— Успокойся, мать твою! — прокричал Диего.

Он походил на вырвавшегося на свободу хищника с горящими глазами и опасностью, читающейся в каждом повороте головы, готовым растерзать жертву в любую секунду. Его взгляд потемнел, а лицо исказила гневная гримаса. Я замерла, как завороженная смотря на раздувающиеся от злости ноздри, тяжело вздымающуюся грудь. В то мгновение мне вновь стало жутко, но еще страшнее было представить, что именно он сделает, если я ослушаюсь его и продолжу борьбу. Диего смотрел на меня, плотно сжав губы, восстанавливая дыхание.

— Что за черт с тобой? — прокричал мне в лицо, напоминая, что с ним лучше не шутить. — Решила поиграть в кошки-мышки? Что ж я догнал тебя, мышка! Довольна? Теперь могу тебя съесть!

Мне всё еще было сложно дышать, а смотря на его лицо, чувствовала, будто из легких выкачали весь воздух. В гневе Диего был прекрасен. Неважно, как сильно у меня свело живот от страха и как сильно я паниковала, я не могла налюбоваться, насколько мужественными были его черты, и как изменились его глаза, превратившись из небесно-голубых в практически дьявольски-черные. Диего не собирался давать мне поблажек, сжимая запястья с такой силой, что позже наверняка останутся синяки. Но это казалось такой мелочью, по сравнению с тем, что он действительно мог со мной сделать.

— Почему, мать твою, ты гнала с такой скоростью, игнорируя светофоры? Ты самоубийца? Поэтому ты появилась рядом с клубом? Чтобы тебя кто-то увидел, и решил отомстить мне? Или ты такая идиотка, что случайно забыла дорогу и заблудилась?

С каждым новым словом его глаза становились еще темнее, словно лишь произнеся их вслух понял, насколько реальна опасность. Только для меня единственной опасностью оставался лишь он. Было плевать на множественных врагов, на бешено загруженный трафик на дорогах, единственным, кто по-настоящему причинял мне вред, оставался он. А все остальное представлялось больше мифическими чудовищами, страшилками на ночь, но совершенно нереальной действительностью.

Я молчала, не отвечая ни на один из его вопросов. Лишь теперь до меня начало доходить, почему Диего так сильно разозлился. Он беспокоился обо мне, беспокоился настолько, что потерял человеческое лицо.

— Ты могла пострадать! Или того хуже, погибнуть! — его практически трясло, а на лицо набежала тень ужаса, и тогда я дрогнула.

Из самого сердца по венам растеклось тепло, стоило осознать, насколько сильно он боялся меня потерять. И гнев — лишь защитная реакция на то, что он не в силах контролировать, и это терзало Диего не меньше, чем меня страх перед ним.

— Я всего лишь хотела увидеть тебя.

— Зачем тогда убегать, Чика? — с болью в голосе спросил он.

— Ты был в ярости, я запаниковала.

— Ты могла просто позвонить мне или написать, и я бы приехал. Мьерде! Даже прилетел лишь по одному твоему зову, но ты решила показаться на глаза тем, бл***, кто спит и видит, как бы добраться до меня. И каждый чертов ублюдок в этом городе знает, что легче всего это сделать через тебя, Марина! А ты сидела там и ждала, когда кто-нибудь просто воспользуется шансом!

Отчаяние и гнев отпечатались на его лице, эхом отзываясь у меня в груди. Никогда раньше я не видела сочетание этих двух эмоций у Диего. Он всегда оставался таким сильным, уверенным в себе и каждом сделанном шаге, но теперь открывался мне совершенно с новых, неожиданных сторон. И этот новый Диего Альварадо вызывал у меня сочувствие и целуя гамму чувств, далеких враждебным. Было легко хранить в себе ненависть, когда я представляла его лишь беспощадным монстром, машиной для удовлетворения своих желаний и кровожадных убийств. Но видеть его ранимым, способным на такие же чувства, как у остальных людей, я оказалась не готова. Моё сердце не успело привыкнуть к подобным мыслям.

— Я знала, что ты меня найдешь.

— Тебе повезло, что у меня глаза повсюду, — нахмурился он, немного смягчаясь.

— Повезло, — произнесла тихо, смотря в его глаза, жадно исследующие моё лицо.

— Больше так никогда не делай, — не просил, приказывал. Но даже сквозь повелительные нотки я услышала мольбу в его голосе.

— Не стану.

Морщина между бровей Диего разгладилась, и его взгляд поменялся, превращаясь во взгляд голодного зверя. Разгоряченная погоней, адреналином и схваткой, сразу же почувствовала, как под его взором вспыхивают щеки, и жар растекается по всему телу, устремляясь к низу живота, отдаваясь пульсацией между ног. Я ненормальная, раз так быстро таяла от одного лишь взгляда. Диего всё еще не отпускал мои руки, продолжая поедать меня глазами. Мне всегда казалось, что в нем неразрывно связаны агрессия и похоть, но сейчас я видела, всё это — лишь его естественная реакция на нас с ним. Что бы мы ни делали, нас влекло друг к другу как магниты. С подобным бороться невозможно. И всё непременно будет снова и снова сводиться к одному и тому же результату, до тех пор, пока кто-то не разорвет эту связь навсегда.

— Обещай мне, — на этот раз попросил он.

— Обещаю, — захотелось успокоить его, лишая повода для подозрений.

Губы Диего тут же накрыли мои, без промедления и предварительных ласк завоевывая мой рот. Я не сопротивлялась, с готовностью отвечая ему тем же голодом. Прикосновение горячего языка к моему, пробуждающее самые темные, самые горячие желания, вмиг разрушило все сомнения. Я больше не боялась его, чувствуя страх перед самой собой и той жаждой, что я испытывала к нему, к его поцелуям, прикосновениям. Всё тело зудело от нетерпения ощутить его руки на себе. Мне хотелось его жадных ласк, хотелось прочувствовать его страсть, полностью вышибающую здравый смысл и сводящую с ума. Мне нужен Диего. И отрицать это уже бесполезно. Нетерпеливые стоны, исторгаемые в его рот, говорили все за меня, кричали о моем голоде.

Диего оторвался от моих губ, закрыв глаза. Он тяжело дышал, но не открывал глаз, все еще удерживая меня прижатой к асфальту. Что-то пошло не так. Обычно он брал меня, не думая. И сейчас с ним происходило нечто непредсказуемое.

— Диего? — позвала его, надеясь продолжить начатое.

— Я так не могу, — проговорил он, не открывая глаз.

— Что? — совершенно не понимала, о чем он говорит.

Диего отпустил мои запястья, вставая с меня и протягивая руку, чтобы помочь мне подняться. Совершенно озадаченная происходящим, вложила свою ладонь в его, осторожно выпрямляясь и встав на ноги.

— Нужно найти твои туфли, — пробормотал он, направляясь в сторону, откуда мы пришли.

— Что?! — побежала за ним, абсолютно запутавшись в его поступках. — Диего, что происходит?

— Так больше продолжаться не может, — ответил не останавливаясь.

— Как так? — семенила за ним, не поспевая за его широкими шагами.

— Быть мальчиком по вызову. Скрываться, черт возьми! Делить тебя с ним! — остановился, с горечью проговорив мне в лицо.

Его взгляд вторил словам. Там, в глазах, я видела насколько эта ситуация ломала его, скручивая изнутри, оголяя нервы. И не могла винить в желании прекратить подобные мучения.

— И что ты предлагаешь? Пойти к Пабло и рассказать о том, как ты спал со мной за его спиной, и развернуть войну между вами? Так?

— Да! Мьерде! Нет! — растерянно, провел рукой по волосам. — Не совсем так.

— Не совсем что?

— Я скажу ему другое, — более спокойно ответил он.

— Ты шутишь? — не могла поверить, что он готов пожертвовать бизнесом и репутацией ради нас.

— Нет, Котёнок. Я не шучу. Мы сейчас же поедем к нему и покончим с этой ситуацией, — схватил меня за руку, потащив к машине.

Глава 20

Ставить четкие цели и достигать их, так я жил, начиная со школьных лет, так продолжил следовать этому принципу в сознательные годы. На моем пути не встретилось ни одной вершины, что бы ни покорилась мне. Даже если ее невозможно было взять штурмом, я каждый раз находил обходной путь. Именно таким образом складывалась моя жизнь, и я не представлял, как можно существовать иначе.

Для меня оставался загадкой смысл существования тех, кому все само плыло в руки. Стоит проколоть пузырь, защищающий этих субъектов, как они уже не смогут выжить без посторонней помощи. Подобные личности для меня были инвалидами, не готовыми к реальной жизни. В моем окружении и в том обществе, где я крутился, не считая женщин, редко встречались такие образцы. Да и не попасть в наш мир кому-то, неспособному пробивать себе дорогу кулаками и прогрызать ходы зубами. Иначе в нем просто не выжить. Именно таким способом я привык добиваться своего во всем, начиная от работы и заканчивая личными интересами.

Даже наша история с Мариной началась благодаря моей настойчивости. Почему-то теперь воспоминания о причинах, по которым я обратил на неё внимание, не вызывали ничего иного, кроме сожаления. Я не раскаивался в организации отмщения Асадову, но жалел, что рассматривал Чику лишь как разменную монету, глупую девчонку. Растрачивал впустую наше драгоценное время вместо того, чтобы сразу позволить себе стать счастливым.

Подобные мысли возникали в голове все чаще и чаще, и мне становилось смешно от их бессмысленности. Невозможно предугадать, что именно тебе преподнесет та или иная встреча. Я хотел лишь сделать невыносимой жизнь Павла, а в итоге стал одержим местью настолько, что ослеп, пропустив самое важное, и разрушил единственного человека, ставшего центром моего мира. Всё же бумеранг всегда возвращается к тому, кто его запускает.

Желание вернуть время вспять и исправить наше с Мариной прошлое грызло меня ночами, когда я думал о ней, и терзало каждое мгновение, проведенное вдали от неё. Но напрасные фантазии не могли изменить реальности. Продолжать тратить убегающее в никуда время равносильно смирению с удручающей действительностью. Чего я делать не собирался. Сейчас я знал абсолютно четко, кто мне нужен не просто для жизни, но прежде всего для счастья, как знал и то, что, невзирая на все сложности, я верну Марину. И мне, мать его, никто не помешает.

В списке помех первым пунктом значился Перес. Требовалось убрать его с дороги, сохранив при этом не только начавшее возвращаться ко мне доверие Котенка, но и репутацию в бизнесе. Пусть думают, что при данных обстоятельствах невозможно усидеть на двух стульях, Возможно для кого-то, но не для меня. После визита Ивана, я не мог бездействовать, полагаясь на амигос, следящих за особняком Переса, и ждать сигнала об опасности. Я должен быть рядом с Мариной, должен быть уверен в её безопасности. В голове сразу же появилось несколько вариантов развития событий. Исключив нежелательные, остановился на единственном, способном удовлетворить каждую сторону.

Внезапный отказ Переса от встречи насторожил меня, повергая в омут неконтролируемой ярости. Я не мог поверить, что тот же пуэрториканец, наседающий на меня в течение года с предложениями о сотрудничестве, так просто отверг единственную просьбу о личном разговоре. Такое решение мало сочеталось с человеком, которого я успел узнать за это время. Я понимал, здесь замешана Марина. Другого объяснения для подобного поведения не могло быть.

Встревоженный её вмешательством, не знал, стоит злиться или паниковать. Ведь если она начинает влиять на принимаемые Пересом решения, то это значит, что после последней нашей встречи она могла решить прекратить любые контакты со мной. Даже при мысли о подобном у меня холодели руки, и накрывало волной паники. Отпускать её от себя после кратких встреч, вскрывающих каждую эмоцию, словно острой бритвой, казалось невыносимым. Но не иметь возможности быть с ней хотя бы краткий волнительный миг значило потерять её насовсем. И пусть, получать жалкие крохи внимания мучительно больно и унизительно, но стоило представить, как лишусь и этого, мир вокруг начинал терять краски, превращаясь в трафарет от жизни с Мариной. Я не хотел и не мог представить, каково это будет, лишиться её во второй раз.

Не зная, чем продиктованы её действия: болью прошлого, упрямством или же страхом потерять чертова ублюдка Переса — я решил встретиться с ней, всё еще помня об опасности в виде слизня Асадова, замышляющего что-то на её счет.

Понимая, что чем дольше я буду ждать новых вестей от неё или нового подходящего момента для разговора с Пересом, тем больше времени я предоставляю её ублюдку — дяде для решительных действий. И плевать, что именно этот мерзавец хотел провернуть, вряд ли его план окажется для Марины приятным.

Последние сомнения в незамедлительной встрече с Чикой развеялись, как только дежурившие у дома Переса амигос позвонили мне, рассказав, где она находится в эту минуту. Только единожды я испытывал подобный ужас — в ту чертову ночь, когда мне пришлось откапывать трупы девочек в поиске Котёнка. Тогда я думал о непоправимом, не в силах дышать, и боялся раскрывать глаза, получив подтверждение своему самому жуткому кошмару. Теперь она вновь отправилась на место, практически отнявшее её у меня навсегда.

Я не помню, с какой скоростью гнал к клубу, не обращая внимания на светофоры и сигналящие автомобили. Движимый страхом снова опоздать, обливался холодным потом и боялся дышать. Лишь затормозив напротив проклятого ресторана, смог выдохнуть, увидев Марину по-прежнему за тем же столиком у окна, что мне по телефону указал Маноло. Осмотревшись по сторонам и убедившись в отсутствии слежки, остался снаружи, борясь с внезапно накатившей злостью. Чем она думала, оказавшись здесь, на самом виду, перед глазами любого, желающего навредить мне? Я не заходил внутрь, стараясь не привлекать ненужного внимания к Чике. Всё еще оставалась надежда, что её не заметили недоброжелатели. Хотя для меня было вполне естественным находиться у собственного клуба, но стоит появиться с кем-то, как это вызовет вопросы.

Находясь через дорогу от Котёнка, я видел на её лице тень страха, с которым она боролась, бросая мне явный вызов. Но в тот момент я связывал подобные взгляды со зданием за моей спиной, а не лично со мной. И осознание того, что она осмысленно пришла в это место, оставившее в памяти столько шрамов, выводило меня из себя еще сильнее. Всё, чего я хотел, находясь там, чтобы она скорее покинула это проклятое место, а причины, приведшие её сюда, предстояло узнать позже. Главная задача — увезти её как можно дальше отсюда.

Чем дольше я ждал Марину, тем спокойнее становился, по-прежнему не увидев какой-то реальной опасности. Беспокойство в груди всё еще не утихало, но ярость сменялась тихой злостью, лишенной порывов и необдуманных поступков. Я смотрел в её глаза, наблюдая за тем, как она пьет кофе, и думал, насколько сильно хочу защитить её от любой боли, оградить от всего, что вызывает страх и заставляет плакать. На лице Котёнка всегда должна сиять радость, а не это выражение, которое я видел тогда на берегу при малейшем упоминании прошлого.

И теперь, всматриваясь в её глаза через стекло ресторана, несмотря на не до конца погасшую злость, хотел увидеть улыбку на её губах, способную сказать о том, что с ней все в порядке, что с нами — все в порядке. Но видел лишь дерзость и вызов, причину которых не мог объяснить. Даже после того, как её стол опустел, а Марина осталась сидеть за ним, я понял: она пряталась от меня. Подкатившая к горлу горечь заставила усмехнуться ироничности ситуации, в которую мы загнали друг друга. Но, несмотря на неприятное открытие, не сдвинулся с места, не имея права оставить её здесь одну в качестве мишени, на обозрение всем недругам. И кажется, оказался прав, когда увидел выходящего из ресторана вслед за ней Чжана из китайской триады. Поздоровавшись со мной еле заметным кивком головы, он усмехнулся, бросив взгляд на Котёнка, и ушел прочь. После подобного представления, ни один человек не в состоянии обвинить меня в паранойе.

На тот момент я не мог предположить одного — насколько в действительности велико безрассудство Марины. Поехав следом за её машиной, я рассчитывал догнать девчонку и обсудить все волнующие меня вопросы, и меньшее из того, что я ожидал, оказалась гонкой. Видя безумные маневры Чики на дороге, ощущал, как в венах холодела от ужаса кровь. Наблюдая за дикой ездой Марины, и став свидетелем того, её машину заносило в разные стороны или как лихо она подрезала другие тачки, понимал, что любое неверное движение могло стать последним. В те бесконечные мгновения, взвинченный и напряженный, я мысленно молил её остановиться.

Сумев обогнать Марину и услышав визг тормозящих по асфальту шин, благодарил неизвестного мне Бога, что всё самое страшное позади. Каким же удивлением для меня стал её побег. Когда вместо того, чтобы удостовериться в её целостности, мне пришлось догонять ненормальную девчонку по какому-то заброшенному заводу. Я не понимал её действий и злился на бездумность и легкомыслие, с какими она относилась к своей жизни. Догоняя её, забыл о словах, приготовленных для убеждения следовать здравому смыслу и быть со мной, как и не думал, куда она бежит. Я видел её удаляющуюся спину, пытающуюся скрыться от меня. Она снова ускользала от меня. А этого не могло произойти дважды, тем более таким способом. На этот раз я должен был поймать её.

Даже после того, как сжал Марину в руках, не мог отделаться от ощущения, будто она вот-вот выпорхнет из моих рук и, как птица, превратится лишь в маленькую точку высоко в небе. Она пыталась вырваться из моих объятий, а я думал лишь о том, чтобы удержать её. Только когда Марина замерла, смотря на меня раскрытыми от ужаса глазами, весь страх за ее жизнь вновь охватил меня, растекаясь по венам от самого сердца, отравляя своими токсинами каждый орган. Бездумные нерациональные поступки, совершенные Чикой, ставили меня в тупик. Внезапно я понял, что после её возвращения совершенно не понимал, чем она руководствуется, совершая то или иное действие, и что последует за этим. От объяснений Марины не стало легче. Скорее наоборот. Разлука превращала нас обоих в безумцев. Как бы она ни старалась утверждать обратное, ее тянуло ко мне с той же силой, что заставляла меня забыть обо всем кроме нее. Так дальше не могло продолжаться! Рано или поздно вся эта ситуация приведет к настоящей трагедии. И я не допущу чего-то непоправимого. Плевать, насколько она не согласна с моей позицией, но продолжать с содроганием ждать день ото дня звонка с дурными вестями мало походило на счастливые перспективы на будущее.

Настал момент забрать Марину под свою опеку. Оставались лишь некие формальности, позволяющие смягчить последствия моего решения. Я больше не собирался ждать подходящего момента для решения вопросов с Пересом, так как, начиная с этой минуты, верным будет то, что безопаснее для Чики. И единственное надежное место — возле меня.

Марина бежала, с трудом поспевая за моими шагами, спотыкаясь и повиснув на моей руке. У нас не оставалось времени на промедление и внимание к её комфорту. Я всё еще злился на неё за такую безрассудность. И не мог выдохнуть до тех пор, пока не буду спокоен, круглосуточно зная о местонахождении Котёнка и каждом её шаге. Марину явно не устраивала моя затея, но и спорить она все же не решалась. Я не знал, имела ли к этому отношение моя вспышка гнева или то, что я не трахнул её, воспользовавшись случаем. Но весь путь до машины она не проронила ни слова. Остановившись рядом с автомобилем, я открыл дверь, дожидаясь, пока она сядет внутрь.

— Ты же понимаешь, что из твоей затеи не выйдет ничего хорошего ни для тебя и, уж тем более, для меня? — встала напротив, заглядывая мне в глаза, игнорируя открытую дверь.

— Это не твоя забота.

— Ты собираешься в очередной раз разрушить мою жизнь, и это не моя забота? — слегка повысила голос Марина.

— А чем, по-твоему, ты занимаешься сама? Наставлять рога жениху и быть на прицеле у врагов любовника, разве это соответствует описанию счастливой и гармоничной жизни? — сжал зубы, чувствуя, как медленно сатанею от её глупости. — Ты занимаешься саморазрушением, Чика. И пришла пора просто быть счастливой, не оглядываясь на прошлое.

Марина замолчала, кидая в меня взглядом молнии, обдумывая услышанное. Она прекрасно понимала, что каждое мое слово — правда, и не могла возразить в ответ.

— Почему ты решил, что я хочу быть с тобой, а не с ним? — вздернула подбородок вверх, холодно посмотрев на меня.

— Ты сейчас серьезно? — усмехнулся, не понимая, откуда в ней взялось столько упрямства. — Решила наконец-то обсудить, почему бегаешь ко мне?

Марина не отвечала, скрестив руки на груди и плотно сжав губы в линию.

— Даже если на мгновение представить, что я тебе действительно безразличен, то зачем появляться рядом с клубом, желая натолкнуться на меня? Или просить увидеться с тобой, когда, расстроенная неожиданной встречей, ты не захотела поделиться чувствами с Ним, а пришла ко мне? — с каждым новым вопросом злился все сильнее на её непоследовательность.

— Зачем ты с ним? Отомстить мне? Превратить мою жизнь в сущий ад? Тогда тебе это удалось, потому как я именно там, зная каждую гребаную секунду, что ты с ним играешь в любовь, отдаешь свое тело, в то время как я готов на все, мать твою! На все! — шумно сглотнул, во рту пересохло от переполнявших эмоций, — лишь бы прикоснуться к тебе, вдохнуть твой запах, увидеть твои глаза.

Марина опустила взгляд на несколько мгновений. Я видел, что мои слова произвели на неё эффект. Она расслабила губы, задышав тяжелее. Её ресницы дрожали, выдавая волнение. Она вновь посмотрела на меня, но уже без прежней бравады. В её глазах явно читались неуверенность и ранимость. Мне не хотелось причинять ей боль, но иначе не выходило достучаться до её упрямой головы.

— Я не понимаю, почему ты с ним, — выдохнул, чувствуя накатившую усталость.

Слишком долго приходилось держать эмоции в себе, а теперь, выпуская их наружу, не чувствовал ничего кроме опустошения. Сложившаяся ситуация забирала не только все силы, но и разум, медленно уплывающий от меня с каждым новым днем вдали от Марины.

— И не говори, что любишь его. Не поверю. Ни единому слову. Тогда что? Деньги? Мьерде, Чика! Я могу дать тебе абсолютно все. Стоит лишь попросить. Просто ответь, почему?

— Он не способен на жестокость, — тихо произнесла она.

Глаза Марины заблестели от выступивших слез. В них застыло все, о чем она молчала, и чего не скрыть никакой улыбкой. В её взгляде не осталось и следа от той беззаботной девочки, смотревшей на мир широко раскрытыми от восторга глазами. Я помнил, с какой жадностью она познавала новое и шла против норм и правил приличия. А теперь от неё не осталось ничего. Во взгляде я не видел больше жажды новых ощущений или радости от прожитого момента. Его заполняли тени перенесенных страданий и страх будущего. И только я — причина подобных перемен.

— Котёнок, — протянул руку, дотрагиваясь до её подбородка. — Я не знаю, что должен сделать, чтобы стереть все, через что ты прошла по моей вине. Дьяволу известно, как сильно я хочу повернуть время вспять и прислушаться к тебе, а не к хору ярости, ревности и мести. Я должен был услышать тебя. А теперь, черт, мне так жаль, Марина. Мне так чертовски жаль, — её боль и моя вина отозвались у меня в груди, скручивая в узел все внутренности. Меня мучили призраки прошлого ничуть не меньше, чем её. И только вместе мы могли попробовать побороть их.

Губы Марины задрожали, и по щекам покатились слезы.

— Дай мне один лишь шанс все исправить. Всего один, — провел большим пальцем по щеке, вытирая соленые ручейки.

— Как? — выдавила она, проглатывая вырывающиеся рыдания. — Как я могу это сделать? Мне страшно, Диего. Не просто страшно, а я прихожу в ужас, представляя, чего может стоить одно неверное слово. Как я могу быть с тобой, находясь в постоянном страхе.

— Я не знаю, Котёнок. Я хочу твоего прощения больше всего на свете и в то же время не понимаю, как должен заслужить твоё доверие.

— Вот и я не знаю, — отстранилась от моей руки, вытирая ладонями слёзы. — Не могу.

Слыша её отказ, не шевелился, ощущая, будто кто-то вскрыл грудную клетку, вырывая один орган за другим. Глядел в её глаза, и меня тошнило от самого себя. Даже убивая и пытая людей до смерти, никогда не испытывал подобного отвращения к тому, кем являлся. А рядом с этой девчонкой чувствовал лишь отвращение от своей истинной сущности. Никто не заставлял меня стыдиться своих желаний и своего образа жизни. Даже Марина. Но именно то, как я поступил с ней, вызывало стыд и раскаяние за того человека, который смог причинить мучения моей Чике.

— Я понимаю это умом, Котёнок, пусть моё сердце и разрывается на части.

Марина усмехнулась, продолжая вытирать всё еще бегущие слёзы.

— Что? — не понимал причин такой внезапной перемены настроения.

— Знаешь, я уже сомневалась, что у тебя есть сердце.

— Я сам не знал об этом до встречи с тобой, — почувствовал укол в то самое, несуществовавшее еще год назад сердце.

Остальные слова выветрились из головы. Всё, о чем я хотел ей сказать, засосала воронка разочарования в себе и в безуспешности своей попытки. Дождавшись, когда Марина успокоится, спросил, страшась услышать ответ:

— Что теперь?

— Ничего, Диего. Я вернусь к Пабло.

— Я еду с тобой, — выпрямился, приготовившись к новым спорам.

— Мне казалось, что мы все прояснили, и тебе нет причин совершать подобные безумства, — сурово посмотрела на меня.

— Возможно. Но есть кое-что, о чем мне требуется поговорить с ним.

— Боже, Диего! Можешь ты хотя бы раз послушать то, чего я хочу, и сделать так, а не иначе. Хотя бы один раз! — вцепилась в крышу машины. — Даже не смей заикнуться ему о нас с тобой, — резко изменилась в лице, принявшем более острые очертания.

— Я не стану этого делать, Чика. Но есть темы, не требующие отлагательства.

— И эта тема не мы с тобой? — настойчиво выясняла она.

— Нет.

— Должна ли я поверить? — сощурила глаза, пристально смотря на меня.

— Другого выхода нет. Потому что, так или иначе, у нас состоится этот разговор.

Смирившись с неизбежностью нашей с Пабло встречи, Марина уехала, настояв на раздельном приезде. Я не стал возражать, оставив её наедине с мыслями и возможностью подумать над моими словами. Самым сложным для меня оказалось принятие ею решения остаться с Пересом. Неважно, какая дыра разверзлась в этот момент у меня внутри, я не мог ничего сделать, кроме позволения Марине жить так, как ей хочется. Ив то же время, понимал, что это не конец. Острое предчувствие скорой нашей встречи не давало пасть духом и погрузиться снова в пучину одиночества. Я верил, она еще придет увидеться со мной. И пусть, быть вторым в её жизни не приносило ничего кроме отчаяния, я не мог отталкивать её, лишившись кратких вспышек счастья.

Выкурив сигарету, я отправился в дом Переса, зная, что на этот раз он не проигнорирует мою просьбу, и ему придется выслушать всё, сказанное мной. Как и ожидалось, охрана впустила меня без лишних вопросов, сразу же проводив в его кабинет, тот самый, где состоялась наша первая после возвращения Марины встреча. Войдя внутрь, увидел Переса, сидящего за столом, разбирающего кипу бумаг.

— Диего! — поднял ко мне голову, вставая с кресла и выйдя навстречу. — Рад тебя видеть, — протянул руку.

— Утром у меня сложилось иное впечатление, когда ты резко отменил встречу, — пожал предложенную руку.

— Прости, появилось неотложное дело, не позволяющее планировать день. Но сейчас ты здесь, и я этому очень рад. Присаживайся, — указал на два кресла друг напротив друга, рядом с журнальным столиком.

— До меня дошли слухи, что тебя навестил Асадов, — перешел сразу к делу, не собираясь тянуть резину.

— Да. Что очень странно, ведь все сделки идут через тебя и Сангре Мехикано, — озадаченно проговорил он.

— Верно. Поэтому я хотел поговорить о цели его визита.

Пабло нахмурился, делая вид, будто не понимает моих слов.

— Он хотел встретиться с Кэндис, — напомнил ему, в случае если он действительно смог об этом забыть.

— Ах, это! — улыбнулся Перес, пытаясь скрыть напряжение, появившееся во взгляде. — Да. Вышла странная история. Но его, похоже, кто-то дезинформировал.

Костяшки пальцев Переса побелели, сжимая подлокотники кресла с огромной силой, а острый взгляд внимательно следил за мной, читая выражение лица. Эта тема явно не приносила ему удовольствия, но и отказать мне в обсуждении он не мог, не зная до конца сути моего визита.

— Слушай, Пабло, — наклонился вперед, опершись локтями о колени. — Мы пытаемся вести взаимовыгодный бизнес, верно? А главное правило сотрудничества — это откровенность. Я не знаю причин, для чего вы пытаетесь создать новую личность из племянницы Асадова. Но, как твой партнер, должен тебя предупредить быть настороже. Иван что-то задумал, и это вряд ли порадует тебя и, прежде всего, вряд ли придется по душе …Кэндис.

Сделал паузу, прежде чем произнести это фальшивое имя. Каждый раз, как только мой язык касался звуков, складывающихся в имя чужой женщины, с трудом сдерживался, стараясь не накинуться на пуэрториканца с кулаками, доходчиво объясняя, в какой опасности может быть Марина. Но этот хмырь сидел напротив меня с таким напыщенными видом, будто он один на всем белом свете знал всё лучше всех, и мои слова лишь бесполезное сотрясание воздуха.

— Для чего это ему? Я никогда не встречал его племянницу и с трудом представляю, что именно у неё и моей Кэндис может быть общего, — пожал плечами.

Услышав из его рта слово «моей», сказанное о Марине, вмиг завелся, желая свернуть его шею без промедления. Но, вспомнив страх в глазах Котёнка передо мной и её теплое отношение к этому ублюдку, представил, как сильно это оттолкнет её от меня. Стиснув зубы, сделал несколько глубоких вдохов, успокаивая закипевшую в жилах кровь. В его взгляде сияло превосходство, словно он обладал преимуществом, пытаясь использовать его против меня.

— Пабло, ты же понимаешь, что невозможно вести дела с теми людьми, к кому нет доверия? И мне не нравится, когда из меня пытаются сделать дурака. Стоит ли говорить, как это влияет на бизнес?

Перес молчал, стерев с лица все эмоции, слушая и не перебивая, давая возможность выложить все карты на стол.

— Я знаю, ты очень умный человек и стараешься делать так, как будет лучше для твоего бизнеса. И не сомневаюсь, что прежде чем заключить сделку с Сангре Мехикано, ты изучил все сильные и слабые стороны банды, включая личную жизнь её членов. Поэтому мне не нужно уточнять, что именно ты знаешь обо мне, как и спрашивать о том, доходила ли до тебя информация о пропавшей девушке — Марине Асадовой, на розыск которой мы бросили все силы банды. Что бы ты ни сказал сейчас, и какую бы роль ни играл, я никогда в жизни не поверю, что ты впустил в свою жизнь человека, не зная абсолютно ничего о его прошлом.

Перес не говорил ни слова, нацепив на лицо маску равнодушия. Но его дыхание слегка сбилось, подтверждая мои слова.

— У меня есть два варианта: во-первых, либо ты используешь Кэндис исключительно, чтобы добраться до меня, во-вторых, либо это действительно большая любовь, ради которой ты готов поступиться даже принципами. Но чем бы это в реальности не являлось, ты обязан защитить её. Поскольку сейчас начнется охота. Асадов младший будет из кожи лезть, чтобы получить остатки состояния брата. И единственный, кто стоит на пути к достижению его цели, — пропавшая племянница, которую всё чаще и чаще стали замечать в твоем обществе. Все готовы закрывать глаза на её новое имя, и где она находилась все это время, как и делать вид, будто верят, что Кэндис и Марина Асадова — два совершенно разных человека. И в то же время, всем будет наплевать на разборки внутри семьи.

По лицу пуэрториканца невозможно было прочитать реакцию на услышанное. Словно он давно ждал этого разговора и приготовился держать оборону. Лишь убедившись, что я не скажу больше ничего другого, заговорил:

— Мне не доводилось встречать мисс Асадову до её пропажи. И не буду отрицать, что я слышал о том, как сильно ты желаешь найти её. Но познакомившись с Кэндис, я и представить не мог, кем она является в действительности. И узнал об этом, лишь увидев, как ты смотришь на неё, — на его лице не дрогнул ни один мускул.

Будь я на его месте, вряд ли смог спокойно разговаривать с человеком, желающим мою женщину. Но раз все вскрылось, то не собирался больше сдерживать эмоций.

— И что ты сделал с ней? — красная пелена возникла перед глазами, как только я представил, какими способами он мог отплатить ей за обман.

— Ничего, — усмехнулся Андрес. — Мне плевать, кем она была раньше и почему решила начать жизнь заново. Важно лишь то, что она со мной и не хочет возвращаться к прошлой жизни.

— Откуда столько уверенности? — почувствовал, как ревность впилась иголками в кожу.

— Если бы она хотела быть с кем-то из своего прошлого, то вряд ли стала скрываться или менять имя, — самодовольно произнес он.

Мерзавец, знал куда бить, равно, как и то, что я не сделаю ничего в ответ. Он видел мою беспомощность в данной ситуации и пользовался собственным преимуществом. Я мог бы сбить спесь с него, рассказав, где на самом деле пропадает его невеста, и как проводит время обнаженной в моих объятиях. Но обещание, данное Котёнку, еще жгло язык, не позволяя разочаровать её вновь.

— В таком случае, ты должен больше следить за её передвижениями, не выпуская одну из дома. Если этого не сделаешь ты, тогда я приставлю к ней своих людей, способных обеспечить её безопасность.

— Почему ты так беспокоишься о женщине, сбежавшей от тебя? — вопросительно приподнял одну бровь. — Не ты ли та самая опасность, от которой стоит охранять Кэндис? Почему я должен верить, что вся эта забота не твой хитрый план по отмщению уязвленного самолюбия? Согласно твоей репутации слово «прощение» явно тебе не знакомо.

Я не узнавал лицо Переса, искаженное злостью. Таким мне еще не приходилось его видеть. Показавшись совершенно иным, не таким сдержанным, каким обычно представал перед другими, он подтвердил мои подозрения о том, что совсем не тот, кем кажется. Он защищал свое и, по всей видимости, был готов ради этого на многое.

— Если бы я хотел отомстить ей или тебе, — сделал акцент на последнем слове, — то не стал долго дожидаться. У меня было множество возможностей, особенно во Флориде, чтобы утолить любую жажду, — усмехнулся, мысленно прокручивая воспоминание об удовлетворении самой главной из них.

Улыбка, появившаяся на губах пуэрториканца, раздражала. Он ошибочно полагал, что находится на шаг впереди меня. Так мог думать лишь идиот, не знающий ничего обо мне или моих амигос.

— Мне плевать на твоё мнение. Единственное, что действительно важно — это Марина. Многие захотят воспользоваться шансом, расквитаться со мной через неё. И пока она с тобой, я не могу быть уверенным в её безопасности.

— Спасибо за беспокойство о моей невесте Кэндис, я обеспечу для неё надежную охрану, — вернул себе привычный невозмутимый облик.

— И лучше это сделать немедленно.

— Я разберусь с этим вопросом.

— Поверь, Пабло, если с ней что-нибудь случится, то никто не остановит меня: я буду тебя убивать, а ты будешь молить лишь о быстрой смерти, — понизил голос, заставляя его прислушиваться к каждому слову.

— Я понимаю, что на этом твой визит окончен? — спокойно спросил он.

— Не подведи меня! — встал, прохрустев костяшками пальцев и, расправив плечи, окинул его взглядом.

— До скорой встречи! — сказал пуэрториканец, даже не кивнув головой.

Не говоря больше ни слова, я повернулся к двери, собираясь уйти из этого проклятого места.

— Диего! — снова позвал Перес. — Что насчет договора? Ты обсудил это с Денни.

Услышав вопрос, невольно улыбнулся. Медленно развернувшись к нему, выждал несколько мгновений, прежде чем ответить.

— Всё зависит от того, насколько ты позаботишься о Марине. Когда я увижу, что ты держишь слово, только тогда мы обсудим наше дальнейшее сотрудничество, — не дожидаясь возражений, покинул кабинет.

Всю дорогу до дома, вопреки ожиданиям, я не чувствовал облегчения от прояснения ситуации с Пересом или, наоборот, бесконтрольного гнева. Меня сковала тревога, заставляя вновь и вновь прокручивать в голове наш с ним разговор. Как бы он ни заверял в заинтересованности благополучием Марины, как бы ни убеждал в равнодушии к её прошлой связи со мной, что-то в его словах настораживало. Я так и так пытался поймать мысль, кружащую где-то на подкорке и указывающую на то, что именно подозрительного в его поведении, как и в истории, поведанной мне, она постоянно ускользала, словно сумеречная тень, которую как не лови, не поймаешь. Я не доверял пуэрториканцу. И дело здесь было даже не в Котёнке, а именно в нем. Даже не сомневаясь в его искреннем желании вести совместные дела, разглядел: за фасадом умного бизнесмена скрывалось кое-что настораживающее.

Я мог списать свою паранойю на неприязнь, злость и даже, мать его, зависть. Но здравый смысл твердил о верности моих предчувствий, не прислушиваться к которым у меня не оставалось причин. Именно поэтому я не хотел всецело полагаться на него в обеспечении безопасности Чики. Мои ребята по-прежнему будут дежурить недалеко от его особняка и следовать за Мариной, словно призраки.

Перешагнув порог дома, услышал гул голосов и смех, эхом разлетающийся по комнатам. Как и в старые добрые времена, двери моей резиденции не закрывались для амигос. Их пустая болтовня и шутки, отвлекали от гнетущих мыслей и создавали видимость жизни. Они заполняли собой пространство, и вместе с тем казалось, словно и внутри у меня не так пусто, нежели находись я в полном одиночестве. Я искал способы поддержания видимости прежней жизни, исключая ненужные вопросы и подозрения. И пусть все это не усмиряло пустоты внутри, подпитывая её еще сильнее, но я не оставлял попыток.

— Хавьер! — крикнул, не заворачивая в гостиную, направляясь прямиком к себе в кабинет. — Хавье-е-ер!

Проревел так, чтобы каждый в этом доме смог услышать мой зов. Распахнув дверь кабинета, сразу же очутился у бара. Топот тяжелых ботинок о мрамор известил о получении адресатом моего сообщения.

— Звал? — раздался голос помощника.

— Закрой дверь! — налил в бокал рома, залпом выпивая содержимое. Алкоголь обжег горло, приводя немного в чувство, на мгновение отвлекая от тяжелого дня.

Щелчок замка оповестил о выполнении моей просьбы. Не поворачиваясь к Хавьеру, повторно наполнил бокал.

— Что происходит? — оперся спиной на дверь помощник.

— Не прекращай слежку. Позаботься, чтобы теперь постоянно кто-то из наших дежурил у дома Переса, следил за всеми пришедшими и ушедшими, следовал за Мариной, куда бы она ни пошла, — повернулся лицом к другу. — И, конечно, никто кроме нас с тобой и следящих за ней, не должен об этом знать. Тем более Перес!

— Ты ему не доверяешь? — скрестил руки на груди помощник.

— Что-то с ним не так. И быть спокойным, в то время как Асадов пронюхал о Марине, я не могу.

— Пока я не заметил за ним ничего, вызывающего подозрения.

— Дело не в том, чем он занят, — сделал глоток, усаживаясь на край стола. — Он сам настораживает меня. Будто у него есть что-то на меня.

— Думаешь, знает о тебе с Мариной? — нахмурился помощник, отталкиваясь от двери и подходя ближе.

— Не думаю, он мне сам сказал.

— Чёрт! — присвистнул Хавьер, почесав подбородок, покрытый темной щетиной.

— Делает вид, будто ему плевать! Каброн! — ударил кулаком по столешнице бара. Бутылки зазвенели, словно чертовы колокольчики, тут же замолкая. — Но у него определенно есть что-то на уме. И пусть только эта сука хоть пальцем тронет Марину, тогда убивать его буду неделями, заставляя жрать собственную плоть.

— Ты всё еще пытаешься её вернуть? — осторожно спросил помощник.

— Я никогда не перестану пытаться, — зло посмотрел на него, желая разбить морду за идиотское предположение, словно могу отступиться от неё.

— А как же быть с тем вопросом? — прочистил горло Хавьер, прокашлявшись, прежде чем спросить.

— О чём ты?

— О том, что сказал тебе Лу.

По глазам Хавьера видел, что он полностью верит в эту чушь о нашем с Мариной родстве. Но я даже на гребаное мгновение не допускал подобной мысли. И если честно, мне было плевать. Единственное, что действительно оставалось важным, это мои чувства к ней, и ничего больше.

— Забудь и больше никогда не поднимай этот вопрос! — поставил стакан на стол, приготовившись ударить его, если услышу еще что-нибудь, настолько же нелепое.

— Как скажешь, — пожал плечами.

— Теперь проваливай и займись часовыми у дома Переса.

Без лишних слов Хавьер покинул кабинет, оставив меня наедине с тяжелыми мыслями. Мне хотелось отгородиться от всех переживаний и чувств, впившихся в моё сердце пиявками, выкачивающими из него всю жизненную энергию. Одиночество тяготило меня сильнее, чем раньше, превращаясь в подобие электрического стула, пропускающего через меня вместо электрического тока боль отчаяния и безысходность, насилуя тело и вытягивая душу. Схватив бутылку, лег на диван, зажимая её в руке и удерживая на животе. Я собирался напиться до беспамятства, и ни одна живая душа не помешает мне выплеснуть весь накопленный внутри меня шлак.

Стук в дверь прервал поток мыслей, уносящих снова на трассу и территорию заброшенного завода, где я в последний раз видел Чику.

— Пошёл к чёрту! — крикнул через дверь, уверенный, что, кто бы ни находился по другую сторону двери, благоразумно последует прочь.

Стук повторился, не собираясь останавливаться, окончательно срывая у меня тормоза. Вскочив на ноги, направился к двери, представляя, что сделаю с наглецом.

— Я сказал, проваливай п… — распахнул дверь, собираясь разбить бутылку о голову ублюдка и замер.

Передо мной стояла Марина, испугано смотрящая на меня из-под густых ресниц.

— Привет, Диего! — тихо сказала она, сжимая крепче ручку чемодана. — Я ушла от Пабло.

Глава 21

Порывы ветра раздували волосы, кидая их на лицо. Убирая непослушные пряди, щурилась от потоков воздуха, всматриваясь на берег. С минуты на минуту должен был подъехать Диего, и я не могла сдерживать волнение, охватывающее меня каждый раз в предвкушении встречи. Я походила на ребенка, с нетерпением ожидающего рождества, чтобы поскорее увидеть под ёлкой подарки, упакованные с любовью специально для него. Так и для меня каждое возвращение Диего домой напоминало рождественское утро. Стоило увидеть его мотоцикл на подъезде к вилле, как в животе вспархивали тысячи бабочек, радостно трепещущих крыльями, заполняя меня изнутри. Не взирая ни на что, он был моим праздником.

В течение дня, оставшись наедине с мыслями, я корила себя за эту радость, за счастье окрашивающее каждый момент, проведенный рядом с ним. Стыдясь собственных эмоций, заставляла себя его ненавидеть, намеренно прокручивая в мыслях ад прошлого. Именно тогда вновь просыпались страх и злоба, преследующие меня на протяжении всего прошлого года. Пропустив через себя эти ощущения, четко видела конечную цель, а мысли о дочке выдвигали на передний план единственные чувства, не знающие сомнений. Я тосковала по ней так сильно, что хотелось рвать на голове волосы от мрака вынужденной разлуки. Всей душой стремясь вернуться к ней, вновь желала как можно скорее завершить дело и почувствовать в руках её тепло и самый сладкий запах в мире.

Но стоило Диего появиться рядом, как все отходило на второй план. Казалось, во всей вселенной остались только мы, парящие высоко в небе между звездами. Находясь с ним, я буквально физически ощущала, что могу дотронуться до любого светила. Более того, в такие моменты моим светилом становился он.

Я забыла за этот год то, как он выглядел в моменты счастья. Диего будто заново открылся для меня с той, другой, стороны, которая была знакома лишь мне и никому другому. Каждая улыбка, каждое ласковое слово, каждый нежный взгляд — всё это он дарил мне одной. И осознание этого переворачивало мой мир с ног на голову. Мозг отключался, стоило Диего сказать: «Привет, Котёнок». Тогда переставали иметь значение любые доводы рассудка, потому что я забывала обо всем. Видела лишь его, чувствовала лишь его, была лишь его. Всматриваясь в его глаза, понимала, что могу дышать полной грудью только рядом с ним. Он стал моим воздухом. И пусть, когда он уходил, я осознавала ненормальность подобной зависимости, как и наличие таких сильных чувств к человеку, которого намерена отправить гнить за решетку до конца его дней. Но успокаивала себя тем, что у нас есть лишь эти мгновения, стремительно подходящие к концу, и хотела прожить их так, как не смогу больше никогда и ни с кем другим. Время расплаты по счетам неминуемо настанет, и тогда кроме боли и страха в памяти яркой вспышкой останется это время. Я не верила, что смогу испытать вновь хоть что-то подобное с другим человеком. Таких, как Диего, больше не существует. Каждая эмоция с ним достигала предела, затмевая все остальные, неважно, приносила она счастье или горе. Но лишь он способен вознести меня к солнцу, обжигая его лучами, оставляя затем парить в облаках, заглушая боль ожогов поцелуями.

Прошло пять дней, как я пришла к нему. Пять ослепительных молний. Каждый момент, прожитый вместе с Диего — как последний. Всё могло оборваться в любую секунду. И я впитывала жадно каждую эмоцию, каждый запах, каждый шорох простыней.

Кому-то покажется странным: зачем отталкивать такое счастье, а другому, наоборот, как я могла находиться с этим человеком и разрешить эмоциям взять верх над разумом. Но я не могла иначе. Позволить себе быть постоянно начеку, противясь чувствам, — означало жить в непрекращающемся страхе, в ужасе быть растерзанной за любую провинность. И научившись по очереди отключать голову и сердце, я смогла пройти через этот этап, не потеряв рассудок и став сильнее, чем была прежде.

Быть погруженной в мысли о выполнении плана двадцать четыре часа в сутки невозможно. Диего непременно заметил бы мое настроение и начал задавать вопросы. Я не могла допустить подобного, поэтому просто позволила себе чувствовать.

Казалось, что и он эти пять дней старался впитать все, чего мы были лишены больше года. Находясь со мной, практически не выпускал меня из объятий, целуя, лаская, любя так страстно и самозабвенно, словно от этого зависели наши жизни. Порой, открывая посреди ночи глаза после долгих часов занятий любовью, видела, как он смотрел на мой сон.

— Почему ты не спишь? — шептала ему.

— Боюсь проснуться и не найти тебя рядом, — отвечал Диего, крепче сжимая меня в руках.

Тогда я рассыпалась на кусочки от охватывающего меня счастья. Но стоило подумать, что, возможно, именно эта ночь нам осталась на двоих, как я не могла больше уснуть. Запоминала каждую деталь на его лице, выражение эмоций и погружалась в его страсть, не позволяющую больше уснуть до рассвета.

А днем, он уезжал по делам банды, возвращаясь в город и особняк, откуда увез сразу же после моего ухода от Пабло. Диего не желал держать меня в том месте, что заставляло вздрагивать от внезапно накрывающих воспоминаний.

Я пробыла там всего несколько минут, пока он осознавал, что мой образ перед ним — не вымысел. Он долго смотрел мне в глаза, прежде чем сказать что-то, но вместо этого забрал чемодан и, схватив за руку, потащил к выходу. Тогда меня охватила паника. В голове крутились мысли, что он не простил отказа или узнал о нашем с Андресом плане и поэтому решил поквитаться со мной. Когда Диего усадил меня на пассажирское сидение моего автомобиля, заняв место водителя, а я уже плохо соображала. Взвинченные нервы совсем не помогали трезво оценить ситуацию. Всё восприятие было направленно лишь на действия мужчины рядом.

Смотря прямо перед собой, он завел автомобиль и без промедления поехал в неизвестном направлении. Я не понимала, что происходит и нужно ли бояться его молчания или, наоборот, обрести покой. Но как бы ни старалась убедить себя в наилучших намерениях Диего, не смогла. Ведь знакомство с его худшей стороной уже состоялось. Он гнал по улицам города, минуя один район за другим, а у меня по-прежнему не появилось никакого представления о его намерениях. Я старалась сохранять спокойствие, держа на коленях сумочку с телефоном, зная, что, в случае чего, достаточно будет нажать одну кнопку, и, Андрес вычислив меня по GPS, подоспеет на помощь.

А пока оставалось только ждать. Диего выехал за город, удаляясь все дальше от знакомых мне мест. Свернув снова к береговой линии, мы мчались в закате, словно герои кинофильма с концовкой «долго и счастливо». Наша история не окончится хэппи эндом в привычном для него понимании. Всё, чего я хотела, это спокойной и размеренной жизни, лишенной опасности и потрясений. Постепенно стали появляться крыши домов, возвышающихся, словно стражи, над морем. Подъехав к одной из вилл, Диего отворил ворота и заехал внутрь, заглушая мотор.

— Мы на месте, — кинул он через плечо, выскочив из машины и поспешив закрыть нас от внешнего мира.

Не увидев вокруг других людей и каких-то знаков опасности, вышла на улицу, оглядываясь. Небольшая двухэтажная вилла приветствовала нас пустыми глазницами окон. Снаружи современная постройка казалась совершенно нежилой, и я не торопилась проверить, так ли это.

— Что это? — спросила Диего, чувствуя его взгляд на себе.

— Наш дом, — прозвучал его голос у меня за спиной. — Тебе нравится?

— Но как? — не понимала, почему он называет это место «нашим». — Откуда? — повернулась к нему, находясь в абсолютном смятении.

— Я купил его спустя месяц после того, как начал искать тебя. Мне не хотелось привозить тебя туда, где мы жили до этого или, тем более, в мой дом, — нахмурился, как только разговор коснулся тяжелых воспоминаний.

— Но ты ведь не знал, увидишь ли меня снова, — растерялась, медленно осознавая, что он никогда не хоронил надежду быть снова вместе.

— Я верил, что найду тебя, и понимал: наша история должна начаться с чистого листа. Хотелось тебя обезопасить от мира, в котором я живу.

Я смотрела на Диего и не могла решить, какие именно чувства вызвали у меня его слова. Можно было возрадоваться тому, насколько сильно он жаждал нашего воссоединения, и сердце зашлось в дикой пляске от простой мысли, что в его жизни я действительно занимала особенное место. И наравне с этими бесконтрольными эмоциями мозг бил тревогу. Всё то время, вдали от него, самым большим моим кошмаром я считала возможность встречи. Пусть я вернулась лишь по стечению обстоятельств, но получив вещественное доказательство его одержимости, знала, рано или поздно он нашел бы меня и узнал о Софи. Лишь вероятность подобного исхода событий заставила кровь отхлынуть от лица.

— Тебе нравится? — напряженно смотрел на меня в ожидании ответа.

Поймав себя на том, что упёрлась взглядом в одну точку, повернулась снова к дому, оглядывая современное строение и просторный двор.

— На заднем дворе есть бассейн и выход к океану, — рассказывал Диего, будто опасаясь моего неодобрения. — Пойдем, покажу изнутри, — пошел к дому, открывая массивную дверь, замерев на пороге и призывая взглядом проследовать за ним.

Просторные комнаты, оформленные в стиле минимализма, светлая мебель, красивый текстиль — ничего вычурного или неуместного. Дом оказался чудесным. Но сразил меня даже не он сам и не задний обширный двор с садом и бассейном, а вид на океан. С трех сторон виллу окружали лишь скалы, спускающиеся к песчаному пляжу и бескрайней синей водной глади. Незаметно для самой себя я расслабилась, влюбившись не только в вид, открывающийся из любого окна, выходящего на задний двор, но так же в уют, царивший в доме. Здесь не чувствовалось мужской резкости, пропитавшей особняк Диего. Это место хотелось называть домом, и быть частью его.

— Что думаешь? — обнял сзади Диего, прижавшись щекой к моему затылку.

— Это самое прекрасное место в мире! — смотрела на волны, разбивающиеся о скалы, и представляла на их месте себя, летящую стремглав навстречу погибели.

— Не могу поверить, что ты купил его для нас!

— Я знал, ты полюбишь виллу. И не мог дождаться, когда, наконец, смогу показать тебе её.

Он прижимался к моей спине всем телом, такой твердый и мускулистый, обнимая за талию сильными руками, и я думала, что, находясь в его объятиях, чувствую себя по-настоящему дома. И тогда сердце совершенно успокоилось. Я понимала, что Диего всё еще опасен. Но до тех пор, пока не найду необходимых доказательств, у меня есть возможность насладиться временем, проведенным с ним.

Мы погрузились в любовь, не вылезая из постели, а если и спускались в поисках еды, то все заканчивалось сплетением тел, стонами и взрывом удовольствия. Диего с неохотой покидал дом для решения неотложных вопросов. Я не знала, куда именно и для чего, он ездил, но, услышав звук мотора мотоцикла на дороге, с трепещущим в груди сердцем выбегала на балкон, посмотреть, не он ли это. И как только он появлялся на подъездной аллее, так у меня перехватывало дух от его красоты и мужественности.

Слезая с мотоцикла, Диего встречался со мною глазами. Его взгляд горел, без слов рассказывая всё, что он хотел сделать, зайдя в дом, и посылая электрические импульсы по моей коже. Ни на секунду мы не теряли зрительного контакта, до тех пор пока он не скрывался из видимости, и я оставалась на балконе с обезумевшим сердцем, стремящимся сломать мою грудную клетку силой своих ударов. От волнения я боялась пошевелиться, сдерживая внутри ураган эмоций.

Сначала слышались его быстрые шаги, а затем энергия Диего заполняла собой все пространство и чувствовалась в каждом вздохе, наэлектризовывая воздух. Он появлялся передо мной, словно вихрь, вытесняя прочь все страхи и тревоги, одолевающие во время его отсутствия. Оставался лишь он, мужчина, владеющий моим телом и сердцем. Он крался ко мне, как хищник к добыче, стараясь не вспугнуть и зная, что ни за что не позволит уйти. И я, смотря в его пылающие похотью глаза, чувствовала себя именно так, будто меня готовы поглотить, не оставляя совершенно ничего. И в те моменты нашу близость нельзя было назвать занятием любовью. Он брал меня беспощадно, не оставляя ни единой возможности сохранить хотя бы одну крупицу сознания. Я рассыпалась на осколки, взлетая высоко к облакам. Неважно, как именно мы занимались сексом, жестко, дико или нежно и трепетно, даже после самого сильного оргазма мы не могли насытиться друг другом, снова и снова растворяясь в прикосновениях, поцелуях, ощущениях. Я чувствовала Диего каждой клеткой тела, кожей впитывая его ласки. Воспоминания о них останутся вечным эхом нашей страсти.

Так проходили дни, когда мне казалось, что я действительно счастлива. Стоило Диего покинуть дом, как голову тут же заполоняли тревожные мысли и планы, ради которых я и ввязалась в это дело. Мне нужно было отыскать хоть какие-то доказательства его преступной деятельности. Лишенная возможности подслушать деловой разговор или стать свидетелем сделки, я пыталась выйти на что-то хотя бы отдаленно важное. Понимая маловероятность возможности повторения оплошности Диего, допущенной год назад, я всё же обыскала дом на предмет бумаг, связанных с его делами, или других свидетельств, способных помочь мне скорее вернуться к Софи. Не обнаружив совершенно ничего, не удивилась. Да и откуда в нежилом до этого особняке окажется нечто настолько ценное. Тем более, зная Диего, я понимала, что он больше ни за что не оставит со мной под одной крышей никакого компромата. Как бы сильно он не стремился начать все заново, но помнил о том предательстве, хоть и никак этого не показывал.

Я не понимала, как смогу помочь Андресу совершить задуманное, находясь в десятках километрах от города и не имея никакой возможности приблизиться к клоаке греха. Мне нужно попасть в его особняк, либо найти способ участвовать в его делах. Что маловероятно! Диего не брал меня с собой в город, оставляя под наблюдением кого-то из своих людей. Он говорил, что пока не решит определенные вопросы, моё появление в Эл — Эй может быть опасным для меня. Не оставалось ничего иного, как продумывать варианты для смены его решения.

Жалуясь на скуку и одиночество в его отсутствие, я медленно двигалась к цели, зная, рано или поздно он сдастся.

И я не прогадала. Уехав с утра, Диего позвонил несколько часов назад, предупредив быть готовой к выезду в город. Собравшись, я находилась в каком-то нервозном состоянии, предвкушая поездку и боясь упустить шанс получить необходимое. Требовалось придумать, каким образом подобраться к его особняку. Диего делал все возможное, чтобы удерживать меня подальше от того места. И я не могла его упрекать в этом, как и не могла лгать, что всё уже давно забыто.

Спустя оговоренные несколько часов после звонка Диего, моя нервозность достигла своего пика. Я ждала его на балконе, как всегда всматриваясь вдаль в нетерпении услышать звук мотора, когда вновь увидела его имя, высветившееся на дисплее.

— Марина, — услышала в трубке его голос Диего.

— Я жду тебя.

— Черт. Ты не представляешь, как я хочу сейчас оказаться с тобой, — от низкого тембра его голоса по коже побежали мурашки.

— Ты говорил, что в это время будешь здесь.

— Прости, Котенок. Но пока не получается вырваться, — не скрывал своего сожаления. — И скорее всего, забрать тоже тебя не успею.

— Ты это серьезно? — услышала звон разбившихся ожиданий.

— Нужно разобраться кое с чем, и я не могу переложить эти вопросы на другого.

— Надеюсь, ничего серьезного? — напряглась, представив, как именно он решает проблемы. Мысленно начала молиться, чтобы этим кое-чем не оказался Андрес.

— Нет, не беспокойся. Я попрошу Рауля довезти тебя до города, и если к тому моменту еще не освобожусь, то Эстер составить тебе компанию. А после обязательно выкраду тебя и заставлю забыть о скуке.

— Это угроза? — улыбнулась его игривому тону.

— Обещание. Скоро увидимся, Котенок.

В трубке послышались короткие гудки. Что ж, и снова придется корректировать план. Вряд ли удастся уговорить его человека, охраняющего меня, остановиться в особняке Диего. Но кто знает, о чем получится договориться с Эстер. Невзирая на внутреннюю неприязнь к этой девушке, внезапно обрадовалась возможности поговорить с ней. Я видела, как она относится к Диего, как и её слепую преданность ему. Но так же я знала влюбленных женщин, способных на что угодно для устранения соперницы. И как знать, какой пользой могут обернуться её безответные чувства.

Дорога под укоризненно хмурым взором Рауля, время от времени отражающемся в зеркале заднего вида, превратилась в бесконечное путешествие в никуда. Время тянулось словно смола, подогревая в груди волнение, зародившееся еще с первого звонка Диего. Весь путь я пыталась придумать способы разговорить Эстер, но не могла просчитать её действия. Согласно тому, что я успела узнать о ней, добровольно она вряд ли захочет сказать что-то, способное навредить её другу. Самым печальным было то, что на данном этапе она превратилась в мою единственную надежду.

Машина притормозила у многоквартирного дома, возвышающегося над центром города. Миновав лобби с улыбающимся, но настороженно поглядывающим на нас портье, после непродолжительной поездки в лифте Рауль проводил меня до распахнутой двери, где уже дожидалась Эстер. Даже не пытаясь изобразить радость, плотно поджав губы, она жестом пригласила меня внутрь. Что ж, её открытую неприязнь можно считать плюсом, ведь тогда она будет готова на все, лишь бы избавиться от меня. Но это так же может оказаться недостатком, так как заставит ее держать рот на замке из-за недоверия. Оставалось определить, как именно она настроена, и тогда действовать. Диего мог появиться в любой момент или задержаться до глубокой ночи. Меньше всего получалось предугадывать его появления.

— Выпьешь? — повернулась ко мне спиной мексиканка, направившись на кухню.

— Воды, пожалуйста, — осмотрелась по сторонам.

Просторная гостиная, совмещенная с кухней, две двери налево и выход на балкон напротив. Серо-бежевый интерьер с графитного цвета кожаными диванами, гармонирующими по цвету с журнальным столиком и кухонным гарнитуром. Я не увидела ни ярких подушек, которые поспешила бы добавить к такому строгому дизайну любая девушка, ни цветов, совершенно ничего лишнего. Но несмотря на лаконичность, обстановка квартиры казалось мягкой и уютной, в отличие от колючей хозяйки дома.

Пока Эстер гремела дверьми шкафчиков на кухне, я, не дожидаясь приглашения, прошла в гостиную и расположилась на диване спиной к мексиканке. В голове роилась тысяча мыслей о том, как следует начать разговор, чтобы меня не закрыли в комнате до приезда Диего. Напряженные нервы давали о себе знать зудом, перемещающимся по телу. Пока что, это мой первый и возможно последний шанс, получить необходимую наводку. И я просто не имела права его упустить.

— Спасибо, что согласилась составить компанию, — сказала достаточно громко, чтобы она наверняка услышала меня.

— Не могу сказать, что рада быть нянькой. Но никогда не умела отказывать Диего, — её голос слышался все ближе.

— Значит, ты выбрала Диего, — обошла меня Эстер, поставив на столик два бокала вина.

Кажется, я просила воды. Но, услышав её вопрос, почувствовала, что не смогу пройти через эту беседу без помощи какого-то релаксанта.

— Получается, так, — протянула руку к бокалу, обхватывая пальцами хрустальную ножку и отпивая почти половину содержимого.

Острый взгляд Эстер следил за моими действиями, словно ястреб, готовый кинуться на жертву, как только та потеряет бдительность. Я понимала её недоверие и не осуждала. Но всё же, дискомфорт мешал четко думать, как и заставить себя притворяться, будто между нами всё в порядке.

— Прости, ты хотела воды! — словно спохватившись, сказала мексиканка. Приподнятая бровь и лёгкая усмешка указывали на то, что она явно не сожалела о своей мнимой забывчивости.

— Вино даже лучше, — улыбнулась, делая вид, будто не понимаю её затеи.

Похоже, не только я планировала разговорить соперницу. Но и в её планах было выведать у меня как можно больше нужной для неё информации.

— Так как Пабло отреагировал на новость о том, что ты уходишь к его бизнес партнёру? — тут же взяла быка за рога брюнетка.

— Болезненно.

— Значит, теперь их совместные дела под ударом?

— Сомневаюсь, что из-за личных обид он пожертвует таким сильным союзником.

— То есть, ты просто взяла и ушла, не подумав о том, чем это обернется для всех вокруг? — её голос звучал холодно, практически враждебно.

— Я никогда не хотела конфликта между Диего и Пабло. И не решилась бы рискнуть разрушить их соглашение. Диего заверил, что всё будет в порядке. Только тогда я поняла, что не смогу жить с тем, кого не люблю.

— Надоело спать сразу с двумя?

Её надменный взгляд вызывал желание провалиться на месте. Каждым словом и жестом она пыталась унизить меня и даже не скрывала своего намерения.

— Надоело делать вид, будто ничего не чувствую к Диего, — посмотрела прямо ей в глаза, давая понять, что для меня её чувства не секрет.

Взгляд Эстер ожесточился, а губы скривила ироничная улыбка. Она посмотрела на бордовую жидкость в бокале, задумавшись, и сделала глоток вина. Я была уверена, что не единственная, кто видел, как именно она относится к Диего. Но, по всей видимости, нынешним вечером она не собиралась обсуждать эту тему.

— Главное, чтобы не произошло наоборот, — задумчиво произнесла она, опустив взгляд на столешницу.

— О чём ты?

— Главное, чтобы ты не вернулась к Диего по просьбе Пабло и не собирала для него информацию о бизнесе Сангре Мехикано, — посмотрела прямо мне в глаза.

— Как такое могло прийти тебе в голову? — почувствовала, как сердце в груди начало быстрее биться. Я никак не ожидала, что эта мексиканка окажется настолько проницательной. Теперь стало абсолютно ясно, из неё вряд ли удастся вытянуть хоть что-то полезное. И сейчас нужно не допустить обратного, не позволить ей убедиться в точности своих догадок и постараться уверить её в беспочвенности подобных подозрений.

— Ты однажды предала доверие Диего. Что тебе помешает сделать это вновь?

Слова Эстер полоснули по едва затянувшейся ране. Я прекрасно помнила о своей ошибке и её последствиях. До сих пор время от времени представляла, как сложилась бы моя жизнь, доверься я Диего, а не отцу. Но голос разума напоминал: не пройди я через весь тот ужас, не познакомилась бы настолько близко с Ангелом. И кто знает, насколько поздно смогла узнать истинную сущность этого человека.

— Я считала, что спасаю ему жизнь, — пыталась сохранить невозмутимый вид, трепеща от волнения внутри.

— Серьезно? — фыркнула Эстер, сощурившись.

— Слушай, Эстер, — поставила бокал на стол, чувствуя, что данный разговор повернул в опасную сторону. — Я понимаю, ты меня не любишь. И это вполне объяснимо, учитывая твою привязанность к Диего и желание оградить его от любой опасности. Но поверь, я любила его тогда и люблю сейчас. Если бы существовала возможность отмотать время назад и сделать верный выбор, то я обязательно воспользовалась ею. Но теперь, когда мы оба натворили немало ужасных вещей, и, несмотря на все, нашли силы закрыть глаза на прошлое, то мнение окружающих перестало иметь какое-то значение.

— Как у тебя всё гладко получается, — усмехнулась брюнетка. — Можешь предавать, выходить замуж за другого, прятаться, снова метаться от одного мужика к другому, вставлять между ними клинья — и любая выходка сойдет с рук! — со злостью проговорила она, окидывая меня презрительным взглядом. — Не знаю, чем именно ты так сильно зацепила Диего, но он будто ослеп и не видит, какая ты на самом деле.

— Забавно, — первоначальное желание защититься и заставить её немного смягчить свое впечатление обо мне исчезло. Я могу сказать ей всё, что угодно, и она не поверит ни единому моему слову. Поэтому не имело смысла терпеть односторонние оскорбления. — Ведь он так же не видит, что ты готова на всё, лишь бы он взглянул на тебя как на женщину, а не как на друга.

С лица Эстер схлынула краска, а с губ исчезла улыбка. Она поставила бокал на стол, пытаясь испепелить меня взглядом. Увидев, что я не отвожу глаз в сторону, скривила лицо в отвращении.

— Да что ты о нем знаешь? Ты хоть на мгновение представляешь, что составляет его жизнь? Через какие лишения он прошел, но не сдался и выбил себе место под солнцем. А ты? Маленькая избалованная принцесса, привыкшая получать всё, что пожелаешь, и при этом даже ни пошевелишь пальцем! Знаешь ли ты, каково это быть изгоем? Когда тебя бьют за то, что ты не похож на других и твоя мать героиновая шлюха, обслуживающая всю улицу?

— О чем ты? — все её слова больше походили на бессмыслицу, отвратительную и беспощадную. Но жуткие догадки уже сковали меня, выбивая из груди дух.

— Как ты можешь говорить о любви к нему, если совершенно, ни черта, не знаешь о его жизни! — выплюнула в омерзении она. — Легко любить сильного, красивого, богатого, а ты попробуй полюбить ненужного никому мальчика, одинокого и злого. Такие, как ты, сморщились бы при виде него, как от обычного мусора!

Глаза Эстер заблестели, и она вскочила на ноги. Обогнув диван, встала ко мне спиной. Её плечи тяжело вздымались. Её откровение пронзило меня в самое сердце. Я сидела, не в силах поверить в услышанное. Мне было больно представлять всю описанную Эстер картину. Никогда раньше не задумывалась о том, как именно он жил ранее. Но даже и в мыслях не могла предположить, что ему приходилось настолько тяжело. Внезапно стало стыдно за своё благополучное детство, за свои мелкие проблемы, казавшиеся настоящей катастрофой, за равнодушие к другим людям и за то, что даже не пыталась узнать Диего ближе. Теперь я понимала, почему для Эстер так просто ненавидеть меня. Я и сама презирала бы себя, окажись на её месте. А зная о таком безрадостном прошлом, вряд ли стала даже разговаривать, не то, что играть в сиделку.

— Прости, — смогла выдавить из себя.

— За что? — повернулась она, зло сверкая глазами. — За то, что тебе на него наплевать? Или то, что ничего о нём не знала? Или за то, что из-за твоего отца мать Диего стала наркоманкой и шлюхой, а Луис умер, так и не найдя силы справиться с ранениями после многих лет комы?!

— О чём ты? — почувствовала, как кровь застыла в жилах. — Причем здесь мой отец?

— А зачем, ты думаешь, нужна была Диего? Думаешь, увидел богатенькую сучку и влюбился с первого взгляда, как в тех дерьмовых фильмах, что ты смотрела вечерами в своей розовой спальне? — скрестила руки на груди, оскалившись.

— Я не понимаю…

— Да и откуда тебе понимать?! Наверняка Диего не рассказывал тебе, как его мать работала горничной у вас в доме, и твой отец время от времени насиловал её, а потом начал подкладывать под своих друзей и деловых партнеров. И чтобы не сопротивлялась, он подсадил её на наркоту, а когда она ему надоела, то выбросил её на улицу. Тогда перед ней закрылись все двери. Кому нужна была русская шлюха, та самая, которую выбросил Асадов. Полагаю, что не требуется рассказывать, как жилось Диего и Луису с матерью, способной лишь проституцией заработать себе на героин.

Эстер вываливала на меня эту правду, как ушат с помоями. Мне начало казаться, что срочно нужно помыться, но не могла сдвинуться с места. Я больше не хотела ничего слышать, но не могла даже попросить Эстер остановиться. Тело будто парализовало, лишило возможности отгородить сознание от грязной правды.

— Диего выжил благодаря брату, черт возьми, и характеру, который никто не смог сломить.

— У Диего есть брат? — почему-то из тысячи вопросов, роящихся в голове, выдавила из себя именно этот.

Эстер остановилась, несколько мгновений изучая мое лицо, а затем истерично рассмеялась.

— Ты даже этого не знала! Хотя, ты последняя, кому он рассказал бы об этом.

В голове я кричала «почему», но так и не произнесла ничего вслух.

— И знаешь, почему? — словно прочитав мои мысли, спросила она. — Луис не мог спокойно жить, зная, что именно твой отец сделал с их матерью. Всё, о чем он мечтал, это уничтожить его. Он попытался наладить с ним бизнес, надеясь спихнуть его, но тот не хотел иметь ничего общего с грязным мексикашкой. Тогда Луис попробовал организовать его похищение, рассчитывая пытать долго и мучительно, превращая жизнь Павла в ад, точно так же, как он сделал с их жизнью. Но информация о налете просочилась, и Луиса ждала засада. Ваш люди практически изрешетили его. Его сердце чудом продолжило биться после этого. Но он так и остался в коме на долгие годы.

— Какую роль в этой истории играет наша с Диего встреча? — я уже понимала, каким будет следующий пункт в истории, и перестала дышать

— Кажется, ты не настолько глупа, какой пытаешься казаться, — шла в мою сторону Эстер, словно зловещая тень, собирающаяся поглотить меня своей тьмой.

— Что могло уничтожить и полностью растоптать твоего отца? Диего годами вынашивал план отмщения. Пробившись наверх, он смог воплотить каждый его пункт в реальность. Уничтожение бизнеса. Перекупы клиентов, сбои поставок — всё это его рук дело. А в качестве вишенки на торте — единственная дочь его заклятого врага.

— Остановись, — мне не хватало кислорода. Комната вокруг начала уменьшаться в размерах. Стены надвигались на меня, собираясь расплющить.

— Соблазнить, влюбить, растоптать, превратить в мусор, — с победоносным видом проговорила она, усаживаясь на столешницу напротив меня. — Диего ненавидел тебя так же сильно, как и твоего отца, Марина. Ты ему была противна, и трахал он тебя, желая сделать из тебя безвольную подстилку, собственную шлюху, готовую на всё.

— Ты врешь! — крикнула, затыкая уши ладонями.

Холодные пальцы обхватили мои, отнимая руки от ушей. Я уже не видела Эстер из-за застилавших глаза слёз. Меня тошнило. Тошнило от себя, что оказалась такой идиоткой и поверила преступнику, от Эстер, так беспощадно извалявшей меня в грязи, и Диего, успешно воплотившего в жизнь свой отвратительный план, превратив меня лишь в тень человека.

— Нет, нет, нет! — услышала, сквозь, стучащую в висках кровь. — Это еще не всё, принцесса. Ты еще не слышала главного, — приблизила лицо к моему, оставляя между нами лишь несколько дюймов. — Павел — отец Диего. И Диего знал об этом.

В этот миг мир завращался вокруг меня бешенной каруселью. Перед глазами молнией воспоминаний пролетело всё, начиная от нашей первой встречи, мгновений счастья, ада и рождением Софи. Он знал. Звенящая тишина расползалась вокруг, не оставляя после себя ничего. Я не видела, не слышала, не чувствовала. Меня уничтожили. Вот так. Безжалостно и хладнокровно вскрыли грудь и вынули сердце. Меня окружал вакуум, где я не понимала, кем являюсь. Меня больше не было. Звон возвращался, становясь громче и громче, оглушая.

Софи. Софи. Вернулось это имя, эхом отзываясь в каждом уголке моей души. Моя Софи — плод инцеста.

— А-а-а-а-а! — вскочила на ноги, накинувшись на девушку напротив с кулаками.

Я принялась колотить её изо всех сил, куда дотягивались руки, крича во весь голос. Впиваясь в её лицо ногтями, я сцарапывала кожу, передавая ту невыносимую боль, съедающую меня изнутри. Эстер обхватила меня руками за горло, вдавливая пальцы в кожу и перекрывая доступ воздуха. Я закашлялась, схватив её за пальцы и пытаясь разогнуть их. Она схватила меня за волосы, спихивая с себя на пол, и тут же запрыгнув сверху. Её удары посыпались на меня со всех сторон. Она била меня кулаками в лицо и живот, но я не чувствовала физической боли, ведь настоящая — находилась у меня внутри. Обезумев от горя, я не думала останавливаться, я продолжала брыкаться, ударяя и царапая. Я тянула её за волосы, выдирая клочки и перекатываясь снова на неё. Мы катались по полу, каждая вкладывая в удар всю ненависть и страдания, выпавшие на наши души. Но я не контролировала своих действий. Меня разрывало изнутри, превращая всё вокруг в морок. В тот момент я не думала, желая лишь избавиться от этой адской боли, заполнившей меня от пальцев ног до кончиков волос. Я превратилась в один оголенный нерв, в который одновременно тычут тысячи острых лезвий, не распарывая до конца, но и не давая передышки.

Я не видела лица того, кого бью, как и не осознавала своих действий. Словно на время перестав существовать, оставила тело справляться с этим мученьем. Я била её головой обо всё, что попадалось под руки, лишь желая заглушить то, что кричало и кровоточило внутри. Меня ударили по голове чем-то тяжелым, и я ослабила напор. Эстер поднялась на ноги, убегая, но я схватила её за ногу, снова роняя на пол и нападая на неё со спины. Она отпинывалась от меня, отвлеченная чем-то. Я запрыгнула на её спину, увидев стальной пистолет, выпавший из черной сумочки. Он лежал в нескольких метрах. Она пыталась дотянуться до него. Пытаясь снова пригвоздить её к полу, мешала достигнуть цели. Но Эстер не поддавалась, ударами и пинками давая отпор… Ударив локтем по лицу, она поползла вперед, протягивая руку к оружию. Навалившись всем телом на неё, схватила её за предплечье, стараясь отдернуть её руку от оружия. Подцепив пистолет, она попыталась высвободить вторую руку, но, потянув за волосы, я оттащила ее голову назад. Резко дернув головой, ударила меня затылком по носу. Вцепившись в ствол двумя руками, постаралась перевернуться на спину, наставляя на меня оружие. Не знаю, откуда у меня взялись силы в то мгновение, но я перехватила ее запястья. В тот миг я не чувствовала ничего кроме ярости, и желания вырвать изнутри все, пожиравшее меня. И в её лице я видела причину той бездонной пропасти, поглотившей из меня все живое. Девушка напрягла каждый мускул, стараясь снова направить на меня ствол пистолета, а я, чтобы помешать этому произойти. Она перестала извиваться подо мной, сосредоточив полностью внимание на оружии в руках. Снова и снова ударяя меня затылком, она скинула меня на пол, оказавшись рядом со мной. Черная бездна смотрела на меня из дула пистолета. Я уже видела это раньше. Когда-то в другой жизни. Но в этот раз вместо меня была лишь боль, бесстрашная и бесчувственная. Я вновь кинулась на ту, кто пробудил это во мне. Прозвучал выстрел. Прыгнув вперед, вцепилась зубами в ее запястье, вырывая пистолет. Одно движение — и новый выстрел, пронзил пространство. Что-то горячее и жидкое растекалось подо мной. А тело моей противницы обмякло. Звон в ушах вернулся, тут же фокусируясь в одной точке. В темной алой точке у нее во лбу. Наступила тишина, мертвая, пугающая, но всё еще лишенная чувств. Шум возвращался. Послышался топот ног.

— Что? — прорвался сквозь оцепенение знакомый голос. — Что ты наделала, Марина?

Звук этого голоса раньше вызывал у меня тепло и трепет, а теперь он казался чужим.

Софи. Инцест. Софи. Он знал! Снова застучало в голове. Меня схватили чьи-то руки, поднимая с пола, и я увидела перед собой испуганные глаза Диего.

Вой сирен оглушил улицу. Но я всё еще не понимала, что произошло.

— Что ты наделала? — спрашивал тот, кто снова уничтожил меня.

Глава 22

Затхлый запах давно непроветриваемого помещения смешался со шлейфом аромата кофе, принесенным на одежде, и дешевым одеколоном, щедро политым на кожу в напрасной надежде скрыть природную вонь мясистого тела детектива Робертса. Постукивая костяшками волосатых пальцев, он насвистывал под нос мерзкую мелодию, просматривая документы, лежащие на столе. Его напарник покинул комнату, а этот жирный боров, даже получив признание, рассчитывал вытянуть из меня что-то еще до приезда адвоката, но единственное, в чем он преуспел — тошнота, вызванная его видом и сальной улыбкой. Игнорируя желание разбить лысеющую голову детектива и разнести к чертям всю эту контору, я мыслями был сосредоточен на Марине и её состоянии.

Перед глазами всё время стоял её взгляд, который увидел, перешагнув порог квартиры Эстер. На меня смотрела не Марина, а чистое безумие, захватившее её. Я не должен был оставлять её одну и не должен был перекладывать на других заботу о ней. Услышав крики и звуки борьбы еще с улицы, никак не ожидал, что они доносятся из апартаментов Амиги, но уже чувствовал острую необходимость оказаться как можно скорее рядом с Котёнком. Выстрел, заставший меня в лифте и оглушивший всю шахту, полностью подтвердил мои опасения — с Мариной что-то случилось. И не требовалось доказательств подобных мыслей, впервые мои разум и сердце кричали в унисон. Стоило дверям раскрыться и моей ноге шагнуть на этаж, как раздался новый выстрел, не оставляя сомнений в том, откуда именно он послышался. Ноги несли меня на автопилоте. Кровь стучала в висках, заглушая все остальные звуки. Я распахнул дверь, и в груди что-то оборвалось, глухо падая на дно, туда, где скопилось все, о чем знал в этой жизни. Развернувшаяся передо мной картина не входила ни в одну из версий возможного варианта развития событий. Словно земля вывернулась наизнанку, и я попал в какой-то параллельный мир. Но то, что я видел, не укладывалось в рамки реального. Перевернутые предметы, разбитое стекло и две девушки на полу, измазанные кровью и не двигающиеся с места. Стук в висках смешался с моим шумным дыханием. Нет. Только не это. Этого не могло произойти. Подошел ближе и увидел пистолет в руках Марины, её грудь тяжело приподнималась. Перевёл взгляд на Эстер. Посреди её лба зияла дыра, заливая всё вокруг бордовой тягучей кровью.

— Что ты наделала, Марина? — не заметил, как слова сорвались с губ.

В голове стучало лишь: «Почему?». Снова посмотрел на Марину, наблюдая, как обезумевший, нечеловеческий взгляд сменился пустотой. И теперь стало действительно страшно. Она дышала, но её глаза не видели совершенно ничего, будто из неё ушло все живое, оставив лишь пустую оболочку. Она не шевелилась и не демонстрировала никаких эмоций. Послышались звуки сирен. Должно быть, соседи или портье вызвали копов. Чёрт. Не оставалось времени бежать. Нужно было действовать. Поднял Марину на руки, стараясь хотя бы вытащить её из лужи крови. Она не сказала ни слова и не выказала протеста, словно совершенно не думая о том, что происходит. Прижал её к груди, почувствовав, как она слегка напряглась, отнес её в ванную, чтобы слегка смыть кровь, и увидел красное пятно, расплывающееся на её плече. Эстер ранила её первым выстрелом. А Котёнок вела себя так, будто совершенно ничего не чувствовала. Взял полотенце, прижал его к ране и, посадив Чику на край ванной, положил её ладонь сверху густого белого ворса.

— Держи! Держи и не отпускай, нужно остановить кровь, — она механически прижала ладонь к плечу, смотря в одну точку перед собой.

Я вернулся в комнату, взяв в руки пистолет и оставляя на нём свои отпечатки. Времени на обдумывание дальнейших действий не оставалось. Единственное, в чем не сомневался, это то, что я не должен допустить её ареста. Марина слишком хрупка и не сможет пройти через ад заключения, а я найду выход из этой ситуации. Пока не знаю как, но обязательно отыщу. Тут же вернувшись в ванную, застал её в том же положении, что и оставил.

— Марина, слушай меня, — заглянул ей в глаза, стараясь установить зрительный контакт, чтобы увериться в том, что она всё-таки слышит каждое сказанное мной слово. — Слушай меня! — взял за подбородок и поднял лицо к себе.

— Эстер напала на тебя, ранила и хотела убить. Ты выбила пистолет. Я его подобрал и убил её, чтобы защитить тебя. Ты меня поняла?

Она смотрела куда-то сквозь меня, не замечая и совершенно не реагируя на мои слова. Приблизил практически вплотную своё лицо к ней и повторил:

— Эстер напала. Ты выбила пистолет. Я его подобрал и убил её. Вот, что ты скажешь полиции. Это тебе ясно? Кивни, если поняла?

Марина будто не слышала ни единого слова. Меня пугало её состояние, но больше всего пугало то, что будет, если её всё же арестуют. Нас прервал топот бегущих ног и крики:

— Руки вверх, это полиция!

Я отошел от Котёнка, как только копы забежали в ванную с наставленными на нас стволами. Поднял руки вверх, не отрывая взгляда от Марины.

— Ей нужно в больницу, — проговорил, пока мне заламывали руки за спину и надевали наручники.

— Вы имеете право хранить молчание. Всё, что вы скажете, может и будет использовано против вас в суде. Ваш адвокат может присутствовать при допросе. Если вы не можете оплатить услуги адвоката, он будет предоставлен вам государством. Вы понимаете свои права?

Я слышал каждое слово и видел, как они подлетели к Котёнку, пытаясь с ней разговаривать, но она молчала в ответ точно так же, как и со мной. Не в силах оставить её в таком состоянии одну, снова выкрикнул.

— Она, мать вашу, ранена!

Меня уже уводили из ванной, когда появились парамедики. Они обязательно помогут Марине, просто обязаны. С ней не может ничего случиться. Ни в этой жизни. Мы только обрели друг друга. Только тревога, всё ещё красным сигналом мигающая у меня в голове, не позволяла этим мыслям укорениться. И уйдет чертова туча времени, прежде чем мы сможем разрешить сложившуюся ситуацию. Состояние Марины пугало, и оставлять её совершенно одну было опасно. Её слабостью легко воспользоваться. Любой мог оборвать жизнь моей Чики, и не важно, родной дядя или враг банды, но она давно стала их мишенью. Марине требовалась защита.

— Позвоните Пабло Пересу! Пусть позаботиться о ней, — крикнул через плечо, пока меня выводили из квартиры через гостиную.

Кинул взгляд в ту сторону, где нашел Марину и Эстер, увидел, как вокруг тела собралась целая толпа. Она мертва. Я не мог в это поверить. Моя верная Амига, мой самый преданный друг, убита женщиной, которую люблю. Этим мыслям требовалось время, чтобы я мог окончательно принять их. Подобное не могло оказаться правдой. Происходящее напоминало бредовый сон, где действия не несут никакой логики и связи. Но, мать вашу, ни один из моих кошмаров не выглядел настолько реалистично, что каждый волос на теле встал дыбом. Я видел много разного дерьма в жизни и, мьерде, ничто, разве что мысли о погибели Марины, не заставляло стынуть кровь в жилах. Но застигнутая мной картина навсегда запечатлелась в моей памяти.

Я шагал вперед, подгоняемый офицерами, и был благодарен лишь за одно, что успел приехать раньше полиции. Никто и никогда не должен узнать, что это совершила Чика. И помня о её миролюбивом и мягком характере, понимал: должно было произойти нечто настолько ужасное, что у неё просто не оставалось выбора. Но в какой-то мере доказательством этого и являлась дыра в её плече. Она защищалась. Просто защищалась. Марина — человек, неспособный на такое хладнокровное убийство. И судя по картине, что мне удалось застать, ей пришлось не сладко. Мой Котёнок лишь билась за свою жизнь. Одновременно с мыслями, свидетельствующими о её невиновности, я не мог поверить в желание Эстер убить Марину. Она не могла так поступить со мной. Не могла так жестоко предать меня, оборвав жизнь единственного дорогого для меня человека.

И сидя в этом чертовом клоповнике, я волновался лишь о ней. Мне нужно было знать, как она и все ли с ней в порядке. Но эти ублюдки не говорили ни слова, и только лишь за это хотелось выпотрошить все их гнилое нутро. Скрестив руки на груди, сдерживал себя от импульсивных движений, вновь и вновь мысленно прокручивая случившееся. Осознание произошедшего по-прежнему не наступало. И вряд ли придет до тех пор, пока я не смогу выяснить все обстоятельства случившегося. А в данный момент останется лишь винить себя в том, что оставил Марину одну и перекинул ответственность за её безопасность на Амигу.

Дверь распахнулась, и шум, доносящийся из участка, заполнил камеру допросов. Аромат дорогого парфюма хлынул внутрь, опережая человека, принесшего его на себе. Я знал этот запах, он ассоциировался с проблемами и холодным расчетом. По одному взгляду на скривившуюся рожу детектива Робертса можно было понять, как люди относились к моему адвокату Энтони Пирсу. Этот мерзавец не раз разгребал за мной дерьмо, но никогда не оставлял в нём тонуть. Пусть он проходимец и проныра, но именно эти качества и сделали его лучшим из лучших.

В поле зрения появилась высокая стройная фигура в дизайнерском костюме тройке. Следом за ним прошел Джонс, прислонившись к стене рядом со мной, наблюдая за происходящим. Положив портфель на стол, даже не взглянув в мою сторону, Пирс начал доставать документы, не обращая внимания на присутствующих.

— Детективы, прежде чем вы сможете продолжить допрос, прошу оставить нас с моим клиентом наедине, — поднял голову, посмотрев сначала на Робертса, затем на Джонса.

Демонстрируя всем своим видом недовольство, толстяк отодвинулся от стола. Ножки стула проскрежетали по бетонному полу, вызывая еще больше отвращения к ублюдку. Опираясь одной ладонью о стол, а второй — о спинку стула, он медленно поднялся, не спеша покидать камеру.

— Мы с тобой только начали, Альварадо, — презрительно хмыкнул. — На этот раз, ему не открутиться, Пирс, — довольно сверкнув глазами, покинул комнату.

Джонс, не говоря ни слова, вышел следом за напарником, оставляя меня с адвокатом.

— Что ж, начнем, — Энтони опустился на стул, раскладывая перед собой бумаги. — Чем ты, черт возьми, думал, признаваясь в убийстве?

Пронзительный взгляд черных глаз Тони впился в меня. Он видел людей насквозь, правильно оценивая ситуацию. Его мозг всегда находился в поиске верного пути, ни на секунду не останавливаясь. И порой некоторые его ходы казались слегка необычными, но невозможно всегда выигрывать, выбирая привычный путь.

— Я прекрасно понимал, что делаю, — равнодушно ответил, игнорируя укор. Мне плевать на то, что последует за этим признанием. Важным остаётся одно, безопасность Марины.

— Серьезно? Ты же понимал, что даже без доказательств всего остального, что пытаются тебе пришить, пожизненное за убийство устроит абсолютно всех?

— Именно поэтому я плачу тебе деньги, чтобы ты вытаскивал меня из безвыходных ситуаций, Тони.

— Ты же всегда был так осторожен? Что произошло?

— Я должен защитить Марину. Точка.

Пирс несколько секунд молча смотрел на меня, обдумывая услышанное, но, зная слишком хорошо мой нрав, не стал больше спорить.

— Ты псих, Диего. Настоящий псих, — обреченно провел рукой по прилизанным гелем волосам. — Давай начнем с того, что же все-таки произошло.

— Я заехал к Эстер, чтобы забрать Марину. Ещё за порогом услышал звуки борьбы. Войдя внутрь увидел, как Эстер наставила на неё пистолет и выстрелила. Марине удалось выбить ствол, и Эстер устремилась к нему. Я успел первым. Поднял и выстрелил ей прямо в лоб.

— Ты считаешь, я должен поверить в эту чушь?

— Так все и было.

— Детали дела указывают на жестокую борьбу. На теле жертвы многочисленные укусы, следы от ногтей и синяки. Они явно бились не на жизнь, а на смерть. Зачем тебе это, Диего? Это — пожизненный срок! Ты готов гнить за решеткой до конца своих дней за единственное убийство, которое не совершал?

— Я убил Эстер, Тони. И я буду за это платить.

— Чёрт возьми! — покачал головой. — Денни будет просто в бешенстве, — нахмурился, просматривая бумаги, лежащие на столе.

— Диего, ты должен понимать, что с твоим признанием это дело абсолютно безнадежное. Твоей девчонке было бы гораздо проще судиться, представив всё в виде самозащиты.

— Нет! — мой голос отрикошетил от стен, заполняя камеру многократным отказом. — Это моя вина, и мне нести за неё ответ.

— С таким же успехом мог взять государственного адвоката, — обреченно проговорил Пирс. — Но я постараюсь найти способ и скостить твой срок. Надеюсь, ты понимаешь, что о залоге и речи быть не может.

— Мьерде! Я похож по-твоему на идиота? — наклонился вперед, облокотившись о стол.

— Теперь я не знаю, на кого ты похож, Диего. Прости. Но всё это не лучше самоубийства.

— Узнай, как она, — всё еще беспокоился о состоянии Котёнка и только через Пирса я мог проследить за ней.

— Кто? — озадаченно посмотрел на меня, делая вид, будто не понимает вопроса.

— Узнай, как Марина, и удостоверься в том, что Пабло Перес знает о случившемся. Пусть позаботится о ней.

— Тот пуэрториканец, с которым ты вел дела?

— Именно.

— Похоже на бред, но я всё устрою, — удивленно приподнял брови.

— Спасибо.

— И не вздумай больше ни в чем признаваться до тех пор, пока я не разберусь с деталями и не придумаю способ смягчить тебе приговор.

Энтони быстро поднялся на ноги, собирая документы обратно в портфель. Застегнув пуговицу на пиджаке и расправив дорогую ткань, остановился рядом со мной.

— Мне искренне жаль, что ты делаешь это с собой Диего.

— Иди к Дьяволу!

— Сейчас туда дорога лишь для одного из нас, — Пирс горько усмехнулся и покинул камеру.

Сразу после ухода адвоката меня увели в камеру предварительного заключения. Ледяная вода, бьющая мне в лицо и по обнаженному телу, не смогла заморозить меня еще больше, чем я заледенел изнутри. Стоя под напором холодной воды из шланга, не чувствовал практически ничего. Мне не страшно отправляться в тюремный ад, реальная жизнь порой выглядела гораздо ужаснее, но в душе всё словно отмерло точно так же, как во взгляде Марины сегодня. Я понимал, как шок действовал на людей и как из-за борьбы и убийства мог свести её с ума. Но отчего-то казалось, будто в её безумстве крылась ещё какая-то причина. Сложно было поверить в драку, затеянную на пустом месте. Повод, столкнувший девушек лбами, явно был чем-то большим, нежели простая антипатия. И эта загадка сводила меня с ума, позволяя игнорировать скотское обращение персонала.

Осмотр и обыск, очищение ледяной водой — всё это казалось такой мелочью. Даже в детстве мне приходилось переживать более неприятные вещи. Единственное, что действительно могло вывести меня из себя в любой другой день, это пренебрежение, с которым весь персонал обращался со мной. Видимо, получить здесь власть надо мной для них было чем-то похожим на триумф. Никто не мог подобраться ко мне за стенами этой дыры, и, тем более, никто даже не смел позволить себе подобной фамильярности. Не все оказались такими. Несколько более приземленных тюремщиков, посматривали на меня с опаской. Эти действительно знали, как устроен наш мир, и очень скоро всем остальным так же предстоит ознакомиться с его правилами и усвоить раз и навсегда, у кого в руках сосредоточена вся власть, независимо от того, на свободе мы или в клетке.

Облачившись в оранжевую робу, вошел в спальню, где придется существовать до назначения даты суда. Гомон десятков голосов мгновенно стих, стоило мне перешагнуть порог. Среди глаз, направленных на меня, я видел множество знакомых и тех, кого мог назвать другом, и других, мечтающих о моей смерти. Проходя по узкому коридору из людей, то тут, то там чувствовал как похлопывания по плечу, так и молчаливые угрозы. Это место мало чем отличалось от обычной жизни. Выживание за решеткой это всё тот же мир, пинающий меня с самого рождения, мир, который, несмотря на все противоречия, покорился мне. Когда-то я уже бывал здесь, но через пару дней меня выпустили под залог. На этот раз придется показать этим шакалам, кто здесь хозяин прайда.

Имея мощный тыл ребят из банды, можно было наплевать на нацистов и черных. Даже если эти ублюдки что-то и замышляли, то проворачивать подобное в спальне никто не решится. И к этому моменту я буду готов дать отпор и показать их место раз и навсегда.

Ночь, как и ожидалось, прошла без происшествий. Я слышал, как какого-то беднягу подмяли под себя, слышал глухие удары, доносящиеся неподалеку от моей койки, но все это лишь показательные выступления для новичков, попавших в тюрягу по глупости, мало что знающих о жизни среди настоящих преступников.

Перед прогулкой меня вызвали на встречу с адвокатом. Я не мог дождаться разговора с Энтони и возможности услышать, наконец-то, новости о Марине. Всю ночь, ворочаясь на жесткой койке, думал лишь о ней. Пустые глаза, окровавленный рот, расползающееся на плече пятно крови и выстрел, оглушающий своей неожиданностью — всё это преследовало меня. До этого я не видел призраков и не чувствовал вины за содеянное, за исключением ада, устроенного для Котёнка. Но теперь эти воспоминания, словно напоминание о собственных грехах, витали рядом со мной, не оставляя ни на мгновение. Грудь, переполненная горечью и болью за мою девочку и нашу с ней историю, разрасталась, превращаясь в бездну, утягивающую частичку за частичкой мою душу. Меня будто выпивали через тоненькую соломинку, сначала лишь пригубив моей силы, а затем — полностью завладев ею. Я перестал понимать эту жизнь, отдавшись на растерзание чувств и потеряв бдительность, за что в итоге и поплатился. Но, даже осознавая это, думал лишь о ней, о том, что должен бороться ради неё. Только оказавшись рядом с Мариной, мог добраться до истины и вместе с ней мог справиться с чем угодно, перевернув мир вверх ногами. И даже если она никогда не будет прежней, я не отпущу её, борясь за каждую крупицу прежней девочки, сумевшей полюбить меня когда-то. Все остальное казалось настолько мелким, что совершенно меркло на фоне трагедии, случившейся с нашими жизнями. Я всё еще не мог поверить, что Эстер мертва по вине Котёнка, загнав эту мысль в дальний угол и отталкивая её от себя каждый раз, лишь стоило ей высунуть свой омерзительный нос.

Вошел в комнату, и мной овладело желание узнать только о ней, своей Чике, оставляя все остальные вопросы на потом. Тони сидел за столом, сцепив руки перед собой. Сосредоточенный и напряженный вид не сулил ничего хорошего. Оставалось лишь молиться, чтобы его обеспокоенность не была связана с состоянием Марины. Как только с запястий сняли наручники, и за приставом захлопнулась дверь, я посмотрел в глаза Пирсу, дожидаясь ответов.

— Ты еще в более глубоком дерьме, чем мы ожидали, — начал Тони.

— Мне плевать на мою ситуацию. Скажи мне, как она, — начал выходить из себя.

— Диего, — адвокат обессилено потер переносицу, — сейчас тебе стоит беспокоиться лишь о себе.

Посмотрев на меня, Пирс понял то, что самое время прислушаться к сказанному. Увидев взгляд, обещающий ему немедленную расплату за непослушание, он опустил глаза к столешнице, шумно выдыхая.

— Марина Асадова в больнице, — снова поднял взгляд. — Пуля не задела жизненно важных органов. Плечо быстро придёт в норму.

Казалось, в тот момент я даже задержал дыхание, стараясь не упустить ни малейшей детали рассказа. Даже звук её имени заставлял моё сердце биться быстрее. Почувствовав мимолетное облегчение из-за её физического состояния, снова ощутил тяжесть, не позволяющую уснуть прошлой ночью и свинцовым грузом осевшую в груди. Больше всего меня волновал её рассудок, и именно об этом Тони пока не сказал ни слова.

— Дальше, — не собирался ждать больше ни секунды.

— Она в состоянии шока. Прошлые сутки никто не мог заставить её говорить.

— Что изменилось? — стук в висках усиливался, а грудь сжалась от тревоги.

— Появился Перес.

Имя пуэрториканца вызвало противоречивые эмоции. Первой реакции оказалось нестерпимое желание свернуть шею ублюдку, вновь посмевшему приблизиться к моей женщине. Но затем здравый смысл взял вверх, и появилось облегчение от того, что в такую трудную минуту рядом с Котёнком находился кто-то, кому она была не безразлична. Но ревность, липкой паутиной опутывала меня изнутри. Снова с ней рядом был он, а не я, и именно у него на груди она будет лить слезы, а я не смогу сделать совершенно ничего для её успокоения.

— И? — шумно сглотнул, страшась услышать то, что могло мне не понравиться.

— Только увидев, его она заговорила. Она твердила что-то бессвязное, и тогда Перес потребовал оставить их наедине.

— Что именно она говорила?

— По словам персонала, — опустил взгляд к записям в бумагах, читая, — она твердила снова и снова, цитирую: «Он мой брат. Он всегда знал об этом. Софи — результат инцеста. Моя девочка ни в чем не виновата».

— Что? — от лица отхлынула кровь. Часть сказанного Мариной имела абсолютно четкое послание, смысл которого мне был ясен и которое я отказывался принимать за правду. Но другая половина действительно напоминала бред.

— А вот здесь тебе повезло, что твой адвокат именно я, а не какой-то жулик. Я заранее позаботился о подобного рода проблемах и заплатил кое-кому из медперсонала, чтобы держали ухо востро. И… — глубоко вдохнул, — у неё есть дочь, и, по всей вероятности, она твоя.

Последние слова Энтони звучали в голове, становясь всё громче, превращаясь в вой сирены: «Дочь… и, по всей вероятности, она твоя». Грудь сдавило тисками, и я не мог сделать ни вздоха. Мир остановился, покрываясь коркой льда и тут же рассыпаясь на тысячи осколков.

У меня была дочь.

Глава 23

Ощущение дежавю не покидало меня ни на мгновение. Больничные стены, люди в белых халатах, детективы, поджидающие удачного момента, и антидепрессанты, практически заменившие мне пищу. Я всё это уже видела. Только уверенности в том, что это — реальность, не осталось. Теряясь во времени, событиях, путая сны с явью, не понимала, где вымысел, а где настоящая жизнь. Да и нужна ли она мне, тоже не могла решить. Все перемешалось, вращаясь со скоростью света. Мне казалось, что меня закрутил смерч, и всё, что остается, это отдаться ему на милость и плевать, куда меня выбросит.

Сны под воздействием успокоительных демонстрировали мне размытые картинки с действующими лицами, которые не узнавала. Но было все же одно, увидев которое, хотелось зажмуриться и бежать, бежать так далеко, как только смогу. С пробуждением на меня накатывали воспоминания о случившемся, и всё окрашивалось кровью. Я не помнила, как убивала Эстер, и не помнила, что именно там произошло. Лишь её слова, брошенные мне в лицо перед тем, как я увидела её мертвое тело, навсегда засели в голове. И это то, что окончательно перевернуло мою жизнь с ног на голову. К своему ужасу, я до сих пор практически ничего не чувствовала из-за ее смерти, но правда, открывшаяся в тот день, сломала меня. Любить чудовище — это одно, но знать, что, помимо всего прочего, разделяешь с ним одну на двоих кровь…Меня выворачивало наизнанку от всей омерзительности ситуации. Тошнило от собственных эмоций, испытываемых, как выяснилось, к брату. Боль от осознания всего коварства Диего, вплоть до последствий, приведших к настоящему моменту, вряд ли можно описать хотя бы одним из известных людям языков. Стоило лишь подумать об этом, как из груди вырывался нечеловеческий крик. То, насколько всё оказалось спланировано и фальшиво, приводило в ужас. Но еще более кошмарными являлись абсолютные беспринципность и жестокость, составляющие сущность личности Ангела. Теперь даже в мыслях не получалось называть его иначе. И как я могла поверить, что в этом монстре живы какие-то человеческие эмоции?! Он знал лишь то, как уничтожать людей, и был готов ради этого на все. Его жестокость не знала границ.

И стоило подумать, что результатом мести этого отродья стала моя дочь, как руки сами вцеплялись в волосы, вырывая их клочками. Я кричала, рвала на себе волосы и впивалась ногтями в кожу, стараясь заглушить разъедающую меня боль. Прибегали медики и, вколов успокоительные, погружали меня в счастливое царство абсолютного ничего. Именно поэтому меня практически все время держали на таблетках. Чтобы я не чувствовала. И я была благодарна за это.

Тогда я еще не понимала, кем стала в результате жестокости Ангела, потому как картинки из головы не отождествлялись с фактами. Я не осознавала, что стала убийцей и на моих руках человеческая кровь.

Прошло время, прежде чем психологи шаг за шагом начали выводить меня из транса. Длительные беседы и терапия. Я будто вернулась назад в прошлое. Не хотелось жить, не хотелось чувствовать. Но в отличие от прошлого раза, теперь голову посещали омерзительные мысли о прерывании жизни. Я боялась встречаться лицом к лицу с реальностью, зная обо всем, что совершила. Зная, что дала жизнь дитю порока. Мучительно было даже думать о ней. Стыд и раскаяние за любовь к дочке разрывали меня. Я не могла презирать или жалеть о её появлении на свет, но и не чувствовать угрызений совести за то, что, допустив ее рождение, подвергла пожизненному укору в глазах людей. Постоянному отождествлению с тем, о ком мечтала забыть. Но затем вспоминались её глаза, улыбка, всеобъемлющая любовь, заполняющая каждую клетку моего тела и придающая силы бороться с любыми трудностями. Софи ждала возвращения своей мамы. Беззащитная маленькая девочка находилась совершенно одна среди чужих людей, где-то там, далеко, и это единственное, о чем я должна переживать. Ругая себя за малодушие, начинала плакать, извиняясь перед ней, молясь, чтобы она никогда и никак не могла даже намёком узнать о возникших в моей голове мыслях. Она ни в чем не виновата, и не должна страдать из-за своего появления на свет. Когда-нибудь я забуду, что именно предшествовало её рождению, как постараюсь забыть всё, что способно причинить ей боль. Мы снова исчезнем, и ни одна душа не будет знать, какой грех висит у меня на сердце, и что она должна напоминать мне о нем до конца жизни. Я помогу ей стать настоящим человеком, окутаю коконом любви и заботы. Любая червоточина отца будет уничтожена, истреблена силой света и добра.

Подобные размышления успокаивали меня наравне с тем фактом, что Ангел больше никогда не выйдет на свободу. Я сделала всё, что от меня зависело, и теперь должна двигаться дальше, сжигая все мосты между настоящим и прошлым. Но из-за формальностей расследуемого дела по-прежнему не могла вернуться домой.

Благодаря дочке, я крупицу за крупицей возвращала себе разум. Перестав впадать в истерику и наконец-то нащупав нить, удерживающую меня на плаву, я проводила долгие вечера в компании Андреса. После трагедии и того его первого посещения, я не помнила больше о его визитах до тех пор, пока не начала восстанавливаться. Персонал больницы рассказывал, что во время моего наркотического забытья он каждый день приходил к моим дверям, но не решался зайти в палату. Позже я поняла мотивы его поведения. Непросто видеть кого-то в таком состоянии, зная, что не в силах ничем помочь. Лишь когда я начала связно разговаривать, и ко мне наконец-то смогли прорваться детективы, Андрес появился в палате вместе с ними. Не в силах больше откладывать тягостный разговор, но и не оставляя меня им на растерзание. И стоило лишь взглянуть в его глаза, как тут же увидела в них всполохи вины. Скрываясь за робкой улыбкой, он старался не демонстрировать истинных чувств. Но в глазах застыло сожаление о случившемся со мной. Не нужно быть провидцем, чтобы знать, как сильно вся эта ситуация грызла его изнутри. И возможно, Андресу приходилось еще тяжелее, чем мне, ведь чтобы справиться с подобным чувством в одиночку, требуется огромная сила и стимул к жизни.

В тот день я была просто рада видеть друга. Но удовольствие от встречи с ним продлилось всего несколько мгновений, до той секунды, пока мой взгляд не пал на двух мужчин, следующих за его спиной, и моего лечащего врача, вставшего с левой стороны кровати. Проснувшаяся тревога тут же обострила все чувства. Каждый нерв в теле напрягся до предела в ожидании сложной беседы и неприятных последствий. Меньше всего хотелось обсуждать тот кошмар, тем более с посторонними людьми, настроенными лишь на выполнение планов и получение очередного звания.

— Марина, — улыбнулся доктор Эндрюс. — Как ты себя чувствуешь?

— Лучше…Наверное, — неуверенно проговорила, поглядывая на незнакомых мужчин.

— Это детектив Джонс, — указала на высокого темнокожего мужчину, — и Робертс, — кивнула на полного детектива с залысинами. — Они хотят задать тебе несколько вопросов. Как думаешь, ты сможешь им в этом помочь? — ласково улыбалась она, пытаясь скрыть за улыбкой обеспокоенность.

Мне хотелось крикнуть «нет», и чтобы они все проваливали к чертям, оставив меня в покое, но прекрасно понимала, стоит отказать сейчас, как это никогда не закончится. Необходимость разговора будет висеть дамокловым мечом над моей головой, напоминая о неминуемой участи.

— Я постараюсь, — выдавила из себя, посмотрев на Андреса, ободряюще улыбнувшегося и слегка сжавшего мои пальцы.

— Мисс Асадова, — заговорил высокий коп, — приятно видеть, что вы идете на поправку. И мы сожалеем, что должны тревожить вас в такое непростое время, но идет расследование, а вы — единственный свидетель. Расскажите, пожалуйста, что произошло десятого ноября в квартире Эстер Вальдес. Какие отношения вас с ней связывали?

При упоминании этой девушки стало вдруг трудно дышать. Паника невидимой волной накрыла меня, заставляя сердце быстрее качать кровь и практически не давая возможности сделать вдох. Прикрыв глаза и сосчитав про себя до десяти, восстанавливала дыхание, давая мозгу время свыкнуться с неизбежностью проживать тот день заново.

— Она была другом моего… — тут же запнулась, вспомнив о том человеке. Мне не хотелось говорить о нем, как и думать над тем, как его называть перед чужаками, — приятеля.

— Говоря о приятеле, вы имеете в виду Диего Альварадо?

И снова укол в самое сердце. Каждое упоминание о нем словно вскрывало у меня в груди банку червей, в виде эмоций и чувств, которые я никогда бы не хотела ворошить вновь. Но вселенная насмехалась над моими желаниями, посылая всё новые страдания и бесконечную боль.

— Да, — ответила без лишних пояснений.

— Зачем в тот день вы находились в её доме?

Воспоминания о солнце, слепящем глаза во время ожидания Диего на балконе, ветре, ласкающем кожу, и чувствах, переполняющих грудь, резью отдались под ребрами.

— Диего, — сморщилась, произнося его имя, — не мог забрать меня из дома и попросил дождаться его возвращения у Эстер.

— Вы говорите о Диего Альварадо?

— Да, — внутри снова всё похолодело при звуке его имени.

— Как близко вы были знакомы до этого с убитой?

— Встречалась пару раз. Но не могу сказать, что знала её.

— Как вы познакомились?

— Мы встретились на вечере у Пабло, — посмотрела на Андреса, надеясь, что не сказала чего-то лишнего. — Она пришла туда с Диего.

— В каких отношениях он состоял с убитой?

— Они были близкими друзьями.

— Состояли ли они в интимной связи?

Вопрос следователя застал меня врасплох. Всё то время, что мне приходилось наблюдать за ними у Пабло дома, я не раз задавалась тем же самым вопросом. В чувствах Эстер к Диего не было сомнений, а его отношение к ней оставалось для меня загадкой. Безусловно, он любил её, если в его извращенном мире есть место этому чувству, но не той любовью, о которой она мечтала. Он ей доверял. И в то же время я не знала, насколько близки они были и какое прошлое, кроме того, о котором успела рассказать мне Эстер, разделяли. Утверждать с абсолютной уверенностью в отсутствии чего-то большего, чем платоническая дружба, я не имела права. Ведь, по сути, я не знала совершенно ничего о жизни Диего. Я соприкоснулась лишь с её верхушкой, доступной для меня, а все темницы и подземелья он закрывал на множество замков, не позволяя приблизиться, чтобы взглянуть хоть одним глазком.

И всё то время, проведенное в вынужденном созерцании их как пары, в глубине души лелеяла надежду на то, что всё это фальшивка, и в реальности между ними столько же интима, как между мной и Андресом. Но теперь понимала, сколько всего могло скрываться под отлакированным фасадом, так усердно маскирующим всю неприглядность их жизни. Я не удивилась, если бы Эстер соглашалась на секс без обязательств в удобные для него моменты. В день трагедии, мне показалось, что она находилась в отчаянии из-за наших с ним отношений, что и подтвердила дальнейшими своими словами. Вряд ли настоящий друг, желающий близкому человеку счастья, будет делать нечто противоречащее этой цели.

— Затрудняюсь сказать. Вам стоит узнать ответ на этот вопрос у кого-то другого.

— Хорошо, — сделал он пометку у себя в блокноте. — В каких отношениях вы состояли с Диего Альварадо?

— Мы спали, — произнося это, не почувствовала совершенно ничего. Словно наконец-то смогла избавиться от его гипноза.

— Вы подрались с убитой из-за Альварадо? — спросил Робертс, перебивая Джонса, постукивая пальцами по спинке кровати. На его лице отразилось отвращение. Любой человек, связывавший себя добровольно какими-либо узами с Ангелом, вызывал у него, видимо, неприязнь.

— Что, простите? — не отрываясь, смотрела на его мясистую руку, не расслышав вопроса.

— Что именно произошло в тот день между вами и потерпевшей? — спросил Джонс, незаметно ткнув в бок Робертса. Тот тут же перестал стучать по кровати, скрестив полные руки на груди.

— Я пришла. Эстер предложила выпить. Я попросила воды, но она принесла вино. Мы разговаривали. Потом она начала оскорблять меня, — в ушах снова зазвенели её слова, и я непроизвольно зажмурилась, пытаясь отгородиться от воспоминаний.

— Марина, с вами всё в порядке? — услышала голос доктора Эндрюс.

Едкие фразы остро жалили, словно она нашептывала мне их прямо в уши, стоя рядом воплоти. Тело охватил озноб. В комнате явно витал дух мексиканки, явившийся с того света, чтобы свести меня с ума и утащить с собой. Становилось хуже, но образ моей девочки, встреча с которой уже была так близко, напомнил о необходимости выдержать любые испытания и никогда больше не покидать её.

Вцепившись пальцами изо всех сил в одеяло, открыла глаза, взглянув на мужчин, не собирающихся оставлять меня в покое до получения необходимой информации.

— Да, — кивнула, отвечая на вопрос доктора. — Со мной всё в порядке.

— Сможете рассказывать дальше? — давил Робертс.

Я молча кивнула, облизав пересохшие губы.

— Она была в каком-то взвинченном состоянии и старалась побольнее ударить меня словами.

— Существовала какая-то определенная причина для подобного поведения?

— Да. Она много лет любила Диего гораздо сильнее, чем просто друга. И во мне она видела соперницу, которую вряд ли смогла бы убрать с пути. В тот день, по всей видимости, она не выдержала того, что должна принимать меня у себя в доме, ей была невыносима мысль о том, что он предпочел меня ей.

— Во что вытекли оскорбления?

Ужас и нестерпимая боль, последовавшие за её отвратительными словами, до сих пор жили в памяти, будто все происходило сию минуту. Тогда я не смогла удержать в своих ладонях осколки мира, разлетевшегося на мелкие частицы. Адская боль и ярость — это всё, о чем сохранились отчетливые воспоминания. Остальное окутал туман. Борьба, наблюдаемая мной со стороны, выстрелы, дыра во лбу Эстер, и тяжесть пистолета в моей ладони. Это всё проплывало перед глазами короткими образами-вспышками, не позволяющими ухватить ни один из них за хвост. Я помнила, как слышала Диего словно сквозь вату. Но с трудом принимала его слова. Единственное, о чем я знала абсолютно точно, что хочу вернуться к дочери и хочу, чтобы этот ублюдок, по стечению обстоятельств ставший её отцом, гнил в тюрьме до конца своей жизни.

— Если честно, я плохо помню.

— Что вы имеете в виду? — слегка наклонился вперед Робертс, стараясь лучше расслышать.

— Она была слишком напориста, слишком агрессивна, очень сильно хотела причинить мне боль. И ей это удалось.

— Что последовало после её оскорблений? — повторил детектив.

Нахмурилась, пытаясь восстановить последовательность событий.

— Я помню лишь, как она била меня, а я — её. Помню, как она схватила пистолет, как выбила его, как ей снова удалось до него дотянуться, и помню выстрел. А затем ещё один.

— Кто стрелял?

— Она ранила меня, но, кажется, я смогла выбить пистолет и…, - в ушах зазвучали слова, сказанные Ангелом, — появился Диего. И прекратил драку.

— Что вы имеете в виду, когда говорите: прекратил драку?

— Я слышала выстрел. А затем увидела дыру в голове Эстер.

В этих словах была лишь малая доля лжи, так как память в действительности не желала выдавать мне подробных деталей. И моментом, после которого начала рассеиваться мгла, поглотившая меня после откровений Эстер, стал потрясенный голос Диего, вопрошающий, что я наделала.

— Это он выстрелил ей в голову? — спросил детектив, и я почувствовала, как глаза всех присутствующих устремились на меня.

Ответственность за участь другого человека, возложенная на мой ответ, вызывала панику. Я не хотела становиться вершителем ничьей судьбы, даже его. И пусть это именно то, чего мы добивались с Андресом, но, переложив собственную вину на плечи другого человека, я не стану счастливее, зная о той ужасной лжи, благодаря которой смогла достичь желаемой цели. Всё, чего я хотела — расплаты за все содеянное им и гарантий безопасности своей дочери. Солгав сейчас, придется подтверждать ядовитые слова обмана снова и снова. А сказав правду, я навсегда лишусь возможности растить дочь и оберегать её от опасного мира отца. Пусть, я не помнила, как нажимала на курок, и не могла поверить в то, что смогла забрать чужую жизнь, но Диего, повторяющий снова и снова слова о том, как именно я должна отвечать полицейским, и пистолет, лежащий в моих руках после последнего выстрела, развеивали любые сомнения. Меня начало колотить мелкой дрожью. Пытаясь ответить так, как решила, в итоге не могла произнести ни звука. Вместо слов слышала лишь стук зубов и тихие всхлипы, вылетающие из моей груди.

— Мне кажется, допрос окончен, — резко сказала доктор Эндрюс.

— Марина, это Диего Альварадо убил Эстер Вальдес? — игнорируя доктора, повторил детектив Джонс.

— На сегодня достаточно, — настаивала Эндрюс.

— Марина, просто скажите: да или нет, — призывал к ответу детектив.

— Детективы, на сегодня хватит, — услышала категоричный голос Андреса.

Меня лихорадило еще сильнее, но я не могла отвести взгляда от пронзительных, черных, как уголь, глаз детектива Джонса. Он не двигался с места, несмотря на наседавших на него доктора и Андреса, требующих немедленно покинуть помещение.

— Да или нет? — спрашивал он.

Ответ застрял где-то в горле, и как бы я не силилась выдавить его, лишь сильнее начала сотрясаться. Я четко осознавала, какие именно должны прозвучать слова, и становилось страшно от собственного желания сказать именно это.

— Вы ухудшаете состояние пациентки. Вам лучше немедленно покинуть палату, прежде чем ваше начальство получит жалобу.

— Марина! — повысил голос Джонс.

Я задыхалась, находясь в какой-то бесшумной истерике. Собственные беспомощность и слабость, злили и вызывали еще более глубокий ступор.

— Убери руки, — слышала, как возмущался полный детектив попытками Андреса выставить его за дверь.

— Вы и так получили всё, что хотели. Оставьте её в покое.

Лишь когда глаза Джонса начали отдаляться, осознание того, что придется проходить через всё это вновь, нажало на переключатель в моей голове.

— Я не помню, — выскочило, вперемешку со стуком зубов. И это оказалось совсем не тем ответом, который я заготовила.

Все в комнате замерли.

— Что вы не помните? — спросил Джонс.

— Я не помню, как он нажимал на курок.

— Тогда кто его нажал? Вы?

Я видела боковым зрением, как выпрямился Андрес, сжав вытянутые вдоль тела руки в кулаки, и чувствовала напряжение, сгустившееся вокруг моей кровати, но не могла уже забрать обратно своих слов.

— Я не помню.

— Не помните, нажимали ли его?

— Нет.

— Нет, не нажимали? — вмешался Робертс.

— Я… — снова запнулась, не зная, как ответить.

— Вы делаете ей хуже, — вновь попыталась выгнать мужчин из палаты доктор.

— Марина, — услышала мягкий голос Андреса. — Ты нажала на курок?

Я повернула голову к нему, встретившись с его взглядом. В нем не было осуждения или отвращения, как в глазах детективов. Пытаясь не показывать эмоций, он держался спокойно, но в глубине его глаз плескались боль и сострадание. Рассказать всей правды я не могла ему, да и никогда не смогу, боясь стать таким же ничтожеством в его глазах, как и Ангел. Остаться без поддержи единственного человека, поддерживающего в самые тяжелые времена, и готового защищать моего ребенка, страшнее, чем понести наказание за содеянное. Я не знала, захочет ли он даже вспоминать о Софи, узнав правду. И нуждалась в нём больше, чем была готова признаться себе в этом.

Вглядываясь в теплый шоколад его глаз, тихо произнесла:

— Нет.

Мышцы на лице Андреса слегка расслабились, словно скидывая с себя напряжение. Он боялся моей вины, боялся, что я стану еще одним чудовищем.

— Вы уверены? — услышала мужской голос, но теперь он не имел значения.

Все надежды на то, что Андрес будет рядом, несмотря ни на что, рухнули. Он не станет биться за кого-то, кто смог отнять чужую жизнь, а значит, я должна сделать всё возможное для защиты Софи, даже если это будет стоить моей совести.

— Это не я стреляла в Эстер.

Глава 24

ботинки с шумом опускались на бетон, возвещая о своем приближении. Несколько пар ног шли по мою душу, намереваясь столкнуть лицом к лицу с правосудием, как они его называли. Почти месяц я ждал этого момента, и час «икс» настал. Законники наконец-то получат то, о чем так долго мечтали — одну из руководящих голов Сангре Мехикано на плахе. Я смотрел на дверь, готовясь встретить свой конвой лицом к лицу, и прислушивался к шагам, считая, сколько человек находится по ту сторону двери. С тех пор как меня перевели в одиночку, охранники перестали ходить ко мне по одному. И конечно, вряд ли кто-то решился бы прийти за мной, чтобы вывести из камеры, даже вдвоем. Они боялись меня до дрожи после всего произошедшего. И я, черт возьми, упивался их страхом.

Эти недели, проведенные в полном одиночестве, превратили меня в хищника, занимающегося лишь выбором очередной жертвы. Теперь, когда было плевать на последствия, я мог выпустить на свободу свою истинную сущность, не сдерживая себя рамками общественных правил и возможным исходом. Именно здесь я стал свободным. Если считаете, что смириться с заточением стало моим выбором, то вы, мать вашу, ошибаетесь. Череда событий, взявших начало со смерти Эстер, продолжала сталкивать меня все дальше, изолируя от всего, к чему я стремился и чего желал.

В тот день, когда я узнал о дочери, я не мог думать или говорить о чем-то ином. Все попытки Пирса воззвать к моему здравомыслию и отказаться от признания в убийстве, теперь напрочь потеряли смысл. Я не мог оставить ребенка без матери, даже находясь в абсолютной ярости за то, что Марина держала меня в полном неведении, я не собирался так с ней поступать. Я не намеревался пропускать её через тюремный ад до известия о ребенке и, тем более, теперь, когда я знал о ней. Меня терзали десятки вопросов, на которые могла ответить лишь Чика. Я хотел увидеть Котёнка и услышать её версию событий. Но доклады Пирса о её здоровье не обещали скорой встречи. И, несмотря на злость и негодование, я переживал о том, сможет ли она выкарабкаться из пропасти безумия и вернуться к нормальной жизни. Будь я на свободе, то окружил бы её заботой, наплевал на все перемены, даже если безумие навсегда изменило её. Только теперь она не имела права поддаваться болезни. У неё был ребенок, нуждающийся в её заботе и ласке. Я слишком хорошо знал, каково это, расти без материнской любви, и не мог допустить подобной судьбы для нашей дочки.

Пирс говорил, что я помешался и хотел сосредотачиваться на главном. А главным, по его мнению, было то, что словно из воздуха вырос свидетель, который якобы прибежал в квартиру на первый выстрел и увидел, как я продырявил голову Эстер. Не знаю, кто именно этот суицидник, но, похоже, что ему отвалили немало бабла за повешенную на себя мишень. Потому что теперь ему не остаться в живых.

Копы ликовали. Осуществлялась их заветная мечта засадить меня на веки вечные. И пусть им не удавалось доказать мою причастность к секс или нарко-трафику, но их устраивал и подобный расклад. Хотя, посадив меня за решетку, они не сделают поставки наркотиков меньше, как и не остановят торговлю живым товаром, но добьются новой должности. Именно это и волнует их больше всего.

Вся ситуация складывалась не в мою пользу. Единственное, что действительно удручало — невозможность поговорить с Мариной. Мне была невыносима мысль оставлять ее одну, как еще более невыносимым оказалось оставить ее на попечение Переса. Понимая, что если не найду способ выйти из тюрьмы раньше, чем в следующей жизни, буду изолирован от нее и своего ребенка до конца дней, а чертов пуэрториканец будет находиться всё это время рядом, и, возможно, моя дочь станет называть его папой.

Представляя подобный расклад событий, я сатанел от безысходности. Адвокат настаивал на том, чтобы выбить из Марины признание и добиться диагноза «невменяемость», отделавшись лечением в психушке. Но как я мог допустить подобное? И что будет, если этот план не сработает? Нет и еще раз нет. И теперь, когда возник из ниоткуда тот самый свидетель, плюс моё признание в убийстве, мы получили гарантии Марининой безопасности. Она не заслуживала наказания. В настоящем положении, правда, сложно определить, что именно страшнее: лишиться рассудка или всё же потерять свободу. Но выяснять это на практике ей не доведется. Я принял решение и его не изменить.

Ошарашенный новостью о ребенке, злой и растерянный, чувствовал, будто у меня выбили почву из-под ног, и я болтался в невесомости, не понимая, в какую сторону двигаться и как вернуться на землю. Мысленно повторяя про себя такое незнакомое до этого момента слово — дочь, уже не слышал ни единого звука, доносящегося изо рта Пирса, как и не слышал остальных шумов вокруг. Теперь я должен был узнать, где она и почему Марина скрыла её существование.

Необходимость увидеть Чику вновь затмила собой все остальные нужды. Я готов был требовать её визита, но затем вспомнил о невозможности осуществления этого желания. Мог попросить о встрече Переса и призвать к ответу его, но боялся, что больше не смогу сдерживать порывов и разобью пуэрториканскую голову без промедления. Оставалось только ждать выздоровления Марины и разговора с ней. А терпение, как известно, моя самая слабая сторона.

Покинув в тот день комнату для свиданий, так и не вникнув в детали дела, я вышел на прогулку, не слыша и не видя совершенно ничего. Никогда пустота и одиночество внутри меня не разрасталась с такой скоростью, как теперь. Будто весь мир обернулся против и стремился раздавить тяжестью посланных испытаний. Вновь ожило желание омыть всё вокруг кровью, заполняя чужой болью дыру в груди. Я не понимал, как именно чувствовал себя из-за обрушившихся на меня новостей. Озлобленным? Преданным? Потерявшим в одночасье всё, что имело какое-то значение? Всё разом разрывало изнутри, стараясь оттяпать у меня как можно больший кусок. Вопрос «почему» звучал в голове всё громче, будто кто-то подкручивал громкость динамиков, и отдавался резью в ушах. Почему Марина скрыла от меня существование ребенка? И почему она говорила с Пересом, будто тот всегда знал о ней? Я был вне себя от злости. Тело казалось налитым свинцом. Я с трудом передвигался, машинально переставляя ноги. Медленно пришло осознание того, что теперь я заперт, и не смогу сделать совершенно ничего для усмирения ярости и шума в ушах. Осмысление такого простого и, в то же время, невыносимого факта оглушило меня. Я просто обязан выбраться отсюда, и Пирсу предстояло придумать как.

Двигаясь по инерции, мысленно прокручивал перемены в моей реальности. Смерть Эстер, сумасшествие Марины, тюрьма, дочь. Дочь. Дочь! ДОЧЬ. Именно последняя новость окончательно перевернула мир с ног на голову. После развода и полного погружения в жизнь банды отверг для себя возможность построения семьи в будущем и, тем более, не думал о детях. Предохраняясь с обычными девками, оберегая себя от возможных последствий, совершенно не думал о защите с Котёнком. Став у неё первым мужчиной, ни на секунду не задумывался о том, чтобы чувствовать её как-то иначе, чем каждой клеткой тела. А после наркотиков и всего, через что ей довелось пройти по моей вине, этот ребенок казался неким чудом, способным нам помочь исцелить друг друга. Только вот, если мне предстоит гнить в этой дыре, то ни о каком чуде речи идти и не может, как и в случае того, если Марину не смогут излечить.

Во мне просыпался вулкан, готовый взорваться в любой момент и похоронить под пеплом всё, что находилось вблизи. Требовалось выплеснуть куда-то злость, разъедающую изнутри и превращающую в бесчувственного монстра.

Ноги сами вели меня, не разбирая дороги. Я не заметил, как оказался во дворе вместе с остальными заключенными. Было плевать, где находиться и кто обретается рядом, нужен был лишь выброс адреналина, крики, боль и кровь.

— Ангел, — свистнул кто-то.

Не обращая внимания, я двинулся дальше к спортивной площадке, собираясь вымотаться, тягая железо.

— Диего! — услышал за спиной.

Медленно повернувшись, увидел перед собой амиго Васко, одного из братьев Сангре Мехикано, пойманного на распространении наркотиков. Не сказав ни слова, молча посмотрел на него. Было плевать, брат он мне или кто-то совершенно посторонний. Если он попытается до меня дотронуться, то вряд ли я буду сдерживаться и не сломаю ему руку.

— Алберто хочет поговорить с тобой, — нервно поглядывал то на меня, то куда-то в сторону.

— Кто? — сейчас меньше всего интересовали какие-то люди и общение с ними.

— Помнишь кубинца Алберто Хуареса? Он пересекался с нами по поводу товара пару раз и вел какие-то дела с Денни?

— Того ублюдка, пытавшегося перепродать нашу партию?

Конечно, я помнил мерзавца, как и то, по какой причине его загребли копы. Он был неплох в бизнесе, всегда находил способы, как выручить больше за тот же товар. Но я с трудом помнил его трезвым, не находящимся под влиянием наркоты. Именно она его и подставила. Нельзя оставаться внимательным к деталям, когда картинка, проплывающая перед твоими глазами, расходится с реальностью. Он не увидел подвоха и не распознал вовремя подставы. За что и отправился за решетку на пятнадцать лет.

— Чш-ш-ш, — обеспокоенно посмотрел по сторонам Васко. — Поговори с ним, пожалуйста. Я не хочу проблем для тебя.

В любой другой момент я бы посмеялся над его шуткой и даже захотел лично выяснить, какие именно неприятности светят мне от этого обдолбанного ничтожества. Но всё изменилось. Было плевать на чужое самомнение, как и на собственную гордость. Существовали я и моя злость, всё прочее превратилось лишь в размытую фоновую картинку, как на экране компьютера. Я знал, что тюремная жизнь регулируется собственными устоями и правилами, но в эту минуту не заботился ни об одном из них.

— Перенеси разговор на другой день. Сегодня не самое лучшее время.

— Прости, Амиго, но мы не на свободе. Здесь всё происходит гораздо быстрее. Думаю, ты знаешь об этом. Просто поговори с ним, пока на тебя не открыли свободную охоту все, начиная от чёрных и заканчивая арийцами. Денни будет вне себя, если с тобой что-то случится.

Мыслями я находился далеко от этого места и всего, что говорил Васко. Я не мог игнорировать необходимость адаптации к новой жизни. Даже рассчитывая выбраться отсюда любой ценой, требовалось иметь некую опору, позволяющую сделать жизнь сносной, даже в условиях ограничения свободы. Но подобные размышления затмевала ярость, требующая жертв. И пусть я был обречен, но всё же гнить в тюрьме до скончания времен не входило в мои планы. Поэтому разговор с кем-то, тем более кем-то, не вызывающим симпатии, мог закончится плохо для всех, никак не способствуя моей адаптации к новой среде.

— Сейчас не самое лучшее время.

— Здесь нет лучшего или худшего времени. Каждый лишь пытается выжить, — пожал плечами Васко.

Он был прав. И я не мог здесь диктовать условия до тех пор, пока не смогу занять своего места. Кивнув амиго, чтобы шел, проследовал за ним, блокируя грызущие душу эмоции. Он пересёк двор, останавливаясь рядом с группой латиносов, занимающих скамейки и стол вокруг лысого кубинца, полностью покрытого татуировками.

— Ангел, — хрипло проговорил кубинец, поднимая голову, и сощурился, смотря на меня против солнечных лучей.

— Алберто, — кивнул, приветствуя его.

Раньше мы общались всего несколько раз, и ни одного из них он не смог вызвать у меня расположения. Теперь же, окинув взглядом окружающих его людей, не нужно было обладать даром предвидения, чтобы догадаться, какое влияние он имел на них. Казалось, будто все взгляды во дворе были направлены в нашу сторону. Сидящие вокруг Алберто молча взирали на меня, ожидая, чем закончится этот разговор.

— Не думал, что тебе когда-нибудь доведется оказаться здесь.

— Все мы люди, — равнодушно ответил на его замечание.

— Отойдём?

Я ничего не ответил, наблюдая, как он поднимается с места и направляется в сторону от основного скопления людей. В том, что эти заключенные полностью принадлежали ему, не оставалось ни единого сомнения. Эти люди и пальцем не пошевелят без его разрешения, опасаясь оказаться в одиночку против всех.

— Каждый знает, чего ты стоишь вне этих стен, Ангел, — без промедления начал он. — Так же, как и не секрет, что здесь много тех, кто хочет расправиться с тобой. И если ты останешься сам по себе, то сложно будет дать отпор. Я понимаю, что ты собираешься биться и выстоишь какое-то время, но всё может окончиться гораздо быстрее, чем кажется.

— Это угроза? — напрягся, чувствуя зуд в кулаках.

— Что ты? — широко улыбнулся Алберто. — Мы же амигос, верно? А я желаю друзьям только лучшего.

— И что в твоем понимании лучшее?

— Быть со своими братьями.

Внутри все передернулось в отвращении от его цинизма. Никогда и не при каких условиях я не назвал бы его братом. Но теперь требовалось какое-то время, чтобы определить сильных и слабых, понять истинные намерения моих врагов. И для всего этого нужен тыл, способный прикрыть меня, и, тем самым, дать время для укрепления позиций.

— Что тебе нужно?

— Докажи свою готовность быть с нами, и тогда никто не посмеет даже косо взглянуть в твою сторону.

И я получил свой шанс выплеснуть наружу гнев. Мне требовалось избавиться от одного арийца. Чем именно он был неугоден Альберто или кому-то там ещё, я не вникал. На следующий день во дворе завязалась драка между заключенными, разросшаяся в массовое побоище. Я смешался с толпой, подкармливая злость ударами по каждому попавшемуся мне на пути ублюдку, и пробираясь к намеченной цели.

Высокий широкоплечий нацист с огромной свастикой на спине, усевшись верхом на одного из мексиканских пареньков, с остервенением избивал его лицо. Ночь, проведенная один на один с мыслями и чертовым одиночеством, миллионом вопросов и бездной в груди, засасывающей остатки прежнего меня, окончательно стерла самообладание и грань между разумом и безумием. Разгоряченный дракой, увидев эту тварь верхом на одном из моих амигос, почувствовал, как знакомая жажда чужой смерти вытеснила все остальные желания. Достав из ботинка заточку, спрятанную перед прогулкой, я подлетел к ублюдку, сдернул его с парня, тут же ударив его головой прямо в нос. Почувствовал, как кожа стала влажной от его крови. Нацист попытался схватить меня за шею, но повторный удар головы по его морде умерил его рвение. Не медля ни секунды, я начал бить его кулаками по лицу. Его попытки к сопротивлению стали еле ощутимы, пока не прекратились окончательно. Снова и снова я бил его, упиваясь звуком ломающихся костей, видом крови на его нацистких татуировках, забыв на время о том, что всё должно быть сделано незаметно и как можно быстрее. У него изначально не было ни единого шанса против меня. Лишь услышав стрельбу охраны, вонзил ему прямо в артерию на шее заточку. Струя крови, брызнувшая из раны брызнула в лицо, утоляя мой гнев. Услышал топот ног. Один за другим заключенные упали лицом на землю. Вынув самодельное оружие, сломал его, бросая в сторону, и тут же был схвачен охраной.

С тех пор я отсиживался в одиночке, лишенный права на общие прогулки, с ещё одним убийством, прибавленным к сроку, но доказавшим каждому в том проклятом дворе, что я не просто «золотой мальчик» Сангре Мехикано, как некоторые за спиной называли меня. И со мной лучше не шутить.

Пирс пребывал вне себя от отчаяния и рвал на голове волосы из-за моего проступка. Но мне было наплевать. Единственный возможный вариант, способный вытащить меня на свободу, даже не мог рассматриваться как возможный. Копы предлагали сдать Денни, его партнеров, каналы поставки, места сделок. Другими словами они пытались сделать из меня гребаного стукача. Только я никогда не поступил бы так с собственными братьями и всем, во что верил. Верность слову и людям, хранившим преданность, подставляющимся под пули для моей защиты, людям, которых считал единственной своей семьей — это то, против чего я ни за что не пойду.

Закрыв единственный путь на волю, я почувствовал себя свободным в этом проклятом аду. Теперь можно не сдерживаться. Разбивая голову охранника, возомнившего себя моим хозяином о стену, я выпустил наружу всю ярость, тлеющую внутри. Безвыходность положения превращала меня в монстра. И если на свободе жестокость была некой составляющей моей жизни, но не её центром, то теперь она стала всем. Едкое слово, язвительная улыбка — и еще трое идиотов больше не смогли вернуться на работу, пытаясь восстановиться в больнице. Толпа надзирателей, пришедшая за реваншем, надев на запястья наручники, избивали меня дубинками и ногами до тех пор, пока я не начал выплевывать кровь из легких. Они могли убить меня, если бы захотели. Только всё управление полиции Лос-Анджелеса пребывало в такой эйфории от предстоящего суда, что их жажда шумихи в СМИ и среди общественности помешали произойти подобному. После этого «несчастного случая» охрана, приставленная ко мне, усилилась. Неделю спустя из лазарета в камеру меня сопровождали четыре человека, наставивших пушки прямо мне в лоб лишь для того, чтобы надеть наручники.

А сегодня, судя по шагам, к камере приближалось не меньше шестерых конвоиров. Им нечего было опасаться. Пока что я не собирался отыгрываться ни на одном из них. Я предвкушал слушанье, надеясь наконец-то увидеть Марину. Все мысли занимал лишь её образ и близость момента встречи. Адвокат предупреждал, что её вызовут как свидетеля, и это не стало сюрпризом. Я не мог злиться на неё за это. Хотелось наконец-то миновать этап формальностей и запретов, получив наконец-то право позвать её через Пирса на встречу и получить ответы на многочисленные вопросы. А пока внутри меня всё клокотало в нетерпении увидеть Котёнка. Хотелось уловить шлейф любимого запаха ванили, взглянуть в глаза цвета моря, а что будет помимо этого, не имело никакого значения.

Я шел в зал суда, четко осознавая все о предстоящем приговоре, не питая напрасных иллюзий на его смягчение. Но путь до него всё равно был для меня наполнен надеждой увидеть любимое лицо и надеждой на то, что встретившись с ней глазами, увижу там знакомый блеск, который появлялся там каждый раз при взгляде на меня.

Вводная часть с зачитыванием обвинения и выступлением сторон тянулась целую вечность. Я видел ужас и осуждение в глазах присяжных, не сомневаясь в их вердикте. Для них я и мне подобные — лишь ублюдки, животные, неспособные на человеческие чувства. Но я не мог винить их в таком отношении. Спокойная и размеренная жизнь с выплатой ипотеки, накоплениями на колледж для детей и нелюбимой работой существовала практически в параллельной вселенной, где не было банд, наркотиков и убийств. Я знал, что Сангре Мехикано смогли повлиять на некоторых из них, припугнув или заплатив определённые суммы. Взглянув на них, я видел перед собой стадо овец, загнанных в темный лес большим и страшным серым волком.

Но всё это не волновало меня. Я ждал её. Свою Чику. Ту, ради которой во мне еще оставалось что-то от человека, не позволяя полностью уподобиться животному. И вот момент настал. Судья назвал её имя, и всё шумы стихли, отойдя на задний план. Я повернул голову к двери, затаив дыхание в предвкушении момента, когда, наконец, смогу вновь увидеть своего Котёнка.

Мгновения ожидания растянулись на секунды, показавшиеся часами. Я не моргал, опасаясь тем самым пропустить ее появление. Двери распахнулись — и все исчезло, оставив лишь девушку, вошедшую в зал. Она смотрела прямо перед собой, без единой эмоции на лице, самая прекрасная девушка, встречавшаяся мне в жизни. Такая хрупкая и ранимая, она выглядела меньше, чем в нашу последнюю встречу. Я жадно впитывал ее образ, запоминая каждую черту лица, игнорируя нечто неуловимо иное в ее облике. Словно мечта, Марина проплыла прямо передо мной к своему месту по левую руку от судьи. Запах ванили коснулся ноздрей, взбудоражив всё тело. Сердце грохотало под ребрами от переизбытка эмоций. Радость, волнение и какое-то бестолковое счастье владело им в те мгновения. Я слышал лишь его стук и ничего больше. Достаточно было увидеть ее, чтобы вновь почувствовать себя живым человеком, а не зверем в клетке. Марина всегда вдыхала новую жизнь в мои легкие и возвращала давно забытые желания.

Я ждал, когда же она посмотрит в мою сторону и взглядом даст понять, что все еще любит меня, и ничто неспособно изменить этого, ни одно недоразумение или недомолвка. Но Марина будто не замечала моего присутствия, ни на мгновение даже не зацепив меня взглядом.

Живот скрутило от нехорошего предчувствия, поднимающегося из самых глубин. Ожидание плохого застряло комом в горле, мешая спокойно дышать. Я не сводил с неё глаз, мысленно умоляя посмотреть на меня. Она подняла руку, приготовившись дать присягу, глядя на прокурора. Звуки тут же с резким звоном вернулись, напоминая о существовании других людей. Шелест бумаги, тихие перешептывания зрителей, и голос обвинителя, обращенный к Марине.

— Добрый день, мисс! — поздоровался прокурор.

— Добрый день!

— Будьте любезны, назовите своё полное имя.

— Марина Асадова.

— Повторите, пожалуйста, ваши имя и фамилию по буквам.

— М.А.Р.И.Н.А. А.С. А. Д.О.В.А.

— Благодарю.

— Готовы ли подтвердить свои показания или поклясться на священной Библии?

— Поклясться на Библии.

Марина положила ладонь на книгу, смотря на прокурора и ни на кого иного.

— Вы торжественно заявляете, что показания, которые вы можете дать по случаю, находящемуся на рассмотрении этого судьи, будут правдой, абсолютной правдой и ничем иным, кроме правды, да поможет Вам Бог?

— Клянусь.

— Пожалуйста, садитесь.

Марина медленно опустилась на стул, равнодушно смотря на мужчину перед собой. Я ждал всего лишь быстрого взгляда или какого-то знака, но она вела себя так, будто я не сидел на скамье подсудимых под самым её носом. Радость от встречи, вымещала тревога, которую не помогали успокоить никакие мысли, пытающиеся отыскать объяснение подобному поведению.

— Мисс Асадова, расскажите, где вы были десятого ноября этого года в районе четырнадцати часов?

Марина наклонилась ближе к микрофону.

— Я была в гостях Эстер Вальдес.

— Расскажите, в каких отношениях вы находились с убитой?

— У нас был общий знакомый.

Слово «был» больно резануло в груди. Даже при условии, что всё происходящее — спектакль, видеть, как она так реалистично изображает равнодушие, оказалось больнее, чем я предполагал. Я сверлил её взглядом, надеясь наконец-то увидеть глаза, обращенные ко мне, и увидеть в них подтверждение тому, что слова не имели значения, а важны лишь чувства.

— Назовите его имя.

— Диего Альварадо, — произнося моё имя, опустила глаза, а затем вновь посмотрела прямо на прокурора.

— Подсудимый Диего Альварадо?

— Да.

— Какие отношения вас связывают с подсудимым?

— У нас была любовная связь.

И снова в прошедшем времени. Похоже, этот суд станет настоящим испытанием для моих чувств и выдержки.

— Как долго длилась ваша связь?

— Протестую! — сказал Пирс. — Ваша Честь, это не относится к материалам дела.

— Протест принимается!

— Хорошо, кивнул прокурор. При каких обстоятельствах вы познакомились с убитой?

— Она пришла на прием к Пабло Пересу вместе с Диего.

— На тот момент вы уже состояли в отношениях с подсудимым?

— На тот момент я была помолвлена с мистером Пересом.

— Это была ваша первая встреча с Мистером Альварадо?

— Нет.

— Вам доводилось встречаться с ним ранее?

— Да.

— Какого рода встречи это были?

— Сексуального характера.

По залу пробежался шепот, а меня пронзило холодом, повеявшим от слов Марины. Равнодушие, с которым она говорила о нашем прошлом, вводило в ступор. Паника, затаившаяся в центре груди, смешалась с кровью, расползаясь по венам. Марина была чрезвычайно реалистична в своём представлении, и у меня закралось стойкое подозрение, что она не притворяется. Пальцы онемели. И страх острыми иголками прокладывал себе дорогу, окутывая меня своим черным коконом. Она отвечала на вопросы прокурора, а я не мог разобрать ни слова, вылетающего из её рта, будто звучала иностранная речь. Смотрел на любимое лицо и молил о малейшем сигнале: взгляде, жесте, о чем-нибудь, способном успокоить мою паранойю. Я всё еще надеялся, что это всего лишь боязнь потерять её играет со мной злую шутку. Её губы шевелились, воспроизводя слова, я по-прежнему слышал лишь звук страха, отдающего глухим стуком сердца у меня в ушах. Марина внезапно посмотрела куда-то за плечо обвинителю, я повернул голову, проследив за её взглядом. В ушах зашумела кровь, забурлившая при виде человека, с кем она установила зрительный контакт. Чёртов Перес пристально смотрел на Котёнка. Каждый мускул на его лице напрягся, будто это он находился на допросе, а не она. Я хотел разорвать его на части, вырвав сердце из груди, прекращая бесконечную пытку видеть их вместе. Да, я хотел, чтобы он позаботился о ней. Но никогда больше не собирался издеваться над собой, наблюдая за ними как парой. Я видел, как он слегка кивнул ей, и вновь перевел взгляд на Марину, сотрясаясь от ревности. Сосредоточившись на её двигающихся губах, приложил неимоверные усилия, вслушиваясь в её показания.

— Хотите сказать, что существовала реальная угроза вашей жизни, и по этой причине подсудимый не желал вас оставлять в одиночестве? — продолжал допрос обвинитель.

— Не могу этого утверждать. Но Диего волновался за мою безопасность.

— Почему он решил оставить вас именно у Эстер Вальдес?

— Он доверял ей. И считал, что там самое безопасное для меня место.

— Знал ли он о её чувствах?

— Я об этом не знаю.

— Хотите сказать, — завел руки за спину прокурор, прохаживаясь перед Мариной взад и вперед, — что Диего Альварадо и Эстер Вальдес являлись на протяжении многих лет близкими друзьями. Настолько близкими, что он доверил ей сохранность жизни своей девушки и делился с ней не только личными переживаниями, но также вводил в курс деловых сделок. Исходя из этого, можно сделать вывод о том, насколько откровенными были отношения между подсудимым и убитой. И, тем не менее, ни разу за все годы этой тесной дружбы у него не промелькнуло даже мысли о чувствах убитой?

— Я протестую, — встал Тони.

— Я сейчас объясню, к чему я веду, — прервал Пирса прокурор.

— Протест отклонен. Продолжайте, — парировал судья.

— Зная о чувствах погибшей, понимал ли мистер Альварадо опасность ситуации, в которую ставит вас, оставляя наедине с отвергнутой им женщиной?

Чёрт возьми, о чем он говорит?

— Мы никогда не разговаривали на эту тему.

— Мисс Асадова, догадывались ли вы о чувствах, испытываемых погибшей к подсудимому?

— Да. И в тот день получила подтверждение своим догадкам.

Что? Я не верил тому, что слышал. У Эстер были чувства ко мне? Как такое возможно? Да, в прошлом осталось одна пьяная ночь, проведенная вместе, но на этом все. Эстер ни разу не дала мне понять, что испытывает ко мне нечто большее, чем дружескую любовь.

— Расскажите подробнее.

— Она начала кричать на меня, что я ничего не знаю о жизни Диего, о его прошлом. Кричала о том, что я живу в идеальном мире, и мне никогда не понять, насколько тяжелой оказалась его судьба. Она продолжала швыряться в меня обвинениями, что мне никогда его не узнать по-настоящему. Называла всякими отвратительными словами.

— Вы дали ей повод для такой агрессии?

— Я не думаю.

— Не думаете или уверены?

— Уверена.

— Что произошло дальше?

На мгновение Марина нахмурилась, но затем вернула себе прежнее самообладание, продолжив:

— Я плохо помню. Помню, что мы дрались, катались по полу. Помню, как она схватила пистолет.

— Вы были пьяны?

— Нет. Я сделала лишь несколько глотков вина.

— Тогда почему не помните подробностей?

— Я находилась в шоке от её оскорблений и поведения. И каждым новым словом она старалась сделать мне больнее.

— Что было, когда Мисс Вальдес схватила пистолет?

— Она выстрелила мне в плечо. У меня получилось выбить пистолет из её рук. Она попыталась завладеть им снова, но её опередил второй выстрел.

— Кто выстрелил во второй раз?

— Я не видела самого выстрела.

Я напрягся, опасаясь, что Марина собралась признаться в убийстве. Что бы с ней сегодня не происходило, я ни за что не позволю ей сесть. Если то, о чем она говорила про чувства Эстер, — правда, то теперь я был уверен в абсолютной виновности в смерти Амиги. И никто кроме меня не должен нести за неё ответственность.

— Вы слышали, как вошел кто-то третий?

— Нет.

— В показаниях детективам вы говорили, что не помните, кто стрелял в девушку. Значит, это могли быть вы?

Марина замолчала, посмотрев снова на Переса, а затем на обвинителя.

— Нет.

Я успокоился, услышав именно такой ответ из её уст. Марина должна оставаться в безопасности, а причины, по которым она так тщательно избегала моего взгляда, я выясню потом. В тот момент меня волновала лишь последовательность её показаний. Она не должна вестись на провокации прокурора, а должна следовать выбранной линии.

— Тогда кто выстрелил во второй раз?

— Я слышала выстрел и увидела дыру во лбу Эстер, а затем услышала голос Диего.

— Это он выстрелил в мисс Вальдес?

В зале повисла тишина, Марина молчала, опустив веки. Я молился лишь о том, чтобы она ответила так, как я сказал ей во время нашей последней встречи. Марина сделала глубокий вдох и наклонилась ближе к микрофону.

— Я не знаю.

Шум, поднявшийся в зале суда после её ответа, заглушил следующий вопрос прокурора.

— Тишина в зале суда! — постучал молотком судья. — Повторите ваш вопрос.

— Там был кто-то еще?

— Нет.

— Тогда есть только два подозреваемых, вы и мистер Альварадо.

— Это был я! — выкрикнул, не сдержавшись, приподнимаясь со скамьи подсудимых. Сердце бешено клокотало в груди от мысли, что Марина в одном шаге от начала новой тяжбы. — Я выстрелил ей в лоб! Я! — кричал, чувствуя, как Пирс потянул меня за руку, усаживая на место.

— Прекрати, Диего, — старался успокоить меня.

— Подсудимый, успокойтесь, или вас выведут до окончания дачи показаний свидетеля, — прикрикнул судья.

Сжав плотно зубы, сел на скамейку, заметив, как на мгновение Марина взглянула на меня с широко распахнутыми глазами, но тут же, нахмурившись, отвернулась к прокурору.

— Вы стреляли в Эстер Вальдес? — давил на неё обвинитель.

— Нет, — тихо ответила Марина.

— Тогда кто?

— Диего, — еще тише проговорила она.

— Повторите громче, пожалуйста.

— Диего выстрелил в Эстер.

— Вопросов больше нет! — повернулся спиной к Марине прокурор, победоносно улыбаясь нам с Пирсом.

Марину увели из зала, под возбужденное обсуждение зрителей в зале. Она так больше и не взглянула в мою сторону. Следом вызвали того лжеца-свидетеля, с которым, я уверен, в скором времени разберется банда, и еще нескольких свидетелей по делу. Но мне было плевать на их показания. Мысли занимала лишь Марина. Я так сильно скучал всё проведенное вдали от неё время, по её лицу, голосу, запаху, но сегодня не смог насладиться всем этим, сосредоточившись лишь на отчужденном поведении. Она не все рассказала прокурору, и это понятно, иначе наша легенда оказалась бы разрушенной. Но даже та малая доля правды, приоткрывшаяся мне, объясняла если не всё, то очень многое. Эстер ревновала меня, а я, как полный кретин, доверил ей Котёнка и теперь буду расплачиваться за собственную слепоту. Мьерде! Предстояло еще немало выяснить о том дне, но еще больше хотелось просто поговорить с Мариной, узнать причины её отстраненности и задать вопросы о ребенке, так тщательно скрываемом ею даже от суда. Как бы это смешно ни звучало, но я мечтал скорее получить приговор и обрести наконец-то возможность поговорить с ней на свидании.

Дача собственных показаний не вызвала практически никаких эмоций, кроме отвращения ко всем законникам, собравшимся под одной крышей и наслаждающимся видом Диего Альварадо в оранжевой робе. Я презирал каждого из них, но пока не мог сделать абсолютно ничего. Оставалось лишь терпеть. Но я знал лишь одно: придет время, и все они снова будут содрогаться от одного упоминания моего имени.

Пока что моей целью являлось получение разрешения на посещение Марины. Всё остальное казалось пустым. Но чертовы ублюдки будто намеренно мучили меня своей медлительностью, откладывая вынесение приговора до следующего слушанья, назначенного через неделю.

Покидая суд, заметил в зале Большого Денни, Хавьера и ещё несколько братьев из Сангре Мехикано. Увидев их, сразу почувствовал себя сильнее, зная, что семья не покинула меня. Во время следствия Хавьер пару раз приходил навестить меня и заверил, что никто из банды не обвиняет меня в убийстве Эстер. До первого его визита я ожидал презрения или того, что они захотят отвернуться от меня. Но как выяснилось, их преданность распространяется даже на такие неоднозначные события. Амигос верили в необходимость подобного действия. И я не собирался посвящать их в реальную картину событий.

Денни кратким кивком головы поздоровался со мной, вызвав улыбку на губах. Я представлял, какое бешенство клокотало в нем на самом деле под невозмутимой оболочкой. Всё же не каждый день один из твоих самых проверенных людей находится на волоске от осуждения на два пожизненных срока. Но почему-то сейчас меня меньше всего тревожило его мнение. Единственный человек, беспокойство о котором выворачивало душу наизнанку, всегда была и будет Марина. И пока не оставалось ни единой возможности усмирить жуткие предчувствия.

Новая ночь, проведенная в мыслях о ней, нашем ребенке и вечности без них, превратилась в еще одну из череды бесконечных ночей, погружающих в самое пекло ада и не собирающихся позволить дневным лучам облегчить твои страдания хотя бы на мгновение. И впереди меня ожидало лишь такое же чистилище из вопросов и сожалений.

— Альварадо! Посетитель! — услышал сквозь сон голос охранника, только начиная проваливаться в сон.

И снова под конвоем я шел в наручниках в комнату для посещений. Вся эта процедура вызывала бесконечное дежавю, будто я снова и снова проживаю один и тот же день. Усаживаясь на стул напротив прозрачной перегородки для посетителей, не думал, кто может ждать меня по ту сторону. Котёнок не имела допуска для посещений до самого окончания суда, поэтому я не испытывал восторга от встречи с кем-то иным. Увидел по другую сторону стекла пристальный пронзительный взгляд черных глаз и суровое выражение лица. За все время следствия он ни разу не пришел поговорить. Подобное поведение казалось нормальным. Ведь я предал его надежды, оказавшись запертым в клетке. А теперь, когда уже ничего нельзя было изменить, то решил, что пришло самое время. Большой Денни никогда ничего не делал просто так и каждый шаг просчитывал с минимальной погрешностью. У него что-то на уме, и, похоже, именно для этого он и появился здесь.

Денни взял трубку, дожидаясь того же от меня. Последовав его примеру, сжал в ладони черный аппарат, смотря прямо на визитёра.

— Сынок! — поздоровался он.

— Денни! — улыбнулся в ответ.

— Что ж, не могу сказать, будто приятно видеть тебя в этом клоунском наряде.

— Оранжевый никогда не был мне к лицу, — парировал, даже не улыбнувшись.

Видеть его казалось странным. Обычно он не навещал наших ребят, угодивших за решетку. И если он сделал подобное исключение для меня, то явно не в качестве проявления уважения. Я находился в напряжении и вряд ли смогу расслабиться до выяснения причины его посещения.

— Прости, что не навестил тебя раньше.

— Никаких обид. Теперь на тебя свалилось гораздо больше дел.

— Верно.

— Кто теперь возглавляет филиал?

— Голосованием был выбран Хавьер.

— Хороший выбор.

— Да, — задумчиво проговорил он.

— Что-то случилось?

Если честно, то после выбора нового главы Лос-анджелесского филиала Сангре Мехикано, причин для визита Денни ко мне становилось значительно меньше. И тратить время на пустые разговоры казалось неразумным.

— Тяжело было видеть тебя на скамье подсудимых вчера.

— Не я первый, — усмехнулся.

— Да. Но я всё еще не понимаю, как ты мог так глупо попасться.

— Со всяким могло случиться.

— Со всяким, но не с тобой.

Я лишь пожал плечами, игнорируя его замечание. Этот разговор не вел ни к чему хорошему, Денни просто пытался залезть мне под кожу, стараясь выудить нужные ему ответы. Но также он прекрасно знал меня, чтобы рассчитывать получить информацию, которую я пытался скрыть.

— Что случилось? — повторил свой вопрос.

— После приговора тебя переведут в другую тюрьму, это не секрет. По всей вероятности, отправят на север штата. Там ты сможешь послужить своим амигос.

Твердый, как сталь, голос не выражал никаких эмоций. Лишь факты и бизнес — и ничего кроме этого. Теперь становилось ясно, чего именно он хотел. Но почему-то отвратительное предчувствие всё еще блуждало в груди, словно маятник, расшатывая моё спокойствие.

— Что ж, звучит привлекательнее, чем бесконечное количество одинаковых дней.

— Инструкции будут позже.

— Хорошо.

— Я знал, что тебе понравится эта идея.

Мысль о том, что я по-прежнему останусь с бандой, успокаивала. Хотелось иметь хотя бы какую-то связь с прежней жизнью, чтобы не потерять себя, и это была одна из немногих возможностей.

— Мог не сомневаться.

Денни замолчал на несколько мгновений, погрузившись в раздумья. Я не перебивал его, позволяя разобраться со всем, что занимало его голову.

— Ты знаешь, сынок, я до сих пор думаю о вчерашнем заседании, — слегка понизил голос.

Интонация, с которой он заговорил вновь, не предвещала ничего хорошего. Почему-то сердце застучало быстрее, и причин этому я найти не мог.

— Ты очень стойко перенес всё, что там происходило. Особенно её показания, — с особой жесткостью упомянул Чику.

Вот она — причина моего беспокойства. Денни заговорил о Марине. Здесь за решеткой было бесполезно притворяться, будто она ничего для меня не значит после всего случившегося. На лбу выступил холодный пот. Я совершенно забыл о том, насколько опасны для неё не только мои враги, но также и союзники.

— Она сказала правду, — ощущал, как паника затапливает меня.

— Да, — протянул он задумчиво. — Вот только, если бы она дорожила тобой так же, как и ты ею, то могла слегка подкорректировать свои показания.

— Денни, — ужас охватила меня, требуя как можно скорее предпринять что-то. Я должен снять с Марины мишень, должен защитить. — Она делала так, как сказал я. Тебе не в чем её обвинять, — постарался говорить как можно спокойнее, стараясь не выдать собственных эмоций.

— Не скажи. Эстер была мне как дочь. И этого всего могло и не случиться…

Я задержал дыхание, зная, всё, что последует дальше, в очередной раз разрушит моё представление о жизни.

— …если бы все умели выполнять приказы и доводить начатое до конца.

— Что? — недосказанность и намеки лишь сильнее нагоняли на меня страха за Марину.

— Во время облавы нужно было начать с неё, и тогда все было бы как надо.

— Что ты говоришь?

— Нужно было поручить её устранение кому-то более надежному.

Кровь отлила от лица, а сердце перестало биться. Денни — тот, кто стоял за расстрелом девочек.

Глава 25

Облако пыли, поднятое ногами, заклубилось в воздухе. Мелкие частицы повисли посреди комнаты, попав в луч света, падающий из узкой щели между шторами, искрясь на свету. Я остановилась на мгновение, осматриваясь по сторонам. Полумрак комнаты скрывал предметы, превращая их в зловещие тени прошлого. Чтобы лучше оглядеться, я не могла включать свет или открывать окна. В моём положении любой неверный шаг мог привести к нежелательному исходу. После вынесения приговора Ангелу, я чувствовала почти физически, как на меня повесили мишень. И визит в это место не самое умное решение, но я должна была увидеть дом в последний раз, попрощавшись навсегда с прежней жизнью.

Накрытая белыми чехлами мебель, толстый слой пыли и тишина. Таким мне еще не доводилось видеть этот дом. Я помнила идеальную чистоту, мелькающую прислугу и огромное количество света. А это место походило больше на съемочную площадку фильма ужасов. Не мне пугаться нежилого дома, оглядываясь на последние полтора года жизни. Страшнее, чем этот отрезок времени, в моей истории едва ли возможно что-то придумать. Не думаю, будто я теперь способна бояться чего-то, кроме людей. На своём горьком опыте пришлось убедиться, что не существует ничего страшнее человека.

Минуя гостиную с расположившимся по её центру роялем под покрывалом, больше напоминающим гигантского жука, чем инструмент, способный вызывать своими звуками целую палитру эмоций, прошла к лестнице, не спеша поднимаясь на второй этаж. Не совершая остановок, направилась напрямую в когда-то бывшую моей комнату. Войдя внутрь, быстро прикрыла за собой дверь, словно опасаясь, что в любую минуту может появиться отец. Зажмурилась, стряхивая с себя наваждение. Огляделась по сторонам. Ничего не изменилось. Вся мебель всё еще была на местах. Оставалась надежда, что и мои личные вещи до сих пор не исчезли. Выдвинув ящик прикроватной тумбочки, увидела фото в рамке. Взяла в руку прохладное дерево. Из-под стекла на меня смотрела красивая голубоглазая девушка. Её скромная улыбка смягчила моё сердце, превратившееся за это время в камень. Так давно я не видела её лица и даже не понимала, насколько сильно соскучилась по нему. Провела пальцем по изображению, вглядываясь в прекрасные голубые глаза, и тут же положила фото в сумку, не забывая об истекающем времени. Оставалось еще одно место в доме, где находилось то, что я искала. Закрыв за собой дверь в комнату, даже не оборачиваясь напоследок, зашагала прямо по коридору в спальню отца. Войдя в его гардеробную, тут же раздвинула в стороны многочисленные дизайнерские костюмы, выдавливая панель за ними. Осторожно сдвинув её в сторону, нащупала металлическую коробку. Отправив её следом за фото в сумку, поспешила задвинуть панель и убраться из этого дома.

Спустившись на первый этаж, приготовилась уже выйти через вход для прислуги, как почувствовала на себе чей-то взгляд. Сердце ухнуло вниз, а волоски на теле встали дыбом. Медленно обернулась и тут же вздрогнула, увидев возле кабинета отца мужской силуэт. Здесь никого не должно находиться. Андрес проверил дом, прежде чем позволить мне войти внутрь.

— Здравствуй, Марина, — услышала знакомый низкий голос.

— Дядя Ваня, — слегка выдохнула, — ты напугал меня.

Всё еще слышала учащенный стук сердца в груди, но прежний испуг отступил. Увидеть здесь именно сегодня брата отца стало настоящей неожиданностью. С момента моего возвращения нам ни разу не довелось с ним встретиться. И не сказать, будто я горела желанием, чтобы наши пути пересеклись, но даже при наличии подобного порыва я бы не стала этого делать, после того как Андрес убедил меня в опасности, которую представлял Иван. Дядя никогда не воспринимался мной как близкий человек или тот, с кем нравилось находиться рядом. Было в нем что-то такое, что настораживало и заставляло держаться подальше. А теперь, когда я не могла доверять кому-либо, он вызывал столько же страхов, как и любой другой незнакомый человек.

— Что ты тут делаешь? — оглянулась проверить, нет ли кого-то еще в доме, и почему Андрес не вошел следом за ним.

— Пришел взять кое-какие документы.

— Здесь что-то еще осталось?

— Да. Эти, — широко улыбнулся, поднимая вверх папку. — А ты, смотрю, куда-то торопишься? — сделал несколько шагов вперед, перемещаясь в луч света, падающий ему на лицо, разрезая его наискось и оставляя одну часть во тьме.

— Я? Да-а-а-а. Немного не по себе находиться здесь, когда всё такое безжизненное, — обняла себя руками, пряча мурашки, выскочившие на коже.

— Тогда зачем вернулась сюда?

— Хотела забрать личные вещи. Ты же знаешь, какие мы девушки сентиментальные, — улыбнулась, стараясь изобразить беззаботность, а сама внимательно следила за Иваном, опасаясь упустить из вида любые перемены в настроении.

— Ты всегда была очень нежной девочкой, — задумчиво проговорил он, а у меня кожа покрылась холодным потом от его тона. — Слышал, ты собралась уезжать из города?

— Планируем поехать с Пабло в круиз.

— Тебе необходим отдых после всего случившегося. Жаль, что тебе пришлось пройти через такое из-за мексиканского ублюдка.

Я сжала губы, не собираясь разговаривать на эту тему. Плевать, какую именно игру он затеял, но я не стану ворошить этот улей, добровольно подставляясь под жала воспоминаний, боли и предательства.

— Значит, ты снова с ним? — не дождавшись от меня реакции на его комментарий, продолжил Иван. — Диего был не достоин тебя. Думаешь, он в курсе о вас с Пабло?

Имя Ангела, всколыхнуло рой ненужных эмоций, от которых я училась избавляться. Но только пока что выходило наоборот. Каждый новый день боль лишь усиливалась, и оставалось надеяться на чудотворное свойство времени, умеющего залечивать даже самые тяжелые травмы.

— Думаю, да, — ответила, надеясь, как можно скорее избавиться от его бессвязной болтовни, узнать, что же ему, черт возьми, нужно, и избавиться от навязчивого общества.

— Верно, девочка. Твоя жизнь продолжается, и нечего запирать себя и наказывать вместе с ним.

— Не буду.

— Умница, — улыбнулся, обнажая гниющие у корней зубы.

— Ну, я, пожалуй, пойду, — чувствовала себя неспокойно, хотелось как можно быстрее прекратить этот фарс, и уйти в безопасное место.

— Да, конечно.

Выдохнула, услышав утвердительный ответ.

— Только…

Замерла, зная, что могу ожидать от этого человека чего угодно.

— Не могла бы ты поставить несколько подписей перед уходом?

— Каких?

Я знала, что не просто так он заявился сюда одновременно со мной. И скорее всего, Иван следил за домом, раз узнал о моём приходе, что уже само по себе не могло являться хорошей новостью. Я ему нужна, и вряд ли ради теплого объятия или напутственного слова. По всему поведению дяди явно читалось нетерпение. И пусть бумаги отца на бизнес, дом — и все вместе взятое, представляющее ценность, не имели для меня ровным счетом никакого значения, отдавать это ему, зная, как он распорядится всем, оставшимся от нашей семьи имуществом, не вызывало воодушевления. Я бы предпочла пожертвовать все на благотворительность или даже спустить с молотка, но ни в коем случае не позволить жадным руками дядюшки заграбастать это себе и окончательно очернить память об имени Асадовых. Но затем вспомнились последние встречи с отцом, мамины приглушенные рыдания в подушку по ночам, когда она считала меня давно уснувшей, ненавистную клетку, уготованную мне в качестве будущего, и тогда испарились последние капли ностальгии.

— Слушай, дочка, — произнёс он, надев льстивую улыбку.

Меня передернуло от его неестественной доброжелательности и слова, которым он не имел права называть меня.

— Ты знаешь, я стараюсь поддерживать дело твоего отца и не дать ему потонуть. Но, не имея на него официальных прав, не могу проводить законные сделки, и это как отпугивает большую часть его старых партнеров, так и кажется мало привлекательным для новых. И стоит тебе поставить подпись вот здесь, — открыл папку, показывая на место в документе, — как я смогу управлять его бизнесом официально. Естественно, часть доходов будет перечисляться тебе, — тут же затараторил он, пытаясь убедить меня в правдивости лжи.

— Я подпишу. И не нужно никаких отчислений, — протянула руку, намереваясь покончить со всем необходимым и оставить всё позади.

Хотелось как можно скорее убраться отсюда и не видеть ни этого дома, ни этого человека и, вообще, никакого напоминания о прежней жизни.

Не медля ни секунды, видимо, всё же опасаясь упустить свой шанс, Иван шагнул навстречу, доставая из внутреннего кармана пиджака ручку и протягивая её мне вместе с папкой. Внезапно дядя Ваня оказался настолько близко, что я почувствовала на себе его отвратительное дыхание, отдающее перегаром, вперемешку с сигаретным дымом. Инстинктивно отстранилась от него. Даже в детстве я сторонилась его, не испытывая совершенно никакой симпатии. Тогда я не понимала, чем именно он отталкивал от себя, но с возрастом неприязнь лишь усиливалась, и вместе с ней увеличивался стыд за родство с подобным человеком. Только сейчас, пройдя через жуткие события прошлого года, я осознала, кого именно в нашей семье стоило стыдиться. Пусть Иван был мерзким, беспринципным наркоманом, готовым на всё ради собственной выгоды, но он не скрывал своей сущности, открыто демонстрируя гнилое нутро общественности. Самым гадким членом семьи оказался мой собственный отец, скрывающийся под маской добропорядочного гражданина, политика и семьянина, совершено аморальный и безнравственный тип, готовый пожертвовать всеми ради своих грязных делишек. Неприязнь к Ивану никуда не ушла, но оставалась похожей больше на физический дискомфорт, чем то абсолютное разочарование и презрение, что испытывала к отцу. Только утверждать, будто, выбирая из двух зол меньшее, готова принимать Ивана как члена семьи, я не могла и не хотела.

— Вот здесь, — ткнул огрубевшим пальцем в бумагу, указывая место, где я должна оставить подпись. — И здесь, — быстро переворачивал одну страницу за другой.

Я знала, что отказываюсь не только от бизнеса отца, но и от всего имущества, но с каждым росчерком чернил на белой бумаге ощущала большее облегчение, чем могла ожидать от подобного момента. В ту минуту я официально прощалась с прежней жизнью и фамилией.

— Всё? — поставила подпись на последнем листе.

Лицо Ивана расплылось в довольной улыбке.

— О большем и не мог просить.

Кинув взгляд на часы, висевшие над камином, увидела, что уже выбилась из графика. Оставалось неясным, почему до сих пор Андрес не появился проверить, всё ли в порядке. Ведь согласно плану, если я задерживаюсь, то он заходит внутрь. Тревога острым клинком, пробивала себе дорогу к самому центру груди.

— Мне пора, дядя Ваня.

— Беги дочка, — улыбнулся он, не скрывая своего ликования. — Береги себя.

Избегая ненужных слов и неуместных прощаний, поспешила к черному входу, туда, где меня ждал Андрес.

— Передавай привет Пабло, — услышала за спиной гадкий смех, не предвещающий ничего хорошего.

Безотчетная тревога подгоняла меня к выходу. В голове пульсировала только одна мысль: «Пусть всё будет в порядке. Пусть всё будет в порядке». Прибавив шагу, практически побежала, оказавшись на улице. Отвыкнув в полумраке от солнечного света, сощурилась, перешагивая через порог. Но даже несмотря на резь в глазах, смогла разглядеть то, что заставило меня замереть. Тело Андреса лежало неподвижно на земле. При виде этого сердце ухнуло вниз.

— Нет, нет, нет, нет, — кинулась к нему. — Андрес! — упала на колени рядом с другом, схватив его за плечи.

Стук сердца отдавался в висках, а руки тряслись от страха. С ним не могло что-то случиться. Только не с ним и только не по моей вине.

— Очнись же! — трясла его за плечи, лихорадочно осматривая на наличие ранений. — Очнись!

— С ним всё в порядке, — услышала позади голос Ивана. — Пришлось вырубить его, чтобы не мешал нашему разговору. Но он жив.

Наклонилась ниже, приложив ухо к груди, и услышала тихое, еле различимое сердцебиение. Жив. В тот же миг почувствовала облегчение. Единственное, чего я опасалась — это его гибели. Я не могла потерять его, не могла так сильно его подставить.

— Что ты с ним сделал? — зло выкрикнула, обернувшись к дяде.

— Твой жених очень упрямый, когда речь заходит о тебе. Он так яростно сопротивлялся тому, чтобы я вошел внутрь. Благо Алексей, — посмотрел куда-то за мою спину, — вошел с другой стороны и вырубил его рукояткой пистолета, предотвращая ненужные крики и споры.

Обернулась, только теперь заметив огромного подручного Ивана, опершегося на автомобиль Андреса.

— Какой же ты мерзавец! — прошипела, всё еще пытаясь привести в чувство друга. — Вы же деловые партнёры! А ты променял выгодное сотрудничество на убыточный бизнес отца.

— Нас с Пересом больше ничего не связывает, — равнодушно проговорил он.

— Что? — нахмурилась, быстро посмотрев на дядю, а затем снова перевела взгляд к обездвиженному телу на земле.

— Пабло не рассказал тебе, как после приговора твоего мексиканского любовника Денни отменил все заключенные Ангелом договоренности, пересматривая их ликвидность? И как выяснилось, ни сделка со мной, ни с твоим благоверным невыгодны Сангре Мехикано. А без посредничества мексикашек Перес не захотел иметь с нами ничего общего.

— И раз вы больше не партнёры, то ты решил не заморачиваться и просто убрать его с пути? — шлёпала Андреса по щекам снова и снова.

— Нет, что ты, дочка, — усмехнулся он. — Мне ни к чему война с пуэрториканцами и остальными латиносами. Да и к тому же, тебе следует как-то устраивать свою жизнь.

— Вот спасибо, дядя, за проявленную заботу.

Андрес наконец-то пошевелился, частично рассеивая мои опасения.

— Пабло! — позвала его, опасаясь реакции Ивана на обнаружение истинной личности Андреса. — Пабло, постарайся встать, я помогу тебе добраться до машины.

— Может, стоит помочь, племяшке? — пробубнил басом подручный Ивана.

— Не нужна мне ваша помощь! — приподняла спину лежащего мужчины, закидывая его руку себе на плечи.

— Лёха, ты всё же помоги девочке.

— Вставай, Пабло, пожалуйста, — попыталась приподнять его, но запнулась и упала на землю.

Огромные ладони коснулись руки Андреса.

— Не трогай его, чудовище! — крикнула, стараясь отпихнуть в сторону дядиного шестерку.

— Не сопротивляйся, дочка. Он просто посадит его в машину, — скучающим тоном старался убедить меня в безобидности их намерений Иван.

— Как я могу тебе верить?

Попытавшись еще раз поднять тяжелое мужское тело, поняла бесполезность своей затеи, решившись принять столь любезное предложение.

— Только попробуй навредить ему еще боль…

— Я уже получил все необходимое. Зачем мне вредить будущему зятю, — перебил Иван, хрипло рассмеявшись.

Алексей поднял обездвиженное тело Андреса за подмышки, подтаскивая его к машине. Я подбежала к автомобилю, открывая дверь и помогая шестерке Ивана уложить его на заднее сидение. Захлопнув дверь, обогнула машину, усаживаясь на место водителя.

— Надеюсь на скорую встречу, дочка! — было последнее, услышанное мной от Ивана сквозь звук мотора.

Сдав назад, развернула автомобиль и, нажав на педаль газа, покинула чертово место, оставив позади себя лишь облако пыли.

К этому времени мы уже должны были сесть на яхту, на которой согласно легенде отправлялись в круиз. Но в реальности яхта должна лишь отвезти нас подальше от города, где мы смогли бы пересесть на самолет и покинуть это чистилище, лишь прикидывающееся городом, раз и навсегда. По дороге до порта я волновалась, что Андрес не приходит в себя, а везти его на яхту в таком состоянии опасно. Могло появиться множество ненужных вопросов, что в силах спутать все карты и разрушить план. Время поджимало, но пока на заднем сидении автомобиля находился мужчина без сознания, рассчитывать на благополучный исход развития событий было глупо. Съехав с трассы на обочину, притормозила, увидев через зеркало заднего вида едва заметные движения Андреса. Остановилась, повернувшись к другу.

— Андрес! — позвала, рассчитывая на то, что теперь он наконец-то услышит меня.

— Андрес! Пожалуйста, очнись!

Достала из сумки бутылку воды и плеснула из неё на лицо парня. Он дернулся, резко приподнимаясь.

— Что за чёрт? — нахмурился он, оглядываясь по сторонам.

— Слава небесам, — выдохнула с облегчением, почувствовав наконец-то нечто, напоминающее счастье. — Я уже думала, ты никогда не придешь в себя.

— Что? Где мы? — начал оглядываться по сторонам. — Чёртов Иван, — накрыл ладонью затылок. Похоже, именно туда его ударила тупая горилла Ивана. — Что он с тобой сделал?

— Со мной всё в порядке. Я лишь избавилась от ненужного хлама, — улыбнулась, успокаивая друга. — А вот ты меня не на шутку напугал!

— Который час?

— Самое время быть на месте.

— Чёрт! — распахнул дверь, выскакивая из машины, но пошатнулся и осторожно сел обратно.

— Я поведу. Приходи в себя, — кинула ему ещё одну бутылку с водой.

Опоздав к посадке, мы изрядно разозлили капитана, но всё же сели на ту яхту и даже успели на свой самолет. К моему удивлению, за нами не было хвоста, и далее ничто не вмешалось в наши планы, позволив им воплотиться в реальность.

Весь путь на яхте, в ожидании момента, когда смогу наконец-то оказаться на самолете и умчаться из этого ужаса скорее к своей малышке, я пребывала во взвинченном состоянии не в силах хоть как-то усмирить нервы. Каждое мгновение казалось, будто вот-вот что-то случится, и все пойдёт прахом. Враги Сангре Мехикано мерещились в каждой тени, но, что ещё хуже, даже зная о заточении Ангела, я вздрагивала от каждого шороха, ожидая его расплаты.

Не важно, что именно он настаивал на взятии вины на себя, но вряд ли мог предположить, каким сроком обернется для него этот рыцарский поступок, хотя слово рыцарь совсем не соответствовало ни Диего, ни одному из его действий. Пусть меня считают бездушной сукой, но на его руках реки крови и сотни других грехов, за которые стоит поплатиться. Именно таковой и была моя изначальная цель. Добившись желаемого, ведь глупо сожалеть об успехе?

Несколько раз его адвокат приходил ко мне, передавая приглашение Ангела прийти в тюрьму на свидание. И ни одного я не приняла. Любое упоминание об этом человеке приносило невыносимую боль. Меня будто пережевывало изнутри от одной мысли о нём. Хотелось сделать всё что угодно, лишь бы прекратить это мучение с примесью ненависти. Я презирала его каждой клеткой тела и каждым кусочком души. Он словно Сатана, с которым я подписала договор и которому продала душу, а теперь, как бы ни старалась, не могла получить её обратно. И в наказание за бездумность, угли ада поджаривали меня изнутри, заставляя корчиться от ужасной боли.

Нервозность по поводу возможной погони или срыва плана, перемешанная со всё еще живыми эмоциями по поводу всего случившегося, подводили меня к самому краю безумия, от которого удерживала одно — скорая встреча с дочерью.

В поисках успокоения, по дороге до места, где мы должны были сойти на берег и пересесть на самолет, достала из сумки металлическую коробку, то, ради чего я возвращалась в дом детства и без чего не могла покинуть город. Положив на колени красную шкатулку, провела ладонью по выведенным лаком для ногтей цветам и сердечкам, повторяя очертания каждого изгиба. Как давно это было, когда я сидела при свете ночника, кропотливо вырисовывая маминым белым лаком для ногтей узор, стараясь сделать эту шкатулку исключительной. Я торопилась успеть приготовить подарок ко Дню матери. Очень четко помнила то, как сильно хотела выделить шкатулку из сотен таких же, наводнявших магазины. Мне важно было показать ей, насколько сильно она уникальна для меня, что, несмотря на все попытки отца указать мне на её недостатки, я не видела их. Для меня мама всегда была идеальной. Вырисовывая её же лаком свои каракули на крышке шкатулки, я и предположить не могла, как сильно она полюбит мой подарок, и будет использовать её для хранения самого ценного, что у неё было.

Следом за металлической коробкой достала из сумки рамку с фото, осторожно вытаскивая задник и вытряхивая себе на ладонь маленький ключ, предназначающийся для замка на шкатулке. Сняв замок, и убрав крышку коробки в сторону, шумно выдохнула, увидев содержание шкатулки. Сверху лежала наша с мамой фотография. На ней мне было пять лет, и я улыбалась в камеру беззубым ртом. Под ней находилась еще целая стопка наших совместных фото. На некоторых из них присутствовал отец, но я их тут же откладывала в сторону. Я до сих пор не знала, что именно с ним произошло, но интуитивное понимание того, кто именно причастен к его исчезновению, поселилось во мне сразу, как только услышала о его пропаже. И пусть я осознавала, что его уже нет среди живых, но в душе еще теплилась надежда услышать когда-нибудь о нём как о живом человеке. Невзирая на весь ущерб, нанесенный моей жизни, он оставался моим отцом, и я не желала ему смерти. Просто хотела, чтобы его жизнь шла параллельно моей, не соприкасаясь ни в одной точке.

Перебрав фотографии, я увидела изображение незнакомого мужчины. Внимательно всматриваясь в идеальные черты, не нашла в них ничего, что могло мне указать на то, кем он являлся. Задумавшись, отложила странную фотографию в сторону. Кем мог быть этот человек для мамы, что она хранила его в тайнике вместе с моими фотографиями? Пока я не могла разгадать эту загадку, но, надеюсь, смогу получить ответ на этот вопрос позже.

Заглянула вновь в шкатулку, увидев на дне коробки лишь один предмет, вызывающий у меня в равной степени и трепет, и страх. Передо мной лежал мамин дневник. После её смерти отец куда-то увез все её вещи, оставив для меня лишь ту фотографию в рамке. И только эта шкатулка в нише за его костюмами осталась нетронутой. Все эти годы я знала о её местонахождении, но не осмеливалась вытащить из укрытия, которое мама показала мне много лет назад, назвав его тайником для сокровищ, обещая однажды показать мне его содержимое. После того как её не стало, я всё время испытывала дикое искушение заглянуть туда и наконец-то узнать мамины тайны. Но я боялась, что отец проведает о существовании шкатулки, решив отобрать у меня последнюю связь с мамой, и боялась узнать её с той стороны, которая могла разрушить для меня образ идеальной матери, сохранившийся с детства.

Яхта подскакивала на волнах в такт моему взволнованному сердцу. Пришло время распрощаться со всеми призраками прошлого, перестав витать в облаках и прекратив идеализировать одних, демонизируя всех остальных. Я хотела узнать правду, всё еще надеясь на то, что она оставит от моего растоптанного сердца хотя бы кусочек. Трясущимися руками я осторожно перевернула розовый кожаный переплет, впервые за много лет увидев мамин почерк. Ровные буквы смотрели на меня, призывая прочесть их. Собравшись с духом, я приступила к первой записи.

25 мая

Дорогой дневник!

Какое-то банальное начало. Да и дурость это, обращаться к бумаге, как к живому человеку. Попахивает шизофренией. Мама подарила эту дурацкую тетрадь, сказав, что ведение дневника отлично помогает систематизировать мысли и выплеснуть все эмоции, терзающие в течение дня, на бумагу. Пока не вижу ничего хорошего в этой затее. Как-то глупо общаться с неживым предметом. Да и не надежно это, доверять мысли бумаге.

16 июня

Боже мой! Боже мой! Этот день просто обязан остаться в моей памяти и памяти моих потомков! Официально — сегодня был лучший день в моей жизни!

Я провела целый вечер с Аароном Льюисом! И почему я не хотела идти на эту вечеринку?! Если бы только знала, что именно меня ждет, то оказалась бы там самой первой. Хотя… Нет. Всё случилось, как и должно было произойти. Спасибо моему дурному настроению и желанию сбежать из шума. Не отправься я искать тихий уголок, то ни за что не наткнулась бы на него в кабинете отца Анджелы, и нас бы не заперли снаружи какие-то придурки, и мы не проговорили четыре часа подряд. Боже-е-е-е! Он гораздо лучше, чем я себе представляла! А какие у него глаза! Не видела больше ни у какого такого красивого цвета.

Ах, да! У нас в субботу свидание!

25 июня

Я счастлива! Других слов, чтобы описать своё состояние, я не могу подобрать. Была вчера на свидании с Аароном. Не смогла удержаться и поцеловала его сама. Он ответил на поцелуй. И у меня перехватило дыхание. До сих пор чувствую вкус его губ. Вряд ли смогу сегодня уснуть. Буду снова и снова прокручивать в голове этот вечер.

30 июля

Свершилось. Мы сделали это! Всё прошло лучше, чем в рассказах девчонок. Он ждал меня в их домике для гостей. Приготовил свечи, вино, посыпал лепестками роз покрывало. Именно так я и представляла свой первый раз. И, кажется, я сказала, что люблю его. Боюсь, как бы теперь Аарон не изменил своё отношение ко мне. Я люблю его. Боже! Как же сильно я люблю его и не знаю, как буду жить дальше, если после того, что случилось, перестану быть интересной для него. Почему я такая дура? И зачем, вообще, раскрыла свой глупый рот?

1 августа

Аарон признался мне в любви!!!! Аарон Льюис, тот самый Аарон Льюис, по которому сходила с ума вся школа, признался, что любит меня! Я не могу дышать от счастья!

10 августа

Я в панике. Через неделю Аарон уезжает в Бостон на учёбу, а я остаюсь здесь. Папа не позволил мне сменить университет и поехать учиться вместе с Аароном. Сможем ли мы сохранить наши чувства на расстоянии? Не знаю, как буду жить без него.

18 августа

Он уехал. Прошло лишь несколько часов, а я уже готова бежать за билетом на самолет, лишь бы оказаться рядом с ним. Как я смогу дождаться нашей встречи? Разлука невыносима. Жизнь невыносима своей несправедливостью. Отец невыносим.

15 сентября

Вчера отец пригласил на ужин какого-то друга, хотя тот слишком молод, чтобы разделять интересы отца. Папа слишком рьяно нахваливал мне его заслуги. Если честно, я даже лица того парня не запомнила, как и не обратила бы внимания на этот вечер в целом, если бы не внезапно появившийся на пороге Аарон! Он прилетел, чтобы увидеть меня. А отец вышел из себя и попросил охрану выкинуть его за порог. Я побежала за ним следом, но меня не выпустили за ворота. Тогда я совершила то, что давно мечтала сделать. Вылезла через окно в комнате и перелезла через забор. Почувствовала себя настоящей супер — героиней. Аарон! Мой любимый, родной Аарон ждал всё это время меня, отыскивая способ пролезть внутрь. И мы, как и все прошедшее лето, сбежали в его домик для гостей. Родители Аарона, в отличие от моих, были чрезвычайно рады меня видеть и не пытались препятствовать нам проводить время вместе. Все было как во сне. Я не могла надышаться его запахом. Не могла налюбоваться им. Какие у него прекрасные глаза. Ни у кого больше нет радужки такого цвета. Только у него. У моего Аарона.

3 октября

Отец каждую неделю приводит к нам на ужин этого Павла. Как он меня раздражает. Более самодовольного и расчетливого типа еще не доводилось встречать. Он продумывает каждое своё слово, будто боясь оступиться. И смотрит на меня, даже не знаю, каким словом лучше описать его взгляд, как на трофей, что ли. Мне становится тошно от этого.

Теперь, когда отец напрямую рассказал мне о своём плане, эти ужины превратились в настоящую пытку. Вчера он попросил меня расстаться с Аароном. Сказал, что выходить замуж нужно только за своих, с таким же менталитетом, и за тех, кто не позволит детям забыть их корни и язык. Согласно его принципам, Аарон совершенно не вписывался в моё будущее. Только я так не считаю. Мне наплевать на всё, что говорит этот бесчувственный человек, привыкший командовать на работе и считающий, что имеет право распоряжаться чужими судьбами. И самым отвратительным в его монологе стало заявление о том, что в качестве зятя он видит Павла, успевшего достичь определенного успеха в политике и подающего большие надежды. А про любовные похождения с «мальчишкой» самое время позабыть. Я хлопнула дверью в его кабинет и заперлась в комнате, проплакав два дня.

Даже не смогла нормально разговаривать с Аароном. Просто слушала его и всхлипывала, ссылаясь на ссору с отцом, но не вдаваясь в подробности. Незачем ему знать о бредовых идеях отца.

Когда слышу голос Аарона, то забываю обо всех неприятностях. Кажется, будто расстояние сделало наши чувства только сильнее. Скучаю по нему каждый миг и считаю минуты до новой встречи. Мы будем вместе. Этого никто не изменит.

* * *

20 октября

Отец контролирует каждый мой шаг. В университет меня возит водитель. Встречи с подругами так же проходят под пристальным взглядом папиного шпиона, приставленного ко мне якобы в целях безопасности. Более того, отец начал таскать меня всюду по своим идиотским приемам, где обязательно присутствует Павел. Мама разделяет мои чувства насчет папиного поведения, но не может ничего сделать, чтобы хотя бы избавить меня от навязчивого общества Павла. Вместо этого становится всё лишь хуже. Отец стремится чаще оставлять нас наедине. А Павел постоянно пытается прикоснуться ко мне, стараясь соблазнить. Он не простак в этом деле, и, наверняка, многие женщины ведутся на его речи и ухаживания, только мне этого всего не нужно. Меня тошнит от самой себя, когда я с ним. Кажется, что, даже позволив себе остаться с ним наедине, я изменяю Аарону. Хочу сбежать из этого ада к нему. Он чувствует, что со мной происходит что-то неладное, но я не могу рассказать ему о Павле. Вдруг он решит, что я стараюсь избавиться от него? Я боюсь потерять Аарона. Без него моя жизнь превратится в беспросветную тьму. Только рядом с ним я смогу быть по-настоящему счастливой.

15 марта

Мне кажется, будто я умерла. Моё существование сводится к процессу вдыхания и выдыхания воздуха.

Полгода настоящего ада. И во всём виновата лишь я. Не нужно было противиться неизбежному, и сделать так, как хотел отец. До сих пор проживаю тот день снова и снова. Лицо Аарона постоянно стоит перед глазами даже через столько времени. Пугает лишь одно. Его образ в моей памяти начал терять детали. И я не вижу его так же чётко, как раньше. Что я буду делать, забыв то, каким он был в действительности? Смогу ли я быть уверенной в достоверности своих воспоминаний или они перемешаются с фантазиями?

Я будто осталась заключена в одном промежутке времени, проживая тот день с самого начала снова и снова. Меня пугает, что со временем начнут забываться подробности, как начали забываться детали внешности Аарона. Поэтому намеренно раз за разом прокручиваю ленту событий в голове, стараясь ничего не упустить.

В тот чертов Хэллоуин он прилетел, чтобы забрать меня с собой. Давление отца, настаивавшего забыть Аарона и обручиться с Павлом, стало невыносимым. Не выдержав, я призналась Аарону во всём, что меня тревожило. Он принял мгновенное решение, забрать меня к себе и тайно пожениться.

Сойдя с самолета, он направился прямо ко мне на занятия. Мы тут же отправились в аэропорт, сбежав из университета путем, которым вряд ли меня стали бы искать. День для побега был выбран идеально. Занятия, растянувшиеся практически на весь день, сменялись костюмированной вечеринкой в кампусе по случаю Хэллоуина. Я смогла заполучить целый день свободы. И другого шанса вряд ли стоило ждать.

Но как только мы оказались в аэропорту, экстренно пришлось менять планы. Полет отменили из-за шторма на восточном побережье. Был вариант дожидаться вылета на месте, но тогда шансы на то, что могут заметить мой побег раньше нашего отлета, увеличивались. Оставалось уехать из города, неважно куда, лишь бы подальше от моего отца, и оттуда добираться до Бостона. Мы выбрали второе. Взяв в аренду автомобиль, направились в Аризону, рассчитывая добраться к ночи до Нью-Мексико.

Провести столько часов в машине с Аароном казалось мечтой. И всё так и было. Как в фантазиях об идеальном мире. Дорога, Аарон, музыка, переплетенные пальцы рук, поцелуи во время кратких остановок на заправку. Когда доехали до Нью-Мексико, была уже глубокая ночь. Переночевав в мотеле, мы практически не спали, не в силах насытиться друг другом. Казалось, будто в глубине души уже знали о том, что наше время на исходе, и стремились заполнить прикосновениями и поцелуями каждый миг. А на утро, решив выехать ещё до восхода солнца, с тяжелым сердцем покинули тот мотель. При выезде из города, стоя на светофоре и дожидаясь зеленого света, я смотрела, как первые солнечные лучи, поднимающиеся из-за домов, освещают его идеальное лицо и глаза цвета морской волны. До сих пор помню, как тень от длинных ресниц падала на его скулы. Это был последний миг, когда я видела Аарона. Стоило машине тронуться с места, как другой автомобиль, пролетев на красный свет, врезался в нас. Аарон скончался на месте. Я отделалась переломом ребер и сотрясением. А пьяный подросток, убивший моего Аарона, получил условный срок. Его наказанием стали исправительные работы. Чёртовы исправительные работы! Позже выяснилось, что его отец был прокурор штата. Поэтому смерть моего самого близкого человека осталась безнаказанной.

С момента, как я пришла в себя, жизнь перестала быть прежней. Как исчезла и вероятность того, будто где-то впереди для меня существует счастливое будущее. Всё что я хотела, это отправиться вслед за Аароном. Даже резала вены, но мама нашла меня и вызвала скорую. Тогда-то произошел еще один поворотный момент в моей судьбе. Я узнала, что ношу его ребенка. Смятение, испытанное в первые мгновения, быстро сменилось надеждой и благодарностью. Аарон оставил со мной частицу себя, прежде чем навсегда покинуть этот мир. Именно тогда я обрела силы двигаться дальше по жизни.

Но и обретенное ненадолго успокоение снова уничтожил отец, начав настаивать на аборте. Я плакала, умоляла его одуматься, угрожала побегом, но он оставался непреклонен. Он говорил, что даже в случае появления на свет моего ублюдка, так он называл своего внука, отдаст его на усыновление и не позволит мне опозорить семью. И я верила ему. Каждому его слову. Так как знала, что отец всегда получает то, что хочет. Сбежать не получалось. Дом превратился в настоящую крепость. Каждое окно находилось под сигнализацией, а периметр постоянно патрулировали его люди. То, что раньше казалось домом, превратилось в тюрьму. Я продолжала оплакивать Аарона и свою жизнь, придумывая способы уговорить отца одуматься.

Именно тогда, когда я потеряла всякую надежду, он сделал предложение, которое одновременно являлось и спасением, и приговором. Он предложил мне выйти замуж за Павла, готового принять ребенка Аарона как своего. Тогда я сохраняла малыша, а он получал зятя, о котором мечтал.

Подготовка к свадьбе заняла всего две недели. И вот. Уже пять месяцев я госпожа Асадова. Ненавижу эту фамилию. Еще больше ненавистен тот факт, что мой ребенок будет считать своим отцом этого человека. Но придёт день, и тогда я обязательно расскажу ему или ей правду.

Оторвала взгляд от бумаги, слыша только стук бешено бьющегося в груди сердца. Перечитала запись еще раз, не в силах осознать прочитанное. Дневник выпал из рук, упав где-то рядом с кроватью. Получалось, что мой отец — вовсе не мой отец? Вдруг стало трудно дышать. Неуверенность всё еще по-хозяйски владела разумом, тогда как в душе я желала сильнее всего, чтобы тем ребенком, о котором писала мама, была я. Мне так хотелось, чтобы это оказалось правдой, но пока не могла четко сформулировать, какие последствия понесет за собой эта новость. Терзаемая сомнениями, восстановила дыхание и подняла дневник с пола, продолжив чтение.

20 августа

Сегодня моей малышке исполнился ровно месяц. Самый чудесный месяц в моей новой жизни. Она так прекрасна, что я не могу отвести от неё глаз. Я могу любоваться ею сутками. Когда я с ней, грудь разрывает от счастья и нежности. Вот сейчас она спит, а я сижу рядом, слушая её тихое сопенье, и наконец-то чувствую умиротворение. Она так похожа на своего отца. Такой же нос, губы и, надеюсь, будут такого же цвета глаза. Пока они такие мутные, что сложно определить реальный цвет. Как бы я хотела, чтобы Аарон мог познакомиться с ней и наблюдать за тем, как она растет. А так у неё есть только я. Павел большую часть времени не появляется дома, а когда приходит, то игнорирует Марину. И, если честно, я рада, что всё именно так. Мне не хочется видеть его рядом с ней. Не сейчас. Может быть, когда-нибудь я смогу разглядеть в нём отца для своей дочки, ведь ребенку нужен отец… Но пока что он для меня лишь незнакомец, живущий со мной под одной крышей.

Аарон, как нам тебя не хватает.

Я закрыла глаза, осмысливая прочитанное. Павел не мой отец. Осознание жаром расползалось по телу. Грудь сжало, вытесняя из легких воздух. Значит, Диего просто не мог быть моим братом. Жизнь в очередной раз ударила меня в солнечное сплетение. Я боялась шевелиться, дышать и вообще принимать этот факт. Гораздо проще казалось притвориться статуей, бесчувственной и холодной. Но внутри меня снова всё бурлило, переворачивая и опрокидывая с ног на голову сознание. Новость о родстве с Ангелом сломала меня, спровоцировав на жуткие вещи. А теперь, осознавая, что в который раз я стала жертвой обмана, не понимала, как быть с этим знанием. Меня должно радовать это открытие, и так оно и было, потому как Софи оставалась чиста перед Богом. Её душа теперь не будет расплачиваться за мой проступок. И теперь я могла не опасаться за то, что рано или поздно она обнаружит мою страшную тайну. Но отчего-то тяжесть в груди лишь разрасталась, заполняя меня и лишая последних сил. Сняв с души один грех, я почувствовала гнет других, оставшихся со мной до самой смерти. И не знала, что делать с этим: стараться сжиться с виной или искать пути искупления.

Весь путь до дома, эти мысли терзали меня, не позволяя радоваться возвращению к дочери, к нормальной жизни. Но стоило мне увидеть Софи, как всё остальное отошло на задний план. Я смогла сделать это. Смогла вернуться к дочке. И это всё, что имело значение. А обо всём прочем, я успею подумать позже.

Глава 26

Капли горячей крови стекали с рук на пол, окрашивая помещение в бордовый цвет, цвет моей жизни. Я глубоко вдохнул металлический запах, пропитавший воздух и вытеснивший все остальные ароматы. Эйфория переполняла меня лишь от того, что дышу этим воздухом, наполненным смертью и болью. Сердце замедляло ритм, и азарт, накрывший ранее, постепенно угасал. Меня окружала безжизненная тишина.

дыхание, я осмотрелся вокруг. Всё пространство было расписано кровью, а трупы заменяли собой подпись творца. Никто не сможет усомниться в том, чьих рук это дело, навсегда усвоив, кому именно не следует переходить дорогу. И пусть заголовки газет называли меня безымянным мясником, палачом, каждое из этих слов лишь ласкало слух и дарило успокоение. То, чего я был лишен на долгое время, теперь будет со мной, наконец-то позволив жить, а не существовать, отыскивая хоть что-то, способное заставить чувствовать. Мои демоны ещё не были удовлетворены. Я напоил их вражеской кровью, вернув себе право быть самим собой и, более того, стараясь снять мишень с тех, кто мне дорог. Окинув еще раз взглядом место бойни, наклонился, сорвав с мертвого тела рубашку, завязав её на предплечье, останавливая кровь, текущую из раны. Пока что у меня не было времени в полной мере оценить собственные ранения. Нужно убираться отсюда, несмотря на соблазн задержаться и ещё раз удостовериться, что ни один ублюдок не способен больше произвести ни вдоха и ни одно сердце не бьется. Я перешагивал мертвецов, следуя к выходу, поймав себя на том, что чувствую гордость за свою работу. И да, это не дело рук мясника или кого-то там ещё. Здесь побывал ангел смерти, не пощадив никого, хладнокровно забирая последние вдохи, не оставляя свидетелей и не проявляя слабости. Лишь одну смерть я растяну на долгие, мучительные часы. Позволив выплеснуться наружу всей ярости и ненависти, съедавших меня изнутри на протяжении года. Смерть, знаменующую свободу для меня и моих девочек. Я пришел за ним. В обратном отсчете до его смерти не существовало кнопки «стоп» или нужного провода, его некому спасти. Больше некому.

За год до этого

Дни перемешались друг с другом, а время застыло на месте. Изо дня в день ничего не менялось, полностью сохраняя последовательность событий сотни таких же похожих один на другой дней. Я действовал на автопилоте, накапливая энергию, чтобы сдетонировать в один момент, уничтожив взрывом все вокруг. Даже вспышки гнева, составлявшие часть моей жизни и являвшиеся способом сохранять рассудок, теперь были полностью под моим контролем. Адаптировавшись к порядкам этого места, я тщательно следил за своими действиями, стараясь по истечению трёхгодичной программы иметь в запасе четкий план действий. Признание Денни в причастности к покушению на Марину окончательно сместило ценности на системе координат. Пусть я и раньше знал, что не могу полностью доверять ему, будучи осведомленным о методах его работы и взглядах на жизнь, но совершенно не подозревал его в преступлении против меня. Это открытие, хоть и не стало ударом, Денни ничем не поступался на пути достижения поставленной цели, но явилось ещё одним ножом в спину. Последний год внёс значительный вклад в банк предательств от близких людей. Я прекрасно понимал, чего именно он добивался, сознавшись в собственной вине, и знал обо всей степени опасности, которую он представлял для Марины и ребенка. Ему требовалось моё беспрекословное подчинение. Размышляя над тем, в каких именно целях он собирался меня использовать, тем более после перевода во Флоренс, долго не мог решить это уравнение.

Исправительная тюрьма максимально строгого режима исполнения наказаний, неофициально известная как Флоренс, представляла собой бетонный ад. Вынужденные отбывать весь срок в полном одиночестве, заключенные не имели привилегий общения друг с другом. По крайней мере, не в первые три года отсидки. Любое занятие в этих стенах протекало в полном одиночестве. Даже прогулки здесь проходили в клетках, изолирующих осужденных от собратьев по наказанию. Ровно на час в день я сменял бетонную клетку на металлическую, получая возможность немного размять мышцы, подтягиваясь на турнике или кидая мяч. Я не видел других заключенных. Все они выходили на прогулки в другое время, либо совсем в другие клетки. Порой мне не позволяли выйти на улицу, вместо этого отправляя в такой же отлитый полностью из бетона зал, как и моя камера, со сводчатым потолком и одним единственным чертовым турником. Эта камера называлась спортивным залом, став настоящей издевкой для измученного тишиной и ограниченным пространством человека. Словно зверь в клетке, прохаживался по этому чертову «залу» из угла в угол, пересекая его несколькими шагами и пытаясь найти хоть какое-то отличие от собственной камеры.

Здесь нас лишали всего. Я не видел растений, ярких красок, в моей жизни перестало существовать такое понятие как ощущение прикосновения другого человека, и полностью исчезло общение. Единственными словами, что доводилось мне слышать в течение дня, было мое собственное имя от охранников, когда они приносили еду или выводили во «двор». Но чаще всего они предпочитали не разговаривать со мной, молча выполняя необходимую работу. До перевода сюда я многое слышал об этом месте, но не осознавал в полной мере того ада, коим оно являлось.

В тех чертовых визитах, положенных для близких примерно ведущих себя заключенных, предоставляемых раз в месяц на пятнадцать минут для разговора через стекло, меня не навещал никто, кроме Пирса, постоянно обещавшего обжаловать решение суда упечь меня именно во Флоренс. Но я знал, что любая его попытка окажется бесполезной. Пусть большая часть моих прегрешений осталась недоказанной, но убийство заключенного, добавленное к моему изначальному обвинению, плюс искалеченные охранники, один из которых скончался от многочисленных травм в больнице — всё это позволило ублюдкам законникам без дополнительных махинаций запрятать меня в тюрьму для самых опасных преступников в стране. И вряд ли они решат, будто я достоин чего-то менее жесткого. В их глазах я никогда не был человеком и окончательно потерял человеческий облик после вынесения приговора. Я стал никем. Еще одним зверем, обреченным на смерть в неволе и в абсолютном помутнении рассудка.

Нечеловеческие условия содержания давали о себе знать уже через пару недель. Одиночество, съедающее меня изнутри на протяжении всей жизни, здесь ощущалось особенно остро. То и дело я чувствовал, как оно практически брало вверх надо мной, пытаясь искоренить желание бороться за будущее, которого у меня нет. Тогда перед глазами появлялся образ Марины и нашего ребенка. И пусть я не знал, как выглядит моя дочь, начинал представлять, чьи черты она унаследовала, чей цвет глаз, и прекрасна ли она так же, как её мать. Чем больше я думал о ней, тем сильнее хотел увидеть, и начинал злиться на себя за то, что позволял обстоятельствам сломать меня. Однажды я выберусь на свободу и отомщу за потерянный шанс быть счастливым.

Необходимость выбраться из этого склепа грызла меня днями и ночами. Отсидев несколько месяцев во Флоренс, окончательно сбился с толку в понимании, как и чем именно смогу быть необходим Денни здесь. У меня не было ни единой возможности для общения с другими заключенными. Я не знал, в какой части тюрьмы находится моя камера и где располагается административная часть тюрьмы. Двадцать три часа в сутки я находился в своей бетонной клетке, сменяемой лишь на час на другую — металлическую, под открытым небом, где так же невозможно определить расположение зданий и блоков. Единственный человек, сохраняющий для меня связь с внешним миром — Пирс — даже намеком не указывал на то, чего именно от меня хотел Босс. Сложившиеся обстоятельства вынуждали еще сильнее нервничать насчет безопасности Марины и ребенка.

Мысленно прокручивая возможные версии развития событий, рассматривал совсем странный вариант. Возможно, его признание стало всего лишь последним гвоздем в крышку моего гроба, а никак не угрозой? И, тем не менее, это не означало спасение для Котёнка. Каждый раз, задавая Тони вопрос от том, есть ли какие-то новости о её местонахождении, выдыхал с облегчением, получая отрицательный ответ. Это означало, что Перес выполнил свою часть договора и увёз её из логова змей.

Наш разговор с ним, состоявшийся до вынесения приговора, нельзя назвать дружеским или приятным, как впрочем, и все предыдущие наши с ним встречи. Не имея возможности поговорить с Мариной, я все же принял решение попытаться получить какие-то ответы от пуэрториканца. Сидя перед ним в оранжевой робе и смотря на его дизайнерский костюм и высокомерный вид, впервые видел не ублюдка, пытающегося украсть мою женщину, а человека, способного выбирать себе жизнь и сделать выбор в пользу чего-то лучшего, чем сотворил со своей я.

У меня не возникало сожалений о том, как именно распорядился собственной свободой, за исключением моментов, связанных с Чикой. Я даже не раскаивался в доверии Большому Денни, всё же я всегда знал, что не могу проявлять перед ним ни единой слабости. Вряд ли босс обратил бы на мои отношения с Мариной внимание, не окунись я с такой бездумностью и отчаянием в неконтролируемую месть, после обнаружения её предательства. Да и сам тот факт, что я не уничтожил её, как сделал бы с любой другой, уже демонстрировал всему миру моё бессилие перед собственными чувствами. Похоже, уже тогда каждый понимал, о степени власти Марины надо мной. Именно поэтому наша история приняла такой оборот.

Попросив Пирса пригласить Пабло прийти ко мне, если честно, не рассчитывал в конечном результате увидеть его. Но у парня, как оказалось, всё-таки были стальные яйца, и он без тени страха принимал любой вызов. Правда, на этот раз я всё же надеялся, что причина его появления кроется лишь в соблюдении интересов Марины. Стараясь игнорировать навязчивые мысли о том, близки ли они снова и прикасался ли он к моей женщине, сразу перешел к тому, ради чего пригласил его на встречу.

— Тебе нужно увезти Марину.

— Вряд ли ты сможешь дотянуться до неё из тюрьмы, — смотрел на меня полным презрения взглядом Перес.

— Слушай, Пабло, — непроизвольно сжал кулаки, сдерживаясь от того, чтобы всё-таки не выбить несколько его идеальных зубов.

Намерения острить и показывать, кто круче, у меня совершенно не было. Всё перевернулось с ног на голову, и необходимость взять под контроль хотя бы что-то для возвращения опоры под ногами, брала верх над раздражением.

— Можешь язвить, сколько вздумается, только опасность исходит совсем не от меня, и я всё же надеюсь на то, что ты не такой идиот, каким пытаешься казаться.

Взгляд Переса смягчился. Он осторожно втягивал колючки, которые выпускал каждый раз при разговоре со мной, понимая обоснованность моей тревоги.

— Если твои предупреждения касаются открытой твоими же дружками охоты на Марину из-за дачи ею показаний против тебя, то мне не следует говорить, что и так известно.

— Тут всё гораздо серьезнее. Поэтому тебе лучше увезти её настолько далеко, где никому и мысли не придет её разыскивать. Понимаешь? — наклонился к нему чуть ближе, стараясь не быть услышанным окружающими.

— Что происходит? — нахмурился он.

— Пока что я сам не могу понять деталей. Знаю лишь, что здесь она постоянно будет под прицелом. Просто уезжайте. И старайтесь не светиться на людях.

— Слушай, Диего, — сделал паузу, потерев переносицу. — Я не люблю, когда недоговаривают. И чтобы быть начеку, должен понимать, откуда именно нужно ждать угрозы.

— Решил вспомнить про недоговоренности? — почувствовал прилив злости.

Всё это время меня водили за нос, не рассказывая о самом главном, а теперь пытаются играть в подобные игры. Да кто он такой, чтобы требовать от меня хоть что-то!

— Не хочешь рассказать о моём ребенке, которого вы с Мариной прячете от меня?

Пабло замер, вперившись в меня немигающим взглядом.

— О чем ты?

— Сейчас не самое подходящее время притворяться и делать вид, что ты не понимаешь, о чем я.

— Я действительно не понимаю, о чем ты говоришь.

— Хватит, Перес. Я все знаю о дочери.

Пуэрториканец выпрямился, слегка отстраняясь, по-прежнему не прерывая зрительного контакта и не произнося ни слова. Несколько мгновений он обдумывал услышанное с совершенно застывшим лицом, словно боясь мимикой рассказать больше положенного.

— Что именно ты знаешь?

— Только, что у меня есть дочь, и Марина скрывает ее от меня.

— Когда ты узнал?

— После задержания.

— Чего ты хочешь?

Пабло прощупывал почву, явно нервничая из-за того, как я отреагирую на эту новость, и что буду предпринимать дальше.

— Знать, почему она скрыла её существование.

— Разве это неясно? — окинул взглядом помещение, наполненное охраной и другими заключенными. — Твой образ жизни не гарантирует счастливого будущего для девочки, как и ты сам.

— Я имел право знать! — прошипел, практически переходя на крик.

Пабло усмехнулся, одарив меня жестоким взглядом.

— Ты потерял все права после всего, что с ней сделал. И не тебе строить сейчас из себя потерпевшую сторону.

— Она рассказала тебе?

— Нет. Она не сказала ничего о том, что с ней случилось. Но ее состояние, физическое и психическое, рассказало мне гораздо больше, чем могли сделать слова.

Его обвиняющий взгляд, наполненный злостью и отвращением, вернул меня на год назад, в то время, когда я разрывался между желанием убить Марину за ее предательство, вырвать из своего сердца, но не мог избавиться от той одержимой привязанности, которая оказалась формой моей ненормальной любви. Холод медленно расползался по телу при мысли, какими именно были последствия моего с ней обращения. Ведь до этого момента, я никогда всерьез не задумывался над тем, в каком состоянии она покинула меня.

— Не думал об этом? — зло кинул мне фразу Пабло. — А я тебе расскажу, — облокотился о стол, наклоняясь ближе. — Расскажу о том, как она боялась людей, о том, как кричала во сне и вздрагивала каждый раз при вопросах о прошлой жизни. Расскажу о том, как Марина забивалась в угол, увидев латиноамериканцев, и в какой ужас она пришла, узнав о беременности.

Слова Переса хлестали меня по лицу, как прутья деревьев в лесной чаще, не выпускавшие из своей смертельной западни. Я физически ощущал раны в груди, оставляемые жесткой правдой. Думая обо всех тех кошмарах, сотворенных с Котёнком, не сомневался в правдивости услышанного. Но когда представлял картину, описанную пуэрториканцем, кровь стыла в жилах от осознания, что именно я стал виновником страданий Марины. Захотелось увидеть её, покаявшись во всем содеянном, и, прижав к груди, пообещать никогда больше не давать в обиду. Только я уже сделал это, снова подвел её, позволив оказаться наедине с Эстер.

Я слушал Переса, смотря прямо в его глаза, и с каждым новым словом презирал себя еще сильнее, не понимая, как отмотать время вспять, предотвратив все печальные события. И даже услышав о её нелюбви к нашему ребенку, еще растущему в утробе, не смог обозлиться на Марину, скорее стал еще более противен себе. До тошноты. Как я мог называться человеком и, более того, мужчиной, заставив пройти любимую женщину через все круги ада физического и эмоционального? Теперь не оставалось сомнений в заслуженности моего наказания.

— Но она оставила ребенка? — спросил в надежде, уже не рассчитывая ни на что.

— Оставила, — нехотя ответил он, явно считая, что я не имел права знать ответ даже на этот вопрос.

— Где девочка сейчас?

— Ты действительно считаешь, что я отвечу на этот вопрос? — презрительно сощурил глаза, всем видом демонстрируя агрессию.

Я лишь покачал головой, осознавая невозможность требуемого. Но я всё еще не понимал много и не знал, как могу спросить об этом.

— Марина собиралась рассказать мне о ней? — главный вопрос, терзавший меня с момента, как Пирс обрушил на меня эту новость.

— Нет.

— Значит, она не собиралась оставаться со мной? — спросил, зная ответ, но рассчитывая услышать совсем иное.

— Нет. Не собиралась.

Боль расползалась под ребрами, пронзая один за другим каждый орган. Больше ничего не хотелось ни слышать, ни знать, опасаясь, что дальше будет лишь мучительнее. Количество вопросов росло как снежный ком, но задавать их Пересу не было смысла, он не сможет ответить мне на них, лишь путая и погружая в трясину отчаяния, откуда не видно просвета. И, несмотря на все что творилось у меня внутри, я не собирался опускать руки, смирившись со сложившейся ситуацией. Я планировал освободиться и вернуть себе её любовь.

— Я бы хотел поговорить с Мариной. Пожалуйста, сделай так, чтобы до вашего отъезда она пришла ко мне.

— Она не придет, — холодно ответил он, явно наслаждаясь возможностью ударить меня побольнее. — После всего открывшегося, она даже имени твоего слышать не может. И ты серьезно рассчитывал увидеть её вновь?

— Да, — сказал твердо, понимая, как жалко это звучит.

Я, мать его, все еще верил, что увижу её и смогу поговорить, наконец-то всё обсудив, избавляясь от накопившихся вопросов.

Пабло молча смотрел на меня. У него играли желваки, но он не произносил ни слова, просто изучая глазами. И отчего-то я не собирался торопить его и требовать заговорить вновь.

— Порой, я не могу понять, либо ты действительно настолько беспринципное чудовище, способное наплевать на все нормы, устои и чувства людей, добиваясь желаемого, либо просто упрямый ублюдок? Марина никогда не заговорит с тобой вновь, — расправил плечи, приготовившись нанести мне главный удар. — Ей известно о том, что всё было спланировано, как и о том, что ты, зная о вашем кровном родстве, совратил её и, более того, сделал ей ребенка. Также она знает о спланированности всех тех кошмарных вещей, что ты сотворил с ней задолго до вашего знакомства. Она ненавидит тебя, Диего. И, черт возьми, спасибо Богу, что ей хватило сил не переключить эту ненависть на ребенка, — с шумом отодвинул стул, поднимаясь на ноги.

— Черт возьми! Я не знал этого! — не выдержав, закричал, привлекая внимание окружающих.

Десятки глаз уставились в нашу сторону. Понизив голос, продолжил:

— Я узнал о том, кто мой отец, в тот день, когда она пропала. И это просто не может быть правдой, Пабло, — замотал головой. — Не может.

Перес с недоверием посмотрел на меня.

— Ничто не заставит меня поверить тебе, Диего, как и Марину, — повернулся ко мне спиной, собираясь уходить.

— Пабло! — позвал, спеша попросить о самом главном.

Перес нехотя обернулся на зов, замерев. Он смотрел на меня, как на мусор, недостойный даже того, чтобы пачкать его обувь.

— Спрячь их. Думаю, новость о ребенке — больше не секрет, и она может быть в опасности. И… — сделал паузу, выдавливая из себя последнее, — постарайся сделать их счастливыми.

— Это больше не твоя забота.

Зло посмотрел на меня.

— Счастливо сгнить заживо, — кинул напоследок Перес, развернулся и ушёл, не оборачиваясь.

С тех пор я бесконечное количество раз прокручивал в голове этот разговор, вновь и вновь убеждаясь в собственной чудовищности. И чем больше я пытался самостоятельно ответить на вопросы, мучившие меня, тем яростнее хотел выбраться на волю и заполнить все пробелы. Признание Денни превратило меня в параноика. Я ждал, что в очередную встречу с Пирсом услышу о том, что Марину нашли мертвой вместе с ребёнком. Но на все мои расспросы о ней он лишь пожимал плечами, отвечая, что они исчезли после моего приговора, и никто больше о ней не слышал. Говорил, что Перес попадался несколько раз в зоне видимости его радаров, но Марина будто испарилась.

Время шло, а от Денни все не было вестей. У меня уже сформировался план того, как именно я смогу выбраться на свободу, но пока что оставались непроработанными детали, ради которых приходилось мириться с нечеловеческими условиями заключения и быть покорным бараном, выполняя долбанную программу понижения шагов, рассчитанную на три года. На три гребаных, бесконечно адских, длинных года.

Когда меня переводили во Флоренс, я уже четко знал, как должен действовать. Разговор с Денни вместо того, чтобы растоптать меня окончательно, вдохнул в меня силы и уверенность в дальнейших планах. Я бы мог действовать решительнее, не выжидая так долго, но требовалось создать иллюзию подчинения и дать возможность Пересу увезти девочек подальше от опасности. Попав сюда, ясно осознавал: у меня нет времени на бунт. Заточенный на прохождение программы по смягчению условий содержания, не для того, чтобы мне стало легче существовать, но для достижения необходимой цели.

Покорный, мать его, и спокойный внешне, мысленно представлял окровавленное лицо того, кто превратил в пыль все, во что я верил, попытавшись уничтожить единственное, ради чего стоило жить. Выпуская накапливаемую энергию и стараясь хоть как-то сохранять форму с помощью отжиманий, выполняя нехитрые упражнения, я представлял в мельчайших деталях свою расплату с каждым подъемом над полом. В том, что она свершится, у меня не оставалось сомнений.

Время шло, дни превратились в единый непрерывный поток бесконечного одиночества. Я сходил с ума, находясь взаперти и практически не слыша человеческой речи, не считая своего имени, пренебрежительно брошенного охраной, и гребаных религиозных передач, транслируемых по черно-белому телевизору у меня на столе. Пытаясь сохранить крупицы себя прежнего, погрузился в книги. Юридическая литература, чертова классика и книги по анатомии. Я подготавливался к мести, собираясь превратить ее в самый жуткий и кровавый ад.

Прошел год. Я уже потерял веру в то, что действительно получу какое-то задание от Денни. И в отсутствии иных знаков, я постоянно пребывал в напряжении на его счет, опасаясь за жизнь своих девочек. От этого человека можно ожидать всего, чего угодно, но такого не мог предвидеть даже я.

Поднос с едой, переданный, как обычно, охранником, выглядел, как и тысячу предыдущих раз. Металлические тарелки, пластмассовые приборы. Проведя столько времени взаперти, даже запах этой отвратительной еды воспринимал заманчивым, он пробуждал жуткий голод. У меня в распоряжении было ровно пятнадцать минут на обед, до того момента, когда охрана вернется за посудой. Я научился расправляться с едой гораздо быстрее, не собираясь быть сброшенным вниз по программе. Только в этот раз даже обычно затрачиваемого на обед времени оказалось слишком много. Опустив ложку в картошку, наткнулся на что-то твердое, лежащее гораздо выше, чем находилось дно у тарелки. Раздвинув в стороны еду, увидел матовый серебряный телефон раскладушку. Несколько мгновений смотрел на него, решив, что, скорее всего, сознание играет со мной какую-то злую шутку. Дотронулся пальцами до раскладушки, удостоверяясь в реальности увиденного. Достав телефон, подошел к двери, убедившись в отсутствии охраны, открыл устройство. В списках контактов значился лишь один номер. Набрав его, услышал в трубке два длинных гудка.

— Ну, здравствуй, сынок, — послышался так хорошо знакомый голос Большого Денни. — Молчи и слушай. Тебе нужно добраться до начальника тюрьмы и убрать его с моего пути. Этот каброн гринго вторгся со своим товаром на нашу территорию. Из-за него началась травля наших бегунков и блокировка поставок. Избавься от него, и твои девочки будут в безопасности.

При упоминании Марины и дочки кровь тут же забурлила в венах. Этот ублюдок давил на меня, прекрасно понимая, что находясь здесь, я не смогу определить, насколько правдивы его угрозы. И проверять их достоверность вряд ли стану.

— У тебя есть неделя. Не хотелось бы причинять вред малышке, она так сильно похожа на тебя.

Глаза налились кровью. Такого нестерпимого желания убить кого-то немедленно не испытывал давно. Я разрывался между тем, чтобы разнести чертов аппарат, после в гневе разбив в кровь о стену костяшки пальцев, не справившись с беспомощностью, или уступить желанию добраться до Денни в реальности, терпеливо дождавшись встречи.

— Только попробуй с ними что-нибудь сделать, — прошипел, понимая всю бесполезность моих угроз.

— Диего, Диего — услышал тихий смех. — Ничто тебя не меняет. Просто сделай, как сказано. А теперь, удали номер телефона из списка контактов, достань симку, сломай её и смой в унитаз, а телефон спрячь снова там, где нашёл. Скажешь, что плохо себя чувствуешь и не можешь закончить обед.

В следующее мгновение звонок оборвался, оставив меня наедине с молчащим телефоном и яростью, циркулирующей в теле с неимоверной скоростью. Не заметил, как сжал до треска раскладушку, сдерживая порыв закинуть её в стенку, разбив на тысячу мелких осколков. Но любой нежелательный шум привлечет охрану и отбросит меня на несколько шагов обратно, лишив того чертова прогресса, что я уже сумел достичь. Понимая, как быстро время утекает сквозь пальцы, достал сим-карту из телефона, удалив предварительно сохраненный номер, после чего выключил батарею и спрятал телефон обратно в картофельное пюре. Тот, кто положил его туда, должен будет избавиться от улик. А как это произойдет, меня совершенно не волнует.

Отдал поднос с едой охране, предварительно создав видимость попытки запихнуть в себя хоть что-то. Голодовки в этом месте не приветствовались, сопровождаясь насильственным кормлением. Засунув два пальца в рот, изверг содержимое желудка прямо к приходу охраны, подтвердив свою историю живым представлением. Охране плевать на здоровье заключенных. Все лечение здесь происходило дистанционно и порой даже без медикаментов, ограничиваясь молитвой священника. Поэтому у меня оставалось около суток до прихода отца Гэбриэля и для того, чтобы составить хоть какой-то план, как именно я смогу добраться до начальника тюрьмы. Этот ублюдок создавал вид, будто заключенных не существует, предпочитая раздавать приказы и никак не соприкасаться с мерзавцами в камерах лично.

В любой другой тюрьме организовать подобную встречу не составило бы труда. Бунт, подкуп охраны — и вот уже ты находишься напротив начальника тюрьмы. Но чертов адский Флоренс — бетонная крепость, склеп с живыми мертвецами — отличался от всего, известного мне ранее. Здесь ничего не предполагало того, чтобы заключенные встречались с кем-либо, кроме собственной смерти.

Оставался один вариант. Действовать напрямую.

Разговоры с охраной о готовящемся покушении на их начальника могли бы привести к нежелательным последствиям. Тем более, учитывая тот факт, что один из них всё же пронёс телефон и сумел передать мне, указывал на наличие у Денни своего человека даже здесь. Лишь оказавшись напротив окошка в двери перед отцом Габриелем, я смог сделать то, что должен. Сообщив ему об опасности для жизни начальника тюрьмы, начал ждать реакции. Достаточно лишь одного дуновения, чтобы пустить рябь на водной глади. Так и я поселил своим признанием беспокойство в душе священника, одарившего меня кучей молитв о спасении души и, тем не менее, не оставившего моё заявление на усмотрение всевышнего, сообщив о нем необходимому адресату. Уже через несколько часов я стоял в наручниках и кандалах перед входом в кабинет начальника тюрьмы для самых опасных заключенных в США, гребаной тюрьмы Флоренс.

Распахнув массивную деревянную дверь с табличкой «Эдвард Мэтью Моррис. Начальник Исправительной тюрьмы максимально строгого режима исполнения наказаний», охрана запихнула меня в кабинет. Удерживая за плечи, они остановились за несколько метров до громоздкого стола, за которым сидел, опираясь локтями на подлокотники и соединив пальцы пирамидой, седой мужчина. Его тяжелый взгляд исследовал меня, словно дикого зверя, попавшего из джунглей в цивилизацию. Я чувствовал враждебность, исходящую от него, переплетенную с любопытством. И тем не менее, он не вызывал страха или ощущения, будто от него зависит вся моя жизнь. Хотя я знал, что эти светлые, почти прозрачные, серые глаза обманывают, создавая необходимую им иллюзию. Иначе человек, задействованный в государственной структуре, не смог бы поддерживать имидж послушного гражданина, параллельно промышляя наркоторговлей. Для подобного трюка у него должно быть несколько лиц и несколько личностей.

— Знаете, господин Альварадо, сегодня у меня состоялся любопытный разговор с отцом Габриэлем. Ему показалось, что заключенный нашей тюрьмы, просидевший в ней больше года, может обладать какой-то абсолютно уникальной информацией, недоступной для меня и всей местной охраны, — заговорил седовласый мужчина. — Сначала я решил, что это какой-то идиотский розыгрыш, но святой отец оказался настолько обеспокоен услышанным, что не смог покинуть территорию тюрьмы, не взяв с меня слова выяснить, в чем именно дело. Ничего не хотите мне рассказать?

— Я готов поделиться необходимыми для вас сведениями, но только с глазу на глаз.

— Хм, — задумался мужчина, постукивая подушечками пальцев друг о друга. — Судя по вашему тону, похоже, всё же одиночное заключение свело вас с ума, и вся информация окажется не более чем выдумкой шизофреника. Иначе я не вижу, исходя из чего и по какой причине, вы решили, что имеете право ставить свои условия.

— Мне показалось, что вряд ли вы захотите, чтобы они, — кивнул на охранников, стоящих по бокам от меня, — узнали о ваших делах в Калифорнии.

— В твоем положении шантаж не самый лучший вариант, — усмехнулся уголком рта Моррис.

— Мне не интересен шантаж, как и вы сами, — пожал плечами, посмотрев на антикварный мушкет на стене, висевший прямо над его креслом.

— Предлагаю выложить всю информацию на стол прямо сейчас, и тогда ты не потеряешь прогресс в программе. До этого момента охрана отзывалась о тебе только наилучшим образом. Чего, исходя из твоего дела и слухов, не мог ожидать ни один из нас, — внимательно следил за мной, заметив, куда устремлен мой взгляд.

— Я буду разговаривать только наедине, — встретился с его тусклыми глазами, окруженными множеством мелких морщин, словно этот человек имел привычку постоянно улыбаться.

— Тогда наш разговор окончен, как и твой прогресс в программе «понижающихся шагов», — он явно насмехался надо мной, и вся эта ситуация доставляла ему удовольствие.

— Тогда пуля, пущенная вам в лоб, господин Моррис, где-нибудь за ужином с любовницей, окажется полным сюрпризом.

— Чёрт, Альварадо! — рассмеялся он. — Ты давишь на моё любопытство. Если быть до конца честным, то мне давно хотелось познакомиться с тобой. Но тот единственный раз, когда я тебя видел во время твоего поступления сюда, оказался не самым удачным для знакомства. И помимо всего прочего, мне известно, что не стоит доверять тебе, точно так же, как и всем остальным ублюдкам в моей тюрьме.

— Это ваш выбор. Только смерть не простит подобной роскоши.

Моррис молча улыбался, явно обдумывая возможные варианты событий. Его грызли любопытство и прагматичность, вступившие в бой с возможным риском.

— Мы поступим следующим образом. Отведите его в спортзал и пристегните за руки и ноги к турнику. Посмотрим, чего ты стоишь, — усмехнулся он, показывая охранникам на дверь.

Как и было приказано, меня приковали к вмонтированному в бетонный пол турнику. Спортзал окружали зарешеченные окна и, насколько мне было известно, там не было прослушки, что оказалось очень удобным в моём положении.

Как и любой другой человек, пытающийся заставить нервничать и показывающий своё превосходство, что собственно в моём положении не составляло труда, Эд пришел где-то минут через двадцать после того, как меня оставили одного в камере, называемой «спортзалом». Перед входом он снял пиджак, отдав его охране у дверей с другой стороны зала.

— Ну, — остановился передо мной, расстегивая манжеты и закатывая рукава.

В кобуре на ремне у него висел пистолет, и я более чем уверен, что он с полным магазином пуль.

— Начинай, — продолжал манипуляцию с рукавами, не поднимая головы. — Я слишком любопытен, но у меня совсем нет времени, которое можно выбросить впустую.

— Я знаю о твоём наркобизнесе.

— Без доказательств и, тем более, в твоём положении тебе никто не поверит, — пристально посмотрел на меня.

— Мне плевать, чем ты занимаешься.

— Тогда в чем дело?

— Тебя заказали.

— Кто? — остановился в нескольких шагах от меня.

— Большой Денни.

— Кому?

— Мне.

— Тебе? — удивленно распахнул глаза, усмехнувшись. — Как же ему это удалось.

— Ищи крысу среди своих людей. Я нашел телефон в своей еде вчера днем.

— Зачем ты мне об этом рассказываешь?

— Есть причины.

— Выкладывай всё.

— Я знаю, что ты пытаешься выжить Сангре Мехикано с территории. Калифорния — слишком лакомый кусок, и никто не хочет обходить его стороной. И так же понимаю, что в твоих интересах сделать всё для устранения конкурентов. Верно?

— Куда ты клонишь?

— Я готов заключить сделку со следствием, сдав им Денни в обмен на свободу.

— Чёрт! — выкрикнул Моррис, присвистнув. Приблизившись ко мне вплотную, заглянул в глаза, сощурившись. — Чёрт, Альварадо! А ты хорош! Так складно говоришь, что даже я верю в эту историю. Но есть одно но, как ты мог добраться до меня?

— Если бы я решил убить тебя, то нашел способ.

— Значит, решил стать крысой в обмен на свободу?

— Тебе стоит оказаться в одной из своих камер хотя бы на месяц. Многое тогда увиделось бы совершенно в ином свете.

— Откуда мне знать, что это не трюк?

— Для прокурора, как и для тебя, упрятать Денниса Альвареса-Доминго — идея фикс, ради которой вы готовы пойти на всё.

— А ты змей, Диего. Настоящий змей! — усмехнулся Моррис, опустив голову и пройдя сначала в одну сторону зала, затем в другую.

Моё предложение взволновало его. Ему хотелось верить в правдивость моих слов, я в этом не сомневался. Освободить рынок для бизнеса — достаточно веская причина пойти навстречу. Но помимо прочего, этому честолюбивому мерзавцу хотелось хотя бы косвенно оказаться героем в глазах страны, заперев одного из самых опасных гангстеров в одну из своих клеток. Моррис продолжал прохаживаться из стороны в сторону, обдумывая услышанное. Затем он внезапно остановился прямо передо мной, резко заехав кулаком в живот. Я содрогнулся от неожиданной боли. Ещё несколько ударов последовали за первым, попадая мне в ребра и снова в живот. Закашлявшись, я услышал звук закрывающейся двери. Моррис покинул камеру без слов, оставив меня болтаться на наручниках.

Глава 27

Каждое решение имеет последствия так же, как и вытекающие из них поступки. Какие-то воспринимаются нами как верно принятые, о других мы жалеем. Но все они приводят нас в конечном результате туда, где мы должны оказаться. Если ты видишь финальную цель, то независимо от поворотов и перекрестков, встречающихся на твоём пути, рано или поздно ты доберешься до намеченного пункта.

После разговора с начальником тюрьмы я, как и ожидалось, потерял возможность даже выходить на прогулку или заниматься в спортзале, находясь целыми сутками в камере один на один с мыслями. Попытка заключить сделку обернулась полным провалом, и несколько синяков, вместо ответа, погасили надежду как-то изменить ситуацию. Вместо этого тревога и отчаяние как следует выполняли свою работу. Как бы я не сопротивлялся им в течение дня, ночами видел кошмары, где Денни насилует Марину и убивает у неё на глазах нашего ребенка. Я просыпался в ледяном поту, воя от безысходности и сбивая костяшки пальцев в кровь. Помимо неудавшейся попытки заключить сделку, я раскрыл карты, потеряв единственный шанс на выполнение заказа Денни, молчаливо дав согласие на убийство моих девочек. Козыри исчерпали себя. Я подвел их. Снова.

Через неделю, когда данный мне срок на убийство истек, раздалось неожиданное:

— Альварадо! На выход!

Охрана наконец-то вывела меня из камеры, но снова вместо прогулки я был сопровожден в кабинет Морриса, где помимо него меня дожидались прокурор и федеральный агент.

Три дня спустя, я выпил содержимое ампулы, переданное мне федералом, замедлив сердцебиение настолько, что меня приняли за мертвеца. Сымитировав остановку сердца, был вывезен в морг, где тело подменили на настоящего мертвеца. Возобладало желание государства умалчивать о подобных, преждевременных смертях в тюрьмах, тем более, когда речь заходила о Флоренс, и каждый попавший туда преступник выставлялся СМИ как вселенское зло. Ни одно из средств массовой информации не было оповещено об инциденте. Но это не гарантировало того, что Денни не знал о моей гибели. В тюрьме по-прежнему работал его человек, и новость о моей внезапной кончине могла обезопасить моих девочек. Лишившись возможности шантажировать меня, Денни должен потерять интерес к их преследованию. И это давало так необходимое мне время.

Согласно сделке, я должен был получить признание Денни в его главных преступлениях. Помимо этого, в качестве доказательства своей готовности сотрудничать, я назвал известные мне счета в оффшорах босса, места сделок и парочку имен, которые не жалко пустить в расход. В случае неисполнения договора, меня тут же отправят на электрический стул. А до сдачи человека, которого я долгое время считал настоящим амиго, федералы не сводили с меня глаз, опасаясь, что я могу сбежать из страны. И они оказались правы. Я сбежал. Не из страны, но из-под самого их носа, для осуществления своего плана.

Они решили, будто смогут меня контролировать, не осознавая мою готовность идти до конца без страха смерти. И я проворачивал одну и ту же схему, заказывал доставку еды, после оставлял включенным телевизор и вылезал через окно в туалете мотеля, отправляясь подготавливать всё необходимое для исполнения задуманного.

Я не мог просто появиться из ниоткуда, напичканный жучками, и потребовать от Денни каких-то признаний, как хотелось бы сделке с федералами. Мне требовалось время, чтобы всё сделать, как нужно мне. Я хотел знать каждое гребаное имя, причастное к расстрелу девочек, и всех тех, кто был посвящен в те планы босса. Моя схема требовала осторожности и жертв.

Первым, кого навестил призрак Ангела, оказался мой сотрудник из охраны клуба, получивший анонимный звонок с предупреждением об облаве. Я знал, что он лишь мелкая сошка, не знающая совершенно ничего. Но я должен был отправить послание адресату, дав знать, что иду за ним и начал вырезать одних за другими людей, когда-то слепо выполнявших мои приказы. Теперь я не понимал, кто из них был мне настоящим братом, а кто лишь шестеркой Денни, и, выпуская из их тел всю кровь до последней капли, не чувствовал ни доли сожаления, зная, в случае команды сверху убить меня и всех, кто мне дорог, они бы выполнили указание без промедления.

Оставляя трупы позади себя вместо писем с угрозами и предупреждениями, я приближался к Денни. Я не задержался в Эл-Эй, не давая возможности поймать себя. Начавшаяся охота наделала немало шума в городе, но вряд ли кто-то из банды в действительности осознавал, кого следует искать. Я надеялся, что не догадывался об этом и Хавьер. По-крайней мере, он не отлучался из Лос-Анджелеса для визита к Большому Денни, когда все остальные руководители филиалов отправились в резиденцию банды. Бывший помощник выполнял свою работу, и я молил неизвестных мне богов, чтобы в конечном результате он оказался чист и не замешан в истории с Мариной.

Подготовив всё для исполнения мести, я вылез той ночью в последний раз через окно мотеля сразу после вечерней проверки агентом Картером и направился напрямую за головой Денниса Альвареса-Доминго.

Усиленная охрана, и стечение глав всех филиалов Сангре Мехикано в дом основателя банды говорили о том, что он напуган. И страхи его были не напрасны. Нельзя оставлять в живых тех, кто был приближен к тебе когда-то и знает слишком много для твоего уничтожения.

Проникнуть в особняк для меня оказалось настолько же реально, как и тот факт, что я всё еще мог переставлять ноги по земле. Перехватив фургон с продуктами, доставляющий провизию в резиденцию Сангре Мехикано, приставил дуло пистолета к виску водителя, заставив провезти меня через ворота. Ошибка охраны заключалась в том, что, проверив грузовик, они не додумались заглянуть на пол кабины водителя, где, наставив пушку прямо в лоб юному мексиканцу, я оказался в самом охраняемом месте Калифорнии. И тогда игра началась по моим правилам.

Дождавшись ночи, захватил комнату охраны и заблокировал ворота, не позволяя никому покинуть территорию и сбежать за её пределы. Я не собирался покидать комнату наблюдения до тех пор, пока мне не назовут имен и не сдадут Денни, которому некуда было бежать. Стоило ему попробовать сделать хоть шаг по направлению к вертолетной площадке в его саду, как активизировались ловушки, приготовленные ранее охраной для меня. Я владел идеальной позицией для истребления предателей.

Обесточивать весь особняк в надежде выкурить меня из штаба охраны, не имело никакого смысла. Запасные генераторы, рассчитанные на беспрерывное осуществление наблюдения, находились прямо в моём пункте наблюдения и не позволяли оставить дом без охраны, даже в экстренных случаях. Но я воспользовался возможностью ослепить их, лишить электричества всю резиденцию.

Всё, что требовалось от собратьев по банде — это сдать мне Денни и тех, кто участвовал в заговоре против меня. В обмен на это я гарантировал жизнь, на самом деле зная, что не сдержу слово, и обещал исчезнуть из резиденции лишь с головами виновных.

Время шло, никто из амигос не желал соглашаться на мои условия. И это не стало сюрпризом. Я был готов идти до конца, чего бы это мне ни стоило. Любое движение, замеченное в камерах, сопровождалось стрельбой. Автоматические очереди устремлялись в каждого, посмевшего пошевелиться. Дождавшись, когда опасающиеся быть подстреленными шестерки Денни перестанут передвигаться по территории, я приступил к более активным действиям. Очки ночного видения, бронежилет — и я прекратил прятаться, выйдя на охоту. Отключив камеры, я приоткрыл дверь, вылезая наружу и приступая к ликвидации врага. Запомнив по наблюдениям за экранами расположение людей, я истреблял их одного за другим, тихо перерезая глотки и освобождая себе путь. Но в одиночку убрать с дороги всех до наступления рассвета казалось трудновыполнимой задачей.

Начав отстреливать одних, я натравливал их против других, не знающих местоположения друг друга, звуком выстрелов. Они палили вслепую, убивая тех, с кем были на одной стороне. Я шел напрямую к Денни, оставляя за собой реки крови и смерть. Нож в моей руке давно перестал блестеть, окрасившись кровью десятка амигос, вонзаясь все в новую и новую плоть. Темнота спасала меня от сомнений, скрывая знакомые лица, так же, как и от разочарований.

Еще в комнате наблюдений я заметил многих, кого считал братьями и, тем не менее, не мог их осуждать. Я превратился в чужака, посмев пойти против основателя банды, предав тем самым Сангре Мехикано. Во время сделки с прокурором я выдал лишь то немногое, чем бы пожертвовал сам Денни в случае экстренной ситуации. Невзирая на его предательство, я оставался членом банды и не мог так просто пойти против всего, ради чего бился годами, как и забыть тех, кого называл братьями, и тех, кто остался предан мне. Но как выяснилось, их можно было пересчитать по пальцам. Остальные мечтали выслужиться в глазах босса и взобраться чуть выше в иерархии банды.

Смотря на всё это со стороны, понял, как глупо выглядел, и насколько пусты оказались мои цели. Вся организация не представляла собой ничего иного, как сборище марионеток в руках опытного кукловода. И пусть я знал об этом всегда, но тогда создавалось впечатление, будто банда дает ощущение семьи, избавляя от одиночества. Луис при жизни говорил о Сангре Мехикано, как о стае волков, способной вцепиться в глотку любому, посмевшему обидеть хоть одну особь, и следующей без оглядки за сильным вожаком. Такой её видел и я. Пока не прозрел, обнаружив вокруг себя вместо волков свору шакалов, готовых на всё, лишь бы пристроить свою задницу в более теплое место.

И той ночью, когда пробираясь к Денни, не сомневаясь уничтожал всех, возникших на моём пути, подгоняемый адреналином и желанием раздавить обидчика, я не чувствовал ничего. Превратившись в бездушную машину для убийств.

Лишь приблизившись к комнате, где прятался Денни, ощутил боль в плече и бедре. Похоже, всё-таки несколько пуль успели зацепить меня. Но физический дискомфорт казался ничем, по сравнению с тем чистилищем внутри меня, что развернулось там благодаря Большому Денни, моему бывшему боссу и человеку, считавшемуся практически отцом. Дверь и четверо его верных людей отделяли меня от человека, жажда чьей крови мучила меня в течение года. Они держали оборону комнаты, не показываясь наружу. Пусть все они мнили резиденцию настоящей крепостью и рассчитывали суметь остановить меня, но никто из них не испытывал и сотой доли молчаливой ярости, в какой находился я, накапливая её на протяжении года. Даже сама смерть не смогла бы остановить меня от выполнения задуманного.

Затишье в доме должно заставить их действовать. Но все, кто находился запертым в кабинете, не издавали ни звука, словно опасаясь пошевелиться или выдать своё присутствие движением. Вряд ли в их планах было просто прогнать меня. Нет. Денни явно не отпустит меня живым, а я в свою очередь не дам ему задержаться среди живых дольше, чем он этого достоин.

Ждать до утра или приезда копов не оставалось времени. Нужно было выманить их из убежища и положить этим пряткам конец.

— Выходи, Денни! — крикнул из-за угла, прижимаясь к стене. — Это касается только тебя и меня. Слишком многие погибли, встав на твою защиту! Ты не побоялся шантажировать меня, лишь зная, что мне до тебя не добраться. А что теперь, Денни? А? Прячешься за спинами своих лакеев, судьбами которых так же легко жонглируешь, как и моей! Выходи!

В кабинете послышалось какое-то движение, но так ничего и не произошло.

— Тебе от меня не спрятаться! — крикнул в последний раз, вырывая чеку гранаты и кидая ту под дверь.

Отбежав за угол, услышал взрыв и крики. Не дожидаясь, пока уляжется пыль, выскочил, нацелившись пистолетом на раскуроченный вход в кабинет. От самого порога вглубь комнаты растянулся кровавый след. Похоже, волокли тело раненого. Изнутри доносились кашель и стоны. И всё, о чем я думал, это застать Большого Денни невредимым и впоследствии растянуть собственное удовольствие, доставляя ему боль. Увидев движение, выстрелил, тут же заметив, как с другой стороны на меня наставляется «пушка». Пригнулся, падая на спину, и услышал, как пуля просвистела над головой. Направил ствол пистолета на стрелявшего и пустил пулю ему в лоб. Выстрелы с другой стороны тут же заставили перекатиться за перевернутое кресло. Дожидаясь, пока стрелок прекратит огонь, перезарядил магазин, вынырнул из укрытия, отстреливаясь. Большой Денни стрелял в меня из-за перевернутого стола из красного дерева, служившего прикрытием. Вспоминая времена, когда он принимал меня в этом же помещении, сидя за тем самым столом, всегда ловил себя на мысли, как, наверное, босс бережет его, не позволяя ставить на столешницу даже чашку с кофе. А теперь он использовал его в качестве щита. Выстрелил несколько раз в его сторону, услышав стоны. Наверное, там прятался не только Денни, но и его раненый подручный. Сначала подумал, что это должен быть Руи, но затем вспомнил, как видел его на камерах наблюдения во время моей осады. Он руководил нападением и находился вблизи комнаты охраны. Я перерезал ему горло. Самого преданного и близкого друга моего врага. Что ж. Сомневаюсь, что Денни сможет как следует оплакать его смерть.

— Кто там с тобой, Денни? Новый глупец, готовый пожертвовать собственной жизнью?

— Что ты делаешь, Диего! — наконец-то услышал хриплый голос бывшего соратника. — Посмотри, скольких братьев ты убил! И ради чего, Диего? Всё ради девки, упрятавшей тебя в тюрьму и сбежавшей с твоим деловым партнером!

— Ты предал меня, Денни! Не тебе рассуждать о поступках исподтишка.

— Брось, сынок…

— Сынок?! — рявкнул, почувствовав прилив неконтролируемой злости, как только услышал его привычное обращение ко мне. — Не смей называть меня так! Ты понятия не имеешь о человеческих привязанностях, как и о человеческих чувствах. Ты разрушил мою жизнь. Кто тебе помогал в этом, Денни? Кто?! Как много людей знало о твоем участии, и сколько вас смеялось за моей спиной, насмехаясь над моей тупостью?

— Она не любила тебя.

— Хватит! — почувствовал, что больше не могу себя контролировать. Выглянул из укрытия, устав от игры в прятки.

Но выстрел из-за стола, заставил нырнуть меня обратно. Я бы мог прекратить все это здесь и сейчас, продырявив, словно решето, деревянную крышку стола. Но ублюдок Денни не мог так просто отделаться, мгновенно отправившись к праотцам. Досчитав мысленно до пяти, я вскочил на ноги, схватив кресло на колесиках в качестве щита, и побежал к укрытию Денни. Противник также не остался сидеть на месте, перебегая за стену, отстреливаясь по пути. Бронежилет принял несколько пуль, прошедших через спинку кресла. Отшвырнул его, оказавшись по другую сторону стены. Бросил взгляд за стол, где только что прятался Денни, увидев бездыханное окровавленное тело неизвестного мне члена банды.

Прижавшись спиной к стене и восстанавливая дыхание, прислушивался к звукам из холла. В особняке мы остались вдвоём. Либо он, либо я. Все чувства обострились до предела. Только сейчас начал ощущать настоящую опасность, но скорее не за себя, а за последствия для Марины в случае моего провала. Денни не оставит её в покое до тех пор, пока не найдёт, и будет мучить бесконечно долго, пока она не умрёт от пыток. Возникшая перед глазами картинка активизировала в организме все резервы, вдохнув новые силы. Оставался всего один рывок перед последней схваткой. И я не собирался её проиграть.

Денни старался не издавать звуков, но я слышал хруст под его ногами, рассказывающий о его передвижениях. Он пытался занять более выгодную позицию, и я не мог позволить ему сделать этого. Досчитав до пяти, я наклонился и выглянул в холл. Денни там не оказалось. Стараясь двигаться как можно осторожнее, я продвигался вдоль стены, всматриваясь в темноту. Перевернутая мебель, мертвые тела — бывший когда-то шикарным дворец стал полем битвы. Под подошвами хруст разбитого стекла, дерева и камня сменялся на липкое чавканье крови. В соседней комнате послышался скрип ботинок, и в следующую секунду прозвучал выстрел. Успев прыгнуть за колонну, выстрелил в ответ, тут же спрятавшись обратно. Перестрелка продолжалась до тех пор, пока у меня не кончились даже запасные патроны. Я стоял и прекращения выстрелов. Всё, что мне требовалось, это лишь, чтобы он начал перезаряжать пистолет. И момент затишья наступил.

Не медля, я кинулся в место укрытия Денни, повалив его. Схватившись за его плечи, ударил о стену. Ублюдок выронил пистолет, но уперся ладонями мне в горло, отталкивая от себя. Не поддаваясь и мысленно держа перед собой образ той могилы, где искал тело Марины, снова и снова бил его головой о стену, пока руки на моей шее не обмякли. Кинув его на пол, схватив лежащий рядом ствол, ударил прикладом по голове. Лишь убедившись, что он, несмотря на то что не шевелился, всё еще дышал, достал наручники. Перетаскивая его в комнату наблюдений, взял веревку, тут же крепко примотав руки пленника к его же телу. Перекинув его через плечо, вынес в гараж, запихивая его в багажник джипа и запирая снаружи. Вернувшись в дом, врубил электричество, отключая ловушки и открывая ворота.

В последний раз осмотрелся по сторонам, созерцая посеянную смерть. Никому не удалось выжить в этой бойне. Удовлетворение от проделанной работы сменяло гнев. Но расслабляться было рано. Не увидев больше наставленных пушек и не услышав движения, только теперь почувствовал, как по руке стекает кровь. Перетянув рану рубашкой, снятой с мертвого тела, покинул дом, не оборачиваясь назад. Сел за руль джипа, вжал педаль газа в пол, устремившись в единственное место, где смогу завершить начатое.

Дорога до места назначения показалась гораздо длиннее, чем помнилась мне, из-за ранений, начавших в полной мере давать о себе знать. Я чувствовал, как немеет нога, а плечо не желает слушаться, терзаемое нестерпимой болью. Тело начинало лихорадить и ломить. Казалось, что я могу и не добраться до места, потеряв сознание. Остановившись на обочине, достал из сумки заряженный шприц, сразу же воткнув его себе в бедро. По венам растекался адреналин, заставляя сердце биться чаще и возвращая бодрость и силы, так необходимые мне. Оказавшись в назначенном месте, вытащил из багажника своего пленника, затаскивая его в дом, открывая подвал и скидывая его с лестницы. Распутывая веревки, пристегнул его за руки и за ноги к покрытой ржавчиной металлической кровати.

У меня не было желания дожидаться того момента, когда Денни придет в себя. Не для этого я перебил стольких людей. Облив его ледяной водой, сел рядом на стул, нацелившись на осуществление плана, подготавливаемого больше года.

Денни распахнул глаза, закашлявшись, тут же зажурился от света лампочки, бьющего в лицо.

— Ну, же! Не будь неженкой, посмотри на меня!

Он приоткрыл глаза, явно не понимая, что происходит.

— Смотри на меня! — крикнул, подставив к его подбородку острое лезвие ножа.

Его глаза прояснились. Похоже, к нему вернулись воспоминания о событиях нескольких последних часов.

— Что ты задумал? — хрипло проговорил он.

— Узнаешь место?

— Что? — нахмурился в замешательстве Денни.

— Я спрашиваю, узнаёшь ли ты место?

Денни осмотрелся по сторонам, но на его лице по-прежнему читалось недоумение.

— Я так и думал. Да и откуда тебе помнить о чем-то, настолько незначительном, — зло оскалился.

— Помню, как лет пятнадцать назад, когда я хотел стать полноправным членом банды, Лу всякими способами старался держать меня в стороне и не дать по уши погрязнуть в том дерьме, в котором тонул сам. Но игнорируя его желание и доводы, я решил приехать напрямую к тебе и попросить дать мне настоящее задание. Помнишь тот день, Денни? Вспомни, что было потом?

Черные глаза бывшего Босса бегали по помещению, пытаясь найти какие-то подсказки, способные дать ответ на мой вопрос. Но затем взгляд сфокусировался на крюке, свисающем с потолка, проясниваясь. Денни посмотрел на меня.

— Я взял тебя с собой.

— Верно. Для чего?

— Чтобы посмотреть, чего ты стоишь, — хрипло ответил, облизывая пересохшие губы.

— Да. И ты, вместе с несколькими амигос привез меня в этот дом. Вы ворвались внутрь, застав врасплох ничего не подозревающих хозяев дома. Как сейчас помню тех людей. Обычная мексиканская семья: мужчина, женщина и ребенок. Ребенка ты сразу приказал запихать в фургон и увезти, а что сделал с его родителями, помнишь?

— Зачем мы говорим об этом?

— Ты помнишь, что сделал с теми людьми?! — крикнул, теряя терпение.

— Привел их в подвал.

— И что с ними стало?

Денни не ответил, смотря на меня холодным взглядом.

— Ты подвесил хозяина дома на цепях на тот самый крюк, — ткнул пальцем на потолок позади себя, — и заставил смотреть, как ты насилуешь его жену, а потом, как её во все щели трахают твои люди! Когда я спросил, для чего вся эта жестокость, ты ответил, что этот человек предал тебя, но тогда я не знал, каким именно было его предательство. А затем… — остановился, вспоминая ту сцену, заложившую фундамент в становлении меня такого, каким знали теперь. — Затем ты начал срезать с него кожу, приказав мне следовать твоему примеру. Помнишь?

— Помню, — с насмешкой ответил он. — Ты хорошо справился с задачей.

— Меня тошнило от происходящего, но я думал, что так обретаю семью, обретаю тех, кто будет со мной рядом, несмотря ни на что. Хотя то действо противоречило моему естеству. И когда ты приказал перерезать ему горло, я сделал это, боясь подвести тебя и боясь лишиться возможности стать ближе к чему-то настолько мощному, как Сангре Мехикано. Тогда я впервые убил человека.

— Ты быстро вошел во вкус.

— Верно. Быстро, — посмотрел в сторону, понимая, какой жалкой была моя жизнь. — Я стал чудовищем в обмен на то, что не стоило ровным счетом ничего. Убив того человека, я долго убеждал себя в его виновности и заслуженной смерти предателя. Он был недостоин по-прежнему дышать. Хотя у меня месяцами стояли в ушах его крики и мольбы его жены. В своем слепом желании стать частью семьи я не задумывался о том, каким должен был стать его проступок, чтобы с ним обошлись таким образом. И когда выполнение приказов, убийства и кровь на руках стали чем-то обыденным, я узнал, кем он был и в чем его преступление. Он всего лишь хотел выйти из банды и обезопасить свою семью, — нахмурился, вспоминая того мужчину. — И знаешь, на тот миг я уже не чувствовал той вины или ужаса, испытанного позже. Позже, когда ты сознался в покушении на Марину. Тогда я вспомнил ту женщину. Его жену. Вспомнил те жуткие вещи, что вы с ней делали, и понял, каким монстром и ублюдком я был, стремясь заслужить твое расположение, в то время как тебе плевать на всех. Ты без зазрения совести мог повторить все то же самое или даже хуже с моей женщиной. И знаешь, решил, что с тобой, твоими законами и всем, перенятым от тебя, стоит закончить всё там, где оно началось.

— Не я сделал тебя таким, Ангел. Не я. Тебе самому хотелось быть подобным нам всем.

— Верно. И я такое же чудовище, как и ты, — замолчал, еще раз погрузившись в воспоминания дня своего первого убийства. — Если хочешь что-то сказать, говори, пока не поздно.

— Я всегда знал, что ты тряпка и какая-нибудь девка, раздвинув ноги, превратит тебя в подкаблучника. Ты терял фокус и авторитет. Я спасал тебя, убирая её с пути. Мне не хотелось терять такого преданного и бесчувственного подручного. Только ты всегда был готов на все. А рядом с ней ты размяк.

— И это лучшее, что со мной случилось, — усмехнулся, подумав, как сильно изменилась моя жизнь. — Марина спасла меня от тебя, вернув мне душу.

Больше суток я провел в том подвале, пытая Денни, заставляя его молить о смерти. Мне доставляло животное удовольствие вынуждать этого сурового ублюдка, лишенного любого намека на чувства и умеющего блокировать свои эмоции, как ни один другой, знакомый мне человек, выть от боли и опускаться до унижений в попытках прекратить чудовищные мучения. Но каждый звук, доносящийся из его рта, лишь сильнее распалял мою жажду мести и крови.

Сжигая газовой горелкой татуировки с его тела с изображением коранчо, я избавлялся от всего, чем не должны были стать Сангре Мехикано. Мы действительно обязаны были стоять друг за друга, а не наносить удары в спину, улыбаясь при этом в глаза. В этом отношении я всегда гордился ребятами в Лос-Анджелесе. Что бы ни происходило, мы прикрывали спины амигос и не меняли их на посторонних. Но так было до тех пор, пока меня не предали. Теперь оставалось надеяться, что избавившись от источника заражения банды, Хавьер поведет братьев в нужном направлении. Я был в этом уверен, в особенности после признания Денни в том, что мой помощник не участвовал в заговоре против Марины.

Срезая ножом обгоревшую кожу с обуглившимся изображением птицы, я уничтожал империю одного уродливого человека. Глядя теперь на него, побитого, сломленного, изуродованного, больше не чувствовал ничего, кроме отвращения к нему и к себе за то, что позволил ему отравить свою жизнь и стал его подобием. Я заставлял его умолять себя, ломая кости и дробя их в мелкую крошку, тут же запихивая в рот кляп, слушая, как глотает собственную кровь, упиваясь его рыданиями, но не позволяя захлебнуться или потерять сознание.

Снова и снова я вкалывал адреналин в его, бывшее когда-то крепким, тело, не позволяя отключаться, и продолжал дальше издеваться над ним, мстя за причиненную мне боль и разрушенную судьбу. Когда на его теле не осталось ни следа без отметины от огня, моего кулака, лезвия ножа или молотка, я почувствовал, как потерял азарт. Именно тогда я распорол его живот, выпуская наружу гнилое нутро. Денни подох, как скот на бойне. И я ни капли не жалел об этом. Изначально моим планом было отправить его в ту же групповую могилу, куда он похоронил Марину. Но потом показалось мерзким ставить его в один ряд с девочками. Он не стоил даже их мертвого праха. Облив дом бензином, я кинул спичку, превращая здание в гигантский факел.

Смотрел на огонь и чувствовал, как пламя ненависти в моей душе гаснет, принося с собой умиротворение и покой. Я отомстил за Марину, себя и изуродованные судьбы сотен людей. Услышав звук сирен, развернулся, удаляясь в ночь, не оборачиваясь. Больше меня ничего не держало в этом штате, как и в той, прежней жизни. Всё, что я знал о будущем, это то, что обязательно найду Марину с дочкой и научусь быть тем, кого они хотят видеть рядом с собой. А если прогонят, то всегда буду невдалеке, защищая их от таких ублюдков, как я.

Глава 28

— Черт! — выронила из рук горячий противень, быстро включая воду и подставляя пальцы под холодную струю.

Как я могла забыть о прихватках? Теперь на месте ожога обязательно вздуется волдырь. Нервозность из-за отъезда дочки сказывалась на моей внимательности. Подобная рассеянность была для меня нехарактерна, тем более, когда речь шла о любимом занятии. Выпечка стала моей самой сильной стороной и настолько, что я даже начала зарабатывать этим себе на жизнь. И пусть я пришла к этому не сразу, пробуя себя в разных сферах деятельности и профессиях, случай помог понять, чем именно я должна заниматься.

Участвуя в школьной ярмарке, неожиданно для себя распродала все капкейки, да и вдобавок ко всему, получила предложение приготовить торт на день рождения одноклассницы Софи. Согласившись испечь торт и приготовить сладкий стол, никак не ожидала, что моё творение вызовет такой бурный восторг у гостей праздника, вслед за которым заказы посыпались на меня как из рога изобилия. Так и определилась моя дальнейшая профессиональная судьба. Незаметно для себя я превратилась в кондитера, а со временем еще и в успешную владелицу одной из самых популярных кондитерских нашего маленького городка.

Вот и сегодня хотелось порадовать мою девочку ее любимым шоколадным тортом. Целых два дня её не было дома, что стало для меня самым настоящим испытанием. После возвращения к ней из Лос-Анджелеса, все десять лет, я не могла расстаться с дочкой дольше, чем на время учебы в школе и работы. И пусть моя привязанность мешала построению отношений с противоположным полом, это совершенно не волновало меня, даже радовало. Моё сердце всё еще не готово впустить кого-то кроме дочери.

Софи всегда оставалась центром моей жизни и главным ее смыслом. Да и разве могло быть иначе, после того страха разлуки и потери, испытанного на первом году ее жизни. Возвращение к ней стало для меня самым большим подарком из всех возможных. И каждый день я благодарила бога (эти десять лет помогли мне убедиться в его существовании) за каждый день проведенный вместе с дочкой.

Она стала моим исцелением, помогая смириться с тяжестью на душе, стала моими стимулом и силой, а также учителем. Изо дня в день наблюдая за Софи, я поражалась, как будучи такой юной, она обладала мудростью, обретаемой с годами. Именно она открыла мне глаза на простые радости, подмечая в каждом мгновении свою красоту и необычайность. И стоило ей указать на что-то настолько привычное, но что я давно перестала замечать, а она взирала на это с необычайным восторгом и удивлением, как я, следуя её подсказке, открывала для себя давно забытые чудеса обычной жизни и мира вокруг. Для меня не было ничего важнее времени, проведенного с ней, хоть чрезмерная опека и начала раздражать мою маленькую Рапунцель. Так любимая ею героиня сказки была схожа не только цветом волос с моей девочкой, но со временем я начала напоминать себе злую ведьму, запершую принцессу от всего мира в башне. Поэтому поддавшись уговорам и слезным мольбам Софи, собрала всю смелость в кулак и отпустила её на целые выходные в другой штат, в парк развлечений!

Боже! Чем я думала?! После этого импульсивного решения я съела все запасы печенья в доме не в силах выкинуть тревогу из головы. Единственным утешением было то, что она отправилась туда не просто с кем-то, а с Джозефом. Именно так я привыкла называть Андреса последние девять лет. Подстроив свою смерть в автокатастрофе, он так же, как и я, навсегда покинул Калифорнию, попав под покровительство программы защиты свидетелей. Вступив в ряды местных спасателей, он больше никогда не думал о возвращении к работе полицейского. Эта глава жизни для него оказалась закрытой раз и навсегда.

Первое время нам обоим пришлось несладко. Я не понимала его выбора бросить всё, ради чего так трудился годами дома, и остаться со мной, отговаривала его от подобного решения. Он утверждал, будто ему мерзко все в том городе, а затем сказал, что самым главным для него оказалось достичь желаемой цели, а после выполнения задания им потерян какой-либо стимул к продолжению операции. Но я видела: он терзался и не говорил ни слова о предмете своих переживаний. Тем не менее, Андрес принял окончательное решение, убедив меня, что это только его выбор, и я не имею к нему никакого отношения. Он вновь стал моим спасательным кругом и надёжной опорой.

Адаптация к спокойной жизни не прошла так гладко, как всем нам хотелось бы. Призраков, преследовавших меня, стало гораздо больше. Находясь за тысячи километров от человека, обреченного по моей вине на смерть в одиночестве, я не переставала оглядываться, ожидая в любой момент увидеть его на другой стороне дороги, появившегося для отмщения. Каждый раз, оказываясь на улице, я готова была бежать от любого незнакомого прохожего, считая его одним из тех, кто разыскивал меня, содрогаясь от любого подозрительного звука. Внушая себе, что меня никто и никогда не найдёт здесь, не могла до конца поверить в это. Безопасность казалась чем-то далёким и нереальным, существующим в чужой жизни, но никак не относящимся к моей реальности.

А стоило мне очутиться в безопасном одиночестве дома, как тут же набрасывалась беспощадная совесть, кричащая и раздирающая душу. Она не позволяла мне забыть, какие грехи я взвалила себе на плечи. Я не могла смотреть на себя в зеркало, видя там лишь убийцу и предателя. Руки, испачканные в крови, никогда не отмыть. Неважно, в каком состоянии я нажала на курок, ничто не изменит того, что я навечно останусь грешницей и самым отвратительным из всех живущих на земле существ — человекоубийцей.

— Черт! — выронила из рук горячий противень, быстро включая воду и подставляя пальцы под холодную струю.

Как я могла забыть о прихватках? Теперь на месте ожога обязательно вздуется волдырь. Нервозность из-за отъезда дочки сказывалась на моей внимательности. Подобная рассеянность была для меня нехарактерна, тем более, когда речь шла о любимом занятии. Выпечка стала моей самой сильной стороной и настолько, что я даже начала зарабатывать этим себе на жизнь. И пусть я пришла к этому не сразу, пробуя себя в разных сферах деятельности и профессиях, случай помог понять, чем именно я должна заниматься.

Участвуя в школьной ярмарке, неожиданно для себя распродала все капкейки, да и вдобавок ко всему, получила предложение приготовить торт на день рождения одноклассницы Софи. Согласившись испечь торт и приготовить сладкий стол, никак не ожидала, что моё творение вызовет такой бурный восторг у гостей праздника, вслед за которым заказы посыпались на меня как из рога изобилия. Так и определилась моя дальнейшая профессиональная судьба. Незаметно для себя я превратилась в кондитера, а со временем еще и в успешную владелицу одной из самых популярных кондитерских нашего маленького городка.

Вот и сегодня хотелось порадовать мою девочку ее любимым шоколадным тортом. Целых два дня её не было дома, что стало для меня самым настоящим испытанием. После возвращения к ней из Лос-Анджелеса, все десять лет, я не могла расстаться с дочкой дольше, чем на время учебы в школе и работы. И пусть моя привязанность мешала построению отношений с противоположным полом, это совершенно не волновало меня, даже радовало. Моё сердце всё еще не готово впустить кого-то кроме дочери.

Софи всегда оставалась центром моей жизни и главным ее смыслом. Да и разве могло быть иначе, после того страха разлуки и потери, испытанного на первом году ее жизни. Возвращение к ней стало для меня самым большим подарком из всех возможных. И каждый день я благодарила бога (эти десять лет помогли мне убедиться в его существовании) за каждый день проведенный вместе с дочкой.

Она стала моим исцелением, помогая смириться с тяжестью на душе, стала моими стимулом и силой, а также учителем. Изо дня в день наблюдая за Софи, я поражалась, как будучи такой юной, она обладала мудростью, обретаемой с годами. Именно она открыла мне глаза на простые радости, подмечая в каждом мгновении свою красоту и необычайность. И стоило ей указать на что-то настолько привычное, но что я давно перестала замечать, а она взирала на это с необычайным восторгом и удивлением, как я, следуя её подсказке, открывала для себя давно забытые чудеса обычной жизни и мира вокруг. Для меня не было ничего важнее времени, проведенного с ней, хоть чрезмерная опека и начала раздражать мою маленькую Рапунцель. Так любимая ею героиня сказки была схожа не только цветом волос с моей девочкой, но со временем я начала напоминать себе злую ведьму, запершую принцессу от всего мира в башне. Поэтому поддавшись уговорам и слезным мольбам Софи, собрала всю смелость в кулак и отпустила её на целые выходные в другой штат, в парк развлечений!

Боже! Чем я думала?! После этого импульсивного решения я съела все запасы печенья в доме не в силах выкинуть тревогу из головы. Единственным утешением было то, что она отправилась туда не просто с кем-то, а с Джозефом. Именно так я привыкла называть Андреса последние девять лет. Подстроив свою смерть в автокатастрофе, он так же, как и я, навсегда покинул Калифорнию, попав под покровительство программы защиты свидетелей. Вступив в ряды местных спасателей, он больше никогда не думал о возвращении к работе полицейского. Эта глава жизни для него оказалась закрытой раз и навсегда.

Первое время нам обоим пришлось несладко. Я не понимала его выбора бросить всё, ради чего так трудился годами дома, и остаться со мной, отговаривала его от подобного решения. Он утверждал, будто ему мерзко все в том городе, а затем сказал, что самым главным для него оказалось достичь желаемой цели, а после выполнения задания им потерян какой-либо стимул к продолжению операции. Но я видела: он терзался и не говорил ни слова о предмете своих переживаний. Тем не менее, Андрес принял окончательное решение, убедив меня, что это только его выбор, и я не имею к нему никакого отношения. Он вновь стал моим спасательным кругом и надёжной опорой.

Адаптация к спокойной жизни не прошла так гладко, как всем нам хотелось бы. Призраков, преследовавших меня, стало гораздо больше. Находясь за тысячи километров от человека, обреченного по моей вине на смерть в одиночестве, я не переставала оглядываться, ожидая в любой момент увидеть его на другой стороне дороги, появившегося для отмщения. Каждый раз, оказываясь на улице, я готова была бежать от любого незнакомого прохожего, считая его одним из тех, кто разыскивал меня, содрогаясь от любого подозрительного звука. Внушая себе, что меня никто и никогда не найдёт здесь, не могла до конца поверить в это. Безопасность казалась чем-то далёким и нереальным, существующим в чужой жизни, но никак не относящимся к моей реальности.

А стоило мне очутиться в безопасном одиночестве дома, как тут же набрасывалась беспощадная совесть, кричащая и раздирающая душу. Она не позволяла мне забыть, какие грехи я взвалила себе на плечи. Я не могла смотреть на себя в зеркало, видя там лишь убийцу и предателя. Руки, испачканные в крови, никогда не отмыть. Неважно, в каком состоянии я нажала на курок, ничто не изменит того, что я навечно останусь грешницей и самым отвратительным из всех живущих на земле существ — человекоубийцей.

В один из таких моментов я поддалась порыву и ввела в строку поиска в интернете имя Диего Альварадо, надеясь увидеть его лицо снова. Спустя несколько мгновений у меня перехватило дух оттого, насколько он красив. Увидев множество фотографий Диего, замерла, не в силах отвести взгляд от пронзительно-голубых глаз, заглядывающих в самую душу, чувственных губ и волевого подбородка. Я так бы и просидела в таком положении добрую половину дня, если бы не заголовок под фотографиями, отвлекший меня от изображений и сосредоточивший всё внимание на смысле прочитанного.

«Скончался Диего-Анхель Альварадо»

Вся кровь отлила от лица, заставляя сердце ухнуть вниз. Кликнув на заголовок, открыла статью, пробегаясь по строкам.

«В тюрьме «Флоренс» скончался известный мафиози Диего-АнхельАльварадо, известный по прозвищу Ангел, являвшийся одним из руководящих членов банды «Сангре Мехикано». Согласно надежному источнику стало известно, что причиной смерти послужила остановка сердца. Администрация тюрьмы отказывается комментировать эту новость. Напомним, что Альварадо был осужден на два пожизненных срока за убийства и отбывал срок в Исправительной тюрьме максимально строгого режима исполнения наказаний, известной в обществе как тюрьма Флоренс. Что именно вызвало остановку сердца, администрацией тюрьмы или правительством никак не комментируется. Не секрет, что условия содержания заключенных в этом современном Алькатрасе далеки от гуманных, но вряд ли кто-то ожидал, что один из самых опасных криминальных авторитетов западного побережья выдержит всего лишь год подобного заключения. Примечательно, что спустя несколько недель после кончины Альварадо произошла серия жестоких убийств участников банды Сангре Мехикано. Напоминаем, что кульминацией этой цепочки убийств стало массовое истребление части банды в доме её основателя Денниса Альвареса-Доминго, известного в криминальных кругах по прозвищу Большой Денни. Тело самого Альвареса-Доминго было найдено в сожженном доме, в десятках километров от его особняка, спустя сутки. Согласно судебно-медицинской экспертизе он подвергся жестоким пыткам, а затем был сожжен вместе со всем домом. Кто стоит за этой кровавой вендеттой, до сих пор не установлено. Стала ли смерть Альвареса в тюрьме частью жестокой расправы над бандой, следствие пока не может определить».

Не чувствуя ног, я поднялась со стула, не в силах дышать или связно думать. Единственная мысль о том, что Диего мёртв, владеющая моим сознанием, возвращалась снова и снова. В горле образовался ком, блокирующий поступление кислорода. Задыхаясь, упала на колени, пытаясь сделать хоть один вдох, но паника проникла слишком глубоко, вытягивая из меня жизнь.

«Диего мертв! Диего мертв!» — отзывалось набатом в голове.

Задыхаясь, я поползла на четвереньках к двери в поисках воздуха и помощи. Чувствуя, как теряю сознание, толкнула входную дверь, рухнув на крыльцо.

Я шла к Диего.

Как и предполагалось, меня встретил яркий белый свет, обещающий покой. Но вопреки моим надеждам, это оказался свет ламп в больничной палате. Смятение и дезориентация быстро сменилась жутким воспоминанием о страшной реальности. Грудь сжало тисками безысходности, раздавливая все внутренности. Диего был мертв. Мёртв. Я не могла даже мысленно произносить это слово в одном предложении с его именем. Плевать на то, как сильно ненавидела его, страдала от его жестокости и желала праведной мести. Но всё, чего я хотела, это лишь ответной боли. До этого момента мне достаточно было знать, что он жив. Ведь тогда оставалась надежда увидеть его когда-нибудь. Но он мёртв. И я больше не почувствую запаха его тела, не увижу огня в его глазах, не услышу голоса. Он мёртв по моей вине. Я усадила его за решетку. И это мне следует быть на его месте. Гнить глубоко под землей, в сырости и одиночестве.

Только думая об этом, даже не произнося слов вслух, ощущала, как меня перемалывало изнутри словно через дробилку, превращая каждый вдох в агонию. Я не хотела жить, зная, что мой эгоизм убил единственного мужчину, заставлявшего моё сердце биться быстрее. Но у меня всё еще была Софи. Наша с ним кровь и плоть. Каждый новый день она становилась всё больше похожей на него, переняв черты его лица, напоминая мне об отце. И как можно ненавидеть того, кто подарил мне самое прекрасное, что есть в моей жизни?

Новость выбила почву у меня из-под ног. И самым отвратительным в этой истории оказался тот факт, что Андрес знал об этом и молчал. Первое время после известия я даже не хотела его видеть, не то, чтобы слушать пустые оправдания. Мне требовалось время привыкнуть к миру, где больше не было его. И пусть я не хотела быть с ним вместе, осознавая, насколько это опасно для нас с Софи, и не только из-за опасного образа его жизни, но и потому, кем он являлся. Я не могла допустить повторения прошлого ради дочки. И несмотря на все это, знания о том, что мы дышим с ним одним воздухом, хватало для спокойствия.

Я оплакивала Диего, упрекая себя за случившееся. Даже когда возникали мысли о том, будто смерть для него лучше вечности в клетке, понимала, насколько это жалкая попытка самоутешения. Скорбь стала частью моей реальности. Спустя месяцы, на протяжении которых я училась принимать жизнь в новом потускневшем цвете, все еще ощущала некую неполноценность. Диего составлял часть меня, я смогла сознаться себе в этом, лишь когда его не стало, он с уходом из этого мира оставил в живых только половину меня со вскрытой грудной клеткой, на обозрение всему миру.

Потребовались недели для восстановления доверия к Андресу. Остыв от первоначального шока и усмирив боль, я начала понимать мотивы его поступка. Он любил меня не как женщину, а как близкого человека и не хотел видеть вновь моих страданий. Он обязательно рассказал бы мне о смерти Диего, просто не знал, как это сделать.

Время шло, но мое сердце словно онемело, не подавая никаких признаков жизни, когда дело касалось новых людей и мужчин, проявлявших ко мне интерес. Они все казались какими-то пресными, бесцветными и совершенно нормальными. Мечтая о нормальности раньше, не предполагала, что не смогу заставить себя шагнуть ей навстречу. Начну сторониться всего, с нею связанного.

Софи исполнилось пять лет, когда она начала атаковать меня расспросами об отце, и почему у неё его нет. В какой-то степени Андрес стал для неё не только крёстным отцом, но и сумел частично восполнить нехватку настоящего. Но у него была своя семья, свои дети, и проводить всё свободное время с моей дочерью уже казалось неуместным. Хотя и он, и Беа с малышами Адамом и Эйданом стали нашей настоящей семьёй. Мы вместе отдыхали в выходные и отмечали праздники, я всегда с радостью оставалась с мальчиками, когда их родители хотели немного тишины, а Андрес и Беа всегда с удовольствием забирали к себе Софи. Но все это не могло ей заменить настоящего отца. Я ловила любопытные взгляды, когда она смотрела на других детей, играющих с папами, и со временем они переросли в печальные. Именно тогда я поняла, что пришло время перешагнуть через себя и попробовать пожить обыкновенной жизнью, дать своему ребенку настоящую семью.

В нашей жизни появился Брайан, когда Софи было шесть. Рыжеволосый ирландец, терпеливо прокладывал себе путь в наш дом. Он не пытался давить на меня, заметив, как непросто мне дается сближение. Не обижался из-за внезапно отмененной встречи, если Софи приболела, или мне просто хотелось провести время только с ней. Терпеливо дожидался подходящего момента, чтобы взять меня за руку. А познакомившись с дочкой, кирпичик за кирпичиком разрушал стену, отгораживающую меня от окружающего мира. Мы привыкали к нему, даже Андрес дал своё благословение на отношения с Брайаном.

Единственной проблемой оставался Диего, кому я всё еще принадлежала в душе. Отдать своё тело кому-то другому казалось чем-то противоестественным, хотя я понимала всю абсурдность моего целибата. Дать мужчине дотронуться до себя означало для меня стереть все призраки прикосновений Диего. И отчего-то быть верной мертвецу казалось более нормальным, чем человеку-монстру, к кому казалось постыдным признаться в чувствах даже в мыслях.

Проводя все больше времени втроём и видя, как здорово Брайан ладит с Софи, впервые осмелилась позволить мужчине шагнуть дальше поцелуя руки и пустила его в свою постель. После чего не могла понять, то ли длительное воздержание сыграло со мной злую шутку, то ли в действительности тот секс, который я помнила, был гораздо большим чем ЭТО. Полный неловкости половой акт, иначе я не смогла бы назвать тот процесс.

Вернувшись после домой, я прорыдала всю ночь, испытывая отвращение к себе и своему телу. Наверное, я какая-то ущербная, раз неспособна наслаждаться чем-то по-настоящему хорошим? Хорошим отношением к себе, хорошим человеком рядом, хорошим отношением к своему ребенку. Но для меня слово «хороший» оказалось пустым звуком, хоть мозг отчаянно и посылал сигналы об обратном. Брайан действительно собирался заботиться о нас с Софи, став наконец-то настоящей опорой, только нашим с ней, а не заимствованным папой, как это было с Андресом. Позволив при этом мне быть просто женщиной. Я, как одержимая, искала в нем недостатки, сравнивая с духом прошлого, подмечая то чрезмерную сговорчивость, то слишком мягкий взгляд или порой избыточную осторожность. Но здравый смысл взял вверх над сердцем, и мне хватило ума не оттолкнуть его от себя, понимая, что именно такой человек должен быть рядом с моим ребенком. И постепенно я смогла привыкнуть к новым отношениям, стараясь забыть об истинных желаниях.

Выключив миксер, услышала телефонный звонок. Быстро подскочив к аппарату, улыбнулась, увидев высветившееся на дисплее имя.

— Мама! — услышала через динамик телефона.

— Привет, Солнце! Я уже считаю минуты до твоего возвращения.

— Ма-а-а-ам, — улыбнулась знакомой интонации и представила, как Софи закатывает глаза.

— Молчу.

— К тому же, твой счёт неверен. Наш рейс задерживается.

— Что? — почувствовала, как внутри все оборвалось. — Надолго?

— Давай-ка я лучше дам тебе Джо, он всё расскажет.

Шорох, тихое бурчание, и вот я уже слышу вместо Софи голос Андреса:

— Привет, Рейч!

— Привет! Что происходит?

— Без паники, — сразу начал успокаивать он, зная, чем грозит ему несвоевременное возвращение дочки. — Рейс задерживается, но мы будем дома абсолютно точно до темноты.

— Ты уверен? — поймав себя на том, что грызу ноготь, вытащила палец изо рта.

— Да.

— И уверен, что ничего плохого не происходит?

— Да.

— Точно?

— Да. Я никогда не допущу, чтобы с ней что-нибудь случилось.

— Знаю… просто жутко нервничаю.

— Нет причин для беспокойства.

— Понимаю, но пока не могу себя контролировать. Извинюсь, когда ты наконец-то доставишь мне ребенка домой.

— Есть, мэм, — усмехнулся он. — До вечера.

И снова шуршание сменило мягкий голос Андреса, а вслед за ним из трубки полился самый прекрасный звук в мире — голос Софи.

— Мам! Не волнуйся ты так! Это то же самое, если бы я пошла в гости к Джо и Би. Вечером они точно так же вернут меня к тебе.

— Я знаю, малыш. Просто я очень сильно люблю тебя и безумно скучаю.

— И я. Ну, всё, мам. Я побежала, а то Эйдан почему-то залез в мой рюкзак. Пока! — крикнула она, тут же завершив разговор.

Посмотрев на замолчавший смартфон, отложила его на столешницу, с грустью подумав о том времени, наступающем неизбежно, когда я не смогу добиться от неё даже этих двух коротких слов «и я» в ответ на моё «люблю тебя». Она слишком быстро росла. Всего через восемь лет уже навсегда покинет дом, отправившись в колледж. И тогда я не смогу защищать её от всего мира или просто быть рядом.

И вновь в мыслях всплыл тот конверт, пришедший от неизвестного отправителя около полугода назад. Вскрыв его, я снова не могла спать в течение нескольких недель, а Андрес приставил к дому отряд полиции, следящей за нежелательными гостями. Ожидая увидеть внутри конверта очередную рекламу, замерла с бумагой в руках. Передо мной был тест ДНК, указывающий на отсутствие родства между Диего-Анхелем Альварадо и Мариной Асадовой. Осмотрев со всех сторон конверт и его содержимое, не нашла никаких подсказок имени отправителя. Но всё это не имело никакого смысла. Кому и для чего отправлять мне подобное, тем более проводить официальный тест ДНК между мертвецом и пропавшей без вести. Неужели, даже спустя девять лет враги Диего не забыли обо мне и наконец-то нашли нас?

Дрожащими руками набрав номер Андреса, запрыгнула в машину и, вдавив педаль газа в пол, отправилась в школу Софи, нервно всматриваясь в зеркало заднего вида на протяжении всего пути. К огромному облегчению увидела, что моя дочь находится на занятиях, и с ней всё в порядке. Но письмо из прошлого настолько шокировало и напугало меня, что я не смогла оставить её вдали от себя, тут же забрав домой.

И несмотря на то что приставленные Андресом к нам люди не заметили никакой слежки или чего-то необычного, с тех пор я чётко начала ощущать, будто кто-то наблюдает за мной. И как бы ни старалась, не могла избавиться от этого ощущения. Месяцы спустя, убедившись в единоразовости атаки, я всё еще чувствовала беспокойство, поэтому отпустить Софи в поездку без меня казалось абсолютным безрассудством. Но и поехать с ними тоже не смогла. Двухметровый свадебный торт, оплаченный за год до события, никак не мог испечься без моего участия. Что ж, по-крайней мере она находилась вместе с Андресом, и с ней всё в порядке.

Шумно выдохнув, включила воду, собираясь смыть крем с миксера. И снова телефонный звонок отвлек меня от задуманного.

— Рэйчел! Привет, милая, — ласково проговорил Брайан.

— Привет, — вернулась к раковине, прижав телефон головой к плечу и взявшись за мытье посуды.

— Как прошел банкет? Молодожены остались довольны?

— Да, они и гости были в полном восторге.

— Я так рад, Рейч! Надеюсь, что теперь они станут твоими постоянными клиентами. Всё-таки это твой самый серьезный заказ. Обслуживать банкет Джеймсов — это отличная реклама твоей кондитерской. Жаль я не увидел этого сладкого монстра вживую.

— Брось, Брайан. Такой же, как и многие мои торты, только немного выше, — сказала чуть более раздраженно, чем следовало.

На секунду на том конце провода повисла пауза.

— Ты точно не хочешь, чтобы я побыл с тобой до приезда Софи?

— Точно. Прости, просто, — на другой стороне дороги появился человек, привлекший моё внимание, — их рейс задержали, и я нервничаю.

Высокий мужчина со светлыми волосами снял кожаную куртку, перекинув её через плечо. Сердце мгновенно запнулось, пропуская удар.

— Рейсы постоянно задерживают, малыш. В конечном результате она все равно будет вечером дома, — продолжал говорить Брайан, но я его уже не слышала.

Всё моё внимание было сосредоточено на широкоплечей фигуре через дорогу. Не делая остановок, человек направился в сторону порта. Я не могла разглядеть его лица через занавеску, но отчего-то все внутренности скрутило в узел.

— Я перезвоню позже, — сбросила звонок, выключая воду.

С бешено колотящимся сердцем вышла из дома, оглядывая противоположную сторону в поисках незнакомца. Он не спеша приближался к докам, отойдя достаточно далеко, чтобы я могла убедиться в бредовости своих видений. Это не мог быть Он. Он умер. Андрес проверял достоверность его кончины. Только сердце лишь ускорило свой ритм. Я должна была убедиться, что это всего лишь человек, слишком похожий на него. Да и за годы я могла забыть, как именно выглядел мужчина, навсегда перевернувший мой мир. Я бежала за незнакомцем, с трудом поспевая за широкими уверенными шагами. Эту походку я уже видела. И не спутала бы ни за что с другой. Приблизившись к нему метров на пятнадцать, подстроилась под его шаг, осматривая со спины. Широкие плечи, мускулистые руки, покрытые жгутами вен — всё это напоминало о нем. Кровь быстрее побежала по венам, наполняя тело жаром. Требовалось лишь добежать до незнакомца и, посмотрев, что это явно другой человек, вернуться домой. Но чем ближе я подходила к этому мужчине, тем тяжелее давался каждый новый шаг. Ноги одеревенели, словно налившись свинцом. От него исходила энергия силы, притягивающая меня как магнит. Всматривалась в спину, затылок, руки, пшеничные волосы, и моя кожа покрывалась мурашками. Не может моя память играть со мной такую мерзкую шутку: отчетливо видеть перед собой того, кого просто нет. Он замедлил шаг перед перекрестком и повернул голову налево, а затем вправо, проверяя дорогу на наличие транспорта.

вросла в асфальт, увидев профиль, снившийся ночами и заставлявший желать отдать все на свете, лишь бы увидеть его еще один раз. Почувствовав мой взгляд, он замер. видела, как плечи начали тяжелее вздыматься, а вены на руках натянулись от напряжения. Молча смотря на него, покрылась холодным потом, леденея от страха и в то же время задыхаясь от волнения.

Медленно он повернулся, встретившись с моим взглядом. Те же глаза. Пронзительные, пылающие и требовательные голубые глаза. Мир остановился. Это был не призрак, это был Он. Диего. Я пошатнулась, чувствуя, как сильные мужские руки подхватывают меня, не давая упасть.

— Поймал, — прижал крепче к груди. — Поймал тебя, Котёнок. Поймал. И не дам упасть вновь.

Сердце в груди ожило, вспорхнув навстречу тому, кому принадлежало с первого взгляда, и ради кого будет биться до последнего вздоха. Диего.

Эпилог

Катер медленно раскачивало на волнах, убаюкивая нас как в колыбели. Я лежал на спине, растянувшись в приятной истоме, подложив руку под голову, восстанавливая дыхание и позволяя ветру охладить немного разгоряченную кожу. Солнце опускалось за горизонт, освещая багряными лучами обнаженное тело Марины. Я водил кончиком пальца по ее изгибам, повторяя каждую линию. Она молча улыбалась, прикрыв глаза и отдыхая после наших ласк.

Привыкнув прятаться от всех, мы так и не бросили привычку убегать подальше от остального мира, чтобы побыть вдвоем. Этими уединенными часами мы пытались наверстать все, упущенное за годы: поцелуи, взгляды, слова, прикосновения. Уяснив ценность каждого проведенного вместе момента, мы не тратили времени понапрасну, вспоминая прошлое, не позволяя ему мешать совместному настоящему. Минувшие десять лет стали для нас учителем, судьей и палачом одновременно, показав, как в действительности мы нужны друг другу, указав на все сильные и слабые стороны наших отношений. Теперь, зная насколько хрупко счастье, ни Марина, ни я были не готовы совершить нечто необдуманное, предварительно не обсудив друг с другом. Слишком многим пришлось пожертвовать из-за отсутствия взаимного доверия и единолично принятых из «лучших побуждений» решений. Слишком многое потеряно. Мне не стереть всей боли, что испытала по моей вине Котёнок, не вернуть веру в сказку, и самое главное, не вернуть упущенные десять лет взросления дочери.

Разыскивая их годами по стране и за ее пределами, я лишь сильнее утвердился в своих чувствах к Марине. Ни в одном городе я не встретил девушки, способной заставить меня забыть о ней или переключить внимание на себя. Образ Котёнка навсегда был высечен на сердце. Я жил ради того, чтобы найти её, не теряя надежды ни на одно мгновение. Обыскивал города, словно ищейка, уезжал в следующий, зная, что становлюсь ближе к ней еще на один шаг. И когда наконец-то вышел на их след в штате Мэн, сдрейфил. Я вспомнил, через что она прошла по моей вине. Вспомнил, каким ублюдком был рядом с ней, и не мог осмелиться появиться через столько времени как ни в чем не бывало, снова разрушив её жизнь. Но и отказываться от неё не собирался. Для начала требовалось понять, какой стала её жизнь, и найдется ли в ней место для меня.

Главным чудом для меня стала дочь. У неё были, как я и представлял, глаза мамы. Самые прекрасные миндалевидные глаза цвета моря. Мне так не терпелось разглядеть её вблизи, что я нарушил данное себе обещание и как-то оказался в том же кафе, где она покупала молочные коктейли с подругой и её мамой. Когда мы с ней столкнулись в очереди, она нагло окинула меня взглядом, сказав:

— Вам стоит поработать над своей координацией! — фыркнула и вернулась к разговору с подругой.

Моя малышка, без сомнения, могла за себя постоять даже в таком юном возрасте.

Многое из того, что я узнал о Марине, заставляло кровь кипеть в жилах от ревности, но я не имел права вмешиваться в её жизнь, предъявляя какие-то права. Особенно тяжело приходилось, когда я видел рядом с ней рыжего ублюдка, не спускавшего глаз с моего Котёнка. Не могу сказать, что он негодяй или мерзавец. Рыжий оказался вполне порядочным человеком с законным бизнесом по пожарной безопасности и отсутствием скелетов в шкафу. И все равно, спокойно смотреть на его прикосновения и поцелуи с женщиной, ставшей моей путеводной звездой и благодаря мыслями о которой я выжил, было настоящей пыткой.

Хорошей новостью для меня, как не удивительно, стал Перес. Я выяснил его настоящее имя — Рамирес. Теперь он носил фамилию некоего Муньеса. Но не это главное. Я почувствовал облегчение, что он не оставил моих девочек, как и обещал. Но еще больше обрадовался, когда узнал о его семье. Он больше не претендовал на мою женщину, и это делал его в моих глазах гораздо более приятным.

Даже изучив распорядок дня Марины, людей вокруг неё и примерно понимая, каким человеком стала Котёнок, я не мог решиться выйти из тени. Я всё еще помнил слова Пабло о её мыслях относительно меня, нашего родства и всех моих грехов. И появиться, чтобы быть отвергнутым после стольких лет поиска, казалось равносильным самоуничтожению. Я боялся. Да. Черт возьми. Я боялся быть отвергнутым, боялся потерять даже надежду на воссоединение.

Именно тогда решил отправить тот конверт с результатами ДНК. После уничтожения Сангре Мехикано я немедленно покинул Эл — Эй, захватив с собой в качестве сувенира только расчёску Марины. По её волосу я смог провести тест, подтвердивший то, что я всегда знал. Для одного из нас Асадов не был биологическим отцом, а для кого именно, не имело значения. Появившаяся после обнаружения конверта охрана у дома девочек и постоянно сопровождающие её копы дали ясно понять, что это не самое подходящее время для обнаружения себя. И я продолжил просто ждать подходящего момента. И он наступил. Софи уехала с Муньесами из города, у Марины был выходной, и Рыжего нигде не наблюдалось поблизости. Более удачного момента для появления быть не могло.

Только дойдя до их улицы, увидев входную дверь, вмиг почувствовал себя непрошеным гостем, решившим вломиться в чужой дом без спроса и натоптать там грязными ногами. Меня никто не ждал. Возможно, она даже забыла обо мне или еще больше убедилась в моей ничтожности. Я струсил. Боялся снова испортить ей жизнь. И я не свернул к заветной двери, направившись напрямую мимо дома, где было всё, о чем мечтал. Увидев её через занавески, лишь сжал крепче кулаки, борясь с порывом наплевать на всё и пойти поговорить с ней. Прижатый к её плечу телефон напомнил о том, насколько нормален её мир без меня, и двинулся дальше.

Всё изменилось, когда я почувствовал на себе взгляд Марины. Я не мог спутать его ни с чьим другим. Только на её присутствие отзывалось всё мое существо, только от её взгляда сердце замирало.

— Это не можешь быть ты! — Марина вцепилась мне в воротник, осматривая моё лицо.

Я молча занёс её в дом, положив на диван.

— Ты призрак?

— Это правда я. Во плоти, — ответил не в силах отвести от неё глаз, и борясь с желанием схватить Марину в объятия, глубже вдохнув любимый ванильный запах волос, пропитавший каждый предмет в этой комнате.

— Ты умер, — её ногти впивались мне в шею, а испуганные глаза всё еще отказывались поверить увиденному.

— Для всего мира — да, — спокойно ответил, усаживаясь рядом с ней на диван, позволяя сделать со мной всё, что захочется.

Я бы понял, если она избила меня, плюнула в лицо или потребовала больше никогда не появляться ей на глаза. Но Марина была по-настоящему шокирована, увидев меня. Во что перерастет её состояние, когда она придет в чувство, можно было только догадываться. А я благодарил случай, что позволил мне урвать хотя бы эти мгновения рядом с ней, и Котёнка, не закричавшую на всю улицу и не начавшую звать полицию.

— Но, как? — испуганно отпрыгнула от меня, вжимаясь в подлокотник дивана.

— Я же обещал, что больше не отпущу тебя! — горько усмехнулся, запоминая каждую черту и впитывая мелкие изменения, произошедшие с ней за это время.

* * *

В тот день она прогнала меня из дома, сказав, чтобы я больше никогда не смел приближаться к ней или Софи. Но уже на следующий день постучалась ко мне в квартиру, найдя адрес, оставленный мной перед уходом. Она накинулась на меня с кулаками, заливаясь слезами. Позволяя ей выпустить пар, дождался, когда она выдохнется, прижавшись лбом в моей груди. Поцелуями осушая её лицо от солёных дорожек, я наконец-то оказался с ней, моей Чикой, моим Котёнком.

С годами Марина стала ещё прекраснее. Она больше не походила на девчонку, превратившись в шикарную женщину, способную свести с ума любого. Трудности и трагедии закалили её характер, обернув в металл, покрытый шипами, научив стоять за себя и давать отпор. Но на самом деле, больше всего её изменило материнство. Ответственность за жизнь другого человека научила быть внимательной к другим и вдумчиво принимать решения.

Марина покинула меня спустя несколько часов. Тогда я не знал, чего именно стоит ожидать от этой встречи. Но она пришла на следующий день, не пропуская ни одного дня после. Я упивался ею. Старался насытиться каждым моментом, запоминая все её прикосновения, слова и ласки, после заполняя часы одиночества воспоминаниями о наших мгновениях. Десять лет назад мне стало бы мало тех крох, которые она могла дать мне. Но теперь, пройдя такой длинный путь и перекроив полностью свою жизнь, был благодарен за каждую секунду, проведенную вместе.

Первой радостной вестью для меня стало прекращение встреч Марины с ирландцем. Оставалось всего две причины, по которым мы должны были продолжать прятаться. И главную из них звали Софи. Невзирая на моё жгучее желание как можно скорее познакомиться с дочкой, Марина не собиралась представлять нас друг другу. Объясняя это стрессом для ребенка, отсутствием ответов на вопросы, последующие за этим знакомством, и кучей других отговорок. В реальности, как Котёнок рассказала позже, она просто боялась допустить меня к дочке, растоптав её мир. Она боялась моего прошлого образа жизни, не веря, будто я могу существовать иначе, боялась моих врагов и меня самого. На этот раз она не скрыла от меня ничего, рассказав о причинах возвращения в Лос-Анджелес. И слушая её, я не мог думать ни о чем другом, кроме собственной омерзительности в её глазах, недоумевая, почему всё же она приходит ко мне. Когда за спиной такой багаж из отходов, называемых нашим прошлым.

Но время шло, прятаться становилось всё сложнее и, в конце концов, нас разоблачила причина «пряток» номер два. Пабло, он же Андрес, он же Джозеф, начал подозревать Марину в существовании постыдного секрета, когда Софи стала оставаться у них в доме чуть чаще обычного. Только узнав её тайну, не стал счастливее. Приготовившись застрелить меня на месте или тут же отправить обратно за решетку. После долгого разговора с Мариной и моего многочасового допроса на чертовом детекторе лжи он сдался, отдалившись от Котёнка и отказываясь от общения с ней больше месяца. Возобновив дружбу с Мариной, Андрес так и не смог воспринимать меня иначе, чем преступника, внимательно следя за каждым моим шагом.

На вопросы ребёнка, что случилось с Крёстным и куда исчез Рыжий, Марине пришлось сочинять невнятные ответы, и она моментально была уличена во лжи. Тогда и произошло моё знакомство с дочкой.

Совершая шаг за шагом, мы восполняли пробелы в знакомстве, стараясь лучше узнать друг друга. Изначальная осторожность со стороны Софи сменилась любопытством, из чего позже начал строиться скелет наших отношений. Я не знал, как общаться с детьми, как и не знал, каково это быть отцом, но моя маленькая тигрица терпеливо учила меня, давая возможность стать тем папой, которого она заслуживала. И я старался изо всех сил, чтобы не подвести её и хотя бы в её глазах когда-нибудь стать настоящим героем.

— Скоро осень, — поёжилась Марина, от нового порыва ветра. — Мы больше не сможем прятаться на катере.

— Нам не нужен катер, чтобы быть вместе, — прижал ее к себе, положив голову к себе на грудь.

Ее шелковая кожа покрылась мурашками, и она прильнула ко мне еще теснее в поисках тепла.

— Не нужен, — замолчала она.

Между нами повисла тишина, и никто не решался нарушить ее. Слушая легкий шум волн и размеренное дыхание Чики, перебирал пальцами её волосы и думал о том, что я чертовски счастливый ублюдок.

— Мне не хочется заниматься этим в мотелях или у тебя в квартире.

— Котёнок, это превращает наши встречи в ещё большее приключение. Никогда не знаешь, где мы окажемся в следующий раз. И к тому же, стоит тебе напомнить, что я могу заставить тебя выгибаться от удовольствия везде, — провел ладонью от её бедра, через живот к груди, слегка сжимая её.

— Ах, — выпустила она стон, перекидывая ногу через меня, прижимаясь ко мне лоном.

Марина поёрзала по моему бедру горячим центром, вновь пробуждая во мне животный голод. Перевернув её на спину, начал осыпать поцелуями нежную шею и пышную грудь.

— Я не о том, Диего, — проговорила она, застонав и запуская пальцы мне в волосы.

— М-м-м, — промычал, не отрываясь от стянутого в бусину розового соска.

— Где ты был все эти годы? Где? — продолжала говорить, прогибаясь грудью навстречу моему рту.

— Было ли у тебя место, которое ты мог назвать домом, Диего?

Её руки блуждали у меня по спине, ноги обвивали бедра, а сладкие стоны между словами приказывали продолжать, но я замер. Вопрос Марины застал меня врасплох. Поднял голову, внимательно посмотрев на её лицо. Глаза, еще мгновение назад затянутые пеленой желания, прояснились, ища ответа в моих.

— Дом может быть только там, где ты, — улыбнулся, убирая прядь волос с её лба.

— Значит, всё это время каждое место остановки было лишь временным пристанищем? — с болью в голосе спросила она. — А друзья? Диего? Был ли хоть кто-нибудь, кто мог тебя поддержать?

— Какое это имеет значение? — нахмурился, испытывая дискомфорт от направления, выбранного этим разговором.

— Просто ответь мне, — взяла в обе ладони моё лицо, не позволяя отвести взгляд в сторону.

— Мне не нужен никто, если ты не со мной, — тяжело задышал, вспоминая годы без нее.

— Разве тебе не надоело быть скитальцем, чужаком?

Почувствовал, как напрягся каждый мускул в теле. Марина вновь пробуждала во мне воспоминания об одиночестве. Рядом с ней я забывал, каково это, жить с пропастью внутри, заполненной демонами. Не зная, где мой дом и в каком направлении нужно двигаться, я существовал, движимый вперед лишь четкой целью. Забыл я и о том, что такое доверие к другим людям. Находясь в постоянном движении, не стремился завести каких-то приятельских связей, стараясь держаться в стороне от людей. Весь опыт дружбы превратился в один сплошной обман, навсегда искоренив желание сближаться с кем-то. Следуя намеченному пути, я старалась игнорировать дыру в груди, заполняющую меня ночами и во время остановок. Но зная, что именно ждет впереди, закрывал глаза на гложущее чувство тоски и шел дальше.

— Чика… — шумно выдохнул, сдерживаясь от того, чтобы не сказать чего-то, о чем мог пожалеть. — К чему этот разговор?

Сел рядом, растерянно проводя рукой по волосам.

— Диего, — поднялась она, усаживаясь передо мной. — Посмотри на меня.

Устало подняв глаза на Марину, увидел обеспокоенность в её взгляде и безграничную любовь, которую она больше не старалась прятать от меня за маской безразличия. Чёрт возьми! Что со мной не так? Почему я просто не мог ответить единственной женщине на этой земле, составляющей смысл жизни, на элементарный вопрос. Притянул её к себе на колени, осторожно прижавшись губами к её мягкому рту.

— Всё, чего я хотел, это оказаться рядом с тобой и малышкой. Думая о том, каким бы счастливцем стал, если бы вы дали мне возможность начать всё заново.

— Диего, — Котёнок шумно вдохнула, набирая побольше воздуха в легкие. — У тебя есть дом. И я хочу, чтобы ты жил в нем.

— Что? — сердце споткнулось, подумав о том, чего ему хотелось больше всего на свете.

— Тебе пора жить с нами.

— А как же Софи? Она согласится на это? — попытался не показать волнения, нарастающего внутри.

— Она хочет этого, — поцеловала меня в уголок рта, — я хочу этого, — оставила поцелуй в другом уголке, — мы хотим этого. Потому что мы обе любим тебя.

Закрепив сказанное нежным поцелуем в губы, Марина слегка отстранилась, лукаво улыбаясь, наблюдая за моей реакцией.

Грудь переполняли эмоции. Не договариваясь совершенно о том, каким будет наше будущее, я терпеливо принимал всё, что они давали мне. Проводя время с моими девочками, единственное, чего я хотел, это быть с ними всегда, мечтая стать частью их семьи. Учитывая во внимание предыдущий опыт, не рассчитывал на то, что это произойдет в скором времени. Быть вблизи них уже являлось огромным счастьем. Разве я мог подумать, когда впервые увидел Марину на том вечере, как она изменит мою жизнь и какое счастье сможет подарить? Разве мог я предположить, насколько буду любить нашего ребенка, такую же колючую, каким был сам когда-то, отгораживающуюся от мира броней, опасаясь душевных ран, и в то же время ранимую и ласковую с близкими. Втроем мы дополняли друг друга, залечивая раны и вселяя надежды на прекрасное будущее.

Я не мог мечтать о большем, чем просто любить их, и к собственному удивлению чувствовал себя любимым в ответ. Счастье горело внутри меня каждую, проведенную вместе минуту. И расставаясь на ночь, боялся проснуться и не найти их при свете дня, с ужасом осознав, что всё снова оказалось только сном. Желание спрятать их от всего мира всё еще посещало меня время от времени, но я доверял своим девочкам и учился верить миру вокруг них. Пусть мне по-прежнему составляло сложность сходиться с другими людьми, никого из нас это не волновало. Мы были друг у друга, и больше ничего не имело значения.

— Могу я забрать её сегодня из школы? — улыбнулся, не в силах сдержаться от переполнявших чувств.

— Она будет счастлива!

Лицо Марины сияло от счастья, а я вторил ей самой искренней улыбкой, чувствуя, что больше никогда не потеряю её, Софи и наш дом. Мы сумели обрести покой и более того, смогли найти наше счастье.

КОНЕЦ

Примечания

1

Эл — Эй-сокращенное название города Лос-Анджелес

(обратно)

2

Татуировка с изображением хохлатого каракара, которого жители Мексики называют «коранчо».

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg