Стон и шепот (epub) - Стон и шепот 272K (книга удалена из библиотеки) (скачать epub) - Стелла Грей

Annotation

Когда Руслан Коршунов впервые услышал ее стон, у него снесло крышу. Он захотел Еву себе, как игрушку, постельное развлечение на несколько раз. Когда она шепотом молила о помощи, на зов явился только он, но не для того, чтобы отпустить… Есть ли шанс у похищенной девушки сбежать от чудовища, который заявляет, что он ее спаситель? И что ему нужно от птички, которая никогда не сможет петь? Внимание: строго 18+. ХЭ. Обсценная лексика, подписка. В конце обещаю свет в конце тоннеля и всем злодеям по заслугам.

Стон и шепот

Стон и шепот Стелла Грей

Некоторые вещи в этой книге могут показаться шокирующими, но огромная просьба, не делать скоротечных выводов. В одном я уверена точно - эта история никого не оставит равнодушным

 

Глава 1. Руслан Коршунов . В моей жизни есть только одна королева — тишина. Сегодня она пришла не одна, а явилась под руку со своей подругой темнотой, надев лишь легкое платье из ночной мглы, разлитой за огромными окнами. Я прикрыл глаза, откинулся на спинку кресла, наслаждаясь этим моментом, и сделал небольшой глоток виски. После шумного приема, наполненного резкими звуками, это было настоящим лекарством. Беззвучное совершенство нарушили легкие шаги, а после в прихожей вспыхнул свет. Я подавил желание поморщиться. Елена… Она красиво изогнулась и застыла в дверном проеме, позволяя оценить тонкий силуэт. Длинные волосы, стройные ноги, высокая грудь без бюстгальтера. Затвердевший сосок натянул тонкую ткань, более чем откровенно демонстрируя желание. — Русла-а-ан… — тихо протянула девушка, поднимая руки и медленно спуская с плеч бретельки платья. — Я пришла к тебе… Она почти простонала это. На выдохе, хриплым полушепотом… который диссонансом прошелся по моей коже, вызывая мурашки отвращения. От голоса, от раболепных интонаций, от столь откровенного поклонения. Недаром я ей рот кляпом затыкал, когда раньше трахал. Она красива. Смуглая, черноволосая, с идеальным телом. Ее глаза горят неприкрытой похотью, и это не оставляет меня равнодушным ровно до того момента, пока она не открывает рот. Елена плавными, танцующими движениями спустила наряд с бедер, и он осел на паркетном полу лужицей красного шелка, а после она мягко опустилась на колени и, облизнув губы, поползла вперед, к моему креслу. — Я так по тебе скучала. По твоим рукам, по твоему телу… “По твоим деньгам” — мысленно дополнил этот список самым важным пунктом. — С чего это? — тихо спросил я, подаваясь вперед и глядя в темные глаза. — И что ты здесь делаешь? Сестре хозяина приема надо быть с гостями и развлекать их всеми силами. — Ты — мой самый важный гость, — тонкие руки легли на мои колени и медленно двинулись наверх. — И я приложу все свои силы для твоего развлечения. Я скинул ее ладони, встал с кресла и отошел к окну, там, сделав еще один глоток терпко-пряного напитка, спокойно сказал: — Забирай свои тряпки и уходи. Если так хочется у кого-то отсосать, выбери Соколовского, он весь вечер пускал слюни в твое декольте. — Ты ревнуешь? — довольно улыбнувшись, сделала совсем уж абсурдный вывод Лена. — Руслан, ты же знаешь, что вне конкуренции. Конечно, знаю. Над всеми, кого я этими самыми конкурентами считал, уже трава по весне взошла, а кого пощадил — едва концы с концами сводили. Правда, соревнования в вопросе: «кто лучше баб трахает», я считал довольно идиотским занятием. — Лена, ты перестала русский язык понимать? Вали, я сказал. Она резко встала, грудь маняще колыхнулась, и я, на какой-то момент, даже оценил эстетику голой разгневанной женщины, которую она почти сразу испортила. Ее глаза наполнились слезами, губы задрожали, и девушка метнулась ко мне, прижимаясь и жарко нашептывая на ухо: — Не прогоняй меня. Пожалуйста… умоляю. Я умру без тебя, я не могу без тебя… таблеток наглотаюсь, вены порежу…. Рус, я ведь люблю тебя, понимаешь? Люблю! — Это проблемы твоей семьи и твоего психиатра, — спокойно ответил я, брезгливо отрывая ее руки от себя и отпихивая Лену в сторону. — Русла-а-ан… Стало смешно. — Добрынина Елена готовая на все ради меня? Это же практически честь. А ты никакой неловкости не испытываешь? Она тяжело дышала с ненавистью глядя в мое лицо, искаженное злой усмешкой. — Импотент хренов! — выплюнула девушка, и ее лицо некрасиво скривилось. — Урод моральный! Думаешь деньги компенсируют все твои недостатки? — М-м-м… дай-ка подумать, — я возвел глаза к потолку, делая вид, что и правда задумался, а потом проговорил: — Точно, так и есть! А вот с импотентом, пожалуй, промашка вышла, не ты ли срывала голос подо мной? И прошу, прекрати это представление. То, что я пару раз повалял тебя по кровати, еще ничего не значит. — Ты пожалеешь! И трахаешься ты хреново, Коршунов! Я никогда с тобой не кончала, всегда имитировала, так как ты прав, бабло реально компенсирует твои недостатки, — яростно прошипела девушка и, резко развернувшись, покинула комнату, подхватив платье на пороге. Дверь хлопнула, доказывая, что Добрынина ушла, и я, поморщившись, потер висок: мало того, что весь вечер пришлось улыбаться, делая вид, что мне нравится торжественный прием в загородном доме Максима Добрынина, и, самое главное, их фальшивящий скрипичный квартет, так еще, под занавес, Лена все окончательно испортила. Я окинул взглядом выделенную мне спальню на четвертом этаже и поймал себя на желании уехать отсюда ко всем чертям. Останавливало только то, что отпустил водителя, а сам за руль сесть не могу, так как уже выпил. Можно, конечно, вызвать такси, но там же будет… чужой водитель, мать его. Который дышит, шевелится и временами включает свою музыку. И я не смогу отгородиться от него ширмой… Потому останусь до утра, тем более, что Владислав Соколовский очень хотел побеседовать по поводу акций своей компании, и я рассчитываю, что он, все же, созрел для продажи контрольного пакета. Иначе придется создать ему дополнительную мотивацию к уже имеющейся… Мысли лениво текли в привычном русле, но временами все же возвращались к злобным словам бывшей любовницы. Эта маленькая дрянь умудрилась зацепить меня. К сожалению, в чем-то она была права, но подобрала неверный термин. Трахаться-то я могу, а вот с тем, чтобы кончить — вопрос. Выходило все реже. С ней всего пару раз и удавалось. Я всегда очень остро реагировал на звуки и голоса людей, но, в последние пару лет, это особенно обострилось и сильно ударило именно по интимной жизни. Меня возбуждали тела, но голоса женщин действовали, как ледяной душ. Стоны, шепот, просто речь… как наждачкой по телу, словно звук порванной струны на идеальном полотне мелодии. Один очень дорогой сексопатолог, предположил, что у меня психологическое расстройство, и предложил десяток сеансов по заоблачным ценам, где мне обязательно помогут. Я же воспринял этот метод лечения, как желание обуть меня на бабло, потому что дело не в звуках, а в бабах, которые их издавали. И мне чрезвычайно паршиво с этим жилось… Из-за этой своей особенности я был очень умерен в сексуальных аппетитах. Мне нравились красивые женщины, но ровно до момента, пока они не начинали говорить. Одно время даже ходили слухи, что я вообще гей. Правда, узнал я о них, когда меня попытался совратить уже третий смазливый мальчик за месяц. Пришлось кратковременно завести Леночку.

* * *

Проснулся я, как всегда, рано. Принял душ, и устроил себе утреннюю пробежку, как следует насладившись звуками утреннего леса. По возвращении ответил на все письма, отдал несколько распоряжений топ-менеджерам и спустился к завтраку. Увы, проигнорировать его было никак нельзя. — Руслан, доброе утро, — мне навстречу поспешил Макс Добрынин, брат Лены. Улыбаясь во весь рот, он буквально лучился доброжелательностью. — Как спалось? — Спасибо, хорошо, — коротко ответил я и кинул беглый взгляд на белую, как полотно Елену, которая, впрочем, тоже соблюла приличия. Хм, неужели не пожаловалась братцу? Максим снова отпустил какой-то дежурный комментарий и пригласил к столу. Я поглядывал на хозяина дома, пряча усмешку в уголках губ, прекрасно помня весьма красочное досье на этого милейшего мужчину. Крышует пару разбойных группировок, занимается в основном мутными сделками с недвижимостью и держит под собой попрошаек на севере Москвы. Для прикрытия имеет какую-то полуживую строительную фирму и даже умудряется жертвовать что-то на благотворительность. Это символично и издевательски тонко, посылать деньги одним старикам, чтобы черным риэлторством отбирать квартиры у других. После того, как с завтраком было покончено, уже на выходе из столовой меня поймал Влад Соколовский. — Руслан, ты помнишь? Мы вчера… — он, как всегда, запнулся, а я мысленно поморщился, удивляясь тому, как его отец мог отдать одну из компаний под управление настолько бесхребетного существа. Мало того, что отдал, так еще и управляющих нормальных не поставил, уж если знал, что сынок идиот. Хотя, ходят слухи, что в семействе не все ладно, стало быть, скорее всего Соколовский-старший просто решил слить активы, пока они не потеряли цену, и такие, как я, готовы за них платить. Но мне же лучше. Я кивнул и пригласил Влада обсудить дела на прогулке по приусадебному парку. Подтверждение своим мыслям получил практически сразу, мальчишка по совету отца и правда решил продать контрольный пакет акций. Немного поторговавшись, я согласился на цену, и мы ударили по рукам. — Раз все так складывается, то я хочу пригласить тебя отметить заключение контракта в одно интересное место. Я не стал разочаровывать мальчика в том, что устный договор еще не письменный, тем более, что тигр по имени Любопытство уже поднял свою голову и заинтересованно передернул ушами. — Что за место? — Очень особенное, если ты понимаешь, о чем я, — вполголоса проговорил Соколовский. — С развлечениями на любой, даже самый взыскательный вкус. Тебе понравится. — Не думаю, что меня можно чем-то удивить, — цинично хмыкнул я и добавил, — или там телки в рот берут каким-то крайне экзотическим способом? — Не только. Заведение высшего уровня, только для избранных… для элиты. Туда практически невозможно попасть, вход возможен, только если за тебя поручится член клуба. Такой, как я. Несколько секунд я с прищуром смотрел на парня, а после неопределенно повел плечами, но все же кивнул. — Ок. Когда? — Почему бы не сегодня вечером? А, действительно, зачем тянуть?

* * *

Глава 2. Руслан Коршунов Зачем я согласился так легко? Хрен его знает. Я никогда не являлся поклонником публичных домов, скорее, меня напрягало, что какой-то там мальчишка имеет доступ в некий клуб “только для элиты”, я же об этом месте даже не слышал. Конечно, существовала вероятность, что Влад просто пытался пустить мне пыль в глаза, подлизаться и притащить в элитный бордель, где у каждой бабенки справок от врачей больше чем у меня офшоров, и, все же, желание быть в курсе взяло верх. Второй раз Соколовский подошел ко мне, когда я собирался уезжать от Добрыниных: — Я заеду за тобой в шесть, — словно мы давние друзья выдал он и хлопнул меня по плечу. — Я тебе что телка, за мной заезжать? — такое панибратство меня бесило. — Вышли адрес сообщением, у моего водителя прекрасный навигатор в машине. От этой реплики Влад стушевался, но тут же нашелся: — Я ведь говорил, что клуб только для элиты. Без своего человека тебя просто не пропустят на территорию. Хмуро смерив мальчишку взглядом, я все же сделал финальный вывод — он идиот. Так оскорбить одной фразой того, кто сильнее тебя во всех смыслах, надо уметь. И, все же, глупость иногда бывает прощенной. — Поедем на моей машине, с моими людьми и охраной, — произнес я, не исключая вероятности сценария, что меня так изощренно просто хотят грохнуть в лесу. Влад примирительно вскинул руки в безоружном жесте, я же окончательно пожалел старшего Соколовского за сына-идиота, и, вообще, начинал раздумывать — ехать в какие-то сомнительные клубы. Дауну понятно, что бордель — место, явно, незаконное, хоть и не настолько, чтобы за его посещение заиметь крупные проблемы. Влад отличился пунктуальностью, объявился в приемной моего офиса ровно в шесть. К этому моменту я уже полностью убедил себя никуда не ехать. Настроение было поганым, и снимать шлюху, которую можно будет отодрать во всех позах, даже завязав ей рот, не особо хотелось. С тем же успехом я мог бы вызвать секретаршу Карину и нагнуть ее прямо на столе, вот только не прельщало. Даже несмотря на то, что Кариночка была одной из немногих, чей голос почти не бесил. Возможно, дело в музыкальном образовании? Когда-то секретарь, заваривающая мне теперь по утрам кофе, мечтала стать знаменитой певицей, но, приехав из села под Таганрогом, в большой город ее постигло много разочарований. И ей крайне повезло, что, когда моя предыдущая секретарша ушла в декрет, на собеседовании именно ее голос не вызвал раздражения. Хотя были кандидатки куда более опытные и не впадающие в транс от слова ксерокс. Впрочем, Карина оказалась смышленной и, пройдя скорые курсы, вполне справлялась со своими обязанностями, а ни о чем другом я и не просил. Хотя, ловя иногда ее взгляд, понимал — она не прочь пойти дальше рабочих отношений, и, если потребую, не откажет. — Я передумал, — заявил Соколовскому, едва тот оказался в моем кабинете. — Слишком много дел. Влад от моего категоричного отказа растерялся. — Но, ведь… — он понизил голос. — Я уже договорился, будет неловко. — Мне плевать. Неужели он думал, что меня серьезно будет волновать, с кем он там договаривался? — Руслан, ты не понимаешь, — Влад начал говорить так, будто куда-то спешил. — Это не просто публичный дом, это КЛУБ! О нем даже рассказывать нельзя! Я откинулся на спинку кресла, смерил взглядом этого недоумка. Знавал я всякие клубы, и этот, наверняка, был одним из подобных. У меня была масса времени, чтобы навести кое-какие справки, пока полдня работал в офисе. Соколовский-младший любил жесткий секс. Все эти плети, порки, зажимы на сосках. Ну какой еще может быть клуб у такого как он? Однозначно, БДСМ! Мало ли извращенцев. Меня же подобные развлечения могли тронуть только тем, что в них не участвовал. Мне хватало в жизни рабского преклонения, чтобы начать наслаждаться этим еще и в постели. — Вряд ли в месте куда ты хочешь меня отвезти, будет что-то особенное, — с самым скучающим видом ответил я и кивнул на дверь. — Поверь, я многое перепробовал, чтобы сломя голову, бежать в какой-то закрытый клуб. — Спорим, нет! — мальчишка неожиданно оживился и произнес это с вызовом, чего я абсолютно от него не ожидал. — Уверен, это тебя удивит. Такого ты не видел! Я не азартный человек, абсолютно, но кто же упускает такой шанс? — Спорим. На контрольный пакет акций. Проиграешь — отдаешь его по минимальной цене. И этот идиот согласился, даже расписку подписал, взамен от меня попросив сущий пустяк: в случае проигрыша, я даю ему разрешение потусить с бабами несколько дней в своем доме на Итальянском берегу и на спортивной тачке покататься, с обещанием что не разобьет. Мысленно я уже подсчитывал полученную прибыль, когда мы свернули с МКАДа на одну из трасс, долго ехали по прямой, а потом Влад объяснял водителю, куда двигаться дальше. Дивиденды грозили быть колоссальными, а в перспективе вырисовывалась возможность поглотить еще несколько мелких контор, ходящих под Соколовскими. Мой джип свернул на грунтовую дорогу, долго петлял между лесными насаждениями, пока не уткнулся в обнесенный каменным забором особняк. Ворота метра три высотой, КПП с охраной. Увиденное больше походило на военный объект, чем на бордель. Что ж, мне, действительно, стало любопытно, каких шлюшек тут так охраняют. Пока Влад не вышел и не сказал о чем-то охраннику, нам не открыли, лишь проехав на территорию, я заметил множество дорогих машин, припаркованных во внутреннем дворе. А зайдя внутрь, разочаровался окончательно. Да, тут было дорого. Роскошь витала в воздухе, богатство выглядывало из каждого угла и стучалось в витражные окна. Да, красивые женщины. Практически, совершенные тигрицы в роскошных вечерних платьях, которые, как гейши в древние времена, скрашивали интеллектуальный досуг мужчин, чтобы после, по первому их желанию, раздвинуть ноги, продавая тело. Влад вел меня все дальше, из зала в зал, и я понимал, что публичный дом и правда рассчитан на то, чтобы удовлетворить самого взыскательного клиента. Тут было много помещений с просто отличной звукоизоляцией. После подобия высшего общества мы попали в огромную комнату, отделанную в черно-красных тонах, где разукрашенные готичные девочки извивались у шестов под Мерлина Мэнсона. Следующая комната была посвящена БДСМ тематике, и я с усмешкой заметил, как Влад начал дышать чаще и вытер потные ладони о свои дорогие брюки с идеальными стрелками. М-да, столько тысячелетий эволюции, а ты все такая же примитивная обезьяна, Соколовский. Тупая обезьяна. Несколько удивил меня следующий зал, так как я никак не ожидал наткнуться на древнегреческую оргию. В помещении, стилизованном под грот трахались несколько десятков человек. Не люди, а огромный организм, ведомый похотью. Ближайшую ко мне девку драли трое мужиков, а она только стонала, содрогаясь от наслаждения и лихорадочно прыгала на члене толстяка, раскинувшегося на кушетке и выкручивающего девке соски. А на “Олимпе” вдалеке какой-то атлет в лавровом венке изображал из себя Зевса, имея какую-то не особо молодую бабу, а гибкая красотка, тем временем, облизывала ему яйца. Как понимаю, все, кто тут молодые и красивые, — работнички этого замечательного местечка. — Ты это мне хотел показать? — я перевел взгляд на Влада. — Безвкусную оргию? Нет, зрелище, бесспорно, цепляло что-то в душе и, возможно, даже возбуждало, но все сходило на нет, стоило услышать противные чавкающие звуки, которые издавала шлюха, обрабатывая чужой член. Такими темпами, я точно стану импотентом… — Нет, это все полная ерунда. Игрушки, — Влад кивнул куда-то в сторону лестницы, ведущей в подвал здания. — Все самое интересное там. — Да неужели? — мои слова просто источали сарказм. — “Золотой дождь” или изощренная зоофилия? — Увидишь! — таинственно отозвался Соколовский и все так же уверенно двинулся вперед. Подвальный коридор закручивался, складывалось впечатление, будто он огибает что-то в сердцевине дома, и я бы не удивился, выйди мы обратно к лестнице наверх, но Влад остановился, дернул одну из дверей и завел меня внутрь. Комнатка была небольшой, буквально три на три метра, одна стена глухое стекло, остальные просто серые, и большое удобное кресло посередине. Даже с массажером. — И что это? — обведя рукой пространство, спросил я. — Терпение. Уверен, ты оценишь, — Влад просто лучился от собственной значимости в этот момент, будто готовился мне целый мир открыть. — Главное, помни, никто из присутствующих тебя не увидит, а голос будет изменен. В клубе соблюдают анонимность — это основное правило. Он указал мне на кресло, а, заодно, небольшой микрофон вмонтированный в подлокотник. — Как только все начнется, ты сразу поймешь! — с этими словами он вышел из комнаты, прикрывая за собой дверь. На всякий случай, я убедился, что меня тут не заперли. Все начинало походить на идиотскую шутку или фильм “Пила”. Было бы совсем не удивительно, превратись стекло сейчас в огромный экран, на котором появится клоун. Но этого не произошло. Минут десять спустя, когда я окончательно заскучал, яркая вспышка буквально ослепила меня. В комнате за стеклом, кто-то включил свет. И я очень быстро понял, что передо мной никакое не стекло, а зеркало, как любят показывать в американских фильмах, за которым тебя не видно, но очень удобно наблюдать за тем, кого будут допрашивать. Посередине освещенной то ли арены, то ли сцены стоял пустой стул, а вокруг расположились еще с десятка три таких же зеркал. Теперь стало ясно вокруг чего именно закручивался коридор, и что за стенкой наверняка сидят такие же зрители, как и я, вот только какое зрелище нам собираются показывать? — Дамы и господа, — ожили динамики в комнатушке, — напоминаю, наши правила. Лот у нас только один, победитель аукциона получает право полного распоряжения над лотом. Остальные, при согласии победителя, могут принять участие в пользовании, смотреть за представлением либо покинуть комнаты. Правила нашего клуба гарантируют вам полную анонимность в выполнении ваших желаний. Начальная ставка тысяча долларов. Свет над ареной немного приглушили, единственная дверь открылась и двое полуодетых амбалов втолкнули вперед миниатюрную девчонку. Абсолютно голую. Она безвольно шла, куда направляли. Ее ноги подкашивались, а взгляд был мутным, как после трехдневной пьянки. Незнакомку привязали к стулу, заведя руки за спинку, так что небольшая, но аккуратная грудь, приподнялась вверх, а вершинки сосков от холода стали острыми пиками. Лодыжки ей тоже привязали, но уже к ножкам стула, так что бедра оказались слегка разведены, обнажая узкую полоску аккуратно выбритой киски. Один из амбалов, что вел девчонку ущипнул ее за сосок, и этот жест не укрылся от меня. Она дернулась, как от электрического тока. На мгновение в широко распахнувшихся глазах мелькнул ужас, она попыталась свести бедра, как-то прикрыться, но уже через секунду все опять сменилось мутной поволокой и безвольной апатией. Девчонка была под наркотой, и мне почему-то было совершенно не жалко наркоманку-шлюшку, которая выступит таким сомнительным товаром. — Девственница, — объявил ведущий, чем тут же заставил меня усомниться в своих выводах. — Все дырочки не тронуты и открыты для любых ваших капризов. — Две тысячи баксов, и мы смотрим, как Борис дерет ее в жопу, — раздался незнакомых механический голос, озвучивая первую ставку. Амбал, который щипал девчонку за сосок, как-то противно улыбнулся. Сразу стало понятно, кто здесь Борис. — Три тысячи. Борис трахает ее рот, Анатолий вначале отлизывает, а потом двойное анальное. Второй амбал выкатил к стулу с жертвой (а именно так я именовал сейчас девчонку) столик, похожий на те, что используют в ресторанах, и, сдернув белое покрывало, обнажив целый арсенал секс игрушек. — Пять тысяч за большое дилдо, цепи и зажимы на соски и посмотрим на это прямо сейчас, — ошеломил меня динамик. — А потом по кругу со всеми участниками аукциона. Узнаем, сколько в нее войдет членов. Плачу сверху еще двадцатку, если после того, как мы обкончаем эту сучку, ее можно будет убить. Я рывком поднялся с кресла. Какого хуя я вообще тут делаю, и куда попал? Мозг очень быстро сообразил, что нифига это не добровольная шлюшка. Девчонку, явно, откуда-то украли, накачали наркотой и выставили на потеху публике. Действительно, не поспоришь, развлечение на любой вкус. Судя по тому, что ставки прекратились, собравшиеся были согласны с планом неизвестного покупателя. Амбал, тот который Борис, потянулся к зажимам для сосков и не без удовольствия на собственном лице, направился к несчастной. Ведущий начал отсчет для объявления победителя аукциона. — Двадцать пять тысяч раз… Я поднялся…

 

— Двадцать пять тысяч два… Уже хватался за ручку двери, чтобы свалить отсюда, когда раздался болезненный стон. Хриплый, вырвавшийся из груди жертвы, протяжный и прошибающий насквозь. Душу словно в мясорубке провернуло от этого звука, а яйца болезненно сжались, потому что я хотел повторения этого звука. Не отдавая себе отчет, я вернулся на кресло, и с мучительной ненавистью к самому себе уставился, как на девчонку нацепили второй зажим. Она выгнулась дугой от боли и застонала еще громче. Никогда не думал, что могу кончить от звука, но сейчас был именно тот случай, потому что она стонала там, а я был готов начать дрочить здесь. Анатолий развязывал путы на руках девчонки, и я уже знал сценарий, по которому пойдет эта пьеса. Ее отдерут во все дыры, кто захочет и как захочет, а потом реально грохнут. — Двадцать пять тысяч… Впрочем, меня это уже не устраивало. — Тридцать тысяч, и она моя, — нажав кнопку микрофона озвучил я, с четким намерением забрать сладкоголосую сирену себе.

* * *

Глава 3. Ева Демина /Демина Ева/ Я всегда знала, что такое счастье. Кажется, с самого рождения, ещё в колыбели, лежала в направлении мечты. Потом научилась ползти к ней, и, сделав первые шаги, уверенно направилась к старенькому бабушкиному фортепиано. Музыка меня очаровывала, а бабушкины колыбельные заставляли смолкать даже самые сильные истерики. К пяти годам я пела постоянно, так что даже скептически настроенный отец — механик в пятом поколении — понял, противостояние бесполезно. Дальше была школа, где я выступала на всевозможных концертах, срывая овации у вскакивающих с мест зрителей. Когда погибли родители, пение спасло меня от разрывающей на части тоски… Мы остались втроем — только я, бабушка и музыка. Денег на репетиторов не было, да и на еду не всегда хватало, но я продолжала смотреть в направлении мечты. В сторону Москвы… Стоило закончить школу, как я рванула туда, к ярким огням столицы, забрав из дома последние сбережения. Бабушка не была против, она благословила и отпустила, прекрасно понимая, что не удержит. Только город больших надежд оказался жесток, а приемная комиссия Гнесинки поразила в самое сердце, заявив, что спетую мною арию слышат в пятый раз, и до этого мальчик спел лучше. Я была разбита, раздавлена, потеряна и сбита с толку, не представляя, как жить дальше. Возвращаться в Челябинск и учиться на экономиста? Проживать чужую жизнь, наплевав на мечту? Наверное, так поступило бы абсолютное большинство здравомыслящих людей, но, увы, себя я к ним не относила. Устроившись официанткой в кафе, неподалеку от Гнесинского училища, я осталась жить в съемной комнатушке и действовать. Ежедневно обивая пороги Российской академии музыки, бродила тенью под окнами, рассматривала поступивших и продолжала верить, что однажды и сама добьюсь поставленной цели. Иногда я примечала среди толп абитуриентов кого-нибудь не слишком заносчивого и подходила с расспросами, уточняя, у кого они брали уроки музыки или как тренировали голос. Однажды за подобным занятием меня застал один из профессоров, подозвал к себе и строго спросил, чего я, собственно, добиваюсь, мозоля им здесь глаза? — Как чего? — поразилась я. — Хочу знать, чем вас удивить в следующем году, когда снова приду поступать. Он долго смотрел в мои глаза, светящиеся надеждой, потом покачал головой, усмехнулся и позвал за собой. В небольшой пустой аудитории было тихо и светло, а профессор, открыв крышку инструмента, указал рукой на клавиши: — Ну, что же ты? Играй, удивляй. Только давай что-нибудь дорогое душе, а не то что на экзамен готовила? Я на миг озадачилась, а потом села перед фортепиано, прикрыла глаза и вспомнила любимую песню мамы… “Старинные часы” Аллы Пугачевой.

 

Я заиграла, начала петь, забыв о том, где нахожусь и перед кем выступаю. Просто пропуская музыку через себя, жила ею, пока последние аккорды не стихли. Наградой мне стали аплодисменты от скопившившихся в коридоре абитуриентов — последнего потока поступивщих. Сам же профессор стоял молча, задумчиво потирая бороду и глядя на меня с прищуром. Тогда свершилось первое в моей жизни чудо — мне дали второй шанс на поступление и даже посодействовали. Так я оказалась на факультете музыкального искусства эстрады. Стоит ли говорить, что кафедра эстрадно-джазового пения стала мне вторым домом? Я просто боготворила профессоров, занималась с полной самоотдачей и даже не заметила, как пролетел первый год. Побывав в Челябинске, с восторгом рассказывала умиленной бабушке, как пою, как меня хвалят, как прочат блестящую карьеру, если продолжу в том же духе… Та только крестилась и шептала: “Вот и славно, дай бог, наладится…” Перед началом нового учебного года, я вернулась в Москву чуть раньше запланированного, снова сняла комнатку, так как общежитие еще было закрыто на ремонт, и принялась проходить обязательную медицинскую комиссию. Тогда то мир и перевернулся. Стоя в очереди к окулисту, я изучала буклеты, развешанные всюду, и вдруг услышала свое имя. — Ева Дёмина? Удивленно обернувшись, взглянула на красивого молодого человека в белом халате. — Да. — Добрый день, пройдите, пожалуйста, со мной? Мне даже в голову не пришло спросить куда и зачем? Городская больница с множеством пациентов вокруг внушала доверие, как и халат на теле незнакомца. Помню, мы долго шли по длинному коридору, минуя кабинеты и врачей, затем завернули несколько раз и вдруг парень обернулся, подошел и спросил: — А документы у вас с собой? — Конечно, — я показала ему зажатую в руке папку, и только тогда уточнила: — А что случилось? — Все хорошо, — молодой человек посмотрел куда-то над моей головой и кивнул. Оглянуться туда же я не успела — нос и рот перекрыл платок, от запаха которого меня моментально повело. Пытаясь оттолкнуть сильные руки, я несколько раз дернулась и потеряла сознание, все еще не понимая, что случилась беда. В себя приходила тяжело, тело онемело и болело от попытке двигаться. Голова раскалывалась от боли, а в глазах все плыло. Застонав, я попыталась перевернуться с боку на спину, но тут же была остановлена. — Она просыпается, — обеспокоенно заявил мужчина, голос которого я слышала впервые. — Уколи ее сейчас, чего тянуть? — Рано, — уверенно ответил кто-то еще, и ему не осмелились возражать. Меня же пробрал озноб и ужас, сковав легкие и не давая дышать. Меня похитили! Чего бы не хотели эти люди — я не ждала добра, а тело начало судорожно трясти от безумного страха. Когда на нос и рот снова упал платок, я увернулась, ударившись головой о металл и закричала. Я мотала головой, визжала и царапала ногтями чье-то лицо, имевшее неосторожность склониться ближе. — Сука! — выплюнул мужик, оглушая ударом в плечо. — Не порть товар! — рявкнули позади. И это страшное слово придало новых сил. “Товар”…. — Помоги-ите!!! — закричала, ринувшись вперед и буквально накидываясь на огромную тень впереди. — А-а!!! Нет! Не-ет! Не-е-е-т!!! Я рыдала, скулила и голосила, как никогда. Все одновременно, с такой яростью, словно в меня бес вселился. Но никто не пришел на помощь. — Довопилась, тварь. Ладно, выставим ее сегодня, — это было последним, что услышала перед тем, как упасть в руки одного из похитителей и забыться беспокойным неправильным сном. Там меня крутили на шесте вместо обруча, а затем подбросили вверх, к радуге. И я беззвучно хохотала, отчего по телу шли нервные волны, усыпляя, убаюкивая. А потом наступил штиль… — Просыпаемся! — В мое сознание ворвалась боль. Кто-то ударил меня по щеке, потом тряхнул за плечи. — Эй, как тебя зовут, помнишь? — Ева, — хриплый нечленораздельный шепот сорвался с губ. Приоткрыв глаза, я попыталась сфокусироваться на мужчине перед собой, но он все время двигался и меня затошнило. — Миленькая Ева, — ко мне приблизились, подняли лицо за подбородок, покрутили влево-вправо и одобрительно хмыкнули: — Хороша-а. Эта что ли певица? — Она. Я узнала голос молодого доктора из городской больницы и встрепенулась, попыталась посмотреть на него, найти взглядом, чтобы спросить что-то важное… Только вот что — не могла вспомнить. — Тише, малышка, — в нос ударил запах ментола, кончика носа коснулись шершавые губы. — Не надо печалиться… — Кто вы? — спросила, на миг почувствовав липкий, почти болезненный страх, остро пронзивший тело от прикосновения этого типа. Мне не ответили, только чужие пальцы скользнули по руке от моего запястья к груди, и я поняла, что раздета! Абсолютно раздета… Снова накатил страх и закружилась голова. Я всхлипнула, постаралась отшатнуться от незнакомца и открыла рот, чтобы позвать на помощь, но тут же ощутила горький привкус странного напитка, вливаемого в мой рот. — Пей, пей, Ева… Ты принесешь нам много денег. Уж я такие вещи чувствую. Голос то смазывался, становясь почти неразличимым, то замедлялся, то вдруг становился громче и отчетливей. — Она готова? — пророкотало вдали. — Клиенты в сборе. — Да. Наркота подействовала… Ева… сюда… дизиак… держи ее… Кто-то говорил, голоса смешались в одно неразборчивое месиво, от которого меня вело в стороны и хотелось кричать, но рот меня больше не слушался. А еще внутри нарастала жажда чужих касаний, мне вдруг захотелось, чтобы меня трогали, и это было неправильно., Это чувство прогоняло страх, заставляя нервно облизываться и щуриться в свете больших ламп, освещающих меня со всех сторон. Я закрывала глаза и отворачивалась, но шла, куда велели… Меня куда-то посадили, и я вздрогнула от холода, одновременно чувствуя, как привязывают ноги и руки так, что я больше не могла ими шевелить, даже если очень старалась. Хотелось пить и уснуть, а еще почему-то смеяться… Но это состояние прошло моментально, когда острая сладкая боль пронзила правый сосок. Я распахнула глаза и вспомнила, что совсем раздета, на миг тело сковал ужас, а в горле застрял крик, но тут же его прогнала прочь волна наслаждения, а затем и апатии. И тут: — Девственница! — меня пробудил крик, он шел отовсюду, отдаваясь эхом в голове и продолжая пытать меня звуками: — … дырочки… ваших капризов… Я безвольно уронила голову на грудь и наконец отдалась темноте. Жаль только ненадолго. Новая боль пронзила тело, током расползаясь от левой груди книзу, и рождая совершенно болезненное удовольствие. Откинув голову назад, я застонала, еще немного расставив ноги в стороны и прогнувшись вперед. Горло свело судорогой, потолок растекался перед глазами, переливаясь десятком цветов, а звуки вокруг превратились в невообразимую какофонию. Кажется, мои руки превратились в крылья, потому что они вдруг обрели легкость, и я поняла, что вот-вот воспарю на небо. Радостно улыбаясь, услышала новый голос, выбивающийся из остальных. От него у меня мороз шел по коже… — … она моя! Мир качался перед глазами, расплываясь радужной дымкой и у меня никак не получалось ни на чём сосредоточиться. Сознание плыло где-то в темноте, которая периодически раскалывалась ослепительно яркими красками реального мира, а после они вновь блекли, уступая место мраку. Вроде бы меня сначала отвязали от твердого стула и куда-то понесли, а потом усадили на что-то мягкое и вновь выкрутились руки и ноги. — Красотка, — чьи-то наглые пальцы прошлись по груди и животу. — Даже жаль, что грохнут. Смотри ладная какая. — И чё? — лениво спросил второй голос. — Она первая, что ли? Ничего, после покупателя и самим выебать можно, так что потерпи до утра. Если она целая останется, конечно. Предыдущую по кускам в пакет складывали… психопат какой-то был. Переговариваясь они ушли, а я вновь осталась в своей темноте. Обрывки разговора мужчин всплывали в создании, но я никак не могла сосредоточиться на чем-то определенном. Не получалось. Спустя какое-то время дверь хлопнула и в комнате появился ещё один человек. А после меня поглотило безвременье, в котором было лишь рожденное препаратами вожделение и мой жгучий стыд. Мы были по отдельности. По разные стороны баррикад. И, пока тело содрогалось от кайфа, сознание вопило от ужаса…

 

В себя приходила тяжело, тело онемело и болело от попытке двигаться. Голова раскалывалась от боли, а в глазах все плыло. Застонав, я попыталась перевернуться с боку на спину, но тут же была остановлена. — Она просыпается, — обеспокоенно заявил мужчина, голос которого я слышала впервые. — Уколи ее сейчас, чего тянуть? — Рано, — уверенно ответил кто-то еще, и ему не осмелились возражать. Меня же пробрал озноб и ужас, сковав легкие и не давая дышать. Меня похитили! Чего бы не хотели эти люди — я не ждала добра, а тело начало судорожно трясти от безумного страха. Когда на нос и рот снова упал платок, я увернулась, ударившись головой о металл и закричала. Я мотала головой, визжала и царапала ногтями чье-то лицо, имевшее неосторожность склониться ближе. — Сука! — выплюнул мужик, оглушая ударом в плечо. — Не порть товар! — рявкнули позади. И это страшное слово придало новых сил. “Товар”…. — Помоги-ите!!! — закричала, ринувшись вперед и буквально накидываясь на огромную тень впереди. — А-а!!! Нет! Не-ет! Не-е-е-т!!! Я рыдала, скулила и голосила, как никогда. Все одновременно, с такой яростью, словно в меня бес вселился. Но никто не пришел на помощь. — Довопилась, тварь. Ладно, выставим ее сегодня, — это было последним, что услышала перед тем, как упасть в руки одного из похитителей и забыться беспокойным неправильным сном. Там меня крутили на шесте вместо обруча, а затем подбросили вверх, к радуге. И я беззвучно хохотала, отчего по телу шли нервные волны, усыпляя, убаюкивая. А потом наступил штиль… — Просыпаемся! — В мое сознание ворвалась боль. Кто-то ударил меня по щеке, потом тряхнул за плечи. — Эй, как тебя зовут, помнишь? — Ева, — хриплый нечленораздельный шепот сорвался с губ. Приоткрыв глаза, я попыталась сфокусироваться на мужчине перед собой, но он все время двигался и меня затошнило. — Миленькая Ева, — ко мне приблизились, подняли лицо за подбородок, покрутили влево-вправо и одобрительно хмыкнули: — Хороша-а. Эта что ли певица? — Она. Я узнала голос молодого доктора из городской больницы и встрепенулась, попыталась посмотреть на него, найти взглядом, чтобы спросить что-то важное… Только вот что — не могла вспомнить. — Тише, малышка, — в нос ударил запах ментола, кончика носа коснулись шершавые губы. — Не надо печалиться… — Кто вы? — спросила, на миг почувствовав липкий, почти болезненный страх, остро пронзивший тело от прикосновения этого типа. Мне не ответили, только чужие пальцы скользнули по руке от моего запястья к груди, и я поняла, что раздета! Абсолютно раздета… Снова накатил страх и закружилась голова. Я всхлипнула, постаралась отшатнуться от незнакомца и открыла рот, чтобы позвать на помощь, но тут же ощутила горький привкус странного напитка, вливаемого в мой рот. — Пей, пей, Ева… Ты принесешь нам много денег. Уж я такие вещи чувствую. Голос то смазывался, становясь почти неразличимым, то замедлялся, то вдруг становился громче и отчетливей. — Она готова? — пророкотало вдали. — Клиенты в сборе. — Да. Наркота подействовала… Ева… сюда… дизиак… держи ее… Кто-то говорил, голоса смешались в одно неразборчивое месиво, от которого меня вело в стороны и хотелось кричать, но рот меня больше не слушался. А еще внутри нарастала жажда чужих касаний, мне вдруг захотелось, чтобы меня трогали, и это было неправильно., Это чувство прогоняло страх, заставляя нервно облизываться и щуриться в свете больших ламп, освещающих меня со всех сторон. Я закрывала глаза и отворачивалась, но шла, куда велели… Меня куда-то посадили, и я вздрогнула от холода, одновременно чувствуя, как привязывают ноги и руки так, что я больше не могла ими шевелить, даже если очень старалась. Хотелось пить и уснуть, а еще почему-то смеяться… Но это состояние прошло моментально, когда острая сладкая боль пронзила правый сосок. Я распахнула глаза и вспомнила, что совсем раздета, на миг тело сковал ужас, а в горле застрял крик, но тут же его прогнала прочь волна наслаждения, а затем и апатии. И тут: — Девственница! — меня пробудил крик, он шел отовсюду, отдаваясь эхом в голове и продолжая пытать меня звуками: — … дырочки… ваших капризов… Я безвольно уронила голову на грудь и наконец отдалась темноте. Жаль только ненадолго. Новая боль пронзила тело, током расползаясь от левой груди книзу, и рождая совершенно болезненное удовольствие. Откинув голову назад, я застонала, еще немного расставив ноги в стороны и прогнувшись вперед. Горло свело судорогой, потолок растекался перед глазами, переливаясь десятком цветов, а звуки вокруг превратились в невообразимую какофонию. Кажется, мои руки превратились в крылья, потому что они вдруг обрели легкость, и я поняла, что вот-вот воспарю на небо. Радостно улыбаясь, услышала новый голос, выбивающийся из остальных. От него у меня мороз шел по коже… — … она моя! Мир качался перед глазами, расплываясь радужной дымкой и у меня никак не получалось ни на чём сосредоточиться. Сознание плыло где-то в темноте, которая периодически раскалывалась ослепительно яркими красками реального мира, а после они вновь блекли, уступая место мраку. Вроде бы меня сначала отвязали от твердого стула и куда-то понесли, а потом усадили на что-то мягкое и вновь выкрутились руки и ноги. — Красотка, — чьи-то наглые пальцы прошлись по груди и животу. — Даже жаль, что грохнут. Смотри ладная какая. — И чё? — лениво спросил второй голос. — Она первая, что ли? Ничего, после покупателя и самим выебать можно, так что потерпи до утра. Если она целая останется, конечно. Предыдущую по кускам в пакет складывали… психопат какой-то был. Переговариваясь они ушли, а я вновь осталась в своей темноте. Обрывки разговора мужчин всплывали в создании, но я никак не могла сосредоточиться на чем-то определенном. Не получалось. Спустя какое-то время дверь хлопнула и в комнате появился ещё один человек. А после меня поглотило безвременье, в котором было лишь рожденное препаратами вожделение и мой жгучий стыд. Мы были по отдельности. По разные стороны баррикад. И, пока тело содрогалось от кайфа, сознание вопило от ужаса…

* * *

Глава 4 /Руслан/ — Тридцать тысяч, и она моя, — нажав кнопку микрофона озвучил я, с четким намерением забрать сладкоголосую сирену себе. Чтобы трахнуть конечно же. Да, я не до такой степени урод как все остальные здесь присутствующие, но это не помешает мне удовлетворить свои желания. — Тридцать тысяч раз… — начал стандартную процедуру владелец аукциона. — Ну же джентльмены, разве это деньги за такой цветочек? Тридцать тысяч два… Тридцать тысяч три… продано! На экране передо мной сменилась картинка и теперь тут было несколько строк о том, как можно рассчитаться за “покупку” и длинный текст договора, который я бегло изучил. Дверь открылась, и на пороге появился самый натуральный классический лакей, который с поклоном предложил проследовать к моим апартаментам на сегодняшнюю ночь, где уже дожидается заказанное “блюдо”. Ну что ж сладкая, попробуем тебя на вкус. И на слух… От одного воспоминания о ее стонах меня вновь прошило желанием, притом настолько сильным, что я едва не зашипел от болезненно дернувшегося члена. Она и правда уже была в комнате. Сидела на роскошном кресле, руки заведены за голову и веревка уходила за спинку, от чего тонкое тело было красиво выгнуто и напряжено, как струна. Раздвинутые бедра, лодыжки привязаны к ножкам кресла… Да, эти сволочи умели презентовать товар так, что вело от похоти, стоит кинуть один взгляд на девчонку. В тот момент когда за мной со стуком захлопнулась дверь, она подняла голову, глядя на меня расфокусированным, бессмысленным взглядом. Попыталась пошевелиться, и тихо застонала от боли в затекших мышцах. Ее стон прошил меня молнией, рассыпался искрами в теле и зажег пожар в паху. Она лишь застонала, а я практически готов. Но рано… очень рано. Неторопливо подошел ближе и впервые коснулся ее кожи, проведя кончиками пальцев по шее и плечу, после к вскинутым рукам. — Больно? — провокационно осведомился я и разом пожалел, что вообще начал с ней разговаривать. Потому что она ответила. Низким, красивым голосом с едва заметной хрипотцой. — Да-а-а… Я потянул за кончик веревки и специальный узел легко распался, освобождая ее запястья из крепкой хватки. Как зачарованный уставился на красные следы на белой коже. Меня никогда не заводили отпечатки насилия, но сейчас хотелось взять ее руку и скользить языком по этим следам, перейти с них на нежную кожу на внутренней стороне локтя и… Меня штырило как после первой дозы. Снимало все предохранители, срывало ветром похоти наносную шелуху цивилизованного человека. Мне хотелось прямо сейчас впиться поцелуем в ее губы, сжать маленькие груди и, расстегнув штаны, трахнуть без лишних прелюдий. Но зачем так торопиться и лишать себя львиной доли кайфа? Я присел рядом с креслом и отвязал сначала одну ногу, а после и вторую. Задержал в ладонях маленькую, изящную ступню и, не удержавшись, погладил кончиками пальцев багровые отметины. Тихий вздох прошелся по телу словно мягкая пуховка, еще больше увеличивая градус возбуждения, хотя я и так был практически на самой крайней точке кипения. Мягко поглаживая кожу, двинулся выше и, не удержавшись, прикоснулся губами к нежным коленкам. Девочка просто божественно пахла. И еще она тихо вздыхала. Едва слышно, очень нежно… но это срывало мою крышу надежнее, чем горловой минет. Она просто дышит, а я уже с ума схожу. Руки смело скользили все выше и выше, но достигнув середины бедра, я сразу перешел на чуть вздрогнувший от прикосновения живот, и, вскинув голову, посмотрел на девушку. Она часто дышала, облизывала розовые губки и смотрела на меня ничего не понимающим взглядом. Как понимаю малышку еще и возбуждающими накачали? Очень похоже. А по хер. Я купил — я имею. Ей же лучше, что ни черта не соображает и не сопротивляется, потому что нет никакой гарантии того, что я смог бы отступить, если бы она была против. Вернее как раз есть четкая уверенность, что не смог бы. Слишком… она во всем слишком. Красиво стонет, грациозно изгибается, сладко пахнет. Мои ладони накрыли маленькие груди с тугими, острыми сосками, и она выгнулась навстречу, чуть слышно простонав, а меня как плетью протянули вдоль позвоночника, кидая к ней ближе. Руки на теле, губы на ее шее, а там в горле под нежной кожей вибрация звука… и меня трясет, накрывает. Су-у-ука… Она дышит… неглубоко и часто, а после кладет мне руки на плечи, словно в поисках опоры, и я одним движением подхватываю на руки, несу на огромную кровать, по которой буду валять всю ночь. Положил на гладкое покрывало, а она вновь подняла ресницы и смотрит на меня бездонным карим взглядом, в котором отражается лишь дальний свет бра. — Кто-о-о ты-ы-ы? — вновь на выдохе произносит она, и я закрываю ладонью ее глаза, чтобы не смотрела. Потому что слишком много оказалось. Потому что почему-то захотелось ласкать, а не просто поставить раком и трахать. А сам жадно смотрю на этот округлый, розовый рот и член просто разрывает от потребности ощутить его на себе. Но сначала… сначала сам. Я жадно целую ее. Это не поцелуй-знакомство, это даже не поцелуй-приглашение к дальнейшим играм. Я не спрашиваю, я сразу беру, жадно впиваясь в нежные губы. А она подается навстречу, неумело отвечая, и я веду руками все ниже, пока не обхватываю груди. И снова ниже… еще ниже… до складочек, которые уже давно влажные. О да, девочка совершенно бесстыже течет. Подхватываю ее под коленку, заставляя раскинуть ноги в стороны, и вновь накрываю мокрые лепестки, обводя вход в девственное тело, а после безошибочно находя горошинку клитора. И в этот момент она вновь постанывает мне в губы, но поет уже не о боли, как раньше, а о наслаждении. Я слышу различие этих эмоций, чувствую каждой порой своего тела и схожу с ума окончательно. Все. Нет сдержанности, нет контроля, есть только бесстыдные ласки и жадные поцелуи. Я оставил в покое ее рот, чтобы не мешать издавать столь сказочные звуки, и теперь дотрагивался до ее тела с фанатичным восторгом и диким желанием узнать, как же она кричит во время оргазма. А до него надо довести до того, как я ее трахну, потому что какая бы обдолбанная она не была — девственница есть девственница, и да, ей будет больно. Член ныл так, что уже мне хотелось взвыть от неприятных ощущений, но нет… сначала она. Ее стоны, крики, нежные вздохи. Ее оргазм. Хочу ее оргазм. Нырнул пальцами в жаркое тело и внутренние мышцы так крепко их стиснули, что я вслух выругался матом, сдерживаясь из последних сил. Вынул пальцы, мягко, нежно обвел вокруг лона и скользнул чуть выше, находя клитор и чуть сжимая его. Девочку выгнуло на постели, и она тихо застонала. Бессвязные слова, шепот… я совсем поехал. — Я… что со мной? — затуманенные, ничего не понимающие глаза и длинный стон, когда я наклоняю голову и с силой втягиваю в рот розовый сосок. — О-о-о… что вы… Она шептала, запускала пальчики мне в волосы, то пытаясь отодрать от себя, то прижать ближе, изгибалась, разводила ноги в сторону, чтобы было удобнее ласкать, а в следующий момент крепко-крепко сжимала коленки и бессвязно требовала отпустить. Реально? Сейчас? В тот момент когда я от похоти даже имени своего не помню и отпустить? Сильная дрожь сотрясла тонкое тело, мышцы стиснули мои пальцы в лихорадочном сокращении, и она хрипло застонала. Длинно, томно, с беспорядочными вздохами и все… Я — все. Я качаясь ходил по грани и подумал, что еще немного и тупо кончу в штаны лишь от звуков ее наслаждения. Я, блять, ничего лучше в жизни не слышал. Мне было по хер, что она голая, а я по-прежнему в рубашке и брюках, мне было по хер, что надо бы раздеться и сделать все как следует. Мне хотелось лишь рывком войти в это тело и вбивать ее в кровать, остервенело рыча и кусая нежную кожу. Накрыл ее сверху, раздвигая ноги шире, быстро расстегнул ширинку, приспустил трусы и обхватил рукой уже давно мокрый от смазки член. Провел по нему ладонью, и сжал у основания, чтобы остановить уже зарождающуюся в глубине тела дрожь наслаждения. Провел головкой по влажным, горячим складкам, хрипло рыкнув от кайфа, который подобно наркоте полетел по венам и чуть нажал, входя в тугое лоно. Едва-едва…. я хочу медленно. В первый раз, первое движение — медленно, чтобы прочувствовать каждую ее реакцию, чтобы ощутить как она сжимается вокруг напряженного до боли члена. Впился поцелуем в губы и… ничего. Она не ответила. Обвел языком нижнюю и прикусил до боли, снова надавливая бедрами… и опять ничего. Отстранившись, я потряс девочку за плечи, а она лишь выдохнула и отвернулась. Дышала глубоко и ровно. Здоровый, мать его, сон. В тот блять момент когда я с приспущенными штанами собираюсь ее трахнуть. Какого ляда?! Я потряс ее за плечи, стараясь разбудить, но хрен. Видимо действие наркоты так сказывается — получила оргазм, сняла напряжение и вырубилась. Еще пять минут прошли в попытках реанимировать так хорошо начавшуюся ночь, но я не преуспел, а еще через десять сидел в том самом кресле, в котором нашел девчонку, когда пришел. Сидел с адским стояком в штанах и методично выпивал уже второй бокал вискаря. Был конечно вариант плюнуть на все, и таки поиметь малышку, но я понимал, что не стану так поступать. И вовсе не из-за соображений этики, а просто потому, что ебать неподвижно лежащее бревно нет никакого удовольствия. Несколько секунд пристально смотрел на "блюдо", которое уже распробовал, но еще и близко не наелся, а после пошел к кровати, на ходу стягивая с себя вещи. Спать. Утром поимею. Никуда она, в конце концов, не денется. Плохо то, что кроватей больше нет. Люблю спать один и не люблю тела рядом. Они как минимум дышат, как максимум шевелятся. Но вопреки ожиданиям не было привычного дискомфорта, а наоборот. Мне нравилось ее слушать.

 

Кажется это херово.

* * *

Глава 5 Проснулся как всегда рано. Принял душ, посмотрел на девочку и понял, что трахать ее в этом притоне не хочу. Вчера разум застилала похоть, а сегодня уже ничего не смущает и мне разом вспомнилась вся грязь, которую тут видел. Чувство гадливости было почти физическим. Повязал галстук и выглянул за дверь. В конце коридора стоял вчерашний лакей и, поманив его пальцем, я распорядился: — Принесите одежду для девушки. На бледном лице невысокого парня отчётливо мелькнуло недоумение, и он спросил: — А зачем? — Заберу покупку, — саркастично ответил я. Ресторан, блять. “Блюдо”. Не все доел, заверните с собой! — Но… она остается в распоряжении Клуба. Это условия договора. Я вспомнил документ на экране, но так как подписывать ничего не требовалось, читал невнимательно. Так… интересно, а что происходит с похищенными девственницами после ночи с покупателем, если даже на лотах ее могли грохнуть после групповушки? — Вы закончили? — нейтрально спросил он. — Тогда я должен забрать товар на утилизацию. Утилизацию?! А вот похоже и ответ на мой вопрос. — Где управляющий? — сухо спросил я, поправляя манжеты рубашки, и всеми силами удерживаясь от того, чтобы не выбить этому ублюдку все зубы и с наслаждением запихать их ему в глотку. — Я не имею права… — попытался было возразить слуга, но замолк, поймав мой взгляд. Я медленно усмехнулся, по прежнему пресуя его морально и прекрасно зная, как он себя чувствует. — Следуйте за мной. Начальник всего этого бардака располагался этажом выше и, как ни странно, уже был в кабинете. — О, покупатель бриллиантового лота, — усмехнулся лощеный мужик в дорогом костюме явно сшитом на заказ. — Решили рассчитаться лично? — Решил выкупить лот для личных целей, — сухо ответил я, сразу переходя к делу. — Сколько? — Вот как, — он чуть заметно усмехнулся и развел руками. — Мы этого не практикуем. — Значит в частном порядке отныне начнете, — жестко произнес я. — Нет, — не менее твердо ответил хозяин бордаля. — Не обсуждается. Всего хорошего. Я подался вперед и назвал сумму. — Триста тысяч долларов… — Нет. — Четыреста. — Нет, — спокойно ответил мужчина и скрестил руки на груди. — Но за миллион я готов подумать. — Ночь стоила тридцать, — напомнил я цену уже уплаченную. — Так то ночь, — насмешливо протянул этот урод. — А тут вы хотите забрать драгоценный камень в личное пользование. — Полмиллиона — мое последнее слово. Иначе вы вообще ничего не получите, ведь за мертвецов денег не возьмёшь. Урод задумался, но все же медленно кивнул и махнул рукой. — Ладно, забирайте. Человека с кейсом пришлите вот по этому адресу. Его встретят. Мне толкнули через стол визитку с парой строк, и я поймал ее, поднялся и вышел. Быстро вернулся в комнату, где провел ночь, завернул обнаженную девушку в покрывало и подхватил на руки. Все, теперь прочь отсюда. Она не проснулась. Прижалась щекой к моей груди и тихонько вздохнула, отчего по телу вновь прошла сладкая дрожь. А я впервые задумался о том, что я буду с ней делать. С другой стороны… а почему нет? Люди имеют обыкновение заводить себе кого-то для комфортного существования. Кто кошку, кто собаку, а кто хомячка. А я бабу заведу, так тоже говорят делают. Она по крайней мере красиво стонет. Спустился вниз, положил ее на заднее сидение и сел рядом, оставив голову девушки у себя на коленях. О том какими глазами на меня смотрел водитель можно промолчать. Глава 6 /Ева Демина/ Когда, каждый день встаешь по будильнику в шесть утра, рано или поздно организм начинается ощущать приход этого времени без всяких дополнительных напоминаний. За десять или даже двадцать минут возникает состояние полудремы, когда ты уже слышишь все, что происходит вокруг. Как бабушкин кот точит когти о старый диван, как гудят редкие машины за окном, старенькое радио на кухне затянуло песню из восьмидесятых… И ты лежишь, пытаешься ухватить остатки сна, поспать еще хоть чуть-чуть, но шесть утра неумолимы, рано или поздно звенит будильник. А вот сегодня он не звенел… И даже полудрема была странной. Если обычно хотелось остаться в кровати подольше, то сегодня я вырывалась из нее мучительно медленно, словно пыталась выплыть из болота, которое уже сомкнулось сверху трясиной. Вокруг не было привычных звуков. Ни кота, ни машин, ни радио. Пожалуй, я слышала соловьев, но восторгаться их пением мешали чувства, которые одно за другим накрывали рывками. Я хотела пить, очень сильно, и голова болела. Сглотнув вязкую слюну, почувствовала жуткую резь в горле. Первая заспанная мысль — простудился, а вместо второй пришли смутные воспоминания, о том что я кричала. Очень громко кричала. Пытаюсь вспомнить что-то еще, но голова раскалывается все сильнее. И все же успехи есть, мне удается открыть глаза, оглядеть место, где нахожусь и понять окончательно: я не дома у бабушки, и даже не в съемной квартирке. Я неизвестно где. Попыталась вскочить с кровати, на которой спала, и тут же свалилась на пол — ноги подкосились, как подломленные. Ударившись коленями о паркетный пол, зашипела от боли. Все вокруг шло кругом комната плыла, от чего меня начало подташнивать. Что со мной? И где я? Взгляд нашарил на ближайшем столике прозрачный полный графин. Я ринулась к нему, словно путник в пустыне, и хоть знала, что при больном горле нельзя пить холодную воду, впилась в горлышко посудины и жадно глотала, позабыв обо всем на свете. Руки тряслись от напряжения, не вся жидкость попадала в рот, проливаясь мимо, часть ее струями текла вниз, на грудь, живот, ноги… Это дало мне второе осознание: я голая. Графин едва не выпал из рук, но я сумела поставить его обратно на стол. Бегло осмотрев себя, прислушалась к ощущениями, пыталась вспомнить хоть что-то из вчерашнего дня, и поняла, что кроме немного саднящей промежности и красных следов на руках и запястьях зацепиться мне не за что. — Люди! — попыталась крикнуть я, но из горла вырывался лишь тихий то ли хрип, то ли сип. Кажется я сорвала голос, и, пожалуй, только это сейчас помешало мне начать изо всех сил звать на помощь. Потому что мозг окончательно проснулся, чтобы все осознать. Меня похитили, накачали чем-то и изнасиловали. Я металась по незнакомой комнате, в которой оказалась. Богато обставленной, но сейчас мне было не до красоты интерьеров. Дверь заперта, стены прочные, за окнами минимум третий этаж большого частного дома. Потому что судя по пейзажу, вокруг огромная территория с газоном, каменным забором, а дальше только лес. Никаких соседних особняков и людей в пределах видимости. Сдернув с кровати, на которой проснулась, покрывало, завернулась в него наподобие римской тоги, и зачем-то тщательно изучила белую простынь на следы крови. Не нашла. Если бы не неприятные ощущения между ног, я бы почти успокоилась. Но вместо этого, сознание подкинуло образ совершенно другой комнаты и огромной кровати, а еще мужчины, который меня к ней прижимал. Сердце в груди на мгновение остановилось, но тут же забарабанило дальше в бешенном темпе. Я пыталась вспомнить лицо насильника, который меня… меня… на глазах стали наворачиваться слезы, но помнила лишь смутный образ. Чем же меня накачали, что я позволила сотворить с собой такое? Стонала под этим человеком, видела радугу, и даже его лицо было затуманено красиво переливающейся дымкой. Я осела прямо на пол и завернулась поплотнее в ткань. Мне показалось, что в комнате вдруг резко похолодало, настолько, что тело пробрало ознобом и заколотило. Попытки вспомнить вчерашний день проваливались фактически сразу. Помнила только медосмотр в больнице, несколько врачей, которых успела пройти: гинеколог, ЛОР, сдала какие-то анализы, стояла в очереди к окулисту, а дальше провал… И редкие вспышки. Люди, образы, они что-то говорили, но я не могла вспомнить что-именно. В этот момент с ужасом осознала, что похитить меня могли даже не вчера, а неделю назад, и все это время продержали в наркотическом угаре. Я принялась судорожно осматривать свои вены, на предмет уколов. Вдруг я уже героинозависимая, но еще не знаю об этом? Но синяков от игл не нашлось, да и вообще на теле, кроме следов от веревок ничего ужасающего не обнаружилось. А в следующий миг, я застыла и бросилась к двери, колотить по ней руками и ногами, сипя и хрипя, чтобы меня выпустили немедленно. Потому что я вспомнила о самом главном. Я не позвонила бабушке. Своей старенькой, любимой бабуле, которой всегда звонила. ВСЕГДА! Каждый день! — Выпустите меня! — насколько позволял голос, просила я. — Мне нужен телефон! Казалось дом пуст и вымер, с обратной стороны не было слышно даже шагов. Из-за чего складывалась иллюзия, что меня не охраняют, но я не была столь наивна. Прекратив колотить в двери, я принялась еще раз, но уже более внимательно осматривать комнату. Догадка, подтвердилась, когда в углу помещения блеснул объектив камеры. Без малейших угрызений совести, я подставила стул и потянула ее на себя, вырывая из пазов с корнем и не жалея сил, разрывая провод. — Кино закончилось, — прошипела, будучи уверенной, что сейчас кто-нибудь точно явиться ее чинить, и уселась на кровать в ожидании. Почти не ошиблась. Спустя минут десять в замке двери провернулся ключ, но в комнату вошел отнюдь не мастер. Едва я увидела этого мужчину, то тут же неосознанно вжалась в изголовье, уже жалея, что сломала камеру, потому что это был никакой не мастер. Это был он, мой насильник и похититель! Движения резкие, почти хищные, пожалуй, так мог бы двигаться ирбис: не торопясь, размеренно, а в следующий миг — бросок и смерть. Мой взгляд невольно остановился на его пальцах, все еще сжимающих дверную ручку. Железная хватка, даже здесь. В его пальцах чувствовалась сила, способная при желании свернуть шею врагу без малейших сожалений. – Сломать камеры — крайне неблагоразумный поступок. Ты могла бы быть более благодарной за собственное спасение, — произнес он и захлопнул за своей спиной дверь. — Спасение?! — едва слышно выдохнула я, потому что громче просто не могла. — Вы меня изнасиловали! Мужчину странно передернуло от моих слова, и в следующий миг, он посмотрел на меня так, будто бы не прочь продолжить мое насилие здесь и сейчас. Он просто пожирал меня глазами. И я ощущала этот взгляд так, словно он змеей скользил по моему телу, и никакое покрывало не было ему преградой. — Насиловал? Нет, я тебя даже пальцем не трогал. Хотя, — он задумчиво осмотрел свою руку. — Вру, пальцем все же трогал… Я вспыхнула от этого пошлого намека. Пальцем? Я не помнила ни черта, вот только ощущения в промежности говорили о том, что кое-что все же было. Вопрос, что именно? — Отпустите меня, — взмолилась я, не желая ни в чем разбираться сейчас. — Я никому не скажу о том, что вы меня похитили. Буду молчать, только отпустите? — Ты действительно идиотка или только притворяешься? — Он в несколько шагов миновал расстояние до кровати, останавливаясь в нескольких сантиметрах от нее, и глядя в упор на меня. — О какой свободе может быть речь? Я заплатил кучу бабла за твою жизнь и ты должна как минимум проникнуться ко мне за это благодарностью. Пока что я прониклась к нему только ненавистью. Он выглядел относительно молодым. Высокий брюнет, лет тридцать-тридцать пять, но ранняя седина уже тронула волосы, лицо красивое, породистое и хищный профиль. В нем сразу чувствовалась власть, деньги и вседозволенность, которую они дарили. Такие любят, когда их бояться и пресмыкаются, мне же хотелось выцарапать ему глаза, но вместо этого я всхлипнула: — Я не понимаю о чем вы! О какой благодарности речь? — каждое слово отдалось болью в связках. Отвечать от не спешил, но вместо этого спросил: — Как тебя зовут? Подонок! Можно подумать, он не знал. — Я ничего вам не скажу, — просипела и скривилась от спазма. Горло разрывало не простой болью, и я не просто сорвала связки. Что-то более серьезное… — Меня будут искать. Бабушка, и в академии… — Так вот, дорогая, слушай внимательно, — подонок перебил меня и сел на краешек кровати, придвинулся так близко, что схватилза подбородок и заставил посмотреть ему в глаза. — Тебе крупно повезло, что когда тебя обдолбанную хотели трахнуть во все дыры, а потом расчленить богатые отморозки, ты попалась мне. Вдвойне повезло, когда отрубилась и уснула в постели со мной. Трахать спящих амеб не в моих правилах, поэтому решил оставить тебя до утра. В третий раз тебе повезло, когда за тобой пришли забрать на “утилизацию”, а я все еще был не удовлетворен. Так, что будь благодарна за спасение своей прелестной шкурки и цени, что из всех зол с которыми ты столкнулась, наименьшее — это я. Если будет послушной девочкой, я превращу твою жизнь в рай… Он говорил все это, а взгляд блуждал по моему застывшему лицу, потому что я была не в силах так быстро осознать и переварить все, что он сказал. Мне повезло? Он серьезно? Попасть в лапы богатого психа? — Ну же, скажи, что-нибудь? — он дернул меня за подбородок в попытке вытрясти ответ. Да легко! — Пошел на хер! — прошипела я, не стесняясь выражений, и вывернулась из хватки пальцев. Вскочила с другой стороны кровати и, все так же кутаясь в покрывало, продолжила: — Я скорее из окна выброшусь, чем позволю тебе до себя еще хоть пальцем дотронуться. Уголок его рта дернулся, то ли в усмешке, то ли в оскале. Было видно, что моя бравада его ни капли не тронула, скорее разозлила. Он медленно поднялся, обошел кровать, я же отступала шаг за шагом, пока не уперлась в то самое окно, из которого собиралась выброситься. — На хер, говоришь? — переспросил он, вжимая меня бедрами в подоконник. — Это ты у меня туда сходишь, и не один раз. И еще прыгать будешь на нем, как цирковая собачка… Я боролась с желанием плюнуть ему в лицо, останавливало только осознание, что одно дело скинуться самой, а другое, когда тебя скинут. А этот тип может… — А вам добровольных цирковых собачек уже не хватает? — не смогла оставить я без ответа. — Просто так никто не дает, похищать стали? — В этом доме я решаю, кто мне дает, а кто нет, — он рывком отнял руки от моей груди, которыми я подтягивала покрывало, заставляя его опасть на пол бесформенной тряпкой. Я дернулась, чтобы сбежать, но он крепко удержал за запястья, дыша мне в лицо и прижимаясь грудью в белой рубашке к моей обнаженной груди. — И если бы не срочные дела, развернул бы тебя раком здесь и сейчас, открыл окно, чтобы ты кричала, не стесняясь на всю округу и натянул бы по самые яйца. Потому что могу, потому что хочу и обязательно сделаю. — Урод! — Меньшее из зол, — повторил он. — И у тебя время до вечера, решить, от чего ты будешь кричать: от удовольствия или боли. В конце концов, никто не мешает мне накачать тебя наркотой вновь и сделать податливой, текущей сучкой. Я задергалась под этим психом, пытаясь высвободиться, но он и сам отпустил, тут же отходя на шаг и попутно бросая взгляд на наручные часы — До вечера, сладкоголосая птичка, — прозвучало словно издевка над моей хрипотой. — У тебя есть над чем подумать! Глава 7 /Руслан Коршунов/ Под кайфом она нравилась мне больше. Послушная, нежная, заводится с полоборота. Когда утром я оставил ее в гостевой спальне, то уже был свято уверен в том, что поступил правильно. Она меня возбуждает и, самое главное, — она же и может удовлетворить. Только она. Только от ее голоса мурашки по загривку и железный стояк настолько болезненный, что отказывает здравый смысл. Оставлю как любовницу. Что-то вроде секс-куклы, которую я могу иметь сколько хочу и как хочу. Я поставил камеры в комнате, и не мог удержаться от того, чтобы не переключать компьютер на них в лихорадочном ожидании ее пробуждения. От воспоминаний о ночи у меня отключились мозги и оставалась только одна потребность — взять. Разложить на кровати и иметь несколько часов подряд, так долго чтобы после была лишь безграничная сытость. Хотелось натрахаться на неделю вперёд, наконец-то вернуть холодный разум, без голодной одержимости ее гибким телом. Хорошая девочка. Хорошая кошечка. Отличный домашний хомячок. Я досадливо дернул уголком губ. Хомячок оказался саблезубым, и неблагодарным, с ходу цапнув хозяйскую руку, а не упал на спинку, раздвинув ножки. Лишь бог знал чего мне стоило зажав ее у окна, не расстегнуть штаны и не ворваться в такое доступное тело, сильно кусая за плечи и воя от бешеного желания. Меня сводило с ума все. Девушка хрипло шепчет, ругается, а меня штырит так, словно она ноги раздвигает и ласкает себя у меня на глазах. Она прерывисто дышит, а я почти кончаю. Отпустить? Ага, сейчас. Но стоит признать то, что я неудачно начал разговор. Необходимо было спокойно зайти, предложить чаю и в непринужденной беседе рассказать почему она теперь живёт со мной. Женщины — в сущности простейшие существа, повернутые на разговорах. Что им надо? Услышать какую-нибудь романтическую херню, прикупить тряпки, камни, сделать маникюр и слетать на островок. Ну и много хорошего секса. Притом последним я просто таки жаждал ее обеспечить. Но меня снова повело. Накрыло эмоциональной волной и разметало о берег все благие намерения. Ладно, Коршунов… надо думать не только о развлечениях, но и о деле. Я вернулся в свой кабинет и вызвал управляющего домом. Немолодой, подтянутый мужчина в прошлом служил в должности начальника охраны, но пару лет назад попросил о переводе на более спокойное место. Что впрочем не мешало мне проводить через него все распоряжения. Во многом я был консерватором. — Доброе утро, Руслан Михайлович. — Доброе утро, Николай, — сухо кивнул я в ответ и сразу перешёл к делу. — Я выезжаю в офис, а для тебя у меня есть деликатное поручение. У нас гостья. И я хочу знать о ней все. В глазах верного помощника мелькнуло удивление, но он послушно склонил голову. — Что-то еще? — Да. Девушка имеет право гулять по дому, но ей запрещено покидать пределы особняка и любая связь со внешним миром. Чтобы никакой возможности позвонить или сбежать. Николай едва заметно кивнул и проговорил: — Я вас понял. Будут дополнительные указания? Отдав остальные распоряжения, не касающиеся новой зверушки, я отправился к машине. Уже в салоне идеальную симфонию Моцарта нарушила вибрация телефона. Взглянув на экран, я едва заметно скривился, но все же ответил: — Здравствуй, Влад. — Привет Руслан, — раздался в трубке до отвращения довольный голос Соколовского. — Ну как ночка прошла? В глубине души большая, черная зверюга по имени бешенство чуть приоткрыла глаза и потянулась. Пацан раздражал и раньше, но сейчас в его речи появились развязные нотки, словно он решил, что теперь мы практически друзья. — А с чего ты взял, что она как-то интересно для меня закончилась? А точнее, почему у нас Влад настолько осведомленная падла, если по официальной версии все члены аукциона анонимны? — Я тебя потом уже не видел. А девку выкупили для личного пользования, вот и сделал выводы. — Понятно. — Я же говорил, что тебе понравится, — хмыкнул в ответ невидимый собеседник. — Клуб умеет удивлять. Угу. Ты тоже умеешь удивлять, Соколовский. Я конечно знал, что ты тот ещё утырок, но не думал, что до такой степени. Не ты ли предлагал двадцать пять тысяч за извращения и смерть? Впрочем, вряд-ли он признается. — Да, местечко оказалось забавное. Я поддержал разговор, так как прекрасно осознавал, что Влад звонит мне не только для того, чтобы поинтересоваться, как прошла ночью. Ему что-то надо… И я оказался прав. Само собой. — По поводу нашего вчерашнего пари, — наконец-то перешёл к делу парень. — Помнишь мы говорили про тачку и виллу? — Да. Притом до сих пор не понимаю такой потребности выебнуться напоказ в спортивном авто. Я покупал этого зверя цвета мокрый асфальт, потому что дико любил скорость, и она удовлетворяла меня на все сто процентов. А этот? — Я сейчас на недельку улетаю, а как вернусь попрошу машину. Заверив юного идиота с садистскими наклонностями в том, что все будет в лучшем виде, я наконец-то нажал на отбой. Привычная рабочая атмосфера офиса затянула довольно быстро и выбила из головы все лишние мысли. Я погружался в свое море работы задерживая дыхание на максимальный срок и получал почти физический кайф от выполнения своих планов. Я — так называемый “достигатор”. Фанат труда и, самое главное, результата. Мне нужно чтобы жизнь кипела, а чужие фирмы растворялись в моей, падая под натиском концерна одна за другой. Пожалуй я понимал великих полководцев прошлого, которые шли за край мира за новыми победами, хотя казалось бы давно могли остановиться. К середине рабочего дня на личную почту пришло письмо от Николая с вложением в котором на нескольких страницах описывалась жизнь моего приобретения. Первым ударом под дых оказалось ее имя. Ева. Ее звали Ева. Я повторял это имя снова и снова, раскатывая звуки на языке и ощущал как по телу бегут мурашки, а волоски встают дыбом. Она совершенна во всем звуковом диапазоне. Быстро изучив остальное, я откинулся на спинку кресла и сцепил руки на животе. — Ева-а-а… — не удержался и повторил вслух, задумчиво изучая фотографию на мониторе. — Девочка-певица значит? Гнесинка? С таким-то колоссальным конкурсом на место и поступила на бюджет, хоть и на второй год. Талантливая малышка… и везучая. Если бы не твой голос, лежала бы сейчас в перелеске. Я смотрел на нее, и ощущал как из-за спины подкрадывается то самое чувство, которое я гнал от себя весь день. Лютая жажда. Мне хотелось секса. Закончить то, что начал и оттрахать девчонку так, чтобы завтра встать не смогла, а меня наконец-то отпустило и перестало накрывать от имени и ассоциаций.

 

Схватив пиджак, я поднялся и направился к двери. Хватит на сегодня работы… Уже сидя в автомобиле, по дороге к дому, я быстро набрал номер Николая и с усмешкой спросил: — И как там себя чувствует наша дорогая гостья? — Простите, ее пришлось запереть, — ответил тот, после чего раздался звук бьющегося стекла. — Блядь… Связь прервалась, а я удивленно уставился на умолкнувший телефон. Что там за херня происходит?? Глава 8 /Демина Ева/ Если этот ублюдок думал, что я сдамся и поверю в его сказки про спасение моей жизни, то глубоко заблуждался. Негодяй всерьез считал, что вернувшись вечером раздвинет мне ноги и закончит начатое с моего полного согласия. Я читала это по его глазам, слышала стальную несгибаемую волю в низком чуть вибрирующем голосе. И да, он меня пугал. До мурашек на шее, спешно бежавших по плечам и вызывавших дрожь ужаса во всем теле. Мне было ясно, что такой пойдет даже против воли, просто потому, что ему так захотелось. Скотина. Я металась по комнате в его отсутствии, силясь понять, что делать. Иногда, замирая, взволнованно смотрела то на дверь, то на окно, а в голове зрели планы побега. Один абсурднее другого. Я ведь не спортсменка, не скалолазка и, тем более, не воровка, чтобы уметь вскрывать замки. Но мне очень нужно было оказаться на воле, или хотя бы заполучить телефон. Бабушка, не дождавшись звонка, наверняка разволновалась, а у нее больное сердце. Господи, только бы с ней ничего не случилось! Как же сообщить, что со мной все в порядке? Как дать ей знать?.. От понимания собственного бессилия в глазах появились слезы, и сердце билось словно сумасшедшее. В очередной раз подбежав к двери, я тронула ее гладкую поверхность и вдруг яростно забарабанила по дорогому полотну. С той стороны раздались шаги, и я снова испугалась. Отскочив, закуталась в простыню и нервно облизывая пересохшие губы, готовилась броситься на посетителя с кулаками, если понадобится, выцарапывая ногтями путь на свободу. — Слушаю вас, — возникший на пороге здоровый мужик был коротко острижен, имел квадратное лицо с резкими чертами и крупным носом. Он невозмутимо стоял в дверях в безупречно белой рубашке и темных брюках и выжидающе на меня смотрел. — Выпустите меня, — проговорила и тут же схватилась за горло, внутри которого, по ощущениям, кто-то разводил костер. — Комната не заперта, — спокойно отозвался амбал. — Если вы голодны, то я с удовольствием провожу вас в столовую. Я вскинула брови и нерешительно шагнула вперед, не прекращая сжимать кулаки. Может, у них такая игра? Обмануть, выманить, чтобы просто поиздеваться и посмотреть, как буду умолять отпустить, едва пойму подвох? Но бугай отошел чуть в сторону, пропуская меня в коридор. — Меня зовут Николай, — зачем-то представился он. — Вы можете обращаться ко мне по любым вопросам. — Я хочу уйти, — шепнула, не веря ни единому слову, но чувствуя, как воспряла в душе надежна. — И мне нужен телефон. — Не получится, — покачал головой мужик, — но, как я уже говорил, если вы голодны… — Да! — выпалила, вдруг подумав, что это мой шанс. — Я хочу есть. Назвавшийся Николаем легко отступил влево, оставляя все пространство прохода открытым. Вышла, осторожно ступая босыми ногами на темный паркет, ожидая чего угодно и, кажется, внутренне готовясь к смерти. Потому что когда дверь закрылась с тихим щелчком, я вскрикнула, сама себя напугав до чертиков. Николай качнул головой, но промолчал, лишь взглядом указав вперед. Я отошлаот стены и, озираясь, сделал несколько шагов. Он двинулся следом: чуть позади, не стараясь поровняться или коснуться, но и не отставая. Меня знатно колотило от чувства ужаса и нереальности происходящего, дрожь, казалось, распространилась даже на желудок, вызывая тошноту. — Направо, — подсказал мужчина, когда мы оказались перед мощной двустворчатой дверью из красного дерева. Я свернула, и почти сразу мы вышли к широкой лестнице, устланной тонким ковролином молочно-бежевого цвета. Спустившись с первой же ступени, почувствовала, как открывается второе дыхание. Вдруг появилась вера в чудо, и в то, что сбежать все-таки удастся. Мне бы только оказаться где-нибудь на дороге, поймать машину и рвануть к ближайшему полицейскому участку… И тогда придет конец этому кошмару! В момент, когда мы преодолели первый пролет, мои мысли нарушил женский голос: — Николай Васильевич, вы здесь? Навстречу поднималась девушка в черном платье и белом переднике. На голове у нее был завязан тугой пучок, а лицо выражало крайнюю степень озабоченности. — Мне нужно… — увидев меня, она остановилась, удивленно вскинула брови и тут же опустила взгляд в пол и, развернувшись, поспешила назад. — Нет! — я вырвалась вперед, обежав перила и едва не роняя простынь. — Помогите, прошу! Пожалуйста! Хотела схватить женщину за руку, но промахнулась — сильная рука Николая потянула назад. Голос сорвался на едва слышный пугающий и нечленораздельный звук. напоминающий шелест фантика. Дернувшись из рук охранника, замолотила локтями по его животу и груди — куда попаду. Он на миг опешил от сопротивления, но этого не хватило, чтобы дать мне освободиться. — Успокойтесь! — холодный голос Николая заставил горничную оглянуться, и мы снова встретились взглядами. В ее я не нашла ни сочувствия, ни понимания. — Иди, Марина. Накрой на стол! Продолжая беззвучно шевелить губами и оседать на колени, не в силах поверить в равнодушие окружающих, я закрывала лицо руками и сотрясалась от рыданий без слез. Меня сковывало отчаяние, оглушало понимание того, что никто не придет на помощь. Уж не знаю, кем являлся хозяин дома, но слуг эта тварь вышколила хорошо… — Идемте, — абсолютно спокойно проговорил Николай, легко поднимая меня на ноги и направляя дальше по лестнице. Я шла, с трудом соображая, что делаю и зачем. И только одна мысль терзала уставший мозг — мне нужно позвонить единственному родному человеку на земле… Столовая, куда меня привели, поражала размерами. Не сравнить с маленькой кухней в нашей с бабушкой квартире… Практически вся мебель была того же цвета, что и паркет, все монолитное, красивое и дорогое. Добровольно-принудительно усевшись за большой прямоугольный стол, покрытый безупречно белой кружевной скатертью, я вдруг почувствовала, как перекосило губы нехорошей злой улыбкой: когда-то видела в журнале огромный дом с подобным интерьером и мечтала оказаться в таком лично. Вот и сбылось… В помещение вошла все та же Марина. Она, не поднимая глаз, ловко расставила передо мной тарелки и приборы с подноса. Запах еды ударил в нос, и меня снова повело. Не от голода, а от отвращения… Сижу в доме своего насильника, а мне прислуживает его горничная, или кем она здесь работает… — Вас все устраивает? — напомнил о себе охранник, стоя позади и контролируя каждый мой вздох. — Или есть особые пожелания? Есть. Хочу, чтобы вы все сдохли мучительной смертью! Мотнув головой, рвано вздохнула и потянулась за вилкой. За спиной послышался шорох, Николай встал справа от стула и снова замер. — Мне нужно позвонить, — не выдержав, предприняла еще одну попытку поговорить. — Прошу вас. Всего один звонок. — Если больше ничего не желаете, приятного аппетита, — словно и не услышав моей мольбы, ответил Николай. Марина, бросив на меня косой взгляд, вышла, плотно прикрыв двери. Застонав, я закрыла лицо руками, думая лишь о том, что это просто не может быть правдой. Хотелось проснуться в собственной постели, понять, что кошмар кончился, умыться и обнять бабушку, шепнув, что все у нас будет хорошо. — Проводить вас назад? — спросил Николай, продолжая стоять надо мной. Положив руки по обе стороны от тарелки с жаркое, я глубоко вздохнула, покачала головой и, быстро глянув на охранника, взяла в руки нож и вилку. Сжала крепко, сделала несколько глубоких вздохов и попросила: — Подайте воды, пожалуйста. Графин стоял неподалеку вместе со стаканами, и Николай исполнил мою просьбу в считанные секунды. За которые я успела переложить столовый нож на колени. Мне налили воды.

 

Горло отзывалось болью на каждый из трех сделанных глотков, а сердце стучало, как сумасшедшее. Не знаю, оно ли меня выдало или охранник просто был очень внимательным. — Верните нож на место, — проговорил Николай. — Осторожно и без резких движений. Я облизнула губы, послушно положила руку на колени, сжала холодный металл и, вскочив, молча попятилась к двери. Меня трясло, как в лихорадке, в голове все шумело, а в глазах двоилось и плыло от напряжения. — Дайте мне телефон, — хрипло выдавила из себя. — Ну же! Николай качнул головой и молча последовал за мной. — Стойте! — зашипела, выкидывая нож вперед и делая несколько рваных толкающих вперед движений, словно собиралась продырявить охранника. — Я не шучу! Не останусь здесь! Не подходите! Он рванул вперед быстрее, чем я успела сморгнуть непрошенную слезу. Схватил за запястье, сжал, заставляя расцепить пальцы. И я дернулась, закрутилась ужом, зашипела. Угрожая, мотая головой, укусила эту сволочь за вторую руку, расцарапала кожу на шее и, половчее перехватив нож, умудрилась все-таки ткнуть им куда-то… Он немного вошел в мягкую плоть, а охранник вскрикнул. — Сука! — Я отлетела к стене, откинутая второй рукой. Попыталась рвануть к двери, но была поймана за простынь. Та слетела, скользнула на пол. Охранник что-то процедил сквозь зубы, подхватил белую ткань, залитую его кровью и обмотал вокруг меня, кутая с руками. Брыкаясь и беззвучно визжа, я мотала головой, дергала ногами и пыталась освободиться. Все оказалось напрасным. Меня закинули на плечо и понесли по уже знакомому маршруту. — Я вынужден запереть вас, — с нотками недовольства проговорил Николай, остановившись у одной из дверей и распахивая ее настежь. — Прошу вас больше не совершать необдуманных поступков. — Немного подумав, он добавил, поставив меня на ноги: — Хозяин дома не любит неподчинения. Подумайте об этом. Дверь закрылась, щелкнул замок, и я сползла на пол, безучастно глядя на три капли крови перед собой. Нож попал в правое плечо Николая — я видела расползающееся алое пятно на его рубахе. Никогда раньше не думала, что смогу совершить подобное… Действуя, словно безумная, я чуть не убила человека. Хотя, человека ли? Ведь он знал, что я нахожусь в доме насильно, но плевать на это хотел. За все заплачено, а я — всего лишь марионетка в этом театре ужасов. Не знаю, сколько просидела так на полу, но вдруг поняла, что стало холодно. Даже зубы застучали. Лишь тогда я нашла в себе силы подняться и с удивлением осмотреться вокруг. Эта комната была злой насмешкой судьбы — не иначе: небольшая, в светлых тонах, уставленная музыкальными инструментами. Несколько видов гитар на подставках, саксофон, старый проигрыватель и рояль стали мне соседями. А у стены нашлись застекленные полки, на которых красовались виниловые пластинки… Мой насильник — меломан и коллекционер, ну надо же!

 

На цыпочках приблизившись к полкам, почитала часть названий и даже рот открыла от удивления — у нас еще и вкусы оказались схожими. Злой, совершенно ненормальный смех, прорвался наружу, обращаясь в каркающие хрипящие звуки. Я закашлялась, чувствуя, как вновь подступают к глазам слезы. Горло болело все сильнее, озноб тоже нарастал, а голова кружилась. Добравшись до невысокого крутящегося табурета, буквально упала на него, опираясь руками на крышку рояля, а потом, словно в бреду, открыла его, взглянула на клавиши и заиграла одну из прелюдий Рахманинова. Самозабвенно, глотая соленые слезы и думая только о том, что непременно выберусь отсюда, чтобы снова увидеть бабушку, и снова учиться, и снова верить, любить и мечтать. А потом прелюдия закончилась, и накрыло осознание того, что, возможно, бежать уже поздно. Что, возможно, уже никто не ждет… И тогда, поднявшись, я взяла табурет в руки и, разбежавшись, кинула в окно, разбивая стекло на сотни осколков, отшатываясь и прикрываясь рукой. Когда Николай ворвался в музыкальную комнату, я стояла перед ним с совершенно, должно быть, безумным взглядом. — Прошу вас, дайте мне телефон, — попросила, прикладывая острый осколок к вене левой руки. Это был ход ва-банк. Потому что его целью была моя защита, а значит он не станет рисковать моей жизнью. Я очень на это надеялась. — Уберите осколок, — поморщился охранник. — Телефон! — рявкнула и тут же закашлялась. Договаривать пришлось практически шепотом: — И выйдите вон. Он задумался. Смотрел то мне в глаза, то на осколок, потом на разбитое окно и мои голые ступни… — Дайте мне пять минут, — уголок его губ дернулся. — У меня нет при себе телефона. — Жду, — прошипела, кивая на дверь. Было холодно и страшно, а душу раздирали сотни противоречий и сомнений. Но разве они оставили мне выбор? Через минуту в коридоре послышался звук шагов и я порывисто развернулась, но вместо Николая в дверях появился Он. Если еще пять минут назад я считала себя напуганной, то ошибалась. Страшно стало именно сейчас, когда темные глаза этого мужчины скользили по мне и будто прожигали насквозь. Прислонившись плечом к косяку, хозяин дома слегка склонил голову и, глядя на меня с кривой усмешкой на красивых губах, произнес: — Добрый вечер, Ева. — Не добрый, — отрывисто ответила я мерзавцу, о котором до сих пор не знала ничего, даже его имени. Замерев, я настороженно наблюдая за ним, чувствуя, что вот-вот упаду в обморок то ли от холода, то ли от страха. Он выглядел дорого. Аккуратная прическа, темно-синий пиджак, скроенный явно на заказ, и отлично сидящий на широких плечах, шейный платок, завязанный замысловатым узлом. Хозяин жизни, уверенный, что всё будет у его ног, стоит только пожелать. — Да, ты права, — спокойно согласился он, отлипая от стены и неторопливо направляясь ко мне. — Ева, ты очень беспокойная гостья. Он по особенному, с видимым удовольствием протянул мое имя и почему-то в этот момент мне стало по настоящему жутко. — Не подходите! Я сделала шаг назад, по-прежнему не отнимая стекло от руки. Он усмехнулся, но и не подумал послушаться, пересекая музыкальный зал с ленивой грацией хищника, подходящего к загнанной в угол, обречённой добыче. — Иначе что? Вены порежешь? Это блеф, моя дорогая, и мы оба это прекрасно понимаем. — С чего это? — холодно спросила я, и плотнее прижала прозрачное лезвие к коже и оно легко ее рассекло. Крупная капля покатилась вниз по руке, прочерчивая ладонь темно-красным росчерком. — С того, что ты слишком хочешь жить, для того, чтобы всадить в себя осколок, а все другие раны от меня не избавят. Ну порежешь ты вены, и что? Я перетяну их до приезда врача. Ты останешься при тех же исходных, но со шрамами. Он говорил ровно и совершенно спокойно, и в его голосе ощущалась непоколебимая уверенность в своей правоте. И самое отвратительное в том, что я тоже понимала, что он прав. Я не хотела, не могла умереть. У меня есть бабушка, и я не имею права поступить с ней таким образом. Но не сдаваться же?! Мужчина остановился в двух шагах от меня и с видимым удовольствием окинул взглядом мою закутанную в простыню фигуру, а после достал из кармана телефон и протянул мне: — Ты просила, — а после указал взглядом на стекло в моей ладони. — Обмен. Не нужно портить себя самостоятельно, с этим отлично справлюсь я. В моей душе вновь всколыхнулась темная волна ненависти, поднимаясь из глубин к поверхности и затопляя на своем пути все другие эмоции. На плаву оставалось только болезненно-острое осознание собственного бессилия. Оно тесно переплеталось с ненавистью к этому человеку и связывало меня по рукам и ногам, выбивая остатки гордости. Мне нужен телефон. Я осторожно, стараясь не касаться кожи этого морального урода взяла смартфон, и разжала пальцы другой руки, выпуская из них стекло. — Надеюсь ты будешь умной девочкой, — и вновь эта улыбочка на губах, от чего я внутренне сходила с ума от бешенства, но ничего не могла сделать. Быстро набрав номер бабушки, я смотрела в темные глаза мужчины, а он добавил: — Ну, давай Ева… скажи своей родственнице о том, что тебя едва не пустили по кругу богатые уроды. Скажи, что тебя похитил один из них и держит в своем доме, собираясь трахать всеми способами, на которые хватит его фантазии. Скажи, что ты в отчаянии и не можешь выбраться, а вести себя покорно считаешь ниже собственного достоинства. Скажи это все, и мы посмотрим, что же будет. У нее ведь наверняка слабое сердце в этом возрасте? Хочешь угробить единственного родного человека? Длинные гудки в трубке звучали для меня реквиемом по надежде. Я так верила, пока он не заговорил… — Алло? — раздался в трубке обеспокоенный голос бабушки, когда надежда превратилась в туманную вязкую дымку. Я сглотнула горький болезненный ком в горле и, не прекращая поединка взглядов с мужчиной, проговорила: — Привет, ба. Это Ева. — Евочка, девочка моя, — затараторила бабушка, захлебываясь словами. От волнения ее голос то взлетал на верхние частоты, то опускался вниз. — Как ты? На звонки не отвечаешь, пропала, я так беспокоилась! Мне даже скорую вызывали — с сердцем плохо стало. Я сильно, до металлического привкуса крови во рту прикусила губу и буквально выталкивая из себя ложь, ответила: — Со мной все хорошо. Просто телефон потеряла и вот от знакомого звоню. — А-а-а… — в голосе бабушки явно слышалось облегчение. — А я-то уж подумала! В Москве столько опасностей, что ужас. Вчера вот по телевизору смотрела передачу, так рассказывали что нашли тело девушки спустя полгода после исчезновения. А потом ещё и ты не отвечала, я так переволновалась! — Прости пожалуйста. Больше постараюсь тебя так не пугать, — каким усилием воли мне далась эта фраза — один господь бог знает. — Ладно, бабушка, побегу я. А то скоро учебный год начнется, заниматься нужно уже сейчас, да и чужой телефон занимать не хочется. — А как же связываться? — расстроенно спросила бабуля и у меня вновь защемило сердце. — И что у тебя с голосом? — Простыла немного. Ерунда. А по поводу телефона — не переживай. Я скоро новый куплю и сразу тебе позвоню. — Может, тебе денежек выслать? У меня есть… совсем немного правда, но есть. Да и у Татьяны Михайловны можно занять, она всегда поможет. Ощутив, как в сердце воткнули нож и медленно провернули, я помотала головой, но опомнившись, озвучила: — Не нужно, я сама справлюсь. Справлюсь… Получится ли? Я так мечтала о том, что смогу наконец-то помогать бабушке, а сейчас?.. В плену у извращенца, голос сорван и не понятно, что делать дальше. Быстро попрощавшись с бабушкой, я отдала телефон владельцу. Он покрутил его в руках, убрал в карман и с усмешкой проговорил: — Умница девочка, — улыбка почти сразу пропала, стоило ему зацепиться взглядом за выбитое окно и рассыпанные на полу стекла. — Но ты и правда отвратительно себя вела. А за плохое поведение нужно наказывать, Ева-а-а… Глядя на мужчину, понимала, что он не шутит. Я и раньше не обольщалась, но не осознавала в полной мере, насколько все плохо, что весь этот ужас может произойти именно со мной. И что это еще не конец, а только начало. Только сейчас, видя его лицо так близко, ощутила, что меня, как могильным камнем, придавило понимание, что я во власти этого человека, и он может сделать со мной что угодно. Он протянул руку вперёд и практически нежно сжал мое горло. Ослабил хватку, и провел пальцами по коже, а после вновь стиснул и рывком притянув к себе, прижал к груди и пробормотал: — Говоришь, смелая девочка? И мне не сдашься? — теплые губы скользнули по краю уха. — Ты глупая, Ева-а-а… очень глупая и недальновидная. И слабая. А я сильный, и, что самое главное — я жёсткий. Я получаю все, что я хочу, а хочу я тебя. Ублюдок отстранился, обхватывая ладонью мой подбородок и вскинул его вверх, не позволяя опустить голову или отвести взгляд. А в его зрачках закручивался шторм… стихия, которая практически вплотную подошла ко мне и вот-вот обрушится, сметая все на своем пути. Разрушая все на своем пути. По губам мужчины скользнула медленная, ленивая усмешка, и он подался вперед, прижимаясь ртом к моей скуле и жарко выдохнул: — Меня накрывает всякий раз как ты открываешь ротик и плевать, что ты делаешь, шепчешь нежности или проклятия… мне важен сам факт. Голос, вздохи, стоны… стони для меня. Он подхватил меня под ягодицы и шагнул к роялю, усаживая на крышку, под которой едва слышно зазвенели струны Ужас поднимался из глубин существа девятым валом и тянул за собой на дно. Я глотала его темную жижу, и уже не могла думать, и меня вели только инстинкты. Бежать! Освободиться и спрятаться от этого человека в самом дальнем углу, забиться в конуру подобно побитой собаке и даже носа не показывать.. Я рванулась в сторону, отпихивая мужчину ногами, и даже спрыгнула с инструмента, но успела сделать лишь два шага, а после он поймал меня за руку и рывком вернул обратно, с размаху впечатывая в свое тело и лихорадочно скользя руками по коже. Черту мы оба перешагнули в тот момент, когда я размахнувшись дала ему пощечину. Ладонь обожгло от удара, а голова мужчины мотнулась в сторону. Он медленно провел языком по губам и удивлённо выдохнул: — Надо же… разбила. — а после дьявольски усмехнулся и наклонившись, впился в мои губы подобием поцелуя. Всегда думала, что поцелуй — это акт нежности и доверия, но здесь… это было заявление прав на собственность. Железная хватка руки на горле, укус, как клеймо… он смешивал нашу кровь, и не оставлял мне выбора. Я боролась, билась в его руках, как птица в сетке, ранила руки-крылья об острые грани его дорогих запонок на рукавах не менее дорогой рубашки. — Отпусти-и-и, — хрипло выдохнула я, когда он прервался, чтобы глотнуть воздуха. — Шутишь? — криво усмехнулся, глядя на меня совершенно безумным взглядом, и толкнул обратно к роялю, на этот раз сразу прижимая к крышке и раздвинув мои ноги встал между ними. Мои руки перехватил и сомкнул за спиной, не позволяя брыкаться. — Девочка, я не могу думать пока ты рядом. Я хочу тебя так, что яйца болят, а ты про отпусти? Впрочем, есть один просто охуенный вариант… сейчас ты перестаешь страдать хернёй и расслабляешься, и наутро, быть может, я отпускаю тебя домой. Ну так как? — Да пошел ты, — с ненавистью выплюнула я в ответ. — Почему-то я так и думал. Но место куда пойти я выберу сам, хорошо? И не спрашивая, он положил ладонь на мою ногу и начал медленно собирать в пальцах тонкую ткань простыни. Она ползла все выше и выше, открывая белые бедра, и этот психопат дышал все чаще, не отводя взгляда от открывающегося зрелища. Я рванулась еще раз, и железные пальцы крепче сжались на моих запястьях, а после он посмотрел мне в глаза и спокойно сказал. — Ева, если ты и дальше будешь держаться, то я окончательно слечу с катушек и трахну тебя на этом самом рояле. А если ты будешь послушной девочкой, то просто потрогаю. Я с ненавистью посмотрела на него в ответ, но отвечать не стала. Думает, что я до такой степени дура? Угу, Евочка раздвинь ножки, Евочка, открой ротик и в заключение, Евочка, попробуй себя в позе наездницы. На лицо этого морального урода было страшно смотреть. Каменное, напряженное, на шее вздулись вены, а зубы стиснуты. Он меня гладил… то невесомо скользил поверх ткани, то практически впечатывал пальцы в мои бедра и ягодицы, жадно стискивая их. Я вертелась, сопротивлялась, выворачивалась и его это лишь заводило. Прекрасно помня истину, что сопротивление лишь раззадоривает насильников, я все равно не могла себя заставить сидеть смирно. Это капитуляция. Белый флаг на воротах города и коленопреклоненная поза, в знак того, что я сделаю все, что он скажет. А я ведь не хочу!!! Наконец, ему это надоело, и стащив меня с инструмента, психопат развернул к себе спиной и нажал на лопатки заставляя лечь на прохладную крышку. В следующую секунду с меня сдернули простыню, а после ягодиц коснулась теплая рука, поглаживая округлость и почти сразу с размаху, больно в нее впечатываясь. Я тихо вскрикнула от неожиданности, а этот гад лишь рассмеялся, прикусывая мочку моего уха. — Интересно, правда? Боль, холод… и это лишь твой выбор. Все может быть совсем иначе, ведь в первую ночь ты кончала от моих пальцев и стонала в голос, а сейчас вот так. — Сволочь, мерзавец, ублюдок последний! — попыталась вырваться на свободу, но снова была вжата в холодный рояль. — Да-а-а, все точно так, — согласно промурлыкал этот псих, проводя языком по шее и вновь с силой опуская ладонь на попку. — Продолжай вести себя плохо, мне очень нравится тебя наказывать. И учти, Ева, меня это возбуждает… и кто знает, как долго я смогу себя контролировать? У тебя есть выбор: или покориться судьбе и выйти с наименьшими потерями или доблестно биться до последнего и я с огромным удовольствием выебу тебя прямо сейчас. Что выбираешь, сирена? По щекам медленно покатились слезы и я опустила голову, касаясь лбом поверхности рояля. За что, господи? За что-о-о? Он коснулся губами моей шеи, оставляя невесомые поцелуи на каждом позвонке. Целовал, дул на влажную кожу, пока руки скользили по попке, словно заглаживая вину за сильные шлепки. В этот момент он был полным и безоговорочным победителем. Я уже не могла бороться, я устала настолько, что казалось, из меня все кости вынули. Мужчина осторожно развернул меня к себе лицом, провел пальцами по щекам, размазывая дорожки слез, и повелительно сказал. — Посмотри на меня, — дождавшись пока я подчиняюсь, он усмехнулся и проговорил. — Меня зовут Руслан. Запомни. И наклонился, касаясь губами поцелуем. Медленным, томным и умелым. Он нежно касался то верхней, то нижней губы, проникал в рот языком и гладил кончиками пальцев кожу на пояснице, посылая по телу волны мурашек. А я была безучастна, только слезы продолжали скользить вниз, напоминая о моем протесте. Большая ладонь легла на живот, длинные пальцы обвели вокруг пупка, и двинулись выше, сразу уверенно ложась на грудь. Обхватил, словно взвесил в руках и чуть сжал соски, которые собрались в твердые горошины и заныли. Я качнула головой, пытаясь отвернуться и понимая, что все это не правильно. Не должно быть так! Мне хотелось плакать еще больше, но уже от отвращения к себе. Этот мужчина — беспринципный моральный урод, но стоило ему начать касаться меня совсем иначе, без боли и угроз, как тело начало реагировать, а память подбрасывать картинки-вспышки воспоминаний о той ночи, в которых я металась по кровати сходя с ума от наслаждения. — Женское тело, это инструмент, — тихо выдохнул Руслан, зарываясь носом в мои волосы. — Если струны не натянуты, то мелодии не получится. Я закрыла глаза и постаралась забыться, отстраниться от него хотя бы мысленно, но Руслан тихо рассмеялся, от чего у меня по телу прошла дрожь и добавил: — Вот что я сейчас делаю с тобой. Настраиваю… подкручиваю колки, пробую разные аккорды и жду, когда же ты зазвучишь. Он медленно, напоказ облизал свои пальцы и я неудержимо покраснела от этого пошлого зрелища, а Руслан провел рукой вниз по моему телу, оставляя влажную дорожку на коже, пока не достиг судорожно сжатых бедер. — Раздвинь. Я сжала ещё сильнее, с вызовом глядя на него, и потрясенно распахнула глаза, так как вторая рука мужчины провела между половинок ягодиц и остановившись на середине, он скривил губы в усмешке и сказал: — А здесь мне тебя просить не придется. Так что снова выбор за тобой, Ева-а-а… — Ненавижу-у-у… — в бессильной злости прошипела я, и, зажмурившись, чуть расслабила ноги. Он сам развел их в стороны и вдруг опустился вниз, жадно глядя на открывшуюся картину. Тихо пискнув я попыталась было свести колени обратно, но он не позволил, да ещё и укусил за внутреннюю часть бедра. — Сиди, девочка… какая же ты красивая. Даже здесь. Он подался вперед и коснулся губами судорожно вздрагивающий живота, проложил цепочку поцелуев до пупка, а после спустился ниже и медленно, с оттяжкой лизнул. Я с отчаянием ловила себя на ощущении, что соски твердеют, а между ног, как раз там, где он ласкал становилось тепло и влажно. Это было неправильно! Преступно! Я сгорала от адской смеси стыда, ненависти к этому человеку и просыпающегося вожделения. Он искусно касался, как музыкант гитары, беря все новые и новые барре, а я… звучала. Вздыхала, прикусывая губы, чтобы не стонать. Откинув голову назад, цеплялась руками за крышку рояля… Внезапно он осторожно проник пальцами в самую сердцевину, от чего меня с громким стоном выгнуло. Глаза широко распахнулись, бессмысленно глядя в потолок, и я судорожно сжималась вокруг его пальцев, не в силах понять, чего сейчас больше — боли или резкого, неожиданного удовольствия, что плескалось в крови, облизывая кожу жаркими языками пламени. — Вот я и пошел, детка, — хрипло проговорил Коршунов медленно вытаскивая пальцы и вновь врезаясь ими в тело, от чего я прерывисто выдохнула. — Как ты и распорядилась, моя Ева. Но направление выбрал сам… и, надо сказать, что мне оно нравится настолько, что я ещё не раз туда схожу. И не только руками. Влажные от соков пальцы скользнули чуть выше, безошибочно нащупывая горошинку клитора и невесомо обводя ее по кругу, а после с силой сжимая двумя пальцами. Меня выгнуло, и с губ помимо воли сорвался длинный хриплый стон. — Да-а-а, — как обезумевший шептал мужчина, вновь входя в меня. — Стони девочка… Стони для меня. И я стонала. Извивалась на крышке рояля, задыхалась от незнакомых эмоций такой чудовищной силы, что в них тонул разум. Никакого контроля, никаких проблесков мыслей, лишь предательское тело выгибается рядом с мужчиной, насаживаясь на его пальцы. Я металась, вскрикивала и казалось не могла выдержать ни секунды этой пытки, мечтала чтобы все прекратилось и продолжалось одновременно… Потому что это были самые сладкие муки в моей жизни. И этот мужчина с голодными звериными глазами давал мне то, что я желала. Он уже давно не держал мои руки, Руслан сжимал грудь, играл сосками и наклонившись, с силой втянул один в рот. Я выгнулась дугой с длинным полустоном-полукриком, и именно это и стало той последней нагрузкой для моего горла, спровоцировавшей приступ острого, раздирающего горло кашля. Я согнулась в его руках, захлебываясь вздохами и не в силах остановиться. Когда приступ прошел, в теле не было ни следа от прежнего томления. Кашель — беспощадный удар реальности, которая показала, что я изнемогаю в руках человека, который загубил все!!! — Что с тобой? — в первый момент мне показалось. что этот урод был взволнован. Он так смотрел на меня, что я даже не нашла сил огрызнуться в ответ. Только что произошедшее в этой комнате терзало мою душу сильнее, чем едкий кашель душил легкие. — Ты заболела? — Его рука коснулась моего лба, и меня захлестнула удушливая волна отвращения к себе. Потому что на какую-то долю секунды мне понравилась эта иллюзия заботы, его внимание, и ощущения… У него была горячая ладонь, от прикосновения которой хотелось податься вперед. Идиотка! Больная на всю голову… Он хотел взять меня насильно, а я и рада раздвинуть ноги. Итогом моих внутренних метаний стал истерический смех. Порывисто оттолкнув Руслана, я сползла на пол и встала напротив. Обнаженная и напуганная. Меня лихорадило, даже зубы стали стучать. Говорить по-прежнему не хотелось, я только и могла, что качать головой и дрожать… Он сам подхватил с пола простынь и закутал меня в нее, прижимая к себе и хмурясь так, словно никак не мог разгадать внезапно вспомнившуюся загадку. Несколько секунд мы так и простояли. Он заставил смотреть в его глаза, а после вдруг чертыхнулся и, подхватив меня на руки, сообщил: — Вызову врача. Доигралась, Ева… Мне хотелось, просто дико хотелось крикнуть, куда он может катиться со своей заботой, но на это просто не было сил. Сердце все еще колотилось, словно сумасшедшее, в области груди болело от приступа кашля, а между ног саднило и горело… Предательское тело помнило каждое прикосновение моего мучителя и жаждало продолжения. И от этого было тошно. Я чувствовала себя грязной и испорченной, а он нес меня, переступая с лестницы на лестницу, и думая о чем-то своем, кривя губы и раздувая ноздри. Наверное, злился, что нежданная болезнь испортила задуманную им игру… Мы пришли в ту самую комнату, где все еще лежала выдранная мною камера. Руслан переложил меня на кровать, сел рядом, накрывая одеялом и, почти ласково, сообщил: — Попробуешь сбежать или что-то с собой сделать — найду и сам покалечу. А будешь хорошей девочкой — получишь право звонка “ с нового телефона”. Представляю, как обрадуется бабушка. — Ненавижу, — просипела я, чувствуя, как катится слеза по щеке. — Ненавидеть я не запрещаю, — усмехнулся Руслан. — Так даже интереснее, моя сирена. Глава 9. Руслан Коршунов /Руслан Коршунов/ Сирена. Именно это слово подходило ей как никакое иное лучше. Лукавая соблазнительница, сводившая моряков с ума своим пением. Вот только мне никакого пения не нужно было, я плыл только от одного ее голоса. Странного, хриплого. Не прокуренного, как бывает у привокзальных шлюх, а тягучего, благородного, с тонким сексуальным томлением внутри. Лишь когда Ева закашлялась, до меня дошло, что, вероятно, дело не в природной особенности ее голоса, а в охрипших связках и простуде. У девчонки был самый натуральный жар, и это одновременно пугало опасностью для ее жизни — кто знает, как долго и где она сидела голышом в клубе, в ожидании начала аукциона, и в то же время до разума быстро дошло, что если все волшебство ее голоса развеется с выздоровлением, будет очень обидно и за потерю такой уникальной женщины и за потраченное бабло в целом. И все же секса с болеющей женщиной не хотелось, и из-за этого я себя чувствовал полным придурком. Еще пять минут назад я был готов фактически силком повалить ее на рояле, а теперь ломаю голову, какого врача вызвать, чтобы после ухода держал язык о моей гостье за зубами. Она ведь явно попытается уболтать эскулапа помочь ей с побегом, будет рассказывать о том, что держу ее здесь силком. И ведь все это будет правдой, потому что я конченный эгоист, который не может просто так взять и отпустить свое сладкоголосое вложение. Это только в фильмах богатые мужики благородно оступают, если им не дают. Херня, такие как мы, не были бы богатыми, если бы сдавались так легко. Нужно обладать упорством тарана, чтобы достичь тех вершин, на которых жили мне подобные, научиться шагать по трупам и переступать через чужие жизни. Так с херали желание одной целки мне не дать должно быть принято во внимание с учетом всех остальных факторов? Да, возможно мы не с того начали. Она была напугана, а я подлил масла в огонь. Нужно было действовать мягче, хитрее. Что там можно посулить такой, как Ева? Перебирая в голове знакомых девиц, остановился на одной, тоже приехавшей из Мухосранска. Моя секретарша, Карина. Пару дней на работе, первая большая зарплата, и она быстро сообразила, как нужно вести себя, чтобы у нее все в жизни было хорошо. И даже спать для этого со мной не понадобилось, просто нужно выполнять все о чем прошу! Зато вон как сейчас расцвела. И не узнать вчерашнюю девочку из Рязанской губернии. Юбочка псевдобрендовая от Армани, туфли такие же, якобы лабутены. Вот и Еве стоило предложить вначале пряники. Много пряников. Объяснить доходчиво, что ей повезло, и имею я к ней ярко-выраженный интерес, а взамен готов делиться материальными благами. Точно! Так и надо поступить. Еще не поздно. Намекнуть, что у нее теперь нет ни документов, ни одежды, и уже утром, в знак своих добрых намерений, привести ей что-нибудь из последний коллекции DOLCE GABBANA, и нижнее белье выбрать подороже. Сознание тут же подкинуло мне картинку, как я буду зубами стягивать с Евы бюстье от VICTORIA’S SECRET, наслаждаясь запахом ее кожи под тончайшим кружевом трусиков, и у самого в штанах болезненно заныло. Блядство! Не дрочил с шестнадцати лет, но вот уже на полном серьезе начинаю подумывать уединиться в душе. Совсем обезумел с этой девкой. Нужно просто отвлечься, сосредоточиться на чем-то еще. С этими мыслями я вошел в свой кабинет, включил макбук, долго бездумно смотрел на мерцающий монитор, а в следующий миг рука сама потянулась к телефону. Сколько бы мыслей в моей голове сейчас не занимала похоть, в оставшемся месте плотно поселилась тревога. Что-то меня смутно беспокоило в происходящем. Тот Клуб. Я конечно редкостный мудак и занимался в разные годы разным, не всегда законным, но то, что происходило в том месте, даже меня заставляло подумывать — заложить их спецслужбам. Другое дело, что с огромной долей вероятности, они же этот бордель и крышуют. Не удивлюсь, если в соседней со мой комнате сидела парочка депутатов, из тех что каждый день выступают с очередными законопроектами во благо народа. Мысль нанять частного детектива для собственного расследования, я тоже отмел в сторону. У всех местных и толковых ребят, клиентура тоже местная, а значит, не факт, что один из них меня же не заложит. Нужно было привлечь кого-то со стороны. Телефон долго выдавал длинные гудки, пока, наконец, не раздался твердый баритон: — Guten Tag. Запоздало вспомнив, что мой европейский адвокат по-русски знает только три слова: водка, медведь и матрешка, сам перешел на немецкий: — Добрый день, Дитрих. Как поживаете, как семья? — начал издалека я. — Оу, гер Коршунов! Рад вашему звонку. У меня все прекрасно, спасибо, близнецы подрастают, жена радует, но, думаю, вас заставил позвонить интерес иного рода? — Именно так, гер Сайн-Витгенштайн, я по делу. Очень скользкому и весьма щекотливому, — обтекаемо и полунамеками я объяснил Дитриху причину своих опасений, в итоге заключив, что в целом это не телефонный разговор. — Я знаю, что твой брат частный детектив, он бы мог мне помочь? — Клаус?! — удивились с обратной стороны. — Но он у Нью-Йорке и не занимается хгм… подобными делами… В основном его клиенты обращаются по экономическим преступлениям, но здесь… Если я вас правильно понял, то речь может идти о массовых убийствах, и замешаны весьма известные и могущественные люди. — Вот именно, поэтому я готов платить вдвое выше, чем обычно. И тебе, и ему. Есть у меня ощущение, что не просто так я оказался в том месте, а я не люблю, когда со мной играют в темную. — О, да, я помню, гер Коршунов. Вы предпочитаете сами играть со всеми козырями на руках. — Поэтому жду вас с братом в России, где и введу в полный курс дела. Это возможно? — Хорошо, гер Коршунов. Я сейчас же созвонюсь с Клаусом. Думаю, за несколько дней мы решим оставшиеся дела, и сможем откликнуться на ваше предложение. — Вот и прекрасно, — распрощавшись с Дитрихом, я несколько минут размышлял над ситуацией. Не по правилам клуба я стал играть, когда выкупил Еву себе. По всем законам того места, сейчас она, как ненужная свидетельница, должна была бы лежать в какой-нибудь канаве, но вместо этого наверняка нарезает круги в комнате наверху и льет слезы в истерике. Сейчас, она точно не осознает, что ей во многом повезло оказаться здесь со мной, иначе бабушке позвонили бы следователи…. К тому же, судя по сценарию, по которому должна была сложиться судьба Евы, не прояви я чудеса щедрости, очень скоро в Гнесинке не дождались бы одной из студенток, а в Челябинске, тем временем, начала бы поднимать панику пожилая женщина, розыскивая единственную внучку. А дальше нашли бы либо труп, либо Еву признали пропавшей без вести. Вроде бы все логично, но что-то в этой истории терзало, не давало покоя шестому чувству, напоминая о младшем идиоте Соколовском, так тщательно зазывающем пойти с ним. Чего он добивался? Не мог же урод предугадать, как я отреагирую на девчонку? Или он повелся на слухе о моих необычных предпочтениях и решил, что стану трахать жертву у всех на глазах? Черт, как же мне все это не нравилось. Единственным радужным пятном была эта девчонка. И она нужна была мне живой, ведь мёртвые, как известно, не стонут. Что же касалось пропажи без вести — в ближайшие несколько дней бабушка будет вполне спокойна за внучку, до следующего звонка. Подумав, решил отправить старуху куда-нибудь отдохнуть. Подальше из их города. Нужно организовать ей путевку от соцслужб… Куда они там старики любят ездить? Кисловодск? Мин воды? Оставалась Гнесинка, куда Еву отпускать я не собирался по объективным причинам, но и там можно было все решить на раз, организовав внеплановый академический отпуск. Наигравшись с ней, однажды выпущу птичку на волю, и тогда пусть сама решает, петь дальше или заняться чем-то еще.. Закончив на этом свои рассуждения, я вызвал в кабинет Марину, горничную, чей голос меня бесил неимоверно, но радовало молчание, послушание и беспрекословное выполнение приказов. Она явилась спустя полминуты, как всегда с блокнотом и ручкой наготове. Да, у меня удивительно ебанутые тараканы в голове. — У меня для тебя несколько заданий, — откинувшись на спинку кресла начал я, скользя взглядом по ее фигурке. Почти как у Евы, тоже стройная, но ноги у моей девочки длиннее. Ладно, сойдет. — Сейчас ты поедешь вместе с Николаем в город. Он знает адреса хороших бутиков с новыми коллекциями обуви и шмоток. Так вот, купишь пару комплектов одежды на каждый день, на выход и домашнее что-то. Платья, брюки, блузки — не знаю, что вы там любите. Начиная от белья, заканчивая заколками в волосы. Лицо горничной вытянулось от удивления, и даже рот она собралась открыть, но я жестом остановил, указав на блокнот. Все вопросы только в письменном виде. Она что-то набросала на листке, но тут же рассеянно скомкала, видимо побоявшись мне показывать. Пришлось пояснить мне самому: — Возьмешь все, как на себя, — продолжил я. — Это для гостьи сверху. Насчет обуви я не уверен, но ступня показалась небольшой. Хорошо бы узнать размер…. В остальном вы примерно, схожи по фигуре, и я рассчитываю на твою исполнительность. Марина все же накорябала ответ в блокноте и вырвав листок, положила передо мной на стол. “У меня никогда не было дорогих вещей. Я в них не разбираюсь. Извините” — Консультанты помогут, — отмахнулся я. — Объяснишь им на месте, что нужно. Николай расплатится. И еще: отнеси наверх жаропонижающее, что там у нас есть. Все, свободна. Кивнув она вышла. План по пополнению гардероба Евы выходил конечно идиотским, но я не мог позволить своей певчей канарейке самой ехать по бутикам, да и что-то мне подсказывало, на шопинг она не настроена. В то же время, если я собирался вызвать врача, то не встречать же ей его голой. В груди поднялась волна необъяснимого чувства собственности. Хочу чтобы она голой встречала меня и только меня. И не обсуждается. К тому же нарастало беспокойство за ее физическое состояние. То и дело хотелось проверить, как она, но маленькая дрянь еще утром вырвала камеру из стены. Не идти же к ней самому? Ведь тогда я снова могу не выдержать, и хер меня остановит даже кашель. Весь следующий час, пока Николай и Марина, дополнительно проинструктированные, уехали, я беспокойно, едва не рыча, слонялся по дому. Ноги сами принесли меня в музыкальную комнату. Стекла здесь уже убрали, табурет поставили на место к роялю. Сев за инструмент, я откинул крышку, обнажив клавиши и бегло пробежался пальцами с нижнего регистра до верхнего. Последний звук повис тонким писком и медленно стих, поглощаемый акустикой комнаты, растворился в шуме ветра, залетавшего в разбитое окно. М-да, девчонка по имени Ева, оказалась не библейской няшей. Хотя еще тогда все беды начались именно с той женщины. Строптивая и зубастая. А еще не в меру агрессивная, пожалуй, стоит предупредить завтра доктора Нестерова, который утром приедет на осмотр, чтобы был с ней поаккуратнее. Что-то подсказывало мне — загнанная в угол и отчаявшаяся птичка, пусть даже в золотой клетке с мягкими прутьями, доктора может и стетоскопом придушить. Когда она сегодня угрожала перерезать себе вены, я конечно не поверил — слишком твердый взгляд был у девчонки. Пока еще без надлома, но кто знает, где у нее тот самый запас прочности, после которого у нее хватит сил наложить на себя руки. Доводить до него я, разумеется, не собирался. Тряпки, туфли, ювелирка — я дам ей все это без особых усилий. Будет пай-девочкой ещё и телефон подгоню для регулярных переговоров с бабкой. Поднявшись от рояля и подошел к панорамному окну и прямо через подоконник перешагнул на балкон второго этажа. Вечер, тишина, где-то вдали шумела автострада, но даже она не портила красоты звука. Стрекотание цикад идеально гармонировало обстановке. Им хотелось наслаждаться. Вдыхая глубоко воздух, я невольно прикрыл глаза, и в этот момент спиной почувствовал взгляд. Ненавидящий. Обернулся и задрал голову вверх. Занавески в комнате, где была Ева, дернулись, словно не она только что стояла у окна и сверлила меня глазами, словно рентгеном. Грязно выругавшись, в который раз подумал о том, что все бабы, как бабы: дают, когда скажут, сосут если им намекнуть, а у меня суровая Челябинская сирена — завёл, мать её, домашнюю зверушку. Вроде и силой трахнуть можно, а не хочется. Точнее хочется, но не силой. Почувствовав себя редкостно ебнутым типом я вернулся в дом, дожидаться Марину с гардеробом. В моем плане, тряпки будут первым пряником, раз уж кнут не удался. Еще ни одна баба на моей памяти не могла остаться равнодушной к брендовому шмотью. Глава 10. Ева Демина /Демина Ева/ Я захлебывалась слезами. Едва этот моральный урод вышел из комнаты, меня словно прорвало от ужаса и непереносимого чувства гадливости к самой себе. Воспоминания никак не желали исчезать из головы, подкидывая картинки, от которых приходилось краснеть с головы до ног… До тех самых ног, что я раздвигала, стремясь навстречу пальцам Руслана. Он сказал запомнить это имя. Тварь! Ненавижу! И, пусть поверит, запомню, чтобы однажды рассказать всему миру, что он за чудовище. Перевернувшись на другой бок, я поджала босые ступни и глубже зарылась в теплое одеяло, принесенное горничной Мариной. Та не осмотрела меня с головы до ног, поставила на тумбу пузырек нурофена и бутылку воды и уточнила: — Вы нуждаетесь в чем-то еще? Услышав это, я уставилась на горничную во все глаза, стирая с них пелену слез. Нуждаюсь ли я? Да! ДА! — Помоги мне сбежать! Умоляю… — шепнула, хватаясь за горло от нового приступа боли. Девушка опустила взгляд и теперь стояла молча, завороженно разглядывая мои ноги. Странная и жуткая. Не выдержав, я спряталась под принесенным ею одеялом с головой и снова зарыдала, даже не заметив, когда она ушла. Слезы кончились как-то очень быстро, хотя нервные вздрагивания и судороги еще некоторое время бродили по моему телу, заставляя испуганно замирать. А потом я поняла, что умираю от жажды. Кроме того, меня бил озноб. Вспомнился тогда и нурофен, и вода на тумбочке, я не побрезговала ни тем, ни другим. А выпив лекарство, попыталась уснуть, только куда там? В голову лезли самые гнетущие мысли, а еще я несколько раз ловила себя на том, что трогаю собственные губы, припухшие от поцелуев Руслана. Этот псих закрывал мне рот, буквально сминая нежную кожу, а иногда и покусывая ее. Ненормальный. Зачем я ему? Почему не отпустит? Кутаясь в одеяло, поднялась с постели и подошла к окну, чтобы задернуть шторы — в комнате было слишком много света, он мешал сосредоточиться на желании уснуть. Зря я это сделала. Стоило подойти, как увидела там, внизу, его. Мой личный кошмар стоял на балконе второго этажа и смотрел вдаль. Потрясающе красивый и величественный. Породистый, как говорила моя бабушка. Мне хорошо был виден его точеный профиль, а при взгляде на недовольно искривленные губы, снова захотелось дотронуться до своих. Я еще помнила вкус его языка у себя во рту, звук его дыхания и ощущение непередаваемого блаженства от прикосновений длинных пальцев между моих ног. Я всегда хотела быть честной с собой, это придавало сил. И теперь. глядя на Руслана, вдруг поняла, что он сломает меня. Не сегодня — так завтра. Придет и возьмет то, что уже решил сделать своим. И будет брать снова и снова, а я буду кричать и стонать в его объятиях, чтобы потом оставаться одной в запертой комнате. Он будет пользоваться, а я не смогу ничего противопоставить. И стало мерзко. Захотелось помыться, а лучше протереть кожу наждачкой, срезая верхний слой, срывая его следы с себя! В тот миг, когда он обернулся, я отодвинулась, спряталась, прижалась к стене спиной, нервно дыша и чувствуя, как сползает по телу одеяло. Было невыносимо страшно встречаться взглядами. Страшно и стыдно. Нет уж, я еще попорчу кровь этому подонку, он не получит меня так просто! Подхватив одеяло, вернулась в кровать и, укрывшись, с удвоенной силой постаралась уснуть. Первое, что мне нужно было — это восстановить здоровье, чтобы продолжать бороться за свою свободу. Упрямо сжав зубы, я твердила себе одно и тоже: даже если он все-таки одержит победу над моим телом — не важно, но разума коснуться я ему не позволю. Сон почти отозвался на мольбу похитить меня в мир без боли и страхов, но, когда дыхание уже выровнялось, а сама я наконец провалилась в безмятежную дрему, чертова дверь снова открылась. Без стука, не дожидаясь приглашения, Руслан вошел в комнату и остановился у кровати, сбрасывая на нее ворох коробок и пакетов с позолоченной каемкой. Непонимающе моргая, с удивлением посмотрела на солнце, рвущееся через занавески. Оказывается, уже утро. Протерев глаза, я села, плотно прижавшись к изголовью и натянув одеяло до подбородка. Глаза слипались от усталости, словно и не спала, а горло болело сильнее прежнего. — Как спалось, Ева? — словно издеваясь пропел хозяин дома, небрежно проводя длинными загорелыми пальцами по одной из коробок. Он не сводил с меня голодного испытывающего взгляда, мерцающего в сумраке комнаты. — Соскучилась по мне? Я молчала с ужасом наблюдая, как негодяй приближается. От него пахло дорогим парфюмом, по-настоящему мужским, будоражащим… И мне вдруг подумалось, что встреть я такого мужчину где-то в нормальной обстановке — сама последовала бы за ним, как зачарованная. Потому что в нем было привлекательно все: от внешности — суровой, но с правильными чертами, до манжет на рубашке. А уж какой был голос… Низкий, ласкающий слух жертвы. И этой жертвой стала я. Он обошел кровать и присел совсем рядом, не трогая меня руками, но отчего-то я чувствовала их прикосновения к своей коже. и та снова горела. — Говори со мной, Е-ева-а, — почти пропел, слегка растягивая гласные, он. И от этого маниакального желания произносить мое имя, все внутри сжалось. С ним ведь явно творилось неладное. Руслан смотрел на меня, как психопат, едва сдерживающий порыв сделать что-то гадкое. Я молчала. Просто не могла заставить себя произнести хоть слово. Тогда он приблизил свое лицо к моему, замер в миллиметре и, чуть склонив голову, начал отсчет: — Раз… два… Голос хриплый, тихий, без намека на агрессию, а вот глаза обжигают злобой. — Что мне сказать? — просипела, поняв, что не хочу знать, что будет, если снова ослушаюсь. Его губы растянулись в подобии улыбки. — Как ты себя чувствуешь? И столько заботы в голосе, а глаза уже спускаются ниже, к шее, к рукам, и словно забираются под одеяло, разглядывают грудь, которую просто не могут видеть. От этого безумия у меня вдруг твердеют соски. Словно он уже дотронулся до них, как тогда, в музыкальной комнате. И я мучительно краснею, вспоминая то, что хочется выкинуть из головы навсегда. Он все видит, замечает каждую малюсенькую перемену в моем лице, и наслаждается. — Я… кажется, заболела, — шепчу, стискивая в руках одеяло. Во рту пересохло и взгляд невольно падает на пустую бутылку из-под воды. Это Руслан тоже подмечает. Обернувшись к двери, говорит, лишь слегка повышая голос: — Николай, прикажи Марине принести молоко с медом. И графин с теплой водой. Мне становится смешно. Даже истерический спазм проходит по телу и врывается наружу тихим “хм”. Заботливый насильник. Кажется, мне повезло? Руслан вскидывает одну бровь и вдруг рывком стаскивает с меня одеяло до пояса, обнажая грудь с болезненно твердыми вершинками. Я ахаю, пытаюсь вернуть пропажу на место, но его руки не дают. — Лежать! Всего одно слово, но сказано так, что я замираю и с ненавистью смотрю снизу вверх. А он уже развлекается во всю. Подушечки пальцев правой руки касаются шеи и скользят ниже, проделывая точно тот же путь, что раньше делал его взгляд. Левая рука продолжает удерживать мои запястья. И стон сам вырывается наружу. Мой стон. Предательски срываясь с губ, он будто застревает в пространстве между нами. И от потяжелевшего взгляда Руслана становится тяжело дышать. Мне кажется, что он вот-вот набросится на меня, но тут мужчина просто встает и отходит к окну, пиказывая: — Поднимись и взгляни, что я тебе принес. Слова сопровождаются царским жестом в сторону пакетов и коробок, о которых я, признаться, успела позабыть. И снова спорить не решилась, потому что, глядя на его напряженную спину и сжатые в кулаки руки, вдруг поняла — он сдерживается, чтобы не продолжить начатое. Это какая-то понятная только ему игра. Вряд ли такие, как Руслан, способны жалеть, но отчего-то он решил отсрочить экзекуцию. На негнущихся ногах поднялась и потянула за собой одеяло. — Оставь! — новый приказ. Голову даже не повернул, но голос стал еще раздраженнее. С трудом проглотив вязкий ком в горле, я подошла к коробкам и нерешительно распахнула первую попавшуюся. Внутри оказалось бежевое платье на тонких бретелях с глубоким вырезом на спине. Вынув его, я разложила потрясающе красивую вещь на кровати и с удивлением уставилась на Руслана, при этом закрывая грудь руками. Тело снова начинало знобить, а в голове шумело. — Открывай дальше, — он обернулся. — Все это твое. Мои подарки. — Кому? — не поняла я. — Ева, — он глубоко с надрывом вздохнул, — распаковывай дальше. Мне. Это он для меня набрал все эти чертовы вещи, стоящие, безусловно, уйму денег. Меня передернуло, ни то от поднимающейся температуры, ни то от унижения и отвращения. Этот урод купил меня, и теперь одевал новую игрушку. Щедрый! Нервно дернув завязки на очередной коробке, скинула крышку и вынула потрясающе красивую шелковую ночнушку, темно-синюю, с ценником и лейблом на внутренней стороне. Двести евро. Я присвистнула и засмеялась, качая головой: — Слишком дорого для меня. Довольное выражение слетело с его лица, а я продолжала распаковывать вещи, швыряя открытое на пол. Брючный костюм, целый пакет дорогущего нижнего белья, блузка-боди, юбка, еще одно платье… И все на пол. Туда же заколки и несколько пар чулков. Пришла очередь длинного кашемирового свитера, но тут мое запястье было поймано его рукой. — Слишком дорого, говоришь? — каждое слово — как обещание долгой мучительной смерти. — Ты думаешь, дешево мне досталась, Е-ева-а? Снова тянет мое имя, и я вздрагиваю, пытаюсь попятиться. Не выходит. — Дорогая моя девочка, — он приближается, наступая прямо на разбросанные мною вещи, — ты даже не представляешь, чего мне стоило выкупить тебя. Не заставляй меня жалеть о тратах. Шепот на ушко, и я снова жадно вдыхаю запах мужского парфюма, при этом чувствуя руку у себя на шее. Руслан чуть надавливает на позвонки подушечками пальцев, поднимается к затылку и, схватив за волосы, дергает вниз. Мы встречаемся взглядами, и он проговаривает каждое слово почти касаясь губами моих губ: — Ты будешь носить эти вещи, будешь называть меня по имени и выполнять каждое мое хочу. Когда хочу и где хочу. Дорогая девочка. — Нет, — шепчу едва слышно, и сама поражаюсь, зачем? Мне бы промолчать, вылечиться и сбежать. Лишь бы живой остаться. Но сказанного не вернуть. — Ты любишь боль, Ева? — спокойно спрашивает Руслан, сильнее сжимая волосы в своих руках. Из моих глаз брызгают слезы отчаяния. — Я просто хочу свои вещи, — голос срывается, а хватка на затылке все усиливается. — Пожалуйста. У меня есть свои… на квартире. Пожалуйста… Он молчит несколько мгновений, которые кажутся мне вечностью, а потом откидывает меня на кровать, брезгливо отряхивая руки друг о друга. Смотрит на меня, как удав, готовый проглотить, дышит часто, неравномерно. — Через час придет врач, — говорит наконец, отворачиваясь и направляясь к выходу. — Оденься, Ева. Только я могу видеть тебя голой. И вышел, аккуратно прикрыв дверь, а я закрыла лицо руками и в который раз разрыдалась. Уже без слез, только сжавшись в комочек и вздрагивая от спазмов во всем теле и иногда поскуливая. Мне было безумно страшно оставаться в этом доме, и я все еще лелеяла идею сбежать. Только теперь все меньше представляла, куда и каким образом? Нужно было прекратить стенать и подумать, тщательно взвесив все что знаю о похитившем меня человеке. Когда снова открылась дверь, я дернулась, вскочила, накрылась все тем же платьем, которое открыла первым и уставилась на Марину. Та прошла мимо с подносом, поставила на тумбу молоко, кашу и графин воды со стаканом. И вышла, не проговорив ни слова, и не взглянув в мою сторону. Словно я прокаженная. Хотелось гордо отказаться от всего и объявить голодовку, но тут в желудке предательски заурчало, напоминая, что жизнь — высшее благо, а для ее поддержания нужно питаться. Никогда так жадно не ела. Да и молоко сразу принесло облегчение горлу. Стоило насытить желудок, как заработала голова. Мой похититель сказал, что скоро придет врач, а я все еще разгуливала в одеяле. Никогда столько не ходила обнаженной. Поискав среди коробок самый простой наряд, нашла еще одну ночнушку по колено и пеньюар к ней, нижнее белье тоже пришлось надеть, потому что наверняка врач захочет послушать легкие. Остальные тряпки я собрала в единую кучу и отнесла к громоздкому шкафу-купе, куда все и спрятала, не разбирая. Спутанные волосы собрала одной из заколок и оделась, при этом действительно почувствовала себя лучше. Обещанный специалист не опоздал, скорее пришел даже раньше. Невысокий седовласый с аккуратной короткой бородкой, он вошел в комнату в сопровождении Николая и тут же нашел меня взглядом. — Добрый день, — вежливо проговорил врач, приближаясь. — Как понимаю, у вас есть жалобы на здоровье? Я кивнула и коснулась горла, после чего пояснила, усаживаясь поближе к краю кровати и жадно глядя на оттопыренный его карман пиджака, откуда выглядывал смартфон. Вот и моя надежда на спасение. Только бы ничем не выдать волнения… — Кажется, простуда. Не могу говорить, больно, — сказала, отводя взгляд от вожделенной трубки и раздумывая, как можно вытащить ее аккуратно. Никогда не думала, что придется воровать, но сидеть на месте и надеяться на милость похитителя тоже не собиралась. Врач покивал, ничего не заметив, раскрыл саквояж и попросил приподнять одежду. — Сейчас проверим, что там у нас… Николай при этом отошел в сторону и даже отвернулся. Осмотр занял не больше пяти минут, а затем врач тепло улыбнулся и сообщил новости: — Ну, нет ничего ужасающего. Назначу вам лекарства, будете принимать по схеме и, постепенно, здоровье восстановится. Хотя вот со связками все не так радужно, ну да и вы не Монсерат Кабалье, так что волноваться особенно не о чем. — Не понимаю, — насупилась я. — Связки сорваны, деточка. Голос лучше вообще не повышать, иначе рискуете заиметь голос хронического курильщика. Берегите горло. — Но, — я беспомощно развела руки в стороны, потом наоборот сложила их на груди и почему-то уставилась на спину Николая, — а как же пение? — Какое пение? — теперь растерялся доктор. — Мое. Я пою. Вернее, пока только учусь, но и… — слова оборвались, прерванные гортанным кашлем, от которого в груди все обожгло огнем. Врач заботливо подал мне стакан воды, дождался, пока напьюсь и, поставив его на место, задумчиво проговорил: — А вот с пением придется завязать. — Как это? — я усмехнулась. — Что вы говорите? — У вас сорваны связки, — как маленькой повторил доктор. — Я вам даже говорить громко не советую. О каком пении речь, милочка? Нет, нельзя. Мне жаль, но в ближайшие год-два об этом точно не может идти и речи. Может быть потом стоит попытаться нанять узкого специалиста, и он… — Я вас не понимаю! — последние буквы уже шептала, качая головой, а потом заговорила снова, но уже беззвучно: — Я не могу понять… Врач посмотрел на Николая и поднялся. — Ну, список лекарств я написал, как их принимать тоже и… Я вцепилась в его руку и заглянула в глаза наверное также, как верующие сделали бы при встрече с самим господом Богом: — Скажите, что это неправда, — взмолилась, чувствуя озноб во всем теле. — Николай, — доктор беспомощно тряхнул рукой. — Мне пора уходить… Вы не могли бы?.. И я его отпустила. Отпрянула в сторону, вжалась в спинку изголовья, хмуря брови и кусая до крови губы. Нет, этого просто не могло быть. Я простыла — вот и все. Вылечу горло и снова смогу петь, как раньше. Нет, лучше! Все не могло так закончиться… Нет! Это Руслан велел меня обмануть, чтобы я… чтобы… Зачем ему это? Я смотрела в пустоту и никак не могла вернуться в реальность, все больше погружаясь в липкую паутину, сотканную из вопросов и отрицаний. Я не могла проститься с мечтой только из-за глупой простуды. Пусть бы меня насиловали, пусть бы выкинули после, как ненужную игрушку, но остался бы мой голос… Они не могли отнять и его… Глава 11 /Руслан/ Нестеров всегда напоминал мне внешне доктора Айболита, точнее его меркантильного и алчного брата-близнеца. Он умел улыбаться, располагать к себе, был тем самым врачом от Бога, в чьей квалификации не приходилось сомневаться, но, в отличии от сказочного доктора, пациентов он лечил не по доброте душевной, а за деньги. За очень-очень большие деньги. За личное посещение Евы на дому он получил чек на весьма крупную сумму, куда я заранее вписал плату за молчание о пациентке и непредвиденные ситуации при осмотре. Меня терзали опасения, вдруг мой строптивый “хомячок” решит отгрызть Нестерову руку по локоть. Я даже удивился, когда доктор вышел из комнаты вместе с Николаем без боевых травм и потерь в личном составе. В комнате, дверь которой за ними закрылась, было вообще удивительно тихо. — Вы ее что, усыпили? — поинтересовался с сарказмом. Если бы в комнате работали камеры, просто следил бы за осмотром, а так меня терзало неведение. Нестеров деловито поправил тонкие очки на аристократическом носу, погладил бок врачебного чемоданчика и с самым благодушным видом выдал: — Весьма милая девушка, мне кажется, вы зря на нее наговаривали. Я выписал ей необходимые лекарства. В целом с ней ничего серьезного, чтобы угрожало жизни. Однако, — Нестеров полез в чемоданчик достал пачку чистых рецептов и вписал туда название, — Это довольно сильное успокоительное, возможно пригодится. Я взял листок. В противоречии расхожему суждению про докторов, почерк Несторова был каллиграфическим, и я легко прочел название препарата, которое мне ни о чем не сказало. — Вы же сами сказали, что она “весьма милая”. Зачем успокоительные? — Мне показалось, девушка чрезмерно расстроилась по поводу потери голоса… — А что с ним? По мне голос Евы был божественен, да и не умирают из-за нескольких недель сипа. Поправится. — Серьезное повреждение связок, отягощенное заболеванием. Я бы дал шансы на частичное восстановление через несколько месяцев, но девушка спрашивала о пении. Боюсь, это просто невозможно. Из всего что сейчас мне сказал Нестеров уловил самое главное: — То бишь она навсегда потеряла голос? — я даже не старался скрыть радость. — Нет, конечно. Голос со временем обязательно восстановится, тем более при должном лечении, но не возможность петь. Хотя медицина знавала чудеса, да и опытный фониатор вполне мог бы ей помочь, — “Айболит” принялся занудно загибать пальцы, перечисляя: — Операционое лечение по восстановлению связок, правильная терапия, занятия по разработке голоса, и, разумеется, деньги на все это удовольствие — тогда вполне возможно эта “птичка” еще сможет петь, лет эдак через пять. — Спасибо, не надо. Птичке и без пения прекрасно, — отмахнулся я и перевел взгляд на Николая. — Проводи доктора. Сам я собирался пойти к Еве. Теперь она должна была четко уяснить, что цель ее жизни — понравится мне. Петь девчонка больше не сможет, а делать что-то еще вряд ли умеет. Но, если постарается меня ублажить… Когда я вошел, Ева сидела в углу, съежившись калачиком, обняв себя за колени и опустив голову. Она покачивалась из стороны в сторону, и что-то едва слышно бормотала, изредка всхлипывая. — Нестеров рассказал о диагнозе. Мне очень жаль, Ева, — я даже показательно нагнал на лицо тоску. Пусть думает, что так и есть, и меня волнует эта маленькая проблема. Она даже не шевельнулась, продолжая смотреть куда-то в пустоту. Приблизившись, задумчиво осмотрел растерянное лицо девушки. Кажется, она и правда была сильно расстроена. Я же не особенно жалел о потере из чисто эгоистических побуждений. Мне бы хотелось услышать как она поет, возможно даже это понравилось бы мне куда больше, чем ее шепот. Но это только возможно. С равной долей вероятности, я мог бы скривиться, потому что еще ни одна оперная прима или эстрадная певичка не вызвали во мне никакого отклика. Поэтому я, черт возьми, рад, что она будет шептать всю жизнь, и эти звуки будут заводить меня, словно высокоплотный бензин в болиде формулы-1. — Понимаю, тебе сейчас тяжело, но что ни происходит все к лучшему, — я решил попытаться объяснить все доходчиво, чтобы она наконец осознала свое положение. Даже тон из повелительного стал доверительным, словно мы с ней на равных. Не поможет это — придется применять другие методы. — Если бы не звук твоего пропавшего голоса, я бы не выкупил тебя в том борделе. и ты бы… Надрывный всхлип, и Ева все же подняла голову, глядя на меня с нескрываемой ненавистью. Глаза красные, губы дрожат. — Понимаете? Да ни черта вы не понимаете? Какое к лучшему?! — даже хрипя все эти реплики она умудряется кричать. — Это конец. Мой конец! Голос сорвался, и Ева закашлялась давясь слезами и всхлипами, но уже через пару мгновений затихла, вновь подняла на меня взгляд и прошипела: — Это вы во всем виноваты! Вы и вам подобные уроды! — она вскочила на ноги, схватила стакан воды с подноса и сжала в руках — видно хотела попить, чтобы остановить приступ кашля, но потом просто швырнула стекло об пол. — Ненавижу! Купили меня?! Так вот, я бракованная! Словно в замедленной съёмке я смотрел как разлетаются в стороны осколки стакана, замечая как выплеснувшаяся из него вода превращается в дорожку капель и оседает рядом с моими ботинками. А девчонка все также стояла и тряслась всем телом.. Тут я понял две вещи: по всей видимости, я на редкость хуевый психолог, и второе — Ева далека в данный момент от адекватности, чтобы понять все, что я собирался до нее донести. Другая бы была благодарна за выкуп, за сохраненную жизнь. Да и хрен с ним с голосом, жива и ладно. Ева же реагировала так, будто я лично рвал ей связки. Я едва успел перехватить ее руку, прежде чем она схватила куда более тяжелый, чем стакан, графин и отправила вслед. Девчонка забилась в силках моего захвата, будто бабочка в паутине, того и гляди, сама себя покалечит в приступе истерики. — Ненавижу. Лучше убейте меня, чем вот так! Вы же хотели меня убить! Так убейте! — через слово всхлип, попытка ударить, укусить или лягнуть. Пришлось приложить почти всю силу, чтобы хоть немного ее сдержать. Невольно удивился, откуда вообще столько сил у хрупкой девчонки, хотя в памяти тут же всплыло детское воспоминание, когда мне было десять, и мать попросила подержать кошку, которой в глотку нужно было запихать лекарство. Та тоже сопротивлялась, хотя весу в ней было килограмм пять, а упорства на три тонны. Так же и в Еве. С трудом повалив девушку на кровать, словно “кавказскую пленницу” завернул в одеяло и придавил собственным весом. Но даже спеленатая по рукам и ногам, понимающая, что борьба бесполезна, она все равно продолжала извиваться, подобно гусенице. — Да успокойся ты, — теперь глядя ей в лицо, орал уже я. — Дура, припизженная. Голову включи, идиотка. Я не собираюсь тебя убивать, хотя каждым своим поступком ты явно хочешь этого добиться. Наоборот, блядь, я вытащил тебя из борделя, откуда бы точно унесли выебанную и по частям в пакете. Рассчитывал на благодарность за сохраненную шкуру. Хер с ним, пусть не сразу. Я даже врача тебе вызвал, так что не так, блядь? — Голос, — испуганно пискнула она подо мной, и в штанах все заныло от желания впиться ей в губы. И самому стало мерзко. Черт, что за херня со мной творилась? Неадекватная идиотка кричит, чтобы я убирался, а у меня член колом встает. Это разозлило во сто крат. Мы не “миссис и мистер Смит”, а поцелуй и животный секс сейчас будут явно не в строчку. — Голос — не жизнь, доходит?! — заорал я. — Переживешь! Мечта разрушилась? Да и хуй с ней! Это Москва, детка. Тут каждый день у кого-то что-то разбивается, но ничего. Дальше существуют, выкручиваться. Некоторые даже умудряются извлечь из положения выгоду. — Я не хочу ничего извлекать, я хочу домой, отпустите меня домой, раз вытащили, — она продолжала давиться слезами, но бешеный запал уже исчез. Теперь девчонка была просто обмякшим телом, в ожидании моей следующей реплики. А я все также ее хотел. До безумия, до рези в паху. Блядь. — Ты все же идиотка, Ева, — уже гораздо тише произнёс я, изо всех сил стараясь совладать с накатившим шквалом эмоций, все так же глядя ей в глаза. — Если не доходит до самой, я поясню. Тебя похитили весьма могучие и богатые люди. Элитный и анонимный, мать его, клуб извращенцев. Кто они, я в душе не ебу. Я и сам там оказался фактически случайно. Ты была их развлекухой на ночь. Одноразовой. Утром в пакет и на утилизацию. Слышишь?! Оттуда ты бы уже не вышла. И даже не выползла бы. И тебе мать его, повезло, что я тоже ебнутый на голову, только расчлениять баб мне не в кайф. Но меня возбуждает твой голос. Такой вот хрипящий, осипший, но желательно нежный шёпот. Он нравится мне настолько, что я не пожалел бабла и выкупил твою тушку и жизнь соответственно, привёз в свой дом, и теперь ломаю голову, какие правила нарушил, и кому перешел дорогу, когда вытащил оттуда живого свидетеля. А ты Ева, именно, свидетель, и без могущественного покровителя — потенциальный труп. Ты сдохнешь без меня, ясно?! Она окончательно затихла. Глаза полные влаги, смотрит вроде бы осмысленно, и в тоже время я вижу в глубине зрачков искры ненависти. Она наконец-то не просто слушает, что ей говорят, она слышит и понимает. Медленно переваривает каждое слово и осознает, в каком дерьме может отказаться, если будет чудить дальше. — Поясняю ещё раз, для наивных Челябинских девочек, — устало поведя плечами, решил сразу напомнить, что привез ее не из сочувствия. Пусть готовится и знает, что придется отрабатывать мое терпение. — Если ты думаешь, что оказалась в голливудском фильме про богатого папика и невинную овцу, то нет. Меня нахер не волнуют твои мечты и терзания. Ты не в ванильной мелодраме, реальность такова, что отпускать я тебя не собираюсь, а если сбежишь, то через несколько часов или дней тебя убьют. Срок зависит от того, сколько глупостей ты успеешь до этого наделать. Пойдешь в полицию — не доживешь до вечера. Я уверен, у этих людей куплено все. Найдёшь бабло и доберешься на попутках до бабушки — утянешь на тот свет ещё и её. Попытки поднять шум в СМИ провальны изначально, если ты не спишь с директором первого канала. Хотя кто его знает, может он тоже был в Клубе. Уголок ее рта криво дернулся так, что красивое лицо превратилось в гримасу. — И что же? Какие варианты? — спросила она, а я возрадовался наконец-таки попытке конструктивного диалога, хотя зря, Ева тут же все испортила следующей фразой. — Подчиниться и стать вашей подстилкой? Захотелось снова наорать на нее. Да на ее месте подо мной мечтали оказаться десятки баб, та же Лена Добрынина на коленях ползала… — Если тебе нравиться именно такая формулировка, — зло прошипел я, — то да. Я хочу тебя трахать и слышать твой голос. Взамен готов гарантировать жизнь, комфортные условия содержания, а в будущем, если будешь покладистой девочкой и сумеешь мне не надоесть, обеспечу новыми документами. И даже про бабку твою не забуду. Я, конечно, не президент, пенсию поднять не сумею, но крупный выигрыш в лотерею или какую-нибудь другую херню в этом же духе, вполне. Признаться, после этих слов думал, опять начнет истерить, но нет. Все так же лежит, не шевелясь, и смотрит уже не на меня, а куда-то сквозь. Очень осторожно перенес свой вес на кровать, а потом и вовсе встал, чтобы отойти. Ева даже не шелохнулась. Интересно, какие мысли сейчас родились в ее голове? Может, наконец доходит, что потеря девственности не смертельна, а секс вполне может стать отличным бонусом к безбедной жизни. Только для всех этих выводов ей нужно время. И ум. Надеюсь, она не совсем идиотка. — Сейчас я уйду, у тебя будет время подумать до завтрашнего утра. Докажи мне, что умеешь быть благоразумной, Ева, — с этими словами направился к двери и уже взявшись за ручку добавил: — В комнате снова установят камеры, ломать не советую, так же как и думать о самоубийстве и прочих глупостях. Вытащу даже с того света, ты мне стоила полмиллиона.

* * *

/Ева/ Полмиллиона. Вот оказывается сколько стоит моя жизнь. Пятьсот тысяч рублей. Не так уж и дорого, и я могла бы за год отработать их, попробовав выкупить свою жизнь и свободу. Только зачем мне это теперь? Безголосое ничто — вот кем я стала в одночасье. Всю жизнь стремиться к одной лишь цели, знать, для чего рождена, тянуться душой и телом к музыке, чтобы однажды быть похищенной ублюдками и лишиться самого дорогого. Я хотела петь даже сейчас. Рвалась наружу незатейливая мелодия, она уже звучала в моей голове, только с губ срывался лишь хрип, и ненависть затапливала душу. Что там говорил мой хозяин? Наименьшее зло? Он — наименьшее из зол. Перевернувшись на бок, поджала ноги и завыла. Тихонечко, тонко, сорвавшись в итоге на хриплый каркающий кашель. Доктор оставил целый список из лекарств, чтобы хоть немного восстановить голос. Только связки ими не вылечить. Я ощущала себя инвалидом. Думаю, также люди приходили в себя после жутких аварий, понимая, что им ампутировали части тела. Скажем, руки… Но никто из них не понял бы меня. Что такое голос в сравнении с руками? Для меня — это все. Мой мир, мое солнце и небо, воздух. Все жизненные стремления всегда были связаны с музыкой. В самые тяжелые моменты мне не было так страшно и больно, как теперь, потому что голос оставался при мне. Пусть бы они изнасиловали меня в том барделе и убили, пусть! Может быть, это и было меньшее из зол? А кем мне быть теперь? Хотела сравнить себя с птицей в золотой клетке и тут же рассмеялась, снова захлебываясь кашлем. О, нет, птицы из меня не выйдет… Не знаю, сколько пролежала на этой кровати, свернувшись в позу эмбриона. В комнату за это время несколько раз приходили люди. Сначала Марина с подносом. Она что-то спрашивала, но я даже не вслушивалась и отвечать, само собой, не собиралась. За несколько своих визитов, женщина умудрилась сунуть мне в рот множество лекарств. Что именно — я не уточняла, только принимала молча, запивала и отворачивалась. Еще приходил молчаливый мужчина. По его передвижениям и шуму сверла, я поняла, что камер теперь будет несколько. Тотальная слежка. Мысли текли в голове лениво и неспешно. Иногда я засыпала, мне что-то снилось, перед глазами мелькали размытые образы: то бабушки, то какого-то бугая, улыбающегося в лицо, то молодого врача из поликлиники, зовущего за собой. Идти за ним отчаянно не хотелось, но бабушка говорила, что все будет хорошо, и все, что ни делается — к лучшему. Ее слова меня пугали, я понимала, что в них нет правды. Беспокойные сны сменялись явью, я разглядывала потолок, а после опять проваливалась в забытье. В одном из этих состояний ко мне опять пришел Руслан — мое болезненное видение. То ли сон, то ли ужас наяву. Полураздетый, с обнаженным торсом, склонился надо мной, уставился на губы. А я смотрела на его глаза. Думала, что они у него красивые, только злые. Как и он сам. Но страшно почему-то не было. Протянув руку, тронула его висок, скользнула пальцами по щеке, коснулась небольшой ямочки на подбородке. Он затих. И глаза перестали быть злыми, но теперь в них появился нехороший блеск. Странный. Так мне тоже не нравилось. — Е-ева-а, — протянул мучитель, прикладывая поверх моей руки свою и прижимая ее плотнее к своей щеке. Его губы красиво изогнулись, но не в улыбке, а в каком-то оскале. — Хочу тебя. Сейчас. Одеяло, что грело меня все это время вдруг отбросили в сторону, и стало холодно. Я окончательно поняла, что не сплю, что мужчина реален. Мой нынешний хозяин. Я и дом его вспомнила. И слова… В тот же миг ощутила, как ползет вверх ночная рубашка, сминаемая горячими пальцами. Но не пошевелилась, только чуть свела брови. Пусть. Пусть он делает со мной все, что захочет. Отвернувшись, хотела прикрыть глаза снова, но Руслан не дал. С силой повернул голову, заставил смотреть на него. — Не смей, — прорычал он, — будь со мной. Его руки рывком разорвали ночнушку, в то время, как глаза снова стали злыми. И я тоскливо вздохнула — стало жаль красивую вещь. Хотя, она ведь толком мне и не принадлежала. Здесь все его, куплено им, предназначено для его удовольствия. Горячие пальцы прошлись по моему животу, снизу вверх, и я вздрогнула. Хотелось укутаться в одеяло снова, чтобы согреться. — Это просто желание, Ева, — довольно мурлыкнул Руслан, путая мой страх со страстью. — Тело уже отдается в мою власть. Осталось и голове перестать сопротивляться, и тогда мы оба получим наслаждение. Я так не думала, но он и не интересовался моим мнением. Одна его ладонь сжалась на моей груди, вызвав новый приступ дрожи. Контраст от горячих пальцев заставлял сильнее ощутить, как же я замерзла. — Да, Ева, нравится так? Я едва удержалась, чтобы не закрыть глаза снова. Мне не нравилось, но разве это его остановило бы? Пусть бы закончил быстрее и ушел. Хотелось уединения. Тут вспомнила про камеры и посмотрела в сторону одной из них, где сверлил молчаливый мужчина. Руки Руслана, устроившие экскурсию по моему телу, замерли, он чуть отодвинулся. — Ева? Я посмотрела на своего пленителя. — Что с тобой? — в голосе послышалось раздражение. Пожала плечами. Какая теперь разница что со мной? Будь что будет. — Ты дрожишь, — он сжал кулаки, вздохнул глубоко, пригнулся ближе и коснулся лба. — Температуры нет. Марина сказала, что ты принимала лекарства и тебе легче. Я кивнула. Мне и правда стало легче. Безразличие и пустота внутри действовали умиротворяюще. — Черт знает что! Руслан поднялся, накинул на меня одеяло. Я тут же укуталась в него и отвернулась. Еще немного постояв у кровати, мой ночной гость развернулся и ушел, громко хлопнув дверью. "Зря он меня купил, — пронеслась в голове мысль, — уже и сам наверняка жалеет".

 

А потом снова навалился сон, на этот раз без образов и голосов. Открывая утром глаза, я не сразу поняла, где нахожусь. Но воспоминания пришли быстро, как впрочем и волна тупого безразличия ко всему. Единственное, что вызывало отклик — нужда в насущных потребностях. Удивительно, жить не хотелось совсем, а тело все еще требовало дать необходимое. Поднявшись с постели, посмотрела на порванную ночнушку и скинула с себя ее остатки. Нашла взглядом халат, прикрылась им и пошла в душ. Не знаю, ставил ли Руслан камеры и там, да и плевать мне было. Помывшись и справив нужду, я вышла и без удовольствия принялась за оставленную на столе еду. Марина, видимо, приходила в мое отсутствие. Руслан вошел в комнату, когда я мелкими глотками запихивала в себя теплое молоко.. Посмотрел на меня коршуном, взял стул и сел напротив. — Как спалось, Ева? — спросил он, чуть склонив голову. — Ты отдохнула? Я отставила кружку в сторону, промочила губы салфеткой и кивнула. — Ты обдумала мои слова? — новый вопрос и взгляд Руслана становится голодным, только не еды ему хотелось. — Да, — шепнула, поводя плечами, отчего вырез шелкового халата чуть распахнулся. Руслан вскочил на ноги, протянул мне руку. Я поднялась следом и сама прошла к кровати. Села на краешек, развязала пояс, посмотрела на него выжидающе: чего он ждет? — Я звонил Нестерову, — задумчиво проговорил мой хозяин, — уточнял про побочку от назначенных им лекарств. Ни одно из них не действует с такой побочкой. — Побочкой? — повторила бездумно. — Ты словно под наркотой, — выплюнул он. — Я не знаю, — прошелестела, задумавшись. Скорее, я была в дурмане, сознательно себя туда погрузив. Мне так было спокойней. Больше не было целей и стремлений, страхи тоже куда-то ушли. Чего бояться, если жизнь не дорога? Хотя мне было жаль бабушку — она одна могла пропасть. И тут же вспоминались слова Руслана о том, что стоит мне вернуться домой, как мрази, похитившие меня, уберут всех ненужных свидетелей. Для бабушки хотелось жизни, а не смерти от рук беспринципных тварей. Поэтому ей будет лучше, когда я далеко. — Ева… Я и не заметила, как он приблизился и сел передо мной. Только когда тронул за руку, уставилась вниз, на длинные пальцы моего пленителя, а потом и на него самого. Он шумно дышал, и не сводил глаз с обнаженной груди. Еще миг, и я уже лежу под ним, хотя ноги так и свисают с кровати. — Ты меня с ума сводишь, — разгневанно шипел Руслан. — Плевать на побочку, хочу тебя. Сейчас. И снова руки на моем теле, грудь в его ладонях, язык скользящий по коже, от шеи к ключице и ниже. Поцелуи на животе, жадные, горячие. А следом пальцы в трусиках. И все что я чувствую — желание… ускорить процесс, перемотать эти минуты его насыщения и забыть, словно ничего и не было. Как не было моего голоса. Пальцы Руслана раздвигают складочки, проникают к клитору, гладят, ласкают, осторожно проникают внутрь… Над моим лицом возникает его: зрачки расширены, ноздри раздуваются, губы поджаты. Я опускаю взгляд и немного отвожу в сторону. Жду, пока все закончится. — Блядь! — Его трясет, как трясло ночью меня. — Да что с тобой не так?! Отдайся мне, Ева! Сейчас же! — Бери, — просто ответила я, разводя руки в стороны. И его лицо перекашивается от бешенства. Он судорожно натягивает брюки, которые оказывается уже успел спустить, шипит и едва огнем не плюется. — Решила поиграть со мной, Ева?! — кричит, наступая. — Не боишься, что отдам тебя тем выблядкам? Ты по-прежнему невинна, и подойдешь им! Я еще и наварюсь! Я молчу. Не знаю, что ему сказать, и не представляю, что делала не так. Опыта с мужчинами у меня никогда не было. До него. А он кричит и угрожает. Значит, у меня не только с голосом беда. Я бракованная женщина. Руслан вдруг хватает меня за подбородок, заставляет посмотреть на него, хмурится, по скулам ходят желваки. — Одевайся, — почти спокойно говорит он, отступая. — Сегодня я больше не приду. Пей лекарства, Ева, иначе сдохнешь и некому будет позвонить твоей бабушке. Снова тяжелые шаги и дверь захлопывается, едва не слетая с петель. А я медленно свожу на груди полы халата и поднимаюсь. Усевшись на прежнее место, беру остывшее молоко и продолжаю пить, глядя в пустоту перед собой. Глава 12 /Руслан/ Меня еще никогда так сильно не бесило происходящее, как сегодня. Я вылетел из ее комнаты, на ходу застегивая ширинку, и готовый материться вслух и срываться на любого, кто попадется под руку. По закону Мерфи из-за угла вырулил Николай, который при одном взгляде на меня тут же вытянулся в струну, сказывалась старая военная практика. По мужику явно было видно, что он бы с удовольствием свалил куда-нибудь от меня подальше, но что-то случилось, о чем немедленно следует доложить. — Говори, — рявкнул я, не снижая темпа и направляясь к лестнице на второй этаж, туда где был мой кабинет. — Прибыл господин Соколовский. Хочет видеть вас. Млять! Что нужно этому сопляку в моем доме, тем более без приглашения? Запоздало я вспомнил о проигранном споре, чертыхнулся вслух и приказал Николаю вести недоумка в мой кабинет. Я уже сидел за раскрытым буком, пытался хоть немного вчитаться в строки финансового отчеты из Сочинского филиала фирмы, чтобы выбросить из головы девчонку этажом выше, все существо рвалось туда, к ней, желало ее, и она даже была готова дать… Но… я тупо не смог. Похоже у меня точно что-то не впорядке с головой, потому что при виде ее податливого тела, сладкого, манящего у меня все встало, а после бесцветных слов: “Бери” упало так же быстро, как и поднялось. Моя душа эстета желала секса, но не такого. Хотя бы с намеком на настоящую страсть. Пусть бы притворялась, имитировала. Я был уверен что все бабы умеют имитировать секс, даже девственницы. Это, млять, врождённый бабский талант. Но вот это равнодушно раскиданное тело, похожее на амебу… С тем же успехом я мог трахнуть медузу. Но даже эта покладистость не означала добровольности, скорее обреченность. “На, мол, трахай. Я разрешаю тебе изнасиловать меня добровольно.“ Жертва, мля! Жалеет себя до бесконечности и наслаждается процессом. Может даже хорошо, что в Сочи какая-то херня началась и нужно мое личное присутствие и разбирательство. Трехдневная поездка на юг поможет выбросить Еву из головы, а там приеду и на свежую голову решу, куда деть девку дальше. В этот момент в кабинет вошел Влад. Я бы сказал ввалился, подобно хозяину мира. Совсем охренел. Соколовский выглядел типичным представителем золотой молодежи, пришедшим к папке за порцией бабла: модные джинсики, белая футболочка, кроссовки с кислотно-зелеными шнурками, зеркальные очки и челюсти, жующие жвачку. — Не помню, чтобы я приглашал тебя в гости, — с порога решил осадить его прежде, чем Влад успел раскрыть рот. — В следующий раз, скажу охране вышвырнуть, особенно в таком виде. На мгновение жевать он перестал, но тут же нашелся: — А в каком еще виде я могу отправляться в аэропорт? Я несколько раз звонил, прежде чем приехать, но ты не брал трубку, а твоя секретарша, сказала, что тебя нет в офисе. Я прокрутил в памяти весь сегодняшний день. Слова Влада были вполне достоверны, еще утром после получения отчета из Сочи, я сказал Карине, что меня ни для кого нет, исключение только звонки из дома. — Так понимаю, ты за ключами от виллы? — решив не терять времени, спросил я. Пусть уже берет и выметается. Потусит там два дня с бабами, потом прикажу домработницам все вымыть с хлоркой. Черт бы с ним. — И от машины, — довольно кивнул Соколовский, а когда я достал из ящика стола ключи от спорткара с ловкостью хорька, поймал связку. — Все, теперь в расчете. Главное, не спали мне особняк. — Я сама аккуратность, — уже разворачиваясь в выходу, ответил Соколовский, но у самых дверей притормозил. — Кстати, хотел спросить. Как дела у той девушки? Я мгновенно напрягся. “Та девушка”, о которой мой спрашивать Влад, была только одна, и знать подробности о ней, ему не обязательно. — Отрабатывает дыркой полмиллиона, — не моргнув соврал я, инстинктивно ощущая, что даже намека на правду допускать нельзя. — Как сотрется, сдам в бордель. Глаза Влада зажглись нехорошим огнем, подтверждая старые догадки. — Дашь поиграться, как надоест? Захотелось вмазать гаденышу в морду, а еще лучше вдавить его нахальную рожу в ближайшую стену, так чтобы рисунок обоев на щеках отпечатался, а модные очки впились стеклами в кожу, и при этом желательно прошипеть ему на ухо: “Нет, не дам. Она моя”. Но вместо с деланным равнодушием произнес: — Я подумаю. Соколовский ушел, а я еще несколько минут остывал, переваривая свои эмоции. Слишком бурную реакцию у меня вызывает эта девка. Слишком много места заняла в голове и штанах. Ну ничего, три дня в Сочи должны помочь привести мысли в порядок. Каждый раз, когда в периферийных офисах возникают проблемы, я не устаю убеждаться, что без начальства рядом люди наглеют. Причем настолько сильно, что теряют всякую осторожность и инстинкт самосохранения. Я прекрасно знаю, что большинство работников моей фирмы подворовывает, и терпеть это не могу, потому что так или иначе, воруют они у меня, но есть некая грань. Одно дело, когда секретарь унесла домой пачку бумаги, и совершенно другое, когда со счетов фирмы испаряются десятки миллионов и оседают в карманах директора сочинского филиала и его заместителя. Будь сейчас 90-е, за подобное и один, и второй чисто случайно утонули бы в ближайшем заливе с камнем на шее, но к их счастью, я представитель другого времени и другого ведения бизнеса. Эти два идиота сядут далеко и надолго, чтобы другим неповадно было. Три дня я убил на разборки с финансами, надеялся, что успею завершить все дела в срок, но как говориться мы предполагаем, а судьба располагает. Прежде чем уехать обратно в Москву мне нужно было найти человека, который временно сможет принять на себя руководство филиалом, пока я не найду лучшего кандидата. Я осмотрел тяжелым взглядом офис с сидящими передо мной сотрудниками: начиная от младших менеджеров, до главбуха. Пожалуй, эту старую прожженную бабку тоже нужно было отправить под суд вместе с бывшими руководителями звена, но ее спасла именно та самая прожженость. Именно она и прислала мне отчет с несоответствиями, видимо решила сыграть на опережение. Знала, что рано или поздно все махинации вскроются. Под моим взглядом сотрудники отводили взгляд, даже здоровые мужики и те стушевывались, пожалуй, только наглая девица в центре этой компании смотрела уверенно и даже выжидающе. Одета броско в ярко-алое: стервозная юбка-карандаш, белая блузка с кокетливо расстегнутыми сверху пуговицами. Сразу видно уверенную в себе карьеристку, готовую на многое. — Как зовут? — спросил, глядя на нее. — Куницина Варвара Сергеевна, — с готовностью отчиталась она, я же невольно скривился от грубого немного прокуренного голоса. — Заместитель директора по логистике. — Прекрасно, — я поманил ее за собой в кабинет. — Ты-то мне и нужна. Оставлять во главе филиала пусть и на несколько дней бабу было наверняка не лучшей идеей, но акула акулу издалека видит. Пусть даже вторая алула мелкая и зубы у нее пока выросли. В любом случае, как-нибудь да справиться. Варвара оказалась девочкой сообразительной. Понимая свои перспективы, она внимательно записывала все указания, который я оставлял, уточняла вопросы, и вообще, была сама покладистость и сообразительность. Вот бы Еве с нее пример взять. Взгляд скользнул по ладной девичьей фигуре: длинные ноги, узкая талия, аппетитная грудь, смазливая мордашка с рабочими губками. И сама в целом красивая, пока молчит. Я ведь хотел в этой поездке вытряхнуть Еву из головы, так может трахнуть Варвару, и все само пройдет? Прогнав идиотские мысли из головы, я вернулся к рабочим делам. Последние задания Варвара записывала уже когда офис опустел, а часы показывали девять вечера. — И мне нужны билеты завтра в Москву. Закажешь, — распорядился я, подходя к окну, где неожиданно начался проливной дождь. — Как прикажете, — ручка и блокнот опустились на столешницу с едва слышным звуком. Чутким слухом я ощущал, как девушка осторожным шагом подошла подошла к окну, невесомо заглянула за занавеску и с сожалением вздохнула, так близко, что дыхание коснулось моей щеки. — Печально. Кажется я забыла зонт дома. Карьеристка. Как я и думал. Покосившись на Варвару, стоявшую гораздо ближе, чем положено для подчиненной, несколько долгих секунд размышлял — да или нет? Все же я не ошибся в том, что девочка сообразительная, а она верно истолковала мои взгляды изредка западающие у нее в декольте. И Куницына была готова сделать многое, чтобы понравиться и задержаться на должности. — Закрой двери, — произнес ей. — А после запомни одно главное правило — ты молчишь! Ни единого звука! Повернулся, чтобы взглянуть ей в глаза, если сейчас ответит вслух, что нибудь в духе — “да, как скажете“ — прогоню. Но Варвара просто кивнула.

* * *

Почти сыт, почти доволен, почти удовлетворён. Вот моё состояние следующим утром. В теле легкая расслабленность, а в яйцах звенящая пустота. Пожалуй, Варвара оказалась не просто умной, но и старательной. Если хорошо зарекомендует себя на должности, даже оставлю на постоянку, а может, и в Москву переведу. И дело даже не в сексе, а в сообразительности с полуслова. Я сказал, она сделала. Молчала и выполняла, что даже не пришлось затыкать кляпом, а главное, заговорила только, когда я разрешил, отпуская её домой. В общем, хорошая и правильная работница, и никаких истерик, разбитых стаканов и прочих неприятностей. С этими мыслями я поднялся с кровати, пока принимал душ перед отъездом из гостиницы, несколько раз успел подумать о том, что главная цель поездки достигнута — от наваждения по имени Ева все же удалось избавиться. Прилечу в столицу, и нужно будет решить, куда её деть, так чтобы глаза не мозолила, и проблем не доставляла. Ну, не убивать же в самом деле?.. Подъезжая к дому через несколько часов, я уже убедил себя, что просто выгоню девчонку, как она и хотела, на свободу. В конце концов, если она дура, то вопрос ее выживания, это не мои проблемы. Я и так дал ей слишком многое, а о последствиях своих заявлений, если решит открыть рот, она предупреждена. Стоило машине затормозить у порога, как двери тут же распахнулись. Вышедший навстречу Николай явно волновался, а горничные за его спиной неловко переминались с ноги на ногу. — Добрый день, Руслан Михайлович, — начальник службы охраны подхватил у водителя мои чемоданы и помог внести в дом. — Вы запретили звонить вам, но девушка… По моей спине пробежали мерзкие мурашки, так неприятно, что я почувствовал каждую из тысяч их лапок. — Что с ней? — нетерпеливо спросил я. — Отказывается есть. Пьет только воду или молоко. С кровати почти не встает, если только по нужде. И она…перестала говорить. Совсем. Пальцы невольно сжались в кулаки. Голодом решила себя заморить. Вот же упрямая дура! В молчанку поиграть решила… Впрочем, похуй. Сама виновата. Выкину как вшивого щенка, да еще и голодного. В лёгких что-то сжалось от этой жестокой мысли, но я подавил в себе это приступ. Была моя домашняя зверушка, станет бездомная. Взлетев по лестнице на несколько этажей вверх, я быстрым шагом преодолел весь коридор до двери, рывком распахнул комнату, вошел и замер на пороге. Я стоял, как вкопанный, смотрел на ее похудевшую фигуру, осунувшееся лицо, пересёкся с пустым взглядом, в котором не отражалось ничего. Абсолютное “похуй” и смирение с происходящим. Пожалуй, в таком состояние Ева не была даже, когда я уезжал. И все мои решительные мысли, прогнать девушку в единый миг превратились в огромное ничто. Разлетелись в миллионы осколков, подобных тем, что бывают когда стекло разбивает пуля. Она было сломанна, как вещь, как разбитая чашка. Логика твердила выбросить. Зачем мне такая, если можно купить новую? Вот только захотелось склеить, чтобы ещё послужила, потому что хер я где найду еще такую… Потому что ее голос не выходил из головы и отдавался эхом по всему телу. И еще, глядя на Еву…вот такую, несчастную и почти раздавленную, я понял, почему люди подбирают бездомных и безнадежных котят, таскают их по ветеринарам, тратят уйму бабла, даже если оно последнее, чтобы эти создания не мучались и жили дальше, радовали хозяина своим существованием, мурчанием и терлись о ноги в благодарность за спасение. Говорят, такие спасеныши самые преданные зверушки. Проверим. — Я найму тебе фониатора, — выдохнул, сам не до конца понимая, что делаю. — Нестеров сказал, что голос можно вернуть, если есть деньги. Так вот Ева, у меня они есть. Еще миг она смотрела так же безжизненно, и вдруг в глубине усталых глаз зажегся тусклый огонек интереса. Теперь девушка внимала каждому моему слову. Она услышала то, что дало надежду. И я решил, что действительно попробую ее починить. Свою сломанную игрушку. — Но ты должна сделать выбор, — продолжил я. — Сейчас тебе принесут еду. И ты либо лежишь дальше и медленно подыхаешь, либо ешь, и уже завтра встретишься с доктором. Ева медленно поднялась на локтях. Так медленно, что тонкий халатик сполз с ее с плеча и оголил нежную кожу. Она открыла рот, попыталась что-то произнести, но наружу вырывался лишь хрип, который она долго откашливала, и только спустя полминуты наконец произнесла шепотом, от которого у меня окончательно сорвало крышу. — Что взамен? — огонь интереса разгорался в ее зрачках все больше. — Мои условия ты знаешь, — фактически выпалил я и боясь сорваться прямо сейчас, вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь. Не спугнуть, сейчас самое главное не спугнуть и не наброситься, подобно оголодавшему зверю! Этот блеск в ее глазах дался мне слишком многими неудачными попытками, чтобы сломать все неудержимой похотью. Глава 13 /Ева/ Я ела впервые за несколько дней. Первая ложка далась с трудом, зато после, едва попробовав теплый бульон, накинулась на него, как голодающая из пустыни. Для жизни и для борьбы нужны были силы. Много сил. И теперь я должна была их восстановить. Продаться своему пленителю ради призрачной надежды на воскрешение мечты. Это и есть меньшее из зол. Теперь я это понимала. Мне было плевать, как он меня возьмет, даже если станет издеваться и насмехаться. Лишь бы после привел в исполнение обещанное. Я подавилась очередной спешно проглоченной ложкой бульона и закашлялась, едва не выплюнув, кажется, и печень, и желудок. Боль скрутила меня пополам, из глаз брызнули слезы. Черт! Как я могла так себя запустить? Да что вообще я творила все эти дни? Выбрала добровольную смерть, позабыв даже о единственном родном человеке. Выпрямившись, смахнула слезы, отодвинула тарелки и сама потянулась за лекарствами. Я вылечусь! И даже если Руслан выбросит меня на улицу, когда наиграется, сама заработаю на специалиста. Я буду работать дни и ночи, если понадобится, но больше никто не собьет меня с пути. Выпив все необходимое, я сжала кулаки и, прихватив полотенце, приготовленное горничной, отправилась в душ. Так приказал Руслан. Он не говорил, что придет сегодня, но и обратного тоже не обещал. Передал через прислугу, чтобы я привела себя в порядок. Мерзавец. Хотя правда в его словах была. Едва взглянув на себя в зеркало, отшатнулась и покачала головой. Измученная голодом и мыслями о спасительной смерти, я превратилась в тень от себя прежней. Волосы стояли колтуном, глаза ввалились и лихорадочно поблескивали из огромных глубин-впадин. Просто кошмар. В последний раз я выглядела так ужасно после смерти родителей. И снова стало мучительно больно. И стыдно. От этого сравнения, от воспоминаний, слабости и собственного отражения. Собравшись с духом, скинула с себя одежду и прошла в душ, там включила самый сильный напор воды, подставляя под него руки и лицо. Холодный поток быстро сменился на теплый, а затем и горячий, чуть обжигающий. Я только засмеялась. Схватив первый попавшийся пузырек, оказавшийся женским шампунем, выдавила его содержимое на руки и с усердием начала втирать в кожу на голове, на плечах, груди, животе…всюду. Мне захотелось смыть с себя болезненность и слабость, вернуть силу телу, стойкость духу. От шампуня пахло умопомрачительно, и я наслаждалась, вдыхая аромат фруктов и восточных пряностей, снова и снова задаваясь вопросом: с чего вдруг я решила умереть? Хватит! Больше никакой жалости к себе, никакого нытья и попыток свести счеты с жизнью. Чтобы ни случилось, я буду просто идти к своей цели. Возможно, мне повезет, и я быстро надоем Руслану. Тогда он выставит меня вон. Я найду работу и буду копить деньги… Пусть через пять лет — десять, но найду способ вернуть голос, и снова буду петь. Как раньше. Нет, лучше прежнего! Так, улыбаясь, я вышла из ванной комнаты, кутаясь в огромное полотенце, и застыла на месте. — Оживаешь? — хриплым, чуть вибрирующим голосом проговорил Руслан. Он сидел в одном из кресел. закинув ногу на ногу, и смотрел на меня так, будто собирался съесть. Не прожевывая. Захотелось попятиться, и я даже ногу едва-едва оторвала от пола, чтобы сделать шаг назад. Но замерла. Моя мечта впереди, а не за дверью этой ванной. И я не стану больше сворачивать. Тяжело вздохнув, приподняла подбородок, поджала губы и медленно потянула полотенце в стороны. Оно упало к моим ногам, скользнув по спине и животу, а я осталась стоять перед своим пленителем. Совершенно обнаженная, готовая на все. Только его тяжелый взгляд, облизав меня с ног до головы, остановился на губах. Голова Руслана медленно качнулась, после чего он поднялся и холодно проговорил: — Ева, поставь себя на мое место. Я уже несколько дней пытаюсь добиться от тебя конструктива, а ты сначала истерила, после изображала из себя беспозвоночное, а сейчас настолько явно даешь понять, что делаешь все это только из-за голоса, что меня морально-психологически воротит. Детка, запомни — я не извращенец. Я предпочитаю видеть в постели довольных и ухоженных женщин. А в последнее время ты настолько активно себя жалела, что забила на все. Я была готова к чему угодно, кроме этого. Не удержавшись, прикрыла грудь руками, нахмурилась и спросила, начиная злиться: — Зачем тогда вы здесь? Раз я настолько дисгармонирую с идеалом. Он молчал какое-то время. — Потому что все еще хочу. Но да, мне надоело с тобой бороться и уговаривать. Ева, у тебя не получится лежать подо мной, смотреть в потолок и думать, какой я подлец, а ты несчастная жертва. Та, самая первая ночь была взаимной. И в этом доме, на рояле ты получала удовольствие от моих прикосновений. Но сейчас тебе надо самой делать шаги навстречу, а не ждать пока их совершу я. В общем — инициатива, Ева. Будет инициатива, будет и фониатр. Я почувствовала, как лицо заливает краска стыда. И снова в душе взметнулся гнев на этого человека, отчего я забылась и спросила, едва не шипя: — Значит, я вас еще и соблазнять должна?! Мгновение, и я остыла. Тут же стала жалеть о выпаде, понимая, что так себя не ведут, если хотят добиться своего. Так нельзя. Вот только Руслан усмехнулся, и ответил совершенно без раздражения, даже более спокойным и довольным тоном, чем раньше: — О, да. Именно это. — он пружинисто встал, поправил манжет и рассеянно добавил: Николай пришлет к тебе специалистов по всей этой девичьей лабуде… говорят, что ничто не радует женщину так, как новый маникюр. Проверим? Он вышел, удовлетворенно кивнув и осторожно прикрыв за собой дверь. А я так и стояла голая, злая и униженная. Поганый извращенец! Сволочь! Негодяй! Значит, хочет, чтобы я привела себя в порядок и сама умоляла взять? Что ж, я смогу и это! Я смогу. Глава 14 /Руслан Коршунов/ Я вышел из комнаты Евы довольный, как никогда. Наконец-то прошла ее апатия и птичка снова начала ругательно чирикать. Помнится меня это вначале не устраивало? Теперь я понимаю, что злость и ярость и правда можно обернуть в любую другую эмоцию, а вот добиться страсти у амебки валяющейся поперек кровати — сложно. Всегда ненавидел людей впадающих в состояние жертвы. Надо бороться, даже когда от тебя ничего не осталось. Если бы я всякий раз, когда наступал жизненный пиздец складывал руки и шел ко дну, то мои кости уже давно обчистили бы рыбы. Бизнес не терпит слабаков. А жизнь мало от него отличается, если смотреть в самую суть. Ну, а Ева… Нежная птичка, которой я даю последний шанс. Кстати, наверное, не помешает смотаться в Гнесинку. Кивнув своим мыслям я вышел из дома, сел в тачку и с ходу выжал максимум. Хотелось скорости и страсти. Или бешеного секса, чтобы снять напряжение. Так как последнее мне пока не светило, пришлось довольствоваться первым. До академии Евы я доехал через полтора часа и с ходу отправился в ректорат. Двигаясь по коридору, замечал, как студенты расступаются в стороны, едва меня увидев, хотя до этого в узком пространстве царила толкотня. Сдержанно усмехнулся уголками губ. В людях все же есть очень много от животных. Они чуют сильного хищника и предпочитают убраться с дороги. Но вместе с уже привычными чувствами, из самого дальнего, затерянного на просторах тундры моей души уголка, начали подниматься совершенно другие эмоции. Я ведь тоже когда-то бредил этим местом… Так давно, что уже и неправда. В кабинет ректора меня проводила обширная дама преклонных лет, которая сначала встретила сурово, но растаяла буквально через пару искренних комплиментов. Я не солгал, голос у мадам и правда был приятный, хоть уводи в качестве личного секретаря в свой офис. В просторном кабинете отделанном ореховыми панелями, полном антикварной мебели и безделушек, за массивным столом сидел сухонький, импозантный старик. — Здравствуйте, — вежливо поприветствовал он меня. Верно истолковав вопросительную паузу и изогнутую бровь, я представился: — Руслан Коршунов. Рад с вами познакомиться, Виктор Захарович. — Взаимно, — профессор с достоинством склонил седовласую голову. — Что вас ко мне привело? — Одна из ваших студенток, — сразу перешёл к делу я, и пояснил. — Ева Демина. К сожалению, она сломала ногу. Перелом сложный и в ближайшие месяцы девушка не сможет вернуться к занятиям, потому хотела бы взять академический отпуск. У меня есть все нужные справки. Я достал из папки файл с сфабрикованными доктором Нестеровым документами и аккуратно положил на стол. Ректор взял бумаги, нацепил на нос круглые очки и внимательно изучил все предоставленное. — Тут есть упоминание о сорванных связках, — наконец нахмурился пожилой музыкант и, вперив в меня пристальный взгляд, спросил: — Как? — Это второй пункт нашей с вами беседы, — спокойно и доброжелательно продолжил я. — Перелом сложный и болезненный, потому Ева кричала и повредила голос. Мы собираемся вплотную заниматься его восстановлением, и потому я бы просил предоставить список фониатров. Сами понимаете, проблема деликатная, нужен по настоящему толковый специалист, и я полагаю, что вы можете кого-то порекомендовать. — Разумеется, я дам контакты нужных людей. Потеря голоса — это катострофа… — нахмурился Виктор Захарович, нервно перебирая тонкими пальцами бумаги. — Нога-то заживет, а связки дело такое… Очень жаль девочку, я недавно слушал отчетные выступления, и она подавала большие надежды, да и ее руководитель говорил о Еве, как о лучшей студентке потока, буквально живущей музыкой. Я едва не поморщился. Мои чувства были далеки от жалости и сострадания к несчастной сиротке, ведь я как раз столкнулся с оборотной стороной этой одержимости пением. Но по крайней мере понятно, что случилось с девчонкой. Депрессия обыкновенная. Надо будет проследить, чтобы Ева все же принимала те успокоительные препараты, прописанные Нестеровым. Но я живо изобразил на лице участие, сочувствие и раз диалог все равно свернул в эту сторону — воспользовался ситуацией. — Было бы очень интересно послушать. Меня она пением, к сожалению, не баловала. Сказал и тотчас пожалел о мимолетной откровенности, так как взгляд старика мигом стал колючим. — А вы кстати кем приходитесь студентке Деминой? А действительно, кем? Любовником на месяц? Чую, что ректор будет не в восторге от истины. Я ее мужчина? Внутри все встопорщилось иголками, как у дикообраза, от этого предположения. Признавать что я чей-то это… как опять же сложить руки и пойти ко дну. Остановиться на одной женщине? Бред! Но перед внутренним взором внезапно встал образ Евы, но не злой или апатичной, а светлой и радостной… такой я видел мать в те далекие годы, когда был жив отец, и она еще не убила себя бесконечной работой. Потом лишь потухшие глаза и материнская жизнь положенная на алтарь моего будущего. Жертва, которую я не просил. Мотнув головой я отогнал от себя мысли-воспоминания и вернулся в реальность. К разговору о Еве Деминой — самой проблемной женщине на моем пути. — Так кто вы? — Я друг семьи, — вот он нейтральный и правильный ответ. Ректор поджал губы, очевидно сделав свои собственные выводы, но мне было плевать на его моральные устои с высокой колокольни. За короткую беседу мы уладили все необходимые вопросы и формальности, и я забрал нужные заявления, которые должна была подписать моя серена. Уже перед выходом, в голове всплыла одна деталь нашего разговора и я спросил: — А есть возможность послушать отчетный концерт Евы? Виктор Захарович изогнул одну бровь, демонстрируя недоумение, но после секундной заминки все же развернулся к монитору компьютера, пощелкал мышкой в поисках нужного файла и запустил его. Развернул экран ко мне и я, не удержав эмоции, подался вперед, жадно всматриваясь в изображение. Первое что бросилось мне в глаза и впилось в мозг, разъедая его словно кислота, — образ Евы. Нежный, воздушный… Она стояла у рояля и улыбалась, глядя в зал светящимися от счастья глазами, и это наживую вскрывало мне грудную клетку. Без наркоза и анестезии, ломом, а не хирургическими инструментами. Ледяная хватка давних, старых эмоций ломала ребра, раздвигая их в стороны и наконец-то добралась до сердца, которое замерло на несколько мгновений. А после она запела и пульс вновь ринулся вперед с бешеной скоростью. Она просто потрясающе пела. Низкий, чуть хрипловатый голос проходил по моей коже невесомой лаской дорогого меха, оставляя за собой мурашки. Я думал, что мне может не понравиться ее голос? Он не просто мне понравился, он устроил в моей голове атомный взрыв, расшвырял по углам все убеждения и снес воздвигнутые стены между прошлым и настоящим. Ева вскрыла меня наживую. И теперь вернуть ей возможность петь стало не только инструментом для давления, но и моей личной самоцелью. Я ХОЧУ, чтобы она пела. Для меня. Глава 15 /Ева/ Итак, что мы имеем? Если пропустить ту часть, где я бегаю по комнате и паникую и сразу перейти к конструктиву. Руслан желает инициативную, страстную девушку. Ну вот как мне сделать первый шаг? Что, вообще, за желание такое нездоровое — не просто заставить меня с ним спать, а чтобы я еще и умоляла… Р-р-р-р. В миг я представила, как буду выдавливать из себя ложь и стало противно. Но неужели ему самому будет не гадко от того, что все обман. Я даже не представляла с чего начать: сказать, что он красивый? Потрясающе выглядит? Этими же вопросами я задавалась, пока привезенный в дом батальон парикмахерш, маникюрщиц и косметологов приводил меня в порядок. Они были молчаливы, приехали с чемоданами, полными боеприпасов, а точнее баночек-сляночек, и целый день наводили на мне лоск. А я опять изображала послушную девочку, разве что изредка шипела, если меня больно дергали за волосы или неосторожно обрезали кутикулу. А вот на депиляции я орала, и впервые искренне поверила, что голос можно вернуть, потому что это было черт-возьми очень больно, особенно если до того с этой процедурой ни разу не сталкивалась, предпочитая пользоваться бритвой. К вечеру я выглядела прекрасной с ног до головы, как Голливудская звезда с обложки глянцевого журнала и в то же время, из-за слоя штукатурки на лице ощущала себя искусственной подделкой. Подумать только, а ведь когда-то мне мечталось, что став знаменитой певицей, мой вечер будет проходить именно так. Команда гримеров и костюмеров, делающих из меня принцессу, а после сольный концерт в огромном зале. Нет, средства были профессиональными и на коже не ощущались, но по ту сторону отражения стояла совершенно незнакомая девушка. Нарисованная, идеальная до кончиков ногтей. Мрачно посмотрев в ее глаза я показала зеркалу язык, чтобы хоть как-то оживить маску. А еще я так и не придумала, каким должен быть мой первый шаг, поэтому когда в двери постучались, вздрогнула, но это оказалась всего лишь Марина. — Руслан Михайлович, приглашает вас в столовую на ужин, — доложила она. — Вы спуститесь? Изумленно выгнула бровь. Надо же, спрашивают моего мнения. Очень хотелось узнать, что же будет если я откажусь, но пересилив в себе это глупое желание, ответила: — Через пару минут. Потому что вот он мой первый шаг, я не буду артачиться и сделаю все по уму. Бросив последний взгляд в зеркало, я еще раз удивилась тому контрасту между собой теперешней и прошлой. Видимо, таких вот ухоженных, лощеных женщин привык видеть рядом с собой Руслан, я же, настоящая, совершенно не такая. Впрочем, пускай. Выдохнув, я открыла дверь и вышла из комнаты. Марина ждала меня в коридоре, она с готовностью вызвалась проводить меня в столовую, хотя я и сама примерно знала куда идти. Огромное помещение на первом этаже с панорамными окнами выходящими на террасу, приглушенное освещение придавало странную романтическую обстановку ситуации, я даже с горечью улыбнулась. Только свечей на столе не хватало. Впрочем, не нужно этой лжи. Мой взгляд уперся в Руслана, сидевшего во главе длинного овального стола. Инстинктивно захотелось сесть подальше, но я заставила себя пройти пару лишних метром и сесть буквально за соседний стул. Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы расценить мой подвиг — как первый шаг на сближение. — Шикарно выглядишь, — дежурным голосом произнес Коршунов, я взглянула ему в глаза и увидела там в отличии от прежнего голодного восхищения, легкое разочарование. Странно. Неужели парикмахеры и косметологи где-то недоработали? — Спасибо, — скупо ответила, но не удержалась от внутренней колкости. Любой каприз за ваши деньги. “Первый шаг, Ева!” — как мантру повторяла про себя. — “Будь мягче, сговорчивее, хитрее в конце концов. Исправляй ситуацию”. — Как прошел ваш день? — самым миролюбивым тоном поинтересовалась я. Наверное, со стороны мы похожи на пафосную аристократическую семью из фильмов. Даже смешно. Я в вечернем наряде при параде, он в идеальном сидящем костюме, приехал из города после работы, огромный зал, сервировка на человек двадцать, но здесь только мы с ним вдвоем. Не хватает только, чтобы вошел дворецкий и на подносе принес крошечную записку или письмо с новостями из дальних угодий. Но вместо этого в столовую явилась Марина и вторая, незнакомая мне горничная. Они быстро уставили стол блюдами и исчезли так же тихо, как и вошли. Все это время Руслан мой вопрос игнорировал, молча разглядывал меня, ничего не отвечая. Я же ломала голову, доволен он моим “первым шагом” или нет. Может, он ожидал чего-то еще? Сходу стриптиз на столе? — Я был сегодня в Гнесинке, — наконец произнес он, и мое сердце на мгновение остановило свой ход, а после зашлось в бешеном ритме. — У ректора. — З-зачем? — заикаясь выдавила я. В голову полезли самые страшные мысли о том, чем мог закончится визит Руслана в академию. С чего вдруг? Что он задумал? Сентябрь только начался, я не явилась на занятия… Я очень надеялась, что в Гнесинке меня хватятся и начнут искать, но вот визит Коршунова туда, говорил лишь о том, что он предусмотрел все, и наверняка уже проплатил мое отчисление и отсутствие поисков. — Сделал обещанное со своей стороны и даже немного больше, — загадочно ответил он, глядя на мои пересохшие губы. Черт возьми, никогда не думала, что губы, накрашенные столькими слоями помады могут вообще пересохнуть. Облизав их, я придвинулась к столу еще ближе, буквально цепляясь в край его поверхности, так что скатерть под пальцами собралась в складки. — Что вы сделали? — проговорила я, окончательно севшим голосом, и у Коршунова буквально плечи передернулись от этого звука. — Обеспечил тебе академический отпуск на год, — наконец, произнес он. — И достал контакты лучших фониатров столицы. Ты ведь по-прежнему хочешь петь? А вернуться потом на обучение? Я схватила в стакан воды, стоящий рядом, и залпом осушила его. — Академический? — переспросила я. — И что, меня отпустили? На каком основании? Из кейса у своих ног Руслан достал пачку бумаг и протянул мне: — Вот, ознакомься. Тебе нужно будет расписать в заявлениях об отпуске. Дрожащими пальцами я приняла документы и стала вчитываться в строки, уже через пару минут слезы принялись застилать глаза, а в горле встал плотный комок. Потому что у меня в руках находился шанс на продолжение моего обучения. Я понимала, что держала поддельные справки о сложном переломе, но была согласна с чем угодно, ради отсрочки на год. Это ведь сущие пустяки по сравнением с шансом на мечту. — И что, вы меня потом просто возьмете и отпустите? — я нашла силы поднять голову. — Когда настанет время позволите снова посещать академию? — Почему бы нет, — пока я терялась и разглядывала бумаги, Руслан уже успел расправиться с половиной стейка и теперь с самым невозмутимым видом пережевывал кусок мяса, заедая гарниром из овощей. — К этому времени с огромной долей вероятности ты успеешь мне надоесть. Действительно. За год присесться может все, что угодно. Тем более девушка. — Можно ручку? — попросила я. — Подпись заявление. — Вот такой ты мне нравишься, — ему пришлось отвлечься от еды, чтобы достать из кейса дорогой паркер и протянуть мне. Тяжелая ручка обожгла холодностью золотистого металла, но я только сильнее в нее вцепилась. За свою фору в год я собиралась бороться и стараться воспользоваться шансом. Два росчерка на нескольких экземплярах заявления и я протянула документы обратно Руслану. Он спрятал все в чемоданчик, вид при этом имел весьма удовлетворенный. — А теперь поешь, — приказал он. — Ректор Гнесинки сказал, что главное в восстановлении связок это питание и верная диета. Тебя там очень ценили, я даже проникся твоим талантом. Невольно я нахмурилась. Не припомню, чтобы меня хвалили, да и ничем особо я не выделялась в потоке, кроме ослиного упрямства, но в чем-то Руслан был совершенно прав, есть мне было нужно — силы всегда пригодятся. В отличие от тарелки со стейком у Коршунова, на моей было рагу из овощей фактически без соли и специй, и сделано наверняка на пару. Ничего такого, что могло бы раздражать связки. Жевала вначале с ощущением, что не буду чувствовать вкуса, но чем больше проходило времени, тем больше я расслаблялась, и стоило признать — повар у Коршунова был божественным специалистом. Язык можно проглотить, как вкусно. — Расскажи о себе, — неожиданно нарушил молчание мой тиран. — О семье, о детстве, об увлечениях, должно же быть еще что-то кроме музыки. Я подняла глаза на мужчину, он смотрел на меня спокойно. Пожалуй, впервые за долгое время без маниакального блеска и все же с интересом, Руслан даже показался мне искренним в своём желании получить ответ на вопрос. — Даже не знаю, — на миг потерялась я. — Обычное детство, я бы сказала даже счастливое, по крайней мере до смерти родителей… Ну и потом, мы просто жили с бабушкой, как могли. Я, она и кот. А хобби, кроме музыки у меня никогда не было. Нельзя распыляться на увлечения, если хочешь добиться совершенства в чем-то одном, — понимая, что мужчина наверное хочет услышать ответный вопрос, тоже поинтересовалась. — А ваши родители? Увлечения? Крылья носа Руслана резко расширились, на одно единственное мгновение он действительно стал похож на коршуна, а я, кажется, сделала что-то не так. — У меня была очень хорошая семья: отец, мать, я и никаких котов, — он будто выжимал из себя слова по одному, а напряженные скулы напоминали камень. — Мы не будем об этом говорить. Спеша перевести тему, я повторила вторую часть своего вопроса и тут же пожалела об этом: — А увлечения? — И об этом мы говорить не будем! — с нажимом произнёс мужчина, кажется уже жалея, что завел со мной разговор. Руслан смотрел на меня так, что захотелось сжаться в комок и провалиться сквозь землю. Я пыталась определить спектр его чувств, понять причину столь резкой смены настроения, чем могла зацепить, ведь всего лишь спросила про семью и хобби, а по сути, повторила его вопрос. В этом не было ничего такого. Невольно зажмурилась так, будто меня хотели ударить, вжалась в спинку стула и опять облизала высохшие губы. — Не делай так, — выдохнул Руслан, медленно остывая после своей странной вспышки. — Что не делать? — не поняла я. — Не облизывай помаду. И вообще, в этой шпаклевке ты выглядишь отвратительно. Я вспыхнула краской. Хам! — Вы сами настояли на всем этом! — ткнула себя в грудь, указывая на платье от Армани стоимостью в несколько месячных зарплат обычного россиянина. Я видела не срезанный ценник. — Ошибся. Разрешаю смыть. — Вот уж спасибо, — мои пальцы невольно сжались в кулаки. Нужно помнить зачем я здесь сижу и терпеть. В конце концов его слова — не единственное, что еще придется терпеть. Он отодвинул свой стул, поднялся из-за стола и вплотную приблизился ко мне. Навис сверху, а я смотрела на Руслана снизу-вверх, и весь мой боевой запал в одно мгновение рассыпался на миллионы атомов под натиском мощной ауры этого мужчины. Сейчас что-то будет… И лишь бы не то, о чем я думаю. Он потянул меня за ладонь вверх и заставил встать. Поравняться с ним ростом все равно не вышло, я уткнулась носом ему в грудь, а он так же легко, как меня поднял, принялся вытаскивать из волос длинные заколки, удерживающие сложную прическу, и по одной бросать на пол, заставляя локоны рассыпаться по плечам. — Я видел сегодня запись с твоего ответного концерта, — еле слышно прошептал он, обжигая макушку огненным дыханием. — Слышал, как ты пела и видел тебя настоящую. Быть Бабри тебе не идет. Рафинированная сахарная красота не твое… Он откинул прядь волос с моих плеч обнажая шею, и склонился к ней. Проведя кончиком носа от ключицы и выше к уху, медленно втянул воздух, чем вызывал тысячи мурашек и необъяснимую дрожь у меня в коленях. — Рад что они не обрызгали тебя парфюмом. Ты горькая и пьянящая, Ева. Как полынь и абсент, и если бы не важные дела… ммм… отправил бы тебя смывать все это прямо сейчас… Невесомый поцелуй коснулся моего уха, я вздрогнула, а Руслан тут же отстранился. — В общем, смой это все, — произнес он гораздо громче, чем прежде, и таким спокойным тоном, будто сейчас ничего не было. — Чтобы завтра, когда я вернусь из города, ты выглядела не как пластмассовая Барби. Я смотрела на него, задрав голову, хлопала ресницами и ничего не понимала. То бишь, приставаний сегодня не будет? Наверное, мне стоит поблагодарить его странные “дела” за очередную отсрочку. И все же я выдавила: — Вы обещали фониатора. — Завтра, — он похлопал меня по щеке, а после посмотрев на свои пальцы, на которых остался след от тональника, брезгливо потёр подушечки. — Все будет завтра, Ева.

* * *

Глава 16 /Руслан Коршунов/ В этом есть нечто подростковое — спать в одном дома с желанной до боли в яйцах женщиной и не заняться с ней сексом, хотя дико хочется и даже в принципе можется.

 

Но я не был бы собой, если бы портил всю малину поспешными действиями. В бизнесе и делах любовных — немало общего. Они не любят спешки.

 

Утром я сразу после раннего завтрака, поехал в город. День обещал быть динамичным и напряжённым. Планировалось немало важных встреч и самой ожидаемой была с братьями-немцами, которые прилетели накануне вечером.

 

Приехав в офис и запросив у аналитиков данные, я открыл документы и погрузился в их изучение. Отложив их спустя несколько часов — нахмурился.

 

Сейчас все было радужно — дальше некуда. Бизнес Влада Соколовского по-прежнему тонул, как и ещё пара фирм, которые я планировал поглотить в ближайшее время. И никаких противников равных мне.

 

Казалось бы, все идеально, но интуиция советовала не расслабляться, а я привык ей доверять.

 

Меня всегда напрягало время, когда все шло очень гладко, потому что вслед за этим обычно наступал пиздец феерического масштаба. Затишье в деловых вопросах — предвестник краха.

 

Ровно в три часа на телефон пришло извещение о том, что скоро встреча, и я поднялся из-за стола.

 

Приехав в назначенный ресторан, я едва успел открыть меню, как ровно в без одной минуты четыре открылись двери, и на пороге появились два высоких, подтянутых блондина с нордическими мордами.

 

Клаус и Дитрих Сайн-Витгенштейны, и о пунктуальности первого ходили легенды.

 

Братья побеседовали с администратором ресторана, и мужчин проводили к моему столику. Не удержавшись я кинул ещё один взгляд на часы и улыбнулся. Шестнадцать, ровно.

 

— Здравствуйте, Руслан Михайлович, — на хорошем русском поздоровался правый немец, поправив узкие очки на породистом лице. — Рады вас приветствовать.

 

— Герр Клаус, — я кивнул в ответ, пожал протянутую руку и спросил: — Как вам в России?

 

— Как и в прошлый раз. Мило, — с каменным выражением лица ответил он и сел напротив, расположив на столе перед собой кожаную папку.

 

— Не могу так же непринужденно поддержать вашу беседу на этом дивном, но кошмарно сложном языке, — белозубо усмехнулся Дитрих, тоже сжимая мою ладонь.

 

— Мы всегда можем найти компромисс, — уже на немецком ответил я.

 

После краткого обмена любезностями, мы сделали заказ. Пока ожидали, я кратко описал все то, что не вошло в телефонную беседу и передал Клаусу информацию, что нарыл сам. Особенно усердствовал, копаясь в подноготной Влада Соколовского. Некоторая информация была ещё с тех времён, когда я планировал выкупить его бизнес.

 

Клаус быстро просмотрел листы, а после снял очки и неторопливо достал из внутреннего кармана белоснежный платок.

 

— Как понимаю, в ваших руках находится спасенная из притона девушка? — немец начал тщательно протирать идеально чистые стёклышки. — Я хочу с ней побеседовать, так как если вы знаете Клуб со стороны клиента, то она со стороны жертвы.

 

В ответ на это вполне закономерное предложение у меня изнутри поднялась волна протеста. Почему-то очень не хотелось показывать Еву кому бы то ни было.

 

Моя личная принцесса в башне.

 

— Когда?

 

— Через пару дней. Сначала систематизирую то, что вы мне предоставили, и данные своих осведомителей.

 

Заключительным аккордом встречи стала беседа с Дитрихом. Он сразу же обозначил, чем я рискую, если посещение Клуба всплывет для широкой общественности, и добавил, что спасённая девушка в этом свете — огромный плюс в карму.

 

Разошлись мы взаимно довольные друг другом.

 

Судя по времени, уже должен был приехать фониатр, и я даже не скрывал от себя того, что мне хотелось послушать как будет проходить занятие, поэтому, поддаваясь своему порыв, я гнал машину по трассе в сторону дома.

 

Ева… хочу услышать. И не вынужденные фразы, которыми она со мной общается, а что-то настоящее, искреннее. Что может быть откровеннее попыток вернуть голос, если он смысл твоей жизни?

 

О да, я помнил как душа обнажается в такие моменты. До состояния содранной кожи и открытых сухожилий. Когда хочется выть от малейшего соприкосновения с реальностью.

 

Первое, что я понял — они расположились в музыкальной комнате.

 

Моя музыкальная комната…

 

Выставка бесценных инструментов, которых уже не коснутся пальцы музыканта. Я похоронил их тут заживо и временами посещаю склеп. Ставлю пластинки и наслаждаюсь загробной атмосферой, как напоминанием, что эта часть жизни для меня мертва.

 

Иногда человеку нужно про это напоминать, потому что в его душе есть такое паршивой чувство, как надежда, которую даже окончательно угробить нельзя. Гребанный феникс. Отрезаешь крылья, выщипываешь перья по одному, и медленно поджариваешь до состояния пепла.

 

А она вновь возвращается к жизни.

* * *

Я стоял в нескольких метрах от двери, нервно крутил в руках телефон и слушал.

 

— Вы просто умница, Ева, — ласково приговаривала доктор Христовская, с которой связался Николай ещё вчера. — А теперь давайте повторим последнее упражнение, и на сегодня закончим.

 

Ева послушно исполняла ее указания, а меня снова вело от интонаций. Девочка звуки произносит, меняет громкость и тональность — а у меня член стоит, как у мальчишки. Это уже даже не смешно.

 

Звуки ее голоса запускали химическую реакцию в крови, которую могла погасить только сама Ева.

 

— Чудесно. Итак, Ева, у нас с вами есть шанс восстановить связки при регулярных занятиях, и конечно же должном лечении. В идеале, даже обойдемся без операционного вмешательства. Сегодня же вечером я сброшу Николаю список необходимых вам препаратов и рекомендации по диете. Только щадящая горло пища.

 

— Спасибо, — выдохнула Ева с такой благодарностью в голосе, что меня на какой-то миг кольнуло… чем-то похожим на обиду.

 

Такое тепло по отношению к фониатру, которая между прочим получает за свои услуги приличные деньги. Мои деньги.

 

И столько ненависти при взгляде на меня.

 

Ты несправедлива, моя серена.

 

Поймав за хвост эти странные мысли, я решительно вышвырнул их из сознания и открыл телефонный поисковик, чтобы чем-то занять время до конца занятия.

 

Что тут у нас?..

 

Встреча Трампа и Путина, новый виток инфляции, Цой опять жив, ну и какую-то бабу зверски замочили в Сочи, труп вот нашли.

 

Все как обычно, в общем.

 

Христовская попрощалась и вышла из музыкальной, а я счёл момент подходящим для того, чтобы ее сменить.

 

Птичка без голоса стояла у дальней стены и разглядывала мою первую гитару. Именно мою, а не те дорогущие образцы, которые я покупал позже для коллекции.

 

Ева подняла руку, и осторожно коснулась потертого грифа, скользнула к янтарно-медовой декке, лаская дерево.

 

— Добрый вечер, девочка.

 

Она вздрогнула, и я нахмурился, заметив, как расслабленные ещё секунду назад плечи поднялись вверх в защитном жесте, пряча шею.

 

Почти сразу усилием воли Ева расслабилась, но все же — реакция была.

 

— Добрый вечер, Руслан. Как прошел день?

 

Какая прелесть.

 

Мы всё ещё играем по моим правилам? Впрочем, Ева только что получила обещанную плюшку за хорошее поведение.

 

— Отлично. Как занятие?

 

— Просто великолепно, — оживилась девушка. — Говорят, что есть хорошие шансы для восстановления.

 

— Это хорошо, — скупо ответил я.

 

— У вас богатая коллекция, — спустя минуту, запинаясь начала Ева. — Давно собираете?

 

— Почти пятнадцать лет, — прикинул я и заслужил восхищенное “Ооооо”.

 

— Тут почти все гитары с автографами известных музыкантов, а эта вот — не подписана, — немного смущаясь продолжила беседу девушка. — Чья она?

 

Я несколько секунд молчал, рассматривая сначала инструмент, а после свои пальцы, на которых давным давно не осталось шрамов, но они все ещё фантомно болели, а после очень легко признался.

 

— Моя. Самая первая.

 

Рот Евы округлился, наглядно демонстрируя удивление, но я не позволил ей продолжить расспросы. Аккуратно взял за руку, притянул к себе и с удовольствием провел губами по идеально гладкой, без следа косметики щёчке.

 

— Поцелуй меня, малышка. Я голодный… дико по тебе голодный. /Ева Демина/ Эта фраза окончательно внесла разлад в мою душу, которая и так весь день металась туда-сюда, не зная, как ей относиться к этому мужчине.

 

Когда пришла фониатр, я была счастлива и огромное, светлое чувство затрагивало всех причастных к этой радости. В том числе и Руслана.

 

А после пришел он и встал рядом, такой далёкий и холодный… говорящий, что это его гитара.

 

Коршунов и музыка?!

 

Два этих понятия даже близко не хотели соседствовать у меня в голове! Он же прагматик до мозга костей, какая тут может быть творческая натура?

 

А после эта фраза…

 

Выбившая почву из под ног, словно табуретку из-под висельника: “Дико по тебе голодный”.

 

Я смотрела в его глаза и пропадала, терялась где-то на дне, не в силах выплыть наружу самостоятельно. Его губы коснулись кожи, и я вздрогнула от контраста температуры. Мои — разгоряченные, и его — прохладные. Сильные руки сжались на талии, но почти сразу ослабили хватку. Я стояла уткнувшись носом в шею Руслана, жадно вдыхала кислород, но сейчас он имел примесь будоражащего, свежего запаха мужского тела. Мужчина осторожно провел кончиками пальцев по моей шее сзади, задевая мелкие волоски, которые от его прикосновения вставали дыбом. Поцеловать его… самой. Казалось бы, что может быть проще, вскинуть голову, запутаться руками в его волосах и, привстав на носочки, коснуться губ. Но меня парализовывало при одной мысли о такой вольности. Сердце стучало где-то в горле, отдаваясь в висках глухими ударами… Я же никогда и никого не целовала. Кроме бабушки, но это же совсем другое. А тут мужчина… такой крупный, сильный и опасный мужчина, который лишь временно убрал клыки и когти, и замер в ожидании ласки. Я не смогла вновь посмотреть ему в глаза. Зажмурилась и, подавшись вперед, прижалась губами к шее, как раз к тому месту где под кожей лихорадочно бился пульс. Руслан едва заметно вздрогнул и чуть сильнее сжал пальцы на моей талии, но остался неподвижно, и я чуть осмелев, двинулась выше, к подбородку и наконец-то коснулась дыханием губ. Преодолеть это расстояние оказалось непросто. Я надеялась, что Руслан сделает это за меня, перехватывая инициативу, но он по-прежнему оставался инертным. Да, я хотела его инициативы. Для меня это было проще с психологической точки зрения, ведь в таком случае я опять лишь подчинялась сильному, а сейчас… никто даже не заставляет. Я сама ломаю свои знамнна и складываю у ног мужчины рваные, залитые кровью мечты флаги. Во имя будущего. Я его поцеловала. Смелл подалась вперёд, преодолевая последние миллиметры. Он ответил сразу. Нежно, осторожно, не прогибая под себя как это было всегда до этого. И от этих касаний вело словно от самых откровенных ласк. Голова кружилась, вкусовые рецепторы взрывались от блаженства, потому что он пах мятой и дорогими сигаретами. Я не знаю сколько мы целовались. Но с каждой минутой прикосновения становились все более и более откровенными, движения рук долгими и уверенными. Руслан перебирал мои волосы, иногда сжимая их у корней, прикусывая губы и вздрагивая, словно от ударов, в те моменты, когда я не могла сдержать реакцию и вздыхала или постанывала. — Коснись меня, — вдруг прохрипел он, до боли сжимая талию. — Коснись, Ева… Мои ладони раньше как приклеенные лежащие на его плечах двинулись выше, лаская острые скулы, перебирая волосы. — Вниз, — шевельнулись губы под моими пальцами. Шея, острый воротник рубашки, широкая грудь… Мои руки начинают дрожать от понимания… Неужели он хочет… чтобы я коснулась ЕГО?! — Ещё ниже. Под тонкой тканью отчетливо ощущаются напряженные мышцы пресса, и пальчики замерли на рубеже поясного ремня. — Расстегни ширинку, — вновь велел Руслан. — Хочу твои руки… очень хочу твои руки. Мои руки его как раз очень не хотели, но кто же их спрашивает? Я нащупала молнию, под которой ощущалась внушительная, твердая плоть и взявшись за “собачку”, потянула вниз. Прикусила зубами в свою нижнюю губу, пытаясь болью подавить панику и уже хотела положить ладонь на то самое, что и просили, когда в кармане мужчины оглушительно зазвонил телефон. Он громко выругался, глянул на экран и выругался повторно, ну а я с облегчением поняла, что звонок Руслан проигнорировать не может и дальнейший разврат откладывается. Глава 17 /Руслан/ Бывают звонки, на которые нельзя не ответить. Этот был из этого разряда. Я быстро вышел из музыкальной комнаты и только в холле поднял трубку. Мне не хотелось чтобы Ева хоть краем уха слышала разговор. Если я хочу трахаться с определенной бабой, то это не повод пускать ее в жизнь дальше собственного члена. — Руслан Михайлович, — раздался с той стороны голос доктора Виктора Павловича Орлова, от которого я боялся каждый раз услышать самое страшное. Пожалуй, это вообще единственный страх в моей жизни. — Добрый вечер, что-то случилось? — пальцы невольно сжались на трубке куда крепче, чем следует. — Да. Катерине Павловне стало хуже, а вы просили сообщать о всех изменениях в ее состоянии. До боли закусил щеку с внутренней стороны, так чтобы почувствовать вкус крови и не выматериться вслух. Не тот случай, когда можно выражать чувства бушующие внутри бранной лексикой. — А терапия? Вы говорили, что она может принести улучшения? — наконец спросил я. — Руслан Михайлович, — Орлов с той стороны устало вздохнул. — Вы же далеко не мальчик, чтобы верить в чудеса. Тем более не при диагнозе вашей матери. Плоды терапии уже в том, что она жива, а все остальное… Я фактически видел, как врач развёл руками на противоположном конце провода, а мне только оставалось принять его правоту. В случае матери чудес не случается. — Я скоро приеду, — произнес в трубку и отключился, уже направляясь к лестнице, а по пути давая указание одной из горничных найти Николая. Он застал меня у гаража, когда я самостоятельно выгнал один из автомобилей наружу. — Будут какие-то указания, Роман Михайлович? — спросил начальник службы охраны. — Да, — мой голос звучал отрешенно и бесцветно. — Вернусь скорее всего завтра вечером, сегодня заночую в Москве. Тебе особое задание следить за Евой, и дать ей завтра утром телефон, пусть позвонит бабушке. Проконтролируй, чтобы не сказала ничего лишнего. — Хорошо, я вас понял. Сразу после его ответа я выжал сцепление и вдавил газ в пол. Нет, я не добрый самаритянин, расклеившийся в один момент от призрачного шанса, что Ева мне даст. Совершенно нет. Просто вся ситуация на себя проецировалась. Я со своей матерью нормально общаться уже никогда не смогу, а у Евы еще есть время. Так пускай, мне не жалко пары минут телефонного разговора. Что же касается ночевки в городе, ничего удивительного. После любой поездки в матери я чувствовал себя опустошенным настолько, что никого не хотелось видеть, и уж тем болеть трахать. Уязвимые и слабые места есть у всех, Катерина Павловна была моим. Надежно спрятанным и оберегаемым, как смерть Кощея, которая рано или поздно исчезнет из его жизни, но он упорно продолжает ее удерживать, чтобы не загнуться самому… Двигатель взревел оглушающе громко, когда машина вырулила на полупустое в этот час шоссе, нарушая все мыслимые и немыслимые правила, я летел на встречу к матери.

* * *

Хуже утра после встречей с последней живой родственницей может быть только утро, когда на стол кладут уведомление о скорой проверке из налоговой. Просто прекрасно! И дело не в том, что я боялся аудитов, любой даже самый мелкий предприниматель знает — если налоговики хотят докопаться, они это сделают, даже если у тебя нет нарушений в копейку. Цель таких проверок исключительно в том, чтобы содрать с тебя денег либо в казну государства, либо в карман проверяющего. Нужное подчеркнуть. Пока гонял бухгалтеров и договорников на предмет особой боеготовности, чтобы подтянули все хвосты и почистили косяки, пришло письмо из Сочи. Умничка-девочка Варвара отчитывалась о делах, а ещё, что менты пол дня опрашивали всех сотрудников офиса и срывали рабочий график, мол, искали свидетелей какого-то убийства неподалеку. Я даже вникать не стал, ответил, что она на месте главная, и по такой фигне меня может не беспокоить.. В обед сотрудники решили, что хреновых новостей на сегодня было недостаточно и преподнесли вообще хуевую. Вначале в дверь постучали излишне робко, скорее погладили снаружи. Отчего я сразу ощутил масштаб будущего пиздеца, если сотрудники уже вжали голову в плечи и стремаются моей реакции — значит все, вскрылось что-то дикое. — Войдите. В кабинет шагнула, ей богу, мышь серая, в первый раз вижу, еще и прозаикалась что-то едва слышно. — Кто такая? — спросил, хмуро косясь на папку в ее руках. — Ульяна Рыбкина, стаж-жер. Тут в-вот, — она все же прошла на негнущихся ногах к столу и положила документы. — У нас десять миллионов не оплачены с 2016 года. — Прекрасно, блять! — выразил я свое отношение к произошедшему и в следующий час уволил накосячившего бухгалтера и юриста, решившего прикрыть свою жопу и послать ко мне на съедение неопытную стажерку. Ненавижу такие подставы в коллективе, ибо не хрен. До вечера, в итоге, вскрылся еще с десяток более мелких косяков, а я уже прикидывал размеры будущих штрафов, потому что вкладывать бабло ни в чьи карманы просто так не собирался. Почту заваливали письмами с различных отделов, поэтому когда пришло сообщение из Челябинска о бабке Евы, я даже открывать его не стал. Лишь глянул на тему: “Выполнено”. Значит, все прекрасно, можно выбросить эту заботу из головы. В итоге, офис расходился с работы поздним вечером, а я на полном серьезе собирался вторую ночь подряд ночевать в Москве, потому что ехать за город не было никакого желания. Да и толку, Ева наверняка спит, и будить ее, пытаться что-то изображать в сексе… При мысли о сладкоголосой девочке внутри вскипело желание, быть может все же стоило поехать домой, и забыться после тяжелого дня в ее руках. Вот только добровольности в действиях сирены пока еще было мало, приходилось подталкивать, помогать. Поэтому на веселую игру под названием “разврати девственницу и ничего не добейся” я мог потратить остаток ночи. Уже подъезжая к московской квартире, которую держал специально для подобных случаев, мобильный разорвался трелью, глянув на экран, я увидел номер Николая. — Слушаю, — пришлось вывести разговор на внешние динамики. — Руслан Михайлович, я понимаю, что наверное не вовремя, но здесь… — где-то на заднем фоне раздался женский и очень знакомый, истеричный голос… — Приехала Елена Добрынина… — Ну так пошли ее на хуй. Разрешаю, — без прикрас посоветовал я. — Пускай едет откуда приперлась. Николай замялся. — Есть проблема. Она пьяна в стельку, приехала на такси, и ее вид… В общем… — послышалась возня, в которой трубку у Николая явно попытались отобрать. — Госпожа Добрынина, успокойтесь! — Руслан! Руслан, я люблю тебя. Видишь… — всхлип. — Как я из-за тебя… Возня прекратилась. Николаю удалось отбить трубку. — Что делать, Руслан Михайлович? — В дом не пускать, не хватало еще, чтобы Ева видела это чудовище, — почему-то мне жизненно стало необходимо, чтобы сирена с моей “типа бывшей” не встречалась. — А этой дуре вызови такси, пусть проваливает. Николай вздохнул. — Тут дождь идет, но я вас понял. Я покосился на небо полное свинцовых туч, потом почти проклял пресловутую офицерскую порядочность, которой периодами страдал Николай. Ну не мог он так с женщиной, оставить одну и под дождем. Даже если она стерва конченная. И вот я, по ходу, тоже не мог. — Хорошо, — сдался я. — Впусти, пусть Марина ей чай заварит, что ли. Скоро приеду, разберусь! Машину пришлось разворачивать через две сплошные, а дальше почти час толкаться в пробке из-за начавшегося ливня. И это после полуночи! Иногда я ненавидел столицу. /Ева Демина/ С десяти вечера я лежала в кровати и пыталась уснуть. Это было странно, но из головы не шли слова Руслана о том, что сегодня он приедет с работы и “все будет”. Вот только он не приехал, и теперь вместо того, чтобы радоваться очередной отсрочке, я крутилась и почему-то переживала, ведь что-то наверняка случилось. О Руслане у меня сложилось впечатление, как о человеке, отвечающем за свои слова. Да и его постоянный блеск в глазах, говорящий насколько сильно он меня хочет, буквально кричал за мужчину, что просто так он бы никогда не отказался от своих планов. Выходило, что все же нечто неприятное произошло. Я попыталась выбросить мысли о мужчине из головы, переключиться на что-нибудь другое. Например, порадоваться за бабушку. Сегодня мы опять с ней разговаривали, и даже Николай, стоящий над душой, не мог помещать минутам моего счастья. — Ты представляешь, милая, — прокручивала я в памяти разговор. — Тут из соцслужбы работника прислали, он нам окна в квартире на пластиковые заменил. Сказал, новая государственная программа по улучшению жилищных условий для пенсионеров. Теперь никакого сквозняка не будет. Приедешь на каникулы, увидишь. А уж как Васька доволен, новые подоконники широкие — лежать удобно. — Ничего себе! — удивлялась я, впервые слыша о подобной щедрости родины. — Я и сама поражена, — в глосе бабушки слышалась улыбка. — Не зря за президента голосовала. Молодец, выполняет обещания. А еще путевку дали в поликлинике — в Кисловодск. Пошла я к доктору, сердечко послушать — а он мне квоту выделил. — Да тебе прям везет, — порадовалась я и предложила: — Ты билеты в лотерею купи, может на волне удачи миллион выиграешь!

 

— Скажешь тоже, — я почти видела, как она в этот момент всплеснула руками, а потом устало вздохнула и перевела тему. — Вот только Ваську придется соседке оставить. Да и душа у меня не на месте, что дом так надолго придётся оставить. Была бы ты рядом… — Ба, ну ты же знаешь, у меня учеба, — соврала я. — Мне нельзя пропускать занятия. — Знаю, милая. Вот только сердце все равно колет. Как подумаю, что ты там одна в этой Москве проклятой, да ещё без телефона, что даже дозвониться не могу, и руки трясутся. — Я скоро куплю новый, обещаю, — опять сорвала, заранее понимая, какими способами придется вымаливать у Руслана личный номер. — С первой стипендии. Главное, не переживай сильно. — Да как же не переживать-то. Маньяки одни бродят. Вот в новостях опять передавали, девушку мертвую нашли, да изнасилованную. Даже документов и тех у нее нет, по ДНК опознать пытаются. Я тяжело вздохнула. Все же моя бабушка неисправима. Великое множество раз я говорила ей не смотреть глупые новости, а уж тем более не включать криминальную хронику по НТВ, но разве она слушала. — Со мной все в порядке, уверяю. Если бы что-то случилось, я бы сразу сообщила. От собственной лжи было муторно, вот только я оправдывала себя тем, что все это вранье во благо. В конце-то концов, надо было порадоваться за бабушку. Она очень давно мечтала съездить куда-нибудь на Минеральные Воды, подлечиться. От мыслей отвлек шум на улице. Я бы даже не заметила, если бы не женский голос — громкий истеричный, явно пьяный и очень неприятный: — Пустите меня к нему! Руслан! Открой, я знаю, ты дома! Пару минут я походила по комнате, старательно уговаривая себя, что всякие новоприбывшие истерички — точно не моего ума дело. Уговаривалось не очень, так как любопытство уже вскинуло голову и активно подзуживало спуститься вниз… этак невзначай. Ещё минуту я вела битву титанов между ним и силой воли, но вскоре сдалась, так как на подкрепление любопытству пришла физиология. Я захотела пить. В общем по быстрому застегнув ремешки на босоножках на высоченной шпильке, из числах тех что купил Руслан, я вышла из комнаты, по дороге проклиная это чудо дизайнерской мысли. За все дни, что я здесь мне так и не выделили тапочек, а просить, гордость не позволяла. Зато красиво, дорого, но дико неустойчиво для человека, который всю жизнь пробегал в кедах или балетках. Именно эта неопытность и сыграла со мной злую шутку. На одном из лестничных пролетов я потеряла равновесие и практически упала, с трудом успев ухватиться за перила. Но к сожалению все равно упала на плечо и поцарапала острым углом. Со сдавленным шипением выровнялась и кончиками пальцев коснулась покрасневшей кожи. Не до крови, но ссадина есть. — Ну вот, теперь у меня вдвойне уважительная причина для посещения первого этажа. Надеюсь, что на кухне есть аптечка, — пробормотала себе под нос, минуя последние ступени с удвоенной осторожностью. Я уже практически подошла к точке назначения, когда замерла, различив конкретные слова в сбивчивой речи плачущей девушки: — Вот как тебя зовут? — Марина, — негромко ответила горничная и раздался тихий звон фарфора. — Выпейте чаю, госпожа Елена. — Так вот Марина, ты когда-нибудь любила? Так чтобы на разрыв, до отказа мозгов и готовности ползать перед ним на коленях, лишь бы он ещё одну ночь провел с тобой? — пьяным, заплетающимся голосом поинтересовалась "госпожа Елена". — Ну же, отвечай! — Нет. — А я любила! И судя по всему активно выносила этим самым Руслану мозг. Я никогда не понимала таких женщин… Как можно забыть про гордость и настолько сильно унижаться? — Я вам очень сочувствую, — сказала Марина явно для того, чтобы хоть что-то сказать. — Но теперь все будет иначе! — пафоса в голосе невидимой девицы стало столько, что он начал на зубах скрипеть. — Я его спасу… ик! Он не знает…ИК… а там ууууу! Кольцо сжимается, и даже Коршунову не справиться. В это время я вышла из-за угла и увидела картину маслом. Марина навытяжку стояла перед гостьей, а высокая, фигуристая девица сидела на барном стуле, с трудом умостив на перекладине длинные ноги в умопомрачительных шпильках. Красивая, холеная, очевидно из состоятельной семьи. Разве что пьяная в дрыбадан. Она повернулась ко мне, колыхнув пышной грудью в вырезе откровенного платья. Окинув мутным взглядом, Елена спросила: — А это ещё что за швабра? Эм?! Я вскинула бровь, изумляясь хамству незнакомки, но решила не вступать в диалог, так как он мог в любой момент перерасти в перепалку и обратилась сразу к Марине. — Я бы хотела попросить стакан воды и аптечку, — вытянув вперед руку, продемонстрировала ссадину. — Да, конечно, сейчас. Служанка засуетилась, а Лена вдруг резко встала, но чуть покачнувшись, ухватилась за край стола и выровнялась. — Ты кто такая, вообще? — грубый, развязный голос скользнул диссонансом по ушам, и я даже поморщилась. Неужели Руслану такое нравится? Он же залипает на женщин только из-за голосов и невооруженным взглядом видно, что с Леной у него был роман. Да она про это прямым текстом сказала! Вдвойне удивительна его привязанность ко мне. Я ведь и внешне отличаюсь от этой мечты спартанца. Лена — высокая, спортивная, очень фигуристая. Задница, что называется, орех, грудь размером с мою голову. — Я спросила кто ты такая! Поняв, что игнорировать скандалистку не получится, я ровно ответила: — Меня зовут Ева. — А что ты тут делаешь, Ева? Новая служанка? Шмотки какие-то слишком роскошные для обычной горничной, или ты тут параллельно всю бригаду охранников обслуживаешь? Марина тихо охнула, и достала из передника телефон, торопливо набирая чей-то номер. Николая? — Ну вы и хамло, — спокойно проговорила я, очень стараясь не опускаться до уровня этой мерзавки. — Нет, я не служанка. — А кто? — с наездом спросила она, ткнув мне наманикюренным пальцем в грудь. Пару мгновений я соображала, кто же я здесь такая? Гостья? Пленница? Типа любовница? — Ева Андреевна здесь живёт, — пришла на выручку с ответом Марина. — И имеет полное право находиться в доме, где захочет. — Как живёт?! С Русланом?! — Кажется, слова горничной сорвали остатки крыши с черепушки и так не особо адекватной барышни. — Значит, я тут… ради него! А он! На этом этапе, я решила, что вполне проживу без питья ещё полчасика, и взглянув на Марину, тихо сказала: — Как освободишься принеси, пожалуйста, воду и аптечку в мою комнату. Девушка кивнула, с отчётливо заметным облегчением на лице, но уйти я не успела из-за Лены. — А ну стоять! — она шагнула вперёд, гневно раздувая ноздри и прищурив глаза. — Так это с тобой он теперь спит? — Нет, — спокойно ответила я и развернулась к выходу, не собираясь уточнять, что это пока нет, а чуть позже очень даже да. — Но хочет, — утвердительно проговорила девушка, схватив меня за руку и развернув к себе. — В глаза смотри, когда я с тобой разговариваю, швабра! Коршунов никогда и ничего не делает просто так, стало быть на тебя у него планы. На тебя! Кажется это взрывало остатки мозгов в голове у брюнетки. — Вы делаете мне больно, — я попыталась отцепить руки этой ненормальной, которая больно впилась ногтями в кожу. — Хозяйка дома выискалась?! — оскалилась Елена, как следует тряхнув мое плечо и вместе с ним и меня. Благо рост и мощь позволяли. — Вся такая миленькая, наивная, пришла и думаешь, что все будет у твоих ног? Хрен тебе, а не Коршунов, дорогуша. Раздвигай ножки пока можешь, потому что скоро и такого заработка не предвидится. — По себе судите? Неначавшуюся драку прервало появление Руслана. — Какого ляда тут происходит?! Добрынина, ты совсем охренела? — Руслан, — девушка порывисто развернулась, и я практически с восхищением наблюдала за мгновенным перевоплощением из фурии в невинную лань. — Я ждала тебя. — А я тебя нет, — жестко ответил мужчина, подошёл к нам и аккуратно задвинул меня себе за плечо, заслоняя от Лены. — Поэтому сейчас ты выходишь, садишься в машину, и Николай везет тебя домой. Надеюсь скандалов и тому подобное ереси не будет? Сколько раз и в каком тоне надо сказать, чтобы до тебя дошло? Все кончено! — И теперь у тебя с этой… гостьей? — она почти выплюнула последнее слово, явно вкладывая в него гораздо более расширенный смысл, чем тот, который подразумевает словарь Даля. — Тебя это точно не касается, — спокойно ответил Руслан, и так как в этот момент на пороге появился Николай, то распорядился: — Увези госпожу Добрынину туда, куда она скажет. Девушка мстительно сверкнула глазами и, глядя прямо на хозяина дома, процедила: — Ты даже не представляешь чем тебе это аукнется. Тебе и этой бляди. Меня прямо передернуло от ее колючего, полного ненависти взгляда, ну а Коршунову хоть бы хны. — Что же? То, что я отправил блядь бывшую домой, а не сделал все то, что она втайне хотела? Повисла длинная, безобразно говорящая пауза, во время которой Лена поочередно, то краснела, то бледнела, а после выкрикнула: “Ты ещё пожалеешь!” и выскочила из помещения. Руслан же с совершенно невозмутимым выражением лица повернулся ко мне, окинул длинным взглядом и заметив царапину потемнел лицом и спросил: — Это Добрынина? — Это подоконник, — тихо пискнула я в ответ, мысленно боясь даже представить, что Рус сделал бы с наглой девицей, если бы это и правда была она. — Да? — он аккуратно взял мою руку, и погладил кожу на сгибе локтя, со словами. — Тогда ей повезло, что это не её рук дело. — И что бы ты сделал? Шкуру спустил? — полушутя предположила я и очнулась, наткнувшись на серьезный, жесткий взгляд. — Спустил. И почему-то я ему в этот момент сразу поверила… а в следующий он притянул меня к себе и, накрывая губы поцелуем, добавил: — Никому нельзя портить моё. Он провел пальцем по моему подбородку и обратился к уставившейся в пол Марине. — Обработайте руку Евы Андреевны и поступайте в ее персональное распоряжение — Теперь я личная горничная? — едва слышно уточнила девушка. — Верно. И ни сказав больше не слова, он развернулся и вышел из кухни, лишь тихие шаги подсказали, что Руслан двинулся по коридору к своему кабинету. Я же продолжала стоять на кухне, смотрела ему вслед, а по телу разливалась странная дрожь после этого слова “мое”. Он и раньше постоянно заявлял, что я его купленная собственность, но сейчас прозвучало как-то совершенно иначе. И этот поцелуй, я невольно коснулась кончиками пальцев губ и провела по ним, сравнивая ощущения от невесомых подушечек и ласки Руслана. Мужчина оказался мягче и в то же время сильнее, а сердце все еще колотилось именно после его проявления нежности. — Нам нужно подняться наверх, — выдернула из мыслей Марина. — Уже поздно, я обработаю рану, и вы должны поспать. Кивнув, послушно поплелась за ней, и весь путь по лестнице думала о том, что вчерашнее “Все будет завтра” так и не сбылось. Руслан предпочел уйти спать к себе, и я могла радоваться новой отсрочке, но между тем новый фактор пусть даже такого ожидания и неизвестности нервировал. Когда же теперь “все будет”? Завтра? Или послезавтра? Но по факту и через три, и через четыре дня Руслана я не видела. Уехав следующим утром, Коршунов больше не появлялся в доме. Мои же дни протекали размеренно и скучно, единственным проблеском были каждодневные занятия с фониатром по разработке голоса. Николай и Марина почти не запрещали мне ходить по дому, где вздумается, единственным ограничением по-прежнему оставалась связь с внешним миром. Теперь я выходила в сад, могла часами смотреть на крошечный пруд, заметаемый первой осенней листвой, наслаждаться садом камней, но вместо постижения дзена, в душе, где-то в самой ее глубине жила тревога. Меня не покидало ощущение, что где-то далеко что-то происходит, а я даже не знаю что конкретно. Иного объяснения почему Руслан не приезжает, у меня не было. Острой иглой в голове засела угроза пьяной девушки Елены. Я ничего о ней не знала, и разум твердил, что злые слова, брошенные пьяной дурой нельзя воспринимать всерьез, вот только не получалось. Однажды утром за завтраком, я подслушала перешептывания двух горничных, они обсуждали какие-то неприятности у Руслана в Москве, но узнать какие именно не вышло, на кухню явился Николай, чем спугнул сплетниц. Так прошла неделя, полная ожидания и неизвестности. Этим утром я уже собиралась набраться смелости и спросить у Марины открытым текстом, знает ли она, что происходит, но, проснувшись, все еще не открывая глаза и широко зевнув, я потянулась вверх. Подставила лицо под ласковое солнце, наслаждаясь его последними осенними лучиками, и неожиданно вздрогнула от прозвучавшего совсем рядом голоса: — Ты красивая когда спишь. Распахнув веки, я уставилась на Руслана, который сидел в кресле в каких-то то полутора метрах, закинув ногу на ногу, и внимательно смотрел на меня. — Давно вы здесь? — подтянув одеяло повыше, спросила и поняла, что не совершенно не слышала, как он вошел. — Около получаса, — без прикрас ответил мужчина, все еще внимательно скользя по мне взглядом и будто откусывая при этом по кусочку, словно ребенок шоколадку по квадратику, растягивая удовольствие. В памяти всплыло обещание недельной давности “все будет”, глядя сейчас на Коршунова я видела жажду воплощения этих же слова. Вполне достаточно для понимания, что мое время пришло. — Я хочу, чтобы ты оделась, — неожиданно произнес он, чем меня удивил. — На улице сегодня прохладно. — Оделась? — переспросила я. — Да, мы кое-куда прогуляемся. Здесь недалеко, — он встал с кресла и принялся наклонять голову из стороны в сторону, с хрустом разминая шею. — Уверен, за неделю в доме тебя уже тошнит от этих стен. Прогулка пойдет на пользу и мне, и тебе. Договорив, он вышел из спальни, а я еще несколько минут смотрела на дверь, и ловила себя на странной мысли. Он меня даже не поцеловал. Почему сегодня, после недельной разлуки, он меня даже не поцеловал?! За свою реакцию стало стыдно. Если каждое наше общение Руслан всегда заканчивал поцелуем или каким-то телесным касанием, то к этому невольно начинаешь привыкать — это как условный рефлекс у собаки Павлова. Вот только я не подопытный песик, чтобы ждать зажженной лампочки или поцелуя. Не поцеловал и фиг бы с ним. Может, он уже начал терять ко мне интерес и скоро отпустит, так и не “поиграв”. Все же странные существа женщины… когда Руслан пытался завалить меня на каждую удобную и не очень поверхность, я искренне, истово возмущалась и от души его ненавидела. А сейчас когда я уже смирилась со своей участью, то испытываю недоумение от отсутствия ожидаемой эротической программы, хотя по идее должна от радости прыгать до потолка. Я двинулась к шкафу и после пары минут рассматривания своего нового гардероба поняла, что привычной для меня одежды для прогулок здесь не водится. Все такое элегантное, стильное, женственное дальше некуда… и совершенно непрактичное. С трудом откопав в горе вещей джинсы-обыкновенные, я их натянула и посмотрев на маркировку бренда поежилась. Фирма зато необыкновенная и цена тоже жуть какая космическая. Вторым препятствием на пути к непринужденной прогулке стало отсутствие обуви. Мне не купили кроссовок или кед! Самым подходящим вариантом я сочла стильные, лакированные ботиночки на плоской подошве. Но всю глубину наших с Русланом различных представлений о форме одежды я поняла в холле, когда увидела мужчину в костюме для верховой езды. В первый момент, до того как он меня заметил, я замерла, жадно разглядывая мужчину. Всегда строгий, деловой и застегнутый на все пуговицы, он сейчас стоял ко мне спиной, широко расставив ноги в узким штанах, и я откровенно залипла на место, которое находилось выше. Облегающая прочная ткань совершенно не оставляла простора воображению, обрисовывая более чем привлекательную задницу мужчины. А я как-то раньше не стремилась подробно изучать физические данные Руслана Коршунова, потому их совершенство стало для меня шокирующим открытием. Да и вообще, жокейская форма оказалась очень даже сексуальной. Чего только стоят высокие черные сапоги. — Оу, — Руслан внимательно меня осмотрел и с легкой улыбкой добавил. — Тебе нужно пополнить гардероб. — А ты позволишь самой вещи выбрать? — осторожно спросила я, приближаясь к Коршунову. — Или опять что привезут, то привезут? — Я подумаю, — немного помедлив ответил Руслан, и добавил, открывая передо мной входную дверь. — Но ты же понимаешь, что в любом случае пойдешь по магазинам в сопровождении моих людей? Если честно, рассчитывала на пару глотков свободы и отсутствие такого жесткого контроля, но что поделаешь. — Как скажешь, — вздохнула я и, не утерпев, спросила. — А у тебя есть лошади? — Да, небольшая конюшня, — спокойно кивнул мужчина. — Всего три лошади, но мне хватает. Помогает иногда размять мышцы лучше всякого тренажера. Весьма полезно… — Ясно… но я не умею ездить. — Догадываюсь. Потому сегодня ты погладишь лошадок, и в седле будешь сидеть не одна, а со мной. Я еще раз вернулась мыслями к тому месту, которым полагалось сидеть в седле и покраснела, но почти сразу отвлекла и себя, и Руслана расспросами о лошадях. Мне было интересно все-все-все, ведь лошади в наше время это атрибут роскоши еще больший чем машины, потому знала я о них мало. Коршунов же наоборот, с удовольствием распространялся о том, какие именно иноходцы у него живут. На определенном этапе наш разговор свернул на тему одежды для верховой езды и немного стесняясь, я спросила: — А почему они не белые? — Кто? — вскинул бровь Руслан, глядя на меня с легкой иронией. — Штаны, — окончательно стушевалась я. — Белые — для конкурсной выездки. Так сказать, парадная форма, ну а сейчас у нас далеко не торжественное мероприятие, а я не пижон, чтобы просто так таскать светлые вещи на конюшню. Я глянула на свои светло-голубые джинсы и тихо вздохнула, лишь немного утешая себя тем, что других вариантов и правда не было. За беседой мы прошли пешком километра два через длинный пролесок, потом небольшую березовую рощу и наконец-то вышли к другому огороженному участку, где как раз и стояла конюшня. На леваде бегал красивый, белоснежный конь, который торжествующе, радостно заржал, как только увидел Руслана и зарысил к нам. — Вьюга, — почти мягко протянул Коршунов, с совершенно несвойственными ему интонациями. — Соскучилась, девочка? Я со смущением осознала, что конь оказался кобылой, а мои знания о физиологии лошадей очевидно жили где-то под плинтусом. Пока я страдала на эту тему, мужчина вовсю общался с коняшкой, рассказывая Вьюге о том, какая она красивая, ласковая и вообще всесторонне замечательная. Белоснежная кобылка кивала головой словно соглашалась и тянула шею в сторону поясной сумки Руслана, а один раз даже попробовала ее на зуб, за что получила по бархатистому носу. — Не шали, — строго сказал Коршунов, но тотчас ободряюще похлопал по шее. — Всему свое время. Ева, иди сюда. Я сначала даже растерялась от столь резкого перехода, но приблизилась, робея перед огромным, сильным и красивым животным. — Она потрясающая! Вьюга горделиво выгнула шею, показывая, что да, такая и есть. Руслан открыл вожделенную кобылой сумку и достав оттуда пару мытых морковок, одну отдал мне, а вторую протянул Вьюге на раскрытой ладони. Лошадь аккуратно, одними губами сняла оранжевое лакомство и с аппетитом им захрупала. — Теперь ты. Она любит морковь, так что буквально несколько штук и подпустит к себе. Ну а успех закрепим с помощью яблок. Но я уже не слышала его, целиком поглощённая общением с лошадью. Лошадка! Это же мечта любого ребенка! А если мечта не сбывается в детстве, то она переходит в след за нами во взрослую жизнь. И вот сейчас, замирая как прикосновений мягких, бархатистых как вельвет губ к ладони, я понимала что вот она моя мечта. Такая большая и белая, с влажными карими глазами и подвижными ушами. Близкая, теплая. Принадлежит Руслану. Последняя мысль немного подпортила эйфорию, но я поскорее ее отогнала. В конце концов, уж с кем, а чо Вьюгой у них теплые и взаимные чувства. — Я нашел ее на ипподроме, после забега, — внезапно начал говорить Коршунов, задумчиво перебирая белоснежную гриву. — Вьюга была фаворитом забега, и почти выиграла, но за несколько десятков метров до финиша упала и сильно повредила ногу. Ветеринар сказал, что она может поправиться, но вот участвовать в скачках… нет. К сожалению, владелец Вьюги был эмоциональным дебилом, потому сгоряча отдал распоряжение отвести ее на скотобойню. Я решил выкупить ее по дешевке, отдавали по цене мяса за килограмм. Разница с реальной стоимостью вполне окупила цену ее лечения. Зато теперь Вьюга поправилась и пригодна для неспешной верховой езды с несколькими всадниками. Говорят для спины полезно. Я внутренне вспылила от такого циничного подхода к прекрасному животному, но усилием воли задвинула честное мнение куда подальше. Кому оно нужно в конце концов? Руслан Коршунову? Мужчине, на которого я долго даже смотреть без ненависти не могла? Самым сложным оказалось погладить лошадь в первый раз. Тронуть бархатные ноздри, погладить по шкуре… Спустя несколько минут, Руслан положил руку мне на плечо и склонившись к уху, проговорил: — А вот теперь можно залезть в седло. — Я не умею, — тихо проговорила в ответ, не спеша выпутывать пальцы из жёсткой, бело-серебристой гривы. — Все просто, — Коршунов распутал стремена, ранее закинутые крест на крест сверху и сказал. — Ставь ногу в стремя, я тебя подсажу. Не прошло и десятка секунд, как сильные руки импульсом отправили меня вверх, и я птицей взлетела в седло, лихорадочно цепляясь руками в переднюю луку. — Все хорошо? — серьезно спросил Руслан, но я заметила, как уголки его губ подрагивают в улыбке. — Да-а-а, — на одной ноте протянула я, не решаясь разжать судорожно стиснутые пальцы. — Вот и молодец. В отличие от меня Руслан запрыгнул на лошадь легко и непринужденно, словно всю жизнь этим занимался. Да если разобраться, может так оно и было? Он устроился поудобнее, чуть сдвинув меня вперед и крепко держа одной рукой за талию, вжимая в свое тело, заставил почувствовать себя одним целым. Окончательно упасть в пропасть смущения, мне не позволила Вьюга, ощутив двойную ношу, кобыла беспокойно переступила ногами и завертелась на месте. — Все хорошо, малышка, — успокаивающе пробормотал Руслан, и натянул поводья чуть сильнее, направляя лошадь к выходу из левады. Я вцепилась в руку, которая обвивала мою талию и с испугом смотрела на такую далекую сейчас землю. Руслан в данной ситуации казался той самой нерушимой стеной, за которую нужно держаться, во что бы то ни стало. Видимо мой нервяк был замечен, так как ладонь мужчины, лежащая на моем животе, пришла в движение и осторожно погладила. — Все будет хорошо. Мы даже на рысь переходить не станем, — теплые губы коснулись моего виска невесомым поцелуем. — И да, мне очень нравится кататься вместе с тобой. — Почему? — выдохнула я, пока Вьюга неторопливо брела по траве. — Из двух зол ты выбираешь меня. То ли я зло уже знакомое, то ли ты наконец-то поняла, что вообще не зло. Потому так доверчиво прижимаешься, что просто скулы от желания сводит… ощутить эту покорность не только в седле. У меня сбилось дыхание от таких откровений. Щеки вспыхнули огнем, а в животе, прямо под ладонью Руслана вдруг появилось странное тепло, от которого никак не получалось избавиться. Слава богу Коршунов больше не ставил своей задачей окончательно меня смутить, и мы продолжили прогулку Спустя минут пятнадцать, я окончательно расслабилась и смогла ею наслаждаться. День был теплый, наши лица ласково обдувал ветерок со свежим, и таким позабытым ароматом осенних трав. Оказывается за эти два года в Москве, пока совершала подвиги во имя будущего, успела позабыть о том, что жизнь происходит здесь и сейчас. В настоящем. Я так хотела на вершину горы, что смотрела лишь вверх. Вверху небо, там красота, там облака. Но ногами я иду по земле, и на ней тоже есть немало прекрасного. — О чем думаешь? — тихо спросил Руслан, поглаживая меня по щеке, и развернул голову, заставил посмотреть ему в глаза. — О жизни, — совершенно честно ответила я. — И о том, как давно я не была на природе. — Надо же, в этот момент наши мысли сходятся. Мужчина властно обхватил рукой мою шею и, вынуждая запрокинуть голову, быстро и страстно поцеловал в губы. А после отпустил, и как ни в чем ни бывало, вернулся к управлению лошадью, оставив меня в растерянных чувствах. Мы ездили по окрестностям ещё полчаса и я окончательно осмелела. Руслан периодически задавал вопросы на тему моей прошлой жизни. Я конечно отвечала, но задать ответные не решилась, помня его странную реакцию на расспросы о семье. В общем, первая совместная прогулка получилась своеобразной. Я постоянно ждала, что меня потащат в кусты, а Коршунов не торопился оправдывать ожидания, чем вызывал когнитивный диссонанс. Зачем нужно было так давить на тему секса раньше, если получив, согласие ты ничего не делаешь? Сразу после нашего возвращения к Руслану подошёл Николай с крайне встревоженным лицом, увел хозяина в кабинет. В тот вечер я больше его не видела. Глава 18. Руслан /Руслан Коршунов/ Я задолбался. Вот так вот без прикрас, и экивоков. Уже несколько дней моей мечтой был хотя бы шестичасовой сон, но судьба решила отыграться за все годы удачи разом и подсовывала одно испытание за другим. Чтобы я не скучал от однообразия, она демонстрировала фантазию на полную катушку, так что налоговая была только первой ласточкой, дальше полетели птицы покрупнее. Я нутром чуял, что все это неспроста, но не мог найти откуда “растут ноги” у неприятностей, чтобы оборвать их по самые руки. И все началось с того чертового Клуба. На хер я поддался провокациям Влада и поехал? Жил же легко и непринужденно, бизнесом занимался, баб трахал без мозговых заморочек. А теперь что? У меня одна единственная баба, которая за время нашего знакомства половину нервов по нити вытащила и на веретено намотала. Голову обручем сжимала тупая, пульсирующая боль, от которой я никак не мог избавиться уже третьи сутки. Таблетки не помогали, а Нестеров посоветовал денек отдыха от работы, что я в данной ситуации никак не мог себе позволить. В последнее дни после прогулки на лошадях по странному стечению обстоятельств, именно рядом с Евой мне становилось чуть лучше. Но стоило увидеть Сирену, услышать мягкие, чуть хрипловатые переливы ее голоса, как команда рудокопов в моей голове прекращала золотодобычу и наступала блаженная тишина, где был лишь ее голос, эхом гуляющий между стен. Не знаю что тому виной, но отношение к Еве поменялось и это настораживало. Я всегда был поклонником предельно ясной системы, в которой оба партнера понимают свои функции и нет места всякой романтической ерундой в стиле “сидеть и ждать пока она проснется”. А ведь, что самое интересное — в тот день сидел и ждал! — Это все недосып, — я потряс головой, стараясь сбросить оцепенение наряду с глупыми мыслями. Не преуспел, потому на светофоре открыл бардачок, пошарил в поисках энергетика, который поселился у меня в машине в последнюю неделю, но ничего не нашел. Матерно прокомментировал ситуацию, и свернул к ближайшему супермаркету. наваждение какое-то, неприятности словно валились на меня в последние недели, даже водитель, и тот, умудрился заболеть. Закупившись всем необходимым, вышел, завел тачку и… услышал истошный мяв под капотом. Не поверил своим ушам, но стоило открыть крышку, как заметил на движке маленького, черного котенка с белым пятном на лбу и такими же белыми “носочками”. — М-я-я-яу, — серьезно заявило животное, явно намекая, что тачка теперь его. — Да ты что, — хмыкнул я в ответ и, схватив его за шкирку, брезгливо, двумя пальцами поставил на асфальт. Вопреки ожиданиям и надеждам, кот не поспешил смотаться в ближайший подвал, а оглядевшись, решительно посеменил к машине и залез на колесо. Я подошёл к нему и стряхнул снова. Кот двинул ко второму колесу, решив не сдаваться. Психанув, я взял котенка, отнес его метров на двадцать в сторонку, посадил на ветку дерева и с чистым сердцем отправился обратно к транспорту. Уже сел и потянулся к ключу зажигания, как краем глаза в зеркале заднего вида заметил, что неугомонное животное рвет когти в моем направления. Чертыхнулся, открыл дверь и наклонившись, схватил живность за шкирняк, и закинул тихо мявкнувшего гада в салон, со словами: — Поехали, чудо из чудес. Подарю тебя такой же ненормальной девице. Вроде бы котики это мило. Как оказалось — котики это ни черта не мило. Котики это мяуканье в салоне, которое не в силах заглушить даже радио, а также шастанье котика по всем доступным поверхностям, в том числе и вертикальным. При всем этом наглое животное и не подумало быть благодарным за то, что его забрали с улицы и везут в лучшую жизнь! При попытке погладить — животное шипело и норовило поцарапать, потому к дому я подъезжал в самом отвратительном расположении духа. Второе домашнее животное в моей жизни и с таким же паршивым характером как и первое! — Иди сюда, блохастый, — позвал я, когда загнал машину в гараж. Глаза у стоящего в паре метров от меня Николая изумленно округлились и он тихо переспросил: — Я блохастый?! Досадливо поморщившись, я и кивнул в сторону переднего сиденья, под которым сныкался найденыш. — Я привез животное. И оно не желает понимать своего счастья, потому отказывается вылезать. — Ясно. Судя по лицу начальника охраны, он только что поставил мне диагноз. Себе, кстати, я его тоже поставил, но чуть раньше, но решил не заморачиваться хотя бы этим. Есть у меня Ева? Лошади… Вот теперь еще и кот будет. Через минут пять мы все же достали это маленькое, но скандальное создание из машины. Пришлось завернуть котенка в свой пиджак, чтобы не царапался. С легкой тоской я смотрел на все новые и новые затяжки на дорогой ткани. Я не жмот, но настолько бездарно переводить брендовый гардероб считаю идиотизмом. — От тебя уже одни убытки, — сообщил в усатую морду, подняв котомонстра на уровень лица и едва за это не поплатился, с трудом успев отшатнуться от кошачьей лапы. Уже на входе в комнату Евы мне встретилась Марина, которая уставилась такими же квадратными глазами, как и Николай, а после торопливо распахнула дверь. Ева стояла у окна, что-то прослушивая в больших, профессиональных наушниках, но увидев меня торопливо стянула их с головы и растерянно заморгала, разглядев сверток у меня на руках. — Держи, — я торопливо сунул кота девушке, которая тотчас прижала его к груди и изумленно уставилась в ярко-зеленые глаза. Подлое животное и не думало возмущаться, лишь понюхало пальцы, и когда его почесали за ухом… заурчало. — Это мне? — тихо спросила Ева и ее интонации, что-то новое, неуловимое в них пухом прошлось по моему уставшему за день мозгу, принося прохладу и расслабление. — Да, — я вспомнил все свои мысли за последние полчаса и понял, что они имеют дико много общего с первыми днями пребывания Евы в этом доме, а потому добавил: — На тебя похож. Глава 19 /Ева/ — На тебя похож. Я вспыхнула от возмущения, потому что у меня в руках сидел грязный, тощий, с шерстью клоками, но при этом неимоверно трогательными глазами котенок… — Спасибо, — выдавила я, не желая показывать возмущение. — Всегда знала, что я милая. До ужаса. Котище истошно мяукнул, то ли согласившись, то ли возмущаясь, а Руслан поморщился и сжал ладонями виски. — Он наверное есть хочет, — предположила я. — Плевать, — рыкнул Коршунов, отмахнулся и двинулся к двери. — Занимайся. Весь его вид, говорил что настроение у мужика прескверное, и к нему лучше не лезть. Собственно я и не собиралась, себе дороже. Разве, что теперь в тайне надеялась, что если у него пропало желание ко мне приставать, то наверное развилась импотенция. Оставшись наедине с котейкой, раскутала его из кулька брендового пиджака, параллельно удивляясь, как же этот сноб Коршунов вообще решился испортить такую дорогостоящую вещь, ради беспородного котенка. Это все же не элитная ездовая лошадь, и “для спины оно не полезно”. Первое, открытие при ближайшем изучении питомца — это не кот, а кошка. Второе — у нее блохи. Гадая, по каким помойкам шастал Руслан, что умудрился добыть такое чудо, я спустилась вниз на кухню. Марины там не нашла, но и без нее прекрасно сумела найти в холодильнике пропитание для Пятнышки, так я прозвала питомцу, за белые блямбы на лбу и лапах. Она накинулась на раскрошенные куски колбасы, я же, присев на корточки рядом, наблюдала за зверским аппетитом и ломала голову, кого попросить съездить за ветеринарными препаратами. По хорошему котенка надо было еще показать врачу, но что-то подсказывало: ни Марина, ни тем более Николай не станут заниматься этим, у них и по дому работы хватало. Из мыслей вырывал хлопок кухонных дверец. Обернувшись, увидела Руслана. Не особо замечая меня из-за широкой барной стойки, он ходил по помещению, открывал и закрывал ящики, в поисках чего-то. Не находил и матерился. Наконец, замерев у одного из них, вытащил наружу большую аптечку и принялся в ней рыться. — У вас что-то болит? — поднимаясь в полный рост, спросила я, не без удовольствия наблюдая, как Руслан вздрогнул от моего неожиданного появления. — Ничего, — излишне быстро пробормотал он, и принялся запихивать аптечку обратно. Мне вдруг вспомнился мой отец, который при гриппе и температуре сорок отказывался принимать таблетки из рук матери. Что он не мужик что ли? И совсем ерунда, что потом пришлось лежать в больнице с осложнениями, а эти самые таблетки уже загоняли в организм десятками уколов. Выйдя из-за стойки, я подошла ближе, сама открыла ящик с не до конца утрамбованной аптечкой и раскрыла ее перед Русланом, повторив вопрос: — Если не знаете, что принимать, то могу помочь, только надо сказать что болит. — Уже ничего, — хмуро ответил он, поджимая губы. — Мне намного легче, да и нет здесь нужных препаратов. Необходимо в город ехать. Ухватившись за призрачную возможность, я буквально загорелась перспективой выбраться в цивилизацию. Тем более из-за стойки уже медленно выползла переевшая Пятнышко, чье пузо заметно округлилось. — Ей тоже нужно в аптеку, — провозгласила я. — А еще лучше к ветеринару. Коршунов закатил глаза к потолку. — Только не говори, что у нее лишай. И что значит она? Это кошка? Утвердительно кивнув, я выслушала гневное бормотание Коршунова под себе под нос, что угораздило его связаться, теперь еще и стерилизовать придется, и тут же гораздо громче: — Собирайся. У тебя пять минут, поехали в город. Признаться, я даже не ожидала, что он согласится так быстро. Буквально взлетев по лестнице с котенком на руках, я вновь завернула Пятнышко в уже и так испорченный затяжками пиджак, быстро вытащила из гардероба первый попавшийся костюм под погоду — блейзер и брюки, и более менее подходящие к ним туфли-лодочки. Я предпочла бы надеть все те же ботиночки с конной прогулки, но после столь активной программы они были испорчены грязью, а Марина, забравшая их на чистку, хотя я утверждала, что могу все сделать сама, обувь так и не вернула. В машину с Коршуновым я садилась с неясным трепетом, мне постоянно казалось, что сейчас настанет какой-нибудь “абзац” и вскроется подвох, и меня никуда не повезут. Но Руслан с абсолютным молчанием и плотно сжатыми челюстями, просто завел машину и выехал из гаража. Уже на трассе, стоило только начать вчитываться в дорожные знаки и указатели, тотчас же поняла, где примерно находиться особняк Коршунова. Неужели он не боиться, что оказавшись в городе, я немедленно не сбегу? Правда, тогда точно прощай фониатр. — Поговори о чем-нибудь, — неожиданно попросил Руслан, не отвлекаясь от дороги, но при этом черты его лица были такими напряженным, а желваки на челюстях проступали словно гранитные камни. — О чем? — О чем угодно. Птицах, новостях, о любой ерунде. Твой голос отвлекает меня от головной боли. — Так, значит, вы искали обезболивающее? — спросила я. Он кивнул. — А у врача были? — У Нестерова? Этот пройдоха навыписывал мне кучу лекарств стоимостью с “Байконур”, и порекомендовал слетать на Бали, отдохнуть. — Так слетайте, — без задней мысли предложила я. Руслан усмехнулся с какой-то не совсем понятной мне горечью, но черты его лица при этом немного расслабились. — Это только в фильмах богатые проводят свои дни, грея животы на пляже. В реальной жизни даже нам приходиться въебывать не жалея сил. — Зачем? Всех денег не заработать? — Я и не собирался. Просто каждый человек для чего-то создан. Ты вот, наверное, для пения, а я для бизнеса. И мы каждый комфортно чувствуем себя в этих занятиях, как бы не приходилось тяжело. — Странное сравнение, — протянула я. — О том, чтобы петь, я мечтала с детства. Это не просто занятие — это мечта, великая цель. А вы… Разве вы мечтали всю жизнь заниматься добычей огромных денег? Еще один смешок, еще более горький чем первый. — Это Москва, детка. Я, кажется, уже говорил тебе, что не все мечты здесь сбываются, тем более детские. Радуйся, что тебе повезло и пока ты со своими грезами шагаешь по пути. Мы въехали внутрь МКАДа, и уже через пару минут Руслан остановился у одной из ближайших по навигатору ветеринарных клиник. Пятнышке повезло, уже через полчаса врач отпустил ее с самыми наилучшими рекомендациями и списком лекарств, правда при этом взяв кучу анализов на всевозможных паразитов. Кроме блох ничего ужасающего не нашли, а эта проблема, как известно, решаемая с помощью специальных средств. — Хорошо, — расплатившись за осмотр, выдал Руслан, а теперь в торговый центр и аптеку. — Я вроде бы обещал тебе нормальный гардероб. Раз уж мы здесь, поехали. Где тут ближайший приличный салон? Я округлила глаза. Он серьезно? Ходить с блохастым котиком по магазинам? Мне конечно очень хотелось наконец обзавестись чем-нибудь не пафосным, а простым в гардеробе. Но нужно иметь хоть какие-то рамки приличия по отношению к окружающим. — Нет, — твердо сказала я и пояснила Руслану свою позицию, и неожиданно перескочила на “ты”. — Тебе лучше попасть в аптеку, а не на затяжной шопинг. Я прекрасно потерплю до следующего раза. Руслан немного наклонил голову в сторону, внимательно смерил меня взглядом, а после хмыкнул себе под нос: — Следующий раз. Я подумаю над этим вопросом. А сейчас пошли. Мы выбрались из клиники, Руслан тут же поспешил к машине, а я почему-то замерла на крыльце — глубоко вдыхая вечерний осенний воздух. Такой прохладный и свежий, что даже голова закружилась. Осень не самое мое любимое время года, сырость, дожди, грязь, но вот сейчас ничто из этого не имело значения. Ни хмурая погода, ни ветер. Мне нравилось дышать осенью, у нее был вкус свободы. — Ева, мы едем, — позвал Руслан, но я даже не шелохнулась с места. — Давай пешком. Тут наверняка где-нибудь прямо за углом найдется аптека. Подышим немного, да и возможно головная боль пройдет. Мужчина позвенел в руках ключами, взвесил связку на ладони и спрятал в карман брюк. — Да, пожалуй, ты права. Почему бы и нет. Он вернулся на тротуар ко мне, а я поразилась той легкости с которой он согласился. Наверное, у него действительно сильно болела голова, если его обычная манера грубо себя вести куда-то испарилась. Мы брели по улице, я все так же несла в руках Пятнышко, только теперь она спала и наружу из-под кучи ткани торчал лишь розоватый нос. Завернув за угол, никакой аптеки, вопреки моим прогнозам, не обнаружилось. Пришлось идти дальше. — Нужно посмотреть в интернете, где ближайшая, — подсказала я, взглянув на Руслана. — Я оставил телефон в машине. Проще спросить у прохожих. Пока Руслан уточнял направление, я стояла в нескольких метрах от него и смотрела на небо. Кажется вот-вот должен был начаться дождь… — Ты ошиблась в углах, — наконец подошел он. — Аптека за следующим. Хотя голова уже прошла. Я со сомнением глянула на мужчину и покачала головой. — Все равно нужны лекарства, — произнесла и мне на нос капнула первая капля. — Ой! И тут же следующая, и следующая! Сильнее прижав к себе котенка, я почему-то испугалась больше всего того, что Пятнышко намокнет. — Тогда бежим! — Руслан подхватил меня под локоть и потянул в сторону противоположную машине, но уже буквально через несколько метров с неба хлынул такой поток, что нам двоим пришлось перейти на бег. Коршунов на ходу стащил с себя уже второй страдающий за день пиджак и набросил мне на голову. — Чтобы не заболела, — перекрикивая шум ливня, объяснил он, а я почему-то рассмеялась. Бежать под проливным дождем и не с кем-то, а по сути со своим похитителем. Сжимать при этом в руках спящего котенка, и радоваться не пойми откуда взявшейся заботе. Зеленый крест аптеки встретил нас за поворотом, я спешно взбежала на крыльцо, а следом за мной взлетел Руслан, успевая распахнуть передо мной дверь. И только в помещении аптеки, пытаясь отдышаться, я наконец подняла глаза на мужчину. Мокрый насквозь, в просвечивающейся от воды рубашке, но с такими горящими от счастья глазами, что я невольно замерла, впитывая этот неожиданный образ. — Как там говорилось в том придурочном фильме? — вдруг спросил он. — Ты мой личный сорт анальгина? У меня теперь точно голова прошла. Я прыснула, давя в себе приступ нездорового смеха. Коршунов, смотрящий “сумерки” взорвал мне мозг. — Героина, — поправила я. — Но даже спрашивать не хочу, откуда ты это знаешь. Он пожал плечами и тряхнул головой, отчего с волос полетели капли. — Зацепил отрывок, когда горничные смотрели на кухне. Не выключать же, — прозвучало как оправдание, но я почти не обратила на это внимание. Просто сам факт такого вот мокрого и простого Руслана меня поразил, будто дождь в одно мгновение смыл с него весь образ безжалостного хищника. Я вдруг отчетливо поняла одну вещь. Четко и безапелляционно. Чудовища не спасают ипподромных лошадей, не лечат и не кормят с нежностью их потом морковкой. Чудовища, не притаскивают домой блохастых кошек и не оплачивают фониатра потенциальным подстилкам на ночь… Но додумать дальше эту мысль мне не дали, в реальность выдернул высокий и хорошо поставленный голос: — Демина?! — раздалось сбоку. Повернувшись, я побледнела. У стойки с витаминами стояла Крыштановская Света. Моя однокурсница, и та самая неприятная особа, с которой не складывалось никакое общение. Неприязнь на инстинктивном уровне. Обоюдная. — Света… — прошептала я рассеянно. Она подошла ближе, внимательно разглядывая меня сверху вниз и особенно внимательно мои ноги и туфли. — Так-так… Академический, значит. Ногу сломала… Заметно, — с плохо скрываемым ехидством произнесла она. — Ректор будет в восторге узнав об обмане. У меня похолодели пальцы, и на какой то миг сбилось дыхание от той мрачной картины будущего, которая нарисовалась перед внутренним взором. Светка наверняка разнесет такую интересную новость по всему курсу, и разумеется, не забудет сообщить ее ректору. И декану… тому самому, кто некогда разглядел во мне что-то большее… В уголках глаз вскипели слезы, но продлиться не успели, так как на плечо легла тяжелая мужская рука, а невозмутимый голос Руслана спросил: — Ева, это твоя знакомая? Какие-то проблемы? В глазах Крыштановской появилась та особенная, отчётливо узнаваемая женская зависть. Я словно со стороны увидала себя, в брендовой одежде с перепуганным лицом и… потрясающе красивого мужчину в немного прозрачной от воды дорогой белой рубахе, которого ничуть не портили мокрые волосы и влажная после дождя кожа. Света не знала, что из себя представляет Коршунов, и видела лишь внешнюю сторону ситуации, которая очень отличалась от внутренней картины, доступной мне. — Я смотрю теперь у тебя, Демина, в принципе проблем нет. Академ взяла, чтобы удобнее богатенького Буратино ублажать было? Ну ещё бы, где учеба, а где инвестиции в ближайшее будущее и туфли от Гуччи, да? Я побледнела и пошатнулась словно Крыштановская меня с размаху ударила по лицу. Но не успела что-то сказать или начать оправдываться, как Руслан выступил вперёд, мягко отодвигая меня за спину и настораживающе доброжелательно спросил: — Вас же Светлана зовут? — Да, — с некоторой запинкой ответила девушка, жадно глядя на начавшего диалог Руслана. — Учитесь вместе с Евой, как понимаю. Петь любите, значит, — все так же ласково продолжал Коршунов, а его улыбка все больше и больше напоминала оскал. — И, наверное, не хочется голос потерять? А то с Евой это случайно получилось, но с вами может произойти очень даже намеренно. И не только это… — Вы… вы на что намекаете?! — голос Крыштановской взлетел на высокие, фальшивые ноты. — Да я прямым текстом говорю. Как ты верно намекнула — я богатый Буратино. Очень, очень богатый… и знаю толк в специфических наказаниях за болтливость. Поэтому искренне советую уподобиться мудрой женщине из одной басни и набрать в рот воды, дабы язык пургу не молол. Светка несколько секунд тупо хлопала огромными, коровьими ресницами, а после судорожно кивнула, стиснула сумочку и выбежала из аптеки, так ничего и не купив. А я осталась наедине с “богатым Буратино знающим толк в специфических наказаниях”… — Ну что, покупаем, что хотели? — вновь нейтрально-доброжелательным тоном спросил Руслан и взяв меня за руку, потянул к прикрытому прозрачым стеклом стенду. Я усилием воли переключилась на актуальную тему и мы с помощью фармацевта выбрали нужные препараты, хотя даже она сказала, что от стресса на работе рецепта лучше отдыха пока не придумали. Коршунова отчётливо перекосило. К сожалению, у меня не получилось выбросить из головы произошедшее в аптеке. С одной стороны страх разоблачения, а с другой — страх перед Коршуновым. А ведь я и правда забыла о том, каким жёстким он может быть. Поймав себя на последней мысли — грустно вздохнула. Вот же… люди! Как быстро мы забываем все плохое, стоит обидчику погладить не против шерсти, а по ней. — Все, а теперь поехали домой, — спокойно проговорил Руслан, обнимая меня за плечи, но на этот раз нежно и едва ощутимо. — Дико устал и единственная мечта — кровать. Спать хочу. Это “спать” набатом прозвучало в моей голове. Домой-спать-кровать в моей голове перемешались, выкинули лишние буквы и на выходе слились в слово “секс”. Прямо сейчас. Как вернёмся. Не зря же он со мной возится целый вечер?! Вот еще таблетки от головы купили и ему точно легче станет. Зря я тогда топор не посоветовала, как наиболее действенное средство.

* * *

Глава 20 Дорога до дома прошла в напряженной, гнетущей атмосфере. Притом судя по спокойному лицу Руслана, угнетала наша поездка только меня. Сам Коршунов пришел в себя, и даже периодически заводил беседу на нейтральные темы, но я отвечала кратко и часто невпопад, поэтому спустя пару попыток мужчина оставил идею разговорить меня. Единственным островком тепла и спокойствия была свернувшаяся на коленях Пятнышко, которая пригрелась и старательно мурлыкала. Ну а я мучительно думала о ближайшем будущем. От меня потребуется надеть красивое белье и встречать господина в наиболее привлекательной позе, или он захочет сам раздеть? А можно в темноте, или Руслан не согласится? К концу пути голова разболелась уже у меня, и топор удвоил свою привлекательность, как наиболее радикальный инструмент. Весь путь к дому напоминал мне дорогу на эшафот. Когда ты обреченно идёшь по настилу навстречу смерти, настолько полно осознавая ее неизбежность, что даже не делаешь попытки сбежать. Неожиданности начались в тот момент, когда Руслан прошел в свою спальню, при этом оставляя дверь открытой, а меня в коридоре. Он аккуратно положил на круглый столик телефон, с тихим стоном ослабил верхние пуговицы рубашки и направился в ванную со словами: — Я в душ. Покормишь пока кошку, чтобы ночью не орала? А потом, приходи. Бабах! Душа ушла в пятки вместе с упавшей на пол челюстью. Я покосилась на Пятнышко, почесала всё ещё круглое котячье пузо и пробормотала: — Ну, пойдем… выбора, то все равно нет. На кухне я положила в блюдечко купленную в ветеринарной клинике еду и с умилением пронаблюдала, как кошка поедала ее. За прошедшие часы она вновь нагуляла аппетит и теперь с каждой секундой все больше и больше напоминала меховой шарик. Это зрелище немного отвлекало меня и успокаивало. Вот только ненадолго. Но все хорошее рано или поздно заканчивается… так закончился и ужин у Пятнышки. Поставив блюдце в мойку, я подхватила тихо мявкнувшего котенка на руки и отправилась обратно. Когда я вернулась, Руслан уже сидел на постели в халате и просматривал какие-то сводки. Аккуратно опустила кошку на пол. Она огляделась и на мягких лапах, подкравшись к кровати, свернулась клубочком на краю свесившегося сверху пушистого покрывала. — В душ пойдешь? — кинув на меня беглый взгляд, спросил Коршунов. — Да! Радостно зацепившись за возможность отсрочки, я метнулась в ванную и, закрыв за собой дверь, прислонилась к ней спиной. Заметив на комоде аккуратно сложенные кружевные маечку и шортики, я горько усмехнулась, подумав, что Руслан у нас решает от а и до я. Даже выбирает форму одежды, в которой он в первый раз собирается меня трахнуть. Душ я принимала до безобразного долго, всерьез рассчитывая, что уставший за день Коршунов вырубится не дождавшись, и дефлорация сегодня не состоится. Но время текло слишком быстро. На том рубеже, когда задержка начинала выглядеть совсем уж плохо, я все же вылезла из ванной и, переодевшись в сексуальные кружавчики, отправилась на заклание. Надежды, что Коршунов уже спит, не оправдались. Стоило мне появиться на пороге, как он отложил телефон на прикроватную тумбочку и насмешливо проговорил: — А я уже думал, что ты там утопилась с горя. Иди сюда, Ева… Десять шагов до кровати показались мне самыми длинными в жизни, потому что для каждого приходилось делать усилия над собой, и одновременно самыми короткими, ведь закончились они до безобразия быстро. Коршунов плавно сел, глядя на меня темными от желания глазами и положив ладони на талию, притянул ближе, так что бедра оказались зажаты между его ног. Он откинул волосы с моей шеи и, склонившись к ней, провел носом по нежной коже, втягивая в себя запах. — Ты потрясающе пахнешь, моя девочка. Нежно, тонко… как самый изысканный цветок. — Это все гель для душа, — с легкой запинкой ответила я. — Он — просто запах, но смешиваясь с естественным ароматом кожи, получается тако-ой букет, — спокойно ответил мужчина, словно невзначай скользя руками по моей спине и поддевая край маечки на талии. — Ты чудесна. Он притянул меня к себе, прижимаясь губами к ямочке между ключицами, а я… я думала лишь о том, как заставить себя расслабиться и не сбежать сейчас с дикими воплями. Теплые поцелуи и покусывание кожи, вызвали странную реакцию. Смесь нервной дрожи и трепета удовольствия. Руслан потянулся к выключателю населенного бра. Щелчок — и комната погрузилась в густой, непроглядный мрак. Коршунов поднялся и, судя по тихому шороху ткани стянул с себя халат, а после легко подхватил меня на руки и положил на кровать. Лег рядом и в тот момент, когда я уже была морально готова ко всему и даже зажмурилась — нежно поцеловал меня в губы, закутал в одеяло и прижав к себе, сказал: — Спи давай. Я сейчас слишком устал для танцев с бубном вокруг твоей невинности, поэтому мы реально будем спать. Глава 21 /Руслан Коршунов/ Если вы думаете, что я благородный хер с горы, который решил пощадить несчастную напуганную деву, то вы чертовски не правы! Я просто реально задолбался, и был морально не готов усугублять это состояние в постели с Евой. Нет, трахаться конечно хотелось так, что яйца болели, но желалось дикого марафона. Жесткого, страстного, так чтобы девушка горло от кайфа срывала и просила ещё, да посильнее. А сирена сейчас имела взгляд лисенка, у которого охотники убили маму — обреченный… Без понятия, что творилось в ее голове, но похоже она искренне считала, что я могу убить ее членом. Поэтому сегодня от картины под названием “Растли девственницу” на меня нападало уныние. И падало все, что могло упасть. Утром я опять проснулся раньше Евы, и снова сделал попытку залипнуть на том, как первые солнечные лучики играют в ее волосах, высекая из темных прядей медные искры. Но в этот раз очнулся быстро, выбрался из кровати и едва не наступил на котенка, за что получил по стопе маленькой, но уже когтистой лапой. Подавив желание вышвырнуть животное за дверь, я принял душ, выбрал костюм на сегодняшний день и спустился вниз, где в столовой Марина уже накрывала стол. Она поклонилась, приветствуя меня, но не произнося ни слова. Я неторопливо позавтракал и в тот момент, когда служанка принесла кофейник со свежесваренным напитком, проговорил: — Я вчера привез для Евы кошку. Мы побывали в ветеринарной клинике, но скорее всего не купили все необходимое для этого… монстра. Потому займись. Лотки там, наполнители… — я повел рукой, не испытывая никакого восторга по поводу данного распоряжения, но менять дорогие персидские ковры в комнатах мне хотелось еще меньше. Первая приятная новость поджидала меня в гараже — водитель выздоровел и был готов вновь приступить к своим обязанностям, потому по дороге в офис я уже успел просмотреть все присланные руководителями отделов отчеты. Ситуация несколько стабилизировалась, но до спокойного состояния было так же далеко, как до Китая пешком. В тот момент когда я уже хотел выключить планшет, пришло извещение о новом письме, и заметив в строке “отправитель” знакомое немецкое имя, я открыл послание. “Доброго времени суток, герр Коршунов. У меня есть новости по вашему делу. Предлагаю встретиться сегодня в вашем офис, так как это не терпит промедления. С уважением, Клаус Сайн-Витгенштайн” Я забарабанил пальцами по чехлу, сдерживая внутреннее лихорадочное возбуждение. Немец нарыл что-то настолько интересное? Быстро набрал ответ, написав, что жду его в любое удобное немцу время, на что мне почти сразу ответили, что в двенадцать пятнадцать он прибудет. Так что на работу я прибыл одновременно веселый и злой. Убийственное сочетание для сотрудников. Секретарша от одного только взгляда на меня чуть сползла вниз по креслу и торопливо спрятала пилку для ногтей под папку с документами. — Еще раз замечу — уволю, — тихо и серьезно сообщил я побледневшей до синевы девушке и добавил: — Сегодня придет Клаус Сайн-Витгенштейн. Пропустить ко мне сразу! — Да-а-а… — проблеяла девица, и я поморщился от интонаций. Дальше по расписанию было совещание, на котором я устроил очередной разбор полетов и сообщил работникам, что еще немного и в их креслах может сидеть кто-нибудь из заместителей, которые уже давно дышат им в затылок. — Помните как у Терри Пратчетта? — лениво разглагольствовал я, разглядывая серые стеклянные высотки в панорамном окне. — “Верховные волшебники, неся на плечах бремя власти, демонстрировали фантастическую волю к жизни, поскольку за каждым волшебником восьмого уровня стоял как минимум один чародей седьмого, метящий на его место”. А еще там была вторая потрясающая цитата “Если волшебнику надоело искать битое стекло в своей тарелке, то ему надоело жить”! Почтенные мужи в классических костюмах стоимостью в несколько зарплат обывателя, нервно переглянулись и покосились на своих замов. — Вы на что намекаете?! — воинственно выпятил козлиную бородку руководитель отдела продаж. — Я? Помилуйте, я лишь цитирую классика!

 

Судя по всему, мне не поверили. А зря, между прочим. Спроси кого хочешь — Руслан Коршунов — добрейшей души порядочный человек. А кто скажет иное — лично в бетон закатаю и на подводную прогулку отправлю. С аквалангом конечно же… и с запасом воздуха минут на десять. Атмосферу несколько разрядила появившаяся в дверях секретарша, которая кашлянув, проговорила: — Вы просили напомнить в полдень… Кинув взгляд на часы, я кивнул, и отдав последние распоряжения “волшебникам восьмого уровня” вышел из зала переговоров. Клаус появился в двенадцать часов семнадцать минут. Поприветствовал меня и, поправив чуть сползшие на переносицу очки, проговорил: — Прошу прощения, я задержался. В этот момент я с прискорбием осознал, что ни черта не знаю о пунктуальности! — Присаживайтесь, — указал на кресло для посетителей и осведомился: — Чай или кофе? — Зеленый чай, будьте добры, — кивнул немец и открыл принесенную с собой папку, чтобы бегло просмотреть листы и вытащить несколько скрепленных степлером. — Карина, принеси один американо и зеленый чай для нашего гостя, — распорядился я в интерком. В этот раз девочка в приемной оказалась очень расторопной и не прошло и пары минут, как перед нами дымились две чашки, а я с интересом наблюдал за тем, как Карина раскладывает на столе свои верхние девяносто во всей красе демонстрируя их немцу. Клаус, впрочем, зрелищем не заинтересовался, лишь взял чашку и в этот момент на солнце сверкнуло его обручальное кольцо, что очень разочаровало секретаршу. Покачивая бедрами Карина удалилась, плотно закрыв за собой дверь, а я выжидательно уставился на детектива. — Традиционно у меня есть как плохие, так и хорошие новости. Я до сих пор не понял, кто именно вас топит, но нашел инструменты с помощью которых можно выплыть. — Внимательно слушаю. — Итак, из хороших новостей — наконец-то удалось отыскать некоторые “хвосты”, — начал Клаус и передал мне те самые листы, и несколько бумажных конвертов, сопроводив комментарием. — Это несколько видных людей из постоянных клиентов Клуба. Бизнесмены, политики, медийные личности… кстати даже есть один гражданин из налоговой инспекции, что для вас сейчас наиболее актуально. Что же касается компромата… то возьмем хотя бы вот этого политика: у него репутация семьянина и радетеля за семейные ценности, а вот в конверте номер один вы можете найти очень интересный материал. Я открыл конверт, и на стол высыпалось несколько фоток, от зрелища на которых по коже прокатились мурашки брезгливости. “Семьянин и радетель” развлекался в одной из комнаток борделя… отсасывал у мускулистого мужика в то время как сзади его трахала баба со страпоном. — Как понимаете, если слить это журналистам — на карьере можно поставить жирный крест. Да и не только на карьере, как мне думается. На остальных влиятельных господ есть такие же материалы. — Вы предлагаете мне их шантажировать? — вопросительно вскинул бровь я. — Вряд ли вы меня спрашиваете в порыве возмущения, но я все же развею ваши сомнения в чистоплотности данных личностей. Они не только развлекаются вот таким образом, и минимум по разу каждый выкупали “специальный лот”. Вы же понимаете, что это значит? О да, я понимал. Прекрасно понимал. — Спасибо за материалы. — Пожалуйста. Мои реквизиты для более конкретной благодарности вам известны. — Разумеется! — Итак, вернемся к Клубу. Мне по-прежнему нужно поговорить со спасенной вами девушкой. Я прикинул, что с Евой надо бы провести подготовительную работу, потому предложил: — Послезавтра вас устроит? — Вполне, — немец аккуратно застегнул свою волшебную кожаную папочку и встал. — Тогда до встречи, герр Коршунов. С вами очень приятно иметь дело. Я заверил Сайн-Витгенштайна в том, что это совершенно взаимно, и даже проводил его до приемной, и там еще секунд тридцать наблюдал как Карина залипает на удаляющуюся фигуру гостя. Девушка подперла щеку рукой, а в глазах зажглись хищные искорки охотницы за перспективным самцом. М-да, деревенская девочка-то выросла… — Карин, помни о своем месте и круге обязанностей, - с нажимом сказал я, и вернулся к себе.

 

Совсем дуры-бабы… Глава 22

* * *

Остаток дня я посвятил делам и более конкретному изучению предоставленных немцем материалов. От них, конечно, в половине случаев хотелось блевать, а во второй помыться, но “урожай” реально был богат. И предоставлял отличный простор для деятельности. По сравнению с этим, я почувствовал себя ангелом во плоти и даже попытался разглядеть нимб в отражении оконного стекла. Потянувшись к телефону, я договорился о встрече на завтра с одним из участников действа на фото и вернулся к своим делам. Сегодня получилось выехать с работы всего лишь в девять вечера. Я устал, но в отличии от последних дней усталость эта была приятной. Впереди делового тоннеля забрезжил свет, и это как никогда благосклонно влияло на мое настроение. К тому же я вот-вот увижу Еву. Старею, что ли? Секса по принуждению не хочу, котов на улице подбираю… Определенно старею. Даже баба и та одна в перспективе маячит. По пути заехал в салон связи и купил мобильный телефон — кажется моя птичка певчая пыталась намекать на то, что ей хотелось бы иметь возможность звонить бабушке. В том, что она теперь не сбежит и не натворит глупостей я был уверен, слишком дороги ей стали занятия с фониатром, чтобы так начудить. К дому подъехал ближе к десяти, оставил водителя в гараже, а сам поспешил внутрь. Встречала Марина, которая на мой вопрос, где Ева, передала записку: – “Ушла в свою комнату около часа назад. Собиралась лечь спать пораньше” Усмехнулся уголками губ. Вот же хитрая девчонка, только я искренне сомневался в способности взрослого человека ложиться так рано, особенно если он весь день сидел дома и ничего не делал. — А чудовище где? — спросил, имея в виду котенка. – “С девушкой в комнате” — очередная записка подтвердила то, в чем я, собственно, и не сомневался. Поднявшись на этаж, решил быть вежливым и в спальню к Еве постучал. Если я хочу настроить ее сегодня на определенный лад, то не стоит бесцеремонно вламываться, нужно соблюсти хоть немного приличий. Мне не ответили, прислушавшись, обнаружил с обратной стороны полную тишину. Вот только с то, что она спит я по-прежнему не верил, из-под двери выбивался включенный свет. Пришлось нажать на ручку и все же войти самовольно. Евы в спальне не было, зато обнаружился котенок нагло устроившийся посередине кровати и вылизывающий себе ногу. В одном из углов я заприметил новую лежанку и лоток, с растеленными пеленками. Было похоже, что Ева с питомицей растовалть не собиралась вообще. — Ну, и где твоя хозяйка? — спросил я у Пятнышки(дебильная кличка). Она мне разумеется не ответила, но шум воды из ванной дал красноречиво понять, где искать мою сирену. Но не успел я сделать несколько шагов в том направлении, как замер, словно вкопанный. Что ж ты творишь со мной, безумная девочка? Тысячи мурашек пробежали по моему телу в строго определенном направлении, выключая верхнюю голову и включая нижнюю. Ева пела. Точнее пыталась петь в душе, и этот низкий, хрипловатый голос сводил меня с ума. И мне даже не нужно было ее видеть, чтобы захотеть до безумия прямо сейчас. Ослабить контроль, отпустить себя с поводка и пойти к ней туда. Она стояла в душевой кабинке, дразнила меня изящным силуэтом за матовыми стеклами и манила зайти к ней. Я почти не думал, когда подошел ближе и, проведя по дверце пальцами, потянул ее на себя за ручку. Брызги воды тотчас же посыпались на меня, на дорогой костюм и пол. Но хрена-с-два я их замечал, все мое естество было приковано к обернувшейся Еве. Испуганной моим появлением, и ставшей так похожей на лесную нимфу. Он жара и смущения она покраснела, попыталась прикрыться, но это выглядело так наивно мило, что невольно рождало желание наоборот раскрыть ее для себя. Это хищный инстинкт делать порой что-то вопреки здравому смыслу, лишь бы покорить вершину, и почувствовать себя первым. Я шагнул к ней в кабинку, не обращая внимания, что одет. — Что вы делае… — выпалила Ева, но я накрыл это вырвавшееся возмущение поцелуем. Она попыталась воспротивиться, но очень быстро обмякла, будто бы позволила мне творить свое бесчинство. Вот только меня это тоже не устраивало. Не хотел я так. Мне желалось видеть всю красоту девушки добровольно, и для этого порой приходиться вскрывать раковины, чтобы достать прекрасную жемчужину. — Ты прекрасна, Ева, — прошептал я. /Ева/ Я не ожидала такого. Появление Руслана словно удар молнии среди ясного неба, будто снег в июле или ледник в пустыне. Коршунов стоял в дверях душевой кабинки, смотрел на меня плотоядным взглядом, а мне хотелось скрыться, спрятаться, и в то же время сердце внутри заходилось в ритме ожидания чего-то предвкушающего. Словно женское кокетство желало прорваться наружу и посмотреть, что будет дальше. Ведь осознание пусть и толики власти над мужчиной не могло не кружить голову, тем более когда он так смотрит. Портило момент только одно: я все ещё не могла забыть кто такой Коршунов, и как к нему попала. Это было той ложкой дегтя в бочке меда, в которой он пытался меня искупать. Он шагнул ко мне под душ прямо в одежде, хотя более ожидаемым казалось, что Руслан вытащит меня из-под струй воды и потянет в кровать, и я не сумела сдержать возгласа: — Что вы делае… — но договорить он не дал. Напористый поцелуй коснулся губ, выбросил дозу адреналина, испугал окончательно и заставил кровь в венах пульсировать чаще. Слишком много власти было в этом действии, и я помнила, чем должна ответить — покорностью. Попытаться расслабиться, и тогда все пройдет максимально безболезненно. — Ты прекрасна, Ева, — прошептал Руслан, разорвав поцелуй и склонившись к ушку. — А еще маленькая и хрупкая. Не могу отделаться от ощущения, что растлеваю школьницу. Его руки скользнули с моих плеч ниже, заставили меня убрать ладони от груди, и мягко погладили ее. Я невольно вздрогнула, когда большие пальцы обвели возбужденные конусы сосков. Мне захотелось сжаться в комок, но уверенный взгляд Руслана глаза-в-глаза не позволил. По его и моему лицу стекали капли воды, и я боялась оторваться от его зрачков, иначе точно запаникую, убегу, все испорчу и он останется не доволен. А мне надо! Надо себя пересилить и… я замерла на полумысли, потому что Руслан отпустил меня на одно мгновение, немного ослабил поток воды из душа и коснулся верхней пуговицы своей рубашки, а потом, будто передумав, попросил: — Сними ее с меня. Это не сложно. Дрожащими пальцами я коснулась воротника и принялась медленно расстегивать пуговицу за пуговицей, пока ладони Руслана вновь вернулись на мою грудь. Его касания были сродни щекотке, мягкие невесомые, в то же время будоражащие. Он обводил медленно вершинки, а я спускалась все ниже и ниже по пуговичному ряду, пока не уперлась в пряжку брюк. — И ее тоже, — шепнул мужчина, сжимая соски чуть сильнее, и я невольно закусила нижнюю губу от разряда электрического тока, который казался удалил почему-то в область поясницы. Захотелось выгнуться мужчине навстречу, и в тоже время отстраниться и не делать, того что он просит. Но я расстегнула пряжку, а потом и ширинку. Кажется хватит, Ева. Пора становиться взрослой. Под тяжестью воды, брюки буквально упали на пол душевой, хотя я всегда искренне считала, что мокрую одежду снимать очень тяжело, но видимо все зависело от ткани. Руслан остался в одних боксерах, из которых ощутимо выпирал ОН. — Если бы мне два месяца назад сказали, что я буду пытаться совратить девушку боящуюся члена, я бы послал этого человека на этот самый член, — произнес Руслан, заставляя меня поднять на него взгляд. — Закрой глаза, Ева, и не открывай. Но в противоречие просьбе я наоборот смотрела ему в лицо во все глаза, особенно на то, как мужчина приближается, прижимает меня к своему огромному разгоряченному телу и вновь целует. Сминает мой рот, врывается в него языком, и творит что-то фееричное. Мне даже показалось, что я начинаю чувствовать немного терпкий вкус его губ, будто несколько минут назад Руслан пил дорогой бренди закусывая горьким шоколадом. И я закрываю глаза. Так легче, и становиться чуть-чуть менее страшно. Его руки гладят мою спину, медленно рисуют по ней неведомые узоры, а я тону в шуме воды, в поцелуях, и пытаюсь забыть где я. Не открываю глаза, когда Руслан начинает медленно спускаться вниз, оставляя тонкую дорожку поцелуев от уголка моего рта к подбородку, затем ключице. Следом к правой груди, где играет с одним соском и тут же к левой, которую немного прикусывает и я невольно опять выгибаюсь, а с губ слетает стон. — Не сдерживай себя, — просит Руслан, а его руки уже мягко поглаживают талию и немного выступающие косточки бедер. Я все еще не вижу его, но понимаю, что если сейчас он целует мой живот, то должен стоять передо мной на коленях, и от этой мысли внизу живота почему-то расцветает огненный цветок. Я не знаю почему, меня так сильно заводит это осознание, но то Коршунов у моих ног взрывает мозг, и я совершенно не сопротивляюсь, когда его рука скользит ниже по моему бедру до колена и заставляет меня забросить ногу Руслану на плечо. Это порочно, бесстыдно, и мужчина совершенно прав, что сказал мне закрыть глаза, чтобы я не видела и терялась в догадках, что же будет происходить дальше, чтобы его каждое касание стало полной неожиданностью, такой острой, что пронзает насквозь. Мне кажется, что у меня вот-вот подломятся ноги, потому что стоять неудобно, а напряжение слишком велико. Руслан позволяет мне облокотиться спиной о стенку, пока его пальцы исследуют вход в мое сокровенное. А потом, я неожиданно понимаю, что это уже не пальцы, а его язык и губы. Потому что только они могут посасывать, облизывать, и втягивать в себя с силой, что меня выгибает дугой, а стоны чередуются с хриплым дыханием. Мои пальцы впиваются в гладкую поверхность стены, и если бы у меня был маникюр, то сейчас сломала все ногти. — Сладкая девочка. Я хочу, чтобы ты расслабилась и отпустила себя, — его палец немного скользнул внутрь и тут же вышел, а я впилась зубами в нижнюю губу, сдерживая себя, потому что мне вопреки логике и здравому смыслу, захотелось просить Руслана о большем. — Ну же, брось свой контроль и предрассудки. Пой для меня, Ева. И ещё одно проникновение, на этот раз немного глубже. Стон вырвался из груди, а Руслан, не желая, чтобы он окончился, целовал меня там. Неистово дразнил языком и таранил пальцами так, что в какой-то момент я стала единым целым с ритмом, который он задавал. Я поддавалась навстречу, сливалась с сильной долей его ударов, была мелодией для Руслана, его скрипкой, а он моим скрипачом. — Попроси меня. Скажи, чего ты хочешь, и я сделаю это. Но я не знала о чем просить, кроме разрядки, хотя никогда бы не смогла признаться в этом вслух. Разве что подобрав другие слова, чтобы на нотном стане происходящего сейчас не появлялись пустые такты: — Не останавливайся, — выдохнула я. — Только не делай паузу… Руслан ответил мне рычанием, подобно дикому зверю, и словно мощным крещендо ускорил свою виртуозную игру, заставляя стонать и шептать его имя, пока вселенная вокруг не взорвалась. В одно мгновение я почувствовала себя натянутой струной в его руках, которая лопнула на громком фортиссимо и прекратила свое существование, повиснув в воздухе остатками звука. Ноги сами подломились подо мной, и я бы рухнула на пол, если бы Руслан не подхватил и не усадил с собою на пол. — Это оргазм, Ева, — прижимая к себе, прошептал он, пока меня ещё подбрасывало на волнах удовольствия. — И я хотел бы слушать его в твоём исполнении чаще. Я открывала глаза словно впервые. Свет пробивался сквозь ресницы, проникал в хрусталик зрачка и рисовал картины в моей голове. Руслан… Так близко. По его лицу стекает вода, чтобы продолжить свой путь ниже, по скульптурно вылепленному телу. Широкие плечи, грудь, плоский живот с рельефными мышцами и трусы, мокрые настолько, что обрисовывали, казалось, каждую жилку на члене. Красивые, загорелые руки взялись за резинку боксеров и потянули белье вниз, обнажая бесстыдную дорожку из темных волосков. В посмотрела в глаза Руслана и поняла, что вот сейчас оно и случится. В душе, на полу… Я не знаю, что со мной произошло. Просто в один момент схлынули эмоции рожденные оргазмом, и вновь пришло четкое понимание… не хочу сейчас. Не хочу так… на полу. Не хочу! — Руслан… — начало фразы потонуло во властном поцелуе, но я уперлась руками в его плечи, удерживая на расстоянии. — Что? — хрипло спросил мужчина, чуть отстранившись, но лишь для того, чтобы начать целовать мою шею. То нежно, то до боли прикусывая кожу. — Подожди… — выдохнула я, даже сама осознавая настолько идиотски выглядит просьба. — Мы будем… я буду… только не тут, хорошо? Он несколько секунд пристально смотрел мне в глаза, а я ощущала, как у меня кружится голова, и я падаю в бездну. Руслан ничего не ответил. Лишь поднялся, вышел из душевой и, сняв с крючка одно из полотенец, завернул меня в него и тоже достал из кабинки. Повесил второе полотенце на голову, и накинув халат на голое тело, без лишних слов вышел из ванной комнаты. А я осталась одна, и с каждой секундой становилось все холоднее, от осознания… Я опять просила его остановиться, несмотря на то, что мы вроде как обо всем договорились… ну и кто я после этого? Дура. А Коршунов даже спорить не стал, только закутал в полотенце, так как в нем видимо еще не до конца скончался джентльмен и ушел. Ушел. Причем с таким выражением лица… сложным! О чем он думал в этот момент? Что все кончено, ему надоело и он выставит меня из дома? Я еще минут десять металась по комнате, но так и не смогла найти в себе моральных сил и решимости, чтобы пойти к хозяину дома и… и все сделать! В итоге я трусливо забралась под одеяло, прижала к себе мурлыкнувшую Пятнышко и закрыла глаза, забываясь тревожным сном. /Руслан Коршунов/ Я искренне считал, что жизненный этап под названием “кончил в трусы” у меня остался позади еще лет в четырнадцать. Что на данном рубеже тридцать двух с чем-то лет я уже умудренный мужик закаленный многочисленными боями на постельном фронте, которые закончились моей полной и безоговорочной победой! Но нихера. Доводя Еву до финала, я настолько горел вожделением сам, что кончил лишь от ощущения, как ее мышцы сжимают мои пальцы в предоргазменных спазмах. И я кончил, как мальчишка, даже не войдя в женщину. Скорострел, мать ее. Хуже было бы только если бы вошел, порвал целку и сразу финал. Именно поэтому я шагал по коридору в халате на мокрое тело, а не трахал сирену на постели, невзирая на все ее мольбы. Да полно, когда женщина дрожит под тобой от первого в своей жизни оргазма, ты точно станешь слушать ее влажное от желания тело, а не истерический разум, который снова что-то для себя решил. Что случилось вообще? Неужели от долгого воздержания такая реакция? Хорошо хоть она девственница и не поняла, что произошло. Бля, надо скорее переходить этот рубеж и заканчивать носиться с Евой, как курица с яйцом. Хороший трах все расставит по своим местам! Но в данный момент я шел не в постель к желанной женщине, а в холодный душ, выйдя из которого решил, что все мои реакции с Евой — это нервное, из-за работы. Организм на взводе вот и чудит, поэтому нужно разобраться и только потом со спокойной душой пускаться во все тяжкие с женщинами. А то кто знает, может реально старею, сегодня кончил не начав, а завтра сердце встанет. Глава 23 Утром, сразу из дому я поехал по первому адресату от Клауса. Небольшая встреча с тем, кто меня не особо ждал, разговору рад не был, и чью политическую карьеру я обещал уничтожить, если спущенные на мой бизнес Церберы не залезут обратно в клетки. Мужик, чью фамилию и в новостях-то упоминали всегда благоговейно, аки ангела небесного, едва взглянул на фото, побледнел и все понял, а после рассыпался обещаниями, что сделает все, что в его силах. Я дал ему три дня, а уже после в офисе, продолжил изучать остальные досье и выбирать следующую жертву. Политик — это прекрасно, но мне бы к налоговику подобраться, да так, чтобы это не выглядело со стороны, как Руслан Коршунов приехал к Польскому, дал тому взятку, и на следующий день все проблемы исчезли. В идеале, нужна была случайная встреча. В итоге все решил случай. На почту пришло очередное приглашение на закрытую афтепати для богатых идиотов — любил местный золотой свет иногда собраться за городом и покозырять дорогими и новыми тачками. Я хотел, как обычно, не читая удалить послание, но промахнулся с кнопкой и открыл, а там зацепился взглядом за знакомую фамилию списка гостей. На вечеринке будет присутствовать тот самый деятель налоговой сферы… Прекрасно. Приехав домой, с вечера распорядился, чтобы горничная положила мне с собой кофр с запасным костюмом на выход, а водитель подготовил спортивный автомобиль к пафосному выезду в свет. А после думал, пойду к Еве, вот только память о вчерашнем фиаско не желала утихать, а голова соображать адекватно. Решив, что ещё день отсрочки ничего не решит, даже не заходя к сирене, ушел в свою спальню. Уже в ванной, горько улыбаясь себе в зеркало, действительно понял, что старею. На голове отчётливо проявилась первая седина… “Подлецу все к лицу” — вдруг вспомнилась шутка, которой мама обычно бодрила папу, когда тот начал рано лысеть. Она тепло ему улыбалась даже тогда. И хотя отец жутко психовал по поводу идеального блеска на голове там, где раньше были волосы, за меня он радовался, что мои волосы не в его породу. Мне тогда было лет двенадцать, и я смотрел на это все снисходительно-пофигистично, и даже смеялся над тем, что взрослого мужика могут волновать такие вещи, как прическа. И вот я достиг того возраста, когда из-за этого могут развиться реальные комплексы. И все же улыбка мамы стояла передо мной как наяву. Даже жаль, что у меня нет такого человека, который улыбнется так же, а улыбка матери, к сожалению, уже не та… Тряхнув головой, я заставил себя выбросить все эти лирические мысли из головы. Таким ностальгическим я себе не нравился, словно давший трещину, которую нужно срочно склеить, иначе этим воспользуются враги. Еву я увидел утром, когда она спустилась к завтраку. На мгновение я замер, залюбовавшись блеском медных волос, а еще вздрогнул, когда она совершенно неожиданно вместо приветствия полушепотом произнесла: — Спасибо за телефон, — вышло как-то неловко с ее стороны. Запоздало вспомнил, что я ведь действительно купил ей аппарат. — Не за что. Ева улыбалась робко, но искренне: со светящимися зрачками и немного подрагивающими ресницами. Как оказывается мало надо ей для счастья. — Я никому не звонила кроме бабушки, — посчитала нужным добавить она. — Я помню о том, что никому нельзя говорить. Стукнув себя по лбу, я вспомнил о просьбе Клауса. Он ведь хотел встретиться с ней сегодня, а я уже успел спланировать свой день, что ни в коем случае не выйдет отменить. Лучше перенести все на завтра, а сейчас просто предупредить Еву о немце. — Завтра сюда приедет один мой знакомый. Его зовут Клаус. Девушка в одно мгновение насторожилась, вилка замерла в руке. — Надолго? Я покачал головой. — Максимум на пару часов. Он бы хотел поговорить с тобой о Клубе, и о том, что ты помнишь с того вечера. — Зачем? — Он частный детектив. Расследует лично для меня это дело. — Понятно. Хорошо Я уже вставал из-за стола, когда она остановила меня, вскинув голову и неуверенно, будто боясь моего ответа заранее, спросила: — А ты сегодня во сколько приедешь? Замер на полушаге, внимательно вглядываясь в эти чертовски соблазнительные глаза. Чего ты интересно ждешь, Ева? Того, что приду, или наоборот провалюсь по пути сквозь землю? — Зачем ты спрашиваешь? Она опустила взгляд в пол, и тихо прошептала: — Ну, ведь… ты… хотел. А мне надо подготовиться… В мое сердце потеплело на долю градуса, что ж, это уже неплохо, если собралась готовиться. Значит, мои прошлые старания не прошли зря. Какое-то внутреннее принятие секса у девушки появилось. Я подошел к Еве ближе, дотронулся пальцами до подбородка и заставил посмотрел на меня, и тут же не выдержав, наклонился, чтобы сорвать поцелуй с ее губ. Вкусных и податливых. Она ответила сразу, без сопротивления, и даже ее дыхание участилось, как и мое. В этот момент я ненавидел свою работу, на которую нужно ехать. Потому, что мне хотелось остаться, закрыть двери в столовую и довести поцелуй куда дальше и ниже. Но вместо этого пришлось разрывать тесный контакт и прошептать почти готовой девочке: — Не жди. Сегодня буду очень поздно.

* * *

Глава 24 Почему я не люблю различные вечеринки? Потому что здесь шумно, чаще всего скучно, пафосно и напоминает “ярмарку тщеславия”. Казалось бы, зачем? У большинства собравшихся сегодня на этом автодроме было все, чего мог пожелать среднестатистический житель страны — успех, женщины, деньги, большие деньги и очень-очень большие деньги. Но нет, им все равно иногда требовалось собраться в одном месте и, словно павлины на выгуле, показать, что их перья будут покруче чем у того петуха с золотой серьгой в ухе. Кого тут только не встретишь, от звезд эстрады с женами или элитными проститутками в обнимку, да сынков олигархов, прожигающих бабло папочек. Некоторые из “пап” к слову тоже здесь: те, у которых до сих пор пафос в жопе играет. Отдельный пласт собравшихся — политическая элита и чиновники. Эти обычно держались обособленной кучей, на других поглядывали надменно, а вид имели преимущественно снисходительный. Будто каждый из них Зевс, и спустился с Олимпа к смертным. Еще бы, они же вроде как вершители народных судеб. Объединяло собравшихся одно — огромная любовь к дорогущим тачкам. Стоило мне приехать на своей, как ее тут же облепил с десяток девочек, которые даже несмотря на прохладную погоду, умудрялись щеголять по улице в коротких шортиках. Тут же защелкали вспышки айфонов в стремлении запечатлеть селфи на фоне спорокара. Мне на это развлечении было в большей степени плевать, я сюда приехал искать налоговика, и даже парочку фотографий припрятал в кармане пиджака. Лавируя между многочисленных людей, я выискивал свою жертву взглядом и пока не находил. Зато остальный мудаков высшего общества здесь было вдоволь. Взгляд зацепил Влада Соколовского, стоявшего рядом с таким же отбитым на голову сынком, какой-то шишки из пенсионного фонда. Я даже уловил краем уха их разговор: — Батя мне майбах обещал. Но в конце года, когда эта шумиха с повышением возраста утихнет, а пока на ламборджини покатаюсь. Покосившись на зажравшегося ублюдка, который потягивал сейчас явно что-то алкогольное из бокала, пожелал ему разбиться на обратном пути домой о ближайший отбойник. От мыслей меня отвлек мелькнувший впереди Польский. Вот и он, зараза. Настигнув налоговика у выставленной прямо на улице барной стойки, я мягко попросил его отойти в сторонку. Судя по надменной ухмылке Польского, он был в курсе ситуации в моем бизнесе и явно ожидал от меня “плюшек” с несколькими нулями в конце и в зеленом эквиваленте. — Руслан Михайлович, не ожидал вас здесь увидеть, — улыбчиво начал этот мудак. — Поговаривали, что вы с головой ушли в работу, не до развлечений. — Так и есть, — оскалился я. — Вашими стараниями, так сказать. Польский всплеснул руками. Жест от взрослого мужика вышел по-гейский противным, впрочем, фото в моем кармане это только подтверждали. — Господин Коршунов, мои сотрудники всего лишь выполняли свою работу и делали это качественно. Нельзя обвинять их в соблюдении всех правил и процедур. Впрочем, — налоговик сделал многозначительную паузу. — Вы ведь знаете, что я предпочитаю наличные, и мы может договориться. — О, да! Я тоже так думаю. Очень верю, что именно “договоримся” — в этими словами я вытащил фотографии и сунул под нос Польскому. — Завтра это может чисто случайно лечь на стол директору первого канала. Или даже лучше: для стопроцентного резонанса начну с ведущих интернет-площадок. Уверен, блоггеры обсосут эту новость не хуже, чем вы член этого парня. Польский побледнел и у него задрожали руки. — Откуда это у вас, — проблеял он. На что я выгнул бровь и искренне поинтересовался, неужели он думает я сдам источник. После этой фразы до этого заразы наконец дошло, зачем я все еще тут стою, а не сливаю фотки в сеть. — Завтра же устраню все проблемы созданные моим ведовством. — А вы понятливый, господин Польский, — похвалил его я. — Быстро смекаете. Он закивал подобно китайскому болванчику, и тут же принялся запихивать мне фотографии обратно, я же брезгливо отпихнул его руки прочь, ибо помнил, что он этими самыми руками делал. — Оставьте на память. У меня еще есть несколько десятков копий. На этом я поставил жирную точку в нашем разговоре. Думаю, мы друг друга отлично поняли, ровно настолько, что мне больше нечего делать на этой вечеринке. Я уже направлялся к машине, когда раздался звонок. Вытащив телефон, с нехорошим предчувствием уставился на номер доктора Орлова. — Да? — громко произнес я, перекрикивая врубленную кем-то поблизости музыку. И опять это противное ощущение самого ужасного. Лишь бы не это. — Что-то с матерью? — Роман Михайлович, доброго вечера, — из-за шума я еле различал голос мужчины. — Понимаю поздно, но ваша мать немного пришла в себя. Сами понимаете насколько редки такие состояния, и я решил сообщить. Она зовет вас. — Еду, — коротко бросил на бегу к машине. И похрену, что на меня все смотрят и оборачиваются. Не каждый день увидишь бегущего Коршунова. — И захватите мороженое, — добавил Орлов. — Вы ведь знаете… — Знаю, — оборвал я. Лучше него знал. — Скоро буду. На моей тачке до сих пор тусовались какие-то бляди — развалились на капоте и устраивали фотосессию. Гаркнув на них, что всех передавлю нафиг, если сейчас не свалят, я завел машину и с визгом шин свалил с автодрома. Пофигу что на меня подумают, я ехал к матери.

* * *

Руслан Это было последней каплей в череде событий. Той самой, что переполнила чашу, преодолев точку поверхностного натяжения. Той самой, вскрывшей меня изнутри, выпотрошившей грудину…. я ощущал себя выброшенной на берег рыбой, которая лихорадочно глотает воздух, но не может насытиться кислородом. Не успел я к матери. Как бы сильно не гнал гребанную скоростную тачку. Даже на гоночном болиде, блядь, не успел бы. Нет, мама не умерла. Но, когда я приехал, пообщаться с ней было уже не судьба. Ушла в себя! Опять. Вернется не скоро, и вероятнее всего вообще никогда не вернется больше. Орлов сказал, что с такими как она в этой стадии болезни “Нормальное сознание” — исключительная редкость. Которую я успешно проебал. Очередное разрушение моего маленького мира, и оно всегда испытание. Я с честью держался, когда воевал и дома и на работе, когда не мог расслабиться ни на минуту и скинуть напряжение, но это… мама. Наверное, это единственное святое, что остается в жизни каждого человека, каким бы опустившимся он ни был. Вот и сейчас… Я ввалился в темный дом, жадно втягивал носом воздух, но вместо привычного флера ароматов, мне по прежнему мерещился запах вишневого мороженного. На руках, на коже, на языке… От него тошнило, выворачивало внутренне до кровавой рвоты. Приятный запах с детства, который в последние годы стал ассоциироваться с мукой и больницей. Мне вскрыли вены и кровь медленно заливала все вокруг, и даже она того самого, ненавистного темно-вишневого цвета. Прислонившись спиной к двери, я сжал мелко подрагивающие пальцы и с горькой усмешкой понял, что… Я все. Я просто все. Что угодно, чтобы забить эти ассоциации… и забыться. Ноги сами понесли меня сначала к бару, где я налил виски на два пальца и залпом выпил, а после еще один бокал, и лишь тогда внутренности выпустило из ледяных когтей. Короткими, нервными движениями я вскрыл пачку дорогих сигар, отщипнул у одной кончик и затянулся крепким табаком. В сочетании с алкоголем он почти мгновенно давал в голову, заставляя расслабиться. Сделав несколько затяжек, я захватил бутылку вискаря, бокал и отправился вглубь дома. Не знаю сколько я бродил по комнатам и коридорам, как призрак неадекватного алкоголика… Да, я примерно так и выглядел. В одном из зеркал дрожало отражение… светлый костюм, темные волосы, мертвенно-бледная кожа и воспаленные глаза, в которых отражался тлеющий огонек на кончике сигары. Спустя несколько минут ноги сами принесли меня к дверям Евы. Нет, я не думал заходить и предъявлять права, но я, как побитая собака, приползл к дверям той, чья ласка была так нужна. И да, я прекрасно это осознавал. — Херово это… когда баба нужна не только как тело, — полушепотом проговорил я, глядя в потолок и в очередной раз затягиваясь. — Ведь именно поэтому ты сейчас не лезешь к ней в постель, а сидишь под дверью. От выпивки и табака на голодный желудок начало мутить, а мир перед глазами плыл и качался. Совсем ты поехал, Рус. Я отодвинул стакан и приложился к вискарю напрямую из бутылки, мысленно смеясь над своими прежними заморочками в стиле “употребление — как искусство”. Лед, определенная доза, определенный сорт… послевкусие, мать его конем! Какая разница как именно раскрывается букет, если тебе хочется самым банальным образом надраться и… перестать быть. Но не можешь. Потому что от тебя слишком многое зависит. На одной с тобой подводной лодке как минимум мать, а как максимум Ева. Я обещал вернуть ей голос. А Руслан Коршунов всегда выполняет свои обещания. Именно в этот момент тихо скрипнула дверь и в узком зазоре между ней и косяком появилась маленькая тень… ушастая и хвостатая. От неожиданности я даже отлип от бутылки и сфокусировал зрение на котенке. — Мяу! — явно с претензией заявило животное. — Мяу? — Какого хера сижу? — почти не слышно переспросил я в ответ. — Хочу и сижу. Это мой дом, между прочим. Бухаю, где хочу! Морда блохастого найденыша брезгливо скривилась и, задрав хвост, эта поганка целеустремленно пошла ко мне. Я же также целеустремленно, но вовсе не настолько элегантно встал и отправился вниз. Вопреки ожиданиям, кошка не поспешила отвалить от меня сразу. Она ходила словно тень, притом маленькая и доставучая, но после какого-то по счету глотка коллекционного пойла я перестал воспринимать ее как нечто чуждое. Не знаю какие демоны принесли меня в музыкальную комнату, но они явно знали толк в муках человеческих. Сейчас, именно в этот момент, вид почти каждого инструмента впивался в душу шипами тернового венца. А уж она… моя первая гитара. Я мотнул головой, и сжал пальцы, даже спустя годы ощущая шрамы на них, хотя физически там была уже давно лишь идеально гладкая кожа… поверх поврежденных сухожилий. Театральная ширма за которой лишь разруха… Может и вся моя жизнь, как эти кулисы? Красный бархат — равно успешная жизнь, а на подмостках за ней лишь обнаженный до нервов, поломанный человек. Я подхватил под пузо кошку и посадил ее на белоснежную крышку рояля. Она села, обвив хвостиком лапы, и выжидающе уставилась на меня. Ну, а я поставил рядом с кошкой бутылку, дополнив этим немудреный натюрморт, и откинув крышку пробежался пальцами по клавишам. Неловко… руки толком не гнутся, да и практики давно не было. — Мур? — вопросительно сощурила глаза Пятнышко. — Когда это случилось? — начал сам с собой разговаривать я, пристально глядя на кошку, и будучи зверски благодарным ей за общество. Не чувствуешь себя совсем уж поехавшим психом. — В пятнадцать лет, когда я по дурости попал в аварию и мне раздробило пальцы. Тогда и гитара и рояль, да и вообще ВСЕ, осталось для меня в прошлом. Нет, я не сдался, что ты. Я пахал как проклятый, разрабатывал руки, подыхал на репетициях… но не мог, просто физически не мог так как раньше! Не все в этом мире лечится деньгами и человеческим упрямством. Короткий проигрыш, и я снова срываюсь, промахиваюсь… Иногда витраж твоей жизни разбивают на такие мелкие осколки, что из него никак не получается собрать подобие прежнего рисунка. Как не верти в руках острые льдинки, на пальцах лишь остаются раны в форме слова "вечность"… и не получается старый узор. Я складывал его так и эдак, но получал что угодно, кроме музыкального направления в жизни.

 

Тогда я выбрал наиболее привлекательный и пошел по нему. Пошел, наплевав, что первое время неровно склеенная мозаика ранила мои босые ноги. Я научился жить. Мне нравилось так жить. А что касается лютой, хоть волком вой, тоски… так она у всех бывает и крутой бизнесмен Руслан Коршунов вовсе не исключение из правил… Эта мысль совпала с последними звуками рояля… и тихим шелестом разлетевшихся по полу пластинок, которые смахнула неловкая рука.

* * *

Глава 25 /Ева Дёмина/ Я не знаю, что меня разбудило.

 

Просто среди ночи открыла глаза, и несколько секунд не могла понять в чем дело. Из окон, сквозь не до конца задернутые шторы, лился лунный свет, полосами ложась на ковер. Проследив за ним рассеянным взглядом, я заметила, что дверь приоткрыта, и в щели на прощание мелькнул длинный кошачий хвост.

 

А после услышала тихий, хриплый голос Руслана, но слов разобрать не смогла. Сначала я нервно стиснула края одеяла, но почти сразу заставила себя расслабиться.

 

Полным откровением и удивлением стало для меня то, что тяжелые мужские шаги начали удаляться.

 

Я немного подождала, а после накинула поверх сорочки такой же коротенький халатик, и вышла из комнаты. Передвигаться по ночному дому было непривычно и даже немного страшно, но я, помявшись на лестничном пролете, все же спустилась на этаж ниже, ну а после… меня вел слух.

 

Из музыкальной комнаты слышались блюзовые мотивы… причем это явно была не запись. Музыкант периодически сбивался, но сразу возвращался в канву мелодии, но чуть слышное дребезжание клавиш выдавало его эмоции. Он ошибался… и злился.

 

Безмерное удивление, словно красная нить, влекло меня вперед. Я кралась по коридору, ощущая себя женой Синей бороды в шаге от запретной двери, зрелище, плата за которое навсегда изменит мою жизнь.

 

Я ощущала дыхание этих перемен на лице, и не знала хорошими они будут или плохими, но остановиться не могла.

 

Достигнув порога, я замерла и даже подалась вперёд, всем существом впитывая в себя образ мужчины за роялем.

 

Руслан всегда казался мне красивым, но сейчас… сейчас в нем было что-то демонически притягательное конкретно для меня. Словно наконец-то подобрался нужный ключик, нужный образ… нужное амплуа.

 

Не жесткий делец, не мой владелец, заявляющий права на тело, а… музыкант с надрывом в душе и травмой где-то внутри. Я чувствовала ее в нотах и звукаx, висящих в воздухе.

 

Передо мной сидел человек, у которого со мной оказалось гораздо больше общего, чем можно было подумать раньше.

 

Мягкий жёлтый свет окутывал его фигуру, играл на шерсти сидящей на крышке рояля Пятнышки и превращал комнату в какое-то совершенно оторванное от внешнего мира пространство.

 

Руслан касался клавиш, раз за разом высекая из них мелодию, периодически ошибался… и злился. Пил, порывисто делая глотки из стоящего рядом бокала, судя по всему явно не первого. И рассказывал… рассказывал кошке о своем прошлом.

 

Эта картина была настолько личной, словно я случайно заглянула за кулисы чужой души, а там меня явно не ждали, потому что веселые клоуны сидели, повесив голову, а силачи стояли, ссутулив плечи.

 

Я сделала мягкий, скользящий шаг назад, рассчитывая удалиться так же незаметно, как и пришла, но в этот момент фортуна отвернулась, и я случайно задела рукой стопку пластинок, на тумбе у входа. Они веером разлетелись по полу, а Руслан вскинулся и резко повернулся ко мне, с прищуром глядя прямо в глаза.

 

— Ева… — он задумчиво протянул он и резко, со стуком опустил крышку рояля. — Давно тут стоишь?

 

Мы оба знали, что подразумевается под этим вопросом, поэтому немного помедлив, я посмотрела на него в ответ и запинаясь проговорила:

 

— Нет… то есть да. Я случайно шла мимо и услышала музыку… ты очень душевно играешь.

 

— Я плохо играю, — отрывисто отозвался Коршунов и нервным движением потянулся к пачке сигарет лежащей рядом с бокалом и бутылкой.

 

— Душевно и классически-правильно это разные вещи, — тихо проговорила я, как зачарованная делая шаг вперёд.

 

Мне хотелось быть к нему ближе, пожалеть, согреть теплом. Почему-то в этот момент душа была полна странного чувства, что наши раны идеально подходят друг другу. У кого-то пазлы, а у кого-то психологические травмы… мы долго не могли найти ту грань, в которой совпадаем, но быть может это она?

 

Шаг, ещё шаг… меня до безумия притягивали его волосы. Мягкие, блестящие в свете ламп, они манили своей гладкостью, а у меня зудели подушечки пальцев от жажды прикосновений.

 

Коршунов прикурил сигарету, и когда возвращал пачку обратно, получил по руке крошечной когтистой лапкой. Пятнышка гневно зашипела и поперхнулась, когда Руслан выдохнул дым прямо в ее морду.

 

— Вот поганка, — хмыкнул мужчина, рассматривая царапину на внешней стороне ладони. — Я к ней со всей душой, а она…

 

“Она” гордо задрала хвост и спрыгнула с рояля, чтобы неторопливо, с королевским достоинством удалиться из музыкальной комнаты.

 

— Ну я же говорю — вылитая ты, — прокомментировал этот поступок Руслан, и вновь затянулся, чтобы пристально взглянуть на меня и проговорить: — Почему ты пришла мы уже узнали… а сейчас меня интересует, почему ты не выходишь, Ева-а-а… Вопрос ударил меня под дых. Я жадно схватила ртом воздух с терпким привкусом табачного дыма и не знала, что ответить. В голове теснились столько фраз, начиная от честного признания и заканчивая попытками отшутиться, но у меня не получалось!

 

Коршунов поднялся и небрежно бросив окурок прямо в бокал с янтарным виски, наклонился и остановившись в нескольких миллиметрах от моего лица, и шепнул:

 

— Обними меня, Ева…

 

Я пропала, утонула в его темных глазах, и все в них лишало воли и затягивало в темный омут, в котором полыхали лишь бесстыдные картинки-воспоминания о руках, губах и том, что Руслан всем этим мог сотворить с моим телом.

 

Руки птицами взмыли вверх и мягко легли на закатанные рукава белоснежной рубашки. Под одной частью ладони была прохладная ткань, а под другой горячая кожа и этот контраст сводил с ума.

 

Сердце бешено билось о ребра, высекая огненные искры, и вместе с кровью разнося их по венам.

 

Мои руки уже не слушались хозяйку, они скользили все выше и выше по рукам, поглаживали широкие плечи и наконец-то решились, перешли на кожу. Шея, участок груди в полурастегнутом вороте… мало, как же мне было его мало!

 

— Чудесно, — хрипло проговорил Руслан, прикрывая глаза и откровенно наслаждаясь моими прикосновениями. — Ты и правда мое обезболивающее… от любой боли. Я распахнула глаза и утонула окончательно.

 

— Поцелуй меня, Ева…

 

Какой глупец сказал, что сирены были женщинами? У Коршунова в роду однозначно затесались… другого объяснения своему полнейшему сумасшествию я не видела.

 

Мне и самой дико хотелось его целовать. Жадно, страстно, безумно.

 

Встав на цыпочки я обхватила его шею руками и прижалась к губам. Первый миг соприкосновения словно вытянул меня огненной плетью по позвоночнику. Наш поцелуй не был похож на недавние объятия… больше не было нужды в “знакомстве” и спрашиванию разрешения на что-то большее.

 

Столь долго кипящая и не находящая выхода страсть столкнула нас словно две кометы в космосе. Искры, пламя и тающий лёд. От моего панциря ничего не осталось.

 

Руслан властно держал меня за шею и целовал так, что покидали остатки разума, а я наконец-то получила возможность прикоснуться к его волосам и упивалась этим. Перебирала, гладила, сжимала у корней… пока он не рыкнул и не переместил руку выше, сжимая уже мои локоны и с силой оттягивая их назад, вынуждая запрокинуть голову. И я отвечала. На ласку лаской, на укус укусом и на его безумие своим сумасшествием.

 

Я не понимала, кто из нас двоих пьян. Будто не Руслан пил виски, а мне крепкий напиток ударял в голову. Рассудок мутился по-настоящему сильно, так, что не оставалось никаких мыслей, лишь чувства и желания. Руки мужчины скользнули ниже по моему телу, уверенно накрывая грудь и сжимая соски через ткань тонкой сорочки. Я прерывисто выдохнула и тихо застонала, потому что весь мир казалось сосредоточился на этом остром ощущении легкой боли. И сердце тук-тук-тук… Африканские барабаны танцевали в глубине тела, в бешенном ритме пульса. Руслан с тихим рыком сдернул с моих плечь халатик, провел по горловине сорочки, а после подхватил под ягодицы и поднял на руки. Мне не оставалось ничего кроме как обхватить его талию ногами. Почувствовав промежностью всю силу желания, я четко осознала, что в этот раз мы точно дойдем до конца, и на какой-то миг ощутила укол страха. Естественная боязнь перед неизвестностью. А ведь все выходило действительно так, как хотел Коршунов. Я пошла к нему сама добровольно, вот только не за подарки или деньги, а потому что мне по-настоящему захотелось. И отступать я не собиралась, поэтому подалась вперёд, прижимаясь к мужчине всем телом и жадно целуя в губы. Мы поднимались в спальню непозволительно долго, потому что Руслан периодически прижимал меня к какой-нибудь стене, чтобы дать волю рукам. И я судорожно сжимала лодыжки и сдерживала рвущиеся наружу стоны, прикусывая губы. Ведь в доме кроме нас двоих были другие люди. Руслан же будто дорвался до вожделенного десерта и теперь не сдерживал себя ни в чем: порвал кружевную бретельку на сорочке, обнажив одну грудь для своих прикосновений и губ. Он страстно целовал меня там, оставляя на нежной коже красные следы от щетины и засосов, и мне становилось стыдно, от того что столь грубое и запретное мне нравилось. Нравилось настолько, что я спешила расстегнуть на мужчине рубашку, нетерпеливо дергала и даже вырвала с нитками несколько пуговиц, так сильно мне хотелось поскорее добраться до гладкой, горячей кожи и укусить в ответ. Запах Руслана пьянил. Стоило мне положить обе ладони на его мощную грудь, как он коротко рыкнул и накрыл мои губы очередным поцелуем, пока руки то сжимали мои ягодицы, то ласкали грудь, то с силой оттягивали соски. Стоило наконец добраться до спальни, как я вывернулась из его объятий и помогла стащить рубашку, в то время пока он окончательно избавляся от моей сорочки. Кожа к коже… это стало для меня настоящим откровением. Моя прохладная и его горячая, моя шелковистая и его чуть шершавые ладони на ней. — Я буду нежен, — пообещал он, когда умелые пальцы наконец-то добрались до заветного местечка внизу и я инстинктивно сжала колени. — Научись доверять мне, Ева. И вправду, за столько времени жизни под одной крышей, пусть даже не о какой любви между нами и речи не было, но я почему-то верила Руслану. Свое слово он старался держать всегда. Я шире расставила ноги, заставила себя расслабиться, и выгнулась на кровати, стоило ему пробежаться пальцами по сокровенным складочкам. Руслан невесомо ласкал лепестки плоти, то с нажимом проводя по напряженному бугорку, то осторожно погружая в меня пальцы, растягивая и готовя к своему вторжению. Волны наслаждения накатывали на меня подобно океану, но не уносили в глубины, а вновь выкидывали на берег… в объятия мужчины. Я стонала, выгибалась и то оплетала его руками и ногами, прижимаясь к груди и шепча что-то неразборчивое, то рвалась из рук. Потому что оказывается бывает настолько хорошо, что терпеть невозможно. Руслан держал меня на грани до развязки, специально не отпуская за край, поэтому когда он накрыл меня обнаженным телом, я приняла это с радостью. — Я хочу чтобы ты решила, как это будет, — шепнул он, обжигая ухо горячим дыханием. — Быстро или медленно? Ты вправе выбирать. Вопрос замер в воздухе, так же как и мое дыхание в груди. Зато я поняла одно, что точно не хочу тянуть, чтобы не страдать муками сомнений, правильно ли поступаю, отдаваясь этому человеку. — Быстро, — выдохнула я и прикрыла глаза. Рваный стон сорвался с губ Руслана, и он коснулся меня поцелуем, а после ещё раз нежно погладил преддверия моего тела, потерся о влажный вход головкой и нажал, стремясь внутрь. Его встретило упругое сопротивление, и я закусила губу почти до крови, потому что уже в следующий миг, Руслан ворвался в меня сразу и на всю длину. Мой стон боли слился с его рычанием. Это и правда больно… в первый раз. — Тшш, — глядя мне в глаза, выдохнул мужчина. — Теперь уже все. Он двинулся назад, гораздо медленнее чем ворвался, и все следующие движения были пропитаны такой тягучей нежностью, что я начала плыть новых, неизведанных ощущениях. Неотрывно смотрела на Руслана, в его шальные глаза, ловила частое дыхание и слова, срывающиеся с губ: — Вот я и в тебе, моя сладкая девочка. И знаешь что? — он медленно погрузился в меня до самого конца, и замер в наивысшей точке так, что я ощутила каждый сантиметр наполненности им, и неожиданно для себя самой простонала: — Что-о? — С ума схожу от того, что ты мне позволила это сделать. Новое движение внутри, и мой новый стон в ответ. — Сделай так ещё раз, Ева, — просит он, и я забывая обо всем на свете взрываюсь звуками, с каждым сладким толчком. И даже то, что боль не до конца ушла, не мешало. Просто я переключилась на иные ощущения. На тепло от Руслана, на его крепкие руки на моих бедрах, на близкое ощущение грани, к которой вот-вот приближусь. — Обхвати меня ногами, — хрипло приказал Коршунов мне на ухо, и я послушно сомкнула лодыжки на его бедрах и прерывисто выдохнула, ощутив, как он вошёл ещё глубже… — Ох! Мне казалось это было невозможным, но в этот миг я была вся его. Внутри горел пожар, а Руслан все ускорялся, распаляя его еще сильнее. Я буквально выдыхала его имя с каждым новым вздохом, а мужчина просил меня не умолкать, звучать для него, до самого финального аккорда — и я звучала, пока меня не выгнуло дугой в его объятиях, и я вскрикнула так громко, насколько позволял надломленный голос. Перед глазами рассыпалась целая вселенная, а в животе будто целый симфонический оркестр играл оду эйфории, и дирижером в ней был Руслан. С последним особо длинным толчком Коршунов замер надо мной, упираясь в мои пределы до самого конца, и я почувствовала как нечто горячее и сильное заполняет меня изнутри. Несколько мгновений ничего не понимала, а после испугавшись вдруг дернулся, но сильная рука удержала. — Не паникуй, моя сладкая. От одного раза ничего не будет. Завтра выпьешь на всякий случай какие-нибудь таблетки. Я попрошу Нестерова выписать. Подняв взгляд на спокойного Руслана, который смотрел на меня сейчас с таким трепетом, я вдруг прониклась и сама его спокойствием. И вправду ничего не будет. Коршунов не тот человек, который не просчитывает последствия своих поступков, и случайный залет в его планы точно не входит. Да и я неоднократно слышала, ещё в Челябинске, как мои одноклассницы пили постинор, если вдруг случилось непредвиденное. — Не делай такое серьезное лицо, Ева, — вырвал меня из мыслей мужчина. — Мне больше нравилась твоя улыбка после оргазма, и поверь, я очень жалею, что прямо сейчас мы не можем пойти на второй заход. — Почему? — задала глупый вопрос я, и тут же смутилась из-за красноречивого взгляда Руслана устремленного вниз. — Подождем, пока заживёт. Хочу, слышать твои стоны удовольствия, а не боли.

* * *

Глава 26 За время проведенное в доме Руслана я отвыкла просыпаться рано. Поэтому когда где-то в рассветной тишине раздался вначале визг, в котором я узнала голос Марины, а потом несуразный шум и топот внизу на первом этаже, я решила, что все это мне снится. Лишь и глубже зарылась под одеяло и вжалась в горячее тело Руслана рядом. Его близость успокаивала и прогоняла кошмар, внутри которого кричали люди. Но уже в следующий миг, я поняла, что тревожил меня отнюдь не сон. В спальню, фактически срывая дверь с петель, ворвался Николай. — Руслан Михайлович, там менты, — выпалил он, пока ни я, ни только что открывший глаза Коршунов ни черта не соображали. Через пару секунд в комнату вслед вслед за Николаем ввалились какие-то люди в форме и в масках, и ещё двое в гражданском. — Какого хрена? — выпалил тут же проснувшийся Руслан. Я же прикрылась до самого носа одеялом и боялась даже дышать, прочитав на форме одного из бойцов знакомое слово “СОБР”. Меня накрыло паникой и сумбурными вопросами: Что происходит? Почему эти люди здесь? Почему с оружием? Но ещё больше пугало, что опытного Николая эти ребята скрутили за пару секунд и, наверняка, вся охрана внизу была также положена мордой в пол. — Я повторяю вопрос, — громко произнес Руслан, наконец вставая с кровати и набрасывая на голое тело халат. — Какого хрена вы все здесь делаете? Первым заговорил мужчина лет сорока в “гражданке”, не менее невозмутимо чем Коршунов он ткнул Руслану в нос корочкой и перешёл в ответное наступление: — Подполковник Стрельченко, следственный комитет. Вы, Руслан Коршунов, обвиняетесь в особо жестоких убийствах молодых девушек. В вашем доме будет произведен обыск и возможно арест. В комнате повисло странное молчание, разбавленной, пожалуй, только громким мурчанием Пятнышки, которая неожиданно принялась тереться следователю о штанину, словно он был кустом валерьянки. Предательница пушистая! — Серьезно? — наконец ожил Руслан. — На каком основании? Где предписание? И на кой хер при обыске СОБР? — У нас есть информация об уровне подготовки вашей охраны. Это всего лишь мера предосторожности, — Стрельченко отвечал невозмутимо, а вот на Руслана смотрел так, будто уже заранее вынес приговор — казнить, нельзя помиловать. И в довершении всего, протянул руку второму мужчине, явно младше по заданию. Тот с готовностью достал из пухлой папки какие-то листы и отдал начальнику. — Постановление на обыск. Коршунов выдрал документ из чужих рук и впился взглядом в строки. Судя по громкому скрипу зубов, дело было дрянь. — Отпустите моих людей и ищите что хотите, все равно ничего не найдете, — процедил он спустя минуту изучения бумаг. Но приказной тон не произвел на Стрельченко никакого эффекта. — Не в вашем положении указывать. — В своем доме я делаю, что хочу, — огрызнулся Рус, на что тут же получил ответку: — Можете захотеть вызвать себе адвоката. Он вам пригодится, — пообещал подполковник, и в этот миг его мобильный разразился трелью: — Слушаю… Нашли?.. Кровь? В машине… понял вас. Буквально три фразы, и у меня от каждой сердце в пятки уходило. Какая кровь? Чья? Где нашли, и причем тут Руслан? — Итак, гражданин Коршунов. я вынужден задать вам несколько вопросов, прежде чем мы отправимся с вами в отдел для более тщательного разговора. — Я отказываюсь отвечать без своего адвоката. — А я советую не глупить, и все же не тратить мое и ваше время. Итак, где вы были вчера вечером? — На афтепати на спецполигоне, после у матери, а затем дома, — четко ответил Коршуном, и я понимала, почему он решил не спорить. Судя по настрою присутствующих — эти ребята не шутили, и Руслан, как матерая акула, это прекрасно чувствовал. — Вы знаете эту девушку? — в разговор неожиданно вмешался помощник Стрельченко и выудил из папки снимок. Я увидела его только мельком, но даже от этого меня едва не вывернуло, а кровь застыла в жилах. Обезображенное тело, истерзанное в мясо, и только лицо не повреждено. Казалось даже макияж не потек. — Впервые вижу, — ответ Руслана прозвучал незамедлительно и даже мускул не дрогнул на лице. — Тогда как вы объясните это? — очередной снимок, только на нем ещё живая девчонка улыбчиво позировала на фоне спортивного авто Руслана. — Даже объяснять не собираюсь. Вокруг моей тачки вчера вились сотни дур, я за всеми не следил. — И то, что тело обнаружили недалеко от пансионата вашей матери вам тоже ничего не говорит? — напирал следователь. — Абсолютно. — Допустим. Перейдем к следующим вопросам: что вы делали в Сочи второго сентября? Вопросы сыпались на Коршунова словно из рога изобилия, он четко отвечал на каждый, вот только лицо Стрельченко не менялось, скорее наоборот, все больше пропитывались пусть и хорошо скрываемой, но ненавистью. — В нашей стране действует презумпция невиновности — наконец произнес он. — Но я всегда поражался тому, как подобные вам подонки, Коршунов, умеют врать. Только в этот раз не поможет. Не отвертитесь. Он подал какой-то сигнал бойцам, и те в несколько секунд скрутили Руслана руки за спиной и щелкнуло наручниками. — Вы не имеете права, — попытался вырваться Руслан. — Должны быть улики для ареста. Весомые основания! Подполковник и его помощник победно переглянулись, и мне стало нехорошо от этого взгляда. Потому что я была уверена: ничего подобного Руслан не мог сделать с той девушкой. Он ведь весь вечер был со мной. Когда бы он успел? — Первую жертву обнаружили в Сочи, недалеко от вашего филиала. Вторую в Москве рядом с офисом. Третью около пансионата вашей матери. Всех троих девушек объединяли одинаковые биологические следы на теле принадлежащие несомненно убийце. — Ещё скажите, что мои, — с вызовом посмотрел Рус. — И мои адвокаты сожрут вас за сфабрикованное дело. — Тогда пусть уже начинают. Кроме следов в багажнике вашей машины обнаружена кровь убитой девушки. Если ещё пять минут назад я ничему не верила, то теперь меня словно обухом по голове огрели. Кровь девушки, вот о чем говорил следователь. Я испуганно взглянула на Руслана, все ещё не веря, но уже сомневаясь. Он ведь вчера злился, был взвинчен до предела, и только после ночи со мной немного успокоился. Так может, все обвинения правда? — Руслан, — тихо позвала я, чем вызвала к себе интерес собравшихся. Ещё минут пять назад на меня не обращали ровно никакого внимания, будто я пыль. — Они ведь врут? — Ты сама знаешь ответ, — поджав губы, произнес он, и один из бойцов начал подталкивать его к выходу из комнаты. — Вспомни, как оказалась у меня и сделай выводы. — А вы кто такая? — оживился Стрельченко, тут же переключаясь на помощника и отдавая приказ: — Нужно допросить всех в этом доме, от слуг до любовниц. Я вспыхнула краской, а Руслан, которого уже почты выволокли из комнаты, успел выкрикнуть: — Ничего им не говори. Ты имеешь право молчать. Жди Клауса!

* * *

Глава 26 /Ева Демина/

 

Это ад. Кромешный, сюрреалистичный ад, в котором тебе по седьмому кругу задают море вопросов, на которые ты просто физически не можешь ответить. Да и не хочешь! Я ждала обещанного Русланом адвоката, но следователи не сдавались и пытались зайти то с одного, то с другого бока и выжать хоть немного информации до прибытия неведомого Клауса. — Итак, как вас зовут? Вы же понимаете, хотя бы эти данные нам нужны. — Ева Демина, — устало ответила я. — Кем вы приходитесь Руслану Коршунову? — в темных глазах следователя было отчетливо видно снисходительное презрение, он, очевидно, давно сделал для себя выводы. Однозначно со знаком минус. Любовница. Подстилка. Шлюха убийцы. Убийца… Это слово пропитало собой воздух, отравляя кислород, и теперь он затекал в легкие, разносился по крови и вызывал интоксикацию разума. Неужели это правда? Неужели Руслан сотворил все эти зверства с теми девушками? Неужели нежный, заботливый и страстный мужчина, с которым я провела ночь, которому отдала свою невинность, оказался маньяком?! Убийца. Это слово барабанами стучало в моих ушах, заглушая даже вопросы полицейских. В дьявольские ритмы там-тамов ворвался чей-то громкий голос с отчетливо слышимым немецкий акцентом: — Я требую пропустить меня к фройляйн Деминой! И вы не имеете никакого права отказать! — Документы, — холодно потребовал следователь из гулкого, просторного холла. — Так-так-так… иностранные граждане? И кто вы господа? Регистрация есть? — Дитрих Сайн-Витгенштайн — адвокат Руслана Коршунова, находится тут по его поручению, — арктическим холодом в голосе говорившего можно было мгновенно замораживать фрукты. — И я — Клаус Сайн-Витгенштайн. Переводчик и детектив по особым поручениям. Пропустите нас к Еве Деминой, вы не имеете никаких прав для того, чтобы препятствовать. Клаус?! Тот самый Клаус, которого велел ждать Руслан? Господи, да я даже пришествия Деда Мороза в пять лет так не ждала, как этого “Санту”! После недолгих пререканий двери распахнулись и на пороге появились “двое из ларца одинаковых с лица”. Два высоких, спортивных блондина с внешностью, на которой словно на лбу написано — немцы. Близнецы, только один серьезный и собранный в серо-стальном костюме и в очках, а второй, гораздо более улыбчивый, что совершенно не соответствовало ситуации, и в костюме на несколько тонов темнее. — Добрый день, фройляйн, — вперёд выступил немец в сером и склонил голову в приветственном поклоне. — Меня зовут Клаус, и я о вас позабочусь. Прелесть какая… позаботиться он… — И как именно? — настороженно уточнила я. — Придумаем, — нейтрально улыбнулся немец и поправил очки на переносице. — Для начала, нам нужно побеседовать по душам, а после решить проблемы с властями. Власть в лице местного следователя попыталась было задержаться, но Дитрих что-то отрывисто сказал на немецком, а Клаус перевел: — Адвокат господина Коршунова интересуется тем, закончились ли следственные мероприятия? — Да, — неохотно буркнул полицейской, явно ощущая себя неуютно в этом месте и перед этими людьми. От немцев за версту веяло уверенностью в себе и спокойствием сытых хищников. Их ни капли не смущало то, что играть приходится на чужой территории, они везде ощущали себя хозяевами. Такое своенравие мне исконно-русской было не по нраву, вот только и выбора не было. — Тогда вам стоит покинуть этот дом. Еву Демину вы можете вызвать для показаний повестко, так как она не является свидетелем, нет никакой необходимости дожидаться пока фройляйн созреет для диалога. И не дожидаясь ответа явно опешившего от такой наглости мужика, Клаус галантно предложил мне руку и спросил: — Проводите нас в кабинет? — Д-д-да, конечно, — нервно кивнула я и указала в сторону парадной лестницы, ведущей на второй этаж. — Нам туда и направо. — Зер гуд, — тонко улыбнулся ариец уголками губ и решительно двинулся в указанном направлении. Второй, тот который адвокат, неспешно следовал за нами. К счастью в этот момент из бокового коридора вышел Николай и взял на себя все обязанности по комфортному размещению дорогих гостей. Это позволило мне несколько абстрагироваться от реальности и собрать мозги, что называется, в кучку. Я ощущала себя словно во сне. Мой мир вновь встал с ног на голову и медленно разрушался по кирпичику. Я носилась туда-сюда с цементным раствором по имени “вера в хорошее”, но как не старалась, не могла остановить регресс. Николай открыл дверь кабинета, отодвинул мне одно из гостевых кресел, а в соседнее тотчас опустился Клаус. Через минуту прибежала Марина с подносом, на котором стоял чайник и несколько пиал. — Я посчитал уместным, — пояснил Николай жестом, отпуская девушку и разливая напиток. Дитрих молча кивнул и, сделав глоток одобрительно улыбнулся, а после воззрился на брата, намекая, что пора переходить к делу. — Итак… Ева, я прошу вас в подробностях вспомнить не только события того дня, когда вас похитили, но и предыдущих. Не было ли подозрительных моментов, да и вообще, меня интересует любая мелочь. Я устало вздохнула, но кивнула и допрос продолжился, но на сей раз представителями “сил добра”, которые, если рассудить, оказались еще более въедливыми, чем “силы зла”. Я вспомнила все. Косой взгляд соседки, медкомиссию, которую проходила незадолго до посещения, погоду и даже время выхода из метро… Особенно тяжело было вспоминать события после укола наркотика. Воспоминания расплывались и терялись, но Клаус терпеливо, наводящими вопросами выуживал из моей головы нужные ему пазлы и составлял картину — Мда… — он потер висок и поправил чуть съехавшиеся с идеального носа очки. — Как я и предполагал, они не полагаются на случайность, и воруют проверенных девушек после медицинской проверки. Надо пробить эту больницу и ее врачей. Спасибо, Ева, вы очень помогли. Интонации были самые благожелательные, но я нутром ощущала, что не сказала ничего такого, о чем немец бы не догадывался сам. И уж чего-чего, а толка от меня сейчас было мало. — Пожалуйста, — едва слышно пробормотала и я вжалась в спинку кресла, желая наконец-то остаться наедине со своими мыслями. Но пока не отпускали, стало быть надо сидеть как мышка и ждать. Что впрочем, не является принципиально новым занятием. — Николай, вы знаете пароль от ноутбука Руслана? — внезапно спросил Клаус, кивая на лежавшую на столе технику. — Нет, — покачал головой верный помощник Коршунова. — Тогда, надеюсь, что хозяин не будет против, если я взломаю, — немец поднялся и энергично притянул к себе машинку. — Может, что-нибудь найду в письмах. Несколько минут я с интересом наблюдала за работой хакера. Вот уж действительно мастерна все руки! Вскрыл защитную систему он буквально за пять минут. Загрузил с флешки пару программ и поставил проверять ноутбук, а сам полез на почту. Все внутри меня противилось такому наглому вмешательству в частную жизнь без присутствия владельца, но в это же время я прекрасно осознавала, что иначе никак. Клаус быстро пролистал письма открыл одно, потом другое… и там, я краем глаза заметила знакомую фамилию. Фамилию своей бабушки… Из головы тотчас вылетели всякие мысли про этику, и я подалась вперед жадно считывая информацию с экрана. Она ввинчивалась в мой мозг раскаленным винтом и начисто срезала всю резьбу. Это ведь он… Руслан. Он тогда распорядился вставить окна в квартире, помог с путевкой в пансионат и ещё многое другое… как раз из числа тех счастливых случайностей, о которых рассказывала бабушка. И Коршунов ничего не рассказал мне. Не швырнул эти данные в лицо с многозначительным намеком “Цени меня!”. Он просто это сделал. Неужели такой человек может хладнокровно резать девушек? Нет! В конце концов меня он как раз мог убить в первую же встречу, было бы желание. Но он забрал… и собирался вылечить мне голос. Наверное у Руслана есть какой-то пунктик по поводу заботы о сирых и убогих. Этакий незакрытый гештальт. Подбирает и выхаживает. Лошадь, котенок, я… Но проявлять свои эмоции по-нормальному не умеет, потому для любого своего поступка находит рациональное объяснение, которое удовлетворило бы коммерческую сторону его натуры. Тем временем пытки инквизиции решили продолжиться. Немцы полностью оправдывали расхожее мнение о своей нации и вытягивали из меня все жилы, заставляли вспомнить даже то, что я видела лишь мельком и чему совершенно не предала значения. Но все рано или поздно заканчивается, вот и господин Клаус, с мрачным выражением лица протирающий стеклышки очков, наконец-то сказал: — На этом все. Фройляйн, спасибо за помощь… Судя по голосу, моя помощь была весьма относительна. Клаус обменялся несколькими фразами с Дитрихом и вновь посмотрел на меня. — Брат тоже благодарит вас за сотрудничество. И да… — порывшись в портмоне, ариец достал визитку и протянул мне. — На всякий случай. — Спасибо, — негромко ответила я, и взяла прямоугольную картонку. На черном фоне белыми буквами было выведено имя, фамилия и два номера телефона. На этом наше печальное рандеву закончилось. Близнецы поднялись, еще раз попрощались и вышли из кабинета, оставляя меня наедине с Николаем. Я несколько секунд тупо смотрела на носки своих туфель, отмечая что на кончике одной появилась глубокая царапина, а после спросила: — Что теперь? — В смысле? — недоуменно выгнул бровь охранник. — Куда я теперь? — Руслан Андреевич не отдавал никаких распоряжений, так что вы по-прежнему наша гостья, — улыбнулся в ответ мужчина и, взглянув на наручные часы, внезапно сказал: — Утро получилось долгое и очень нервное, а сейчас время обеда. Я распоряжусь накрыть вам в малой столовой. Я хотела было отказаться, так как одна мысль о еде вызывала приступ тошноты, но меня как обычно не послушали, потому спустя полчаса я сидела и ковырялась в тарелке. Комната казалась как никогда холодной и пустынной. Просторная, светлая, серо-стальная… ни единой лишней детали, не за что даже взгляду зацепиться. Я не первый раз ела тут одна, но сегодня особенно остро почувствовала одиночество. Душу снедали прямо противоположные чувства и желания. Логика нашептывала, что если я сейчас убегу, то никто особо искать не станет и есть шанс получить свободу. В конце-концов у меня большие подвижки в работе с голосом и вообще… что если Руслан и вправду убийца?! Но вторая часть… нежная, чуткая, женская, нашептывала, что не верит страшным слухам. Как может страстный и ласковый мужчина, который был со мной так нежен прошлой ночью, оказаться маньяком? Я потрясла головой, выкидывая из нее мысли, которые бродили по кругу и никак не видоизменялись. В любом случае, я ничего не могу сделать и должна заниматься тем, что наиболее привычно и ненавистно всем женщинам. Ждать. В конце концов мы всегда, всю жизнь кого-то ждём… Я ещё минут десять честно запихивала в себя еду, понимая, что силы нужны, но на определенном этапе не выдержала звенящей тишины и включила плазму на стене. Там меня сразу же поджидал сюрприз… Судя по всему рандом вывел меня на телевизионный аналог жёлтой прессы, потому что какая-то чрезмерно бодрая девица вещала с экрана: — Ну, а самая горячая новость сегодняшнего дня — арест крупного бизнесмена Руслана Коршунова по обвинению в серийных убийствах девушек! Общественность взбудоражена! Кто-то не верит в причастность Коршунова, а кто-то наоборот считает, что только так все и могло закончится для закрытого циника-интроверта. Сегодня у нас в гостях Елена Добрынина, которая поделится интригующей информацией. Камера переползла куда-то вправо, выхватывая уже знакомую девицу с футбольными шарами вместо груди и чрезвычайно довольной мордой. Та самая Лена, которая пьяная приходила сюда и рассказывала о своей неземной любви к Руслану! И опасности, от которой только она может его спасти… А сейчас она, не краснея, нагло вещала на камеру: — А я сразу поняла, что с ним что-то не так! — с плохо скрываемым ехидством начала она. — Все дело в проблемах с потенцией. — Да вы что?! — наигранно изумилась ведущая. — Расскажите, подробнее! — Мы с Русланом встречались долгое время, — издалека начала Добрынина. — Пока я его не бросила. И были поводы, знаете ли! — Мы жаждем подробностей. — В постели Руслан был полным дном. Вялым и неспособным ни на что. Между нами девочками, я не понимала вначале, как такое может быть. Здоровый половозрелый мужчина, привлекательная женщина — что может быть логичнее. Но это было полным разочарованием с моей стороны. Я не выдержала, и мы расстались. Слушая все это, я машинально сжала кулаки. Вот стерва, видела я, как они расставались. Добрынина едва ли не ковриком лежала под ногами Руслана. — Сочувствую вам, Елена, — пожалела ведущая эту “прости-господи” женщину. — Но могло ли бы такое, что проблемы не в Руслане, а в вас? — Исключено! — вспыхнула зараза и, оператор показательно сфокусировался на двух дынях вместо груди. — На меня, простите, у любого встанет. Совершенно очевидно, что пристрастия у Коршунова были болезненны и его не возбуждали традиционные отношения. — Выходит, вам повезло, что вы с ним разбежались. Добрынина всхлипнула, так что Оскара давай. — Очень. Сегодня утром я поставила свечку в храме своему ангелу-хранителю за то, что уберег. Как подумаю, что могла оказаться на месте одной из девушек, и сердце перестает биться. Колокольчик интуиции затрезвонил в голове, заставляя напрячь мозг и услышать нестыковку, которую я только что допустила Добрынина. Я машинально нащупала в кармане визитку господина Клауса, потому что как раз о Елене-то я ему рассказать забыла… и откуда бы этой дряни знать об аресте утром, если он собственно утром только произошел?

* * *

Глава 27 Руслан Похоже я вип-заключенный, вместо грязной камеры с крысами, нарами и кучей зеков, меня посадили в “одиночку”. Следственный изолятор “пять звезд”. Здесь даже кормили не баландой, впрочем, я почти не ел. Мое охеревание от проихошедшего начисто лишило меня аппетита, потому что я не понимал ни черта. Меня обвиняли в сфабрикованных убийствах, особо жестоких, а я мог только отрицать и чувствовать себя придурком — потому что все было против меня. Даже сука Лена Добрынина. Отыгралась дрянь, сунулась в СМИ и рассказала про меня полную хрень. Обиженная, млять, женщина. Еще вчера я рассказал Дитриху и Клаусу все что знал, и даже о чем не знал, но только предполагал. Сдал Влада, который брал у меня ключи от тачки, и дебилу было понятно, что этот гаденыш как-то замешан. Не удивлюсь, если этот маневр с моей подставой продумывался не за два дня, когда я начал прижимать политиков налоговиков с шантажом, а намного раньше. Впрочем, это все были догадки. Главное, что у меня было алиби минимум на одно убийство в Сочи. Всю ту ночь я провел с Варварой, и сейчас делал ставку на ее карьеризм и желание выслужиться, а заодно помочь следствию. Клаус пообещал связаться с ней, поговорить и убедить выступить в суде. — К вам адвокат, — через решетку раздался голос тюремщика, и уже через пару минут меня вели по темным коридорам в комнату “для свиданий”. Там меня ждал Клаус, потому что судя по хмурой морде — это точно Клаус. Ну либо мне вообще пиздец, потому что если это Дитрих, ибо без очков, то он мрачнее тучи, вместо привычной улыбки от уха до уха. — Все так плохо? — спросил я по-немецки, не утруждаясь на приветствия. — Отвратительно дерьмово, — не стесняясь в выражениях ответил всегда улыбчивый адвокат. — Во-первых, ваша любовница Варвара отказалась свидетельствовать и сказала будет всячески отрицать связь, если станете настаивать. — Зар-р-раза! Это ещё почему? — Дело громкое. Все освещается СМИ, а у нее муж и двое детей. Ей не нужны такие проблемы. — Класс! — стукнул кулаком по столу я. — Что ж она про мужа не думала, когда мне отсасывала? Дитрих пожал плечами. — Возможно думала о детях. Они у нее не совсем здоровы, и ей нужна была должность, которую вы ей дали. Блядство! Я схватился за голову, и руки, скованные наручниками, которые не собирались с меня снимать даже здесь, загудели в запястьях. Вокруг меня одни продажные твари. Впрочем, сам знал, кого прогревал. Ощущение, что из искренних вокруг был только Николай, лошадь Вьюга и Ева. — А как девушка? Демина? — я почему-то назвал ее официально по фамилии. Хотя мысленно нежно лелеял имя, вспоминая испуганные глаза, когда меня уводили, выдернув буквально из кровати с ней. — Фройляйн? — Дитрих вскинул на меня глаза. — Переживает за вас. Вчера правда случился инцидент и она видела некую переписку в вашей почте, касаемую ее родственницы. Кажется, ее это тронуло. М-да. Даже спрашивать не хочу, как она умудрилась туда засунуть нос. Впрочем, рано или поздно Ева бы все равно догадалась, что социальные службы благотворительностью в нашей стране не страдают. — Мы с вами отвлеклись, — вернул меня из мыслей адвокат. — Отсутствие свидетельств и алиби полбеды. Вторая — это неоспоримые доказательства. Точнее труднооспоримые. — О чем вообще речь? — Ваша сперма. Ее следы нашли на всех трёх жертвах. — Бред! — я опять вскинул руки и со звоном цепей опустил на столешницу. — Да я в глаза этих баб не видел, не то что, трахал. Я разве похож на идиота? Даже если бы хотел убивать, то не так бездарно. — Боюсь, это не аргумент в суде для вашего оправдания. Однако нужно подумать, где могли бы достать ваши материал злоумышленники, если это искусная имитация. Вы когда-нибудь были донором спермы? — А я что похож на того, кто станет дрочить в баночку? — вспылил и сам понял, что перегибаю. Это все нервы. Нужно успокоиться и ответить спокойно: — Нет, не был. С этим делом я всегда был крайне осторожен. Всегда предохранялся, мне не нужны незапланированные дети. — Презерватив? — уточнил Дитрих, будто это важно. — Да. — Прекрасно, — он вытащил телефон и набрал какое-то сообщение, похоже Клаусу. Когда пришло ответное сообщение, Дитрих переспросил: — А теперь вспомните пожалуйста всех своих партнёрш за последние пару лет. Это очень важно для следствия. Мои брови взметнулись вверх. Он это серьезно сейчас? Впрочем, если напрячь память, то ничего сложного. Их было не столь много, чтобы не запомнить имён, все же гулящим налево и направо я бы себя не назвал. Катерина из финансового, Марина на выставке во Франции, Добрынина и Варвара. — И фройляйн Демина? — уточнил немец. — Да, но ее точно вычеркивайте. — Нельзя пренебрегать данными. — Вычеркивайте, говорю, — повысил голос, при этом не собираясь объяснять немцу свою полную уверенность в девушке. Во-первых, девственница, во-вторых… что во-вторых, я не знал, но в ее непричастности был уверен на все двести процентов. Еве просто не было резона меня подставлять, слишком случайная переменная в моей жизни, чтобы обвинить девушку. — Мы постараемся проверить всех, — заверил Дитрих и замолк. В тот же момент его мобильный затрезвонил ещё раз. Вчитавшись в пришедшее сообщение немец нахмурился а после поднял на меня тяжелый взгляд. — Клаус спрашивает, насколько далеко он может заходить в своем расследовании? Я удивлённо вскинул брови: — А есть границы? — Границы есть всегда, — пояснил Витгенштайн. — В процессе может выясниться много неприятных вещей про весьма могущественных людей, в духе тех фотографий, что вам были предоставлены. И здесь два выхода. — Каких интересно? — Вот потому я и задаю вам вопрос о границах. Если вскроется что-нибудь ужасающее, договариваться по хорошему или же идти до конца? Он хищно сощурился, впервые став похожим на Клауса в своей суровости, и я понял, что он ждет вполне определенного ответа. — До конца. Только аккуратнее, не хочу чтобы зацепило невиновных людей. — Понял вас, — удовлетворенно ответил немец. — Сделаем все, что будет в наших силах.

* * *

Глава 28 /Клаус*. За сутки до…/ Немцы любят чистоту, порядок и организованность, а Клаус Сайн-Витгенштайн был ярким представителем своей нации. Особенно он не любил лишних людей и прочие раздражающие факторы. Наверное именно поэтому в своих путешествиях детектив предпочитал снимать квартиры, а не останавливаться в отелях. Как и у всякого педанта и аккуратиста у Клауса были свои ритуалы. На определенном рубеже расследования, когда фактов уже было предостаточно, но общая картина складываться не торопилась, он заваривал зеленый чай стоимостью в несколько сотен долларов за сто грамм и… думал. Раньше вместо чая был кофе и сигары, но пафос со временем приедается. В данный момент господин Сайн-Витгенштейн стоял у панорамных окон своей квартиры и задумчиво смотрел журнальный столик, заваленный фотографиями, распечатками и обрывками записей. На стене висела такая же карта-схема, с именами людей, данными по ним и примечаниями на немецком в скобках. В центре этой паутины была фотография Руслана Коршунова, к которому и тянулись цепкие нити-лапы от остальных участников этой авантюры-ловушки. — Итак… — немец отбросил с высокого лба светлую прядь волос и с прищуром посмотрел на изображение клиента. — Будем честны и откровенны — вы в полной жопе, Руслан Михайлович. Жопа была эффектная и даже вызывающая восхищение, так как над проработкой таких великолепных форм явно работали и даже не один месяц. Крах господина Коршунова готовили любовно и неторопливо, учитывая каждую мелочь и позволяя жертве напоследок почувствовать себя охотником. Клаус сделал глоток коллекционного чая и вновь пристально уставился на стенд. В центре — Руслан, сверху — наиболее важные фигуры расследования, сбоку эпизодичные, а внизу малозначительные, но мелькнувшие больше одного раза. Длинные пальцы детектива подцепили одну из нитей, тянущихся к клиенту, и скользнули по ней выше, к изображению Влада Соколовского. Темной лошадки, с которой все началось. Все отзывались о парне как о типичном, развращенном представителе золотой молодежи, который думает лишь об удовольствиях и том, как потратить папины денежки… но если копнуть чуть глубже, то картина получалась совершенно иная. Влад был на хорошем счету в университете и, к огромному удивлению Клауса, — даже сдавал экзамены сам, а не путем взяток. То есть не дурак. Совсем не дурак. Двадцать четыре года, из которых он несколько лет работал под началом отца в одной из его головных компаний, а год назад его перевели в дочернюю… которую Влад эффектно, как по нотам развалил за полгода и старательно пытался впарить Руслану Коршунову, играя при этом малолетнего придурка. И что самое интересное — выгорело! Коршунов, самая хищная птица российского бизнеса повелся, как миленький. Дальше Клуб… Который тоже начался с Влада, притом затаскивали туда Руслана всеми правдами и неправдами — даже посулив отдать столь желанную им компанию. Но каким бы прошаренным товарищем не был младший Соколовский — организация Клуба явно не его рук дело. Согласно нарытой информации — это адово местечко существовало уже лет десять… в то время Владу было четырнадцать. То есть маловат для такой организации… Клаус задумчиво постучал пальцами по стене, в затейливом ритме Марсельезы, почти залпом допил чашку и достал телефон, сразу открыв одну из папочек, где была информация по бизнесу Сколовских. Через полчаса еще более задумчивый немец все же нервно курил у окна. За последние пять лет Соколовским-старшим было поглощено около десятка компаний, притом схема была до боли знакома — именно по ней действовали с Русланом. Подставляли под удар одну из дочерних фирм, а после изнутри расшатывали систему. Кого-то получалось добить такими методами, а вот остальных… кто в тюрьме, кто в гробу, кто в психушке. Стало понятно откуда растут ноги у проблем Коршунова. Но вот что делать дальше по прежнему не понятно. Откуда у злоумышленников сперма Руслана? В этот момент, завибрировал телефон. Сайн-Витгенштайн недоуменно посмотрел на экран с незнакомым номером, но вызов принял. — Слушаю. — Господин Клаус? Здравствуйте, это Ева Демина… — Я узнал, — и правда узнал, у девушки был своеобразный, но приятный голос. — Что-то случилось? — Да! То есть нет… но вы просили позвонить если я что-то вспомню. При нашем разговоре я совершенно упустила из вида одно событие, но сейчас увидела интервью этой девушки по телевизору. Лена Добрынина! Недавно приходила в очень пьяном состоянии и что-то несла о великой любви к Руслану и, что тучи сгущаются, но она его обязательно спасет. Немец метнул косой взгляд на стенд, где внизу, в самом углу висела фотка типичной богатой инстраграмной телочки. Губки-глазки-носик… все принесено из кабинета пластического хирурга. И бюст оттуда же вестимо. А еще… еще Добрынина была одной из тех с кем вроде как встречался Коршунов. И как раз в ее доме Влад и предложил Руслану развлечься в Клубе. Многовато совпадений.

* * *

А еще… еще Добрынина была одной из тех с кем вроде как встречался Коршунов. И как раз в ее доме Влад и предложил Руслану развлечься в Клубе. Многовато совпадений. Нужно будет уточнить и проверить, потому что кое-какие соображения по поводу этой девушки у Клауса появились. Мысли прервал телефонный звонок. Второй мобильный, тот который сугубо для личного, разрывался трелью. — Здравствуй, дорогая, — произнес немец, потеплевшим голосом. — И тебе не болеть, — раздался с той стороны молодой женский голос, сдобренный детским плачем на фоне. — Как малышка? — тут же обеспокоился папаша, но был нещадно перебит, волнением жены. — Я читала новости из России, — обеспокоенно начала она. — Куда ты ввязался с братом? — Ничего особенного… — Дай мне договорить, — одернула немца единственная в мире женщина, которой он мог подобное позволить. — Дитрих выступает адвокатом какого-то бизнесмена. Его имя в статье, значит, ты тоже крутишься где-то рядом. Я ведь не идиотка, Клаус, и у меня сердце не на месте, что ты влип в опасную авантюру. Детектив спокойно выдохнул, снял очки с переносицы и, зажав трубку плечом, принялся протирать мерно стекла. — Мне хочется напомнить, милая, что моя профессия граничит с опасностью. И я привык… — Ты привык к спокойной Европе и рафинированному США. А это Россия, детка, я там выросла, — она тяжело вздохнула и явно попыталась успокоить саму себя, а уже после продолжила намного сдержаннее: — Просто пойми, я беспокоюсь. У меня интуиция. — А у меня логика, — парировал Клаус, тут же заверяя: — Но я учел твое мнение, и торжественно обещаю не оставлять тебя вдовой, а дочь сиротой. Ты же знаешь, я всегда держу слово. Ещё какое-то время ушло на окончательное успокоение жены, а также обещание заглянуть на ее старую квартиру, проверить, не сожгли ли ее квартиранты. Положив трубку, Клаус ещё долго бурчал: что давно пора было бы продать эту недвижимость в Москве и на полученные деньги приобрести что-нибудь толковое в какой-нибудь Черногории. И все же зерна надвигающейся опасности в голове поселились. Такие показательные истерики были абсолютно не в характере “любимой поганки”, как про себя назвал русскую жену немец, поэтому и ценность такого выступления возрастала в разы. Остаток вечера и ночь прошел спокойно, но уже ранним утром Клаус собирался отправиться в клинику, на которую его навела флойняйн Ева. Если и начинать, то оттуда. Конечно, он не был наивным идиотом, решившим, что если сейчас придет в муниципальную лечебницу, то ему с ходу выложат все необходимые данные. Жена правильно выразилась, это Россия. Люди здесь были более настороженным, подозрительными, особенно если имели дело с иностранцами. Тем более немцами. Пережитки исторического прошлого, знает ли. Клаус не был уверен даже, что ему удастся сунуть кому-нибудь взятку, хоть он и не приветствовал этот метод. Поэтому во многом собирался действовать напролом. Ева хорошо описала врача, за которым пошла в день своего похищения: специализация, примерный рост и цвет волос — это уже половина дела. Уже через десять минут, отстояв огромную очередь в регистратуру Клаус корчил скорбную мину регистратору: — Моя жена наблюдаться у вашего доктор. Я бы хотел с ним общаться по поводу ее состояний, — ломал он русские слова, а пожилая женщина за компьютером морщила лоб, пытаясь понять немца. — Для этого нужно прийти с женой. Есть медицинская тайна, — грубо отрезала она. — Вы не понимать! Я умирать от неведений. Помогите, фрау. — Ничем не могу помочь. — Но фрау! — продолжал громко настаивать детектив, а очередь позади него начала волноваться. — Вали уже отсюда. Не видишь, задерживаешь! — грубо крикнули сзади и попытались толкнуть. Собственно этого Клаус и ждал. — Я никуда не уйду без информаций о доктор моей жена! Иначе буду жаловаться в посольство и ваш полиций. Кто смел трогать меня и толкать? В небольшом фойе поликлиники началась возня. Народ принялся возмущаться: кто наглостью иностранца, кто очередями в поликлиниках и одним рабочим окном. — Да дайте вы уже, что ему надо!!! — крикнула с конца очереди какая-то женщина. — Пусть валит уже куда-нибудь. Женщина в регистратуре попыталась было сопротивляться, но толпа неожиданно поделилась на два лагеря — за и против помощи немцу. В ходе матерных боев победили первые. Клаус победно взглянул на фрау в окошке и выдал: — Ева Демина — моя жена. Хотел бы знать, кто ее гинеколог. С пыхтением данные были вбиты в компьютер, и лишь бы поскорее избавиться от истеричного немца, распечатаны. Уходя с бумагой вглубь поликлиники к нужному кабинету, Клаус клял про себя безумный бардак. У него ведь даже документов не спросили в конечном итоге. Возле нужного кабинета детектив замер, сверил совпадение фамилий врача на листе и на табличке двери — Пименов Виталий Вячеславович, и потянулся к ручке. Закрыто. Собственно только после этого была обнаружена крошеная приписка рядом с расписанием приема на огрызке бумаги чернильной ручкой — в отпуске до 26-го. — Россия, — в сердцах выдохнул мужчина и разворачиваясь двинулся на выход из поликлиники. По крайнем мере, теперь зная точное имя, можно найти адрес и выщемить Пименова в домашней обстановке. Глава 29 Обратный путь к съемной квартире занял полчаса, во время которого немец переписывался с братом, который был у Руслана в СИЗО и брал показания. Выйдя из такси, Клаус незамедлительно направился к подъезду, там некоторое время возился с ключами, прежде чем войти внутрь. Первое что бросилось в глаза отсутствие консъержки и выключенный свет. И это в элитной многоэтажке. Интуиция тут же затрезвонила в набат, а рука сама потянулась в сумке, где для таких случаев на всякий случай всегда лежал газовый пистолет. В следующий миг, Клаус благодарил пафосный зеркальный интерьер холла, потому что в отражении стекол мелькнула чья-то тень с пистолетом в руке. Всего несколько мгновений, чтобы обернуться и броситься на киллера раньше, чем тот совершит выстрел. Короткая борьба, и тяжелое оружие упало на пол, выбитое из рук. Клаус не видел лица нападавшего, да и очки слетели куда-то в пылу драки, понятно было только, что боец не из простых, но и не из самых опытных. Иначе лежать бы детективу сейчас трупом. Внезапно двери лифта разъехались в стороны, выпуская спустившихся сверху молодых людей, человек пять лет шестнадцати. Они замерли, всматриваясь в полутьму, а через мгновение одна из девушек в компании завизжала так, что барабанные перепонки грозили лопнуть. Незадачливый убийца дернулся, вывернулся из захвата Клауса, отбрасывая его в стену и бросился к двери. Сильный удар пришелся в область затылка, такой что в глазах немца звезды заплясали, и если бы раньше он тут же метнулся вслед за киллером. то сейчас едва сумел подняться на ноги. — Вам помочь? — кто-то из случайных свидетелей подскочил к нему и принялся помогать. — Мы сейчас вызовем скорую и полицию. — Не надо! — остановил Клаус. — Я сам здесь и скорая, и полиция. Валите лучше куда-нибудь. И сделайте вид, будто ничего не видели. Для вашей же безопасности! И заткните уже вашу подругу! Девчонка до сих пор верещала похлеще полицейской сирены, и ее кавалерам стоило немалых усилий вывести ее на улицу, и видимо там объяснить, что нужно быть умнее в этой жизни и некоторые вещи забывать, даже если видел и запомнил очень хорошо. Стоило холлу опустеть, Клаус поднял брошенный киллером ствол, набросив на оружие куртку, и спешно поднялся в съемную квартиру. Быстро похватал нужные вещи и покинул ее, как можно скорее. Сюда он уже точно не вернется. О случившемся нужно было сообщить Дитриху, ведь кто знает, может следующей жертвой выбрали его. Набрав сообщение, Клаус несколько секунд размышлял отправлять или нет, а после стер и напечатал заново. “Будь осторожен. На меня покушались, и я зол. Шайсе, как я зол. Спроси у клиента, можно ли я пересажаю всех ублюдков до которых дотянуться руки в его деле?”

* * *

Глава 30 /Ева/ Приключения падают тебе на голове в те моменты, когда ты их совсем не ждёшь. Никогда не думала, что подобное может произойти со мной! Меня словно героиню шпионского боевика обвешали наушниками-микрофонами, и отправили выполнять секретное задание. Даже сама не знаю, как согласилась на это, но Клаус уговаривал очень тщательно и долго. Целый час. В конце концов я пересилила свою трусливую заячью натуру после заявления, что это возможно все, что сможет помочь Руслану. В мыслях все ещё не хотела уживаться идея, что такого богатого и влиятельного человека могут посадить. Все же в голове среднего россиянина жила мысль о том, что все проблемы решаются за бабло, коего у Коршунова было более чем достаточно. Оказалось не всегда. Особенно если ты перешёл дорогу кому-то не менее серьезному. В общем, Клаус смог подобрать аргументы. — Тебе ничего не угрожает. Мы с Дитрихом будем неподалеку, да и твоя роль минимальна. Разозлить Добрынину и вывести на откровения. — Так она мне все и рассказала, — отбрыкивалась я. — Это уже не твои проблемы. Сказать могу одно, тебя в эту историю уже втянули, так что выбраться просто так, фройляйн, не выйдет. Ты ведь вкурсе, что в одном из своих интервью Добрынина даже про тебя рассказала? Он повернул ко мне экран ноутбука и выкрутил звук погромче. На экране вокруг Елены толпились журналисты, а она крайне эмоционально рассказывала обо мне, точнее все же о Руслане, но и про меня не забыла. — Однажды, уже после расставания, мы пересеклись с Коршуновым еще раз, — нагло зачесывала она, промакивая платком уголок глаза. — Он был с очередной своей пассией. Как же мне было жаль девушку, когда я увидела огромные синяки на открытых участках ее тела. Он ее бил! — Вы знаете ее имя? — тут же набросились журналисты. — Я специально не интересовалась его подстилками, но слышала, что девушка училась в Гнесинском училище. Думаю, наверняка она легла под Коршунова в обмен на протекции, которые он мог ей обеспечить. Я сжала кулаки, больно впиваясь ногтями в нежную кожу ладоней. Вот жеж суууу…. — Интересно сколько времени теперь уйдет у журналюг на выяснения моего имени? — грустно спросила я у всеведущего немца, тот пожал плечами. — Я бы нашел за пару часов, они ….м-м-м… несколько дней. Поэтому я предлагаю тебе нанести удар по Добрыниной, иначе рискуешь пропустить еще один от нее. Мне пришлось подумать, прежде чем ответить ему согласием, тогда-то мне и рассказали план. — Добрынина ведет весьма праздный образ жизни. Думаю, фройляйн и сама заметила, что Елена не образец добродетели. Вряд ли она в курсе всех деталей плана, по которому подставили Руслана, но есть предположение, что именно она каким-то образом воровала семя. Надеюсь, объяснять, как именно она это делала, не нужно. Я кивнула. Спасибо, блин, и так догадалась. При этом отчего-то почувствовала в груди укол ревности. — Твоя задача вывести ее на разговор на эту тему. — Вы серьезно думаете что она признается? Не совсем же она идиотка, в конце-концов. — Смотря чем прижимать, — Клаус как-то хищно оскалился, и выложил на стол крошечный наушник. — Я подскажу, когда настанет время. Ориентироваться будем по обстоятельствам. Вот и теперь я в полном боевом параде, хотя по мне будто на панель, шла в один из самых пафосных ночных клубов Москвы. Дитрих достал мне именное приглашение на вечеринку проходящую там, пообещал, что внутри я встречу весь бомонд, а главное Добрынину. Волнения не было, в душе поселилась злость. Потому что если мое имя и скандал дойдет до бабушки, я не прощу всем этим богатым ублюдкам с благородными фамилиями ее инфаркта. Вот же парадокс судьбы. Это вам не Чехов с его говорящими именами… и Добрынины, и Соколовские явно оказались гадами, а вот Коршунов вместо хищника жертвой, которой очень быстро выбили острые зубы. Я без проблем прошла фейс-контроль на входе и зашла в главное помещение клуба с банальным названием “Ад и рай”. Грохотала музыка, во вспышках неонового света на танцполе извивались тела, а за длинной стойкой бара несколько барменов смешивали коктейли, демонстрируя просто чудеса эквилибристики. Разве что на голове не стояли. — Добро пожаловать в чистилище! — заорал диджей и вновь выкрутил динамики на максимум, под одобрительные вопли народа. В этот момент ожил наушник. — Итак, фройляйн, вы внутри, — прокомментировал очевидное немец и выдал инструкции к дальнейшим действиям. — Это основное посещение клуба. Вам нужна вип-зона. Взгляните налево и пройдите в красную арку. — Ту, что с надписью “Добро пожаловать в ад”? — с нескольким офигением переспросила я, отыскав глазами вход. — Да. Вперёд. Если честно, то в “ад” совсем не хотелось, но вариантов не было. На входе в вип-зону досмотр был более тщательным. Парня передо мной как следует ощупали, достали из внутреннего кармана рубашки маленький пакетик с каким-то порошком и проговорили: — Со своим нельзя. На выходе заберете. Парень попытался было возмутиться, но быстро заглох. Меня тоже осмотрели, но так как запрещенных веществ с собой не было, а “шпионские штучки Клауса” так просто было не обнаружить, то пропустили без проблем. Я прошла по длинному коридору, с зеркальными стенами. Подсветка на потолке меняла тона с оранжевого до темно-багрового, в полном соответствии с человеческими понятиями о цветовом решении дизайнеров преисподней. Мое отражение надвигалось на меня со всех сторон. Чужое, незнакомое, в вызывающе сексуальной одежде и с ярким макияжем. Она шла от бедра, цинично кривила губы, и смотрелась здесь как нигде гармонично. А я смотрела на мир в прорези этой “маски” и тихо удивлялась. Постепенно шум на грани слышимости обретал узнаваемый характер и я даже без удивления узнала один из треков Мерлина Менсона. Ну, а когда вышла из коридора, и передо мной раскинулся “Ад” во всем его сомнительном великолепии, поняла, что такой саундтрек для данного зрелища — самое то. — Не стой на месте, — привел меня в чувство голос в наушнике с характерным немецким акцентом. — Иначе решат, что ты девушка в поиске партнера и удовольствий. Подойдут, предлагая и то, и другое. — Да… — отмерла я, стараясь не пялиться на вакханалию вокруг. — Куда мне? — По кругу вдоль помещения. У дальней стены коридор с пронумерованными дверьми. Тебе нужна третья… ровно через тринадцать минут. Так что пока можешь прогуляться к бару и заказать себе что-нибудь. Интересно, а безалкогольные напитки у них в меню есть? Я забралась на высокий стул, и с интересом уставилась в декольте проползавшей мимо меня по барной стойке девушке, из одежды на которой были лишь две кожаные полоски. Одна изображала топ, а вторая при некоторой доле фантазии могла сойти за трусы. Вокруг бесновалась музыка и люди. Грани разврата, алкоголя и наркотиков. Надо признать, что я всегда считала, что кадры из фильмов — преувеличивают, но в данный момент за столиком в трех метрах от меня компания золотой молодежи втягивала в себя дорожки кокса через свернутую долларовую купюру. Заметив мой интерес один из парней шало усмехнулся и, ощупав меня взглядом, махнул рукой, приглашая присоединиться. Я поспешно отвернулась к подошедшему бармену и, сделав заказ, дождалась пока он отошел и спросила у Клауса: — Почему такая точность? Прямо в минутах. — Потому что семь минут назад наш человек отчитался, что Добрынина приняла СП и скоро дойдет до кондиции, — в спокойном голосе Клауса слышалось безграничное удовлетворение. — СП? Это то, что я думаю? Был вариант только один, но он же вроде как запрещен и по идее это тоже наркотики… хотя, а разве торговать людьми не запрещено?! А меня продали! И те убитые девочки тоже были отданы на растерзание какому-то зверю только потому, что им не посчастливилось встретить на своем пути Руслана Коршунова, и их сочли подходящими жертвами. — Ева, ты же сама понимаешь, что какой бы тупой… не была Добрынина, вряд ли она станет откровенничать… так что мы, как добрые самаритяне просто обязаны ей немного помочь. Умные люди еще до нас открыли это замечательное вещество, так что мы, как образцовые потомки, просто не забываем наследие предков и используем его по назначению, и даже во благо! Цинизм из интонаций господина Сайн-Витгенштайна можно было черпать ложками и на хлеб намазывать. Концентрированный такой цинизм. Наверное так же офицеры СС разговаривали… Я ощутила в себе приступ истинно русского негатива по отношению к немцу, но быстро задавила его. В конце-концов, если бы не парочка арийцев, то сидеть бы Руслану… долго. Они хоть придумали, что можно сделать. — А пока ждем, фройляйн Ева, я повторю порядок ваших действий начиная с того момента, как вы открываете дверь. За ней обнаруживаете неадекватную Добрынину в объятиях нашего человека. Именно он и обезопасит ваше прелестное личико и прическу от когтей гарпии, если она решит пустить их в ход. Дальше ваша задача вести себя наиболее нагло и вызывающе. Бесить барышню по полной. Фразы я буду подсказывать. — А сейчас нельзя сказать? — Я не знаю с каких карт зайдет ваша оппонентка. Женщины существа загадочные… За пару минут до часа Х я отставила в сторону коктейль и двинулась в сторону кабинок. По дороге ко мне попытался пристать какой-то мужик, но рядом буквально через десять секунд вырос громила в форме охранника и спросил: — Проблемы? — Нет… — обалдело ответил обдолбанный чувак и отошел на шаг. Наушник ожил: — Иди быстрее. Тут не принято опекать дам, так что таким невероятным явлением могут заинтересоваться. Так это и есть обещанная охрана? Круто! Я торопливо зацокала шпильками и вот уже передо мной тяжелая дверь, с отделкой стилизованной под янтарь. Красиво, роскошно… дорого. Ощущая, как бешено стучит сердце где-то в горле, я сжала влажную ладонь на дверной ручке и потянула ее вниз. Массивная створка распахнулась на удивление легко, открывая картину переплетенной в страстных объятиях пары. — Кхм! Симпатичный брюнет в костюмчике кинул на меня нечитаемый взгляд и с очень невозмутимым выражением лица снял руки со смуглых добрынинских дынек, одним движанием заправив их обратно в платье. — А? Ты куда? — хрипло спросила девица самого блядскогго вида. Я наивно считала, что одета развратно? Лена Добрынина могла бы дать мастер-класс на тему: “Как одеться так, чтобы ни у кого не возникло сомнений на тему твоей профессии”. Я зашла, прикрыла дверь и не торопясь продефилировала к диванчику напротив парочки. Кончиками ногтей подцепила валяющуюся там тряпочку-трусики и кинула хозяйке. Попала очень удачно! Кружавчики повисли на всклокоченной голове Добрыниной, придавая ей крайне дурацкий вид. — Ну здравствуй, Лена, — я наконец-то снизошла для того, чтобы поздороваться и даже светски осведомилась: — Как дела? — Ты-ы-ы-ы… — Не информативно. В комнатке воцарилась пауза, за время которой я разглядывала бокалы на столе, чулки на полу, и с отдельным вниманием и даже наслаждением — выражение лица Добрыниной. Глазками хлоп-хлоп, ротик открывает, но ни звука. На телескопика похожа. Такая же черная, страшненькая и непонятно как глаза… то есть сиськи не перевешивают, и это чудо природы в пространстве перемещается. Кто-то конечно, может сказать, что это зависть первого размера к пятому, но… не соглашусь! — Что ты здесь забыла, нищебродка?! — наконец-то у “телескопика” проснулся дар речи и… дар мата тоже. Буквально сразу же. Еще полминуты девушка подробно рассказывала, кто я такая, и где мне стоит находиться согласно моему социальному статусу и закончила относительно цензурным: — Да я охрану позову и тебя сейчас выкинут отсюда на …! Хотя зачем звать охрану… Артурчик, выкини отсюда эту лахудру! “Артурчик” со скучающим выражением лица посмотрел на часы и… промолчал. Говорящим таким образом. У меня в ухе вновь ожил удаленный советчик, и я начала беседу согласно его подсказкам, но в своей обработке: — Ну как живется, Лена? Спится хорошо, нервы не сдают? — О чем ты? — девушка попыталась вскинуть голову и надменно на меня посмотреть, но фокус не удался, так как параллельно она стягивала трусы с волос. — О клевете, — ласково улыбнулась. — На меня, на Руслана… или думаешь, что если Коршунов за решеткой, у него стали менее длинные руки? Мы же прекрасно понимаем откуда на жертвах его семя… также прекрасно, как и знаем, что он вовсе не импотент и вся эта эскапада — действия обиженной женщины. Я же помню, как ты приползала в его дом, пьяная в дрыбадан и очень-очень разговорчивая. Кстати, ты же в курсе, что у Руслана везде камеры стоят? И общественности наверняка будет интересно посмотреть на тебя, которая говорит о том, что безумно любит Коршунова и о странной опасности, что ему грозит. И общественности, и следствию. Добрынина побледнела почти до синевы и беспомощно посмотрела на Артура, который плавно поднялся, поправил галстук и не торопясь отошел к двери. Встал и, скрестив руки на груди, с усмешкой посмотрел на девушку. Это лучше любых слов показало, что лапы у Коршунова реально длинные. И они уже здесь. — Это ложь и провокация, — дрогнувшим голосом ответила Добрынина, нервно стискивая пальцы на подоле короткого платья. — Именно так ты скажешь своим подельникам, когда видео уйдет в интернет, — усмехнулась я в ответ. В наушнике щелкнуло и Клаус проговорил: — Отлично фройляйн, а теперь нужно из констатации фактов переходить в наступление. Агрессивная политика наше все — простые, точные вопросы и громкий голос. Добрынина потянулась к ближайшему бокалу и почти залпом допила остаток коктейля, притом судя по усмешке “Артурчика” — этим она лишь усугубила свое состояние. — Вы ничего не докажете! — А нужны ли доказательства? Или тебя грохнут чисто для профилактики, чтобы информация не всплыла? — я подалась вперед, ударила ладонью по столу так, что стаканы зазвенели, и рявкнула: — А ну признавайся! Давно хотела трупы на любимого Русланчика повесить?! — Я не зна-а-ала, — девушка шарахнулась назад, вжимаясь в спинку диванчика. — Я … я замуж за него хотела! Ребенка родить! Мне сказали, что если я соберу, то мы сделаем искусственное оплодотворение. Я правда его любила, я хотела, чтобы у нас была одна семья, а тут… ты-ы-ы появилась! — Родить? — я пренебрежительно фыркнула и кивнула на стол со следами от дорожек кокса и многочисленными пустыми стаканами. — С таким образом жизни? Ребенка-инвалида, что ли? Скорее для тебя это был бы пропуск к банковским счетам Коршунова, хотя ввиду состояния твоей семьи немного непонятно зачем. — Мы… банкроты, — тихо, словно через силу выдавила Лена, глядя на меня раздавленным взглядом. — Они предложили выход. — Кто они? — Соколовские. Сначала мы планировали породниться, но когда стало понятно, что Руслан во мне не заинтересован — придумали другой план. Она вновь замолчала и судя по ужасу сама была в шоке от болтливости, и всеми силами старалась молчать. — Какой? — так как Добрынина зажмурилась и судя по всему была в шаге от того, чтобы зажать рот руками, я добавила в голос жести, хотя искренне считала, что на такое не способна. Но оказывается полностью подконтрольная тебе ситуация провоцирует смелость и наглость. — Какой план, мать твою?! — Совместное поглощение. Нами и Соколовскими. Но нужно было убрать с арены Коршунова… потому выбрали такой метод. Я услышала и… поехала к нему. Предупредить хотела. Я ведь и правда люблю его! Тут даже Артурчик неразборчиво булькнул что-то, кажется пытаясь сдержать смех. Ну-да, слышать о любви от такой девушки, которая дает буквально всем кто попросит, это как минимум немного странно. В ушах снова ожил бравый ариец. — Чудесно, просто замечательно. Значит так, Миша уже записывает вашу беседу, так что задай ей вот эти вопросы… Миша — это и есть Артур? Оказывается у человека нормальное имя! Дальнейшие полчаса прошли по уже знакомой схеме. Я, открыв в себе невиданный потенциал дознавателя, орала на Добрынину и получала от этого своеобразное удовольствие, а та окончательно остекленела взглядом и отвечала уже совершенно на любые вопросы. Так что по исходу часовой беседы у нас на руках было очень много интересных фактов. — Так… — встревоженный голос Клауса несколько отрезвил. — Ева, быстро уходите оттуда. Миша выведет! Дит передал, что в Чистилище появился Влад Соколовский, и это паршиво. Выбирались из клуба мы тоже как в шпионском боевике. За дверью вип-комнаты нас ждал уже знакомый громила охранник, который мотнул головой в противоположную сторону и сказал: — План отхода тот же. Все двери открыты, наши предупреждены. — Отлично, — кивнул “Артурчик” с таким выражением лица, что сразу стало понятно — он уже Миша. — Эту… перетащи в другой вип, чтобы не сразу нашли. Она невменяемая. — Будет сделано. А дальше был бег по темным коридорам, который закончился в грязной подворотне за клубом, где нас уже ожидали “двое из ларца”. Мы сели в машину и уже там Миша перекинул Клаусу какое-то устройство. Судя по торжествующему взгляду немца, он был близок к тому, чтобы расцеловать камеру. — Все, добегались ребятки. Теперь такой резонанс будет, что всем жить не захочется. — Вы так это и обнародуете? — поинтересовалась я, полностью понимая незаконность полученных данных. — Вот еще, — фыркнул Клаус. — Во первых по вашему законодательству без согласия допрашиваемого ни одна запись не считается легитимной, а во-вторых, там есть ты и твой голос. А мы не хотим, чтобы на тот свет отправили еще и тебя. — Тогда зачем это все? — удивилась я. — Теперь я точно знаю где копать настоящие улики, а это… — немец потряс записью в воздухе. — Хорошая страховка ее никому не мешала.

* * *

/Ева/ Прошла уже неделя моего одинокого пребывания в доме Руслана. Хотя нет, не совсем одинокого. У меня была Пятнышко и изредка собеседники в виде Николая или Марины. Остальные горничные со мной почти не общались. Клауса и Дитриха я тоже не видела, они словно сквозь землю провалились. Свое состояние я могла охарактеризовать одним словом — растерянность. У меня не было даже ощущения затишья перед бурей, я, наоборот, была в ее эпицентре, в так называемом — оке. Когда сверху вроде бы светит солнце и даже ветерка нет, но вокруг бушует ураган, сметающий все вокруг. И вроде бы есть желание сбежать отсюда, вот только куда ни сунься — там еще страшнее. Так и я сидела, буквально подкоркой чувствовала, что где-то происходит что-то важное: роет землю носом Клаус, выстраивает защиту для Руслана Дитрих, злодеи составляют каверзные планы, а я вот просто сижу и этого не вижу. Передо мной никто не спешил отчитываться. Первая ласточка прилетела в субботу вечером. Как и всегда с замиранием сердца я включила новости по одному из федеральных каналов, посадила Пятнышко себе на колени и принялась бездумно вслушиваться в события дня. — И только что пришедшие сведения по делу крупного бизнесмена Руслана Коршунова. Сегодня в сеть были слиты дынные некого анонимного расследования. Пока все происходящее походит на дурную шутку либо попытку запутать следствие, но общественный резонанс уже поднят, и теперь многие требует полной проверки изложенных сведений, — ведущая зачитывала текст монотонно и даже равнодушно, за что ее хотелось придушить и потребовать говорить побыстрее. — Затронуты многие известные имена, а также абсолютно незнакомые до этого следствию лица. В частности, стало известно, что сегодня произведен арест одного из фигурантов дела — врача одной из московских поликлиник Пименова Виталия Вячеславовича. Согласно обнародованным данным, именно он занимался некими манипуляциями с фальсификацией улик на телах жертв… На экране высветилось лицо мужчины, которое я тотчас же прекрасно вспомнила. Тот самый врач, вколовший мне наркотики. Дыхание перехватило в груди, я и попыталась дальше сосредоточиться на словах диктора, но она похоже уже завершила тему и теперь рассказывала о каком-то малозначительном происшествии в Краснодарском крае. В следующий час я обрывала телефон Клаусу, но немец меня игнорировал. Я попыталась побеседовать на тему произошедшего с Николаем, но он как-то по отечески вздохнул, похлопал меня по плечу и сказал не лезть в не бабское дело, когда мужики разбираются. Вторая ласточка помахала мне крылышками, когда светская хроника во всю облизывала новости о том, что компания четы Добрыниных признана банкротом. Максима уже во всю прижимали кредиторы и налоговая, у которых накануне совершенно случайно недавно сменился руководитель, а вот Елена Добрынина улетела из страны. Куда и зачем никто не знал. Но пресса искала информацию и ежечасно радовала подробностями: что перед тем как исчезнуть, Добрынина опустошила сейф с семейными драгоценностями, что свалила с каким-то любовником, завершилось все снимками с камер аэропорта, где девушка с похожими формами закутанная едва ли не в паранджу улетала в сторону Мальдивских островов. Вестей пока не было только о Соколовских, да и о Руслане. Я все надеялась, что его вот-вот освободят, но следствие не спешило. Чудо случилось в среду, когда с самого утра меня тошнило из-за съеденной накануне не свежей рыбы, в ванную ворвалась Марина с пультом от телевизора. Горничная была возбуждена и явно хотела, чтобы мне немедленно стало лучше, и я побежала смотреть новости. А посмотреть было на что. — Криминальная хроника, — ведущий на канале НТВ вид имел протокольный, но при этом довольный донельзя. Похоже ему доставляло удовольствие зачитываться сводки о свежих убийствах. — Сын видного бизнесмена Влад Солоковский обнаружен сегодня на обочине одной из федеральных трасс мертвым. Неизвестные совершили нападение и оставили двенадцать пулевых раз на теле молодого человека. Убийство носит явно заказной характер. На месте преступления была найдена записка странного содержания: “За мою дочь, ублюдок”. В данный момент следствие проводит розыскные мероприятия. На экране появился уже знакомый мне Стрельченко, с видом усталым и задолбанным. — Скажите, какие версии рассматривает следствие? Соколовского убили конкуренты? — атаковал его журналист. — Или речь о самосуде? Если так, то о какой дочери речь? — Никаких комментариев, — отрезал подполковник. — А что по поводу дела Коршунова? — не успокаивался человек, тыча микрофоном в лицо. — Правда ли что в машине Соколовского также найдены следы крови одной из жертв, а также дубликаты ключей от порше подследственного Коршунова. В этот момент Стрельченко видимо надоело быть допрашиваемым, от отпихнул журналиста в сторону и ушел из кадра. — И что это значит? — спросила я у горничной, будто та знала ответы. — Не знаю, — тяжело вздохнула она. — Но хорошо бы шефа после этого выпустили. Нам зарплату задерживают, остальные горничные шушукаются, поговаривают об увольнении. — А ты, что думаешь? — я взглянула на довольно молодую девушку, красивую, улыбчивую. Вообще, я частенько задумывалась, что она забыла доме у Руслана с такой внешностью, да и его вечными придирками по поводу голоса и эксцентричным требованием общаться через блокнот. — Тоже собираешься увольняться? Она фыркнула. — Вот еще. Я до последнего останусь, пока не прогонят. Подобная преданность меня удивляла. Даже странно, цепным псом Коршунова я почему-то всегда считала Николая, а Марина так, безмолвная тень… Когда горничная ушла, я еще долгое время перещелкивала каналы в попытке выудить еще хоть какие-то сведения о расследовании. Потом шерстила интеренет в поисках сплетен, но все как будто сговорились молчать. Яндекс. новости и те не радовали. Что им убийство какого-то сыночка олигарха, когда в правительстве шапки полетели. Один за одним крупные начальники уходили в отставку по доброй воле, уступая места молодым и свежим. Конечно, это было гораздо важнее и интереснее для общественности… Я закрыла крышку ноутбуку и до вечера провалалсь на кровати. Так же как и все следующее утро. Низ живота немного крутило, видимо в преддверии приближающихся красных дней. Даже удивительно, что после всего этого стресса организм продолжал работать как часы и готовиться к месячным. — Может, вызвать врача? — предложила Марина, принеся спустя час мне воду и обезболивающие таблетки. — У нас есть номер Нестерова. Я лишь отмахнулась. — Вот еще. Если дергать светил по женским делам, то он на смех нас поднимет. Моя рука уже тянулась к стакану, когда с улицы послышался шум подъезжающего автомобиля. Недомогание словно рукой сняло, я оставила воду и подскочила к окну. Там из черного джипа вышел Дитрих, а затем… Руслан. Мое сердце пропустило удар, потому Коршунов неожиданно задрал голову и посмотрел точно на меня, будто знал все это время, что я стою и смотрю на него. Жду у окна. Руслан То, что я оказался за решеткой — прекрасная прививка от самомнения. Слишком я зарвался и потерял бдительность, знал что рядом крысы, но не разглядел ножа за их спиной. И уж меньше всего мог подумать, что подставит меня Влад, а точнее разыграет все по нотам, а я поведусь как идиот. Собственно, идиотом я и был. Мой отец в свое время прекрасно играл в шахматы, постоянно проговаривая, что нельзя недооценивать соперника. И вот, спустя многие годы, я забыл этот совет. Расслабился, решил, что единственный хищник в этом лесу. Когда в одно из посещений Дитрих раскрыл мне, как и почему меня подставили, я мог лишь бессильно сжимать кулаки, а когда узнал, что в дело для моего освобождения втравили еще и Еву, едва не разбил немцу морду. Мы так не договаривались! Я ведь просил, чтобы никто невиновный не пострадал. А эти два брата-акробата потащили мою Серену на встречу к Добрыниной. Выйду и убью, обоих! Хотя нет, всех троих. Ее за то, что согласилась, вместо того чтобы давно свалить в свой Челябинск — от греха подальше. Мне было конечно приятно, что в первые дни она ждала в особняке, никуда не выходя, но чем больше я проводил часов наедине с собой в камере, тем больше убеждался, что лучше бы она уже ехала к себе домой, а еще желательнее куда-нибудь заграницу, обчистив перед этим мой сейф в качестве моральной компенсации. Я бы ей простил. Но каждый день приходящий Дитрих утверждал, что Ева сидит и преданно ждет, а в довершении всего: — Ваша фройляйн молодец. Я видел запись ее беседы с Добрыниной, потрясающая энергетика и самоотверженность. Точно пришибу! Но только стоило мне сейчас выйти из машины, вдохнуть воздух поздней осени, задрать голову и встретиться с ней взглядом, как весь мой запал, даже если он и был, испарился. Она меня ждала! Все это время. И даже заглянула в пасть зверю, чтобы добыть сведения для моего освобождения. Меня мурыжили следователи, прокуратура, даже из ФСБ заглянули, когда Клаус слил в сеть данные о тайном загородном Клубе. Но тут надо отдать должное спецслужбам. Из общего доступа все изъято было настолько быстро и виртуозно, что никто даже не понял, что произошло. Просто в один прекрасный момент, все члены Клуба потеряли высокие должности. В высших кругах никто не собирался поднимать слишком много шума, и возможно это было правильно. Такого общественного резонанса и так нестабильное общество могло попросту не выдержать. — Почему вы остановились? — позади раздался голос с немецким акцентом. Клаус тоже выбирался из машины и я ему мешал выйти. — Не рады оказаться дома? — Рад, — с трудом выдавил я, и сделал шаг вперед, спеша побыстрее оказаться внутри и встретиться с Евой, наконец услышать ее голос, о котором так долго мечтал. Я вернулся домой. И в этом доме меня ждала женщина… моя женщина. Уже совершенно четко и понятно — моя. Вот так легко и просто, после кошмарных передряг и переживаний, ты начинаешь понимать, что человек — это не домашнее животное в стиле хомячка. Сейчас я понимал, что по-прежнему не хочу отпускать от себя Еву, но ведут уже совсем другие чувства и эмоции. Мне хотелось свернуть ради нее горы и дать все, чего она не получала за свою жизнь. А для переворота в голове всего лишь надо было понять, что тут ждут именно меня, а не бизнесмена Коршунова с его капиталами. Я ворвался в холл, и одновременно с противоположной стороны в помещение влетела запыхавшаяся, растрепанная от бега Ева. Ее образ вошел под дых, как остро заточенный нож. Лихорадочно блестящие глаза, румянец на щеках и счастливая улыбка, словно отражение моей. Ведь я тоже стоял, жадно ее разглядывал и лыбился как последний дебил, а после поступил еще более классически-идиотским образом. Шагнул вперед, распахнул руки и тихо сказал: — Иди ко мне. Она прерывисто выдохнула и сорвалась с места, за несколько секунд пересекая всегда такую гулкую и холодную комнату, которая сейчас сузилась до размеров личной вселенной и засверкала новыми красками. Маленькое тело врезалось в мою грудь, тонкие руки легли на плечи и запутались в волосах, а после Ева встала на цыпочки и сама коснулась моих губ поцелуем и выдохнула: — Я так за тебя переживала. Наверное в жизни каждого мужчины случается момент, когда его как пыльным мешком из-за угла лупит осознанием бытия. Что вот он момент ради которого и стоило жить, истина ради которой стоило провести дни в камере на грани между свободой и неволей. Приходит понимание ценностей. И еще желание… Я голодный, дико голодный до своей серены и хочу, чтобы она это знала. Я обхватил личико Евы двумя руками, практически с наслаждением ощущая под пальцами шелк ее кожи, и уже сам впился в ее губы поцелуем. Да-а-а… наконец-то. Только сейчас понял насколько соскучился. Моя девочка на несколько секунд замерла, распахнув глазки, а после медленно опустила ресницы и подалась вперед с тихим стоном. Этот звук прошелся беличьей кистью по моим оголенным нервам. Мурашки по коже, возбуждение по венам, взрывом сумасшествия в мозгах. Член напрягся в штанах, намекая, что раз такое дело, то надо, прямо очень надо застолбить девушку всеми доступными способами, а секс — мало того, что самый древний, так еще и самый приятный. Так как голова не имела ничего против планов тела, я подхватил Еву на руки и, увидев в соседнем коридоре Николая, махнул ему ладонью за спиной девушки, намекая, что самое лучшее и хорошее, что он сейчас может сделать — это убраться куда подальше. Разбор полетов и награждение верных будет чуть позже. Через часа два. А лучше четыре. А в идеале вообще завтра после обеда. Начальник службы безопасности понимающе усмехнулся и скрылся в ближайшем ответвлении, оставляя нас с сереной наедине. Ева сидела на моих руках и смотрела сияющими от счастья глазами. И от взгляда этих глубоких, влажных омутов меня вело хлеще, чем от ее голоса. Путь до спальни занял немного времени, но каждая секунда растягивалась на часы, настолько мне хотелось наконец-то положить девочку на кровать и сделать с ней все то, о чем мечталось эти дни. Это странно когда мир сужается до одной женщины. Когда фокус лишь на нее… я даже без психов выставил из комнаты метнувшуюся наперерез кошку, хотя для этого пришлось выпустить Еву из рук. Наконец-то дверь щелкнула, закрываясь на замок, и я, плавно развернувшись, стянул пиджак, кинул его на ближайшее кресло и хищно усмехнувшись, практически кинулся на мою маленькую, но такую соблазнительную лань, которая так удачно стояла возле кровати. Ева невольно сделала шаг назад, ее колени подломились и девушка с тихим “Ой!” села на постель. Я остановился возле нее, глядя сверху вниз на взволнованные глаза, алый рот, который она регулярно облизывала и Чертков очерченные губы… — Ты споешь сегодня для меня, Ева? — спросил я, зная, что теперь никогда не смогу просто прийти и взять. Мне будет важно слышать разрешение на дальнейшее. Она озадачилась, всего на мгновение, пока не поняла весь смысл моей аллюзии. — Да — прошептала она, и я вздрогнул от этого медленного придыхания. Тут же подался вперед, жадно целуя и наслаждаясь каждым прерывистым выдохом девушки. Нажал на плечи, заставляя откинуться на кровать и навис сверху, опираясь на локти и съедая взглядом открывшуюся картину. Халат чуть сползл сверху, открывая кружева белоснежного бюстгальтера, а внизу наоборот задрался, демонстрируя нежный животик к которому нестерпимо хотелось прижаться губами. Зачем отказывать себе в такой малости? Я спустился ниже, и не отрывая взгляда от перепуганных глаз, на дне которых тлело желание, прикусил сосок и усмехнулся, ощутив как вздрогнуло ее тонкое тело. — Я скучал, — выдохнул, обдавая горячим воздухом нежную кожу в зоне декольте, почти с наслаждением отмечая то, как она покрывается мурашками. — Очень скучал, Ева-а-а… Ее имя по прежнему обладало каким-то волшебным, невероятным действием. Перекатывая его на языке, как редкую сладость, я ощущал, как мои “вкусовые” рецепторы буквально взрываются от запредельного удовольствия, с которым мог сравниться разве что вкус этой женщины. И я безумно хотел вновь почувствовать его на кончике языка. После длительного воздержания, мне хотелось бури страсти. Но глядя в то, как Ева доверчиво льнет ко мне, запуская пальчики в волосы и постепенно расслабляясь под ласками, я понимал, что сейчас по прежнему не время для моих желаний. Время нежности. Время быть откровенным в чувствах и ласках. Откровенным, но не грубым. Это далось тяжело. Тяжело было расстегивать одну за одной маленькие пуговички на ее халатике, ласково прикасаясь ртом к каждому открывшемуся участку кожу. Трусики я все же не удержался и стащил зубами, как некогда и мечтал, параллельно прикусывая бедра Евы, от чего моя сирена вздрагивала и вздыхала. Мягко разведя в стороны ее ноги, я коснулся взглядом открывшейся розовой плоти, которая уже блестела от соков, и невольно усмехнулся, когда моя скромница неосознанно попыталась свести коленки. Решив, что начинать с главного десерта совершенно неправильно, я приподнялся выше, нежно целуя вздрагивающий от каждого прикосновения животик и двинулся к груди. Накрыл ртом розовый, пока еще трогательно-мягкий сосок и с силой втянул, с наслаждением ощущая, как он почти мгновенно твердеет. Пока ласкал языком одну ягодку, а рукой скользнул ниже по телу девушки, безошибочно находя влажные складочки. Обвел пальцами клитор и усмехнулся ощутив, как женское тело выгнулось дугой. А после… после Евв застонала. Низко, томно, длинно… так, что на вибрациях ее голоса трясло уже меня. Это уже не беличья кисть по обнаженным нервам, это разряд высокочастотного тока напрямую в мозг. И я понял, что сильно себе польстил, когда посчитал, что сейчас смогу долго сводить с ума Еву ласками и не кончить. Меня накрывало. Она внезапно села и потянулась ко мне, лихорадочно блестя глазами и неловкими рывками стягивая с плеч рубашку. Еще никогда я не избавлялся от одежды настолько стремительно. Момент, когда я все же смог сжать в объятиях горячее тело Евы, опьянил надежнее выпитого на голодный желудок бокала виски. Я всегда относился к сексу, как к физиологическому явлению, призванному удовлетворить потребности. И самое собой, не видел в нем ничего волшебного или нереального. Такое же пренебрежительное фырканье во мне вызвало словосочетание “заниматься любовью”. Но сейчас… Сейчас я понял насколько раньше ошибался. Этой ночью, в темноте наполненной стонами и шепотом, я любил свою Сирену. Глава 31 /Ева Демина/ Это был потрясающий день, а после и ночь. Долгие, томные и очень сладкие. Как расплавленный шоколад, который впервые пробуешь после того как месяц просидела на диете ограничивая себя в сладком. Руслан был моим шоколадом и я никак не могла им насытиться. Когда раньше в фильмах я видела сцены, где влюбленные запирались в номере гостиницы и не выходили оттуда сутками, это вызывало во мне ироническую усмешку. Придумают же сценаристы, такого ведь не бывает. А вот теперь поверила, потому что была готова не показываться во внешнем мире ещё целую вечность. Уже после долгого марафона, когда я мокрая от усталости лежала на груди у мужчины, и он расслабленно водил кончиками пальцев по моей спине, я решилась спросить: — Расскажешь что произошло? Я знаю только то, что рассказал Клаус, а он неохотно делится информацией. Рука Руса на какой-то момент замерла, а после возобновила свое мерное движение. — Зачем тебе лезть в эту грязь? В ней мало приятного. Ещё месяц назад я бы с ним полностью согласилась, да и сейчас тоже, вот только я туда уже влезла, когда пошла на встречу с Добрыниной. Окунулась в этот чужеродный для меня мир, огляделась и поняла одну вещь — здесь нельзя быть страусом и прятать голову в песок. Нужно владеть любой информацией, когда-нибудь она ещё может пригодится. — Я просто хочу знать правду, — выдохнула я. Р план посмотрел на меня особенно внимательно, а после нехотя заговорил: — Наверное стоит начать, как я вообще оказался в том месте, где тебя купил. Есть такой человек — Влад Соколовский. Точнее, уже был и вряд ли ад ему будет пухом. Он владел бизнесом, который я безумно хотел присвоить… настолько безумно, что оказался слеп и меня обвели вокруг пальца. В общем, Соколовский предложил пари… Следующие десять минут я, затаив дыхание, слушала подробностей грязной, но очень элегантной аферы. Ведь если бы у Руслана не оказались в рукаве сразу двух джокеров немецкого происхождения, то совершенно не ясно, чем дело бы кончилось. По задумке Соколовских Руслану в клубе обязательно бы понравилось. Прославившийся в своих кругах, как человек жестокий, но при этом не имеющий определенного удовлетворения в сексе, Коршунов сам дал оружие своим врагам. Соколовский-старший был уверен, что Руслан будет в восторге от жестокой забавы на смерть с ничего не понимающей жертвой. А дальше, видеофиксация, шантаж или тюрьма. Руслан немного поломал им план, в момент когда выкупил меня. Никто даже не думал о подобном исходе, оттого управляющего клуба, продавшего меня за полмиллиона долларов никто не предупредил, что этого делать не стоит. Услышав эту сумму, я несколько раз переспросила у Коршунова, точно ли в долларах была сделка. Потому, что у меня даже руки занемели от осознания своей новой цены. Это не в рублях, как я считала изначально. В итоге, в дело пошел план Б. Руслан ведь проиграл Владу Соколовскому спор на абсолютную безделицу — машину и виллу на уикенд. Как выяснилось позже, на машине Влад в те дни особо даже не ездил, она была отогнана на один из автосервисов его отца, где за два дня был сделан идеальный дубликат ключей. Они сыграли свою роль позже… В это же время Руслан улетел в Сочи, а за ним следом наемный убийца и весьма неплохой патологоанатом из Москвы. Друг и подельник того самого врача, который меня похитил. Эти двое совершили идеальную фальсификацию улик, подставив Руслана с биологическими образцами. Чуть позже схему повторили уже в Москве. Место специально выбирали такое, где Коршунов бывает неподалеку — возле его офиса. Финалом стало убийство третьей девушки. Как показало дознание Соколовского-старшего, изначально ее труп хотели подбросить в багажник на афтепати, с помощью тех самых ключей. Но Руслан сорвался бог весть куда, и пришлось буквально ехать за ним и выслеживать, чтобы когда он оставил машину одну, совершить свое грязное дело. — Это были все те двое? Убийца и врач? — уточнила я. Руслан покачал головой. — Это был Влад. Все же я не просто так к нему относился настороженно. Клаус откопал многое про развлечения этого ублюдка, от большинства волосы даже у лысого дыбом встанут. Малолетний придурок по локоть в крови ходил. Не Чикатило, конечно, но не гнушался разного. Я остановила Руслана жестом, чувствуя как к горлу подкатывает приступ тошноты. Подробностей мне знать не хотелось совершенно. Поборов недомогание, я продолжила расспросы. — Надеюсь, ты к его убийству не имеешь никакого отношения?! — Если только косвенно, — все же Руслан был предельно откровенен, признаваясь в подобном. — Это цепная реакция на обнародование расследования по моему делу. Я подозреваю, что Клаус знает имена, но никогда не расскажет, хоть и не поддерживает такие методы. У этого немца странное чувство справедливости. –. В смысле? — Над Владом совершили самосуд. И та записка на месте преступления, лучшее тому доказательство. Сайн-Витгенштайн пространно намекнул, что это дело рук какого-то бывшего военного, но больше он ни скажет ни слова. И знаешь что, наверное, это правильно. Таким как Влад лучше не ходить по земле. — Пожалуй, в этом я с тобой полностью согласна, — поддержала я, и неожиданно зажала себе рот рукой, потому что тошнота вернулась. Да что же это такое?! Я вывернулась из объятий Руслана и бегом улетела в ванную, где меня вывернуло, едва успела к унитазу. Там долго восстанавливала дыхание, а потом умывалась, вслух костеря дурацкую рыбу. После минут пять вытирала лицо полотенцем, чувствуя, наконец, что тошнота прошла. А когда подняла голову встретилась взглядом с Русланом. Он стоял побледневший на пороге ванны, смотрел на меня широко открытыми глазами, будто привидение увидел. — Эй, ты чего? — я даже, руками перед его лицом помотала. Он отмер и почему-то переместил свой взгляд на мой живот, а после снова на лицо, и задал один единственный вопрос: — Ева, а ты ведь выпила таблетки тем днём? Сердце упало в пятки, потому что я даже не вспомнила о предохранении, когда все произошло…

* * *

Глава 32 /Руслан/ Мы гуляли с Евой по одному из московских парков парку. Нестеров сказал, что ей необходимо больше бывать на свежем воздухе, получать больше витаминов, и желательно солнца. Но где же его найти в Москве в середине ноября. Я бы отправил свою сирену куда-нибудь на жаркие острова, где солнцем залит каждый сантиметр пляжа, но подобную выходку доктор запретил категорически. — Не стоит метаться из крайности в крайность. Начало беременности выдалось нервным, были угрозы, но сейчас все нормализовалось — однако не стоит рисковать с перелетом, — улыбался светила медицинский наук, как всегда ласково поглаживая бок своего чемодана. Вот мы и не рисковали. Я и сам не заметил, как перешел с Евой на это самое «мы». Просто в какой-то момент отдельно «она» и отдельно «я» перестали существовать — и появились мы. Трое. — Говорят, в этом году будет очень холодная зима, — смотря куда-то вдаль, отрешенно произнесла она. — Кто говорит? — лично я о таком прогнозе слышал впервые, хотя и не особо интересовался сводками. — Народные приметы, — она помахала у меня перед носом букетом золотых листов, совершенно нехарактерных для ноября. Обычно к этому времени они превращались в гнилую грязь, а этой осенью почему-то нет. Еще лежат. — Если ноябрь теплый — зима будет лютая. — Ну будет и будет, — я только пожал плечами. — У нас в доме прекрасное отопление, а лично для тебя я присмотрю прекрасную шубу. Точно не замерзнешь. Ева насупилась, наморщив носик, и скривила рожицу. Все же она стала забавной. Беременность действительно меняет женщин. Более мягкая, но все такая же вредная. Только рукой отмахнулась от моего предложения о шубе, и кольцо блеснуло на ее безымянном пальце. Мы расписались поспешно и тайно. После всех событий и муссирования моего имени во всех СМИ, я не хотел никакой огласки. Поэтому все происходило настолько тихо, что конспирации позавидовали бы даже в ФСБ. В ЗАГСЕ было всего пять человек. Я с Евой, Николай и Марина в качестве свидетелей, а еще бабушка… Новость о такой скоропалительной свадьбе внучки она восприняла не обрадовавшись. Слишком в ее глазах все резко произошло, настолько резко, что она была даже категорически против, и если бы не новости о положении Евы, никакого благословения мы бы не получили. Но здесь нам оставалось только смириться. Все же на месте Евиной бабки я бы поступил точно так же. Тем паче более сомнительного жениха, чем я, найти было сложно. Елена Сергеевна постоянно интересовалась почему с моей стороны нет ни одного родственника, и почему я полный тезка того самого мафиози и убийцы Коршунова из новостей. В этот момент я благодарил плохое старческое зрение пожилой женщины, потому что присмотрись она ко мне в очках, точно бы заметила, что я не только тезка, но и лицом идеально совпадаю. Из мыслей выдрала телефонная трель. Разрывался мобильный в кармане пиджака. Пришлось лезть и лицезреть номер Орлова… Что ж так не вовремя… Я все хотел рассказать Еве о своей матери, но Нестеров так настоятельно просил не волновать беременную девушку, что тема невольно откладывалась каждый раз в дальний угол. Причем головой понимал, что рано или поздно правда настигнет и придется все рассказать, но все же старался отсрочить чуть-чуть на попозже, когда все угрозы беременности точно минуют. — Слушаю, — произнес я, вслушиваясь в трубку. — Руслан Михайлович, доброго дня. Тут кое-что произошло… И опять это ощущение упавшего сердца, и воздуха, исчезнувшего из легких. — Говорите уже, — мертвенно бледным голосом выдавил я, наблюдая, как заметившая что-то на моем лице Ева подбирается поближе. — Нет, вы не подумайте. Ничего плохого, как раз наоборот, небольшое просветление, вы ведь знаете, как редки такие состояния. Приедете? Всего мгновение ушло на размышление. Короткий взгляд на Еву, молчаливый вопрос в ее глазах, который не получит ответа. Просто я попрошу жену посидеть в машине, пока буду у матери, но не приехать в пансионат я не имею права. — Скоро буду. Ждите. — И мороженное, — не забыл напомнить доктор, хотя про вишневый пломбир я буду помнить даже на том свете. — Я все привезу, — хмуро ответил и отключился. Тотчас в мои мысли ворвалась Ева. — Что-то случилось? У тебя такой вид… — Ничего, — произнес, как можно спокойнее. — Просто нужно срочно съездить в одно место. — С тобой можно? Кивнул, но тут же уточнил: — Посидишь немного в машине. Тебе там все равно будет не интересно. Взгляд жены на мгновение стал растерянным, она ведь не глупая, видит, что я увиливаю, вот только говорить ей правду сейчас все равно не стоит. Встречи с матерью и для меня никогда не были легкими, а для нее… В общем, это не для слабонервных. Путь до пансионата занял преступно мало времени, хоть я и старался не гнать машину, но все равно выжимал скорость. Опять боялся не успеть, как и десятки раз до этого. Я как всегда надеялся встретить по приезду Катерину Павловну, но умом понимал, что ждет меня скорее всего Катюша. А может и не ждет… Затормозив у ворот элитной лечебницы, я попросил Еву подождать в машине. Наверное, я слишком спешил, от этого лицо девушки стало еще более рассеянным. На пару минут я заглянул в небольшой магазинчик рядом. Местная продавщица уже давно знала меня в лицо, хоть я и не часто здесь появлялся. — Ой, а вишневого сегодня не завезли, но есть шоколадный пломбир, — с порога воскликнула она, а я почувствовал укол совести, потому что мог бы купить где-нибудь в городе, но спеша сюда, понадеялся на авось. — Хорошо, давайте, — бросил на прилавок несколько купюр и, не дожидаясь сдачи, выскочил за дверь. Я спешил, а заодно по пути набирал номер Орлова. — Я на месте. Куда мне подойти? В палату или … — Она в парке, — перебил доктор, — гуляет с медсестрой. Погода ведь сегодня замечательная. — Спасибо, — поблагодарил я и сбросил вызов, спеша по асфальтовым дорожкам больничного городка. Здесь был разбит прекрасный парк, как и положено в особо дорогом и элитном месте — сосновые деревья, свежайший воздух и идеально выметенные тропинки с ровными плитками, по которым удобно катать коляски. Медсестру и мать увидел издалека, они не торопясь двигались впереди по аллее и мне пришлось бежать, чтобы догнать их. Мороженное неприятно холодило руку, а в груди сердце уже давно превратилось в камень, чтобы не обливаться кровью, когда увижу маму. Она сидела в инвалидной косяке, расслабленно привалившись на спинку, смотрела куда-то вдаль. Бездумно, безэмоционально. Когда-то голубые глаза, стали практически прозрачными от старости, и там совершенно не было даже тени прежней Катерины Павловны. Умнейшей интеллигентный женщины, которая сделала для меня так много. Медсестра что-то ей рассказывала, и в ответ получала лишь вялые отдельные слова. Приблизившись, я расслышал слова сказки. Репка. — Внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку… Катюша, тебе нравиться сказка? — Угу… — не очень членораздельно ответила мать, а я опять не мог справиться с этим дурацким ощущением дрожи в собственных пальцах. Слишком сложно и невыносимо. Для меня для взрослого мужика смотреть на такую мать, вот только должен… Я обогнул коляску спереди. Приметившая меня медсестра остановилась заранее. — П-привет, Катюша, — присаживая на корточки напротив мамы, произнес я, и голос дрогнул. — Как твои дела? Давно не виделись? Каждый вопрос и моя натянутая улыбка давались очень тяжело, вот только по другому нельзя. Иначе испугается. — Дяденька, а вы кто? — матери слова тоже давались не просто, только ей абсолютно по другой причине. Болезнь, страшная и беспощадная. Альцгеймер — одна из последних стадий. — Я — Руслан, разве ты забыла? Вот, принес тебе мороженное. Ну, разумеется она забыла. Я задавал идиотские вопросы, на которые знал ответы, потому что моя мать не помнила фактически ничего, большинство времени абстрактно существуя в реальности, но иногда становясь Катюшей. Она считала себя девочкой шести лет, часто звала свою маму и отца, не помнила ни меня, ни мужа, зато очень любила вишневое мороженное. У нее в палате не стояли зеркала, чтобы не травмироваться лишний раз, если она увидит свое постаревшее отражение. Мать не ходила самостоятельно, не ела, ни пила, и за ней круглосуточно была закреплена медсестра. Катюша совершенно по-детски прищурилась, подозрительно глядя на меня и выдала: — Мама запрещает брать сладости у чужих дядь. — Даже если это шоколадный пломбир? — я вытянул вперед руку, показывая лакомство, а у самого пальцы дрожали. Катюша сомневалась всего мгновение. Любовь к сладкому победила чувство безопасности и наставления матери. — Шоколадный? — переспросила она. — А вишневого нет? Покачал головой, и принялся снимать фольгу с пломбира. Выходило плохо, собственно, как и каждый раз до этого. Не удавалось подцепить край обертки, а когда получилось, поднести мороженное к ее рту, чтобы кормить из рук. Все же это очень тяжело…ощущать себя слабым перед тем, что никогда не сможешь побороть, и с чем можно только смириться. Поэтому я и не хотел говорить Еве правду, не желал, чтобы она, так же как я, пропускала все это через себя. — Сегодня холодно, — напомнила медсестра, о которой я уже успел позабыть. — Не стоит злоупотреблять с мороженным. Я поднял на нее тяжелый взгляд. Хоть она и права, но могла бы и промолчать пару минут, но ответить ей не успел, боковым зрением ухватил красное чужеродное пятно в метрах ста от нас. Рывком повернув туда голову, увидел Еву, в своем ярко алом пальто. Она стояла вначале парковой дорожки, неотрывно смотрела на меня, а из рук летели ярко-золотые кленовые листья, которые она так везла в ладонях все дорогу с предыдущего парка.

* * *

Глава 33 /Ева/ Сидеть в машине было скучно и душно. До такой степени душно, что я открыла все окна, но все равно понимала — этого мало. В итоге вытащила ключи из зажигания, зачем-то захватила кленовый букет и вышла из машины на улицу, хотя бы для того, чтобы просто походить вокруг и дышать полной грудью. Сразу стало немного легче, даже в голове мысли прояснились и вернулись переживания за Руслана. После странного звонка он был сам не свой, сорвался ехать сюда, гнал машину, и ничего мне не объяснял. Я видела тайну на его лице, которую он не хотел раскрывать, но и настаивать, спрашивая, тоже не желала. Где-то на подкорке ощущалось, что это нечто болезненное, такое, о чем, он должен рассказать сам. Наверное, это неправильно, когда у мужа есть секреты от жены, но так уж случилось — что у меня с Русланом и брак-то случился слишком быстро. Настолько стремительно, что я еще сама до конца не понимала — правда ли то, что на моей руке обручальное кольцо, я беременна от человека, которого знаю буквально пару месяцев, и которого, наверное, люблю… Это, наверное, до сих пор терзало меня сомнениями, потому что чересчур сложной вышла наша с Русланом история, слишком нервной. И как бы я старалась не переживать ради ребенка, от мыслей было все равно не избавиться. Мне казалось, что все в жизни стало вдруг слишком идеальным, и не бывает такого на самом деле, искала подвох, особенно в момент, когда Руслан предложил выйти за него замуж. Он не был похож на мужчину, который жениться на девушке, случайно от него залетевшей. Скорее я ожидала от мужчины требования аборта, но нет… Удивил, сказал, что будет любить нашего ребенка. И я согласилась. Кто-то скажет, что это самое дурацкое решение выходить замуж только из-за того, что беременна, и еще три-четыре месяца назад я бы его поддержала, но сейчас мне хотелось верить, что между мной и Русланом есть нечто кроме живущей во мне новой жизни. Именно верить, потому что признаний в любви ко мне вслух так и не прозвучало, просто было очень много заботы с его стороны, и сомнений с моей. И пусть я миллион раз убедилась в том, что Коршунов хороший человек с железной маской на лице, но так и не сумела понять — тот ли он самый, с кем сумею прожить всю оставшуюся жизнь. Вот так все сложно и запутано было у меня в голове. И вот сейчас, эта невысказанная тайна, повисла в воздухе и тревожила меня все сильнее с каждым мгновением. Я присела на какую-то лавочку и принялась расстёгивать ворот пальто. — Девушка, — выдрал из мыслей голос незнакомой женщины, у которой из-под куртки выбивался медицинский халат. — Вы какая-то бледная. С вами все в порядке? — Да, хорошо не переживайте. Просто беременность, такое иногда случается, — улыбнувшись пояснила я. — А-а-а, — понимающе протянула она. — Тогда тем более не сидите возле дороги. Зачем дышать газами, пройдите лучше на территорию пансионата, там сосновый парк, Погуляете. Я с сомнением на нее глянула, в моем понимании, то что находилось за забором — вряд ли открыто для всех. — А разве можно? — уточнила я. — Нельзя конечно, — пожала она плечами. — Но местные из соседней деревни все равно гуляют и шастают, по терренкурам ходят. Вы-то чем хуже? — Ничем, — согласилась я и встала со скамейки. — Спасибо, пойду действительно прогуляюсь. Не спеша двинувшись к соснам, чьи верхушки были видны за забором, я размышляла, не сильно ли будет ругаться Руслан, когда вернется. Все же он просил меня оставаться в автомобиле, но с другой стороны — я ведь просто дышу воздухом. Парк был прекрасен. Ухоженный, красивый. По ровным и идеально убранным дорожкам сразу было понятно, что минимум дважды в день здесь проходит техника, которая сметает сосновые иголки. А еще были забавные белочки, скакавшие с ветки на ветку. Я даже пожалела, что у меня не оказалось с собой каких-нибудь орешков. Правда, появилась мысль вернуться обратно и зайти в магазинчик недалеко от входа на территорию, но здесь было так тихо и умиротворенно, что я отмела эту идею на попозже. Вернётся Руслан, и мы купим орешки вместе. А пока мне просто захотелось достать телефон и не много по фотографировать белок. Из первого кадра пушистая егоза успешно сбежала, со вторым получилось удачнее, вот только на задней фон попали люди: медсестра, женщина в инвалидном кресле и… Руслан. Я подняла голову от телефона, чтобы застыть от увиденного зрелища. Мой муж стоял буквально в ста метрах, со странным застывшим взглядом и натянутой улыбкой смотрел на женщину в кресле и пытался кормить ее мороженным. Телефон сам выскользнул из рук, а следом и букет листьев. Я словно прикованная подсматривала за картиной из параллельной вселенной. Такой странной, нереалистичной и почему-то надрывной до разорванных нервов. Даже на таком расстоянии я видела, как подрагивают руки у Руслана… И эта женщина. Несмотря на возраст, морщины, я видела, как они похожи между собой в профиль — значит, мать, о которой он никогда не говорил, стараясь уйти от темы. В этот момент Руслан поднял голову и посмотрел точно на меня. И я вздрогнула, слишком похож был этот взгляд и тот, из далекого прошлого, когда мы ужинали в доме, и я спросила о родителях Руслана. Это была слишком болезненная тема, в которую я влезла без спросу и увидела, мужчину таким, каким он наверняка не хотел бы быть увиденным. Трогательно слабым, и в то же время зашкаливающе заботливым. И это мороженное. — Прости, — шепнула одними губами я и невольно отступила на шаг назад, а после развернулась и, ускорив шаг поспешила прочь из парка. Мне было не положено такое видеть, нельзя. Вот почему он просил меня посидеть в машине, а я не послушалась. — Ева, — донеслось в спину, но я не могла остановиться, пока он меня не догнал уже у самой машины. — Ну ты чего, девочка, моя. Испугалась, что ли? Не трясись так? Меня же действительно колотило, сама не пойму от чего. — Я не хотела подглядывать, честно. Это случайно, — я прятала лицо где-то в вороте пальто, потому что боялась поднять глаза и посмотреть на Руслана, боялась, что он будет злиться. — Знаю и верю, — его дыхание коснулось моей макушки. — Прости меня, я сам виноват, что не сказал раньше. Но не хотел волновать, почему-то знал, что ты отреагируешь болезненно. Да мама, очень плоха, но она все же моя мама… Я судорожно вздохнула и все же заставила себя поднять голову. — Что с ней? — произнесла, едва поняла, что никакой злости муж не испытывает, в его глазах было гораздо больше испуга за меня. — Альцгеймер. К сожалению, это не лечиться, и Катюша… — он запнулся. — Моя мама, Катерина Павловна, считает себя ребенком. Ты меня простишь, если я сейчас вернусь к ней, она испугалась, когда я убежал за тобой? В горло набежал тугой комок, который я с усилием сглотнула. Руслан смотрел на меня так странно и действительно спрашивал разрешения, будто я могла его не отпустить. — Иди конечно, — рассеянно пробормотала я. — Только посиди в машине, прошу. Я бы познакомил вас, но она плохо воспринимает незнакомых людей. Прости, — он выпустил меня из объятий, проконтролировал, чтобы я села в авто и только после этого ушел. Мне же оставалось только сидеть, словно мешком стукнутой, и понимать, что сегодня я встретилась с еще одной гранью Коршунова. Той, которую совершенно не знала раньше. Коршуновым-сыном. И этот новый человек поразил меня настолько, что все мои сомнения по поводу собственного будущего и будущего моего ребенка, стали вдруг казаться сущим пустяком. Я вдруг отчетливо поняла, что мой муж не из тех, кто может бросить… Такой никогда не оставить, и будет тянуть тебя на своем спине, плечах или горбу до последнего вдоха. Потому что такое трепетное отношение к матери невозможно подделать, и оно гораздо более истинно показывает натуру, чем любые слова, фразы, или покупки дорогих шуб… Когда Руслан вернулся, я долго боялась нарушить молчание первой. Не знала с чего начать, и стоит ли вообще что-то говорить, поэтому просто смотрела в окно перед собой и прокручивала в голове фразы… — Знаешь, — заговорил он, когда мы съехали с основного шоссе на дорогу к дому и Руслан вдруг заглушил двигатель. Я повернулась к нему и вопросительно уставилась на его лицо. — Я тут только что неожиданно понял одну вещь. Понравилась ты мне за свой голос, а влюбился я в твое молчание. Как сейчас, — он потянулся ко мне через коробку передач и как-то совершенно целомудренно коснулся губ. — Спасибо, что ты появилась в моей жизни. Вот такая вот… Ева…

* * *

Эпилог Три года спустя Время перемен особенное. В такой период летят часы, дни, а за ними и месяцы, стремительно складываясь в года. Вот и я не успела оглянуться, как держала на руках маленького сына, у которого были глаза отца и мои рыжие волосы. Ребенок безумно меняет жизнь женщины. Сдвигаются прежние приоритеты, меняются ценности, да и сама она становится абсолютно другой. Потому, даже после того, как маленькому Ромке исполнился год, я не стала возвращаться в Гнесинку, хотя уже восстановила голос. На определенном этапе просто поняла, что на эстраду меня больше не тянет, хотя известной певицей теперь могла бы стать даже не имея образования вообще. На одном из светских приемов ко мне подошел импозантный мужчина, представился продюсером и намекнул, что с моим талантом и деньгами Коршунова, можно в два счета взлететь на российский Олимп. Именно в этот момент я отчетливо осознавал, что все о чем мне грезилось с детства: гастроли, свет софитов, громкие аплодисменты — это не для меня. Я мечтала посвятить свою жизнь музыке, а не шоу-бизнесу. С помощью мощного долларового двигателя взлететь может даже прокуренная безголосая девица, я же не хотела, чтобы мое имя полоскали и сравнивали с кем-то подобным, присваивая мой успех деньгам мужа. Впрочем, когда я по дороге домой с возмущением рассказала про это предложение Русу, тот спокойно подтвердил, мол, если я и правда хочу петь, он с удовольствием поможет сбыться мечте. В ответ я фыркнула и даже немного обиделась, а потом сказала, что раз Коршунову так уж хочется потратить куда-то деньги — путь поможет организовать бесплатную школу пения для маленьких детей. Я в тот момент пошутила, а он запомнил. На следующий день ко мне пришел Николай с бизнес-планом и даже списком подходящих помещений для школы. Перехватив сына поудобнее, я сначала хотела отказаться, громко посмеявшись над абсурдностью ситуации, а после… подумала почему бы и нет? Руслан никогда не делал того, чего не хотел, стало быть, это зрелое и взвешенное решение с его стороны. А еще подобный поступок выглядел неким намеком-напоминанием на то, что у меня есть таланты, и ими не следует пренебрегать. Последний год я все больше проводила дома, посвящая время любимым мужчинам, даже отказываясь от помощи няни, потому что не чувствовала себя готовой делить внимание Ромчика с кем-то посторонним… И вот, кажется, муж мягко подтолкнул меня к дальнейшему развитию, не принуждая, а наоборот, всячески поддерживая. Именно так и появилась благотворительная школа для маленьких детей. Коллектив, как ни странно, в основном набрался из знакомых из Гнесинки, которые, как и я, разочаровались в эстрадной жизни, хлебнув первой грязи, ведь секс с продюсером — самая малая часть “обязанностей” юного дарования на пути к большой сцене. Что же касается семейная жизни с Русланом Коршуновым, она оказалась прямо противоположной нашему более чем агрессивному знакомству. Пережитые на заре отношений опасности сплотили нас, наглядно показав, что человеческая жизнь слишком хрупка и стоит ценить моменты, когда все хорошо. Рус стал прекрасным мужем, а я делала все, чтобы быть хорошей женой и матерью. И да, я всем сердцем, до безумия, любила его. Иногда мне казалось, что с каждым днём это чувство становится все ярче и сильнее. К сожалению, громкая история с обвинениями в таком кровавом деле не прошла бесследно для бизнеса Коршунова, потому в первые полгода он практически жил на работе, впрочем не забывая обо мне, и проводя со мной минимум два вечера в неделю. Но, к счастью, все нормализовалось. Чего нельзя было сказать например о бывшей империи Соколовских. Наследники, конечно, нашлись, но удержать такого гиганта на плаву не смогли. Что же касается других участников этой грязной истории, то возмездие нашло и, казалось бы, избежавшую правосудия Добрынину. Девушка привыкла жить на широкую ногу и продолжала это делать за границей, но быстро нашла неприятности. В конце концов ее следы затерялись в гареме какого-то восточного шейха. Радикально затерялись, быть может даже в пустыне. Но мне было ни капли ее не жаль! К сожалению, этот мир покидают не только плохие люди, но и хорошие. Полгода назад умерла Катерина Павловна. Руслан на первый взгляд воспринял эту новость стойко… лишь я знала, что тем вечером он заперся в музыкальной комнате и всю ночь играл. Неровно, суматошно… но так искренне, что у меня, сидящей под дверьми, слезы наворачивались. Когда уже в середине ночи, Руслан наконец-то вышел и увидел меня, то лишь рывком привлек к себе, прижимаясь губами к волосам. После подхватил на руки и унес в спальню. Остаток ночи, мы сидели на широком подоконнике, пили чай, а муж взахлёб рассказывал все то, о чем мы раньше старался не говорить. Детство, юность… болезнь мамы. Именно после той ночи наша эмоциональная связь стала ещё крепче, и теперь могла сравниться разве что с корабельным канатом. Отвлекая меня от мыслей, скрипнула входная дверь и на пороге показался вернувшийся с прогулки Руслан, держащий на руках уснувшего сына. Я встала, на цыпочках подошла к ним и коснулась губами сначала слегка небритой щеки мужа, а после макушки Ромки. — Долго вы. — Ходили к лошадям, и он долго не желал их покидать, — одними губами ответил супруг. — А ты как? — Закончила с бумагами и теперь свободна, — улыбнулась я, прижимаясь щекой к плечу Руслана. Муж на мгновение отстранился, чтобы уложить сына в кровать, но тут же вернулся ко мне, чтобы обнять. — Свободна и полностью в моем распоряжении? — промурлыкал Коршунов, скользя ладонью по спине до талии и ниже. — Вся. От кончиков волос до пальцев. — Меня больше другие места интересуют, — пошло усмехнулся Рус и властно поцеловал. Но страстного секса не случилось, так как именно в этот момент Ромка решил, что он достаточно поспал. Распахнул глазенки, радостно пискнул “мама” и, встав в полный рост на кровати, запросился на руки, чтобы тут же вцепиться в мои распущенные волосы. — Властный какой, — пыхтел муж через пару минут, пытаясь освободить пряди из хватки сына. — Угу, весь в тебя, — со стоном ответила я, и облегченно выдохнула, когда меня освободили. — За это и люблю. — Сильно любишь? — выгнул бровь Коршунов. — Очень сильно, — теряясь в его глазах ответила я, ощущая как это солнышко в моей груди становится все ярче. Иногда мы находим свою любовь в совершенно не подходящих для этого местах, но данный факт делает ее лишь более ценной. Руслан оказался моим ангелом-хранителем, непростым, не явным, но самым настоящим, хотя изначально я думала иначе. И пусть встретились мы в ужасных обстоятельствах, он заставил меня забыть плохое, поверить в чудеса и увидеть мир другими глазами. Да, розовые очки слетели, разбившись вдребезги, и это прекрасно, потому что вокруг слишком много красок, видеть которые жизненно необходимо: серые глаза мужа, рыжие волосы сына и радугу, появляющуюся после дождя… Конец.

 

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg