«Мент и заложница»

Мент и заложница (fb2) - Мент и заложница (Салон красоты) 850K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Мария Ветрова

Мария Ветрова САЛОН КРАСОТЫ

Мент и заложница

1

Салон красоты «Виктория» располагался почти в центре Москвы, неподалеку от Садового кольца. Возможно, поэтому практически с момента его основания здесь не испытывали недостатка в клиентах. И очень быстро заведение стало одним из самых популярных среди состоятельных господ и леди. Разумеется, леди — в первую очередь.

Но в эти жаркие июльские дни, когда город традиционно пустеет и начинает и впрямь походить на столицу российской провинции, даже в «Виктории» было непривычно тихо. Несколько постоянных клиенток салона, сохранившие по тем или иным причинам верность привычному образу жизни, погоды не делали. Да и те появлялись тут ежедневно не столько ради оздоровительных процедур или смены имиджа, сколько ради общения друг с другом в этом своеобразном женском клубе. В наше время у деловых дам и помимо горячей взаимной привязанности всегда найдется масса причин посидеть вместе за чашечкой кофе…

Точно так же, как посетителей, жара нынешнего лета с редкими, но сильными грозами коснулась и сотрудников салона. Даже в парикмахерском зале руки мастеров не столько порхали над головками очаровательных и капризных посетительниц, сколько плавали, казалось с трудом преодолевая сопротивление густого и вязкого воздуха. Впрочем, и здесь почти у каждой мастерицы имелись дополнительные причины для подобной медлительности. Во всяком случае, лучшей из них, белокурой Лизочки, очень похожей на очаровательного пушистого котенка, это касалось целиком и полностью.

Добавив очередной и последний штрих к прическе самой стервозной из постоянных клиенток — профессиональной модели Милочки, Лиза с облегчением освободила ее от покрывала и, даже не поинтересовавшись мнением о результате своих трудов, поспешно направилась к дверям, ведущим в просторный, богато обставленный холл.

Возможно, ни с кем другим она не позволила бы себе столь вызывающего отсутствия интереса к мнению клиентки. Но с Милочкой ее связывали особые, мягко говоря, не вполне традиционные отношения. Так уж вышло, что женщины оказались «двойными» соперницами. Но если притязания модели на Лизиного жениха Леву — теперь уже бывшего — не заинтересовали практически никого, кроме доктора-сексопатолога Либидовского, ведущего прием в «Виктории», то внезапно и ярко вспыхнувший роман известного адвоката и мужа Милы Боба с Лизой существенно всколыхнул умы, а главное, языки салонных дам.

Саму же Лизу это волновало сейчас в последнюю очередь.

Внимательно окинув холл встревоженным взглядом, она дольше всего задержала его на небольшой стеклянной кабинке с вывеской, оповещавшей, что здесь желающие могут получить исчерпывающую консультацию по макияжу, определить тип собственной кожи и, соответственно, выяснить, какая именно косметика ей подходит. В данный момент кабинка была пуста. И Лиза после секундного колебания решительно направилась к стойке администратора Светланы — еще молодой и крайне сдержанной женщины в строгом синем костюме, о чем-то говорившей по внутреннему телефону. Скорее всего, с хозяйкой салона, самой Викторией, кабинет которой находился на втором этаже.

— Почему нет Насти? — спросила Лиза, дождавшись, когда Светлана опустила трубку на рычаг.

— Твоя подруга, ты вроде бы и должна знать. — Светлана пожала плечами, но, поняв, что от Лизы ей так просто не отделаться, нехотя продолжила:

— Не люблю обсуждать чужие дела, ты же знаешь, но… У твоей Насти жених пропал… Куда-то там не явился, и дома его тоже нет.

— Господи! — Лиза всплеснула руками. — Как это «куда-то»?! Да они же вчера в загс должны были пойти, встречались прямо у входа… Ну и ну!..

Светлана на этот раз прореагировала более заинтересовано:

— Да, стремительная девушка наша Настя! Не успела из своего Лихославля в Москву приехать, как уже и загс подоспел… Ты не находишь, что твоя подружка ведет слишком насыщенную жизнь?

— Вот только этого не надо, — прищурилась Лиза. — Настя в сто раз лучше и чище нас всех, вместе взятых, ни за какими женихами с московской пропиской она не гонялась! Если хочешь знать, у них — любовь… Настоящая!..

— Угу… То-то он и сделал ноги в последний момент.

— Откуда ты знаешь? Может, с человеком что-то случилось?

— Ну и я о том же, — иронично заметила Светлана. — О том, что с твоей Настей все время что-нибудь случается: то она вдруг кошелек находит, в котором, помимо «зеленых», свидетельства бандитской слежки за нашей Викторией, то вдруг с должности уборщицы враз чуть ли не моделью становится. Одновременно обзаводясь женихом и кучей поклонников, в числе которых следователь, ведущий дело о кошельке, и шоу-звезда… Ты не думаешь, что для считанных недель ее пребывания в Москве это как-то многовато?..

— Знаешь что?!.

— Ладно, проехали… Словом, Настя твоя будет сегодня попозже, тем более что первая клиентка у нее записана только на после обеда. Звонила ее домохозяйка и отпросила девушку. Очень, кстати, интеллигентный голос для обыкновенной домохозяйки…

— Это Мария Петровна, Настя рассказывала… — Лиза хмуро глянула на парикмахерский зал, отделенный от холла прозрачной стенкой. — Черт, клиентку принесло… Она ей не домохозяйка, Настя там бесплатно живет. Так вышло…

— Я же говорю — здорово все у нашей Настены получается, нам бы так…

— Ну и завидущая ты баба, Светка. — Эту фразу Лиза произнесла, уже повернувшись к администратору спиной, и, не вслушиваясь в обиженный голос Светланы, заспешила к своему рабочему месту. Лизе как раз хватило времени, чтобы изобразить на лице ласковую и приветливую улыбку. Но глаза у девушки как были, так и остались встревоженными.

Возможно, только сейчас, когда у Насти случилось, судя по всему, что-то плохое, Лиза поняла, как сильно успела привязаться к девушке, несмотря на то что та появилась в их салоне сравнительно недавно. Автоматически продолжая улыбаться клиентке, но совершенно не вслушиваясь в ее оживленное щебетание, Лиза вспоминала тот день, когда впервые увидела свою будущую подружку. Взъерошенную черноглазую девчонку с короткой стрижкой каштановых волос и длинными, как у кузнечика, ногами, едва переступившую порог салона и ошарашенно замершую посреди холла. Ей тогда стало смешно при первом же взгляде на Настю — такими большими буквами были написаны страх и восторг перед увиденным на ее наивной мордашке…

У Лизы никогда не было ни братьев, ни сестер, и восемнадцатилетняя провинциальная девчонка, в точности такая же неловкая, растерянная и одинокая перед безразличием огромного города, какой еще три года назад была она сама, стала ей чем-то вроде младшей сестренки… Господи, да что же это, в конце концов, у нее стряслось? Неужели Павел, вопреки всему, что знала о нем от Насти Лиза, как заявила Светлана, «сделал ноги»?!

— Не может быть, — пробормотала Лиза. И, только поймав изумленный взгляд клиентки, сделала над собой усилие и вернулась в реальность.

…«Не может быть…» — Настя вдруг осознала, что уже довольно давно сидит вот так — с надкушенным бутербродом в руке, над чашкой остывшего кофе, глядя в окно. В окно, за которым не было ничего, кроме белесого, выгоревшего от жары неба.

Вчера, в самый страшный момент ее жизни, небо было золотым и алым, а потом мгновенно сделалось почти багровым. Эту минуту Настя будет помнить всегда. Всю свою жизнь, как, наверное, помнят ныряльщики свой первый прыжок вниз с пятидесятиметровой вышки…

Она не знала, сколько времени прождала Павла у загса, когда увидела, наконец, этот огромный, прекрасный букет белоснежных астр — самую жестокую из возможных ухмылку судьбы… Совсем недавно, в день первой Настиной зарплаты, Паша подарил ей в точности такие же астры, столь редкие для июля цветы. Могла ли она сомневаться в тот момент, что это он, именно он спешит к ней, своей единственной в мире женщине, с самыми прекрасными в Настиной жизни цветами?!

…То, что это не Павел, а совсем непохожий на него и абсолютно чужой человек, девушка поняла лишь в тот момент, когда, ощутив себя на самой вершине счастья, шагнула навстречу белым астрам… Что было потом, вспомнить до конца она так и не смогла, потому что чувство реальности вернулось к Насте уже здесь, в квартире добрейшей Марии Петровны, заменившей когда-то осиротевшему Павлу, ее соседу, погибших родителей. Вот и Настю, в сущности, случайную девчонку с улицы, столь же случайно приведенную сюда Павлом дождливым вечером, она тоже пригрела. И для нее в сердце Марии Петровны нашлось местечко… Наверное, вчера ноги сами принесли Настю сюда — в единственные не просто знакомые, но ставшие родными стены. А деталей случившегося она не помнила. И, скорее всего, не вспомнит никогда…

— Я сырничков испекла, твоих любимых — с изюмом…

Настя вздрогнула и, вымученно улыбнувшись, повернулась к двери на непривычно робкий голос Марии Петровны.

— Спасибо, мне не хочется… С ним что-то случилось, его по-прежнему нет…

— Ты заходила?

Настя кивнула и отвернулась.

— Попугаю корм дала… И коту… Я через балкон ходила, у него балконная дверь осталась открытой… Вдруг дождь?

— Не волнуйся, я запру. — Учительница покачала головой и, подойдя к столу, поставила на него блюдо с сырниками. — Возьми себя в руки, Настюш. В жизни всякое случается, но есть и спать все равно необходимо. И работать, кстати, тоже.

— Я не буду плакать, — тихо пообещала Настя и закусила губу.

— И правильно! Тебе пока и плакать-то не с чего. Ты же не знаешь, почему Паша не пришел. И я не знаю. Но в одном уверена абсолютно: на подлость Павел не способен.

— Я знаю… А если это не подлость, а… ну, малодушие?..

— Ты считаешь его малодушным?

— Нет. Конечно, нет! Но почему он даже не позвонил?

— Деточка, я же тебе сто раз говорила: меня вчера не было дома весь вечер, возможно, он и звонил… Кроме того, мало ли какие бывают обстоятельства? Ты забываешь, где он работает… В МЧС может случиться что угодно, особенно с врачом. В мгновение ока, без предупреждения могут отправить и… тоже, куда угодно!

— Марьюшка Петровна, не надо! — Настя поежилась и умоляюще посмотрела на нее. — Мне в таких случаях приходит в голову всегда самое ужасное!..

— А вот это лишнее! — Она посмотрела на Настю нарочито строго. — Никогда не давай волю фантазии, пока нет достоверной информации, поверь моему опыту! А то непременно наделаешь глупостей.

Их разговор был прерван звонком в дверь, заставившим девушку вздрогнуть.

— Ну-ну, это Ромашка. — Мария Петровна коснулась плеча Насти. — Она обещала зайти… Я, кстати, у них с Капитаном и была вчера весь вечер… Знать бы!

«Ромашка…» Настя опустила голову.

Из близких друзей пожилой учительницы, собиравшихся здесь на огонек каждый четверг, Снежана, или, как ее все называли, Ромашка, нравилась Насте меньше всех. Может быть, она, когда-то известная, а ныне почти начисто позабытая актриса, сама не жаловала девушку, подсознательно ревнуя Настю к ее молодости и красоте?.. Все остальные в их компании бывших туристов-скалолазов, обожавших петь под гитару песни своей юности, были мужчинами. И каждый из них по-своему симпатизировал девушке с первого момента ее появления здесь. Даже безнадежно влюбленный в Снежану Капитан, только-только добившийся, кажется, взаимности… Не говоря уже о Доне Антонио, которому Настя вообще была обязана своей сегодняшней работой! Если бы не он, ей бы пришлось вернуться в свой Лихославль после провала первого же экзамена в текстильный… Конечно, ему, весьма крутому бизнесмену с несколько криминальными, на Настин взгляд, повадками, устроить девушку в салон красоты «Виктория» было раз плюнуть. Особенно если учесть давнюю и, кажется, весьма близкую дружбу с его хозяйкой…

Но ведь с Настей-то он до того вечера, когда они с Павлом буквально ввалились сюда после нападения на них каких-то отморозков, знаком не был! Тем не менее устроил ее туда по первой же просьбе добрейшей души — Марьюшки Петровны… Так что кто он там на самом деле — только бизнесмен или еще и слегка бандит, — Насте все равно: Дон Антонио с его цыганской веселостью и бурным темпераментом ей нравился.

Неизвестно, сколько бы еще времени предавалась Настя своим вяло текущим мыслям, если бы голос, донесшийся из прихожей, не вернул ее к реальности. Если бы только вернул! В первую секунду девушка решила, что у нее от отчаяния начался самый настоящий бред! Затем она вспомнила, что ее мама во время их последнего телефонного разговора обещала какой-то «сюрприз», Настя ахнула и рванула в прихожую…

Едва не налетев на Марию Петровну, девушка все же вовремя затормозила и, едва глянув в дверной проем, почти застонала от досады: мамуля собственной персоной в обществе здоровенного обшарпанного чемодана стояла на пороге… Да, мамочкины сюрпризы всегда были из одного и того же сомнительного разряда! Настя почувствовала, что, окажись у нее под рукой какой-нибудь хрупкий предмет, с удовольствием запустила бы им в стенку.

Самое главное — она понятия не имела, что теперь делать: ведь мать пребывала в святой уверенности, что Настя в вожделенный текстильный поступила. А что еще оставалось, как не лгать, если Эмма Павловна правды бы ни за что не «переварила»?!. После перенесенного шесть лет назад микроинфаркта она даже во сне сжимает в кулаке какое-нибудь очередное сердечное лекарство. А уж о том, чтобы позволять маме волноваться, и речи нет…

Тряхнув головой и убедившись, что явление Эммы Павловны — не сон и не наваждение, Настя сделала над собой усилие и улыбнулась:

— Здравствуй, мама!

— Здравствуй, доча! На порог хотя бы пустишь?

— Прости… Конечно, проходи… Марьюшка Петровна, это моя мама, я вам про нее рассказывала…

— Ясно… — Мария Петровна бросила на Настю встревоженный взгляд и тоже улыбнулась. — Очень рада, с приездом вас! Мы тут с вашей Настей здорово подружились, она хорошая девочка, добрая… Давайте-ка сразу к столу, мы как раз кофе пьем…

Эмма Павловна, обняв на ходу Настю, охотно направилась в сторону гостиной:

— Спасибо, дорогая… Но кофе мне нельзя, уж извините. Я его лет десять не пью. Сердце, знаете ли, не позволяет. Я ведь и приехала по направлению — в кардиоцентр. Так что кофе никак не могу.

— А без кофеина? У меня где-то стояла баночка растворимого…

— Без кофеина? Ну давайте.

— Славно. — Мария Петровна направилась на кухню. — Заодно и чайник поставлю…

— Мне, пожалуй, пора. — Настя бросила на мать быстрый взгляд и мгновенно заспешила…

— Как же так? — Эмма Павловна недоуменно повернулась к дочери и жестом указала на стол. — Ты же не доела и не допила?!

— Вечером допью!

— Кто же это вечером утрешнее кофе пьет?

— Мамуль, я же сказала, мне некогда… А кофе — мужского рода.

И, не обращая больше внимания на недоуменные возгласы Эммы Павловны, Настя выбежала из квартиры.

Эмма Павловна шагнула было за дочерью в прихожую, но, услышав, как хлопнула входная дверь, обиженно пожала плечами и опустилась на диван. Однако долго предаваться обиде или печали она не умела. Поэтому, с любопытством оглядевшись по сторонам и рассеянно поправив свои волосы — такие же пышные и каштановые, как у Насти, — Эмма Павловна дотянулась до своей сумочки. Она не любила терять времени даром. И поэтому, открыв ее, начала извлекать на свет божий лекарства, без которых, по ее собственному убеждению, уже несколько лет подряд не могла обходиться. За этим занятием ее и застала хозяйка дома.

— Батюшки, да у вас целая аптека! — Мария Петровна заинтересованно посмотрела на неожиданную гостью и, подойдя к столу, поставила чайник на подставку.

— Что поделаешь? — горестно вздохнула Эмма Павловна. — Я уж привыкла…

— Ну-ка, ну-ка… — Учительница потянулась к пузырькам и упаковкам, извлеченным гостьей. — Так-так… капотен — хорошее средство, действительно хорошее. Вот эту штуку без кларитина — ни в коем случае… А коринфар я бы вам и вовсе не советовала. И вообще, дорогая моя, вы еще так молоды! В вашем возрасте чем меньше пилюль — тем лучше… Погодите, сейчас придет моя соседка и давняя подруга Снежана Кимовна. Она актриса и очень милая дама, а хобби у нее — целебные травы. Мы ее за это даже Ромашкой прозвали… Снежана вам профессионально расскажет, чем можно заменить любой синтетический препарат!..

В этот момент входная дверь хлопнула и на пороге вновь появилась запыхавшаяся Настя.

— Сумку оставила, — сообщила девушка и, бросив взгляд на стол, вспыхнула. — Ты уже Марию Петровну своими пилюлями донимаешь? Ой, мама, оставь ее в покое!..

— Настя! — Мария Петровна по старой учительской привычке постучала по столу. — Как же ты с матерью разговариваешь, разве так можно?

— Я уже привыкла, — быстро отреагировала Эмма Павловна. — Ты бы мне, доча, хотя бы два слова сказала по-человечески, как учишься, какие оценки, какие…

Хозяйка дома, невольная участница Настиного заговора-легенды, виновато отвела глаза.

— Все нормально, мам. Вечером расскажу, — досадливо отмахнулась Настя.

— А что это ты в институт с такой маленькой сумочкой ходишь? Учебники-то где у тебя помещаются?

— Какие учебники, мам? Теперь все на компьютерах… Ну все, пока-пока!..

И, не слушая причитаний Эммы Павловны, Настя во второй раз за утро вылетела из квартиры, едва не сбив на пороге Ромашку.

— Ой, извините, Снежана Кимовна, я опаздываю… Там моя мама приехала, знакомьтесь!

Удивленная такой новостью Ромашка не успела ответить, так как Настя, не дожидаясь лифта, в полном смысле слова в мгновение ока ссыпалась по лестнице вниз.

— Так… — пробормотала Снежана и торопливо направилась к гостиной. — Кажется, Мария Петровна обзавелась не просто квартиранткой, а целым семейством…

Впрочем, ироничное выражение, появившееся на ее лице, тут же вновь уступило место удивлению, едва она вошла в комнату.

— Боже мой, это откуда сразу столько отравы? — Ромашка с непритворным изумлением посмотрела на гору лекарств.

— Хорошо, что ты пришла! — обрадовалась учительница. — Ты куда лучше меня все про это — ну, про отраву — расскажешь! Знакомься: Эмма Павловна, Настина мама…

— Очень приятно, Снежана. — И она, внимательно присмотревшись к гостье, улыбнулась. — Если вы не против, я вас лучше просто Эммой буду звать! Вы совсем молодая…

— Ой, пожалуйста! — Эмма Павловна слегка порозовела от удовольствия. — Ну это я просто так выгляжу, мне уже почти тридцать семь…

— Вы так рано родили Настю?

Снежана опустилась в свое любимое кресло и достала принесенное из дома вязание.

— Да уж… Похоже, исключительно на свою же голову…

Убедившись, что женщины почти с первой минуты нашли, о чем поговорить, Мария Петровна облегченно поднялась с места:

— Ну, девочки, общайтесь, а я, если вы не против, до ближайшего маркета дойду. Ты, Снежаночка, насчет лекарств просвети нашу гостью.

— А что — лекарства? — Ромашка пожала плечами. — С ними, по-моему, все и так ясно: химия — она и есть химия. Пить полезнее всего травы, а не таблетки, особенно для сердца.

— Да, но… — Эмма замялась. — Я так устала с дороги — вы не представляете, вот сердце и прихватило. Мне совершенно нельзя переутомляться. И нервничать. Поезда сейчас стали такие ужасные, просто слов нет: стекла выбиты, пьянь какая-то во всех вагонах…

— А я люблю, когда колеса стучат, — мечтательно произнесла Ромашка, отвлекаясь от вязания. — Поезд летит через лес, в окно нос высунешь — хвоей пахнет… Здорово!.. А вам в первую очередь, если хотите, чтобы сердце было здоровое, нервы надо беречь. Вы когда разволнуетесь, что пьете?

— Валерьянку.

— Правильно! Только пить нужно не эти желтые таблеточки, а заваривать и пить настоящий успокоительный сбор: перечную мяту, валериановый корень, хмель…

— А хмель-то зачем? — удивленно перебила ее Эмма.

— Хмель обязательно! Натуральный… Сейчас, между прочим, все увлекаются натуральными препаратами, и не только в медицине. В косметике — тоже, даже в помаду добавляют… Я тут как-то заходила к вашей Насте в салон, там у нее экспресс-лаборатория…

— В какой салон?! — Эмма Михайловна, округлив глаза, уставилась на Снежану. — К моей Насте — в салон?!. Ах, паршивка, а мне говорила, что учится…

Ромашка, поняв, что проговорилась, вспыхнула до корней волос.

— Ну да, учится. — Она попыталась исправить ситуацию. — А в салоне, кажется, подрабатывает…

— Вот мерзавка! — Эмма Павловна уже не слушала ее. — Да не старайтесь вы, я уже все поняла — нигде она не учится. Кем хоть устроилась?

— Ну это такая работа, называется «консультант»… Клиентов обслуживает…

— О боже! — Эмма автоматически схватила со стола первый попавшийся пузырек. — Что она с ними делает, с клиентами? Ох… Ну за что мне такое наказание?!

Картина, которую застала вернувшаяся домой Мария Петровна, комментариев не требовала.

Поймав ускользающий и страшно виноватый взгляд Ромашки, учительница покачала головой и, не глядя больше на Снежану, решительно вошла в гостиную прямо с набитыми пакетами.

— Успокойтесь, Эммочка. — Она решительно забрала из ее рук пузырек с лекарством. — Ваша Настя действительно хорошая девочка, я в этом уверена. И то, что она работает в салоне красоты, тоже ни о чем плохом не говорит. Кстати, клиентки у нее в основном женщины… А ты чего стоишь?

— Не видишь — человек расстроен? — Повернувшись к Снежане, она сердито сверкнула глазами. — Вот и неси сюда свой успокоительный отвар, или как его там!

— Я сейчас. — Ромашка кинулась к двери. — Сейчас принесу, как раз то, о чем вам, Эммочка, говорила… У меня дома свеженький стоит!..

2

Как ни странно, по дороге на работу Настя размышляла о том же, о чем с такой иронией говорила ее подруге Лизе администратор: о поистине невероятном количестве событий, вместившихся в считанные недели московской жизни.

Взять хотя бы найденный ею в первый же рабочий день кошелек. Какую дикую, трагическую цепочку потянул он за собой! Мало того что после недолгого размышления и Настя, и майор Панкратов, занявшийся этой историей, не сомневались, что кошелек, который, на свою беду, обнаружила Настя, можно было только специально зашвырнуть под столик, а никак не уронить! Не случайно и то, что в кошельке помимо пачки долларов оказалась фотография хозяйки салона Вики и листочек с поминутным расписанием ее ежедневных передвижений. Наверняка и старшую уборщицу бабу Дуню, судя по всему видевшую, кто именно подкинул его, убили до того, как Валентин Панкратов смог вытянуть из нее правду… Конечно, убили, хоть милиция в этом и не уверена. Бабы-Дунина внучка Маринка, которую Виктория взяла уборщицей на Настино место, тоже в этом не сомневается. И даже утверждает, что ее бабушка написала какое-то письмо, чуть ли не прокурору, только вот отправить не успела…

Нахмурившись, Настя вспомнила, что вчера перед уходом из салона видела, как Панкратов и Маринка копаются в бабы-Дуниной каморке, куда при жизни старушки никому не было доступа. Ясное дело, именно это письмо они и искали.

За всеми этими мыслями девушка едва не проехала свою станцию и из вагона метро выскочила в последнюю секунду. Вывеска салона была прекрасно видна от выхода из подземки. Время поджимало, но заставить себя ускорить шаг Настя была не в состоянии… Кто мог подумать, что путь, который вчера она преодолела за несколько секунд, сегодня окажется таким длинным и трудным?

— Ох, Паша!.. — Настя зажмурилась, не позволяя себе расплакаться, и решительно двинулась вперед сквозь медлительную и вялую полуденную толпу.

Войдя в знакомый холл, девушка, не глядя по сторонам, миновала стойку администратора и парикмахерский зал. Но к своему импровизированному «кабинету» — стеклянной кабинке, в которой тестировала клиенток, подбирая им косметику, не пошла. Куда больше ее сейчас интересовали результаты вчерашних поисков Валентина Панкратова.

Маринка, как и предполагала Настя, возилась в каморке, пытаясь разобраться с накопленным за несколько лет хламом. При виде Насти она ненадолго отвлеклась от своего занятия.

— Здесь можно век разбираться, половину выбросить и все равно ничего не найти. — Она грустно улыбнулась.

— Тайник ищешь?

— Да я их уже штук пять нашла, — вздохнула Маринка. — А про твои неприятности тоже уже слышала…

— Понятно… Скажешь мне что-нибудь?

— А что ты хочешь от меня услышать? — Маринка пожала плечами. — Вряд ли тебе нужны мои советы… Жди, объявится твой Павел.

— Думаешь?

— Ну… А если честно, я бы на твоем месте его не ждала. Парень, который в первую же ночь делает предложение, а потом больше суток даже не удосуживается позвонить… Мне бы такой был уже неинтересен.

— Ты его, Марин, просто не знаешь, — покачала головой Настя. — Он не мог меня забыть…

— Так он и не забыл. Просто ему теперь неудобно объявляться.

— Нет, Паша не такой, вот увидишь, все разъяснится!

— Ну, значит, разъяснится… Ладно, некогда мне. Подержи вот это кресло, а то оно на меня свалится.

— Марин, а помнишь, ты какой-то ключ нашла? Где он?

— Помню. Забросила его куда-то… Зачем нужен ключ, если нет замка? Так ты подержишь кресло?

— Извини, но мне, кажется, пора… Людмила появилась, она мне очень нужна!

— Какая Людмила? — Марина вслед за Настей оглянулась на хорошо просматривающуюся отсюда часть холла. — А-а… Эта, с телевидения, которая все время за Славиным таскается… Зачем она тебе?

— Ну зачем ты всякие сплетни повторяешь? — Настя нахмурилась и с укором посмотрела на девушку. — Людмила Александровна Андрею Славину имя в шоу-бизнесе сделала, и не ему одному! Просто помогает и мне вот тоже помочь хочет… А на телевидении даже не она сама работает, а ее муж!

— Наивная ты… — начала было Маринка, но заметив, что Настя ее не только не слушает, но и устремилась уже в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, махнула рукой и вернулась к прерванному занятию.

Людмила Александровна между тем тоже увидела Настю и, улыбнувшись, остановилась, поджидая ее.

— Принесла?

— Да… Здравствуйте!.. Я, честно говоря, еще вчера принесла целую папку с рисунками, но они у меня там лежат, в кабинке… Подождете? Я принесу!

— Погоди! — Людмила посмотрела на часы. — Вот что… Я сейчас отъеду на пару часов. А в четыре у нас в «Женском клубе» будет небольшой фотовернисаж… Константин Валягин — слышала про такого?

— Нет.

— Значит, заодно и посмотришь. Вот туда свою папочку и принесешь. А вечером я покажу твои рисунки человеку, который преподает живопись в Суриковском…

— Спасибо.

— Не за что пока. Мне твой портрет, который ты по памяти у Вики в кабинете набросала, действительно понравился.

— Я еще в школе по памяти рисовала. Многие говорили, что похоже получается…

— Это, Настя, от Бога. Такое далеко не каждому художнику дано.

— Наверное… Спасибо вам, Людмила Александровна! Вы столько для меня уже сделали, вот и отца, если бы не вы, никогда бы не нашла… У мамы не спросишь, она о нем даже слышать не может…

— А что же ты тогда такая грустная?

— У меня жених пропал…

— Давно?

— Второй день сегодня.

— Это не срок, Настя. — Людмила улыбнулась и стала подниматься по лестнице, кивнув на ходу. — Появится!..

Настя хотела поблагодарить ее еще раз на добром слове, но услышала Лизин голос, окликнувший ее.

Непонятно почему, но именно сейчас Насте меньше всего хотелось обсуждать случившееся с ближайшей подружкой. С одной стороны. С другой же… Лиза, видимо почувствовав ее состояние, не заговорила о Павле. Едва Настя приблизилась к столику кафе, за которым они обычно коротали недолгие свободные минуты, как она сунула под нос подруге новый каталог:

— Привет… Ты только глянь, какая прелесть!

— Мне все равно, — угрюмо ответила Настя.

— Извини, — спохватилась Лиза.

— За что? Тебе сейчас это непонятно, ведь у тебя с твоим Бобом все в порядке…

— Да, вчера все было здорово, — Лиза отвела глаза, — но сказать, что все в порядке, я не могу.

— Почему?

— Из-за меня он отложил поездку в Штаты и теперь хочет лететь со мной…

— Разве это плохо?

— Это странно. И потом… Что я скажу Виктории?

— Ну, если Боб бросит свою Милочку и женится на тебе, — усмехнулась Настя, — тебе эта работа будет не нужна.

— Что ты? — Лиза посмотрела на нее с искренним возмущением. — Я свою работу люблю, и тут не в деньгах дело!

— Значит, Боб тебя защитит. На то он и адвокат… Слушай, а почему Левы нет на работе? Я слышала, его клиентка какая-то с собаками искала, и тренажерный зал заперт.

— Я не в курсе. — Лиза опустила глаза. — Он мне теперь не звонит.

— А Милене?

— Ты предлагаешь мне узнать про Леву у Милены?

— Просто беспокоюсь за него…

— За него не надо.

— Ты не понимаешь… — вздохнула Настя. — Меня вообще сейчас никто не понимает… Я уже о Паше.

— А что тут понимать? — Лиза наконец решилась. — Самая обычная история!

— И ты туда же! — Настя сердито посмотрела на подругу. — А вот я думаю, что его просто куда-то вызвали. Срочно.

— Он у тебя что, военный?

— Он врач. А все врачи военнообязанные…

— Настюш, я даже не знаю, что тебе на это сказать… Мне тебя жалко…

— Да не жалко тебе меня ни капельки! — неожиданно вспылила Настя. — Я же вижу… И даже не обижаюсь… О господи, вы? Вечно вырастаете за спиной, как Штирлиц!..

Последняя Настина фраза относилась, разумеется, не к Лизе, заинтересованно обернувшейся, чтобы выяснить, кто из двоих — Панкратов или Либидовский — подкрался к ним на сей раз. Потому что и впрямь только эти двое обладали умением вырастать словно из-под земли в самый неподходящий момент.

— Прошу прощения, — улыбнулся майор, — я не нарочно, профессия такая! Шел мимо и услышал, что кого-то необходимо пожалеть… Я, если требуется, умею. И тоже вполне профессионально!

— Моя милиция меня бережет? — Настя слабо улыбнулась. — Но беречь и жалеть совсем не одно и то же.

— А я не как милиция. Я чисто по-человечески, — заверил Валентин.

— При чем тут тогда профессионализм?

— Потому что я курсы по психологии заканчивал!

— Ну надо же… — удивилась Лиза и поднялась. — Вы просто уникум какой-то, а не милиционер… Настен, я к тебе потом зайду, а то у меня клиентка сейчас… Пока!

Майор Панкратов пристально глянул на Настю и, немного поколебавшись, сел на Лизино место:

— У меня такое чувство, что вы боитесь остаться со мной наедине…

— Я никого не боюсь, — сухо бросила девушка.

— Понял, не дурак… Тогда в чем проблема?

— Моего парня куда-то срочно вызвали, он даже не позвонил. И я его не могу найти.

— В милиции служит?

— Нет, врач…

— Что ж, с ними это тоже случается… Где он работает?

— В том-то и дело, что у меня даже телефона, не только номера больницы нет.

— Ох, Настя, — Панкратов покачал головой, — вы, по-моему, очень легкомысленная девушка.

— Разве я просила вас меня оценивать?

— Ладно, не ершитесь… Имя, фамилия, возраст — это-то хоть знаете?

— Павел Ветров. Двадцать пять лет…

Валентин достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку.

— Попробую выяснить… Но думаю, что скорее он сам тебе позвонит… Ничего, что я перешел на «ты»?

— Какая разница?

Она равнодушно пожала плечами и откинулась на спинку стула, вызвав тем самым неодобрительный взгляд майора.

— Нет, такой ты мне совсем не нравишься, — сказал Валентин тихо и серьезно. — Это какая-то другая Настя, не та, которую я успел узнать… Я ведь перехожу на «ты» как психолог, для более доверительной беседы! А ты демонстрируешь в ответ такое безразличие! Я тебя действительно жалею, утешаю… Понимаешь? Сейчас в твоей ситуации можно только ждать. И лучше всего — отвлечься, перестать думать об одном и том же. Чем-то заняться…

— У меня такое чувство, что я все это сегодня уже слышала, — Настя жалобно посмотрела на Валентина. — Чем же вы предлагаете заняться?

— Например… сходить вечером в ресторан! Или, если хочешь, в ночной клуб… У меня есть знакомый бармен в «Ап энд даун», готовит восхитительные коктейли. Еще там есть американский бильярд, умеешь в него играть?

— Нет.

— Не беда, я мигом научу!

— Нет. Никуда я с вами не пойду.

Настя враждебно глянула на Панкратова.

— Жалко, — искренне вздохнул майор.

— Извините, мне пора.

— Ни в коем случае! — Он усмехнулся. — Сейчас мне принесут кофе, и мы с вами будем работать…

— То есть?!

— Следствие, Анастасия Викторовна, еще не закончено. Дело об убийстве бабы Дуни по-прежнему называется делом об убийстве, и занимается им непосредственно мой отдел. Закрыть его за недоказанностью мы всегда успеем, а пока появились некоторые новые сведения…

— А при чем тут я? — пробормотала Настя, но искорка интереса, вспыхнувшая в ее глазах, от майора не укрылась.

— А вы, гражданка Каменкова, пока что меня слушайте, поскольку вопросы здесь задаю я! Итак… Наши замечательные старушки обладают уникальной способностью выдавать информацию в час по чайной ложке… Короче, соседка бабы Дуни баба Маня вдруг вспомнила, что Авдотья Ивановна за день до смерти написала письмо. То ли в прокуратуру, то ли в МУР, то ли вообще участковому… Отправить не отправила, но баба Маня видела это письмо своими глазами…

Настя едва не сказала, что уже давно знает про это письмо от Марины, но успела прикусить язык, вспомнив, что Маринка сообщила ей этот факт по секрету… И потому ограничилась тем, что спросила о ней самой:

— А Маринка что говорит?

— Говорит, что ничего не знает. Вот я и прошу вас, Настя, подумать, где баба Дуня могла спрятать это письмо?

— Ну почему именно меня? — удивилась девушка.

— А кого я должен просить — Викторию? Пугачеву? Президента?.. Совершенно дурацкий вопрос! У меня как у следователя есть ощущение, что вы можете мне помочь…

— Я подумаю, — искренне пообещала Настя. — А вы про Павла не забудете узнать?

— Да уж не забуду… А теперь, Анастасия Викторовна, извините — дела ждут… Спасибо за компанию!

— Пожалуйста, — усмехнулась Настя.

Но Панкратов ее уже, видимо, не слышал, поскольку, резко поднявшись с места, направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Вероятно, теперь у него на очереди был визит к хозяйке салона. Почему-то Насте казалось, что Викторию Сергеевну Сереброву этот визит вряд ли очень сильно порадует… И на этот раз девушка угадала.

В тот момент, когда майор Панкратов поднимался по роскошной, устланной пушистым ковром лестнице, более всего на свете Виктории хотелось побыть одной.

Ровно минуту назад она завершила очередной телефонный разговор с мужем. Ни тон, в котором разговаривал с ней Стас, ни его голос Вике не понравились… Она уже совсем было решила позвонить Дрону, как это обычно делала в таких случаях, но передумала и вместо этого закурила. И с отсутствующим видом смотрела на многочисленные мониторы, благодаря которым в любую минуту знала, кто из ее сотрудников, включая охрану, чем занят. Охраны в последнее время прибавилось… И заметно… Что ж, пока все идет, как надо. Разумеется, если не считать смерти старухи…

Но о ней в данный момент Виктория не думала. Она размышляла о той пропасти, которая образовалась в последние годы между ее собственным прошлым и настоящим. Пропасти, которая становилась все более глубокой, а следовательно, и все более опасной: ведь чем глубже бездна, тем вернее таящаяся в ней погибель… И на этом фоне даже слухи, услужливо доставленные в ее кабинет постоянной клиенткой и близкой приятельницей Валерией о том, что Стас близок к банкротству, волновали Викторию меньше, чем она ожидала.

Возможно, потому что она в них не верила, прекрасно зная, каков был изначальный капитал известного банкира, какие именно суммы крутятся в его банках по сей день. Возможно, не верила потому, что Валерия, редактор пользующегося все возрастающей популярностью журнала «Шик энд шок», действительно была ее подругой. А какая подружка откажет себе в удовольствии укусить дорогую товарку… Зависть. Зависть, будь она проклята!.. Вот из-за чего нельзя доверять никому, включая мужа и любовника… Виктория нервно усмехнулась и резко затушила сигарету. На мгновение она представила себе, что было бы, если бы все эти Валерии, Людмилы и прочие дамочки, не говоря уже о сотрудниках, узнали о ее прошлом. Ледяной бизнес-леди, великолепно владеющей собой красавицы с аристократическими чертами лица, первой дамы фитнесс-бизнеса…

«Вот когда действительно были бы в наличии и шик, и, главное, шок!..» — подумала Виктория и вздрогнула от неожиданности: она настолько глубоко погрузилась в свои мысли, что деликатный стук майора Панкратова в дверь кабинета прозвучал для нее подобно автоматной очереди.

3

Главный тренер салона красоты «Виктория», бывший жених Лизочки — Левушка, с трудом приоткрыл глаза и невольно застонал. На мгновение Леве показалось, что кто-то забил ему в затылок металлический клин. Но в следующую секунду он снова открыл глаза и с ужасом огляделся по сторонам, насколько это позволяли, с одной стороны, дикая головная боль, с другой — его собственное лежачее положение…

— Господи… где я? — прошептал он, хотя об ответе на свой вопрос уже догадывался: больничная палата… Следовательно, смутные воспоминания, обрывками возникавшие в его сознании, вовсе не бредовый сон, а самая настоящая реальность!

Перед его глазами мелькала то почему-то обнаженная Милочка, протягивающая ему бокал с соком и уверяющая, что никакого алкоголя там нет; то интерьер роскошной спальни с улетающим в поднебесные дали потолком, то неизвестно откуда взявшиеся красномордые мужики в белых халатах… Один же из обрывков представлял собой вовсе длинный коридор, буквально напичканный белохалатниками, явно вознамерившимися скрутить сопротивляющегося Леву и сделать с ним что-то ужасное… Похоже, им это удалось!

Тренер вновь застонал и, насколько смог, повернул голову вправо. Три пары преисполненных искреннего сочувствия глаз уставились на Леву.

— Башка трещит, как будто три дня не спал, — пожаловался он ближайшему обладателю сочувствующего взгляда, пожилому мужику, лежащему поверх одеяла.

— Спал ты нормально, — заверил тот. — Наверное, вчера хорошо принял?

— Вчера? Не помню… Мужики! Где я?

— В первой хирургии, — пояснил тот, что находился на кровати возле окна. — Меня Борисом кличут, а тебя?

— Н-не пом… Лев я… И на фига я здесь?

— Болеешь, надо думать, — усмехнулся Борис. — А чем — кто ж знает? Когда тебя привезли сюда, ты спал. По виду — так просто с бодуна. Тебе бы щас пивка — и домой!

— А нет пива?

— Издеваешься? — Его собеседник покачал головой и кивнул на первого больного. — Лешка вон с язвенным колитом лежит, ему будут кишечник укорачивать… А у меня полжелудка вырезано!

— А у меня?!

— Во заладил… Сейчас медсестричка придет — вот и узнаешь!

И очень вовремя, словно подтверждая его слова, дверь в палату распахнулась и симпатичная глазастая девушка в форме медсестры возникла на пороге. Увидев, что глаза у новенького больного открыты, она ласково улыбнулась:

— Ну наконец-то! Как ваше самочувствие? Животик не болит?..

— Голова побаливает, а так… Э-э-э, а почему животик?

— Потому что у вас аппендицит!

— Аппендицит?!

Забыв про головную боль, Лева подпрыгнул на своем неудобном ложе и сел прямо на подушку.

— Не волнуйтесь вы так, — сочувственно сказала девушка. — Операция самая что ни на есть пустяковая!

— Да вы что?! — Лева уже не просто кричал — вопил. — Да я… да мне аппендикс еще в шестом классе удалили!..

Ах, Милочка, ах, дрянь, отомстила-таки ему за стойкое отвращение к ее «модельным» прелестям! А кто, кроме нее, мог обманом подпоить его и спровадить сюда с идиотским диагнозом? Никто! Не иначе сам враг рода человеческого надоумил Леву отправиться к ней в гости!..

— Не верите? Вот, смотрите. — Тренер поспешно задрал балахонистую больничную рубаху и продемонстрировал медсестре шрам.

— Похоже… — растерянно кивнула та. — Но могли ведь и что-то другое резать… Ну, врач сам посмотрит!

— Вскрытие покажет! — хихикнул больной, назвавшийся Борисом.

А медсестричка, покачав головой, направилась прочь из палаты — вероятно, на поиски доктора… Ожидать дальнейшего развития событий Левушка не стал. Тем более что головная боль — видимо, от волнения — прошла.

Резво вскочив на ноги, он огляделся по сторонам в поисках одежды и, убедившись, что ее нет, махнул рукой:

— Ладно, так доеду: лето, жара… Пока, друганы!

— Ты куда? — Колитник тоже сел, выпучив от изумления глаза. — Эй, парень, да тебя ж все равно не выпустят!..

— Пусть попробуют! — прошипел Лева и пулей выскочил из палаты.

Батюшки-светы! Его бредовый сон про длинный коридор, напичканный белохалатниками, подтверждался во всех деталях!.. Недолго думая, тренер, не дожидаясь продолжения сюжета, стартанул вперед по бесконечному коридору, не обращая внимания на бросившихся в разные стороны медиков, больных, на визг уже знакомой медсестрички, попытавшейся его остановить… Наверное, ему бы и удалось вырваться на волю, если бы не одна малозначительная на первый взгляд, но роковая для Левушки случайность.

Давно известно, что именно такие вот мелочи зачастую и избирает в качестве орудия Судьба, дабы продемонстрировать свое превосходство над вверенным ей человеком! На сей раз рок воплотился в обыкновенную бабульку-уборщицу со шваброй и ведром воды в руках, совершенно случайно оказавшуюся на финишной прямой несчастного Левы… Тренер, не успевший затормозить, и ни о чем не подозревающая бабулька встретились в задуманной судьбой точке «А»… Старушка, охнув, со всего маху села на пол, швабра, подпрыгнув, упала поперек коридора точнехонько Леве под ноги, а содержимое ведра мгновенно образовало скользкий поток на треть коридора, в который и приземлился запнувшийся о швабру Левушка…

Милосердие заставляет опустить занавес над этой печальной картиной, добавив к ней всего одну деталь: последнее, что увидел Лева, — летящую на него со скоростью курьерского поезда крепко запертую дверь.

К Настиному удивлению, фотовернисаж неизвестного ей гения Валягина, вопреки летнему затишью, собрал массу посетителей. Телевизионщики, наверняка приглашенные Людмилой, журналисты, приведенные Валерией, толпились в зале, где проходила фотовыставка, в таком количестве, что Настя с трудом пробралась к снимкам. С ее точки зрения, снимки были странноватые… Но судить о них более определенно она воздержалась.

Настя удивилась, увидев среди присутствующих еще одну из постоянных клиенток салона, Аглаю, с заметно округлившимся животиком. Глаше сейчас можно было только посочувствовать: еще совсем недавно жена преуспевающего брокера, которому она собиралась рожать третьего ребенка, теперь оказалась в положении брошенной супруги, да еще с двоими детьми и третьим на подходе. Если верить Лизиному Бобу, подлый Глашин муженек предпочел детям и преданной жене молоденькую секретаршу… А не верить Бобу, известному адвокату, никаких оснований не было: именно ему брокер поручил дело о разводе.

Настя издали глянула на бледное лицо Аглаи и постаралась обойти ее, чтобы не столкнуться в толпе, так как не представляла, о чем с ней разговаривать… Никакие слова сочувствия не в состоянии помочь, если беда настоящая. Это она уже знала по себе… Она с трудом протиснулась сквозь толпу и оказалась рядом с Людмилой, дававшей в этот момент интервью, наверняка для «Шик энд шока»:

— Творчество Константина Валягина, — услышала Настя, — иногда называют фотоабстракционизмом. На мой взгляд, это не только неточно, но и несправедливо… Впрочем, и о «Сталкере» Тарковского говорили, что это бесконечное путешествие по помойке. Теперь же это признанная классика… Время рассудит! Наша выставка не случайно называется «Неожиданный ракурс»: Константин умеет смотреть на мир, как никто до него, его фотографии — всегда загадка, пища для ума…

За Настиной спиной кто-то сдержанно хихикнул, и, обернувшись, она увидела стоящих рядом Валерию и хозяйку салона. Хихикала явно Валерия, потому что у Виктории лицо было серьезным: как всегда, под маской сдержанности.

— По-моему, — негромко сказала Валерия, подтверждая Настину правоту, — этот Валягин сумасшедший. Ты «Женщину в белом» видела? Какая-то груда постельного белья после ночи любви…

— А ты приглядись, — сухо посоветовала Вика.

— Пригляделась: содержимое мусорной корзины после рабочего дня в редакции!..

К приятельницам пробралась Аглая и вмешалась в их дискуссию:

— Я, наверное, ничего не понимаю, но мне «Беременная девушка» понравилась… Она как будто в небо залетает…

— А я — понимаю! — Андрей Славин, скандальная шоу-звезда, опекаемая Людмилой, вывернулся из толпы. — Мне понравился «Кот на веревке», это сильно!.. Полный прикол!.. Ух ты, Настена, и ты тут?..

— Это не я! — поспешно заверила его Настя и, насколько это позволяла плотность толпы, постаралась подальше отойти от Славина. Она все еще не могла простить ему, что в интервью какой-то бульварной, но весьма популярной газетенке он назвал девушку своей невестой…

К счастью, Людмила Александровна, о чем-то говорившая с героем дня — Валягиным, увидела ( девушку и обрадованно махнула ей рукой, подзывая к себе:

— Костя, знакомься! Это Настя, одна из сотрудниц салона… Между прочим, неплохо рисует!

— Прелестное создание, — сделал заключение герой дня, с интересом взглянув на Настю. — Дайте-ка посмотреть ваши рисуночки.

Настя протянула ему папку с рисунками.

— Так-так… Так-так… Действительно неплохо! Вам, дорогая, нужно заниматься фотографией. Разумеется, художественной!.. Милости прошу ко мне в студию, и прямо сегодня!..

Настя вздохнула и посмотрела на Людмилу, с трудом сдерживающую улыбку.

— А когда я приду, вы станете фотографировать меня снизу и чуть-чуть сбоку…

— Браво, Настя! — искренне рассмеялся Валягин. — Пять баллов!

— С плюсом, — уточнила Людмила и забрала папку с рисунками из рук фотографа. — Думаю, завтра мы с тобой и поговорим! — Она повернулась к девушке.

Настя кивнула и начала выбираться из толпы. Она вдруг почувствовала, что больше просто не в силах находиться здесь среди толкотни и духоты. Ей страшно хотелось пить, и девушка направилась в кафе, где ее дожидалась Лиза.

Она сидела за столиком и задумчиво крутила в пальцах наполовину пустой стакан.

— Ну? — Лиза с интересом повернулась к Насте. — И как презентация?

— Душно, жарко, полно народу… Фу!.. И это не презентация, а вернисаж. Я Людмиле Завьяловой отдала свои рисунки и сбежала… Ты про Леву так ничего и не узнавала?

— Вон у Милы спроси, я-то тут при чем? — Лиза усмехнулась и кивнула в сторону холла.

Уверенная, что Лиза шутит, Настя все же повернулась в сторону появившейся в кафе модели. Но спрашивать ее ни о чем не стала. Да это было и не нужно! Потому что Мила, картинно застывшая на проходе, сообщила сама:

— Лева звонил! Из больницы…

— Как?! — От изумления Настя даже забыла о том, что хочет пить.

— Обыкновенно, взял и позвонил! — Милена с торжеством посмотрела на Лизу. — Мне!

Лиза вспыхнула и пожала плечами:

— Врешь, как всегда!

— Не хочешь — не верь. Все равно к нему сегодня уже не пускают.

— Да подождите вы! — сердито прервала их пикировку Настя. — Ты можешь внятно сказать, что с ним случилось?

— Он не объяснил. — Мила развернулась и уже на ходу бросила: — Знаю только, что лежит в травматологии!..

Лиза ахнула, а Настя укоризненно посмотрела на Лизу:

— Вот видишь, а ты говорила — все в порядке и беспокоиться не стоит… — «Господи, а вдруг и с Павликом что-то… Что-то ужасное?!» — подумала она.

Пробыв внизу ровно столько, сколько требовал этого «протокол», Виктория незаметно покинула вернисаж и направилась к себе.

Подойдя к дверям кабинета, она на мгновение замерла, к чему-то прислушиваясь, затем резко распахнула дверь:

— Что ты здесь делаешь?

За ее компьютером, расположившись со всеми удобствами, сидел Стас. Сердито глянув на мужа, она торопливо вошла в кабинет и прикрыла дверь.

— В картишки сам с собой дуюсь, — усмехнулся банкир. — А если серьезно, жду тебя.

Ловко щелкнув по клавишам, он вышел из файла с пасьянсом и прищурился.

— А на вернисаж почему не зашел? — поинтересовалась Вика, опускаясь в кресло.

— Там слишком шумно, я и так устаю от людей. Они у меня весь день косяком идут…

— Ну и зря. Повидался бы с Валягиным, очень колоритная личность.

— Ага… Всю жизнь мечтал познакомиться с этим фотобезумцем, — кивнул Стас. — К тому же неожиданный ракурс — это как раз то, что нам сегодня необходимо.

— Это какой-то очень тонкий намек? — Виктория настороженно глянула на мужа.

— Наоборот. Это в лоб и грубо. Попробуй взглянуть на хорошо известного тебе персонажа под новым углом!

— Кое-кто, — проронила она, — уже не просто на него смотрит, а устраивает за ним настоящую охоту…

— Разве это охота? Так, прелюдия…

— Ну, если не считать того, что во взорванной машине Дрона не оказалось чисто случайно…

— Ты все еще веришь в случайности? Бедная моя девочка… Стрельба по флангам — излюбленный метод настоящих загонщиков.

— Метод, от которого живые люди разлетаются в клочья?

— Неужели ты по-прежнему обладаешь столь нежной душой? — жестко поинтересовался Стас.

— Ты что, действительно уверен, что его хотели не убить, а только напугать?

— Вика, а как ты думаешь, почему мы с тобой до сих пор об этом не говорили?..

— Можно, я лучше промолчу?.. — Она подняла голову и посмотрела мужу прямо в глаза.

— Можно, я тоже?..

Ее взгляд Стас Веригин выдержал.

…Дрон, он же Дон Антонио, он же Антон Михайлович Дронов, подавил зевок и откинулся на спинку роскошного антикварного стула, поудобнее располагаясь за своим столом. И лишь после этого перевел взгляд на Валентина Панкратова, в очередной раз заявившегося сюда без приглашения.

— Роскошный у тебя кабинет. — Майор доброжелательно улыбнулся.

— Ну не совсем у меня, — ответил на улыбку его собеседник. — Я старый бродяга, своего ничего не имею. Это просто один из дружественных мне офисов… Но если тебе так приятнее, можешь считать, что ты в гостях именно у меня. Другой вопрос — что это меняет?

— Может быть, и ничего, а может быть, и все, — загадочно пояснил Валентин. — Хочу понять, откуда все же такие счастливчики берутся: рядом с ними рвутся бомбы, гранаты, машины… А им — хоть бы хны. Ни одной царапины!

— Интересный вопрос, — согласно кивнул Дрон. — Но не юридический, а скорее философский… Вот был у меня когда-то друг, в спецназе служил. Знаешь, что он говорил? Можно блестяще владеть карате или айкидо, иметь лучшую в мире охрану, но как это влияет на скорость пули?..

— Понял. Не бывает людей, защищенных на все сто процентов.

— Да ни на сколько процентов нельзя себя защитить! Если кого-то решили убрать — уберут обязательно. Просто шлепнуть, например, бомжа — стоит копейки. А замочить президента — многие миллионы. Вот и вся разница.

— Н-да. — Панкратов внимательно посмотрел на своего собеседника, потом задумчиво поднял глаза на роскошные ветвистые рога, украшавшие стену над его головой.

— Последний вопрос позволишь?.. Рога эти… Кто их тебе наставил?

— Красиво поешь, гражданин начальник, — вздохнул Дрон. — В другое время я ушел бы в глухую несознанку, а сегодня колюсь: повесил рога знакомый егерь из Завидова. А наставил их, разумеется, совсем другой человек… Только итальянцы считают, что рогоносцем может быть исключительно женатый мужчина, но я своих рогов не стыжусь: они у меня, майор, отомщенные! Причем дважды!

— Дважды — это как?

— Сам думай…

— Понял! О персоналиях умолчим, но по сути — это когда у одного и того же человека удается соблазнить не только жену, но и любовницу.

— Бедовый ты, Валя, человек…

Дрон вздохнул и посмотрел куда-то в потолок:

— Хочешь совет?

— Ну давай…

— Не лезь ты, Валечка, в это дело… Остановись, пока не поздно.

Панкратов поднялся с необыкновенно удобного кресла, в котором сидел все это время, и молча, не спеша направился к дверям. Но прежде чем открыть их, все же повернулся к Дрону и серьезно кивнул ему головой:

— Наверное, уже поздно… Да, думаю, что точно поздно!

4

Возможно, впервые за всю ее полную событий московскую жизнь Насте не хотелось идти домой. Но что поделаешь? Рано или поздно и идти туда придется, и с матерью объясняться — тоже…

Она постаралась как можно беззвучнее повернуть в замке ключ, намереваясь проскользнуть в свою комнату незаметно: ужинать все равно не хочется. Однако Эмма была настороже! Неизвестно, сколько времени провела она в прихожей, подкарауливая Настю, но цели своей достигла: в горячие материнские объятия девушка попала прямо с порога. Точнее, не в горячие, а холодные. Можно даже сказать ледяные, как и голос, каким поприветствовала ее мать:

— Мне все известно, доча. Дальше можешь не врать.

— Ну раз известно, тем более, что тут скажешь? — закусив губу, Настя сердито пожала плечами. — Пропусти, мама, я устала и хочу спать!

— Настя! — строго одернула ее Мария Петровна, стоя в дверях кухни. — Почему ты все время грубишь матери? Она же любит тебя!

— Любит? Ну, конечно, любит… — В Настином голосе послышались близкие слезы. — Только как-то странно! Ей важно, чтобы я училась, а где — дело десятое! Ей важно, чтобы я работала, но сколько за это будут платить — неважно…

— Скажи лучше, — перебила ее Эмма, — кто тебя учил мне врать?

— Ты же сама и учила! — окончательно рассвирепела Настя. — Кто боялся новости по ящику смотреть, чтобы потом плохо не стало? Кто хватался за сердце после каждой плохой отметки, после каждого мальчика, встречавшегося на улице?.. Ты же и научила меня все скрывать!

— Боже мой, какая жестокость… — Эмма растерянно повернулась к Марии Петровне.

Но Настя не дала учительнице вмешаться.

— Это я-то жестокая? Нет, мамуля, я как раз добрая, люблю тебя и жалею. Приехала лечиться — лечись! Но скажи-ка, сколько тебе лет? Тебе же еще жить и жить, а ты себя заживо хоронишь… Перестань кривляться, мама! Брось эти дурацкие лекарства, лучше спортом займись!..

И, не слушая больше ни Эмму, ни Марию Петровну, открывшую был рот, Настя, отодвинув мать с дороги, прошла в свою комнату. Эмма, беспомощно поглядев ей вслед, побрела в гостиную и, опустившись на диван, заплакала.

Вошедшая вслед за ней Мария Петровна отметила, что вопреки крупным, по-детски прозрачным слезам Настина мама все же не схватилась за сердце и не сгребла со стола очередной пузырек… Когда учительница заговорила, голос ее был необычайно мягким:

— Эммочка Павловна, может быть, это и нехорошо так говорить, но ваша дочь почти во всем права… Вы, главное, не расстраивайтесь, все уладится. И очень скоро… А я чайку заварила, как раз и попьем. Варенья хотите?

Эмма вытерла слезы, посмотрела на Марию Петровну и поинтересовалась с интонацией пятилетней девочки, несправедливо поставленной противными взрослыми в угол:

— А какое варенье?

— Яблочное с черноплодной рябиной.

— Люблю такое… — она прерывисто вздохнула. — Давайте и правда попьем чаю…

— Ну вот и славно! — Мария Петровна повернула голову в сторону прихожей и окликнула Настю. — Настюш, чай пить! И не делай вид, что меня не слышишь!

Конечно, Настя не только слышала учительницу, но и с большим вниманием выслушала весь ее разговор с Эммой. Потому и не стала сопротивляться совместному чаепитию и даже сама отправилась на кухню за чашками. Хотя действительно чувствовала сегодня необычную усталость по непонятной ей причине. Всего-то четыре клиентки за день — разве это нагрузка? А вместе с тем единственным желанием было лечь и уснуть. Потому-то и ужин прошел в основном в тишине, хотя и не такой напряженной, как можно было ожидать.

Эмма допила свой чай первая, вслед за ней отодвинула чашку Настя и вопросительно посмотрела на Марию Петровну:

— Спасибо. Можно, я сегодня пораньше лягу? Устала почему-то… Я лучше почитаю перед сном.

— Конечно, ложись! Будете пока с мамой в одной комнате спать, я ей на второй кровати постелила…

Настя грустно кивнула и поднялась из-за стола: нет больше у нее своей отдельной комнаты, а значит, и возможности остаться наедине с собой и спокойно обдумать все, что произошло хотя бы за день… Настя как в воду глядела!

Войдя к себе, первое, что она обнаружила, — то, что Эмма и не думала укладываться. Сидя на постели, она держала в руках Настин портрет — тот самый, подаренный девушке найденным ею отцом! Губы Эммы были сжаты в узкую ниточку: естественно, его витиеватую роспись на портрете мать не могла не узнать… Настя, едва взглянув в напряженное лицо матери, поняла что уснуть вот так сразу и сейчас вряд ли удастся. И не ошиблась.

— Ты встречалась с эти моральным уродом?! — несмотря на то что Эмма произнесла эту фразу тихо, девушке показалось, что она выкрикнула ее.

— Он мой отец, — едва сдержалась она. — И я нашла его сама.

— Какой же он отец, если сбежал из дома раньше, чем ты родилась? Мерзавец он, а не отец! Бросить и меня, и тебя ради своей дурацкой мазни!..

— Зачем ты так? — Настя покачала головой. — Столько лет прошло, нельзя быть такой злопамятной… Мне так хотелось его повидать! И вообще… Он умный и талантливый, это от него мне досталось умение рисовать! Скажешь — нет?

— Ух ты, ах ты, все мы космонавты! — Эмма почти что шипела. — Художник от слова «худо»! И предал нас, бросил… Да как ты смела, не спросив меня, встретиться с этим идиотом?! Что ты можешь знать про талант? Умный… Ты не должна иметь с ним ничего общего, поняла?

— Нет, мама. — Настя сердито посмотрела на мать, и ее губы тоже сжались в тонкую ниточку: верный признак того, что Настю «понесло», что начался один из тех ее приступов, как выражалась Эмма, «упертости», во время которых никто и ничто не могло переубедить или хотя бы остановить девушку.

— Ах так? Тогда нам с тобой не о чем разговаривать! — Уже пунцовая от злости, Эмма отшвырнула от себя портрет и пулей вылетела из комнаты. Спустя несколько секунд из гостиной послышался звук включившегося телевизора. Немного постояв посреди комнаты, Настя вздохнула, пожала плечами и потащилась вслед за матерью в гостиную.

Демонстративно усевшись перед телевизором, Эмма всей своей позой, даже спиной, настолько прямой, словно она проглотила палку, выражала крайнюю степень возмущения. И Настя совсем было открыла рот, чтобы выразить вслух все, что она об этом думает, как вдруг комната качнулась и поплыла перед ее глазами.

— Что это… кто?.. — Не веря ни собственным глазам, ни огромному голубому экрану, сделавшемуся вдруг и вправду непомерно огромным, она шагнула вперед и упала в кресло рядом с матерью: на телеэкране возникло лицо Павла… Павла!.. Или это у нее бред, галлюцинации?! Вцепившись в руку ничего не понимающей Эммы, Настя неотрывно смотрела на экран. Это действительно был он! Это его голос заполнил сейчас всю комнату!

— …И поскольку привезли нас сюда так внезапно, мы даже не успели ни с кем попрощаться. Поэтому, пользуясь случаем, я передаю привет всем близким и главное — моей Насте… Ты слышишь?! Со мной все в порядке! Я напишу тебе!

Пашино лицо исчезло с экрана, и спокойный голос диктора зажурчал так умиротворяюще-спокойно, словно передаваемое им сообщение было самым что ни на есть заурядным:

— Специальной бригаде московских хирургов, владеющих самыми современными методами лечения, предстоит очень большая и сложная работа. Сегодня в Чечне тысячи раненых, и этим уникальным специалистам доверено, что называется, вытаскивать людей с того света, иногда прямо на поле боя. В этом и заключается их благородная миссия…

На экране замелькали последние кадры репортажа, и уже звучали фамилии его авторов, мельтешили какие-то незнакомые лица… Настя с невероятным усилием отвела от них глаза и повернулась к матери.

— Павел… Это, мамочка, мой Павел… — прошептала Настя в ответ на испуганный и непонимающий взгляд матери.

Мария Петровна, завершив кухонные хлопоты, вернулась в гостиную. Но, едва переступив порог, замерла, а потом тихонечко развернулась и, стараясь ступать бесшумно, вернулась на кухню. Она не считала возможным мешать Насте с Эммой, кажется наконец-то помирившимся. И в настоящий момент горько и сладко рыдавшим в объятиях друг друга.

Она не знала, откуда взялось это ужасное окно, забитое гвоздями, а в рамке переплета лицо Паши? Сейчас она откроет его… сейчас… Но у нее ничего не получается. Ну почему Павел смотрит на нее так безучастно и совершенно не пытается помочь? Под руку ей попало что-то тяжелое — камень? Неважно! Схватив его, Настя изо всей силы запустила им в мутное стекло. «Паша!..» Но он, вместо того чтобы вылезти из окна, начал куда-то отходить, отплывать, таять… «Паша!..» Настя заплакала и проснулась.

И не сразу поняла, где находится и что это был сон.

Тяжело вздохнув, девушка медленно села на постели, так же медленно потянулась за халатом и, наконец, опустила ноги на пол.

На кухне вовсю гремела бодрая утренняя музыка, льющаяся с экрана маленького телевизора, в который неотрывно глядели Мария Петровна и Эмма, поначалу даже не заметившие Настю.

— Не тот канал! — Настя впервые забыла поздороваться. — На НТВ переключайтесь! Сейчас новости будут.

— Я уже два выпуска смотрела. — Мария Петровна, вздрогнув, обернулась к девушке. — Не повторяют этот репортаж — и все тут!

— Ничего себе! А если бы показали, вы бы меня не успели разбудить!

— Еще как успела бы! — возразила учительница. — Там же вначале Шойгу показывали, потом как они в самолет садятся, а уж затем только Пашу…

— А вдруг бы Шойгу сократили?!

— Знаешь, Настя, — вмешалась Эмма, — а мне здесь у вас так сладко спалось!

— Ой, мам, помолчи! Не видишь — новости?

Эмма обиженно посмотрела на дочь и ничего не сказала. Что она, слепая, что ли? Не видит, что на экране кадры из Думы.

— Возможно, вечером повторят или в «Итогах»… — нерешительно заметила учительница, а Настя неожиданно для себя самой всхлипнула.

— Настена, ты что? — Эмма, мгновенно забыв свою обиду, бросилась к дочери. — Ну перестань, не расстраивай меня… Ты же знаешь, я не могу, когда при мне плачут!..

— Сон видела плохой… — Настя вытерла глаза.

— Ну вот, только суеверий нам и не хватало, — покачала головой Мария Петровна. — Выброси из головы, не думай, не зацикливайся!

— Да! — обрадованно подхватила Эмма. — Прими холодный душ — и сразу успокоишься! Или простыней мокрой обмотайся.

— Вот я тебя в простынку и заверну, когда будешь психовать! — огрызнулась Настя и махнула рукой.

— А я не буду психовать! Я нашла прекрасную методику: надо представить себя под вентилятором, который отгоняет низкие энергии…

— Ух-х!.. — девушка беспомощно посмотрела на Марию Петровну и, круто развернувшись, вышла из кухни.

— Эммочка, она его действительно любит. — Мария Петровна, подавив улыбку, покачала головой.

— Ой, не дай бог!

— Почему?

— Так ведь дурочка еще… Несется, как степная кобылица, а куда — сама не знает.

— Не думаю… Простите, Эмма, а можно задать вам вопрос?

— Конечно.

— Вы Настю в каком возрасте родили?

— В восемнадцать… От учителя по рисованию… Теперь вы понимаете, что у меня есть веские основания волноваться?

Ответить Мария Петровна не успела, потому что из прихожей раздался звонок, хотя в такую рань они вроде бы никого не ждали. Наверное, и у Марии Петровны, и у Насти мелькнула одна и та же мысль: Павел?! Но девушка, выскочившая из ванной в едва накинутом на голое тело халате, конечно же опередила свою квартирную хозяйку. Увы… На пороге стоял Дон Антонио…

Охнув, Настя отскочила в глубь прихожей, а у Дона Антонио на лице отразилось приятное изумление:

— Какие нам показывают виды!

— Извините… — Настя поспешно запахнула халат.

— Что вы, что вы! — ухмыльнулся он. — Я давно заметил, что встреча с полуобнаженной девушкой с утра — к добру… А, Марьюшка Петровна, здрасте! Завтра ведь у нас четверг?

— Точно, — улыбнулась учительница, стоя в дверях кухни. — И что же?

— И что это за день, если, конечно, не считать наших традиционных сборов под сей гостеприимной крышей?

— Ты говоришь загадками, Антоша…

— Рыбный! — торжествующе провозгласил Дон Антонио. — Санек, заноси!.. — бросил он через плечо.

Огромный сверток, на вид абсолютно неподъемный, в руках тут же появившегося нового водителя Дона Антонио заставил женщин ахнуть.

По полу вслед за Саньком волочился здоровенный рыбий хвост.

— Антон, это… кто? — Глаза учительницы округлились.

— Не бойтесь, не русалка! Это — будущий шашлык из осетрины… А это кто?

Взгляд Дона Антонио был устремлен в дверной проем кухни, которой освободила, давая дорогу гигантской рыбине, Мария Петровна.

— Знакомься, Антон, — улыбнулась учительница, — это Настина мама Эмма Павловна!

— Очень приятно, Эмма, мама Насти!

Дон Антонио расцвел сияющей улыбкой и вошел в кухню.

— Трудно поверить, что мама, я бы сказал — сестра.

— Еще скажите «младшая», — усмехнулась Эмма Павловна и слегка порозовела.

— Рад, и весьма! — хохотнул Дон Антонио. — Настенька наша общая любимица и очень хорошо воспитанная девочка…

— Это Антон ее устроил на работу, — вмешалась Мария Петровна.

— Да? — Эмма пристально посмотрела на Антонио. — Ну, в таком случае я буду за нее поспокойнее… Наверное.

— А почему вы держитесь за сердце? Вам нехорошо? — Он заинтересованно посмотрел на Настину маму.

— Не беспокойтесь, уже лучше… Просто я недавно перенесла микроинфаркт…

— Шесть лет назад! — уточнила Настя, появившаяся на кухне уже одетая.

— Ну, для нас это недавно, — ухмыльнулся Антонио. И, внезапно распахнув на груди рубашку, продемонстрировал короткий белый шрам. — У меня тоже было кое-что… В области сердца…

— Ого! — В глазах Эммы вспыхнул неподдельный интерес. — Вас резали?

— Ага, один хирург…

— Очень аккуратный шовчик! Врач от Бога…

— Скорее, от черта, — фыркнул Антонио. — Он уже покойник!

— Понятно, — проронила Эмма озадаченно. — А я попробую сегодня попасть в кардиоцентр, я, ведь, собственно, за тем и приехала.

— Зачем же пробовать? — удивился Дон Антонио. — Сегодня все и сделаем!

— Как? — не поняла Эмма.

— Разве я вам не говорила, что он добрый гений? — пояснила Мария Петровна.

— Уточняю, — вставил Дон Антонио, — для своих.

— Неужели я уже своя? — Эмма кокетливо прищурилась.

— Естественно, вы же Настина мама… Все, ухожу! Через часок пришлю за вами машину!

— Антон, — Эмма Павловна расцвела в улыбке, — я вами очарована, целиком и полностью!

— Взаимно, Эмма…

И, подмигнув Насте, молча стоявшей возле стола с хмуро насупленными бровями, Дон Антонио, как это и полагается добрым гениям, исчез так же внезапно, как появился.

Вторичное возвращение Левы к реальности состоялось почти при тех же обстоятельствах, что и первое. Правда, лица вокруг него были, как он убедился спустя несколько минут, абсолютно незнакомые. Во всяком случае, у прежних сотоварищей по палате руки-ноги не были, в отличие от нынешних, загипсованы. Это Лева помнил точно, а вот все остальные события, предшествовавшие перемещению, начисто улетучились из памяти тренера. Хотя голова вроде бы не болела…

Оглядев по очереди всех троих загипсованных, Левушка почувствовал, как в нем вместе с возвращением к жизни пробуждается профессионализм.

— Лежим, значит, — тихо проговорил он. — Главное — не жалеть себя и побольше двигаться… Движение — это жизнь!..

— Ты что — доктор?

Ближайший из соседей смотрел на Леву крайне недоброжелательно.

— Я тренер в фитнесс-центре, — радостно вспомнил он.

— Что это за контора? — Хмурый сосед его радости почему-то не разделял.

— Мы исповедуем здоровый образ жизни: не пить, не курить, есть качественную пищу…

— А-а-а… Это для богатых! — вмешался в разговор второй, не менее хмурый.

— Ну почему? — Лева, почувствовав, что с памятью у него, кажется, полный порядок, понемногу начал входить в раж. — Овсянка, рис, лук, зелень всякая и соки — совсем не дорого! Вон, яблок сейчас полно, выжимай да пей!.. Главное — это, мужики, нагрузка на мышцы! Им нужно давать работу…

— Моим полезней отдых! — перебил его первый мужик.

— Ты не прав… — начал было Левушка.

— Он грузчиком работает! — перебил его третий обитатель палаты.

— А-а-а… Ну извини… — Левушка поперхнулся, но очень быстро нашелся. — А ты?

— Я тоже!

— И я, — сообщил второй.

— Бывают же такие совпадения! — удивился тренер.

— Ну почему? — Первый мужик наконец выдал что-то вроде улыбки. — Мы вместе все работаем.

— А как же тогда сюда… Одновременно?

— Мы шкаф несли…

— Ясно… — Лева хотел приподняться на постели, но комната неожиданно качнулась и закрутилась вокруг своей оси. Он охнул и упал обратно на подушку.

— Лежал бы ты смирно, тренер, — сочувственно сказал кто-то из мужиков. — У тебя же сотрясение мозга, так что лучше учи нас жить лежа… Кстати о здоровой жизни: говорят, алкоголь в маленьких дозах полезен для сердца. Ты как считаешь?

— Главное — знать меру…

Возможно, эта фраза и не возбудила бы в Леве никаких конкретных воспоминаний, но как раз тут-то и открылась дверь их палаты и Лева не поверил своим глазам: на пороге стояла Милена собственной персоной!

— Ну наконец-то разыскала! — Радостно хихикнув, она молниеносно проскользнула к его кровати. — Эти из «скорой» даже не сказали, куда тебя везут!

— П-привет, — пробормотал тренер. — Скажи хоть, что со мной случилось?

— Ты напился вдрызг! — сообщила она.

— Не может быть, я вообще не пью! — Лева почувствовал, как краска стыда заливает его физиономию.

— Надо же? — Милена оглядела крайне заинтересованную их разговором аудиторию. — Не помнит ничего! Ну ладно… Схожу поговорю насчет палаты: нам нужна одноместная!

— Зачем? — простонал Лева.

— Неужели не понимаешь? — Она многозначительно прищурилась.

— Ему это дело нельзя, он головой ударился! — хитро заметил один из грузчиков.

— Мне лучше знать, чем он ударился! — зло огрызнулась Милена. И совсем другим, очень интимным голосом добавила: — Я проведу специальный курс лечения!..

— Она немного странная… — не зная, как справиться с возникшей неловкостью, счел нужным пояснить Лева.

— Ты тоже, — заверил его ближайший грузчик.

Обидеться или хотя бы уточнить, что он имеет в виду, Лева не успел: распахнувшаяся дверь палаты, к его ужасу, впустила… Лизу!

— О господи!.. — прошептал он, придя в ужас от мысли о возможной встрече женщин у его постели. В этих кошмарных обстоятельствах его не обрадовал даже поцелуй Лизы, по-хозяйски склонившейся над тренером:

— Привет! Я только утром узнала, от твоей мамы… Вот, яблоки твои любимые! Что случилось?

— Споткнулся и упал. Очнулся здесь, — коротко пояснил он.

— Ничего себе… У нас в салоне все твои клиентки в панике… Ладно, пойду помою яблоки.

И под крайне заинтересованными взглядами Левиных товарищей по несчастью Лиза вышла.

— Вот так! — подвел итоги самый хмурый из мужиков. — Кому-то все, а кому-то — ничего.

Продолжить он не успел, поскольку в распахнутые двери влетела возбужденная Милена.

— Я договорилась! Но надо сделать подарок сестре-хозяйке… — Раскрыв сумочку, она быстренько перерыла ее содержимое. — Знала бы, конфеты взяла… Вот, духи нераспечатанные! Хотя это «Мускус»… Нет, это для нее будет жирно… Подарю помаду! Я сейчас!..

Лева застонал.

— Сейчас встретятся… — прокомментировал второй грузчик.

— А может, пронесет, — высказал предположение первый.

— Спорим на полтинник!

Но Лиза, появившаяся с пакетом яблок, выглядела вполне спокойной.

— Ты что так на меня смотришь? — поинтересовалась она, перехватив взгляд Левиного соседа.

— У него, наверное, в глазах двоится, — съехидничал третий грузчик.

А Лева не вынес и застонал вслух.

— Что с тобой? — всполошилась Лиза. — У тебя такой испуганный вид, словно ты кого-то ждешь.

— Нет! — слабо пискнул Лева. — Это… Это нервы!

— Ну так лежи спокойно… Что тебе завтра принести? Фрукты, соки?.. Говори, что бы ты хотел.

— Покоя, — искренне сообщил тренер. — Я одного хочу: чтобы меня все оставили в покое…

Неизвестно, что бы ответила ему девушка, но в это время в ее сумочке зазвонил мобильник. Она поспешно вынула трубку и включила связь.

— Алло! Алло!.. Не слышу… Минуточку, я сейчас подойду к окну!

— Лучше в коридор! — оживился Лева. — В палате не берет, только в коридоре!

И, удостоверившись, что Лиза вышла из палаты, с облегчением прикрыл глаза.

— Нечем крыть, — сообщил первый из грузчиков, сочувственно глядя на Леву. — Кажется, первая идет!

— Скажите ей, что я заснул, — простонал тренер и крепко зажмурился. Он поспешно накрылся одеялом с головой и для верности перестал дышать, потому что каблучки Милены стучали уже в палате…

— Он спит! — сообщили грузчики слаженным хором.

— Как это спит?! — возмутилась Милена. — Только что был бодренький такой, и вдруг спит… Левчик!

Она бесцеремонно ткнула его в плечо.

— А ему только что снотворный укол сделали! — нашелся первый грузчик, и Лева тут же мысленно поклялся любить его, как брата, всю оставшуюся жизнь.

— Вот нашли время! — огорчилась Милена. — А вы-то куда смотрели? Ну ладно… Пойду тогда. Пока, мальчуганы!..

Не веря собственным ушам, тренер отсчитывал дробь ее каблучков, вначале громкую, затем постепенно удаляющуюся.

— Гони полтинник! — радостно потребовал выигравший грузчик у своего проспорившего товарища. Тот молча протянул ему купюру как раз в тот момент, когда Лиза, завершив разговор, появилась в палате.

— Эй, мужики… У кого это тут духи такие?! — Она потянула носом воздух.

— У этой… — растерянно сообщил выигравший, понимая, что заполученный им полтинник может легко вернуться к хозяину в любую секунду. — У этой… ну, как ее… у медсестрички нашей, во!..

— Надо же! — Лиза подозрительно огляделась. — Богатые у вас медсестры!

Ее взгляд остановился на тренере, накрытом с головой и, кажется, уже переставшем дышать.

— А с Левой что?!

— Так я ж и говорю — медсестра! — обрадованно затараторил грузчик. — Укольчик ему сделала, снотворный, а вы не верите!

— Как это не верю? — Лиза удивленно посмотрела на неизвестно отчего разволновавшегося мужика и улыбнулась. — Просто говорю, что, мол, богатые у вас сестрички… Ладно, коли так, я пошла… Привет ему передавайте, когда проснется!

Дождавшись, пока ее шаги вслед за Милениными затихнут в коридоре, больные переглянулись.

— Тебе какая больше приглянулась? Та или эта? — поинтересовался первый у второго.

— Эта!

— И мне! — согласился третий.

— Мне тоже! — заметил из-под одеяла Левушка.

— А ты спи! — посоветовал ему выигравший благодаря тренеру полтинник. И подумал, что обе смазливые бабенки запросто могут встретиться где-нибудь на выходе из больницы.

— Мужики! — Лева вынырнул из-под одеяла. — Мужики, я вам — по гроб жизни… — отдышавшись, продолжил он. — А мы ведь, можно сказать, даже не познакомились! Меня Лев зовут…

— Меня Иваном кличут, — сообщил первый.

— Меня тоже, — присоединился к нему второй.

— И меня… — заверил растерявшегося тренера третий его спаситель…

Именно в эту минуту Лиза, пропустившая уже два лифта, идущих наверх, наконец с облегчением улыбнулась: возле плотно сдвинутых дверей загорелась долгожданная зеленая стрелка, указывающая вниз. С натужным кряхтеньем кабинка остановилась на ее этаже, и дверцы медленно начали расползаться в разные стороны… Кабинка была почти пустая, если не считать Милены, разглядывающей себя в настенное зеркало с довольной улыбкой…

5

— Настя, ты, часом, не уснула? — В голосе Светланы звучало раздражение. Понять ее было можно: день едва начался, а у подчиненной хватает наглости дремать, сидя на стуле, на глазах чуть ли не у всей клиентуры… Забыла, что ли, что ее кабинка-кабинет прозрачна, как стакан? — К тебе дама, — добавила администратор.

Сон мгновенно слетел с Насти, едва она, приоткрыв отяжелевшие от ночной бессонницы веки, увидела рядом со Светланой смущенно переминавшуюся с ноги на ногу… Ромашку.

— Вот, сейчас наш консультант по макияжу расскажет вам все, что вы хотите узнать о собственной коже… Удачи!

И, бросив на Настю последний испепеляющий взгляд, Светлана удалилась.

— Здравствуйте, Снежана Кимовна. — Настя подобралась и холодно глянула на «клиентку», смущенно шмыгавшую глазами по холлу.

— Привет… Шла мимо, гляжу — вывеска знакомая, — зачастила Ромашка. — Дай, думаю, зайду…

— Я слушаю вас.

— Я, собственно говоря, хотела извиниться! — Снежана прерывисто вздохнула.

— За то, что оказались более правдивым человеком, чем я? Вы же маме правду сказали.

— Настя. — Ромашка умоляюще посмотрела на девушку. — Ну, пожалуйста, не надо так… Клянусь, я же о вашем «заговоре» ничего не знала! И ‘совершенно без задней мысли… Мария Петровна так меня ругала!..

— Ну, ладно. — Настя вздохнула и слабо улыбнулась. — Мир! Вообще-то я не люблю обижаться.

— Слава богу! — обрадовалась Снежана и от избытка чувств обняла девушку. — Солнышко мое…

И надо же было Светлане именно в этот момент глянуть в их сторону!

— Снежана, вы же клиент… — перехватив ее изумленный взгляд, охнула Настя. — Светка меня сейчас съест и не подавится! Так… Могу вам предложить новейший экспресс-метод, позволяющий подобрать косметику под ваш тип кожи!

Последнюю фразу Настя чуть ли не выкрикнула в надежде, что она будет хорошо расслышана администратором. А Снежана — ведь недаром же она была актрисой! — немедленно включилась в игру, провозгласив на весь холл, что и пришла-то сюда исключительно из-за того, что наслышана, какой уникальный мастер-консультант тут работает.

— Ну это вы уж слишком, — прошептала девушка, косясь на замершую в охотничьей стойке Светлану.

— Ничуть… — шепнула Ромашка, — в самый раз… К тому же я правда хочу того… Обслужиться! Дорого это?

— Шесть у. е. Не надо, я вас в субботу бесплатно могу…

— Надо, надо, — заверила ее Снежана и уверенно расположилась в кресле для клиентов. — Знаешь, как приятно, когда тобой кто-то занимается? Я это еще со старых времен помню… Обожала гримерку: сидишь перед зеркалом, закрыв глаза, пока кто-то над тобой колдует…

— А как там Капитан? — поинтересовалась Настя, приступая к процедуре и одновременно стараясь не терять из виду стойку администратора.

— По-моему, счастлив…

Что-то в голосе Ромашки заставило Настю на секунду прервать манипуляции.

— А вы?..

— И я… По-моему, он самый добрый из всех, кто говорил, что меня любит.

— А много их было?

— Восемь человек, — вздохнула Снежана. — Но только двое, если считать Капитана, предлагали жениться… Знаешь, кого я встретила, когда навещала его в больнице? Радика Залесского. Это мой первый режиссер и первый мужчина.

— И что?.. — Настины руки снова замерли в воздухе.

— Ну что… Совершенно лысый стал, а глаза сияют все так же… Запускает сериал и говорит, что там для меня есть роль…

— Здорово! — обрадовалась Настя. — Просто отлично!

— Понимаешь, — снова вздохнула Снежана, — дело в том, что съемки будут в Питере.

— Ну и что?

— Но ведь мы с Капитаном только-только… И сразу же расставаться на целых полгода?

— Подумаешь! Ночь в поезде, а утром он уже у вас… Снежана, вы это что, всерьез, еще и размышляете?!

Настя всплеснула руками.

— Ведь это же самая настоящая удача, везение! Капитан, вы сами сказали, очень добрый человек, он поймет! И вообще, так даже интереснее!

— Романтичнее, что ли? — Грустно улыбнувшись, Снежана посмотрела на не на шутку разволновавшуюся девушку. — А как быть с Залесским и его прекрасными глазами?

— Ну, ежели что, так наш Капитан приукрасит их не менее чудесным фингалом, — сказала Настя и завершила процедуру.

Но Снежана, вопреки ее ожиданиям, от этого предположения не развеселилась, скорее наоборот.

— Как у тебя все просто… — Она покачала головой, забирая у Насти свою распечатку с рекомендациями.

— Все правильное — просто, — заверила ее Настя.

— Чей-то афоризм?

— Мой собственный…

— Ну-ну…

И, улыбнувшись на прощание, актриса направилась к кассе, оставив Настю в некотором смятении, зато начисто избавив от сонливости. Вполне осмысленно она огляделась по сторонам, и то, что увидела, заставило ее буквально остолбенеть. На выходе из кафе, прислонившись к стене, стоял Андрей Славин. Ни разу за время их знакомства Настя не видела этого живого, подвижного и легкомысленного, как мотылек, шоумена в таком виде! Белый как полотно, трясущийся, словно старик, Андрей медленно оседал на пол, бессмысленно вытаращив глаза.

— Господи… — Настя метнулась к Славину как раз вовремя, чтобы не дать явно падавшему в обморок певцу со всего маху грохнуться на пол.

— Маринка, сюда!.. — Она увидела ее за секунду до того, как поняла, что сейчас и сама упадет вместе с теряющим сознание Андреем.

— Ой, что это с ним?! — Маринка не раздумывая вцепилась в Славина с другой стороны, и Настя перевела дыхание.

— Девоньки, стоять! — Андрей попытался зафиксировать взгляд на Насте. — Куда это вас уносит… Я тут… Тсс… Никому… никому…

На этом его силы исчерпались, и уже молча он дрожащими пальцами сунул Маринке визитку.

— Что это? — Настя перехватила влажный от его пота кусочек картона и, продолжая подпирать плечом окончательно отключившегося Андрея, пробежала его глазами. — Здесь телефон врача-нарколога… Маришка, быстро, давай его к тебе в каморку!

— З-зачем?.. — Она уставилась на Настю испуганными глазами. — Почему ко мне?

— По кочану! — рассердилась Настя. — Не видишь, что ли, что с ним? Он же просил по-тихому, а моя кабинка насквозь просвечивает! Потащили!

…Спустя полчаса выставленные приехавшим доктором из Маринкиного закутка девушки пришли в себя и присели за самый дальний столик кафе, чтобы перевести дух.

— Представляешь, — Маринка нервно огляделась по сторонам, — я чуть в обморок не упала, когда врач ему укол вкатил… Прямо в вену!.. А ты знала?

— Что «знала»? — не поняла Настя.

— Что он наркоман?

— Тише ты! — Она тоже огляделась. — Ну откуда? Нет, конечно… Ты лучше скажи, его у тебя там никто из наших не заметил?

— Кажется, нет… Хотя у Светланы глаза, по-моему, с рентгеном…

— Да уж… Ну, слава богу, живой!

— Надо же… — Маринка удивленно вытаращила глаза на вполне бодрого Славина, появившегося из ее закутка в компании доктора. И тут же, смущенно опустив их, вскочила с места. — Ой, я побегу, мне еще полы мыть…

— Славная девочка. — Андрей, распрощавшись со своим визитером, улыбнулся ей вслед и направился к Насте. — Никто не видел?

Покачав головою, Настя молча поставила перед ним чашку чая.

— Горяченький… Хорошо как! Спасибо, Настена… Только, пожалуйста, смотри на меня как-нибудь по-другому, ладно? Без ужаса…

— А спросить можно?

— Угу…

— Только честно: Андрюшенька, ты наркоман?

— Что, похож?

— Вообще-то да… Хотя я их никогда не видела… Вот бедный!

— Как ты это хорошо сказала… Меня все еще трясет… — Славин зябко поежился и ласково посмотрел на девушку. — А повторить ты можешь — ну, то же самое?

— Могу. Бедный ты мальчик!..

Протянув руку, Настя осторожно погладила Славина по взлохмаченной шоу-гриве… не заметив, как внимательно наблюдает за ее действиями замершая на входе в кафе Людмила Завьялова.

Справедливости ради следует сказать, что Людмила и не стремилась быть замеченной ни Настей, ни тем более Андреем. Круто развернувшись, она направилась в сторону холла, едва не налетев на Боба, заявившегося сюда отнюдь не ради своей вздорной супруги… Отметив это автоматически, она, не слушая извинений адвоката, постаралась как можно быстрее исчезнуть из поля зрения посетителей кафе.

Однако на сей раз интуиция подвела Людмилу. Дело, ради которого адвокат в середине дня оказался в кафе, ему и самому не слишком нравилось. Но отказать в профессиональной услуге давнему приятелю, надумавшему разводиться с беременной женой, ему и в голову не пришло.

Что касается встречи с супругой, избежать которой он так стремился, тут судьба явно решила повернуться к адвокату спиной. Первым человеком, с которым он столкнулся, оказалась именно Милена. И пришлось выдержать целое словоизвержение супруги на тему: зачем и, главное, ради кого он сюда явился. Впрочем, повел он себя вполне профессионально: «не поняв», о чем, собственно, речь, и тем самым заставив атаку Милены захлебнуться в самом начале. Боб сравнительно легко отделался от этого непредусмотренного столкновения и поэтому на встречу с Аглаей опоздал ровно на одну минуту и тридцать две секунды.

— Прости, солнышко… И добрый тебе день!

Проворно вытерев вспотевшую лысину, адвокат удивительно легко для своей комплекции приземлился напротив Глаши, потягивающей в одиночестве сок.

— Добрый? — Лениво подняв глаза, она оглядела его раскрасневшуюся физиономию оценивающим взглядом и усмехнулась: — Когда я вижу тебя, сразу начинаю в этом сомневаться… Ну, что еще я должна подписать?

— Аглая, милая…

— Я тебе не милая!

— Неправда! — искренне заверил ее Боб. — Ты очень милая! Но если тебе это неприятно слышать…

— Мне неприятно это слышать от тебя, — начала заводиться Глаша. — Мне неприятно видеть твою самоуверенную рожу, я думаю, что ты…

— …мерзавец! — завершил за нее фразу Боб. — Ты говорила это в прошлый раз, и, если честно, меня задело.

— Вот и славно. Следовательно, ближе к делу.

Адвокат со скоростью фокусника извлек из портфеля и разложил перед ней бумаги.

— Взгляни и убедись, что никакой я не мерзавец: любой специалист, просмотрев это, скажет, что адвокат работает против своего клиента! Дом, дети, содержание — все тебе.

— Как благородно! — Она криво усмехнулась. — Отказывается от дома и детей ради какой-то…

— Аглаюшка! — Боб притронулся к Глашиной руке. — Наверное, я не должен этого говорить, но… Тебе не кажется, что все идет по кругу?

— То есть? — Она непонимающе подняла на него глаза.

— Вспомни, из-за кого он оставил первую жену.

Женщина ахнула, и с трудом сдерживаемые слезы брызнули из ее глаз:

— Заткнись, иначе… Я сейчас вцеплюсь тебе в волосы!

Адвокат ловко перехватил Глашины руки и нежно приник к ним губами:

— Во-первых, я лысый… Во вторых, думаешь, я глажу твои пальчики просто так?..

И он поцеловал их еще раз… Вряд ли бы Боб стал это делать, если бы у него была возможность предварительно оглядеться по сторонам.

Две женщины с острейшим интересом наблюдали эту сцену, замерев на пороге кафе.

Одна из них, его собственная супруга Милена, смотрела на происходящее с брезгливым любопытством. Совсем другие чувства — недоумение, недоверие, обида — отражались в широко раскрытых глазах Лизы, с минуту назад собравшейся использовать короткий перерыв между клиентками и выпить здесь кофе. В данный момент ее планы явно претерпевали существенные изменения.

— Как трогательно! — хихикнула Милена. — Теперь понимаешь, что я тебя предупреждала о его замашках от чистого сердца? — обратилась она к Лизе. — Ах, мужская натура вообще переменчива! Не огорчайся, детка, самое важное — здоровье… Тебе уже поставили диагноз?

— Какой диагноз? — Лиза с трудом отвела глаза от столика, за которым Боб по-прежнему продолжал обласкивать Глашины пальчики.

— Ну, ты ж уверяла, что оказалась в больнице в целях диагностики! — окончательно развеселилась Милена.

— А… Да, конечно!

Лиза наконец овладела собой и повернулась к сопернице.

— И что же? — продолжала та ерничать.

Но девушка уже взяла себя в руки.

— Очень тяжелый оказался диагноз. Переутомление, представляешь? Переутомление от глупых теток!..

И, не дожидаясь, пока Милена, в глазах которой начала закипать откровенная злоба, найдется, Лиза спокойно развернулась и, стараясь не ускорять шаг, направилась на свое рабочее место.

Только не говори, что не знаешь! Я все видела… Так что же все-таки с ним было?

В Людмиле Александровне Завьяловой, учинившей Насте самый настоящий допрос, явно погиб высококлассный следователь. Об атом и думала ее «подследственная», изо всех сил стараясь выглядеть невинно.

— Но я правда не знаю!

— На самом деле?

— Ну, может, приболел немного. Но чем именно, понятия не имею!.. А почему вы спрашиваете… так?

Людмила не стала делать вид, что не понимает этого ее «так».

— Потому, Настенька, что в этого юношу я многое вложила…

На душе у Насти заскребли кошки: к Людмиле Александровне она относилась очень хорошо и лгать ей, принимавшей участие в ее судьбе, да еще по собственной инициативе, было особенно неприятно. Но и закладывать Андрея она тоже не могла. Никогда, ни за что и ни под каким видом…

— По-моему, — вздохнула Настя, по-прежнему стараясь смотреть в сторону, — Андрюша очень хороший человек…

— По-моему, тоже… Кстати, я показала твои рисунки специалистам. И получила одобрение… Учиться тебе надо, девочка моя!

— В следующем году буду опять пробовать в текстильный, — пробормотала Настя, сгорая от стыда.

— А почему в текстильный?

— Там есть отделение дизайна… Точнее, пром-дизайна.

— Ты любишь длинные пути?

— Ну, почему… Когда могу — всегда срезаю угол.

— Наш человек! — рассмеялась Людмила. — Ладно, детка. Я вот что думаю: а не послать ли мне тебя в Шарлеруа на фестиваль художников?..

— Как вы сказали? — Настя, забыв о муках совести, уставилась на свою собеседницу удивленно и недоверчиво. — Шарлеруа… Какое слово чудесное! Где это?

— В Бельгии… Три месяца в компании талантливых ребят со всей Европы! Хочешь?..

— Хочу ли я? Господи… — Настя почувствовала, что краснеет. — Еще бы! Но я же необразованная!..

— Там все такие, — улыбнулась Людмила. — Тусовка проходит под девизом «Свежий взгляд». Еще и влюбишься в кого-нибудь!

— Уже… — Настя мгновенно сникла.

— Ну, это дело неоднократное, — заверила ее Завьялова.

— Нет, я однолюбка…

— Господи, сколько же в тебе еще детской наивности. — Взгляд Людмилы погрустнел. — Не зарекайся, девочка. Никогда ни от чего не зарекайся, тем более от любви… Ни один человек на свете не знает о себе таких вещей наверняка!

И, кивнув девушке, она ушла, так и не вернувшись к разговору об Андрее. Словно не замечая, какое облегчение в этой связи испытывает Настя.

6

Отпустив клиентку, очень милую, но крайне говорливую даму, Настя с облегчением перевела дыхание и вопросительно уставилась на Лизу. Ее подружка уже минут пять переминалась с ноги на ногу поодаль от экспресс-лаборатории, хмурясь и явно дожидаясь, когда Настя освободится.

— Что-то случилось? — поинтересовалась та, когда клиентка наконец направилась в сторону кассы.

— Не знаю… — Лиза вздохнула и пожала плечами. — Но хочу знать: сходишь со мной сегодня в экспресс-лабораторию? Заодно сама проверишься… Чего ты так смотришь? Думаешь, у одной тебя на свете экспресс-лаборатория? Просто я боюсь, что залетела… Хочу провериться на беременность. Сходим?

Настя всплеснула руками:

— Ты даешь! А мне-то зачем?

— Сама говорила, что у вас все было…

— Было. Но всего один раз…

— Этого достаточно!

— Лиза, я не пойду, — твердо сказала Настя. — Во-первых, незачем, во-вторых… Что будет, то будет.

— Ты рассуждаешь, как деревенская бабка! Что значит «что будет»?! Такие вещи современная женщина должна о себе знать, и как можно раньше!

— Сказала, нет — значит, нет!

Настя сердито отвернулась от подруги, решительно не обращая внимания на ее обиженную мордашку, и с преувеличенным интересом стала вслушиваться в явно напряженный разговор, происходивший около лестницы. Но спустя секунду он уже по-настоящему ее заинтересовал.

Маринка, только что закончившая уборку холла, и администратор Светлана издали напоминали иллюстрацию к детской сказке про двух баранов, встретившихся на узком мостике…

— Я никого постороннего к себе не приводила! — донесся до девушек Маринкин голос. И даже издали было видно, как та вспыхнула от возмущения.

— Не надейся меня обмануть! — вопреки обыкновению Светлана тоже повысила голос. — Я сама видела!.. Ты что, не в курсе, что водить к себе посторонних у нас строжайше запрещено?! И Виктория это видела тоже…

— Да что вы видели-то?! Да это же был…

Настя громко откашлялась, и Маринка, перехватив ее предупреждающий взгляд, поперхнулась на середине фразы.

— Кто? — администратор зло смотрела на девушку. — Кто это был?!

— А вы спросите у Виктории, она же видела!

— Ах вот оно что… Ну, девочка, ты еще об этом пожалеешь!

— А вы меня не пугайте! — Отбросив тряпку, Марина уперла руки в бока, в ее голосе уже звенела настоящая ярость. — Ходит тут, шпионит, строит из себя… Смотреть тошно!

— Что ты сказала?!

— Что слышала!

С ужасом глядя на побагровевшее лицо Светланы, Настя даже не нашла в себе сил не только вмешаться и остановить их, но и вообще сдвинуться с места. Однако в следующий момент необходимость в этом отпала сама собой. Администратор, казалось готовая броситься с кулаками на дерзкую уборщицу, внезапно успокоилась и, многообещающе улыбнувшись Маринке, покинула поле боя. Дрожащая от возбуждения девушка немедленно бросилась в другую сторону. В результате их перемещений проход в кафе освободился, и Настин взгляд уперся в ближайший к холлу столик. За ним, по какому-то случаю распивая шампанское, сидели Людмила Завьялова и Валерия с печальным, осунувшимся лицом.

— Ты слышала? — Настя повернулась к Лизе, имея в виду ссору Маринки с администратором. Но ее подруги рядом уже не было — наверняка обиделась из-за отказа посетить совместно поликлинику…

Девушка вздохнула и снова взглянула в сторону кафе, отметив, что Валерия, видимо, все-таки нашла способ похудеть. Даже, пожалуй, несколько перестаралась — уж очень изможденный у нее вид… Еще раз взглянув на приятельниц, она так удивилась, что даже приоткрыла рот: Лера, привстав со своего места, нежно целовала в щеку Людмилу Александровну, на физиономии которой тоже читалась крайняя степень изумления: последнее, в чем она подозревала приятельницу, была сентиментальность! Тем более по столь ничтожному поводу, как обыкновенный вопрос о самочувствии, который она ей только что задала…

Настя же сделала совсем другой вывод из всего увиденного: «Все спятили… Должно быть, от жары…» — подумала она. И, тяжело вздохнув, направилась в парикмахерский зал к Лизе — соглашаться на предложение подружки. Ей всегда было свойственно чувство коллективизма. И коли уж всех подряд «поводит», почему бы тоже не совершить дурацкий поступок? Тем более если Лизе это доставит удовольствие?..

Но до парикмахерского зала Настя не дошла: сегодня ей, видимо, было суждено постоянно оказываться в роли наблюдателя, словно она попала в какую-то пьесу Островского… Увидев Лизу возле стойки администратора, она застала обеих женщин за разговором, явно касавшимся несчастного Левушки, и тактично остановилась в сторонке, поджидая подружку. Тем более что сейчас к ней подходить вряд ли стоило: глаза Лизы сердито сверкали.

— Почему я должна знать, как он себя чувствует? — напирала она на растерявшуюся Светлану. — Тебе интересно, да? Вот и сходила бы к нему в больницу!

— Я просто думала, ты знаешь, что с ним случилось, — оправдывалась администратор. — Клиентки спрашивают, а я даже не знаю, что говорить.

— Что, что… Упал, ушибся. Сотрясение мозга…

— И ты так спокойно об этом говоришь? Мне казалось, вы все-таки не чужие люди!

— Если кажется, креститься надо!

Неизвестно, каких бы еще дерзостей наговорила Лиза, но в этот момент входная дверь салона распахнулась, пропуская Боба, и стало ясно, что Лиза делает в холле: разумеется, поджидала его, и, если у них назначена встреча, Настя тут явно лишняя… Но уйти девушка не успела.

Ее подруга сегодня, похоже, была настроена не на шутку агрессивно. Подлетев к Бобу торопливым деловым шагом, она остановилась, не давая адвокату пройти дальше:

— Привет! Ну как? Все еще не передумал взять меня с собой?..

— Солнышко, — просиял Боб, — как я рад тебя видеть!.. Вылет у нас послезавтра, нужно срочно оформлять документы… Быстренько давай свой паспорт!

— Лева попал в больницу, и я никуда не поеду. — Лиза твердо посмотрела в глаза онемевшему адвокату. — Так что извини…

— Лизонька… — Боб попытался притянуть девушку к себе.

— Руки! — Она зло уставилась на любовника. — Немедленно убери от меня руки!

И, круто развернувшись, Лиза кинулась прочь, оставив Боба посреди холла в полном онемении и в дурацкой позе — с рукой, все еще нелепо протянутой в пустоту… В другое время Настя бы непременно рассмеялась, но сейчас ей было не до того.

Лизу она нашла только минут через двадцать, отнюдь не в парикмахерском зале, а за Настиным любимым кустом роз. Сжавшись в комочек в глубоком кожаном кресле, Лиза тихо всхлипывала… Настя, всегда видевшая подругу исключительно веселой и жизнерадостной, растерялась:

— Лиз… Ну ты что? Ну успокойся. Матросы и красавицы не плачут! — попыталась пошутить она.

— Я не матрос и не красавица, — шмыгнула та носом, но всхлипывать перестала.

— Конечно, нет, потому что плачешь, — улыбнулась Настя.

— Все-таки любовь — это болезнь, — сообщила Лиза. — Я ведь была такой спокойной, благодушной даже… Пока не встретила этого колобка!

— Ты про Боба?

— А про кого же еще?!

— А говорила — он необыкновенный.

— Я ошибалась! — сказала Лиза сердито и выпрямилась. — Он обыкновенный. Донжуан, как все они… У нас все кончено.

— По правде говоря, мне Лева больше нравился, — робко произнесла Настя.

— И с Левой тоже все кончено.

— Ух ты… Даже жалко их…

— Меня бы кто пожалел для разнообразия! — В Лизином голосе снова послышались слезы. — Все! Буду, как Милена, холодной вампиршей, шагающей по мужицким головам. В туфлях на каблуках. Каблуки будут тонкие, высокие и острые!

Настя сочувственно посмотрела на подругу и наконец сказала то, ради чего и искала ее.

— Я решила сходить с тобой в эту экспресс-лабораторию. За компанию!

— Правда? — Лиза слабо улыбнулась, но тут же нахмурилась. — Ты знаешь, что Маринку уволили?

— Как?!

— Очень просто! — ответила сама Маринка, заглянувшая на прощание в «розовое» убежище, где они с Настей столько раз секретничали об этой истории с кошельком. И не только о ней. — Вот и все, прощай, Анастасия! — произнесла она торжественно, даже без намека на огорчение.

— Марина, но за что?!

Настя расстроенно смотрела на девушку, уже снявшую форменный халат салона.

— За то, что вожу к себе посторонних… Плевать!

— Это они про Андрея, что ли?

— Точно! Не салон, а какой-то шпионский центр, я и сама тут не хочу оставаться! Так что прощайте, девушки, мне вас жалко…

И, круто развернувшись, Маринка исчезла так же стремительно, как появилась.

— Ну и денечек… — тихо проронила Лиза. — Не удивлюсь, если сегодня выяснится, что я все-таки залетела…

— Кажется, я уже привыкла к тому, что ты теперь ежедневно здесь присутствуешь…

Виктория иронично следила глазами за мужем, нервно расхаживающим по ее кабинету.

— Может, перестанешь мельтешить туда-сюда?.. Знаешь же, что терпеть не могу эти твои «гуляния»!

— Лучше скажи, откуда у тебя столько охраны? Какие-то совершенно неведомые мне физиономии мелькают… И они меня не знают!

— Не знаю, — ухмыльнулась Виктория. — Наверное, люди Дрона…

— Постой… — Стас наконец перестал метаться и замер напротив стола жены. — При чем тут Дрон? Я же дал тебе своих ребят!..

— Ну и он дал… И Панкратов, вероятно, тоже. Хотя я никого из этих господ об этом не просила.

— Как интересно!.. И чем же они все вместе занимаются? Я имею в виду не «господ», а охранников.

— Наверное, следят друг за другом. Между прочим, клиентки уже отметили обилие молчаливых мужиков…

— Бред какой-то! — Он фыркнул и насмешливо посмотрел на Вику. — Телохранителей — как у Индиры Ганди.

— Ну да… — Она безразлично пожала плечами. — Если ты помнишь, они-то ее в итоге и пристрелили… Ну кого там еще несет?

Это замечание относилось к решительному стуку в дверь кабинета.

— Меня! — Настя, только что отпихнувшая с дороги одного из упомянутых охранников, попытавшегося ей воспрепятствовать, влетела в кабинет. — Виктория Сергеевна, за что вы уволили Марину?!

Хозяйка посмотрела на нее возмущенно и нажала какую-то кнопку на столешнице.

— А ты у нас что, секретарь профкома? Выйди, пожалуйста! У меня важный разговор.

— Я ее подруга! — упиралась Настя. — Я только хотела…

Тот самый охранник, с которым она только что успешно справилась в коридоре, бесшумно возникнув за Настиной спиной, мягко, но настойчиво повлек девушку к выходу. Последнее, что она услышала, был удивленный голос Стаса:

— О чем это она?..

— Ерунда! — Вика раздраженно махнула рукой. — Подружку защищать пришла. Наша уборщица к себе кого-то привела, я ее, естественно, выгнала…

— Ну и порядочки у тебя завелись! — Стас осуждающе смотрел на жену. — Одна кого-то водит, другая запросто врывается в хозяйский кабинет… Уволь обеих!

— Эту не могу… Она от Дрона.

— Что-о? — Стас со всего маху уселся в кресло для посетителей. — Да он же тебя просто в кольцо уже взял! Так… Надо что-то делать… Панкратов-то твой хоть надежен?

— Абсолютно! — Виктория открыто посмотрела в глаза мужа.

— Следовательно, с ним можно говорить?

— Смотря о чем.

— О Дроне?

— Поговорить-то можно, но…

— Без всяких «но»!

Продолжая пристально смотреть мужу в глаза, она улыбнулась:

— Я просто хотела спросить: сам-то ты к этому готов?

Стас не колебался ни секунды. И к Викиному удовлетворению, он решительно кивнул головой. Следовательно, на данном этапе события продолжали развиваться так, как надо.

Совсем иначе о событиях сегодняшнего дня думала Настя, оказавшись выставленной из кабинета хозяйки. Да еще самым позорным образом — с помощью какого-то дуболома-секьюрити!

Вот ему-то и досталось от нее в первую очередь.

— Отвали! — Девушка едва удержалась, чтобы не применить к нему какой-нибудь приемчик из любимого ушу…

— Тихо-тихо, — возразил ей парень довольно добродушно. — Ты же не хочешь, чтобы и тебя уволили вслед за подружкой?..

«Он еще и подслушивал! Ну и ладно. И пусть», — с досадой подумала она.

— А я и сама уйду! — специально громко заявила Настя. — Подумаешь, медом тут намазано, что ли? Уеду к себе в Лихославль…

— Куда-куда? — громко спросил охранник, забыв о собственной просьбе говорить потише.

— Город есть такой — Лихославль называется, слышал?

— Так я же и сам оттуда!

Его круглое, голубоглазое лицо мгновенно осветилось широкой улыбкой и сразу же показалось Насте симпатичным и чем-то даже знакомым!

— Ух! А я-то думаю, где ж тебя видела? — тоже просияла она.

— Классно! Я на Рабочем жил, у трамвайного кольца!

— А я на Павлика Морозова… Вот это да!.. Я — Настя! — Она решительно протянула парню руку.

— Николай… Но ты меня вряд ли можешь помнить, я из Лихова в девяносто пятом свалил…

— Как ты по-нашему сказал, «Лихов»… Чужие все «Лихославль» говорят, а мы — «Лихов»… Вспомнила! Знаю, где тебя видела: ты у Иван Иваныча занимался? Тейквондо?!

— Хэй! — Вместо ответа Николай, издав боевой клич, принял исходную стойку, а Настя — ну как же иначе! — мгновенно заняла ответную позицию «приветствия соперника»… Весьма, надо сказать, странную для постороннего глаза! Что и не осталось незамеченным благодаря вездесущей Светлане.

— Настя? Немедленно опусти ногу!..

— Светлана Юрьевна, рабочий день, к вашему сведению, окончен, как хочу, так и стою!

Настины глаза горели боевым огнем.

— Господи… Но не в юбке же, в конце концов! Если бы в брюках — на здоровье!

— Ну ладно, — миролюбиво произнес Николай, — больше не будем! Мне тем более идти пора.

— Пока, Коля, — Настя улыбнулась и нехотя опустила ногу.

— Пока, сестренка… — просиял в ответ ее земляк. — Если обидят — только пальцем покажи!

Упрашивать Настю дважды не пришлось, ее указательный палец тут же уперся в администратора. И все завершилось общим хохотом: даже неулыбчивая Светлана слабо улыбнулась.

— Дураки… — сказала она. — Какие вы еще дураки… Тебя там, кстати сказать, Лиза ждет, а ты тут с молодыми людьми развлекаешься.

Настя кивнула и помчалась вниз, в холл, где ее ждала подруга, с недовольным видом посматривающая на настенные часы.

Через два часа и тридцать минут процедура, показавшаяся Насте глупой и отвратительной, была завершена. Но, стоя у поликлиники с узким запечатанным конвертом в руках, она еще не знала: только что судьба ее уже круто изменилась.

— Какая гадость! — выразила она свое мнение Лизе, вертевшей в руках в точности такой же конверт. — Ни за что и никогда больше сюда не приду!..

— А я уже, наверное, раз десять проверялась, — призналась та. — И всегда дрожу, когда вскрываю…

— Мне совсем не страшно, просто неприятно!

— Ну что, посмотрим?.. Уже должно быть готово…

— Давай вскроем…

— Ура! — чуть не закричала от радости Лиза. — У меня полный порядок, слава богу, пронесло… Одна полоска!

— Где? — Настя наконец проявила интерес к своему конверту и небрежно надорвала его. — Где ты видишь полоску? Лично у меня вообще пусто…

— Ты не там смотришь, — подсказала ей Лиза. — Смотреть нужно на другой стороне… Видишь? Вот она, полосочка, а вот… Ой, Настя… у тебя…

— Что — у меня? — Настя нахмурилась и посмотрела на подругу непонимающе.

— Вторая… — пролепетала Лиза.

— Ну и что?

— О господи, Настя… Вторая… две полосочки означают беременность…

Все еще не отдавая себе отчета в случившемся, Настя недоуменно всматривалась в кусочек картона.

— Нет, — решительно сказала она. — Это, по-моему, не считается… Она какая-то бледная, кривая… Лиза, скажи, а?.. Лиза, почему ты молчишь?!

7

— У тебя просто крыша едет. — Лиза произнесла это с отчаянием и, как показалось Насте, с отвращением. — Тебе только восемнадцать, вся жизнь впереди, а ты собралась одним махом взять и сама себя урыть… Подруга, ты что, действительно спятила?!.

— Ой, не кричи… Хочешь, чтобы меня уволили?

Настя вытянула шею и с опаской выглянула из-за розового куста: фантастическое умение администратора слышать и видеть все, для нее не предназначенное, беспокоило Настю сейчас куда больше, чем Лизино возмущение.

— Тебя и так уволят, — с горечью пообещала Лиза. — Как только твое намерение обзавестись пузом станет явным… Слушай, если ты элементарно боишься аборта, то это ерунда! Я знаю место, где делают безболезненно, вакуумным методом.

— Нет. — Настя твердо посмотрела на подругу. — Без Паши я ничего решать, тем более делать, не буду… И вообще, давай сменим тему!

— Дурища… — Лиза посмотрела на нее с сожалением и махнула рукой. — А что твоя мама? Она знает?

— Нет пока… Мамуля у меня — образец инфантильности, которую сама считает молодостью души и страшно этим гордится…

Настя вздохнула. Она вспомнила вчерашнее утро и Эмму Павловну, захлебывающуюся от восторга по поводу благородства Дона Антонио: он не только прислал за ней машину, но и вручил ей конверт для передачи главврачу кардиоцентра. Что там было, Эмма не знала, видимо, записка… Во всяком случае, едва заглянув в конверт, профессор отдал распоряжение обслужить пациентку по высшему классу. Разумеется, Настя с мамой опять поссорились! После того как девушка высказала предположение, что на самом деле находилось в конверте… И, разумеется, была немедленно обвинена в непозволительно-подозрительном отношении к близким людям вообще и Дону Антонио в частности.

— Знаешь, — сказала Настя, — я на самом деле не могу понять, то ли она и правда такая наивная, то ли придуривается…

— Глядя на тебя, можно сделать вывод, что верно первое! — все еще сердито прошипела Лиза. — И что это качество у вас в семье передается по наследству… Ну, скажи на милость, что ты собираешься делать с этим самым младенцем? Ты хоть представляешь, что это такое — ребенок?..

— Пока нет, но представлю обязательно. И неизбежно… Лиза, я же просила тебя сменить тему?

— Ладно. — Лиза поджала губы и поднялась с места. — Видимо, и правда, каждый человек должен совершить свой собственный, индивидуальный набор глупостей… У меня клиентка, а возле Светки стоит твоя любимая Завьялова. Я вспомнила, она еще час назад искала тебя зачем-то… Пока!

Настя с грустью посмотрела вслед подруге и, нехотя поднявшись, увидела Людмилу Александровну, направлявшуюся к ее кабинке. Завьялова ей и самой была нужна: еще вчера она решила обратиться к ней за помощью в связи с Маринкой.

— Привет, Настена… Ты чего такая бледненькая? — Завьялова с улыбкой оглядела ее с ног до головы.

— Недоспала… Как там Андрюша?

— Не знала, что он для тебя уже «Андрюша», — усмехнулась та.

— Я же по-дружески… — Настя слегка смутилась, но быстро нашлась. — Для меня все клиенты — друзья.

— Очень хороший ответ! Андрюшу я не видела, но ты ведь спросила о нем просто так? Или нет?..

— Вообще-то не просто так, — призналась девушка. — Понимаете, вчера он был у нашей Марины — ну, в ее комнатке, куда посторонним нельзя… Короче, ее после этого уволили. Я считаю — несправедливо!

— Марина — это кто?

— Уборщица.

— Так… Он уже на уборщиц перешел.

— Да нет же! — В Настином голосе слышалось отчаяние. — Это совсем не то, что вы подумали! Просто Андрей себя неважно почувствовал ну и немного полежал там на кушетке…

— Ага! Это его излюбленный приемчик. А потом?

— Потом ее уволили.

— Жалко девочку… А я-то тут при чем?

— Поговорите с Викторией Сергеевной, ведь Марина пострадала ни за что!

— Вика не из тех, кто меняет свои решения. — Людмила посмотрела на Настю задумчиво и покачала головой. — Поверь, разговор на эту тему с ней абсолютно бесполезен… Лучше скажи, ты к конкурсу готовишься? Там понадобятся этюды, рисунки, вообще, что угодно. Поскольку я член жюри, для тебя это — пустая формальность. Но нужно, чтобы они были!

— К конкурсу? — Настя растерялась.

— Я имею в виду наш разговор об европейском фестивале молодых художников, не может быть, чтобы ты забыла! Или может?..

— А когда это все будет?

— Через три месяца. Но рисунки нужны раньше — скажем, недели через четыре.

— Понятно…

— Смотри не прозевай!

Людмила Александровна улыбнулась и заспешила дальше по своим делам, оставив Настю в глубокой задумчивости возле ее кабинета. Немного постояв в этом, в общем-то, несвойственном ей состоянии отрешенности, девушка наконец встряхнулась.

— Вот… Ты еще не родился, а уже расстраиваешь мои планы… — пробормотала она, коснувшись своего живота.

Рассеянно оглядевшись по сторонам, Настя наткнулась на вопросительный взгляд Светланы и, сделав над собой усилие, нехотя побрела в сторону бывшей бабы-Дуниной каморки. После Марининого увольнения, как сообщила сегодня администратор, ей придется какое-то время совмещать свои нынешние обязанности с уборкой… Все возвращается на круги своя!

Насте стоило некоторых усилий улыбнуться своему земляку Николаю, поджидавшему девушку на выходе из кафе. Погруженная в свои размышления, она почти не обратила внимания на его слова.

— Настен, — охранник почему-то заговорил с ней шепотом, озираясь по сторонам, — слышь… Ты бы вела себя поосторожнее.

— Почему? — рассеянно спросила девушка.

— Вот этого-то я как раз и не знаю. Но мне велено за тобой приглядывать.

— Не понимаю…

— Ну, а я вообще не должен понимать, только исполнять… Но, честно говоря, мне это не нравится…

Возможно, Настя и вдумалась бы в сказанное с должной серьезностью, но в этот момент ее внимание было отвлечено. Оглянувшись на холл, она увидела Дона Антонио, торопливым, деловым шагом направлявшегося к лестнице. И переключилась на совсем другие мысли, никакого отношения к ней самой не имеющие.

Между тем Дрон действительно торопился: минут тридцать назад Вика вызвала его в салон, не назвав причины такой спешки, и тем самым спутала его сегодняшние планы. Зная свою нежную и ласковую подругу, он и помыслить не мог, что тревога, звучавшая в голосе Виктории, может оказаться ложной… Дрон был прав.

Первое, что сделала Виктория, увидев его на пороге своего кабинета, — приложила палец к губам, призывая к молчанию. Затем жестом поманила к собственному столу и ткнула пальцем вниз, под столешницу.

— Привет, Вика! О-о-о, какая прелесть! — Заглянув туда, Дон Антонио прикусил губу, а затем расхохотался. — Подарок Стаса?

— Конечно! — Ее голос ничем не выдал внутреннего напряжения.

— Узнаю тонкий вкус моего друга…

Он кивнул Вике головой в сторону коридора.

— Ты оброс, как медведь, — легко подхватила она их словесную игру. — Пойдем-ка, отведу тебя к нашим парикмахерам!..

И только в коридоре, бессильно привалившись к стене, совсем другим голосом спросила:

— Ну как?..

— Очень качественный, вполне современный «жучок», — ответил он серьезно. — Ты действительно думаешь, что это дело рук Стаса?

— А ты?

— Да чьих угодно! Того же Панкратова… Чей он, кстати, человек?

— Точно знаю только, что не мой… Нет, Панкратов не мог. У него просто не было возможности!

— Значит, Стас…

Дрон задумчиво посмотрел на Вику.

— Ты так спокойно об этом говоришь! — Она остановилась и подняла на него расширившиеся от огорчения и обиды глаза.

— Потому что волноваться бессмысленно, пора действовать…

— Так действуй!

— Значит, даешь карт-бланш?

— Разве я могу тебе что-нибудь запретить?

— А ты попытайся…

— И пробовать не буду!

— Тогда ловлю на слове. — Оглядевшись по сторонам, Дрон властно привлек к себе Вику и шагнул к ближайшей двери.

— Господи, Дрон, это же массажный кабинет, — ахнула она, — тут же люди ходят… С ума сошел!

— Карт-бланш! — ухмыльнулся Дрон. — Так что вперед и с песней…

Притаившаяся в конце коридора Настя, надеявшаяся перехватить Дрона и выспросить насчет конверта, наверняка содержащего «зеленые», вынуждена была сгруппироваться в самом темном уголке. Ей не хотелось быть замеченной этой «сладкой парочкой».

— Кажется, теперь это называется «крышей»? — пробормотала она, смущенно взглянув на плотно захлопнувшуюся дверь массажного кабинета. И, пожав плечами, направилась к своему рабочему месту.

Однако сцена, разворачивающаяся за прозрачной стеной парикмахерского зала, вновь не дала ей добраться до кабинки: ну и денек сегодня! Неужели и правда на всех действует магнитная буря, о которой предупреждали утром по ящику?! Во всяком случае, притихшая в последнее время Милена давно не устраивала в салоне никаких скандалов и разборок! Но сейчас…

Голос модели, вопреки тому, что орала она на Лизу, разносился по всему холлу и достигал лестницы.

— Говори, сучка, что ты с ним сделала?! Ведьма проклятая!.. Я тебе устрою, вылетишь отсюда как ошпаренная в свой Рыбинск! Я тут такое учиню…

Но выбить Лизу из колеи было не просто.

— Ой, как страшно! — С презрением глядя на разбушевавшуюся модель, она пожала плечами. — Тем более что никакого смысла в твоем бреде не просматривается: с кем это я и, главное, что сделала?

— Ах, ты еще и притворяться?! С Борькой, конечно! Это ты его, сучка, на развод подбиваешь?! Совсем мужик сверзился!..

Казалось, еще секунда, и Милена кинется на Лизу с кулаками.

— Не делай невинную рожу, будто не знаешь, что он намылился от меня уходить!

— А-а-а… Ну тогда он не сверзился, а, напротив, поумнел! — откровенно издевалась над оскорбленной супругой Лиза.

— Да ради бога! — внезапно успокоилась Милена. — Думаешь, я за него цепляться буду? Да пропади он пропадом, этот импотент!

— Ой, что ты! — Мордашка Лизы тоже мгновенно преобразилась, на ней отразилось восхищение, очень похожее на подлинное. — Ты, видимо, не знаешь, но Боб совсем не импотент… Он еще тот мужик!

— Что-о-о?!

— Просто до меня ему не попадалось такой женщины, с которой он мог бы проявиться в полной мере…

Зато полной меры достиг последовавший за этим Миленин рык.

— Ах ты, змеюка! Твар-р-рь!..

— И я тебя, киска, обожаю! — заверила Лиза и резко сменила тон. — А ну пошла вон отсюда! — Девушка схватила с рабочего столика ножницы и подступила к Милене. — Еще секунда — и я с наслаждением сниму с тебя скальп! Надеюсь, ты в курсе, что данным инструментом я владею в совершенстве?!

Мгновение всем присутствующим при этой сцене, замершим в тех позах, в каких их застал скандал, казалось, что схватка неизбежна. Но и Милена была не лыком шита, а главное — умела не только скандалить, но и проигрывать.

Оценивающе оглядев Лизу с ног до головы, модель вдруг рассмеялась и расслабленно плюхнулась в ближайшее кресло.

— Полный отпад, — сообщила она замершей аудитории. — А Боб тут же повсюду растрезвонит, что две классные бабы из-за него подрались… Не будет этого. Спрячь свои ножницы в ножны!

— Как скажешь, милая, — прошипела Лиза. — И ты успокойся, водички холодненькой выпей…

— Наливай, — хмуро сказала Милена.

— Сама нальешь, не барыня, — оставила Лиза за собой последнее слово. И Настя, убедившись, что никакой реакции брошенная жена на эту реплику не выдала, перевела дыхание.

«Какое счастье, что этот неординарный денек подошел к концу… Сплошные конфликты и неприятности! Только бы дома все было хорошо, только бы…» — подумала Настя.

Сегодня был очередной четверговый вечер — первый для Эммы Павловны, Настя усомнилась, правильно ли она сделала, приготовив своим родителям сюрприз… А вдруг он окажется из той же категории, что и мамулины?.. Но дело было сделано, менять что-либо поздно. Единственное, что можно предпринять, — пораньше уйти с работы и предупредить хотя бы Эмму Павловну. Все-таки сердце у мамы действительно нездоровое, как она, Настя, могла об этом забыть?..

И, ругая себя последними словами за эгоизм, девушка решительно направилась к стойке Светланы отпрашиваться пораньше. Но даже в последние минуты рабочего дня сегодняшняя салонная жизнь, наполненная маленькими, но существенными бурями, не миновала Настю. На этот раз — в виде необычайно взволнованного, взмокшего Боба, едва не сбившего девушку с ног на выходе.

В руках у адвоката был не букет, а буквально целый сноп пунцовых роз. Не нужно обладать семью пядями во лбу, чтобы догадаться, кому именно он предназначен… Могла ли Настя после этого уйти, не став свидетелем нового поворота в судьбе подруги? Конечно, нет! И не одна она: мастерицы и клиентки парикмахерского зала, администратор Светлана и даже хозяйка салона, именно в этот момент спустившаяся на первый этаж, оказались составляющими той аудитории, которая стала свидетелем происходящего.

Ну кто мог ожидать от решительно не склонного к мелодраме адвоката, что он способен вести себя столь романтично и сентиментально, не опасаясь выглядеть в глазах посторонних дураком?.. Взять да и встать на колени посреди парикмахерского зала перед очень хорошенькой, но, в общем-то, обыкновенной девчонкой, чтобы просить у нее прощения и — руки?.. Никто! Во всяком случае, не Настя, тут же зауважавшая Боба за подобное презрение к мнению окружающих. Будь она на месте Лизы, сдалась бы тут же. А не поджимала сухо губки, снисходительно пообещав подумать…

Настино мнение высказала даже и Светлана.

— Экая дурища наглая, — проронила она. — Еще и нос воротит… Как тебе это нравится?

Апелляция предназначалась Насте. Но, повернувшись к ней с возмущенным видом, Светлана никого рядом с собой не увидела: девушка предпочла исчезнуть как можно быстрее, оставив собственное мнение при себе.

Всевозможные вкусные запахи, встретившие Настю на пороге квартиры, свидетельствовали о том, что сегодня Мария Петровна решила продемонстрировать гостям собственные кулинарные таланты. Знала бы она, как порадовала этим девушку, испытывающую в последнее время что-то вроде отвращения к возне с едой. Собственно говоря, и к самой еде — тоже… Но Мария Петровна об этом не знала.

— Знаешь, тут такое дело… — смущенно начала Мария Петровна, едва Настя переступила порог. — Я вспомнила один рыбный рецепт из времен своей молодости… Между прочим, польская кухня, одна из лучших в мире… Ничего, что я вас с Антонио сегодня отстранила?..

— Даже хорошо, Марьюшка Петровна! — заверила ее девушка. — Мама дома?

— Дома… — Учительница замялась. — Слушай, зайди-ка сюда, что я тебе скажу…

Настя обеспокоенно замерла на месте, ее сердце сжалось: неужели у Эммы Павловны случился приступ? Ох, тогда ее за ее «сюрприз» просто убить мало… Но, выслушав Марию Петровну, девушка от изумления едва не села мимо табуретки: все-таки провинциалкам Москва категорически противопоказана. У них от обилия впечатлений явно крыша едет!

Мало того что ее мамуля бурно высказывает восхищение Доном Антонио, так теперь еще и подружилась с Кедычем… Подружилась?! Да никакая дружба не заставила бы Эмму Павловну согласиться бегать с кем-нибудь по утрам! Вообще бегать… Разве что если бы ей пришлось удирать от маньяка!

— Она что, влюбилась в него, что ли? — неуверенно спросила Настя.

— Понимаешь, — Мария Петровна бросила вороватый взгляд в сторону двери, — они как увидели друг друга утром, когда Кедыч заскочил узнать насчет вечера, так и все!

— Что значит «все»?

— Представляешь, Кедыч тут же отменил свой утренний бег и остался, чтобы уговорить Эмму впредь бегать с ним… И уговорил!

— А где он сейчас? — слабым голосом спросила Настя.

— Вообрази себе — здесь… Так и сидят с утра, разговаривают, только для еды и прервались…

— Так вот почему вы взялись за кулинарию! — догадалась она. — Это что, любовь с первого взгляда, что ли? О господи!..

Она с отчаянием посмотрела в сторону гостиной. Дело в том, что Настин сюрприз состоял в том, что на сегодняшний вечер она пригласила отца, не предупредив заранее ни его, ни Эмму…

— Какой ужас! — не удержалась Настя.

— Ну почему? — Мария Петровна сказала это несколько осуждающе, вероятно заподозрив девушку в эгоизме. — Эмма ведь еще совсем молодая женщина, вполне может устроить свою жизнь… Почему нет?

— Так ведь и я о том же! — согласилась Настя. — Я сегодня на вечер папу пригласила, понимаете? Папу! А тут — здрасте-пожалуйста, Кедыча вынесло… Точно влюбилась, если согласилась с ним бегать!

— Та-ак. — Мария Петровна пододвинулась ближе к девушке и заглянула ей в глаза. — А матери об этом сказала?

— Нет… Понимаете, она начала бы все про него выспрашивать. А я ей не могу сказать, что папа стоит на Арбате и рисует прохожих… Она и так его презирает, говорит, что он художник от слова «худо»… А это — неправда! Папа талантливый, милый и вообще… Он же не знал, когда уезжал из Лихова, что она беременна! За что тогда его винить?.. Но маме этого не растолкуешь!

— Стон-стоп! — Учительница положила ладонь на Настину руку, безвольно лежавшую на столе. — Деточка, деточка… А ты подумала, что, возможно, все-таки есть за что его винить Эмме? Отношения двоих для посторонних всегда тайна. Даже если посторонние — очень близкие люди! И любое вмешательство тут неуместно!

— Что же теперь делать? — жалобно поинтересовалась Настя.

— Только полагаться на волю Бога… — вздохнула Мария Петровна. — Ничего иного, коли дело сделано, не придумаешь… И конечно, предупреди хотя бы Эмму.

Вопреки Настиным опасениям, Эмма Павловна прореагировала на известие о визите своего первого в жизни мужчины спокойнее, чем могла бы. Скорее она казалась недовольной тем, что дочь отвлекла ее от разговора с Кедычем, неожиданно вызвавшим у Насти острое раздражение одним своим видом.

— Твои сюрпризы оставляют желать лучшего, — сухо сказала Эмма, переминаясь с ноги на ногу в прихожей, куда ее вызвала Настя, и косясь в сторону гостиной с явным нетерпением. — Ну ладно… Как он хоть выглядит?

— Конечно, не так, как ты, — искренне сказала Настя, — но тоже ничего!

Эмма Павловна выглядела действительно прекрасно! Очень ей шел и легкий румянец на щеках, и совершенно неизвестный Насте, таинственный какой-то огонек в глубине зрачков…

— Ну что ж… Посмотрим… Слушай, этот Володя такой умница, такой рассказчик, представляешь? Мы и не заметили, как день пролетел… Ты про Красноярские столбы слышала? Так вот, вообрази себе, в начале семидесятых он на них лазил! А это — самые настоящие отвесные скалы, голые и прямые, как палец…

— Мама, стоп! — Настя устало покачала, головой. — Про эти самые столбы я знаю, наслышана… Ты что, действительно собираешься бегать вместе с Кедычем по утрам?..

— Да, буду! Володя мне все объяснил: это лучший способ избежать инфаркта.

Поза, которую приняла при этом Эмма Павловна, ее тон, а главное, блеск глаз — все, вместе взятое, свидетельствовало о том, что спорить с матерью бесполезно. И, махнув рукой, Настя направилась в свою комнату.

Однако задерживаться там она не стала. Выйдя на балкон и убедившись, что балконная дверь в Пашину квартиру тоже открыта, Настя проскользнула туда. Не только потому, что пора было кормить попугая и кота. Здесь, в родных для Павла стенах, она чувствовала себя ближе к нему. Как будто хозяин только вышел на минуточку и вот-вот вернется, стоит набраться терпения и немного подождать…

Покормив попугая и не обнаружив на месте кота, Настя немного побродила по квартире, постояла у Пашиного портрета, нарисованного ею на днях по памяти. На портрете он был как живой, кажется, еще немного — и усмехнется, подмигнет ей или скажет что-нибудь эдакое. Ей и самой не верилось, что это она сама сумела так нарисовать Пашу. Покачав головой, Настя глянула на часы и поспешно включила телевизор: информационная программа по НТВ уже шла, она ее едва не пропустила!

Но судьбе, видимо, было угодно, чтобы она не пропустила то, что услышала, едва на экране старенького «Сони» появилось лицо диктора…

— …И вновь печальное сообщение из нашей самой горячей точки. Вчера вечером в районе Ачхой-Юрт пропал вертолет с врачами Министерства чрезвычайных ситуаций…

— Нет, — хрипло пробормотала Настя. — Нет…

Но диктор ее не услышал.

— …На борту находилась бригада московских врачей в количестве шести человек. Нам удалось узнать их имена…

— Нет! — Теперь Настя уже кричала. Все было бесполезно.

— Вот они. — Диктор посмотрел девушке в глаза холодно и сурово. — Рамиз Исмайлов, Илья Григорьев, Виталий Тимченко, Павел Ветров…

«Пашка дурак!» — ожил в своей клетке наевшийся попугай. Но Настя его не слышала. Она вообще больше никого и ничего не слышала из-за собственного крика.

…Настя не понимала, откуда взялось столько людей в Пашиной, их с Пашей комнате. Почему вдруг возникли рядом лица матери и отца, Кедыча и Дона Антонио, Марии Петровны и Ромашки с Капитаном… Как получилось, что она вся, с головы до ног, оказалась мокрая…

— Паша… — прохрипела наконец Настя и, инстинктивно избрав среди всей этой массы людей Марию Петровну, приникла лицом к ее плечу. — Он жив, правда? Скажите мне, что он жив, жив, жив! Вертолет пропал, все пропали, а он — нет!..

— Да, деточка, да… — Учительница растерянно посмотрела на экран, где теперь уже мелькали кадры какого-то спортивного репортажа, и крепко обняла Настю.

— Еще воды? — запыхавшийся Капитан появился в дверях балкона с наполненным кувшином. Но Мария Петровна заслонила девушку от него собственным телом, уже дрогнувшим в первом приступе горя.

— Эммочка, — никогда не терявший присутствия духа Дон Антонио крепко взял за руку Настину маму, бросившуюся было к дочери, — у вас должна быть валерьянка. Кедыч, неси два стакана, обеим нужна хирургическая доза… Я сам!.. Остальные — назад, к столу… Эмма, я что сказал?..

И Эмма Павловна подчинилась. Каким-то шестым чувством она поняла, что не подчиниться этому уверенному человеку с лицом, словно высеченным из темного камня, невозможно. Даже в присутствии Кедыча, смотревшего на нее так, словно именно за нее и надо было тревожиться сейчас больше всех…

8

— Эммочка, я передумала, — Мария Петровна отставила чашку с остывшим кофе и подняла глаза на Эмму Павловну, — давайте сюда ваше лекарство, выпью.

Будильник в комнате, где спала Настя, прозвенел еще минут пять назад, но оттуда не доносилось ни шороха.

— Бедная девочка… — вздохнула учительница, принимая из рук Эммы крошечную рюмочку с мутной жидкостью. — Такое потрясение в восемнадцать лет…

— Она сильная. — Эмма Павловна прерывисто вздохнула, и женщины снова ненадолго примолкли.

— Сильная… — задумчиво повторила Мария Петровна. — Вот так человек и взрослеет, от несчастья к несчастью. Не сломаешься — значит, закалишься. Вот только блеска в глазах от раза к разу остается все меньше…

— К Насте это не имеет отношения! — твердо заявила Эмма Павловна. — В ней слишком много жизни!

— Может быть… Знаете, Эммочка, а я не верю. Не верю, что Паша погиб! И ничего с этим своим ощущением поделать не могу!

— Вертолет-то взорвался…

— Нет, они так не говорили.

— Но он упал.

— Да, но Пашу там не нашли!

Эмма Павловна поднялась из-за стола и подошла к окну. Потом, резко повернувшись, заговорила таким голосом, которого учительница у нее и предположить не могла:

— Милая моя Мария Петровна, не прячьтесь от правды! Она вас все равно найдет — рано или поздно… Десять лет подряд я скрывала от себя гибель своих родителей. Не слушала, не верила… До сих пор от этого мучаюсь, каждую ночь плачу… А приняла бы — глядишь, давно уже успокоилась бы и смирилась… Паша умер! Примите это и не держите боль при себе. Оставьте только любовь!

Потрясенная этим страстным монологом Мария Петровна смотрела на Эмму во все глаза, не находя слов для возражения. А Настина мама, казалось, и не ждала их.

— Правда жестока, — продолжала она, — безжалостна. Хоть всю жизнь закрывай на нее глаза, она сквозь кожу просочится…

Мария Петровна не заметила, что слезы уже давно катятся по ее щекам.

— Да, конечно… Вы правы… Паша умер… — словно загипнотизированная словами Эммы Павловны, тихо прошептала она.

— Павел жив.

Женщины одновременно вздрогнули и повернулись к дверям, в проеме которых стояла Настя. Бледность лица и красные, но абсолютно сухие глаза все еще хранили следы вчерашнего потрясения. Но голос девушки был абсолютно спокоен, а в одежде — ни малейшего намека на траур.

— Павел жив, — повторила она. — Если бы он погиб, я бы обязательно это почувствовала. Ясно, мама?

Эмма Павловна мгновенно смешалась и вернулась за стол с видом провинившейся девочки: от уверенной, взрослой женщины, которую всего секунду назад наблюдала Мария Петровна, не осталось и следа.

— Я забыла у тебя спросить, — все так же спокойно продолжила Настя, — как тебе папа спустя двадцать лет?

— Девятнадцать… — машинально поправила дочь Эмма. — Ну как? Да никак… Не люблю, когда люди самоуничижаются и наглеют одновременно.

Мария Петровна опустила глаза. Она вчера была единственной свидетельницей встречи Настиных родителей и понимала, что имеет в виду Эмма Павловна. И сказанное ею по поводу Петрова показалось учительнице на редкость точным: потрясение первых секунд, когда он узнал Эмму, сменилось бурным и публичным приступом раскаяния, которое показалось учительнице насквозь фальшивым… За несколько минут до того, как раздался ужасный Настин крик, Мария Петровна выглянула на балкон, и, к своему ужасу, в самый неподходящий момент: Эмма Павловна влепила Петрову пощечину — явно за попытку со стороны художника обнять ее. Когда по распоряжению Дона Антонио все вернулись к столу, а Мария Петровна с Настей получили возможность остаться вдвоем, для учительницы этот вечер завершился.

Вернувшись к себе спустя два часа, она уже не застала Петрова. А Эмма Павловна с Кедычем сидели на кухне, тихо, но оживленно о чем-то говорили, все еще не находя в себе сил расстаться…

Между тем Настя продолжала стоять в дверях и вопросительно смотреть на Эмму Павловну.

— Твой сюрприз, доча, не удался… — решительно заявила она. — Я была вынуждена попросить Петрова уйти. И совсем не из-за того, что мне стало стыдно за его драные носки! А за… Он повел себя непозволительно!

— Ясно… — Настя вздохнула и с сожалением посмотрела на мать. — А я думала…

— Думать каждый должен за себя сам! — оборвала ее Эмма Павловна.

Мария Петровна промолчала, подтвердив тем самым свое внутреннее согласие с Настиной мамой. Поняв, что осталась в меньшинстве, девушка, не попрощавшись, двинулась в сторону прихожей.

— Настя, а завтрак? — спохватилась учительница.

— Спасибо, я опаздываю, поем на работе!

Дверь хлопнула, и женщины остались вдвоем.

— Эммочка. — Мария Петровна нерешительно посмотрела на нее. — Вам не кажется, что вы с ней немного жестковато? С учетом ситуации?..

— Не кажется. — Голос Эммы вновь обрел уверенность. — Поверьте, Марьюшка Петровна, я очень хорошо знаю свою дочь, сантименты сейчас с ней разводить нельзя, будет только хуже… А я хочу, чтобы она пережила это все как можно скорее…

— Знаете что? — Учительница ощутила раздражение, закипающее где-то в глубине души. — А я согласна с Настей: Паша жив! И нечего хоронить его заранее, даже по телевидению сказали, что он считается без вести пропавшим! Разве мало было случаев, еще во время Второй мировой и после нее, когда без вести пропавшие оказывались живы?!

— Господи… — Эмма Павловна вздохнула вдруг по-бабьи горько и прерывисто. — И кто только ее выдумал, войну эту проклятущую?!

Московские улицы со свойственным им безразличием приняли Настю в свои бетонные желобы и понесли, как несут они ежедневно миллионы людей, сливая воедино на недолгие минуты или часы их жизни, судьбы, само их человеческое естество, столь хрупкое и так легко уязвимое. У нее больше не было слез, и именно поэтому мир приглушил свои тона. Что, как не слезы, таящиеся в глубине души, преломляют лучи солнца и краски вселенной, делая их яркими и насыщенными?.. Уходят слезы — уходит и разноцветное сияние. В этом приглушенном, лишенном блеска мире человеку, как ни странно, легче выжить, может быть, потому, что чем слабее чувства, тем сильнее воля…

Перед мысленным взором Насти всплыло лицо Людмилы Завьяловой. Телевидение… Вот где должны знать точно и достоверно все о случившемся!

И первой, кого она увидела, переступив порог салона, была Людмила Александровна, о чем-то весело болтающая со Светланой.

— Привет, Настена, — Завьялова с улыбкой повернулась к девушке, — где рисунки?..

— Я принесу… Здравствуйте. — Настя нетерпеливо повлекла Завьялову от стойки администратора.

— Людмила Александровна. — Она посмотрела на женщину умоляюще. — Я хотела спросить…

— Что-то случилось? — Завьялова доброжелательно улыбнулась и обняла Настю за плечи.

— У вас ведь муж на телевидении работает?

— Есть такое дело!

— Там вчера в новостях передали… Вы знаете…

Людмила Александровна почувствовала Настино состояние и мгновенно посерьезнела.

— Девочка, что-то случилось?

— Да. Вчера в Чечне упал вертолет, в котором был мой жених…

— О господи!..

— Они сказали, что его не нашли… Неужели больше ничего не известно?! Ну хоть что-нибудь?!

— Настенька… Какой им смысл скрывать информацию? Успокойся, девочка…

— Но ведь как-то их находят?

— Это бывает очень редко, — печально заявила Людмила.

— Я не знаю, к кому обратиться, у вас такие связи…

— Связи тут не могут помочь, Настенька… Остается только надеяться.

— Но я чувствую, что он жив! — сказала Настя упрямо.

— Тогда жди его. Если что-нибудь узнаю, клянусь, скажу сразу же, Независимо от того, что именно станет известно… А теперь извини, меня Вика ждет в кафе. А тебя, если не ошибаюсь, клиентка.

Настя взглянула в сторону своей кабинки и слабо улыбнулась:

— А-а… Она уже второй раз, вчера была… Правда хорошенькая?

— Пожалуй…

Совсем юная девушка внешне чем-то напоминала Настю: такая же хрупкая, длинноногая и глазастая. Только «выполненная» совсем в других тонах. Вопреки нежной смуглости кожи — белокурая и голубоглазая.

— Всего неделю в Москве. Охрана — как у президента… — сообщила Настя.

— А кто она? — рассеянно поинтересовалась Людмила, так как уже увидела Вику за одним из столиков кафе.

— Жена алюминиевого короля какого-то… Недавно поженились, она еще ни к чему не привыкла, нервничает, сомневается во всем… Не может выбрать подходящие процедуры.

— Кто?

Настя вздрогнула и повернулась к своей собеседнице. И едва не засмеялась: Людмилы рядом с ней уже не было, а вопрос исходил от Лизы.

— Это ты?

— Нет, не я! — Лиза надула губки. — Ты чего это сама с собой разговариваешь?

— Откуда я знала, что сама с собой? Тут только что Людмила была.

— Людмила — вон она, в кафе с Викторией сплетничает! А у тебя, видимо, глюки начались… Слушай, а что это ты сегодня какая-то измученная?

— Спала плохо… Думала почти всю ночь…

— Ты это дело брось! Беременным женщинам думать запрещено. Хочешь кусочек пирожного? Я вообще-то направлялась кофе пить.

— Подождешь меня? Я только клиентку отпущу. Да это быстро! — добавила Настя, увидев, что Лиза смотрит на «алюминиевую королеву» с сомнением. — Я точно знаю, что она ничего не будет делать, поговорит о том о сем и уедет…

И, не дожидаясь Лизиного ответа, Настя поспешила к своей кабинке. Девушка, о которой шла речь, уже проявляла признаки нетерпения. За ее спиной маячили два здоровенных мрачных охранника с рациями.

— Ну, надумали что-нибудь? — Настя доброжелательно встретила неуверенный взгляд голубых глазищ.

— Не знаю, — вздохнула девушка. — А что такое э-лек-тро-мио-сти-му-ля-ци-я?..

Чувствовалось, что длиннющее слова запомнилось и далось ей с трудом. И, проверяя себя, она открыла врученный ей вчера Настей проспект, который вертела в руках.

— Это такая гимнастика для ленивых, — улыбнулась Настя. — На проблемные места наносят специальный гель и подключают ток… Двадцатиминутная процедура равна двум тысячам приседаний…

— А током не убьет?..

— Если не засовывать пальцы в розетку, то нет. А боитесь — попробуйте талассотерапию: это когда на тело наносится кашица из зеленых водорослей…

— Исключено! Ненавижу их запах!

— Они без запаха.

— Значит, это уже не водоросли… Можно, я еще подумаю?

— Конечно, можно! Тем более я не уверена, что такого рода процедуры вам вообще нужны.

— Почему? — Голубые глаза уставились на Настю с любопытством.

— У вас чудесная фигура и замечательная кожа, а значит, никаких причин для самоистязаний!

— Правда?

— Конечно! Просто вам нужно расслабиться и успокоиться. Хотите, запишу вас на очень приятную процедуру — релаксационный массаж?..

— Кажется, хочу… — Девушка внимательно посмотрела на Настю. — Я вам верю, вы такая милая и терпеливая… Записывайте!

Спустя минуту Настя уже была свободна и с облегчением направилась в кафе, где Лиза успела взять две чашки кофе и целую гору пирожных.

Вопреки ожиданиям пирожные не вызвали у Насти никакого отвращения, напротив: ей захотелось съесть их немедленно и все сразу… Однако с трапезой пришлось повременить, поскольку завершившая свой разговор с Людмилой хозяйка салона перед тем, как покинуть кафе, подошла к столику девушек.

Сегодня Виктория была непривычно мягкой, а сквозь маску невозмутимости, словно навечно приросшую к ее лицу, проступала вполне человеческая печаль.

— Здравствуй, Настя. — Она слабо улыбнулась. — Хотела тебя похвалить, клиентки очень хорошо о тебе отзываются… Позавтракаешь — зайди ко мне, есть разговор.

— Хорошо…

— Да, и прими мои соболезнования… Мне Люда рассказала. Ты молодец, не скисла…

Перехватив Лизин взгляд, Настя поняла, что, услышав последнюю фразу Вики, по-видимому, изменилась в лице.

— Что-то случилось? — с тревогой спросила Лиза.

— Вертолет, в котором был Паша, сбили.

— Боже мой… И что же теперь? — В голосе Лизы звучала растерянность.

— Теперь я буду его ждать.

— Он… жив?

— Я на это надеюсь… в новостях сказали, что Павлик считается пропавшим без вести. Его не нашли.

— Настя, может, он не летел?

— Летел.

— Слушай, по телику показывали одного мужика, он тоже считался пропавшим без вести, а он… — затараторила Лиза на одном дыхании.

— Я знаю. Видела, — прервала ее Настя. — В чем ты пытаешься меня убедить? — Она ласково взяла подругу за руку.

— Я тебя просто неудачно успокаиваю…

— Понятно… Но успокаивают неспокойного человека, а разве я неспокойная?

— Ты — спокойная, — вздохнула Лиза. — Даже слишком… Зато я схожу с ума и не знаю, что тебе сказать, как вообще себя вести…

— Ешь! — Настя усмехнулась и пододвинула Лизе тарелку с пирожными, которые ей вдруг расхотелось есть. — Лучше скажи, как там Лева?

— Не напоминай… — Лиза протянула руку и взяла пирожное. — Не хочу о нем думать.

— Ты его еще любишь?

— Только как друга, а так — нет…

— А мне кажется, что любишь. А Боб — это что-то вроде испытания.

— Что-о? — Лиза едва не поперхнулась. — Чушь! Я Боба люблю. Больше всех на свете!

— Ну, как знаешь… Ладно, мне пора. Виктория зачем-то просила зайти…

И, оставив подругу, Настя направилась на встречу с хозяйкой.

Возможно, впервые за время работы в салоне она застала Вику пребывающей в безделье. Даже бумаги, вечно лежащие перед ней на столе в деловом беспорядке, сегодня были сложены аккуратной стопкой в сторонке.

Проследив за Настиным взглядом, Виктория на лету ухватила ее мысль и слабо улыбнулась:

— Да, твоя история немного выбила меня из колеи… Я очень хорошо знаю, что такое потерять любимого человека… Мне тоже было восемнадцать, когда убили моего жениха, убили на моих глазах — в нелепой драке… Его звали Сережа Серебров, вместе мы прожили один день…

Она быстрым движением выдвинула верхний ящик стола, достала оттуда сигарету и фотоснимок. И, протягивая карточку Насте, повторила:

— Его зарезали на моих глазах в пьяной драке на следующий день после нашей свадьбы…

Настя взяла снимок, на котором фотообъектив запечатлел уютный, весь в зелени, двор, качели, на которых сидела веселая девчонка с лучистыми глазами, чем-то смутно напоминающая Викторию. Рядом с ней улыбался высокий темноволосый парень — тоже очень молодой…

— Знаешь, сколько мне на самом деле лет? — хмыкнула Вика. — Двадцать девять! Люди мной восхищаются, спрашивают о секрете молодости… Потому что думают, что на самом деле мне за сорок… Когда-то я мечтала стать актрисой и… действительно стала! Жизнь сделала из меня актрису настолько блестящую, что уже не могу отделить игру от… Не понимаю, кто я, с кем я, кого люблю, а кого ненавижу…

Настя оторвалась от снимка и пристально посмотрела на хозяйку салона. Каким-то шестым чувством девушка понимала, что сейчас ей лучше всего слушать Вику молча. Но она и так слишком долго молчала, слишком долго носила в себе то, что сумела понять за это время, в чем была уверена — пусть и без малейших на то доказательств. Столь долгое молчание по своей сути было категорически несовместимо с открытой Настиной натурой…

— Эта история с кошельком… — Она словно не заметила, как слегка вздрогнула Виктория. — Это ведь вы все придумали? Разыграли из себя жертву, натравили друг на друга мужа и Антона Михайловича… Я не знаю, зачем вы это сделали, но я точно знаю, что это вы!

Настя подняла голову и твердо посмотрела в лицо Виктории.

А ее лицо уже вновь ничего не выражало, кроме обычного для него бесстрастия и каменного спокойствия. Не менее секунды они смотрели друг на друга, прежде чем хозяйка салона усмехнулась и прикурила уже давно извлеченную сигарету:

— Знаешь, Настя, мне тебя жалко… Умная, красивая — жизнь таких, как ты, не щадит. Заставляет расплачиваться за эти дары слезами и кровью… Когда-нибудь ты поймешь, что любая ситуация в итоге обязательно выходит из-под контроля. Что все, что ты приобрела, — пустое, а все, что потеряла, — настоящее. Вот тогда и вспомнишь мои слова.

— Но будет поздно… — завершила за нее Настя.

— Будет уже поздно… Можешь идти.

Она подняла трубку и, не обращая на девушку больше никакого внимания, начала набирать номер.

— Поставь свечку… — бросила она в спину Насте, достигшей дверей кабинета.

— Что?!

Настя уставилась на Вику. Но хозяйка, казалось, действительно потеряла к девушке всякий интерес и уже разговаривала по телефону так, словно Насти тут вовсе не было:

— Здравствуй, дорогой, это я… Боюсь, что сегодня не смогу с тобой встретиться…

Внизу, как это обычно бывало во второй половине, суета уже спадала. Даже Светлана, это бдительное око салона, казалось, задремала на своем ответственном посту, уткнувшись носом в очередной номер «Шик энд шока». Самое время отпроситься с работы пораньше в очередной раз.

Настя решительно направилась к Светланиной стойке. И надо же такому случиться?! В точности, как это произошло вчера, ее едва не сшиб человек с огромным букетом, можно сказать, целым снопом алых роз! Вот только лицо, выглядывающее из-за цветов, принадлежало не Бобу, а… Леве!

Позади Насти что-то громко стукнуло, и, обернувшись на звук, она увидела Лизу, выронившую из рук швабру, которой подметала холл, очевидно решив сделать это вместо Насти…

— Это ты? — Даже Лиза, казалось бы привыкшая за время работы в салоне к самым различным ситуациям, растерялась. — Тебя выписали?

— Я сам ушел! — сообщил Левушка, прижимая к себе розы. Судя по всему, одна из них его уколола, потому что он вздрогнул, поморщился и вспомнил про букет.

— Это тебе, — с отчаянием произнес тренер, протягивая цветы Лизе, но так и не сдвинувшись с места.

Лиза покачала головой и, забыв поднять с пола швабру, сама устремилась к Левушке под заинтересованным взглядом Светланы, с которой вмиг слетела дремота.

— Спасибо… Не рано выписался?

— Со мной все в порядке… — Он нетерпеливо мотнул головой. — Лиза, пойдем в кино?.. Или, может, ты уже Бобу обещала?..

— Боб в Америке…

— Навсегда?! — Левушкины глаза вспыхнули надеждой.

— На два дня…

Тренер тут же сник. Но затем вновь забубнил насчет кино, видно, его заклинило. Настя сочувственно отвела глаза.

— А что за фильм? — В Лизином голосе чувствовалась какая-то неизбывная тоска.

— Про любовь…

Нет, слушать все это у Насти просто не было сил. И, забыв предупредить Светлану, целиком и полностью поглощенную происходящим, она решительно вышла из салона.

Наверное, последние слова Виктории, брошенные ей в спину, произвели на Настю куда более глубокое впечатление, чем она осознала. Потому что впервые за все это время ноги сами пронесли ее мимо метро.

И только свернув в какой-то незнакомый ей переулок, она поняла, что идет не просто так, куда глаза глядят, а целеустремленно — к храму, купола которого синеют над крышами теснящихся вокруг домов.

Последний раз Настя была в храме в незапамятные времена детства с мамой. Она не помнила по какому поводу, ей вообще мало что запомнилось от того посещения: горящие свечи, мерцающие лики икон, особый запах, царящий под сводами… Пожалуй, и все.

Неуверенно оглядевшись по сторонам, девушка торопливо перекрестилась по примеру какой-то пожилой женщины и вошла в прохладный полумрак церкви… Первое, что она ощутила, еще не успев как следует оглядеться, были покой и тишина. Она долго стояла, оглядывая полупустой храм, старинные иконы в приглушенно мерцающих окладах, прежде чем решилась и шагнула к небольшому прилавку, за которым женщина в платочке что-то читала. Храм был пуст в этот послеполуденный час.

Настя выбрала самую дорогую, десятирублевую свечку и, смущаясь, решилась все-таки спросить у женщины, куда лучше ее поставить.

— У тебя что-то случилось? — поняла та.

— Жених на войне пропал… Паша… Я не знаю, что делать… Я не знаю, куда свечку ставить за здравие.

— Ох ты, горе какое… — вздохнула женщина и с сочувствием посмотрела на Настю. — Только, милая, если помер, за здравие-то нельзя ставить. Поставь во-он туда, на канун, видишь?

Настя кивнула и поспешно отошла от прилавка. Что-то мешало ей поступить так, как подсказала ей женщина. И, стоя перед кануном, на котором полыхало не меньше десятка свечей, девушка все еще колебалась, когда почувствовала легкое прикосновение к плечу, почему-то словно ударившее по нервам. Вздрогнув, она обернулась.

Рядом с ней стояла пожилая женщина с удивительно молодыми, добрыми и сияющими глазами… Настя могла бы поклясться, что буквально секунду назад в храме не было никого. Откуда же она взялась и так бесшумно подошла.

— Не нужно ставить сюда свечку. — Губы женщины тронула легкая, едва заметная улыбка. — Если веришь, что живой, поставь за здравие… Пройдись по храму. Посмотри на иконы. Загляни каждой в глаза… Какую выберешь сердцем, к той и ставь. Погаснет свеча — нет твоего жениха на свете. Будет гореть — проси, чтобы твой Паша вернулся… Только очень проси!

Настя уже шагнула к центру храма, чтобы последовать совету, когда до нее дошло, что незнакомая ей женщина назвала Пашино имя… Откуда она может его знать?! Ахнув, девушка оглянулась, но храм был пуст…

Словно во сне, она медленно пошла вдоль стен храма, вглядываясь в лица, запечатленные на иконах. Следующим потрясением было то, что с одной из икон на Настю с живым сочувствием смотрели глаза незнакомки… Той самой, с которой она только что разговаривала!

Ее пальцы прыгали, когда она зажигала свою свечу от уже горевших. Точно так же прыгал и дрожал огонек свечки… В какой-то момент Насте показалось, что маленькое мечущееся пламя вот-вот погаснет… Но оно все-таки выстояло.

— Господи… — прошептала девушка, не замечая, что опускается на колени перед иконой неизвестной великомученицы. — Господи… Со мной произошло чудо… чудо, в которое никто и никогда не поверит… но оно произошло… произошло…

Очнулась Настя перед дверью Пашиной квартиры. Мария Петровна еще несколько дней назад отдала девушке ключ от его жилья, понимая, как это важно сейчас для Насти. Особенно сегодня, когда зона одиночества была ей так необходима, чтобы осмыслить случившееся: а вдруг и храм, и женщина с лучистыми глазами просто привиделись? Кто она, собственно, такая, чтобы сам Бог явил перед ней настоящее чудо?.. Перед глазами все плясал и плясал мечущийся, но так и не погасший огонек свечи…

Проскользнув в Пашину спальню, Настя почему-то остановилась не перед портретом Павла, а перед клеткой с попугаем, приветствующим ее неразборчивым бормотанием.

— Пашенька, со мной произошло чудо, — произнесла она вслух, словно пробуя на вкус каждое слово.

— Пашенька… — произнес Жорик.

— Точно! — улыбнулась Настя. И сразу же нахмурилась. — Ты любишь детей?..

Попугай булькнул что-то неодобрительное.

— Ну, знаешь, тогда — это твои проблемы! Хочешь жить с нами дальше, придется привыкать!..

Она хотела добавить еще что-то, но прерывистый звонок в дверь заставил девушку оборвать себя на полуслове и броситься в прихожую.

На пороге стоял совершенно незнакомый ей парень с немного смущенной, но доброжелательной улыбкой.

— Вы Настя?

— Да… Что случилось?

— Все в порядке, не волнуйтесь! Я вам привез записочку от Паши…

Настя ахнула и, схватив парня за руку, втащила в квартиру:

— Господи, да заходи же, заходи… где она?!

Почти вырвав из рук парня сложенный вчетверо листочек, она впилась глазами в торопливо написанные строчки.

— Жив… — выдохнула Настя. — Он жив! Я знала, что с ним ничего не случится… Знала!

Настя словно заново увидела своего гостя.

— Ты ж, наверное, голодный! — Она всплеснула руками. — Проходи, я сейчас тебя покормлю! Ты — самый хороший человек на свете, ты даже не представляешь, какой ты хороший!..

— Извини, Настенька, но я не могу… — Парень рассмеялся и покачал головой. — Меня дома ждут, я там еще не был… Задержали, понимаешь, на блок-посту, двое суток там просидел…

Засиявший было вновь всеми своими красками мир в одну секунду угас, словно чья-то безжалостная рука обесточила его.

— Сколько?! — переспросила Настя тихим, сразу упавшим голосом. — Сколько ты пробыл на этом блок-посту?

— Двое суток… Что-то случилось?..

Настя закрыла глаза и прислонилась спиной к стене прихожей. Сквозь туман до нее дошел встревоженный, но чужой голос, окликающий девушку по имени.

— Случилось, — сказала Настя, с трудом разлепив сразу спекшиеся губы. — Паша… Их вертолет вчера сбили… И он умер.

9

«Здравствуй, Пашенька!

Я знаю, что у тебя все хорошо, что ты получил мое письмо и скоро мне ответишь. У нас тут тоже все в порядке. Я теперь живу в твоей, то есть нашей, квартире и по утрам просыпаюсь сразу. Потому что кроме будильника меня будят еще двое: кот и попугай. Жору я научила говорить вместо „Пашка дурак“ „Пашенька хороший“.

Я уже писала тебе о нашей главной новости. Тут тоже все хорошо. Меня больше не тошнит по утрам, только днем иногда, когда голодная. И я знаю, что это мальчик, я уже назвала его в честь тебя Павликом…»

Веселая мелодия радиобудильника заставила Настю вздрогнуть и прервать письмо.

«Детки в школу собирайтесь, петушок давно пропел», — надрывался и будильник, который в ту же секунду охотно поддержал попугай.

Не вставая из-за письменного стола, Настя дотянулась до нужной кнопки и вырубила мелодию. Потом, не обращая на попугая никакого внимания, быстро дописала:

«Пашенька, мне пора бежать на работу. Про остальное расскажу в следующий раз. Целую тебя и очень-очень жду. Твоя Настя».

Она выдвинула верхний ящик письменного стола, где несколько дней назад обнаружила пачку чистых конвертов, и, вынув один, аккуратно запечатала свое послание. Некоторое время она задумчиво смотрела на конверт. Потом написала на нем имя Павла и поставила дату. И… вновь положила в ящик, где рядом с найденной пачкой лежала теперь другая, значительно тоньше…

— Ничего, — прошептала Настя, — ничего… Когда-нибудь я их обязательно отправлю. И Паша получит их, прочтет и ответит…

Настин взгляд упал на часы, и она встрепенулась: время, как всегда, поджимало! Но она, как-то незаметно для себя самой, уже научилась собираться быстро. Спустя десять минут уже стояла на балконе, прислушиваясь к тому, что происходит в квартире Марии Петровны. Разумеется, там, как и во все последние дни, «происходил» Кедыч…

— Вы готовы, Эммочка? — донесся до Насти его радостно возбужденный голос.

— Почти! — Казалось, отвечает ему не Эмма Павловна, а какая-то незнакомая Насте девчонка. — Мне только кроссовки надеть… Там не холодно?

— Так… — пробормотала Настя, поняв, что если прежде разговоры об утреннем беге были просто разговорами, то сегодня Кедычу удалось-таки уговорить маму перейти к практике!..

— Ну что, Володя. — Мягкий голос Марии Петровны очень гармонично вписался в разговор. — Жить стало лучше, жить стало веселее?

— Конечно! Компания — великая вещь! Когда бегаешь трусцой, даже тренеры советуют беседовать, чтобы выдерживать «разговорный темп». Ну то есть чтобы дыхание было ровным…

— Вот как раз насчет твоего ровного дыхания рядом с Эммой я не уверена, — усмехнулась учительница.

— Я готова! — серебряным колокольчиком рассыпалась Эмма, и Настя, сердито нахмурив брови, решительно открыла балконную дверь.

— Мама, ты куда намылилась? Всем доброе утро… Бегать?! Ты же физкультурой последний раз в школе занималась!..

— Ну и что? — Эмма Павловна, упрямо вздернув подбородок, повернулась к дочери. — И вообще, ошибаешься: в отличие от тебя я сдавала нормы ГТО в институте и даже на работе!

— Мама, это было в какой-то другой жизни! — Настя зло глянула на скромно стоявшего в сторонке Кедыча и вновь повернулась к матери. — Тебе «скорую» прямо сейчас вызывать или когда вернешься?!

— Пойдемте, Володя. — Эмма Павловна даже не прореагировала на Настины слова. Она демонстративно взяла Кедыча под руку и увлекла в сторону прихожей. Спустя секунду там несколько громче обычного хлопнула входная дверь.

— Совсем с ума сошла, — вздохнула девушка и вопросительно посмотрела на Марию Петровну, с легкой улыбкой наблюдавшую эту «разборку».

— Успокойся, Настенька, — мягко сказала учительница. — Зато, как видишь, никакого кардиоцентра не надо… Как тебе там у Павла?

— Хорошо, Марьюшка Петровна. Только грустно очень… Вы уверены, что с мамой все будет в порядке?

— Уверена. Ты сама разве не видишь, как она за эти дни преобразилась?..

— Вижу, — невесело согласилась Настя, все еще испытывающая сожаление от провала своей идеи помирить и свести родителей… Видимо, не суждено…

И, отказавшись от предложенного Марией Петровной чая, девушка отправилась на работу. Спустившись в метро, она первым делом глянула на часы и нахмурилась, вспомнив, что вчера ей звонил Панкратов. Кажется, Настя обещала ему появиться минут на десять раньше обычного, но совершенно об этом забыла. А сейчас, когда вспомнила, от нее уже ничего не зависело: электрички всегда ходят с одной и той же скоростью. Придется Валентину подождать, ничего не поделаешь.

Судя по улыбке, с которой он махнул Насте рукой из-за своего столика, майора Панкратова, коротавшего время за чашкой кофе, ожидание нисколько не огорчило.

— Извините… — Настя хмуро глянула на него и села напротив.

— Ничего страшного. Просто автоматизм, как всегда, победил.

— Что вы имеете в виду?

— Человек очень быстро привыкает к своему внутреннему расписанию, которое складывается, если внешние условия его жизни изо дня в день повторяются, — пояснил Валентин. — А у вас они не меняются. Я заметил, что вы всегда приходите на работу именно в это время. Потом, как раз пятью минутами позже, но в одно и то же время, пьете кофе…

— Ясно! — Настя посмотрела на своего собеседника с изрядной долей сарказма. — Значит, это и есть ваша работа — следить за мной?

— Глупости! — обиделся Панкратов. — Моя работа — следить за всеми. Что касается рас, считайте это моим хобби!

— И как, помогло это найти убийц бабы Дуни?

— Одного нашли, — посуровел майор. — Правда, мертвым. Под колесами угнанной машины…

— Какой ужас! — Настины глаза округлились. — Вы это серьезно?

— Уж куда серьезнее.

— А что, был еще и второй кто-то?

— Был. Но его теперь и искать-то неинтересно: обязательно либо под трамвай попадет, либо с крыши свалится… Настя, это же все пьянь и рвань, чья жизнь в глазах заказчика гроша ломаного не стоит! Хозяина надо искать…

— О чем вы говорите? — Настя всплеснула руками. — Какой там заказчик?! У бабы Дуни что, золотые слитки под кроватью хранились?..

— Нет. У нее там хранилось письмо прокурору. Да только она его перепрятала.

— Неужели все так серьезно?

— Серьезнее, чем можно себе представить.

— Ну не знаю. — Настя недоверчиво покачала головой. — Прямо как кино какое-то…

— Не понимаю ваших сомнений, — возразил Панкратов. — Ведь людей же убивают!

— Разве это люди? Поднять руку на старуху… А людей не только здесь убивают.

Настя мрачно глянула на майора, лицо которого сразу смягчилось.

— Да, я понимаю. Но ведь ты же не верила, что Павел погиб.

— И сейчас не верю!.. Ненавижу войну… Ненавижу!

— Вот что… — Валентин нерешительно глянул на девушку. — Вообще-то у меня об этой твоей истории появилась кое-какая информация…

— Что?! И вы молчали?!

Настя побледнела и со страхом уставилась на майора. Неужели…

— Нет-нет, ничего ужасного! — заспешил он. — Просто у меня есть друзья в группе войск МВД на Северном Кавказе, я попросил узнать подробности, и вчера мне оттуда звонили… Разведчики видели, как падал этот вертолет. Из-за низкой облачности и тумана трудно сказать, катапультировался ли экипаж. Но вертолет точно остался цел, поскольку взрыва ни в воздухе, ни на земле не было, понимаешь?..

— И что… что это значит?

— Это значит, что шансов становится намного больше, — твердо сказал Панкратов. И отвел взгляд, чтобы не видеть выкатившиеся из Настиных глаз слезинки, которых сама она не чувствовала.

— Валечка, где же тогда они все, где?! Их же там шестеро было!..

— Ну, шестеро, не шестеро, а те, кто выжил, ушли в горы. И тут есть два варианта. Либо они прорвутся к своим и тогда мы услышим о них довольно скоро. Либо попадут, или уже попали, в плен… Плен — это страшно, но это еще не конец, не смерть.

— Пленного можно выкупить, правильно? — пролепетала Настя. — Я читала…

— Да, но в основном теоретически. — Панкратов вздохнул и с сожалением посмотрел на девушку. — Потому что для этого, Настена, нужны очень большие деньги…

— Я найду их! Какие угодно найду! Я…

— Кому здесь нужны большие деньги? — Улыбающийся Андрей Славин, уже с минуту наблюдавший за разговором Насти и Панкратова, решительно шагнул к их столику. — Неужели красивой девушке Насте? Тогда проблема решаема!

— Андрей! — Настя с досадой посмотрела на певца. — Уйди, пожалуйста, у нас серьезный разговор!

— У-у-у, какая ты грубая! Впрочем, грубые девушки меня всегда возбуждали! — хихикнул шоумен.

— Пошел отсюда, или я тебя сейчас тресну! Мне нужны деньги, чтобы найти моего Павла, он пропал в Чечне!

— Сколько? — дурашливая улыбка мгновенно сошла с лица Славина, сменившись абсолютно несвойственной ему угрюмой сосредоточенностью.

— Много, Андрюша. — Панкратов пожал плечами. — Только за то, чтобы навести справки, восемь тысяч требуют…

Славин колебался не больше секунды. Расстегнув барсетку, болтавшуюся у него на руке, он извлек оттуда толстую пачку долларов и молча положил на стол…

— Спятил?! — ахнул Панкратов, невольно вытаращив глаза.

— Тут ровно десять, — не обращая внимания на майора, спокойно произнес Андрей. — Долг, Настена, платежом красен… Ты, судя по всему, так и не дотумкала, что ты мне жизнь спасла?..

— Андрей, я не могу взять такие деньги… Андрей! — Настя наконец обрела дар речи. Но сказала она это уже в спину Славина, круто развернувшегося и устремившегося прочь из кафе. — Господи, он просто сошел с ума. — Она растерянно перевела взгляд на Валентина, обалдело глядевшего на пачку долларов на столе.

Наконец Панкратов с некоторым усилием отвел глаза от денег и посмотрел на бледную, как полотно, девушку.

— Ну и ну… — Вот и все, что сказал майор, прежде чем, преодолев свои колебания, протянул руку и забрал оставленные Славиным деньги.

Людмила Александровна Завьялова на ходу окинула свою фигуру, отразившуюся в самом большом зеркале холла, и слегка нахмурилась. Но не потому, что осталась недовольна увиденным. Ее недовольство целиком и полностью касалось Насти. Будучи внутренне очень собранным человеком, Завьялова решительно не понимала людей, относящихся к делам с прохладцей. Тем более к делам, которые столь важны для их же собственного будущего… И она решительно двинулась к кабинке консультанта, в которой маячил силуэт девушки.

— Привет!

— Здравствуйте, Людмила Александровна, — вяло улыбнулась Настя. — Вам экспресс-анализ сделать?

— Нет, спасибо. О своей коже я знаю все, что нужно, а новомодные средства мне уже бесполезны…

— Да что вы! — Настя немного оживилась. — У вас кожа просто замечательная, не у каждой девушки такая…

— Спасибо на добром слове, милая, — усмехнулась Завьялова, — но иногда после всех этих пескоструйных процедур у меня возникает чувство, что она давно уже не моя… Что ты решила с фестивалем? Где, наконец, рисунки?

— Я пока не знаю…

— Зато я знаю! — Людмила сердито глянула на Настю. — И уже зарезервировала тебе место участника.

— Людмила Александровна, — девушка отвела глаза, — я, наверное, не поеду…

— Что? Ах ты, дурочка! Да разве от таких предложений отказываются?

— Знаю, что нет… У меня Павел пропал в Чечне, понимаете?

— Я слышала. Но ты же не думаешь всерьез, что, оставаясь здесь, сумеешь ему помочь? Нет, конечно! Так почему ведешь себя так глупо?.. Словно траур соблюдаешь. Ты его не хоронить должна, а ждать. И при этом помнить, что жизнь продолжается. В любом случае! И Шарлеруа — это не развлечение, а работа… Ну-ка, быстро давай сюда свой паспорт, он мне нужен для оформления заграничного!

— Паспорт?.. — Настя растерянно уставилась на Людмилу. — Зачем? Я же у Виктории Сергеевны анкету заполняла…

— Дай сюда! Про анкету я знаю, но если чего-то не хватит для ОВИРА… Настя, я жду!

Под пронизывающим взглядом Завьяловой девушка ощутила себя кем-то вроде кролика, загипнотизированного голодной коброй. И в этом состоянии полугипноза покорно открыла сумочку, извлекла свой паспорт и протянула Людмиле…

Только спустя несколько минут она наконец встряхнулась и, сообразив, что именно произошло, кинулась искать Лизу. С кем же еще можно было посоветоваться в такой ситуации?..

Но Настина подруга словно сквозь землю провалилась! Между тем менять что-либо было уже поздно: подойдя к выходу из салона, Настя увидела сквозь стеклянную дверь, как Людмила Александровна садится в свой изящный «порше», в следующую секунду машина рванула с места…

— У тебя что, сестренка, проблемы?

От неожиданности Настя вздрогнула и взглянула на доброжелательно улыбающегося Николая.

— Здравствуй, Коля, — вздохнула она. — Кажется, действительно проблемы… Ты Лизу не видел?

— Нет, но на улицу она точно не выходила. А я вместо нее не сгожусь?

— Не думаю, — сокрушенно ответила Настя. — Мне посоветоваться надо… О нашем, девичьем!.. Ты вряд ли поймешь…

— А ты попытайся!

— Меня в Бельгию посылают, а я не хочу…

— Да, сестричка, такого нашему брату точно не понять! — согласился Николай. — Это не для средних умов… Если б меня послали в Бельгию, я бы даже спрашивать не стал зачем! Вместо тебя нельзя поехать?

— Коль, мне не до шуток…

— Понимаю… А можно, я тогда тоже о своем, девичьем?.. Если помнишь, я говорил, что мне поручили тебя «вести»…

— Да, было что-то такое. — Настя рассеянно кивнула головой.

— Так вот, вчера вечером, когда ты шла в сторону метро, за тобой двинули сразу двое: один почти вплотную, второй — по другой стороне улицы!

— И что?

— Ничего! Ты считаешь это нормальным?

— Но я ничего такого не заметила…

— Зато я заметил! Можешь поверить, это не ошибка… Настя, я это вот к чему: давай я тебя сегодня провожу домой!

— Ну, давай, — вздохнула она и кивнула головой. — Если тебе так будет спокойнее…

— Вот дуреха! — Николай посмотрел на нее с недоумением. — А ты не находишь, что это тебе будет спокойнее?..

Ответить Настя не успела, потому что дверь салона распахнулась и в холл влетел Левушка — с необыкновенно оживленным и радостным лицом.

— Привет, мужики!

— Это я-то — мужик? — изумилась Настя. Но Лева не обратил на ее реплику никакого внимания.

— Настя, здорово, что ты тут! Лизу не позовешь? Я хочу поговорить с ней без свидетелей…

— Как же я уйду со своего поста? — тоже удивился Николай.

— Вы меня не поняли, — торопливо пояснил тренер. — Вы — не в счет, я клиенток имею в виду… Насть, позовешь? Ох, погоди, я тебе вначале покажу… Как думаешь, ей понравится?

Только тут Настя заметила маленькую бархатную коробочку, которую Левушка держал на вытянутой ладони. И, взяв ее, с любопытством щелкнула замком… На алом бархате сверкало изящное бриллиантовое колечко…

— Лев, ты сошел с ума! Просто очумел, это же наверняка дико дорого!..

— Не важно… Так понравится, как думаешь?

— Да разве такое может не понравиться?! — Настя ласково посмотрела на взбудораженного собственным поступком тренера и кивнула головой. — Сейчас я ее найду…

Поскольку на рабочем месте Лизы по-прежнему не было, а в кафе в данный момент вообще никого, Настя уверенно направилась в потайной уголок за керамической бочкой с розами. И поневоле вздрогнула: на диванчике, где они с Лизой частенько обменивались своими секретами и размышлениями, сидела Светлана и нервно курила тоненькую сигаретку.

— Вы… курите? — пробормотала Настя. — Я не знала…

— Я слышала — у тебя беда. — Она никак не прореагировала на слова девушки.

— Да… Но я уже устала об этом говорить… Вы Лизу не видели?

— Нет… Подожди, не уходи. — Администратор испытующе посмотрела на Настю. — Я хотела тебя предупредить: будь осторожнее…

— С Викторией? — Настя прищурилась, а глаза Светланы, напротив, округлились от удивления.

— При чем тут Вика? Я имею в виду Славина! Ты ведешь себя с ним слишком откровенно. Так нельзя.

— Как мне хочется, так и буду себя вести, — вспылила Настя.

— Ошибаешься, после того как ты взяла эти деньги, уже не выйдет…

— Я их не брала!

— Не трогать руками и не брать — очень разные вещи, — скривила губы Светлана. — Я знаю, что их взял Панкратов, но дал их Андрей — тебе!

— Все-то вы знаете!

— Я — что… А вот когда это станет известно Людмиле Завьяловой — вот тогда держись, милая!

— При чем тут она?

— Наивная ты девчонка. — Светлана покачала головой и загасила сигарету. — Во-первых, Завьялова практически распоряжается всеми его деньгами. Во-вторых, Славин и Людмила — не только деловые партнеры… Короче, прекрати строить ему глазки, если не хочешь нарваться на неприятности!

Настя не успела ответить, поскольку Светлана резко поднялась и молниеносно устремилась к своему рабочему месту. Очевидно, клиентка, только что переступившая порог салона, была в ее глазах весьма важной дамой…

Постояв в задумчивости, Настя наконец вспомнила, зачем вообще сюда пришла, и двинулась дальше на поиски Лизы. Но долго искать подружку ей не пришлось. Они столкнулись буквально через минуту на выходе из кафе в холл.

— Ну наконец-то! — обрадовалась Настя. — Ты куда пропала? Пойдем, тебя у входа ждет классный сюрприз!

И, не обращая внимания на недоуменные Лизины возгласы, потащила девушку за собой.

…Возле дверей никого не было! Если не считать Николая, к которому и бросилась Настя:

— Где он?!

— Да кто — он?! Ты можешь сказать по-человечески, а? — возмутилась Лиза. — Ой!..

Проследив за взглядом подруги, Настя в растерянности прикрыла рот рукой. Потому что, распахнув двери, в холл с шикарным букетом роз в руках стремительно влетел Боб, который, по Настиным расчетам, все еще должен был находиться в Штатах. Но он, увы, был тут и, разумеется, устремился к Лизе!

— Дорогая… Солнышко мое! Чуть свет — и я у ваших ног, прямо из Шереметьева… Лиза! Я не могу без тебя жить!!!

Лиза отступила на шаг и прижала пальцы к щекам, а адвокат, недолго думая, в точности как в прошлый раз, молниеносно опустился перед ней на колени посреди холла.

— Лизочка, ты ответишь мне прямо здесь и сейчас, выйдешь ли ты за меня замуж? Я буду так стоять до тех пор, пока ты не скажешь «да»!..

Лиза вдруг тихо рассмеялась и протянула Бобу обе руки. Ее страстное «да» расслышали не только Настя с Николаем… Возле ближайшей колонны, сминая и ломая бархатную алую коробочку, стоял тренер Левушка, с абсолютно почерневшим лицом…

10

Нечто, отдаленно напоминающее вечернюю свежесть, все-таки достигало в итоге московских улиц. Как раз к тому времени, когда в салоне завершался рабочий день и набегавшиеся за день сотрудники расходились, а точнее, расползались по домам.

Настя, все еще совмещавшая свои прямые обязанности с уборкой, терпеливо дожидалась, когда наконец полностью освободится ее поле деятельности. У нее были все основания полагать, что это случится не так скоро, как хотелось бы. Только что мимо нее неторопливо прошествовал на второй этаж Панкратов. А их разговоры с Викторией короткими никогда не были…

Что касается самого Валентина, то предстоящая беседа с хозяйкой салона занимала его настолько, что он даже не заметил Настю, присевшую со своей шваброй в холле и о чем-то разговаривающую с Николаем. Уж очень неприятную и, если честно, опасную информацию получил майор от одного из своих осведомителей за час до того, как вновь объявился в салоне…

Вика, едва взглянув на Валентина, видимо, поняла, что на этот раз ему действительно есть что сказать, и мгновенно свернула телефонный разговор, за которым он ее застал.

— Проходи. — Она кивнула ему на стул для посетителей и потянулась за сигаретами.

Панкратов, заранее обдумавший свой первый ход, тянуть не стал: его вопрос был более чем прямой.

— Ты намерена играть против Дрона? — Он пристально посмотрел Вике в глаза.

— Я этого не говорила! — Она прикурила и слегка побледнела.

— Разве? — Майор усмехнулся. — А у меня появилась на него весьма серьезная зацепка… Можно сказать даже, целый здоровущий крюк!

— И? — Она прищурилась, отгоняя дым. — Впрочем, я не уверена, хочу ли об этом знать…

— Сейчас разберешься и решишь… Так вот. Лет десять назад Дрон позаимствовал кругленькую сумму… У воров в законе. Он только что вернулся «оттуда», и ему дали. Мол, распорядишься по понятиям — и нет базара. Ну, некоторая толика действительно ушла на «грев зоны». Исключительно для отвода глаз! Но основную сумму наш друг употребил вовсе не по понятиям, а по своему разумению… Знали об этом человек пять, не больше. Трое из них в настоящий момент кормят червей, двум другим хватило ума исчезнуть…

Виктория прерывисто вздохнула и резко придавила сигарету в пепельнице:

— Ты забыл прибавить еще двоих: себя и меня… Прекрасно! И куда же он пустил эти деньги?

— А разве не ясно, что именно их до сих пор крутит Стас?..

— Та-ак. — Она откинулась в кресле и прищурилась: — И по кому же придется удар, в случае если эта информация поползет дальше?

— Только по Дрону! Поверь, для братвы неважно, кто потом использовал эти деньги: воровской закон на чужих не распространяется. Авторитеты наказывают виновного…

— Каким образом?

— Уж тут, извини, вариантов нет, — развел руками Панкратов. — В угол у них ставить не принято…

— Плохо! — Вика решительно стукнула по столу ладонью. — Ты, Валентин, что, вчера родился? Да твои разлюбезные авторитеты сейчас к воровскому закону относятся почти так же, как к Уголовному кодексу! Ты сольешь им информацию и уже не сможешь этих уродов остановить, они начнут вышибать деньги изо всех подряд!.. Нет, Валентин. Ищи другой вариант.

— Жаль… Этот был верняковый…

— Но плохой. Все, проехали…

И Виктория решительно поднялась из-за стола, давая недвусмысленно понять, что разговор окончен. А данная тема закрыта навсегда.

Спустя полчаса после ухода майора Панкратова хозяйка салона уже мчалась в своей верткой спортивной «тойоте» по полупустым вечерним улицам, уверенно продвигаясь к конечной точке своего маршрута.

Ею оказался угол двух тихих московских переулков в районе улицы Алексея Толстого. Миновав его, Вика ловко припарковала свою «малютку» под густой, раскидистой липой и, заглушив мотор, вышла из машины. Оглядевшись по сторонам, она едва заметно улыбнулась и, стуча каблучками, уверенно направилась к огромному темному лимузину с тонированными стеклами, стоявшему возле арки ближайшего двора. Привычно открыв переднюю пассажирскую дверцу, она нырнула вглубь.

— Привет, Дрон, — поздоровалась она с водителем.

— Привет, киска… Что на этот раз?

Он по-хозяйски положил руку ей на колено. Виктория поморщилась:

— Постарайся быть серьезнее… Стас докопался до ужасных вещей. Он теперь знает, что в начале девяностых на мой салон пошли деньги «общака»…

— Панкратов постарался?

— Не знаю. Но скорее всего.

— Плохо… — Однако голос Дрона при этом не изменился. — Если хоть один из них раскроет рот не там, где надо, нам всем крышка — и мне, и тебе, и Стасу…

— Что будем делать?

В темноте на мгновение вспыхнул огонек зажигалки, высветив хмурое лицо Дрона, прикуривающего сигарету.

— Первое — поговори всерьез с Панкратовым. Хоть он и человек Стаса, но жить ему наверняка хочется… Второе. Объясни мужу, что убрать меня он сможет только вместе с тобой.

— А вдруг именно к этому он и стремится? — нервно усмехнулась Вика.

— Не дури, дорогая, — возразил Дрон. — Стас тебя любит. Я знаю.

— Откуда?

— Оттуда, что не любить тебя просто нельзя. — Он ласково обнял Викторию за плечи, но она сердито отдернулась.

— Погоди! Я еще не все сказала… Знаешь, кто меня еще очень сильно беспокоит?

— Кто?

— Настя твоя!

— Господи. — В голосе Дрона прозвучало неподдельное изумление. — А что Настя-то? Простая девчушка из глубинки.

— Совсем она не простая! — раздраженно возразила Вика. — Ты, вообще, уверен, что нашел ее случайно?..

— Абсолютно… Слушай, вот только шпионских страстей нам и не хватало!

— Да ты только посмотри, как быстро она нашла общий язык с Панкратовым!

— Ну и что? От Насти все мужики дуреют!

— Да что ты говоришь? — Вика уже почти шипела. — А знаешь ли ты, что сегодня она выдала Панкратову восемь тонн баксов на поиски своего пропавшего жениха?!

— Ну и ну! — Дронов удивленно присвистнул. — А тебе, часом, не доложили, откуда у девочки такие башли?..

— Андрюша Славин ей дал, ясно?

— Это сильно… Точно не вранье?

— Цифру подтвердила Людмила со слов Андрея!

— Полная пурга, — вздохнул Дрон. — Ладно, я разберусь. Но если окажется, что Настя работает на ментуру, заранее даю слово переквалифицироваться в управдомы!

— А если на ГБ?

— Вот это мысль! — Он расхохотался и, не обращая больше внимания на сопротивление Вики, привлек ее к себе. — Нет сомнений, что так тщательно отрабатывать легенду умеет одна-единственная служба в мире: лихославская внешняя разведка!

И он закрыл рот Вики поцелуем, одновременно нажав на панели невидимую кнопку: спинки сидений лимузина плавно заскользили вниз, превращая салон машины в удобное двухспальное ложе…

Именно в этот момент изрядно уставшая Настя и абсолютно бодрый, болтавший всю дорогу о пустяках Николай достигли подъезда ее дома.

— Вот и все! — перебила девушка своего земляка. — Как видишь, все в полном порядке! Спасибо, Коленька…

— Погоди. — Он враз посерьезнел и покачал головой. — Ты что, действительно не заметила?

— А кого я должна была заметить?..

— Сейчас выясним кого… Вот что, скажи мне «до свидания» погромче, но в подъезд входить не спеши. Я вроде как отойду, но буду рядом!

— Ладно! — Настя готова была согласиться на что угодно, лишь бы поскорее попасть домой, поэтому покорно последовала совету Николая.

Но, повернувшись, чтобы спокойно и неторопливо, как они договорились, двинуться к дому, поняла, что Николай был прав: в считанные секунды возле девушки возникла темная фигура какого-то мужчины, уже занесшего руку над Настиной головой… Словно вернулся тот ужасный и в то же время ставший таким прекрасным в ее воспоминаниях вечер знакомства с Павлом! И этот негодяй, возникший из тьмы, в точности как тогда тот лысый в кожаной жилетке, недооценил Настю! Молниеносный удар ногой с разворота всегда был самым сильным ее местом… Но на этот раз и девушка недооценила противника, поставившего вовремя блок! Если бы не великолепная, просто блестящая реакция Николая, сделавшего профессиональный захват, исход этого боя мог стать для Насти трагическим… Ее секундная заминка все равно обошлась им обоим слишком дорого: нож, мелькнувший в воздухе, принадлежавший еще одному, видимо затаившемуся в кустах, бандиту она увидела слишком поздно! Всего на мгновение запоздал ее предупреждающий крик «Коля, сзади!..» Но эти доли оказались роковыми для ее земляка…

Словно в кошмарном сне она видела его тело, безвольно опускавшееся на асфальт, каких-то людей, бегущих к ним, видимо, на ее отчаянный крик, две черные тени, метнувшиеся в ту тьму, из которой они и возникли…

— Коля… Коленька, ты меня слышишь? Колечка, только не умирай, пожалуйста, Коля…

Настя подползла к лежащему на асфальте в какой-то, как ей показалось, неестественной позе парню и вскрикнула от ужаса: вокруг его плеча медленно расползалась темная лужа…

— Господи, что случилось?

Настя подняла голову и увидела лицо незнакомой женщины, склонившееся над ней и неподвижно лежавшим Николаем.

— Быстрее… — попросила она, — «скорую», срочно, он истекает кровью!

— Бегу! — Женщина кивнула и исчезла, но вместо нее уже подходили какие-то люди…

С трудом поднявшись, девушка вновь потянулась к Николаю.

— Ты только не умирай! Пожалуйста, не умирай! — бормотала она все время, пока, путаясь в пуговицах, дрожащими пальцами стаскивала с себя блузку и затем с остервенением разрывала ее на полосы, чтобы перебинтовать его и хоть немного остановить кровь до приезда «скорой»…

Проводив реанимационную машину, у нее еще хватило мужества на то, чтобы не броситься к Марии Петровне и к матери, а бесшумно проскользнуть в Пашину квартиру… На Настино счастье, ни одна живая душа — ни в подъезде, ни на лестничной площадке — ей не повстречалась. И, только оказавшись в ванной, она наконец дала себе волю и, сев прямо на холодный кафельный пол, разрыдалась в голос.

Видно, она не сразу услышала звонок, так как, подойдя к двери и посмотрев в глазок, она увидела злое лицо парня в милицейской форме. Прерывисто вздохнув, девушка поспешно вытерла глаза и отперла замок.

— Это вы пострадавшая? — Вид у молодого лейтенанта был сердитый. — Заявление писать будете? — Он с сомнением посмотрел на Настю.

— Я не пострадала, это Коля пострадал, — произнесла она хрипло. — А заявление писать буду. И не надейтесь, что не буду! — взяв себя наконец в руки, добавила Настя.

11

Курский вокзал встретил майора Панкратова своей обычной суетой и переполненными электричками. Ничего не изменилось за те несколько месяцев, которые он здесь не был. Протискиваясь сквозь плотную толпу курильщиков, забивших тамбур, Валентин подумал, что ехать все-таки следовало бы на машине. Впрочем, один черт! Субботний день благодаря дачникам гарантировал бы не менее чем сорокаминутную пробку в Балашихе, на выезде…

После Фрязева ему все-таки повезло, освободилось местечко, и Валентин, с облегчением опустившись на жесткое сиденье, прикрыл глаза. Не потому, что был хамом и не желал никому уступать место, а потому, что пошли уже вторые сутки, как он не спал… Стоило ему, однако, опустить веки, как перед глазами всплыла вчерашняя ночь с ее кошмарным финалом: набережная Москвы-реки, вздрагивающая в свете разноцветных мигалок, тело девушки, выловленное патрульным лейтенантом и аккуратно уложенное им на холодную серую мостовую… Маринкино лицо ничем не напоминало лицо утопленницы. Оно было спокойным и даже умиротворенным… Самоубийство? Ничто не свидетельствовало против этой версии: патрулирующий набережную милицейский наряд мог засвидетельствовать случившееся лишь с того момента, когда тело девушки, летевшее вниз с моста, достигло воды. Только тогда патрульные, привлеченные всплеском, и среагировали на случившееся. Молоденький сержант неуверенно добавил, что за секунду до этого, кажется, слышал на мосту шум мотора… Машина? Но наверняка сказать он не мог, была машина или нет. Панкратов не верил в Маринкино самоубийство.

Маленькая, утопающая в зелени станция дальнего Подмосковья встретила Валентина пасторальной тишиной и сладостным запахом дыма: аромат горящего дерева отчего-то всегда напоминал ему классические строки «Горя от ума»: «…И дым отечества нам сладок и приятен…» Этот самый «дым Отечества» становился сейчас тем сильнее, чем ближе подходил Валентин к большому дому, стоявшему поодаль от остальных, на холме возле реки. Миновав ухоженное подворье, майор уверенно направился на запах костра, то есть на берег. Костер пылал вовсю, а в котелке, подвешенном над огнем, круто кипело какое-то варево, распространяющее вокруг себя вкуснейший рыбный запах. Людей, однако, рядом с этой привлекательной композицией не просматривалось!

У Валентина, хорошо знавшего привычки отставного полковника Шмакова, в гости к которому он и заявился, это никакого удивления не вызвало. Усмехнувшись, он спокойно присел возле костра — спиной к густым и высоким кустам лесной чащи, подступавшей здесь почти вплотную к реке.

Ждать долго ему не пришлось: почти сразу сзади раздался характерный щелчок передернутого затвора, и Валентин, продолжая ухмыляться, поднял руки:

— Сдаюсь, Владим Владимыч! Майор Панкратов собственной персоной…

Сзади послышался треск валежника, и одна из последних легенд МУРа спустя секунду предстала перед ним живьем в виде невысокого коренастого мужичка — лысоватого, зато с жесткими густыми усами, в защитного цвета робе, накинутой поверх майки.

— Садись, но медленно и плавно… Удостоверение можно попросить?

Шмаков был абсолютно серьезен, о чем свидетельствовал суровый и пристальный взгляд маленьких серых глаз из-под кустистых седых бровей.

— Пожалуйста… — Майор растерянно достал красную книжицу и протянул полковнику. — Вы меня что, забыли?..

— Отчего же… Отлично помню. Но — пипл чейн, как говорится! Может, ты уволился давно и пришел сюда как частное лицо.

— С частниками дел не имеете?

— Нет. Всегда работал только на государство. Теперь сижу здесь, никого не достаю, чего и вам желаю…

— Мне сразу уходить? — вздохнул Панкратов.

— Ты сколько сюда ехал?

— Два часа.

Шмаков хмыкнул и глянул на котел с варевом:

— Как бы наш супчик не выкипел… Располагайся, майор. Отдыхай. Ушица должна быть знатная… Ну, слушаю тебя. Рассказывай… Ты ж сюда не ради супчика заявился?

— Точно. — Панкратов смущенно глянул на полковника и покорно кивнул. — Хотя хорошо тут у вас — необыкновенно…

Шмаков неодобрительно посмотрел на Валентина, и тот, мгновенно ощутив себя болтуном и пустословом, кинулся исправлять положение. К тому моменту, как уха, разлитая малогостеприимным хозяином в жестяные солдатские тарелки, благополучно исчезла в их желудках, а на сцене появилась бутылка «Смирновской», полковник Шмаков о «деле с кошельком» знал столько же, сколько сам майор.

Осушив одним глотком водку, налитую в стакан ровно на полтора пальца, Владимир Владимирович смачно крякнул.

— Ну а от меня-то ты чего конкретно хочешь? — поинтересовался он.

— Товарищ полковник, — четко произнес Валентин, — весь МУР по сей день вспоминает чуть ли не ежедневно Шмакова, с памятью которого ни один архив не сравнится…

— Память тут ни при чем, и вообще не подхалимничай! — строго предупредил хозяин. — А тебе, значит, нужна информация…

Некоторое время они молчали, Шмаков о чем-то думал, автоматически раскручивая в пальцах пустой стакан.

— Ну что ж, — подвел он наконец итог своим размышлениям. — Начнем, пожалуй, с Дрона… Знаешь, кем он был в молодости? Администратором «Союзконцерта»! Контактный, хваткий, ловкий. Изъездил всю страну и даже за рубежом исхитрился побывать — по тем-то временам… Останься он в этой сфере, сейчас бы его народ знал не меньше, чем этого… Ну который «Нана» раскрутил… Однако, нет: Дрон предпочел фарцовку, потом стал с «зеленью» работать. Короче, была там история одна — завалили его ребятки некоего французика. Думаю, что сам он тут действительно был ни при чем, брезглив наш Дрон, крови не терпит… Но мы повязали всех его ребят, восемь… нет, семь человек. Так сказать, семеро смелых…

— А его?

— А на него у нас ни хрена не было. Ребят нам сдала девчонка-информаторша, которая Дрона при этом прикрыла наглухо. Она была его подружкой…

— Владим Владимыч, что за девчонка?

— Щас скажу… только шнурки от лаптей поглажу… Где ж ты слышал, чтобы Шмаков своих информаторов сдавал?..

— Нигде. — Панкратов машинально взял бутылку и разлил водку по стаканам. — Только, если хотите, я вам ее и сам опишу: высокая, красивая блондинка. Что характерно — когда смотришь ей в глаза, взгляда, как вот вы сейчас, не отводит… А звать ее — Виктория! Все верно?

— Молчу… — сердито пробормотал Шмаков.

— Молчание, как известно, знак согласия… Если я ошибаюсь, чокаться не будем!

И, подняв стакан с водкой, Панкратов вытянул вверх руку. Пристально посмотрев Валентину в глаза, полковник сердито покачал головой и, мгновение поколебавшись, со звоном ударил своим стаканом о панкратовский, едва не расплескав содержимое…

— Лиза, я правда не могу, я почти всю ночь не спала! — Настя жалобно посмотрела на телефонную трубку, из которой со скоростью сорвавшегося в беспредел магнитофона летел голосок подружки:

— Ты не можешь меня оставить в такую трудную минуту!

— Трудную? — Настя от удивления окончательно проснулась. — Ничего себе трудность — прокатиться на белом пароходе с любимым мужчиной! Он же тебя зовет, а не меня, ему с тобой наедине хочется побыть, а не с нами…

— Вот этого-то я и опасаюсь! Он говорит, там есть такие уютные, чудные каютки!.. Насть, я же перед ним точно не устою…

— Это на речном-то пароходике — каютки? — усомнилась Настя. — А тебе что, обязательно надо устоять?

— Это принцип! — заявила Лиза. — Поехали, а? В конце концов, тебе сейчас просто необходимо дышать свежим воздухом, ты должна думать не только о себе… Все, через пятнадцать минут перезваниваю, чтоб была уже одета!

Настя со вздохом положила трубку, и ее взгляд упал на Пашин портрет. Девушке на мгновение показалось, что Павел одобрительно улыбается ей, хотя она сама нарисовала его без всякой улыбки…

— Ну раз ты, Пашенька, одобряешь…

Выскользнув из-под одеяла, она начала одеваться. Обе балконные двери — и ее, и Марии Петровны — были открыты, и до девушки из соседней квартиры доносились оживленные голоса женщин. И, разумеется, Кедыча, который, как подозревала девушка, уже не только дневал там, но, похоже, и ночевал… Прислушавшись, она различила веселый, серебристый смех Эммы Павловны.

Быстро же ее мама пришла в себя от шока, полученного под утро, когда измученная Настя заявилась к ним после опроса и всевозможной писанины в отделении милиции!.. Что ж, если честно, то это даже хорошо… Для мамы.

И она решила отправиться на встречу с Лизой и Бобом, не заходя к Марии Петровне.

День стоял солнечный, яркий. Даже на лестничной площадке прыгали веселые солнечные зайчики. На мгновение расслабившись, Настя не сразу сообразила, что следом за ней кто-то спускается, стараясь ступать бесшумно… Страха она не почувствовала. Скорее — злость. Недолго думая, она нырнула за выступ мусоропровода и затаилась, поджидая своего преследователя. В том, что это был именно преследователь, Настя теперь не сомневалась! И едва мужчина миновал ее убежище, молниеносно кинулась на него со спины. Она успела заломить руки негодяю, но в ту же секунду отлетела к противоположной стене, отброшенная профессиональным контр приемом…

— Спятила?! Я же мог тебя искалечить!..

На Настю смотрело возбужденное, сердитое лицо… Панкратова!

— Вот черт! — Настя мгновенно, не дожидаясь его помощи, вскочила на ноги. — А зачем ты за мной следишь?!

— На всякий случай… Пошли, подвезу тебя…

— Значит, вы уже в курсе…

— То «ты», то «вы»… Давай уж что-нибудь одно.

На ее вопрос он не ответил.

— А куда вы меня подвезете? — прищурилась девушка.

— Куда скажешь… И совершенно бесплатно!

Пожав плечами, Настя с хмурым видом направилась вслед за Валентином и безмолвно проскользнула в распахнутую им дверцу.

— О Коле что-нибудь известно?

Он кивнул:

— Уже прооперировали. Жить будет, но трудновато, почти полжелудка вырезали…

— Боже…

— Ты, видимо, думала, что это — так, игрушки…

— Разве это не обычные хулиганы-отморозки? — Она растерянно посмотрела на майора.

— Нет. Немотивированных нападений не бывает. Тем более на фоне всего, что сейчас у вас там и вокруг салона вообще творится…

— А я еще обижалась, что Николаю кто-то поручил за мной приглядывать, — с горечью бросила Настя.

— Болтун твой Николай…

— Так… Значит, это вы велели?! Ну чего молчите, а?.. И телефон мой тоже прослушиваете вы!..

— Почему ты решила, что твой телефон на прослушке? — спросил он, не глядя на нее, внимательно высматривая что-то на дороге, по-воскресному пустоватой.

— Потому что я вам не говорила, куда меня везти. — Настя фыркнула и ткнула пальцем вперед. — Однако мы, насколько я понимаю, уже на месте! Вот причал, вон пароходик, а вон и Лиза с Бобом…

— Да, прокол… — вздохнул Панкратов. — Это, видимо, от бессонницы, — добавил он.

— Я могу теперь идти, товарищ начальник? — Настя насмешливо посмотрела на Валентина.

— Сейчас подумаю… — усмехнулся тот. — Пожалуй, да, но исключительно в моем сопровождении.

— Неужели это действительно так серьезно? — Настя перестала улыбаться.

— Очень серьезно, Настена. Не хотел тебе говорить, настроение портить, но… Короче, в ночь с пятницы на субботу погибла Маринка… Официальная версия — самоубийство. — И, стараясь не смотреть на замершую девушку, поспешно добавил: — Но я в нее не верю…

…Спустя полчаса Настя с Панкратовым сидели за уютным столиком в маленьком баре парохода — судя по всему, откупленного Бобом. Во всяком случае, никаких пассажиров, кроме них, здесь пока не было видно, собственно говоря, и Боба с Лизой тоже.

— Хотела бы я знать, куда они запропастились, — вздохнула Настя и мрачно посмотрела на своего спутника.

— По-моему, Боб показывает Лизе корабль, — подавил зевок Валентин.

— Ты его называешь Бобом, вы что, давно знакомы?

Панкратов помолчал, а потом, явно после каких-то не слишком легких размышлений, заговорил глуховатым голосом, словно через силу:

— Помнишь, в конце восьмидесятых в Армении было землетрясение? Десятки тысяч человек погибли. Им весь мир помогал, а один из моих «подопечных» из этой помощи наворовал почти миллион долларов… Под суд он все-таки попал, светило ему двенадцать лет. По чудный адвокат Борис Красовский сумел сократить срок вдвое, а вышел этот подонок через год — по амнистии…

— Да-а… А сейчас эта скотина где?

— На Кипре, с моей женой…

— Что?..

— Остроумно, правда? — Панкратов усмехнулся. — Можешь не сомневаться, я стал посмешищем у всех воров и авантюристов.

— Господи… Но как она могла? — Настя с ужасом смотрела на Валентина.

— Ты полагаешь — это так сложно, отбить жену у бедного мента? Да вот такой же кораблик, ресторан, цветы… что там еще входит в набор?

— Не знаю, меня еще ни разу не покупали.

— Какие твои годы… Но мне кажется, ты и не продашься.

— Почему вы так уверены?

— Я говорю — «мне кажется»…

Ответить она не успела, поскольку возбужденная, со сверкающими глазами в бар влетела Лиза, за ней, тоже довольный, Боб.

— Настя, я только что рулила кораблем! — сообщила Лиза, падая на стул. — Полный прикол!

— И тебе позволили?

— Ну да… капитан!

— Вероятно, этот капитан успел побывать под следствием, — ухмыльнулся Валентин, — а под суд не попал благодаря одному гениальному адвокату…

— …самому лучшему в столице! — завершил за него Боб. — Но ты не угадал! Хотя знаком я с ним действительно давно. Сейчас скажу… Так сразу и не посчитаешь, но Вика в те поры была еще эдаким наивным глазастым страусенком…

— Наивным? — Майор недоверчиво посмотрел на адвоката.

— Ну, так мне, во всяком, случае казалось… Я даже жениться на ней хотел, но Стас меня опередил… Нет, когда ж это было? Я тогда был женат на Ниночке, Стас собирался сыграть свадьбу со Светланой…

— С какой Светланой? — интуитивно насторожился Панкратов.

— Ну, той самой, от которой его Вика увела… Ты же знаешь Светочку по салону!

— Наша Светка?! — Лиза округлила глаза. — Эта вобла должна была выйти замуж за Стаса? Стаса Веригина?!

— Ну да… А что тут особенного? — удивился Боб. — Сама их с Викой и познакомила, а я в это время…

— Стоп! — Панкратов прервал поток воспоминаний Боба. — Я-то об этом почему не знал? Так-так-так…

— Новая версия? — фыркнул Боб.

— Возможно…

— Значит, день прошел не зря… Лизонька, я ж тебе еще каюты люкс не показал! Вперед?

— Вперед! — подпрыгнула Лиза, совершенно не обращая внимания на то, как отчаянно сигналит ей глазами Настя… И сладкая парочка исчезла столь же стремительно, как появилась.

— Вот так вот, — подвел итог Валентин.

— Знаете, Валя, я так вам благодарна. — Настя внимательно посмотрела ему в лицо и улыбнулась. — Ну, за этот день… Мне, если честно, за последнее время нигде не было так спокойно, как тут…

— Это — к Бобу, он все устроил, — возразил майор.

— Для Лизы, и совсем не бескорыстно. А вы на меня весь выходной потратили…

— Я тоже отдохнул. И тоже впервые за много дней, особенно если иметь в виду последние двое суток… Каждый раз, когда выбираюсь на природу, даю себе слово делать это регулярно. И никогда не получается его сдержать. Один я никогда не соберусь… Вот если б с тобой…

Он нерешительно поглядел на Настю.

— Нам, наверное, пора. — Она встала из-за стола, и Валентин поднялся вслед за ней.

— Я знаю одну деревеньку под Москвой, чудом прохлопанную дачниками… Удивительно красивое место, у меня там когда-то дед жил…

— Странно, — протянула Настя, словно не слыша слов Валентина, — за целый день я ни разу не вспомнила о Паше… Это ужасно!

— Почему? — спросил он сухо.

— Я чувствую, что, когда думаю о нем, это… это как-то помогает… ему!..

— Настя… — Панкратов внезапно охрип. — Я тебе давно хотел сказать… Ты мне очень нравишься… Не просто нравишься…

— Нет! — Девушка поспешно прикрыла майору рот ладонью. — Ты же знаешь, я несвободна!..

— Настя, его нет в живых, понимаешь? Нет! Рано или поздно ты это осознаешь, Настенька, и я все сделаю для того, чтобы мы были вместе… Мы будем вместе! Я хочу, чтобы именно ты родила мне ребенка, я…

— Замолчи!

Майор, наконец, спохватился и опустил глаза:

— Извини…

— Для того чтобы родить ребенка, совсем не обязательно быть вместе. — Настя покачала головой.

— Почему? — упавшим голосом спросил Валентин.

— Потому что я уже…

— Что — «уже»? — Он поднял голову и теперь смотрел на Настю с удивлением, не понимая, что она имеет в виду.

— Уже беременна, — ответила девушка и твердо посмотрела майору Панкратову в глаза.

12

Людмила Александровна Завьялова выключила душ и, протерев сухим полотенцем запотевшее зеркало, оценивающе вгляделась в свое отражение. Что ж, Настя, пожалуй, не слишком преувеличила, говоря о ее коже… К тому же если учесть возраст…

Она удовлетворенно улыбнулась и прислушалась к голосу Андрея за дверями ванной.

— Ты меня слышишь? Так вот… Была такая история про девочку, которую все считали некрасивой. Она и сама полагала, что не имеет права жить на этом свете. Потом оказалось, что жила она среди уродов. Забыл, кто это написал…

Людмила усмехнулась, накинула на плечи висевший рядом с зеркалом махровый халат и вышла из ванной.

— Андерсен, «Гадкий утенок». — Она внимательно посмотрела на Славина, расслабленно лежавшего на кровати поверх покрывала.

— Нет, — вздохнул он. — Кажется, Куприн…

— Неужели ты читал Куприна?

— Прочел случайно. Так вот… Я чувствую себя этой девочкой: мечусь, кривляюсь. Строю глазки этим… малолеткам… Знаю-знаю, — пресек он попытку Людмилы что-то сказать, — и Пресли, и битлов раскручивали так же. Но они потом шли дальше, а я, похоже, так и останусь… девчачьим певуном!

— Вряд ли! — Людмила подошла к Славину и присела рядом. — При твоем образе жизни ты очень скоро растолстеешь, постареешь, и все тебя забудут.

— Возможно, — согласился он спокойно. — Хотя бы потому, что все лучшее в жизни всегда достается мерзавцам… Люда, я хочу снять клип! Классная обработка арии Риголетто, оранжировка Грува. Там будет такой драйв, как в шторме у Ванессы Мэй, даже круче! А я буду летать весь в черном, как Демон!..

— И сколько это стоит? — Она поправила полотенце на голове и холодно посмотрела на певца.

— Тридцать семь кусков…

— Не тридцать пять, не сорок, а тридцать семь… Ты так точно все рассчитал?

— Да.

— Что ж… Это может зацепить.

— «Зацепить»!.. Да мы их на гарпун посадим! Мил, ты найдешь мне деньги?

— При одном условии…

— Согласен на любое! — Сразу оживившийся Славин сел, опустив ноги на пол.

— Что ж… Тогда выбрасываем это! — Резко поднявшись, она открыла тумбочку и стремительным движением вынула пакет. — Прямо сейчас и спустим в унитаз!

— Ты что делаешь?! — Побледневший Андрей вцепился в руку Людмилы, не давая ей пройти в ванную, куда она направилась.

— А то! Я не же-ла-ю больше иметь дело с наркоманом, ясно?! Пусти, щенок!..

И, размахнувшись, она влепила шоумену звонкую оплеуху.

— Люда… Людочка, не надо!.. — Он услышал звук воды, спускаемой в унитазе.

Схватившись за голову обеими руками, Андрей застонал, по его лицу мгновенно потекли слезы… Вернувшаяся в спальню Людмила, тоже очень бледная, некоторое время пристально смотрела на его муки и, наконец, смягчилась.

— Андрюша. — Она ласково тронула кончиками пальцев спутавшуюся гриву уже почти в голос рыдавшего Славина. — Я выбью на клип не тридцать семь, а сорок кусков. Из них три пойдут на оплату твоего лечения…

Началась очередная рабочая неделя. Теперь, открывая глаза, Настя сразу могла видеть Пашин портрет, первые ее слова всегда были адресованы ему. И хотя протрет был ее собственным произведением, девушке отчего-то казалось, что лицо Павла день ото дня меняется, становясь словно живее, объемнее, как будто некто невидимый в ее отсутствие прописывал детали, добавлял к портрету штрихи…

Отключив будильник, Настя осторожно спустила ноги на пол. Она знала, сделай это чуть резче — и волна тошноты подкатит к горлу. Чтобы не опоздать в салон, ей теперь приходилось вставать раньше на полчаса.

Все так же неторопливо одевшись, она привела себя в порядок и отправилась к Марии Петровне: так уж вышло, что вчера она не видела ни учительницу, ни мать — уехала рано, вернулась после прогулки на пароходе поздно.

Войдя в гостиную, Настя с удовлетворением отметила, что Кедыча здесь пока нет. Значит, самое время осуществить задуманное…

— Всем привет! — Ответив на улыбки женщин, она присела за стол и испытующе оглядела обеих. — Мам, у тебя хорошее настроение?

— Конечно! — Эмма радостно посмотрела на дочь. — Сейчас Володечка придет, мы с ним побежим: там, в парке, такие сосны чудесные!..

— Настя. — Мария Петровна вопреки обыкновению, перебила Эмму и пристально посмотрела на девушку. — Что-нибудь случилось?

— Да…

Эмма Павловна ахнула и потянулась за пузырьком корвалола.

— Только не пугай меня, мне же нельзя нервничать! — предупредила она дочь по старой памяти.

— Подождите, Эммочка, — снова остановила ее Мария Петровна. — Настя, говори!

— Вот что, мам, не вздумай только падать в обморок, но я… В общем, я беременна!

— Боже, от кого?! — ахнула Эмма Павловна и тут же, поняв всю нелепость своего вопроса, прикрыла рот ладонью. — Ох, да… Извини, пожалуйста… Господи! Что же теперь…

— Настя. — Мария Петровна окончательно взяла разговор в свои руки. — Ты уверена в том, что говоришь?

— Да. Я ходила проверяться.

— И что теперь? Я имею в виду твои планы…

— Никаких планов у меня нет, пусть все идет как идет.

— Ты что, рожать собралась?! Нет, это потрясающе… Все повторяется с ней, как со мной! Настя, ты повторяешь судьбу своей непутевой матери! — Эмма Павловна заплакала.

Резко отодвинув стул, Настя поднялась и, сжав губы, уставилась на мать, у которой в мгновение ока высохли слезы.

— Настенька, я, наверное, как всегда, что-нибудь не то сказала, прости, — торопливо зачастила она. — Разве можно сравнивать Пашу с Петровым? Тот от меня позорно сбежал, а твой погиб, как герой…

— Он не погиб! И мой отец от нас не сбегал, ты все передергиваешь! — так Настя не кричала на мать еще ни разу в жизни.

Звонок, раздавшийся в прихожей, не дал Эмме Павловне ответить Насте, а Марии Петровне вмешаться. На пороге стоял Петров собственной персоной.

— Легок на помине, — пробормотала Эмма Павловна и отвернулась.

Впрочем, Петров находился в столь возбужденном состоянии, что не только не отреагировал на ее замечание, но даже и поздороваться-то забыл.

— Дочь, я в отчаянии, надо срочно поговорить. — Он бросился к Насте.

— Здравствуй, папа. — Она перевела дыхание, приходя в себя, и взглянула на часы. — Пойдем ко мне… Да не сюда, через балкон!

И, не глядя больше на Эмму Павловну и Марию Петровну, так и не проронивших ни слова, направилась в сторону маленькой комнаты, где теперь обитала ее мать.

— У меня почти нет времени, так что давай, папа, сразу к сути…

— Все, ради чего я жил, рухнуло! — трагически воскликнул художник.

— Что случилось?

— Мою картину «Русь предстоящая» не взяли на выставку!

— Почему?

— Не знаю! Но уверен — интриги: что-то там якобы не согласуется с идеей и основной направленностью…

Они вошли в комнату, и Настя устало опустилась на тахту.

— Папа, ну что уж ты так огорчаешься? Будут ведь и другие выставки.

— Нет, дочка, сейчас или никогда! Эта выставка и моя картина, и я, находящийся в расцвете сил… Все-все слилось в одной, судьбоносной точке… И народ, именно сейчас готовый понять сакральный смысл этого полотна! Мне что, встать со своей картиной около Манежа? Ах, какой бы вышел скандал!..

— Ну так возьми и встань.

— Легко сказать, она же три на четыре метра! Хрен подымешь… Ты что, плачешь?

Настя и сама не заметила, что на глазах у нее выступили слезы, наверное, еще во время скандала с матерью. Ответить отец ей не дал, поскольку предпочитал во всем видеть свой собственный смысл. А Настя, заметив, как растрогался Петров, поняла, что возразить ему сейчас было бы чем-то вроде подлости.

— Настюша… Дорогая моя, самая родная девочка, — растроганно произнес художник. — Спасибо, милая, за эти слезы, ты — единственная на свете душа, понимающая меня! И этого достаточно, я — счастлив!

Произнеся сей мелодраматический монолог, Петров, выдерживая законы подмостков, торжественно развернулся и пошел прочь… Очевидно, забыв, что выйти на лестницу можно и через здешнюю прихожую, он направился через квартиру Марии Петровны, и столкнулся в коридоре с выходившей из ванной комнаты Эммой.

— Что значит родная душа! — сообщил он.

— И что же она значит? — сухо поинтересовалась Эмма Павловна, подозрительно глядя на Петрова.

— Я радуюсь, что у меня такая дочь… Я рассказал ей об интригах вокруг моей лучшей картины, а у нее слезы катятся из глаз! И так мне стало светло, хотя конечно же ее слез я недостоин…

— Конечно, недостоин, — заверила его Эмма.

— Какая ты недобрая, в отличие от нее…

— Боже, и на этого балбеса я когда-то клюнула! — Она завела глаза к потолку.

— Это я-то балбес?..

— Ты-ты, не сомневайся… А Настя сегодня с утра плачет. Потому что она беременна от своего Павла, который погиб!

— О господи… — пролепетал Петров мгновенно упавшим голосом. — Что же теперь делать?.. Эмм, а ты… — Он немного потоптался на месте и, наконец, решился. — Ты не могла бы одолжить мне немного денег?..

— Сколько тебе надо?

— Мне надо двадцать шесть рублей, — заявил Петров.

Эмма Павловна вздохнула, взяла с вешалки свою сумочку и, немного покопавшись в ее недрах, молча протянула Петрову деньги…

Против Настиных ожиданий салон встретил ее не полупустым холлом, как это уже бывало не раз в течение месяца, а по меткому определению Лизы — «оживлянсом».

Какие-то люди с камерами и фотоаппаратурой сновали, суетились, переговаривались и вообще всячески способствовали тому, чтобы холл напоминал рыночную площадь. Не удосужившись вглядеться в многочисленных посетителей, Настя поморщилась и начала пробираться не на свое рабочее место, а в сторону кафе: какая уж тут работа, если вокруг и по дороге к ее кабинке толпится целая прорва малознакомых людей?! Похоже, благодаря нынешнему «оживлянсу» работа салона в данный момент временно приостановлена…

Лиза была в кафе. С довольным видом расположившись за чашечкой кофе и стаканом сока, она все же не забыла занять местечко и на свою подружку.

— Ты бледна, но тебе это очень идет, — заметила Лиза, — губы только слегка подкрась, лучше розовым с перламутром.

— Мерси, но меня от губной помады мутит, — пожаловалась Настя, садясь напротив. Она бросила удовлетворенный взгляд на стакан томатного сока, заранее взятый для нее Лизой.

— Мы с Бобом окончательно помирились.

— Я так и поняла, когда вы от нас окончательно скрылись в каюте.

— Ну, если честно, я знала, что этим кончится. И даже хотела этого!

— Да? — Настя отхлебнула сок и грустно улыбнулась. — Знаешь, а мне кажется, что я без этого могу прожить всю жизнь…

— С ума сошла!

— Почему?

— Ох… Да потому, что это — одна из самых замечательных вещей в жизни! — убежденно заявила Лиза.

— Другие же обходятся? Монашки, например…

— Ты же не монашка!

— Иногда мне кажется, что я им завидую, — тихо проронила Настя. — Им наверняка живется хорошо, спокойно…

— Я их только по ящику видела. В основном пожилых… Нет, это не по мне! Хочу вначале порадоваться жизни, пострадать, набрать грехов… Ну а уж потом и в монастырь можно! Вот это будет правильно!

— Это расчет…

— Нет! — Лиза нахмурилась. — Все должно быть уравновешено. Пока ты молода — любовь земная, состаришься, упругость потеряешь — пожалуйста, пусть будет духовная любовь!

— Фу, Лизка, — усмехнулась Настя, — какая ты пошлая!

— А ты ханжа! И кстати о любви: этот Панкратов, как мне кажется…

— Успокойся, хватит…

— А ты что, не видишь, что он смотрит на тебя, как серый волк на козочку?

— Я не козочка, а Валентин не волк. — Настя нахмурилась. — Просто он добрый и хороший человек.

— Все человеки, между прочим, — начала входить в раж Лиза, — делятся на мужчин и женщин!

Настя поняла, что пора менять тему. Ее взгляд упал на соседний столик, занятый, как выяснилось, Валерией и молодой парой: очень симпатичным парнем и беременной женщиной.

— С кем это она? — поинтересовалась Настя.

— Ты мне зубы не заговаривай! — Лиза все-таки скосила глаза вслед за подругой. — Это ее сын Феликс с невесткой, кажется, Соней… Ты упадешь, но помирились они по Лериной инициативе, представляешь?

— Что же тут особенного? — удивилась Настя. — Сын же…

— Очень даже особенное, если учесть, что наша Валерочка, говорят, чуть ли не публично перед этой Соней унижалась, уговаривая их обоих вернуться домой… В смысле жить с ней… Никто ничего не понимает, а тебе, как всегда, все ясно…

— Нет, не все! — заверила ее Настя. — Мне, например, неясно, что у нас тут сегодня происходит, работать невозможно, а Виктория Сергеевна ходит среди этой толпени с довольным видом.

— Ну, новости такого рода не в счет, ты их всегда последняя узнаешь! — улыбнулась Лиза, отодвигая свой кофе и поднимаясь. — Ты про журнал «Лук» когда-нибудь слышала?

— Это про моду… Конечно, слышала!

— Виктории удалось добиться, чтобы обложку для следующего номера снимали на фоне нашего салона! Чуешь, какая нам реклама? То-то… Ладно, девушка, я пошла, у меня, увы, клиентка на подходе… Пока-пока!

— Значит, этот оживлянс надолго, — вздохнула Настя и тоже встала. В конце концов, понаблюдать за съемкой — куда интереснее, чем сидеть здесь в одиночестве…

Добравшись до своей кабинки, Настя поняла, что это и есть самая удобная позиция, если уж она решила наблюдать за происходящим. Во всяком случае, самый центр холла, превращенный в данный момент в некую сложную композицию из тканей и цветов, был виден отлично. Там, в круге света, сидела виновница торжества — модель, едва прикрытая чем-то полупрозрачно-кружевным, и взъерошенный человек с фотоаппаратом. Фотограф, если судить по его интонациям, скорее всего, ругался. Но понять, кем именно и почему он был так недоволен, не представлялось возможным, поскольку возмущался он не по-русски.

Впрочем, Светлана, услужливо крутившаяся рядом, его понимала. Худенькая девушка-переводчица больше краснела и бледнела, чем переводила, поэтому почувствовала явное облегчение, когда Виктория выловила ее из толпы и потянула в сторону Настиной кабинки.

— Послушайте, — хозяйка салона тоже нервничала, — не могли бы вы как-нибудь поделикатнее ему объяснить… Мы рассчитываем, что на снимках будет видно, где именно все происходит…

— Да-да, не волнуйтесь, — улыбнулась переводчица. — Он знает, он же профессионал… Боюсь, у нас сейчас совсем другие проблемы.

— А в чем дело? — Виктория насторожилась. — Что-то не так с интерьером?

— С интерьером все о’кей. Он моделью недоволен…

— Странно! По-моему, роскошная девочка!

— Такие лица — уже вчерашний день, — поучительно произнесла переводчица.

Настя с любопытством уставилась на полуголую блондинку в центре композиции, потом на взъерошенного иностранца. Взгляд фотографа, как выяснилось, был направлен на Настю, и ей отчего-то стало смешно — так изумленно и жадно он на нее смотрел. Очередного тоненького звоночка Судьбы она и на этот раз не услышала… И еще с минуту после того, как он, разрезая толпу на манер ледокола, пробирался к ее кабинке, не могла понять, что именно происходит.

Она уже готова была рассердиться на бесцеремонность этого типа за то, что, безостановочно тараторя, он тычет в нее пальцем. Но тут наконец переводчица ожила и приступила к своим обязанностям. При этом почему-то она обращалась не к Насте, а к Виктории и тоже тыкала пальцем в сторону девушки.

— Он хочет ее, — сообщила переводчица.

— Мало ли что он хочет! — возмутилась Настя, немедленно ощутившая себя лошадью на торгах.

— Настенька, тебе надо принять участие в съемках. — Голос Вики был подозрительно сладок.

— Вместо той девушки?

— Да.

— Не хочу!

— Как это ты не хочешь?

— Он говорит, что заплатит пятьсот долларов! — вмешалась переводчица.

— Настя, это важно для салона… Ты меня понимаешь? — Голос Виктории источал уже такое количество меда, что Настя почувствовала что-то вроде страха. — Иди готовься к съемкам.

— Сколько он сказал заплатит? — Девушка растерянно посмотрела на фотографа. — Пятьсот?..

— В том-то и дело, иди…

— Но только раздеваться я не буду, — предупредила Настя, сдаваясь. И в ту же минуту оказалась в плотном кольце визажистов, дизайнеров, модельеров — черт-те кого из стрекочущей на непонятном ей языке шайки фотографа… Все дальнейшее, как выяснилось, от Насти не зависело.

Когда, выпутавшись наконец из вороха кружев и живых роз, Настя, уже умытая и переодетая, заглянула во врученный ей конверт, ее изумлению не было предела:

— Ничего себе! Действительно пятьсот долларов…

Переводчица была единственной из всей мгновенно схлынувшей толпы, кто еще стоял рядом.

— Он еще просил тебе передать, что ты очень хорошая модель и чтобы ты не закапывала себя в этой дыре. — Она внимательно посмотрела на Настю и улыбнулась.

— Это вовсе не дыра! — возмутилась Настя и, круто развернувшись, направилась к своему рабочему месту. — Надо же… Наглый какой!

— Тебя кто-то обидел?

Она подняла голову и, увидев поджидавшего ее Панкратова, обрадовалась ему, как родному:

— Ой, это ты… Привет! Да нет, никто не обидел, скорее, наоборот.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Спасибо за вчерашний день… А когда мы съездим к Коле в больницу?

— Когда к нему начнут пускать.

Панкратов мялся, явно не решаясь что-то сказать ей.

— Хотите что-нибудь спросить? — Настя снова перешла на «вы».

— Да… Во-первых, извиниться за вчерашнее. Во-вторых, кое-что о Марине… За какую провинность ее уволили?

— Ни за какую, — горько вздохнула Настя. — К ней Андрюша Славин зашел ненадолго… Точнее, ему стало плохо и мы его туда отвели, чтобы отлежался. А эти… Не знаю уж, что они подумали, но взяли — и уволили!

— Странно… Из-за такого пустяка…

— То-то и оно. А я теперь буду себя перед ней всю жизнь виноватой чувствовать! Вдруг она подумала, что это все из-за меня, что я Виктории Сергеевне рассказала?..

Настя прикусила язык, но было уже поздно, Панкратов среагировал:

— Что ты ей могла рассказать?

— Ну, я не знаю, стоит ли, — замялась девушка, но, глянув в строгие глаза майора, махнула рукой. — Марина сказала, что кошелек был подброшен мне.

— Не понял… Кем подброшен?

— Викторией Сергеевной.

Валентин опешил:

— И зачем?!

— Она говорила, что баба Дуня это видела собственными глазами и что в прежние времена так проверяли прислугу на честность… Ну и меня вроде как тоже того… Словом, проверили. Я хотела пойти к Виктории и сказать все, что думаю, а Маринка удержала. Чтобы ее не уволили за это… Я ей слово дала, что никому не скажу…

— И не сказала?

— Нет… Но ее все равно уволили.

Панкратов некоторое время молча смотрел в одну точку, затем медленно перевел взгляд на Настю.

— Настена, дашь теперь слово мне, что ни одной душе больше об этом не расскажешь?

— А надо?.. Ну хорошо. Даю слово…

— Это очень важно! Пожалуйста, не проболтайся.

— Все, отныне это наша тайна! — улыбнулась Настя. — Даже под пытками буду молчать!

— Не шути так, девочка… — Панкратов покачал головой и, медленно развернувшись, направился к выходу из салона.

…Постепенно Настя привыкла сразу после работы идти в Пашину квартиру, не заходя к Марии Петровне, Не потому, что она стала хуже относиться к учительнице или потеряла чувство благодарности к ней, нет. Просто, возвращаясь сюда, она словно всякий раз заново шла на свидание с ним, с их не состоявшейся пока жизнью… Нет, словно жизнь эта уже состоялась и они хоть в какой-то степени, но уже вместе…

Ей нравилось сбрасывать с уставших за день ног туфли в их прихожей, влезать в огромные Пашины шлепанцы, вешать свой плащ рядом с его…

Вот и сегодня, проделав все эти манипуляции, Настя прошла в спальню и устало опустилась на тахту, прежде чем покормить оживившегося с ее появлением Жорика. За его бурным монологом девушка не расслышала стука в балконную дверь и вздрогнула, увидев возле себя Эмму Павловну.

— Ох, мама… Ты меня напугала…

— Здравствуй, дочка. Как прошел день?

Голос у Эммы был почему-то заискивающий, и Настя насторожилась.

— Нормально… А у вас?

— Все в порядке… Ромашка уезжает в Питер сниматься. Капитан делает вид, что счастлив ее удачей… Очень мужественный мужчина! Собирается ездить к ней каждый выходной, а она — каждый день звонить.

— Ты была в кардиоцентре?

— Нет, закрутилась… — Эмма слегка покраснела. — Рынок, потом магазины — портьеры выбирали…

— Какие еще портьеры? — удивилась Настя.

— Ну, Кедычу… Он просил помочь, а то у него занавески такие выцветшие — прямо как в общаге.

— Понятно… Выбрали?

— Да, очень миленькие и совсем недорогие… Настя, можно, я присяду?

— Конечно! — Настя подвинулась, освобождая место для матери и вновь настораживаясь. — Ты что-то хотела мне сказать?

— Да… Одну новость… очень важную…

Девушка промолчала и опустила глаза.

— Кедыч предлагает мне переселиться к нему!.. — Эмма выпалила это на одном дыхании, не глядя на дочь.

— К нему?

— Он хочет, чтобы мы… словом, жили вместе…

— Ничего себе! — Настя возмущенно всплеснула руками. — Когда это вы, интересно, успели?!

— Вчера…

— Ну ты, мам, даешь… Честно говоря, не ожидала, что вы… Что у вас так быстро сладится… И что теперь?

— Не знаю… — Эмма подняла на Настю умоляющие глаза. — Как скажешь — так и будет…

По щекам Эммы Павловны уже катились по-детски крупные слезы, и Настя вдруг ощутила острый приступ жалости к ней.

— Мама, немедленно прекрати плакать, иначе я тоже сейчас зареву!

— Господи, Настена, какая я эгоистка. — Она уже вовсю всхлипывала. — Я сейчас должна думать о тебе, а я думаю… о Кедыче! Тебе ж вредно теперь волноваться!..

— Я себя чувствую прекрасно! — возразила Настя. — И прекрати заниматься самобичеванием, думай о своем Кедыче на здоровье!.. Ты сама-то как себя чувствуешь?

— Тоже прекрасно… Мы же пробежки делаем по утрам, такой чудный парк, сосны…

— Ну вот и хорошо, и плакать совсем ни к чему! — Настя привлекла к себе покорно поддавшуюся Эмму Павловну и успокаивающе погладила ее по голове. — И выходи замуж за своего Кедыча, надо же хоть когда-нибудь стать счастливой и не быть одинокой, а, мамуль?..

Достав из-под подушки маленький, скомканный носовой платочек, Настя стала осторожно вытирать глаза уже робко улыбавшейся сквозь слезы Эмме.

Ее взгляд был устремлен поверх головы матери, на Пашин портрет. Насте показалось, что по губам Павла пробежала неуловимая и одобрительная улыбка.

13

— …Такие вот дела.

Панкратов завершил свой то ли рассказ, то ли доклад и пристально посмотрел на полковника Шмакова.

На этот раз они сидели в доме, но удивительный запах реки, смешанный с запахом костров, стоял и здесь, в светлой и на удивление чистой комнате. Перебить его не могли даже аппетитные запахи многочисленных салатов и солений, выставленных Владимиром Владимировичем на стол: классическая закусочка «под водочку». Да и сама «водочка» казалась Валентину куда лучше той же самой «Смирновской», купленной в столичном магазине.

— Что, хорош напиточек? — Перехватив взгляд Валентина, направленный на бутылку, Шмаков хитро усмехнулся.

— Класс! — искренне согласился майор. И внезапно умолк, вопросительно уставившись на своего собеседника.

— Ага, дошло, наконец? — Полковник так и светился от удовольствия. — А ты думал небось, что я «Смирновку» на свою ментовскую пенсию приобретаю? Нет, брат… Ты знаешь, какая она у меня, пенсия-то? То-то и оно! Выгонят из органов — приходи, рецепт дам. Высшей очистки и наутро никакого похмелья!..

— Так вы, значит, теперь в самогонщики подались? — ухмыльнулся Валентин. И тут же посерьезнел. — Не жалеете, Владим Владимыч, что на пенсию ушли так рано?

— Жалею, — просто сказал Шмаков. — Порой такая тоска заедает… За четыре года, кроме тебя, никого из наших не видел. Ты вот один и ездишь…

— Да и то по делу, — вздохнул Валентин. — А может, вернетесь?

— Это вряд ли… — Полковник аккуратно разлил свой напиток по рюмкам и задумчиво посмотрел на майора. — Я, Валя, истину постиг… И это была такая, знаешь ли, страшная догадка… Во всяком случае, для меня. Мы ведь воспитаны иначе, чем вы, романтики в нас больше, что ли. Ну и веры, что действуем во имя высшей справедливости…

— И что же вас в этом разубедило?

— Дело, которое я вел. Последнее… Два миллиарда долларов нашел по разным банкам, и все это можно было вернуть. Но мне сказали «стоп».

— Похоже, большие люди сказали?

— До того большие, — усмехнулся полковник, — что уже и не люди как бы. Абстрактные фигуры! Это — как в физике, помнишь? Молекула еще обладает свойствами вещества, в состав которого входит, а вот атом… На него уже какие-то другие законы действуют… Ладно, давай еще по одной — и к делу. Твоему.

Они выпили. Шмаков крякнул и, не дожидаясь вопросов Валентина, начал сам:

— Следовательно, теперь у нас с тобой, майор, как сказал некий сатирик, «центр сути и точка проблемы» наша Виктория… Ну так вот. История там, можно сказать, довольно обыкновенная. Красивая девочка в свое время захотела легкой жизни, «задружилась» с иностранцами. Сначала — просто так, потом за деньги…

Панкратов присвистнул и во все глаза уставился на полковника:

— Вы хотите сказать, что на заре туманной юности наша Вика была валютной проституткой?!

— Я же сказал — история обыкновенная… Не перебивай!.. Дальше — больше: мы подозревали, что на некоторых зарубежных своих дружков она своих мальчиков и наводила. В том числе и на уже упомянутого мной в прошлый раз француза, которого один из этих «семерых смелых» и завалил…

— Как же вы на нее-то вышли? — не утерпел Валентин.

— Среди вещей француза, этого убиенного, имелась ее фотокарточка. Она там — копия Ирен Жакоб: была у них такая звезда кино… Ну, я взял эту карточку да и прошелся по гостиницам. И в «Метрополе» администратор ее узнал. А дальше, как понимаешь, дело техники… Прижал я ее и — вербанул!.. Она их всех и сдала, а ее, как ты понимаешь, я вытащил.

— А Дрон?

— Дрона она отмазала, а я поверил. У них там в компании был один отморозок по кличке Дракула, вот он-то и замочил французика…

— Дрон, Дракула… — Валентин недоуменно пожал плечами. — А у Вики была какая-нибудь кличка?

— Да. Они ее звали Дарья…

— Что это они все на «Д»?

— Не знаю, но за что-то эту букву любили… Значит, говоришь, крутая стала?

— Да уж… — вздохнул Панкратов. — Салон свой… Так и называется «Виктория»… Похоже, тогда она Дрону помогла, а после, когда деньги «общака» к Антону Михайловичу в рученьки попали, он ей помог. Ну, салон этот открыть.

— Сходить, что ли, привести себя в порядок по знакомству? — ухмыльнулся Шмаков. — Представляю, как Викуша с лица сбледнёт…

— А Дрон?

— Ну, знаешь… По сравнению с теми, кем я позже занимался, Дрон просто комсомолец… Да и по сравнению с Дракулой, дружком своим бывшим, — тоже… Дракула единственный, кого можно заподозрить, что он жив… Но залег, если жив, наглухо… Никто из той повязанной нами компашки и близко не подозревал, что сдала их Дарья. Все были уверены, что сделал это Дрон… Так что вот кому надо Бога молить, чтобы Дракула со света сгинул вслед за остальными… Конечно, если он и вправду жив…

— Ну а если бы сам этот «комсомолец» узнал, что Вика предательница? Что бы, по-вашему, было?

— Наверное, замочил бы… Но он не узнал.

— Не исключено, что теперь знает… — Панкратов покачал головой и задумчиво уставился в окно.

Полковник Шмаков пожал плечами и разлил еще по одной.

— Ну, вот и все! — Лиза отступила от своей клиентки на шаг и удовлетворенно кивнула головой. — Хорошо причесанная дама окружена особым защитным полем! С ней просто не может случиться ничего плохого!

— Все правильно! — Клиентка рассмеялась, поднялась с кресла и с довольным видом осмотрела себя в зеркало. — Я тоже думаю, что красивая прическа отражает внутреннюю гармонию… Спасибо вам, Лизочка, вы — ангел!

И, весьма довольные друг другом, они расстались: клиентка направилась к кассе, а Лиза к кафе — выпить сока. Однако Настя, о чем-то разговаривающая в холле с Либидовским, дойти до бара подружке не дала.

— Ты действительно поверила насчет ангела? — поинтересовалась она, останавливая Лизу.

— Конечно! — хихикнула та.

— Тогда помоги хотя бы по старой памяти Леве! Либидовский говорит, что его третий день на работе нет…

— Может, опять в больнице? — Лиза еле заметно пожала плечами и отвела глаза.

— Нет! Мы ему звонили, его мама сказала, что он дома. Но к телефону не подходит.

— Лизочка, у него глубокая депрессия, это я вам как врач говорю, — вмешался Либидовский. — Поверьте, ваш Лева… простите, бывший ваш Лева, весьма восприимчив и раним…

— Да бросьте, — Лиза сердито посмотрела на доктора, — у него никаких депрессий не бывает и быть не может… И вообще, при чем тут я?..

— Нет, Лиз, ты не права. — Настя осуждающе посмотрела на подругу. — Он все-таки твой друг.

— Он взрослый человек, я не могу ходить за ним, как за ребенком.

Настя оглянулась на стойку администратора и понизила голос почти до шепота:

— Левина мама говорит, что он пьян в стельку…

— Не может быть! — удивилась та. — Он же убежденный трезвенник!

— И все же я бы на вашем месте к нему зашел, — задумчиво добавил доктор, вопросительно глядя на Лизу.

— Вот и зайдите!

Настя открыла было рот, чтобы ответить подруге вместо смешавшегося доктора, но вовремя примолкла, увидев идущую к ним Светлану.

— Что?.. — Она нетерпеливо посмотрела на администратора.

— Тебя Виктория зовет, — сообщила та. — И побыстрее!

Девушка пожала плечами и еще раз пристально и со значением посмотрела на Лизу.

В отличие от духоты, стоявшей в салоне вопреки натужно работавшим кондиционерам, в кабинете Виктории царила приятная прохлада. Сама Вика выглядела посвежевшей и приветливо поздоровалась с девушкой:

— Садись, Настенька… Хотела тебя поблагодарить за вчерашнее. Ты всех нас очень выручила.

— Выручила? — Настя удивленно уставилась на Вику. — Как?

Виктория рассмеялась и пододвинула Насте пачку журналов:

— Ты действительно не представляешь, что это такое — сняться на их обложку?.. Смотри: здесь Наоми Кемпбел, Синди Кроуфорд… Клаудиа Шифер… В этой компании ты, если ничего экстраординарного не произойдет, и очутишься в октябре…

— Действительно классно, — улыбнулась Настя.

— И это вся твоя реакция?.. Да-а… Знаешь, что-то подсказывает мне, что ты — из тех, кому судьба постоянно подкидывает шансы.

— Может быть…

— Ты все еще чувствуешь себя несчастной из-за своего погибшего парня?

— Он не погиб. Он без вести пропал.

Виктория протянула руку и накрыла Настину ладонь:

— Поверь, девочка, эта боль пройдет. Обязательно пройдет…

— Я вовсе не хочу, чтобы она проходила! Я буду его ждать!

— Долго?

— Пока не вернется!

Настя высвободила свою руку и зябко поежилась.

— Тебе холодно? — удивилась Вика.

— Немного…

— Ладно, иди. У тебя, вероятно, клиентки…

— Да нет. — Настя поднялась со стула. — Как раз сейчас перерыв в два часа… Я хотела Леву навестить, говорят, он приболел…

— А ты еще и добрая, — задумчиво произнесла она, пристально посмотрев на девушку. — Ну ладно, иди…

Настя так и не поняла, для чего, собственно, ее вызывали. Неужели только чтобы поблагодарить за съемку? Она неуверенно пожала плечами и покинула кабинет хозяйки. Ей и в самом деле стало почему-то зябко в кабинете, и, прежде чем отправиться к тренеру, она зашла в кафе выпить чаю. За столиком постоянных клиенток Людмила и Валерия оживленно щебетали над очередным номером «Шик энд шока», и, скосив глаза, Настя заметила на развороте фотографию Андрея Славина.

— Высший класс! — Людмила с благодарностью посмотрела на Леру. — Шахвердиев снимал?

— Он…

— Узнаю мастера… Жаль, что не на обложке.

— Я смотрю, аппетиты у тебя растут, — рассмеялась Валерия. — Нет, у нас принцип: на обложке только женщины.

— Жаль… А как у тебя дела? Я имею в виду — дома… Твои уже переселились?

— Нет еще… — Улыбка сразу угасла на лице Леры. — У Сони какие-то сомнения.

— Это не сомнения, а дурной характер! — уверенно поставила диагноз Людмила. — Или, возможно, расчет.

— Нет-нет. — Валерия замотала головой. — Соня очень простой человек, честный… Естественна, как кошка. Если видит, что что-то может ущемить ее достоинство… Ну, например, какая-нибудь моя выходка…

— Лера, что ты говоришь?! — Людмила уставилась на подругу почти с ужасом. — Ты за последнее время так переменилась, что я тебя просто не узнаю! Где твой чудный черный юмор?.. Скажи честно, мать: ты здорова?..

— Здорова-здорова… — Она невесело улыбнулась. — Помнишь, такой смешной стишок был? «В здоровом теле — здоровый дух! На самом деле — одно из двух…»

Людмила пристально посмотрела на Валерию и с сомнением покачала головой.

Панкратов поднял голову от бумаг и обрадованно улыбнулся своему коллеге, входившему в его кабинет с целой кипой на вид пропыленных папок.

— Принес, Валер? Вот спасибо!

— Держи! — Валерий шлепнул папки на панкратовский стол. — Здесь все и про Дрона, и про его команду… Знаешь, кстати, как они себя называли? «Семеро смелых»!

— Знаю… Это кино такое было.

Валентин уже раскрыл папку и теперь углубленно рассматривал бумаги и снимки, содержащиеся в ней.

— Надо же, какое симпатичное лицо! — заметил его коллега, глядя на одну из фотографий.

— Действительно, — ухмыльнулся Панкратов. — Это, кстати сказать, Дракула. Убийца…

— Тьфу! — смутился Валерий.

— Вот его-то судьба, насколько я знаю, и находится под вопросом… Из пятерых один погиб на зоне, двое умерло… Хотя нет, трое… Ну а этот самый Дракула просто исчез.

— Умерли-то как — своей смертью?

— Как тебе сказать?.. Одного сбила машина, одного в реке нашли… Да вот же снимок! — Панкратов внимательно вгляделся в карточку и тихо присвистнул.

— Ты чего?

— Сейчас… — Майор выдвинул верхний ящик своего стола и извлек оттуда недавние снимки с набережной. — Ну-ка глянь… Это Марина, уволенная уборщица из салона. Эксперты говорили, что, утопая, она пыталась якобы снять с себя платье и запуталась в рукавах… А этот, который якобы тоже самостоятельно утоп, он что, тоже пытался, значит, рубаху с себя снять в воде?!

Некоторое время Панкратов и Валерий молча смотрели друг на друга. Первым не выдержал коллега:

— Вот дьявол… Похоже, Дракула нашелся?!

— Похоже, да…

Валентин вновь взял в руки фотографию и впрямь симпатичного, улыбчивого парня с жутковатым прозвищем.

— Что, — усмехнулся Валерий, — хочешь разглядеть клыки?..

Вместо ответа майор задумчиво покачал головой.

— Интересная вырисовывается картинка, — пробормотал он. — Спасибо, Валер… Считай, я теперь по гроб жизни — твой должник…

Настя с симпатией оглядела хрупкую миловидную женщину, открывшую ей дверь.

— Здравствуйте, я с Левиной работы… Он болен? Меня Настей зовут!

— Меня Ириной… Михайловной… Проходите, пожалуйста.

Женщина с трудом улыбнулась и отступила в сторону, пропуская Настю. И тут же, повернувшись, робко постучала в одну из дверей, выходивших в маленькую прихожую.

— Левушка? Открой, милый, к тебе с работы пришли.

В комнате послышалась возня, но дверь не открылась, зато раздался странно охрипший голос самого Левы:

— Лиза, это ты?..

— Нет, это я, Настя… Открой, Лев!

— Меня нет дома! — сообщил тренер. После чего за дверями послышался звон бутылок…

— Не откроет, — тихо вздохнула Ирина Михайловна. — Пойдемте лучше на кухню.

Настя сочувственно посмотрела на Левину маму и покорно пошла следом за ней. Ей совсем не хотелось чаю, который предложила Ирина Михайловна, но отказываться она не стала. По лицу женщины тихо текли слезы. Наконец, разлив чай, она торопливо утерла их прямо пальцами и села за стол напротив гостьи.

— Понимаете, он с детства капли в рот не брал! А тут — сразу ящик водки купил и второй день с ним запертый сидит… Ведь только-только из больницы вышел. Ума не приложу, что делать… Может, это от того, что он головой ударился?

— Не в этом дело. — Настя смущенно взглянула на женщину и опустила глаза.

— А в чем? Хотя… — Ирина Михайловна вздохнула. — Я знаю… Как Лиза так могла?..

— Не плачьте, — попросила Настя, — я постараюсь вам помочь.

— Как?

— Я знаю как! — Настя решительно отодвинула от себя чай и встала. — Не уходите никуда из дома пока, ладно? Я пришлю к вам специалиста!

Глянув на часы, она решила, что до возвращения в салон время у нее еще есть и она вполне успевает на Арбат — к отцу… В том, что отец согласится выполнить ее просьбу, она не сомневалась ни минуты. И была права. К тому моменту, когда Настя возвратилась на свое рабочее место, Петров уже звонил в дверь Левушкиной квартиры.

А еще через полчаса они со смущенной донельзя Ириной Михайловной пили чай все на той же кухне.

— Живопись — это оптимальная форма выражения души! — В лице Левушкиной мамы Петров обрел такую слушательницу, о какой можно было только мечтать. С почтением глядя на художника, она либо ахала, либо кивала, постоянно краснея.

— А вы… правда специалист? — Она робко кивнула в сторону комнаты сына.

— Не то слово! — уверил ее Петров. — Сейчас будем работать… У вас нашатырь есть? Вот и отлично! Так насчет вашего портрета, будем считать, договорились.

— Ой, что вы. — Ирина Михайловна окончательно смешалась. — Какой уж мне портрет, в моем-то возрасте…

— У вас очень милое, своеобразное лицо! И возраст тут ни при чем. Так где нашатырь?

— Вот… Только он вам не откроет.

— Это решаемо! — заверил ее Петров. И, недолго думая, тщательно примерившись, разбежался и выбил дверь комнаты, в которой окопался Левушка… Ирина Михайловна ахнула и зажмурилась. Из-за развороченной двери вначале послышался вопль ее сына, гораздо больше напоминающий звериный рык, а затем мимо Ирины Михайловны пролетел Петров, и, наконец с перекошенной физиономией и вытаращенными глазами в прихожую собственной персоной вылетел тренер.

На мгновение замерев, он издал еще один рык и… посмотрел на мать совершенно трезвыми глазами.

— Ма, — хрипло прошипел Левушка. — Мам…

Недолго думая, Ирина Михайловна размахнулась и от всей души отвесила сыну звонкую оплеуху…

— Вообще-то это не очень педагогично, — раздался за ее спиной голос художника. — Но в данном случае я вас искренне одобряю… Так, значит, насчет портрета — договорились! С вашего позволения завтра, ровно в четырнадцать ноль-ноль, я буду у вас…

14

— Настя любит Пашу… Паша хороший… — покорно повторил попугай.

— Молодец, Жорик! Вот так и говори всегда! — Настя от души рассмеялась.

В дверь позвонили, и она, все еще улыбаясь, направилась открывать.

На пороге стоял Панкратов.

— Вы? — Она удивленно уставилась на майора.

— Извини, Настя, я на минуточку.

Панкратов вошел в прихожую и, заметив на вешалке Пашин плащ, смущенно отвел глаза.

— Ну что вы… Заходите, Валентин.

— Нет, Настенька, я не пройду… Я… Словом, я действительно на минуту, вернуть деньги…

И, по-прежнему не глядя девушке в глаза, майор протянул ей пачку долларов. Ту самую, подаренную Андреем Славиным.

— Вы… — Настя почувствовала, что во рту у нее внезапно пересохло. — Ничего не смогли узнать?

— Смог… — Валентин упорно смотрел в сторону. — Но за такие новости не платят. Нам сообщили, что все, кто уцелел после падения вертолета, были взяты в плен. И в ходе отступления боевиков расстреляны…

Настя крепко сжала зубы и прикрыла глаза. Когда она вновь посмотрела перед собой, Панкратова в прихожей уже не было.

Медленно повернув в замке ключ, она побрела в комнату, и ноги сами подвели ее к портрету Павла. Какое-то время она всматривалась в его лицо.

— А я не верю, — тихо, но твердо произнесла Настя. — Я чувствую, что ты жив. Да, Пашенька? Ответь мне!..

Слабый порыв ветра с балкона слегка тронул легкую тюлевую занавеску, и по лицу Павла промелькнуло едва уловимое движение…

— Я же знала, что права! — громко сказала Настя. — Спасибо, что ответил мне… Я тебя, Пашенька, сейчас ненадолго оставлю, пойду помогу маме, она к Кедычу переезжает, представляешь?.. Но я вернусь! Я очень скоро вернусь…

Настя повернулась и решительно направилась к балкону. Но, почувствовав, что там кто-то есть, остановилась. И почти сразу услышала голоса Ромашки и Кедыча.

— …Я ему ничего не обещала. — Снежана говорила тихо и нервно. — Мы с ним только попробовали, как вы с Эммой…

— Побить мне твоего Залесского, что ли? — горько вздохнул Кедыч. — Прямо демон-искуситель какой-то… Стоит ему объявиться в твоей жизни, и все летит в тартарары…

— Наверное, он мой крест…

— Ромашка, не дури! Он тебя снова кинет… Играй эту свою роль, но не входи в роль брошенной любовницы… В конце концов, это нечестно по отношению к Капитану! Надеюсь, ты ему всего этого не высказала?

— Нет… Но собираюсь…

— Не вздумай! Это его убьет!

— А разве так честно по отношению к нему?!

— Слушай… Я тебя умоляю… Дай ему время — и себе… Поезжай в Питер, репетируй, а там видно будет… Слышишь?

— Слышу…

— Обещаешь?

— Ну… хорошо. Я тебе никогда не говорила, что ты настоящий друг?..

Стараясь ступать бесшумно, Настя отошла в глубь комнаты — подальше от балкона. Ее взгляд упал на зеркало, повешенное между клеткой попугая и стеной. Девушка ненадолго задержала взгляд на своем отражении и, покачав головой, прошептала:

— Бедный Капитан… Есть же такие невезучие люди, как он… и я…

— Это Центр общественных связей МЧС? Будьте добры капитана Иванова… Да… Конечно, подожду… — Настя искоса глянула на часы и поспешно затолкала в рот остатки бутерброда, приготовленного Марией Петровной.

Учительница покачала головой и присела по другую сторону стола.

— Алле!.. Да, я уже звонила… Его имя Павел Ветров… Павел Павлович… Хорошо-хорошо, я подожду… — Настя потянулась к чашке с чаем и вдруг замерла. — П-правда?! И это точно? Спасибо… Спасибо вам!..

Последние слова она произнесла уже в трубку, из которой летели короткие гудки.

— А что я вам говорила? — На Настином лице сияла счастливая улыбка. — В списках погибших Паши нет! А у них там данные поступают очень быстро, значит, он жив!..

— Ну вот видишь, и я тебе говорила — никогда не торопись с выводами! — Лицо Марии Петровны сияло не меньше Настиного. — И, пожалуйста, не вздумай теперь названивать им ежедневно, люди там серьезными делами заняты…

— А у меня что, не серьезно? Пашу надо искать! — Настя озабоченно глянула на часы и встала. — Ой, пора… Как вы думаете, Мария Петровна, Панкратов сумеет его найти?

— Если займется этим вплотную, сумеет.

— Теперь опять займется. После того как я выяснила, что Павлик жив!

Мария Петровна задумчиво посмотрела на девушку:

— Знаешь, мне твой Панкратов понравился.

— Только он не мой, а свой собственный, — уже на ходу бросила Настя.

В салон сегодня она успела вовремя и, идя к своей кабинке, отметила, что, пожалуй, летнее затишье потихонечку начинает рассасываться.

В парикмахерском зале уже были заняты все мастера, да и ее ожидала клиентка. Миловидная пожилая дама, пришедшая к Насте не в первый раз. Женщина ей нравилась, а это означало, что работа с ней пойдет легко и споро.

Первые полтора часа ее рабочего дня пролетели незаметно. Возможно, она бы с удовольствием пообщалась с этой симпатичной дамой подольше, если бы перед Настей внезапно не возникло бледное и заплаканное лицо Левиной мамы!

— Вы?.. — Настя растерянно уставилась на Ирину Михайловну.

— Настенька… — По лицу женщины безостановочно катились слезы. — Я просто не знаю, к кому обратиться, кроме тебя… Левушка исчез… Ушел из дома и пропал!

— Ириночка Михайловна, да вы сядьте… — засуетилась Настя. — Может, он просто у кого-то из друзей?

— Нет. — Левина мама безнадежно покачала головой. — Мы с Виктором Васильевичем уже всех, кого можно было, обзвонили… Витя его теперь искать поехал.

— Какой Витя? — не поняла Настя.

— Папа твой, Виктор Васильевич… Он мне велел его просто по имени звать…

— Ну раз поехал, значит, все будет в порядке! Он его обязательно найдет! — Девушка ободряюще тронула Ирину Михайловну за плечо. — И не нужно заранее себя накручивать, о плохом думать…

— Ты, наверное, права… Понимаешь, я ведь не всех его друзей теперь знаю. Ты бы не могла с Лизой поговорить, вдруг она кого-то припомнит?..

— Обязательно поговорю! Вот освободится от своей клиентки — и поговорю.

— И перезвонишь мне? Я дома буду… — Ирина Михайловна поспешно поднялась. — Ты меня прости, Настенька, оторвала тебя…

— Ни от чего вы меня не оторвали! Только не нервничайте, вот увидите — все с ним будет в порядке!

Проводив Левину маму до выхода, Настя решительно направилась в парикмахерский зал, где Лиза, завершив очередное произведение искусства на голове какой-то рыжей дамочки, как раз собиралась воспользоваться коротким перерывом для традиционного посещения кафе.

— Только что здесь была Левина мать, — на ходу сообщила Настя.

— Ирина Михайловна?.. — Лиза от удивления остановилась. — А зачем?

— Затем, что Лева ушел из дома и пропал.

— С ума сойти… Слушай, а вдруг с ним что-нибудь случилось?

— Вот и я о том же! Я тоже так подумала, но Ирину Михайловну все время успокаивала… Лиза, его нужно найти!

— Да… Но где?

— Вот и подумай, где он может быть! Друг ты ему или нет? Надеюсь, ты понимаешь, что все это случилось из-за тебя?..

— Понимаю… — Лиза опустила глаза. — Но я, честное слово, даже представить не могу, куда он мог двинуть… Вот что. Я знаю, что делать. — Она решительно достала из кармана форменного фартучка сотку. — Сейчас позвоним Бобу, и он сделает все, что нужно, самым лучшим образом! Он его найдет!..

— Бобу?.. — Настя удивленно уставилась на подругу. — И ты не боишься, что он тебя приревнует?

— При чем тут ревность? — пожала Лиза плечами. — Мы же с Левой действительно друзья. А то, что у нас другое не сложилось… Ну, это совсем иная песня…

Пока Лиза набирала номер, Настя деликатно отошла в сторонку. Говорила ее подружка совсем недолго, после чего, нажав с довольным видом кнопку отбоя, сама подошла к Насте.

— Ну вот, все будет в порядке, — сообщила она и потянула девушку в сторону кафе. — Пошли пирожные есть! А то я голодная, как волк!

— Что — в порядке?

— Все! У Боба есть собственные детективы, классные ребята. Сейчас он их зарядит, и увидишь, как быстро они его найдут… Ох, забыла сказать, чтобы по больницам прозвонились…

— Не надо, — остановила ее Настя. — Этим мой папа занимается!

— Кто-кто?

— Мой отец! Я их пару дней назад с Ириной Михайловной познакомила.

— Понятно…

— Что тебе понятно? — нахмурилась Настя.

— Да нет, я о Леве… Жалко его.

— Да? — Настя прищурилась. — А что же тебе его позавчера и вчера жалко не было?

— Ну… Наверное, я была не права! — Лиза виновато улыбнулась. — Не возбуждайся и не злись, тебе вредно… И ты никак не хочешь понять: я люблю Боба! Больше всех на свете!

— А Леву?

— И Леву люблю… как друга. А это — совсем другое!

Настя вздохнула и потянулась к пирожным, целую гору которых Лиза поставила на их любимый столик. Возразить подружке ей было нечего: этого Настя действительно не понимала…

— Закурим? — Панкратов внимательно посмотрел на Светлану и, не встретив с ее стороны никаких возражений, протянул ей пачку сигарет. Немного поколебавшись, она кивнула, не торопясь прикурила от предложенной им зажигалки и устроилась поудобнее на своем стуле.

— Я бы хотел еще раз с вами поговорить, практически о том же.

— Вероятно, полагаете, что в прошлый раз я что-то скрыла? — улыбнулась Светлана.

— Вряд ли… Но от меня очень многое скрывают другие. Обычное дело: они скрывают, мутят воду, запутывают, а я нахожу и распутываю. И, в общем-то, уже многое распутал, не хватает нескольких маленьких штришков…

— Если так, попробую вам помочь, — кивнула Светлана.

— Значит, поехали… Вот смотрите: Стас говорит, что вы дружите домами. В том смысле, что вы часто бываете у них в гостях. Дрон говорит, что вы дружите по отдельности с каждым. Лично вы честно признались мне, что любили и любите Стаса… Да и он к вам неплохо относится… Наконец Виктория уверяет, что некто люто ненавидит ее и подстраивает все таким образом, будто она сама натравливает мужа и Дрона друг на друга.

— Здорово же все у них запущено! — бросила Светлана.

— Если б только у них! Получается, что и у вас тоже. Из намеков Виктории следует, что в данном коварстве она подозревает лично вас…

— Что вы хотите от меня услышать? — Светлана спокойно загасила сигарету. — Нет, я не устраивала слежку и покушение на Вику и не настраивала Стаса против Дрона, а Дрона против Стаса.

— Это и мне ясно, — улыбнулся майор. — Я о другом хотел спросить. Как думаете, переводя стрелку на вас, кого выгораживает Вика?..

— Себя, разумеется! — Светлана твердо посмотрела Панкратову в глаза.

— Не слишком ли просто? Нет, Вика не стала бы так подставляться перед профессионалом. А она знает, что я действительно профессионал! У меня другая версия…

— Думаете, выгораживает Дрона?

— Вот видите, и у вас эта мысль, если не первая, то вторая… Так мог именно Дрон все это подстроить?

— Запросто!

— Я хочу сегодня сказать об этом Стасу.

— Зачем?

— Как говорится, чтобы расставить все точки над «и»: посмотрю на его реакцию и сделаю окончательный вывод.

— А мне, вероятно, докладываете, чтобы, если вы с ним не встретитесь, тогда уж передала я?

— Интересный вариант, хотя я его не имел в виду…

— А вы не боитесь, что я передам это еще и Вике?

— Вике?!

— Нет, конечно, — вздохнула Светлана.

— Ну и я не собираюсь: ей пока все это знать рановато…

— Ладно, спасибо за доверие.

Она поднялась вслед за Панкратовым, который доброжелательно кивнул ей на прощание и поспешил к выходу из салона. Светлана долго смотрела ему вслед, думая о чем-то своем.

Со своего рабочего места Настя прекрасно видела беседу Валентина со Светланой и немного удивилась тому, что майор на этот раз не подошел к ней. Зато подошел, и, как обычно, некстати, Либидовский.

Впрочем, она уже давно не шарахалась от сексопатолога, убедившись в его абсолютной безобидности и даже находя Арнольда забавным.

— Настенька, — доктор вошел в ее кабинку и сел в кресло, — вы что-то в последнее время немножечко побледнели… У вас нет ко мне вопросов?

— Ни одного! — заверила его Настя и улыбнулась.

— Вы самый счастливый человек из всех, кого я знаю.

— Ну да? — Она покачала головой. — Такого не может быть, на меня в последнее время столько всего свалилось!..

— Разве ж это беды?

— А Павел?

— Ваш Павел жив и обязательно вернется.

— Откуда вы знаете?

— Я все-таки психолог. Интуиция подсказывает.

— Что-то все вокруг на поверку оказываются психологами, — покачала головой девушка.

— А кто еще?

— Панкратов, например.

— А… Хороший человек.

— Ну а я-то почему самая счастливая?

— По целому ряду причин: во-вторых, вы верите в настоящую любовь. В-третьих, вас любят абсолютно все мужчины или как минимум готовы полюбить. В-четвертых, вы не ходите ко мне на прием…

— Вы забыли сказать, что же «во-первых», — засмеялась Настя.

— Разве? Ну это — самое главное, вот и оставил напоследок! Во-первых, у вас еще все впереди!

И, убедившись, что ему и впрямь удалось развеселить ее, доктор удовлетворенно улыбнулся и вышел. А Настя, перехватив недовольный взгляд администратора, никогда не одобрявшую подобное разбазаривание рабочего времени, сделала вид, что углубилась в новые проспекты.

— С вашего позволения, я его подожду. — Панкратов с удовольствием оглядел ладную фигурку секретарши Стаса. — Надо же, конец рабочего дня, а его нет… Точно приедет?

— Да, он в Думе. Они там иногда и по ночам заседают, — улыбнулась Катя. — Несмотря на каникулы! Но он обязательно появится. Если хотите, идите ждать в кабинет, а я вам чай принесу.

— Вот и отлично! А чай у вас просто знатный.

— Скажете тоже. — Катя порозовела от удовольствия. — Ну ладно, сидите, сейчас чай подам, а потом мне отойти на минутку надо… Ничего?

— Да ради бога!

В кабинете, в отличие от приемной, царила приятная прохлада, и Панкратов, уютно расположившись в кресле для посетителей, немного расслабился — впервые за весь этот день. Впрочем, расслабляться до конца майор не позволял себе никогда. И его чуткий слух мгновенно уловил удаляющийся стук Катиных каблучков. Надеясь, что секретарская «минутка» все же куда дольше шестидесяти секунд, Валентин стремительно встал и бросился к столу Стаса… «Ну какой мент, — иронично усмехнулся про себя майор, — упустит возможность произвести экспресс-обыск?!»

В отличие от дроновского хозяйства, стол Стаса был заполнен аккуратными папками бумаг и проспектами. Но Валентина эти документы и картинки интересовали в последнюю очередь… То, что интересовало его на самом деле, он обнаружил спустя минут пять в самом нижнем ящике письменного стола: большой, плотный кодаковский конверт.

Едва глянув на хранившиеся там снимки, Панкратов с трудом удержался, чтобы не присвистнуть: перед ним была распечатка целой пленки, снятой скрытой камерой. Вика и Дрон — вначале за столом, потом в постели… В основном в постели…

Отдаленные мужские шаги майор уловил как раз в тот момент, когда последний из снимков был у него в руках. Ему хватило секунды, чтобы, задвинув ящик, вновь оказаться в кресле для посетителей в расслабленной позе. Но только поза и была расслабленной. Лихорадочно пытаясь обдумать увиденное, он с ясностью осознал, что разговор с хозяином кабинета отменяется. Стас совсем не так прост, как ему казалось.

— Давно ждете? — Голос Стаса был доброжелателен, однако во взгляде, которым он одарил своего гостя, сквозило беспокойство.

— Минут двадцать, наверное… — Валентин притворно зевнул.

— А чай почему не пьете? — Стас кивнул на его нетронутую чашку.

— Я, — начал на ходу сочинять Панкратов, — в последнее время перестал употреблять кипяток! Вычитал, что это очень вредно, говорят, рак провоцирует…

— Ну ладно. — Станислав прошел к столу и устало опустился в кресло. — Давайте, если можно, побыстрее, я тоже сегодня вымотался. Честно говоря, если бы вы меня не заинтриговали по телефону тем, что готовы назвать имя главного злодея…

— Э-э-э… Вы меня, по-видимому, не совсем точно поняли! — заявил Валентин. — Я, собственно, никаких имен называть сегодня не собирался! Просто хотел высказать вам некоторые свои соображения.

— Послушайте. — Веригин недоуменно уставился на майора. — Я вообще-то говорил с вами по телефону час назад? — поинтересовался он. — Или это был кто-то другой?..

— Да со мной, со мной!

— Тогда в чем дело? Думские аппаратчики мозги мне, конечно, замусорили, но не до такой же степени?! Я прекрасно помню ваши слова: «Теперь я знаю, кто все это организовал»! Было такое?

— Было! — вздохнул Валентин. — Но вот ваша жена, например, уверена, что все это организовано женщиной, и она весьма убедительно свою мысль доказывает…

— При чем здесь Вика? Вы просто уходите от ответа! Тогда зачем было вообще приезжать?..

— Ладно, сдаюсь! — Панкратов махнул рукой. — Похоже, вас и впрямь на кривой кобыле не объедешь…

— А то! — ухмыльнулся банкир. — И?..

— Признаюсь, я был готов высказать одну гипотезу, казавшуюся истиной. Единственное, чего не хватало, — вашего мнения на сей счет… Но пока я вас здесь ждал, дозвонился одному своему коллеге с Петровки и появилась новая информация, разрушившая мою гипотезу, превратившая ее в пыль и прах…

— Вот как… Ну и теперь вы, разумеется, этой версией со мной не поделитесь. — Стас пристально посмотрел на майора.

— Существует такое понятие, как тайна следствия…

— Слыхали, знаем… Ну а еще какие-нибудь интересные соображения у вас имеются?

— Скорее, вопрос.

— Что ж, задавайте.

— Светлана Озерова могла подстроить всю эту ситуацию?

— О господи, опять!.. — Веригин поморщился и в изнеможении откинулся на спинку кресла. — Да нет же, конечно, нет! У Светланы, безусловно, непростой характер, возможно, даже тяжелый, но она абсолютно не интриганка, поверьте же на слово!.. Кроме того, их отношения с Викой… Да нет, ну, полностью исключено!

— Ладно, понял! — Панкратов рывком поднялся и протянул банкиру руку. — Спасибо за откровенность, у меня все. До встречи!

— Надеюсь — до скорой и последней, — негромко сказал, уже в спину майору, Веригин.

Оставшись в одиночестве, он некоторое время бездумно смотрел в окно, за которым не было видно ничего, кроме уже начинающего тускнеть неба. Наконец, сделав над собой усилие, начал подыматься из-за стола. Взгляд Стаса скользнул вниз: из неплотно задвинутого нижнего ящика торчал уголок кодаковского конверта…

— Дьявол… — пробормотал банкир, мгновенно понявший, какая именно информация выбила из колеи Панкратова. — Скотина ментовская… Да и я хорош…

Сонной усталости, только что ясно читавшейся на лице Веригина, как не бывало.

Нажав кнопку селектора, он раздраженно уставился на дверь.

— Да? — Кокетливо улыбаясь, секретарь возникла перед шефом. Впрочем, через мгновение от ее улыбки не осталось и следа…

— Как ты посмела впустить сюда посетителя в мое отсутствие? — прошипел Веригин. — Да еще этого господина в ментовских погонах?! Еще один такой прокол — уволю в течение секунды!..

15

Очередной четверг у Марии Петровны получился, как отметила про себя Настя, «ободранным». По крайней мере, не только погрустневшему Капитану — всем явно не хватало Ромашки, отбывшей на съемки в Питер.

На Капитана после случайно подслушанного разговора Снежаны с Кедычем Настя вообще избегала смотреть. Зато на Марию Петровну, явно неважно себя чувствующую, поглядывала с нескрываемой тревогой…

Даже обычно буйно-веселый Дон Антонио никак не мог включиться в общий вяло текущий разговор, будучи погруженным в собственные, кидать, не слишком веселые размышления. Лучше всех себя чувствовали ее мама с Кедычем, пребывая друг от друга в полном восторге. Особенно это было заметно по Эмме Павловне, буквально не отрывавшей глаз от своего Кедыча, к рукам которого гитара сегодня, можно сказать, просто приросла. Словом, телефонный звонок, прозвучавший в относительной тишине, заставил почти всех вздрогнуть.

— Пойди, Настена, послушай, — вздохнула Мария Петровна. Настя покорно поднялась и отправилась в прихожую к аппарату.

— Я вас слушаю… — Девушка рассеянно покосилась на открытую дверь гостиной, еще раз отметив всеобщее постное настроение. Но спустя всего одно короткое мгновение ей стало решительно не до того, чтобы следить за настроением, царящим за столом.

— Вы Настя? С вами говорят ваши друзья…

— Какие? — удивилась она.

— Мы приехали из Чечни, от Павла Ветрова, он жив!..

Настя ахнула и машинально схватилась рукой за сердце.

— Когда… Когда вы его видели?!

— Настя, все вопросы при встрече, у нас очень мало времени…

— Говорите… Пожалуйста, говорите!.. Вы где? Я сейчас приеду! — переведя дыхание, спросила она.

— Большая Грузинская, дом шестьдесят… У нас там офис, вас встретят… Записывайте телефон для связи, это сотка…

— Пишу… Как — до связи?! Я могу приехать прямо сейчас!..

— Милая Настя, чтобы спасти Павла, вам, скорее всего, придется ехать в Чечню! Вас отвезут к самолету прямо сегодня. Но…

— Сколько это будет стоит? — Казалось, ее сердце билось уже во всем теле.

— Пять тысяч. Долларов, конечно.

— У меня сейчас столько нет, — в отчаянии прошептала Настя.

— Достаньте! — сухо бросили по ту сторону провода. — От этого зависит судьба Павла!.. Для начала хотя бы тысячу.

— Тысячу, наверное, смогу…

— Достанете — позвоните. Но не затягивайте… Да, последнее: мы здесь не совсем официально, учтите это — милиция, шмалиция… сами понимаете!

— Конечно, понимаю!

— Все, до связи!

Девушка дрожащими пальцами вернула трубку на место и бросилась к дверям, едва не сбив вышедшую в прихожую Марию Петровну.

— Ты куда пропала, Настена? Что-то случилось?..

— Нет, ничего… Я сейчас, мне надо ненадолго зайти к себе… Я лучше через балкон, так быстрее…

Мария Петровна встревоженно проследила глазами за девушкой, метнувшейся в сторону балконной двери, и, постояв, вернулась в гостиную. Стараясь не помешать упоенно распевавшему Кедычу, она тихонько тронула за плечо Эмму Павловну:

— Эммочка, там наша Настя поговорила о кем-то по телефону и умчалась к себе в немыслимом состоянии, ничего не стала мне объяснять…

— Почему?

— Не захотела… Мне это что-то не понравилось. Лучше, если вы сейчас пойдете к ней и выясните, что случилось…

Эмма, с сожалением глянув на Кедыча, неохотно поднялась и, кивнув Марии Петровне, начала пробираться в сторону маленькой комнаты. Когда спустя несколько минут она вернулась в гостиную, у нее было такое лицо, что Кедыч, издав невообразимый аккорд, оборвал свое музицирование, а гости Марии Петровны уставились на Настину маму.

— Помогите… — прошептала Эмма, — она сошла с ума…

— То есть? — как всегда первым пришел в себя Дон Антонио.

— Настя уезжает в Чечню. Прямо сейчас! Она уже собралась…

— Так… — Дон Антонио резко вскочил и устремился в спальню, к балконной двери. Впрочем, и остальные не заставили себя ждать, и спустя минуту все гости учительницы были в комнате Павла. Настю они застали буквально на выходе. В джинсах и дорожной курточке, с сумкой в руках, она стояла уже в прихожей, когда Дон Антонио чуть ли не силой вернул ее в комнату.

— Пустите! — Настя почти плакала. — У меня нет времени! Меня ждут!

— Кто? Объясни толком? — Кедыч мягко обнял девушку за плечи.

— Друзья… Они только что звонили, я должна отвезти им деньги, чтобы спасти Пашу!.. У меня и так только тысяча, а надо пять, но они согласились пока что сами за меня доплатить!..

— Настя, — ахнула Мария Петровна, — ты действительно сошла с ума! Ты же не видела этих людей, не знаешь их! Подумай, что ты творишь?! Собираешься с малознакомыми типами отправиться туда, где идет война, деньги им везешь… Настя, опомнись! Включи мозги, подумай!

— Не хочу думать! Я хочу ехать и спасать Пашу!..

— А как же твой будущий ребенок? Ты что, не понимаешь, куда собралась? Ты же погубишь его!

— Об этом я не подумала… — Настя растерянно оглядела лица окруживших ее людей.

— Стоп! — Дон Антонио подал наконец голос. — У меня есть вопрос куда более важный. Где ты собиралась с ними встречаться?

— Большая Грузинская, шестьдесят, у входа… И номер мобильного для связи…

— Давай сюда номер! — Дон Антонио уверенно набрал его на своем мобильнике, едва взглянув на Настину бумажку. — Кто у телефона, Рафик?… Тебя я не знаю! Где Казбек?.. Ага… Дрон говорит. Что? Ну дожили, как это ты меня не знаешь? Поинтересуйся у Мусы Джалаева… А теперь слушай, Рафик: кончишь ты плохо. Очень плохо! Во всяком случае, если хотя бы еще один твой баклан посмеет позвонить девчонке, которой вы только что оставили этот номер, будете иметь дело с Мусой. Так Казбеку и передай. Понял, Рафик?..

Дон Антонио отключил свою сотку и посмотрел на Настю.

— Вы их знаете, Антон Михайлович? — пролепетала она.

— К сожалению. Обыкновенные мелкие кидалы. Никогда в Чечне не были и никогда не будут. Скорее сдохнут в какой-нибудь местной разборке… Нельзя быть такой доверчивой дурочкой, Настя… Пошли к столу!

Последняя реплика относилась уже ко всем гостям Марии Петровны.

— Но Паша все равно жив! — Настя упала на стул и дала волю слезам.

Эмма Павловна сделала движение, чтобы подойти к дочери, но Дон Антонио твердо положил руку ей на плечо и подтолкнул к балконной двери. Через минуту в комнате не осталось никого, кроме плачущей девушки. К столу она в этот вечер так и не вернулась.

«Здравствуй, мой любимый и родной Паша!

Вот и прошел без тебя еще один день, и получился он не самым удачным. Конечно, на работе, как всегда, мне говорили много приятного, но Панкратова я не видела, и никаких новостей у него пока нет. Дома, как всегда по четвергам, собирались всей компанией, но не было не только тебя, а еще и Ромашки. Она в Питере на съемках своего сериала. А еще, Пашенька, какие-то мерзавцы пытались меня обмануть, сказав, что они от тебя, что нужно взять деньги и ехать в Чечню. И я чуть не поехала — это было какое-то помутнение рассудка.

Дон Антонио их вычислил и теперь обязательно узнает, откуда и как они узнали про нас с тобой. Ужасно, Паша, что на свете есть такие люди! Но с другой стороны, есть и такие, как ты, мой любимый, самый лучший человек в мире. Ты всегда всем помогаешь, вот и мне поможешь тем, что обязательно вернешься! Я жду тебя все с тем же нетерпением,

твоя Настя».

Настя, как обычно, аккуратно заклеила конверт, написала на нем Пашино имя и дату. Еле слышно вздохнув, она положила свое послание в нижний ящик его письменного стола, с грустью отметив, что там уже выросла целая стопочка таких писем…

— Ты перестанешь маячить у меня перед глазами? — Людмила сердито посмотрела на Валерию, уже несколько минут измерявшую шагами маленький клубный зал салона. — Садись, мне с тобой посоветоваться надо!

— Ну? — Валерия присела напротив приятельницы. — Давай, жми!

— Ты что, опять стала злая?

— Да нет… просто нервная какая-то. И не я, а ты…

— С этим юным гением крыша запросто может съехать, — вздохнула Людмила Александровна. — Вот слушай. Выдала я ему приличную сумму на клип. Ну, на стартовые расходы.

— Сколько?

— Десять тысяч…

— Не золотые горы, есть о чем говорить. И что?

— Я это сделала, чтобы он сам учился рассчитывать, понимаешь? Вместо того чтобы в будущем кормить стаю бездельников, сам был себе продюсером…

— Логично.

— Так вот, знаешь, что он отмочил? Взял, и отдал деньги первой попавшейся девчонке… У меня бы на такое просто не хватило фантазии!..

— Погоди… Какой еще девчонке?

— Ну уборщице этой… Насте.

Лера покачала головой и внимательно посмотрела на подругу:

— Знаешь, мать, я тебя не узнаю. Разве Настя — первая попавшаяся? Да и не уборщица она уже давно… Ты ведь к ней вроде неплохо относилась!

— Ну да, мне картинки ее понравились… — поморщилась Людмила. — Но ведь это же не значит, что ей надо деньги просто так отдавать? Заметь, мои деньги!

— Слушай, Людка… Ты явно нагоняешь тумана: скажи честно, ведь разобралась уже, для чего он ей их отдал?

— Ну… В общем, да. Она Панкратову плакалась насчет жениха, пропавшего в Чечне. Вертолет разбился, ранение, плен, вообще всякие ужасы. Узнавала, как его оттуда можно вытащить, а Панкратов возьми, и брякни насчет денег! Мол, за информацию восемь тысяч просят… А мой оболтус, как всегда, когда не надо, оказался рядом… Ну и выложил на стол всю пачку, гусар хренов!..

— Ну и где же тут состав преступления? — усмехнулась Валерия. — Парень хороший поступок совершил, что здесь плохого? А то ты не знаешь, на что он обычно тратит деньги.

— А ты-то откуда знаешь?!

— Люд, давай не будем цапаться. Я просто не хочу перечислять, сколько на самом деле людей знает о его дурных привычках. Лично я, поверь, не треплю никому, и своих проблем выше крыши…

— Твой что… опять пьет?

— А разве были какие-то перерывы?

Они помолчали.

— Знаешь, Люд… — Валерия ласково посмотрела на потупившуюся Завьялову. — По-моему, ты ревнуешь Андрюшку к этой Насте…

— Нет!

— Так быстро говорят «нет», только когда отрицают очевидное… Я вот что тебе скажу. Не бойся, твоему Славину она не нужна.

— Ты и правда так думаешь? — Людмила бросила на Валерию испытующий взгляд.

— Конечно, переспать с ней он не откажется. Но ведь тут ты и так, и эдак не отследишь… А главное — он ей не нужен, и тем более в этом отношении… Поверь! Настя очень непростая девушка, и каким бы великим ловеласом ни был Андрей, она ему не достанется никогда.

— Ох, Лера… — Голос Завьяловой упал, в нем внезапно появились совершенно безнадежные интонации. — Все это — слова, логика… Разве ревность — рассудочное чувство? Ревнуешь всей кожей, нутром ревнуешь…

— Стоп! — Валерия поднялась и с улыбкой потянула за собой Людмилу. — Чем мы ревнуем, я и так знаю! Пошли-ка лучше кофейку выпьем — больше толка будет, чем от нашего с тобой разговора… Ситуации-то он ведь все равно не меняет!

Стас Веригин с наслаждением отхлебнул пиво и, скользнув взглядом по стенам предбанника, сосредоточился на своем собеседнике. Сегодня их здесь было только двое, об этом банкир позаботился заранее.

— Хорошо-то как… — пробормотал сидевший напротив него господин и тоже отхлебнул из своей кружки.

— Может, мотанем на выходные по старой памяти в Завидово? — словно размышляя вслух, произнес банкир. — Помнишь, как славно поохотились пару лег назад?

— Точно! — согласился его собеседник.

— Ты с тех пор хоть раз на охоту ездил?

— Какое там… — Гость банкира вздохнул и махнул рукой. — Работы невпроворот!

— И у меня тоже… Мало того, так еще все время кто-то мешает.

— Кто, например?

— Пример могу привести наисвежайший… Из твоего ведомства некий майор Панкратов. Начал совать нос не в свое дело, торчит у меня в кабинете день и ночь… Сил никаких нет! А дело-то — яйца выеденного не стоит…

— Бывает, — согласился господин напротив. — И в нашем ведомстве, как понимаешь, тоже… Панкратов, говоришь, его фамилия? Ясно… А что, может, и в самом деле в Завидово на выходные махнуть?..

— Только скажи, — усмехнулся Стас.

И больше они ни о чем, кроме предстоящей охоты, в этот день не говорили. Сам Панкратов узнал о том, что отстранен от дела, наутро.

Людмила Александровна Завьялова с удовольствием обвела взглядом стены кабинета, ненадолго задержавшись на последнем своем приобретении — очаровательной акварели молодого и, несомненно, очень талантливого художника. Да, у нее есть все основания считать, что жизнь в итоге все-таки сложилась. В принципе… Особенно если учесть, как именно она много лет назад началась.

И словно в ответ на ее мысли в кабинет постучали. Не успела Завьялова открыть рот, как дверь распахнулась и на пороге появился Петров. Тот самый Виктор Васильевич Петров, который к этому самому началу ее жизни имел непосредственное отношение, но который по сей день так и не удосужился ее узнать. Отец Насти… Прямо скажем: еще немного, и у нее будут все основания считать эту семейку для себя роковой.

— Глубоко извиняюсь, — Виктор Васильевич с почтением глядел на Завьялову, — но я пришел к вам с нижайшей просьбой: все вокруг в один голос твердят, что у вас прекрасный вкус.

Завьялова пристально посмотрела ему в глаза. Вся поза и преисполненный трепета взгляд художника свидетельствовали об одном: она для него и во-первых, и в-последних — важная чиновница и… не более того.

— Спасибо, — сухо отозвалась Людмила. — Но у меня довольно плотный график. Поэтому, если можно, покороче…

— Да-да… — Петров суетливым движением засунул руку во внутренний карман пиджака и, вынув оттуда большой цветной снимок, положил его на стол перед Завьяловой. — Вот… Моя лучшая картина. Я работал над ней пятнадцать лет! И все эти годы ждал именно этой выставки!

— Какой?

— Этой! «Россия на рубеже веков»!

— А-а-а, конечно-конечно… Я хорошо знаю ее устроителей.

— Вот и отлично! — Раскрасневшаяся от волнения физиономия Петрова расцвела в улыбке. — Значит, можете мне посодействовать… Вы только взгляните на снимок: размах, цветовая гамма… Главное — детализация… А название? «Русь предстоящая»! Ведь это — прямо в копейку, извините за вульгаризм.

— Извиняю.

— Так вы согласны, что тема соответствует?!

— А что, кто-то говорит, что нет?

— Понятно кто! Идиоты из МОСХа!.. Так что мы будем с вами решать, Людмила Александровна?

Петров вытащил из кармана не первой свежести платок и вытер взмокший от волнения лоб.

— А что тут решать? — Завьялова насмешливо взглянула на него и пожала плечами. — У меня тоже есть к вашей картине свои претензии…

— Да? Ну это понятно: у любого человека к любой картине могут быть свои претензии. Мне главное, чтобы ее увидели люди именно сейчас…

— Вы слишком много говорите, Петров! Меня-то вы хотите послушать или мое мнение вас не интересует?

— Что вы! Как можно? Конечно, интересует!..

— Ну что ж… Взгляните вот сюда, — она ткнула пальцем в снимок, — в этом месте у вас ясно звучит тема брошенных женщин… Их образы весьма схематичны, а мысль звучит в лоб: уход непонятого гения от не понявших его представительниц слабого пола… Мужчина у вас — личность, а женщины, оставшиеся позади, — так… Нечто вроде использованных подштанников!..

— Ну это вы уж слишком грубо… — растерялся Петров.

— Зато точно!

— Не смею спорить… Это и есть ваша претензия?

— В общем-то, да.

— Я могу переделать…

— Господи… Вы хоть сами-то поняли, что сказали? Художник, готовый «переделать» собственное «Я» в угоду выставочному комитету… Ладно, повесим мы вашу картину!

— Что?.. — Петров явно не поверил своим ушам.

— Я сказала — повесим… Все, до свидания! Вас известят официально!

— Спасибо вам, Людмила Александровна, — пролепетал Виктор Васильевич, пятясь к дверям. — Спасибо…

— Идите с Богом, — махнула рукой Завьялова. И, дождавшись, когда за ним закроется дверь, подняла трубку телефона и набрала номер.

— Петюня? Привет! У меня к тебе дело. Ты на выставке «Россия на рубеже веков» будешь?.. Отлично! Слушай внимательно: туда всеми правдами и неправдами запарили абсолютно бездарное полотно «Русь предстоящая». Уж будь добр, скажи в эфире все, что сумеешь, об этой мазне… Да, материал заказной, платим, как всегда, хорошо, так что уничтожай тоже качественно… А если еще и напишешь… Где? В «Литературке»? Вот и отлично! И подумай, где еще… О’кей, целую!..

Успокоилась Людмила Александровна лишь после пятого звонка аналогичного содержания. Вернув трубку на рычаг в последний раз, она со злорадством посмотрела на оставленный Петровым снимок и многообещающе прошептала:

— Ну погоди…

… — Итак, следствие закончено — забудьте! — Панкратов тяжело опустился в кресло напротив Виктории. — Помнишь, в дни нашей юности был такой фильм у великого Дамиани? Ну я имею в виду — с таким названием?

— Ты шутишь? — Виктория выпрямилась на своем «президенте» и настороженно уставилась на майора.

— Хотелось бы, чтоб это была шутка… Нет, Вика, не шучу. Меня сегодня утром отстранили от твоего дела. Формально его будет вести кто-то другой, а реально — просто спустят на тормозах…

— Погоди… Значит, ты становишься полноценным частным детективом?

— Увы, нет. Во-первых, я остаюсь сотрудником органов, мне уже поручили другое дело. Во-вторых, как частный детектив я слишком боюсь за свою шкуру, когда сильные мира сего предупреждают: не лезь сюда со своим носом! Предупреждают, заметь, на очень высоком уровне… Собственно говоря, я зашел попрощаться.

— Постой, Валя. — Вика поднялась и вышла из-за стола. — Так нельзя! Объясни, кто и за что тебя отстранил!

— За что? Практически без аргументов, — усмехнулся Панкратов. — А кто — спроси у своего Стаса.

И, встав со своего места, майор развернулся и вышел из кабинета. Виктория некоторое время смотрела ему вслед, закусив губу. Потом, очевидно приняв какое-то решение, взяла в руки блокнот и, полистав его, нашла нужный номер телефона. Прежде чем набрать его на своей сотке, она выдержала паузу, глядя в окно отсутствующим взглядом.

Наконец, решительно тряхнув головой, пробежалась пальцами по кнопкам.

— Здравствуй, дорогой. — В голосе хозяйки салона внезапно появилась мурлыкающая интонация. — Держу пари, ты меня не узнаешь… Не может быть! Да, я… Мне тоже приятно тебя слышать… Сколько лет? Думаю, шесть-семь… Конечно, с удовольствием, страшно хочется повидаться!.. Вот увидишь, изменилась или нет… Я содержу собственный салон красоты, а что касается тебя — наслышана… Да… Да… Ну давай! Это чудо, что наш с тобой любимый ресторанчик до сих пор существует. Целую, дорогой, до встречи… Конечно, как обычно, как в прежние годы — ровно в восемь… Да, целую!

Она отключила трубку и перевела дыхание.

— Посмотрим, — произнесла Вика негромко, — теперь посмотрим, кто кого посмеет отстранить от дела!.. — И злорадно усмехнувшись, нажала кнопку селектора: — Света? Позаботься, чтобы Лиза и визажисты были свободны для меня, ну… скажем, часам к шести… Нет, к пяти!.. Да, по полной программе!..

Панкратов с интересом оглядел кабинет Дрона, прежде чем перейти к разговору. Оленьи рога, горделиво ветвившиеся на стене за спиной хозяина, куда-то исчезли.

— Не ищи — нету, — проследив за взглядом майора, понимающе ухмыльнулся Дрон. — Я их младшему брату подарил!

— Вот уж не знал, что у тебя есть младший брат!

— Я их подарил младшему брату во Христе… Все мы братья во Христе, и некоторые из вас куда моложе меня…

— Ну а теперь, старший братец, слушай меня: кое-кто из младших вознамерился все-таки доказать свое старшинство, а точнее, просто от тебя избавиться.

— Очень свежая информация! — ядовито заметил Дрон.

— А ты не иронизируй, — серьезно возразил Панкратов. — Сейчас расшифрую, тогда и решай, свежая она или с душком… Поскольку бомбы тебя не берут, а пули свистят мимо, некто решил натравить на тебя женщину.

— Которую из них?

— Самую главную.

— Страшное оружие!

— И опять зря шутишь.

— А вот теперь я как раз не шучу! — резко произнес Дрон. — Ибо женские интриги действительно бывают пострашнее ножей и пуль, потому что никогда не известно, что от них ждать…

— А я как раз понял, чего именно мы должны ждать, а заодно — кто, кого и как дергает за ниточки…

— И все-таки, — прищурился Дрон, — вряд ли ты пришел сюда спасать меня от верной гибели…

— Тем не менее это так, — сухо бросил Панкратов.

— Если я не запамятовал, твоя задача — спасать ее, а не меня.

— Верно. Только эти две задачи сегодня совпали.

— Теперь ясно, — сказал Дрон после паузы. — Ты пришел предложить мне союз против… него.

Остается только один вопрос: если ты что-то нарыл, почему на него нельзя накатить официально?

— Потому что официально он оказался мне не по зубам…

— Это как? Звонок из Кремля, что ли?

— Считай, что так… Вызвали на ковер и отстранили от дела.

— М-да… — Дрон задумался, прежде чем заговорить снова. — Что ж, поскольку иных вариантов у тебя не осталось, вынужден буду согласиться: есть у меня кое-какие скрытые резервы… Прижмем человечка. Но!..

Он посмотрел Панкратову прямо в глаза.

— Но!.. Конечно, мы сейчас оба понимаем, о ком идет речь. Однако имя заказанного ты должен произнести первым. Ты, а не я… Итак?

Майор не колебался ни минуты. И ответил, тоже глядя прямо в глаза Дрону:

— Я прошу тебя разобраться со Стасом Веригиным, пока не поздно, и по возможности с минимальными потерями для Виктории.

— Это — про Вику — ты мне объясняешь?

— Ну если не тебе, значит, моржовому клыку, который ты вывесил вместо рогов… Больше тут никого нет!

— Теперь ты на шуточки сорвался, — улыбнулся Дрон. — Значит, нервничаешь… Ладно, Валентин, будем считать — перетерли. Можешь ехать, об исполнении доложу…

— Мам, ты когда окончательно к Кедычу собралась? — Настя посмотрела на мать, а затем незаметно подмигнула Марии Петровне.

— Ты меня что, торопишь? — Эмма Павловна мгновенно надула губки и отодвинула от себя чашку с чаем.

Чай они сегодня пили совершенно по-семейному, втроем, в гостиной учительницы.

— Что ты, мамусь! Просто интересуюсь.

— Да, я что-то тяну и тяну, — вздохнула Эмма. — Володя даже нервничает из-за этого… Господи, как же хорошо иногда вот так спокойно посидеть, попить чаю в тишине и при этом никуда не спешить.

— Особенно если ничего не болит! — не удержалась и подколола мать Настя.

— Да, представь себе, у меня действительно ничего не болит!

— Ну, я тебя поздравляю, мама!

— Вот язва! — сердито посмотрела на дочь Эмма. — Рассказала бы лучше что-нибудь про свой салон, какие новости, что вообще слышно…

— У нас там слышно исключительно, как ножницы щелкают.

— Настя! — Мария Петровна отодвинула от себя газету, в которую изредка заглядывала. — Ты почему с матерью все время в бутылку лезешь?.. Эмма, хотите свежую газетку почитать?

— Ей газеты нельзя, она расстроится! — никак не могла уняться Настя.

— Перестань! Это уже даже не смешно, — рассердилась учительница.

— Ну ладно, перестала… А в салоне у нас никаких новостей нет, если не считать, что Панкратова отстранили от дела Виктории. А так — даже Лева еще не нашелся, но теперь его ищет Боб…

— А мой обормот? — Эмма с интересом подняла голову от газеты. — Он, я слыхала, тоже ищет?

— Какой он теперь твой? — удивилась Настя. — Твой теперь, скорее, Кедыч. А папой, похоже, Ирина Михайловна завладела…

— Какая Ирина Михайловна?!

— Левина мама…

— Бедная женщина! — Эмма покачала головой.

А Настя решительно проигнорировала это замечание.

— Вот еще новость: Завьялова обещала отцу помочь с размещением его картины на выставке. А если Людмила обещала, то сделает! Но я почему-то думаю, что она готовит ему какую-то пакость: я давно заметила, что папу она за что-то не любит… А богатые тетки — они все такие, на разные пакости скорые…

— Ох, Настя, — Мария Петровна покачала головой, — ты, по-моему, становишься циничной.

— Ничего не поделаешь, Марьюшка Петровна, жизнь заставляет!

— Хотите, любопытную заметочку прочту? — Эмма Павловна уже довольно давно отвлеклась от разговора и уткнулась в газету.

— Ну давай… — Настя вздохнула и посмотрела на мать раздраженно.

— Вот, послушайте! Это просто ужас, что такое: «В Манчестере (Великобритания) арестован один из старейших жителей города, пенсионер Дэвид Гриннан. Как утверждают источники британской разведки МИ-5, этот человек — бывший советский агент-нелегал и его настоящее имя Василий Седых…» Мария Петровна, вы что?!

Эмма Павловна, оборвав чтение на полуслове, округлила глаза: бледная как полотно учительница, ахнувшая при звуке этого имени, дрожащей рукой вырвала у нее газету.

— Где, — прошептала она, — где эта заметка?! Настя, покажи мне, где я… я ничего не вижу!

— Господи, Марьюшка Петровна, что это с вами? — Настя вскочила со своего стула и кинулась к Марии Петровне. — Вам плохо?! Да вот же эта проклятая заметка… Ой, мама, дернуло тебя за язык!..

— Василий Седых… Дэвид Гриннан… — Произнеся эти два имени, Мария Петровна глубоко вздохнула и, теряя сознание, начала сползать вниз со своего кресла.

— Это сердце! — Эмма Павловна наконец пришла в себя и тоже вскочила. — Настя, быстрее «скорую»! Беги вызывай «скорую», это сердце! Сердце!..

16

Виктория критически оглядела себя в маленьком зеркальце и покачала головой. Отметив, что макияж ей сегодня явно не удался, достала косметичку. Не следовало так рано вставать и тем более — заявляться в такую рань на работу.

Она настолько погрузилась в этот ответственный процесс, что едва не подпрыгнула от неожиданности, когда дверь кабинета резко распахнулась.

— Чуть свет — и я у ваших ног! — громко возвестил Панкратов и устремился к своему любимому креслу.

— Тьфу! — рассердилась Вика. — Разве можно так пугать людей, да еще без стука входить к женщине?! Ну ладно, Чацкий, проходи и излагай…

— Как думаешь, а кто у нас Молчалин, если Чацкий — я?

— Молчалину, похоже, не удалось нас переиграть, — с улыбкой заметила Виктория.

— То есть?

— Я добилась отмены вчерашнего решения по твоему вопросу. Считай, что ты уже снова занимаешься моим делом…

— О как! — усмехнулся Панкратов. — Значит, Молчалиным ты называешь Стаса? Хотя по положению он уж, скорее, Фамусов…

— Хватит демонстрировать образованность на уровне средней школы! — нахмурилась Вика. — Стас — Молчалин по характеру.

— Раньше ты его не оскорбляла, — задумчиво произнес Валентин.

— Так ведь и он раньше вел себя иначе…

— Разлюбила? — усмехнувшись, поинтересовался Панкратов.

— Идиотский вопрос! — Она пожала плечами. — Любим мы друг друга в постели. А в делах, как видишь, воюем.

— Как у вас все сложно…

— Дружи с теми, у кого просто!

— Знаешь, Вика, — Панкратов теперь говорил абсолютно серьезно, — не слишком-то мне улыбается вести дело, в котором семейные разборки переходят в криминальные…

— Но ведь я тебя просила им заняться как раз по дружбе! Разве нет?

— Да, но когда это было? Тогда мы все больше уголовников искали, Шину какую-то от «хаммера» или «хаммер», принадлежащий Шине… А теперь я предпочел бы отказаться, поскольку, если честно, вариантов хорошего исхода в этой истории не вижу!

— Куда ж ты денешься с подводной лодки? — ухмыльнулась Вика. — Тебе уже сегодня вновь поручат это дело!

— Угрожаешь? — Он прищурился. — Не смеши меня, ладно? Я ведь не первый год работаю, верно? Значит, прекрасно знаю минимум десяток способов спустить дело на тормозах… Ты хоть представляешь, сколько у тебя проблем, помимо этой бодяги?

— Извини, Валя, — она посмотрела на майора жалобно, — это у меня просто сорвалось, нервы… Мне очень плохо, и я прошу тебя чисто по-человечески меня не бросать… Пожалуйста!

— Другой разговор, — кивнул он. — Но ты, кажется, все-таки не понимаешь, что, предлагая свернуть дело, я трясусь отнюдь не за свою шкуру! Именно о тебе я и думаю… Помнишь, была такая хорошая английская пьеса «Не будите спящую собаку»? Характерно, что именно английская: настоящий стаффордширский терьер может и насмерть загрызть…

— Почему ты меня все время вынуждаешь напоминать тебе, что я давно уже никого и ничего не боюсь?

— Страх перед опасностью и страх перед правдой — вещи разные. От некоторых известий даже самые отчаянные и смелые люди приходят в ужас… Поверь!

— Верю! Но я хочу знать правду, какой бы чудовищной она ни была. — Вика твердо посмотрела ему в глаза.

— В таком случае дороги назад нет. — Панкратов ответил ей испытующим взглядом.

— Вот и отлично! — Она расслабленно откинулась на спинку «президента». — Следовательно, звони своему шефу прямо сейчас!

— Ты думаешь?..

— А я объяснила вчера своему… знакомому… очень давнему знакомому, что все очень серьезно и что именно с этого ему следует начать свой рабочий день!

— Марьюшка Петровна, как вы? — Настя склонилась над учительницей, поправила подушку и с облегчением перевела дыхание. Больничный дух, витавший в коридоре и вызвавший у нее волну тошноты, здесь, в палате, сменился запахом, который источал огромный букет цветов.

— Какие розы шикарные! — Девушка улыбнулась и посмотрела на мать и Кедыча, сидевших поодаль.

— Это не мы, — сказала Эмма. — Это Дон Антонио прислал, а мы фрукты принесли. И соки!

— Мне уже совсем хорошо, — улыбнулась Мария Петровна. — Честное слово!

— Неужели действительно инфаркт? — Настя нахмурилась и села на стул, пододвинутый Кедычем.

— Да, милая, диагноз поставили однозначный. Но, поскольку он у меня к счастью, первый, будем считать, что обошлось.

— Только не торопитесь с выпиской! — вмешалась Эмма Павловна. — Это очень серьезное дело! Вот когда у меня…

— Мама! — Настя с возмущением посмотрела на нее. — Мы же не к тебе в больницу пришли!..

— Какая ты… Ну, извините.

— Только не ссорьтесь, пожалуйста, — попросила учительница.

— Да нет, — успокоил ее Кедыч, — они теперь тихо-мирно живут!

— Ага, — согласилась Настя, — когда не живешь вместе, это удается особенно хорошо… Да, а Дон Антонио и сам обещал заехать!

— Правда? — Мария Петровна улыбнулась. — Ну, этот вечно в делах, разве что по традиции в четверг залетит.

В палате повисла пауза. Кедыч, откашлявшись, вслед за Настей поправил подушку учительницы, лукаво посматривающей на своих примолкших посетителей. Наконец она сама нарушила не совсем ловкое молчание, прекрасно понимая, чего именно от нее ждут.

— Ну ладно, так и быть… Вам ведь до смерти хочется узнать, кто такой Василий Седых, из-за которого все это, — она обвела рукой палату, — и имеет место?.. Понимаю…

— Очень интересно бы узнать, кто он действительно такой? — простодушно согласилась Эмма.

— Правда интересно? Тогда слушайте… Никогда и никому я об этом не рассказывала. И сегодня всю ночь не спала, думала: имею на это право или нет? Я ведь подписку давала…

— Сколько лет назад? — деловито поинтересовался Кедыч.

— Сорок три года… Как сейчас принято говорить — так долго не живут…

— Типун вам, простите, на язык! А раз столько лет прошло, не сомневайтесь, можете говорить! — заверил он.

— Ну тогда, пожалуй… Словом, в пятьдесят седьмом, сразу после института, мне предложили работать в разведке…

— Это как? Как Штирлиц, да? — Настя ахнула и пододвинулась поближе к Марии Петровне вместе со стулом.

— Ну, примерно… — тихо рассмеялась учительница. — Вообще-то всем, кто закончил иняз на «отлично», с красным дипломом, это предлагали. Но у меня еще и происхождение было подходящее — рабочее… Тогда это было важно…

— И вы… согласились? — В голосе Кедыча прозвучало напряжение.

— Так ведь мне, Володечка, не стукачом предложили быть, а именно разведку. Внешнюю…

— Понятно…

— А дальше-то, дальше? — не вытерпела Эмма.

— А дальше — стали готовить… К слову сказать, офицером внешней разведки был мой отец, погибший в сорок пятом в Японии. Это тогда тоже свою роль в моем согласии сыграло… Папа был действительно из рабочей семьи. А про то, что мама чистокровная дворянка, не знал никто… Но благодаря именно ей я с детства знала языки!

— Здорово, прямо как кино какое-то! — восхитилась Настя.

— Да, девочка… Только у этого «кино» развязка оказалась совсем не киношная… Во время подготовки я как раз и познакомилась с Василием. Это была судьба, с первого взгляда и мне и ему стало ясно, что именно Судьба… Увы, нас обоих готовили к нелегальной работе.

— А это что такое? — наивно спросила Эмма.

— Ну, во-первых, нелегалы — элита любой разведки. Во-вторых, это люди с чужой судьбой, живущие за рубежом по легенде. Действительно, как Штирлиц. Причем там, в чужой стране, все вокруг думают, что ты на самом деле Патриция Браун, поскольку легенда твоя отработана до седьмого колена…

— А вас звали там Патрицией Браун? — не вытерпела Настя, целиком поглощенная рассказом учительницы.

— Должны были так звать! Поскольку нас с Василием готовили к Австралии… Но вышло все совсем по-другому…

— Почему?

— Потому, детка, что жизнь всегда готова все переиначить по-своему. Наша австралийская сеть внезапно провалилась, два года подготовки пошли прахом. И мы расстались с ним на многие десятилетия…

— А… Он был вашим мужем? — смущенно спросила Настя.

— Почти…

— А почему вы расстались?

— Потому, милая, что Василия спустя несколько месяцев отправили в Штаты с новой легендой. А я некоторое время после этого преподавала язык в Высшей школе КГБ, а потом… Ну, потом наступил период, когда любой человек начинает учиться думать, и я… Словом, мне сделалось неуютно на этой работе. И я ушла преподавать в МГИМО, а уж оттуда и вышла на пенсию…

— И вы ни разу с тех пор с ним не виделись и даже не переписывались? — разволновалась Настя.

— За эти годы мы виделись два раза, — вздохнула Мария Петровна, — когда он приезжал в Москву по делам… И даже это было нарушением всех правил конспирации… Так-то, девочка… А потом он там, в Штатах, женился… Но я все равно знала и знаю, что сильнее меня он не любил никого и никогда!

— А потом? — прошептала Настя.

— Потом жена его погибла в автокатастрофе: я это все узнала, потому что тогда еще у меня оставались старые друзья в органах. Говорят, Василий в итоге сделался одним из самых богатых людей на Западе, но это уже после его переезда в Англию. А теперь я узнаю о нем из газет… Надо же! Кто мог подумать?..

— Все! — Кедыч решительно поднялся со своего стула. — Развели мы тут разговоры, как раз подходящие для больного инфарктом!

Он хмуро глянул на Эмму Павловну, потом на Настю, и обе они покорно поднялись.

— Брось, Кедыч, — улыбнулась Мария Петровна. — Мне как раз легче стало после того, как я эту подписку проклятую нарушила… А вы мне еще не сказали, почему нет Капитана, он-то куда запропастился?

— Он не запропастился, — улыбнулся Кедыч, — а помчался на вокзал встречать Ромашку. Снежана вырвалась со съемок на пару дней, пока не ее эпизоды снимают. Так что, боюсь, сегодня вас в покое не оставят…

— Оставят, и немедленно! — В палату вошла пожилая медсестра со строгим лицом. — Во-первых, вам нельзя так подолгу разговаривать. Во-вторых, пора делать укол… Словом, извините, господа, и — прощайте!

— Уточнишь время и перезвонишь! — Дрон отключил трубку и задумался. Потом, усмехнувшись каким-то своим, по-видимому, не слишком веселым мыслям, поднялся из-за стола и пересек кабинет в направлении бара. В самой его глубине стоял коньяк, заранее приготовленный им для этого дня… Наполнив рюмку, он шагнул было назад, к своему столу, когда дверь кабинета распахнулась и влетел возбужденный Панкратов.

— Быстро же ты доехал, — удивился Дрон и добавил: — Гражданин начальник…

— С чего бы это вдруг такие слова? — Валентин тоже удивился. — Смотри, не накаркай сам себе!

— В приметы я не верю! А ты сегодня какой-то взъерошенный. Давай-ка выпьем…

И, достав вторую рюмку, он наполнил ее так же, как и первую, до краев.

— Спятил? Посреди бела дня!.. Нет, мне еще за руль садиться.

— Мне тоже не на лошадь, — заверил его Дрон. — Но от одной рюмки с координацией никаких нарушений не будет… Или тебя уже вышибли с должности, если начал бояться гибэдэдэшников?..

— Скорее, наоборот.

— Звание, что ли, новое дали? Тем более есть повод! Держи! — И он чуть ли не силой заставил Панкратова взять рюмку.

— При чем тут звание? Слушай, ты сегодня просто слова не даешь сказать!

— И не дам! Думаешь, я каждый день пью по утрам в одиночку?

— Это было бы, по меньшей мере, странно.

— Что ж тут странного? Тривиальный алкоголизм… У меня сегодня дата… Особая!.. Ровно девять лет назад вышел на свободу. Я бы и без тебя выпил, но раз пришел — должен поддержать, иначе обижусь.

— Ну ладно, будь! Ух ты! Отличный! — Панкратов опрокинул коньяк одновременно с Дроном и крякнул.

— Другого не держим… Ну теперь можно и к делу.

— Да… Так вот. Меня вернули к прежней работе.

— Я даже догадываюсь, кто ради этого постарался, — ухмыльнулся Дрон. — Ну и что же?

— Контролируя ход следствия, я в два счета сумею отдать Стаса под суд. Поэтому, Антон, можешь трубить своим людям отбой…

Дрон посмотрел на Панкратова с легким сожалением и покачал головой:

— Складно трубишь ты, начальник. Но, увы, у нас так дела не делаются.

— То есть?

— А очень просто. Работают тут очень серьезные люди, заряжены они были основательно, а такие приказы обратного хода не имеют…

— Не может быть… — Валентин растерянно посмотрел на Дрона.

— К сожалению, может. Машина запущена, и остановить ее уже не в моих силах… Единственное, если хочешь вывести Стаса из-под удара, расскажи ему все и уговори исчезнуть… Вариант, который тебе, кажется, не подходит… Так?

— Конечно!

— Тогда остается только уповать на Господа Бога. Иногда лавина, сходящая с горы, не зацепляет какого-нибудь лоха-везунчика, притаившегося под уступом…

— Постой, ты же не собирался уничтожать его физически?..

— Я и сейчас не собираюсь. Даже не думай об этом, майор. Ты должен знать: к мокрухе я брезглив… Речь идет о том, чтобы выбить из-под Стаса его финансовое царство. Впрочем, судьба разорившегося бизнесмена всецело зависит от него самого. Так что и тут есть варианты…

— Ты меня пугаешь, — покачал головой Панкратов. — А как же Вика? Если не ошибаюсь, деньги-то у них общие?

— У Вики есть свое дело и свои деньги.

— Но не такие, как у Стаса!

— Ну и что? Ну начнем черную икру через день кушать, перемежая с красной… Ну, пересядем с «ягуара» на скромный «мерседес»… Тебя это волнует?.. А насчет Викиной безопасности мы вчера уже говорили. Все остальное — лирика или… или оттенки дерьма. И можешь с ней быть откровенным настолько, насколько сочтешь нужным.

— Слушай. — Панкратов нерешительно посмотрел на Дрона. — А если все-таки попытаться хотя бы смягчить, позвонить этим людям…

— Нет, Валя, невозможно… Все, майор, у меня больше нет времени, надо ехать. И я даже не могу взять тебя с собой, чтобы договорить в машине.

— Да уж, поговорили…

Панкратов поднялся и медленно направился к двери. На пороге оглянувшись, он увидел, как Дрон торопливо набирает на сотке очередной телефонный номер, явно уже не имеющий к их общему делу никакого отношения.

17

Цыганский табор, который и являлся целью поиска, эти двое обнаружили на опушке леса, сойдя именно на той станции, которая была последней в их списке.

— Костром пахнет… — Старший из двоих, приземистый круглоголовый парень с выступающими сквозь майку бицепсами, потянул носом.

— И супом, кажется, — согласился второй, повыше и потоньше. — Пошли, крайнюю палатку видишь? Этот старикашка сказал, что в крайней… Значит, там.

Стараясь действовать незаметно, они подобрались к крайней палатке и заглянули внутрь.

— Ну и вонища… — прошептал еле слышно первый. — И не видно ни хрена со света…

— Тише ты! — предупредил второй. — Пусто, что ли?.. Давай вперед.

— Почему именно я? — тихо возмутился приземистый, но тем не менее запустил руку в вонючий полумрак и… извлек оттуда чумазого человека, одетого весьма странно — в некое подобие невероятно грязного и драного пончо.

Существо чихнуло и издало что-то, отдаленно напоминающее рычание.

— Тихо-тихо! — посоветовал ему мускулистый. И добавил, обращаясь к товарищу: — Вроде тот…

Ну-ка достань еще раз фотографию, сравним для верности! Не того притащим — адвокат голову открутит…

Длинный извлек на свет цветной снимок, на котором Левушка был запечатлен в тренажерном зале, с сияющим лицом, повернутым к объективу. Некоторое время детективы сравнивали изображение с плохо узнаваемым оригиналом и, наконец дружно кивнув головами, поспешно поволокли свою практически не сопротивлявшуюся добычу в сторону станции.

Сами цыгане, суетившиеся в этот момент у своих костров в другом конце опушки, этого происшествия не заметили…

— Станислав Алексеевич. — Катя робко потопталась на пороге кабинета своего шефа. — Вам Чернов звонил… Просил передать, что Панкратова снова видели у Дрона. Содержание разговора неизвестно.

— О’кей, Катюш, свободна…

Дождавшись, когда за секретаршей закроется дверь, Стас неторопливо набрал нужный номер:

— Приветик… Ну как ты там? Да?.. А у меня полная пурга. Наш общий друг опять встречался с Дроном… Думаешь, пора? Вот и мне кажется, что ничего, кроме тяжелой артиллерии, уже не остается… Ладно, пока.

Почти сразу он набрал следующий номер:

— Соедините меня с Тушковым, пожалуйста. — На этот раз голос Стаса был сух и официален. — Какой еще начальник отдела режима?! Я вас прошу соединить меня с заместителем главного прокурора Туш-ко-вым? Это Веригин! Привет тебе! — Голос банкира снова смягчился. — У тебя там девушка что, проблемами со слухом страдает?.. Ах новенькая… Тогда ясно… Слушай, у меня к тебе дельце одно… Да нет, не то чтобы очень важное. Скорее для тебя оно важное: есть такой человек Дронов Антон Михайлович, судимый, одна тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года рождения… Я и не сомневался, что ты о нем наслышан… Да… Короче, сей господинчик мне угрожает, надо бы обезвредить его… Да знаю я, сколько это стоит! Выставишь мне счет в бразильских крузейро, я как раз собираюсь лететь в Рио… Все, лады! И не затягивай… Пока!

Положив трубку, Веригин некоторое время посидел молча, глядя прямо перед собой в одну точку. По его лицу бродила улыбка, смысла которой не разгадал бы, пожалуй, никто из всех знакомых банкира — как друзей, так и недоброжелателей. Кроме Кати. Потому что, едва заглянув в кабинет шефа и увидев его лицо, девушка испуганно прикрыла дверь и вернулась в приемную.

— Хватит, Валентин, оправдываться. — Настя опустила глаза и переставила с места на место флакон на своем рабочем столе. — Я ведь понимаю, что тебе удобнее верить, что Павел мертв… И… и мне тебя, если хочешь знать, жалко…

— Жалко? — Он растерянно посмотрел на девушку.

— Ты очень хороший, правда. Но я люблю Павла, так уж вышло. И поэтому мне тебя жалко.

— Говорят, жалость унижает человека. А меня вот почему-то она радует. И обнадеживает…

— Это потому, что ты думаешь — Пашу расстреляли. А я вот так не думаю! В общем, не надо обнадеживаться.

Неожиданно Настя фыркнула и, перехватив удивленный взгляд Панкратова, тут же пояснила:

— В салоне сплетничают, будто ты ходил на прием к Либидовскому.

— Куда я ходил?!

— Ты что, советовался с ним, как завоевать мое сердце?

— Совсем все оборзели? — Панкратов посмотрел на Настю с сожалением. — Ты что же, считаешь, что завоевание твоего сердца задача чисто сексологическая?

— Я — нет, но большинство мужчин именно так и думают.

— Значит, я отношусь к меньшинству. Потому что считаю, что тайна женского сердца не подвластна никакой науке. Тут уж скорее мистика поможет…

— Это заговоры, что ли, и всякие там приворотные зелья?

— Что-то в этом духе… А что касается Либидовского — да, мы с ним разговаривали в его кабинете. Только это не я был у него на приеме, а он у меня на допросе… На самом деле Арнольд лучше остальных знает ваш салон изнутри: кто, с кем, когда и сколько… Вот об этом мы и говорили…

— Но ведь тебя же отстранили от дела?

— Во-первых, с доктором мы пообщались еще до этого. А во-вторых, уже вернули.

— Как у вас быстро все меняется!

— У вас тоже… А если честно, Настен, глаза бы мои на это все не смотрели! Они как пауки в банке… Хочется эту банку взять и задвинуть куда подальше, чтобы не видеть… К сожалению, моя работа — растаскивать пауков, чтобы они потом имели возможность снова пожирать друг друга.

— Послушай… — Настя испытующе посмотрела на Панкратова. — А Виктория — она что, тоже паучиха?..

— Хотелось бы верить, что нет… Тем более что «паучиха» звучит еще страшнее, чем «паук»… Слушай, ну их всех к черту, а? Пошли лучше в кафе, дерябнем по коктейлю с корнем мандрагоры? Корень я из дома принес.

— Корень мандрагоры — это, по-моему, как раз что-то магическое, — притворно сдвинула брови Настя.

— Вот мы сейчас на тебе это дело и проверим! — пообещал Панкратов. — А вообще действительно надежнейшее средство: я его дома на кошке испытал. Поверишь — до сих пор в меня влюблена!

В дверь наконец позвонили, Боб, уже около часа дожидавшийся этого звонка, торопливо направился в прихожую, но, открыв, тут же отступил на шаг от невероятной вони, которая исходила от пришедших.

— Этот? — вопросительно уставился на шефа детектив, который был потоньше.

— Входите, — вздохнул Боб. — Этот, но только очень грязный…

— Пахнет дымом костров и псиной, — констатировал второй детектив и, подумав, добавил: — Ну и лошадиным потом…

— Ладно, обсудите это в другом месте: вот ваш гонорар.

Адвокат протянул тонкому конверт.

— Помощь больше не нужна? — поинтересовался второй детектив.

— Отмыться сам в состоянии? — Адвокат повернулся к Леве.

— А?.. — Левушка слегка покачнулся. — Ну, конечно, я уже в полном порядке! — заверил он.

— До полного порядка еще далеко, — вздохнул Боб. — Все, ребята, вы свободны… А ты — живо марш в ванную!

Из ванной тренер выбрался спустя час, с перекошенным от боли лицом.

— Что с тобой? — Боб с сомнением оглядел фигуру своего гостя. Адвокатский халат сидел на тренере, как на пушкинском Пугачеве заячий тулупчик.

— Голова раскалывается… М-м-м…

— Интересно знать, — спросил Боб, направляясь на кухню, — чем ты раньше занимался?

— Метанием молота, — жалобно пролепетал Лева. — У тебя водка есть?

— У меня все есть! Но водки я тебе не дам, с водкой покончено. Пошли на кухню!

— А что дашь? — с надеждой спросил тренер.

— Лечиться будешь отныне исключительно пивом!

— Тоже хорошо… Только дай, пожалуйста, побыстрее…

— Может, тебе его еще и на тарелочке с голубой каемочкой поднести? Вместе с ключом от комнаты, где деньги лежат?

— Не надо, — замахал Левушка руками. — Мне только пива…

— Ты какое предпочитаешь, — издевательски поинтересовался Боб. — «Вальштайнер», «Шульт — хайс» или «Меркишер»?

— Лучше «Вальштайнер», оно помягче. «Шульт — хайс» слишком обыкновенное, а «Меркишер» темное, я его не люблю…

— Вот так эрудиция! — изумился адвокат.

Боб с некоторым интересом посмотрел на усевшегося за стол Леву и разлил по бокалам светлое пиво. — А я думал, ты даже названия ни одного вслух не повторишь!

— Я в Германии четыре раза был, — пояснил Лева, с жадностью хватая бокал. И, осушив его в пару глотков, продолжил: — В первый раз еще в ГДР… Ух, кайф!..

Он посмотрел на Боба более осмысленно и пододвинул к нему опустевший бокал весьма красноречивым жестом.

— Да-а, похоже, юность у тебя была довольно бурная… Рассказывай, под пивко все интересно, в том числе и про юность… Ну а как насчет Западного Берлина? Там, между прочим, в розовом квартале…

— Да был я там! — Лева нетерпеливо перебил собеседника и потянулся к очередной банке с пивом. — Интересно, но я проституток в принципе не люблю!

— Ну это ты напрасно… — Боб задумчиво отхлебнул свое пиво. — В чем-то они даже честнее…

— П-почему?

— Простые отношения между мужчиной и женщиной — это иногда необходимость! — поучительно произнес адвокат.

— А это что — только за деньги бывает?.. Наливай!

— Ну не только. Возможно, это исключительно у меня так почти всегда выходит… Сейчас допью вот — и разольем… Так о чем это мы? Ах да, о женщинах…

Когда спустя два часа у Лизы выдалась наконец свободная минутка между клиентками и они с Настей набрали номер Боба, к трубке вначале долго не подходили. Потом там раздалось какое-то то ли бульканье, то ли хрипение, то ли стон… Некоторое время Настя, стоя рядом, с беспокойством наблюдала, как постепенно вытягивается лицо подруги. Наконец Лиза отключила сотку и повернулась к ней.

— Какой ужас… — прошептала она.

— Что… Что?!

— Лев нашелся…

— М-мертвый?.. — содрогнулась Настя.

— Живой… Он сейчас у нас дома… То есть у Боба… И они оба в стельку пьяны!..

Дорога в этот час дня была почти свободна. И Дрон, спокойно положив руки на баранку, расслабленно глядел перед собой. Поэтому едва успел затормозить, увидев чуть ли не в последнюю секунду мелькнувший перед ветровым стеклом полосатый жезл.

— Эдак вы, товарищ начальник, половину водителей распугаете. — Усмехнувшись, он с нарочитым укором посмотрел на хмурого старлея. — Что так резко?

Но лейтенант, по-видимому, ни к каким шуткам склонен не был.

— Инспектор седьмого управления Курочкин, — холодно представился он. — Ваши документы!

— Я что-нибудь нарушил?

— Плановая проверка, — бросил старлей. — Со мной работает подразделение ОМОНа.

И, очевидно, чтобы никаких сомнений на сей счет не оставалось, к машине немедленно подошли два не менее суровых, чем лейтенант, парня с автоматами и потребовали открыть багажник.

Пожав плечами, Дрон нажал на панели своего «ниссана» нужную кнопку и откинулся на сиденье со скучающим видом… Он всегда полагался на свою интуицию, которая никогда не подводила его. Поэтому не сразу понял, что означают реплики, долетевшие до него вслед за этой манипуляцией. Почему его столь грубо вытаскивают из машины и откуда взялся в руках дюжего омоновца пакетик с белым порошком… И его собственная фраза, вылетевшая автоматически: «Я это в первый раз вижу», прозвучала беспомощно, почти по-детски, чего Дрон позднее долго не мог себе простить.

— Что, первый раз собственный багажник открыл?! — прошипел гибэдэдэшник. — Ах ты, сволочь!.. Руки на машину! Ноги шире плеч!.. Наркодел поганый!

Спустя минуту возле них с визгом затормозила патрульная машина и спущенная сверху операция по зеленому «ниссану-максима» была завершена.

Не возражаете, если я к вам присоединюсь? — Виктория устало присела за столик Людмилы с Лерой.

— Представляю себе, как бы мы стали возражать, — усмехнулась Людмила.

— Ну мало ли какие у вас тут разговоры?..

— Какие у нас могут быть секреты? — пожала плечами Лера. — Обычные бабские суды-пересуды. Это у тебя там шпионские страсти кипят.

— Знали бы вы, как я от них устала! — вздохнула Вика, пододвигая к себе мгновенно поданную ей чашечку кофе.

— Да, вид у тебя немногим лучше, чем у меня, — согласилась Валерия.

— Это ты к чему?

— К тому, что с самого утра отвратительно себя чувствую. — И, предупреждая вопросы приятельниц, торопливо добавила: — Давление, наверное… Сейчас схожу в сауну, говорят, прекрасно бодрит, когда оно пониженное. А у меня всегда пониженное…

— Не стоит, Лера. — Людмила озабоченно посмотрела на нее и покачала головой. — Что за самодеятельность? С плохим самочувствием в сауну не ходят вообще!

— Наверное, я себя лучше знаю, а? — Валерия нахмурилась и упрямо сжала губы. — Сауна мне всегда помогала, поможет и сегодня, а иначе я до вечера вообще не дотяну!

— Зря ты не слушаешь старую, мудрую женщину, — улыбнулась Вика. — Я бы вот послушалась, только мне почему-то советов никто не дает.

— Советы — в принципе дело бесполезное. — Валерия поднялась из-за стола. — Ладно, я пошла. И вообще мне уже лучше… До встречи вечером!

— Упрямая идиотка, — вздохнула Людмила, с тревогой посмотрев вслед подруге.

Вика хотела что-то сказать, но не успела: возле столика бесшумно возникла Светлана.

— У тебя в кабинете сидит Панкратов, — сообщила она хозяйке салона, вызвав на лице той гримасу отчаяния.

— Господи… Когда это все кончится?! Что ему надо?

— Понятия не имею. Пришел — и сразу наверх, а меня попросил тебя разыскать.

— Вот видишь? — Виктория посмотрела на Людмилу в поисках сочувствия. — Кофе — и то допить не дадут!

Панкратова она застала с телефонной трубкой, прижатой к уху.

— Где сейчас может быть Дрон? — обратился он к Виктории, едва она переступила порог.

— Не знаю. А что случилось?

— Надеюсь, ничего. Звоню по всем офисам — тишина, секретарша в недоумении… Мобильник и тот отключен!

— Погоди. — Виктория остановила Валентина и потянулась к трубке. — Дай сюда, у него на самом деле не один мобильник, а три… Позвоним по нашему, секретному. Он его никогда не отключает.

Некоторое время она внимательно вслушивалась в гудки, затем — в приятный женский голос, с вежливыми интонациями сообщивший о временной недоступности абонента. Наконец, отключившись, Виктория повернулась к Панкратову.

— Ты понимаешь, Валя, это действительно странно. — На ее лице застыла гримаса искреннего изумления. — Дрон этот номер никогда не отключает… Понимаешь? Никогда!

… — Может быть, ты все-таки расскажешь, что произошло? — Настя наконец изловила Лизу и чуть ли не силой затащила в свою кабинку. В парикмахерской день выдался и впрямь хлопотный, вид у ее подруги был измотанный.

— Ну ладно… — Лиза с наслаждением откинулась в кресле для клиентов. — Со Львом я еще сумела кое-как поговорить, хотя они оба лыка не вяжут… Но если Боб за что-то берется, то обязательно доведет до конца. Я же тебе говорила?

— Господи, да хватит тебе своего Боба расхваливать! Ты можешь сказать, где нашли Леву?

Лиза обиженно посмотрела на Настю и пожала плечами:

— Отвечаю коротко, как ты настаиваешь: в цыганском таборе!

— Где?..

— Ну хорошо, слушай… Лев хотел переночевать у тетки на даче. Но не доехал, к нему какие-то цыганки на вокзале привязались погадать. Он и согласился… Пьяный был уже! Ну и остался без копейки. А цыгане, видать, сжалились и взяли его с собой… Конечно, он сошел совсем не на своей станции, а с ними. С ними все время и жил.

— Это тебе он сам рассказал?

— Кое-что он, а кое-что я еще вчера от Боба узнала. Его детективы нарыли… Я тебе ведь говорила: если Боб за что-то возьмется…

— Хватит про Боба! — Настя посмотрела на подругу с яростью. — Вчера знала, а мне ни слова… А ведь это ты во всем виновата! Он тебя по-прежнему любит, вот и сходит с ума, гадает и вообще!

— Хватит меня винить! — Лиза тоже рассердилась. — Я с ним была честной, когда поняла, что у нас не сложилось, сказала ему об этом прямо! И вообще, со мной Лева не пил ни грамма, это Мила виновата, превратила парня в алкоголика! А теперь, если хочешь знать, и сама к нему интерес потеряла: крутит роман знаешь с кем? С Либидовским!..

— Не может быть! — ахнула Настя.

— Может, может, — заверила Лиза и поднялась с кресла. — Хорошо тут у тебя, но пора и честь знать… Нам с Бобом еще сегодня этого балду домой везти, к Ирине Михайловне. А мне еще и объяснять его матери, что все претензии по его новому образу жизни — к Милене…

Но уйти Лиза не успела. На редкость взволнованная администратор, бежавшая по холлу, перехватила девушек.

— Девочки, помогите… — Светлана испуганно вцепилась Насте в руку. — Там Лере плохо…

— Где?

— В сауне… Я ее из парилки буквально на себе вытащила, она без сознания была…

— Лиза, вызывай «скорую», — на ходу крикнула ей Настя, направляясь вместе со Светланой в сторону сауны. — Она там одна?

— Она уже в сознании, «скорую» вызывать не велит…

— Мало ли что? Лиза, давай набирай, мы будем там!..

И, не обращая больше внимания на причитания Светланы, девушка со всех ног бросилась к Валерии. За время отсутствия администратора Валерия снова отключилась, погрузившись в глубокий обморок…

Так вот и получилось, что Настя не сдержала свое обещание, данное Эмме Павловне, — прийти домой пораньше. И застала маму и Кедыча уже на собранных чемоданах. И спустя несколько минут девушка осталась одна. Действительно одна, если не считать попугая и кота.

Непривычная тишина, казалось, заполнила не только обе квартиры, но и весь мир.

— Я просто устала, — прошептала она, чтобы хоть как-то разрушить эту тишину.

Она уже пожалела, что не воспользовалась Лизиным приглашением поехать вместе с ней к Бобу, чтобы помочь доставить Леву к его матери.

Надо думать, что Настя сожалела бы об этом гораздо меньше, если бы стала свидетелем процесса возвращения Левушки в родные стены.

В тот момент, когда тренера доставили наконец к месту назначения, Ирина Михайловна, уже знавшая, что сын нашелся, спокойно пила на кухне чай в обществе Виктора Васильевича Петрова. В каком состоянии пребывал ее сын, она и понятия не имела, пока водитель Боба не позвонил в дверь и Ирина Михайловна не увидела Леву собственными глазами…

— Все, сдаю с рук на руки, как просили! — сунув нетвердо стоявшему на ногах тренеру недопитую бутылку пива, водитель с облегчением взглянул на Ирину Михайловну и мгновенно исчез.

— Спасибо… — растерянно пробормотала она в пустоту и с отчаянием посмотрела на сына. — Опять…

— Ирочка, не волнуйся! — Возникший за ее спиной Петров успокаивающе тронул женщину за плечо. — У меня все готово!..

— Левушка, ты узнаешь этого человека? — спросила Ирина Михайловна, втягивая тренера в квартиру.

— Уз-знаю. — С трудом сфокусировав взгляд на художнике, Лева широко улыбнулся и кивнул. — Это Барон!

— Какой Барон?!

— Ц-цыганский, какой же еще? — выразил недоумение Левушка и покачнулся, едва не завалившись на мать. — Чего изволите, господин Барон? Давай-ка выпьем… Уно моменто!..

Петров ловко выхватил из Левушкиных рук бутылку с пивом, всучив ему заранее приготовленный стакан. Тренер не заметил и одним махом опустошил его. В следующий момент Левины глаза стали медленно, но неотвратимо вылезать из орбит. Наконец, едва начав вновь дышать, он открыл рот и взревел моментально протрезвевшим голосом:

— Знаю! Я его знаю! Это тот, который однажды уже пытался меня отравить!

Петров удовлетворенно хихикнул.

Проскользнув через темную уже приемную, Светлана уверенно толкнула дверь и вошла в кабинет Стаса, не обращая внимания на следующего за ней со смущенным видом охранника.

— Ты? — Веригин с удивлением посмотрел на женщину и, неуверенно улыбнувшись, перевел взгляд на охранника. — Иди вниз, я скоро приду!

— Прости… — Дождавшись, когда они останутся вдвоем, Светлана подошла к Стасу вплотную и обессиленно приникла к его плечу. — Мне вдруг стало за тебя страшно, показалось, что что-то случилось…

— Глупая… — Веригин обнял Светлану, потом, слегка отстранив от себя, заглянул ей в лицо. — Из-за чего ты переживаешь?

— Из-за Панкратова… Я еще позавчера поняла, что он играет против нас…

— Ты у меня умница.

— Когда называешь глупой, звучит сексуальнее… Что мы будем с ним делать?

— Ничего. Я же говорил тебе утром, что собираюсь нейтрализовать нашего друга Антошу?

— Удалось?

— Аск!.. На данный момент он уже… — Веригин глянул на часы. — Почти восемь часов парится в КПЗ.

— Что ему шьют?

— Ты действительно хочешь это знать?

— Нет.

— Опять умница! Вот за это и побудешь сейчас глупенькой…

Банкир увлек было Светлану к широкому, совсем не кабинетного вида, дивану, но в этот момент у него на столе запел мобильник.

— Сейчас… — пробормотал он севшим голосом и потянулся к трубке. Светлана, смотревшая на Стаса с заметным нетерпением, внезапно встревожилась, увидев, как в мгновение ока изменилось лицо любовника.

— Уроды! — В голосе Веригина бушевала настоящая гроза. — Какого дьявола, а? Все испорчено, хватит!.. Похоже, на всю вашу ментуру один Панкратов работает нормально! Немедленно позвонишь, как только будут подробности!..

— Что… что-то случилось? — пролепетала Светлана побелевшими губами.

— Да уж случилось! — зло бросил Стас, отключая связь. — Дрон сбежал из КПЗ…

18

«Пашенька, здравствуй!

Вот написала и подумала, как это здорово — сказать то же самое тебе просто так, словно мы виделись в последний раз вчера. Я совсем не помню, сколько на самом деле прошло дней, и не хочу об этом думать. Я писала тебе вчера, значит, и виделись мы всего-то день назад… Прости, что пишу такую ерунду, просто без тебя очень грустно.

Чуть не забыла самую важную новость! Оказывается, наша Мария Петровна работала когда-то в разведке! Интересно, ты об этом знал? Наверное, знал, но вы оба хранили эту тайну. Но теперь ее бывшего мужа арестовали в Англии и ей стало нечего скрывать — вот она и рассказала. Мне было ужасно интересно, а Кедыч почему-то расстроился. Все это было в больнице, — где наша Марьюшка Петровна лежит теперь с инфарктом. Инфаркт как раз и случился из-за ареста мужа. Так что живем мы тут, как видишь, довольно бурно.

Мне безумно хочется рассказать тебе про эту историю с кошельком, которая все длится и длится, хотя лично мне уже многое ясно. Но в двух словах не расскажешь, а уже пора бежать на работу. Начинаю смотреть на часы и…»

Настя настолько углубилась в свое письмо, что телефонный звонок заставил ее вздрогнуть.

— Настен?.. — Это был Панкратов. — Слушай, я могу сегодня не попасть к вам в салон, — зачастил майор. — Давай встретимся вечером?

— По делу? — осторожно уточнила Настя.

— И по делу тоже, — вздохнул Валентин.

— Я пока не знаю, что будет вечером.

— Я тоже! Потому и звоню сейчас. Слушай, ты бы не могла записать номер моего мобильника и, когда освободишься, позвонить сама?..

— Ну давай… — поморщилась девушка, рассеянно кося одним глазом в недописанное письмо.

— Паш-шенька хор-роший! — громко сообщил попугай, заставив Настю еще раз вздрогнуть, а Панкратова по ту сторону провода поинтересоваться, кто это там у нее разговаривает.

— Господи, Валентин, это всего лишь попугай Жорик!..

— А ты бы не могла его научить говорить «Панкратов»? Все попугаи любят слова с буквой «р»!

— Валя, я и так опаздываю, а ты треп разводишь, — окончательно рассердилась Настя. — Я тебе позвоню после семи, я все записала.

— Все-все, пока, до вечера!

Настя положила трубку и повернулась к Жорику. Но вместо того, чтобы согласиться с ним, как обычно, и подтвердить, что «Пашенька хороший», совершенно неожиданно для себя произнесла:

— Скажи: Панкр-р-ратов!..

— Панкр-р-р-ратов!.. — тут же заорал Жорик, в точности подтвердив правоту Валентина, и, должно быть, страшно удивился, что Настя на этот раз не выдала ему лакомство, положенное за каждое новое выученное слово…

— …А еще, — телохранитель Виктории смотрел на свою хозяйку с обожанием, — был какой-то странный звонок с самого утра, мужчина… Не назвался, но оставил телефонный номер, тоже какой-то странный…

— Где этот номер?

— Я к монитору прилепил. По-моему, три цифры явно лишние…

— Я разберусь, Костя, — поморщилась Вика и махнула ему рукой. — Иди, ты пока свободен!

Всем своим видом она выражала столь явное нетерпение, что в преданном сердце телохранителя даже шевельнулось что-то похожее на обиду.

Еще не дождавшись, пока за ним закроется дверь, Виктория начала перебирать кнопки своего мобильника. Но позвонить по загадочному номеру ей было пока, видимо, не суждено: не успевшая закрыться дверь распахнулась снова, и перед глазами Вики предстал ее собственный муж. Мгновенно нажав кнопку отбоя, она изумленно уставилась на Стаса.

— Привет! — Веригин, прекрасно знавший свою супругу, отметил этот жест и ее умело скрытый испуг. — Чем занимаешься?

— Да вот, — улыбнулась она мужу и ткнула пальцем в пачку фотоснимков с хорошенькими женскими головками, украшенными экзотическими прическами. — Разглядываю фотопроект нашего салона… Нравится?

Стас прищурился и движением опытного преферансиста перетасовал снимки.

— Где это должно быть, в журнале?

— Нет, на улице. На плакате.

— Тогда не нравится, — поморщился банкир. — Слишком пестро и мелко.

— Ясно… Да, кстати, а что ты тут делаешь?..

— Подрабатываю у тебя агентом по рекламе. — Вопреки добродушной улыбке, глаза Стаса были серьезными.

— Все шутишь… Ты еще не был в офисе?

— Нет. Без тебя соскучился.

— Да, я помню, что мы уже ночуем в разных местах. Ты постоянно жалуешься на полнейший цейтнот, но при этом ночуешь на даче!

— Разве я тебе не говорил, что я с дачи до офиса добираюсь быстрее, чем от московской квартиры.

— А до салона?..

— На самом деле у меня здесь, неподалеку, деловая встреча… Есть какие-нибудь новости?

— Вообще-то ночью я вроде бы спала. — Виктория холодно посмотрела на Стаса.

— Я имею в виду наше общее дело! Что с тобой, Викуша? — Он пристально взглянул на жену. — Еще не проснулась? Я обо всей этой канители вокруг салона: про покушение на тебя и на твою Настю, про загадочные смерти уборщиц, про Дроновы неприятности, кстати, тоже…

— А при чем тут Дрон? — пожала плечами Вика, но глаз не отвела.

— Ну, если верить Панкратову, все наши друзья и знакомые связаны в эдакий змеиный клубок… А то ты не знаешь!

— Знаю. Но Панкратов мне пока не звонил.

— Ладно, еду!

Стас разочарованно отвел глаза от Вики и повернулся к двери.

— Если что, — буркнул он уже на ходу, — держи меня в курсе.

— Счастливо…

На этот раз она не удовлетворилась захлопнувшейся дверью, а внимательно проследила за перемещениями мужа на мониторах. И лишь убедившись, что он действительно покинул салон, схватила трубку и начала лихорадочно набирать номер.

— Дрон! — Вика почти закричала, услышав знакомое «слушаю!». — Ну, ты где?.. Где?! Безумец! От меня только что ушел Стас, он что-то знает, но не говорит… — Она скосила глаза на мониторы и в сердцах чертыхнулась. — Слушай, я перезвоню! Ко мне идет Панкратов!..

Виктория едва успела вернуть трубку на место. Но майор все же успел заметить паническую поспешность, с которой она это сделала.

— С кем ты сейчас говорила? — Валентин забыл поздороваться.

— А почему ты не здороваешься?..

— С кем ты сейчас говорила?! — В его голосе неожиданно не только для Виктории, но и для него самого зазвенел металл.

— Если это так важно — со Стасом…

Не ответив, Панкратов прошел к своему любимому креслу и сел в него с таким видом, словно находился здесь один. Виктория предпочла воздержаться от дальнейших комментариев. Наконец он покачал головой:

— Плохо…

— Говорить с собственным мужем — это плохо? — Глаза Вики округлились.

— Ну, и что же он тебе сказал?

— В общем, ничего особенного, но явно темнит. На прямые вопросы не отвечает, дома сегодня не ночевал…

— Ты что, хочешь предложить мне заняться отслеживанием его любовных связей?

— Просто отвечаю на вопрос…

— Тоже не слишком прямо… — усмехнулся Валентин. — Ты хоть знаешь, что Дрон сбежал из-под стражи?

— Убил кого-нибудь? — С интересом, но абсолютно спокойно спросила Вика.

— Нет, оглушил двоих… Как ему это удается? Не человек, а дьявол!

— А я его звала Бэтмэн. — Она внезапно улыбнулась. — Правда, давно…

— Ладно. — Панкратов хлопнул ладонью по подлокотнику. — Значит, о том, что его задержали, ты знала и вчера передо мной ломала комедию!

— Нет. — Она по-прежнему была спокойна. — В тот момент мне ничего известно не было.

— А позднее?

— Тебе что, всю мою агентуру сдавать? — Виктория тяжело вздохнула и посмотрела в окно.

— Не подозревал, что у тебя это так серьезно поставлено.

— Когда дело касается Дрона — да.

— И за что его замели, тоже знаешь?

— Знаю. Но это — подстава, он никогда не занимался наркотиками.

— Тем труднее будет отмазаться, — констатировал майор.

— Почему?

— Потому что никто из его компаньонов не сможет взять вину на себя. Да еще этот побег…

— Значит, Дрона надо выручать.

— Считаешь? — Валентин заинтересованно посмотрел на свою собеседницу.

— У меня просто нет другого пути. Не осталось… Поезжай к нему прямо сейчас, вы должны обо всем договориться!

— Стоп! — Панкратов подался вперед. — Ты что, знаешь, где он?!

— Я дам тебе телефон, — решительно сказала Вика. — Надеюсь, ты его не сообщишь на Петровку?..

— Вообще-то именно там меня и ждут с информацией по этому делу… Придется сочинять легенду.

— Думаю, тебе не привыкать. — Она слабо улыбнулась. — Валя, сделай это ради меня!

— Давай номер, — сухо бросил Панкратов.

— Бери вместе с трубой: я завела ее на секретную кнопку…

— Вика, Вика… — Майор осуждающе покачал головой. — Это фокус из дешевого боевичка для чайников. Профессионал взломает сим-карту на раз! Безопасность обеспечивается проще: дай мне номер, я его тут же, никуда не записывая, выучу. А потом… сотру из памяти своего аппарата.

Панкратов полушутя постучал себя по лбу.

— На, запоминай. — Секунду поколебавшись, Вика протянула ему листочек с номером.

— Запомнил… И последний вопрос: где сейчас Настя?

— Опять отпросилась в больницу, к этой своей… Как ее?

— Мария Петровна… Вот дьявол! Надо будет при случае подарить девочке мобильник… Ладно, я поехал! Ну… Пока?..

— Пока…

Посидев с минуту в задумчивости, Виктория нехотя пододвинула к себе снимки женских головок и, сделав над собой усилие, углубилась в работу.

Настя, выйдя из больницы в обществе Капитана и Ромашки, в этот момент как раз спешила назад в салон. Приезд Снежаны оказался прекрасным сюрпризом не только для Марии Петровны, идущей уже на поправку, но и для девушки. Правда, нужно сказать, что обрадовалась она не столько самой актрисе, сколько явной нежности, сквозившей в ее взгляде, когда он останавливался на Капитане… Может, еще все у них сложится и будет хорошо?..

Вообще-то чего-чего, а сюрпризов в это утро вполне хватало. Мария Петровна, едва Настя вошла в палату, с сияющими глазами протянула ей симпатичную, совсем крошечную сотку — настоящую игрушку, которую прислал ей Дон Антонио. А чтобы учительница не путалась в кнопках, одна из них была специально заряжена на связь с ним — так пояснил водитель Дрона, доставивший трубку вместе с очередным роскошным букетом.

Словом, все вокруг были счастливы, кроме Насти, которую в последнее время одолевала подозрительность. Например, глядя на чудесный подарок учительнице, ее так и подмывало вновь задать вопрос: кто все же он, этот Дон Антонио? Бизнесмен? А вдруг… Промолчала она только потому, что уже знала, насколько мало интересуется Мария Петровна деловой стороной жизни Дрона… В итоге невысказанный вопрос настолько мучил девушку, что она почти обрадовалась, когда визит в больницу подошел к концу…

Зато в салоне ее прямо у входа ожидал приятный сюрприз: Николай, выписавшийся наконец из госпиталя!

— Ты?! — Настя бросилась к Коле, как к родному. — Снова у нас?

— Нет, Настена. — Он улыбнулся и ласково обнял девушку. — Я за расчетом пришел и — так, повидаться со всеми. Завтра уезжаю…

— Куда? — Она растерянно посмотрела на своего спасителя.

— Если честно, вначале в наш Лихов хотел вернуться. А после… Словом, предложили мне работу в Питере… Слушай, а ты сегодня вечером что делаешь?

— Ужасно оригинальный вопрос, — улыбнулась Настя.

— А я вообще парень простой, что думаю, то и спрашиваю.

— Коль, ну я честно-пречестно еще не знаю, хотя это тоже неоригинально… На меня навалилась целая куча проблем. Как-то враз…

— Вот и отдохнули бы! — Он просительно посмотрел ей в глаза. — Винца бы хорошего попили, потанцевали… А?

— Нет…

— Насть, ну почему? Я хоть и прост, но не дурак, уже все понял! И ни на что не претендую, просто попрощаться хотел, вот и все, а?

— Видишь ли… — Настя немного замялась. — Вина мне нельзя совсем. Да и танцевать, наверное, не стоит.

— Болеешь?

— Почти. Я ребенка жду… Только не говори никому, ладно?

— А-а-а… — Ясное дело, не скажу… Это от того, которого нет, но обязательно вернется?..

— От него.

Николай вздохнул и, через силу улыбнувшись, тронул Настю за руку:

— Я же сказал, что ни на что не претендую? Так что предложение остается в силе… Здравствуйте, Светлана Юрьевна, а я к вам!

Настя тоже увидела администратора, которая всегда действовала на девушку наподобие ушата холодной воды, и заспешила на свое рабочее место.

Но не так-то просто было ей начать свой рабочий день: на пути к кабинке перед Настей возник, как всегда, сияющий Андрей Славин, ничего общего не имеющий с тем бледным, трясущимся созданием, которое совсем недавно укрывала в своем закутке от посторонних глаз покойная Маринка…

— Салют, Настасита!

— Салют, Андреас! — Она взяла себя в руки и улыбнулась. — Не знала, что есть такое имя…

— Думаю, именно так тебя называли бы испанцы… А пылесос, который почему-то торчит возле твоего кабинета уже целый час, по-испански будет «аспирадор»!

— Пылесос теперь будет тут торчать всегда, — заверила его Настя, — а то Светлана повадилась по три раза в день напоминать мне, что я не столько консультант, сколько уборщица…

— И ты думаешь, твоим клиентам это понравится? — удивился Андрей.

— Плевать!

— О-о, как все запущено! За такое здесь и уволить могут…

— Плевать! — повторила Настя и, дойдя, наконец, до своей кабинки, взялась вначале за пылесос.

Андрей посерьезнел и изучающе посмотрел на девушку.

— Слушай… Что-то я тебя плохо узнаю… Если нужна помощь, я готов, ты знаешь… И вообще: немедленно брось пылесос, у тебя клиент!

— Где? — Настя удивленно огляделась.

— Как это — где? Я! А ну-ка быстро и качественно обслужи меня!

И, недолго думая, Славин схватил Настю за руку, силой затаскивая в кабинку.

Именно за этим занятием — затаскиванием на рабочее место упирающейся Насти — и застала их Людмила Завьялова. И если даже Людмиле Александровне увиденная сцена не пришлась по душе, никто этого не заметил…

— Отпусти девушку, — Людмила добродушно улыбнулась Славину, — она мне самой позарез нужна!..

— Правда, что ли? — Настя, разрумянившаяся от шутливой борьбы с Андреем, повернулась к Завьяловой. — Прямо сейчас, да?

— Мне нужно с тобой поговорить. Бросай свой пылесос и пойдем в кафе, пока там никого нет… Андрей, иди погуляй!

Славин покорно исчез, а Настя не менее покорно засеменила следом за Завьяловой.

В кафе было на удивление пусто. Людмила Александровна, дождавшись кофе, задумчиво посмотрела на девушку:

— Короче, вот что… У меня сложилось впечатление, что твоя работа стала тебе неинтересна… И это нормально. Ты — молодая, тебе просто необходима перспектива. При твоих внешних данных бегать от пылесоса к экспресс-лаборатории и обратно глупо, бездарная трата времени… Наконец, элементарно скучно.

— Вы опять про фестиваль в Шарлеруа? — Настя виновато посмотрела на Завьялову.

— Знаешь, я очень упрямая дама… Это же твой реальный шанс!

— Я тоже упрямая, — потупилась Настя.

— Между нами есть существенная разница: я свои тезисы аргументирую, а ты молчишь, как партизан… В чем дело? Что тебя до такой степени держит в Москве?

— Я уже говорила…

— Ну а я тебе не поверила. Видишь ли, я знаю очень немногих людей в этой стране, способных отказаться от командировки в Бельгию! Но даже у них для этого должны быть архисерьезные причины.

— Какие, например?

— Тяжелая болезнь. Большие деньги. Страх. Перспектива еще более заманчивой командировки. Глубочайшая депрессия… — не задумываясь перечислила Людмила. — Ничего этого я у тебя не] наблюдаю.

— А большая любовь?..

— Тоже вариант. Но только если большая. И живая, а не придуманная!

— Вы хотите меня обидеть? — вспыхнула Настя.

— Вовсе нет! Кто я такая, чтобы судить о твоей любви?.. Я хочу сказать совсем другое: так, как ты; любишь своего Павла, можно любить, хоть улетев на Луну!

— Возможно… Но мне трудно что-то еще вам возразить…

— Хочешь, я скажу за тебя?

Настя безнадежно кивнула.

— По-моему, ты просто внушила себе, что ухватила за хвост свою жар-птицу именно здесь и сейчас… И ты боишься уехать, чтобы не упустить счастье, словно игрок в казино, которому вдруг начало везти, боится прекратить игру… И, конечно, проигрывает.

— Вы говорите интересные вещи, — покачала головой девушка, — но это не про меня.

— Может быть… Я просто вспомнила, как мой Андрюша в самом начале раскрутки, когда появились первые успехи в Москве… Словом, он боялся и не хотел ехать на гастроли, где нужно было еще только завоевывать аудиторию… Потом это прошло.

— Какие у меня успехи? — грустно вздохнула Настя.

— Не скромничай! Был твой первый конкурс, была съемка для журнала «Лук»… Даже первый гонорар был! На тебя заглядываются все подряд, от охранников до кутюрье. Вот ты и решила, что запросто можешь стать моделью.

— Могу, но ничего такого я не решала.

— Значит, все-таки хочешь… Именно моделью, а не художником.

— Не знаю, — честно сказала Настя и так же искренне добавила: — Я сейчас вообще ничего не хочу…

— Не обманывай себя. И послушай все-таки меня, умудренную жизнью. Строить всю свою карьеру на выигрышных внешних данных — это очень сомнительный путь! В этом бизнесе долго плавают единицы. Все остальные, как рождественские шутихи, красиво взлетают, но сгорают еще в небе и, обугленные, падают в снег!..

— А если это не Рождество, а, например, разгар лета? — улыбнулась Настя. — Тогда можно упасть в траву, и будет даже приятно: упасть в высокую, мягкую траву и никого не видеть…

Они помолчали. Так и не тронутый кофе Людмилы Александровны давно остыл, и, вздохнув, она без сожаления отодвинула от себя чашку.

— Ты талантливая девочка, Настя, ты даже говоришь — и то талантливо… Так, значит, не поедешь?

Настя молча покачала головой и опустила глаза.

Если бы она в этот момент смотрела на Людмилу Александровну, наверняка от нее не укрылась бы боль, мелькнувшая во взгляде собеседницы… Завьялова, впрочем, тоже не смотрела на девушку, думая о чем-то своем. Она медленно поднялась и покинула кафе, забыв попрощаться.

Глядя ей вслед, Настя с отчаянием прижала руки к своим пылавшим щекам и с горечью прошептала:

— Что же делать? Что же мне делать?..

Ни она сама, ни Людмила Александровна Завьялова, лихорадочно перебиравшая в этот момент все возможные варианты избавления от Насти, и представить не могли, что на самом деле ближайшая судьба девушки уже предрешена. Что события, о которых они и не подозревали, уже пошли-покатились по своему желобку с тем ускорением, которое исключает все варианты их развития, кроме одного-единственного…

19

Панкратов брезгливо скользнул глазами по сырым стенам подвала, с сомнением глянул на предложенный ему колченогий стул и покачал головой.

— Удивительно! — сказал он. — Ну ты и тип… Как можно, сидя в этой гнусной щели еще и диктовать кому-то свои условия?!

Дрон ухмыльнулся, продолжая раскачиваться на стуле, выглядевшем ничуть не надежнее предложенного гостю.

— Много ты понимаешь! — заявил он. — Именно из такого стратегического бункера и диктуются, как правило, условия! В роскошных апартаментах, да еще при ярком свете, любой диктатор уязвимее… Ведь что нужно на самом деле для контроля над ситуацией? Три вещи: информация, деньги и связь. Мой телефон — при мне, все мои люди пока что на свободе, да и деньги пока что тоже еще мои…

Ладно, убедил. — Панкратов махнул рукой и осторожно опустился на стул. — От меня-то ты чего хочешь?

— Очень простую вещь. Поможешь мне выполнить свое же поручение — нейтрализовать Стаса… Возможно, ты уже заметил, что сегодня мне по ряду причин несколько затруднительно до него дотянуться! Вот и прошу тебя: привези Веригина ко мне.

— Сюда? — Валентин почти с ужасом уставился на Дрона.

— Ну зачем же сюда? Пока будете ехать, найдем местечко посимпатичнее… Все-таки финансовых королей принимать в такой, как ты изволил выразиться, «щели» не совсем прилично!

— И как ты это себе представляешь? — Майор испытующе посмотрел на своего собеседника. — Что я должен ему сказать?

— Ну, брат Валентин… Ты, похоже, хочешь работать исключительно шофером, а всю интеллектуальную работу пусть дядя за тебя делает? Не пойдет!.. Вот и пораскинь мозгами, авось не впервой. У вас с ним какие-то свои отношения есть? Есть. Я в них не лезу. Главное — сделай так, чтобы он приехал…

— А бездыханное тело в мешке и с заклеенным ртом тебя не устроит? — ядовито поинтересовался Валентин.

— Это что, тонкая шутка или прозрачный намек?.. Если последнее, оживи, брат, свою память: я тебе сразу сказал, убивать его не собираюсь… Не хочу. Мне это неинтересно и даже невыгодно. Подпишет документы, которые я для него заготовил, и пойдет гулять на все четыре стороны.

— А если не подпишет — пуля в лоб?

— Вот заладил!.. — огорчился Дрон. — Под пистолетом подписывают исключительно приговоры и протоколы допросов, а не финансовые бумаги… Тут, гражданин Панкратов, своя кухни, чем надавить на Стаса, я знаю. Но это наши дела, не жди, что я стану тебе о них рассказывать…

— Да знаю я про них! И, к сожалению, более чем достаточно… Потому тебе и не верю!

— Значит, не привезешь?

— Нет. Не хочу становиться палачом, даже если вероятность такого исхода ничтожно мала.

— Интересная постановка вопроса… — Дрон задумчиво посмотрел на майора и покачал головой.

— Одного ты все же не учитываешь: решение я уже принял. И остановить меня все равно не удастся.

— Но и я принял решение. И меня заставить изменить его тоже не удастся.

Панкратов решительно поднялся. Лицо его собеседника было спокойно: если Дрона и одолевали какие-то эмоции, то скрывал он их очень умело.

— Ошибаешься, майор, — улыбнулся он.

— И в чем же это я ошибаюсь? — Панкратов уже направлялся к выходу из подвала.

— Ну, знаешь… Только полный идиот открывает свои карты до начала игры.

Ничего не ответив, Валентин пожал плечами и решительно покинул место их странной встречи.

— Ты сегодня очень вяло работаешь! — строго сказал Левушка и внимательно посмотрел на Милену, нехотя перебиравшую ногами на велотренажёре. С момента появления вернувшегося к нормальной жизни Левушки Милена по неясным причинам не только оставила тренера в покое, но и делала вид, что они едва знакомы.

— Просто устала! Может, хватит? — безразлично дернув плечиком, сухо бросила она.

— Ну уж нет! Норматив — дело святое! Впрочем… руки можешь оставить в покое, а ногами продолжай, продолжай…

Что-то в его голосе показалось ей настолько странным и необычным, что, вздрогнув, она и вовсе остановилась. Откуда ей было знать, что побывавший накануне на приеме у Либидовского Левушка действовал сейчас в точности по инструкции, полученной у сексопатолога? Что инструкцию эту он вначале записал тщательнейшим образом, а затем — для верности — выучил наизусть?..

— Давай, давай… Мне очень нравится смотреть, как ты раздвигаешь колени! Это сексуально…

— Что?! Ты… Как себя чувствуешь? — выпалила Мила и, слегка побледнев, в мгновение ока слетела с тренажера.

— Тогда перейдем к наклонам. — Левушка старательно продолжал осуществлять на практике советы Либидовского. — Только ножки, пожалуйста, расставь пошире… А я тебе одновременно буду делать массаж спины!

И, недолго думая, тренер, подойдя к ней вплотную, навалился на остолбеневшую Милочку и решительно пригнул ее к полу.

— Что ты делаешь, дурак?! — взвизгнула она. Но сопротивляться уверенным движениям тренера было бессмысленно. Единственное, что ей оставалось, — покорно лечь на маты…

— Замечательно! — похвалил ее Левушка. — А сейчас тебе будет приятно… очень приятно…

— Ты… Ты спятил! — Милена еще раз взвизгнула и умолкла, поскольку рот ее оказался прочно запечатан страстным поцелуем! Краткая борьба не привела ни к чему, хотя Милочка лупила явно сверзившегося тренера изо всех сил.

— Кайф! — пробормотал тренер. — Надо же, он оказался прав, — добавил он.

Когда следующая клиентка Льва заглянула в тренажерный зал в назначенное для нее время, слов у этой вообще-то находчивой дамы, возможно, впервые в жизни не нашлось.

…До сих пор Насте, жизнерадостной и жизнелюбивой по натуре, не приходилось бороться с дурным настроением и сумеречным состоянием, в которое она неожиданно начала медленно, но неуклонно погружаться… Девушка и не предполагала, насколько изнуряющей и тяжелой может быть подобная борьба.

Инстинктивно она начала выискивать взглядом среди окружающих самые беспечные, веселые и счастливые лица. Но вот незадача! Видимо, не у нее одной в жизни были серьезные проблемы. Взять хотя бы всегда скупую на улыбки Викторию или оклемавшуюся после обморока в сауне, но не утратившую болезненного вида Валерию, даже ее подружка Лиза частенько в последнее время хмурила свой беленький, чистый лобик… Может, поэтому сияющая физиономия Андрея Славина действительно радовала — как доказательство того, что в этой жизни, несмотря ни на что, есть неунывающие люди. И, столкнувшись с ним возле кабинета Вики, куда она и держала путь, Настя искренне обрадовалась:

— Привет, Андрюша!

— Здорово, что встретились, — сообщил он. — Я тебе в тот раз самого главного не сказал: Людмила меня к тебе жутко ревнует!..

— Что за глупости… — растерялась девушка. — Я же не продюсер какой-нибудь, не конкурент ей…

— Не прикидывайся дурочкой! — хмыкнул Славин. — Ты отлично меня поняла!

— Что, это и есть твое «самое главное»? — Настя отвела глаза.

— Нет! Я хотел тебя сегодня пригласить в «Помпадур».

— Ты там поешь?

— В том-то и дело, что нет! Ты что, не слышала, как я пою, что ли?.. А в ночном клубе вряд ли ты была.

— И правда ни разу не была.

— Вот видишь! Столько времени в Москве, и ни разу… Это непорядок!

— А что там такого особенного?

— Пересказать невозможно — надо видеть! Приходи, сегодня там будут интересные люди! Посмотришь, послушаешь. А еще там можно есть, пить, танцевать — в общем, все по полной программе и по собственному выбору.

— Странно, что все это ночью, — пожала плечами Настя. — А днем почему нельзя все то же самое?

— А днем эти люди спят! — хихикнул Андрей.

— Какая-то кошачья жизнь…

— Нормальная! Приходи — увидишь. В общем, определяйся, а меня найдешь по этому телефону… Видишь, на визитке карандашом написано?

И, сунув Насте в руки кусочек картона, сияющий Андрей в мгновение ока исчез, прямо на старте взяв свою обычную скорость.

Покачав головой, Настя грустно посмотрела ему вслед и, вздохнув, постучалась в дверь Викиного кабинета.

В последнее время она не ждала от вызовов сюда ничего хорошего. По крайней мере, на этот раз точно не ошиблась. Едва войдя, девушка отметила, каким мрачным, тяжелым взглядом смотрит на нее хозяйка… Тем сильнее насторожили ее первые же Викины слова, абсолютно не вяжущиеся с этим взглядом.

— Садись, Настя… Хочу предложить тебе поучаствовать еще в одной съемке… раз уж ты отказалась от Шарлеруа.

— Голой сниматься?

— Нет. Во всяком случае, не совсем…

— А когда?

— На следующей неделе.

— Но решать прямо сейчас?..

— В общем-то, нет…

— Тогда зачем меня пригласили? — Настя пристально посмотрела на Викторию.

— Ты права, есть разговор… Скажи, почему ты тогда решила, что я сама подбросила кошелек?

— Я не решила. Я это знаю наверняка.

— Очень интересно… — Голос Виктории внезапно сделался абсолютно бесцветным.

— Только не нужно спрашивать, кто это мне рассказал! — Настю, так долго сдерживающую свои чувства, словно прорвало. — Во всяком случае, Панкратов вместе со всей своей Петровкой тут совершенно ни при чем!.. Считайте — это мой собственный логический вывод. Вот, смотрите: с помощью этого кошелька вы всех перессорили, а сами хотите остаться в выигрыше! Вы не любите ни своего мужа, ни Антона Михайловича, которые теперь по вашей милости охотятся друг на друга… А бедный Валентин между ними — как между молотом и наковальней! Лихо вы это все придумали, только я думаю — ничего у вас все равно не выйдет, вот так!.. А теперь делайте, что хотите, можете даже меня уволить.

С каждым произнесенным словом Настя заводилась все больше, но на душе у нее при этом становилось все легче и легче. Если учесть, что Виктория внешне вела себя прямо противоположным образом, то есть становилась все спокойнее на вид, закономерно было предположить, что и в душе у хозяйки салона идет процесс, противоположный Настиному…

Наконец, дождавшись паузы в Настином монологе, она и вовсе улыбнулась:

— Ну-ну… Зачем же это мне тебя увольнять? Конечно, умные уборщицы салону ни к чему. А вот умные сотрудники — на вес золота… Офис-менеджером пойдешь?

Ошарашенная девушка округлила глаза:

— А… Как же Светлана Юрьевна?!

— А вот ее-то я как раз и уволю, — усмехнулась Вика. — В твои рассуждения, девочка, вкралась ошибка. Всю эту жуткую ситуацию выстроила не я, а она! Теперь это стало ясно окончательно… Спасибо, милая, иди. Ты, свободна…

Каким образом ноги вынесли ее из кабинета, Настя не помнила. Единственное, в чем она отдавала себе отчет, — в том, что с последними словами Вики все ее существо охватил не просто страх, а даже ужас… Неведомо почему и по чьей милости, но этот безотчетный страх она ощущала физически. И настолько сильно, что с огромным трудом, откопав бумажку с номером Панкратова в своей сумочке, она едва сумела его набрать дрожащими пальцами.

— Валечка. — Настя уже почти плакала. — Приезжай, пожалуйста, скорее! Мне страшно… Нет, я не могу рассказать, просто приезжай, и все… Да… Пожалуйста, скорее!

…Она опустила трубку на рычаг и перехватила преисполненный любопытства взгляд администратора, или, как только что выразилась Виктория, «офис-менеджера». Но Светлана, явно собиравшаяся ей что-то сказать, не успела этого сделать. Телефон зазвонил, и девушка автоматически подняла трубку. И, вопреки своему состоянию, крайне удивилась, когда услышала голос Дрона, да еще просившего к телефону ее, Настю…

— Антон Михайлович, да это и есть я… Вы меня не узнали?.. Да что вы, — ахнула она, — неужели так плохо? Конечно, еду!.. Уже послали машину? Спасибо вам, я жду!..

— Куда это ты опять? — сухо поинтересовалась Светлана.

— Мне нужно срочно в больницу, у Марии Петровны приступ… Не исключено, что это второй инфаркт и она… она может не дожить до завтра!

Отчаяние, охватившее Настю, смягчило администратора, и та сдалась.

— Ладно, клиенток у тебя на сегодня все равно нет… Конечно, нужно ехать! Да не переживай ты так, может, еще обойдется… Ты куда?!

— Машина! — бросила уже на ходу Настя, увидев за окнами салона резко затормозивший черный джип. Именно на нем (или в точности таком же) приезжал в гости к Марии Петровне Дон Антонио…

— Спасибо, Светлана Юрьевна, это за мной! — Настя крикнула это уже от двери.

— Ничего себе… — пробормотала Светлана, увидев хорошо знакомый ей джип. — Похоже, он ей покровительствует не просто так? Ай да Настя!..

…В тот момент, когда Настя нырнула в прохладное нутро машины и внезапно обнаружила рядом с собой какого-то здоровенного хмыря с железобетонными бицепсами, Мария Петровна в своей палате как раз прощалась со Снежаной.

Ромашка только что выгрузила из сумки здоровенный ананас и бананы и сразу заспешила: питерский поезд уходил через полтора часа, а у нее еще не было билета.

— Вы меня окончательно избалуете совместными усилиями! — рассмеялась учительница. — Ну скажи на милость, зачем было тратить столько денег на эту роскошь? — Она ткнула пальцем в ананас. — Только рябчиков и не хватает, чтобы почувствовать себя окончательной буржуйкой! Помнишь? «Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй!»..

— Ой, что вы. — Снежана испуганно посмотрела на Марию Петровну. — Не шутите так, пожалуйста. — Я имею в виду про последний день… Вам что, так плохо?..

— Да не волнуйся, Ромашка, мне, наоборот, очень даже хорошо! Честно говоря, намного лучше, чем до болезни. Врачи уверены, что если так пойдет и дальше, то дней через десять меня можно будет готовить на выписку…

— Слава богу! — с искренним облегчением сказала Снежана. — А ананас, чтоб вы знали, я принесла совсем даже не в целях «баловства». В них ученые недавно обнаружили уникальное вещество, которого ни в каких других фруктах нет! Понимаете, оно полезно не только сердечникам, но даже больным со злокачественными опухолями и то помогает…

— Ты опоздаешь! — рассмеялась Мария Петровна, заметив, что Ромашка села на своего любимого конька. — Лучше скажи, буквально в двух словах: как Капитан и вообще где он?

— Ой, правда, совсем забыла, что спешу… — засуетилась Снежана. — Капитан занят, потому и не сумел меня проводить. Какой-то там сложный случай, то ли с собакой, то ли и вовсе с козой… Главное, что вам лучше, я теперь спокойнее буду!..

И, улыбнувшись на прощание, Ромашка словно растаяла в воздухе.

Мария Петровна задумчиво посмотрела ей вслед и, вздохнув, невесело покачала головой, пробормотав:

— Бедный Капитан…

20

Странным делом занялась Виктория после ухода Насти. Пододвинув к себе лист чистой бумаги, хозяйка салона, глубоко задумавшись, долго вычерчивала на нем какие-то схемки, словно решая сложную задачу из высшей математики… Наконец, решение, судя по всему, было найдено.

— Видит Бог, — пробормотала Вика, — я этого не хотела. Настя, Настя… Мне тебя жаль, но ты просто не оставляешь мне иного выхода…

Все это время она не смотрела на мониторы и, соответственно, не видела, как та, о ком она столь упорно думала, покинула салон.

Виктория решительно потянулась к телефону и набрала по памяти номер.

— Это я. — Вика не дала себе труда поздороваться. — Есть для тебя работа…

Некоторое время она слушала своего собеседника молча, потом усмехнулась:

— Еще спрашиваешь!.. Та самая, которую ты любишь. Будь у телефона, я перезвоню.

И, отключившись, она нажала кнопку селектора:

— Светлана, зайди!

В ожидании администратора Вика поднялась и, подойдя к музыкальному центру, выбрала кассету, на коробочке которой красовалось столь похожее на ее собственное лицо Ирен Жакоб… Тихий, вкрадчивый голос певицы заполнил кабинет. Прикрыв глаза, Виктория какое-то время подпевала, демонстрируя великолепное знание мелодии, потом, резко оборвав себя, вновь взяла коробочку в руки и горько усмехнулась, глядя на обложку: «Тебя б на мое место… Посмотрела бы я, как ты запела!» — подумала она.

— Вика? — раздался по селектору голос Светланы. — У меня полно посетителей… Ты по связи не можешь?

— Я сказала — зайди!

Виктория вновь набрала телефонный номер.

— Это опять я, — сообщила она невидимому абоненту. — Слушай внимательно! Мою машину, надеюсь, помнишь? Так вот, минут через пятнадцать она отъедет от конторы… Погоди!

Вика повернулась к влетевшей в ее кабинет запыхавшейся Светлане.

— Наконец-то! — бросила она сердито. — Сейчас отправишь Настю на моей машине в фитнесс-центр Гурова. Там…

— Ее нет! — быстро сообщила Светлана.

— Кого нет? — Виктория непонимающе смотрела на администратора.

— Насти нет, — пояснила та.

— Как это нет?

— Обычно… Ушла.

— Черт бы вас всех побрал! — Виктория побледнела. — Куда… Куда ее опять унесло?!

— В больницу… — растерянно пролепетала Светлана, очень редко видевшая свою хозяйку в таком гневе. — Насте сказали по телефону, что та женщина может не дожить до завтрашнего дня… Я… Я видела, как она уехала на машине. Черный джип…

— Что ты сказала?..

— Мне кажется, это была машина Дрона…

Ни слова не говоря, Вика положила телефонную трубку и нажала селектор:

— Быстро включи мне перемотку последних десяти минут!

— Есть! — Это был голос Кости, телохранителя. — Включаю на второй и третий мониторы…

— Иди отсюда! — прошипела Виктория администратору, не обращая ни малейшего внимания на ее вытянувшееся лицо. И повернулась к экранам. Как раз в тот момент, когда на третьем мониторе появилось изображение Насти, садившейся в джип.

— Спасибо! — бросила она в селектор. И, уже отключившись, прошептала:

— Машина Дрона…

На переключенных в режим реального времени мониторах появилось изображение выскакивающего из своей «пятерки» Панкратова.

Прищурившись, Виктория со злорадством пронаблюдала, как майор, войдя в холл, спрашивает о чем-то охранника, потом перехватывает спешащую куда-то Лизу и тоже спрашивает… Теперь майор явно двигался в сторону ее кабинета, пора брать себя в руки.

— Где Настя?

Валентин, судя по всему, расстался с привычкой здороваться окончательно и бесповоротно.

— Во-первых, здравствуй. — Виктория невозмутимо посмотрела на его застывшую в дверях фигуру.

— Здравствуй… Мне срочно нужна Настя!

— А ее нет. Уехала в больницу к какой-то женщине, которой стало плохо.

— Странно… Вызвала меня сюда…

— Зачем?

— Сообщить что-то хотела… — Взгляд майора остановился на Виктории, и он мгновенно осекся. — В чем дело, Вика, ты почему так смотришь?

— Как?.. — Опустив глаза, она нервно пожала плечами.

— У тебя глаза горят, как у кошки, которая вот-вот изловит мышь…

— Я любопытна. И потом… Мне кажется, что все, что здесь происходит, так или иначе касается меня.

Теперь внимание Панкратова было полностью сосредоточено на Виктории. В этот момент он напоминал человека, на которого снизошло озарение.

— Я с тобой согласен… — медленно сказал он. — И я так думаю…

— Тогда почему удивляешься моим вопросам и… и взглядам?

Ответить Валентин не успел из-за сотки, зазвонившей у него в кармане именно в этот момент.

— День добрый. — Голос Дрона заставил Валентина передернуть плечами.

— А точно добрый?

— Ты прав. Хороших новостей пока не сообщу.

— Давай ближе к делу, а?

— Настя у меня.

Побелевший майор снова дернулся и отошел подальше от стола Виктории, превратившейся в слух.

— Так… Слушаю твои условия.

— Да ладно, Валентин, не делай из меня монстра. Это не условие, а просьба: привези мне, пожалуйста, Стаса.

— Что будет, если я скажу «нет»?

— Давай так: всем будет лучше, если ты ответишь «да». Тебе, мне, Насте… Да и за Стаса тоже не волнуйся. Вреда ему не причиню… Ну, может, чуть-чуть обижу финансово…

— Допустим… Как будем действовать?

— Вот это разговор! Как только он окажется в твоей машине, перезвонишь, я дам адрес, куда следует приехать…

— Как ты узнаешь, что он в моей машине?

— Ты что, думаешь, только у вас есть топтуны?.. — иронично поинтересовался Дрон и отключил связь.

Панкратов на мгновение зажмурился, потом медленно развернулся и вновь наткнулся на взгляд Виктории — тот самый, «кошачий».

— Дрон взял Настю в заложницы? — угадала Вика и испытующе посмотрела на Панкратова. Мгновение поколебавшись, он кивнул, понимая, что проницательная хозяйка салона уловит сейчас любую фальшь.

— Его условия? — быстро спросила она, надеясь, что ее натиск застанет его врасплох, и просчиталась.

— Прости, но этого я тебе не скажу, — хмуро бросил Валентин.

— Почему? — сделала она еще одну безнадежную попытку.

— Хотя бы потому, что я все-таки на службе.

— У кого? — зло прищурилась Виктория.

Но Валентин ее больше не слушал. Круто развернувшись, он стремительно покинул кабинет. На то, чтобы связаться со спецназовцами, времени почти не оставалось…

Некоторое время она напряженно размышляла. Потом, очевидно довольная результатом своих умозаключений, удовлетворенно кивнула и потянулась к телефону.

— Это снова я, — сообщила она. — Ничего делать не надо. Просто сиди там и жди меня. Я скоро буду… Очень скоро!

Положив трубку на рычаг, Вика поднялась и направилась к выходу. Но, приоткрыв дверь кабинета и увидев за порогом верного Костю, передумала.

Плотно прикрыв двери, Виктория, очень аккуратно и абсолютно бесшумно ступая, проскользнула к небольшому узкому гардеробу в конце комнаты, незаметно расположенному за выступом стены. Разумеется, в отличие от остальных сотрудников, она в соответствующие сезоны одевалась и даже переодевалась в своем кабинете. Вот и сейчас в небольшом шкафчике висело несколько костюмов, блузок, вечернее платье и плащ. Улыбнувшись и бросив косой взгляд на дверь, Вика отодвинула все это добро в сторону и нажала кнопочку, скрытую в дверце гардероба.

Задняя стенка шкафа плавно и абсолютно бесшумно скользнула в сторону. Перед Викторией оказалась полутемная узкая лестница, ведущая вниз. Прежде чем выскользнуть через этот потайной выход, она подумала, как же правильно сегодня поступила, припарковав свою машину на соседней улице.

Виктория не заметила, что ее верной помощницы Светланы тоже нет в салоне, хотя администратор покинула свое рабочее место почти демонстративно, не сказав никому, куда направляется и решительно хлопнув дверью.

Спустя полчаса Стас у себя в офисе уже отпаивал ее коньяком, поскольку лучшего средства утешения не знал.

— Выпей, милая, и плюнь! — Он с сочувствием посмотрел на свою подругу, которую в таком состоянии не видел, пожалуй, ни разу. Молчаливая и всепрощающая любовь Светланы — вот что было основной причиной, по которой они снова оказались вместе…

— Я правда больше не могу. — Она подняла на Веригина потемневшие от гнева глаза. — Такое ощущение, что она меня специально провоцирует! И вообще… По-моему, она все это придумала.

— Зачем? — Стас недоверчиво пожал плечами.

— Хочет привлечь твое внимание! Чтобы ты за нее тревожился, переживал… Словом, постоянно был рядом.

— Солнышко мое. — Стас рассмеялся. — Чтобы меня вернуть, Виктория ни за что бы не стала придумывать столь сложные штуки!

— Вернуть?.. Мне кажется, она тебя и не теряла!.. Ты, дорогой, в сущности, совсем неплохо устроился.

— Верно… — Стас вздохнул. — Но по правде говоря, я бы с превеликой радостью сбежал куда-нибудь. Например, в Южную Африку или на Гималаи…

— От нас обеих?

— От вас обеих. От друга Дрона. От самого себя, в конце концов.

Светлана на мгновение опустила глаза. А когда подняла их вновь, в ее взгляде не было уже ничего, кроме любви и нежности.

— Иди сюда… — прошептала она.

— Лучше ты иди ко мне, — отозвался Веригин. — Здесь мягче…

И он красноречивым жестом коснулся дивана.

— Я там не хочу…

— Ни тебе, ни мне. — Стас улыбнулся и по-мальчишески фыркнул. — Встречаемся в центре поля!..

И он опустился на ковер, приглашая Светлану последовать его примеру. В ее глазах вспыхнули одновременно радость и страх.

— Только двери запри…

— Ты же знаешь, пока ты здесь, к нам никого не впустят… Иди сюда!

В его голосе звучало столь властное желание, что не подчиниться было невозможно.

Насте чем-то сразу не понравился сосед слева. Однако, поскольку машина была действительно Дрона, девушка подавила свои сомнения. Именно на этом джипе с заметной царапиной на правом крыле он дважды приезжал в салон. За окном мелькали знакомые уже улицы и переулки, Настя рассеянно разглядывала здания, прохожих… И не сразу поняла, что нужный поворот они проехали.

— Эй, молодой человек, — окликнула она водителя. — Мы должны были здесь повернуть направо, а вы куда?..

— Что? — Водитель, молодой и тоже накачанный парень, слегка вздрогнул.

— Поворот на больницу проехали!

— Да нет, все правильно.

— Не нервничай, все будет хорошо, — посоветовал второй бугай.

— Куда мы едем?!

Тишина, повисшая в салоне джипа, была ей ответом…

— Так… Вот что. — Она усилием воли придала своему голосу спокойствие. — Я, кажется, села не в ту машину. Остановите, я хочу выйти!

— Не получится, — вяло отозвался водитель. — Вон какое движение, куда тебя высаживать? Под колеса, что ли?..

У Насти во рту появился металлический привкус.

— А вас… Антон Михайлович прислал?.. Чтобы в больницу отвезти?

— Ага… — вяло отозвался водитель, а ее сосед ни с того ни с сего заржал… В этот момент джип как раз остановился на красный свет и Настя попыталась открыть дверцу, но она была заблокирована.

— Не бойся, — вновь заговорил водитель, — и не дергайся! Куда велено — туда и доставим…

Договорить он не успел: девушка, стремительно обхватив его сзади за горло, сделала резкое движение, и в следующее мгновение страшный удар обрушился на Настю. Уже теряя сознание, она поняла, что на этот раз точно проиграла…

— Вам же сказано, господин Веригин занят! — Крупный парень в плохо сидящем дорогом костюме, выполняющий обязанности референта, набычился и посмотрел на Панкратова. — Все ждут, и вы ждите…

— Вы доложили обо мне?

— Я же говорю, он занят! Подождите.

— Дело не терпит отлагательств, — попытался втолковать этому «бычку» майор. — Передайте ему, что здесь Панкратов, увидите — он сразу меня примет!..

— Простите, не могу. — Референт вновь заговорил вежливым тоном. — Станислав Алексеевич просил его не беспокоить…

Панкратов достал удостоверение и молча ткнул в нос референту.

— …И тем не менее, — отвел тот глаза. — Я не собираюсь лишаться из-за вас работы.

Панкратов колебался не больше нескольких секунд. Отодвинув со своего пути референта, он сообщил:

— Знаете, мне по большому счету, наплевать, лишитесь вы работы или нет!

И пока тот открывал и закрывал рот, потрясенный подобной наглостью, майор решительно подошел к кабинету Стаса и, распахнув дверь, вошел внутрь, не обращая внимания на референта, кинувшегося вслед за ним с отчаянным воплем.

Кабинет был пуст.

— Ты что мне голову морочишь, а? — перехватив руку референта, прошипел Панкратов. — Тут же никого нет… Есть тут кто-нибудь?! — Только в этот момент Валентин углядел слегка приоткрытую дверцу в глубине комнаты.

— Есть!

Но Веригин объявился вовсе не из-за приоткрытой дверцы, он просто поднялся из-за письменного стола.

— Выйди вон! — Веригин тоже не столько говорил, сколько шипел.

— Слышал, клоун? — Валентин моментально переадресовал эту реплику скукожившемуся под грозным взглядом шефа референту и вытолкал того из кабинета. — Извини, я, возможно не вовремя…

— О боже! — Стас завел глаза к потолку и со вздохом опустился на стул. — Хватит издеваться, говори.

— При посторонних не могу, — зло бросил Валентин.

Веригин искренне расхохотался и посмотрел вниз:

— Свет, поднимайся! Нас все равно застукали!..

Судя по тому, как выглядела Светлана, поднявшаяся вслед за своим любовником из-за стола, она не разделяла его веселья.

— Здрасте!.. — Поправив юбку и немного придя в себя, она нагло посмотрела в глаза Панкратову и добавила, обращаясь к банкиру: — Не верь ему!

И лишь после этого демонстративно медленно покинула кабинет.

— Ну?.. — Веригин требовательно уставился на майора.

— Она права. — Майор кивнул на дверь. — Я и сам давно верю только себе, своим глазам и ушам…

— Панкратов, ближе к делу!

— Если ближе к делу — собирайтесь.

— А ты нахал… И куда же это я должен собираться?

— На дачу Дрона.

Веригин, намеревавшийся было закурить, положил извлеченную из шкатулки сигарету на стол и удивленно взглянул на Валентина.

— И что я там забыл?

— Мне кажется, — усмехнулся Валентин, — это они про вас забыли! — Он искоса посмотрел на часы. — Примерно через час ваша жена и ваш же друг-партнер начнут обсуждать сговор, цель которого…

Внезапно оборвав себя, майор решительно качнул головой:

— Нет, о цели их «союза» я вам говорить не буду, сами все увидите и услышите…

Веригин некоторое время испытующе смотрел на Панкратова. И если он ожидал, что Валентин опустит глаза, то просчитался. Поднявшись из-за стола, Веригин прошелся по кабинету.

— Что и говорить, перспектива заманчивая… — И совсем другим тоном спросил: — Твой-то какой интерес?

— Я просто делаю свое дело.

— Ответ неверный! — сощурился Стас. — «Просто» никто и ничего сейчас не делает.

— Ну хорошо… — Валентин отвел взгляд. — Охрана у вас, господин Веригин, очень, как я посмотрю, слабая… Хотел порекомендовать вам подумать об укреплении кадров… Говорят, любая рыбка с головы гниет… Сами-то вы своим начальником охраны довольны?..

— Какое там… — Стас все еще колебался. Наконец, по-видимому решившись, махнул рукой. — Да, ты, пожалуй, прав: кадры решают все…

21

Первое, что ощутила Настя, придя в себя, — боль и неудобство. Она не сразу поняла, откуда идут эти ощущения. И только услышав рядом голос бугая с бицепсами, вспомнила, что именно произошло с ней. Теперь она уже не сидит на заднем сиденье джипа, а лежит связанная, не в состоянии даже крикнуть: губы стянуты чем-то липким и противным…

— А здорово она тебя прихватила! — неожиданно тонким для его комплекции голосом хихикнул бугай. — Я даже сразу и не заметил!..

— Еще шкирится, — злобно и хрипло бросил водитель. — А все из-за тебя!

— Это почему же?

— На х… ты там сидел? Должен был следить, а не по сторонам тыквой своей вертеть!..

— Ну, тут ты правильно говоришь… Но ты будь мне благодарен, что спас тебя от рук девчонки, — он снова захихикал. — Ребятам рассказать — помрут со смеху…

— Откроешь пасть — сам у меня помрешь! — пообещал водитель.

— А девка-то боевая, — продолжал Настин сосед. — И классная на вид, а?..

— Не очень-то увлекайся! — предупредил его сотоварищ.

— Че, посмотреть, что ли, нельзя? — И, недолго думая, он задрал Насте юбку…

Глухой удар, раздавшийся сзади, заставил водителя подпрыгнуть на месте, черный джип вильнул, едва не влетев в кювет… В зеркальце обозрения салона возникло лицо бугая с зажатым носом, сквозь пальцы бандита капала кровь…

— С-сука, коленкой!.. — взвыл он и злобно замахнулся на девушку под искреннее ржание водителя. Внезапно раздался визг тормозов, и бугай со всего маху вмазался своим многострадальным носом в переднее сиденье…

— А ну кончай! — яростно прошипел его напарник. — Тебя предупреждали: кто эту девку тронет пальцем… К даче подъезжаем!..

Из своего положения Настя увидела только кусочек неба, часть забора и медленно разъехавшиеся ворота. Затормозивший джип вновь тронулся с места — на этот раз мягко и медленно…

— Да не волнуйтесь вы так, Лизочка. — Либидовский опустился за столик напротив девушки. — Возьмите себя в руки, ведь ничего особенного не случилось, верно? Все от того, что сейчас на солнце ужасные магнитные бури…

— При чем тут бури? — Лиза хмуро посмотрела на сексопатолога. — Настю по всему салону клиентка ищет, а ее нет… Вот нажалуется Светке… Впрочем, и Светки нет, как сквозь землю провалилась… Такого еще не было! А насчет бурь вы правы, — она тяжело вздохнула, — у меня тоже туман какой-то в голове. Может, кофе выпить вместо сока?

— Вы, часом, не в курсе, что сегодня произошло между Светой и Викторией? — Сменил тему Либидовский.

— Нет, а что?

— Не знаю точно, только Света выскочила из кабинета Виктории белая, как снег. Ну а чуть позже Светлана Юрьевна ушла из салона.

— Вика и меня сегодня вызывала, — вспомнила Лиза, — о Насте зачем-то расспрашивала.

— Ничего не понимаю! — вздохнул доктор. — Ну, вызвали девочку в больницу к пожилой женщине, которая, возможно, умирает… Мало ли что в жизни может быть? Что уж так-то, не по-человечески?.. Виктория такая всегда сдержанная женщина, и вдруг… Может, климакс?.. Хотя нет, рановато…

— Наверное, это из-за бури! — предположила Лиза. — Вы заметили, что сегодня и клиентов почти нет?

Либидовский кивнул и открыл рот, чтобы прокомментировать и это явление с точки зрения сексопатологии, но тут входная дверь резко распахнулась и на пороге с холодным, застывшим в злобной маске лицом появилась Светлана.

— Константин. — Администратор подошла к телохранителю Виктории. — У тебя там, в предбаннике, должна быть бумага… Дай мне один листок!

Телохранитель, пристально взглянув на Светлану, поспешно устремился наверх впереди нее.

В импровизированной приемной у кабинета хозяйки они остановились.

— Чего это она на тебя взъелась? — шепотом поинтересовался Костя у Светланы, косясь на хозяйскую дверь.

— Понятия не имею. Наверное, сдуру! — Она произнесла это нарочито громко.

— Тиш-ше… — с ужасом прошипел Костя. — Услышит еще…

— А мне плевать, услышит или нет! — Администратор уже почти кричала. — Я увольняюсь!

— Ты что?.. — Телохранитель растерянно приоткрыл рот.

И так и простоял с обалдевшим видом все то время, пока Светлана торопливо писала свое заявление об уходе…

— Вот, вручишь ей! — Она с торжествующим видом протянула Косте листок. И, круто развернувшись, вышла, даже не глянув в сторону кабинета.

Быстро спустившись вниз, Света прошла в кафе. Увидев Лизу и Либидовского, Светлана Юрьевна взяла три бокала шампанского и направилась к их столику.

— Ну? — Она усмехнулась и поставила перед Лизой и доктором по бокалу. — Выпьем за меня!..

— А у вас что… день рождения сегодня? — робко спросила Лиза.

— Что-то вроде этого, — кивнула администратор. — Называется, правда, немножко по-другому: не день рождения, а день освобождения!

— От чего? — осторожно поинтересовался Либидовский.

— От всего вот этого! — пояснила Светлана и широким жестом обвела рукой вокруг себя. — Давайте выпьем!

— Простите, Светлана Юрьевна, но я ничего не понимаю! — призналась Лиза.

— Лизочка, отныне для тебя я — просто Света. Я увольняюсь!..

— Вы?! — Доктор и Лиза спросили это дуэтом, и довольная произведенным эффектом Светлана залпом осушила свой бокал.

Спустя полчаса за их столиком атмосфера явно изменилась, в основном благодаря Светлане, не привыкшей к такому количеству алкоголя, которое она употребила в течение тридцати минут. Захмелевшая, она уже, наверное, в десятый раз за это время объясняла Лизе и Либидовскому, как она счастлива, что уходит из «этого террариума».

— Светочка, мне кажется, что вам не надо больше пить, — робко заметил доктор.

— Вам это кажется! — Она назидательно подняла указательный палец правой руки. — А я… Я чувствую себя прекрасно! Я наконец могу сказать громко и вслух, что ненавижу Вику! Плевать я на нее хотела… И… знаете, что я вам скажу? Все-таки там, наверху, — палец теперь указывал на потолок, — учитывается все! Поэтому она в последнее время подурнела! Не нах-ходите?..

— Нет, не нахожу, — честно признался Либидовский.

— В вас говорит корпоративная лояльность, — неожиданно без запинки произнесла сложное сочетание Светлана. — А я — свободный человек! Я объективна. Она уже не та Виктория, из-за которой мужчины выворачивали шеи.

— Как это? — поинтересовалась Лиза.

— Ну, оглядывались на нее. Сейчас в ней просматривается что-то совсем иное… Я помню, как-то вечером… Да, собственно, когда здесь кошелек нашли! Какое у нее было ужасное лицо! Прямо вижу: в полумраке она напоминала химеру с собора Парижской Богоматери.

— Ну, это вы уж преувеличиваете, — снова возразил доктор.

— Нет и нет! Вы помните — у Пушкина? «Красота и зло несовместимы»!

— По-моему, Пушкин говорил про гений и злодейство, — осторожно заметил Либидовский.

— Какая разница?!

Разговор явно приобретал философский характер, и Лиза сочла этот момент самым подходящим, чтобы удалиться:

— Извините, меня клиенты ждут… Пойду!

Доктор кивнул, а Светлана не обратила на ее слова ни малейшего внимания. Прежде всего потому, что увидела направлявшегося к их столику Константина.

— О-о-о, добрый вестник… — не замедлила она прокомментировать. — Сейчас позовет меня к Виктории, та станет уговаривать, и я, может быть, размякну…

Однако ее прогноз не подтвердился.

— Вы Викторию Сергеевну не видели? — На лице телохранителя отразилась крайняя степень растерянности.

— На тебя что, тоже магнитная буря подействовала? — полюбопытствовал Либидовский. — Она же в кабинете.

— Ее там нет… — Костя жалобно посмотрел на присутствующих.

— Ты же у входа стоял! — Не успевшая уйти Лиза покачала головой. — Она должна была мимо тебя пройти, если ушла!

— Она не проходила…

Светлана откинулась на спинку стула и неожиданно громко расхохоталась.

— Напилась, что ли? — Телохранитель неприязненно покосился на нее.

— Да, я напилась! — сквозь смех проговорила Светлана. — Но ты-то… ты! Два года тут работаешь и не знаешь, что у нее в шкафу есть дверь на улицу!..

— Какая дверь? — На Костю было жалко смотреть.

— Обыкновенная дверь! Наша Виктория — женщина-загадка: вся состоит из тайн, интриг, секретов… Ей бы в средневековье жить! Вот тогда она бы всех нас с легкостью взяла бы — и отравила!..

— Слушайте, что она несет?! — побледнел телохранитель.

— Слушай, Костя. — Лизе стало жалко парня. — Она не несет. Она знает здесь все закоулки. Так что пойди, пожалуйста, и убедись сам. Да, Светлана Юрьевна?

Лиза повернулась к столику и увидела, что Светлана, положив голову на стол, сладко спит, а на ее губах, словно приклеенная, застыла блаженная улыбка…

Спидометр показывал уже сто двадцать, когда Виктория начала сбрасывать скорость: впереди показался дачный поселок. Быстрым движением она приглушила спидолу, из которой всю дорогу гремел голос Ирен Жакоб.

Скорость наконец была сброшена, и очень медленно машина начала петлять по узким и не всегда заасфальтированным улицам поселка. Чувствовалось, что дорога эта была ей отлично знакома, настолько уверенно Вика сворачивала в довольно запутанные, порой производившие впечатление тупиков, переулки. Дачу Дрона она миновала так, что, если бы ее даже ждали здесь заранее, никто бы не заметил машину не только из окон, но и из будки охранника…

Ее целью был дом напротив этой дачи — слегка покосившийся, невзрачный, явно предназначенный на снос. Об этом свидетельствовали пустые глазницы окон, через которые просматривались стены с грязными ободранными обоями — остатки чьего-то убогого быта.

К домику Вика подъехала совсем с другой стороны, благо за ним поселок пока не имел продолжения и переходил в довольно густой, почти девственный лес.

Заглушив мотор, Виктория глубоко вздохнула и внимательно всмотрелась. Очевидно, результат ее вполне удовлетворил, потому что сразу вслед за этим она достала из-под сиденья пластиковый сверток. Нисколько не таясь, Вика развернула его и извлекла на свет довольно увесистый пистолет. Опустив оружие в сумочку, она выбралась из машины и стала пробираться к дому.

В Настиных глазах отражалась ярость. Все еще связанную и с заклеенным ртом, эти двое отморозков втащили ее в дом и, усадив на стул в полупустой комнате, ушли… Вот уже минут, наверное, пять она пребывала в этом беспомощном и унизительном положении. Терпение девушки, наконец, иссякло.

Сделав над собой неимоверное усилие, Настя поднялась со стула и начала мелкими шажками двигаться к двери… Она почти достигла своей цели, когда створки неожиданно распахнулись и на пороге, в сопровождении все тех же отморозков, появился Дон Антонио… Это действительно был он — Антон Михайлович Дронов, просто Дрон, так самозабвенно распевающий под гитару цыганские песни на четверговых вечерах Марии Петровны, «добрый гений», столько хорошего сделавший и самой Насте, и даже ее матери, человек широкой души и необыкновенной щедрости…

— Эт-то что еще за балаган?! — Он грозно повернулся к своим спутникам. — Кто связал девочку?

— Антон Михайлович, — робко пролепетал водитель, — она сопротивлялась…

— И правильно делала! — Дон Антонио зловеще взглянул на водителя. — Нормальный человек всегда сопротивляется, когда с ним так обходятся!.. Вы что, не могли объяснить по-человечески?.. Что у тебя с носом? — внезапно поинтересовался он у бугая.

— Он же говорит, она сопро…

Не дослушав, Дрон обнял готовую упасть Настю:

— Сейчас, милая, тебя развяжут… Идиоты!..

Водитель кинулся исполнять приказание хозяина и в мгновение ока освободил Настю и от пут, и от пластыря на губах.

— Антон Михайлович! — Она и не подозревала, что может так кричать. — Что… что происходит?!

— Ну все, все, успокойся… — Дрон ласково погладил девушку по голове. — Я тебе, Настена, сейчас не могу всего объяснить: времени нет… Скажу только одно: ничего плохого с тобой не случится! Ты мне веришь?

— Да. — Настя перевела дыхание.

— Вот и хорошо. — Он склонился к ее уху. — Прости, но у меня действительно не было другого выхода…

— Антон Михайлович, послушайте, я вас хочу предупредить…

— Настена, потом! — Дон Антонио покачал головой. — Сейчас каждая секунда дорога…

И, не слушая больше девушку, Дон Антонио стремительно вышел из комнаты.

— Все, тихо!.. — Все тот же бугай остановил бросившуюся было за ним Настю.

— Руки убери! — Она мгновенно приняла боевую стойку.

— Ты че, а? — Парень в ужасе шарахнулся в сторону. — Я тебя хоть пальцем тронул? Я должен тебя охранять — я и охраняю, не мешай работать!

И, выскользнув из комнаты, мгновенно запер дверь снаружи. На секунду замешкавшаяся Настя, бросившись следом, наткнулась на крепкие, как металл, створки… В отчаянии ударив по ним кулаками, она бессильно опустилась на пол.

Виктория с трудом преодолела заброшенный, заросший огород. Теперь от подворья Вику отделял явно подновленный кем-то забор и запертая калитка. Внимательно оглядевшись, она обнаружила щель и приникла к ней глазом. В следующее мгновение Виктория вздрогнула и инстинктивно отскочила назад: прямо на нее смотрела огромная овчарка со злобными, словно у загнанного волка, глазами…

На лице хозяйки салона отразилась досада. Поспешно достав из сумочки мобильник, она набрала номер.

— Это я, — сухо бросила Вика в ожившую трубку.

— Кто «я»? — поинтересовался хрипловатый мужской голос.

— Виктория.

— Такая девушка нам не известна!

— Ну хорошо! — Она с досадой передернула плечами. — Дарья, если тебе так больше нравится… Дарья!..

— А, Дарья… Ну, это совсем другое дело… Заходи!

— Убери сначала своего людоеда!

Во дворе за забором раздался тихий свист, затем в трубке вновь возник все тот же хрипловатый голос:

— Входи, я его держу…

Выждав еще секунду, Виктория толкнула калитку, оказавшуюся уже открытой, и вошла во двор, часть которого была превращена в любовно ухоженный огородик с аккуратными грядками. Преодолев шаткое на вид крыльцо, она очутилась в полумраке больших и мрачноватых сеней.

— Я здесь! — крикнула она, стоя на пороге и задрав голову вверх. Почти от самого входа начиналась узкая, грязная лестница, ведущая на второй этаж. Убедившись, что никакой реакции на ее слова не последовало, Вика нахмурилась и пожала плечами:

— Ладно, не надо только меня пугать.

Сжав губы, она решительно начала подниматься по лестнице. И все же внезапно возникшее перед ней уродливое лицо висевшего вниз головой человека заставило Викторию вскрикнуть от ужаса… Громкий и хриплый хохот, последовавший за ее воплем, и вот уже мужчина не просто рядом с ней, а скорее она в его сильных и грубых объятиях…

— Ну здравствуй, Дарьюшка, здравствуй, сладкая!..

— Ох, Дракула… — Она перевела дыхание и неимоверным усилием воли взяла себя в руки. — Ну когда ты, в конце концов, повзрослеешь? — В голосе Вики зазвучала неподдельная нежность.

Она погладила его по щеке, стараясь не смотреть на длинные спутанные волосы, не морщиться от того, что ее пальцы при этом пострадали от не менее чем трехдневной щетины…

— Как ты оброс! — покачала головой Виктория, усилием воли сохраняя на лице выражение нежности.

— Настоящий Тарзан! — жизнерадостно подтвердил Дракула. — Смотри! — Молниеносно метнувшись в сторону, он сделал гигантский прыжок и крутанул в воздухе сальто…

— Тебе бы в цирк, — вздохнула Вика.

— Лучше в тир! Ты же знаешь, я пострелять люблю…

— Сегодня постреляешь! — пообещала она.

— Сначала приласкай! — Дракула вновь попытался обнять ее, но вполне пришедшая в себя после встречи Виктория решительно отстранилась.

— Нет, Дракула! Сейчас не время расслабляться, вот сделаем дело…

Мгновение поколебавшись, Дракула внезапно подхватил Викторию на руки и легко, словно держал не живую женщину, а куклу, взбежал по лестнице, приставленной к отверстию в потолке, на чердак.

— Посмотри. — Он даже не задохнулся. — Ты только посмотри, как тут прекрасно!

Не успевшая даже охнуть Виктория вынуждена была согласиться. Чердак, в отличие от всего этого дома, был действительно обустроен весьма уютно… А прямо перед открытым окном на полу лежал толстенный матрас и была пристроена винтовка с оптическим прицелом, укрепленная на деревянном ложе…

— О господи, да ты с ума сошел! — ахнула она. — А если кто-нибудь войдет?!

— Собачка будет очень рада! — хихикнул Дракула. — Как ты его назвала? Людоед? То-то… Ты только посмотри, какой удобный матрас! — Он снова вернулся к волновавшей его теме.

— Я сказала: после! — Виктория легко спрыгнула с рук Дракулы.

— Ну ладно! Тогда давай покажу… Иди сюда!

С сомнением поглядев на матрас, она нехотя подчинилась и, опустившись на колени, приникла к прицелу…

— Смотри, смотри — весь двор как на ладони!..

Это было правдой. Дача Дрона и весь ее двор в прицеле винтовки были как на ладони.

— Ух, сколько же я часов за ним наблюдал! — В голосе Дракулы звучали отчаяние, ненависть и еще что-то, заставившее Вику насторожиться и повернуться к нему. — Кажется, я теперь знаю каждую морщинку на его лице… А ты знаешь, он почти не изменился с тех пор, как мы расстались, не то что я… Я сильно постарел, да?..

— Ты стал еще красивее. — Виктория улыбнулась как можно мягче.

— Неправда… Но слышать это приятно.

— Раньше ты был таким розовощеким мальчуганом. А сейчас…

— Я и остался им! — перебил Дракула. — Сколько у меня за эти годы было женщин? Четыре!

— Включая бабу Дуню, — фыркнула Виктория.

— Не шути так… — попросил он. — Все-таки странно, что на целом свете у меня всего два близких человека: ты и Дрон… Его ненавижу до дрожи, тебя до дрожи люблю… Так, что иногда дыхание перехватывает…

— Человека, в которого собираешься стрелять, — сухо произнесла Вика, — нельзя так сильно ненавидеть. Во всяком случае, не до дрожи в пальцах.

— Какая же ты…

— Сволочь, хочешь сказать?..

— Нет, Дарьюшка… Я не о том. Я думаю… Мне вас будет очень не хватать — тебя и Дрона. Наверное, надо оставить все, как есть… У человека должен быть кто-то, кого он ненавидит и кого он любит. В этом смысле у меня сейчас полная гармония… Зачем же ее нарушать?..

— Вот что… — Виктория посмотрела на часы. — Минут через пятнадцать они будут здесь. Твоя задача — дождаться, когда из дома выведут девчонку, и произвести два выстрела… Первый в нее, второй… Да не волнуйся, не в Дрона!

Открыв сумочку, Виктория извлекла оттуда фотографию и протянула Дракуле:

— Вот, смотри…

Дракула послушно взял снимок и с минуту пристально вглядывался в него, прежде чем спросить:

— Твой муж?

— Да.

— С удовольствием… А почему не в Дрона?

— Глупенький… — вздохнула Виктория. — Ну, подумай сам! К нему на дачу привозят его злейшего врага в обмен на девчонку-заложницу. В момент обмена происходит два выстрела. Враг и заложница убиты… Кто в этом виноват? Коварный Дрон!.. Его и сажают, а ты — вне игры… Теперь ясно?

— Ну а на зоне я его спроста достану. — Дракула задумчиво кивнул. — Предатели там долго не живут… Ох, Дарьюшка, как подумаю, какие времена были шальные… И мы, молодые, дерзкие, красивые… Что мы творили!

— Да уж… — Она зябко повела плечами.

— А этот гад всех предал… Ненавижу!

— Ладно, не расстраивайся так… — Она погладила Дракулу по руке. — Ты сейчас должен быть спокойным. Смотри не промахнись…

— Скажешь тоже! Не обижай, Дашка, ты же знаешь — я в жизни не промахивался… Слушай, а может, успеем?..

Он снова попытался привлечь ее к себе.

— Нет! — Виктория решительно поднялась. — Я же сказала: после!

Она направилась к проему в полу и, осторожно поставив ногу на верхнюю ступеньку подозрительно ненадежной лестницы, еще раз обернулась на Дракулу, замершего в рамке чердачного окна.

— Как думаешь, — спросил он дрогнувшим голосом, — увидимся еще?..

— Конечно! — улыбнулась Виктория.

— На том или на этом свете?

— Типун тебе на язык! — искренне пожелала Виктория. — Пса лучше придержи…

И, не глядя больше на Дракулу, она начала спускаться вниз.

22

Панкратов глянул в зеркальце на телохранителей Стаса, пристроившихся рядом с хозяином.

— Все-таки не доверяешь… — невесело улыбнулся он.

— Ты сам-то уверен, что это не ловушка? — хмуро спросил банкир.

— Думаю, что нет.

За окнами машины, замедлившей скорость, мелькнул хорошо знакомый Стасу указатель: до дачного поселка оставалось около трех километров.

— Имей в виду, — продолжил Веригин, — с сегодняшнего дня ты отвечаешь за мою безопасность!

— Это еще почему? — удивился майор.

— Ты нанят!

— Если это предложение, то я еще согласия вроде бы не давал, — бросил Панкратов.

— Ты отвечаешь мне так, словно тебе ежедневно предлагают оклад в двенадцать тысяч долларов…

Они помолчали. Даже в зеркальце, на которое изредка поглядывал ведущий машину майор, было видно, какой тоскливый взгляд у банкира. Показались первые дома поселка.

— Не знаешь, чего это меня сюда понесло? — поинтересовался Стас у отмалчивающегося Валентина. — А вообще-то я и сам знаю. — Он усмехнулся. — Я — фаталист. Давно хочу понять, кто ж это на самом деле полжизни морочит мне голову…

Машина развернулась и выехала на улицу, в конце которой стоял особняк Дрона.

Именно этот особняк и разглядывала из своей машины Виктория, ожидая начала столь важных для нее событий. Загнанная в заросли изящная иномарка — в заранее присмотренное Викой место — ни с дороги, ни со стороны дроновской дачи не просматривалась. Зато перед ней обзор открывался прекрасный. Чувствуя себя в полной безопасности, Виктория поудобнее устроилась на сиденье и приготовилась ждать… Возможно, не уверуй она до такой степени в собственный ум и предусмотрительность, она сумела бы почувствовать, что за ней наблюдают.

Но Вика, только что предостерегавшая от этого Дракулу, на мгновение расслабилась. И тут же вздрогнула: словно ниоткуда, раздался смех и чужие визгливые голоса — цыгане…

— Дьявол… — пробормотала она. — Вот дьявол!..

Несколько цыганок в пестрых юбках и ярких платках уже окружили машину. Чья-то смуглая рука потянулась сквозь неосторожно приоткрытое Викой окно… Молниеносно достав из сумочки деньги, Виктория сунула их в грязные пальцы. Но цыганка, почти старуха, продолжала что-то громко лепетать на своем наречии.

— Дай погадаю, красавица! — единственное, что она поняла.

Скрипнув зубами от злости, Вика протянула руку старой цыганке, справедливо полагая, что иначе ей вовек не отделаться. Жадно схватив ее за пальцы, старуха уставилась на ладонь. И… тут же отпрянув от машины, выкрикнула что-то гортанное. На лице цыганки явственно отразился страх… Через секунду возле Викиной машины никаких цыган и в помине не осталось.

— Что за черт?.. — Вика недоуменно посмотрела на свою ладонь, но ничего необычного на ней, естественно, не увидела. Да она особо и не всматривалась, поскольку именно в этот момент раздался шум мотора и в конце улицы показалась машина Стаса. За рулем, как она и предполагала, был Панкратов.

Выпрямившись на сиденье, она вмиг позабыла и про цыган, и про все свои разнообразные ощущения, целиком и полностью отдавшись одному-единственному из них — ожиданию столь желанной свободы от собственного прошлого, свободы, ради которой Виктория Сереброва давно уже была готова смести с лица земли не только тех, кого ненавидела, но и тех, кого пусть давным-давно, но любила… Их — особенно. Вместе с кандалами, которыми каждый из них сковывал и держал в плену ее душу…

В ту минуту, когда иномарка Стаса въехала наполовину в открывшиеся перед ней ворота дачи и из-за распахнувшейся дверцы остановившейся машины выскользнул Панкратов, Виктория поняла, что победила. Она их всех сделала! Она, женщина, в одиночку уложила всех этих мужиков-идиотов не просто под пули отморозка и психа Дракулы, но к собственным ногам, годами ходившим по тем дорогам, которые именно они ей указывали… Но последний указатель оказался повернутым именно ее слабыми, изящными ручками!

Откинувшись на спинку сиденья, Виктория не выдержала напряжения и рассмеялась — совершенно несвойственным ей, по-старушечьи каркающим смехом…

Навстречу Панкратову из дверей особняка почти одновременно с майором вышел Дрон.

Со стороны все это напоминало дипломатическую миссию обмена заложниками, хотя главной заложницы, Насти, Валентин пока не видел. Остановившись посреди просторного двора, он внешне спокойно поджидал, когда Дрон подойдет и остановится напротив него.

Дрон тоже выглядел спокойным.

— Прошу прошения, — произнес он, глядя Панкратову в глаза, — что мне пришлось прибегнуть к таким методам.

— Ты как ребенок. — Валентин невольно усмехнулся. — Попросил прощения и думаешь, что проблема решена?

— Я так не думаю. Это просто форма вежливости… Стас в машине?

— Да.

— С ним ничего не будет, — твердо сказал Дрон, — не волнуйся. Через час выйдет отсюда целый и невредимый. Даже без шрамов и царапин. Подпишет кое-какие документы, и все…

— Свежо предание! — бросил сквозь зубы майор.

— Финансистов лучше всего наказывать рублем, а я не кровожадный. Ты должен это знать.

— Ты думаешь, это тебе сойдет с рук?

— До сих пор сходило.

— Но не в этот раз! — уверенно заявил Панкратов. — Ты взял заложницу, нагло наезжаешь на известного предпринимателя…

— …Еще на мне побег из КПЗ, хранение наркотиков… Что там дальше?.. Ну ладно. Заезжайте во двор, почему остановились в воротах?

— Да нет, спасибо за приглашение, но пока постоим.

— Ну если вам так удобнее. — Дрон пожал плечами. — А из машины гость выходить собирается?

— Сначала выведи Настю!

— Безусловно… Точно по протоколу: я вывожу Настю — ты одновременно Стаса…

— Он с телохранителями.

— Какая разница? Я же не собираюсь на него нападать.

— Мы с Настей садимся и машину и отъезжаем. Потом машина возвращается сюда и забирает Стаса, — ультимативно заявил майор.

— Годится. — Дрон кивнул и направился к дому.

Панкратов, вернувшись к машине, открыл дверцу и кивнул уже начавшему нервничать банкиру:

— Выходите. Не спеша…

— Что-то мне это все перестало нравиться! — Глаза Веригина сощурились. — Пожалуй, нам лучше отсюда свалить…

— Теперь уже не получится, — подал голос один из охранников, успевший перебраться на водительское место.

И Панкратов, и все пассажиры машины дружно повернули головы. За то время, пока майор разговаривал с Дроном, а потом со Стасом, огромный грузовик, развернувшись поперек выезда с дачи, полностью перегородил его.

— Не волнуйтесь, — Валентин коснулся руки Веригина, — поверьте, все под контролем…

Веригин не зря добился того, что его имя с почтением произносили даже его коллеги-банкиры: ему понадобились считанные доли секунды, чтобы оценить ситуацию и сделать вывод, что для него она и впрямь безвыходная. Не мешкая, он вылез из машины одновременно со своими охранниками.

В то же мгновение распахнулись и двери особняка, выпустившие бледную, как полотно, Настю под руку с Дроном.

Медленно, шаг за шагом две небольшие группки людей двинулись навстречу друг другу…

— Один, второй… третий… — машинально отсчитывала Виктория их шаги, каждый из которых приближал людей друг к другу. — Какого х… он тянет?!

Грубо выругавшись, она с недоумением подняла глаза к черной амбразуре чердачного окна. Еще шаг — и еще одна бесценная секунда упущена!..

Она и представить себе не могла, что именно в эти мгновения омоновцам, ворвавшимся на чердак минутой раньше, удалось, наконец, окончательно и абсолютно надежно обезвредить Дракулу… Легендарный киллер отчаянно сопротивлялся, но нападение оказалось для него полной неожиданностью. Он не знал, что его кровожадный охранник-пес уже с полчаса лежит внизу, в траве, с высунутым языком…

Но судьба Дракулы была тем самым случаем, который волновал сейчас Викторию в последнюю очередь. Выхватив из сумочки пистолет, ведомая уже только отчаянием и ненавистью, ненавистью и отчаянием, она выскочила из машины…

— При чем тут эта девочка? — Стас скосил глаза на Панкратова. — Ничего не понимаю!

— Дрон взял ее в заложницы, — тихо ответил майор, делая еще один шаг к центру двора.

— А Вика… Где моя жена?

— Ваша жена и устроила все это…

— Что — «это»?!

— Дрон вам все сейчас объяснит…

Но объяснить не только все, а вообще что-либо Дронову Антону Михайловичу было не суждено: первый выстрел раздался в тот момент, когда ими был сделан последний шаг навстречу друг другу… И Панкратов, резко обернувшийся на звук выстрела, почти не удивился, увидев Викторию, державшую обеими руками пистолет.

— Настя, не бойся! — Голос Вики звенел от напряжения. — Я вытащу тебя отсюда!

— Вика, уймись!.. — Дрон сделал было движение в сторону женщины, но замер, поняв, что оба они — под прицелом…

— Назад! — Панкратов успел выхватить пистолет, понимая — единственный из всех, — что женщина целится в Настю.

— Девчонку ко мне!.. — взвизгнула она, уже почти полностью теряя над собой контроль. — Живо ко мне девчонку!..

— Она меня убьет… — прошептала Настя, вцепившись в руку Дрона, — убьет…

— При чем тут ты? Глупости!.. Вика…

Он сделал еще одну бесполезную попытку остановить ее.

— В сторону! — Виктория уже увидела мелькнувшую в окне чердака форму омоновца и все поняла. Теперь глаза ее горели огнем подлинного безумия…

— В сторону! В сторону, Дрон, Настя, ко мне!!

Состояние ступора покинуло, наконец, девушку, и, выйдя из первого шока, она инстинктивно кинулась прочь — назад, к дому. Казалось, что время остановилось, а пространство вокруг сделалось густым и вязким, как патока… То же ощущение охватило и Панкратова, который, словно в рапиде, отчетливо увидел, как медленно Виктория вскидывает пистолет, беря Настю на мушку… Вот ее палец ложится на курок…

Но это он видел уже сквозь прицел собственного пистолета: выстрел майора Валентина Панкратова опередил последнее движение Виктории на долю секунды.

Он навсегда запомнит ее по-прежнему медлительный поворот в его сторону, ее изумленный взгляд, маленькую дырочку от пули чуть пониже ее левого плеча… Как медленно, словно нехотя, словно с трудом подчиняясь земному тяготению, Виктория целую вечность падает вниз. И падая, она все же сумела, прежде чем ее ослабевшие пальцы окончательно выпустили пистолет, выстрелить в Настю… И крик Дрона, успевшего в броске опередить ее выстрел и прикрыть собой беззащитную фигурку, мчавшуюся к дому…

И, наконец, кровь. Алая кровь, вмиг окрасившая как всегда белоснежную рубашку Дона Антонио…

В себя он пришел от голоса Валерия — давнего друга и коллеги:

— Господи, Валька… Как ты мог?!

Только сейчас Панкратов осознал, что сидит на траве под окнами особняка, крепко прижимая к себе дрожащую, как мокрый щенок, Настю.

Где-то вдалеке от них стояла реанимационная машина с включенной мигалкой. Несколько человек в белых халатах рядом с ней что-то делали, склонившись к самой земле… Что?

Внезапно все они одновременно выпрямились и отошли в сторону, и Валентин понял… или вспомнил?.. все.

— Зачем ты в нее стрелял? — Панкратов поморщился от голоса Валерия и крепче прижал к себе Настю.

— Еще чуть-чуть, и она бы убила ее, — ответил он.

— Может, она действительно хотела ее освободить?

— Н-нет, — простонала, наконец, девушка сквозь выбивающие дробь зубы. И выкрикнула еще раз. — Нет!..

— Тихо-тихо, Настена, тихо… — Панкратов покачивал ее, словно ребенка, — успокойся, милая, уже все позади… Все!..

— Валь, я тебя не обвиняю. — Валерий вздохнул. — Я просто предваряю то, что скажут другие… Если, конечно, эта дамочка не выживет…

— Она не выживет, — тихо проронил Валентин. — Она мертва…

Его коллега обернулся в сторону ворот как раз в тот момент, когда реанимационная машина разворачивалась в сторону выезда с территории дачи, увозя с собой всего одного пострадавшего — раненого Дрона.

Девушка наконец перестала трястись. Белыми, как мел, губами она прошептала одно коротенькое слово:

— Все…

— Да, милая. — Валентин с нежностью смотрел на ставшее почти прозрачным лицо Насти. — Теперь уж точно все, все кончилось. Ты жива… И будешь жить долго и хорошо!

Настя подняла на него глаза, ее губы дрогнули, словно она хотела ему что-то сказать, но не находила пока сил.

— Долго и хорошо! — повторил майор настойчиво и твердо. — Ну! — Он легонько тряхнул девушку. — Повторяй-ка за мной: я буду жить… как?..

— Долго и хорошо, — продолжила Настя.

И, уткнувшись носом в плечо майора, расплакалась так горько и отчаянно, словно все страшное, оставшееся позади, только еще должно было случиться…

Оглавление

Мент и заложница

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg