«Станция похищенных душ»

4586

Описание

Заброшенная железнодорожная станция по праву пользуется дурной славой. Там пропадают люди и появляются призрачные поезда. Ева уже сталкивалась с необъяснимым, когда много лет назад на станции исчез парень из их компании, и его до сих пор не нашли. Но теперь дело коснулось семьи девушки – следы ее младшей сестры ведут как раз к проклятому месту и теряются там. Поиски осложняются тем, что кто-то угрожает самой Еве, а еще на ее пути оказывается человек из прошлого – тот, кого она когда-то безответно любила…



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Станция похищенных душ (fb2) - Станция похищенных душ 1625K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Наталья Дмитриевна Калинина

Наталья Калинина Станция похищенных душ

С любовью и благодарностью

Екатерине Неволиной и Юлии Набоковой,

Моим наставницам и спутницам

В творческом пути.

1

Тина пропала почти две недели назад, шестого августа. Ева запомнила тот день, расколовший на два обломка монолитную глыбу ее обыденной жизни со скудными вкраплениями полудрагоценных радостей, в мельчайших подробностях. Вернее, подробности стали вспоминаться позже. Они выплывали из тумана горя и тревоги, как айсберги, и замыкали Еву в ледяной плен, обрекая ее мысленно бродить по закольцованной траектории того дня от утра до вечера, бросаясь от одного воспоминания к другому в тщетных попытках нащупать маломальский след.

Та суббота, которая обернулась катастрофой, планировалась сестрами как долгожданный праздник. Ева получила премию, и поэтому решено было съездить в торговый центр, который местные жители прозвали неофициально «Шайбой» за форму здания и расположенные по кругу магазины. Они собирались купить Тине что-нибудь из обновок, а Еве – удобные босоножки, затем пообедать в кафе и сходить в кино. Накануне сестры весело и шумно спорили, выбирая фильм: Еве хотелось посмотреть романтичную комедию, а бесстрашной Тине – ужастик, но, чтобы никому не было обидно, остановились на американском блокбастере. Затем Ева отправила младшую сестру спать пораньше, та для проформы повредничала, но послушалась. Однако наутро Тина казалась вялой и невыспавшейся, с темными кругами под глазами. И Ева решила, что девушка вопреки наказам старшей сестры и как нередко случалось читала в постели. Еще Еве показалось, что Тина была будто чем-то встревожена: мобильный телефон она положила рядом на стол и то и дело косилась на него, на вопросы старшей сестры отвечала рассеянно и так, будто желала от той отвязаться. Было похоже, что предстоящая прогулка уже не вызывала у Тины прежнего энтузиазма. Ева собиралась спросить прямо, что случилось, но в этот момент на плите убежал кофе. Она отвернулась, чтобы снять с огня турку и вытереть темную лужицу. А когда повернулась, увидела, что сестра сидит, уткнувшись в телефон.

– Ты кофе с молоком будешь?

– А? – растерянно отозвалась Тина, не отрывая взгляда от экрана. Ева повторила вопрос, но сестра не ответила, быстро сунула телефон в карман джинсов и вдруг вскочила из-за стола.

– Ев, мне нужно выйти.

– Куда?!

– Скоро вернусь, – махнула рукой девушка и почти выбежала из квартиры, не забыв, однако, схватить с зеркального трельяжа в коридоре джинсовый рюкзачок.

Она не вернулась ни через пять минут, ни через час. Мобильный Тины вначале не отвечал, а потом и вовсе оказался вне зоны доступа. К обеду Ева от беспокойства уже ходила по стенам, вечером достала городской справочник и принялась обзванивать все больницы и контакты друзей сестры, которых знала. Утром отправилась в местное отделение полиции, а вернувшись домой, вошла в Интернет и составила сообщение о пропаже девушки. Поисками пятнадцатилетней Тины занимались не только официальные органы, но и волонтеры, которые объединялись в группы, прочесывали ближайшие лесопосадки, расклеивали объявления, создавали в социальных сетях группы и сообщества, информировали Еву о каждом своем шаге. Только ни официальные лица, ни добровольные помощники пока так и не могли выстроить более-менее ясную картину.

В исчезновении Тины было много чего странного. И эти странности вылезали не сразу, как петли из плохо связанного свитера, а постепенно, по мере того, как вопросы крючком поддевали вязаную зыбь тех дней. Только вот за какую бы нить Ева ни тянула, распутать клубок не получалось. Девочку видела соседка-собачница, которая выгуливала во дворе престарелого ризеншнауцера Тобби. Тина выбежала из подъезда, на ходу надевая лямки рюкзака, пролетела мимо соседки, не поздоровавшись и не остановившись, чтобы погладить Тобби по седеющему загривку, как обычно делала при встрече, и бегом направилась в сторону автобусной остановки. Затем девочку заметили возле ресторана «Млечный путь». Там она сделала пересадку на пятый маршрут, который шел за город, вышла на предпоследней остановке и направилась в сторону посадки. Волонтеры прочесали лесок вдоль и поперек, но не нашли никаких следов нахождения пропавшей девочки. Ева тем временем беседовала с одноклассниками и друзьями сестры. И эти разговоры принесли ей не столько пользы, сколько неожиданных открытий. Во-первых, от близкой подруги Нади Ева узнала, что девочки поссорились еще перед школьными экзаменами и с тех пор даже не разговаривали. Сказать, что она была удивлена, значит, ничего не сказать: Тина ни словом, ни настроением не выдала того, что разругалась с близкой подругой, с которой дружила со второго класса. Да и вспомнилось, что в последнее время младшая сестра, куда-то собираясь, на вопросы Евы, куда она идет, отвечала, что к Наде. К кому же тогда уходила Тина, с кем виделась и где проводила время? Но Надя не дала ответов, как и не смогла внятно объяснить причину ссоры с Тиной. «Так, уже не помню. Из-за какой-то ерунды». Во-вторых, Ева узнала, что у ее тихони сестры, оказывается, был молодой человек. Некий Макар из 11-«Б». Ева нашла адрес парня, но выяснилось, что тот уехал в столицу сдавать вступительные экзамены. Давать номер телефона Еве мать Макара отказалась, сказав, что разговаривать будет только с полицией – если той понадобится.

Следователь, который вел дело о пропаже Тины, в один из черных и тревожных дней, вымаранных тоской, словно мазутом, сообщил Еве, что пришла из телефонной компании запрошенная распечатка звонков девочки. Выяснилось, что ни в день исчезновения, ни накануне Тине никто не звонил. Более того, в истории контактов за последний месяц не оказалось ничего подозрительно: ни исходящих звонков и сообщений незнакомым адресатам, ни принятых вызовов с неизвестных номеров. Значит, сделала вывод Ева, Тине в то роковое утро прислали личное сообщение на ее страницу. Сосед-студент, компьютерный гений, подобрал пароль к странице Тины. И Ева получила доступ к личной переписке сестры. Однако и тут ее ожидало разочарование: Тина то ли не имела привычки сохранять разговоры в чате, то ли удалила почти все перед своим исчезновением. Только одно сообщение сохранилось, но оказалось именно тем, которое и искала Ева: время отправки соответствовало тому, в какое Тина получила сигнал, заставивший ее покинуть дом.

«06.08. 11:11

Следуй за красными башмачками на СтСт»

Правда, расшифровать сообщение удалось не полностью. Ева поняла, что сестре назначили дату и время. Примерно за час до предполагаемой встречи Тина и выбежала из дома. Но что означала аббревиатура СтСт и загадочная фраза про башмачки? Сообщение было отправлено с пустой страницы, заведенной словно для того, чтобы с нее написать девушке. Даже аватарку не установили, а имя пользователя значилось как «Кассир». Ева тут же отправила следователю скриншот сообщения и ссылку на загадочную страницу. Но когда она позже решила зайти в профайл Кассира, аккаунт оказался удален.

А два дня спустя позвонил следователь и сообщил, что возле местного озера, в противоположной стороне от лесопосадки, возле которой в последний раз видели Тину, нашли вещи девочки: одежду, в которую она была одета в день пропажи, ее рюкзачок с косметичкой и паспортом. Рюкзак обнаружили в зарослях кустарника, тогда как толстовку и джинсы выловили из воды. Ева взяла такси и приехала к озеру, возле которого уже собрались профессиональные водолазы и полиция. Волонтеров, которые тоже находились здесь, держали за огораживающей участок лентой и к воде не подпускали. Ева пожалела о том, что не попросила никого ее сопроводить, потому что едва она увидела перетаптывающихся в скорбном молчании людей, почувствовала, как ее ноги обмякли, словно у тряпичной куклы. Она бы упала, если бы ее неожиданно не подхватил под локоть рыжий бородач со спокойным взглядом деревенского батюшки – руководитель поискового отряда из волонтеров. Молодой мужчина молча и осторожно повел Еву к ленте. «Сестра», – кратко сказал он первому встретившемуся на пути человеку. Это слово шепотом передали дальше, толпа всколыхнулась и стала расступаться перед ними, словно некто раздернул гигантскую «молнию». «Василий», – вспомнилось Еве имя рыжего, когда толпа с тихим рокотом перешептываний снова сомкнулась за их спинами, лишая возможности отступить.

– Василий?.. – обратилась она к мужчине, но так и не смогла договорить фразу до конца.

– Пока никого не нашли, – правильно понял он ее вопрос. И у Евы отлегло от сердца.

– Она жива, моя Тина, жива, – прошептала она доверительно рыжему. Но тот словно не разделял ее надежды, лишь неопределенно качнул головой и подвел Еву к полицейскому.

Ни других вещей девочки, ни ее тела в озере в тот день так и не нашли. А сегодня Ева получила на почту ссылку на известный ресурс. На видео, загруженное этим утром, была Тина. Некто снял ее на фоне кирпичной стены, освещенной тусклым светом ближайшего фонаря. Само видео длилось шестнадцать секунд, было темным, черно-белым и без звука, изображение прыгало, словно тот, кто держал в руках камеру или телефон, нервничал, торопился и совершенно не заботился о качестве. Тина что-то говорила. Губы ее шевелились, а глаза смотрели прямо, словно тоже пытались передать старшей сестре сообщение. За эти шестнадцать секунд Тина ни разу не моргнула. Ева вглядывалась в темное изображение, пытаясь понять, что младшая сестренка хотела ей сказать, но губы девочки шевелились так быстро, что прочитать по ним что-либо было невозможно. В конце видео Тина резко оглядывалась, словно ее встревожил внезапный шум, ее личико искажалось от страха, а затем изображение обрывалось.

Ева гоняла туда-сюда видео, пытаясь выцепить и сложить в более-менее понятную картину все детали. Исследовала за спиной Тины кирпичную кладку в желании догадаться, где эта стена могла находиться. Рассматривала незнакомую ветровку на девочке явно не ее размера и тешила себя счастливой мыслью, что видео сняли уже после того, как возле озера нашли одежду и рюкзак. Она хотела понять, что могло напугать младшую сестренку. И радость сменялась паническим страхом. Что с Тиной стало? Успела ли она спастись от того, что, возможно, ей угрожало? И вновь, как на качелях, взлетала в поднебесье радости: раз Еве показали это видео, значит, Тина спаслась. В конце концов, устав гадать, девушка отправила ссылку на видео следователю. И уже после этого ее осенила идея найти кого-то, кто бы мог прочитать сообщение Тины по губам. Ева перелопатила Интернет, пытаясь выйти на такого человека. Но когда наконец-то смогла найти, кому написать, увидела, что видео удалили. Как и ту страницу неведомого Кассира. От досады и огорчения, что не успела скачать видео себе, Ева стукнула кулаком по столу. Ей оставалось лишь надеяться на то, что специалисты в полиции смогут восстановить его.

* * *

В первый момент, вытащив из конверта из тонкой бумаги белоснежную открытку-раскладушку, на которой витиеватыми буквами золотилась надпись «Приглашение», Иван подумал, что его зовут на свадьбу и принялся прикидывать, кто из холостых приятелей мог бы сочетаться браком. Леонид был сторонником не моногамной, а полигамной жизни без обязательств. Вряд ли кому-то из случайных подружек удалось очаровать прожженного ловеласа настолько, чтобы тот изменил себе и своим принципам. Другой приятель, Макс, напротив, романы заводить не торопился, потому что еще не остыли угли от его сожженного до развода брака. Ну а другие приятели все были женаты. Оставалась только бывшая жена, которая вполне могла выкинуть такой финт – прислать ему приглашение на свадьбу. Эльза не преминула поставить Ивана в известность сразу же, как у нее закрутился роман с каким-то патлатым музыкантом. Видимо, надеялась разбудить в Иване ревность и сожаления. Только ему было все равно, встречается ли с кем-то его бывшая и собирается ли вновь замуж. Все чувства к Эльзе Селиной, в девичестве Елизавете Сидоркиной, сгорели еще раньше, в кострах их утомительных и опустошающих ссор, дотла, без шансов на реинкарнацию. Иван без всякого интереса открыл приглашение и увидел, что ошибся в своих предположениях дважды. Во-первых, открытку ему прислала не Эльза. А, во-вторых, это было приглашение не на свадьбу, а на ужин.

Уважаемый Иван Сергеевич!

Приглашаю Вас на торжественный ужин,

посвященный Воскрешению Воспоминаний.

Мероприятие состоится 18 августа в 22-00.

С надеждой на встречу

Виктор Пономарев

Далее шел адрес, который Ивану ни о чем не говорил. А вот имя человека, приславшего конверт, показалось знакомым. Оно не кольнуло сразу острыми воспоминаниями и не пробудило в памяти четких картин. Лишь вызвало поначалу чувство тревоги, еле уловимой, как еще не развеянные в воздухе флюиды чьих-то духов, которые вдруг вызывают ассоциацию со строгой учительницей, влепившей несправедливую «двойку», или бросившей тебя в пубертатном возрасте первой девушкой. А затем буквы, складывающиеся в смутно знакомое имя, будто на мгновение воспламенились, и Ивана обожгло этой вспышкой. Пономарев Витя. Перед глазами встал образ худощавого лопоухого мальчишки пятнадцати лет с ссутуленными плечами и затравленным взглядом. Витька Пономарь – так звали его в областном городке, в котором родился и вырос Иван. Поздний сын сторожихи в детском саду. Близкой дружбы с ним никто не водил, потому что Витька был скучным, молчаливым и забитым – не матерью, а теми нищими условиями, в которых он рос, словно квелый стебелек сорного растения на клумбе. Он и к компании, в которой верховодили Иван и его близкий друг Володька, приткнулся с тем же затравленным ожиданием в прозрачно-светлых глазах, что его вот-вот выдернут из почвы и отшвырнут, как сорную траву. Но его не гнали. Не гнали, потому что не чувствовали в Пономареве конкуренции. Парнишка как парнишка, молчаливый, робкий, без особых задатков, середнячок. В знак благодарности за то, что ему позволили остаться, он нередко приносил в компанию детсадовские плюшки, которые оставляли его матери поварихи. И выполнял поручения вроде «принеси-подай-разведай» лучше всякой мелюзги, которая иногда прибивалась рыбками-подлипалами к стайке местных шестнадцатилетних акулят.

С именем Вити Пономарева была связана темная история. Случилась она пятнадцать лет назад, но начало ее было положено раньше, в тот день, когда они познакомились с Долговязым.

С появлением Бориса по прозвищу Долговязый времяпровождение четырнадцати-шестнадцатилетних пацанов (которое чаще всего заключалось в бесцельном блуждании по вечерним улицам города, распитию подпольно купленного в палатке пива в подъездах, курении дешевых сигарет и иногда перемежалось скучными драками с пацанами из другого «клана») кардинально изменилось. «Пфу… Это же не клево!» – вспомнилась сейчас Ивану фраза, с которой и началось знакомство со старшим другом.

2000-2001 года

В тот промозглый осенний Иван с Володей и еще парой пацанов, одним из которых был Витька Пономарь, грелись в подъезде чужой девятиэтажки, смолили единственную на четверых сигарету и лениво перебрасывались фразами. Им было скучно. На улице хлестал дождь, они промочили ботинки, промерзли и на самом деле хотели разойтись по домам, но никто из их четверки не решался первым озвучить разумное желание. Иван как раз затушил о подоконник окурок, когда хлопнула подъездная дверь, и кто-то, пришаркивая, стал подниматься по лестнице. Чуть позже перед ними появился молодой мужчина в широкой, но короткой ему болоньевой куртке, словно он из нее внезапно вырос, но набрать веса так и не успел. Мужчина, который на самом деле оказался парнем ненамного старше Ивана, остановился и с улыбкой произнес:

– Здорово, пацаны!

– Ну, здорово, – лениво откликнулся Иван, тогда как остальные промолчали и лишь смерили нарушившего их уединение жителя хмурыми взглядами.

– Курим? – все так же улыбаясь, парень проводил взглядом бычок, который Иван выстрелил в приоткрытую форточку.

– Сигарет больше нет, – поспешно отозвался Вовка, решив, что парень попросит закурить.

– Я не курю. Пфу… Это же не клево! – отозвался тот и сунул кулаки в глубокие карманы куртки.

– Нотацию будешь читать? О вреде курения? Нам неинтересно, – набычился Иван и сплюнул себе под ноги.

– Не буду. Тоже не клево. И плевать в подъезде…

– Совсем не клево! – подхватил Иван, закипая. – Слушай, чего пристал? Мы тебя не звали. Проваливай!

Остальные пацаны встрепенулись, скука с них облупилась, как непрочная старая эмаль, явив жажду поразвлечься. Ноздри всех четверых затрепетали, как у молодых волчат, почувствовавших запах крови. Дайте, дайте им вцепиться острыми зубками в теплое тело жертвы, поддеть на клыки мягкую плоть, утолить жажду горячей, одуряюще пахнущей кровью! Иван непроизвольно, предчувствуя развлечение и ощущая, как в его собственной крови закипает адреналин, сжал кулаки. Сейчас этот несуразный длинный тип, похожий в своей куртке-хламиде на колобка на тонких ножках, начнет их учить жизни – о том, как «не клево» пачкать в чужом подъезде. Но еще не успеет и фразу произнести до конца, как получит в тонкий длинный нос, такой же несуразный, как и весь он сам, первый удар. Ивана даже не смущало то, что бой выйдет неровный, и не только потому, что шансы у этого долговязого против них четверых равны нулю, но еще и потому, что любой из их компании, даже самый младший и тщедушный Пономарь, комплекцией превосходил незнакомца.

– Скучно вам, пацаны, – не спросил, а вдруг произнес долговязый. Но не с издевкой или сочувствием, которое лишь больше завело бы парней, а с неожиданным пониманием. И вдруг предложил:

– А пошли ко мне! Чего вам по подъездам шаркаться?

– И что мы у тебя забыли? – спросил Иван, обескураженный таким поворотом. И не потому, что, как учила в детстве мама, уходить с незнакомцами опасно, а удивившись беспечности долговязого. Приглашать к себе домой группку незнакомых пацанов, которые от скуки вот-вот готовы наброситься на тебя – не самое разумное решение.

– А я расскажу, что забыли, – усмехнулся по-взрослому парень. – Лекарство от скуки! Ну, так что, идем?

Он достал из кармана ключи и подкинул их на ладони. Иван успел заметить, что в связке было всего два ключа. Недавно в их городке случилась история, когда один молодой мужчина, вот так прикинувшись добрым дядей, попечалился двум мальчишкам о потерянных ключах и попросил тех влезть через форточку в «его» квартиру на первом этаже и открыть дверь. И даже в благодарность дал пацанам по шоколадке. А потом, конечно, выяснилось, что был это домушник. Мама, узнав о той истории, прочитала целую лекцию на тему, как опасно поддаваться на просьбы и уговоры незнакомцев. Иван еще рассердился на мать: будто он маленький и сам не знает, как себя вести.

– Слышь, а это точно твоя квартира? – видимо, вспомнив ту же историю, спросил Володя. – А то, знаешь ли…

– Да моя, моя! – засмеялся долговязый. – Я с отцом живу. Он позже придет.

– А чего это ты нас приглашаешь? Может, мы тебя изобьем, а квартиру обчистим? – сощурился Иван.

– Не получится, – хитро усмехнулся долговязый. – Сейчас поймете, почему. Ну, айда?

И он, не оглядываясь, стал подниматься по лестнице, словно уверенный в том, что пацаны последуют за ним. Четверка переглянулась между собой и, пожав плечами, гуськом потянулась за странным парнем. Едва на площадку четвертого этажа поднялся последний в их цепочке, как одна из дверей со скрипом приоткрылась, и в проеме показалось сморщенное старушечье лицо в обрамлении седой пакли растрепанных волос.

– Ты, што ль?

– Я, я, баба Поля.

Бабка высунулась в проем уже до плеч, повела носом совсем по-звериному, словно что-то вынюхивала, и вдруг вперила пронизывающий, как рентгеновский луч взгляд в Ивана.

– А это хто с тобой? – спросила она у долговязого, держа Ивана под прицелом черных маленьких глазок.

– А это мои друзья, баба Поля, – дружелюбно отозвался парень. – Позвал их на чай. Дождь на улице, они промерзли и промокли.

– Больно уж молоды друзья твои… И давно ты их знаешь? – продолжала допрашивать парня бабка. Из дверей она уже вылезла по пояс, и Иван подумал, что если соседка выйдет полностью, избавиться от нее, приставучей, как репей, будет не так просто. Он уже понял, что имел в виду долговязый, когда усмехнулся в ответ на его провокацию: такая бабка получше всяких скрытых видеокамер будет. Все приметит, что не приметит – о том допросит, а потом донесет. Но долговязому как-то удалось и усыпить подозрительность соседки, и удовлетворить ее любопытство. Он что-то сказал, после чего бабка покачала косматой головой и пробурчала:

– Ну, смотрите. И чтобы без шума! Будет шум, я тут же вызову милицию! И энто… Твой отец када придет?

– Через полтора часа, баба Поля. Если не будет ничего срочного.

– Скажи ему, что у меня давление опять скакет, будь оно неладное.

– Хорошо, я попрошу его зайти к вам, – сказал парень и открыл дверь. Пацаны, воинственность которых сменилась смущением, переступили порог и в растерянности замерли в коридоре. Что ожидать от этого приглашения они не знали. А хозяин уже суетился в каком-то веселом предвкушении, будто визит ребят обещал принести ему нечто особо радостное и давно ожидаемое. Сейчас, без куртки, он показался еще истощенней, чем в первый момент. Все его тело словно было сложено из тонких стержней, скрепленных шарнирами, а голова, напротив, казалась по сравнению с тщедушным телом непомерно большой. Лицо у парня тоже было некрасивым: с широким лбом, выпуклыми светлыми глазами и длинным тонкогубым ртом. И все же было в нем какое-то странное обаяние, которое зажигалось не сразу, а разгоралось постепенно и незаметно. Но когда вспыхивало полным пламенем, поглощало всех вокруг полностью, и избежать этого сокрушительного пожара уже оказывалось невозможным. Это Иван понял позже. А в тот вечер, переступая в неловкости ногами в мокрых носках и чувствуя себя в чужой прихожей лишним, он, придав голосу безразличной небрежности, дабы казаться «выше» хозяина, спросил:

– Слышь, долговязый, как тебя зовут-то?

– Борисом, – ответил хозяин, ничуть не смутившись развязного тона гостя. И улыбнулся своим лягушачьим ртом. Но кличка «Долговязый» с того вечера к Борису приклеилась намертво. Никто из мальчишек в их компании по-другому его и не звал. Только в обращение уже вкладывалось не легкое презрение, а, напротив, уважение и даже любовь. Самому парню, похоже, было все равно, как его будут называть. Лишь бы пацаны были увлечены.

О себе Борис рассказал еще в тот вечер, когда готовил мальчишкам горячий чай с мятой и выкладывал под их смущенными взглядами в вазочки конфеты и печенье. Ему недавно исполнилось двадцать, и был он студентом-третьекурсником, учился в местном педагогическом на историческом факультете. Его родители давно развелись, и хоть он жил с матерью, с отцом связь поддерживал тесную. До третьего курса жил в общаге, так как поселок, в котором Борис проживал с матерью, находился в сотне километров от областного города. Но усугубились проблемы со здоровьем: у Бориса с рождения был порок сердца. И тогда было решено, что он переедет к отцу-врачу. Так с осени парень поселился в этом городке, успел познакомиться со всеми соседями и почти обаять подозрительную соседку бабу Полю.

В тот вечер Иван и его друзья засиделись в гостях у Долговязого допоздна и даже успели познакомиться с его отцом, вернувшимся с работы. Может, если бы кто-то другой, не Борис, и попытался заинтересовать их подобной темой, то потерпел бы крах. Долговязому же увлечь их получилось так быстро, легко и естественно, что Иван потом, не раз оглядываясь на тот день, удивлялся его таланту. А может, дело было вовсе не в особом таланте Долговязого, а в том, что он просто жил тем, чем оказывался увлечен. И жил тоже с увлечением, которым невольно заражал всех вокруг. Такой жажды жить, такого удовольствия от самого факта существования, такой радости от каждого дня Иван не встречал больше ни у кого – ни до Долговязого, ни после.

Они, все четверо, вернулись к нему через день и привели с собой еще пару новых мальчишек. Постепенно их компания расширялась: кого-то позвали они, кого-то пригласил Долговязый. Здесь, в доме Бориса и его отца, им были рады в любой день и час, к ним относились с уважением, как к взрослым, и, одновременно, с заботой и любовью. И, может, не столько за захватывающим времяпровождением приходили мальчишки в эту небольшую квартиру, сколько за пониманием и теплом, так недостающим им в тот промозглый период переходного возраста с его пронизывающими ноябрьскими ветрами, заморозками и выстуживающим душу одиночеством.

Как знать, может, дружба с Долговязым длилась бы и по сей день, если бы не случившаяся в мае 2001 трагедия, о которой еще долго шумели в городке. В тот день, суливший изначально радость и адреналин, к которому готовились долго и тщательно, пропал Витя Пономарев, и как его ни искали, так и не сумели найти. Дорогу Пономарева скрыл такой плотный туман, что так и оставалось неясным, ушла ли она в небо или так и продолжает раскатываться себе полотном, только уже в каких-то неведомых далях. Борис обвинил во всем себя. Его больное сердце не выдержало переживаний, и к осени того же года Долговязого не стало. А потом, спустя пятнадцать лет, и Володьки.

И вот надо же! Приглашение на ужин от пропавшего пятнадцать лет назад Виктора Пономарева. Получается, жив… Только где ж его черти носили все это время? Иван повертел в руках открытку, а потом набрал номер секретаря. Но, не дождавшись первого гудка, положил трубку на рычаг и сам вышел в приемную.

– Лена, кто принес это приглашение? – спросил он, показывая отвлекшейся от работы девушке конверт.

– М-м-м… – на секунду задумалась та. – С курьером прислали, Иван Сергеевич. Я точно помню, потому что попросили расписаться за получение.

Что ж, логично. По-крайней мере Иван догадывался, как его могли найти: недавно в одном популярном журнале вышло интервью с ним, основателем известной сети магазинов, торгующих стройматериалами и товарами для дома. Иван потоптался на месте, раздумывая, что еще спросить. Но, так и не найдя, кивнул секретарю и вернулся в свой кабинет. Чертова открытка. Чертова история. Чертовы воспоминания, которые воскресила она. Иван резко выдвинул ящик стола и вытащил из него пачку сигарет. Курил он редко, но, как сам же и посмеивался, метко. То есть если срывался, то одной сигаретой не ограничивался, а смолил две или три подряд. Но сейчас, достав из пачки сигарету, он помял ее в пальцах, а затем решительно убрал на место и опять взял злополучную открытку.

Ишь ты! Как пафосно – «ужин, посвященный воскрешению воспоминаний». И какие же это воспоминания собирается воскрешать Пономарь? Или так напыщенно названный ужин обернется поминками по тем, кто уже ушел? Иван тихонько стукнул кулаком по столешнице. Приглашение вывело его из равновесия. Не было желания ехать на этот странный ужин, но, с другой стороны, Иван понимал, что не сможет просто выбросить из головы мысли о нем так легко, как если бы выкинул открытку в мусорное ведро. Не получится и все тут. Да и чтобы поставить точку в той истории, ему нужно знать, что случилось с Пономарем.

До десяти вечера еще оставалось порядка пяти часов. Иван вошел в Интернет, набрал в гугл-мапс адрес и тихо присвистнул. Ну и местечко выбрал для ужина Пономарь! Мужчина распечатал карту, а затем набрал номер секретаря:

– Лена, ни с кем меня сегодня уже не соединяй.

– Вы уезжаете, Иван Сергеевич? – вежливо уточнила девушка.

– Да, – чуть помедлив, ответил он. И пусть до ужина еще оставалось много времени, он лучше уйдет пораньше. Поколесит по городу, потому что езда его успокаивала, перекусит в любимом кафе, соберется с мыслями – перед этим вечером «воскрешения воспоминаний».

Иван подъехал к промышленной зоне, расположенной в одном из отдаленных районов столицы, ровно за полчаса до ужина. Он не любил опаздывать, так же, как и приезжать сильно заранее. Но когда встречу назначали в незнакомом месте, прибывал с учетом времени на поиски парковки. Место для ужина Пономарь выбрал не самое удобное – на территории бывшего завода, здания которого в дань моде и практичности переделали под офисные. Изучив в Интернете план и сайт, Иван узнал, что помимо ресторана, который в будние дни служил общепитом для офисных сотрудников, а в выходные сдавался под банкеты, в зданиях бывшего завода размещались фитнес-клуб и несколько небольших компаний. В общем, какая-никакая жизнь здесь наблюдалась.

Найти свободное парковочное место удалось почти сразу. Правда, находилось оно довольно далеко от ресторана, так что остаток времени ушел на пешую прогулку. А вот ресторан, не смотря на карту, Иван нашел не сразу: пришлось поплутать между зданиями из красного кирпича, которые еще недавно наверняка щерились выбитыми стеклами, а сейчас, благодаря новыми стеклопакетами, приобрели европейский лоск. Ресторан располагался в бывшей заводской столовой, затерявшейся между двумя зданиями. Иван в полном одиночестве приблизился к бетонному крыльцу, которое освещали два простых фонаря, и остановился. Что-то не так. Не слышно ни музыки, ни гомона голосов, да и свет за занавешенными окнами, кажется, тоже не виден. И только он подумал, не стоит ли повернуть назад, как занавеска на одном из окон вдруг колыхнулась. Значит, его дожидаются. И, может, даже выглядывают его в окно. Иван потянул на себя тяжелую металлическую дверь и вошел.

Никто его не встретил – ни швейцар, ни администратор. Только приглушенный свет двух напольных светильников освещал обозначенный зеленой ковровой дорожкой путь. Иван шагнул на вытертый ворс ковра и только сейчас понял, что тишина в ресторане царит не абсолютная, как в первый момент ему показалось, а наполнена приглушенным треском и жужжанием. Он толкнул дверь в зал, и к усилившемуся стрекоту и жужжанию добавилось металлическое позвякивание. В полумраке обеденного зала Иван увидел, что все места заняты. Но когда он переступил порог, над ближайшим столиком вдруг вспыхнула навесная лампа и осветила табличку с черными печатными буквами: «Селин Иван Сергеевич». Мужчина присел за стол, повертел табличку в руках и оглянулся в поисках официанта. В этот момент лампа над столом моргнула и погасла. На несколько неприятных моментов весь зал оказался погружен в темноту, в которой шумы, казалось, раздавались громче. А потом совсем близко, за его же столиком, неожиданно раздался хохот. И во вспыхнувшем во всем зале свете Иван увидел напротив себя худую фигуру с несуразно длинными руками и огромной башкой. От неожиданности мужчина вздрогнул. У сидевшего за его столом оказалось уродливое лицо с крупным носом, глазами навыкате и длинным ярким ртом, в разрезе которого выглядывали по-крольичи два зуба.

– Что за… – Иван не договорил, только сейчас поняв, что сидевший за его столом – пластмассовая кукла в человеческий рост. Мужчина скосил глаза на соседний столик, за которым раздавалось лязганье, и увидел, что там «обедают» два манекена, изображающие мужчину и женщину в старинных нарядах. Но вместо столовых приборов на столе находилась детская железная дорога, и маленький поезд с тихим жужжанием носился по кругу. Иван ошеломленно обвел взглядом зал и обнаружил, что за другими столами все то же самое – манекены, а где-то – просто большие пластмассовые куклы, на столиках выстроены маленькие копии железнодорожных полотен, и с десяток крошечных паровозиков с шумом и стрекотанием носятся по своим замкнутым траекториям.

– Ну и хрень, – выругался ошеломленно Иван и, вскочив с места, быстрым шагом покинул неприветливый ресторан. К счастью, никто его не остановил и не окликнул.

Полыхая гневом и злясь на себя за то, что поддался на розыгрыш, он не сразу отыскал машину, а потом с трудом смог выехать, кружа по заводской территории в поисках выхода и ругаясь на тех, кто организовал такой бестолковый выезд. Наконец Ивану удалось вырулить к воротам, но когда он, пропетляв по закоулкам, выбрался на шоссе, в машине резко запахло горелым. Увидев, что из-под капота вырывается темный дым, мужчина свернул на обочину, заглушил двигатель и торопливо вызвал аварийную службу. Домой он возвращался на такси, злой до дрожи: задень его кто хоть взглядом, и он разрядится высоковольтным напряжением. Машину обещали вернуть исправленной лишь в середине следующей недели. Чей-то идиотский розыгрыш обернулся для него проблемами.

Но к следующему дню, не смотря на то, что из-за «вечера воспоминаний» временно остался безлошадным, Иван смог справиться с негодованием и почти выкинуть из мыслей неприятное приключение: работа всегда поглощала его с головой. И, может, он бы больше не вернулся мысленно к этому досадному розыгрышу, если бы не торчавшая в дверном косяке записка, которую Иван обнаружил, вернувшись в обычный час с работы. Записка заставила его бросить портфель прямо в прихожей, торопливо переодеться из костюма в джинсы и рубашку, и с урчавшим от голода желудком помчаться на вечернюю электричку.

«В твой родной дом скоро придет Смерть.

Беги, может, успеешь».

2

Звонить матери не было желания, но Ева считала нужным ставить ту в известность, если появлялась малейшая новость о Тине. И все же, прежде чем нажать на вызов, она долго медлила, согревая в руке мобильник и собираясь с духом. Разговор всегда шел по одной схеме. И хоть у предсказуемости были свои преимущества, Ева предпочла бы, чтобы хоть раз разговор с мамой отличался от множества предыдущих. Пусть хоть раз в голосе мамы прозвучала бы забота, искреннее беспокойство или сочувствие. Или она бы перестала читать нотации и бить упреками. Ева на секунду представила себе такой новый разговор с мамой и криво усмехнулась: размечталась. После чего решительно поднесла телефон к уху.

– У нас полночь, – вместо приветствия сообщила мать, и в тоне ее послышалось раздражение. – Мы уже легли спать. Стиву завтра рано на работу.

– Извини, ма, – покорно проговорила Ева, невольно перестраиваясь на материнский сценарий разговора и злясь на себя за это.

– Ну что у вас там? Нашлась Валентина?

– Нет, но я получила видео.

– Какое еще видео? – недовольно спросила мать и шумно зевнула в трубку. Ева сделала глубокий вздох, чтобы подавить собственное раздражение, и ответила:

– Видео, на котором была заснята Тина.

Она кратко и торопливо, опасаясь того, что мать в любой момент может ее прервать и попрощаться, все рассказала и замолчала, ожидая ответа. Но мать тоже молчала, и Ева понадеялась, что та обдумывает услышанное.

– Глупость какая-то, – выдала наконец-то мать. Ева разочарованно вздохнула: чуда не случилось. Мама осталась в своем репертуаре.

– Я же говорила, что все с ней в порядке. Наверняка у какой-то подруги скрывается! Увидела, какая каша заварилась с ее исчезновением и струсила.

– Она бы так не поступила, – сквозь зубы ровно проговорила Ева.

– Подростки все с финтами! И что я, нашу Валентину не знаю? Она всегда была такая, с выкрутасами, даже еще когда ребенком… С тобой и то проще было!

– Ма, ты когда прилетишь? – перебила ее Ева.

– Дочь, я же уже сказала! Сейчас не лучший момент. У Стива проблемы на работе. Я должна его поддержать. К тому же наша финансовая ситуация не такая уж прекрасная, чтобы позволить себе дорогущие билеты.

– Мама, у тебя дочь пропала. Две недели назад. Ты что, не понимаешь? – сорвалась на злой шепот, в котором клокотало негодование, Ева.

– Это ты не понимаешь! – отчеканила мать. – Валентина выкинула очередной финт, а ты развела панику! Я тоже подростком сбегала из дома.

– И из одного своего побега вернулась беременной, – съехидничала Ева. – Кинула меня на бабушку и продолжила свои похождения! К счастью, Валентина не пошла в тебя. Да даже если бы она, как ты говоришь, на две недели ушла к подруге или, допустим, к приятелю, разве тебя это не волнует? То, что твоя дочь где-то скитается? А может, кто-то ее держит взаперти и издевается над ней? Тебя это не волнует?!

– Волнует! Меня волнует то, что я тебе доверила свою младшую дочь, считая, что на тебя можно рассчитывать. А ты оказалась такой безответственной! Вот что меня волнует! Конечно, я переживаю за Валентину! И если с ней случится что-то плохое, я с тебя спрошу. Три шкуры с тебя спущу, если с ней что-то случится! Как я могла тебе так доверять?! Думала, что уж к тридцати годам ума у тебя прибавилось! Не удивительно, что тебя и замуж никто не берет.

– Ма!..

– И детей своих тебе заводить не стоит, такой безответственной!

– Мама!

– Что «мама»?! Я тут с ума схожу от страха и переживаний! А ты мне звонишь, чтобы упреки свои высказать. Хватит уж, не маленькая!

– Я тебе звоню, чтобы узнать, когда ты прилетишь!

– Чтобы исправить то, что натворила ты? Да я бы точно не стала бездействовать, как ты! Я бы всех уже на уши поставила, на этого следователя бестолкового так насела, что он бы вмиг отыскал мою девочку! А ты только и способна на то, что меня попрекать и о каких-то видео мямлить. Действовать нужно! Дейс-тво-вать!

Ева сжала мобильный так, что его тонкие грани врезались до боли в ладонь и пальцы. Будто ее воля, она бы раздавила его, чтобы яд материнских слов не вливался ей в уши, не отравлял кровь, не вызывал бессильные слезы негодования. Она бы с радостью отключила вызов, если бы это ей не вышло еще дороже. Рассориться с матерью совсем Еве не хотелось. Девушка зажмурилась изо всех сил, как когда-то в детстве, когда мама начинала отчитывать ее за какую-то оплошность. Маленькая Ева воображала себе, что когда она сильно-сильно жмурится, то «закрывается», и материнские упреки не навредят ей, лишь слегка оцарапают снаружи сердце. Она представляла себе красное пульсирующее сердце, на котором появлялись кривые штрихи-порезы от града острых стеклянных осколков. И крепче жмурилась, прикладывая уже не только мысленные, но и физические усилия, чтобы «завернуть» сердце в защитный кокон. Эта детская привычка и святая вера в «волшебное средство» настолько оказались сильны, что Ева до сих пор, на пороге своего тридцатилетия, продолжала зажмуриваться в телефонных разговорах с матерью.

– В общем, ты меня поняла, – закончила свой монолог мать. И Ева с тихой радостью обнаружила, что ее детское «волшебство» помогло ей практически без урона в очередной раз перенести бомбардировку упреками и обвинениями.

– Да, мама.

– Позвонишь, – кратко сказала та и первой, как всегда бывало, отключила вызов. Ева положила телефон на тумбочку и вытерла ладонью взмокший лоб. От внезапно навалившейся плотным одеялом слабости подкашивались ноги и кружилась голова. Ева налила в чашку холодного чаю, разболтала в нем три ложки сахара и залпом выпила.

Как обычно, позже, чуть остыв от разговора и справившись с саднящей болью, нанесенной ей ранящими словами, она принималась искать оправдания матери. Как всегда, это были одни и те же, с детства вбитые ей в голову и самой матерью, и бабушкой.

… Мать родила ее очень рано, забеременев в неполные пятнадцать лет от какого-то безымянного «негодяя», как называла его бабушка. Когда родилась Ева, бабушка взяла на себя заботы о внучке, потому что молодая мать должна была получить аттестат. Мама окончила учебное заведение с грехом пополам и поступила по настоянию бабушки в местное швейное училище. Только вместо учебы продолжала безбожно гулять в надежде устроить личную жизнь. Маленькой Евой она совершенно не занималась, интереса почти не проявляла и считала ее обузой.

Личную жизнь мать, не смотря на активные поиски методом проб и повторяющихся ошибок, почти устроила лишь тринадцать лет спустя, когда в череде кратковременных вспышек ни к чему не приводящих связей зажглась звезда настоящего романа – блестящего, немного колючего, но согревающего холодными вечерами, как турецкие свитера из мохера с люрексом, мода на которые запоздалой волной докатилась до их поселка. Мать двенадцатилетней Евы наконец-то встретила Мужчину: того, который осыпал ее сальноватыми комплиментами, дарил безвкусные украшения из цыганского дутого золота и бесконечные вазочки из чешского стекла. Того, который мог бы стукнуть кулаком по столу, заявляя о своей мужской позиции, и витиевато выругаться, но затем тайно подложить под клеенчатую скатерть на кухонном столе несколько крупных купюр «на ребенка, хозяйство и помаду». Мужчину, который покупал Еве кукол, вислоухих плюшевых зайцев и журналы-раскраски, а однажды разорился для девочки на немецкие зимние ботинки на «тракторной» подошве и с толстым слоем искусственного меха внутри. Который звал располневшую и потускневшую любовницу «Моей Королевой», смотрел на нее с таким обожанием, что и сомнений ни у кого не возникало – любит. Но когда мать Евы уже подбирала в местном салоне свадебное платье, отыскивая в ворохе однотипных синтетических ужасов то, которое бы скромно скрыло ее наметившийся живот и, наоборот, нецеломудренно подчеркнуло наливающуюся грудь, грянуло несчастье: ее Мужчину взяли на очередной квартирной краже. Измученную токсикозом, стремительно полневшую и отекающую женщину безжалостно таскали во время следствия по кабинетам, едва ли не пришивая ей соучастие, но в итоге оставили в покое. А жениха осудили на несколько долгих лет. Мать Евы до самых родов ездила на свидания и носила сумками передачи. Собиралась ждать. Да только вскоре после рождения девочки, названной Валентиной в честь покойной матери жениха, отец девочки умер в тюремной больнице от стремительно развившейся легочной инфекции.

Мать погоревала-поплакала, а когда успокоилась, вновь принялась за попытки обустроить личную жизнь. Младшую дочь, красивую и наряженную как куколку, оставила на попечении матери и старшей дочери, которой только исполнилось пятнадцать лет. А сама уехала в столицу. Ее не было семь лет. Только иногда приходили поздравительные открытки с праздниками да редкие посылки, в которых оказывались не по размеру большие или маленькие платья и слипшиеся дешевые карамельки. Мать объявилась в их доме неожиданно, без всякого предупреждения. За эти годы она располнела еще больше и постарела. Еве навсегда врезался в память резкий душный запах ее духов и скатывающаяся на пористой блестящей коже розовая пудра. Но мама была счастлива: ее щедро подведенные глаза блестели, с губ не сходила улыбка, и впервые она по-настоящему была ласкова с девочками.

– Я выхожу замуж и уезжаю. В Штаты, – открыла мама за чаем с привезенным ею бисквитным тортом причину своей радости. – Со Стивом мы познакомились по Интернету. Он уже дважды прилетал в Москву. Прилетит в третий, мы поженимся и вместе уедем.

– А дочери? – спросила строго бабушка, и мать сразу как-то сникла, потускнела, как елочная игрушка, с которой, явив неприглядную пластмассу, слезла позолота.

– Ма, ну ты ж понимаешь, – ответила мать и забегала глазами, стараясь не встречаться взглядом ни с напрягшейся Тиной, ни с Евой, которой новость подарила ложную надежду на переезд из маленького скучного городка в Америку.

Бабушка брякнула чашкой о стол, встала и вышла. В кухне повисла тяжелая и плотная тишина, которая оказалась красноречивей всяких слов. Тина вдруг громко всхлипнула и, с шумом сдвинув стул, выбежала следом за бабушкой.

– Ева? – беспомощно обратилась мать к старшей дочери. Тот раз оказался единственным, когда мать обратилась к ней не свысока и даже не на ровне, как взрослая к взрослой, а приниженно-заискивающе. – Ева, ну хоть ты меня понимаешь?

И девушка от неожиданности кивнула.

… Да, она понимала и оправдывала свою мать-кукушку, которой тогда едва исполнилось сорок лет, и в которой материнский инстинкт оказался сильно подавлен сексуальным, как презрительно сказал бы кто-то сторонний. Мама так и не научилась быть мамой, и Ева в этом даже частично винила себя: будь, может, она красивой и успешной, как хотелось бы матери, смогла бы разбудить в той нужные чувства. Но нежность матери была направлена не на дочерей, а на мужа – тщедушного сутулого очкарика Стива, компьютерного гения. С его гениальностью мать и носилась, как с младенцем в пеленках, берегла, холила, взращивала. У Стива то и дело возникали то проекты, то проблемы, которые заключались в том, что ему больше суток не приходило в большую шишковатую голову очередное гениальное решение. На родину мама прилетала за это время трижды, в первый раз – на похороны бабушки, и дважды – навестить дочерей. Она была счастлива, Ева не могла это не заметить по ее изменившейся внешности: мама сильно похудела и похорошела, нашла хорошего парикмахера и сменила безвкусные хламиды на стильные брюки и блузы. Но все же каждый раз после тесного общения с мамой у Евы оставалось ощущение, что та до сих пор выставляет ей счет за те безвкусные мешковатые платья и слипшиеся в несъедобные комки растаявшие карамельки.

Невеселые размышления девушки прервал звонок мобильного. Номер не определился, и Ева ответила на вызов с некоторым волнением:

– Да?

– Хочешь узнать, что с твоей сестрой, приходи сегодня ровно в одиннадцать ночи на крыльцо ресторана «Кипарис», – проговорил ей некто голосом, который мог бы принадлежать как женщине, так и мужчине. – Приходи одна. Если кому сообщишь о звонке или приведешь кого-то с собой, ничего не получишь.

– Кто вы?! Как я вас узнаю? – успела выкрикнуть Ева в трубку, прежде чем услышать короткие звонки. Она бессильно опустилась с зажатым мобильным в кулаке на стул и сделала три глубоких вдоха. Первым ее порывом было тут же позвонить следователю и сообщить, не смотря на предупреждения, об анонимном звонке. Когда в фильмах или книгах ей встречался подобный случай, Ева всегда мысленно ругалась на неблагоразумие того, кого просили куда-либо подъехать в обмен на ценную информацию и не сообщать о встрече никому. Потому что, как правило, такой легкомысленный поступок приводил к плачевным последствиям. Но вот сейчас она сама оказалась в похожей ситуации – реальной, не киношной. И на кону было здоровье и, возможно, жизнь ее выпестованной младшей сестренки. Ева вскочила на ноги и заходила по кухне с зажатым в кулаке телефоном. С одной стороны, встречу ей назначили в поздний час. Это «минус». С другой, ресторан «Кипарис» – известное в городе заведение. На его крыльце постоянно кто-то курит, а в зале полно посетителей. Вряд ли тот, кто ей назначил встречу, нападет на нее на глазах у множества свидетелей. Это плюс. Другой плюс Ева нашла быстро, решив, что возьмет такси: стоянка для автомобилей располагалась прямо напротив крыльца ресторана. Правда, она засомневалась, не посчитает ли звонивший за ненужного свидетеля таксиста? Но она может выйти из машины немного раньше и попросить водителя на всякий случай проехать мимо ресторана, будто в поисках клиента. Да, так она и поступит. Еще Ева решила положить в сумочку газовый баллончик и облачиться в удобную для бега одежду и обувь.

Казалось, она продумала все до мелочей, но тот, кто назначил ей встречу, оказался хитрее или более подготовленным. По-крайней мере он уже знал, что подъезд машин к ресторану именно в этот день перекрыли из-за аварийной ситуации с прорвавшейся канализацией. Поэтому клиенты вынуждены были оставлять автомобили на соседней улице и до заведения метров двести шагать по плохо освещенной аллее. Еве ничего не оставалось, как идти самой. Она предусмотрительно достала из сумочки баллончик, но воспользоваться им так и не успела, потому что тот, кто задумал ловушку, выгадал момент, когда девушка оказалась на неосвещенном участке аллеи в полном одиночестве, и хитро напал на нее сзади.

* * *

Иван отсчитал кассиру запрошенную сумму и взял билет. Последний раз он пользовался электричкой, наверное, еще в студенчестве. С тех, «безлошадных», лет многое что поменялось, а кое-что так и осталось неизменным. Например, бабки с домашними пирожками. Когда-то Иван, возвращаясь из общежития домой, покупал в дорогу пирожков с капустой и картошкой, совершенно не боясь того, в каких условиях они могли бы быть приготовлены. Просто он интуитивно подходил к тихой старушке, не расхваливающей свой товар на весь перрон, и брал пироги у нее. И ни разу не отравился.

Воспоминания о тех годах нахлынули так ясно, что Иван почти явственно ощутил вкус жареного пирожка с капустой, и рот наполнился голодной слюной. Обед был давно, перекусить он, встревоженный запиской, не успел, а дорога предстояла длинная. Мужчина повертел головой по сторонам, игнорируя горластую торговку беляшами в цветастой юбке, и, наконец, нашел, кого искал – сухонькую неприметную старушку, притулившуюся возле фонарного столба. Перед бабушкой стоял короб, накрытый белоснежным полотенцем. Вот к ней Иван и направился. И не ошибся: когда обрадованная старушка откинула полотенце, из короба по-домашнему пахнуло сдобой. Иван вытащил кошелек и выгреб из него всю имеющуюся некрупную наличку:

– На все!

Бабушка суетливо набрала ему полный бумажный пакет пирогов и пожелала приятного пути. Иван на глазах у старушки вытащил верхний пирожок и надкусил. От горячего теста дохнуло жарким ароматом начинки. Совсем как те в студенческие времена. Как знать, может, и бабушка эта «та же самая». Иван поблагодарил старушку и, на ходу дожевывая пирожок, побежал на электричку. Ему удалось занять место возле окна в третьем от головы поезда вагоне. В поздний вечерний час августовскими пятницами пригородные электрички наполняются пассажирами стремительно и еще задолго до отправления оказываются забитыми под завязку. На коленях сидевших дачников громоздились корзины, рядом копьями возвышались завернутые в тряпки орудия хозяйственного труда, воздух от прибывающей публики мгновенно делался влажным и терпким. Кто-то пытался протиснуться через переполненный вагон, стоявшие в проходе недовольно роптали, но отодвигались, толкали сидевших с краю, те – своих соседей. На какое-то мгновение Иван оказался почти прижатым к окну, и настроение испортилось. Вдобавок запах, исходивший от пакета с пирожками начал казаться в спертом воздухе слишком назойливым, но деваться от него было некуда. Наконец машинист закрыл двери, объявил остановки, и Иван с облегчением вздохнул: оказывается, электричка часть пути будет останавливаться только на крупных станциях, а, значит, время пути сократится с двух часов до полутора. Мужчина прикрыл глаза, и воспоминания, словно дождавшись, когда он наконец-то расслабится, атаковали его.

2000-2001 года.

Долговязый открыл перед ними удивительный мир, наградил их, простых пацанов и девчонок тринадцати-шестнадцати лет властью, силой и свободой, которые только могут дать воображение. Но, самое главное, он показал подросткам лучшую из возможностей для решения их личных проблем, с которыми они не могли справиться в реальности, будь то комплекс по поводу «неудавшейся» внешности, шепелявости или застенчивость, из-за которой сложно завести друзей или заговорить с давно нравившейся девочкой. То ли Долговязый обладал талантом чувствовать потребности мальчишек и девчонок, то ли его этому обучали в педагогическом вузе. А может, просто помнил, как сам недавно находился в том сложном возрасте, когда из детского мира ты уже вырос, как из коротких штанишек, а мир взрослых еще не торопится тебя принимать, относится к тебе настороженно и снисходительно. Но как бы там ни было, Борис выбрал правильный путь – игру. Общая цель сплотит, и подросток, страдающий от одиночества и непонимания, найдет друзей. Так для Ивана и его приятелей открылся мир ролевых игр и это увлечение стало важной частью их жизни на протяжении того осенне-весеннего периода. Подростки собирались по вечерам дома у Долговязого к шести вечера два раза в неделю, в вечера, в которые отец Бориса заступал на ночное дежурство. Впрочем, отец Долговязого, Семен Васильевич, ничего не имел против тех собраний. Лишь бы его сын и мальчишки были увлечены хорошим делом и не запускали учебу. Тем более что Долговязый выдвинул своим младшим товарищам обязательное условие: безупречно сделанные уроки и отсутствие «двоек» в школе. Это правило подростки приняли без роптания, как одно из важных в игре. Сам же Борис в тот год из-за пошатнувшегося здоровья перешел с очного на заочное обучение, но днем усиленно занимался и зимнюю сессию сдал полностью на «отлично» – в пример своим подопечным.

Гости поначалу приходили разрозненно, но вскоре подозрительная баба Поля закатила Борису грандиозный скандал и обещала вызвать полицию, если это «безобразие» будет продолжаться. Пожилой женщине мешало то, что в течение получаса то раздавался топот по лестнице, то хлопанье дверей лифта, затем – шум на площадке. Поэтому было решено приходить уже собравшейся компанией и тихо. Подростки шумной гурьбой собирались возле кулинарии неподалеку от дома, но как только они переступали порог подъезда, затихали и на цыпочках, заговорщицки переглядываясь и перемигиваясь, поднимались на нужный этаж. «Не разбудить Дракониху», – именно Иван предложил этот всех развеселивший и принятый единогласно «квест». Конечно, не всегда удавалось избежать встречи с вредной соседкой, дежурившей за своей дверью, словно дракон, охраняющий в пещере сокровища. И тогда, если Дракониха выглядывала на площадку и разряжалась ворчанием, считалось, что уровень не пройден.

К приходу гостей Борис уже успевал заварить большой чайник цейлонского чаю, добавить в него несколько веточек мяты и выставить на стол в гостиной вазочки с печеньем и недорогими карамельками. Выпить перед двух-трехчасовой игрой чаю считалось необходимым условием. Во время чаепития Долговязый, выступающий Данжен-Мастером, вводил мальчишек в курс новой игры, описывал мир или напоминал условия начатой накануне, раздавал листы персонажей. В ту осень и зиму играли в настольные ролевые игры, начав с простой и короткой, придуманной самим Борисом, а потом прошли и классические.

Но однажды Борис объявил, что задумал от «настолок» перейти к «полевкам» – играм на местности, чем вызвал у игроков настоящий восторг. Услышав новость, подростки загалдели и забурлили радостью. Со всех сторон посыпались предложения: кто-то хотел оказаться в Средневековье, кто-то – проникнуть в мир Толкина не только в воображении, но и «наяву», кто-то мечтал заглянуть в будущее и предлагал обратить внимание на футуристические сюжеты. Девочки хотели быть Принцессами. Парни – Рыцарями, Завоевателями, Путешественниками во времени и в Космосе. А Долговязый выслушивал все предложения с загадочной улыбкой. И когда дискуссия пошла на спад, и десяток пар любопытных глаз обратились с немым вопросом к нему, ответил:

– У меня есть одна любопытная идея. Знаете старую станцию?

Кто ж из местных не был знаком с заброшенной железнодорожной станцией! И наверняка каждый из компании мечтал там побывать. А кто-то уже и лазил. Ребята радостно переглянулись: лучшего полигона для игры и не сыскать! Это тебе не просто лес или поле. На заброшенной станции с ее заколоченными постройками, старым локомотивным депо и проржавевшими вагонами можно такую игру развернуть!

– Нужно дождаться конца весны – начала лета, – продолжал Долговязый. – Пусть все высохнет. Да и большая игра требует глобальной подготовки. Согласны?

Ребята недовольно загудели, скрывая в голосах невольное разочарование: им хотелось тут же, сейчас, в крайнем случае – завтра. Но Борис был прав.

– Я давно уже думал, что за история может быть у этой станции, – продолжил Долговязый тихим голосом, словно просто размышлял вслух. – Почему прекратилось сообщение на этом участке?

– Автобусное вытеснило железнодорожное, – повторил Иван то, что когда-то слышал от взрослых.

– Возможно, – кивнул Долговязый. – Но тогда почему вскоре построили другую станцию, соединили через этот узел две соседние? Чем старая так не угодила? Зачем нужно было вкладывать деньги в строительство новой платформы, прокладывать еще путь и оставлять вполне работающую станцию, которая включала в себя не просто платформу и кассу, но и депо, и рабочие постройки? Никогда не задумывались?

Никто из ребят не смог ответить на его вопросы, и Борис довольно улыбнулся, будто и ожидал подобной растерянности.

– Надо поискать историю. Покопаться, что же там на самом деле случилось. А ведь что-то случилось – у меня на такие истории нюх! И на этом построить нашу игру. Зачем нам уже готовые, если мы вполне можем придумать свою, оригинальную? К нам, может, еще другие игроки будут ездить!

Он мечтательно прикрыл глаза, и Иван в тот момент, как никогда, понял Долговязого: с его одиночеством, от которого он сбегал в книги, с его ограничениями в жизни из-за болезни, с его мечтой когда-нибудь сотворить что-то грандиозное.

– Можно в местную библиотеку сходить! И покопаться в архивах старых газет. Что-то можно там найти! Я недавно для одного реферата искал, – выдвинул идею тихоня Пономарев. Его светлые глаза горели огнем интереса, который сделал их неожиданно выразительными. Взгляды всех присутствующих обратились к парнишке, и бледные щеки Вити заалели от смущения.

– Верная идея! – одобрил Долговязый, и Пономарев счастливо заулыбался, словно то был его звездный час. Знал бы он в тот момент, что его по-настоящему «звездный час», когда в городке только и будут говорить о нем, уже не за горами и окажется на самом деле не таким уж блестящим. Словно билет из золотой бумаги, который ему неожиданно выпадет, в его руках обратится в пепел…

…Иван очнулся от своих воспоминаний так резко, будто кто-то сильно толкнул его в плечо. От неожиданности мужчина дернулся, заморгал и растерянно оглянулся. Похоже, он не просто задумался, а уснул. Иван встревожено бросил взгляд в окно, за которым легкие сумерки заретушевывали очертания, с полминуты напряженно вглядывался в пейзажи, а затем с облегчением перевел дух: не проехал. Еще минут пятнадцать до его остановки.

– Испугался, соколик? – раздался вдруг ласковый голос. Иван только сейчас заметил цыганку, сидевшую на скамье напротив и в упор разглядывающую его с легкой улыбкой. Видимо, от ее пристального взгляда он и проснулся. С одной стороны – вовремя. С другой – разговаривать с цыганкой желания не было. Поэтому Иван просто слегка кивнул ей и отвернулся к окну. К своему неудовольствию он успел заметить, что в вагоне они остались с цыганкой вдвоем.

– Монетки у тебя не найдется, соколик?

– Нет, – резко ответил Иван, считая, что с цыганами нужно вести короткий разговор. А лучше вовсе не вести.

Женщина не обиделась. Тихо вздохнула и зашуршала юбками, подвигаясь на свободной скамье ближе к нему. Иван недовольно покосился на цыганку, отметив про себя, что та уже немолодая: в черных волосах – серебряные нити проседи, а маслинно-темные глаза обрамляет густая сеточка морщин.

– Что тебе от меня надо? Ручку не позолочу. Сказал уже, что нет при себе налички. От слова «совсем». Бумажник пустой. Из всех ценностей – пакет с пирожками. Хочешь – забирай. Мне не жалко.

Цыганка тихо засмеялась, но вдруг резко оборвала свой смех.

– Не нужно мне от тебя ничего, соколик. Скажу только, береги себя. Не просто так у нас случилась встреча. Вижу, предупредить тебя должна. За твоим плечом – тень. Человек высокий, тянется к тебе длинными руками. Берегись его!

– Ты мне зубы не заговаривай! – рассердился Иван, но машинально оглянулся и вздрогнул, увидев на стене рядом с дверью в тамбур темную тень, очертаниями и правда напоминающую растянутую тощую фигуру с непропорционально длинными руками. Но уже через мгновение тень исчезла, словно кто-то сдернул ее со стены, как покрывало. «Игра света», – подумал Иван. Цыганам верить не стоит. Тем более если они пытаются уверить, что им от тебя ничего не надо. Цыганка, подтверждая его подозрения, не собиралась уходить. Напротив, придвинулась к Ивану так, что загородила ему проход.

– Не веришь мне, соколик. Но зря, – тихо проговорила она, пристально вглядываясь Ивану в лицо. Опасные у нее был глаза – манящие, глубокие и губительные, как омуты. Вспыхивали они обманчивыми золотистыми искорками, но на самом их дне клубилась темнота. Не по себе стало от ее взгляда Ивану, захотелось провести ладонью между собственным взглядом и ее, разрывая невидимые нити, которые плела эта паучиха, но рука вдруг стала безвольной и тяжелой. Так и осталась лежать на колене.

– У меня дар есть, – продолжала вещать грудным голосом цыганка. – Бабка моя – сильная ведунья. А матери этот дар не передался. Я не гадаю, не угадываю, я вижу. А вижу я, что ты человек хороший. Хоть и заблудившийся. С женой расстался. Но это не твоя женщина была. А свою еще встретишь. Если меня послушаешь и побережешься. Тень, что за твоей спиной увидела, к тебе руки из прошлого тянет. Послушай, что скажу…

И она сказала. Сказала то, от чего у Ивана, скептически относящегося к предсказаниями, и уж тем более к услышанным от цыган, по спине прошел неприятный холодок. Цыганка рассказала ему о прошлом, но не обо всем и общими словами, а об одном конкретном эпизоде, вернее, одном вечере – том самом, когда пропал Пономарь. Описала, не называя ее, и старую станцию. Только вот что на самом деле там случилось, даже она не смогла сказать.

– Вину чувствуешь за это. Все эти годы так и живешь с нею, – заключила женщина. – Вина и толкнет тебя в опасность. Но не ищи, что там случилось! Беги. Беги прямо сейчас! Не возвращайся туда!

– Тот человек умер? – спросил Иван, думая о Пономаре. – Или жив?

Но цыганка, не дав ему ответа, вдруг резко встала. Зашуршали юбки, пробуждая Ивана от наваждения. Мотнул он головой, то ли не желая принимать услышанное, то ли стремясь избавиться от навязанного ему общества, а скорее, и то, и другое.

– Проедешь ты, соколик, – сказала женщина вдруг совершенно будничным, но лишенным сожаления голосом. Будто не она сейчас торопливым захлебывающимся шепотом вещала о том, что было. Иван вздрогнул, приник лицом к стеклу, пытаясь в выплеснувшейся на окрестности темноте разглядеть ориентиры. А когда повернулся, цыганки и след простыл. Будто и не было ее вовсе. Может, и правда привиделась? Просто приснилась, когда он задремал? Впрочем, зря на это Иван понадеялся: пакет с пирожками со скамьи исчез. Унесла его цыганка с собой, видимо, в качестве оплаты за «предсказание». Иван суетливо, в нарастающей панике сунул руку себе за пазуху и с облегчением перевел дух, нащупав там бумажник и телефон. А затем улыбнулся, вообразив, что цыганка раздаст пироги малым чумазым ребятишкам. Пусть им радость будет. Но улыбка тут же сползла с его лица, как только он услышал объявляемую машинистом следующую станцию: платформа 82-й километр. Какая еще, к черту, платформа 82-й километр?! Городок, в котором проживал Иван, находился к столице ближе. Да и, насколько он помнил, следующая станция после его называлась совсем не так. «Проедешь ты, соколик», – вспомнилась ему фраза, брошенная цыганкой на прощание. Заговорила, обманщица! Иван тихо выругался себе под нос и вышел в тамбур. Ничего не остается, придется выходить там, где выпустят. Он снова выругался, на этот раз уже на себя – за непредусмотрительность: ну что ему стоило снять побольше налички накануне? Ну и что, что торопился. Мог бы заскочить к банкомату. Издержки того, что всегда и везде он привык расплачиваться карточкой, наличку снимал редко и понемногу. Вот и последние деньги потратил на билет и пирожки. А как теперь быть, ведь скорей всего придется ловить попутку? Даже пирожков нет – чем расплачиваться? Но неожиданно ему стало весело, так, что он тихо засмеялся. Вот тебе и приключения! Нескучный квест выходит. Хорошо хоть родителей не предупредил, а то мать ждала бы его к определенному часу и волновалась.

Электричка наконец-то остановилась, и Иван вышел на пустую платформу. Первое, что он увидел – это густую черную стену леса перед собой, за которой не проглядывало ни одного строения. Электричка уехала, и мужчина к своей досаде убедился в отсутствии на противоположной стороне второй колеи. Приключение перестало нравиться. Платформу освещало лишь два фонаря, но вдруг в желтом круге вокруг одного из них Иван увидел сгорбленную фигуру какого-то мужика, одетого, не смотря на август, то ли в толстую куртку, то ли в тулуп.

– Эй! Погодите! – закричал Иван, обрадовано устремившись к мужичку. Тот услышал его и обернулся.

– Незадача приключилась. Проехал свою станцию, – придав голосу нарочитой веселости, пояснил Иван. – Не скажете, как назад добраться? Где тут электричка на столицу останавливается?

– Тут и останавливается, – кивнул мужик на рельсы. – Другой платформы нет. Поезд туда-сюда ездит. Только редко проезжает и уж тем более останавливается. Раньше завтра на столицу не пойдет.

– Вот черт, – выругался Иван. – А какой другой транспорт есть?

– Автобус. И тоже редко, – ответил мужик и почесал косматую голову.

– И тоже не раньше завтра, – понял Иван.

– Ага.

– А поселок это какой? Что-то я такого не знаю.

– Немудрено, – усмехнулся мужик. – Тут всего три халупы и две из них – цыганские. Леса и болота. Сюда по осени грибники приезжают. И ягодники за клюквой. А тебе куда надо?

Иван назвал свой поселок.

– Тю! – обрадовался мужик. – Я уж думал, ты совсем потерялся. А ты в каких-то десяти километрах! По-соседству твой город.

– А что я такой платформы не знаю? Помню, что следующая станция была «Лесные озера».

– Так оно и есть! Эта ветка – как отросток между этими двумя. Электричка по ней редко ходит, обычно по прямой проскакивает. Сюда лишь раз в сутки заезжает.

– Понятно, – вздохнул Иван. – Десять километров, говоришь? За три часа, думаю, дойду.

– Иди по шпалам, никуда не сворачивай, тем более в лес. Шоб в болоте не увяз. И с цыганами не заговаривай. Они тут ушлые. Хотя вряд ли в этот час тебе встретятся.

– Одна встретилась, – невесело усмехнулся Иван. – Она и заболтала так, что я свою станцию проскочил. Спасибо, отец! Ты прости, отблагодарить нечем: денег ни копейки.

– Не после встречи уж с цыганкой? – усмехнулся мужик.

– Можно и так сказать.

– Могла бы и без штанов оставить. И очнулся бы не тут, а еще где дальше. Ну, давай, иди с богом! По рельсам, никуда не сворачивая!

– Спасибо, друг! – снова поблагодарил Иван и спрыгнул с платформы на путь.

Мобильный, которым он поначалу легкомысленно подсвечивал себе дорогу, разрядился через час, оставив хозяина с ощущением, что оборвалась последняя паутинка, связывающая его с цивилизацией. К счастью, ночь выдалась лунной, но в те моменты, когда облака наползали на сливочно-желтый диск, мир словно окунался в чернила, и Ивану приходилось замедлять шаг. Ни усталости, ни ночного холода он не чувствовал. Адреналин и острое желание поскорее добраться до родного дома придавали ему сил. Иван только изредка бросал взгляд на свои часы с подсветкой, высчитывая по времени, сколько километров прошел и сколько ему еще может оставаться. Когда он миновал середину пути, сделал первую паузу. От быстрой и долгой ходьбы проснулся аппетит, и Иван пожалел об унесенном цыганкой пакете с пирожками. Сейчас бы пригодились: не только бы утолили голод, но и скрасили монотонную дорогу. Он вздохнул и зашагал вновь по колее, но уже не с прежним энтузиазмом, а с неприятным ощущением, что шагает по кругу. Пейзажи оставались без изменений: колея тонула в берегах смешанного леса, высокий частокол прямых стволов сосен, стоявших во втором эшелоне за березами и осинами, начинал давить, и Иваном все чаще стало овладевать чувство, что он заперт в гигантской клетке и никогда из нее не выйдет.

Когда по его подсчетам до города оставалось ходьбы с полчаса, он столкнулся с неожиданной проблемой: от пути, до этого раскатывающегося одноколейным полотном, отсоединилась другая ветка. Иван, вспомнив слова мужика про никуда не сворачивать, продолжил идти по основному пути. Лес начал редеть, превращаясь в посадку из уже только лиственных деревьев. И через какое-то время к своей радости мужчина заметил в свете луны первую постройку. То была кирпичная «коробка», которая имела какое-то техническое предназначение. Но Иван обрадовался ей так, словно увидел жилой дом. Путь разветвился на несколько линий, проложенных рядом, но мужчина упрямо продолжал идти по выбранной колее. Какая-то мысль, как тревожный сигнал, который никак не удавалось поймать, немного отравляла радость от окончания долгой дороги. И только когда Ивану вместо ожидаемого светофора встретился похожий в темноте на висельницу семафор, а затем – первый столб опоры без проводов, мужчина понял, что его беспокоило: впереди не было света. Семафор, обесточенные опоры, замерший навечно на параллельных путях остов ржавого локомотива – и Иван понял, что хоть он и пришел в свой город, но вышел не к действующей станции, а к заброшенной. Мужчина коротко выругался, с непечатным словом словно сплюнув свою досаду, и мысленно прикинул путь, который оставался ему до дома. Ерунда! Главное, он уже пришел в город. Остается выбраться со станции, дойти до шоссе, а там можно будет и попутку поймать. Да даже если и пешком – это уже не через лес добрый десяток километров махать. Хоть в родном поселке еще и остались такие районы, которых ночью лучше избегать.

Размышления Ивана о том, какой путь дальше выбрать, оказались прерваны самым неожиданным образом. Тишину вдруг разорвал истошный женский вопль, в котором первородный ужас смешался с криком о помощи. И мужчина, проклиная свои рыцарские порывы, но отмахиваясь от предупреждений здравого смысла, побежал на голос.

3

Ева пришла в себя глубокой ночью. Она открыла глаза, но в первый момент ничего не увидела. Только поняла, что сидит, привалившись спиной к чему-то холодному. Девушка осторожно пошарила рядом с собой руками и наткнулась ладонями на колкую сухую траву и мелкие камешки. Тогда она осторожно наклонилась вперед, протянула руку себе за спину и нащупала сзади шершавый камень. К счастью, в этот момент туча сползла с луны, и этого приглушенного света оказалось достаточно, чтобы немного разглядеть обстановку. Первой, что Ева увидела перед собой, оказалась толстая плита на опорах. Под плитой кустились густые заросли, а отдельные высокие стебли пробивались сквозь растрескавшийся бетон. Девушка осторожно встала на ноги и испуганно охнула, когда ее качнуло. Затылок ныл тупой болью, голова кружилась, и Еву немного подташнивало. Удар по голове не прошел для нее бесследно. Наверняка неизвестный похититель организовал ей легкое сотрясение. Вспомнив о том, что случилось, Ева насторожилась. Не исключено, что ее похититель может находиться неподалеку. Девушка прислушалась, но не услышала даже шороха. Немного осмелев, она сделала несколько шагов по направлению к плите, но по пути споткнулась о выступающую из земли широкую доску. Куда ее занесло? Глаза немного привыкли к сумраку, и Еве удалось разглядеть, что плита довольно широкая и длинная, бескрайно тянется в обе стороны. Платформа! Эта плита – не что иное, как железнодорожная платформа. А доска, о которую Ева споткнулась, на самом деле – выступающая шпала. Значит, ее отвезли на какую-то станцию и бросили. Спасибо, что не на рельсах оставили! Представив себе, что ее могли бы уложить на пути, Ева похолодела от ужаса, но тут же приказала себе не раскисать. Пока ничего кошмарного не случилось. Ее только заманили в ловушку и оставили на какой-то станции. Нужно выяснить, где она находится. И позвонить. Позвонить! Ева бегом, рискуя споткнуться, вернулась к тому месту, где сидела, и зашарила руками по камням и траве в поисках своей сумочки. Надежды мало, но вдруг. В сумке были телефон, кошелек, паспорт и небольшая бутылочка с водой. Все, что ей сейчас необходимо. Счастье хоть, что ключи она по старой привычке сунула в карман.

Ева искала свои вещи с таким рвением, будто в них был единственный шанс на спасение. Только с каждым обследованным метром шансы на то, что сумку удастся найти, таяли, и в итоге девушке пришлось признать поражение. Ничего, главное, выбраться отсюда. Потом, дома и при дневном свете, она подумает и о том, как восстановить потерянный паспорт, и о покупке нового телефона. Кошелек только жалко: подарок Тины, выбранный с любовью. Очень удобный, мягкий и недешевый. Сестра отдала за него все свои сбережения. И в свете пропажи сестренки любая вещь, напоминающая о ней, увеличивалась в цене в сотни раз.

Мысли о кошельке и Тине, как ни странно, взбодрили и придали сил. А что если это похищение было вовсе не ловушкой, и Еву на самом деле привезли туда, где находится ее сестра?! Девушка отряхнула испачканные ладони и вернулась к платформе. Нужно выяснить, где она находится, и исследовать по возможности все постройки.

Ева бежала по колее, придерживаясь за край платформы и вслушиваясь в плотную тишину августовской ночи. Но не столько прислушивалась к возможному гудению приближающегося поезда, сколько слушала, чтобы не пропустить стона, крика или другого зова на помощь. Наконец она увидела полуразрушенную лестницу с шаткими металлическими перилами и, не раздумывая, поднялась на платформу. Отсюда, с высоты, как со сцены она смогла увидеть все лучше. Прямо напротив на дальних путях виднелся корпус электрички, в потемках показавшийся похожим на тушу дремлющего гигантского животного. Чуть дальше – вросшие в землю темными окнами постройки. За спиной высились вымахавшие в полтора человеческих роста кустарники, чьи ветви вылезали на платформу, цеплялись за погнутые перила, словно руки. Еве стало не по себе. Она только сейчас задумалась, почему на этой платформе царят такие тишина и темнота. И только когда подошла к кассовой будке и увидела перед собой заколоченное окно, поняла, что находится на недействующей станции. Что ж, одна из задач – понять, где она находится, оказалась решенной. Правда, облегчения это не принесло, потому что добираться отсюда до дома окажется еще тем приключением: станция, в отличие от действующей, находилась практически за городом. Может, потому ее и закрыли в свое время, что добираться до нее было неудобно? Вторая сложность, которая ожидала Еву – слишком большое количество построек. Тину могли привезти в любую из них, и хорошо, если это окажется маленькая будочка стрелочника, а не огромное депо или склад. Ева вспомнила видео с сестрой, которое ей на днях прислали, и подумала, что его вполне могли снять тут, на фоне кирпичной стены. Может, начать с поиска той самой стены? Жаль, что так темно. Как жаль, что потерялся мобильный! Ева могла бы позвонить сейчас следователю и рассказать ему о своих злоключениях. Но ничего не поделаешь. Она останется и будет искать Тину сама. Вдруг сестренке требуется срочная помощь? Ева огляделась и решила начать с кассовой будки.

– Тина? Тина, ты здесь?

Никто не отозвался на ее зов и стук. Ева для надежности покрутилась возле будки, заглядывая в щели между досками на окне, но ничего, конечно, не увидела. И вдруг она заметила в маленькой будочке у начала платформы отблеск света. Сердце заколотилось от радости. Ева побежала на свет, даже не задумавшись о возможной опасности. Не думала она и о том, что может сломать ногу, когда прыгала с платформы. Все ее мысли, предосторожности и инстинкты трансформировались в одно имя, которое билось в висках разгоряченной кровью и ухало в груди всполошенным надеждой сердцем – Тина. Перескакивая через рельсы и чудом не оскальзываясь на шпалах, Ева бежала к будке, держа взглядом, как на прицеле, маленький освещенный прямоугольник. Еще издали она увидела, что за постройкой высится полуразрушенная кирпичная стена и не смогла сдержать радостного возгласа. Сестра должна быть там! Там, в этой будке, неподалеку от которой виднелся выступающий из земли рычаг для ручного перевода стрелок. Может, в том домике до сих пор продолжает жить стрелочник, который и приютил у себя пятнадцатилетнюю девочку? Ева с ее природной святой верой в людей даже не могла предположить ничего плохого, к примеру, что стрелочник удерживает девочку силой. Нет, в ее представлении тот был добрым спасителем ее сестры.

Запыхавшись, Ева подбежала к домику и припала лицом к крошечному окошку. Вначале она ничего не увидела, потому что свет ослепил ее. Затем, когда глаза смогли адаптироваться, сумела разглядеть в скудно освещенной единственной лампочкой без абажура комнате небольшой стол с квадратной столешницей. На столе на сложенной в несколько раз газете, служившей подставкой, стоял темный чайник с выгнутым носиком и поднятой ручкой. Прямо на столешнице высился стакан в металлическом подстаканнике и, рядом, россыпь сахарных кубиков в блюдце. Кто-то готовился пить чай. Ева вытянула шею, силясь разглядеть что-то еще. Рама узкого окна слишком ограничивала ей обзор. Но девушке удалось рассмотреть и застеленный клетчатым пледом диван, и лежащую вверх корешком на нем потрепанную толстую книгу. Что там было еще, в этой маленькой комнате, увидеть она не успела, потому что в этот момент почувствовала легкое прикосновение к плечу, так, словно кто-то положил на него ладонь и тут же убрал. Ева резко оглянулась и лицом к лицу столкнулась со стоявшим за ее спиной высоким худым мужчиной. Девушка испуганно вскрикнула, и тут глаза мужчины вспыхнули и засветились, словно у кошки в темноте, только не зеленым, а белым «огнем». Губы его растянулись, явив в жуткой ухмылке кривые, кое-где прореженные зубы. На Еву сильно пахнуло гнилью. Она издала клокочущий звук, от испуга не в силах закричать. И только когда страшный мужчина поднял худую руку с обтрепанным по краю рукавом с намерением вновь коснуться девушки, пронзительно завизжала и второй раз за эти сутки потеряла сознание.

* * *

Молодую женщину Иван нашел возле будки стрелочника: та лежала, неловко подвернув под себя одну руку и закинув вторую на стену домика. Мужчина склонился над незнакомкой и коснулся ладонью ее щеки, а затем слегка похлопал по плечу:

– Эй? Барышня?

Как приводить в чувство находившихся без сознания дам, он совершенно не знал. В памяти всплыло смутное воспоминание со школьных уроков, что, кажется, нужно поднести к носу пострадавшей ватку, смоченную в нашатырном спирту или кусочек паленой шерсти. Ни шерсти, ни зажигалки, ни, тем более, нашатырного спирта под рукой у него не было. Поэтому Иван снова похлопал незнакомку, на этот раз уже по щеке, и позвал громче:

– Девушка? А, девушка? Очнитесь!

Ничего глупее не придумаешь. Иван подумал, что эта ночь, пожалуй, побила все рекорды по экстравагантности, включая ночное купание в проруби три года назад. Он уже представил себе, как будет пересказывать события, начиная с покупки пирожков (дались же они ему!) своим приятелям в ирландском пабе под густое темное пиво и острые закуски. Леонид, конечно, поинтересуется, насколько симпатична была валяющаяся на пороге будки незнакомка. Макс в ответ, чтобы не ударить лицом в грязь, постарается припомнить некий случай из собственной жизни. А вот что может сказать третий в их компании, Андрей, Иван не успел придумать, потому что девушка вдруг пошевелилась и тихо застонала. Но затем резко села и завизжала так, что мужчина невольно зажал ладонями уши.

– Эй, красотка, хватит вопить! – сердито выкрикнул он, стараясь перекрыть вопль. Судя по реакции девушки, ее приключения в эту ночь оказались похлеще его собственных. – Ничего я вам не сделаю! Помочь пытаюсь!

Девушка замолчала так же внезапно, как разразилась до этого криком. Только всхлипнула как-то странно и испуганно огляделась вокруг.

– А… он где? – выдавила она, наконец, севшим то ли от крика, то ли от испуга голосом.

– Кто?

– Тот, со светящи… Впрочем, не важно. Кто вы?

– Кто я? Прохожий. Мимо шел, а тут вы кричите. Поспешил вам на помощь.

– А вы точно не?.. – спросила незнакомка и опять оборвала себя на полуслове. – Как это – мимо проходили? Здесь мимо не проходят. Это заброшенная станция. Случайно тут не оказываются!

– Оказываются, если проезжают свою остановку и десять километров топают по путям пешком, а затем на развилке сворачивают не туда. Такое объяснение вас устроит?

Она тихо вздохнула и, кажется, улыбнулась. Кажется, потому что Иван не смог хорошо разглядеть ее лица.

– Встать сможете? – спросил он, протягивая девушке руку.

– Да, – ответила она, но, прежде чем принять помощь, помедлила.

– Вы точно в порядке? – встревожился Иван, потому что девушку слегка качнуло. Но запаха алкоголя от нее не исходило.

– Голова немного кружится. И болит. Меня… до этого чем-то оглушили. И привезли сюда.

– Кто?

– Не знаю. Долгая история.

– Вот по пути мне ее и расскажете. Вам нужен врач?

И откуда в нем такие рыцарские чувства взялись? Положа руку на сердце, Ивану меньше всего хотелось возиться с незнакомой девицей, узнавать про ее приключения и уже тем более сопровождать к врачу. Больше всего на свете ему хотелось оказаться в родительском доме, выпить горячего чаю, который обязательно заварит, не смотря на ночной час, мама. Или, еще лучше, навернуть тарелку горячих щей со сметаной, которые наверняка окажутся в холодильнике: отец обожал щи, и мать готовила их постоянно, то с кислой капустой, то со свежей, то «красные» с томатом.

– Нет, обойдусь. Я хочу домой, – ответила девушка так просто, без истерики и слезы в голосе, что Иван невольно проникся к ней сочувствием. И даже вновь подал ей руку, когда они перелезали через какие-то балки, направляясь к нужной тропе. Девушка руку приняла, но, справившись с препятствием, выпустила.

– Как вас зовут? – спросила она вместо благодарности.

– Иван.

– Иван? – ее голос слегка дрогнул. В свете луны мужчина заметил, как девушка, повернувшись к нему, вглядывается его профиль. А затем, заметно волнуясь, спросила:

– Вы… Вы меня не помните?

– А мы разве знакомы? – удивился в ответ Иван и попытался, насколько мог в сумерках, рассмотреть ее лицо.

– Я Ева…

– Ева? – задумался он. Имя не отозвалось узнаванием. – Простите, не помню. Мне кажется, такое имя я бы запомнил.

– Извините. Обозналась, – смутилась девушка, но в ее голосе послышались разочарование и даже горечь.

– Бывает. Так что с вами приключилось?

Она вздохнула и начала рассказывать – не с этого вечера, а с того утра, когда пропала ее сестра. Иван слушал, не перебивая, даже не зная, что сказать в утешение. Но когда Ева сказала о вечернем звонке и о том, как собиралась на встречу, не выдержал и довольно резко заметил:

– Сглупили вы!

Она не обиделась, только тихо согласилась:

– Да, сглупила. Но как бы вы поступили на моем месте? Если бы мне даже пришлось расстаться с собственной жизнью ради спасения Тины, я бы это сделала, не задумываясь. Где-то в глубине души я надеялась, что мне сказали правду и не подготовили никакой ловушки.

– Однако обошлись с вами тоже как-то… странно, – заметил Иван. – Не понимаю, что хотели этим «сказать».

– Я искала Тину на станции. Понимаете, надеялась…

Она резко отвернулась и быстро вытерла ладонью глаза. Иван громко вздохнул.

– Давайте я поймаю попутку и отвезу вас домой. Если, конечно, вы не желаете заехать в травмпункт. После такого удара, который вам нанесли, вполне возможно…

– Я в порядке! – отрезала девушка.

– Ну, если настаиваете. Хотя вам настоятельно нужно обратиться в полицию, – сказал Иван и, заслышав шум мотора, поднял руку.

Ева назвала адрес водителю, а затем отвернулась к окну и промолчала всю дорогу. Иван ее не трогал. Только иногда бросал встревоженные взгляды на ее профиль и с тревогой отмечал, что девушка нездорово бледна. Похоже, переживания, удар и «приключения» не прошли для нее бесследно. Зря она отказалась от медицинской помощи. Ивану было бы спокойнее, если бы девушку осмотрел врач. Но спорить больше он не желал. Наконец машина въехала во двор и остановилась напротив стандартной девятиэтажки. Ева обернулась к Ивану и впервые за время дороги нарушила молчание:

– У меня нет с собой денег. Я потеряла сумочку. Подождите, я поднимусь к себе за…

– Ева, прекращайте эти глупости, – раздраженно перебил Иван. – Я верю, что вы вполне способны за себя заплатить. Но сейчас не те обстоятельства.

– Хорошо, – покладисто согласилась она. – Спасибо. За все.

Ева открыла дверь и выбралась наружу. Иван выглянул, чтобы проследить за девушкой взглядом – просто так, дабы убедиться, что она без приключений пересекла двор, и увидел, что ее качнуло.

– О черт, – тихо выругался он и обратился к водителю:

– Подожди меня здесь, брат. Провожу девушку до квартиры и спущусь. Пять минут! Не боись, без оплаты тебя не оставлю. Даю слово.

Иван выскочил из машины и вовремя успел подхватить Еву под локоть, потому что ту снова качнуло.

– А говорила, что с тобой все в порядке, – от смеси закипающего раздражения и неожиданного сочувствия к этой несчастной он как-то незаметно перешел на «ты». – Пойдем уж, отведу тебя.

Девушка с благодарностью оперлась на его подставленную руку. И так они, словно подгулявшая в ресторане парочка, осторожно дошли до подъезда, а затем принялись пешком, потому что не работал лифт, подниматься на пятый этаж. Иван не мог отделаться от ощущения, что и этот двор, и здание, и подъезд ему знакомы. Но подобных девятиэтажек в районе – целый частокол. Мог и обознаться. На четвертом этаже он бросил взгляд на одну из дверей и в какой раз подивился тому, что жизнь способна выкидывать такие карточные комбинации. Похоже, судьбе так угодно, чтобы он в эти дни думал о Долговязом, Володьке и Пономареве.

– Здесь когда-то жил один мой друг, – пояснил Иван Еве.

Она кивнула, будто знала, кого он имел в виду. А может, и правда знала. Не могла не знать. Ева была ровесницей или немного младше самого Ивана. Возможно, они на самом деле когда-то виделись – случайно столкнулись в этом подъезде, когда он приходил к Долговязому. Иван еще раз, уже внимательней, скользнул взглядом по профилю Евы. Ее вполне можно было назвать симпатичной, только вот внешность у нее была неяркая. Черты вроде и правильные: тонкий нос, высокие скулы. А незапоминающиеся.

– Что это?! – воскликнула вдруг Ева, когда они поднялись на ее этаж.

– Кости. Игральные кости, – ответил Иван, разглядев на коврике у одной из дверей россыпь белых кубиков. – Похоже, кто-то решил сыграть с тобой в игру.

Сказал и осекся, сложив два случая в один. Но Ева, опередив его, уже присела над ковриком, рассматривая кубики.

– Единицы, – с сожалением произнес Иван, увидев выпавшие номера.

– Критический провал, – неожиданно поняла его Ева, выдав тем самым в себе «ролевика».

– Так ты… – начал он. Но девушка, торопливо собрав кубики в ладонь, уже выпрямилась и решительно произнесла:

– Спасибо, Иван! Всего вам доброго.

– Погоди, Ева…

– Вас ждет такси, забыли? Не заставляйте человека так долго ожидать.

Похоже, она его прогоняла. Только с чем оказалась связана такая резкая перемена в ее поведении, Ивану понятно не было. Но Ева была права: его действительно ждали. Он едва успел попрощаться, как дверь в квартиру уже захлопнулась. Иван пожал плечами и недоуменно хмыкнул.

Встреча с этой девушкой невольно вновь вернула его в воспоминаниях в те времена, когда они собирались на квартире Долговязого. Их компания изначально была мужская, но потом появились три девушки. Одну из них Иван помнил. А вот образы двух других стерлись, потому что он путал их из-за казавшейся ему похожей внешности, созвучных имен и потому, что обе девушки играли блестяще, всегда предлагали неожиданные и интересные ходы. Может, потому Иван и не запомнил их по отдельности. А, может, просто не видел их, ослепленный и оглушенный красотой другой – той, для которой в те времена хотелось быть Рыцарем и Принцем в одном лице и которую мечталось спасать и от Драконов, и от Орков, и от всех злодеев вместе взятых.

– Брат, притормози вон там, – обратился Иван, заметив банкомат, к водителю.

Но даже снимая наличку, он не переставал думать о Борисе, Пономаре и Володьке. Иван вспомнил, словно это было вчера, с какой радостью Долговязый сообщил им, что старая станция действительно хранит удивительные секреты. Но какие – так в тот вечер и не рассказал, попросил зашумевших ребят дать ему немного времени выяснить подробности. Только вот потом он заболел на целых две томительных недели. Ребята понимали: у Бориса больное сердце. И тревожились. И звонили по телефону его отцу справиться о здоровье Бориса. Семен Васильевич успокаивал их, что ничего страшного, но они все равно волновались. А когда все наконец-то собрались в знакомой квартире за большим «гостевым» столом, выяснилось, что Долговязый изменил свои планы. Выглядел он неважно: глаза его будто погасли, голос звучал тихо, но вместе с тем решительно. Что случилось в те две недели его болезни, никто так не узнал. Только Борис вдруг категорично отверг идею, которую сам же и предложил: игры на старой станции не будет. Иван помнил, как возмущенно загалдели все собравшиеся, как отдельные выкрики тонули в общем гаме несогласия. Только Борис оставался непоколебимым: хотят ребята «полевку» – будет. Но не на станции. В тот же вечер, когда они с Володей вдвоем возвращались домой, друг неожиданно обронил: «Знаешь, а ведь Долговязый врет. Вовсе он не болел. Я видел его в те дни два раза. Когда он якобы лежал в больнице. Выходил он из дома и шел на автобусную остановку. В первый раз я его не окликнул. А когда увидел ожидающим автобус во второй раз, подошел». «И что?» – заинтересовался Иван. «Да ничего! Начал какие-то отмазы лепить. Что типа его из больницы на день отпустили. И что возвращается. Я не стал ему говорить, что во второй раз его вижу. Странно это, а?». «Да ладно, может, его и правда дважды домой отпускали», – встал на защиту Долговязого Иван. «И все равно странно», – не сдался Володька, и Иван мысленно с ним согласился, потому что поведение Бориса и ему показалось необычным. Взять хотя бы то, как Борис в тот вечер резко, что было совершенно не в его характере, ответил Пономарю на настойчивые расспросы о причине отмены игры на станции. «Не лезь туда, Витя! Старая станция сама по себе опасна – вот и вся причина».

Тогда все эти детали не показались Ивану важными. Но сейчас вдруг вылезли ежистыми колючками, вцепились репьями в мысли. Что на самом деле случилось в том далеком уже две тысячи первом году? И что узнал недавно, три месяца назад, Володя, когда одним поздним вечером позвонил Ивану и сказал: «Мне кажется, я знаю, что случилось тогда с Пономарем. Давай встретимся!». Похоже, ему было очень важно поговорить с Иваном на неприятную для обоих тему. Только в тот вечер Иван не смог увидеться с другом. А ночью раздался звонок из полиции, который принес страшное известие о гибели Володи. Несчастный случай: закурил человек в постели, нечаянно уснул и сгорел в возникшем пожаре. У Вовки и правда была вредная привычка иногда курить, лежа на диване. Только вот у Ивана где-то внутри все же свербило неверие: какое-то фатальное совпадение, что друг погиб именно в ту ночь, когда хотел сообщить что-то важное. «Иван, не надо. Это несчастный случай», – уговаривал он сам себя. И все же, все же…

И опять он, как в порочном круге, вернулся мыслями к Еве. На какой-то абсурдный момент Иван даже подумал, что сегодняшняя встреча на заброшенной станции была не случайной, а подстроенной кем-то. Подумал так и усмехнулся нелепости этой мысли. Вряд ли тот, кто ударил молодую женщину по голове и зачем-то привез ее на станцию, знал заранее, что Иван проедет свою остановку и пройдет три часа по путям. Но даже если не брать во внимание абсурдность этого предположения, между приглашением на «ужин воспоминаний» и рассыпанными на коврике девушки игральными костями Ивану виделась связь – прямой намек на те времена, когда они с Евой могли видеться в квартире Долговязого во время ролевых игр.

– Здесь сворачивать или в следующий проезд? – вывел его из задумчивости вопросом водитель. Иван всмотрелся в темноту и сказал:

– Здесь.

Во дворе их частного дома залаяла собака – молодой пес, которого родители взяли недавно на смену умершему от старости Тузу. Иван тихо посвистел, желая угомонить пса, и позвал того по имени:

– Ларс, Ларс, свои! Тихо, тихо, всех перебудишь!

Пес, узнав его голос, заскулил теперь уже от радости, заюлил, путаясь под ногами, упал на спину и подставил Ивану для ласк живот. Мужчина потрепал собаку по белому шерстяному брюху, позволил лизнуть себя в щеку и пообещал гостинец. В этот момент в темных окнах дома вспыхнул свет: разбуженные лаем собаки родители решили узнать, кто нарушил их покой.

Мать ожидаемо всполошилась, когда увидела сына на пороге в такой час. Пришлось спешно объяснять про сломавшуюся машину и то, что проехал станцию. Правда, дальнейшие приключения Иван от мамы утаил, сказал, что поймал попутку. Мать ожидаемо запричитала, что ездить ночью с незнакомцами опасно. Даже если ты уже давно не подросток, а крепкий здоровый мужик тридцати двух лет. Но, не смотря на причитания матери, Иван видел по ее глазам – рада. Рада его приезду. Отец же пожал ему руку и довольно улыбнулся в еще не седые усы. А у самого Ивана, когда он увидел родителей, от сердца отлегло: как бы он ни хорохорился перед самим собой, та странная и страшная записка, которой его «вызвали» в родной дом, все же заставила его поволноваться.

– Ложитесь, ма. Я сам тут. Чаю попью и тоже лягу.

– Так я тебе чайник вскипячу! – засуетилась мать. И Ивану пришлось сдаться: мама все равно не уйдет спать, пока не накормит его. Да и можно ее понять: видит она единственного сына нечасто, скучает и беспокоится.

– Мама, а что у вас тут за история с пропавшей девочкой-подростком недавно приключилась? – спросил Иван, когда перед ним на столе появилась миска с дымящимися щами (как он и предполагал, чаем дело не обошлось).

– Ой… Весь город всполошен, – всплеснула руками мама и начала рассказывать. Иван слушал молча, прихлебывая ложкой горячие щи и отламывая от толстого ломтя хлеба маленькие кусочки. Щи были такими вкусными, ароматными и горячими, что ему просто хотелось молчать в тишине, жмуриться от удовольствия и полностью отдаваться еде. Но он сам спросил. А матери так хотелось рассказать ему все поселковые новости, что прерывать ее он уже не решился.

4

Нужно было что-то делать. Отправить сообщение следователю, написать руководителю поисковой группы, позвонить, как настаивал Иван, в полицию. Что-то делать, но не стоять посреди прихожей безмолвной обездвиженной статуей, не в силах даже поднять руку, чтобы потереть раскалывающийся от боли затылок и проверить, а заперта ли дверь. Но Ева и правда будто окаменела – не только снаружи, но и внутри. Иначе как объяснить то, что мысли двигались тяжело и неловко, словно сыпались булыжники, и в голове раздавался приглушенный грохот, похожий на тот, который бы издавали соприкасающиеся друг с другом каменные грани. Только боль прорезалась сквозь непробиваемую, казалось бы, толщу настырным ростком и расходилась трещинами от затылка к вискам. Наверное, все же лучше лечь. А то вдруг голова, наполненная камнями, станет такой неподъемной, что Ева сломается под ее тяжестью. Ей стоило великих усилий сдвинуться с места, поднять отяжелевшую ногу и сделать первый шаг. Кое-как она добрела до своей комнаты и упала в кровать прямо поверх покрывала одетой. Пусть. Ничего страшного. Нет никого рядом, кто бы мог сделать замечание или просто помочь ей расстелить постель. Ева не без труда скинула кроссовки, поджала ноги и пристроила обе руки под щекой. И только тогда заметила, что держит один кулак сжатым. Она разжала пальцы, и на ковер посыпались белые кубики. Игральные кости. Кто-то выманил ее из дома, ударил по голове и отвез на старую станцию специально для того, чтобы подложить ей на коврик эти кубики. Ей неожиданно стало смешно: такие глобальные вещи – и ради такой глупости.

Наверное, удар все же как-то сказался не только на ее возможности думать, но и на восприятии событий. Мир будто перевернулся вверх тормашками, вывернулся наизнанку, и значительные вещи поменялись местами с мелкими. Единственная разумная мысль, что она неправильно воспринимает вещи, заклинилась на мелочи и отодвинула в сторону важное, что на самом деле в центре событий – не игральные кости на коврике, а пропажа Тины, пробилась-таки сквозь грохот камней в голове, но вскоре оказалась подавленной. Ева прикрыла глаза, и в воображении тут же возник Иван. Вот, оказывается, причина «камнепада» в голове. Не удар по затылку, не пережитые приключения, а потрясение, вызванное встречей с тем, кого не видела пятнадцать лет.

«А Иван меня не помнит», – мазнула горечью несправедливая мысль.

Он ее не помнил – что и не удивительно. В подростковом возрасте, когда гормоны отплясывают сальсу и вертят не только чувствами, но и разумом, ждать, что самый популярный и привлекательный в округе парень обратит внимания на серую мышку, пусть и с богатым внутренним миром, но с до обидного плоской грудью, все равно что ожидать снегопада в пустыне Сахара. Хотя, Ева слышала, будто выпадал снег и там. Но Иван ею никогда не интересовался. В том возрасте с жадностью сметается все, что лежит на поверхности, а до внутреннего мира, пусть и богатого, докопаться охотников не находится. А она его не только помнила, но и вспоминала. Нечасто, но достаточно для того, чтобы узнать в этом взрослом и стильно подстриженном мужчине того шестнадцатилетнего парня со взъерошенными темными волосами и прищуром глаз, которые имели способность в зависимости от света и настроения менять цвет от янтарного до почти черного. К своим воспоминаниями Ева каждый раз прикасалась с осторожностью, будто к крапивному стеблю, и пролистывала их быстро, не останавливаясь на обжигающих подробностях. Но все равно ее сердце ухало вниз, как на спуске с американских горок. «Осторожно, Ева», – говорила она себе, когда возникал соблазн перебрать детали, словно драгоценные бусины. «Остановись!» – приказывала, если рождалась шальная мысль поискать Ивана Селина в социальных сетях. «Не глупи», – одергивала себя, когда пыталась представить взрослого Ивана и невольно сравнивала нафантазированный образ с теми двумя мужчинами, с которыми у нее случились недолгие и несерьезные отношения. Они не виделись уже пятнадцать лет, и Иван, как Ева знала, жил в столице, но оставалась вероятность однажды с ним встретиться во время его приездов к родителям. И все же не смотря на это, сегодняшняя встреча потрясла ее, на какое-то время вытеснила тревогу за Тину и стерла пережитый на старой станции ужас от встречи со страшным стариком.

2000-2001 год

В компанию Еву привел в один из промозглых вечеров в конце ноября Борис. Общение с соседом с четвертого этажа завязалось на базе исторических и фэнтезийных романов, которые нравились обоим. Ева как-то поднималась по лестнице, читая на ходу потрепанный томик, взятый в библиотеке, и неожиданно уперлась во что-то мягкое. Мягким оказалась толстая куртка высокого парня. Ева смутилась и растерялась. А незнакомец, засмеявшись, спросил, чем таким увлекательным она зачиталась. Они разговорились. Молодой человек оказался ее новым соседом Борисом, сыном уважаемого всеми жителями врача Семена Васильевича. Прощаясь, молодой человек предложил Еве приходить в гости и брать книги в их домашней библиотеке. Девочка воспользовалась приглашением через два дня. Ее страхи, что ей не будут рады, оказались беспочвенными. Напротив, Борис обрадовался и подвел Еву к большому книжному шкафу. Пока она выбирала роман, Семен Васильевич заварил на кухне мятный чай и пригласил гостью к столу. С того дня и повелось, что Ева раз в неделю, по пятницам, когда уже возвращался домой отец Бориса, ходила в гости к соседям, пила с ними чай с печеньем и карамельками и обсуждала прочитанные книги. Эти вечера стали отдушиной для нее в то время, когда ее собственную семью разламывала на части случившаяся катастрофа: беременная мать убивалась по посаженному в тюрьму любовнику, а негодование и злость срывала на дочери. Ева как никогда страдала от одиночества и несправедливости, и только погружаясь в волшебный мир книг, чувствовала себя счастливой.

Однажды Семен Васильевич задержался на работе. И, может, поэтому, что ни Еву, ни Бориса не стесняло присутствие третьего человека, разговор в тот вечер между ними завязался откровенный. Они впервые заговорили не о книгах, а о личном. Ева принялась рассказывать соседу о своей жизни, проблемах в семье и о том, что пережить материнские вспышки раздражения и придирки ей помогают фантазии: она представляла себя героиней книг и разыгрывала в воображении понравившиеся сцены. Борис откровения подруги принял с большим энтузиазмом. И поделился в ответ, что из-за болезни в детстве ему часто приходилось проводить время в больнице, а в какой-то период даже перейти на домашнее обучение, поэтому друзей у него практически не было. Но спасали Бориса от одиночества книги и богатое воображение. Он тоже, как Ева, придумывал мысленно «кино», в котором был тем или иным книжным персонажем. Позже Борис узнал о ролевых играх и увлекся ими. Правда, играл он в основном в настольные из-за проблем со здоровьем. Но мечтал когда-нибудь провести собственную большую игру.

– Ты приходи в среду, – сказал молодой человек. – У нас уже складывается команда. Пока мы играем в настольные ролевые игры, а там, может, и «полевку» организуем. Приходи! Тебе будет интересно. Заодно новых друзей найдешь.

– А можно я приведу подругу? – робко спросила Ева.

– Конечно! Даже нужно. У нас девушек в компании пока нет.

На следующий день в школе Ева рассказала о разговоре с Борисом своей однокласснице Ульяне.

– А он симпатичный, твой сосед? – заинтересовалась та. Ульяне уже исполнилось четырнадцать, и ее превращение из худенькой девочки с острыми коленками в юную девушку с четко обозначившимися формами произошло рано и стремительно. Казалось, еще вчера Ульяна носила банты и подтягивала сползающие гольфы. А сегодня уже распустила косу, позволив блестящей лавине пшеничных волос заструиться по узкой прямой спине, сменила плиссированную серую юбку на обтягивающую упругие ягодицы джинсовую мини, выставила напоказ длинные стройные ноги в тонких колготках и ярко накрасила губы. Стоит ли говорить, что Ульяна, оформившаяся как молодая женщина уже в ее четырнадцать, налитая соком, словно аппетитное молодое яблоко, вызывала у противоположного пола активный интерес. Девочки продолжали дружить по инерции, хоть общего между ними уже было мало: Ева еще жила в мире кукол, книг и нафантазированных историй, подруга же от невинных сексуальных грез уже желала перейти к нецеломудренной практике. Ульяне было выгодно дружить с отличницей Евой, потому что та всегда могла выручить на уроках и дать списать домашнюю работу. К тому же на фоне невзрачной худенькой подруги привлекательность юной красавицы вспыхивала особо ярко. Ева же, в глубине души догадываясь, что на самом деле бескорыстно дружит в одни ворота, не торопилась рвать эти отношения и потому, что больше подруг у нее не было, и потому, что Ульяна рассказывала ей о том неизведанном и пока запретном мире, о котором Ева имела представление лишь по книгам. Женщина в ней еще только начинала просыпаться – через невинные грезы о книжных героях и романтичных поступках, которые бы совершали ради нее отважные рыцари. Ульяна же с усмешкой рассказывала Еве о том, что не стоит ожидать от мальчишек героизма, и на самом деле желания их примитивны до смеха – зажать понравившуюся девочку в углу и, как грубо выражалась Ульяна, «облапать». Ева и сама видела, как мальчишки-ровесники на переменках норовили задрать какой-нибудь симпатичной однокласснице юбку. Девочки визжали под довольный гогот мальчишек, а Ева замирала от ужаса, боясь даже представить себе, что так унизительно могут поступить и с ней. Подруга же, если видела подобное, презрительно цедила сквозь зубы:

– Дебилы.

Ровесники Ульяну не интересовали. Подруга мечтала завязать отношения с парнем старше ее. Поэтому вопрос про привлекательность Бориса не слишком удивил Еву, но поставил в тупик. Общаясь с соседом, девочка никогда не обращала на него внимания как на молодого человека. Борис был для нее старшим другом, разделявшим с нею книжные интересы. Был ли он симпатичным? Наверное, да – когда с увлечением делился с Евой впечатлениями о последней прочитанной книге. Тогда его светлые глаза будто впитывали в себя небо, становясь насыщенного цвета, а бледные щеки окрашивались в яркую зарю румянца. Да, в такие моменты Борис становился даже красивым. Ева так и попыталась объяснить Ульяне. Но подруга внезапно рассмеялась:

– Поня-ятно. Ботаник. Он, может, и очки носит?

– Ну… Когда читает, – стушевалась Ева.

– Да уж! – скривила накрашенные губы Ульяна. – Наверняка на его вечеринках скука смертная. Нет уж, нет желания тащиться к этим чудикам-эльфам и светлым лютикам!

Идти одной в незнакомую компанию, к тому же мужскую, Еве было страшно. С ней редко заговаривали мальчики, и чаще всего это были одноклассники, которые просили списать домашку. Поэтому оказаться в компании незнакомых парней, которые станут ее рассматривать, возможно, потешаться, для Евы было равносильно выходу на арену с молодыми львами. Она уже собиралась позвонить соседу и отказаться от приглашения, как Борис опередил ее. Словно почувствовав, что соседке будет сложно решиться, он лично зашел за ней. Чтобы приободрить девочку, сказал, что купил в кондитерской вместо повседневного печенья пирожные и свежие шоколадные конфеты. И пообещал не дать ее в обиду.

Борис слово сдержал. Когда он привел Еву в комнату, в которой вокруг большого стола уже собралось около десяти подростков, то представил им гостью с такой теплотой, словно представлял кого-то очень дорогого ему.

– Это наша Ева, – сказал он, местоимением «наша» подчеркивая то, что девочка не просто случайная гостья, а один из важных членов команды. – Прошу любить и уважать.

Кто-то хмыкнул в ответ, не разделяя просьбы хозяина «любить и уважать» незнакомую девчонку. Кто-то усмехнулся. Кто-то, скользнув по лицу и фигуре гостьи взглядом и не заинтересовавшись, со скучающим видом отвернулся к окну. Кто-то, желая угодить хозяину, улыбнулся Еве быстрой вежливой улыбкой. Ее опасения оправдались: в этой компании ее не желали видеть. Зря она пришла. От волнения у Евы туманилось в глазах, лица мальчишек, сидевших за столом, виделись расплывчатыми и похожими одно на другое, как откопированные. Борис представлял ей каждого присутствующего, но Ева едва его слышала и не запоминала имен. В какой-то момент раздался звонок домашнего телефона. Хозяин извинился перед всеми и вышел в коридор, вынужденно оставив соседку без поддержки, в центре комнаты как на сцене, под прицелом взглядов.

– Девушка, а вы к нам за персонажкой принцессы пожаловали? – раздался насмешливый голос. Ева подняла глаза и увидела развернувшегося к ней вместе со стулом парня лет шестнадцати с широким ухмыляющимся ртом и нахальными темными глазами. – Увы, остались только хоббиты!

Кто-то захихикал. Ева вконец растерялась и не нашла, что ответить на реплику парня.

– Хотя, с таким именем вам не хоббитов играть, – продолжил задира и сделал театральную паузу. После чего, обращаясь к друзьям, торжественно объявил:

– Мужики, представляю вам новую игру «Изгнание из рая»! Персонажка Евы уже занята. Кто согласится стать Адамом? Я, чур, играю змея! Буду нашу Еву соблазнять.

Он снова сделал эффектную паузу, в которую раздались смешки. А затем, стрельнув в сторону девочки взглядом, насмешливо добавил:

– Яблоком, а не тем, чем вы могли подумать.

Грохнул смех, а на глаза Евы навернулись слезы. Она уже собралась развернуться и убежать, как вдруг кто-то спокойным, но властным тоном осадил ее обидчика:

– Уймись, остряк!

И словно по приказу смолкли, будто разом отсеченные, смешки. Ева подняла взгляд и увидела стоявшего у окна парня. Может, Борис и представлял гостье его среди остальных, но Ева не обратила на него внимания и от волнения, и потому, что молодой человек не сидел вместе со всеми за общим столом, а держался особняком. Хоть не заметить его было сложно из-за ярко-алой толстовки и высокого роста. Парень стоял, небрежно привалившись к подоконнику, и смотрел на Еву спокойно, без любопытства, с долей сочувствия во взгляде, словно понимал, что она в этот момент могла чувствовать. Его поза – сложенные на груди руки, одна поверх другой, и повелительные нотки в голосе, когда он даже не попросил, а приказал задире замолчать, и то, что его послушали, без сомнений говорило о том, что этот парень в компании занимает лидерскую позицию. Ева невольно задержала на нем взгляд, со смущением отметив про себя, что он довольно симпатичный, и в качестве благодарности за заступничество кивнула.

– Ева, не обращай внимания на Вовку. Он такой – языкастый. А на самом деле добрый.

– Добрый, добрый, – торопливо закивал обидчик и растянул губы в широкой улыбке. – Только зря, Иван, просишь Еву не обращать на меня внимания! Я люблю, когда девушки наоборот, обращают.

– Не волнуйся, тебя заметили, – усмехнулся парень в толстовке и обратился к девочке:

– Располагайся, Ева. Будь, как дома.

Он жестом указал на ближайший к нему свободный стул, и Ева поняла, что ошиблась, приняв изначальную позу Ивана со сложенными на груди руками за «наполеоновскую». Просто оказалось, что он поддерживал правой рукой загипсованную левую. И это открытие вызвало у Евы неожиданный прилив волнения, словно травма разом прибавила привлекательности парня очков. Ева с ее фантазией тут же вообразила, что Иван сломал руку в драке, защищая какую-нибудь девушку от хулиганов. Подобное предположение моментально возвело ее заступника в ранг героев, но при этом остро кольнуло неизвестным доселе чувством: предполагать, что твой рыцарь мог вступиться за другую девушку – это не столько, оказывается, романтично, сколько неприятно. Ева тут же мысленно поправилась, уже вообразив, что Иван увлекается экстремальными видами спорта. Ей нарисовался образ его, несущегося навстречу ветру на скейтборде, и дыхание перехватило от накатившего восторга и, одновременно, легкого страха, как если бы она сама летела на бешеной скорости на роликовой доске по крутой наклонной плоскости.

– Ева? – окликнул ее вдруг Иван. И девочка к своему стыду поняла, что продолжает стоять истуканом и молча таращиться на него уже, наверное, долгое время, по крайней мере достаточное для того, чтобы это стало заметно и вызвало новые осторожные смешки. Ева вспыхнула и неловко плюхнулась на стул, едва не промахнувшись мимо сиденья. Иван вскинул одну бровь, но промолчал. Еве же моментально захотелось умереть от позора, потому что ее собственные «акции привлекательности», и до этого невысокие, сокрушительно обрушились и ушли в минус. Но в этот момент в комнату вошел Борис, и Иван как ни в чем ни бывало занял свободное место за столом напротив Евы. Она же предпочла, чтобы он сел где-нибудь в сторонке, откуда бы не мог видеть ее раскрасневшегося до свекольного цвета лица. И не маячил у нее перед глазами. Иван, задумавшись над листочком, который ему протянул Борис, машинально взъерошил темные волосы, отчего показался Еве еще красивее. Она не встречала в своей жизни таких симпатичных парней, которые, к тому же, вставали бы на ее защиту и обращались к ней не по фамилии, а по имени. Ева едва дышала, боясь того, что Иван вновь посмотрит на нее, но одновременно и желая этого. И парень, словно услышав ее мысли, поднял глаза:

– Ева, ты знакома с ролевыми играми?

Но тут же повернулся к Борису:

– Долговязый, может, сам ей объяснишь? Она же твоя подруга.

«Я не его подруга!» – мысленно прокричала Ева, ужаснувшись тому, что Иван мог решить, будто она и Борис встречаются. Но сосед уже с энтузиазмом принялся рассказывать ей и остальным правила игры. Оказывается, Ева удачно попала на начало новой. Она слушала, пытаясь вникнуть в правила и понять, что от нее потребуется. Но мозг будто обернули ватой, мысли ворочались медленно, запутываясь в тончайших паутинках и умирая в них, так и не додуманные до конца. Голову словно кололо изнутри этими оборванными мыслями, но Ева никак не могла сосредоточиться. Ей было страшно только подумать, что мальчишки, а особенно Иван, сочтут ее отсталой. Поэтому она старалась, старалась изо всех сил сконцентрироваться на инструкциях, так, что мысленное усилие наверняка отражалось на ее лице. Что лишь усугубляло ситуацию. Ничего нет хуже, чем пытаться выглядеть умной в ситуации, когда чувствуешь себя полной дурой! А все из-за Ивана, его раздражающе алой толстовки, которая мельтешила перед глазами ярким пятном. И его взгляда, который Ева случайно перехватила. Она начала злиться – на себя за свою нервозность, на мальчишек, которые то и дело косились на нее и ухмылялись, будто все понимали, на Бориса, из-за которого эта неловкая ситуация и случилась. Если бы не настойчивое приглашение соседа, сидела бы она сейчас дома, читала взятый у него накануне роман, и была бы счастлива в своем спокойствии! А то, что мать сегодня была особенно раздражительна, потому что у нее болели отекшие ноги, так Ева к этому уже привыкла.

– Ева, тебе все понятно? – спросил участливо Борис, сам того не зная, что, заострив на ней внимание, лишь все усугубил.

– Д-да. Да, все понятно, – выдавила девочка на удивление ровным голосом, глядя в листочек, который важно звался листом персонажа. Господи, она даже еще не вникла в то, кого ей предстоит играть. Хоббита? Орка? Да хоть гоблина! Ситуация все равно уже безнадежно испорчена.

– Да, Борис, все понятно, спасибо, – повторила Ева, собравшись с последними усилиями. И даже смело, с неким вызовом взглянула на соседа, при этом старательно избегая взглядом Ивана, который, оказывается, уже успел снять толстовку. Видимо, ему стало жарко: батареи шпарили так, что впору бананы было выращивать. Но лучше бы уж он оставался в своем «плаще тореадора», потому что черная футболка с изображением известной рок-группы, музыкой которой Ева никогда не интересовалась, шла ему куда больше свободной одежды. Футболка с короткими рукавами обтягивала торс парня, и оказалось, что плечи у Ивана широкие и вовсе не щуплые, как у большинства мальчишек возраста Евы, а вполне даже мускулистые. Сколько ему лет? Шестнадцать? Может, он ходит в какую-то спортивную секцию, занимается борьбой или каратэ и травмировался на тренировке? Ева поймала себя на том, что уже довольно долго пялится на загипсованную до локтя руку парня и кусает губы, чтобы не спросить, что с ним случилось. К счастью, Иван в это время разговаривал с бледным щуплым пареньком рядом с собой и на Еву не обращал внимания. Зато на нее, оказывается, глядел с ехидной улыбкой ее обидчик. Ева сердито стрельнула взглядом на Владимира и вопросительно подняла брови, тот качнул головой и отвернулся. Ну и пусть! Ей бы только пережить сегодняшний вечер. А больше она сюда не придет.

Придет. Это Ева поняла в тот момент, когда два часа спустя Иван, прощаясь с нею в коридоре, спросил, понравилось ли ей играть и придет ли она еще. Ева кивнула и добавила:

– Да, понравилось. Борис…

– Мы все зовем его Долговязым, – с улыбкой перебил ее парень. – И ему это нравится.

– Дол… Борис все здорово придумал!

– Да, он настоящий Мастер. Фантазия у него зашкаливает. Ну, я рад, что ты хорошо провела время. Значит, скоро снова встретимся, – с этими словами Иван неожиданно коснулся ее плеча. Всего лишь легкое касание, которым он желал ее приободрить, но смутившее и обрадовавшее Еву до свекольного румянца. Какой кошмар! Счастье, что в коридоре свет тусклый.

– Ты бы уж предложил девушке проводить ее, – не оставил без комментария подсмотренную сцену Владимир.

– Я… Я тут живу. Не нужно меня провожать, – пробормотала вконец смущенная Ева и торопливо распрощалась.

Она даже не заметила, как взлетела этажом выше. И только там, остановившись у своей двери, прикрыла глаза и выдохнула. Сердце стучало так, будто Ева пробежала на время стометровку. Она прислонилась к холодной стене и прислушалась к тому, что происходит внизу. Парни высыпали на площадку, но, к Евиному разочарованию, молча, стараясь не шуметь, стали торопливо спускаться. А ей хотелось еще раз на прощание тайком услышать голос Ивана.

Той ночью Ева долго не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок, сминая простынь, то порывисто садилась, то вновь падала в постель и, перевернувшись на живот, утыкалась лицом в подушку. То, что с ней происходило, никак не походило на пошловатые рассказы Ульяны о ее собственных любовных переживаниях. Подруга все сводила к физическим ощущениям и делилась интимными секретами без всякого стеснения. Ева же испытывала фейерверк из абсолютно противоположных эмоций: к искрящей радости примешивалась грусть, в бурной эйфории растворялся страх, ожидание чего-то неизведанного, волшебного заглушалось беспокойством по поводу того, что волшебство может не случиться. Ей одновременно хотелось плакать и смеяться. От бурлящего по венам адреналиновой рекой волнения лихорадило так, словно она заболевала гриппом. Ева то куталась в одеяло, то решительно его сбрасывала. Когда она закрывала глаза, то видела перед собой Ивана – со взъерошенными темными волосами и спокойным взглядом прищуренных глаз. Иван поселился в ее воспоминаниях, мечтах, надеждах сразу и бесповоротно. И не было спасения от этой обрушившейся на нее, как цунами, сокрушительной любви. Да Ева и не желала спасаться. Напротив, боялась того, что проснется и обнаружит, что в душе, как и раньше, пусто и скучно.

Не удивительно, что в ту ночь ей приснился Иван. Только во сне ему было не шестнадцать лет, а вдвое больше. Одет он был не в яркую толстовку и черные джинсы, а в серый костюм. И рука у него уже, конечно, зажила. «Вот мы и встретились снова, Ева», – сказал ей взрослый Иван. Но почему-то без улыбки.

Нет, ее влюбленность не растворилась, как Ева боялась, вместе с той ночью в рассвете. Напротив, эмоции на следующий день оказались острее. Только она сама все испортила. Может, будь Ева не такой доверчивой и чистой, жившей в наивном заблуждении, что коварство и предательство существуют лишь на страницах книг, то не допустила бы страшной ошибки. В школе Ульяна спросила у нее, как прошел вечер в компании «светлых лютиков», и Ева, обидевшись за новых знакомых, эмоционально рассказала об игре. Только об Иване умолчала. Спрятала свой секрет, как сокровище, боясь, что Ульяна высмеет его, опошлит и тем самым обесценит. Ульяна же из упрямого желания доказать подруге, что та не права, и общество «эльфов» на самом деле скучно до зубного скрежета, напросилась в гости к Борису. А Ева не смогла придумать предлога для отказа.

Они пришли с опозданием по вине Ульяны. Дверь им открыл Борис, и Ева с неудовольствием заметила, как хорошенькое личико подруги на мгновение исказила гримаска разочарования. Видимо, Ульяна до последнего надеялась, что хозяин окажется привлекательным. Ева еще до этого успела пожалеть, что взяла с собой подругу. Но в тот момент, когда увидела гримаску, внезапно поняла, в какую опасность поставила свою новорожденную влюбленность, потому что привела с собой не подругу, а хищницу. Но было уже поздно. Ульяна эффектно вошла в комнату, в которой за столом собрались мальчишки, и произвела своим появлением фурор. На приход юной красавицы отреагировали совсем не так, как на первое появление Евы. Ребята оживились, засуетились, заулыбались. Даже остряк Владимир на этот раз вместо колкостей отпустил несколько комплиментов. А зашедшую следом в комнату Еву почти никто не заметил. Только робкий мальчишка Виктор кивнул девочке в знак приветствия. Ева машинально ответила ему и с громко бьющимся сердцем поискала взглядом Ивана.

Он сидел в углу стола и смотрел на Ульяну – совсем не так, как в первый раз на Еву. Не было в его взгляде того уверенного спокойствия, покорившего тогда девушку, напротив, в его потемневших глазах просыпались сулившие катастрофу ураганы. Иван смотрел на Ульяну не с оценивающим, чуть снисходительным прищуром, а во все глаза, так, будто увидел что-то, поразившее его до глубины души. Его губы с запозданием тронула улыбка – не открытая и уверенная победителя по жизни, а смущенная и растерянная, которая сказала Еве куда больше, чем адресованный не ей взгляд Ивана. А затем, спохватившись, парень поспешно вскочил с места и предложил новой гостье свой стул. Ульяна улыбнулась молодому человеку так, что ни у кого не осталось сомнения, кого она выбрала себе в провожатые.

Ева могла бы больше не ходить на те вечера, чтобы не видеть вместе Ивана и Ульяну, сидевших рядом и соприкасавшихся плечами, не перехватывать случайно их улыбки, которыми они тайно обменивались, не страдать, видя, как Иван смотрит на ее подругу. И не задыхаться каждый раз от ревности и горя. Но она не могла. Иван стал для нее наркотиком, зависимость от которого она могла победить, только умерев. Они учились в разных школах, расположенных в противоположных концах района, поэтому единственной возможностью видеться с ним оставались эти вечера. Да еще игры позволяли Еве справиться с ее первым крахом. Ее настоящей жизнью становилась воображаемая, в которой девочка радовалась, сражалась, принимала верные решения, почти никогда не ошибаясь, и побеждала. Она оказалась отличным игроком, который мог играть любого персонажа и предложить нестандартные, порой очень неожиданные решения, которые только украшали игру. И за это ее ценили. Но когда заканчивался вечер и наставала пора возвращаться в обыденность, Ева снова становилась «невидимой». Ее переставали замечать, и если к ней и обращались, то только с короткими вопросами по теме. Мальчишки даже больше замечали другую девочку, появившуюся в компании уже после Ульяны – Евгению. Та оказалась с чудинкой, потому что часто говорила невпопад, без причины начинала хихикать, играла так, будто вещала со сцены и не всегда после окончания сессии могла сразу из воображаемого мира вернуться в реальность. Носила Евгения огромные круглые очки и заплетала жидкие волосы в две тощие косицы. Но Евгению тоже ценили за умение предлагать интересные ходы.

Ульяна же оказалась игроком никудышным. Персонажей она выбирала однотипных и действовала также – без вариаций и просто. Игра не поглощала ее, девочка сидела каждый раз с выражением скуки на лице и периодически закатывала глаза к потолку, словно про себя удивляясь тому, что делает в этой компании и в этой комнате. Ходила она лишь из-за Ивана, это было всем и так ясно. Но Ульяна каждый раз старалась продемонстрировать, что они с Иваном вместе. Когда ей становилось особо скучно, она занимала себя тем, что начинала собственнически ерошить парню волосы, поглаживать его по забинтованной руке или класть свою ладонь ему на колено. Еву каждый раз действия Ульяны сбивали с ритма. Она никак не могла понять, как Иван терпит все это, ведь если бы кто-то постоянно растрепывал ей волосы или сжимал коленку, пусть и любимый человек, она бы долго не выдержала. Иван же сносил все молча. Только однажды, Ева заметила, чуть дернул раздраженно головой, когда Ульяна опять запустила пальцы ему в волосы, и предусмотрительно убрал со стола руку. У Евы это неожиданно вызвало улыбку.

С Ульяной, не смотря ни на что, она продолжала общаться в школе. Только разговоры девочек теперь были короткими и исключительно по учебе – отчасти потому, что Ева сама свела общение к минимуму из страха, что Ульяна по своей привычке начнет делиться с ней интимными подробностями своих отношений с Иваном. А отчасти потому, что у Ульяны уже не было времени и желания общаться с подругой.

За все то время Ева с Иваном обменялись вне игр лишь несколькими общими фразами. Однажды он все же попытался заговорить с ней о чем-то, но Ева ответила коротко и нехотя, так, что парень тут же свернул разговор.

Но однажды случилось то, из-за чего Ева едва не прекратила приходить на собрания. В тот вечер не играли, а обсуждали за чаем новые идеи. Борис купил печенья, Ева – конфет, кто-то из ребят принес большую коробку пирожных. Однако разговор оказался таким увлекательным, что ни к пирожным, ни к конфетам почти не прикасались. Остывающий в чашках чай подергивался сероватой пленочкой, но никто не обращал на него внимание, даже Борис, обычно следивший за тем, чтобы гости не оставались голодными. Ева активно принимала участие в обсуждении. В тот вечер настал ее звездный час: предложения девочки принимали с шумным одобрением, и даже Иван, которому предстояло провести, как Мастеру, вместо Бориса следующую игру, пару раз отпустил в ее адрес похвальные реплики. В какой-то момент Ева, увлекшись, неловко взмахнула рукой и задела чашку. Содержимое выплеснулось на брюки сидевшей рядом Ульяны. Чай, к счастью, уже был остывшим, но подруга подняла такой визг, что присутствующие в шоке смолкли. Резко сдвинув стул, Ульяна вскочила из-за стола и принялась яростно отряхивать стремительно намокающие джинсы. Иван первым опомнился и бросился помогать девушке. Ева, увидев, что у него закончились салфетки, схватила со стола пачку и вскочила, чтобы подать ее Ивану. Но одновременно с этим Ульяна наклонилась, и две девушки нечаянно, но сильно стукнулись лбами.

– Ты совсем, что ли, дебилка?! – заорала Ульяна, схватившись за ушибленный лоб и гневно сверкая на подругу глазами.

Ева выронила салфетки и, пробормотав какие-то извинения, бросилась из комнаты. Убегая, она еще успела перехватить ошеломленный взгляд Ивана, которым он ее проводил.

Открыла дверь квартиры бабушка, которая приняла заплаканную внучку в объятия и, встревожено задавая вопросы, на которые не получала ответов, проводила Еву в комнату. К счастью, матери не оказалось дома, иначе бы шуму было куда больше.

– Не спрашивай, не спрашивай, не спрашивай, ба! – бормотала Ева, закрывая ладонями лицо.

– Что с тобой там сделали?! – не унималась бабушка, уже готовая бежать к соседу вниз и с боем вступаться за внучку.

– Ничего, ничего ба! Ничего не сделали!

– Кто-то из мальчишек тебя обидел?!

– Нет, нет. Подруга. Мы поссорились, – выдавила Ева.

– С Улькой, что ли? – с облегчением выдохнула бабушка. – Не велика беда! Гнать ее надо! Не нравится она мне. И не реви из-за нее! Нашла из-за кого – из-за Ульки этой! Дрянная девка, прости Господи…

– Ба, оставь меня одну, – простонала Ева, которой было совсем не до того, что думает бабушка об Ульяне. – Пожалуйста!

Бабушка сдалась, но только после того, как внучка еще раз заверила ее в том, что никто из мальчишек не причинил ей вреда.

Ева рухнула на кровать и зарыдала в подушку. От стыда и унижения ей хотелось умереть. Она бы предпочла, чтобы ее обозвали нехорошими словами перед целой толпой людей, но только не перед Иваном. Погруженная в свои переживания, Ева не сразу услышала доносящиеся из коридора голоса. И только когда возле ее комнаты послышались шаги, прислушалась. После решительного стука в дверь в комнату заглянула бабушка:

– Ева, к тебе гость.

– Гость? – девочка рывком села на кровати и торопливо стерла слезы. В первый момент ей подумалось, что это Иван. Она запаниковала, потому что предстать перед ним в таком виде – с заплаканным лицом и опухшими глазами – ей вовсе не хотелось. Но не успела Ева что-либо ответить, как за спиной бабушки уже нарисовалась высокая фигура Бориса.

– Ева, пустишь? – спросил молодой человек. Девочка молча кивнула, и сосед вошел в комнату. Бабушка, прежде чем выйти, окинула подозрительным взглядом гостя, но затем деликатно прикрыла за собой дверь.

Испытывая заметную неловкость и словно не зная, с чего начать разговор, Борис с деланным интересом огляделся. Его взгляд скользнул по книжной полке, перебрал сложенные на письменном столе аккуратной стопкой тетради, а затем задержался на постере с известной рок-группой.

– Тебе нравится их музыка? Не знал, что у тебя такие музыкальные вкусы, – улыбнулся он. – Думал, ты выбираешь что помягче.

Ева смущенно потупила глаза. Меньше всего ей хотелось, чтобы сосед догадался, почему она стала слушать музыку этой группы, и что похожая фотография была на футболке Ивана в тот день, когда они познакомились. Но Борис больше не стал комментировать музыкальные пристрастия подруги. Спросив, можно ли присесть, он опустился на стоящий у стола стул.

– Не смертельно, Ева, – сказал молодой человек, глядя девочке в глаза.

– Что? – не поняла она.

– То, что случилось. Не смертельно. Ерунда, над которой потом еще сама и посмеешься.

Ева только дернула плечом. Ему не понять. В глазах Бориса происшествие выглядело досадной оплошностью с ее стороны. Для нее же обернулось катастрофой.

– Я больше не приду, – пробубнила она.

– А вот это зря! – покачал головой Борис и придвинулся со стулом ближе к девочке. – Зарывать такой талант, как у тебя, и лишать себя удовольствия из-за истерички…

– Ты не понимаешь! – вырвалось у нее.

– Понимаю, – ответил он с таким значением, что Ева внутренне похолодела. Неужели Борис догадался? Но она ведь все это время так тщательно старалась скрыть свои чувства к Ивану от всех!

– Что ты понимаешь?

Они пасовали короткие вопросы-ответы, как мячик пинг-понга. Только для Евы этот диалог вовсе не казался игрой. Борис вместо ответа вздохнул, поднялся со стула и подошел к плакату. Те долгие моменты, что он, казалось, с интересом изучал постер, показались Еве мучительными. Наконец, Борис повернулся к ней и с легкой улыбкой произнес:

– В сказках как бывает – то Иван-Царевич, то Иван-дурак. Наш хоть и выглядит, как царевич, но ведет себя сейчас, как полный дурак. Согласна?

– Согласна, – неожиданно для себя улыбнулась Ева. Страх и неловкость как рукой сняли. Она поняла, что Борис полностью на ее стороне.

– Это… так заметно?.. Что я… Я старалась, чтобы нет, – косноязычно попыталась объяснить она ему то, что ни за что бы при других обстоятельствах не произнесла вслух.

– Не заметно. Но я понял, – ответил Борис и улыбнулся. – Мне по должности положено замечать и понимать. Я же вас всех старше и, стало быть, мудрее. Не переживай так из-за него, Ева.

– Не могу, – упрямо мотнула она головой. Какое это счастье, невероятное счастье – поговорить наконец-то с кем-то об Иване. Впервые за все это время ее раненое сердце перестало болеть – не потому, что излечилось, а лишь потому, что получило обезболивающее.

– Ты не представляешь, каково это – видеть их каждый раз вместе! Смотреть, как она к нему лезет, трогает… И как он… Даже противно! А наши ребята, я сама слышала, гадают, случилось ли у них «это» или еще нет, – Ева смутилась до краски, но уже не могла остановиться. Боль выходила из сердца вместе с горячими словами. И эти откровения приносили ей облегчение. Борис слушал Еву молча. Только его губы, и без того тонкие, сжались в какой-то момент в совсем узкую линию.

– Я понимаю, почему он выбрал ее, а не меня, – глухо проговорила в конце Ева. – Она красивая. Мне такой никогда не стать.

– И слава богу! – неожиданно вырвалось у Бориса. Увидев, как она удивленно вскинула на него взгляд, он тихо засмеялся. – Ева, какой ты все же еще ребенок…

– Я не ребенок! – выкрикнула она, внезапно разозлившись. – Вот и он посчитал меня маленькой! А это не так!

– Я не в смысле возраста, Ева. А в том, что ты иногда выдаешь такие наивные вещи. Ну зачем тебе быть, как Ульяна? Ты тоже, как и другие, думаешь, что она – бриллиант, потому что блестит? Но это не так. Да простит меня Ульяна, но она – недорогой и доступный фианит. Сверкает ярко, но дешево. А алмаз, пока незаметный – это ты. Ты очень красивая, Ева.

– Ты так считаешь? – с надеждой спросила девочка, и ее глаза заблестели от удовольствия и радости. Еще никто не говорил Еве, что она красивая.

– Да. Потому что так и есть. Ты еще расцветешь, когда придет время. А скороцветы и вянут быстро.

– Но Иван не станет дожидаться, когда я расцвету, – закручинилась Ева.

– Иван, увы, пока не умеет разбираться в людях. Надеюсь, со временем научится. Иначе нахлебается проблем.

– С Ульяной?

– Не только, – туманно ответил Борис.

– Что ты имеешь в виду? – встревожилась Ева. – Вернее, кого?

– Никого конкретного. Просто говорю, что Иван плохо разбирается в людях.

– Думаешь, он когда-нибудь расстанется с Ульяной? – с надеждой спросила Ева. Борис не торопился с ответом. Опять обвел комнату девочки взглядом и наконец-то со вздохом произнес:

– Не знаю. Может быть. Я бы на его месте после сегодняшнего случая сразу дал отставку такой скандальной подружке.

– А он что? – затаила дыхание Ева. И в сердце вновь вернулась тянущая боль.

– А он, говорю же, не разбирается в людях.

– Понятно, – вздохнула Ева. – Ты и правда мудрый «старик», Борис.

– Зови меня уж, как все, Долговязым. А что до «мудрости», так у меня жизнь короткая, Ева. Нет времени на разные глупости. Жить и умнеть приходится экстерном.

– Не говори так! – испугалась она.

Он оставил ее реплику без ответа, вместо этого спросил:

– Ну, так что, вернешься?

Ева на секунду задумалась и кивнула:

– Да. Но не сегодня.

– Сегодня у тебя полное право «прогулять», – улыбнулся Борис и поднялся. – И не плачь больше! Время все расставит по местам.

Возможно, Борис оказался прав в своих ожиданиях, что Иван научится разбираться в людях. А может, просто трагедия всех их встряхнула. Но Иван с Ульяной расстались. Что между ними произошло – Ева так и не узнала. Только слышала, что Иван уехал в Москву сдавать вступительные экзамены и, поступив в университет, в поселок в то лето не вернулся. Наверняка он приезжал на каникулы – навещал родителей. Только Ева больше его не встречала. Как провела лето Ульяна, она тоже не знала. Но осенью, увидев бывшую подругу в школе, ужаснулась тем переменам, которые с ней произошли. То ли расставание с Иваном и его отъезд так на Ульяну повлияли. То ли трагедия, в которой они все невольно оказались замешанными. Но красота Ульяны к осени словно отцвела. Девочка подурнела и потускнела лицом. Одета она тоже была неаккуратно – в мешковатые джинсы и обычную футболку. Чтобы Ульяна, да так оделась?! Они не разговаривали, будто не были знакомы. Ульяна первая проигнорировала приветствие бывшей подруги. Ева озадачилась, но приставать с расспросами не стала. Но однажды, уже в конце сентября, застала Ульяну плачущей в школьном туалете. Девушка рыдала в рукав дешевой трикотажной кофточки, прикусывая зубами ткань, и подвывала – совсем по-бабьи, некрасиво и ужасно, как на похоронах. Ева испугалась до ступора, внезапно решив, что умер кто-то еще из их бывшей компании. А вдруг Ульяна получила страшную весть об Иване?! Эта ужасная мысль вернула Еве способность двигаться. Она бросилась к бывшей подруге, та вдруг обняла ее и уткнулась зареванным одутловатым лицом ей в плечо. Так они и простояли вместе до начала урока, обнявшись. Но когда прозвенел звонок, Ульяна вздрогнула всем телом и вдруг оттолкнула от себя Еву.

– Уйди! Беги на свою математику. Или что там у нас…

– Что с тобой? Что случилось?! – забормотала Ева, игнорируя то, что ее прогоняют. Ей не хотелось уходить, не узнав, что произошло.

– Оставь меня в покое же! – заорала Ульяна и даже затопала ногами. Еве ничего не оставалось, как развернуться и уйти. А Ульяна в школу больше не приходила.

… Ева скучала по Борису. Не так, как по Ивану. Скучала как по старшему брату, с которым было полное понимание. Та трагедия пятнадцатилетней давности разметала их жизни, словно взорвавшаяся граната, кого-то поломала, кого-то убила. И, может, кто-то из них все же и вышел из той истории совсем невредимым, но наверняка, как и Ева, хоть иногда, да думал об их Долговязом. И, может, потому что Ева невольно вспоминала в ту ночь и его, Борис ей приснился. Он улыбался и протягивал ей что-то в закрытых ладонях, а когда раскрыл их, Ева увидела в них те кубики, которые нашла на коврике.

– Не ходи туда, Ева, – произнес вдруг Борис. Кубики в его ладонях превратились в насекомых, которые поползли по его тощим запястьям, обвивая их живыми браслетами. Девушка отшатнулась и проснулась.

С пробуждением вернулись боль в затылке и тошнота. Ева застонала, открыла глаза и увидела растекающуюся по полу ртутной лужей лунную дорожку. Это было бы красиво, если бы не неожиданно пугающе. Эта дорожка таила в себе угрозу, как ядовитые испарения. Ева не сразу поняла, что такого страшного может быть в обычном лунном свете. Только когда скользнула взглядом дальше и увидела стоявшую у окна молодую девушку, испуганно подскочила. Но затем страх сменился радостью, потому что в этой девушке Ева узнала младшую сестренку, не смотря на то, что распущенные волосы той оказались вдруг белыми, словно посыпанными мукой, а не темными.

– Тина! – бросилась Ева к девочке. И тут же осеклась, потому что сестра обернулась. Ева увидела, что лицо у нее темное, почти черное, а глаза, наоборот, светятся белым. Полная луна находился за спиной гостьи, как раз напротив ее головы, создавая причудливый нимб. Только не было в этой фигуре ничего святого, напротив, казалась она демонической. От внезапности и накатившего ужаса Ева даже не смогла вскрикнуть. А ночная гостья плавно подняла черную, как и лицо, руку и тихим голосом прошелестела:

– Я не Тина. Я Анит. Спаси меня, Ева. Забери отсюда.

Последние слова ночная гостья произнесла дребезжавшим голосом. Силуэт девочки задрожал, словно раскаленный воздух. В это мгновение туча закрыла луну, и комната погрузилась в темноту. Ева в панике бросилась к выключателю. Но когда из лампочек брызнул желтый свет, Ева увидела, что в комнате она находится одна.

5

Улица, на которой проживали родители Ивана, разительно отличалась от тех, на которых жили когда-то Долговязый и Владимир. Отец долгое время занимал в городской администрации одну из руководящих должностей. Поэтому семья не бедствовала и пользовалась привилегиями, которые другим семьям в те времена были недоступны. Так, у отца в личном пользовании был служебный автомобиль, каждое лето семья Ивана могла выбрать отдых в лучших санаториях страны, а после распада Союза – ездить на отдых за границу. У Ивана всегда была модная одежда и импортная техника. Еще в тот год, когда отец заступил на должность (вскоре после рождения сына), он среди других служащих администрации получил участок земли под строительство. И так в их городке возникла улица, застроенная только частными домами, принадлежащими местной элите. Конечно, со временем кое-что в городе поменялось. К примеру, возникли огромные причудливые коттеджи, которые стали, как грибы, вырастать на окраине и брать их до поры до времени неинтересный городок в кольцо блокады. Выглядели они куда богаче, но все же проигрывали во вкусе и стиле одноэтажным домикам с «элитной» улицы. Да и сама эта улица оставалась одной из самых ухоженных и красивых в городе: зеленая, чистая, с разбитыми клумбами и маленьким действующим фонтаном в центре небольшой площади. Здесь всегда было тихо и спокойно. И только птичий щебет нарушал тишину, но добавлял ей идиллии.

Улица, на которой жил Володька, являла собой прямо противоположную картину. Хаотичная, образованная из натыканных в произвольном беспорядке однотипных хрущевок, шумная, с бесстыдно вывернутыми напоказ смердящими нутрами мусорных контейнеров и завешанными застиранным бельем фасадами. Когда-то этот район населяли только семьи рабочих местного текстильного комбината, но с тех пор, как комбинат встал, ситуация изменилась. Место это стало считаться одним из неблагополучных в городе. Здесь нередко возникали пьяные кровопролитные драки, случались ограбления и хулиганства. И так длилось до тех пор, пока территорию комбината не выкупила одна строительная фирма и не перестроила пустующие здания под торговый центр и офисы. Но все равно за этой частью города так и осталась слава неблагополучной.

Улица, на которой частоколом выросли девятиэтажки, в одной из которых жил когда-то Долговязый, находилась как раз посередине в оценочном плане между двумя полюсами улиц Ивана и Владимира: не элитная, но и не бедная. Среднедостаточная. Обычные девятиэтажки и населяли обычные семьи – в основном молодые, купившие жилье в складчину с помощью родственников или получившие квартиры по социальным программам. В этом районе находилось все для удобной и благополучной жизни: скверы, детские площадки, сетевые магазины, школа и два детских сада.

Несмотря на разность среды, в которой росли мальчишки, между Иваном и Владимиром много были общего. Они были похожи, как братья – не только внешне, но и характерами. Оба высокие, видные, темноволосые. Оба сообразительные, хваткие, дерзкие. Только способности свои распыляли по-глупому, прислушиваясь не к разуму, а идя на поводу горячей крови, толкающей их на сомнительные приключения. Отец Ивана не поощрял эту дружбу, но когда парни однажды вляпались в неприятную историю, грозившую им крупными неприятностями, заступился за обоих. Потом дома Ивана наказали. Никогда он еще не видел отца в таком гневе, и ту выволочку помнил до сих пор. Ему тогда только исполнилось шестнадцать, после летних каникул он должен был перейти в выпускной класс. Родители планировали, что их сын после окончания школы поступит в столичный вуз, который уже был выбран заранее. Только сам Иван к родительским планам относился легкомысленно. Не смотря на не самое примерное поведение, с учебой дела у него обстояли неплохо. Ботаником-зубрилой он никогда не был, но почти всегда удачно «выезжал» на том, что все схватывал на лету. Он быстро соображал, не терялся, даже если ситуация выглядела безнадежной, и умел удачно выкрутиться. Вступительные экзамены в вуз Иван надеялся сдать легко и без забот, тем более что за него уже было замолвлено словечко: деканом одного из факультетов был старинный друг отца. Но после уличной драки, грозившей им с Вовкой проблемами, отец выдвинул ультиматум: либо сын берется за ум, бросает вечерние похождения и начинает готовиться к поступлению, либо после школы его ждет армия, потому что никто за него хлопотать не будет. В армию Иван не хотел. Но и расстаться с прежним легким образом жизни было тоже непросто. Неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы ему так вовремя на пути не встретился Борис. Возможно, первые заметные изменения под влиянием Долговязого произошли с Иваном не тогда, когда он принес домой стопку исторических романов, и не тогда, когда под давлением отца согласился три раза в неделю по два часа заниматься с репетитором, а в тот день, когда неожиданно для самого себя вступился за незнакомую девочку. Иван вспомнил тот вечер, когда к ним в компанию пришла Ева. Все уже успели рассесться за столом. Он подошел к окну, чтобы открыть форточку. И в этот момент Долговязый, который куда-то отлучался, ввел в комнату робкую девочку. Как-то вышло, что она на какое-то время осталась наедине с ними – ухмыляющимися и задиристыми пацанами. Иван увидел расплескавшийся в ее глазах страх, словно девочка не к ним в компанию пришла, а взошла на эшафот. Еще месяцем раньше Иван сам бы, опередив Вовку, сострил бы как-нибудь по поводу ее прихода и редкого имени. Но в тот вечер, заметив, как после реплики Владимира глаза девочки наполнились слезами, неожиданно для себя и всех срезал друга. И что-то, видимо, оказалось в его тоне такое, новое, непривычное, отчего Вовка сразу замолчал. По его лицу было заметно, что резкостью друга он ошеломлен. Такого еще никогда не случалось, чтобы Иван повышал на него голос, тем более при всех. Конечно, тогда они как-то вышли из неловкой ситуации, оба сгладили внезапно вылезшие углы и сделали вид, что ничего страшного не произошло. А девочка у них осталась и игроком оказалась отменным.

Сейчас, по дороге к дому Долговязого, Иван вновь вспоминал с легкой грустью те вечера. Как удалось Борису увлечь их, разгильдяев, ролевыми играми и книгами так сильно – загадка. Долговязый в короткие сроки смог сделать то, что не удавалось ни учителям, ни родителям – правильно расставить акценты в жизни Ивана, вымести мусор из его головы и дать нужные ориентиры. Ведь если бы не Борис, как знать, каким в итоге был бы его, Ивана, путь? Да и Вовкин тоже. В столице соблазнов было много, даже с избытком. Студенческая жизнь без родительского контроля то и дело искушала веселыми загулами, симпатичными девчонками и утонувшими в табачно-алкогольном угаре вечеринками. У Ивана был выбор – весело и ярко проводить время и вскоре вылететь из университета, как некоторые его сокурсники. Или взяться за ум и начать усиленно строить фундамент своего будущего. Каждый раз, когда Иван глотал из стакана дешевое спиртное или затягивался сигаретой, он будто наяву слышал голос Долговязого: «Пфу… Это же не клево!». И в итоге он выбрал второй вариант.

Учиться ему было легко, умение схватывать все на лету пригодилось тут, как никогда. На втором курсе Иван начал подрабатывать. Вначале на складе грузчиком. Потом устроился в строительную бригаду. Не потому, что денег было мало, а потому, что где-то услышал, что сложно стать успешным руководителем, не попробовав чернорабочего труда. А Иван с его амбициями и целеустремленностью метил не просто в руководители, а собирался построить свою Империю. Работая, он много важного почерпнул от Архипа. Немолодой бригадир, видя, как студент всем интересуется и прислушивается к советам, стал потихоньку делиться с ним своими профессиональными секретами: какую плитку выбрать для ванной, как правильно положить паркет, на каком цементе можно сэкономить, а какой и брать не стоит. Иван все слушал, вечерами записывал в тетрадь и самостоятельно готовил плацдарм для будущего бизнеса. Он объезжал столичные микрорайоны с новостройками, дотошно исследовал там обстановку: плотность населения, его среднюю платежеспособность, популярные маршруты, стоимость аренды помещений. Заводил знакомства с бригадирами, выяснял потребности клиентов и их предпочтения. Затем настала очередь крупных складов. Иван набрал контактов поставщиков. Проконсультировался по юридическим вопросам. И, наконец, разработал свой бизнес-план, с которым и приехал к отцу с просьбой помочь ему в получении кредита. Отец план изучил, кое-где внес коррективы, но в целом одобрил. Правда, выдвинул сыну два условия. Во-первых, тот должен окончить университет, потому что бизнес бизнесом, а образование пригодится. А, во-вторых, если дело прогорит, гасить кредит будет Иван без помощи родителей. Следующим шагом стало убедить вернувшегося из армии Вовку переехать в столицу и совместно заняться реализацией задуманной идеи. Друг согласился быстро. Вместе они сняли дешевую квартиру в том районе, который выбрал для начала своего дела Иван, арендовали торговую палатку, заказали вывеску «Стройматериалы», купили подержанный грузовичок и начали активно работать. В палатке-магазине разместили образцы предлагаемых товаров. Как только поступал заказ, Иван с Владимиром ехали на склад и привозили требуемое. Район был новым, расстроившимся, квартиры сдавались без ремонта. Ребята работали честно, качественно, быстро. И клиенты, пусть и не сразу, потекли к ним рекой. Когда с таким потоком работы вдвоем справляться стало сложно, взяли в компанию третьего. Затем арендовали склад, на котором хранили товар. А со временем их скромный поначалу бизнес и правда превратился, как когда-то мечтал Иван, в крупную сеть магазинов. Поставки стройматериалов были налажены не только из Европы, но и Азии. Магазины открывались уже по стране. Дело процветало. Жить бы им да радоваться. Только вот Вовки не стало. А радость может быть полной только тогда, когда ее есть с кем разделить. А для одного она становится бременем.

За воспоминаниями дорога к дому, который Иван накануне в потемках не сразу признал, показалась короткой. На какое-то счастливое мгновение мужчине подумалось, что волшебный маховик времени стремительно отмотал назад шестнадцать лет, и сейчас его встретят, как ни в чем не бывало, Долговязый и Вовка. Сердце заныло, как больной зуб. Оказывается, старая рана, вызванная потерей настоящего друга, может болеть так же, как и свежая. Макс, Леонид и другие так и оставались для него приятелями, с которыми можно выпить пива и потолковать о политике и футболе, но не более. Больше друзей у Ивана не было.

Мужчина пересек знакомый двор, ненадолго задержав взгляд на женщине без возраста, одетой в развивающиеся хламиды. Та топталась возле облезлой лавочки и размахивала, словно волшебница, тонкой палочкой, от которой исходил сизый пряный дымок.

– Смердит. Смердит. Смертью смердит, – бормотала себе под нос женщина, выписывая тлеющей ароматической палочкой, пакет которых торчал из кармана многоярусной юбки, замысловатые формулы. Когда Иван поравнялся с чудачкой, она вдруг вскинула на него глаза, и Иван невольно содрогнулся, увидев в них чистое безумие.

– Смердит, смердит! – громче зачастила женщина и замахала палочкой так, что от той во все стороны полетели серые ошметки пепла. Иван поспешно скрылся за дверью.

В подъезде жили призраки. Они атаковали его, едва он переступил порог. По старой привычке мужчина затаил дыхание и принялся бесшумно подниматься по лестнице, игнорируя вечно ломающийся лифт. Он шел, как всегда, впереди, а за ним, перешептываясь и шикая друг на друга, поднимались призраки Володьки и Пономаря. «Не разбуди Дракониху!» – явно услышал он шепот – то ли Вовки, то ли Вити, и с горечью улыбнулся. Вот и дверь, за которой припадала к глазку скандальная баба Поля. Вот сейчас, едва Иван ступит на площадку, дверь с новой обивкой откроется, и в проем высунется недовольное сморщенное лицо. «Ты чего тут, а?» – строго вопросит бабка. «Я к Борису», – ответит, как обычно, Иван. И нажмет белую кнопочку звонка возле соседней двери. Он и правда, забывшись, чуть не позвонил в квартиру, в которой когда-то проживал Долговязый. Но, чуть задержавшись на четвертом этаже – ровно на столько, чтобы привести расшалившееся под влиянием ностальгии воображение в чувство, поднялся этажом выше.

Ева открыла ему сразу, будто находилась в коридоре. И, похоже, ничуть не удивилась его визиту, словно его ждала. На этот раз одета Ева была в легкое летнее платье с накинутым поверху кардиганом из тонкой шерсти, и обута в туфли-лодочки. Похоже, она куда-то собралась, потому что распустила по плечам пепельно-русые волосы и слегка подкрасилась, хоть темные круги под глазами, вызванные бессонной ночью и не проходящей тревогой за сестру, замаскировать ей полностью не удалось. Но эти натуральные тени, как ни странно, даже шли ей: добавляли ее облику интересной драматичности и таинственной грусти, и подчеркивали чистую, насыщенную, словно сентябрьское небо, синеву глаз. Как забавно, что тогда, в прошлом, Иван вовсе не замечал, что у нее такие яркие глаза.

– Пришел узнать, как ты себя чувствуешь, – сказал он после обмена короткими приветствиями. Ева взглянула на него своими грустными глазами и неопределенно пожала плечами.

– Нормально, – ответила она тоном, в котором неожиданно просквозила едва уловимая холодность. Словно вдруг где-то приоткрылась форточка, и потянуло легким ветерком. Такие незаметные сквозняки и вызывают потом сердечную простуду.

– Я рад, – ответил Иван банальностью и, сунув руки в карманы джинсов, качнулся с пяток на носки и обратно. Конечно, он не ожидал от Евы радушия, но и такая отстраненная холодность тоже была непонятна. Ему невольно вспомнился случай, когда он однажды после сессии заговорил с Евой о чем-то незначительном, не связанном с играми, может, спросил, какая музыка ей нравится. Нормальный вопрос приятеля приятельнице, с которой уже не один вечер «сражаешься» плечо к плечу с драконами, орками и прочими тварями. А она тогда тоже вот так взглянула на него глазами-озерами, в северных водах которых плавали льдины, и ответила бреющей фразой, которая сразу срезала его инициативу. Он еще пришел в недоумение, чем мог ее обидеть. Может, случайно ляпнул какую-то глупость в ее присутствии? Но так как ничего подобного припомнить не смог, решил, что Ева просто такая и есть: холодная и с легкой чудинкой, как другая девочка в их компании.

– Давай поговорим? – предпринял еще одну попытку Иван разговорить ее сейчас. – Кое-какая мысль в голову пришла. Может, окажется полезной в поисках твоей сестры.

– Что-то стало известно про Тину? – быстро проговорила Ева, невольно подаваясь к нему всем корпусом. Но Иван качнул головой:

– Нет. Просто думал вчера по дороге домой над тем, что ты мне рассказала.

– Две недели. Сегодня – ровно две недели с того дня, как Тина пропала, – громким шепотом перебила Ева, словно ей стоило великих усилий держать себя в руках и не сорваться на плач.

– Сочувствую. Я очень надеюсь, что ее скоро найдут.

– Что ты хотел рассказать?

– Может, выпьем чая или кофе? – предложил Иван, видя, что Ева не предлагает ему даже зайти. – Я тебя приглашаю. Помнится, тут рядом была кондитерская, где мы брали пирожные. Там же были столики. Она еще существует?

– Да. Только это уже не кондитерская, а кафе.

– Тем лучше. Идем?

Видно было, что она колеблется, словно принимает какое-то важное для нее решение. Хотя, что такого пугающего в совместном завтраке со старым приятелем может быть, Иван не понимал. Но Ева будто опомнилась и даже расщедрилась на улыбку:

– Спасибо за приглашение. На этот раз угощаю я. Ты платил за такси.

Слава богу, хоть не «выкает» ему. И то прогресс.

– Как хочешь. Хотя мне привычней, когда девушку угощаю в кафе я. А ты когда-нибудь угостишь меня чаем у себя дома, идет? – он постарался, чтобы его фраза выглядела шутливой и ни к чему ее не обязывала, но щеки Евы вдруг вспыхнули румянцем.

– Идет, – ответила она после заминки. – Иван, у меня всего сорок минут. Мне назначил встречу следователь. Должна же я рассказать ему о ночных приключениях!

В ее голосе прозвучала легкая ирония, и Иван с облегчением выдохнул: кажется, лед тронулся.

– Сорока минут достаточно. Это даже хорошо, что у тебя потом встреча со следователем.

Она вышла на площадку и направилась к лифту, но Иван остановил девушку:

– Ева, давай пешком. Как тогда. В старые времена. Когда лифт не работал. Если тебя не затруднит.

Она поняла его и с улыбкой произнесла:

– Лифт и сейчас ломается. Но тогда он постоянно находился в нерабочем состоянии. Моей маме приходилось очень тяжело.

– А сейчас где она? – спросил Иван из вежливости.

– В Америке, – погрустнела Ева. – Вышла замуж и там живет.

Она словно погасла, даже опустила плечи, будто желала стать ниже и незаметней. Иван понял, что невольно задел тему, которой касаться не стоит.

Ева первой спустилась на четвертый этаж и чуть задержалась возле бывшей квартиры Долговязого.

– Семен Васильевич продал квартиру и куда-то уехал. Вскоре после случившегося. Сейчас тут живет одна семья с ребенком. А баба Поля умерла в позапрошлом году. И в ее квартире поселился уже ее внук, студент. Учится на информатика. Он, кстати, помог мне вскрыть страничку Тины.

Ева сделала паузу и, вновь начав спускаться по лестнице, призналась:

– Знаешь, я до сих пор скучаю по Борису. Или Долговязому, как вы его звали. Это ты ему такую кличку придумал?

– Было дело, – усмехнулся Иван. – Случайно вышло. И я тоже, Ева, по нему скучаю. Оказывается, очень. Оказывается, так же, как и по Вовке. Хотя между их уходами разница в целых пятнадцать лет.

– Вовка? – Ева остановилась и вскинула испуганно на Ивана глаза. – Твой близкий друг? Он что, тоже?.. Володя?!

– Да, Ева. Погиб. Три месяца назад.

– Ох… Не знала. Соболезную! Но как же?..

– Так бывает, Ева. Не все доживают до старости.

– Я ничего не слышала.

– У него в этом поселке никого не осталось. Мать умерла раньше. А отец – когда Вовка был маленьким. Володя в последнее время часто сюда возвращался. Я не понимал, зачем, ведь никого тут у него не было. Но он говорил, что родные места тянут и рыбалка здесь неплохая, – задумчиво проговорил Иван, а потом резко, словно отсекая тему ножом, закончил:

– Но похоронили мы его в столице.

– Как все это печально. И несправедливо, – погрустнела Ева.

Сумасшедшей во дворе, когда они вышли из подъезда, уже не оказалось. Только возле лавочки серел тонкий слой пепла, оставшийся от сожженной палочки. Да еще в воздухе витал легкий запах дыма. Или это в воздухе были разлиты горькие ноты осенних духов, как предвестник ее скорого наступления?

В кафе Ева заказала себе только чай. Иван попросил черный кофе и сдобную плюшку: он так торопился, что не успел позавтракать.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил он, видя, что Ева слишком бледна. Удар по голове спокойно мог спровоцировать сотрясение.

– Хорошо, Иван. Насколько это может быть в моем положении, – с грустной улыбкой ответила девушка и налила из белого фаянсового чайничка чаю в чашку. – Что ты хотел мне рассказать?

– Не знаю, насколько это может быть связано с пропажей твоей сестры. Но эти кубики на твоем коврике, которые мы обнаружили вчера… Не думала ли ты, что они могут быть намеком на игру?

– Не понимаю, – заволновалась девушка и даже поставила обратно на столик поднесенную к губам чашку.

– Ну же, Ева, все просто. Связь игральные кости – игра. Мы использовали кубики в «настолках». К тому же, кто их бросил на твой коврик, специально выложил единицами. Не просто так! Яснее не скажешь. Собираются ли сейчас подростки, как мы тогда, за ролевыми играми? Может, и играют, но, к примеру, через Интернет? Не рассматривалась ли как одна из версий исчезновения твоей сестры игра?

– Хочешь сказать, что пропажа моей Тины – это всего лишь игра?

– Не так буквально. Но что если твою сестру направили для преодоления какого-то препятствия, но в какой-то момент все вышло из-под контроля?

– Как у нас тогда?

– Как у нас тогда, – сказал Иван. И они оба замолчали, глядя друг на друга и не решаясь нарушить возникшую паузу. Много неразрешенных вопросов таила в себе эта пауза, которая, может, и длилась меньше минуты, но вобрала в себя прошедшие пятнадцать лет.

– Иван, скажи мне честно… Пожалуйста, честно, для меня! Ты ведь знаешь, что случилось с тем парнем, Витей Пономаревым? – решилась первой нарушить молчание Ева.

– Не знаю, – ответил Иван после заминки, все так же глядя девушке в глаза. – Мне бы тоже хотелось знать, что случилось с Пономарем.

– Я боюсь, что с моей Тиной произошло нечто похожее. И что ее вот так же не найдут. Никогда.

Ева отвернулась и закусила нижнюю губу. Иван протянул через стол руку и легонько коснулся запястья девушки:

– Не надо, Ева. Не говори так. Я верю, что ее найдут.

Она вздрогнула. И Ивану показалось, что Ева едва инстинктивно не отдернула руку, словно его прикосновение было ей неприятно.

– Я почти уверена в том, что Тина может быть на старой станции. Вчера ночью я поняла, что могла означать аббревиатура «СтСт». Старая станция. Куда же еще проще! Да и ник «Кассир» говорит сам за себя. К тому же меня привезли именно туда… Все это я и собираюсь рассказать следователю. А потом – куратору поисковой команды Василию. Пусть еще раз хорошо осмотрят станцию: все постройки, посадки, заросли и вагоны. Вдруг?.. Хотя у меня складывается впечатление, что Василий уже сам не верит в то, что Тину можно найти. Живой.

– Не думай об этом, Ева, – снова попросил Иван.

– Как? Как не думать? – спросила она и подняла на него глаза, в которых набирались слезы. – Может, мне это скажешь ты? Может, ты научился не думать о том пропавшем мальчике?.. Вижу, что нет. А ведь он тебе даже не родственник.

– Ева…

Она резко смахнула с щеки слезу и вымученно улыбнулась.

– Прости. Мне не нужно было поднимать эту тему. Не удержалась. Слишком яркие ассоциации. Нервы ни к черту. И да, ты прав. Я тоже думала про эти кубики так, как и ты. Даже додумалась до того, что они во всей этой истории – главное. Наверное, мне и правда было неважно после удара. Даже галлюцинации дважды видела. Тогда, на станции, когда ты меня нашел и спросил, что случилось, я тебе не сказала всего. А ведь меня тогда напугал кто-то. Такой страшный старик. С горящими глазами и темным лицом. Он был так реален, что, клянусь, я почувствовала его прикосновение к плечу! Галлюцинации могут быть такими яркими?

Иван пожал плечами, но не потому, что не придал значение рассказу Евы, а потому, что не знал, что ей ответить.

– Или, может, это был ты? – с надеждой спросила девушка. – Это ты незаметно подошел сзади и похлопал меня по плечу? А я от испуга приняла тебя за страшного старика?

– Зачем мне так делать, Ева? Ночью. На старой станции. Пугать девушку. Так и до инфаркта можно ее довести. Клянусь, что прибежал на помощь, потому что услышал крик.

– Ладно, забудь, – вздохнула она и опустила взгляд в свою чашку, словно в темном чайном омуте пыталась найти ответы на свои вопросы. У Ивана же рассказ Евы про страшного старика с горящими глазами вызвал смутное чувство тревоги, которой неожиданно повеяло из «тех» времен.

– А потом, уже дома, под утро, я увидела в своей комнате девушку. Тину, – продолжила Ева, не поднимая взгляда от чашки. – У нее тоже было темное лицо и белые глаза, только они не блестели так страшно. Она была похожа на… негатив. Когда светлое становится темным и наоборот. А когда я назвала ее Тиной, она ответила, что ее зовут Анит. И попросила меня вытащить оттуда. Откуда – не знаю. После чего она исчезла. Наверное, я просто так много думаю о сестре, что она мне привиделась. Или приснилась. Вот и думай, Иван, что хочешь. Ответ на твой вопрос, как я себя чувствую. Хорошо, но с галлюцинациями. Только не отправляй меня снова к врачу. Если будет хуже, сама обращусь.

– Погоди, – задумчиво проговорил Иван. – Говоришь, девушка была похожа на негатив? И сказала, что ее зовут Анит? Анит – это Тина наоборот, Ева.

– И что ты хочешь этим сказать? – подняла она на него глаза.

– Пока ничего. Нужно подумать. И ты подумай. Только, наверное, пока следователю не говори по свое видение. Хотя, знаешь, про старика лучше рассказать. Мало ли, кто это может быть. Может, бомж какой. Может, сумасшедший. Но вдруг он имеет отношение к пропаже твоей сестры?

Ответить Ева не успела, потому что у него зазвонил мобильный. Иван увидел номер отца и нажал на кнопку приема в полной уверенности, что родители поздно встали, хватились его и желают знать, придет ли он к завтраку. Словно ему вновь шестнадцать, и ушел он спозаранку вместе с Вовкой ловить карасей в озере.

– Да, пап? – ответил Иван. Но когда услышал, что ему сказал отец, мгновенно переменился в лице.

– Скоро буду!

Под встревоженным взглядом девушки он сунул телефон в карман, достал из бумажника купюру и положил ее на стол.

– Ева, прости. Нужно срочно уйти. Дома проблемы.

– Что-то серьезное?

– М-м, пока не знаю. Вот, – он вытащил визитку и положил ее сверху на деньги. – Возьми на всякий случай.

Ева кивнула и спрятала картонный прямоугольник в карман кардигана. Иван торопливо направился к выходу, даже не зная, что девушка проводила его взглядом до самых дверей.

* * *

Дома Ева не удержалась и сделала то, что раньше запрещала себе делать: набрала в поисковике имя Ивана Селина. Но перед этим сходила на сайт компании, напечатанный на визитке, и с любопытством пролистала все страницы. Она внимательно прочитала историю создания и развития сети магазинов стройматериалов. И пролистала ассортимент товаров. Про эту сеть – отечественную, в отличие от множества популярных магазинов, предлагающих товары для ремонта, Ева раньше слышала: одна сотрудница затеяла дома ремонт и рассказывала коллегам, какую плитку и какой паркет заказала в магазине «НовоСел». Только Ева не знала, что создателями сети, название которой было сложено из двух фамилий – Новорский и Селин, были ее старые приятели Владимир и Иван. Конечно, Иван оставил ей свою визитку не с целью «покрасоваться» и поразить ее воображение, а просто потому, что разговор прервали на середине, и он так торопился, что у него не было времени продиктовать номер. Но, узнав, чем он занимается, Ева невольно испытала к нему уважение. И вот сейчас, вернувшись со встречи со следователем, она сидела за компьютером и в ожидании звонка от Василия рассматривала в Интернете плитку, паркет и доски. Как-то непривычно было думать, что весь этот товар имеет отношение к Ивану – не к этому привлекательному и стильно стриженому мужчине, с которым она встретилась сейчас, а к тому пареньку со взъерошенными волосами, одетому в джинсы и футболку с фотографией рок-группы.

Налюбовавшись до головокружения на ассортимент кафеля и половых досок, Ева закрыла сайт и набрала имя Ивана. Поисковик предложил ей немалое количество ссылок – от рекламных материалов и статей, в которых наряду с названием сети упоминались и имена ее основателей, до пары заметок светского характера. Из последних Ева и узнала, что Иван женат на некой Эльзе – модели и подающей надежды певице. Она пролистала фоторепортажи с каких-то приемов, отметив про себя, что костюмы Ивану хоть и идут, но выглядит он в них скованным. Или это ощущение создавалось просто потому, что ему было на раутах скучно? Зато супруга Ивана выглядела довольной. Ева увеличила фотографию, так, чтобы в деталях рассмотреть Эльзу Селину. Красивая, ничего не скажешь: высокая, с длинными сногсшибательными ногами и соблазнительным декольте. Даже Еве сложно было отвести от нее взгляда, что уж говорить о тех мужчинах, с которыми Эльзе доводилось общаться. Наверняка ей оглядываются вслед, когда она грациозно проходит мимо на высоченных шпильках, отчего ее длинные ноги и вовсе кажутся бесконечными. Но было что-то в облике белокурой красавицы Эльзы знакомым, что-то, что вызывало отторжение и неприязнь. Ева поняла, что именно, когда увидела следующую фотографию супруги Ивана одетой не в дизайнерское вечернее платье, а в джинсы и простую белую рубашку, почти без макияжа и с завязанными в высокий хвост длинными волосами. Ульяна! Эльза была очень похожа на Ульяну, только в разы краше. Может, со временем Иван и научился разбираться в людях – наверняка, раз таким бизнесом ворочает. Только вот вкусы у него остались прежними. Ева закрыла все страницы и выключила компьютер.

Звонка все не было, и уровень маяты достиг критической отметки. Ева сняла трубку домашнего телефона и сама по памяти набрала номер мобильного Василия.

– Да, – ответил руководитель поисковой группы. Ева услышала фоном какие-то шумы и голоса, словно мужчина находился в многолюдном месте.

– Мы уже на месте, – продолжил он. – Разбиваем территорию на квадраты, разделяемся на группы и начинаем прочесывание.

Ева невольно улыбнулась: нравился ей этот Василий. Деловой, собранный, отвечает всегда по делу и не разменивается на пустые слова.

– Я тоже приеду, – ответила она, хоть изначально не планировала ехать на станцию. Но внезапно поняла, что не сможет находиться дома в мучительном ожидании маломальских новостей.

Василий ответил, что нет нужды в ее приезде.

– Я не буду мешать. Мне нужно быть там, с вами, понимаешь?

Василий понимал. И потому не стал ее больше отговаривать. Ева сбросила вызов и вызвала такси.

Машина приехала за ней через четверть часа. Этого времени ей хватило, чтобы переодеться в удобную одежду и заплести волосы в косу. Когда Ева открыла дверь, собираясь спуститься на улицу, то едва не споткнулась о стоявшую на коврике сумку, потерянную ею на станции. Внезапно задрожавшими руками она осторожно раздернула молнию и заглянула внутрь. Все оказалось на месте: ее уже почти разряженный телефон, кошелек с деньгами, паспорт и всякая женская мелочевка. Может, кто-то нашел ее сумочку на станции и, прочитав в паспорте адрес владелицы, отнес ей? Эта наивная мысль развеялась, едва Ева вытащила из сумки сложенный вчетверо белый бумажный лист и прочитала напечатанные на компьютере слова:

«Иван-Царевич или Иван-дурак?».

6

Номер был незнакомым, но Иван понял, кто ему звонит еще до того, как нажал на кнопку вызова. Голос Евы в трубке звучал растерянно и так, будто девушка до последнего сомневалась, стоит ли тревожить его звонком. «Мне подбросили сумочку. Ту, которую я потеряла ночью. И в ней лежала записка. Мне кажется, она имеет отношение к тебе», – на последней фразе Ева споткнулась и замолчала, словно не решаясь прочитать по телефону написанное. «Я сейчас приеду. Ты где?» – вырвалось у Ивана прежде, чем он успел обдумать ответ. Впрочем, в том, что он моментально сорвался на старую станцию, была веская причина – ощущение, что вокруг них с Евой начала клокотать болотная жижа.

Сегодня утром, в то время, когда он завтракал с Евой в кафе, его мать обнаружила во дворе дома их собаку отравленной, а рядом – напечатанную на принтере новую записку:

«Кто следующий?»

Мама плакала и причитала, горюя по Ларсу, отец угрюмо смолил сигарету за сигаретой, хоть в последнее время не курил в день больше трех. Иван мысленно посылал проклятия на голову той дряни, которая убила невинное животное. Но сквозь клокочущий гнев и горячую жажду хорошенько вмазать извергу пробивался холодный страх. Страх за близких, ведь угрозу, что в его родной дом придет смерть, исполнили. И Иван опасался, что «игра» на этом не окончилась. Поэтому, едва услышал фразу Еву о новой записке, рванул к девушке не раздумывая.

В дороге ему вновь вспоминались слова Вовки накануне его гибели: «Я, кажется, знаю, что случилось с Пономарем». Да, человек внезапно смертен, да, случаются и не такие фатальные совпадения, но вот только интуиция, заточенная за годы в большом бизнесе до тонкости осиного жала, не давала успокоиться.

Расплачиваясь с таксистом у въезда на старую станцию, Иван так и не решил, стоит ли рассказывать Еве о полученных им записках, «ужине воспоминаний» и убитой собаке. С одной стороны, ему не хотелось тревожить девушку, переживающую пропажу сестры, еще больше. С другой – кто предупрежден, тот вооружен. Иван рассудил, что посмотрит по обстановке: вначале надо узнать, что за записку подбросили Еве.

Девушку он узнал издали. Она стояла у края платформы и задумчиво грела в ладонях небольшой стаканчик от термоса. И еще раньше, чем он успел ее окликнуть, оглянулась, словно почувствовала его приближение.

– Привет, – поздоровался Иван. С волосами, заплетенными в толстую растрепанную косу, доходившую ей до лопаток, одетая в неяркую и повседневную одежду Ева очень напоминала ту девочку-подростка, которую он знал шестнадцать лет назад. Она словно опять стала «невидимой». Даже цвет ее волос, который, как утром заметил Иван, при свете солнца отливал платиной, потемнел и поскучнел. Ева улыбнулась, но глаза при этом у нее оставались печальными. Грусть шла ей – к ее синим глазам, пепельно-русым волосам, фарфоровой коже и тонким чертам лица. Печаль придавала ей загадочности, а скорбь еще больше делала Еву похожей на снежную принцессу. Но когда улыбка слегка трогала ее бледно-розовые губы и растапливала в синих озерах льдинки, Ева преображалась. Словно в Северном королевстве наступала весна.

– Как ты? – спросил Иван, останавливаясь напротив нее.

Девушка пожала плечами.

– Как видишь. Тут. Не сидится мне дома.

– Есть какие-то новости о Тине?

– Нет, – качнула Ева головой и отвернулась, всматриваясь вдаль, туда, где обследовала свой квадрат одна из групп волонтеров. – У тебя как? Что-то серьезное случилось дома?

– Нет, – после некоторой заминки произнес Иван. Не сейчас и не здесь. – Так… У отца машина забарахлила. Вызвал меня на подмогу.

Она кивнула, принимая его объяснения, и вновь отвернулась.

– Спасибо за то, что приехал. Мне очень не по себе. Это место, поиски… Кошмарное де жа вю. Не думала, что когда-нибудь все повторится. Очень боюсь того, что Тину не найдут, как того мальчика. Или, наоборот, найдут, но…

Она не договорила, только судорожно вздохнула и залпом допила содержимое стаканчика.

– Не надо так думать, Ева.

– Сложно, Иван.

– Что за записку тебе подкинули вместе с сумкой? – поспешно сменил он тему.

– Ой, прости. Вот, – Ева поставила пустой стаканчик на край платформы и извлекла из кармана сложенный лист. – Чей-то глупый розыгрыш.

В ее голосе вновь послышалось смущение. И когда Иван развернул листок, понял его причину.

– Хм. Иван-Царевич или Иван-дурак?

Он улыбкой постарался приободрить девушку, показать, что записка и в самом деле – чья-то неумная шутка.

– Даже не знаю, что думать. У меня только один знакомый Иван – ты. Поэтому я подумала, что записка имеет какое-то отношение к тебе. И так когда-то тебя при мне назвал Борис, – призналась Ева, покраснев.

– Вот как? Интересно, в связи с чем?

– Уже не помню, – окончательно смутилась она.

– Точно не помнишь, Ева? – сощурился Иван, не поверив. – Вспомни, пожалуйста. Это может оказаться важным. Почему Долговязый так сказал?

– Кажется, потому, что считал, будто ты не разбираешься в людях.

– Ого! Вот это уже интересно, – воскликнул Иван, мысленно пытаясь выстроить между всеми полученными намеками связь.

– Если бы Борис был жив, я бы еще могла подумать, что записка – от него.

– Но Бориса давно нет. Ева, а кто-нибудь тогда еще мог услышать эту фразу?

– Нет. Он сказал ее мне наедине. В тот вечер, когда я опрокинула Ульяне на джинсы чай. Помнишь?

Иван засмеялся, будто припомнил нечто забавное.

– Было дело. Ульяна тогда развизжалась, как сто поросят. Теперь понимаю, почему так сказал Долговязый.

– Ульяна ему не нравилась, – кивнула Ева и вновь посмотрела вдаль. Иван проследил за ее взглядом и увидел, что возле домика стрелочника остановилась другая группа людей.

– Может, кто-то намекает тебе, что ты в ком-то ошибаешься? – предположила девушка, поворачиваясь к Ивану. – Только не понимаю, почему в таком случае записку подкинули мне, а не тебе?

– А если этот кто-то знает, что мы с тобой вновь общаемся?

– Тогда он должен находиться тут, в поселке. И видеть нас вместе, – предположила Ева. – Где нас могли видеть? Сегодня утром в кафе. Вполне вероятно. В кафе было многолюдно. Или вчера ночью – тут, на станции.

Она невольно поежилась, будто от внезапно охватившего ее озноба. Или потому, что некое воспоминание заставило ее содрогнуться.

– Вчера тут кто-то еще был. Тот страшный старик, о котором я тебе рассказывала. Я увидела его как раз вон возле той будки. Еще утром я сомневалась в его существовании. Но чем больше думаю о той ночи, тем сильнее верю, что жуткий старик был. Веришь ты мне или нет.

– Верю, Ева, – ответил Иван. – Когда утром ты рассказала мне про старика, мне подумалось, что я тоже с ним встречался. Только не вчера, а пятнадцать-шестнадцать лет назад.

– Да что ты?!

– Однажды мы с Вовкой…

Но продолжить Иван не успел, потому что девушку окликнул рыжий бородач.

– Ева, ты все еще тут? – удивился тот, подходя к ним. – Я думал, ты ушла. Смотри, скоро начнет темнеть. Мы приостановим поиски. Людям нужно отдохнуть. Но как только рассветет, продолжим.

– Значит, без результатов? – выдохнула со смесью сожаления и, одновременно, облегчения Ева.

– Пока без результатов. И, если честно, я не уверен, что девочка здесь. Она может одинаково находиться как тут, так и в другом месте.

– Я чувствую, – мягко, но настойчиво перебила мужчину Ева, и Ивану понравился неожиданно прорезавшийся в ее тихом голосе металл. Он посмотрел на девушку с уважением, а на рыжего верзилу с некой долей неприязни.

– Ну, раз чувствуешь… – то ли усмехнулся, то ли вздохнул бородач и оглянулся на подошедшего к их компании молодого парня.

– Василий! – обратился к рыжему вновь подошедший. – Почему у нас тут посторонние разгуливают? Здесь все же не парк аттракционов.

– Он не посторонний, – бросилась на защиту Ивана Ева. – Иван – мой школьный друг.

Она слегка запнулась, когда произнесла последнюю фразу, словно справлялась с каким-то внутренним препятствием.

– Да я не про него, – улыбнулся молодой человек и махнул куда-то в сторону. – А вон про нее.

Рыжий, Ева и Иван посмотрели туда, куда указывал парень, и увидели женщину в многоярусной юбке и бесформенной вязаной кофте, которая сновала туда-сюда между группками людей. Подходя к каждому встречному, женщина что-то выкрикивала, заставляя людей отпрядывать от нее. Иван присмотрелся к несчастной и узнал в ней ту безумную, которая жгла возле подъезда Ева ароматические палочки. На этот раз женщина ничего не палила, но размахивала руками, как мельница.

– Ненормальная какая-то!

– А что она выкрикивает? – заинтересовался Иван.

– Да что-то про то, что без ее помощи девочку не найдут.

– Очень оптимистично, – пробормотал Иван и, увидев, как переменилась в лице Ева, поспешил сменить тему:

– Василий прав, скоро начнет темнеть. Ева, ты устала и наверняка голодная. Пойдем, провожу тебя домой.

Она вопросительно посмотрела, но не на него, а на Василия, словно ожидая от того разрешения. И после того, как рыжий одобрительно кивнул, сняла с платформы стаканчик и протянула его бородачу:

– Спасибо за чай, Василий. Завтра увидимся. Звони мне в любом случае и в любой час.

– Это понятно, Ева. Спокойной тебе ночи. И постарайся отдохнуть.

Иван предложил для обратной дороги другой путь: он помнил, что основной подход к станции сейчас заполнен людьми и палатками. Там многолюдно, шумно и суетно. А Еве нужен отдых. Он знал, что со станции можно выйти, если идти по одному из путей. Получится немного в обход, но зато без шума и суеты. Ева его идею одобрила. Она и правда устала и, может, мечтала поскорей оказаться дома, но еще больше, чем очутиться в родных стенах, желала спокойствия и тишины.

– Что ты хотел рассказать мне про старика? – вернулась к прерванному разговору она по дороге.

– А, да, – вспомнил Иван. – Однажды мы с Володькой забрались на старую станцию. Это было незадолго до того, как ты пришла к нам в компанию…

2000-2001 года

Сейчас уже сложно было сказать, чья это оказалась идея со старой станцией – его или Вовкина. Кажется, все же друга. Тот день запомнился Ивану в виде обрывков, словно некто порезал ножницами цельную кинопленку, оставил на свой произвольный выбор несколько кусков, а остальные выбросил. К примеру, у того дня не оказалось начала – как они попали на станцию, на автобусе ли приехали или пешком добрались? Но зато запомнилось, как они с Вовкой шли по прятавшейся в сухой травой колее: друг – прыгая со шпалы на шпалу, а он – балансируя, словно канатоходец, по одному рельсу. Они что-то оживленно обсуждали, им было весело. Кажется, Володя смешно пошутил, так, что Иван от смеха оступился и едва не промочил ботинки в собравшейся возле рельса луже. Еще он помнил, как они с другом лезли через сетчатые ворота, закрывающие вход в старое депо. Только так и не рискнули обследовать весь ангар из-за сгустившейся в нем темноты. Но зато вдоволь нагулялись в других постройках, открывая для себя каждое помещение с восторгом искателей сокровищ. В складских и технических зданиях было пыльно, грязно, пахло сыростью и мышами. Но это нисколько не умаляло их жадного любопытства. Еще вспоминалось, как они рассматривали замерший навечно непогребенным динозавром старый советский локомотив, выкрашенный в пожарно-красный цвет и с желтым юбилейным посвящением В.В.Ленину на боку. А потом Иван на какое-то время оказался один: то ли внимание друга привлекло что-то другое, то ли Вовка банально отошел по нужде. Иван не стал дожидаться его и решил самостоятельно подняться в расположенную высоко над землей кабину машиниста. Он довольно ловко справился с лесенкой, но вот с дверью пришлось повозиться. Она не была заперта, но проржавевшие петли и замки не позволяли ее легко открыть. Ему бы отступить и спуститься на землю, но им овладело неожиданное упрямство. Одной рукой удерживаясь за поручень, другой Иван надавил на ручку и навалился на дверь плечом. И та поддалась. Иван обрадовано распахнул ее, намереваясь войти в кабину, но обнаружил, что та уже занята худым высоким стариком, который встретил незваного «гостя» жуткой ухмылкой. Пару мгновений Иван оторопело таращился на старика, пока тот вдруг не поднял костлявую руку в обтрепанном рукаве, то ли собираясь коснуться парня, то ли намереваясь втащить его в кабину. Иван испуганно отпрянул назад и выпустил поручень.

Очнулся он от того, что кто-то довольно ощутимо хлопал его по щеке, перемежая свои действия всхлипываниями и причитаниями. Иван открыл глаза и увидел совсем близко жесткую пожухшую траву с рассыпанными в ней мелкими камешками и бурыми проплешинами земли. А затем – обтянутые джинсами коленки и женские ботинки. «Я же просила тебя! Просила не…» – различил он в бормотании присевшей над ним девушки, лица которой так и не разглядел, потому что следом на него обрушилась боль. Она шурупом ввертелась в затылок, разнесла сознание на тысячу мелких осколков, погасила свет и, кажется, опять на какое-то мгновение окунула в беспамятство. Когда Иван вновь открыл глаза, рядом с ним уже был Вовка. Друг испуганно смотрел на него и что-то спрашивал: губы у него быстро шевелились, но Иван не мог различить ни слова. Возвращение в реальность давалось непросто, словно он барахтался в рассердившемся море среди накрывающих его с головой волн боли, едва успевая в коротких перерывах делать поверхностные вдохи-выдохи. Потом Иван, наконец, смог разобрать, что ему говорил друг. Володя испуганно вопрошал, цел ли он и сможет ли встать. Кое-как друг помог Ивану вначале сесть, а затем подняться на ноги. То, что он смог встать, обрадовало. Боль усилилась, но уже не расплывалась болотной жижей по всему телу, затягивая в гибельную трясину, а сконцентрировалась в левой руке.

Дорога домой утонула в густом тумане без возможности восстановить в памяти подробности. Но с помощью Вовки он как-то добрался. Следующие воспоминания Ивана начинались с того момента, как он копался в домашней аптечке в поисках анальгина или какого-нибудь обезболивающего, потому что предплечье простреливало так, что меркло в глазах, а голова, наоборот, ныла тупой болью. Но вот выпил ли он анальгетик или так ничего и не нашел – вспомнить уже не смог. Родители в тот день куда-то уехали и еще не успели вернуться. Иван лег в свою кровать одетым, потому что раздеться не смог: рука мало того, что адски болела, так еще совершенно его не слушалась, а помочь ему было некому. А потом он то ли уснул, то ли провалился в забытье.

Очнулся Иван поздним, судя по чернильной темноте за окном, вечером. Привели его в чувство сухость во рту и сильная жажда. Но когда он, нащупав выключатель настольной лампы, зажег свет, потолок вдруг качнулся, а кровать завертелась под ним, словно поставленная на карусель. Иван непроизвольно вжался в матрас. Такое противное ощущение, подкрепленное жаждой и тошнотой, он испытал лишь однажды, когда, напившись в первый и единственный раз, проснулся следующим утром в дичайшем похмелье. Парень с большим трудом сумел подняться, но когда оказался на ногах, пол вдруг под ним повернулся и встал ребром, словно кто-то резко выдернул его из-под ног, как коврик. Иван потерял равновесие и рухнул. Так его и обнаружили вернувшиеся вскоре родители – лежащим рядом с кроватью, и, смертельно напуганные, вызвали «скорую».

В больнице выяснилось, что у него сотрясение мозга и двойной перелом со смещением. Переломы вправили, руку загипсовали, прописали анальгетики и покой. Иван пролежал в постели несколько дней. В тот период все смешалось в сводящем с ума коктейле из изнуряющей боли и схожего с дурным похмельем самочувствия. Наконец, ему стало легче, и он смог выйти на прогулку. Был уже вечер, в тот день выпал первый снег, который к ночи немного подтаял. Иван шел осторожно, придерживая через куртку покоящуюся под ней на перевязи поломанную руку. Но постепенно напряжение и боязнь поскользнуться и упасть стали его отпускать. Воздух после недельного заточения показался ему таким вкусным, как никогда в жизни. В нем отчетливо проступили мандариновые ноты, и Иван с радостью подумал о том, что скоро – новый год. Если родители уйдут в гости, можно будет устроить грандиозную вечеринку, пригласить Долговязого и компанию и устроить настоящее пиршество. В мыслях о Борисе, по которому, оказывается, он сильно соскучился, Иван незаметно дошел до его дома и поднялся на четвертый этаж.

Открыл ему сам Долговязый и прямо с порога обрушил град беспокойных вопросов. Оказывается, он дважды навещал Ивана, только каждый раз попадал в моменты, когда тот спал. На вопрос, что с ним случилось, Иван отделался расплывчатым ответом. Почему-то не захотелось вспоминать подробности неприятного дня. Одни мысли о старой станции вызывали желчную горечь. К счастью, Долговязого не столько интересовало, где и как Иван травмировался, сколько, как себя чувствует.

В тот вечер они проговорили почти до ночи. Так откровенно, легко и свободно Иван не говорил еще ни с кем. Даже с Володей разговоры были другого содержания и другой формы. Внезапно оказалось, что о музыке можно говорить по-другому. И о книгах – не скучно. И о девушках – без пошлости и смущения. Долговязый не учил жизни, не давал советов, но как-то незаметно для Ивана направлял его, подталкивал на нужный путь. Иван откровенничал с ним все смелее и задавал вопросы все активней, понимая, что тот разговор останется между ними.

– Ты приходи в эту среду, если хорошо себя чувствуешь. Нам тебя не хватает. Предыдущую игру мы завершили, но в среду начнем новую, – сказал Долговязый на прощание. И Иван пообещал быть.

… Все это он рассказал Еве. Впервые Иван поделился с кем-то тем случаем со всеми подробностями. В усеченной версии, которую знали друзья, не было страшного старика, по вине которого Иван сорвался. Просто – скользкая приступка. Только однажды, вскоре после случившегося, Иван поинтересовался как бы между прочим у Вовки, не встречал ли тот на станции кого-нибудь еще? Старика или девушку? Друг удивленно расширил глаза, а затем решительно мотнул головой. Со временем Иван и сам стал думать, что никого в кабине не было, что он просто принял за старика какой-то причудливый механизм или предмет, оставленный там, а женский голос ему почудился. А потом и вовсе перестал вспоминать о том случае. Только Ева своим рассказом о старике разбудила воспоминания и, одновременно, потребность поделиться той странной историей с кем-то, кто бы мог понять его пережитый тогда ужас.

– Выходит, старик на самом деле есть, – сказала Ева.

Как и в тот день, когда они с Вовкой залезли на станцию, Иван шел, балансируя по рельсу. А девушка переступала по шпалам, сосредоточенно глядя себе под ноги – то ли боясь споткнуться, то ли не желая встречаться с ним взглядом.

– Выходит, так, – согласился мужчина. – Не мог же он нам обоим померещиться.

– Но кто он?

– Скорей всего какой-то бездомный, Ева. Ободранный, страшный, исхудавший, нашедший приют в одной из заброшенных построек. Сколько этих пустующих зданий на станции!

– Логично, – задумчиво произнесла девушка. – Только вот между моей встречей с ним и твоей – почти шестнадцать лет. Неужели какой-то бездомный живет на станции столько времени?

– Кто его знает.

– Но внешний вид у него какой-то инфернальный, – поежилась Ева. – Как вспомню эти светящиеся в темноте глаза! И не знаю, что страшней – встретиться с этим стариком в темноте или, как ты тогда, при свете дня.

– Может, не такой он уж и ужасный, только в обоих случаях появился слишком неожиданно, – усмехнулся Иван и непроизвольно потер левую руку, которая уже давным-давно не болела, но под воздействием воспоминаний неожиданно заныла.

– Тогда, если этот старик существует, вполне вероятно, что и девушка, чей голос ты слышал, тебе не померещилась, – предположила Ева. – Скорей всего это была случайная незнакомка, которая тебе помогла.

– Не особо она помогла. Тут же и исчезла. Да и что девушка могла делать на станции? Небезопасное же место, как видишь. Это мы, пацаны, отправились туда из любопытства. Кому из мальчишек не хотелось полазать по старой станции? А девушкам такие приключения разве интересны? Вряд ли она случайно проходила мимо. Впрочем, думаю, девушка действительно была. Я же не только ее голос услышал, а увидел ее колени и ботинки. Последние мне даже запомнились. Такие или подобные были у Ульяны: кожаные, с вязаным голенищем. Похожие на калоши с шерстяными носками, но какие-то жутко модные.

Ева невольно улыбнулась и наконец-то подняла на мужчину глаза, показавшиеся Ивану в сумерках, мазками ложившихся на землю, светлее и прозрачнее. Словно в ее глазах наконец-то улеглась взбаламутившая чистые озера буря тревог. Ивану вспомнилось, как однажды, перед Новым годом, Борис при всех восхищенно воскликнул, что Ева такая красивая, как Снежная Королева. Девочка тогда сильно смутилась. А Ульяна громко фыркнула, тем самым давая понять, что Королева в компании – лишь одна, и бросила на подругу уничижительный взгляд. Сейчас, вспоминая юность, Иван согласился бы с Долговязым, что на самом деле Снежной Королевой была вовсе не Ульяна, а Ева – с ее светлой кожей и чистыми синими глазами, с оттенком волос, который на солнце отливал платиной, с ее холодной отчужденностью, с которой она всегда с ним держалась.

– Я поняла, о каких ботинках ты говоришь, – продолжила, как ни в чем не бывало, Ева, не заметив взгляда Ивана, которым он скользнул по ней. – В тот год к нам в поселок завезли такие во все обувные. У каждой уважающей себя девушки были эти… калоши с носками. У Ульяны. У меня.

– Но ведь на станции была не ты? – насторожился Иван.

– Нет, конечно. Что я там забыла?

– И не Ульяна точно. Мы с ней познакомилась, когда у меня рука уже была в гипсе. Ульяна еще расспрашивала, где и как я ее сломал.

– И ты ей рассказал про станцию, падение и старика?

– Нет, – помедлив, ответил Иван. – Отшутился, что как в том фильме: «Упал, очнулся – гипс». Если честно, после того происшествия у меня возникло серьезное предубеждение к этому месту. Даже вспоминать не хотелось.

– И все же потом ты не выступил на общем собрании против проведения игры на станции, – заметила девушка.

– Ева, в те времена я бы скорее согласился снова поломать руку или еще что, чем признаться, что это место – опасное, и оказаться в глазах Ульяны слабаком и трусом, – усмехнулся Иван. – Впрочем, на станцию я больше не лазал. Во второй раз оказался там уже во время игры.

– Я думала, что ты помогал Борису в организации.

– Нет, он отказался. Причем категорично. И запретил нам появляться тут до поры до времени.

– И ни один из вас – ни Вовка, ни ты, не проговорились ему, что уже нашли «приключения» на станции еще задолго до того, как Борис предложил игру? Может, потому он изменил свое мнение и долго не соглашался использовать станцию в качестве полигона?

– Нет, Ева. Я точно ему не проговорился. И Вовка – вряд ли. Ему наоборот, хотелось той игры! Станция его манила. Да и он ведь не знал о моей «встрече» со стариком.

– Логично, – вздохнула Ева и неожиданно спросила:

– Не по этому ли пути вы тогда шли с Володей?

– Не думаю. Потому что этот путь, как ты заметила, обрывается тупиком. А тот, по которому мы шли, тянулся дальше. Но не волнуйся, этот тоже нас выведет со станции. О, глянь, какое дерево! – воскликнул Иван и указал рукой на возвышающийся рядом с одной из построек ствол с раскинутыми во все стороны высохшими ветвями. Дерево само по себе выглядело устрашающе, но готичности ему добавляли черные лепешки, густо усеявшие голую крону. Разглядеть, что именно так плотно налипло на мертвые ветви, оказалось не так просто, потому что в сгущающихся сумерках очертания уже виднелись нечетко, как сквозь плотный тюль.

– Что это? – озадачилась Ева и приостановилась, чтобы лучше рассмотреть дерево. – На что это может быть похоже?

– Я думаю, что… – начал Иван, но договорить ему не дал шум. Короткий резкий свист оказался таким внезапным и громким, что Ева испуганно вскрикнула и втянула голову в плечи. Крона вдруг ожила, ее ветви заколыхались, словно на сильном ветру, а черные «комья» разом взмыли в воздух и огласили округу оглушительным карканьем, сопровождающимся хлопаньем крыльев.

– Вороны! – воскликнула потрясенно Ева. – Жуть какая. Не птицы, а сама картина! Точно уж готичная. Мне здесь не нравится! Пойдем скор…

Иван, вовремя заметивший опасность в виде внезапно появившегося за их спинами локомотива, успел среагировать – рвануть на себя девушку и вместе с ней соскочить с колеи в густые заросли сухой травы. Поезд, состоящий из локомотива и трех пассажирских вагонов, неторопливо прошел в метре от них. И пока мимо проплывали вагоны, в окнах которых сквозь задернутые шторы тускло проступал желтоватый свет, Иван продолжал крепко прижимать девушку к себе. От волос и кожи Евы пахло тонко и волнительно. Ивану не к месту подумалось, что такие духи и должны быть у Снежной королевы – с морозной свежестью и мандариновыми нотками. И, может, потому, что этот аромат был еле уловимым, показался ему таким притягательный. Иван невольно вспомнил душно-сладкие духи бывшей жены. Их запах опережал появление Эльзы, словно глашатай, объявляющий о шествии Ее Величества, следовал за ней шлейфом и потом долго оставался в помещении и на предметах, к которым прикасалась Эльза. Иван подшучивал над женой, что она «метит» территорию. Эльза обижалась и обзывала его идиотом. Но как бы там ни было, такая агрессивная навязчивость отталкивала. К Еве же хотелось принюхиваться, словно прислушиваться, поэтому, даже когда поезд уже прошел, Иван не сразу выпустил девушку из своих объятий. Она сама мягко, но решительно высвободилась.

– Откуда взялся тут поезд? – страх погасил в ее голосе все звонкие ноты, и потому прозвучал он глухо и еле слышно. У Ивана ответов не было. Он сам задавался тем же вопросом.

– Пойдем, – сказал он и взял Еву за руку, чтобы вывести поскорей из этого небезопасного места. Пальцы у девушки оказались неожиданно горячими для «снежной королевы». Они неуверенно шевельнулись в его ладони, словно не зная, «разместиться» ли тут с удобством или «отвергнуть» помощь.

– Не глупи, Ева, – тихо сказал Иван, поняв сомнения девушки. – Уже стемнело. И поезда тут всякие ходят. Выныривают так неожиданно.

– Спасибо, – запоздало поблагодарила она его за свое спасение и тихо вздохнула.

– Скоро уже выйдем, недолго осталось.

– И все же… Откуда выехал этот поезд? Тут же тупиковый путь!

– И по тупиковым путям ходят поезда, Ева.

– Но не мог этот поезд выехать из тупика, потому что мы проходили мимо и увидели бы локомотив, если бы он там был!

– Ева…

– И эта станция не действующая! Ее давно закрыли!

– Ева, давай об этом подумаем, если хочешь, завтра, – с некоторым раздражением, вызванным не столько ее вопросами, сколько тем, что не может дать на них ответы, прекратил ее расспросы Иван.

Они вскоре, как он и предполагал, вышли со станции. И только когда оказались возле автобусной остановки, Иван выпустил руку Евы. Девушка тут же отошла от него на шаг, словно его близость напрягала или раздражала ее.

Иван не стал дожидаться общественного транспорта, а, как и накануне, остановил проезжающую мимо машину. Вначале он отвез Еву и проводил ее до квартиры, а потом вернулся домой. И хоть ему хотелось поскорей покончить с этим днем – непростым, опасным и тяжелым, отдохнуть ночью как следует не удалось из-за неприятных, наполненных отталкивающими образами сновидений. Иван встал по своей привычке очень рано, но с чувством, что предыдущий день так и не закончился. Это ощущение усилил обнаруженный на ковре бумажный самолетик, залетевший ночью в форточку. Иван развернул самолетик и прочитал:

«Ева – Снежная Мертвая Королева».

7

Ночь казалась бесконечной, но раздробленной на множество мучительных видений, которые высыпАлись горстями цветных стекол, соединялись, словно в калейдоскопе, в картинку и вновь разваливались. Центральной фигурой, вокруг которой то и дело складывались узоры, была на этот раз не Тина, а Иван. Иван хмурит лоб, о чем-то размышляя. Иван улыбается Еве знакомой ей с юности белозубой улыбкой, с которой когда-то смотрел на Ульяну. Иван, одетый в джинсы и темно-синюю рубашку, такой близкий и знакомый, берет Еву за руку, чтобы вывести со старой станции. Иван, одетый в костюм и под руку с Эльзой – такой далекий и чужой. Какое бы событие минувшего дня ни всплывало в зыбкой дреме, оно обязательно было окрашено присутствием Ивана. Столько, сколько в этом дне, его не было во всей жизни Евы.

Не выдержав этой карусели образов и воспоминаний, Ева встала с кровати и босиком прошла на кухню. Пока закипала вода в чайнике, своим уютным урчанием утешая и успокаивая лучше валерьяновых капель, девушка рассматривала через слабо освещенный двор соседнее здание напротив и считала в нем окна-светлячки. Но хоть она и пыталась отвлечь себя домыслами, чем в этот час заняты жители соседнего здания, чьи освещенные окна желтыми марками были приклеены на черный конверт фасада, воспоминания холодной волной накрыли ее с головой, заглушив бульканье в чайнике закипевшей воды.

2001 год

Борис сдался под натиском ребят и согласился в итоге провести «полевку» на станции. Правда, оговорил, что место действия будет строго ограничено. Последнее заявление Бориса вызвало разочарованный вздох со стороны ребят, которые уже вообразили себе, как будут носиться по всей территории, забираясь в заброшенные постройки и вагоны. Но Борис остудил их пыл, заявив, что игра на территории старой станции требует соблюдения правил безопасности и тщательной подготовки. Он сам вызвался выбрать место.

Прошел почти месяц с того разговора, когда Борис объявил, что написал вводные для игры. Новость встретили криками ликования, которые услышала вредная баба Поля. Свое недовольство старушка выразила энергичным стуком клюки в стенку, что не только не умалило восторга ребят, но и вызвало ответный взрыв хохота. И только когда из-за стены послышались угрозы обратиться в милицию, и Борис попросил разухабившуюся молодежь не шуметь, притихли и дали хозяину наконец-то высказаться.

Идея понравилась всем: Борис предложил «полевку» в духе английского детектива, действие которого происходило бы в Англии в начале двадцатого века. Историю он назвал «Убийство в поезде» и для проведения игры выбрал два сцепленных вагона, умирающих от ржавчины и бездействия на одном из тупиковых путей. В поезде, отправившемся с лондонского вокзала «Виктория», происходит убийство и под подозрением оказываются все пассажиры. Борис создал готовых персонажей, одним из которых должен был быть «убийца» («жертву» «убийца» бы выбрал сам) и предложил слепой жребий: каждый из игроков должен был вытащить свой листок персонажа, словно билет на экзамене. Помнится, Ульяна, которой выпало играть старую монахиню, что вызвало смех в компании, очень возмущалась и дула губы. Борис улыбался, но все же уступил просьбам девушки и изменил возраст монахини с престарелого на молодой. Надо сказать, что потом Ульяна в своем монашеском обличии выглядела очень привлекательно. Она даже в этот целомудренный образ умудрилась привнести оттенок развившейся не по годам рано сексуальности. Еве же достался персонаж молодой учительницы, направляющейся по распределению из столицы в сельский воспитательный дом. А третья девочка в компании, Евгении, должна была изображать медсестру при мужчине в инвалидном кресле. Борис обещал для игры разыскать настоящее инвалидное кресло и заранее привезти его на станцию. Ивану предстояло играть молодого клерка, его другу Володе – старого скрягу, а Вите Пономареву – официанта в вагоне-ресторане. Борис назначил для игры день в середине мая, когда уже должно быть сухо, и чтобы подготовка игры не мешала подготовке к школьным, а кому-то уже и выпускным, экзаменам. К этому дню нужно было не только создать характеры героев, но и изучить немного историю Англии и создать костюмы.

В тот период обстановка дома осложнилась рождением маленькой Валентины, хлопоты легли и на плечи Евы, поэтому девочка уже не могла ходить на все сборища. Но принимала активное участие в подготовке: шила в свободное время дома костюм и читала английские детективы. Если она пропускала важное собрание, Борис потом пересказывал ей его содержание. Еще они вместе обсуждали ее персонажа, и в тот период Ева сильней сдружилась с соседом. Бориса в ее доме принимали с радостью, даже невысыпающаяся и вечно раздраженная мать относилась к нему с симпатией и не противилась общению дочери с взрослым и умным студентом.

Наконец, настал долгожданный день, девятнадцатое мая. Ева в ночь перед игрой не могла уснуть. Готовое платье, красивое, словно на выпускной вечер, отутюженное, с тщательно расправленными складками, висело на вешалке на дверце старенького шифоньера, и девочка еще долго созерцала его в потемках, припоминая не столько те сложившиеся в месяца вечера, проведенные за шитьем, сколько свои мечты и иллюзии, вложенные в каждый стежок. Платье, скомбинированное из светло-синей и темно-синей тканей, очень шло к цвету ее глаз. Оно спадало свободными складками от пояса с квадратной пряжкой, открывало руки ниже локтей, а крой лифа выгодно скрывал плоскую грудь. Ева смастерила к платью еще маленькую шляпку по фасону, подсмотренному ею на обложке одного из детективов, продумала прическу и одолжила у мамы ридикюль. В ту ночь она не спала, мечтая о том, что Иван наконец-то заметит ее в этом платье. Нет-нет, о том, чтобы «отбить» его у Ульяны Ева даже не помышляла. Ей просто хотелось лишь момент его внимания – в тот день, такой важный для них всех, к которому так тщательно готовились. Она даже осмелилась мечтать о том, чтобы «убийцей» оказался Иван и на роль «жертвы» выбрал ее. «Погибнуть» от его руки Еве в ту ночь казалось не столько трагичным, сколько романтичным.

Праздник начался тогда, когда они все, наряженные, будто гости из другой эпохи, перебрасываясь репликами на английском (хоть игра и планировалась на родном языке, было решено для «колорита» использовать в разговоре английские фразы), хохоча, немного смущаясь от внимания, которое привлекала их компания, сели в автобус. Поездка вышла праздничной, как фестиваль: они купались во внимании пассажиров и то и дело отвечали на вопросы любопытствующих. Помнится, та дорога стала настоящим «звездный часом» для Владимира, который в ответах демонстрировал отточенное чувство юмора и отвечал остроумными репликами, вызывающими у пассажиров смех. Даже водитель автобуса пожелал им в микрофон удачной игры. Они доехали до конечной остановки и дальше отправились уже пешком. Ева шла, приподняв одной рукой длинную юбку, распрямив плечи и с достоинством неся чуть сдвинутую на бок шляпку. Чувствовала она себя в тот момент настоящей английской леди и, наверное, выглядела очень хорошенькой, потому что поймала на себе восхищенный взгляд Вовки-задиры, который обычно ничего приятного ей не говорил. Но Еву не интересовал Вовка, хоть его внимание ей и польстило. Заметил ли Иван, как она сегодня необыкновенно хороша? И когда он, оглянувшись, случайно перехватил ее взгляд, Ева не смутилась и не отвернулась поспешно, а улыбнулась. Парень, изрядно удивленный ее необычным поведением, поднял в своей манере бровь и на мгновение вновь стал тем Иваном, которого Ева знала. Дорожный твидовый костюм, в который он нарядился, в тот день тоже преобразил его, превратив из уверенного в себе, порой дерзкого и импульсивного лидера в размеренного джентльмена. Даже жесты и движения Ивана изменились: из резких и порывистых они стали неторопливыми и взвешенными. Мечта Евы в тот день исполнилась в лучшем виде: Иван не просто ее заметил, но и подал руку, когда она перешагивала через поваленный столб. А в тот момент, когда им всем нужно было забраться на бетонный куб, от которого Борис проложил доски-мостки к открытой двери вагона, даже подсадил. И не важно, что высокий и сильный Иван помог всем трем девочкам, тот миг, когда его руки коснулись ее талии и легко подняли Еву над землей, стал для нее поистине волшебным.

Игра началась с парада, который Борис открыл небольшой речью. От торжественности момента Еве одновременно хотелось плакать и смеяться. Она улыбалась всем и всему, что видела – ребятам, Борису, старым постройкам, птицам, рассевшимися крупными бусинами на нитях обвисших проводов, вагонам с облупившейся на боках краской. А потом пассажиры заняли свои места в вагоне. Кто-то сразу же после «отбытия» поезда с «вокзала Виктория» направился в вагон-ресторан, кто-то еще долго махал в окно невидимым провожатым, кто-то неспешно раскладывал свои немудреные пожитки в купе. Атмосфера дороги захватила всех без исключения, кажется, никто в тот момент не тревожился о том, что кто-то из них вскоре будет «убит». Мальчик, которому всю игру предстояло провести в неповоротливом инвалидном кресле, с восторгом катался по коридору взад-вперед. «Сиделка» Евгения сопровождала его, стрекоча что-то и хихикая в своей манере. Ева вышла в тамбур и подошла к окну, за которым виднелось приземистое строение. На мгновение ей показалось, что поезд вот-вот тронется, и ею овладело игристое и пьянящее, как шампанское, которое ей позволили попробовать в новогоднюю ночь, предвкушение долгой дороги. Увлекшись своими ощущениями, Ева не сразу заметила, что находится в тамбуре уже не одна. Поэтому, увидев рядом с собой скрюченного старика с седыми бакенбардами, но со знакомой ухмылкой, вздрогнула от неожиданности и чуть не воскликнула: «Вовка, как ты меня напугал!». Но, вспомнив, что она сейчас – молодая английская учительница, почтительно склонила голову в качестве приветствия. Вовка-старик завел нудный разговор о падении акций и ненадежных банках, при этом он обеими руками прижимал к груди потрепанный саквояж и беспокойно озирался, словно опасался того, что кто-то неожиданно у него вырвет сумку. Ева мысленно поаплодировала артистичности парня и даже позволила себе невинное кокетство. Но сердце ее сделало кульбит, когда в тамбур вышел Иван. В зубах парень держал трубку, а под мышкой – газету. «Леди энд джентльмен!» – поприветствовал он их и, одарив Еву изящным комплиментом, включился в разговор со «старым скрягой» об акциях, банках, кризисе, не забывая «попыхивать» трубкой. Как же Иван был в тот момент хорош! Настолько, что Ева совершенно забыла и об игре, и о том, что ей нужно куда-то двигаться и общаться с другими игроками. Но, с другой стороны, где-то рядом рыскает в поисках удобного момента «убийца». Не ее ли жизнь сегодня на кону? Может, надежней оставаться в обществе «клерка» Ивана и «скряги» Вовки? Секундное беспокойство промелькнуло на ее лице, но Ева тут же спохватилась: игра есть игра, и одним из условий было вести себя всем непринужденно и расслаблено, забыть о том, что ожидается «убийство». Ева вежливо попрощалась с «клерком» и «стариком» и направилась в соседний вагон-ресторан. Там она застала позабавившую ее картину: Ульяна в монашеском обличии повелительно отдавала распоряжения вконец смущенному Вите-«официанту». Рассмешила Еву не столько сконфуженная физиономия Пономарева, сколько то, что Ульяна, как всегда, играла одного персонажа – королеву. Не важно, что на этот раз ей полагалось быть скромной и целомудренной. В жестах и в интонациях Ульяны откровенно проскальзывало хорошо знакомое Еве королевское высокомерие и самолюбование. «Хороша же монашка», – усмехнулась Ева, когда подруга, взгромоздившись на принесенный заранее Борисом табурет, высоко задрала юбку и оголила коленки.

– Леди, что вам угодно? – поспешно обратился к Еве Витя.

– Воды, – просто ответила она и получила из подготовленного реквизита пластиковый стакан, и правда наполненный наполовину водой. Ульяна же, видимо, успела заскучать, потому что спрыгнула с табурета и ушла. Ева неторопливо выпила воду, поблагодарила официанта и направилась в свой вагон. Когда она уже выходила в тамбур, дверь приоткрылась, и в вагон-ресторан вошел Иван. Девочка от неожиданности отпрянула. Парень ответил вежливой репликой, дал Еве пройти, а затем направился к Пономареву.

В тот момент, когда Ева расположилась на своем месте и достала из ридикюля припасенную книгу, вагон огласил истошный вопль. Ева бросила роман, выскочила из купе и заметила, как из дальнего купе выскочила ошарашенная «сиделка» Евгения. «Труп! Там труп!» – закричала девушка в натуральной истерике, переполошившей всех не на шутку. Все высыпали из своих купе, прервали незаконченные беседы и ринулись в конец вагона к той двери, на которую трясущейся рукой указывала Евгения. Еву, как и остальных, в первый момент напугала натуральность истерики, но затем она вспомнила, что Евгения всех персонажей отыгрывала демонически. Правда, на этот раз, по мнению Евы, девочка переиграла как никогда: для «медсестры» такая истерика при виде бездыханного тела казалась слишком уж преувеличенной. Ева последней втиснулась в набитое купе и, привстав на цыпочки, попыталась разглядеть, кого же «убили». На диване в эффектной позе лежала Ульяна, даже из своей «смерти» умудрившаяся сделать привлекательное зрелище: длинный подол она подобрала, оголив стройные длинные ноги, одну руку красиво закинула за голову, другую прижала к груди. Губы ее были приоткрыты будто в ожидании поцелуя, а на щеках, совсем неуместно для «трупа», розовел нежный румянец. «Пассажиры» поезда вполне натурально ахали, сетовали, строили первые версии, до тех пор, пока один из игроков, Сева, «полицейский», вступивший в игру позже всех, не собрал всех в одном из купе в противоположном конце вагона и не начал опрос.

Ева помнила, что обсуждение в желании разгадать, кто стал «убийцей» оказалось очень увлекательным. По ее представлениям, они провели довольно много времени, вспоминая, кто и где находился в момент «убийства». Подозревались все, и «полицейский» пытался выяснить, кто из «персонажей» врал (как того требовала игра), а кто говорил правду. Кто-то беседовал у окна, кто-то играл в шахматы с соседом по купе, «скряга» скрипучим голосом известил всех про отсиживание в туалете по причине приключившейся у него диареи и своей репликой вызвал неуместный смешок у игроков. У Евы не было алиби – до тех пор, пока в купе не зашел припозднившийся Иван. Еве показалось, будто кто-то следом тихо выскользнул за дверь, потому что по купе снова прошелся легкий сквозняк, она даже обвела взглядом всех собравшихся, но не заметила отсутствующих. Да и внимание «полицейского» в тот момент снова вернулось к ней. Еве было очень приятно, что они с Иваном оба в том обсуждении свидетельствовали друг за друга: он подтверждал, что в момент «убийства» видел «учительницу» выходящей из вагона-ресторана. А она Ивана, наоборот, входящим. Но когда «полицейский» отправил кого-то за «официантом», который бы подтвердил их слова и рассказал о визите в вагон-ресторан «монахини» Ульяны, выяснилось, что Вити нет. Его не было ни в вагоне-ресторане, ни в том, в котором они собрались. Только в одном из купе сидела, отвернувшись к окну, Ульяна, которой явно надоело лежать так долго на диване, пусть даже и в эффектной позе.

Они искали Пономарева сами, сначала – не приняв исчезновение парня всерьез и расценив это как неожиданный поворот в игре. Но по мере того, как легкая тревога на лице Бориса сменялась паникой, сильное беспокойство завладело всеми. Спрашивая друг друга, кто мог последним видеть Витю, они лишь подтвердили то, что уже и так знали – Иван. Но сам парень, заметно нервничая, утверждал, что оставил Пономарева в вагоне-ресторане в добром здравии. Кто-то из компании высказал предположение, что Витя мог отправиться домой, и Борис тут же снарядил пару ребят проверить это, но наказал пока ничего не сообщать взрослым.

Когда к вечеру стало известно, что Пономарева нет ни на станции, ни дома, и никто в городке во второй половине дня его не видел, тогда и была объявлена тревога. Поиски продолжались и ночью, и днем. С ребятами по очереди беседовали из милиции, задаваемые вопросы поначалу пугали и казались с подвохами, но затем, по мере того, как они задавались раз за разом и почти без изменений, перестали пугать. Но и добиться какой-либо полезной информации от ребят следователям так и не удалось. По всему выходило, что пропавшего Пономарева последним видел Иван. Но парень настаивал на том, что побеседовал с Витей, выпил стакан воды под видом «виски» и ушел, оставив Пономарева за стойкой. Ева переживала, что с ее подачи всем стало известно, кто последним видел Витю. С одной стороны, она жалела Пономарева и желала, чтобы его поскорей нашли – живым и невредимым. С другой – опасалась, что у Ивана могут возникнуть проблемы. Но поговорить с ним с глазу на глаз не удавалось.

Как-то, когда пришло время, сдали школьные экзамены. Иван с Володей – выпускные. Активные поиски Пономарева к тому времени уже приостановили. Но все из компании остались будто помеченными тем загадочным исчезновением. Как в игре – подозреваются все. Вскоре до Евы дошла новость, что Иван уехал в столицу поступать в университет. И уже после этого случилась новая трагедия – не стало Бориса. На его похороны из их компании пришли далеко не все. Иван не приехал. А его друг Вовка – да.

… И все же этой ночью в карусели воспоминаний нашлось место и для Тины. Когда Ева подняла глаза от чашки, она увидела стоявшую у окна знакомую фигурку. Но на этот раз Ева не испугалась и даже не удивилась, будто подсознательно ожидала нового визита Анит-Тины.

– Девочка моя, как я могу тебе помочь? – вслух обратилась Ева к ночной «гостье».

– Забери меня отсюда. Мне страшно, – тихо прошелестела Анит-Тина.

– Как? Скажи мне, где ты?

Вместо ответа раздался легкий вздох, и мгновением позже Анит-Тина исчезла, будто растворилась в воздухе.

Вернувшись в кровать, Ева еще долго лежала без сна, вглядываясь в расцвеченные подступающим утром сумерки и пытаясь понять, где может находиться ее сестренка. Она уснула уже на рассвете и проспала всего пару часов, когда ее разбудил звонок мобильного. Ева подскочила, как новобранец при побудке, и схватила лежащий рядом с подушкой телефон, уверенная в том, что ей звонят с вестями о Тине.

– Да? Василий, нашли ее?

– Я не Василий, Ева, – раздался в трубке знакомый глубокий голос, от которого сердце предательски замерло, а затем, словно опомнившись, застучало так громко и часто, что Ева испугалась, не услышит ли его Иван по ту сторону провода.

– Я тебя разбудил?

– М-м-м…

– Прости. Не хотел. Но дело срочное.

– Что случилось? – встревожилась Ева.

– Могу я к тебе прийти?

– Конечно!

– Через сколько?

– Через… Через полчаса давай, – ляпнула она первое, что пришло в голову. То, как серьезно звучал голос Ивана, напугало и моментально стерло сентиментальные глупости, вызванные повеянным из прошлого наваждением.

– Хорошо, – ответил мужчина и отключил вызов.

Пришел он ровно через тридцать минут. Ева к тому времени успела умыться, переодеться из пижамы в джинсы и кофточку и приготовить завтрак – заварить чай и нарезать все для бутербродов. Но Иван от бутербродов отказался.

– Ева, это игра, – начал он без вступления. – Квест, в который, боюсь, включили и пропажу Тины. Или, наоборот – в ее пропажу включили нас.

– Что ты такое говоришь?! – возмутилась Ева. К своему чаю она так и не притронулась. Как, впрочем, и гость.

– Погоди, не перебивай. Ты не все знаешь.

Иван начал рассказывать, раскладывая на столе бумажки: от чудом сохранившегося приглашения до сложенной в самолетик записки, которую он выложил перед Евой не без колебаний.

– Меня в игру включили, отправив на «вечер воспоминаний». Детская железная дорога на столах – это уже намек на старую станцию. Затем меня выманили в родительский дом запиской с угрозой. Я все бросил и помчался на ближайшую электричку. Там я встретился с цыганкой, которая заговорила мне зубы так, что я проехал свою станцию и оказался на какой-то глухой платформе, мимо которой электрички проезжают очень редко и еще реже там останавливаются. Там я нашел мужика, который велел мне идти прямо и никуда не сворачивать. Он даже повторил, что я не должен никуда сворачивать. Так я попал на старую станцию вместо действующей. И нашел тебя.

– Погоди, ты хочешь сказать, что это все кто-то подстроил? Нашу встречу на старой станции? – недоверчиво качнула головой Ева.

– Не утверждаю. Но и не отрицаю.

– Слишком сложно, Иван! Слишком много деталей нужно было ювелирно состыковать, чтобы мы не разминулись. Я могла очнуться раньше и уйти сама. Ты мог свернуть на другую ветку и в итоге оказаться на действующей станции. И притом… Нет, не верю в эту версию. Уж прости.

– И все же других объяснений предложить не можешь, – сощурился Иван. Его губы тронула легкая улыбка – знакомая Еве по тем временам, когда они были подростками. Сколько раз тогда ее сердце делало опасные кульбиты, когда шестнадцатилетний Иван так улыбался – чуть иронично, чуть снисходительно. Но сейчас Ева была слишком напугана и встревожена, чтобы поддаться ностальгии. Да и слишком много воды с тех пор утекло.

– Кубики, Ева. Ты можешь отрицать то, что нашу встречу спланировали. Ладно! Слишком сложно, ты права. Но кубики! Ты сама сказала, что тоже восприняла их как намек на игру. А то, что затем убили собаку моих родителей, ясней ясного дает понять, что игра эта не так уж невинна. Кто следующий? Эта дрянь намекает, что на собаке не остановится. Параллельно пишут тебе. Смешную записку, которая забавной в свете всего этого уже не кажется, – Иван обвел ладонью разложенные на столе бумажки. – Я еще не знаю, как она вписывается в схему. Но как-то должна вписаться.

– Намек на то, что ты не разбираешься в людях, – ответила Ева.

– Возможно. Скорей всего и так. Тогда… Это лишь в очередной раз говорит о том, что автор всей этой гадости тот, кто нас знал.

– И кому, похоже, сильно не нравилась я, раз теперь угрожают мне, – усмехнулась Ева, за иронией стараясь скрыть страх, который вонзил острые зубки ей в загривок. И все же, не смотря на испуг, она не смогла не оценить своеобразное чувство юмора неизвестного. Иван-дурак и Снежная королева. Она и правда вела себя в те времена с Иваном очень холодно – частично в отместку за то, что он, дурак такой, выбрал не ее. Частично – из боязни ненароком выдать ему свои истинные чувства. А то, что сердце у нее вовсе не ледяное, знали только она и Борис. Нет, она не Снежная королева с осколком льда в груди. Ошибается тот, кто прислал записку. Она – обычная женщина, которая и живет обычной жизнью: работает, растит Тину, иногда ходит на свидания, пытается строить отношения с другими мужчинами.

– А с моей сестрой что? – спросила Ева, потому что Иван ей не ответил. Задумавшись над записками, он по знакомой ей привычке запустил пальцы в волосы и взъерошил их. – Почему ты считаешь, что пропажа Тины тоже игра?

– Ева, все эти то появляющиеся, то исчезающие сообщения, страницы, видео, ложные ходы – то ищите девочку в лесу, то в озере, то теперь вот на старой станции… – Иван наконец-то поднял голову и наморщил лоб. – Это тебе не напоминает квест?

– Не напоминает. Иван, если ты думаешь, что мы играем, как в те времена, в увлекательную игру, то ошибаешься. Я не играю! Я ищу свою сестру. Уже две недели!

– Погоди, не обижайся. Я хочу помочь найти Тину.

– Ее уже ищут, Иван. И полиция, и волонтеры. А загадки разгадывает следователь.

– Ладно, прости. Не хотел тебе мешать. И обидеть – тоже. Просто что-то происходит, Ева, вокруг нас, вокруг пропажи твоей сестры. И мне это кажется связанным. И опасным. Если это и игра, Ева, то не та, одна из невинных в квартире Долговязого. Мы не воображаем ходы, а действуем наяву. Но если ты такой вариант не предполагаешь, мне лучше уйти.

Он поднялся, потому что Ева так ничего и не ответила, и направился к двери. И только когда уже оказался в коридоре, она окликнула его:

– Иван! Погоди! Прости, я, возможно, не права.

– О, боже мой! Ева, ты просто идеальная женщина, которой не существует! Призналась вслух, что, возможно, не права! – сострил он, возвращаясь на кухню.

– Не язви, – поморщилась она. – Мне не до шуток. Лучше давай вместе подумаем, что происходит, и что делать.

– Нет, ты и правда – идеальная! Серьезно.

– Я обычная, Иван. Обычная женщина. Это у тебя, боюсь, круг общения ограничивается лишь «неидеальными», – невольно вырвалось у Евы, и она тут же прикусила язык. Ну какое ей дело до его женщин! А ну-ка рассердится на то, что она посмела усомниться в идеальности его жены – обладательницы бесконечных ног и шикарного бюста! Или, еще хуже, решит, что она ляпнула глупость из зависти. Но Иван неожиданно рассмеялся, будто Ева сказала нечто забавное.

– Как ты там говорила? Что Долговязый считал, будто я не разбираюсь в людях? Так вот, может, он и прав был.

– Иван, давай к делу, – нахмурилась Ева и постучала пальцем по последней записке. – Ты думаешь, это вот серьезно?

– Надеюсь, что нет. Но оставлять угрозу без внимания не следует.

– Не проще ли тогда обратиться в полицию?

– Обязательно! Я даже настаиваю на том, чтобы ты обратилась в полицию и передала эти бумажки. Но нам подумать тоже следует.

– Я пока не вижу связи с этими записками и пропажей моей сестры.

– Потому что не хватает звеньев, Ева.

– Хорошо. Тогда, – она обвела взглядом разложенные на столе листочки. – Начнем с вопроса, кто бы это мог написать?

– Кто-то, кто был знаком с нами обоими в те времена. Кто-то из нашей компании.

– Это может быть кто угодно, Иван. Сколько нас тогда было? Больше десяти? Я даже не помню всех ребят уже.

– Я тоже. Но это, скорее всего, тот, кто ближе всех нас знал. Хотя могу и ошибаться, и автором записок может быть кто-то совсем незаметный.

– Давай пока начнем с тех, с кем мы больше всех общались, – предложила Ева. – Игры обычно придумывал Борис, он же назвал тебя Иваном-царевичем, а меня – Снежной Королевой. Теоретически мог он быть автором записок, практически – нет. И потому, что угрозы вовсе не в его характере. И потому, что он умер. Ты не был на его похоронах, а я была. Я и Володя.

– Долговязый отпадает априори, – кивнул Иван. – И Вовка тоже. Потому что я, в свою очередь, был на его похоронах.

Ева вздохнула и перемешала на столе записки, как карты.

– Тогда… Тогда это может быть Ульяна. Она была моей подругой. Встречалась с тобой. К тому же ты ее бросил, и она плохо перенесла ваш разрыв.

– Минуточку, это не я ее бросил, а она меня.

– Да? – удивилась Ева.

– Да. Вскоре после той игры, во время которой пропал Пономарь.

– Тогда… Я думала, она страдала из-за вашего расставания.

– Ульяна могла переживать не столько из-за разрыва со мной, сколько из-за пропажи Пономарева. Как и мы все. То лето выдалось очень напряженным. Нас постоянно опрашивали из милиции. Эта история нас всех потрясла.

– Да, возможно, ты прав. Ульяна, кстати, не только с тобой порвала отношения, но и со мной тоже. Даже здороваться перестала.

– Вот видишь! Какие у нее могут быть мотивы сейчас, пятнадцать лет спустя, писать эти записки?

Ева пожала плечами.

– Ты знаешь, как сложилась ее жизнь дальше? – спросил Иван.

– Без понятия. Ее вскоре перевели в другую школу и увезли из поселка. Куда – не знаю.

– Ладно, оставим пока Ульяну, – сказал Иван. – Я подозреваю другого человека.

– Кого?

– Пономаря.

– Но он же…

– Никто не знает, что с ним случилось, Ева. Погиб ли или нет. Его тела не нашли, значит, он не может считаться мертвым. И посмотри на первую записку, подписанную его именем!

– Но это тоже под вопросом, Иван!

– А намеки на станцию, где он пропал?

– Хорошо, хорошо, – Ева потерла пальцами виски, будто у нее начиналась мигрень, и отмахнулась, перехватив встревоженный взгляд мужчины:

– Я в порядке, в порядке. Просто не знаю, что со всем этим делать.

Она обвела взглядом разбросанные по столу записки.

– Пожалуй, лучше их и в самом деле отнести в полицию.

– Только сделай копии. На всякий случай, – посоветовал Иван.

– Сейчас и сделаю. У меня есть скан. Пойдем со мной, – пригласила его в гостиную Ева.

Иван вошел следом за ней в комнату и с любопытством осмотрелся. Его взгляд скользнул по покрытому новым пледом старому дивану, старомодной «горке», за стеклянными дверками которой прятался бабушкин сервиз, задержался на неновом музыкальном центре и остановился заинтересованно на книжной этажерке, верхнюю полку которой занимали диски, а другие – потертые переплеты перечитанных не единожды книг. Ева в это время включила стоявший на столике у окна компьютер и разложила на сканирующей поверхности аппарата записки. Сканер попросила купить Тина после того, как потеряла под конец года тетрадь по истории и от руки переписывала целиком конспект подруги.

– Не знал, что тебе нравится эта группа! – воскликнул вдруг Иван. Ева быстро обернулась и увидела, что гость с улыбкой рассматривает взятый самовольно с полки диск. – Я в юности очень увлекался ею. Кстати, этот альбом у меня был самым любимым. Оказывается, у нас и музыкальные вкусы схожи!

– Это диски Тины, – поспешно проговорила Ева и отвернулась, чтобы Иван не заметил ее порозовевших щек. – Мне нравится совсем другая музыка.

– Какая?

Она вздохнула и напела одну простенькую, но прилипчивую, как разогретая на солнце жвачка мелодию, которая в то лето не звучала разве что из утюгов. Иван же поморщился так, будто ему больно наступили на ногу.

– Ева, не разочаровывай меня! Я такого с женой наслушался. Ей нравится подобное.

От неожиданно кольнувшей ее досады Ева захлопнула крышку сканера излишне сильно. И только потом спохватилась, что ей нет никакого дела до музыкальных пристрастий Эльзы Селиной. И уж совсем до лампочки, разочарует ли она Ивана или нет. Мужчина удивленно оглянулся на громкий стук. Но Ева уже, как ни в чем не бывало, собирала разлетевшиеся по столу оригиналы записок.

– Слушай, а может, сходим на концерт? Я слышал, что в декабре эта группа приезжает в Москву с единственным выступлением. Я могу купить билеты!

Иван продолжал вертеть в руках диск, не желая расставаться с ним, как с сокровищем, и это почему-то начало раздражать Еву.

– Я же сказала, что группа нравится не мне, а Тине, – отрезала она и забрала у него диск, на обложке которого было то самое изображение, которое когда-то красовалось на футболке шестнадцатилетнего Ивана. А потом – на постере в ее комнате. – И мне сейчас совсем не до концертов, забыл?

– Ладно, ладно, прости, – сдаваясь, поднял мужчина руки, не понимая, чем мог обидеть ее.

После того, как диск оказался на месте, Ева испытала одновременно и облегчение, и стыд.

– Это ты прости. Это… вещи моей сестры. И я не хочу ничего трогать из них.

– Да, понимаю, – вздохнул Иван. – Мне надо было спросить разрешения. Но я так обрадовался, что тебе тоже нравится эта группа! Как мальчишка. Будто ветром из юности повеяло, понимаешь?

– Иван, из юности сейчас не ветерками дует, а ураганами, – горько усмехнулась Ева и с намеком кивнула на бумажки, все еще лежавшие на столе.

– Да, ты права.

– Не очень у нас получается разгадать авторство записок и зачем их нам подбрасывают. И есть ли тут связь с пропажей Тины. Что-то, как и ты, я чувствую, а уловить суть не могу.

– Потому что мы не знаем мотивов.

– Слишком много недостает информации, Иван.

– Так давай восполним пробелы! – пожал он плечами, будто предложение было само собой разумеющимся.

– Как? Дело в полиции, полностью информацией они со мной не делятся: что там происходит, какие версии отрабатывают, кого подозревают. Да это и понятно.

– Но ты же сама можешь что-то узнавать? Ведь начала же, только остановилась. Нужно поговорить с друзьями Тины, наверняка они знают куда больше, чем рассказывают взрослым. Что-то могут и скрывать.

– Но как они могут скрывать! Ведь пропала же их подруга!

– Ты себя в том возрасте забыла? Разве ты не хранила секретов от взрослых? – спросил Иван. Еве стало не по себе от пронизывающего взгляда темных с янтарными искорками глаз. Ей вдруг подумалось, что сейчас Иван прочитает в ее душе главный секрет, который она тогда скрывала от всего мира, и который был известен только проницательному Борису. Она опять почувствовала себя тринадцати-четырнадцатилетней девочкой, только уже не перед лицом недогадливого и ослепленного красотой другой девочки Ивана-подростка, а под взглядом взрослого и опытного Ивана-мужчины. И хоть ей уже не должна быть важна та подростковая влюбленность, Еве все равно стало неловко от мысли, что Иван может узнать о ее былых чувствах к нему.

– Собирайся! – скомандовал вдруг он.

– Куда?

– Поедем разговаривать с друзьями твоей сестры.

– Прямо сейчас?

– А когда же? Не ты ли в первую очередь заинтересована в том, чтобы твою сестру нашли? К тому же откладывать на завтра не можем: я сегодня вечером возвращаюсь в Москву. Работа, Ева.

Понятно. Конечно. Как она могла забыть. Просто за эти два дня она вдруг настолько привыкла к нему, что совершенно упустила из виду, что на самом-то деле его дом – в столице, что приехал Иван на выходные к родителям и вовсе не обязан решать ее проблемы. К тому же не стоит забывать, что его ожидает красавица-жена, которая по каким-то причинам не сопроводила мужа в поездке.

– Хорошо. Надо предупредить подругу Тины о нашем приходе.

Но позвонить Наде она не успела, потому что в этот момент в дверь раздались две резких трели.

– Ой, – подскочила от неожиданности Ева и испуганно оглянулась на Ивана:

– А вдруг это из полиции? Так рано с хорошими новостями не являются.

– Не накручивай себя заранее, Ева, – тихо ответил мужчина и легонько коснулся ладонью ее плеча. Она вздрогнула – то ли от его прикосновения, то ли от нового звонка, и беспомощно посмотрела на дверь.

– Открой. По-крайней мере ты сейчас не одна.

– Не могу, – простонала Ева. – А вдруг это…

Иван осторожно отстранил ее, сам повернул ключ в замке и распахнул дверь.

– Здравствуйте, – нарочито бодро поздоровался он с кем-то, кого Ева не смогла разглядеть за его высокой фигурой.

– Здравствуйте, молодой человек! Вы кто?! – раздался в ответ знакомый голос, который вызвал у Евы неоднозначную смесь эмоций: облегчение от того, что пришли к ней не из полиции с дурными вестями, изумление, растерянность и, глубоко в душе, радость.

– Кто вы? И что вы здесь делаете? – продолжала вопрошать на высоких нотах гостья. Ева торопливо вынырнула из-за спины Ивана и воскликнула:

– Мама?! Что ты тут делаешь?!

– Ну, здравствуйте! Как – что делаю?! Прилетела разыскивать твою сестру! – весомо заявила мать. Она почти не изменилась за те два года, что Ева ее не видела. Только немного постройнела и загорела. Да и в произношении ее стал прорезаться неожиданный акцент, который с каждым взглядом на Ивана, которые женщина бросала поверх головы дочери, становился все нарочитее. Одета мама была в своем стиле, который Ева про себя называла «провокационный шик»: в белоснежную, как ее отбеленная у стоматолога улыбка, блузу с широким вырезом, кокетливо открывающим округлые плечи, и зауженные книзу брюки из легкого материала персикового оттенка. Голову мамы украшала широкополая ярко-оранжевая шляпа, которая очень ей шла. А под мышкой гостья держала плетенную из соломки сумку-корзинку цветом в тон шляпе.

– Но… Ты бы хоть предупредила, – растерянно произнесла Ева, отступая в квартиру и давая маме возможность перешагнуть порог.

– А что, без предупреждения родной матери уже запрещается прилетать?

– Нет. Но вдруг бы меня дома не оказалось?

– В воскресенье? – насмешливо спросила мать, тем самым недвусмысленно намекнув на то, что дочь выходные проводит скучно и в затворничестве. Ева растерянно оглянулась на Ивана и от всей души пожелала, чтобы он поскорей распрощался и ушел. Ее отношения с матерью – это не для свидетелей. Но Иван, похоже, и не думал прощаться. Напротив, приветливо улыбнулся гостье, когда та бросила на него очередной любопытный взгляд.

– А вас, молодой человек, как зовут?

– Иван.

– Ага. А я – миссис Смит, – с достоинством заявила мать и, совсем как старшая дочь, вздернула подбородок.

– Очень приятно, миссис Смит!

– Впрочем, зовите меня Галочкой, – с кокетливыми нотками поправилась мама и без обиняков спросила:

– Иван, вы Евин бойфренд?

Но тут же, не став дожидаться ответа, упрекнула дочь:

– Ева, ты почему не сказала мне, что у тебя появился новый молодой человек? Такую новость ты не должна была от меня скрывать! Вдруг бы мы со Шварценеггером оказались не вовремя?

– Вы – с кем? – потрясенно спросила Ева, от изумления даже не сумев возразить на первую реплику матери.

– Со Шварценеггером, – терпеливо повторила мама и развернулась к Ивану, словно тот, в отличие от непонятливой дочери, должен был знать, о ком идет речь:

– Мы вместе прилетели из Калифорнии, чтобы найти Валентину.

– Со Шварценеггером? – удивился уже Иван и невольно бросил взгляд за спину гостьи, ожидая появления на пороге знаменитого актера и губернатора штата Калифорния. – С Терминатором?

– О господи, и вы туда же! Терминатор! – закатила мать к потолку глаза и поставила плетеную сумку на пол. – Иди, разомнись, Шварцик.

С этими словами она раздернула «молнию». Из сумки осторожно высунулась маленькая голова с торчащими ушами и огромными, с трудом помещающимися на ее крошечной мордочке, блестящими глазами-пуговицами.

– Иди, малыш, погуляй! – мать запустила в сумку увенчанную браслетами руку и вытащила на свет миниатюрного чихуахуа. Собачонка, едва оказавшись на полу, затряслась всем тщедушным тельцем, прижала ушки к голове и еще больше выпучила слезящиеся «пуговицы». Ева потрясенно взирала на это чудо природы, от изумления не находя слов. Мать была в своем репертуаре: каждое ее появление оказывалось эффектным и незабываемым представлением. Из ступора Еву вывел приглушенный шум за спиной. Девушка торопливо оглянулась и увидела, что Иван изо всех сил старается сохранить серьезное выражение лица, но смех таки прорвался наружу в виде сдавленного отрывистого звука.

– Мама, где твои вещи? – быстро спросила Ева, дабы отвлечь ее внимание от Ивана и дать тому возможность справиться с неуместным весельем.

– Внизу, в такси. Я еще не расплатилась, кстати. У тебя есть деньги? Я не успела поменять доллары на рубли.

– Сейчас посмотрю. Сколько ты должна?

– Вам помочь с вещами? – опомнился Иван. Миссис Смит посмотрела на него так, будто его вопрос удивил ее, и возмущенно воскликнула:

– Конечно! Зачем спрашивать?

Когда они ушли, Ева присела над трясущимся, будто в припадке, Шварценеггером и забормотала тому:

– Ну что ж, добро пожаловать в Россию! Боишься? И правильно делаешь, Терминатор. Только не дотрясись до инфаркта. А то… А то мама переживать будет. А так ты славный.

Чихуахуа вдруг поднял верхнюю губу, обнажив мелкие зубки и острые клычки, и так грозно, как мог, зарычал, словно желая опротестовать определение «славный» и показать Еве, что на самом деле он – суровый американский парень, не зря носивший такое весомое имя. И когда Ева, желая успокоить собачку, протянула руку, тяпнул ее за палец – не до крови, но ощутимо, и зашелся истеричным лаем.

– Что ты сделала со Шварценеггером?! – закричала появившаяся в коридоре мать. Следом за ней с чемоданом в руках в квартиру вошел Иван. Ева по-детски сунула в рот укушенный палец и пожаловалась:

– Ничего! Это Шварценнегер на меня… напал! Укусил вот! Ма, зачем ты его привезла?

– Как это зачем?! А на кого его оставлять? Стив все время работает! Что, малыш один сидеть должен? Он же умрет от переживаний! Это стресс какой!

– А перелет и новая обстановка – не стресс? – возразила Ева. Собачка, после того, как хозяйка взяла ее на руки, успокоилась. Только иногда еще глухо порыкивала, бросая взгляды на Еву, и тоненько поскуливала.

– Девушки, давайте не будем спорить, – вмешался Иван. Он незаметно подмигнул все еще надутой Еве, улыбнулся ее матери и тихонько присвистнул собаке.

– Галина, вы, должно быть, устали с дороги и проголодались. И ваш Шварценеггер тоже. Ева, поставь, плиз, снова чайник! Я сейчас приду.

С этими словами он вышел из квартиры, а Ева, вздохнув, отправилась на кухню. Мама с собакой на руках вошла следом и, заглушая шум заработавшего электрического чайника, довольно заявила:

– Какой милый молодой человек! Все как надо сообразил! И вещи помог донести. И за такси не дал мне заплатить. Наконец-то рядом с тобой появился правильный мужчина!

– Мы с ним друзья, мама.

– Пф! – недоверчиво фыркнула та.

– Ну чего ты улыбаешься, ма? Правду говорю! – раздраженно обронила Ева. – Иван – друг юности.

– Что-то я не припомню у тебя такого… друга юности, – язвительно заметила мать и сунула под нос собаке кусочек ветчины.

– Конечно, не помнишь! Тебе как бы до моих друзей и меня дел особо не было, – не удержалась Ева.

– Дочь! – поморщилась мама, но суровое выражение ее лица сменилось умилением, когда она перевела взгляд на жадно заглатывающую кусочки ветчины собаку. – Дурой будешь, если этого Ивана упустишь.

– Он женат. На фотомодели и певице Эльзе Селиной. Слышала о такой?

– Тогда чего к тебе ходит?! Голову только морочит!

– Мама, говорю же, мы – друзья! И не морочит он мне голову, а помогает с поисками Тины.

– Друзья, друзья – детский сад какой-то! То, что женат, дело усложняет… Да и ты не фотомодель. Хотя голосом не обделена: в школьном хоре пела даже лучше, чем все эти современные певички. Но вот то, что ты не фотомодель… Росту, к сожалению, тебе не прибавишь, – мама критическим взглядом оглядела с ног до головы дочь, и задумчивое выражение ее лица обеспокоило Еву. – Но вот прическу сменить не только можно, но и нужно! В тридцать лет носить косу – это же ужас просто! Как старая дева! Да и твой мышиный цвет закрасить давно пора.

– Мама, ну спасибо, удружила и с «мышиным цветом», и со «старой девой»!

– А что? Правду говорю! Завтра же пойдем в парикмахерскую.

– Никуда я не пойду! Я завтра работаю. Это раз. Два – я не собираюсь отбивать Ивана у его жены. И три – мне нравятся мои волосы. К тому же не забывай, что ты приехала сюда не замуж меня выдавать, а Тину искать!

– Одно другому не мешает, – парировала мать и, услышав звонок в дверь, отправилась открывать.

Худшие опасения Евы оправдались: чаепитие с гостинцами, которых щедро накупил Иван, превратилось для нее в пытку. Мать затеяла активный разговор с гостем, который тот с энтузиазмом поддерживал. А Ева все это время находилась в напряженном ожидании, что мама спросит что-то такое, отчего придется краснеть и как-то выкручиваться. Например, начнет расспрашивать Ивана об Эльзе, и тогда ему станет понятно, что Ева искала о нем личную информацию. Каждый раз, когда мама открывала рот, чтобы задать гостю очередной вопрос, Ева внутренне сжималась и еще крепче обхватывала ладонями чашку с остывающим чаем. Несколько раз она перехватила вопросительный взгляд Ивана, которому было заметно, но непонятно ее напряжение. Но в ответ лишь качала головой. Поняв, что мать уже подбирается к опасной теме, потому что закончила выспрашивать у мужчины о его детстве, оценках в школе, университете и родственниках, Ева встала, чтобы вновь наполнить чайник водой и своими действиями отвлечь мать от намеченного курса.

– Ева, не суетись, – сказал вдруг Иван, когда она взялась за новую упаковку, чтобы выложить на тарелку ломтики ветчины взамен съеденных Шварценеггером. – Я больше ничего не буду. Галина, а вы?

– Ой, Иван, что вы! Я так наелась, – махнула рукой мать, хоть за чаепитие лишь три раза отхлебнула из своей чашки, а всю еду активно скармливала прожорливому, не смотря на свои габариты, чихуахуа.

– Тогда, Галина, вы нас извините. Мы с Евой должны уйти: договорились о встрече с одной одноклассницей Тины. А вы отдохните. Дорога наверняка у вас вышла утомительной.

– Ой, и не говорите, Иван, – согласилась мама и широко зевнула, но тут же смущенно прикрыла рот ладонью. – Отдохнуть бы не помешало!

– Я сейчас постелю тебе, мама, – засобиралась Ева и поблагодарила Ивана взглядом. Тот неожиданно заговорщицки ей подмигнул, и напряжение девушки моментально развеялось. Она улыбнулась и отправилась готовить для мамы свою комнату.

8

Надю, как и предполагала Ева, вызвать на разговор оказалось не так просто.

– Да мне больше нечего рассказывать! – воскликнула девочка, обращаясь не столько к своей матери, которая тоже вышла к гостям, сколько к Еве. И с неприязнью покосилась на незнакомого ей Ивана, заподозрив в нем очередного следователя.

– Надя, а ты еще раз расскажи! И вдруг вспомнишь что-то новое, – строго наказала мама. Женщина всегда относилась хорошо к Еве и Тине, и пропажу девочки переживала остро. Наверняка в материнских страхах представляла на месте Тины свою дочь. Поэтому она не стала слушать отговорок Нади, пригласила гостей в комнату и предложила им чай. И хоть Ева с Иваном дружно отказались от угощения, отправилась на кухню готовить.

– Но мне и правда нечего больше рассказывать!

Миниатюрная и пухленькая, как сдобная булочка, Надя смотрела на Еву такими честными и чистыми глазами, что заподозрить ее в укрывании информации было бы кощунственно.

– Хорошо, Надя, я тебе верю. Но расскажи еще раз все, что знаешь. Иван – мой друг и помогает мне с поисками Тины.

Надя снова покосилась на мужчину и нехотя принялась пересказывать то, что уже и так знала Ева – про то, как они с Тиной были близкими подругами, но перед экзаменами поссорились. Во время рассказа девочка тихо вздыхала, мялась, надолго замолкала и постоянно оглядывалась на дверь, словно ожидая подмоги от матери.

– Надя, а из-за чего вы поссорились с Тиной? – вмешался молчавший до этого Иван.

– Ну… А вам какое дело? – неожиданно буркнула девушка, и ее щеки, покрытые, как у персика, пушком, залил нежный румянец. – Поссорились и поссорились.

– Надя, это может быть важным! – воскликнула Ева и перехватила быстрый взгляд Ивана.

– Надя, я понимаю, что ты можешь чувствовать, – произнес мужчина проникновенным тоном и сделал красноречивую паузу. – Может, ты не знаешь о том давнем случае, потому что тогда ты только родилась. Но однажды в нашем городке пропал мальчик. Ваш с Тиной ровесник. И наш с Евой приятель. Мы вместе с ним и другими ребятами играли на старой станции в ролевую игру. Ты никогда не играла в ролевые игры?

Надя фыркнула, давая этим понять, что подобный вид развлечений ей не интересен. Но при этом ее карие глаза загорелись любопытством.

– И? Как он пропал? – спросила она, потому что Иван не торопился рассказывать дальше.

– Никто не знает. Просто вот он еще был среди нас, с кем-то по правилам игры разговаривал. И вдруг исчез. Его искали. Как сейчас Тину. Но так и не смогли найти.

– Совсем?

– Совсем.

– То есть до сих пор? – с ужасом в глазах уточнила Надя.

– До сих пор, – подтвердил Иван. – До сих пор никто не знает, что с ним случилось. Нас – тех, кто участвовал в игре, постоянно расспрашивали: мама того парня, милиция, еще какие-то люди. Думаю, волонтеры. Череда вопросов. Череда просьб вспомнить, когда его видели в последний раз, кто, где. Все, как сейчас. И мне, и Еве, да и другим ребятам только и хотелось того, чтобы нас оставили в покое, потому что мы уже по двадцатому разу пересказали все, что знали. Но нам не верили и просили вспомнить все новые и новые подробности. Это очень неприятно – когда ты уже опустошен расспросами, но все ждут от тебя чего-то еще. Что тут можешь чувствовать? Усталость и дикое желание, чтобы все наконец-то закончилось.

Надя кивнула, и Иван продолжил:

– Выходило, что последним того парня мог видеть я. Поэтому особо наседали на меня: где, как, почему, о чем говорили, в каком настроении я его оставил и почему? А, может, я что-то недоговариваю? А если хорошо подумаю?

– На меня тоже так наседают, – смутилась Надя.

– Вот! И, знаешь, скажу честно: мне было страшно. Я боялся ляпнуть лишнее. И потому делал себе лишь хуже: следователи расценивали мой страх как то, что я что-то скрывал.

– А вы что-то скрывали? – заинтересованно спросила Надя. Иван ненадолго замолчал, а потом признался:

– Да. То, что поспорил с тем парнем перед тем, как оставить его.

Ева бросила на мужчину удивленный взгляд, но Иван, словно его не заметив, продолжил:

– Так, ничего особого. Перебросились парой реплик. Витя сказал что-то нехорошее про мою тогдашнюю девушку, меня это задело. Я ответил. В ссору тот разговор так и не перерос. И все же я скрыл нашу стычку, потому что ко мне и так было повышенное внимание. Но, знаешь, до сих пор чувствую вину за то, что не рассказал всего. Вдруг то, что я утаил, могло бы как-то помочь в поисках Вити? Вдруг?

Иван замолчал, испытующе глядя на потупившуюся девочку. И когда Ева уже собралась было вмешаться и нарушить долгую паузу, Надя, не поднимая глаз, тихо произнесла:

– Я поклялась, что никому не скажу. Это не мой секрет. Но я была против! Потому мы и поссорились. Тина изменилась с тех пор, как влюбилась в этого Макара из 11-«Б». Отдалилась от меня. Стала такой… с задранным носом ходила, вот! Ведь у нее же парень из выпускного класса. Круто, блин! А за этим Макаром много девчонок бегало. Он у нас такой… Местный секс-символ!

Ева, слушая откровения Нади, побледнела и незаметно для себя вцепилась пальцами в обивку дивана, на котором сидела. Она хотела узнать тайны Тины, но сейчас оказалась не готова к ним. А если выяснится, что Тина и Макар уже были вместе? Так, как мужчина и женщина? Или окажется, что семнадцатилетний парень издевался над пятнадцатилетней девочкой и насильно принуждал ее к сексу? Глаза Евы метали молнии, негодование черным смерчем зарождалось в груди, готовясь вырваться наружу криком и неконтролируемыми действиями. Ведь если выяснится, что Макар сделал Тине что-то плохое, Ева помчится к нему домой. Припрет к стенке его мать, выцарапает его контакты, помчится, если надо, в столицу и выкопает Макара хоть из-под земли. Чтобы затем урыть! Наверное, вся эта гамма чувств отразилась на ее лице, потому что Иван вдруг накрыл ладонью ее сжатый кулак и легонько его похлопал. Она не выдернула руку, напротив, почувствовав поддержку, немного успокоилась.

– Я ей только мешала, – продолжала Надя. – Еще и потому, что говорила про Макара «ветреный». Хм… А как его назвать, если еще вчера он целовал одну девочку, а сегодня уже – Тину? Но она ответила, что Макар ее уважает за смелость и считает другой. И решила подтвердить свою храбрость! Понимаете, ходили слухи, что наши мальчишки, ну, с девятых и до одиннадцатых классов, соревнуются в крутости. Они вступали в какую-то группу и получали задание. Тех, кто проходил испытания, записывали в «элиту». Тех, кто проваливал, считали фуфлом и переставали уважать.

– Как ты сказала? Вступали в группу? – встрепенулся Иван и быстро переглянулся с Евой. – В какую?

– Не знаю. Какая-то группа в «Вконтакте». Создана только для мальчишек из нашей школы. Задания всякие там были… Типа ночью переночевать на местном кладбище. Или спрыгнуть с моста в реку. Такая всякая фигня. Проверка на вшивость. То есть на смелость.

– А Тина? – разволновалась Ева. – Какое отношение к этой группе имела она?

– Ну… Тина решила тоже пройти испытание.

– Так ты же сказала, что в группу вступали только мальчишки! – вскричала Ева.

– Да, это так. Тина должна была стать первой девочкой. И то только потому, что при Макаре и других заявила, что ничего не испугается. Макар еще ее похвалил, мол, Тина – девчонка что надо! Молоток. Не то, что другие – размазни. Что такие девушки, как Тина, ему и нравятся. А ей будто вожжа под хвост попала. Она заявила, что пройдет испытание и не зассыт. Макар обещал ей помочь вступить в группу. После этого мы с Тиной и поссорились. Я стала отговаривать ее от глупостей. А она раскричалась, что я ее только позорю. Что мы больше не подруги…

Последнюю фразу Надя произнесла срывающимся голосом и вдруг разрыдалась. Ева, среагировав быстрее Ивана, прижала девочку к себе и зашептала ей в волосы что-то утешительное. На плач из кухни с подносом в руках прибежала мама. Но Надя быстро успокоилась, отстранилась от Евы и продолжила рассказ. Мама тихо поставила на столик угощение и присела на краешек дивана.

– Тина мне пригрозила, что если я кому проговорюсь, мне будет плохо.

– Тина тебе пригрозила?! – опять повысила голос Ева.

– Ну да… Она же, как связалась с Макаром, изменилась. По уши в него втрескалась и все тут. Все остальные – по фигу.

– Продолжай, Надя, – мягко попросил Иван.

– Ну… Я поклялась, что от меня о группе никто не узнает. И о том, что Тина будет участвовать в испытаниях – тоже.

– И ты молчала?! Ведь Тина пропала явно из-за этих дурацких испытаний! – вспылила Ева, но Иван снова коснулся ее руки.

– Надя, ты сможешь все это повторить следователю? – спокойно спросил он. – Поверь, твой рассказ очень поможет в поисках.

Девочка помедлила, посмотрела вопросительно на мать, а затем кивнула.

– Хорошо, – подытожил мужчина. – Мы больше не будем тебе мешать. Спасибо тебе, ты очень помогла! И не думай, что сделала что-то плохое, наоборот.

– Я должна была рассказать это раньше! – снова расплакалась девочка. – Но я же поклялась! Как я могла нарушить? Но Тина мне подруга! Не смотря ни на что. Я должна была…

На этот раз Надю уже обняла мама. Иван хотел было что-то сказать, но женщина едва заметно покачала головой, и Ева потянула мужчину за край рубашки.

– Пойдем, Иван! Нам пора. Спасибо вам. И извините.

– Не за что извиняться, Ева, – вздохнула хозяйка. – Надеюсь, Тину скоро найдут живой и невредимой.

На улице они оба, словно сговорившись, остановились возле подъезда и перевели дух.

– Спасибо тебе, – поблагодарила Ева уже Ивана. – Без тебя вряд ли получилось разговорить Надю.

– Я не сделал ничего особенного.

– И, тем не менее, нашел нужные слова.

– Надеюсь, это поможет в поисках. Не забудь позвонить следователю.

– Непременно.

– Пойдем, провожу тебя до дома и пойду к себе. Мне пора возвращаться.

– Да, конечно, – кивнула Ева, стараясь не выдать того, что от слов Ивана ей стало грустно.

Какое-то время они шли молча, обдумывая услышанное. Иван в своих предположениях оказался не так далек от истины. Рассматривает ли следствие версию игры? Что удалось узнать? Ева решила, что позвонит следователю, когда дойдет до дома, но не из квартиры, а с улицы, чтобы избежать лишних расспросов от матери.

– С Макаром нужно разговаривать. Дожимать его, – высказал вслух Иван свои мысли. – Сдается мне, он тот еще «фрукт»!

– А мне по описанию чем-то тебя в том возрасте напоминает.

– Так я и говорю, что «фрукт» еще тот! – усмехнулся Иван. Но Ева не улыбнулась.

– Я не знала, что ты поссорился с Витей перед его пропажей. Это правда или ты присочинил, чтобы разговорить Надю?

– Нет, не присочинил, – помрачнел Иван. – Пономарев стал насмехаться над Ульяной. Мол, она – та еще «монашка». Юбку задирала, едва ли не задницей светила. И вообще… Намекал на то, что она девица легкого поведения. А мне уже давно казалось, будто Пономарь положил на Ульяну глаз. И тогда я вспылил, забыл об игре и… чуть не заехал ему в нос. Вовремя опомнился.

– И на этом все? – уточнила Ева.

– И на этом все, – довольно резко, отсекая дальнейшие расспросы, ответил мужчина. И с заметным облегчением, словно обрадовавшись удобному предлогу для смены темы, произнес:

– Вот ты и дома!

Они остановились возле подъезда. Иван сунул руки в карманы джинсов и качнулся с пяток на носки, словно то ли торопясь распрощаться, то ли желая сказать что-то еще. Но пауза затянулась, и девушка первой нарушила ее:

– Спасибо, Иван.

– Не за что. Выходные вышли… насыщенными, – усмехнулся он. – Береги себя. Обратись в полицию.

– Обязательно.

– И следователю расскажи о разговоре с Надей.

– Вот прямо сейчас и позвоню.

– Молодец. Ну… Пока?

– Пока.

Он больше ничего не добавил, развернулся и ушел, оставив Еву в облаке непонятного разочарования. Словно она ждала от него что-то еще, но это не случилось. Может, она надеялась, что он пообещает вскоре вернуться? Или даст слово звонить – узнавать, как идут поиски Тины? Дабы избавиться от неприятного чувства, Ева вытащила телефон и набрала номер следователя. Тот ответил сразу, выслушал ее сбивчатый рассказ в полном молчании, а затем коротко ответил:

– Спасибо, Ева.

Не было в его интонациях ни удивления, ни действительно благодарности за информацию. Ровный механический тон уставшего человека. Ева попрощалась и зачем-то извинилась за беспокойство. Настроение испортилось окончательно. К грусти из-за скомканного прощания с Иваном добавилось разочарование от ответа следователя. Ева пешком поднялась к себе, чтобы оттянуть момент встречи с суматошной матерью и ее собакой, но никого, к своему удивлению, не застала в квартире. Только на зеркале красовалась прикрепленная скотчем записка:

Звонил Василий. Новостей нет.

Эта бестолочь ничего не знает и не умеет!

Мы с Шварценеггером поехали разбираться.

Уж научим их работать!

Ева бессильно опустилась на подзеркальную тумбу, не зная, то ли плакать, то ли смеяться. Первым ее порывом было набрать номер куратора поисковой группы и предупредить о надвигающейся катастрофе. Она уже взяла было радио-трубку, но, увидев время зафиксированного последнего звонка, разочарованно вздохнула: Василий звонил вскоре после ее ухода с Иваном. А, значит, мама уже успела добраться до старой станции. Что ж, остается надеяться, что разнос от «миссис Смит» не испортит отношения Евы с Василием. В чем она сомневалась. Ева уже жалела о том, что так настаивала на прилете мамы, ведь та доведет ее до тихого помешательства своими придирками, замечаниями, упреками и советами уже через полтора дня. Но ничего не оставалось делать. Ева переоделась в домашнюю одежду, вымыла руки и отправилась на кухню готовить то ли поздний обед, то ли уже ужин.

* * *

Возвращался в Москву Иван гораздо позже, чем планировал: мама долго не хотела его отпускать. Ее желание задержать сына было понятно: не так уж часто он навещал их. Да и в этот визит почти все время провел не с родителями, а, как выразилась мама, «в разбегах». Впрочем, она о Еве отзывалась не только с сочувствием, но и с симпатией. Оказывается, мама немного знала девушку: видела ее в библиотеке и однажды заказывала через Еву редкую книгу. Рассказывая о ней, мама не удержалась от замечания, что на таких скромных, работящих девушках и нужно жениться, а не на «профурсетках» вроде Эльзы. Иван оставил комментарий без ответа. Но, однако, уезжал он из городка со щемившим сердце чувством, что бросает Еву в сложной ситуации. А друзьям ведь нужно помогать.

Он очень надеялся, что Тина скоро найдется – живой и невредимой, и что угрозы в адрес Евы окажутся пустыми. Но спокойно ему не было. Это чувство свербило подобно хронической боли и мешало отвлечься.

Народу в электричке было мало. Мужчина выбрал место в середине вагона и, привалившись плечом к стенке, без интереса уткнулся в окно. Он мог бы вздремнуть, как расположившийся на другом сиденье мужчина. Но когда в голове кипели мысли, о сне не могло быть и речи. Такого адреналина, как в эти выходные, Иван не испытывал уже давно. Прав был Вовка, говоря, что они стали жить скучно: налаженный, как швейцарские часы, бизнес, отдых на комфортабельных курортах, моменты релакса после работы в любимом пабе и элитный тренажерный зал три раза в неделю. Отработанная схема, по которой они до недавнего времени шли, как по проложенным рельсам, не делая остановок и не сворачивая на незнакомые пути. Иногда только Вовка предлагал попробовать нечто экстремальное вроде прыжков с парашюта, серфинга или горных лыж. И если Иван отказывался, сердился и вновь заводил песню о том, что жить они стали скучно. Но при этом сам, как только выдавалось время, вместо горных курортов выбирался в родные места. Поначалу Иван удивлялся частым поездкам друга в их поселок, ведь никого из родных у Володи там не осталось. Но Вовка, загадочно улыбаясь, напоминал про отличную рыбалку в местных озерах. «Стареешь, старик. Ностальгируешь!» – усмехался Иван, когда друг зазывал его к себе домой на домашнюю уху из пойманной им рыбы. Но, угощаясь наваристым супом, соглашался с тем, что надо выбираться в родные места чаще: общаться с родителями, наедаться до отвала маминых щей, а на следующий день спозаранку, когда чернильный кисель ночи еще не разбавляет туманно-молочный рассвет, с удочками и накопанными червями отправляться на местные озера. Вечером варить уху и делать с отцом в саду их фирменный шашлык. Возможно, он так и поступит – вернется уже в следующие выходные. Или, лучше, возьмет небольшой отпуск и проведет его с родителями. И, может, пригласит на уху и шашлык Еву и ее маму со Шварценеггером. Не смотря на экстравагантность и театральность, миссис Смит ему понравилась. Даже бедняга Шварценеггер, который трясся, словно листочек на ветру, вызвал у Ивана симпатию. Только насторожило, что Ева во время чаепития была натянута, как струна. Тронь, и зазвенит. Да, миссис Смит, похоже, дама непростого характера. Но Ева с ее прохладой в синих озерах, осанкой королевы и гордо вздернутым подбородком казалась Ивану человеком, которого не так просто сломить. И потому было ему удивительно наблюдать перемену, внезапно произошедшую в ней с приездом матери: плечи девушки вдруг поникли, четкая линия подбородка словно расплылась, в глазах-озерах вылиняла синева. И стала Ева тусклая и неприметная. Не правильно так гаснуть в лучах, пусть и яркой, матери! Впрочем, откуда Ивану знать, какие между Евой и ее матерью отношения? Он судил по собственной семье. А дома у них всегда было мирно и спокойно. Даже когда он чудил по молодости и влипал в проблемы, после справедливых выволочек от отца и упреков матери вновь наступал привычный мир.

Нет, неспокойно ему… Лучше позвонить Еве прямо сейчас! Иван достал мобильный и в этот момент увидел, как по проходу пробирается цыганка. Сколько представительниц этого вольного народа ходит по электричкам в похожих косынках и цветастых многоярусных юбках? Но Иван интуитивно узнал в этой женщине ту самую, которая в пятницу заговорила ему зубы. Он вскочил на ноги и бросился за цыганкой в другой вагон.

– Эй! – закричал Иван громко, привлекая к себе внимание других пассажиров. – Эй! Стой!

Цыганка на мгновение задержалась в тамбуре, но затем, разглядев мужчину, рывком открыла дверь и перебежала в другой вагон.

– Да стой же ты! Поговорить нужно! Денег тебе дам! – закричал Иван. Но женщина не остановилась, напротив, почти бегом пересекла следующий вагон. И то, что она пыталась от него скрыться, лишь подтверждало подозрения Ивана в том, что дело нечисто. Чтобы цыганка да отказывалась от денег?

– Тебе заплатили? Чтобы ты заговорила мне зубы? Кто? Я дам больше, скажи только, кто! – закричал он, сыграв ва-банк. Цыганка приостановилась, будто борясь с искушением. Но в этот момент с ближайшего к ней сиденья встала целая семья с двумя маленькими детьми. И удобный момент был упущен. Женщина шмыгнула в тамбур одновременно с тем, как электричка остановилась у платформы. А Ивану пришлось ожидать, когда помешавшая ему семья прошествует к выходу. Когда он вылетел в тамбур, расталкивая с извинениями входящих в вагон пассажиров, и пробрался к дверям, цыганки на платформе уже не оказалось. То ли успела перебежать в другой вагон, то ли спряталась на станции. Иван тихо выругался. На всякий случай он прошел до головного вагона, но так и не нашел ту женщину. Мужчина в досаде плюхнулся на свободное место и отвернулся к окну. Следя без всякого интереса за расплывающимися на черном экране неба полосами огней, он вновь мысленно «пролистал» все события, начиная с «ужина воспоминаний» до разговора с подругой Тины. Пожалуй, нужно все записать, хорошенько подумать над связью между этими происшествиями и поискать недостающие звенья. И вдруг эта мысль потянула за собой новое воспоминание – одно из тех «проходящих», которые оказываются в чулане памяти на самой дальней полке за их неважностью, но которые под влиянием обстоятельств или ассоциаций могут обрушиться на тебя, как задетая случайно коробка. И тогда оказывается, что в неказистой оболочке скрывалось нечто важное, в свое время еще не имевшее значения. Ивану вдруг вспомнилось одно из тех пасмурных скучных утр 2000-2001 года, вынужденно похороненных в очередях поликлиники. В тот период ему приходилось посещать поликлинику и из-за травмы, и потому, что военкомат постоянно запрашивал то очередную справку, то медицинские заключения.

2000-2001 года

Настроение у него в то утро было паршивое: минутное дело, ради которого пришлось вставать в несусветную рань, грозило превратиться в многочасовую волынку. Иван второй час подпирал спиной стену в коридоре, дурея от жары и духоты, вызванных законопаченными наглухо окнами, многолюдностью и шпарящими на полную батареями. Все стулья занимали старушки, которые своим кудахтаньем провоцировали непрекращающийся гам, места у стены достались тем счастливчикам, которые, как и Иван, пришли к открытию, а остальные пациенты толпились прямо в середине коридора. Гардероб не работал, стоявшая в углу вешалка скрылась под чужими пальто, поэтому Иван держал в руках, из которых левая еще была перебинтована, громоздкую «дутую» куртку, какой-то пакет и толстую медицинскую карту, а ботинками придерживал брошенный на пол рюкзак с учебниками. Чувствуя себя той переполненной вещами вешалкой в углу, парень маялся не только от неудобств и жары, но еще и от скуки. Поэтому когда он увидел ту девушку в приметных круглых очках и с двумя тощими косичками, неожиданно обрадовался ей, как старому другу, хоть она не вызывала у него интереса. Она не была его одноклассницей, объединяло их лишь общее увлечение. Обычно во время встреч он даже не заговаривал с ней. Вот и в тот день разговор, который Иван завязал от скуки, тек вяло и без азарта. В какой-то момент ожидаемо повисла пауза. И пока Иван судорожно пытался придумать новые темы, дабы возобновить неинтересную ему беседу, потому что изнывать от неловкого молчания в компании оказалось хуже, чем страдать от скуки в одиночестве, девушка молча таращилась на него. Огромные очки делали ее похожей на стрекозу, глаза за увеличительными стеклами казались непомерно большими. Может, она и не слушала его до этого, погруженная в какой-то свой транс? Иван даже едва не помахал ладонью у девушки перед лицом. Но она встрепенулась, словно ее внезапно разбудили, и уставилась на его забинтованную руку.

– Тебе очень было больно? – спросила вдруг девушка.

– Ну… – уклончиво ответил Иван.

– Ты прости его. Он не нарочно, – затараторила она прорвавшимся наружу горячим шепотом. – Так вышло. Он не хотел этого. Он вообще-то хороший, только…

Что она собиралась сказать, Иван так и не узнал, потому что в тот момент открылась дверь нужного кабинета, и медсестра пригласила его пройти. А когда он вышел в коридор после приема, девушка уже ушла.

…Вспомнив тот случай, Иван тут же набрал номер Евы. Когда она ему ответила, он сразу, без приветствия спросил:

– Ты помнишь, как звали третью девушку в нашей компании? Кажется, у нее было имя, созвучное с твоим.

– Евгения, – ответила после недолгой заминки Ева.

– А как она выглядела, можешь описать?

– Ну, как… Обычно. Одевалась просто, как и я – в джинсы и кофточки. Только, в отличие от меня, носила большие очки. И еще волосы заплетала в косы.

– Ага, точно! – обрадовался Иван.

– А что случилось?

– Да ничего особенного. Просто вспомнил кое-что. Но пока не знаю, насколько это важно.

Он торопливо, понизив голос, пересказал вспомнившуюся ему встречу в поликлинике. Ева помолчала, обдумывая услышанное, а затем спросила:

– А ты у Евгении после не спрашивал, что, вернее, кого она имела в виду?

– Спрашивал. Но она вытаращила глаза и ушла от ответа. Мол, не понимает, о чем я. Хотя нашу встречу в поликлинике не отрицала.

– Гм… И когда это произошло? – продолжала расспрашивать Ева. – Можешь точно назвать?

– Думаю, в конце ноября – начале декабря, примерно через месяц или чуть больше после моего падения. Гипс мне к тому времени сняли, но рука еще болела и какой-то период я ходил с повязкой.

– Да, помню. Евгения появилась в компании примерно в то же время. Нет, чуть раньше. Иван, а что если это она и была на станции? И знала, с кем ты там «встретился»?

– Не уверен. Я же не видел ее лица. А джинсы и такие, как у девушки «со станции», ботинки носило, как ты сказала, полгорода. К тому же Евгения, как мне помнится, нередко что-то ляпала ни к селу ни к городу. И ни разу, кроме того случая в поликлинике, не дала мне понять, что мы с ней «встречались» раньше.

– Найти бы ее, – высказала вслух Ева то, что думал Иван. – И расспросить. Может, что вспомнит? А вдруг это она подбрасывает нам записки?

– Вполне в ее духе, – согласился Иван. Но Ева тут же и отвергла свое предположение:

– Нет, Иван. Не думаю, что она отравила бы собаку. Та Евгения, которую мы знали, на это не была способна. Ты вспомни, как она спасала проснувшуюся зимой муху, которую кто-то из мальчишек собирался прихлопнуть!

– Ага, – хохотнул Иван. – Защищала муху, как львица – детеныша. И, кажется, унесла к себе домой. Долговязый даже искал ей спичечный коробок.

– Вот! Она к животным относилась с особой нежностью. И они ее любили. Так что вряд ли это она убила вашу собаку.

– Но все равно сбрасывать Евгению со счетов не стоит. Ты ничего о ней не знаешь? Ни разу за все это время не встречала?

– Нет, – ответила Ева сразу на оба вопроса.

– Ладно… Ты разговаривала, кстати, со следователем?

– Да. Но его как-то не воодушевили мои новости, – погрустнела Ева.

– Может, и воодушевили, только он не подал виду. Должность обязывает. И не забудь сообщить в полицию об угрозах!

– Завтра же.

– Я уже подъезжаю, Ева, после поговорим. Спокойной ночи!

Она пожелала в ответ тоже спокойной ночи и первой отключилась.

Квартира встретила знакомой тишиной, которая приняла его в объятия, как заждавшаяся жена, и Иван только сейчас понял, как соскучился по своему дому. Он разулся, стянул через голову рубашку и прошел на кухню. В одиночестве есть своя прелесть: можно молчать, когда тебе не хочется разговаривать, пить холодное пиво в темноте, сидя на широком подоконнике и рассматривая с высоты третьего этажа освещенный прямоугольник двора, и ничего, абсолютно ничего другого не делать. Когда пиво закончилось, Иван открыл холодильник, чтобы взять новую банку, но передумал. Вместо этого принял горячий душ, смывая с себя минувший день, затем выбрал фильм, заказал по телефону пиццу и тогда уже открыл другую банку пива. После напряженной недели и не менее напряженных «выходных» он заслужил спокойный вечер. Это завтра он отправится в офис и облачится в рутину как в привычный, скроенный по его фигуре костюм. Вновь станет для подчиненных требовательным Иваном Сергеевичем, скрупулезно проверит отчеты, подпишет акты, вернет не показавшиеся ему точными расчеты. Но это завтра. А сегодня он – обычный мужчина Иван Селин, который собирается насладиться остатками уходящего дня, ледяным пивом, хорошим фильмом и острой пиццей.

Но, видимо, он не заслужил эту пару часов спокойствия, потому что в тот момент, когда Иван принял из рук курьера коробку с горячим промасленным дном, раздался звонок мобильного. Мужчина поморщился и бросил полный досады взгляд на телефон. Нет его уже сегодня! Нет, и все тут. Мобильный замолчал, но едва Иван запустил фильм и потянулся за первым кусочком пиццы, вновь затрезвонил.

– Черт побери! – выругался мужчина. Но телефон взял и, увидев номер Евы, ответил без прежней дружелюбности:

– Да, Ева? Что-то случилось?

– Случилось, – ответила девушка таким тоном, который моментально погасил раздражительность и окатил тревогой. – На старой станции обнаружили труп.

– Что?! – воскликнул Иван и вскочил на ноги, едва не опрокинув на пол коробку с пиццей. – Это?..

– Нет, это не Тина. Слава богу. Это… – Ева помолчала, словно собираясь с духом. – Это уже скелетированные останки, которым не меньше десяти-пятнадцати лет.

Иван пропустил удар. И так как он, нокаутированный новостью, молчал, Ева ответила на его незаданный вслух вопрос:

– Ты же понимаешь, чьи это могут быть кости? Еще ничего не подтвердили, но это лишь вопрос времени. Старое дело вновь поднимут. Там есть подробные описания, во что был одет тот несчастный мальчик.

Она вдруг всхлипнула и замолчала.

– Ева? – тихо позвал девушку Иван. – Ева? Где его нашли?

– В подполе одной из построек. Там был то ли подвал, то ли широкий погреб, то ли еще что… – сбиваясь и глотая окончания слов, пояснила девушка. – В полу – люк. Он оказался откинут. А рядом – широкая бочка, в которой когда-то хранились какие-то химикаты. Все это время бочка стояла на люке. На нем остался след. А сейчас ее кто-то сдвинул, открыл люк, и туда чуть не провалился Шварценеггер.

– Что?! Ничего не понимаю! Ева, успокойся и давай еще раз! Какая бочка, какая постройка? И что там делала ваша псина?!

Девушка перевела дух и вновь заговорила – уже не так торопливо, хоть по звенящим нотам в ее голосе Иван догадывался, что Ева находится на гране истерики. Из ее рассказа он узнал о том, что миссис Смит в компании чихуахуа самостоятельно отправились на старую станцию. Там они своим появление навели шороху, потому что, со слов девушки, если ее мать запланировала скандал, он и будет – громогласный и ураганный. Миссис Смит за те два часа, что была на станции, успела вмешаться в работу волонтеров, поспорить с их руководителем об эффективности его методов, собственнолично подключиться к поискам и… в какой-то момент упустить из виду свою собаку. К счастью для Василия и его команды миссис Смит вскоре после обнаруженной пропажи Шварценеггера услышала его лай, доносящийся из ближайшей к ней постройки. Оказывается, кроха чихуахуа нашел открытый подпол и почему-то зашелся в истерике. Василий решил проверить подвал. Но едва в люк по приставной лестнице спустился, освещая себе дорогу фонарем, первый волонтер, как из погреба раздалась тирада ненормативной лексики, сменившаяся взволнованным криком: «Тут скелет!».

– Мама уже дома, отпаиваю ее валерьянкой и сердечными каплями, – устало закончила Ева. – Шварценеггер еще больше стал трястись, периодически начинает скулить и выть. В общем, ночь ожидается кошмарной.

– А Тина? О ней новостей нет?

– Нет, – тихо ответила Ева. – Слава богу, это не ее тело нашли. Но теперь… Теперь, после всего этого… Что мне остается думать?

– Ева, Тину найдут. Живой и невредимой! – ответил нарочито бодрым голосом Иван, сам плохо веря в собственные слова. – А кости могут принадлежать какому-то бродяге.

– Сомнительно. Эта постройка находится рядом с теми вагонами, где мы проводили игру. Вернее, рядом с путями, на которых они стояли. Состав отогнали еще тогда, но место приметное. Я почти уверена в том, что найденные останки принадлежат Вите Пономареву. Понимаешь, какой кошмар? Его везде искали, а он был так близко! И уже мертвый. Говорят, что его не могли найти, потому что люк все это время был закрыт. И на нем стояла одна из бочек с химикатами. Видимо, исходящий от нее запах и сбил тогда с толку поисковых собак.

– Какие химикаты, Ева? Если станция пустовала много лет еще до того, как мы на ней организовали игру, вряд ли в бочках могли сохраниться химикаты!

– Ну, не знаю. Я не в состоянии сейчас рассуждать, Иван. Факт остается фактом: тогда Витю не смогли найти, а сейчас, спустя пятнадцать лет, нашли и так легко.

Иван услышал в трубке другой женский голос – отдаленный и неразборчивый. И Ева торопливо распрощалась.

– Прости за плохие новости. Но, думаю, тебе нужно их знать, – сказала она, прежде чем повесить трубку.

– Я постараюсь завтра приехать! – прокричал Иван, не зная, успела ли она его услышать.

Нехорошие дела. Он отшвырнул на диван мобильный и без всякого аппетита сжевал кусок остывшей пиццы. В рассказе Евы Иван услышал вопиющие нестыковки. И, чтобы не забыть их, взял ручку и торопливо записал свои сомнения прямо на обрывке картонной коробки. Подозрительным ему показалось то, что так легко и именно сейчас обнаружилось тело, которое пятнадцать лет назад оказалось хорошо спрятано: крышка люка закрыта, а сверху для надежности установлена бочка с какой-то вонючей, со слов Евы, субстанцией. Могла ли эта субстанция выветриться за долгие годы хранения или все же нет? Может, бочка была надежно закрыта, так, что жидкость из нее не улетучивалась годами? А в «нужный» момент пятнадцать лет назад с нее сорвали крышку, чтобы исходящий от химикатов резкий запах заглушил вонь разлагающегося тела и сбил с толку поисковую собаку?

Иван перечитал написанное и пришел к выводу, что выглядит его версия слишком уж надуманной. На самом деле все могло быть куда прозаичней: Витя зачем-то зашел на склад и в темноте провалился в подпол. Несчастный случай. Сломал при падении, допустим, шею.

Только вот кто-то потом люк закрыл и поставил на него бочку. «Мне кажется, я знаю, что случилось с Пономаревым», – вспомнились Ивану слова друга накануне его гибели.

– Черт возьми, Вовка, что ты успел разнюхать?

Не стоило ли другу жизни это знание? Ведь он вполне мог что-то узнать, потому что наведывался в поселок довольно часто.

Нужно ехать. Можно настойчиво отмахиваться от якобы не его проблем, заглушать тревогу, нехорошие предчувствия пивом и работой, но себя не обманешь. Не будет ему спокойно. Иван решил с утра пораньше заскочить на работу, но только ради того, чтобы отдать указания на неделю вперед. Затем он постарается выцарапать из сервиса машину, заплатит за ее сверхсрочный ремонт хоть тройную цену. И тут же рванет в поселок.

Только его планам так и не суждено было сбыться: с утра, еще до того, как он переступил порог офиса, его огорошили другими новостями. Проблемы возникли в его компании и оказались настолько крупными и неожиданными, что заставили Ивана позабыть обо всем остальном.

9

Ева и сама не понимала, откуда у нее взялись силы после выматывающих «выходных» и абсолютно бессонной ночи не только собраться на работу, но и даже чувствовать себя бодрой. Может, это оттого, что ей поневоле пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы успокоить маму? В эту ночь они словно поменялись местами: мама казалась несчастной напуганной девочкой, а в Еве вдруг проснулась властная и деятельная женщина. Именно эта женщина приказывала самой Еве не раскисать и на время позабыть о детских обидах, утешала рыдающую мать, готовила чай и какао, приносила одеяла, чтобы укутать ими то замерзающую маму, то дрожащего Шварценеггера. Под утро, когда мама в обнимку с собакой, наконец-то, уснули, Ева включила в гостиной компьютер и забила в поисковике наименование их поселка и словосочетание «старая станция». Выудить из Сети информации удалось немного. Да и та не оказалась полезной. Но Ева не расстроилась, рассудив, что в библиотеке, в которой она работала, сумеет запросить подшивки местных газет за тот период, когда пропал Витя Пономарев. Помня о том, что Иван видел между исчезновением Тины и игрой, во время которой пропал Витя, связь, Ева собиралась найти недостающие звенья. Она просидела за компьютером до того часа, когда ей нужно было вставать на работу, быстро собралась и вышла.

Во дворе ей встретилась незнакомая женщина. Одетая, не смотря на затененное собирающимися тучами небо, в легкие блузы – одна поверх другой – и многоярусную, развевающуюся на ветру юбку до пят, она кружила вокруг своей оси и гудела на одной ноте какую-то песенку. Поравнявшись с этой странной женщиной, Ева смогла различить слова:

Люди-тени в том мире живут. Молят о смерти. Напрасно все ждут, Что смерть заберет их из вечной зимы – Бедных пленников черной дыры.

Ева прошла мимо, решив, что перед ней – обычная блаженная. И только зайдя за угол, спохватилась, что женщина, возможно, сбежала из дома или потерялась. Нужно вернуться, заговорить с ней, позвонить в «скорую» или сообщить участковому. Но когда Ева вернулась во двор, безумной там уже не оказалось. Девушка заглянула в подъезд, затем торопливо обошла здание, но никого так и не встретила. Ничего не оставалось делать, как следовать прежним маршрутом. Но, однако, по дороге Ева никак не могла избавиться от мыслей о блаженной. Похоже, это она мешала на старой станции волонтерам. А вдруг эта женщина и правда что-то знает? Остается надеяться, что она поселилась в их доме, тогда можно будет расспросить соседей о ней и так отыскать.

Библиотека, этот священный храм книг, встретила Еву торжественной тишиной, которая царила призрачной хозяйкой еще со дня открытия. Эта особая атмосфера, мягкая и пыльная, как вытертое ковровое покрытие, с запахом старых переплетов, наполненная шелестом страниц и шорохом осторожных шагов, всегда действовала на Еву умиротворенно. Девушка прошла за стойку, включила компьютер, и пока тот загружался, успела снять летний пиджак, достать из сумочки блокнот и приготовить ручку. Она не собиралась терять ни минуты этого драгоценного предрабочего времени, которое выделила на поиски информации по старой станции. Поэтому, приготовив рабочее место, сразу же отправилась в отдел, где хранилась периодика.

Время ускользало так стремительно, что Ева даже слегка разнервничалась. От часа остались крохи, в холле уже раздавались шаги и голоса других сотрудниц, а она все еще перелистывала толстую подшивку пожелтевших газет. Ей удалось найти публикации, связанные с пропажей в 2001 году Вити Пономарева, но из всего, что она прочитала, выудить хоть маломальскую пользу так и не удалось. Заметки повторяли одна другую и сообщали то, что Ева и так знала гораздо лучше журналистов: что группа подростков под руководством студента педагогического университета затеяли на старой станции ролевую игру и потеряли одного из товарищей. Их имена не разглашались, только сообщалась фамилия совершеннолетнего Бориса. Одна из найденных публикаций, крошечная, такая, что пропустить ее было очень легко, кольнула в самое сердце. В той заметке скупо сообщалось о смерти Бориса.

– Здравствуй, деточка! – услышала Ева голос самой пожилой сотрудницы библиотеки – Тамары Андреевны. – Я думала, ты выйдешь на следующей неделе.

– Здравствуйте! – улыбнулась Ева. – Я брала за свой счет не три недели, а две.

Тамаре Андреевне недавно исполнилось семьдесят пять лет. В библиотеке она проработала с самого ее открытия и до того любила свое место, что когда пришла пора выходить на пенсию, не рассталась с ним. У Евы и Тамары Андреевны сложились теплые отношения. Ева знала, что у женщины никого нет, кроме трех хулиганистых котов, что она никогда не была замужем, но когда-то мечтала о дочери. Все это неторопливо рассказывала ей раньше сама Тамара Андреевна во время их коротких чаепитий.

– Что-то слышно о твоей сестре?

Ева вздохнула:

– Нет.

Пожилая женщина помолчала, деликатно не расспрашивая дальше. А затем с нарочитой бодростью объявила:

– Пойдем пить чай, Евочка! Вода уже вскипела. И я принесла домашние ватрушки. Как чувствовала, что ты сегодня вернешься!

– Сейчас приду, Тамара Андреевна. Только уберу подшивки.

– Искала что?

– Да, – не стала отнекиваться Ева. – Все, что связано с той старой историей с пропажей мальчика.

– Не припомню что-то.

– Ну как же, Тамара Андреевна! Случилось это пятнадцать лет назад. И наш небольшой городок об этом только и гудел. Пропал подросток на закрытой станции.

– А! Вспомнила! Сегодня с утра в новостях передали, что там нашли останки. Его?

– Вполне возможно.

– Какой кошмар! – всплеснулась руками пожилая женщина, но тут же спохватилась:

– Только ты плохого не думай! Найдется твоя сестричка живехонька.

– Я тоже на это надеюсь, – грустно сказала Ева, никогда не скрывавшая своих эмоций от Тамары Андреевны. – Только вот с каждым днем надежды все меньше.

– Пойдем-ка пить чай! – вновь нарочито бодро позвала Тамара Андреевна. – Там за плюшками и покалякаем!

Ева аккуратно убрала подшивки на место и отправилась за женщиной.

– А я ведь его помню, – сказала Тамара Андреевна, когда по чашкам был разлит прозрачный, цвета красного дерева чай. – Этого мальчика. Как его звали?

– Витя, – ответила Ева и помешала ложечкой сахар.

– Бери ватрушку, Евочка! Вчера вечером испекла. Из свежайшего домашнего творога. Я магазинный не беру, ты знаешь. Кушай на здоровье, деточка! Тебе можно, такой стройной, как тростиночка. Аж светишься!

Ева послушно взяла ватрушку и откусила. Что касалось выпечки – ватрушек, плюшек и булочек – Тамара Андреевна была настоящей искусницей.

– Так вот, помню я того мальчика, – продолжила женщина свой неторопливый рассказ. – Приходил он в библиотеку, искал все о старой станции. Особенно одна легенда его интересовала.

– Какая легенда? – насторожилась Ева.

– А будто не знаешь? – удивилась Тамара Андреевна. – Про пропавший поезд с золотом?

– Нет.

– Ну как же! Всю жизнь живешь в городке и не слышала? Эта ветка очень старая, построена еще при Царе Горохе, как говорится. Но если без шуток, немцы во вторую Мировую вывозили награбленное – золото и произведения искусства. И поезд с ценностями шел по этой линии. До нашего поселка он, как говорили очевидцы, дошел благополучно, а вот дальше никто о поезде уже не слышал. Исчез, будто сквозь землю провалился.

– Так может и провалился, – усмехнулась Ева. – Вернее, на воздух взлетел. Тут же партизаны действовали, вот и пустили поезд под откос.

– И ни болтика от него потом не осталось? – сощурилась Тамара Андреевна. – Впрочем, говорю же, это просто местная легенда. А вот того мальчика, Витю, она очень интересовала. Он в мою смену приходил. Я тогда с Ильиничной по сменам работала. Ее ты уже не застала: она ушла на пенсию гораздо раньше, чем пришла ты. Так вот, тот мальчик хотел найти все-все, что связано с легендой о пропаже поезда. Его в первую очередь интересовали план старой станции и ее история. Я еще посмеялась, мол, никак клад собрался искать? А он ответил, что это ему для какой-то игры надо. Это потом я уже узнала, что за игра! А тогда удивилась, что уже второй мальчишка за короткий срок интересуется одним и тем же.

– Какой еще мальчишка? – встрепенулась Ева. Наверное, это был Борис, который искал во время подготовки игры информацию. – Такой высокий, светлый, очень худой?

– Нет, – пожевала губами Тамара Андреевна. Чашка с чаем так и застыла на полпути ко рту в ее унизанных кольцами с крупными каменьями пальцах. Женщина словно и вовсе о ней забыла, погрузившись в воспоминания. – Высокий – да. Но не светлый и не худой. Напротив, крепкий. Постарше пропавшего Вити, но, думаю, ненамного. Красивый парень, чернявый, обаятельный. Не помню, как звали. Но имя такое простое, русское, без затей.

– Иван? – вырвалось у Евы.

– Может, и Иван. Помню, что приходил он немного раньше Вити и тоже все выспрашивал. Просил и план, и историю, и копался в подшивках. Очень скрупулезно подошел к поискам. Сказал, что в школе реферат задали писать про историю поселка, и ему старая станция досталась.

Ева аккуратно положила недоеденную ватрушку на блюдечко и закусила губу. Иван лазил на старую станцию еще до игры, но зачем – так ей и не сказал. Не затеяли ли они с Вовкой тогда поиски клада? Умышленно ли он не назвал причину или на самом деле не вспомнил? Но ведь если, как рассказала Тамара Андреевна, к походу на станцию он готовился со всей тщательностью, вряд ли потом смог забыть это!

– Тебе не нравится ватрушка? – обеспокоилась пожилая женщина.

– Нет, что вы, нравится! – бодро заявила Ева, хоть аппетит у нее внезапно пропал. – Тамара Андреевна, а не могли бы вы помочь мне найти все, что искали эти ребята про старую станцию? Понимаете, есть подозрения, что моя сестра пропала именно там.

– Конечно, конечно, девочка! – засуетилась библиотекарь. – Почитай все, что тебе надо. Я за тебя, если что, отвечу. Посетителей у нас сегодня, как видишь, еще нет.

Спустя полчаса Ева уже сидела за одним из читательских столов, разложив на столешнице подшивки и брошюры. Тамара Андреевна посоветовала ей искать информацию и в старых газетах. Со слов женщины, ходили слухи, будто на этой станции пропал не один поезд. А саму станцию закрыли после крупного крушения. Ева что-то такое припомнила: ей было лет шесть, когда в поселке случилась катастрофа. Помнится, бабушка судачила на эту тему с забежавшей к ним соседкой. Ева нашла в газетах сообщения о том крушении, которое случилось в девяносто третьем году. Виновником катастрофы, унесшей жизни многих пассажиров, объявили железнодорожника, который ошибочно перевел стрелку. Ева среди других сообщений и статей о том крушении отыскала его имя – Шумов Вениамин. Но о судьбе виновного не было ни слова. Ева решила, что стрелочника осудили, только эта информация не попала в газеты. Что, впрочем, ей показалось странным: неужели газетчики пропустили бы такую новость? Она просмотрела газеты на год вперед, надеясь разыскать сведения о Шумове Вениамине, но безрезультатно. Зато обнаружила любопытную статью, посвященную местной аномалии, тоже связанной со старой станцией. Оказывается, эта зона уже давно считалась подобной Бермудскому треугольнику, потому что здесь бесследно пропадали целые составы. В статье приводились в хронологическом порядке сведения обо всех известных случаях исчезновения поездов. Так, первый «испарился» еще в год открытия ветки – в 1898 году. Следующий состав исчез на отрезке между этой станцией и следующей в 1914 году. Приводилась в статье и легенда про пропавший немецкий состав, увозивший в Германию золото и похищенные произведения искусства. В советские времена здесь бесследно исчезли грузовой состав и пассажирский поезд. Автор статьи, некто А. Грибов, сравнивал местную аномалию с печально известным Бермудским треугольником, только не приводил никаких объясняющих ее версий. Зато щедро ссылался на слова очевидцев, которые не однажды видели внезапно появляющиеся на этом отрезке ветки то старинный паровоз с пассажирскими вагонами, то старый локомотив, то эшелон времен Первой мировой войны. Один из очевидцев рассказал, что стал свидетелем того, как один из таких поездов-призраков (как их называл автор статьи) сбил зазевавшегося голубя, опровергая тем самым популярное мнение о бестелесности «призраков». Заканчивал статью А. Грибов упоминанием катастрофы девяносто третьего года, после которой и закрыли станцию, якобы сочтя ее состояние не отвечающим нормам. Правда, журналист опровергал версию о виновности стрелочника и обращал внимание общественности на тот факт, который скрыли: локомотив, тянущий пассажирский состав, на самом деле оказался смят, так, как если бы на скорости лоб в лоб сошелся с другим поездом. А. Грибов заканчивал статью риторическим вопросом: а не с «призраком» ли столкнулся пассажирский состав?

Ева отксерокопировала все найденные заметки. Когда она закончила, оказалось, что уже прошло почти три часа с тех пор, как она оставила Тамару Андреевну. Ева охнула и поспешила на свое рабочее место. Но застала там пожилую женщину за чтением нового романа современной популярной писательницы.

– Нашла что, Евочка?

– Да, – показала девушка картонную папку-скоросшиватель. – Вы простите меня, Тамара Андреевна, я слишком увлеклась и совершенно забыла о времени.

– Не беспокойся, деточка! Посетителей почти не было. Я вон, видишь, читаю!

– Спасибо, – сердечно поблагодарила Ева, но добавить ничего не успела, потому что ощутила в кармане завибрировавший мобильный. Звонил Василий, и Ева, извинившись, поспешила на улицу, чтобы своим разговором никому не мешать.

– Ева, поиски на станции прекращаются, – сразу после приветствия заявил мужчина. – Мы обыскали все постройки, почти все – повторно, и никаких следов Тины не обнаружили. К тому же в свете вчерашней находки продолжать поиски там никто не даст. Пойми.

– Понимаю, – выдохнула девушка. – Еще ты сомневался в том, что Тина может там быть.

– Сомневался – не сомневался, но поиски мы провели очень тщательно.

– Спасибо, Василий! Даже не знаю, что сказать…

– Ничего не нужно. Позвонил, чтобы поставить тебя в известность. Мы продолжим искать, но в других местах.

Ева попрощалась с куратором, но замешкалась, глядя на экран телефона. Позвонить или не позвонить Ивану? Вроде как повод есть – сообщить о прекращении поисков Тины на старой станции. Да и ей хотелось спросить, слышал ли он про пропавшие на станции поезда и не на поиски ли «клада» они тогда с Володей отправились? Еве вспомнился позавчерашний день, когда Иван спас ее от внезапно появившегося за их спинами поезда. А что если они увидели один из тех поездов-призраков? От этой мысли ей стало жутко до озноба, словно внезапно открылась дверь в другую параллель, и Еву обдало порывом ледяного ветра. Она отстучала Ивану короткое сообщение с просьбой позвонить, когда он будет свободен, и поторопилась в теплое помещение в привычное царство книг.

Иван так и не ответил. Зато в конце рабочего дня Еве позвонил следователь и назначил ей встречу.

К вечеру небо, с утра намекающее рыхлыми свинцово-серыми тучами на свое ненастроение, разразилось рыданиями. Ева закуталась в плащ, открыла зонт, который свирепый ветер тут же попытался вырвать из рук. После работы хотелось домой – пить в такую непогоду горячий чай, кутаться в домашний кардиган, читать на кухне под шорох дождя книгу и молчать. Но дома была мама со Шварценеггером, разговор с которой обязательно обернется спором. Да и следователь собирался сообщить что-то важное о Тине. Поэтому Ева храбро шагнула под хлещущие по ногам струи воды.

Зонт от такой непогоды не спас. К тому времени, когда Ева подошла к уныло-серому зданию, ее одежда успела промокнуть насквозь. В туфлях хлюпала вода, мокрый капрон неприятно холодил ноги, подол платья лип к коленям. Ева стряхнула с зонта капли воды и потянула на себя тяжелую дверь. Тускло освещенный коридор-траншея, в который она попала, миновав крошечный предбанник с дежурным в застекленной будке, и голые серые стены, от которых веяло холодом и сыростью, словно специально были призваны нагнетать ощущение подавленности. Вытертый до белесого оттенка линолеум заглушал звук шагов, но скрывал опасные ловушки в виде проседающих под ним досок. Ева один раз чуть не подвернула ногу, попав каблуком в одну из таких неожиданных ямок, и замедлила и без того неторопливый шаг. Настроение окончательно испортилось. И хоть она уже бывала в этом месте, и знала, что кабинет следователя выглядит не намного уютней коридора, сегодня обстановка в этом помещении показалась ей не просто до безобразия унылой, а зловещей.

Следователь Петр Николаевич поднялся девушке навстречу из-за громоздкого, похожего на огромный ящик стола и жестом пригласил присесть на стул. Ева опустилась на краешек и аккуратно сложила ладони на мокрых коленях. В ожидании, когда следователь закончит пролистывать бумаги в толстой папке, она рассматривала собственные руки, которые от холода стали алебастрово-белыми и казались ненастоящими. Чтобы избавиться от этого неприятного ощущения «искусственных» рук, Ева пошевелила пальцами, а затем сжала их в кулаки.

– Ну-с, – церемонно прервал молчание Петр Николаевич. – Позвал я вас, Ева, чтобы задать несколько вопросов.

– Хорошо, – после легкой заминки ответила девушка и не без робости подняла на следователя взгляд. Чувствовала она себя в этот момент не родственницей пропавшей девочки, а чуть ли не виновной в каком-то преступлении. Внешность следователя Савина Петра Николаевича была обманчиво добродушной. От невысокого толстяка хорошо за пятьдесят, одетого в поношенный костюм, с круглой и лысой, как колобок, головой меньше всего ожидал бы суровой строгости. Но это обманчивое состояние расслабленности в его обществе тут же исчезало, стоило только на мгновение встретиться с ним глазами. У безобидного с виду следователя был меткий и убийственный, как выпущенная из снайперской винтовки пуля, взгляд.

– Мы установили, что ваша сестра, Комаровская Валентина, вступила в одну из групп в социальной Сети и приняла участие в некой игре.

– Да, – кивнула Ева в паузу, которую сделал следователь. – Я вам звонила и рассказывала…

– Мы обнаружили это и без вашей помощи, – бесцеремонно перебил Петр Николаевич. – Но за дополнительные сведения спасибо. Наши сотрудники вскрыли страницу, установили, кто являлся ее администратором.

– Кто? – невольно вырвалось у девушки. Следователь выстрелил в нее взглядом, и Ева осеклась.

– В интересах следствия не разглашаем. Но мы с ним работаем. Этот человек не отказывается от сотрудничества, но свою причастность к пропаже Комаровской Валентины отрицает.

– Это значит, что не он отправил ей сообщение?

– Мы проверяем его слова, – уклончиво ответил следователь. И прежде чем Ева осмелилась еще что-либо спросить, обрушил на нее первый вопрос:

– Что вам известно об игре, участие в которой собиралась принять или приняла ваша сестра?

– Если честно, ничего. Ничего сверх того, что я вам уже сообщила.

– При вас она не упоминала о соревнованиях, испытаниях?

– Нет.

Следователь сделал пометку в блокноте, что показалось Еве, не смотря на саму неуютную ситуацию, забавным: записывать что-то от руки во время опроса, когда можно воспользоваться компьютером. Савин задал ей еще несколько вопросов, касающихся друзей Тины, отношений между ними и их увлечений. На все эти вопросы Ева отвечала раньше, но повторила все, что знала, стараясь не пропустить ни одной подробности. Следователь делал пометки в блокноте, игнорируя стоявший перед ним включенный компьютер.

– А как давно вы знакомы с Селиным Иваном Сергеевичем? – огорошил ее вдруг Петр Николаевич.

– Шестнадцать лет. Почти, – ответила Ева и залилась краской. Но тяжелый и пугающий, словно нацеленное на нее дуло пистолета, взгляд следователя выдержала.

– И при каких обстоятельствах вы познакомились?

Ева ответила и на этот вопрос. Савин не спускал с нее взгляда и даже не сделал ни одной пометки.

– Все это время вы поддерживали с ним связь?

– Нет.

Следователь, наконец, черканул что-то в блокноте.

– Но в данный момент знакомство с ним поддерживаете. Когда и при каких обстоятельствах оно возобновилось?

– Ну… – растерялась вконец Ева, совершенно не ожидавшая того, что так подробно расспрашивать ее будут об Иване. – Я уже рассказывала. Вернее, рассказывала не о встрече с Иваном, а о том, что меня кто-то оглушил и привез на старую станцию.

Она повторила свой рассказ. Следователь выслушал Еву, не перебивая, только в тот момент, когда она упомянула, что Иван не сразу ее узнал, недоверчиво поднял брови.

– Значит, вы утверждаете, что встретились с Селиным Иваном Сергеевичем в ночь с пятницы на субботу…

Ева кивнула.

– Он помог вам добраться домой, а на следующий день навестил вас.

– Чтобы узнать, как я себя чувствую.

– И вы ни на секунду не предполагали, что тот удар мог нанести вам Селин Иван Сергеевич?

– Что?

Следователь терпеливо повторил вопрос.

– Нет, – мотнула головой Ева. – Нет, что вы!

– Хорошо. Двое свидетелей утверждают, что Селин Иван Сергеевич был с вами на старой станции в эту субботу, двадцатого августа. И что, не смотря на такой короткий период общения, вы назвали его своим другом.

– Так, – согласилась Ева. – По старой памяти. Хоть близкими друзьями мы не были. Но, понимаете… Он мне помогал. Поддержал. Приехал узнать, как я себя чувствую!

Ева окончательно запуталась в объяснениях.

– Он сам приехал на старую станцию или вы его попросили?

– Я. Вернее, не попросила, а рассказала про записку, и Иван приехал сам.

– То есть по собственной инициативе? – уточнил Савин. – Вы не просили его специально приехать?

– Нет. Я ему рассказала про записку, и он тут же решил приехать.

– Тут же? – неожиданно обрадовался следователь, и Ева поняла, что сказала что-то не то. То, что ожидал от нее следователь, но что ей не следовало произносить.

– Понимаете, он хотел мне помочь, – принялась оправдывать она Ивана, чей благородный поступок отчего-то не понравился суровому следователю. – Как друг.

– Но, однако же, вашей возобновленной «дружбе» было меньше суток, – не удержался от ехидного замечания Петр Николаевич, которого Ева уже начала тихо ненавидеть.

– Это все из-за записок с угрозами. Я собиралась вам рассказать! И даже принести их. Только уже не сегодня.

Ева только сейчас спохватилась, что оставила оригиналы записок и их копии дома, а там – мама и вездесущий Шварценеггер, который уже успел взбаламутить их небольшой поселок страшной находкой. Что если этот пронырливый чихуахуа найдет оставленные в верхнем ящике стола записки? А мама их прочитает и всполошится.

– Вы можете по памяти воспроизвести содержание? – продолжил канцелярскими фразами гнуть свою линию следователь. Ева кивнула и выполнила его просьбу. Петр Николаевич скрупулезно записал все в свой блокнот, который Ева уже начала ненавидеть так же, как и его хозяина.

– Вам не приходило в голову, что автором угроз может выступать сам Селин Иван Сергеевич?

– Зачем? – опешила Ева. – Зачем ему это?

– Чтобы заинтересовать вас или напугать. Чтобы быть рядом. Чтобы использовать записки, как удобный предлог и приехать к вам на старую станцию.

– Я не понимаю…

– Хорошо, – сменил тему следователь. – Вернемся к событиям пятнадцатилетней давности.

Он вновь открыл папку, которую читал в тот момент, когда пришла Ева.

– Девятнадцатое мая две тысячи первого года. Суббота. В тот день вы в компании сверстников отправились на старую станцию с целью провести ролевую игру. И во время игры пропал Пономарев Виктор Алексеевич, возраста пятнадцати лет.

– Да.

– Позже с ваших слов стало известно, что последним, кто мог видеть живым Пономарева Виктора Алексеевича был Селин Иван Сергеевич…

У Евы внезапно закружилась голова. Сложив вместе недавние события и пятнадцатилетней давности, она поняла, куда гнул следователь.

– Вы не могли бы припомнить, не случалось ли у Селина Ивана Сергеевича конфликта с Пономаревым Виктором Алексеевичем?

«Витя сказал что-то нехорошее про мою девушку, я ответил. О том споре я никому не рассказал», – вспомнились ей признания Ивана.

– Нет, – уверенно ответила Ева. – Не было. Они всегда хорошо ладили.

– Замечательно, – выдохнул Петр Николаевич, задал Еве еще несколько похожих вопросов и наконец-то отпустил.

Она вышла под дождь и не сразу открыла зонт, позволив сильным струям отхлестать ее по щекам. Наверное, она замерзла, но не чувствовала холода. Разговор со следователем, больше напоминающий допрос, опустошил ее, лишив не только мыслей и эмоций, но и чувствительности. В голове, как и в теле, царила пустота, только не легкая и воздушная, а почему-то тяжелая, не позволяющая распрямить плечи, разогнуть колени и сделать хотя бы шаг.

– Девушка, простынете ведь, – сказала какая-то сердобольная женщина. Ева отреагировала не сразу. И только тогда, когда незнакомка, пройдя на пять метров вперед, с любопытством на нее оглянулась, раскрыла зонт и укрылась под ним не столько от дождя, сколько от бесцеремонных взглядов.

Ева дошла до автобусной остановки и встала под козырек, с которого ниагарами падали потоки воды. Зажав под мышкой мокрый зонт, она окоченевшими пальцами достала телефон и проверила сообщения. Иван не ответил. Тогда она набрала его номер, дослушала до восьмого гудка и отключила вызов. А затем вновь позвонила. Безрезультатно. Тогда Ева непослушными, то и дело попадающими не на те буквы пальцами напечатала короткое сообщение с просьбой перезвонить. И только сейчас, немного отойдя от опустошающего разговора со следователем, она начала испытывать холод. Тот поднимался ледяной волной от промокших ног, кусал за колени, пробирался под полы плаща и сжимал удавкой горло. Еву стала бить дрожь – то ли от холода, то ли на нервной почве. Мимо проносились, окатывая бордюр волнами грязной воды, машины. Ева могла бы попытаться остановить попутку, но руки не двигались. Она вся словно окоченела, застыла в скрюченной напряженной позе. И даже вполне ясная перспектива после такой прогулки под дождем свалиться с сильной простудой ее не подстегивала к действиям. В ушах до сих пор звучали вопросы следователя, которые тот задавал с беспощадной прямотой, и ее собственные неубедительные ответы.

– Девушка, вы заходить будете? – услышала Ева за собой и увидела подкатившую к остановке маршрутку. Незнакомый мужчина вышел из-за ее спины и галантно открыл девушке дверь. Ева обрадовано кивнула и взобралась на свободное место. Маршрутка – даже лучше, она останавливается ближе к дому, чем автобус. Ева достала кошелек и расплатилась с водителем.

– Ты где была?! – огорошил ее крик, едва Ева открыла дверь в свою квартиру.

– Ма, здравствуй для начала, – устало проговорила она и торопливо скинула мокрые туфли. Но мама заслоняла ей проход, не давая пройти вглубь квартиры. Уперев руки в бока и воинственно вздернув подбородок, мама бросилась в наступление:

– Твой рабочий день давно закончился! А от тебя ни слуху ни духу! И на улице такая непогода! Где ты была?!

Материнский крик наверняка разносился по всему подъезду. Ему вторил звонкий лай разгневавшегося Шварценеггера, который словно вознамерился перекричать хозяйку и в своих потугах аж приседал на задние лапки.

– Я была у следователя. Он меня вызвал.

– А позвонить нельзя было?! – взвилась родительница. – Я ж тут с ума схожу! Вон, Шварцик подтвердит! Такая буря на улице! А тебя все нет и нет! Что я могла подумать?! Хватит уже того, что одна дочь пропала! Как ты могла так безответственно поступить?! Неужели сложно было предупредить, что задерживаешься?

Ева скривилась так, будто откусила от лимона, и принялась молча расстегивать пуговицы плаща. Ну что тут поделать. Ожидаемо. Жаль только, что минувшей ночью она отчего-то решила, что общее горе немного сблизило ее с матерью, и в их непростых отношениях наступила оттепель. Но нет, все осталось по-прежнему. Да, мама отчасти права, Еве нужно было всего лишь ей позвонить, но девушка умышленно не стала сообщать о своем визите к следователю из опасений, что мама соберется с ней.

– Прости, – бесцветным голосом пробормотала Ева, не надеясь на то, что будет услышана и прощена. Но мама вдруг осеклась, так, словно внезапно натолкнулась на препятствие. Только Шварценеггер еще по инерции разряжался звонкими руладами.

– Иди немедленно в горячий душ, – уже спокойным тоном произнесла мать. – А я тебе приготовлю парацетамол. Не хватало еще, чтобы ты заболела.

С этими словами мам подхватила собаку на руки и удалилась в свою комнату.

Когда Ева вышла из душа, на кухне на столе она обнаружила пакетик парацетамола, который мама привезла с собой из Америки. А рядом – кружку с водой, тарелку тонко нарезанного хлеба и миску с накрошенными свежими огурцами и помидорами. Кухню наполнял аромат домашнего борща, который поднимался от стоявшей на плите кастрюльки с приоткрытой крышкой. Ева обрадовано ахнула и тут же налила себе полную тарелку борща. Мама к ужину так и не вышла, хоть Ева и прислушивалась к тому, не раздадутся ли в коридоре шаги.

После ужина, вымыв за собой посуду, девушка отправилась к себе, но в последний момент передумала и постучала в комнату матери.

– Входи! – ответила та, словно и ожидала ее прихода.

– Ма, спасибо за ужин. Очень вкусно!

– Я рада, – сухо ответила мать. Ева немного поколебалась, но переступила порог и присела на краешек кровати напротив сидевшей на стуле с собакой на руках мамы.

– Следователь сказал, что Тина вступила в какую-то группу в социальной Сети. Это я уже знала, но расследование подтвердило это официально. Правда, где Тина может быть, так никто и не знает.

– Как же ты не уследила? – упрекнула мама, но как-то вяло, устало.

– Как уследишь? – развела руками Ева. – Подростки такие скрытые. К тому же Тина влюбилась. И ради того мальчишки…

– Как его зовут?

– Макар.

– Ты с ним разговаривала?

– Нет. Пыталась. Еще в самом начале. Но он был в Москве. К тому же мать у него скандальная.

– Дай мне его адрес. Я эту скандалистку мигом поставлю на место.

– Не надо, ма. Дай я сама. Хотя бы попытаюсь. А ты… Ты отдохни еще день. К тому же у Шварценеггера стресс. Смотри, как он дрожит!

– Еще бы не дрожать, – ворчливо отозвалась мама. – Он за тебя тоже переволновался.

Ева невольно улыбнулась.

– Отдыхай, ма. И я тоже пойду спать. День был сложный.

– Угу, – только и сказала родительница. Ева немного постояла на пороге, словно ожидая еще каких-либо слов. Пожелания спокойной ночи, к примеру. Но так и не дождалась. И, тем не менее, уходила она к себе в хорошем настроении.

Только вот Иван не перезвонил. Это тревожило и огорчало. Ева положила телефон рядом на тумбочку, готовая схватить его в любой момент. Но так и уснула, не дождавшись от Ивана вестей.

Ей приснилась Тина. Не ее черно-белая «версия» Анит, а Тина собственной персоной – в джинсах и знакомой Еве толстовке. «Я уехала на поезде», – сказала сестра и махнула рукой куда-то в сторону. «Забери меня отсюда! Я тебя жду».

10

С утра Ева позвонила своей непосредственной начальнице и предупредила, что задержится на пару часов.

– Может, тебе продлить отпуск? – спросила та, но Ева различила в голосе женщины нотки недовольства.

– Нет-нет! Мне только сегодня нужно.

– Хорошо, – прохладно ответила начальница и отключила вызов.

Ева спустилась на улицу. На какое-то мгновение ей подумалось, что сейчас она, как и накануне, встретит во дворе странную женщину. Но нет, сегодня той не было. Ева пешком пересекла свой район и вышла к «шайбе» – местному торговому центру. Здесь в одной из пятиэтажек жил Макар – молодой человек, ради которого отчаянная Тина впуталась в опасное приключение. Ева хорошо помнила первый разговор с неприветливой матерью парня, но сегодня она настроилась на решительную победу. Она специально отправилась сюда так рано в надежде застать кого-нибудь из семьи Макара дома. Так и вышло. На звонок дверь открыли сразу. Хозяйка, видимо, собиралась на работу, потому что в одной руке держала кисточку от туши, один глаз у нее был накрашен, а другой – еще нет. Темно-рыжие короткие волосы женщины надо лбом были накручены на бигуди, а на затылке топорщились непричесанным вихром.

– Опять вы? – неприветливо спросила она, узнав Еву. – Что вам надо?

– Поговорить с вашим сыном, – вежливо ответила девушка.

– Нет его! – резко ответила хозяйка, но Ева уже заметила мелькнувшую в глубине коридора мужскую фигуру.

– Макар! – обратилась девушка через плечо женщины. – Я сестра Тины! Мне очень нужно с тобой поговорить!

– Нахалка какая! – возмутилась мать парня и вперилась в Еву злобным взглядом. – Нечего с ним разговаривать! Не о чем! Совсем замучили парня! Отстаньте от него все! Не знает он, где ваша девица бродит! Не приходите больше сюда!

И прежде чем Ева успела что-либо сказать, женщина захлопнула дверь. Ева обождала пару мгновение и вновь решительно надавила на кнопку звонка.

– Уходите! – раздалось из-за двери, которую так больше и не открыли. Ева молча повернулась и принялась спускаться по лестнице. Она решила дождаться ухода женщины и вновь предпринять попытку поговорить с парнем. Но, однако, все разрешилось куда проще, чем она вообразила. Еще спускаясь по лестнице, Ева услышала, как мать и сын громко спорят в своей квартире. А когда Ева спустилась на пролет, этажом выше хлопнула дверь, и мгновение спустя ее окликнули:

– Погодите!

По лестнице раздались шаги, и перед Евой появился Макар.

Исходя из характеристики, данной парню Надей, Ева мысленно составила его портрет. Макар ей представлялся высоким, крепким и чем-то похожим на Ивана в шестнадцатилетнем возрасте – таким же темноволосым и кареглазым. Но перед ней оказался парнишка, который, по мнению Евы, никак не годился на роль школьного плейбоя и покорителя женских сердец. Пусть и высокий, но совершенно неспортивного сложения – худой и сутулый. Черты его лица хоть и были симпатичными, но привлекательность их пряталась за густой россыпью ржаных веснушек. Волосы молодого человека оказались темно-рыжими, как у матери, и на затылке так же топорщились непослушным вихром. Вот тебе и «секс-символ»! Ева невольно усмехнулась. Парень улыбнулся в ответ, и она поняла, что могло в нем цеплять девчонок – улыбка. Открытая и яркая, которая солнечным светом озарила лицо Макара. Еще у него были необычные глаза – аквамаринного цвета с темными крапинками, опушенные длинными и неожиданно темными для его рыжей масти ресницами.

– Вы хотели поговорить со мной о Тине? – без обиняков спросил Макар.

– Да. Мне нужно задать тебе несколько вопросов.

– Валяйте, – согласился парень, но, однако, нервно оглянулся на свой этаж.

– Пойдем куда-нибудь. Тут есть поблизости какое-нибудь кафе?

– В «шайбе», конечно.

Ева кивнула и первой вышла из подъезда.

Они дошли до торгового центра в полном молчании, и только когда присели за столик и сделали заказ (Макар под одобрительным взглядом Евы попросил стакан апельсинового сока), молодой человек нарушил молчание.

– Как вас зовут? Тина говорила, что у нее есть сестра. Только я ваше имя не запомнил.

– Ева.

– Ага. Ева. Очень приятно.

Макар явно нервничал, хоть и старался держаться вальяжно. Когда ему принесли заказанный сок, он залпом выпил полстакана и смущенно улыбнулся, словно извиняясь за свою жажду.

– Вы встречались с Тиной? – в лоб спросила Ева.

– Ну… Только начали. Так… Сходили пару раз куда-то вместе. Я приводил ее в это кафе. Пили сок и ели пирожные. Вы не подумайте, ничего такого мы не делали! – всполошился парень. И Ева невольно улыбнулась – с облегчением.

– Она клевая девчонка. Не похожа на других. Смелая! Другие таракана увидят и на стену с визгом лезут. А Тина ничего не боится – ни пауков, ни жуков, ни мышей.

– Она мечтает стать врачом.

– Ага, знаю. Она говорила.

– Расскажи мне, что у вас там за группа в Сети.

– Ну, – смутился парень. – Меня про это уже спрашивали. Следователь этот. Как его? Неприятный тип. Смотрит так, будто ты убийца, и он это уже знает. Группа как группа. Для мужиков из нашей школы. Ничего такого. Просто игра. Вступаешь в сообщество, выполняешь ряд условий, чтобы тебя посвятили. А потом тебе выбирают соперника.

– Соперника? – переспросила Ева, услышав что-то новое.

– Да. Так интересней. Иногда в сете участвовали сразу трое. Но не больше. Если больше человек – сложнее уследить за выполнением условий. А дальше игрок должен пройти уровни. Как в компьютерной игре. За каждый проход он получает очки и звание. Игру можно повторять.

– Мне сказали, что тех, кто не проходил уровни, осмеивали.

Макар тихо засмеялся.

– Кто такое сказал? Ничего подобного. Но если ты дважды выбывал еще на начальных этапах, то тогда уж извини. Больше шансов не дают.

– И что это были за условия?

– Разные. Начинался сет с легких заданий. К примеру, съехать на скейтборде с горки за школой. А затем все усложнялось.

– Типа переночевать на кладбище?

– Типа того, – усмехнулся Макар.

– И вам не приходило в голову, что это может быть опасно?

– Кто не рискует, тот не пьет шампанского, – ответил парень популярной фразой. – На самом деле доля риска присутствовала. Но все не так критично было.

– И, тем не менее, игра вышла из-под контроля. Пропала девочка!

– Я не знал, что Тина пропала, – помрачнел Макар. – Я был в Москве. Мать меня к тетке отправила на время экзаменов. А потом я еще задержался. Привыкал! Мне же в столице теперь жить. Так что узнал все, когда сюда вернулся. Вы не подумайте плохо! Я переживаю за Тину. Ночи не сплю. Парней своих тормошу. Кто что знает, спрашиваю. Тинка – классная. Мне кажется, я ее люблю.

Ева не нашла, что ответить на его простодушное и прямое признание, только молча кивнула. А Макар продолжил:

– Я раньше с другой девчонкой встречался, с Вероникой. Вот она мне все мозги выела! А Тина не грузит совсем. И веселая. Я Веронику бросил. Хотя и жалко, чего уж там. Она тоже славная. Но я Тину люблю.

– Вероника из класса Тины? Или твоего?

– Нет. Она еще малолетка. Из восьмого. Теперь уже в девятый перешла. На год младше Тины. Ей четырнадцать. Но с виду не скажешь. Выглядит старше. И красивая очень. Но с ней невозможно, – Макар шумно выдохнул и залпом допил остатки сока. – Иногда ее просто убить хочется!

– А Тина с Вероникой знакомы? – спросила Ева.

– Так… Виделись, конечно. В одной же школе. Но не дружили. Вероника мне до сих пор записки пишет. То плачет, то угрожает.

– А Тине она угрожала?

– Тине? – задумался парень. – Не-е. Тинка бы сказала.

– Тина скрытная.

Парень шумно вздохнул.

– Хорошо, вернемся к игре. Значит, Тина вступила в нее… – напомнила Ева.

– Нет. Только собиралась. Я ей обещал помочь. Эта же группа только для парней. Она бы стала в ней первой девочкой. Ради нее я сделал исключение.

– В смысле? – насторожилась Ева. – Только не говори мне, что ты там администратор, и что ты эти задания придумываешь!

– Я, – признался не без гордости парень.

– И что ж ты сразу промолчал, что группа – твоя?! И что ты там главный массовик-затейник?!

– А вы и не спросили, – простодушно ответил Макар.

– О господи… Так скажи мне, затейник великий, куда ты мою сестру отправил?! – невольно повысила голос Ева.

– Никуда я ее не отправлял! Я же сказал, что Тина только собиралась начать игру. Мы отложили все до осени, потому что я в Москву уехал поступать. Не мог я ничего придумать, времени не было! И не стал бы я что-то сложное для Тины делать! Она же девушка. Только то, что она бы смогла выполнить. Ей хотелось уважения – она бы его и получила. Ей хотелось быть крутой – была бы крутой. Я бы ей помог. Понимаете?

– Дрянное дело ты задумал, Макар, – удрученно произнесла Ева.

– Вы не понимаете!

– Не понимаю.

– Ну вот! А Тина говорила, что вы классная и современная сестра. А еще что сами в игры играли, когда были в ее возрасте. На старой станции, не? – сощурился Макар. Ева пропустила удар. Взяв себя в руки, она нарочито спокойным тоном заговорила:

– Хорошо, тогда скажи мне, как так вышло, что Тина получила сообщения, которые посчитала за задание и отправилась черт знает куда?

– Мою страницу взломали. Я об этом тоже не знал. Я экзамены сдавал. И потом еще у тетки не было Интернета. Это мне уже следователь рассказал, что Тине присылали какие-то сообщения. Она их приняла за мои задания. А что там случилось на самом деле – не знаю. Я вам рассказал все. Больше нечего добавить.

– Хорошо! Спасибо, Макар, – поблагодарила Ева.

– Я могу идти? А то мать меня сожрет. Она была против, чтобы я с вами разговаривал. Она сейчас со всеми так. Боится, что меня начнут обвинять в том, чего я не делал. А так она хорошая. Только сильно напугана. Все из-за группы этой. Я уже получил от нее конкретный втык.

– Заслужено, – не сдержала улыбки Ева. – Да, Макар. Конечно, иди. Спасибо за откровенность.

– Да не за что! Я же Тине помочь. Можно, я к вам иногда буду приходить? Ну… узнавать новости. Мы с ребятами Тину тоже ищем.

– Конечно, можно. Знаешь, где я живу?

– Да. Тина показала.

– И ты тоже, если что узнаешь новое, обязательно скажи.

– Угу.

Парень ушел. Ева расплатилась за его сок и свой чай. И только на выходе из кафе вспомнила, что забыла спросить у Макара фамилию Вероники. На всякий случай. Ну ничего, она отыщет девочку через школу. Поговорить с нею тоже казалось важным.

Ева посмотрела на часы и решила, что может сделать крюк и зайти в школу, в которой учится Тина. В конце августа наверняка там уже есть учителя. Через них она и постарается узнать адрес Вероники.

Но, однако, в школе Ева получила отказ. Девушка никак не ожидала, что директриса, к которой она обратилась за помощью и которая была в курсе пропажи одной из своих учениц, откажется от сотрудничества и практически прогонит ее.

– Это частная информация! Мы не имеем права ее разглашать, – заявила эта громогласная женщина, которой Ева всегда немного побаивалась. Особенно в те времена, когда еще сама была школьницей.

– Но как же… Ведь мы ищем Валентину, любые сведения нам будут полезны!

– Пусть запрашивают официальные органы, – отрезала директриса. – Все, что надо, мы сообщим. Официальным лицам, а не частным!

Еве пришлось уйти ни с чем. Настроение испортилось. Его мрачность усугубляло еще то, что Иван за весь день так и не объявился.

– Фи! Не так нужно было разговаривать! – откликнулась вечером мама, когда Ева за ужином пожаловалась на полученный от директрисы отказ. – Я помню эту кошелку, вашу директрису! К ней нужен особый подход!

С этими словами мама вскочила из-за стола и ринулась к себе в комнату. Шварценеггер потрусил за ней на своих лапках-карандашиках.

– Где-то у меня был кардиган совсем не ношенный, с этикеткой. Специально купила для вашей осени, – раздавался из комнаты голос мамы, сопровождаемый шуршанием и пыхтением. – Шварцик, отдай туфлю! Куда ты ее потащил?!

Ева выглянула в коридор и невольно прыснула. Картина и правда была комичной: пес, таща за собой «лодочку», размерами превышающую его самого, с глухим рычанием пытался скрыться с места преступления. А мама преследовала его с широкополой шляпой. Шляпа наверняка оказалась в ее руках случайно, а не потому, что она собиралась использовать ее на манер сачка. Но, видимо, маме в голову пришла та же шальная мысль, что и Еве, она бросила вперед шляпу и накрыла ею полностью миниатюрную собачку. Шварценеггер залился лаем и бросился удирать, петляя зигзагами по коридору и унося на себе шляпу. Ева и мама дружно рассмеялись.

– Ладно, отдай. Испортишь ведь вещь! – сжалилась хозяйка над псом и сняла с него шляпу. – Помню, ваша директриса была страсть какой тряпичницей! Как ты думаешь, ей понравится это?

Мама отложила шляпу и развернула перед дочерью кардиган из толстой мягкой шерсти смородинового цвета.

– Ты готова отдать ей это? – удивилась Ева.

– А что такого? Если это поможет нам в поисках нашей девочки. Дай мне пару сотен, куплю конфет.

Ева безропотно достала из кошелька пятьсот рублей и протянула их матери.

– Еще бы найти пункт обмена… А то я без рублей, с долларами.

– В «шайбе» есть. Хочешь, завтра после работы зайду и обменяю? – предложила Ева.

– Буду благодарна.

Они впервые за долгое время так мирно и дружелюбно разговаривали, и уж Ева не могла припомнить, когда они с мамой вместе смеялись, как еще десять минут назад над Шварценеггером в шляпе. Мамино неожиданное дружелюбие теплым свечным пламенем согрело душу и усыпило бдительность. Но в тот момент, когда Ева никак не ожидала нападений, мама выступила в своем репертуаре:

– А к парикмахеру я тебя отведу! И отстригу тебе эту косу, которая делает тебя похожей на старую деву.

Перед сном Ева по привычке проверила телефон и увидела к своей радости сообщение от Ивана. Только когда она открыла текст, радость угасла:

«Ева, перезвоню позже. У меня проблемы. Решаю»

Ей вспомнились вопросы следователя, касающиеся Ивана, и Ева не на шутку встревожилась. Неужели Ивана и правда подозревают в причастности к гибели Вити Пономарева? «Мы поспорили», – от этой завязшей в мыслях фразы никак не удавалось отделаться. И чем дольше Ева думала о том дне, когда пропал Витя, чем больше ломала голову над «пазлом» с недостающими фишками, тем сильнее ей начинало казаться, что мужчина что-то недоговорил. И, может, прав был следователь, когда предположил, что Иван вертелся все эти дни возле нее лишь из-за начавшихся на старой станции поисков.

Чтобы хоть немного заглушить подозрения, стремительно поднимающиеся пеной над кипятком домыслов, и не думать о том, что Тину могла постичь ужасная участь, как Витю Понамарева, Ева достала папку с отксерокопированными газетными заметками и включила компьютер. Теперь она более-менее представляла себе, что искать. И хоть было мало надежды на то, что история их малонаселенного поселка популярна в Интернете, попытаться стоило. Для начала Ева поискала похожие истории про аномальные зоны, в которых пропадали люди, животные и поезда, и нашла кучу ссылок на непроверенные случаи. Гипотезы загадочных исчезновений варьировали от совсем фантастических, на взгляд Евы, вроде временных порталов и похищений людей инопланетянами. До вполне научных, когда аномальность зон объяснялась разломами земной коры в этих местах, выбросами колоссального количества энергии во время малейших сдвигов плит и формированием по краям разломов энергетических бурь, которые могли бы приводить к техногенным катастрофам. В одной из статей предполагалось, что под воздействием такого количества энергии пространственно-временные связи могут искажаться, границы между параллельными мирами исчезать, и пропадающие в этих зонах люди вполне могут оказаться в другом измерении. Ева закрыла очередную статью про аномальные зоны, набрала в поисковике название своего поселка и словосочетание «железнодорожная катастрофа». На этот раз выпало меньше ссылок, но более конкретных. Оказывается, той катастрофе даже посвятили страницу в Википедии. Но она практически копировала уже известное. Затем Ева обнаружила показания выживших свидетелей. Все, как один, утверждали, что сходу поезда с рельсов предшествовали попытка машиниста на полном ходу затормозить состав и сильнейший удар. Этот удар сплющил локомотив и первый вагон, но никакого объекта, с которым мог бы теоретически столкнуться поезд, не обнаружилось. В статье вновь всплывало имя стрелочника, которого обвинили в халатности, и Ева набрала его имя в поисковике. Ей выпало множество ссылок на людей, которых звали Шумов Вениамин, но среди них не оказалось того, кого искала Ева. Только после тщательных и долгих поисков ей наконец-то удалось найти маленькую заметку и из нее узнать, что вскоре после обвинения Шумов Вениамин 1930 года рождения пропал бесследно и так и не понес заслуженного наказания.

Ева бросила взгляд на часы и увидела, что сидит за компьютером почти три часа и на работу ей вставать уже через пять. Но прежде чем выключить компьютер, она зашла по привычке на страницу своего почтового ящика: ее электронный адрес наряду с телефонами тоже был дан в объявлениях о пропаже Тины. Нередко Еве приходили письма с сочувствиями, вопросами от любопытствующих и, конечно, куча спама. На этот раз ящик оказался пустым. Выйдя из него, Ева бросила случайный взгляд на анонсы новостей и увидела заголовок, который заставил ее сердце учащенно забиться. «В популярной сети магазинов стройматериалов и товаров для дома «НовоСел» выявлены крупные хищения». Ева торопливо открыла новость и прочитала о том, что директора и основателя сети Ивана Селина подозревают в финансовых махинациях и хищении средств со счетов компании.

– Ева, ты почему еще не спишь? – внезапно раздался за ее спиной мамин голос. Девушка торопливо закрыла статью и обернулась.

– Так… Хотела кое-что посмотреть.

Ей стоило усилий не выдать нервозности. Но, похоже, в ее деланно ровном тоне что-то насторожило маму, потому что та вдруг спросила:

– Что-то случилось?

– Нет.

– Ева, не обманывай!

– Да все в порядке, ма, – с досадой ответила она, желая, чтобы ее поскорей оставили одну. Но еще больше мечтая о том, чтобы кинуться к маме, обнять ее и разрыдаться, выплеснуть со слезами накопленную тревогу за Тину, напряжение из-за невольного ожидания страшных новостей, неожиданную тоску по Ивану и потрясение, вызванное новостью. Но она не могла припомнить, когда мама в последний раз обнимала ее – искренне, в порыве чувств, а не картинно, на публику, прощаясь в аэропорту перед отлетами в свою далекую и чужую Америку.

– Ложись-ка спать! Тебе завтра на работу.

– И ты тоже ложись.

– Не спится, – пожаловалась мама.

– Накапать тебе пустырника? – предложила Ева, думая о том, что ей самой не помешает двойная порция капель.

– Обойдусь! Спокойной ночи, – мама вышла, не дождавшись ее ответного пожелания, и погасила за собой свет. Ева развернулась к внезапно ставшему враждебным компьютеру, мерцающему в темноте голубоватым экраном. С одной стороны, ей хотелось вновь войти в Интернет и найти все последние новости об Иване. Но, с другой, мама еще не уснула и обязательно проверит, как когда-то давно, легла ли дочь спать. Нет, конечно, Ева не боялась того, что мама отругает ее за позднее бодрствование, причина была в том, что ей не хотелось посвящать маму в проблемы Ивана.

Она выключила компьютер и нырнула в постель. Но, как и предполагала, еще долго не могла уснуть, перебирая в памяти моменты последней встречи с Иваном и молясь этой ночью уже не только за Тину, но и за него.

На следующий день на работе Ева улучила момент в обеденный перерыв и поискала в компьютерной базе всевозможные сведения об их городке. В первую очередь ее интересовало тектоническое состояние местности, на которой он расположен. К счастью, в библиотеке бережно и с гордостью хранили материалы, в которых так или иначе упоминался их населенный пункт. После недолгих поисков Ева обнаружила тонкую брошюрку о геопатогенных зонах этой области, изданную в платной типографии небольшим тиражом. Брошюрка была рассчитана на застройщиков, но девушка нашла в ней то, что искала: их поселок действительно располагался в одной из таких зон, и тектонический разлом проходил как раз через старую станцию. Вот и все, такой простой ответ на вопрос, который когда-то с загадочным видом задал им Борис: почему закрыли старую станцию? Кажется, Иван тогда предположил, что автобусное сообщение вытеснило железнодорожное. Но, похоже, все дело было в том, что станция стала опасной. И случившаяся в девяносто третьем году катастрофа явилась тому страшным подтверждением.

Когда Ева вечером вернулась домой, мама торжественно выложила перед ней на стол бумажку с записанным адресом.

– Вот! Эта девушка, Вероника, живет в соседнем городке.

– Директриса таки дала тебе адрес? – обрадовалась Ева.

– Еще бы она мне его не дала! – фыркнула женщина. – Конфеты плюс кардиган сделали свое дело. Эта девушка в школе новенькая, учится здесь всего год. Уж какие у нее были причины перевестись из одной школы в другую, тем более что в наш поселок ей приходится ездить одну остановку на электричке – не знаю. Видимо, наша школа сильнее. Я, кстати, уже съездила к этой Веронике домой.

– И? – нетерпеливо поторопила Ева маму.

– Впустую! – выдохнула та. – Никто дверь мне не открыл. Но я позвонила соседке. Зря, что ли, ехала? Кстати, все деньги, что ты мне дала, потратила на конфеты и билет.

– Я поменяла тебе доллары на рубли, не беспокойся.

– Спасибо, – чинно поблагодарила мама.

– Ма, не томи! Что сказала соседка?

– Да что-что… То, что уехала Вероника куда-то отдыхать с семьей и будет через неделю. Вернется только к началу школьных занятий.

Последующие дни и ночи слились в один бесконечно-длинный и безысходно-темный, будто полярная ночь, период без новостей-просветов. Ева отлистывала дни вместе с перекидным календарем, проваливалась в ночи, как в бездны, живя лишь ожиданием вестей. О Тине. Об Иване. Но все чаще и чаще у вечернего чая, как она его ни подслащивала, оказывалась полынная горечь отчаяния. О Тине не было вестей. От Ивана – тоже. Только в один из дней Еву вновь вызвал к себе следователь, и снова девушка вышла из его кабинета опустошенной. Вопросы Савин задавал те же самые, но формулировал их несколько иначе, отчего создавалось впечатление, будто он не спрашивает, а утверждает. И по всему выходило, что «вешал» следователь вину за гибель Вити на Ивана. Ева не удивилась, когда подтвердилось, что найденные останки принадлежали пропавшему Пономареву. Но испугалась, когда заговорили не о несчастном случае, а об умышленном удушении, потому что подъязычная кость оказалась сломанной. Мог ли Иван убить Витю? Теоретически мог: физически Иван намного превосходил тщедушного Пономарева и у него, как он сам недавно проговорился, оказался повод. К тому же Иван был в те времена импульсивен, горяч и, как Ева слышала, не раз участвовал в драках. Даже вроде как-то вляпался в какую-то нехорошую историю. Мог ли он задушить в состоянии аффекта Витю Пономарева, отозвавшегося нелицеприятно об Ульяне, а потом отнести тело в находящийся рядом с вагоном ангар и там столкнуть его в подполье? По всему выходило, что мог.

От неведения и терзающих ее сомнений Ева не могла найти себе места, металась между книжных стеллажей, переставляя книги и вновь возвращая их на места. Проницательная и тактичная Тамара Андреевна ни о чем ее не расспрашивала. Только бросала на нее встревоженные взгляды и даже не звала пить чай.

Дома обстановка тоже была не лучше. Мама и собака мучились от того, что не знали, куда и как во время вынужденного бездействия приложить бурлящую в них энергию. И в итоге каждый для себя нашел решение. Собака сгрызла новые туфли Евы и растрепала диванную подушку, а мама направила скопившуюся атомную энергию на старшую дочь и попросту отвезла ту, как когда-то грозилась, в салон. Впервые в жизни по-настоящему понимая и разделяя состояние мамы, Ева не стала перечить, а покорно уселась в парикмахерское кресло и зажмурилась. Ей было все равно, что с ней сотворят, но мастер не обезобразила ее короткой, как ожидала Ева, стрижкой, а сделала с ее волосами нечто невероятное. Мастер оставила длину чуть выше плеч и подстригла волосы Евы так, что они теперь казались гораздо гуще, чем были. Ева вынуждена была признать, что с новой прической она выглядит куда лучше – стильнее и увереннее. А потом мама отвела ее в «Шайбу» и, не смотря на робкие возражения Евы, накупила ей обновок. Глядя на то, с какой категоричностью мама отказывалась от предлагаемых товарками платьев и юбок и сама из вороха непритязательной одежды вдруг выхватывала что-то на первый взгляд совершенно неприметное, но на дочери превращавшееся в элегантную часть гардероба, Ева не могла не признать, что мама все же обладает отменным вкусом. Уезжали они уже на такси – нагруженные коробками, пакетами и даже повеселевшие. Только планы на спокойный и душевный ужин разбились о заметку, которую Ева увидела в Интернете на новостном портале: Ивану Селину, чье имя недавно прогремело в связи с финансовым скандалом, предъявили обвинения в убийстве пятнадцатилетней давности.

11

Еще никогда жизнь не казалась Ивану таким безвыходным тупиком, из которого вслепую, утратив все ориентиры, он и пытался вырулить. Да только пока все тыкался в бетонные ограждения и буксовал в неожиданных ямах. Самым мерзким во всей этой истории было то, что в ловушку его завела собственная неосторожность и неосмотрительность. В какой-то момент он свернул не туда и позорно быстро угодил в ловушку, которую уготовил ему кто-то подлый. Сейчас, переосмысливая все то, что случилось с ним за этот короткий период, и копая чуть дальше в прошлое, Иван понимал, что игра, оказывается, велась с ним и против него, а Ева оказалась лишь вспомогательным рычагом. Будь Вовка жив, Иван сейчас возразил бы другу, что живут они не скучно, а слишком по-взрослому, забыв, что жизнь – это та же игра. И чтобы продержаться партию, недостаточно прямолинейно планировать и просчитывать ходы, нужно воображать, креативить, искать нестандартные ходы, как тогда в юности.

Но кто-то помнил об этом очень хорошо. Когда Иван забирал машину из сервиса, знакомый механик проговорился, что неисправность показалась ему подозрительной. Машина недавно проходила тщательный осмотр, подобная поломка была исключена. Конечно, в жизни, тем более автомобильной, всякое случается, но в свете последних событий Иван поверил словам опытного механика. Впрочем, на какое-то время из-за проблем в компании ему пришлось отодвинуть на второй план все, связанное с прошлым, поселком, старой станцией и заняться поисками в собственном «королевстве». Главный бухгалтер сообщила о крупной утечке со счетов компании на два зарубежных. Позже стало известно и о более мелких хищениях. Но пока внутренняя служба безопасности искала следы в попытках выйти на мошенника, слухи о махинациях и хищении в компании распространились в Интернете и прессе. На этом проблемы не закончились: Ивана вызвали следственные органы по делу о гибели пятнадцать лет назад Виктора Пономарева. И все то время, что Иван отвечал на вопросы Савина, его не покидало ощущение, что на него вешают ответственность за гибель Пономарева. Но о том, что ему предъявили обвинения в убийстве, мужчина узнал, как ни странно, не от правоохранительных органов, а от бывшей жены. Эльза разбудила его спозаранку звонком и истерично завопила в трубку о своей репутации, безнадежно испорченной тем, что она связала жизнь с убийцей. Спросонья Иван не сразу разобрал, чего от него хочет бывшая и с каким убийцей она связала свою жизнь. Может, этот ее патлатый музыкант забил гитарой до смерти какого-то назойливого фаната? Он так и спросил у Эльзы, кого убил ее сожитель. Бывшая жена опешила и на мгновение замолчала. Но не успел Иван перевести дух, как она уже взвизгнула бензопилой и, срываясь на фальцет, завопила пуще прежнего. Не без труда мужчине удалось разобрать в ее крике отдельные слова. А когда он понял, что имела в виду Эльза, вскочил с кровати и, путаясь в волочившейся за ним простыне, зашагал по комнате.

– Успокойся! – рявкнул он, когда бывшая жена вновь стала причитать о своей испорченной репутации. – Ссылку вышли.

– Сам найдешь! Если в состоянии забить свое имя в гугл! – огрызнулась Эльза. – Убийца! Го-осподи! Я выходила замуж за убийцу! Лучше бы за Владимира вышла! Сволочь, зачем ты встрял?

– Если бы ты вышла за него, то сейчас бы была вдовой! – не удержался Иван, которому было неприятно напоминание о той старой истории.

– Лучше уж быть вдовой, чем женой убийцы! – выпалила Эльза. Иван хотел напомнить, что она ему уже бывшая жена, но Эльза бросила трубку.

С будущей женой его познакомил Вовка. Друг после какого-то благотворительного дефиле познакомился с одной из моделей. Девушку он заприметил еще на показе: она понравилась ему бесконечными ногами, шикарным бюстом и белокурыми локонами. И хоть все модели на показе были длинноногими и симпатичными, Лиза выделялась из всех еще и тем, что шла по подиуму походкой королевы, вздернув подбородок и прикрыв глаза густыми ресницами. Не покачивая пошловато бедрами, не переставляя осторожно длиннющие ноги-циркули в туфлях на высоченных каблуках, как начинающие модели, а шагая уверенно, твердо и одновременно с легкостью, презрев опасную обувь, скользкое покрытие и оценивающие взгляды. Когда она случайно встретилась глазами с Владимиром, то, прежде чем сделать эффектный разворот, неожиданно подмигнула. Мужчина дождался ее после показа и пригласил в ресторан. Но Лиза, представившаяся ему Эльзой, сразу дала понять, что она не из дешевых и легкомысленных девушек, в первый вечер соглашающихся на секс без обязательств. Она та, которую завоевывают. Та, которая любит турниры и выбирает только победителя. Владимир ухаживал за ней, как того и заслуживает королева. Он уже далеко продвинулся в «отборочном туре» и претендовал на роль победителя, но совершил крамольную ошибку: познакомил Эльзу с Иваном. И длинноногая королева, отвергнув всех сражающихся за ее благосклонность рыцарей, выбрала его. Впрочем, в Ивановой версии это он ее выбрал, в вечер же знакомства решив, что эта женщина будет его. И в каком-то шальном и эгоистичном азарте закрыл глаза на то, что отбивает подругу у лучшего друга. Вовка не разговаривал с ним месяц, а потом сам явился к нему с бутылкой коньяка и предложил перемирие. И хоть из-за женщин, с его слов, разворачивались целые войны, никакая красотка, пусть даже королева, не стоит того, чтобы их мужская дружба распалась. К тому же у них совместный бизнес. Коньяк был распит. А месяц спустя Вовка веселился на свадьбе Ивана, явившись на празднество в компании хорошенькой девушки. Правда, вскоре с новой пассией Володя расстался. Но потом появился у него девушка, с которой Иван так и не успел познакомиться, но к которой у друга, похоже, возникли серьезные чувства. Видимо, помня о старой истории с Эльзой, Владимир не торопился представлять свою подругу Ивану. Но незадолго до гибели признался другу, что думает сделать предложение. И не успел…

… На мгновение перед глазами встала кошмарная картина, в нос ударил запах гари, как в тот день, отколовший от его жизни важную часть. И Иван будто наяву вновь увидел прикрытое белой простыней обгоревшее тело. У Вовки никого не осталось из близких, имя его подруги не было известно, и опознавать тело пришлось Ивану. Лицо сильно обгорело, но на запястье осталась вплавившаяся в плоть знакомая Ивану серебряная цепочка-браслет, которую друг привез из путешествия. А на груди – золотой крестик. Друг принял крещение уже взрослым, и Иван тоже, как и браслет, узнал крестик, который видел не раз в те вечера, которые они проводили в ирландском пабе, сняв галстуки и расстегнув вороты офисных рубашек.

Не одеваясь, как был, Иван бросился к компьютеру и вышел в Интернет. Так и есть, бывшая жена не обманула: в ответ на его запрос поисковик выдал несколько ссылок на новость, напечатанную каким-то сомнительным ресурсом и подхваченную изданиями посолидней, что владелец сети «НовоСел» обвиняется не только в расхищении капитала, но и в убийстве пятнадцатилетней давности. Иван выругался сквозь зубы, но сумел взять себя в руки, набрал номер мобильного своего секретаря Лены и приказал связаться со всеми изданиями, распространившими «утку». Затем предупредил, что день-два его не будет в офисе.

Навигатор не сразу, но указал путь до загадочной платформы «82 километр». Решение отыскать цыганское поселение перед тем, как поехать в родной поселок, пришло спонтанно. Покоя не давало воспоминание об убегающей от него по вагонам цыганке-гадалке. Иван был уверен в том, что она его узнала. И вряд ли скрылась из-за украденных пирожков. Нет, она что-то знает! И что именно, Иван и собирался выяснить.

Ему повезло в том, что путь оказался без пробок. Чуть больше чем через час мужчина съехал с шоссе на неприметный поворот, который едва не пропустили он и хваленный навигатор. Дорога была не асфальтированной, из-за недавнего ливня в колдобинах скопились мини-озерца, и Иван в очередной раз порадовался тому, что выбрал себе в спутники такую вездеходную машину. Выбор его был продиктован не столько любовью к большим и дорогим машинам, сколько практическими соображениями: ему нередко приходилось ездить по подмосковным необустроенным дорогам, потому что большая часть складов находилась за пределами МКАДа.

Дорога привела к лесу, рассекла его ножом на две неровные части и запетляла между уходящими в небо ровными свечами сосен. Навигатор, эта коварная коробка, сконструированная явно потомком Сусанина, предательски ушел в несознанку, оставив Ивана самостоятельно разбираться с маршрутом. Мужчина чертыхнулся, но не злобно: все равно никуда с тропы не съедешь, кругом – сосновый частокол, ехать можно только вперед. А там уж куда кривая выведет.

Кривая вывела к огромному полю с дворцом в нем, а не к ожидаемым Иваном лачугам, кибиткам и лошадям. За дворцом, а иначе и не назвать было этот трехэтажный особняк с колоннами, лепниной и небольшой площадью с фонтаном перед ним, располагалась пара домин менее помпезных, но тоже поражающих воображение размерами и отделкой. Особняки вместо лачуг, дорогие машины – вместо лошадей и кибиток. Иван невольно усмехнулся и постарался отогнать мысли о том, на какие деньги процветало все это богатство. Явно не на заработанные гаданием в электричках. Увидев, в каких условиях живут эти цыгане, Иван скис, но не из-за зависти к богатству, в разы превосходящему его собственный достаток, а потому, что понял, что добиться правды от цыганки из электрички будет непросто. Он-то надеялся заплатить ей за разговорчивость. А сейчас увидел, что вряд ли цыганка бедствует настолько, что согласится за энную сумму расстаться со своим секретом. Но попытка не пытка, не зря же он отмотал столько километров! Да и ситуация у него такая, что разговорить цыганку придется во что бы то ни стоило. Иван припарковал машину на площади с фонтаном, в котором полоскали ноги трое чумазых ребятишек, и вышел наружу. Джип, стоявший напротив ведущей во «дворец» высокой лестницы, оказался той же марки, что и его собственный, но последней модели, которая еще даже не поступила в массовую продажу. Иван с гордостью бедняка прошествовал мимо так привлекающей его внимание машины к фонтану и окликнул ребятишек:

– Эй! Могу я поговорить с кем-нибудь из взрослых?

Мальчишки, как один, оглянулись на голос и уставились на гостя любопытными черными глазами.

– Кто-нибудь из взрослых есть? Позвать можете? – повторил Иван, не дождавшись от пацанов нужной реакции.

– А ты дай монетку, позову, – ответил самый старший из мальчишек, пацан лет семи.

– Тьфу ты, – ругнулся и одновременно восхитился предприимчивостью мальчишки Иван. Но все же запустил руку в карман, нащупал в нем бумажник и вытащил вслепую первую подвернувшуюся купюру, оказавшуюся тысячей. Но не успел Иван обменять ее на какую-нибудь помельче, как подлетевший к нему мальчишка уже проворно выхватил банкноту у него из руки и на всякий случай отскочил подальше.

– Дадэ![1] – заорал он, выполняя свою часть «договора». – Дадэ!

– Чего кричишь, Зиндело? – спросила показавшаяся из дверей особняка молодая женщина. – Отца нет, уехал, забыл?

– Тут чужой взрослых спрашивает, – мальчишка пренебрежительно махнул рукой в сторону Ивана. Женщина приложила ладонь ко лбу козырьком, рассматривая гостя, а затем решительно спустилась по ступеням к фонтану.

– Здравствуй, добрый человек! Кого ищешь?

Цыганка была красива и походила скорей на романтичных героинь из фильмов про цыган, чем на встречающихся на привокзальных площадях гадалок и попрошаек с младенцами. Черные густые волосы, спускающиеся ей за спину крупными волнами, покрывала яркая косынка, в вырезе белоснежной блузы виднелась соблазнительная ложбинка между налитыми смуглыми грудями, тонкую талию перехватывал широкий пояс с монетами, и когда девушка спускалась по ступеням, они издавали тихий звон. Черты лица красавицы были словно выточены искусным мастером: миндалевидный разрез глаз, скульптурный нос, яркий и крупный, словно цветок мака, рот. Иван даже на мгновение забыл, зачем сюда приехал, залюбовавшись девушкой. А она словно наслаждалась произведенным на мужчину эффектом и не торопилась повторять вопрос, ожидала ответа с легкой улыбкой и чуть склонив набок голову. Иван спохватился, что пауза затянулась, и торопливо проговорил:

– Я ищу одну женщину, которую встретил в электричке. Как зовут – не знаю.

Он как мог, описал цыганку, не особо надеясь на то, что красавица ему поможет. Но та поняла, о ком речь, и обрадовалась:

– Роза! Ты ищешь Розу!

– Видимо. Позови ее.

– Так нет Розы, – развела руками молодая цыганка.

– А когда она будет? Или где я ее могу найти?

– А зачем она тебе? – вопросом на вопрос ответила девушка и вновь улыбнулась, обнажив полоску жемчужных зубов. Женские чары исходили от нее дурманящим ароматом ядовитого цветка, окутывали, околдовывали, вились вокруг Ивана дымкой, захватывая в плен. Мужчина мотнул головой, избавляясь от них, словно от липкой густой паутины, и сердито ответил:

– Нагадала она мне кое-что. Но не все договорила. Пусть доскажет.

– И ты ради этого отыскал нашу деревню? – удивилась девушка. – Нас не так просто найти.

– Это уж точно, – ухмыльнулся Иван. – Прятаться вы умеете.

– Это потому, что твои братья нам не добра желают, – погрустнела девушка.

– Ну, уж я-то с миром приехал.

– Ты – с миром. Чувствую, что ты человек хороший. Но моему роду досталось, еще в прошлые времена. Легенду ты не знаешь, слушай, я тебе по дороге расскажу. Пойдем, – девушка поманила Ивана рукой, и тот, чуть поколебавшись, отправился за ней. Они миновали два дома и дальше по неасфальтированной дороге направились к видневшимся вдали сооружениям победней.

– Меня Златой зовут, – представилась девушка, бросив на Ивана через плечо мимолетный взгляд. – Я младшая жена Мирко, нашего барона. Тот мальчишка, с которым ты разговаривал, один из его сыновей.

– Сообразительный парень! – усмехнулся Иван, следуя за девушкой.

– Сколько ты ему дал? – поняла та.

– Тысячу.

Девушка молча кивнула, одобряя поступок то ли гостя, то ли предприимчивого цыганенка.

– Куда мы идем? – спросил Иван.

– К старой Вадоме. Роза ее внучка.

– Это та самая бабка, от которой ваша Роза дар гадать получила? – не сдержался от сарказма Иван, припомнив те слова, которыми оплетала его цыганка-паучиха в первую встречу.

– Зря смеешься, – ответила резко красавица и вновь бросила через плечо взгляд, на этот раз сердитый. – Вадома – знающая. Ведающая. Она не гадает. Она видит. Роза тоже умеет, но не так. У нее и половины того дара нет, что у бабушки. Повезет тебе, если Вадома с тобой говорить захочет. Нет – так и уедешь ни с чем. Так что не смейся, человек.

– Ты обещала легенду, – напомнил Иван, увидев, что до строений, оказавшихся при ближайшем рассмотрении небольшими хибарками, не так уж далеко. Не успеет Злата рассказать.

– Это не легенда, это правда. Знаешь, по соседству город есть?

– Я там родился, – сказал Иван.

– Тогда должен знать. Там станция была.

– Старая? Та, которая закрыта? – насторожился Иван.

– Да. Она. Старая и закрытая. Знаешь, почему ее закрыли?

– Невыгодно стало. Автобусную линию открыли, – сказал первое, что подвернулась на язык, Иван. Цыганка покачала головой.

– Неверно. Закрыли, потому что место нехорошее. Проклятое. Там когда-то мой народ жил. Большое поселение было. Лет сто назад или еще больше. Я не знаю. Но там всегда мой род жил, много-много лет, это место их считалось. И как бы люди ни относились плохо к моему народу, ни у кого не хватало храбрости выгнать цыган. Все знали, что та земля – непростая. В ней духи живут, они защищают мой народ. Нам сама земля помогала. Но однажды через это место ваши люди захотели пустить паровоз. Потому что вокруг были болота и леса, а то место было ровным и гладким, как ладонь. И к моему народу пришел разговаривать самый богатый человек, который приказал строить рельсы. Он хотел, чтобы мой народ уехал. Но барон отказался, хоть тот человек обещал деньги. Богатый и недобрый человек разозлился и сказал, что прогонит мой народ силой. Тогда к нему вышла разговаривать старая-престарая Ромина. Наша Вадома ей правнучкой приходится. Ромина сказала тому человеку, что нельзя строить на этой земле дорогу. Не будет счастья, а будут катастрофы, потому что земля этого не простит…

Цыганка так увлеклась рассказом, что даже остановилась в трех шагах от первого домика, вблизи оказавшегося не такими уж маленьким и бедным, как издали. Иван остановился с нею, желая узнать окончание истории, хоть уже и понимал, куда клонит цыганка. В ее устах рассказ и правда звучал как легенда – про непростое место, на котором нельзя строить, потому что какие-то духи оберегают землю. На самом деле, если очистить рассказ от витиеватых приукрашиваний, Иван увидел в нем долю здравого смысла, и решил позже посмотреть, не является ли это место сейсмически опасным, или, может, есть в почве непригодные для строительства пустоты или разломы. Если это так, то тому, что станцию закрыли, может быть другое, некоммерческое, объяснение. Ему вдруг вспомнилось, что когда он еще был ребенком, может, уже школьником, но начальных классов, взрослые говорили о крупной катастрофе. Иван решил поискать сведения и об этом. А Злата тем временем продолжала:

– … Но богатый и злой человек выкрикнул оскорбления и ушел, плюнув на нашу землю. А ночью подослал своих людей, и те подожгли наши дома. В том пожаре много народу погибло, самых слабых – стариков, детей. Погибли и лошади. Люди плакали и просили землю защитить их. И та их услышала, открылась и спрятала остатки нашего рода. Только одна молодая красавица и красавец не пожелали уходить в землю и сбежали. Поселились они в лесах. От них и продолжается наш род. У них родилось трое сыновей, которые потом взяли жен из других семей, и дочь. Наш род был такой известный, что породниться с ним было много желающих. Тем более что та девушка, которая не захотела со своим возлюбленным вместе со всеми уходить в землю, была внучкой видящей Ромины.

– А зачем же остальные в землю ушли, а не сбежали, как та молодая пара? – удивился Иван, когда красавица многозначительно замолчала. – Если желали спастись от пожара, какой смысл умирать в земле?

Девушка вскинула на него темные глаза-маслины и покачала головой:

– Не понимаешь ты, человек. Земля их не убила. Мой род живет. Но не здесь. А там.

Она сделал неопределенный жест рукой, указывая на землю.

– Мы нередко слышим голоса, доносящиеся оттуда. А к старой Вадоме иногда приходит ее прабабка Ромина. Там есть другой мир. И старики нашего рода, когда приходит время, уходят туда. Мы их не хороним, они уходят сами. И берегут наш род оттуда. Не смейся, человек. Не смейся над тем, чего не знаешь, – рассердилась цыганка, а затем резко махнула рукой на второй дом.

– Мы пришли. Вон там живет Вадома. Пойдем. Я попрошу ее поговорить с тобой.

Злата велела Ивану ожидать на улице, а сама скрылась за простой деревянной дверью. Не было девушки очень долго, так, что мужчина даже засомневался, появится ли она, не пошутила ли в отместку за его неуместный вопрос. Но когда Ивану показалось, что он ожидает уже чуть ли не час, дверь приоткрылась, и девушка поманила его в проем. Мужчина отправился следом за Златой, стараясь скрыть проснувшееся любопытство. В домах цыган ему никогда не доводилось бывать, и он даже не знал, чего ожидать – нищеты или вопиющей роскоши. Но дом убранством напомнил ему советский стиль, возведенный до абсурда. Повсюду – на стенах и полах – были ковры и дорожки, зачастую несочетающиеся между собой по цветовой гамме, но приятно глушащие шаги. Мебель – бесчисленные «стенки» и «горки», заполненные хрусталем и фарфоровыми статуэтками, тоже была из времен детства Ивана. Даже пахло в доме как-то знакомо, словно приоткрылась дверь в его советское детство. Злата тем временем, проведя гостя через проходные комнаты и бросив на ходу несколько реплик на своем языке встретившимся им по дороге дородным женщинам в косынках и цветастых юбках, подвела Ивана к закрытой двери и снова попросила подождать. При этом дверь она оставила открытой, и мужчина увидел стоявшее посреди убранной коврами комнатами вычурное мягкое кресло с широкими подлокотниками-валиками и высокой спинкой. Утопающая в нем старушка оказалась маленькой и сухонькой. Ее черные с серебристыми прядями волосы не были покрыты, сухие, похожие на птичьи лапки, руки лежали на подлокотниках, а незрячие белые глаза «смотрели» Ивану прямо в лоб, от чего мужчине стало не по себе. Злата что-то проговорила на своем языке, и старушка ответила на русском неожиданно громким и живым голосом:

– Пусть подойдет.

Иван переступил порог и остановился.

– Нет. Ко мне иди.

Злата подняла черные брови-дуги и кивком попросила Ивана приблизиться к креслу. Он подошел к креслу не без неожиданно охватившей его робости. Старая Вадома подняла свою птичью лапку и вдруг вцепилась мужчине в запястье, проворно перевернула его руку ладонью кверху и скользнула по ней сухими пальцами. Затем жестом попросила его встать на колени, и когда мужчина это сделал, ловко и быстро ощупала его макушку, лицо и плечи. При этом она «смотрела» затянутыми белой пленкой глазами куда-то Ивану за спину.

– Не все, что Роза тебе сказала, правда. Но не вини ее. Она выполняла волю одного человека. У Розы ребенок болеет, тот человек ей что-то посулил, что поможет ей сына на ноги поднять. Я это знаю, потому что Роза плакала мне.

– Что это за человек?! Кто попросил вашу внучку со мной поговорить?! – заволновался Иван.

– Недобрый. Змею на груди ты пригрел, – старуха неожиданно сильно и больно ткнула мужчину пальцем в грудину. – Сердцем ты к этому человеку сильно привязан. Любил и любишь. А он на тебя обиду сильную таит.

– Это мужчина? Вы говорите «он»?

– Человек – он. Может быть и она. Думай ты. А Розу мою не тревожь. У нее ребенок болен. Она тебе ничего не скажет. Тот человек ей много дал, но и отнять еще больше грозил, если она сделает что-то не так. Ищи того, кого всего сердцем любил. И кого обидел.

С этими словами старушка откинулась на спинку кресла и устало, словно разговор вытянул из нее все силы, прикрыла невидящие глаза. Злата тихо потянула гостя за рукав. Иван разочарованно вздохнул: на этот разговор он возлагал куда больше надежд. Но, по крайней мере, старуха подтвердила то, что он подозревал. Когда Иван уже выходил из комнаты, Вадома вдруг остановила его окликом:

– Погоди, человек! Вижу, дорогая тебе женщина в опасности. Она ищет другую женщину, молодую, и найдет, где искать. Но там, куда она собралась, опасно. Туда войти легко, а выйти уже нельзя. Останови ее. Иначе навсегда потеряешь. Оттуда выйти можно, если кого за себя оставишь. Запомни! А пойдешь за ней, сам умрешь.

Иван задержался в надежде, что старая Вадома добавит что-то еще, но та уже, похоже, задремала в своем кресле.

– Пойдем, – снова потянула его за рукав Злата и решительно вывела из дома на улицу. Там девушка остановилась и развернулась к Ивану.

– Запомни, что тебе сказала наша Вадома. Она не со всяким решает говорить.

– Но она ничего конкретного не сказала! Только попугала.

– А на что ты надеялся? – усмехнулась девушка. – Что тебе имя, адрес и фотографию дадут? Ищи сам своего врага! Он близко. Слышал, сказали тебе, что змею у сердца пригрел? Женщина это, чувствую! Любил или любишь плохую женщину! Она тебе и мстит.

Иван отблагодарил Злату за помощь и сел в машину. Навигатор известил, что до родительского дома меньше получаса езды. Из цыганского поселка Иван выбрался без проблем, но когда уже ехал по шоссе, заподозрил неладное. Вначале завис навигатор, но эта часть дороги была знакома, поэтому мужчина просто выключил гаджет и продолжил путь по памяти. Проехал он, как ему показалось, не меньше двадцати минут, а шоссе все раскатывалось однотонным ровным полотном, нужный поворот так и не показывался. Иван встревожился, не пропустил ли его, и решил проехать вперед еще минут пять, а затем, если не увидит знакомую дорогу, развернуться. И только тогда он обнаружил, что время на часах не меняется, словно они тоже, как навигатор, зависли. Ко всему прочему стала портиться погода: на небо наползла тяжелым одеялом невесть откуда-то взявшаяся грозовая туча, солнце спряталось за ней, бросив день тонуть в преждевременных сумерках, а поднявшийся ветер швырнул в лобовое стекло охапку бурых листьев. Часть их налипла на стекле, мешая обзору. Иван включил «дворники» и бросил мимолетный взгляд на панель: часы по-прежнему показывали один и тот же час, тогда как номера, обозначающие пройденные километры, поменялись. Иван не мог бы назвать точную цифру, которая стояла раньше, но готов был поклясться, что обновленная стала меньше той, что была раньше. С его машиной что-то было не в порядке, как и с самой дорогой, которая удивляла не только не сменяющимся пейзажем, но и полной безлюдностью. Ни одной машины – ни по встречной полосе, ни впереди, ни сзади его внедорожника за весь этот участок пути так и не показалось. Машину Ивана будто поставили на огромную беговую дорожку: километры отматывались, причем назад, а вокруг ничего не менялось, он ехал, но никуда не мог приехать. Иван постучал пальцем по стеклу часов, словно это могло заставить цифры смениться, и прибавил газу. Деревья замелькали быстрее, и, наконец-то, по правую руку появился первый поворот. Ивану он показался знакомым. Мужчина, не раздумывая, свернул, но вскоре понял, что ошибся. Дорога привела его не к въезду в поселок со стороны столицы, а к железнодорожному переезду. Шлагбаум был поднят, и Иван без опаски въехал на широкое полотно. Он пересек первую колею, а когда вторая оказалась под брюхом внедорожника, машина вдруг заглохла и встала. И как Иван ни старался ее завести, все попытки оказались холостыми. За окном хлынул дождь, такой сильный, словно в небе кто-то рывком раздернул гигантскую «молнию», и накопившиеся тонны воды обрушились водопадом на землю. Струи колотили по капоту машины, рикошетили крупными брызгами на и без того тонувшее в потоках воды лобовое стекло. Разгневанный ветер неистово трепал макушки росших за переездом деревьев, обдирал с них еще не пожелтевшую листву и швырял ее не на землю, а подкидывал в припадочном приступе вверх. И все же не смотря на такую непогоду за окном, Иван от усердий и непонимания ситуации вспотел. В сердцах он стащил с себя блейзер и швырнул его на заднее сиденье. И только тогда в боковое окно увидел стремительно надвигающийся на его заглохшую машину состав. Из-за ненастья Иван не услышал ни шума, ни гудка, если тот был. Он торопливо нажал на сигнал, извещая локомотив о своей аварии, и еще раз предпринял попытку завести машину. И только когда хищная облупленная морда локомотива показалась в опасной близости, расстегнул ремень безопасности, дернул дверную ручку и на этот раз уже похолодел от страха. Двери он заблокировал еще когда отправлялся в путь – по старой привычке, только вот разблокировать их сейчас не получалось. Как не удалось и опустить боковые стекла. Машина превратилась в камеру смерти, которую через пару мгновений сомнет несущийся состав. Иван в отчаянии закричал и ударил по гудку кулаком, вложив в этот удар всю силу предсмертной агонии. Он отвернулся, чтобы не видеть убивающую его страшную морду поезда, и в этот момент заметил мелькнувшую за лобовым стеклом тень, словно кто-то, очертаниями похожий на высокого человека, пробежал перед его машиной. А в следующий момент состав, необъяснимым образом свернувший с его колеи на свободную, пронесся за его спиной. Все случилось так быстро, что Иван и опомниться не успел. И только когда увидел в окно слева уносящийся в мглистую дождливую даль хвост состава, с облегчением выдохнул и сцедил часть пережитого страх с крепким ругательством. Кто-то, похоже, спас ему жизнь, успев перевести стрелку. Но как такой излишне рискованный маневр не повлек за собой катастрофы? Впрочем, рассуждать об этом уже не стоило.

Сколько он просидел так, часто дыша и утирая тыльной стороной ладони струящийся по лицу холодный пот, Иван не знал. Очнулся он от неожиданного стука в боковое окно со стороны пассажирского сиденья. Мужчина резко повернул голову и едва не вскрикнул, увидев прижатое к стеклу страшно худое и оскалившееся в зловещей улыбке лицо. А некто, словно не смутившись тем, что своим видом может напугать, поднял истощенную руку и пару раз хлопнул ладонью с растопыренными пальцами по стеклу – словно просился, чтобы его пустили. Иван снова выругался и инстинктивно повернул ключ зажигания. Машина на этот раз фыркнула и завелась. Жуткий старик отлепился от стекла и даже, как Ивану показалось, махнул ему костлявой рукой на прощание.

Иван гнал на всех парах от страшного места, чуть не погубившего его. И только когда уже въехал на одну из городских улиц, сбавил скорость. Тогда он и заметил еще одну странность: асфальт в городе был сухим, словно тут давно не было дождя. С чистого неба сияло солнце. А время на часах ушло вперед ровно на полчаса. Иван осторожно покосился на цифры, обозначающие проехавшие километры, и убедился, что и здесь все так, как и должно быть. После всего, что с ним произошло, он уже даже не поразился такой «мелочи», но удивился, заметив, что по какому-то наитию приехал не к родительскому дому, а к высотке Евы. Разворачиваться Иван не стал, нашел место для парковки и поднялся на нужный этаж.

Ева открыла ему сразу. И снова она, как и в тот раз, когда он пришел к ней впервые, оказалась при полном параде, словно собиралась уходить. Только тогда Ева не удивилась его визиту, а в этот раз ее глаза расширились, будто в панике. Иван заметил, что в облике девушки что-то изменилось, сделав ее еще привлекательней. И понял, что она подстригла волосы, и те теперь спускались к плечам в удивительно красивом платиновом каскаде. Но восхититься вслух и отпустить девушке заслуженный комплимент Иван не успел, потому что, отойдя от шока, вызванного его визитом, Ева вдруг разразилась гневным криком. В потоке неожиданно обрушившихся на него упреков и обвинений Иван не сразу смог уловить суть того, в чем его обвиняют, потому что Ева без логики швыряла слова-камни, бросалась от одного берега к другому и никак не могла остановиться, не смотря на его попытки ее утихомирить. Она просто его не слышала. В этом потоке, который увлекал ее все дальше и дальше к опасному обрыву, смешалось все – обвинения в том, что он пропал и не отвечал на сообщения, ее прорезавшееся беспокойство за него, страх того, что обвинения в его адрес в гибели Пономарева окажутся правдой, ее собственные сомнения в его честности. И что-то еще. Что-то, что родилось не в эти дни короткого общения с ним, а пряталось в ее душе с давних времен, но сейчас под силой обстоятельств и вопреки ее желаниям обнажилось. Потрясенный, Иван оставил попытки заставить Еву его услышать, и просто молча смотрел на нее, невольно восхищаясь заигравшей яркими цветами ее обычно неприметной красотой. Скулы девушки от гнева окрасились румянцем, глаза разгорелись синим огнем, бледные губы, с которых она еще в самом начале в каком-то порыве стерла помаду, порозовели и раскрылись утренними бутонами. Ева в гневе была не просто красива, а прекрасна. Ивану невольно вспомнилась его бывшая жена во время скандалов. Красавица Эльза в такие моменты резко дурнела и становилась отвратительной: ее рот растягивался и становился по-лягушачьи большим, глаза некрасиво выпучивались, кожа неравномерно покрывалась пятнами, словно гигантскими бородавками. Эльза каждый раз норовила отравить его ядом, и если не убить, то посильней ранить. Ева же, крича на него, словно просила опровергнуть обвинения, которые ему предъявили, и злилась вовсе не на Ивана, а на обстоятельства, выплескивала с криком пережитый страх и молила о защите. Еще не успев осознать свой поступок, действуя на порывах и инстинктах, Иван шагнул к девушке и решительно накрыл ее розовые губы своими. Поцелуй вышел грубым и ошеломляющим, как пощечина. Ева задохнулась от неожиданности, замолчала и вдруг совсем по-детски всхлипнула. А потом обмякла в его объятиях. Он крепче прижал ее к себе, не давая упасть, и почувствовал, как отстукивает лихорадочный ритм ее сердце. Она инстинктивно дернулась, будто желая отстраниться от него, а потом, напротив, поддалась телом к нему, вжимаясь грудью в его, и ответила на поцелуй.

Губы у Снежной Королевы оказались горячими и пахли земляничной весной. Их хотелось целовать не грубо и жадно, а нежно и неторопливо, смакуя момент и желая продлить его до вечности. Его удивило и восхитило то, что Ева, еще мгновением раньше позволяющая ее целовать грубо и напористо, в тот момент, когда он тронул ее губы невесомым прикосновением, застонала от нетерпения и перехватила у него инициативу. И земляничная весна с прохладными ветерками резко сменилась жарким летом с его упоительно-пряными южными ночами, ароматно-пьянящим мускателем и сладостью созревших фруктов. Мысли отключились, улетели к далеким звездам, а весь мир внезапно то ли сжался до микроскопичной точки, то ли, наоборот, превратился в бескрайнюю Вселенную. И в этом южном лете с его морскими бризами, темными густыми ночами и волнующим ягодно-фруктовым ароматом Ивану внезапно захотелось провести вечность. С ней, Королевой, вовсе не снежной, холодной и далекой, а такой близкой, родной, застенчиво-нежной и, одновременно, по-летнему жаркой. Ему вдруг показалось, что он открыл ее секрет, тот, который она заметала вьюгами и превращала в льдинки в надежде спрятать понадежней – не от себя, от него. В этой сказке Ева была не Снежной Королевой, а несчастной заблудившейся Гердой, годами ожидавшей, когда оттает сердце ее Кая. Он все понял, и душу вдруг затопила горячая радость, словно та и правда избавилась от ледяных оков.

Внезапно кто-то вцепился Ивану в затылок и резко дернул за волосы назад, так, что он невольно отстранился от Евы и выпустил ее из объятий. А мгновением позже что-то острое впилось ему в лодыжку. Иван дернул ногой и услышал в ответ глухое рычание, утонувшее в возмущенном вопле:

– Как ты смеешь совращать мою дочь?!

Иван мотнул головой и взвыл от боли, которая, казалось, пронзила его от макушки до щиколоток, потому что мать Евы так и не выпустила из цепких пальцев его волосы, а злобный малыш Шварценеггер вновь вцепился острыми зубками ему в щиколотку.

– Что это вы тут себе позволяете?! – продолжала возмущенно громыхать миссис Смит, держа его за вихор, как провинившегося школьника, в то время как Иван, дрыгая ногой, пытался избавиться от нападающей на него псины.

– Это что вы себе позволяете, черт вас побери! – в сердцах выругался Иван и вновь дернул головой. На этот раз мать Евы выпустила из кулака его волосы, и мужчина наконец-то смог развернуться к женщине. Багровая от гнева, та, казалось, готова была уничтожить его взглядом. Вот уж подобралась парочка – два Терминатора. Иван резко наклонился, отодрал от ноги приставшего к ней репьем Шварценеггера и сунул рычащую собачонку в руки пылающей негодованием миссис Смит. Женщина инстинктивно прижала к себе собаку, которая, оказавшись на руках у хозяйки, сорвалась на истеричный лай в адрес Ивана. Ева все это время стояла в молчаливой растерянности, прижав обе ладони к покрасневшим, будто от пощечин, щекам.

– Как ты смеешь целовать мою дочь, когда у самого – жена? Думаешь, я тебе позволю обманывать мою девочку?! Да я тебя сейчас по лестнице спущу! – кипела и клокотала гневом миссис Смит, тыча в лицо Ивану разрывающимся от лая псом. Мужчине только оставалось уворачиваться от оскаленной пасти, которая, не смотря на свою миниатюрность, могла ощутимо прихватить его за нос.

– У меня нет жены! С чего вы взяли?! – выкрикнул Иван, готовый уже сам спуститься по лестнице, да только миссис Смит, не смотря на свои угрозы, загораживала ему путь к двери.

– А эта певичка и фотомодель? – подозрительно сощурилась женщина.

– Да уберите вы свою собаку, бога ради! – отмахнулся Иван от щелкающей челюстями уже возле его правого глаза собачей морды. – Чего вы мне ею в лицо тычете!

– Мама, отпусти Шварценеггера, у него же стресс будет! – опомнилась Ева.

– Точно, у меня уже стресс, – поддакнул Иван. Миссис Смит сверкнула на него глазами, но все же опустила чихуахуа на пол и уперла освободившиеся руки в бока.

– Отвечай! Ты разве не женат на певице этой, как ее там?..

– Эльза, – подсказала Ева и покраснела еще больше. Иван подозрительно покосился на девушку, пытаясь вспомнить, упоминал ли при ней имя и род занятия бывшей, но удержался от комментариев. В конце концов, его имя на всех заборах Интернет-прессы большими буквами сейчас написано. Наверняка, в тех статейках и Эльзу упомянули.

– Не женат я ни на Эльзе, ни на ком другом. Был! Но развелся.

– Почему? – сощурилась миссис Смит, отмахиваясь от одергиваний дочери.

– Какая вам разница? – буркнул Иван, но смягчился. – Не сошлись характерами. У Эльзы он истеричней, чем у вашего пса.

– Но-но! – предупреждающе взревела миссис Смит, а Шварценеггер обиженно тявкнул.

– Кстати, ваш Терминатор мне ногу прокусил, – вовремя ввернул Иван.

– Он не ядовитый, – проворчала миссис Смит, но, как показалось мужчине, сконфуженно. – Ева, принеси что-нибудь обработать рану.

– Обойдусь. Сами же сказали, не ядовитый, – невольно улыбнулся Иван. Но Ева уже вернулась откуда-то с бутылочкой йода, ватными дисками и пластырем.

– Пойду чайник поставлю, – вздохнула миссис Смит. И уже с кухни донеслось ее приглушенное ворчание:

– Полчаса всего с собакой гуляла, а Евку уже успели совратить. Нечего мне было про дружбу заливать, я ж их насквозь с самого начала видела!

Ева с Иваном переглянулись, но девушка тут же смущенно отвела глаза. Иван мягко взял из ее рук ватный диск с йодовым пятном на нем и прижал к прокушенной лодыжке.

– Не сердись на маму, – пробормотала Ева, когда он заклеивал укус пластырем.

– За что? – деланно удивился Иван. – Не она же меня покусала.

Губы Евы, все еще яркие после его поцелуя, тронула легкая улыбка.

– Вы идете чай пить или нет? – закричала с кухни миссис Смит, но уже не ворчливо, а с плохо скрываемой радостью в голосе. Иван тихо вздохнул. Ему не хотелось пить чай. Ему хотелось взять за руку Еву, посадить в машину и увезти куда-то очень далеко, туда, где лето еще не раздает прощальные поклоны, туда, где можно бродить босиком по кромке моря, оставляя недолговечные следы на леденцовом песке, туда, где легкий бриз шаловливо треплет волосы, где к сладости поцелуев примешивается морская соль. Похоже, Еве тоже не хотелось пить чай, только мысли ее в этот момент были не такими легкими и романтичными.

– Я собиралась уходить. У меня встреча. Это моя последняя надежда отыскать Тину.

Три короткие фразы, озвученные ее тихим голосом, придавили тремя тяжеленными плитами и вернули Ивана в реальность, в которой вся радость была замарана неизвестным вандалом черным мазутом. И пока они не отыщут его, уготовившего Ивану ловушку, пока они не разыщут Тину, не будет у них с Евой ни южного лета, ни новогодне-праздничной зимы.

– Я с тобой, – вырвалось у него, прежде чем он успел спросить, где и с кем она собиралась встретиться. Ева молча кивнула.

– Идите, – вздохнул кто-то рядом. Ева с Иваном вместе оглянулись и увидели стоявшую в дверях кухни миссис Смит, которая услышала их разговор. – А чай потом попьем. Приходите, Иван. Мы вам тут всегда рады.

Он усмехнулся и красноречиво покосился на выглянувшего из кухни Шварценеггера.

– Он вас больше не тронет! – пообещала сконфуженно хозяйка собаки. И вдруг спохватилась:

– Погодите! Я вам булок заверну.

– Мама, мы скоро вернемся!

– А я не вам! Там во дворе какая-то блаженная гуляет. Девка молодая совсем, а умом тронутая. Не знаю, откуда она сбежала, и как ее отпустили. Может, голодная? Отнесите ей булок, я свежих купила, но не догадалась сразу дать.

С этими словами миссис Смит скрылась на кухне и появилась уже с прозрачным пакетом, в котором лежали плюшки и сдобные булочки, а так же бутылочка йогурта. Иван принял из рук женщины пакет, а Ева вдруг разволновалась:

– Ма, та девушка была одета в какие-то многослойные одежды? Юбки, шали…

– Я не рассмотрела, но похоже.

– А она тебе ничего не говорила?

– А что она должна была мне сказать? – удивилась мама. – Присела над Шварценеггером и с ним разговаривала, очень ласково. А Шварцик ей брюшко подставил погладить. Ты знаешь, что к незнакомым он относится очень настороженно. А с этой девушкой прямо млел. Сразу понятно, что она – добрая душа и животных очень любит. Жаль, молодая еще такая… Отнесите ей гостинец!

– Ой, ма, что же ты сразу не сказала, что встретила во дворе эту девушку?! – застонала Ева и бросилась отпирать дверь.

– Ты не говорила, что она тебе зачем-то нужна! Да и у вас тут такое безобразие творилось, что…

Но Ева ее уже не слушала. Она выскочила на площадку и, не став дожидаться медленного лифта, побежала вниз, перепрыгивая, как в детстве, через ступеньки. Иван, прижимая пакет с булками и йогуртом к груди, бежал за ней следом.

– Ты мне объяснишь, на кой тебе сдалась эта блаженная? – крикнул он. Но Ева только махнула рукой. Остановилась она только во дворе.

– Нет ее. Ушла, – разочарованно выдохнула Ева. Иван поставил пакет на лавку и вопросительно поднял брови.

– Мне кажется, я поняла, кто она, – пояснила Ева. – Молодая девушка с чудинкой, которая постоянно вертится то возле моего дома, то на старой станции. Которая, к тому же, очень любит животных… Может, если бы она была в очках, я бы сразу ее узнала. Но без такой приметной детали, увы.

– Погоди, ты хочешь сказать, что эта сумасшедшая – та девица из нашей компании? Как ее… Евгения?

– Угу. И мне кажется, что она что-то знает и все время пыталась это сказать. Только никто на нее не обращал должного внимания. Пойдем, поищем ее.

Они обошли все дворы, и за это время Иван успел кратко рассказать Еве о своих «приключениях», начиная с проблем в компании и заканчивая визитом к цыганам и странным происшествием на станции, едва не стоившим ему жизни. Ева ужаснулась и надолго замолчала, осмысливая услышанное.

– Следователь мне изначально намекал, что подозревает в причастности к гибели Вити тебя, а потом и вовсе заявил прямым текстом, что ты вьешься вокруг меня потому, что начались поиски Тины на станции.

– Ева, клянусь тебе, что я не убивал Пономаря! Как и ты, я не знаю, кто это мог сделать и что там на самом деле произошло. Веришь мне?

Девушка подняла на него синие глаза и после недолгой заминки кивнула. И так как она продолжала всматриваться ему в глаза, словно ожидая от него ответа, Иван без слов взял в ладони ее лицо и вновь поцеловал Еву в губы. И снова она не стала противиться, напротив, ответила ему. Но затем первая прервала поцелуй и мягко высвободилась из его объятий, так, словно желала напомнить Ивану о более срочных делах. Он тихо вздохнул, принимая ее правоту.

– Мы найдем этого человека. Это кто-то из нашей компании, иначе и быть не может. И Тину тоже найдем.

– Надежды с каждым днем все меньше, – удрученно проговорила Ева. – Все силы, похоже, бросили на расследование того преступления пятнадцатилетней давности, а не на поиски моей сестры.

– С кем ты сейчас собиралась встретиться?

– С Вероникой. Девушкой, которая учится классом младше Тины. Она куда-то уезжала на каникулы. Мы с мамой дважды ездили к ней и безрезультатно. Вот, очередная попытка застать ее дома. Она живет в соседнем поселке, туда ходит автобус.

– Пойдем к машине, и по дороге к Веронике ты мне все расскажешь. Евгению поищем потом. Сдается мне, она отправилась на старую станцию. Что-то ее туда каждый раз манит.

Иван отвел Еву к своему джипу и галантно открыл дверь. Девушка забралась в салон, аккуратно пристегнула ремень и сложила руки на коленях. По всему было видно, что чувствует она себя неловко. То ли никогда не ездила в таких машинах, то ли общество Ивана, не смотря на два поцелуя с ним, ее все еще продолжало смущать.

– Расслабься, – засмеялся мужчина и завел двигатель. – Ну а теперь рассказывай. Что тебе удалось узнать за эти дни?

Ева кивнула, но вместо того, чтобы начать свой рассказ, вдруг спросила:

– Ты ведь специально не сказал мне, зачем тогда лазил с Володей на старую станцию?

Иван удивленно поднял брови, не понимая, о чем она. И Ева терпеливо пояснила:

– Ты мне рассказал о том дне, когда вы с Володей забрались на станцию, о встрече со страшным стариком и о своем падении. Но когда я тебя спросила, зачем вы вообще залезли на станцию, ответил что-то невразумительное.

– Ева, но я действительно не помню! Столько лет же прошло!

Джип пропетлял дворами и наконец-то выехал на дорогу, ведущую на шоссе.

– А мне кажется, что должен помнить, потому что к походу на станцию готовился с особой тщательностью.

– Ева, ради бога, не говори загадками! Я действительно не понимаю, о чем ты.

Краем глаза Иван заметил, что Ева пристально рассматривает его профиль, словно следит за реакцией, и догадался, что она задумала для него какую-то проверку. Значит, не до конца доверяет. Обидно. После всего, что между ними было… Или что могло быть, если уж быть до конца честным.

– Мне рассказали, что ты ходил в библиотеку и собирал сведения о станции и всяких историях, с ней связанных. Но больше всего тебя интересовала история о пропавшем во времена Второй мировой войны немецком поезде с награбленными произведениями искусства и золотом.

– Впервые слышу, – буркнул Иван. – И что, это правда? Что тут пропал поезд?

– Согласно легенде.

– Клянусь, что не знал. Не веришь? Придется, значит, снова тебя целовать, чтобы поверила. Погоди, сейчас припаркуюсь, – шутливо добавил он. Ева наконец-то улыбнулась и выдохнула с заметным облегчением:

– Значит, это был не ты. Мне моя сотрудница, старожила, Тамара Андреевна, рассказала, что помнит, как в те времена в библиотеку ходил один парень, по описанию похожий на тебя, и собирал сведения о том поезде. Она описала того парня как высокого симпатичного брюнета.

– Ну-у, Ева… Высоких брюнетов сколько угодно было, есть и будет! К тому же Вовка был симпатичным высоким брюнетом, не забывай.

– Значит, он. Интересовался тем поездом. Он тебе ничего не рассказывал?

– Нет. Только не говори, что Вовка в тот день отправился на станцию и меня за собой потащил, чтобы разыскивать мифический поезд! Это же смешно. Расскажи уж, не томи, все эти легенды и истории, что ты нашла. Как ты уже знаешь, цыгане меня тоже легендами потчевали. Кстати, не мешало бы проверить, был ли такой приказчик тогда на самом деле? Который поджег цыганское поселение, а потом погиб при строительстве станции.

– Что-то подобное мне попалось. Жаль, я оставила дома все ксерокопии, – погрустнела Ева.

– После мне покажешь.

– Угу. Место, на которой выстроили станцию, непростое. Там проходит тектонический разлом, эта зона считается геопатогенной. Я видела карту и читала брошюру с научными исследованиями.

– О! Ты меня опередила. После рассказа цыганки я хотел поискать что-то такое, – обрадовался Иван. – Значит, у пропажи поездов и людей может быть научное объяснение. Хотя такая версия и не дает объяснений, как мне дважды, один раз – с тобой, удалось увидеть проезжающие мимо станции старые локомотивы.

– В других статьях говорилось об этой зоне и как об аномальной, – сказала Ева. – Здесь не один поезд пропал. И что есть много свидетелей, которые видели в разные времена и независимо друг от друга проезжающие по этому отрезку старинные поезда. Не только советские локомотивы, но и паровозы.

– Поезда-призраки? Гм… Только вот мне кажется, что если бы такой «призрак» тогда сшиб нас с тобой или сегодня утром меня, то вряд ли бы мы с тобой сейчас вели такие интересные беседы.

– Об этом тоже говорилось в статьях, что призрачные поезда становились виновниками вполне материальных бедствий и катастроф. Как мелких, вроде сбитого голубя, так и крупных, которая случилась в девяносто третьем году.

– Что-то такое припоминаю.

– Во всем обвинили стрелочника Шумова Вениамина. Будто он неправильно стрелку перевел. Но странным было то, что повреждения двух первых вагонов оказались такими, словно поезд на скорости столкнулся лоб в лоб с другим составом.

– Погоди, как ты сказала? – встрепенулся Иван. – Шумов Вениамин? Мне почему-то эта фамилия, особенно в сочетании с таким редким именем, кажется знакомой. Дай время, вспомню, где слышал.

– Наверняка в связи с той катастрофой.

– Нет. Гораздо позже было, – качнул головой Иван. – Расскажи все по порядку. Скоро мы приедем, так что постарайся быть краткой. Саму суть.

Ева закончила свой рассказ в тот момент, когда они въехали на нужную улицу, образованную обычными «хрущевками». Дворы и проезды здесь оказались настолько узкими, что припарковать крупногабаритный джип оказалось негде. Иван, сбросив скорость, медленно кружил по району в поисках подходящей парковки, но безуспешно.

– Ты до сих пор продолжаешь считать, что твоя сестра пропала именно на старой станции? – спросил вдруг Иван совсем не то, что ожидала Ева.

– Да, – после некоторой заминки ответила она. – Чувствую. Да и такая стена, на фоне которой было снято видео, есть там. Я ее нашла. И в сообщении, которое Тине отправили в то утро, наверняка зашифровали старую станцию.

– Вот как раз сообщение меня и смущает, Ева. Тине назначили конкретное время, она тут же сорвалась. Но свидетели видели ее в тот час совершенно в другом месте, далеком от станции. Если не сказать, в противоположном. Потом ее одежду нашли вообще в озере.

– Но ночью видео было снято на станции.

– Ты так решила на основании увиденной кирпичной стены? Но такая стена могла быть где угодно!

– Но зачем потом меня привезли на станцию? И ты там тоже оказался. Ты же сам говорил про связь…

– Да, говорил. Ладно, допустим. Тина была на станции.

– И что-то ее там напугало! – напомнила Ева.

– Она могла убежать. И это значит, что она не осталась там. Если бы знать, кто ее напугал или что! Хотя у меня тут есть версия. И, похоже, ты тоже об этом думала, раз мы едем к этой Веронике. Наверняка в этой дурацкой игре, которую придумали неугомонные детки, было место всяким страшилкам. Надеюсь, эта девушка Вероника сможет нам что-то рассказать.

– Иван, высади меня возле подъезда. А потом, когда найдешь парковку, подходи, – предложила Ева, когда они вновь подъехали к нужному дому. – Квартира семнадцать.

– О'кей! – кивнул мужчина, притормаживая. И прежде чем Ева вышла, добавил:

– Кстати, я вспомнил, от кого слышал фамилию Шумов. От Долговязого. Кажется, он как-то обмолвился мне, что собирается встретиться с каким-то железнодорожником, Шумовым Вениамином, чтобы поговорить с ним насчет игры. Это было незадолго до того, как он предложил «полевку».

– Он разговаривал с тем пропавшим стрелочником?! – воскликнула Ева.

– Не знаю, разговаривал ли. Просто обронил вскользь при мне и все. Ладно, беги! Я сейчас подойду.

12

Ева с громко бьющимся сердцем поднялась на нужный этаж и нажала на белую кнопку звонка. На какое-то мгновение ей показалось, что и на этот раз ответом ей будет тишина. Но за дверью послышались шаги, глазок на пару секунд потемнел, а затем кто-то два раза повернул в замке ключ.

Открыла ей женщина примерно ее возраста или немного старше, привлекательная и ухоженная. Одета хозяйка квартиры была в узкие джинсы и длинную рубашку-поло, белизна которой подчеркивала красивый карамельный загар. Угольно-черные волосы женщины были коротко подстрижены и торчали на затылке задорным «ежиком», тогда как длинная ассиметричная челка падала на одну скулу. Голубые глаза составляли яркий контраст и с загорелой кожей, и с темными волосами. Что-то в чертах этой женщины показалось Еве знакомым, но узнала она ее не сразу, обманувшись тоном волос, и лишь тогда, когда женщина удивленно выгнула брови домиком и выдохнула:

– Ты?!

– Ульяна? – растерялась Ева и неловко улыбнулась, сразу, как в те школьные времена, почувствовав себя рядом с бывшей подругой дурнушкой и замарашкой.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Ульяна с плохо скрываемой враждебностью, словно визит Евы не просто удивил ее, а разозлил и… напугал.

– Мне сказали, что здесь живет Вероника, которая учится в одной школе с моей сестрой. Тина пропала. Ты, наверное, слышала.

– Ты ошиблась. Здесь нет никакой Вероники, – сказала Ульяна, но одновременно с этим из глубины квартиры раздался девичий голосок:

– Ма, кто пришел?

– Ошиблись! – крикнула, продолжая сверлить Еву взглядом Ульяна, и попыталась закрыть дверь. Только Ева, успев взять себя в руки после первого замешательства и наполнившись неожиданной решимостью, уже перешагнула порог, потеснив хозяйку квартиры.

– Я тебе не разрешила войти!

– Мне нужно поговорить с Вероникой. Позови ее! Пожалуйста, – Ева даже умоляюще сложила руки перед грудью. Но ответить хозяйка квартиры не успела, потому что в коридоре показалась девушка-подросток.

– Ника, я же сказала, что ошиблись! – опомнилась Ульяна. Но девушка уже остановилась за ее спиной и с любопытством уставилась на гостью. Ева в свою очередь рассматривала девушку, чувствуя, как в душе расплывается неотвратимо и бесповоротно, как чернильное пятно по промокашке, предчувствие глобальной катастрофы. Девушке, как Ева уже знала, было четырнадцать лет, и не составило труда подсчитать, во сколько могла забеременеть бывшая подруга. Перед глазами встала картина рыдающей в школьном туалете резко подурневшей и одетой в мешковатую одежду Ульяны. И Ева все с обречением поняла.

Вероника была красива, хоть на мать в ее возрасте и не похожа. Она была смуглой и черноглазой, длинные темные волосы красивыми волнами спускались по плечам на грудь. Чувствуя, как в глазах закипают слезы, Ева всматривалась в знакомые черты этой девушки и не могла произнести ни слова. А Ульяна, видя замешательство гостьи и будто наслаждаясь им, словно неким триумфом, победно усмехнулась.

– Здравствуйте! Вы к кому? – вывела Еву из замешательства вопросом девушка.

– К тебе, – выдавила гостья. – Мне нужно с тобой поговорить.

– Ева, я запрещаю! – взвилась вдруг Ульяна.

– Пожалуйста, – попросила в очередной раз гостья. – Если бы у тебя пропала дочь, и ты бы пришла ко мне за помощью, я бы тебе никогда и ни при каких обстоятельствах не отказала.

По лицу Ульяны пробежала тень, женщина инстинктивно сделала шаг назад и приобняла Веронику, словно желая защитить ту от невидимой опасности.

– Хорошо, – выдавила она. – Только недолго. Нике нужно… Нужно собраться. Мы собрались… Собрались за покупками.

Вероника удивленно вскинула брови, совсем как мать, но промолчала. Но когда Ева представилась, на лице девушки вдруг промелькнул испуг, и теперь уже она схватила, будто в поисках защиты, мать за руку.

– Я не знаю, где Тина! – выкрикнула Вероника и забегала глазами, убедив Еву в том, что пришла она сюда не зря. Только так не вовремя раздался звонок в дверь, и внутри Евы все оборвалось.

– Это Иван, – выдавила она, глядя Ульяне в лицо.

– Ну что ж, Иван так Иван, – усмехнулась та. – Пусть заходит.

И открыла дверь.

…Он, в отличие от Евы, узнал Ульяну сразу. Ева взглянула Ивану в лицо и поняла это по его глазам, в которых удивление сменилось просыпающимися ураганами. А когда он справился с замешательством, его губы тронула та знакомая уже Еве растерянная улыбка. Можно ли убить улыбкой? Видимо, можно. И даже дважды, тогда и сейчас. Первая любовь не ржавеет, правду говорят. Ева стиснула зубы и опустила глаза, но успела заметить, как Иван перевел взгляд на девушку, и с его губ, с которых моментально сошла улыбка, едва не сорвался адресованный Ульяне вопрос. Ева успела опередить мужчину:

– Вероника, отпираться бесполезно. И Макар, и Надя рассказали о твоей роли в исчезновении моей сестры. Не сегодня-завтра тебя вызовет следователь. Если еще этого не сделал. Так что придется все рассказать.

Она блефовала, и слова произносила так жестко и отрывисто, словно не говорила, а короткими сильными ударами вбивала гвозди. Если бы не эти ураганы в глазах Ивана и его растерянная улыбка, отшвырнувшие ее в тот несчастный день, когда Ева впервые узнала невыносимую боль вероломства и неразделенной любви, может, она бы нашла другие слова и другой тон для Вероники – ребенка Ивана и Ульяны, плода их юной горячей любви. Но сейчас слова срывались не с ее губ, а били кровавой струей из открывшейся старой раны. Кажется, она что-то еще говорила под растерянными взглядами Ивана и Ульяны, и ей доставляло злую радость видеть, как испуганно сжимается Вероника, как из ее темно-карих глаз катятся слезы, как некрасиво кривится большой рот.

– Хватит! Прекрати! – закричала Ульяна, гневно сверкая на Еву глазами. А Вероника разразилась рыданиями, сквозь которые прорвались отдельные фразы:

– Я не хотела! Я только хотела ее напугать! Чтобы она оставила Макара! Чтобы он бросил ее, увидел, что она самая обычная трусиха! Я не хотела, чтобы она пропадала! Только чтобы испугалась!

– Вероника, – шагнул к девушке Иван, но она оттолкнула его протянутую к ней руку и с рыданиями бросилась вглубь комнаты.

– Ну, добилась своего? – зашипела Ульяна. – Уходи!

– Не уйду! Пусть расскажет, что она сделала с Тиной! Пусть расскажет мне, сегодня, сейчас, и тогда я ничего не скажу следователю! А если откажется, немедленно позвоню ему, и тогда твою дочь будут допрашивать! Ты вспомни, как допрашивали нас, когда пропал Витя Пономарев, забыла?

По тому, как побледнела под загаром Ульяна, стало ясно, что не только не забыла, но и чего-то боится.

– Подожди тут, я сейчас, – сдалась женщина. Она ушла, и Ева с Иваном остались ожидать в коридоре. Те несколько минут, что они оказались наедине, растянулись до мучительной вечности. Никогда еще молчание не казалось Еве таким невыносимым. Они с Иваном стояли близко, потому что узкий коридор не позволял Еве отойти от мужчины больше, чем на полметра, но, в то же время, очень далеко друг от друга, словно расстояние стало измеряться не сантиметрами, а прожитыми годами, и между ними пролегла пропасть в пятнадцать лет, разделяя их теперь уже навечно. Они оба не смели поднять друг на друга глаза, словно стыдясь чего-то. И все же Иван нарушил молчание.

– Я не знал, что у Ульяны есть дочь…

– Только ли у Ульяны? – не сдержалась от острой шпильки Ева. Он посмотрел на нее несчастным взглядом, губы, еще так недавно целовавшие ее с таким упоением, дрогнули, словно Иван желал что-то сказать. Но в этот момент вернулась Ульяна и кивнула Еве:

– Иди, она поговорит с тобой.

– Нам тоже нужно поговорить. Тебе и мне, – сказал Иван, старательно не встречаясь взглядом с Евой.

– Еще как и нужно! – криво ухмыльнулась Ульяна и кивнула на гостью. – Только без нее. С глазу на глаз, так сказать.

– Я не буду вам мешать, – отрезала Ева. – Только поговорю с Вероникой и уйду.

– Подожди меня в машине, – встрепенулся Иван. – Возьми ключи.

Он протянул ей увесистую связку, словно таким образом пытался протянуть через пропасть хлипкий мосток. Но Ева качнула головой.

– Я подожду тебя во дворе. На лавочке.

– Обещаешь, что не уйдешь? Обещаешь?

– Пойдем, провожу тебя к Веронике, – поспешно вмешалась Ульяна. И Ева, не ответив Ивану, отправилась следом за ней.

Комната у девушки оказалась типичной для подростка, похоже обставлена была и комната Тины. Возле окна стоял небольшой компьютерный стол, на котором в беспорядке валялись диски, книги и какие-то фотографии. В углу стола ютился закрытый ноутбук. Вдоль одной стены тянулась узкая кровать, в изголовье которой восседали плюшевые медвежата – милая девичья деталь, которой не было в комнате Тины. Над кроватью были прибиты одна над другой две полки с книгами. Ева скользнула взглядом по корешкам: Вероника предпочитала девичьи романы современных авторов, тогда как Тина увлекалась, как старшая сестра, английскими детективами, историческими романами и жанром фэнтези. Напротив кровати стоял небольшой диванчик с живописно разбросанными по нему подушками с вышитыми сердечками. Стена над диваном была обклеена постерами с героями молодежных сериалов.

Хозяйка комнаты восседала на краю компьютерного стола, поставив ноги на стул и занавесившись от Евы длинными волнистыми волосами.

– Мама сказала, что меня заберут в полицию.

– Не заберут. Если мне все расскажешь.

– Нечего рассказывать, – буркнула Вероника и жестом убрала с лица часть волос. – Я не сделала ничего такого. Только попугать решила. Тина же сама страшилок захотела!

– Ты знаешь, где она?

– Без понятия.

Ева прикрыла глаза и шумно выдохнула, справляясь с собой. Вероника тем временем соскочила со стола, подскочила к двери и накинула крючок. Затем вернулась к столу, распахнула окно и выдвинула ящик.

– Стукнешь матери, что я курю, ничего тогда тебе не расскажу, – нелогично выпалила она и вставила в зубы сигарету.

– Я-то не буду стучать. А вот дым она учует.

– Не учует, – ответила Вероника таким тоном, что стало ясно, что курила она в своей комнате уже не раз. Затем девушка перебралась со стола на примыкающий к нему широкий подоконник и выпустила струю дыма в окно.

– Этот Иван, он мой отец, да? – спросила она вдруг, глядя в небо и хмурясь, словно от попавшего в глаза дыма.

– Не знаю, – покривила душой Ева.

– А я знаю. У матери с ним шуры-муры вышли, когда ей лет было, сколько мне сейчас. Она как-то проговорилась. А я сейчас поняла. Увидела, как она занервничала, когда он вошел. И ты тоже нервничаешь. У тебя с ним сейчас что-то, да?

– Не твое дело, – оборвала девушку Ева. Но та лишь усмехнулась. От прежней истерики не осталось и следа. Напротив, Вероника сейчас себя чувствовала такой уверенной, будто заполучила в рукав крупный козырь. Ева испугалась, что она откажется рассказывать, что сделала с Тиной. Но ошиблась.

Девушка сделала еще глубокую затяжку и выбросила окурок в окно, затем развернулась к Еве лицом и опасно спиной к открытому окну и широко улыбнулась. Улыбка у нее была не Ивана.

– Тина решила участвовать в игре, которую Макар придумал. Наши мальчишки в нее играют уже год. А девчонок не пускали. Но когда Тинка вызвалась, и Макар ей позволил, меня это задело. Я ее и так терпеть не могла, потому что Макар с ней гулять стал! И тогда я решила устроить ей игру. Взломала страницу Макара, знала, что он сейчас не может связаться с Тинкой, потому что уехал в Москву, а у его старой тетки нет Интернета. Ну и написала Тинке от имени Макара. Типа, добро пожаловать в игру и все такое. Прочитала вначале те сообщения, которые он отправлял пацанам и подкопировала. Я только хотела немного ее попугать. Написала, чтобы ждала нового сообщения, оно придет в любой момент с часу ночи до часу дня. И что переписку нужно потом всю удалить, – Вероника ухмыльнулась. – Хотела, чтобы она не спала. А сообщение утром отправила.

Ева кивнула: вот почему Тина в утро своего исчезновения была такой невыспавшейся.

– Я заранее придумала путь, съездила и оставила записки с заданиями. Всякие глупости. Типа следуй за красными ботинками…

– Башмачками, – поправила Ева.

– Ну да. Башмачками. Так красивее и больше похоже на игру. Я оставила в условном месте красную старую туфлю, в ней – записку. В записке – новые координаты, и там – следующее задание.

– Ты отправила Тину на старую станцию?

– На станцию – потом. Там все должно было закончиться.

– Но в сообщении, которое мы прочитали, было написано «СтСт»? Эта аббревиатура разве не обозначала старую станцию?

– Не-а. Макар придумал сокращения всяких мест. И я просто скопировала. «СтСт» – это старая стройка. Там лес рядом, туда автобус «пятерка» ходит. А старая станция у Макара обозначалась как «СС». Я отправила Тину на стройку, там оставила туфлю. Со станции она должна была поехать к озеру и найти новую записку. Там я попросила ее кинуть в озеро свои вещи и переодеться в старую куртку, которую тоже оставила. Ну чтобы интересней было. И чтобы она не поняла, что ее разыгрывают. У Макара было что-то похожее с переодеваниями. А в кармане куртки была другая записка. Тинка должна была приехать на старую станцию, дождаться темноты, снять видео как доказательство, что она там была. И отправить на страницу «Кассира». Я придумала этот профиль для игры. Ну и потом просто переночевать на станции и все.

– И все? – недоверчиво переспросила Ева.

– И все. А что? О станции нехорошие слухи у нас в школе ходили. Будто там поезда-призраки ездят. Наши девчонки боялись туда соваться. Я бы сама туда не поехала. Потому и решила заставить Тинку там ночь провести. Разве не страшно?

– В конце видео, которое она тебе прислала, видно, что Тину что-то или кто-то пугает, и она убегает.

– Я не получала никакого видео! – перебила Еву Вероника. – Страницу, с которой я ей писала, кто-то удалил.

– Кто-то?

– Ну да. Зашла, а там – все. Я подумала, что Макар. И не стала париться. Потом мы с мамой уехали отдыхать. Вернулась, а тут такие новости. Я честно ничего не делала больше! И не желала Тинке пропасть! Клянусь! Верите мне? – спросила Вероника совсем как недавно – ее отец. И Ева, чуть помедлив, кивнула.

– Вы пойдете в полицию меня сдавать?

– Нет. Я же пообещала. Но если ты о чем-то умолчала…

– Я все рассказала!

– А записки? – спохватилась Ева. – Их писала ты?

– Какие записки?

– Бумажные. Про снежную королеву, к примеру.

– Не понимаю, о чем вы. Я не писала Тине про снежную королеву. Только задания.

– Ладно. Проехали. Спасибо за откровенность.

Ева поднялась с дивана и направилась к дверям. Но ее остановил голос Вероники:

– И что мне теперь делать?

– Ждать. И надеяться, что Тина отыщется.

Девушка кивнула, а потом мотнула головой на дверь.

– Я про него. Про этого Ивана… Что мне делать?

– Как что? – растерялась Ева. Меньше всего она ожидала, что Вероника у нее будет спрашивать совета такого рода. – Жить. Как раньше. Я тебе тут не советчик.

И, не давая втянуть себя в опасный разговор, Ева торопливо покинула комнату. Проходя мимо кухни, дверь в которую оказалась открыта, она увидела, что Иван крепко обнимает Ульяну. И они стоят так, уткнувшись друг в друга, позабыв обо всем на свете. Ева тихо выскользнула на площадку, на цыпочках, будто могла кого-то разбудить, спустилась на пролет, а затем, опомнившись, уже сбежала по лестнице на улицу.

Черный джип, который Иван припарковал на место стоявшего у подъезда раньше фургона, угрюмо смотрел на нее погашенными фарами. Ева прошла мимо машины с глухо бьющимся сердцем и торопливо направилась к остановке.

Автобус подошел быстро. Она заплатила за билет и села на свободное сиденье. Автобус выехал из городка и, подскакивая на ухабах, покатил по разбитому шоссе. За спиной оставалось даже не прошлое, а неслучившееся будущее. Ей было больно, но почему-то ныло не сердце, а жгло крапивой губы. Ева непроизвольно терла их пальцем, словно стараясь стереть с них поцелуй Ивана. Такое короткое счастье, вновь обернувшееся для нее бедой.

Она вышла на нужной остановке и дальше отправилась пешком, хоть путь предстоял неблизкий. И чем ближе Ева подходила к старой станции, тем приглушенней становилась боль, словно с каждым шагом она облетала шелухой. Эта дорога неожиданно стала для Евы путем избавления и очищения, и на станцию она вошла уже полная решимости, сильная и смелая. Еще не до конца понимая, куда идет и что собирается делать, она, тем не менее, уверенно шла вперед, словно с кем-то у нее тут была назначена встреча. Дойдя до платформы, Ева поднялась по полуразрушенным ступеням и направилась к заколоченной будочке старой кассы. В какой-то момент ей послышался за спиной треск, словно кто-то шел за ней на расстоянии и случайно наступил на что-то хрупкое. Ева резко оглянулась, но никого не увидела. Однако, ощущение, что на станции есть кто-то еще помимо нее, пригасило ее храбрость. С кем она тут может столкнуться? С тем страшным стариком, с которым уже когда-то встретилась ночью, и которого видел этим же утром Иван? Но так ли уж он страшен, если, похоже, спас Ивану жизнь? Ева снова оглянулась, хоть тишина за ее спиной теперь была такая плотная, что казалась телесной. И снова никого не увидела. Девушка подошла к будке и остановилась, не зная, чего или кого ожидать. Впервые с того момента, как она вошла на станцию, ею овладело сомнение. Может, она ошиблась и приехала сюда, ведомая эмоциями, я не разумом? Почему решила, что Тина может быть на станции, ведь столько людей занималось поисками здесь и безрезультатно? А может, ее привела сюда другая трагедия, случившаяся пятнадцать лет назад, которая так и осталась окутанной тайной? Иван связал пропажу Пономарева и Тины, эти две разные на первый взгляд истории, в один узел. Может, она приехала сюда за недостающими звеньями?

Внезапно слева со стороны путей подуло сильным ветром. Ева оглянулась и увидела бесшумно выплывающий из-за поворота паровоз. От неожиданности она ойкнула и отступила назад. Паровоз, попыхивая трубой, словно трубкой, оказался словно сошедшим со старинной фотографии. За собой он тянул три вагона. Подойдя к платформе, состав заскрежетал механизмами и внезапно встал. Ева настолько была потрясена зрелищем, что не смогла ни определить эпоху, из которой появился паровоз, ни сдвинуться с места. А состав стоял, будто ожидал ее. Кто-то заранее открыл дверь в один из вагонов, и девушка, набравшись смелости, заглянула внутрь, но никого не увидела. «Я уехала на поезде», – вспомнилась ей фраза, произнесенная Тиной во сне. И Ева решительно шагнула вперед. Она прошла в пустой вагон и присела на диванчик в одном из купе. Поезд еще немного постоял возле платформы, словно дожидаясь разрешающего сигнала семафора. А затем раздался гудок, лязгнули механизмы, заскрипели колеса, и поезд медленно двинулся вдоль платформы. Перед отправлением Ева еще успела заметить метнувшуюся к последнему вагону чью-то тень, но кому она принадлежала, и заскочил ли тот человек в отправляющийся поезд, не узнала. От внезапно накатившего на нее страха перед неизвестностью она не смогла заставить себя подняться и пройтись по вагонам в поисках других пассажиров. Единственное, на что Ева оказалась способной – это сидеть с выпрямленной спиной, вцепившись пальцами себе в колени, и наблюдать, как за окном в молочной густоте неожиданного тумана растворяются очертания старой станции.

* * *

Ульяна проводила его на кухню – эту популярную «беседку» в русских квартирах, в которых откровенных бесед случалось в разы больше, чем в кабинетах психологов, делались признания, открывались секреты, плелись заговоры, давались клятвы и находились решения. Иван переступил порог и с любопытством огляделся. Может, потому что его бизнес был связан с материалами для строительства и ремонта, ему всегда было интересно рассматривать чужие жилища. Вот и сейчас он заметил, что в кухне Ульяны недавно был сделан ремонт. Мужчина наметанным взглядом отметил и свежую побелку, еще не успевшую пожелтеть от пара, новый «фартук» в рабочей зоне и еще не затертый линолеум. Вот только чистотой и аккуратностью хозяйка не отличалась: в раковине и на обеденном столе громоздились в беспорядке грязные тарелки и чашки, на плите кренилась пизанской башней стопка составленных одна в одну кастрюль и сковородок. На подоконнике в треснутом горшке скукожился высохший стебель какого-то домашнего растения, вокруг которого кладбищенской оградкой были воткнуты смятые окурки.

– Посудомойка сломалась, – буркнула себе в оправдание Ульяна, перехватив взгляд Ивана. – Лучше ремонт зацени! Плитку и линолеум в твоем, кстати, магазине покупали. Жаль, если твой «НовоСел» накроется. Видишь, я за твоими перипетиями слежу.

– Не накроется, – буркнул Иван. – На ногах я стою тверже, чем ты думаешь.

Ульяна улыбнулась и кивнула, то ли соглашаясь с ним, то ли радуясь за него.

– Чай будешь? Или тебе лучше кофе? А еще у меня есть бутылка хорошего коньяка.

– Ульяна, я к тебе не чаи пришел распивать, – отрезал Иван. – Не превращай разговор в ностальгию по юности. У нас тут не вечер воспоминаний.

Последнюю фразу он произнес с нажимом, внимательно следя за реакцией бывшей подруги. И та не замедлила последовать: Ульяна на мгновение оцепенела, ее рот нервно дернулся, а затем на губах показалась поспешная наигранная улыбка.

– Жаль, что не вечер воспоминаний. Нам есть, что вспомнить, да, Иван? Хоть бы рассказал, как живешь! Если моя жизнь тебе не интересна.

– Если ты, как говоришь, внимательно следишь за «перипетиями» из моей жизни, то наверняка в курсе не только скандала вокруг сети магазинов, но и того, что на старой станции нашли тело Пономарева. И про то, что меня ловко подставили, – перебил Иван, не дав Ульяне развить опасную тему. Если она продолжит, если произнесет ответ на его пульсирующий в мыслях и едва не срывающийся с губ вопрос, который возник при взгляде на ее дочь-подростка, он не сможет договорить и добиться от нее признаний. Он не был до конца уверен в том, что именно Ульяна писала им с Евой записки, а, как и недавно Ева, блефовал. Из козырей в его руках были лишь предположение молодой цыганки о том, что мстить ему может женщина, да то, как Ульяна повела себя при встрече с Евой. А вот окажется ли этот козырь битой «шестеркой» или неожиданно обернется королем – покажет реакция Ульяны.

– Уж кто-кто, а ты должна знать, что меня подставили, – повторил он и после короткой паузы, в которую с удовлетворением увидел, как переменилась в лице женщина, вбил последний гвоздь:

– А я, в свою очередь, знаю, кто это сделал.

«И почему», – добавил он уже про себя. Мотивов у Ульяны напакостить ему было сколько угодно: ревность, обида и… Вероника. Может, игра в записки и казалась ей невинной, и Ульяна вовсе не думала подставлять его так, а только пощекотать ему нервы. Но Иван решил разом расставить все точки и поставить бывшую подругу на место. Чтобы не заигрывалась.

Он надеялся на то, что его козырь если уж не дотянет до короля, то хотя бы ляжет валетом, но совсем не ожидал, что выбросит на стол козырного туза. Реакция Ульяны превзошла все его ожидания. Женщина вдруг отшатнулась и, наткнувшись спиной на подоконник, вцепилась в него пальцами так, что побелели костяшки. При этом Ульяна неловко толкнула горшок с засохшим цветком, тот опрокинулся, рассыпая на пол окурки и сухую землю, но хозяйка этого даже не заметила. Губы ее задрожали, глаза расширились, ноздри раздулись. Ульяна издала какой-то звук, похожий на бульканье, а затем разразилась криком:

– И?! Побежишь в полицию докладывать? Побежишь, конечно! Вину с себя снимать! Только не забудь, что при этом сделаешь свою дочь сиротой! Лишишь ее матери! Ты готов взять на себя полную ответственность за нее?! Готов, я тебя спрашиваю?! Не просто содержать, но и воспитывать, учить, уроки проверять, водить в музыкалку, как это делаю я? Да просто, черт возьми, вести с ней разговоры – о любимых певцах и сериалах, шмотках и косметике? О мальчиках? Готов?! Если готов, беги, доноси, кто убил того недоумка!

Она, выпалив все это, резко отвернулась и глухо зарыдала. Иван от шока обрушившихся на него признаний не мог не только пошевелиться, но даже произнести хоть слово. А Ульяна, забывшись, что в одной из комнат находится ее дочь (их дочь!), рыдала уже в голос. Иван опомнился только тогда, когда услышал легкий шум, донесшийся из коридора. Будто отворилась дверь и кто-то вышел. Испугавшись, что в кухню заглянет Вероника, он поспешно подошел к Ульяне и обнял ее за плечи. А она вдруг развернулась к нему и уткнулась лицом в плечо.

– Тише ты, тише… Никуда я не собираюсь идти. И не кричи так! Вероника услышит.

Ульяна отняла заплаканное лицо от его плеча.

– Я молчала… Столько лет молчала! Если бы ты знал, как это тяжело!

Он кивнул, хоть и не понимал еще, имеет ли она в виду Веронику или разыгравшуюся на старой станции трагедию.

– Я не хотела. Все случайно вышло! Вы все пошли в одно купе судачить, кто меня «убил», а мне стало скучно. Я пошла гулять по вагонам, зашла в «ресторан» и увидела этого противного Витьку. Я сказала ему, чтобы он шел ко всем, «убийство» уже совершилось. Кстати, меня та ненормальная «убила», которая медсестрой была. Вот уж честь… Витьке, конечно, я об этом не сказала. Но поторопила. А он вдруг начал меня оскорблять. Ты знаешь, что он всегда был в меня влюблен? Знаешь? А «любовь» свою выражал в оскорблениях! А в тот раз руки распустил. Схватил меня за грудь! Я и оттолкнула его. С силой, такой, что этот тщедушный червяк отлетел на три метра! И брякнулся башкой неумной о какой-то угол. И все. Я не хотела его убивать, веришь? – последнюю фразу Ульяна прошептала, заглядывая с мольбой Ивану в глаза и словно пытаясь прочитать в них свой приговор.

– Мне нужно было признаться… – продолжила она, так как мужчина молчал. – Я же убила нечаянно, защищаясь. К тому же еще несовершеннолетняя была! Да и, как потом выяснилось, беременной. Но именно потому, что оказалась беременной, промолчала! Испугалась, что моя девочка родится на зоне.

– Может, тебя бы оправдали. Нашли бы хорошего адвоката, – проговорил машинально Иван, а затем спохватился:

– Черт тебя побери, Ульяна! Почему ты молчала?! Почему молчала о том, что беременная? Почему я узнал, что у тебя, то есть у нас, родилась дочь только сейчас? Когда Веронике столько лет, сколько было тогда тебе?!

– Ага, вот как ты заговорил, – ухмыльнулась недобро Ульяна. – Ну, знаешь! Приходила я к вам! В твою семейку. Тебя ж срочно в Москву отправили. После всего, что случилось. А я перед школой пришла к твоим родителям, рассказала, как все есть. Думала, может, обрадуются, что у них внук или внучка будут. Куда там! Столько оскорблений, как от твоей матери, я ни от кого не слышала! Как она меня поносила! И угрожала даже, если я тебе как-то скажу… Если я помешаю твоей блестящей учебе, то мне несдобровать, они меня такой грязью обольют, что ты навсегда от меня отшатнешься.

– Моя мать такое тебе наговорила?! – изумился Иван. – Ты, видимо, не к моей матери приходила.

– К твоей, к твоей, не заблуждайся! А твой отец вышел и сунул мне конверт. На аборт. И прежде чем захлопнуть дверь, наказал, чтобы я и разыскивать тебя не смела. В конверте, кстати, оказалось денег больше, чем достаточно. Так что хоть за это ему спасибо. Видимо, понял, что не собираюсь я аборт делать, дал, так сказать, ребенку на «приданное». Ну а я что? К своей матери пришла. Ох она меня поносила! А еще больше – тебя и твою семейку, проклинала так, что люстра тряслась. А потом сказала, что мы и без вас справимся. Даже деньги собиралась вернуть. Да одумалась. Отвезла меня к тетке, прописала там. Ну а дальше… А дальше мы жили-не тужили. Я замуж, кстати, вскоре вышла. Хоть и не по любви. Теткин сосед, физик-ядерщик, влюбился в меня по уши, даже не посмотрел на то, что ребенка я от другого «нагуляла». Ну а я что? Мне деваться некуда. Расписались по справке. Веронику он удочерил.

– Так ты замужем?

– Была, – мрачно ответила Ульяна и закурила. – Уже два года как вдова. Рак.

– Соболезную.

– Да ладно уж! – махнула рукой женщина. – Мы с ним еще до его болезни разошлись полюбовно.

– А Вероника знает, что… Кто ее настоящий отец?

– Настоящий отец – это тот, кто растит и воспитывает, Ванечка, – съязвила сквозь едкую завесу сигаретного дыма Ульяна. – А ты так… Получил разовое удовольствие и стряхнул с себя проблемы. Знает. Недавно ей сказала. Рассказала, как все было. Она уже взрослая девочка. Многое понимает.

– Раз многое понимает, не проще было бы сразу позвонить вам мне, собраться всем вместе и по-взрослому все обсудить? – вспылил Иван. – Без игр во все эти «вечера воспоминаний»! Без вмешательства сюда других людей! Без дурацких записок с угрозами! Без убитой собаки! Хотя понимаю, что ты так, спустя года, моим родителям отомстила!

– Селин, ты о чем?! Какие записки? Какая убитая собака?! Ты головой брякнулся? – изумилась Ульяна. И удивление ее было настолько искренним, что Иван безоговорочно поверил в то, что она и правда ни при чем.

– А записки я писала… Папочка, – раздалось вдруг за его спиной. Иван резко обернулся и увидел Веронику. Когда девушка вошла на кухню, что из их разговора успела услышать, он не знал. А что если она стояла тут с самого начала и слышала признания матери?

– Ты что здесь делаешь?! – взревела Ульяна, для которой появление дочери на кухне оказалось еще большей неожиданностью, чем для него. За своим внезапным гневом она неумело маскировала страх. Самое страшное, что Вероника это поняла, потому что вместо ответа с прищуром посмотрела на Ивана. И даже с вызовом вздернула подбородок. Мол, делай со мной, что хочешь, мне все нипочем. Она наверняка ожидала его расспросов про записки и прочие прегрешения, но спросил он у нее совсем другое, чем сбил с толку:

– А Ева где?

– Ушла, – ответила после заминки Вероника.

– Давно?!

– Давно, – расплылась она в широкой улыбке. – Попрощаться не пожелала.

– Черт, – выругался Иван и обернулся к Ульяне:

– Мы с тобой еще поговорим. Обо всем. И с тобой – тоже.

Последняя фраза относилась к Веронике. На что девушка только хмыкнула, но посторонилась, пропуская его.

Иван выбежал во двор и огляделся. Ева не ожидала его ни на лавочке, ни возле машины. Он набрал номер девушки, но ее телефон оказался вне зоны доступа. Еще не желая расставаться с надеждой, Иван оббежал соседние дворы и даже спросил у встретившейся ему старушки, не встречалась ли той по пути девушка в голубом платье и летнем пиджаке. Не встречалась. Тогда Иван вернулся к машине, завел двигатель и поехал в сторону автобусной остановки. Но Ева, если тут и была, уже успела уехать. В сердцах ударив кулаком по клаксону и всполошив стайку голубей, чинно подбирающих крошки возле лавочки, он направил машину к шоссе и припустил на скорости в родной городок к дому Евы. Нехорошо как все вышло. В том смысле, что наверняка Ева неправильно истолковала его удивление от неожиданной встречи с Ульяной и его желание с той поговорить. Возможно, она не сразу поверит его объяснениям. Но как заставить ее поверить, он уже знает. О воспоминании о поцелуях с ней в груди стало тепло, а губы сами собой расплылись в улыбке. Но Иван тут же себя одернул: признания Ульяны оказались шокирующими. И что делать со всем этим еще придется решать. И что больше потрясло его – ее признание о том, что она, хоть и случайно, стала убийцей, или то, что у него есть четырнадцатилетняя дочь, Иван еще не мог понять. Хотя не все тут складывалось. Не складывалось в первую очередь то, что Ульяна, с ее слов, убила Пономарева прямо в вагоне, и не задушила, а толкнула на какой-то угол. Как в таком случае тело мальчика оказалось совсем в другом месте? И почему у него перебито горло, а не пробита голова, что было бы логичней? Или несчастный Пономарев ударился обо что-то не виском, допустим, а горлом? Иван попробовал представить себе такое падение и не смог. Как и не смог вообразить, как тонкая Ульяна тащила на себе тело убитого парня, пусть худого и тщедушного, как успела его спрятать, а затем, когда все с ног сбились в поисках Пономарева, не выдать себя поведением? Ведь истерить по любому поводу Ульяна тогда была горазд. Все это не складывалось. Как и не укладывалось в голове и то, что его собственные родители могли так с ней поступить. Могла ли его мама, добрая и сопереживающая всему миру, у которой самым бранным словом было «балбес», оскорбить беременную четырнадцатилетнюю девочку? Нет. Отец мог дать Ульяне денег. Но оскорблять… Не складывалось!

В таких мыслях Иван и подъехал к дому Евы. Кое-как припарковал джип на тротуаре, оставил включенными аварийные сигналы и помчался на пятый этаж. Возле квартиры Евы он увидел растерянно перетаптывающегося рыжего парня лет шестнадцати-семнадцати.

– А никого нет дома! – известил парень, поняв, что Иван направляется в ту же квартиру.

– Ни Евы, ни ее матери? И даже Шварценеггер не лает?

– Какой Шварценеггер? – удивился парень и смешно поднял красно-рыжие брови. – Причем тут он?

– Это псина их. Волкодав.

– Нет, не лает, – рыжий опасливо покосился на дверь и на всякий случай отошел от нее на метр. Иван вздохнул и все же надавил на кнопочку звонка. Подождал немного и обреченно опустил руку.

– Говорю же, никого нет, – обиженно из-за оказанного ему недоверия ответил парень. – А вы к Еве?

– Да. И ты?

– И я.

Они вместе, не сговариваясь, направились не к лифту, а к лестнице.

– А зачем тебе Ева? – поинтересовался Иван, когда они друг за другом спустились на один лестничный пролет.

– Сказать кое-что. Про Тину. Вы знаете, что она пропала?

– Да, знаю. Я близкий друг Евы. И помогаю, как могу, ей в поисках сестры.

– Ну а я близкий друг Тины! – воскликнул парень, и уши его трогательно заалели от смущения. – Макар.

– А, знаю! – улыбнулся Иван. – Ева про тебя рассказывала. И что ты хотел ей сказать? Что-то узнал?

Они вышли во двор и остановились возле джипа, который, к счастью, еще не успел никому помешать.

– Не знаю, в курсе ли вы, что мою страницу вскрыли. С которой я якобы отправлял Тине сообщения. Я узнал, что это была одна девчонка… Которая в меня, ну того… Влюблена. И Тине мстила.

– Вероника? – быстро спросил Иван.

– Ну… да, – в итоге сдался Макар и потупился.

– Ты хорошо знаешь Веронику?

– Немного. Мы встречались-то всего чуть-чуть.

– Садись в машину, – скомандовал Иван. – Я тебя довезу до дома. А ты мне про Веронику расскажешь. Какая она.

Макар назвал адрес, и Иван завел двигатель. Выезжая со двора, он покрутил головой, надеясь увидеть если не Еву, то ее маму. Может, миссис Смит снова выгуливает своего грозного чихуахуа? Тогда можно будет хотя бы на словах передать через нее сообщение Еве.

– А вы меня отвезете, а потом поедете Еву искать?

– Угу, – кивнул Иван. – Подозреваю, что она на старую станцию собралась.

– Если ее встретите, то расскажете ей про Веронику? Это очень важно!

– Обязательно, – кивнул Иван, раздумывая над другой нестыковкой. Может ли четырнадцатилетняя девушка легко взломать страницу в Интернете? Да что там страницу! Продумать такую игру и привести ее в исполнение! Тут и взрослому не каждому такое под силу.

– А можно я с вами на станцию? Мой дом вон уже там, я не успею вам про Нику рассказать. А до станции как раз смогу, – пошел на хитрый шантаж Макар, и Иван невольно улыбнулся. – К тому же мне самому ей про Веронику сказать хочется. Пусть видит, что я тоже Тину ищу всеми силами.

– Тебе очень важно одобрение Евы? – усмехнулся Иван, и парень, снова заалев ушами, кивнул.

– Ладно, поехали.

Ехать было всего минут семь, но за это время Макар успел немного рассказать ему о Веронике. И, к сожалению, со слов парня портрет девушки вырисовывался не сказать, чтобы ангельским.

– Капризная она и избалованная. Мать над ней трясется просто. А еще Ника стала пальцы гнуть оттого, что у нее отец – крутой какой-то бизнесмен. Владелец магазинов, которые торгуют всякими стройматериалами. «Новоселье», кажись, называется.

– «НовоСел», – поправил Иван.

– Точно! Так вот, ее отец – владелец всей этой сети. Есть тут чем козырять. Вероника и козыряла! И не просто словами, но и всякими вещами. То фирменными шмотками. То айфоном последней модели. То новыми роликами. Круто, конечно. Но мне это как-то до лампочки. Мне Тинка нравится. Она проще. Пусть шмотки у нее совсем не фирмовые, но она девчонка – что надо. Понимаете? – проникновенно выдохнул Макар. Алая краска уже не сходила с его ушей и, кажется, полыхала уже не только на них и скулах, но и в непослушном вихре на затылке.

– Понимаю, – машинально согласился Иван и вдруг встрепенулся:

– Погоди! Как ты сказал? Отец ей все покупал? Шмотки, ролики, айфон?

– Ну да.

Мысли заработали в лихорадочном ритме. Может ли Ульяна от его имени покупать дочери дорогие подарки? Макар, видя, что Иван чем-то взволнован, тоже замолчал, хоть на лице его и отражалось безмерное любопытство.

– А Вероника при тебе когда-нибудь называла имя своего отца? – наконец нарушил Иван молчание, во время которого слышно было только, как мерно гудит джип да поскрипывает под его колесами мелкий щебень неасфальтированной дороги.

– Не помню. Но один раз видел, как отец Вероники подъезжал к школе на крутой тачке. Какая-то спортивная модель, хоть Вероника говорила, что у него и джип есть.

– Спортивная машина, говоришь? Красная? – вырвалось у Ивана так поспешно, что Макар удивленно поднял брови.

– Да, красная.

– Значит, Вероника со своим отцом виделась. Настоящим отцом, – задумчиво, будто только себе, произнес Иван и усмехнулся. – Ушло они меня укатали! Ничего не скажешь, молодцы! А я – дурак. Вот точно – Иван-дурак!

Любопытство на лице Макара уже светилось заглавными буквами, и видно было, что он изо всех сил крепится, чтобы не спросить, что же так развеселило Ивана. Но в этот момент мужчина вдруг резко ударил по тормозам, так, что парень, не ожидавший такого приема, качнулся вперед и громко ойкнул.

– Прости, брат, – быстро пробормотал Иван, распахнул дверь и спрыгнул на землю. На дороге, ведущей к старому переезду, на котором утром он попал в приключения, в двух метрах от тупого носа джипа кружилась в странном танце молодая женщина, которая на затормозившую неподалеку от нее машину совсем не обратила внимания.

– Эй? – окликнул блаженную Иван. – Послушай!

Женщина взмахнула руками, обнажившимися из широких рукавов бесформенного балахона, приостановилась и скосила глаза на мужчину. Иван сделал шаг к ней и остановился.

– Ты Евгения?

Женщина помедлила с ответом, словно вопрос показался ей непростым, а затем слегка кивнула и вновь закружилась, плавно водя руками в воздухе, словно рисуя невидимые волны.

– Я Иван. Мы когда-то встречались у Бориса. Долговязого! Ты его помнишь?

Евгения снова кивнула, на этот раз уже без заминки, что обрадовало Ивана.

– А меня?

Вместо ответа женщина загудела какой-то мотивчик, и мужчина сокрушенно вздохнул. Жаль девку! Молодая совсем, даже его младше, а каша в голове с годами разварилась совсем в нечто несуразное. Будет ли от старой знакомой сейчас какой-то толк?

– Евгения, ты Еву не видела? Здесь, недавно?

Но женщина уже, казалось, совсем потеряла к нему интерес. Ее гудение стало громче, а движения рук – хаотичней, только она уже не кружила на месте, а раскачивалась из стороны в сторону. Беда совсем! И как она в таком состоянии одна по улицам ходит? Не дай бог, под машину попадет.

– А про младшую сестру Евы что-то знаешь? Ее Тина зовут. Она пропала, – предпринял еще одну попытку Иван. И на этот раз получил реакцию. Евгения резко опустила руки и повернулась к нему.

– Она там, где тени.

– Где-где?

В ответ Евгения вновь затянула песню, на этот раз уже со словами:

Люди-тени в том мире живут. Молят о смерти. Напрасно все ждут, Что смерть заберет их из вечной зимы – Бедных пленников черной дыры.

– И как это понимать? Где ее искать?

– Там, – махнула куда-то в сторону Евгения.

– На старой станции?

Этот разговор стал уже утомлять Ивана своей бестолковостью, но он все же не сдавался и продолжал ласково и терпеливо расспрашивать девушку. Сейчас, вглядываясь в ее лицо, он узнавал в нем черты той четырнадцатилетней девочки, которую когда-то знал. Может, если добавить в глаза Евгении немного осмысленности, надеть на нее большие очки, и снова окажется перед ним почти не тронутое возрастными изменениями, но искаженное до неузнаваемости безумием знакомое лицо.

– Евгения, пожалуйста, помоги мне! Я ищу Еву и ее сестренку. И сдается мне, именно ты и только ты можешь помочь!

Иван не заметил, что в порыве непроизвольно взял девушку за руку. Евгения удивленно покосилась на его пальцы, сжимающие ее тонкое запястье, улыбнулась так, будто прикосновение ей понравилось, и неожиданно нормальным голосом произнесла:

– Мой дедушка поможет. Пойдем!

13

Поезд вынырнул из плотного тумана так внезапно, словно рывком сорвал с себя толстое одеяло. Ева не без опаски выглянула в окно и заметила изгибающийся впереди лекалом поворот, в конце которого виднелась станция с серым зданием вокзала. Сколько продолжалось ее путешествие, Ева не знала, часы, на которые она пару раз взглянула с того момента, как вошла в вагон, показывали одно и то же время, хоть секундная стрелка и двигалась. Может, время тут течет по своим законам?

Паровоз, сбавляя ход на подъезде к станции, заскрежетал механизмами и выпустил струю черного дыма, который подхватило ветром и швырнуло в окно. Затем последовали два сильных толчка и после этого состав встал. Ева поднялась с места и направилась к выходу. В коридоре по-прежнему было пустынно, никто не выходил на станции и никто не входил. Ей не встретился даже проводник, словно она и правда была единственным человеком в призрачном поезде. Ева вышла в тамбур и увидела, что дверь вагона уже открыта. Может, поезд все же населен невидимками? От этой мысли ей стало не по себе, она даже ощутила за спиной какое-то движение, но когда оглянулась, никого за собой не увидела. Паровоз неожиданно издал громкий гудок, словно подгоняя ее, и Ева спустилась на перрон напротив одноэтажного здания вокзала.

Платформа тонула в сером сумраке, хоть уезжала девушка из своего поселка в обеденное время. Ева невольно поискала глазами часы на здании вокзала и увидела круглый циферблат без стрелок. Мало толку от таких часов. Ее же по-прежнему показывали тот час, в который она вошла в поезд. Что ж, время здесь, похоже, не играет важной роли. Ева огляделась по сторонам и убедилась, что платформа так же пуста, как и вагон. Решительность, с какой Ева отправлялась на старую станцию, уже давно оставила ее. Она даже подумала, не подняться ли обратно в вагон, но поезд вновь издал гудок и выпустил еще одну струю черного дыма. С громким лязганьем пробудились после короткой паузы колеса, и медленно набирая скорость, словно тяжеленный маховик, состав двинулся с места. Когда он уехал, Ева увидела лишь одну колею, оба конца которой скрывались в молочно-белом и плотном, как пудинг, тумане. Края платформы так же тонули в тумане, и ничего не оставалось, как идти на вокзал.

Приземистое здание при ближайшем рассмотрении оказалось сложенным не из камня, как показалось издали, а из досок, которые в серый окрасили дымные сумерки. Блуждая взглядом по неказистому в своей простоте фасаду в поисках вывески с указанием станции, Ева решила, что сумерки в этом месте могут быть вызваны не поздним вечером, а тем, что атмосфера этого места была словно задымленной. И хоть в воздухе не витало запаха гари, предположение о дыме ее странно успокоило. Словно, найдя такое более реальное, чем загадочный временной скачок, объяснение, Ева обрела под ногами почву. Она уже уверенно потянула на себя за металлическую скобу деревянную дверь и оказалась в маленьком вокзальном кафе.

Здесь царил такой же дымный сумрак, которым, словно ватой, были обернуты барная стойка с табуретами и пара высоких столов. За стойкой, повернувшись к Еве боком, сидел мужчина в старомодной шляпе и пальто.

– Здравствуйте, – произнесла девушка, удивляясь тому, как странно прозвучал здесь ее голос – сухо и скрипуче, словно скрежет попавшего на жернова песка. Мужчина поднял голову, но на его бледном изнеможенном лице с черными кругами вокруг глаз не отразилось ни любопытства, ни приветливости. Он отвернулся, и его фигура вдруг зарябила, словно глядела Ева на мужчину сквозь толщу воды. Она не решилась больше тревожить незнакомца, пересекла узкое здание кафе, прошла небольшой предбанник с закрытым окошком кассы и вышла на улицу.

Там оказалось так же безлюдно, как и на платформе. Куда, черт возьми, она попала? И где может быть Тина, если она здесь? Но, тем не менее, не смотря на поднимающуюся к горлу изжогой тревогу, Ева упрямо шла вперед. Ее ноги тонули в чем-то мягком и сером, похожем на толстый слой то ли пепла, то ли пыли. Ева присела и коснулась дороги, затем поднесла пальцы к лицу. Все же больше похоже на пыль. На всем, что ей встречалось по пути – на голых остовах деревьев, каменных скамьях, крошечных, похожих на коробки, постройках с заколоченными крест-накрест дверями, лежал толстый слой этой пыли. Звуки глохли в ней, как в войлоке, и потому здесь царила тишина.

Ева прошла довольно большой отрезок пути, когда ей встретился еще один человек. На этот раз это оказалась закутанная в несколько одежд и с повязанным на голове плотным платком женщина. Незнакомка не столько шла, сколько плыла навстречу Еве, ничуть не обращая на ту внимания. Когда их разделяло несколько метров, Ева бросилась женщине наперерез:

– Простите! Вы можете мне помочь?..

Незнакомка подняла голову, но лицо у нее оказалось почти до глаз закрытым платком. Ева лишь увидела черные, как пропасти, глаза без белков и невольно отшатнулась. Женщина молча проплыла мимо, будто встреча нисколько ее не удивила.

Еве еще несколько раз встретились подобные фигуры – женщин, мужчин, стариков и даже одного мальчика в толстом пальто. Безмолвные, черноглазые, серолицые, будто тени. Они все проплывали ей навстречу, озабоченные своими молчаливыми думами, и никто не проявил к Еве ни малейшего интереса. Не выдержав, девушка схватила одну из женщин за руку, но пальцы, сомкнувшиеся, к ужасу Евы, в пустоте, не почувствовали ничего, кроме едва ощутимой мягкости пыли. В следующее мгновение фигура, еще находившаяся перед Евой, вдруг исчезла, словно осыпалась пылью на дорогу. Девушка тихо вскрикнула и повернула назад. Здесь, в этом мрачно-сером месте ей делать нечего. Внутреннее чувство подсказывало ей, что она ошиблась, Тины здесь нет.

Она обрадовалась, увидев цепочку своих следов, которые, словно нить Ариадны, не дали бы ей заблудиться и вывели из этого сумрачного места обратно к станции. Ее следы оказались единственными, никто из встретившихся «прохожих» больше не оставил их на дороге, словно фигуры плыли в воздухе, не касались ногами земли. Но затем Ева обнаружила еще одну цепочку следов, которые перекрывали ее собственные. Кто-то, кто носил ботинки или туфли размера значительно превосходящего ее собственный, шел за ней попятам до последней встреченной ею постройки, а затем куда-то исчез. И в этот момент Еве стало по-настоящему страшно – до холодка в позвонках, до онемения кончиков пальцев. Секунду помедлив, она внезапно сорвалась с места и бросилась бегом. Ее не столько пугало то, что она, обгоняя плывущие теперь в одном с ней направлении фигуры, зачастую проходила сквозь них без помех, сколько то, что кто-то, возможно, преследовал ее.

Ева выбежала к станции, рванула на себя легко поддавшуюся дверь, пробежала через бар, за стойкой которого все так же находилась фигура мужчины в пальто и шляпе, выскочила на платформу и увидела стоявший у станции эшелон. Не раздумывая, она запрыгнула в первый ближайший к ней вагон и только уже там огляделась.

Впрочем, оглядеться ей мешала темнота, слегка разряжаемая пробивающимся в горизонтальные щели деревянной обшивки тусклым светом. Эта темнота, в отличие от сумерек того странного городка, в котором Ева только что побывала, была не молчаливой, а была наполненной вздохами, храпом, кряхтением, скрипами, откашливаниями. Ева обняла себя руками, словно желая отгородиться от непонятного, а потому страшного, окружения. Куда она попала, куда ее везут, кто с ней находится рядом? Во второй раз она испытала животный ужас, который едва не заставил ее сорваться на истерику, закричать, завопить, броситься на поиски выхода. И только здравая мысль, что, возможно, ее младшая сестренка тоже прошла через подобный испуг, отрезвила подобно ледяному душу и заставила взять себя в руки. Что бы ни случилось, куда бы ее ни везли, с кем бы ей ни пришлось встретиться, она все выдержит – ради того, чтобы выручить из этого места Тину.

* * *

Евгения не шла, а словно порхала, и для полного сходства с какой-то диковинной птицей, обратившейся неожиданно в женщину, размахивала, будто крылами, руками. Иван, идущий за нею по пятам, незаметно усмехнулся, но тут же одернул себя. Грешно смеяться над чужой бедой. Девушка не виновата в том, что на ее долю выпало сумасшествие. Не желал бы он оказаться на ее месте. Впрочем, похоже, Евгения в своем состоянии была абсолютно счастлива. Вон, опять что-то напевает себе под нос и даже приплясывает. Может, зря он за нею увязался? Какой тут еще может быть дедушка?

Евгения тем временем вела его смутно знакомой дорогой. Не сразу, но Иван узнал старые постройки, мимо которых ему недавно пришлось проходить с Евой. Ему подумалось, что Евгения свернет к переезду, на котором утром он чуть не столкнулся с локомотивом. Но она прошла дальше. Миновала она и платформу, и ту сторожку, возле которой Иван обнаружил Еву. Проходя вновь мимо других построек, девушка вдруг притормозила и махнула рукой куда-то в сторону:

– Вон там его нашли!

Уточнять, кого именно, Иван не стал, и так понял. И не просто понял, а узнал это место. Ева была права, все осталось по-прежнему – те же постройки, те же деревья, то же переплетение проржавевших колей, только состав, в котором они тогда разыгрывали историю по мотивам английского детектива, отогнали. Еще в том далеком 2001 году. Евгения, обронив эту фразу вполне нормальным голосом, вновь загудела свою песенку без слов, и мужчина задался вопросом, а так ли уж она ненормальна? Может, только удачно притворяется городской сумасшедшей по каким-то своим причинам? Ведь уже дважды произнесла ему осмысленные фразы. Но задать девушке какой-либо вопрос он не успел, потому что понял, куда она его вела. Еще издали Иван увидел высокий локомотив с юбилейной надписью на боку, который сейчас, спустя еще шестнадцать лет, проржавел настолько, что вместо пожарно-красного цвета стал коричнево-оранжевым. При виде этой махины по загривку будто прошелся холодный ветер. Ивану категорически не хотелось возвращаться, пусть и таким образом, в тот день! И снова, во второй раз за последнее время, заныла когда-то сломанная в двух местах рука.

– Ты уверена, что нам сюда? – предпринял Иван попытку остановить Евгению. Но та будто не услышала его. Только махнула рукой, призывая его обождать, подобрала юбку и принялась взбираться по лесенке в кабинку машиниста.

– Ну, если ты навернешься оттуда, хрен я тебя потащу на себе! – процедил сквозь зубы Иван, зная, что, если так случится, потащит – как миленький.

– Куда это она? – раздался за его спиной полный восхищения голос. Мужчина аж подскочил на месте и резко обернулся.

– Ты? Что тут делаешь? – обрушил он на Макара свое негодование. – Я же тебе велел в машине ждать!

– Ничего вы мне не велели, – набычился парень, и Иван был вынужден признать, что и правда ничего не говорил такого. Да даже если бы и приказал, разве Макар его бы послушал? Будь он на его месте в его возрасте, не послушал бы. Однозначно.

– Слушай, возвращайся лучше в машину! – поспешно проговорил Иван, увидев, что Евгения уже вновь показалась из кабины и замахала, приглашая. Знает он уже, кого там встретит! И не нужно, чтобы с тем страшным стариком встретился еще и Макар. Чревато для здоровья! Но тут же, словно в противовес его страхам, Ивану вспомнилось, как утром кто-то перевел стрелку и тем самым спас его от смертоносного столкновения с составом. А также в памяти всплыли те загадочные слова Евгении в поликлинике: «Он хороший…». Хороший, может быть, только вот уж очень страшный. Инфернальный, как назвала его Ева.

– А это она нас туда зовет? – проигнорировал его приказ Макар. Опередив мужчину, он уже направился к лесенке.

– Эй! Не так прытко. Старшим дорогу нужно уступать, не слышал? – нагнал его Иван и одернул за плечо. Нельзя, чтобы парень оказался неподготовленным. Он уже в возрасте Макара испытал на себе всю травматичность таких неожиданных «встреч». Иван развернул к себе парня и торопливо зашептал ему:

– Слушай, Макар. Если уж ты увязался за мной. Тут… некоторые странные вещи могут происходить. Я-то уже в курсе. А вот ты… Короче, тут, похоже, один старик живет. Довольно своеобразной внешности. Проще говоря, пугающей. Но, говорят, страшный снаружи, но добрый внутри. Впрочем, не уверен. И если уж ты за мной увязался…

– Понял! И я не из трусливых, – чуть обиженно отозвался Макар. – Я в своей игре все уровни прошел! Думаете, я только админил, сидя дома за компьютером? Ничуть!

– Вот и хорошо. Ладно. Полезли. Нет, погоди. Я – первый. Ты – ждешь на земле. И когда я тебе дам отмашку, только тогда поднимешься! Понял?

– Не тупой.

Старик оказался таким же, каким он его и запомнил из того осеннего дня шестнадцатилетней давности, и каким он явился утром в окне машины Ивана. В первый момент, увидев старого «знакомого», мужчина невольно содрогнулся, но затем взял себя в руки и натянуто улыбнулся.

– Здравствуйте!

Старик ничего не ответил, просто занял свое место машиниста и приглашающее похлопал костлявой рукой по сиденью рядом. На какое-то мгновение Ивану показалось, что рука его и полуистлевший рукав рассыплется трухой. Но нет, инфернальный старик на самом деле оказался куда крепче, чем на первый взгляд. Иван покосился на Макара и увидел, что глаза того, напротив, горят жадным любопытством и даже восторгом. Ну и молодежь пошла! Ничем ее не испугаешь. Иван внезапно почувствовал себя очень старым и, присаживаясь рядом с Евгенией, занявшей место рядом с машинистом, вздохнул. А старик тем временем потянул какой-то рычаг, и локомотив, к изумлению Ивана и не сдержавшего удивленного возгласа Макара, со скрипом сдвинулся с места.

– Вот это да-а! – протянул парень и наклонился корпусом к окну. – Мы что, и правда куда-то едем?

– Куда это он нас? – поинтересовался Иван у Евгении как бы между прочим, стараясь за небрежным тоном скрыть беспокойство. Но девушка уже загудела свою привычную песенку, и мужчина вынужден был сдаться. Конечно, о чем он! Нашел, кому вопросы задавать.

Локомотив миновал станцию и за ее пределами набрал приличную скорость. За окном мелькали уже не постройки, а лесопосадка. Какое-то время тишину нарушали лишь перестук колес и лязганье механизмов, гудение Евгении да приглушенные восклицания Макара. Старик молчал, словно был немым. Молчал и Иван, не зная, кому адресовать все кипящие внутри вопросы. Впрочем, может, так и надо – такая странная встреча во всей этой странной истории. И ничего не объясняющее молчание. Если дорога в такой не самой обычной компании приведет его к Еве, то пусть. Он стал следить за пейзажами, но локомотив вдруг нырнул в пудинговую массу непроницаемого тумана.

– Ва-аще круть! – тут же не замедлил откомментировать произошедшее Макар. – Вот бы мне такой квест придумать!

– Хватит уж квестов, – оборвал его Иван. – Твои игры, как видишь, не безобидными оказались.

– А я тут причем? – набычился Макар. – Я Тинке ничего не писал! Это все Вероника.

Сдается Ивану, что не только Вероника. Может, мать с дочерью спелись и все же провернули такое черное дело, как заманить Тину в ловушку и расставить сети для самого Ивана? Кто их там знает.

– Гм… – раздалось вдруг со стороны Евгении. – Он и правда ни при чем! Тина сама уехала на поезде.

Иван изумленно вытаращился на девушку. Да, дважды у нее уже случались проблески сознания, но сейчас Евгения выглядела куда нормальней, чем тогда. Может, и правда удачно выдает себя за городскую сумасшедшую? Впрочем, с таким дедом тут не только рехнешься.

– Ее мой дедушка напугал. Случайно. Он не хотел. Напротив, вышел к ней, чтобы помочь. Тина заблудилась, и дедушка хотел вывести ее со станции. Но девочка испугалась и бросилась бежать к платформе. Тут подошел поезд, она села и уехала.

– Замечательно, – пробормотал Иван. – Просто замечательно. И чего же ты все это время молчала?

– А мне не давали сказать, – невинно пожала плечами Евгения. – Никто не хотел меня слушать.

– Хм… Когда с тобой пытались разговаривать, ты начинала петь какие-то странные песни.

– Я там такая, да, – повинилась девушка. – Мне там плохо, за мной туда приходят тени и хотят меня вернуть. Поэтому я пою и танцую, чтобы они меня не схватили.

Иван с облегчением выдохнул: ну вот, все в порядке. Евгения вернулась в свое обычное состояние. Сейчас начнет гудеть и размахивать руками. Правда, в этой тесной кабине они и так чуть не на головах сидят друг у друга, куда тут еще «танцевать»!

– А здесь мне хорошо, – продолжала, как ни в чем не бывало, девушка. – Здесь, пока мы едем, они меня оставляют. Поэтому дедушка иногда меня так катает. И мы общаемся. Не словами, но мы и без слов друг друга понимаем.

– Круто! Хотелось бы мне такого дедушку! – вклинился в разговор Макар. – А что это с ним? Он нас слышит? А почему он такой? Нет, ничего не подумайте, я просто… Вы только не обижайтесь!

Старик, видимо, глухим вовсе не был и прекрасно слышал, что говорил Макар, потому что развернулся к парню и улыбнулся ему своей жуткой улыбкой-оскалом. Иван аж содрогнулся, а Макара даже не проняло.

– Дедушка таким не был, – улыбнулась неожиданно Евгения, и улыбка у нее оказалась загадочной и невинной, как у Джоконды. Иван невольно задумался, видел ли он когда-нибудь, как улыбается Евгения. – Это я виновата в том, что он таким стал. Плохо, с одной стороны. Но, с другой, мы теперь можем общаться всю мою жизнь. Он никуда не денется, всегда будет со мной.

– А как вы в этом виноваты? Расскажите! – заинтересовался Макар.

– Хорошо. Тем более что мне надо подготовить вас к тому, куда мы едем. Да и хорошо наконец-то поговорить с приятными понимающими людьми! И отдохнуть немного от теней, – ответила Евгения и принялась рассказывать.

– Мы с дедушкой всегда были близки. Когда я родилась, бабушки уже не было, но дедушка стал мне одновременно и бабушкой, и дедушкой, и родителями. Мои родители еще только учились на втором курсе института. Они оба хотели стать инженерами, а тут – любовь. Куда сильнее мечты. И неожиданная беременность мамы. Ну что делать, поженились и стали ждать меня. Мой папа – приезжий. Его родители остались в Казахстане. А у мамы был только папа, мой дедушка. Из-за того, что я родилась, мама хотела бросить институт и заниматься моим воспитанием, а папа пошел работать. И тоже думал оставить учебу. И тогда пришел мой дедушка и заявил, что им нужно доучиться и стать отличными специалистами, а моим воспитанием займется он. Так и вышло. Я всю неделю жила у дедушки, а мама с папой учились. Так было проще всем. У родителей и места-то своего не было, оба жили в крошечной комнатке в общежитии. А у дедушки был дом. Пусть тоже небольшой. Но нам двоим в нем было прекрасно. А еще этот домик находился на железнодорожной станции, и я каждый день могла видеть поезда. Поезда были моей страстью! Я даже мечтала, когда вырасту, стать проводницей. И, наверное, стала бы. Мне тоже хотелось, как и дедушка, быть связанной с железной дорогой. Ведь мой дедушка – стрелочник.

– Погоди, мы сейчас сидим рядом с самим Вениамином Шумовым? – с несколько наигранной торжественностью спросил Иван. Все еще сложно ему было принять такой ход событий.

– Он самый. Я так рада, что вы его знаете! – простодушно обрадовалась Евгения, и Иван устыдился. Увы, знакомо им с Евой имя Вениамина Шумова было в связи со случившейся в девяносто третьем году катастрофой.

– В тот день, когда все произошло, я тоже была у дедушки, – продолжила Евгения. – Мне уже было семь лет, родители давно окончили институт и стали инженерами. И хоть они не уехали, как когда-то мечтали, в какое-нибудь захолустье, а остались в Москве, я все равно частенько гостила у дедушки. Вот и в тот день была у него. По ближайшей к дому ветке должен был пройти пассажирский поезд, и я была вся в предвкушении. Мне нравилось смотреть, как дрожат и даже подпрыгивают на столе стаканы с чаем в серебряных подстаканниках. У дедушки было два таких подстаканника, уже черных от времени. Настоящих серебряных! Один для меня. Другой – для него. И мы с ним часто пили чай с сахаром вприкуску, «по-старинке». Так вот, должен был пройти состав. Я любила пассажирские и частенько махала людям из окна. Дедушка в эти моменты оставлял меня дома, чтобы меня не затянуло под поезд. Но мне и из окна все было прекрасно видно. Вот и тогда я заняла уже свое место на подоконнике. Раздался гул приближающегося поезда, на столе задребезжали стаканы, заплескался горячий чай в них. Я приготовилась махать людям. Как вдруг с противоположной стороны выехал другой поезд. Очень тяжелый и покрытый бронью, как танк. Несовременный. А с другой стороны показался пассажирский состав. Я успела увидеть, как куда-то побежал, крича и размахивая руками, дедушка. А потом раздался жуткий грохот. И окно заволокло чем-то серым. Будто на него опустили штору. Я испугалась до такой степени, что упала под стол и лежала там долго, закрыв уши руками. Но опомнилась от мысли, что с моим дедушкой могло что-то случиться. Потому что он долго не приходил за мной. Тогда я поднялась и выглянула в окно. То, что я там увидела, было ужасно: развороченный состав, облака пыли и дыма. Кто-то кричал, кто-то стонал. Я выскочила на улицу и увидела бегущего к домику дедушку. Я никогда не видела его таким… Бледным, напуганным. Он велел мне сидеть дома и не высовываться. Я так и сделала. За мной приехала мама и увезла меня. А дедушку обвинили в случившемся. Будто он неправильно перевел стрелку, и из-за этого случилось крушение. Очень много людей погибло. Я проплакала неделю. И из-за людей. И из-за дедушки. Лишь однажды за ту неделю мне удалось его увидеть: он приехал к нам, уже седой. Это был не мой дедушка. Это была его тень. Я забралась к нему на колени и крепко прижалась. И только когда закрыла глаза и вдохнула его запах – табака и шерсти от свитера, успокоилась. Я спросила его, видел ли он тот странный поезд-танк, который столкнулся с пассажирским поездом. И он ответил, что видел. Тогда я сказала, что надо всем рассказать, что дело не в стрелке! Но дедушка возразил, что ему никто не поверит. Потому что на месте катастрофы оказался лишь один поезд. А бронированный куда-то исчез.

Потом дедушка перестал к нам приезжать. И однажды ночью я услышала, как мама, плача, говорит папе, что дедушку посадят в тюрьму. Я так и не смогла уснуть и решила, что мне нужно отыскать тот поезд-танк. Я думала, что если найду его, то дедушку не посадят. И в тот день вместо школы отправилась в поселок на станцию. Я не стала идти в домик, не хотела, чтобы дедушка меня видел. Он был под следствием, но его еще не заперли в тюрьму. Я пошла на платформу и стала ждать поезда. И он пришел.

– Тот самый бронированный? – оживился Макар.

– Нет. Другой. Но тоже несовременный. Он был пустым. Мне было немного страшно, но я села. Поезд въехал в туман, а затем остановился на какой-то станции. Там были люди. Но какие-то двойные.

– Двойные люди? – поднял брови Иван.

– Да, это я уже потом узнала, почему они такие и что там происходит. Это другой мир. Другое измерение. Это мне уже потом дедушка рассказал.

– И мы сейчас туда едем? – восхитился Макар.

– Угу. Не хочу вас пугать…

– Нас не напугаешь! – хвастливо заявил парень, но Евгения посмотрела на него так строго, что он замолчал.

– Я должна вам рассказать о том мире, потому что там Тина и Ева.

– Ева тоже там? – встрепенулся Иван.

– Дедушка говорит, что видел, как она села в поезд. Значит, там.

– Офигеть, – пробормотал мужчина. – Как-то слишком много тут стало призрачных поездов. Вот прямо что ни день, то поезд-призрак!

– Это потому, что родились новые тени и им нужны доноры.

– Прости, что? Кто родился?

Евгения вздохнула и терпеливо повторила:

– Новые тени. Когда это происходит, из того измерения начинают появляться поезда. Про это я вам и хочу рассказать. Говорят, есть много измерений. Не только наше. Я знаю хорошо одно. Потому что я там была.

Девушка обвела взглядом притихших мужчин.

– Иногда так получается, что наш мир и другой соприкасаются. Почему – не знаю. Что-то случается, и исчезает граница.

– Такое бывает в геопатогенных зонах, – пояснил Иван, припомнив недавний разговор с Евой на эту тему. – Станция как раз в такой зоне находится.

– Ну да. Но еще должно случиться что-то серьезное. Какая-то катастрофа, к примеру.

– По одной легенде, здесь сожгли поселение цыган, которые жили издавна на этих землях и почитали это место как особое.

– Подходит, – кивнула Евгения. – Значит, в этом месте наше измерение соприкасается с другим, в котором живут сущности, которые я зову тенями. А почему бы и нет, если они действительно похожи на тени? Но и они тоже существуют на разных уровнях. Когда рождается тень, она очень слабая, похожа на дым. Такие тени еще безобидны. Но потом им нужно развиваться. И для этого нужен донор. Так мне объяснял дедушка, а я рассказываю вам, как поняла. Дедушка, так ведь?

Стрелочник молча кивнул, сосредоточенно глядя сквозь окно в густой туман. Видел ли он там что-нибудь? Ивану опять стало не по себе. Он поспешно перевел взгляд на развернувшуюся к нему полубоком Евгению.

– Тени рождаются из тьмы. И когда их становится много, появляются, как я уже сказала, поезда. Они выезжают за жертвами. Раньше здесь просто пропадали составы, а с тех пор, как станцию закрыли, доноров приходится искать таким способом.

– Значит, пропавшие здесь люди попадают в другое измерение? – уточнил Иван. – А обратно они выйти могут?

– Нет. К сожалению, – грустно качнула головой Евгения. – Только если к ним еще не прицепилась тень. А если уже появилась тень – то все. Но есть одно исключение. Можно попытаться вызволить человека, если самому стать донором для тени. Тогда тень отцепится от другого человека и перекинется на тебя.

– Жуть какая! – протянул Макар. – Даже я до такого бы не додумался.

– Тебе наконец-то стало страшно? – съязвил Иван, который мысленно уже схватился за голову. Ну почему он не уговорил парня вернуться в машину? Хватит уж и того, что в другом измерении пропали Тина с Евой.

– Ну не то что бы, – уклончиво ответил Макар.

– Ты хоть понимаешь, во что мы ввязались?

– Ну…

– Будешь слушать меня там беспрекословно! – с металлом в голосе приказал Иван.

– О'кей. Так что там дальше? – поторопил Евгению Макар, чтобы от него отвязались. Иван же с тоской подумал, что слова старой цыганки-провидицы оказались верными.

– В принципе все про то измерение, – пожала плечами Евгения так буднично, словно рассказывала им о погоде.

– Так, выходит, там живут люди с тенями? Как у нас, – повеселел Макар.

– Нет. Люди там живут недолго. Тень опустошает человека и сама становится живой, – грустно сказала Евгения. А затем после недолгой паузы добавила:

– Вот мой дедушка таким стал.

– Тенью?! – вскричал Макар.

– Тем, в кого превращается тень. Я же там пропала, в том измерении… Дедушка догадался, где я могла быть. И отправился на мои поиски. К сожалению, прошло уже много времени. У меня была тень. Я с ней даже дружила. Они ведь хитрые. Поначалу могут исполнять твои желания. Небольшие. Я отправила свою тень к дедушке, чтобы она передала ему, где я и зачем.

– Совсем как Тина, – тихо проговорил Иван. – К Еве приходила дважды «Тина», называвшая себя Анит. Темная, как негатив, с белыми глазами.

– Она. Тень, – кивнула Евгения. – Дедушка отправился за мной и нашел. Он остался там за меня, чтобы я смогла вернуться. Но я пробыла там так долго, что в этом мире мне уже плохо. Я слышу голоса. И становлюсь сама собой только в этой дороге. Здесь теней нет. Сюда они до меня не дотягиваются.

Иван покосился на Евгению: что если и Тина стала такой?

– Тина находится там меньше меня, – ответила девушка, словно угадав его мысли.

– А почему ваш дедушка сюда может выходить, если он ожившая тень? Или они все сюда иногда вылезают? – простодушно спросил Макар. Иван цыкнул на него, но Евгения, похоже, не обиделась.

– Дедушка – стрелочник. Он умеет переводить стрелку между измерениями, выпускать сюда поезда и закрывать за ними обратно путь. Еще он переводит стрелки между уровнями. Вот поэтому он и может бывать и здесь, и там.

– Интересная работа, – хмыкнул Иван. В рассказанное поверить было непросто, тем более что Евгения всегда отличалась чудачествами. Но в последние дни с ним столько всего произошло, что поневоле призадумаешься.

– Мы уже подъезжаем, – сказала Евгения. Иван посмотрел в окно и увидел, что туман рассеивается.

– Мне очень жаль, что из-за моего дедушки ты тогда упал и так повредил руку, – продолжила девушка после недолгой заминки. – Он, как видишь, не такой уж злой.

– Твой дедушка сегодня спас мне жизнь, – ответил Иван. – А тогда… Тогда я просто испугался от неожиданности и потому сорвался. Значит, это ты была со мной рядом?

– Я хотела помочь, но не знала как. Мне показалось вначале, что ты разбился насмерть. Но потом ты пришел в себя. И в тот момент появился твой друг.

Голос девушки неожиданно дрогнул, и она замолчала. Иван покосился на нее и увидел, что ее бледные щеки вдруг порозовели.

– Я спряталась за поездом и видела, что он тебе помог подняться. А потом тот мальчик вернулся на станцию.

– В тот же день?

– Нет. На следующий. Он увидел, как я общалась с моим дедушкой. И я уже не могла скрывать его. Да и не смогла бы. Он… Он, тот мальчик, был такой милый со мной! Я спросила его о тебе. Он сказал, что ты болен, но поправишься. Он был таким симпатичным, что…

– Что ты в него влюбилась, – закончил за Евгению Иван.

– Ну да, – смутилась девушка. – Володя. Его зовут Володя. Твой друг… Он рассказал мне про ваши встречи. И я захотела пойти. Я жила в Москве, но частенько приезжала сюда общаться с моим дедушкой. Оставалась с ночевкой у маминой подруги. Ну и потом стала приходить на ваши собрания. Чтобы видеть того мальчика. Однажды он спросил меня, знаю ли я, как найти пропавший с золотом поезд, я обещала расспросить у дедушки. Но ничего не смогла узнать. А потом услышала, что вы затеваете игру на старой станции и прибежала к дедушке. Никто ведь не знал, как это опасно – играть здесь. Тут как раз начинали ходить поезда. Дедушка разрешил привести к нему нашего Бориса. И я так и сделала. Конечно, они не могли говорить. Но я все объяснила. И Борис просто увидел моего дедушку. Мне казалось, что все улажено. Но потом все так настаивали. Особенно Володя. Как-то он попросил меня привести его к моему дедушке. Но дедушка отказался с ним встречаться. Не знаю, почему. А потом снова возникли разговоры о том, что надо устроить игру на станции. Больше всех просил об этом Володя. И я не могла отказать. Я уговорила дедушку помочь нам. Ради меня. И он в итоге согласился. Попросил передать Борису, что тот может нас привести, только игра должна быть на одном участке. Дедушка пообещал в тот день держать вход в другое измерение закрытым. Чтобы никто не пропал.

– И все же пропал Пономарев, – горько усмехнулся Иван.

– Да. Я тоже думала, что он попал в другое измерение. Но нет. Говорят, его убили.

– Офигеть, какие у вас там страсти! – присвистнул Макар. – Нам до таких далеко.

– И хорошо, что далеко, – пробормотал Иван, бросая настороженный взгляд в окно. Туман окончательно рассеялся, и на смену ему пришел дымный сумрак. Локомотив подкатил к платформе и встал.

– Приехали, – тихо проговорил Иван. На первый взгляд это место не особо отличалось от тех станций, которые он видел. Макар не стал задерживаться, открыл тугую дверь и спустился на платформу. Поспешность парня и привела Ивана в чувство.

– Эй! Ты куда? Ты остаешься здесь!

– Еще чего, – прищурился Макар и напомнил Ивану его самого в шестнадцатилетнем возрасте. Точно, «фрукт» еще тот!

– Мы договаривались, что здесь ты будешь меня слушать беспрекословно!

– Я не обещал вам, что буду отсиживаться в поезде. Слушать – да. Но только если мы пойдем вместе.

Иван спустился на платформу и остановился напротив парня.

– Послушай, доказывать свою крутизну будешь дома маме. А тут, раз ты за мной увязался, вся ответственность за тебя на мне. И раз я сказал, что ты будешь сидеть и ждать меня в поезде, значит, так и будет.

– Я могу остаться. Но кто вам сказал, что я не уйду позже? Кто меня тут удержит? – хитро улыбнулся Макар.

Действительно. Иван сделал медленный выдох, выпуская с ним закипающую злость. Не время и место для споров. Уж лучше и правда взять мальчишку с собой, так хоть он будет под надзором.

– Идешь со мной и ни на шаг не отходишь! А если что-то выкинешь, пеняй на себя. Я снимаю с себя всю ответственность, понял? Что-то случится с тобой – сам виноват. Меня не впутывай.

– О'кей, – лениво согласился Макар.

Иван оглянулся на Евгению, не нужно ли помочь той спуститься? Но девушка уже ловко спрыгнула на землю.

– Пойдемте? – пригласила она и первой направилась к приземистому зданию вокзала.

– Я здесь бывала. Тени, которые тут обитают, еще безобидны, поэтому дедушка меня сюда привозил.

– То есть мы приехали на тот уровень, как ты это называешь, где эти тени рождаются?

– Да.

– Ясно, – кивнул Иван и несколько расслабился. – Тина вряд ли здесь, потому что, я так понял, у нее уже есть тень. А вот Ева вполне могла сюда попасть. Но, может, лучше бы сразу начать с опасного места? Чтобы не терять время, если Тине и Еве нужна помощь?

– Туда мы еще успеем, – легкомысленно, будто не поисками руководила, а привела старых друзей на экскурсию, отмахнулась Евгения и потянула на себя дверь.

Они втроем, оставив стрелочника в кабине локомотива, прошли через пустой привокзальный бар и вышли на безлюдную улицу. В дымном сумраке кружились, плавно опускаясь на землю, серые снежинки. Похоже, никого, кроме Ивана, не удивил снег в августе. Увидев, как Макар подставил ладонь под падающие хлопья, мужчина сделал то же самое. Но когда ему на руку опустилась первая снежинка, Иван понял, что с неба сыплется не снег, а пепел. Он тревожно принюхался, но не уловил запаха гари.

– Похоже на пепел, но не пепел, – правильно расценила его беспокойство Евгения. – Что это – не знаю. Но здесь всегда так. Дымно и сумрачно. А иначе и быть не может, ведь тени рождаются из темноты.

– Как они выглядят? – спросил Иван, хоть уже догадался, вспомнив рассказ Евы о ночной «гостье».

– Как мы. Наши дымные образы.

– Одна такая тень приходила дважды к Еве якобы от ее сестры. Зачем? Разве это не опасно для тени – выдать место, где находится Тина?

– Это ловушка, – пояснила Евгения. – Обычная ловушка. Заманить еще одного человека. Или не одного. Ева сюда пришла. Мы отправились. Мы – потенциальные жертвы. Если встретимся с созревшей тенью, то обратно уже не вернемся. Так что лучше нам быть осторожными.

– Еще бы узнать, как их различать – дозревшие и недозревшие, – проворчал Иван. – Пока мы ни одной не увидели.

– Здесь не опасно. Опасно на другом уровне. Хорошо, если Ева здесь.

– Может, нам оставлять какие-то метки? – вмешался Макар. – Здесь все кажется таким одинаковым. Все эти постройки, будто под копирку. Не потеряться бы!

– А и не надо ничего делать, – воскликнула Евгения и кивнула на припорошенную «пеплом» землю за своей спиной. Иван с Макаром оглянулись и увидели тройную цепочку следов.

– Здесь никто больше отпечатков не оставляет. А пепел падает так медленно, что не успеет их замести.

– Уверены, что только мы их оставляем? – сощурился Макар и указал куда-то в сторону. – Похоже, там еще следы.

Не успел он договорить, как Иван уже бросился к тому месту и присел, рассматривая обнаруженные отпечатки ног.

– Размер обуви похож на твой, Евгения. Точно это была Ева! Кто же еще? Мы идем за ней.

– Не только мы, – хмыкнул Макар. – Тут кто-то еще натоптал. И размер похож уже на ваш, Иван. Или мой. Ева тут не одна.

– Точно. Большие следы перекрывают ее. Кто-то шел за ней, – Иван вскочил на ноги, готовый сорваться вперед. Но его остановила Евгения и показала на еще одну цепочку следов:

– Ева вернулась. Смотрите, следы ведут обратно к станции.

– И тот, кто следовал за ней, так же шел сзади. Не нравится мне все это, – разволновался Иван. – Возвращаемся! Не будем терять время. Евы здесь больше нет.

14

Ей казалось, что дорога в темном вагоне никогда не закончится. Еве даже подумалось, что она умерла, и этот вечный путь в чернильной темноте, наполненной шорохами и вздохами, и есть ад. Но вагон вдруг качнуло так, что девушка чуть не упала, а затем состав встал. Свет, хлынувший в образовавшийся в стене проем, после такой абсолютной темноты показался нереально ярким, хоть и оставался серо-дымчатым. Девушка заслонила глаза ладонью и поторопилась выйти. Сомнений больше не оставалось. Ее страх, разросшийся во время пути как раковая опухоль и пустивший метастазы, казалось, во все ткани, от света съежился, словно от едкой химии, и затвердел в груди крошечным камешком, не столько мешающим, сколько напоминающим о том, что расслабляться не следует.

Платформа, на которую вышла Ева, оказалась такой же безлюдной, как и предыдущая. Но едва девушка вошла в приземистое здание вокзала, как поняла, что ошиблась, и этот «город» на самом деле густонаселен. Здесь не было кафе, попала она сразу в помещение, похожее на зал ожидания, в котором волновалось и бурлило сливающимися в единый гул голосами людское море. Ева невольно отшатнулась, испугавшись того, что эта толпа хлынет вперед и затопчет ее. Но потом заметила, что людское море словно было ограничено невидимой линией. Волны первых рядов то отступали, то вновь выплескивались вперед и разбивались о незримую границу. Но вместо того, чтобы успокоиться, что никто не сможет дотянуться до нее, Ева, наоборот, разволновалась. Что если она переступит эту невидимую линию и уже не сможет вернуться обратно? Но, подумав, что Тина может находиться среди этих несчастных, желающих попасть на платформу, она вновь взяла себя в руки и оглядела толпу. В первый момент ей показалось, что в глазах у нее двоится, потому что, всмотревшись в отдельные капли людского моря, заметила, что рядом с каждым человеком стоит его копия. Вернее, черно-белый негатив. Тина точно должна быть здесь, ведь от нее приходила Анит! С этой мыслью Ева смело перешагнула границу.

Ей удалось пройти через толпу почти без помех, если не считать того холода, которым веяло от «негативов» и неприятных ощущение, будто к ее рукам налипала паутина, когда она случайно касалась загадочных двойников. Тины среди них не было, и Ева отправилась дальше. От здания вела широкая дорога, тонувшая в пыли-пепле, по которой девушка дошла до небольшой площади без всяких опознавательных знаков. Далее от площади рогаткой отходили две дороги, и Ева замешкалась, решая, по какой из них идти. Если бы она была на месте Тины, какую бы выбрала? Сестренка была левшой и подсознательно бы выбрала дорогу слева. Ева уже собралась было пойти по ней, но вдруг заметила на другой дороге какой-то предмет, очертаниями похожий на рюкзак. Обрадовавшись тому, что его могла бросить Тина, Ева кинулась по дороге, ведущей направо. И только уже присев над рюкзаком, вспомнила, что вещи Тины еще раньше нашли у озера. Оставив чужой рюкзак валяться в пыли, Ева поднялась на ноги и огляделась, раздумывая, продолжить ли путь или вернуться на «левую» дорожку? Впереди, в нескольких метрах от рюкзака, завалившись набок, лежал уже чемодан. А немного дальше от него – саквояж. По всей дороге, насколько могла увидеть Ева, были разбросаны то чемоданы, то сумки, то рюкзаки, то мешки. Вещи пропавших здесь пассажиров? А что если Тина выстроила из них ряд опознавательных знаков? Приободрившись, Ева продолжила идти по дороге с метками из чемоданов. Путь вскоре привел ее к железнодорожному полотну, похожему на мини-станцию, без платформы и без здания вокзала, но с множеством колей, сходящихся в нескольких точках. Все пути оказались заняты поездами – локомотивами советских времен и старинными паровозами-«кофеварками», пассажирскими вагонами и «теплушками». На одном из путей даже оказался самый настоящий бронепоезд времен Второй мировой войны со следами чужой краски на затупленной «морде». Над этим кладбищем погибших поездов царила тишина. Только показалась она Еве обманчивой. Нельзя доверять тишине, в которой притаились шорохи. Ева уже знала, что иногда происходит что-то, что пробуждает эти призраки от мертвого сна, заводит их дремлющие механизмы, зажигает тусклый свет в кабинах и вагонах и заставляет эти чудовища двигаться. Она невольно содрогнулась, и хоть здравое желание бежать отсюда как можно скорей превалировало над всеми остальными, не только осталась, но и направилась к ближайшему поезду – советскому локомотиву.

– Тина? Тина, ты здесь? – звала Ева сухим и безжизненным, как песок, голосом, обходя один состав за другим и, как в ту недавнюю ночь на старой станции, прислушиваясь. Но тишина не откликалась звуками. В этом сером тусклом свете, который пыльным одеялом лежал на старых поездах, она казалась зловещей до холодка в позвонках. Ева уже не знала, чего ей хочется больше – услышать какой-нибудь шорох, который бы разорвал опустившее на нее куполом-ловушкой молчание или, напротив, чтобы тишина оставалась неизменной. Она обошла почти все поезда, оглядывая их снаружи, но не решаясь войти ни в один из них. Не хватало смелости. Хоть Ева и понимала, что нужно осмотреть вагоны. Как жаль, что никого с ней нет! Если бы рядом был Иван… Но он не рядом и уже не будет. Воспоминание о том, как он обнимал Ульяну, неожиданно придало Еве злости, а следом – смелости. Девушка осмотрелась, решая, с какого поезда начать, и решительно направилась к составу из четырех вагонов, похожих на товарные. Она поднялась по приступкам и вошла в последний с конца вагон. Крыша у того оказалась в нескольких местах проломлена, и серый свет разбавлял темноту, позволяя рассмотреть обстановку. Рядом с входом стоял широкий деревянный ящик, крышка которого была сдвинута вбок, и в образовавшейся дыре тускло поблескивало что-то металлическое. Ева не стала задерживаться и осторожно двинулась дальше. В вагоне пахло сыростью и мешковиной. Немного погодя девушка обнаружила источник этого запаха – сваленные в угол полуистлевшие мешки, в прорехи которых проглядывали какие-то чаши и остроугольные предметы из темного металла. Рядом к мешкам были прислонены рамки. Ева не удержалась и присела, чтобы разглядеть, что изображено на холстах. Но вместо холстов увидела деревянные иконы. Она потянула за выпирающий в прореху мешка закругленный край металлического предмета, но не смогла его вытащить, потому что тот за что-то зацепился. Но Еве оказалось достаточным увидеть часть чеканки, чтобы узнать в этом предмете широкий крест, похожий на те, которые носят священники. Получается, в этом поезде перевозили церковную утварь? Ей вспомнилась история с пропавшим в войну эшелоном, увозившим в Германию награбленные произведения искусства. Но желание удостовериться в догадке оборвало внезапно раздавшееся за ее спиной металлическое звяканье. Ева резко обернулась и увидела наклонившуюся над деревянным ящиком мужскую фигуру.

– Кто вы? – резко выкрикнула девушка.

– Свои, Ева. Друзья, – раздалось в ответ. Мужчина выпрямился и проверил что-то за поясом. На какой-то мимолетный миг Еву захлестнула волна радости, потому что мужчина комплекцией напоминал Ивана. Но голос был не его.

– Кто вы? – еще раз требовательно повторила она.

– Ева, друг. Я же сказал! Твой старый знакомый, – мужчина раскинул в стороны руки и шагнул ей навстречу. – Не узнаешь, что ли?

Он остановился в двух шагах от нее. Ева молчала, но не потому, что не узнала этого мужчину, а от потрясения. Такого не может быть. Или может? В этом мире, где обитают тени, где тишина таит в себе призрачные шорохи, где с неба сыплется пепел сгоревших надежд, где пропадают целые составы с пассажирами, чемоданами и грузом, встреча с призраком не должна удивлять.

– Узнала, – усмехнулся мужчина.

– Ты?.. Ты ведь умер, – растерянно произнесла она.

– Умер, – согласился Владимир. – Но при этом живой.

С этими словами мужчина протянул девушке руку для пожатия. Ева же не торопилась дотрагиваться до его ладони, опасаясь того, что ее пальцы погрузятся в пустоту.

– Ева, я не призрак, – вздохнул Владимир. – Если не веришь, можешь попытаться пройти через меня.

Собственная шутка показалась ему смешной. Его смех в этом пепельном воздухе оказался таким же сухим и скрипучим, как и голос.

– Я живее всех живых, Ева, – добавил мужчина, отсмеявшись. – Здравствуй, старая подруга!

– Но ведь… Иван рассказывал, что ты погиб! Сгорел! Он же тебя похоронил!

– Похоронил, – кивнул Владимир, посмеиваясь. – Я даже дважды бывал на своей могилке. Ванька – настоящий друг! Не поскупился на шикарный памятник. Я о таком даже не мечтал. Да и похороны честь по чести устроил. Молодец, что скажешь!

– Но что случилось? Иван ошибся? Так страшно ошибся? А ты, как Тина, пропал здесь, и тебя посчитали мертвым?

– Я не пропадал, Ева. Я сюда давно хотел попасть, – Владимир обвел взглядом вагон. – Мечта с юности, так сказать. Мечта номер один! Найти этот чертов поезд с этим барахлом… Которое может стоить миллионы! Я пытался попасть сюда давно. Даже эту дуру ненормальную какое-то время обхаживал.

– Евгению?

– Ну да. Ухаживал за ней, еще тогда, когда мы у Долговязого собирались.

– Я этого не помню.

– И слава богу! – Владимир сплюнул себе под ноги, будто ему на язык попалось что-то мерзкое. – Слава богу, что это никто не заметил. Не обрался бы стыда. Я хотел, чтобы она мне рассказала, как найти этот поезд. А она упрямо молчала. Так ничего и не сказала толком. Хотя и не отрицала, что есть особое место, где находятся все пропавшие поезда. Ну а потом жизнь поставила нас всех враскорячку, пришлось забыть о своей идее. На долгие годы забыть! Да и казалось уже как-то несерьезно все это – пропавшие поезда с золотом и картинами. Черт знает что! А вот надо же, правда! Поверить не могу.

С этими словами мужчина обошел Еву и присел над сваленными в одну кучу рамками.

– Иконы! Старинные. Подпорченные, но это не беда. Можно отреставрировать. А тут у нас что? Ба! Церковная чаша! Из золота и серебра, думаю. Крест…

– Володя, – перебила его Ева. – Володя, послушай. Как так получилось, что Иван тебя похоронил? Он не знает о том, что ты жив! Он по тебе тоскует!

– Тоскует? Ну что ж, хорошо, если тоскует. Пусть, – пробормотал мужчина, продолжая исследовать мешки.

– Володя! – попыталась привлечь вновь его внимание Ева.

Он нехотя поднялся с корточек и оглянулся на нее.

– Пойдем в другой вагон.

– Зачем?

– Как зачем? Тебе разве не интересно, какие еще сокровища мы найдем?

– Мне интересно, где моя сестра! Я ради этого и пришла сюда, чтобы ее найти. И еще мне интересно, зачем и как ты разыграл Ивана? Это же жестоко! Разве не понимаешь?

– А не жестоко отнимать то, что по праву мое? – зло сощурился Владимир, и Еве стало не по себе. – Великолепный Иван! Всегда на первых позициях, с самого детства. А я – так, его тень. Мало того, что он вырос в богатенькой семье, все у него всегда было. По первому требованию. Да что там! Ему даже требовать не приходилось. Так еще и постоянно обставлял меня. Девушек у меня он тоже отбивал. Как само собой разумеющееся. Ладно, подростками были, загулял с Ульяной, а я ведь тоже ее… хотел!

– Володя, это все осталось в юности!

– В юности? Если бы! Выходит, Иван так и не повзрослел, раз кодекс чести и мужской дружбы для него тьфу был! Ухаживал я за одной девушкой долго, даже предложение ей думал сделать. И что ты думаешь? Появился Иван Великолепный и на раз-два ее у меня увел! Прямо в ЗАГС.

– Эльзу? – тихо спросила Ева.

– Ага. Значит, в курсе? Да, ее. Впрочем, они разбежались. Скандалили страшно. Поделом! Впрочем, остыл я к тому времени уже к Эльзе. Так что, можно сказать «спасибо» Ивану, что не на мою долю головная боль с этой истеричкой выпала.

– Тогда в чем дело, Володя? – удивилась Ева. – С женщинами вы разобрались. Состояние ты тоже заработал. Ты состоятельный, не хуже Ивана.

– Да что ты знаешь об этом! Состоятельный, не состоятельный…

С этими словами мужчина развернулся и направился к переходу в другой вагон. Ева без промедлений отправилась следом.

– Ввязался я в одну сделку. Думал круто выиграть. А прогорел. Да еще на «счетчик» меня поставили. Должен оказался втрое больше, чем вложился, – продолжал на ходу, словно уверенный в том, что Ева последует за ним, Владимир. – А знаешь, что самое худшее в этом?

Он развернулся к ней и, словно в назидание, поднял вверх указательный палец.

– А самое худшее то, что я по доброте душевной вначале к Ивану с этим предложением сунулся. Мол, давай, братан, увеличим наше состояние вдвое! А он скривился и сказал, что не будет вкладываться. Что-то ему там подозрительным показалось. Вот откуда это у него, а? Ведь там все на первый взгляд так чисто было, что комар носу не подточит! А вот поди ж ты…

Володя замолчал, а потом с неожиданной гордостью продолжил:

– Но все же я Ивана обставил! Есть у меня то, чего у него нет. Деньги мне нужны были, чтобы семью содержать. Семья у меня требовательная. Две девушки-красавицы, которым подарки дорогие нужны. Собирался я их в столицу перевезти, квартиру уже присмотрел шикарную. Вот на что мне нужны были деньги! Но все – пфу, сгорело. Мне еще и угрожать стали. Больше всего я боялся, что с моей дочкой что-то сотворят, похитят и…

– Дочкой?! У тебя есть дочь? – перебила изумленно Ева.

– Тьфу ты, Ева! – разочарованно всплеснул руками Владимир. – А я думал, ты умная баба. Не строй из себя дуру. Я тебе о чем? Что у меня есть семья, пока не официально, но к тому все и шло. Женщина и дочь. Наша дочь. Обошел я Ивана в том, что Ульяна в итоге моей стала. И дочь мне родила. Наставил я рога Ивану еще в шестнадцать лет! Жаль, он об этом не знает.

– Погоди, Вероника – твоя дочь?!

– Ну не Ивана же! – хохотнул Владимир. – А ты что думала?

– Но мы… Ульяна же дала понять, что Вероника – его дочь.

– Ай, засранка! Надеру ей задницу, – выругался, но беззлобно, Владимир. – Впрочем, ее понимаю. Она же не знает, что я жив. Думает, сгорел. А ей деньги нужны. С кого их теперь брать? Только Вероника знает все. Она у меня умница. Вся в меня! Дочь я не стал обманывать.

С этими словами мужчина откинул ногой крышку одного из встреченных на пути ящиков и присел над ним.

– Тэкс… Что тут у нас? Какая-то хрень. Истлело. Может, холсты были? Ну да ладно, уже и икон достаточно.

– Погоди ты со своими иконами! – закричала Ева, вставая прямо перед мужчиной. – Рассказывай, как все вышло! Что ты устроил?! Зачем свою гибель разыграл?

– А затем, что мне угрожали, – пояснил Владимир, присаживаясь на другой ящик и отряхивая руки о джинсы. – Я за Веронику больше всех боялся. Вот и придумал, что мне лучше всего… умереть. А потом, когда страсти улягутся, втихаря по подложным документам слинять за границу и дочь увезти. Ну и ее мать тоже. Ульяна пока не знает, что я жив. У нее язык как помело. Где-нибудь да растрепала бы. А мне нужна была полная достоверность!

– Как ты это устроил? Впрочем, уже догадываюсь. Какой-нибудь бесхозный труп вместо себя подложил? И своих цацок на него навешал?

– О, Иван тебе и это рассказал? Близкие же у вас отношения стали! – растянул в широкой улыбке рот Владимир. – Но да, ты угадала. «Прикормил» я одного санитара в морге. Он мне и трупешник подыскал, и доставил его, как полагается. С деньгами все можно, Ева. Где я их брал? Потихоньку с общего счета сливал. Иван-дурак и не заметил. Но и брал я незаметно.

– А недавно махинации уже по-крупному провернул.

– Ну не с пустыми же руками за границу бежать! – воскликнул Владимир и деланно вздохнул:

– Иван, хоть и дурак, но вычислил, куда деньги уплыли. И все! Заблокировал счета. А я эту операцию долго готовил, казалось, все продумал. Мог, конечно, за золотишком и иконами сюда сразу отправиться, но я-то уже не юнец – верить в клады! Надежней и проще, казалось, деньги со счетов слить. Да и рисковать – лезть в аномальную зону, не хотелось. Влезешь, а вдруг потом не выберешься? Есть тут своя заморочка… Но пришлось, как видишь.

– Как так получилось, что Вероника – твоя дочь?

– Как-как, – засмеялся Владимир. – Ева, не говори, будто не знаешь, как дети получаются!

Она проигнорировала его выпад.

– Помнишь тот день, когда Пономарев пропал?

– Еще бы!

– Знаешь, что с ним стало?

– Его убили, – выдавила Ева.

– Ага, значит, в курсе. Так вот, представь себе ситуацию… Пока вы все в детство играли, то есть вымышленное убийство расследовали, которое та ненормальная «устроила», я решил делом заняться – поискать железнодорожника, деда нашей дурочки, который уж знал, как найти поезд с золотом. Тогда я еще был одержим той идеей. Посидел с вами, засветился, а потом тихо выскользнул в коридор и пошел по вагону…

Ева припомнила тот день. Значит, ей не померещилось, что кто-то после того, как Иван зашел в купе, вышел в коридор. Надо же, как она тогда не заметила, что из их компании исчез «скряга»?

– Вышел в тамбур и оттуда услышал, как Ульяна с Пономаревым скандалит. Видимо, ей скучно стало «труп» изображать, и она пошла в вагон-«ресторан». Пономарев ее вроде оскорбил как-то. Я решил не вмешиваться, у меня свои планы были. Но вдруг раздался грохот, и чуть позже – Ульянин вой. Я бросился в «ресторан» и увидел, что Пономарев лежит на полу, Улька сидит над ним и причитает. Оказывается, она со злости так толкнула Пономаря, что тот отлетел в другой конец вагона и башкой брякнулся. Ульяна подумала, что убила его. Я отвел ее в вагон, кое-как успокоил, сказал, что узнаю, что с Витькой и вернусь. Наказал ей сидеть тихо и пошел в «ресторан». Пономарь уже очнулся. Он хоть и был задохликом, но только отключился от удара. И знаешь, что вместо благодарности за то, что я его не бросил, он сделал? Стал меня шантажировать, гаденыш! Оказывается, он откуда-то тоже про поезд узнал и вбил себе в голову, что я в курсе, как его отыскать. Стал требовать, чтобы я ему показал дорогу. А иначе обещал наклеветать на меня Ивану. Мол, будто я к Ульяне приставал или что-то еще в том духе. Этот гад мог такое наговорить. Никогда он мне не нравился! Подумал я и решил, что… покажу ему дорогу, – усмехнулся Владимир. – Позвал за собой, завел в какой-то сарай и там…

– Удушил, – закончила за него Ева, потому что мужчина красноречиво замолчал.

– Угу. Скинул тело в подвал. Отдышался, потому что руки тряслись. И к Ульяне вернулся. Она ко мне с вопросами кинулась. Я соврал, что жив Пономарь, шишку получил и только. Но что я его со станции все же спровадил и денег на такси дал. Ульяна поверила и успокоилась. Пока все искали Пономаря, она была в полной уверенности, что тот уже дома чаи гоняет.

– Кто-то тогда предположил, что Витя уехал домой, – тихо проговорила Ева.

– Ага. Ульяна. Кто еще? Ну а потом, когда поисками занялись всерьез, я пришел к Ульяне и с глазу на глаз рассказал ей, что стало с Пономарем. Что она не рассчитала силу и пришибла его. А я тело спрятал, но не стал ей говорить об этом сразу, чтобы она себя истерикой не выдала. И что за услугу эту да за молчание мне потребуется другая… гм… услуга от нее.

– Да как ты мог?! – закричала Ева и задохнулась от возмущения. Владимир на ее выпад лишь криво ухмыльнулся.

– Ева, Ева… Так и осталась такой правильной! Мне было шестнадцать, и я ночами не спал от желания! Я просто бредил той девчонкой. А она встречалась с моим лучшим другом. У меня не было других шансов.

– Подонок. Убийца и подонок. Вот кто ты!

– И что? Думаешь, мне стало сейчас стыдно? Ай-ай, плохой Вовка. Ничего подобного, моя дорогая Ева. А с Ульяной мы тогда все лето «прокувыркались». Иван уехал, и она стала моей. Вот тебе и женская верность.

– Ты ее вынудил!

– Ну, в первый раз, может, и вынудил. И во второй. А на третий она сама пришла, – вновь усмехнулся Владимир. – Я не знал, что она залетела. Ушел в армию, и связь прекратилась. О том, чтобы она меня ждала, и речи не шло. Ну а потом закрутилось все как-то. Жизнь наладилась. Об Ульяне я и думать забыл. Встретились мы с ней пару лет назад, когда я зачем-то в нашу дыру приехал. Тогда-то она мне и рассказала и про дочь, и про то, что все эти годы была замужем. Я вначале хотел от всего этого откреститься. Ну какая тут дочь? Я ее двенадцать лет не знал. А потом как-то… Разве перед Ульяной устоишь? Такая женщина, ух! И Вероника классная девчонка оказалась, на меня очень похожа. И внешне, и характером.

– Такая же подлая, как ты? – невольно вырвалось у Евы.

– Зачем ты так о ребенке? О моем ребенке? – прорычал мужчина, вставая с ящика. Ева невольно отшатнулась. Но Владимир взял себя в руки и остановился.

– Этот твой ребенок заманил моего ребенка в ловушку! – отчеканила Ева.

– А твоя сестренка увела у моей дочери парня! И тем самым заставила ее много плакать. Твоя сестра очень нехорошо поступила! Нечестно по отношению к моей девочке. И ее следовало проучить!

– Проучить?! О чем ты?! И тебе ли о чести разглагольствовать?! Тина ничего не обещала Веронике! Они даже не были подругами! И Макар не теленок, чтобы его на веревочке уводить! Он сам решает, кто ему нравится, а кто – нет!

– Если бы ты видела, как рыдала моя дочь, то на моем месте еще бы не так поступила! А так мы лишь решили немного подыграть твоей Тине. Она сама напросилась, чтобы ее попугали! Это была игра, невинная игра моей дочери, а я ей помог. Вот и все! Я вскрыл страницу этого Макара. И Вероника отправила оттуда несколько сообщение. К сожалению, я не сразу увидел их. А когда стало известно, что твоя сестра пропала, и Вероника отправила Тину на старую станцию…

– Где ты пятнадцать лет назад спрятал труп убитого тобой мальчишки, – продолжила за мужчину Ева дрожащим от негодования голосом. – То засуетился! Труп могли бы найти, дело поднять. И, может быть, в этот раз бы тебе уже не удалось отвертеться.

– Все ты правильно понимаешь, Ева. Не дура. Так все и было. Я удалил страницу «Кассира», стер сообщения. А потом решил, что все можно повернуть очень выгодно! Во-первых, увлекательно разыграть Ивана. Ведь он не знает, что я жив-здоров и сижу безвылазно в нашем поселке в одной маленькой квартирке. Во-вторых, хоть раз в жизни по-крупному его обставить, потому что та игра, которую я задумал, по масштабам и в подметки не годилась той, какие он тогда придумывал. В-третьих, отвести подозрения от себя, спихнуть все на Ивана. А в-четвертых…

– Мелкая месть! – перебила его Ева.

– Не месть, Ева. Игра! Сообразит ли Ванька, что ему ловушку уготовили или так и попадется в нее, как последний дурак? Идею я придумал за одну ночь. К тому времени мне уже было известно, что тут и ты невольно замешана. Мне показалось это забавным – ввести в игру еще одного человека. Столкнуть вас и посмотреть, что будет. Ну а дальше все сделали помощники, на которых я щедро раскошелился. Вернее, Иван, сам того не зная. Цыганка, мужик на станции, парень, который подпортил Ваньке машину и ресторан ему организовал.

– А не боялся, что тебя вычислят?

– А со всеми связывалась Вероника. Она у меня девочка сообразительная. И выглядит взросло. Если накрасится, оденется соответствующе, то ей лет двадцать с чем-то спокойно дать можно. Она и встретилась с этими людьми. И все мои инструкции выполнила безупречно.

– Тогда скажи, любезный, кто же из твоих помощников меня по голове ударил и на станцию отвез? Твоя дочь на закорках тащила? И зачем все это?

– По головке тебя пригладил уж я лично, сочти за честь, – засмеялся Владимир. – А зачем? Чтобы интересно ввести тебя в игру. Накануне я узнал, что возле ресторана будут трубы чинить, и это мне дало идею вас с Иваном заново «познакомить» таким образом. Тонкий расчет и очень рискованный. Иван мог не сесть на ту самую электричку. Мог бы сидеть всю ночь в поселке, в который случайно уехал. Впрочем, мужик там хорошо поработал – задал ему верное направление. Но он мог бы свернуть не в ту сторону, не услышать тебя. Ты бы, в конце концов, могла бы очнуться раньше и уйти. Очень все тонко! Ювелирная работа, не находишь? Если бы не вышел этот вариант, я бы придумал другой. У меня была пара запасных, хоть и не таких сложных. Но, как видишь, все вышло в самом лучшем виде! Надеюсь, Иван оценил развлечение. Я бы себе поаплодировал!

С этими словами мужчина подошел так близко к Еве, что она почувствовала на щеке его разгоряченное дыхание.

– Это мы еще посмотрим, как ты будешь аплодировать, когда все вскроется. Когда Иван обо всем узнает! – с вызовом глядя Владимиру прямо в глаза, ответила Ева.

– А вот это ему знать не нужно, – вкрадчиво произнес мужчина, завел себе руку за спину и вдруг выбросил ее резко вперед. Ева и опомниться не успела, как ей в висок уже уперлось что-то твердое и холодное.

– Если бы ты меня не перебила, то узнала раньше, что «в-четвертых» – это жертва. Мне нужна жертва, Ева! Отсюда можно выйти, только если принесешь жертву. Кровавую. Символично, правда? Где золото, там и кровь, так уж ведется. Я ждал. Ждал, готовился и следил за вами – тобой и Ванькой, кто первым сюда сунется? Кто станет моим «пропуском» из этого мира обратно? Я делал ставку на тебя и не ошибся. То, что твоя сестричка тут пропала, для меня обернулось таким неожиданным подарком. Кто-то бы из вас, ты или Иван, захлебывающийся от своего благородства, обязательно сюда сунулся. Так и вышло. А теперь умри, птичка!

Ева зажмурилась, ожидая выстрела, но его все не было, словно Владимир чего-то ожидал.

– Скажи же мне на прощание, круто я все провернул? – не выдержал он молчания. – Ванька бы до такого не додумался.

– Он, в отличие от тебя, повзрослел. И давно не играет в такие… глупости. Потому он и просек сразу, что сделка прогорит. И тебя, не волнуйся, вычислит! Дурак в вашей паре не он, а ты!

– Заткнись! – заорал Владимир. Над ухом Евы что-то щелкнуло, и она ощутила сильный толчок. Что-то обрушилось на нее, сбив с ног. А затем накатил дикий холод, который саваном укутал ее с ног до головы. От него замерзла в венах кровь, и сердце пронзила такая боль, словно в него воткнулась сотня ледяных иголочек. Ева бы закричала, если бы у нее оставались на это силы. Но все они ушли на последний вздох. Раздался громкий выстрел. И прежде чем провалиться в темноту, Ева успела заметить, как Владимир вырвался из объятий темного силуэта и бросился прочь.

* * *

Снова была дорога в густом тумане. Нырнув в него из сумрака, поезд будто переоделся из серой шинели в мягкое манто. Глядя перед собой на молочный «экран» окна, Иван прислушивался к своим ощущениям. Страшно не было, было тревожно и как-то тоскливо, словно в душу закралась осенняя хандра.

– Тут так бывает, – вдруг сказала Евгения, словно услышала его мысли. Иван покосился на девушку, но промолчал. Зачем что-то спрашивать, когда он уже убедился в том, что есть вещи, на которые не всегда можно получить объяснения? Кто знает, какие еще способности откроются у Евгении, не нашедшей себя в мире людей и отлично чувствовавшей себя в этой загадочной «теневой» параллели?

Макар тоже молчал, сосредоточенно нахмурив лоб. О чем он думал? Волновался ли о том, как им выбраться из переделки или его так поглотило приключение, что он и не тревожился об опасности?

– Тине, наверное, тут очень страшно одной. Бедная! Поскорей бы ее найти, – сказал парень вдруг. Вот как, оказывается, думал Макар о Тине. Так же как сам Иван – о Еве.

– Найдем, – тихо ответил мужчина и похлопал мальчишку по лежащей на колене ладони.

Поезд неожиданно сбросил скорость, Иван удивленно покосился на машиниста, ведь туман еще не рассеялся. Но тот уже открыл дверь со своей стороны и спрыгнул прямо в белое облако.

– Дедушке нужно перевести стрелку. Иначе не попадем в то место, где тени опасны, – шепотом пояснила Евгения. Макар вытянул шею, силясь рассмотреть то, что делал стрелочник, но за окном по-прежнему клубилась молочная белизна. Наконец, машинист снова занял свое место, и локомотив тронулся. На этот раз ехали они недолго. Поезд вынырнул из тумана, будто из туннеля, и встал возле платформы.

– Вот мы и здесь, – тихо произнесла Евгения и вопросительно покосилась на Ивана. Он понял ее взгляд и мгновенно принял решение:

– Евгения, ты и Макар остаетесь в кабине дожидаться меня, Тину и Еву. Для вашей же безопасности. Незачем нам всем рисковать.

– Еще чего! – обиженно взвился парень. – Хватит меня за маленького держать! Я пойду с вами и точка.

– Ты опять забыл о нашем уговоре слушаться меня тут беспрекословно?

– Я могу и сбежать, – ответил ожидаемо Макар и скривил губы в усмешке.

– Нет, ты и правда ведешь себя как неразумный ребенок!

– А вы себя – как хреновый герой!

– Почему это… хреновый? – опешил Иван.

– Потому! Потому что строите из себя супермэна. Мол, вы тут посидите, а я быстренько смотаюсь, со всеми врагами сражусь и приведу вам потерянных девушек. Аплодисменты и медаль на шею. А вы хоть знаете, где их искать? И что вам может угрожать? А если с вами что-то случится, нам тут так и сидеть, ждать вас до скончания света? Я не предлагаю разделиться, я предлагаю наоборот, объединить наши силы, – выдал решительным тоном Макар. И Иван не смог сдержать улыбки.

– О'кей, я хреновый герой. Ты прав. Но что предложишь ты? Помимо того, чтобы всем табором отправиться на поиски?

– А вот по обстановке и посмотрим! Обещаю слушать вас там, – парень мотнул головой в сторону станции. – Но буду спорить, если ваши решения покажутся глупыми.

– О как! И в кого же ты такой умный?

– В папку с мамкой. Ну что, идем? – поднял на него нарочито невинный взгляд Макар. И Иван сдался:

– Идем. Евгения, ты останешься?

– Нет, я тоже!

Иван тяжело вздохнул, выказывая тем самым свое мнение.

В этом месте все оказалось по-другому, хоть в первый момент безлюдность на платформе обманула. Но когда Иван открыл дверь в здание вокзала, чуть не отшатнулся, увидев такое столпотворение.

– Что это? Откуда их столько? – спросил он у Евгении, невольно останавливаясь.

– Это те, кто попал в ловушку. Хотят выйти, но уже не могут, – еле слышно ответила девушка. Она старалась держаться спокойно, но выдавала нервозность тем, что теребила край кофты.

– Это люди или их призраки?

Евгения качнул головой.

– И не призраки, и уже не люди. Посмотрите. У каждого есть тень. И тени ярче своих хозяев.

Иван присмотрелся и убедился в правоте Евгении. Черно-белые тени были настолько сочными и реальными, что казались уже самостоятельными персонажами, тогда как их «оригиналы» являли собой слишком бледные подобия людей.

– Им недолго осталось находиться здесь, – пояснила девушка. – Эти тени уже «выпили» своих доноров и набрали силу. Скоро они станут самостоятельными и уйдут на другой уровень.

– А они выходят в наше измерение? Ну, как ваш дедушка? – спросил Макар.

– Думаю, что да. И не всегда с доброй миссией. Им постоянно нужны жертвы.

– Один парень в классе как-то рассказывал, что однажды ночью, еще ребенком, вышел на кухню выпить воды и увидел черного мужчину с белыми глазами. Тогда он так напугался, что криком разбудил родителей. Но когда они прибежали, на кухне никого не было. Только кот шипел на то место, где находился «гость». Когда мой одноклассник рассказал это, мы над ним посмеялись. Решили, что он просто придумал страшилку. У нас тогда была вечеринка в честь Хэллуина, и мы травили байки в тему. Но он уверял, что все было на самом деле. Это была тень?

– Возможно, – кивнула Евгения. – Они появляются. Чаще всего их почему-то видят дети. И домашние животные. Я тоже их вижу. Поэтому пою и танцую.

– Жуть какая, – сочувственно выдохнул Макар.

– Похоже, ни Тины, ни Евы среди этих нет, – вернул разговор к начальной цели Иван, успев оглядеть толпу.

Людское море бурлило, но расступалось перед ними, словно рассекаемое волнорезом. И все же ощущения были не из приятных. Несколько раз кто-то случайно коснулся Ивана, и эти прикосновения оказались холодными и склизкими.

– Ад какой-то. Может, это и есть ад, а? – пробормотал он. Евгения и Макар промолчали, но по их бледным лицам было заметно, что им тоже не по себе.

Дорога вскоре привела к развилке, и не успел Иван задаться вопросом, какой путь выбрать, как Макар уверенно двинулся налево.

– Эй? Ты уверен?

– На сто процентов! – кивнул парень. – Тина – левша. Наверняка она пошла этой дорогой.

– Сомнительный критерий, – пробормотал Иван, но, однако, послушался. Евгения безропотно поплелась за ними.

Дорога долгое время была безлюдной и такой однообразной, что Ивану начало казаться, будто они никуда не идут, и на самом деле их передвижение – всего лишь иллюзия. Ощущение усугублялось еще и тем, что он не мог даже приблизительно сказать, сколько времени они в пути. Это одинаково мог быть как час, так и одна изнурительная минута. Часы на запястье, на которые он то и дело бросал взгляд, помочь не могли, потому что секундная стрелка отмеряла круг за кругом, а остальные показывали то же время, в какое они отправились со старой станции – четверть второго.

– Мне кажется, мы никуда не придем, – заявил Иван о своих сомнениях. Макар больше не казался самоуверенным и, похоже, только из гордости не желал признавать поражения. Но когда Иван скомандовал повернуть назад к развилке, Евгения протестующе мотнула головой и махнула рукой в сторону:

– Первый встречный!

– И тоже с тенью, – пробормотал Иван, провожая взглядом мужчину в длинном пальто и его двойника. – На станцию идет? Интересно, откуда? Может, спросить?

– Я бы не стала. Эти люди с тенями не внушают мне доверия, – поежилась девушка. Иван решил промолчать, что у Тины тоже есть тень.

– Ты же ведь была в этом месте ребенком? – спросил он. – Ничего не припоминаешь?

– Нет. Слишком много времени прошло. Дедушка нашел меня уже на станции. А что было до этого – не помню. Наверное, я где-то бродила, вот так же, – развела руками Евгения.

Им встретилось еще несколько прохожих с тенями, следующие в сторону станции. И в каждой паре ведущей оказывалась тень: она плыла впереди, а человек лишь следовал за ней.

Макар первым заметил шатер, раскинутый чуть в стороне от дороги посреди пыльной пустыни. Как и все тут, шатер казался серым из-за окутывающей его дымки. Путники, не сговариваясь, свернули с пути. Когда до шатра оставалось несколько шагов, из него вышла пожилая женщина в широкой юбке и с заплетенными в две тонкие косицы седыми волосами. Иван отметил, что у нее нет тени. Старуха приложила одну ладонь ко лбу и в таком положении, словно капитан – на мостике, поджидала их.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался Иван, остальные тихо повторили приветствие. Женщина опустила руку, но ее испещренное морщинами лицо осталось непроницаемым. Она лишь слегка кивнула, приветствуя путников. Разглядывая ее широкие юбки и висевшие в оттянутых сморщенных мочках кольца серег, Иван понял, что перед ним цыганка, и вспомнил слова молодой красавицы о том, что старики уходят в этот мир. Значит, перед ними – призрак?

Цыганка, словно прочитав его мысли, растянула тонкие губы в легкой улыбке.

– Мы не мертвые, – сказала она, отвечая. – Мы сюда уходим добровольно, когда приходит время. И мы знаем, как договориться с тенями, чтобы они нас не трогали.

– Простите, – смутился Иван, в очередной раз поняв, что его мысли иногда слышат. – Я разговаривал сегодня с одной девушкой из вашего рода, Златой. Она мне рассказала легенду. Мы ищем двух девушек, которые потерялись в этом мире. Тина и Ева. Вы что-нибудь знаете о них?

Старая цыганка склонила голову набок, то ли вслушиваясь в его слова, то ли обдумывая ответ.

– Одна здесь. Про другую ничего не знаю.

С этими словами женщина откинула полог и исчезла в сумрачном нутре своего жилища. Иван остался стоять на месте, так как не знал, пригласили ли его или нет. Прошло немного времени, когда цыганка вновь появилась и сердито нахмурилась:

– Ты идешь? Или думаешь, что я ее тебе вынесу? Она провела здесь много времени и ослабела. Если бы не моя помощь, она бы уже давно была там, со всеми.

Цыганка махнула куда-то рукой, но Иван и без пояснений понял, что старуха имела в виду толпу на станции.

– На внучку она мою оказалась похожей, – пробормотала себе под нос цыганка с неожиданной нежностью. – Мою внучку зовут так же, Валентиной. И лет им одинаково. Как тут не помочь? Уже не мешкая, Иван нырнул в шатер и, когда глаза привыкли к сумраку, увидел кучу тряпья, на которой сидела девушка.

– Тина? – бросился он к девочке. И только приблизившись, понял, что на импровизированной постели из тряпья сидит тень, а сама девушка лежит.

– Тина? – вновь позвал Иван, старательно игнорируя зашипевшую, словно почувствовавшую исходящую от него опасность, тень. Девушка открыла глаза и повернула на голос голову.

– Я не могу избавить ее от этой, – презрительно кивнула на тень цыганка. – Мы умеем защищать от них нашей магией себя, но не отцеплять их от других.

– Разберемся, – кивнул мужчина и обратился к девушке:

– Тина, я – Иван. Друг твоей сестры. Мы пришли сюда за тобой. Я, Макар…

– Макар? – оживилась девушка.

Парень вышел из-за его плеча Ивана, бросился к Тине и крепко обнял ее. Девушка уткнулась парню в грудь и громко всхлипнула, а ее тень хищно заворочалась.

– Осторожно. Она может перекинуться на него, – предупредила цыганка. – Девочка слаба, а тень еще не насытилась. Я ей не давала.

Проговорив это, старуха отвернулась, давая понять, что ее миссия окончена. Иван, не смотря на возражения Макара, поднял Тину на руки и вышел с ней на свет. Тень следовала рука об руку с мужчиной, не желая отставать ни на полметра.

– Что б тебя… – выругался на «прилипалу» Иван.

– Давайте я понесу Тину! – предложил Макар, заметив, что мужчина пытается перехватить девушку поудобней. Руки и ноги Тины болтались, как у тряпичной куклы, тогда как ее тень стояла на ногах твердо.

– Я сам.

– Но она моя девушка! – возмутился Макар.

– Я это не оспариваю. Идем. Нечего тут задерживаться. Нам еще Еву искать.

– Ева тут? – встрепенулась Тина и, не смотря на протесты Ивана, завозилась в его руках.

– Да погоди же ты! Выроню! – сердито цыкнул мужчина, боясь, что девочка начнет задавать вопросы, на которые у него нет ответов.

– Давайте я ее понесу! – рассердился Макар. – Или считаете, что я слабак?

– Иван не хочет, чтобы тень на тебя набросилась, – вклинилась молчавшая до этого Евгения.

– Хватит меня за ребенка принимать! Я взрослый. И эта зараза так же может перекинуться на вас, как и на меня!

– Не надо меня нести, – слабо запротестовала Тина, не желая быть яблоком раздора для своих спасителей. – Я сама пойду.

Иван, уставший от споров с «молодежью», без слов поставил девушку на дорогу. Тина качнулась, нелепо взмахнула руками и упала бы, если бы мужчина вовремя не подхватил ее.

– Убедилась? – строго спросил Иван, вновь беря ее на руки. – Будем и дальше спорить? Макар, если так желаешь, будем нести Тину по очереди. Фиг с вами!

– Какой у нас план, командир? – нарочито беззаботно спросил Макар из желания задобрить его.

– План один. Искать Еву, – коротко ответил мужчина, торопливо, насколько ему позволяла ноша, шагая по дороге к развилке. – Вначале отведем вас с Тиной на станцию, посадим в поезд. А там…

– Тина не сможет попасть на поезд, – тихо вмешалась Евгения.

– Ах да, черт возьми!

– Я уже пробовала, – подтвердила слабым голосом девушка. – Меня не выпускают. Там какая-то стена невидимая…

– Тень тебя не пускает, а не стена! Надо от нее избавиться. Как – думаем.

– Собственной жертвой, – напомнила Евгения. – Меня дедушка так выручил.

– Нам это не подходит, – отрезал Иван. – Мы должны вернуться домой все в целости и сохранности.

– А что если… – начал Макар. – А что если я беру тень Тины на себя? Что для этого нужно сделать?

– Просто очень сильно этого захотеть. Искренне, – ответила Евгения.

– Ну, я этого пожелаю, тень перекинется на меня. Тину вынесем. Ей здесь больше нельзя оставаться.

– А ты? – насмешливо спросил Иван.

– А меня тоже кто-то выручит. А кто-то – того другого. И так по цепочке.

– Кому-то все равно придется остаться. И если бы было так просто, то, наверное, все эти люди, которые сюда попали, так бы и сделали. Не находишь? Видимо, «цепочка» не срабатывает.

– Ну, тогда не знаю, – развел руками Макар.

– Иван, нам лучше бы не разделяться, – вмешалась снова Евгения. – Нехорошо ни тебя одного отправлять на поиски Евы, ни ребят одних у границы оставлять. Мало ли!

– Ладно, продолжаем двигаться всей «свадьбой», – сердито отозвался Иван. – Вопрос, куда? Ева могла пойти как по этой дороге, так и по той, которую мы еще не исследовали. Да и эту мы не до конца прошли.

– Здесь Евы нет, – тихо, но уверенно отозвалась Тина. – Здесь никто мимо шатра незамеченным не проходит. Бабушка знала о Еве, она бы ее не пропустила.

– Это нам облегчает поиски. Значит, возвращаемся к «перекрестку» и идем уже другой дорогой.

Половину пути до «площади» Тину нес Иван. Крепко обнимая девочку, он невольно пытался представить на ее месте свою воображаемую дочь – почти того же возраста, такую же длинноволосую, юную, симпатичную, доверчиво льнувшую к нему. И… не мог. Не мог принять ту мысль, что у него могла бы быть такая взрослая дочь, если бы слова Ульяны оказались не ложью. Он мечтал о детях. И конкретно о дочке. Но мечтал о том, чтобы пройти с нею через все этапы взросления, от новорожденного человечка с миниатюрными пальчиками до юной девушки. Еще ему было важно, чтобы дочь родила любимая женщина. Скандалы и разногласия с бывшей женой часто возникали и на этой почве: Иван хотел ребенка, Эльза же рожать не собиралась вообще. «Женятся не на таких профурсетках, как твоя бывшая, а на таких скромных девушках, как Ева», – вспомнились ему недавние слова матери. Иван невольно улыбнулся и зашептал на ухо Тине:

– Знаешь, если мы выберемся из этой передряги…

И поспешно поправился:

– Когда мы выберемся… Когда мы выберемся отсюда, я женюсь на твоей сестре.

– А она согласится? – спросила Тина, и Иван опешил. Да, действительно, а согласится ли Ева?

– Надеюсь. А ты не будешь против?

– Ой, да забирай ее себе! Наконец-то я получу свободу! – наморщила лоб Тина, а затем рассмеялась.

Потом девушку нес Макар. А Иван, бредя сзади, думал – искал выход. Пока Тина связана с тенью, из этого места ее не удастся вызволить. Если Ева узнает о том, что можно забрать тень себе, она, не раздумывая, согласится сделать что угодно ради сестры. Но это не выход. Как не выход, чтобы и Макар ради любимой девушки шел на жертву. Им всем нужно отсюда выйти. Всем без исключения. Даже Евгении, которой в нормальном мире неуютно.

– Слушай! – развернулся он к той. – А твой дед не может помочь нам избавиться от тени?

– Нет, – качнула головой девушка. – Он сам уже тень. Преобразовавшаяся. Не забывай. И он просто стрелочник.

– Да-да, я помню, – с досадой кивнул Иван. Какая-то мысль вертелась в голове, но ему никак не удавалось ее поймать. Что-то в словах старой цыганки – не провидицы Вадомы из поселения, а встреченной в этом мире, показалось ему выходом. Только он никак не мог понять, что именно.

– Макар, что нам сказала цыганка в шатре, не помнишь? В тот момент, когда ты наклонился к Тине?

– Что тень может на меня перекинуться.

– Да, это я помню. А еще?

– Что тень не наелась или типа того.

– Нет, не это, – произнес Иван не столько Макару, сколько себе.

– Поезда! Смотрите, поезда! – закричала Евгения. Там, куда она указывала рукой, действительно виднелись старые вагоны, локомотивы и паровозы.

– Сколько их, – невольно присвистнул Иван. – И все они пропали здесь? Это же сколько людей сгинуло!

– Будем их обходить? – деловито спросил Макар.

– Будем. Но вы с Тиной лучше останьтесь здесь. А мы с Евгенией займемся поисками.

Еву нашла Евгения. Но когда Иван прибежал из соседнего вагона на крик девушки, одного взгляда оказалось достаточно, чтобы все понять. Понять, что не будет поездки в южные страны к морю, и не сделает он предложения Еве на фоне закатного неба, и никогда у них не родится дочь. Просто потому, что совместного будущего у них теперь нет.

– Опоздали, – обреченно произнесла Евгения и поднесла к губам ладонь, словно сдерживая крик. Иван взглядом попросил ее выйти, затем подошел к Еве и протянул ей руку, помогая подняться.

А вместе с девушкой поднялась и ее тень.

– Иван? – недоверчиво и вместе с тем обрадовано спросила Ева. Он без слов обнял ее, Ева прильнула к его груди и счастливо выдохнула. Черно-белая, будто негатив, тень за ее спиной глянула враждебно на мужчину и еле слышно зашипела. В этот момент Ивана озарило, что решение есть – одно единственное и самое верное. И как только он это осознал, почувствовал такую легкость, будто внезапно превратился в птицу и взмыл к небу. Ну и что, что не будет моря. И предложение он сделает не в романтичной обстановке. Но они с Евой будут вместе. И не важно, где. Главное, вместе.

– Мы нашли Тину, – тихо сказал Иван. Ева отпрянула, и в ее взгляде, устремленном на него, мужчина прочитал тревогу.

– Не волнуйся, с ней все в порядке! – поспешил он успокоить девушку. – Она только очень ослабела, поэтому мы несли ее на руках. Мы – это Макар и я. И еще…

– Где она? – не дала ему договорить Ева.

– Здесь. Снаружи. Мне нужно тебе кое-что сказать… Прежде чем… – он замялся, и девушка, встревожившись, нахмурилась:

– Ты меня пугаешь!

– Сядь. Послушай. Очень быстро расскажу, хорошо? Это важно.

Иван легонько потянул Еву за руку, и она послушно опустилась рядом с ним на какой-то ящик. Неотступная тень осталась сторожить свою «хозяйку» рядом с Евой.

– Как так вышло, что она к тебе привязалась? – кивнул Иван на черно-белую «стражницу» и, как ни старался, не смог скрыть в голосе горечи.

– Не знаю. Не поняла. Меня чуть не убили… Иван, ты же не знаешь! – спохватилась Ева. – Тут твой… друг.

Она споткнулась, произнося последнее слово, так, словно ее обуревали сомнения.

– Тут Володя, – взяв себя в руки, произнесла Ева. – Он жив. И он тебя обманул. Во всем. Все это – игра, записки, твои проблемы, его рук дело. Он предатель, Иван!

– Что ты такое говоришь?! – вскричал мужчина и усилием воли заставил себя усидеть на месте. Тень рядом с Евой заволновалась и придвинулась к девушке настолько близко, что почти слилась с ней.

– Я тебе расскажу, все расскажу, только вначале хочу увидеть Тину!

– Хорошо, – кивнул Иван. – Пойдем. Мы можем поговорить по дороге. Лучше не терять время.

С радостью и одновременно болью наблюдал он за встречей двух сестер после долгой разлуки. К Тине при виде старшей сестры будто вернулись силы, но хватило их лишь на то, чтобы встать на ноги и протянуть к Еве руки. Едва оказавшись в объятиях сестры, Тина обмякла, но Ева не дала ей упасть. Девочка разрыдалась. Ева же крепким и молчаливым объятием красноречивей всех слов и слез передала пережитые горе, страх и обретенное счастье. Ни Макар, ни Евгения не отважились прервать затянувшийся момент встречи. Только Иван, помня о том, что им еще предстоит, тихо напомнил:

– Мы не можем задерживаться, Ева. Пойдем.

– Да-да, конечно! – спохватилась та, но, однако, не выпустила из объятий сестру.

– Ева, я понесу ее. Я сильный, – вызвался вновь Макар. И Иван на этот раз не стал оспаривать у него право нести девушку. Ему нужно поговорить с Евой. Рассказать о сложностях. И о принятом им решении.

Она выслушала его, не перебивая – про мир теней, про их законы и про то, что выйти отсюда, будучи уже связанным с тенью, невозможно. И лишь когда Иван закончил, с горечью воскликнула:

– Если бы не моя тень! Я бы, не раздумывая, осталась за Тину. Ей нельзя тут быть! Ей нужно выйти. Она же еще только начинает жить! Я не хочу, чтобы она оставалась тут со мной. Надо что-то придумать!

– Уже, Ева, – тихо перебил Иван. – Уже придумал. Тина выйдет отсюда. Уйдет с Макаром и Евгенией. Они вывезут ее, я уверен. И с ней все будет в порядке.

– Но как? Как?

– Я останусь за Тину здесь. С тобой, – просто ответил он. После того, как решение оказалось озвучено, последние сомнения ушли. Да, так и должно быть – он останется с Евой, здесь ли, там ли, в любом измерении.

– Иван! – закричала, не соглашаясь с ним, Ева. Но на какое-то мгновение ее глаза вспыхнули благодарностью.

– Тш-ш. Нет времени спорить. Ничего другого придумать не могу. Не беспокойся, потом… потом подумаем, вместе. Помнишь, в играх, мы и не из таких переделок придумывали выходы?

– То были игры, Иван, – сказала Ева, погрустнев.

– Представь, что мы опять вернулись в те времена.

– Тина не согласится.

– А мы не будем ее спрашивать. Она несовершеннолетняя, вся ответственность за нее на нас. Если это не сделаю я, это сделает Макар. Ты же не хочешь, чтобы этот славный пацан тут застрял? Будет ли счастлива твоя сестра? Будешь ли счастлива ты? А так… За ней там присмотрит он. А я за тобой – тут.

Вместо слов Ева порывисто обняла Ивана, но вскоре разжала руки и отступила на шаг.

– Иван, про Володю… – тихо напомнила она.

– Как вы с ним встретились? – нахмурился Иван. – Рассказывай!

Она принялась говорить, и его неверие сменялось удивлением, затем растерянностью, отрицанием, гневом, ненавистью. Ева уже закончила свой рассказ, а Иван все молчал, силясь справиться с океаном эмоций, который бушевал внутри.

– Этот гад чуть не убил тебя! – дрожащим от негодования голосом проговорил он наконец.

– Володя ошибочно думает, что должен пролить кровь, чтобы выйти отсюда.

– Я ему пролью кровь! – процедил Иван. – Значит, он не убил тебя только потому, что на вас напала тень!

– Да. Он убежал. А я не смогла.

Мужчина невольно сжал кулаки и напряг челюсти, боясь, что волна гнева сокрушительным цунами вырвется наружу.

– Иван, не надо, – тихо произнесла Ева, поняв, что ему с трудом удается справиться с собой.

– Самое страшное, что эта сволочь теперь преспокойно выйдет отсюда, раз к нему не прицепилась тень! И останется безнаказанным.

Ева качнула головой, словно не принимая его негодование, и взяла его ладонь в свою. Пальцы у нее на этот раз оказались холодными. И это ощущение прохлады, исходящее от ее кожи, ненадолго приглушило боль и вернуло возможность трезво мыслить. Не терять головы. Не сейчас, когда нужно сделать все возможное, чтобы помочь ребятам выйти. Ева права.

Впереди показалось здание станции, возле дверей которой их поджидали Макар с Тиной на руках и Евгения.

– Пора, – тихо произнес Иван и слегка сжал пальцы Евы.

– Я сама поговорю с Валентиной, – так же еле слышно ответила девушка и решительным шагом направилась к сестре. Тень за ее спиной плыла, не отставая ни на шаг. Иван остался издали наблюдать за разговором.

Макар посадил Тину на ступеньки крыльца, сам опустился рядом и обнял девушку, поддерживая ее. Ева присела на корточки напротив сестры и что-то принялась объяснять. Две тени, как суровые стражницы, расположились рядом. И хоть слова не были слышны Ивану, по жестам Тины он догадывался о ее реакции. Вначале Тина слушала внимательно, затем порывистым жестом откинула с лица отросшую челку и качнула головой. Ева приблизилась к сестре и, взяв ее ладони в свои, что-то горячо зашептала. Тина, не соглашаясь, мотала головой. А затем резко выдернула свои руки из рук старшей сестры и закрыла лицо. Ева обняла девочку и поцеловала ее в макушку, а затем оглянулась на Ивана и пригласила его легким кивком.

– Ты уверен? – услышал он рядом с собой. Следя за Тиной и Евой, Иван совершенно позабыл о Евгении.

– Уверен, – твердо ответил он и направился к девушкам. Сомнений не было, страха тоже.

– Ты уверен? – спросила у него уже Ева, когда он подошел к ней. Иван заглянул в ее глаза, в этом месте ставшие сумрачно-синими, и вдруг ощутил прилив счастья и теплой радости – как если бы в этом теневом мире неожиданно взошло солнце и затопило его золотым светом.

– Да, – ответил он.

– Ты еще можешь… – неуверенно начала Ева, но Иван оборвал ее:

– Не могу. Я решил остаться с тобой.

И улыбнулся Еве, словно невесте перед алтарем. После чего осторожно поднял Тину на ноги. Девочка запрокинула лицо, и на Ивана глянули заплаканные и такие же синие, как у старшей сестры, глаза.

– Не бойся. И не плачь. Будь счастлива. И мы тоже будем. Обещаю беречь твою сестру, – сказал Иван Тине и обнял ее.

Он не знал, что нужно делать, чтобы тень отцепилась от девочки. Со слов Евгении выходило, что стоит лишь пожелать остаться здесь за кого-то. Но сколько Иван ни твердил мысленно, что добровольно остается вместо Тины, ничего не происходило. Он перепробовал все варианты фраз, но тень по-прежнему маячила за спиной девочки. И только когда Иван встретился взглядом с Евой, понял, что неправильно формулирует желание, а потому оно исходит не из сердца. Он остается здесь вместо Тины ради Евы. И как только он верно изложил желание, оно будто стало материальным. Иван даже ощутил горячую волну в груди. Но уже мгновением позже его обдало резким холодом, будто с него содрали всю одежду, а ледяной ветер прошелся по обнажившейся коже невесомыми ладонями. Дышать стало тяжело и больно, словно воздух замерз и стал игольчатым, как иней. Следом навалилась тяжесть, как если бы кто-то сильно надавил ему на плечи. Может, он на мгновение отключился, потому что вынырнул в реальность внезапно, будто проснулся из вязкого кошмара. Однако ощущение тяжести не исчезло. Перед ним стояла с заплаканным лицом Тина, но тени за ее плечом больше не было. Иван ощутил за своей спиной чье-то присутствие, но вопреки инстинктивному желанию резко обернуться, не стал этого делать. Зачем? Он и так знает, кто теперь неотступно будет следовать за ним.

– Ах, это так романтично – пожертвовать собой ради любимого человека! – воскликнула, заламывая руки, Евгения. Ее глаза восторженно сияли, а на губах блуждала улыбка.

– Я бы тоже хотела так… ради любимого, – горячо прошептала девушка, уплывая с фантазиями в какие-то свои романтичные дали.

– Евгения! – строго окликнул ее Иван, возвращая в реальность. – Проследи за тем, чтобы Тина с Макаром без проблем выбрались отсюда. Головой за них отвечаешь, поняла?

Девушка уже без улыбки кивнула.

Иван боялся, что прощание Евы с Тиной затянется. Но сестры, видимо, еще раньше сказали все друг другу и теперь просто обнялись. Затем Макар подхватил рыдающую Тину на руки и понес к дверям станции.

– Евгения, спасибо тебе, – поблагодарил на прощание Иван. – Ты настоящий друг.

Девушка кивнула, а затем вдруг кинулась к нему с Евой и по очереди порывисто обняла их обоих.

– Я что-нибудь постараюсь придумать, чтобы вызволить вас отсюда. Может, дедушка мне поможет… – бормотала она. Но за ее нарочито бодрыми нотками читалась безысходность.

– Иди, – не столько приказал, сколько попросил Иван, желая избежать ненужных сцен. Евгения кивнула и развернулась. Мужчина проводил ее фигурку в развевающихся одеждах взглядом и вдруг увидел, что следом за девушкой пытается просочиться в дверь до боли знакомый человек.

– Эй! – заорал Иван и, игнорируя встревоженные восклицания Евы, полетевшие ему в спину, бросился догонять бывшего друга.

Владимир прошел в здание, хоть две увесистые сумки в обеих руках и мешали ему протиснуться в узкую дверь. Видимо, он решил рискнуть и попытаться выйти из этого места без принесенной, как он ошибочно считал, «жертвы». Если бы не тяжелые громоздкие баулы, он бы успел пройти через море связанных с тенями людей и пересечь беспрепятственно границу, но увесистая и объемная ноша задержала его. Иван нагнал бывшего друга и схватил его за плечо.

– Вот так встреча! – гаркнул он, разворачивая Владимира к себе. – Что, дружбан, решил меня обставить? Бросай свои сундуки, сволочь!

Не сдержавшись, Иван всадил кулаком в ошеломленное лицо Владимира. Тот не успел закрыться, выпустил из рук сумки и отлетел в толпу. Люди-тени заволновались, расступились, но лишь для того, чтобы вновь сомкнуться вокруг Владимира, отсекая его от Ивана. Испугавшись, что предатель налегке быстро минует толпу и выскочит на станцию, Иван бросился вдогонку.

– Стой, гадина! Не уйдешь!

– Иван! Отпусти его! – раздалось где-то далеко за спиной, но мужчина, оглушенный гневом, не остановился. Что ему еще прокричала вслед Ева, он уже не услышал. Все его внимание было сосредоточено на том, чтобы не упустить Вовку. Отчаянно работая локтями, Иван бесцеремонно расчищал себе путь, но Владимир уже слишком близко оказался от невидимой границы. Еще два шага, и он пересечет ее. От бессилия, понимая, что упускает друга-предателя навсегда, Иван заскрежетал зубами. Но Владимир неожиданно обо что-то споткнулся и упал. Иван бросился к нему. Он уже видел искаженное страхом и ненавистью лицо бывшего друга и, с силой кого-то оттолкнув, прыгнул вперед, чтобы подмять Владимира под себя. Но вдруг что-то сильно толкнуло его в правое плечо. А потом в грудь. Боли Иван не почувствовал. Просто стало жарко оттого, что по груди и руке полилось что-то горячее. Где-то впереди раздался истошный визг, заставивший Ивана удивиться тому, как Ева умудрилась его обогнать. Но, заметив у выхода со станции развернувшуюся к нему Евгению, он понял, что кричит она. «Не визжи. Не пропусти Вовку!» – хотел крикнуть Иван девушке, но ноги неожиданно подкосились, и он упал на все еще барахтающегося на полу Владимира. «А пистолет у него откуда? Ах да, Ева говорила…». В висках зашумело, веки налились свинцовой тяжестью, и вместо жара тело теперь сковала ледяная корка. Владимир завозился под ним, желая высвободиться, Иван попытался откатиться в сторону и не смог. Силы стремительно оставляли его, вытекая вместе с кровью. Наконец, Владимир бесцеремонно спихнул его с себя и сам поднялся на ноги с победной улыбкой. «Тень», – хотел сказать Иван. «Тень. За твоим плечом. Ты отсюда не выйдешь». Но захлебнулся словами, у которых почему-то оказался соленый привкус. «Вот о чем говорила цыганка. Тени бросают слабое тело». Он еще успел увидеть лицо склонившейся над ним Евы. «Прости, не сдержал слово». А потом провалился в бездну.

15

Ева сидела в неудобном жестком кресле в узкой колбе коридора, освещенного лампами дневного света, и, не сводя взгляда с дверей в реанимацию, ждала. Никогда еще ожидание не казалось ей таким мучительным. Она кожей чувствовала, как утекают минуты, и бездействие, которое сопровождало их течение, резало острее ножа. Ева едва удерживала себя в этом дерматиновом кресле и с силой вцеплялась в подлокотники, чтобы не вскочить с места и не начать мерить беспокойными шагами мертвый в своей безлюдности коридор. За Тину она уже не беспокоилась: сестра чувствовала себя неплохо, да и находились с ней мама и Макар. Вся ее тревога, острая, едкая, как концентрированная кислота, была направлена на Ивана. Как он? Какие прогнозы? Пришел ли в себя? Все, что Еве было известно, так это то, что операция прошла успешно, но состояние Ивана остается тяжелым. Нужно ждать – так ей сказали. Первые сутки – критичные. И она отсчитывала минуты этих вялотекущих, как густой сироп, критичных суток, сама не замечая, что слегка отстукивает подошвой туфли, словно метроном, секунды.

Она пыталась попасть за закрытые двери реанимации, но ей дали жесткий и решительный отпор. И даже не потому, что к Ивану сейчас нельзя. Она ему – никто. Не член семьи. Ее старую, вновь проснувшуюся любовь к нему не покажешь, как паспорт. Но, однако, Ева продолжала сидеть, надеясь на чудо и молясь о чуде. Когда Иван еще находился в операционной, она увидела издали пожилую пару, спешащую по коридору, и поняла, что это родители Ивана. Но в тот момент Ева не решилась к ним подойти. Потом она увидела родителей Ивана еще раз, когда с ними беседовал врач, и тоже издали. Они ушли, следуя куда-то по коридору за хирургом. Она шла за ними на расстоянии. Но упустила из виду. Может, им разрешили увидеть сына? Наверняка. А ее не пустили. И Еве ничего не оставалось, как сидеть и ждать. И мгновение за мгновением вспоминать то, что случилось.

…Тот путь, что Ева пробиралась к Ивану сквозь не пускающую ее толпу людей-теней, показался ей самым длинным в жизни. Казалось, от момента, когда она услышала раздавшиеся один за другим два выстрела и до того, как она присела над Иваном, прошла вечность. Тогда она еще не знала, что бесконечно-длинная дорога, когда секунды, превращаясь в часы, вычитаются из жизни, еще впереди. Она успела поймать угасающий взгляд Ивана и, как ни странно, сумела удержаться от бесполезной истерики. Может быть потому, что рядом рыдала и причитала Евгения. Ева уже знала за собой эту черту – мобилизоваться, когда кто-то рядом терял над собой контроль, и начинать руководить. А может, она не раскисла еще и потому, что не увидела рядом с Иваном тени, и это ей подарило надежду. Она приказала Евгении успокоиться и помочь ей. Они вдвоем дотащили Ивана до границы. Затем Ева велела срочно привести Макара. Когда парень подоспел на помощь, к Еве с решительным блеском в заплаканных глазах подошла Евгения и обняла ее. «Я останусь вместо тебя! Не хочу, чтобы вы разлучались», – торжественно произнесла девушка. А потом со смущенной улыбкой кивнула куда-то в сторону. Оглянувшись, Ева увидела Владимира, который безуспешно пытался переступить невидимую линию, но черная тень за его плечом тянула его назад. «Ему тут будет одиноко. Я останусь… с ним». Ева крепко обняла освободившую ее от тени Евгению, а затем вернулась к Ивану. Они вдвоем с Макаром вытащили его на платформу. Откуда только силы взялись! Макар сквозь стиснутые зубы пробормотал благодарности деду Евгению, за время их отсутствия успевшему сменить локомотив на старинный паровоз с двумя пассажирскими вагонами. Иначе, как позже пояснил Макар, они не смогли бы ни втащить раненого Ивана в расположенную высоко кабину локомотива, ни поместиться там. Видимо, дедушка Евгении заранее обеспокоился тем, как они все поместятся. За всю дорогу стрелочник не произнес ни слова. Как проехали весь путь – помнила Ева смутно. Запомнилось лишь, что Тина помогала ей оказывать Ивану посильную помощь. И что Макар, как только его телефон поймал сигнал, вызвал на станцию «скорую».

…Сколько прошло времени, она не знала. Но ее преданное ожидание оказалось вознаграждено. Ева увидела, как по коридору к реанимации идет пожилой врач, тот самый, что беседовал с родителями Ивана. Хирург шел торопливо и решительно, сосредоточенно глядя себе под ноги, звук его шагов раздавался четкой дробью, и когда он почти поравнялся с ней, девушка вскочила и бросилась ему наперерез.

– Простите!

Мужчина невольно остановился и поднял на нее раздраженный взгляд уставших глаз.

– По… – начала Ева и осеклась, внезапно узнав в этом уставшем докторе старого знакомого. От удивления, сменившегося теплой радостью, колкий ледяной ком в груди начал таять. Ева сглотнула и растерянно улыбнулась.

– Вы… Здравствуйте, Семен Васильевич!

А она и не знала, что папа Бориса – хирург в областной больнице! Ева помнила, что Семен Васильевич оставался на дежурства, что график его был не нормирован, но из-за ассоциации с Борисом и его больным сердцем считала, что его отец – кардиолог.

Семен Васильевич нахмурился, вглядываясь в лицо девушки и пытаясь припомнить, где они могли встречаться.

– Я – Ева. Вы меня, наверное, не помните. Ваша бывшая соседка и подруга Бориса. Мы дружили с ним. Тогда. Когда… – она недоговорила, почувствовав ком в горле.

– Ева? – воскликнул мужчина. – Конечно-конечно! Я помню тебя. Боря очень ценил дружбу с тобой. Нда. Как же ты выросла! И какая красавица. Видел бы тебя Борис сейчас…

Он внезапно оборвал себя и вновь нахмурился:

– А что ты здесь делаешь?

– У меня сестра в больнице. Но ничего страшного. И… И еще Иван тут, – на последней фразе голос дрогнул, и Ева, не в силах продолжить, замолчала.

– Иван. Да, конечно. Иван, – Семен Васильевич потер переносицу. – Еще один… ваш. Такая вот встреча вышла. К сожалению.

– Вы его оперировали? Как он? Что с ним будет? Он поправится? – зачастила Ева вопросами, будто опомнившись.

Вместо ответа хирург вздохнул, и тем самым ответил на все вопросы. Девушка закрыла глаза и осторожно выдохнула, выпуская, словно горячий пар, готовое разорвать ее изнутри горе.

– Ранения непростые, Ева. Проникающее в грудь, задето легкое. Парень истек кровью.

– Мне бы его увидеть, – прошептала она одними губами. – Только увидеть, хоть на минуточку. Пожалуйста!

– Ева…

– Пожалуйста! Я не уйду ведь отсюда. Так и буду тут… жить.

Семен Васильевич улыбнулся:

– Вот за это тебя и ценил мой Борис – за такое большое сердце, Ева.

– Я тоже его ценила. Мне очень не хватает Бориса. Правда!

– Ну, хорошо, – сдался после долгой паузы Семен Васильевич. – Попробую, но не обещаю.

– Спасибо! Спасибо вам большое!

– Я еще ничего не сделал, – сердито проворчал Семен Васильевич.

– Вы уже сделали. Для Ивана. За это спасибо, – ее слова полетели мужчине уже в спину. Семен Васильевич вдруг круто развернулся и подошел вновь к девушке.

– Ты же ведь знаешь, кто это сделал? – тихо спросил он, прямо глядя ей в глаза. Ева молча кивнула, не в силах врать.

– Владимир. Друг Ивана. Которого все считали мертвым. Это долгая история. Сложно объяснить.

– Понятно, – кратко ответил мужчина и, прежде чем уйти, тихо обронил:

– Борис не любил его. Этого Вовку. Не верил ему. И переживал, что Иван с ним связался. Как оказалось, не зря.

Мужчина ушел, но через десять минут вернулся и поманил Еву за собой:

– Пять минут. И веди себя тихо. Ясно?

– Ясно, – ответила она, хоть ничего ясно ей не было. Разве она собиралась шуметь?

Впрочем, когда Ева увидела Ивана, поняла, что под просьбой вести себя тихо Семен Васильевич велел ей держать себя в руках. И оказался прав, предчувствуя ее возможную реакцию. Она едва не вскрикнула, но вовремя сдержалась, поднесла к губам тыльной стороной ладонь и слегка прикусила кожу. Видеть любимого человека таким беспомощным, осунувшимся до неузнаваемости оказалось худшей пыткой, чем безвременное ожидание под дверями реанимации. Ева поймала себя на том, что уже долго безучастно смотрит на проступившие на бинтах пятна крови и сморгнула, словно желая сменить слайд. Однако картина осталась прежней: Иван с закрытыми глазами, с повязкой на груди и с забинтованным плечом, с трубками и в окружении хлюпающих и попискивающих приборов. Будто чужой, незнакомый. Ева тяжело опустилась рядом на табурет и положила ладонь на кровать рядом с вытянутой вдоль тела здоровой рукой Ивана. С одной стороны, она не решалась прикоснуться к нему, с другой, хотела, чтобы он почувствовал ее присутствие. Вдруг это, как в фильмах, что-то изменит – в лучшую, конечно, сторону?

– Спасибо тебе, – сказала Ева тихо. – За все. За Тину. За то, что поехал нас искать. И прости.

Нет, не получается у нее с ним беседовать. Нужно говорить что-то доброе, позитивное, легкое. А выходит, будто она с ним прощается. Ева вздохнула и накрыла своей ладонью его руку чуть пониже локтевой ямки.

– Знаешь, я тебя обманула, – произнесла она глухим голосом. – Тот диск, который ты увидел у меня дома, на самом деле не Тинин, а мой. Мне нравится эта группа, я была бы счастлива пойти с тобой на концерт. И знаешь что? Мы пойдем, потому что сегодня же я закажу билеты! Два билета – для тебя и меня. И никакие отговорки, что ты тяжело ранен, не принимаются. И боже упаси тебя умереть! Потому что в декабре мы пойдем с тобой на концерт.

Она улыбнулась и свободной рукой смахнула слезы.

– Я слушаю эту группу с тех пор, как узнала, что она нравится тебе. Но я так боялась, что ты об этом узнаешь! А ведь у меня в комнате долго висел постер с фотографией, которая была на твоей футболке в тот день. Ты наверняка этого не помнишь. А я помню все до мелочей.

Она рассказывала ему историю своей любви, будто исповедуясь, веря, что ее слова, рождаемые в сердце, найдут Ивана, где бы он ни находился. Но ничего не происходило. Не менялись показания приборов, не дрожали его ресницы. Иван по-прежнему лежал без движений, провалившись в мир, еще более темный, чем тот, из которого они вышли.

– Девушка, все. Время истекло, – раздался за ее спиной ворчливый голос. Ева оглянулась и увидела пожилую медсестру, которая раньше не пускала ее.

– Вам пора, – нетерпеливо повторила медсестра. Ева поднялась и бросила на Ивана еще один взгляд.

– Не забудь, я пригласила тебя на концерт.

Вернувшись домой, она первым делом включила компьютер и нашла сайт, с которого можно было купить билеты. Почти все оказались распроданы, остались лишь по баснословным ценам. Но Ева, ни секунды не колеблясь, опустошила свою карточку, сделала распечатку и убрала ее в кошелек.

Той ночью она, лежа в кровати в пустой квартире и прислушиваясь к шорохам, долго не могла уснуть. Мама осталась с Тиной. Малютка чихуахуа давно спал в корзинке, и Ева жалела, что не взяла собачку сразу к себе в постель, чтобы было, к кому прижаться. И пусть ворчливый и истеричный Шварценеггер был не самым лучшим утешителем, сейчас она была бы рада и его обществу. Уснула Ева под утро, когда черный ночной сумрак начал распадаться на предрассветные тени.

Ей приснился Иван – здоровый и бодрый. Он сидел на ярко-зеленой лужайке, запрокинув к синему небу лицо и, жмурясь от яркого солнца, улыбался.

– Ева, хорошо-то как! Это такое счастье, – произнес мужчина. На этом месте Ева проснулась и подскочила на кровати. Несколько мгновений она пыталась понять, что случилось, и почему ее пробуждение было таким внезапным и тревожным. А потом на нее тяжелой могильной плитой обрушилось понимание, и Ева заметалась по комнате в срочных сборах. Она сдернула с вешалки первое попавшееся платье, просто потому, что натянуть его оказалось быстрее, чем надевать джинсы, носки и джемпер. Затем плеснула в лицо холодной воды, неосторожно забрызгав лиф, и торопливо почистила зубы. Схватив с зеркала сумочку, Ева сунула ноги в балетки и выскочила на улицу. Она не стала ждать автобуса, а, завидев на дороге машину, вскинула руку.

– В районную больницу! Скорее! – скомандовала она добросердечному водителю. Тот, увидев, в каком девушка состоянии и, видимо, догадавшись по ее лицу о случившейся катастрофе, не стал задавать вопросов, а просто стартанул с места, как заправский гонщик.

Дорога была короткой и не заняла по свободному от пробок шоссе и четверти часа. Но Еве она показалась бесконечной. Никогда она еще не испытывала подобного страха. Ни тогда, когда ехала в призрачном поезде, ни когда к ее виску приставили пистолет, ни когда услышала в машине «скорой» произнесенную врачом с уставшими глазами фразу, что, возможно, они не довезут Ивана до больницы. Ни даже в то утро, когда ей в дверь позвонили, как она посчитала, с дурными известиями о Тине. Сейчас не страх наполнял ее, а она растворилась в нем. Ева боялась, что уже опоздала.

Она влетела в больницу, толкнув кого-то при входе и машинально извинившись. Но ее растрепанный вид и искаженное горем лицо служили ей бессловесным оправданием. Оказавшись под закрытыми дверями реанимации, она, не раздумывая, подняла руку, чтобы нажать кнопку звонка, но в этот момент заметила мужчину, которого видела вчера. Мужчина смотрел на нее любопытным и одновременно сочувственным взглядом, правильно решив, что в реанимации находится любимый ею человек, но пока не догадываясь, что этот человек – близкий и для Евы, и для него самого.

Девушка опустила руку и несмело приблизилась к мужчине.

– Простите… Вы – папа Ивана?

На лице мужчины отразилось легкое замешательство, затем он молча кивнул.

– Я – Ева… Вы меня не знаете. Я – подруга Ивана. С юности… Я…

Больше она ничего не смогла сказать, потому что на глаза навернулись слезы. Она просто выжидающе смотрела на невыносимо долго хранившего молчание мужчину. Наконец, губы того дрогнули. И, к удивлению Евы, на них показалась улыбка.

– Иван пришел в себя.

Ей разрешили навестить его – ненадолго, как вчера. В первый момент Еве показалось, что ничего не изменилось: Иван по-прежнему лежал с закрытыми глазами, осунувшийся, забинтованный, в окружении попискивающих приборов. Она тихо замерла в шаге от его кровати, не решаясь ни присесть, ни окликнуть его. Он сам почувствовал ее присутствие и открыл глаза. С пару мгновений Иван и Ева смотрели друг на друга, а потом девушка застенчиво улыбнулась.

– Привет, – сказала она и к своему стыду и неудовольствию поняла, что у нее дрожит голос. – С возвращением! Напугал же ты нас…

Иван смотрел на нее, не мигая, будто желал что-то спросить. И Ева угадала его немой вопрос.

– Когда Владимир тебя ранил, ты стал слабеть, и тень тебя оставила. Она ушла к нему. Володя хотел навредить тебе, но в итоге поплатился сам. А Евгения… Она чудесная девушка с огромным сердцем. Она осталась там – за меня и из-за Владимира.

Ева сделала паузу, но Иван продолжал смотреть выжидающе, словно не получил ответа на все свои вопросы.

– С Тиной все в порядке. Она здесь, в больнице, но сегодня ее выпишут.

Иван опустил ресницы, а затем снова посмотрел на Еву, но уже без вопроса во взгляде.

– Неважно выглядишь, если уж быть честной. Трубки – не твой стиль, – пошутила она. И он снова моргнул, будто соглашаясь с ней.

– У меня для тебя есть подарок! – с этими словами Ева достала из кошелька сложенный листок. – Знаешь, что это? Это билеты на концерт в декабре, который дадут любимые нами рок-монстры.

Она вздохнула и призналась – уже во второй раз за сутки:

– Я тебя обманула. Мне тоже нравится эта группа. Так что не подведи. Мы не можем пропустить этот единственный концерт.

– Девушка, все, – услышала она за спиной, как и накануне, ворчливый голос.

– Да, я уже, – откликнулась Ева и, обращаясь к Ивану, тихо попросила:

– Поправляйся. Пожалуйста.

Она вышла за двери и бегом, задыхаясь от внезапно подступивших к горлу рыданий, бросилась по коридору к выходу. Прочь, прочь, подальше от этого места, где граница жизнь-смерть настолько хлипкая, что шаги по ней похожи на осторожные шажки балансирующего без страховки под самым куполом канатоходца. Ошибочные полсантиметра, лишний полу-вздох, неосторожный полу-взмах – и все обернется пропастью. И только уже оказавшись в холе, по которому туда-сюда сновали пациенты и медперсонал, Ева остановилась. Кто-то, нагнав ее, тронул за плечо, девушка оглянулась и увидела за спиной маму, которая шла домой от Тины. Удивительно, мама не стала, по своей привычке, задавать вопросов, может, прочитала все по лицу дочери. Она просто притянула Еву к себе и крепко обняла – впервые за долгие-долгие годы. И Ева, уткнувшись ей в плечо, разрыдалась, внезапно ощутив себя слабой и очень уставшей. Мама ничего не говорила, только крепко прижимала ее к себе и гладила ладонью по волосам. И эти жесты куда красноречивей слов и признаний рассказывали Еве о маминой любви.

А две недели спустя стало ясно, что Иван пойдет на поправку.

Эпилог

Год спустя

– Знаешь, а мне нравится! – ответил Иван после того, как пробежался взглядом по тексту. Все то время, что он читал с монитора, Ева следила за ним с волнением, пытаясь угадать по его лицу, насколько удачной или неудачной покажется ему идея.

– Очень здорово! – с нескрываемым восхищением воскликнул мужчина.

– Надеюсь, все у нас получится.

– Получится, еще и как.

Ева устало кивнула и, прикрыв ладошкой рот, зевнула. Иван покосился на нее с явным беспокойством:

– Лучше бы ты сегодня отдыхала. Чувствуешь себя уставшей, а села работать.

– Работа меня наоборот, бодрит.

– И все же… Я запишу тебя к врачу, может, тебе витамины нужны. Ты очень устала с нашим проектом.

– Ладно, – отмахнулась Ева. – Сама запишусь. Обещаю. Лучше расскажи, как дело двигается.

– Посмотрел сегодня четыре площадки. Две точно не подойдут, одна – еще туда-сюда, а одну мне бы хотелось показать тебе. Думаю, это то, что надо. Съездим завтра?

– Хорошо, – улыбнулась Ева и прильнула щекой к его плечу – крепкому надежному плечу своего мужа.

Идея, которую несколько месяцев назад предложил Иван, и которую она поначалу не приняла всерьез, обретала все более явные формы, и это не могло ее не радовать. Тем более что в этом проекте, как выразился Иван, она была мозгом, а он – двигателем. Ева помнила тот вечер, который стал поворотным в их жизни, в мельчайших подробностях.

… Ева после работы каждый день ездила к Ивану: вначале в больницу, потом – в дом его родителей. Ивана выписали, но до его полного выздоровления еще было далеко. В тот октябрьский вечер шел проливной дождь, за окном грохотал гром, и Ева по дороге с работы к Ивану промокла до нитки. Его мама заставила ее переодеться в сухое – свои брюки и толстый свитер Ивана, а затем накормила вкусным горячим ужином и напоила чаем. Но когда Ева засобиралась домой, непогода лишь разыгралась, и Иван наотрез отказался отпускать девушку под ливень.

Они вдвоем расположились на широком диване в его комнате. Иван, одетый в домашние джинсы и клетчатую фланелевую рубашку, в расстегнутом вороте которой виднелись бинты, полулежал на подушках. Ева устроилась напротив него, уютно подтянув под себя ноги в толстых носках. Накануне Иван нашел среди старых вещей, которые мама хранила в шкафу, «Монополию», и они, разложив карту, карточки и фишки, с увлечением играли под завывание ветра и перестук дождя за окном. Еве везло, она обыгрывала Ивана с большим отрывом, он в шутку сердился и смешно ругался, чем еще больше ее раззадоривал и веселил. В тот вечер время словно отмотало назад шестнадцать лет, и они снова были увлеченными игрой подростками. Отросшие волосы, которые мужчина то и дело машинально ерошил, резче обозначившиеся из-за болезни скулы и азартный блеск в темных глазах придавали ему еще больше сходства с тем шестнадцатилетним парнем, которого Ева увидела впервые в доме Бориса. И то, что одна рука у Ивана покоилась в бандаже, тоже обманчиво возвращало девушку в прошлое. В какой-то момент Ева с удивлением поняла, что в тот вечер отыгрывался в реальности сценарий, который она когда-то воображала себе в ночных грезах, но который так и не случился. В ее девичьих мечтах все было невинно и целомудренно. Она бы просто пришла в дом Ивана – может, навещая его, приболевшего, может, принеся по его просьбе книгу. Иван пригласил бы ее в свою комнату, и они провели бы вечер, беседуя или просматривая вместе фильмы. Но Ева то и дело ловила бы на себе тайные взгляды Ивана, в которых читались бы нежность и любовь. Могла ли она себе представить, что тот давний «сценарий» ее девичьего счастья воплотится в жизнь спустя шестнадцать лет?

Но внезапно Иван сгреб с игрового поля все карточки – то ли понял, что не сможет выиграть, то ли просто устал, и поднял на Еву взгляд. Она догадалась, что сейчас он скажет то, что разрушит магию волшебного вечера. К примеру, что дождь прекратился, и ей пора домой. Или что она – хороший друг, и он ей благодарен за все. Или что-то другое, но в таком духе. «Ева, я скоро вернусь в Москву», – сказал Иван. Она, пересев к нему поближе, принялась отговаривать его от такого поспешного решения. Но Иван остановил Еву решительным жестом и без улыбки, заметно волнуясь, попросил: «Поехали со мной. Пожалуйста, поехали…». Опережая ее возражения, он принялся торопливо выплескивать то, о чем думал дни и ночи. О том, что без нее он – ничто и никто. И что он хотел романтично, на море, попросить ее выйти за него замуж, но раз обстоятельства так повернули… Говорил он и том, что Тине лучше переехать в столицу, потому что пора выбирать вуз, в который она будет поступать, подыскивать курсы и школу с сильной программой. Да и Макар будет близко. А в завершении добавил, что если для Евы это так важно, он готов позвонить по скайпу в Америку и попросить ее руки у миссис Смит и Шварценеггера. Последнюю фразу Иван произнес с трогательной серьезностью, а Ева, представив себе, как Иван просит ее руки у дрожащей на весь монитор собачки, расхохоталась. Она смеялась и не могла остановиться – под недоуменным и обиженным взглядом Ивана, смеялась и плакала, а потом, отсмеявшись, сказала, что Шварценеггер уж точно возражать не будет. И они смеялись уже вдвоем, обнявшись и уткнувшись друг в друга лбами. «Я люблю тебя», – произнесли они одновременно и оба резко оборвали смех.

И уже позже Иван поделился с Евой своей идеей открыть фирму, организовывающую игровые квесты. «Мы, взрослые, и правда скучно живем», – со вздохом сказал он. «Иногда нам необходимо побыть детьми». Он обстоятельно рассказал Еве свой замысел, как если бы делился им с деловым партнером. Важную роль в своем проекте он отводил Еве – именно ей с ее фантазией и способностью придумывать удачные ходы надлежало разрабатывать идеи игр. Иван же брал на себя все организационные и финансовые вопросы. «Подумай», – сказал он и уже с улыбкой добавил: «Посоветуйся с Тиной, мамой и… Шварценеггером. Пусть тот выскажет свое весомое «тяф!». И они опять смеялись, и долго целовались. А потом так и уснули на диване, – одетые, в обнимку, среди рассыпанных карточек и фишек.

Спустя полгода после того вечера они поженились. Свадьбы не было, просто торжественная часть и ужин в ресторане в кругу семьи. Со стороны Ивана были родители и Семен Васильевич, со стороны Евы – Тина с Макаром и мама со своим мужем Стивом. Шварценеггера в ресторан не позвали, и он, обидевшись, сгрыз дома туфли хозяйки. После росписи Иван с Евой улетели, как он мечтал, на острова – к морю, под жаркое солнце. А, вернувшись из медового месяца, приступили к воплощению их задумки. Ева работала дома, придумывая идеи. Иван решал дела в своей компании «НовоСел» и занимался организацией игрового проекта. Тина ходила в столичную школу и по вечерам встречалась с Макаром.

О Владимире они заговорили лишь один раз, вскоре после переезда Евы с Тиной в столичную квартиру Ивана. Однажды Ева увидела, как Иван сидит перед включенным компьютером, держась за еще незажившее плечо. Когда он поднял на нее глаза, Ева увидела, что они стали совсем черными. «Болит?» – не на шутку встревожилась она. «Болит, Ева», – не стал отпираться Иван. «Я сейчас принесу таблетки!» – засуетилась она. «Душа болит, Ева», – поправился он. «Почему Вовка не пришел ко мне с проблемами? Зачем все это устроил?». «Володя хотел все сам. Без тебя», – тихо ответила Ева. Но Иван досадливо махнул здоровой рукой. «Глупости и мальчишество! Неужели бы я не помог ему? Когда душа болит от предательства, какой анальгетик тут поможет, Ева?». «Прощение, Иван», – тихо ответила она. Он промолчал, но, наверное, со временем простил Владимира. Потому что, когда поправился, встретился с Ульяной, снял с ее души камень, рассказав о настоящем убийце, и передал от имени Владимира крупную сумму на нужды Вероники. Ульяна же в ответ призналась, что, забеременев, не ходила к родителям Ивана, вместо нее ездила ее мать. Отец Ивана и правда передал для будущего ребенка внушительную сумму денег. Но когда мама Ивана спустя время решила навестить роженицу и «внучку», получила решительный отпор от матери Ульяны. «Это не ваша внучка», – резко ответила неожиданной гостье хозяйка и не пустила ее даже на порог.

…Хлопнула входная дверь, и Тина шумно протопала на кухню. Ева услышала звук открывающегося холодильника, затем – звон крышки оставленной на плите чистой кастрюльки. А следом раздался недовольный голос сестры:

– А поесть что, совсем ничего нет?

– Потерпи, сейчас закончим и что-нибудь сделаем, – крикнула Ева. Но Тина уже нарисовалась на пороге кабинета как была – в легкой куртке, драных джинсах и тяжелых ботинках.

– Вы со своей работой ребенка голодом заморите!

– Возьми и сделай бутерброд, ребенок!

– Хм…

– Тина, пять минут! – вмешался Иван. – Я сейчас картошки пожарю. Еще огурцы соленные были, мама передала.

– Если ты картошку жаришь так, как вчера рыбу, то лучше не надо, – сморщила хорошенький носик язва Тина. – Один бок горелый, другой – сырой. Еву сегодня все утро от нее мутило. И огурцов больше нет. Твоя жена же их и сожрала. На завтрак. Всю банку.

– Тина! – возмутилась Ева.

– Что?

– Не сожрала, а съела!

– Ну, всю же банку? Значит, сожрала. Прямо у холодильника. Я видела, – невинно пожала плечами девушка и издевательски улыбнулась. Иван не успел вмешаться в нарастающую перепалку сестер, потому что из соседней комнаты раздался звонок его мобильного.

Когда он вышел, Тина водрузила на компьютерный стол свой рюкзак, покопалась в нем и протянула сестре прямоугольную коробочку.

– На, держи! Благодарить не нужно.

– Что это? – не поняла Ева, но, прочитав надпись на упаковке, с негодованием воскликнула:

– Тина! Что делает тест на беременность в твоем рюкзаке?!

– То же, что и презервативы, – ухмыльнулась сестренка. – Предохраняет меня от нежелательной беременности.

– Тина! – задохнулась Ева, и ее глаза полыхнули гневом. – Я… Я запрещу тебе видеться с Макаром! Я ему сейчас же позвоню! Это что вы себе позволяете! Ты что…

– Ева, мне уже шестнадцать! – завелась в ответ Тина, но неожиданно сбавила обороты. – Успокойся. Я невинна, аки ромашка. Макар меня только за ручку держит и в щечку целует.

– Ой ли, – сощурилась Ева.

– Тест я тебе купила, – буркнула Тина, пряча глаза. – По дороге со школы. Услышала, как тебя утром тошнило. Да еще эта банка с огурцами… Сама, что ли, не догадываешься?

– Ой!

– Вот тебе и «ой»! Угу. Хм. Аптекарша сказала, что это самый сверхчувствительный тест. Не ошибется. А потом та-ак на меня посмотрела, как директриса, когда хочет родителей в школу вызвать. В общем, я в эту аптеку больше не пойду. Даже за аспирином. Иди уж, не томи! – нетерпеливо поторопила сестру Тина. Ева, спохватившись, сунула коробочку в карман и вышла из комнаты.

Тина уселась за компьютер и принялась читать написанное. За этим занятием ее и застал Иван.

– А Ева где?

– Пошла проверить, не осталось ли еще огурцов, – хмуро отозвалась девушка.

– Слушай, ты чего сегодня такая надутая?

– А ты чего в мою личную жизнь вмешиваешься? – атаковала она Ивана встречным вопросом.

– Я?! – изумился мужчина.

– Ты Макару сказал, что если он семестр закончит на одни «пятерки», то возьмешь его в новую компанию! Вот он и сидит, учится. У него коллоквиум какой-то сложный в понедельник, и он на все выходные в общаге с учебниками засел! А мы в кино собирались и в кафе. А теперь ни кино, ни кафе! Это разве не вмешательство в мою личную жизнь?

– А у тебя самой разве не контрольная в понедельник по алгебре? И не репетитор по химии во вторник? – сощурился Иван. – Вот и тебе есть чем заняться на выходные! Я не лезу в вашу жизнь, а забочусь о вашем будущем. В медицинский, как ты надумала, поступить не так просто!

– Я уже сделала все задания по химии.

В этот момент в комнате появилась Ева, и по ее растерянной улыбке Тина все поняла.

– Слушай, Иван! – торопливо затараторила она. – Давно вы с Евой никуда не выходили! Своди-ка мою сестру сегодня поужинать. Вот прям сейчас!

– Ты что-то задумала, – нахмурился Иван.

– Задумала! – кивнула Тина. – Пиццу заказать, раз в этом доме еды не дают. И съесть ее одной, за просмотром ужастика.

– Точно ли?

– Откуда такое недоверие? Я, между прочим, о вас забочусь. Вы мало того, что за работой о еде забываете, так еще в ресторан и в кино три недели уже не ходили. Идите уж куда-нибудь! Погуляйте. Думаю, Ева захочет рассказать тебе о другом интересном «квесте», – с этими словами Тина ухмыльнулась.

Когда Иван с Евой ушли, девушка с радостным воплем подкинула к потолку рюкзак, а затем отплясала прямо на ковре ботинками «чечетку». Новость ей хотелось сообщить всему миру, но всему миру такие новости не разглашают. А Макара не оказалось в Сети. Поэтому Тина нажала на значок Скайпа и вызвала маму. После трех длинных гудков на экране показались вытаращенные глаза-пуговицы.

– Привет, Шварценеггер! – весело поприветствовала песика Тина. – А твоя хозяйка где?

– Я здесь! – откликнулись голосом мамы глаза, к которым присоединились еще и уши-локаторы.

– Ма, убери Шварценеггера от камеры! – попросила Тина. – А то, как в прошлый раз, тебя из-за него не увижу. Отведи, кстати, его к психологу. Похоже, у Шварценеггера преувеличенное эго.

– Что? Что ты такое говоришь? – встревожено вопросила мама из-за уха собачки. – Почему ты так решила?

– Ма, ну это же ясно как божий день! Иначе с чего это у него такая потребность постоянно быть на первом плане?

– Ай, опять ты со своими шутками, – с облегчением выдохнула миссис Смит, но собаку все же посадила себе на колени. – Как вы там? Все в порядке? Есть какие новости?

– В порядке. А новостей нет. Ну разве только то, что Ева беременная, – невинным голоском ответила Тина.

– Ай! – воскликнула миссис Смит и вытаращилась в экран не хуже своей собаки.

– Мама, прекрати! Ты меня пугаешь. Можно подумать, это я призналась в беременности. Ева взрослая и замужем! И муж у нее хороший. Только рыбу отвратительно жарит. С одной стороны пригорает, с другой…

– Да погоди ты со своей рыбой! Где Ева? Дай мне ее сюда!

– Нет ее. Я ее отправила гулять. А то она за компьютером целый день проторчала.

– Вот это верно!

– И еще попросила Ивана накормить ее нормально.

– И это тоже правильно! – одобрительно закивала мама.

– И витамины я ей куплю.

– Нет, пусть доктор пропишет! Страховка у нее есть?

– Имеется, – обрадовано кивнула Тина, почувствовав в маме нужную поддержку.

– Ты смотри, чтобы врача ей хорошего нашли.

– Сама прослежу!

– И пусть гуляет побольше и спит!

– Ага! А от токсикоза что помогает? А то ее уже начало тошнить! – Тина достала листочек, ручку и приготовилась записывать.

Так они и проговорили целых два часа, возбужденные обрадовавшей их темой. Но когда Тина выключила программу, ею вдруг овладели сомнения. А что если она ошиблась и не правильно истолковала реакцию Евы? Или, если не ошиблась, но Ивана не обрадует новость? Может, он настолько увлечен работой, что совсем не планирует в их с Евой жизни детей? Или ему будет некогда заниматься ребенком? Последнее сомнение повлекло за собой твердую уверенность в том, что ее прежний план – съехать в съемную квартиру вместе с Макаром сразу после поступления в вуз, не так уж хорош. И ей, возможно, лучше остаться, как ее уговаривают Иван с Евой, еще какое-то время с ними – помогать сестре с малышом. Тина бродила из комнаты в комнату в ожидании возвращения сестры и ее мужа. От волнения и тревог даже любимая пицца показалась безвкусной. Наконец, в замке повернулся ключ. Тина бросилась в коридор и застыла в ожидании «вердикта». Но по счастливой улыбке Ивана и огромному букету роз, который несла вошедшая следом Ева, поняла, что все ее сомнения – беспочвенны.

Сноски

1

Дадэ – «папа» (цыг.)

(обратно)

Оглавление

  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • 6
  • 7
  • 8
  • 9
  • 10
  • 11
  • 12
  • 13
  • 14
  • 15
  • Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Станция похищенных душ», Наталья Дмитриевна Калинина

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!